Метро 2033. Хозяин Яузы Анна Калинкина
        МетроВселенная «Метро 2033»
        «Метро 2033» Дмитрия Глуховского - культовый фантастический роман, самая обсуждаемая российская книга последних лет. Тираж - полмиллиона, переводы на десятки языков плюс грандиозная компьютерная игра! Эта постапокалиптическая история вдохновила целую плеяду современных писателей, и теперь они вместе создают «Вселенную Метро 2033», серию книг по мотивам знаменитого романа. Герои этих новых историй наконец-то выйдут за пределы Московского метро. Их приключения на поверхности Земли, почти уничтоженной ядерной войной, превосходят все ожидания. Теперь борьба за выживание человечества будет вестись повсюду!
        Много страшного и непонятного окружает выжившего в Москве 2033 года. Скалится из непроглядного мрака туннелей метрополитена. Поджидает среди скрытых в джунглях нового мира руин. Но среди сотен леденящих кровь баек, которые так любят рассказывать у вечерних костров, есть одна. Особенная. Про жуткого монстра, который обитает в водах Яузы. Говорят, что когда он проголодается, то выбирает себе жертву и посылает ей зов, неслышный более никому. И с тех пор несчастный обречен. И не найти ему отныне покоя, пока не найдет он дороги к холодным, мутным водам реки…
        Анна Калинкина
        Метро 2033. Хозяин Яузы
        Д.А. Глуховский
        А.В. Калинкина
        
        
        )

* * *
        Глава 1
        Поезд-призрак
        Рельсы. Шпалы, шпалы, шпалы. Тусклые лампочки под потолком туннеля почти не освещают путь. Двое идущих отбрасывают длинные тени. Те начинают жить своей жизнью, беспорядочно мечутся, словно пытаясь убежать. А может, наоборот - наброситься? А может, это уже не тени? Так вот откуда взялось выражение «бояться собственной тени».
        Что там валяется сбоку у стены? Тряпье какое-то, что ли? Запах уж больно противный. Ой, оно шевелится! Да нет, это просто крыса. И не одна. Что их здесь привлекло? Догадаться нетрудно - это не просто тряпье, это чьи-то бренные останки.
        Брось, не смотри. Чего ты там не видел? Не все ли тебе равно, отчего он умер, этот неизвестный? Тоже мне, Шерлок Холмс нашелся. Или думаешь, что это кто-то из знакомых? Скорее всего, бомж какой-нибудь, у нас на станции вроде за последние несколько дней никто не пропадал. Хотя кто его знает?
        Впрочем, ты прав - лучше посмотреть. Знаешь, я слышал, что она снова объявилась тут. А если так, то лучше бы знать об этом заранее и не ходить по одному, потому что кому же хочется быть найденным с перерезанным горлом, с отрезанным ухом и отрубленным мизинцем. Говорят, она всегда отрезает своим жертвам ухо и мизинец. Что, руки объели крысы? Тогда голову осмотри. И нечего огрызаться - ты же сам за это взялся. Оставил бы мертвого гнить спокойно, так нет, тебе посмотреть захотелось. Тогда уж и уши проверь - оба ли на месте?
        Как - не получится проверить? Нет уж, назвался груздем, так не чирикай. Что тебе стоит голову осмотреть? Ну как? Не хватает уха? Говори громче, я не понял? Вообще нет головы?
        Слушай, пойдем скорее. Если тут морлоки поработали, это еще хуже. С отрезанным ухом валяться обидно, но если эти твари нас догонят, то одни косточки оставят - потом и не узнает никто. Слышишь, сзади какой-то шорох?.. Ну тя к черту! Ты как хочешь, а я побежал…

* * *
        Ждать пришлось долго, но терпения Федору было не занимать. И он дождался. Сначала был свет в туннеле. Затем - нарастающий грохот. И наконец, показался поезд. Проезжая вдоль платформы, он постепенно снижал скорость. Федор на всякий случай сделал шаг назад, его обдало теплым ветром, в котором ощущался запах нагретой смазки и чего-то кислого. «Повеяло ароматом туннелей», - подумал Федор. Поезд затормозил. Но света в вагонах не было, не видно было и пассажиров. Двери медленно начали открываться, Федор сделал было шаг вперед - и замер. За разъезжающимися створками оказалась чернота, в которой кто-то был. Невидимка притаился в вагоне, подкарауливая его. «Я так долго ждал, когда придет этот поезд, - подумал Федор. - Я должен успеть». Но ноги словно приросли к полу. «Туда нельзя, а то плохо будет», - шепнул инстинкт. «Если упустишь этот, следующего можешь не дождаться», - твердил рассудок. И Федор непослушными ногами сделал шаг, другой, чувствуя, как липкий пот стекает у него по спине. И вновь застыл на месте, не в силах решиться. В вагоне раздался какой-то шорох, или это ему показалось? Застыл состав на
рельсах, застыл человек на платформе в безмолвном ожидании. Но наконец, словно у невидимого машиниста лопнуло терпение, створки дверей со стуком сошлись, и поезд тронулся с места, быстро набирая скорость. «Стой», - закричал, опомнившись, Федор. Но поезд уже скрылся в туннеле. А он остался один, теперь уже навсегда. Единственный шанс был бездарно упущен. «Если бы я успел, я мог бы узнать… Да, но не слишком ли велика цена? Но что толку теперь об этом думать - поздно. Я струсил, я не успел на поезд. Другого не будет».
        И тут Федор проснулся. Во рту пересохло, он весь был в поту. Рядом тут же пошевелилась Вера, уловив его движение.
        - Чего ты? - спросила она. - Ты опять кричал ночью. Снова тот сон, да?
        - Попить дай, - велел он. Вера тут же сунула ему пластиковую бутылку с водой - та была невкусной, теплой, отдавала ржавчиной. В палатке было душно.
        - Федя, - жалобно позвала она, приподнявшись на локте, разглядывая его в полутьме. - Не ходил бы ты никуда на этот раз. Предчувствие у меня.
        - Какое, к черту, предчувствие? - буркнул Федор.
        Очень не любил он этих ее глупостей. Возможно, потому, что в глубине души и сам был немного суеверным. Да еще опять этот проклятый сон! Поезд был его навязчивым кошмаром. Он почти никому не рассказывал об этом, но Вера знала. Она думала, что Федор еще в детстве, наверное, наслушался баек про поезд-призрак, которые рассказывали в метро чуть ли не на каждой станции. А может, чуть не попал под дрезину. Как бы там ни было, сон этот Федор видел время от времени - и каждый раз, как правило, вскоре после этого случалась с ним какая-нибудь гадость. Хотя вполне возможно, что связь между сном и невезухой существовала только в его воображении, потому Федор старался дурным мыслям воли не давать и Верины причитания тоже слушать не любил. Впрочем, предчувствия появлялись у Веры чуть ли не перед каждым его уходом.
        Сон был таким отчетливым, что Федор помнил даже запахи оттуда, даже ощущение теплого дуновения на лице. Может быть, то были какие-то детские воспоминания двадцатилетней давности - в те далекие времена настоящие поезда в подземке еще ходили регулярно, метро работало как отлаженный механизм и сбои случались редко. Но после Катастрофы оно превратилось в убежище для остатков населения огромного города, что потихоньку разрушался наверху. Поезда навсегда застыли - на путях, в депо. Некоторые из них растащили по частям для хозяйственных нужд. И лишь дрезины иногда носились от станции к станции, перевозя пассажиров и грузы.
        Большие черные глаза Веры налились слезами - он не столько видел это в полутьме, сколько догадывался. Федор раздраженно хмыкнул. Вера откинула с лица спутанные черные волосы, потянулась поцеловать - он поморщился.
        - Ну полно тебе, сколько раз ты уже это говорила - и все нормально было. Чего ты меня хоронишь заранее, - тут новая мысль пришла ему в голову: - Ты это, знаешь что, - пробормотал Федор, отхлебнув воды из бутылки и промочив рубаху на груди, - если я не вернусь, отдай Рыжему мое ружье - я ему обещал.
        - Да что ты несешь-то? - вскинулась тут же Вера.
        - Да черт его знает, муторно мне как-то, - пробормотал Федор. - Так отдашь ружье-то?
        Видно было, что Вера хотела возразить, но пересилила себя.
        - Как скажешь, Феденька, - женщина прижалась к нему, потерлась носом о плечо. - А лучше б ты остался. Что ж со мной будет, если не вернешься?
        - Другого себе найдешь. Ну ладно, шучу, шучу, - фыркнул он, уловив ее негодующее движение. - Да только если баб слушать, пришлось бы так и сидеть на одном месте. Ты что, хочешь, чтоб я совсем от скуки загнулся тут?
        - Да что ж ты меня так мучаешь? Знаешь ведь - не нужен мне никто другой.
        Это было похоже на правду и это было странно. Вера действительно пристала к нему («Прилипла, как смола к подошве», - подумал Федор), то и дело уверяла его, что он - ее последняя любовь. Может, оттого и прикипела так - чувствовала, что ее время стремительно уходит. Готова была обихаживать его и баловать - лишь бы остался с ней.
        Федор появился на Китай-городе пару лет назад и сначала вовсе не думал, что задержится здесь надолго. Ему больше хотелось бы осесть на одной из кольцевых станций, стать гражданином содружества Ганзы. Но богатевшая благодаря выгодному положению Ганза вовсе не стремилась принимать чужаков - получить там постоянную прописку было очень трудно. В Полис, государство, расположившееся на «Библиотеке им. Ленина» и соединенных с ней переходами станциях, где заправляли военные-кшатрии и ученые-брамины, ему отчего-то не хотелось. Федор считал, что там не сможет развернуться, - там прежде всего ценились знания, книги, а в них Федор разбираться не умел, хотя слышал, что некоторые сталкеры этим промышляли (взять хоть легендарного Бумажника, сокращенно - Бума). Но для Федора тайной было, почему за одну неказистую с виду книжонку кшатрии готовы отвалить немерено патронов, а на другую, толстую, хорошо сохранившуюся, в красивой обложке, только глянут пренебрежительно и качают головами - в топку, мол.
        Четвертый Рейх, занимавший Тверскую, Пушкинскую и Чеховскую, ему и подавно не подходил - Федор в политику предпочитал вообще не соваться. Оставались небольшие конфедерации где-нибудь к центру поближе. А на Китай-город, где к власти пришли бандиты, занесло Федора случайно, и жить здесь он не планировал сначала. Но потом задержался - из-за Веры.
        Впрочем, тогда звали ее Венера, и жила она с одним из охранников, здоровенным мужиком по кличке Кабан. Федор вовсе не собирался отбивать ее у сожителя, но Вера, услышав пару раз, как вечерами он поет у костра песни, сама принялась то и дело крутиться вокруг него. Сожитель ее все видел и страдал молча. В огромном теле таилась, как оказалось, мягкая и сентиментальная душа - другой бы поколотил пару раз неверную подругу, а этот только вздыхал. И когда Вера стала жить с Федором, Кабан пытался воздействовать на нее лишь уговорами. Федор не раз замечал, как мужик, встретившись с ним взглядом, сжимал тяжеленные кулачищи, но тут же отводил глаза. Видимо, он ничем не хотел огорчать любимую женщину и надеялся, что если будет терпелив, когда-нибудь она поймет свою ошибку и вернется к нему.
        «А если я не вернусь, ружье-то, небось, не отдаст Верка Рыжему, пожадничает, его ведь хорошо продать можно», - подумал Федор, но тут же устыдился. Вполне возможно, что Вера, наоборот, свято выполнит его волю - размякнет, разнюнится, вспомнит, что это его последняя просьба была.
        У Федора ее чувства особого умиления не вызывали - сам он считал, что любить его особо не за что, поэтому слегка презирал Веру за то, что так к нему прикипела. Ну, и себя заодно - за то, что позволял ей обожать себя, не испытывая к ней особой привязанности, а просто потому, что так было удобнее. Всегда сыт, обстиран, и баба под боком, каждое слово твое ловит, в рот заглядывает - разве плохо?
        Один из местных как-то по пьяному делу рассказал Федору, что в прошлом Вера была обыкновенной проституткой, каких много на Китай-городе. Обычно проститутки годам к двадцати пяти выходили в тираж, и большинство из них, как правило, спивалось. А она сумела так себя поставить, что с ней считались. Смогла как-то подняться, завела свою торговлю и в результате к своим тридцати с небольшим жила вполне неплохо. Федор старался не думать, кому Вера этим обязана - женщине трудно чего-то добиться без сильного покровителя. Слухи разные ходили, но болтать много боялись. Большинство местных уважало Веру за мозги и за твердый характер, за деловую хватку. Сколько ей лет на самом деле, никто не знал, Федор подозревал, что она даже старше, чем в паспорте было указано. По меркам метро - уже почти старуха, но выглядела она на удивление хорошо: большие темные глаза с поволокой, на лице почти нет морщин. Свои черные волосы она, наверное, чем-то подкрашивала, он не вникал, но седины у нее не было. И только взгляд выдавал - тяжелый, циничный взгляд пожившей тетки, всякое повидавшей на своем веку. Когда этот взгляд
останавливался на Федоре, в глазах Веры появлялось обожание, и это, по его мнению, ужасно ей не шло.
        Федор старался не думать о ее прошлом. Вера уверяла, клялась, что он у нее третий, и он делал вид, что верит. На самом деле ему было безразлично - ну, может, испытывал легкую брезгливость, и только. В конце концов, и сам не ангел. С ней было удобно еще и потому, что на станции она была своя. Он, пришлый, никому не был нужен, его в лучшем случае терпели тут, но, живя с Верой, он и сам отчасти становился своим для них. Вот только терпеть он не мог этого ее имени - Венера, похожего на кличку, сразу напоминавшего о борделе - наверняка сама себе его придумала. И стал звать ее Верой. Скорее всего было у нее когда-то простое, обычное имя, которое мать дала ей при рождении, но Федора это не интересовало.
        - Венера! - раздался грубый голос снаружи. - Куда хабар складывать?
        - Сейчас, сейчас, - встрепенулась Вера, моментально натянула на себя пестрое платье, пригладила волосы и шустро полезла наружу. Мигом все предчувствия вылетели у нее из головы. Сталкеры вернулись с добычей, и надо было принять товар - осмотреть, оценить, расплатиться.
        - Началось в колхозе утро, - вздохнул Федор, вспомнив любимую поговорку одного из местных старожилов. Потягиваясь, выбрался из палатки на станцию.
        Было еще рано, но на Китай-городе уже стоял шум и гомон, хотя большинство девок и сутенеров еще не проснулись после вчерашнего. Станция была ярко освещена - в центре зала сияла большая лампа, и еще несколько обычных лампочек свисали на проводах здесь и там. Станционный зал не поражал оригинальностью отделки - на других, например, на Новокузнецкой, было куда интереснее. С другой стороны, там Федор всегда чувствовал себя неуютно, как будто тени неведомых строителей, что вытесали из камня затейливые скамейки, светильники и колонны, до сих пор витали где-то поблизости. Да и вообще нехорошие там были места - совсем рядом Мертвый перегон, о котором ходили самые жуткие слухи. Другое дело - на Китае: все просто, массивные светлые колонны, никаких лишних завитушек, зал тоже выдержан в светлых тонах.
        Зато обитатели станции являли собой картину пеструю и живописную. Девки в ярких платьях, стриженые братки, пришлый люд в самых разнообразных костюмах, кто во что горазд, нищие в живописных лохмотьях. У кого-то всей одежды было - потрепанные штаны, зато на голове гордо красовалась замызганная шляпа неизвестно для какой надобности.
        Почти вся платформа была забита палатками, некоторые из них служили по совместительству и торговыми лотками, в которых и протекала вся жизнь хозяина: здесь он ел, торговал, спал. Между палатками прохаживались крепкие, коротко стриженные парни в спортивных штанах и кожаных куртках. В переходе на соседнюю станцию находился пост - ее контролировала другая группировка, и тем, кто хотел пройти туда, приходилось платить охранникам.
        У Веры было две палатки рядом - в одной они жили, другая служила магазином, где хранился товар и велась торговля. Верины товары охранял Кабан - Федор подозревал, что Вера ему за это не платила. Торговала Вера чаще сама, иногда нанимала девчонок помоложе, но постоянно следила за ними. В деловых вопросах она вообще была достаточно жесткой.
        Здесь было шумно, и Федор никак не мог к этому привыкнуть. Все хотел уйти, но не мог решить, куда. «Там хорошо, где нас нет», - философски подумал он. Отправился в кафе на верхней площадке - выпить чаю с утра. Здесь было уютно - под навесом стояли столики и пластиковые стулья, на столиках даже расставлены были искусственные цветы в горшочках.
        Федор, прихлебывая чай, рассеянно послушал чужие разговоры - про черных упырей, которые так и лезут незнамо откуда, пытаясь прорваться с поверхности на станцию ВДНХ. Говорят, станция уже еле держится. Федор не очень верил этим слухам - может, их вообще кто-нибудь нарочно распускает. С другой стороны, нет дыма без огня, на всякий случай нужно быть настороже. Но от них до ВДНХ еще чуть ли не полметро, так что пока можно чувствовать себя в относительной безопасности. А кто-то вроде бы опять видел поблизости Кошку, неуловимую убийцу, отрезавшую, по слухам, своим жертвам ухо и мизинец в память о том, как надругались над ней самой. Отчаянная мстительница наводила ужас на китайгородских. Федор хмыкнул - у страха глаза велики. Если принять во внимание, сколько человек уже видели Кошку, получалось, что она может одновременно быть в самых разных местах. Да и еще странность тут есть - если она такая уж опасная убийца, как же те, кто ее видел, остались в живых? Выдумывают, ох выдумывают люди - у страха глаза велики. В темном туннеле и обычная тетка-челночница может сойти за призрак из преисподней.
        Федор еще не жил на Китай-городе постоянно, когда Кошка вышла на тропу войны, он сюда разве что заглядывал по делам иногда, ну, и с Верой водил знакомство. А уже потом, когда весь этот ужас случился, когда троих нашли зарезанными прямо на станции, припомнил, что, кажется, видел раньше девчонку - она убиралась в палатке у Веры. Но разве будешь обращать внимание на худенькую, невзрачную, бледную оборванку? Мутанты не вызывали у него особого интереса, ему бы в голову не пришло разглядывать ее шестипалую ладонь или просить, чтоб показала мохнатое ухо. Но и дразнить он ее не пытался - и так существо судьбой обиженное, чего уж добавлять еще. К тому же Федор вообще старался на всякий случай со всеми ладить, не наживать врагов. Поэтому страха перед Кошкой особого он не испытывал, в отличие от многих других на станции. Был уверен почему-то, что мстительница, случись ей встретить его где-нибудь в темном туннеле один на один, убивать его не станет, отпустит с миром.
        Он вышел и спустился обратно на станцию. Навстречу ему попался Леха Фейсконтроль, ощупал пристальным взглядом. За этот взгляд он и получил свое прозвище - тому, на кого он долго смотрел, быстро становилось неуютно, человек начинал лихорадочно соображать - нет ли за ним каких-нибудь грешков. Физиономия у Лехи была с утра опухшей, глаза превратились в щелочки. Сероватые волосы слипшимися прядями падали на плечи, тренировочные штаны пузырились на коленях, кожаная куртка была накинута на одно плечо.
        «Почему он волосы не стрижет?» - подумал Федор. Сам он предпочитал короткую стрижку, так легче было избавляться от вшей. Многие девчонки неплохо умели стричь, а он за это баловал их маленькими подарками. Вера косилась ревниво, но самой ей искусство стрижки никак не давалось - приходилось мириться с тем, что другая красотка наклоняется над Федей с ножницами в руках, не упуская случая пошутить или, словно невзначай, потрепать нежно по волосам. Федор пользовался успехом у здешних девочек, наверное, потому, что отличался от типичных здешних обитателей - хамоватых, пропахших брагой, несдержанных на язык и чуть что распускающих руки.
        Леха, пробуравив Федора взглядом насквозь, решил все же сменить гнев на милость.
        - Венерка говорит, ты на Ганзу собрался? - вполне дружелюбно поинтересовался он.
        - Ага, надо кое с кем перетереть, - неопределенно ответил Федор.
        - Ты это, узнал бы, почем им там нынче кожаные куртки с Динамо привозят, - попросил Леха. - А то мне тут предлагал хмырь один за двести патронов, да сомнения у меня, лохануться не хочу. Может, дешевле можно взять.
        - Легко, - пообещал Федор, который уже знал, что Леха себе на уме и малость скуповат. За спрос патронов не берут, как говорится, а с Лехой лучше было не портить отношения. Федор вспомнил, что про Леху рассказывали - он вроде дружбу водил с Кошкой, пока не приключилась эта жуткая история, и та не ушла с Китай-города.
        «Интересно, - подумал он, - как же те бандиты, что с ней такое сотворили, не побоялись Леху?» А может, это, наоборот, и проделано было для того, чтобы поставить его на место, показать, что они его вовсе не боятся. Но их уже не спросишь - мертвые ничего не скажут. И разделался с ними, кажется, не Леха, хотя слухи разные ходили. Федору стало жутковато. В последнее время у Лехи такой странный вид - словно он и не здесь вовсе, смотрит на тебя в упор, а видит что-то свое.
        А Леха, прищурившись, спросил:
        - Чего за хмырь возле тебя вчера крутился?
        - Да так, пришлый один. Просил кое-чего, - буркнул нехотя Федор. Ему не нравилось такое внимание к его делам.
        - Смотри. Не по душе он мне. Взгляд у него какой-то нехороший. Мутный тип, - изрек Леха.
        Федор выругался про себя. С одной стороны, Леху все знали - он зря не скажет, было мнение, что людей он насквозь видит. С другой - какое ему дело? Федор этого клиента, может, первый и последний раз видит. Сведет с нужным человеком, получит свою мзду - и привет!
        И Федор не удержался вдруг, мстительно сказал, как бы между прочим:
        - Говорят, Кошка опять где-то поблизости бродит.
        Сказал и тут же осекся, жалея, коря себя за болтливый язык. Леха тяжело уставился на Федора.
        - И что? - спросил он.
        - Да нет я так просто. Разное люди болтают, - смутился тот. И отвернулся было, готовый отойти, но тут услышал Лехин голос. Странный голос, словно тот еле ворочал языком, и каждое слово давалось ему с трудом:
        - Она вернется. Помяни мое слово, она еще вернется сюда. Это еще не конец. Не надо было ее трогать.
        Федор глянул на него, и мороз пробежал у него по коже. Леха выглядел как покойник: лицо бледное, глаза ввалились, нос заострился. Федор моргнул, и наваждение прошло. Однако ему захотелось поскорее уйти, тем более уже пора было собираться. Он вернулся в палатку, надеясь, что Вера у себя в магазине - торгует. Ничего подобного. Конечно, она стерегла его. Сейчас опять будет ныть, упрашивать остаться.
        Но Вера держалась молодцом - помогла ему собраться, сунула с собой еды, словно он уходил на неделю, а не на пару дней. И лишь напоследок кинулась на шею:
        - Береги себя, Феденька!
        - Ну ладно, ладно, - забормотал он, пытаясь отцепить ее руки.
        Лицо ее вдруг стало совсем белым, Вера прижала руку к груди, начала задыхаться.
        «Опять эти ее штучки, - с досадой подумал он - а я-то уже надеялся, что обошлось».
        Он терпеть не мог бабских истерик. Сейчас скажет, что умирает, и он, если не останется с ней, будет сам себе казаться сволочью последней. А у Верки уже сколько раз так бывало - то побледнеет и задыхаться начинает, то через несколько минут опять бодрая. Ее бы врачу толковому показать, только где ж тут такого найти? Его подруга, с ее-то заработками, могла и в Полис пойти, и в госпиталь на Таганку, но все откладывала, скуповата была. Говорила: «На кого ж я товар оставлю?» Никому по большому счету не доверяла - ни ему, ни Кабану, бывшему сожителю. Ценила того за преданность, но в его умственных способностях, видно, сомневалась. Обратилась только к здешней старухе-знахарке, та поила всякими травками, шептала над Верой непонятные слова. Но толку от того было чуть.
        Наконец Вера отдышалась, и хотя была еще бледненькой, но храбро старалась делать вид, что все нормально. И Федор оценил это. Ласково потрепал женщину по волосам:
        - Не волнуйся. Через день, в крайнем случае, через два, буду обратно - ты и соскучиться не успеешь.
        В эту минуту он искренне верил, что так и будет. И Вера попыталась улыбнуться дрожащими губами.
        Глава 2
        Смех в туннеле
        Клиент дожидался его возле блокпоста. Это был невысокий широкоплечий мужик с несоразмерно большой головой, лысый, но с реденькой бородкой. Глаза его были серыми, водянистыми, военная форма ладно сидела на нем, выглядел он подтянутым. Взгляд у него, правда, иногда становился отрешенным каким-то - словно есть у него мысль и он ее думает, но ничего зловещего, вопреки словам Лехи, Федор в нем не обнаружил. И то, что клиент не представился по имени, а просил звать его Серым, Федора тоже не смутило: ну, не хочет человек лишний раз светиться - его дела.
        Пост представлял собой кучу мешков с песком, образующих завал высотой в человеческий рост. Оставлен был лишь узкий проход, перегороженный калиткой. Охранники - стриженые братки в спортивных костюмах и тапках на босу ногу - как всегда, коротали время, дуясь в карты. Федора они знали - примелькался. На спутника его покосились оценивающе, но ничего не сказали.
        Миновав блокпост, Федор и Серый углубились в туннель, ведущий к Таганке. Туннель был сухой, кое-где горели лампочки, но Федор все равно невольно прислушивался - не раздастся ли посторонний звук, означающий присутствие еще кого-нибудь - человека или зверя.
        - Слышь, а правду болтают про Мертвый перегон? - спросил вдруг попутчик.
        Федор досадливо поморщился. Не любил он разговоров в дороге. Так вот отвлечешься, потеряешь бдительность - тут-то и начнется.
        - Что болтают? - неохотно переспросил он.
        - Ну, что там людоеды живут?
        - Там не только людоеды, - сухо сказал Федор, - там такая дрянь водится, что никому не советую повстречаться.
        - А ты там бывал, что ли?
        Федор всегда жуткое место обходил стороной, но сознаваться в этом не стал.
        - Мало ли где я бывал, - уклончиво сказал он. - Лучше болтать поменьше, а по сторонам глядеть почаще - целей будем.
        Серый, видно, понял намек и замолчал, обиженно засопев.
        Федор вздохнул облегченно, когда дошли до Таганской-радиальной. На очередном блокпосту у них проверили документы и пропустили на станцию.
        Таганская-радиальная не так уж отличалась от Китай-города - была она тоже облицована светлым камнем, массивные четырехугольные пилоны, словно бы опоясанные полосками коричневого мрамора, слегка расширяющиеся вверху, перемежались прямоугольными проемами. Станция не блистала чистотой, мраморная облицовка кое-где отлетела, потолок был закопчен. Был здесь и свой рынок, хоть и поменьше, чем на Китае, а остальную часть станции занимали жилые палатки.
        Федор и его спутник, не задерживаясь, прошли в конец, спустились по эскалатору, над которым свисало белое полотнище с коричневым кругом - флаг могущественной Ганзы. Здесь их поджидали сытые пограничники в сером камуфляже. Документы тут проверяли куда более тщательно, долго разглядывали, чуть ли не обнюхивали, и наконец, нехотя вернули, не найдя, к чему придраться. Не напрасно Федор все-таки себе сталкерские корочки оформил, ох, не напрасно. Даже на поверхность пару раз ради этого поднимался, хоть и чувствовал себя там очень неуютно. Дело того стоило - теперь даже на Ганзу, куда попасть было очень сложно, его беспрепятственно пропускали.
        У Серого, как оказалось, были такие же корочки, и им, наконец, разрешили пройти. Федор тактично старался не заглядывать краем глаза в документы спутника. Он почувствовал удовлетворение и вместе с тем легкий укол совести: сам-то он знал, что сталкер из него на самом деле никакой. Нет уж, пусть другие, кому жизнь не дорога, рискуют здоровьем и жизнью, выходят на бой с мутантами, упаковавшись в химзу и противогазы, ради неизвестно какой добычи. А ему эта сомнительная романтика не нужна - он лучше будет здесь, в метро, помогать людям решать их проблемы. И пусть те, кто знает, чем он на самом деле зарабатывает, за глаза презрительно кличут его челноком, барыгой - это дело тоже непростое, легким его считают лишь никогда этим не занимавшиеся.
        Таганская-кольцевая прямо-таки ослепляла своим великолепием, блеском и чистотой. Не зря, ох не зря так тщательно охраняли вход пограничники Ганзы. На пилонах светлого мрамора выложены целые картины - на голубом поле в круглых рамках портреты героев древности, украшенные цветочками, листочками и еще какими-то штучками. Таганская славилась своим госпиталем, но была здесь и еще одна достопримечательность, привлекавшая посетителей - большую часть станции занимал знаменитый гостиничный комплекс в северной части зала. Два длинных блока, разделенных проходом в центре, состояли из множества одноместных и двухместных кабинок, собранных из разноцветных пластиковых панелей. Были даже четырехместные номера - для тех, кто мог себе это позволить.
        - Случалось здесь жить? - спросил Серый.
        - Да останавливался как-то, - небрежно бросил Федор.
        - Вот охота была, - буркнул Серый. - Пять патронов в сутки - а за что? Стенки-то пластиковые, все слышно. Койки узкие, жесткие, матрасы тонкие. По мне, так баловство одно, только патроны переводить.
        - Чудак-человек, - покачал головой Федор. - Ты ж тут платишь не только за койку.
        - А за что? - хмыкнул Серый.
        - За безопасность, вот за что. Можешь хабар свой в номере бросить и уйти хоть на полдня - никто не тронет. Видал, сколько охранников? Если вора поймают - нужники чистить отправят. Потому что это - Ганза. Тут для тебя расстараются - только плати. Вот на Китае попробуй, оставь шмотки хоть ненадолго - фиг найдешь потом. Ну, если, конечно, братков знакомых на станции у тебя не имеется - тогда дело другое.
        - Это да, - согласился Серый.
        «Может, на обратном пути заночую здесь, если устану, - подумал Федор. - Хоть отдохну от Веркиного нытья».
        - Теперь на дрезину сядем. Кузьма обещал на Курской нас ждать, - пояснил он Серому. Тот что-то буркнул - видно, до сих пор обижался. Ну и пусть его.
        Подъехала дрезина с прицепом, сделанным из обычного вагона, только со снятой крышей, пассажиры начали занимать места.
        Сидя в вагоне, Федор снова вспомнил Веру и подумал, что она молодец все-таки. И решил, когда получит свою долю от сделки, купить ей на Ганзе подарок какой-нибудь, мелочь из тех, что бабы любят, - бусики там какие-нибудь, платочек. Принесешь ей какую-нибудь ерунду, а она так радуется. И ведь знает, что дрянь, дешевка, что сама себе может получше купить, но внимание дороже всего - ведь подарок означает, что любимый про нее помнит. Да, и надо будет сказать, чтоб наконец решилась показаться врачам - хотя бы здесь, в госпитале на кольцевой. Федор знал, что она боится - и не только за торговлю свою, за шмотки, будь они неладны. Боится услышать от врачей приговор, что болезнь неизлечима или что придется лечь в госпиталь надолго. А жизнь ведь сейчас такая - стоит только показать слабину, мигом займут твое место те, кто здоровее и сильнее. И его, Федора, боится она оставить без присмотра надолго - знает, что не любит он ее всерьез, что может ее возвращения из госпиталя и не дождаться. Как будто не понимает - мужик, если захочет уйти, так не удержишь его, все равно уйдет - хоть от больной, хоть от        Федор одновременно жалел ее и испытывал раздражение. Почему вот сам он не цепляется ни за кого, а она виснет на нем, пытается опутать всякими бабскими штучками, делает вид, что пропадет без его помощи? Даже раз-другой про ребенка заикнулась - этого еще не хватало. Не хочет он ребенка, тем более от нее. Да и какой ребенок, если она вон больная вся? Еще родится мутант какой-нибудь. Ведь даже если не высовываешься на поверхность, нет гарантий, что убережешься от радиации. Многие продукты, что приносят из верхнего города сталкеры, лучше даже не проверять счетчиком Гейгера, чтоб не портить себе нервы. А вода, которую они здесь пьют? Конечно, фильтры очистки стоят, но опять же, скорее, для очистки совести. Вон, говорят, на Киевской шестипалые дети давно не редкость. Вспомнить ту же Кошку - тоже шесть пальцев было на руке, пока лишний не отрубили. Да ладно еще - лишний палец. А может родиться какой-нибудь и вовсе на человека не похожий. Нет уж, надо Верке сказать - пока врачам не покажется, о ребенке и думать нечего.
        И Федор облегченно вздохнул, придумав такой удачный выход из положения. Тем более слышал он стороной от кого-то из старух - вроде через пару лет после Катастрофы родился у Верки, тогда еще совсем молоденькой, младенец неизвестно от кого и тут же умер. Может, у нее теперь и вовсе детей быть не может.
        Пожалуй, нынешняя жизнь почти всем бы Федора устраивала, если бы не этот гвалт на станции, не стихавший совсем ни днем, ни ночью. Вот жизнь идет, крутишься, все чего-то суетишься - и оглянуться не успеешь, как все кончится. Зачем живет человек? Ради того, чтоб каждый день искать себе еду, беспокоиться о пропитании? Впрочем, у Федора, благодаря Вере, проблем с едой не было, а у тех, кому действительно приходилось каждый день думать, как добыть себе кусок хлеба или мяса, не было времени размышлять о смысле жизни.

* * *
        Когда случилась Катастрофа, Федор был еще мал. Он вроде бы смутно помнил просторную полутемную квартиру, где стены были обклеены выцветшей пестрой бумагой, понемногу отстававшей, хмурую высокую темноволосую женщину, которая часто сердилась на него, ругалась, кричала. Иногда к ней присоединялась пожилая - бабка. Мужчин, кроме Федора, в доме не было. В метро, на Соколе, он оказался с бабкой и не в состоянии был понять весь ужас происшедшего. Бабка ему все твердила, что теперь ей и жить незачем, только ради него. Ну вот, ради него она еще и продержалась немного, а потом и бабки не стало, и его взяла к себе одна семья. У них был еще один мальчик, помладше, и Федор вскоре догадался, что взяли его вместо няньки. Кормили скудно, зато заставляли приглядывать за маленьким, помогать готовить, даже стирать. За неповиновение - подзатыльники и урезание и без того мизерного пайка. И когда Федор немного подрос, он предпочел убежать от приемных родителей - надоело быть у них мальчиком на побегушках.
        К тому времени Сокол, как и Войковская, переименованная в Гуляй-Поле, оказался под властью анархистов. Не то чтоб Федору так уж не нравились анархисты, скорее, надоело торчать на одном месте, хотелось посмотреть, как в других местах люди живут. Он скитался по разным станциям, мелкими услугами зарабатывая себе на еду. Когда подрос, смазливого парня начали привечать женщины - так он и жил то с одной, то с другой, ни к кому особо не привязываясь. Где он только ни побывал, а в итоге осел на бандитской станции. Федор сначала и здесь не собирался надолго задерживаться, но Вера очень старалась его удержать, и, в общем, ему удобно было с ней жить. Да и дела на Китае можно было делать, хотя иногда он и подумывал, что засиделся здесь. В иные моменты ему даже казалось, что и сам он немногим лучше сутенера. Но Федор старался такие мысли от себя гнать - каждый устраивается как может.
        Он и теперь затруднялся бы сказать, чем зарабатывает на жизнь. В принципе мог бы вообще ничего не делать - Венера готова была его кормить и обеспечивать все его потребности, следила за его одеждой, но он предпочитал иметь и свои доходы. Благодаря тому, что на разных станциях успел пожить, были у него в разных местах знакомые, и нередко выступал он посредником в сделках. Допустим, хочет кто-либо приобрести вещь, которую так просто у торговцев не купишь, - оружие или инструмент какой-нибудь редкий, или еще что. А Федор знает человека, у которого такое можно найти. Вот и сводит людей друг с другом, получая за это свою долю. И сам он во время сделки следит, чтобы все прошло как надо.
        Вот и Серому нужен был какой-то редкий пистолет. Федор особо не вникал даже - отправил записку с челноками оружейнику Кузьме на Бауманскую. Тот написал, что вещь такую сможет найти, и назначил встречу на Курской через три дня. Ответ его попал к Федору аккурат накануне назначенной встречи - Федор еле успел предупредить заказчика. И вот они в дороге.

* * *
        Курская-кольцевая встретила их ярким светом. На взгляд Федора, она отличалась именно тем, что почти ничем не выделялась - другие станции кольца были гораздо красивее. А эта станция была выдержана в бежевых тонах, не было здесь ни затейливых украшений, как на Новокузнецкой, ни цветной мозаики во всю стену или витражей, как на Новослободской. Хотя Федор смутно ощущал, что простота здесь была более продуманная, чем, к примеру, на Китай-городе, да и камень, которым была отделана станция, - куда интереснее. Колонны, подпиравшие потолок, блестели бесчисленными гранями, дочиста отмытыми.
        Кузьма, как и обещал, ждал их в местной закусочной. Это был кряжистый мужик с пронзительным взглядом, с морщинами на лбу, с намечавшейся лысиной, с окладистой бородой, в неброской, но добротной куртке защитного цвета с кожаными заплатами на локтях, поставленными явно умелой женской рукой. Штаны были заправлены в кирзовые сапоги, тоже относительно новые. Другой обуви Кузьма не признавал - разве что менял иногда сапоги на пластиковые тапки. Кузьма с кем-то беседовал, перебрасывался приветствиями - его тут многие знали. Ради знакомства заказали по кружке грибного чая - Кузьма позволял себе брагу только после завершения сделки. Усевшись за исцарапанный белый пластиковый столик, потолковали об обстановке; увидев оружейника, к ним присоединился кто-то из местных. Узнав, что Ганза принимает беженцев с ВДНХ, Федор подосадовал про себя - вот где селиться-то надо было, сейчас, глядишь, на кольцевую бы попал с другими беженцами, а там уж зацепился бы как-нибудь. Да разве заранее угадаешь, как лучше? Углубленный в свои мысли, он чуть не прослушал, о чем Кузьма говорит с ганзейцем. А ведь любая информация
может пригодиться.
        - Так, значит, эти, с Винзавода, не донимают пока? - интересовался Кузьма, разглаживая бороду.
        - Да у них осенью самый гон - тогда сталкеры иной раз и наружу высунуться не смеют, - ответил ганзеец. - А сейчас только в полнолуние надо остерегаться. Впрочем, с ними не угадаешь. Еще какая-то дрянь лезет из трущоб привокзальных, вроде бы выход на пути замуровали, а теперь люди говорят, что словно скребется кто-то иногда с той стороны. Бабы, ясное дело, пугаются. Да и самим боязно, хоть виду и не подаем. А ну как прокопается к нам кто-нибудь снаружи? А еще бабы слухи распускают, что в туннеле как-то прямо с дрезины утащили пассажира - то ли крыса огромная, то ли мутант. Кто ж теперь знает, как там оно на самом деле было?
        - Да, - веско подытожил Кузьма, - не позавидуешь вам. Мне эти станции привокзальные всегда гиблыми местами казались, нехорошими по нынешним временам.
        Федор был с ним в глубине души согласен. Там, где есть вокзалы, даже внизу, в метро, ощущается какая-то… тревога, что ли? Иногда сталкеры уходят наверх и пропадают с концами, особенно в полнолуние. Нет, на других станциях тоже бывает, что люди не возвращаются обратно, но на привокзальных - куда чаще. А один странный случай Федор собственными глазами наблюдал. Двое вернувшихся с вылазки сталкеров еле дотащили до лазарета третьего, который был в беспамятстве. Говорили, что его вдруг переклинило, и он пытался куда-то уйти от вокзала по шпалам, насилу вернули. А тот, бедняга, словно бы не соображал ничего, и только все просил какой-то железнодорожной воды, отталкивая кружку с чаем, которым, плача, пыталась напоить его медсестричка. И на следующий день к вечеру помер.
        - Взять вот хоть Павелецкую, - продолжал свою мысль Кузьма, почесывая лысину, - вот где беда настоящая.
        Он степенно отставил пустую кружку, вытер рот тыльной стороной руки, поросшей темными волосками. Пальцы его с коротко остриженными ногтями уже не отмывались от оружейной смазки.
        - Ну, там-то вообще гермоворот нет на радиальной, оттого там чуть не поголовно все лысые и подолгу не живут. И каждую ночь к ним мутанты сверху лезут. «Приезжие» - так они их окрестили. Уж этим-то беднягам точно не позавидуешь, - согласился Серый.
        Федор промолчал. При упоминании Павелецкой он подумал о Кате. «Может, на обратном пути загляну к ней», - решил он.
        - Да и то сказать, - задумчиво произнес Кузьма, - Бауманка-то наша вроде и на отшибе, а зато неподалеку сразу целых три вокзала располагаются. Да и возле Электрозаводской платформа есть. Говорили - к ним как-то пришел один с поверхности. Из бункера подмосковного добирался прямо по шпалам. И они потом туда отряд отправили. Уцелели, значит, кое-где в Подмосковье люди. Может, и в других городах кто выжил, а только все это, думаю, ненадолго. Все равно вымрут потихоньку.
        За оружием пришлось идти в камеру хранения - на станции не разрешалось его носить. Перешли на радиальную. Формально здесь кончались владения Ганзы, но на деле Курская-радиальная служила придатком кольцевой. Здесь было словно бы даже темнее еще и потому, что все стены были выложены темно-серым мрамором с прожилками. Появлялось ощущение строгости и силы - из-за массивных прямоугольных пилонов, в которых резцом мастера намечены были выступы-колонны, из-за лепнины на потолке.
        Станция была победнее, в северной части перрона стояли ряды ветхих палаток, сразу за жилым сектором располагался кухонный блок, где можно было выпить чаю. В южной части торговали - продавцы раскладывали товар на столиках. Здесь можно было потолковать спокойно, осмотреть товар, назначить цену.
        Серый и так и этак вертел оружие. В его тусклых водянистых глазах ничего прочесть было невозможно, но Федору показалось, что тот доволен, и посредник уже мысленно прикидывал, какие комиссионные запросить с заказчика.
        - Надо испытать, что ли, - буркнул Серый. Требование было вполне резонным, и Федор был к этому готов.
        - Пошли тогда в туннель, - предложил он, - там и оп-робуешь.
        - Если не понравится, могу другой предложить, - сказал Кузьма, - до Бауманки дойдем, у меня там целый арсенал.
        - Классно, - ухмыльнулся Серый.
        Прошли мимо блокпоста. В туннеле Серый зарядил пистолет. Первым выстрелом пробил какой-то висевший здесь с незапамятных времен круглый жестяной знак, вероятно, предупреждавший об опасности. Одобрительно хмыкнул. И вдруг Федор услышал странный шум. Больше всего он был похож на тихий, какой-то нехороший смех. Казалось, звук выстрела разбудил какую-то неведомую силу, дремавшую здесь, и настроена она была явно не дружелюбно.
        Федор завертел головой, оглядываясь в поисках разумного объяснения происходящему. Может, в туннеле кто-то есть? Но в глубине души он знал - они тут одни. Может, померещилось? Но нет, вот и у Кузьмы тревожно вытянулось лицо, забегали по сторонам глаза. Серый склонил набок голову, словно прислушиваясь, а потом решительно поднял пистолет, точно получил команду.
        У Федора похолодело в груди - он вдруг отчетливо понял, что сейчас произойдет. Толкнув Серого под руку, он кинулся в темноту. Наверное, это спасло ему жизнь. Сзади щелкнул выстрел, раздался короткий вскрик - и Федор понял, что с Кузьмой покончено. Следующим выстрелом ему обожгло плечо, но он продолжал бежать, виляя из стороны в сторону. Еще один выстрел - мимо. А потом откуда-то сзади снова раздался звук, от которого у Федора окончательно подкосились ноги - снова этот тихий, издевательский смех. Федор, ослабев, прислонился к стене. Раздалось еще несколько торопливых выстрелов, затем дикий крик, быстро оборвавшийся.
        Федор пополз в сторону Бауманской. Наверное, добраться назад, на кольцевую, было бы быстрее, но Федор и мысли не допускал, что придется возвращаться туда, где впервые почудился ему этот жуткий смех, где только что произошло что-то страшное и необъяснимое. Еще не успел доползти - услышал голоса. Навстречу шел патруль. Федор обрадовался обходчикам как родным - по крайней мере, это были люди. Один из патрульных помог Федору добраться до Бауманской. Федор был так измучен, что остаток пути прошел как в тумане.

* * *
        На Бауманской, как обычно, кипела работа. Центральный зал станции, по сути, представлял собой один большой цех, куда чужих не пускали. Даже большая часть проемов между пилонами была заложена разномастными кирпичами - те, кто делал это, заботились не о красоте. Здесь производилась значительная часть необходимого для метро оборудования, но для жилья эта станция не была приспособлена - большая часть рабочих после смены отправлялась ночевать на Электрозаводскую.
        Федора отвели в просторную санитарную палатку. Он ожидал увидеть доктора Семена Натановича Брамца, сухонького, седоволосого, своими неторопливыми уверенными движениями внушающего доверие, но вместо него за столиком в углу сидела медсестра, совсем еще девочка, с измученным и печальным лицом. На одной из коек лежал мужик и тихо стонал, остальные три койки были пусты. Медсестра осмотрела руку Федора, щедро плеснула йодом на рану - он чуть не вскрикнул от боли. Потом, заметив, что он на ногах не держится, велела устраиваться на одной из свободных коек.
        - Вообще-то ничего страшного, - тихо сказала она. - Рана пустяковая, царапина, пуля попала в мягкие ткани, лишь бы заражение не началось.
        - Наташка, - раздался крик снаружи. - Иди быстрей, там Семенычу в цехе палец оторвало начисто. Кровища так и хлещет.
        Медсестра всплеснула руками - ну что за день сегодня, когда уже кончится? - и выбежала из палатки.
        Вместо нее вошел неприветливый охранник. А следом за ним - сам начстанции Бауманской, глава Бауманского альянса Михаил Григорьевич Сотников, пожилой, но крепкий еще мужчина. Федору случалось несколько раз оказывать ему услуги, поэтому он надеялся, что Сотников поможет ему. Федор до сих пор толком не мог понять, что произошло, и только теперь сообразил, что, по сути, сбежал, даже не посмотрев, что с Кузьмой. Но стоило ему вспомнить тот тихий издевательский смех - и его начинал бить озноб. Чутье подсказывало ему, что для Кузьмы все кончилось очень плохо, а если б он пошел посмотреть, то и сам вряд ли бы остался в живых.
        Начстанции грузно опустился на единственный в комнате стул, услужливо пододвинутый охранником. Пристально посмотрел на Федора:
        - Ну, рассказывай, - только и сказал он.
        Федор принялся говорить, стараясь не пропустить ничего - и сам чувствовал, какой нелепой выглядит его история. Когда он упомянул о загадочном смехе в туннеле, Сотников нахмурился, а когда Федор рассказал о перестрелке, так и впился в него глазами. Потом, не сказав ни слова, поднялся и медленно вышел. А охранник остался, и Федор счел это дурным знаком.
        Что уж тут скрывать от самого себя - Федор прекрасно понимал, что Кузьма, скорее всего, уже покойник. Что с заказчиком - неизвестно. А вот сам он жив, и выглядит все это очень подозрительно - если надо будет кого-то обвинить в случившемся, то лучшей кандидатуры, чем он, просто не найти.
        От слабости Федор вскоре задремал, а очнулся от того, что кто-то бубнил над ухом. Он тут же все вспомнил и сморщился - это ж надо было так влипнуть. А голос все бубнил:
        - Вставай быстрее, дрезина ждать не будет. Или хочешь пешком до Электрозаводской топать?
        - Зачем мне на Электрозаводскую? - приподнявшись, щурясь от света, спросил Федор. У нависшего над ним мужика было дубленое, словно обветренное лицо, нос с красными прожилками, глаза тоже красные, словно от недосыпа, в коротких волосах - седина. Ватник на нем был старенький, поношенный, ватные штаны, впрочем, аккуратно залатаны, хотя все в пятнах. «Из работяг, наверное, - сообразил раненый. - Поддает, небось, оттого и глаза такие».
        - Это меня не колышет, - продолжал тем временем развивать свою мысль мужик. - Приказ Каданцева - доставить тебя туда.
        Федор знал, что Каданцев - начальник транспортной службы альянса, и понятно было, что судьбой Федора тот озаботился по указанию Сотникова. Но Федору было неприятно, что все решают за него - передают из рук в руки, словно неодушевленный предмет. И почему Каданцев принял именно такое решение? Его что - снова будут допрашивать, уже на Электрозаводской? Федор чувствовал себя не самым лучшим образом, его знобило, рука болела, и ему ужасно не хотелось опять куда-то тащиться. Хотелось лежать здесь, в госпитале, на ветхой, но относительно чистой простыне бурого цвета - где только здешние медики до сих пор берут такие? Бурого - это чтоб кровь не видна была.
        - Что я там забыл, на Электрозаводской у вас? Мне б самому с Каданцевым поговорить, - пробормотал Федор неуверенно.
        - Некогда ему со всякими тут разговаривать. Приказ есть приказ. Долго я ждать тебя должон?
        - Да, жаль, что не получилось послушать начальника транспортного цеха… - пробормотал Федор. Его собеседник обиделся и счел нужным вступиться.
        - Альберт Георгич знает, что делает. Хоть и строг иногда, все для нашей пользы. День и ночь о нас печется. Раз сказал - выполняй без разговоров, а то как бы хуже не было. Между прочим, - собеседник даже понизил голос, - Кузьму-то и еще одного мужика мертвыми в туннеле нашли. А тела, говорят, такие, будто всю кровь из них высосали, да еще и обкусали. И у обоих еще раны пулевые. Темное дело, ох, темное. Наши-то некоторые поговаривали - живут в том туннеле твари, морок наводят. И Сотникову пытались про это сказать, да он и слушать не хочет. А теперь вот не отмахнешься - либо признать придется, что там твари орудуют, либо получится, будто ты тех двоих замочил. А за Кузьму тут многие готовы глотку перервать кому хошь. Чуешь, чем дело пахнет? Так что Альберта Георгича слушай, уходи отсюда подальше, коли жизнь не надоела, а то хуже будет. На Ганзе тебя уже небось капитан Панкратов поджидает - тот еще зверь. Запытает и разбираться не будет - виноват или так, под горячую руку попался. Ему человека убить - раз плюнуть.
        Федор уже и сам понял, что дело плохо, как только узнал о гибели Кузьмы. Он, конечно, и так догадывался, но одно дело догадываться, другое - знать наверняка. Кузьма был нужен многим, его ценили, и поквитаться за его смерть тоже многим захочется. Поэтому как ни крути, а выходило, что Сотников принял правильное решение - надо ему пока скрыться, отсидеться, а там видно будет.
        - Как звать-то тебя? - спросил он мужика.
        - Виталей с детства кличут. Ну что, пошли, что ли, - и мужик, бубня что-то под нос, повел Федора на платформу, туда, где усталые работяги уже рассаживались в дрезине. Они с любопытством косились на Федора, на его перевязанную руку, но вопросов никто не задавал.
        Глава 3
        Электрозаводская
        - Тут Малыш видит, что обступили его эти твари со всех сторон. Крикнул нам: «Прощайте, мужики!», да и кинул себе под ноги бутылку с горючей смесью. Шарахнуло так, что мама не горюй. Вот что называется - красиво уйти! Половина гадов вокруг него лежать осталась, некоторые стали расползаться, самые шустрые кинулись бежать. А Жженый будто в ступор впал - никак винторез поднять не может, руки трясутся. Я ему кричу: «Стреляй, Глеб Егорыч! Уйдут ведь!» Он выстрелил раз, другой, даже завалил парочку, но остальные все равно ушли. В Сокольники рванули - у них там, видно, в парке гнездо. Ну, теперь, наверное, надолго запомнят, как к нам соваться. Я сам пятерых подранил, не меньше, мамой клянусь - умирать уползли, - взахлеб рассказывал парень в рваной тельняшке и спортивных штанах, размахивая руками.
        - Теперь это красных головная боль, - усмехнулся пожилой мужик, поворошив дрова в костре. Над огнем висел котелок с водой, и всем желающим наливали жиденький чай. Обитатели Электрозаводской отдыхали после трудового дня, вспоминая дела недавних дней.
        Федор хмыкнул. Здешние сталкеры, видно, тоже любят приукрасить - вон как парень заливает. Он, как всегда, старался даже из пустой болтовни извлечь для себя побольше полезной информации. И уже понял, что станция Электрозаводская находится не так далеко от станций Красной линии, где теперь обитают коммунисты. Ну, и что это дает? Да ничего пока. Теоретически по поверхности можно добраться, например, прямиком по улице Гастелло к метро Сокольники. Кажется, там и находился комбинат с ласковым названием «Настюша», продукция которого очень выручала коммунистов, пока запасы не иссякли окончательно. Да только дураков нет почти на верную гибель идти.
        Говорят, несколько лет назад находились такие отчаянные - то ли жизнь на родной станции не устраивала, то ли еще что - срывались, кто в одиночку, кто по двое, по трое. Ведь если на машине, так вообще быстро можно доехать. И даже, говорят, про одного кто-то слышал - добрался он вроде до Сокольников. А потом следы его затерялись. В то время как раз по всему метро войны шли - может, голову сложил, а может, у красных в Берилаге сгинул. Да и Сокольники-то так еще по привычке многие называют, а красные, говорят, давно переименовали их в Сталинскую.
        Где-то еще дальше в тех краях находится загадочный Черкизон - закопавшийся под землю многоярусный рынок, о котором ходят жуткие слухи: там процветает торговля людьми и жестокие забавы - гладиаторские бои.
        - Дядя Саша, а говорят, ты недавно прядильщицу встретил? Какая она? - спросил паренек с жадным любо-пытством.
        - Чего только люди не болтают, - с досадой сказал пожилой. - Не поминай лучше к ночи.
        - Да неужто такие страшные они? - не отставал парень.
        - Это ты у Петьки спроси - страшные или нет.
        - Это у того, который пропал больше года назад? Так у него не спросишь уже.
        - То-то и оно, что пропал. Говорили - к ним как раз и подался. Видел я их - но все больше тех, что постарше. Они грузные, неповоротливые, в тряпье какое-то замотаны и вроде вреда людям не делают, особенно если группой идти - стоят просто и смотрят. А все равно жуть от них какая-то идет и несет от них противным чем-то, вроде тухлятины. Так-то с ними справиться можно, но если их много, а человек один, тогда они его одолеть могут.
        - И что?
        - К себе в подвалы утаскивают. Говорят, съедают потом. Но не сразу - им ведь детей от кого-то нужно заводить. Вот какое-то время держат его для приплода, а потом съедают. И если мальчик у которой-нибудь из них родится, тоже съедают. А девочек растят. Пока молодые-то, говорят, они даже на людей похожи, еще и покрасивее девушек наших, потому как вроде на воле растут и не подземным воздухом дышат. Да только потом быстро в уродов превращаются, а многие вообще умирают рано. Радиация, куда деваться. Они молодняк свой обычно прячут где-то, с собой берут только одну или двух девушек, быстроногих самых - для приманки. Обычно к лету ближе, когда тепло уже, на охоту выходят. Зимой чаще в логове своем сидят, запасами питаются, редко нос высовывают. Может, друг дружку там едят, кто знает? А сейчас как раз самый промысел у них. Зимой-то не разберешь, где молодая, где старая - все одинаково закутаны. Вот Петька увидел девчонку симпатичную и повелся. Вернулся, рассказал, что встретил красавицу наверху. Отправился на поверхность снова - говорит, поймаю ее, сюда приведу, будет у меня жить. А вышло так, что его
самого поймали. Ушел, да и пропал с концами. А на следующее лето отправился друг его Сашка на разведку - поискать решил логово ихнее. Вернулся - лица на нем нет, а в руках сверток. Развернули - младенец, мальчик. Кое-кто уверял, что лицом вылитый Петька. Сашка с тех пор почти не говорил. Однажды только по пьяни пробормотал что-то про подвал, усыпанный костями.
        - А младенец что?
        - Младенец долго не прожил, хоть и пытались выходить его. Да и то сказать - даже если б выжил, все равно народ косился бы на него, не знал бы, чего ждать от этого отродья. Если уж его мамаша, похоже, человеческим мясом не брезговала.
        - А разговаривать-то они умеют?
        - Вроде нет. Так, звуки какие-то издают бессвязные, лопочут чего-то или скулят. Человеческую речь забыли уже.
        - А почему название такое странное?
        - Потому что обитают где-то в подвалах фабрики бывшей шерстопрядильной. А откуда они там взялись, не знает никто. Ну и движения какие-то странные они делают руками. Не знаю я. Если вдруг увидишь, сам поймешь.
        - А в метро они не пытались приходить?
        - Сами не пытались - не любят они туннели. Не знаю, правда или нет, но говорили, что был случай - притащили сталкеры сверху одну молоденькую. Она ранена была - оттого только и удалось сладить с ней. Мужик, что ее приволок, упросил запереть ее в каморке, сам возился с ней, кормил, лечил. Она даже вроде привязалась к нему, но тосковала - видно было. Народ, правда, не одобрял, косился. Потом стало видно - вроде ребеночка она ждет. Ну, тот решил, что ей уж не деться никуда, выпустил из клетки - тут-то она и сбежала. А умные люди ему сказали - радуйся, что она перед этим голову тебе не открутила. Они хоть с виду хрупкие, но такая сила у них иной раз появляется, если в угол загнать. Так отчаянно отбиваются, что и несколько здоровенных мужиков сладить с ними не могут. Не хотят под запором жить, да и все тут. Видно, наверху им больше нравится, хоть и живут нелегко, и умирают рано. Правда, есть тут, говорят, один чудак - кучу патронов обещал тому, кто ему прядильщицу живой приведет. Да дураков-то нету.
        - А на Семеновской у одного начальника стряпуха говорит плохо.
        - Ну и что?
        - Да нет, ничего, к слову пришлось. Ты рассказал про этих, верхних, мне и вспомнилось. И ведь он ее со стороны откуда-то привел пару лет назад, не местная она. А готовит вкусно - пальчики оближешь и по хозяйству управляется ловко. Только одна эта странность у нее и есть - лопочет бессвязное что-то. Но она убегать не пытается, наоборот - в рот ему смотрит, каждое слово на лету ловит.
        - Вот то-то и оно - говорят, если приручить прядильщицу, то лучше служанки и не найти. Только это трудно очень, они свободу любят обычно больше, чем мужиков. Нужно, чтоб она сама с человеком остаться захотела - это уж или слово надо знать какое-то тайное, или уж не знаю что. Да, может, та стряпуха вовсе и не из них, может, просто с рождения косноязычная.
        - Да врешь ты все, нет никаких прядильщиц, - буркнул кто-то. - Выродки иногда попадаются наверху, это верно. А про прядильщиц ты сам придумал. Начстанции говорит - брехня это все.
        - А ты его больше слушай! Это он для того так говорит, чтоб наверх ходить не боялись. Потому и запретил про все это на станции болтать. А герму-то заварить не зря велел. Ты думаешь, почему ворота закрыли намертво и выход сделали в туннеле? На самом деле все знают, только молчат. Спроси вон сталкеров бывалых. И младенец-то откуда взялся тогда?
        - Мало ли откуда? Те же выродки и подбросили.
        - Да какая разница, как их называть - выродки, прядильщицы, да хоть шпалоукладчицы. Главное - наверх лучше лишний раз без причины не соваться, потому что чертовщина там творится, особенно в полнолуние, это все знают. В Яузе под мостом недавно вообще русалку видели.
        - Никакая это не русалка была. Это все известный трепач Сафроненко наболтал. Я-то знаю, как было дело. Он проходил мимо реки и увидел утопленницу в воде. Волосы у ней были светлые, длинные, совсем как живая была, видно, недавно утонула. А тут ее течением колыхнуло, пошевелилось тело - так Сафроненко, говорят, так бежал, что мимо входа в вентшахту пролетел впопыхах и промчался без остановок аж до самой Семеновской. С тех пор он всем про русалок и рассказывает.
        - А откуда ж там утопленница взялась?
        - Да кто ж его знает? Кто-то из выродков, наверное. А может, издалека приплыла - выше по реке, говорят, до сих пор психи живут.
        - Какие психи?
        - А там больница была до Катастрофы. И вроде до сих пор они там остались, даже радиация их не берет. Наоборот - они отлично к ней приспособились.
        - А может, она из «матросов» была? Ну тех, которые в «Матросской тишине» живут?
        - В тюрьме, что ли? Ну ты скажешь. Матросы - они здоровые, вдвое выше обычных людей. А головы у них, наоборот, маленькие - в темноте кажется, что они и вовсе безголовые. Таких ни с кем не перепутаешь. Скорее, уж и правда из выродков. Хотя Сафроненко сказал - красавица. Еще и разглядеть успел. Выродки-то все чахлые, страшные, в язвах и болячках.
        - Выродки и воды вроде боятся.
        - Может, от несчастной любви девка утопилась? - фыркнул кто-то.
        - Не-ет, не в этом дело, - раздался уверенный мужской голос из темноты. - Тело-то, говоришь, под мостом было?
        - Ну да, - неохотно подтвердил рассказчик.
        - А мост совсем недалеко отсюда. Тем более если выглядела как живая - не могла она издалека приплыть. Ее б тогда обглодали по дороге. Сдается мне, что девчонка либо наша, либо с Семеновской была. Психи и выродки тут ни при чем, скорее всего. Если точно знать, когда дело было, можно выяснить - не пропал ли кто отсюда в ту пору. Любят у нас все в тайне от людей держать - вот в чем беда.
        - А почему думаешь, что из метро была девчонка? Тут мало у кого волосы длинные, девки все больше стриженые, чтоб вшей не плодить. И по-твоему, она из метро вот так, без химзы и противогаза, на поверхность сунулась? Искупаться решила? И впрямь, водичка в Яузе что надо - грязная, радиоактивная, небось вся таблица Менделеева растворена. Чего б не окунуться по хорошей погоде?
        - Ты можешь, конечно, меня не слушать, - произнес тот же тягучий голос. - Но если однажды ты увидишь там, под мостом, в мутной водице, тело своего друга - вспомни мои слова.
        - Да о чем ты толкуешь, не пойму я? - тревожно спросил мужик.
        - Вот то-то и оно, что не поймешь. Может, оно и к лучшему. Меньше знаешь - крепче спишь.
        - Нет уж, ты расскажи, коли начал. Сказал «А», говори и «Б».
        - Что я тебе скажу, если ты мне уже сейчас не веришь? Решишь - мол, бредни, байки. Я тебе одно скажу - от реки лучше держаться подальше. Да что толку предупреждать - это все равно не поможет.
        - А за Семеновской живут? - спросил Федор у мужика, показавшегося ему наиболее рассудительным. Тот покачал головой.
        - Кто ж его знает? Про Партизанскую говорили люди, что пустует она. Туннели к ней завалены, но вроде как-то пробрался сталкер один через завалы. И нашел там одни скелеты. Говорит, там герму, видно, заклинило, и люди даже наверх выбраться не смогли, так и сидели взаперти, пока все не умерли. А еще, говорит, стоит там поезд на путях с картинами внутри - и они как новые, словно только вчера повесили. А смотреть-то на них и некому, вот так-то! Измайловская станция на поверхности была, там и жить-то было нельзя, а рядом Измайловский парк - теперь это джунгли непролазные. Ну, а что на Первомайской творится, вообще никто толком не знает. Кто говорит - пустая она. А одно время ходили слухи, что есть там люди, что там Первомайская республика. Да только я думаю, что нет там никого - ну как бы люди выжили в отрыве от большого метро?
        Федор послушал еще немного и пошел к другому костру.
        Он уже два дня находился на Электрозаводской и не знал, чем себя занять. Станция, по сути, как и Бауманская, была превращена в большой цех, днем здесь стоял постоянный грохот и звон - производились работы по металлу. Поэтому днем Федор предпочитал отсыпаться, выбрав уголок потише, а к вечеру, когда шум работ стихал и начинались досужие разговоры у костра за чашкой чая, а кое-где и песни заводили, он бродил по станции - интересно было, чем здесь люди живут.
        Плечо побаливало, но не сильно - об этом как раз можно было не волноваться. А вот мысли всякие одолевали, не давали покоя. Федор вновь и вновь переживал случившееся, старался представить, чем гибель Кузьмы может для него обернуться. Ведь даже если разберутся, поймут, что ни при чем он, не виноват, люди будут бояться вести с ним дела. Как говорится, то ли он украл, то ли у него украли, но была какая-то неприятная история. Интересно, дошли ли слухи до Веры, и что она думает обо всем этом? Федор чувствовал, что, сидя здесь, зря теряет время - на Китай-городе его дожидалось еще несколько человек, каждому из них он что-то обещал, а теперь все срывалось. Если подведет их, пусть и невольно, пойдет слух, что он ненадежен.
        И другие мысли не давали ему покоя. Что, если Ганза потребует его выдачи? Не для того ли отправил его сюда Сотников, чтоб знать в случае чего, где его можно легко и быстро найти? Может, вовсе не спасти Федора он хотел, а иметь под рукой, чтоб в обмен на его голову что-нибудь выторговать у ганзейцев? Ведь отсюда Федору никуда не деться в обход Ганзы - ну разве что дойдет он до Семеновской, последней станции Бауманского альянса. А дальше - заваленные туннели к Партизанской. Фактически он здесь как в ловушке.
        Но как быть, Федор не знал. Вот и болтался по станции, слушал разговоры. У одного костра что-то негромко пел пришлый музыкант. Федор присел было послушать, но из-за спин сидящих впереди исполнителя плохо было видно, слова тоже угадывались с трудом. Что-то про капитана, который курит трубку, пьет крепчайший эль и любит какую-то девушку. И вот что странно - песня-то, видно, старая, слов много незнакомых, но все равно почти все понятно. Вот, к примеру, эль - наверняка что-нибудь вроде браги или самогона, раз он крепкий и его можно пить:
        У ней следы проказы на руках,
        У ней татуированные знаки,
        И вечерами джигу в кабаках
        Танцует девушка из Нагасаки.
        Что такое джига, примерно тоже было понятно, раз ее танцуют в кабаках. Что такое Нагасаки, Федор не знал, но наверное, место какое-нибудь так называлось. А вот насчет проказы он решил выяснить потом. Незнакомые слова завораживали. А дело между тем стремительно шло к развязке:
        Вернулся капитан издалека
        И он узнал, что господин во фраке
        Однажды, накурившись гашиша,
        Зарезал девушку из Нагасаки[1 - Текст песни В. Инбер.].
        Федор решил, что ослышался - наверное, музыкант спел «во мраке». Гашиш - тоже понятно, дурь какая-нибудь. В общем, грустная была песня, грустная и красивая. Федору жаль было неведомую девушку, а еще больше - капитана. Хоть и непонятным оставалось, отомстил ли тот убийце, но девчонку-то уже не воротишь. «Надо будет слова спросить», - подумал Федор.
        Певец тем временем завел что-то более залихватское - про пирата, бизонов и пампасы. Особенно запомнилось Федору слово «баобабы». Эта песня тоже была про несчастную любовь - в конце вообще все умерли, насколько Федор мог понять, но уж слишком много было незнакомых слов. Музыкант ударил по струнам последний раз и оглядел публику:
        - Ну, что еще вам спеть?
        Слушатели тихонько переговаривались между собой, но никто не решился сделать заявку. Молодой, ломающийся басок, правда, неуверенно крикнул из задних рядов: «“Мурку” давай!», но на него тут же зашикали сидящие рядом. Музыкант сделал вид, что не слышал. Федор удивился - «Мурку» очень уважали на Китай-городе пацаны, душевная песня, что тут такого?
        - Про Сенегал, может? - поинтересовался он. Люди одобрительно загудели, кто-то даже захлопал. И полилась залихватская песня - снова про баобабы и жену какого-то посла. «Дались им эти баобабы», - подумал Федор. Песня закончилась, люди захлопали. Кто-то из сидящих кинул музыканту пачку сигарет - неслыханная редкость по нынешним временам. Тот ловко поймал, поблагодарил кивком и улыбкой. В лежавший возле него раскрытый чехол от гитары посыпались патроны.
        - Перерыв пятнадцать минут, - объявил музыкант. Народ недовольно загудел.
        - Ну-ну, мне же тоже отдохнуть нужно, горло промочить, - сказал исполнитель. Люди поняли намек, несколько человек одновременно протянули ему кружки, полные пенящейся браги, а в чехол от гитары, лежавший перед ним, вновь дождем посыпались патроны.
        Федор повернулся к пожилому мужику и спросил:
        - Что такое «проказа»?
        Тот нехотя ответил:
        - Болезнь такая была, в жарких странах чаще болели. Гнил человек заживо: сначала пятнышко маленькое появлялось на пальце, нечувствительное к боли, потом пальцы отваливались, язвы по всему телу шли, а через несколько лет умирал.
        «Так девчонка еще и больная была?» - подумал Федор. И продолжал спрашивать:
        - А гашиш?
        - Дурь, - коротко ответил человек. Федор кивнул - он, в общем, так и подумал.
        - А баобабы? - выговорил он особенно поразившее его слово.
        - Деревья такие с толстыми стволами. У нас тут не растут, - пояснил мужик. Подумал. - Ну вот ты наверх ходил, тополя видел? - спросил он у Федора. Тот кивнул. - Так вот, нынешние тополя очень даже на те баобабы похожи, - сказал мужик. И отвернулся, потеряв к Федору всякий интерес.
        Федор загрустил. Ему снова жаль стало капитана, который любил смертельно больную девушку. И девушку жаль, которая так рано погибла. Но чем от болезни умирать, гнить, заживо разлагаясь, может, и лучше уж так - сразу.
        В песнях кипели нешуточные роковые страсти, каких в жизни он не видел. В жизни что - ну, поколотит проститутку ее дружок из ревности, а потом они помирятся и на ее выручку вместе напьются, вот и вся любовь. А в песне все как-то красиво получается. Вот, скажем, на самом-то деле никому, да и себе тоже, не пожелаешь больную полюбить, а со стороны послушаешь - и сердце размякнет. Федор представил себе, что было бы, если б Вера ему изменила: конечно, не особо приятно, но убивать он ее точно не стал. Может, ушел бы, а может, потом и простил бы - смотря по настроению. Но ему трудно было представить, чтоб влюбленная по уши Вера на это решилась…
        Кто-то хлопнул его по плечу - Федор вздрогнул было, но тут же успокоился, узнав Виталю, который позавчера привел его сюда.
        - Ну, как оно? - спросил тот, щуря красные глаза и шмыгая носом. - Болит рука-то?
        - Да ничего, терпимо, - сказал Федор. - А что там на Бауманской слышно? Разобрались уже? А то мне домой вообще-то надо позарез.
        - И думать не моги, если жизнь дорога, - буркнул Виталя. - Сиди и не высовывайся.
        - Что ж делать-то? - застонал Федор.
        - Не знаю. Но если прям так уж тебе приспичило, могу к Даниле тебя отвести. Может, он чего придумает.
        - Что за Данила?
        - Сталкер. Все ходы-выходы знает. Если надо куда добраться незаметно - это к нему. Только слухи нехорошие ходят про него, - Виталя оглянулся и, понизив голос, продолжал, - вроде он с нечистой силой знается. Потому не любят к нему обращаться - только по крайней нужде.
        - Да ладно, - сказал Федор, - в нечистую силу я не особо верю, а нужда такая, что во, - и он провел ребром ладони по горлу. - Веди к своему колдуну.
        Глава 4
        Колдун и его помощница
        Виталя привел его в палатку, где на ворохе тряпья сидел пожилой кряжистый мужик. Лицо его было словно дубленым, возраста было не разобрать, волосы с сильной проседью, а глаза неожиданно яркие - голубые. Федор обратил внимание, что его видавшая виды ветровка защитного цвета аккуратно заштопана в нескольких местах. Значит, жена имеется, наверное.
        - Привет, дядь Данила, - заискивающе сказал Виталя.
        Мужик молча кивнул, внимательно, оценивающе глядя на них. Федор, поздоровавшись, степенно достал пластиковую бутыль с брагой, заготовленную заранее. Мужик усмехнулся в усы, извлек откуда-то пару кружек и кулек сушеных грибов - на закуску. Кулек был сделан, видно, из листа старого журнала - виднелась полуголая красотка в красном купальнике. Федор разлил брагу в кружки. Выпили, закусили.
        - Ну, говори, что нужно. Ко мне просто так не приходят, по нужде только, - сказал Данила.
        - Да вот ему бы на Китай, но только чтоб не через Ганзу, - встрял Виталя.
        - Наломал дров, что ли? - непонятно спросил старик. Федор так и не понял, при чем здесь дрова, неопределенно качнул головой.
        - Ну ничего, - сказал Данила, цепко оглядывая Федора, - этому горю можно помочь, если ты не из пугливых. Наверху-то раньше случалось бывать?
        - Случалось, - пробормотал Федор, внутренне холодея. К такому повороту он не был готов, думал - может, старик знает какие-нибудь тайные туннели? Хотя по нынешним временам еще неизвестно, где опаснее - в туннелях тоже такое встречается, что и сказать страшно.
        Тут он вспомнил про свои сталкерские корочки и протянул их старику. Тот скривился:
        - Да что мне бумажка? Бумажка о человеке ничего не расскажет. Откуда я знаю - чего от тебя ждать? Поход-то нелегкий будет - не прогулка увеселительная. Хотя вот гляжу на тебя и думаю - может, и ты на что сгодишься. Только я смотрю - ты вроде ранен?
        - Рана - пустяки, царапина. Врач только велел больную руку не трудить пока, так вторая-то здоровая, - буркнул Федор, у которого все меньше оставалось желания ввязываться в эту авантюру. - А как отсюда на Китай верхом дойти? Путь-то неблизкий.
        - Как пойдем - это я тебе потом скажу. Я сам пока не знаю. Надо сперва выйти и посмотреть, что наверху творится, где безопасней. Там все время все меняется. У тебя химза есть? Намордник?
        Федор покачал головой, соображая, как половчее отказаться.
        - А может, по туннелям все-таки? - пробормотал он.
        - Чтоб на Китай-город - да не через Ганзу? Не, не получится. Вообще есть, говорят, туннели тайные, да я их не знаю, у меня свои пути. Да ты не бойся, не первый раз уже хожу - и до сих пор живой. В туннелях-то иной раз и опаснее, там-то самая гадость и водится.
        Федор вспомнил неведомых пересмешников и мысленно согласился со стариком. И все же подниматься на поверхность ему ужасно не хотелось - слишком много опасностей подстерегало там. Если не попадешь в пасть мутанту, рискуешь схватить дозу, или тебе на голову рухнет обветшалое здание, а не то так провалишься в какую-нибудь трещину, и никто тебя не найдет - да и искать не будет. Он хотел уже отказаться наотрез, но тут в палатку кто-то заглянул.
        - Дед, ты не спишь? - раздался хрипловатый девичий голос. - У тебя кто-то есть? Так я потом лучше зайду?
        Этот голос хотелось слушать снова и снова. От него теплей стало в груди, старая палатка сразу показалась уютной.
        - Голубонька моя, да разве ты можешь помешать. Заходи.
        Гостья протиснулась в палатку, и Данила протянул ей свою кружку, где на дне еще плескались остатки браги. Девушка, ловко ввинтившись между ними, взяла кружку и отхлебнула. Федор уставился на нее.
        У нее были светлые волосы, бледное лицо, большие серые глаза. Она выглядела худенькой и хрупкой. Одета была в просторные черные штаны, поверх серой футболки - затейливая пестрая жилетка. Разноцветные нитки, переплетаясь, складывались в узоры - вроде бы и неброские, но именно оттого хотелось глядеть на них и глядеть. Цвета были подобраны так, что переходили один в другой. Еще Федор подумал, что ткань эта, наверное, жесткая на ощупь. Понятно было, что жилетка была так просто, «для красоты» - слишком тонкая, чтобы согревать. Девушка очень отличалась от подземных жителей, облаченных в унылые костюмы защитных, тусклых цветов. При этом ее наряд вовсе не выглядел вызывающим, как у девчонок с Китай-города, торговавших собой.
        «Она какая-то нездешняя», - подумал Федор. Он еще не видел таких девушек в метро. Что было тому причиной - пухлые губы, тонкая фигурка, необычный разрез глаз, словно бы чуть приподнятых к вискам, что-то мальчишеское и одновременно очень женственное в повороте головы, пестрый жилетик?
        Была ли она красива? Федор этого не знал. Он бывал на других станциях, видел и ухоженных женщин Ганзы, и вульгарных девчонок Китай-города, и замученных тружениц с окраин, но эта девушка не была похожа ни на одну из них. Вовсе не похоже было, чтоб она тщательно следила за собой - кроме жилетика, пожалуй, никаких других примет того, что девушка сознательно пыталась как-то себя украсить, Федор не обнаружил. Но одежда ладно сидела на ней и не мешала движениям, словно составляла единое целое с хозяйкой, а коротко остриженные, явно для удобства, волосы, которые она, судя по всему, причесывала просто пятерней, обрамляли голову так красиво, как не сумела бы уложить нарочно иная модница, даже приложив кучу стараний.
        На ее лице не было краски, как у девчонок с Китая, - она не позаботилась даже подвести помадой бледные губы. Несмотря на это, Федор глаз отвести от нее не мог - кожа ее казалась ему прозрачной, светящейся в полутьме. Это была естественная красота - так может быть красиво дикое животное, девушку словно сияние окружало.
        «Жаль, что это сияние так недолговечно», - с грустью подумал Федор. Пройдет совсем немного времени - и кожа обветрится, руки огрубеют, появятся первые морщины. Девушка наверняка знала, что он разглядывает ее, но наверное, такие взгляды были ей привычны - она лишь чуть повела плечом.
        Федор, наконец, сообразил, что напоминает ему незнакомка - бледный чахлый росток, чудом выросший в подземке без света. Они казались изумительно красивыми, на них хотелось смотреть бесконечно, но то была красота увядания. Хоть и пытались растения цепляться за жизнь, но борьбу эту неизменно проигрывали. Лишенные света, они постепенно слабели и вскоре погибали, если еще раньше их не успевали сглодать прожорливые слизни.
        А еще он заметил небольшой, почти незаметный шрам у нее на щеке. Странно, но шрам вовсе ее не уродовал, наоборот, придавал загадочности. Хотя Федор был уверен, что шрам она получила не в бою - скорее, оцарапалась обо что-то или неудачно упала, очень уж юной она выглядела.
        Судя по тому, как нежно говорил с ней старик, девушка была ему человеком близким. Возможно, его ветровка была заштопана ее руками. Но хоть она и назвала его дедом, как-то не верилось, что она и впрямь его внучка. Вспомнилась история про молоденьких прядильщиц - может, все-таки удалось кому-то поймать одну, приручить - и вот она сидит перед ним. Да нет, ведь они вроде разговаривать не умеют - а эта болтает вполне складно.
        Девушка встретилась с ним глазами на секунду, но тут же вновь отвернулась.
        - Вы про дела говорили? - спросила она старика. - Я мешать не буду. Я сейчас опять песни слушать пойду. Хотела теплое что-нибудь взять, холодно.
        - Да вот пришел человек, на Китай-город ему надо, - старик кивнул на Федора. - Я и так в поход собирался на днях, чего ж не взять с собой, лишние глаза и руки не помешают. Ты сама-то как - готова идти?
        Федор мог бы поклясться - что-то мелькнуло в лице у девушки, словно она внутренне вздрогнула. Но голос ее звучал беспечно, когда она сказала:
        - Да по мне, хоть сейчас. Скучно тут, на станции.
        - Ну, вот и славно, - пробормотал старик и вопросительно глянул на Федора: - Ну что, решился, мил-человек?
        Федор пожал плечами. Он решил, что если даже эта хрупкая девушка готова отправиться с ними, значит, путь не так уж опасен. Но сомнения у него оставались.
        - Подумай хорошенько, - сказал старик, - уговаривать не стану. Нельзя на такое дело уговаривать - каждый сам должен решать. Химзу и намордник я тебе дам, если что. Жаль, конечно, что подранили тебя, но раз здоровой рукой действовать сможешь - уже хорошо. Времени у тебя три дня - мне еще кое-что подготовить надо.
        - А сколько запросишь? - начал было Федор, но старик махнул рукой:
        - Не бери в голову - потом сочтемся.
        Федор решил, что он при девушке не хочет говорить об оплате, кивнул и вытащил еще бутыль браги, разлил по кружкам. Девушка, вытащив из какого-то мешка толстый теплый шарф крупной вязки, сунулась к выходу.
        - Уходишь? - спросил старик.
        - Хочу песни послушать, музыкант после ужина еще спеть обещал. Он издалека, завтра обратно уйдет уже. Говорят, из Конфедерации, что ли.
        - Не засиживайся, спать пораньше ложись. Тебе силы надо беречь, - проворчал старик.
        - Можно с тобой? - спросил Федор девушку. Она зыркнула на него исподлобья, пожала плечами.
        - У тебя свои дела, у меня - свои. Иди, куда тебе надо, а я тебе на что?
        Федор решил, что девушка уж слишком задается - не больно-то и хотелось ее провожать. Когда он узнал, что она тоже ходит на вылазки, он как-то разочаровался в ней, что ли, да и грубость ее неприятно кольнула.
        Вообще-то ему не нравились женщины, которые пытались вести себя как мужчины, - взять ту же Кошку, например, о которой он, впрочем, знал больше понаслышке. Ох, не женское это дело - воевать с мутантами, а Кошка, по слухам, и людей убила немало. Но то - особый случай, она ведь сама - мутантка, ее и человеком-то можно назвать с трудом. А эта девчонка выглядела такой хрупкой - неужели она тоже ходит наверх вместе со сталкерами? С другой стороны, поговорить с ней не мешало бы - она, наверное, сможет побольше рассказать и о здешних порядках, и о намечающемся путешествии.
        Федор вопросительно оглянулся на старика. Тот кивнул утвердительно:
        - Иди-иди.
        И укоризненно попенял девчонке:
        - Зачем обижаешь человека? Он в гостях у нас, в поход собирается с нами вместе, не гляди злюкой, поприветливей будь с ним.
        У Федора создалось впечатление, что старик одобряет их знакомство.
        - Как тебя зовут? - спросил Федор.
        - Неля.
        - Красивое имя. А я - Федя.
        Во взгляде ее мелькнуло что-то ехидное, но она сдержалась, закусила губу. И вдруг неожиданно улыбнулась как-то заговорщически - в глазах словно искорки зажглись. Эта улыбка сразу примирила его с ней. Настроение у него поднялось. Казалось бы, ерунда, пустяк, но теперь Федор все воспринимал по-другому - ему сразу стало весело без всякой причины.
        - Откуда у тебя шрам? - спросил он.
        - Да так, упала, об острый камень поцарапалась, - нехотя буркнула девчонка и снова замкнулась в себе. Федор испытал даже легкое разочарование. Он примерно так и думал, но ему нравилось фантазировать, будто шрам был от ножа или пули, а может - от когтей мутанта. Это больше подошло бы странной девчонке. Она похожа была на заколдованную принцессу из сказки, которую хотелось спасти от зверей или лихих людей. Теперь Федору нравилось даже, что она дичится его, глядит исподлобья, отвечает нехотя. Она так не похожа была на развязных девок с его станции. И он решил обязательно познакомиться с ней поближе, хотя зачем ему это было надо - не смог бы себе ответить.
        Вслед за Нелей Федор подошел к костру, возле которого собралось множество народу. Люди сидели на каком-то тряпье, а некоторые - прямо на полу. Федор стащил теплый жилет, постелил на пол и жестом предложил девушке садиться. Она, не возражая, устроилась, подвинулась так, чтоб дать и ему место рядом с собой. Музыкант сидел на стуле, перебирая струны. Поднял голову, обвел глазами присутствующих. Федор заметил, что глаза у него серые, чуть навыкате, светлые с проседью волосы собраны в хвост черной резинкой. Плечи были широкими, а кисти рук неожиданно изящные, пальцы тонкие. На одном блестел серебряный перстенек с каким-то странным знаком. Сидящий рядом на полу человек передал ему несколько клочков бумаги - видимо, записки из задних рядов. Музыкант читал, хмурился.
        - Нет, эту не буду, не могу сегодня, - сказал он, отложив одну из бумажек. А затем вполголоса хмыкнул и произнес, словно бы про себя: «Ну надо же! Не ожидал». Поднял голову и вновь обвел глазами сидящих.
        - «Туркестанский экспресс» кто просил? - поинтересовался он. В ответ приподнялся суровый мужик с обветренным лицом:
        - Неужели знаешь?
        - Знаю. Только не хотелось мне сегодня об этом, - пробормотал музыкант.
        - Пожалуйста, брат! Ну правда, очень нужно, - и мужик провел рукой по горлу, показывая, как ему необходимо услышать именно эту песню.
        Музыкант поглядел ему в глаза и, видимо, что-то там увидел. Он коротко кивнул и начал в который уже раз настраивать гитару, а мужик терпеливо ждал.
        - Это Костя, - объяснила тем временем Федору Неля. - Он всегда эту песню заказывает, только ее почти никто не знает.
        Федор с изумлением смотрел на девушку. С ней произошла внезапная перемена - словно звуки струн привели ее в хорошее настроение. Глаза заблестели, щеки разрумянились. Теперь она разговаривала с ним почти приветливо. Или то подействовали наставления старого Данилы? «Какие у нее глаза, я ни у кого не видел таких», - вновь подумал Федор.
        - А что такое экспресс? - спросил он. - И почему туркестанский?
        - Поезд такой. Ты лучше слушай, я потом тебе расскажу.
        «Поезд, - вздрогнул Федор - Может, это знак?». Снова вспомнился тот жуткий сон перед выходом - и ведь гадости-то ждать себя не заставили, и вправду вещим сон оказался. Вот и не верь в приметы после этого. А музыкант тем временем ударил по струнам и вдруг заорал во весь голос - так, что Федор чуть не подпрыгнул от неожиданности:
        И вот я вышел из дома, освоив науку смотреть,
        Я посмотрел на мой город, и город был тусклым как смерть,
        Все изменилось, пока я учился читать имена -
        Чужое небо, чужие дороги, чужая страна…
        Федор понял, что герой, выйдя на улицу, увидел перед собой мертвый город. А дальше ему позарез потребовалось попасть на этот самый туркестанский экспресс зачем-то, и кажется, у него это в итоге получилось.
        И я ушел, и включился, когда проезжали Уфу,
        И мне какой-то чудак все объяснял, что такое «кунг-фу»,
        А с верхней полки сказали: «Надежней хороший обрез».
        А я подумал: «Я все-таки сел в туркестанский экспресс».
        Федора опять совершенно не смутило, что половины слов он не понимает. Зато он точно знал, что хороший обрез - вещь в хозяйстве и правда совсем не лишняя. Но, кажется, поезд в итоге оказался не тот, и путешественнику из песни пришлось туго - вместе с загадочным проводником он прыгал с подножки, шел куда-то на восток, сидел на ржавых рельсах, его втягивали на руках в другой вагон на ходу.
        Суровый мужик между тем жадно слушал, время от времени кивая в ответ каким-то своим мыслям. Что-то очень важное зависело от этой поездки. Смертельно важное. Даже Федор в итоге начал понимать - тут дело идет не только о том, чтобы попасть из одного места в другое. Тем более, что поезд, судя по всему, вернулся потом обратно в Москву. Но все волшебным образом изменилось:
        Я посмотрел на мой город - и город был новый, живой,
        И кто-то тихо сказал: «Получилось.
        А ты смотри, получилось.
        Ну что - с возвращеньем домой,
        Туркестанский беглец.
        С возвращеньем домой!»[2 - Текст песни С. Калугина.].
        Федор многого не понял. Но, как ему показалось, понял главное - почему музыкант согласился с такой неохотой. Эта песня была про судьбу, она была слишком серьезной и тяжелой, чтобы исполнять ее здесь и сейчас. И люди вокруг затихли - словно вместо желанного развлечения им неожиданно предложили головоломку.
        Мужик, дослушав песню и кинув музыканту в чехол от гитары горсть патронов, резко поднялся и пошел прочь.
        - Он сейчас наверх отправится, - пояснила Неля.
        - Сталкер? - уважительно спросил Федор.
        - Да. Но он наверх ходит не только за хабаром. Он ждет.
        - Чего? - удивился Федор.
        - Когда пройдет туркестанский экспресс, - оглянувшись, шепотом сказала Неля.
        - Он что - на всю голову больной? - удивился Федор.
        - Да тише вы, слушать мешаете, - неприязненно зашикали на них.
        Оказалось, музыкант уже пел про очередные баобабы. Федор видел, как гневный румянец вспыхнул на щеках у Нели, она явно с трудом сдержалась, чтобы не отбрить возмущенных работяг. Сам он тоже не решился вмешаться, заступиться за девушку, и оттого ему было неловко. «Я тут недавно, порядков здешних не знаю, - мысленно оправдывался он. - Тем более они правы - мы им мешаем».
        - Давай уйдем подальше, - шепнула Неля, и они перебрались в задние ряды. Здесь можно было говорить спокойно, и девушка принялась объяснять:
        - Ты не понимаешь. Каждый верит, во что хочет. Он верит в это. У нас тут наверху старая железная дорога возле станции. Это то же самое, что метро, только поезда ходили не по туннелям, а наверху.
        - Знаю, - буркнул Федор, вспомнив рассуждения Кузьмы про привокзальные станции.
        - Ну вот, Костя верит, что если очень ждать, однажды здесь пройдет туркестанский экспресс, и все опять станет, как было до Катастрофы. У него во время Катастрофы вся семья погибла. И он думает, что если все опять станет по-прежнему, то он сможет встретиться с ними.
        - Ну и бред! Откуда ж здесь поезду взяться через двадцать лет после Катастрофы? - удивился Федор. - И почему он должен пройти как раз здесь?
        - Он проходит там, где его очень ждут. Костя думает - если сильно верить, то так и будет, - объяснила Неля.
        - А почему туркестанский? - спросил снова Федор.
        - Не знаю, кажется, была такая страна до Катастрофы. А может, и не было. Может, этот Туркестан находится уже на границе с другим миром, откуда поезд приходит.
        - Странная песня, - сказал Федор. - Я многого не понял в ней. Вот, например, почему этот парень так странно обращался к проводнику. Ты помнишь? Называл его господином и уверял, что ему не страшно умереть. Парень этого проводника впервые видел - какой он ему господин?
        - Может быть, все дело в том, что проводник был в зеленой форме? - шепотом сказала Неля.
        - Ну и что? - спросил Федор. Что-то в лице девушки показалось ему странным. Может, она не вполне нормальная?
        Он таких уже видел - в подземке у многих ехала крыша. Буйных изолировали быстро, а тихих не трогали - иначе пришлось бы половину метро, наверное, запереть. А так - делает человек свое дело, и ладно, а тараканы у него в голове никого не касаются.
        - Это был не простой проводник, - серьезно объяснила Неля. - Раньше так назывались люди, которые следили за порядком в поезде. Но ведь так зовут еще тех, кто может показать дорогу. Это был бог, он мог указать путь туда, где все осталось, как было.
        - Провести по кругам ада, - добавил чей-то голос.
        - В этом-то все и дело - ты должен понять, кто к тебе обращается. Узнать бога и довериться ему. Ты должен довериться проводнику. Экспресс - это поезд, который идет без остановок. Он забирает только тех, кто к этому готов.
        - Эх, прошли те времена, когда боги запросто появлялись среди людей, заговаривали с ними, участвовали в их делах. Теперь неизвестно, остались ли они вообще. Может, умерли или ушли куда-то, - пробормотал тот же голос.
        - И как же он узнал, что этот проводник - бог? Мало ли на ком зеленая форма? - упрямо сказал Федор. - Здесь полстанции в костюмах защитного цвета, так что ж теперь, они все - боги? - и он оглянулся, словно пытаясь угадать в ком-нибудь бога.
        - Вполне возможно, что мужику на самом деле все померещилось, - примирительно сказал неизвестный снова. - Просто он изначально был на всю голову больной, да еще и выпил. Там же говорится в начале, что он в буфете купил вино. Вот и получил просветление, увидел бога. Хорошо хоть не черта. Он мог еще и не то увидеть под мухой.
        - И зачем было об этом песню писать? - спросил Федор, пытаясь получше разглядеть говорившего при тусклом ночном освещении. Он увидел темноволосого мужика средних лет, худого, пожалуй, даже изможденного, который кутался в потрепанное черное пальто. На ногах у него были выцветшие, вытянутые на коленях черные спортивные штаны в обтяжку и разбитые ботинки. Лицо было по-своему примечательным - острые черты, резкие складки у тонких бледных губ, слегка запавшие глаза, покрасневшие веки. Казалось, он не спал уже несколько ночей. Кому-нибудь он мог показаться даже почти красивым, но Федор почему-то сразу проникся к нему безотчетной неприязнью.
        - Глупости ты говоришь, Фил, - неожиданно поддержала Федора Неля.
        - Песни иной раз под настроение пишутся. Иную из прежних вспомнишь - там вроде и смысла-то особого нет. «Я еду домой, светит луна, я думаю о милом». А сейчас совсем по-другому ее слушаешь. Ночь, луна. Красотища-то какая! Не всем, кто родился в метро, удалось своими глазами увидеть луну, - примирительно сказал тот, кого назвали Филом.
        - А я и вправду раз или два слышала такой тяжелый стук - словно бы поезд идет поблизости. Может, этот экспресс уже прошел, но его никто не встречал, потому и не получилось ничего? - сказала Неля.
        Федор вспомнил, что ему тоже почудился один раз тяжелый металлический лязг, похожий на мерный перестук колес.
        - А я тут с умным человеком одним разговаривал как-то, - продолжал Фил, еще глубже закутавшись в свое черное пальто, - так у него выходило, что это нам только кажется, будто мы живем в метро. На самом деле мы-то как раз уже умерли и попали в чистилище. Ведь написано в одной книге, что вечность - это, может, что-то вроде банки с пауками. Вот мы как раз в такую банку и попали. И грыземся, как пауки в банке. По грехам нашим воздается нам.
        Чувствовалось, что мысли эти он излагал уже не один раз, и теперь рад-радешенек был, что обрел нового слушателя в лице Федора.
        - То есть получается, что на самом деле мы мертвые все? Ну, это ты загнул! - хмыкнул кто-то неподалеку.
        - А куда ведет эта железная дорога - та, что наверху? - спросил Федор, не желая углубляться в философские споры, в которых ни черта не понимал. Его интересовали более практические вопросы.
        Ему отозвался старик в дырявом ватнике:
        - Это, стало быть, Казанское направление - значит, шли отсюда поезда с Казанского вокзала на восток - в Казань, на Урал, в Сибирь и еще дальше.
        Федор подумал, что в песне тоже упоминался путь на восток.
        - А с Курского вокзала куда поезда ходили?
        - К югу. В Тулу, Курск, Орел.
        - Говорят, на привокзальных станциях неспокойно людям живется, - пробормотал Федор.
        - Правильно говорят, - согласился старик. - Потому что одно дело - город, другое - то, что вокруг. А за городом - лес. И еще неизвестно, что может прийти к нам оттуда. Люди проложили пути, вырубили кое-где леса, построили свои дома. Но чем дальше уходят пути, тем реже встречаются человеческие жилища. От одного до другого большого города - дикие леса. На окраинах городов кончаются владения человека. И теперь лес опять берет свое. Оттуда придут такие твари, какие нам и не снились тут, в городе. Сначала они убьют тех, кто еще пытается выживать в бункерах под Москвой, а потом возьмутся и за нас. Помяните мое слово - не зря тех мутантов с Павелецкой называют «приезжими».
        - Не каркай, дед, - буркнул один из сталкеров. - И без тебя тошно.
        - Что ты знаешь, мальчишка? Во Владимирской области, говорят, еще до Катастрофы в лесах видели крылатых змеев. Тебе даже в страшном сне не приснится, что там творится сейчас. Мы боимся тварей, которые живут наверху, но самое страшное однажды придет к нам из лесов. И будет такая война, что никому мало не покажется. Последняя война.
        - Глупости ты говоришь, старик, даже слушать неохота, - снова вмешался сталкер - широкоплечий, с обветренным лицом. Судя по его независимому виду, он во всем привык полагаться лишь на себя. - Во многих городах были убежища на случай войны, там мог кто-нибудь спастись. У меня брат с семьей жил в Смоленске. Неохота думать, что он погиб. И не все города бомбили, где-нибудь в глухомани, думаю, люди и на поверхности могут жить.
        - Да вон, пришел же весной человек из бункера в Жуковском. Как звали-то его… Сергей вроде? И туда отряд на разведку отправили - еще Доронин их вел.
        - А-а, да по мне, хреновая была затея - половина отряда обратно не вернулась. Ну что такого в Подмосковье есть, чего у нас нет? За каким лешим людей туда гонять, когда все можно здесь найти, если поискать хорошенько? Да что руководству - для них люди так, скот. Шлют на верную смерть почем зря.
        - Да не ври-ка. Во-первых, там почти все были штрафники, наемники. Им за это срок скостить обещали. Да и вернулись они почти все, даже тот мальчишка, Денис, который с ними напросился.
        - Вернулись, говоришь? Что-то я его на станции не видел давно.
        - Да был он, я сам его видел, только недавно опять куда-то пропал.
        - А я слыхал, чудик один у себя на ферме на Клязьме живность экзотическую держал, - пробурчал кто-то. - Крокодилов там, страусов, верблюдов и еще кого-то. Вот интересно, где все эти милые зверюшки теперь? Тоже по лесам разбежались, наверное.
        - Кое-какие твари из леса уже подтянулись сюда, - сообщил сталкер. - Волки иногда попадаются. И такие они мерзкие стали, я как-то видел одного, сначала и не признал - вроде бы волк, а морда крысиная.
        Разгорелся спор, из которого Федор узнал много интересного о волках и их повадках, хотя и не представлял себе, пригодится ли ему это когда-нибудь. Новое направление разговору дал подсевший к спорщикам Виталя.
        - Да ладно зверюшки, - многозначительно сказал он. - Наверху есть и кое-что пострашнее.
        - Ты про прядильщиц, что ли?
        - Да чего ты заладил все про прядильщиц. Нет, я про заблудившийся автобус.
        - Как это? - удивился Федор.
        - Да вот, ходит тут, говорят, наверху автобус, - понизив голос, с таинственным видом произнес Виталя. - Старенький такой, ржавый. Идет себе, к примеру, сталкер по своим делам, и вдруг этот автобус подъезжает, раскрывает двери. А что внутри, кто за рулем - не видно, фары слепят глаза. Говорят, однажды шли двое, один - он отчаянный был - и кричит из озорства: «Шеф, подбрось в Сокольники». Взял да и запрыгнул внутрь. Автобус тут же двери закрыл, поехал куда-то в сторону Измайловского вала, и все, и больше того беднягу не видели. Ни в Сокольниках, ни здесь.
        - А я стихи красивые читала в одной книжке, - сказала Неля. - Про заблудившийся трамвай.
        - Не, трамвай может ездить не везде, а только по рельсам, да к тому же ему электричество нужно, - с умным видом заявил Виталя.
        - Ну и придурок! Ты еще скажи, что автобус не может ездить без бензина! Как ты не врубаешься - это был не настоящий автобус! Откуда он приезжает, куда потом девается, кто за рулем сидит - того нам лучше не знать.
        - Да и это не самое страшное, - сказал вдруг человек, сидевший до этого молча. - Есть здесь вещи и куда хуже… но о них нельзя говорить.
        - Ты про хозяина, что ли? - спросил другой. На него тут же зашикали, испуганно озираясь.
        Неля переводила глаза с одного рассказчика на другого. Федору захотелось снова привлечь ее внимание.
        - А говорят, на станции Парк Победы живут дикари. Они поклоняются Великому червю, который роет подземные ходы. Одного из них удалось поймать, он и рассказал. И получается, что этот их Великий червь по описанию сильно смахивает на поезд.
        Неля с любопытством поглядела на него. Федор неуверенно дотронулся до ее жилетки - ему давно хотелось это сделать. Ткань на ощупь и вправду была жесткой. Но девушка тут же отстранилась, сердито взглянув на него. Настроение ее вновь изменилось.
        - Интересная жилетка у тебя… красивая… я и не видел таких раньше, - смущенно пробормотал Федор.
        - Что, хочешь такую же своей подружке подарить? - ехидно спросила девушка.
        - У меня нет подружки, - соврал Федор, чувствуя, как лицо его заливает румянец. Но девушка неожиданно сменила гнев на милость:
        - Это гобелен, - неохотно пояснила она.
        - Гобелен? - повторил Федор незнакомое слово, будто пробуя на вкус.
        - Ну, материя такая.
        - Красивая, - пробормотал Федор. - И ткань толстая - не сразу сносится.
        - А главное, такой больше нет ни у кого, - не без гордости сказала Неля. - Только у начальника станции еще диван и стулья гобеленом обтянуты и две картины гобеленовые висят на стене - ему Данила принес.
        - Значит, это редкость?
        - Да я бы не сказала. Тут недалеко, на фабрике, еще полно всякого тряпья разноцветного. Только все боятся туда соваться. А Данила не боится, но он считает - это баловство. Лучше, мол, полезное что-нибудь сверху носить - еду, снарягу. Вот только начальнику принес гобелены эти - тот ему кучу патронов отвалил. Но один сталкер погиб во время той вылазки, и теперь Данила не хочет связываться. Говорит, не стоят тряпки человеческой жизни. Начальник, правда, пытался ему приказать, но Данила сказал - пусть других посылает. Сказал, что на фабрике завелось что-то нехорошее, и теперь туда без крайней надобности лучше не соваться.
        - А тебе тоже он принес этот гобелен? - пробормотал Федор.
        - Я сама взяла. Я с ними вместе ходила тогда.
        Федор искоса посмотрел на девушку. Удивительно - ходит на поверхность и не боится. И так спокойно говорит об этом - он знал мужиков, которые и вполовину так храбры не были. Все в ней было необычным, даже имя.
        - Значит, ты с Данилой ходишь на поверхность?
        - Ну да, - невозмутимо ответила девчонка, словно это было самым обычным делом.
        - Отчаянная, - сказал Федор. Вроде хотел похвалить, но получилось у него осуждающе. - И не страшно тебе?
        - Сначала страшновато было, - призналась она, - а теперь ничего, привыкла. Наверху главное - глазами не хлопать, все замечать и соображать быстро. Зато интересно. Предки столько всякого хлама оставили, нужного и не очень - на наш век хватит разбираться. Ну, многое испортилось, конечно, сгнило, заржавело, но еще полно всего осталось.
        - А за сколько времени можно добраться отсюда, к примеру, до Китай-города? - поинтересовался Федор.
        - Если повезет, то за ночь, - ответила девушка.
        - Так быстро? - удивился он.
        - Я же говорю - это если повезет, - усмехнулась она. - Может что-нибудь помешать, тогда это надолго.
        За разговором они и не заметили, что концерт закончился. Музыканту налили браги. Патронов, судя по всему, ему перепало немало.
        Неля сразу словно потухла - лицо ее выглядело бледненьким и осунувшимся, под глазами залегли темные тени.
        - Устала? - спросил Федор.
        - Да, спать хочу ужасно. До завтра.
        И не дожидаясь ответа, девушка скользнула куда-то между палатками, а Федор смотрел ей вслед, не пытаясь догнать. Странные и непривычные чувства его волновали, но разобраться в них он пока не мог.

* * *
        На следующий день Федор проснулся поздно и как раз успел пообедать вместе с местными работягами. Отправившись бродить по станции, снова встретил Фила. Федор попытался расспросить его поподробней про старого Данилу.
        - Нормальный мужик, - буркнул Фил, - но мы с ним как-то не особо общаемся.
        - А девчонка эта - кто она ему? Она его дедом зовет - неужели и правда внучка? Ни за что бы не подумал.
        - Не знаю, - почему-то нахмурившись, сказал Фил, - не интересовался. Но уж точно не внучка. Привел он ее откуда-то не так давно, с тех пор она и ходит с ним. Здесь ее не любят. Впрочем, здесь всех не любят, кто со странностями, - и он вздохнул.
        Федор понял, что Фил испытал эту нелюбовь на собственном опыте.
        - Но ты с Нелькой лучше поосторожнее, держись от нее подальше - тут про нее разное болтают. Я, конечно, слухам не очень верю, но нет дыма без огня. Девчонка интересная, конечно, красивая, смелая. Она мне чем-то напоминает актрису из старого фильма Годара, где еще играл молодой Бельмондо. А как ту актрису звали - не помню уже. Кажется, Джин. Вообще это ужасно - я скоро так все забуду из прежней жизни. А с девчонкой я как-то попытался поговорить, познакомиться, но она оказалась такой упертой, ограниченной, даже грубой. Есть в ней что-то фанатичное. Пока молчит - красавица просто, но только рот раскроет - все очарование сразу пропадает.
        «На себя бы лучше посмотрел», - мрачно подумал Федор, которого неприятно задела мысль, что Фил, оказывается, пытался познакомиться поближе с Нелей. Правильно она сделала, что его отшила. Он вспомнил портреты актрис, которые видел в старых журналах, они казались ему очень, даже как-то волшебно красивыми. Неля вполне могла быть похожей на одну из них. Но в данный момент его больше волновало другое.
        - Мне такую странную вещь сказали - будто старик с нечистой силой знается, - сознался он. Фил усмехнулся скептически.
        - И ты поверил?
        - Нет, конечно, - независимо сказал Федор.
        - Ну и правильно, - сказал Фил. - Серый здесь народ. Им кажется странным, что Данила давно ходит наверх и до сих пор жив. Вот они и приписывают его удачу действию сверхъ-естественных сил. А у него просто феноменальное чутье, интуиция - потому и удается выбираться из переделок. Эх, я бы сам сходил на поверхность как-нибудь. Сам удивляюсь - откуда у меня такое желание? Я совсем маленьким был, когда Катастрофа случилась, и все же какие-то вещи помню. Как трава пахнет после дождя, как ветер волосы треплет. Теперь наверх не выйдешь без химзы, и каждый шаг караулят жуткие твари - так говорят сталкеры. И все же если б я решился снова подняться на поверхность, то только с Данилой. Последнее время все чаще меня тянет туда - словно кто-то зовет. Сны странные снятся. Утром проснусь - ничего не помню, только знаю, что надо выйти наверх.
        Федор подумал и решил не говорить новому знакомому, что на днях, возможно, сам пойдет с Данилой в поход. Во-первых, он еще не решил, а во-вторых, чем меньше народу здесь будет об этом знать, тем лучше. Да и вообще Фил не слишком ему нравился: Федор подумал, что мужик, наверное, отлынивает от работы под любым предлогом, раз в рабочее время шляется по станции и ведет досужие разговоры.
        Нелю Федор увидел лишь вечером. На этот раз она выглядела сосредоточенной и серьезной, и настолько загадочный был у нее вид, что Федор сразу спросил:
        - Что-то случилось?
        - Костя не вернулся, - сказала Неля.
        - Может, просто задержался и решил наверху передневать? - предположил Федор.
        - Не знаю, - протянула девушка, - может, и так. А может, мы больше его не увидим.
        - Думаешь, что-то случилось?
        - Я не думаю, я чувствую. Что-то точно случилось, только не знаю - что. Может, его мутанты сожрали. А может, он просто дождался своего поезда. Сел на него, и теперь он уже далеко. Там, где Катастрофы не было.
        - И город живой, - задумчиво произнес Федор. - Но тогда он должен и для нас быть живым?
        - Нет, - сказала твердо Неля. - Понимаешь, Костя-то верил в это. Крепко верил. А если очень верить во что-то, оно может сбыться. У нас вера не твердая, мы во всем сомневаемся. И потому он мог дождаться, а мы - нет.
        - Чушь это все, - неуверенно произнес Федор. - Скорее всего, он попал в передрягу и погиб.
        - Не говори о том, чего не знаешь, - резко сказала Неля. - Мы многих вещей не можем понять. Но они все равно случаются.
        И увидев его замешательство, неожиданно улыбнулась:
        - Не парься, каждый верит во что хочет. Не хочу про это спорить с тобой. Если сможешь - сам поймешь, а никто другой тебе не поможет.
        - Нет, спорь, пожалуйста, - взмолился Федор, увидевший, наконец, возможность найти общий язык с Нелей. Видимо, эта тема была ей интересна.
        Федор еще ни разу не видел девушек, которые бы рассуждали о подобных вещах. Он вообще не думал, что с девушками можно говорить о таком.
        - Давай лучше сходим к Костиной жене, я сделала его дочке куклу, - сказала Неля.
        - Ты же говорила, что у него семья наверху осталась? - удивился Федор.
        - Так ведь то было двадцать лет назад. Он другую семью завел, уже здесь. Не жить же человеку столько лет одному, - рассудительно сказала Неля.
        Они подошли к старенькой палатке, и Неля, нагнувшись, негромко позвала:
        - Даш, можно к тебе? Только я не одна.
        - Заходи, тебе всегда можно, - донесся слабый голос изнутри.
        В потрепанной палатке они обнаружили худую изможденную светловолосую женщину, кутавшуюся в длинный серый мужской халат, местами протершийся чуть ли не насквозь. Она лежала на дырявом матрасе, завернувшись в старенькое и неимоверно грязное бело-розовое одеяло. Лица ее Федор не разглядел толком в полутьме. Рядом тихонько возились бледненькие чумазые дети, мальчик и девочка. Мальчик в толстовке защитного цвета и черных спортивных штанишках, которые были ему коротки, лежал в ногах у матери. Его лысая голова была покрыта болячками. Девочка была в длинной рубахе, подпоясанной обрывком веревки. На вид мальчику можно было дать года четыре, девочка, судя по всему, была старше, но возраст ее определить было трудно. При виде гостей женщина приподнялась было.
        - Опять болеешь? Лежи, лежи. Смотри, что я принесла.
        Неля достала из кармана кулек, протянула детям. Те с удовольствием принялись похрустывать сушеными грибами.
        - И это тоже вам, мелкие, - сказала Неля, достав из кармана свернутую из пестрых лоскутков куколку. Девочка востор-женно взвизгнула.
        - Береги ее, - тихонько сказала Неля. - Это на удачу. А куда ты другую куколку дела? Которую я тебе раньше давала?
        Девочка шмыгнула носом:
        - Ее мама отняла и блосила в костел.
        У лежавшей слабый румянец вспыхнул на лице.
        - Я случайно, - пробормотала женщина.
        - Не веришь мне, - укоризненно сказала Неля.
        - Надо было ту куколку папе отдать, чтоб с собой всегда носил, - повернулась она к девочке. - Если б папа твой меня послушал… - но тут она вдруг осеклась, замолчала.
        Девочка схватила коробку и стала показывать Неле и Федору свои сокровища - осколки цветного стекла, гладкий овальный камешек, синюю пластмассовую крышечку. Мальчик замычал, потянулся к интересным штучкам, повернувшись к Федору лицом. Тот ахнул - вместо одного глаза у ребенка была уродливая опухоль. Разглядывая его лицо, Федор не сразу обратил внимание на руки - пальцы на одной срослись, и конечность больше была похожа на клешню. Но кроме Федора, казалось, никто не обращал внимания на уродство ребенка. Девчонка, которая, видно, верховодила, стукнула малыша по грязной ручонке:
        - Тили, не лезь!
        - Как тебя зовут? - спросил Федор.
        - Селсея, - важно произнесла маленькая замарашка. Исковерканное ребенком имя, как смутно припомнилось Федору, принадлежало героине какого-то старого фильма или книги, даже, кажется, королеве. Федор вгляделся в лицо девочки.
        «Да ведь она была бы красавицей, если б ее отмыли», - потрясенно подумал он. Огромные голубые глаза, светлые кудряшки, аккуратный носик - и неимоверно чумазые, воспаленные щеки. Руки у малышки тоже были маленькие, пальчики крошечные, аккуратные, но уже шероховатые, все в заусенцах, цыпках и царапинах.
        - А это Тилион, - показала она на брата. - Папа сколо плидет и плинесет иглушки.
        Говорила малышка бойко, но очень невнятно - словно каши в рот набрала. Теперь Федор решил, что девочке, наверное, лет восемь или десять, просто она мелкая и тонкокостная. А шепелявит и коверкает слова из-за какого-то врожденного дефекта.
        Лежащая женщина судорожно вздохнула. Неля присела рядом.
        - Ну не надо, Даш, не плачь. Может, он завтра вернется.
        - Каждый раз, как я провожала его наверх, у меня сердце ныло, - обреченно сказала женщина. - А в этот раз - особенно. Это ужасно - так жить. Мои дети были ему не нужны. Он все время думал о тех, которые остались наверху. Теперь он присоединился к ним, наверное. Но как мы будем жить, чем мне их кормить теперь? - и она кивнула на малышей, сосредоточенно разглядывавших новую куклу.
        - Ну, полно, - сказала Неля. - Найдутся добрые люди, помогут.
        Но Даша лишь качала головой.
        - Может, какой-то паек за мужа и дадут, наверное, - пробормотала она, - но только чтоб ноги не протянуть. А они растут, им надо есть побольше. Я болею, работать не могу. И нового мужа мне не найти - больной, да еще с двумя ртами. А он совсем не думал о нас. Словно бы нарочно смерти искал - вот и нашел.
        Неля терпеливо слушала. Потом ободряюще потрепала женщину по плечу.
        - Не бойся! Честное слово даю - о тебе позаботятся. Веришь мне?
        Глаза у Даши радостно вспыхнули, они с Нелей обменялись быстрыми взглядами.
        - Обещаешь? - спросила вдова, впившись в девушку взглядом.
        - Обещаю, - после паузы твердо сказала Неля, чуть нахмурившись при этом.
        Сейчас она уже не похожа была на умирающее, бледное растение. Наоборот, Федор вдруг понял, сколько скрытой силы в этой девушке. Может быть, какая-то болезнь и подтачивала ее, но сдаваться она не собиралась. Федор хотел спросить, чью помощь так уверенно обещала она подруге, но передумал. Он чувствовал - Неле есть что скрывать, но это, как ни странно, еще больше привлекало его в ней.
        Даша облегченно бормотала слова благодарности, угодливо улыбаясь. Федору ее улыбки казались приторными, и он был рад, когда они с Нелей выбрались, наконец, из этой палатки.
        - Хорош твой Костя, - раздраженно буркнул он. - Зачем было семью заводить, если ему на них плевать? Жил бы один, а других не заставлял вместе с ним мучиться.
        - Не надо так говорить, когда не знаешь всего, - тихо сказала Неля.
        - Да и она хороша, - продолжал кипятиться Федор. - Она переживает только за себя, а Костю-то ей, кажется, вовсе не жаль.
        - А зачем его жалеть? - удивилась Неля. - Его нужно жалеть, если он лежит где-то раненый. Но мы ведь все равно ничем не можем ему помочь. А если его уже нет в живых, то жалеть его не надо. Ему все равно лучше, чем нам, он уже не мучается. А если он и вправду дождался своего поезда - тогда нужно радоваться за него.
        Федор слегка опешил. Ему никогда в голову не приходило рассматривать вещи с этой точки зрения. Ему казалось, что живым быть всяко лучше, чем мертвым, а вот Неля, видно, считала иначе.
        - Не нравится мне эта его жена, - сказал Федор, - не думаю, что она уж так больна. Просто притворяется, на жалость бьет, чтоб выпросить чего-нибудь.
        Неля вдруг сердито глянула на него:
        - Откуда ты знаешь? Сам бы попробовал двух детей растить.
        - Плохо она о них заботится, - фыркнул Федор, - дети тощие, одеты кое-как, девчонка вообще в обносках материнских.
        - Зато она их не бросила. Лучше уж такая мать, чем никакая, - огрызнулась Неля. - У нее мальчишку давно хотят отобрать - видел, какой он?
        - Его что - убить хотят? - похолодел Федор. Хоть он и пришел в ужас при виде маленького урода, но у него в голове не укладывалось, что можно хладнокровно вынести приговор ребенку, хотя понятно, что для матери он был лишь обузой.
        - Ну, может, не убить, а мутантам отдать, которые наверху живут, - нехотя сказала Неля.
        - Я слышал, мутанты живут на Филевской линии, - сказал Федор.
        - Они много где живут, - буркнула Неля, - говорят, их община есть где-то в районе Измайловской, и некоторые сталкеры даже ведут с ними дела. Дашке предлагали забрать у нее мальчишку, отнести мутантам. Но Дашка не отдает, все тянет - говорит, мал он еще. Говорит, его вообще убить хотели, когда он только родился, и увидели, какой он. А она его отстояла.
        - Да чего ты так раскипятилась-то, - удивился Федор. - Сначала сама говоришь, что иногда лучше умереть, чтоб не мучиться. И тут же наоборот - переживаешь, что мальчишку хотели избавить от страданий.
        Девушка закусила губу. Потом вдруг фыркнула.
        - Да, тут ты меня подловил, - признала она. - Просто мне детей почему-то всегда жалко - они маленькие, не понимают еще, за что им это.
        - Всех не пережалеешь, - философски заметил Федор, довольный, что хоть в чем-то одержал верх над ней, и она сама это признала.
        - Ладно, проехали, - сказала она, насупившись. - Просто Дашка одна ко мне тут относится нормально, остальные все шарахаются, хуже, чем от чумной. Она, конечно, тоже со своими закидонами, но она мне нравится - хотя бы за то, что поступает, как хочет, и плевать хотела на остальных.
        «Неудивительно, что от тебя люди шарахаются, если ты каждому так грубишь», - подумал Федор.
        Неля вдруг шагнула в сторону, прислушалась. В одной из палаток что-то рассказывала женщина - нараспев, видно, убаюкивая ребенка.
        - Было то на Москве в стародавние времена. Правил тогда грозный царь, все по-своему переиначивал, на иноземцев глядя. И был у него советник - Лефорт. Был Лефорт другом и помощником царя во всяких делах, непростой был человек, умел царю угодить и глаза отвести.
        Неля рванула полог, сунулась внутрь, женщина внутри вскрикнула:
        - Кто это? Чего тебе нужно, малахольная? Вон, ребенка переполошила, не уснет теперь.
        Раздался детский плач, женщина зашикала. Несколько человек оглянулись было на шум, но вскоре потеряли всякий интерес к происходящему - подумаешь, бабьи разборки. Вскоре ребенок затих - видно, успокоился. Федор остался возле палатки, в которой скрылась Неля, и ему был слышен весь разговор.
        - Ты чего сейчас рассказывала? - спрашивала Неля.
        - Твое-то какое дело? Сказку дитю на ночь.
        - А откуда ты знаешь эту сказку? Кто тебе ее рассказал?
        - Никто. Чего привязалась? Сейчас закричу, людей позову.
        - Не надо, - умоляюще сказала Неля. - Вот, возьми. Это для мелкого.
        - С чего бы ты вдруг добрая такая? - настороженно спросила женщина.
        - Я еще дам, только расскажи мне эту сказку.
        Федор переминался с ноги на ногу. Уходить не хотелось, но и стоять так было неловко. Он опустился прямо на пол, делая вид, что ему в ботинок что-то попало. Тем временем женщина в палатке сменила гнев на милость. И снова монотонно завела нараспев:
        - И еще познакомил Лефорт царя с прекрасной Анхен, ради которой тот и царицу свою забыл, и в ссылку сослал. Здесь поблизости как раз иноземная слобода была, где и жила Анхен, дочь торговца. Царь таких и не видел раньше - он привык, что женщины все больше взаперти сидели, на глаза мужчинам чужим не показывались. А Анхен красавица была, пела, плясала, и царь совсем голову потерял. Зря царица слезы лила - отослал он ее от себя. Люди даже говорили - Лефорт и Анхен царя колдовством опутали. Говорили - Анхен прежде тайно с Лефортом жила и все делала, что он велит.
        И решил Лефорт построить себе красивый дворец - для того, мол, чтоб не стыдно было принимать в нем царя. Построил, да только не довелось ему в том дворце пожить. После шумного новоселья месяца не прошло - умер он от горячки. А перед смертью собрал он вокруг себя гуляк, музыкантам велел играть, и сам сорвался с кровати полуживой, синий, страшный, да заплясал - видно, был тот Лефорт если уж не сам дьявол, то с нечистой силой хорошо знаком.
        После смерти его ослабли чары Анхен. Царь уезжал часто, а она полюбила другого и не сумела этого скрыть. Царь прознал и велел отрубить ей голову, а Лефорта уже не было, и некому было за нее заступиться - тут и конец ей, ведьме, пришел. А во дворце потом жили другие, но было на нем проклятие, и теперь стоит он разрушенный. Люди говорят, в лунные ночи до сих пор появляются призраки в том проклятом дворце и продолжаются там дьявольские пляски. Если кто из живых случайно зайдет на огонек - больше его не увидят. Призраки увлекут его в пляс, захороводят, до смерти замучают.
        Женщина замолчала. Зато ребенок снова начал всхлипывать - наверное, от страха.
        «Да, - подумал Федор, - если б мне мать такое на ночь рассказывала, я б не заснул». А впрочем, пусть бы только жива осталась - что угодно бы слушал. Только смешно было слушать про разрушенный дворец - теперь ведь почти все дома на поверхности разрушены, и в каждом - свои покойники. Получается, призраки там должны кишмя кишеть.
        Тут вновь раздался голос Нели:
        - Кто тебе это рассказал?
        - Никто. Сама прочитала в книжке. Я читать умею, когда Катастрофа случилась, мне восемь лет было, - с некоторой гордостью пояснила женщина. Действительно, здесь, в подземке, не все могли уже этим похвастаться.
        - Можешь книжку показать?
        - А тебе зачем?
        - Покажи. Если понравится, куплю у тебя.
        Шорох. Шелест страниц. Голос Нели.
        - Продай ее мне. Ты все равно уже прочитала. И для ребенка она не годится. Я ему другую достану, лучше.
        - А сколько дашь?
        - Тридцать патронов хватит?
        Федор уже успел снять, осмотреть и вновь надеть оба ботинка. Теперь он делал вид, что отдыхает. Ну, мало ли - устал человек, присел на пол, да и задумался.
        - Маловато будет, - протянула женщина, хотя цена была более чем щедрая, и Федор мог бы поклясться, что сказочница и столько выручить не надеялась за такой бесполезный предмет. - Тут ведь картинки есть, вот погляди.
        - Ну, давай за сорок, - согласилась Неля.
        - Пятьдесят! - твердо произнесла женщина, решив извлечь из сделки как можно больше.
        - Ладно, - согласилась Неля. - Только у меня с собой нет, погоди, я принесу.
        Она стремительно выскочила из палатки - Федор еле успел отшатнуться, иначе Неля налетела бы на него.
        Апатии как не бывало - девушка быстро пробиралась между палатками. Федор и оглянуться не успел, как она вернулась обратно. Вновь нырнула внутрь, а потом появилась с книжкой в руках. Книжка была сильно потрепанной, на обложке была нарисована, судя по всему, женщина в красивом платье. Федор подумал, что платье странное, очень пышное - вроде бы перед самой Катастрофой люди одевались не совсем так, а то все время мешали бы друг другу пройти.
        Неля снова была как сонная. Федор похлопал ее по плечу - и лишь тогда она его заметила.
        - Пойдем, - сказала она. - Ты читать хорошо умеешь?
        - Умею более-менее, - сказал Федор. Читать его выучили мать с бабкой еще до Катастрофы, а в школу он пойти так и не успел.
        - Почитаешь мне? - сказала девушка и даже улыбнулась просительно. В чуть раскосых глазах опять зажглись искорки. - Я читать не так давно научилась, - виновато пояснила она. - Стихи еще могу, а когда большую книжку начинаю, то устаю быстро.
        - О чем разговор - конечно, - сказал обрадованный Федор. На его взгляд, это была отличная возможность завоевать ее доверие.
        Неля оглянулась, выбирая местечко посветлее. Они уселись на пол, Федор опять постелил для нее свою жилетку. Раскрыл книгу и начал читать, а девушка доверчиво склонилась к нему так, что ее короткие светлые волосы иногда щекотали его щеку. Она разглядывала строчки через его плечо и слабо шевелила губами, словно проверяла, правильно ли он читает.
        Федор сначала спотыкался - книжка была написана каким-то мудреным языком, и он не понимал половины. Понял, что говорилось о каком-то царе - как он возвращался в Москву к нелюбимой царице брить бороды боярам. Про царя и бояр Федор слышал от матери - с детства намертво врезалось в память, как читала сказку мать:
        Царь велит своим боярам,
        Времени не тратя даром,
        И царицу, и приплод
        Тайно бросить в бездну вод[4 - Цитата из «Сказки о царе Салтане» А. Пушкина.].
        С боярами, стало быть, какая-то ясность была - они служили царю для особо сомнительных и гнусных поручений. А теперь выяснилось к тому же, что были они все поголовно бородаты. Читая дальше, Федор убедился в правильности своей догадки - бояре и тут подгадили, уговорили царицу отправиться в монастырь, чтобы царь мог без помех встречаться с другой, с чужеземной красавицей, дочерью торговца. Федор поделился с Нелей своим возмущением, но она, как оказалось, его не разделяла.
        - Монастырь - это хорошо, - сказала она. - Там праведные люди живут в тишине и покое, молятся богу. Мы с дедом видели один монастырь на реке - стены белые, высокие, башни крепкие. Наверняка там и подземелья есть, мне даже кажется, там и теперь кто-то живет. Читай дальше.
        Понемногу Федора увлек рассказ о делах давно минувших дней. Он читал о том, как жили иноземцы в своей слободе, что была на окраине тогдашней Москвы, - открыто, весело. Как сажали цветы во дворах, устраивали праздники, сходились вместе каждый вечер. И как тянуло к ним молодого царя, тяготившегося старыми порядками. Еще и потому тянуло, что повстречал он там Анхен, дочь торговца, сравниться красотой с которой никто не мог.
        Неля слушала как завороженная. Но вскоре глаза у Федора начали слипаться, а ведь это было еще только начало.
        - Ладно, завтра дочитаешь, - с досадой сказала девушка. Федор проводил ее до палатки старика, попрощался и тоже отправился спать. В конце станции были оборудованы многоярусные нары, и ему удалось по сходной цене снять одно место.

* * *
        Проснувшись, Федор спохватился, что чуть не натворил вчера глупостей. Разумеется, он никуда не пойдет с этим непонятным стариком и грубоватой девчонкой, у которой явно едет крыша. И он был тверд в своем решении - по крайней мере, до обеда. А потом ему снова захотелось увидеть Нелю. Она не показывалась, и он слонялся по станции, выдумывая предлоги, чтобы зайти к Даниле.
        В конце концов он решил, что повод у него есть - расспросить Данилу о намечающемся путешествии. Когда Федор был уже поблизости от палатки старика, до него донеслись оттуда негромкие, но сердитые голоса. Заинтересовавшись, он решил послушать, о чем они так спорят. Удалось расслышать не все, но в итоге он понял, что Неля с кем-то поссорилась на станции, а старик распекает ее за это:
        - Ну, и зачем ты его укусила? - спрашивал Данила. - Он говорит, ты чуть ухо не отгрызла ему.
        - Дед, да врет он, не слушай его. Не кусала, только оцарапала слегка.
        «А девушка-то не промах, умеет за себя постоять», - подумал Федор. Почему-то ему понравилось, что у Нели, судя по всему, есть характер.
        - Он сказал, ты его чуть без глаза не оставила, все лицо располосовала, - упрекал старик.
        - Так я за дело, дед. Он знаешь, как назвал меня - шлюхиным отродьем.
        Старик некоторое время молчал. Потом тяжело вздохнул:
        - Ну и что? С тебя убудет, что ли? Мало ли идиотов здесь? Я тебе говорил - тебе надо сидеть тихо и не высовываться. Тебя здесь терпят только из-за меня, из-за того, что я здесь кое-кому нужен. Случись что со мной - тебя вышвырнут мигом.
        - Да знаю я, дед. Но зачем он так?
        - А черт его разберет! - с неожиданной злостью сказал Данила. - Может, понравилась ты ему, и он так свои чувства демонстрирует. Щенок! Я б ему уши надрал, но нельзя, нельзя нам светиться. Нельзя в разборки всякие встревать - не в таком мы положении, и так на нас тут косо смотрят. Тем более он - сын начальника караула, а ты тут кто?
        Девушка лишь ожесточенно сопела в ответ.
        - Ладно, забыли, - сменил гнев на милость старик. - Ты когда мне заплатку поставишь уже - так мне и идти с продранным локтем?
        - Да я сейчас, дед, уже почти все.
        Федор решил, что можно уже и заглянуть, покашлял у входа. Неля сидела и сосредоточенно что-то зашивала в полутьме, близоруко щурясь, на него едва взглянула.
        - Ну что, надумал? - спросил старик.
        - Не знаю, - сказал Федор. Показалось ему, или девушка вздрогнула.
        - Хорошо, - кивнул старик, - подумай как следует. Время у тебя есть до завтрашнего вечера. Потом мы уйдем - с тобой или без тебя.
        Федор вылез из палатки, вслед за ним тут же выбралась Неля.
        - А зачем ты так спешишь на Китай-город? Тебя там кто-то ждет?
        - Да нет, просто дела там, - невнятно промямлил Федор. Почему-то ему не хотелось упоминать про Веру.
        - Вообще-то лучше бы тебе не ходить с нами, - сказала вдруг Неля, пристально на него глядя.
        - Почему? - удивился Федор.
        - Наверху опасно. Ты можешь не дойти. Не знаю, что ты натворил и от кого бежишь, но лучше отсидись тут, а потом возвращайся через Ганзу.
        - Но ты же не боишься ходить наверх? - обиделся почему-то Федор.
        - Я - другое дело. Я не раз уже там была, - произнесла девушка. Но в печальном взгляде Федор прочел другое: «Я никому не нужна, никто не будет беспокоиться, даже если погибну». У него защемило сердце.
        - Спасибо за предупреждение. Я подумаю, - сказал он. На самом деле ее уговоры возымели обратное действие. Ему из упрямства захотелось теперь идти с ними.

* * *
        Вечером он снова бродил по станции, но Неля не показывалась - видно, собиралась в дорогу. Федор подумал, что она уйдет со стариком неизвестно на сколько, и он ее, может, никогда больше не увидит. Он сам не понимал, почему его это так беспокоило. Раздосадованный, он лег спать, так и не увидев девушку. И еле дождавшись утра - хотя утро на станции было понятием относительным, разве что включали более яркое освещение, и первая смена выходила в цех на работу, - отправился к старику.
        Когда он заглянул в палатку, Данила, казалось, дремал, а Неля что-то складывала в рюкзак. Она не удивилась его появлению.
        - Все-таки решился? - сказала она.
        Он подумал, что девушка снова начнет его отговаривать, но у нее, казалось, опять изменилось настроение. Она была сосредоточенна и серьезна и говорила лишь о практических подробностях - что надо взять из продуктов и как себя вести, оказавшись наверху.
        - Еще Фил с нами пойдет, я слышала, он просился у Данилы, - сказала она как бы невзначай. - Сказал, что хочется ему опять увидеть деревья, траву - хоть бы и при свете луны.
        - Фил - это прозвище? А как его зовут на самом деле?
        - Вообще-то Филиппом. Но старик его чаще кличет Философом, - пояснила Неля.
        - А что, Данила всех, кто ни попросит, с собой берет? - удивился Федор. Фил вовсе не производил впечатления человека, способного хорошо чувствовать себя на поверхности.
        - Нет, не всех, - сказала Неля.
        - Почему ж его берет? Он же, скорее всего, только мешать будет.
        Неля пожала плечами. У Федора создалось впечатление, что она что-то знает, но молчит.
        - Ладно, мне еще собираться надо, - сказала она, - вечером к нам приходи.
        Федор отправился бродить по станции и вскоре наткнулся на Виталю.
        - Ну что, пойдешь со стариком в поход? - спросил тот.
        Федор удивился, как быстро здесь расходятся слухи - он и сам еще сомневается, а другие уже лучше него все знают.
        - С вами, говорят, еще этот, бездельник малахольный, собирается, - проворчал Виталя. - Вот не понимаю, зачем старик его-то берет. Он вам только мешать будет. Странно - старик вроде просто так ничего не делает.
        Федор пожал плечами:
        - Может, на что-то этот бездельник и способен. Откуда мне знать - я тут человек новый.
        - Да никчемный он совсем, - фыркнул Виталя. - Сидит сиднем, наверху после Катастрофы и не бывал ни разу, от работы отлынивает. Живет с теткой какой-то, та его и подкармливает. Что только нашла в нем? Но и ее он уже достал - говорят, чуть что, она его сковородкой лупит, редкий день без скандалов у них обходится.
        - Ну, теперь понятно, почему он в поход собрался, - развеселился Федор. - Если ему все едино от удара сковородкой помереть суждено, так уж лучше перед смертью на воле побывать.
        - А я вообще не знаю, чего ему наверху надо, - проворчал Виталя. - Ладно бы еще храбрый был, а так - ни богу свечка, ни черту кочерга. Какая крыса его укусила? Наверху и не такие пропадали. Слыхал про Костю-то?
        - А что, так и не вернулся? - спросил Федор. Виталя развел руками:
        - Не-а. И теперь уж, видно, с концами. Дашка рыдает - ей одной теперь детей поднимать. Да ведь дура она. Говорили ей - от сталкеров если вообще что-то и родится, то разве что уроды шестипалые. Но она умных людей не слушала, вот и расхлебывает теперь. Одного ребенка, говорят, вообще не доносила, скинула на шестом месяце. А другого хоть и живым родила, да тоже не на радость. Видал ее мальчишку?
        Федор кивнул.
        - Только девчонка вроде нормальной получилась - да и то вроде соображает не так, чтоб очень, - рассуждал Виталя.
        «Ты, можно подумать, лучше всех соображаешь», - внутренне вскипел Федор, глядя в покрасневшие, с сеткой лопнувших сосудов, хитрые глаза Витали. А тот продолжал:
        - Оно, конечно, парнишка не виноват, что таким родился, надо было матери раньше головой думать. Но у Дашки мозгов всегда маловато было, с самого детства она на сталкеров заглядывалась. А уж когда постарше стала - вообще беда. Ни одного не пропускала: будь ты хоть какой, хоть косой, хоть кривой на один глаз, хоть горбатый, но если на поверхность ходишь - для Дашки ты герой. Сразу у нее крышу сносило. И дети у нее все от разных отцов. Первым самым, который не выжил, ее Витька наградил - и погиб тут же, даже раньше, чем она ребенка скинула. Вторая - девчонка - от Олега Кувалды, тот пару лет прожил с ней. А потом тоже не вернулся с вылазки однажды. К Дашке даже прозвище потом приклеилось - Черная Вдова. А пацан - Костин. Не побоялся Костя слухов, а может, ему все равно было. А зря - народ просто так прозвище не даст. Вот теперь и сам ушел - далеко, туда, где ни печали, ни воздыханий… наверное.
        «Интересно, - подумал Федор, - что же так ее привлекает в сталкерах? Романтика эта? То, что они носят оружие, сражаются с мутантами? Или тут чисто практический интерес - они ведь могут приносить с поверхности всякие интересные штучки, каких больше ни у кого нет».
        - А почему такие чудные имена у детей? - спросил он.
        - Так когда Дашка маленькая была, у нас тут на станции тетка одна за детворой приглядывала, пока родители на работе были. Типа детский сад, - пояснил Виталя. - И чтоб детей утихомирить, книжки всякие им вслух читала - какие найти удавалось. Дашке особенно нравилось про всяких графов, рыцарей да принцесс слушать - вот из книжек тех и имена.
        Федор поболтал с Виталей еще немного. Потом Виталя заявил, что ему пора, и заторопился куда-то, а Федор решил, что неплохо бы и собраться.
        Вещей у него почти не было, он ходил обычно налегке, брал лишь смену белья. Оружие у него отобрали еще на Семеновской. Хорошо хоть остались фонарик и складной ножик с кучей разных лезвий - правда, он не годился, чтоб отбиваться от мутантов, но все же это было лучше, чем ничего. Федор сходил на пищеблок и наполнил флягу жидким грибным чаем, разжился там и сушеными грибами, и жареной свининой. Затем прилег поспать перед дорогой, а ближе к вечеру отправился в палатку к старику.
        Данила, как обещал, выдал ему для похода видавшую виды химзу и противогаз. Федор заметил, что у Нели, Данилы и даже у Фила были панорамные маски, а ему достался самый обычный противогаз, к тому же далеко не новый - но привередничать не приходилось.
        - Оружие есть? - спросил Данила. Федор, у которого все отобрали, только руками развел. Данила, вздохнув и что-то пробурчав себе под нос, неохотно выдал ему видавший виды автомат и, подумав, добавил еще охотничий нож.
        - Потом вернешь, - предупредил он.
        Перед самым выходом старик последний раз провел инструктаж у себя в палатке:
        - Наверху слушать меня в оба уха, если жить хотите, - он обвел сокрушенным взглядом свою команду и вздохнул - видно было, что не очень-то он уверен в своих подопечных, но выбирать не приходится. - По пути всякое может случиться. Если не знаете, что делать - смотрите на меня и делаете как я.
        Федор подумал, что от Фила толку наверняка будет мало, зато шума хоть отбавляй, но тут же все мысли вытеснил страх. О поверхности у него остались не самые приятные воспоминания. Мелькнула мысль, что еще не поздно отказаться. Зачем он вообще во все это вписался? Но тут он поймал взгляд Нели и понял, что не хочет выглядеть трусом перед ней.
        И что-то еще не давало ему отказаться - словно внутренний голос звал посмотреть, что творится сейчас наверху. Там теперь лето, значит, должно быть тепло. Он ни разу не выходил на поверхность летом - только поздней осенью и зимой, когда дул пронизывающий ветер и все вокруг было однообразным и унылым - и развалины зданий, и черневшие здесь и там стволы деревьев.
        Но из глубин памяти поднимались давние, полузабытые воспоминания - вот он, совсем еще маленький, сидит на корточках возле старой кирпичной стены, увитой зелеными плетями, и смотрит на маленькую серую букашку, ползущую вверх. Ему тепло и щекотно, он чувствует резкий, терпкий запах - наверное, так пахнут зеленые стебли рядом. Федор отрывает кусочек, растирает в пальцах - резкий запах усиливается. Букашка тем временем упорно ползет вверх по стене, она уже на уровне его глаз. Федор осторожно подставляет ей палочку, но хитрая букашка мигом падает вниз, и теперь среди зеленых стеблей ее не отыскать. «Федя», - зовет его женский голос. И Федор, еще раз вдохнув терпкий одуряющий запах, с неохотой поднимается и идет.
        Он почти никогда не вспоминал об этом - почему же сейчас эта картинка стоит перед глазами? Может, это место так действует на него? Федор вновь подумал про утопленницу, которую нашли под мостом. Наверное, все началось с того, что ей тоже захотелось выбраться на поверхность.
        - Боишься? - вполголоса спросил Фил у Федора, словно прочитав его мысли.
        - Вот еще, - хмыкнул тот.
        - А Фил ничего не боится, - поддела философа Неля. - Чего ему бояться, если он все равно уже мертвый? Два раза ведь не умрешь, верно, Фил?
        - Отставить разговоры, - буркнул Данила.
        «И почему именно этот, - подумал он, глядя на Фила. - От него вряд ли будет много пользы. Чем-то он похож на Валькиных дружков - только языком горазд болтать да бабам головы морочить. Если б мальчик не водился черт знает с кем, мог бы быть сейчас со мной. Ну да ладно - на что-нибудь и этот сгодится. Так или иначе, все они зачем-нибудь да пригождаются».
        Старик поймал насмешливый взгляд Нели - она словно прочла его мысли. «Девочка моя, - подумал он с нежностью, - такая хрупкая и такая храбрая. Вот на кого можно положиться. Только, боюсь, и с тобой мне скоро придется расстаться». Потом лицо его вновь посуровело.
        - Теперь не время шутить. Не знаю, что или кого мы увидим наверху, но кое-что надо вам рассказать. Район тут вообще-то тихий, выродки еще живут кое-где, но когда люди группой идут, они не связываются, на одиночек чаще нападают. Ну, горгоны иной раз попадаются - как повезет.
        Федор кивнул. Во время одной из своих вылазок он видел горгона - создание, похожее на пень, увенчанный щупальцами. Федор знал - они не так уж опасны, разве что сам сунешься к нему по глупости, а догонять тебя он не побежит - ног у него не имеется.
        - Какой дорогой пойдем - не знаю пока, - сказал Данила. - Река тут недалеко, Яуза.
        - В которой Сафроненко русалку видел? - хмыкнул Фил.
        - Нет там никаких русалок, - буркнул Данила. - А вот «матросы» попадаются.
        - Откуда тут матросы? - удивился Федор, которому смутно вспомнилось, что слово «матрос» было как-то связано с большой водой, какой здесь и близко не было.
        - Из «Матросской тишины» приходят, - пояснил Данила так, словно для Федора эти слова что-то значили. Про тишину Федор решил не переспрашивать.
        - А как они выглядят? - спросил Фил.
        - Здоровые, в два человеческих роста, а голова маленькая. Бегают быстро. Но они чаще поодиночке ходят - думаю, все вместе с одним как-нибудь сладим, если что.
        Федор посмотрел на Нелю - она была спокойна и серьезна.
        - От вас самих зависит - вернетесь вы в метро или нет. От группы ни в коем случае не отставать. Стрелять только по моей команде, - предупредил Данила.
        Они облачились в химзу, причем Федор заметил, что Неля даже ради такого случая не рассталась со своим пестрым жилетиком - видимо, она им втайне очень гордилась. Это его тронуло.
        «Женщина есть женщина, даже когда берется за мужскую работу», - подумал он. По команде Данилы маленький отряд двинулся в сторону туннеля, уходившего к Семеновской. Дошли до блокпоста, пошутили напоследок с часовыми. Федору было тревожно, но вместе с тем и весело. Он поглядывал на идущую перед ним девушку, надеясь, что та обернется. Почти весь страх куда-то пропал, осталось одно любопытство.
        Глава 5
        Речной монстр
        Выход на поверхность был оборудован в туннеле между Электрозаводской и Семеновской, в старой вентшахте. Первым вверх по узкому колодцу, хватаясь за ржавые железные скобы, лез Данила, за ним Федор, Неля, а замыкающим был Фил.
        Когда выбрались, оказались на небольшой площадке, со всех сторон окруженной домами. Федору они показались огромными, хотя потом он понял, что это пятиэтажки. Возле ближайшего строения сновали какие-то небольшие шустрые существа; высокие узловатые деревья растопырили ветви, выворотили из земли толстые корни. Когда налетал ветер, их листья начинали греметь, словно куски жести.
        «Баобабы», - с уважением подумал Федор. Они немного постояли - Федор заметил, как жадно крутит головой Фил, пытаясь сквозь панорамную маску разглядеть все подробности окружавшего их пейзажа. Потом Данила вывел их через проход между домами на узкую улочку, сбегавшую вниз с холма. Кое-где попадались заржавевшие остовы машин; асфальт потрескался, а местами целые глыбы были выворочены из земли могучими корнями «баобабов» - идти было тяжело.
        Один раз Федор споткнулся и грохнулся в яму, но никто не остановился, и он, торопливо поднявшись на ноги, кинулся догонять уходящую группу. Ему было очень не по себе, но он старался это скрыть. Казалось, все остальные двигаются быстро и уверенно, даже Фил. Возможно, в детстве эти места были ему знакомы, и, придя в себя, он сориентировался, почувствовал себя как дома. Федор, стараясь не отставать, оглядывался по сторонам - дома здесь были все больше невысокие, полуразрушенные, оттого местность неплохо просматривалась. Мутанты, если они здесь и водились, пока не давали о себе знать.
        Старик указал на небольшой круглый павильон напротив, где в нише безмолвными часовыми застыли скульптуры - Федор, увидев красную букву «М», догадался, что это и был павильон Электрозаводской. Выглядел павильон плачевно - крыша просела, стены потрескались.
        Федор шагнул поближе, разглядывая фигуры троих мужчин в нише. Неведомый скульптор одел их в майки и рабочие штаны, чтобы подчеркнуть их крепкое сложение. Один из-под каски глядел куда-то вдаль, казалось, прозревая будущее, небрежно опираясь на огромный бур. Другой, с непокорным чубом, сидя на корточках, улыбаясь, наблюдал за третьим, который занес молоток с решительным видом над куском металла. От них так и веяло мощью, трудовым задором и спокойной уверенностью в завтрашнем дне. Наверное, группа смотрелась уместнее, когда еще целы были дома вокруг, а мимо оживленно сновали туда-сюда люди. А теперь город лежал в руинах, но один из рабочих все так же бесстрастно и уверенно взирал слепыми глазами вдаль, а другой по-прежнему улыбался.
        Под ногами хрустели обломки пластика; парень заметил несколько разрушенных киосков, а дальше вроде бы насыпь, в которой темнел квадратный проход. Федор испугался, что им придется идти туда - необъяснимой жутью веяло от этого места. Но старик махнул рукой вправо, и они двинулись по улице, миновав единственное высокое здание поблизости от метро, обходя заржавевшие остовы машин. Федор снова чуть-чуть отстал, с любопытством оглядываясь по сторонам. Кто-то из идущих махнул ему нетерпеливо рукой.
        «Фил?», - подумал Федор, но потом решил, что, скорее всего, это была Неля. Если кряжистого Данилу трудно было с кем-то спутать, то эти двое в химзе и масках были почти неотличимы друг от друга. Федору уже стало казаться, что здесь вовсе не так уж опасно. А потом он вдруг увидел прядильщицу.
        Он не сразу догадался, кто это. Заметил вдруг хрупкую девичью фигурку, замотанную в какое-то тряпье, похожее на обрывки сети, облако светлых пушистых волос. Девчонка выглядывала из-за угла здания. Заметив его, скрылась на секунду, но тут же показалась вновь, готовая в любой момент удрать. Так непривычно было видеть на поверхности девушку без противогаза - он сначала решил, что она ему почудилась.
        «Красивые волосы, - подумал он, - у наших-то, подземных женщин прически чаще короткие, даже Неля коротко острижена, но ей идет».
        Сам не зная зачем, шагнул к юной прядильщице - ему хотелось разглядеть ее получше. Девушка попятилась назад, он пошел быстрее, даже не думая, что удаляется от спутников. Вблизи стало видно, что ее красивое лицо усеяно какими-то прыщами. Надо было догонять своих, Данила ведь велел не отставать, но Федору казалось - вот-вот удастся схватить девушку. Зачем ему это нужно было, он впоследствии не мог себе объяснить, помрачение какое-то нашло.
        Вдруг девушка резко метнулась прочь. Федор побежал за ней. Она завернула за угол. Кинувшись следом, он оказался во дворе и увидел здание с выбитыми окнами. Окна выглядели как-то странно - они были словно затянуты полосами выцветшей материи. А перед входом торчали из земли сваи, украшенные белыми шарами. К некоторым были привязаны ленты, обрывки ткани, трепетавшие при каждом порыве ветра. Федор пригляделся и понял, что за предметы украшают столбы. Это были человеческие черепа.
        От неожиданности Федор остолбенел. Черепа, казалось, ухмылялись, глядя на него. Он резко развернулся - как раз вовремя, чтобы уклониться от удара. Шкафообразное существо в лохмотьях, раздосадованное неудачей, вновь занесло здоровенную дубину, ворча что-то себе под нос. Что-то в манере держать дубину наводило на мысли, что это не мужчина. Федор кинулся бежать. Путь ему преградила еще одна массивная фигура. Кажется, это тоже была женщина - судя по тому, что упакована она была в необъятный замызганный балахон, из-под которого торчали ноги, похожие на тумбы, все в болячках. Одутловатое лицо было исцарапано, зато жиденькая косица серых волос была украшена грязным белым бантиком в черный горошек. Федор попятился обратно и чуть не налетел на первую, уже стоявшую сзади него - когда она успела так близко подобраться? А поодаль краем глаза заметил и третью, и четвертую. Та, которую он чуть не сшиб, сделала шаг и молча заступила ему дорогу.
        Федор попятился, сделал движение - попытался обойти, но и прядильщица, словно предугадав его действия, качнулась в ту же сторону. А он никак не мог набраться решимости ударить. Вспомнилась почему-то мать, хотя что общего было у нее с этими существами? Наверное, всему виной был этот дурацкий бантик - Федор не мог уже воспринимать этих несчастных как потерявших человеческий облик полуживотных, какими они, в сущности, и были. Кажется, они это чувствовали и постепенно совсем осмелели. Краем глаза он заметил - остальные вроде подтянулись поближе. И тогда он отчаянно толкнул ту, что заслоняла ему дорогу. Но это было все равно что толкать статую - она как будто вросла в землю.
        Он прыгнул вбок, снова чудом уклонившись от удара сзади. Чего они хотят от него? Убить ради пропитания или сначала только оглушить, взять в плен, а потом все равно убить? У него не было желания сводить с ними более близкое знакомство, но долго он так не продержится, не отобьется. Надо действовать решительно - или они его сомнут, массой задавят. Он дернулся было в проход между двумя караулившими его существами, но тут одна из прядильщиц с удивительным проворством выставила ногу. Федор споткнулся и, падая, успел подумать: «Вот и все!» И тут прогремел выстрел. Потом что-то тяжелое рухнуло на него сверху.
        Федор, оглушенный, еле выбрался из-под навалившейся сверху тяжести. От прядильщицы, казалось, шел запах прокисшего тряпья и немытого тела. Белый бантик был измазан кровью, глаза были закрыты. Руки скребли землю, и Федор видел короткие толстые пальцы, покрытые болячками, сочившимися кровью и гноем. Сделав еще несколько судорожных движений, она осталась лежать неподвижно.
        Он оглянулся - остальные куда-то подевались, разбежались, наверное, услышав стрельбу. В проеме между домами он увидел фигуру в химзе с пистолетом в руке.
        «Спасибо, Фил», - подумал Федор. И, спотыкаясь, побежал догонять своих. Но на душе остался мерзкий осадок. Хоть он и уговаривал себя, что этих созданий уже только с натяжкой можно назвать людьми, бантик в горошек все маячил перед глазами. Он вспомнил черепа на сваях - возможно, не приди ему на выручку свои, его ожидала такая же судьба. Да по сути, для такого существа смерть - избавление от мучений. И все же муторно было как-то.
        Когда Федор догнал поджидавшую его группу, его поставили в середине отряда, чтоб не отбился снова. Впереди шел Данила, за ним - Фил, замыкающей была Неля. Федор никак не мог отдышаться - ему все чудилась странная вонь, исходившая от существа.
        И вдруг на смену ей пришел другой запах - сладкий, цветочный. Федор огляделся - группа уже шла по мосту. Внизу блестела темно-серая полоска, заключенная в гранитные блоки, - река. Над ней поднимался белый туман, придавая развалюхам на противоположном берегу вид таинственный и сказочный.
        До этого Федору случалось видеть реки только на картинках. Собственно, совсем рядом с Китай-городом, по слухам, тоже протекала большая река, но в тот раз, когда он поднимался на поверхность, ему только примерно показали, в какой она стороне - и то затем, чтоб строго-настрого запретить приближаться к ней, если жизнь дорога. Впрочем, было еще какое-то неясное воспоминание из детства - зеленая трава, сероватый песок, холодная вода, смеющиеся малыши брызгаются, женщина кричит на них.
        Но эта река внизу не похожа была ни на картинки, ни на детские воспоминания. И кажется, несла в себе угрозу. «Значит, здесь под мостом и нашли утопленницу?» - подумал Федор.
        Оглянувшись, он увидел сзади прямоугольное здание за каменной стеной - название на фасаде разобрать не смог, понял только, что завод. По стене здания тянулись плети невиданных растений, Федор снова почувствовал незнакомый аромат, у него закружилась голова. Напротив завода, уже на другом берегу, возвышалось полукругом нечто из стекла и бетона, здесь и там черными проемами виднелись окна. Федор посмотрел налево - там совсем рядом виднелся еще один мост через реку, на нем неподвижной громадой застыл поезд.
        Федор вздрогнул, вспомнив про экспресс, на секунду ему показалось, что поезд движется. Но нет, это был обман зрения - да и состав выглядел изрядно обгоревшим.
        «Словно в адском пламени побывал», - подумал Федор. Он представил себе поезд в огне, людей, которые напрасно пытались выбраться из вагонов.
        Старик тем временем глядел с моста вниз и качал головой - то, что он видел, явно ему не очень нравилось. Федор тоже посмотрел, но ничего не увидел, кроме небольших неказистых построек на правом берегу. Что там разглядывает Данила? Федор напряг зрение, и ему померещилось какое-то движение среди этих лачуг. Впрочем, вполне возможно, что показалось из-за непривычного напряжения глаз.
        Сойдя с моста, путники принялись плутать между домами и вскоре вышли к мрачному кирпичному зданию, неплохо сохранившемуся. Старик толкнул неприметную дверь, и они вошли в просторное помещение. Посветив фонариком, Федор ахнул.
        Здесь полным-полно было пестрых узорчатых тканей наподобие тех, из которых сшита была Нелина куртка. Ими были увешаны все стены. Некоторые представляли собой целые картины. Луч выхватывал из темноты полотна, на которых угадывались деревья, реки, домики, даже люди.
        «Красота!» - подумал Федор, прикидывая, сколько бы за это можно было выручить на Ганзе. Но когда он потянул за ткань, она стала рваться у него в руках - видно, истлела от сырости. Впрочем, скоро он нашел более-менее сохранный кусок и потянул за него. Но тот не поддавался - видно, был прикреплен к чему-то.
        Старик, оглянувшись на Федора, молча погрозил ему.
        «Сколько добра пропадает, - сокрушенно подумал Федор. - Да ведь это и есть гобеленовая фабрика!» - вдруг пришло ему в голову.
        Старик тем временем извлек из угла, из-под вороха тряпок, какой-то большой продолговатый сверток.
        «Ай да Данила, - подумал Федор, - нарочно напугал всех, что тут нечисто, чтоб хранить свои вещи без опаски». Но то, что сделал Данила потом, удивило Федора еще больше. Сталкер достал литровую бутыль с мутной бурой жидкостью, открыл крышку и поставил в угол. Федору почудилось какое-то движение. «Крыса?» - подумал он.
        И вдруг, похолодев, увидел - волосатая четырехпалая конечность раздвинула ткань, мелькнуло заросшее лицо, существо шмыгнуло носом. Федор тихо охнул - лицо тут же пропало. Федор шарахнулся. За тканью кто-то словно бы заворочался. Старик указал на выход - и они торопливо отправились на улицу. Сзади раздались странные хлюпающие звуки, довольное урчание - но Федор не решился оглянуться. Фил помогал старику тащить сверток.
        Они вновь дошли до реки, спустились под мост. Федору велели глядеть по сторонам и дать сигнал в случае опасности.
        Старик и Неля быстро распаковали предмет, извлекли какие-то палки, сверток плотной ткани. Федор оторопело смотрел, как старик и девушка споро собрали каркас, натянули сверху чехол. Получилась трехместная лодка, какие Федору случалось видеть в старых книжках. «Неужели мы поплывем на этом?» - с ужасом подумал Федор.
        Каменный берег в этом месте был проломлен, плоская глыба наклонно уходила в мутную черную воду. Лодку спихнули вниз, и она запрыгала на воде, пока еще привязанная толстой веревкой к одному из уцелевших столбиков чугунной решетки. Вокруг нее на реке сразу появились многочисленные круги, побольше и поменьше. Здешние обитатели старались понять, что за предмет свалился к ним сверху и съедобный ли он. Глядя на качавшуюся на волнах, казавшуюся такой неустойчивой лодку, Федор почувствовал панику. Уж на это он точно не подписывался.
        - Я не хочу, - крикнул он. Ему показалось, что получилось лишь слабое мычание, но старик услышал.
        - Берегом не пройти сегодня. Съедят, - прогудел он в ответ, махнув рукой на гаражи и постройки. - Не дрейфь, все путем будет.
        - Я плавать не умею, - отчаянно крикнул Федор.
        - Здесь неглубоко. Если что, вытащим, - пробурчал старик без особой уверенности в голосе. Федору показалось, что старика не слишком волнует его судьба.
        Но что оставалось делать - одна мысль о возвращении обратно на станцию в одиночку вызывала у Федора ужас еще больший. Второй раз ему от этих теток, украшавших черепами врагов свои жилища, уйти не получится.
        Старик погрузил в лодку еще какие-то вещи, взятые оттуда же, из комнаты гобеленов. Федор недоумевал - как они все поместятся, ведь мест в лодке всего три. Но оказалось, старик предусмотрел все - он приволок откуда-то из-под моста две здоровенные автомобильные шины, они с Нелей немного повозились и соорудили еще одно суденышко из шин, обтянутых чехлом. Его тоже спустили на воду и привязали к первому. Потом старик осторожно шагнул в лодку и уселся на переднее сиденье.
        - Федор! Залезай! - гулко крикнул он.
        Тот вздрогнул. Неля взяла его за руку, и лишь тогда он неуверенно занес ногу и шагнул в лодку. Та заходила ходуном, и Федор лишь чудом не свалился в воду. Повинуясь резкому оклику Данилы, он, наконец, опустился на сиденье позади старика. Никогда раньше не плававший на лодке, да и вообще не имевший дел с водной стихией, он испытывал дикий ужас. Лодка покачивалась, и его подташнивало. Федор боялся, что сейчас его вывернет прямо в противогаз, однако желудок понемногу успокоился.
        - Второй пошел! - гаркнул Данила.
        Дождавшись, пока лодка перестала сильно качаться, в нее шагнул Фил. Федор сперва удивился его уверенным движениям, потом сообразил, что Филу, наверное, такой способ передвижения знаком.
        А на второй лодке, к изумлению Федора, разместилась Неля. Под ее тяжестью та лишь чуть-чуть просела. Вообще, Нелина лодка казалась куда более устойчивой.
        Старик перерезал ножом веревку. В руках у него появилось небольшое весло, другое он вручил Филу. И суденышко отчалило от берега, таща за собой на веревке второе. Не-ля держала в руке шест, которым оттолкнулась от каменной плиты.
        Обе лодки сначала понесло к противоположному берегу, но понемногу их удалось общими усилиями выровнять так, чтобы они плыли одна за другой примерно посередине неширокой речки, не сталкиваясь и не мешая друг другу. Федор вцепился в борта. С тошнотой кое-как удалось справиться, и он с изумлением обнаружил, что лодка вполне себе держится на воде. Старик сунул ему в руки ковшик, жестом указал, что надо вычерпывать воду со дна. В голове Федора крутились слышанные неизвестно когда и неизвестно от кого - может, от того же Лехи - строки:
        Плыла, качалась лодочка
        По Яузе-реке.
        Неля вынула что-то из рюкзака и швырнула в реку позади лодки. Вода тотчас пошла рябью, какие-то мелкие создания подбирали плывущие по течению хлопья, скорее всего, сушеные грибы, а Неля внимательно следила за ними. Ее лодку вдруг что-то сильно толкнуло сзади. Тогда Неля, выхватив из рюкзака предмет побольше, с размаху кинула назад и его. По реке пошла волна, от которой лодка чуть не перевернулась, а предмет, в котором Федор с содроганием опознал дохлую крысу, исчез в чьей-то зубастой пасти. После этого все утихло, лодку никто уже не толкал, и Федор немного успокоился. В воде что-то белело, он нагнулся. На секунду ему показалось, что это утопленница, вода чуть колыхала ее темные волосы. По спине его пробежал холодок. Однако это оказался всего лишь пластиковый пакет, зацепившийся за корягу, покрытую водорослями.
        Лодочка плыла. Лодочка качалась. Над водой клубился туман, в котором почти ничего не было видно, но временами в нем образовывались рваные прорехи, и Федор успевал вглядеться в проплывавшие мимо них пейзажи.
        По обе стороны реки, как он успел увидеть еще с моста, тянулись дороги с застывшими здесь и там заржавевшими остовами машин. Справа вдоль дороги располагались невысокие полуразрушенные строения, с виду настоящие трущобы. Над приземистыми домиками нависали потускневшие крыши из оцинкованного железа, кое-где почти касаясь земли. Некоторые листы металла были отодраны, словно неведомый гигант, забавляясь, раскурочил домишки. Присмотревшись, Федор заметил несколько пар блестящих глаз, следивших за ними из ближайшей подворотни. Поодаль кое-где поднимались к небу кирпичные трубы.
        Слева сначала были заросли, Федор успел увидеть среди них даже подобие навеса, скамейки и удивился - кому, интересно, могло прийти в голову отдыхать в таком неуютном месте? За деревьями на холме возвышалось огромное здание - его очертания угадывались с трудом. Вскоре заросли сошли на нет, и Федор в некотором отдалении от реки увидел металлическую ограду. Ему почудилось в той стороне какое-то движение, и он до боли в глазах всматривался, пытаясь разглядеть, что там творится. Там вдруг что-то грохнуло, раздался протяжный рев. Но старик, как ни странно, больше поглядывал на правый берег, а происходившее слева, казалось, волновало его куда меньше.
        В какой-то момент луна вновь вышла из-за туч, и Федору открылась удивительная картина. Среди темных деревьев мелькали какие-то существа, массивные, но очень быстрые, взлетел вдруг вверх предмет, похожий на бочонок, и тут же вновь скрылся - Федор чуть шею не вывернул.
        Заметил вдруг кованые ворота и в неярком свете луны скорее угадал, чем прочитал надпись над ними: «Стадион “Металлург”». На стадионе снова грохнуло, кто-то обиженно заскулил. И тут Федор понял - там идет игра! Гибкие тела мелькали в просветах между деревьями, подбрасывая и роняя что-то цилиндрическое. Судя по размерам и по тому, что предмет до сих пор не развалился от таких упражнений, это могла быть большая металлическая кадка, в каких хранились раньше различные жидкости. Федор представил себе, какой силой должны обладать игроки, чтобы с легкостью перебрасывать ее друг другу, и ему стало жутко. Но видимо, местные обитатели часто тешились подобными забавами - во всяком случае, старый Данила не волновался. Если сытые твари затеяли возню, то не станут они преследовать нескольких людишек, упакованных к тому же в плотные костюмы, застревающие в зубах.
        Оглянувшись назад, Федор снова увидел мост над рекой, где застыл на рельсах поезд. По правую руку виднелась высокая прямоугольная серая башня на бетонных столбах, по стене вверх шла заржавевшая лестница. По лестнице вверх и вниз прыгали небольшие существа, потом одно из них издало тревожный писк - и лестница мигом опустела.
        Вдруг лодка заплясала на воде, Федор вновь почувствовал комок, подкатывающий к горлу. Он подумал, что сейчас то немногое, что находилось у него в желудке, выплеснется наружу. Представив себе последствия, Федор сосредоточился на том, чтобы удержать свой ужин внутри. Ему это почти удалось, но тут он глянул вбок - и его прошиб холодный пот, а волосы встали дыбом.
        В борт лодки вцепилась конечность, похожая на палку, заканчивавшуюся двумя когтями. Прорезиненная ткань пока не поддавалась, но сила у существа была немалая - лодка упорно кренилась на бок. Фил свесился на противоположный борт, чтобы уравновесить тяжесть, Данила махал небольшим топориком, стараясь не задеть край лодки. Сзади Неля изо всех сил пыталась удержаться на своем суденышке, которое оказалось, пожалуй, даже более устойчивым. Правда, девушку постоянно обдавало мутной речной водой.
        Тем временем в борт вцепилась еще одна когтистая конечность, а потом из воды что-то полезло, подтягиваясь. Фил чуть не выпал за борт, старик перекинул свои мешки к противоположному борту и занес топорик вновь. Один Федор сидел неподвижно, вцепившись в сиденье, не веря своим глазам.
        Из воды показалась круглая мокрая черная голова с огромными выпуклыми слепыми глазами - каждый размером с голову взрослого мужчины. Кажется, вся голова и состояла из глаз и челюстей внизу - с виду небольших и аккуратных, но, по прикидкам Федора, вполне способных откусить ему руку. Федор содрогнулся, представив, что сейчас покажется из воды.
        Он ожидал увидеть защитный панцирь, но вслед за головой показался ворох какого-то мусора - обломки палок, пластиковая бутылка, несколько кусков щебенки, ржавые болты. Они непонятным образом не распадались, словно были склеены. И вся эта куча медленно появлялась из черной воды - казалось, само дно реки поднимается, горбится, выгибается вверх. Федор глядел, как завороженный - он понять не мог, что происходит, и оттого чувствовал себя абсолютно беспомощным. Он еще мог бы дать отпор живому существу, но как бороться с ожившей грудой хлама, понятия не имел.
        Тут Данила, наконец, выбрал место для удара. С торжествующим воплем он обрушил свой топорик туда, где у существа должна была находиться шея, если предположить, что таковая у него вообще имелась. Его трюк увенчался успехом - топорик вошел глубоко, хлынула беловатая жидкость, хватка существа словно бы ослабла. Но сам Данила не удержался на ногах и рухнул бы прямо в объятия когтистых лап, если бы его не удержал очнувшийся наконец Федор, который немного пришел в себя, поняв, что враг уязвим.
        Данила ударил вновь, теперь по лапам. Одна из них с хрустом сломалась, другая отцепилась от лодки, существо корчилось и билось в воде. Федор увидел, как, выворачиваясь из горы хлама, служившей ему панцирем, мелькнул кусочек белого, жирного, мягкого тела. В этот момент Данила вновь нанес удар, и снова поток белой жидкости хлынул из разреза. Существо уже почти не шевелилось, и, ударив еще несколько раз, Данила отсек жутковатую голову. Та свалилась в лодку, и возникла паника - каждый старался вытолкнуть жуткий предмет, и при этом не задеть все еще шевелящиеся челюсти. Наконец Фил ткнул палкой прямо в челюсти, и те сомкнулись вокруг нее, а он резким движением вышвырнул вон палку с жутким предметом на конце.
        Туловище между тем почти погрузилось в реку, но оставшиеся конечности все еще беспорядочно шевелились. Немедленно вокруг погибающего существа образовалась возня - крутились небольшие зубастые рыбки, стараясь откусить немножко, проплыло что-то длинное, извивающееся. Последними, кого успел заметить Федор, были буровато-зеленые создания с длинными усами и клешнями, суставчатыми хвостами, карабкавшиеся по слабо вздрагивающему телу. Самые крупные из них были длиной примерно с локоть.
        - Надо уплывать побыстрей, а то как бы вичухи не слетелись, - пророкотал Данила и налег на весла.
        - Что это было? - пробормотал потрясенный Федор. Ему казалось, что он говорит тихо, но старик, видимо, услышал и буркнул в ответ что-то непонятное. Федору послышалось «чайник», и он долго недоумевал - что хотел сказать этим Данила?
        Лодка, наконец, пришла в равновесие, но на дне теперь была вода, и пришлось Федору поработать черпаком, в то время как старик и Фил, каждый со своего борта, продолжали грести.
        Постепенно развалюхи на правом берегу, где, скорее всего, в прежние времена находились мастерские и гаражи, сменились красивыми постройками - высокими домами, образовывавшими целый маленький городок. Здесь явно жили люди побогаче. Нарядные когда-то дома, напоминавшие сказочные терема, застыли в молчании. Катастрофа уравняла всех, и теперь они тоже стояли в запустении - заходи и бери, что хочешь.
        «А ведь там наверняка немало интересного осталось», - подумал Федор. И уже мысленно начал прикидывать - что, если договориться как-нибудь потом с Данилой, устроить вылазку?
        Вдруг он услышал странные монотонные звуки - словно скулил на одной ноте раненый зверь. Федор вновь встревожился, но Данила, казалось, не обращал на них внимания, а скоро Федор и сам понял, в чем дело. Недалеко угадывались очертания детской площадки - ветер раскачивал сломанные качели, те издавали заунывный скрип.
        А лодочка плыла дальше, лодочка качалась. Через речку перекинулся горбатый мостик - наверху что-то темнело, похожее на человеческую фигуру. Федор так и не понял, был ли то труп или просто предмет, напоминавший очертаниями сидящего человека.
        Справа между тем потянулись длинные серо-белые строения. Но тут Федор услышал предостерегающий окрик старика - перед ними был еще один мост, на этот раз более массивный. Наверху была насыпь, по которой проходила дорога, а река устремлялась в арку под насыпью. Здесь их облаяла стая бродячих собак. Псы еще некоторое время бежали за лодкой вдоль реки, но наконец поняв, что добыча им не по зубам, нехотя отстали.
        На правом берегу теперь чернели кусты, в которых здесь и там угадывались остовы машин - Федор догадался, что здесь, наверное, была когда-то автостоянка. В кустах наметилось какое-то движение, раздался тревожный крик ночной птицы, сидящей на провисавших проводах. Вдруг Федору показалось, что вдали, в проеме одного из зданий, мелькнул свет и тут же погас, но как он ни вглядывался, больше ничего не заметил и решил, что ему померещилось.
        Слева причудливо изгибались стволы гигантских деревьев - таких Федор еще не видел никогда. В их расположении угадывалось что-то продуманное - словно бы какой-то великан посадил когда-то этот парк, а потом ему все надоело, и он бросил посадки на произвол судьбы, перестав пропалывать свой садик. И молодая поросль уже пыталась затопить, укрыть дряхлеющие деревья-гиганты, но пока ей это не удавалось.
        Справа раскинулось в слабом свете луны массивное длинное здание. В центре его был полукруглый дворик, за которым три поставленных друг на друга яруса уходили ввысь. Масштабы потрясали - у Федора даже предположений не было, кто мог обитать в таком дворце, огромном, безмолвном, подавляющем своим величием. Небольшой навес, покоившийся на нескольких колоннах, выдавался вперед, на нем Федор насчитал шесть темных фигур, словно застывших в движении. Они сурово глядели куда-то вдаль, и в руках у них были не инструменты, а оружие. Весь их вид, казалось, говорил - враг не пройдет. Были среди них и две женщины, также имевшие вид самоуверенный и напористый. Неля кивала им, словно старым знакомым, и махала рукой.
        Федор вновь принялся разглядывать странные огромные деревья на холмистом левом берегу, которым когда-то явно придала упорядоченность рука человека. От них веяло покоем, но то была обманчивая тишина. Федор чувствовал, что сотни глаз следят за ними оттуда, из-под деревьев - ждут, пока чужаки обнаружат свои намерения или допустят ошибку.
        «Что же здесь было раньше? - подумал Федор. - Кто посадил этот парк, кто ухаживал за ним? Те же руки, что возвели и дворец напротив? Этим деревьям, наверное, не одна сотня лет».
        Он вгляделся, и ему показалось, что он различает во мраке очертания каменной лестницы. Что-то белое маячило среди деревьев - беседка, статуя? Металлическая ограда, отделявшая сад от набережной, местами обрушилась. Федор, силясь разглядеть получше, забыв об осторожности, приподнялся с места - лодка тут же накренилась. Сидевший сзади Фил покачал головой, и Федор сконфуженно уселся обратно, так и не успев ничего толком увидеть, кроме блеснувшей под деревьями воды - наверное, там был пруд.
        Лодочка плыла. Лодочка опасно качалась. Ощущение времени пропало - казалось, они плывут уже целую вечность, а вокруг них одно столетие сменяется другим. Где-то на Китай-городе спала сейчас Вера, и даже во сне, наверное, мысленно подсчитывала прибыль. Может быть, ей даже снился Федор. Но она и представить не могла, куда его занесло.
        - Надо здесь нам встретить кое-кого, - пробормотал Данила. Он приподнялся и посветил фонариком вправо. И Федор с изумлением заметил световое пятно на берегу - ответный сигнал. Старик дал знак причаливать. Здесь у него была оборудована лесенка. Данила выбрался на берег, из темноты навстречу ему выдвинулись темные фигуры.
        Федор вздрогнул. Один из пришельцев заговорил со стариком, двое держались в отдалении, застыли неподвижно, словно ожившие статуи стражей дворца. Один из них освещал фонариком Данилу, стараясь сделать так, чтобы его собеседник оставался в тени. Собеседник Данилы оживленно жестикулировал, в противогазе он казался жутковатым пришельцем с того света. Старик сначала отрицательно качал головой, потом кивнул, соглашаясь. Неизвестный сделал знак своим охранникам, те вытащили из рюкзаков несколько свертков, протянули Даниле. Потом один из стражей осторожно спустился по лесенке, Фил подал ему из лодки тяжелый тюк, в котором что-то глухо побрякивало. Данила и неизвестный продолжали беседовать. Потом, вскинув руку на прощание, неизвестный развернулся, и троица растаяла в ночи.
        - Пора нам, - сердито буркнул Данила и торопливо шагнул обратно в лодку. Федор оглянулся - на берегу уже никого не было. Ночь шла на убыль, становилось светлее, и в этом сером предутреннем свете Федор увидел прямо перед собой три каменные арки старого моста.
        Глава 6
        Привал
        Данила направил лодку в среднюю арку. Они проплыли совсем немного, до того места, где реку наискось пересекал следующий мост, высокий и широкий, с бетонными опорами. Видимо, по нему проходила автострада. Здесь возле одного берега скопилась куча гниющего мусора, среди которого старик замаскировал их средство передвижения.
        Сталкеры выбрались из лодки и, пройдя чуть-чуть по берегу, спустились в люк и попали в подземный ход, где было относительно сухо и можно было стоять в полный рост, хотя под ногами и хрустела какая-то дрянь. Тут у старика был оборудован, как оказалось, настоящий тайник - даже доски лежали, покрытые тряпьем, чтоб можно было устроиться с относительным удобством. Данила стянул противогаз, остальные последовали его примеру.
        - Здесь переднюем, - пояснил он, - следующей ночью дальше поплывем. Тут у нас место надежное.
        Они освободились от костюмов химзащиты, отнесли их подальше в глубь туннеля. Федор обнаружил, что одежда его промокла. «Драный костюм старик дал, пожадничал», - подумал он. Впрочем, вымокли и Неля, и Фил, да и у самого старика одежда, похоже, была сырой.
        Данила указал место, где можно развести костер. Они принялись собирать обломки прогнивших досок, которые валялись здесь в изобилии. Фил схватил Федора за руку, глаза его возбужденно блестели.
        - Знаешь, я вышел - и как будто не было этих двадцати лет в подземке! Все осталось почти как было. Господи, целая жизнь прошла - а я не заметил даже. Я так рад, что пошел. Даже если останусь наверху, оно того стоит. А этот зверь - прямо жуть кошмарная! Я думал, все, конец! А вообще я боялся, что хуже будет. Оказывается, все не так уж страшно. Я так рад. Спасибо вам всем, вы - супер! Настоящие люди!
        Слова его были бессвязными, на щеках выступил слабый румянец, глаза были еще краснее обычного, волосы спутаны. Федору показалось, что Фил бредит - возможно, у него начинался жар.
        Федор и сам смутно чувствовал что-то похожее. Первый испуг перед поверхностью сменился у него радостным возбуждением, когда они победили жуткую водяную тварь. Сразу было забыто предубеждение против старика, теперь он казался Федору героем. Здесь, на поверхности, он был в своей стихии. И Нелей Федор восхищался. Потрясающая девушка - ничего лишнего, никаких этих обычных бабских глупостей в голове. А какая смелая! На нее можно положиться в трудную минуту. Не поддалась панике во время нападения зверя. Теперь обычные обитатели подземки казались ему жалкими. Настоящая жизнь - здесь, наверху. Но Федору бы и в голову не пришло так явно показывать остальным свои переживания, Фил же выглядел, словно пьяный или одурманенный. Наверное, на него так подействовало возвращение наверх после двадцати лет под землей.
        Старый Данила озабоченно глядел на него. Подошел, пощупал лоб.
        - Тоже сказал - не страшно. Я уж который раз наверху и все равно боюсь. Без страха долго не протянешь. Однако, как бы ты не свалился, некстати это будет - нам еще переход тяжелый предстоит. На-ка, глотни.
        Он плеснул из фляжки в алюминиевую кружку резко пахнущую жидкость. Фил взял кружку, выпил одним глотком, закашлялся, замотал головой. Щеки его еще сильнее покраснели. Данила протянул ему лепешку, и Фил без особого аппетита принялся жевать. Понемногу он успокоился.
        - Простите. Устал я очень, - пробормотал он, потирая глаза.
        - Ну так ложись спать, - буркнул Данила.
        - Здесь? - удивился Фил, и все расхохотались, даже Неля - такое неподдельное удивление звучало в его голосе.
        - Можешь наверху, если там тебе больше нравится, - проворчал Данила, но потом смягчился и помог Филу соорудить из досок и ветоши подобие постели. Фил улегся, укрывшись курткой, закрыл глаза и, казалось, задремал. Тем временем старик успел налить воды в котелок, пристроил его на два кирпича. Костерок никак не хотел разгораться, от сырых щепок шел дым, разъедал глаза.
        Мысли Федора вернулись к недавним событиям.
        «Я даже не сказал Филу спасибо за то, что он меня спас, - подумал он. - Ладно, успеется еще!»
        Он вновь и вновь переживал момент, когда оказался в окружении этих жутких созданий. Только сейчас он почувствовал, что был на волосок от гибели. Он непроизвольно вздрогнул, и это не укрылось от Нели.
        - Что с тобой? - спросила она. - Замерз?
        - Нет, вспомнил, как чуть не попал в лапы прядильщиц. Там, у метро.
        - Как ты их называешь? - удивился Данила.
        - Прядильщицы, - повторил Федор. - Я слышал, как у костра один сталкер рассказывал про них.
        - А ты больше слушай, чего у костров болтают, - хмыкнул старик. - Наверху и впрямь до сих пор какие-то выродки живут, а некоторые болтуны и рады сочинять. Прядильщицы - это ж надо такое придумать.
        - Я своими глазами видел черепа на столбах, - поежился Федор. - И ведь моя голова тоже могла там оказаться.
        - На поверхности вообще хлопать глазами не стоит, - наставительно сказал старик. - Конечно, лучше выродкам в лапы не попадаться - кто знает, что им в голову взбредет?
        - А черепа?
        - Ну что ты заладил - черепа? Они ведь уже ничего не соображают - как дети, как животные. Черепов по улицам валяется немерено - могли просто подобрать несколько штук и повесить на палки. Может, они в лунные ночи водят вокруг них хороводы. Помню, перед самой Катастрофой у сына моего, у Вальки, все майки были с черепами, даже мне он пепельницу в виде черепа подарил, - старик вздохнул и замолчал.
        Федор хотел спросить, где теперь сын Данилы, но передумал.
        - Но если они не такие уж злые, - неуверенно спросил он, - то может, не стоило одну из них убивать?
        - Конечно, - хмыкнул старик, - надо было подождать, пока на шум сбегутся еще какие-нибудь звери. Хотел бы я посмотреть, как бы ты их уговорил тебя отпустить. Хотя, конечно, жалко - тоже ведь тварь живая.
        - Лучше об этом не думать, - сказала Неля, нахмурившись, и Федор подивился ее жесткому взгляду.
        - Мы убиваем только по необходимости, когда иначе нельзя, - примирительно сказал Данила. - Как говорил один хороший человек: «Не сокращай сущности без надобности». У нас тут свои понятия о добре и зле.
        - По-другому я слышал, - встрял в разговор Фил, который, оказывается, не спал, а прислушивался, - ученые люди говорят: «Не умножай сущности без надобности».
        - Умножать без надобности тоже не стоит. Ученым по-любому виднее, - миролюбиво согласился Данила.
        - Спасибо, что спас меня, - обернулся Федор к Филу. - Если бы не ты… б-р-р, кто знает, что бы от меня осталось…
        Фил изумленно уставился на него.
        - Но я не… - начал было он, и тут раздался грохот. Все вскочили. Оказалось, это Данила уронил какую-то доску.
        - Да чего вы переполошились? - проворчал он. - Старею, руки не слушаются. Прикидывал вот, чего вместо сломанного весла пока приспособить.
        - А что за зверь-то на нас нападал? - вздрогнув, спросил Федор. - Я такую жуть первый раз вижу, будто мусорная куча ожила.
        - Мы зовем их ручейниками, - буркнул старик. - Раньше были такие маленькие белые личинки, строили себе домики из песчинок и мелкого мусора. На них хорошо клевала рыба. Нынешние немного подросли и уже сами кого хошь скушают. И домики себе по-прежнему строят из всего, что вокруг валяется, только уже побольше. Может, поэтому в реке так мало рыбы. Ну, и у хозяина аппетит неплохой…
        - У какого хозяина? - удивился Федор. Но старик сделал вид, что не слышал вопроса.
        - Ничего себе зверюшки на поверхности развелись, - присвистнул Фил. - Я уж думал, это какое-то порождение преисподней, с которым обычным оружием и не сладить. Надо было его авадой кедаврой по голове огреть.
        Старик хмыкнул.
        - Чем огреть? - заинтересовался Федор. Оружия через его руки прошло много, но о таком он еще не слышал.
        - Ладно, забей, неудачная была шутка, - сказал помрачневший Фил. - Не завидую я вам - тем, кто в подземке вырос. Многое мимо вас прошло. Это мы в детстве чуть ли не поголовно мечтали стать волшебниками, а у вас и книг-то таких теперь нету, какие нам матери в детстве читали.
        Старик тем временем сокрушался, что дым будет вытягивать наружу, и их легко будет засечь. Но выхода не было - в подземелье было зябко, и, оставаясь в мокром, они запросто могли простыть. У Нели и так глаза лихорадочно блестели. Она выглядела совершенно измученной, осунувшейся, и Федор испугался за нее: ему казалось, что причиной тому - не только переохлаждение и пережитые приключения. Казалось, девушку угнетали какие-то невеселые мысли.
        Вдруг Неля хрипло закашлялась, Данила с тревогой поглядел на нее, достал из рюкзака необъятных размеров старую рубаху - когда-то она, видимо, была черного цвета, но теперь выцвела до серого.
        - На-ка, переоденься в сухое, быстро.
        - Да ну, - капризно отмахнулась девушка. - Не хочу.
        И тут же снова закашлялась, еще сильнее - так, словно хотела выкашлять что-то внутри. Казалось, еще немного - и ее вывернет наизнанку. Она схватилась за грудь. У Федора сердце разрывалось от жалости - за что ей такое? Пока он раздумывал, не похлопать ли ее по спине, приступ кашля начал утихать, девушка в изнеможении опустилась на пол, все еще прижимая руку к груди. Лицо ее казалось совсем белым. Губы были страдальчески закушены, глаза полуприкрыты. Она обвела присутствующих невидящим взглядом, словно забыв, что она здесь делает. Но понемногу взгляд ее стал более осмысленным.
        - Ну, что смотришь, - буркнула она Федору, чуть отдышавшись. - Я немного простыла, со всяким бывает.
        Федор перехватил взгляд Данилы - тот смотрел на девушку с ужасом и жалостью. Но встретившись глазами с Федором, сразу принял озабоченный вид.
        - Надеюсь, сегодня нелегкая никого сюда не принесет, - буркнул он.
        - А где мы сейчас? - спросил Федор.
        - Немного дальше Бауманки, - сказал старик.
        - Метро Бауманская? - переспросил Федор. - Мы так мучились, чуть не погибли - только чтоб оказаться возле Бауманской?
        Он не находил слов. Зачем старик потащил их по поверхности, чуть не угробил, когда можно было просто проехать одну остановку на дрезине, ну, на худой конец, пройти по туннелю.
        - Возле Бауманского института, - пояснил Фил. - До станции тут прилично будет, - он неопределенно махнул рукой куда-то назад.
        - А куда вообще этот ход ведет? - спросил Федор. Данила пожал плечами.
        - Тут целая система ходов. По одному можно выйти в подвал дома на соседней улице. А куда другие ведут, не знаю - многие обвалились или затоплены.
        - А откуда вы про это место узнали? - спросил Федор. Старик вздохнул:
        - Подземных ходов вообще много, вся Москва ими насквозь пронизана, - сообщил он. - Вот, например, под Электрозаводским мостом, где мы в лодку садились, впадает в Яузу подземная речка Рыбинка. По ее руслу, по трубам бетонным, можно под землей пройти чуть ли не до Сокольников, где красные сейчас обосновались. То есть раньше точно можно было, а что там сейчас творится, спустя двадцать лет после Катастрофы - не знаю. Может, и завалило где туннель или дрянь какая-нибудь завелась. А еще выше по течению, в районе Преображенской набережной, в Яузу впадает Хапиловка - чуть ли не самая глубокая из подземных рек. Когда-то она тоже текла поверху, потом ее в коллектор спрятали. Но для жилья те трубы не годятся, слишком сыро. Зато я слышал, что в коллекторе подземной реки Неглинки до сих пор люди живут. Там живность всякая водится, пригодная для пропитания - рыба, раки. Еще там, правда, живут белые тараканы размером со среднюю собаку, но они вроде не опасные, на людей не кидаются. Ну, и опять же коммуникации всякие подземные - если знать эти ходы, можно под землей из одного района в другой добираться. Опытные
люди по маркировке железных крышек, закрывающих люки, могут многое понять.
        - Карта нужна, - заметил Фил. Старик покачал головой.
        - Карты составлялись давно, с тех пор многое поменялось. Какие-то туннели завалило, какие-то - затопило. Осталось только на рассказы бывалых людей полагаться.
        У них с Филом завязался спор о подземельях, из которого Федор уяснил только, что старика все эти ходы интересуют с чисто практической точки зрения, а Фила больше занимает история - кем, когда и для какой цели они были прорыты. Потом Федор, кажется, задремал чуть-чуть, потому что потерял нить разговора. Казалось, он отключился всего на пару минут, но когда вновь прислушался, старик и Фил уже ожесточенно спорили, как он понял, о снаряжении. Старик ностальгически вспоминал, как в прежней жизни ловил на какой-то реке Клязьме по осени щук на блесну.
        - Забродники для такого дела - самое то, - уверял Фил.
        - Фигня это, - утверждал старик, - швы мигом расходятся.
        - Можно «Моментом» заклеить.
        - Где ты сейчас этот «Момент» найдешь - за двадцать лет он весь высох. Проще новую снарягу отыскать.
        - Ах, да, я и забыл, - почесал в затылке Фил. - Но хорошие забродники могут два-три года прослужить. Главное, чтоб швы были нормально проклеены.
        - Не знаю, мне народ в свое время рассказывал - наши, те, что из ПВХ, быстро портятся. Может, импортные и получше будут. Да притом, те, что с тонкой подошвой, полегче, зато подошва мигом рвется, а у которых подошва толстая, те тяжелые. По мне, уж лучше в болотниках, по старинке. Особенно в жару - в комбинезоне-то сопреешь мигом. Да и быструю речку трудно переходить в нем - тебя будто выталкивает.
        Насчет жары Федор был совершенно согласен - он так упарился в химзе этой теплой летней ночью, что был момент, когда он готов был проклясть все на свете и от души жалел, что подписался на такую авантюру. Но здесь, в подземелье, было прохладно и сыро, его даже знобило немного.
        - Тебе просто хороший комбинезон не попадался, - возражал Фил. - Надо по магазинам рыболовным поискать - наверняка еще полно всего там валяется. Когда-то на Садовом был хороший рыболовный магазин.
        - На Садовом уже разграбили все небось, - вздохнул Данила, - место проходное. Если только где-нибудь в глубинке, от метро подальше, повезет случайно наткнуться на склад. А ты, смотрю, тоже рыбалкой баловался в прежней жизни?
        - Было дело, - ответил Фил. - Даже не столько рыбалкой, сколько походами на байдарке. И мне интересно - чего это у нас за конструкция на буксире мотается. Нет, я оценил, конечно, элегантное техническое решение, но не проще было байдарку надувную приспособить?
        Старик развел руками:
        - Знаешь, сколько я здесь лодок уже загубил? То на корягу наткнешься, то на острое чего-нибудь, а бывало, что и прокусят. Достало меня уже все это. А покрышек автомобильных везде хватает - нужно только чехол носить с собой. Удобно. Опять же, на воде эта штуковина устойчива.
        - А не пробовал теперь в Яузе рыбку половить? - ехидно спросил Фил.
        Старик хитро усмехнулся:
        - Так ведь пока ты ее ловишь, тебя самого могут десять раз схомячить. Не стоит оно того. Да и рыбка теперь не та - ее не всякий есть осмелится. Но я за лодкой иной раз сеть привязываю - кой-чего попадается.
        Костер разгорался, хотя и сильно дымил. Закипел, наконец, котелок. Воду для питья, как понял Федор, старик прихватил с собой и собирался поэтому расходовать экономно. Но каждому досталось по кружке дымящегося чая, пахнущего какой-то травой. Они жевали взятые с собой лепешки и сушеное мясо, запивая горячим чаем, и жизнь показалась Федору вполне сносной.
        Неля вроде тоже немного повеселела. Промокшие насквозь штаны она все-таки пристроила к огню сушиться, но рубаху старика взять отказалась и сидела в длинной темной майке, которая вполне заменяла ей платье. От майки шел пар. Федор покосился на ее ноги - Неля заметила и сердито натянула майку на колени, бросила на ноги свою еще сырую пеструю жилетку.
        - Что это у тебя? - спросил Федор, увидев на плече девушки темные разводы, линии, которые как будто складывались в рисунок.
        Неля вздрогнула.
        - Ничего, - сердито буркнула она, схватила жилетку и накинула ее на плечи.
        Федор расстроился - он вовсе не хотел ее обидеть.
        - Возьми у меня сухую майку, - предложил он, - простудишься.
        Но Неля отвернулась, что-то сердито проворчав. Федор начал уже привыкать к перепадам ее настроения - оно менялось без видимой причины, оставалось только ждать, пока девушка вновь сменит гнев на милость.
        - Ладно, давайте-ка спать, - сказал Данила. - До вечера отдохнем - и дальше в путь. Только надо договориться, кто в какую смену дежурит. Тут хоть место и не проходное, но мало ли что?
        - Давайте я первым буду, все равно ведь не усну, - вызвался Фил.
        Федор подосадовал - он сам хотел дежурить первым: ему казалось, это легче, чем просыпаться потом на дежурство, проспав пару часов. Договорились, что он будет вторым, а после него подежурит Данила. Насчет Нели разговору не было, и Федор решил, что это правильно - пусть девушка выспится. Она и уснула почти сразу, как только легла, свернувшись клубочком, подстелив на доски свой пестренький, еще не просохший толком жилетик и укрывшись теплой жилеткой Федора.
        Данила достал из рюкзака странную штуку - в голубенький корпус были вделаны одна над другой две прозрачные скляночки, из одной в другую медленно пересыпался песок. Он объяснил, что это для определения времени - когда весь песок пересыплется вниз, это будет означать, что четверть вахты позади. Тогда нужно перевернуть часы, а потом еще два раза, и когда весь песок будет в нижней колбе, заступает следующий.
        - А тут кто-нибудь водится? - спросил Федор.
        - Да нет, разве только крысы, - проворчал Данила. - Но если услышите какие-нибудь непонятные звуки, будите меня.
        Потом Данила улегся и захрапел, а Федор сразу заснуть не мог - по большей части из-за болтовни Фила. Сидел у костра, подбрасывая щепочки, глядел, как спит Неля. Она укрылась его жилеткой чуть ли не с головой, дышала трудно, с присвистом - видно, и вправду простыла. Федор осторожно поправил жилетку так, чтобы она не закрывала лицо девушки, Неля что-то произнесла сквозь сон быстро и жалобно, но не проснулась. Фил тем временем говорил без умолку - что наверху, оказывается, вовсе не так страшно, как он думал, что в домах и квартирах наверняка осталось еще много интересных вещей, а сталкеры приносят только еду да шмотки.
        - А старик-то не промах, - вещал Фил. - Ты тоже видел ту харю в доме, где мы лодку взяли? Спаивает, видно, туземцев огненной водой, а они, получается, стерегут его имущество. Им самим лодка без надобности, да и никто другой за ней к ним не сунется. А слышал, как девчонка кашляет? Простыла она, как же. Это не простуда, это она дозу схватила. На поверхность со стариком ходит, не бережется, допрыгается скоро. Этот кашель ее через полгода, самое позднее, в могилу сведет, уж у меня глаз наметанный. Все, кто со стариком ходил на моей памяти, умирали или пропадали. А ему, черту старому, ничего не делается - может, слово какое знает?
        Федору стало противно.
        - Что ж ты сам-то с ним пошел? - хмыкнул он.
        - Потому что пора было, - со странным блеском в глазах произнес Фил. Федор подозрительно посмотрел на него. Фил снова как-то неестественно рассмеялся.
        - Ну, что смотришь… Вот ты как думаешь - что это за река?
        - Яуза вроде, - пробормотал Федор.
        - Яуза. Звучит почти как Янцзы. В тумане разницы нет. Ты видел, какой туман вокруг - заблудиться можно. Знаешь, вот так живешь себе во тьме и вдруг однажды понимаешь - пора уже забить на это жалкое существование, наплевать на глупые страхи. Просто выйти на поверхность, гулять в тумане над рекой и ни о чем не беспокоиться. И все решится само собой.
        «Грибов наелся, не иначе», - подумал Федор.
        Фил говорил что-то еще, кажется, предлагал Федору организовать команду и ходить наверх, сначала в компании Данилы, а потом и самим. Федору эти планы казались абсолютно несерьезными, но он какое-то время слушал. Потом Фил замолчал и начал зевать, Федор сжалился над ним и сказал, что подежурит сам, хотя песок успел просыпаться всего три раза.
        Он был даже рад, что все вокруг спят - наконец-то он мог подумать. Ему казалось, что еще чуть-чуть - и он поймет что-то очень важное. Но мысли в голове ворочались какие-то вялые, ленивые. Он только знал, что ему хорошо так сидеть, глядя на спящих. Впервые за долгое время ему было спокойно. Да, он знал, что в любую минуту может подкрасться какой-нибудь хищник, что нужно быть настороже. Но откуда-то у него взялась и уверенность, что они справятся.
        Вот спит Данила - и вид у него даже во сне такой, словно он в любую минуту готов вскочить и, не тратя лишних слов, дать отпор любому врагу. Разрумянившаяся во сне Неля выглядит такой беззащитной, что Федор рядом с ней чувствует себя смелым. Какую чушь нес Фил - у девушки просто небольшая простуда, и она скоро поправится.
        Почти ничто не нарушает тишину, лишь изредка где-то со стуком падают капли. Здесь так странно пахнет - вроде бы и гнилью, сыростью, но в то же время и чем-то приятным, травой какой-то, что ли. А не то что на Китай-городе - дешевой парфюмерией, пригорелой едой, потом. Удивительный покой. Впервые за долгое время он чувствует себя свободным от людей с их вечными проблемами и претензиями, вечной мелочной суетой.
        Странные такие мысли в голову лезут - зачем вообще живет человек? Неужели только ради того, чтоб бороться за пропитание, расталкивая локтями себе подобных? Так ведь и жизнь пролетит в тесных туннелях, в подземке - и не заметишь.
        Федор даже поежился, представив: если все будет хорошо, то через день, от силы два, он вернется на Китай, и там все начнется по новой - суета и постоянное нытье Веры. Или она будет глядеть ему в глаза, ловить каждое слово - это тоже быстро надоедает. А здесь - только его спутники, с которыми свела ненадолго судьба, да мертвый город наверху. Он никому ничего не должен. Здесь такой покой, такая свобода. И первый раз пришла Федору в голову мысль, что возвращаться ему, в сущности, необязательно.
        Неля вдруг судорожно закашлялась во сне, и это вернуло Федора к реальности - он понял, что уже некоторое время слышит шорох в туннеле. По мере того, как гасли угли в костре и тьма подступала все ближе, шорох становился все отчетливее. Федору очень хотелось разбудить Данилу, но он решил, что старик не простит ему напрасной тревоги. Между тем неведомое существо, судя по всему, совсем осмелело - шуршание слышалось уже совсем близко.
        Федор почему-то представил себе здорового, с кулак величиной паука. На поверхности, он знал, водились такие, которым сожрать человека было - раз плюнуть. Сюда такой не поместился бы, конечно, а вот его более мелкие сородичи - запросто. Или какая-нибудь гигантская многоножка - говорили, что эти твари бывают ядовиты. Последняя мысль придала, наконец, Федору решимости, и он включил фонарик, одновременно направив его в сторону подозрительных звуков. Луч на мгновение выхватил из темноты огромную крысу, которая, сидя на задних лапах, передними смешно, как человек, держала кулек из-под сушеных грибов, который бросил кто-то из них и, шевеля усами, обследовала его, привлеченная, видимо, вкусным запахом. В следующую секунду ослепленная крыса, выронив бумажку, в панике бросилась наутек. Федор от души рассмеялся.
        Через некоторое время он вновь услышал знакомый шорох, но теперь уже сидел спокойно - наоборот, присутствие крысы подбадривало его, он был не один. Федор даже нарочно кинул ей жесткую корку от лепешки и по наступившей тишине, а затем тихому хрусту понял, что угощение пришлось зверьку по вкусу. Пару раз донеслись до него отдаленные завывания откуда-то сверху. Вряд ли стоило завидовать тому, кто на свою голову решил бы прогуляться по поверхности, но здесь, в подземном убежище, Федор чувствовал себя в относительной безопасности.
        Крыса вскоре совсем осмелела и, почти не обращая внимания на Федора, бродила вокруг спящих, принюхиваясь, не завалялась ли где еще еда. Вдруг она испуганно пискнула и мигом куда-то пропала. Федор вгляделся в полумрак. Невозможно было что-то различить во тьме, но когда он напряг слух, ему почудились тихие, крадущиеся шаги.
        Федор поднял автомат. Шаги затихли. Но Федора не оставляло ощущение, что в темноте, совсем близко, кто-то стоит и смотрит на него. Слабый неверный свет тлеющих углей озарял его спящих спутников. Федор вздрогнул при мысли о том, что ночной гость при желании может с легкостью перебить их всех - преимущество на его стороне.
        Но может, в туннеле на самом деле никого нет? Может, ему это только мерещится? Он подумал, не разбудить ли старика, и тут же отбросил эту мысль. Если рядом в самом деле кто-то притаился, то разбудить старика он не успеет. А если никого нет, то он будет выглядеть полным дураком перед всеми - и в глазах Нели тоже.
        Пауза затянулась. И нервы у Федора не выдержали.
        - Кто здесь? - окликнул он, стараясь, чтоб голос его звучал по возможности твердо и грозно.
        Ответа не было. Но через секунду там, где, по предположению Федора, затаился зверь или человек, негромко стукнул упавший камушек, кем-то потревоженный.
        Федор остервенело жал на спусковой крючок, но ничего не происходило. «Заело», - в отчаянии думал он. И вдруг он вновь услышал тихие шаги - они удалялись. Минута, другая - и все стихло. И прошло ощущение постороннего присутствия - теперь Федор мог бы поклясться, что в туннеле никого нет.
        Рядом вновь тихонько зашуршала любопытная крыса. Испытывая неимоверное облегчение, Федор принялся искать причину неисправности оружия - и понял, что он, как последний идиот, забыл снять автомат с предохранителя! Это хорошо еще, что ночной визитер предпочел скрыться! «Хорош бы я был, - мрачно думал Федор, - если б он решил напасть». Незадачливый сторож долго раздумывал, рассказывать ли Даниле о происшедшем, но, поразмыслив, решил промолчать. В конце концов, шаги могли ему послышаться. Вполне возможно, что на самом деле там никого и не было. Федор пытался успокоить таким образом свою совесть, прекрасно понимая - если с ним могло шутить шутки воображение, то крыса явно испугалась кого-то вполне реального.
        Время летело быстро - пять раз пересыпался в скляночках песок, и Федор осторожно коснулся плеча Данилы. Тот мигом открыл глаза, словно ждал этого. Успокаивающе махнул Федору рукой - отдыхай, мол - и уселся на досках, вслушиваясь в ночную тишину. Федор рухнул на жесткие доски и провалился в сон.
        - Где я? - услышал он вдруг в темноте хриплый голос Фила. - Что это за дыра?
        Что-то неразборчивое промычал Данила в ответ. Федор зажег фонарик и увидел, что Фил сидит, дико озираясь по сторонам, а Неля приподнялась на локте и с недоумением смотрит на него. Данила, когда свет упал на его лицо, буркнул: «Дайте поспать!» и вновь захрапел.
        - Почему мы не в метро? - спросил Фил.
        - Ты что, не помнишь ничего? - удивился Федор. - Мы в какой-то дыре возле Яузы, сейчас все проснутся, и поплюхаем на лодке дальше.
        - Я не хочу дальше, - сказал Фил пока еще обманчиво-спокойным голосом. - Я хочу обратно в метро.
        - Здесь метро рядом нет, - подала, наконец, голос Неля, в голосе ее смешались презрение и жалость. - До Бауманской отсюда долго топать, да и смысла никакого. А от Электрозаводской мы вообще уже далеко.
        - И какого черта я с вами потащился?! - взвыл Фил. - Во что только я влип? Нас вчера-то чуть не сожрали. А сегодня точно сожрут.
        - Хочешь, оставайся здесь, а мы дальше поплывем, - презрительно сказала Неля. Фил обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону.
        - Ох, я дурак, вот дурак, - бормотал он. Вчерашняя эйфория сменилась у него отчаянием.
        - Хватит нам нервы мотать! - цыкнул на него проснувшийся старик и даже замахнулся. - А то сейчас отправлю наверх, будешь там мутантам проповедовать. Я как чувствовал - не хотел тебя с собой брать, ты сам напросился.
        Фил умолк, только вздрагивал всем телом. Федору стало его жалко. Он и сам боялся предстоящего пути, но при виде этой истерики постарался взять себя в руки. Настроение у него испортилось, он увидел вещи в истинном свете: затеянный ими поход - на самом деле авантюра. Может, для старика такие вылазки - дело привычное, но он, Федор, точно зря во все это ввязался. Однако теперь ничего не поделаешь, с полдороги уже не повернешь. Оставалось только надеяться, что они в целости доберутся до метро - а тогда уж он на поверхность ни ногой, хватит с него. Он вспомнил вчерашнего монстра, который чуть не утопил лодку, и у него снова мороз пробежал по коже.
        - Мы скоро дальше поплывем? - спросил он Данилу. Но тот не ответил - он озабоченно щупал лоб девушки. Тут и Федор обратил внимание, что на бледных щеках Нели выступил нежный румянец. Она казалась очень красивой. Но Данила выглядел озабоченным.
        - Никуда мы пока не поплывем, - буркнул он, - у нее жар. Придется тут задержаться.
        Федор вполголоса чертыхнулся - необходимость задержаться в этой дыре действовала ему на нервы. Но Данила не обратил на это никакого внимания. Он развел костер, поставил котелок с водой на огонь, и когда вода закипела, принялся заваривать какие-то сушеные травы. У Федора создалось впечатление, что если б заболел он или Фил, старик вполне мог бы оставить их тут и отправиться дальше по своим делам.
        Федор присел возле Нели.
        - Почитай мне, что дальше было, - попросила она, протягивая ему книжку.
        У Федора вовсе не было настроения читать, и пришлось сделать над собой усилие, чтоб не буркнуть: «Отстань» - он чувствовал, что Данила смотрит на него. Лучше было не ссориться со стариком и девчонкой - ему с ними еще идти вместе. И Федор принялся читать вполголоса при неверном свете небольшого костра. Неля слушала его, прихлебывая из кружки дымящийся напиток.
        Понемногу Федор вновь увлекся историей давно живших людей. Он дошел уже до того места, когда царь узнал об измене красавицы. Прежняя хозяйка книги рассказывала ребенку сказку совсем не так - видно, не поняла половины.
        - Значит, Анхен не отрубили голову? - сонно спросила Неля, доверчиво глядя на него. - Я рада, что ее не убили.
        - Нет, царь просто не велел ей больше показываться ему на глаза. Прогнал от себя. А голову отрубили какой-то Марии за убийство своего младенца - тут и про это есть рассказ.
        - А почему она убила младенца?
        - Не знаю. Я так понял, что она не бедная была, могла бы и прокормить его. Но ей не хотелось, чтоб кто-то знал, что у нее был ребенок. Я б таким тоже головы рубил. Понятно еще, когда детей бросают оттого, что самим есть нечего.
        - Может, этому младенцу было лучше сразу умереть, раз уж он собственной матери был не нужен, - жестко сказала Неля. - Такой кроха - он и не понял ничего, не успел. Зато не мучился. Я вот для себя решила - у меня никогда детей не будет. Зачем их рожать на мучения?
        Федор удивленно поглядел на нее - он не ожидал от Нели такой злости. И почему-то его неприятно кольнуло это ее заявление. Он сам себе удивился: у него ведь тоже мысль о том, чтобы завести ребенка, вызывала протест, почему же так озадачили его слова девушки?
        - Младенцу, может, и лучше, - пробормотал он. - Не знаю. Но одно я точно знаю - хуже женщины-убийцы ничего быть не может. Я еще могу понять Кошку, которая убивает, чтоб отомстить - и то об этом думать неохота. А вот так, хладнокровно придушить ребенка - это мерзость. Такого прощать нельзя.
        - Какую кошку? - удивилась Неля.
        - Неважно, ты ее не знаешь. Что ты так странно на меня смотришь?
        - Нет, ничего. Значит, ты не мог бы простить женщину, которая убила? Все равно кого - ребенка, взрослого?
        - Ни за что, - уверенно сказал Федор. - Женщины нужны для продолжения рода. Если еще они убивать начнут - что же это будет?
        - Даже если убила, защищаясь? Или убила дурного человека, от которого один вред?
        - Все равно, - упрямо сказал Федор.
        - Понятно, - сказала Неля. - Убивать можно только мужчинам. А с женщинами они могут обходиться как угодно - те должны только слушаться и помалкивать, иначе их вообще пришибут. Не нравится что-нибудь - ну, поплачь, и то в темном углу где-нибудь, не на виду у людей. А то кого-нибудь могут разозлить твои слезы, и еще больше достанется.
        - Да что с тобой? - удивился Федор. - Что ты так разошлась? Тебя кто-то обидел?
        В первый раз ему пришло в голову, что он, в сущности, ничего о ней не знает. А она продолжала говорить с неожиданной горячностью:
        - А ты не думаешь, что смерти не каждый боится? Вот ты как считаешь - что будет после смерти?
        - Не знаю, - честно сказал Федор. - Ничего, наверное.
        На самом деле он вовсе не был в этом уверен, но и других вариантов ответа у него не было.
        - Это потому, что ты не веришь, - наставительно сказала Неля.
        - Во что? - удивился он.
        - Во что, в кого - какая разница? Некоторые верят в Распятого Бога, некоторые - в Хозяина Туннелей. Костя вот верил в проводника. Я думаю, за Костей пришел поезд, которого он так дожидался. Если человек верит в какого-нибудь бога, то после смерти к нему и попадет. Поэтому смерти не все боятся, и не для всех умереть - это плохо. Для многих это лучше, чем так жить. А если умирает дурной человек, то это тоже хорошо - значит, не успеет натворить еще больше бед. Такому лучше заново родиться - в новой жизни он сможет исправить все зло, которое сделал в прежней.
        Фил, видимо, смирившись с тем, что никто не собирается прямо сейчас отводить его в метро, немного успокоился и начал прислушиваться к разговору.
        - А ведь и правда, я слышал, что в некоторых африканских племенах похороны отмечали как праздник, - сказал он. - Кто рассказал тебе это, девочка?
        - Тебе какое дело? - тут же огрызнулась Неля.
        «Кто ж ей, в самом деле, так грамотно мозги-то промыл? - подумал Федор. - Говорит, как по-писаному».
        - Ну ладно-ладно - примирительно сказал Фил. - Мы все равно теперь не узнаем, как оно было - уехал твой сталкер на потустороннем поезде или растворился в Нагвале.
        - В чем? - спросил Федор.
        - Эту трудно объяснить, - туманно сказал Фил, - я сам не вполне понимаю. Нагваль - это нечто невыразимое, это дух, воля, что-то вроде бессмертной души, но его надо выращивать в себе всю жизнь. И если правильно подготовиться, можно в конце жизни уйти в бесконечность, сохраняя сознание и воспоминания о своей земной жизни. Нагваль - это и все то, что за пределами привычного нам мира, то, что мы не можем представить себе. Это бесконечность, это небытие.
        - Вот же язык подвешен у чудика, - шепнул Федор Неле. Девушка рассмеялась, хотела что-то сказать, но смех перешел в хрип и она, схватившись за грудь, тяжело, надрывно закашлялась.
        - Федя, - позвал старик, - пойдем, дров наберем еще. А то чай вскипятить не на чем будет.
        Когда они отошли немного в глубь туннеля, Данила сказал:
        - Ты с ней не спорь лучше - видишь, как она волнуется. Она ведь тоже матери своей не помнит.
        - Я не знал, - сконфуженно пробормотал Федор. - Ладно, больше не буду.
        Глава 7
        Призраки Лефортова
        Когда они вернулись, Неля, казалось, уже успокоилась.
        - Ты мне так и не рассказал, за что Анхен называли ведьмой, - упрекнула она.
        - Не зря называли, - сказал Федор. - Тут написано, что Анхен и ее мать хотели колдовством вернуть любовь царя. Но их не стали наказывать за это.
        - Что ж тут такого, они ведь не хотели плохого, - сказала Неля рассеянно, явно думая о чем-то своем.
        Федор стал читать дальше. Ему нравилась книга, но автор начинал раздражать: он словно бы постоянно влезал со своими замечаниями, осуждая чуть ли не всех участников этой истории, и только все портил - царь у него получался слепым и легковерным, прекрасная Анхен - не в меру корыстной, практичной и жадной.
        «Конечно, - подумал Федор, - со стороны-то легко рассуждать через много лет». Но иногда так и тянуло сказать автору: «Да помолчи ты уже со своими глупостями, дай историю дочитать. Пиши, как было, а твоего мнения никто не спрашивает. Про тебя-то вряд ли написали отдельную книжку».
        - А Анхен здесь есть на картинке? - спросила Неля. - Мне интересно, какая она была.
        - Нет, тут написано, что ее портретов не осталось. Но все, кто ее видел, говорили, что она была очень красивой.
        - А дети у нее были?
        - Вроде бы нет, - неуверенно сказал Федор. - Я не понял, тут написано, вроде она все говорила перед смертью о какой-то сироте… Может, на самом деле это была ее дочь?
        Для чтения детям на ночь книга точно не годилась, тут Неля была права. Федору пришло в голову, что самые важные книги, скорее всего, погибли во время Катастрофы, а то, что приносят сталкеры - лишь жалкие остатки, которые удалось добыть. И по этим книгам составить правильное представление о жизни верхних людей просто невозможно. В сущности, с тем же успехом мамаша могла читать ребенку на ночь инструкцию по технике безопасности при стрельбе - вполне вероятно, что пользы от такого чтения было бы даже больше.
        И вдруг ему показалось, что он лучше стал понимать Нелю. Бедная девочка не помнит своей матери, ей никто не читал всякие истории на ночь. Вот потому она и слушает так внимательно, проявляет такой интерес к книжке, где говорится о давней жизни. Для нее эта жизнь - все равно, что сказка: дамы в красивых платьях с пышными прическами, изящные мужчины с кудрями по плечам. Такого ей теперь нигде не увидеть, только на картинках.
        Фил тоже слушал, сидя возле огня.
        - Так ведь эта история здесь и происходила, в этих краях, - вдруг сказал он. - Здесь поблизости и была та самая Немецкая слобода, где стоял когда-то дом Анхен. Кажется, здесь, на старом немецком кладбище, и могила ее находится. Тут и Лефорт жил.
        - Весь район потом так и стал называться - Лефортово, - согласился Данила, нахмурившись отчего-то. Видел на левом берегу толстые деревья? Это остатки Лефортовского парка. Там раньше красиво все было обустроено - лестницы каменные, пруды, мостики, беседки. И кладбище старое я знаю. Говорят, - добавил старик, понизив голос, - что там целые подземелья, под кладбищем этим, склепы подземные и все такое.
        От Федора не укрылось, как вздрогнула Неля.
        «Да что с ней происходит-то?» - подумал он. Ему представились какие-то длинные подземелья, где в гробах лежат покойники. А может быть, там не только покойники? На что намекал старик?
        - Все перепуталось, - тихо сказала вдруг Неля. - Люди теперь живут в подземельях, которые раньше принадлежали мертвым. Мир живых смешался с миром мертвых.
        А Данила тем временем продолжал, не обращая на нее внимания:
        - И там, откуда мы плывем, многие места названы в честь дел царя Петра Алексеевича. Семеновская площадь, Преображенская площадь - это в память его полков, Семеновского да Преображенского, которые в этих местах когда-то были расквартированы. Недалеко от Электрозаводской есть даже улица Девятая рота.
        - Ты тоже эту книжку читал? - спросила Неля. Данила усмехнулся.
        - Зачем мне читать - об этом все знают, кто здесь жил раньше. Еще не хватало мне всякие глупости читать, бабские сказки.
        - Это не сказки - мы проплывали мимо дворца Лефорта, - сказал Фил.
        - Да, дворец огромный, - пробормотал Федор.
        - Ты разве его успел разглядеть? - удивился Данила.
        - Конечно, успел - мы же долго вдоль него плыли. Там еще статуи были…
        - Это как раз не дворец был, а Бауманский институт, Бауманка, - развеселился Данила. - А статуи - революционные солдаты.
        - Дворец Лефорта мы чуть раньше проплывали. Его с реки-то и не разглядеть почти, - пояснил Фил. - Меня когда-то Маша водила туда, показывала, - грустно сказал он. - Любила она всякие древности. Вообще-то, на мой взгляд, ничего особенного - по крайней мере, снаружи. Двухэтажные желтые здания стоят, образуя квадрат, внутри - дворик. Одно название, что дворец. Внутри, наверное, красиво было, но нам туда не разрешили зайти, там, кажется, какой-то архив находился.
        - А когда ж мы его проплывали? Не помню такого.
        - А вот помнишь заросшую полянку поблизости от института, где машины ржавые стояли, там в кустах еще птица ночная кричала? Вот как раз на той полянке в глубине стоит дворец Лефорта. Маша еще рассказывала, что он соединен подземным ходом с дворцом, который потом построила себе императрица на другой стороне реки.
        Федор удивился - в его понимании мрачное здание со статуями было похоже на дворец куда больше. Он вспомнил крик ночной птицы, заросшую кустами поляну, развалины какого-то строения и слабый отблеск света, который тут же пропал. Где-то там, значит, был дворец Лефорта. Кто же теперь бродит в нем по ночам. Духи мертвых? Призрак Лефорта? Ему не спится спокойно, и он ходит по подземному ходу в гости к призраку императрицы. Федору стало жутко - слишком близко находились все эти старые развалины, словно ледяным воздухом тянуло от них. Вряд ли стоило тревожить покой здешних духов. А в том, что здесь есть духи, он и не сомневался - от людей, которые так бурно жили, не могло совсем ничего не остаться.
        Старик, видя изумление Федора, усмехнулся.
        - А ты Бауманку принял за дворец? Не удивляйся, такие высотки возводили - как бы тебе понятней сказать - в эпоху великого диктатора. Чтоб народ смотрел и впечатлялся. В разные времена по-разному строили. В старых районах дома в два-три этажа - обычное дело. А незадолго до Катастрофы уже чаще возводили многоэтажки, разрослась Москва, места не хватало.
        Это Федор успел уже заметить. И здесь, вдоль реки строения из стекла и бетона соседствовали с маленькими, будто игрушечными домиками, обшарпанные развалюхи - с грозными дворцами. Каждое время отмечалось своими постройками, и все вместе они создавали очень пестрый пейзаж. Это были памятники минувшим временам для тех, кто умел их различать. И Федор дивился разнообразию человеческой фантазии. Правда, многие здания уже лежали в руинах.
        «А ведь если бы не попалась мне эта книжка, я бы ничего про эти места не знал, - подумал Федор. - Парк для меня был бы просто диким лесом, а на дворец я бы и вовсе не обратил внимания - его почти не видно с реки. Вот интересно - тех людей уже давно на свете нет, а их историю до сих пор еще кто-то помнит. Наверное, было что-то необычное в ней. Царь влюбился в дочь торговца, а она полюбила другого, что ж тут удивительного. Я всегда знал - нельзя никого любить, нельзя привязываться. Тот, кого ты любишь, рано или поздно тебя предаст».
        - Федя, а у вас там на Китай-городе жить можно вообще? - спросил Фил.
        - Кому как, - туманно ответил Федор. - Без привычки трудно, конечно.
        Ему показалось, что Неля, слушая их разговор, заскучала.
        - А знаешь, ко мне ночью крыса приходила, - сказал он. Девушка сразу оживилась.
        - Знаю, я тоже ее как-то видела, даже дала ей сушеных грибов.
        - Ты не боишься крыс? - удивился Федор, сделав страшные глаза.
        Неля покачала головой, засмеялась было, но вновь закашлялась. Федор замахал на нее руками:
        - Тише, тише!
        - Тогда не смеши меня, - укоризненно шепнула она.
        Время шло, наверху уже, наверное, наступал следующий день, а их клонило в сон.
        - Спать пора, - сказал старый Данила, - может, хоть следующей ночью удастся выйти.
        «Поскорей бы уж добраться до метро, - подумал Федор, - и больше никто никогда не сумеет меня подбить на такую глупость».
        Снова договорились о дежурствах. На этот раз первая смена досталась Федору, вторая - Даниле, а третья - Филу. Федор еле высидел - глаза сами собой закрывались. Чтобы не заснуть, он взял полистать Нелину книжку - узнать, чем кончилась история царя и красавицы. И очень быстро пожалел об этом: история, как оказалось, имела довольно жуткое продолжение. Царь, разочаровавшийся в своей красавице, женился на юной пленной служанке. А у изменницы Анхен тем временем подрастал младший брат. Царь взял красивого и бойкого мальчика ко двору, а о дальнейшем уже легко было догадаться: обманутый любовник долго ничего не подозревал, но кто-то решился открыть ему глаза - и отрубленная голова брата красавицы заняла место в банке со спиртом, стоявшей, как говорили, в покоях царицы.
        У Федора мороз прошел по коже. Даже слухи о зверствах красных в Берилаге меркли перед такой жестокостью. Может, поэтому тетка, у которой Неля сторговала книжку, и рассказывала своему ребенку об отрубленной голове - просто перепутала, кто именно ее лишился. Федор решил, что уж это продолжение он Неле точно читать не будет - пусть думает, что книжка кончилась расставанием царя с прекрасной изменницей.
        От всех этих кровавых историй ему стало очень не по себе. Да и подземелье было не самым подходящим местом для чтения таких книг. Даже самые простые подробности приобретали зловещее значение. Федор читал написанный века назад донос - про письмо сильненькое, да не для кого-нибудь, а для «хозяина». Царь мешал, его хотели извести. Знал ли он, что вокруг него плетется измена, которую готовят самые близкие? Федор представил его себе - царь огромного роста в простом зеленом кафтане, как на картинке, стоит на носу плывущей по Яузе лодке и говорит, обращаясь к кому-то рядом: «Истинный парадиз, Данилыч!» Куда они делись теперь, прежние хозяева здешних мест? Что осталось от них - буквы в книжках, надписи на могильных плитах, полузаросшие сады и полуразвалившиеся дворцы?
        У Федора разыгралось воображение, ему теперь черт знает что мерещилось. Временами он судорожно вздрагивал и озирался вокруг, но ничего подозрительного не заметил. Услышав шорох поодаль, он уже не испугался, а кинул на звук припасенную еще днем корочку. Крыса осмелела и даже подошла совсем близко. Она вовсе не выглядела противной и очень смешно обнюхивала все на своем пути, шевеля усами.
        «Кто ж тебя будет кормить, когда мы уплывем?» - расчувствовавшись, подумал Федор. В положенный срок он разбудил Данилу и с облегчением завалился спать.
        И тут же неведомо как оказался на старом кладбище. Он никогда раньше кладбищ не видел, но понял, что это именно оно. За кирпичной стеной - каменные плиты, кресты. Кое-где стоят каменные домики - слишком тесные для живых, но у них есть окна и даже двери. Краска облезла, деревянные двери разбухли от сырости, потемнели от времени, на них тоже вырезаны кресты.
        Федор подходит и видит - дверь полуотворена, а за ней - темнота. И он стоит, не решаясь сделать ни шагу. А из темноты кто-то смотрит на него. Показалось ему, или дверь чуть подалась, скрипнув? Черная щель в потусторонний мир словно бы стала шире. Еще немного - и его затянет туда, во тьму. Рука уже сама тянется к двери, из которой, несмотря на теплую ночь, несет подземным могильным холодом. «Мир живых смешался с миром мертвых», - вспомнил Федор и содрогнулся.
        Потом - то ли во сне, то ли наяву - померещились Федору шаги. Из глубины туннеля кто-то приближался к ним. «Кто на карауле? - пытался вспомнить он. - Данила? Почему он не поднимает тревогу?».
        А шаги все ближе, чьи-то каблуки постукивают по старым доскам. Федор с трудом поднимает голову, всматривается. Из темноты приближается женский силуэт, только странный какой-то. Не хватает чего-то в нем. И вдруг он понял, похолодев, - самого главного не хватает.
        Головы.
        Застыв, не в силах пошевелиться, смотрит Федор на женщину в старинном широком платье. Одна рука у нее странно оттопырена. Да вот же и голова - в руке у нее. Пышные волосы, бледное лицо, ярко намазанные губы и щеки, сомкнутые веки. Федора стала бить крупная дрожь. Незнакомка вдруг подняла руки и ловко нахлобучила голову на плечи, где ей и полагалось быть. Обмахнула шею рукой, и остался только тонкий шрам. Ах нет, это уже не шрам. Это бусы.
        - Анхен, уходи, ты ведьма, - шепчет Федор. Жуткая девушка улыбается, манит Федора рукой, а в лице ее проступает что-то знакомое. Федор отшатывается, незнакомка вновь поднимает руки. Федор вздрагивает - сейчас опять голову снимет с плеч. Но нет, она только стягивает накладные волосы, а под ними - короткая стрижка. И теперь становится ясно - у нее лицо Нели.
        А следом за ней из мрака появляется другой. Он, наверное, тоже снял свои накладные волосы - настоящие волосы его темные, с проседью. И вместо расшитого костюма - что-то черное, неброское. Но Федор все равно знает, кто это. Еще один гость с того света явился их навестить. «Лефорт», - хочет окликнуть его Федор, но лишь слабый вздох получается у него.
        Неля наклоняется над ним.
        - Спит, кажется. Тише, а то разбудишь.
        «С кем это она разговаривает?» - думает Федор, наблюдая за ней незаметно из-под полуопущенных век. Голос - мужской, незнакомый.
        - Давай отойдем, поболтаем о делах наших скорбных.
        - Зачем ты меня мучаешь? - жалобно спрашивает Неля. - На что я тебе нужна теперь? Я больная, я тебе только мешать буду. Дай мне хоть умереть спокойно.
        Федор видит лицо мужчины - бледное, с правильными чертами. Глаза у него темные, недобрые. Что это - тоже сон или явь?
        - Ну что ты, в самом деле? Давай отойдем, все обсудим. Если он проснется, мне ведь придется его убить, не люблю оставлять свидетелей.
        - Ладно, - покорно говорит Неля. Он берет ее за руку, тянет, девушка нехотя идет за ним. Но тут ее снова начинает бить кашель - судорожный, неудержимый. Вот заворочался во сне Данила, зашевелился Фил. Мужчина смотрит на девушку, переводит взгляд на спящих, потом чертыхается и быстро уходит. Неля садится на пол, прямо на грязные доски, и смотрит ему вслед, по щекам ее текут слезы, она тихо качает головой. Федор хочет приподняться, позвать ее, но тело не слушается, свинцовая усталость придавливает к земле.
        Кажется, всего несколько минут прошло - и Неля вновь склоняется над ним:
        - Проснулся? Все уже встали.
        Она уже не плачет. Наоборот, увидев, как тревожно смотрит на нее Федор, пытается даже улыбнуться бледными губами.
        - Ну, что вы так на меня все смотрите. Все хорошо. Мне уже лучше. Давайте вечером отправимся дальше.
        Под глазами у нее черные тени. «Приснилось или нет?» - думает Федор.
        - А кто ночью дежурил? - спрашивает он.
        - Сначала Данила, потом я, - отвечает Неля, - мне все равно не спалось.
        «Наверное, приснилось все, - подумал Федор. - Книжку прочел, вот и мерещится теперь всякая дрянь».
        Девушка присела к костру, Данила налил ей горячего чая. Федор взял книжку, лежавшую возле Нели, и без всякой задней мысли стал перелистывать страницы, вновь разглядывая картинки - странных женщин с голыми плечами и пышно взбитыми волосами, мужчин с длинными кудрями до плеч. И вдруг ощутил рывок, книгу выхватили у него из рук. Еще секунда - и она оказалась в костре. Огонь весело лизал страницы, а Неля смотрела на это злорадно и мстительно.
        - Зачем? - вскрикнул Федор. Он искренне не понимал, с какой стати она дорого заплатила за книгу, а теперь хочет ее сжечь. Попытался выхватить книгу из огня, но девушка ударила его по руке. Федор сердито глядел на нее, потирая ушибленную руку. Опять пришло в голову, что девушка не в себе, что все эти перепады настроения - не к добру.
        - Не хочу лишнюю тяжесть с собой таскать, - сердито сказала Неля. - Моя книга, я за нее заплатила - что хочу, то и делаю, - и вдруг она разрыдалась.
        - Ну что ты, что ты, - забормотал Федор, гладя ее по волосам. В эту минуту ему было все равно - да пусть горит, не жалко.
        - Ты, наверное, считаешь меня идиоткой? - всхлипывая, спросила она.
        - Ну что ты, вовсе нет. Забудь. Твоя книжка, что хочешь, то и делай с ней - хоть в огонь кидай, хоть в реку.
        Неля немного успокоилась и вдруг улыбнулась.
        - Не обращай внимания. Прости, что ударила. Хочешь, я тебе стихи почитаю? - шмыгнув носом, спросила она у Федора. Он молча кивнул. И она завела нараспев:
        У меня в Москве - купола горят,
        У меня в Москве - колокола звонят
        И гробницы в ряд у меня стоят,
        В них царицы спят и цари[5 - Стихотворение М. Цветаевой.].
        Он вслушивался не в слова - в распевные звуки ее голоса. И представлялись ему мертвые цари и царицы в роскошных гробах. Ему приходилось слышать, что они похоронены где-то в Кремле. Разве могли они представить, что этим кончится? Что среди развалин мертвого города будет оплакивать их и многих других большеглазая стриженая девушка из подземелья. Может, уже и оплакивать-то некого, и гробниц тех не осталось, может, все уже сожрала обитающая теперь в Кремле биомасса.
        - А кто это написал? - спросил он.
        - Не знаю, кто-то из верхних. Наверное, его и в живых уже нет давно.
        «У меня в Москве, - подумал Федор. - Она словно чувствует себя здесь хозяйкой. Мертвый город - ее владения». И ему стало не по себе. «Странная все-таки девушка. Там, на станции, у нее друзей не было. А наверху, среди мертвых, она чувствует себя как дома, словно мертвые ей ближе живых. Да и то сказать - мертвецы лежат себе спокойно, не лезут в душу, не пристают с разговорами. Хотя кто знает - может, они и приходят иногда». Он вспомнил свой жуткий сон - или то был не сон? А Неля уже рассказывала другое:
        А по правой руке - пустырь,
        А по левой руке - монастырь…[6 - Стихотворение А. Ахматовой.]
        - Монастырь - это башенки с золотыми куполами? - спросил Федор.
        - Да, за толстыми каменными стенами. Когда мы дальше поплывем, один монастырь будет на берегу, совсем близко, ты увидишь, он весь белый. Раньше туда приходили молиться богу. В той же книжке еще были хорошие стихи - про то, что бог не спас. Но мне кажется, что о самых верных он позаботился. Говорят, в некоторых монастырях до сих пор святые люди живут невидимо для всех и продолжают молиться богу, но к себе никого не пускают, ведь спастись должны только самые праведные.
        «Ну понятно, а мы этого не заслужили», - подумал Федор. - Вот и плывем себе, как неприкаянные, даже в воде не тонем - то пустырь, то монастырь, то кучи хлама, то какая-нибудь дрянь из воды лезет. И нигде нам не рады - хорошо еще, если не сожрут по дороге.
        - А что ты то и дело кидаешь в реку? - спросил он.
        Неля смутилась.
        - Это чтобы нас пропустили.
        - Кто пропустил?
        Неля не отвечала. Федор хмыкнул.
        - Не смейся, - сказала она укоризненно, - может, оттого мы до сих пор и живы, что я умею задобрить речных богов. Я стараюсь ладить и со старыми богами, и с новыми - на всякий случай. Нужно будет еще поклониться стерегущим реку там, дальше, возле шлюза. Там тоже очень опасное место.
        - С духами на всякий случай нужно ладить, - согласился Данила, - но полагаться на них не стоит. Как говорится, на бога надейся, а сам не плошай.
        Кажется, сказал он это абсолютно серьезно - Федор не уловил иронии в его голосе.
        - А потом будет большой замок, - нараспев сказала Неля. - Говорят, там в подвале, в гробу спит мертвец-вампир. А в лунные ночи выходит пить кровь. И если крови не изопьет, становится злой…
        Данила фыркнул. Неля сконфуженно примолкла, ее и без того бледное личико показалось Федору в темноте почти прозрачным, словно она и сама была нездешним духом. Про вампиров Федор кое-что знал, и в отличие от Данилы, вовсе не настроен был смеяться по их поводу. Он прочел несколько книжек на эту тему, но так и не понял, сказки это или самая что ни на есть реальность, и больше склонялся к последнему. В одной книге, например, так прямо и говорилось, что существовал целый заговор, что накануне Катастрофы вампиры негласно жили среди людей, управляли ими, да и Катастрофа, по мнению Федора, едва ли не из-за этого и приключилась.
        - А долго нам вообще еще плыть? - спросил он Данилу, чтобы прервать неловкое молчание.
        - Да не очень. Нам главное - шлюз проскочить. Потом будет монастырь, железнодорожный мост, бывший продуктовый, старая заправка, еще один мост - а там уж недалеко и до места, где Яуза впадает в Москву-реку, недалеко от Кремля. Место приметное - там слева башня высоченная стоит. Но туда не поплывем - слишком опасно. В большой реке водятся монстры, а на свет кремлевских звезд люди уходят как заколдованные и не возвращаются. Об этом лучше лишний раз не говорить, не то накличешь беду.
        - Да, с вами тут станешь суеверным, - задумчиво сказал Федор. - Костя вон и вправду как будто напророчил себе беду. Мне кажется, если б он не думал так много о поездах с того света, был бы жив до сих пор.
        - Да откуда ты знаешь, что с ним случилось? - негодующе сказала Неля. - Я чувствую - у него получилось попасть туда, где все осталось, как прежде. Он встретил своих. И теперь ему хорошо.
        - А мы туда не попадем?
        - Наверное, туда не всех берут - я так думаю. Чтоб туда попасть, человек должен сначала понять что-то важное про себя. Измениться. И лишь тогда он сможет узнать проводника. Понять знак, который ему дан.
        Федору снова показалось, что она повторяет чьи-то чужие слова. А девушка серьезно продолжала:
        - В этом-то все и дело - он должен довериться проводнику. Тогда он сумеет спастись.
        - Спасутся лишь достойные, - язвительно буркнул Федор. - Что-то все это подозрительно напоминает мне, как наш священник рассказывал про рай.
        - Почему напоминает?
        - Потому что этот рай тоже никто никогда не видел. Зато туда всех обещают пускать после смерти за хорошее поведение.
        - Меня-то туда не возьмут, к праведникам, - усмехнулся старый Данила. Неля кивнула беспечально.
        - Да, меня тоже.
        - Тебя-то почему? - удивился Федор. - Ты, наверное, плохого ничего сделать не успела?
        Он опять поймал этот ее странный взгляд искоса. Что в нем - недоверие, сомнение, насмешка?
        - А я не знаю, во что я верю, - сказала она легко, словно в шутку. - Одно дело - стараться дружить с духами на всякий случай, и другое - верить по-настоящему. Да я и не хочу попасть на поезд в прошлое - меня никто не ждет там. Может, верхние духи будут ко мне добры - найдут мне местечко у себя? Я бы гуляла по городу, следила, как по развалинам бродят всякие существа, выводила бы заблудившихся людей в безопасное место - не всех, а только тех, кто этого заслуживает. Или вот Фил рассказывал, что некоторые после смерти становятся зверями, травой. Мне бы хотелось стать травой. Вообще-то я не боюсь умереть, просто не хочется пока. Не смерть страшна, а то, что не знаю, что будет дальше. Вдруг все-таки поезд придет и всех развезет в разные места, по заслугам? Кого в прошлое, а кого и в ад, в топку.
        Федор поймал обращенный на нее тревожный взгляд старика.
        Он не так уж часто задумывался о том, что с ним будет после смерти. Но сегодня эта мысль в первый раз пришла ему в голову - и он чувствовал, что не в последний. Куда попадают души тех, кто умирает? И может ли жить душа отдельно от человека? Он не верил ни в ад, ни в рай, о которых рассказывали старухи. Но и не хотелось думать, что со смертью все кончится. Что же будет? Придет ли за ним поезд с мертвецами, являвшийся ему в кошмарах? Кто-то говорил, что души мертвых остаются в метро, их шепот можно иногда услышать в трубах, но не везде, лишь в некоторых местах. Когда их становится слишком много в одном месте, там лучше не появляться живым. Мертвые стараются забрать их к себе.
        «Интересно, а если умереть наверху, то душа навсегда останется на поверхности, будет бродить по мертвому городу? - подумал Федор. - Пожалуй, я бы тоже хотел, чтоб со мной было так».
        Неля тревожно взглянула на него, словно догадываясь, о чем он думает. Федор скорчил гримасу.
        - Да, это ты хорошо придумала - превратиться в траву. Растешь себе - потом придет какой-нибудь мутант и тебя сожрет. И кем тогда станешь? Мутантом обернешься? Представляешь, иду я по поверхности, а ты мне навстречу из засады - р-р-р!
        - Наоборот, это ты меня подстрелишь, - слабо усмехнулась Неля. - Мутанты, которые едят траву, не нападают на людей.
        «Черт, кажется, шутка не очень удалась», - понял Федор. Но Неля улыбалась, хоть и печально, видно, девушке понравилось, что Федор хотел ее развеселить.
        «А ведь когда мы доплывем, придется с ней расставаться», - подумал вдруг Федор. В эту минуту Вера, да и все дела, которые ждали его на Китай-городе, показались пустыми и неважными.
        Он почему-то вспомнил старую автомобильную покрышку, увитую плющом, о которую споткнулся по дороге. У верхних людей была такая песня - что там, где прольется кровь, скоро вновь вырастет трава и все будет как прежде. Он вдруг почувствовал любопытство, захотелось посмотреть, что за жизнь идет теперь наверху. Ведь это тоже жизнь, пусть и странная, непривычная. И Данила с Нелей как-то умеют приспосабливаться к ней.
        «А может, остаться с ними, и все, - подумал Федор, - остаться с Нелей». Ведь он и сам хотел уйти когда-нибудь с Китай-города - почему ж не теперь? Он чувствовал, что сильно изменился за последние дни под влиянием новых впечатлений и необычной девушки.
        Странные мысли приходили ему в голову. Зачем делить жалкие крохи, принесенные сталкерами, если он сам может подниматься наверх и брать все, что захочет? Наверху осталось еще столько всего, что на несколько жизней хватит. И страх перед поверхностью, так мучивший его раньше, стал проходить. Если ходить с толковыми напарниками вроде Данилы, можно серьезные дела делать.
        Но трудно было так сразу решиться. Сначала надо вопросы уладить, которые на Китае у него остались, с Верой по-человечески попрощаться - жалко ее все же. Да и подумать хорошенько не мешает - на поверхности опасностей полно, да и жизнь у сталкера нелегкая.
        Видимо, похожие мысли приходили в голову и Филу. Он о чем-то вполголоса беседовал с Данилой, Федор прислушался.
        - Наверху еще столько всего осталось - только умей взять, - рассуждал Данила. - Но жадность чрезмерная тоже до добра не доводит. Надо брать столько, сколько тебе нужно, и не больше.
        Фил с изумлением глядел на него.
        - Да ведь тут такие возможности. Можно столько наварить.
        Федору показалось, что он слышит Веру.
        - Наварить? - с презрением спросил Данила. - А зачем? Мне и так хватает.
        - Мы ведь можем куда-нибудь сходить, по квартирам пошарить, набрать полезных вещей. А потом продать с выгодой.
        - Больно ты прыткий, - усмехнулся старик. - Сперва струсил, обратно в метро просился, а теперь осмелел, гляжу. Посмотрим, как оно пойдет. Тут домов-то мало жилых вдоль реки, а магазинов - и вообще почти нет. Тут тебе Яуза, а не Рублевка. Подумать надо. Взять-то что-нибудь можно, да ведь это тяжесть лишняя. Не остаться бы нам наверху.
        - Да просто глупо как-то не воспользоваться случаем, - пробурчал Фил. - Такую дорогу проделать - и без всякой пользы.
        - А кто тебе сказал, что без пользы? Если ты ее не видишь, это не значит, что ее нет. Мы уже сделали хорошее дело, помогли кое-кому.
        - Ну, и себя не надо забывать.
        - Себя забывать не надо, - согласился Данила. - Если получится, что-нибудь прихватим. Если нет - значит, не судьба.
        - Надо тогда на будущее присмотреть что-нибудь, - рассудил Фил.
        Старик как-то странно хмыкнул.
        - Ты сперва вернись в метро живым, а потом про будущее думай, - сказал он. - Наперед лучше не загадывать. Не о том сейчас надо думать, а как живыми добраться. Опасные тут места.
        «Вот именно, - подумал Федор, вновь возвращаясь к реальности. - Нет уж, остаться с ними - это чистой воды безумие. А девочку приручить не мешает. Она еще дичится немного, но кажется, я уже знаю, как с ней поладить. Навешать на уши макаронных изделий, рассказывать всякие истории - и она будет слушать меня, раскрыв рот. Я смогу потом приезжать иногда к ней в гости, на Электрозаводскую - она будет меня ждать. Разве плохо? Вот только старик этот при ней как цербер - но он, кажется, потакает ей во всем».
        У Федора была подружка на Ганзе, которую он изредка навещал втайне от Веры. Он считал, что совсем неплохо иметь пару запасных вариантов на всякий случай - чтоб было, к кому прийти, если разбежишься со своей сожительницей.
        - А лодку-то не угнали? - спохватился Фил.
        - Туннель подземный здесь недалеко проходит, прямо под рекой, - сказал старик. - А лихие люди суеверные, они сюда и не суются - дурная слава у того туннеля, говорят, души мертвых там живут. А нам оно и на руку - зато поменьше народу вокруг толкаться будет, да и лодку можно на реке оставить, не сопрут. Думаю, нет дыма без огня - туннель тот, скорее всего, выродки для жилья облюбовали. Но к нам лезть они побоятся.
        - Для привидений нужно оставлять что-нибудь, тогда они не тронут, - деловито пояснила Неля.
        - А кто еще здесь может появиться? - спросил Федор.
        - Как сказать? С Курской иной раз егеря Ганзы сюда захаживают поохотиться. Озорные ребята, лучше с ними не пересекаться. Но это еще ладно. Нам главное - шлюз миновать и мимо того места проскочить, где переулки к Винзаводу уходят. Вот если тамошние обитатели заявятся - ничего хорошего не жди.
        - А кто оттуда может прийти? - спросил Федор.
        Данила не ответил. Неля посмотрела на Федора как на несмышленого.
        - Как - кто? Одержимые! - прозвучал во внезапно наступившей тишине ее хрипловатый, простуженный голос.
        Глава 8
        Обитатели Винзавода
        Федору представились заросшие люди, сидящие в подвалах среди бутылок и пахнущие перегаром. В метро настоящее вино было огромной редкостью, доступной немногим, большинству приходилось довольствоваться брагой из грибов. Но старик Данила объяснил, что Винзавод перед Катастрофой уже не являлся заводом и не имел отношения к производству вина. Правда, что же там было, Федор так и не понял из рассказа старика - вроде бы что-то среднее между конторой и ярмаркой.
        - А кто они, эти одержимые? Выродки? - спросил Федор.
        - Не знаю, - неуверенно протянул Данила. - На обычных выродков не похожи. Во-первых, никто не знает, где они там живут, почему от радиации не передохли. Во-вторых, они даже пошустрее обычных людей будут. И кажется, распрекрасно себя чувствуют наверху, в развалинах этих.
        - Может, их само место энергией подпитывает? - встрял Фил. - Место-то известное, намоленное.
        - А иногда у них что-то страшное там начинает твориться, - продолжал Данила. - Сталкеры рассказывали - они костры жгут, звуки оттуда доносятся какие-то - словно в барабан бьют. А иной раз словно бы поют, но как будто воют или плачут - такая жуть от их напевов берет, что хочется петлю смастерить себе да самому на шее затянуть. Один сталкер как-то пробрался к ним прямо в логово, туда, где те самые кирпичные строения, оставшиеся от старой фабрики, громадные цеха. И вот видит он - сидят в огромном зале дикари, множество их, на корточках, один дует в какую-то трубку, заунывные звуки разносятся. А остальные все покачиваются, словно в трансе. Перед ними предметы какие-то разложены - кости, обломки всякие, ржавые кастрюли, даже унитаз расколотый стоит. Сталкер хотел поближе посмотреть, вдруг дудка смолкла, и дикари встрепенулись, начали озираться, один прямо уставился туда, где сталкер притаился. Тот уже думал - все. Но снова мужик на дудке заиграл, опять они оцепенели. Тот сталкер еле успел уйти - видно, пока музыка играла, им ни до чего было.
        Может, у них там обряды колдовские какие-то? И не раз я слышал, что любят они всякий хлам собирать - кастрюли ржавые, покрышки автомобильные, черепки, а потом раскладывают на земле то так, то эдак и любуются. Гадают, что ли, по ним? Каждые день-два в другом порядке перекладывают, и не дай бог кому-нибудь тронуть эти их художества. Вот осенью у них самая активность - начинают, говорят, костры разводить и вокруг них плясать, зелье какое-то варят и пьют, и в это время их даже мутанты стороной обходят. И траву жуют, отчего становятся как одержимые. Ближе к осени по берегам цветет дурман-трава, у нее еще запах резкий такой, вот они ее собирают. А потом устраивают пляски, движутся куда-то, бьют в кастрюли старые, стучат деревяшками друг о друга и поют. Впереди несут деревянные изображения, похожие на человеческие фигуры, - может, сами делали, а скорей всего, там же на Винзаводе подобрали. Может, это вроде идолов у них? Что это означает, никто не понимает. Но кто им на пути в это время попадется, тот не жилец - растерзают в клочья. А еще хуже попасть к ним в лапы живым. Говорят, двое сталкеров как-то
наткнулись на их шествие. Один раненый был, еле шел. И как увидел их, крикнул второму, чтоб убегал, а сам себе пулю в лоб пустил.
        Федор смутно вспомнил что-то - вот он стоит у облезлой кирпичной стены, рядом - качели. Зачем их поставили так близко к стене? Резко пахнет трава. Наверное, сейчас за ним придет мать… Голос старика вывел его из задумчивости:
        - Вот оттого и страшно поблизости от них находиться - ни на людей они уже не похожи, но и животными тоже не назовешь. И договариваться с ними бесполезно. Одно слово - одержимые.
        Федор удивился тому, как хорошо знает эти места Данила. Сам он несколько раз был на Курской, но ни от кого таких подробностей не слышал - то ли не знали, то ли не хотели говорить об этом.
        - Надо мне вас предупредить, - продолжал Данила. - Нелька-то знает, она уж тут бывала. Ниже по реке скоро шлюз будет, там может быть засада. Но может, получится еще раньше к правому берегу пристать, и там по Басманной до «Красных ворот» дойти. К красным попадем тогда. Тебе такой расклад подходит?
        - Можно и к красным, - согласился Федор. Он вновь вспомнил про легендарный Берилаг, но тут же отогнал эту мысль. Торговать с красными ему уже приходилось, и если другого выхода не будет, то уж лучше к ним.
        - Уж больно нехорошее место - этот шлюз, вечно там какой-нибудь подлянки жди, - пояснил старик. - Но может, и не получится по суше пройти, тогда придется через шлюз прорываться. Если шлюз пройдем, то вскоре по левую руку будет монастырь - от него не так далеко до станции метро «Площадь Ильича». Но слышал я, что в тех краях эпидемия - значит, туда нам тоже соваться ни к чему. Да и тебе лучше как-нибудь в обход Ганзы в метро попасть. Значит, мы поплывем дальше. И если живы останемся, то доберемся мы почти до того места, где Яуза в Москву-реку впадает. Ну, мы в большую реку соваться не станем - там такие водятся гады, которые нашу лодочку могут проглотить и не заметить. Да еще оттуда вид на Кремль открывается - звезды кремлевские как на ладони. Поэтому мы пораньше на берег вылезем, где-нибудь напротив Вшивой горки, и еще немного верхом пройдем, а потом и в метро проберемся.
        Пока будем поверху идти, старайся без нужды не глазеть вверх и вправо - там при ясной погоде звезды-то рубиновые иной раз издалека видны, в них-то самый сатана и сидит. Оглянуться не успеешь, как пойдешь на свет, и не сможем мы тебя остановить - тут тебе и конец придет, мы в Кремль тебя выручать не побежим.
        - Да ладно меня учить, - буркнул Федор, хотя внутри неприятно похолодело, - мы ж там на Китае сами в двух шагах, можно сказать, от Кремля сидим.
        - Скажи, старик, а у нас по пути никаких книжных магазинов не предвидится? - встрял в разговор Фил.
        Старик поглядел на него непонятно, словно бы с усмешкой.
        - Книжных? - задумчиво повторил он. - Да нет, пожалуй, не предвидится. Я ж говорю, тут, вдоль реки, вообще магазинов мало. Ближе к Садовому продуктовый был, так и тот разграбили давно.
        - Погоди-ка, а ведь там дальше библиотека вроде есть? - задумчиво пробормотал Фил.
        - Где?
        - Недалеко от высотки, про которую ты говорил.
        - Квадратное такое здание? - уточнил старик.
        - Знаешь? - обрадовался Фил.
        - Знаю, - сказал Данила, - но я туда не пойду.
        - Почему? Из магазинов, значит, по-твоему, можно брать книги, а из библиотеки нельзя?
        Данила вдруг расхохотался. Он чихал, кашлял, слезы текли по обветренному лицу.
        - Ну спасибо! Ну насмешил! - фыркнул он, когда вновь смог говорить. - Да не в том дело, что меня туда без читательского не пустят. Просто там нас могут поджидать. Слыхал, к примеру, про Великую библиотеку? Ее библиотекари стерегут, и людям вход туда заказан.
        - Библиотекари - это кто? Люди? Звери?
        - Ну уж точно не звери. Знаю одно - шума они не любят очень. Так что ты как хочешь, а я туда ни ногой. Надо тебе - сам иди.
        - Посмотрим, - буркнул осмелевший Фил. - Честно говоря, мне кажется, у меня бы с книгами дело пошло. Я могу предугадать, какие сейчас нужны в метро. И себе бы кое-что набрал - хочется иногда любимые книги перечитать. Перед Катастрофой они дорого стоили, а сейчас лежат просто так.
        - Лежать-то лежат, да только не так уж просто их взять, - усмехнулся Данила.
        - А в высотке внизу раньше кинотеатр был, - продолжал Фил. - Не помню, как называется. Я ходил туда с Машей.
        - Маша - это кто? - решился, наконец, спросить Федор.
        - Девушку мою так звали, - пояснил Фил. - Странно - столько лет с тех пор прошло, а помню ее лицо так, будто вчера расстались. Она на филологическом училась, худенькая такая была, темноволосая, носила длинные юбки, любила браслеты - серебряные, пластмассовые, всякие. Любила старые дома и старые фильмы. Все таскала меня по развалинам, по подземельям. Отчаянная была.
        В голосе Фила не было грусти. Но остальные как-то притихли. Никто не спросил, что же случилось с Машей. Федору почему-то показалось, что Фил и сам этого не знал.
        - Еще мы с ней как-то в систему Солянки ходили, - задумчиво продолжал Фил. - Там такие классные старинные подвалы - заблудиться можно. Подбила она меня все-таки на эту авантюру. Но интересно там, конечно.
        - Что, сами пошли и не испугались? - удивился Федор.
        - Да нет, с группой, конечно. Самим, без проводника, туда нельзя было ходить.
        «Проводник, - эхом отозвалось в голове Федора. - Ты должен узнать проводника и довериться ему». Это случайное совпадение с самыми тайными его мыслями так поразило парня, что лишь через несколько минут он вновь вернулся к действительности. К счастью, на его внезапное смятение никто не обратил внимания - Фил продолжал рассуждать:
        - Кажется, кто-то из новичков вот так пошел в одиночку и не вернулся, так его и не нашли потом. Кстати, проводник наш рассказывал, что, по слухам, оттуда даже есть выход в Д-6, но пока никто его не нашел. Интересно, что там теперь?
        Федор случайно оглянулся на Данилу - и вздрогнул, заметив, как жадно, пристально тот смотрит на Фила. Что-то недоброе померещилось Федору в этом взгляде. «Странно, - подумал он, - вроде Фил ничего такого не сказал».
        Про Д-6, правительственное метро, Федору не раз уже доводилось слышать, некоторые рассказывали, что даже бывали там. Особых секретов из этого вроде бы никто не делал. А в слухи про невидимых наблюдателей, до сих пор обитающих в секретном метро и следящих оттуда за выжившими, Федор не очень верил. Байки - они и есть байки. Что же так растревожило Данилу в словах философа?
        - А кто тебя туда водил? - резко спросил старик. - Как его звали, проводника вашего?
        Фил с изумлением взглянул на него.
        - Не помню, - буркнул он. Но выглядел при этом смущенным.
        «Врет», - подумал Федор.
        Фил и вправду врал. Он отлично помнил парня, который водил их по подземке. Высокий, темноволосый. Экипировка защитного цвета, в которую он облачился для вылазки, ему очень шла. А на пальце был приметный перстень - массивный, в виде дракона. Фил терпеть не мог таких пижонов. Парень, судя по всему, зарабатывал себе на хлебушек в том числе и тем, что водил экскурсии в систему. И еще он напропалую кокетничал с Машей. Или она с ним. По крайней мере, она слушала его рассказы, раскрыв рот. А он предлагал ей сводить ее еще в какие-нибудь подземелья: «Для вас лично, сударыня, готов устроить экскурсию за кружку пива, да что там - за один ваш ласковый взгляд». Маша улыбалась, делала вид, что смущена. Фила это бесило. Потому теперь он и не ответил на вопрос Данилы. Какое старику дело, кто водил его в систему, с тех пор уже столько лет прошло, вряд ли это теперь имеет значение!
        Старик, встретившись глазами с Федором, тоже как будто смутился и торопливо проговорил:
        - Ладно, что мы все болтаем, пора и собираться помаленьку.
        Федор отозвал в сторону Нелю.
        - Я с тобой поговорить хотел, - начал он, осторожно подбирая слова. - Ты, может, думаешь - я скрываюсь оттого, что убил кого-то? Вовсе нет, я никого не убивал, я вообще человек мирный. Но так уж получилось, что все против меня. Не повезло. Просто, если я погибну, не думай обо мне плохо.
        Девушка как-то странно поглядела на него.
        - А я и не думаю, - тихо отозвалась она наконец. - И ты тоже, если что-нибудь плохое обо мне услышишь, не верь. Люди часто лишнее болтают.
        - Да что о тебе можно сказать плохого? - удивился Федор. - Я таких, как ты, не встречал еще. Только ты грустная какая-то - почему?
        - Не обращай внимания, - сказала Неля. - Так. Просто лезет в голову всякое. Разговоры все эти о смерти на нервы действуют. А умирать все-таки не хочется. Здесь, на воле, так хорошо. Понюхай, как пахнет.
        Федор втянул воздух - пахло сыростью и гнилью, но сквозь запах тлена пробивался откуда-то еле уловимый свежий аромат - наверное, так пахнут листья и цветы. Но чтобы не обижать девушку, он кивнул:
        - Да, хорошо пахнет. Ну и выбрось грустные мысли из головы. С чего ты взяла, что скоро умрешь?
        - Да нет, это так. Не обращай внимания. Просто смерть все время рядом и ждет. Но ты прав - что толку думать об этом! - и Неля тряхнула головой. И тут же снова судорожно закашлялась.
        Федор подумал, что с ней очень легко вот так говорить обо всем. Может, это оттого, что они, в сущности, посторонние люди - случайно встретились и скоро расстанутся. Путешествие очень их сблизило, она стала доверчивее, уже не отделывалась язвительными словами. Он знал ее лишь несколько дней, а казалось - уже много месяцев. Ему нравились ее спокойные, уверенные, точные движения. Не было в ней ничего лишнего - как будто она знала что-то главное, по сравнению с которым все остальное казалось суетой.
        Если бы он знал, с каким трудом иногда дается ей каждое движение, как болит у нее все - спина, руки, ноги, - он, наверное, восхищался бы ею еще больше. Этим и объяснялась скупая экономность в движениях - Неля просто не могла себе позволить тратить силы зря. Но ни за что не хотела показывать свою слабость.
        Федор подвинулся к Неле поближе и обнял за плечи. Она не шевелилась. Тогда он потянулся к ее щеке губами.
        - Не надо, - тихо сказала она.
        - Ладно, не буду, - обиженно согласился Федор.
        - Не сердись, - прошептала девушка, - просто скоро мы отведем тебя в метро, и больше я тебя не увижу. Я не хочу привыкать к тебе.
        - А я, кажется, уже привык, - сказал Федор. - Я буду скучать по тебе.
        - Я тоже, - тихонько сказала Неля. - Но это скоро пройдет.
        - Я еще ни по кому не скучал, - сказал Федор. - Только по маме, но я ее плохо помню.
        - Да ну, это ты только говоришь так, - недоверчиво фыркнула Неля, глядя на него своими чуть раскосыми глазами. - А потом все равно забудешь меня.
        - Тебя, пожалуй, забудешь. А знаешь, я, может, скоро вернусь к вам. Дела свои на Китае доделаю и вернусь. Ты хочешь, чтоб я вернулся?
        Неля нахмурилась.
        - Какая разница, чего я хочу, - уклончиво сказала она, - но лучше не надо.
        - Для кого - лучше?
        - Для всех, - уклончиво сказала Неля.
        - Глупости ты говоришь. Если ты хочешь быть со мной - кто нам может помешать? Кому какое дело? Думаешь, это не понравится Даниле? Мне на него чихать. Я тебя заберу от него, будем жить в метро. Ты поправишься.
        В эту минуту Федор и сам верил в то, что шептал девушке. Но Неля лишь тихонько покачала головой.
        - С чего ты взял, что я хочу от него уйти?
        - Тебе трудно с ним, я же вижу. И этот кашель! Но ничего, я тебя вылечу. Я такого старика знаю - у него на каждый случай травки есть.
        - Это простуда, - гневно крикнула Неля. - И она скоро пройдет. А в метро все время жить я не хочу. Там все грызутся друг с другом из-за еды и каждый день одно и то же. Я на воле жить хочу.
        - Наверху радиация.
        - Ну и что? Может, я не хочу жить долго? Хочу умереть молодой. Какая радость дожить до старости, стать сморщенной, беззубой старухой лет в сорок - это если повезет. Если меня не доконает радиация наверху, то прирежут из-за еды в метро - это в лучшем случае. Видела я, что там творится, насмотрелась. Так по мне, уж лучше жить недолго, но на воле.
        И она снова судорожно закашлялась. Федор успокаивающе замахал руками.
        - Ладно-ладно, только успокойся.
        - Потому я и не хочу идти с тобой. И тебя к нам не зову, - проговорила, чуть отдышавшись, Неля. - Каждый сам должен выбрать, как ему лучше. А ты, наверное, не то подумал… - тут она смутилась и покраснела.
        «Теперь она будет все время думать обо мне, - усмехнулся про себя Федор. - И скоро станет совсем ручной, хотя пока и взбрыкивает то и дело».
        Незадолго до выхода на поверхность девушка отправилась в туннель. Федор хотел пойти с ней, но она сказала, что хочет побыть одна. Он заметил, что с собой она взяла остатки еды. Федор насторожился - здесь крылась какая-то тайна. Снова вспомнился темноволосый незнакомец, пристально глядевший на него. Наяву это было или во сне? «Не лезь в это, - убеждал себя Федор, - целее будешь. Да потом, мало ли зачем девушке понадобилось отлучиться?». Все же победило любопытство, и через несколько минут он пошел следом за Нелей. Данила, собиравший вещи, проводил его взглядом, но ничего не сказал.
        Оказалось, Неля ушла недалеко. В какой-то момент Федор чуть не наткнулся на нее - она стояла, вглядываясь в темноту, где, судя по звукам, журчал небольшой ручеек, и негромко что-то бормотала. Федор успел разобрать несколько слов: «Хозяин, пожалуйста. Только не в этот раз». Но тут под ногой у него хрустнуло, Неля обернулась и гневно сказала:
        - Я же просила за мной не ходить. Ты все испортил.
        - Я боялся тебя отпускать. Вдруг кто-нибудь на тебя нападет, - оправдывался Федор.
        Он с любопытством оглядывался по сторонам и увидел торчавший из кирпичной стены обрезок ржавой трубы, из которого тонкой струйкой текла вода. Ручеек змеился под ногами, пахло сыростью и тленом. А на стене черной краской было грубо нарисовано нечто. Федор затруднился бы сказать, что это такое, но испытал какой-то безотчетный страх. Это было похоже на большую черную кляксу. А еще - на рисунок в книге о животных, которую показывала ему когда-то бабка. Федор запомнил и название - амеба. Изображение на кирпичной стене напоминало черную амебу. А на выступе чуть ниже лежали остатки их обеда и что-то еще. Он вгляделся - то была грубо вырезанная из дерева, почерневшая и разбухшая от сырости полусгнившая куколка.
        Федор вздрогнул - он вспомнил, что таких вырезала на досуге Неля. Что все это значило?
        - Уходи, - сердито сказала девушка.
        - А ты?
        - Я скоро приду.
        - Пойдем вместе, - упрашивал Федор. - Я не хочу, чтоб ты осталась здесь одна. Вдруг на тебя нападут?
        - Ну, это вряд ли, - хмыкнула Неля.
        - Что ты вообще тут делаешь - колдуешь, что ли?
        Неля сердито смотрела на него. Но потом вдруг сменила гнев на милость. Или просто решила, что он все равно не отвяжется.
        - Вот смотри - это хозяин, - шепотом сказала она. - Я пришла к нему попросить нам удачной дороги.
        - Какой хозяин? - с недоумением спросил Федор.
        - Хозяин Яузы, - невозмутимо ответила Неля. - Только ты никому не должен рассказывать о нем, иначе он рассердится на тебя и заберет.
        Федор слегка успокоился - это, наверное, опять те самые сказки, которыми она забивает себе голову.
        «Совсем как маленькая», - подумал он, умилившись.
        - Ладно, я никому не скажу. А теперь пойдем отсюда.
        Он взял ее за руку, и Неля с явной неохотой позволила себя увести.
        Перед выходом она что-то долго втолковывала Даниле. Когда стали собираться, Федор заметил под ногами обгорелый клочок - все, что осталось от Нелиной книжки.
        Неля, заметив, на что он смотрит, вскинула голову и фыркнула.
        - Зря ты все-таки так, - укоризненно сказал Федор.
        - Ничего, все равно это плохая книга. Грустная, - возразила девушка.
        - Да откуда ты знаешь, что грустная? Ты ведь до конца не дочитала. А та история, которую я тебе успел прочесть, не так уж плохо кончилась - царь ведь не отрубил все-таки голову своей красавице.
        - Зато сколько народу ее ненавидело, - резко сказала Неля. И Федор умолк, вспомнив ехидные комментарии автора книги. Похоже, Неля была права - и он подивился способности девушки так верно понимать и близко к сердцу принимать прочитанное. И решил, что под ее напускной грубостью скрывается доброта и способность к состраданию.
        К вечеру они выбрались на поверхность. Лодки были на месте. Федор еще раз кинул взгляд назад, туда, где оставался парк, еще помнивший, возможно, легкие шаги прекрасной Анхен, сбегавшей навстречу царю по каменным ступеням.
        «Странно все же, - подумал он, - почему при упоминании Лефорта Неля вздрагивает и меняется в лице? Неужели так волнуют ее дела давно минувших дней?»
        Глава 9
        Шлюз
        Удивило Федора то, что на этот раз Неля уселась в большую лодку второй, следом за Данилой, а Филу жестом указала на свою лодочку из двух шин. Данила что-то резко сказал ей, она так же резко ответила, он покачал головой, но больше не спорил.
        Лодки тихонько плыли по течению, слева утопали в тумане скучные постройки, огороженные толстыми стенами. Справа показались затейливые высокие дома из рыжего кирпича, больше всего напоминавшие гигантские гайки разной величины - круглые башни венчали крыши, похожие на шляпки. Федор решил, что они явно построены незадолго до Катастрофы. Потом промелькнуло простое серое здание этажей в десять - повеяло от него чем-то непоколебимым и хмурым. Следом пошли невысокие домики, пустыри, лишь маячила в отдалении башня с непонятной надписью наверху, да поблескивали кое-где луковки куполов. «По правой руке - пустырь, по левой руке - монастырь», - вспомнил Федор. Старый Данила вглядывался в темноту. Спустя некоторое время он махнул рукой в сторону правого берега:
        - Причаливаем.
        Фил принялся загребать веслом, Федор, уже освоившийся на воде, пытался помогать ему. Когда подплыли к берегу, Данила палкой с крюком на конце зацепился за кованую ограду набережной. Потом, подтянувшись, ловко, как молодой, вскарабкался наверх и застыл, всматриваясь туда, где вдали темнели деревья, где уходила наверх Новая Басманная. Тьма накатывалась оттуда, порыв ветра толкнул его в грудь. Глухо зарокотал гром. «Неужели гроза будет - только этого не хватало», - подумал старик.
        Тьма, пришедшая со стороны Садового кольца, окутала город. И город пропал - лишь кое-где среди зарослей виднелись развалины строений, напоминавшие о том, что когда-то здесь было царство человека. В слабом свете выглянувшей из-за туч луны блеснул вдали позолоченный купол церкви.
        Даниле и до Катастрофы странными казались эти места - тихие, безлюдные улочки и обветшалые особняки на Новой Басманной. Новой она была, наверное, в очень давние времена. Старик знал, что ближе к Садовому кольцу пересекает улицу овраг, там проходит железнодорожная ветка, ведущая к трем вокзалам. Этот овраг он про себя называл Мертвой лощиной - его облюбовали веселые мутанты с Каланчевки. Возле моста через овраг - старая церковь, и оттуда уже рукой подать до высотки, на первом этаже которой - вход на станцию метро «Красные ворота».
        До Катастрофы это расстояние можно было пройти, наверное, минут за двадцать - ну, за полчаса, если медленно. Данила прикинул, сколько опасностей таил этот путь теперь - каждый дом, каждая квартира могли оказаться чьим-то логовом, каждый двор - чьей-то охотничьей территорией. И шестое чувство подсказывало ему, что в эту ночь лучше сюда не соваться.
        Данила еще колебался, прикидывая возможные пути, и вдруг услышал там, вдалеке, знакомые звуки. Он словно вновь оказался в прошлом, и на секунду ему даже померещилось, что это мальчишки балуются, взрывают хлопушки. Или кто-нибудь палит из ракетницы - потому что день рождения или просто потому, что лето, и это уже повод радоваться жизни.
        Но он быстро опомнился. Сегодня эти звуки могли означать лишь одно - там, у Красных ворот, идет перестрелка между группами сталкеров, что-то не поделивших на поверхности. А значит, их маленькому отряду путь туда заказан. Еще не хватало попасть под шальные пули.
        - Не выйдет ничего. Через шлюз придется, - сам себе сказал Данила и спрыгнул обратно в лодку.
        Поплыли дальше. Вскоре Федор увидел, что река словно бы стала шире. А впереди разглядел невысокое светлое квадратное здание, стоявшее на каменном островке. Оно было по-своему примечательным - сверху его украшали белые статуи. Время их не пощадило: в отличие от стражей Бауманского института, у одной фигуры не хватало рук, у другой - ноги до колена, а у третьей - головы. Непогода обтесала их, и фигуры походили на грозных древних идолов, очертаниями лишь смутно напоминающих людей. Федор, уже чувствующий себя чуть ли не специалистом по строительству, мысленно отнес сооружение примерно к тому же периоду, что и огромный дворец с портиком, оказавшийся институтом, и павильон Электрозаводской. Впрочем, он мог и ошибаться.
        «Интересно, - вдруг пришло ему в голову, - почему революционеров изображают чаще всего в пальто или шинелях? Наверное, оттого, что революция была осенью. Да и вид у них в такой одежде еще более суровый». Но здесь статуи были вроде бы одеты по-летнему. Наверное, раньше весь их вид говорил о том, что надо радоваться молодости и здоровью - пока время над ними не поработало.
        Здесь река разделялась на две части. За домиком простирали к небу искореженные ветви деревья - маленький островок посреди реки был покрыт буйной растительностью, его правильная форма указывала на искусственное происхождение. Справа на пологом берегу тоже темнела роща, слева склон уходил вверх. И у Федора неприятно засосало под ложечкой - уж больно удобное было место для засады.
        Неля вновь кинула за борт какие-то ошметки. Они свернули в правое русло, впереди слышался шум - там вода стекала вниз с невысокого уступа. Старик что-то крикнул, призывая быть внимательными. И тут сбоку, из рощи прогремел выстрел.
        Федор запаниковал - они были как на ладони. Надо было как можно скорее проскочить опасный участок. Там, дальше, стояли у берега какие-то ржавые баржи, можно было под их прикрытием вести ответный огонь. Старик оттолкнулся шестом, с другой стороны лодки ему помогал Фил.
        Федор успел разглядеть одного из стрелков, несмотря на качку, попытался прицелиться и выстрелил. Человек дернулся, схватившись рукой за плечо, но остальные продолжали стрелять. Вдруг сзади раздался крик. Федор оглянулся и увидел, что Фил скорчился на дне их утлого суденышка. Однако раздумывать было некогда - лодка вылетела на середину протоки и словно скатилась вниз с горы, какое-то время Федору казалось, что она перевернется, но суденышко удержалось на воде.
        Федор ощутил сильный толчок сзади - это врезалась в них лодка, где сидела Неля. Девушка держалась молодцом, продолжая работать шестом, и лодочку вместе с буксиром вынесло, наконец, туда, где ржавые баржи со всяким хламом загораживали путников от берега.
        Один из нападавших соскочил с берега на ближайшую к нему баржу, поднял оружие, прицеливаясь.
        - Уходи с баркаса, придурок! - крикнул Данила. - Уходи, не то хуже будет!
        Федор выстрелил в человека на барже и промазал. Тут баржу словно что-то сильно толкнуло снизу, она закачалась на волнах, их лодку тоже отбросило назад. Промокший, не понимающий, в чем дело, Федор судорожно вцепился в борт. Стекла противогаза были залиты водой, но Федор заметил - или ему показалось - как из воды взметнулось черное щупальце, схватило человека на барже и потащило вниз. Раздался короткий вопль, плеск - и все стихло.
        Сталкеры торопливо гребли, стараясь подальше отплыть от опасного места, их противники бежали вдоль берега, то и дело стреляя, но безуспешно.
        И вдруг происходящее на реке как будто перестало интересовать нападавших. Они оглядывались, будто что-то услышали. А потом услышали и сидевшие в лодке: из переулков доносился мерный звук, похожий на рокот барабана, иной раз слышался заунывный вой.
        - Одержимые! Атас! Уходим, - крикнул один из нападавших. И, обернувшись к ним, проорал что-то вроде: «Я еще найду тебя, лодочник!».
        Старик греб, Федор тоже налегал на весла изо всех сил. Лодка, которую уже не тормозило ничто, летела, но Федору все казалось, что недостаточно быстро. Он машинально отмечал про себя, что проплыли под изящным, выгнутым дугой над речкой мостиком, где, к счастью, их никто не караулил. Впереди показался следующий мост - плоский, широкий. Старик дал знак пристать к берегу.
        - Пронесло, неужто в самом деле пронесло? - бормотал он.
        Неля развернула свою лодку борт о борт с первой и, перегнувшись, попыталась осмотреть Фила. Федор стащил с него пробитый пулей противогаз. Фил трудно дышал, в волосах запеклась кровь. Но вот он открыл глаза, улыбнулся и слабо пошевелил рукой - «я в порядке». Неля тут же стала снова натягивать на него противогаз, но перед этим Фил успел сделать жадный вдох и даже зажмурился от удовольствия.
        Раненого посадили в большую лодку третьим, возле него примостилась Неля, а плыть на буксире выпало теперь Федору. Впереди показалась насыпь, а через нее перекинулся следующий мост - массивный, каменный, арочный. Две арки делили реку пополам, и еще две находились по бокам, где вдоль набережной с двух сторон было шоссе.
        На насыпи темнела непонятная груда - Федор с дрожью опознал в ней раскуроченный вагон и понял, что поверху проходит железная дорога. Ему вдруг послышался мерный стук колес. Какое-то мгновение ему казалось, что сейчас подъедет поезд, и проводник в зеленой форме заберет его, чтобы отвезти туда, где смерти нет. Чтобы отогнать наваждение, Федор отвернулся - и на левом холме увидел белые стены и купола монастыря.
        Старик всматривался в берег. Федор тоже посмотрел повнимательней - и остолбенел. В кустах здесь и там мерцали желтые глаза - словно бы сами по себе. Вдруг раздался утробный вой, закончившийся тихим ворчанием.
        - Кис-кис-кис, - забормотал старик. В кустах послышалось шуршание, и одно за другим несколько животных выбрались на открытое место. Ростом они были, как прикинул Федор, примерно ему по колено. Движения их были плавными, но в них чувствовалась сила. Трудно было их разглядеть как следует - темные силуэты припадали к земле, сливаясь с неровностями почвы, лишь глаза ярко светились в темноте.
        - Ах вы мои хорошие, Мурка, Рыжик, - пробормотал старик. Вытянул сеть, привязанную за лодкой, выбрал из нее несколько рыбешек и принялся кидать хищникам. Те ловили добычу на лету, приплясывали от возбуждения. Федор удивился их ловкости - ни одна рыбка не успела упасть на землю. Потом звери уселись и проводили лодку горящими глазами, тихо урча.
        Вдруг кошки подняли вой, кусты затрещали, и через несколько минут ни одного зверя не осталось поблизости. Что-то приближалось из темноты.
        - Уходим, - крикнул старик. Гребцы налегли на весла. Лодка полетела вперед, волоча за собой вторую. И лишь когда монастырь остался позади, старик махнул рукой - мол, можно не спешить. Федор, приноровившийся уже грести, слегка расслабился.
        - То пустырь. То монастырь, - бормотал под нос Данила. - Направо пойдешь - стреляют, налево ткнешься - и тут живьем готовы сожрать. Куда честному сталкеру податься?
        Лодочка плыла. Лодочка качалась. Слева и справа мелькали по берегам заброшенные автозаправки.
        Впереди была земляная насыпь, через речку был перекинут очередной мост.
        «Садовое. Почти приплыли», - буркнул Данила.
        Слева мелькнуло среди деревьев здание в форме куба, потом еще одно, похожее, но побольше. Старик махнул рукой дальше по течению, сделал выразительный жест, чиркнув себя по горлу, и Федор понял, что где-то там была главная река. А по правую руку Федор увидел небольшую пристань и ступеньки, ведущие наверх Туда и направил старик лодку. Выбрался сперва сам, огляделся, махнул рукой Неле. Она ловко выскочила, помогла Филу, потом настала очередь Федора. После старик с помощью Федора вытянул на берег Нелино плавсредство, и они стянули с него чехол. Старик свернул его, убрал к себе в рюкзак.
        В следующее мгновение Федор оглянулся и вдруг увидел, что Фил уходит. Тот успел уже пройти вперед, туда, где через реку был переброшен мост, и теперь как раз торопливо переходил на ту сторону. Философ шел легко, словно танцуя. Туман окутывал его, и казалось, будто ноги его не касаются земли, будто он плывет по воздуху. «Как он говорил? Надо бросить все и пойти гулять в тумане над рекой? Он сошел с ума», - подумал Федор. И одновременно ему безумно захотелось тоже уйти в туман и ни о чем больше не заботиться.
        В кустах на том берегу какой-то мутант заверещал так, словно его убивают. Ему немедленно откликнулись другие, и скоро поднялся невообразимый гвалт.
        Федор неуверенно шагнул было вслед уходившему Филу, но старый Данила дернул его за плечо и покачал головой, указав на странно шевелящиеся кусты поблизости. Приглядевшись, Федор понял, что это были не кусты, а создания, удачно маскировавшиеся под них, похожие на обрубки пней, увенчанные щупальцами. Они тревожно шевелились. Филу каким-то образом удалось пройти мимо них, но теперь они были настороже и не собирались упускать возможную добычу. Федор вспомнил рассказы сталкеров о горгонах, и ему сразу расхотелось бежать за Филом.
        - Назад! - крикнул старик.
        Фил уходил. Данила вскинул автомат и дал очередь в воздух, но Фил даже не обернулся.
        - Куда это он? - прошептал в ужасе Федор.
        - А хрен его знает - в библиотеку, наверное, пошел, - и Данила злобно, с чувством выругался.
        Федор проследил за Филом - и оцепенел, зацепившись взглядом за серые зубчатые башни нависавшего над ним замка. Он в ужасе глядел на воздвигшийся перед ними в лунном свете дворец с высоким шпилем, равного которому ему еще видеть не приходилось.
        Чернели мертвые провалы окон, стены были оплетены лианами, затянуты паутиной. По лианам скользили туда-сюда крылатые тени, издавая время от времени пронзительные крики. В памяти всплывали давние воспоминания - когда-то в детстве, еще в прежней жизни Федор видел подобное. Во сне?
        Сама прошлая жизнь представлялась теперь сном. Вот он сидит на диване в небольшой комнате, горит лампа, прикрытая красным полупрозрачным колпачком, испуская слабый, рассеянный свет. Напротив - стеклянный экран. Там мечутся, сплетаясь в клубок, жуткие крылатые тени. Исчадия ада. Да, тогда он и видел этот замок. Он вспомнил - замок Дракулы, вот как это называлось. Где-то там, внутри, в гробу затаился мертвец-вампир. Его сон стерегут невесты - крылатые злобные дьяволицы. А по ночам он встает и обходит свои владения.
        Федору так живо представилась эта сцена, что на секунду ему показалось - он опять вернулся в прошлое, сидит в своей комнате и смотрит кино. Сейчас мать начнет загонять его спать…
        Кто-то и вправду кричал над ухом, но это была Неля.
        - Фил, вернись, туда нельзя!
        Фил уходил. Над замком клубился туман. Федору показалось, что сейчас сверху слетит, взмахнув крыльями, жуткая покойница с ввалившимися глазами и свалявшимися волосами, с дряблой, точно старая резина, кожей и с воплями накинется на него вместе со своими товарками. Бежать надо скорее. Федор и хотел отвести глаза, да не мог - замок словно притягивал его, не отпускал от себя… Взгляд Федора скользил все выше, мимо статуй на фасаде, туда, где в темное небо уходил тонкий шпиль. Сейчас он увидит красную звезду, внутри которой словно бы что-то переливается, словно мечется заточенный там демон - и тогда его уже ничего не спасет.
        Федор почувствовал отчаяние - и вместе с тем какой-то странный восторг: «пропадать так пропадать». Он запрокинул голову, глядя в темное небо. Наверху и правда была звезда, но не страшная - цвета золота, а не цвета крови.
        И его вдруг отпустило. Он окончательно вернулся в реальность. Дворец - вовсе не замок вампира, а обветшавшее здание, на котором свили себе гнездо вичухи. А стены оплели пауки. И это не Кремль, раз звезда наверху не красная. Федору стало стыдно за свою панику.
        А Фил уходил как раз туда, к высотке. Его фигуру уже почти невозможно было различить, но Федору показалось, что он видит, как Фил сорвал противогаз, рассмеялся от удовольствия и беспечно зашагал куда-то по мертвому городу.
        Федор знал, что далеко ему не уйти. Они уже ничего не могли поделать, и все же стояли и смотрели, как завороженные, вслед безумцу.
        Федору показалось, что зрение его невероятно обострилось, и благодаря этому он заметил темную тень, молнией скользнувшую по фасаду высотки вниз, навстречу одинокому путнику.

* * *
        Фил и в самом деле сорвал противогаз - тут Федор не ошибся. Он жадно вдыхал воздух, ароматы цветов, листьев и травы. Господи, какие запахи - ведь лето в разгаре! Как он мог столько лет жить без этого? Голова болела, он провел рукой по лбу, потом поглядел - на руке была кровь. Интересно, кто это его так? «Ладно, - подумал он, - я ненадолго, я только посмотрю на то место, где мы так часто с Машкой бывали. А ведь она могла бы уцелеть. Я так уговаривал ее в тот вечер остаться у меня, а она все твердила, что не хочет расстраивать маму. Просила меня заехать за ней на следующий день. Мать ее меня терпеть не могла почему-то. А на следующий день я как раз спустился в метро, чтоб ехать к ней, - и тут началось! Я сразу понял, что у Машки никаких шансов не было - от их дома до метро минут двадцать пешком, ни за что не успеть было. А ведь если б она была со мной, может, и я бы не стал таким никчемным».
        Сладкий запах цветов одурманивал, опьянял. Вскоре Филу стало казаться, что подземка была лишь страшным сном. А сейчас все в порядке - он идет в кинотеатр «Иллюзион», он вспомнил название, и там, в фойе, его уже ждет Маша и сердится, что он опаздывает. Только почему-то фонари не горят, и в окнах нигде нет света, но Фил не стал задумываться об этом. Вот уже и серый портик, сейчас он увидит ее.
        Там, внутри, и правда кто-то уже поджидал его. Он вдруг почувствовал жгучую боль в спине, и за секунду до того, как для него все кончилось, успел еще раз вдохнуть свежий ночной воздух, пахнувший неведомыми цветами.

* * *
        Федор не был уверен, в самом ли деле он услышал слабый крик Фила, или это ему только почудилось, но он был уверен, что с Филом покончено. К действительности Федора вернул гневный окрик Данилы. Старик возился, торопливо разбирая вторую лодку, а девушка помогала ему.
        Федор настороженно слушал голоса ночи, готовый стрелять в любой момент. Со стороны большой реки доносилась целая какофония звуков: мощные всплески, словно гигантская рыба ударяла по воде хвостом, тревожные крики птиц. С башни замка тяжело сорвалась вичуха и, мерно взмахивая крыльями, некоторое время кружилась в воздухе над головой у путников, словно прикидывая, не выцепить ли кого-нибудь из наглых людей, бесцеремонно вторгшихся в ее охотничьи угодья. Федор, судорожно сжимая в руках оружие, следил за ней, понимая, что против такой туши нужно что-то помощнее автомата. Мысленно он подгонял старика, возившегося с лодкой, по его мнению, непозволительно долго. Лучше бы бросил свою бандуру, все равно вряд ли на нее здесь кто-нибудь позарится. К счастью, вичуха, видимо, заметила на реке что-то более интересное для себя, и несколько взмахов могучих крыльев унесли хищницу вдаль.
        Наконец, плавсредство превратилось в длинный тяжелый сверток, и Федор по знаку старика взялся за один конец. Тут же дала себя знать боль в раненой руке. «А я-то думал, удастся поберечься», - с досадой подумал он, закусил губу.
        Они двинулись от реки через пустырь, где среди высокой травы была протоптана тропинка. Кто проложил ее здесь - звери или люди? Федор поднял голову и вдруг далеко впереди увидел в небе красный огонек - или ему показалось. Резко остановился. «А ведь Кремль уже близко», - сообразил он. Старик оглянулся, вновь гневно буркнул что-то.
        Данила вел их одному ему известным путем, пробираясь между полуразрушенными кирпичными стенами. Они пролезли в какой-то лаз, некоторое время шли по подземной штольне - под Яузским бульваром, как понял Федор из бормотания старика. В этой штольне они оставили лодку. Здесь же старик наполнил водой, которая тонкой струйкой текла из трубы, все имевшиеся у них пластиковые емкости. Он заявил, что вода здесь хорошая, чистая.
        Потом они опять ненадолго выбрались на поверхность - прямо перед ними оказался дом, второй этаж которого был украшен двумя белыми фигурами, мужской и женской. Мужик держал на плече что-то вроде пилы, а женщина - винтовку. И при первом же взгляде на нее становилось ясно - оружие ей дали зря: казалось, мужик доверил ей винтовку на время, а она не знает толком, что с ней делать.
        Федор засмотрелся было на них, но тут послышался рев сзади, с бульвара, и они поспешно пошли вперед. В подвале одного из ближайших домов обнаружился выложенный кирпичами подземный ход. Здесь было очень неуютно, тесно и сыро, и Федора не оставляло ощущение, что кто-то следит за ними из темноты. Он был рад, когда они вновь поднялись наверх и оказались на улице, заваленной разным мусором и сухими ветвями деревьев.
        Но и по улице они шли недолго. На пересечении с другой улицей заметили какое-то движение и остановились. Странное существо приближалось к ним. Старик, тихо чертыхнувшись, посветил фонариком - и в луче света Федор с содроганием увидел жуткую, похожую на череп, морду стигмата.
        Раньше ему не доводилось видеть стигматов, но от сталкеров он нередко слышал о них. Создание, подбиравшееся сейчас к ним, походило на истощенного до предела гиганта, передвигавшегося на четвереньках. На его морде - или лице, Федор не знал, - выделялись громадные челюсти с торчащими зубами. Ноздри были словно растянуты, а ушей не видно было вовсе - их роль выполняли незаметные щели у основания черепа. Федор прикинул, что если бы стигмату вздумалось подняться на задние конечности, то он оказался бы почти вдвое выше любого из них. Передвигаясь, стигмат смешно, очень по-человечески, сжимал «руки» в кулаки, подгибая пальцы с длинными когтями. Федор знал - на внутренней стороне каждой четырехпалой ладони находится глубокий продолговатый шрам, в котором прячется недостающий, пятый палец, превратившийся в длинное смертоносное жало - ему и были обязаны стигматы своим названием.
        Из-за сходства мутанта с человеком смотреть на него было особенно жутко. Свет вовсе не смутил стигмата, наоборот, существо еще быстрее поползло к ним. На подмогу к нему сзади спешил второй.
        - Уходим! - крикнул старик и махнул рукой назад. Они развернулись и кинулись обратно по улице.
        Глава 10
        Подвалы Солянки
        Далеко они не ушли. Возле огромного безмолвного дома свернули в распахнутые железные ворота, снова повернули - и спустившись, оказались в просторном захламленном подземелье. Федор, задрав голову, рассматривал высокие своды, кирпичные арки, теряющиеся в темноте коридоры. Под потолком проходили толстые трубы, под ногами хлюпала вода, на полу валялся всякий строительный мусор и виднелись следы когда-то побывавших здесь людей - пластиковые бутылки, сломанные стулья. Кое-где торчали даже ржавые остовы машин, на некоторых были написаны в ряд непонятные цифры.
        Данила вел их все дальше просторным коридором. (Федор успел заметить не такой уж старый с виду трактор и пару заржавевших мотоциклов.) Они прошли мимо нескольких затопленных помещений, спустились по ржавой железной лестнице еще ниже, и наконец, оказались в небольшом отсеке, не таком захламленном, как другие. Вход в него был закрыт металлической сеткой, которую старик отодвинул, а потом вновь закрыл. Здесь было не так уж сыро и устроено что-то вроде лежбища - настелены доски и тряпье навалено поверх них.
        Данила стащил противогаз.
        - Здесь можно передохнуть. Метро рядом, но мы сегодня уже не попадем туда. Костюмы снимайте, надо их спрятать - не здесь, а где-нибудь поблизости, чтоб не утащили.
        - Сюда кто-то может прийти? - спросил Федор.
        - Запросто, - сказал старик.
        Здесь было прохладно, пахло гнилью, отходами человеческой жизнедеятельности. Федор так устал, что буквально рухнул на прелые тряпки, даже кислый запах его не смутил. Неля тоже опустилась рядом, словно силы у нее разом кончились.
        Если бы с ними был Фил, он опознал бы те самые легендарные подвалы Солянки, служившие когда-то солевыми складами. Потом люди находили им и другое применение, но к тому времени, как случилась Катастрофа, подвалы стояли заброшенными, и чаще всего туда забредали лишь бомжи, а еще любители старины и острых ощущений иногда приходили на экскурсии.
        По летнему времени отдельные смельчаки даже пытались там жить. Данила об этом месте знал от сына - парень любил еще в той, прежней жизни ходить сюда с товарищами. Данила тогда не подозревал, как ему пригодятся эти подвалы. Но каждый раз, как он оказывался здесь, у него болезненно сжималось сердце. В тот самый день, разделивший жизнь на «до» и «после», его мальчик как раз собирался сюда. Как теперь узнать, что с ним случилось? Данила корил себя, что ругал парня за разгильдяйство - но кто ж знал, что все так обернется? Наверное, парень в тот жуткий день погиб. Если б оказался в метро, постарался бы вернуться на родную Бауманскую, хотя кто знает? Чужая душа - потемки. Может быть, Валентин не хотел возвращаться к отцу.
        Федор, увидев, как тревожно оглядывается старик, снова спросил:
        - Сюда может кто-нибудь заявиться? Мутанты?
        - Да нет, они редко сюда суются, - ответил Данила, - мы сейчас огонь разведем, они этого не любят. Разве что выродки придут, вот тогда уходить придется.
        И вновь скривился, точно у него вдруг заболел зуб. Ему не давала покоя мысль - что, если сын уцелел, но в метро не спустился, мыкается где-нибудь на поверхности? Об этом даже думать не хотелось. Нет, не мог его Валька превратиться в одного из этих жалких выродков, покрытых коростой и язвами, мычащих, уже почти утративших человеческий облик.
        Данила вновь вспомнил его худую, угловатую фигуру, стремительные движения, беспечный взгляд, насмешливую улыбку. Чем выжить такой ценой, наверное, лучше ему было бы умереть. Данила в те первые, жуткие дни боялся найти сына среди мертвых, наткнувшись на чьи-нибудь изуродованные останки, сразу глядел на руки. У Вальки была любимая цацка - серебряный массивный перстень с драконом, он всегда носил его на безымянном пальце левой руки. Дракон выглядел угрожающе, словно изготовился к атаке. Наверное, Вальке массу неудобств доставлял этот перстень, но из упрямства парень с ним не расставался. Хотя наверняка такую приметную вещь забрали бы мародеры - хоть бы и вместе с пальцем.
        И встречая потерявших человеческий облик выродков, Данила вглядывался в них на всякий случай, надеясь и страшась увидеть знакомые черты. «А если однажды я узнаю в одном из них сына, - с дрожью думал он иной раз, - что тогда делать?».
        - Пойду растопку поищу, - мрачно сказал он. - А вы пока разведите костер, погреемся.
        И, протиснувшись между стеной и закрывавшей вход металлической сеткой, словно сгинул в темноте.
        - Что это с ним? - спросил Федор, когда старик отошел подальше. - Чего он злой такой? Из-за Фила переживает?
        - Видно, сына вспоминает опять, - тихонько пояснила Неля, складывая и поджигая мелкие щепки. Они никак не хотели разгораться. - Он мне однажды рассказал, что его сын был где-то здесь, когда Катастрофа случилась. Поссорился с ним и жил то тут, то у друзей. Мы с дедом уже который раз сюда приходим, и каждый раз мне на него смотреть тяжело.
        - Блин, как же мы не смогли остановить этого придурка, - сокрушенно сказал Федор. - Я хотел, но старик мне помешал. Такое чувство, что он специально это сделал, что он нарочно позволил Филу уйти.
        Ему самому как-то не верилось в гибель философа - наверное, потому, что он не видел, как все случилось. Казалось, Фил до сих пор бредет по городу. «Бросить все и пойти гулять в тумане над рекой», - снова вспомнилось Федору. Неля коснулась его руки, и Федор вернулся к реальности.
        - Интересно, во что хоть он верил? - вслух подумал он. - К какому богу отправился? Или просто растворился в Нагвале?
        Федор ощущал себя подавленным. Что-то необычное исходило от окружавших его старых кирпичных стен. У него накопилась куча вопросов к старику, но он уже не в состоянии был их задавать сегодня - чувствовал, что устал смертельно.
        Старик вскоре вернулся, принеся охапку гнилых дощечек. Потом они долго пытались развести костер, сырые щепки никак не разгорались. Наконец, появился огонь, и сразу стало уютнее. Дым вытягивало куда-то, от сырых тряпок шел пар. Федор, не дождавшись чая, провалился в сон. Сквозь дрему будто бы слышались ему тихие шаги, шепот, чувствовались чьи-то прохладные прикосновения к лицу.
        Когда он проснулся, костер еле тлел. От дыма слезились глаза. Он огляделся - Неля свернулась клубочком на куче тряпья и, казалось, дремала, старик подбрасывал в огонь щепки.
        - Проснулся? - спросил он. - Тут, понимаешь, такое дело - опять ей нездоровится, - он кивнул на Нелю. - Я думал, проснемся и до метро тебя доведем, а теперь она идти не может. А как ее тут оставить одну? Придут выродки какие-нибудь, мало ли кто? Так что хочешь - я тебе расскажу, как добраться, и сам дойдешь - тут уж совсем рядом. Или оставайся с нами, коли не очень спешишь, может, за день отлежится она, тогда вместе пойдем.
        - Уж лучше вместе, - пробормотал Федор, с ужасом представив себе, как он в одиночку добирается до метро по незнакомой улице.
        - Вот и ладно, - сказал старик. - Дело уже к вечеру идет, я хочу пойти и в какой-нибудь квартире пошарить - может, консервы какие найду или еще чего полезного, еда-то у нас кончается. Посидишь с ней пока? Я ненадолго.
        - Ладно, - сказал Федор. Старик поманил его за собой, словно хотел что-то показать, и прошептал:
        - Если не вернусь - всякое может случиться - не бросай ее, отведи в метро.
        - Обещаю, - сказал Федор. - Ни за что не брошу.
        - А если так получится, что нападут на вас выродки или мутанты, а уйти не сможете, сделай так, чтоб она не попала к ним в лапы живой. Она этого очень боится.
        И, заметив, как вздрогнул Федор, старик торопливо добавил:
        - Да ничего такого не случится. Я скоро вернусь. Это так, на всякий случай.
        Старик ушел, Неля дремала. Федор сначала прислушивался к каждому шороху, потом немного успокоился.
        - Все это зря, - услышал он вдруг голос Нели.
        - Что ты говоришь? - наклонился он к ней. И понял, что она разговаривает во сне. Что-то снилось ей - и кажется, плохое. В уголке глаза появилась слезинка, она тихо всхлипнула.
        - Лефорт придет… придет за мной, - бормотала она неразборчиво.
        - Т-с-с! - шикнул ей Федор, как ребенку, и осторожно погладил по голове, по светлым стриженым волосам. - Все хорошо, спи.
        - Лефорт придет… Он убьет меня, - отчетливо произнесла вдруг Неля.
        - Ну вот, блин! - с чувством сказал Федор. - Почитали, называется, сказку на ночь!
        Неля вдруг открыла глаза и непонимающе уставилась на него. Потом лицо ее прояснилось.
        - Это ты? Какой я сон плохой видела.
        - Все хорошо, не бойся, - убеждал Федор, но она хмурилась и морщила лоб, словно стараясь вспомнить. Он принялся ворошить тлеющие угольки палочкой.
        - Федя, - услышал он тихий голос девушки, - я боюсь, мне кажется, кто-то смотрит на меня из угла.
        Федор посветил фонариком. Тьма неохотно отступила - до поры до времени.
        - Нет там никого, - как можно тверже сказал он. На самом деле ему и самому что-то мерещилось. Но не хотелось выглядеть трусом перед ней.
        - Там точно кто-то есть, - снова пробормотала Неля. Федору не понравился ее голос. Было ощущение, что она бредит.
        - Поговори со мной, - попросила Неля. - Расскажи еще что-нибудь из той книжки.
        - Ты же сама ее сожгла.
        - Да, это я зря, наверное. Я иногда делаю такие глупости, а потом сама жалею.
        - Да ничего, не переживай. Лучше ты мне расскажи - что это за люди напали на нас там, на шлюзе? Они вас знают?
        - Егеря Ганзы, - неохотно сказала Неля.
        - Чем же вы им так насолили?
        Девушка нахмурилась - эта тема явно была ей неприятна.
        - Просто они считают эти места своей территорией, хотят, чтоб старик им платил, делился, - уклончиво сказала она, но Федор чувствовал - тут кроется что-то еще. Видимо, у егерей со стариком были давние счеты, и он им чем-то сильно насолил.
        - А этот дворец, куда Фил ушел, - что это?
        - Замок, где спит вампир, - сказала Неля.
        - Да ну тебя, - обиделся Федор.
        - Я для себя его так называю, - сказала Неля. - А как он на самом деле называется - это ты лучше у Данилы спроси.
        - А откуда он знает все эти подземные ходы?
        - Он как-то обмолвился, что сын рассказывал, пока еще разговаривал с ним. Данила простить себе не может, что не успел помириться с ним. Винит себя. Но разве он мог знать, что все так будет?
        - Нет, - сказал Федор. - Не мог, конечно.
        - Но об этом ты его лучше не спрашивай.
        - Ты меня идиотом считаешь? - с упреком поинтересовался Федор.
        И тут он вспомнил, что еще не давало ему покоя.
        - Слушай, - спросил он, - а егеря-то там, на шлюзе, кто утащил? Помнишь, черное такое, гладкое, как змея - выскочило из воды, схватило его - раз, и нету.
        И тут Неля изменилась в лице.
        - Молчи, - сказала она. - Если жить хочешь, лучше забудь об этом и не рассказывай никому.

* * *
        Данила шел по улице, то и дело настороженно оглядываясь. «Наверное, стоит пошарить в квартирах, - подумал он. - Магазины уже по большей части разграблены, метро ведь совсем недалеко».
        Ох уж эти переулки Китай-города! Отличное место для засады: то лезут в гору, то спускаются, и в самых неожиданных местах взгляду открываются церквушки - их тут как-то особенно много. А еще заросшие дворы, обветшалые одноэтажные постройки, разукрашенные разными надписями и рисунками. В подвальчиках - магазинчики, где в прежней жизни длинноволосые меланхоличные продавцы торговали всякими нелепыми шмотками. У Вальки были друзья среди них, еще клуб тут был какой-то, куда он любил ходить. Одного из этих длинноволосых Данила потом встретил в метро - тот и там торговал всякой дребеденью. Данила не стал подходить - испугался, что он спросит про Вальку.
        Нет, не будет он лазить по подвалам. И во дворы лучше не заходить. Он сейчас выберет какой-нибудь подъезд и попробует подняться на верхние этажи - вдруг туда еще не добрались местные сталкеры.
        Сзади послышался шорох. Может быть, это ветер носил всякий мусор, шумел в ветвях деревьев. А может быть, кто-то крался за ним, стараясь не попадаться на глаза.
        Данила остановился, прислушался - вроде все тихо.
        - Показалось, - сказал он сам себе и не спеша тронулся дальше.
        Вот и подъезд - наверное, стоит посмотреть здесь. Он рванул тяжелую деревянную дверь на себя, и та неохотно подалась, завизжали проржавевшие пружины. Широкая старинная каменная лестница с полустертыми ступеньками вела на второй этаж. Ступени были усыпаны битым кирпичом, валялось какое-то тряпье, обрывки полиэтилена. Данила тихонько двинулся наверх. «Первые этажи, скорее всего, разграблены уже», - подумал он. А вот в квартирах на верхних этажах еще можно что-то найти, лишь бы не столкнуться там с недружелюбно настроенными незваными гостями.
        Он с трудом перевел дыхание. «Старею, наверное, - подумал он, - раньше не начиналась у меня так быстро одышка. И кровь шумит в висках… а может, это мусор шуршит под чьими-то лапами?»

* * *
        Данилы все не было, и Федор представил себе, как приводит Нелю на Китай-город, и что скажет на это Вера. «А плевать, - неожиданно подумал он. Я к ней не привязан, если что - уйдем куда-нибудь с Нелькой, метро большое». Он уже начал свыкаться с мыслью, что будет отвечать за Нелю. Слабые уколы совести по поводу Веры он старался заглушать всякими вескими доводами. Обстоятельства сложились так, что он не может бросить Нелю одну, у нее ведь больше никого нет. А Вера как-нибудь справится и без него. Успокоив свою совесть таким образом, он даже повеселел.
        - Федя, - снова услышал он тихий голос девушки, - оно опять на меня глядит.
        Неля с ужасом смотрела в темноту.
        - Нет там никого, - стараясь, чтобы голос его звучал уверенно, произнес Федор. - Ну хочешь, я посмотрю?
        На самом деле он вовсе не собирался бродить в одиночку по подземелью, был уверен, что Неля его остановит.
        - Не надо, не ходи, лучше нам не разделяться, - прошептала девушка. - Дай мне пистолет на всякий случай.
        - А кто тут может быть, кроме нас? - тоже шепотом спросил Федор.
        - Не знаю. Выродки. А может, и кое-что похуже. Знаешь, старик говорил, что в этих подвалах когда-то тайно расстреливали людей. Много людей. Он даже показывал мне следы от пуль на стенах. В таких местах что угодно может появиться.
        Ее голос показался Федору странным. Он с тревогой посмотрел на девушку - бледность ее сменилась лихорадочным румянцем, глаза неестественно блестели. Говорила она как-то бессвязно, и Федору вдруг пришло в голову, что он уже видел такое у себя на Китае. Неужели она тоже употребляет дурь? Тогда понятны все эти перепады настроения, глюки, неожиданные приливы энергии, так же внезапно сменяющиеся приступами слабости. Только этого не хватало! Теперь идея поселиться с ней где-нибудь вдвоем уже не казалась ему такой привлекательной.
        Неля вновь задремала. Федору стало и вовсе неуютно. От сырых кирпичных стен тянуло холодом, пахло старым тряпьем и еще чем-то противным. Он был в неизвестном, непонятном месте, а рядом - только девушка, которая в случае опасности ничем не могла ему помочь. Она, скорее всего, и стрелять-то толком не умеет.
        «И чего я ломаю голову над тем, как дальше жить, - вдруг подумал Федор. - Рано об этом беспокоиться - все может решиться само собой и очень просто: если старик не вернется, мы с ней, скорее всего, вообще не дойдем до метро - погибнем где-нибудь по дороге».

* * *
        Данила взялся за ручку двери - она оказалась заперта, и это вселило в него надежду, что квартира еще не разграблена. К счастью, дверь была не железная, а деревянная, и замок не особо хитрый - у Данилы были для таких случаев припасены инструменты. Он немного поковырялся в замке и вскоре уже входил в прихожую, спотыкаясь о расставленную у двери обувь. Сначала не решился зажигать фонарик и долго прислушивался - нет ли в квартире каких-нибудь нежелательных обитателей. Дверь-то заперта, но окно в ближайшей комнате выбито - кто-нибудь вполне мог забраться с улицы. Однако в помещении стояла мертвая тишина.
        Шагнув вперед, Данила налетел на какой-то мягкий предмет, который от толчка подался назад. Некоторое время он стоял, пытаясь унять дыхание, приходя в себя, - на секунду ему показалось, что это было животное. Но предмет больше не двигался, и Данила осторожно зажег фонарик. Мягкое оказалось детской коляской. Данила покачал головой, шагнул в ближайшую комнату - там стояла двухъярусная деревянная кровать. У них когда-то тоже была такая, купили для Вальки, и Данила поймал себя на том, что пытается вспомнить название мебельного магазина, где покупали, - почему-то это казалось сейчас очень важным. Так и не вспомнив, он вздохнул, подумав: «Старею». Наверное, он действительно начал сдавать - иначе зачем бы его потянуло предаваться сентиментальным воспоминаниям, когда надо было быстро осмотреть квартиру на предмет полезных вещей и уходить обратно в подвалы, где дожидались его Неля и этот парень.
        Данила пошарил по шкафам, и наградой ему стала пузатая запечатанная бутылка, а на кухне нашлась крупа в большой стеклянной герметично закрытой банке. Данила пересыпал ее в обнаружившиеся здесь же пакеты, прихватил пару банок консервов и немного сахара. А больше и взять было нечего - макароны превратились в труху, видимо, над ними поработали чьи-то челюсти. «Не так уж много, - подумал Данила, - но все же лучше, чем ничего».
        И тут впервые ему почудилось какое-то движение в комнате, где стояла деревянная кровать. Он застыл на секунду, объятый суеверным ужасом - что, если сейчас раздастся топот босых маленьких ножек по полу? Тогда он точно сойдет с ума. Но звук не повторялся. Данила осторожно двигался к выходу, не выпуская из поля зрения вход в комнату - еще чуть-чуть, и он будет у двери.

* * *
        Федор, наверное, и сам задремал, и вздрогнул, услышав над ухом голос Нели:
        - Федя, я боюсь за деда. Может, пойдем, поищем его?
        Идея вовсе не казалась Федору удачной - он бы предпочел так и сидеть здесь, где железная сетка создавала хоть слабую видимость защищенности. Но понял, что девушка от своей затеи так просто не откажется, а остаться здесь совсем одному ему и вовсе не улыбалось. Если еще и Неля сгинет в темноте, он просто не найдет выхода из этих подземелий.
        Взяв оружие и фонарики, они осторожно протиснулись между стеной и сеткой и вышли в следующий подвал. Неля шла довольно уверенно, и скоро они пришли в помещение с железной лестницей, по которой и поднялись на следующий уровень, оказавшись опять в просторном коридоре, вдоль стен которого шли толстые трубы.
        Федор на всякий случай старался запоминать дорогу. Иногда он брезгливо ежился, когда в луч света попадала гигантская мокрица, спешившая тут же юркнуть в какую-нибудь щель. Федор видел, как шевелятся ее усы, и его передергивало, хотя Неля уверила его, что эти создания абсолютно безобидны для людей. Вот в дальних подвалах живут пауки, там лучше вообще не появляться. Один раз они спугнули какое-то животное размером со среднюю собаку - оно так быстро убежало, что Федор и Неля успели заметить лишь длинный чешуйчатый хвост.
        - Это что ж такое было? - спросил Федор.
        - Крыса, - тихо отозвалась девушка.
        - Ничего себе здесь крысы, - ахнул Федор. - Это крысиный король, наверное.
        - Нам повезло, что она одна была, - пробормотала Неля, - а то бы нам самим убегать пришлось.
        Федор споткнулся о кучу битого кирпича и чертыхнулся.
        - Тише, - одернула его Неля. - Кажется, она вернулась. И не одна. Давай уйдем.
        Они, спотыкаясь, заторопились вперед по просторному коридору. Сзади Федору мерещился топот лап и даже какое-то хрюканье. Неожиданно луч фонарика выхватил большую дыру в стене где-то на уровне его колен. Это была не просто дыра - вход в другую галерею с круглыми сводчатыми стенами, которая находилась ниже. Они протиснулись туда - сначала Неля, потом Федор - и на всякий случай загородили проход позади себя найденными здесь же обломками досок. И сразу почувствовали, какая здесь тишина.
        - Где это мы? - спросил Федор.
        - Это, наверное, уже другие галереи, - пробормотала Неля, - старинные. Тут четыре или пять этажей. Я толком не знаю.
        Галерея была завалена всяким хламом, двигаться в ней можно было, только согнувшись. Они миновали одно ответвление, другое - казалось, так можно идти до бесконечности. Федор подумал, что надо бы выбираться наверх, но пока никаких выходов в верхние этажи не попадалось. И вдруг он увидел впереди, где проход как будто расширялся, что-то странное. Сначала ему даже показалось, что там сидит человек на стуле, держа в руках красный круг, перечеркнутый белой линией. Федор резко остановился, преграждая путь Неле. Девушка тут же замерла на месте. Федор был ей благодарен, что она не закричала и не упала в обморок, чего, по его мнению, вполне можно было бы ожидать от женщины в подобной ситуации. Впрочем, возможно, ей не видно было, чем вызвана внезапная остановка.
        Фигура на стуле не шевелилась.
        - Кто здесь? - неуверенно спросил, наконец, Федор. Ответа не было. Лишь в отдалении послышался какой-то шорох - и тут же стих.
        - Что там? - тихо, почти неслышно, шепнула ему в ухо Неля.
        - Погоди, там, кажется, кто-то есть, - так же тихо ответил Федор.
        Постояв еще немного и так и не дождавшись от сидевшего никакой реакции, Федор, набравшись храбрости, затаив дыхание, осветил фонариком непонятный предмет. И фонарик чуть не выпал у него из рук.
        Издали то, что он увидел, можно было и впрямь принять за сидящего человека. Вблизи было заметно, что туловищем служил продолговатый предмет, похожий на диванный валик, прикрытый какой-то тряпкой. Вместо ног - старые сапоги, видимо, каким-то образом привязанные к ножкам стула. А вместо головы венчал все это сооружение человеческий череп, на который была нахлобучена зеленая металлическая каска. Круглый железный знак был прикреплен к валику - словно сидящий держит его перед собой. Все вместе это производило устрашающее впечатление. У автора этой композиции, видимо, было очень специфическое чувство юмора.
        - Глупые шутки! - буркнул Федор.
        - Да что там такое? - не выдержала Неля, которая, наверное, ничего не видела из-за его спины. Федор чуть подвинулся, освобождая ей место рядом. Он ожидал визга, испуга, чего угодно, но Неля держалась молодцом. Она только глубоко вздохнула. Некоторое время молча смотрела на странное сооружение, потом тронула его за плечо.
        - Не нравится мне это. Давай уйдем.
        - Мне тоже не нравится, - буркнул Федор, начиная приходить в себя. - Но выбора у нас особого нет - назад-то тоже неохота возвращаться, там небось уже крысы караулят.
        - Сюда тоже нельзя.
        - Да с чего ты взяла? Ну, пошутил какой-то урод. Может, он там тайник свой оборудовал, вот и сделал пугало.
        - Нет, мне кажется, это знак, - тихо произнесла Неля. - Там ждет смерть.
        - Опять ты со своими суевериями, - не выдержал Федор, которому из принципа хотелось настоять на своем. Ему было стыдно, что он так струсил сначала, поэтому теперь ему хотелось показать свою храбрость. И он решительно шагнул вперед. Неля, хоть и с явной неохотой, последовала за ним.
        Вскоре они попали в более просторное помещение с кирпичными сводами, но, пройдя немного, поняли, что идут по щиколотку в воде - подземелье оказалось затопленным. Федор подумал, не повернуть ли назад, но ему показалось, что если пройти вперед, то можно опять выбраться на сухое место. Где-то в середине помещения из воды поднималась ржавая железная лестница, которая явно вела в верхние галереи.
        «Вот если добраться до нее, тогда все будет хорошо», - подумал Федор.
        Еще какой-то странный большой округлый темный предмет виднелся дальше. Но мало ли что тут могло валяться. Федор, нащупывая дорогу, осторожно опустил ногу в воду и сразу провалился чуть ли не по колено. Под ногами он ощутил битые кирпичи, а еще - какие-то натянутые веревки. Федор чертыхнулся, еле устояв на ногах, чувствуя, что ботинки промокли уже насквозь. И все же попытался сделать еще шаг.
        - А-а-а-а! - вдруг пронзительно, истошно закричала Неля. Он никак не ожидал от нее такого. И в первый момент не понял, а потом разобрал, что она кричит: «Назад!»
        Одновременно он почувствовал какое-то движение впереди - и оцепенел от ужаса. Округлый предмет потихоньку поднимался из воды. Оказалось, он покоился на бурых мохнатых конечностях, которые теперь потихоньку выпрастывались наружу, тянулись к ним. Чуть выше их основания виднелись желтые, налитые лютой злобой глаза. Федор насчитал три, но был уверен, что глаза у монстра есть даже на затылке. Чудовище еще немного приподнялось, и Федор увидел, как пониже глаз движутся, смыкаясь и размыкаясь, острые челюсти, способные в секунду отхватить руку взрослого человека.
        Он и сам заорал диким голосом, и они с Нелей кинулись обратно. В момент пролетели галерею, оказавшись в следующей, идущей под углом к первой. Пробежали еще несколько помещений и остановились. Вроде бы за ними никто не гнался, может, паук боялся уходить из знакомого подвала.
        Зато Федор понял, что теперь они заблудились окончательно. Он пожалел, что не было у них с собой клубка - когда-то мать ему рассказывала сказку, как дети, уходя в лес, брали с собой клубок. Или то была пещера - Федор уже не помнил. А еще, кажется, кто-то сыпал крошки, чтоб обозначить путь, но эти крошки склевали птицы, и Федор чуть не плакал тогда от жалости к мальчику, все старания которого оказались напрасными - его бросили в лесу на съедение диким зверям. Кажется, там постаралась злая мачеха…
        «Хоть бы краска у нас была, - с горечью подумал он, - можно было бы крестики какие-нибудь рисовать». Впрочем, если учесть, сколько раз им уже приходилось бежать сломя голову, вряд ли они успели бы еще и отмечать дорогу.
        Федор помнил одно - им надо попасть наверх. «А там уж как-нибудь сориентируемся», - подумал он. Они прошли еще немного - галерея закончилась тупиком.
        - Давай отдохнем, - жалобно сказала Неля.
        - Не время рассиживаться, - буркнул Федор. - Пошли.
        И двинулся обратно, хотя ему было сильно не по себе - он помнил, что каждый шаг возвращает его к подвалу, где их поджидал монстр.
        Они вернулись на то место, где галереи пересекались, и свернули в другую. К радости Федора, через некоторое время они обнаружили ведущую наверх лестницу, и он первым полез по ней, гадая, какой сюрприз может ожидать их в верхнем помещении.
        Оно оказалось более просторным и не таким захламленным. Федор осторожно светил фонариком, и вдруг в луче блеснули огромные окуляры - из-под потолка на них глядел кто-то в противогазе. Федор вскрикнул от ужаса, шарахнулся и налетел на девушку. Они рухнули на пол, каждую секунду ожидая нападения. Фонарик, ударившись об пол, потух. Федору немедленно вспомнились все рассказы о невидимых наблюдателях.
        Прошла минута, другая. Все было тихо. Федор робко сказал в темноту:
        - Здравствуйте. Мы просто заблудились. Мы сейчас уйдем.
        Молчание было ему ответом. Неля прерывисто дышала рядом. И вдруг над самым его ухом раздался выстрел.
        Федор обхватил голову руками. Видно, у Нели сдали нервы, и она решила перейти к нападению. Он был уверен - теперь загадочный хозяин здешней подземки их точно убьет.
        Он не знал, сколько времени лежал так. Почувствовал, что кто-то трясет его за плечо. Оказалось, это Неля. Трясущимися губами она еле выговорила:
        - Посмотри наверх.
        - Нет, - сказал Федор.
        - Пожалуйста, посмотри.
        Сделав усилие над собой, он осторожно поднял голову. Неля уже успела найти упавший фонарик и вновь включить его. И в слабом луче света Федор увидел те же круглые окуляры, резиновую маску. Он осторожно перевел взгляд ниже - но там была пустота.
        Их напугала маска, подвешенная к потолку неведомо кем и для какой цели. Вполне возможно, это было предупреждение для незваных гостей, и смысл его был вполне понятен. Оставалось только гадать, не окажутся ли поблизости те, кто таким оригинальным способом предупреждал их, что им здесь не рады, что им здесь не место. Федор заметил в маске маленькую круглую дырочку - то был след от Нелиного выстрела.
        - Надо уходить отсюда скорее, - сказал он.
        В конце помещения они увидели полуоткрытую дверь. Оставалось либо воспользоваться ею, либо возвращаться назад. Идти вперед было страшно, но возвращаться назад хотелось еще меньше, и Федор осторожно двинулся по направлению к двери, а сзади шла Неля с пистолетом в руках.
        Федор шагнул в дверной проем и вдруг почувствовал, что падает. Он опять обо что-то споткнулся. И тут же ощутил сильный удар по плечу. «Засада!» - мелькнуло у него в голове. Он рухнул на кирпичи, больно ударившись коленом, едва не потеряв сознание.
        - Федя, ты живой? - услышал он жалобный голос девушки. И лишь тогда понял, что произошло: ржавая железная дверь, как оказалось, держалась на честном слове, как только он задел ее, тут же обрушилась на него всей тяжестью. Это могло быть случайностью, а могло оказаться и заранее подстроенной ловушкой. Какие еще сюрпризы приготовило им здешнее подземелье?
        Они прислушались. Впереди раздавались какие-то непонятные звуки. Шарканье, шорох, шумное дыхание.
        - Это не крыса, - шепнул Федор.
        - Может, это старик возвращается? - шепнула Неля в ответ.
        Тот, кто шаркал впереди, кажется, услышал их тоже и затаился. И Федор не выдержал.
        - Данила, - тихо, неуверенно окликнул он. Ответа не было, но шум возобновился. Федор вдруг представил себе гигантского зверя, волочащего по земле тяжелое брюхо. Настоящего хозяина здешних подземелий.
        - Кто идет? Отзовись, а то стрелять буду! - отчаянно крикнул он.
        Шум прекратился. Федор осторожно посветил и увидел лежащего на полу старика, над которым склонилась жуткая рожа со сверкающими глазами. Федор выстрелил, и почти тут же раздался еще один выстрел. Существо что-то замычало и развернулось к нему, вскинуло руку, словно заслоняя глаза. В следующую секунду пришелец тяжело рухнул и остался лежать.
        - Кажется, ты попал, - раздался голос Нели, неожиданно спокойный. Федор долго потом вспоминал, как она сказала это. В голосе ее почему-то не было радости, скорее, обреченность.
        Федор был уверен, что промазал, но неизвестный не шевелился. Трясясь от страха, парень неуверенно подошел поближе, каждую секунду ожидая, что жуткий пришелец вскочит и бросится на него, но тот лежал неподвижно, как мертвый, хотя видимых повреждений на его теле не было заметно. Федор нагнулся, готовясь уловить тяжелый запах, как тогда, во время драки с прядильщицей, но, как ни странно, от существа пахло разве что потом. То, что Федор издали принял было за шкуру, оказалось остатками одежды.
        По всему выходило, что это один из выродков, причем далеко не худший экземпляр этого племени. Одежда была изодранной, но не особо грязной, и то, что выродок не сменил ее на шмотки поприличнее, которые наверняка еще можно было отыскать, пошарив по квартирам, объяснялось, видимо, его любовью к старым и удобным вещам и равнодушием к моде, а вовсе не безразличием ко всему и общей апатией.
        Что-то блеснуло на обветренной, покрасневшей, огрубелой руке - Федор наклонился посмотреть. Серебряное колечко, ну надо же. И какое интересное - маленький дракон изогнул шею, сердито открыв пасть, словно изготовился к нападению. Ну да, тут такого барахла наверняка валялось немерено после Катастрофы - на любой вкус можно было выбрать. На другой руке не хватало пальца, а может, и двух, Федор не стал рассматривать, перевел взгляд на бородатое лицо. «Если бы не шрамы и болячки, оно могло бы выглядеть даже красивым, - подумал он. - Вот только лысина его портит - все-таки радиация дает себя знать. Интересно, умер он или без сознания?».
        Тут застонал Данила, и Федор спохватился. Он нагнулся к старику, осмотрел его вместе с подоспевшей Нелей. Химза на плече у старика была разодрана, и когда они осторожно освободили его руку, обнаружилась неглубокая рваная рана на предплечье. Неля тут же принялась ее обрабатывать, затем перевязала. Потом они устроили старика поудобнее - он был без сознания, но по крайней мере дышал.
        - А с этим что будем делать? - спросил Федор, кивая на выродка. - Ты как думаешь, он жив или нет?
        - Не знаю, - неуверенно сказала Неля. - Знаешь что, давай отнесем его подальше на всякий случай. Я боюсь, вдруг он был не один, они ведь обычно стаями живут. Вдруг за ним другие придут и захотят отомстить?
        Преодолевая брезгливость, Федор подхватил под мышки бесчувственное тело. Неля пыталась ему помочь, но толку от нее было мало - ее все еще шатало от слабости. Они поволокли тяжелое тело дальше по подвалу, мимо ржавых остовов машин.
        - Надо же, какое место, - восхитился Федор, - да сюда хоть на танке можно въехать. Как это сталкеры его под хранилище не приспособили? Они ведь обустраивают наверху гаражи с техникой на всякий случай.
        - Здесь не устроишь - уж очень много тут всяких людей бывает, - тихо отозвалась Неля. - И сыро здесь очень. Хотя, может, где-нибудь в подвалах дальше и спрятаны чьи-нибудь машины. Данила однажды даже сказал, что эти подвалы соединяются с Д-6, с секретным метро. Он несколько раз пытался найти вход туда, но пока у него не получилось, а то бы мы прямо отсюда могли в метро попасть, и не надо было бы снова вылезать на поверхность.
        Тут Федор сообразил, что это те самые подвалы, о которых толковали Фил и старик во время привала. Но решил пока держать свое открытие при себе. Ему не понравилось, как нехорошо глядел старик на Фила, когда выяснилось, что тот эти места тоже знает. Прежде следовало разобраться во всем этом.

* * *
        Федор уже выбивался из сил. Они забрели в очередное помещение - и в луче фонаря он вдруг увидел на кирпичных стенах гирлянды, до сих пор тускло блестевшие, еще какие-то шарики, надписи, сделанные краской.
        - Это еще что? - изумленно спросил он.
        - Новогодняя комната, наверное, - неуверенно предположила Неля, - кажется, старик меня водил уже сюда. Предки были такие странные - неужели они и вправду тут отмечали Новый год? Дед говорил, это праздник зимы, когда холод, когда земля промерзает, когда люди прятались в теплые дома. Хотя, может, они приходили сюда, чтоб развести костер?
        Федору показались странными слова девушки. «Она разговаривает так, словно жила большую часть времени вдали от людей, - подумал он. - В метро, как бы ни было тяжело, на большинстве станций отмечают Новый год, про этот праздник мы еще помним. А она, выходит, о многих вещах знает только со слов Данилы?» Но он тут же устыдился своих мыслей. «Зато о том, что происходит на поверхности, ей известно куда лучше, чем тебе», - укорил он сам себя.
        Тут Федор споткнулся обо что-то и поглядел под ноги. На полу лежали части человеческого скелета.
        - Ну, давай и нашего здесь оставим, - предложил он Неле. - По крайней мере, ему будет не скучно лежать.
        - А может, он еще жив, - возразила девушка.
        - Ну, тогда очухается и уползет - живучий, наверное, коли до сегодняшнего дня дотянул. Он уж не мальчик, хотя и стариком не назовешь, я б ему дал сороковник плюс-минус пару лет. Хотя теперь трудно по виду возраст назвать. От тяжелой жизни быстрей изнашиваются, стареют.
        Невдалеке послышался шорох.
        - Что ж мы старика-то одного оставили, - спохватился Федор. - Пошли скорее.
        Будь он один, он уже давно умер бы со страху, но с ним была девушка, а у девушки был пистолет, и, кажется, она все-таки немного умела с ним обращаться. От этого Федору становилось как-то спокойнее.
        Они торопливо отправились назад, то и дело спотыкаясь об обломки кирпичей на полу. Может, народу тут бывало и много, но они явно не сильно заморачивались тем, чтобы обустроить помещения. Один раз Федор наступил в лужу, что тоже не улучшило его самочувствия.
        К счастью, с Данилой ничего не случилось - он все так же лежал в беспамятстве, но дыхание стало как будто ровнее. Неля озабоченно пощупала его лоб.
        - Главное, чтобы рана не воспалилась, - сказала она. - А то это может плохо кончиться. У меня есть таблетки, да ведь они просроченные - неизвестно, подействуют или нет. Надо отнести его в нашу комнату.
        - Ну как мы его по лестнице спустим, - возразил Федор. - Давай пока посидим с ним тут, а потом видно будет - может, он в себя придет и сам сможет идти.
        Он вновь подумал, что если Данила умрет, то у Нели никого, кроме него, Федора, не останется, и он должен будет заботиться о ней. Федор вовсе не желал смерти старику, и все же ничего не имел против того, чтоб обстоятельства способствовали дальнейшему его сближению с девушкой. По крайней мере, тогда у него не оставалось бы другого выхода - он, как честный человек, обязан был бы сдержать данное старику слово и опекать ее. И совесть его была бы спокойна. Федор тут же попытался прогнать от себя эти недостойные мысли, но они нет-нет да и лезли в голову.
        Судя по доносившимся с поверхности звукам, наступало утро. А Федор понял, что жутко вымотался за эту ночь.
        - Хочешь, поспи, - услышал он тихий шепот Нели. - Я тебя разбужу, если что-то случится.
        И Федор провалился в сон без сновидений, кое-как устроившись на куче мягкого хлама. Иногда ему вроде слышались какие-то звуки - словно бы тоскливый, жалобный вой где-то совсем недалеко. Казалось, кто-то оплакивает потерю, жалуется на судьбу. Но Федор не мог стряхнуть с себя дрему.
        Потом он вдруг проснулся, как от толчка, чувствуя себя отдохнувшим, хотя все тело ломило.
        - Неля? - позвал он.
        - Я здесь, - отозвалась девушка. - Все нормально, не бойся. Данила очнулся и попросил пить, я дала ему питье из своей фляги, на травах, и он заснул опять. Это хорошо.
        Значит, Даниле лучше. Что почувствовал Федор - облегчение, досаду? Он и сам не мог бы, пожалуй, сказать точно.
        - Теперь ты поспи, я подежурю, - сказал он девушке.
        Неля, дав ему советы, как ухаживать за стариком, если тот очнется, задремала. Федор решил осмотреть рюкзак старика. Обнаружил несколько пакетов крупы, консервные банки и какую-то бутылку, заботливо обмотанную тряпьем и оттого не разбившуюся. Хмыкнул и убрал обратно. Ему почудилась какая-то возня в соседнем помещении, и он на всякий случай положил автомат поближе к себе, решив в случае опасности разбудить Нелю, хотя отлично понимал, что если на них нападут, отбиваться долго они не смогут. И Федор молился, сам не зная кому - возможно, таинственному хозяину здешних подземелий - чтобы их хоть на пару дней оставили в покое. Ведь должен же быть у этого места какой-нибудь хозяин? Он заметил, что уже начинает думать как Неля.
        Возня в коридоре прекратилась. Федор выбрал наугад железную банку без этикетки и вскрыл ножом. Это оказалась тушенка - резко пахнущее мясо, покрытое слоем белого жира. Федор вдруг почувствовал дикий голод и решил рискнуть - принялся есть его ложкой прямо из банки. Пища проваливалась в желудок, создавая ощущение сытости. Правда, вскоре Федор почувствовал нестерпимую резь в желудке и откинулся на камни в углу, прислонившись спиной к стене, весь в холодном поту. Приди сейчас какой-нибудь мутант, он бы не смог дать ему отпор. Какое-то время Федор думал, что отравился и сейчас умрет, но постепенно боль стала утихать. «Лучше, конечно, не консервы древние жрать, а подстрелить какую-нибудь живность, только где ж ее сейчас возьмешь? - тоскливо подумал он. - Вон, сходил один поохотиться - до сих пор полумертвый лежит».
        Он был страшно рад, когда проснулась Неля. Та первым делом кинулась к Даниле и, осмотрев его, сказала, что все не так уж плохо. Потом понюхала мясо в банке и неуверенно проглотила несколько ложек. Заявила, что надо обязательно запить это, глотнула из своей фляги, потом принялась поить этим питьем Федора, заявив, что от него польза будет всем. Федор и впрямь почувствовал себя лучше, желудок окончательно успокоился.
        - Хорошо бы чаю сделать, - прошептала Неля, - только боюсь костер разводить. Вдруг эти, которые выли поблизости, сюда придут?
        - Так мне это не приснилось? - спросил Федор.
        - Нет, на самом деле кто-то выл совсем недалеко. Может, это из-за того, которого ты… которого мы ранили? - неуверенно сказала девушка. Она словно бы избегала слова «убили».
        - Если б хотели, давно б пришли, - буркнул Федор, сам удивляясь своей храбрости. - Давай рискнем, чаю очень хочется, и вообще горячего чего-нибудь.
        Они набрали поблизости щепок и обломков мебели, и вскоре костер уже весело потрескивал. В котелок налили воды и вскипятили сначала чаю. Выпив горячего, Неля повеселела, даже раскраснелась чуть-чуть, у Федора тоже поднялось настроение, жизнь стала казаться куда более сносной. Он налил в котелок новую порцию воды, чтобы сварить кашу. Неля боязливо озиралась по сторонам, но пока их никто не тревожил, и она немного успокоилась.
        - Слушай, я все хотела тебя спросить - а что за цифры были нарисованы краской на той старой машине в верхнем коридоре? Что они означают? - поинтересовалась она.
        - А, это номер телефона, - небрежно сказал Федор, изо всех сил стараясь вспомнить, что ему известно про эти приборы. - Разве тебе Данила не рассказывал - раньше у предков были такие аппаратики, у каждого свой. Нажимаешь цифры - и можно говорить друг с другом, даже если вы далеко.
        - А, да, он говорил. Что-то вроде рации? - спросила Неля.
        - Ну да, только рации теперь чаще у военных имеются, а раньше у всех такие были.
        Тут он вспомнил байку, услышанную от знакомого сталкера:
        - Вот прикинь, отправился человек недавно по подземельям бродить и нашел какой-то туннель, как в метро, только рельсов нет. Ну, ему интересно стало, решил разведать - куда тот туннель тянется. Долго шел, пришел к запертой бронированной двери. А у самой двери стоит обычный деревянный стул, рядом тумбочка, а на тумбочке такой здоровый, допотопный еще черный аппарат телефонный с диском, с трубкой. Провод куда-то вниз уходит. Он трубку снял, так просто - в трубке тишина, конечно. Ну, он наугад набрал один, два, три, трубку к уху приложил. И вдруг в трубке - длинные гудки. Он подумал - быть этого не может. Один, два, три гудка - а потом вдруг щелчок. Трубку на том конце провода кто-то снял и молчит. Только дыхание слышно.
        У Нели округлились глаза:
        - И чего он?
        - Ничего, - фыркнул Федор. - Не выдержал, трубку швырнул и бежать оттуда. До сих пор не знает - куда и кому он тогда позвонил, кто в трубку дышал. Но в тот туннель больше ни ногой.
        К вечеру пришел в себя Данила. Неля напоила его, дала немного поесть.
        - Черт, как же я так оплошал? - сокрушался старик. - Вроде уже еды набрал, уходить собирался - и на лестнице какая-то тварь меня подкараулила. Вцепилась в плечо… а дальше ничего не помню. Как сюда добрался - не понимаю. Ведь она меня уже было повалила, я с жизнью прощался уже. Неужели я все же ее одолел, да потом еще и на автомате сюда дополз? Чудеса.
        Неля и Федор тревожно переглянулись. Им не было нужды разговаривать - Федор и так догадывался, какая мысль пришла сейчас в голову девушки. «А вдруг тот выродок хотел не убить старика, а, наоборот, спасти? А мы его встретили пулями».
        - Надо бы дров собрать еще. Федя, поможешь? - спросила Неля.
        - Да, идем, - с готовностью откликнулся он, сразу поняв, чего она хочет. Они оставили Даниле автомат и тихонько двинулись по коридору туда, где оставили тело выродка. «Может, он был еще жив, а мы бросили его без всякой помощи, - подумал Федор. - Бывает, что поздно понимаешь, кто тебе друг, а кто - враг. Иногда слишком поздно».
        Дойдя до комнаты, Федор посветил фонариком на пол, с дрожью ожидая увидеть обглоданный труп. Но он ошибся - тела на полу не было, валялись только части скелета.
        - А говорят, там дальше есть где-то целая комната со скелетами, - с дрожью в голосе сказала Неля, махнув рукой в темноту. - Там кости, и людей, и животных. Старик говорит, тут первое время после Катастрофы часто стычки происходили между теми, кто сюда наведывался, по всему подземелью трупы валялись. А потом, когда это место облюбовали выродки, они почти все трупы перетащили в один из подвалов. А позже стали туда относить слабых и больных, от которых пользы уже не было. Кому судьба, тот выжил, а остальные так там и лежат до сих пор. Как ты думаешь, этот, которого мы сюда притащили, очнулся и ушел? Или его тело унес кто-нибудь?
        - Не знаю, - пробормотал Федор. - Хотелось бы верить, что ушел. Но мне кажется, мы его убили.
        У него язык не поворачивался сказать: «Я его убил».
        Собрав для вида каких-то щепок, они вернулись назад.
        - Идти сможешь? - спросил Федор старика. - Мы в нижний подвал вернуться хотели.
        - Постараюсь, - ответил старик. Федор помог ему подняться, Неля подставила плечо, и кое-как они доковыляли до железной лестницы. Старик даже сам ухитрился спуститься. Но в подвале силы его оставили, и он рухнул на лежанку.
        - У нас воды мало осталось, - посетовал он. - Не думал я, что так задержимся здесь. А чистой воды-то здесь поблизости нет.
        Ночью снова выли неподалеку - и не одно, а несколько созданий. Слушать это было невыносимо.
        - Еще день пересидим - а потом ночью в метро уходить надо, - сказал Данила. - теперь нам тут житья не будет. Да и вода кончается.
        - А разве ты сможешь дойти? - усомнился Федор.
        - Да тут идти-то осталось совсем чуть-чуть - доберемся, - не внял его сомнениям старик.
        - А посмотрите, что я в квартире нашел. И ведь не разбилась, - он извлек из рюкзака заботливо замотанную тряпьем бутылку, которую Федор уже видел.
        - Коньяк, между прочим. Давайте выпьем за то, что почти дошли. Не этим бы закусывать, да уж чем богаты. В метро бы за такую отвалили прилично, но мы лучше сами ее здесь приговорим - за упокой души Фила и за мое спасение. А то потом не до того будет. Мы тебя до метро доведем, но на станцию без нас войдешь - не надо, чтоб нас вместе видели. И не рассказывай никому, кто тебя довел, говори, торговцы какие-то. Чтоб не было плохо ни нам, ни тебе.
        Они «чокнулись», и Федор опрокинул кружку в рот. Ничего подобного он раньше не пробовал. Словно жидкое пламя прокатилось внутри, приятно согревая. И даже запах, показавшийся сначала противным, не испортил вкуса. Сразу стало тепло и уютно.
        Неля так лихо проглотила свою порцию, словно для нее это было самым привычным делом. На щеках ее вновь появился слабый румянец, глаза заблестели.
        Данила тут же разлил и по второй. Федор заметил - себе старик наливал чуть-чуть.
        - Помянем Фила, чтоб упокоилась его душенька, - сказал он. - Хоть и никчемный был человек, но не злой, ни одно живое существо жизни не лишил. Пусть покоится с миром.
        Что-то в словах старика показалось Федору странным, но он не мог понять - что именно.
        - Глупо как он погиб. Уже почти дошли до метро. Наверное, из-за раны в голову у него что-то в мозгах повредилось.
        - А может, наоборот, на место встало, - тихо сказал Данила. - Или дурман-травы нанюхался.
        - Зачем вообще было брать его с собой? Он же был совсем неприспособленный.
        Старик развел руками:
        - Он все равно бы ушел. Такая судьба у него была.
        Федор понял, что старик что-то знает, но ему не скажет.
        - А что за замок там стоял? Я сперва подумал, что это Кремль и есть.
        - Да просто высотка на Котельнической, - нехотя буркнул Данила. - Но говорят, от нее подземный ход идет к самому Кремлю. Не удивлюсь, если оттуда какой-нибудь мутант, кисель какой-нибудь разумный, уже и сюда добрался.
        - А почему башня вся была в дыму?
        - Вот это плохо, что в дыму, - пробормотал Данила. - Значит, опять электростанция работает.
        - Какая электростанция? - удивился Федор.
        - На Раушской набережной, там дальше, - нехотя сказал Данила. - Та электростанция до Катастрофы весь центр теплом обеспечивала. И из труб все время дым валил. Ну, потом Катастрофа приключилась, встало все, конечно. А потом слухи среди людей пошли, будто она опять заработала. Сталкер один вернулся, сказал - дым из труб опять видел. Народ ему не поверил. А он говорит - пойду туда, сам узнаю, тогда все вам, маловерам, расскажу - кто там озорует и для чего. Отговаривали его, да он не слушал.
        - И что? - жадно спросил Федор.
        - И ничего. Не вернулся, - отрезал Данила. - А потом и другие стали рассказывать, что время от времени видели дым. Но только дураков уже не было туда соваться, она ведь почти напротив Кремля на другом берегу стоит, электростанция та. Вот я и думаю, что сталкер тот не уберегся, заманили его в Кремль да и сожрали там. А теперь, значит, опять дым оттуда валит. Плохая это примета. Может, это вообще морок наведенный, и ничего там не работает на самом деле. А если и впрямь работает… не знаю тогда. Лучше об этом не думать.
        Федор подумал, что для Фила примета и впрямь оказалась хуже некуда, но решил эту тему не развивать.
        - А что за звери с желтыми глазами нас встречали на берегу?
        - Да просто кошки монастырские. Я еще до Катастрофы в монастырь этот наведывался иногда, случалось их подкормить, знали они меня. А это уже их дети и внуки, но мы с ними тоже дружим.
        - А тот подземный ход, по которому мы сюда шли? Он дальше куда ведет?
        - Раньше по нему далеко можно было уйти. Тут ведь когда-то, еще до революции, притоны были воровские. Хитров рынок - известное место, гиблое. Были здесь трактиры, которые так и назывались - «Каторга», «Сибирь». Тут беглые воры и бандиты собирались, нищие. Если кто из приличных сюда забредал случайно - могли обобрать до нитки, а то и вовсе пропадал человек бесследно. А от облав те бандиты уходили по крышам или подземными ходами. Раньше теми ходами, подземельями можно было и до Лубянки добраться. При советской власти, в двадцатых годах, все эти ночлежки разогнали, зачистили. Оцепили рынок, дали несколько часов всем - разойтись, а потом облаву устроили. Кое-какие дома вообще срыли до основания и заново отстроили, заселили. Ну, ходы кое-какие остались, конечно. Но теперь обвалились многие подземелья, да и вообще не люблю я там ходить, нехорошо там и опасно.
        - Тут еще пряталась Сонька Золотая Ручка, - оживившись, сообщила Неля. - Расскажи про Соньку, дед. Как она от полиции утекала.
        - Да я уж сколько раз тебе рассказывал, - усмехнулся Данила. - Была она известная воровка, все ей удавалось сначала. Умела прикинуться важной особой, голову морочила всем, глаза отводила. Бывало, что и ловили Соньку, и в тюрьму сажали, но удавалось ей убегать.
        - А как она убегала, дед?
        - Один раз тюремщику своему голову вскружила, он ей побег устроил и сам вместе с ней бежал.
        - Так значит, она красивая была, дед?
        - Не знаю, сам-то я ее не видел, - в голосе Данилы послышалась усмешка. - Но по всему судя, не такая уж красавица, скорей, артистка. Так умела меняться, любую роль могла на себя примерить. Ведь мало надеть на себя нарядное платье для того, чтоб тебя признали благородной дамой. А у нее это получалось - так она людям головы и морочила. Может, и без гипноза тут не обходилось. Но потом и ее везенью конец пришел. А в этих подземных ходах Сонька клады свои, говорят, прятала. Может, дух ее до сих пор тут бродит - стережет свои сокровища.
        - Ты говорил, она добрая была. Воровала у богатых и раздавала бедным.
        Данила хмыкнул.
        - Да, говорили про нее и такое. Однажды она в гостинице забралась ночью в чужую комнату, чтоб обокрасть хозяев, и увидела спящего человека. А на столе лежали пистолет и предсмертная записка. Там было написано, что он проиграл все деньги и теперь ему осталось только застрелиться. Соньке жаль его стало, она положила на стол все деньги, какие у нее с собой были, и ушла.
        Федор увидел, как блестят глаза у Нели. Она слушала, затаив дыхание.
        «Девочка, которой некому было рассказывать сказки на ночь», - подумал Федор.
        - Дед, а зачем стреляться, если деньги кончились? - засмеялась Неля. - Надо раздобыть еще, вот и все. Деньги - это ведь все равно, что теперь патроны?
        - Раньше все сложнее было, - философски заключил Данила.
        - Дед, значит, Сонька была хорошая?
        - Ну, на Робин Гуда она не тянет, - фыркнул Данила.
        - Ты по-человечески скажи, не морочь голову.
        - Воровка она была, - сказал Данила. - Может, и случилось ей когда доброе дело сделать, за то ей воздастся, наверное, меньше угольков черти в аду положат. Сначала фартовая была, а потом удача от нее отвернулась, потому что влюбилась по-глупому под конец жизни в молоденького. А ему деньги нужны были, вот она и стала рисковать по-крупному. Раз, другой прокололась, потом попала в тюрьму да там и осталась до конца дней своих.
        Неля как-то сразу сникла. Федору стало ее жаль. Он ощущал приятное тепло внутри, хотелось быть добрым ко всем, и особенно к этой бледной большеглазой девушке.
        - А вообще-то здесь можно жить, в этих подвалах, - подумал он вслух, расхрабрившись. - Может, останемся здесь, не пойдем в метро?
        Данила только хмыкнул:
        - Это сейчас здесь можно жить. Да и то, не забывай про выродков - они в любой момент могут нагрянуть. А зимой тут жить вообще нельзя. Быстро доконают стужа да хищные звери. Тут зимой, говорили, так все замерзает, что сталактиты целые с потолка свисают.
        - Чего? - спросил Федор.
        - Неважно, - усмехнулся своим мыслям старик, - вы, нынешние, и слов-то таких уже не знаете. А еще плохо, что тут воды хорошей питьевой нет. Вот если б найти вход отсюда в Д-6, тогда другое дело. А еще говорят, где-то неподалеку, на Лубянке, бункер есть, специально оборудованный. Может, там даже люди успели закрыться, когда все началось, и живут до сих пор. Да только кто нас пустит туда, кому мы нужны? А если даже там нет никого - как его отыскать? Вот там бы небось и запасы еды нашлись, и снарягой с оружием можно было бы разжиться.
        Насчет воды Федор был согласен - у него давно уже зудела кожа под одеждой, не мешало бы помыться. На Китае какие-никакие душевые были оборудованы, из ржавых труб даже теплая водица текла. Федор вздохнул. Свобода - это, конечно, хорошо, но жизнь в метро тоже имеет свои приятные стороны.
        Он удивился, что старик, прежде так нервно отреагировавший на слова Фила насчет Д-6, теперь сам так спокойно заговорил об этом. Либо Федор ошибся, и старику скрывать нечего, а странное его поведение объясняется другими причинами, либо он думает, что Федор уже ни с кем полученной информацией не поделится, не сможет поделиться. Но почему-то сейчас эта мысль не напугала, а скорее, рассмешила. Федору было так хорошо сейчас, что никакие опасности его не пугали. Коньяк настроил его на философский лад.
        «Вот так и жизнь проходит, в трудах и заботах, - думал он. - Так почему бы не постараться сделать ее чуточку приятнее, пока еще чего-то хочется. А то не успеешь оглянуться - доживешь до старости, и уже ничего не захочется. Это если вообще до нее доживешь. Надо пользоваться каждым днем».
        Ощущение постоянной опасности словно обострило все чувства, кровь быстрее бежала по жилам, Федор жадно вдыхал запахи подземки - влажной земли, чего-то кислого. Ему казалось, что и слабый аромат цветов каким-то чудом долетал сюда с поверхности.
        - Пойдем погуляем чуть-чуть, - сказал он Неле. Девушка тут же поднялась, словно ждала этого.
        - Далеко не уходите, - понимающе хмыкнул им вслед Данила.
        - Нет, мы тут, рядом, - сказал Федор. - А то еще встретим выродков. Или Соньку Золотую Ручку.
        - Я б Соньку не испугалась, - мечтательно произнесла Неля, - мне бы очень хотелось на нее посмотреть.
        Они прошли одну комнату, другую, потом Федор остановился.
        - Что ж, сегодня я уже, может, попаду к своим, - сказал он.
        - Рад, наверное? - тихонько спросила девушка.
        - Сам не знаю, - сказал Федор. - Неужели мы с тобой вот так расстанемся - и больше я тебя не увижу?
        - Захочешь, так увидишь, - тихонько отозвалась девушка после долгого молчания. - Кто любит хороший шашлык, тот идет в «Грев» на Третьяковской. Тамошний хозяин знает все новости. Мы с дедом всегда ходим туда, когда бываем поблизости. Он может записку передать или привет на словах - он надежный человек.
        Федор притянул Нелю к себе. Она была мягкая, теплая, не вырывалась, молчала. Он ткнулся губами куда-то в ухо ей, она засмеялась: «Пусти. Щекотно», - но отстраняться уже не стала, как в прошлый раз. Может, подействовал коньяк, а может, их сблизили пережитые вместе приключения.
        «Наверное, у нее кто-то был уже, в метро рано взрослеют, а она симпатичная девчонка. Скорее всего, кто-нибудь из ровесников, которые толком и не умеют-то ничего. Если захочу, она привяжется ко мне как кошка», - самоуверенно подумал Федор. Он нашел ее губы, и они долго целовались. Федор прижимал ее все крепче, потом потянул с нее жилетик - раздался треск рвущейся ткани. Федор сконфузился.
        - Ну и дрянь этот твой гобелен, - пробормотал он. Неля засмеялась - кажется, она не рассердилась. Федор оставил в покое жилет, обнял ее крепче.
        - Перестань, не надо, - тихонько пробормотала она.
        - Ну что ты, глупенькая, - прошептал он, - все будет хорошо. Я вернусь в метро, улажу свои дела и найду тебя. И мы с тобой куда-нибудь уйдем, будем жить вместе.
        В эту минуту он и сам верил в то, что говорил.
        - А как же Данила? - неуверенно спросила Неля.
        - Не знаю, - сказал Федор, - если хочешь, возьмем его с собой.
        Этого ему совсем не хотелось, но, в сущности, обещания ни к чему его не обязывали.
        И вдруг в соседнем помещении раздался грохот. Они вздрогнули и отскочили друг от друга.
        - Идем скорей обратно, - шепнула Неля, потянув его за руку. Они опрометью кинулись назад, к Даниле. «Блин, а так хорошо все начиналось», - с досадой подумал Федор.
        Добежав до своей комнаты, они застали старика наготове - он тоже слышал грохот и сидел, сжимая автомат. Они некоторое время прислушивались, но все было тихо.
        - Может, кирпичи осыпались? - предположил старик. - В этих старых подвалах такое случается. Лишь бы не нам на голову.
        Федор вдруг почувствовал, что на смену блаженному состоянию пришла жуткая усталость. Неля вызвалась подежурить, и он рухнул на доски. Старик, предупредив, чтоб разбудили его ближе к вечеру, захрапел тоже.
        Федор проснулся оттого, что девушка трясла его за плечо. Старик уже деловито собирался, кряхтя и постанывая. Неля сказала:
        - Данила считает - надо сейчас уходить в метро. Наверху опять кто-то выл - наверное, выродки пришли.
        - А он дойти-то сможет? - усомнился Федор.
        - Он говорит, что сможет. Да тут осталось-то чуть-чуть совсем. Если б не стигматы, мы могли бы еще в тот день, как приплыли сюда, в метро попасть.
        - Ну что - рад, небось, что к своим сегодня вернешься? - усмехнулся старик.
        Федор почувствовал устремленный на него внимательный взгляд Нели и пожал плечами.
        Он и в самом деле не знал, рад он или огорчен. На Китае его, кроме Веры, в сущности, никто не ждал, но он вдруг почувствовал, что соскучился по нормальной еде, по возможности как следует помыться, почувствовать себя чистым, наконец, смыть пот. Он устал скитаться. Наблюдавший за ним Данила словно понял, о чем он думает. Усмехнулся и предложил:
        - А то оставайся с нами, если хочешь. Я на тебя посмотрел - вижу, из тебя может выйти толк. Будешь с нами наверх ходить. Голодным не останешься, скучать тоже не придется. Нам помощник нужен. А наверху еще столько всего лежит - только приходи и бери.
        «Интересно, почему он решил, что из меня может выйти толк?» - подумал Федор, который храбрецом себя никогда не считал.
        - Ну как, уговорил я тебя? - спросил старик. Федору показалось, что в свете фонарика глаза его блеснули красным. Неля по-прежнему молчала, но Федор чувствовал - она ждет его ответа. А что он мог сказать? Столько всего произошло в последние дни - все это требовалось осмыслить. А пока ему очень хотелось попасть в безопасное место и отдохнуть как следует от постоянного напряжения. Тут новая мысль пришла ему в голову.
        - А сколько я вам должен?
        - Рано ты этот разговор завел - до метро-то мы еще не дошли, - усмехнулся Данила.
        - А все-таки? - настаивал Федор. Старик перебил его:
        - Забей. Мы квиты. Ты - молодец, помогал. Без тебя нам пришлось бы туго. Так что - остаешься?
        - Я не могу так сразу, - пробормотал Федор. - У меня на станции дела есть.
        - Ладно, тогда мы проводим тебя до метро, а сами пойдем. Если надумаешь - заходи в эту растреклятую забегаловку на Третьяковской, где шашлык вечно пригорает, спроси хозяина, Лелика. Скажи ему пароль - Яуза. И помни - никому другому ни слова про нас.
        И, оглядев помещение - не забыли ли чего, - старик дал команду идти.
        В верхней галерее чувствовалось присутствие посторонних. Слышались чьи-то шаги, тяжелое дыхание. Напасть на них пока не пытались, но словно бы провожали. В какой-то момент нервы у Федора не выдержали, и он наугад выстрелил в темноту. Раздался короткий визг, а затем оттуда прилетел обломок кирпича и ударился в стену совсем рядом. Данила чертыхнулся и велел всем надеть противогазы.
        На улице шел дождь. Они осторожно пробирались вдоль домов, осматриваясь - не появятся ли вновь старые знакомые. Но возможно, погода пришлась стигматам не по нутру - ни одного из них не встретилось по дороге. Они с трудом пробирались через упавшие деревья, Федор несколько раз поскользнулся и плюхнулся в жидкую грязь. Казалось, прошли совсем немного, а силы его уже были на исходе, и он мечтал лишь об одном - поскорее попасть на станцию.
        Путешественники дошли до перекрестка, свернули за угол и, пройдя еще немного, спустились по лестнице в подземный переход. Пришлось долго идти длинным коридором, где валялись обломки киосков и прочий мусор. Но вот и стеклянные двери, а за ними - знакомые автоматы, давно уже раскуроченные. Отсюда можно было попасть на обе станции Китай-города. Данила хлопнул Федора по плечу:
        - Ну, давай, что ли. А мы пойдем другим путем, у нас свои ходы, - прогудел он.
        Федор пожал ему руку, потом повернулся к Неле. «И не попрощаешься толком в этой грязной снаряге, да еще на глазах у старика», - с досадой подумал он.
        - Я еще вернусь, - решительно сказал он. На самом деле ему уже не терпелось скорее покончить с этим и оказаться на станции.
        - Если что, знаешь, где нас искать, - буркнул старик. - Ну, пойдем мы, время не ждет.
        Уже подходя к запертым гермоворотам, Федор не выдержал, оглянулся. Старик и девушка уже уходили обратно через стеклянные двери. Неля оглядываться не стала. А старик в дверях задержался ненадолго. Как будто хотел что-то еще сказать, а потом передумал.

* * *
        В коридоре Неля споткнулась и упала бы, если бы старик не подхватил ее.
        - Ну-ну, держись, еще немного. Мы сейчас через другой вход в метро зайдем, тогда можно будет отдохнуть. У нас свои пути-дорожки, от людей подальше.
        Он с досадой подумал про парня, которого с таким трудом удалось проводить до станции. Он видел, как девочка смотрела на него. А этот шалопай, небось, через неделю имени ее не вспомнит. Он, Данила, через силу предлагал ему остаться - все ради нее. А парень имел наглость отказаться. Понятное дело - трусит. «Эх, - подумал Данила, - много я таких, как он, перевидал уже, и все-таки ни один из них не стоит моего Вальки. И почему все должно было случиться именно так? Лучше бы я был вместе с сыном в тот судный день. И вместе с ним остался жив или умер».
        Глава 11
        Поезд в огне
        Федор стоял на рельсах. Справа и слева шумели деревья, в слабом свете луны казавшиеся черными, поодаль виднелись полуразрушенные дома. А там, вдали, где рельсы расходились в разные стороны, открывался простор - опасный, но такой манящий. Дул ровный ветер, Федор стащил противогаз и жадно вдохнул. Воздух был свежим и вкусным. «С чего взяли, что на поверхности радиация, что дышать опасно? На самом деле это все придумали, чтоб мы не смели высовываться из подземки. Радиации уже давно нет. Вот мутанты - другое дело. Но мы зачистим город, мы вернем его себе». Федор ждал. И вот, наконец, вдали он увидел темную громаду, которая быстро, бесшумно приближалась. Красный фонарь наверху был как единственный глаз - яркий, кровавый, зловещий. Федор, превозмогая страх, замахал руками, хотел крикнуть, но голос пропал. Ему зачем-то обязательно нужно было, чтобы его заметили.
        И поезд замедлил ход. В последний момент Федор отскочил с пути, и через секунду громада, пропахшая мазутом, покатилась мимо него, обдав его теплым воздухом. За первым вагоном тянулась открытая платформа, на которой стояли суровые бородатые люди. Один из них показался Федору смутно знакомым. Федор крикнул, и они оглянулись. Двое бородачей нагнулись с платформы, протянули руки. Но пока он колебался, поезд вдруг охватило пламя. Бородатые, не обращая больше на него внимания, повернулись, глядя в одном направлении - туда, где впереди виднелся просвет. Они хором запели странную, дикую, варварскую песню. Поезд мчался мимо, охваченный огнем, горячий воздух обжигал легкие. «Господин! - отчаянно прохрипел Федор. - Забери меня с собой! Мы все умрем здесь!» Кто-то в зеленой форме обернулся к нему, протянул руки…
        - Федя, - услышал он тревожный Веркин голос и чуть не застонал от облегчения и разочарования. Значит, все случившееся вновь оказалось сном.
        - Чего тебе? Отвяжись, дай поспать, - буркнул он неприветливо.
        - Очень уж страшно ты во сне кричишь. Ох, Федя, Феденька, чует мое сердце, сглазили тебя. Чужой ты какой-то вернулся - словно подменили.
        Федор слышал это от нее уже много раз - с тех пор, как вернулся.
        На Китай-городе все, кроме Веры, встретили его без особого удивления. Какие-то слухи о гибели оружейника дошли и до них, но в сильно искаженном виде, и казалось, особого значения им никто не придавал. А на Вере лица не было, она выглядела совсем измученной. Когда он, весь заросший и грязный, ввалился в палатку, она только охнула. Потом опомнилась, захлопотала вокруг него, спрашивала о чем-то, причитала над ним. Бледнела, синела, задыхалась. Хваталась за сердце, смеясь и плача. Но его вдруг одолела такая усталость, что он рухнул на старенький спальник, едва раздевшись, и заснул глубоким сном без сновидений. Проспал чуть ли не сутки, и только тогда почувствовал, что вроде бы пришел в себя. Хотя все кости до сих пор ныли при каждом движении.
        И потянулась прежняя жизнь. Вера, конечно, расспрашивала его, но он предпочитал все больше отмалчиваться. Но Вера своим женским чутьем сразу уловила неладное. Она чувствовала - Федор вернулся совсем другим.
        А Федор понемногу впал в апатию. Как будто, оказавшись в относительной безопасности, понял - самое страшное кончилось, но и самое интересное - тоже. А теперь изо дня в день снова мелкие хлопоты ради хлеба насущного. Одному достань оружие, другому приспичило еще какую-то игрушку себе раздобыть. Опять те же слухи - черные упыри лезут с Ботанического сада, хотят всех сожрать на ВДНХ, а может, уже сожрали. В туннеле нашли труп и опять грешили на Кошку. Вполне возможно, что эта неутомимая мстительница, отрезавшая обычно своим жертвам ухо и мизинец, прикончила и этого беднягу. Но было ли у трупа отрезано ухо, не представлялось возможным проверить, так как у него вообще напрочь отсутствовала голова.
        Все, что случилось с Федором на поверхности, вскоре стало казаться далеким и нереальным, словно бы и не с ним произошло. Первые дни он наслаждался комфортом и относительной безопасностью на станции. А потом его стали мучить сны, в которых он вновь и вновь переживал поход. Он метался, вскрикивал, Вера просыпалась, успокаивала его. После этих снов он просыпался весь разбитый, не отдохнувший, и ничего ему не хотелось.
        Однажды вернулся старый кошмар - ему вновь приснился поезд, открывший перед ним двери. Но теперь он сделал шаг в темноту - и оказался среди людей. Они были бледны и молча смотрели на него. Тем временем поезд тронулся с места, набирая скорость, и вдруг из темного туннеля вырвался на свет. Он мчался среди руин куда-то вдаль, а потом в вагоне вспыхнуло пламя. Но никто, кроме Федора, казалось, не обратил на это никакого внимания - все так же пристально смотрели вперед тихие, молчаливые пассажиры, мужчины, женщины, даже дети.
        Федор задыхался, жар ударил ему в лицо, он несся в неизвестность в охваченном пламенем составе. Оглянувшись, он вдруг заметил, что рядом стоит Фил, а потом встретил взгляд Нели. Она хрипло рассмеялась: «Этот поезд идет в ад. Ты поедешь туда со мной?» Он хотел что-то сказать ей, но в этот момент проснулся и долго не мог понять, где находится.
        То, что среди мертвых он увидел Фила, было понятно, но откуда там взялась Неля? Ведь она еще жива? Или нет? «Это был только сон, - утешал себя Федор, - снам верить нельзя».
        Он вспомнил книгу, которую подсунул ему как-то торговец, соблазнив низкой ценой. Книга почти рассыпалась, но читать оказалось интересно, была она правдивой, судя по всему. Жизнь там описывалась трудная, похожая на нынешнюю, с голодом, войнами, бедами. И даже оборотень там был - почти волколак. Особенно запомнилось Федору, как герой, разгильдяй и оболтус, отправляясь в путешествие, повесил себе на грудь в мешочке пепел неправедно убитого отца. И все повторял: «Пепел стучит в мое сердце». Это не давало ему забыть родину, помогало идти вперед.
        Теперь Федор понимал, на что похоже это чувство. Ему казалось, что он тоже никогда больше не сможет успокоиться. Сначала он думал, что забудет поход, как страшный сон. Но вышло наоборот - забывалось все остальное, а каждая минута этого путешествия стояла перед глазами, словно все произошло вчера. Он вновь и вновь переживал драку с прядильщицами, сражение с ручейником, ночевку в туннелях возле Яузы и все их разговоры, уход Фила, встречу с пауком в системе Солянки, теплые губы Нели, треск рвущейся ткани. Ему казалось, что из всего, что он успел до сих пор пережить в метро, это - самое важное.
        А потом он в первый раз почувствовал что-то странное. Сначала он не понял, что это такое, маялся. Это были не голод и не жажда, но ощущение неудовлетворенности, беспокойства - словно чего-то не хватает, словно какой-то червячок точит изнутри. Мучимый этим беспокойством, Федор бродил по станции, не зная, чем заняться.
        Потом он понял, в чем дело, или ему показалось, что понял - его тянуло на поверхность. Тянуло снова побывать на берегах Яузы, поглядеть на замок, где спит вампир, и узнать, работает ли снова электростанция. Самое неприятное было то, что умом Федор понимал - делать этого не стоит. То, что он побывал на поверхности с проводником и каким-то чудом вернулся живым, еще не означает, что и следующая вылазка сойдет ему с рук. Для Фила, например, дело кончилось трагически, и Федор отдавал себе отчет в том, что сам только чудом не оказался на его месте. А червячок внутри все грыз, точил.
        Иногда снилась ему темная вода - кто-то звал его из глубины. Голос такой родной, знакомый. Но женский он или мужской - не разобрать.
        Федор маялся. Что означали эти сны?
        Вера приставала к нему, выпытывала - отчего он кричит во сне? Он неохотно рассказал ей про поезд, охваченный пламенем.
        - А я такую историю слышала, - всхлипнув, сказала Вера. - Когда-то в метро поезд загорелся в туннеле. Машинист не знал, что делать, и решил доехать до следующей станции. Он думал, он успеет спасти людей. Но он не успел. Пламя разгоралось все сильнее. Когда поезд пришел на следующую станцию, в нем не было никого живого. Они погибли, они все погибли в этом поезде.
        - Не про то ты говоришь, Вера, - пробормотал Федор. - Не понимаешь ты ничего.
        Вскоре к тому, что творилось на станции, он окончательно потерял интерес, забросил все дела и большую часть времени лежал, апатично глядя перед собой. Ждал, пока удастся зас-нуть и снова увидеть во сне Нелю и старого Данилу.
        Вспоминались слова старика: «Наверху еще столько всего осталось - умей только взять». И такой мелочной, пустой казалась Вера с ее суетой, со всей этой торговлей. Конечно, Федор понимал, что только благодаря этому он сам может не думать о пропитании, и все равно ничего поделать с собой не мог. Он вдруг понял, что его тянет обратно - к старику, к Неле. Они жили естественной и простой жизнью, пусть трудной, рискованной, зато настоящей. Зачем перепродавать какую-то дрянь по нескольку раз, когда можно просто пойти наверх и взять все, что приглянется. А то, что добыча дается с боем, делает ее еще желаннее.
        «Так вот почему старик не взял с меня платы, - думал Федор. - Он душу мою в уплату забрал. Кто он - черт? Или - проводник?»
        Он пытался расспрашивать людей - что означают его сны. Большинство качало головой и отмалчивалось, один мужик, уже в годах, рассудительно сказал:
        - Может, тебя маленьким, в прежней жизни еще, до Катастрофы, на дачу возили - вот и вспоминаешь теперь те электрички. И на метро небось доводилось ездить с матерью.
        По-своему логичное объяснение дал Леха Фейсконтроль, когда однажды случилось им вместе выпить:
        - На самом деле это значит, что фигово тебе живется. И видишь ты во сне поезд, потому что тебе хочется, чтоб он увез тебя куда-нибудь отсюда к чертовой матери.
        - И что делать? - тупо спросил Федор.
        - Эх, братан, а кому сейчас легко? - вопросом на вопрос ответил Леха. - Терпи.
        В тот вечер Федор снова напился. А протрезвев, начал собираться.
        - Ты куда это? - спросила Вера.
        - Да вот, дела кое-какие наметились, - уклончиво отозвался Федор. - А то совсем засиделся.
        - Ну, сходи, конечно, чего на месте сидеть. Под лежачий камень вода не течет, - с готовностью поддакнула Вера. И видно было - она не знает, радоваться ей или нет, что он, наконец, проявил интерес к чему-то. Она теперь словно караулила его, следила - он и думать о своем в ее присутствии боялся, чтоб она не прочла мысли у него по глазам.
        Федор и впрямь решил сходить на Новокузнецкую, потолкаться среди народа, узнать последние новости. Надо было, наконец, чем-нибудь заняться, чтоб не скиснуть совсем.
        Он посидел возле блокпоста, дожидаясь попутчиков, - конечно, туннель вроде не особо опасный, но мало ли. Вспомнились слова Данилы: «На бога надейся, а сам не плошай». Тут подошла группа челноков, мелькнуло знакомое лицо - этому мужику Федор помог купить партию грибного чая довольно выгодно. И Федор отправился с ними.
        Они довольно быстро добрались до южного зала Третьяковской. Станция была похожа на Китай - такой же светлый зал, массивные четырехугольные колонны. Федор покосился в сторону перехода в центре станции, наглухо замурованного. Он вел в южный зал Третьяковки, куда уже давно никто не наведывался. Самым страшным наказанием считалось быть отправленным туда - ибо то был путь в один конец.
        Южная Третьяковка не была вовсе необитаемой. Тот, кто отважился бы войти в темный зал, быстро понял бы, что он не пустует. Приглядевшись, он увидел бы тлеющие угли, принюхавшись, уловил бы запах дыма и жареного мяса. Человеческого мяса.
        Здесь обитали морлоки. Отсюда брал начало Мертвый перегон, ведущий на Марксистскую. Никто не знал толком, что там творится, редким смельчакам удавалось оттуда вырваться. Но все были уверены - там поселилось зло.
        Федор невольно поежился. Хорошо, что проход заделали. А вот на Новокузнецкой проход в южный зал Третьяковки замуровывать не стали. Там поставили прочные двойные двери, затянутые металлической решеткой, посадили караульных. Пожалуй, это было разумно - лучше было знать, что творится на проклятой станции. По слухам, караульных часто меняли - подолгу там не выдерживали даже самые закаленные и непробиваемые. От зловещей ауры Мертвого перегона напрочь сносило крыши у самых отпетых мерзавцев.
        Федор пообщался со знакомыми на Третьяковке и уже совсем было собрался обратно, как вспомнил слова Нели: «Кто любит хороший шашлык, идет в кафе «Грев» на Третьяковской».
        «Зайти, что ли, раз я все равно тут рядом», - вяло подумал он.
        Над входом в кафе «Грев» - большую матерчатую зеленую палатку - висела картонка с криво написанными углем буквами «Перерыф». Федор чертыхнулся. Открыть могли и через пять минут, и через пятьдесят - торопиться хозяину было явно некуда. Не искать же его теперь по всей станции? Федор подумал - а не плюнуть ли на эту затею? На что ему, в самом деле, старик с девчонкой? И все же любопытство пересилило - он решил дождаться хозяина. А чтобы скоротать время, отправился на Новокузнецкую. Она была под контролем другой группировки, и обычно со всех брали плату за проход - три пульки. Но Федору здесь слишком многие были обязаны, и его пропускали по знакомству.
        Новокузнецкая сильно отличалась от Китай-города. Видно было, что над оформлением этой станции трудились долго и вдумчиво. Между массивными квадратными проемами арок, отделанными бежевым с прожилками камнем, стояли скамьи с высокими спинками, оканчивавшимися затейливыми завитушками. Скамьи тоже были сделаны из камня - наверное, оттого и сохранились до сих пор, хотя кое-где были уже нацарапаны неприличные слова. На потолке разноцветными камушками были выложены рисунки. Вдоль зала стояли в ряд через равные промежутки светильники на длинных ножках. И хотя тут стоял такой же гвалт, как на Китае, Федору казалось, что даже девчонки здесь красивее. Многие девчонки здесь знали его, и знали, что он живет с Веркой, так что не особо навязывались, зазывали больше для порядка.
        Навстречу попался сам пахан Новокузнецкой - Данила Иванович, Учитель. Невысокого роста, зато широкий в плечах, он двигался вперед, выпятив грудь, сухое морщинистое лицо расплывалось в благожелательной улыбке, открывавшей крупные щербатые зубы. «Бабушка, зачем тебе такие большие зубы», - вспомнилось вдруг Федору, и он чуть не фыркнул. Однако вовремя удержался и на всякий случай демонстративно громко поздоровался, хотя Учитель, казалось, не замечал его - с паханом лучше было дружить. Данила Иванович благосклонно кивнул в ответ, и у Федора отлегло от сердца.
        Потолковав с нужными людьми на Новокузнецкой, Федор вернулся обратно на Третьяковку. «Грев» был уже открыт. Хозяин, Лелик, здоровый качок, весь в наколках, самолично поворачивал крысиный шашлык на углях. Услышав пароль, взглянул на Федора с умеренным интересом.
        - Данила не заходил? - спросил Федор.
        - Лодочник, что ли? - хмыкнул хозяин. - Пару дней назад заглядывал.
        - Один?
        - Нет, с девчонкой своей.
        «Эх, черт, чуть-чуть бы пораньше спохватиться», - подумал Федор. Стало так обидно при мысли, что мог бы увидеть Нелю - и не успел.
        - Теперь ушли, долго их не будет, - сообщил хозяин, как показалось Федору, со скрытым злорадством.
        - А поправился старик-то? - спросил Федор.
        - Да вроде на здоровье не жаловался, - флегматично протянул хозяин. - Вот девчонка - та бледнющая как смерть и кашляет. Ну и немудрено, от такой жизни. А тебя как звать-то, коли не секрет? Заглянут опять - скажу, кто их спрашивал.
        Федор, поколебавшись, назвался. Хозяин полез куда-то под стойку.
        - Тогда это тебе, - сказал он, протягивая куколку. Федор схватил деревянного уродца. На сердце у него почему-то сразу стало теплее. Теперь он знал, что с Нелей все в порядке и что она не забыла его. Писать она толком не умеет, но подарок говорил о ее настроении лучше всяких слов.
        - А можно им записку оставить? - спросил Федор.
        - Отчего ж нельзя - оставляй, - согласился хозяин. Федор задумался, а хозяин поглядывал на него с непроницаемым видом. Но в его взгляде Федору чудилась насмешка. Он, наконец, решился и торопливо черканул на вырванном из тетрадки листке бумаги огрызком карандаша:
        Спасибо за подарок. До скорой встречи.
        «Она поймет, - подумал он. - Поймет главное, что я тоже думаю о ней, помню». Но на душе было как-то тяжело, муторно. Федор заказал шашлык и кружку браги, чтобы задобрить хозяина кафе. И когда он уже поел и поднимался из-за стола, вдруг услышал сзади низкий голос:
        - Дай погадаю, касатик.
        К таким предложениям на родной станции он уже привык, гаданием в метро промышляли шлюхи и цыганки. Та, что пристала к нему, скорее была похожа на цыганку - для шлюхи была старовата. Из-под замызганной пестрой когда-то шали, окутывавшей голову, выбивались черные пряди с проседью, лицо было в морщинах. Федору редко попадались красивые цыганки, но эта, видно, даже в молодости хорошенькой не была - черты лица были правильными, но тяжеловатыми. А взгляд был властным, завораживающим. И Федору показалось, что где-то он уже видел эти глаза.
        - Брось, - ответил он, - я не собираюсь платить за плохие новости, а хороших не жду.
        - А я бесплатно погадаю, касатик. Такой день у тебя сегодня - все видно, что дальше с тобой будет.
        Федор и сообразить ничего не успел - а она уже схватила его руку своей, неожиданно сильной. Повернула ладонью вверх и всмотрелась. Пальцы ее были сухими и теплыми, ногти - коротко острижены и, как ни странно, не грязные. Федор вдруг почувствовал запах оружейной смазки и удивился - странные нынче пошли цыганки. И волосы у нее вроде чистые - тоже необычно. Из-под ее просторной черной юбки высовывался остроносый черный сапог, и это тоже было необычно - цыганки чаще ходили в разбитых башмаках или в шлепках, в чем придется.
        - А была у тебя недавно, касатик, дальняя дорога, - ехидно, как показалось Федору, произнесла цыганка. Он вздрогнул.
        - Вижу, касатик, тяжело тебе, - протянула старая ведьма почему-то басом. - Встретил ты девушку, запала она тебе в душу.
        Федор снова вздрогнул, и это не укрылось от цыганки. Она пристально взглянула на него и снова затянула:
        - Не к добру эта встреча - смерть у нее за спиной стоит. Не про тебя эта красавица. Забудь ее, а то погубит она тебя.
        «Вот стерва старая», - в сердцах выругался про себя Федор. Выдернул руку.
        - Я же сказал - не хочу плохих новостей.
        И пошел. Он успел уже выйти из забегаловки, и вдруг услышал вслед:
        - Берегись, касатик, не лезь, куда не надо.
        Это было уже чересчур. Федор оглянулся, желая ответить резкостью, но старухи уже не увидел.
        На душе у него было тяжело - зачем только слушал ее, не надо было задерживаться. Это ведь такой народ - чуть увидят, что поддаешься, постараются что-то вытянуть из тебя. Но какая ей польза была оттого, что наговорила ему гадостей? Он ни на минуту не поверил ей - наверняка она слышала, как он расспрашивал хозяина про старика и девушку, оттого и сочинила свое предсказание тут же на ходу. Да и выдала она ему обычный набор цыганских банальностей: любовь, смерть, кровь, морковь. «Блин, - подумал он, - вот назло старой ведьме обязательно вернусь как-нибудь на Электрозаводскую, найду там Нелю. Мы с ней и со стариком опять пойдем в поход. Только интересно, как он лодку обратно дотащит - он же ее оставил в штольне под Яузой. Или у него на Электрозаводской целый склад таких? А может, на него еще кто-нибудь здесь работает?»
        Федор сидел в лодке посреди Яузы, прислушиваясь к ночным звукам. Лодку тихонько сносило вниз по течению. В свете луны он увидел непонятный предмет, тихо покачивавшийся на воде. Он вгляделся - и озноб прошел по спине. Это была Неля.
        Лицо у девушки было спокойным, словно она спала. Течение мерно колыхало ее. Но вот она пошевелила рукой.
        «Она жива», - и Федор в несколько гребков направил лодку ближе, перегнулся через борт, протянул к девушке руки. Та, не открывая глаз, снова пошевелилась - словно непонятным образом следила за ним, чувствовала его приближение. Он вновь испытал это ощущение сосущей тоски внутри - словно его тянет куда-то, а куда - непонятно. Тянуло погрузиться в темную прохладную воду рядом с девушкой, обнять ее, отдохнуть от душной городской ночи, да и вообще - от жизни.
        Ему померещилось, что Неля из-под полуопущенных век следит за ним. Что-то показалось ему невозможным, неестественным. Рука Нели вновь дернулась, словно жила своей жизнью. Федор хотел было уже взять ее за руку - и замер: из-под тела девушки вдруг показалось что-то черное, скользкое, отвратительное. Вышла из-за туч луна, и в ее призрачном свете Федор заметил, что глаза у Нели приоткрыты - застывший, неживой взгляд был устремлен в одну точку куда-то поверх его головы. Монстр выпустил щупальца, оттолкнув ненужный ему уже труп девушки, оплетая Федора. Тот закричал и принялся кромсать чудовище ножом, но на месте отвалившейся конечности тут же вырастали две новые. Федор вскрикнул отчаянно - и проснулся.
        - Пусть сойдет с тебя печаль-тоска, - услышал Федор чье-то бормотание, и на лицо ему полилась вода. Тут он проснулся окончательно. Хотя еще минуту думал, что спит - над ним нагнулось какое-то морщинистое лицо без возраста, обрамленное неопрятными седыми косицами. В косицы вплетены были разноцветные ленточки, бусинки, нитки. Пахло от них прогорклым жиром. И лишь по этому запаху Федор узнал местную знахарку, неопрятную грузную старуху в одеяниях с многочисленными пестрыми заплатами.
        - Сгинь, - пробормотал он.
        - Вишь, как тебя корежит, болезный, - проворчала старуха. - Это оттого, что опоили тебя, чары навели. Ну, да я супротив них такое слово знаю.
        Он увидел бледное лицо Веры.
        - Гони эту дуру к черту, - гневно сказал он. - Вот еще что вздумала - колдовать.
        - Это не я, это там, где ты был, околдовали тебя дурные люди, - запричитала Вера. - Старуха мне рассказала все. Другую ты встретил, разлучницу, оттого ты и ходишь смурной, и на меня глядеть не хочешь.
        Федор сунул руку под подушку. Нелиного талисмана не было.
        - Ты зачем мои вещи берешь? - заорал он на Веру. - Обыскиваешь меня, сонного? Дрянь!
        - Ничего, ничего, так надо было, - торопливо забормотала Вера. - Куклу колдовскую я в огонь кинула. Увидишь, тебе скоро легче станет.
        Федор выругался. Теперь даже на память о Неле ничего у него не осталось. Тут в душу ему закралось подозрение.
        - Так вы что - опоили меня вчера? - заорал он. - То-то чай мне странным показался. Добавили какую-нибудь дрянь, оттого мне и снятся кошмары.
        - Это люди лихие тебя опоили! - отчаянно крикнула Вера.
        - Тихо, тихо, мой золотой, - забормотала старуха. - Все знаю, все вижу. Долгая дорога. Верхние боги злые, просто так не пропустят, им жертва нужна. Боги воды тоже жертву хотят.
        Федор вспомнил шлюз, черное гладкое щупальце, утащившее человека, и ему стало плохо.
        «Жертва, - подумал он. - И Данила знал об этом. Напрасно Фил строил планы на будущее - он уже был обречен. Недаром старик сказал ему - не спеши, вернись сперва. Он знал, что Фил не вернется. Вот зачем он взял с собой его - а может, и меня. Мы для него были расходным материалом, рыбьим кормом. А Фил еще так восхищался этим старым чертом. Бедный Фил! Но как так можно - старик шутил с нами, разговаривал, как с друзьями - и знал, что мы обречены. Гениальная задумка - использовать нас по дороге как грузчиков, а потом - как пропуск через шлюз. Отличный план. Наверное, когда Фил заговорил про вход из системы в Д-6, старик окончательно решил, что Фил не должен дойти до метро. На шлюзе его не съели - вместо него погиб тот егерь, что стрелял в нас. И тогда старик дал ему уйти на верную гибель. Ведь сначала его еще можно было остановить, но старик нарочно не стал этого делать».
        - Ты видишь, что с ним творится? - в отчаянии тормошила старуху Вера. - Но ты поможешь ему, ты ведь обещала? Все, что хочешь, отдам, только помоги.
        Старуха тем временем пристально вглядывалась в Федора. И судя по всему, то, что она видела, ей не нравилось. Она качала головой укоризненно.
        - Ты же сказала, что ему полегчает, если куклу колдовскую сжечь, - не унималась Вера.
        - Так-то оно так, - протянула старуха, - куклу правильно ты сожгла, только поздно. - Она еще раз пристально вгляделась в Федора. - Зря он наверх поднимался. Там живет зверь. Теперь зверь взял его след. Я это по глазам вижу. Ничего поделать уже нельзя. Он принадлежит зверю, и зверь заберет его, когда пожелает.
        Федор вздрогнул. Знахарка, воспользовавшись его замешательством, шустро выскользнула из палатки.
        А на Федора навалилась такая тоска - хоть иди и топись в той самой Яузе. «Кажется, я попал, - подумал он. - Может, и впрямь околдовали?»
        Глава 12
        Порча
        Федор не выдержал - несмотря на запрет старика, кое-что рассказал Вере, взяв с нее слово молчать. Он думал, она поймет и перестанет его донимать. Но вышло только хуже.
        Через пару дней Вера пришла с гневно горящими глазами, отозвала его в сторонку и заявила:
        - Узнала я кое-что про этих твоих проходимцев, с которыми ты связался - чем они на жизнь зарабатывают. Дурью они торгуют, вот что. На Ганзе-то дурью торговать запретили, так они свои каналы наладили, в обход. Вот на кого ты меня променять хочешь. Я-то хоть честная женщина, не связываюсь с таким.
        Федор прекрасно знал - честность Веры во многом объяснялась тем, что торговля дурью на Китае находилась под жестким контролем одной из группировок, и бабу к такому делу никто бы просто не подпустил. Но ему противно было такое слушать про Нелю. Хотя сомнения начали закрадываться в душу - он ведь не знал, что за свертки передавал старик таинственным незнакомцам, чем они расплатились с ним.
        «Но даже если старик чем-то таким и занимается, Неля может не знать об этом», - убеждал он себя, в глубине души понимая - не может она не знать. Это какой же надо быть наивной, чтоб не заметить, что под носом творится. Больше того - ему вдруг снова вспомнились ее странности. То бледность, то внезапное оживление, отсутствие аппетита. Все это было очень подозрительно. Кто же она - жертва старика или его сообщница, проворачивающая вместе с ним темные дела?
        Он вдруг вспомнил ее голос: «Услышишь что-нибудь плохое обо мне - не верь». И начал возражать Вере:
        - Да на хрена старику с дурью связываться? Он на поверхность ходит, он и так мог бы все иметь, если б захотел, там еще до фига всего осталось. И насчет девушки ты зря. Конечно, ей трудно на поверхности наравне с мужчинами, она худая, бледная.
        И понемногу, увлекшись, начал рассказывать ей о путешествии в подробностях - умолчав лишь о беседах с Нелей, о том, как она читала ему стихи.
        Вера, замерев, слушала его рассказ - об опасностях, о том, как плыли. Она на глазах успокаивалась - видимо, решила, что девушки бояться нечего: Федор так часто пренебрежительно отзывался о мужеподобных тетках, предпочитающих мужскую одежду, что Вера и допустить не могла, что такая может ему понравиться. Федор и сам понимал - из его рассказа получалось, что Неля какая-то малахольная. Ему стыдно было, но он оправдывал себя тем, что нужно же успокоить Веру. А она после его рассказа долго молчала. Федор уже начал подозревать, что сейчас она закатит-таки ему скандал, но она, как оказалось, думала совсем о другом.
        - Как старик сказал - наверху еще полно всего осталось? - пробормотала она. - Сталкеры такие цены заламывают, а если б свой кто-то ходил - нам бы больше доставалось. Нет, конечно, это очень опасно, я не хочу, чтоб это был ты. Но может, с этим стариком как-то договориться - чтоб он и на нас поработал, раз уж ты с ним теперь знаком.
        Федору стало неприятно.
        - Не станет старик на тебя работать. Он говорит - надо брать, сколько тебе нужно, не больше. Если будешь жадничать, долго не проживешь.
        - Так ты считаешь меня жадной? - сузив глаза, проговорила Вера. - Ты не представляешь, как мне было тяжело всегда. Я совсем девчонкой была, когда случилась Катастрофа, школьницей с бантиками. Когда все началось, эта тревога, и толпа повалила в метро, мать успела втолкнуть меня внутрь, а ее отпихнули, и она осталась снаружи, за воротами. И в тот день мое детство кончилось. Ты не знаешь, через что мне пришлось пройти. И все-таки я выжила.
        Федор вновь вспомнил тот слух - про рожденного ею когда-то давно мертвого ребенка.
        - Я догадываюсь, через что тебе пришлось пройти, Вера, - мягко сказал он, - только знаешь ли, мне это параллельно. Мне на это наплевать. Я тоже был маленьким, когда все случилось. И не надо меня жалобить и уверять, что женщинам по жизни приходится тяжелее. Женщины, как и мужчины, бывают разные. И выбор есть у каждого всегда. А ты, я вижу, не растерялась. За себя постоять сумела.
        - Значит, по-твоему, лучше мне было умереть от голода? - горько спросила она.
        Федор поморщился.
        - Зачем ты мои слова все время по-своему толкуешь? Ты через себя переступала, по головам карабкалась - лишь бы устроиться получше. Мне девчонки рассказывали, как ты их подставляла. А теперь тебе большой и чистой любви захотелось напоследок - только ее не купишь.
        Он вновь вспомнил Нелю. Какие же разные эти две женщины. Одна пытается построить жизнь за счет других. Вторая же полагается только на себя - добывает еду, рискуя жизнью. И ерунда все это - про наркотики. Старик, может, и виноват, но Неля ни во что плохое не может быть замешана.
        - Ну и гад же ты! - крикнула Вера. Он испугался, что сейчас она опять посинеет и начнет хвататься за грудь, но нет, обошлось, кажется. Он знал, что она отходчива. Пройдет час, другой - и она вновь заговорит с ним, как ни в чем не бывало. Так и вышло.
        - Может, тебе пойти с батюшкой потолковать? - спросила вдруг Вера. - Он тебя отчитал бы, все полегче бы стало.
        - Что за глупости ты говоришь? Ты же знаешь, я неверующий.
        - Теперь не знаю, - всхлипнула Вера. - Ты мне битый час вчера рассказывал про какой-то поезд мертвых. Я ничего не поняла, но мне так страшно стало. Чем такая чертовщина с тобой твориться будет, сходи, поговори с батюшкой, с отцом Иваном - полегчает. Это ничего, что ты неверующий, батюшка поможет.
        Федор мельком несколько раз видел массивного отца Ивана - в черной хламиде тот важно передвигался по станции. Говорили, что хоть он не дурак выпить, но людям и вправду помогает. К нему ходили исповедаться братки, он брал за это еду и тут же часть раздавал детям-сиротам, которых опекал. Правда, многие говорили, что вера у него какая-то странная и молитвы чудные, неправильные, но большинство считало, что толк от них все же есть.
        «А вдруг и правда поможет?» - подумал Федор.
        Отец Иван предпочитал жить в подсобном помещении недалеко от станции - подальше от суеты. Заглянув в его подсобку, Федор принюхался. Пахло ароматным дымом, тлели угольки в жестяной банке. На длинной самодельной лавке, сколоченной из неоструганных досок, лежало что-то длинное, накрытое тканью, рядом бормотал молитву себе под нос парнишка в черной хламиде, которая явно была ему велика.
        - Можно? - спросил Федор.
        Парнишка глянул на него непонимающе, потом махнул рукой. Федор прокашлялся и смущенно сказал:
        - Мне бы отца Ивана.
        - Нету больше отца Ивана. Я за него, смиренный раб божий Николай, - и паренек отчаянно махнул рукой на длинный сверток. Тут Федор догадался, что это - тело священника. И хотел было уйти.
        - А что за дело-то у тебя? - спросил парнишка. - Раз пришел, облегчи душу. Наверное, моя молитва к богу тоже дойдет.
        - Сомнения у меня, - пробормотал Федор. - Я бы и не пошел, но баба моя пристала - сходи да сходи, мол, святой отец поможет.
        Парнишка, сделав над собой усилие, распрямил плечи.
        - Что тебя мучает, сын мой?
        Федор проглотил неуместную фразу: «Я тебе в отцы гожусь» и пробормотал:
        - Видения меня одолевают, святой отец.
        - Расскажи мне обо всем, сын мой, - приободрился парнишка. - Чтобы помочь тебе, я должен знать. Что является тебе? Души убитых тобой?
        Федор отчаянно замотал головой:
        - Я еще никого не убил.
        - Повезло тебе, сын мой, - вздохнул юный священник. - Тогда, может, ты слышишь голоса мертвых в туннелях? Крики призрачных птиц? Чувствуешь незнакомые, но приятные запахи? Встречаешь в туннелях женщин в странной одежде? Остерегайся их, сын мой - это очень опасно.
        - Нет, святой отец, меня преследует поезд, - пробормотал Федор, чувствуя, как глупо это звучит. Но священник понимающе кивнул.
        - Черный машинист? - уточнил он.
        - Нет, скорее, зеленый, - пробормотал Федор. И видя изумление в глазах парнишки, пояснил: - В зеленой форме то есть.
        Парнишка в рясе задумался.
        - Необычный случай, сын мой. Честно говоря, я впервые слышу об этом. Много искушений подстерегает нас, грешных, но к такому жизнь меня не готовила.
        - А еще я слышу зов, - расхрабрился Федор. - Меня тянет на поверхность. Хозяйка моя думает, что на меня порчу навели.
        Священник остро глянул на него.
        - С мороком бороться трудно. Но мой долг - помогать страждущим. Нам надо помолиться вместе. Я пока не силен в священных текстах… но все, что могу. Отец Иван кое-что оставил, - и паренек раскрыл потрепанную коричневую тетрадку в клетку, принялся читать. Федор с трудом разбирал слова.
        - Тот, кто дает нам свет, тот, кто дает нам тьму… Тот, кто дает нам жизнь, тот, кто дает нам смерть…
        Федор слушал и даже пытался повторять. Легче не стало.
        - Спасибо, - сказал он и поднялся, краем глаза заметив надпись на тетрадке: «И. Кормильцев».
        - Я тебе перепишу, - сказал юный священник, - это очень хорошие слова, брат… то есть, сын мой, - поспешно поправился он, - сильная молитва. Будешь повторять по десять раз утром и вечером.
        Федор ушел, унося с собой листочек бумаги.
        - Я пока не силен. Все, что могу, - бормотал ему вслед парнишка.
        «Это не жизнь, - подумал Федор. - Так дальше нельзя. Я задохнусь тут скоро. Настоящая жизнь, покой, свобода - там. Наверху. Но если старик на самом деле промышляет дурью и скармливает попутчиков мутантам, мне теперь к ним дороги нет. А как же Нелька? Знает она? Да нет, не может быть, скорее, старик ее использует втемную. Хотя он вроде заботится о ней, опекает. Но если ему надо будет, он и через нее перешагнет, скормит речному богу. Лучше мне в эти дела не встревать, хотя девчонку жалко…»
        Глава 13
        Я найду тебя, лодочник!
        Однажды, когда Федор выпивал в закусочной с Лехой Фейсконтролем, тот как бы между делом спросил:
        - Так ты, говорят, сюда поверху добирался?
        «Верка растрепала», - досадливо подумал Федор. Но Леха, как выяснилось, интересовался вовсе не его спутниками. Ему хотелось знать, не видел ли Федор чего-нибудь полезного наверху.
        Федор решил - раз уж Леха все равно все знает, не будет большой беды, если он расспросит про загадочные подвалы.
        - Тут совсем рядом есть место такое странное, - неуверенно начал он, - подземелья старинные многоуровневые. Красным кирпичом выложены.
        - Система на Солянке, что ли? - фыркнул Леха.
        - Наверное. Там такие просторные подвалы, и даже машины старые стоят.
        - Ну и что? - равнодушно спросил Леха.
        - Да вот хотел спросить, может, наши тоже туда ходили? В курсе, кто там живет теперь? Мы, когда там были, шум какой-то слышали. Интересно просто - такое место совсем рядом, а я про него ничего не знаю.
        - Ты о многих местах ничего не знаешь, - развеселился Леха, запустив руку в длинные светлые слипшиеся волосы. От смеха все его обрюзгшее тело, втиснутое в черный спортивный костюм, не особо чистый, заколыхалось, и Федор подумал, что полнота у него нездоровая какая-то.
        - Тут у нас есть места и поинтереснее, - продолжал Леха. - Ты-то здесь не так давно, многих не застал. Тут ведь были отчаянные ребята, некоторые пытались даже в сторону Кремля ходить. И интересные вещи находили, скажу я тебе. Один наткнулся на магазинчик охотничий и классные ружья оттуда носил. Да только плохо было то, что патронов к ним было не достать, а самопальные иногда при выстреле взрывались и раскурочивали ствол - у нас одному так глаз вышибло.
        Другой - везунчик по кличке Фартовый - дошел аж до самого ГУМа. Ну, был до Катастрофы такой большой мажорский магазин на Красной площади. Там три галереи с переходами, а верхние этажи - как балконы. Шикарный, в общем, магазин был - везде меха, цацки, все блестит так, что аж глазам больно. Фартовый, конечно, на Красную площадь выходить не стал, он же не самоубийца. С другой стороны, из переулка в магазин зашел. Шмоток каких-то шикарных притащил оттуда девчонке своей, вина мажорского, но рассказал, что жутковато там - в нижних галереях толпы манекенов стоят прямо по центру, и очень неуютно среди них ходить. Словно люди стоят молча и следят за ним. И даже на верхних балконах стоят кое-где эти куклы в человеческий рост - он фонариком посветил и чуть не помер со страха, подумал в первую минуту, что настоящие. Еще тогда сказали ему умные люди - не суйся туда больше, удачу спугнешь. Да где там - большого риска был человек. Во второй раз пошел, и тут уже стало с ним твориться неладное. Вернулся-то он опять с хабаром, но только начал несуразное говорить - будто манекены эти с ним разговаривали. И вроде
видел он среди них даже кого-то из давно пропавших сталкеров с Китая. А один манекен, в комиссарской кожанке и шапке-ушанке со звездой, даже гнался потом за ним до самого выхода из магазина с наганом в руке, хотел, чтоб он обратно вернулся. Ему бы, дураку, спохватиться, прислушаться к бывалым людям, так нет - и в третий раз поперся пытать судьбу. И сгинул.
        Никто не знал, что с ним случилось, но догадывались люди - подманила его биомасса, которая в Кремле засела, заморочила, да и сожрала в свое удовольствие. Тут у нас один мужик был из военных, которому случилось с Мельником толковать. Мельник ему кое-что рассказал про эту биомассу - как она зовет к себе да подманивает, мультики всякие тебе показывает, так тебе хорошо становится, словно под дурью. И ты идешь на автомате прямо туда, к ней, а там уж от тебя ни клочка не останется - без остатка переварит. Мужик тот говорил, Мельник сам однажды еле вырвался от нее.
        - Да знаю, - сказал Федор, - всех учат с детства, что на кремлевские звезды смотреть нельзя.
        - Это одно, - согласился Леха, - но даже если ты на них не смотришь, все равно гулять в тех краях опасно.
        - А в подвалах на Солянке? - вернулся Федор к интересующему его вопросу.
        - Вот про них лучше Пестрый знает. Эй, Пестрый, - окликнул Леха рябоватого мужика, - ты в подвалах на Солянке давно был?
        - Да чего там делать, - буркнул Пестрый. - Одно время наши сталкеры туда ходили с выродками меняться. Те ведь наверху по квартирам шарятся, кое-какие вещички оттуда приносят - места-то они лучше знают. И вот сталкеры с ними дела имели. Выродков, конечно, трудно было чем-нибудь удивить - они себе наверху почти все могли найти. Но все же и наши находили сначала, что им загнать в обмен. У этих выродков за главного был Валька Беспалый, самый крутой был среди них - у него на одной руке двух пальцев не хватало, а на другой он кольцо носил серебряное с драконом. А потом как-то кончилась торговля в одночасье - кажется, кто-то из сталкеров уложил выродка. Не поделили чего-то, видно. Ну, они тоже начали на наших нападать. Один сталкер пытался там машину свою держать для вылазок по поверхности - ну, типа как в гараже. Но уж больно там много всяких непонятных людей шляется, да если б только людей! В общем, когда выродки на наших озлились, взяли да раскурочили ему машину, да и улица все равно завалена теперь - не проехать.
        Федор разочарованно вздохнул.
        - Ты лучше про свой поход расскажи, - подначивал его Леха. - Где были, чего интересного видели. Может, народу пригодится.
        Федор подумал и сказал, что вряд ли.
        - От Электрозаводской вниз по Яузе плыли. Сначала еще вроде дома высотные стояли, а когда проплыли дворец Лефорта, долго одни пустыри да развалюхи попадались. Нечем там поживиться.
        Леха фыркнул:
        - А, так я знаю этого фраера, который тебя вез. Погоняло его - Лодочник. Рисковый мужик. Напарники его часто меняются - пропадают куда-то. А ему хоть бы что - везучий, черт, как заговоренный. Ни пули его не берут, ни радиация. Дворец Лефорта! Ну, насмешил! Это ж надо так придумать - дворец! У этого бродяги!
        - У Лефорта много домов, - встрял в разговор бритоголовый парень. - Было.
        Федор переводил глаза с одного на другого. «Кто из нас сошел с ума, - подумал он, - я или все остальные». У него похолодела спина. Снова вспомнились глаза незнакомца во сне. Лефорт… неужели он и впрямь до сих пор бродит, не может успокоиться и после смерти.
        - Это вы сейчас о ком? - осторожно спросил он.
        - О Лефорте, вестимо, - хмыкнул Леха.
        - Ты его знаешь?
        - Кто ж его не знает. Да только говорить про него не любят. Но теперь-то все равно - слышал я, что Лефорта убили во время штурма Комсомольской-радиальной, - равнодушно сказал Леха.
        Федор был в шоке. До него дошло, что речь идет вовсе не о призраке, а о человеке из плоти и крови. Так, значит, вовсе не духа бесплотного боялась Неля? Значит, не потусторонний, а вполне реальный кошмар сводил ее с ума, заставлял кричать от ужаса во сне?
        - Да нет, он погиб в заварушке с фашистами, - гнул свое бритоголовый.
        - Народ послушать - так его уже раз пять убили, а потом глядь - снова откуда-то вылезает, живой и здоровый, - буркнул Леха. - Не удивлюсь, если снова на днях объявится.
        Федор переводил глаза с одного на другого.
        - Кто объявится?
        - Да Лефорт, кто ж еще? Меня однажды чуть за него не приняли, - и бритоголовый загоготал.
        - А как он выглядит? - догадался спросить Федор.
        - А тебе на что - встретиться хочешь с ним? - фыркнул Леха. - Сам не видел, но люди говорят - высокий, худой, чернявый. Немолодой уже мужик. Хотя ему и бабой переодеваться случалось для конспирации - говорят, однажды чуть не месяц на одной станции прожил под видом старухи, и никто не догадался.
        - А кто он вообще - бандит? - похолодев, спросил Федор. Он уже догадывался - тот сон в подземелье возле Яузы был вовсе не сном. Этот человек приходил к ним тогда. И он, Федор, лишь чудом остался жив - этот тип, судя по всему, мог запросто зарезать их всех во сне.
        - Он из идейных, это еще хуже, - сказал Леха. - А я в политику не лезу. Ты про бригаду Че Гевары слышал? Или про батьку Махно с Гуляй-Поля? Да слышал, конечно, ты ж вроде сам из тех краев. Ну, вот и Лефорт примерно такой же, только еще опаснее. Навроде атамана для всякого сброда. Разъезжает со своей шайкой по всему метро на дрезине с пулеметом, лапшу на уши простым людям вешает - мол, он - защитник угнетенных. А самому только бы погулять вволю, выпить да пограбить. И ведь охотились за ним сколько времени и красные, и фашисты, и сталкеры Ганзы - никак поймать не могли.
        У него так дело поставлено - на каждой станции свои шпионы. Детей он приваживает - они к нему так и тянутся. А он специально выбирает бездомных, неприкаянных - у него глаз наметанный. И те для него на все готовы - будто он слово какое знает! И бабы от него без ума. Одно время с ним даже девчонка какая-то ездила. Говорят, красивая была девчонка и отчаянная. У нее еще татуировка была на плече в виде бабочки. Стреляла она метко, много у нее на совести покойников, по слухам. Многие дорого бы дали, чтоб ее поймать. Да только она уж с полгода как пропала куда-то. Как Лефорта убили, так и она исчезла. Или наоборот - как она исчезла, так его и убили. По-разному люди толкуют. Кто-то говорил даже, будто он ее сам утопил в Яузе - приревновал. Но если она жива, то, думаю, не скрыться ей - рано или поздно найдут. Как же ее звали-то? Кто-то мне говорил, но я забыл. Тоже с вывертом имечко, но попроще - Василиса, что ли? Нет, вроде не Василиса. Да ладно, не суть.
        Что-то неприятно царапнуло Федора. Но что - он не мог понять.
        - Леха, - осторожно спросил он, - а ты ничего не слышал про мутанта, который живет в Яузе?
        - Меньше голову себе забивай всякой фигней, - буркнул Леха. - Тут и своих мутантов хватает, поближе.
        Федор вышел из столовой. К Вере возвращаться не хотелось. Он бесцельно брел по станции и вдруг увидел старуху-знахарку, которая пыталась снять с него проклятие. Та, заметив его, шарахнулась было испуганно, тряся своими неопрятными косицами, но Федор, пытаясь изобразить дружелюбную улыбку, поманил ее к себе.
        - Не бойся, не трону. Только скажи мне кое-что.
        Старуха настороженно подошла.
        - Ты тут давно, с самого начала небось?
        Та кивнула. «Не такая уж она и старая, - подумал Федор, - просто здешняя жизнь никого не красит».
        - Знаешь, наверное, про ребенка, которого Верка родила?
        Старуха упрямо поджала губы. Федор побренчал патронами в кармане. Старуха огляделась и подошла ближе.
        - Что, правда, он весь больной был?
        Старуха нагнулась к его уху и, озираясь, забормотала:
        - Одно дело - что больной, а болтали еще, что с изьяном был ребеночек.
        - С каким изъяном? - Федор сунул старухе несколько патронов. Та молчала, и он добавил еще.
        - Шестипалой девчонка Веркина родилась, - неохотно сообщила старуха, пряча мзду. - На одной ручке, сказывают, шесть пальцев было.
        - Ты сама видела?
        - Нет, говорю же - от людей слыхала. Это теперь шестипалые не редкость, а тогда испугались все. Болтали, что охранник-то наш главный вынес тайно кулек со станции, а куда унес - про то не знает никто. Говорит, померла она вскоре. Схоронил где-то, наверное, душегубец. А мертвой или живой схоронил - про то мне неведомо.
        - Охранник? Леха Фейсконтроль, что ли?
        Старуха, прижав палец к губам, мелко-мелко закивала.
        - А он тут при чем? Его, что ли, ребеночек был?
        Старуха многозначительно молчала, всем своим видом показывая, что ей-то все известно, но она больше ни словечка не проронит. Федор нагнулся к ее уху:
        - А про какого зверя ты толковала Верке? Который мой след учуял?
        Старуха молча затряслась. Федор понял, что на эту тему ничего вытянуть из нее не получится, сунул ей еще патронов и пошел прочь. На душе было муторно. Он сам не знал, зачем взялся ее расспрашивать.
        «Шесть пальцев на руке, - похолодев, сообразил он вдруг. - Да ведь и у Кошки тоже было шесть пальцев». Ему стало страшно. Зачем он только взялся ворошить те старые тайны? Лучше не лезть в это дело. Но почему-то не давал ему покоя этот мертворожденный Веркин ребенок. Мертворожденный ли? И еще эти странные слова: «Зверь взял его след». Конечно, скорее всего, это старухины бредни, но чем-то зловещим и безысходным отозвались в нем эти слова. И еще смутил его страх, неподдельный страх в глазах старой ведьмы, когда она изрекала свои пророчества.
        Когда он вернулся в палатку, которую привык считать домом, Верка сидела хмурая.
        - Ты о чем со старухой говорил? - спросила она.
        «Уже донесли», - понял он. И это его разозлило. Что ж, она теперь так и будет за ним шпионить? И ему нельзя ни с кем словом перекинуться так, чтоб это не стало ей тут же известно?
        - Какая тебе разница? Захотел - и поговорил, - буркнул он. - Про какую-то ерунду, я уж и не помню.
        Верка замахнулась на него - это было что-то новое. Он легко перехватил ее руку, она дернулась, пытаясь вырваться, халат распахнулся. Федор заметил мелкие морщинки у нее на шее - он и раньше их замечал, но сейчас это особенно неприятно подействовало на него. «Старая она уже, - подумал он. - Теперь вот и драться уже пытается. Думает, я к ее юбке надежно привязан. Уходить пора».
        Да и не в возрасте Веркином было дело. Просто чувствовались в ней уже страх, нерешительность, пропал прежний кураж. Федор особенно ясно видел это, когда мысленно сравнивал ее с Нелей. Вот та была легка на подъем, и храбрости ей не занимать было, не мешало бы даже поубавить.
        Верка перехватила его взгляд, тяжело дыша, запахнула халат поплотнее.
        - Врешь, помнишь! Интересно, какие такие у тебя со старухой дела секретные?
        С недавних пор она стала особенно подозрительной, все время за ним шпионила, и это начинало ужасно раздражать.
        - Тебя не касается, - озлился Федор.
        - Чего ты меня мучаешь? Откуда ты такой на мою голову взялся? - заголосила Верка.
        - Началось в колхозе утро, - пробормотал Федор любимую присказку Лехи. - Какое тебе дело, с кем я разговаривал? С тобой мне, что ли, говорить? А о чем? О ценах на хабар? Меня это все уже во как достало, - и он чиркнул рукой поперек горла.
        - Да как же ты не понимаешь - я же для тебя стараюсь, чтоб ты ни в чем не нуждался.
        - Ты не обо мне, ты о себе хлопочешь, Вера. Мне ничего этого не надо.
        - А чего ж тебе надо?
        - Не знаю, - сказал он.
        После очередной ссоры Федор поселился в палатке у знакомого торговца. Вера несколько раз приходила, плакала - он с ней даже не разговаривал. Ему было плохо. Теперь то, что происходило с ним наяву, большого значения не имело, важны были лишь сны и воспоминания.
        Однажды ему снова приснилась железная дорога. Потом привиделся Каданцев, погрозил пальцем. «Так это ты - проводник?» - спросил Федор. «Пора, - сказал Каданцев, - все готовы, ждем только тебя». И Федора ослепили фары приближавшегося поезда. Возле него поезд начал останавливаться, и кто-то в зеленой форме снова протянул ему руку с подножки. Федор испытал невыразимый ужас.
        - Нет, господин, я не готов еще, - крикнул он. - Я еще не хочу умирать.
        - Ну приходи, когда будешь готов, - был ответ. - Когда всего лишишься, все, что дорого, потеряешь, избавишься от всего лишнего.
        Голос показался знакомым. Федор поднял глаза. У проводника было лицо Данилы.
        Потом появилась вдруг цыганка. Стала канючить, звать куда-то. Федор встретился с ней взглядом. Глаза у цыганки были черные, знакомые. Федор увидел, что из-под ее юбок выглядывают остроносые мужские сапоги.
        Проснувшись, он понял, что его безумно тянет обратно, на волю, к Неле. И одновременно голос разума твердил ему, что надо оставаться на месте и не делать лишних движений.
        Все это было так тяжело, что он напился снова. Ему немного полегчало, червячок внутри на время перестал точить, задремал. Федор вспомнил, как в первый раз увидел Нелю, как потом они слушали песни, она сидела рядом, и ее волосы щекотали ему щеку. Как потом целовал ее в сыром подвале, пока не спугнули их обвалившиеся так некстати кирпичи. Какой же он был идиот - надо было остаться на Электрозаводской с ней. Федор поймал себя на том, что мурлычет под нос ту самую песню - про девушку с татуировкой. В какой-то момент в палатке обнаружился Леха Фейсконтроль. Федору было не до него - он непослушным голосом выводил:
        - У ней следы проказы на руках…
        и любит девушку из Нагасаки!
        Леха задумчиво глядел на него.
        - Твое имя давно стало другим,
        глаза навсегда поменяли свой цвет,
        - без всякого перехода продолжил Федор. - Подпевай, - сказал он Лехе, прервавшись на миг. Леха молчал.
        - Пьяный врач мне сказал -
        тебя больше нет,
        пожарный выдал мне справку,
        что дом твой сгорел[7 - Автор текста И. Кормильцев.].
        - поведал Федор Лехе.
        - У-у, как все запущено-то, - пробормотал Леха, но в голосе его было сочувствие. Федор протянул ему бутыль мутной браги - выпей! Леха в ответ порылся в своей большой спортивной сумке и извлек четвертушку дефицитной водки. Разлил по кружкам. Достал какую-то закусь. Опрокинули.
        - Ты это, погоди, - сказал Леха. - Щас я тебе кое-что покажу.
        Он опять порылся в сумке и достал что-то, замотанное в тряпицу. Размотал. Это была женская голова из белой глины, наверное, отбитая от какой-нибудь статуи. Похожие попадались Федору на некоторых станциях, но чаще то были головы лысых немолодых мужчин. А эта женщина была очень юной, пожалуй, это даже была девочка, тяжелая нижняя челюсть выдавалась вперед, нос был широким, приплюснутым, рот - чересчур большим, и вообще красавицей, по мнению Федора, назвать ее было нельзя. Но в глазах застыло выражение такой светлой печали, такого кроткого смирения, какого Федор еще не видал у женщин никогда. Он так и не понял, что у девушки на голове - то ли обтягивающая шапочка, то ли волосы так уложены. На шее подобие воротника было заколото длинной иглой. Леха бережно, даже нежно провел рукой по ее выпуклому лбу.
        - Девушка твоя любимая? - слегка протрезвев, с уважением спросил Федор. До сих пор он про Лехину личную жизнь ничего не знал, шлюхи были не в счет, а что там у них с Кошкой было, вообще дело темное.
        Леха кивнул и так тяжело вздохнул, что Федор сочувственно задал следующий вопрос:
        - Что - умерла?
        Трезвым он никогда бы, наверное, не решился так запанибратски разговаривать с грозным Лехой, а сейчас все было нормально - мужики сидят, выпивают. У каждого - своя беда.
        - Ага, - меланхолично произнес Леха. Подумал и уточнил: - Двадцать тыщ лет назад.
        - Как так? - обалдел Федор.
        - Один чудик сказал, что в музее ее нашел. Я как увидел - понял: она. Сразу в груди екнуло что-то. Сторговал у него, ничего не пожалел. Показывал всем, спрашивал - кто такая, с кого лепили. Понимал, что безнадежное дело - думал, сгинула во время Катастрофы. А академик один залетный, который одно время у нас кантовался, мне и сказал, что умерла она еще черт знает когда. Я даже имя ее знаю - Сунгирь.
        - Красиво, - одобрил обалдевший Федор, у которого услышанное с трудом укладывалось в голове.
        - Вот если встречу похожую, тут же женюсь. Да об этом и мечтать не приходится, - и Леха снова тяжко вздохнул. - Смотри, какое лицо у нее - не то что шалавы наши. Те смотрят как волчицы - того гляди в горло вцепятся.
        «Не от хорошей жизни», - хотел сказать Федор, но передумал. Потрясенный безмерностью Лехиной трагедии, он еще раз вгляделся в белое лицо, согласился, что и вправду душевное. Выпили еще. Закусили.
        - А с Веркой ты все же будь поласковей. Баба она правильная. Психованная, конечно, не без того, так ведь и досталось ей по жизни. Зато тебя любит.
        Похоже, вся станция уже была в курсе его личной драмы, но Федора это не особо волновало. Он вспомнил было про то, что Леха вроде имел какое-то отношение к Веркиному мертвому ребенку. Но сейчас, несмотря ни на что, Федор испытывал к Лехе теплые, почти братские чувства - не ждал он от него такой доверительной беседы.
        - Не знаю, - сказал он. - Посмотрим. - И снова пригляделся к белому лицу девушки, умершей двадцать тысяч лет назад. - Знаешь, что-то в ней такое все-таки дикое. Мне кажется, она не такая уж смирная была. Наверное, на охоту ходила вместе с мужиками. Слушай, а вот если б ты узнал, что ей случалось убивать - это я к примеру говорю, - все равно любил бы ее?
        - Любовь - дело такое, от нас не зависит, - туманно сказал Леха. - Наверное, все равно бы любил. Сам-то я тоже не ангел. Все мы не ангелы - вот что надо помнить. И Верка твоя, конечно, та еще стерва, но и ее понять можно. У нее тоже жизнь - не сахар.
        - И чего теперь, будет всю жизнь на жалость давить? - рассердился Федор. - Знаю, она обмолвилась как-то, что у нее дочка новорожденная умерла. Мало ли у кого что случилось - я вон тоже матери в детстве лишился, и чего теперь?
        Леха остро поглядел на него.
        - Это она так сказала - что умерла, значит, дочка? - задумчиво проговорил он.
        - Ну да, а что?
        - Да нет, ничего. Померла так померла.
        Глава 14
        Жди меня
        Федор вновь и вновь думал о Неле. Вспоминал с нежностью ее разноцветную жилетку. Вспоминал ее надрывный кашель.
        «Надо спасать ее, пока не поздно», - решил он. Забрать у старика, уйти с ней подальше от всех этих призраков. Иначе ее погубит этот кашель, доконают непомерные для нее усилия и бредовые видения. Вполне возможно, что старик подсадил ее на дурь - с этим тоже придется что-то делать.
        «Эх, - с тоской думал он, - мало ли красивых девчонок на Китае, да и во всем метро, почему же именно она меня зацепила? Потому что рассказывала всякие странные вещи? Рисковала наравне с мужиками и оказалась храбрее многих, которых я знаю? И при этом она - такая беспомощная. О ней и позаботиться-то толком некому. Старик вроде опекает ее, но только потому, что сейчас она ему нужна. Если она совсем разболеется, вряд ли он станет с ней возиться. А от такой тяжелой жизни она будет слабеть со дня на день. Ей нужно пожить спокойно. Я мог бы увезти ее куда-нибудь подальше - можно было бы к анархистам, например, податься. Я бы купил ей всяких книжек и читал сказки на ночь».
        На самом деле он понимал, что это только мечты. Вряд ли старику понравилось бы, реши Федор забрать у него Нелю. Данилу устроил бы только один вариант - если б Федор остался с ними и делил все тяготы бродячей жизни, стал Даниле помощником. Но ведь помощники старика, если верить Витале, долго на свете не заживаются. Не слишком ли высока цена за девчонку? Не проще ли найти другую?
        И как нарочно, они опять поругались с Верой - дико, безобразно, из-за какой-то ерунды. Последнее время он старался избегать ее, но, живя на одной и той же станции, разминуться было трудно, тем более что Вера нарочно подкарауливала его и при каждой встрече начинала выяснять отношения.
        - Да что ж ты за человек такой, всем от тебя одно горе, - орала она.
        - Тогда какого черта ты за меня цепляешься? - не остался он в долгу.
        - Я, дура, все надеялась, что совесть у тебя проснется, что перестанешь ты меня мучить.
        - Я уйду отсюда, надоело, - крикнул он. На душе было противно. И это называется любовь - когда она только и старается задеть его побольнее? Кажется, жить вместе больше не имело смысла. Он ее и раньше не любил, а теперь, похоже, и у нее любовь уже превратилась в ненависть. Внутренний голос твердил - пока она еще злится на него, какие-то чувства у нее еще остались. Может, еще можно было все наладить, но ему уже ничего не хотелось, он устал. Зачем ему оставаться с этой стервозной бабой, если там, на Электрозаводской, его ждет другая, которая ни за кого не цепляется, храбрая, молчаливая и такая славная. А она будет ждать его - он по глазам ее это увидел еще там, в подвалах Солянки.
        - К черту! Хватит с меня! - крикнул он и пошел прочь.
        - Федя, вернись, - закричала Верка ему вслед, опомнившись. Он, не слушая, отправился в закусочную - выпить. Там Вера его и нашла, просила прощения, и они кое-как помирились, но Федору было ясно, что дальше так продолжаться не может.
        Ночью ему приснилась Неля - глядела укоряюще. «Тебе надо найти проводника», - тихонько сказала она. Эта фраза преследовала его все следующее утро. «Надо найти проводника», - повторял он про себя. А червячок внутри зашевелился с новой силой, опять томило непонятное беспокойство, хотелось чего-то небывалого, несбыточного.
        И как нарочно, первый, кто попался ему в закусочной, был местный сталкер Курятыч. Это был плотный, основательный мужик, неторопливый в движениях. Федор считал его тугодумом и даже удивлялся - как при такой неспешности ему удается моментально чуять опасность и избегать ее. Но видно, удавалось, раз Курятыч уже много лет поднимался на поверхность и нередко возвращался с добычей. Он и на станции предпочитал ходить в зеленом камуфляже, чтобы сразу выделяться в пестрой толпе. Вообще-то фамилия его была Куроедов, но народ давно переделал ее на свой лад.
        Сталкер явно не бедствовал - заказал и шашлык, и брагу, даже угостил подсевшего к нему Федора. Как потом выяснилось, не просто так.
        - Ну что, Федя, все сидишь на месте, скучаешь? - ухмыльнулся он. - Не надумал со мной наверх прогуляться?
        Он уже давно, словно бы в шутку, звал Федора с собой, а тот отнекивался. Но сейчас вдруг подумал - а почему бы и нет? Все лучше, чем ругаться тут с Веркой. Что-то случилось с ним после путешествия по Яузе - он уже не так боялся поверхности, как раньше.
        - Тут, у метро, все магазины, конечно, уже разграбили, - сказал Курятыч. - А в тех, что подальше, можно много полезного найти. Я такие места знаю, - похвастался он. - Только мне напарник нужен, без напарника несподручно.
        У Федора загорелись глаза.
        - Курятыч, а правда, давай сходим? А прибыль поделим пополам.
        - Вот и ладненько, - расплылся в улыбке Курятыч. - Тем более, мы с умом все сделаем. Сперва выйдем да оглядимся - как обстановка в городе. Если неспокойно, так обратно вернемся, в другой раз попробуем.
        - А ты про одержимых не слыхал, которые возле Курской на Винзаводе тусуются?
        - Фигня все это, - уверенно сказал Курятыч. - Выродки попадаются, не без того, а про одержимых - это так, байки.
        - Курятыч, а ты в систему Солянки не ходил?
        - Что там делать-то, - проворчал сталкер. - Взять там нечего, а приключений огрести на все места - легко.
        - А мы через какой выход пойдем? Там, где надпись памятная на камне?
        - Какая памятная надпись? - удивился Курятыч.
        - Да я заметил, когда по переходу шли, - смутился Федор. - В том месте, где сворачивать надо было, стена из плит белого камня сложена была. И надпись там была памятная. Я только успел прочитать «Белокаменное основание варварской башни…», а все остальное сколото было.
        - Ну правильно, - важно сказал Курятыч, - потому что в древние времена здесь варвары жили, они ту башню и построили, стало быть, а теперь от нее только основание каменное осталось. Там и улица раньше называлась - Варварка. Но мы не там пойдем. Через Маросейку лучше.
        Федору очень хотелось спросить, в честь кого носит улица смешное название Маросейка, но он побоялся выглядеть идиотом. Взял с Курятыча слово молчать и начал собираться в поход. Вере было сказано, что он отправляется на вылазку. Та сначала никак не могла взять в толк, зачем ему это надо, и отговаривала - боялась, что с Федором что-нибудь случится там, наверху. Потом, когда убедилась, что его не переупрямишь, практический расчет в ней взял верх, и она принялась наставлять Федора, что надо брать в первую очередь, а на что - вообще не обращать внимания.
        - Если в магазине консервы попадутся - бери. Хоть они и просроченные, народ их за милую душу сметает. Лекарства тоже хорошо идут. Вот со шмотьем по-разному бывает. Часто приносят гнилое, все разваливается тут же. Поэтому шмотки в последнюю очередь бери - если уж больше нечего будет.
        - Да знаю я, - бурчал Федор.
        - А все же, может, зря ты это? - сомневалась она.
        - Иначе у меня корочки сталкерские отберут, - отшучивался Федор. - Скажут, какой, мол, из тебя сталкер, если на поверхность ни ногой?

* * *
        И настал день, когда они с Курятычем отправились в путь. Химза и противогаз у Федора так и остались со времен путешествия, старик не стал забирать. «Конечно, ему не жалко, - подумал Федор, - он так часто наверху бывает, что все себе там может найти». Правда, автомат Данила все же ему не оставил, но у Федора на Китае был и свой арсенал.
        Проверив фонарик, парень на всякий случай решил взять еще и запасной. «Из оружия, наверное, лучше всего будет пистолет Макарова», - решил он. Федор был не из тех, кто обрастает барахлом, старался, чтоб вещей у него было немного, лишь самые необходимые, но хорошего качества. Его фляга и складной нож «Викторинокс» с набором лезвий для разных целей были предметом зависти многих одностанчан, и не раз его пытались раскрутить на игру в карты в надежде, что он поставит на кон вожделенные сокровища, но Федор был не настолько азартен.
        Вера провожала его. Ей было сказано, что они вернутся к утру. Впрочем, пусть не волнуется, если задержатся на денек - Курятыч знает места, где можно передневать. Вера заботливо собрала Федора, сунула с собой какую-то еду и вообще была так тиха и ласкова, что он чуть не раздумал уходить. На прощание поцеловала его, попросила беречь себя, сказала, что будет ждать. Федор потрепал ее по щеке, по черным волосам, чуть не расчувствовавшись.
        На этот раз они с Курятычем воспользовались выходом в город с другого конца станции - там, где в холле издавна была установлена огромная голова кого-то из героев древности. Когда гермоворота захлопнулись за ними, Федора уколол внезапный страх, а потом на смену ему пришло другое чувство. Он затруднялся назвать его, но больше всего это было похоже на предвкушение приключений. Что-то в этом роде он испытывал, когда там, на Электрозаводской, они шагали по туннелю в сторону заброшенной вентшахты, где был оборудован выход на поверхность, и он глядел в затылок идущей впереди девушки. Федору и теперь странным образом казалось, что каждый шаг приближает его к Неле, и он ощущал беспричинную радость.
        Они с Курятычем поднялись по заржавевшему эскалатору и вышли в подземный переход, когда-то весь уставленный палатками со всякой всячиной. Теперь все полезное из этих палаток уже растащили, что получше - сносили сами, что похуже - продали либо перевели на тряпки. И лишь под ботинками что-то иной раз неприятно похрустывало - кажется, рассыпавшиеся бусы, а может, битая посуда. Сохранился, впрочем, указатель, на котором было написано «К памятнику героям Плевны».
        Когда поднялись по ступенькам, Курятыч сделал знак остановиться и долго осматривался. Наконец, махнул рукой Федору - можно, мол! Федор поднялся наверх и огляделся. Они находились на открытом пространстве - прямо перед ними была широкая улица, за ней темнели громады домов. По левую руку возвышалась небольшая башенка, увенчанная крестом - наверное, тот самый памятник. За ней начинались джунгли - видимо, бульвар, о котором говорил Курятыч. Местность здесь шла под уклон; внизу, где кончался бульвар, все утопало в тумане. В свете луны Федор с содроганием различил возвышавшийся в отдалении замок Дракулы. Вокруг него все так же клубились сероватые облака - словно клубы дыма.
        «Электростанция, - вспомнил Федор. - Значит, она и теперь работает. Интересно, кому теперь несдобровать?» Черные крылатые тени метались вокруг главной башни замка, изредка оглашая воздух пронзительными криками. И хотя вичухи были достаточно далеко и заметить путников никак не могли, у Федора похолодело в затылке - где-то там нашел свою смерть Фил.
        Чуть правее замка послышался вдруг громкий плеск и трубные звуки. Федор вспомнил, что замок стоит на берегу большой реки. Видно, какая-то живность снова резвилась там.
        Федор догадался, что Кремль - где-то еще правее, скрыт высокими домами, между которыми вглубь уходили переулки. Вход в ближайший из них, прямо напротив, был перегорожен огромным двухэтажным автобусом, который был когда-то выкрашен в веселый красный цвет. Автобус стоял так, что сомнений не оставалось - его установили здесь специально. И, словно бы и этой меры было недостаточно, рядом висел лист жести, где грубо, от руки, белой краской был намалеван череп и скрещенные под ним кости.
        Федор поспешно перевел взгляд на ближайшие к нему объекты. Чуть левее увенчанной крестом башенки в начале бульвара он увидел красную будочку в желтый цветочек. На той стороне улицы располагалось длинное продолговатое серое здание, стоявшее к дороге торцом. Курятыч успел рассказать Федору перед выходом, что это очень известный ранее Политехнический музей, только теперь туда ходить незачем - ничего хорошего там не найдешь, а на всякую нечисть запросто можно нарваться. А в лунные ночи, говорят, там и призраки бродят.
        Один сталкер рассказывал, что слышал в большом зале мужской голос, читавший стихи, а потом мимо него начали проходить странно одетые люди. И так он на них засмотрелся, что чуть не угодил в пасть горгону, который, стоя в углу зала, удачно прикидывался неимоверно разросшимся безобидным комнатным растением. Почему-то некоторые твари особенно любят музеи, библиотеки либо книжные магазины. А тут поблизости, на Лубянке, как раз есть большой книжный, раньше туда ходили сталкеры за книгами, но в последнее время даже самых храбрых не заманишь - жизнь дороже. Стигматы - это еще самое безобидное, что можно там встретить.
        А еще за Политехническим есть большое здание, на котором написано «Детский мир». Туда тоже без толку ходить, потому что за несколько лет до Катастрофы там начался ремонт, который так и не успели закончить, поэтому если кто думает, что найдет там что-нибудь полезное, одежду или игрушки, то глубоко ошибается. Зато на верхних этажах, по слухам, любят гнездиться вичухи.
        Они прошли мимо ярко раскрашенной будочки, из чудом сохранившейся надписи на двери Федор уяснил, что это туалет, а вход стоит 25 рублей. Это были деньги верхних людей, Федор никак не мог решить, много это или мало. И фыркнул, подумав, что раньше верхним людям всюду приходилось платить - вот и в музей, говорят, тоже нужны были билеты. А теперь туда можно зайти совершенно бесплатно, и даже что-нибудь прихватить оттуда на память, но что-то не хочется. Не пришлось бы расплатиться самым дорогим - собственной жизнью.
        А впереди небольшая церковь, похожая на ту, что они видели с Нелей и Данилой у другого входа на Китай-город, обозначала начало улицы со смешным названием Маросейка - отправной точки их маршрута.
        Они медленно шли по улице, то и дело оглядываясь. Ночь была тихой, лишь шелестела проросшая сквозь трещины в асфальте трава и попискивали какие-то существа в ветвях возвышавшихся во дворах деревьев. Теперь Федору было уже жарко, и он жалел, что приходится идти в защитном костюме, что нельзя подставить ветерку разгоряченную кожу.
        Дома здесь чаще попадались в два-три этажа, на первых этажах чуть ли не в каждом доме были небольшие магазинчики. Вывески покосились, разобрать, что там продавалось, можно было с трудом. Федор подумал, что, скорее всего, какая-нибудь еда, и вздохнул грустно. Попадались заброшенные кафешки, откуда все полезное тоже было давным-давно вынесено. Еще очень часто встречались аптеки, которые Федор научился узнавать по зеленому кресту над входом. Курятыч заглянул в одну из них, задумчиво порылся в ящичках. Федор увидел на полу скелет в странной позе - он словно обнимал пластиковую папку, накрывая ее собой.
        - Это Люся, - пророкотал Курятыч.
        Судя по остаткам одежды и волос, скелет и вправду принадлежал когда-то девушке.
        - Ты ее знал? - удивился Федор.
        - Не, это мы с ребятами ее прозвали так. Она, видно, бумаги какие-то несла из одной конторы в другую, спешила - девчонка на побегушках, секретарша. Тут ее и накрыло. Она небось даже понять не успела, что случилось. В метро не добежала или не сообразила, здесь укрылась, здесь и померла. Вишь, даже после смерти бумаги свои бережет. Кто-то из наших говорил даже, что в полнолуние она встает и бродит со своей папочкой, ищет то место, куда ей велели бумаги отнести. Вот шутки шутками, а прошлый раз я ее вроде в другом магазине видел - в продуктовом. Я ее по папке узнаю - приметная она, Люся с ней никогда не расстается.
        Федору показалось, что голос Курятыча звучит как-то странно. На секунду он даже усомнился, в самом ли деле перед ним Курятыч или под химзой и маской скрывается совсем другой человек. Да и человек ли? Здесь, на поверхности, Курятыч стал казаться выше и шире в плечах, и голос, гулко звучавший из-под маски, сделался неузнаваемым. Федор взять в толк не мог, отчего так изменился его проводник.
        «Проводник, - вдруг екнуло у него в груди. - Вот я и нашел проводника… только того ли? И куда он меня заведет?» Эти рассказы о гуляющем по городу скелете с папкой не внушали Федору оптимизма. Вполне возможно, Курятыч просто решил подшутить над новичком, Федор знал, что так любят иной раз развлекаться бывалые сталкеры.
        А может быть, эта ночь так действует на него. Не зря же вновь исходит паром проклятая электростанция. «Тихо шифером шурша, крыши едут не спеша», - сказал сам себе Федор. Он тоже начинал чувствовать что-то такое… тянуло отправиться прямиком к замку вампира, поглядеть на то место, где в последний раз видел Фила. Он с трудом стряхнул наваждение. Нет, нельзя, а то потом захочется прогуляться до большой реки или до кремлевских башен… ведь все это здесь, поблизости.
        Наверное, в этом дело - в сидящей в Кремле биомассе. Она проголодалась и беспокойно шевелится, выискивая, высматривая. И хотя кремлевских башен отсюда не видно, ее брожение ощущается и здесь. Лучше подальше отсюда, лучше пойти вдоль Яузы. Над Яузой поднимается туман, в нем можно укрыться, и жуткие звери пройдут стороной. Где-то там, за туманом, на далекой Электрозаводской ждет его Неля - точно заколдованная принцесса, которую он должен разбудить поцелуем.
        На пути к ней столько опасностей, но он обязательно вернется к ней когда-нибудь, только искупается сперва в Яузе. Ему говорили, что перед Катастрофой это была очень грязная река, но за столько лет она наверняка очистилась. Ему еще в прошлый раз так хотелось окунуться, но Данила не разрешил бы. И Курятыч не разрешит, разве только сбежать от него. Черная вода в реке тихонько колышется, иногда раздается плеск - резвится рыба. И еще что-то там есть в глубине… притаилось и ждет.
        - Ты что, заснул, что ли? Не спи, замерзнешь! - услышал вдруг Федор гулкий голос Курятыча. И вздрогнул, возвращаясь к действительности. «Однако, - подумал он, - и Кремль вроде не слишком близко, а крышу уже сносит. Не раствориться бы в Нагвале».
        Они вышли из аптеки и отправились дальше. Попадались еще какие-то магазинчики, но Курятыч решительно шел мимо - он еще перед выходом предупредил Федора, что ближайшие к метро торговые точки давным-давно разграбили, а вот подальше, может, и удастся что-нибудь полезное обнаружить. Еще он сказал, что у другого выхода из метро вообще был целый торговый комплекс, расположенный в подвале. И вроде бы оттуда даже не успели все вынести - там завелись какие-то твари.
        Потом они все же заглянули в один из магазинов - но там были какие-то шмотки, подушки, в общем, явно не предметы первой необходимости. К тому же из-за выбитой витрины они были основательно попорчены сыростью.
        - Хреново, - высказался Курятыч, - по квартирам надо пошарить.
        Свернув в переулок, он повел Федора к высокому дому. Провалы подъездов зловеще чернели. Курятыч подошел к первому, посветил внутрь - Федор увидел на полу густую слизь. Курятыч чертыхнулся и отправился к следующему. Дверь там была двойная, и если первая была распахнута, то вторая - заперта. Курятыч пнул ее ногой, и дверь вылетела на удивление легко.
        Сталкер оглядел двери квартир на первом этаже. Чем-то они ему не понравились, и он приказал Федору подниматься на второй. Там они долго возились с тяжелой железной дверью, так и не сумели ее открыть и обратили внимание на соседнюю квартиру - дверь в нее была зазывно приотворена. Курятыч осторожно посветил - все было вроде тихо. И он бочком протиснулся внутрь, пока Федор страховал его снаружи. Потом подал изнутри условный сигнал стуком, и Федор тоже вошел.
        Убранство квартиры его поразило - никогда он не видел ничего подобного. Это было настолько непохоже на его детские воспоминания о родном жилье, что Федор испытал шок. Комната, в которую они попали, была вся увешана потемневшими от времени картинами, вдоль стен стояли массивные кожаные диваны, наверное, очень удобные. В метро Федор один раз видел что-то похожее - один из криминальных авторитетов заказал себе такой, но диван быстро пришел в негодность. С окон свисали какие-то необыкновенные занавески - тяжелые, с оборками внизу.
        Посередине комнаты стоял низенький прозрачный столик, на котором находилась забавная фигурка - зверь, держащий в лапах бочку. Федор заинтересовался - взял фигурку, принялся разглядывать, хоть и понимал, что это сущая ерунда. Когда перевернул, из бочки на стол вдруг посыпались какие-то блестящие цацки - кольца, серьги. Даже неопытный Федор понял, что вещи ценные, такие можно было выгодно выменять в метро. И пользуясь тем, что Курятыч отвлекся, роясь в маленьком шкафчике в углу, Федор сгреб все эти побрякушки и сунул в кармашек рюкзака. «Ничего, Курятыч себя в обиде не оставит, - подумал он. - Я это первый нашел, вещи мои по праву». Потом Федор вновь загляделся было на всю эту красоту вокруг, но его вернул к действительности окрик Курятыча. Тот сердито ворчал:
        - И взять-то нечего. Блин, и где у них тут кухня? Вот за что не люблю этих мажоров - так все запутано, не поймешь, где сортир, где пищеблок.
        Они прошли в другую комнату и увидели огромную кровать с задернутыми занавесками. Курятыч отдернул занавесь, и Федор вздрогнул - хозяин кровати обнаружился тут же. Впрочем, возможно, это была хозяйка - теперь уже трудно было установить. У изголовья валялось и стояло несколько бутылок. Курятыч одобрительно крякнул и принялся критически разглядывать их, а Федор старался не глядеть на то, что лежало на кровати, чуть прикрытое мягким одеялом. «Интересно, - подумал он, - проспал человек Катастрофу или просто был настолько пьян, что ему уже все было параллельно?» Судя по количеству бутылок, верным было второе предположение.
        Курятыч выбрал три бутылки, которые понравились ему больше других, и сунул себе в рюкзак. «Надеюсь, он потом не забудет со мной поделиться», - подумал Федор. И решил, что не мешало бы и ему разжиться чем-нибудь более существенным, чем побрякушки, которые, как известно, на хлеб не намажешь. Вдруг они окажутся малоценными - лучше подстраховаться. Но остальные бутылки оказались пустыми. Федор увидел маленькие картонные коробочки, валявшиеся на полу, и понял, что это лекарства. Разбираться, от чего они, времени не было, но на всякий случай Федор подобрал их - кто знает, вдруг пригодятся.
        Они покинули комнату и пошли дальше. Миновали еще пару помещений, но так и не поняли, где хозяин квартиры хранил запасы еды, если таковые у него вообще имелись. Оружия тоже не нашли. Не такой уж богатой оказалась их добыча, хотя квартира и выглядела шикарно. Возможно, тут уже побывали до них другие охотники за сокровищами.
        - Ладно, уходим, - решил Курятыч.
        В другой квартире, где обстановка была куда скуднее, им повезло больше - тут на крохотной кухоньке обнаружилось-таки кое-что из еды. В висячем шкафчике нашлось несколько пачек чая - это был очень ценный товар, и Курятыч поделился с Федором по-братски.
        В нижнем шкафу были запасы крупы, но они оказались безнадежно испорчены. В них обитали крошечные червячки, и, судя по состоянию крупы, это было уже не первое поколение личинок, которое здесь вырастало. Червячков, пожалуй, было даже больше, чем крупы, и Федор вспомнил старый анекдот про кашу «с мясом». Зато, пошарив еще, Федор обнаружил полбанки кофейных зерен - это была удача.
        Ему начинало нравиться это занятие. Весь фокус, оказывается, в том, чтобы правильно выбрать место и если повезет, можно за один удачный выход обеспечить себе безбедную жизнь на пару месяцев. Это не Веркины мелочные расчеты, это, оказывается, стоящее дело.
        Тем временем Курятыч миновал пару домов, объяснив, что там конторы, и взять нечего, кроме древних компов, которые теперь никому на фиг не сдались. В одно здание они сунулись было, но, поднявшись на второй этаж, обнаружили кабинеты, где стояли столы, стулья и стеллажи с книгами. «Библиотека», - с досадой буркнул Курятыч, и Федор вновь посетовал, что так и не научился разбираться в книгах. Вот если бы с ними был Фил, он мог бы определить, какие имеют ценность и теперь, а наобум тащить непонятно что не хотелось. Впрочем, в одной из комнат они обнаружили старый холодильник, а в нем - несколько банок консервов, которые Федор и сунул к себе в рюкзак за неимением лучшего.
        Вновь оказавшись на улице, Федор засмотрелся на красивый светлый дом с колоннами. Умели же раньше строить! Вот только какой-то он облезлый весь, обветшалый. Федор машинально посветил фонариком на табличку и разобрал последние слова - «охраняется государством». Только зачем и сюда поставили эти уродские статуи - они потемнели от времени и выглядят какими-то безобразными наростами.
        Попав в луч фонаря, одна из статуй вдруг шевельнулась. Чудовище оказалось вовсе не каменным. Оно зашипело и оскалило зубы.
        - Бежим! - заорал сзади Курятыч и кинулся прочь. И вдруг исчез.
        Мчавшийся за ним Федор тоже не успел затормозить и почувствовал, что летит куда-то кубарем. Оказалось, что на этом месте в асфальтовой мостовой образовалась огромная дыра, в которую оба они и свалились. Вдобавок набитый рюкзак больно ударил Федора по спине - с непривычки он не упаковал толком банки, и теперь одна из них нет-нет да и напоминала о себе твердыми краями.
        Некоторое время Федор ничего вокруг себя не видел, только слышал, как ругается сквозь зубы Курятыч - значит, живой. Кажется, он сетовал, что у него при падении разбилась одна из бутылок. Потом Федор вспомнил, что у него есть фонарик. Извлек его из кармана, посветил. Они находились в коридоре, выложенным красным кирпичом. Кладка явно была очень старой, кое-где в стенах виднелись трещины, многие кирпичи вывалились из стены. Федор посветил вверх - там над головой где-то далеко виднелось темное небо, несколько звездочек. Вдруг чья-то тень заслонила звезды, Федор услышал тяжелое дыхание существа, принюхивавшегося к ним.
        - Уходим, - крикнул Курятыч. И они помчались куда-то дальше по подземному ходу, спотыкаясь, падая.
        Впереди вдруг замерцал слабый свет, но неведомый зверь сзади пугал их больше. Пробежав еще немного, они оказались в просторном подвале. В середине горел небольшой костер, дальние стены терялись во тьме. А у костра сидело несколько человек. Федор увидел направленные на них с Курятычем ружейные дула и понял, что дело плохо.
        - Ну-ка, посмотрим, что за гости к нам пожаловали, - лениво процедил один из них.
        «Кажется, я попал», - подумал Федор. Голос показался ему знакомым, но, ослепленный светом, он не мог пока разглядеть лицо говорившего. Он вдруг вспомнил рассказы Данилы про уголовников Хитровского рынка, уходивших подземными ходами от облав. Может, на самом деле это место так и служило с тех пор притоном? «Ну ничего, - подбадривал себя Федор, - с бандитами тоже можно договориться, поладить, мне ли не знать, я ж на Китае сколько времени живу».
        - Вы кто ж такие будете? - продолжал тот же голос. - А ну, покажитесь!
        Федор стащил противогаз, Курятыч последовал его примеру.
        - Куда путь держите, по какой надобности? - продолжал допрашивать неизвестный.
        Федор заметил, что он высок и строен, одет во все черное, а на голове у него - черная бейсболка. Козырек он надвинул на лицо так, чтобы разглядеть его было трудно. Федор подивился неуместности такого головного убора в подземке, а потом решил, что у мужика, видно, такой способ избегать нежелательного внимания. Балаклава, конечно, скрыла бы лицо надежнее, но и так неплохо. Федор пытался угадать хоть что-то по голосу, но понял только, что мужик немолодой уже, скорее всего.
        - Сталкеры мы, - выдавил Курятыч, - вышли полезного чего поискать, а сюда к вам случайно попали. Не серчайте, коли что не так. Уйдем сейчас.
        - Да кто ж вас отпустит-то? - встрял в разговор сидевший поодаль грузный рыжеватый детина в костюме защитного цвета, перетянутый ремнями. - Мы вас отпустим, а вы про нас все и расскажете?
        - Да чего нам рассказывать, вот жизнью своей клянусь, ни словечка не пророним. Да ведь мы вас и не знаем, добрые люди. Давайте разойдемся мирно - вы своим путем, а мы - своим.
        - Что скажешь, командир? - спросил рыжеватый у того, кто расспрашивал сталкеров. - По мне, так кончать их надо.
        - Кровожадный ты не в меру, Фитиль, - укорил тот. - И, окинув взглядом еще раз бледные лица сталкеров и своих товарищей, властно сказал:
        - Пусть уходят с миром.
        - Ты чего, они же растреплют все, - заорал Фитиль.
        - Я сказал - пусть уходят. И без базара. А чтоб чего не вышло, я их сам сейчас провожу.
        И неизвестный, легко поднявшись с места, отрывисто кинул Федору и Курятычу:
        - Идемте! Фитиль, посвети.
        Тем ничего не оставалось делать, как подчиниться. Тип в бейсболке шел первым, за ним плелись пленники, а замыкал шествие Фитиль с фонариком. Федор думал, что это могла быть и ловушка. Сейчас этот тип усыпит их бдительность, а потом пристрелит. Рука его невольно потянулась к висевшему на поясе ножу.
        - Ну-ну, без глупостей мне, - не оборачиваясь, процедил их спутник. И Федор послушался, опустил руку. Тем более что начал узнавать этот голос, этот взгляд.
        Хотя тот, кто вел их, все время отворачивался и вообще старался, чтоб лицо его было в тени, кое-какие подробности Федору удалось разглядеть: у мужика были черные с проседью волосы и орлиный нос. Один раз свет фонарика упал на его лицо - из-под козырька бейсболки блеснули темные глаза. Это, без сомнения, был тот самый незнакомец, что вышел к ним, когда они отсиживались в подземелье недалеко от Лефортовского моста. Федор видел его тогда в полусне, но сейчас уверенно опознал. И где-то еще он видел эти глаза. Вот только какая корысть была этому типу спасать их, Федор так и не понял.
        Их провожатый остановился, указал вперед:
        - Отсюда сами пойдете. И противогазы здесь лучше уже надеть. А о нашей встрече советую молчать - целей будете.
        - Да мы ни словечка, - заикнулся было Курятыч.
        - Еще немного пройдете - будут ступеньки вверх. Попадете в подвал, а оттуда - наверх, на улицу.
        Курятыч так и рванул вперед. Федор шел за ним, первое время еще ожидая выстрела в спину, не веря, что все обошлось. Но никто их не преследовал. Коридор все сужался, и как раз когда Федор испытал очередные сомнения - не западня ли это, они и впрямь увидели узкую, выложенную кирпичом лестницу, ведущую вверх.
        Казалось, целую вечность преодолевали они выщербленные древние ступеньки, которые иной раз крошились под ногами. Наконец, и впрямь очутились в подвале, где пол был усыпан битыми кирпичами.
        - Уф, - выдохнул из-под маски Курятыч. - Я уж думал все, конец нам. Ты хоть знаешь, кто это был?
        - Понятия не имею, - сказал Федор.
        - Да сам Лефорт и был. Значит, не убили его еще. Я так и думал, что эти слухи он сам про себя распускает.
        - Надо валить отсюда побыстрее, пока он не передумал, - буркнул Федор.
        Курятыч, признав справедливость этого замечания, принялся освещать подвал в поисках выхода.
        Федору было сильно не по себе. Он вспомнил, наконец, где еще он видел эти черные глаза, слышал этот голос - в закусочной на Новокузнецкой, когда ему гадала навязчивая цыганка, так настойчиво предупреждавшая об опасности общения с Нелей. Холодок снова прошел у Федора по спине. Во что же он ввязался? И какое отношение этот бандит имеет к хрупкой девушке, которая так запала ему в душу?
        Они с трудом нашли неприметный лаз, который вывел к закрытой двери. Дверь на удивление легко подалась, выпуская их в ночь. Они оказались во дворе. Курятыч некоторое время осматривался, потом ткнул рукой в направлении ближайшей подворотни. Пройдя сквозь нее, они оказались на той же улице либо на очень похожей.
        Курятыч огляделся и вдруг схватил Федора за руку.
        - Клыканы!
        Федор увидел впереди темные тени. Собакоподобные хищники застыли, глядя на людей. Федор попытался сосчитать их - кажется, пять, но возможно, это не вся стая, скорее всего, остальные затаились поблизости.
        Прошла минута, другая. Звери не торопились нападать - видимо, были не голодны. Но когда Курятыч неуверенно сделал шаг вперед, самый крупный глухо заворчал.
        - Нам обратно на Китай теперь никак. Не пройдем мимо них. Нам теперь только к Курской, - обреченно сказал Курятыч.
        - Как это - к Курской? - обалдел Федор.
        - Да она тут недалеко - не дрейфь, прорвемся.
        Курятыч еще что-то пробурчал себе под нос и припустил вперед.
        Миновали небольшой садик, где сидел мужик в очках и пальто, с бородкой, чем-то неуловимо похожий на их спасителя. Федор с опаской пригляделся - нет, на этот раз вроде точно памятник, без обману. Пройдя еще немного, свернули в переулок со смешным названием «Лялин». Еще запомнилась Федору вывеска, на которой было написано «Булошная». Чем-то таким уютным и домащним повеяло от этого слова, даже рот наполнился слюной. Потом свернули в следующий переулок, который через несколько минут вывел их на забитую заржавевшими машинами широкую улицу.
        - Садовое, - буркнул Курятыч. - Атриум, - указал он на покосившиеся башенки и разбитую стеклянную крышу торгового центра, находившегося немного правее на той стороне. - Курская, - ткнул он в направлении ближайшего высокого дома напротив.
        «И где тут метро?» - подумал Федор. Он шагнул было вперед, но окрик напарника остановил его.
        - Не так быстро, - сказал Курятыч, наставив на него автомат.
        - Курятыч, ты чего? - удивился Федор.
        - Прежде нам надо еще в одно место зайти, - пробурчал сталкер. - Пошли. И не дергайся, не то всажу в тебя всю обойму.
        «Он нарочно завел меня сюда, - мелькнуло в голове Федора. - У него на меня какие-то свои виды. И если я не вернусь, никто не удивится, решат, что мутанты сожрали. Это ж надо было так влипнуть. А может, у него крыша поехала?».
        Но дуло автомата глядело ему в грудь, и Федору ничего другого не оставалось, как подчиниться. Он вспомнил - где-то здесь находится тот самый Винзавод, в полуразрушенных цехах которого бродят одержимые. Может, Курятыч ведет дела с ними и решил навестить? Сталкер вел его куда-то влево, они пересекли дорогу и углубились в проход между домами. За полуразрушенным стеклянным зданием открылись вдруг такие жуткие трущобы, что Федору стало не по себе. В окнах низенького ветхого кирпичного строения, державшегося каким-то чудом, мелькнул слабый свет. Фонарик?
        Курятыч принялся издавать странные звуки - что-то среднее между воем кота и криком вичухи. В ответ фонарик мелькнул три раза и погас.
        - Пошли, - буркнул Курятыч и вдруг как-то странно дернулся, развернулся, еще мгновение стоял, пошатываясь, затем выронил автомат и начал падать.
        Федор успел заметить, что из спины у него торчит какая-то палка с перьями на конце, и, не теряя времени, кинулся за угол ближайшего дома. Над головой что-то свистнуло, и на него посыпались мелкие камушки, но Федор не останавливался.
        Он продолжал бежать и тогда, когда уже выскочил снова на улицу, и опомнился только возле входа в здание с башенками. Где-то здесь вход в метро… или не здесь? На стене соседнего дома он увидел вроде букву «М», но она выглядела как-то иначе, чем та, что обозначала метро. Та была словно зигзаг, а эта - узкая, высокая. Что-то она напоминала Федору - он никак не мог вспомнить.
        Поблизости раздался какой-то шум, и Федор на всякий случай шустро юркнул в стеклянные двери. Пройдя немного, он попал в небольшой холл, наверх вел эскалатор, как в метро, а по бокам за стеклянными стенами располагались небольшие отсеки. Над ними кое-где видны были полуосыпавшиеся непонятные надписи. Впрочем, одну Федор опознал - похожая была на небольшом ярлычке, вшитом в шов рубашки, которую ему подарила Вера. Рубашка Федору нравилась, и он решил заглянуть в отсек.
        Там валялись какие-то пластиковые панели, на полу лежала куча хлама. Федор разочарованно вздохнул и снова вышел в коридор. Он понял, что это точно не вход в метро: хотя похожие отсеки он видел во многих переходах, но эскалатор здесь вел не вниз, под землю, как положено, а на второй этаж. Был, похоже, и третий, а сверху - стеклянная крыша, в нескольких местах пробитая.
        Под потолком вились лианы, по ним носились непонятные создания. Для летучих мышей они были явно великоваты. «Скорее уж, летучие крысы», - подумал Федор. Он совсем было собрался уходить из этого места, как вдруг внимание его привлекла белая женская фигура, закутанная во что-то пушистое.
        Федор подошел поближе - ему вдруг показалось, что у женщины лицо Нели. Это напомнило ему, зачем он здесь оказался. Пластмассовая искусственная женщина была закутана в меховую курточку, и Федор решил взять ее для Нели - может, она согреется, наконец, и ее перестанет бить кашель. Наверное, можно было поискать еще что-нибудь, но Федору уже становилось страшно в этом пустынном сооружении, где тишину нарушали лишь его шаги и время от времени шорох и писк, доносившиеся сверху.
        Он поднял первую попавшуюся тряпку, покрутил в руках, отбросил, взял другую - кажется, это были брюки. Потом сунул несколько вещей в рюкзак, осторожно пошел дальше - и наткнулся-таки на короткий эскалатор вниз, но судя по табличке, там было не метро, а химчистка, и еще, кажется, продуктовый. Химчистка его не интересовала, а вот в продуктовый заглянуть было бы неплохо, но Федор вдруг почувствовал, что силы у него на исходе. Он давно уже взмок от пота, набитый рюкзак, который в начале пути казался не таким уж тяжелым, теперь с непривычки оттягивал плечи, да еще ногу он ухитрился натереть. И пить очень хотелось, в горле пересохло - сказывалось отсутствие тренировок. Федор начал понимать, что работа у сталкеров вовсе не такая уж легкая: казалось бы, вот она - добыча, а взять ее уже сил нет.
        Пора было позаботиться о своей безопасности, поискать вход в метро - иначе утро застанет его на поверхности, что ему вовсе не улыбалось. И Федор тихонько поплелся к двери на улицу, пытаясь утешить себя соображениями, что если тут недалеко метро, то продуктовый давным-давно разграблен и ходить туда - только время тратить зря. Вспомнил он и об одержимых, которые, судя по всему, обитали где-то поблизости и наверняка тоже могли в любой момент наведаться сюда.
        Выйдя на широкую улицу, Федор повернул направо. Дома подавляли его своими размерами - он чувствовал себя букашкой, затерянной в каменных джунглях. Увидев какое-то движение на дороге, он замер. Но то был гигантский слизень, который, лавируя между остовами машин, величаво полз куда-то по одному ему известным делам.
        Федор тихонько побрел дальше, дойдя до конца здания, снова повернул направо. Проход между домами вывел его на площадь, над которой нависало огромное серое здание. «…ский вокзал» - гласила надпись наверху.
        «Где-то здесь должно быть метро», - в панике подумал Федор. Он слышал от сталкеров, что возле каждого вокзала есть метро - так было устроено когда-то, чтоб приехавшие могли добраться потом до дома. Иногда вход в метро находился внутри самого вокзала.
        Федор глядел на серую громаду и испытывал непреодолимый ужас. Ему казалось, что внутри до сих пор лежат трупы тех, кто во время Катастрофы не успел укрыться в подземке. И даже если бы он все-таки решился войти внутрь, то в поисках метро вполне мог заблудиться и выйти туда, где начинаются рельсы, уводящие в дальние края. Он представил, как сбывается вечный его кошмар - он стоит на платформе, а поезд-призрак неслышно подкатывает и услужливо распахивает двери, за которыми - чернота.
        И пока он вот так колебался, он услышал вдруг откуда-то справа пока еще приглушенные ритмичные звуки - словно кто-то через равные промежутки времени ударял палкой по какому-то гулкому предмету - пустому ведру или тазу.
        «Только этого еще не хватало», - в панике подумал Федор. Он надеялся, что напасть обойдет стороной. Но звуки явно приближались. Он уже различал не только удары - доносились до него и обрывки нестройных завываний. В направлении вокзала явно двигалась толпа, и у Федора не было ни малейшего желания попадаться ей на пути.
        Он лихорадочно оглядывался, прикидывая, куда лучше отступить. В здание со стеклянной крышей он решил не возвращаться - там его легко было в случае чего загнать в один из отсеков как в ловушку. Толкнулся в здание напротив - первая дверь оказалась запертой. За второй дверью оказалось небольшое помещение, служившее раньше, видимо, продуктовым магазином. Но теперь одни обертки, коробки и разбитые банки валялись на полу.
        Федор окинул помещение беглым взглядом и решил, что укрыться тут негде. К тому же вполне вероятно, что сюда еще кто-нибудь решит наведаться в надежде найти недоеденное. Федор выскочил наружу, отметив про себя, что шум приближается - толпа явно двигалась сюда, на площадь перед вокзалом.
        Федору показалось, что он видит там, в середине площади, кучу сваленных кое-как палок, досок и прочего хлама. «Может, они сейчас придут сюда разводить костер и плясать вокруг него?» - думал он, лихорадочно вспоминая, что еще рассказывал ему Данила о повадках местных дикарей. Федору ясно было одно - если он немедленно не скроется отсюда, у него есть шансы быть зажаренным на этом костре. Но каменные джунгли за спиной пугали не меньше. Федор наугад толкнул тяжелую деревянную дверь, находившуюся рядом с продуктовым магазином.
        Внутри было небольшое помещение, каменные ступени вели вниз. Федор пригляделся - на полу валялся по углам всякий хлам, но в середине проход явно был расчищен, и на полу виднелись отпечатки ботинок с рифленой подошвой. Здесь кто-то прошел не так давно.
        Федор неуверенно двинулся вниз по ступеням, потом завернул и оказался в другом помещении, размерами чуть больше. Но теперь сомнений у него не было - здесь стояли турникеты, а на стене висела схема метро. Он нашел вход! Миновав турникеты, спустился по эскалатору и вскоре уже стучался в гермоворота Курской-радиальной.
        Открывшие ему часовые, казалось, не особенно удивились. Федор решил молчать о происшедшем, показал свои корочки и объяснил, что вышел с Китая, но на обратной дороге наткнулся на клыканов, заплутал и в итоге случайно оказался здесь. Про напарника он вообще не сказал ни слова. Часовые сочувственно переглянулись - им и не такое доводилось слышать.
        После необходимых дезактивационных процедур Федор первым делом снял палатку за три патрона и, сдав самое ценное в камеру хранения, завалился спать на дырявом, но относительно чистом матрасе.
        Проснувшись, он долго не мог сообразить, как оказался здесь. Потом все вспомнил, и настроение у него испортилось. Особенно тягостное впечатление произвела смерть Курятыча. Было ощущение, что полоса везения сменилась в жизни Федора чередой неудач, и хотелось уже пережить ее скорее. Умные люди рассказывали ему, что так бывает - то подфартит, то сплошные обломы пойдут, главное - не паниковать, ждать спокойно своего часа. Но вообще-то ему не слишком было жалко Курятыча - уж больно странно тот себя вел, грозил оружием и вообще. «Так ему и надо, - твердил внутренний голос, - сам виноват».
        Федор отправился умываться - выспался он, на удивление, совсем неплохо: то ли здесь ночью не так шумели, как на Китае, то ли он спал таким мертвым сном, что ничего не слышал. Потом он пошел искать еду, и вскоре приобрел у торговцев за десять пулек шампур свиного шашлыка и еще за три - кружку браги.
        После того как поел, мысли пришли в относительный порядок и настроение немного улучшилось. «Курская, - подумал он, - ведь отсюда недалеко по прямой до Электрозаводской. Пара остановок - и он сможет увидеть Нелю. От одной этой мысли стало тепло в груди. Федор вдруг понял - именно этого ему и хотелось все последние дни.
        Он отправился узнавать про дрезину и выяснил, что примерно через час партия работяг должна отправиться на Семеновскую. Федор вспомнил зловещий смех в туннеле, но решил, что на дрезине, да еще в окружении людей, опасность ему не грозит.
        Он достал из рюкзака и повертел в руках меховую курточку, прихваченную в магазине - ее пришлось тоже подвергнуть процедуре дезактивации, теперь она уже почти высохла, но вроде стала меньше и не такой красивой. И все-таки в метро такие вещи были редкостью. Он подумал, что Неля наверняка обрадуется подарку. Но на душе было как-то тяжело, точно гибель Курятыча стала недобрым предзнаменованием.
        Глава 15
        Сомнения
        Первый, кто ему встретился на Электрозаводской, был Виталя.
        - Ничего себе, - вытаращил он глаза, - а мы тебя похоронили давно. Думали, старик тебя хозяину Яузы скормил.
        - Кому? - похолодев, переспросил Федор. Прежние подозрения вдруг нахлынули с новой силой. А Виталя простодушно продолжал:
        - Знаешь, что мне про него рассказали - что он в свои походы нарочно кого-нибудь берет специально для этого. Чтоб задобрить речного хозяина.
        - Врешь, - похолодев, сказал Федор.
        - Очень надо, - обиделся Виталя. - А почему, ты думаешь, к реке все боятся соваться, а он уже который раз живым возвращается оттуда? Почему его пропускают? Мне тут такую штуку рассказали - прям жуть кошмарная. Речной хозяин сам выбирает, кого забрать к себе. Вот так живет человек, живет - а потом тоска на него находит, и начинает его наверх тянуть, сны странные снятся. Это значит - зов он услышал. Хозяин в реке сидит и тоску на него насылает. И все, почитай, пропал человек - вроде еще ходит, а на самом деле уже покойник. Такой не успокоится, пока на поверхность не выберется, и к реке дорогу не найдет. А речной хозяин его уже там поджидает. Чего, думаешь, тот бедолага с вами вдруг собрался? Он зов услышал. А у старика на такие дела глаз наметанный, ему это и на руку.
        Федор вспомнил, как в прошлый раз здесь, на станции, рассказывали ему про утопленницу.
        - Не может того быть, - пробормотал он, похолодев.
        - Не может? А где ж теперь чудик этот, который с вами увязался?
        Федор развел руками. Виталя понимающе кивнул.
        - Я так и думал, что сожрали его. Слишком уж умный был. Старик, правда, говорил, что вроде он в большом метро остался, но ему уже не верит никто. Стольких напарников угробил. Я и тебя-то уж не думал увидать, - и Виталя хлопнул его по плечу, показывая, как рад встрече. - Как же ты-то уцелел? Видно, сильно тебя ждал кто-то там, в метро.
        Федор вспомнил Веру, и ему стало совестно. Он вздохнул.
        - То-то и оно, - сказал Виталя, решив, что Федору жаль пропавшего философа. - Хоть и никчемный был человек, а все же живая душа. Грех старик на себя взял. Если б не боялись его так, давно бы уже сожгли, чтоб и духу его не осталось, колдуна проклятого.
        - А что за хозяин такой? На кого он похож? - спросил Федор.
        - Да как тебе сказать, - понизил голос Виталя. - Его почти и не видел никто. А те, кто с ним близко познакомился, рассказать уже не могут, понятное дело. Но поговаривают, что он огромный, бесформенный, и из всех мест у него щупальца растут, и на каждом - присоски. По суше он вообще не может передвигаться, а вот в реке он - хозяин. И чтоб пропустил, надо его задобрить. Или сам он, как проголодается, начинает звать к себе. На некоторых не действует - чует человек, что не по себе ему, но думает - голова, мол, болит. А которые послабее, те поддаются. Сны начинают страшные видеть, и тянет их наружу, к реке.
        Федор вздрогнул, вспомнив черную кляксу на кирпичной стене, с которой разговаривала Неля, а затем шлюз и мощное темное щупальце, утащившее стрелка с баржи. А Виталя возбужденно продолжал.
        - А еще, говорят, старик могильщиком подрабатывал раньше - трупы на поверхность выносил хоронить. Кто их знает, чего он там с ними делал - не проверишь ведь? Может, тоже хозяину скармливал.
        - Чушь, - сказал Федор. - Это ж сколько возни - покойника до реки дотащить. Не верю.
        - Так у него тогда парень в подручных был вместо девчонки. А потом парень пропал. У него напарники подолгу не задерживаются. Девчонка вот дольше всех с ним ходит, так ведь про нее говорят, что она и сама - ведьма. И еще много чего говорят.
        - А где она, кстати? - спросил Федор.
        Виталя недовольно тряхнул головой, словно вопрос его даже оскорбил:
        - Не знаю. Дня два как наверх ушли. Когда вернутся - никому не докладывались. Да хоть бы они сгинули там, колдуны проклятые. Дождутся - кончится у людей терпение.
        «Черт, - подумал Федор, - надо срочно забирать Нельку отсюда, как только вернется, и уходить туда, где нас не знают. А то здесь ей жизни не дадут».
        Вдруг он вспомнил свои сны, смутное беспокойство, желание подняться на поверхность. Может быть, оттого, что его звали? Он слышал о монстрах-телепатах, да и что далеко ходить за примерами - на Китае очень любили рассказывать про засевшую в Кремле разумную биомассу. Но могло ли быть так, чтоб за несколько километров, сквозь толщу земли, он слышал этот зов? И что теперь ему делать, если это правда?
        - А можно устоять перед зовом? - спросил он Виталю.
        Тот подозрительно посмотрел на него:
        - А ты что - тоже слышать стал? Эх, не надо было тебе со стариком ходить. Но может, оно и поправимо. Наверное, можно и устоять, а то бы мы все уже давно к хозяину отправились. Тут главное дело - не поддаваться. Старик должен знать, как с ним сладить, - он уже давно наверх ходит. Вот только захочет ли сказать, черт вредный.
        Настроение у Федора совсем испортилось. Он уныло брел по станции, когда кто-то окликнул его. Он обернулся и увидел Дарью. Выглядела вдова сталкера уже не такой изможденной - словно бы немного отъелась, в глазах появился блеск. Он и узнал-то ее скорее по голосу - так непохожа она была на замученную бледную тетку, которую он видел прошлый раз.
        Федор машинально отметил, что она вообще-то ничего - не красавица, конечно, но и уродиной не назовешь. И на этот раз оделась она не в потертый мужской халат, а в какое-то подобие платья. Правда, заметно было, что собирали его по частям - видно, изначально оно было коротким, и пришлось удлинить его материей другого цвета, но Федору случалось видеть и более странные одежды. А лицо у нее было бы даже приятным, если бы не портило его отсутствие пары передних зубов. Пока она молчала, это было незаметно, но стоило ей заговорить или улыбнуться - дыра во рту начинала выглядеть как-то нелепо. Впрочем, Дарью, похоже, это ни капли не смущало.
        - Так и не нашли твоего мужа? - сочувственно спросил Федор.
        Дарья покачала головой, вздохнула - впрочем, довольно равнодушно, скорее для виду.
        - Как дети? - спросил Федор.
        - Младший помер, отмучился, - сказала Дарья, даже не пытаясь изобразить печаль. - Может, оно и к лучшему - сразу было ясно, что не жилец. А Селя ничего, растет. Уже к делу приставила ее, на кухне помогает - заодно там и покормят лишний раз.
        - Такая маленькая - и уже работает? - удивился Федор, вспомнив кукольную хрупкость девочки. Ему стало жаль малышку, названную именем королевы. «Принцесса-замараш-ка», - подумал он. Потом представил себе, кем бы могла стать со временем девчонка с такой внешностью на Китай-городе, и решил, что кухня, в сущности, еще не самое плохое для нее место. Дарья словно прочла его мысли.
        - Девочке теперь лучше, чем при отце, - в голосе ее послышалось раздражение. - Хотя бы ест досыта. Кое-кто не оставляет нас, тоже помогает, - понизила она голос.
        - Кто? - простодушно переспросил Федор, но вдова прижала палец к губам.
        - Т-с-с, его нельзя называть здесь по имени. Но я каждый день за его здоровье молюсь, и за Нельку отдельно. Она обещала, что помогут, и не соврала. Только что-то совсем она разболелась последнее время, бедняжка, кашляет. А ты по делам к нам?
        - Ну да, надо со стариком кое-что перетереть, - неопределенно сказал Федор.
        В глазах у Дарьи тут же вспыхнул интерес.
        - Мне Нелька говорила - старик тебе предлагал с ними ходить, - протянула она, многозначительно глядя на Федора. - Значит, ты к нему по этому делу?
        - Там видно будет, - уклончиво сказал Федор. Внезапный интерес Дарьи ему совсем не по душе был. «Ни одного сталкера не пропустила», - вспомнил он слова Витали. Значит, теперь, если он попадет в число сталкеров, он тоже станет для нее объектом охоты?
        Дарья как-то двусмысленно улыбнулась.
        - Пойдем, я тебя чаем напою, - предложила она. Кокетливо повела плечом, многозначительно взглянула. Похоже, она уже начала оправляться от своих потерь.
        И вдруг Федор увидел торопившегося к ним Виталю.
        - Слышь, - сказал Виталя, - тебя тут один мутный тип ищет. А я и забыл совсем.
        - Меня? А зачем я ему сдался? - удивился Федор. Внутри тревожно екнуло.
        - Без понятия, - сказал Виталя. - Он вчера пришел, и сегодня к вечеру хотел прийти.
        - А откуда он знал, что я тут появлюсь? - удивился Федор. Виталя только плечами пожал и с озабоченным видом вновь куда-то скрылся.
        Федор, ошарашенный всей этой информацией, решил, что лучше ему не дожидаться странного типа. Может, конечно, тот искал его по делу, но сомнения не отпускали - с ним, возможно, хотят рассчитаться за смерть Кузьмы. Или это был кто-то из тех бандитов, которые остановили их с Курятычем по дороге? Решили, что неразумно будет оставить его в живых, и пришли добить?
        Умом Федор вроде понимал, что разволновался на пустом месте. Но внутренний голос предупреждал об опасности, и Федор не привык его игнорировать. Он был уверен - интуиция уже не раз спасала ему жизнь.
        - Ладно, в другой раз почаевничаем, - бросил он Дарье.
        - Куда спешить? - удивилась та. - Ты же только пришел? У меня найдется, чем тебя угостить.
        - Пора мне. Лучше вот что, когда Неля вернется, скажи, что я приходил, передай ей записку.
        Федор пошарил в кармане, нашел клочок бумаги - старую расписку, зачеркнул текст на одной стороне и написал на другой: «Был у вас, тебя не застал, скоро еще приду, увидимся». Крупными буквами вывел свое имя, вложил записку в руку вдовы и заторопился прочь. Дарья так и осталась стоять, не понимая, какая муха его укусила. Потом пожала плечами, развернула бумажку, прочла. Порвала на мелкие клочки и кинула на пол.
        Федор этого уже не видел - он шел к путям. Услышал чей-то крик, оглянулся - Виталя бежал вслед за ним.
        - Я тебе такую штуку расскажу, - бубнил он. - Встретил я одного мужика, тот сказал, что Костя ни фига не погиб, а к красным подался - он давно хотел. Тут идти-то всего ничего - для него это раз чихнуть. А такому сталкеру на любой станции будут рады. Просто Дашка ему осточертела, да и мальчишка ее дефективный - он и решил сбежать. Все думают, что его мутанты сожрали, а он небось живехонек, новую жизнь начнет.
        - Некогда мне байки слушать. Лучше скажи - когда ближайшая дрезина уходит на Курскую?
        Но Виталя не хотел так быстро отпускать свежего слушателя. Дрезины пришлось дожидаться чуть ли не час, и все это время пришлось слушать его болтовню. Федора одолевали невеселые мысли. Вспомнился так глупо погибший Курятыч. Теперь Федору его авантюра, все эти поиски девушки, которая о нем, скорее всего, и думать забыла, казались дурацкой затеей.
        «На Китае ждет Вера, небось, извелась уже вся, - подумал он. - Пора возвращаться. Зачем мне все это надо?»
        Поглощенный своими переживаниями, Федор совсем забыл об осторожности, о том, что на Ганзе его могли ждать.
        Подошла дрезина, и он уселся на потертое сиденье. Ему уже хотелось как можно скорее покинуть Электрозаводскую. Жаль, конечно, что так и не удалось увидеть Нелю, но лучше не рисковать, если и впрямь его кто-то здесь ищет, то вряд ли с добрыми намерениями. А когда Данила и девушка вернутся, неизвестно - может, через день или два.
        Федор глубоко вздохнул. Сидевший напротив него работяга удивленно покосился, но ничего не сказал. Подобрав на Бауманской еще нескольких пассажиров, дрезина понеслась к Курской.
        Федор вновь ощутил ужас; он все ждал, не раздастся ли откуда-нибудь вновь мерзкий хохот, предвещающий опасность, но все было тихо. Вдруг у него заболела голова, он почувствовал, что воздуха ему не хватает, - зло, живущее в туннеле, никуда не делось, оно наблюдало за ним десятками глаз, выжидая удобного момента, чтобы напасть.
        Когда вдали замелькали огни Курской, Федор вздохнул облегченно, ему казалось, что главная опасность уже позади. Сойдя с дрезины, он поплелся к переходу, до сих пор чувствуя противную слабость во всем теле. Вот и пост, пограничники в сером ганзейском камуфляже, а над ними флаг могущественной Ганзы - коричневый круг на белом полотнище. Федор протянул пограничнику свои корочки. Еще немного - и он сядет на дрезину, идущую по кольцу. Куда ехать, он пока толком не решил, но склонялся к тому, что надо возвращаться на Китай-город. Вспомнилось, как Вера нежно его провожала. Может быть, у них еще получится как-то наладить жизнь? Интересно, копалась она в его шмотках, пока его не было, или нет?
        Пограничник в сером ганзейском камуфляже как-то уж слишком долго проверял его корочки, Федор потянулся было, но тот ловко отдернул руку.
        - А вот ты-то нам и нужен, - сказал он.
        Федор почувствовал, как его схватили, приложив головой об стенку, заломили руки. Он рванулся было, но без толку.
        - Вот и все, - подумал он.
        Его провели в подсобное помещение, гремя ключами, тип в камуфляже долго отпирал дверь. Когда дверь открылась, перехватил автомат поудобнее. С кучи тряпья в углу приподнялся человек в наручниках. Федор не сразу узнал его - под глазом у того был кровоподтек, темная прядь прилипла ко лбу, черная рубаха была разорвана, штаны словно бы подрали собаки. Часовой схватил пленного за шиворот, поставил на колени. Тот злобно сверкнул темными глазами - словно ожег взглядом.
        - Знаешь его? - спросил ганзеец.
        Человек безмолвно приказывал молчать. И Федор твердо сказал:
        - Первый раз вижу.
        Пленный тряхнул головой, сплюнул кровь на грязный пол.
        - А если подумать хорошенько? - настаивал часовой.
        - Да не знаю я этого фраера, - гнул свое Федор, - никогда не встречал.
        - Ну смотри, если врешь, - буркнул ганзеец разочарованно. Заключенный утомленно прикрыл глаза. Федора вывели обратно и отпустили, чему он очень удивился.
        «Как же он так попался, когда его успели поймать? Ведь только прошлой ночью мы с ним разговаривали в том подземелье - и глядь, его уже сцапали», - потрясенно думал Федор, вспоминая знакомые черные глаза. «Ничего, выкрутится как-нибудь, - решил он, - и может, даже к лучшему, что пока этот гад взаперти посидит. Неля его боится, судя по всему, хотя нас с Курятычем он отпустил почему-то живыми. Видно, под хорошее настроение мы попали».
        Федор поторопился сесть на дрезину, радуясь, что легко отделался, - все могло кончиться куда хуже. Но, доехав до Таганки, не стал спешить на Китай-город, снял комнату в одном из гостиничных номеров. Ему надо было осмыслить все, что с ним случилось за такой короткий срок.
        Он вновь переживал встречу с Лефортом, нелепую смерть Курятыча и все, что произошло потом. Но больше всего его потряс рассказ Витали о речном монстре, подзывающем, подманивающем к себе добычу.
        Ему сразу вспомнились эти странные сны, которые стали ему сниться особенно часто после возвращения с поверхности. Теперь он понял - то было неспроста, это речной хозяин звал его. Не надо было соваться на поверхность, бросать вызов судьбе. Теперь он - меченый. На крючке.
        «Зверь учуял его», - вспомнил он слова старухи, которые сначала показались нелепыми, а теперь приобрели зловещий смысл. Эти сны - только предвестие того, что будет потом. Пока речной хозяин, видно, не так уж голоден и лишь изредка проверяет свою власть над ним. Но придет день, когда он проголодается по-настоящему. И тогда тоска, одолевающая Федора, станет нестерпимой, невыносимой, и он сам выйдет на поверхность и побредет к реке - навстречу гибели, в пасть мерзкому чудовищу. Теперь он не принадлежит сам себе. Он вспомнил, как уходил тогда Фил - точно в самом деле услышал зов, которому не мог противиться.
        Потом вдруг Федору начинало казаться, что все это - страшная чушь. Мало ли какие сказки рассказывает суеверный мужик? Про монстров-телепатов он слышал, конечно, но чтоб испытать на себе их воздействие, надо было все-таки подойти к чудовищу достаточно близко. А речному хозяину приписывалась прямо-таки беспредельная власть. Ерунда все это, не может такого быть.
        Федор вспомнил дерзкие черные глаза пленного, темные волосы с проседью. Если Курятыч не врал, если в атамане разбойников он опознал Лефорта, то получается, что Федор уже не первый раз встречается с ним. Именно он приходил к ним во время ночевки в подземелье возле Бауманки, с ним говорила Неля. Он под видом старухи-цыганки имел наглость предостерегать Федора на Новокузнецкой.
        «Вот это-то и странно, - подумал вдруг Федор. - Если он и впрямь не хотел, чтоб я виделся с Нелей, почему, когда мы с Курятычем были у него в руках, он отпустил нас живыми?»
        Он вдруг вспомнил, что поразило его во взгляде Лефорта тогда - какая-то тоска, обреченность. Словно он знал или предчувствовал что-то такое, по сравнению с чем все остальное казалось мышиной возней. Может, догадывался, что его скоро схватят?
        «В конце концов, я ведь тоже сделал доброе дело - не выдал его, - подумал Федор. - Стоило мне только заикнуться пограничникам, кто он такой, - и он был бы обречен, к гадалке не ходи. По нему давно веревка плачет. А вообще-то даже хорошо, что он пока в тюрьме, спокойней как-то. Пусть посидит - он наверняка не первый раз попадается».
        От всего этого Федора разобрала такая тоска, что захотелось на люди. На следующий день он смутно помнил, что жаловался в местной забегаловке на жизнь какому-то человеку с незапоминающимся лицом. Сетовал, что любимая девушка ходит с контрабандистами. Человек внимательно слушал, поддакивал, иногда даже задавал вопросы. Видно, история его заинтересовала, и ободренный этим Федор наговорил много такого, чего сначала вовсе рассказывать не собирался.
        Потом он вроде сцепился с кем-то. В общем, глупостей натворил, судя по всему, немало - удивительно, что до сих пор цел и отделался лишь парой синяков, хотя смутно помнил, что вроде дал кому-то в морду от души, да и костяшки пальцев правой руки были ободраны. И вспомнилась ему старая поговорка насчет того, что кому суждено утонуть, тот не повесится.
        «Как же теперь жить, куда прибиться», - с тоской подумал Федор. Он чувствовал себя так, словно прежняя жизнь кончилась, а новая так и не началась. И вдруг понял - надо навестить Катю. Она тихая, добрая, она поможет ему разогнать тоску.
        Федор старался не ссориться с бывшими подругами, поддерживать отношения, появляться в их жизни хоть изредка. Правда, большинство подруг, как только догадывались, что их перевели в разряд бывших, начинали сами форсировать события: либо закатывали скандалы, после которых только и оставалось, что расстаться окончательно и бесповоротно, либо начинали кидать заинтересованные взгляды по сторонам в поисках более перспективных спутников. И только Катя всегда, казалось, с радостью встречала его, хотя появлялся он у нее последнее время очень редко - не чаще раза в месяц, ведь нужно было как-то объяснять свои отлучки ревнивой Верке.
        Катя жила на Павелецкой-кольцевой. Счастье, о котором многие мечтали в метро - получить вид на жительство на процветающей Ганзе, - выпало ей совершенно случайно, она и пальцем не шевельнула для этого. Просто оказалась еще малышкой, вместе с матерью, в день Катастрофы именно здесь, да так здесь и жила. Матери уже давно не было, она осталась одна.
        Федор никак не мог понять, почему она еще давным-давно не нашла себе спутника жизни. Сама она была тихая, бледная, по-своему даже симпатичная, по крайней мере Федору нравились ее рыжеватые волосы. И в желающих разделить ее одиночество недостатка наверняка не было - именно оттого, что Катя являлась жительницей могущественного и процветавшего государства, способного обеспечить своим гражданам сытое и стабильное существование и даже карьерный рост. Поэтому многие надеялись, что, связав жизнь с одной из ганзеек, также сумеют получить, хотя бы со временем, вожделенный вид на жительство. Ведь убыль населения в метро происходила куда быстрее, чем вырастало новое поколение, и даже в ганзейском раю появлялись иной раз вакантные места. Но может, именно то, что мотивы ее поклонников были слишком очевидны, Катю и отталкивало. А Федор привлекал ее тем, что, казалось, совершенно не стремился пока осесть на Ганзе, появлялся в ее жизни изредка, внезапно, и так же внезапно исчезал. Каждый раз, направляясь к ней, он опасался, что найдет нагретое место занятым. И каждый раз с изумлением обнаруживал, что она все еще
рада его видеть. «Чем черт не шутит, - думал он иногда, - может, и правда, когда-нибудь решусь остаться у нее насовсем?»
        Федор уселся на дрезину, заплатил две пульки - за два перегона. К счастью, меховую курточку, добытую им в магазине возле Курской, при обыске на Ганзе не отобрали. Федор решил, что можно подарить ее Кате, а для Нели он потом еще что-нибудь найдет.
        Вскоре он уже ступил на платформу Павелецкой-кольцевой. Здесь всегда было уютно. Станция была светлая, с большими квадратными проемами вместо арок. По углам проемов были намечены колонны - чем-то они напоминали Новокузнецкую, наверное, завитушками. А на стенах приглушенно-красным цветом, почти коричневым, были нанесены полоски и галочки, складывавшиеся в нехитрый рисунок. Лампы светили мягко, но света было вполне достаточно для тех, кто находился в большом зале, склоняясь над рабочими столами, где были разложены какие-то детали.
        Дрезины здесь ходили лишь по одному пути, а на другом находился полный состав. Часть была переоборудована под жилые отсеки, и окна их были зашторены, а в некоторых вагонах можно было разглядеть сидящих людей, склонившихся над пишущими машинками. Табличка над дверьми гласила «ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ОФИС».
        В одном из этих вагонов и трудилась Катя - начальство ценило ее за исполнительность. Федор решил не отвлекать ее раньше времени и прогулялся по станции, не зная, чем бы пока себя занять. Полюбовался на двух солдат, застывших в почетном карауле возле застекленного столика, где хранились святыни Ганзы - томик Адама Смита в черной обложке с золотым тиснением и изодранная, но заботливо подклеенная брошюрка Карнеги. Все это он видел уже не раз.
        Покосился в сторону перехода на Павелецкую-радиальную - даже не верилось, что по соседству с этой благополучной станцией находится другая, где жизнь прекращается с наступлением ночи, и самоотверженные караульные до утра отбивают атаки «приезжих» - мутантов, которые пытаются прорваться с поверхности. Гермоворота по какой-то причине установить на радиальной было невозможно, и практически все ее население страдало от лучевой болезни.
        А здесь, на кольцевой, так уютно и чисто. «Аж плюнуть хочется», - с неожиданным раздражением подумал Федор. Он, конечно, страдал от постоянного гвалта, стоявшего на Китай-городе, но куда сильнее угнетал его этот мирный лицемерный уют, когда он знал, что совсем недалеко идет тяжелая борьба за существование. Даже Верка с ее страстью к наживе и стремлением обмануть покупателей была ему понятнее - она хотя бы не пыталась скрывать свою истинную суть. А здесь, среди этих людей, которые словно бы и не подозревали о том, что двадцать лет назад мир сошел с ума, ему было тошно. И невольно это раздражение распространялось и на Катю, которая, в общем-то, ни в чем не была виновата - разве что в том, что в тот роковой день оказалась с матерью именно возле этой станции, и толпа увлекла их сюда. А если бы она осталась на радиальной? Лучше было не задаваться такими мыслями.
        Федор истомился от скуки и ближе к концу рабочего дня уже топтался в нетерпении поблизости от вагона, где несла службу Катя. Она выскочила, все еще озабоченная, и Федор невольно залюбовался ею - на ней был костюм цвета хаки, рубашка и юбка до колен с разрезом. Федор знал, что Катя не старается принарядиться, одевается всегда просто, и это ему в ней нравилось. И ткань немаркого и практичного цвета она выбрала наверняка потому, что ее легче всего сейчас было достать.
        Увидев его, Катя радостно ахнула. Он подхватил ее, обнял.
        - Ну идем, я тебя чаем буду поить, - сказала она.
        Отсек ее был в этом же составе, от работы до дома - три вагона, как шутил Федор. На узком пространстве, которое было ей выгорожено, помещались не слишком широкая кровать, тумбочка и стул. В тумбочке Катя держала свой нехитрый скарб и одежду. Она сбегала за кипятком и заварила ему грибного чая - настоящего, с ВДНХ, как он догадался по вкусу. Она всегда старалась его побаловать. Принесла она и свинины с грибной подливкой. Федор, поев, блаженно вытянулся на кровати, Катя пристроилась рядом.
        - Я так по тебе соскучилась, - сказала она.
        - А я тебе подарок принес, - вспомнил Федор и достал из рюкзака темный мех.
        - Что это? - спросила Катя. Потом развернула и ахнула от восторга. И кинулась целовать его:
        - Федя, какой же ты замечательный! Мне еще никто не дарил такого!
        «Ну еще бы, - самодовольно подумал он, - у тебя, небось, и сталкеров знакомых больше нет, а эти канцелярские крысы, твои сослуживцы, вряд ли разорятся на что-нибудь подобное. Может, послать все к черту? Остаться тут? Катя его любит, это видно». Он обнял ее, пощекотал под подбородком, она засмеялась. И вдруг в соседнем отсеке раздался отчетливый осуждающий кашель.
        - Тише, - жалобно шепнула Катя. Федору стало тошно. Это была еще одна причина, почему он не задерживался у Кати надолго. Даже на Китае, где вечно раздавался какой-то шум, он чувствовал себя более отгороженным от всех - в этом шуме можно было затеряться, на тебя никто не обращал особого внимания, каждый был поглощен своим. Но здесь, где чуть ли не каждый громкий звук вызывал осуждение окружающих, очень быстро Федору становилось невыносимо.
        Он хотел поговорить с Катей о том, что его мучило, но как тут разговаривать, когда вокруг полно посторонних ушей? Поэтому он отмалчивался, а на ее вопросы: «Почему ты такой грустный, я же вижу» - отделывался многозначительным «дела». И лишь уже почти ночью, когда зловредный обитатель соседнего отсека, судя по звукам, перестал ворочаться и захрапел, наконец, Федор решился туманно намекнуть ей на свою беду.
        - Я теперь не знаю, что со мной будет, Катя, - трагическим тоном заявил он.
        - А что такое? - всполошилась она.
        - Как бы тебе попонятнее объяснить? Слыхала ты о мутантах-менталах?
        - Немножко, - неуверенно сказала Катя. Федор не сомневался, что женщины особенно любят рассказывать и слушать всяческие байки, поэтому про разных мутантов Катя наверняка наслушалась.
        - Ну вот представь себе, что один такой меня учуял. И теперь я у него на крючке. У меня в любой момент может снести крышу.
        - И что будет? - с жадным, боязливым любопытством спросила Катя.
        - Да не бойся, не убью, - хмыкнул Федор, сообразив, чего она испугалась. - Просто, когда он позовет, я услышу, где бы я ни был. Вот, к примеру, лежим мы с тобой - и вдруг я слышу зов. И я встану и пойду… к эскалатору… за герму… наверх… к реке… прямо к нему в пасть. Так что я теперь меченый, Катя. Со мной лучше не связываться.
        - Федя, ну что ты глупости говоришь? - запричитала она. - Разве так может быть? Да я и не дам тебе уйти. Но так не бывает, ты просто переутомился, вот тебе и мерещится что-то… Федя, оставайся со мной, я тебя спасу.
        Но в ее голосе слышалось Федору какое-то напряжение, фальшь.
        - Нет, Катя, - торжественно сказал он, - не могу я принять от тебя такую жертву. Вдруг я и тебя за собой утяну? Оставь меня, пропадать - так одному. Такая уж моя судьба.
        Катя обнимала его, целовала, что-то горячо шептала. Но Федора не оставляло ощущение, что она считает его страхи глупыми фантазиями. В конце концов они провалились в сон. А утром она, собираясь на службу, тревожно поглядывая на него, осторожно спросила:
        - Ты как - останешься тут, пока я на работе буду?
        - Да нет, поеду, - вздохнул Федор. - Что мне тут целый день делать?
        Показалось ему или нет, что в ее глазах промелькнуло облегчение?
        - А хочешь, приезжай вечером, - предложила она. - Днем своими делами займешься, а после работы - ко мне.
        Мысль о том, что работу можно прогулять, ей, видимо, и в голову не приходила. «И правильно», - подумал Федор. На такое место желающих много - стоит дать слабину, и оглянуться не успеешь, как вышибут за порог, и место займет другая счастливица. Не бросать же все это ради непутевого мужика, который сам не знает, чего хочет. Федор вдруг понял, что Катю устраивали именно редкие его наезды. Они вносили в ее жизнь какую-то иллюзию романтики, а совместное существование быстро убило бы ее напрочь и превратилось бы в тягостную обязанность.
        - Ну, бывай! - сказал он и чмокнул ее в щеку.
        - Пока, Феденька, - отозвалась она. - Не бери дурного в голову, заезжай почаще. Особенно если станет тяжело - тут же приходи.
        - Конечно, - сказал Федор. - Обязательно.
        И Катя, успокоенная, юркнула в свой офис и, наверное, тут же забыла о нем до вечера.
        Федор вспомнил, как кашляла Неля, вспомнил странный запах в их временном убежище, свежий и гниловатый одновременно. «Да, вот там настоящая жизнь, - подумал он, - а здесь так, непонятно что. Но я не стою настоящей жизни, хотя и здесь не хочу прозябать взаперти. Что же делать, куда теперь отправиться? Вернуться на Электрозаводскую - может, старик и Неля уже там?».
        Так ничего и не решив толком, Федор направился к платформе, чтобы сесть на дрезину, и тихо чертыхнулся - она как раз отходила. Теперь следующей придется ждать час, а то и больше. Машинально проводил глазами отъезжающие вагоны со снятым верхом - и вздрогнул. В переднем из них между двумя вооруженными солдатами в сером камуфляже сидела спиной к нему девушка в ватнике с обритой головой. И на секунду ему вдруг померещилось черт знает что.
        - Неля! - крикнул он.
        Девушка вздрогнула, обернулась, но дрезина уже набирала скорость. Еще миг - и вагоны поглотило разверстое жерло туннеля. А Федор остался на платформе, мокрый от пота.
        «Не может быть. Не она это. Неоткуда ей тут взяться, - твердил Федор себе, но эти заклинания плохо помогали. В конце концов он сам на себя разозлился: - Что ж теперь - я так и буду видеть ее в каждой встречной? Так и свихнуться недолго».
        Ему начинало казаться, что его и впрямь околдовали. И вдруг захотелось к Вере, к ее привычным упрекам и жалобам - по крайней мере, она была понятной и не опасной.
        Он вспомнил, что было ведь в их жизни и хорошее, она заботилась о нем, ей хоть было до него дело. Решение пришло само собой - нужно возвращаться к Вере на Китай-город. Потом он оглядится и придумает, как быть дальше.
        Глава 16
        Прощание с иллюзиями
        На Китае он оказался рано утром. Тыркнулся в Веркину палатку - прощения просить. Что за черт, вход завязан, что ли? Ну правильно, бережется баба.
        - Верка, открывай! Я вернулся, - заорал он.
        Внутри что-то зашебуршилось, наконец, полог отдернулся - на Федора обалдело уставился полуголый Кабан. Из-за его плеча виднелось бледное Веркино лицо.
        - Федя? А я думала, тебя убили. Вы ушли, и ни слуху, ни духу. Господи, Феденька, радость-то какая! - заголосила она как ни в чем не бывало, запахивая халат.
        Она еще что-то говорила, но он не слушал. Все было понятно и противно.
        - А ты говорила, что любишь меня, - процедил он. В голове вертелась неизвестно откуда всплывшая фраза - «даже башмаков не износила». При чем тут башмаки?
        - Федя! Любимый! - Верка пыталась обнять его. - Ты мне нужен, а больше никто. Так ведь я думала, что нет тебя больше. Нужно ж мне было…
        - Утешиться, - подсказал Федор. - Ну и продолжайте, только без меня.
        И так как она продолжала за него цепляться, оттолкнул ее - вроде даже вполсилы. Верка упала, посинела, стала хвататься за горло. Он отвернулся было - не хотелось больше смотреть на это. И шагнул уже прочь, но тут услышал недоуменный голос Кабана:
        - Венера! Ты чего, Венерочка? Открой глаза.
        Федор оглянулся. Верка лежала на полу, синяя, страшная, с закрытыми глазами. Дышала трудно, редко. Вдруг она судорожно выгнулась, а потом застыла. Кабан все пытался ее приподнять.
        - Врача надо, - растерянно сказал Федор, сам понимая, что без толку. Вокруг начали собираться люди. Кто-то из девчонок, ахнув, сунул Федору в руки пластиковую бутылку с водой, и он плеснул Верке в лицо. Вода текла по ее бледным щекам, и казалось, она плачет. Кабан неожиданно заскулил тонким голосом, прижавшись лбом к белой Веркиной руке. Федор глядел на все это отрешенно - он не мог поверить, что Верки больше нет. Кто бы мог подумать, что она не притворялась?
        Пришел врач, усталый и циничный. Собственно, врачом его можно было назвать лишь условно - в прежней жизни он, будучи студентом-медиком, несколько месяцев проработал санитаром на «скорой». Зато уже здесь, на Китае, навидался пострадавших с колотыми, резаными и огнестрельными ранениями с избытком. Покачал головой, что-то Верке вколол, но все было без толку. Развел руками и вздохнул: «Раньше надо было лечиться».
        «Это я виноват, - обреченно подумал Федор. - Если б я не вернулся, она была бы жива. Надо было мне остаться там. Где бы я ни появился, всем только хуже становится, права была Верка».
        Верку многие знали, поэтому устроили поминки. Накрыли поляну, не поскупились, хватило и шашлыка, и браги, и грибной подливки. Закуски и выпивку разложили прямо на полу, на расстеленной клеенке. Вперемешку сидели стриженые плечистые парни в спортивных костюмах и размалеванные девчонки, ради такого случая откопавшие где-то черные платочки, то и дело шмыгавшие носами и всхлипывающие, размазывающие по лицу потекшую косметику. Не то чтоб они так уж любили Верку, но в их однообразной жизни не так уж много было необычных событий, хотя смерть здесь и не считалась чем-то из ряда вон выходящим. То и дело кто-нибудь начинал вспоминать покойницу - выходило, что лучше Верки никого на станции не было. Что ум она имела выдающийся и сердце доброе. Девчонки, раньше не упускавшие случая позубоскалить у нее за спиной, искренне обливались пьяными слезами.
        «Интересно, куда отнесут тело», - вяло думал Федор, хотя догадывался - куда. Не зря же вызвана для этого была специальная команда. На Новокузнецкую оттащат, где обитали не только крысы, но и вечно голодные морлоки.
        Он успел уже не то чтобы смириться, но свыкнуться немного с мыслью, что Верки больше нет. Но сильных эмоций, настоящего горя по этому поводу Федор не испытывал, хотя, конечно, жалко ее было. То, что он чувствовал, можно было скорее назвать облегчением, хотя в этом он сам себе боялся сознаться. И оправдывал себя тем, что слишком много всего на него свалилось в последнее время.
        Понемногу он уже прикидывал - как жить дальше? Куда податься, к кому прислониться? Первым делом можно будет отправиться к Кате - она поможет успокоиться, прийти в себя. Конечно, про Верку она не знала, хоть и догадывалась наверняка, что у Федора кто-то еще есть. И ничего он ей рассказывать не будет. Просто поживет у нее несколько дней, все обдумает хорошенько, отдохнет. А потом пойдет на Электрозаводскую, к Неле, и уговорит ее уйти от старика. И вместе они придумают, где лучше осесть. На бандитских станциях ему оставаться не хотелось, но были и другие варианты. Главное - где-нибудь на бойком месте зацепиться, где бывает много людей, где можно делать дела.
        Тем временем за столом уже все забыли, зачем собрались, и принялись горланить пьяные песни. И только Леха Фейсконтроль неодобрительно качал головой, глядя остекленевшими глазами на все это веселье, да Кабан сидел мрачнее тучи. Федор отвлекся и пропустил тот момент, когда Кабан поднялся с места и, расталкивая остальных, направился к нему. И опомнился, лишь осознав, какая неестественная тишина наступила. Кабан стоял совсем рядом, слегка покачиваясь. Дышал перегаром.
        - Это ты ее убил, гад, - сказал Кабан.
        - Врешь, - сказал Федор.
        - Зачем ты приперся обратно? Кто тебя просил? Кому ты здесь нужен, недоносок? Если б ты не вернулся, она б жива была. Да и за Курятыча тебе еще ответить придется. Ты с ним ушел, и больше его не видели. Где ты его оставил, а? Прикончил по дороге и думал - все шито-крыто, не узнает никто?
        Это взбесило Федора тем сильнее, что очень уж перекликалось с его собственными мыслями. Он замахнулся, не отдавая себе отчета в том, что делает. Наверное, Кабан разделался бы с ним одним ударом, но на него навалилось пятеро, а еще трое повисли на руках у Федора.
        - Нечего тут на поминках разборки устраивать, - увещевал Леха Фейсконтроль. - Потом друг другу будете предъявы кидать.
        Леху на станции слушались, поэтому Кабан слегка притих.
        Федор вдруг, вспомнив давний разговор, брякнул:
        - Слушай, Леха, а чего ты мне про Веркину дочку говорил? Мне тут один человек сказывал - не померла она вовсе, продали ее.
        Леха изменился в лице. Придвинулся ближе. Нагнулся к Федору, дыша перегаром:
        - Да что ты мелешь? Закрой свою поганую пасть! Еще не хватало - младенцами торговать. А то мне без того не хватает! Верка мне отдала кулек - сказала, зарой где-нибудь. Я думал, померла она. Хоронить понес. Уже хотел кинуть где-нибудь в туннеле - а она вроде пискнула.
        - И ты ее живьем? - пробормотал Федор.
        - Ты за кого меня принимаешь? - вызверился Леха. - Что ж я, по-твоему, полный отморозок, беспредельщик?
        Федор про себя так и думал, но вслух сказать побоялся, глядя в налитые кровью глаза Лехи.
        - Я хотел ее на Таганку, в госпиталь отнести, - бубнил тем временем Леха, - Верка-то больная лежала, нянчиться все равно с ее ублюдком было некому. А там мне повстречались люди как раз, у которых свое дите недавно померло - я им и отдал.
        - Как - отдал? - не понял Федор. - А Верке сказал, что померла? Ну ты и гад.
        - Да Верка-то сама в беспамятстве потом месяц провалялась, горячка у нее была, еле выжила - на что ей дите было? Да и девчонка синяя вся была, все равно, думаю, померла вскоре, - бормотал Леха, словно оправдывался. Если б он не был так пьян, он вообще не соизволил бы никому давать отчет. Но сейчас почему-то растерялся.
        - Да ты, гад, сам не понимаешь, что ты сделал с ней. Всю жизнь ей поломал.
        - Да не нужен Верке был младенец, - озлился Леха. - Она сама голову ломала - что делать с ним. А я подумал… - тут он смутился и с запинкой проговорил: - Я как представил, что дите здесь, у нас, расти будет и станет потом, как Верка… Ладно бы еще пацан был. В общем, решил я - лучше ей будет у чужих. Те люди вроде с виду приличные были… Эх, черт, наверное, зря, но кто ж знал?
        - А чья девчонка-то была, от кого? - спросил Федор, которого как будто кто-то подзуживал.
        Леха нехорошо поглядел на него и, помолчав, отводя глаза, с деланной небрежностью ответил.
        - Откуда мне знать, от кого ее Верка нагуляла? Она тогда то с одним, то с другим хороводилась, кто накормит - с тем и пойдет.
        - А еще говорят, шестипалым младенчик-то родился, - пристально глядя Лехе в глаза, не унимался Федор.
        - Да почем мне знать, я ее не разглядывал, она в тряпки была уже замотана, - заорал Леха. - но тех людей я видел потом еще раз, они б сказали, если б девка была мутанткой.
        Федор знал - оба они сейчас подумали об одной и той же, хотя вслух этого никто не произнес. О шестипалой девушке, чье прозвище наводило теперь ужас на Китай-город.
        - А я ведь вспомнил, как звали ту девчонку из банды, - вдруг без всякого перехода брякнул Леха. Федор сперва не понял - о чем это он.
        - Какую девчонку?
        - Да ту, что с Лефортом ходила. Никакая она не Василиса. На самом деле звали ее Алена.
        И тут Федору показалось, что на него обрушился потолок - словно всего предыдущего было мало.
        «Не Алена, а Анеля», - подумал он. Кажется, он подумал это вслух. Леха поглядел на него с изумлением, и Федор спохватился.
        - Чего-то у меня голова разболелась. Пойду прилягу, - сказал он. Ему требовалось остаться одному, чтобы осмыслить услышанное.
        - На фиг столько пить, если не умеешь, - презрительно буркнул Леха.
        У Федора в голове вдруг все связалось воедино - туманные намеки, смутные догадки, в которые не хотелось верить. Все мелочи сразу вспомнились, все сходилось: странное пятно на плече у Нели, которое она укрывала от чужих взглядов; знакомые черные глаза гадалки в закусочной и мужские сапоги, выглядывавшие из-под ее юбок, ее советы держаться подальше от встреченной недавно девушки; призрак, вроде бы привидевшийся во сне во время ночлега и оказавшийся потом вполне реальным. Так вот чем занималась Неля в недавнем прошлом! Трогательная стриженая большеглазая девочка, любившая сказки, хладнокровно убивала людей, была подругой опасного бандита. И она обманывала его, скрывала. У Федора было чувство, словно его огрели палкой по лбу - он никак не мог собраться с мыслями.
        «Вот теперь я точно попал», - подумал он. Теперь-то он понял, что показалось ему странным в словах Данилы, когда они пили коньяк в подвалах. Старик сказал, что Фил не лишил жизни ни одно живое существо. А кто же тогда стрелял в прядильщицу? Ответ напрашивался сам собой: в химзе, в панорамных масках издали все похожи друг на друга, и если кряжистого Данилу ни с кем не спутаешь, то принять Нелю за Фила было вполне можно. И странные разводы на плече девушки, похожие на грязь, вполне могли оказаться татуировкой. Недаром она так вздрогнула, когда он обратил на это внимание. Да и то человекоподобное существо в подземелье на самом деле ранила, скорее всего, она, а может, и убила.
        Федор не хотел верить, но слишком уж многое совпадало. И тот ночной разговор девушки с неизвестным. Федор тогда подумал, что это ему приснилось. «Не люблю оставлять свидетелей», - похолодев, вспомнил он. Только теперь он понял, что был тогда на волосок от гибели - как и потом, когда они с Курятычем провалились в подземелье.
        Ай да Неля! Ай да наивная тихоня! Девочка, которой в детстве не читали сказок. Оборотень. С виду - девочка, а на самом деле - волчица. Такая же, как шлюхи с Китая. И даже хуже - те хоть не убийцы.
        «Стоп, - сказал Федор сам себе, - а ты уверен? Услышал какую-то байку».
        Но в глубине души он уже знал, что это - правда.
        «Блин, это во что же я вляпался, - подумал он. - Я-то, дурак, считал - вот хорошая девушка, правильная, неиспорченная. Кто же ты на самом деле, Нелька? Убийца, наркоманка, подруга бандита? Нет, это уж слишком, мы люди маленькие, нам бы чего попроще».
        Но в глубине души он старался найти ей оправдания. Может, ей просто заморочили голову? Эти ее странные разговоры о смерти. Наверное, она просто не понимала, что делает? А может, это все-таки не она? Но татуировка на плече, шрам на лице - все совпадало. Значит, она все время ему врала. Об камень оцарапалась, как же.
        И снова ему казалось, что все это чушь. Если бы она и вправду была в банде, наверняка нашлись бы люди на Электрозаводской, способные ее опознать. Нет никаких доказательств, что загадочная подруга Лефорта и есть Неля. Татуировка на плече в виде бабочки - с чего он взял, что видел ее? Неля могла просто расцарапать руку или испачкать, а огрызнулась сердито потому, что у нее вообще то и дело настроение меняется. Может, ей не понравилось, что он ее разглядывает так бесцеремонно? «Татуированные знаки», - подумал он, усмехнувшись.
        Он лихорадочно соображал. Может быть, он не так понял, и в прядильщицу стрелял все же Фил? Но это ничего не доказывает. А если стреляла Неля? Как могла она потом выглядеть такой спокойной? Значит, ей не впервой хладнокровно убивать. «Да, но она ведь спасла меня, - в отчаянии подумал Федор. - Что-то не везет мне с женщинами последнее время. Одна - бывшая шлюха, другая - вообще убийца. Интересно, почему меня тянет именно к таким?»
        Но то и дело вставало перед ним бледное, укоряющее лицо Нели. Он вспоминал, как она помогала старику, как читала ему стихи. Интересно, этому ее тоже Лефорт научил? И вдруг отчетливо вспоминались ее слова: «Я не хочу тебя впутывать в свои дела». Теперь было ясно, что она имела в виду.

* * *
        Два дня Федор почти не выходил из палатки. Стоило ему появиться на станции, от него шарахались, как от зачумленного. Его это устраивало. Ему хотелось спокойно осмыслить все, сообразить, из-за чего его жизнь так непоправимо запуталась. По всему выходило, что виновата Неля.
        Если б он не встретил ее, то не было бы этих ссор с Верой, его ухода. Получалось, что и в смерти Веры косвенно виновата она. Но тут же Федор одергивал себя: нечего притворяться, девушка не звала его с собой, наоборот, все время отговаривала. Кто ж виноват, что на него это оказывало совершенно обратное действие? Или это как раз был расчет? Или просто было в ней что-то такое, чему трудно было противиться? Если уж даже грозный разбойник Лефорт не устоял.
        «Ведьма», - тоскливо подумал Федор. И с ужасом почувствовал - его все равно тянет к ней, хочется ее увидеть, даже еще больше, чем раньше. Нет, уж лучше не надо. Она приносит смерть. Недаром она тогда все толковала про гробницы. Федор пошарил вокруг, пытаясь найти бутыль с брагой. Бутыль была пуста - когда это он успел? Надо пойти еще купить.
        Пошатываясь, он выбрался из палатки, побрел сквозь толпу. С ним никто не заговаривал, люди расступались. Федор купил у торговцев еще браги. На обратном пути он вроде видел издали Кабана, но тот тут же спрятался за чью-то спину - как будто следил за Федором, стараясь не попадаться ему на глаза.
        Федор выпил и завалился спать. Когда он в очередной раз проснулся, на станции была ночь, освещение было приглушенным. Он сразу все вспомнил, и ему стало тошно. Мелькнула отчетливая мысль - надо уходить. Все равно куда, для начала - на Ганзу, а потом он решит, что делать. Здесь ему теперь жизни не будет - тот же самый Кабан об этом позаботится. Да и Леха Фейсконтроль не простит, что Федор видел его таким. «Я слишком много о его делах знаю, - подумал Федор, - и теперь буду ему мешать здесь. Но и на Электрозаводскую мне теперь путь заказан. Ничего, найду, куда податься».
        Федор собрался, стараясь не брать лишнего. Из одежды взял только самое необходимое, химзу, противогаз. На всякий случай взял немного еды. Прикинул, сколько у него наличности - на первое время хватит, а там уж он разберется. Автомат, нож - вот и все. Вскинув на плечи рюкзак, подошел к часовым, охранявшим туннель к Таганке. Те покосились с удивлением, но пропустили.
        Он шагал по темному туннелю без единой мысли в голове. Так много всего навалилось на него сразу, что разобраться в этом было трудно. Что он чувствовал? Ему жаль было Верку, так некстати вздумавшую умереть, жаль было себя - что так нелепо все у него складывается.
        Как там Кабан сказал - «ты никому здесь не нужен»? Интересно, есть ли место, где он будет кому-нибудь нужен? Он был когда-то нужен матери и бабке, но они умерли давно. И с тех пор ни одной по-настоящему близкой души у него не было. Если, конечно, не считать странной девушки, которая явно сочувствовала ему. Но девушка оказалась волчицей.
        Сзади Федор услышал какой-то звук и сразу вернулся к реальности. Не время было мечтать и вспоминать - в метро все время нужно быть настороже. Он знал, например, что в туннеле к Тургеневской нехорошо, что там пропадают люди, и чаще те, которые пускаются в путь в одиночку. Про туннель к Таганке Федор вроде такого не слыхал, но знающие люди говорили - в любом туннеле в любой момент может начаться какая-нибудь чертовщина.
        Звук приближался. Теперь уже он больше напоминал человеческие шаги. Федора кто-то догонял. И кажется, он догадывался - кто.
        Хриплое дыхание. Силуэт, выступивший из мрака.
        - Ты думаешь, я дам тебе уйти, гнида?
        - А что? Вызовешь меня на дуэль?
        - Дуэль - это для фраеров. А я тебя просто убью.
        Кажется, Кабан не шутил. И Федор понял, что шансов у него нет. Он попятился, не сводя глаз с Кабана. А тот надвигался на него.
        - А знаешь, почему я не убил тебя раньше? - прорычал он.
        - На глазах у людей боялся? - предположил Федор. - Ждал, пока я один буду?
        - Насрать мне на всех, - рявкнул Кабан. - Я мог тебя во сне придавить, за такую мразь никто с меня и не спросил бы. Мне хотелось в зенки твои бесстыжие заглянуть. И чтоб ты своей смерти в лицо посмотрел.
        - Ну, посмотрел, - сказал Федор - Доволен ты теперь? Что ты знаешь о смерти? Вот я теперь кое-что знаю.
        Если сначала ему было немного жаль Кабана, то теперь всякие угрызения совести пропали.
        Кабан замахнулся. Всю силу вложил в удар. Если бы его удар пришелся в цель, Федор от него не оправился бы. Но в последний момент он успел увернуться.
        Кабан взревел и снова кинулся на него. Федор вновь каким-то чудом уклонился. Но долго ему так было не протянуть, он это чувствовал. И когда Кабан вновь налетел, Федор отчаянно кинулся ему под ноги. Тот упал на него, едва не раздавил - массивный, пахнущий потом. Федор услышал глухой стук - это Кабан приложился головой о рельс. Он ошалело мотнул головой, и в эту минуту Федор нанес удар. Сомнений у него не было - если сейчас он не остановит Кабана, тот его прикончит. Федор не хотел его убивать, предпочел бы оглушить на время, чтоб успеть уйти. Кабан, все еще не очухавшийся толком, цепкой лапищей схватил его за левую руку, зажал намертво.
        И с Федором что-то вдруг случилось. Его охватила дикая ярость.
        Вместо широкой морды Кабана померещилось ему другое лицо - темные глаза, прядь волос, прилипшая ко лбу. Он чуть не задохнулся от ненависти. И врезал от всей души. Потом еще раз. И еще. За Лефорта. За Нелю. За Верку. За всю свою незадавшуюся жизнь. Потом под руку ему попался камень, и Федор с силой треснул Кабана по голове. Кабан замер и больше не двигался. Рука его разжалась. И тут Федор понемногу стал приходить в себя.
        - Что ж я наделал? - пробормотал он. - Но ведь он первый начал? Да, вот теперь я и впрямь попал.
        Он неуверенно нагнулся, посветил фонариком в лицо Кабана, опасаясь, что тот только притворяется и сейчас вскочит и кинется на него. Но Кабан лежал без движения. Лицо его, и так не отличавшееся красотой, теперь было просто страшно - обезображенное раной, залитое кровью.
        - Все, блин. Кажется, и этот отмучился. Растворился в Нагвале, - сказал сам себе Федор. У него уже сил не было расстраиваться по этому поводу. Одно он понимал ясно - теперь ему точно конец. Если смерть Верки сильнее всего волновала одного Кабана, то, убив Кабана, Федор даже здесь, на бандитской станции, поставил себя вне закона. Этого ему не простят. Хотя, может, этот придурок еще жив? Но, кажется, это было уже неважно: даже если Кабан останется жив, ему, Федору, на Китае больше делать нечего.
        Федор лихорадочно соображал. Если он сейчас продолжит путь, то скорее всего, не успеет дойти до Таганки: на Кабана скоро наткнется патруль, поднимет тревогу, за ним отправят погоню. Оставалось вернуться и попробовать пройти по поверхности. Он оглядел себя, кое-как пригладил всклокоченные волосы, вытер окровавленные руки об майку Кабана. Потом решительно зашагал обратно на станцию.
        Патрульные удивились, увидав его снова.
        - Чего тебе неймется-то? - буркнул один из них. - А Кабана ты не встретил, что ли? Он за тобой следом пошел.
        «Они, наверное, уже и не думали увидеть меня живым», - с холодным бешенством подумал Федор.
        - Кабана? - удивился он, стараясь потянуть время, лихорадочно соображая - как бы получше соврать. - Так это он мимо меня промчался? Я еще подумал - куда он так спешит? Он меня и не заметил.
        Охранники дружно заржали. «Кажется, сработало», - подумал Федор. Он кинулся в палатку и быстро собрался, каждую минуту ожидая, что на станции поднимут тревогу. Когда шел к выходу, встретил, как назло, Леху Фейсконтроля.
        - Ты куда это на ночь глядя? - удивился слегка протрезвевший Леха. Вид у него был такой, словно он ничего не помнит, и пьяных базаров с Федором на поминках - тоже. По крайней мере, Федор очень на это надеялся. Хотя про Леху говорили, что он только притворяется своим в доску парнем, а на самом деле - злопамятен и упрям. Если затаит обиду, способен как ни в чем не бывало улыбаться в лицо и шутить, пока не дождется удачного случая свести счеты, и уж тогда его не упустит.
        - Да вот наверх решил сходить. Может, полезного чего найду, заодно и развеюсь. Муторно на душе как-то, - задушевно сказал Федор, стараясь, чтоб голос звучал как можно естественнее. С Лехой шутки были плохи.
        - Ну ты прям крутым сталкером заделался! - фыркнул Леха. - А только зря ты уж так расхорохорился. Вот что я тебе скажу - рожденный ползать летать не может. Наше дело - в подземке сидеть, а не по поверхности шариться. Видал я таких, как ты, салаг. Сходит щенок раз, другой на поверхность - и думает, что всю науку он уже превзошел. В голову ему ударяет - тут он и пропал. Запомни - стоит только возомнить, что лучше всех все знаешь о поверхности - тут тебя и сожрут. Брось ты лучше эту затею. Это пьяная дурь в тебе бродит. Не нарывайся на неприятности, не ищи на все места приключений - пойдем, посидим, бражки еще выпьем, Верку помянем - целей будешь.
        Федор покачал головой, соображая, как же ему отделаться от нудных поучений Лехи, которого явно разбирало поговорить.
        - Кстати, ты Кабана давно видел? - озабоченно спросил Леха.
        - Да видел вроде пару часов назад, а что? - стараясь говорить беспечно, спросил Федор.
        - Да ничего, - пожал плечами Леха, - искал он тебя вроде.
        Федор напрягся. И это не укрылось от Лехи, который свою кличку получил не зря.
        - А чего это ты в лице переменился? - спросил он, пристально ощупывая Федора взглядом.
        Тут Леху кто-то окликнул, и он зашагал прочь от Федора, буркнув: «Щас вернусь». Федор, сделав неопределенное движение руками, словно сожалея, что неотложные дела не дают вернуться к столь интересной беседе, быстро направился к герме, доставая химзу и противогаз. Напоследок он оглянулся на станцию - ближе к ночи становилось тише, и лишь из отдельных палаток долетали еще мужские голоса и пьяный женский смех. «Может, я сюда уже не вернусь, - подумал Федор. - Теперь совсем другая начнется жизнь, но какая?».
        Он испытывал странную легкость, у него словно обострились все чувства и инстинкты. Это был уже не тот Федор, что прежде. Нынешний Федор уже мало чего боялся. Мысли стали резкими и ясными, многое из того, что беспокоило раньше, теперь потеряло значение.
        «Я, конечно, не ангел, - думал он, - но и Верка сама виновата - не цеплялась бы за меня, жила б себе спокойно. Что ж, мне теперь повеситься? Да и придурок этот - кто его просил лезть ко мне? Я не хотел, он первый начал. Пойду теперь к старику. Заберу у него Нельку, уйдем с ней вместе куда-нибудь. Я теперь тоже убийца, как раз ей под пару. Как странно - во мне вроде ничего не изменилось. И про нее надо сначала все узнать. Нужно поговорить с ней самой, не верить слухам. Даже если и была какая-то история с мокрухой, наверняка ее случайно втравили. Ведь в ней нет ничего такого, садистского, нормальная она. Уж я-то знаю, на бандитов я насмотрелся. А в тяжелые обстоятельства любой может попасть - вот как я, например. А все эти разговоры о смерти - это все от Лефорта у нее, это пройдет, - решил он вдруг. - Надо ее забрать подальше куда-нибудь, пока он в тюряге сидит, и я сумею ее от этих глупостей отвлечь. А то, что она стрелять умеет, так это, по нынешним временам, очень даже неплохо. Спокойной жизни все равно не получится, так хоть прикрыть сможет в случае чего. Это хорошо - когда есть кому прикрыть.
Мне главное - дойти. Не поддаться зову речного хозяина. Я увижу ее, погляжу ей в глаза. Она поймет, что я все знаю и простил. И больше нам ничего мешать не будет».
        Его уже не пугали статуи, глядевшие на него словно бы с укоризной, - у всех статуй в этом городе было лицо Нели, теперь он знал это. И только внутренний голос чуть слышно нашептывал, что Верка-то его, несмотря ни на что, любила, а как с другой жизнь сложится - неизвестно. Но больше всего переживал он даже не из-за этого - в конце концов, Верку все равно уже не вернуть. Ему покоя не давал рассказ про хозяина Яузы.
        Теперь Федору казалось, что все странные сны его объясняются именно этим - зовом издалека. Оттого ему и не сиделось на месте с тех пор, как вернулся он с Электрозаводской обратно.
        «А может, нужно просто держаться подальше от этих мест, - думал он. - Ну ничего, еще поборемся, я так просто не сдамся. Мне бы только до Нели дойти».
        Он даже не очень испугался, когда от одного из зданий отделилась массивная фигура. Каким-то чутьем угадал детину, которого в прошлый раз видел с Лефортом. Ну да - где-то тут они в прошлый раз и провалились в подземелье. Как его звали - кажется, Фитиль? Федор, успокаивающе подняв руки, шагнул вперед, не испугавшись наведенного на него автомата.
        - Стой, - крикнул бугай.
        Федор остановился.
        - Не тем ты занят, приятель. Пока ты тут прохлаждаешься, ваш Лефорт на Ганзе на нарах чалится, - крикнул он.
        Фитиль опустил автомат.
        - А, это ты, что ль, снова? Пошли к нам, расскажешь толком, а то так и не понял я, чего ты гонишь.
        Они спустились в подземелье, где горел костер. Федору, уже как своему, протянули кружку горячего, крепкого, почти черного чая, настоящего, а не грибного, который давно уже был редкостью в метро. Судя по всему, обитатели подземелья ни в чем себе не отказывали. Федор, с наслаждением прихлебывая напиток, от которого тепло разливалось по телу и в голове прояснялось, объяснил Фитилю, где и при каких обстоятельствах он встретил Лефорта.
        - Блин, надо его с кичи вынимать, - опечалился Фитиль. - В ганзейских тюрьмах запоры крепкие, да у нас везде свои люди. Только вот беда - выручишь его, а он через малый срок обратно загремит. Стремно стало с ним работать, пьет много с тех пор, как телка его свалила от нас. Через то и попался, небось. Чую я - не сегодня-завтра засыпемся мы. Пропадет он, а обидней всего - что из-за бабы, совсем раскис из-за нее. Эх, чуял я - надо было ее в Яузе утопить, пока не поздно. А теперь уже поздняк метаться, пора от него валить куда-нибудь подальше и на дно ложиться.
        - Больно ты умный стал, Фитиль, - процедил полулежавший на полу мужик.
        - Да ладно, Меченый, - отмахнулся Фитиль, - будто ты не о том же мне вчера говорил.
        - Мало ли что я вчера говорил. Без Лефорта нам всем хана.
        - Может, я пойду уже, а вы тут сами разберетесь? - спросил Федор. - А то мне спешить надо.
        - И то верно. Ладно, Меченый, дай человека проводить, потом перетрем с тобой, - осадил его Фитиль.
        Он довел Федора по подземному ходу до ступенек, ведущих наверх.
        - Куда направляешься-то? - спросил он.
        - На Курскую, - небрежно сказал Федор.
        - Ну, ты отчаянный, - с уважением сказал Фитиль. - Мы и сами-то туда, к вокзалу, иной раз ходить боимся. Опять же, одержимые там лютуют - слыхал небось? Говорят, если им случается кого из наших изловить, они их живьем на костре поджаривают.
        - Да что мне одержимые! - с досадой махнул рукой Федор. В эту минуту он и впрямь не боялся одержимых. Он и сам сейчас был как одержимый, и еще большой вопрос - кто кого должен был бояться. - Ты мне лучше скажи - Яуза далеко отсюда? И в какой она стороне? Мне б туда не свернуть ненароком.
        Фитиль слегка удивился, но охотно объяснил, куда и как надо поворачивать, выйдя из подвала на улицу.
        - Ты на домах названия улиц читай, чтоб не ошибиться, - наставлял он. - Если правильно пойдешь, Яуза по правую руку от тебя будет, но до нее отсюда прилично, вряд ли тебя туда занесет.
        «Если меня оттуда позовут, то еще как занесет», - мрачно подумал Федор. Оказавшись на улице, он двинулся вперед, сосредоточенный и серьезный. Все чувства его обострились, он успевал и заметить подозрительное движение поблизости, и определить, насколько оно может ему угрожать. Как будто древний инстинкт охотника, дремавший до тех пор, вдруг проснулся в нем.
        «Вот что называется - красиво уйти, - бормотал он про себя. - Я ухожу красиво. Уходит капитан в далекий путь и любит девушку из Нагасаки. Ничего, проживем как-нибудь. Мне бы только к реке не свернуть ненароком, в пасть хозяину Яузы». Он вдруг понял, что безумно соскучился по Неле. И несмотря ни на что, его рот сам растягивался в улыбке от одной только мысли, что скоро он ее увидит».
        «Ничего, жди, и я вернусь, - бормотал он про себя. - И никаким монстрам, хоть речным, хоть наземным, хоть подземным, сожрать себя не дам!»
        Когда он вновь дошел до широкой улицы, забитой машинами, которая называлась Садовым кольцом, ему пришлось-таки свернуть направо. И он так увлекся своими мыслями, что проскочил мимо Курского вокзала, мимо «Атриума» и спохватился лишь тогда, когда понял, что путь ощутимо идет под уклон, а внизу все затянуто туманом. Федор вгляделся в туман, и ему показалось, что он различает мост и реку там, внизу. На секунду он все же испытал искушение спуститься, скинуть химзу и окунуться в прохладную воду. Но тут же мысль о Неле заслонила все.
        «Я должен спешить, - сжав зубы, сказал себе Федор. - Я должен остаться в живых ради нее. Я обещал ей, что приду».
        И словно тиски, мягко сжавшие мозг, разжались. Он повернулся и двинулся обратно к Курской. Теперь дорога шла в гору, и сначала каждый шаг давался с трудом, словно к ногам привесили свинцовые гири. Но чем дальше, тем становилось легче, и вскоре Федор вновь был напротив «Атриума». Напоследок он еще обернулся и погрозил кулаком в сторону реки.
        «Что, взял, проклятый упырь с присосками? - злорадно думал он. - У тебя нет больше власти надо мной. Жди меня, девочка моя, я скоро приду к тебе!»
        Мелькнула было мысль - не зайти ли в «Атриум» за подарком для Нели. Но он тут же передумал. Не нужно сейчас лишний раз рисковать. Главное - встретиться с ней. А потом Федор достанет ей все, что ей захочется, они вместе пойдут на поверхность и возьмут все, что приглянется.
        На Курской-радиальной в наряде стояла та же смена, и его приходу даже не удивились.
        - Что, опять заплутал? - понимающе спросил знакомый уже часовой.
        Глава 17
        Возвращение
        Придя на Электрозаводскую, Федор первым делом сунулся было в палатку Данилы, но она была пуста. Федор чертыхнулся - он так хотел увидеть Нелю, и вот теперь жди, пока они вернутся из очередного похода. Ну ничего, главное - он добрался сюда. Осознав это, он почувствовал, что силы как-то разом кончились, ему безумно захотелось спать. Федор отправился искать место для ночлега и столкнулся с Виталей, который точно нарочно его подкарауливал.
        - О, привет, решил к нам все-таки? - обрадовался тот.
        - Не знаю пока, - буркнул Федор. - Данилу не видал?
        - Ушли они.
        - Давно?
        - Да нет, два дня уж будет с тех пор.
        - А как… как она? - голос Федора невольно дрогнул.
        - Кто? Девчонка? - скривился Виталя. - Больная она, так я думаю. Бледная, кашель бьет ее. Наверное, потому старик и увел ее - люди уж косо поглядывать стали.
        - Почему - косо? Что тут такого, что она заболела?
        - Э-э, да ты ничего не знаешь, видать? - Виталя радостно оживился. - Болезнь жуткая по метро идет. Кто заболеет - помирает в одночасье в страшных муках. Температура у него такая подымается, что кровь закипает. Да это бы еще полбеды. Перед смертью он в такое страшилище превращается, что и сказать жутко. Потому всех больных велено тут же в госпиталь на Таганку отвозить. Вот старик и увел ее от греха подальше.
        Федор чертыхнулся. Виталя, понятное дело, молол чушь, но как теперь узнать, когда вернутся старик и Неля? Оставалось только ждать. Еле распрощавшись с Виталей, он, как назло, наткнулся на Дарью и с трудом отделался от нее, хотя она гостеприимно предлагала ему для ночлега свою палатку. Федор сумел от нее избавиться, лишь пообещав заглянуть попозже. Заплатил одному из работяг, уходившему отрабатывать свою смену, и тот пустил его отоспаться на свои нары. Федор на удивление хорошо спал - без сновидений, а проснувшись, отправился разжиться чаем. И снова столкнулся с вездесущим Виталей, который, казалось, не спал никогда.
        - Ну что, вернулся старик? - спросил он.
        - Вернулся, - буркнул Виталя нехотя. И подумав, добавил: - Злой, как черт.
        Федор кинулся туда, где стояла палатка Данилы. Старик сидел внутри и что-то вырезал из дерева. Увидев Федора, совсем не удивился.
        - А Неля где? - впопыхах спросил тот.
        - Сядь, - голос старика был как треск сухой ветки. Федор сразу почувствовал неладное. Когда он опустился на пол, старик разлил брагу в две кружки и одну протянул ему.
        - Давай помянем ее душеньку. Отмучилась.
        Федора будто поленом по голове огрели.
        Как же так? Он мог представить себе все, что угодно, только не это. Тут какая-то ошибка. Это он должен был погибнуть. Он думал, что не дойдет до Курской, что его сожрут по дороге мутанты, что хозяин Яузы заберет его к себе. И не брал в расчет только одного - что Неля может его не дождаться.
        - Этого не может быть! - убежденно сказал он. Потом в глазах у него потемнело, потом он обнаружил, что лежит на полу, а старик чем-то брызгает ему в лицо.
        - Экий ты хлипкий, - с состраданием сказал Данила. И Федор понял, что все - правда. Неля больше никогда сюда не придет, он больше никогда ее не увидит.
        «Никогда» - страшное слово, от него становится больно, потому что это уже непоправимо. Можно поссориться, можно даже сделать вид, что навсегда расстались, но при этом знать, что если захочешь, постараешься, то есть еще надежда все изменить, вернуть, переиграть. Если бы он появился здесь три дня назад, он успел бы ее застать, и все вышло бы по-другому. А теперь уже ничего не вернуть назад. Случилось то, что случилось. Он опоздал совсем чуть-чуть. Пока он ругался с Веркой, пока навещал Катю, она была еще жива. А теперь, когда он понял, наконец, что только она ему нужна по-настоящему, оказалось, что уже слишком поздно. Это было уж чересчур жестоко - как будто судьба до поры до времени выжидала, а потом нарочно постаралась врезать ему как можно больнее.
        - Но как это вышло? - ошеломленно спросил он, все еще не решаясь поверить окончательно - так это было страшно, беспощадно и безнадежно. - Где, когда?
        Данила отвел глаза.
        - За ней пришли. Кто-то ее сдал. Нас предупредили, мы еле успели уйти. И пошли вниз по реке.
        Федор похолодел, вспомнив типа с незапоминающимся лицом, который так внимательно слушал его на Ганзе. Старик, пристально глядя на него, продолжал:
        - Неподалеку от монастыря пришлось выбраться на берег. Но там на нас напали выродки. Они кидались камнями. Один угодил ей в висок. Она упала. Я думаю, она сразу умерла, не страдала. Камень был такой здоровый, - и старик отхлебнул браги. Ошеломленный Федор последовал его примеру.
        - Это ты ее убил, - сказал он. - То ли от браги, то ли от жуткого известия он перестал бояться и первый раз в жизни говорил, не колеблясь, то, что думал.
        - Да что ты знаешь? Ты, щенок, - Данила приподнялся, побагровев. Но Федору уже было все равно.
        - Я все знаю. Вы возили дурь, и ты ее подсадил на эту дрянь! Ты не хотел, чтоб она от тебя уходила, потому что твои помощники слишком часто мрут, старик. Проводник! Скольких ты уже проводил на тот свет? Фила ты тоже угробил! Но сколько веревочке ни виться, все равно конец придет. Я тебя своими руками убью, если ты не расскажешь мне, что за чертовщина тут творится.
        Данила неожиданно сник. Опустился обратно на старый ватник и уже спокойнее сказал:
        - Ты ничего не знаешь. Ей все равно оставалось недолго. Она болела. Лучше уж сразу умереть, пока боли не начались. Это не самая плохая смерть.
        - И все равно ее убил ты. Если б не таскал ее в походы, она бы, может, и не заболела. Ты не думал о том, какой радиационный фон наверху? Это тебе ничего не делается, ты, небось, проспиртовался весь. Да может, ее еще можно было вылечить! Я показал бы ее врачам! Отвез бы в Полис…
        Федор орал, как ненормальный, но Данила, казалось, понимал, что ему нужно выговориться.
        - Если бы не я, она погибла бы гораздо раньше, - угрюмо сказал сталкер, когда запас обвинений у Федора иссяк. - Она была слишком слабой для работы. Кроме меня, оберегать ее здесь не нашлось охотников. Здесь ее ненавидели и боялись. И никуда бы ты ее не отвез, ее схватили бы еще на Ганзе и, скорее всего, тут же расстреляли бы. Ее ищут.
        - Из-за Лефорта, - уверенно сказал Федор. Старик не ответил.
        - Так она и правда была в его банде, убивала людей?
        Старик долго молчал.
        - Она без матери росла, у чужих, - произнес он, наконец. - Она мало рассказывала, но догадаться можно было - плохо с ней обращались. Когда совсем невмоготу стало, она сбежала и жила с такими же, как сама, беспризорниками. Они воровали, голодали. Жили в туннелях, в подсобках всяких. И людей остерегались не меньше, чем мутантов, если люди шли группой и с оружием. А если кто-нибудь в одиночку им попадался, могли и убить. Налетали всем скопом, как волчата, драли зубами, ногтями. Я эту малышку тогда еще приметил - девчонки иногда приходили на станцию попрошайничать. Пытался с ней заговорить, еду давал. Я видел, что она на других не похожа. Не очень-то она была приспособлена для такой жизни. Но она молчала, я даже не был уверен, что она вообще умеет говорить. Может, и лучше, что молчала. От того, как выражались остальные, меня, взрослого, мороз пробирал по коже. Мне хотелось взять ее к себе, заботиться о ней, но она уже никому не верила - и правильно делала.
        - А потом все-таки подружилась с тобой? - спросил Федор.
        Старик покачал головой:
        - Нет, тогда она от меня шарахалась. Дичилась, никого не слушала. Потом появился человек, который сумел этих волчат организовать, приручить, заставить служить себе. Он подкармливал их, защищал, и они за него готовы были убить кого угодно.
        - Лефорт, - пробормотал Федор. Старик кивнул.
        - Он и ее сумел приручить. Книжки ей читал.
        - Ну да, - пробормотал Федор, - книжки. Вот откуда она стихи знает.
        Старик кивнул.
        - Было время, когда она всюду ходила за ним. Хоть в бой, хоть в поход. Каждое слово его ловила. Верила во всем, слушалась как бога. А потом что-то у них разладилось. Она заболела, стала чахнуть, надломилось в ней что-то. Ему она больная уже не нужна была.
        - Мне рассказывал один на Китае про подругу Лефорта. Только имя перепутал, назвал Аленой. Но я сразу понял - это она, - сказал Федор.
        - Может, она, а может, и нет. Вокруг Лефорта много девчонок крутилось - было из кого выбирать. Кстати, я слышал сегодня - его убили при попытке к бегству на Ганзе. Если тебе от этого легче.
        - Мне от этого не легче, - пробормотал Федор. - И почему-то мне кажется, что мы о нем еще услышим. Но черт с ним, с Лефортом. Скажи, а была у нее татуировка в виде бабочки?
        - Кажется, был рисунок на плече, - нехотя буркнул Данила. - У них почти у всех были татуировки. Я ее подобрал в туннеле, когда она совсем ослабела. Податься ей было некуда - в банде она уже сама не хотела оставаться, а на станциях ее никто не ждал, и заботиться о ней было некому. Да ей, кажется, было уже все равно, что с ней будет. Но я ее немного подбодрил, подлечил, стали мы с ней на поверхность ходить. Сын мой погиб, так она мне вместо дочери была. Только все молчала, замкнулась в себе. Когда ты появился, она с тобой хоть разговаривать стала понемногу. Я уж обрадовался - думал, приходит в себя потихоньку. Да видишь, как оно все получилось.
        - Я тоже виноват. Я пришел слишком поздно, - пробормотал Федор. - А когда она умерла?
        - Да пару дней назад, - неохотно ответил Данила. Федор вспомнил свой сон про поезд мертвецов, где он встретил Нелю. Черт, почему, ну почему он сразу не остался с ними? Тогда он успел бы ее спасти.
        - Где ты похоронил ее, старик? Или?.. Куда ты ее дел? - слова застряли у него в горле - он вспомнил истории о мертвецах, которых старик якобы скармливал хозяину Яузы.
        - Она осталась… там, - неопределенно махнул рукой Данила.
        - Так ты просто бросил ее, - дошло, наконец, до Федора. - Бросил там, а сам удрал, струсил. Может, она была еще жива? Может, ее можно было спасти?
        - Я давно живу на свете, - сказал Данила. - Мне необязательно щупать пульс человеку, чтоб понять, что он умер. Она была мертва, иначе я бы ее не оставил.
        Но в голосе его Федору почудилось что-то странное.
        - Да как вообще все это случилось, что ее убили на берегу, а ты успел уйти? Ты что-то темнишь.
        - Я не хотел, - пробормотал Данила, - но разве ее остановишь? Она сказала: «Дед, я сама пойду». Да, так и сказала. Нужно было кое-что передать одному человеку. Я хотел оставить ее в лодке - как чувствовал. Лучше бы меня убили. Но я не успел. Она сказала: «Я сама», и глядь - она уже на берегу.
        - Да, это на нее похоже, - согласился Федор, - она отчаянная была. Но я же ей писал, просил, чтоб побереглась. Она мои записки получала?
        - Только одну, - удивился Данила, - Лелик с Третьяковки передал через кого-то. Она обрадовалась, все перечитывала ее. Такая веселая была одно время. А потом опять затосковала.
        - А еще одну я Дарье для нее передал, когда заезжал сюда несколько дней назад.
        - Вот гадина Дашка, - в сердцах выругался старик, - она Нельке ничего не отдавала. Когда вернулись мы последний раз сюда, Виталя Нельке рассказал, что ты был. Она спросила: «А записки не было?» Тот сказал: «Нет, не передавал». Ну, она и сникла опять, заскучала.
        - Да, - сказал Федор, - у нее настроение все время менялось. Нельзя мне было надолго уходить. Она меня ждала, а потом отчаялась, и ей стало все равно, что с ней будет. Ты говоришь, ты потом хотел ее найти, а ее уже не было? Думаешь, выродки унесли ее с собой?
        Федор даже застонал от такой мысли. «Счастье, если Неля и впрямь к тому времени была уже мертва», - подумал он.
        - Нет, - сказал Данила, - они потом тоже разбежались. Может, я уже старый и вижу плохо, но одно я точно знаю - странные вещи там творятся, возле того моста. Я, как сейчас, вижу - вот она падает, и выродки бегут к ней. Я даже выстрелить не успел, ну, и ее боялся задеть - думал, чем черт не шутит, может, все же жива? Хотя, может, лучше тогда было ее убить, чтоб не попала им в лапы живой, но я бы не смог. И вдруг один урод свалился на землю, потом другой. И остались лежать неподвижно, словно их громом поразило. Вот честно, никаких выстрелов не слышно было, только листья шелестят. А они только что были живехоньки, и вдруг ни с того ни с сего замертво лежат. Остальные разбежались тут же кто куда.
        - Может, этих двоих из лука подстрелили? - предположил Федор.
        - Не знаю, - сказал Данила. - А потом вообще какие-то непонятки начались. Померещилось мне, что вижу я на берегу фигуры в черных балахонах. Темно было, не разобрать ни черта, то ли это кусты, то ли вправду кто-то движется там. Вот я грешным делом и побоялся из лодки вылезать, затаился. Потом луна за тучу зашла, а я все сидел в лодке под мостом. Ни на что решиться не мог. А когда вышла луна снова, Нельки уже там не было. Те двое так и лежали, а она пропала. Вот я и не знаю - кто это был-то? Люди или кто? Даже думать об этом боюсь.
        - А может, ты все врешь, старик? Может, ты все это придумал? А сам просто спрятал ее где-нибудь, чтоб переждать опасность? - с надеждой спросил Федор.
        Старик помолчал. Глотнул еще браги. Потом, словно не услышав вопроса, произнес:
        - Пойдем сегодня наверх, я тебе покажу кое-что.
        - Я никуда не пойду с тобой, старик. Откуда я знаю - может, ты бросишь меня в реку на съедение своему хозяину? Мне уже рассказали про зов. Но я так просто не дамся, не собираюсь я покорно ждать, пока какой-то гигантской пиявке с присосками, сидящей в реке, вздумается перекусить! Я-то думал, вы и вправду свободные люди, но свободы, видно, нигде нет. Все кого-нибудь боятся - не бандитов, так хозяина. Но я не Фил, угробить себя так легко не дам.
        Данила с удивлением глянул на него.
        - Я не думал, что ты веришь в бабьи сплетни. Нет никакого зова.
        - Почему же люди уходят?
        - Фил объяснил бы лучше, - неожиданно спокойно сказал старик. - Я много говорить не умею. Но зова нет. Фигня это все.
        - А что же есть?
        - Есть страх. Люди боятся неизвестного и непонятного. Им надо дать имя своему страху - так им легче. Они называют это - зов. А я называю - тоска. Эта тоска по прежней жизни сидит в каждом из нас. Людей тянет наверх, особенно тех, кто родился там и хоть что-то помнит из прошлого. И даже у тех, кто родился в подземке, она в крови, досталась от отца и матери. И когда человек не может больше бороться с тоской, он уходит. И никто не может его остановить. Такая судьба, - и старик развел руками.
        - А как же тогда хозяин Яузы? - спросил Федор. - Как можно плавать, зная, что он караулит под водой и в любой момент может напасть?
        Старик покачал головой:
        - Настоящие хозяева Яузы - мы. А с монстром приходится считаться, конечно. Тут нужно просто знать, как обезопасить себя, уметь угадывать, где он и в каком настроении.
        - Да ведь говорят, что река совсем мелкая. А он, по рассказам судя, огромный. Как же он там живет?
        - Ну, думаю, не такой уж огромный - у страха глаза всегда велики, - усмехнулся Данила. - А Яуза и впрямь неглубока, но кое-что изменилось со времен Катастрофы. И появились такие ямы, где он может устроиться вполне вольготно.
        - А он один или их несколько?
        Старик задумался.
        - Не знаю, - с сомнением ответил он, наконец, - хотелось бы думать, что один. Мне кажется, он заплыл когда-то в Яузу из большой реки, а потом решил обосноваться в ней насовсем. А может, просто не сумел выбраться обратно. Я уже немного изучил его привычки, могу даже предсказать его появление. Обычно, когда он поблизости, вся живность в реке затихает. А ночные птицы на берегу, наоборот, поднимают гвалт, словно предупредить хотят. Когда я подхожу к реке, я всегда смотрю, что происходит вокруг. Надо уметь смотреть и слушать, в этом все дело. Будешь ходить со мной - я и тебя научу.
        - А этот… который чуть не влез к нам в лодку? Эта ходячая груда металлолома?
        - Ручейник? - спросил старик. - Да они обычно днем вылезают, ночью спят. Этот какой-то шалый был. Но и с ними можно сладить.
        - Хорошо, - сказал Федор, - допустим, ты мне не врешь и Неля в самом деле умерла.
        Эти слова дались ему с трудом - словно от того, что он произнес их вслух, они стали правдой. Федор подумал еще немного и продолжал:
        - Я пойду с тобой наверх, раз ты просишь. Но не оттого, что я тебе верю. Просто все беды случились из-за меня. Ты не знаешь, а это я во всем виноват. И если мне суждено умереть - значит, я это заслужил.
        Старик остро посмотрел на него.
        - Не забивай себе голову ерундой. За девочкой все равно пришли бы, рано или поздно.

* * *
        Вечером они с Данилой выбрались на поверхность в переулке, недалеко от того места, где прошлый раз Федор встретил прядильщиц. Он оглядывался по сторонам, но пока никого не видел. Лишь пару раз померещились ему темные фигуры - но они так быстро исчезали, что трудно было с уверенностью сказать, впрямь ли там кто-то был, или же Федору показалось. Они со стариком дошли до вестибюля станции, где все так же возвышались навеки застывшие в трудовом порыве фигуры, и, обогнув его, прошли еще немного вдоль полуразрушенных киосков.
        Оказались перед черным четырехугольным проемом под железнодорожной насыпью, старик застыл, приглядываясь и прислушиваясь. Ничего опасного не заметив, он шагнул в проход, поманив за собой Федора. Под ногами оказалась какая-то дрянь вроде сопревшего тряпья, у стены лежало скрюченное, полуистлевшее тело. Пройдя каменный коридор до середины, старик повернул направо, здесь ступеньки вели наверх. Они поднялись и, толкнув стеклянные двери, вышли наружу.
        Федор оглядывался - они оказались на платформе. С одной стороны рельсы, разветвляясь, уходили вдаль, и там угадывался такой простор, что сердце защемило. И такими ничтожными показались вдруг Федору все их попытки выжить в метро. Вот уйти бы туда, вдаль, идти долго-долго - может, удастся найти чистые земли и там начать новую жизнь? Федор обернулся - с другой стороны рельсы терялись между каменными громадами домов. А неподалеку на путях застыл состав.
        В грудь ударил ветер, толкнул. Федору захотелось стащить резиновую маску, чтобы воздухом обвеяло разгоряченное лицо. Казалось, ветер принес с собой запахи неведомых цветов издалека. Странное это было место - совсем как в его сне.
        Старик спрыгнул на рельсы и, махнув Федору, пошел к поезду. Федору вовсе не хотелось идти за ним, но и оставаться одному в этом зловещем месте желания не было. И он медленно, неохотно поплелся следом. Встречный ветер мешал, приходилось делать усилия, но это было даже приятно. Здесь Федор снова почувствовал себя живым - и еле удержался, так велико было желание снять противогаз.
        Старик тем временем, двигаясь ловко, как молодой, подошел к подножке крайнего вагона, вскарабкался и оглянулся, протянул Федору руку. Пришлось уцепиться, и старик втащил его в тамбур. Вслед за стариком Федор протиснулся в вагон. И первое, что увидел, - трупы.
        Люди лежали и сидели в самых разных позах - кого как застигла смерть. Полуистлевшие тела лежали на сиденьях, валялись в проходе на полу. Старик шел по вагону, иногда наклоняясь и вороша хлам на полу. «Зачем мы пришли сюда? - думал Федор. - Наверняка все полезное давным-давно уже отсюда вынесли». К горлу подступала тошнота.
        Перешли в следующий вагон - здесь виднелись следы пожара, скрюченные, обугленные трупы рассыпались от малейшего толчка. «Поезд в огне, - подумал Федор, - им некуда было убежать. Зачем затеял старик этот поход? Может, на самом деле хотел избавиться от меня? Догадался, что я виноват в смерти Нели, и решил отомстить? Сейчас даст чем-нибудь тяжелым по голове и оставит здесь - меня и искать тут никто не станет, да и кому я нужен». Но старик двигался по вагону, не обращая внимания на то, что Федор не успевает за ним.
        Федор замычал, пытаясь привлечь внимание Данилы, поднес руку к горлу, показывая, что ему плохо. Старик оглянулся, и Федора пробрала дрожь: на секунду показалось ему, что это не старый Данила, а кто-то другой, выше ростом и шире в плечах, неведомый, бесстрастный и грозный. Проводник. И привел он его сюда не случайно - сейчас поезд с мертвецами тронется, и они поедут туда, куда не дотянулась Катастрофа, где люди живут по-прежнему. Для этого надо сделать усилие… но какое? Невозможно поверить, что эти мертвые когда-нибудь оживут. Может, старик затем и привел его сюда - чтоб он это понял? А вдруг и Неля тоже здесь? Вдруг старик и ее сюда принес, и она отправится в путешествие вместе с ними?
        Старик стоял, молча глядя на него. И Федор не выдержал, развернулся и торопливо побежал по проходу обратно. Споткнулся об обгорелое тело, полетел на пол.
        Вновь в себя он пришел уже на платформе. У него болела рука, старик тащил его за собой, чуть ли не нес. Кое-как они добрались обратно на станцию.
        Что было потом, Федор толком не помнил - он то и дело проваливался в беспамятство. Кажется, старик поил его чаем, как маленького. Иногда ему мерещилась Неля. В какой-то момент наступило отрезвление, охватила тупая тоска. Он вспомнил все и даже застонал от боли и разочарования.
        - Скажи честно - это неправда? Она жива? Ты просто ее где-то спрятал? - спросил он Данилу.
        Старик покачал головой:
        - Я рассказал тебе все, как было. Если поплывешь со мной, я покажу тебе, где это случилось. Хорошее место. По левой руке - пустырь, по правой - монастырь, так она говорила.
        - Ты думаешь, я останусь здесь? Что мне теперь делать тут с тобой, старик? Помогать тебе обделывать твои темные дела, пока я и сам не умру, облучившись сверх меры? Торговать дурью? Все, кто ходит с тобой, умирают, и я долго не протяну.
        - Да по мне, хоть бы все бандиты передохли от этой дури, и остались только те, у кого голова на плечах - у таких, может, что-то и получится. А ребята, которым я помогаю оружием, делают хорошее дело - истребляют всякую мразь, чтоб метро стало чище. Мне самому много не надо. Я хочу, чтоб жизнь стала лучше. Оставайся. У тебя будут новые документы - я могу это устроить легко. Станешь ты из Федора, к примеру, Иваном. И будем вместе ходить - Иван да Данила. Подумай.
        - Кому ты помогаешь? Лефорту?
        - Лефорт уже сдулся. Не сегодня-завтра ему конец. Есть другие. Их немало - тех, кому не все равно. Фашисты строят свои планы, коммунисты - свои. Метро однажды может взлететь на воздух. Но наши люди следят за этим, устраняют кого надо. Ты мог бы быть с нами.
        - Посмотрим, - сказал Федор.
        «Жаль, если уйдет, - подумал Данила, - он чем-то напоминает моего Вальку. Ерунды пока много в голове, но уже начинает понимать, что к чему».

* * *
        Федор на дрезине добрался до Курской-радиальной. Никакой определенной цели у него не было - он действительно не знал, куда теперь податься. Раньше, когда еще жил с Веркой, он иногда мечтал о том, чтобы уйти от нее и стать совсем свободным. Думал, что мешает ему оставить ее только лень и нелюбовь к резким переменам в жизни. А теперь он был как раз совершенно свободен и не знал, что делать со своей долгожданной свободой. Его никто нигде не ждал, кроме Данилы. Да и тот долго ждать не будет, скорее всего. «Ах нет, - вспомнил Федор, - есть же еще Катя». Не мешало бы навестить ее, прежде чем принимать окончательное решение.
        Он нарочно приехал на Павелецкую-кольцевую ближе к вечеру, когда рабочий день в офисе заканчивался. Остановился немного поодаль, глядел на выходящих из офиса людей с озабоченными лицами. Катя выскочила из офиса, вслед за ней вышел мужик чуть постарше, она споткнулась, он подхватил ее и что-то сказал на ухо. Катя засмеялась, чмокнула его в щеку. Федор сделал шаг вперед. Показалось ему, или у Кати в глазах мелькнула тревога? Но она тут же просияла, шагнула к нему, кинулась на шею. Мужик ожег Федора неприязненным взглядом и зашагал в другую сторону.
        - Кто это, Кать? - спросил Федор.
        - Да не обращай внимания, - засмеялась Катя, - так, один тут вообразил себе невесть что.
        Федору показалось, что ее смех звучит немного натянуто.
        Позже, уже в отсеке, лежа на Катиной кровати, он вновь завел этот разговор:
        - Смотри, Кать, а то, может, я тебе мешаю? Может, я не понимаю чего-то.
        - Какой ты глупый, - засмеялась она. - Ты мне не сможешь помешать никогда.
        - Мало ли, может, ты хочешь семью завести. А я не из тех, что на одном месте сидят.
        - Рано мне еще семью, Федя. Или ты, может, думал, что я ребенка хочу? Нет, не хочу, и знаешь, почему? Если пойду на такое, сразу вылечу со службы, хорошего места лишусь. Ведь тут под дверью очередь стоит - место мое сразу займет другая. И буду я жить на пособие, которого еле хватает, чтоб прокормиться. А смысл? Все равно никто не знает, сколько мы еще тут, в метро, продержимся. Ведь не сегодня-завтра, в любой момент может все рухнуть - неужели я не понимаю? Какие-нибудь твари прорвутся к нам с радиальной, или подземные воды сделают свое дело, и туннели начнут обваливаться нам на головы. И что ж тут странного, если я не хочу себе руки связывать этакой обузой - ребенком? Кому он здесь будет нужен, кроме меня? И кому буду нужна я? Так уж лучше я буду жить без забот, пока все не накрылось окончательно. Ты-то меня не будешь кормить, ты - вольный сталкер. Пришел, потом пропал на месяц. Пойми, я тебя не упрекаю, просто хочу объяснить.
        Первый раз они вот так обо всем разговаривали. Федор признавал, что Катя говорит вполне разумно. Наверное, он и сам ответил бы что-нибудь в том же духе, если бы его кто-нибудь спросил. Но почему-то слушать все это ему было тоскливо.
        Он вспомнил мужика, неприязненно глядевшего на него. Ай да Катя! Она ведь нарочно старалась, чтоб мужик понял - Федор ей не просто друг. Наличие еще одного поклонника помогало ей набить себе цену. Если бы Федор сообразил это раньше, то, наверное, осуждал бы ее, но теперь он ее понимал: по крайней мере, Катя не пропадет без него. Да и насчет ребенка она права, ах как права. Еще родится какой-нибудь шестипалый… почти мертвый, и придется тайком схоронить его в туннеле, а потом окажется, что он не совсем мертвый. И какие-нибудь добрые люди подберут его - или ее - и вырастят непонятно зачем, никому не нужного. И он вырастет злым и отчаянным, научится воровать еду, а потом и убивать ради еды. И умрет молодым - от шальной пули либо хвори.
        Но оттого, что Катя так хорошо все понимала, на душе у Федора становилось еще поганее. «Я сам виноват, - подумал он. - Ведь я тоже жил то с одной, то с другой в ожидании чего-то лучшего. Так чего ж удивляться, если и со мной обходятся так. Все мы пытаемся набить себе цену, боимся привязаться к кому-то всерьез, бережемся. В этой игре что-то не так, каждый плутует, и выиграть при любом раскладе нельзя».
        - Кать, - спросил Федор, - а курточку ты носила, которую я тебе подарил?
        Она смутилась.
        - Да знаешь, этот твой мех ведь лез клочьями и расползался под руками. Но ты не думай, я все равно страшно рада, что ты ее принес. Ведь не подарок дорог, а внимание, верно?
        Она была права, но почему-то на душе у него стало муторно. И на следующее утро он засобирался в путь.
        - А может, не спешил бы? - спросила Катя. - У меня сегодня выходной, могли бы вместе побыть.
        - А завтра что - опять тебе на работу? А я весь день буду тебя ждать?
        - Ну, у тебя, наверное, тоже дела найдутся, - капризно сморщила нос она. - А вечером вернулся бы ко мне.
        - Нет, Кать, не могу. И я не знаю, когда теперь смогу. У меня, может, теперь другая будет работа, тяжелая. Зато настоящая.
        - Ну вот, - скривилась Катя. - А отказаться не можешь?
        - Не могу. Пепел стучит в мое сердце, - серьезно сказал Федор.
        - Что? - удивилась Катя. Той старой книги она явно не читала.
        - Да так, ничего, не бери в голову. Спасибо тебе за все. Может, еще увидимся, если жив останусь, - Федор не мог удержаться под конец от пафоса.
        На прощание он нежно поцеловал Катю. Она даже немного всплакнула, провожая его до дрезины. И как только дрезина углубилась в туннель, Федор облегченно вздохнул. Теперь и с этим было покончено, порвались последние нити, связывавшие его с прошлым. Он чувствовал, что стал другим, и прежняя жизнь была ему теперь мала, словно он вырос из нее. Пора было освободиться.
        Он заехал в гостиничный комплекс на Таганке, снял там комнату и, прислушиваясь к шуму за соседними стенками, чувствуя себя благодаря этому не таким одиноким, пытался осмыслить недавние события.
        «Неля погибла из-за меня, - думал он, - в ее смерти я сам виноват. Мне вообще не надо было возвращаться на Китай-город. Не было у меня там ничего такого, за что стоило бы держаться. Судьба дала мне знак, а я не понял. Но я дурак, я просто струсил. Если бы я тогда остался с ней, она теперь, скорее всего, была бы жива. И Верка была бы жива, и Кабан, и даже Курятыч. Я еще мог исправить ошибку, когда первый раз вернулся за ней сюда, - мне нужно было не слушать, что люди болтают, дождаться ее и поговорить с ней самой. Поглядеть ей в глаза. Я бы понял тогда, что все это неправда. А если даже правда, то все это неважно. Надо было просто остаться с ней и ни о чем не расспрашивать. Ведь что бы там ни было у нее в прошлом, она хотела с этим покончить, забыть все - оттого и пыталась укрыться от этого гада на Электрозаводской.
        Но я послушал этого придурка Виталю и испугался опять. Разминулся с ней, может быть, на день всего. Но и это еще не самое страшное. Старик сказал, что кто-то навел на них облаву, оттого все так и вышло, им пришлось уходить. Ужас-то в том, что, скорее всего, это я и навел. Что я там наболтал этому типу на Ганзе спьяну? Наверное, достаточно для того, чтобы они все поняли и пришли за ней. Она вместе со стариком спасала меня, а я, получается, ее убил.
        Оказывается, выбрать - труднее всего. Это только кажется, что ты решаешь лишь за себя, что ты ни за что не отвечаешь. Самое страшное - что от тебя иногда зависит чужая жизнь, а ты об этом и не подозреваешь. И один твой неверный шаг может погубить другого. Тяжело, даже если чужой, незнакомый умрет из-за тебя. А на моей совести Верка - она все-таки меня любила на свой лад. Кабан, может, тоже умер. А главное - единственная девушка, которая пришлась по душе… Она из-за моей глупости, трусости, нерешительности умерла. Я опоздал совсем чуть-чуть, но это уже непоправимо. И теперь впереди ничего нет, потому что другой такой не будет. Вот ведь странно - Верку я тоже больше никогда не увижу, и мне ее тоже жаль. Но когда думаю про Нелю, становится так больно, словно меня режут живьем. Такая тоска берет, что хоть вешайся».
        Он вдруг подумал, что, возможно, от него тут ничего не зависело, что выбор был предопределен заранее, ведь Неля была убийцей и должна была расплатиться. Как там старик сказал: «За ней все равно бы пришли». Возможно, он был лишь орудием судьбы. Но почему именно он?
        «И почему все так? - терзался он. - На Китае я знаю многих, у кого на совести по нескольку трупов, и ничего - живут себе как ни в чем не бывало. Почему эта девочка должна была так расплачиваться?»
        Но какой-то внутренний голос подсказывал, что иначе было нельзя. «Я бы хотела умереть молодой», - вспомнились ему ее слова. Ну вот, она и умерла, но перед этим успела его чему-то научить. Теперь его жизнь никогда не станет прежней. Только вот вправду ли она умерла?
        У него перед глазами вновь возникла река. Вот левый, высокий берег, а наверху - мощные, смутно белеющие в ночи монастырские стены. Здесь они встретили кошек, когда плыли прошлый раз. Федор словно бы видел, как девушка и старик осторожно выбираются на берег, как из-за кустов с торжествующими криками выскакивают дикари в лохмотьях. Они начинают швыряться камнями, девушка падает и остается лежать, а старик, бросив ее, спешит обратно к реке. Кошки поднимают вой, выродки, озираясь, подходят все ближе к неподвижному телу. Но что-то спугнуло их - они насторожились, прислушиваются. И вдруг один падает, а другой смотрит в суеверном ужасе. Он хочет бежать, но поздно - через секунду он валится на землю возле тела соплеменника. Что их убило? Стрелы или пули? А сверху, от монастырских стен, не торопясь, спускаются фигуры в черных балахонах. Головы их прикрыты капюшонами, в руках факелы - а может, это фонарики. Они поднимают тело девушки и уносят туда, наверх, где вечной твердыней воздвиглись на холме стены и храмы монастыря.
        Ночью Федору приснилась Неля. Почему-то он отчетливо понимал, что это - сон. Она смотрела на него так, словно не сердилась.
        «Ну как? - хотел спросить он. - Теперь ты знаешь, что там, по ту сторону жизни - расскажи, во что мы превращаемся там? Каково там - лучше, чем здесь?»
        «Не ругай себя, не мучайся, - словно бы услышал он в ответ. - Не ты во всем виноват. Ты просто опоздал чуть-чуть».
        «А кто виноват? Лефорт?» - подумал он. На это она ничего не ответила.
        «Но что же мне теперь делать? Мне плохо без тебя. Жить, как прежде, я уже не смогу, а по-другому - не умею».
        «Это ничего. Все уладится. Главное - ищи проводника. Слышишь? Ты должен довериться проводнику».
        «Где мне его найти? Как я его узнаю?»
        Но Неля лишь покачала головой и пропала.
        «Наши мертвые не оставят нас в беде. И в покое тоже не оставят», - обреченно подумал Федор.
        И все же ему не хотелось верить в худшее, он цеплялся за самую призрачную надежду. Ведь о смерти Нели он знает только со слов Данилы. А может, старик ему соврал? Он мог просто спрятать где-нибудь девушку. Может, ему доложили о том, что Федор ищет ее, и старик решил укрыть ее где-нибудь на время от греха подальше? Но даже если он сказал правду, и возле монастыря на них напали? Старик сказал, что не нашел потом ее тела. Может быть, те, кто тайно живет в монастыре, и вправду забрали ее к себе?
        Федор цеплялся за малейшую надежду. Он понимал, что единственная возможность узнать больше о судьбе девушки - вернуться к Даниле. И в сущности, это единственный человек во всем метро, который его ждет. Они будут ходить с Данилой на поверхность, разведывать новые пути, прокладывать новые маршруты для других сталкеров. Когда старик уже не сможет работать, его сменит Федор. Вряд ли он станет заниматься контрабандой - что толку снабжать оружием одни банды в борьбе против других? Но вот искать и находить наверху то, что может помочь людям, облегчить им жизнь, ему вполне по плечу. И с голоду он не умрет - наверху осталось еще столько всего, что на его век точно хватит.
        Он вспомнил поезд с мертвецами, в котором они побывали с Данилой. Федор не знал, зачем повел его туда старик, но вдруг понял, что поезд-призрак, его давний кошмар, с тех пор ни разу не являлся ему. Похоже, от этого наваждения он избавился, хотел старик того или нет.

* * *
        Утром он собрался и сел на дрезину до Курской. Он чувствовал себя так, словно за месяц постарел лет на десять. Когда он был уже на Курской-радиальной, кто-то его окликнул, какой-то знакомый из прошлой жизни, но дрезина уже стояла у перрона, и рабочие садились туда. И Федор не захотел задерживаться.
        Едва он сошел с дрезины на Электрозаводской в толпе одетых в спецовки работяг, к нему подошла Дарья - словно нарочно караулила.
        - Ты уже знаешь? - сочувственно протянула она, глядя в его потемневшее лицо. - Мне так жаль ее, бедняжку. У меня здесь ближе нее никого не было, она всегда мне так помогала, бедная девочка. Характер у нее был ужасный, но сердце доброе. Заходи сегодня ко мне, помянем ее.
        - Иди к черту, - не останавливаясь, буркнул Федор. Дарья задумчиво посмотрела ему вслед. «Не так-то легко будет его приручить, ну ничего, подождем, никуда не денется», - подумала она.
        Федор тем временем отправился прямиком к Даниле. Старик как будто не удивился его появлению. Лицо Данилы показалось Федору загадочным и суровым в неверном свете фонарика. Словно сквозь маску старого проводника проглядывало что-то более древнее - бесстрастный лик настоящего хозяина Яузы.
        - Вернулся, - только и спросил Данила. - Это хорошо. Тут как раз дело одно намечается. Ты как, готов идти со мной?
        - Да, - сказал Федор, - теперь я готов.
        Здравствуйте! Я - Анна Калинкина, и сейчас вы держите в руках мою четвертую книгу в серии «Метро 2033». Три года прошло с тех пор, как вышла первая. Надеюсь, за это время я чему-то научилась. Некоторые считают, что с приобретением профессионализма идет на убыль энтузиазм, но я по-прежнему стараюсь писать каждую книгу с полной отдачей - иначе, по-моему, вообще нет смысла браться за дело.
        Если попытаться сформулировать в двух словах основную идею первой трилогии, пожалуй, это будет нелегкая судьба женщин в постъядере. А в новой книге хотелось больше внимания уделить человеческим отношениям. Одна из новых песен БГ называется «Любовь во время войны». Вот это меня и занимало. Какой она может быть, каково это - любить, когда постоянно грозит опасность потерять друг друга? И насколько хорошо может узнать один человек другого? Или чужая душа - всегда потемки, а взаимопонимание - лишь иллюзия? И человек человеку - волк, особенно в суровых условиях, когда иной раз приходится выбирать между своей жизнью и чужой? Кто в итоге оказывается в выигрыше - тот, кто пытается устроить жизнь за счет других, или тот, кто безоглядно и без расчетов поступает по велению сердца? А может, ни тот ни другой?
        И конечно же, эта книга - вновь о Москве, о ее тайнах. Ни настоящего, ни будущего не бывает без прошлого. И это прошлое постоянно напоминает о себе - непонятными на первый взгляд старинными названиями улиц и площадей, обветшалыми постройками. Кажется, по развалинам до сих пор бродят бесплотные призраки из далеких времен. А если приглядеться, то не такие уж они бесплотные. А может, даже и не призраки? Какие тайны хранят руины старого московского района Лефортово, где в прежние времена находилась Немецкая слобода? Что скрывает темная вода Яузы? Наведывается ли кто-то до сих пор в подвалы Солянки, подземелья Хитровки? И что означает снящийся постоянно герою поезд-призрак? Возможно, на некоторые из этих вопросов в книге найдутся ответы.
        И еще, мне кажется, в романе на этот раз больше философских рассуждений. Наверное, оказал влияние прочитанный в процессе ее написания роман Дмитрия Глуховского «Будущее».
        Как всегда, хочется сказать огромное спасибо тем, без кого книга не состоялась бы, - основателю и вдохновителю серии Дмитрию Глуховскому, редактору Вячеславу Бакулину, художнику Илье Яцкевичу. Если перечислять имена всех друзей и соратников с портала «Метро 2033», отведенного мне места не хватит, поэтому назову хотя бы некоторых: Ольгу (Скарлетт) Швецову, Ирину Баранову, Андрея Гребенщикова, Игоря Осипова, Виктора Лебедева, Станислава Богомолова, Дмитрия Манасыпова, Дмитрия Ермакова, Константина Бенева, Аруну Ветрову, Леонида Добкача, Михаила (Циркона) Мухина, Виктора Тарапату, Григория Вартаняна, Киру Иларионову, Сергея Семенова, Павла Старовойтова, Дениса Дубровина. Благодаря этим и многим другим людям портал живет активной творческой жизнью, появляются новые авторы и произведения. Хочу пожелать, чтобы так продолжалось и дальше! А еще - огромное спасибо моим читателям! Их поддержка и отклики помогают мне и придают силы.
        notes
        Сноски
        1
        Текст песни В. Инбер.
        2
        Текст песни С. Калугина.
        4
        Цитата из «Сказки о царе Салтане» А. Пушкина.
        5
        Стихотворение М. Цветаевой.
        6
        Стихотворение А. Ахматовой.
        7
        Автор текста И. Кормильцев.