Под-Московье Анна Калинкина
        Вселенная Метро 2033
        Трилогия Станция-призрак в одном томе.
        Анна Калинкина
        Под-Московье (авторский сборник)
        СТАНЦИЯ-ПРИЗРАК
        ДОЛОЙ ПРАВИЛА
        Объяснительная записка Дмитрия Глуховского
        Конечно, книжные серии были изобретены задолго до «Вселенной Метро 2033». И сейчас трудно найти издательство, которое не выпускало бы своей серии книг о вампирах или мире после Апокалипсиса.
        Главный залог их успеха - следовать правилам. Ни в коем случае не экспериментировать! Нравятся народу шаблонные фантастические боевики с элементами мистики - вот и давай, стругай одинаковые книжки. И берут профессионалов, которым поставь задачу - они и настругают, как сказано. Потому что считается: эксперименты, разрывы шаблона - вредны. Могут отпугнуть тех, кому понравилась одна из книг серии и кто хочет бесконечных повторений пережитого.
        И я тоже знаю об этом принципе. Очень хорошо знаю, на собственном примере: помню, на какое ожесточенное сопротивление многих читателей натолкнулась моя собственная книга, «Метро 2034». От нее ждали повторения «2033», а она оказалась… Совсем другая.
        Казалось, должен был я научиться на этом горьком опыте и дуть изо всех сил на воду, обжегшись на молоке, и во «Вселенную Метро 2033» уж пропускать исключительно книги, похожие друг на друга, шаблонные, понятные, не требующие терпения и вникания.
        Нет, не могу.
        Скучно.
        Ведь концепция «Вселенной» изначально другая: приглашать совсем разных людей из разных стран и предлагать им осмыслить одну и ту же ситуацию: 2033 год, мир после ядерной войны. И одинаковых книг получиться по определению не может: ведь каждый, выходит, пишет о себе. Сколько людей - столько и взглядов, столько и перспектив. Столько разных сюжетов, героев, драм. Столько разных книг.
        А такой, как у Анны Калинкиной, не было еще ни у кого. Ведь это первый автор-женщина нашей серии. И, читая и редактируя ее книгу, я сам для себя начал заново открывать свое «Метро».
        Женщины ведь смотрят на «наш мир» своим особым взглядом. На каждой станции метро замечают сначала других женщин - и «говорят» прежде все с ними, а уж потом с мужчинами. Примечают, на какой станции как одеваются, и задаются вопросом, откуда берется одежда. Влюбляются в героев и в злодеев, прощают и мстят. В прежних романах «Вселенной» любовь - это чаще всего тоска по погибшей подруге, по сгинувшей в Катаклизме жене… Это потому, что мужчины толком и не умеют о любви писать.
        И вдруг - вот вам живая девчонка, настоящая. Не героиня, не силиконовая модель, не роковая вамп. Иногда робкая, иногда - отважная. Не всегда уверенная в своих чувствах и не всегда умеющая сделать выбор… Как те девушки, с которыми мы встречаемся и болтаем каждый день, с которыми строим отношения. Как те девушки, которые читают наши книги.
        И с приходом героинь суровое подземное царство героев «Метро» вдруг становится немного более наивным, радужным, чуть более легкомысленным - но несомненно менее схематичным, комиксовым - и более живым, реальным.
        Но не стоит думать, что перед вами - женский роман. Перед тем, как сесть за написание своей книги, Анна Калинкина прочла все книги серии. В мире метро она ориентируется лучше многих профессиональных писателей и заядлых читателей. И атмосферу она прочувствовала чудесно: ее герои рассказывают такие истории, от которых мороз продирает, и переживают такие приключения, от которых у впечатлительных может выскочить сердце.
        Самое же для меня приятное, что Анна - не профессионал, не наемник, а один из авторов портала Metro2033.ru, постоянный участник наших встреч с читателями. Уже второй в этом году «любитель», который благодаря серии «Вселенная Метро 2033» смог(ла) осуществить свою мечту - написать и опубликовать свою книгу.
        В общем, так. Плевать я хотел на правила. Пусть горят в аду те, кто считает, что читателей надо кормить одинаковыми книжками, простыми и понятными. А я хочу, чтобы во «Вселенной» все книги были разными, и все - живыми.
        И тогда нам никогда не будет скучно.
        Дмитрий Глуховский
        Пролог
        Девочка забилась в щель, куда, казалось, не смогла бы поместиться даже кошка. Она слышала снаружи шумные вздохи, потом толстая лапа почти коснулась ее плеча. В темноте, наугад, девочка ткнула кулачком - не попала.
        - Уходи! Все равно не достанешь.
        Опять послышалось шумное сопение. И вдруг стихло. А вдали раздавались другие звуки - чьи-то шаги, голоса. И будто бы даже свет блеснул.
        - Видишь, это люди! Теперь я попаду к маме. Уходи, прошу тебя. Они могут тебя убить.
        Она в последний раз услышала звук, похожий на вздох. Потом тяжелая туша стала удаляться почти бесшумно. Девочка, подождав немного, выползла из щели.
        Шаги становились все громче, приближаясь…
        На девчонку упал луч фонарика.
        - Ничего себе, - удивился один из подошедших. - Ты откуда здесь?
        - Я хочу к маме, - сказала девочка.
        - Ну, это понятно, - сказал другой. И, посветив вокруг фонариком, тихо присвистнул. Тонкий луч выхватил из темноты рельсы, шпалы и какой-то странный небольшой предмет. Рассмотрели поближе… Оказалось - скрюченная кисть руки, судя по всему, женской.
        - От мамы-то, по ходу, не так уж много осталось, - пробормотал себе под нос первый, стараясь, чтобы девочка не услышала.
        Второй в это время достал что-то из рюкзака, протянул девочке:
        - На-ка вот, поешь. Голодная, небось?
        Девочка с аппетитом впилась зубами в кусок вареной свинины. Угостивший ее довольно улыбнулся.
        - Значит, ты шла с мамой, - осторожно спросил он, - а потом что случилось?
        - Не с мамой, - невнятно пробормотала девочка, - с дядей Федором и теткой Люсей. Моя мама осталась на Беговой. Она будет ждать меня. Ты отведешь меня к ней?
        - Не повезло тетке Люсе, - тихонько заметил первый. - А поискать, так и дядька Федор где-нибудь поблизости найдется. Скорее всего, то, что от него осталось, свободно поместится в карман. Как же детеныш-то уцелел?
        - Пошли отсюда, - сказал второй. И взял девочку за руку.
        Девочка, доверчиво улыбаясь, засеменила рядом с ним. Это были добрые люди. Они улыбались ей и дали вкусной еды. Если все как следует им объяснить, они и к маме ее отведут.
        Если бы она знала об этих людях побольше, то кинулась бы обратно в туннель, туда, где скрылось недавно неведомое животное. Но она еще не понимала, что даже нападение диких зверей предпочтительнее встречи с некоторыми двуногими.
        И спокойно позволила себя увести.
        Глава 1
        ПОБЕГ
        - Тебе идет белый цвет, Нюта.
        В специально отгороженном в конце станции закутке худенькая темноволосая девушка в потрепанных брюках и выцветшей майке хлопотала вокруг подруги.
        - Да, я знаю, а толку-то?
        - Осторожно, не шевелись - порвется. Вот здесь надо покрепче пришить.
        - А зачем? Все равно оно одноразовое, - иронически сказала высокая светловолосая девушка, оправляя на себе белое платье, собранное неизвестно из каких лоскутов, но выглядевшее очень живописно.
        - Но ты же не хочешь, чтобы оно через пять шагов с тебя свалилось, - подала голос седая, коротко стриженная женщина в какой-то хламиде защитного цвета, наблюдавшая за примеркой.
        - Да уж - вот охранникам был бы праздник, - с той же горькой иронией сказала Нюта. Видно было, что седая хотела ее одернуть, но пересилила себя и смолчала.
        - Ну, теперь ты, Крыся, - обратилась она к темненькой. Та быстро, равнодушно стянула майку и брюки и взяла из рук седой свое платье. Оно тоже было в своем роде произведением искусства, если учесть, что шить было нечем и не из чего. Но Крыся никакого восторга не выказала. Натянула, машинально одернула и, убедившись, что сидит хорошо, поежившись, осторожно сняла опять. Казалось, в своей старой потрепанной одежде она чувствует себя уютнее.
        - Как же мне надоела эта кличка твоя дурацкая, - вдруг в сердцах сказала Нюта. - Давай тебе другую придумаем уже.
        - Не хочу, меня мамка так звала. Да и какой смысл? Как говорит баба Зоя, - и Крыся метнула взгляд в седую, - у меня и так скоро будет другое имя. Какая разница, как будет называться та горстка костей, которая от меня останется?
        - Дуры вы, девки, - вздохнув, сказала седая. - Великая честь вам оказана.
        - Нас никто не спрашивал, - сообщила Нюта, - а мы бы от этой чести охотно отказались.
        - Да вам такое питье дадут - будете сны красивые видеть. И Солнце увидите напоследок. Красивей этого ничего нету. Вам позавидовать можно.
        - Ну, пусть те, кто завидует, идут вместо нас. Я бы предпочла увидеть Солнце и остаться в живых, - сказала Нюта.
        Седая опять смолчала. В последний месяц перед жертвоприношением девушек старались по возможности баловать, не обращать внимания на крамольные речи. Ясно же - сколько ни говори о чести, о высокой миссии, на тот свет по своей воле никто бы не стал торопиться. Но кому-то надо и пострадать за всех - так говорит Верховный.
        Закончив примерку, они неторопливо пошли через станцию к своим палаткам. Станция тонула в полумраке - ее тускло освещали немногочисленные лампочки, свешивавшиеся с потолка на шнурах в нескольких местах. Впрочем, тут и разглядывать было особенно нечего - два ряда серо-белых колонн, цементный пол. Стены тоже выглядели бы убого, если бы их не оживляли кое-где рисунки и надписи. Кто-то рассказывал Нюте, что это называлось «граффити». За рисунки явно следовало благодарить не строителей, а неведомых самоучек, впрочем, безусловно талантливых. Попадавшиеся по пути люди, по большей части в потрепанном камуфляже, провожали троицу почтительными взглядами. Нюта не обращала внимания - за последние дни она к таким взглядам привыкла. Она машинально разглядывала надписи, украшавшие стены. Скорее всего, большинство из них было сделано еще в незапамятные времена забредавшими сюда диггерами и подростками. Стадион «Спартак» между Щукинской и Тушинской так и не успели ввести в строй до Катастрофы. Баба Зоя рассказывала, что такие станции, построенные, а потом по какой-то причине заброшенные, назывались
станциями-призраками. Нюта большинство надписей выучила уже наизусть, по ним иногда на станции учили читать детей. На одной стене было крупно написано «Спартак - чемпион» и нарисован гибрид человека и гигантской летучей мыши. Сбоку наискосок шла надпись «Наутилус навсегда». На другой стене часто попадалось изображение одной и той же темноволосой девочки с раскосыми черными глазами и стильной челкой. Из надписей можно было узнать, что Машка - дура, что анимэ спасет мир, что здесь был какой-то Женя и что Саша любит Лену. И чуть пониже, в самом углу, была еще одна надпись. Нюта так часто перечитывала ее, что теперь не было нужды смотреть - надпись будто намертво впечаталась в память.
        «Никто не выйдет отсюда живым».
        Кто это написал, когда? Сразу после Катастрофы, когда люди, запертые под землей, начали осознавать масштабы бедствия? И поняли, что отныне на поверхности им жить не суждено?
        Вместо неба над головой - серый потолок. Тусклый свет - от нескольких лампочек. Впрочем, Нюта никогда не видела неба, ей не с чем было сравнивать.
        Люди вокруг были заняты привычными делами. Женщины, старики и подростки рыхлили землю на небольших плантациях шампиньонов, находившихся недалеко от станции в ответвлениях туннелей. Кто-то из них задавал корм сидевшим в клетке крысам. Их, увы, тоже нужно было чем-то кормить до тех пор, пока они сами не отправлялись в суп. Несколько вооруженных мужчин обходили установленные в туннелях крысоловки. Как обычно, ждали с нетерпением возвращения сталкеров с поверхности, гадали - вернутся ли они в полном составе, и если да, то принесут ли что-нибудь съестное, или им опять не повезет. Повариха помешивала в большом алюминиевом котле - на обед снова был суп из шампиньонов, куда для навара кинули несколько крысиных тушек.
        Врач Николай Федорович перебирал немногочисленные инструменты, разложенные на тряпице, которую он условно считал чистой. На самом деле его куда больше интересовал запах из котла.
        Все знали, что на врача особо рассчитывать не приходится. Николай Федорович был противником хирургического вмешательства. Он объяснял, что предпочитает гомеопатию, хотя многие подозревали, что на самом деле он просто не умеет оперировать. Зато у него сохранился допотопный прибор для измерения давления, и лечение он всегда начинал с этой процедуры. Лекарств у него все равно почти не было, в основном от головной боли и от поноса, и то просроченные. Зато он считался непревзойденным диагностом. Считалось, что он безошибочно может установить, от чего умер больной.
        Мимо прошел Верховный в сопровождении двух охранников, одетых в черное. Был он, как всегда, в плащ-палатке, которая на нем смотрелась как тога. Милостиво улыбнулся Зое. Нахмурился, взглянув на Нюту. Крысю даже не удостоил взглядом.
        Зоя шла и чувствовала, как снова наливается бессильным гневом. Эти две девчонки такие хорошенькие. Особенно Нюта. Когда ее нашли в туннеле, это был худенький заморыш, и Зоя возилась с ней, поила отварами - у Нюты еще долго болел живот. Никто не ожидал, что к восемнадцати она выровняется в светловолосую красавицу, по-прежнему ненормально худую, но с громадными голубыми глазищами.
        «Зачем все это, - тоскливо думала Зоя, - зачем я так возилась с ней, выхаживала. Пройдет меньше месяца - и ее не станет. Нет, я пойду сейчас, я скажу ему, что так дальше продолжаться не может. Верховный, мать его так! Кому Верховный, а кому просто Юрка. И кто, кроме меня, может сказать ему правду в лицо. Вот сейчас и пойду - только глотну чуть-чуть для храбрости».
        Она знала, что никуда она не пойдет. Упущено было то время, когда он еще подпускал ее к себе, когда до него еще можно было достучаться.
        Оказавшись в своей ветхой маленькой палатке, она нашарила заветную пластиковую бутылочку, глотнула из нее и вскоре заснула тяжелым, беспокойным сном.
        Девушки, сидя в своей палатке, тихонько разговаривали.
        - Послушай, а откуда она знает, как все будет? - спрашивала Крыся.
        - Да ведь она наверху жила до Катастрофы - как же ей не знать.
        - Я не про Солнце. Я про напиток. Откуда она знает, что мы будем видеть красивые сны?
        - А-а, - махнула рукой Нюта, - так она этот напиток сама чуть ли не каждый день хлещет, я видела. Это нам с тобой его просто так никто не даст, а она - другое дело. По-моему, Верховный ее даже побаивается. А ты разве не догадывалась?
        - Но говорят, что если его часто пить, потом становишься слабоумным. Помнишь охранника Гришу? Он же перед смертью совсем свихнулся.
        - Он не от этого свихнулся. Баба Зоя сказала, что его совесть замучила. Еще бы - стольких наверх проводил. Помнишь, он сидел, все будто руками от кого-то отмахивался, а потом что-то стряхивал с себя. Она подошла, посмотрела и говорит: «Все, допрыгался, упырь. Мальчики кровавые в глазах!» И через пару дней его мертвым нашли. Сказали - сердечный приступ.
        - При чем здесь кровавые мальчики, если в жертву приносят только девушек?
        - Не знаю. Баба Зоя часто всякие непонятные вещи говорит.
        Их удивляло, что эта женщина, так сердечно к ним относившаяся, в то же время не выражает никаких сомнений - по крайней мере, вслух - в установившемся на станции чудовищном обычае. Более того - она его как будто поддерживала. Они не понимали, как все это уживалось в ней. Нюта видела, как, провожая на смерть девушек, она рисовала в воздухе странные знаки, словно обереги, и что-то бормотала вслед - то ли молитву, то ли заклинание. Это вызывало страшное недовольство Верховного, а кто-то из охранников однажды прикрикнул: «Опять ложным богам молишься, старая ведьма!»
        При этом она словно бы с умилением рассказывала им про сам обряд. Накануне устраивался большой праздник на станции, нарядных девушек чествовали, словно принцесс. Веселились чуть ли не до утра. Потом давали им специальное питье, приносящее красивые сны, и вели на поверхность. Своего выхода у станции не было, приходилось какое-то время идти по подземным ходам. Девушек, одетых лишь в красивые белые платья, сопровождали охранники, Верховный и комендант в защитных комбинезонах. Накануне один из охранников поднимался на поверхность, чтобы на специальной площадке все приготовить - нарвать побольше цветов и уничтожить следы прежних жертв, если такие еще оставались. Часть цветов он приносил вниз, и их угрюмая станция с голыми стенами на короткое время преображалась.
        Девушки, одурманенные сонным напитком, не сопротивлялись. Их выводили наружу, вели на жертвенник, огороженный железной сеткой. Все ждали восхода солнца. И едва лишь первый луч касался земли, сопровождающие уходили. А одурманенные девушки оставались наверху и, видимо, быстро умирали среди цветов под палящими лучами солнца, вряд ли, впрочем, успев что-либо осознать.
        «А почему бы не убивать их сразу из гуманности?» - мрачно спросила как-то Крыся. И баба Зоя объяснила ей, что жертва должна быть бескровной. «На запах свежей крови могут собраться самые жуткие твари», - загадочно сказала она.
        - Тебе, может, еще повезет, Нютка, - сказала Крыся. - Я слышала краем уха - Игорь отца пытается упросить за тебя.
        Игорь был сын Верховного. Ни для кого не было секретом, что он давно влюблен в Нюту и что его отцу это очень не нравится.
        - У него все равно ничего не получится. Верховный его и слушать не станет. Нет, нам не на Игоря надо надеяться.
        - А на кого же. Ты все еще ждешь, что в последний момент явится твоя мамочка и тебя спасет?
        Только Крысе Нюта прощала такие шутки. Только Крыся знала, как исступленно Нюта ждет до сих пор. Еще малышкой, попав на станцию, она то и дело просилась к маме, но всегда натыкалась на уклончивые отговорки взрослых - мол, ей надо сперва окрепнуть, да и в туннелях неспокойно, может, со временем что-нибудь и получится, а пока надо набраться терпения. И она ждала, но верила, что мать сама ее ищет, не может не искать.
        Но чем дальше, тем меньше оставалось надежды. В первые годы после Катастрофы были заселены почти все станции метро от Баррикадной чуть ли не до Планерной - так, по крайней мере, люди говорили. Что там ближе к центру творилось, только слухи доходили. Вроде бы на Пушкинской фашисты обосновались, на Китай-городе - бандиты. А у них тут народ был попроще. Так, по крайней мере, сначала казалось. И челноки еще могли пройти от кольцевой, с Ганзы, чуть ли не по всей ветке - да только мало кто в последнее время на это решался. Незачем было - люди тут жили бедно, и почти не могли ничего ни продать, ни купить. Еще в первое время, когда удавалось много полезного найти на поверхности, шел активный товарообмен между станциями. Теперь ближайшие окрестности были уже исхожены, многое, что не успели забрать, сгнило за эти годы. А то, что еще оставалось, все труднее становилось добывать - у города появились новые хозяева. И люди интересовали их - как добыча. Немногие отважные сталкеры еще продолжали подниматься на поверхность, но опасностей было все больше, а добыча все скуднее. Пришлось научиться выращивать в
туннелях шампиньоны, употреблять в пищу крыс, которых специально для этой цели разводили. На некоторых станциях держали свиней, но Верховный был почему-то категорически против свинофермы на «Спартаке». Возможно, считал, что отупевшими от вечного недоедания людьми управлять легче.
        Жить в метро тоже становилось все страшнее. Не так давно случилась какая-то авария на Октябрьском Поле, и все оттуда разбежались. И совсем недавно дошла весть о резне на Полежаевской. Говорили, что на Беговой даже туннели в ту сторону взорвали. И Нюта поняла, что это конец. В глубине души она, конечно, упрямо надеялась на чудо, но умом уже понимала - никакого чуда не будет. Если мать не нашла ее до сих пор, то теперь этого точно ждать не приходится. И защиты просить не у кого.
        Может, оттого их и выбрали. У Крыси мать умерла несколько лет назад, и других родственников не было. Нюта заметила - для жертвоприношения чаще выбирали сирот. Все помнили один случай, когда увели наверх слабоумную дочь пьяницы Тамары. Тамара еще со времен Катастрофы повредилась в уме и готова была пить все, что горит. Оттого и дочь у нее получилась не вполне нормальной. Верховный убедил Тамару отдать дочь для жертвы - мол, все равно она не жилица, это и врач Николай Федорович подтвердил. И Тамара вроде сама согласилась, но потом совсем спилась и стала нести что-то вовсе несуразное и непотребное, говорить крамольные речи. Через несколько дней ее нашли в углу станции - скрюченную, совсем синюю, но, как объявили потом, «без признаков насильственной смерти». Николай Федорович сказал - выпила что-то техническое, перепутала. Никто особо не удивился - в таком состоянии Тамара что угодно выпить могла. Но уж больно своевременно эта смерть случилась.
        А им с Крысей вместо матери стала баба Зоя. И заботилась о них, учила, лечила. Вот только спасти не могла.
        Баба Зоя по памяти рассказывала им сказки. В этих сказках принцессы попадали в беду, но в последний момент их спасали какие-нибудь дураки или рыцари, а может, рыцари-дураки, которым не жилось спокойно, которые предпочитали искать опасностей и приключений себе на все места. Нюта точно знала - на станции спасать их с Крысей дураков не найдется.
        - Крыся, - спросила Нюта, - а что баба Зоя про Тушинскую рассказывает? Там ведь тоже люди живут?
        С Тушинской изредка приходили торговцы, впрочем, с ними старались все вопросы решить побыстрее. И не вести досужих разговоров - за этим следили люди Верховного.
        - Баба Зоя про это почти не говорит. Сказала, что всякий сброд там живет, с которым людям и знаться ни к чему. А вот Галка, повариха, рассказывала, что там республика, правит там бургомистр Гришка, и будто бы жить там можно совсем неплохо. К ней приходил один, оттуда, нравилась она ему, вроде даже с собой звал.
        - А она что ж?
        - Да она тут привыкла. А потом - боится она.
        - Что Верховный не отпустит?
        - Верховный-то, может, и отпустит, он открыто возражать не любит. Поулыбается, согласится, а потом, - Крыся понизила голос, - ее мертвой найдут, как Тамару. И скажут - сердечный приступ. А кому охота доискиваться? Не любит он людей выпускать со станции, чтоб лишнего не растрепали.
        - Никто не выйдет отсюда живым, - машинально сказала Нюта.
        - Вот-вот.
        Сказанное было похоже на правду. Не зря же Верховный даже надписи на стенах не стал переделывать, оставил в прежнем виде. Чтобы все выглядело как обычно - ну, живут себе люди, молятся своим богам, как умеют, кому какое дело. Видно, понимал - если вскроется то, что он тут вытворяет, по головке его не погладят. Впрочем, вмешиваться было некому, на соседних станциях у всех своих проблем хватало по горло, не до того было, чтобы лезть в чужие. Если и дальше так пойдет, скоро они и подавно окажутся в изоляции и у Верховного будут развязаны руки. А с внутренними врагами он управляться умеет. Впрочем, что им с Крысей до этого? Для них все кончится в ближайшие дни.
        - А правда, что станцию назвали в честь предводителя рабов?
        - Баба Зоя говорит, что станцию назвали в честь стадиона наверху, а стадион этот в самом деле назвали в честь раба, который повел других рабов в бой против хозяев.
        - И что с ним случилось?
        - Не помню. Кажется, разгромили, схватили и казнили, - равнодушно сказала Крыся.
        Нюта вздохнула.
        - Ладно, давай спать. Несколько дней у нас в запасе еще есть.

* * *
        Шатер Верховного снаружи был неказистым, а от других палаток внешне отличался разве что размером, зато внутри был убран затейливо. На роскошных, но замусоленных от времени покрывалах тут и там валялись пестрые подушки в шелковых наволочках, явно принесенные в свое время из какой-нибудь новорусской квартиры, но теперь тоже потрепанные. «Да уж, - любил размышлять иногда Верховный, глядя на эти подушки, - как бы ни был богат их прежний хозяин, это не спасло ему жизнь. Небось, давно уже и кости его сгнили где-нибудь там, наверху. Возможно, гробом ему стал навороченный джип. Не увез от смерти».
        Зато он, бывший завлаб в дышавшем на ладан НИИ, может теперь валяться на этих подушках, раздумывая о превратностях судьбы. А все вокруг только и ждут знака, чтобы тут же исполнить его желания.
        Убранство дополнялось парочкой бронзовых светильников, которые зажигались только в торжественных случаях - электричество приходилось экономить, старенький генератор не мог обеспечивать все потребности. С потолка свисали несколько китайских вееров, в углу стояла статуя собакоголового бога. Не совсем подходящий антураж, конечно, но приходилось довольствоваться тем, что удавалось найти сталкерам.
        Звякнул бронзовый колокольчик у входа - робко, неуверенно.
        - Да, входите, кто там есть, - сказал Верховный. - А, это ты, Миша.
        В шатер протиснулся худенький лысоватый человечек в потертом свитере и защитного цвета брюках. Верховный молчал, ждал. Пришедший, присев на корточки, тоскливо оглядел веера и светильники, покосился на профиль Верховного - хоть на медали выбивай, добавить еще лавровый венок - будет вылитый Юлий Цезарь. Верховный был одет по-домашнему, в сером махровом халате, позаимствованном, скорее всего, там же, где и подушки.
        - Чего ты хотел, Миша? - мягко спросил Верховный.
        - Да я-то ничего… - неуверенно начал вошедший. - Меня Зоя просила поговорить с тобой, Юра.
        - Ах, Зоя, Зоя, - с ласковой укоризной произнес Верховный. - Что-то много она стала позволять себе в последнее время.
        - Хоть ее-то не трогай, Юра! - тоскливо вскричал человечек. - Ладно, считай, что я и сам поговорить хотел. Ведь так не может дальше продолжаться.
        Верховный изобразил недоумение.
        - О чем ты? Я что-то не пойму.
        - Ты прекрасно все понимаешь, Юра. Эти девочки… зачем они умирают? Ведь ты сам не знаешь, что делать, Юра, ты так же ни в чем не уверен, как все мы, только скрываешь это. Прекрати эти ненужные жертвы, эти бессмысленные убийства, а то…
        - А то - что? - переспросил Верховный. - Ты угрожаешь мне, Миша? Не думал я, что у нас до этого дойдет. Ты же знаешь - стоит мне крикнуть, и охрана от тебя мокрого места не оставит.
        - Не пугай, Юра. Если ты хочешь, если ты посмеешь меня убить - убивай, мне все равно. Я скажу тебе, почему ты не можешь остановиться. Если сейчас ты посмеешь признаться людям, что столько девочек угробил напрасно, они тебя разорвут в клочья. Это тупик, Юра. Мы не можем остановиться, но и жить так дальше невозможно.
        Верховный молчал. Когда он заговорил, тон его был совсем другим.
        - Миша, Миша, ты просто устал. И я тебя прекрасно понимаю. Вспомни, сколько лет мы знаем друг друга, и ты всегда мне верил. Почему же сомневаешься теперь? Ведь мы с тобой сто раз уже обсуждали и пришли к выводу - правильно предсказать дату конца света удалось лишь индейцам. Значит, и в остальном они были правы. Конечно, у нас масштаб не тот, но мы ведь делаем все, что в наших скромных силах. Как говорится, чем богаты… И ты ведь соглашался со мной, что нужно отказаться от прежних богов, которые все равно не сумели спасти человечество. И что наша религия всесильна, потому что она - единственно верная. Синтез верований индейцев и древних славян - ведь и они поклонялись Солнцу. Ведь только мы, Миша, мы одни во всем метро еще и задаемся глобальными вопросами о судьбах мира, мы здесь последний оплот духовности. Только мы в состоянии еще как-то поддерживать мировую гармонию. Все эти красные, синие, зеленые, коричневые - им не до того, они только между собой грызутся, самолюбие свое тешат. Даже в Полисе заняты не тем, хотя могли бы все проанализировать и сделать те же выводы, это ведь на поверхности
лежит. Не напрасны наши жертвы, Миша, поверь. Помнишь, как ты восхищался моей гениальностью, когда я доказал, что через сорок два года после Катастрофы наступит уже полный и окончательный… конец света. И спасутся лишь избранные. Те, кто правильно понял происходящее, сумел верно истолковать знамения свыше. То есть мы.
        - Да как это можно доказать? А вдруг не наступит?
        - Ну, если не наступит, тогда я лично перед тобой извинюсь.
        - Столько не живут, Юра, - вздохнул человечек.
        Но видно было, что он уже сдается. Верховный, как всегда, сумел найти нужные слова.
        - Значит, Зоя, говоришь, жалуется? - спросил он.
        - Только не трогай ее, Юра, прошу тебя.
        - Ну что ты. Я понимаю - ей тоже непросто. Она девчонок растила, привязалась к ним. А кому сейчас легко, Миша? Но мы должны уметь поступаться личным ради общественного. Да, сдала она за последнее время, сильно сдала. А ведь какая женщина была, Миша. Доконала ее подземка.
        - Это не подземка ее доконала. Это ты ее доконал, Юра. Она извелась уже вся, вот-вот нервный срыв будет.
        - Да? Ну спасибо, что предупредил. Я с ней поговорю, - успокаивающим тоном произнес Верховный. - Пойми, это исключительный случай, что приходится использовать в церемонии девочек со станции. Но, в конце концов, Зое не следовало бы принимать все так близко к сердцу. Она ведь им все-таки не родная мать.
        «Плохо, - подумал он, когда посетитель ушел. - Даже старый, преданный друг уже начал во мне сомневаться. И Зоя что-то чудит».
        До остальных ему дела не было - толпа, стадо баранов. Они покорно позволят вытворять с собой все, что ему вздумается. Как говорится, каждый народ заслуживает то правительство, которое его имеет. А вот с Зоей теперь, как ни жалко ее, придется что-то решать. Миша-то не предаст его, несмотря ни на что: понимает, что они в одной связке. А вот у женщин нервы слабее, даже у таких мужественных, как Зоя. У них эмоции на первом месте, поэтому никогда не знаешь, чего от них ждать.
        Второй визитер явился к нему через полчаса, когда Верховный все еще был погружен в невеселые размышления. Вошел без спросу, опустился на подушки. Широкоплечий, коренастый, лицо измученное, щеки заросли щетиной, короткие светлые волосы будто дыбом стоят. Камуфляжный комбинезон выглядит так, будто пришедший три ночи спал прямо в нем, не раздеваясь. Впрочем, возможно, так оно и было. И перегаром вроде попахивает слегка - Верховный даже носом покрутил.
        Вот вам пожалуйста - сын и наследник. Радость и гордость. Надежда и опора.
        - Игорь, ты опять пьешь, - вместо приветствия сказал Верховный. Тон был не вопросительным, а утвердительным.
        - Отец, я хотел тебя попросить…
        - Не надо, - усталым жестом остановил его Верховный, - я и так знаю, о чем ты будешь говорить. Ну скажи мне - разве мало девушек на станции? Разве на ней свет клином сошелся? Ты можешь гулять с любой, и ни одна не посмеет тебе отказать. А со временем мы найдем тебе хорошую жену - я позабочусь об этом.
        - С любой, только не с ней? - уточнил Игорь.
        Верховный неопределенно пожал плечами. Игорь понял это так, что отец своего решения насчет судьбы Нюты не изменит, но до назначенного дня Игорь волен поступать с ней как угодно - отец вникать в это не собирается.
        - Но я не хочу так. Почему ее нельзя оставить в живых? Я только смотрю на нее - у меня на душе легче делается.
        - Потому-то и нельзя. Она тебя словно околдовала - тебя, Зою. А что ты знаешь о ней? Ты знаешь, как ее нашли? Среди растерзанных останков. Взрослых, которые шли с ней, сожрали у нее на глазах. Она, единственная, осталась в живых, сидела одна в туннеле, среди монстров, как Маугли. Почему они ее не тронули? Что она там делала? Чем питалась? Может, она только выглядит как человек, а внутри у нее… Да кто знает, что там прячется? Может, это бомба замедленного действия? А если завтра вдруг механизм сработает и она начнет убивать? Я не могу доверить единственного сына такому созданию. Откуда ты знаешь, какие инстинкты в ней проснутся, - возьмет да загрызет тебя в первую ночь!
        - Кто такой Маугли? - спросил Игорь.
        - Это все, что тебя интересует?
        - Нет, не все. Не убедил! Почему ей надо умирать именно сейчас? Если уж вы не убили ее сразу, как только нашли в туннеле. Ты главный, отец, тебе все можно. Замени ее кем-нибудь, никто не возразит. Не посмеет!
        - Уж лучше бы убили, - в сердцах сказал Верховный. - Хлопот сейчас было бы куда меньше. Но мне нравится ход твоих мыслей. Ты не просишь совсем отменить казнь, ты согласен пожертвовать другой девушкой ради нее. Это хороший знак. Когда ты одумаешься, ты можешь стать моим достойным наследником.
        - Так ты спасешь ее?
        - Нет, - коротко ответил Верховный и откинулся на подушки, давая понять, что разговор окончен.
        - Ну, отец, - процедил Игорь. - Раз в жизни тебя как человека попросил. Этого я тебе не забуду!
        И, не сказав больше ни слова, он выскочил вон из шатра. «А я даже не помню, когда он в последний раз звал меня папой, - тупо подумал Верховный. - Наверное, когда еще совсем маленький был».

* * *
        В центре станции собралась толпа. Здесь были почти все ее обитатели, кроме тех, кто оставался на постах. Мужчины в потрепанном камуфляже, женщины в убогой разномастной одежонке слушали речь Верховного.
        - Она была нашим верным соратником, самоотверженным и преданным. Светлая память о ней навсегда останется в наших сердцах.
        «Умеет Юрка загнуть», - с тоской подумал низенький лысоватый человечек.
        Он отчетливо понимал, что теперь уж точно все кончено. С тех пор, как в тот жуткий день, когда рушился мир, их привел сюда старший сын Юрки, Славик, по ему одному известным подземным ходам, они всегда держались вместе - он, Юрка, Зоя. Славик знал это место, потому что они не раз забирались в эти подземелья с друзьями. Играли тут в какие-то свои игры. По ночам, конечно, - днем через эту станцию на большой скорости пролетали поезда метро, идущие от Щукинской до Тушинской.
        «Дети в подвале играли в гестапо, зверски замучен сантехник Потапов», - произнес человечек вслух. На него покосились. Ему было все равно.
        Юркина жена в тот день с утра ушла на рынок. Смешно, от какой ерунды зависит жизнь человека. Зоин муж был на даче. Там он, видно, навсегда и остался.
        Когда стало ясно, что наверх уже не вернуться, они стали как-то приспосабливаться к новой жизни. Он до сих нор не понимал, как Юрке постепенно удалось подчинить себе весь этот разномастный сброд, который собрался на станции. Внушить им, что лишь он знает что надо делать, чтобы уцелеть. Он подсознательно понял, в чем больше всего в тот момент нуждались люди, чей привычный уклад жизни вдруг рухнул. Люди, в одночасье потерявшие все. Страшно было даже не отсутствие еды - ее в первое время хватало. Довольно быстро отдельные смельчаки стали выбираться на поверхность и обшаривать ближайшие магазины. Но люди отчаянно нуждались в духовном лидере, который сумел бы объяснить им весь этот ужас. Убедить, что он был вызван не их собственной беспечностью, а какими-то космическими причинами. Что, в сущности, он был неизбежен, заранее предсказан - такие вещи всегда успокаивают. Люди готовы свалить все на богов, на стихии, только не на самих себя. И Юрка со своими бредовыми теориями пришелся тогда как нельзя кстати. Подвел, так сказать, теоретическую базу. Лишь потом Михаил стал понимать - перемудрил что-то Юрка
насчет индейцев. Он и сам-то был не великий знаток древних религий, но смутно припомнил, что вроде бы человеческие жертвоприношения практиковало одно племя, а конец света предсказало другое, мирное.
        Но к тому времени было уже поздно. Они все были повязаны этими жертвами, скованы одной цепью.
        Да, это были уже совсем другие игры. Бывший завлаб и мелкий интриган нашел себе здесь обширное поле для деятельности.
        Славика, его старшего, который привел их сюда, давно уже нет - какая-то тварь сожрала в туннеле. А Игорек, который попал в метро годовалым, вырос в сильного, широкоплечего, угрюмого парня. Вон он стоит чуть позади отца и ищет глазами в толпе Нюту.
        Нюта и Крыся стояли чуть поодаль. Крыся тихо всхлипывала, у Нюты глаза были сухими.
        - Этого я ему не прощу. Она мне как вторая мать была.
        - Да что ты можешь сделать?
        - Сейчас - ничего. Уходить надо отсюда. Потом поговорим, - она приложила палец к губам.
        Они в молчании дослушали речь Верховного - он сообщил, что за особые заслуги перед станцией Зоя Колыванова будет похоронена в стене одного из туннелей. Потом тело понесли в туннель на носилках самые достойные граждане станции. Разумеется, под надежной охраной. Тело было покрыто цветами. Говорили, что из двух посланных за ними на поверхность обратно вернулся только один. Зато впечатление все это производило неизгладимое. Тело поместили в приготовленную заранее нишу, засыпали обломками цемента, положили сверху еще цветов. Охранники дали прощальный залп в темноту. Послышался топот чьих-то лап - выстрелы вспугнули крыс и каких-то животных покрупнее. Из темноты донесся тоскливый вой, но тут же затих. Все было кончено, люди потихоньку побрели обратно. Верховный тут же ушел к себе и велел его не беспокоить.
        Нюта и Крыся сидели в палатке. Нюта зябко обхватила колени руками.
        - Ты слышала, что он сказал: «от сердечного приступа».
        - Ты в это веришь?
        - Нет, конечно. Но если даже так - это он ее довел.
        - Не говори так. Ведь она сама не обвиняла его, значит, и мы не должны.
        - Кого же тогда винить в ее смерти? В том, что мы умрем?
        - Баба Зоя очень странные вещи иногда обо всем этом говорила. Как будто Верховный не так уж виноват. Она считала - все дело в этой станции. Что и ей, и нам - всем не повезло оказаться именно здесь. Станция-то долгое время пустая стояла, заброшенная. Она говорила, что места, где человек не появляется подолгу, обживает что-то другое. Еще до нас здесь поселилось зло.
        - Неужели ты веришь в такие глупости? - сердито спросила Нюта. - Не ожидала от тебя. Знаешь, я себя теперь чувствую совсем свободной. Меня тут ничто не держит. Прежде я надеялась, что меня мать будет искать. Но, видно, ей что-то помешало. Потом меня только мысль о бабе Зое останавливала. Теперь, когда ее не стало, у меня развязаны руки. Уходить отсюда надо, Крыся.
        - Куда?
        - К Щукинской мы не уйдем, у тех туннелей кордоны сильные стоят. С тех пор, как на Полежаевской резня приключилась. Да и незачем туда идти - там никто не живет, только всякое зверье. Выход один - к Тушинской пробираться.
        - Но там ведь тоже кордоны.
        - Ха! Там совсем другое дело. Оттуда напастей особых не ждут, ставят стариков да подростков. Сегодня, я узнавала, там будут дежурить Михалыч и Колька - та еще парочка. Колька приладился с открытыми глазами спать, а Михалыч всем рассказывает, что к нему по ночам мертвые девушки снаружи приходят. Не понимаю, как его еще в дозоры ставят. К тому же сегодня день такой - Верховный распорядился всем по кружке браги выдать к ужину. Помянуть Зою. Дозорным не дадут, конечно, но они найдут, где достать.
        - Ну, допустим, мимо дозорных мы пройдем. А потом нас кто-нибудь сожрет в туннеле.
        - Сожрет или нет - это еще неизвестно. Зато если будем сидеть на месте и покорно ждать, нас через несколько дней отведут наружу, где мы уж точно…
        Крыся подумала, кивнула. И сразу стала деловитой и озабоченной.
        - Ладно, тогда давай собираться. Надо взять с собой еды. Оружие вряд ли мы сумеем раздобыть, это плохо. Но нож у меня есть. Он, правда, скорее для хозяйственных нужд, но острый.
        - У меня тоже, - сказала Нюта. - Я у Игоря стащила, когда он как-то к нам заглядывал. Он пьяный был, думает, наверное, что потерял где-то.

* * *
        К вечеру, как и предсказывала Нюта, трезвых на станции почти не осталось. Кому-то с непривычки и кружки браги хватило, кто-то нашел, где добавить. Некоторые дремали, несколько человек у костра нестройно и невпопад пели про черного ворона. Верховный не показывался.
        Еще через пару часов люди окончательно угомонились. Слышалось лишь натужное дыхание спящих, кто-то храпел, кто-то стонал во сне.
        - Пора, - сказала Нюта. Она была в белом платье, но поверх него накинула потрепанную Зоину хламиду защитного цвета, которую взяла в память. Крыся предпочла видавшие виды камуфляжные брюки и такую же ветровку, но платье свое на всякий случай сунула в рюкзак, куда уместились все ее скромные пожитки.
        Они тихонько пробрались между палатками туда, где чернело жерло туннеля. Перед самым входом было навалено несколько цементных блоков, мешки с песком. На них прикорнул смазливый светловолосый подросток, прижав к себе автомат. Он даже головы не поднял при их появлении, зато встрепенулся сидевший рядом старик.
        - А, кто такие, куда? Приказано не пущать, - сурово заявил он.
        Нюта понимала, что все висит на волоске. Теперь все зависело от того, что в следующий момент взбредет Михалычу в голову. Вздумай он закричать, поднять тревогу - и они пропали. Второй такой возможности у них не будет.
        Она решительно сбросила с плеч хламиду и шагнула вперед.
        - Ты разве не узнаешь нас, Михалыч? - вкрадчиво спросила она.
        - Голубоньки мои, - умилился близорукий Михалыч. - Не забываете старика, навещаете. А мне не вериг никто… счас вот Кольку разбужу, Виталика позову, чтоб тоже на вас посмотрели. Колька, хватит дрыхнуть.
        Девушки вздрогнули. Подросток приподнялся, обвел всех непонимающими глазами и тут же рухнул обратно.
        - Не зови никого сейчас, Михалыч, у нас к тебе дело секретное, - сказала Нюта.
        - Лапушка моя! Да ведь ты меня знаешь - ни словечка никому не скажу! Могила!
        - Нам сейчас уходить пора, Михалыч, но мы скоро снова придем. И Верховного заберем с собой - заждались его там, наверху.
        У Михалыча отвисла челюсть и округлились глаза. Но Нюта прижала палец к губам, и он суетливо закивал, обалдев от важности доверенного ему известия. И молча проводил глазами две фигурки, скользнувшие в темноту туннеля.
        - Зачем ты так! - с упреком спросила перепуганная Крыся, когда пост остался далеко позади. - Теперь Верховный еще больше обозлится.
        - Может, мне надо было зайти к нему перед уходом, поцеловать на прощанье? - шепотом поинтересовалась Нюта. - Дура ты, Крыська. Тебя убивать будут, а ты еще спасибо скажешь за такую великую честь.
        - А если он за нами погоню пошлет?
        Нюта не ответила. Ее до сих пор била нервная дрожь. Совсем рядом вдруг послышался шорох. Крыса? Девушки сразу вспомнили, где находятся.
        - Хватит ныть, - шепнула Нюта. - Не время сейчас выяснять отношения - самое страшное только начинается.
        Они быстро устали и теперь брели по инерции, понимая, что останавливаться нельзя. Фонарь погасили, чтоб не сели сразу батарейки. Правда, у Крыси был с собой еще один фонарик, который приводился в действие механическим способом. Следовало постоянно нажимать на ручку, тогда каким-то загадочным образом зажигалась лампочка. Но этот процесс сопровождался таким скрежетом и шумом, что пользоваться фонарем здесь было страшновато.
        До поры до времени все было спокойно. Но потом вокруг начали раздаваться странные звуки. Совсем рядом с Нютой послышался вдруг отчетливый кашель - будто кто-то прочистил горло. Девушки в ужасе прибавили шагу, не решаясь даже включить фонарик. Они боялись увидеть что-то такое, что совсем парализует их волю.
        - Не бойся, Нют, это мыши летучие, наверное, - пробормотала дрожащим голосом Крыся.
        - А разве они здесь водятся? - усомнилась Нюта.
        И, словно в ответ на эти слова, рядом раздалось тихое, совсем человеческое хихиканье.
        Тут девушки рванули вперед так, будто за ними гнались все обитатели «Спартака». Но через некоторое время все же выдохлись и опять побрели еле-еле.
        - Господи, у меня даже в ушах шумит - так сердце колотится, - пожаловалась Крыся.
        - Это не в ушах, - через некоторое время сказала Нюта. - Это за нами кто-то идет.
        Через некоторое время все сомнения отпали - сзади действительно слышались осторожные, шаркающие шаги. Нюта, собравшись с духом, решительно посветила фонариком и увидела, как отпрянула от них в чернильную темноту тварь размером с собаку, но с чешуйчатой мордой. Желтые глаза злобно блестели из-под костистых выростов.
        - Что там? - спросила Крыся.
        - Не знаю. Помнишь, нам баба Зоя показывала в какой-то книжке крокодила. Ну вот, очень похоже, только лапы длиннее.
        В глубине души Нюта даже испытала облегчение оттого, что их преследует не человек. Ей казалось, что от встречи в таком месте с человеком ничего хорошего ждать не приходится. Она помнила рассказы про мутантов, которые собирались в шайки и нападали на людей, мстя им за свою ущербность. В рассказы о призраках она не слишком верила, но одно дело - слушать их у костра на станции, и совсем другое - вспоминать в туннеле, где с перепугу за любым выступом мерещится притаившийся убийца или кто-нибудь пострашнее.
        - Что нам делать? - спросила Крыся.
        - Пойдем дальше, может, сама отвяжется.
        Они пошли, иногда оборачиваясь и светя назад фонариком. Тварь все так же плелась за ними, потихоньку сокращая расстояние. От луча света она каждый раз отпрыгивала, но недалеко. Больше того - им показалось, что сзади за ней бредет еще одна. Видимо, животные дожидались, пока девушки выбьются из сил и станут легкой добычей.
        - Черт, ногу сводит, - простонала вдруг Нюта.
        Она еще в детстве прихрамывала, потом это почти прошло. Но стоило ей перенервничать или переутомиться, и нога вновь начинала ныть.
        - Не могу больше. Иди вперед, Крыська, я эту гадину здесь дождусь.
        - Ну уж нет, - сказала бледная от страха Крыся. - Вместе дождемся.
        Тварь попыталась обойти их сбоку. Вторая держалась сзади и не предпринимала попыток напасть.
        Крыся с ножом в руке следила за ее маневрами. Тварь почему-то больше интересовалась ею, чем Нютой.
        В тот момент, когда тварь бросилась, Крыся попыталась отпихнуть ее ногой. На ней были настоящие, хотя изрядно потрепанные, сталкерские ботинки, предмет ее гордости и зависти окружающих. Массивные, тяжелые, добротные, из настоящей кожи. Хотя ходить в них было тяжелее, чем в кирзовых сапогах, например. Наверное, поэтому бывший владелец и уступил их Крысе. И хотя под них приходилось наматывать кучу тряпок, чтобы ботинки не сваливались, Крыся считала, что ей повезло. И не ошиблась. Зубы твари намертво увязли в ботинке, она не сумела даже прокусить его.
        Нюта вдруг стремительно нагнулась и ловким движением перерезала твари горло. Брызнула кровь, животное засучило лапами и издохло. Вторая тварь тут же попятилась назад, в темноту.
        - Ну, ты даешь, - пробормотала Крыся. - Ботинок-то помоги освободить.
        - Да брось его здесь, - сказала Нюта. Глаза ее возбужденно блестели.
        - Ты с ума сошла? Как я в одном ботинке дойду? Да и не собираюсь я первой встречной зверюге такую обувь уступать.
        Нюта, не слушая, наклонилась и провела ножом по чешуйчатой шкуре.
        - Что ты делаешь?
        - Надо мяса с собой взять. Про запас.
        Крыся подумала, что подруга спятила на нервной почве. Ей опять пришли в голову рассказы о том, как нашли в туннеле маленькую Нюту. Может, это там она научилась сырым мясом питаться? Может, и кровь пить, чего доброго? Она, отгоняя дурные мысли, шагнула к подруге, обняла ее, удерживая.
        - Нюточка, какое мясо? У нас с собой есть кое-что, я тебя покормлю, если ты голодная. Мы уже скоро на Тушинской будем, там и люди, и еда есть. Ты ведь не знаешь, что это за зверь, может, у него мясо ядовитое? Да и уходить надо, пока не поздно, помнишь, что баба Зоя говорила? О тварях, которые собираются на запах свежей крови?
        Упоминание о бабе Зое Нюту вроде бы отрезвило. Она как будто успокоилась и покорно позволила себя увести. Благо Крысе удалось, наконец, освободить из зубов твари свой растерзанный ботинок.
        Они побрели дальше. До Тушинской, по мнению Крыси, оставалось не так уж долго идти.

* * *
        Крыся ошибалась - обозлиться больше Верховный не смог бы при всем желании. Девушек хватились под утро. Повариха Галка заглянула к ним в палатку в поисках своего хозяйственного ножа и, не найдя ни ножа ни девушек, подняла тревогу.
        Верховный быстро вычислил, куда могли уйти девушки. Но Михалыч в ответ на все расспросы нес что-то вовсе несуразное, а Колька только хлопал глазами. Наверняка спал на посту, гаденыш. Верховный охотно удавил бы его собственными руками, но сейчас нельзя было настраивать людей против себя.
        Он вдруг понял, что давно уже люто ненавидит эту долговязую светловолосую девчонку, которая исподволь прибрала к рукам и настроила против него самых близких ему людей - Зою и сына. Если бы не Нюта, Зоя была бы сейчас жива. А в довершение всего эта девица бросила вызов ему самому, поставила под сомнение незыблемость его власти и установленного порядка. Не говоря уж о том, что, если девчонки не найдутся, придется в срочном порядке искать новые жертвы, а где их взять? Среди своих? Люди и так уже недовольны, а начни отнимать у них дочерей, может вспыхнуть бунт.
        До недавнего времени эти вопросы удавалось как-то решать. Его наемники рыскали по соседним станциям, сманивая девушек оттуда. Иногда обращались к голодающим родителям с предложением продать дочь - не уточняя, естественно, с какой целью. К сожалению, в большинстве случаев люди предпочитали вместе тихо умирать от голода, чем продавать свою кровиночку в чужие руки. В последнее время стало и вовсе туго - на «Октябрьском Поле» уже не жили, Щукинская тоже опустела, а на Тушинской не то чтобы прямо подозревали их, но бдительность на всякий случай удвоили. Поэтому и пришлось решиться на такую исключительную меру - назначить в жертву девчонок, знакомых всем с детства. Допустим, к Нюте на станции всегда относились с опаской, но ласковую уступчивую Крысю многие любили. Люди помнили ее мать - беспечную и безалаберную, но никогда не сказавшую никому худого слова. И им жаль было девчонку, которая в своей недолгой жизни и так не много хорошего видела. Поэтому Верховный в этот раз особенно нервничал - пусть бы поскорее все было уже позади, думал он, а со свершившимся фактом люди рано или поздно смирятся. Только
бы все гладко прошло. И вот, как нарочно, именно в этот раз все грозит сорваться.
        Нет, девчонок надо вернуть обязательно - или хотя бы уничтожить. Чтобы все знали, что бывает с непокорными. Если им удастся выбраться к людям, они ведь могут все разболтать - и неизвестно, что из этого получится. На Тушинской спят и видят, как бы прибрать к рукам соседнюю станцию, а теперь и повод для этого найдется.
        И в который раз он пожалел, что они не удавили это чертово отродье в туннеле, как только нашли. В последнее время он видел в ее глазах что-то такое… как будто он столкнулся с враждебной волей, не менее сильной, чем его собственная.
        Верховный приказал найти и прислать к нему двух лучших исполнителей, которым он поручал самые щепетильные дела.
        Хряк, несмотря на плотную комплекцию, появился в шатре совершенно бесшумно. Его внешность толстого, добродушного выпивохи обманывала многих. На самом деле у него были стальные мышцы, а двигаться он умел с кошачьей грацией. Что до прозвища - он получил его из-за звука, который издавала его дубина, обрушиваясь на голову врага - будь то зверь или человек.
        Но совсем незаметно возник в шатре второй - человек-невидимка. Лицо у него было настолько неприметное, что люди его не запоминали, не узнавали. Этот мог спокойно подслушивать любые разговоры, затесавшись в толпу, - и никто не обращал на него внимания, не подозревал в нем соглядатая. Верховный особенно ценил его за эти качества.
        - Вернуть или убить? - уточнил невидимка. Из-за спущенного на лоб капюшона невозможно было понять, что выражают его глаза.
        Верховный кивнул:
        - Если все-таки придется их ликвидировать, попробуйте срочно найти им замену на Тушинской. Положение у нас безвыходное. Нам необходимо, чтобы в ближайшие дни две девушки для ритуала были у нас наготове.
        Хряк выразительно пожал плечами. Верховный и сам знал, что задача трудная.
        Второй смотрел молча. И о чем он думает, Верховный снова понять не мог.
        - Ну, в путь, - сказал он, повелительно протянув руку.
        И двое убийц, не тратя времени, пустились по следу.

* * *
        Они шли довольно долго и стали уже опасаться, что девушки успели добраться до Тушинской. И все же их удалось нагнать - почти на подходах к станции.
        Услышав впереди их неровные шаги, невидимка облегченно вздохнул. Он по шагам слышал, что они измучены и напуганы. С ними легко будет справиться, через несколько минут все будет кончено. Придется убить, конечно, не тащить же их обратно в такую даль. На плечах нести тяжело, угрозами заставить идти самостоятельно, гнать пинками тоже вряд ли получится. Ведь они знают, что им по любому умирать, могут и заартачиться. А впрочем, кто знает?
        Он терпеть не мог работать в паре, и Хряк успел его достать по дороге. Он нес какой-то вздор, сравнивал достоинства браги, которую гонят у них, и той, что приносят с Тушинской. Потом заявил, что вторая девчонка, темненькая, очень даже ничего. Вполне в его вкусе. Невидимке все это было глубоко безразлично, он еле сдерживался, чтобы не наорать на напарника.
        В середине пути они споткнулись обо что-то на шпалах. Невидимка посветил - там валялась верхняя половина какого-то животного величиной с собаку. Нижнюю кто-то откусил, и совсем недавно - кровь вокруг была еще свежей. Рядом лежал обрывок белой ткани - невидимка мог бы поклясться, что это лоскут от платья одной из девчонок. Находка заставила его призадуматься.
        Но, услышав шаги девушек впереди, он опять успокоился. Они наверняка устали, голодны и напуганы до полусмерти. Возможно, ранены.
        Убийцы начали быстро и бесшумно приближаться к девчонкам. Одна отставала, и Хряк нацелился на нее. Метнулся вперед, в темноте послышалась какая-то возня.
        Невидимка кинулся туда, где, по его расчетам, должна была находиться вторая. Но руки схватили пустоту. И еще прежде, чем девчонка, которую держал Хряк, заорала, словно паровозная сирена, он понял, что все пропало. Кинулся в глубину туннеля и затаился за каким-то выступом. Со стороны Тушинской послышались громкие встревоженные голоса, затопали сапоги - бежал патруль.
        «Недооценили сложность задачи, - думал невидимка. - Были уверены, что предстоит иметь дело с двумя обыкновенными бабенками. И совсем не учли, что обычные бабенки ни за что не решились бы ночью идти в туннели, даже под угрозой смерти».
        Он слышал голоса патрульных. Что там Хряк? Почему затих?
        И вдруг он услышал стон напарника. Невидимка сразу понял, что больше он здесь ничего сделать не может. Они провалили поручение. Оставалось дождаться более благоприятного момента. Он сел и достал из рюкзака кусок свинины - как бы там ни было, силы следовало беречь.
        Один из патрульных поддерживал рыдающую Крысю, другой склонился над Хряком. Посветил фонариком. У того в животе торчала рукоять ножа. Он глухо стонал.
        - Эк ты его саданула-то, - неодобрительно сказал патрульный. - Подержи-ка фонарик. Ща, брат, потерпи немножко.
        С этими словами он нагнулся над Хряком, нашел какие-то точки на шее и вдруг резко нажал. Тот дернулся, обмяк и больше не шевелился. Крыся выронила фонарь, который чудом не разбился.
        - Так вы… его… того… - пробормотала она.
        - А что ж мне с ним было делать? Не на станцию же тащить. Не жилец он был - прямо в печень ты его пырнула, да и кишки попортила. У нас и врачей-то нет, чтоб такие раны лечить. Эх, девки… можно подумать, убудет с вас. Через тебя одним бойцом меньше стало, - проворчал патрульный, нагибаясь за фонарем.
        Крыся задрожала - она решила, что теперь патрульный и ее прикончит. Хотела что-то объяснить, но Нюта, стоявшая рядом, сделала ей знак молчать. К счастью, патрульный, видимо, был настроен философски.
        - Ты, девка, раз такое дело, молитву хоть какую ни есть над ним прочти. Чтобы успокоилась душенька его грешная.
        У Крыси глаза опять налились ужасом. И все же она пробормотала несколько слов, которые слышала в таких случаях от бабы Зои. Патрульного это вполне устроило.
        - Ладно, пошли, - сказал он, - на станции разберемся. Этот пусть здесь пока полежит.
        Невидимка услышал, как удалялись патрульные и девушки. Потом быстро, бесшумно приблизился к Хряку, убедился, что напарник мертв. Тем не менее, порученное им дело следовало довести до конца. Девчонки пока никуда не денутся с Тушинской, а он придет туда попозже, когда успокоится вызванный их появлением переполох. Оценит обстановку и будет действовать но обстоятельствам. Он нашел место поудобнее, уселся, прижавшись к стене, и задремал вполглаза.
        Глава 2
        ВОЛЬНЫЙ ГОРОД ТУШИНО
        Девушки, слегка оправившись от испуга, с трудом поспевали за патрульным, одновременно разглядывая станцию. По сравнению со Стадионом «Спартак», главным украшением которого служили надписи на стенах, Тушинская показалась им необыкновенно красивой и просторной. Стены были отделаны светлым мрамором, четырехугольные колонны облицованы серо-голубым. Вдоль каждой стены почти возле самого потолка был выложен на бордовом фоне белым нехитрый зигзагообразный орнамент, но даже такое незатейливое украшение казалось девушкам нарядным. Они насчитали четыре металлических прямоугольных вставки, на которых, как на картинах, были изображены какие-то неизвестные им аппараты. Вдобавок станция была освещена гораздо лучше, и здесь были настоящие светильники, а не лампочки, свисающие вниз на шнурах. Гладкий пол состоял из красивых сероватых и коричневатых квадратов, идти по которым было чрезвычайно приятно. Им даже неловко стало за свой зачуханный вид - люди здесь были одеты куда лучше и разглядывали их с любопытством и словно бы с сочувствием. Попадались мужчины в камуфляже, но многие были одеты в клетчатые рубахи и
облегающие брюки разных оттенков синего цвета. А уж про женщин и говорить нечего - на Стадионе «Спартак» о таких нарядах и мечтать не приходилось. Нюта машинально отметила про себя, что особенно модными здесь, видимо, считались халатики и платья примерно до колена свободного покроя из блестящего цветастого материала и яркие тапочки разных цветов.
        - А говорили, что всякий сброд здесь живет, - пробормотала завороженная Крыся. А здесь вон как… шикарно.
        - Затем и говорили, чтоб наши сюда не бежали, - сделала вывод Нюта.
        Поперек станции выше человеческого роста было натянуто продолговатое полотнище. На белом фоне синими крупными буквами было написано: «Добро пожаловать в вольный город Тушино!» Дальше виднелся еще один плакат с зеленой надписью «Нечего ждать милостей от природы!». Кто-то, видимо, от себя, неровным почерком добавил внизу: «Дождались уже». А справа на стене Нюта заметила большой лист бумаги, на который были наклеены листочки поменьше. Что написано на них, она разобрать не смогла, прочитала лишь заголовок сверху: «Здорово все, что не больно!» Можно было сделать вывод, что живущие здесь люди стремились стойко переносить удары судьбы и не впадать в уныние.
        Жилища тут отличались разнообразием. Кто-то обитал в палатке ярко-зеленого или оранжевого цвета, кто-то, видимо из одиноких, довольствовался складной кроватью, кто-то расположился на надувном матрасе. Заметила Нюта и странную деревянную конструкцию, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся большой двухъярусной кроватью, задрапированной полотнищами ткани по бокам так, что получалось компактное уютное жилье.
        Специальная площадка была отведена детям. Худые, бледные, но вполне жизнерадостные, они возились с громадными потрепанными матерчатыми игрушками, съезжали с красной пластмассовой горки на каменный пол. Стряпуха в заляпанном светло-зеленом халате что-то варила в громадном металлическом баке. Девушки сразу вспомнили, что у них давно уже ни крошки во рту не было.
        Патрульный привел их в небольшое подсобное помещение, кафельные стены которого были увешаны исписанными листами бумаги. За столом сидел человек в таких же, как у большинства, синих брюках, серой толстовке и бордовой бейсболке. На вид ему было лет сорок, лоб был прорезан морщинами, но небольшие серые глаза глядели весело. Нюта решила, что бейсболку он носит, чтобы прикрыть залысины.
        - Вот, господин бургомистр, - доложил патрульный, - гражданочки пришли со «Спартака». С ними еще один был, но у них, видно, по дороге размолвка случилась. Так что теперь он там, в туннеле лежит.
        И патрульный вкратце обрисовал ситуацию так, как она ему виделась.
        - Ну, а документы у вас есть? - спросил бургомистр. И в ответ на этот простой вопрос девушки, не сговариваясь, разрыдались.
        Документов у них не было. Они хранились у бабы Зои, а после ее смерти их забрал Верховный. Видимо, считалось, что раз им все равно нельзя выходить со станции, то и паспорта им ни к чему. Больше того - у них не было и патронов, заменявших местную валюту. Они только сейчас начали осознавать, что оказались без документов, без средств к существованию среди абсолютно чужих людей, которые вовсе не обязаны о них заботиться. А у них в активе еще и труп мужчины, наверняка посланного за ними в погоню. Ситуация, мягко говоря, неприятная. И последствия всего этого могут быть для них очень печальными.
        Бургомистр, услышав их рыдания, замахал руками:
        - Ну что вы, в самом деле, все будет хорошо.
        Он обернулся к патрульному:
        - Скажи Клаве, чтобы принесла им чаю. И поесть чего-нибудь. Да Марину мне побыстрее найди.
        Через несколько минут перед девушками стояли дымящиеся фарфоровые кружки и эмалированные миски с каким-то варевом. Они жадно набросились на еду. И тут в помещение вошла женщина. Они, как завороженные, уставились на нее.
        Ни Нюта, ни Крыся таких никогда не видели. У женщины было надменное, красивое, словно кукольное лицо, синие глаза, светлые пушистые волосы, красиво подстриженные. Одета она была в серое платье, по сравнению с которым цветастые халатики остальных сразу показались просто убожеством. И на ногах были не шлепанцы, а туфли, хоть и на плоской подошве. От нее даже пахло чем-то приятным, цветочным. Всем своим видом она словно заявляла: «Все будет так, как я хочу. Ничего неожиданного или неприятного со мной случиться не может».
        Нюта с трудом подавила возникшее было желание уткнуться лицом ей в подол и тут же во всем покаяться.
        - Ну вот, Марина, - пожаловался ей бургомистр, - разберись хоть ты. Они плачут, я ничего понять не могу.
        Женщина схватывала все на лету. Ей, видимо, в общих чертах уже рассказали, что произошло.
        - Значит, вы шли сюда, а этот человек набросился на вас в туннеле? И вы защищались? Или вы шли все вместе? Судя по документам, он с вашей станции. Он вас сопровождал?
        Нюта что-то невнятно промычала и опять всхлипнула. Марина истолковала это как согласие.
        - Ну, не бойтесь. Никто не собирается вас обвинять без выяснения всех обстоятельств. Я не могу поверить, - обернулась она к бургомистру, - что две худенькие девочки могли прикончить взрослого здорового мужчину. Наверное, все не так просто, как нам тут рассказывают.
        Бургомистр согласно закивал. Видно было, что он во всем на нее полагается.
        - Там еще один был, - вдруг выдавила из себя Крыся, - Он сбежал.
        Марина нахмурилась:
        - То есть, этот человек шел с вами, а тот, другой, напал на него, ранил и скрылся?
        Нюта тут же судорожно закивала. Крыся, глядя на подругу, закивала тоже.
        - Ну, полно, - сказала Марина, - теперь все ясно. Успокойтесь, мы вам поможем. Вы, конечно, хотите при первой возможности вернуться обратно, на свою станцию?
        Девушки, не сговариваясь, отчаянно замотали головами. Марина опять нахмурилась.
        Нюте показалось, что у нее еще полно к ним вопросов, просто она поняла, что сейчас ничего путного от них не добьется.
        - Ну что ж, отдыхайте, - заключила Марина, - а там будет видно. Сейчас я отведу вас в гостевую палатку, Клава покажет, где можно помыться. А потом что-нибудь придумаем.
        Стряпуха в зеленом халате отвела их в душевую. Девушкам, привыкшим поливать друг друга из пластиковых бутылок, настоящий душ, пусть и ржавый, показался чем-то сказочным. Им даже выдали цветастые халатики, в которых было как-то непривычно свободно. Они с радостью принялись стирать свою одежду. Нюта пыталась оттереть кровавое пятно на белом платье, но с непривычки сунула его сразу в горячую воду, и пятно теперь не отстирывалось. А слишком сильно тереть она боялась - платье, сшитое наспех из всяких лоскутов, могло вообще развалиться, а ей почему-то не хотелось с ним расставаться. Пришлось смириться с бурым пятном на самом видном месте, возле выреза.
        Разморенные, они добрались до отведенной им небольшой палатки, отметив по дороге, что, хотя теперь они и выглядят почти как все, почему-то окружающие все равно с интересом их разглядывают. Рухнув на подстеленные одеяла, девушки тут же уснули.
        Проснувшись, они долго не могли сообразить, где находятся. Потом припомнили все и рассмеялись от облегчения.
        - У нас получилось! - воскликнула Нюта, но сразу стала серьезной.
        - Расслабляться нам нельзя. Верховный этого так не оставит, пришлет кого-нибудь еще за нами. Лучше быть настороже, постараться выправить здесь хоть какие-нибудь документы, раздобыть еды и патронов. А потом придется дальше уходить.
        - Куда?
        - На Сходненской, говорят, тоже люди живут. Нам вообще надо разузнать побольше, сейчас любая информация может пригодиться, любые подробности важны. И помни - ни в коем случае нельзя рассказывать все как было. Пусть думают, что мы шли втроем, а четвертый на нас напал. Патрульные ничего ведь не видели, только слышали, как ты орала. А потом, мы тоже ничего не говорили, все больше плакали.
        - А почему нельзя рассказать все как есть?
        - Да они просто не поверят. Подумают, что мы сумасшедшие, и тогда точно постараются отправить обратно, избавиться от нас. Представь себе - появились две девчонки без документов и рассказывают какие-то байки. Подумают, что мы перебрали напитка, который дает красивые сны. К чему из-за нас с соседями ссориться?
        - Может, ты и права, - вздохнула Крыся. - Знаешь, я боюсь этой Марины. Она с виду такая ласковая, а смотрит - словно насквозь просвечивает.
        - Будем осторожнее с ней. Бургомистр-то, кажется, попроще.
        Они выбрались из палатки. Неподалеку горел костер, вокруг сидели люди и пили горячий чай. Девушки подсели к ним, им тут же протянули по кружке.
        - Так это вы с Волоколамской будете? - спросила женщина в халатике веселенькой расцветки, усыпанном яркими красными цветами по зеленому полю. В этой одежде лицо ее, и так бледное, казалось и вовсе бесцветным.
        «Нет, такие ткани на самом деле только брюнеткам идут, - подумала Нюта. - Вот Крыське хорошо в таком ярком наряде. А у меня, к счастью, халатик попроще - на синем фоне какие-то розоватые разводы».
        - Откуда вы только такую красоту берете? - указывая на платья, вместо ответа спросила она.
        - Да ведь тут наверху Тушинский рынок неподалеку был, - охотно объяснила женщина. - Вьетнамцы этими кимоно торговали, выдавали за шелковые. Может, это и шелк, только ацетатный. Искусственный, - пояснила она, глядя на удивленную Нюту. - Зато сноса им нет, и стирать легко, вот все и обрядились. Тем более, наверху сейчас лето, потому и здесь у нас, внизу, тепло. Зимой-то, конечно, так не походишь, в ватники влезать приходится. - И еще раз спросила: - Вы - те самые девушки, с Волоколамской?
        Отмалчиваться не получалось.
        - Мы не с Волоколамской, мы со Стадиона «Спартак», - ответила Крыся.
        - Знаете что, вы лучше свою станцию по-старому называйте - Волоколамская. А то, хоть вы и девушки, а мало ли что. Тут, видите ли, большинство таких собралось, которые в прежней жизни болели за «Динамо» и ЦСКА. Как бы чего не вышло, - сказал пожилой мужик в потертой клетчатой рубашке и черных штанах, вытянутых на коленках.
        Из этой речи девушки почти ничего не поняли. Сообразили только, что мужик чем-то недоволен.
        - Странное какое название, Волоколамская, - заметила Нюта.
        - Так когда-то эту станцию называли. Это потом наверху над ней вместо аэродрома решили строить стадион и переименовали ее в «Спартак». Волоколамской назвали другую, не по этой ветке, но недалеко отсюда. Потому что наверху шоссе было с таким же названием. А почему шоссе так называлось, уже почти никто не помнит.
        - Да что тут помнить, - встрял в разговор тощий мужик лет тридцати с испитым лицом. - Я пацаном тогда был, и то знаю. Шоссе называлось Волко-Ламское, потому что когда-то тут были леса, и волков было пропасть. Ну, и ламы тоже водились.
        - Насчет волков не знаю, врать не буду, - авторитетно сказал плечистый дядька в синих штанах и черной рубашке, - а ламы здесь и теперь водятся. Бегают очень быстро, и вот такие клыки у них, - он показал свой палец. Палец был внушительный. - Не дай бог догонят - на клочки порвут.
        - Да путаешь ты что-то, Викинг, - робко возразил пожилой мужик, - ламы вроде не у нас, а в Америке жили. И питались травой, а не человечиной.
        - Так то до Катастрофы, - веско возразил молчавший до сих пор мужчина, лицо которого было в тени.
        - Я путаю? - гневно переспросил Викинг. Видно было, что к возражениям он не привык. - Да я их сто раз видел, просто не знал, как они называются. А вот теперь он сказал, я сразу и понял - это точно ламы. Кому еще и быть-то?
        - Ну, может, из Зоопарка прибежали и расплодились, - примирительно сказал пожилой мужик. - По мне, как ни называй всех этих, которые теперь наверху бегают, а имя им одно - нечисть.
        - А водяные вас там не донимают? - спросил плечистый.
        - Какие водяные? - удивилась Нюта.
        - Ну, у нас же тут кругом вода. С одной стороны Строгино, недалеко совсем, а подальше - Покровское-Стрешнево, усадьба старинная, пруды. Водохранилище Химкинское, опять же, канал. Там тоже всякие твари живут, не к ночи будь помянуты.
        - Но они же в воде, наверное, живут, на сушу не лезут.
        - Так они, гады, на глазах приспосабливаются. Повадились по канализационным стокам пробираться. Пару раз уже сюда заявлялись, к нам, - ну, мы их достойно встретили. Ошметки так и летели! Эх, чувствую, скоро конец придет нашей линии. Выживут нас эти твари из последнего нашего убежища.
        - А на Полежаевской-то что вышло, - начал опять пожилой мужик. - А я ведь знал, что станция эта не простая. Там ведь путей-то не два, а три. И две платформы. Хотели когда-то ветку боковую прокладывать, в Серебряный Бор, а потом раздумали. Но тупик там остался, сколько успели выкопать. Я думаю, в этот самый тупик какая-то нечисть сверху и прокопалась. И всех сожрала. К вам-то никто не заявлялся с той стороны?
        Крыся отрицательно покачала головой.
        - А ведь ваша эта станция, девки, тоже нехорошая, - продолжал пожилой. Нюта вздрогнула.
        «Неужели он знает?» - пронеслось у нее в голове. И тут она заметила парня, который наблюдал за ней, иронически подняв бровь. Она смутилась и отвернулась.
        - Зря не слушаешь, - продолжал пожилой. - Вот скажи мне, сколько времени вы к нам сюда шли?
        - Не знаю, - пробормотала Нюта, - кажется, очень долго. Несколько часов.
        - И сколько километров примерно прошли? - не унимался мужик.
        Бедная Нюта имела очень приблизительное понятие о расстояниях, как, впрочем, и Крыся.
        - Десять, - брякнула она наугад. Но мужика ее ответ вполне устроил.
        - То-то и оно, - важно поднял он палец вверх. - А ведь на самом деле от вас до нас поверху и километра не будет. Вот как такое может быть?
        - Правду он говорит, - неожиданно согласился плечистый. - Станция ваша на месте Тушинского аэродрома построена. Недалеко совсем это. А наши тоже рассказывают: то, бывало, быстро дойдут, а то идут-идут, и конца пути не видно. Не любят у нас поэтому к вам ходить.
        - Да и люди у вас там неприветливые, смурные какие-то, - поддержал пожилой.
        Нюта украдкой разглядывала парня. У него были правильные черты лица, прямой нос, тонкие губы и большие серые глаза, уголки которых чуть приподнимались к вискам. Нестриженые темно-русые волосы свободно падали на плечи. Она обратила внимание на то, какие красивые у него руки, тонкие пальцы - он рассеянно перелистывал какую-то книгу. Одет он был в свободную длинную рубаху и такие же, как у многих, синие штаны, сидевшие на нем в обтяжку. «Если бы он был девочкой, то это была бы очень красивая девочка», - попыталась Нюта сформулировать для себя свои впечатления.
        Парень, заметив, что она его разглядывает, опять усмехнулся. Видимо, привык, что девушки таращатся на него, раскрыв рот.
        - Да ладно, чего мы к девчонкам привязались, в самом-то деле? - сказал плечистый примирительно. - Люди, понимаешь, у них неприветливые! Живут трудно, вот и неприветливые.
        - А кому сейчас легко? - спросил пожилой.
        - Не скажи. Вот на Сходненской одно время сносно людям жилось. Там у них и магазинов полно уцелело поблизости, а еще там ведь Тушинский машиностроительный недалеко. На нем почти все сохранилось, и сталкеры много полезного таскали оттуда, запчастей всяких. Одно время челноки к ним через нас так и шастали. Туда чай элитный несут с ВДНХ, куртки кожаные с «Динамо», обратно - детали, инструменты. У кого руки есть - он из этих деталей что хошь соберет, хоть пулемет, хоть детскую кроватку. А теперь, конечно, после этой беды на Полежаевской все пути к центру перекрыты. Теперь им туго придется. Да и то сказать, с завода-то они почти все полезное уже вынесли, а в последнее время туда и не сунуться стало - какие-то монстры гнездо устроили. Да и канал, опять же, поблизости, оттуда тоже приползают… всякие.
        - Помню я этот завод, - вздохнул пожилой. - Я еще мальчишкой был, когда там какие-то ракеты делали. И перевозили их по ночам в обстановке строгой секретности. А я, бывало, все старался в окошко что-нибудь увидеть - мы не так уж далеко жили. Так мне хотелось посмотреть, как настоящую ракету везут! И ведь увидел однажды… сбылась мечта.
        На него посмотрели уважительно и даже с некоторой завистью.
        - Интересная жизнь у тебя была, Петрович, - вздохнул мужичонка с испитым лицом. - А я вот мальчишкой в метро попал… и вспомнить-то особо нечего.
        - А что за бумаги у вас на стенах висят? - спросила Нюта, радуясь, что разговор свернул с опасной темы.
        - А это газеты, - с гордостью сказал испитой мужичонка. - В них новости всякие пишут и бургомистра критикуют.
        - Как же у вас тут все здорово устроено! - восхитилась Нюта.
        - Да разве это жизнь? - скривился плечистый. - Вот в Полисе, на Ганзе или, к примеру, на Китай-городе - там жизнь, говорят, ключом бьет. А у нас тут что ж - в лесу живем, пню молимся.
        Нюта опять непроизвольно вздрогнула. «Только мы думали, что попали к нормальным людям - а они, оказывается, тоже молятся какому-то пню. И еще неизвестно, какие жертвы этому пню приносят», - с тоской подумала она. Подняла глаза и увидела, что парень вновь насмешливо смотрит на нее. Поймав ее взгляд, он легко поднялся и подошел к девушкам, опустился на пол возле них.
        - Что надо? - сердито спросила Нюта.
        - Да так, ничего, сущие пустяки, - тихонько, чтобы никто не слышал, ответил он. - Мне очень хотелось бы знать, чего такого вы натворили у себя на станции, что вздрагиваете теперь по любому поводу.
        - Нам пора спать, - резко сказала Нюта. - Пойдем, Крыся.
        - Дурочки, - услышала она сзади, - я помочь хочу!
        Но Нюта, схватив подругу за руку, уже волокла ее прочь от костра.

* * *
        Убийца появился на станции поздно ночью. Он долго ждал в туннеле, прежде чем направиться к патрульным.
        - Пароль, - окликнули его.
        - Шестнадцать, - нехотя буркнул он, зная по опыту, что в таких случаях лучше не молчать, а отвечать сразу хоть что-нибудь. Иначе могут принять за мутанта или за нежить, в которую здесь многие верили. Бывали случаи, когда некоторые нервные часовые, не дождавшись ответа, тут же открывали стрельбу, и лишь потом начинали разбираться. С них, как правило, за это даже не спрашивали строго.
        - Человек, - констатировал патрульный. - А ну-ка, покажи тогда паспорт.
        Убийца видел этого патрульного раза три и отлично помнил. Патрульный тоже видел его, но невыразительное лицо каждый раз стиралось у него из памяти.
        - Ладно, проходи, - сказал патрульный. - Пароль, чтоб ты знал, на сегодня «Свобода». Что это сегодня с вашей станции к нам зачастили? Ты, случайно, ничего не знаешь про девочек, которые утром пришли?
        - Нет, я тут по своим делам, - сказал убийца.
        Не пройдет и часа, как он будет знать про беглянок все.
        Он прошел на станцию. Тут и там еще бодрствовали возле костров люди, и Невидимка присел к тому, где народу было побольше. Послушав разговоры, он сделал выводы, что все не так плохо. Во-первых, девчонки здесь. Во-вторых, судя по всему, они ничего криминального пока не разболтали - видимо, боятся. Это было ему на руку. В голове тут же созрел план действий. Для начала надо переговорить с бургомистром, но разумнее отложить беседу на утро - торопиться некуда. Девчонки пока все равно никуда не денутся, никто их без документов со станции не выпустит.
        Убийца улегся недалеко от костра, завернулся в плащ и через несколько минут спокойно заснул.

* * *
        Когда Нюта проснулась, Крыси в палатке не было. Она подползла к выходу, осторожно выглянула и облегченно вздохнула, услышав оживленный голос подруги. Крыся хлопотала у костра, ей помогал вчерашний парень. В ответ на гневный взгляд Нюты Крыся изобразила недоумение.
        - Вот, познакомься, это Кирилл, - прощебетала она. Парень отвесил иронический поклон.
        - Ты что, с ума сошла? - шепнула Нюта незаметно, улучив момент, когда Кирилл отошел.
        - А что такого? - спросила подруга. - Ты же сама сказала, нам важно узнать побольше. А про нас я ему ничего не рассказывала.
        Тут опять подошел Кирилл, который раздобыл для них чашки. Они сели пить чай, показавшийся им необыкновенно вкусным.
        - Это настоящий, сталкеры еще ухитряются иногда находить где-то, - пояснил Кирилл. - А по-моему, тот, что на ВДНХ делают, ничуть не хуже. Только теперь о нем мечтать не приходится, никто уже оттуда к нам не доберется.
        Нюта решила, что большой беды не будет, если они и вправду, пользуясь случаем, попытаются выведать у Кирилла побольше нужных сведений.
        - А можно мне почитать эти ваши газеты? - спросила она.
        Кирилл пожал плечами.
        - Пойдемте, - сказал он и подвел их к ближайшей колонне, где висел довольно большой лист бумаги. Сверху крупными печатными буквами было написано название - «Тушинская крыса». Потом шли заголовки помельче. Из заметки «Что день грядущий нам готовит?» Нюта узнала, что запасов еды пока хватает и беспокоиться нет причин. Правда, большую часть их контролирует бургомистр, и давно следовало бы потребовать от него отчета. Не пора ли, ехидно интересовался автор статьи, присвоить бургомистру прозвище «Тушинский вор»? В следующей статье долго и путано рассказывалось о героическом походе сталкеров на железнодорожную станцию «Трикотажная», где еще со времен Катастрофы чудом уцелел состав с несколькими цистернами. Народ уже давно знал про эти цистерны и высказывал самые смелые предположения об их содержимом - вплоть до того, что там может оказаться и спирт. Когда сталкеры, преодолев колоссальные трудности, добрались наконец туда, обнаружилось, что в цистернах топливо, что тоже было совсем неплохо. Правда, львиную долю добычи, как всегда, тут же присвоил себе бургомистр.
        В следующей статье задавался гневный вопрос, когда же, наконец, будет заделан неизвестно куда ведущий лаз в туннеле неподалеку от южного поста? Вместо того, чтобы постоянно ставить там усиленную охрану на всякий случай, не проще ли раз и навсегда завалить лаз цементом, чтобы никакая нечисть не смогла через него пробраться на станцию? Нюта поняла, что это тоже был камешек в огород бургомистра.
        В последней небольшой заметке сообщалось, что на днях кто-то, возможно подростки, пытался отодрать одно из алюминиевых панно с изображением самолетов, а это, между прочим, исторический памятник и произведение искусства, которое должно усиленно охраняться властями.
        - Это орган оппозиции, - пояснил Кирилл. - Есть еще официальная газета «Нижнее Тушино», там публикуются всякие речи и постановления бургомистра. Но эту читать интереснее.
        - Как странно, что у вас так спокойно все ругают бургомистра, - сказала Нюта. - Если бы у нас хоть кто-нибудь посмел ругать Верховного, ему бы плохо пришлось.
        - У нас республика, - гордо сказал Кирилл. - Демократическое государство, управляемое на основе анархической солидарности, - повторил он фразу, явно слышанную от кого-то из старших. - Народ сам выбирает себе правителей.
        - Но если ваш бургомистр не справляется, если его так ругают, почему вы его не переизберете?
        - А смысл? - пожал плечами Кирилл. - Все люди одинаковые, другой тоже будет грести под себя. В таком государстве, как наше, личность правителя даже не имеет особого значения, он может ничего из себя не представлять. Зато он умеет говорить речи. А всеми делами заправляет на самом деле не он, а Марина.
        - Почему? - спросила Нюта.
        - Долгая история, - Кирилл махнул рукой. - Она была женой предыдущего коменданта. Ну, тот был мужик что надо, всех в кулаке держал. У него не забалуешь, мог и мертвых, если надо, поставить под ружье. Я помню, как он круто разобрался с торговцами с Планерной, с тех пор они свое место знали. У нас в гостях вели себя тише воды, ниже травы. Марина ему помогала, правой рукой его была, ну, и научилась дела государственные решать. Потом он в бою с мутантами погиб. Марина тут же народу Гришку предъявила, да так ловко все обставила, что большинство за него проголосовало. И как только его выбрали, она за него замуж вышла. Так что он без нее - ноль без палочки, и прекрасно это понимает. А Марина просто очень ловкая и хитрая, и мечтает всем здесь заправлять. Но уж слишком она высоко метит, по-моему. Вряд ли это добром кончится. Не стоит женщине лезть в мужские дела.
        - А это что? - спросила Нюта, глядя на плакат с зеленой надписью.
        - А-а, это бургомистр одно время призывал выращивать морковь и свеклу. Сталкеры семена нашли, просроченные, правда. Не вышло ничего. При таком скудном освещении только шампиньоны могут расти.
        - А еще чем вы тут питаетесь? - поинтересовалась Нюта.
        - На Сходненской свиней разводят, мясо нам продают. У нас тоже небольшое стадо есть. Теперь, видно, заглохнет торговля… придется на свои силы больше рассчитывать. А еще, как ни странно, сталкеры с поверхности до сих пор кое-что приносят, крупы там всякие. Просроченные, конечно, но есть можно. Как-то нашли засекреченный склад, там мясных консервов было полно. Некоторые, само собой, уже вздулись, пришлось выбросить, а другие вроде ничего, рискнули съесть, и все живы остались. Так и перебиваемся потихоньку, не голодаем. Один раз сталкеры вообще наверху наткнулись на чьи-то старые участки, клубни принесли - отец сказал, картошка. Всем досталось понемножку, вкусно. Жалко, что здесь нельзя ее растить.
        - А у нас только крыс разводят, - вздохнула Нюта. - Ну, и шампиньоны, конечно. Впроголодь жили.
        - Да уж, по тебе заметно, - сказал Кирилл. - Да над вами там вообще, говорят, бывший аэродром наверху… места-то полно. Завели бы свое хозяйство подсобное. Выходили бы по весне в комбинезонах картошку сеять по ночам. Отец говорит, она потом сама растет, ее только прополоть пару раз и это… окутить, кажется. Конечно, она бы радиоактивная была, но ведь все продукты, что сверху приносят, такие… а мы едим. Зато какая крупная вырастала бы!
        Он вдруг спохватился.
        - Ладно, девчонки, мне к отцу надо сходить. Увидимся еще.

* * *
        Убийца сидел в кабинете бургомистра. Тот потрясенно хлопал себя по коленкам.
        - Ну надо же! А я ведь эту историю слышал. Двое взрослых с девчонкой шли… ее, вроде как живой консерв, с собой прихватили. Чтобы съесть потом или продать. А вышло-то все наоборот - закусили-то ими, а девчонку нашли потом живехонькой. Правда, мне рассказывали, что ее, как только нашли, прикончили тоже от греха подальше. Мало ли что… - И он сделал испуганные глаза.
        - Как видите, нет, - покачал головой собеседник. - Вырастили на свою голову, ничего для нее не жалели… и вот благодарность. Сколько волка ни корми, все в лес смотрит, - припомнил он старую пословицу. - И ладно бы одна сбежала, так еще и племянницу Верховного сманила с собой. У той, понятно, мозгов никаких, дело-то молодое, приключений хочется. А если бы что-нибудь по дороге с ними в самом деле приключилось? Он бы с меня голову снял. Мне тут у вас рассказывали - на них напал кто-то, еле отбились.
        - Их спасли патрульные, - важно сказал бургомистр. - Не волнуйтесь, теперь племянница вашего правителя в целости и сохранности. Мы подумаем, что можно сделать. Постараемся выделить вам людей для сопровождения, чтобы благополучно доставить беглянок обратно.
        Об этом можно было только мечтать. Убийца с готовностью закивал.
        - Да, позаботьтесь, пожалуйста. Верховный в долгу не останется. И учтите, что эта девица слегка не в себе. Она, видно, умом повредилась после пережитого… на людей вроде пока не кидается, но иногда заговаривается, чушь всякую несет.
        - Понятное дело, - кивнул бургомистр. - Марина! - вскричал он. - Ты все слышала? Какая странная история!
        Но Марина ничего не ответила, лишь презрительно подняла бровь. Лицо ее, как всегда, было непроницаемо.
        Убийца довольно потер руки. Дело почти улажено. Ему помогут доставить девчонок обратно, а их рассказы всерьез воспринимать никто не будет. Люди же, выделенные для охраны, могут ведь и не вернуться потом обратно на Тушинскую. Мало ли опасностей в туннелях?

* * *
        Нюта пыталась помогать толстой стряпухе с обедом, а сама все поглядывала, не идет ли Кирилл. Наконец он появился, но не один. С ним был человек лет сорока, почти седой, в костюме защитного цвета. Сходство между ним и Кириллом было так велико, что сомнений у Нюты не было - это его отец.
        Кирилл был мрачен. Оставив своего спутника с Крысей, он отозвал в сторону Нюту.
        - Я уже спрашивал тебя и спрашиваю опять: что вы такого сделали? В чем замешаны?
        - С какой стати я должна тебе отвечать? - возмутилась Нюта.
        - Можешь и дальше молчать, но тогда пеняй на себя: тебя и твою подругу собираются под охраной отправить обратно. Ведь ты - та девчонка, которую когда-то нашли в туннеле?
        Нюта только беззвучно кивнула.
        - Так вот учти, за вами прислали человека. И человек этот распускает всякие слухи. К счастью, присматривать за вами пока поручили моему отцу. Так что вы сделали? Убили кого-нибудь? Подстрекали к мятежу? Курили в неположенном месте?
        - Мы ничего плохого не делали! Ты… Ты должен верить. Я пока не могу тебе рассказать. Наоборот, убить собирались нас, поэтому мы убежали. Если нас вернут обратно, нам конец.
        - Ладно, допустим, верю. Надо сходить к Марине - вся надежда только на нее. Она себе на уме, просчитывает все на десять ходов вперед и своей выгоды никогда не упустит. Если она не захочет, чтобы вас выдавали, то что-нибудь придумает. На самом деле она спит и видит, как бы прибрать к рукам еще и вашу станцию. У нее есть родственники в администрации Сходненской, и если бы еще удалось присоединить и «Спартак», она была бы счастлива. Может, она решит, что вы ей как-нибудь можете пригодиться…
        И Кирилл исчез, оставив девушек со своим отцом. Тот, как ни в чем не бывало, принялся травить им забавные истории, и вскоре девчонки немного отошли, успокоились.
        Кирилл вернулся обратно довольно быстро. Протянул девушкам две картонки и какой-то мешочек из пестрой ткани.
        - Что это? - удивленно спросила Нюта.
        - Я думаю, это и есть ответ Марины, - сказал Кирилл. - В мешочке патроны. Она дает вам пропуска, действительные здесь и на Сходненской. Значит, считает, что вам лучше уходить туда, пока не поздно.
        - А какой ей смысл нас спасать? - недоверчиво спросила Нюта.
        - Сказала, что пока вам лучше скрыться. Она-то ничем не рискует, никто и не догадается, что она к вашему уходу руку приложила. У нее всегда есть пустые бланки пропусков, подписанные бургомистром. Конечно, наши знают, что без нее здесь ни одно дело не обходится. Но между «все знают» и «такой-то человек сказал точно» есть разница. А потом, когда все уляжется, она хотела бы подробно побеседовать с вами о порядках на вашей станции. Ее интересует все - бытовые подробности, привычки и предпочтения вашего правителя, ваши с ним отношения. Люди с вашей станции обычно неразговорчивы, а Марина любопытна. Теперь ей представился случай удовлетворить свое любопытство.
        Нюта кивнула. На самом деле она была в ужасе. Ясно было, что за спасение придется все откровенно рассказать. И понятно, что лучше этот момент оттягивать как можно дольше, потому что после этого их жизни не будут стоить и пустой гильзы. Марине они после этого станут неинтересны, и та вряд ли станет заботиться об их охране. А у Верховного появится еще один повод их ненавидеть. Тем не менее, не оставалось ничего другого, как согласиться в надежде выиграть немного времени, - авось удастся что-нибудь придумать.
        - У нас в запасе часа два-три еще есть - бургомистру сейчас не до нас, - продолжал тем временем Кирилл. - А нам пока надо постараться вычислить, кого за вами послали, чтобы уйти незаметно для него. Вы никого знакомого здесь не видели?
        Нюта отрицательно покачала головой.
        - Ладно, - сказал Кирилл, - Пока поешьте как следует, отложите еды в дорогу и постарайтесь отдохнуть. Ваше дело - выглядеть спокойными и беспечными, чтобы никто ничего не заподозрил.
        Начали раздавать еду, и девушки принялись через силу жевать, исподтишка разглядывая окружающих, но никого не узнавали. Лица двух или трех мужчин вроде показалось им знакомыми, но вполне возможно, что они их видели здесь же накануне. Встречая их взгляды, люди отводили глаза. Нюте казалось, что все уже знают ее историю, разве что пальцем не показывают. Но окружающие чинно жевали, глядя в свои миски.
        Вдруг с дальнего конца станции донесся дикий крик. Что именно кричат, было не разобрать, но тут же все преобразилось. Люди повскакивали со своих мест, одни бестолково суетились, другие хватались за оружие. Послышались выстрелы. Нюта, прижавшись к колонне, вглядывалась туда, где кричали, и наконец увидела. Черные блестящие тела метались среди людей, передвигаясь неуклюжими скачками. Одно, похожее на гигантского головастика с коротенькими лапками, разинуло огромную пасть, оказавшуюся зубастой, как у щуки, и будто сглотнуло ближайшего к ней человека. Другое, похожее, тоже нацелилось на кого-то, но, видно, не смогло достать. И вдруг оно стало удлиняться, менять форму, на глазах превращаясь из головастика во что-то вроде ящерицы. Вытянулась длинная шея, выгнулась. Кто-то выстрелил в него сзади, монстр недовольно заревел, ударил длинным хвостом, и человек упал со сломанным позвоночником.
        - Водяные! - с ужасом прошептал кто-то рядом с Нютой. Кто-то навалился сзади, она оглянулась - Кирилл прижимал ее к колонне, вроде бы заслоняя собой, но мешая смотреть. Нюта досадливо его оттолкнула. Мимо пробежала Марина, что-то крича, отдавая какие-то команды. Несколько человек, укрывшись за колоннами, вели беспорядочную стрельбу. Нюта оглянулась в поисках Крыси. Той не было видно. Отец Кирилла, прицелившись, метнул нож в ближайшего монстра. Попал в спину, но существо словно бы этого и не заметило. Сбоку послышался истошный крик:
        - Да куда ты с гранатой, придурок! Ты нас всех сейчас похоронишь!
        Один из монстров опять грациозно изогнулся и выцепил добычу. Когда он высоко поднял голову, в зубах у него висела Марина, зажатая поперек туловища. На ее лице, обычно невозмутимом, были ужас, боль, недоумение. Она будто не могла поверить, что с ней случилось такое. И это показалось Нюте самым жутким. В следующую минуту существо тряхнуло головой, перехватив жертву поудобнее, и голова и плечи женщины исчезли у него в пасти. Только ноги в туфлях оставались снаружи и судорожно дергались, но через секунду исчезли и они. Нюта, как завороженная, смотрела, как на шее существа образовалось утолщение, постепенно перемещавшееся вниз, к желудку.
        В дальнем конце станции что-то грохнуло, появились всполохи огня, и монстры вдруг заметались в панике, давя и калеча зазевавшихся людей. Им явно было уже не до еды. Кто-то в упор выстрелил в морду ближайшего, и зверь взвыл, мотая головой. Подбежали двое с лопатами и принялись, мешая друг другу, наносить удары. Вокруг летели ошметки черной плоти. Наконец существо рухнуло на пол, повозилось еще немного и затихло. Нюта оглянулась. Поодаль валялось еще одно черное тело, остальных не было видно.
        - В туннели ушли, - вздохнув, сказал кто-то рядом. - Зуб даю, они через ту дыру просочились, возле южного поста.
        - Она ж маленькая совсем!
        - Да ведь они, гады, форму менять умеют. Вытягиваются, как змеи, и в любые щели проползают.
        Рядом слышались возбужденные голоса:
        - А я ему раз - и прямо в пасть из ракетницы!
        - Сашко молодец - не растерялся, за огнемет схватился. Они огня-то пуще всего боятся.
        Отец Кирилла держался за плечо. Лицо его было бледным.
        - Папа, что с тобой? - спросил Кирилл.
        - Да так, помяли слегка. - Видно было, что мужчине очень больно.
        - Дайте я взгляну, - попросила появившаяся откуда-то Крыся.
        - Ты где была-то?
        - А я, как шум начался, забилась под ту деревянную штуку… Так и просидела там.
        Люди потихоньку приходили в себя, оценивали потери. Тут и там валялись тела. Кто-то, еще живой, стонал. Несколько добровольцев, в том числе и Крыся, принялись под руководством врачей оказывать пострадавшим помощь.
        Бургомистр сидел прямо на полу, обхватив голову руками. Его никто не трогал, к нему не обращались. Сочувственно смотрели и обходили стороной. Несколько человек, в том числе и отец Кирилла, отдавали негромкие распоряжения, которым люди беспрекословно подчинялись.
        Итоги оказались неутешительными. Пострадала так или иначе чуть ли не треть населения станции. Насчитали полтора десятка убитых, а раненым и счету не было. У нескольких человек, судя по разговору, тут же нашлись срочные, прямо-таки неотложные дела на Сходненской. Удерживать их не пытались.
        - Нам надо с ними идти, девчонки, - сказал Кирилл.
        - Почему? - удивилась Нюта. - Людям здесь теперь не до нас, обратно нас отправлять никто не станет.
        - Зато если ваши сюда явятся, теперь они смогут легко взять станцию под контроль. У нас много раненых, сопротивляться будет почти некому. Вы об этом не подумали? А если эти твари опять приползут? Еще одного такого нашествия станция не выдержит.
        Нюте и самой не хотелось здесь оставаться после жуткой смерти Марины.
        - Папа, - спросил Кирилл, - ты пойдешь с нами?
        Тот, наспех перевязанный, баюкал раненую руку. Он покачал головой:
        - Идите без меня, Киря. Я вам только обузой стану. И сердце у меня пошаливает, ты же знаешь. Я лучше здесь останусь. Тут мы с матерью твоей жили, это место для меня родное. Ты иди… Со мной все в порядке будет. Кто-то должен станцию в порядок привести…
        - Тогда я тоже останусь.
        Отец вновь покачал головой:
        - Уходи, сынок. Надо девчонок уберечь, кроме тебя сделать это некому. Не бойся за меня, рука заживет. Вот подлатаю ее, а там ты вернешься, и тогда думать будем. Иди. Береги себя только. Бомба, знаешь, в одно место дважды не падает. Твари сюда больше не сунутся…
        Кирилл осторожно, чтобы не причинить боли, обнял отца и кивнул.
        Нюта смотрела в блестящие глаза старика и слышала в его голосе утешительную ложь. Он обманывал сына, внушал ему надежду - чтобы выпроводить его со станции и снасти тем самым ему жизнь. А Кирилл был готов ему верить - просто потому, что даже думать о том, что его отец может умереть, он не хотел.
        Жизнь на станции, между тем, потихоньку входила в колею. Стряпуха возилась с котлом - ближе к вечеру есть захочется и здоровым, и раненым. Люди потихоньку пытались опять устанавливать сбитые палатки. Несколько человек под руководством Викинга целеустремленно таскали к южному посту обломки бетонных блоков - собирались заделывать лаз.
        - Девчонки, по дороге не болтать, - предупредил Кирилл. - Мы не знаем, где шпион со «Спартака». Может, он в числе погибших, но надеяться на это нельзя. Если он уцелел, то вполне может оказаться одним из наших спутников.
        И, помахав на прощание последний раз отцу Кирилла, они Двинулись вслед за уходящими. Вдогонку им не раздалось ни одного упрека от остававшихся. И те, и другие свой выбор сделали.
        И только женщина, сидевшая возле мертвого солдата, несколько секунд тупо смотрела им вслед.
        - Крысы бегут, - пробормотала она. - Крысы.
        Глава 3
        ОПАСНО ЛИ ГУЛЯТЬ ПО ТРАМВАЙНЫМ РЕЛЬСАМ?
        До Сходненской шли в угрюмом молчании. Нападать на них в туннеле никто не пытался. Один раз они услышали какой-то скрежет, словно когтями царапали камень. В лучах фонарика метнулось странное белесое существо, похожее на истощенную обезьяну с огромными выпученными глазами, и тут же куда-то скрылось.
        Нюта думала, что Сходненская будет похожа на Тушинскую, но здесь все было по-другому. Из-за отсутствия колонн станция казалась просторнее и просматривалась насквозь. Белый закопченный потолок нависал полукруглым сводом. Стены теплого розового цвета тоже украшали алюминиевые панно, но изображены на них были концентрические круги-мишени. Что такое мишень, Нюта знала - в детстве она нередко играла в ножички со станционными мальчишками. Правда, часто ловила на себе подозрительные взгляды взрослых: некоторые считали, что ей опасно давать в руки нож, - неизвестно, чем это может закончиться.
        На Сходненской люди жили попроще: ряды палаток цвета хаки, много мужчин в камуфляже. Женщины тоже были одеты неброско, словно старались не выделяться. Но главное, атмосфера на станции была какой-то тягостной, будто ее обитатели ожидали скорой и неминуемой беды. Немудрено, что приходу беглецов никто не обрадовался.
        Комендант Сходненской Захар Петрович оказался мужиком средних лет с простым и усталым лицом. Видно было, что ему давно не удавалось как следует высыпаться. Выслушав рассказ о нападении мутантов на Тушинскую, комендант только руками развел:
        - Людьми помочь не могу, даже не мечтайте. У самих неприятности - что-то странное творится в районе Планерной. Раньше там люди жили, хотя вечно у них какие-то дрязги были, драки… Там ведь в основном торговцы с местного рынка собрались, все сферы влияния делили. Иногда приходили оттуда к нам, мы с ними торговали понемножку. Но вот уже месяц не было никого, зато в туннеле стали появляться странные твари наподобие лемуров. Пока никого вроде не трогают, только подходят вечерами поближе и смотрят, словно изучают. Глаза-то у них здоровые, навыкате, аж не по себе делается! А недавно начали у нас люди пропадать. Четверых уже недосчитались - двое взрослых мужиков, мальчишка и женщина. Не знаем, что и думать. Кажется мне, на Планерной уже не люди живут. Так что не в добрый час вас к нам дорожка привела. Честно говоря, мне кажется, неспроста эти лемуры тут появились. Может, это жители Планерной теперь так выглядят? Может, у них эпидемия приключилась и скоро мы все такими станем?..
        Он подробно расспросил о нападении мутантов на Тушинскую, поохал, узнав о гибели Марины, и предложил путешественникам устраиваться.
        - Еду, ночлег - все вам обеспечим. У нас, конечно, по-простому, без затей, но голодными не останетесь. А потом разберемся, куда вас пристроить. Вы как вообще, - он вопросительно посмотрел на Кирилла, - надолго к нам?
        Тот только пожал плечами:
        - Не знаем пока. Как получится…
        Беглецы расположились у ближайшего костра. Им выдали миски с грибным варевом, в котором плавали небольшие кусочки мяса. Вокруг сидели хмурые люди: один чистил и смазывал разобранный автомат, другой вырезал что-то из дощечки, третий надраивал до блеска сапоги. Женщина в темном платье и с косынкой на голове бережно сматывала полоски ткани - готовила перевязочный материал. Заплакал ребенок, и на него тут же зашикали. Гости поторопились закончить с едой и отправились в палатку, которую отвели девушкам, - совещаться.
        - Мы здесь никому не нужны, - тут же заявила Крыся.
        - А ты думала, что тебя здесь заждались? - поддела подругу Нюта. - Положение у нас так себе: назад возвращаться нельзя, здесь оставаться тоже опасно.
        - А где сейчас не опасно? - хмыкнул Кирилл. - У вас, что ли?
        - Нет, на Спартаке нас бы точно убили, - вздохнула девушка. - Но сидеть здесь и ждать неизвестно чего не хочется.
        - Куда ж тебе хочется?
        Нюта задумалась:
        - Меня никто нигде не ждет, кроме одного человека на Беговой. Мать у меня там осталась. Туда и пойду.
        - Как же вышло, что она осталась, а тебя отпустила?
        Нюта пожала плечами:
        - Толком не знаю, я ведь тогда совсем маленькая была… Наверное, меня челноки украли или обманом увели с собой. Стараюсь вспомнить - и не могу. Иногда кажется, что мне велел идти с ними кто-то знакомый, кому я доверяла, иначе бы не послушалась. Но вот кто?
        - А твой отец? Или он умер?
        - Отца не помню. Мы сначала жили вдвоем с мамой, а потом с нами еще дядька Петр стал жить. Хотя у него от тетки Риты уже был сын. Мама хотела, чтоб я его папой звала, а я не могла - не нравился он мне. Один раз мне подзатыльник дал, а я его укусила.
        - А почему же, когда твоих спутников сожрали, а тебя нашли в туннеле, мать не пыталась забрать тебя со Спартака?
        - Не знаю. Много можно найти причин. Может, ей тяжело было - она тогда маленького ждала, может, боялась одна через полметро идти. А может, так до сих пор и не знает, что со мной и где я.
        - По-моему, эту историю уже чуть ли не на всей линии рассказывают, - не согласился Кирилл. - Знаешь, я думаю, ты просто мешала своей матери жить с новым мужем, поэтому она и не спешила тебя искать. Не обижайся, но вряд ли ты ей была нужна.
        - Не смей так говорить! - вскинулась девушка. - Ты не видел, как она плакала, когда мы прощались.
        - Ну и что? Поплакала и успокоилась. А потом у нее младенец появился, и ей стало вовсе не до тебя.
        - Даже слушать не хочу! - крикнула Нюта. - Ты не знаешь, как она меня любила! Бывало, когда Петра дома нет, подсядет ко мне, обнимет и шепчет: «Потерпи, Нюточка, скоро все у нас будет хорошо».
        - Даже если так, подумай, сколько с тех пор лет прошло. За это время что угодно могло случиться. Может, ее и в живых уже нет.
        - Успокоюсь только тогда, когда точно это узнаю, - упрямо сказала девушка. - А пока просто хочу вернуться туда, на Беговую. Там я хоть иногда бывала счастлива. А с тех пор, как попала на Спартак, мое детство кончилось.
        Кирилл переглянулся с Крысей, та выразительно пожала плечами.
        - Итак, девчонки, что мы имеем в сухом остатке? - подытожил парень. - Здесь, похоже, так же опасно, как и на Тушинской, а на Планерной вообще черт знает что. Получается, идти нам некуда. Может, вернемся к отцу?
        - Нельзя нам с Крысей на Тушинскую, - замотала головой Нюта. - Нас там люди Верховного легко найдут и убьют.
        - Так ведь они и сюда могут прийти… - робко заметила Крыся.
        - Вот именно! Поэтому здесь мы сидеть и ждать их не будем. Надо уходить.
        - На Беговую, что ли? - прищурился Кирилл. - Дойдешь ты туда, как же! Во-первых, очень далеко. Во-вторых, ты в курсе, что туннель между Беговой и Полежаевской взорван?
        Но Нюта, судя по всему, уже приняла решение, и теперь переубедить ее было невозможно.
        - Выход всегда найдется, - заявила она. - Пойдем по поверхности.
        Две пары широко раскрытых глаз уставились на девушку.
        - Ты с ума сошла?!
        - С чего бы? Сталкеры ведь ходят. И возвращаются.
        - Ага, только не все. И потом, не очень ты похожа на сталкера. Они мужчины, и вообще - люди опытные.
        - Тут главное - не опыт, а удача, - не сдавалась Нюта. - Между прочим, поверху такое же расстояние, как и под землей, если напрямик идти. Опасно, конечно, но ты же сам сказал: где сейчас не опасно? Если всю жизнь на одном месте сидеть, тоже не факт, что уцелеешь. Те, кто на Полежаевской жил, наверное, тоже думали, что с ними ничего не случится…
        - Может, ты в чем-то и права, - подумав, признал Кирилл. - Я сам два раза поднимался на поверхность со сталкерами, правда, ненадолго. Да и как на других станциях люди живут, мне давно посмотреть хотелось. Только не все так просто, девчонки: просто так на поверхность соваться - самоубийство. Костюмы нужны специальные, противогазы, оружие, наконец. Да и какая-нибудь карта совсем не помешает. Так что, получается, без помощи коменданта из этой затеи ничего не выйдет.
        - Тогда пошли к коменданту! - И Нюта, не дожидаясь товарищей, решительно отдернула полог палатки.

* * *
        Против ожидания, Захар Петрович к их затее отнесся спокойно. К тому же, жизнь в метро приучила его ничему не удивляться и к любому делу подходить трезво и взвешенно. Он вовсе не был жестоким, но и уговаривать их остаться смысла не видел. Каждую минуту глава Сходненской ожидал нападения, и девушки в такой ситуации были бы скорее обузой, а хрупкий парень отнюдь не выглядел опытным бойцом. Да и три лишних рта, опять же…
        - Раньше бы сказал - безумная это затея, - выслушав гостей, заявил он, - но при нынешнем раскладе удерживать вас не могу и не стану. - Комендант почесал в затылке. - Неизвестно еще, где сейчас опаснее - здесь или наверху… Костюмы и противогазы я вам дам. Это раньше с ними напряженка была, а теперь не снаряги - людей не хватает. Вот с оружием хуже, хотя один автомат и пару рожков патронов, думаю, выделим. Что касается дороги - могу нарисовать примерную схему. Раньше я окрестности хорошо знал. Только имейте в виду, после Катастрофы наверху все очень изменилось. Конечно, кое-что со слов сталкеров можно подкорректировать, но чаще их рассказы нужно, что называется, на десять делить… - Захар Петрович достал из тумбочки неровно оборванный тетрадный листок, огрызок карандаша и принялся чертить на бумаге линии, время от времени сверяясь с потрепанной картой.
        - Значит, так. Как выйдете - это выход к бывшему кинотеатру «Балтика» - окажетесь на широкой улице. Сзади будет перекресток, вам туда не надо. Встаньте к нему спиной, так, чтобы кинотеатр оказался слева. Он невысокий, зато длинный и стоит особняком - не перепутаете. Между нами говоря, темное это дело, - понизил он голос. - Никто не понимает, как такое может быть. Сталкеры наши, когда туда ходят, с ног до головы амулетами обвешиваются - от злых духов.
        - О чем вы? - спросил Кирилл. Комендант нагнулся к его уху и горячечно зашептал:
        - Да ведь «Балтику»-то сломали года за два до катастрофы. Там какой-то торговый центр начали строить, он им мешал. Вот и порушили, хотя местные жители очень против были - любили они кинотеатр. Но все равно разломали. А теперь он опять стоит. Один сталкер даже рассказывал, что видел в окнах свет, и фигуры людей там мелькали. Не знаю, правда или нет, но только через пару дней ушел он на поверхность и не вернулся. Я так думаю - ему опять что-то почудилось, решил поближе рассмотреть. Тут его и забрали…
        - Кто? - тоже шепотом спросил Кирилл, но комендант не ответил. Лишь стиснул в кулаке какой-то предмет, висевший у него на груди на шнурке, и что-то зашептал себе под нос, а потом продолжал: - Со временем выяснили, что на этом месте разным людям разное видится. Кто говорит, нет там никакого кинотеатра, только площадка пустая. Кто - есть здание, но темное, заброшенное. Но хуже всего - увидеть в «Балтике» свет, как тот бедолага. Говорят, это в полнолуние бывает, наши в такие дни вообще стараются на поверхность носа не высовывать. Видно, тогда сила этого места прибывает, и для людей это опасно…
        Он немного успокоился и разжал руку. Сперва гостям показалось, что на шнурке у него висит монетка с дырочкой, но потом они поняли, что амулетом служил старый жетон для турникета. То есть, для Крыси и Нюты это был просто кругляш с большой буквой «М», а Кирилл по рассказам живших до Катастрофы знал, что когда-то давно такими жетонами платили за проезд в метрополитене.
        - Справа чуть впереди увидите высотное здание, оно там одно такое, - тем временем продолжал Захар Петрович. - В ту сторону по улице и двигайте, до первого большого перекрестка. Кинотеатр, стало быть, останется у вас сзади, по левую руку. Конечно, проще было бы прямо, почти до канала, вот так, но получается не всегда. Если увидите в той стороне сиреневый или еще какой-нибудь необычный туман, тогда лучше поверните налево и идите до следующей улицы. Только не перепутайте - налево, а не направо. Потому что если идти направо, уткнешься в огромный овраг, а это - место нехорошее. За тем оврагом как раз и будет станция «Трикотажная», где до сих пор цистерны стоят, но напрямки никто из наших идти не решается, хотя вроде и недалеко это. Потому-то ваши, тушинские, раньше нас туда и успели. Видно, как-нибудь с другой стороны добирались, а может, вообще по воздуху…
        - Это как же? - пискнула Крыся.
        - Да рассказывали мне, что нашли как-то давно на Тушинском аэродроме исправный вертолет. На Тушинской же такие люди собрались, не чета нашим, приземленным. Авиаторы, мать их так!
        - Это правда? - Нюта посмотрела на Кирилла. Тот молча кивнул.
        - А куда этот вертолет потом делся?
        - Решено было организовать разведывательную экспедицию, - нехотя ответил парень. - На поиски других выживших. Только с тех пор ни тех людей, ни вертолета никто больше не видел. Может, нашли да там и осели, может, топливо по дороге кончилось или еще что-нибудь случилось…
        Комендант покачал головой. Лицо его выражало сложную смесь осуждения и восхищения. Видно было, что затею с вертолетом он считает безумием - но каким великолепным безумием!
        - Так что в том овраге такого нехорошего? - спросила Нюта, возвращаясь к интересующей их теме.
        - Во-первых, там пауки-людоеды живут. Но их еще как-то можно перехитрить или убежать. Хуже дело - нечисть. Рассказывали, забрел туда как-то сталкер один, на предмет чего съедобного поискать - раньше ведь там, на склонах, люди огороды себе устраивали. И вот пробирается он по этим зарослям, паучьи логова обходит, все грамотно делает. Вдруг видит - какой-то зверь в земле роется, размером с крупную собаку. Сталкер решил зря не нарываться и стороной обойти, да ветка у него под ногой хрустнула. И слышит он за спиной голос: «Кто здесь?» Оборачивается, а на месте зверя старик в драном тулупе мехом наружу. И как глянул на него тот старик мертвыми белыми глазами, так он, бедняга, и бежал без остановки до самого входа в метро. А ведь оттуда до нас километра два будет, не меньше…
        - Нютка! Может, мы… - округлив глаза, прошептала Крыся, но девушка молча показала подруге кулак. Заметивший это Захар Петрович одобрительно хмыкнул:
        - Верно, дочка! Не робей! Главное, даже если заплутаете, почаще по сторонам оглядывайтесь. Если ночь будет лунная, увидите ориентир - три высотных здания. Их издалека видно, особенно теперь, когда столько домов порушено, да и перепутать с другими сложно. Читал кто-нибудь из вас про деревянных солдат Урфина Джюса? Нет? А я вот читал, и тот, кто те дома проектировал, видно, тоже. Потому что они прямо как те солдаты: сам дом - туловище, сверху квадратная надстройка поменьше - голова, в ней окна - как глаза. Даже что-то вроде шапок у них наверху, заглушки, что ли. Мы эти дома Стражами называем. Так вот, если увидите Стражей сзади по левую руку, значит, к оврагу идете, а если правильным путем, то должны будете потом прямо рядышком с ними пройти. Только осторожнее - их лошади крылатые облюбовали. Какие? Ну те, у которых крылья, как у летучей мыши, и морда драконья. Не видали? Оно и к лучшему, и дальше бы так.
        Да, вот еще. Идти всегда старайтесь по улице, если спрятаться надо, можно в дома заходить, только осторожно. А вот во дворы лучше не соваться, их нынешние хозяева запросто могут в какой-нибудь в тупик загнать, и тогда - точно хана!
        Ну, допустим, свернули вы куда надо на перекрестке, идете по улице Фабрициуса. Там будет справа такой высокий длинный дом, вот за ним можно направо же повернуть, к каналу. Конечно, канал - тоже место нехорошее, но вам по-другому никак. Прямо пойдете - окажетесь недалеко от парка, за которым Химкинское водохранилище начинается. Вот уж где места совсем гиблые! Там, по слухам, на руинах Речного вокзала в лунные ночи такое творится, что нам лучше того и не знать: или умом тронешься, или вовсе помрешь…
        - А кто ж тогда об этом рассказывал? - не выдержала Нюта. Видимо, недоверие в ее голосе было настолько явным, что комендант сердито насупился и замолчал.
        - Кто надо, - наконец проворчал он. - Вы дальше слушать будете или сами шибко грамотные и без моих баек неправдоподобных доберетесь?
        - Будем, будем! - закивал Кирилл. - Вы на нее внимания не обращайте, рассказывайте, пожалуйста, дальше.
        - Ну, добро. В общем, идете вы в сторону канала, доходите до улицы, которая вдоль него идет, поворачиваете на нее и - налево. От канала вас будет что-то вроде лесополосы отделять, аккуратнее там. Мало ли, какая пакость выскочит. Ну, и от водяных на всякий случай заговор прочтите.
        - Заговор? - захлопала глазами Крыся. - Какой? Мы заговоров не знаем…
        - Ну, как это… навроде стишка: «Водяной, водяной, не плыви в волнах за мной». Я сам в эту чушь не верю, - тут комендант смутился, - но знающие люди говорят, помогает.
        Скоро с левой стороны ворота кирпичные увидите - это и будет Тушинский машиностроительный. Его лучше пробежать по-быстрому, пока те, которые теперь в корпусах живут, не очухались. И не шуметь сильно, само собой, хотя это на поверхности вообще главное правило. Вот, пройдете еще немного и будет перекресток с улицей Свободы. Она широкая, не перепутаете. Опять же ориентиры - во-первых, здоровенная клумба там была, круглая… ну, клумба-то, может, и не сохранилась. Но если вверх посмотрите, увидите прямо перед собой все тех же Стражей. Вам направо, на мост. Он почти целый, но все равно аккуратнее. Если прошли, дальше чуть полегче будет. Идете прямиком по этой самой улице. Долго придется идти. Там тоже ориентир был приметный - перед одним домом танк стоял. Говорят, настоящий. Но теперь, может, уже и не стоит. Васька Косой рассказывает - дошли они как-то туда втроем с дружками и решили этот танк попробовать завести…
        - Ага, так он и дожидался их, на ходу и с горючкой! - не выдержал Кирилл.
        - Мне оно тоже сомнительным показалось, - согласно хмыкнул Захар Петрович. - Тем более, что очевидцев, кроме Васьки, нет, а ему какая вера? Точно известно одно - ушли втроем, вернулся один. А что там у них вышло - дело темное… Да бог с ним, с танком, дальше слушайте. Вот идете вы, значит, по улице Свободы и видите слева насыпь, а в ней туннели. Там незадолго до этого места над улицей еще переход стеклянный будет полуразрушенный, не перепутаете. Значит, правильно двигаетесь, это туннели под каналом, где шлюзы, там они даже сверху видны чуть-чуть. И хотя от канала и других водоемов лучше подальше держаться, но придется вам через один из этих туннелей на ту сторону пройти. Главное, повнимательней там, уж больно место удобное для засады. Проверьте сначала, не поджидает ли там кто. Ну, а уж если прошли - считайте, полдела сделано. Будет прямо перед вами Волоколамское шоссе. Вам направо, мимо башенок из красного кирпича. Там, опять же, предельно осторожными надо быть, нечисть всякая выползает поохотиться.
        Дальше места плохо знаю, врать не буду. Но, по старой карте судя, по этому шоссе можно дойти, аккурат куда вам надо. Оно потом с Ленинградским соединяется, а дальше уже улица Беговая, свернете на нее - и до самого входа в метро. Вот, в общих чертах, как-то так. Но еще раз должен предупредить - шансов у вас почти нет. Сами подумайте, сколько опасностей по дороге. Да, вдоль того шоссе еще и до Беговой будут станции метро, живут ли там люди или нет, точно неизвестно. А если и живут, то какие? На Соколе, вроде, мирные трудяги, свиней разводят, но где-то, говорят, и сатанисты обосновались. Попадетесь к таким, еще жалеть будете, что по дороге вас не сожрали.
        Нюта, пожав плечами, незаметно переглянулась с подругой. Ей казалось, что после ужасов родной станции им не страшны уже никакие сатанисты. В самом деле, что они могут сделать? Убить? Так их и свои чуть не убили…
        - Да, чуть не забыл, - спохватился Захар Петрович. - Если вдруг сразу, как выйдете из метро на поверхность, растеряетесь и запутаетесь - ну, мало ли что, - идите по трамвайным рельсам. Тут у нас «шестерка» когда-то ходила, как раз до Волоколамки. А там уж разберетесь.
        Комендант сходил вместе с гостями в подсобку, где отыскал для них комбинезоны и противогазы, а Кириллу вдобавок торжественно вручил старенький автомат и три магазина с патронами. Когда троица пошла собираться в дорогу, Захар Петрович неожиданно вспомнил, как купался летом, несмотря на запреты, в Химкинском водохранилище. Как гулял с женой в парке. Как, только наступят теплые денечки, можно было в выходные отправляться жарить шашлыки прямо на берегу канала. Распить бутылочку, спеть что-нибудь задушевное, про песок, по которому она ходила. А зимой шли по льду до Речного вокзала, лазили по осыпающемуся зданию, похожему на дворец, швырялись снежками. Деревья в старом парке стояли пушистые, все в снегу… Это, оказывается, и было счастье, только не ценили его люди. А этим троим, да и всем выжившим, такого уже не испытать никогда. «Удачи вам, ребята, - мысленно пожелал мужчина. - Видит бог, она вам понадобится»…

* * *
        - Что ж, пойдем по трамвайным рельсам, - с напускной бодростью произнес Кирилл, разглядывая примерную схему, которую начертил комендант.
        - Они такие же, как в туннеле? - спросила Крыся.
        - Нет, немного другие. Если удастся, трамвай я вам тоже покажу. Кстати, у отца любимая песня была на эту тему. - И он тихонько запел себе под нос о прогулках по трамвайным рельсам, о которых нельзя рассказывать, иначе убьют.
        - Странная какая песня, - вздрогнула Нюта. - За это раньше убивали?
        - Э-э, девчонки, вы где росли-то? С вами ликбез надо проводить, - развеселился парень. - В общем, отец рассказывал, что наверху много лет была власть коммунистов. Про них-то вы, надеюсь, слышали? Товарищ Москвин, Красная линия и все прочее? И то хорошо. А у них как? Все должны быть полезными членами общества. Либо ты занят работой на всеобщее благо, либо культурно отдыхаешь - ну, выпиваешь, например. Говорят, на Красной линии до сих пор так заведено. А если ты не похож на других, если тебя тянет на странные поступки - ну, там, по рельсам гулять ни с того ни с сего, просто так, - значит, ты опасный смутьян, и надо тебя всячески прессовать. Об этом и песня. Ее одна певица написала, которая погибла молодой, а сами рельсы здесь ни при чем, просто образ. Ну вот, потом власть красных рухнула, и наступило смутное время. Теперь уже ты мог гулять по рельсам, сколько влезет. Если, конечно, у тебя никаких других потребностей нет. А если они есть, надо было работать с утра до ночи, чтобы заработать на квартиру, машину, детей, отдых и тэ дэ. То есть, сам выбирай - либо пахать и не заметить, как жизнь
пролетела, либо быть свободным как птица, но ночевать под кустом и питаться из помойки.
        - Скажешь тоже! - не поверила Крыся. - Баба Зоя рассказывала, что до Катастрофы с едой проблем не было.
        Кирилл смутился:
        - Ну, про помойку, это крайности, конечно. Кому-то, может, и неплохо жилось. Бывают люди, которым при любом режиме неплохо живется. Даже сейчас.
        - А чья потом наступила власть? - спросила любопытная Нюта. Парень пожал плечами:
        - Не знаю… Денег, наверное. В любом случае, кончилось все это Катастрофой, и теперь, как сказал один философ, наступила власть тьмы.
        - А что ты коменданту отдал? - вспомнила Крыся. - Я видела, ты какую-то книжку вытащил из рюкзака…
        - А, это, - с сожалением сказал Кирилл. - Надо же было чем-то отблагодарить человека, снаряжение, да еще и автомат с патронами, тоже на дороге не валяются. Правда, не знаю, чем ему эта книга понравилась… я думал, она только специалистам интересна.
        - Да что за книга-то?
        - «Определитель пресноводных рыб европейской части СССР», - грустно ответил Кирилл.
        - А у тебя-то она откуда? И зачем тебе такая? Ты, что ли, специалист по этим… пресноводным?
        - Это долгая история. Мой отец с детства хотел стать биологом: в кружок ходил, книги о животных собирал и даже ухитрился поступить в институт на биологический факультет, хотя там конкурс был большой. А потом как раз наступили смутные времена, до науки уже никому дела не было, работать по специальности не устроишься, или платят столько, что не проживешь. Вот он и пошел в какую-то группу музыкальную, по клубам выступать.
        - Так он у тебя музыкант? Круто! - уважительно протянула Крыся.
        - Угу. Только сам он не любит этого вспоминать, потому что не для души играл, а из-за денег. А на самом деле ему всю жизнь наукой заниматься хотелось. До сих пор книжки собирает, где только может, да и мутантами всякими интересуется, изучает их и описывает. Хочет какие-то закономерности вывести, ну, почему одни такие, а другие - эдакие… Кстати, Нют, его твой случай очень заинтересовал. Сколько раз при мне удивлялся, почему те монстры взрослых сожрали, а ребенка не тронули…
        Нюта, в очередной раз почувствовавшая себя какой-то подопытной зверушкой, насупилась, поэтому парень примирительно положил ей руку на плечо:
        - Да ладно, не сердись. Я ж не из вредности напомнил, так, пришлось к разговору… О, вот что еще вспомнил: отец тоже про тот овраг рассказывал, о котором комендант говорил! Он там даже бывал. Между прочим, это какое-то уникальное место, его еще называют «Сходненский ковш». Он около километра в диаметре, а в глубину метров сорок, и по дну протекает речка Сходня. Отец говорил, что еще один такой огромный овраг где-то в Африке, а больше таких нигде на Земле нет. Там даже сохранились уникальные виды животных.
        - Все они сейчас уникальные! - все еще раздраженно буркнула девушка, сбрасывая руку. - Толку с того…
        - Нет, он имел в виду - до Катастрофы. Правда, это какие-то лягушки были, и то, что они особенные, только специалист понять мог. А мать говорила, что когда-то на том месте монастырь стоял, и монахи раз не пустили переночевать уставших путников, вот он в наказание и ушел под землю. Видно, не слабо ушел, раз такой провал образовался. В любом случае, место интересное.
        - Комендант же объяснил, что оно нам не по пути, - напомнила Нюта. - В любом случае, зачем ему этот «Определитель»?
        Кирилл задумчиво прищурился:
        - Может, он в прежней жизни был заядлым рыболовом? Будет теперь рассматривать картинки и тосковать. Есть такая штука, ностальгия. Ну, вроде, грусть по прошлому, которое не вернешь. Я-то вот тоже эту книжку на память об отце взял. Может, мы с ним больше и не увидимся никогда…
        - Жалко было отдавать? - спросила Крыся.
        - Не то слово, - кивнул парень. - Правда, у меня еще определитель птиц остался. - Он зевнул и предложил: - Ладно, девчонки, хватит болтать. Давайте лучше отдохнем. Если хотим выходить этой ночью, то силы нам понадобятся.
        Девушки устроились в палатке, а Кирилл растянулся снаружи, перед входом. Сидевший в десяти метрах убийца задумчиво посмотрел на него. Можно было бы попытаться прикончить соплячек во сне и тут же уйти обратно, но вдруг у щенка чуткий сон? Лучше подождать другого случая. Он представится скоро.

* * *
        Крыся засопела, а Нюта все никак не могла заснуть. Она думала о том, как впервые выйдет на поверхность. И еще о Кирилле. Ясно, что она ему нравится, но вот нравится ли ей он?
        Какой-то минимальный опыт общения с представителями противоположного пола у девушки был. На Спартаке им с Крысей в общем-то не запрещали общаться с мальчиками, хотя и не поощряли этого. Впрочем, те и сами чаще обходили подруг стороной - все знали, что вскоре их отведут наверх. Исключением был Игорь, который почему-то влюбился в нее без памяти. А самой Нюте нравился другой - Макс. У него были буйные темные кудри, а взгляд - прямой и смелый. Говорили, что его отцом был цыган, от которого Макс унаследовал любовь к свободе и риску и неприязнь к сидению на одном месте. Немудрено, что парень рано начал подниматься на поверхность со сталкерами, к тому же он был везучим, всегда возвращаясь без единой царапины и с добычей. На Нюту Макс поглядывал с некоторым любопытством и несколько раз, как бы невзначай, касался ее рукой, но и только. Девушка решила, что если она хочет что-то испытать до того, как придется умереть, то стоит поторопить события. Ее тянуло к юному сталкеру, возможно, из-за того, что она росла без родителей и некому было ее обнимать, тормошить и тискать, как прочих детей. Ей очень хотелось,
чтобы Макс прижал к себе, потрепал по волосам, погладил по спине. Прикоснулся губами…
        Дождавшись, когда сталкера поставили дозорным у входа в туннель, она пришла к нему и отозвала на минутку поговорить. Второй патрульный, пожилой дядька, спрятал улыбку в усы. Они немного отошли вглубь туннеля, так, чтоб их не было видно, и молча остановились. Где-то громко капала вода.
        - Ты чего? - наконец нарушил тишину парень.
        - Поцелуй меня, - не то попросила, не то приказала Нюта.
        Макс вроде бы смутился:
        - Знаешь, ты, конечно, красивая девчонка, но про тебя рассказывают такое… А-а, черт, ладно, - обреченно выдохнул он. Но почему-то остался стоять неподвижно.
        И тогда Нюта сама обняла его. Сколько раз она думала об этом, пока набиралась смелости, сколько раз представляла, как это будет. Ей казалось, что это будет какое-то совершенно волшебное ощущение, какое-то невероятное счастье. Ничего подобного. Только руки вдруг будто свело, и они намертво сомкнулись у него на спине. Нюта почувствовала, какие у него жесткие ребра, а еще - слабый запах хозяйственного мыла от его рубашки. Макс стоял неподвижно, и Нюта вдруг почувствовала себя очень глупо. Она бы и рада была разомкнуть руки, но не могла. По телу словно прошла какая-то механическая судорога, как в детстве, когда ее слегка тряхнуло током, но стало чуть легче. Нюта поняла, что парень тоже прижимает ее к себе. Осмелев, она погладила его по спине, раз, другой, он повел плечом под ее рукой, но даже не сделал попытки опустить голову. А потом и вовсе решительно отстранился и сказал:
        - Ну, все, хватит. Пора мне…
        - Все? - удивленно спросила Нюта. Потом вздохнула: - Все так все.
        И они тихонько пошли обратно к посту.
        Девушка до сих пор так и не смогла забыть этого разочарования. Что-то было не так. Может, оттого, что все случилось так быстро и скомканно? Может, она просто переволновалась и зря ошарашила Макса, не дав ему времени подготовиться и самому проявить инициативу? Что он теперь про нее думает, ей было неизвестно. Парень не искал ее общества, хотя и не шарахался при встрече. Они перекидывались парой слов, несколько раз она вновь чувствовала мимолетные прикосновения его руки. Казалось, Макс тоже раздумывает и сомневается. Да и как ему было не сомневаться? Он был сталкером и ходил на поверхность, его вниманию была бы рада любая девчонка на Станции, тем более если ее не ждет скорое свидание с площадкой, покрытой цветами.
        И все же Нюта думала: может, им попробовать еще раз? Может, тогда она будет спокойнее и все получится лучше? А потом начинала злиться на себя. Какого черта она будет ему навязываться? Может, Макс так сдержанно вел себя оттого, что боялся, не захочет ли странная девушка взвалить на него свои проблемы или, того хуже, попросить о помощи? Или он просто любит острые ощущения и прикоснуться к ней для него то же самое, что почесать за ухом опасного хищника? Вроде бы прирученного, а на самом деле не знаешь, чего от него ждать. Так пусть не беспокоится - не нужно ей от него ничего!
        Все решилось просто. Однажды Макс ушел наверх и не вернулся.
        Нюта поплакала украдкой, но в глубине души даже почувствовала что-то вроде злорадства: не мне, так никому.
        «Странно, - думала она сейчас, - мы были уверены, что я умру раньше него. И вот теперь Макса давно уже нет, а я до сих пор жива…»
        Потом мысли сами собой перескочили на Игоря. С сыном Верховного она все-таки поцеловалась как-то раз, спустя некоторое время после смерти Макса. Просто ей вдруг отчаянно жалко стадо себя, а тот как раз подвернулся. Нюта тогда не почувствовала ничего, ни удовольствия, ни отвращения, но повторять этот эксперимент ей почему-то не хотелось. Да и сам Игорь, с тех пор провожавший ее каким-то выжидающим собачьим взглядом и пытавшийся прикоснуться при каждом удобном случае, стал раздражать. Ей скоро предстояло умереть, а тот думал только о своем удовольствии. Если бы сын Верховного хотя бы попытался ее спасти, например, предложил вместе убежать, она могла бы быть с ним - из благодарности. Но он не делал ничего, только, в очередной раз напившись, ходил за ней тенью и ныл, дескать, если бы не отец, то женился бы на ней немедленно, вот сию же секунду, а так ему очень плохо… В итоге раздражение Нюты очень скоро сменилось презрением - можно подумать, из них двоих больше нуждался в утешении этот здоровый лоб…
        «Вот странно, - подумала она, - ведь Макс мне тоже ничего такого не предлагал и не пытался меня спасти. Но его я охотно любила бы все то время, какое оставалось, не ожидая ничего взамен, кроме обычной ласки и человеческого тепла». Когда же Макс погиб, Нюта совсем было смирилась со своей участью, впала в апатию и безропотно, с тупой покорностью ждала смерти. Лишь гибель бабы Зои слегка отрезвила ее, вернув к реальности, и ей вновь захотелось жить, назло Верховному и вообще всем. А еще Нюта пришла к выводу, что любовь вовсе не всегда равна желанию сделать добро другому. Иначе разве она могла бы втайне злорадствовать по поводу гибели Макса? Или вот взять Верховного и бабу Зою. Когда-то их явно связывали близкие отношения, но ведь именно он ее убил или довел до смерти, что одно и то же. Одним словом, жизнь оказалась совсем не такой, как в сказках бабы Зои. Ни рыцари, ни дураки не торопились спасать принцесс. Впрочем, принцессы сегодня тоже изменились. Они живут в метро, едят крыс, не падают по любому поводу в обморок и умеют обращаться с ножом, да и вообще способны, случись что, сами постоять за        А что же Кирилл? Наверное, он скорее нравился Нюте, хотя и не так сильно, как в свое время Макс. При этом она видела его недостатки - парень с Тушинской был не слишком храбр и любил хвалиться впустую. Вот разве что, зная ее историю, Кирилл единственный относился к ней совершенно спокойно, как к любой другой девчонке. За это она была ему благодарна. А может, оно и к лучшему, что Нюта не испытывает к спутнику бурных чувств? В душе она боялась самой себя, боялась потерять над собой контроль. Ведь как она стиснула тогда Макса… И хотела сама разжать руки, но не получалось. Может, давали о себе знать темные инстинкты, которые все подозревали в ней? А если бы она так же сильно обняла сталкера за шею? Могла бы, наверное, задушить? Макс-то, понятное дело, не испугался, но он вообще ни в каких обстоятельствах не трусил и был уверен, что сумеет справиться с любой опасностью. Как сказал кто-то на Спартаке: «Слишком храбрым был, вот и погиб молодым. По нынешним временам осторожность полезнее…»
        Как бы там ни было, а Нюта решила, что теперь к своим романам надо подходить серьезнее. Одно дело, когда ты скоро умрешь и хочешь напоследок испытать что-нибудь новое, и совсем другое - если надеешься еще пожить. Впрочем, у них все шансы не дойти до цели и навеки остаться на поверхности, так что по поводу отношений с Кириллом пока можно сильно не заморачиваться…
        Девушка сама не заметила, как потихоньку задремала. Во сне она опять была маленькой девочкой, пробирающейся по туннелю. Что-то теплое и смрадное надвигалось на нее. Вот шершавый язык коснулся спины, помассировал больную ногу, вот зубы сжали плечо, сперва чуть-чуть, потом сильнее, сильнее… Нюта закричала и проснулась.
        Поморгав, она увидела, что сидит все там же, в палатке, а Крыся обнимает ее за плечи и шепчет, пытаясь успокоить:
        - Нюта, Нюточка, не надо.
        В палатку заглянул встревоженный Кирилл.
        - Что тут у вас?
        - Страшный сон. У нее иногда бывает, - пояснила Крыся.
        Кирилл с сомнением посмотрел на них, а потом философски пожал плечами:
        - Ну ладно, все равно уже пора подниматься - вечер наступает. Если вы не передумали, конечно.
        На станции все непостижимым образом уже знали об их планах и спорили между собой, как далеко сумеют уйти две девчонки и парень с одним жалким автоматом на троих. Послушав, убийца подумал, что сможет с чистой совестью возвращаться обратно: трое несмышленышей наверняка погибнут, не проведя на поверхности и часа.
        Комендант лично проводил путешественников до ворот.
        - Ну, ребята, - прочувствованно сказал он, - если вдруг дойдете, передайте там… Сам знаю - помощи просить бесполезно, но хотя бы скажите, что мы будем держаться до последнего патрона и сумеем умереть достойно!
        Все трое закивали, и Захар Петрович, видимо решив, что торжественная часть закончена, уже спокойным тоном добавил:
        - Вы, как окажетесь наверху, поглядывайте по сторонам: вдруг увидите поблизости желтую такую машину, прямоугольную, на высоких колесах, чем-то она мне жужелицу напоминала… - Он запнулся, словно понял, что объяснять еще и про жужелицу будет слишком долго, но Кирилл понимающе кивнул. - В общем, на хищное насекомое похожа. Это «Хаммер» Мишки Арканова по кличке Аркан. Эх, что за сталкер был! Неделю назад ушел и не вернулся. Хоть что-нибудь узнать бы про него. А машину эту он наверху для своих нужд приспособил. В Америке они, говорят, военными автомобилями считались, а наши, кто покруче, и по городу на них рассекали. Вот Мишка и нашел себе где-то наверху эту тачку… любил… любит он того, пыль в глаза пустить… Может, где-нибудь поблизости застрял, и еще можно помочь…
        Он махнул рукой - то ли напутствие, то ли жест отчаяния, и путешественники, натянув противогазы, шагнули вперед. Комендант лично закрыл за ними массивные ворота, сделанные жителями станции вместо входных дверей, шепча что-то и стискивая свой метрополитеновский жетон-амулет.
        Глава 4
        НАВЕРХУ
        Кирилл, Нюта и Крыся вышли в длинный коридор. Вдоль стены находилось несколько полуразрушенных киосков, откуда уже давным-давно вынесли все полезное. Под ногами хрустели осколки посуды, валялось какое-то тряпье. Посветив фонариком, Нюта увидела на полу маленькую белую фарфоровую кошечку, разрисованную синими цветочками. Она нагнулась, подобрала ее и спрятала в карман. «Пусть это будет мой амулет», - подумала она. Повернув налево и пройдя коридор до конца, они поднялись по ступенькам. Здесь пришлось остановиться.
        Город лежал перед ними - огромный, темный, безмолвный. Молодой месяц еле освещал полуразрушенные дома с выбитыми окнами и какие-то заросли. Слева виднелась приземистая темная громада кинотеатра «Балтика». К счастью, света в окнах не было. Нюта совсем потеряла голову от этого неожиданно открывшегося простора. Больше всего ей хотелось забиться в какой-нибудь уголок и оттуда наблюдать, как делают кошки, попав в незнакомое место. Но тут Кирилл взял ее за локоть, и она опомнилась, подтолкнула так же замершую подругу, и они тихонько двинулись по широкой улице.
        Нюта растерянно озиралась - она и не думала, что на поверхности когда-то жило так много людей. Казалось, ближайший многоэтажный дом вполне мог вместить все нынешнее население станции Сходненская. Постепенно девушка начала осознавать масштабы происшедшей когда-то катастрофы, которая загнала немногих выживших под землю.
        Кирилл дернул Нюту за руку, показывая что-то перед собой. Увидев стоявший среда заржавевших остовов машин вагон, она каким-то шестым чувством угадала, что это, наверное, и есть тот самый трамвай. Девушка шагнула ближе, но тут из окна на нее блеснули чьи-то красные глаза, и она попятилась. К тому же, вокруг были вещи куда более интересные. Например, рядом росли кусты, покрытые белыми цветами размером с тарелку. Нюта, забывшись, попыталась снять противогаз - ей захотелось их понюхать. Толчок Кирилла опять вернул ее к действительности.
        Сначала улица казалась пустой и безмолвной, но скоро Нюта поняла, что здесь идет какая-то своя жизнь. То, что казалось ей очередным автомобилем, вдруг тихонько сдвинулось с места и поползло, оставляя за собой полосу слизи. Из-под ног то и дело порскали небольшие зверьки чуть покрупнее крыс.
        Слева стоял длинный дом, на первом этаже которого было окно почти во всю стену, теперь разбитое. Внутри виднелась какая-то неподвижная фигура. Сначала девушка испугалась, но фигура не шевелилась, и Нюте страшно захотелось подойти поближе. Подруга двинулась за ней, а Кирилл чуть-чуть отстал и беспокойно оглядывался, стискивая автомат, - ему все это не нравилось.
        Нюта осторожно вошла внутрь, хрустя осколками стекла под ногами. Фигура не двигалась. Если это мертвец, то почему он стоит, а не лежит? Девушка, пересилив себя, протянула руку и осторожно прикоснулась к фигуре кончиками пальцев. Что-то твердое и, кажется, неживое. «Кукла, - догадалась Нюта. - Большая кукла в рост человека, одетая в коротенькую кофточку и такие же коротенькие штанишки». Такой нарядной одежды девушка никогда не видела, но от прикосновения чудом сохранившиеся тряпки рассыпались в прах. Нюта зашла в соседнее помещение - там стояли столы, когда-то накрытые сверху стеклами. Теперь стекла были разбиты, на столах валялись в беспорядке какие-то цепочки, кольца, браслеты из серого и желтого металла. В них как будто кто-то покопался, отбрасывая за ненадобностью. Нюта знала, что раньше эти вещи считались украшениями и дорого стоили. Куда дороже еды. Повариха Галка на Спартаке до сих пор носила в ушах серьги с блестящими стеклышками, хотя этот блеск только подчеркивал одутловатую бледность ее лица и плохо вымытые волосы. Кое-кто из женщин постарше тоже носил по привычке эти украшения, но
большинство предпочитало ничего лишнего на себя не навешивать. Браслет или цепочка могут зацепиться за одежду в самый неподходящий момент, а секундное промедление в некоторых ситуациях грозило гибелью. Кольца же мешали при стирке и мытье посуды, а при рыхлении почвы на плантациях шампиньонов под них вечно забивалась грязь, и в условиях вечной нехватки воды это грозило язвами. Пожав плечами, Нюта все же потянула одну из цепочек, но та перепуталась с другими и вытаскиваться не хотела. В итоге девушка взяла весь ком и зачем-то сунула в карман комбинезона. Кирилл сделал недовольный жест, напоминая, что надо идти.
        Следующее такое же длинное окно было, как ни странно, целым. В свете фонарика они обнаружили, что за стеклом валяется какая-то обувь. Явно слишком легкая, не похожая ни на ботинки, ни на сапоги и, скорее всего, ни на что не годная. Но Нюта упрямо толкнула дверь и вошла внутрь, остальные - за ней. Как ни странно, из этого магазина вынесли не все. На полу кучей валялись вперемешку коробки и какие-то разрозненные сандалии и туфли. Нюта увлеченно принялась в них копаться, подруга тоже. Кирилл сначала светил им, потом не выдержал и сам начал перебирать коробки. Нюте удалось найти коробку с красными туфлями без каблука. В жизни она ничего красивее не видела! Кирилл тоже откопал себе какие-то ботинки. Увлеченно роясь в обуви, они чуть не забыли обо всем на свете. Вдруг Нюте попался в руки странный предмет. Она наклонилась рассмотреть его поближе - это был человеческий череп. Кто-то уже побывал здесь до них. Она нервно огляделась. В конце магазина находилась небольшая дверь - возможно, в подсобное помещение. Кирилл посветил фонариком - за полуоткрытой дверью виднелись еще какие-то составленные вместе
коробки.
        Вдруг там кто-то завозился, коробки со стуком посыпались на пол и мелькнуло что-то темное, заросшее шерстью. Троица в панике кинулась к выходу. Едва Кирилл захлопнул за собой дверь, как изнутри в нее с силой ударилось что-то тяжелое. Парень изо всех сил налег на дверь плечом, девушки тоже, но обитатель магазина оказался очень силен и постепенно стал брать верх. Больше всего Нюту поразило, что неведомое существо, судя по всему, ходило на задних лапах, как медведь. Поняв, что удержать противника не удастся, Кирилл перехватил поудобнее автомат и, как только дверь наполовину открылась, дал очередь почти в упор. Раздался тоскливый рев, и зверь рухнул, наполовину вывалившись наружу. Глазам людей предстала голова, похожая на собачью, и толстые лапы, покрытые бурой шерстью. Глаза твари вдруг открылись и уставились на них, а лапы задергались в конвульсиях, скребя по полу здоровенными загнутыми когтями. Это было так страшно, что все трое, не сговариваясь, кинулись бежать.
        Добежав до следующего дома, Нюта оглянулась. Темная туша на пороге магазина лежала неподвижно, поэтому она сделала друзьям знак, что можно остановиться и передохнуть. Кирилл, который не забыл-таки прихватить коробку с приглянувшимися ботинками, теперь перекладывал свою добычу в рюкзак, и Нюта решила последовать его примеру. Крыся же, заметив еще какую-то вывеску, решила было подойти поближе, но Кирилл отрицательно замотал головой: мало того, что магазин находился в торце дома, да еще и в подвале. Оттуда, если что, быстро не выскочишь. К тому же сама вывеска была какая-то непонятная: вроде бы обычные русские буквы складывались в незнакомое слово «Секонд». Ни один из путешественников не знал, что оно означает и чем мог торговать магазин с таким названием. Вдруг это что-то совершенно ненужное и не стоящее риска? А если и не так, если там одежда, лекарства или еда, то где гарантия, что магазин не облюбовала какая-нибудь тварь, а то и не одна? Кто знает, вдруг обувной не был разграблен до конца именно потому, что в нем поселился монстр? Ведь в относительной близости от Сходненской сталкеры должны были
давным-давно вынести все ценное, и если где что и осталось, значит, туда лучше вообще не соваться. После краткого отдыха решено было идти дальше.
        По пути им попались еще несколько застывших на рельсах трамваев и множество застрявших навеки ржавых автомобилей. Обходя один из них, Нюта нечаянно скользнула взглядом по лобовому стеклу. Уронив голову на руль, в машине сидел мумифицированный труп… Мужчина. Еще один попался им возле магазина с постельными принадлежностями, причем этот был в защитном комбинезоне и противогазе. Вполне возможно, что погиб он не так давно. Кирилл заметил рядом с телом автомат и нагнулся, но почти сразу разочарованно выпрямился - видимо, оружие было слишком сильно повреждено. «Интересно, - подумала Нюта, - отчего он умер? Польстился на какие-нибудь одеяла или подушки и не заметил опасности? Но с виду костюм и противогаз без повреждений…» Что бы то ни было, а в магазин они заходить не стали.
        Скоро Нюте стало казаться, что они движутся по гигантскому кладбищу. Девушка еле передвигала ноги, стараясь не отставать от Кирилла, ее подруга шла сбоку и нервно оглядывалась. Наконец Кирилл остановился на перекрестке, вглядываясь вперед. Проследив за его взглядом, Нюта различила вдали клубы темно-розового дыма. Обернувшись к девушкам, Кирилл покачал головой, но они и сами вспомнили предостережение коменданта Сходненской. Хуже было другое - у Нюты совершенно вылетело из головы, куда им следует свернуть. Судя по всему, друзья тоже пребывали в сомнениях. Наконец Кирилл, неподвижно стоящий приставив палец ко лбу и чуть опустив голову, решительно повернул направо. Девушкам не оставалось ничего другого, как присоединиться.
        Они шли вдоль широкой улицы, стараясь держаться подальше от домов, за которыми вглубь дворов уходили буйные заросли, в которых то и дело раздавались разнообразные звуки, а однажды совсем рядом вдруг сорвалась с места какая-то зверюга с упыря размером и шарахнулась в кусты, с шумом ломая ветки. Нюте казалось, что они идут уже довольно долго, и когда направо ответвилась еще одна улица, она жестами попыталась привлечь внимание Кирилла. Но тот покачал головой и потащил их дальше. Тут уж девушка всерьез забеспокоилась: там улицы уже не было, только небольшая дорожка, да еще и месяц, как назло, скрылся за тучей. Наверняка путешественники заблудились, и идти дальше, не поняв, где они находятся, не стоит. Нюта опустилась прямо на землю возле небольшого кирпичного строения без окон, уставшая Крыся тут же села рядом. Кирилл было потянул ее за рукав, но потом безнадежно махнул рукой и присоединился. Так они и сидели несколько минут, и вдруг снова показался месяц. Все трое тут же вскочили на ноги, разглядывая местность, и Нюта непроизвольно ахнула: глядя в ту сторону, откуда они пришли, она увидела довольно
далеко по правую руку три высоких дома, стоящих особняком. Отсюда они и вправду казались тремя неподвижными великанами - прямоугольные туловища с квадратными головами, увенчанными какими-то нашлепками. Дома-великаны словно караулили всю эту темную, безмолвную местность. Еще правее виднелась странная ажурная конструкция вроде гигантского колеса.
        «Стражи», - с ужасом поняла Нюта. Но самым страшным было не это. Справа, совсем рядом с ними, находился огромный провал, по дну которого петляла между деревьями небольшая черная речка. Вокруг нее разливалось зеленоватое свечение. Они находились на самом краю того самого гигантского оврага, о котором предупреждал комендант!
        Краем глаза Нюта заметила какое-то движение. То, что путешественники все это время принимали за кучу мусора, вдруг зашевелилось и стало подниматься, распрямляя членистые конечности. Два желтых глаза с лютой ненавистью уставились на людей…
        Крыся, как испуганный заяц, не разбирая дороги, кинулась в сторону и, сделав несколько шагов, сорвалась в овраг. Нюта кинулась за ней, следом - Кирилл. Они покатились но крутому склону, заросшему травой, пока не врезались в какой-то куст, по счастью - мягкий. Опомнившись и переведя дух, Нюта огляделась.
        Они сидели на склоне, а укрывший их куст странно раскачивался, хотя ветра не было. Поднявшись на ноги, Нюта увидела, что к его веткам прикреплена редкая серебристая сеть из толстых, как канат, жил. Судя по тому, как она дрожала, ее хозяин спешил к ним. А сверху к ним уже спускался еще один, тот, что их спугнул.
        Путешественники кинулись по склону туда, где заросли были особенно густыми. Под ногами что-то то и дело хрустело, и, один-единственный раз взглянув вниз, Нюта чуть было не заорала от ужаса: склон оврага был буквально усеян побелевшими костями. В основном они, судя по всему, принадлежали небольшим животным, но девушка явно разглядела два человеческих черепа. По дороге Крыся чуть не провалилась в огромную нору, оттуда немедленно высунулась клешня и попыталась схватить ее за ботинок. Бежавший вторым Кирилл остановился и коротко двинул по ней прикладом автомата. Что-то хрустнуло, и клешня проворно убралась обратно, а друзья побежали дальше. Но силы были уже на исходе, и все трое, не сговариваясь, рухнули под кустами, надеясь, что преследователи не заметят их в темноте.
        Они не помнили, сколько пролежали так. Потом Кирилл, приподнявшись, огляделся. Пауков поблизости видно не было, зато его внимание привлекло кое-что интересное в нескольких метрах ниже. Это была колючая проволока, которая шла в несколько рядов вдоль изгороди из кольев. А за изгородью виднелись аккуратные грядки, на которых торчали зеленые кустики. И выглядели они так, словно их только вчера пропололи.
        Кирилл, которому явно хотелось добраться до посадок, попытался найти просвет в изгороди. «Что-то тут не так, - хотела сказать ему Нюта. - Этот огород не похож на заброшенный. Не животные же его вскопали?» Но тут сбоку затрещали ветки и заболоченная почва захлюпала под чьими-то тяжелыми шагами. Кирилл схватился за автомат.
        «Вот и все, - подумала Нюта. - Правы были жители Сходненской, недалеко мы ушли…»
        Не в состоянии двигаться, она смотрела и гадала, какой монстр сейчас появится из кустов. Ветви раздвинулись, и перед троицей выросла фигура в плаще защитного цвета с капюшоном, нижнюю часть лица которой закрывало что-то вроде намордника. В свете фонарика блеснули человеческие глаза под кустистыми бровями, казалось заглянувшие прямо в душу Нюты. У нее даже не получилось вскрикнуть - лишь попытаться судорожно втянуть воздух и потерять сознание.

* * *
        Очнувшись, Нюта увидела над собой серый потолок. На секунду показалось, что она на своей станции, а все происшедшее - только сон, но потом девушка поняла, что потолок значительно ниже. Она находилась в небольшом помещении с бетонными стенами, на которых было укреплено несколько свечей. Пахло сыростью. Противогаза на Нюте уже не было, и она лежала на чем-то мягком. Приподнявшись на локте, она увидела грубо сколоченный стол, вокруг которого на таких же неказистых, но крепких табуретах сидели Кирилл, Крыся и какой-то старик. Тот дружески ей усмехнулся:
        - Очухалась, никак? На-ка, попей водички.
        Нюта взяла протянутую кружку, попутно отметив, что у старика не хватает двух пальцев. Жадно выпила воду, хотя та отдавала ржавчиной.
        - Познакомься, это Павел Иванович, - сказал Кирилл.
        - Нюта. Это вас пауки так? - Девушка кивнула на изувеченную руку. На языке вертелось еще множество вопросов, которые она пока не решалась задать, надеясь, что все само разъяснится. Так и получилось.
        - Нет, это еще до Катастрофы случилось, - неторопливо произнес старик. - Я тогда на Тушинском машиностроительном работал. Потом жена моя заболела и умерла, я и начал пить от тоски. Иной раз и на завод приходил пьяный… Вот раз так, зазевавшись, и лишился пальцев. Дали мне инвалидность и турнули с работы - окончательно спился. Дочь уже и домой перестала пускать, так квасил по подвалам с дружками-алкашами. И вот однажды, слегка протрезвев, вылезаю из подвала, а вокруг-то - мама родная! - ни одной живой души. Соседний дом рухнул, в нашем - громадная дыра. И трупы, трупы кругом. Я думаю, ну все, белая горячка, и поплелся обратно в подвал - помирать. Потом очнулся - вроде, живой еще. Начал сомневаться: а не приснилось ли мне все это? Осторожненько так вылезаю - снаружи то же самое: люди мертвые валяются, а ран на них не видно. Понял я, что неспроста все это, - отчего-то ведь они все умерли? Стал вспоминать, чему нас на занятиях по гражданской обороне учили. Несколько покойников было в комбинезонах и противогазах, я их у одного позаимствовал, потому как ему все одно уже без надобности, и окрестности
обходить. Еще двоих нашел живых, но выходить не удалось, на моих руках оба померли. А мне - ничего. Говорят, водка от радиации помогает, ну, видно, я так проспиртовался, что меня уже и не брало. Сперва в том же подвале жил, потом вот этот бункер нашел - он поглубже и надежнее. Понятное дело, в магазины за едой выбирался, да и в квартиры заходил - там полно всего еще оставалось, иногда даже выпивку можно было найти. Только к себе домой не решился зайти ни разу.
        - И что, все эти годы - один? - поднесла ладошку ко рту Крыся.
        Старик пожал плечами:
        - Так уж получилось. Да я и раньше, прямо скажем, душой компании не был, а уж как пить начал… Конечно, иногда одиночество накатывало, так я крысу приручил. Она хоть и не говорит, а вроде слушает. Все веселее. Только ведь долго они не живут. Одна у меня померла, вторая, третья. Хорошо, что несколько лет назад на Маруську набрел. В овраге она валялась, раненая. Видно, подыхать сюда приползла. Так я ее выходил, вот с тех пор и кукуем вместе. Столярничаю вот потихоньку - одному ведь мебель из города не притащить, так, если что по мелочи. Да и не выбирался я уже давно из оврага, вроде как без надобности оно мне. Огород, опять же, завел, картошечку ращу, вино из черноплодки делаю.
        - А Маруська - это кто? - спросила Нюта.
        - А хрен ее знает, - безмятежно отозвался старик. - Но картошку уважает. Марусенька, не бойся! Покажись, красавица!
        Из норы в углу неторопливо выползло шестиногое создание, заросшее короткой черной шерстью, больше всего похожее на помесь бульдога с осьминогом. На его круглой морде не было видно ни ушей, ни носа, и выделялись только умные карие глаза. Переваливаясь, Маруська приблизилась к старику, тот что-то ей сунул. Открылся щелевидный рот, и тварь с удовольствием принялась жевать.
        - Так значит, в метро еще люди живут, - задумчиво произнес старик. - А я ведь несколько раз видел вдалеке какие-то фигуры, только подойти или окликнуть не решался. Вы не подумайте чего такого, я в покойников ходячих не верю. Покойники - вон они, лежат себе, разлагаются потихонечку, и ни один еще на моей памяти не встал. А все же осторожность не повредит. Правда, не так давно наткнулись с Маруськой на мужика прямо у себя на огороде. Но не успел я и слова сказать, а он как дернет от нас! Тоже, видно, пуганый, а может, и головой тронувшийся.
        - Так это были вы? - неизвестно чему обрадовался Кирилл. - Нам про эту встречу на Сходненской рассказывали. Тамошний сталкер вас с… э… вашим любимцем за оборотня принял.
        - Скажи пожалуйста! - покачал головой отшельник. - Марусь, ты слыхала?
        Тварь что-то проурчала и ткнулась ему в ладонь, требуя еще угощения.
        - Ну, теперь-то вы можете тоже пойти в метро жить, к людям, - после некоторой паузы предложил Кирилл. Потом вспомнил, что там творится, и замолчал на полуслове.
        - Нет уж, лучше вы к нам, - покачал головой старик. - Сначала, честно сказать, горевал, что не с кем словом перемолвиться, а теперь так привык, что уж не знаю, смогу ли с другими людьми ужиться. Да и не уверен я, что Маруська там ко двору придется. У меня тут приволье. Хозяйство, опять же.
        - Ну хорошо, а пауки как же? - не унимался Кирилл. - Неужели не страшно с такими соседями? Вон сколько в овраге костей валяется.
        - Да уж, просто кладбище домашних животных, - усмехнулся Павел Иванович. - А пауков я не боюсь. Да и они ко мне привыкли уже, наверное, за своего считают. Я-то ведь раньше них здесь появился. Конечно, было у нас с ними по-первости несколько недоразумений, так я такой арсенал собрал, что они живо уяснили, что лучше ко мне не лезть. Да и я сам их лишний раз в искус не ввожу и во владениях паучьих без нужды не показываюсь - они ведь на открытых склонах живут, в густые заросли не суются. Так что у нас с ними, считай, двусторонний пакт о ненападении. - И старик неизвестно чему рассмеялся, да так заразительно, что даже не уловившие соль шутки ребята улыбнулись.
        - Знаете что, а оставайтесь-ка вы жить у меня? - неожиданно предложил отшельник, отсмеявшись. - Места хватит, еды полно, да и вообще… - И он внимательно посмотрел на путешественников.
        Что-то в его голосе насторожило Нюту. «Сам же только что говорил, что ему одному лучше…»
        - Нет, спасибо, нам надо идти, - замотала головой она. - Мы и так уже столько времени потеряли, когда не в ту сторону свернули.
        - Нет так нет, - до странного легко согласился старик. - Неволить не стану. Кстати, сынок, - обратился он к Кириллу, - а покажи-ка мне карту вашу.
        Несколько минут поизучав листок, он покачал головой:
        - Эка он заковыристо все написал! Намудрил, накрутил, ровно план генерального наступления! Дорожка-то - проще не придумаешь. Пойдете отсюда все прямо и прямо, до самой улицы Свободы, а там уже направо свернете, делов-то!
        - Комендант говорил, там какой-то парк рядом и водохранилище, - припомнила Крыся.
        - И совсем не рядом. Да и зачем вам вдоль канала идти? Опять заплутаете, да и места там нехорошие. Как говорил один гениальный сыщик, держитесь подальше от торфяных болот. - Отшельник как-то странно захихикал. - Там возле старой одноколейки, которая на завод вела, целые заросли венерина башмачка. Орхидея раньше такая была дикорастущая, вполне безобидная, а теперь вот, как и все, к новым условиям приспособилась. Тут, в овраге, она тоже кое-где растет, потому я и знаю. Цветочки эти лучше стороной обходить, потому как пыльцу они какую-то выделяют, от нее никакой противогаз не спасет. Кто близко подойдет, беспокоиться начинает без причины, тоска нападает. А в таком настроении недолго и глупостей натворить.
        - Так вы там бывали, возле завода? Знаете, как и что там теперь? - обрадовался Кирилл, но старик как-то быстро отвел взгляд и буркнул:
        - Нет, не бывал. А что мне там делать? Я вообще дальше соседней улицы не захожу…
        В голосе его что-то было странное, и Кирилл с Нютой, переглянувшись, подумали: похоже, Павел Иванович зачем-то им соврал.
        - Только, ребята, пешком вы до утра не дойдете, - протянул старик, продолжая разглядывать карту. - Знаете что, - он неожиданно хлопнул себя ладонями по коленям, напугав резким движением Маруську, - пожалуй, я вам мотоцикл дам.
        - Ну что вы, - удивилась Нюта, - вам он, наверное, самому нужен?
        - Да у меня тут наверху в гараже целый автопарк! Приводил в порядок от нечего делать. Ведь полно всякой техники на улицах оставалось, иногда вполне исправной. Раз все равно уже не нужно никому, чего ж не взять?
        «Что-то тут не то. Если старик уверяет, что даже на соседней улице давно не бывал, зачем ему транспорт?»
        - Ну, пошли, надевайте противогазы, - отчего-то заторопился Павел Иванович. Сам он, однако, свой респиратор держал в руке и натягивать не спешил.
        - А вы что же, радиации не боитесь? - спросил Кирилл.
        - Эх, малый! Я тебе так скажу: не в радиации дело. Она вся давно улетела, лет-то сколько уже прошло! Не может она столько держаться. Вон когда-то давно в Чернобыле атомный реактор рванул, так там поблизости все равно люди продолжали жить, и ничего. Но воздух у нас наверху и впрямь для жизни непригодный, а знаете, почему? Души мертвых там обитают, которых взрывом убило, и никуда им отсюда не деться. Не отпевал их никто, покойничков-то, даже помолиться за них уже некому, вот и болтаются неприкаянные, ни в рай, ни в ад. Оттого-то дышать наверху нельзя, и сколько еще так будет - никому не известно. А иначе, я вам скажу, воздух в городе был бы лучше, чем до Катастрофы. Представляете, как раньше чадили заводы, а главное - те же автомобили? Теперь все творения остановились, природа отдохнуть смогла.
        Кирилл засомневался. Не мертвые же души заставляли счетчик Гейгера верещать каждый раз, как его подносили к предметам, принесенным с поверхности? Но парень счел за благо не спорить со стариком, а Нюта, уже в противогазе и с мешком за плечами, нетерпеливо топталась у порога. Они с Крысей последовали ее примеру, а вот старик защитой по-прежнему пренебрегал, бормоча: «Ничего, мы быстренько управимся».
        Какими-то запутанными проходами они вышли наверх, к тому самому помещению без окон. Подойдя к воротам в торце, Павел Иванович поковырялся ключом в огромном навесном замке. Кирилла это снова озадачило: зачем старику такой замок, если людей, кроме него, тут, как он уверяет, нет? А пауки вряд ли умеют отворять тяжелые железные створки, достаточно их просто прикрыть.
        Они вошли внутрь, хозяин зажег фитилек висящей на стене керосиновой лампы, и путники восторженно ахнули. Тут и в самом деле стояло несколько машин - хотя и не новых, но ухоженных - хоть сейчас садись и поезжай! Одною, миниатюрною, красного цвета, Нюта прямо залюбовалась. Почему-то она решила, что машина обязательно женская, и даже представила себя в красивом платье, мчащейся за рулем этой красавицы по залитым солнцем улицам. Впрочем, уродливая вмятина на бампере и полопавшаяся вокруг нее блестящая краска, похожая на воспалившуюся рану, вернула девушку из грез в действительность.
        - И это еще не все, - похвастался старик, видимо довольный произведенным эффектом. - У меня еще в гараже через два дома отсюда кое-что припасено. А мотоцикл - вон он, у стены. Нравится?
        Кирилл не отвечал. Он смотрел на следующую, после красной, машину - прямоугольную, на высоких колесах, с выдающимся вперед, точно хищная морда, капотом. Покрытую ярко-желтой, местами облупившейся краской.
        Обойдя машину, он обнаружил сзади на бампере надпись «Ниммер», причем у последней «р» был лишний хвостик. Кирилл, как большинство выросших в метро детей, иностранными языками не владел, хотя и считалось, что он из хорошей семьи. За эти годы даже обиходный язык значительно обеднел, неактуальными стали многие понятия. Но парень и без этого был уверен, что перед ним автомобиль пропавшего сталкера Аркана.
        - Давно у вас эта машина? - спросил он старика, дублируя слова жестами.
        - Не очень, - уклончиво отозвался тот. - А что?
        Кирилл предпочел на всякий случай не отвечать.
        - Машина - зверь! - похвастался отшельник. - Но на нее губы не раскатывайте, не дам. Все равно не справитесь с управлением, и ее зря угробите, и сами разобьетесь. Вам лучше чего-нибудь попроще. А то оставались бы, в самом деле?
        Нюта за всех покачала головой.
        - Нет? Ну, как знаете. Но если по дороге чего-нибудь испугаетесь, возвращайтесь… коли сумеете.
        И опять путешественникам показалось, что старик знает больше, чем говорит.
        Павел Иванович вывел мотоцикл и показал Кириллу, как его заводить. Отреагировав на звуки взревевшего мотора, из оврага тут же показалась туша на членистых ногах. Павел Иванович сделал успокаивающий жест, мол, не обращайте внимания, размещайтесь, и швырнул в сторону паука какой-то предмет. Повалил дым, тварь развернулась и поспешно исчезла в овраге. Павел Иванович крикнул что-то странное, навроде «Таможня дает добро!», и махнул им рукой. Нюта уселась позади Кирилла, Крыся - в коляску, парень крутанул ручку, и мотоцикл понесся вперед, лавируя между ржавыми машинами и распугивая мелких тварей.

* * *
        К счастью, машин здесь было немного, и они могли ехать, не снижая скорости. Снова проскочили перекресток, причем Нюта заметила, что дым с правой стороны клубится как будто уже ближе. Проехали вдоль высокого длинного дома, за которым в сторону канала шла небольшая улочка. Правда, выглядела она такой заросшей и подозрительной, что Кирилл решительно направил мотоцикл прямо. Справа потянулась бирюзового цвета стена, за которой, видимо, находился завод, слева мелькнуло неказистое приземистое здание, затем несколько высотных домов. Наконец они выехали на широкий перекресток, и тут Кирилл вдруг свернул налево. На этот раз Нюта точно помнила - старик велел ехать направо, и она толкнула Кирилла в бок. Тот на мгновение повернулся к ней и мотнул головой назад. Крыся тоже, выворачивая шею, таращилась на что-то сзади, приглушенно мыча под плотной резиной противогаза. Обернувшись, Нюта сама с трудом сдержала рвущийся из груди испуганный вопль: за ними стремительно неслась стая каких-то длинноногих животных. Возможно, те самые ламы, о которых говорил Викинг. К тому же на этой улице машин было больше, и Кириллу
приходилось выписывать немыслимые виражи, объезжая их. Хорошо еще, что коляска с дополнительным колесом делала мотоцикл устойчивым, иначе он давно бы уже перевернулся.
        Справа показалась темная масса деревьев. «Тот самый парк, за которым водохранилище», - догадалась Нюта. Среди них виднелся просвет - вглубь парка уходила прямая аллея, словно приглашавшая свернуть на нее, что Кирилл и проделал. К изумлению Нюты, животные всей стаей грациозно промчались дальше по улице и скрылись вдали. То ли они и не собирались нападать, то ли - девушка похолодела от догадки - сами удирали от куда более грозного хищника. Видимо, Кириллу в голову пришла та же идея, поэтому он увеличил скорость, но вскоре пришлось затормозить - аллея поворачивала, а впереди сквозь спутанные ветви виднелась темная гладь воды - Химкинское водохранилище. Словно подтверждая это, что-то громко плеснулось совсем рядом с берегом. «Рыба? - подумала Нюта. - Или водяной?»
        При бледном свете месяца и фары мотоцикла, лампа в которой явно доживала последние часы, на противоположном берегу были видны какие-то кучи и странные высокие тонкие конструкции, изогнутые буквой «г». Правее возвышалось величественное здание, похожее на дворец, - Нюта в жизни ничего подобного не видела, разве что в чудом сохранившейся детской книжке. Пока ребята стояли и смотрели, в одном из его окон вдруг вспыхнул огонек, словно дом подмигнул им, приглашая в гости. Потом другой и третий, в разных местах, создавая впечатление, что по разным этажам «дворца» бродят люди с фонарями. Поглощенные этим зрелищем, путешественники не сразу заметили справа на воде что-то большое и темное, не спеша приближающееся к ним. Приглядевшись, они поняли - это длинная лодка, которую несет течением. На носу лодки темнела фигура - похоже, там сидел человек. Вдруг она шевельнулась, и Кирилл, забыв обо всем, в безумной надежде схватил автомат и дал очередь вверх, чтобы привлечь к себе внимание. В ответ с лодки что-то плюхнулось в воду, от толчка она оказалась еще ближе к берегу, и ребята смогли лучше рассмотреть
сидевшего на борту. Он был мертв, и уже давно, судя по тому, как основательно обглодали лицо какие-то твари. Видимо, человек надежно привязался, пока был еще жив, и стащить тело в воду падальщики так и не смогли. Путешественники оцепенели - хотя про Харона никто из них не знал, все троим одновременно показалось, что лодка вот-вот причалит и мертвец прикажет им садиться, чтобы отвезти куда-то, откуда не возвращаются.
        Разглядывая лодку, Нюта вдруг заметила краем глаза движение совсем рядом, внизу. Там, где берег обрывался к воде, в зарослях высокой травы что-то едва заметно шевелилось. Направив на этот участок луч карманного фонаря, который ей вручил Кирилл, садясь за руль, девушка высветила тянущуюся к колесу мотоцикла костлявую шестипалую конечность. Земля осыпалась, но тот, кто лез из воды, не сдавался. Следующая попытка была удачнее - сперва одна жуткая лапа, а потом другая вцепились в торчащий из земли корень рядом с ногой Кирилла. Их хозяин, видимо привлеченный выстрелом парня, а может, работой двигателя мотоцикла или запахом его выхлопов, стал подтягиваться, являя на свет жуткую бугристую башку, облепленную мокрыми водорослями и тиной. Нюта отчаянно затрясла Кирилла за плечи, но тот и сам понял, что дело плохо, и отчаянно крутанул ручку газа. Мотоцикл взревел и рванулся обратно по аллее.
        На этот раз они без приключений свернули налево, едва не врезавшись в ржавые останки машины, и помчались по широкой улице с высотными домами. Иногда над дорогой попадались чудом сохранившиеся рекламные растяжки. На одной из них Нюта прочла: «Шубы, дубленки недорого», другая призывала покупать элитные квартиры с видом на Химкинское водохранилище. Вспомнив лодку и неведомую тварь, девушка содрогнулась.
        Довольно скоро они увидели впереди круглый холмик. Судя по всему, это была клумба, о которой говорил комендант Сходненской. «А вон и мост через канал впереди, - подумала Нюта. - Точнее, то, что от него осталось». И действительно, мост большей частью обрушился в реку, а над водой каким-то чудом держалась лишь его левая половина. Пока Кирилл прикидывал, удержит ли эта ненадежная на вид конструкция мотоцикл с тремя седоками, Нюта совершенно случайно подняла голову и ахнула: прямо над ними возвышались безмолвные квадратные Стражи, злобно глядя на мир выбитыми окнами-глазами. Девушке показалось, что они скалят зубы, хотя наверняка это тоже были какие-нибудь детали отделки. На плече одного Стража сидела, сложив крылья, громадная черная тварь.
        Нюта пихнула Кирилла, но все его внимание без остатка было привлечено полузатопленным возле моста танком - еще одна примета Захара Петровича и косвенное подтверждение дикого рассказа сталкера Васьки Косого. На башне танка сидело уродливое черное существо с лоснящейся кожей и как будто поджидало их.
        «Водяной, водяной», - непроизвольно забормотал Кирилл, оглядываясь, куда бы свернуть, но тут тварь на плече у Стража с хриплым криком спикировала вниз, расправляя огромные крылья. Прежде чем парень осознал, что Нюта изо всех сил лупит его кулаками по спине, он уже до упора выкрутил рукоятку газа и на полной скорости направил мотоцикл вперед, на мост.
        Им повезло: крылатая тварь в последнюю секунду изменила свое намерение и спикировала на изготовившегося к атаке обитателя канала. Впрочем, люди этого не знали - Кирилл смотрел вперед, мертвой хваткой вцепившись в руль, а насмерть перепуганные девчонки зажмурились, ощущая, как прогибаются под тяжестью остатки моста. И все же мотоцикл успел оказаться на другой стороне, прежде чем железные балки с громким плеском обрушились в воду, скрывая исход битвы двух тварей.

* * *
        Теперь мотоцикл несся по улице Свободы. Путешественникам показалось, что прошла целая вечность, прежде чем они увидели полуобвалившийся переход. Неожиданно оттуда что-то шлепнулось прямо в коляску мотоцикла, но Крыся, даже не успев испугаться, схватила его обеими руками и выбросила на дорогу. А улица уже поворачивала к насыпи, в которой виднелись квадратные темные отверстия - туннели. Над насыпью торчали обломки какой-то стеклянной конструкции, а над ними возвышались две небольшие башенки с плоскими крышами.
        - Шлюзы, - пробормотал Кирилл, хотя никогда их не видел.
        Перед въездом в туннель парень притормозил и несколько мгновений изучал их. В левом ему что-то не понравилось, и он решительно направил мотоцикл в правый. Туннель довольно быстро кончился, и мотоцикл оказался на мосту, к счастью, совершенно целом. Внизу тянулись рельсы, очень похожие на те, что в метро, огороженные с двух сторон широкой кирпичной стеной, некогда покрашенной в желтый цвет. Местами она была разрушена, но довольно крупный фрагмент уцелел. На нем чудом сохранилась надпись «Зачем», но не с вопросительным, а с восклицательным знаком в конце, словно это было утверждением.
        - Действительно, зачем? - пробормотала Крыся. Она уже не понимала, куда они едут столько времени и чем все это может кончиться. А вот Кирилл с надеждой вглядывался вперед - перед ними снова была широкая улица, и на покосившейся табличке на одном из домов можно было разобрать что-то вроде «око-лам». Волоколамское шоссе! Хуже было другое - судя по небу, вот-вот должно было начать светать. Это значит, скоро проснутся дневные хищники, истинные хозяева этих мест, и до этого людям необходимо найти укрытие.
        Слева показались полуразрушенные башенки красного кирпича, о которых также упоминал Захар Петрович. Кирилл на минуту отвлекся, и тут мотоцикл въехал в полосу чего-то, напоминающего густую слизь. Из-под колес тут же пошел вонючий дым, машина забуксовала, а потом как-то разом осела на все три колеса и заглохла. Несколько попыток вновь завести мотор успехом не увенчались. Путешественники растерянно посмотрели друг на друга, после чего Кирилл пожал плечами и показал жестами, что надо вылезать. Стараясь не наступать в слизь, они отошли на безопасное место, совершенно подавленные. Только им стало казаться, что все наконец-то наладилось и их отчаянная авантюра может увенчаться успехом, как очутились в незнакомом месте без средств к передвижению, а ночь вот-вот закончится.
        Делать нечего, Кирилл махнул рукой в направлении шоссе и, вновь забрав у Нюты фонарик, пошел впереди. Девушки двинулись за ним, вспоминая слова Захара Петровича и то и дело с опаской оглядываясь на остатки кирпичных строений. А опасность, как оказалось, подстерегала их с другой стороны: из ближайших кустов наперерез троице кинулись какие-то длинноногие твари. К счастью, Кирилл, дав очередь от бедра, сумел свалить одного из них, а остальные, тут же забыв о людях, принялись рвать на части еще живого товарища. Воспользовавшись минутной заминкой, Кирилл, Нюта и Крыся, не помня себя, ринулись в какую-то боковую улочку, потом свернули с нее на другую, еще раз. Вновь повезло: за ними никто не погнался. Зато, наконец остановившись и переведя дух, беглецы обнаружили, что понятия не имеют, где находятся: приземистые дома, сбоку - огороженные стеной рельсы, и опять эта надпись «Зачем». Конечно, можно было поискать табличку с названием улицы, но что это даст? Они потеряли шоссе и заблудились в незнакомом городе.

* * *
        Нюта еле передвигала ноги, подруга, шатаясь, брела рядом. Кирилл пытался казаться уверенным и невозмутимым, как и подобает мужчине, хотя в душе тщетно боролся с паникой. Они давно понятия не имели, куда идут. Пейзаж не отличался разнообразием: рельсы, шпалы, мосты, мосты, мосты, узкие улочки, остатки низеньких обветшалых домов. Попытавшись было ткнуться в один, сохранившийся лучше других, люди услышали настолько неприветливое рычание, что даже не стали пытаться отбить убежище у его владельца и совсем пали духом. Да еще эта надпись «Зачем», то и дело попадавшаяся на стенах. Нюте уже стало казаться, что они ходят по кругу.
        «И правда, зачем? - думала девушка. - Зачем бороться, пытаться выжить? Наверное, против судьбы не пойдешь. Нам с Крыськой было суждено умереть молодыми, так не все ли равно, как - безропотно подчиниться или сопротивляться? Конец-то один…» Ей даже захотелось, чтобы неизбежное наступило побыстрее, - очень уж надоело бояться, дергаться, вжимать голову в плечи при каждом шорохе, которых с каждой минутой становилось все больше: город просыпался. Они уже ничего не соображают, у них не хватит сил даже найти убежище, так и будут идти, пока не встретят очередных хищников или упадут от усталости, и тогда их доконают жгучие солнечные лучи. Вот, правда, остается шанс перед смертью все-таки увидеть Солнце.
        «Жертвоприношение все-таки состоится, - вдруг пришло ей в голову. - Да еще какое - трое вместо двоих. Если бы я знала, что наш побег кончится этим, что мы не только сами не спасемся, но еще и Кирилла утянем с собой на смерть! Но нужно же было хотя бы попытаться! Все-таки хорошо, что мы вышли на поверхность, иначе я бы так и не узнала, как здесь красиво. И если уж все равно приходится умирать, то лучше свободными, а не по чужой воле».
        И тут Нюта увидела странное, невозможное…
        Неподалеку от них, впереди их крошечного отряда по улице шагала девочка.
        Обычная девчонка примерно ее возраста в пестром свитере и брюках, светлые волосы спадают до лопаток. На ногах не ботинки, а что-то вроде тапочек на шнуровке. Но странным было не это, что-то другое. Даже не странным - неправильным, невозможным. «Да она же без противогаза!» - внезапно осознала Нюта. Девчонка оглянулась, блеснув глазами из-под челки, улыбнулась и приложила палец к губам. «Это, наверное, та, которая любит гулять по трамвайным рельсам, - догадалась Нюта. - Она велит молчать, потому что за это могут убить». И вдруг она снова, вопреки всякой логике, ощутила прилив сил и уверенности. Поравнялась с Кириллом и показала под ноги, где проходили чуть притопленные в асфальте рельсы. Парень понял, кивнул, и они с новыми силами устремились вперед. Девчонка маячила перед ними, то дальше, то ближе. Иногда оглядывалась, манила рукой. Нюта почему-то не сомневалась, что ни Кирилл, ни Крыся их странной проводницы не видят. Тем не менее, когда рельсы вдруг разветвились и Нюта уверенно двинулась туда, где впереди мелькала фигурка в пестром свитере, спутники спорить не стали.
        Дома стали выше, а вдоль улицы вновь начали попадаться остатки торговых палаток. Возле одной валялся скелет, но Нюта старалась смотреть только вперед, туда, где двигалась ее провожатая - легко, словно танцуя. Вот странная девчонка обернулась, улыбнулась и махнула рукой. И тут же силуэт ее поплыл, потихоньку растворяясь в утреннем воздухе. Нюта подошла туда, где видела ее в последний раз, и остановилась, не зная, куда теперь. Они стояли на ступеньках, ведущих в подземный переход, а прямо перед ними улица выходила на еще одно большое шоссе. Где-то там за домами небо потихоньку наливалось алым. Троица застыла на месте, не в силах отвести глаза. Сначала на горизонте показалась розовая полоска, затем краешек красного шара. Он виделся словно бы сквозь какое-то марево, и, глядя на это, Нюта поняла: Верховный врал или ошибался. Тому, что сейчас поднималось все выше, не было никакого дела до людей. Можно было убить в его честь еще несколько тысяч, а можно было не убивать никого. Оно все равно поднималось бы каждое утро, подчиняясь каким-то своим таинственным законам. А если бы однажды утром и не взошло, то
к людским делам это не имело бы никакого отношения. Напрасно жалкие муравьи, копошащиеся внизу, пытались как-то умилостивить светило, а заодно и приписать себе хоть частичку его могущества. Оно всходило миллион лет назад, когда разумной жизни на земле еще не было, и точно так же всходит теперь, когда мир опять возвращается в первобытное состояние. Возможно, индейцы, принося ему жертвы, просто пытались выразить таким образом свой восторг перед этим каждодневным чудом. Да и жизнь человеческая в те времена ценилась гораздо меньше. Белые, навязавшие им свою модель цивилизации, делали вид, что ценят ее куда дороже. Но Нюта твердо знала по собственному опыту - жизнь человека, за которого некому заступиться, во все времена ничего не стоила, в любой момент могла стать разменной монетой в чужой игре.
        От размышлений девушку оторвало какое-то движение на шоссе. Между домами появилась огромная туша, склонила голову, словно принюхиваясь, а потом решительно двинулась по направлению к ним. Нюта в панике озиралась вокруг: нужно было спешно укрыться где-нибудь, хотя бы в ближайшем доме, но вдруг там тоже кто-то засел? Внезапно Кирилл торжествующе толкнул ее в бок и кивком показал вперед - на ступеньках валялась большая красная буква «М». Точно такую они видели на улице над вестибюлем Сходненской.
        - Метро, - не веря себе, пробормотала Нюта.
        И все трое кинулись по ступенькам вниз.
        Добежавший первым Кирилл принялся дубасить в запертые ворота. Никто не отзывался. Нюта обессиленно опустилась на пол, твердо решила, что никуда больше не пойдет. Наверное, на этой станции люди не живут. Им просто не повезло. Этот поход с самого начала был безумием.
        И вдруг ворота открылись. Ребята ввалились внутрь и оказались окружены плотным кольцом людей. Одни поддерживали их, другие помогали снять противогаз, третьи протягивали еду и воду. Нюта вгляделась в веселые бородатые лица.
        - Где мы? - еле слышно прошептала она.
        - Вы в надежных руках - у соколов батьки Нестора. Это станция Гуляй Поле, - гордо ответили ей. - Можешь ничего не бояться, деточка, никто тебя здесь не обидит.
        Такого названия комендант Сходненской точно не упоминал. И вдруг Крыся завизжала, указывая куда-то пальцем. Взглянув в ту сторону, Нюта увидела на стене большое черное полотнище, на котором был изображен белый череп со скрещенными костями.
        Сверху еще что-то было написано, но она не могла разобрать, да ей сейчас было и не до того.
        - Вы сатанисты? - холодея от страшной догадки, спросила девушка.
        - Да вы что, девчонки, грибов поганых объелись, что ли? - засмеялся один из мужчин. - Нет, бери выше! - с гордостью произнес он. - Мы - анархисты!
        «Час от часу не легче», - подумала Нюта, совсем не уверенная, что это лучше. Но люди вокруг казались не такими уж страшными. Они громко разговаривали и смеялись, и потом, особого выбора у путешественников все равно не было.
        Глава 5
        У АНАРХИСТОВ
        Станция Гуляй Поле чем-то походила на Тушинскую, даже, пожалуй, была попроще: такие же квадратные колонны, те же стены без особых украшений. Но на этом сходство и заканчивалось. Везде, где только можно, были налеплены изображения черепа и скрещенных костей на черном фоне, увенчанные лозунгом «Воля или смерть». И обстановка здесь была совсем другая. Тушинская напоминала мирный дом, хозяева которого, не забывая о грозящих опасностях, стараются все же навести уют в своем жилье. На этой станции пахло войной. Здесь преобладали мужчины в форме, рассуждавшие громко и решительно, попадались и очень колоритные личности - кто в черном плаще, кто в кожанке, кто в рваной тельняшке. Женщин было немного, и почти все очень странные - полуодетые и чересчур ярко накрашенные. Одна неизвестно почему визгливо рассмеялась вслед путешественникам.
        Но девушки и Кирилл все равно не могли поверить своему счастью. Еще совсем недавно ребята не надеялись дожить до утра, и вот они уже среди людей, наперебой предлагающих еду, чай, даже брагу. Когда путешественники наелись, их стало клонить в сон. Их отвели в гостевую палатку, где измученные ребята проспали до самого вечера.
        Проснулись они как раз к ужину. Окружающим, видно, не терпелось их расспросить, и как только они опустошили миски, посыпался град вопросов.
        - Как же вы так решились - от самой Сходненской? Это ж такое расстояние! Да вы вообще чудом живы остались. Из наших никто бы на такое не решился, а ведь здесь не трусы собрались. Было, правда, два случая, когда сталкеры наши выходили на Соколе, чтобы попробовать по Волоколамке прямиком до Тушинской дойти, да в итоге ни один так и не вернулся. К вам-то не дошли они? Нет? Ну, мы так и думали, что эти отчаянные головы еще по дороге сгинули, на поверхности.
        Рассказ о нападении водяных вызвал всеобщее сочувствие.
        - Эх, трудно там вашим приходится! Мы бы и рады помочь, да только с тех пор, как к Полежаевской туннели взорвали, до вас теперь по метро не доберешься. А верхом идти - по дороге три четверти людей потеряем, хорошо, если хоть кто-то дойдет. Так что смысла никакого.
        Всех интересовало, что происходит на поверхности. Затаив дыхание, анархисты слушали рассказ о Химкинском водохранилище.
        - Сталкеры с Речного вокзала рассказывали, что они тоже те огни в развалинах видели. Издали, конечно. Они туда и не суются: взять все равно нечего, разве что катер какой-нибудь ржавый угнать, а голову сложить - запросто. Да и на хрена нужен тот катер? Куда потом на нем? Вниз по матушке по Волге?
        - Мы одного такого видели… который катер угнал, - вздрогнув, сказала Нюта. - А что это за дворец там, на берегу? Ну, тот, где огни?
        - Речной вокзал, - отозвался кто-то. - Раньше там был Северный речной порт. Грузы всякие водным путем доставляли, ну, и прогулочные катера по водохранилищу плавали. Бывало, сидишь на палубе - солнце, музыка играет, ветерок дует с воды, пиво холодное - красота!
        - А я думала, в этом дворце люди жили, - проговорила Нюта. - А откуда тогда огни в развалинах?
        - Души это мертвые бродят, - подал голос тщедушный анархист с воспаленно блестевшими глазами. - Канал имени Москвы ведь заключенные рыли, и полегло их там без счета.
        - Ты бы еще Ивана Грозного вспомнил, - неодобрительно отозвался кто-то. Отчего-то всем стало неуютно, и разговор о Речном вокзале сам собой перешел на загадочного Павла Ивановича.
        - Ну надо же, кто бы мог подумать: конец света наступил, а старый алкоголик даже не сразу заметил! - восхитился кто-то.
        - Не так все просто, - покачал головой Кирилл. - Чувствую я - не такой он безобидный чудак, каким старается казаться.
        И он рассказал про желтый «хаммер» погибшего сталкера, который обнаружился в гараже у старика.
        - Да что ты ерунду городишь? - поинтересовался невысокий темноволосый крепыш. - Аркан этот, скорее всего, без его помощи погиб, а потом старик нашел и прибрал машину. Или ты думаешь, кто тачку угнал, тот и сталкера замочил? Да может, это и не его была машина, мало ли их одинаковых?
        - Ну да, желтых «хаммеров»-то. Их в Москве, особенно в Тушинском районе, прямо пруд пруди, - ехидно отозвался кто-то.
        - Да вообще все странно, - сказал Кирилл. - Зачем ему столько машин, оружия?
        - Ну, оружия никогда много не бывает, - авторитетно заявил высокий блондин. - А машины - от скуки просто. Старичку надо чем-то себя занять, как-то время коротать, вот он и возится с техникой. У него, небось, до Катастрофы и машины-то своей не было, ну максимум старенькие «Жигули». А тут столько красавиц бесхозных - поневоле глаза разбегутся. Или ты думаешь, он шпион Ганзы, а то и красных? И пальцы потерял не на заводе, а в результате спецоперации? Готовит плацдарм для завоевания Тушинской и старается выпытать ваши военные секреты? Да у вас наверняка и выпытывать-то нечего, ну разве что фирменный способ засолки шампиньонов.
        - Может, и не шпион, а разговаривает все равно странно, - пробормотал парень. - «Кладбище домашних животных», «дикорастущие орхидеи», «торфяные болота». Не похоже на алкаша-работягу.
        - Не скажи, - отозвался пожилой анархист в потертой тужурке. - У меня еще в прежней жизни дружок был, Пашка, тоже из заводских. А рассуждать бывало начнет - куда там Гегелю! Особенно когда выпьет.
        - А может, этот отшельник - маньяк? - задумчиво предположил Кирилл.
        - Тушинский упырь, - тут же подхватил какой-то остряк, - или, допустим, Овражный потрошитель. А пауки его не трогают, потому что он с ними кооперируется и остатки своих жертв им скармливает пополам со своей этой… как ты сказал?.. Маруськой.
        - Но нас-то он отпустил, - напомнила Нюта. - Ну и воображение у тебя? Ты, случайно, сам в этой вашей газете не сотрудничал? - поддела она Кирилла. И по тому, как он смутился, поняла, что попала в точку.
        - Мало ли, отпустил, - буркнул тот. - Зато дал не надежную машину, а мотоцикл.
        - Скажи спасибо и за это. Машину, между прочим, водить куда труднее, да и пройдет она не везде. На ней бы мы точно куда-нибудь врезались, да и по мосту бы не проехали. И потом, если бы старик хотел нашей смерти, он бы вообще предлагать ничего не стал, или мотоцикл бы испортил. Тормоза там…
        - Может, он и испортил, чтобы этот агрегат потом сломался, в самый неподходящий момент. Просто мы его еще раньше успели доконать, - гордо парировал Кирилл. - А вообще-то портить было необязательно, раз он нарочно нас к водохранилищу направил. И спаслись мы только чудом, забыла?
        Нюта покрутила пальцем у виска и с раздражением повторила:
        - Пешком бы не спаслись гарантированно, даже до канала бы не добрались. Если б не Павел Иванович, нас бы уже в том овраге пауки переваривали!
        - Да успокойтесь вы, - лениво сказал мужчина в защитной форме с красивым, волевым лицом. - Я думаю, все еще проще. Не живут люди на поверхности при таком радиационном фоне, это факт. Отсюда вывод: Павел Иванович ваш - просто глюк.
        - Что, коллективный? - удивился Кирилл.
        - А что вы думаете, и такое бывает. Противогазы-то вам на Сходне старые дали, фильтры почти выработанные, вот и нанюхались этого не помню чьего башмачка, из-за чего начало мерещиться черт знает что. А на самом деле вы, может, и в овраге-то не были.
        - А мотоцикл? - пискнула Крыся.
        - Нашли где-нибудь. Просто эта часть пути у вас, так сказать, под кайфом прошла, вы и не помните, как все на самом деле было. Говорят, наркоманы до Катастрофы и в космос летали, и на зеленых чертей охотились…
        - Но не может же быть, чтобы всем троим одно и то же слово в слово мерещилось, - усомнился Кирилл. - Да и мотоцикл. Даже если мы его сами нашли, управлять им меня Павел Иванович научил. Я ведь до вчерашнего дня их только на картинках видел, а девчонки вон и слова такого, «орхидея», не слышали, не говоря уж про про венерин башмачок…
        Видя такое недоверие анархистов, Нюта решила про девчонку, гулявшую по рельсам, на всякий случай не рассказывать. А то ее посчитают сумасшедшей или тоже припишут все действию какого-нибудь ядовитого дурмана. Она уже и сама сомневалась - может, чудная провожатая ей померещилась? Ведь ни Кирилл, ни Крыся ее не видели. Но к метро-то они вышли! Так что или этот «глюк» был редкостной удачей, либо у нее открылись какие-то сверхъестественные способности, а потому говорить об этом не стоит. В лучшем случае, эти грубые люди поднимут ее на смех, в худшем, чего доброго, тоже начнут изучать, как подопытную зверушку.
        Намаявшиеся от безделья анархисты, которые рады были любому развлечению, предложили еще несколько версий появления старика в овраге, но скоро эта тема им надоела. Темноволосый крепыш взял гитару. После нескольких дежурных песен про черного ворона и батьку-атамана он запел, со значением глядя на Крысю:
        - Недели проходят, бэби, седеет моя голова,
        Ведь это подземка, бэби, здесь месяц идет за два,
        Не верю я клятвам, бэби, уверткам твоим и лжи,
        И все-таки я вернусь к тебе, бэби, если только останусь жив.
        Здесь все очень просто, бэби, - не спи и вокруг смотри,
        Ведь это подземка, бэби, здесь месяц идет за три.
        Что там блестит во мраке - чьи-то зубы или ножи?
        И все-таки я вернусь к тебе, бэби, если только останусь жив.
        Здесь надо быть сильным, бэби, здесь надо уметь стрелять,
        Ведь это подземка, бэби, здесь месяц идет за пять.
        Кто знает, может быть, монстры смотрят на нас из тьмы,
        А может быть, просто люди, такие же, как и мы.
        Враги окружают, бэби, хрипит командир: «Вперед!»
        Ведь это подземка, бэби, здесь месяц идет за год.
        Одно нам осталось, бэби, - погибнуть в кольце огня.
        Я никогда не вернусь к тебе, бэби, прощай и забудь меня.
        - Ну, Валет, распустил перья! - пробормотал кто-то.
        - Между прочим, девушка, эту песню он сам сочинил, - сказал мужчина с волевым лицом. - Жалко, поет редко. Значит, понравились вы ему.
        Крыся вспыхнула.
        Веселье продолжалось далеко за полночь. Оказывается, батька Нестор с частью своих орлов отбыл в очередной поход, а оставшиеся, отработав днем смену на свинофермах Речного Вокзала, вечерами развлекались по своему разумению. Нюта, Крыся и Кирилл вскоре устали и отправились в палатку. Там они вспомнили про обувь, которая до сих пор лежала в рюкзаках, и все трое принялись разглядывать добычу. К удивлению Нюты, красные туфли сидели на ней как влитые. Ботинки Кирилла оказались ему немного велики, но он тут же заявил, что это не беда: намотает побольше тряпок на ногу - и теплее, и надежнее. Хуже всего оказалось Крысе: она прихватила изящные черные туфельки, но те оказались не только безнадежно велики ей, но и были на высоком тонком каблучке. Нюта предложила подруге с утра попробовать выменять на что-нибудь полезное, но Крыся, чуть не плача, наотрез отказалась расставаться с такой красотой.
        Сквозь сон они еще долго слышали то песни, то споры, то пьяные выкрики, то женский визг. Пару раз даже гремели выстрелы, но, судя по всему, анархисты просто палили в воздух от избытка чувств.
        Во сне Нюта видела город наверху. Такой, каким он мог быть до Катастрофы. Светило солнце, отражаясь в чисто вымытых окнах высотных домов, в витринах магазинов виднелись нарядно одетые куклы, по рельсам ехали трамваи, которые обгоняли разноцветные автомобили. В парке возле водохранилища росли невиданные яркие цветы. Нюта вдруг оказалась на противоположном берегу, возле самого дворца. Со второго этажа кто-то механическим голосом звал: «Приглашаем вас на увеселительную прогулку по воде». К причалу подходил нарядный белый катер. Девушка охотно взошла на палубу, и катер тут же начал отчаливать, словно дожидались здесь только ее. Но в этот момент солнце зашло за тучу, и все вмиг преобразилось: налетел холодный ветер, все вокруг стало серым. Увидев на палубе сидящего человека, Нюта шагнула к нему. Тот обернулся на звук ее шагов и оказался мертвецом с обглоданным лицом, которого они видели на катере. Он молча указал вдаль рукой, на которой не хватало тех же пальцев, что и у Павла Ивановича. Проследив за ней взглядом, Нюта увидела прямо по курсу катера громадную распахнутую пасть, которая всасывала в себя
воду. В панике она оглянулась, нельзя ли, пока не поздно, спрыгнуть в воду и вплавь добраться до берега? Но ведь Нюта не умела плавать, а в воде кишели черные блестящие тела и скалились острыми зубами чешуйчатые треугольные головы. Девушка подняла глаза - со второго этажа дворца на нее приветливо глядел скелет, продолжая бормотать что-то про незабываемую прогулку, а потом вдруг отчетливо произнес голосом овражного отшельника: «Не бойся, умирать совсем просто. Не труднее, чем водить мотоцикл. Правда, Марусенька?..»
        Одним словом, Крыся снова проснулась среди ночи от крика подруги и битый час пыталась ее успокоить.

* * *
        Наутро, когда путешественники встали, темноволосый Валет был уже тут как тут. Он отвел их позавтракать, а потом принялся показывать станцию. С особой гордостью продемонстрировал тренажерный зал с самодельными штангами и гантелями, пару раз демонстративно подняв самую массивную. Нюта понимала: анархист старается произвести впечатление на ее подругу, и Крысе, судя по всему, его внимание льстило.
        Все было бы хорошо, если бы не Кирилл. Ему было явно неуютно в обществе шумных обитателей Гуляй Поля. К тому же за ним повадился ходить по пятам тот самый тщедушный анархист с воспаленными глазами, который говорил о мертвых душах. Отловив Кирилла и взяв его за пуговицу, он начинал, озираясь, втолковывать, что отшельник из оврага на самом деле темный колдун, потому-то ему и не страшна никакая радиация. Дескать, старик нарочно направил их в обход канала, потому что стережет страшный секрет: между западным и восточным мостом канала, где они сначала собирались пройти, находится одно из мест силы. Человек, побывавший там, набирается невероятной энергии и исцеляется от всех болезней, даже если не подозревает об особенных свойствах этой местности. А колдун специально охраняет эти места и не дает людям приближаться к ним.
        - Я еще мальчишкой там бывал - запредельное место! - горячился мужичонка, брызжа слюной. - Там, где кончается канал, начинается заросший склон, а по нему гигантские трубы проложены. И на склоне то какие-то ржавые лестницы, то ступеньки каменные, покрошившиеся, и все это кустарником заросло. А на берегу канала старый заброшенный завод - корпуса все черные, словно там пожар бушевал. И еще местные говорили, что до Катастрофы там каждую ночь гудело что-то, да страшно так…
        Кирилл пытался увернуться, но анархист снова настигал его и втолковывал:
        - А сам канал тоже не случайно выкопали. Я при всех такое говорить не стал, но только его не только копали заключенные, но и проектировали совсем непростые люди. Если по карте линию провести и этот канал продолжить, то другой ее конец упрется как раз в Стоунхедж! Это в Англии, капище друидское! Чуешь, к чему все клонится? Ты, я вижу, и сам человек непростой, ученый. Другой бы от колдуна живым не ушел…
        От таких разговоров у парня потихоньку начинала ехать крыша.
        Нюта между тем пользовалась любым случаем узнать побольше о жизни на соседних станциях: она не оставляла надежды добраться до Беговой. Немного успокаивало, что на Соколе, Аэропорте и Динамо как будто жители были вполне мирные.
        - Надо тебя со Стасом свести, - сказал Валет. - Он лучше других окрестности знает, да и про вашу линию тоже.
        Стасом оказался тот самый анархист с волевым лицом, на которого Нюта обратила внимание еще в первый день на станции. Она отметила про себя, что он, пожалуй, гораздо старше, чем ей сначала показалось, наверное, лет под пятьдесят. Стас смотрел на окружающих свысока. Из объяснений Валета Нюта поняла, что этот человек отличается отчаянной храбростью, за это его здесь уважают и прощают некоторые недостатки, вроде чрезмерной образованности и оригинального взгляда на вещи.
        - Трудное дело ты затеяла, - сказал Стас Нюте, выслушав ее сбивчивый рассказ. - Без провожатого туда тяжело добраться, но ты, я вижу, сильная и упорная, так просто не отступишься. Значит, маршрут будет такой. Сначала Белорусская. До нее можно на дрезине проехаться, с ветерком, когда хлопцы наши опять в поход соберутся. Там - переход на Ганзу, и потом по кольцу, опять же на дрезине, до Краснопресненской. С нее будет на Баррикадную переход - это уже станция Конфедерации 1905 года, к которой и Беговая относится. Но если на Ганзе правила более-менее понятные, то в пределах Конфедерации на каждой станции все равно свои порядки. Вроде бы в целом у них примерно как на Красной линии, только без фанатизма и классовой борьбы, а так, как и почти везде в метро, сам черт ногу сломит. Особенно на самой станции Улица 1905 года - там народ, по-моему, на всю голову больной: вроде атеисты, а суеверий полно.
        Нюта вздрогнула, и от Стаса это не укрылось.
        - Расскажи-ка и ты мне про свою станцию, - попросил он. - Я ведь как-то видел ее, проезжая мимо еще до Катастрофы. Ее обычно в темноте не разглядеть было толком, но там как раз с другой стороны тоже поезд шел, свет из окон падал. Странное такое ощущение - пустая, темная станция. Как там люди у вас живут? И почему вы оттуда ушли?
        Нюта не знала, что ответить. Слишком сложно было объяснять все незнакомому человеку. Конечно, Стас сразу внушил ей доверие, расположив к себе, но девушка уже привыкла, что лучше не болтать лишнего - так, на всякий случай.
        - На нашей станции поселилось зло, - пробормотала она слова, слышанные от бабы Зои.
        Стае снисходительно поглядел на нее.
        - Если тебе повезет дожить до моих лет, - сказал он и усмехнулся, - и не повезет увидеть столько смертей, иногда до крайности нелепых, то, может, поймешь: на свете нет ни добра, ни зла. Другое дело, что жить нужно так, будто они есть. Как-нибудь поразмысли над моими словами на досуге.
        Нюта недоверчиво смотрела на собеседника и никак не могла понять, о чем он толкует? То, что делает Верховный, - это зло, потому что он убивает невиновных и слабых. Его надо остановить, и это как раз будет добрым делом…
        - Не обращай внимания, - сказал ей потом Валет, с которым девушка поделилась содержимым странного разговора. - Стас - классный мужик, но иногда так заумно рассуждает - ни черта не поймешь. Зато он очень много знает про метро и поверхность, прямо энциклопедия ходячая.
        Кириллу тоже понравилось проводить время в обществе Стаса. Парня очень интересовал животный мир метро, а на эту тему анархист мог рассказать многое. Часто Нюта заставала его с карандашом и блокнотом, в который он записывал со слов анархиста что-то вроде: «Химера - огромная тварь белесого цвета, видит плохо, ориентируется на запах, очень опасна. Возможно, мифич.» Такие примечания парень делал, когда не был уверен, то есть практически постоянно, потому что не верил в то, чего не видел собственными глазами.

* * *
        Меж тем жизнь текла своим чередом. После разговора со Стасом Нюта рвалась на Беговую все сильнее, но остальные ее не поддерживали: за Крысей активно ухаживал Валет, а Кирилл то ли устал, то ли боялся нового путешествия, то ли просто не был уверен, что на другой станции будет лучше. С другой стороны, гостеприимные хозяева уже намекали путешественникам, что скоро вернется из похода батька Нестор, и до того времени хорошо бы им как-то определиться с дальнейшей жизнью. Насчет Крыси у анархистов вопросов не было - она быстро освоилась с порядками на станции и всячески старалась быть полезной, помогая в госпитале, к тому же уже официально считалась девушкой Валета. А вот Кирилла, человека мягкого и мирного, склонного к философско-созерцательному отношению к действительности, не привлекала ни карьера бойца, ни царящий на Гуляй Поле разгульный образ жизни с ежедневными попойками, лихими песнями и прочей «свободой». Парень сомневался, колебался и все свое недовольство обрушивал на Нюту. Ей уже стало казаться, что это она виновата во всем - сманила его с родной станции, где он мог бы жить долго и счастливо.
Когда Кирилл упрекал ее, девушка злилась и возражала, порой весьма резко, но когда он просто сидел с унылым видом и его в красивых серых глазах стояла тоска, а на все вопросы он кротко отвечал: «Ничего, просто настроение плохое», было гораздо хуже.
        Их появление на станции, сначала наделавшее столько шума, уже воспринималось как что-то давнее и не слишком оригинальное. Анархистам, как детям, все время требовалось что-то новенькое и будоражащее воображение. Неожиданно явился перебежчик с Красной линии, и уже все население Гуляй Поля слушало, раскрыв рот, как этот оборванный, измученный, с впалыми глазами человек рассказывал, прихлебывая чай:
        - У нас ведь, знаете, рядом торговый комплекс был подземный, на три уровня, вход с «Проспекта Маркса». Все имущество из него в первые же месяцы растащили, экспроприировали, так сказать, только ведь там все больше ерунда продавалась - тряпки, парфюмерия… Ну, кое-что из одежды нашим бабам перепало, что-то и мужикам подошло - щеголяли, пока не сносилось. А сносилось-то, кстати, быстро, там ведь все больше китайское барахлишко продавалось. К тому же размеры все больше девчачьи… нашим бабам эти платьишки кургузые чаще всего и на нос не налезали. Ну да я не к этому. Решили наши территорию магазинную освоить - чего площадям зря пропадать? Верхний уровень, конечно, почти на поверхности, для жилья не годится - там уровень радиации такой, что мало не покажется, да и твари легко пролезут, а вот два нижних можно было попытаться изолировать и использовать… ну, хотя бы под склады. Хотя чего у нас, блин, теперь складывать? Разве что покойников… В общем, оказалось, что, пока наши думали да гадали, на верхнем уровне угнездилась какая-то пакость, и начали на нижних этажах люди пропадать.
        Несколько раз пытались ее прищучить, а потом плюнули и решили вход в комплекс вообще закрыть от греха подальше. А потом заварушка случилась, когда в туннеле взрыв был и траурный поезд с телом Вождя засыпало. Говорят, один из ваших постарался - вышвырнул из кабины машиниста и погнал поезд к Проспекту Маркса. Не иначе, хотел на полном ходу проскочить и дальше укатить, в Полис. А когда понял, что Вождя увезти не получится, отцепил платформу с гробом, а сообщник его еще взрывчатку швырнул вслед. Мол, не доставайся же ты никому. Вот туннель и обрушился. До сих пор никто у нас не понимает, кому в Полисе тело Вождя понадобилось? Разве что для каких экспериментов. Мы ведь люди простые, нам власти не объясняют, отчего да почему. Объявили провокацией со стороны несознательных элементов, устроили недельный траур - и баста.
        - Тоже мне, секрет! - фыркнул сидевший возле Нюты анархист. - Это Толик Томский поезд угнал. Только он девушку свою спасти хотел, а Вождь ваш что ему, что полисным был без надобности.
        - А к чему ты про торговый центр-то заговорил? - поинтересовался другой. - В чем связь?
        - Так связь самая прямая, - оживился перебежчик. - Когда эти ваши бомбисты туннель взорвали, что-то там обвалилось, и образовалась дыра прямо в тот комплекс. На первое время ее кое-как досками заложили и часового рядом поставили, пока руки дойдут окончательно заделать. Вот как-то раз, когда на часах у дыры мой кореш Мишка стоял, сразу пятерых сопляков - четырех пацанов и одну девчонку - на подвиги потянуло. Мишка как раз то ли вздремнул, то ли еще что, в общем, они доски-то отодвинули и в комплекс ушли. Понятное дело, ни один не вернулся.
        - А откуда стало известно, что они именно туда ушли?
        - Дык одна девчонка матери записку оставила: идем в комплекс, не волнуйся, скоро вернемся. Сознательная, вишь, была. А оттуда еще не все вынесли, цацки какие-то оставались, конечно, детям-то интересно. Они ж не думали, что за любопытство жизнью своей заплатят. Разве в их возрасте об этом думаешь?
        - Что, и искать их не пытались?
        - Ну почему же, вблизи осмотрели все. Только скорее для вида. Понимали - без толку их уже искать. А Мишку за это повесили.
        - Ужас какой! - вздрогнула Нюта.
        - Так родителей тоже можно понять - это они высшей меры требовали. Ведь пятеро детей пропали - это разве не ужас? Да и не жилец уже был Мишка, больно сильно переживал. Сдается мне, если бы его не казнили, он бы сам на себя руки наложил. Хотя он что-то пытался объяснять, но сразу-то никто не послушал, только потом задумались. Он все твердил, что выспался как следует перед тем, как на пост заступить, а тут вдруг глаза сами начали слипаться. Он и так, и эдак, хотел даже сменщика позвать, а руки-ноги как ватные стали, и в голове туман. Неспроста все это, так мне кажется. Мы ведь возле самого Кремля сидим, а что там творится, вы, наверное, и так слышали. Вот мне и кажется, что не сам по себе он заснул, а навели на него этот сон. И дети, наверное, тоже не просто так одни ночью в комплекс сунулись. Видать, кому-то свежая кровь понадобилась, невинная. Вот после этого случая я и решил: пора уходить. А то больно они все здорово объясняют, атеисты-материалисты наши, мать их так! Пусть-ка этот случай попробуют объяснить с позиций товарища Карла Маркса! Только ни Мишку, ни детишек все равно не вернешь…
        Он вздохнул и длинно, тоскливо выругался. Анархисты сочувственно загалдели, а Стас загадочно улыбнулся, и Кириллу показалось, что ему кое-что известно об этой истории. Он не удержался и спросил.
        - Я много чего знаю, - загадочно протянул тот. - Потому что давно на свете живу. Я, молодой человек, застал еще то время, когда Проспект Маркса переименовывали в Охотный Ряд, а на Лубянке сбрасывали с пьедестала памятник главному чекисту. Теперь вот станциям вернули их исторические названия. О чем это говорит? - Он поднял вверх указательный палец. - О том, что со временем все возвращается на круги своя, и понимаешь, что все в жизни - суета. Но чтобы прожить остаток своих дней спокойно, я предпочитаю поменьше говорить и побольше слушать. Многие знания умножают печаль…
        Перебежчик посмотрел на него запавшими глазами. Его трясло.
        - Тинка, налей еще чаю человеку, и выпить принеси. Не видишь - плохо ему, - хлопнул Валет Крысю пониже спины. Та тут же вскочила и кинулась за алюминиевым побитым чайником.
        - Как ты ее назвал? - удивилась Нюта.
        - Тина, - пояснил Валет. - Стас сказал, что Крыся - это, скорее всего, уменьшительное от Кристины. Красивое имя, только слишком длинное. Мне больше нравится ее Тинкой называть.
        - А чего ты ею так командуешь? - неприязненно поинтересовался Кирилл. - Взял бы и сам сходил. Что она тебе, прислуга?
        - Ты, Киря, в наши отношения не лезь, - в тон ему ответил анархист. - Я, между прочим, к ней с полным уважением, как к невесте отношусь, а не к шалаве какой-нибудь. У нас может, скоро свадьба будет! А что, из нее хорошая жена выйдет: красивая, приветливая всегда, веселая, заботливая. А одежонку поприличнее мы ей в первом же походе справим. Верно, братцы?
        Анархисты одобрительно загудели. Хотя Кирилл промолчал, Нюта чувствовала - все свое недовольство он потом выскажет ей.
        - А анархисты разве женятся? - спросила она Валета.
        - По-разному бывает, - уклончиво ответил он, но девушка догадалась, что ему пришлось выдержать немало шуточек со стороны соратников.
        Она даже завидовала подруге - Валет, хотя и помыкал ею, относился к ней с грубоватой лаской и сам заметно изменился под ее влиянием. Он уже почти не принимал участия в бесшабашных кутежах, иногда продолжавшихся ночи напролет, зато все свободное время проводил с Крысей, то и дело стараясь порадовать ее каким-нибудь пустячком - то бусики разноцветные купит у челноков, то еще что-нибудь. Однажды принес ей небольшую книжку в яркой обложке. На обложке юноша и девушка неимоверной красоты глядели друг другу в глаза на фоне каких-то полей, рек и кустов. Крыся, никогда такой красоты не видавшая, тут же принялась читать, но хватило ее ненадолго. И когда Валет спросил, понравилась ли ей книга, она неожиданно горько расплакалась. Из сбивчивых объяснений Нюта поняла, что речь в книге идет о девушке, которая живет в замке и собирается умереть от несчастной любви. Крыся рыдала оттого, что не могла поменяться с ней местами. Она говорила, что если бы только могла жить в красивом доме на поверхности и каждый день видеть солнце, то безо всякой любви была бы самым счастливым человеком на свете. Валет ее переживаний
не понял и расстроился, решив, что книжка - дрянь.
        - Я-то думал, обложка красивая - значит, и книжка хорошая, - оправдывался он и порывался идти бить морду торговцу, который посоветовал такую ерунду. Крысе с трудом удалось его убедить, что книжка замечательная и сам он замечательный, но пестрый томик она с тех пор в руки вроде бы не брала. Нюта тоже попыталась почитать, но почему-то ей быстро стало неинтересно. Создавалось впечатление, что жившие наверху просто бесились с жиру, не зная, чем убить избыток свободного времени. Вот они и тратили его на всякую ерунду навроде бесконечных выяснений отношений и глупых истерик. Она бы лучше почитала о том, как люди научились строить такие дворцы и делать разные красивые вещи…
        Кирилл на глазах превращался в брюзгу. Он вечно был недоволен, ему не нравился Валет, не нравились шумные анархисты. Тем более, что один из них, Семен, стал оказывать внимание Нюте и даже подарил ей цветастый платочек, явно из награбленного. Несмотря на то что этот человек с худым, нервным, обезображенным шрамом на подбородке, но все еще красивым лицом чем-то ее пугал, отталкивал, сам факт подарка был девушке приятен. Это тоже не укрылось от внимания Кирилла. Он демонстративно перестал общаться с Семеном, а оставшись с Нютой вдвоем, начинал выговаривать ей, что она водится с кем попало, и всячески высмеивать, как он выражался, «меченого».
        Нюта тосковала. Бесшабашная анархистская вольница и нравилась ей, и пугала. Твердо решив уходить, хотя бы и пешком, она ждала только свадьбы Крыси. Порой, после очередной порции претензий со стороны Кирилла, она мрачно размышляла, надолго ли ее хватит, и не лучше ли предоставить парня своей судьбе? Останавливал ее даже не страх перед одиночеством, а чувство неловкости: все-таки они вместе прошли через такие испытания, после которых трудно вот так повернуться к человеку спиной. К тому же Кирилл был единственным человеком, пусть не слишком надежным, на которого она хоть как-то могла положиться. Впрочем, в последнее время она и в этом начинала сомневаться: парень, хотя и поддерживал ее в том, что от анархистов надо уходить, на Беговую отнюдь не рвался. Он без конца твердил, что даже если мать Нюты все еще жива, то о дочери она давно и думать забыла, и куда правильнее будет выбросить ее из головы, да и поселиться на какой-нибудь нормальной станции, порядки которой придутся им по душе. Причем в этом «им» Нюте неизменно слышалось «мне», и дело заканчивалось новой руганью.
        - Тебе, парень, в Полис надо, - смеялись анархисты, глядя на тетрадку тушинца. - Будешь там свои записки писать да базарить с такими же высоколобыми. Или на Водный Стадион, там редакция газеты нашей. Спроси, может, им кто требуется?
        Но описывать анархистские будни Кириллу что-то не хотелось. Он вообще считал себя человеком, далеким от политики. А вот мысль о Полисе, который слыл научным и культурным центром всего Метро, крепко запала ему в голову.

* * *
        Свадьба Крыси стала поводом для очередной грандиозной гулянки. Сначала Валет мечтал дождаться батьки, чтобы тот лично их поженил, но Нестор все не возвращался, и решено было потом отпраздновать с ним еще раз.
        Анархисты, хоть и сокрушались, что их товарищ откалывается от большинства, в целом Крысю одобряли.
        - Ничего, она девка правильная! - слышалось то и дело. - Ты, Валет, главное, воспитай из нее настоящую боевую подругу…
        Худенькая темноволосая невеста в белом платье была очаровательна. Вот только с обувью была беда: сидеть в своих огромных черных туфлях она еще могла, а когда надо было встать, приходилось влезать в тапочки. Но Крыся была счастлива и почти не обращала внимания на подобные мелочи.
        - Вот все и сбылось, только по-другому - улучив момент, сказала ей Нюта. - И имя у тебя стало другим, и платье белое пригодилось.
        - А вдруг оно принесет мне несчастье? - спросила та, слегка захмелев от выпитой браги и всего происходящего. - Сама знаешь, оно ведь не для свадьбы шилось.
        - Не бери в голову, - отмахнулась Нюта, хотя по спине пробежал непрошеный холодок.
        - Ты свое тоже не выбрасывай, - попросила Крыся. - Может, еще пригодится.
        - Мое платье в крови, - машинально ответила Нюта. Крыся как-то замялась и отвела глаза.
        - Я не знаю, говорить тебе или нет. Мы теперь надолго расстаемся, может, навсегда. Помнишь сталкера Макса? Я знаю, ты помнишь. Так вот, на станции о его смерти странные слухи ходили…
        - Что ж тут странного? - спросила Нюта с деланным безразличием. - Ушел наверх и погиб. Наверху опасно.
        - Кто-то говорил: это Игорь упросил Верховного послать Макса исследовать Тушинский аэродром. Будто бы ему рассказали, что там еще много полезного осталось. Сам-то не пошел, небось. Игорь знал, что ты к Максу неровно дышишь. Все знали… разве от людей такие вещи скроешь? А одна девчонка мне говорила, что Макс так прощался с ней, будто знал заранее, что не вернется.
        Нюта почувствовала неожиданную обиду: и на какую-то девчонку, которую она, скорее всего, никогда больше не увидит - «С ней прощался, не со мной!» - и на подругу, которая все знала и молчала так долго. А вслух спросила:
        - И почему тебе, посторонней, все рассказывали, а мне нет? Хотя это именно меня в первую очередь касалось!
        - Ну, может, Верховного боялись. И потом, ты, Нюточка, только не обижайся, но ведь ты сама от себя людей отталкиваешь. На Спартаке тебя считали гордой, надменной, черствой.
        Нюта хмыкнула. Значит, сначала ее объявили изгоем и дразнили подкидышем, а потом удивлялись, чего это она такая неласковая? Странные люди!
        - Знаешь, - сказала она небрежно, - мне кажется, ты все же дочитала эту яркую книжку, вот тебе и мерещится теперь всякая ерунда. С чего бы Верховному из-за придури сыночка лишаться одного из самых удачливых сталкеров? Да и Макс, если обо всем знал и все равно пошел, каким-то дураком выглядит. Не похоже это на него.
        Крыся вздохнула. Она хорошо изучила характер подруги и знала - та скорее скажет какую-нибудь колкость, но не покажет, что у нее на душе на самом деле. Впрочем, она и не думала винить Нюту за это, тем более теперь, когда предстояло расставание.
        - Оставалась бы ты со мной, Нюточка? - в который уже раз предложила она. Нюта ласково улыбнулась и покачала головой:
        - Ну подумай сама, Крыська, что я здесь буду делать? У тебя теперь муж, семейные заботы, до меня ли тебе будет? А меня Кирилл совсем извел своим нытьем, еще чуть-чуть, и одна сбегу. Да и потом, я столько лет мечтала хоть что-то узнать про маму, а теперь меня от нее отделяет всего несколько станций. Ведь самую опасную часть пути мы уже преодолели…
        В этот момент Нюта искренне верила, что все самое страшное у нее уже позади.
        - Может быть, мы с Кириллом сюда еще вернемся, - добавила она, чтобы утешить подругу и себя заодно.
        - Раз уж мы надолго расстаемся, - Крыся всхлипнула, - возьми хотя бы вот это. Мне будет спокойнее.
        И она надела Нюте на шею какой-то серый матерчатый мешочек на шнурке.
        - Что это? - удивилась та.
        - Большой палец Алики-заступницы. Говорят, она очень помогает в женских делах и от нечаянной смерти. Это Валет мне купил, очень ценная, наверное, вещь, он даже не говорит, сколько патронов отдал. Но тебе нужнее, возьми.
        Растроганная Нюта обняла подругу.
        - Тинка! - раздался голос Валета, и невеста поспешила к суженому, а Нюту отозвал в сторону Семен. Он был уже порядком пьян и прислонился к колонне - бледный, в распахнутой длинной шинели.
        - Уходишь, значит?
        Нюта кивнула.
        - Эх, а я-то думал… Может, осталась бы? Со мной?
        Нюта покачала головой, лихорадочно ища слова, чтобы отказать, не обижая.
        - Знаешь, может, оно и к лучшему, - сказала она наконец. - У меня такая странная судьба, а тебе нормальная подруга нужна.
        - Я сам знаю, что мне лучше, - мрачно пробормотал Семен. - Ты мне будешь сейчас голову морочить, что тебя где-то там нашли, чуть ли не среди диких зверей? А мне плевать, в туннеле тебя нашли, в капусте, да хоть наверху, - он ткнул рукой в потолок. - Главное - ты классная девчонка. Стержень в тебе есть, настоящий. Скажешь, завтра можешь вдруг ни с того ни с сего зарычать, покрыться шерстью и начать на людей кидаться? А меня, да и любого из нас, в любой момент могут убить, так что зря голову ерундой забивать? Будем жить, пока живется, и про завтра не думать, а если и впрямь в зверя превратишься, - анархист усмехнулся, - стану в туннелях на поводке выгуливать!
        Несмотря на грубость его слов, в них звучала какая-то странная, надломленная нежность. Так искренне и страстно с Нютой еще никто не разговаривал, тем более - взрослый и вполне видный мужчина. Вот если бы Макс когда-то сказал ей такие слова! Но Макса уже нет, он уже ничего ей не скажет. А Кирилл…
        - Тебе нехорошо, - торопливо сказала она, заметив, что на лбу у Семена выступила испарина, а глаза лихорадочно блестят. - Пойдем, я налью тебе чаю. - И она ласково, но твердо взяла мужчину под руку и потянула в сторону ближайшего костра. Тот нехотя послушался.
        Кирилл встретил их подозрительным взглядом, но Нюта сделала вид, что не заметила этого, и вслушалась в разговор.
        - Эх, разве теперь умеют гулять? - сокрушался один из анархистов, худенький тщедушный мужичок. - Вот раньше гуляли так гуляли. Был у нас один здоровенный бугай по кличке Мамонт, большим авторитетом пользовался среди ребят, с самим батькой Нестором соперничать мог. Слушали его, как никого другого. Вот если б, к примеру, вздумалось ему сказать, что Земля имеет форму чемодана, половина из нас сразу бы ему поверила. Тем более молодежь, которая в метро родилась и не очень-то в курсе, как там оно на самом деле. А другая половина задумалась бы - вроде оно и не так, но раз сам Мамонт сказал, значит, что-то в этом есть, так уж его уважали. Батька даже косо посматривал на него - Мамонт, конечно, бойцом был первостатейным, но зачем ему такой конкурент? Только одно и спасало: Нестор - мужик башковитый, а у Мамонта с мозгами было не сказать, чтоб уж очень хорошо.
        И вот как-то сидели мы, пили, и зашел разговор, смогут ли люди снова наверху жить? Слово за слово, такой спор разгорелся, орут все друг на друга. Мамонт страшный, пьяный, вдруг вскакивает и кричит: «Э, да что там! Пора землю возвращать себе! Кто смелый, за мной!» И, как был, без комбеза, без противогаза, с одним автоматом кинулся наверх. Часовых у ворот одной левой смел, да они и не пытались останавливать, понимали, что бесполезно. Батька посмотрел ему вслед и говорит: «Ничего, нагуляется - сам прибежит». Несколько человек, правда, побежали было следом, но те, хоть и пьяные, соображения не потеряли. Пока они костюмы да противогазы натягивали, время и ушло. Когда выбрались, услышали только выстрелы вдали, потом крик - и все стихло. Они даже смотреть не пошли, и так все было ясно. Батька, хоть виду и не показывал и скорбел со всеми, на самом деле, небось, рад-радешенек был - одной головной болью меньше стало. Вот как раньше гуляли у нас! А теперь все не то…
        Семен обвел всех тяжелым взглядом.
        - Зачем все это? - презрительно спросил он. - Свадьба. Хэппи-энд. Как замечательно! Глядишь, со временем и детки пойдут, шестипалые или слепые. Еще хорошо, если без рыбьих плавников и желудок не снаружи, - я таких тоже видел. С другой стороны, может, повезет, и будут у них выдающиеся способности. Да только тут не угадаешь заранее. Ну и зачем вообще жениться и плодить мутантов? Неужели непонятно, мы все скоро подохнем! Последние деньки доживает человечество. Так что толку обманывать себя и оттягивать неизбежное? Не честнее ли отказаться от продолжения рода, дожить отпущенный нам срок и не обрекать на мучения детей?
        - Ну, это ты уж слишком, - пробормотал кто-то. - Тогда почему бы не отправиться сразу на поверхность, дружными рядами, без намордников и оружия?
        Валет, усмотрев в словах Семена прямое оскорбление себе и невесте, вскочил и едва не махнул прямо через костер к обидчику Его еле удержали. Семен тоже вскочил, началась суматоха. Одни держали Валета, другие - Семена, третьи пытались объяснить молодожену, что Семен просто рассуждал отвлеченно и вовсе не имел в виду обидеть его лично. В общем, свадьба явно удалась. Вскоре противники помирились, кто-то схватил расстроенную гитару и загорланил:
        Маленький мальчик крысу нашел,
        Мальчик за крысой в туннели пошел.
        Папа лишь кости собрал пацана -
        Крыса в туннеле была не одна.
        И десяток мощных глоток подхватили припев, в котором Нюта разобрала что-то про старушку в высоковольтных проводах и про обугленную тушку. Затем охрипший голос завел следующую частушку:
        Черные щупальца, праздничный бант -
        Свататься к маме явился мутант.
        Как-то в туннеле гулял трупоед,
        Думал найти мертвеца на обед.
        Сталкер увидел, навел огнемет -
        Больше в туннеле никто не живет.
        Нюта ушла к себе в палатку, не дождавшись, чем кончится все это веселье. Оставшись одна, она задумалась. Так значит, Кирилл не гнушается никакими методами, чтобы устранить соперников, и распускает про нее сплетни? В том, что ее история стала известна Семену именно посредством Кирилла, она не сомневалась - в Крысе девушка была уверена, как в самой себе, а сами по себе слухи со Спартака распространиться не могли. Значит, теперь ей предстоит идти дальше с человеком, о котором она, в сущности, очень мало знает. И все же другого выхода у нее не было: после смерти бабы Зои ни одного близкого человека у нее не оставалось, а теперь она теряла и единственную подругу. Но может быть, ей все-таки удастся найти маму?
        Вскоре появился и сам Кирилл. Он был изрядно пьян - таким Нюта его еще не видела, и это даже пугало. И все же она решилась.
        - Зачем ты рассказываешь обо мне гадости?
        - Нюточка, милая, - парень обнял ее за плечи, дыша спиртом в лицо. - Ты такая красивая, а вокруг тебя все эти мужики, которым известно, чего надо… Я боюсь, что кто-нибудь отберет тебя у меня. Мне судьба тебя послала, и я тебя никому не отдам, так и знай!
        Пьяный Кирилл был милым и трогательным, но в груди у Нюты словно застыл кусок льда. Значит, теперь ей надо отвечать и за него? А за нее кто ответит, кто ее пожалеет? В очередной раз ей показалось, что она зря затеяла этот побег. Как будто она все-таки немножко умерла и уже со стороны смотрит на себя с холодным любопытством - сколько ей еще удастся продержаться, изо всех сил притворяясь живой, такой же, как и все вокруг?
        Она машинально погладила Кирилла по голове, тот что-то благодарно промычал и отключился. Уснула и Нюта, и ей снова приснился сон. Будто бы они с Максом стоят рядышком, и Макс тоже гладит ее по плечам и спине и приговаривает: «Милая, я так тебя люблю! Я должен скрывать это от всех, даже от тебя, иначе мне не удастся тебе помочь. Но я не дам тебе умереть, что-нибудь обязательно придумаю». А лицо у него бледное-бледное, и темные глаза кажутся огромными…
        Нюта проснулась в слезах. Она вообще не понимала, зачем ей что-то делать и куда-то идти. Ей хотелось одного - снова заснуть, чтобы опять увидеть его во сне. Пока она была в опасности, пока приходилось преодолевать препятствия, ей было не до копания в себе, но теперь переживания навалились на нее разом, и это было слишком тяжело. Она вдруг вспомнила о напитке, дающем красивые сны, и тут же одернула себя: «Нет, об этом думать нельзя, иначе конец!»
        Она разбудила Кирилла и стала поспешно собираться. Как раз в тот день должна была отправиться дрезина на Сокол, и Нюта, узнав об этом, поняла - судьба.
        Молодожены пришли их провожать. Крыся горько плакала - ей не хотелось расставаться с подругой, но Нюта знала, что горе ее не будет долгим. У Крыси теперь новая жизнь, свои интересы. А вот ей самой придется гораздо хуже: она теряла подругу, на которую могла положиться. Оставался только парень с Тушинской, в котором Нюта была не слишком уверена.
        На дрезину уже набилось с десяток анархистов, так что им пришлось изрядно попихаться, прежде чем все устроились. Нюта никогда раньше не ездила по метро. Фонарь выхватывал из темноты какие-то толстые провода и трубы, идущие по стенам туннеля, девушка вглядывалась вперед и чувствовала, что ей нравится вот так ехать куда-то, навстречу новым впечатлениям. «Может, - подумала она, - у меня в роду тоже были цыгане?» Но спросить об этом было не у кого.
        Глава 6
        ВДВОЕМ
        Сокол оказался самой красивой станцией из тех, которые Нюта успела увидеть. Круглые арки, большие круглые выемки в потолке, в которых располагались светильники. Куда ни глянь - окружности и полуокружности, плавно переходящие одна в другую. Белые, нарядные. А вот люди тут были какие-то странные и не слишком приветливые. Начальник станции Бутов с сомнением оглядел Кирилла и Нюту, когда те сказали, что хотели бы устроиться здесь работать.
        Мы выращиваем свинью, разводим зерно и консервируем слизь, - сказал он. - Вряд ли вы справитесь на свиноферме. Могу вас определить к сборщикам слизней или рыхлить землю на плантациях. А если ни то, ни другое не понравится, помогать на кухне. Думаю, назначать вас патрульными тоже не стоит - там нужны крепкие ребята.
        В его усталых глазах много повидавшего человека вдруг вспыхнул мимолетный интерес, когда он заметил матерчатый мешочек на шее Нюты.
        - Что за амулетик-то? - спросил он.
        - Большой палец Алики-заступницы, - с готовностью ответила девушка. Кирилл иронически покосился на нее, но промолчал, но Бутов не смеялся.
        - Сильная вещь, говорят, - уважительно протянул он. - Если не подделка, конечно. Эти торговцы по всему метро шустрят, поди разберись, у кого настоящая реликвия, а у кого крысиные кости. Если все их амулеты вместе собрать, так наберется скелетов на десять, а Алика-то была одна… Да ты не робей, - ободрил он смущенную Нюту, - мы люди простые, кто во что верит, нам до того и дела нет. Молись хоть Алике, хоть червю, хоть крысиному королю. Главное - работай и людей не обижай.
        Нюте очень хотелось расспросить его про Алику подробнее, но было стыдно. Да и Бутов, видно, был человеком занятым.
        Пришлось им согласиться на сбор слизней. Нюта подшучивала над Кириллом, дескать, теперь он может утолить свой интерес к животному миру метро. Работа сначала показалась не слишком тяжелой, но через несколько часов такого монотонного труда у девушки уже болели глаза и поясница, и она еле выдержала до конца смены. Кириллу, видимо, пришлось не легче. Но если Нюта помалкивала, то парень не скрывал своего неудовольствия. Хорошо хоть, кормили здесь сытно - в мисках с супом плавали куски свинины и даже какая-то зелень.
        Вновь прибывшим отвели на двоих маленькую потрепанную палатку, чему они немало обрадовались: оба опасались, что на Соколе их разлучат. Скорее всего, у Бутова сложилось впечатление, что они родственники: оба высокие, худые, русоволосые и большеглазые, только у Нюты волосы чуть светлее.
        Вообще-то девушка не собиралась задерживаться на Соколе и рвалась поскорее отправиться дальше, по Кирилл вполне резонно заметил, что для путешествия понадобятся патроны, которых у них очень мало, и надо как-то постараться заработать. Сэтим трудно было спорить. Здесь же Нюта решилась, наконец, рассказать Кириллу, почему они с Крысей на самом деле убежали со Спартака. Парень очень рассердился, что она до тех пор молчала.
        - Дура ты! Надо было сказать об этом еще у нас, на Тушинской.
        - Ага, и кто бы нам поверил? Скорее, решили бы, что мы сошли с ума. Да и Верховный бы, понятное дело, все отрицал, а подумай сам, чьим словам больше веры: начальника станции или двух девчонок без документов? Да и не только в этом дело. Даже если поверили бы, что бы ваши сделали? Пошли на Спартак войной? Очень сомневаюсь…
        - То есть, ты считаешь, что надо просто оставить все как есть? Сами спаслась, и ладно? А других пусть эта сволочь и дальше убивает?
        - Вовсе нет. Наоборот, я думаю, что спаслись мы с Крыськой не просто так. Меня, может, сама судьба уберегла, чтобы выполнила два важных дела.
        - Ну, про мать твою я уже слышал. А второе какое?
        Нюта на всякий случай понизила голос.
        - Я хочу убить Верховного, - сказала она. - Мне кажется, если за это дело взяться с умом, то может получиться. Тогда весь этот бред с жертвоприношениями прекратится сам собой. На самом деле люди уже давно недовольны, только молчат до поры до времени, потому что боятся, да и детей при живых родителях пока не трогали. Даже если после смерти Верховного Игорь займет его место, при нем ничего такого не будет. Он мягкотелый и нерешительный, уж я-то знаю…
        - Нет, все-таки ты просто сумасшедшая, - убежденно сказал Кирилл. - Тогда почему было раньше этого не сделать, до вашего ухода?
        - У него была охрана, а за нами следили.
        - Ага, следили! Что же это за слежка такая, если вы умудрились смыться с первой же попытки?
        - Просто такого от нас никто не ожидал, - пояснила Нюта. - Разве нормальные девчонки отправились бы одни в туннели ночью? Или даже днем?
        - Нормальные - не отправились бы, - мрачно согласился Кирилл. - С кем я только связался…
        - Тебя, между прочем, никто особенно не уговаривал, - надулась Нюта. Почувствовав, что дело пахнет новой ссорой, Кирилл слегка сдал назад.
        - Ну хорошо, - кивнул он, - ты думаешь, что судьба уберегла тебя для этой… миссии. Тогда почему судьба позволила этому вашему главному идолопоклоннику столько времени заниматься своими темными делами безнаказанно? Не кажется ли тебе, что если бы высшие силы хотели его остановить, они давно сделали бы это без тебя?
        - Ну, не остановили же, - убежденно сказала Нюта. - Значит, это должна сделать именно я.
        - Не слишком ли много ты на себя берешь? - прищурился парень. - По-моему, у тебя мания величия. Глупо считать, что высшим силам есть до тебя дело.
        - А почему ты так стараешься меня отговорить? Зачем ты вообще со мной пошел, помогать или вредить? Я помню, твоему отцу велели присматривать за нами. Может, он просто перепоручил это тебе?
        Кирилл всплеснул руками:
        - Я же говорю, у тебя мания величия! Да кто ты такая, чтобы к тебе приставили специального человека, который бы тебя сопровождал, ежеминутно рискуя собой? К тому же, куда и как, по-твоему, я должен отправлять отчеты о твоем поведении и проделанной мною работе? Я пошел с вами просто потому, что вы бы пропали без меня.
        «Мы и вправду только чудом не пропали, - подумала Нюта, - но не ты нас спас. По крайней мере, не только ты». И все же она не могла не признать, что отчитываться ему тут и впрямь некому. Разве что предположить, что существует специальная тайная агентура, представители которой есть на каждой станции. Она даже развеселилась - Кирилл в роли тайного агента! С другой стороны, почему он тогда так старательно спорит с нею буквально по каждому поводу, почему отговаривает от любого начинания? Неужели ему просто нравится выставлять девчонку безмозглой идиоткой, чтобы на ее фоне выглядеть умнее самому? А может, у него жизненная потребность кем-нибудь руководить, а тут как раз она удачно подвернулась?
        - Можешь не верить в судьбу, - буркнула она. - Если тебе так проще, считай это просто моей личной местью отдельно взятому подонку. Как бы там ни было, а бабу Зою я ему все равно не прощу! - А про себя подумала: «И Макса!»
        - А как же ты планируешь снова оказаться на Спартаке, да еще таким образом, чтобы никто тебя не заметил? - спросил Кирилл.
        - Есть пара идей, - уклончиво сказала Нюта.
        На самом деле, у нее просто пропала охота откровенничать. Конечно, в ее плане была куча слабых мест, да и не план это пока был, а так, намерение. Выродка Верховного следовало остановить, но Кирилл в чем-то прав: почему заниматься этим должна именно она? Ее-то саму никто и не думал спасать. Может, действительно рассказать обо всем кому-нибудь еще, и пусть другие разбираются, те, кто сильнее и умнее. Вот только кому это нужно? Она представила себе, с каким лицом выслушал бы ее начальник Сокола Бутов. Пришла тут какая-то авантюристка и начала людям голову морочить. «Мы разводим свинью, выращиваем зерно и консервируем слизь, - скорее всего, сказал бы он. - А до того, кто и во что верит, нам и дела нет». Возможно, на самом деле он сказал бы что-нибудь другое, но смысл был бы тот же.
        А что же анархисты, закаленные в боях и кичащиеся своей бескорыстной справедливостью? Они, конечно, возмутились бы, узнав о творящемся беспределе, но, пошумев и выпустив пар, привели бы кучу неоспоримых доводов. До Спартака по туннелям не добраться, а по поверхности идти слишком опасно. Пытались же с их слов какие-то отчаянные головы пробиться к Тушинской и что? Пшик! Да и потом, без разрешения их батьки Нестора такой поход уж точно не обойдется, а атаман мигом смекнет, что от этого мероприятия ни барышей, ни славы - одни потери. И в общем, Нюта могла его понять: что такое две девчонки за год, когда в метро ежедневно по тем или иным причинам гибнут десятки? Простая арифметика - пытаясь спасти двоих, по дороге можно загубить в несколько раз больше. А ведь у Верховного тоже есть сторонники, и вряд ли они будут смотреть, как чужаки убивают их главаря. Значит - новая кровь и новые жертвы. Так стоит ли оно того? Как ни крути, а получается, что кроме нее самой восстанавливать справедливость некому. Но сначала Нюта должна добраться до Беговой и узнать о судьбе матери, а там видно будет…

* * *
        Прошло несколько дней. Нюта приноровилась и уже не так уставала во время сбора слизней. Как-то, перебирая вещи, она нашла в кармане своего комбинезона клубок цепочек и принялась их распутывать. К ее изумлению, кое-кто из местных заинтересовался ими. После непродолжительного торга девушке удалось выменять себе и Кириллу кожаные куртки, сшитые на Динамо, - не новые, кое-где залатанные, но еще вполне крепкие. С ее точки зрения, сделка была крайне выгодной, к тому же несколько цепочек даже осталось.
        Неизвестно, сколько времени путешественники могли бы провести на Соколе, но однажды, когда они вернулись со смены, оказалось, что на станции в их отсутствие произошло нечто неожиданное. Их тут же обступили возбужденные люди и стали рассказывать, что утром раздался стук в ворота снаружи, и часовые подобрали израненного, измученного парнишку, который уверял, что пришел со станции Тушинская! Сейчас он находится в медпункте, и хорошо бы им на него взглянуть и сказать, правду ли он говорит или выдумывает.
        В небольшой, выложенной кафелем комнатке стояла кровать. Раненый был накрыт коричневато-зеленой простыней, какими пользуются медики, - на них не так видна кровь. Едва взглянув на лежащего, Кирилл узнал в нем друга детства Димку. Тот тоже был потрясен.
        - Не ожидал тебя встретить тут, - с трудом шевеля запекшимися губами, говорил худенький темноволосый паренек. - Ведь вы на Сходненскую ушли. А после этого у нас такое началось! Со Спартака пришел вооруженный отряд - какая-то гадина им стукнула, что у нас большие потери, вот они и явились посмотреть, не удастся ли прибрать к рукам нашу станцию. Кое-как отбились, хотели на Сходненскую послать за подмогой, но оттуда пришли двое и рассказали, что у них самих черт знает что творится: люди исчезают, а из туннелей приходят какие-то лемуры и воруют у них еду. И чем меньше остается людей, тем больше появляется этих лемуров. Некоторые думают, что это какая-то эпидемия, и в лемуров превращаются сами пропавшие. В общем, они там сами не знают, что делать, и просятся к нам. Но наши словно с ума сошли. Перебежчиков этих выгнали обратно, сказали, что из-за них на Тушинской может то же самое начаться. Никогда я не видел, чтобы знакомые люди на глазах так зверели! Я уже просто бояться начал. Этих, со Сходненской, вообще чуть не убили. Хорошо, что некоторые авторитетные мужики за них вступились, и отец твой тоже.
        Димка отхлебнул воды из стоявшей на тумбочке алюминиевой кружки и продолжал:
        - Потом на станции паника началась. Было похоже, что кто-то нарочно воду мутит. Поползли слухи, что неплохо бы заключить союз со Спартаком, да и вообще, мол, руководитель у них - молодец, надо поручить ему общее командование, тогда точно сумеем от всех внешних врагов отбиться. Твой был против этого, и еще несколько человек вместе с ним, но чем там в итоге дело кончилось, я не знаю. Родители наши, видя такие дела, психанули и решили меня, Витьку с сестрой и Егора отправить сюда поверху с дядей Васей. Он рассказывал, что в свое время ему удавалось далеко по Волоколамке проходить, и это не так страшно. Вот предки и решили попробовать хоть детей спасти. А вышло только хуже. Хотя кто его знает, как бы все обернулось, останься мы на станции? Там большинство уже такие нервные были - все переругались, запросто могли с кулаками наброситься, если случайно не то скажешь или не так посмотришь. Я думаю, если б они спокойно подумали, то не стали бы нас отправлять, да куда там - паника началась, истерика. Какие-то тетки начали голосить, что торговцы с Планерной были превращены в лемуров за свои грехи и что, пока
не поздно, надо всем обратиться в истинную веру. А как и какому богу правильно молиться, только на Спартаке знают. Хотя любому дураку ясно, что фигня все это. Кому мы здесь в метро сдались грехи наши разбирать?
        В общем, дядя Вася нас из метро вывел и до Волоколамки довел - там ведь рядом, метров двести, так он говорил. В последний момент еще мать Егора решила с нами идти. Возле аэродрома страху натерпелись - там у птеродактилей гнезда, про это нам еще на станции рассказывали. Ну, кое-как прошли опасное место, но тут дядя Вася провалился в какую-то трещину и то ли сломал, то ли вывихнул ногу. А куда он дальше, на одной ноге? Рассказал нам, как дальше идти, и похромал обратно. Уж не знаю, сумел ли вернуться. А мы, значит, дальше пошли.
        Добрались до того места, где в насыпи туннели под каналом, а сверху шлюзы. Витькина сестра решила сверху оглядеться, как лучше дальше идти, и полезла по насыпи. Тут-то ее какая-то гадина сцапала и унесла. Мы скорее в туннель кинулись, а там паук - еле убежали.
        - Мы, кажется, тоже в этом месте проходили, - сказал Кирилл. - Только мы туда по улице Свободы добирались.
        Сидевший рядом Бутов показал им карту, на которой улица Свободы соединялась с Волоколамским шоссе прямо перед туннелями, и сделал какие-то пометки. Димка отпил еще воды и с трудом продолжал:
        - Еще немного прошли - увидели слева башенки кирпичные полуразрушенные.
        - Старая усадьба, - пробормотал Кирилл.
        Комендант снова сделал пометку на карте.
        - Там огонек мелькал в развалинах, и Егор, видно, решил, что мы уже пришли, дескать, это люди. Ему и в голову не пришло, что больно уж быстро, да и не похожи башенки эти на вход в метро. В общем, он пошел в ту сторону, потом даже побежал, и вдруг упал, и что-то быстро-быстро потащило его в чащу, словно на веревке. Мать его заголосила и следом кинулась, и больше мы их не видели. А тут еще какие-то жуткие звуки стали раздаваться, словно кто-то по металлическому рельсу колотит, только без всякого смысла. Помнишь, твой отец нас учил условному стуку? А это было так, как будто кто-то развлекается - то стукнет и подождет, то вдруг начнет колошматить изо всей силы. Мы с Витькой сначала боялись с места двинуться, а потом все же решились и перебежками, вдоль домов, двинулись дальше. Чем дальше, тем больше было на шоссе машин - и почти в каждой покойник, а иногда и не один. Я думал, свихнусь. Потом увидели то высотное здание, где два шоссе в одно соединяются, - нам про него дядя Вася рассказывал. Обрадовались, ведь уже почти дошли. Тем более, вдалеке что-то на павильон метро похожее было, как нам его
описывали. И тут Витька увидел, что в соседнем дворе купола блестят. Какой-то там дом был интересный. Витька туда и свернул, но только несколько шагов успел сделать, как из подвала что-то серое метнулось и мигом его утащило. Только что рядом был - и уже нет! А он ведь только посмотреть хотел! - Тут паренька опять затрясло. - Не помню, как до вестибюля добрался. Кажется, за мной тоже кто-то гнался, я бежал, падал… Почему меня не сожрали? Кажется, я теперь никогда не забуду, как Егора утащили, как Витька погиб. И эти жуткие удары по железу. А может, это все-таки люди были? Может, там, наверху, кто-то живет?
        - Повезло тебе, парень, что хватило ума не доискиваться, - сурово сказал Бутов.
        Димка бессильно откинулся на подушку. Глаза его глядели куда-то вверх, словно он заново переживал все случившееся, а по щекам медленно текли слезы. Комендант сделал знак гостям уходить.
        - Потом наговоритесь еще. Ему сейчас отдохнуть надо.
        Кирилл был в шоке. Нюта видела - парень очень переживает из-за того, что ушел и оставил отца, но на этот раз ее он ни в чем упрекать не стал, а вечером достал где-то браги и напился. Пьяный он опять трогательно каялся и обещал Нюте, что очень скоро они накопят много патронов и поедут дальше с ветерком, что он никогда ее не оставит. Девушка была в ужасе. Вместо того, чтобы быть ей опорой, Кирилл совсем раскис и скорее становился обузой. И потом, что же это будет, если всякий раз расстроившись он будет искать утешения на дне бутылки? Кто из них кого станет тогда защищать? Как идти дальше с человеком, на которого нельзя положиться?
        Что же тогда - сдаться, отказаться от своих планов? Бросить Кирилла, и пусть сам разбирается, чай, не маленький, а самой вернуться на Гуляй Поле? Нюта в очередной раз представила себе, какая жизнь ждет ее у анархистов. Одинокую красивую девушку каждый мог рассматривать как добычу. В конце концов она бы, наверное, уступила ухаживаниям того же Семена - безо всякой охоты, только затем, чтобы не донимали остальные. А что дальше? Нет, не стоит так быстро сдаваться. Лучше попытаться вырваться из этого сонного болота, будто в насмешку называемого именем гордой хищной птицы, и перебраться на станцию Динамо. Она, конечно, тоже находится под властью Бутова, зато там, говорят, расположены главные швейные цеха всего метро и, возможно, в них платят больше. Конечно, тех, кто работал на свиноферме, в цехах или на грибных плантациях, кормили за счет администрации, зато вычитали за это едва ли не половину заработанного. Да и то старались на руки сразу не выдавать, а отмечали количество отработанных часов и расплачивались в конце недели, пытаясь всячески смухлевать и сэкономить, штрафуя и вычитая с работников за
любую мелочь. Такими темпами не разбогатеешь, скорее залезешь в долги и будешь вынужден вкалывать на Бутова до конца дней. И потом, от Динамо всего один перегон до Белорусской, а там уже переход на Ганзу. Решено, завтра же она отправляется на Динамо. А Кирилл… пожалуй, она Даст ему еще один шанс. В любом случае, если Нюта собирается путешествовать с этим человеком и дальше, то главные решения придется принимать именно ей…

* * *
        Им удалось забраться на дрезину, в которой везли на Белорусскую свиные туши. Из-за нехватки места пришлось устроиться прямо на боку одной из хрюшек. Было холодно и неприятно, а Кирилл к тому же после вчерашнего мучился похмельем и, нахохлившись, всю дорогу молчал. Вдруг дрезина заметно сбавила ход. Сидевший возле них плотный и мордастый парень, который сопровождал груз, недовольно окликнул машиниста:
        - В чем дело, Федор?
        - Тише ты! - негромко взмолился тот. - Так и знал - не будет нам пути в этот раз!
        - Что случилось? - испуганно спросила Нюта. Никто ей не ответил, а машина, заскрежетав тормозными колодками, остановилась совсем.
        - Значит, так, Федор, - сказал сопровождающий. - Ты слезай на рельсы и посмотри, что там, а я свинью буду держать наготове. Если что, сразу брошу. Сейчас только выберу тушу поменьше. Тут вроде поросенок где-то лежал. - И он бесцеремонно оттолкнул Нюту. Она думала, что Кирилл вступится за нее, но тот промолчал.
        - Хитрый какой! - ожесточенно сказал машинист. - Давай лучше ты слезай, а я буду ждать со свиньей наготове. Если со мной чего случится, ты, что ли, дрезину поведешь?
        Толстомордый, видимо, был не таким храбрым, каким старался казаться.
        - Ладно, - примирительно буркнул он, - быстрее надо, не время лясы точить. Давай сперва свинью бросим, а потом уж я, так и быть, слезу. Черт, жалко-то как. Опять будут думать, что мы ее продали, а прибыль поделили. Может, куском сала обойдемся? У меня как раз есть в мешке.
        - Не получится. Он свою выгоду понимает, - мрачно ответил Федор. - Хочешь, чтобы тебя самого сожрали, вместе с тем салом?
        Толстомордый, наконец, откопал поросенка поменьше, вздохнул и швырнул его вперед, стараясь закинуть подальше. Нюта на секунду подумала, что он сошел с ума, но тут впереди мелькнуло в лучах фонарика что-то темное, похожее на щупальце, и утащило поросенка куда-то в боковой проход. Толстомордый тут же спрыгнул с дрезины и принялся расчищать рельсы, отбрасывая наваленный на них хлам. Федор нервно торопил его. Еще пара минут - и путь был свободен. Толстомордый вспрыгнул обратно, и дрезина, набирая скорость, понеслась вперед.
        На станции Аэропорт сделали короткую остановку. Толстомордый отправился что-то отмечать, а Федор остался сидеть на месте. Воспользовавшись случаем, Нюта подсела к нему - ей страшно любопытно было узнать, почему они останавливались в туннеле.
        Федор с большой неохотой объяснил, что в между Соколом и Аэропортом поселилась какая-то тварь. Как она выглядит, никто толком не знает, но, кажется, очень смышленая. Когда проголодается, наваливает на рельсы всякого мусора. Она уже сообразила, что тогда катящаяся по рельсам громада, где лежит вкусное мясо, остановится. Несколько раз ей удавалось стянуть тушу прямо с дрезины, но потом люди стали умнее - уже не ездили в одиночку, кто-нибудь следил за грузом. Однажды, когда дрезина остановилась и машинист, чертыхаясь, полез расчищать рельсы, зверюга не побрезговала закусить и человеком. Он даже вскрикнуть не успел. Напарник вроде стрелял, но безуспешно. Хорошо вооруженный отряд, посланный уничтожить тварь, так ничего и не нашел, но следующую же дрезину, посланную спустя два дня, ожидал новый завал. И тогда сопровождающий по какому-то наитию не стал стрелять, а вместо этого сбросил на рельсы свиную тушу. Получившая «выкуй» тварь убралась с миром, и с тех пор перевозчики поняли, что дешевле и спокойнее будет самим кидать «Таможеннику», как прозвали неведомую тварь, подачку. Хуже всего то, что сволочной
Бутов хотя и знает про Таможенника, но делает вид, что это сказки, и вычитает за утерянную часть груза с тех, кто его везет. В общем, сплошные убытки. А зверь выходит на охоту почему-то чаще всего именно в его, Федора, смену. Вот и теперь машинист тоскливо прикидывал, сколько с него вычтут по возвращении.
        Аэропорт Нюту не слишком впечатлил - он был чем-то похож на Сходненскую. Зато название станции интриговало - получается, она тоже как-то связана с авиацией, как и Тушинская? К счастью, сопровождающий свинину парень скоро вернулся с двумя мужиками, шустро сгрузившими с дрезины половину поклажи, и машина двинулась дальше.
        В отличие от Аэропорта, на Динамо Нюте сразу понравилось. От этой станции веяло чем-то старым, простым и надежным - и от мозаики, и от полированных деревянных настилов на скамейках, большинство которых каким-то чудом сохранилось, хотя часть, видимо, и пустили на дрова. Здесь было уютно. Нюта разглядывала белые круги, в которых были изображены человечки в смешных коротких штанах. Один бил по мячу, другой держал штангу, некоторые занимались чем-то совсем непонятным, но, видимо, очень интересным. Нюте казалось, что она представляет себе людей, которые строили эту станцию, - они считали, что, несмотря на трудности, жизнь хороша, надо трудиться плечом к плечу, и тогда завтра будет еще лучше. Эти люди с оптимизмом смотрели в будущее. Они ведь не знали, что не пройдет и ста лет, как все их надежды пойдут прахом и их потомкам придется впотьмах расхлебывать то, что натворили отцы.
        Девушка рассеянно поправила на голове оранжевую косынку, и какой-то пожилой человек залюбовался на нее. Сама того не зная, она напоминала сейчас комсомолку с плаката тридцатых годов: кожаная куртка, яркая косынка, решительный взгляд. Только черты лица, пожалуй, слишком тонкие, и кожа чересчур бледная, как у большинства детей подземки.
        Среди населения станции преобладали женщины, которые и работали в цехах. Лица у большинства были бесцветные и усталые. Что характерно, в главном импорте станции, кожаных куртках, ходили не многие, большинство - в ватниках, спецовках или вообще в военной форме. Нюта поняла, что местные жительницы не особо заморочивались своей внешностью. Те, что помоложе, еще старались оживить одежду какой-нибудь косыночкой или шарфиком, а все прочие, видимо, уже махнули на себя рукой. Волосы у большинства были коротко острижены, наверное, из соображений гигиены, и лишь некоторые позволяли себе косы или распущенные пряди до плеч. Одна из работниц, как завороженная, уставилась на Кирилла и долго не могла отвести взгляд. Заметивший это парень усмехнулся, но видно было, что ему приятно. Нюта попыталась посмотреть на него ее глазами и тоже усмехнулась - не иначе, ее высокий, стройный, с колдовскими глазами спутник показался женщине сказочным принцем. Сама же женщина с какими-то рыбьими глазами и темными, жидковатыми волосами особой красотой не отличалась, хотя видно было, что она пыталась как-то себя приукрасить, - ее
брови и глаза были подведены черным. Скорее всего, она сделала это обгорелой спичкой или углем. Да и гимнастерка сидела на ней как-то особенно ладно, а пара верхних пуговиц была нарочно расстегнута, являя в вырезе костлявые ключицы. Дополняла наряд обитательницы Динамо юбка защитного цвета, еле прикрывавшая колени, и совершенно не сочетающиеся с нею стоптанные грубые башмаки на неожиданно красивых ногах.
        - Меня зовут Лола, - сказала вдруг женщина, непонятно к кому обращаясь.
        Нюта на всякий случай улыбнулась:
        - Очень приятно. Я Нюта, а это Кирилл.
        - Здравствуй, Кирилл. Надолго к нам? - Женщина, игнорируя Нюту, протянула парню руку, которую он осторожно пожал.
        - Нет, мы проездом, с Сокола, - чуть более резко, чем собиралась, ответила Нюта. - Поживем у вас немного и отправимся дальше. Кстати, Лола, вы не поможете нам устроиться? Мы же пока никого здесь не знаем. Я бы могла поработать швеей, да и для Кирилла, наверное, тоже можно что-нибудь подыскать?
        - Да, конечно, - словно очнувшись, сказала женщина. - Идемте со мной, я все вам покажу и познакомлю с кем надо.
        К вечеру они благодаря Лоле уже были устроены. Нюта на следующий же день должна была выходить на работу в швейный цех, Кирилла вроде бы тоже готовы были взять помощником учетчика. Лола от них почти не отходила, а вечером даже принесла каких-то очень вкусных лепешек с мясом.
        - Это я сама готовила! - гордо сказала она.
        Кирилл ел и нахваливал, заодно с интересом бросая взгляды в вырез Долиной гимнастерки. Нюта же с раздражением отметила, что на этот раз женщина и губы намазала чем-то ярко-красным, не пожалела явно дефицитной помады.
        - Вот что значит - женщина следит за собой. Посмотреть приятно! - наставительно сказал Кирилл после ее ухода. - И лепешки вкусные. Да, кстати, я сказал ей, что ты моя сестра.
        Нюта пожала плечами. Из всего сказанного Кириллом ее больше всего задели слова «следит за собой».
        - То есть, размалеванная в разные цвета бледная физиономия и выставляемые напоказ острые коленки у нас теперь так называются?! А если ты с намеком, то мне некогда заниматься такими глупостями. Да и вообще, я больше не за собой, а за тобой слежу, таким бедненьким, несчастненьким, вечно обделенным вниманием и всем недовольным!
        Вечером Нюта еще долго не могла уснуть. Из-за нехватки места или стараниями Лолы ее устроили в общей палатке, где жили еще четыре женщины. Ворочаясь без сна, девушка досадовала на Кирилла, который, оказывается, так падок на восхищенные взгляды. Конечно, отрадно осознавать, что ее парень… ну, пусть не парень, а спутник пользуется вниманием противоположного пола, только Нюту это почему-то не радовало. Не то чтобы она сильно ревновала, просто чувствовала, что это может стать источником проблем. Хотя, наверное, и немного ревновала тоже…

* * *
        На следующий день Нюта вышла на работу в швейный цех. Странное это было место. Десятки женщин в подземелье склонились над швейными машинками, прострачивая жесткую свиную кожу. Пахло потом, плохо выделанными шкурами и чем-то кислым, от монотонной работы быстро затекали плечи и руки, а день все тянулся и тянулся. Некоторым работницам становилось жарко, и они сбрасывали верхнюю одежду, оставались в одних драных майках. Правда, когда Нюта тоже хотела снять свою куртку, соседка шепотом велела ей не дурить: на самом деле здесь холодно, так недолго и простудиться. Хотя, продолжала она, некоторые нарочно стараются простудиться - пока болеешь, и работать никто не заставит, и аппетита особого нет. Другое дело, что иногда те, кто заболел и лег, особенно женщины в возрасте, уже не хотят подниматься и возвращаться к унылому существованию. Так и лежат, отвернувшись лицом к стене и отказываясь от еды, пока не умрут. Соседка скорбно покачала головой - на ее глазах такое уже случалось не раз.
        Горячих обедов тут не предусматривалось, но два раза за смену устраивались короткие перерывы, чтобы работницы могли перекусить. В это время между раздраженными женщинами иногда вспыхивали яростные перебранки по совершенно пустяковым поводам. Однажды раздался крик боли - одна из женщин ни с того ни с сего до крови укусила товарку. Помахивая дубинкой, к ним тут же направился охранник, а Нюта испуганно втянула голову в плечи и постаралась отключиться от всего, кроме работы. В результате, к концу смены она и сама была готова кого-нибудь укусить.
        Когда девушка увидела вечером Кирилла, тот был на удивление бодр, как будто весь день отдыхал. Нюта спросила, чем он занимался, и парень небрежно махнул рукой - для начала его попросили разобрать какие-то бумаги. Здешние подземелья еще не были до конца изучены, а тут сталкеры принесли какие-то чертежи, и руководство думает, что это планы подземных коммуникаций. Нюта решила, что у Лолы, наверное, хорошие связи, поэтому она устроила приглянувшегося ей новичка на такую непыльную работу Впрочем, Нюте всегда казалось, что мужчинам в метро приходится не в пример легче, чем женщинам. Да, они чаще гибнут на поверхности или в туннелях, но вот, к примеру, стоять в дозоре - не такая уж тяжелая работа. Ведь по-настоящему это опасно лишь там, где живут монстры, или во время военных столкновений между станциями. А так дозорные большую часть времени сидели, покуривая и травя байки, да проверяли документы у приходящих, которых обычно было не так уж много. Жены давали им с собой еду или приходили их кормить, да и неженатые были уверены, что свою миску горячей пищи из общего котла уж всяко получат. Получалось, что
мужчин надо окружать заботой за то, что их могут убить. Как будто женщины не гибли в метро сплошь и рядом, не умирали от болезней, вызванных промозглой сыростью, тяжелой работой или неудачной беременностью! А воевать они, в случае чего, могли и наравне с мужчинами: много ли надо ума, чтобы на курок нажимать?
        Говорили, правда, что на Ганзе женщинам живется совсем неплохо. Другое дело, что богатая Кольцевая почти не принимала мигрантов. Еще у анархистов Нюта наслушалась разных баек: про какие-то чисто женские разбойничьи шайки, якобы орудовавшие в туннелях возле Китай-города, и про некую отдаленную станцию, где вообще женщины занимают все ключевые посты и прекрасно с этим справляются. Даже какое-то слово для обозначения такой женской власти было специальное, Стас говорил, что оно с древних времен сохранилось. Вот только станцию каждый раз называли разную - наверное, это просто такая легенда была. Да, еще, по слухам, где-то в Подмосковье (то есть рядом с городом), чуть ли не на поверхности живет племя амазонок, так там мужиков вообще нет ни одного! Правда, судя по всему, не от хорошей жизни, а просто все они перемерли от какой-то загадочной болезни.
        Сама Нюта вовсе не горела желанием водить в бой отряды или управлять станцией, но, чем гнуть спину в швейном цеху, по двенадцать часов без горячего, она предпочла бы стоять в дозоре или тоже разбирать бумаги, о чем и сообщила Кириллу Парень с важным видом ответил, что для нее такой работы пока не предвидится. Конечно, он поговорит с Лолой, но ничего не обещает. Да и потом, Нютиного образования для бумажной работы явно маловато.
        Лола, легка на помине, вскоре появилась, неся очередные вкусности, и с умилением смотрела, как Кирилл их уничтожает. Впрочем, Нюту женщина тоже угостила, но та чувствовала себя совершенно разбитой и вскоре ушла в палатку, где готовились ко сну остальные работницы.
        На сон грядущий они обожали рассказывать всякие страшилки. Вот, например, где-то поблизости туннель проходил прямо через старое кладбище, и, говорят, в отделке станции даже использовали мрамор с надгробий, а это очень нехорошо. Теперь покойники могут прийти и потребовать свое обратно. Правда, никто не мог сказать точно, здесь ли приспособили мрамор с погоста или, например, где-то на центральных станциях, но все сходились в том, что кладбище точно было совсем недалеко, кости мертвых потревожили, значит, теперь жди беды. Никого не волновало, что станция строилась около ста лет назад: то ли на такие случаи срок давности не распространялся, то ли пресловутые покойники были очень уж мстительными и вредными.
        - А вот еще случай был, - многозначительно заговорила одна из женщин. - Решили на одной станции устроить кладбище подальше. Как раз накануне у них большой бой случился, погибших набралось чуть не два десятка, надо скорее хоронить, пока пахнуть не начали. И вот пошли они по туннелю в одно подземелье небольшое, да там трупы и замуровали.
        Все слушали, затаив дыхание, хотя Нюта была уверена, что рассказывают специально для нее, а остальные уже не по одному разу слышали эту историю.
        - И вот через неделю хватились вдруг одного солдатика, которого давно никто не видел. Стали вспоминать, и вышло, что в последний раз он аккурат на похоронах мелькал. А на той станции как раз бабка-колдунья жила…
        - Настоящая? - не поверила Нюта.
        - Нет, игрушечная! - фыркнула тетка. - Конечно настоящая. Ей уж под сто лет было, она и Катастрофу предсказала, и вообще много чего могла. Ну, пошли к ней, она что-то пошептала, а потом и говорит: «Живой был положен с мертвыми». Тут-то люди и смекнули, что к чему, и побежали к тому склепу, да уж поздно. Видно, когда трупы складывали, солдатик тот сомлел, вот его вместе с ними впопыхах и замуровали…
        Немного помолчали, а потом Нюта, набравшись храбрости, спросила:
        - А вы ничего не знаете про такую… Алику-заступницу?
        - Кто ж не слышал про Алику? - отозвалась другая женщина, помоложе. Нюта смущенно созналась, что ей в самом деле неизвестно ничего, кроме имени.
        - Откуда ж ты такая взялась? - изумилась женщина. - Ну ладно, слушай. На одной станции, никто не помнит, на какой, но может, даже на Полежаевской, жили люди. И что-то у них там случилось с водой, а может, радиация была выше нормы, но только стали иногда у тамошних женщин рождаться красивые детки-ангелочки с голубыми глазками. А потом смотрят люди - детки эти только лет до трех нормальными остаются, а потом потихоньку превращаются в дебилов и к пяти уже лежат пластом и под себя ходят, а потом умирают. И главное - только голубоглазые, а если глаза какого другого цвета, то живут себе и живут, как обычные люди. И когда комендант это заметил, отдал он тайный приказ повитухе Марье, здоровой бабище, давить таких младенчиков сразу, как на свет появятся. А то что получается: еды и так не шибко много, чего ж кормить дебилов и тратить на них время и силы, раз они все равно потом умрут? Дети-го здоровые нужны. А младенчику много ли надо - сунул ему в рот платок, он и задохнулся. Матерям же говорили, что ребенок мертвый родился. Но слухи-то шли, конечно. И вот пришло время рожать той самой Алике - а была она
красавица, кудри темные, глаза карие, сама сильная и смелая. Не уследила повитуха - только ребенок родился, крикнул, мать на руки его и схватила. Глянула в его лицо, в глазки его голубые и говорит: «Отойдите от меня, не отдам его никому». Повитуха-то растерялась, ей велели без шума все делать, а как теперь без шума? А Алика тем временем кое-как оделась, хоть слабая еще была, ребенка крепко к себе прижала и говорит: «Отпустите лучше меня с ним, уйду я от вас. Все равно, если убьете сыночка, жить не стану, руки на себя наложу, да еще с собой на тот свет кого-нибудь прихвачу. Зачем вам лишний грех на душу брать?» Растерялись все, но остановить ее никто не посмел, вот и ушла Алика в туннель, прижимая к себе ребенка. Недели через две нашли там скелет, дочиста обглоданный, и решили, что это их беглянка. Похоронили останки без шума, поплакали женщины над ней, страдалицей, но история на этом не кончилась. Как-то шел один челнок по туннелям и заплутал. Свернул не туда, и вот уж совсем из сил выбился, а вокруг все страшнее. Тут ему навстречу выскакивает тварь свирепая, скалит зубы и шипит, вот-вот бросится. «Ну
все, - думает бедолага, - смерть моя пришла». И вдруг явилась перед ним женщина красоты необыкновенной, с полугодовалым голубоглазым ребенком на руках. Погрозила строго твари пальцем, та как-то сразу сникла и уползла. А женщина молча пошла впереди челнока, время от времени оборачиваясь и его за собой маня. Так и вывела его в знакомые места, а потом исчезла, словно и не было ее. Мужик этот как на станцию вернулся, молчать не стал, все как есть рассказал. И поняли тогда люди - это она, Алика, была, и с тех пор начали ей молиться. Даже скелет тот, в туннеле найденный, откопали и растащили по косточкам, на обереги. Некоторые потом рассказывали, что видели ее в трудную минуту. Все такая же красивая, ни на день не постарела, а вот ребеночек у нее на руках все старше становится. И всегда она помогает, спасает, выводит. Не держит, значит, зла на обидчиков своих. Правда, говорят, что ту повитуху Марью потом мертвой нашли, а через какое-то время и всю Полежаевскую вырезали. Может, это им кара за грехи была…
        После этого рассказа все долго молчали. Потом одна из женщин поведала про молоденькую работницу с Аэропорта, которая как-то встретила в туннеле самого Путевого Обходчика. Спустя несколько дней после этого бедняжка пропала, и все думали, что он ее с собой увел. Правда, кто-то поспешил добавить справедливости ради, что потом эту девушку кто-то из знакомых видел на Ганзе - живой, здоровой и вполне довольной. Вроде даже беременной. Возможно, ее просто увез с собой кто-нибудь из находившихся здесь по делам ганзейцев, но поверить в такой счастливый конец многим было еще труднее, чем в Путевого Обходчика.
        Теперь Нюте легче было понять Лолу. От такой нудной и однообразной жизни даже капризный парень покажется идеалом, особенно такой красавчик. «Странно, что у нее еще сохранились силы, чтобы влюбиться, - подумала девушка, - мне уже через месяц такой жизни вообще ничего бы не хотелось». Она поняла, что задерживаться на Динамо тоже не стоит и нужно идти дальше как можно скорее, пока эта ежедневная каторга ее не засосала.

* * *
        На следующий день Лола снова пришла к ним и отозвала Кирилла в сторону, не стесняясь Нюты. Та смотрела издали, как Кирилл с женщиной о чем-то ожесточенно спорят. Вернее, Лола в чем-то убеждала парня, размахивая руками, а он, судя по всему, не соглашался. Нюта видела, как он пожал плечами и развел руками, давая понять, что разговор окончен, потом развернулся и пошел обратно к ней. А Лола с досадой топнула ногой, но вечером появилась опять. Усталая Нюта дремала возле костра, Кирилл сидел рядом и перелистывал свою любимую потрепанную книжку по биологии.
        - Надо поговорить, - мрачно сказала Лола.
        - Тебе, может, и надо, - равнодушно отозвался Кирилл, - а я тебе утром все сказал.
        Но от Лолы не так-то легко было отделаться.
        - Как ты можешь так со мной поступать? - трагически спросила она.
        - Слушай, ты меня достала! - громко возмутился Кирилл. - Чего тебе от меня надо? Чего ты тут ходишь со своими пирожками? Забирай их и катись к чертовой матери, а меня оставь в покое!
        Судя по всему, именно это для Лолы оказалось непосильной задачей. Лицо ее скривилось, будто женщина вот-вот зарыдает, и Нюта закашлялась, напоминая о своем присутствии. Лола смерила ее ненавидящим взглядом, а Кирилл пожал плечами и снова уткнулся в книжку.
        - Что происходит? - спросила Нюта.
        - Ой, умоляю тебя, не начинай еще и ты! Разве не видишь - она ненормальная. Выдумала что-то, а я тут при чем?
        - Кажется, тебе и впрямь лучше уйти… - начала Нюта миролюбиво, но Лола огрызнулась:
        - Тебя забыла спросить, что мне делать! И вообще, не с тобой разговариваю, так что заткнись! - и грубо выругалась.
        Нюта вспыхнула: да какое право имеет эта намазанная дура говорить с нею в таком тоне, а вдобавок еще и хамить?! Пусть Лола почти во всем ее опережает - и старше, и эффектнее, и готовит вкусно, да и помыкать другими, судя по всему, привыкла, но она, Нюта, не «другие»! Что-что, а постоять за себя словом и делом она научилась еще в раннем детстве, иначе на Спартаке, где почти все ее травили, не выживешь. Девушка поднялась и встала перед Лолой, уперев руки в бока:
        - Отвали от моего… - она чуть было не сказала «парня», но вовремя вспомнила про их легенду, - брата! И рот помой! С мылом!
        Упомянутый «брат» изумленно глядел на нее. Похоже, он только что осознал, что две женщины вот-вот подерутся из-за него, Кирилла. Да и такой Нюты он еще не видел и был весьма заинтригован. У Лолы в глазах вспыхнуло бешенство.
        - Да ты что о себе возомнила, соплячка?! Тебе мало не покажется! - И она замахнулась на Нюту кулаком.
        Женщины, следившие за этой сценой, затаили дыхание. Они по опыту знали, что с Лолой лучше не связываться, и в душе сочувствовали отважной незнакомке. С другой стороны, это было зрелище, событие, которых так не хватало в их серой жизни.
        - Это от тебя, что ли? - только и спросила Нюта, пристально глядя на соперницу, и в ее голосе было столько презрения, что зрительницы не утерпели и расхохотались, а через минуту к ним присоединился и Кирилл. Не стерня унижения, Лола всхлипнула и кинулась бежать, все еще тщетно надеясь, что парень остановит ее, однако тот даже не посмотрел ей вслед. Обнял Нюту, успокаивая, отвел обратно к костру и протянул кружку с кипятком.
        - Я не хочу здесь оставаться! Чувствую, что скоро рехнусь, - пожаловалась она.
        - Да? А мне тут нравится, - невозмутимо ответил Кирилл.
        Нюта вспыхнула:
        - Еще бы! Работка непыльная, опять же, Лола рядом - и приголубит, и пирожками накормит!
        - Далась тебе эта Лола, - махнул рукой парень. - Она ненормальная, конечно, но готовит и впрямь очень здорово. Между прочим, ты ее пирожки тоже ела. И вообще, Лола мне, если хочешь знать, все равно что сестра.
        - Ну ты уж определись, я тебе сестра или она? - вновь завелась Нюта. - А то ей меня называешь сестрой, мне - наоборот…
        - Чего ты на меня-то злишься? - возмутился Кирилл в ответ. - Это же не я на тебя кулаками махал! И вообще, с людьми надо ладить…
        - Отлично! Раз ты с ней так прекрасно ладишь и все здесь тебя устраивает, можешь оставаться с Лолой. А с меня хватит! Завтра же получу свои патроны за два дня работы и уйду! - перешла в наступление Нюта. Кирилл опешил:
        - То есть как это, «уйду»? Одна? А на наши отношения тебе, получается, плевать?
        - А тебе самому не плевать? - продолжала давить девушка. - Может, их и нет совсем, этих отношений, только слова? Потому что больно уж здорово получается: я должна делать только то, что удобно и приятно тебе, а как только поддержка требуется мне самой, ты тут же устраняешься. Так что если хочешь доказать, что я что-то для тебя значу, завтра уходим вместе!
        И Кирилл, вздохнув, сдался.
        Засыпая в обшей палатке, Нюта размышляла, как же несправедлива жизнь. Видимо, Лоле Кирилл нужен куда больше, чем ей самой. Но именно потому, что женщина с Динамо не в состоянии контролировать свои чувства и желания, ничего-то ей не обломится. Нюте даже стало немного жаль соперницу, но она тут же нахмурилась, отгоняя непрошеную слабость. Пора усвоить - побеждает сильнейший.
        Она не понимала, что Кирилл, оторванный от родной станции и привычной жизни, нуждался в тепле и заботе. Сама она, ожесточившаяся и сдержанная, привыкла все держать в себе, и от этого парню было неуютно. Потому он и потянулся к женщине, которая проявила участие, но тут же шарахнулся, когда понял, что Лола будет им помыкать и пытаться подогнать его под свои представления о жизни и о мужчинах. А Нюта принимала Кирилла таким, как есть, со всеми слабостями и недостатками. И, несмотря ни на что, он с каждым днем становился ей все дороже…

* * *
        Перед отъездом на Белорусскую Кирилл опять как ни в чем не бывало долго шушукался о чем-то с Лолой. Наверное, обещал скоро вернуться. Нюта заметила на нем новую рубашку, но даже не стала спрашивать, откуда она, - все и так было ясно. «Ничего, - думала девушка, - мне бы дойти до Беговой, узнать, что с мамой, а там уж я как-нибудь разберусь со своей личной Жизнью».
        Им опять удалось сесть на дрезину, которая на этот раз везла Продукцию швейного цеха. Сидеть на куче курток было гораздо Удобнее, чем на свиной туше. Да и поездка на этот раз обошлась почти без приключений, если не считать того, что в середине пути машинист вдруг стал жаловаться, что его слепит бьющий в глаза свет. На самом деле никакого света не было и в помине, да и взяться ему было неоткуда, но, видно, такое здесь случалось. Парень, сидевший возле них на куртках, буркнул: «Отдохни, Петрович!» и быстренько поменялся с машинистом местами. Тот сел возле Нюты и закрыл лицо руками. На предложение по прибытии на станцию непременно обратиться к врачу машинист ответил, что с ним такое уже было, и он знает - стоит ему отдохнуть, и все опять будет в порядке. А потом рассказал, как однажды на этом перегоне столкнулись две дрезины. Одну угнал с Белорусской какой-то псих, хотел на Гуляй Поле к анархистам податься, а на другой, которая шла со стороны Динамо, мирно ехали муж с женой, везли товары на продажу. Да еще ребенка с собой прихватили, идиоты. В общем, тот псих врезался в них на полной скорости, и в
результате погибли все. Может быть, с тех пор и видят иногда в этом туннеле бьющий непонятно откуда свет.
        Белорусская поразила Нюту и Кирилла обилием народа и толчеей. Их дрезина была здесь далеко не единственной, кто-то постоянно разгружал и грузил товар, получал патроны, отъезжал, уступая место следующему. Публика здесь была самая пестрая. Выделялись воинственного вида мужчины в камуфляже и черных беретах на обритых головах. На рукавах у каждого белые повязки с изображением трехногого паука, держатся крайне надменно. Кирилл спросил у какого-то торговца, не охранники ли это. «Фашисты», - неприязненно буркнул тот и отвернулся. Нюта вроде бы уже слышала что-то нехорошее про фашистов, только не могла вспомнить, что именно. Но торговец явно не был расположен обсуждать эту тему.
        Нюта и Кирилл немного побродили, разглядывая разложенные в арках товары - еду и одежду, а потом зашли перекусить в палатку, где продавали еду. Парень неторопливо и обстоятельно жевал, а Нюта управилась с едой раньше и уже обдумывала дальнейшие действия.
        - Теперь нам надо как-то попасть на Ганзу, - озабоченно сказала она. Оба уже заметили возле перехода в центре станции пограничников и белое полотнище с коричневым кругом в середине - ганзейский флаг. - А потом через Краснопресненскую - на Беговую.
        - Тебе, - не переставая жевать, уточнил Кирилл.
        Нюта недоумевающе посмотрела на него, и ее спутник, отложив вилку с обломанным зубцом, пояснил:
        - Тебе нужно. Я там ничего не забыл.
        - Разве ты не пойдешь со мной? - спросила девушка, с ужасом чувствуя, как у нее перехватывает дыхание. Да, конечно, Кирилл часто действовал ей на нервы, и иногда она с досадой думала - лучше бы им расстаться, но только сейчас поняла, насколько привыкла к его присутствию. Поэтому она просто не могла поверить, что он действительно собирается ее бросить на произвол судьбы.
        - Во-первых, это твоя мать, а не моя. Во-вторых, я уже не раз говорил тебе, и сейчас повторяю: я не понимаю, зачем, рискуя жизнью, пробираться по метро в поисках женщины, которой, возможно, и в живых-то нет. А если даже она жива, она наверняка и думать о тебе забыла. Ты для нее - отрезанный ломоть. Если бы она тебя любила, то сделала бы все возможное, чтобы разыскать тебя и вернуть. А если нет - то и вовсе смешно.
        - Разные бывают у людей обстоятельства, - пробормотала Нюта. - А ты что предлагаешь?
        - Я? В последний раз предлагаю тебе одуматься и попробовать устроить как-то нашу жизнь, а не носиться в поисках мифических родственников. Раз уж мы здесь, на Белорусской, давай и вправду попробуем пройти на Ганзу. Но не для того, чтобы опять куда-то бежать, а чтобы постараться как-нибудь там зацепиться. Вообще-то моя мечта хоть раз побывать в Полисе, может, со временем это получится. В крайнем случае мы всегда можем вернуться обратно на Динамо.
        - Конечно, там ведь Лола! Ты будешь разбирать бумаги и есть ее пирожки, а я - гнуть спину на швейном производстве. Ты думаешь только о себе!
        - Только я? И вообще, я не понимаю твоих претензий! Тебе кажется, что работа тяжелая? Но все вокруг работают, почему ты должна быть особенной?
        Нюта все-таки расплакалась.
        - Я вовсе не говорю, что я особенная. Но у всех людей есть родная станция, семья, друзья, которые о них заботятся. А у меня никого нет! Я чужая! Везде и всем чужая!
        - Во-первых, родные здесь есть далеко не у всех. А во-вторых, родственники тоже разные бывают, - заспорил Кирилл. - Иногда такие попадаются, что без них, наоборот, лучше. И если уж на то пошло, ты не забыла, что я из-за тебя оставил родную станцию, отца и теперь не знаю, увижу ли его когда-нибудь. Ты говоришь, что у тебя никого нет, но ведь у тебя есть я. А ты упорно не хочешь этого замечать!
        - Потому что не верю тебе, - всхлипнула Нюта. - Ты за моей спиной шушукаешься с какой-то другой теткой, готов не глядя променять меня на ее пирожки и сытую, спокойную жизнь. И вообще, я не могу понять, что ты за человек. Иногда близкий и понятный, а чаще - холодный и самовлюбленный эгоист, который не задумываясь перешагнет через любого ради своего блага. И через меня тоже.
        Кирилл пожал плечами:
        - Тогда я не вижу смысла в дальнейших разговорах. Зачем мотать друг другу нервы и тратить время на взаимные упреки? Если ты заранее все решила - иди куда хочешь, ищи мать или еще кого-нибудь. А я пойду своим путем.
        Нюта никак не могла поверить очевидному: они вот-вот насовсем расстанутся. Ей как никогда хотелось продолжать свои поиски, но и Кирилла, несмотря ни на что, терять не хотелось.
        - Послушай, - вдруг нашлась она, - но ведь нам совсем необязательно расставаться прямо сейчас. Ты говорил, что тоже хочешь попасть на Ганзу, так давай отправимся туда вместе. Мне нужно на Краснопресненскую, а ведь это следующая станция от Белорусской кольцевой. Проводи меня туда, а там уже решим окончательно.
        - Что ж, звучит разумно, - тут же согласился Кирилл. Нюте показалось, что он тоже вздохнул с облегчением.
        - Только ведь туда еще нужно как-то попасть, - озабоченно сказала Нюта. - У нас и патронов-го почти не осталось, штук тридцать или около того. Я вообще не представляю себе, как дальше жить.
        Она получала странное удовольствие, говоря «мы», «у нас». Пока еще «мы». Потом она останется одна и будет говорить «я», «у меня». И никому во всем метро уже не будет дела до того, какие у нее проблемы. В этот момент она всерьез засомневалась, стоит ли продолжать поиски матери? Не лучше ли уступить Кириллу? Но до цели, казалось, уже так близко… Что ему стоит, в самом деле, потерпеть еще чуть-чуть? А уж потом она будет с ним. Они пойдут туда, куда захочет Кирилл, - в Полис или еще куда-нибудь. Почему-то вдруг она стала готова отказаться и от своей миссии - убить Верховного, отомстить за Зою, прекратить бессмысленные кровопролития на Спартаке… В конце концов, она совсем не чувствовала себя героиней, просто испуганной, загнанной в угол девчонкой, и без того уже пережившей чересчур много для своих лет и сил.
        Нюта и Кирилл неуверенно приблизились к надменному охраннику в сером камуфляже. Тот со скучающим видом взял пропуск Нюты, повертел в руках и хмыкнул:
        - Это что за филькина грамота? Временный. Бродяги, что ли? Тушинская? А вы в курсе, что ни туда, ни оттуда уже давно никто не может добраться? Если уж взялись пропуска подделывать, придумали бы что-нибудь похитрее.
        Нюте было ясно - охранник просто издевается со скуки. Но сейчас они целиком от него зависели. Она машинально пошарила в кармане комбинезона, пальцы наткнулись на что-то тонкое, Жесткое. Как же она забыла - у нее же еще осталось несколько Цепочек, которые она прихватила в разрушенном магазине на Сходненской! Достав одну из них, самую толстую, она протянула ее нехорошо поглядывавшему на нее мужчине и умоляюще сказала, заглядывая ему в глаза:
        - Пожалуйста, нам очень-очень нужно. Только до Краснопресненской. Там у нас… родственники.
        - Ладно, - пробормотал тот, пряча цепочку в карман. - Я вижу, ребята вы смирные и… эээ… воспитанные. Мало ли, что в жизни бывает. Но учтите, виза временная, транзитная. Попытаетесь с ней устроиться на работу в пределах Ганзы или попадетесь нашему патрулю за нарушение паспортного режима - пеняйте на себя!
        Он с ходу шлепнул им в пропуска какие-то штампы, а потом некоторое время с сомнением глядел, как парень и девушка, чем-то неуловимо похожие, стройные и высокие, в кожаных куртках и защитных штанах, идут по переходу. Как близнецы, только у парня волосы чуть покороче и потемнее, а у девушки светлые пряди рассыпались по плечам. Ее одеть как следует - красавица была бы. Он почему-то вспомнил свою толстую жену, для которой предназначалась полученная от девушки цепочка, и вздохнул.

* * *
        Позади сидящего старца с бородой стояли вооруженные юноша и девушка, словно охраняли переход. С некоторым трепетом миновав гигантскую скульптуру, Нюта и Кирилл спустились по лестнице, и после первого же шага по территории Ганзы Нюта поняла: все станции, которые она видела до сих пор, по сравнению с этой роскошью выглядят как обыкновенные дома рядом со сказочным дворцом. Здесь даже на потолке были красивые рисунки, а на полу светлая, красная и черная плитка складывалась в узоры. Нет, все-таки не зря они так старались попасть сюда!
        Впрочем, среди всего этого великолепия суетились те же люди, которым не было до них дела. Нюта чувствовала - если кто-нибудь и обратит на них внимание, то добра от него ждать не придется, поэтому она изо всех сил старалась держаться уверенно и независимо. Кирилл тем временем обратил ее внимание на дрезину, где уже сидели три человека. Оказалось, что машина (ее почему-то называли трамваем, хоть и ездила она по туннелям метро) ежедневно курсирует по всей кольцевой линии и через пятнадцать минут как раз должна отправляться в сторону Краснопресненской. Нюта и Кирилл, уставшие от окружающей суматохи и толчеи, безропотно отдали по три патрона за проезд и с облегчением уселись на жесткие лавки. Точно по расписанию - со слов машиниста, правление Ганзы очень гордилось такой точностью, хотя бы и пришлось гонять дрезины порожняком, что, правда, на его памяти случалось считаные разы - они тронулись с места и уже весьма скоро остановились на платформе Краснопресненской.
        Тут народу было поменьше. Нюта и Кирилл бродили по станции, разглядывая изображенных на стенах вооруженных людей. «Интересно, - думала Нюта, - почему чем ближе к центру, тем воинственнее становится убранство станций?» Дальше шли неизменные на любой станции торговые ряды. Внимание девушки привлекли красивые разноцветные шарфы крупной вязки, дырочки на которых складывались в причудливые узоры. Торговец охотно объяснил, что такие вяжут на Станции Улица 1905 года, но стоили они, на взгляд Нюты, неоправданно дорого - от тридцати патронов и больше, в зависимости от размера и количества цветов. Вздохнув, она отошла от прилавка, машинально отметив, что две женщины, проходящие мимо, закутаны как раз в такие вязаные накидки. Выглядело это еще лучше, чем на прилавке, но когда не знаешь, хватит ли у тебя послезавтра денег на тарелку похлебки, тут уж не до красоты. Хотя пройтись в таком наряде перед Лолой было бы крайне заманчиво…
        Устав, путешественники уселись рядышком прямо на полу возле пожилого торговца, на лотке у которого были разложены потрепанные книги. Кирилл машинально окинул взглядом пестрые томики и спросил у Нюты:
        - Ну, что ты решила? Останешься со мной или все же пойдешь на Беговую?
        - Почему ты не хочешь идти со мной? - предприняла последнюю попытку та.
        - Потому что не верю в эту затею, - ожесточенно сказал парень. - И потому что хочу жить в нормальном месте, а не выращивать на твоей Беговой свиней, или чем они там зарабатывают на жизнь? Нютка, мы же на Ганзе, понимаешь?! На могущественной, прекрасной, сытой Ганзе! Так чего искать от добра добра?
        Девушка покачала головой:
        - Не забывай слова того пограничника: на работу тебя здесь никто не возьмет, а патронов у нас совсем немного. Проедим все, и куда дальше? Попрошайничать? Воровать? И потом, я слишком долго ждала этой встречи и хотела увидеть место, где родилась, сделала первые шаги. Понять, кто я на самом деле. Пусть на Спартаке я была изгоем, диковинной зверушкой, будущей жертвой во славу глупого суеверия, но есть место, где меня помнят просто маленькой девочкой. Хочу хоть раз увидеть знакомые лица, вспомнить, а после этого готова идти с тобой, куда захочешь.
        Казалось, Кирилл заколебался.
        - Ну хорошо, давай договоримся так: я останусь здесь на несколько дней, на неделю, - неуверенно протянул он. - И если к этому сроку ты не вернешься, то буду знать, что я тебе не нужен, и тогда сам решу, куда мне идти.
        - Молодые люди, - обратился к ним скучавший пожилой торговец книгами, - Извините, конечно, что лезу не в свое дело, но вы так громко спорили - и не захочешь, а услышишь. Вы собираетесь на Беговую?
        - Да, собираемся, - быстро сказала Нюта, прежде чем Кирилл успел возразить. Торговец покачал головой:
        - Послушайтесь доброго совета: не надо вам туда ходить. По крайней мере, сейчас. На Улице 1905 года случилось что-то нехорошее, или вот-вот случится, их не поймешь. Одним словом, неподходящее сейчас время для путешествий в ту сторону.
        - Ну что ты каркаешь, дед? - спросил человек в защитной форме, небрежно листавший одну из книжек. - У них там вечно что-то нехорошее случается, такая уж это станция. И потом, там полно истеричных теток. Как только одной что-то померещится, другие тут же начинают вопить, что наступает конец света, хотя куда уж конечнее-то…
        - А вы там бывали? - спросила Нюта торговца. - Это правда, что Баррикадная, Улица 1905 года и Беговая - одна Конфедерация?
        - Эх, деточка, - пробормотал старик, оглядываясь на человека в защитной форме. - Сначала, может, и была Конфедерация, а потом одно название осталось. На Баррикадной все-таки немножечко легче жить - Ганза рядом, и нам кое-что перепадает. Гости появляются, торговля идет понемногу - не сказать, что шикарно, но жить можно. А вот на Улице 1905 года не очень-то хорошо - своего хозяйства у них почти нет, да и торговать особенно нечем. Хорошо хоть, нашли их сталкеры где-то на поверхности изрядный запас цветных шерстяных ниток, вот и вяжут пока на продажу шарфы, перчатки и жилеты, но все равно впроголодь живут. А вот на Беговой, я слышал, не так уж плохо. Во-первых, у них там в туннелях водятся лягушки размером с кошек, почему-то только в одном месте, дальше по метро не распространяются. Мясо у них вкусное, прямо как курятина, я пробовал. Правда, люди поговаривают, что неспроста это, и лягушки эти живут на близлежащем кладбище, где мертвецами питаются. Некоторые даже их из-за этого есть гнушаются, но я так думаю - по злобе наговаривают, из зависти. У нас сейчас, если рассудить, вся Москва-столица - одно
бесконечное кладбище, питайся, как говорится, не хочу…
        - А во-вторых? - жадно спросила Нюта.
        - Во-вторых? Они какие-то резервуары с топливом нашли, керосин там, солярка, держат это место в строгом секрете, а топливо понемногу продают. Раньше это называлось «естественная монополия». В прежней жизни про жителей Беговой сказали бы, что они «сидят на трубе». Но ведь даже в природе любое месторождение не бездонное, когда-нибудь иссякнет, и что тогда?
        Нюта представила себе жителей родной станции. У них есть топливо, которое можно продать, им необязательно работать, и они сидят на какой-то длинной трубе - уселись в ряд и беспечно болтают ногами.
        - Из-за этого топлива они со всей остальной Конфедерацией, кстати, и разругались, - продолжал, между тем, словоохотливый торговец. - Не захотели добычей по-братски распорядиться, даже скидку для своих не сделали. На Улице 1905 года обиделись и стали с них пошлину требовать, за провоз товаров по их территории. Но тем все равно выгоднее платить показалось, чем делиться, вот и вышло, что теперь каждый сам за себя.
        Рассеянно слушавший старика Кирилл вдруг углядел среди книг кое-что интересное для себя: брошюру с названием «Московский Зоопарк». Он с удовольствием листал ее, разглядывая крупных полосатых зверей и тонконогих розовых птиц.
        - Берите, молодой человек, - сказал торговец, заметив его интерес. - Я вижу, вы всерьез интересуетесь природой. Вам отдам всего за пять патронов.
        Кирилл вздохнул и жалобно посмотрел на Нюту.
        - Ладно, покупай, - сжалилась та. - Пусть это будет моим прощальным подарком. Заодно и посчитаем, сколько там осталось наличности.
        Осталось не густо - всего тридцать шесть штук. Вручив пять штук торговцу и убрав вожделенную книгу в рюкзак, парень великодушно отдал Нюте шестнадцать патронов, оставив себе пятнадцать.
        - Зоопарк-то здесь, наверху, - рассказывал тем временем торговец. - Беспокойное, скажу я вам, соседство. То и дело кто-нибудь из сталкеров пропадает.
        Старик говорил об этом совершенно спокойно, как о само собой разумеющемся факте.
        - Конечно, зверюшки, которые там остались, выглядят уже совсем по-другому, - продолжал он, - поэтому эта книжечка скоро станет не только библиографической, но и научной редкостью. Глядишь, если когда-нибудь человечество вновь отвоюет себе поверхность, по ней еще палеонтологию изучать станут!
        Нюта не знала, что такое эта самая «логия», зато у Кирилла загорелись глаза. Девушка видела - он уже забыл обо всем на свете и мечтает только о том, как бы всласть поговорить со стариком про Зоопарк и его обитателей.
        - Эй, - потрясла она парня за плечо, - давай прощаться, что ли?
        - Как, уже? - по-детски жалобно спросил Кирилл.
        Нюта чуть не рассмеялась. Ну как было на него сердиться?
        Они крепко обнялись и немного постояли так.
        - Возвращайся, Нюточка, - шепнул Кирилл, целуя ее в макушку.
        - Постараюсь, - серьезно сказала девушка. На мгновение ее затея вновь показалась ей глупой и бессмысленной. Зачем куда-то идти, кого-то искать, когда рядом стоит человек, которому она небезразлична? Может, и впрямь плюнуть на все и остаться с ним? Но она тут же тряхнула головой, отгоняя сомнения, решительно поцеловала парня в щеку, вырвала у него свою кисть и, не оглядываясь, почти бегом, устремилась к переходу.
        - Господи, как жалко-то девочку! - пробормотал торговец книгами. - Такая молодая, такая красивая…
        Глава 7
        КЛАНЫ УЛИЦЫ 1905 ГОДА
        Нюта перешла на Баррикадную. Здесь народу было еще меньше, да и места на станции было как будто меньше из-за массивных розовых колонн и узких проходов между ними. К тому же, кое-где в проходах были устроены жилища.
        В конце станции несколько человек оживленно препирались между собой. Одеты они были почти одинаково - в просторные штаны и жилеты поверх трикотажных фуфаек. Это были челноки, которые как раз собирались идти на Беговую. До них тоже дошли слухи о тяжелой обстановке на Улице 1905 года, и теперь торговцы совещались, не отменить ли поход. Мнения разделились. Двое мужчин и женщина средних лет решили идти, остальные были за то, чтобы остаться. Нюта подошла поближе.
        - Возьмете меня с собой? - спросила она. - Мне тоже нужно на Беговую.
        Один из мужчин скептически оглядел ее.
        - Отчего ж не взять? Чем больше народу, тем веселее. Стрелять-то умеешь?
        - Немножко, - сказала Нюта.
        Когда-то ей и вправду удалось пару раз выстрелить из ружья на Спартаке под присмотром Игоря.
        - Ладно, тогда дадим тебе автомат, временно, конечно, - пойдешь замыкающей, будешь прикрывать, если что. У нас-то поклажа, нам отбиваться несподручно.
        И Нюта согласилась - а что ей еще оставалось?
        - Ты не бойся, в целом тут туннель спокойный, - сказал ей тот, который был постарше. - Хотя на всякий случай хочу предупредить: иногда в нем привидение шастает.
        Нюта ошеломленно уставилась на него. Мужик вроде бы не казался сумасшедшим.
        - Да-да, - усмехнулся челнок, видимо правильно оценив ее замешательство. - Самое настоящее, без обмана. Сколько раз видел, да и не только я. Ничего особенно страшного, главное при встрече - не паниковать, тогда все будет путем. Люди его Безголовым зовут. Он с палочкой ходит и по шпалам постукивает, его издалека слышно.
        - Путевой Обходчик, что ли? - догадалась Нюта.
        Молодой нехорошо покосился на Нюту и суеверно сплюнул через плечо.
        - Кто ж о таких вещах перед дорогой говорит? - мягко упрекнул ее старший. - Нет, Обходчик сам по себе, и с ним, конечно, не дай бог встретиться. А то - Безголовый, в прямом смысле - головы у него нет на плечах, он ее отдельно носит, в сумке. А в другой руке, стало быть, палочка, дорогу нащупывать. С ним, главное, не растеряться: как только услышишь ритмичный стук, тут же садись возле стены и старайся с ней слиться. Само собой, не разговаривать и вообще звуков не издавать, а лучше всего - и дыхание задержать. Потому что если Безголовый услышит и обернется к тебе - все, считай, ты не жилец. А так мимо пройдет, не тронет.
        Нюта потерянно кивнула. Перспектива вырисовывалась совсем не радостная, но других вариантов не было.
        - Ну, еще бледные змеи могут попасться или еще какая живность. Там уж по обстановке смотри - если что, сразу стреляй. Да ты не пугайся - мы уж сколько раз здесь ходили, и ничего. Однажды только двоих потеряли, да еще один сам виноват - он от Безголового убежать решил. Вот и бегает где-то до сих пор, наверное…
        И, ободрив ее таким образом, старший дал команду выступать.
        Шли молча, в темноте слышалось только тяжелое дыхание и звук шагов. Старший светил вперед, но тонкий луч маленького фонарика еле освещал уходящие вдаль рельсы. Нюта, как и договаривались, была замыкающей, и ей все время мерещилось, что кто-то догоняет сзади, дышит в затылок. Вдруг старший резко остановился, вскинув левую руку. Видимо, привычные к таким сигналам, остальные челноки тоже застыли на месте, а вот не ожидавшая такого Нюта ткнулась носом в спину впереди идущей женщины и еле сдержала крик. Как оказалось, весьма своевременно: в наступившей тишине она отчетливо различила мерное глухое постукивание, а потом луч фонаря выхватил из темноты человеческую фигуру в черном пальто. В одной руке человек держал тонкую белую палку с крючком на конце, которой ощупывал шпалы, в другой - что-то вроде хозяйственной сумки, которую баба Зоя называла смешным словом «авоська». Головы у него и вправду не было.
        Старший, приказав прижаться к стене, спешно потушил свой фонарик. В полной темноте слышался только стук палки - ближе, еще ближе, вот уже совсем рядом. Нюта судорожно вздохнула, но чья-то рука вовремя зажала ей разом рот и нос. Стук прекратился. Тот, кто шел мимо них, словно бы остановился и прислушивался.
        Нюта внезапно ощутила какой-то отвратительный запах - плесени, грязного тряпья, тухлого мяса и еще чего-то, чему она не могла подобрать соответствия. Девушка почувствовала, что задыхается, что ее вот-вот стошнит. Кровь стучала в ушах так, что казалось, все бесполезно - уж этот-то громкий звук не приглушишь, и он разносится далеко под сводами туннеля. Еще минута, и она не выдержит, оттолкнет чужую руку и с визгом бросится бежать, все равно куда. И тут стук возобновился. Кошмарный обитатель туннеля шел прочь!
        Когда звук палки Безголового окончательно замер в отдалении, челноки поднялись на ноги. Еще какое-то время стояли в полной темноте, отчаянно прислушиваясь и стараясь дышать через раз, а потом старший выдохнул: «Пронесло!» и щелкнул кнопкой фонарика. Заплясавший по стенам лучик света показался Нюте самым прекрасным зрелищем в ее жизни.
        - Ну что, двинули? - спросил глава отряда, но тут неожиданно подала голос женщина:
        - Плохо мне что-то, Васильич! Сердце прихватывает. Можно, я еще посижу?
        - Другого времени, что ли, не нашла? - буркнул тот, опасливо оглядываясь назад.
        - Да мне немножко, минут пять. Отдышаться только.
        - Ладно, - нехотя сказал мужчина. Достал из рюкзака флягу с горячим чаем и протянул женщине. Сделав пару глотков, та бессильно опустилась на шпалы, Нюта, которая после пережитого тоже нетвердо стояла на ногах, села рядом.
        - Тебя как зовут-то? - спросила женщина, тяжело дыша.
        - Нюта.
        - А меня - Ася. Смотри, как ты меня схватила.
        И она вытянула руку, на которой выше запястья виднелись черные синяки. Тут только Нюта сообразила, что изо всех сил стискивала ее руку, пока Безголовый шел мимо. Смутившись, девушка забормотала извинения.
        - Ничего, - улыбнувшись, сказала Ася. - Я и сама перепугалась до смерти - это Васильич у нас бывалый, а я с Безголовым первый раз встречаюсь… Кстати, ты не видела, он и впрямь голову свою в руке несет?
        - Я только секунду его и видела, да и то чуть сердце из груди не выскочило, - созналась Нюта. - Но в руке у него вроде какая-то сумка была.
        - Наверное, туда он голову и положил, чтоб удобней было, - предположила Ася. - Не под мышкой же тащить…
        Но тут старший не выдержал:
        - Хватит болтать, бабы! Вставайте и пошли дальше - до станции не так уж далеко. А то он сейчас как вернется…
        Асе отдых пошел на пользу, но одно дело - идти налегке, и совсем другое - с тяжелой кладью на плечах. В итоге Нюта вручила женщине свой автомат, а ее тюк взвалила на себя - и охнула: ноша была совсем не женская. Оставалось надеяться, что Васильич прав и до станции идти не слишком долго. А еще все ее естество переполняла одна-единственная мысль: «Еще один переход, и я наконец-то достигну своей цели! Может быть, еще до вечера удастся увидеть маму. И растает, наконец, этот холодный ком в груди, который мешает мне жить».

* * *
        Пожилой патрульный станции Улица 1905 года проверял документы Нюты до странного долго. Остальные челноки уже давно топтались рядом, а он все разглядывал временный пропуск девушки, выданный еще на Тушинской, с отметками о пребывании на других станциях, шевеля губами, словно пытаясь что-то высчитать. Наконец патрульный, видимо приняв какое-то решение, объявил:
        - Что ж, добро пожаловать!
        И, сложив, пропуск, он решительно… сунул его себе в нагрудный карман.
        Нюта растерялась:
        - А… а как же документы? - заикаясь, пролепетала она.
        - Ничего, ты отдохни пока, - несколько смущенно протянул мужчина. - Давай я тебя отведу в столовую и скажу, чтоб покормили. А тем временем, глядишь, все и выяснится… А вы, - он обратился к челнокам, и в голосе его прорезались жесткие нотки, - чего толпитесь? Забирайте свое барахло и ступайте с богом.
        Отводя глаза, попутчики быстро попрощались с Нютой и, подхватив тюки, пошли по платформе. Ася, проходя мимо, быстро пожала ей руку и, кажется, всхлипнула.
        - Ну что ж, пойдем и мы, что ли? - приобняв девушку за плечи одной рукой, предложил патрульный и крикнул товарищу: - Вовик, я в комендатуру! Ты за старшего!
        Покорно идя рядом с мужчиной и машинально разглядывая станцию, казавшуюся родной сестрой Баррикадной, хотя и сильно подросшей (высокие квадратные розовые колонны и покрытые таким же розовым мрамором стены), Нюта отчаянно ломала голову, что там еще нужно выяснять с ее документами? С одной стороны, поводов для серьезной тревоги не было: пропуск подлинный, все штампы на месте, к тому же никто здесь про нее ничего не знал. С другой - пограничник явно темнил.
        Тем временем они подошли к большой брезентовой палатке, внутри которой обнаружилось четыре пластиковых стола и с десяток таких же стульев, некоторые - с обломанными спинками. В глубине виднелась железная печь со стоящей на ней большой закопченной кастрюлей, в которой помешивала черпаком пожилая женщина.
        - Присядь, - велел Нюте постовой, - я скоро.
        Подойдя к поварихе, он что-то прошептал ей на ухо, кивнув в сторону девушки, а потом быстро вышел из палатки. Выглянув следом, Нюта обнаружила, что идет он не обратно к блокпосту, а в самый конец зала, где виднелся какой-то закуток, огороженный листами фанеры и накрытый сверху странными волнистыми листами серого цвета.
        - Угощайся, дочка!
        Оказывается, повариха уже поставила на стол рядом с Нютой налитую до краев миску похлебки, исходящую ароматным паром, и ложку. У девушки, последний раз видевшей горячую пищу еще утром, сразу заурчало в животе.
        - Спасибо, - кивнула она, и принялась за еду. Что странно, повариха не спешила уходить. Присев за соседний столик, она смотрела на Нюту, подперев голову рукой. Девушка мысленно хлопнула себя по лбу, отложила ложку и полезла в карман, где лежали ее патроны.
        - Сколько с меня?
        Казалось, повариха даже испугалась.
        - Что ты, что ты! - замахала рукой она. - Кушай на здоровье, деточка! - И посмотрела на Нюту, как ей показалось, с жалостью, а потом еще и протяжно вздохнула. Пожав плечами, та вернулась к еде. «Странные они здесь какие-то, - думала она. - Сначала документы отбирают, потом кормят бесплатно…»
        После еды Нюта почувствовала, что у нее буквально слипаются веки: слишком уж насыщенным оказался этот день.
        - Простите, пожалуйста, - обратилась она к поварихе, которая что-то крошила на доске длинным ножом. - А этот вот мужчина, который меня привел, он скоро вернется? - И, не удержавшись, широко зевнула.
        - Притомилась? - всплеснула руками тетка. - Так пойдем, приляжешь пока, ножки вытянешь. Тут близко…
        Идти и впрямь оказалось недалеко - в нескольких метрах от палатки стояла металлическая жаровня с углями, вокруг которой были постелены матрасы. Буквально рухнув на один из них, Нюта подложила под голову свой рюкзак и провалилась в глубокий сон.

* * *
        Когда Нюта проснулась, то обнаружила, что кто-то заботливо укрыл ее ветхим, но теплым одеялом. Уже наступил вечер, половину ламп на станции потушили, зато повсюду зажглись костры. Вокруг жаровни рядом с девушкой сидели несколько женщин, несмотря на плохое освещение, вязавших толстыми крючками из разноцветных нитей что-то ажурное и узорчатое - то ли шарфы, то ли шали. Нюта припомнила - нечто похожее она видела на женщинах Ганзы. Мастерицы тихонько разговаривали между собой. Нюта прислушалась.
        - Андрея нет уже пятый день.
        - Наверное, уже не дождемся его.
        - Мой Ванька хотел идти его искать, так комендант не разрешил.
        - А у Коры спрашивали?
        - Да что она скажет? Она ведь в половине случаев ошибается. Сказала, что не видит его среди мертвых. И среди живых тоже.
        «Интересно, - мелькнула у Нюты мысль, - эта Кора - не та ли столетняя ведьма, о которой судачили работницы на Динамо?»
        Она приподнялась на локте и робко сказала:
        - Добрый вечер.
        Женщины покосились на нее и что-то невнятно пробормотали, уткнувшись в работу. Лишь одна, самая молодая, у которой вместо юбки был повязан на бедрах платок, из-под которого торчали еще штаны и грубые ботинки, несмело улыбнулась:
        - Добрый…
        - Добрый?! - тут же взвизгнула другая, с покрасневшими глазами (Нюта подумала, что она, наверное, недавно плакала). - Это называется, «добрый»?! После того, как у нас наверху дьявол поселился и все мы скоро передохнем?!
        На нее со всех сторон зашикали, почему-то оглядываясь на Нюту. Женщина притихла и теперь сидела молча, мрачно глядя на пылающие в жаровне угли. Казалось, она видит в их красноватом отсвете что-то свое, недоступное другим, потому что время от времени многозначительно кивала в ответ каким-то своим мыслям и бормотала под нос что-то неразличимое. Повисла неловкая тягостная пауза.
        - Что это у вас такое красивое? - спросила Нюта свою соседку, чтобы не молчать.
        - Шарф вяжу, - охотно отозвалась та.
        - Себе?
        - Какое там! Себе не могу такого позволить, - сокрушенно ответила женщина. Сама она была в выцветшей майке и темно-синих брюках, похожих на форменные, а сверху, видимо для тепла, накинула толстую вязаную серую кофту, когда-то, видимо, красивую, но теперь заношенную чуть ли не до дыр. Выразительное лицо мастерицы с большими темными глазами выглядело весьма миловидным, но видно было, что она давно махнула на себя рукой: кожа на руках потрескалась, явно давно не стриженные ногти чернели широкой «траурной» каймой, а грязные, сальные волосы были стянуты на затылке в неаккуратный пучок, чтобы не мешали.
        - На продажу. Себя прокормить и вон его, - она кивнула на очаровательного худенького малыша лет шести с огромными серыми глазами и светлыми кудрявыми волосами. Нюта обратила внимание, что мальчишка одет был получше: поверх застиранной маечки на нем был нарядный жилет с орнаментом. - Плохо то, что пряжа все время дорожает. Раньше ее сталкеры часто с поверхности приносили, а теперь все, не достать. А челноки втридорога дерут, работать уже почти невыгодно. Уж и не знаю, что делать. Это ведь у нас, считай, единственный источник дохода.
        - А почему сталкеры больше не приносят? - поинтересовалась Нюта. - Что, эти нитки так трудно найти?
        Вопрос, видимо, был из разряда дурацких. По крайней мере, все женщины уставились на нее так, словно она сморозила невероятную глупость. Но никто ничего не ответил, только та, с покрасневшими глазами, забормотала еще громче. Правда, Нюта сумела разобрать только уже слышанные причитания про «дьявола» и «все погибнем». А потом сидевшая рядом толкнула ее, и женщина снова затихла.
        Размышляя, как бы поделикатнее спросить, что тут происходит и где искать пожилого охранника с ее документами, девушка отметила, что женщины постоянно к чему-то прислушиваются. Словно они находились не в центре защищенной станции, а на примыкающем к самой поверхности блокпосту, где в любой момент можно ожидать нападения. То одна, то другая вдруг прекращала вязать и на несколько секунд настораживалась, а потом со вздохом опять бралась за работу. Нюта тоже попробовала прислушаться, но не услышала ничего, кроме самых обычных, житейских звуков: спорили два мужчины, кто-то с противным скрежетом драил котел, потом раздался женский крик: «Иванова пошлите к коменданту!» Откуда-то издали доносились глухие удары. «Рельсы чинят, что ли? - подумала Нюта. - Чего это они, на ночь глядя?»
        Кудрявый малыш вдруг захныкал:
        - Мама, а когда мяса дадут? Надоели грибы! Я мяса хочу!
        - Вот наказанье-то! - вскинулась мать. - Весь в отца! Ешь, что дают, а то, может, скоро и этого не будет. И не смей капризничать, иначе тебя утащит тот, кто сидит в пруду.
        - Маша, ты с ума сошла?! Накличешь! - наперебой заговорили сразу несколько женщин.
        На мальчишку угроза, как ни странно, подействовала. Он перестал хныкать и принялся корчить гримасы сидевшей неподалеку девочке примерно того же возраста в мешковатом платье, которая без всякого энтузиазма ковырялась в носу. Кто-то из женщин хлопнул ее по руке. Девочка на минуту прекратила свое занятие, потом с тем же отсутствующим выражением сунула грязный палец в рот и принялась сосать. Мальчишка пихнул ее ногой, та захныкала. Сидевшая рядом старуха отвесила обоим по подзатыльнику. Мальчишка ловко увернулся, девочка залилась ревом.
        - А что за пруд-то? - потихоньку спросила Нюта у Маши, которая казалась ей самой здравомыслящей.
        - Да ведь у нас тут Зоопарк наверху, - объяснила та. - Я маленькой бывала там когда-то. В нем большой пруд был, где гуси-лебеди плавали. Знаешь, какие они - лебеди? - с сомнением спросила Маша. Нюта кивнула. Лебедей и пруд она видела на картинке в потрепанной книжке у бабы Зои, которую она читала малышам на ночь. Все дети на Спартаке знали содержание книжки наизусть, но готовы были слушать его снова и снова. То была сказка про гадкого утенка.
        - А теперь в этом пруду, говорят, такое завелось, что его за километр обходить надо, - продолжала Маша. - Как будто мало нам одной напасти! Хорошо еще, что оно пока к нам не лезет, а там кто его знает. Мы тут вообще последнее время в постоянном страхе живем…
        Тут она умолкла, будто спохватившись, что сказала лишнее.
        Немного помолчав, Нюта спросила:
        - А что это там у вас в конце станции, вроде маленького домика?
        - Начальство, - охотно ответила Маша, видимо довольная, что чужачка перевела разговор на другое. - Комендатура.
        - Ага! - Нюта решительно поднялась на ноги, отбрасывая одеяло и закидывая на плечи рюкзак. - Туда-то мне и надо.
        У входа в закуток стоял вооруженный часовой, который, впрочем, пропустил девушку без вопросов. Внутри, за столом с исцарапанной поверхностью, сидел очень худой бритоголовый мужчина в шинели, наброшенной на плечи, и перебирал какие-то бумаги. На щите за его спиной был прикреплен неумелый детский рисунок, изображавший, судя по всему, солнце. Правда, оно почему-то было зеленым, со множеством длинных тонких ручек и ножек. Мужчина поднял глаза и без всякого удивления посмотрел на Нюту.
        - Здравствуйте! - решительно начала девушка. - Я бы хотела видеть коменданта.
        - Ну я комендант, - ответил бритоголовый. - А в чем, собственно, дело?
        - Дело в том, что ваш патрульный забрал мой пропуск, а мне срочно нужно попасть на Беговую. Не могли бы вы мне его вернуть?
        - А зачем тебе на Беговую? Да еще срочно? - вкрадчиво спросил комендант.
        Нюта замялась. У нее было правило - говорить о себе как можно меньше. Так, на всякий случай. С другой стороны, что плохого в желании воссоединиться с семьей?
        - У меня там родственники, - уклончиво сказала она.
        - Так-так, - мужчина побарабанил пальцами по столу. - Родственники, значит? А кто это может подтвердить?
        - Зачем? - не поняла Нюта.
        Комендант неопределенно хмыкнул и достал из ящика стола ее пропуск. Развернул и, подслеповато щурясь, приблизил к стоящей на столе керосиновой лампе с закопченной и сколотой сверху колбой.
        - Колыванова Анна Максимовна, - прочитал он и еще раз хмыкнул. - Что-то не припомню я на Беговой никакого Максима Колыванова…
        Под его оценивающим взглядом Нюта смутилась. Ни своей настоящей фамилии, ни отчества она не знала, поэтому когда на Тушинской ей оформляли пропуск, то она решила воспользоваться фамилией бабы Зои. Ну а отчество было выбрано в честь Макса.
        - Ну и что? - спросила она немного резко, пытаясь скрыть замешательство. - Вы же не можете знать всех людей в метро?
        - Допустим, - кивнул бритоголовый, - но дело, моя дорогая Анна Максимовна, даже не в этом. - Глаза его как-то странно бегали, как будто он старался не встречаться с девушкой взглядом. - Вот смотри, пропуск твой вроде выдан на Тушинской, причем временный, а не постоянный. Это раз. Два - в нем регистрационная отметка станции Гуляй Поле, самого что ни на есть анархистского притона. Как ты там оказалась? Только не надо мне сказки рассказывать, что тебе удалось по поверхности пройти, - на такое даже опытные сталкеры не решаются. Значит, или документ твой поддельный, или, если и вправду ты верхом шла, то не одна, а с большой группой обученных и хорошо вооруженных сообщников. Сразу возникает вопрос: зачем? С какой целью? Сейчас время такое, везде шпионов полно. Бдительность должна быть на высоте. Три - твои, как ты говоришь, родственники. Откуда я знаю, есть ли они на самом деле? Может, ты их придумала. Ты расскажи-ка мне про них поподробнее, как звать, чем занимаются, или, может, кто-то еще сможет твою личность подтвердить? Мы за пару дней постараемся уточнить, навести справки, и если слова твои
подтвердятся - никто тебя держать не станет.
        Глаза его при этом еще больше забегали. Нюта растерянно молчала. Она понимала - все, что она сейчас скажет, будет звучать очень неубедительно. Сказать правду, что ее увели в пятилетнем возрасте чужие люди? С родственниками тоже полная ерунда: фамилии дядьки Петра Нюта тоже не знала, да и не поймут они с матерью, про какую Анну Максимовну Колыванову их спрашивают, и честно скажут: «Нет, не знаем такой». Как бы еще у них самих после этого неприятностей не было. Но кто бы знал, что все так глупо получится! С поручителями тоже негусто: жена анархиста с Гуляй Поля Крыся и Кирилл все с той же Тушинской и, опять же, отметкой Гуляй Поля в паспорте. Упомянешь про них, и комендант окончательно убедится, что она шпионка или еще что похуже. Запрет где-нибудь, а то и прикажет казнить без суда по законам военного времени. Как же обидно - так влипнуть за один перегон до цели!
        - Вот видишь, - удовлетворенно заключил бритоголовый, заметив ее растерянность. - Чувствую я - темнишь ты что-то, голуба моя. Никуда я тебя не выпущу без выяснения всех обстоятельств. Да ты не бойся, люди у нас добрые, кормить тебя будут бесплатно, я уже распорядился. Живи себе покуда, отдыхай, потом еще поговорим. Я тебя вызову.
        Возражать было бесполезно, поэтому Нюта пожала плечами, вышла из комендатуры и направилась обратно к жаровне и своему рюкзаку. «Странно, - размышляла она по дороге, - если меня и впрямь приняли за шпионку, почему не посадили под стражу до выяснения обстоятельств? Даже не обыскали и позволили свободно разгуливать по станции. Может, бритоголовый сам не уверен в моей опасности, просто по каким-то причинам не хочет отпускать на Беговую? Или, - похолодев, подумала она, - именно потому он и разрешил разгуливать, зная, что потом меня все равно убьют? Ведь без пропуска со станции никуда не деться, да и часовых на блокпостах наверняка предупредили…»
        И тут Нюте снова полезли в голову самые абсурдные предположения. А что, если за ней действительно все время следили? Может, кто-то всерьез думал, что она обладает уникальными способностями? Кирилл обмолвился, что на Тушинской следить за ней поручили его отцу. А отец этот совершенно случайно оказался бывшим биологом. Затем ее решили переправить в центр - ну, предположим, для изучения. От все тех же вездесущих анархистов она краем уха слышала, что в некоторых местах метро существуют тайные лаборатории, где ученые исследуют людей с отклонениями, таких, как она. И сопровождать ее поручили Кириллу, который все время ходил за ней по пятам, не спуская глаз, хотя Нюта чувствовала, что порой раздражает его ничуть не меньше, чем он ее. Поэтому-то он и сопротивлялся только для виду, когда она тащила его со станции на станцию, а на Краснопресненской так легко расстался с ней потому, что незаметно передал другому тайному соглядатаю. Он, собственно, еще на Белорусской хотел расстаться, и остался с ней еще на некоторое время, просто чтобы не вызывать подозрений. А потом, наверное, с облегчением поспешил обратно
на Динамо, к Лоле, - то ли неприятно было присутствовать при развязке, когда Нюту схватят, то ли не хотел, чтобы она знала о его неблаговидной роли во всем этом. Все-таки у них вроде как взаимные чувства возникли… И теперь Нюту же будут удерживать здесь, пока за ней не приедет заказчик, чтобы отвезти в эту тайную лабораторию, а уж оттуда она точно живой не выйдет.
        Нюта горько усмехнулась: придет же такое в голову! Услышь все это Кирилл, он бы, наверное, посмеялся и опять сказал, что у нее мания величия или начиталась Крысиной книжки с яркой обложкой. Интересно, а челноки, с которыми она шла, тоже были подставные? Вряд ли - уж очень натурально они выглядели, и у Аси сердце правда прихватило, такое не сыграешь. «Стоп! - решительно сказала себе девушка. - Так и свихнуться недолго». В любом случае, пока она не связана, не заперта, а в рюкзаке даже лежит нож, прихваченный со Спартака. Если даже сбудутся самые худшие опасения, живой ее ни в какую лабораторию не доставят. Значит, нужно смотреть, слушать и ждать.

* * *
        Когда она вернулась к костру, женщины восприняли это как должное. Нюта, улучив момент, стала расспрашивать Машу о таинственном Зоопарке. Теперь она даже жалела, что не пролистала ту брошюру, которую купил на Краснопресненской Кирилл. Маша рассказала, что когда люди еще жили наверху, они привозили диких животных из других стран и сажали их в клетки, чтобы все желающие могли на них посмотреть. Нюта подумала, что Кирилл, наверное, очень бы порадовался, если бы смог попасть в такое место. Он ведь мечтал изучать зверей, а там для этого самые подходящие условия. Только жаль животных - им, наверное, очень тоскливо было все время сидеть на одном месте.
        - Не зря, значит, звери людей боялись, - сказала она Маше.
        - Ты думаешь, им так плохо было в клетках?
        - Конечно плохо, - убежденно сказала Нюта, - ведь они не могли гулять по своей воле. У нас на станции в клетках сидели крысы, которых разводили для еды. Но это понятно, люди ведь без еды не могут. А просто так, для забавы, держать в клетке кого угодно - человека или зверя, - по-моему, ужасная гадость.
        Маша искоса посмотрела на нее.
        - Можно подумать, ты знаешь это на собственном опыте, - сказала она, и Нюта испугалась - вот сейчас женщина поинтересуется, почему она убежала со своей станции. Но Маша ни о чем спрашивать не стала, а наоборот, как будто смягчилась.
        - Так значит, ты любишь свободу? - задумчиво сказала она. - Это хорошо. Не думай, я тоже свободу ценю - и не только свою. За это вот и расплачиваюсь, - она кивнула на сына. - Одна с мальчишкой вожусь, отец его и знать не хочет. Хотя могла бы к коменданту обратиться, он бы обязал его кормить ребенка. Я, видно, из таких, которым за других всю жизнь приходится отдуваться. А о животных по себе не суди - мы в их шкуре не бывали и мыслей их не знаем. Может, им в клетках не так и плохо было. В природе ведь естественный отбор - больные и слабые гибнут. А в Зоопарке их кормили, лечили, заботились о них. И как бы там ни было, теперь хозяева наверху - они. Дождались своего часа, вышли на волю, а нас загнали в подземку, да и сюда уже пытаются добраться. Хорошо, если сразу сожрут, а вдруг там уже какие-нибудь разумные монстры появились? И будут уже нас держать в клетках, на потеху своим детенышам.
        - А ламы в Зоопарке тоже были? - почему-то вспомнила Нюта про старый разговор.
        - Конечно были. А ты о них откуда знаешь? Рассказывал кто-нибудь? Ламы жили на таких искусственных горках, огороженных проволочной сеткой, а перед нею был еще ров.
        - Это чтобы они не кидались на посетителей?
        Маша фыркнула:
        - Скорее, чтобы посетители не кормили их всякой дрянью и не пугали. Ламы питались травой и людей боялись. Как бы тебе понятнее объяснить? Ну, вот как свиньи, например. Нет, свиньи - неудачный пример. - Маша нахмурилась. - Говорят, на одной станции они как-то грудного ребенка загрызли, который случайно к ним в загон попал.
        - А как грудной ребенок мог случайно попасть к свиньям?
        - Темное дело, вообще-то, - согласилась Маша. - Может, мать была свинаркой, а может, - тут она понизила голос, - специально хотела от младенчика избавиться? Но это ж какой жестокой и отчаянной надо быть? У нас вот за такое полагается смертная казнь. Даже если ей его кормить было нечем, отдала бы кому-нибудь на воспитание. Хотя могло быть и так, что младенчик мертвеньким родился, тогда все равно. Ты вот на Соколе была, это правда, что там покойников в биореактор кладут и свиньям скармливают?
        Нюта очень удивилась, что Маша так много о ней знает. Вроде бы про Сокол она ничего не рассказывала. Но отпираться не стала и подтвердила - да, слышала на Соколе такие рассказы, а уж правда это или нет, про то, наверное, одни свинари наверняка знают. Но они люди угрюмые, и с ними особо не разговоришься.
        Потом Маша сказала, что в Зоопарке ей всегда нравилось, там были всякие увеселения, а для детей продавали сладости и игрушки.
        - Интересно, как там сейчас? - задумчиво спросила она. - В зоопарке ведь было много крупных, сильных и опасных животных. Если в результате мутаций страшными стали даже обычные собаки и кошки, то даже представить трудно, как теперь выглядят настоящие хищники - волки, тигры, медведи… Да и змеи ядовитые там жили в специальном подземном павильоне. Некоторые звери, наверное, разбежались по городу, а многие остались здесь. Поэтому сталкеры, выходящие в город с Краснопресненской и Баррикадной, часто не возвращаются обратно. Что ни день, то какие-нибудь тревожные новости. У нас вот до поры до времени было спокойно, а теперь тоже в страхе живем…
        Нюта вновь хотела спросить, чего же здесь все так боятся, но тут Маша отвлеклась на сына: неугомонный мальчишка сел слишком близко к костру и прожег себе штанину.
        - Горе мое! - кричала на него Маша. - Где я тебе столько одежды напасусь? Новые штаны не получишь, и не надейся. Господи, и так уже заплаты ставить некуда, - сокрушалась она. - И вообще, тебе давно уже пора спать. А ну марш!
        И, несмотря на протестующие вопли, она повела сына укладывать. Их палатка, как оказалось, стояла совсем рядом, и Нюта отчетливо слышала Машин усталый голос:
        - Лежи смирно, а я расскажу тебе сказку про Добрыню Горыныча и Змея Никитича. Едет сталкер Добрыня Горыныч в костюме химзащиты на дрезине по туннелю, автомат крепко в руках сжимает. А крылатый трехголовый Змей Никитич испугался и в логово свое забился.
        - А почему крылатый? Разве змеи бывают крылатые и трехголовые? - удивился мальчишка.
        - Мутант потому что. В метро все бывает. Слушай дальше. Змей Никитич просит: «Не губи ты меня, Добрынюшка, у меня малые детушки». А Добрыня отвечает: «Не будет тебе пощады. Если я тебя не убью, вырастишь ты своих детушек, и сожрут они всю нашу станцию, как на Полежаевской всех сожрали». И расстрелял в упор змея и детушек его. Тут и сказке конец. Да чего ты ревешь-то?
        - Детушек жалко! Они же маленькие!
        - А что делать? Или мы их, или они нас… Ну, спи.
        Маша вернулась к костру, чтобы выпить перед сном чая, но когда Нюта хотела расспросить ее о жизни на станции, хмуро сказала, что устала, как собака и сама только и думает, как бы лечь спать.
        Нюта улеглась в той же палатке, что и Маша с сыном, а кроме них - еще одна женщина. На станции постепенно все затихло, и тут девушка снова обратила внимание на странные звуки. Кто-то глухо и неритмично ударял в металлическую поверхность, чем-то скрежетал по ней, словно какие-то одержимые кузнецы беспорядочно лупили молотами по железу.
        - Маша, - спросила она, - а у вас здесь что, какие-нибудь цеха?
        - Нет, с чего ты взяла? - неохотно отозвалась та.
        - А что это там грохочет?
        - Ничего. Спи! - буркнула Маша. Но Нюта чувствовала - обе женщины тоже прислушиваются к странному шуму.
        - Интересно, сколько еще выдержат ворота? - спросила их соседка, ни к кому вроде не обращаясь.
        - Да хватит уже ныть! - злобным шепотом выкрикнула Маша. - И без того тошно! Сами не хотите спать, так хоть мне не мешайте!
        Ночью Нюте приснился Зоопарк. Светило солнце, по ровным дорожкам бродили нарядные дети, жующие сласти и держащие за руку родителей. Везде стояли громадные клетки с тварями вроде тех, которых Нюта видела на поверхности. В одной клетке даже сидел небольшой паук, притворявшийся безобидным, но глаза его злобно сверкали - видно было, как ему хочется схватить ближайшего хохочущего карапуза. На горке, огороженной проволочной сеткой, мирно паслись ламы вроде тех, которые гнались за ними на улице Свободы. Иногда они, подняв головы, окидывали посетителей нехорошими оценивающими взглядами, но, убедившись, что те находятся вне пределов их досягаемости, разочарованно продолжали щипать травку. Вдалеке виднелась темная гладь пруда. По нему наперегонки плавали лебеди и водяные крысы. И вдруг в одну минуту все изменилось. Послышались взрывы, кое-кто из людей упал, другие начали растерянно метаться. Плакали дети. Нюта, как зачарованная, смотрела, как ламы гигантскими прыжками перемахнули проволочную сетку и кинулись на посетителей, разевая клыкастые пасти. Из опрокинутой клетки выползал паук, на ходу увеличиваясь в
размерах, а в другой, все еще запертой, метался большеглазый лемур (почему-то Нюта была твердо уверена, что это именно он) и тряс прутья, но никак не мог выбраться наружу. «Они погибнут, - подумала девушка. - Они все погибнут». Она хотела подбежать и открыть клетку, но тут за спиной отчаянно заголосил ребенок. Нюта обернулась на звук и проснулась. Ребенок и вправду плакал где-то неподалеку, его успокаивала мать. «Вот и ответ, - подумала Нюта. - Теперь я знаю, что случилось с большинством животных в Зоопарке. Те, которые не погибли сразу, просто не смогли открыть клетки и вырваться на волю, а людям в этот момент было уже не до них. И бедные звери медленно умирали взаперти от голода и жажды…»

* * *
        Утром, во время завтрака, Нюта вдруг заметила необычную женщину, резко отличающуюся внешним видом от всех прочих обитательниц станции, которая, стоя рядом со входом в столовую, внимательно смотрела на нее. Видимо, она очень любила все черное: на ней было длинное черное платье, похожее на халат, расшитый какими-то бусинами, тоже черными, но блестящими, и изящные черные туфли вроде тех, что нашла Крыся, но без каблука. Черные гладкие волосы женщины блестели, а черные глаза смотрели ласково. Нюта подумала, что рядом с такой красавицей даже жеманная Лола почувствовала бы себя тем самым гадким утенком из сказки. Что уж говорить о ней самой, облаченной в старую и явно великоватую ей кожаную куртку, неопределенного цвета мужскую рубаху и такие же брюки с обрезанными штанинами, подаренные сердобольными анархистами и кое-как ушитые под ее отнюдь не мужскую комплекцию? К тому же девушка только сейчас осознала, что костюм давно уже не мешало бы постирать.
        Поняв, что ее заметили, красавица улыбнулась и поманила Нюту к себе. Медленно отставив кружку, из которой она успела глотнуть всего пару раз, девушка встала и направилась к выходу. Попутно она отметила, что остальные женщины в столовой как-то неприязненно притихли - они явно знали любительницу черного, но ее появление восторга у них не вызвало. «Началось!» - подумала Нюта и порадовалась, что утром успела незаметно вытащить из рюкзака нож и сунуть его за подкладку куртки так, чтобы при необходимости можно было быстро достать.
        - Пойдем со мной, дитя мое. Надо поговорить, - сказала женщина и величаво пошла впереди, даже ни разу не оглянувшись, чтобы проверить, идет ли за ней Нюта. Впрочем, та и не думала противиться.
        Против всех ожиданий, женщина привела Нюту не в Комендатуру, а в небольшую палатку, на полу которой лежал узорчатый коврик, а поверх него - два добротных спальных мешка и подушка. Еще Нюта успела заметить несколько потрепанных книг, красивую деревянную шкатулку с резной крышкой и овальное зеркало. Но главное, теперь можно было как следует рассмотреть саму женщину, усевшуюся напротив Нюты. Оказалось, что она не так уж молода, но в полутьме палатки трудно было определить, сколько ей лет. К тому же здесь, в метро, многое зависело от того, какую жизнь ведет человек. Женщины старились раньше, и двадцатилетняя могла выглядеть на все пятьдесят. И все же, несмотря на ухоженность, Нюта решила, что хозяйке палатки лет сорок, а может, даже больше.
        - Я знаю, ты Нюта, - сказала женщина. - А меня зовут Мура.
        «Никогда не встречала такого странного имени», - подумала Нюта, но прежде, чем она успела открыть рот, в палатку заглянул какой-то мужчина. В отличие от хозяйки, он был одет подчеркнуто просто - в выцветшую черную футболку с каким-то рисунком и штаны в обтяжку. Но простая одежда лишь подчеркивала его стройную мускулистую фигуру, необычайно выразительное породистое лицо, огромные серые глаза чуть навыкате и светлые волосы до плеч, уже заметно тронутые сединой. Кого-то он Нюте смутно напомнил, но кого именно, она сообразить не успела. Мужчина как-то странно, очень внимательно посмотрел на девушку.
        - Это Вэл, - представила его Мура. - Вэл, познакомься, наша гостья Нюта.
        Мужчина кивнул, и у Нюты почему-то возникло ощущение, что он, равно как и красавица, уже что-то о ней знает.
        - Нам с Нютой предстоит серьезный разговор, - сказала Мура, заметив ее замешательство, - так что не смущай ребенка своим брутальным видом, а лучше принеси нам чая.
        Вэл снова кивнул и исчез, а Мура стала расспрашивать Нюту, откуда она родом и как сюда попала. Странно, но ее вопросы вовсе не выглядели бестактными или назойливыми, наоборот, Нюте было приятно, что кто-то проявляет к ней такое искреннее участие. Она и сама не заметила, как у нее в руках появилась кружка с дымящимся чаем, а Вэл снова ушел, прежде чем Нюта успела его поблагодарить. Впрочем, она не сильно расстроилась: в присутствии этого красавца, который был даже эффектнее Кирилла, ей было неловко вдвойне, словно гадкому утенку в лебединой стае.
        Сначала Нюта рассказала Муре про Сокол и про Веру, потом про анархистов и расставание с Крысей, потом - вкратце - о путешествии по поверхности. Женщина то и дело ахала, всплескивала руками и переспрашивала в особенно напряженных местах. И Нюта вдруг разрыдалась и рассказала ей все с самого начала - и про Верховного, и про бабу Зою, и про бегство со Спартака, умолчав лишь про мать, оставшуюся на Беговой, и про то, что они с Крысей убили человека. Зато как ее нашли в туннеле и постоянно этим попрекали, подозревая неизвестно в чем, скрывать не стала. Мура пыталась задавать наводящие вопросы о том, как Нюта вообще в этом туннеле оказалась, но девушка отвечала очень уклончиво, ссылаясь на малый возраст и плохую память. В итоге у женщины сложилось впечатление, что маленькая Нюта просто заблудилась и отстала от своих.
        Как бы там ни было, Мура не стремилась выпытать все до малейших подробностей. Она сидела и гладила Нюту по волосам, а та плакала у нее на коленях. Мура что-то говорила над ней, причитала, и Нюте казалось, что она опять возле любимой бабы Зои, поэтому она не сразу осознала, что именно все время повторяет эта женщина в черном:
        - Бедное мое дитя, если бы я только знала! Сколько ты пережила! И надо же было такому случиться! Теперь из-за этой идиотки Коры заварилась такая каша…
        Нюта еще ничего толком не поняла, но сразу почувствовала, что сейчас начнется самое интересное. Она отстранилась от женщины в черном, вытерла слезы рукавом рубахи и снова превратилась в сосредоточенного, настороженного зверька. Через мгновение напротив Муры сидел уже не рыдающий ребенок, а собранная и весьма решительно настроенная молодая женщина.
        - Я же не дура, я чувствую, что вокруг меня происходит что-то странное, - произнесла она. - Пожалуйста, расскажите мне все.
        И Мура принялась рассказывать.

* * *
        Оказывается, здесь уже давно, хотя и считалось, что правила для всех едины, негласно существовали два клана. Членов одного из них называли муравьями, хотя на самом деле живого муравья уже лет двадцать никто не видел. Разве что сталкеры рассказывали о гигантских насекомых, иногда встречавшихся на поверхности, но муравьи-то были или нет - поди, спроси у них…
        Мура пояснила специально для Нюты, что муравьи - очень общественные насекомые, они возводят свои жилища коллективно, и каждый из них понимает - его жизнь ничто по сравнению с жизнью коллектива. То есть, не понимает, конечно, мозгов-то у него нет, но такая программа в него самой природой заложена. В случае опасности муравьи первым делом кидаются спасать самое ценное - своих личинок. Муравьи целыми днями трудятся ради родного муравейника, летом делают запасы на зиму, и у них существует четкая иерархия.
        Соответственно, члены клана муравьев тоже считают, что все равны, - ну, как и красные. Конфедерация 1905 года изначально была построена на этих принципах. Муравьи считают, что их главная задача - всячески способствовать благоденствию и укреплению станции и заводить как можно больше детей, чтобы род человеческий не иссяк. При этом муравьи невежественны, и их интересуют только те знания, которые могут непосредственно пригодиться на практике. Сами же они считают это своим достоинством и нетерпимо относятся к инакомыслящим.
        А другой клан как раз и составили инакомыслящие, называющие себя индиго. Собственно, в клан они объединились вынужденно, чтобы как-то противостоять агрессивности муравьев, потому что сами вовсе не склонны были к коллективизму. Каждый из членов этого клана отличался какими-нибудь уникальными способностями, и они считали, что негоже им губить свои таланты однообразным трудом. Здесь во главу угла ставилась личность, а не коллективные интересы. И, конечно, в суровых условиях метро муравьи давно нашли бы способ разделаться с изгоями, но все оказалось не так просто: таланты индиго иногда очень пригождались всему станционному социуму. Те, смекнув это, пытались зарабатывать себе на жизнь своими способностями, хотя в целом им приходилось трудно - чаще всего у самих муравьев еле хватало еды и предметов первой необходимости, к тому же, как и все ограниченные люди, они были скуповаты, подозрительны и хотели точно знать, за что платят. Понятное дело, что ни о какой приязни или даже простых добрососедских отношениях между кланами речи идти не могло: муравьи ненавидели отщепенцев за то, что те не желают пачкать
руки тяжелой черной работой, а те презирали их за невежество и косность. Муравьи, чаще всего, вели оседлый образ жизни, за пределы своей станции если и выбирались, то редко и неохотно. Люди клана индиго, наоборот, при первой возможности отправлялись путешествовать, чтобы узнать что-нибудь новое и подзаработать на других станциях. У них были знакомые почти везде, и не только на близлежащих станциях, но и, по слухам, даже на Красной ветке и в Четвертом Рейхе.
        Все это было очень интересно для расширения кругозора, но Нюта пока не совсем понимала, какое отношение порядки на станции имеют к ней. Но Мура, тем временем, словно уловив мысли девушки, перешла к сути проблемы.
        Как оказалось, сейчас на Улице 1905 года сложилась крайне тяжелая обстановка: какой-то монстр по непонятной причине облюбовал павильон станции для своего жилища и постоянно делает попытки проникнуть сюда, внутрь. Пока ему это не удается, но кто знает, что будет дальше? Люди на станции уже давно живут в постоянном страхе, ведь ни значительного числа бойцов, ни даже тяжелого вооружения тут нет. В таких условиях отчаявшиеся жители позабыли прежние раздоры и сообща пошли на поклон к гадалке клана индиго Коре - может, хоть она предскажет, есть ли надежда на спасение?
        - Между тем, гадалка из Коры вообще-то не слишком хорошая, - сочла нужным пояснить Мура. - Ее пророчества всегда очень туманны, да и сбываются примерно в половине случаев. У нас тут даже шутка ходила: пришел сталкер перед выходом на поверхность узнать, вернется ли он обратно. Кора патроны забрала, потом руками у него перед лицом поводила и говорит: «Пятьдесят на пятьдесят». «В смысле?» - не понял тот. «Ну, или вернешься, или нет…»
        Несмотря на то что веселого в рассказе было маловато, Нюта не сумела сдержать улыбки:
        - Да уж, точность на высоте! Но послушайте, Мура, если эта Кора так плохо гадает, почему она не займется чем-нибудь другим?
        Женщина уставилась на нее с явным изумлением.
        - То есть как это, «другим»? Ведь она гадалка! Не может же она просто так бросить свое ремесло и растить шампиньоны или вязать!
        - Но если она часто ошибается, значит, она плохая гадалка, в свою очередь удивилась Нюта. - Наверное, она ошиблась в выборе призвания.
        - Ты не понимаешь, - покачала головой Мура. - Просто ты еще очень молода и не знаешь жизни. Так было всегда, и до Катастрофы тоже. В любой профессии, будь то наука, производство или сфера обслуживания, было процентов десять талантливых, которые двигали ее вперед, еще процентов тридцать-сорок просто хороших и добросовестных работников, а все остальные, то есть половина - посредственности, которые вообще ничего из себя не представляли. Правда, в последние годы перед Катастрофой, когда мерилом успеха стали деньги, положение начало меняться. Способные получили возможность зарабатывать, а остальные иной раз вынуждены были уходить в другую область - иногда себе же на пользу. Но вообще-то посредственные работники часто компенсируют свои недостатки исключительной цепкостью и зубами держатся за свое место. Не уверена, что ситуация сильно изменилась, скорее наоборот: почему-то именно талантливые люди быстрее других гибли или отчаивалась в Метро, а вот посредственность расцвела пышным цветом. Поэтому Кора гадалка, и гадалкой умрет. Просто она неважная гадалка, но ведь конкурентов у нее все равно нет, так что
люди в трудных случаях идут к ней за советом и помощью. Значит, она нужна им.
        Разобравшись с этим вопросом, Мура продолжала:
        - Когда Кору спросили, что нас ожидает, она, конечно, приложила все усилия, чтобы узнать ответ. Жевала какие-то особые грибы, растущие в отдаленных туннелях и доставляемые челноками за бешеные деньги, впадала в транс и разглядывала свой магический стеклянный шар. Но в результате получила лишь одно неясное откровение: станцию спасет дева, пришедшая с Севера.
        - И правда, туманно, - пробормотала Нюта.
        - А пророчества всегда туманны. Вот, например, она как-то изрекла: «Есть Четвертый Рейх, а Пятому не бывать». Почему так - никто не знает. В это можно только верить или не верить.
        - И вовсе это не про Четвертый Рейх было сказано, а про Третий Рим, и не Кора это говорила, - досадливо сказал заглянувший к ним Вэл. - Ты просто все перепутала.
        - Может быть, - покладисто согласилась Мура и продолжала рассказ. - Несмотря на неопределенность предсказания, муравьи за неимением лучшего ухватились за него и начали отслеживать всех посетителей станции. Ты, дитя, не первая - одну девушку, на свою беду пришедшую к нам с челноками, уже против ее воли отправили на поверхность. Как и следовало ожидать, она не вернулась, зато монстр, судя но всему, прекрасно себя чувствует и продолжает скрестись в ворота с удвоенной силой. Муравьи опять к Коре, а та им отвечает: «Значит, это была не та дева. Ждите». И вот дождались.
        Из дальнейших объяснений Нюта с ужасом поняла, что как минимум все муравьи, а вместе с ними и часть индиго, всерьез считают ее той самой девой-спасительницей. Во-первых, она пришла почти что с Севера. Во-вторых, если и вправду сумела добраться по поверхности от Сходненской до Гуляй Поля, значит, действительно героиня, которую на Улицу 1905 года привела сама судьба.
        В другом случае девушка, конечно, слегка задрала бы нос, но сейчас у нее волосы встали дыбом.
        - То есть, вы хотите сказать, - на взводе начала она, - что меня отправят воевать с монстром, с которым не могут сладить даже местные бойцы, только потому, что вашей неумелой гадалке чего-то там под грибами привиделось? А когда он и меня сожрет, она опять разведет руками и скажет: «Ну, значит, и не про эту деву в пророчестве говорилось»?!
        Мура пожала плечами, скорбно глядя на Нюту.
        - А если я откажусь идти на смерть? Сама объявлю на всю станцию, что в пророчестве говорится вовсе не обо мне, что я никакая не спасительница и вообще никому и ничем тут не обязана?!
        - Боюсь, у тебя просто нет выбора. Со станции тебя по-всякому не выпустят, комендант уже распорядился. Да и муравьи уже так напуганы и отчаялись, что готовы ухватиться за любую соломинку. Откажешься - найдут повод заставить. Навесят на тебя каких-нибудь грехов, твоих или чужих, неважно. Если покопать, за каждым что-нибудь да найдется, а наш комендант большой специалист по таким делам, все-таки бывший милиционер. Он как раз тут служил, в метро, поэтому и спасся, и людей сумел организовать, и власти добился. В общем, пригрозят расстрелом, или кормить перестанут - куда ты денешься. Сразу согласишься по-хорошему, так хоть какой-то шанс спастись будет.
        - Да он просто убийца, ваш комендант! - вырвалось у Нюты.
        - Ну-ну, не надо так сгущать краски, - примирительно пробормотала Мура. - Он тоже человек несчастный: полгода как жену схоронил, то ли от воспаления легких, то ли от астмы, а недавно еще и единственный ребенок, Алиночка, пропала. Может, конечно, найдется еще, да только опасаемся мы: она же такая впечатлительная была, может, решила сама на поверхность податься, станцию спасать?
        Нюта поняла, что опять оказалась крайней в чужой игре. Эта женщина, сперва казавшаяся такой участливой и милой, на самом деле тоже преследовала свои цели. Вот и сейчас Мура чуть ли не со слезами говорит об этой Алиночке, которая, может, наслаждается уютом на соседней станции, а до отправляемой на смерть под дулом автомата чужачки ей и дела не было.
        - Мне надо подумать, - сухо сказала она.
        - Разумеется, - тут же торопливо согласилась Мура. - Лучше, если ты придешь к этому решению добровольно, осознавая, на что и во имя чего идешь. Я слышала, что у солдата, настроенного на победу, шанс выжить куда выше, чем у того, который заранее считает себя убитым.
        Нюте ясно было, что и сама Мура слабо в это верит, и говорит это просто для того, чтобы ее приободрить. Но поскольку другого выхода ей все равно не оставалось и предложение подумать было чистой формальностью, к словам красавицы, явно занимающей среди индиго не последнее место, стоило прислушаться. Да и потом, раз уж за Нюту все решили заранее, стоит, по крайней мере, получше узнать об этом неведомом звере - может, тогда у нее появится хоть малюсенький шанс спастись? Или даже попытаться убежать, а пока тянуть время и делать вид, что она склонна согласиться? Может, удастся придумать, как прошмыгнуть ночью мимо кордонов и уйти на Беговую или обратно на Баррикадную?
        Девушка немного приободрилась, и Мура, глядя на нее, подумала, что «спасительница» начинает свыкаться с предназначенной ей участью.
        - Возможно, у тебя действительно особая миссия, - сказала она. - То, что ты в детстве уцелела там, где погибли взрослые, - тоже не случайность. Я, разумеется, не хочу сказать, что, прожив среди монстров несколько дней, ты стала одним из них, - торопливо поправилась она, - но, возможно, какие-то твои скрытые способности заставляют их принимать тебя за свою. А этот случай на поверхности, когда только ты видела девушку на рельсах и в результате спасла и себя, и своих спутников? Конечно, никакой девушки на самом деле не было, просто ты ждала знака и сумела правильно его истолковать. А знак мог быть каким угодно. Вы незадолго до этого говорили о девушке, гуляющей по рельсам, и, видимо, этот образ сильно запал тебе в душу, а потом в нужный момент просто трансформировался в сгусток информации, который принял ожидаемую форму. Если бы ты жила на нашей станции, то обязательно принадлежала бы к клану индиго, ведь именно умение воспринимать информацию извне и обращать ее себе на пользу как раз и отличает нас от остальных. От тех же муравьев, которые считают, что выживут, если будут тупо следовать неизменным
правилам. Возможно, это умение выручит тебя и на этот раз. А я обещаю тебе помочь, чем смогу.
        - Научите каким-нибудь тайным боевым приемам, что ли? - не удержалась от колкости Нюта. - Чтобы ваш зверь сожрал меня не сразу, а как следует развлекся?
        - Зачем ты так? - Мура поджала губы. - Я ведь тоже живу здесь и заинтересована в том, чтобы ты победила. Разумеется, никаких тайных приемов я не знаю, зато могу объяснить, как лучше вести себя на поверхности. Да и здешние места мне знакомы, я ведь до Катастрофы жила недалеко отсюда. А знать предстоящее поле боя - уже немало.
        - Да, мне уже рассказали в двух словах про Зоопарк, - кивнула Нюта.
        - Ну, Зоопарк-то от нас не так уж близко. Если ты и доберешься туда, то лучше обойти его стороной. Вот как это лучше сделать, я и расскажу.
        Это «если и доберешься» неприятно царапнуло слух. «Все-таки она тоже не верит, что у меня что-то получится», - тоскливо подумала девушка и, неожиданно для самой себя, спросила:
        - Вы очень скучаете по прежней жизни? Несмотря на все опасности, там, наверху, очень красиво.
        В глазах у Муры заплескалась тоска.
        - Не напоминай мне об этом, девочка! Тебе и всем, родившимся после, куда легче - вы просто не знаете и никогда не узнаете то, что мы, старшие, потеряли навсегда. Взять хоть запах талого снега перед весной… Даже те, кто теперь поднимаются на поверхность, уже не могут это узнать - какие в противогазе запахи! Нельзя снять перчатку и зачерпнуть снег ладонью, такой белый и пушистый! Этого даже не объяснишь. Теперь, говорят, снег идет черный, радиоактивный. Один из тех, кто видел, даже песню про это написал - о том, как падает черный снег. Попроси Вэла спеть, он ее знает… А ветер! Знаешь, всякий раз, когда дул западный ветер, со мной творилось что-то странное. Я становилась просто комочком нервов, восприятие обострялось настолько, что я вздрагивала от малейшего шороха и звука. Со мной невозможно было разговаривать. И все думали, что это связано с женскими циклами… О, если бы они были правы! Тогда эти мои странности, эти внезапные перепады настроения можно было бы предсказать заранее. Но нет, это просто дул западный ветер. Мужчинам этого не понять, они не такие восприимчивые. А я даже здесь, под землей,
чувствую, когда наверху ветер дует с запада.
        Нюта вспомнила, что иногда и на нее тоже нападали приступы беспричинной хандры и нервозности. «Получается, это ветер виноват? Западный, а может, какой-нибудь другой?» Она даже стала немного сочувствовать сидящей рядом женщине.
        - Как счастливы, наверное, были все, кто жил наверху! - вздохнула она.
        Странно, но на Муру этот ее всплеск произвел обратный эффект.
        - Не скажи, - пробормотала она. - Во-первых, большинство из нас тогда не ценило своего счастья. Тратили время на всякую ерунду, суету, препирательства по пустякам. И ведь были прозорливые люди, которые предсказывали Катастрофу, но мы вроде и верили, и нет. Играли с этой мыслью. Если б знать наверняка, что это случится, я бы относилась к своей жизни гораздо серьезнее. Но теперь, увы, ничего не вернешь. Мне теперь кажется, что жизнь наверху в последнее время становилась все более неестественной. С одной стороны, всяких вещей, шмоток, косметики, бытовой техники, даже еды производилось куда больше, чем реально было нужно людям. С другой - некоторые жили на грани нищеты и почти голодали. А какие глупости всерьез волновали меня и подруг - вспомнить тошно! У тебя вот когда-нибудь были сапоги?
        - Солдатские, что ли? - удивилась Нюта.
        Мура негромко рассмеялась:
        - Вот видишь! Ты даже не знаешь, что такое женские сапоги. Мягкие, красивые, удобные, на каблучке. А мы каждый сезон покупали себе новые, а старые выбрасывали. Не потому, что они уже сносились, просто в один сезон было модно… - она рассеянно пощелкала пальцами, подбирая определение, - правильно, прилично, необходимо для того, чтобы тебя уважали и считали красивой и современной… одним словом, сегодня модно носить сапоги со стразами, это такие маленькие блестящие камешки, завтра - с вышивкой, а послезавтра - с пряжками. И ведь все искренне верили, что только так правильно, нам это внушали со всех сторон. Как будто ты неполноценная, если на тебе сапоги из коллекции прошлого сезона. Поэтому я не удивляюсь, что все кончилось крахом. Теперь вот люди опять рады, если есть хоть пара целой обуви. Вспомнили, что вещи - это не главное в жизни. Хотя, конечно, - вздохнула она, - в прежней жизни было придумано много полезного. Взять хоть одноразовые носовые платки.
        У Нюты, впрочем, создалось впечатление, что Мура сокрушается как-то неискренне.
        - А что, по-вашему, главное в жизни? - спросила она.
        - Ну, на это даже я тебе так сразу не отвечу. Об этом лучшие умы на протяжении веков думали, и то никто толком не знает. Все относительно. В целом - выжить. Для муравьев - сберечь муравейник и продолжить свой род. Для нас - развиваться, совершенствоваться, раскрывать свои уникальные способности. Сберечь накопленные до нас знания, а по возможности, и приумножить. Тем же занимаются брамины в Полисе. Я бы охотно перебралась туда, но они почему-то считают нас чуть ли не шарлатанами. Возможно, просто конкуренции боятся. Впрочем, я бывала в Полисе, и Вэл тоже, у нас есть там знакомые. Кстати, Вэл вообще думает, что здесь, в метро, условия для людей духа даже лучше, чем на поверхности. Потому что меньше соблазнов. Детей заводить он не хочет, говорит, что не желает плодить себя в этом мире. Впрочем, один прокол у нашего красавца все же случился, но он делает вид, что никакого отношения к этому не имеет.
        Слушая Муру, Нюта наконец осознала, кого напомнил ей Вэл. У Машиного сына были такие же, чуть навыкате, глаза и те же светлые кудри.
        - А на что Вэл живет? - спросила она.
        - Он легко относится ко всему - была бы еда, и хорошо. Когда нечего есть, устраивает концерты - поет песни под гитару. Он очень талантливый, и голос у него красивый, а людям всегда нужно какое-то развлечение. Они чуть ли не последнее готовы отдать, если найти ключик к душе. Вэл знает, что здесь лучше петь какие-нибудь героические баллады, чтобы вернее растрогать слушателей, а вот на Ганзе, где народ сытый, хорошо принимают песни про любовь. И хотя мы, конечно, стараемся этого не афишировать, - Мура понизила голос, - но Вэлу случалось бывать и в Рейхе, на Пушкинской, у него там много знакомых. Фашисты предпочитают слушать песни на стихи Киплинга, был такой поэт, он во главу угла ставил белого человека, который преобразует мир под себя. Еще там уважают всякую мистику, героические марши, но немало ценителей и просто сентиментальных песенок. Вэл вообще считает, что искусство не знает границ и должно быть выше политики.
        Нюта хотела расспросить поподробнее о фашистах, которых ей довелось видеть на Белорусской, но потом передумала. Вряд ли это именно та информация, которая необходима ей в первую очередь. А если через день-другой она все же погибнет, тем более неважно, успеет ли она до этого узнать, кто такие фашисты и почему о знакомстве с ними нужно говорить потише.
        Мура заметила, что девушка выглядит усталой, и ласково погладила ее по плечу.
        - Тебе надо отдохнуть. Ступай к себе и подумай обо всем. А к нашему разговору мы скоро вернемся.
        Проводив Нюту, Мура откинулась на подушки и задумалась. Похоже, ее миссия увенчалась успехом. Главное девушке она уже сообщила, и та потихоньку начинает свыкаться с мыслью о походе на поверхность. Еще немного, и можно будет сообщить коменданту о ее согласии. Тогда все вздохнут облегченно, хотя бы на какое-то время. Кора, конечно, редкостная идиотка, но своя, не выдавать же ее. А вдруг девушке и впрямь удастся победить монстра? Для людей индиго это было бы неслыханным торжеством, муравьи сразу прониклись бы к ним огромным уважением. «К сожалению, такой исход маловероятен, - Мура вздохнула. - А жаль, у девчонки явно очень сильные способности, и она могла бы стать истинным украшением клана. Впрочем, еще неизвестно, нужна ли нам всем такая конкурентка?..»

* * *
        Когда Нюта вернулась к костру, Маша ожесточенно вязала, изредка прикрикивая на сына, который играл тут же рядом. Увидев Нюту, она сразу спросила:
        - Ну как, рассказала она тебе? Вот гадина! Ненавижу их! Мы для них сор под ногами, переступят и не поморщатся.
        - Вэл тебе совсем не помогает? - ответила Нюта вопросом на вопрос.
        - Она и это тебе рассказала? - Маша оглянулась на сына.
        - Да нет, в общем-то. Я сама догадалась, как только его увидела, - Нюта понизила голос, чтобы не услышал мальчик.
        Маша помолчала.
        - Нет, не помогает, - наконец ответила она. - Но вообще-то я с самого начала знала, что так и будет.
        - Зачем же ты тогда… - Нюта не договорила.
        - А-а, - с деланной беспечностью махнула рукой женщина, - ребенка-то мне все равно хотелось завести. Здесь лучше рожать пораньше, иначе потом ни сил, ни здоровья не хватит. Я только боялась, не родился бы какой-нибудь мутант. Вон Веркина дочка, ты ее видела - форменная дебилка. Но, видно, у отца гены оказались хорошие - хоть тут не прогадала.
        - Твой сын очень похож на него. Другой бы гордился: ребенок бойкий, смышленый.
        - Слишком даже бойкий, - покачала головой Маша. И вдруг поднялась, потянув Нюту за собой. - Пойдем-ка в палатку, пошепчемся.
        В палатке никого не было. Маша села и уставилась на Нюту лихорадочно блестящими глазами:
        - Ну, рассказывай, что ты теперь будешь делать? Пойдешь убивать зверя?
        Нюта пожала плечами, словно говоря: «А куда мне деваться?» Маша всплеснула руками:
        - Не глупи, тебе с ним не справиться! Вот послушай, - и она приложила палец к губам.
        Нюта не понимала, что она должна слушать? Поблизости раздавались голоса, потом захныкала девочка, и какая-то старуха крикнула: «Тише, оглашенная!» Издали опять доносились глухие удары по металлу.
        - А что там гремит, Маша? Ты прошлый раз не ответила мне. Рельсы чинят?
        - Кой черт их чинить? Тут дрезины уже почти не ходят. Нет, это не рельсы и вообще не люди. Стучат снаружи - в гермоворота. Это зверь рвется к нам.
        Нюта похолодела.
        - Вот так вот, - мрачно сказала Маша. - И никто не знает, сколько времени еще выдержат ворота. Оттого-то у нас на станции невесело. Люди уже не знают, как спастись, вот и готовы верить во всякие бредни. Но ты хотя бы по этим звукам можешь догадаться, какой этот зверь сильный. Ты ж ему - на один зуб. Только полные идиоты могут надеяться, что девчонка победит там, где спасовали сильные мужчины. Видно, только такие у нас и собрались. Все, понимаешь, чуда ждут и того не понимают, что чудо - не для таких, как мы. Они, наверное, для очень отдельных людей по спецзаказу совершаются. По крайней мере я вот почти тридцать пять лет прожила, столько про всякие чудеса слышала и читала, а вот собственными глазами ни одно пока что не видела. Да и не увижу никогда, как мне кажется.
        Нюта поникла головой. Похоже, Маша была права.
        - Неделю назад они уже отправили наверх одну девчонку, - продолжала Маша. - Бедненькая, наверное, и двух шагов по поверхности сделать не успела. А ему, видно, понравилась человечина. Мало ли всяких гадов на поверхности, так нет же, людей ему подавай. Видно, мы слаще. Мне и ту девчонку было жалко, хоть я ее не знала совсем, а тебя мне вдвойне жалко. Знаешь что! - горячечно зашептала она, - Уходи отсюда сегодня ночью. Лучше обратно на Баррикадную и оттуда на Ганзу, туда наши, даже если погонятся, за тобой идти побоятся. А вот если на Беговую отправишься, то Конфедерация может потребовать твоей выдачи, а оттуда убегать уже некуда - туннели к Полежаевской взорваны.
        - Да меня же не выпустят без документов, - сказала Нюта, но женщина, судя по всему, уже и это продумала.
        - Возьмешь мой пропуск. Ты, правда, на меня не очень похожа, но если на ночь глядя, когда освещение приглушат, да голову косынкой прикрыть и в разговоры особо не вступать, то, может, и сойдет. Другое дело, что тут у нас комендантский час, и ночью без серьезных причин никого никуда не выпускают, но до конца дня, глядишь, что-нибудь придумаем. Кстати, говорят, что если от нас в сторону Баррикадной идти, то, немного не доходя, можно найти какой-то подземный ход в сторону Белого Дома, там до Катастрофы руководство страны находилось. Можно попробовать поискать этот отнорок и в нем пару дней отсидеться на всякий случай, пока шум не уляжется.
        Нюта поежилась: похоже, Маша немного не в себе, иначе не предлагала бы такие отчаянные вещи. Вот удивительно, совсем недавно ей самой хотелось бежать, а сейчас, вроде, и помощь обещают, и какой-никакой план есть, а у нее почему-то вся решимость пропала. К тому же был еще один неприятный момент.
        - Послушай! Ну хорошо, допустим, у нас все получилось и я сбежала. А ты-то как же? Ваш комендант, судя по всему, тот еще гад. Ты представляешь, что он с тобой сделает, когда узнает, что ты мне помогала?
        - Да откуда он узнает? Про пропуск скажу, что ты его у меня во сне вытащила, да и вообще, пошли они все! - злобно сказала Маша.
        - Нет, не надо, - решительно положила ей руку на колено Нюта. - Во-первых, они тебе могут и не поверить или просто с досады отыграются. А у тебя ребенок маленький. Кто его будет растить, если с тобой что-нибудь случится? Здесь у вас, я вижу, люди совсем озверели, чего доброго, не найдя утром меня, решат пересмотреть свое пророчество, да и пошлют вместо сбежавшей чужой свою «избавительницу». Тебя.
        - Запросто, - мрачно кивнула Маша. - Потому как они до того уже дошли, что и малых детей не пожалеют, если эта полоумная дрянь Кора, обожравшись грибов, что-то в своем шаре увидит! Вот бы кого зверю скормить, на пару с Мурой, да только, думаю, он ими побрезгует…
        - Да уж… - невесело улыбнулась Нюта. - А я… Наверное, я просто устала бегать. С тех пор, как бежала со своей станции, все несусь, несусь, точно затравленная крыса. Надоело! Будь что будет!
        Маша как-то непонятно взглянула на нее, буркнув: «Ну, будь по-твоему», и вылезла из палатки.
        Вечером, ворочаясь без сна, Нюта мучительно раздумывала. Еще не поздно было согласиться бежать. Возможно, ей это удалось бы. Но что дальше? Опять скитания. И потом, другого пути на Беговую нет. Уйди она сейчас на Краснопресненскую, и с надеждой когда-нибудь отыскать мать можно смело распрощаться. Да и Маша, как та ни хорохорится, все же сильно рискует. Именно потому, что нервы людей, в другой ситуации, возможно, не таких уж плохих, сейчас взвинчены до предела. Что тогда будет с ее сыном, который даже для родного отца лишь напоминание о досадной ошибке? Хорошо, если какая-нибудь сердобольная женщина о нем позаботится, а если нет? Придется мальчишке питаться объедками и благодарить за чужие обноски. Нюта вспомнила свое собственное детство и поежилась, а ведь у нее хотя бы баба Зоя была. «Ну и пусть мальчишке придется плохо, - сказал внутри нее какой-то мерзкий, скрипучий, сварливый голос. - Тебе-то какая разница? Он тебе кто? Между прочим, и его, и Машу ты знаешь неполные два дня. Лучше бы о себе подумала в первую очередь». Но, как ни странно, девушке было не все равно, что станет с Машиным сыном.
Стараясь понять, почему, она с удивлением обнаружила, что на этой станции ей… понравилось! И ее обитатели уже не кажутся ей чужими… И Маша с сыном, и Мура с ее детским эгоизмом, и Вэл, так замечательно рассуждавший о людях духа и при этом не замечавший родного сына, и даже лысый комендант, ответственный за всех и разом лишившийся обоих родных людей. Пожалуй, на этой станции ей действительно хотелось бы жить, и невыносимо было думать, что ее обитатели останутся без последней надежды и будут постоянно прислушиваться, как ломится в гермоворота жуткая тварь. И так до тех пор, пока в однажды они не рухнут…
        И если уж в Нютиной жизни не было смысла… Почему бы не сделать так, чтобы смысл был хотя бы в ее смерти. Умереть, чтобы попытаться спасти людей, у которых нет иной надежды… Все равно иначе ей на Беговую не попасть.
        Решено! Будь что будет, а она впервые попытается встретить опасность лицом к лицу и сражаться!
        Ей опять приснился сон про Зоопарк. Не обращая внимания на бьющегося в клетке лемура, на прыгавших вокруг лам, которые, впрочем, ее не трогали, Нюта подошла поближе к пруду. На этот раз лебедей видно не было, и темная гладь воды в свете месяца была обманчиво спокойной. Но от этого становилось еще страшнее. «Может быть, тот, кто сидит в пруду, сожрал всех лебедей?» - подумала Нюта, но, тем не менее, сделала еще несколько шагов вперед. Вокруг тревожно заверещали какие-то птицы, и девушка обратила внимание, что посредине пруда вроде бы виднеется островок. В это время одна лама попыталась цапнуть ее за руку, и Нюта отвлеклась, отгоняя агрессивную, но трусливую тварь. Когда она снова посмотрела вперед, островок как будто увеличился в размерах. Тогда Нюта нарочно отвернулась. Птичий крик стал еще громче. Она быстро посмотрела на воду и увидела, что островок превратился в небольшую горку с глянцевито-черной поверхностью, напоминающей кожу водяных из Химкинского водохранилища. Но сколько Нюта ни вглядывалась в нее, до боли напрягая глаза, ничего не происходило. И тогда она отвернулась в третий раз. Птичий
крик моментально стал невыносимо громким, так что ей захотелось больше не поворачиваться к воде и немедленно бежать подальше из этого жуткого места. Но она все-таки обернулась, через силу, будто кто-то тянул ее на невидимой веревке, и поняла, что опоздала. Уже не таясь, из воды поднималась огромная темная масса, сверкающая многочисленными злобными глазами, шевеля щупальцами и присосками. Нюте даже показалось, что она чувствует тяжелый болотный смрад, запах гнили и разложения. Она вскрикнула и тут же проснулась.
        Как истолковать этот сон, девушка не знала. Ей предстояло сражаться совсем с другим монстром, да и Мура, наверное, не зря советовала обойти Зоопарк стороной. Нюта решила, что эти видения нельзя считать каким-то пророчеством, просто она наслушалась местных баек и переволновалась, вот ей и снятся кошмары. К тому же еще живы были воспоминания о нервом путешествии по поверхности и жутких обитателях водохранилища. Наверное, с тех пор все, что было связано с водой, казалось ей особенно опасным.
        Глубоко вздохнув и слегка успокоив отчаянно стучащее сердце, Нюта решительно откинула полог палатки. Сейчас она приведет себя в порядок и позавтракает, а потом пойдет к Муре и сообщит, что согласна сражаться со зверем.

* * *
        Как только стало известно, что девушка, пришедшая с Севера, согласна защищать станцию, люди ожили и засуетились. Каждый старался что-нибудь сделать для Нюты. Кто-то нес еду повкуснее, кто-то - нарядную чистую рубаху, как будто ей не все равно было, что натягивать под комбинезон. Ее собирали всем миром.
        Мура, как и обещала, рассказывала Нюте, что она увидит, очутившись на поверхности:
        - Как только выйдешь, будет небольшая площадь. Раньше на ней палатки стояли, где торговали мороженым, газетами и продуктами, но незадолго до Катастрофы их посносили. Так что прямо перед тобой будет большой памятник бойцам прежнего времени - мужчины, женщины и даже одна лошадь. Это я к тому, чтоб ты не пугалась зря, а то еще подумаешь в темноте, что они живые.
        Нюта поделилась с ней своим наблюдением: чем ближе к центру, тем больше увековечено вооруженных людей. Видно, непростая была жизнь у людей в большом городе наверху.
        Женщина захихикала и произнесла совершенно непонятную фразу:
        - Ну да, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Это ты еще памятник Петру Первому не видела!
        Вообще Нюта заметила, что, получив ее согласие, Мура пришла в прекрасное расположение духа. «Конечно, ей-то что! Она остается на станции, в безопасности, по крайней мере - пока. Ее, небось, еще и зауважают за то, что сумела так хорошо все уладить и уговорить меня. И всем будет плевать, что у их спасительницы просто не было выбора. И так пропадать, и этак».
        - Ты сначала не торопись, осмотрись, - продолжала тем временем Мура. - За памятником будут расходиться на три стороны широкие дороги. Ну прямо как в старой сказке, - она опять захихикала, - стоит богатырь на распутье и гадает: направо пойдешь - коня потеряешь, налево - сам погибнешь… Впрочем, коня у тебя все равно нет, так что особо терять нечего, но направо все равно не ходи. Там здание высотное стоит, где прежде был большой полиграфический комплекс. Многие газеты и журналы там делались. А что теперь там творится - не знаю, но, говорят, ничего хорошего. Несколько раз там привидение видели, высокий человек в черном костюме. Сталкеры его почему-то «черным журналистом» называют. Само по себе оно безобидное, выйдет, стоит и смотрит молча, а вот следом за ним начинают выползать другие «сотрудники» - уже из плоти и крови, с зубами и клыками. Он как будто командует всей этой шушерой. Одним словом, правая дорога не для тебя. Тем более, что чуть дальше Ваганьковское кладбище, а хуже мест в Москве немного.
        - А как я пойму, что это привидение? - спросила Нюта. - Ну, журналист этот. Может, это кто-нибудь из сталкеров?
        - Во-первых, сталкеры не ходят в костюмах и галстуках. Мода у них, понимаешь, немного другая. А во-вторых, запомни важное правило: если на поверхности увидишь человека без противогаза, значит, это уже не человек.
        Нюта потрясенно кивнула, вспомнив отшельника из оврага, а Мура продолжала:
        - Прямо пойдешь - совсем пропадешь. Там бульвар как бы. То есть, это раньше был бульвар, а сейчас дебри непролазные, где всякая нечисть гнездится. А еще дальше в ту сторону - река.
        Нюта вздрогнула.
        - Вижу, об этом тебе можно не рассказывать, - заметила женщина. - Ну, и самое главное. Налево пойдешь - к Зоопарку придешь. Если успеешь, конечно. Там будет такая улица широкая, а потом с левой стороны увидишь изгородь из железных прутьев, кое-где проломленных. Как увидишь - лучше сразу на другую сторону и бочком-бочком, в тени домов, тише мыши пробирайся. Потому что за той изгородью как раз пруд. А кто сидит в пруду, тебе наверняка уже рассказали. Я уж не говорю об остальных, которые на территории хозяйничают.
        Нюта кивнула.
        - Но с другой стороны, - продолжала Мура, - ты должна на всякий случай знать, что там совсем рядом есть еще входы в метро. Справа будет небольшой круглый павильон - «Краснопресненская». Там еще за ней высотка стоит, похожая на дворец, почти не разрушенная, - приметный ориентир. А если миновать Зоопарк, то слева через дорогу будет вход на станцию «Баррикадная». Я не думаю, что ты туда доберешься, но на всякий случай лучше тебе все это знать - не помешает.
        - А про Зверя можете хоть что-нибудь рассказать?
        - Зверь чаще всего находится возле ворот, - поскучнев, сказала Мура. - Обычно его издалека слышно, но иногда наступает затишье, словно тварь куда-то отлучается. Ненадолго, правда. Мы попробуем тебя выпустить как раз в такой момент, чтобы было время осмотреться. Может, тебе и повезет. Я, по крайней мере, очень на это надеюсь.
        - А если я его не встречу? - спросила Нюта. - Ну, вдруг он сам уйдет?
        - Это было бы слишком хорошо, - вздохнула красавица, - и на такое рассчитывать не стоит. Будем хотя бы надеяться, что он не бросится на тебя сразу, как выйдешь, и тебе удастся занять какую-нибудь стратегически выгодную позицию. Остальное - судьба.
        - Но как он выглядит хотя бы?
        - Этого мы, увы, не знаем. Я с ним не встречалась, а те, кому не посчастливилось, к сожалению, уже ничего и никому рассказать не могут…
        Комендант лично провел с Нютой краткий ликбез по обращению с автоматом и ручной гранатой. Даже устроил рядом со своей Комендатурой что-то вроде тира и позволил девушке сделать пять выстрелов в нарисованную углем на листе фанеры мишень. Нюта позорно промазала три раза, на четвертый зацепила самый краешек фанеры, зато пятый патрон исключительно по счастливой случайности попал точно в «яблочко». Наблюдавшие за «стрельбами» обитатели станции отчаянно захлопали в ладоши, затопали ногами и засвистели, выражая свой восторг. А Нюта лишь расстроилась, вспомнив слова Маши насчет чуда: неужели люди настолько отчаялись и действительно верят, что от ее похода будет какой-то толк?
        Провожали спасительницу всей станцией от мала да велика. Несмотря на то что время было позднее, притащили даже грудных детей, которые, само собой, крепко спали. Для Нюты возвели небольшую трибуну из каких-то ящиков, чтобы каждый мог видеть отважную воительницу.
        - Та-то, предыдущая, не в пример трусливее была, - переговаривались в толпе. - А эта ничего, даже не плачет. Глядишь, и будет толк.
        - Собрались, как на праздник! - неодобрительно сказала Маша.
        - А у нас и есть праздник, - саркастически откликнулся кто-то из толпы. - Называется - праздник общей беды.
        Тряхнув головой, Нюта обвела взглядом толпу. Она уже была в защитном комбинезоне, но еще не надела противогаз.
        - Может, у тебя есть какое-нибудь пожелание, которое мы можем выполнить? Скажи, мы все сделаем для тебя, - обратился к ней незнакомый человек, стоявший рядом. Толпа одобрительно загудела, и Нюта задумалась. Чего можно пожелать перед смертью? Пить вроде не хочется, есть - тем более. Попросить разыскать мать на Беговой? Вряд ли она обрадуется, когда узнает, что давно потерянная дочь нашлась только затем, чтобы погибнуть буквально в двух шагах от нее? Пожалуй, не стоит. Если случится чудо и она останется жива, то найдет ее сама. Других желаний у нее не было, но разочаровывать этих несчастных людей, которые твердо настроились хоть как-то искупить свою вину перед ней, не хотелось. Тут Нюта встретилась взглядом со всхлипывающей Машей, и ее неожиданно осенило.
        - Я хочу, чтобы Вэл признал своего сына! - звонко произнесла девушка.
        Люди замерли. Нюта увидела, как вздрогнул стоящий поблизости Вэл. В глазах его сперва мелькнул ужас, потом какой-то непонятный восторг. Он протянул руки в ту сторону, где среди толпы стояла Маша с сыном. Мальчика подняли и начали передавать из рук в руки. Наконец его вручили Вэлу, и он высоко поднял ребенка над толпой.
        - Смотрите все! Вот мой сын! - крикнул он так, что под сводами станции прокатилось гулкое эхо. Маша плакала, люди вокруг аплодировали и оживленно обсуждали случившееся.
        - И все-таки ты наша, индиго, - усмехнулась стоящая рядом Мура. - Не можешь без эффектов. Но вообще-то это ты хорошо придумала. Теперь он должен будет заботиться о мальчике, и думаю, это ему самому пойдет на пользу. Давно пора повзрослеть, а то полголовы седины, а в душе - сущее дитя.
        Люди продолжали хлопать в ладоши, и, глядя в их глаза, Нюта как бы увидела себя со стороны. Молодая, отважная, красивая девушка с рассыпавшимися по плечам защитного комбинезона светлыми волосами и с автоматом наперевес. Точно какое-то сверхъестественное существо, карающий ангел. Она вдруг поняла то странное выражение, с которым Вэл смотрел на нее при первой встрече. Нет, ни на минуту она не казалась гадким утенком по сравнению с ними. Она была настоящим лебедем, еще более красивым и сильным, и они склонялись перед ней.
        Нюта повелительно подняла руку. Аплодисменты тут же смолкли, и в наступившей тишине она произнесла одно-единственное слово:
        - Пора.
        Глава 8
        БИТВА ТИТАНОВ
        Охранники, провожавшие Нюту до ворот, долго прислушивались. Снаружи вроде было тихо, поэтому, коротко посовещавшись, решили рискнуть. Створки ворот едва-едва приоткрылись, так что девушка с трудом, боком протиснулась в образовавшуюся щель, и тут же снова сомкнулись. Нюта осталась одна.
        Не торопясь и стараясь ступать как можно тише, она стала подниматься по заржавевшему эскалатору, зачем-то считая ступеньки. С поверхности доносились странные ночные звуки - что-то вздыхало и ухало.
        - Ничего, - подбадривала себя девушка. - По крайней мере, Зоопарк не слишком близко.
        Как учил комендант, она сняла автомат с предохранителя и тихонько вышла в замусоренный вестибюль, а потом и наружу. Светила бледная луна. Помня о совете Муры, Нюта замерла и закрутила головой. Так, прямо перед ней расстилается площадь с темной громадой памятника в центре. Кажется, восемь фигур, и лошадь не одна, а две, хотя сквозь стекла противогаза, да еще ночью, не очень-то разберешь. Да и как-то не до того сейчас. За памятником, как и рассказывала Мура, расходятся на три стороны широкие улицы, напротив - густые и темные заросли, справа и слева в отдалении возвышаются дома. В отличие от района Сходненской, где они стояли просторно, на значительном расстоянии друг от друга, здесь строения разной степени поврежденности лепятся почти впритык. Откуда-то доносятся тоскливые завывания, кажется, как раз с той стороны, где находится Зоопарк. И - никаких свидетельств присутствия Зверя.
        Нюта даже слегка растерялась: почему-то она была уверена, что противник набросится на нее сразу же, как только она покинет вестибюль, и теперь не знала, что делать дальше.
        Постояв еще немного, изо всех сил прислушиваясь к ночным звукам, девушка, наконец, решилась и, то и дело озираясь, потихоньку пошла мимо памятника в направлении самой широкой улицы. Когда Нюта проходила мимо молчаливой громады, то ей на мгновение почудилось, что одна из фигур на постаменте шевельнулась. Девушка замерла, направив на памятник ходящий ходуном ствол автомата. Нет, все же показалось.
        Очутившись на середине улицы, Нюта задумалась, куда повернуть? Слева, со стороны Зоопарка, вновь раздались жутковатые звуки, и девушка, как завороженная, потихоньку направилась туда. «Может, у Зверя там логово? И когда он на время оставляет станцию в покое, то уходит как раз туда?»
        Нюта брела по улице среди заржавевших автомобилей, стараясь сдержаться и не заглядывать мимоходом внутрь и время от времени оглядываясь назад, на памятник. Ночь и нервное напряжение странно шутили с ее зрением - девушке все время казалось, что отдельные элементы памятника каждый раз стоят в другой позе и на другом месте, а на третий раз из самой середины скульптурной группы на освещенный луной пятачок асфальта выдвинулась длинная черная тень. Нюта ускорила шаги.
        «Что я, дура, делаю? - думала она. - Вместо того, чтобы спрятаться где-нибудь рядом со входом на станцию и ждать, когда Зверь соизволит появиться, тащусь в Зоопарк, от которого меня все предостерегали…» И все же продолжала идти.
        Через какое-то время Нюта поняла, что различает среди ночных звуков какое-то странное постукивание. Не очень громкое, но ритмичное, из-за чего она и обратила на него внимание. В очередной раз оглянувшись, девушка не сразу поняла, в чем дело. Что-то огромное возвышалось над ней, заслоняя луну. И только несколько ударов сердца спустя Нюта осознала, что перед нею цель ее поиска. Зверь.
        «Скорее, Тварь, - мелькнула идиотская мысль. - Мне почему-то кажется, что это самка».
        Проклятие Улицы 1905 года больше всего походило на гигантское насекомое. Толстые членистые конечности, брюшко из сегментов, что-то вроде крыльев на спине и изящная овальная голова, с которой на Нюту глядели прекрасные, скорбные, удлиненные глаза. А под ними мерно шевелились челюсти, при виде которых девушка похолодела. Она стояла, завороженная, не в силах сделать и шага и даже не пытаясь воспользоваться автоматом или гранатами: с первого взгляда было понято, что этим жалким оружием Тварь не возьмешь, тут нужно что-то помощнее. Жалко, что Нюта никому уже не успеет сообщить эту важную информацию…
        Тварь наклонилась над ней, сложив передние лапки на груди и склонив голову набок. Казалось, она умиленно разглядывает свой поздний ужин, словно гипнотизируя его взглядом. Всласть насмотревшись и, видно, решив, что опасаться нечего, Тварь молниеносно схватила Нюту передними лапами, подняла примерно на высоту второго этажа и, приблизив к голове, продолжила изучение. Черные, продолговатые, выпуклые глаза существа были печальны, словно у Богоматери с иконы, которую девушка видела у одной из работниц на Динамо. Казалось, Тварь и сама скорбит по поводу того, что собирается сделать с жертвой. Потом Нюта почувствовала жгучий укол в предплечье, и мир для нее померк.

* * *
        Кирилл наслаждался беседой с пожилым книготорговцем. За два дня они успели обсудить большую часть обитателей Зоопарка и перейти к нынешним представителям фауны.
        - Нет, представьте себе, - восхищался тот, - там было более тысячи видов и, соответственно, шести тысяч особей! Конечно, многие наверняка погибли в момент Катастрофы. Так уж получается, что обитатели Зоопарка то и дело страдали от людских разборок. Он был основан около двухсот лет назад, и во время революции как раз в этих районах шли ожесточенные бои. Представляете, сколько ни в чем не повинных животных тогда было уничтожено? Потом война, бомбежки и, наконец, всем нам известный финальный аккорд, так сказать. Причем вовсе не обязательно, что смерть бедных животных наступила вследствие травм или действия радиации, - многие могли банально погибнуть от голода, или же их доконала первая же зима. Те же обезьяны, например, привыкли совсем к другим условиям, и без отапливаемых вольеров им наверняка пришлось туго. Хотя, может, для них это стало стимулом научиться разводить костры, взять в руки палку, а там, кто знает, они могли бы дать начало новому виду людей, куда более совершенному! Ведь уцелевшие в подобной передряге наверняка приобрели такие качества, которым и мы можем позавидовать. Знаете, сталкеры
рассказывают, что иногда на поверхности им попадались двуногие существа, быстро убегавшие при их приближении. Возможно, если бы изловить одного, мы узнали бы много нового и интересного. Правда, есть глупцы, которые поговаривают об оборотнях, но просвещенные люди не станут верить в такую чушь!
        Впрочем, при этих словах торговец непроизвольно понизил голос.
        Кирилл смутно вспомнил, что, по рассказам отца, начало роду человеческому, кажется, положили человекообразные обезьяны. Впрочем, если верить все тому же книготорговцу, таких в московском Зоопарке было всего несколько экземпляров, а преобладали, в основном, мартышки, но спорить с восторженным чудаком не хотелось. К тому же, кто знает - возможно, радиация и впрямь творит чудеса…
        - А знаете, молодой человек, какую тут у нас рассказывают легенду? - продолжал торговец. - Будто один одержимый зоолог, оказавшийся в момент Катастрофы в метро, несколько раз поднимался на поверхность, чтобы спасти кое-кого из своих любимцев, и даже приносил их вниз. Но потом жители его станции возмутились: животные занимали место, им требовалась еда, которой и людям-то не хватало, они шумели и, пардон, гадили. Наконец, некоторые из них, навроде ядовитых змей, были даже опасны, а еще какую-то отнюдь не травоядную зверушку этот чудак держал даже не в клетке, а так, на поводке. А ведь на станции дети… В общем, когда все чаще стали раздаваться призывы прикончить всю живность скопом, пока не поздно, или даже разнообразить за ее счет, так сказать, станционное меню, ученый со зверьем и своей дочерью, фанатично преданной отцу и науке, ушел куда-то в туннели под Белым Домом. Что с ними потом случилось, никто не знает. Может, сожрали свои же питомцы, а может, до сих пор живут себе где-нибудь. По крайней мере, к нам на станцию иногда заползали самые странные гады. Кто-то, кажется, даже видел крылатых змей.
Но откуда они взялись - сверху или из коллекции этого фанатика, сказать трудно.
        В общем, Кирилл был почти счастлив. С первого же дня торговец предложил парню помогать ему с книгами, взамен делясь едой.
        - Оставайтесь жить у нас, - в который уже раз предлагал старик. - Не думайте, что тут скучно, - порой встречаются умнейшие люди. Мы даже, смешно сказать, небольшой подпольный кружок организовали, помесь общества декабристов с Коминтерном, да-с.
        - Это мутанты такие? - не понял Кирилл. Старик тонко засмеялся:
        - Да нет, отчего же? Вполне себе нормальные люди, недовольные существующим режимом.
        - Каким режимом?
        - Т-с-с, не надо так громко! Кто каким. Один от фашистов бежал, другой от красных, даже в столь милом вашему сердцу Полисе встречаются диссиденты. Думаете, там все так уж безоблачно?
        - Да я политикой как-то не интересуюсь, - слегка смутился Кирилл.
        - Ну, и не надо, так оно спокойнее, - согласился торговец. - Я, честно говоря, тоже не очень. Был как-то у них на заседании - они все войну по-новой перевоевывают. Я посидел-посидел, да и ушел - скучно стало. С другой стороны, все какое-то разнообразие в жизни…
        И все было бы просто замечательно, если бы Кирилл знал, что с Нютой. Ему удалось выяснить, что на Беговую девушка отправилась в компании челноков. Это отчасти успокаивало. Но вот сегодня, когда те вернулись и Кирилл разыскал их старшего по имени Васильич, чтобы узнать подробности, оказалось, что все не так уж хорошо. Мужчина недружелюбно посмотрел на него и буркнул:
        - Девушка? Светленькая такая? Она на Улице 1905 года задержалась, и больше мы о ней ничего не знаем. - А потом мрачно добавил: - Получше следить надо было за ней…
        Больше он ничего не сказал, но Кирилл заметил, что одна из женщин-челноков делает ему знаки. Он отошел и встал неподалеку. Улучив момент, женщина присела, якобы для того, чтобы завязать шнурок на ботинке, и прошептала:
        - Больше ты ее не увидишь, парень.
        - Да что случилось-то? - занервничал Кирилл.
        - Тише ты! Тебе ничего не будет, а вот мне…. Нюту твою решили на поверхность отправить, Зверю на съедение. Бедняжки уже, наверное, и в живых-то нет.
        Женщина встала и, нервно озираясь, поспешила обратно к своим, а Кирилл схватился за голову. Он ничего не понимал - кто решил, почему, и что за Зверь, но чувствовал: случилось что-то очень плохое. Подойдя к торговцу, парень поделился с ним новостью.
        - Я кое-что про все это слышал, - сказал тот. - Похоже, они все-таки решились пойти на крайние меры и попытаться умилостивить терроризирующее их чудище жертвой.
        - Что ж вы нас не предупредили?! - вскричал Кирилл.
        - Я пытался, но вы не слушали. К тому же нам не разрешают болтать. Наше руководство предпочитает делать вид, что все в порядке и никакого Зверя нет. Дескать, все это не более чем досужие выдумки истеричных женщин. Потому что иначе пришлось бы оказывать помощь жителям соседней станции, как-никак, считается, что наша Баррикадная, Улица 1905 года и Беговая - единая Конфедерация.
        - Но это же черт знает что такое! - вспылил парень. - Какая-то дремучая дикость! Неужели люди могут пойти на подобное?
        - Вы даже представить себе не можете, молодой человек, на что они могут решиться, если их зажать в угол, - покачал головой старик. - Это называется коллективным эгоизмом. Скажу больше, потом они еще и сумеют найти себе оправдания, убедить самих себя, что другого выхода просто не было. Кирилл обхватил голову руками.
        - Господи, что же мне делать?.. Надо идти туда, на Улицу 1905 года, - внезапно решил он. Книготорговец вновь покачал головой:
        - И что вы там будете делать? Требовать справедливости? Мстить этим несчастным людям, от страха потерявшим голову? Поверьте, в этом нет никакого смысла, равно как и в самобичевании. С другой стороны, ваша подруга, быть может, еще жива. И если вы и вправду готовы на все, чтобы ей помочь… В общем, есть один человек…
        - Ведите меня к нему! - потребовал Кирилл. - Немедленно!
        При виде человека, к которому его подвел старик, парень с трудом сдержал возглас изумления. Тот был невысоким, рябым, с темными курчавыми волосами и почти коричневой кожей, а в лице его было что-то обезьянье. Откликался он на прозвище Мулат.
        Торговец объяснил, в чем дело. Мулат молча слушал, шевеля челюстями (казалось, он что-то пережевывает), а потом начал что-то втолковывать Кириллу, быстро-быстро, и на какой-то тарабарщине. Уже через пару минут парень взмолился, и торговец, вздохнув, принялся переводить:
        - Он говорит - не надо идти на Улицу 1905 года. Если девушка уцелеет, она вернется туда сама. Но шансы невелики. Зато он знает, где логово той твари, на съедение к которой ее отправили. Это недалеко, рядом с нашим выходом на поверхность. Если вы не боитесь, он вас проводит. Уцелеете подарите ему свой нож. А спасете вы девушку или нет - на то воля судьбы.
        Нож с красивой узорчатой рукоятью был сделан заводскими умельцами еще на Тушинской. Кириллу его подарил на день рождения отец, и парню уже не раз предлагали продать его или обменять на что-нибудь полезное, но он всегда отказывался. А вот сейчас согласился, даже не раздумывая.

* * *
        Когда Нюта открыла глаза, то обнаружила, что находится в каком-то помещении, совсем не похожем ни на одну из знакомых ей станций. Голова была тяжелой, в горле пересохло, и еще сильно болело предплечье. Эта боль помогла девушке вспомнить все, что случилось с ней за последнее время. «Слава богу, левая рука, а не правая, - машинально подумала она, - а то не смогла бы с оружием управляться». Автомат по-прежнему висел на плече, гранаты тоже были на месте. Нюта поежилась, представив, как ее швыряют на пол и они взрываются от удара, разнося тело в клочья. Что самое обидное - безо всякой пользы.
        Она огляделась. Вокруг стояла какая-то полуразвалившаяся мебель, валялись мешки защитного цвета, а впереди было разбитое окно почти во всю стену, через которое лился мутный свет. «Уже день… Чем-то Тварь меня отравила, - подумала Ню-та, - впустила парализующий яд, точно законсервировала на будущее. Значит, со временем явится перекусить, и у меня есть еще один шанс. Стоит осмотреться, пока есть такая возможность».
        Она осторожно, на цыпочках подкралась к окну и выглянула наружу. Под окнами проходила дорога, а напротив, за разросшимися кустами, виднелась крыша невзрачного круглого здания. Если бы Нюте случалось бывать здесь раньше, она бы узнала павильон станции метро Краснопресненская. Чуть правее просвечивал сквозь заросли деревьев легендарный Белый Дом, а сама она оказалась на третьем или четвертом этаже бывшего Киноцентра. Прямо напротив в отдалении возвышалось здание, похожее на дворец, которое она видела на Химкинском водохранилище. То была высотка на Садовом. Вокруг стояли полуразрушенные дома, а вдали виднелись полуобвалившиеся ворота в окружении погнутых металлических прутьев. Некому было сказать девушке, что это вход в Зоопарк, но вскоре Нюта догадалась об этом сама по странным звукам, которые доносились с той стороны.
        Небо было затянуто тучами. Внизу, между ржавыми остовами немногочисленных машин, ползло что-то большое, но едва Нюта попыталась приглядеться, как уловила краем глаза какое-то движение. Она отпрянула от окна, и вовремя - почти на то место, где она находилась, спикировал птеродактиль. Щелкая зубастым клювом, крылатая тварь попыталась уцепиться лапами за торчащие острые осколки окна, не удержалась, а внутрь, видимо, влететь побоялась и с недовольным клекотом взмыла вверх. Нюта поняла, что нужно быть осторожнее.
        Она поглядела на какую-то тряпку защитного цвета, валявшуюся поблизости, и вздрогнула. Это действительно был мешок, но с костями - человек, превратившийся в ссохшуюся мумию. Либо эта Тварь высосала его изнутри, либо просто забыла здесь, и он умер естественной смертью от истощения, не сумев выбраться. Нюта подумала: может, не ждать встречи с ней, попробовать выбраться из здания и спрятаться где-нибудь? Ведь идти с ее арсеналом против такого монстра - все равно, что пытаться остановить поезд, ложась перед ним на рельсы. Но ведь неизвестно еще, что творится на нижних этажах, а днем на улице ее в два счета сцапает какой-нибудь хищник. Тот же птеродактиль, например.
        Осмотревшись, девушка насчитала еще штук десять высохших трупов, одни в защитных костюмах наподобие ее собственного, другие просто в обычной одежде. Видимо, здесь нашли последний приют почти все жертвы Твари - сталкеры и жители близлежащих станций. Возможно, где-нибудь поблизости валяются и останки той девчонки, ее предшественницы, о которой ей рассказывали на станции. Помещение превратилось в братскую могилу.
        В дальнем углу лежало что-то похожее на автомобильные шины. Нюта бы не обратила на них внимания, но внезапно ей почудилось какое-то движение. Сначала девушка решила, что из-за действия яда ей опять мерещится всякая ерунда, но нет, одна из шин вдруг снова пошевелилась. «Ну все, - обреченно подумала Нюта, - скоро и диван начнет разгуливать по комнате, а стулья со мной заговорят». Она поняла, что если немедленно не выяснит, что происходит, то окончательно сойдет с ума, и тихонько двинулась в том направлении, на всякий случай сжимая в руке нож.
        Приблизившись, она поняла, что шесть лежавших в углу предметов походили на шины лишь отдаленно. Да, они были толстыми, черными и лежали, свернувшись кольцом. Но вот одно кольцо пошевелилась опять, и поднялась вверх головка с любопытными черными глазами и еще не развитыми челюстями. Туловище маленькой Твари обвивалось вокруг кучи тряпья. Нюта пригляделась и похолодела: личинка сжимала в объятиях то, что когда-то было человеком! К счастью, покойник был в противогазе - если бы девушка увидела его лицо, то, должно быть, умерла бы на месте в тот же момент.
        А жирная черная гусеница нежно перебирала своими крошечными лапками складки одежды. Казалось, она держит громадную куклу. На минуту головка спряталась в ворохе тряпок, потом вынырнула опять, и глаза задорно уставились на Нюту. Казалось, это создание приглашало ее поиграть.
        Теперь Нюта поняла, куда время от времени исчезала от станции Тварь. Она просто относила своим детенышам добычу. Судя по всему, Нюту ждала та же участь.
        «Что ж, - подумала девушка, - хоть это я могу сделать для людей - избавить их от потомства чудовища. Хотя кто помешает Твари наплодить новых? Разве только ее самец погиб. Не думаю, что во всем городе найдется больше двух таких существ, иначе он давно бы опустел…»
        Держа нож наготове, Нюта осторожно приблизилась, каждую минуту готовая отскочить. Но гусеница, казалось, наблюдала за ней вполне дружелюбно и вообще не выглядела опасной. Внезапно то, что девушка собиралась сделать, показалось ей отвратительным. Все равно, что убить беспомощного младенца. Но она тут же заставила себя вспомнить тела жертв Твари и живущих в постоянном страхе обитателей Улицы 1905 года. Наметила место, в котором твердая черная головка переходила в мягкую, складчатую шею, и, зажмурившись, чтобы не видеть устремленных на нее глаз, ударила изо всей силы.
        Послышалось что-то вроде вздоха. Заставив себя открыть глаза, Нюта увидела, как из разреза хлынула черная жидкость, а существо, выгибаясь, засучило лапками. Агония продолжалась недолго: уже через минуту гусеница застыла, задрав лапки кверху. В мертвых глазах, устремленных на убийцу, чудился упрек.
        И тогда Нюта, глотая слезы, принялась уничтожать остальных. К счастью, они не успевали даже проснуться. Не прошло и пяти минут, как все было кончено. Девушка выронила нож, опустилась на пол и заплакала.
        Она понятия не имела, сколько просидела так, - пожалуй, на Улице стало чуть темнее. Со стороны Зоопарка донесся леденящий душу вой, а потом внимание Нюты привлек странный звук, Похожий на громкий скрип, как будто сырое бревно пытаются пилить тупой пилой. С каждым мгновением он становился громче, отчетливее и противнее.
        Нюта осторожно выглянула в окно.
        Тварь возвращалась. Она мерно вышагивала на своих суставчатых конечностях, чуть пружиня. Видимо, никакого подвоха от обитателей окрестностей она не ожидала просто в силу своей величины.
        «Она само совершенство, - против воли, подумала Нюта. - Вот идеал будущего - гигантский черный зверь с прекрасными глазами. Видел бы ее какой-нибудь художник…»
        Ни на что не надеясь, девушка все же вытащила из кармана гранаты и положила их рядышком, а потом подняла здоровой рукой автомат. Она не отдаст свою жизнь задаром.
        Тварь была уже рядом. Она грациозно приподнялась на задних конечностях, вытянув вперед передние, и оказалась как раз на уровне окна, из которого на нее смотрела Нюта. И снова умильно склонила голову набок, словно любуясь. Но на этот раз девушка не собиралась поддаваться на эти трюки.
        «Я только что убила твоих детей, - думала она. - А сейчас, если получится, попробую убить тебя. Ничего личного, просто так уж вышло, что нам обеим на земле места нет. Или мы - вас, или вы - нас. Не думай, что я совсем бесчувственная. Мне было жалко твоих малышей, и я еще поплачу о них, но потом. Если уцелею».
        Нюта нажала на спусковой крючок, но в автомате что-то заело. «Гады, снарядили, называется!» Времени на раздумья уже не оставалось, и, выдернув чеку, Нюта с отчаянным воплем швырнула гранату, стараясь попасть в черное брюхо, которое казалось ей самым уязвимым местом. Однако шарик угодил туда, где оно смыкалось с толстым хитиновым панцирем. Грянул взрыв, полетели ошметки черной плоти. Правда, сама Нюта этого не видела - сразу после броска она тут же рухнула на пол, зажимая уши. Но даже сквозь ладони и звон в ушах было слышно гневное верещание. Вырвав чеку у второй гранаты, девушка не глядя швырнула в окно и ее. Новый взрыв ударил по ушам острой болью. Из левого потекла кровь, а окружающие звуки стали тише. Выждав немного, девушка присела на корточки и осторожно выглянула наружу.
        Тварь раскачивалась на месте, угрожающе подняв передние конечности и стрекоча. Одна из боковых лап, перебитая в суставе, безжизненно висела, на асфальт текла густая черная жидкость, но Тварь отнюдь не выглядела умирающей. Нюта поняла, что больше она ничего не сможет сделать - только ждать, пока обезумевшее чудовище ее прикончит.
        Но вдруг земля как будто слегка содрогнулась. Посмотрев вдаль, девушка увидела кое-что пострашнее Твари: ворота Зоопарка вдруг зашатались и с грохотом обрушились, и сквозь них протиснулось огромное мокрое черное щупальце, толстое, как столетнее дерево. «На запах свежей крови могут явиться самые жуткие твари», - с ужасом вспомнила Нюта слова бабы Зои.
        И сейчас ее почуял Тот-кто-сидит-в-пруду.
        Этого Нюта уже не могла вынести. Заорав, она обхватила голову руками, рухнула на пол и поползла в дальний угол, тихо подвывая от ужаса. Визг, доносившийся снаружи, стал почти невыносимым и вдруг резко оборвался.
        Она не знала, сколько времени пролежала, скорчившись, в углу, но когда, наконец, решилась поднять голову, вокруг было тихо. Подползя к окну, Нюта посмотрела вниз. Почти стемнело, кое-где на асфальте стояли большие лужи грязной воды, да валялась огромная черная суставчатая конечность, все еще судорожно подрагивавшая, рефлекторно сгибаясь и разгибаясь. Это было все, что осталось от наводившего ужас монстра. Нюта старалась не думать о другом чудовище, которое, сцапав добычу, опять уползло в свое логово и затаилось до поры до времени.
        Теперь ей будет, чем обрадовать людей. Если, конечно, она до Них доберется. Нюта из последних сил поднялась на ноги и, шатаясь, поплелась разыскивать лестницу.
        Девушка не помнила, как спустилась вниз. Ей все время попадались не те двери, потом она нашла кабинку, повисшую между этажами. Наверное, раньше люди спускались и поднимались внутри дома в таких кабинках, но теперь-то она не работала. Из-за какой-то двери послышалось ворчание. Раньше Нюта испугалась бы, теперь ей было все нипочем. Она встала на четвереньки и тоже заворчала, хотя ворчать в противогазе было очень неудобно. За дверью сразу наступила тишина, но сил подняться на ноги уже не было, поэтому на первый этаж она просто сползла по лестнице на животе, распугав каких-то мелких подвижных зверьков. Те поползли вверх по стенам и повисли под потолком, глядя на Нюту кроткими глазами и издавая тихий писк. Еще одно животное молча метнулось ей наперерез возле двери, угрожающе скаля зубы. Нашарив обломок кирпича, Нюта швырнула его в противника. Разумеется, не попала, но зверь так же молча отскочил в сторону и выбежал на улицу. Правда, далеко он отбегать не стал - Нюта видела, как из-за ближайшей машины сверкают его глаза.
        Девушка с невероятным трудом заставила себя подняться на ноги и даже сделать несколько шагов. Но она слишком ослабла от голода, жажды и усталости, плюс к тому остаточный эффект от парализующего яда и контузии… Нюта рухнула на дорогу, попыталась приподняться на руке и не смогла. Сама того не зная, она находилась всего в нескольких шагах от спасительной станции метро, но сделать эти шаги у нее уже не было сил. Какая жестокая ирония: выжить в схватке с Тварью и быть заживо съеденной падальщиками!
        Существо, притаившееся за машиной, нерешительно подошло поближе. Видя, что лежащая на земле фигура не шевелится, оно совсем осмелело и принялось обнюхивать ее ногу, потом неуверенно куснуло ботинок. Нога дернулась. Зверь отскочил, но тут же приблизился вновь, примеряясь вцепиться как следует. Вдруг он насторожился и с досадой отскочил прочь - со стороны темного павильона приближались две фигуры. Зверь привыкдовольствоваться ослабевшими от ран животными или падалью, а здоровые и сильные существа были ему не по зубам.
        Почувствовав рядом какое-то движение, Нюта с трудом открыла глаза и увидела буквально перед носом две ноги, обутые в сапоги. Потом чьи-то сильные руки перевернули ее на спину, и девушка различила расплывающийся темный силуэт высокого человека в противогазе. Человек склонился над нею, сжимая нож, и Нюта потеряла сознание.
        Глава 9
        НОВЫЙ ДРУГ
        Нюта была очень плоха, поэтому было решено немедленно доставить героиню на Баррикадную, где жил один из лучших врачей метро, доктор Акопян. Считалось, что Оганез Ваганович уступает в мастерстве разве что медикам Полиса. «И то не факт», - добавляли обычно жители станции. Своим врачом они гордились по праву - за время жизни в метро Акопян, хирург по профессии, не только превратился во врача-универсала, но и ухитрялся, оперируя в антисанитарных условиях с минимум инструментов, спасать совершенно безнадежных больных и даже несколько раз удачно пришить полуоторванные руки и ноги. Сокрушался, правда, что так и не научился пока пришивать оторванные головы.
        - М-да, пациент скорее мертв, чем жив, - оптимистично заявил Оганез Ваганович, осмотрев Нюту.
        У Кирилла затряслись руки.
        - Что с ней, доктор?
        - Так сразу трудно сказать. Похоже на сильное нервное истощение вкупе с интоксикацией. Отравление каким-то веществом паралитического действия. Ну, пару сломанных ребер, контузию и ушибы по всему телу я даже не беру в расчет - если удастся нейтрализовать действие яда, то с этим мы справимся. Хотя, судя по всему, левое ухо нормально функционировать уже не сможет. Куда хуже рана на предплечье - видимо, через нее яд и попал в организм. Видите, как распухла и посинела рука? Будет чудом, если удастся ее сохранить.
        - Ну, полно, доктор, - вмешался один из помощников. - Хватит парня пугать, а то вместо одного пациента у вас сейчас будет два. Вон, побледнел как - того и гляди, в обморок рухнет, а с нашатырем у нас, сами знаете… А ты, дорогой, не путайся под ногами, все равно ничем нам помочь не сможешь. Иди лучше, отдыхай. Завтра придешь.
        Кирилла кто-то взял за руку и отвел к костру. Сунули в руку кружку с каким-то алкоголем, он глотнул пару раз, не чувствуя вкуса. И, не допив, провалился в сон.
        Едва проснувшись, он бросился в госпиталь, но ничего утешительного не услышал - Нюта все еще была без сознания. Акопян боялся, что она впадет в кому и будет находиться в таком состоянии неопределенно долгое время. Чувствовалось, что врач многого не договаривал, но Кирилл догадывался и сам - долго возиться с такими больными здесь возможности не было. Впрочем, случай был особым - тем же утром на Баррикадную явилась делегация с Улицы 1905 года, на которой наступила, наконец, благословенная тишина. Люди принесли с собой, кажется, все имеющиеся на станции продукты, совершенно точно - все лекарства и даже две чудом сохранившиеся и до ужаса грязные мягкие игрушки. Гости были готовы дежурить около отважной девушки сколько потребуется и беспрестанно донимали Оганеза Вагановича вопросами, просьбами и даже категоричными требованиями сделать все возможное и Невозможное. Наконец тот буквально взмолился:
        - Друзья мои, друзья мои! Мне трудно работать в таких условиях. Поверьте, пока я не могу сказать вам ничего определенного. Увы, я не господь Бог, чтобы исцелять словом. Мне нужны нормальные медикаменты, оборудование, а вместо этого я располагаю только самыми примитивными инструментами и крохами давно просроченных лекарств! Но не сомневайтесь, для этой отважной девушки будет сделано все возможное. А вы со своей стороны старайтесь разговаривать с ней, вытягивайте ее обратно, не отпускайте. Нужно, чтобы она сама захотела жить, чтобы она боролась. Только, пожалуйста, не все сразу, по очереди. И это вот… - он покосился на игрушки, видимо собираясь попросить убрать «антисанитарию» из палатки, но потом махнул рукой: А, пусть будут!

* * *
        Кирилл сидел возле Нюты. Она лежала с закрытыми глазами, укрытая простыней, на которой кое-где проступали кровавые пятна. Голова обрита и забинтована, лицо белое до синевы. Парень пытался говорить с ней, но с тем же успехом можно было бы обращаться к мраморной колонне.
        На самом деле Нюта находилась в каком-то полубессознательном состоянии, словно сквозь плотный кокон слыша все происходящее вокруг. Она понимала, что лежит в маленькой белой палатке, что ее пытаются лечить. Но чем закончится лечение, девушке было безразлично. Да и вообще, она не понимала, зачем жить дальше.
        «Чего они еще от меня хотят? - думала Нюта. - Я сделала так, как они хотели, - пусть и не своими руками, но все же уничтожила Тварь. Теперь, в благодарность за это, могли бы просто дать мне спокойно умереть».
        Из разговоров она представляла себе, как ее спасли. Кирилл и один из местных сталкеров поднялись на поверхность и нашли ее совсем рядом с павильоном Краснопресненской, успев буквально в последний момент. Нюта даже помнила, как увидела их. Высокий человек склоняется над ней, беспомощной, это Кирилл. Ей казалось, что она даже узнала нож в его руке, которым парень очень дорожил. Так чего же он хотел - помочь Нюте или убедиться, что она погибла? Может, если бы не ненужный свидетель, он бы ее добил? А теперь ходит к ней, делает вид, что беспокоится, - ведь вокруг люди, нельзя обнаруживать свои истинные намерения. Ну и зачем ей вообще жить, если она никому не нужна? Какой смысл бороться? И зачем он только поднимался на поверхность, да еще до наступления темноты? Стоило ли так трудиться, рисковать, когда проще было оставить ее там умирать. «Да ведь я живучая, - грустно усмехнулась про себя Нюта. - Еще очнулась бы и доползла бы до метро сама. Тогда бы его стыдили, что он ничего для меня не сделал. Надо же было ему притвориться, что я ему небезразлична».
        У нее то и дело начинались галлюцинации - наверное, продолжал действовать яд. В бредовых видениях ей являлись то баба Зоя, то Крыся, то Верховный. Хуже всего было, когда ей мерещились веселые глаза маленькой гусенички за секунду до того, как по воле Нюты она превратилась в мертвую оболочку. «Люди служат пищей монстрам, а сами монстры идут на корм червям. Вот так и продолжается жизнь…»
        Иногда появлялся Макс, но теперь это совсем не радовало - сталкер приходил к ней в длинной замызганной белой рубахе и с трупными пятнами на лице. Тянул к ней руки, звал с собой. Иногда она слышала голос Кирилла: «Нюта, Нюточка, очнись». Но голос был слабым и неубедительным.
        «Макс хочет забрать меня с собой, - думала Нюта. - Только почему он такой страшный, бледный, а глаза так злобно сверкают? Если бы он заговорил со мной ласково, я бы, наверное, ни на секунду не задумывалась и ушла с ним».
        И однажды ее желание сбылось. Ей померещилось, что Макс сидит возле ее постели и внимательно смотрит, но на этот раз он был в камуфляжной форме и без страшных пятен на лице. Девушка приоткрыла глаза.
        - Тебе лучше? - спросил Макс; голос у него тоже слегка изменился.
        - Макс, не уходи! - попросила она.
        - Конечно, я посижу возле тебя, если хочешь. Но… Я не Макс. Меня Алек зовут.
        Нюте трудно было повернуть голову, но она догадывалась - рядом находятся еще люди. Видимо кто-то из них стал делать парню знаки, и тот поспешно добавил:
        - А впрочем, как тебе нравится, так и называй.
        Но Нюта сама уже видела - это не Макс: шире расставлены глаза, более пухлые губы. А все же сходство удивительное, и так хорошо, когда он смотрит на нее своими веселыми, любопытными глазами. А когда Алек накрыл ее руку своей, она оказалась такой теплой, живой. Нюта вдруг подумала: «Я же, наверное, выгляжу как чучело! Волосы наверняка грязные, спутанные (не знала, что ее обрили). Интересно, какое у меня сейчас лицо?»
        - Хочешь чего-нибудь? Попить или поесть? - спросил парень.
        - Хочу зеркало, - прошептала Нюта.
        Разглядывая себя, девушка ужасалась: без волос, лицо какое-то зеленое, под запавшими глазами синева, нос заострился. Иные покойники, которых она видела, выглядели куда приличнее. И ей вдруг так захотелось, чтобы Алек увидел ее прежней - такой, какой она пришла на Улицу 1905 года!
        С этого часа Нюта медленно, но уверенно пошла на поправку.
        Среди прочих посетителей с Улицы 1905 года оказались Вэл и Мура. Они рассказывали, как все на станции любят и ждут свою спасительницу, передавали приветы от Маши, коменданта и еще кучи каких-то незнакомых людей. Оказывается, какая-то женщина даже назвала в честь Нюты свою новорожденную дочку.
        Старик-торговец, приятель Кирилла, чуть только Нюта пришла в сознание, принес ей почитать несколько книг. Нюта пока еще была слаба для чтения, да и Акопян не советовал ей напрягать глаза, но все же девушка выбрала парочку. Одна из них была толстой, в глянцевой, хотя и сильно потрепанной обложке, картинка на которой понравилась Нюте - двое парней и девушка в темных одеждах, с необычными задумчивыми, отрешенными лицами на фоне ночного неба. Темноволосый парень тоже слегка напоминал Макса. Нюте сразу захотелось узнать, что это за люди, в каких они отношениях между собой и что они делают в ночном лесу. Жаль, что, кроме обложки, картинок в книге больше не оказалось, а когда ее увидел Кирилл, то неодобрительно хмыкнул, но сдержался и ничего не сказал. Он вообще теперь старался не спорить с подругой - Оганез Ваганович категорически велел всем не утомлять и не расстраивать пациентку, словно не верил до конца в случившееся чудо.
        Врач, конечно, не мог знать, что куда действеннее его скудных лекарств и ухода стал неизвестно откуда появившийся Алек. Он был так похож на Макса, и при этом куда лучше него, потому что не избегал девушки, а наоборот, подолгу сидел рядом и разговаривал с ней. Не так, как Кирилл, больше слушая самого себя, а внимательно, как будто все, что говорила Нюта, было необыкновенно умным и интересным. И от его внимания она расцветала - начинала с аппетитом есть, чаще улыбалась. Окружающие, заметив это, старались им не мешать. Стоило появиться Алеку, как все остальные куда-то тактично испарялись. А он садился рядом и с улыбкой брал ее за руку, словно не замечая, какая она страшная. Нюте даже начинало казаться, что она, как и прежде, красива.
        И все же, кое-что странное в Алеке тоже было. Например, несмотря на общительность, у него была манера не отвечать на вопросы, которые ему не нравились. Он словно не слышал их. Так что девушка до сих пор ничего не знала о том, кто такой ее новый друг, о его прошлом или семье. Но она и не пыталась настаивать - ей было так хорошо в его присутствии, что Нюта боялась спугнуть это счастливое ощущение. Она все узнает когда-нибудь потом.
        Зато сам Алек с любопытством расспрашивал ее обо всем. Сначала Нюта поведала ему о том, что видела на поверхности, потом понемножку стала рассказывать о своих прежних приключениях. Правда, в ее изложении история выглядела несколько по-другому, как будто они с Крысей просто пошли по каким-то делам на Тушинскую, оттуда - на Сходненскую, а там на них напали неведомые существа, и им пришлось по поверхности добираться до другой станции. Нюта решила, что осторожность, на всякий случай, не повредит. Раз сам Алек ей почти ничего о себе не рассказывает, то и она не станет выкладывать все сразу.
        - А на Спартаке ты с самого рождения жила? - спросил как-то парень, и по его интонациям Нюта вдруг догадалась: он знает все. Наверное, ему рассказал Кирилл. Ох уж эта его подлая манера сплетничать! Наверняка тушинец боится, что теперь станет ей не нужен, и хочет поссорить подругу с соперником. Если она сейчас соврет, Алек будет хуже к ней относиться. Конечно, можно было, по примеру самого Алека, просто пропустить вопрос мимо ушей, но почему-то ей захотелось узнать, что он обо всем этом думает.
        - Нет, - сухо сказала девушка. - Я родилась на Беговой. В возрасте пяти лет меня нашли в туннеле возле станции. Меня сопровождали двое взрослых, но их сожрали монстры, а мне удалось спастись. Что еще тебя интересует?
        - Прости меня, - покаянно сказал парень. - Тебе, наверное, тяжело вспоминать об этом…
        - Да нет, уже столько лет прошло. Просто ты не представляешь, насколько часто меня этим попрекали в детстве, - смягчившись, сказала она. - Люди на Спартаке считали меня чуть ли не оборотнем. Вот если бы меня тоже растерзали, тогда все было бы в порядке.
        В утешение Алек стал рассказывать ей всякие байки. О том, как когда-то давно, когда люди еще жили наверху и были так же суеверны, как и сейчас, они судили женщин, которых подозревали в колдовстве. Подозреваемую полагалось бросить в воду. Если она утонет, то не виновата, а нет - значит, ведьма, и ее нужно сжечь на костре. Еще рассказал, что около ста лет назад наверху правил Великий диктатор, которого все боялись до смерти, а у него в советниках был ученый. И тот ученый уверял, что если, например, корову кормить мясом, то она постепенно превратится в тигра. Диктатор ученому верил, хотя многие считали его шарлатаном. А теперь, когда наверху такое творится, впору опять пересмотреть взгляды на науку. Может, тот ученый был по-своему нрав? Кто знает, не имел ли он в виду, что превращение происходит под влиянием радиации?
        Нюта посмеялась, хотя и не слишком весело.
        - А ты помнишь что-нибудь о том, что с тобой было в том туннеле? - вдруг спросил Алек.
        - Не очень хорошо. Мы долго шли в темноте, я устала, хотела есть и пить. И нога очень болела. Помню, все время жаловалась, но меня не слушали. Дядька Федор тащил меня за руку и ругался, а тетка Люся сзади шла. Вдруг она вскрикнула, и послышался какой-то шум. Дядька Федор окликнул ее, но она не отзывалась. Он мою руку выпустил и кинулся бежать, а я отползла к стене туннеля и лежала там, боялась пошевелиться. Что-то мимо меня пронеслось, я только почувствовала движение воздуха и противный запах. Тут дядька Федор выстрелил раз, другой, а потом заорал так ужасно, но скоро замолчал. Раздался хруст, чавканье, а потом что-то большое приблизилось ко мне, оно сопело и вздыхало прямо над ухом. Я сознание потеряла. Потом очнулась - и не пойму, где я. Темно, вокруг какие-то теплые шерстяные комки возятся, глаза желтым светятся, и запах ужасный. Они меня облизывали, я согрелась и заснула. Не помню, сколько времени я там была. То засыпала, то просыпалась, совсем от голода ослабела. Они что-то вонючее жевали, а я такое есть не могла, вот и решила выбираться оттуда. Поползла наугад, через какое-то время нашарила
на полу немного мха, пожевала - ужасно живот заболел. Думала, умру. Потом опять услышала - сопит кто-то поблизости. Я в какую-то щель заползла, и вдруг вдали свет замелькал, голоса послышались. Зверь испугался, ушел, а ко мне подошли люди, дали нормальной еды и увели с собой. Так я на Спартак и попала. С тех пор иногда снится, что я опять в логове этих зверей. Да, еще нога перестала болеть. Она у меня с детства ныла, а после того случая я почти поправилась. Только люди все равно относились ко мне так, словно я сама - опасное животное. Мальчишки дразнили подкидышем, найденышем, оборотнем, говорили, что я в туннелях человечиной питалась, оттого и выжила. Только когда выросла, перестали дразнить, но все равно косились. А я не помню, чем питалась! - с отчаянием сказала она. - Хочу вспомнить - и не могу. Что же мне теперь, из-за этого всю жизнь отверженной быть?!
        - Не думай больше об этом. Все позади, - сказал Алек и погладил ее по руке.
        - Постараюсь. Знаешь, я вот рассказала тебе - и мне уже будто легче стало. До этого со мной никто так не говорил об этом. Почему ты ко мне так хорошо относишься?
        Алек вроде бы смутился.
        - Да что тут особенного? - произнес он. - Нормально отношусь. Ты очень храбрая, ты не такая, как все. Может быть, у тебя и вправду какой-нибудь дар?
        - Ну вот, и ты туда же! Пойми, я самый обычный человек. И то, что я победила Зверя, - это просто случайность.
        - Мой отец говорит, что случайность - это неосознанная закономерность, - заметил Алек.
        - А кто он, твой отец? - с любопытством спросила Нюта, радуясь случаю узнать о нем побольше.
        - О, он тоже интересный человек. Я тебе потом расскажу о нем, - пообещал парень, и Нюта разочарованно вздохнула: опять это «потом».
        - Я сама была бы рада, если бы у меня какие-нибудь способности открылись, - призналась вдруг она. - Все не так обидно. Но я только вижу иногда странные сны, а сны видят многие, что тут такого? Если даже в моих снах и есть какой-то особый смысл, то я не умею их правильно истолковывать. Другое дело - Вэл и Мура. Мне потому и хочется на Улицу 1905 года, что там тоже живут необычные люди, и никто в них не тычет пальцами, не дразнит. То есть, некоторые косо смотрят, конечно, но все равно… - Она запуталась, не зная, как объяснить.
        - А те люди, с которыми ты шла, были твоиродственники? - спросил Алек.
        - Да не помню я! - с отчаянием сказала Нюта. - Но вряд ли. Они плохо ко мне относились, все время ругались.
        - А как же так получилось, что ты оказалась у них? Твои родители умерли?
        - Нет, - покачала головой Нюта. - На Беговой у меня осталась мать.
        - Как же она тебя отпустила?
        - Не знаю. Я ведь совсем еще маленькая была, сама не понимаю, что произошло. Думаю, челноки меня украли или увели обманом. А иногда снится, словно бы какой-то человек ведет меня к ним, только он впереди идет, и лица его не видно. Может, оттого, что это был кто-то из знакомых и мне страшно узнать об этом? Говорят, бывают такие гадалки, которые могут нарочно погрузить человека в сон, и тогда он видит все, что с ним было. Вот бы мне найти такую!
        - Ладно, ладно, - торопливо сказал Алек, увидев, что Нюта опять начинает волноваться. - А про Беговую ты что-нибудь помнишь?
        - Как ни странно, помню, - ответила девушка. - Помню, как мама меня спать укладывала, песни пела или сказки рассказывала. Она веселая была, красивая.
        - А отца совсем не помнишь?
        - Нет. Может, он еще до моего рождения умер или пока я грудной была. Последний год с нами стал жить мамин приятель, его звали Петр, а фамилию не знаю. Я его не любила, но старалась ради мамы виду не показывать. Он все орал, что меня надо воспитывать, что я совсем от рук отбилась. Помню, как-то раз я взяла без спроса лепешку, а он дат мне подзатыльник. Я рассердилась и укусила его за руку. Ох, как он тогда орал! На этот раз отлупил меня как следует, хотя мама плакала и просила его перестать. Потом Петр куда-то ушел, а она обнимала меня, утешала… Я вообще не понимала, чего он с нами живет? У него здесь же, на станции, был сын от другой женщины, Сашка. Противный такой мальчишка, все время дразнил меня бледной поганкой и за волосы дергал… - Немного помолчав, Нюта задумчиво сказала: - Интересно, что теперь с ними со всеми? Когда я оттуда ушла, мама ребеночка ждала. Наверное, у меня уже взрослый брат или сестра…
        - Так значит, ты хочешь вернуться обратно на Беговую? - спросил Алек.
        - Конечно хочу. Вот только надо поправиться немножко, чтобы маму не испугать. Да и сил у меня пока нет.
        - Тогда тебе нужно как следует питаться. - И Алек принялся кормить ее с ложечки теплым грибным бульоном.
        - А ты пойдешь со мной на Беговую? - робко спросила Нюта. Парень, казалось, задумался, а она ждала его ответа так отчаянно, что, казалось, вот-вот сердце выпрыгнет из груди.
        - Ну, если ты захочешь, - наконец сказал он слегка неуверенно, - пойду.

* * *
        Через неделю Нюта смогла, наконец, подняться на ноги и в сопровождении Алека решила немного пройтись по станции. Ощущение было не из приятных: побывав наверху, она уже иначе ощущала пространство. Теперь ей казалось, что на Баррикадной слишком тесно и даже как будто тяжело дышать. Низкие и массивные колонны давили, свет, хотя и неяркий, резал глаза, а попадавшиеся навстречу люди раздражали. Немудрено, что Нюта быстро устала, и Алек усадил ее отдохнуть возле того самого торговца книгами, благо Кирилла рядом не было. Зато рядом крутился какой-то мальчишка в драной майке, выцветших шерстяных штанах и калошах на босу ногу - видно, помогал торговать.
        - Покупайте последние новости! - важно выкрикивал он. - Вся правда о метро! Кто терроризировал Улицу 1905 года? Откуда пришла девушка, победившая Зверя? Правда ли, что Тот-кто-сидит-в-пруду когда-то сбежал из аквариума в Зоопарке? Все самое интересное в нашем экстренном выпуске!
        - Да какие же это последние новости? - рассмеялся Алек. - Они уже устарели.
        - Не мешай торговать! - нахально ответил пацан. - Ты, может, все уже знаешь, а приезжие еще не в курсе.
        - А почем твои новости?
        - Так и быть, отдам за патрон.
        Алек хмыкнул, вручил мальчишке патрон и взял в руки тетрадный листок, исписанный мелким неразборчивым почерком. Текст предварял портрет высокой девицы с автоматом наперевес и развевающимися волосами. Как ни странно, неизвестному художнику удалось передать сходство, хотя черты лица были несколько утрированными: неправдоподобно пухлые губы и огромные глаза с длинными ресницами. К тому же грудь у нее была такая, что казалось - комбинезон вот-вот лопнет.
        - Забавно, правда? - Алек протянул листок Нюте.
        Едва взглянув, девушка вернула его обратно и поморщилась:
        - Не понимаю, зачем это делать? Изобразили меня какой-то идиоткой! Между прочим, Мура говорила, что без противогазов на поверхности только нелюди ходят…
        - Ну, наверное, это просто такой образ героический. Каждый зарабатывает, как может, - философски заметил Алек.
        Он помог девушке подняться и осторожно повел обратно в госпитальную палатку. Стоявший неподалеку человек с редкими волосами и родинкой на лбу, одетый в защитный костюм, проводил их задумчивым взглядом. Заметив, что Алек выронил листок с «новостями», он подобрал его, быстро огляделся по сторонам и впился глазами в рисунок. Торговцу книгами это не очень понравилось, но он промолчал. В конце концов, мало ли тут чужого народу толчется? Не делать же замечание человеку, который не совершил ничего противозаконного, - он же не украл листок, а просто поднял. Да и небезопасно - вдруг обидится?
        Ближе к вечеру Нюту навестил Кирилл, нарочно выбравший время, когда Алек отлучился. Оба парня как-то сразу невзлюбили друг друга, что очень расстраивало Нюту. Кирилл называл Алека исключительно «этот тип» и насмехался над его неотесанностью. Судя по всему, еще в самом начале знакомства они со стариком-торговцем пытались втянуть Алека в беседу о книгах и выяснили, что тот не читал почти ничего. Но Нюта видела и другое - может, ее новый друг и был менее начитанным, зато очень чутким и моментально ощущал перемены ее настроения. Он интуитивно чувствовал такие вещи, о которых Кирилл со всей своей высокомерной «ученостью» даже не догадывался.
        Алек, в свою очередь, за глаза называл Кирилла «метросексуалом». Когда Нюта услышала это слово в первый раз, она даже немного обиделась за Кирилла, посчитав незнакомый термин заковыристым матерным образованием. Алек, услышав ее версию, весело рассмеялся и объяснял, что так до Катастрофы называли людей, которые маниакально следят за своей внешностью. А потом так уморительно изобразил, как Кирилл расчесывает волосы и поправляет воротник рубашки, что девушка невольно рассмеялась. И все же эта взаимная неприязнь ее утомляла.
        - Я вижу, тебе получше? - спросил Кирилл.
        - На самом деле я все еще чувствую себя паршиво, - призналась Нюта. - Слабость, рука болит, хотя опухоль вроде спадает, и левое ухо слышит плоховато.
        - Это ничего. Акопян сначала думал, что руку придется ампутировать. И вообще, он удивляется, что ты так быстро идешь на поправку! Ведь еще неделю назад были серьезные опасения, что ты вообще не выживешь.
        После этих слов Нюта неожиданно развеселилась.
        - Это потому, что меня вскормили монстры, - зловещим шепотом произнесла она, закатывая глаза. - Человеческим мясом и кровью-юу!
        - Не паясничай! - поморщился парень. - Оганез Ваганович сказал, что у тебя просто железное здоровье и отменный иммунитет… ну, знаешь, сопротивляемость организма. По его мнению, редкий мужчина смог бы очнуться от такой дозы яда, а потом еще и сражаться, да и вообще двигаться. Пей побольше, чтобы организм окончательно очистился от этой дряни.
        От его нарочито кислого вида и традиционно наставительного тона хорошее настроение Нюты тут же улетучилось.
        - Надоело мне тут, - жалобно сказала она. - Тесно, шумно, торговцы всякие шастают, и вообще приезжих полно. Все галдят, суетятся… Хочу обратно на Улицу 1905 года. Там как-то просторнее, и люди знакомые. Мне кажется, я бы там еще быстрее поправлялась. Сидела бы у костра, слушала всякие рассказы…
        - Не понимаю, что ты нашла на этой захолустной станции, - покачал головой парень. - Хотя, конечно, - тут же добавил он с непонятной насмешкой в голосе, - ты там теперь героиня. Того и гляди - комендантом выберут!
        Нюта уже хотела возмутиться, но Кирилл, видимо поняв, что хватил лишку, быстро сменил тему:
        - Я сегодня говорил с Акопяном, он считает, что за твою жизнь уже можно не волноваться. Наверное, через несколько дней можно будет подумать о переезде.
        - Переходе, - хмыкнула девушка. - Марш-броске. Кстати, ты в курсе, что в туннеле между Баррикадной и Улицей 1905 года привидение бродит?
        - Какое привидение? - опешил парень. Вид у него был такой комичный, что Нюта невольно прыснула:
        - Самое обычное, безголовое. А голова, чтоб ты знал, у него в сумке лежит, потому что так ее носить удобнее.
        Кирилл озабоченно пощупал ей лоб - похоже, решил, что под остаточным действием яда у подруги начинается бред.
        - Я не оговорился, именно о переезде. Эта женщина, Мура, договаривается с комендантом, чтобы тебя, да и всех нас на Улицу 1905 года доставили на дрезине, - сказал он.
        - Ну и хорошо, - пробормотала Нюта. - Все так славно устраивается. И Алек тоже обещал, что с нами поедет.
        Услышав имя ненавистного конкурента, Кирилл сузил глаза, а на его скулах появились желваки.
        - Знаешь, я не хотел заводить этот разговор, пока ты была слаба, но больше его откладывать сил нет. Объясни, пожалуйста, почему какой-то посторонний человек сидит у тебя столько времени, не давая больше никому с тобой общаться? Кто он такой, в конце концов? Откуда взялся? Раз ты столь явно предпочитаешь этого типа всем прочим, может, знаешь о нем что-то, чего не знаю я?
        - Не знаю, что ты там знаешь, а что - нет, - с деланной беззаботностью отозвалась девушка, - а мне плевать, кто он и откуда. Захочет - сам расскажет.
        - Ты меня удивляешь! - всплеснул руками Кирилл. - Я-то считал тебя рассудительной, а ты ведешь себя, как идиотка!
        - Никогда ты не считал меня рассудительной! - зло огрызнулась Нюта, начиная заводиться. - Наоборот! Постоянно высмеивал и говорил гадости еще с того дня, как мы очутились у анархистов. Благодаря мне, кстати, если ты позабыл!
        Тут уже смутился Кирилл, но Нюту понесло:
        - И, если уж на то пошло, что я знаю о тебе самом? Тоже не слишком много, правда? Но вот одно я уяснила слишком хорошо: всякий раз, когда мне была нужна твоя помощь, тебя рядом не оказывалось. Если бы ты не променял меня на свои драгоценные книжечки и комфорт, если бы пошел со мной на Улицу 1905 года, я бы сейчас тут не валялась!
        - Вряд ли мне удалось бы тебя защитить от целой станции, - с сомнением пробормотал Кирилл. - В лучшем случае нас бы отправили сражаться со Зверем вдвоем, а я…
        - А ты - трус! - безжалостно припечатала Нюта.
        Она сама понимала, что несправедлива сейчас, но ей так хотелось отплатить за все придирки этому… метросексуалу! Он издевался над ней, говорил, что она никому, кроме него, не нужна, и хороводился с Лолой чуть ли не у нее на глазах. А как только у него появился соперник, сразу заволновался. Ну ничего, ему еще и не так волноваться придется!
        - Но ведь это я тебя спас, - опешил Кирилл. - Я пошел за тобой на поверхность, днем…
        Нюта прищурилась:
        - А откуда мне знать, шел ли ты меня спасать? Ты думал, что я без сознания, но я отлично помню, как ты наклонился ко мне с ножом.
        Кирилл даже поперхнулся.
        - Нет, ну надо же придумать такое! Нюта, Нюточка, ты что, вправду думаешь, что я мог бы поднять на тебя руку? И не просто поднять, а…
        - То есть, ты отрицаешь, что доставал нож? Забыл, что с тобой был другой человек, сталкер? Он может подтвердить мои слова.
        - Вот именно! - Кирилл тоже начал кипятиться. - Если б у тебя была хоть капелька мозгов, ты бы и сама додумалась: даже если допустить на секунду такую дикость, то убивать нужно без свидетелей! Я просто растерялся и хотел разрезать на тебе комбинезон, чтобы посмотреть, куда ты ранена. Совсем забыл, что наверху этого делать нельзя. Хорошо, что этот сталкер, Мулат, меня остановил.
        - Можешь говорить что угодно, но верить тебе я не обязана! - буркнула девушка.
        - Нюта, - ласково сказал Кирилл, хотя видно было, что терпение его на исходе. - Ты переутомилась. У тебя подорвана психика. Это и неудивительно, если учесть, сколько всего тебе пришлось пережить. Тебя нужно подлечить, и все будет хорошо.
        «Вот он куда клонит, - мелькнуло в голове у Нюты. - Хочет выставить меня сумасшедшей фантазеркой, чтобы мне никто не верил. Эдак он скоро заявит, что и Зверя никакого не было!»
        - Этот номер у тебя не пройдет, - сказала она. - Ты правильно сказал: теперь люди считают меня героиней, и они куда охотнее поверят мне, чем тебе. Только попробуй сказать кому-нибудь, что я не в своем уме!
        - Дура! - тоскливо протянул Кирилл. - Тебе мерещится опасность там, где ее нет, а очевидного замечать не хочешь. Пойми, этот тип мне не внушает доверия. Ну подумай сама, чего ради ему сидеть с тобой целыми днями? Ты думаешь, он в тебя влюбился? Да посмотри на себя! Ты сейчас похожа на мумию. Или, может, он тебе вешает лапшу на уши, что любит тебя за красивую душу?
        Нюта тоже не понимала, что привлекло в ней Алека. Подумав, она решила - наверное, то, что теперь ее считают героиней. Да и какая, в сущности, разница - лишь бы он был с ней, лишь бы не уходил. А вот Кириллу следовало объяснить все раз и навсегда. Конечно, она не станет ему рассказывать про Макса и про то, как похож на него Алек, но тушинец должен понять: отныне своей жизнью она будет распоряжаться сама.
        - Знаешь, у меня болит голова и совершенно нет ни сил, ни желания спорить с тобой или выслушивать твои истерики, - сухо сказала она. - Будь добр, оставь меня одну. И учти - хочешь ты того или нет, но на Улицу 1905 года Алек поедет вместе с нами. Он мне это обещал.
        - Конечно, чего бы ему не пообещать? - скривился Кирилл. - Все равно ведь по пути.
        И удивился, увидев недоумение в глазах Нюты.
        - А разве он тебе не рассказывал? Я был уверен, что ты знаешь, вот и тянешься к нему из-за своей навязчивой мании. Получается, он скрыл от тебя даже это…
        - Что «это»? - прошептала Нюта, холодея от внезапной догадки.
        - Что живет на Беговой. Нюта! Что с тобой, Нюточка?
        Нюта лежала без сознания. Кирилл кинулся искать врача.
        Глава 10
        НОВЫЕ ЗАДАЧИ НОВЫХ ПРАВИТЕЛЕЙ
        Верховный сидел у себя в шатре. Мысли, которые его одолевали, трудно было назвать веселыми. Он думал о том, что здоровье его не улучшается, а годы все чаще дают о себе знать. И так странно, что удалось столько протянуть в подземке. Он попал сюда цветущим сорокалетним мужчиной, но не успел оглянуться - а ему уже седьмой десяток. Здесь обычно столько не живут. Конечно, он мог позволить себе питаться лучше других и не рисковать понапрасну, но и это не помогало: в последнее время Юрий все чаще чувствовал упадок сил. Невидимые смертоносные частицы радиации просачивались всюду, попадали в организм с зараженной пищей и водой. Хоть он и избранный, а дышать приходилось тем же воздухом, что и остальные.
        Наверное, ему не так уж долго осталось, и все сильнее хотелось оставить сыну крепкую империю и незыблемую власть, хотя надежд на это с каждым днем оставалось все меньше. После смерти Зои и побега этой светловолосой гадины станцию будто кто сглазил. Верховный попытался было, воспользовавшись суматохой после нападения водяных, прибрать к рукам соседнюю Тушинскую, но ему дали отпор. Правда, под шумок удалось захватить девчонку, которую и принесли в жертву вместо беглянок. И без того неслыханный факт - первый раз за долгие годы девушка была всего одна, и другую было взять негде - люди на станции и так уже недовольно роптали. Впрочем, спустя некоторое время одному из сталкеров удалось притащить откуда-то еще одну девчонку, но Верховный решил, что лучше до поры до времени оставить ее про запас. Решил, а теперь сам уже был не рад. Держать похищенную под стражей было бы слишком хлопотно, а деться ей со станции все равно было некуда: после побега предыдущих жертв патрули в туннеле были усилены, а самим патрульным запрещалось спать или пить алкоголь на посту под страхом казни. В результате девчонка целыми
днями слонялась по станции, во все совала свой любопытный нос, все комментировала, и Верховного это уже начинало раздражать.
        Но он-то еще может сдерживать этот сброд железной рукой, заставить их подчиняться своей воле. А вот на Игоря, сыночка и наследника, черт бы его драл, надежда слабая. Парень совсем расклеился с тех пор, как сбежала Нюта. Нет бы взяться за ум, найти себе жену, порадовать отца внуком, пока не поздно. Ведь в его власти было выбрать любую девушку на станции - никто не осмелился бы перечить воле Верховного. Правда, девушки их красотой не отличаются, что верно, то верно. Но ведь не о красоте надо думать в первую очередь, а о здоровье, чтобы родила крепких детей и род его не пресекся.
        Раньше Верховный даже был согласен на то, чтобы сын выбрал невесту у соседей, на Тушинской, но после недавнего конфликта об этом и думать было нечего. «Впрочем, почему, собственно? - мелькнула вдруг спасительная мысль. - Наоборот, вот чудесный повод помириться или, по крайней мере, сделать вид.
        Мол, мало ли что бывает между соседями? Кто старое помянет, тому глаз вон, а худой мир лучше доброй ссоры. Давайте же, дорогие тушинцы, породнимся и заживем еще лучше и дружнее, чем прежде. А там, не успеют они опомниться, как я на правах старшего родственника приберу власть к рукам и введу свои порядки».
        Огорчало одно: все эти радужные планы были бы вполне выполнимы, являйся сын его верным сторонником и союзником. Верховный же в последнее время был почти уверен, что Игорь его ненавидит. Небось, только обрадуется смерти отца и сразу отменит жертвоприношения. А того не понимает, дурачок, что людишек нужно держать в постоянном страхе, только тогда будет порядок. А то вон на Тушинской развели демократию, понимаешь, позволяют обсуждать бургомистра всем кому не лень. Ничем хорошим это не кончится. Где нет страха и почтения низших к высшим, там нет и дисциплины. Где нет дисциплины - нет порядка. А без порядка при первой же серьезной опасности все разваливается, как домик из песка. Да, пока тушинцам еще удается противостоять внешним врагам, будь то монстры или люди, но ясно, что уже из последних сил…
        До Верховного донеслись странные звуки - поблизости кто-то играл на вконец расстроенной гитаре и жалостно выводил что-то про комнату с белым потолком, и о надежде что-то. Хочу, мол, быть с тобой. Игорек, конечно. Опять напился и куролесит, не понимая, что не до песен сейчас. Вместо того, чтобы быть слабеющему отцу опорой, сам на него озлобился и других настраивает. Э-эх!..
        Звякнул колокольчик у входа. Верховный, погруженный в невеселые думы, проигнорировал сигнал, но посетитель ввалился в шатер, не дожидаясь его приглашения. Еще один нехороший признак - раньше люди такого себе не позволяли. Что еще возмутительнее, сердито сдвинутые брови Юрия не произвели на вошедшего никакого впечатления. Он двигался так стремительно, что задел головой подвешенные к потолку пестрые веера, и они закачались. Плюхнувшись без приглашения на цветастые замусоленные подушки и чуть не сбив статуэтку собакоголового бога, человек бросил перед главой Спартака листок бумаги с каким-то рисунком и написанным от руки текстом. Как будто это было дело необычайной важности.
        - Что это? - брезгливо спросил Верховный, поднимая листок двумя пальцами. Но он уже и сам видел - что. С замусоленного клочка бумаги на него смотрела вооруженная автоматом девица в защитном комбинезоне и с развевающимися, точно под сильным ветром, волосами. Сходство с Нютой было так велико, что вряд ли могло являться случайностью.
        «Девушка, победившая Зверя», - прочел Верховный подпись под рисунком и, не сдержавшись, матерно выругался.
        - Листовка, - зачем-то пояснил и без того очевидное вошедший и добавил: - Щербатый нашел, когда недавно в большое метро пробирался.
        - Он что, по поверхности шел? - машинально спросил Юрий.
        Вошедший пожал плечами, подумав: «Сдал правитель, ничего уже не помнит». Но вслух почтительно сказал:
        - Да ведь я еще раньше докладывал - в том месте, где в туннеле от Полежаевской к Беговой завал начинается, наши ребята ход на поверхность прокопали. Поверху совсем немного надо пройти, и можно попасть в большое метро. И вот, пожалуйста! Эти бумажки какой-то энтузиаст на Баррикадной изготавливает и продает.
        - Интересно, она знает, что ее мать жива? - забывшись, проговорил Верховный.
        Вошедший пожал плечами - его самого волновало совершенно другое, что он и поспешил озвучить:
        - Эта сучка может навести на нас людей!
        - Не смеши, - снисходительно сказал правитель, делая вид, что все под контролем. Но в груди неприятно закололо слева. - Даже если и так, неужели кто-то потащится через все метро? До нас теперь не так-то просто добраться.
        - Ходим же мы к ним. Значит, и они к нам смогут, - пожал плечами пришедший.
        - Да на что мы им сдались? Разве у нас есть что-нибудь ценное? С другой стороны, меры принять все же надо. Позови ко мне этого… - И он неопределенно щелкнул пальцами, но мужчина понял - кивнул и быстро вышел.
        Когда в шатер вошел новый посетитель, Верховный был бледен и морщился, но тут же взял себя в руки: выпрямил спину, протянул листовку и коротко, властно спросил:
        - Ну?
        Убийца взял бумагу, повертел в руках, даже зачем-то перевернул. «Притворялся, что не понимает!» - разъярился Верховный и проревел:
        - Что это такое, я тебя спрашиваю?
        - Листок. В клеточку. Видимо, из тетрадки, - предположил убийца.
        Правитель Спартака затрясся. Еще ни один человек не смел разговаривать с ним в таком тоне.
        - Тебя…, послали ее убить! Ты вернулся и сказал, что дело сделано. Какого…?!
        Убийца поморщился. Отчего-то он очень не любил, когда в его присутствии сквернословят. Хотя отчасти возмущение Верховного можно было понять. Но кто бы мог подумать, что соплячка не только уцелеет на поверхности, но и пройдет через половину метро, а потом ухитрится выйти живой из еще более страшной передряги? Неистребимая девчонка начинала внушать ему что-то похожее на уважение. Убийца преклонялся перед силой, а в этой пигалице оказался стальной стержень. Когда-то такая внутренняя сила чувствовалась и в Верховном, но теперь перед ним сидит старик, который не способен даже контролировать свои эмоции. Вон, аж посинел весь, того и гляди, удар хватит. Правитель он там или нет, а оскорблять понапрасну людей, которые столько лет служат ему верой и правдой, не стоит. Особенно тех, кто может за себя постоять.
        - Я сказал правду. Она шла на верную смерть.
        - Только, б…, не дошла!
        - Возможно, это знак.
        - Да как ты смеешь?! Я тебя… - забрызгал слюной Верховный и вдруг выгнулся дугой, почувствовав невыносимо болезненный укол под лопаткой. Сразу потемнело в глазах, и как будто кто-то перекрыл кислород. Юрий успел прошептать: «Врача…», а потом рухнул на разбросанные подушки и замер.
        Убийца даже не изменил своей расслабленной позы. Следовало немного подождать и убедиться, что все кончено. Врач у них, конечно, идиот, и все же, мало ли что? Вдруг откачает? Через несколько минут он коснулся шеи Верховного, пытаясь нащупать пульс. Пульса не было, тело уже начинало остывать. Быстро выйдя из шатра с подобающей озабоченностью на лице, убийца закричал:
        - Врача сюда, скорее! Верховному плохо!

* * *
        На похоронах отца Игорь был, как ни странно, не пьян. Хмурый и небритый, он оглядывался по сторонам, словно видел станцию впервые. Все те же унылые бело-серые колонны, цементный пол, голые, исписанные стены. Все те же бабы и мужики в ватниках. Деревянный помост и гроб на нем. Он, наследник, стоит над гробом, рядом щупленький лысоватый Михаил, самый верный соратник и советчик отца. Люди поднимаются по ступенькам, кланяются покойнику и спускаются с другой стороны. Многие плачут, остальные хмуро молчат, но все без исключения смотрят на него, Игоря. Чего-то ждут? Несмотря на то что Верховный скончался от инфаркта, не оставив завещания, никому и в голову не пришло оспаривать власть у его сына. Михаила можно было не брать в расчет - как бы он сам коньки не откинул, потрясенный смертью единственного друга. Наемники же отца были хорошими исполнителями, умелыми и изворотливыми, но ни у одного из них не хватило бы ума, чтобы управлять людьми, и они сами это понимали. «Интересно, - подумалось Игорю, - а у меня самого ума хватит? Ведь это большая ответственность, так говорил отец. Впрочем, перед кем -
ответственность? Отца больше нет, а эти безмолвные люди вряд ли будут сопротивляться. С ними можно делать что угодно: унижать, грабить, заставлять трудиться до изнеможения. А взамен только скудно кормить, чтобы только-только не протянули ноги, да иногда устраивать пышные церемонии для развлечения. Правы были древние жрецы, и отец тоже был прав».
        Игорь расправил плечи, поднял голову, обвел глазами толпу.
        - При мне все будет, как при батюшке, - хрипло сказал он. И как только слова такие выговорились - словно подсказал кто. Он и слова-то такого, «батюшка», до этого никогда в жизни не употреблял. Стоявший рядом Михаил вздрогнул, но ничего не сказал.
        Игорь машинально посмотрел туда, где не так уж давно на похоронах Зои стояла среди толпы Нюта с подругой. Конечно, сейчас никакой Нюты там не было, зато стояла повариха Галка, а рядом с ней - худенькая испуганная девчонка, которую притащили недавно.
        Люди задвигались, перешептываясь, как будто, наконец, дождались ответа на свой безмолвный вопрос. И только потрясенная Галка, машинально перекрестившись, забормотала:
        - Свят, свят, свят! На нашей станции поселилось зло. Не Игорек это - оборотень, подменыш. Игорек был ласковым мальчиком, а у этого глаза волчьи.
        Вокруг поварихи немедленно образовалось пустое пространство. Некоторые на станции втайне исповедовали старую веру и молились Богу, которого Верховный объявил ложным, но об этом никто не смел говорить вслух. Игорь посмотрел на смутьянку недобрым взглядом. Похоже, что неуместная разговорчивость и ересь может в ближайшие дни довести ее до сердечного приступа. Молодой правитель-то, видно, весь в отца - зря сомневались начет него, что мягок не в меру. Вот когда кровь-то сказалась.
        Но выдержка у Игоря тоже была - он не стал оскорблять неуместными разборками траурную церемонию. Молча склонился над пышно убранным гробом и коснулся губами ледяного лба. Приторный запах цветов ударил в нос - лето наверху шло к концу. Почему-то именно в конце лета цветы пахнут так терпко и сладко. «Надо будет навестить того беднягу, который на этот раз за ними поднимался», - подумал новый Верховный. Сталкера здорово покусали, пришлось даже ампутировать руку, но свой долг он честно выполнил - обливаясь кровью, притащил на станцию ворох цветов и лишь потом свалился без сознания. «Наверное, люди все же любили отца на свой лад - вряд ли из одного страха можно было совершить такое. Хотя кто их поймет? Даже сам отец говорил, что для него чужая душа чаще всего - потемки, а уж он-то в людях разбирался…»
        Под тоскливые завывания помятого саксофона процессия двинулась в туннель. В этот день люди не боялись привлечь внимания тамошних обитателей, и монстры, словно чувствуя это, куда-то попрятались.
        - Как следует заваливайте, - мрачно предупредил Игорь. - А то вон Зоину могилу какие-то твари разорили, у трупоедов чутье острое. Раньше думал - если что, отца возле нее похороню, согласно его воле, а видишь, как вышло. Один он остался после смерти. Ну, разве что я когда-нибудь рядом лягу, хотя уж постараюсь как-нибудь не слишком скоро. - И он нехорошо усмехнулся. Да, он сильно изменился за последнее время, и сам чувствовал это.
        Проводив в последний путь отца, правитель решил заняться делами. Скорбеть было некогда - в последнее время старик изрядно все запустил. Да и сам он был хорош, не помогал совсем. Ну ничего, теперь-то он исправится. Верховный велел позвать к нему Михаила, и они, уединившись в шатре отца - нет, теперь уже его, Игоря, шатре! - начали обсуждать насущные проблемы.
        А проблем было немало. Самая первоочередная, как всегда, - нехватка продовольствия. Надо опять посылать людей наверх, а наверх они не хотят, там все опаснее. У птеродактилей на Тушинском аэродроме вывелись птенцы, и те совсем озверели. Придется, наверное, увеличивать поголовье крыс, но ведь их тоже надо чем-то кормить, пока веса не нагуляют. Значит, опять идти на поверхность - просто замкнутый круг какой-то. «Ну ничего, жрать захотят, так пойдут как миленькие», - пробормотал Игорь. Это могло и подождать.
        Михаил нерешительно откашлялся.
        - Что еще? - коротко спросил правитель.
        - Я тут подумал… Может быть, не надо больше приносить жертвы? Ту девочку, что привели недавно, хорошо бы отпустить, а то люди недовольны…
        - Пусть засунут свое недовольство… - буркнул Игорь. - Сегодня им жертвы не нравятся, завтра все, как эта дура Галка, открыто креститься начнут, а потом что? Будут задумываться о справедливости распределения пайков или, того чище, обсуждать решения Верховного? Мне тут второго Гуляй Поля не надо! Так что жертвы приносить будем по-прежнему. Я вообще считаю, что кроме летней церемонии надо ввести еще зимнюю, да и память отца почтить отдельной жертвой было бы неплохо. А девчонку отпускать в любом случае нельзя. Вы, вообще, в курсе, откуда ее притащили? С Бе-го-вой! Думаете, если она вернется домой, то будет держать язык за зубами? Да и вообще, дядя Миша, как вы себе видите это «отпустить»? Одну? По поверхности?
        - Ну, можно кого-нибудь отрядить в провожатые… - неуверенно начал советник, но Игорь рубанул воздух ладонью.
        - И слышать не хочу! Это что же получается, за жратвой себе любимому наш дорогой народ вылезти боится, а провожать какую-то… В общем, закрыли тему. И вообще, дядя Миша, давайте сразу договоримся. Я знаю, вы были близким другом отца, он вас, уважал и прислушивался к вашему мнению. Но я - не отец, и сам знаю, что мне дальше делать. Не вмешивайтесь в мои дела, если не хотите со мной поссориться. - И Игорь так глянул на опешившего Михаила, что тот поежился.
        - Ладно, - неожиданно смягчился Верховный. - Я все же думаю, мы научимся работать вместе. Идите, дядя Миша, отдыхайте. С завтрашнего утра у нас начнется новая жизнь.
        Не сказав ни слова, старый советник вышел, а Игорь продолжал размышлять.
        Что еще? Повариха? Это тоже могло подождать. Вернее, об этом можно было вовсе не думать - телохранители, увидев его гневный взгляд, все должны понять правильно. А если нет, то тем хуже для них. «Кстати о телохранителях и прочих полезных людях…»
        Войдя в шатер, убийца почтительно остановился на пороге, испытующе глядя на Верховного. Тот небрежным жестом предложил ему садиться. Он знал, что этого человека отец использовал для особых поручений и ценил куда больше мямли Михаила.
        - Ты последний видел отца живым. Отчего ему стало плохо?
        - Мне кажется, Верховному нездоровилось еще до того, как я пришел к нему. Огорчение его усилилось, когда он увидел вот это, - и убийца протянул Игорю листовку. Сначала он подумывал, не уничтожить ли ее, но потом понял, что не стоит - все равно об этом листочке здесь знал не только он. А сотрудничество с новым Верховным лучше начинать с обоюдного доверия.
        Игорь взял листок, вгляделся. Глаза его на секунду вспыхнули.
        - Так она жива, - проговорил он.
        Убийца молча ждал.
        - Откуда это? - спросил Верховный.
        - Принес наш разведчик с Беговой.
        - То есть, Нюта сейчас там?
        - Насколько я знаю, еще недавно она находилась на Баррикадной и поправлялась после тяжелых ран, полученных в схватке с каким-то невиданным монстром с поверхности. Но когда выздоровеет, по всей видимости, попытается добраться до Беговой. У этой особы, если помните, есть давняя навязчивая идея - вернуться туда, где она родилась.
        Какая странная судьба, - задумчиво проговорил Игорь. Если бы все шло так, как задумал отец, Нюта давно была бы мертва. Но вышло наоборот - мы уже похоронили и Зою, и отца, а она как заговоренная. Может, она и вправду приносит всем несчастье?
        Но голос его был мягким, в нем слышалась почти нежность.
        У убийцы была своя точка зрения на этот счет, но он не решился ее озвучить и терпеливо ждал, пока молодой правитель предавался сентиментальным воспоминаниям. Сам он был человеком действия и не любил душевных излияний, предпочитая получить четкий, недвусмысленный приказ и выполнить его как можно лучше. Было некоторое опасение, что прежний Верховный рассказывал сыну о его проваленной миссии, хотя вряд ли - ведь Игорь всегда испытывал к Нюте слабость. Получается, то, что убийца не поспешил тогда прикончить девчонку, обернулось только к лучшему. Он негромко кашлянул, напоминая, что все еще здесь и ждет распоряжений. Игорь словно спохватился.
        - Вот что. Разыщи ее.
        Убийца кивнул. Судя но всему, теперь, когда отца нет, молодому правителю никто не помешает жениться на девушке, которая ему по душе. Да и то сказать, кто посмеет сплетничать о жене Верховного, каково бы ни было ее прошлое? Да и к самому убийце Игорь наверняка будет относиться по-доброму - ведь именно ему он обязан тем, что его любимая девушка до сих пор жива.
        Задумавшись, он не сразу расслышал следующие слова Игоря. А когда расслышал, решил, что ошибся, и переспросил.
        - Да, да, ты все понял правильно, - раздраженно повторил Верховный. - Найди ее как можно скорее и убей. Надо выполнить, наконец, волю моего отца и покончить с этой историей.

* * *
        Убийца сидел в палатке сталкера по кличке Щербатый. Они склонились над самодельной картой Метро, прикидывая, как лучше добраться до Беговой.
        - Вариантов на самом деле масса, - говорил Щербатый, сильно шепелявя из-за отсутствия передних зубов. - Туннели-то взорвали не по всей длине, завал тянется на протяжении каких-нибудь двухсот метров. И вот в этом месте, - его грязный, с обкусанным краем ноготь ткнул в карту между Беговой и Полежаевской, - наши ребята прорыли небольшой лаз на поверхность. Он выходит на детскую площадку. Рядом высотный дом, а за ним шоссе. Ориентир - прямо напротив того дома на шоссе стоит белый лимузин. Видать, кто-то на свадьбу ехал, да вот не успел чуток.
        Пройдешь немного по шоссе и увидишь впереди эстакаду - там транспортная развязка, несколько дорог расходится. Но тебе туда не надо, ближайший вход на станцию будет немного не доходя до этого места. Только если услышишь топот копыт с той стороны, сразу затаись где-нибудь и сиди тихо, как мышь, - авось пронесет.
        - А кто там носится? - спросил убийца. - Лошади, что ли?
        - А хрен его знает. Но, кажется, не просто лошади. Михалыч что-то про это говорил, да я позабыл. Что-то насчет диких или дикого.
        - Михалыч уже допился совсем. Видно, пытался сказать - дикие лошади.
        Щербатый с сомнением пожал плечами и продолжал:
        - На самом деле, до Улицы 1905 года можно добраться куда быстрее, только не советую. Прямая дорога туда через Ваганьковское кладбище ведет, а туда, говорят, сам Хантер идти отказался, слыхал про такого? - И он нехорошо ухмыльнулся, обнажив голые десны. Волосы у него тоже были редкие, на лбу торчала бородавка, и убийце стало противно.
        Еще варианты? - спросил он, стараясь не выдать голосом презрения.
        Есть, как не быть. Вот здесь, между Улицей 1905 года и Беговой, - депо. Оттуда по туннелям можно пройти и на Краснопресненскую, и на Беговую, и даже чуть ли не на саму Белорусскую. Только само депо на поверхности, и добираться до него тоже по поверхности придется.
        - А смысл?
        - Вот и я думаю - никакого, - весело согласился Щербатый. Убийце показалось, что этот огрызок человека над ним издевается. Конечно, как и все работавшие на Верховного люди, Щербатый знал о репутации собеседника, но нисколько не боялся. То ли был законченным пофигистом, то ли уже отбоялся свое за время частых вылазок на поверхность.
        - Ладно, допустим, дошел я до Беговой. А ворота-то мне откроют? - спросил убийца.
        - А куда ж они денутся? Ты им сразу: так, мол, и так, мужики, я с кладбища, замерз в могилке, пустите погреться. Сразу откроют… Шучу, шучу, - поспешно добавил он, увидев бешеный взгляд. - А то и вправду брякнешь, так они потом вообще ворота заварят изнутри. У тебя «корочка» сталкерская есть?
        - Есть, но я ею почти не пользуюсь.
        - А зря. Сталкеров ведь через все станции пропускают без досмотра.
        - Предпочитаю без нужды не светиться.
        - Ну, это уж твои проблемы, - развел руками Щербатый. - Я тебе все как на духу рассказал, а дальше сам решай. Я в твои дела не вникаю, меньше знаешь - крепче спишь. - И он опять захихикал. - Карта у тебя отличная, могу еще в придачу дать атлас автодорог Москвы, вдруг понадобится?
        - Ага, еще глобус Московской области не забудь, - буркнул убийца.
        Щербатый с подозрением покосился на него. Чего-чего, а шуток от этого типа он не ожидал.

* * *
        Убийца собирался недолго. Кинул в рюкзак противогаз и запасной фильтр к нему, аккуратно свернутый комбинезон химзащиты, мощный фонарь, коробку спичек, немного еды, флягу с чистой водой, несколько обойм к автомату. Нож, остро отточенный и входивший в тело, как в масло, был всегда при нем. Карта Таганско-Краснопресненской ветки метро, испещренная пометками, понятными только ему и еще нескольким сталкерам, уже порядком поистрепалась. Кстати, она удобна еще и тем, что на ней обозначены ближайшие объекты на поверхности. Вот, например, их станция - и рядом Тушинский аэродром. Убийца скользнул глазами дальше - а вот и кладбище, участок между Беговой и Улицей 1905 года, испещренный крестиками. «Далось им всем это кладбище, - подумал он. - В конце концов, руины города наверху уже двадцать лет можно с полным основанием считать гигантским кладбищем. А на самом кладбище, среди надгробий и крестов, в ветвях разросшихся деревьев, наоборот, происходила какая-то загадочная жизнь, непонятная и враждебная людям». Нет, через кладбище он, конечно, не пойдет.
        В этом районе еще бывший ипподром находится - тоже весьма странное место. Когда-то давно забрел туда один из сталкеров и вернулся сам не свой. Ничего не объяснял, но вскоре после этого спился и, пьяный, рассказывал иногда, что на ипподроме видел самых настоящих кентавров и чудом от них спасся. Кое-кто даже верил. Сам убийца к подобным рассказам относился весьма скептически: может, увидал бедолага в темноте какую-нибудь конную статую, да и спятил - нервы-то у сталкеров часто на пределе. Да и Щербатый что-то говорил про топот копыт и диких не пойми кого… Одним словом, такие места, как ипподром, лучше обходить стороной. Тем более, когда они не совсем по дороге. А нарочно делать крюк, будучи на задании, чтобы просто утолить любопытство, - это не для профессионала.
        Оставался последний вопрос: какую одежду лучше выбрать для дороги? Больше всего он любил комбинезон цвета хаки, в метро многие ходили в одежде такого цвета, а потому в нем легче затеряться в толпе. Имелась еще серая камуфляжная форма ганзейского пограничника, но в такой, пожалуй, он наоборот будет привлекать внимание, оказавшись на Беговой. Итак, решено.
        Патрульные в туннеле, ведущем к Щукинской, проводили целеустремленно шагающего человека с рюкзаком за плечами настороженными взглядами. Нет, с пропуском у него все было в порядке, просто в ту сторону люди со Спартака ходили все реже. С тех пор, как в туннеле нашли Нюту и останки ее спутников, на станции опасались нашествия монстров, хотя пока это была перестраховка. Звери не тревожили людей, и постовые лишь изредка замечали где-то в непроглядном мраке горящие желтые глаза. А уж когда несколько сталкеров беспрепятственно прошли через туннель и вернулись обратно, люди и вовсе успокоились.

* * *
        Убийца шел по шпалам, привычно стараясь ступать бесшумно. Луч фонаря плясал по стенам, иногда поднимаясь к сводам туннеля, - так, на всякий случай. Все было спокойно, даже крыс не попадалось. И только убийца об этом подумал, как на него пахнуло теплым смрадом и он услышал словно бы вздохи. Молниеносно щелкнув кнопкой фонаря, человек на цыпочках отошел к стене, вжался между тюбингами и стал ждать, выставив вперед короткое рыло автомата. Странно, но особого страха не было, только досада. «Столько хлопот из-за какой-то девчонки, - думал он. - Стоит ли она этого? Уж если уцелела, жила бы себе дальше. Нет, им надо непременно ее добить». В последнее время сомнения одолевали убийцу все чаще. Он хотел служить сильному правителю, а в Верховном незадолго до смерти уже не чувствовалось силы. Да и у Игоря не было той железной хватки, чтобы заставить всех добровольно себе подчиняться. Взять хотя бы его первое задание: неужели только что пришедший к власти мальчишка не придумал ничего умнее? «А может, он просто не способен отличать первостепенные задачи от несущественного? - подумал убийца. Потом в голову
пришла новая мысль: - Интересно, сколько лет живут монстры? Те ли, что сопят сейчас в темноте, сожрали спутников Нюты, или здесь бродят уже их дети и внуки?»
        Вокруг царила тишина, и убийца уже собирался продолжить путь, но вдруг, словно по какому-то наитию, задрал голову к своду туннеля. Прямо над ним светились желтые глаза. Человек окаменел. Что-то подсказывало ему - сейчас лучше не дергаться. Потом он почувствовал в голове какую-то щекотку - существо словно сканировало его мысли. «Ну, вот и все».
        Сколько времени прошло - минута, пять? Убийца вновь неуверенно поднял глаза Ничего. Темнота и тишина. Зверь ушел, словно его и не было, лишь едва уловимый смрад доказывал, что человеку это все не привиделось. Он перевел дух, поправил лямки рюкзака и двинулся дальше. Путь предстоял неблизкий: мимо опустевшей Щукинской, мимо заброшенного Октябрьского поля к Полежаевской, которую вырезали, - не те ли самые монстры?
        Убийца не любил эти мрачноватые, мертвые во всех смыслах станции. Даже в ведущих к ним туннелях было как-то особенно тоскливо и неуютно, словно и в них просочились отчаяние и запустенье. Что-то шуршало под потолком - возможно, летучие мыши. На подходах к Щукинской человек едва не попал в густую и весьма толстую паутину. Пришлось расчищать себе путь, выжигая эту мерзость факелом. Хорошо хоть, хозяин паутины куда-то отлучился либо предпочел не высовываться.
        На Щукинской еще валялось какое-то тряпье, хотя все мало-мальски нужное было уже давно унесено на Спартак. Возле одной колонны лежал высохший труп, все кругом покрывал толстый слой пыли. Хорошо, конечно, - сразу видно, что тут уже давно никого не было, и все же убийца постарался миновать эту неуютную станцию как можно скорее. Трудно сказать, чем ему так не нравились эти гофрированные металлические панели на стенах и массивные четырехугольные колонны с желобками. Лишь выложенная на полу темными плитками на светлом фоне линия, похожая на лабиринт, как-то мирила его со строгим убранством станции.
        Убийца шел, стараясь не наступать на темные плитки, загадал про себя, как в детстве, что если это удастся, то миссия завершится благополучно. Но с самого начала его отчего-то неотступно преследовала мысль: на этот раз не завершится. Если Нюта раз за разом выживает там, где, казалось бы, выжить просто невозможно, не знак ли это свыше? Убийца никогда не считал себя суеверным человеком, но как тут не поверить в высший промысел? И не разгневаются ли эти неведомые силы, если человек попытается нарушить их планы, не отомстят ли? Задумавшись, он все-таки наступил на темное и в сердцах сплюнул. «Плохая примета! Все не в масть!» И все же он получил задание, а личный кодекс требовал выполнить его, чем бы оно ни грозило ему самому. Убийца вовсе не был аморальным человеком, у него тоже имелись свои принципы, пусть даже они показались бы странными рядовому обывателю.
        Неожиданно человек потянул носом. Что-то было не так, и скоро он понял, что именно: в воздухе ощущался едва уловимый запах дыма. Где-то не так уж далеко горел костер, а это означало присутствие людей. Другой вопрос - что это за люди, откуда они пришли, зачем и что делают возле заброшенной станции? Но разбираться с этим сейчас было некогда. Убийца решил, что непременно все выяснит на обратном пути, когда выполнит основное задание. Хотя внутренний голос буквально кричал, что чужаки - дело куда более серьезное. Кто знает, может, под самым носом у обитателей Спартака обосновалась какая-нибудь банда вроде тех, что орудуют на Китай-городе? Не хватало еще, вернувшись с никому не нужного задания, обнаружить, что «станция-призрак» стала таковой в прямом смысле…
        На Октябрьском Поле тоже было неуютно. Люди ушли отсюда настолько давно, что даже следов их былого пребывания почти не осталось. Еще на подходах к станции убийца на всякий случай натянул противогаз - никто толком не знал, что здесь случилось, но поговаривали, что причиной всему был воздух, разом ставший непригодным для дыхания.
        «Эх, какие площади пропадают! - думал он, разглядывая выложенные белым кафелем стены. - К примеру, чудную свиноферму можно было бы здесь отгрохать». Подумал и сам удивился: как-то не замечал он раньше в себе любви к сельскому хозяйству. «Старею, - мелькнула новая мысль. - Может, и правда завязывать с этими особыми поручениями? Последнее задание выполню - и на покой?» Он знал, конечно, что соскочить будет сложно. Его работа хорошо оплачивалась, но и затягивала человека с головой. Да что деньги - тьфу! Много ли надо одиночке без семьи, женщины, друзей? То ли дело тайная власть и ощущение причастности к чему-то, скрытому от большинства других!
        С особой осторожностью подходил он к Полежаевской. Странная станция - две платформы, три пути. Один, тупиковый, должен был вести в Серебряный Бор, но его почему-то не докопали и забросили. Вот в таких местах обычно и заводится всякая нечисть. Совсем как у них на станции. Не потому ли так неладно там люди живут, что эфемерное зло поселилось на Спартаке еще до них? С другой стороны, куда вероятнее, что все зависит от людей, и они сами создают себе ад или рай там, где селятся. «Много ли у нас действительно хороших людей? Может, Зоя была последней?..»
        На Полежаевской царила поистине мертвая тишина, и даже самые осторожные шаги тренированного человека казались тут неестественно громкими. Те, кто бывал на станции вскоре после трагедии, рассказывали, что вся платформа и даже стены были залиты кровью. Разумеется, она давным-давно высохла, смешавшись с пылью, и теперь противно похрустывала под ногами. Убийце стало как-то не по себе, хотя при его профессии бояться крови вообще-то было смешно. Просто здесь ее пролилось слишком много, и он вздохнул с облегчением, когда вошел в туннель к Беговой. До цели оставалось совсем немного.
        Прорытый в завале лаз отыскался легко. Убийца сделал привал, плотно перекусил и даже вздремнул пару часов «вполглаза». А там и ночь настала, значит - пора на поверхность.
        Выбравшись, он даже не сразу понял, что покинул подземелье, - луна спряталась за плотными тучами, и темнота была непроглядная. «Как на том свете», - с кривой ухмылкой подумал человек и включил фонарь. Осмотревшись, различил невдалеке высотные дома. «И за каким же из них шоссе? - мрачно подумал он. - Белый лимузин, тоже мне ориентир! Тут собственную руку еле видно…» Все же, прикинув, в каком направлении шел туннель, убийца догадался, куда ему теперь идти. Обогнул ближайший дом, и за ним действительно оказалось шоссе. Прямо по ходу движения виднелось что-то длинное и светлое. «Ба, и вправду лимузин с кольцами на крыше! На них даже остатки искусственных цветов сохранились. На водительском месте труп, а есть ли (кто в машине - не видно, стекла затемненные. Интересно, жених с невестой успели добежать до метро или так и остались в машине? Как там говорилось в брачных клятвах: "Пока смерть нас не разлучит"?»
        Пока он разглядывал машину, со стороны эстакады послышался дробный топот. Человек заметался в поисках убежища и, не придумав ничего лучшего, распластался прямо под лимузином, прижавшись к асфальту и боясь дышать. Ближе, ближе, совсем недалеко от него гремели копыта, а потом неведомый скакун или скакуны вдруг свернули в сторону. Топот стал удаляться так же стремительно, как и приближался, и вскоре затих вдали. Тихо чертыхнувшись, убийца стал двигаться в нужном направлении короткими перебежками. «Что это было? - подумал он. - Одичавшие и мутировавшие лошади с ипподрома, или и впрямь кентавры? Кто теперь гуляет здесь по ночам?» Некстати вспомнилась какая-то старая баллада, в которой мертвец вез невесту на коне к себе в могилу. «Мы, мертвые, ездим скоро». С другой стороны, как могут мертвецы ездить верхом, ведь лошади боятся покойников. «Если только они и сами - не мертвые. Но ведь мертвые лошади не гремят копытами? Какая же чушь лезет в голову!» Скольких людей он проводил на тот свет и ничего не боялся, спал, как невинный младенец, а тут весь покрылся холодным потом. Мало ли, кто мог топотать по
ночной Москве? Но страх не унимался, зато откуда-то пришла уверенность: он правильно сделал, что даже не попытался посмотреть на неведомых скакунов. Иначе так легко бы не отделался. «Нет, скорее вниз, в метро, к людям. Есть вещи, которые живым лучше не знать…»
        Глава 11
        СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ И НОВЫЕ ТАЙНЫ
        Муре удалось уговорить коменданта Баррикадной - на Улицу 1905 года Нюту переправили на дрезине, с большой осторожностью. С ней отправились Вэл, Мура, Алек и Кирилл, старавшийся держаться тише воды ниже травы. Тушинец был искренне рад, что после тяжелого разговора Нюта вообще не отказалась видеть его впредь.
        Как ни странно, рассказанная Кириллом новость обернулась против него же. Алек, в ответ на вопрос Нюты, почему он скрыл, что пришел с Беговой, вполне логично ответил, что не хотел ее волновать. Вполне логично же, сославшись на недавний обморок, он клятвенно пообещал девушке ответить на все вопросы, как только состояние ее здоровья исключит возможность его повторения. И Нюта ему поверила - просто потому, что хотела верить. В результате Кирилл и вышел виноватым - оказался каким-то злобным сплетником.
        Сойдя с дрезины, Нюта впервые за долгое время вздохнула свободно - по сравнению с Баррикадной здесь было куда просторнее. Уже ставшие почти родными высокие розовые колонны, высокий же потолок. Даже металлические цифры «1905», чередующиеся на стенах со стилизованным изображением факела, выглядели как-то нарядно и величественно. Хуже было другое: переезд и устроенная ей торжественная встреча так разволновали Нюту, что она снова слегла.
        Силы никак не хотели возвращаться к победительнице Зверя. Для нее установили персональную палатку в самом центре станции - почти новую, веселой ярко-оранжевой расцветки. Мура шепнула, что палатку заказали в Ганзе, скинувшись всем миром. Там ее часто навещали - кроме Вэла и Муры забегала повеселевшая Маша, то одна, то с сыном, несколько раз заходил лысый комендант, теперь казавшийся девушке вполне милым. При первом визите он наконец-то представился - «Зотов, Илья Иванович» - и торжественно вручил девушке не только ее старый временный пропуск, но и новенький паспорт. «Почетный житель станции Улица 1905 года», - прочитала Нюта и чуть не прослезилась, смутив коменданта.
        Во второй визит к Нюте Зотов сидел и мялся. Спросил, не беспокоят ли ее, нормальная ли пища, не нужно ли чего? Нюта заверила, что всем довольна. Комендант кивал, но не уходил. Девушка решила, что ему, как и многим жителям станции, неловко перед ней, что он чувствует свою вину. Она улыбнулась, желая показать, что вовсе не держит зла, и задала давно интересовавший ее вопрос - что за детский рисунок висел у него над столом?
        Такой бурной реакции Нюта не ожидала. Илья Иванович схватил ее за руку, прижался к ней лбом, и слова полились неудержимым потоком, как будто мужчина уже не мог держать свое горе в себе. Запинаясь, он рассказывал ей историю своей жизни, точно исповедовался перед ней как каким-то высшим существом, которое имело право судить.
        Из его довольно бессвязного рассказа о жизни до Катастрофы, пересыпанного непонятными словами, Нюта выяснила, что Зотов родился и вырос не в Москве, а в каком-то маленьком городке. Тогда собственное существование казалась ему скучным и бессмысленным, и только сейчас он стал понимать, какая дивная и замечательная это была жизнь. Зимой можно было кататься в лесу на лыжах и на замерзшем пруду - на коньках, летом ходить на городской пляж, который был уже почти и не городской, - на том берегу пруда начинался лес. Илья с друзьями плавали в мутноватой зацветающей воде или загорали на берегу, усыпанном окурками, подсолнечной шелухой и обрывками бумаги. Совсем рядом было шоссе, мимо на большой скорости проносились машины, которые молодые люди провожали глазами. Как Илья тогда завидовал людям, которые мчались в этих иномарках!
        Отслужив в армии, Зотов вернулся на родину, но тоска по иной, красивой жизни в нем лишь окрепла. Иногда он приезжал в Москву, чтобы побродить по огромному городу, где жизнь казалась такой интересной и насыщенной и где сам молодой человек был абсолютно чужим, а вечером садился в электричку и ехал обратно. Однажды на вокзале он увидел объявление, приглашающее молодых мужчин на службу в Управление милиции но охране метрополитена. Так метро стало местом его работы, как и многим другим, позволило выжить при Катастрофе и даже найти себя в новой жизни. В метро же Зотов встретил и свою будущую жену.
        Люся была домашней девушкой, тоненькой, хрупкой и беззащитной, с длинными каштановыми волосами, которые она сначала каждый день заботливо расчесывала, но вскоре была вынуждена коротко остричь. Илья был уверен - на поверхности, в прежней жизни, такая девушка даже не взглянула бы на рядового милиционера, не обладающего примечательной внешностью и даже не москвича. А здесь он был чуть ли не героем, одним из новых хозяев жизни, и Люся смотрела на него восхищенными глазами. Он назначал ей свидания вечерами в конце станции, на которые девушка приходила не всегда. Зотов думал, что не слишком-то ей и нужен, и не знал, что красавица рвалась к нему точно так же, как и он к ней, а не приходила иной раз из-за нездоровья, которое тщательно скрывала от всех. Несмотря на всю свою неприспособленность к жизни под землей, она инстинктивно чувствовала, что в этих жутких условиях слабость лучше никому не показывать. Из-за таких недоразумений их любовь достигла небывалой силы, и Люся едва дождалась официального предложения, чтобы с радостью ответить «да».
        Конечно, со временем Зотов догадался, что жена его не совсем здорова. Труднее было понять, чем именно она больна: своего врача в тот момент на станции не было. Имелись, конечно, пара человек, умевших перевязывать раны и оказывать первую помощь, но о квалифицированном диагносте даже мечтать не приходилось. Но даже болезнь до поры до времени не слишком омрачала их существование. Они любили друг друга и были счастливы. Родилась дочь, которую назвали Алиной, но Зотовы были настолько поглощены друг другом, что почти не уделяли ребенку внимания. Не слишком красивая, угрюмая и замкнутая девочка любила рисовать и могла подолгу сидеть одна, водя огрызком дефицитного карандаша по не менее дефицитной бумаге.
        Шли годы, Алина росла, а пару лет назад Люся опять забеременела. Переносила беременность тяжело, но ходила такая счастливая. На этот раз оба родителя очень ждали этого ребенка, и к тому же уже можно было считать, что жизнь как-то налаживается - не такая, как раньше, тяжелая, страшноватая, но тоже жизнь. Родился мальчик, хорошенький, как ангелочек. Они тряслись над ним, не оставляя ни на минуту. Хотя Алине в свое время не уделялась и сотая часть этого внимания, казалось, внешне она не проявляла ревности и брата как будто тоже любила.
        Но мальчик был слабенький, это быстро стало ясно. Уже по прошествии года он начал чахнуть. Наверху, может, его и удалось бы выходить, а здесь не помог даже доктор Акопян - ребенок медленно угасал и в конце концов умер у родителей на руках. После этого Люся слегла и больше уже не встала: неведомая болезнь набросилась на ослабевшую от горя женщину с удвоенной силой. Оганез Ваганович вновь оказался бессилен. Конечно, Зотов думал о том, чтобы отправить жену на лечение в Полис или на Ганзу, где, по слухам, тоже имелось несколько неплохих специалистов, но он не ожидал, что она угаснет так стремительно.
        Из-за всех этих горестных событий комендант совсем позабыл о дочери, а после похорон жены и вовсе замкнулся в себе. Даже когда Алина пропала, хватился ее не сразу - думал, что осталась в палатке у какой-нибудь подруги, совсем упустив из виду, что подруг-то у дочери почти не было.
        В общем, в какой-то момент оказалось, что Алины нигде нет, никто не помнит точно, когда видел ее в последний раз, и не представляет, куда она могла деться. А отец слишком поздно осознал, что теперь, после смерти жены, это единственный близкий ему человек. Как знать, может, именно холодность и равнодушие отца стали причиной исчезновения девушки?
        Разумеется, Зотов несколько раз обращался к Коре, но всем известно, насколько обычно «точны» ее предсказания. Как узнать, ошиблась ли она на этот раз или сказала правду? Тем более, что узнать удалось, прямо скажем, немногое. Коре лишь удалось увидеть, что Алина жива и находится в каком-то помещении. Добровольно или ее там удерживают силой - этого гадалка сказать не могла, зато заявила, что над головой девушки нависла беда.
        Комендант с надеждой глядел на Нюту. Видно, думал, что раз она победила Зверя, то и эту загадку ей решить под силу. «Все идут ко мне за утешением, - подумала девушка. - А кто утешит меня? Этот груз мне не по силам». Все же она, как могла, успокоила Илью Ивановича и попросила не отчаиваться раньше времени. Вот с нею, например, Кора сказала правду, так что, возможно, его дочь тоже жива и ее удастся найти. Комендант покинул оранжевую палатку почти счастливым, словно ее хозяйка обещала ему помощь.
        Вскоре девушка наконец-то смогла познакомиться и с пресловутой Корой. У гадалки оказалось узкое лицо, темные волосы и чуть раскосые глаза. Одета она была в какой-то балахон из грубой ткани с бахромой по подолу, в котором, при желании, можно было опознать упаковочный мешок. Как ни странно, Коре это одеяние безусловно шло и выделяло ее из толпы. Тем более, что она была увешана многочисленными разноцветными бусами, а на руках звенели браслеты, явно сделанные самостоятельно из подручных материалов. К ним были прикреплены старые монеты, бывшие в ходу еще на поверхности, бусины и тому подобная дребедень.
        Сначала Нюта собиралась указать женщине, из-за которой чуть не погибла, на дверь, но потом подумала: «А ведь гадалка, как ни крути, оказалась права. И теперь, благодаря ей в том числе, у меня есть дом…»
        Кора, судя по всему, полагала так же и никакого греха за собой не знала. При виде Нюты она, казалось, сильно расчувствовалась: плакала, обнимала ее, называла «дорогое дитя», бессвязно бормотала, что «знала, видела и не сомневалась», а уходя, заявила, что счастлива была бы иметь такую дочь.
        - Она многим так говорит, - фыркнула потом Мура, с которой Нюта поделилась впечатлениями. - Но, между нами говоря, детей Кора не так уж любит, скорее, наоборот. Она еще на поверхности, семнадцатилетней девчонкой, сделала аборт, и с тех пор детей иметь не может. Не сказать, чтобы саму Кору это сильно расстраивало, мне кажется, ей это даже на руку, да вот беда - она недавно в очередной раз вышла замуж. Муж из клана муравьев и гораздо ее моложе. Гадалка-то наша, когда на станции выдавали паспорта, ухитрилась скостить свой возраст на несколько лет, а потом еще и пару раз его «теряла», каждый раз убавляя себе еще несколько годков. Так что теперь никто толком и не знает, сколько ей на самом деле лет.
        - И что, мужа это так расстраивает? - не поняла Нюта.
        - Да нет, дело в другом. Я же тебе рассказывала про муравьиную психологию: главное - потомство после себя оставить. Вот он и не понимает, почему женушка никак не беременеет.
        - Ну, может, оно и к лучшему? - вздохнула Нюта. - Я слышала, что в последнее время рождается очень многодетей-мутантов.
        А если им так уж хочется о ком-то заботиться, то усыновили бы какую-нибудь сироту или, я не знаю, завели бы себе ручную крысу.
        - Мать ее мужа ждет внуков, - с сомнением сказала Мура. - Вряд ли она согласится на такую замену…
        Однажды к Нюте в очередной раз заглянул Вэл, и ему на глаза попалась книжка с красивой картинкой на обложке, подаренная торговцем с Баррикадной. Девушка ее уже дочитывала. Вэл рассеянно повертел пухлый томик в руках и спросил:
        - Ну и как, понравилось?
        Нюта вспыхнула, решив, что над нею издеваются. Ей казалось, что такой умный, выдающийся человек не может всерьез относится к развлекательной литературе. Но Вэл, казалось, спрашивал вполне серьезно, а его огромные серые, чуть навыкате глаза смотрели ласково и внимательно. Казалось, ему в самом деле было интересно ее мнение но поводу прочитанного.
        - Я не думала, что вас интересуют книжки вроде этой, - сказала девушка. - А так - да, вполне. Она меня от грустных мыслей отвлекала. Тут рассказывается о девушке и двух ее поклонниках. Один оказывается вампиром, а другой - оборотнем.
        Вэл, к удивлению Нюты, смеяться не стал, а наоборот, прочел ей чуть ли не целую лекцию.
        - Подобной литературой весьма увлекались наверху незадолго до Катастрофы. Многие и впрямь считали ее мутью, не стоящей внимания, но мне кажется, что нужна и она. Про вампиров, на самом деле, очень трудно правильно писать. Что мы о них знаем? Не так уж много. Это так называемое «не-мертвое» существо, которое днем якобы спит в гробу, а ночью выходит пить кровь. По некоторым данным, боится чеснока и распятия, по другим - ничего подобного. Большинство сходится в том, что хорошее средство упокоить вампира - осиновый кол. Это, так сказать, предрассудки, легенды, в которые разумные люди верить не станут. Но надо помнить, что и легенды не возникают просто так. Вспомни, как описан мальчик-вампир в романе? Очень красив и обладает необычными способностями. Лично мне этот запанибратский подход не близок - мол, мой дружок-оборотень живет на соседней улице, а с вампиром я за одной партой сижу. Мне нравится думать о вампире, как о некоем инфернальном существе, с которым у человека никакие мирные отношения, никакое взаимопонимание в принципе невозможны. Но смотри, разве ты сама не замечала вокруг себя людей со
слишком привлекательной внешностью или выдающимися способностями?
        - Конечно, - пробормотала Нюта, глядя на него. «И один из них сейчас сидит передо мной», - мысленно добавила она.
        - Такие люди, как правило, артистичны, им необходимо внимание, они словно бы подпитываются чужой энергией. Значит, их тоже вполне можно считать вампирами - энергетическими.
        - Да, - уже увереннее сказала Нюта и подумала про Кирилла.
        - Интересно, что все остальные люди делятся на тех, кто видит их особенности, и тех, которые не видят или не обращают внимания, - таких большинство. Ты, как и героиня романа, - из тех, кто видит. Да и оборотней среди людей тоже полно, и они не всегда злые. Очень много информации можно почерпнуть из самых пустых с виду книг, если уметь правильно читать. Понимаешь, попытки людей описать мир вокруг себя напоминают рассказ о слепых, ощупывавших слона. Знаешь, на что похож слон?
        Нюта кивнула: в последнее время Кирилл, чтобы не выяснять постоянно отношения, рассказывал ей о Зоопарке, показывая картинки в брошюре.
        - Так вот. Слепым, ощупывавшим этого зверя, попадались разные части его тела, и у каждого в отдельности сложилось ложное представление. Но если эти представления суммировать, получилась бы правда. Так и писатели. Если писатель чего-то стоит, ему удается правильно показать какую-то часть жизни, хотя иногда он и сам не подозревает о том. Вот и автор твоей книги описывала, в сущности, действительность, думая, что сочиняет сказку. И из всех этих описаний, как из мозаики, можно сложить картину мира.
        Нюта осмелела и рассказала Вэлу, как Крыся плакала над пестрой глянцевой книжечкой.
        - Вот видишь, - сказал тот, - даже такой писательнице, как мне кажется, не слишком талантливой, удалось что-то схватить, раз твоя подруга выдала такую эмоциональную реакцию. Хотя наверняка она и представить не могла, в каких условиях будут читать ее книжку и что именно вызовет слезы. Наверняка, была бы очень удивлена. А вот если бы твоя подруга заскучала над книгой и не стала читать, тогда было бы понятно, что книжка действительно плоха. Впрочем, бывает так, что кому-то скучно, а кто-то, наоборот, ту же самую книгу читает взахлеб. Все это очень субъективно.
        Нюта так и не поняла, по каким признакам можно отличить хорошую книгу от плохой, но переспрашивать постеснялась. Возможно, однозначного ответа на этот вопрос просто не было. К тому же Вэл всегда говорил с иронией, словно чуть посмеиваясь над собой, поэтому понять, шутит он или говорит серьезно, было очень трудно.
        - Я вижу, ты уже приходишь в себя, - весело отметил тем временем Вэл. - Хочу в качестве развлечения кое с кем тебя познакомить. Тут у нас сектанты бродячие остановились…
        Нюта испугалась: слово «сектанты» ассоциировалось у нее с чем-то нехорошим. Но Вэл успокоил ее, сказав, что на самом деле они вполне вменяемые ребята, доброжелательные и открытые, тоже пытаются на свой лад искать истину.
        Два парня чуть постарше самой Нюты сидели в столовой и пили чай. Они и вправду оказались веселыми и общительными, но, начав рассказывать о своей вере, сразу сделались серьезными.
        - Мы верим в учение Того, кто предсказал Катастрофу, - сказал светловолосый, коротко стриженный крепыш, которого звали Иваном.
        - А кто ее предсказал? - заинтересовалась Нюта.
        - Ну, вообще-то, говорят, многие предсказывали. Но наш Учитель предвидел и то, что некоторые уцелеют и станут жить под землей, - отозвался второй, худой темноволосый юноша с бездонными глазами по имени Слава.
        - А как узнать побольше о его предсказаниях? - спросила Нюта.
        - Увы, в этом-то одна из главных наших проблем, - развел руками парень. - За столько лет книги Учителя зачитали до дыр и растащили на цитаты. Теперь приходится передавать предания из уст в уста. Но все предсказанное в них сбылось - и насчет красных, и насчет фашистов. Ходят даже слухи, что Учитель, неузнанный, путешествует по метро. Поэтому мы тоже не сидим на месте - ищем встречи с ним, чтобы услышать новые откровения. Уже целое поколение сменилось в пути. Но кое-какие реликвии у нас сохранились.
        И он с величайшей осторожностью предъявил Нюте два фрагмента обложек, заботливо запаянные в целлофан. На одном, желто-коричневом, выделялось написанное размытыми бледно-желтыми буквами «…умер…». Ясно было, что это лишь часть слова или фразы, но теперь, конечно, не представлялось возможным установить, кто именно умер, когда и по какой причине. На другом, совсем маленьком, на черном фоне бронзой отливали не то буквы, не то цифры «03».
        - Вот видите, - сказал Слава, - тут тоже может быть разное толкование. Если это цифры, то, возможно, они имеют отношение к экстренной медицинской службе, которая когда-то существовала наверху. 03 был номер ее телефона. Если же считать, что это буквы О и З, то приходит на ум Оз Великий и Ужасный из старых детских сказок. Впрочем, это лишь самые распространенные толкования, на самом деле различных предположений и теорий довольно много. Один из наших братьев пишет об этом книгу.
        Нюта очень заинтересовалась. Уходя, сектанты заверили ее, что, как только книга будет готова, они непременно дадут ей почитать.
        Последняя группа посетительниц и вовсе ошеломила победительницу Зверя. Это были четыре девушки от пятнадцати до двадцати двух лет, которые объявили себя поклонницами Нюты. Все они обрились наголо по примеру Нюты, а многие специально нарисовали себе шрамы. Кроме того девушки принципиально носили исключительно мужскую одежду, по возможности военную, при встрече обменивались какими-то странными рублеными жестами и называли себя спасательницами. Проблема была в том, что все они были разного роста и комплекции, поэтому выглядели вместе несколько комично. Впрочем, одна, высокая блондинка по имени Дина, была очень похожа на Нюту. По всей станции спасительницы развесили листовки собственного изготовления, на которых не слишком умело была изображена суровая, большеглазая, наголо обритая девица с указующим пальцем. «А ты готова защитить свою станцию?» - вопрошала подпись под рисунком. Выглядело это все немного по-детски, но Зотов инициативу молодежи почему-то одобрил и велел одному из немногих оставшихся сталкеров провести с девушкам несколько занятий по обучению приемам рукопашного боя и стрельбе.
        От всей этой суеты Нюта чувствовала себя безумно усталой. Единственное, что ее на самом деле интересовало, - разговоры с Алеком. Оказывается, парень знал ее мать и еще нескольких людей, которых она помнила с детства, и она не уставала его расспрашивать:
        - А ребенок, который должен был родиться у мамы? Кто у меня появился? Братик или сестренка?
        Алек сокрушенно вздыхал.
        - Это был мальчик. Но он прожил совсем недолго, бедняжка. Доктор сказал, что он появился на свет со врожденным пороком сердца. Несколько месяцев помучался, плакал все время.
        - Бедная мама, - вздыхала Нюта. - А сильно она изменилась?
        Алек пожимал плечами:
        - Я даже не знаю. Ты, наверное, решишь, что сильно, а вот мне кажется, что нет, я ведь ее каждый день видел.
        - А обо мне она вспоминает?
        - Конечно, каждый день. Говорит: «Где-то теперь моя девочка? Жива ли она?»
        - Может быть, ты сходишь на Беговую и сообщишь, что я жива и скоро приду? Или, еще лучше, приведешь сюда ее? - с надеждой предлагала девушка, но Алек не соглашался:
        - Не стоит. Во-первых, я не хочу тебя оставлять одну, тем более пока тут Метросексуал крутится. Еще, чего доброго, опять доведет до приступа. Во-вторых, передать весть после долгой разлуки - куда хуже, чем привести живого человека, которого она уже и не надеется увидеть. А в-третьих, сама она сюда не дойдет. То есть, дойдет, конечно, но у нее в последнее время очень ноги болят. Врачи говорят - ревматизм. Зачем же ее понапрасну мучить? Лучше поправляйся скорее, и мы вернемся на Беговую вместе.
        - Какой ты умный, как хорошо ты решил! Что бы я делала без тебя? - благодарно восклицала Нюта. И Алек довольно улыбался.
        Разумеется, заходил Кирилл, болтал о каких-то незначительных пустяках. Но в глазах тушинца стоял упрек, и Нюте было тяжело с ним разговаривать. К тому же при виде Кирилла снова оживали сомнения. Почему все-таки Алек скрыл, что он с Беговой? Говорит, что не хотел ее волновать. Но ведь Нюта, наоборот, страшно обрадовалась, узнав, что мать жива. Что же у нее за судьба такая несчастная, что за странные люди ее окружают? Они все время врут ей, при этом делая вид, будто это из лучших побуждений. И как понять, кто из них на самом деле ей предан, а кто лишь притворяется? Может, оба они преследуют какие-то собственные цели или, наоборот, только и думают о том, чтобы ей было лучше? Нет, она не стоит ни Кирилла, ни Алека. Неужели они не видят, что победительница Зверя - всего лишь несчастная идиотка с расстроенными нервами и манией преследования?

* * *
        Однажды Мура, заглянувшая к Нюте выпить перед сном чая, столкнулась на входе с как раз уходившим Алеком.
        - Смотри-ка, сколько у тебя поклонников! - шутливо пихая девушку в бок, заявила она. - Двое лучше, чем ни одного, а?
        - Даже если один - оборотень, а другой - вампир? - в тон ей спросила Нюта.
        - Так это же еще интереснее! - засмеялась Мура. - Ты теперь с Корой дружишь, вот и попросила бы ее погадать, кто из двоих предназначен тебе судьбой, - вдруг на этот раз она правду скажет?
        - А вам она гадала? - машинально спросила Нюта. Мура вдруг погрустнела.
        - Да я уж не думаю о таких вещах, - сказала она. - У меня все в прошлом: любовь моя наверху осталась.
        Нюта вопросительно посмотрела на нее, и Мура, поколебавшись, стала тихонько рассказывать:
        - Незадолго до Катастрофы, когда было мне лет двадцать, я познакомилась в Интернете с одним мальчиком, Олегом. В чьем-то блоге, не помню уже. Это здесь мы часто не знаем, что на соседней станции творится, а наверху были такие средства связи, что можно было общаться с человеком, пусть он хоть бы за океаном был, на другом конце мира, фотографии свои посылать, даже разговаривать через специальные устройства, видя друг друга. И вот стали мы с ним переписываться. Какие же он мне письма писал! До сих пор помню. А я еще тогда удивлялась, что это он тут и там скобки ставит? Спросила у подруги, та говорит: «Дура! Скобка означает улыбку». И я тут же почту открыла и стала считать, сколько раз Олег мне улыбнулся! И вправду дура была. И вот мы с ним как раз договорились встретиться. Я жила на Смоленской, а он - на Планерной, хотя до метро еще на автобусе надо было добираться. Решили встречаться посередине - на Полежаевской. Так я и оказалась в тот день в метро. Уже почти доехала, и тут началось. Поезд остановился на Улице 1905 года, объявили, что дальше он не пойдет. Шум, крик, плач, толпы народу валят. Так мы
и не встретились. Видно, Олег был среди тех, кто в тот день наверху погиб. Здесь я потом жила то с одним, то с другим, но все как-то не складывалось. До сих пор его вспоминаю и плачу.
        Нюта наморщила лоб, соображая.
        - Если вы договорились встретиться и вам уже оставалось до Полежаевской две остановки, значит, он в это время тоже был в метро, в пути. И вполне мог оказаться где-нибудь поблизости.
        Мура вытаращила глаза.
        - Господи, девочка! - пробормотала она. - Почему мне, взрослой тетке, это в голову не пришло, а ты видишь все так ясно, словно у тебя и вправду дар? Конечно, он наверняка в это время уже ждал на Полежаевской, я ведь чуть-чуть опаздывала. Неужели мы с ним были совсем рядом и ничего не знали друг о друге?
        Тут в голову женщины пришла новая мысль.
        - Но ведь не так давно на Полежаевской всех вырезали! - простонала она и разрыдалась.
        Что Нюта могла сказать на это? Она чувствовала себя в каком-то эпицентре чужих страстей. Как будто, когда она спасла станцию, все уверовали в нее, как в высшее существо, и кинулись к ней со своими проблемами.
        После того разговора Мура несколько дней ходила с покрасневшими глазами и даже сходила к Коре - погадать. Та ее не утешила: сказала, что не понимает, жив ли еще ее Олег или нет. Единственное, что она увидела, - будто бы он находится в том же месте, что и пропавшая дочь коменданта, а когда Мура спросила, надо ли это понимать так, что оба они мертвы, беспомощно пожала плечами.
        - Наверное, ей и вправду лучше было бы сажать шампиньоны, - вздохнула Нюта, узнав об этом.
        - Кора у нас как Кассандра, - заметил Вэл.
        - Ты все путаешь, - сказала печально Мура, - Кассандра-то как раз все предсказывала правильно. Просто ей никто не верил - такое уж боги на нее наложили проклятие…
        А вот комендант, в отличие от Муры, необычайно оживился. Он вдруг поверил, что Алину действительно можно найти, надо только поискать хорошенько. Илья Иванович то и дело забегал поделиться своими соображениями к Нюте, сталкиваясь там то с Валом, то с Мурой. Что девушку радовало - если раньше Зотов считал их высокомерными выскочками, то теперь стал относиться к обоим гораздо теплее. Да и они, в свою очередь, стали находить его более привлекательным, хотя раньше относились, как к тупому солдафону. Маша, помнится, рассказывала, что спасительница Улицы 1905 года словно вдохнула в станцию новую жизнь: муравьи и индиго, сперва сплотившиеся перед лицом неминуемой гибели, избавившись от нее, стали жить куда дружнее. - А может, Алина ушла с кем-нибудь на Ганзу? - спрашивал комендант. - Если так, то плохо: там столько всякой швали толчется… Фашисты вот часто бывают.
        - Да что вы все - фашисты, фашисты! - возмутился Вэл. - Они тоже разные. Я среди них друга детства, Егорку, встретил. Он с самого начала случайно на Чеховскую попал. Это уж потом фашисты там власть захватили, недовольных казнили, а кто-то успел сам уйти. А вот Егор не захотел уходить. Он вообще вне политики - механик, золотые руки. Чинит технику всякую - такие везде нужны.
        - Чего ж ты там с другом не остался? - ехидно поинтересовался комендант.
        - Не люблю бессмысленных обрядов и ритуалов, - высокомерно вскинул голову мужчина. - А еще больше - когда мне указывают, что я должен думать. Я - Вэл, единственный и неповторимый, и как-нибудь сам разберусь, к кому и как должен относиться. Вдобавок ненавижу агрессивную толпу и когда на меня вешают ярлыки. Я не коммунист, не нацист, не садист, не интернационалист. В крайнем случае можете считать, что я индивидуалист и пофигист.
        Комендант нахмурился и процедил:
        - А ты в курсе, что из-за таких, как твой дружок-соглашатель, фашисты скоро все метро завоюют? Он им, небось, и оружие чинит, из которого они потом в мирных людей стреляют!
        - Да ладно тебе, Иваныч, не шуми! - похлопал его по плечу Вэл. - Я вот что скажу, - произнес он, невольно подстраиваясь в лад коменданту, - людям был дан шанс одуматься, а они им не воспользовались. Опять чего-то делят, истребляют друг друга… Да если посчитать, кто чаще убивает, люди или монстры, так первые, небось, впереди окажутся. Поэтому скоро все метро вымрет к чертовой матери.
        - Эх, правильный ты мужик, Валера, хоть и не без закидонов, конечно, - вздохнул комендант. - Верно говоришь, надо нам вместе держаться, иначе всем хана.
        Комендант и сам отчасти понимал Вэла. Здесь, на отшибе, они не слишком следили за политикой. Наверное, комендант, хоть и вырос уже после развала СССР, все же больше сочувствовал коммунистам. Но в душе он был рад, что сюда не дотягивалась тяжелая рука генсека Красной линии товарища Москвина. А вот к фашистам, как и большинство людей, у которых кто-нибудь из старших родственников да погиб в Великой Отечественной, относился с нескрываемой неприязнью. «Никогда не забывайте, - любил повторять он, - что от нас до этого чертового Рейха всего два перегона по прямой. Бдительность должна быть на высоте!»
        И никто из обитателей Улицы 1905 года не подозревал, что ближайшая угроза исходит вовсе не из Четвертого Рейха.

* * *
        Кирилл брел по туннелю в сторону Баррикадной, освещая рельсы фонариком. Здесь попадались очень любопытные многоножки размером чуть ли не с крыс, да и вообще тушинцу хотелось прогуляться и отвлечься. Он чувствовал, что теряет Нюту, - этот тип в самое короткое время приобрел на девушку такое влияние, что никого другого она уже не слушала. Это было похоже на колдовство - чем он так приворожил ее? Она буквально в рот ему смотрит, ловит каждое слово. А если спорить, получается только хуже.
        В туннеле сегодня было тихо. Конечно, Кирилл помнил, что нужно быть начеку, но в погоне за особенно крупным экземпляром уховертки совсем забыл об осторожности. Когда он опомнился, мерное постукивание раздавалось совсем рядом, хотя звук казался совсем не страшным. Он направил луч фонарика в ту сторону и обмер.
        К нему приближался человек без головы, одетый во что-то темное и ощупывавший палочкой шпалы перед собой. «Ну, все!» - подумал Кирилл. Ноги у него стали ватными, а руки затряслись так, что едва не выронили фонарик. Сразу вспомнились рассказы про Путевого Обходчика, а ведь парень не верил во все эти легенды. Но одно дело не верить чужим рассказам, а другое - собственным глазам. Правда, никто не упоминал о том, что Обходчик - без головы. Стоп! О каком-то Безголовом толковала Нюта. Что же она говорила? Кажется, что при встрече с ним можно уцелеть, если отойти в сторону и затаиться. Но было уже слишком поздно, к тому же парень, при всем желании, не смог бы сделать и шага.
        - Кто здесь? - окликнул он дрожащим голосом, хотя прекрасно знал, что не получит ответа. Что этот кошмар так и будет безмолвно приближаться к нему, пока жертва не сойдет с ума от ужаса. Да и как бы он мог услышать оклик, если у него нет ни глаз, ни ушей?
        Но существо неожиданно остановилось, и тут Кирилл с невыразимым облегчением заметил, что голова у него все же была. Просто человек низко опустил ее на грудь, и в густом сумраке туннеля она сливалась с пальто, создавая на расстоянии такой жуткий эффект.
        Человек словно бы прислушивался. Похоже, это был просто какой-то старик, хотя и непонятно, что он делает в туннеле один, - судя по всему, он подслеповат, да еще и глуховат. На бомжа вроде не похож, запах от него исходит какой-то странный - тяжелый и неприятный. Впрочем, парень слышал о таких случаях - когда никому не нужные старики становились обузой, их отводили в туннель и бросали там, оставив немного еды на первое время. Правда, он не думал, что на цивилизованных станциях тоже так поступают. Насколько он знал Зотова, тот, хотя и вечно жаловался на нехватку еды, никогда не попрекал куском ни стариков, ни детей. Даже инвалидам придумывал посильные занятия, чтобы они не ощущали себя в тягость остальным. По станции, например, ловко передвигался безногий калека, у которого вдобавок не хватало нескольких пальцев на одной руке, лицо было словно обожжено, а шея находилась в каком-то подобии корсета. Он вовсе не выглядел несчастным, наоборот, вполне сытым и ухоженным. Более того - многие обитатели станции относились к нему с непонятным почтением.
        - Здесь кто-то есть? - спросил старик дребезжащим голосом, прервав размышления Кирилла.
        - Как вы здесь оказались? - спросил Кирилл. - Откуда вы?
        - Помогите мне, - услышал он в ответ.
        - Ну конечно. Давайте я провожу вас до Улицы 1905 года. Тут совсем недалеко.
        Он потянул старика за рукав, но тот уперся.
        - Моей девочке плохо, - бормотал он. - Помогите, - и пытался увлечь Кирилла в обратную сторону.
        Парень колебался. Судя по всему, где-то поблизости осталась какая-то больная и раненая девочка, возможно, внучка старика. Самым разумным в такой ситуации было бы вернуться на Улицу 1905 года и сообщить патрульным, а они пусть разбираются. Но если и вправду совсем рядом находится беспомощный ребенок, то не стоит терять времени. Сначала надо посмотреть, в чем дело и какая помощь нужна, а то ведь этот бедолага ничего толком и рассказать не сможет. Может, вообще окажется, что он сумасшедший и никакой девочки на самом деле нет.
        И Кирилл позволил старику увлечь себя в туннель. Тот вцепился в него с неожиданной силой, тяжело навалившись на руку. Они уходили все дальше, и тушинцу это уже совсем не нравилось.
        - Давайте вернемся, - сказал он.
        - Сейчас, сейчас, - бормотал старик и вдруг потянул его вбок. Кирилл посветил фонариком и увидел туннель, уходивший куда-то в сторону от основного. Рельсов здесь не было, зато под ногами хлюпала вода. Кирилл дернулся, пытаясь вырвать у старика свою руку, но тот умоляюще забормотал:
        - Пожалуйста, тут рядом, немножко осталось.
        В луч фонаря неожиданно попал мумифицированный труп в лохмотьях, и до парня неожиданно дошло: а не тот ли это туннель к Белому Дому, о котором рассказывал торговец на Баррикадной? Там, говорят, когда-то шли бои. Он остановился, не желая идти дальше. Мало ли, куда тащит его этот ненормальный.
        - Все-все, уже пришли, - поспешно сказал старик и шагнул в темный проем. Кирилл, поколебавшись, все-таки последовал за ним.
        Они оказались в просторном помещении с низким потолком. На каком-то ящике стояла одинокая свеча в консервной банке, но этого источника света явно было недостаточно. Кирилл посветил фонариком вокруг и вдруг услышал раздраженное ворчание. Вдоль стены стояли клетки, и их обитатели были явно очень недовольны - рычали и сверкали глазами. Парень, забыв обо всем, рассматривал животных. Пятнистый зверек с острым носом, глаза словно обведены черными кругами. Еще одно пушистое существо, на первый взгляд кажущееся таким милым, что хотелось его немедленно погладить. Но когда Кирилл протянул руку, щелкнули зубы - он еле успел отдернуть руку, иначе остался бы без пальца. Завороженный, парень переходил от клетки к клетке.
        - Нравится? - самодовольно спросил старик. - Уникальные экземпляры, сохранились только здесь. Не всех удалось спасти… многие, увы, передохли.
        Осмотрев клетки, Кирилл осветил стоявший возле противоположной стены топчан, покрытый ворохом тряпок. Здесь вообще стоял тяжелый запах, но ему показалось, что эти тряпки пахнут особенно противно. Вдруг он услышал стон. Тряпки зашевелились, из них приподнялась женщина и принялась тереть руками глаза. Кирилл опустил фонарик, чтобы она привыкла к свету.
        Женщина была бледной, темноволосой, с заострившимся носом и запекшимися губами. На ней была только какая-то замызганная рубашка.
        - Девочка моя, - пробормотал старик, - чего тебе дать?
        Пить! - пробормотала та. Старик протянул ей какую-то банку с мутной водой, и женщина принялась жадно глотать.
        - Может, поесть хочешь?
        Мотание головой.
        - Тошнит меня. Кого ты привел?
        - Он поможет нам. Тебе надо рожать детей.
        - Ничего мне уже не надо, - с отвращением сказала женщина. - Угомонился бы наконец, душегуб старый.
        Ну, ну, полно. Ты поправишься. Как же я без тебя?
        - Да уж придется как-нибудь, - с ненавистью пробормотала она и опять опустилась на ворох тряпок.
        - Вот и хорошо, - приговаривал старик, - отдохни, и будешь здоровенькой.
        Он присел на какой-то мешок, привалившись к стене. Дыхание со свистом равномерно вырывалось у него из груди. Кирилл понял, что старик заснул. Женщина опять приподнялась на топчане и поманила его.
        - Подойди поближе… трудно мне говорить. Ты откуда?
        Кирилл послушно присел на топчан, отвернув голову и стараясь не обращать внимания на тяжелый запах. От женщины даже на расстоянии исходил жар. Парень протянул руку, коснулся ее лба - так и есть, температура наверняка под сорок.
        - Я с Улицы 1905 года. Давай, я буду говорить, а ты молчи. Я, кажется, сам уже догадался, кто вы. На Баррикадной рассказывали про какого-то профессора, который приносил в метро зверей из Зоопарка. А ты его дочь.
        - Ученица, - прошептала она.
        - Ты больна. У вас какие-нибудь лекарства есть?
        - Все просроченное, ничего не помогает.
        - Давай я схожу на станцию и приведу врача?
        - Нет! - с ужасом вскрикнула она. - Никто не должен знать про нас.
        - Но меня-то старик привести сюда не побоялся, - удивился парень.
        Женщина промолчала. Казалось, она в беспамятстве. Кирилл поднялся и принялся осматривать помещение. В дальнем углу была еще какая-то дверь. Он шагнул туда и оказался на небольшой площадке. Вниз вела ржавая железная лестница. Кирилл из любопытства спустился на несколько ступенек. Потянуло прохладой и сыростью, и он услыхал внизу журчание воды, а спустившись еще немного вниз, увидел нишу в стене, где лежал какой-то сверток. Сам не зная, зачем он это делает, Кирилл потянул за ткань, покрытую бурыми пятнами. Сверток развернулся, и на него уставилась мертвыми глазами человеческая голова. Посиневшее, искаженное лицо, кое-где обезображенное трупными пятнами. Судя по всему, мужчина средних лет, убитый недавно и явно не монстрами. А если даже его убили животные, то так ровно отрезать голову они бы точно не смогли, не говоря о том, чтобы заворачивать ее в кусок полиэтилена. Кроме головы в свертке обнаружилась рука и ступня. Кирилла затрясло. Вдруг ему показалось, что на него кто-то смотрит. Посветив фонариком вниз, парень увидел темную воду, откуда высунулась чья-то черная гладкая морда, в ожидании раскрыв
зубастую пасть.
        «Так вот каких зверюшек они тут прикармливают! - потрясение пробормотал Кирилл. Он быстро стал подниматься по ржавой лестнице, потом выскочил на площадку. - Надо немедленно уходить отсюда!»
        Профессор спал, женщина как будто тоже. Кирилл быстро направился к выходу, но вдруг услышал злобное ворчание и различил перед собою темную тень. Существо, похожее на огромную зубастую жабу, преградило ему путь.
        - Бесполезно, - послышался тихий голос с кровати. Кирилл оглянулся. Женщина опять приподнялась и смотрела на него.
        - Это Кром, любимец профессора. Он всех впускает и никого не выпускает.
        Парень оскалился и схватился за висящий на плече автомат. И едва сдержал яростный вопль: магазина на месте не было! Должно быть, старик не зря так наваливался на руку Кирилла в туннеле.
        - А ты не можешь ему приказать? - облизнув разом пересохшие губы, спросил Кирилл Нину Та покачала головой.
        - Бесполезно. Он слушает только его одного.
        Теперь Кирилл понял, почему профессор не побоялся его привести сюда, нарушив конспирацию. Предполагалось, что тушинец никому ничего не расскажет, потому, что останется здесь навсегда.
        Кирилл сидел возле топчана, на котором металась в жару женщина. Он уже знал, что ее зовут Нина. Старик спал, а они тихонько разговаривали. Все эти годы Нина так страдала от недостатка общения, что теперь пользовалась случаем поговорить с нормальным, живым человеком. Она не боялась раскрывать свои тайны - что-то подсказывало ей, что Кирилл никому не сообщит, а если и сообщит, то ей будет уже все равно. Она знала, что умирает.
        - Почему же вы не остались на Баррикадной? Неужели звери были для вас важнее? - спрашивал Кирилл.
        - Зверей, конечно, тоже было жалко. И еще профессор не хотел находиться среди тупых, невежественных людей.
        - Как же вы тут ухитрялись прокормиться сами и зверей кормить?
        - Ну, сначала на поверхность поднимались - костюмы и противогазы у нас были еще во время жизни с людьми - обходили продуктовые магазины. А потом нашли способ добывать еду в метро. Когда сложились основные государства - Рейх, Ганза, Красная линия, мы стали торговать с ними. Вернее, с отдельными людьми.
        - Что же вы могли им предложить?
        - О, у нас было, что продать! Профессор еще на поверхности занимался проблемами омоложения организма. Делал вытяжку из эмбрионов, изготавливал лекарства, способные продлить человеку жизнь. Ведь несправедливо, что всем изначально отводится примерно одинаковый жизненный отрезок. Один транжирит его без толку, а другой успевает совершить множество важных открытий. Будет только справедливо, если этот другой проживет как можно дольше.
        - Значит, профессор торговал своим лекарством? И где же он брал эмбрионов?
        Нина насупилась и замолчала. Но Кирилл сам ответил на свой вопрос.
        - Их поставляла ему ты.
        - Они все равно были бы нежизнеспособными мутантами, - пробормотала Нина, всхлипнув.
        - Понятно, - сказал Кирилл. - Меня сюда, видимо, тоже привели в качестве производителя сырья. А потом, когда надобность во мне отпадет, скормите своим зверушкам. Вот уж действительно безотходное производство, образец разумно налаженной жизни. Как в концлагере! Мой отец рассказывал, что прежние фашисты, те, что жили до Катастрофы, не только убивали узников, но и делали сумочки из их кожи и парики - из волос.
        - Перестань! Зачем ты так? - тоскливо сказала она. - Я постараюсь тебе помочь.
        - Ты ничего не можешь сделать. Сама сказала, этот милый лягушонок у двери не слушается никого, кроме профессора. Значит, те бедняги, останки которых мне попались, транжирили свою жизнь зря и вполне заслуживали того, чтобы срок им сократили? А за их счет профессор продлевал свое собственное существование? Как ты-то могла допустить, чтобы он проделывал над тобой все эти штуки? - Кирилл посмотрел на Нину с отвращением.
        - Зачем ты так? - повторила она. - Я решилась на это ради науки.
        - Ни за что не поверю. Тебе просто хотелось вкусно есть в то время, как большинство людей в метро подыхало с голода.
        - Ты не веришь, что я могу быть преданной, а я восхищалась гением профессора. Своего любимого учителя.
        - И в награду за свою преданность гниешь теперь заживо.
        - Здесь очень трудно стерилизовать инструменты, - прошелестела Нина. - У меня началось заражение крови.
        - А ведь твой гениальный учитель мог обратить свои способности на пользу людям. Отправиться бы в Полис - там тоже живут ученые, как я слышал. Но ему выгоднее было обделывать свои темные делишки вдали от людских глаз. Где же его благодарные клиенты теперь, когда тебе нужна помощь?
        - Случилась беда, - пробормотала Нина. - Один из высших чинов Рейха умер после приема лекарства. Нас искали, заочно приговорив к повешенью. Хорошо, что они не знают об этом нашем убежище. К тому же сюда никто не суется - нас стережет Кром.
        - И теперь ты умрешь из-за того, что я не смогу выйти отсюда и привести к тебе врача, - покачал головой Кирилл. - Тебе не кажется, что вы перемудрили с мерами безопасности?
        Нина пожала плечами. Казалось, она устала. Кирилл встал и прошелся по помещению, разминая затекшие ноги. Осветил фонариком клетки. В одной из них ворочался толстый зверь с тупой мордой, а в углу клетки что-то белело. Луч фонарика упал на непонятный предмет, оказавшийся человеческим черепом. Кирилл не удивился. В крайней клетке сидела вроде бы обезьяна. Парень посветил и обмер - из клетки на него глядел ребенок лет четырех. Огромные глаза на бледном личике, тонкие, искривленные как веточки, руки, горб на спине. В ту же минуту ребенок отпрянул и забился в угол, закрывая лицо ладонями.
        - Что это? - с ужасом спросил Кирилл.
        - Это мой сын, - прохрипела с кровати Нина. - Одного я все же решилась родить. Наверное, зря - только на мучения ему и себе.
        - А почему он в клетке?
        - Чтобы случайно не убежал, куда не надо. У меня сил нет за ним следить, профессору тоже не до этого.
        - Звери и то лучше относятся к своим детенышам!
        - Перестань! - прохрипела Нина. - Все равно я скоро умру, кому он без меня нужен будет - такой?! Я тебя только об одном прошу - если я умру до тебя, открой клетку и убей Вадика. Только как-нибудь быстро, без мучений. Ключ на стене висит, вон там…
        Кирилл потерял дар речи. Он представил себе жизнь этого несчастного ребенка - в смрадном полумраке, впроголодь, рядом с одержимыми фанатиками, которым до него и дела нет. Каждый день малыш видел перед собой лишь железные прутья своей темницы. Может, действительно, ему лучше было бы не рождаться на свет вовсе? Вернее - во мрак. Недолгим и мучительным было его существование, а теперь оно вот-вот оборвется. Все же Кириллу не верилось, будто смерть будет для мальчика лучшим выходом, хотя «любящая мать» и попыталась убедить его в обратном.
        Профессор заворочался во сне, и Кирилл насторожился.
        - Знаешь что? Я, кажется, придумала, как тебе спастись, - прошептала Нина. - Иди туда, за дверь, где лестница, спустись на несколько ступенек и спрячься. Профессор проснется, не найдет тебя и подумает, что ты сбежал. Пойдет опять туннели обходить. А Кром вечерами уходит искать себе еду - в последнее время нам нечем его кормить. Тогда ты вернешься обратно, и, может, тебе удастся уйти. Я попрошу профессора переставить свечку поближе к моему изголовью, когда он соберется уходить, а ты поглядывай - если увидишь, что освещение изменилось, значит, путь свободен. Выжди немного и поднимайся.
        Кирилл хотел что-то возразить, но тут старик опять заворочался, что-то забормотав. Нина сделала жест - беги! И Кирилл, шмыгнув в полуоткрытую дверь на площадку, спустился по лестнице, стараясь не смотреть на страшный сверток. Все же он нечаянно задел его, и тот полетел вниз, разворачиваясь по дороге. Внизу плеснуло, снова высунулась зубастая голова, послышалась возня, а потом все стихло. Кирилл поежился. Сверху до него долетали кое-какие звуки. Он различил недовольный голос профессора, ему что-то слабо и невнятно отвечала Нина. Потом послышалась брань и вроде бы удары, затем звериный вой, и вдруг Нина дико закричала. Кирилл быстро полез наверх, хотя ржавые ступеньки гнулись под ним, грозя вот-вот сломаться.
        Вбежав в комнату, он поскользнулся на чем-то липком. Посмотрел себе под ноги - по полу растекалась лужа крови. Недалеко от входа валялось тело профессора, теперь и вправду без головы, которая откатилась в угол.
        - Это Кром, - глотая слезы, пробормотала Нина. - Я сказал; профессору, что ты сбежал, и он начал бить Крома палкой. Токинулся на него, убил и убежал в подземелья. Лучше бы он и меня убил.
        Кирилл был потрясен, но понемногу до него стало доходить что путь свободен.
        - Нина, теперь мы можем уйти! Давай я возьму Вадика и пойду на станцию за людьми - одному мне тебя не дотащить. Я при веду врачей, они посмотрят, чем тебе можно помочь.
        - Как ты не понимаешь, мне нельзя к людям! - отчаянно за мотала головой женщина, глотая слезы. - Даже если я выживу то навлеку беду на остальных. Разве ты не слышал, Рейх подписал нам смертный приговор, а у них не бывает срока давности Рано или поздно меня выследили бы и убили, а заодно и всех, кто в этот момент оказался рядом. Но я не выживу - у меня уже ноги отнимаются.
        - Да ну, брось! - с напускной бодростью сказал Кирилл. - Тебе просто нужен уход и нормальная еда. Ты скоро встанешь на ноги.
        Нина слабо улыбнулась:
        - Нужно кое-что сделать напоследок. Дай мне, пожалуйста вон ту банку.
        В углу стояла небольшая банка с плотной крышкой, в которое было проделано несколько дырочек. Кирилл выполнил просьбу глянув мимоходом, что там в банке, - вроде бы, просто немного земли на дне, ничего интересного.
        - Отойди чуть-чуть подальше, - попросила Нина и с трудом откупорила банку. На ладонь ей выполз паук размером с фалангу большого пальца, угрожающе приподнял передние лапы и так застыл.
        - Ну вот и все, - нежно сказала женщина. - Пожалуйста, по заботься о моем несчастном сыне так, как я тебя просила. И не бойся - паук сдохнет, как только выпустит яд.
        До Кирилла еще не успел дойти смысл ее слов, когда она сжала паука в кулаке. Тихо вскрикнула и откинулась на постели. Лицо ее посинело, рука разжалась, и мертвый паук скатился на пол.
        - Дура, что ж ты сделала? - потрясенно прошептал Кирилл, но поправить ничего уже было нельзя. Он даже не решился прикоснуться к мертвому лицу, чтобы закрыть Нине глаза, - просто накинул сверху какое-то драное покрывало.
        - Мама, - сказал ребенок из клетки.
        - Мама спит, - объяснил Кирилл. - Она теперь долго будет спать. А мы с тобой пойдем погуляем. Ты ведь, наверное, никогда отсюда не выходил? А я тебе многоножку покажу.
        Ребенок подозрительно смотрел на него. Кирилл снял со стены ключ и отпер клетку. Как ни странно, на этот раз ребенок не стал шарахаться. Кирилл осмотрелся. Свеча все еще горела, освещая мертвое тело профессора и длинный сверток на постели. Тушинец включил фонарик и задул свечу. Звери возились в клетках. Немного поколебавшись, Кирилл стал отпирать клетки, благо ключ подходил ко всем замкам. Пятнистое существо выбралось наружу, другие остались сидеть на месте. «По крайней мере, если они и сдохнут, то не по моей вине». И Кирилл вышел в туннель, ведя мальчика за руку и надеясь, что проклятая лягушка ускакала далеко и не попадется им по дороге.
        Глава 12
        ВЫБОР
        Нюта не сразу поняла, что Кирилла нет на станции. Об этом ей услужливо сообщил Алек.
        - Интересно, куда же он делся? - забеспокоилась девушка. - Уйти вот так, ничего мне не сказать - разве так можно!
        - Наверное, его не интересовало, что ты подумаешь, - скромно ввернул Алек.
        - Да нет, не может быть! Он обо мне всегда помнит. Может, с ним что-то случилось?
        - По-моему, рано поднимать тревогу, - рассудительно сказал парень. - Может, он просто отправился на соседнюю станцию знакомых проведать? Он, кажется, очень подружился с тем торговцем книгами.
        - Но почему никому не сказал?
        И тут в голову Нюте пришла новая мысль. Кирилл мог отправиться вовсе не к торговцу книгами. Был еще один человек, которого он мог навестить. Женщина. Тогда понятно, что сообщать ей об этом Кириллу вовсе не хотелось.
        Нюта не стала делиться своими подозрениями с Алеком, но сразу поскучнела и замкнулась. Парень скоро ушел, а она принялась раздумывать.
        Собственно говоря, если у нее теперь есть Алек, почему ее должно беспокоить поведение Кирилла? Надо только радоваться за него, если ему тоже удастся найти любящую душу. Почему же ей так больно?
        Наверное, пора уже было как-то определиться, но в том-то и беда, что Нюта никак не могла выбрать окончательно. Сейчас Кирилла с ней не было, и она по нему скучала. Он сразу стал казаться гораздо более привлекательным, так что девушка готова была оправдать даже его недостатки. Трусоват немного - так это не трусость, а осторожность. И хорошо, осторожный в новом мире дольше проживет. Скуповат - тоже полезное качество в совместной жизни. Все лучше, чем транжира. И то, что в трудную минуту польстился на чужие пирожки, ему тоже нельзя ставить в укор. Ведь они тогда голодали, и не самым ли важным было выжить любой ценой? Ведь из-за Кирилла Лола и ее подкармливала, а иначе, при такой бешеной работе, Нюта совсем бы ослабела на одном жидком супе. Может, это и есть главное в совместной жизни - делиться всем, что удается раздобыть кому-то из двоих?
        В сущности, ничего такого, что нельзя было бы простить, Кирилл не совершил. Он нормальный человек, ценит налаженную жизнь и не любит проблем и трудностей. А кто их любит? Правда, никогда не поймешь, о чем он думает, но, наверное, это от застенчивости. Ведь стоит Кириллу выпить, и он становится куда более милым и разговорчивым. Конечно, чересчур уж он сам от себя тащится, как выражается Алек, но и в этом ничего плохого нет. В конце концов, таких красивых мужчин в метро раз, два и обчелся. Правда, Нюту все еще мучили подозрения на его счет, но эпизод с ножом Кирилл тоже объяснил вполне убедительно.
        И, раз на то пошло, он действительно имел повод оскорбиться. Все-таки пересилил себя, среди бела дня бросился разыскивать ее на поверхность, зная, что может столкнуться с ужасным Зверем, да разве с ним одним? Нет, она сама виновата - оттолкнула его, оскорбила глупыми подозрениями, вот он и разочаровался в ней. Возможно, ушел к другой, более сговорчивой. Конечно, Алек никуда не делся, и теперь она может любить его без всяких угрызений совести, но почему-то эта мысль теперь не так радовала.
        «Какой-то я моральный урод, - подумала Нюта. - То, что само идет в руки, мне не нужно. Так было с Игорем на Спартаке, неужели и с Алеком повторится та же история? Ну уж нет! Сравнивать обитателя родной станции и жалкого, избалованного сыночка Верховного - придет же такое в голову!» Возле Алека ее словно накрывало теплой волной, она нервничала и краснела. Конечно, он тоже весьма скрытный, а еще любит настоять на своем и вполне способен соврать. Зато он заботлив и внимателен вернее, может быть таким, если захочет. И так похож на Макса! Смешно, но последнее, пожалуй, было в глазах девушки едва ли не главным достоинством. Ей словно бы представлялась вторая возможность наверстать то, что было так безжалостно оборвано судьбой, не успев начаться. С другой стороны, она постоянно замечала между ними разницу - Макс был веселым и беспечным, а Алек - куда более хитрым и расчетливым. Баба Зоя называла таких «себе на уме». Иногда Нюте казалось, что он только притворяется внимательным и ласковым, а на самом деле преследует какие-то свои цели. Но какие у него могут быть цели, - тут же обрывала она себя. - Это
смешно!» Конечно, на Алека, наверное, произвела впечатление победа Нюты над Зверем, как и то, что люди теперь превозносят ее на все лады. Но разве можно его за это упрекнуть?
        Ночью ей опять приснился странный сон. Будто они с Алеком идут по туннелю, и она чувствует невероятную легкость, какой не было давно. Ноги, пружиня, отталкиваются от шпал. Зрение обострилось так, что она видит в темноте. Обоняние сообщает ей о происходящем - у стены шуршит крыса, а вон там, в норе, притаился зверь, небольшой и неопасный. Она оглядывается на Алека, чтобы поделиться с ним восторгом, радостью жизни. И вдруг замечает, что спутник покрыт серой шерстью, вместо лица у него вытянутая морда, да и движется он на четвереньках. Странно, но ее это совсем не пугает. Алек оборачивается к ней и ухмыляется, свесив из пасти красный язык. Нюта тоже опускается на четвереньки - оказывается, так гораздо удобнее! - и они бегут бок о бок по туннелю, наслаждаясь скоростью и жизненной силой. Вдруг она чувствует теплый вкусный запах и тут же ощущает ужасный голод. А вот и источник запаха - у стены скорчился человеческий детеныш. «Нельзя!» - слабо нашептывает ей внутренний голос. Алек оборачивается к ней, сверкнув глазами. Прыжком вырывается вперед и уже готов схватить добычу, но тут кто-то выступает из
темноты ему наперерез. Это Кирилл, лицо его бледно, а в руке нож. Парень с презрением смотрит на Нюту, и она припадает на передние лапы, тихо скуля. У Алека поднимается дыбом шерсть на загривке. Забыв о ребенке, он прыгает вперед… и Нюта просыпается в холодном поту.
        Ей показалось важным, что в этом сне они с Алеком были существами одной породы, а вот Кирилл - нет. «Наверное, - заключила Нюта, - это знак. Кириллу лучше найти себе нормальную девушку, без таких странностей». И она решила, что постарается избегать тушинца для его же блага. Это было очень удобное решение, и оно совершенно примиряло Нюту с собой. Ведь она же хочет как лучше.
        Когда спустя несколько часов к ней в гости зашла Маша, Нюта постаралась узнать, что она думает о Кирилле и Алеке. Но та сразу помрачнела и заявила:
        - Не подумай, что я тебе завидую или нарочно хочу настроение испортить, только ты от меня хороших слов о мужчинах не жди. Я в свое время насмотрелась на них, до сих пор с души воротит.
        Из слов Маши Нюта поняла, она на Улице 1905 года не с самого начала. Сперва они с матерью жили на Новокузнецкой, причем та, судя по всему, куда больше интересовалась мужчинами и выпивкой, чем дочерью. И в какой-то момент Маше, чтобы избежать домогательств одного из поклонников матери, пришлось бежать. Она кое-как добралась до Китай-города, потом умудрилась через Рейх пройти с челноками на Баррикадную и в конце концов решила остаться на Улице 1905 года.
        - Такого натерпелась по дороге, - рассказывала она. - Нет, ничего совсем уж плохого со мной не случилось - ведь не убили и даже не изнасиловали. Но так иногда противно было! Бывало, раздобудешь хоть чуть-чуть еды, и вдруг нарисуется какая-нибудь мразь, которая решит и эти крохи отобрать, да не просто, а еще и унизить побольнее. Просто потому, что ты слабая, никому не нужная девчонка и не можешь дать ему сдачи. К мужикам-то такие соваться боятся, а покуражиться хочется, вот и «самовыражаются» за счет детей, женщин и стариков. А ты на его оскорбления, вместо того чтобы смолчать, машинально отвечаешь: «А пошел бы ты, козел!», потому что невозможно все время жить на полусогнутых. Стоишь, сжавшись в комок, ждешь, что вот сейчас он начнет тебя убивать, и до того тебе тошно, что даже и не боишься уже - нафиг такую жизнь! И когда через пару минут ты все еще жива, даже удивляешься, а потом понимаешь - он что-то в тупой башке своей просчитывает. И думается ему, раз ты так нагло разговариваешь, значит, есть у тебя дружок-бандит, который запросто может из обидчика зазнобы своей ремней нарезать. И он
отступается, матерясь и бормоча под нос неясные угрозы, а ты окончательно теряешь веру в людей. Потому что этот трус несчастный в итоге даже не решился съездить тебе по морде в ответ на оскорбление.
        Так что мало о ком из мужчин я могу что-то хорошее сказать, - завершила свою печальную повесть Маша. - Тебе хорошо, ты с такими не сталкивалась. Оно и к лучшему, чтобы не было разочарований раньше времени.
        «Да уж, я не сталкивалась! - подумала Нюта. Вспомнила туннель от Спартака до Тушинской, плачущую Крысю и бандита с ножом в животе и вдруг рассмеялась.
        - Ты что? - подозрительно спросила Маша.
        - Да представила этого обидчика твоего… как же он должен себя чувствовать, если даже девчонка, пигалица, бродяжка - и та нагло посылает его куда подальше?
        Маша тоже невольно улыбнулась.
        - А как же Вэл? - коварно спросила Нюта. Взгляд женщины сразу стал другим - мягким и светлым.
        - Он совсем необычный, - произнесла она задумчиво. - Конечно, потом я поняла, что лучше всего у него получается трепаться и… ну, сама понимаешь. Но он никогда не позволит меня обидеть. Я сначала удивлялась - сам мягкий, как женщина, может даже расплакаться, если что-то его растрогает. Но при этом вовсе не трус - если надо, запросто в глаз даст. И по нему сразу видишь, что у него внутри. Про этого твоего темноволосого парня я такого сказать не могу. Мне кажется, он сильно себе на уме. Другой, светленький, ничего вроде, но уж больно нежный для нашей жизни. А больше я тебе ничего не скажу, сама разбирайся…

* * *
        Когда спустя примерно сутки Кирилл появился на станции, ведя за руку истощенного горбатого мальчика, Нюта и не подумала его упрекать за долгое отсутствие. Но именно поэтому парень сразу заподозрил недоброе.
        - Нюточка, ты даже не представляешь себе, что со мной произошло! - взволнованно начал он, но девушка махнула рукой - мол, не знаю и знать не хочу.
        - Ты вовсе не обязан отчитываться передо мной каждый раз, как захочешь прогуляться, - коротко и сухо сказала она.
        - Да ты послушай! Я просто пошел посмотреть на многоножек, а тут…
        Нюта слушать не захотела.
        - Зачем эти увертки? Я вовсе не против того, чтобы ты навещал Лолу. Ты взрослый человек и можешь делать, что хочешь.
        Кирилл опешил.
        - Нюта, ты что?! Неужели я успел бы за сутки добраться до Динамо и вернуться обратно?
        - На дрезине - вполне, - прикинула Нюта. - Впрочем, это не мое дело.
        Кирилл с ужасом чувствовал, что пропасть между ними неумолимо расширяется с каждой секундой.
        - Ну скажи, - взмолился он, - откуда тогда, по-твоему, я взял этого мальчика?
        - Не знаю, - насупилась Нюта. - Но уверена, ты сейчас мне все распишешь…
        Кирилл понял, что все бесполезно. Он так стремился вернуться к ней, но она, видно, уже что-то для себя решила. И теперь все, что бы он ни говорил и ни делал, оборачивалось ему во вред. Парень догадывался, кто настраивает Нюту против него, но сделать ничего не мог. Набить Алеку морду? Но этот тип выглядит куда сильней и искушеннее в подобных делах. Да и симпатии Нюты были бы на стороне Алека при любом исходе.
        И все же Кирилл решил не сдаваться. Он не позволит этому типу так легко одержать победу! Отведя Вадика в столовую и оставив на попечении обступивших его женщин, он решил еще раз поговорить с Нютой. Но стоило ему только помянуть Алека, как девушка взорвалась:
        - Я устала от ваших ссор! Почему вы не можете жить мирно? Ходите и жалуетесь мне друг на друга, как маленькие.
        - Нюточка, я ведь добра тебе хочу…
        - Если это и вправду так, перестань трепать мне нервы! Я хочу поскорее поправиться и пойти на Беговую, к маме.
        - Как-то мне неспокойно, - осторожно начал Кирилл. - Ну что, ты пойдешь куда-то вдвоем с этим типом? Я пойду с вами.
        - А меня ты спросил, хочу ли я этого? - нехорошо прищурилась Нюта. - Алек вот точно не придет от этого в восторг, и, кажется, я начинаю его понимать.
        - Роскошно! - мрачно процедил парень. - Значит, теперь он у тебя всегда прав, даже когда не прав, а меня ты держишь при себе просто на всякий случай.
        Нюта смерила его уничижительным взглядом.
        - Вообще-то, никто тебя особо не держит. Более того, Алек тут ни при чем. Это я - я, слышишь? - не хочу, чтобы ты шел с нами. Потому что твоя кислая физиономия, мнительность и брюзжание способны испортить даже такое радостное событие, как встреча с мамой!
        Кирилл сам не понял, как это получилось: рука дернулась, словно против его собственной воли, и на щеке у Нюты отпечаталась его пятерня.
        Против ожидания, девушка не испугалась и не расплакалась.
        - Ах, так?! - процедила она, держась за щеку. - Вот ты и показал свой характер. Теперь-то я уверена, что приняла правильное решение. На Беговую я пойду с Алеком, а ты можешь оставаться здесь или возвращаться к Лоле - как тебе больше нравится. Если мне Беговая придется по душе, я, может, вообще сюда больше не вернусь.
        - Нюта, прости меня! - взмолился Кирилл.
        Но это было бесполезно.

* * *
        После ссоры Нюта стала рваться на Беговую с удвоенной силой. Алек, как мог, отговаривал ее: мол, надо еще подождать, она пока слаба, и это уже начинало раздражать. Девушка не понимала, зачем он тянет? В конце концов, она выставила ультиматум: или завтра они идут вдвоем, или она уходит одна, и парень сдался. Но в тот день уйти на Беговую им было не суждено.
        Утром по станции разнеслась страшная весть - девушку Дину из отряда спасательниц нашли зарезанной. Судя по всему, все произошло не ночью, а совсем еще недавно, когда люди уже просыпались. Видно, действовал человек хладнокровный и отчаянный. Никто не понимал, кому понадобилось совершать такое страшное злодейство? У Дины был жених, но они не ссорились. Парень выглядел абсолютно сломленным.
        Люди столпились вокруг тела мертвой девушки в скорбном молчании, иногда тихо переговариваясь, и вдруг раздался громкий голос:
        - Ну вот, еще одна выбыла! Чем меньше нас останется, тем быстрей кончится игра!
        Нюта оглянулась и увидела высокого темноволосого мужчину с проседью в волосах. Он широко улыбался. Возмущенный Кирилл рванулся к говорившему, но тут же двое из толпы схватили его за локти - не трожь! А мужчина между тем продолжал:
        - Да, теперь и Дине придется вернуться домой, раз ее убили. Но как же долго все это тянется! И телевизионщики куда-то отъехали - видно, опять с аппаратурой неполадки. Ну, у нас все так - порядка не дождешься. Что смотришь? - обратился он к Нюте, заметив ее взгляд. - Не знаешь разве, что попала на шоу «Кто последний уцелеет»? Это игра такая, и кто дойдет до конца, получит миллион! Я давно уже в игре, - гордо сказал он. - Вот девочки мои, Наташка и Верочка, быстро выбыли, пришлось им домой вернуться. А я остался, потому что хочу получить миллион. Но как же я по своим девчонкам скучаю! И они там, знаю, тоскуют без меня. Ну ничего, ведь я для них же и стараюсь! Наташка моя - девочка первый сорт. И Верочка, зверек ласковый. Прыгнет, бывало, на руки, как обезьянка, обхватит за шею и шепчет: «Папочка, я так тебя люблю!» А ты что думала, - рассмеялся он Нюте в лицо, - это взаправду, что ли? Туннели, автоматы, монстры… Это все декорации. Ничего, скоро я получу миллион, вернусь к девчонкам своим, и заживем мы на славу!
        - Да, Серега, да. Ты молодец, ты крутой, ты получишь миллион. Но ты устал. Тебе надо отдохнуть перед игрой, - обнял его за плечи один мужчин, и плечистый Серега, вдруг обмякнув, позволил себя увести. Нюта в изумлении смотрела ему вслед.
        - Ты не удивляйся, - негромко сказала стоявшая рядом пожилая женщина. - У Сереженьки на глазах жена и дочь погибли, с тех пор он слегка умом тронулся. Так-то он смирный, но когда мертвых видит, особенно женщин, у него в голове все мешаться начинает. Мерещится, что никакой Катастрофы не было, а просто съемки телеигры для развлечения. Видно, ему так легче смерть близких своих переносить…
        Кто убил Дину, так и не дознались - ни в тот день, ни на следующий. Зотов на всякий случай объявил на станции режим повышенной строгости, приказав мужчинам патрулировать ее ночью, а также удвоил посты в туннелях.
        Кирилл сидел у костра и пытался читать, когда к нему неожиданно подошел плечистый Сергей.
        - Что читаем? - дружелюбно спросил он, как ни в чем не бывало.
        Парень удивленно посмотрел на него: сейчас безумец выглядел абсолютно нормальным. Кирилл показал ему определитель птиц.
        - Животных любишь? - оживился Сергей. - Я тоже. Но не этих мокриц, которые тут ползают, а тех, что наверху. Там такие забавные зверьки попадаются, и людей нисколько не боятся. Ласковые, подходят, трутся об тебя, урчат.
        У Кирилла загорелись глаза.
        - Черт, как жалко, что мне их не увидеть! - с досадой сказал он.
        - Да почему ж не увидеть? Хочешь, выйдем наверх нынче ночью? Зверя больше нет, можно не бояться. Мы далеко от метро уходить не будем, они рядышком живут. Поймаем одного, принесешь своей подружке вместо котенка, а то она, гляжу, сердитая у тебя.
        Сергей говорил как вполне нормальный человек. Видно, временное помешательство уже прошло. И Кирилл не удержался, пожаловался ему:
        - Она в последнее время меня знать не хочет! Конечно, она избавительница, героиня, а я кто? Да еще ревнует, подозревая в связи с другой.
        - Если ревнует, значит, не все еще потеряно, - успокоил его Сергей. - Моя Наташка знаешь, как меня ревновала? Вот если твоей девушке все равно, с кем ты, тогда, значит, ничего она к тебе не чувствует. А ревнует - значит, небезразличен ты ей.
        Кирилл почувствовал благодарность к этому почти незнакомому человеку.
        - Ну что, пойдем на поверхность-то? - спросил тот.
        - Да нас же не выпустят, - засомневался Кирилл. - Усиленный режим, не забыл?
        - А у меня знакомый сегодня дежурит, - усмехнулся Сергей.
        И Кирилл не устоял. В конце концов, если он и вправду принесет Нюте с поверхности подарок, может, она поймет, что он вовсе не трус и ради нее готов на многое?
        - Мы к Зоопарку не пойдем, - на прощание сказал Сергей. - Нам чуть-чуть в другую сторону, туда, где кладбище. Да ты не трусь, поймаем зверька - и тут же обратно.

* * *
        Ночью они подошли к охранникам. Те, как и говорил Сергей, согласились их выпустить, но сперва один отвел Кирилла в сторонку и спросил:
        - Ты в курсе, что у Сереги с головой того?
        Парень кивнул.
        - Вообще-то он не первый раз гуляет, и ничего, всегда возвращался. Сталкер-то был первосортный до тех пор, пока… Но и сейчас Иваныч наш просил его не задерживать - все полегче мужику, да и чего полезного, глядишь, сверху притащит. Только мало ли как обернется? В общем, если плохо ему там станет, постарайся дотащить обратно, а тут уж мы разберемся.
        На Кирилла вновь накатили сомнения, но Сергей так по-доброму говорил с ним, что обижать его отказом не хотелось. «Ну ничего, мы ведь совсем ненадолго, - подумал он. - Авось обойдется».
        Когда они вышли на площадь, к памятнику павшим бойцам, Сергей уверенно указал направление, противоположное Зоопарку. Двинулись вперед, стараясь держаться в тени домов, и вдруг наперерез метнулась крупная серая тень. Сталкер отреагировал мгновенно. Короткая очередь - и животное рухнуло на асфальт, суча лапами. Кирилл махнул рукой - молодец! - и остолбенел: напарник наводил автомат на него самого. Неизвестно, что там замкнуло у него в мозгу, видно, он снова был на игре.
        Кирилл кинулся за угол, потом осторожно выглянул - сталкер приближался с автоматом наперевес. Но не это привело парня в ужас: вслед за ним странными прыжками двигалось существо в полтора раза выше человека. Больше всего оно напоминало… кенгуру! Толстые и мощные задние лапы, хвост… Была ли у зверя на животе сумка, Кирилл не разглядел, да и не пытался: он вскинул автомат и дал длинную очередь, стараясь не задеть Сергея. Зверь заверещал, мотая зубастой головой, рухнул на асфальт и забился в конвульсиях, суча задними лапами. Здоровенный коготь на одной из них лишь слегка задел сталкера, но этого оказалось довольно для того, чтобы играючи вспороть комбинезон на боку человека. Хлынула кровь. Подбежав к раненому, Кирилл попытался зажать рану. Потом с трудом взвалил тело Сергея на плечи и, сгибаясь в три погибели, на полусогнутых, потащил обратно ко входу в метро.
        С каждым новым шагом ему казалось, что к весу раненого добавляется минимум по килограмму. Кирилл изнемогал, задыхался, потом упал и, схватив тело за плечи, потащил его волоком, пятясь, благо было уже совсем недалеко.
        Когда на станции с Сергея сняли противогаз, лицо его было мертвенно бледным, но от прикосновения он пришел в сознание. Узнал Кирилла и, попытавшись улыбнуться обескровленными губами, прошептал:
        - Прости, брат. Прости, что так вышло…
        Кириллу хотелось разрыдаться, но раненый уже отключился от действительности.
        - Наташа! Верочка! Наконец-то, - бормотал он. - Только пусть уберут эти чертовы софиты, а то светят в лицо. Совсем ослепили! Никогда у нас порядка не дождешься. Ни хрена организовать не умеют!
        Это были его последние слова.
        - Вот и встретился он со своими девочками, - пробормотал кто-то из охранников.
        Кирилл думал, что комендант оторвет ему голову, однако никто из жителей станции не сказал ему и слова в упрек. Даже Нюта глядела на него как будто бы мягче. Но только глядела. А потом молча повернулась и ушла в свою палатку.

* * *
        Прошло несколько дней, и Нюта вновь засобиралась на Беговую. Мертвых похоронили, но жизнь продолжалась. Комендант на всякий случай выделил ей и Алеку двух охранников: хотя туннель вроде был спокойный, никогда нельзя было сказать заранее, удастся ли пройти без приключений. Да и убийство Дины настораживало.
        Уходящих провожали Мура, Вэл и Маша. Где-то за их спинами маячил хмурый Кирилл. Нюта, расчувствовавшись, махнула ему рукой, но парень отвернулся.
        «Сердится, что не беру его с собой, - подумала Нюта. - Как он не понимает - насчет «не вернусь» я сказала сгоряча. Конечно, я буду сюда возвращаться, ведь здесь у меня столько хороших знакомых. И его я тоже прощу. Конечно, не сразу, со временем, но прощу. Мы обязательно еще будем друзьями».
        В ту минуту она в самом деле верила, что это возможно.
        Поблизости вертелся и горбатый мальчик, которого привел откуда-то Кирилл. Выглядел он теперь получше, не таким исхудавшим и запуганным. А может, все дело было в том, что в первый же день ребенка помыли, постригли и подобрали кое-какие обноски, по сравнению с его прошлым одеянием смотревшиеся королевским нарядом. Он уже освоился на станции, и со всех сторон то и дело слышалось: «Вадик, иди сюда! Вадик, отнеси это Муре, передай, что я ее жду. Вадик, пойдем, я тебя угощу грибами». Иногда казалось, что мальчиков с таким именем на станции как минимум трое.
        Алек отступил чуть в сторонку, давая возможность Нюте проститься со всеми. Вадик случайно попался ему под ноги и вдруг болезненно вскрикнул - парень отвесил ему пинка, так что тот едва не упал и шмыгнул в сторону, боязливо оглядываясь.
        - Что случилось? - обернулась Нюта.
        - Да этот уродец горбатый вертится под ногами! - с неожиданной злобой ответил Алек.
        - Вадик, иди сюда, - позвала Нюта. - Не бойся, никто тебя не обидит.
        Но мальчик глядел на нее настороженно и не подходил.
        - Ну, долго ты еще? - едва сдерживая раздражение, позвал Алек.
        - Куда ты так торопишься? - удивилась Нюта.
        - Я? Мне казалось, что это ты торопишься, разве нет? - иронически спросил парень. Ему, видимо, удалось взять себя в руки.
        «То, что я волнуюсь, - это понятно, - подумала Нюта. - Но почему он-то так нервничает?»
        Спрятавшийся за грудой ящиков убийца внимательно наблюдал за проводами уходящих. «Ну что ж, все идет по плану. Через какое-то время двинем на Беговую вслед за ними. Конечно, охранники - досадная помеха, и, возможно, случай расправиться с девчонкой представится только на Беговой. Моя задача - держаться поближе к ней, глядеть в оба и не упустить шанса, когда он представится. Так глупо вышло с той, другой. Как я мог так лопухнуться? Ведь до этого за всю карьеру не было ни единой осечки, а сейчас словно кто-то - или что-то - нарочно отводит от Нюты все напасти. Ну ничего, уж теперь-то ей не уйти!»
        Глава 13
        СМЕРТЬ ОБОРОТНЯ
        Они шли, потихоньку переговариваясь. В темноте Алек то и дело брал Нюту за руку, словно боялся, что девушка потеряется. Наконец один из охранников вытер пот со лба и вздохнул облегченно:
        - Ну, кажись, пронесло! Теперь до самой Беговой спокойно будет.
        Нюту охватило жуткое волнение. Она без конца представляла себе, как впервые за столько лет шагнет на родную станцию («Узнаю ли?»), как увидит мать («Какая она теперь?»). В памяти всплывало веселое лицо, кудрявые светлые волосы, грудной голос («Теперь постарела, наверное?»).
        Алек в очередной раз тихонько сжал ее руку. Шепнул:
        - Волнуешься?
        - Конечно. Чувствую, что вот-вот разревусь от избытка чувств. Стыдоба-то какая, при охранниках! Скажут: «Вот она, героиня наша. Спасительница. С мокрым носом и красными глазами…»
        Парень понимающе покивал и неожиданно предложил:
        - А давай их отпустим? Тут уже недалеко осталось, да и оружие у меня есть.
        «Какой он чуткий! - подумала Нюта. - Все понимает с полуслова. Кириллу бы такое не только в голову не пришло, он бы сразу начал нудить об осторожности и безопасности… А может, и впрямь лучше не рисковать? Напороться на что-нибудь такое и сгинуть в двух шагах от цели из-за собственной беспечности - это будет верх идиотизма!»
        Почувствовав ее сомнения, Алек легонько приобнял девушку за плечи.
        - Тут еще есть одно дело… Мне надо кое-что сказать тебе до того, как мы придем на станцию. Очень важное. При них, - он кивнул на охранников - не хочу.
        - Может, потом? - неуверенно предложила Нюта, но сердце у нее отчего-то сладко заныло. «Кажется, я догадываюсь…»
        - Нет, нет, потом это уже будет не то. До меня ли тебе будет в первое время, подумай сама? Ты обязательно должна услышать это сейчас.
        И конечно же Нюта согласилась. Тем более, что на станции им так редко удавалось остаться наедине друг с другом - вокруг все время были какие-то люди.
        Охранники были не очень-то довольны, что их отсылают. Бурчали, что до Беговой не так уж и близко; что абсолютно безопасных туннелей в метро нет; что за Нюту они отвечают головой и, случись что со спасительницей, разгневанные жители станции их линчуют. Но Алек отметал все их возражения:
        - Забыли, я же местный. Этот туннель с завязанными глазами пройду, ни на одной шпале не споткнусь. Опасный участок уже позади. А эта девушка, - он нежно улыбнулся Нюте, - дорога не только вам. И защитить ее я как-нибудь сумею.
        Нюта при этих словах окончательно растаяла и подтвердила:
        - Да-да, не надо за нас волноваться. Дальше мы доберемся сами. Спасибо, что проводили.
        То ли охранники поверили Алеку, то ли не решились спорить с победительницей Зверя, но они все же неохотно отправились обратно, а Нюта и ее единственный теперь сопровождающий двинулись дальше. К удивлению девушки, Алек вовсе не спешил говорить свое «важное». «Наверное, тоже волнуется», - подумала она, и тут парень, наконец, остановился и повернулся к ней лицом. «Вот оно!» - отчаянно застучало сердце.
        Но Алек сказал совсем не то, что ожидала услышать девушка:
        - Посвети мне, пожалуйста.
        И, сняв с плеч рюкзак, зарылся в его недра.
        Убийца втиснулся в углубление стены и затаился, пропуская возвращавшихся обратно охранников. Может быть, ему удастся убрать девчонку сейчас? С ней остался только один человек, к тому же сопляк, вряд ли способный оказать серьезное сопротивление. Особенно если неожиданно ослепить парочку ярким светом фонаря. И он стал осторожно подбираться ближе, сжимая в руке нож.
        Алек уже в который раз перетряхивал рюкзак, и у Нюты появилось ощущение, что он просто тянет время.
        - Алек! - не выдержала она, - Судя по всему, ты никак не можешь подобрать нужных слов. И я сомневаюсь, что они отыщутся на дне твоего рюкзака. Почему бы нам тогда не отправиться дальше? Обещаю, на станции у нас еще будет время поговорить и…
        - Вряд ли мы сегодня дойдем до станции, - мягко перебил ее парень. - То есть, я-то дойду, а вот тебе придется остаться здесь.
        - Что это значит?
        - Это значит, дорогая сестренка, - будничным голосом произнес он, - что мне придется тебя убить. Прямо сейчас.

* * *
        Кирилл не находил себе места. Зачем, ну зачем он отпустил Нюту с этим типом? Зачем позволил себе поддаться обиде? Может быть, она сейчас в опасности? И тут вдруг в голову пришла идиотская мысль: что, если сходить к гадалке? Особенно если удастся найти какую-нибудь вещь, принадлежащую девушке, - Кирилл слышал, что это помогает в поисках.
        Воровато озираясь, парень прошмыгнул к оранжевой палатке и скользнул внутрь. Ага! В изголовье под подушкой был какой-то сверток, вроде грязно-белой тряпки. Достав и расправив его на коленях, Кирилл обнаружил нелепое, сшитое из разнооттеночных лоскутков светлой ткани платье с бурым пятном на самом видном месте. Видно, Нюта никак не могла решить, попытаться ли как-то замаскировать пятно или просто выкинуть испорченную одежду. Схватив платье, парень кинулся к гадалке. По пути ему попался комендант и отправился с ним.
        У Коры в гостях были Мура и Вэл. Кирилл сбивчиво изложил свои опасения, и хотя никто из четверых обитателей Улицы 1905 года их не разделял, гадалка все же согласилась попытаться увидеть, где Нюта сейчас и что с нею.
        Положив обе руки на платье, лежащее у нее на коленях, Кора слегка запрокинула голову и замерла, уставившись в потолок палатки.
        - Вижу! - глухо произнесла она, спустя несколько секунд. - Белое платье, девушка, кровь. Волосы светлые, глаза закрыты. Невеста лежит в крови.
        Кирилла затрясло. Комендант, нахмурившись, похлопал его по плечу.
        - Ну, хватит, парень, а то сейчас в обморок упадешь. А ты тоже хороша! - рявкнул он Коре. - Нагнала жути - Тарантино отдыхает!
        - Ты, что Иваныч, Тарантино любишь? - удивился Вэл.
        - Знаешь, Валера, - ядовито отозвался Зотов, - в нашем подмосковном захолустье, конечно, многого не хватало, но телевизор, как ни странно, был.
        - Да, оказывается, информационное неравенство между городом и деревней накануне Катастрофы стиралось на глазах, - согласился Вэл. - Жизнь явно налаживалась, а я и не знал.
        - Потому что надо быть ближе к народу, - поддел его комендант.
        Кирилл смотрел на них потрясенно. «О чем они говорят?!! Какой, к черту, Тарантино?!!»
        - Надо срочно спасать Нюту! - крикнул он.
        - Да брось, парень, - успокоил комендант. - Чушь это все, не бери в голову. С ней четверо вооруженных мужиков, туннель условно безопасный… Ладно, пойду я, а то дел невпроворот.
        И он выбрался из палатки.
        - Все же наш Илюша не такой тупой, как иногда может показаться, - сказала Кора.
        - Да, да, - томно промурлыкала Мура, - в нем даже есть определенный шарм. Он мне порой напоминает того актера… забыла фамилию… который играл главную роль в сериале про штрафников. Глаза иногда такие же бешеные. А между тем, он вовсе не глуп, особенно для мента. Не правда ли? - обратилась она к Кириллу.
        Парень не ответил - обвел всех троих дикими глазами и выскочил вон.
        - Вот сумасшедший! - нежно сказала Кора. - Что поделаешь, молодость, пора необузданных страстей и широких жестов… Я бы хотела иметь такого сына, как он…
        Но глаза ее при этом слишком мечтательно затуманились, как будто гадалка имела в виду что-то другое.

* * *
        Нюта, как завороженная, смотрела на нож в руке Алека. Она так оторопела, что даже поверить не могла, будто этот почти родной человек и вправду ей угрожает.
        - Что ты такое говоришь? - пробормотала она.
        - Ничего личного, - невесело усмехнулся тот. - Но в живых я тебя оставить не могу - ты слишком много знаешь.
        - Да чем я тебе помешала?
        - А какого хрена тебя понесло обратно на Беговую?! - яростно спросил он. - Сидела бы там у себя на станции и не рыпалась. Так нет же, ей, видите ли, мать захотелось найти. Несчастная сиротка! Да твоя мать, если хочешь знать, уже и думать о тебе забыла. Она уж сколько лет тебя мертвой считает.
        - Тебе-то какое до этого дело? - вскинулась Нюта. «Врал, он все врал!»
        - Мне-то? - передразнил ее Алек, вертя нож между пальцами и ухмыляясь, как крокодил из книжки про Зоопарк. - Как раз самое прямое. Если ты сейчас встретишься с матерью, то сильно испортишь жизнь моему отцу.
        - Чем? Я же его даже не знаю…
        - К сожалению, знаешь. И, как я убедился, отлично его помнишь.
        - Так твой отец…
        - Да, сестренка, мой отец - это и есть твой отчим. Петр Михайлович Зверев.
        - Господи! - простонала Нюта, в голове которой с молниеносной быстротой складывалась мозаика прошлых сомнений и недоговоренностей. - Как же я, дура, сразу не догадалась? Мне ведь с самого начала казалось, что я тебя откуда-то знаю! Сашка - Алексашка - Алек…
        - Поражен твоей памятью, Хромоножка Нюта! - Зверев слегка поклонился, не сводя с девушки настороженных глаз. - Я вот, если бы не знал, ни в жизнь бы не поверил, что маленький, гадкий заморыш сможет с годами превратиться в настоящую красавицу. Даже как-то жалко отправлять тебя на тот свет. Впрочем, говорят, что души умерших так и остаются в метро. Только не вздумай мне являться потом - не люблю я таких штучек.
        Убийца навострил уши. Парень-то, кажется, собрался сделать за него всю работу. Что ж, это совсем неплохо. Знать бы заранее, что так выйдет, можно было бы и не торопиться. Но все же надо будет досмотреть сцену до конца, чтобы убедиться, что на этот раз осечки не случится. Девчонка-то, что ни говори, на редкость живучая…
        - И все-таки я не понимаю, чем могу навредить твоему отцу? - Нюта отчаянно тянула время, лихорадочно обдумывая варианты спасения. «Ну почему, почему я послушалась этого двуличного гада и не взяла с собой автомат?!»
        - Да потому, что на Беговой все уже забыли про тебя и считают мертвой. Никому до этой старой истории дела нет. А тут явишься ты со своими рассказами, опять привлечешь внимание к отцу. Люди сразу начнут задавать вопросы: как такое случилось, что тебя увели челноки? И неизбежно докопаются до правды.
        - Какой правды?
        - Что, до сих пор не поняла? - хмыкнул Зверев. - Да, переоценил я твой интеллект, дорогая спасительница! А ведь это так просто! Именно отец и продал тебя этим бродягам. Я толком не знаю, какую лапшу он навешал тогда на уши твоей матери, но она ему поверила. Потому, что хотела ему верить. Он для нее был куда важнее, чем ты, и мы отлично жили до недавнего времени. Отец - не последний на станции человек, первый помощник коменданта. Глядишь, через пару лет станет комендантом сам - старик уже сильно нездоров, а в случае чего ему и помочь можно… Когда до нас дошли слухи о девушке Нюте, появившейся на Улице 1905 года и победившей Зверя, на Беговой никому и в голову не пришло, что это ты. Но отец что-то заподозрил и послал меня разузнать. Как оказалось, не напрасно.
        - Меня будут искать. - Девушка отступила на шаг, но Зверев тут же вернул расстояние между ними к прежним размерам. - И найдут, а тебя казнят.
        - Ой, не смеши! Если я приду, весь исцарапанный, - парень провел ножом по своей руке, потом левой щеке, так что выступила кровь, - и скажу, что на нас напали, меня еще и пожалеют. Или еще вариант - скажу, что ты впала в бешенство и мне пришлось тебя прикончить в целях самозащиты. Этому тоже поверят - ведь люди знают, что тебя воспитывали монстры.
        - Откуда?
        - Ну, я постарался, конечно, - скромно ответил предатель. - Сначала ты сама мне все рассказала, а потом уж я довел это потихоньку до сведения окружающих. Кое-что, конечно, и от себя присочинил, не без того.
        - Алек, но ведь я тебя люблю! - отчаянно выкрикнула Нюта. - Да и я тебе тоже нравлюсь, ты сам сказал. Мы можем с тобой пожениться, я рожу тебе детей…
        «Гм, - подумал убийца, - эту девчонку и правда голыми руками не возьмешь. Грамотно себя ведет - не плачет, не истерит, не пытается бежать или сопротивляться, а вместо этого пытается подольститься. Чего доброго, уговорит еще. Вот так и морочат бабы головы нашему брату, так и добиваются своего…»
        - Ты за кого меня принимаешь? - нахмурился Алек. - Что такое любовь? Так, химера. Есть лишь животное притяжение, влечение, голый секс. Пока меня не было, тебе нравился этот твой блондинистый задохлик. Появился я - и ты тут же о нем думать забыла. А если завтра найдется парень покруче меня, ты запросто переметнешься к нему. А дети - не знаю, какие у нас могли бы быть дети. Я, конечно, в эти байки про монстров не очень-то верю, но то, что ты форменная истеричка, видно невооруженным глазом. Да и кому они нужны? По крайней мере, сейчас? Вот лет через двадцать, когда я займу достойное положение в жизни, можно будет об этом подумать. Но ты столько, разумеется, не проживешь. Да, меня к тебе тянет, как мужчину к женщине, но это ничего не меняет. Я не могу и не стану вредить отцу. Он, конечно, старый негодяй, но у меня, кроме него, никого нет. Мать - не в счет.
        - Алек, милый, все это глупости! Не давай ничему встать между нами! Не давай прошлому испортить нам будущее! - Нюта потянула к Звереву руки, чувствуя, что он колеблется. «Если удастся обнять его, - мелькнула сумасшедшая мысль, - попытаюсь впиться зубами в горло. Все не так обидно будет умирать…»
        - На место! - отчаянно крикнул тот, невольно пятясь, выставив вперед нож. Сжимающая его рука отчаянно дрожала, предатель беспрестанно облизывал губы, по лицу его стекали крупные капли пота. Казалось, еще немного - и он не выдержит: отбросит оружие, схватит девушку в объятия, вопьется в ее губы яростным поцелуем…
        Убийца инстинктивно почувствовал, что настала пора вмешаться. И кинулся вперед, перехватив поудобнее свой собственный нож.

* * *
        Когда в туннеле к Беговой Кирилл встретил возвращавшихся охранников, его тревога переросла в панику.
        - Прямо как дети! - возмущенно сказал один из охранников, заканчивая короткий рассказ. - Чем бы мы им помешали? Не могли, что ли, потом нацеловаться?
        Но Кирилл уже не слушал его и со всех ног несся вперед. Сердце колотилось где-то под горлом, пару раз что-то мазнуло его по лицу - летучие мыши? Паутина? - плевать! Только бы успеть! Только бы…
        И тут он услышал крик Нюты. Дикий. Отчаянный.
        Короткий.
        А потом наступила тишина.
        Присесть на рельсы. Нет, упасть. Как старая, ненужная тряпка. Тряпка и есть. Придурок. Трус. Самовлюбленный эгоист. Ты была права, Нюточка. Во всем. Поэтому и погибла. Невеста лежит в луже крови.
        Нужно встать. Не успел помочь, так хоть имей мужество еще раз посмотреть ей в глаза. Давай, шевели ногами! Плевать, что они еле шевелятся. Теперь на все плевать…
        Луч фонарика освещает шпалы. Кровь, всюду кровь. Нюта привалилась спиной к тюбингу, запрокинув голову. Лицо тоже залито кровью, но его черты спокойны и расслаблены. Наверное, сразу умерла, не мучалась. Нагнуться. Осторожно взять ее за руку. Еще теплая. Не сметь плакать! Толку теперь!
        И тут она открыла глаза.
        - Нюточка, куда тебя ранили? - прошептал неизвестно откуда взявшийся Кирилл.
        - Это не моя кровь. Его, - девушка указала куда-то вбок и разрыдалась. Кирилл посветил фонариком в указанном направлении. Совсем рядом, скорчившись, лежал Алек с перерезанным горлом. Лицо его до сих пор было искажено злобой и недоумением.
        - Что тут случилось? - спросил, Кирилл.
        Словно в прострации, Нюта встала. Пошатываясь, оперлась рукой о стену.
        - Алек хотел меня убить, - потрясенно пробормотала она. - Понимаешь? Убить.
        Но Кирилл ничего не понимал. Точнее, не понимал, почему, в таком случае, Нюта жива, а напавший на нее мерзавец, явно куда более сильный и умелый, чем девушка, валяется мертвым? Не Нюта же его зарезала? Но ожидать сейчас связных объяснений от Нюты было бессмысленно.
        Девушка вдруг встрепенулась, словно проснувшись после кошмара. Вцепилась в рукав Кирилла и зачастила:
        - Кир, надо уходить отсюда! Скорее! Монстры! Твари из туннеля! Запах свежей крови, понимаешь?! Они всегда его чуют! Да скорей же!
        Кирилл тоже считал, что пора уходить, просто не был уверен, что Нюта в силах. Оказалось - еще как в силах! Она буквально тащила его за собой в сторону Беговой. Но не разумнее ли повернуть обратно? Может, у этого типа были сообщники? А если даже и нет, как объяснить на Беговой, что один из ее жителей погиб, а у девушки, которая шла с ним, все лицо в крови?
        «Сказать или не сказать? Опять обидится? А, плевать!»
        - Плевать! - подтвердила девушка, выслушав на ходу. - Теперь это дело принципа! Я должна, наконец, все узнать. Сама, без вранья и недомолвок!
        В свете фонаря на шпалах Кирилл заметил какую-то бумагу. Поднял, посмотрел - как будто карта - и на всякий случай сунул в рюкзак.
        Минут через пятнадцать впереди забрезжил свет. Их окликнули, и от блокпоста, сложенного из ящиков с песком и каких-то железяк, отделились две тени.
        - Пограничный контроль станции Беговая. Документы!
        Кирилл протянул свой паспорт, а вот Нюта, казалось, обо всем позабыла. Парень осторожно потряс ее за плечо:
        - Нюточка! Где твои документы?
        Внезапно патрульный широко улыбнулся:
        - Не нужно. Эту девушку трудно не узнать - ее портреты у нас повсюду развешаны. Хотя без волос она, конечно, смотрится немного по-другому.
        Обритая Нюта, волосы которой только-только отросли на полсантиметра, была похожа на инопланетянку. Да еще и засохшая корка крови на лице… Патрульный тоже заметил ее, и его улыбка тоже погасла.
        - Что случилось? Вы ранены?
        - Это его кровь. - Кирилл протянул паспорт Алека, который неизвестно зачем достал из нагрудного кармана убитого. Страницы книжечки тоже были изрядно заляпаны бурыми пятнами. - На нас в туннеле напал какой-то чужак, и ваш гражданин погиб, защищая девушку.
        Кирилл сам не знал, как у него родилась такая складная выдумка. Хорошо хоть, он не назвал Алека по привычке «этот тип». Нюта вздрогнула, но ничего не сказала. Патрульный открыл паспорт, прочитал и сокрушенно покачал головой:
        - Вот горе! Такой способный был парень, отец большие надежды на него возлагал. Слишком даже способный, - буркнул он себе под нос. - Валя! - обернулся он к напарнику, - я провожу гостей, а ты пока гляди в оба и один в туннель не суйся, даже если будут провоцировать. Я скоро вернусь, только доложу коменданту и возьму человек четырех со стволами. Тогда и прочешем по всем правилам. Глядишь, возьмем этого гада!

* * *
        Вот чего Нюта совсем не ожидала, так это что на родной станции ей настолько не понравится. Беговая была похожа на Улицу 1905 года, но то ли из-за отделки серо-белым мрамором, то ли из-за какой-то неустроенности и неприбранности напоминала ей Стадион «Спартак». Неуютное ощущение только усугубляли скудное освещение, закопченный потолок и сами обитатели Беговой. Они бродили, точно сонные мухи, не было и в помине бодрой суеты, царящей днем на любой другой станции, где Нюте довелось побывать. У всех - мужчин, женщин, детей - на лицах читалось какое-то общее выражение равнодушия и апатии. Мол, еще один день проходит, и хрен с ним. Сегодня есть еда, и в ближайшее время будет, значит, можно пока ни о чем не беспокоиться. А когда будет нечего есть, тогда и посмотрим. Даже на пришедших чужаков поглядывали с каким-то вялым любопытством, позевывая и потягиваясь.
        Патрульный остановил какую-то тетку, не спеша идущую по своим делам, коротко переговорил с нею о чем-то и, махнув на прощание Кириллу и Нюте, потрусил куда-то в сторону.
        - Приказано, значит, провожу, - безразлично протянула тетка, обращаясь непонятно к кому. - Клава я. Пойдем, что ли?
        У самых путей на стене висел большой замызганный плакат, изображавший девушку в необычной обтягивающей одежде и обуви на каблуках. Он, странным образом, тоже нагонял уныние.
        - Реклама из прежней жизни, - заметив интерес гостей, ухмыльнулась провожатая. - Решили не снимать, оставить на память.
        Сама она была одета не так уж плохо: в почти новую серую трикотажную кофту и защитного цвета брюки. Но, конечно, ни в какое сравнение с девушкой на плакате не шла.
        Кирилл обратил внимание, что почти на каждой колонне Беговой были налеплены потрепанные листы бумаги. Сверху шла надпись большими буквами: «Запрещается». Парень пробежал глазами объявление - запрещалось сбрасывать мусор с правой стороны платформы. Штраф - 10 патронов. И действительно, с одной стороны на путях мусора было куда меньше.
        - Почему такой запрет? - спросил Кирилл Клаву. Та пожала плечами:
        - Хрен его знает, уже и не помню. Кажется, раньше тут дрезины ходили. Теперь уже не ходят, а бумажка осталась. Ну и хорошо - меньше свинячить будут.
        Поравнялись с новой колонной и новым объявлением. На этот раз запрещалось продавать лягушек живыми. «Ну, это хоть понятно, - подумал Кирилл. - Боятся, что другие начнут разводить, а у них прибыль станет меньше». Еще одна надпись запрещала уничтожать вшей путем поджога матраса. «Наверное, были прецеденты», - хмыкнул парень. Он даже проникся уважением к неизвестному составителю объявлений. Следующее гласило: «Запрещается свистеть, находясь на посту». Клава опять не смогла внятно объяснить - почему.
        - А если не на посту, то можно? - спросил Кирилл.
        - На здоровье, - пожала плечами та. Видно было, что любопытство Кирилла ее уже стало раздражать.
        «Может, примета плохая?» - подумал тушинец. Он понял, что жизнь здесь регулировалась какой-то сложной системой не всегда понятных запретов. Местные, видимо, как-то научились во всем этом ориентироваться. Кирилл надеялся, что если они с Нютой по незнанию нарушат какое-нибудь здешнее правило, то с них не будут спрашивать слишком строго.
        - Душевая у нас одна, - предупредила Клава, - по очереди пойдете. Переодеться тебе есть во что? Нет? Ладно, посидите пока, сейчас принесу.
        Вернувшись (на удивление быстро), она действительно принесла Нюте голубой спортивный костюм - не сказать, чтобы сильно новый, но чистый. Заодно предупредила, чтобы девушка не вздумала стирать окровавленные вещи, - она сама все сделает гораздо лучше. А что-то, может, и выкинуть придется, но пусть Нюта не переживает: о легендарной победительнице Зверя на Беговой сумеют позаботиться.
        Ясно было, что Клаве не терпелось узнать, в какую передрягу гости попали по дороге, но она изо всех сил сдерживала свое любопытство. После душа Кирилла и Нюту ждали миски с каким-то беловатым мясом.
        - Очень вкусно, - похвалил Кирилл, попробовав. - Что это?
        Женщина загадочно улыбнулась, и Нюта догадалась, что их потчуют тем самым лягушачьим мясом.
        - Грибной соус наш фирменный, больше нигде такого не попробуете, - гордо сказала Клава.
        Затем она налила гостям необыкновенно вкусный чай, сообщив, что специально для них заварила самый лучший, с ВДНХ, который теперь только по большому блату можно достать. Молодые люди жадно прихлебывали, приходя в себя после пережитого, а вокруг них потихоньку собирались люди и с любопытством разглядывали Нюту. Судя по всему, слух о том, кто именно посетил Беговую, слегка расшевелил здешнее сонное царство. Какой-то человек даже протянул девушке клочок бумаги, огрызок карандаша и попросил расписаться. Нюта кое-как накарябала свое имя, и довольный мужчина бережно спрятал бумажку в карман. Другой, осмелев, протянул листовку с ее изображением - Нюта расписалась и на ней. Потом еще на одной. Молодая женщина с изуродованной бугристым шрамом щекой застенчиво попросила дать ей что-нибудь на память, чтобы она могла показывать это своим детям. Нюта рассеянно пошарила в рюкзаке и на дне нашла неизвестно как завалившуюся туда пустую гильзу. Женщина очень обрадовалась.
        - Я буду носить ее на шее, на шнурке, - сказала она. - Это принесет мне счастье.
        Люди из толпы глядели на нее с завистью - видно, каждый жалел, что не ему пришла в голову такая мысль, а больше гильз у Нюты не было.
        И в этот момент к ним подошел патрульный. Родители погибшего парня хотели бы поговорить с ними, узнать, что случилось.
        - Они сейчас придут, - добавил он.
        - Мы и сами можем к ним сходить, - сказал Кирилл. Но у Нюты ноги стали точно ватные, и она не могла даже подняться с места.
        Сейчас она, наконец, увидит свою мать. Ради этого она столько времени пробиралась по метро, то и дело рискуя жизнью. Увидит и что-то поймет, наконец.
        Люди, окружавшие их, расступились, пропуская все еще крепкого мужчину с темными волосами с проседью и жестким, с дубленой кожей, лицом. Взгляд его был холодным и мрачным. Он на секунду встретился глазами с Нютой.
        «Он знает, кто я, - подумала девушка. - И знает, что я знаю, что он знает. Но ему это, видимо, безразлично».
        Она жадно уставилась на женщину, тяжело опиравшуюся на руку Петра Зверева, и разочарованно вздохнула: у нее были темные, тоже сильно поседевшие волосы, а лицо напоминало непропеченный блин. Это была не ее мать, а тетка Рита. Родная мать Алека.
        - Сыночек мой! - заголосила вдруг та.
        Дядька Петр похлопал ее по спине и спросил Кирилла:
        - Как это случилось?
        Парень повторил свою выдумку, но Зверев, казалось, не слушал его и мрачно, неотрывно смотрел на Нюту.
        - Мой мальчик был настоящим героем! - с вызовом объявил он, оборачиваясь к зрителям.
        Те торопливо закивали.
        «Слишком уж торопливо», - подумала Нюта.
        - Оставьте нас, - приказал Петр, и люди послушно начали расходиться. Поймав за локоть Клаву, Зверев кивнул ей на тетку Риту, которая стояла, покачиваясь взад-вперед, и тихонько, на одной ноте, подвывала: - Позаботься о ней.
        Клава закивала и, обняв безутешную женщину за плечи, повела куда-то, ласково шепча что-то на ухо. Зверев же сел напротив Нюты, сложив руки на коленях и прожигая девушку ненавидящим взглядом.
        - Зачем ты явилась сюда? - спросил он.
        - Мне нужно увидеть свою мать, - так же прямо ответила она.
        - Я сразу знал, еще тогда, давно, - ты приносишь зло, - словно не слыша ее, тихо проговорил Зверев, похожий сейчас на старого, матерого хищника, загнанного охотниками в угол. - Поэтому и пытался избавиться от тебя. Но ты оказалась сильнее.
        - Я знаю, что ты хотел моей смерти, - в тон ему ответила Нюта. - Но я не буду никому об этом рассказывать. Я прощаю тебя.
        - Плевать мне на твое прощение! - устало произнес Петр. - Я даже не буду спрашивать, как на самом деле погиб мой сын. Какая разница - его ведь не воскресишь. Знаю только, что твой друг врет, - никогда Сашка не подставился бы сам за другого. Уж кому, как ни мне, его отцу, это знать. Он был способен на многое, но только не на глупость. Мой единственный сын. Теперь у меня нет никого из близких, не считая пары глупых старых баб…
        - У меня не было никого из близких много-много лет! - выдержав его взгляд, процедила Нюта. - Теперь мы квиты, и я хочу увидеть мать! А если ты попытаешься мне помешать…
        Хотя Зверев, вроде бы, не имел при себе оружия, Кирилл, как бы невзначай, переложил на колени автомат.
        - Ты увидишь ее, - кивнул Зверев, поднимаясь. - Но не советую рассказывать ей правду - Татьяна нездорова. Если начнешь ворошить прошлое, ты ее доконаешь. Идем.
        Петр привел их к небольшой палатке и откинул полог, пропустив вперед Нюту.
        На грязных одеялах лежала немолодая женщина со светлыми растрепанными волосами и неестественно румяным лицом. Ню-та почувствовала запах браги, пота и еще чего-то кислого. Женщина молча глядела на нее.
        - Здравствуй… те, - сказала Нюта.
        - У нас гости, Петя? - спросила мать, глядя покрасневшими глазами на девушку. - Зачем же, в такой грустный день? Горе у нас, дочка, - пояснила она Нюте, сердце которой при этом слове бешено забилось. - Сашеньку убили, мальчика нашего, - продолжала мать. - Все детки поумирали у нас. Доченька у меня была, Нюточка, - умерла. Младенчик, Сенечка, тоже умер. Сегодня вот Сашеньку убили. Никого не осталось…
        Она говорила это все каким-то заученным тоном, а сама внимательно следила, как Петр шарит вокруг. Найдя полупустую бутылку браги, тот начал вылезать наружу.
        - Отдай! - вскрикнула женщина, но Зверев уже был снаружи, и она в бессильной досаде погрозила ему кулаком, выкрикнув бранное слово.
        - Мы пойдем… уже… - запинаясь, сказала Нюта и торопливо выбралась из палатки. Кирилл - следом.
        - Кир, я хочу домой, - пробормотала девушка.
        - Куда - домой? - уточнил он на всякий случай.
        - Домой, на Улицу 1905 года. Другого у меня, как оказалось, никогда не было…
        И, порывисто обняв парня, она разрыдалась.

* * *
        Убийца успел пройти через Беговую до того, как поднялась суматоха. Сейчас он, уже выйдя на поверхность, пробирался по шоссе, чтобы вскоре вновь нырнуть в лаз на детской площадке. На этот раз зловещий перестук копыт не тревожил человека. Ведь в последний момент он все сделал правильно.
        Когда там, в туннеле, убийца замахнулся на девушку ножом, ему было видение. Нет, то был знак! Сначала перед глазами мелькнул лошадиный остов, со спины которого скалился желтыми зубами скелет. Вслед за ним выступала женщина неимоверной красоты, держащая на руках ребенка. Сурово сдвинув брови, женщина погрозила ему пальцем, после чего видение исчезло. Убийца сам не понимал, как такое вышло, но его рука с ножом, словно против воли, немного изменила направление и нанесла смертельный удар. Никто и понять ничего не успел: мальчишка с рассеченным до самых шейных позвонков горлом валился в одну сторону, девчонка с залитым его кровью лицом - в другую, а убийца уже мчался по направлению к Беговой.
        Вновь оказавшись в метро, где он, что ни говори, чувствовал себя увереннее, убийца задумался. Он впервые не выполнил задания. Добровольно. Но, несмотря на это, на душе у него было спокойно. Просто есть вещи, которые неподвластны ни ему, ни Верховному, ни любому другому человеку в этом безумном мире. Что толку гадать, из-за чего и темные, и светлые силы охраняют эту девчонку, изменяя правила любой игры, в которую она оказывается втянутой? Стоит просто принять это как данность. Пожалуй, ему и впрямь пора на покой. Он вернется на Спартак и будет, как и мечтал, разводить овощи или грибы. А если Игорю так нужна голова бывшей возлюбленной, пусть попытается добыть ее сам. Если осмелится, услышав его рассказ.
        Путь домой был легок и приятен, из-за чего убийца лишь утвердился во мнении, что принял верное решение. Даже мертвые станции уже не внушали тревоги, и можно было, наплевав на суеверия, широко шагать по плиткам, не заморачиваясь насчет их цвета. Проходя через Щукинскую, он, правда, опять почувствовал запах дыма, но в нынешнем своем благодушном настроении решил не вмешиваться. Инстинкт подсказывал, что эти люди не опасны.
        Вернувшись на Спартак, он не отправился сразу с докладом, а сперва отыскал Михалыча.
        - Слышь, старый! Что ты там говорил про Беговую? Про диких?
        Старик уставился на него непонимающе. Потом поманил пальцем и, когда убийца нагнулся, раздельно и четко произнес ему прямо в ухо:
        - Дикая охота.
        - Что ты мелешь, старый? Какая еще, к черту, охота? На кого?
        - На кого? - переспросил старик и жутко расхохотался. - На тебя. На меня. На Верховного. На всех, у кого совесть нечиста!
        От этих странных слов холодок пробежал по коже бесстрашного исполнителя чужой воли. Конечно, Михалыч совсем спятил, выжил из ума. Глупо придавать значение его сказкам. «И все равно, с меня довольно. Иду к Игорю. Конечно, разговор будет не из легких. Но новый Верховный должен понять - нельзя отягчать грехами душу бесконечно».
        Разговор оказался не просто тяжелым. Он был бессмысленным с самого начала.
        «Да, безусловно, Игорь сам виноват в том, что случилось, - размышлял убийца, торопливо собирая в своей палатке рюкзак. - Не стоило ему орать на меня, а уж тем более - замахиваться кулаком. Я никого больше не собирался убивать. Просто хотел растить грибы и чтобы меня оставили в покое. А теперь надо опять уходить, даже толком не отдохнув».
        К счастью, выходя из шатра Верховного, он нарочно громко пожелал доброй ночи бездыханному телу, укрытому одеялом почти с головой. Пока кто-нибудь осмелится побеспокоить «спящего» правителя, может пройти целый день. Более чем достаточно, чтобы оказаться вне досягаемости бывших сограждан. Жаль только, что он где-то обронил свою замечательную карту. Впрочем, там, на Ганзе, она ему все равно вряд ли пригодится…
        Но когда несколько часов спустя убийца присел отдохнуть в туннеле на подходах к Полежаевской, мертвые всадники опять заплясали перед глазами. Они поднимали лошадей на дыбы и торжествующе ухмылялись. Как будто были уверены, что теперь жертве от них уже не уйти.
        Сон не освежил его. Разбитый и злой, убийца вылез на детской площадке. Ничего, сейчас он быстро доберется до шоссе, а там и до Беговой рукой подать. И тут впереди раздался неторопливый перестук копыт - словно те, что ждали там человека, не торопились.
        Стараясь не паниковать, убийца скользнул в ближайший двор. Конечно, дворами лучше не ходить, но может, повезет и удастся проскочить?
        Не повезло.
        В проходе между домами, куда он устремился, его поджидало странное создание - нечто вроде пня, увенчанного щупальцами. Ускользнув от их объятий в последний момент, человек был вынужден опять повернуть к шоссе. И уже почти дошел, но внезапно грохот копыт со всех сторон ударил по ушам так, что беглец зашатался. Невидимые всадники кружили где-то рядом. Они издевались над жертвой, дразнили ее, не сомневаясь в исходе погони. И тогда человек понял.
        Дикая охота! А он сегодня - добыча. Выполнив высшую волю, он мог бы спастись, но вместо этого снова убил, и теперь прощения не будет. Но он же не виноват! Он не хотел! Его вынудили!
        Увидев на стене одного из домов чудом сохранившуюся пожарную лестницу, беглец быстро полез по ней. «Здесь вам меня не поймать!» - злорадно подумал он. Добрался до выбитого окна, перевалился через подоконник… и слишком поздно осознал, что в комнате он не один. Существо, поднявшееся к нему из угла, гостеприимно расставило жуткие конечности, словно желая обнять человека. Последнее, что он почувствовал в своей жизни, - два огненных жала, вонзившиеся ему в бока…

* * *
        После возвращения на Улицу 1905 года Нюта несколько дней пролежала в своей палатке, отвернувшись к стене и никого не желая видеть. К ней приходили, с ней пытался разговаривать Вэл, сказал что-то о депрессии, пытался завести речь о биологических родителях и приемных - она не слушала. И вдруг в один прекрасный день, когда в оранжевую палатку заглянул Кирилл, ни на что особенно не надеясь, он увидел, что Нюта сидит, обхватив колени руками, и о чем-то думает. Первым же вопросом она ошарашила парня:
        - Кир, а ты не знаешь, как она погибла?
        - Кто? - осторожно уточнил изумленный Кирилл.
        - Девушка, о которой отец тебе рассказывал. Та, что любила гулять по трамвайным рельсам.
        - А-а, - протянул тушинец, слегка успокоившись, но не понимая, зачем она спрашивает. - Нет, отец об этом не рассказывал. Он только сказал, что смерть ее была очень странной - до сих пор никто не знает, был ли то несчастный случай, самоубийство или убийство. Редко когда вокруг человека возникало столько домыслов, сплетен и легенд. Но большинство сходилось на том, что это не так уж важно. Просто она умерла молодой потому, что не могла приспособиться к этому миру.
        Нюта молчала. Казалось, она сверяет с его словами какие-то свои ощущения.
        Девчонка приснилась ей этой ночью. Она сидела напротив Нюты, и теперь было видно, что она плотненькая и что волосы у нее не светлые, как Нюте казалось в прошлый раз, а рыжеватые. Челка, падающая на лоб, джинсы и просторная рубаха, несколько простеньких браслетиков на запястье. А еще у нее была очень милая, чуть-чуть виноватая улыбка, и она говорила с Нютой. Победительница Зверя не разбирала отдельных слов, но смысл понимала прекрасно.
        «Ну да, я не смогла, у меня не вышло, - говорила девочка, - но ты - не я, и ты не должна сдаваться. Будь сильной, пусть хоть у тебя получится. Не зря же я спасала тебя! Ну хоть у кого-то должно же получиться! Ты нужна людям, ты должна держаться. Нельзя быть такой эгоисткой и думать только о своей беде». И она опять виновато улыбалась, словно извиняясь, что не сумела прожить подольше. «А как ты умерла?» - спросила Нюта, но девчонка только улыбнулась ей еще раз и исчезла.
        С тех пор Нюта уже не отворачивалась от тех, кто к ней приходил. Хотя казалось, что она обдумывает про себя какую-то мысль, а все, что происходит вокруг, ее не слишком интересует. Она, наконец, рассказала Кириллу, что произошло тогда в туннеле. Как угрожал ей Алек, как он признался, что с самого начала шпионил за девушкой по приказу своего отца, и как неизвестно откуда взявшийся незнакомый мужчина полоснул его ножом и скрылся. Вдвоем они перебрали кучу версий случившегося, и в конце концов решили, что Зверев, возможно, успел кому-то крепко насолить. Причем не на родной станции или Улице 1905 года - откуда бы тогда взялась найденная Кириллом самодельная карта Таганско-Краснопресненской линии, испещренная какими-то условными обозначениями? Карту, кстати, Нюта попросила оставить ей. Разумеется, Кирилл не отказал.
        И вот однажды Нюта вылезла из оранжевой палатки и отправилась в огороженный щитами закуток, где над поцарапанным столом по-прежнему висело зеленое Солнце с кучей ножек.
        - Илья Иванович, я вспомнила человека, который убил Алека! - решительно произнесла она, даже не поздоровавшись. Что-то считавший на клочке бумаги комендант изумленно привстал со стула. - Не знаю, как его зовут и кто он, - продолжала девушка, - но я видела этого человека, и не раз. Сначала на Спартаке. Потом - на Тушинской и Сходненской. Он как будто следил за мной.
        - Возможно. - Зотов привык не удивляться уже ничему, что связано с этой светловолосой девчонкой. - Но как он оказался здесь, у нас? Как прошел через заваленный туннель?
        - Кирилл нашел карту. Там нарисовано, как пройти через Беговую по поверхности и опять попасть в туннель к Полежаевской. Этот человек пришел со Спартака. Наверное, его послал Верховный. За мной. В тот раз им не удалось меня убить, и он, видимо, решил попытать счастья еще раз. Но вместо этого почему-то спас.
        Комендант во все глаза глядел на Нюту, уже ничего не понимая.
        - А знаете, - вдруг сказала девушка, - именно туда, на Спартак, могли увести вашу дочь. Им ведь нужны девушки, им постоянно требуются девушки.
        Стул с грохотом упал на пол, но комендант, кажется, этого даже не заметил.
        - А вот с этого места поподробнее, - приказал он.
        Они устроили настоящий военный совет. Правда, Кирилл сначала удивился - зачем пригласили участвовать в обсуждении безногого калеку, которого он уже неоднократно замечал на станции?
        - Ах да, все забываю, что ты нездешний! - улыбнулся Зотов. - Это же Наперсток, наш легендарный сталкер. Его по всему метро знают.
        - Я с самим Хантером за руку здоровался, - гордо сказал калека. - Маломальского тоже знал. В смысле, Бумажника. Жаль, что он недавно пропал. По слухам, чуть ли не в Питер подался. По поверхности.
        - Шутите? - поднял глаза парень. - Это же чуть ли не тысяча километров!
        - Ну, тысяча не тысяча, - довольно хмыкнул Наперсток, словно лично приложил руку к походу знаменитого коллеги, - а сотен семь-то будет… Да, были люди в наше время, а теперь пораскидала их судьба. И я вот в обрубок превратился - профессия наша не способствует отменному здоровью и долгой жизни. Но советом еще могу помочь.
        И они склонились над картой, потерянной незнакомцем, разбирая отметки.
        - Хорошая карта - сразу видно, профессионал составлял со знанием дела, - сказал калека. - Значит, вот что получается. Выйдете наружу с Беговой, потом по Хорошевскому шоссе пройдете немного, свернете во двор - и здесь вход в туннель обозначен. Не пойму я только, к чему тут машина какая-то длинная нарисована и крестик стоит? Должно быть, какой-нибудь приметный ориентир. Лишь бы на Полежаевской какая-нибудь нечисть вам не попалась.
        - Там еще в туннеле за Щукинской монстры раньше жили. Может, и сейчас живут. Те самые. - И Нюта поежилась.
        Кирилл рассказал калеке про Тушинский овраг и встреченного там старика.
        - Ничего такого не слыхал, - покачал головой Наперсток. - Но это, скорее всего, не упырь какой-нибудь и не резидент вражеской разведки, а так, сам по себе старичок. Судя по всему, он безвредный, никому не мешает - пусть себе живет. Может, крыша у него слегка и поехала, что неудивительно - столько лет с самим собой, с мертвецами да-с пауками разговаривать.
        - И с Маруськой еще, - против воли улыбнулся Кирилл.
        - Во-во. В овраге этом ничего интересного нет, пауки одни. Вряд ли кто-нибудь туда еще сунется, разве что случайно забредет, как вы. А вообще, конечно, очень странное место этот овраг. Не удивлюсь, если там радиационный фон ниже, чем во всем городе.
        Для похода на Спартак Зотов сформировал небольшой отряд, учитывая, что кого-то надо было оставить и для охраны станции. Не так уж много осталось здесь дееспособных мужчин с тех пор, как подходы к Улице 1905 года облюбовал Зверь. Хорошо хоть, девушки-спасательницы к этому времени обучились управляться с оружием. Большой неожиданностью для всех стало, что в поход решил отправиться Вэл. Ему никто этого не предлагал, зная, что музыкант - человек сугубо мирный и крайне осторожный. Нюту комендант не уговаривал, но так умоляюще посмотрел, что она сама решительно вызвалась отправиться с ними. Само собой, не остался в стороне и Кирилл.
        - Не страшно снова туда возвращаться? - спросил он Нюту.
        - Страшно, - созналась девушка. - Но я чувствую, это нужно сделать. Мы должны, наконец, уничтожить зло. Чтобы Спартак опять стал частью большого метро, чтобы люди там перестали жить в вечном страхе.
        Кирилл видел, что после всех переживаний его подруга очень изменилась. Он боялся, что она не выдержит, сломается, но Нюта откуда-то нашла в себе силы. Поняла, что нельзя жить прошлым и надо глядеть вперед. И вместо того, чтобы погрузиться в отчаяние, как сделала бы на ее месте более слабая женщина, способна была заботиться не только о себе, но и об окружающих. Теперь Нюта восхищала его, и он чувствовал, что больше ни за что с нею не расстанется. Кажется, это было взаимно.
        - Если вдруг увидите Хантера - привет передавайте, - сказал вышедший их проводить Наперсток.
        - Да откуда бы ему там взяться? - удивился комендант.
        Но калека только загадочно пожал плечами.
        - Надеюсь, за время нашего отсутствия нашу многострадальную станцию не атакует еще какой-нибудь монстр, - пробормотал Вэл. - А то, боюсь, свой лимит на чудеса мы уже исчерпали.
        Зотов посмотрел на него осуждающе, но ничего не сказал.
        Глава 14
        ВОЗВРАЩЕНИЕ
        Даже когда они опять оказались в метро, в туннеле, ведущем к Полежаевской, Нюту все еще трясло. Ориентир, обозначенный на карте напротив места, где нужно было сворачивать с шоссе во двор, оказался длинной белой машиной с кольцами на крыше. В метро Вэл объяснил девушке, что такие машины когда-то нанимали для свадьбы. Он еще буркнул что-то насчет того, что неудачный бедняги выбрали день для такого события. А Зотов неожиданно мягко ответил: «Ну и что? Зато они были вместе до самого конца».
        - Да уж. Жили они долго и счастливо и умерли в один день! - ответил музыкант странной присказкой. Сама же Нюта все вспоминала топот копыт, доносившийся с эстакады, - все ближе, ближе. Они еле успели найти тот лаз во дворе, на детской площадке. Кто это был? Лошади? А может, ламы? Один из членов отряда, шедший замыкающим, уверял, что оглянулся в последний момент и успел разглядеть на конских спинах наездников. Шутил он или нет? Кто мог мчаться по ночному городу? Уж точно не люди…
        Подходя к Полежаевской, они были предельно осторожны, но пустая станция с двумя платформами и тремя путями встретила их тишиной. Комендант по-хозяйски оглядывал ее - видно, прикидывал, можно ли ее снова приспособить для жилья, и стоит ли это делать.
        Уже на подходах к Щукинской Зотов остановился и несколько раз втянул носом воздух, сделав остальным знак стоять тихо. Его насторожило то же самое, что и убийцу в свое время, - слабый запах дыма. Но на станции никого не было: лишь кое-где виднелись обрывки паутины, тряпки, да возле одной из колонн лежал высохший труп.
        Они вступили в туннель, который вел к Спартаку, и Нюта занервничала: запах дыма стал еще отчетливее. Вдруг Кирилл осветил фонариком стену туннеля, и все увидели в ней боковое ответвление. Непонятно было, сделан ли этот узкий проход давно или прорыт людьми уже после Катастрофы.
        - Этот ход тут раньше был? - тихонько спросил Нюту Илья Иванович. Та в ответ лишь пожала плечами: она проходила здесь только раз, в пятилетнем возрасте, и ей, конечно, было не до того, чтобы разглядывать стены туннелей.
        Комендант принюхался. Дымом тянуло именно из отнорка.
        - Надо бы посмотреть, что там, - сказал он.
        - Какая разница? - запротестовал Вэл. - Мы ведь идем на Спартак.
        - Здесь командую я, - напомнил Зотов. - А я не люблю оставлять в тылу неизвестную опасность. Может, нам придется отступать в спешном порядке, поэтому стоит как следует изучить всю прилегающую к Спартаку местность.
        Коменданта поддержала Нюта, которой почему-то всячески хотелось оттянуть момент появления на Спартаке. Вэлу пришлось смириться с задержкой.
        Не желая из-за своего любопытства рисковать другими и посылать их в неизвестность, оставаясь за их спинами в безопасности, Илья Иванович с двумя бойцами двинулся вперед по узкому ходу Вскоре впереди забрезжил свет. Видимо, там горел костер. От стены отделилась неясная тень, и комендант поднял автомат.
        - Кто здесь? - спокойно произнес чей-то голос.
        - А ты кто? Что ты здесь делаёшь? - ответил вопросом на вопрос Зотов.
        - Живу я здесь, - услышал он в ответ. - Может, все-таки не будем оружие наставлять? Мы не агрессивны.
        - Кто вас знает, - пробурчал комендант, однако автомат опустил. Один из бойцов осветил фонариком говорившего, и Илья Иванович вздрогнул - у него было неестественно белое лицо, а глаза и губы - густо обведены черным. Одет неизвестный был в драный черный свитер и штаны, которые, возможно, были когда-то синими, но теперь под слоем грязи тоже выглядели почти черными.
        - Вы чего тут, в индейцев играете? - облизнув губы, спросил комендант.
        - Мы не идентифицируем себя с каким-то конкретным социумом, - отвечал на это его собеседник.
        Зотов слегка растерялся, а потом велел бойцу:
        - Вэла позови. Чувствую я, что самому мне тут не разобраться. Вроде он по-нашему говорит, но я ни слова не понимаю.
        Через несколько минут небольшой отряд во главе с комендантом оказался в просторном подземелье, где у костра сидели люди, схожие обликом с тем, который встретился им первым. У всех были густо обведены черным глаза, у многих вычернены и волосы, и губы. На запястьях и на шее почти у всех металлические цепочки, одежда в подавляющем большинстве темного цвета. «Практично, - подумал комендант, - учитывая дефицит воды и их явную нелюбовь к стирке». Он заметил, что собралась здесь, в основном, молодежь - в среднем от пятнадцати до тридцати. Стариков не было совсем, малышей тоже, хотя потом он заметил одну женщину с младенцем на руках и ребенка лет семи, тоже с подведенными глазами.
        Они уселись возле костра, и им поднесли кружки с чем-то темным, дымящимся. Комендант опасливо принюхался.
        - Не бойтесь, все экологически чистое и совершенно безвредное. Это у нас вместо чая, - сказал один из хозяев снисходительно. И в доказательство сам отхлебнул из своей кружки. Гости последовали его примеру. Напиток отдавал чем-то прелым, но приятно бодрил.
        - Кто вы? - повторил вопрос комендант.
        - Люди, - был ответ.
        - Это я и сам вижу. Почему вы так странно выглядите?
        - Нравится.
        Тут вмешался Вэл.
        - Не из тех ли вы, случайно, кто ждет второго пришествия Виктора Цоя? - спросил он по возможности вежливо, боясь задеть чувства хозяев. - Я их сам не видел, но слышал, что где-то в метро обитает целая группа его поклонников.
        Мужчина задумался, и тут другой что-то шепнул ему на ухо.
        - А! Вы, наверное, имеете в виду людей в темных одеждах, которые поклоняются Последнему герою? Мы уважаем их чувства, но у нас с ними разные пути. Они хотят выйти на свет звезды по имени Солнце, а мы предпочитаем тьму и полумрак. Наше солнце - луна. Только, может быть, сначала вы расскажете нам, кто вы и что вас сюда привело? Это будет как-то честнее, ведь это не мы к вам пришли, а вы к нам неожиданно явились.
        Комендант замялся, сомневаясь, стоит ли рассказывать о цели их путешествия этим странным незнакомцам? Вдруг они в союзе с Верховным и его шайкой? Но Нюту сомнения не мучили - ей почему-то нравились эти люди, и она чувствовала, что они не причинят зла.
        - Мы идем на станцию Стадион «Спартак», - сказала она.
        - А-а, - пренебрежительно махнул рукой мужчина. - К трупоедам…
        - Как?! - ужаснулась девушка. - Неужели там уже звери поселились?
        - Двуногие, - уточнил один из хозяев.
        Комендант обиделся.
        - Если так рассуждать, то и вы трупоеды, - сказал он. - Крысами-то, небось, не брезгуете? Ни за что не поверю, что вегетарианцы. Или у вас крысы специальные, диетические и экологически чистые?
        Странные люди пропустили его шпильку мимо ушей.
        - И что же вам там нужно? - помолчав, спросил один из них.
        - Одной девушке грозит смерть, - сказала Нюта.
        Спрашивающий удивленно поднял брови, а потом развел руками.
        - Всем нам грозит смерть, кому раньше, кому позже, - философски заметил он. - У нас другие взгляды, мы не относимся к этому так трагично, как вы. Мы любим размышлять о смерти, говорить о ней, готовиться к ней. Любим селиться поближе к кладбищу. Раньше мы жили под землей недалеко от Ваганьковского, но потом там стало неспокойно, и мы перебрались сюда. Здесь, правда, кладбища поблизости нет, но бренных человеческих останков хватает, чтобы размышлять над ними.
        Вэл задумался.
        - Вы поклоняетесь ангелу смерти? - спросил он.
        - Скажем так: мы поклоняемся тому, чье имя лучше не называть. Тем более непосвященным, вроде тебя.
        - Хорошо, спрошу иначе. Вы сатанисты?
        Вышедший к отряду первым мужчина покачал головой:
        - Мы не имеем ничего общего с этими отупевшими дикарями, засевшими на Тимирязевской. Нам не нужно искать дорогу в ад - каждый из нас носит свой собственный ад в себе. И мы не одурманиваем себя грибными настойками. У них есть лидер, который наживается, и есть его покорные слуги. У нас же - дружеское братство. Мы удалились от мира, где действует право сильного, но ценим свободу и дружеское тепло. Если вам всенепременно нужно какое-то обозначение, можете называть нас просто Темными.
        - Утопическая коммуна, - объяснил Вэл Зотову. - Субкультура.
        - Спасибо, теперь все предельно ясно, - язвительно отозвался комендант.
        - Но то, что эту девушку хотят убить, - несправедливо, - сказала Нюта. - Вы, может, и любите смерть, а ей еще пожить хочется, она ведь совсем молодая.
        - Это другое дело, - ответили ей. - Мы против насильственной смерти. Не стоит искать путь в вечность до срока. А кто эта девушка?
        - Это моя дочь, ее зовут Алина, - сказал комендант. - Вы что-нибудь слышали о ней?
        - Примерно месяц назад здесь проходили двое в сторону Спартака. Мужчина и девушка. Видно, шли из большого метро. Больше тут людям неоткуда взяться.
        - Скорее всего, это она! - вскричал комендант. - Нам надо спешить!
        - Мы готовы помочь вам.
        - Интересно, каким образом? - хмыкнул Зотов. - Напугаете противника до смерти своим видом?
        - Зря иронизируете, - сказал один из Темных. - Вовремя сказанное разумное слово способно творить чудеса.
        Его поддержал Вэл:
        - В самом деле, Иваныч, нас ведь совсем мало. Тут любой помощи обрадуешься. - И, понизив голос, пробормотал: - Я всегда считал, что представителям разных субкультур, как ни странно, легче понять друг друга, чем нас, простых людей. Вот поклонников Цоя они уважают, а мы с тобой, Илья, для них не больше, чем двуногие трупоеды.
        - Я до сих пор поверить не могу, что Алина и в самом деле рядом, - вздохнув, сказал комендант. - Уж и не чаял увидеть ее. Но если послушать этих ребят, то месяц назад она была жива…
        Из дальнего конца помещения вдруг раздался негромкий болезненный стон.
        - Что это? - спросил комендант. Все молчали. Ответила одна из девушек.
        - Это Дитя сумерек. Она второй день не может разродиться. Наверное, скоро уйдет во мрак, - философски заметила она.
        - Да что ж вы не поможете ей? У вас что, врача нет?
        Хозяева переглядывались, отрицательно качая головами.
        - Приходится чем-то платить за свободу, - заметил один из них.
        Но отрядный врач, не дожидаясь команды, уже отправился к роженице. Через полчаса ее мучения окончились - на свет появился тощенький мальчик, который сразу заорал. Измученная мать, покормив его, тут же уснула.
        - Спасибо, - сказал один из Темных. - Мы, конечно, не так боимся смерти, как вы, но все же она не должна приходить слишком рано.
        Гостям предложили миски с горячей едой. Это было вполне съедобное буроватое варево. Никто не стал спрашивать, какого оно происхождения.
        - А почему среди вас нет стариков и почти нет детей? - спросил за трапезой Вэл, пользуясь случаем узнать о хозяевах подземелья побольше.
        - Не всякий выдержит тяготы нашей жизни, - ответили ему. - В ней есть свои плюсы, но есть и минусы. Мы живем, где хотим, и ни перед кем не должны отчитываться, зато нам то и дело приходится пить неочищенную воду и часто голодать. Кто-то, устав от такой жизни, оседает на одной из станций, где нужно трудиться, но где есть часовые, врачи и прочие блага цивилизации. А дети, как вы только что видели, рождаются и у нас, но не все матери хотят продолжать скитаться после этого. Некоторые начинают смотреть на жизнь по-другому и тоже уходят к двуногим трупоедам. Впрочем, некоторые, наоборот, приходят оттуда к нам.
        - С вами интересно разговаривать, - заметил музыкант. - Большинство из тех, кто родился в метро, невежественны и нелюбознательны.
        - Что вы, мы любим читать, - ответили ему. - У нас даже небольшая библиотека есть.
        Услышав вожделенное слово, Кирилл даже пронес ложку мимо рта.
        - А можно посмотреть? - осторожно спросил он, заранее настроившись на отказ.
        Но, против ожидания, хозяева тут же отвели парня к небольшому дощатому ящику, наполненному потрепанными книгами. Тоже заинтересовавшийся Вэл присоединился к нему, ожидая увидеть какие-нибудь философские трактаты и курсы по демонологии, но подбор книг был самым произвольным: томики Булгакова, Грина, Пастернака. Впрочем, вампирская литература тоже присутствовала. Видимо, Темные ни в чем не ограничивали себя, считая, что их хороший вкус уже сам по себе гарантирует правильный выбор. Вэл понял - тут было все, что им удалось добыть, выменять, купить, а может, и украсть. Правда, он заметил, что на «библиотеку» ящик не тянет.
        - Когда мы путешествуем, их ведь приходится таскать на себе, - объяснили ему. - Поэтому бывает так, что прочитанную всеми книгу мы обмениваем у людей на еду. Когда снимаемся с места, каждый кладет по одной-две книги к себе в рюкзак - так и переносим библиотеку.
        Комендант тем временем почти развеселился и подтрунивал над Нютой:
        - Ты Кирилла-то держи к себе поближе. А то вон темные барышни ему уже глазки строят - свои-то, видно, уже надоели. А среди них очень даже ничего попадаются…
        Потом он дернул за руку Вэла:
        - Я вот чего не могу понять - что вы там толковали об этих ребятах, которые ждут прихода Виктора Цоя?
        - Это был суперпопулярный рок-певец. Он погиб лет за двадцать до Катастрофы, - пояснил тот.
        Казалось, Зотов даже обиделся.
        Ну, уж не надо меня совсем-то за идиота держать! Мы с пацанами тоже любили попеть под гитару про белый снег, серый лед, пачку сигарет и алюминиевые огурцы. Просто если тем ребятам так уж понадобилось выйти на поверхность, зачем они дожидаются Виктора? Он-то, еще неизвестно, явится или нет, а солнце - вон оно, каждый день пока исправно всходит наверху.
        - Ну, понимаешь, Иваныч, вера - это такое дело тонкое… - туманно ответил музыкант.
        Во время недолгого отдыха после еды Темные инструктировали гостей:
        - По пути мы будем проходить мимо того места, где в боковых ответвлениях устроили логова хозяева туннеля.
        - Монстры! - прошептала Нюта, вспомнив желтые глаза и душную вонь.
        - Можно их и так называть. Но они не очень опасны. По крайней мере, нам удается сосуществовать с ними вполне мирно.
        - Когда я была маленькая, они разорвали двух взрослых, которые шли со мной, а меня почему-то не тронули, - призналась девушка.
        - Мы кое-что слышали об этом случае и сначала даже боялись здесь селиться. Но потом убедились, что эти монстры не так опасны, как считают невежды. Обычно они не употребляют людей в пищу - возможно, их больше привлекает добыча помельче, и, видно, ее здесь хватает. Мимо них вполне могут пройти те, кто не испытывает сильных отрицательных эмоций - страха, злобы. Таких людей они спокойно пропускают. Но стоит кому-то разозлиться, начать шуметь, как хозяева тоже начинают беспокоиться, приходят в ярость и кидаются.
        - Понятно, адреналиновые наркоманы, - пробурчал Вэл.
        - Наверное, твои спутники вывели их из себя? - обратился Темный к Нюте.
        - Да, они ужасно злились, ругались, орали на меня и друг на друга. Иногда вспоминали, что в туннеле так вести себя нельзя, но ненадолго.
        - Вот видишь. А мы не кричим и ходим тихо, поэтому уживаемся с ними спокойно.
        - Все до поры до времени, - заметил комендант. - Вот нечего им будет есть, так они и за вас примутся.
        Темный только пожал плечами.
        - Здорово, наверное, их люди достали, - пробормотал себе под нос Вэл, - если они согласны жить по соседству с монстрами и умирать от болезней, лишь бы не примыкать к большинству. И честно говоря, я в чем-то их понимаю…

* * *
        Вскоре увеличившийся почти вдвое отряд выступил в сторону Спартака. Вэл заметил, что Темные и выглядели, и двигались в туннеле очень органично. Как будто для них это было не вынужденное убежище, а родная среда обитания, и именно для жизни в подземелье они изначально были рождены. А вот коменданта заботило другое: он никак не мог выяснить, кто у Темных главный. Сначала те отвечали, что начальников у них нет, сплошное равенство и братство, но потом один из лидеров все же неохотно объявился. Зотов спросил его имя.
        - Зачем вам? Оно у меня такое длинное, что его только выговаривать надо минуты три, - неохотно ответил парень. - Да и не запомните вы сразу.
        - Это никуда не годится, - наставительно заметил Илья Иванович. - Мы ведь на войну идем. Как я буду отдавать тебе команды? Пока я буду вспоминать твое погоняло, нас всех перебьют.
        - Ну, можете звать меня Каем, - разрешил парень. - Тем более, я не считаю, что вы должны обязательно знать мое истинное имя. Его знают только свои…
        Когда они уже прилично продвинулись, Нюта почувствовала знакомую вонь, и тут же Кай, шедший впереди, предостерегающе поднял руку. Дальше двигались чуть ли не на цыпочках, а сзади что-то шумно вздохнуло им вслед.
        Когда впереди забрезжил неясный свет, Нюту затошнило от волнения. Сейчас она снова увидит то место, где выросла, и знакомых с детства людей.
        Перед выходом комендант еще раз проинструктировал всех: на провокационные действия противника не поддаваться, не разделяться, первыми стрельбу не открывать. С патрульными по возможности не пререкаться, но и не соглашаться сдавать оружие. Конечно, неожиданное появление такого большого вооруженного отряда не могло не наделать на станции переполоха, но Илья Иванович надеялся обойтись малой кровью.
        Нюту выпустили вперед. Комендант, на всякий случай, шел чуть позади, подстраховывал. Бывший милиционер весь напрягся, как хищник, почуявший добычу, движения его стали быстрыми и точными, а все чувства обострились. Он готов был в любой момент, если понадобится, кинуться вперед и заслонить собой Нюту. За ним следовали несколько проверенных бойцов. Вэл, Кирилл и Темные составляли арьергард.
        - Стой, кто идет? - послышался знакомый голос, и Нюта чуть не расплакалась от умиления.
        - Михалыч, миленький! - прошептала она.
        - А, это ты? - сурово сказал старик. - Нагулялась и пришла? И то хорошо. А это кто с тобой? Не положено. Не пущу.
        Он еще что-то продолжал бормотать, но Зотов, сориентировавшись, отодвинул его в сторону, заметив, что со станции уже приближаются несколько мужчин вполне серьезного вида, на ходу поднимая оружие.
        - Ты лучше сядь, старичок, и затаись, - посоветовал он. - Тут сейчас заваруха начнется.
        Он наставил на подходящих автомат, бойцы - тоже. Еще чуть-чуть, и загремели бы выстрелы, но тут из-за спин вооруженных мужчин вырвалась коренастая темноволосая девушка и, разрыдавшись, кинулась ему на шею. Одновременно раздался крик поварихи Галки:
        - Та шо ж вы делаете, ироды? Люди ли вы или мутанты распоследние? То ж, наверно, гости к нам из большого метро! А с ними Нюточка, девочка моя ненаглядная! Радость-то какая! Нюточка, а у нас горе: Игорька-то нашего уби-и-ли!
        И после этого все как-то встало на свои места. Охрана, хотя и не спеша, опустила автоматы, один из командиров заговорил с комендантом, и после нескольких уточняющих вопросов гостям предложили пройти на станцию. Местные с удивлением глядели на пришедших.
        - Так вы из большого метро? - спрашивали они. - Как же вы пришли, там же туннели завалены.
        Но наибольший ажиотаж вызвало на Спартаке появление Темных. И это при том, что часть отряда, убедившись, что все, кажется, обошлось мирно, сразу развернулась и ушла обратно в свои подземелья. Лишь несколько самых любопытных остались посмотреть, как живут «двуногие трупоеды». Те, в свою очередь, с изумлением разглядывали бледные лица и обведенные черным глаза.
        Коменданта и Вэла пригласили в палатку командира охраны - совещаться и обмениваться новостями. Появление гостей из большого метро было событием из ряда вон. Тем более, на станции сейчас царили разброд и уныние: после смерти Игоря нужно было определиться, как жить дальше.
        Нюту и Кирилла поила чаем добросердечная повариха Галка. Она уже забыла, как вместе со всеми осуждала Нюту и Крысю за побег. Теперь ей казалось, что девушку она всегда любила, и искренне горевала о смерти «дорогого Игорька», не подозревая, что сама уцелела лишь чудом. Молодой Верховный все еще оставался для нее маленьким мальчиком, которого она нянчила в детстве.
        На следующий день был объявлен общий сбор. Устроили трибуну, вокруг которой собралось все население станции.
        - Вот тут гости из большого метро хотят нам кое-что сказать, - объявил начальник охраны.
        Зотов был не великий мастак говорить, поэтому, коротко посовещавшись, слово дали Вэлу.
        - Братья и сестры! - начал он, оглядывая хмурую толпу. - Мы уважаем чужую веру, но разве время сейчас ждать конца света? Нас и так мало. Нам со всех сторон угрожают опасности. Если мы еще будем истреблять друг друга, остаткам человечества и вправду настанет конец. Лишь объединившись, мы имеем шанс выжить!
        Толпа одобрительно загудела.
        «Здорово завернул», - с завистью подумал комендант.
        - Да и на что вам сдались те индейцы? - продолжал Вэл. - У них свои обычаи, у нас - свои. Но на всякий случай хочу сообщить вам об одном открытии, которые ученые сделали незадолго до Катастрофы. Некоторые из них считали, что индейцы на самом деле не предсказывали конца света. Просто их календарь был составлен только до 2012 года. Он закончился, а составить новый уже было некому. Но та сволочь, которая первой на красную кнопочку нажала и весь этот Армагеддон нам устроила, этого, видно, не знала. Я вот думаю, вполне возможно, что причиной Катастрофы стал религиозный фанатик.
        Люди зашумели и заволновались.
        - И если такой же фанатик правил вами столько лет, - возвысил голос Вэл, - надо уметь признать это и двигаться вперед, стараясь не повторять прошлых ошибок. И пусть со злом, которое преследовало эту станцию, будет покончено навсегда!
        В толпе захлопали и закричали «Ура!». Многие плакали.
        «Я бы так не смог, - вновь с завистью подумал Илья Иванович. - С другой стороны, каждому - свое!»
        И он нежно поцеловал в макушку прижимающуюся к нему Алину.
        Эпилог
        Мужчина и женщина в защитных костюмах и противогазах стояли возле входа в метро и смотрели вдаль, туда, где над Тушинским аэродромом стремительно носились темные тени.
        «Птеродактили учат птенцов летать», - озабоченно подумал мужчина и тронул женщину за локоть - пора, мол, пойдем вниз. Но она жадно смотрела на мертвый город, словно надеялась кого-то увидеть.
        Прошло не так уж много времени с тех пор, как власть на станции Стадион «Спартак» перешла в другие руки, но перемены были уже заметны. Люди стали глядеть бодрее, не боялись разговаривать с посторонними. Скоро на Спартаке появятся свои собственные свиньи, и тогда угрозы тотального голода удастся избежать. Может, удастся пригласить жить на станции хотя бы пару толковых медиков, чтобы лечить не только местных, но и Темных. Те, хотя и по-прежнему предпочитают держаться от людей подальше, вполне могли бы иной раз обращаться за помощью.
        Нюта с Кириллом отправились навестить отца парня, да так и остались пока на Тушинской. Конечно, сейчас ближайший сосед Спартака выглядел чуть менее празднично - сказались недавние передряги и нападение водяных, но жизнь понемногу налаживалась и там. Нового бургомистра избирать не стали, и всем теперь управлял Военный Совет, куда входил и отец Кирилла. А вот газеты по-прежнему висели на стенах. Из одной заметки Кирилл узнал, что сталкеры как-то забрели в Тушинский овраг и, к своему удивлению, обнаружили на одном из склонов относительно свежую могилу. Над холмиком земли стоял грубо сколоченный деревянный крест с табличкой, надпись синей краской на которой гласила: «Геройски погиб в борьбе с мутантами». Сверху была прибита нагрудная бляха сталкера Михаила Арканова по прозвищу Аркан, который месяца два назад поднялся на поверхность со Сходненской и не вернулся. Теперь судьба его была известна, но чьими руками была обустроена та могила, никто не знал. И Кирилл написал рассказ обо всем, что они видели наверху, - люди должны знать правду.
        А потом он однажды услышал, как женщина у костра рассказывала сказку маленькому сыну. Речь шла о герое, который спасал от смерти прекрасную принцессу. «А потом, - говорила женщина, - они, спасаясь от погони, поднялись наверх. И шли долго, и звери лютые их не тронули, и пришли они к большому оврагу. И встретили там святого отшельника, который напоил их живой водой и показал им путь. И пришли они на станцию, где жили разбойники со своим атаманом. И узнав об их бедах и приключениях, сжалились над ними разбойники и приютили их. И много станций прошли они в поисках счастья. А потом прекрасную принцессу утащило страшное чудовище, но герой отправился за ней и снова спас». Кирилл улыбнулся. На его глазах творилась новая легенда метро, и без толку пытаться рассказать, как все было на самом деле. Передавая от одного к другому, люди очищают легенды от лишних подробностей, оставляя самую суть. И, возможно, они правы.
        С Улицы 1905 года теперь иногда приходили гости и рассказывали, что там происходит. Вэл и комендант с дочерью вернулись со своим отрядом, прихватив с собой одного из мужчин со Спартака. Тот страдал какой-то хронической болезнью, и Вэл уговорил его подлечиться у них. И этот мужчина по имени Олег, попав на станцию, сразу узнал Муру. Он помнил ее лицо все эти годы и уверял, что женщина ни капли не изменилась и все такая же, как на той фотографии, что она ему прислала. А вот она не сразу его узнала, и все не могла поверить, что такое бывает. И тогда Олег стал пересказывать ее письма - оказывается, все эти двадцать лет он помнил их почти дословно. А еще он все время улыбался, и хмельная от счастья женщина считала про себя бесценные «скобочки».
        Нюте и Кириллу с Улицы 1905 года передавали множество приветов и спрашивали, когда же они, наконец, вернутся в оранжевую палатку, но девушка лишь улыбалась и качала головой: пока она была еще не готова пускаться в опасное путешествие в третий раз. Хотя Вэл на прощание сказал ей загадочную фразу: «Бог любит троицу». А потом, по большому секрету, сообщил: Зотов ведет переговоры с жителями Беговой насчет того, чтобы попытаться разобрать завалы в туннелях к Полежаевской, и не за горами начало работ. Так что Спартаку недолго осталось быть станцией-призраком.
        За последнее время Нюта о многом успела передумать. Она боялась, что, когда жизнь опять войдет в привычную колею, ее будут долго мучить воспоминания об Алеке, матери и всем тяжелом и страшном, что ей пришлось пережить. В свое время девушка нарочно откладывала их «на потом», и вот «потом» наступило, но, к ее облегчению, оказалось, что теперь все это неважно.
        Был Макс, ее первая, детская любовь. Он погиб, и лучше было смириться с этим, а не жить прошлым и не искать сходства с ним в каждом мужчине.
        Была женщина Татьяна, которая когда-то произвела ее на свет и легко променяла ее на свое новое счастье. Для нее Нюта умерла давным-давно, и вряд ли стоит ее разубеждать. У Нюты была мама Зоя, которая заботилась о ней, как умела. И ее Нюта всегда будет помнить, хотя бы открывая свой паспорт.
        Был дядька Петр и его сын Александр Зверев - полностью соответствующий своей фамилии оборотень, прикидывавшийся родным и нанесший глубокую рану. Но оба они уже получили по заслугам, а даже самая глубокая рана со временем обязательно заживет, если не отчаиваться и иметь цель в жизни. Спросите на Улице 1905 года старого сталкера Наперстка, он-то может рассказать об этом многое.
        Было время, когда она чувствовала себя несчастной и одинокой. Но теперь это прошло. У нее много друзей, и у нее есть Кирилл. Вчера девушка неожиданно спросила его: «Слушай, Кир! Давно собираюсь поинтересоваться, а как твоя фамилия?» И, смутив парня, радостно рассмеялась, услышав в ответ: «Надеждин».
        Сегодня она упросила его подняться на поверхность - ей хотелось проверить одно свое предположение.
        Кирилл же озабоченно глядел вдаль, где кувыркались в небе крылатые драконы. «Ничего, - думал он, - все сложилось в итоге совсем неплохо. Но сколько же всего пришлось перенести! Теперь и не верится, что их бросок до Гуляй Поля действительно был, а не приснился в затяжном кошмаре. И эти монстры в туннеле! Теперь-то люди поняли, благодаря Нюте, как с ними обращаться, и хозяева туннелей из потенциальных врагов превратились в защитников. А там, где одни монстры живут, другие уже не селятся - закон природы. Так что и Спартак, и Тушинская теперь, можно сказать, под охраной.
        Но все же проблем еще полно. Давно не поступало известий со Сходненской. Может быть, там уже поселились мутанты? Надо будет выяснить это. А сейчас пора возвращаться. Что там высматривает любимая?» - И Кирилл снова тронул ее за локоть.
        Нюта с улыбкой оглянулась. Кир такой заботливый и внимательный, все время за нее беспокоится. Но есть у нее еще один тайный друг - рыжеватая девочка, которую Нюта никогда не видела живой. Она вглядывается в ночь, но не видит знакомого силуэта и тихонько шепчет: «Все равно, что бы там ни говорили, я верю, что ты есть. Ты слишком рано ушла из жизни, но мне хочется думать, что теперь ты привольно гуляешь по мертвому городу, где не можем так свободно ходить мы, живые. Ты спасала меня, потому что я тоже не была приспособлена к этому миру. Но теперь я знаю, что сдаваться нельзя, что надо бороться. И что все зависит от нас самих. Мы постараемся приспособить этот мир под себя, честное слово. И если у нас получится, приходи к нам в метро. Там, правда, не так просторно, но зато тоже есть рельсы…»
        От автора
        Здравствуйте, я - Анна Калинкина. Родилась в Москве. Образование - факультет журналистики МГУ. По жизни доводилось и статьи писать, и редактором работать, и в школе преподавать. Поскольку в непростое время выпало жить, отношусь ко всему скептически. Увлекалась роком. Любила, да и теперь люблю хорошую литературу. Сетовала, что ее так мало. В сущности, она для меня закончилась где-то на Стругацких и Булгакове. Читала, конечно, творения современников, но всерьез признавала, пожалуй, только Пелевина. Пока не прочла «Метро 2033».
        Книга попала в руки вроде бы случайно - ее купила моя дочь. Но недаром говорят, что случайность - это неосознанная закономерность. Я с понятным подозрением отношусь к широко разрекламированным изданиям, обычно обертка оказывается заманчивее содержимого. «Метро 2033» стало исключением. Поэтому я числю себя среди выживших даже не с того момента, как зарегистрировалась на сайте, а с весны 2009 года.
        По-моему, «Метро 2033» - это зеркало нашей жизни. Перед глазами героя проходят все заблуждения, игры, в которые играют взрослые. А он смотрит на все это с точки зрения нормального человека и всему выносит свой приговор. В этом новом мире - новые правила. Но почему-то они нам очень понятны. Не смотри на кремлевские звезды - затянет. Осторожно - библиотекари! Не пытайся вопрошать судьбу - скорее всего, она ответит тебе так же, как брамину Даниле. Мы одни и никому не нужны, только не у каждого хватает мужества это признать. Бойся будущего!
        Я думаю, что этот роман сильно недооценен. Как минимум близоруки те критики, которые считают его «бродилкой и стрелялкой». Он гораздо шире, глубже и выше. В нем и фантастика, и социальная критика, и философия. Просто у него много уровней, и каждый читатель понимает его в меру своих способностей. Романы просто так культовыми не становятся. С удовольствием порассуждала бы об этом, но увы, мне здесь отвели две страницы, а не двадцать.
        И пожалуй, стоило в воображении разрушить мир, которым мы не всегда дорожим, пока он у нас есть. Хотя бы для того, чтобы мысленно поплакать на обломках и понять, что он был прекрасен, несмотря на недостатки, и что ломать не стоило.
        В постъядерном мире на каждом шагу подстерегает опасность. Там голодно, темно и страшно. Но тем больше значения там приобретают верность, честь, мужество - понятия, от которых мы в повседневной жизни почти отвыкли.
        Благодаря серии и кругозор наш расширяется. Перекликаются между собой выжившие в Самаре, в Новосибирске, в Киеве, в Питере. Ждем известий из Британии, Венеции, Японии.
        Бывает, что какое-то направление в искусстве вдруг концентрирует вокруг себя невероятное количество одаренных людей. Так было с роком. Так происходит и с постъядерным миром Дмитрия Глуховского. На сайте «Метро 2033» множество талантливых поэтов, художников, музыкантов, писателей.
        Меня, например, буквально потряс рисунок художника Санчеса «Время вышло - они не успели». Наверное, под его влиянием создавался образ Алики-заступницы в моем романе. Я подумала, что в метро ведь должны быть не только свои герои, мужественные сталкеры, но и свои мученики. И своя мадонна - но не кроткая, а гневная.
        Мне кажется, до недавнего времени женские образы метро были достаточно условными или схематично-идеальными. Допустим, возлюбленная погибла, а герой хранит в памяти ее светлый образ. Традицию эту, к счастью, первым разрушил Сергей Москвин, дав нам героиню живую и яркую, пусть и авантюристку. Мне тоже хотелось, чтобы моя героиня была обычной девушкой, со своими сомнениями и переживаниями, а не супергероиней, убивающей монстра одним ударом. Хочется верить, что мне это удалось.
        Среди авторов сайта есть очень талантливые женщины. Можно привести в пример творчество Элоны Демидовой. Поэтому я надеюсь, что вслед за мной придут и другие.
        А я, видимо, так горячо и упорно мечтала попробовать свои силы именно в этом жанре, именно в этой серии, что моя мечта сбылась. Наблюдались и некоторые странные совпадения. Места, где живу и работаю, оказались в эпицентре фантазии Дмитрия Глуховского. Я сотни раз проходила там, где в романе «Сумерки» начинается улица Ицамны. Случайность? Не знаю, не знаю…
        Для меня большая радость и честь оказаться в числе авторов серии Дмитрия Глуховского. Мне казалось - мне есть, что сказать людям. Но окончательное слово - за вами.
        Царство крыс
        Quo vadis?
        ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА ДМИТРИЯ ГЛУХОВСКОГО
        Когда мы начинали «Вселенную Метро 2033», никто не знал, куда нас это приведет. И я - меньше всех.
        Сейчас вот только что я снял с полки и раскрыл «Путевые знаки» Владимира Березина, первый том нашей саги. Прочел свое вступительное слово: обещания, что в серии выйдут романы про Питер, про Новосибирск, про Минск и про Софию.
        Ну что же… Про Софию пока так и не сложилось, зато в следующем месяце наконец выходит прогремевший на просторах Сети «МУОС» Захара Петрова о постъядерном Минске. И уже вступили в ряды нашей серии романы о Петербурге и Самаре, Новосибирске и Екатеринбурге, Киеве и Харькове, о Полярных Зорях и вообще о Севере, о Лондоне и Глазго, о Риме и Венеции, о Ростове-на-Дону и даже об Антарктике!
        А эта, двадцать пятая, юбилейная по-своему книга проекта, - снова о Москве. Анна Калинкина - «Первая Леди „Вселенной“» - растет на глазах, превращаясь из дебютантки в мастера жанра. «Станция-призрак», первая часть дилогии, написанной Анной, зацепила за живое почти всех фанатов нашей серии. Думаю, эта книга тоже не оставит никого равнодушным, ведь «Царство Крыс» - одна из самых нестандартных книг серии.
        Карта мира, каким его открываем для себя мы, выжившие в мире Метро, все разрастается. Нашу серию читают теперь в Германии, Польше, Испании, Италии… На очереди - Швеция, Франция, Венгрия… И что-то еще там было.
        Пациент однозначно жив. Но что его ждет дальше? Что ждет дальше всех нас?
        В этом году мир «Метро» станет не только книжным - мультимедийным. На портале Metro2033.ru стартует онлайн-игра «Вселенная Метро 2033». В социальной сети «Вконтакте» к лету должна запуститься еще одна. Обе - высочайшего качества, в обе разработчики вложили всю душу. Уверен, что они смогут не только помочь фанатам постъядера ощутить ту самую атмосферу, но и стать нашими агентами вербовки, завлекая в сети «Метро» новых рекрутов - читателей и писателей.
        Мы продолжим шествие по планете - не снимая костюма РХБЗ и тяжело дыша в противогазе. Откроем новые уголки и выйдем в новых странах. Примем в наши ряды писателей из Европы, Америки и Азии. И не остановимся, пока не отвоюем Землю.
        Дмитрий Глуховский
        Пролог
        В темноте слышалось учащенное дыхание, топот - шло несколько человек. Один светил фонариком перед собой. Тонкий луч то выхватывал из тьмы шпалы и рельсы, то метался по стенам туннеля, едва освещая переплетения труб и кабелей, похожие на узловатые старческие вены.
        - Стой! Кто идет? - донесся негромкий оклик. Брякнуло что-то металлическое.
        Идущие остановились.
        - Победители, - негромко отозвался один из них.
        - Назовите пароль, - потребовали из темноты.
        - Ищущий да обрящет, - снова отозвался один из группы.
        - Все правильно, - облегченно отозвался голос из темноты. - Подходите.
        Идущий первым посветил фонариком. Двое мужчин. Один, в потрепанной защитной форме, - грузный, обрюзгший, заросший щетиной. Второй, облаченный в какую-то робу, из-под которой торчали тренировочные штаны и разбитые ботинки, одетые на босу ногу, - тощий, измученный, с воспаленными глазами. Державший фонарь хмыкнул, но ничего не сказал. Лишь спросил коротко:
        - Где он?
        Тощий показал себе под ноги - там валялось что-то, похожее на узел с тряпьем.
        Державший фонарь нетерпеливо нагнулся.
        - Что с ним?
        - Сомлел малость, - виновато отозвался тощий.
        Задавший вопрос поворошил тряпки, нащупал тонкую, костлявую руку, подержал за запястье. Потом приложил пальцы к шее.
        - Да он не дышит! Какого черта?! Сказано же было - нужен живым! Вы провалили задание, идиоты. Расстрелять вас мало!
        Ему никто не ответил. Обладатель фонарика откинул капюшон с бледного лица лежащего, осторожно оттянул веко покойника, вглядываясь внимательно. Тишина стояла такая, что слышно было, как поодаль возится и попискивает крыса. Несколько секунд прошло в молчании, и наконец мужчина разогнулся и решительно произнес, как отрезал:
        - Не тот!
        И сразу все зашевелились. Шумно выдохнул обрюзгший, в изнеможении прислонился к стене туннеля тощий.
        - На кого вы похожи? - с презрением спросил командир отряда. - Вы позорите звание солдат…
        Он, видимо, хотел еще что-то добавить, но спохватился.
        - Сам бы попробовал, - огрызнулся обрюзгший. - Общаясь в интересах дела со всяким отребьем, приходится маскироваться под здешних аборигенов.
        - Ну, полно, Вагнер, - примирительно сказал командир.
        - Выпить хотя бы есть? - жалобно спросил обрюзгший.
        Командир протянул ему флягу, тот жадно присосался к горлышку. Затем фляга перешла к тощему. Через минуту глаза у него прояснились, он явно приободрился и, когда командир протянул руку за флягой, отдал ее с большой неохотой.
        - Какие будут указания? - спросил обрюзгший.
        - Дело вы до конца не довели, значит, продолжаем поиски. Вы - в своем направлении, ну и у нас тоже есть тут дела кое-какие. Вот вам, кстати.
        И он вложил в руку тощего позвякивающий мешочек.
        - У нас еще одна проблема, - сообщил тот. - Рихарда зацепило.
        Командир нахмурился:
        - Где он?
        Тощий указал чуть поодаль. Там, на ворохе каких-то тряпок, лежал грузный человек. Он дышал еле заметно, на лбу выступила испарина.
        - Ладно, - заявил командир, - идите своей дорогой, мы о нем позаботимся.
        И через несколько минут двое оборванцев исчезли в темноте. Командир сидел возле раненого и о чем-то размышлял. Убедившись, что двое успели уйти, он поднялся и дал команду группе:
        - Стройся!
        - А Рихард? Как мы его понесем? - спросил один из отряда.
        Командир, словно вспомнив что-то, быстро вынул из кобуры небольшой револьвер, нагнулся, приставил к виску лежавшего и спустил курок. Все произошло так быстро, что никто и сообразить не успел. Выстрел прозвучал совсем негромко, тело дернулось и обмякло.
        - Бедняга Рихард все равно был не жилец, - пояснил командир. - Слишком жестоко оставлять его на съедение крысам заживо. А мы не можем тратить время даром. Нам доверена важная миссия.
        Никто из отряда не произнес ни слова.
        - Шагом марш! - снова послышалась команда. И снова топот и шумное дыхание в темноте. В туннеле осталось лишь двое покойников, к которым уже подбирались поближе осмелевшие крысы.
        Глава 1
        БРОДЯГИ
        Игорь Громов пришел в себя оттого, что на лицо ему лилась вода. Он пошевелил запекшимися губами, стараясь поймать драгоценную влагу.
        - Очнулся? - произнес хрипловатый низкий голос. - Ну что ж, добро пожаловать в чистилище.
        Что-то прохладное и твердое прижалось к губам, Игорь почувствовал привкус металла и ржавчины. Глотнул раз, другой. Все тело было сплошным очагом боли. Кружку отдернули, и Громов, застонав, потянулся следом.
        - Ладно, будет с тебя пока, - произнес тот же голос. - А то еще плохо станет.
        «Мне хорошо», - хотел сказать Игорь, но из груди вырвались лишь сиплые звуки. На лоб легло что-то прохладное - он догадался, что это смоченная в воде тряпка. И снова застонал от облегчения.
        - Да, здорово тебя отделали, - снова заметил неизвестный. Или неизвестная. Игорю стало казаться, что голос все-таки принадлежит женщине.
        - Где я? - пробормотал он.
        - У добрых людей, - в голосе говорившей слышалась ирония. - Хотя те, кто так тебя отметелил, нас за людей вообще не признают. Да и не только они…
        - Кто ты?
        Вместо ответа женщина поправила тряпку у него на лбу. И на секунду Игорю показалось, что это Лена сидит сейчас возле него, положив на лоб прохладную ладонь. А в ее огромных серых глазах - сострадание и участие. Ангел в роли сестры милосердия. Но образ Лены тут же заслонило в памяти другое лицо - надменный взгляд немолодого уже человека был устремлен куда-то вдаль, словно обозревал неведомые горизонты. Товарищ Москвин - генсек Красной линии. Товарищ Москвин - наше светило, отец родной. Товарищ Москвин разговаривает с работницами, товарищ Москвин на детском утреннике. Генсек среди свиней: третий справа - товарищ Москвин.
        Игорь опять впал в забытье. Изредка он приходил в себя, и минуты пробуждения были мучительны. Все тело терзала боль. Ему то снова мерещилась Лена, то всплывало в кровавом тумане надменное лицо правителя. Но почти постоянно он чувствовал присутствие ухаживавшей за ним женщины. Громову уже все равно было, кто она. Только бы сидела рядом, клала мокрую тряпку на лоб, поила водицей с привкусом ржавчины…
        И однажды боль отступила. По крайней мере, сделалась терпимой. Он начал осознавать действительность. Правда, та оказалась довольно-таки неприглядной.
        Никакой Лены тут не было. Лену увез какой-то анархист с Гуляй-Поля, в прошлом Войковской, и, по слухам, она стала его женой.
        Товарищ Москвин, отец родной, - предатель. Отступился от агента, как только того раскололи. И вот теперь Игорь лежит в каком-то закутке, на куче тряпок, истерзанный и избитый. И это ему еще повезло - мог бы вообще пойти на корм крысам…
        Но как он мог проколоться так глупо? Как фашистам удалось так быстро его вычислить? Громов не знал этого, как не знал, - а точнее, не помнил, - и того, зачем его вообще забросили в Рейх. Разведчик явно должен был узнать что-то важное, но вот что? Его так долго били, что это напрочь вылетело из памяти. Точнее, он сам велел себе забыть это, чтобы не расколоться. И, видно, забыл весьма основательно.
        В памяти снова встала Пушкинская. Белые колонны, фигуры в серой форме. Сначала к нему, крепкому блондину, попросившему политического убежища, отнеслись хорошо. Сам гауляйтер Волк лично беседовал с ним и назначил перебежчику испытательный срок, в течение которого тот должен был доказать верность Рейху и фюреру. Даже нарек его новым именем - Ингвар. Через пару дней все изменилось: Громова заперли в клетку, откуда то и дело таскали на допросы. Светили в лицо, не давая заснуть, и били. Когда терял сознание - отливали водой и снова били. Но он не сказал ни единого слова. Что же они хотели у него узнать?
        Потом Игорю, уже ничего не соображавшему, зачитали приговор. Совершавший эту формальную процедуру офицер ехидно усмехнулся:
        - Мы предлагали вашему руководству обменять тебя на одного из наших или заплатить за тебя выкуп. Они ответили, что не так богаты. И менять тебя тоже не захотели. Послезавтра красные собираются казнить оберштурмбаннфюрера Пауля, и в этот же день мы вздернем тебя.
        Игорь выслушал это и отключился.

* * *
        - Почему приговор не привели в исполнение? - спросил он теперь сидевшую рядом женщину. Даже не спросил, а подумал вслух.
        - Кто его знает? - ответила она. - Вообще-то когда мы нашли тебя в туннеле, там, куда они выбрасывают покойников, ты живым не выглядел. К тебе уже крысы подбирались, еще немного - и обглодали бы. Мы бы, наверное, мимо прошли, а один из «трупов» вдруг пошевелился и застонал…
        - А кто это - вы? И за каким чертом я вам сдался?
        Женщина ничего не ответила. Что ж, если эти люди вытащили незнакомца с того света и теперь о нем заботятся, значит, зачем-то он им нужен. А разобраться, зачем, время еще будет.
        Громов чуть приподнялся и обнаружил, что первичные ощущения его не обманули. Он действительно лежал на груде ветхого (и весьма вонючего) тряпья в небольшом закутке. Чуть поодаль в стене было углубление, в котором горела свеча, освещая неверным светом профиль женщины, сидевшей боком к Громову. Женщина совсем не походила на Лену, но была, пожалуй, по-своему красива: большие темные глаза, прямой нос, полные губы. Правда, ее черные волосы не мешало бы вымыть и как следует расчесать. Одна прядь то и дело падала незнакомке на глаза, и она отбрасывала ее нетерпеливым движением. На женщине был какой-то драный ватник, из-под которого виднелась заношенная пестрая юбка.
        - Воды, - попросил Игорь.
        - Да что ты все пьешь и пьешь? - спросила незнакомка и тут же сама себе ответила. - Видно, нутро тебе отбили, вот и печет внутри. Женя, принеси напиться. Чего-чего, а воды у нас хватает. Хреновой, правда, ржавой…
        При этих словах женщина повернулась к Громову, и он увидел, что под глазом у нее здоровенный синяк, отливающий всеми цветами радуги, а левая кисть замотана черной тряпкой так, что лишь кончики нескольких пальцев видны.
        Худенькая девочка с перехваченными обрывком ленты светлыми волосами, в потертом и не слишком чистом костюме защитного цвета, который свободно болтался на ней, неслышно скользнув из дальнего угла, молча протянула консервную банку. Игорь жадно хлебнул, сморщился от привкуса ржавчины. Покрутил носом, уловив запах дыма и съестного.
        - Что там варится у вас?
        - Похлебка грибная, - отозвалась женщина.
        - Все как в лучших домах, - произнес чей-то язвительный голос.
        Женщина что-то шепнула девочке, та снова отошла и вернулась опять, неся миску дымящейся похлебки и гнутую ложку. Только сейчас почувствовав зверский голод, Игорь стал жадно глотать, обжигаясь и давясь.
        - Э, такими темпами он скоро нас объест, - раздался тот же голос. - Не напасемся на него…
        - Заткнись, Васька! - бросила женщина.
        Игорь выловил из миски кусочек, похожий на мясо. Поинтересовался:
        - Крыса?
        - Она, родимая, - с готовностью отозвался голос пока невидимого Васьки. - Крыски трупы объедают, а мы их кушаем. Так и происходит круговорот еды в природе. Выбирать-то особо не приходится.
        - Это называется «пищевая цепочка», Василий, - раздался еще чей-то бас.
        Игорь не успокоился, пока миска не опустела. Потом выжидательно посмотрел на женщину.
        - Больше не дам пока, - отрезала она. - Больным сразу много нельзя.
        С сожалением вздохнув, Громов повернул голову, пытаясь разглядеть людей, с которыми свела его судьба.
        У сидевшего неподалеку, обхватив колени, худощавого оборванца было изможденное, выразительное лицо с большими глазами. Его темно-русые с проседью волосы сосульками свисали на плечи, а уши были странной формы - слегка заостренные. Судя по внешности, этому типу могло быть от тридцати до сорока лет. Игорь думал, что он мог бы быть даже красивым, если бы его отмыть, откормить и приодеть во что-то получше, чем неопределенного цвета тряпье, пестревшее прорехами и разнокалиберными заплатами. Но оборванцу, видимо, было глубоко плевать, как он выглядит.
        - Ну, чего уставился? - ехидно спросил он Игоря. - Не в цирке, чай.
        - Фу, как грубо, Василий! - пробасил второй мужчина, впрочем, беззлобно. Игорь перевел взгляд на говорившего. Тот, в отличие от остроухого, был коренастым, а его жидковатые седые волосы обрамляли сияющую лысину. Его наряд составляли такого же неопределенного цвета свободные драные штаны и просторная выцветшая кофта с глубоким вырезом, смахивавшая на женскую. На волосатой груди мужчины болтался какой-то амулет на шнурке.
        - Вот, знакомься, - это Профессор, - ткнула в него пальцем женщина. - А это - Эльф Васька.
        - Вообще-то Аристарх Илларионович Северцев, - с достоинством представился лысоватый, - но дабы не перегружать вас ненужной информацией, которую ваш мозг вряд ли в состоянии сразу усвоить, можете, действительно, называть меня просто Профессор. Благо, это соответствует действительности.
        «Ну и чудики», - подумал Игорь и спросил:
        - А как называть тебя?
        - Можешь звать пока Мариной, - загадочно ответила женщина. При этом Васька захихикал и покрутил пальцем у виска.
        Марина, впрочем, никакого внимания на это не обратила.
        - Ну, а тебя-то фашисты за что так обработали? - спросила она и тут же сама себе ответила: - Хотя что это я? Им причина и не нужна. Может, посмотрел на кого не так или еще что… Ты сам-то откуда будешь?
        - Пленный я. С Красной линии, - ответил Игорь. Естественно, он не собирался вдаваться в подробности и говорить о своем задании кому попало. Тем более неплохо было бы вспомнить сначала, в чем это задание заключалось. Притворяться перебежчиком не хотелось тоже - бродяги явно фашистов не жаловали, и отношение к нему тут же изменилось бы. А он, слабый и беспомощный, пока полностью зависел от них.
        - Тогда понятно, - сочувственно протянула Марина.
        С тех пор она часто подсаживалась к Игорю и словно бы невзначай начинала расспрашивать о порядках на Красной линии, о последних событиях, которые он мог вспомнить. При этом нередко при упоминании того или иного жителя Проспекта Маркса многозначительно кивала головой с таким видом, словно речь шла о ее старом знакомом. Громов охотно рассказывал обо всем, умалчивая лишь о том, чем он сам в действительности занимался на Красной линии. В конце концов, эта женщина кормила его и заботилась о нем, а то, что она со странностями, было не так уж важно…

* * *
        Постепенно Игорь понял - его спасли бродяги. Те, которые считались в метро отщепенцами, людьми вне закона.
        В первые годы после Катастрофы, сделавшей невозможной жизнь на поверхности, спасшиеся в метро люди вели между собой кровопролитные бои. Они и здесь нашли, что делить - еду, оружие. Даже очищенной воды, даже мест, не зараженных радиацией, не хватало на всех. Люди сбивались в сообщества, и постепенно определились границы основных государств. На Кольцевой линии находилась Ганза - содружество торговых станций. На Красной линии жили коммунисты. Пушкинскую, Чеховскую и Тверскую занял Четвертый Рейх. Было еще государство, где жили военные и ученые, - Полис. Оно располагалось на четырех соединенных переходами центральных станциях - Арбатской, Боровицкой, Александровском саду и Библиотеке имени Ленина. Полис был негласной столицей, сердцем метро. Лишь там еще пытались сохранять знания, чтобы люди не скатились окончательно в пучину первобытного невежества. Ходили, правда, слухи, что под университетом на Воробьевых горах, в подземных бункерах и коммуникациях, также живут ученые. Люди называли это мифическое государство Изумрудным городом - оно казалось таким же привлекательным, загадочным и недостижимым.
        В последние годы державы находились в состоянии вооруженного перемирия, тем не менее постоянно засылая друг к другу шпионов в попытках выведать планы соседей.
        Игорь вырос на Красной линии. Смышленого, крепкого мальчика с детства готовили в разведчики. Сам генсек товарищ Москвин выделял его, при встречах хлопал по плечу. «Товарищ Громов» был надеждой и гордостью разведшколы.
        Громов-старший, казалось, был убежденным коммунистом, а матери Игорь не помнил. Когда-то она, конечно, была, но отец ничего про нее не говорил.
        Когда Игорю было пятнадцать, отец ушел со сталкерами на поверхность и не вернулся. С тех пор сироту воспитывал друг отца Михаил Иванович, и под его влиянием парень незаметно стал более критически смотреть на вещи. Стал задаваться вопросами, которые раньше ему в голову не приходили.
        Михаил Иванович вроде бы не делал специально ничего, чтобы посеять сомнения в воспитаннике. Но от него Игорь узнал, например, что единственный сын непреклонного генсека отверг отца и предпочел скитаться где-то в метро, чем идти по его стопам. Об этом не говорили, и если бы не Михаил Иванович, Игорь никогда не узнал бы таких подробностей. Отчего сын мудрого и справедливого правителя бежал из дома? Как в такой семье мог вырасти отщепенец?
        Когда Игорю исполнилось двадцать два, руководство разведшколы сочло, что он готов к выполнению ответственного задания. Но до этого произошла еще одна история, поколебавшая веру Громова в коммунистический строй.
        На станции Охотный ряд, вновь переименованной в Проспект Маркса, как раз готовились к торжественному событию - тело великого вождя всех времен и народов должны были доставить с поверхности и провезти в специальном траурном поезде к месту последнего упокоения. Игорь знал об этом - ему рассказывала Лена. Красавица Лена, которой доверили важную миссию - управлять траурным поездом. Девушка, в которую он уже давно и безнадежно был влюблен. Она вся светилась от гордости, когда говорила о своей роли в предстоящих событиях. Игорь любовался ею, гордился ею и в душе надеялся, что уже совсем скоро совершит какой-нибудь подвиг. Что-нибудь такое, что будет достойно Лены и позволит открыть ей свои чувства.
        И вдруг случилось нечто невообразимое. Какой-то беглый террорист-анархист просто взял и угнал траурный поезд вместе с телом вождя и возлюбленной Игоря. И, что самое ужасное, что просто не укладывалось в голове - комсомолка и активистка, судя по всему, не только ничего против не имела, но даже… помогала негодяю!
        Власти потом как-то замяли историю, хоть и не без труда, а вот Лена на Красную линию так и не вернулась. По слухам, сейчас она жила себе счастливо где-то в Полисе вместе со своим анархистом.
        А потом один человек по секрету рассказал Игорю, что девушка была опасно ранена и чудом осталась жива. Причем ранена не анархистом, а кем-то из своих. Это потрясло Громова едва ли не сильнее всего. У него еще оставались иллюзии насчет справедливого строя и врагов, с которыми нужно беспощадно бороться. Но он никак не мог представить себе врагом девушку, которая с такой радостью рассказывала о доверенной ей важной миссии. А уж возненавидеть ее настолько, чтобы стрелять в нее…
        И все же у жителей того или иного государства оставалась надежда на защиту, пусть и иллюзорная. У бродяг же не было и такой. Бродягу можно было безнаказанно убить, и отвечать за это обычно не приходилось. Для многих это было примерно то же, что пришибить мимоходом крысу в туннеле - просто так, забавы ради. Причем крысу хотя бы можно было съесть…
        Между тем бродяги оказались людьми своеобразными. Поставленные в совершенно, казалось бы, невозможные для жизни условия - куда там бомжам до Катастрофы! - они вовсе не собирались умирать. И для этого им приходилось быть куда более умными, хитрыми, ловкими и выносливыми, чем обычные люди. Ведь они не могли рассчитывать на заступничество властей или соседей по станции. Если они оказывались поблизости, во всех неприятных происшествиях - кражах, убийствах, болезнях - в первую очередь подозревали их. Суд обычно был скорым, а приговор - максимально жестким…

* * *
        Бродяги, подобравшие Игоря, были весьма примечательной компанией.
        Профессор вполне оправдывал свое прозвище. Порой Громову начинало казаться, что этот человек знает все. То есть вообще все. Страшно подумать, сколько книг он, должно быть, перечитал до Катастрофы! Причем знания его были не только теоретическими. Этот человек мог дать полезный совет, как быстрее развести костер, как продезинфицировать рану, и именно он давал указания, как лучше выхаживать Игоря. Совершенно непонятно было, почему Северцев не нашел себе применения где-нибудь в Полисе, а предпочитает вести опасную и полуголодную жизнь вместе с горсткой других оборванцев.
        Девочка-подросток Женя была забитой и запуганной. У Игоря сердце сжималось каждый раз, как он видел в полумраке бледное личико ребенка и его тонкие, спутанные русые волосы. Отчего-то Женя предпочитала носить косынку, хотя, по мнению Громова, кое-как накрученная на голову и не слишком чистая выцветшая тряпица девочку совсем не украшала. А уж тепла от нее… Профессор тоже как-то буркнул, что это не слишком гигиенично, но, к удивлению Игоря, никому и в голову не приходило заставить девочку снять косынку. Да и девочка выглядела такой хрупкой, такой несчастной, так пугалась всего, что пытаться ее к чему-то принуждать было бы просто жестоко. Впрочем, иногда вместо косынки она перехватывала волосы обрывком ленточки.
        С женщиной, которая выхаживала Громова, было сложно. Марина… Игорю нравилось произносить это имя, оно звучало, как туго натянутая струна. Впрочем, совсем не факт, что оно было настоящим. Марина под настроение сообщала такую кучу противоречивых сведений о себе, что Игорь предпочитал ничего не принимать на веру. Она была прямо-таки вдохновенная лгунья. При этом остальные члены маленького сообщества, хоть и посмеивались над подругой, относились к ней добродушно.
        Марина готовила на всех или собирала съедобных слизней вместе с Женей, ловко орудуя здоровой рукой. Васька как-то обмолвился, что раньше она иногда ходила в Рейх гадать солдатам, но теперь ей туда нельзя.
        - Почему? - спросил Игорь.
        - Это тайна, - важно сказала Марина. - Но если обещаешь никому не рассказывать, то узнаешь.
        Игорь невольно улыбнулся - так по-детски это прозвучало. Кому и что он мог тут рассказать?
        - Ну, слушай, - таинственно произнесла Марина. - На самом деле я - дочь Москвина. Того самого, генсека всей Красной линии.
        Игорь даже вздрогнул от неожиданности.
        - У Москвина нет дочери. Только сын, единственный, да и то о нем говорить запрещено. По слухам, он скитается где-то в метро.
        - Я - внебрачная дочь, - гордо заявила женщина, словно это было куда весомее, чем законный сын. - Поэтому мне и приходится скрываться. Кругом враги, интриги. Но скоро отец призовет меня к себе, и я буду помогать ему править.
        Послышалось хихиканье. Игорь обернулся и увидел, что Эльф Васька выразительно крутит пальцем у виска.
        - А неделю назад она была тайной племянницей фюрера. А еще через неделю окажется сестрой правителя Ганзы. Или внучкой главного брамина.
        «Да, - подумал Игорь, - очень правдоподобно. Уж кем-кем, а жгучим брюнетом товарища Москвина никак нельзя назвать…»
        С другой стороны, Маринино вранье было, по крайней мере, безобидным. А вот сам Васька то и дело язвил и ерничал. При этом не терпел, когда ему возражали.
        У Профессора имелись три засаленных томика, которые он очень берег и перечитывал время от времени при неверном свете свечи. Иногда Васька брал один из них и тоже делал вид, что читает.
        - Василий, - добродушно говорил Профессор, - ну что вы там можете понять?
        - Да все могу!
        И Васька по складам зачитывал:
        - Вста-ла из мра-ка мла-дая с пер-ста-ми пур-пур-ны-ми Э-ос.
        - Ну, и о чем тут говорится? - спрашивал Профессор.
        - А что такое - «пер-сты пур-пур-ные»? Не по-нашему…
        - Перст - палец, пурпурный - это красный цвет, - объяснял Профессор. - Ну, сознайтесь, Василий, что вы не понимаете. В вашем случае невежество простительно.
        - Да все я понимаю! - огрызался Васька. - Что ж тут не понять? Девчонка ночью славно поохотилась, оттого и руки по локоть в кровищще.
        - Эх, Василий! - вздыхал Профессор. - Ну при чем тут «кровищща»? То есть, конечно, греческие боги в большинстве своем были мстительны и кровожадны. Но здесь-то говорится совсем о другом…
        Один раз Васька слегка разговорился. В тот день они на редкость сытно наелись, и Эльф, пребывая в добром расположении духа, мурлыкал себе под нос что-то, похожее на песню. Только вот слова, которые доносились до Игоря, были какие-то странные: дикие и недобрые.
        - Что это? - спросил он.
        - Вот, слушай. - И Васька продекламировал:
        Пока вам был нужен только мой яд
        В го-мео-па-ти-чес-ких дозах любви,
        Но вам понадобился именно я -
        И вы получите нож в спину!
        Нож в спину - это как раз буду я!
        Нож в спину - это как раз буду я![1]
        Слово «гомеопатических» далось бродяге явно с трудом и заинтересовало Игоря своим необычным звучанием.
        - А что такое «го-мео-па-ти-чес-ких»? - спросил он.
        - Не знаю, - пожал плечами Васька. - Но красиво, правда?
        Игорь пожал плечами в ответ:
        - Странные какие-то стихи…
        - Инструкция по выживанию, - пояснил Эльф с нотками превосходства в голосе.
        - A-а, тогда ясно, - кивнул Громов, лучше всего уяснивший насчет ножа в спину. - Нет человека - нет проблемы. Толково…
        - Да нет, ты не понял. Группа так называлась - «Инструкция по выживанию». Которая эту песню написала и пела. Мамашке моей нравилась.
        Совершенно запутавшийся Игорь покачал головой. Какая группа? У них на Красной линии песни писали не группы, а официально утвержденные поэты, прославлявшие товарища Москвина и его наиболее отличившихся соратников. Ведь не каждому можно доверить такое ответственное дело - прославлять генсека. А исполнял их хор. Может, это и есть - группа? Но спрашивать Ваську он не решился.
        - А вы, Василий, любите музыку? - поинтересовался Профессор. Васька нехорошо уставился на него - так, что Северцев неловко заерзал на месте. Пауза затянулась.
        - Ненавижу, - наконец громко и отчетливо произнес Васька.
        - Но… почему? - неуверенно спросил Профессор.
        Эльф злобно ощерился, став похожим на загнанную в угол крысу.
        - Потому что сыт по горло! - злобно выплюнул он. - Если б тебя, голодного, в любую погоду таскали на рок-концерты под открытым небом, ты бы тоже возненавидел - спорим? Если б стоял там под дождем и снегом, а грохот ударной установки выносил бы тебе мозг. Особенно если барабанщик то и дело не попадает в такт.
        - Я как-то не задумывался об этом, - озадаченно пробормотал Профессор. - Я скорее имел в виду консерваторию…
        Васька уже немного успокоился.
        - Хрен его знает. Может, мне и понравилось бы в консерватории, - задумчиво протянул он. - Особенно если бы там был буфет, чтоб можно было наесться до отвала…
        Громов не очень представлял себе, что такое консерватория, зато хорошо знал, что такое консервы. Может, они там хранились? А музыка тогда при чем? Чтобы не злить понапрасну Ваську, он решил не уточнять. Зато немного погодя, когда Эльф куда-то удалился, задал Профессору куда больше интересующий его вопрос:
        - Что такое «го-мео-па-ти-чес-ких»?
        - Лекарства такие раньше были, - отмахнулся Профессор. - Сейчас трудно объяснить, да и зачем?
        Игорь опять ничего не понял. Лекарства? При чем тут тогда любовь?
        «Интересно, - подумал он, - что свело вместе таких непохожих друг на друга людей? И зачем они здесь живут?»
        Впрочем, ответ на второй вопрос найти было несложно. Им просто некуда было деваться.

* * *
        Как понял Игорь, бродяги обитали в каком-то подсобном помещении примерно в середине туннеля, ведущего от Чеховской к Цветному бульвару. Профессор говорил, что добрался сюда с Новослободской, когда его выгнали с Ганзы. Откуда пришли Марина с Женей, понять было трудно - Марина каждый раз рассказывала новую историю. Васька тоже предпочитал помалкивать.
        Из рассказа Профессора Игорь узнал, что Цветной бульвар вроде бы с виду почти цел, но находится в аварийном состоянии. Стены потрескались, станция в любой момент может просесть. Поэтому там никто не живет. А соседняя с ним Трубная и подавно сильно разрушена. Игорь слышал, что во время Катастрофы некоторые станции целиком или частично обрушились, погребая под собой укрывшихся на них людей. Так вышло и с Трубной.
        В сущности, бродяги оказались в западне. С одной стороны - Рейх, с другой - заброшенная станция, куда запросто могли проникнуть какие-нибудь чудовища с поверхности. Они жили в постоянном страхе - то ли со стороны Цветного бульвара нападут мутанты, то ли фашистам надоест терпеть под боком таких соседей и они решат устроить зачистку. Пока обитатели Рейха к ним не совались - видимо, брезговали.
        Профессор, как обладатель наиболее «арийской» и благообразной из всех бродяг внешности, раньше осмеливался иногда пробираться в Рейх - попрошайничать. Случалось, ему подавали и удавалось раздобыть еды. Но в последнее время фашисты совсем озлобились - Профессор все чаще возвращался с пустыми руками, а однажды его ни за что избили. Марина только охала, перевязывая его раны.
        Иногда с Северцевым увязывался Васька - воровать. Он делал это под настроение, когда чувствовал, что сегодня у него удачный день и легкая рука. Иногда ему действительно везло - однажды Эльф притащил почти новый автомат и два рожка патронов к нему. Почти все патроны, правда, пришлось выменять на еду, которой катастрофически не хватало, но Васька обещал, что при случае раздобудет еще.
        Эти четверо жили одним днем, и на фоне остального населения метро, хотя и не уверенного в завтрашнем дне, но пытавшегося строить планы хотя бы на ближайший месяц, казались людьми без будущего. Тем не менее они неизвестно зачем подобрали и выхаживали совершенно чужого им человека. Впрочем, возможно, у них были на него какие-то виды. Игорь, как и все обитатели метро, был достаточно здравомыслящим, чтобы понимать: никто ничего не делает просто так. Здесь, среди отщепенцев, проповеди товарища Москвина о справедливости, братстве и счастливом будущем выглядели особенно цинично.
        Тем более если вспомнить его предательство.
        «Ну ничего, - думал Громов, - если доведется еще увидеться, непременно предъявлю счет. За себя, и за Лену - отдельно. Рановато списали меня, товарищ генсек».
        Наверняка тут не обошлось без Якова Берзина. Этот худощавый, бледный и выглядящий вечно больным человек взирал на мир наивными голубыми глазами. Иногда он надолго пропадал, потом вновь появлялся на станции Проспект Маркса. Ходили слухи, что Берзин лечит застарелый туберкулез, а еще - что он замешан в каких-то жутких и тайных делах. Хотя Игорь знал, что Яков не терпит насилия и даже вида крови не переносит. Тем не менее эта загадочная личность, ко мнению которой прислушивается генсек, многим внушала ужас. Громов полагал, что идея пожертвовать провалившимся разведчиком принадлежала именно Берзину. Может, он и не мог смотреть на побои, но подписать смертный приговор человеку заочно было вполне в духе Якова - если он считал, что это отвечает интересам руководства Красной линии.
        Но к Берзину у Игоря не было такой ненависти. Ведь это не он хлопал способного разведчика по плечу, глядя на него с отеческой лаской. И если даже Берзин дал совет бросить Игоря на произвол судьбы, генсек ведь мог к нему и не прислушаться…
        Впрочем, увидеться с товарищем Москвиным, возможно, и не доведется. Когда Игорь пришел в себя, он по первости просто радовался, что идет на поправку, и не задумывался о том, что будет делать дальше. Но теперь ему стало приходить в голову - они в западне. И пути отсюда нет. Особенно ему, красному шпиону Громову.
        Пусть он чудом выжил, но что делать теперь? В Рейх нельзя - там его опознают при первой же проверке документов и охотно доделают то, что не закончили в прошлый раз. На Красную линию он не вернется - не к кому. Да и не смог бы он после такого предательства продолжать служить, как ни в чем не бывало, идеалам коммунизма. Какой из него теперь гражданин Красной линии? Впрочем, при всем желании Игорь вряд ли попал бы отсюда - туда. Даже если удалось бы пройти через Цветной бульвар на разрушенную Трубную. По слухам, туннель от Трубной к Сретенскому бульвару тоже сильно пострадал и даже переходы с Красной линии на Тургеневскую и на Сретенский бульвар был замурованы. Правда, поговаривали, что Сретенский все же как-то сообщается с Красной линией, но уж очень нехорошие ходили слухи об этой станции. Шептались, что там назначают встречи с бандитами ганзейцы, которые не хотят светиться на Китай-городе. И что народишко там живет отчаянный - можно пропасть бесследно, и никто никогда не найдет. Значит, и этот путь был заказан.
        Оставаться здесь, с бродягами? Деградировать и стать одним из них? Выживать любой ценой, бояться каждого шороха, питаться всякой дрянью, да и ту еще нужно найти! Такое будущее, разумеется, не привлекало Громова. В груди закипал протест. Он еще молод и полон сил, неужели для него все кончено в самом начале жизненного пути? Неужели не заготовлено для него в этой жизни что-нибудь получше? Неужели все его способности и навыки, полученные в разведшколе, не помогут обеспечить себе сносное существование? Он явно заслуживает большего. Когда силы вернутся к нему, он снова станет бойцом, профессионалом. Может быть, подумать о том, чтобы пробраться на Ганзу? На богатую, сытую Ганзу, которая в состоянии будет достойно оплатить его услуги. Да, пожалуй, об этом стоило подумать. Если уж продаваться, так подороже.
        Или, может, попробовать перебраться в Полис? В государство военных-кшатриев и ученых-браминов? Громову, конечно, нечего и рассчитывать стать одним из браминов, не тот у него характер и не те цели. А вот военную карьеру можно было бы, наверное, сделать. Михаил Иванович, провожая Игоря на задание, рассказал, кто мог бы посодействовать ему там, - на всякий случай. Игорь даже удивился - надо же, какие, оказывается, знакомства у неприметного с виду пожилого человека.
        Как выяснилось, в Полисе некоторое время жил и Профессор. Но когда Игорь стал расспрашивать его об оставшихся там знакомых, у Северцева испортилось настроение. Он мрачно принялся рассуждать о том, что ученые Полиса отгородились от народа и не хотят нести свет в массы. Они, мол, решили, что их миссия - сберегать знания, но отнюдь не распространять. Потому-то он и ушел оттуда - сперва не нашел общего языка с этими надменными учеными сухарями, а со временем и вовсе невыносимо стало жить с ними рядом.
        Полис. Игорь нахмурился. А что, если там он встретит Лену? Нет, он не в обиде на нее, сердцу не прикажешь. Но как-то не очень хочется быть свидетелем ее счастливой семейной жизни. Да, пожалуй, Полис - это уж на самый крайний случайно пока все это были лишь планы. Чтобы осуществить их, нужно было набраться сил. И Игорь старался побыстрее восстановиться.
        Когда он окрепнет, можно будет попробовать пройти тем же путем, каким пришел сюда Профессор: через Цветной бульвар до Новослободской. Наверное, это тоже опасный путь. Но, возможно, у него получится. И тогда еще посмотрим, кто будет смеяться последним!

* * *
        - Гауляйтер Волк, срочно к фюреру!
        Высокий плечистый человек со стрижкой «ежик», густыми седыми усами, в серой форме и черном берете с эмблемой-черепом, вскинул руку в приветствии. Затем широкими шагами направился через всю станцию - в рейхсканцелярию. Открыл дверь в одно из технических помещений, украшенную орлом, сжимающим в лапах венок с трехконечной свастикой внутри. Почти все погруженное в полумрак - газовые лампы давали не так уж много света - помещение занимал длинный стол, а вдоль стен стояли знамена Рейха. В самом дальнем конце стола, под портретом своего предшественника, великого вождя всех времен и народов, сидел глава Четвертого Рейха. Гауляйтер вновь вскинул руку:
        - Хайль фюрер!
        Тот лишь надменно кивнул. Невысокий, желчный, с запавшими небольшими серыми глазами и жидкими русыми волосами, он, несмотря на внешность, внушал гауляйтеру трепет.
        - Ну? - гневно спросил фюрер. - Почему до сих пор нет результатов?
        - Люди стараются, мой фюрер. На поиски брошены лучшие силы. Но дело не из легких.
        - Кому поручено задание?
        - Задействованы самые толковые агенты. Самая сложная задача доверена Вагнеру и Коху. Уж если они не справятся, то не справится никто.
        - Пусть удвоят усилия. Но - крайняя осторожность. И помните, нужно обязательно взять его живьем!
        Гауляйтер вздохнул, вспомнив о трупе в туннеле. Хорошо, что фюрер не узнает об этом проколе. Но задача трудная, чертовски трудная.
        Сначала, когда вождь впервые заговорил с ним об этом деле, гауляйтер был потрясен. В голове не укладывалось: неужели фюрер и впрямь намерен изловить призрак? В таком деле, пожалуй, не помогла бы и вся военная мощь Рейха. Это было бы слишком самонадеянно с их стороны - заниматься охотой на потусторонние силы.
        Но когда фюрер объяснил свой замысел, гауляйтера потрясла его простота и гениальность. Конечно, и эта задача была очень сложной, пусть и более реальной. Во всяком случае, попробовать стоило. В случае успеха Рейх обрел бы невиданную мощь. Но все же как найти именно того, кто им нужен?
        - Надеюсь, вы все поняли? - спросил фюрер. - Он нужен мне живым! Да, кстати. Что там с группой сталкеров под руководством Дитля? Не вернулись еще?
        - Никак нет, мой фюрер! Ждем со дня на день, - бодро гаркнул гауляйтер.
        Указанная группа была давным-давно отправлена обследовать здание, в котором до Катастрофы располагалось посольство ФРГ. На схеме был указан бункер, и фюрера интересовало, не остался ли там кто-то из людей или хотя бы что-нибудь нужное из имущества. Честно говоря, гауляйтер уже не верил, что Дитль и его люди вообще когда-нибудь вернутся: посольство находилось вроде бы где-то на Мосфильмовской, путь был неблизким и опасным. Тем не менее все усиленно делали вид, что не сегодня завтра сталкеры триумфально постучат в гермоворота Тверской.
        - Ясно, - подытожил фюрер. - Можете идти.
        Гауляйтер шел по станции Пушкинская, и мысли его были невеселы. Ну сколько он еще сможет выносить вечные придирки? Каждый начальник здесь старается перещеголять другого в верности идеалам нации. Какой, к черту, нации, если тут каждый первый Вилли на поверку оказывается самым чистокровным Ваней? И предел мечтаний чуть ли не каждого обитателя Рейха - иметь в предках ну хоть обрусевшего немца из Поволжья.
        Тем не менее деньги, почет, власть - вовсе не пустой звук. Ради этого, пожалуй, стоит иной раз и потерпеть…
        Даже Волк не знал, что оба возложенных на него задания выполнялись в рамках тщательно засекреченного проекта «Аненэрбе». О нем знали лишь высшие командные чины. Руководителей проекта интересовали тайные бункеры, склады оружия, стратегические запасы пищи и медикаментов, специальные бронированные вездеходы для передвижения по поверхности. Все это нужно было для установления господства над миром. Но для решения такой глобальной задачи требовалось и кое-что помощнее вездеходов. Такое оружие, противостоять которому не смог бы никто. И фюрер как раз ломал голову над тем, что может стать этим оружием. Традиционно почти вся руководящая верхушка рейха увлекалась оккультизмом. Похоже, настало время обратить тайные знания на службу великой нации…
        Глава 2
        ТАЙНЫ ЦВЕТНОГО БУЛЬВАРА
        Жизнь бродяг становилась все опаснее. Однажды в туннеле послышался топот сапог со стороны Чеховской - шло несколько человек в сторону Цветного бульвара. Бродяги едва успели затаиться в своем закутке и сидели в темноте, задув все свечки. Потом с той стороны вдруг донеслись крики, автоматные очереди и снова топот - несколько человек пронеслось мимо них обратно к Чеховской. Лишь к вечеру, когда все утихло, Васька решился сходить туда - посмотреть, в чем дело. Профессор тоже отправился с ним. Вернувшись, они рассказали, что наткнулись в туннеле ближе к Цветному бульвару на два трупа в противогазах, костюмах химзащиты и с автоматами. Все это, разумеется, они принесли с собой, невзирая на то, что одна «химза» оказалась щедро залита кровью. Что это была за группа, зачем шла к Цветному бульвару, на кого наткнулась там и почему эти люди бросили трупы товарищей, осталось загадкой. Впрочем, на последний вопрос ответ найти было нетрудно - они просто увидели что-то, напугавшее их до полусмерти, и бежали, оставив своих убитых. Васька сказал, что один покойник был еще теплым на ощупь - скончался как раз перед их
приходом. Если бы его не бросили, оказали помощь, мог бы, наверное, выжить.
        - Им все равно уже без надобности, а нам в хозяйстве все сгодится, - цинично подытожил Васька, который снял с одного из убитых даже кирзовые сапоги. Он с удовлетворением разглядывал добытый там же нож со свастикой на рукоятке.
        - На еду в Рейхе не сменять, конечно, - уж больно приметный. Но мне и самому сгодится, давно о таком мечтал.
        Игорь тоже с завистью смотрел на нож. Он бы и сам от него не отказался.
        - Не к добру все это, - покачал головой Профессор. - Рейх как осиный улей гудит, фашисты так и шастают во всех направлениях. Опасно становится здесь.
        - А где сейчас не опасно? - философски спросил Васька.
        - Интересно, почему они так всполошились? - вслух подумал Игорь. «А не может ли это быть как-то связано с моим заданием?»
        - Есть у меня кое-какие догадки, - протянул Профессор. - Слышал я странные слухи… Один офицер говорил другому, что скоро военная мощь Рейха многократно возрастет.
        Игорь силился вспомнить. В последнее время все лазутчики красных доносили, что в Рейхе всерьез готовятся к войне. Кажется, именно из-за этого его и направили в Рейх - узнать, почему так взбудоражены фашисты, когда и против кого готовят очередной поход и, главное, отчего так уверены в победе?
        - Интересно, на что они рассчитывают? - пробормотал он. - Что за секретное оружие заготовили?
        Профессор хмыкнул:
        - Я слышал очень странные вещи. Будто бы они собираются заручиться такой поддержкой, противостоять которой не сможет никто.
        - Обычные пропагандистские сказки. Фрицы на них всегда были большими мастерами, - скривился Игорь, стараясь не показать виду, как этот разговор его интересует.
        - А вы не слышали здешней легенды? - спросил вдруг Профессор. - Про то, как на одной из станций метро, вроде бы Полежаевской, рождались голубоглазые детки-ангелочки, годам к пяти превращавшиеся в дебилов?
        - Я уже взрослый, сказками не увлекаюсь, - пробормотал Игорь. - Что-то такое слышал вроде - говорили о проклятии, наложенном на станцию. Не могу же я всерьез верить в такие глупости!
        - Не в проклятии дело, - покачал головой Профессор. - Его невежественные женщины придумали, конечно. А причина была, скорее всего, в повышенном радиационном фоне. Знаете, бывают такие мутации, где несколько признаков связаны между собой и проявляются вместе. Это я доступно объясняю, чтоб вам понятнее было. В данном случае отличительной особенностью был цвет глаз. У детишек, которым грозило в будущем слабоумие, были голубые глаза. Ну, раз так, слышали, наверное, и о том, как отдан был тайный приказ убивать их сразу, как только они появлялись на свет? И как одна безумная, но отважная женщина убежала в туннель, унося на руках новорожденного сына? Конечно, бедняжку, скорее всего, растерзали какие-нибудь монстры, но с тех пор во всем метро ее почитают, словно святую. Рассказывают, что многие ее видели после того случая, что она творит чудеса. Вы не представляете, как быстро здесь разносятся слухи! Казалось бы - с одной станции на другую не так-то легко добраться, а телефонная связь есть лишь между самыми важными объектами. И тем не менее каким-то загадочным образом слухи молниеносно распространяются.
Возможно, их разносят челноки - они почему-то всегда знают, где и что происходит.
        - Да, я понял. Но при чем здесь это? Или вы тоже верите в чудеса, которые совершает эта женщина, восстав из мертвых?
        Профессор остро глянул на Громова.
        - Нет, я в это не верю, - помолчав, сказал он.
        - Может, вы думаете, что она могла чудом уцелеть?
        - И в это я не верю тоже. Но сейчас речь даже не обо мне. Представьте себе - на одной из станций власть находится в руках невежественного человека, которого окружающие убедили в том, что святая действительно существует и творит чудеса. Представляете, какое искушение возникнет у него?
        - Нет, не представляю, - честно сказал Игорь. - Он что же, попытается ее разыскать и привлечь к сотрудничеству? Вряд ли такая смелая идея придет в голову даже самому недалекому глупцу.
        - Привлечь к сотрудничеству можно разными способами. Уж в Рейхе-то знают об этом. Они и мертвых могут заставить себе служить.
        - Но как… - начал было Игорь, и тут из туннеля раздался крик.
        Васька отреагировал быстрее всех: метнулся в туннель, держа в одной руке фонарик и на ходу доставая нож.
        Кричала Женя. Она указывала на небольшую щель. Васька говорил потом, что успел заметить странный черный шланг, торопливо втягивавшийся туда. Девочка что-то бормотала про змею, которая хотела напасть на нее.
        Марина отругала ее и велела не выходить никуда одной. Но все понимали, что дело плохо. Если гады завелись поблизости, им ничего не стоит проникнуть в их убежище.
        Марина вообще в последнее время стала нервной и злой. Еды катастрофически не хватало. Игорь чувствовал угрызения совести - он пока был для группы только обузой.
        «Ничего, - утешал он себя. - Если они меня кормят, значит, им это нужно. Потом потребуют чего-нибудь взамен».
        В тот вечер Профессор и Васька ушли к Чеховской - посмотреть, не удастся ли чего-нибудь выклянчить или украсть. Довольно быстро вернувшись с пустыми руками, они рассказали, что в туннеле опять валяется труп какого-то бедняги, весь истерзанный.
        - Совсем фашисты озверели, - вздохнула Марина. - Видно, скоро быть войне.
        - Знаете, - сказал Профессор, - мне кажется, дело даже не в них. Мне кажется, метро - это не просто туннели и перегоны. Это настоящий, живой организм. Слышите!
        Он поднял палец, призывая к молчанию. В тишине что-то шуршало, вздыхало - словно дышало неведомое гигантское животное.
        - Туннели - это его артерии и вены. А кровь метро - это мы. И когда становится слишком много дурной, больной крови - тогда и случаются войны. От нас тут ничего не зависит.
        Марина слушала, затаив дыхание.
        - Глупости! - фыркнул Васька. - Это значит, что туннель не сегодня завтра обрушится. Это земля шуршит, осыпается.
        И тут горько заплакала Женя. Игорь еще вчера, засыпая, слышал ее сдавленные всхлипывания. Теперь девочка плакала уже навзрыд.
        «Она чем-то очень напугана», - подумал Громов. Конечно, любой ребенок в ее положении боялся бы. Но все же она ведь не одна, со взрослыми. У них на Красной линии дети, несмотря на суровую жизнь, все же оставались детьми - случалось им и шалить, и смеяться. А эта девочка как будто слишком рано повзрослела. Словно ей пришлось пережить что-то ужасное.
        Впрочем, откуда ему знать, что ей пришлось пережить?
        - Ну, чего разнюнилась? - спросил Васька. - Не реви, все равно рано или поздно все помрем… Да хватит ныть, вот завелась, и не уймешь теперь. Давай сказку расскажу. Вот слушай - жил как-то один добрый человек, у богатых все отбирал, а бедным, вроде нас, отдавал. У него еще был лук со стрелами, и еще он умел летать. У него сзади был такой пропеллер с моторчиком…
        - Интересная версия, - пробормотал Профессор.
        - Нет, я перепутал, он на воздушном шаре летал, - быстро поправился Васька. - И еще у него был верный поросенок.
        - Василий, друг мой, - не выдержал Профессор, - вы, случайно, Робин Гуда с Винни-Пухом не перепутали?
        Притихшая было Женя снова расплакалась, а Васька пристально уставился на Северцева.
        - Моя мать не рассказывала мне сказок, - сказал он со странным выражением. - Ей было не до меня. Я ей на фиг не нужен был! - его голос сорвался на крик. - Я никогда не ходил в кино или в цирк, как обычные дети! Только на концерты она таскала меня с собой - и то когда можно было пойти бесплатно. А я их ненавидел, ненавидел музыку, которая выносит мозг, но оставаться дома одному хотелось еще меньше! И нечего все время меня этим попрекать! Если ты такой ученый, что ты тут делаешь с нами?!
        - Да я и в мыслях не имел… - растерянно пробормотал Профессор.
        И тут, на счастье, вмешалась Марина.
        - Твоя мать любила тебя, - убежденно сказала она. - Любая мать любит своего ребенка. Просто она не знала, как детям нужны сказки.
        Васька недоверчиво посмотрел на нее. Вздохнул:
        - Врешь ты все, - но голос его был уже спокойнее.
        Уже потом, когда девочка уснула, убаюканная Мариной, Игорь, сам засыпавший, слышал обрывки разговора между Профессором и Васькой. «В первую очередь будут искать на станциях ближе к Полежаевской, - озабоченно говорил Васька. - А какие там рядом? Беговая, Улица девятьсот пятого года, а с другой стороны - Октябрьское Поле, но там люди не живут. Да и на Щукинской вроде людей нет, а что уж там дальше - не знаю».
        «Интересно, кто и кого собирается искать?», - сонно подумал Игорь. Почему-то казалось, что разговор этот имел отношение к рассказу Профессора о сбежавшей с ребенком женщине, но ему слишком хотелось спать. Игорь решил, что расспросит профессора потом.

* * *
        Через день, когда уже Марина расплакалась от отчаяния, пытаясь утешить голодную Женю, Васька решительно сказал Игорю:
        - Готовься. Сегодня вечером наверх пойдем, какой-нибудь жратвы поищем.
        Игорь молча кивнул. Он все еще чувствовал себя не лучшим образом, но понимал - надо что-то делать, иначе они от голода совсем ослабеют, и тогда - конец.
        - Ближе к вечеру до Цветного дойдем, оттуда и выйдем наружу… Да ты не дрейфь, я уже выходил как-то, и ничего. Костюмы да противогазы у нас теперь есть, спасибо фрицевским жмурикам, автоматы - тоже. Одно плохо: места я тут ни хрена не знаю. Старик мне, конечно, рассказывал кое-что, вроде он лучше здесь ориентируется. Но ведь с собой его не возьмешь, какой из такого помощник - обуза только…
        Главной проблемой для Игоря оказалась обувь. Перед тем как бросить в туннеле, в Рейхе с него, естественно, сняли ботинки: годной обувью в метро не разбрасывались. Профессор с большим скрипом, после долгих уговоров, одолжил ему разбитые бесформенные ботинки, которые держал про запас. И то только после того, как Васька намекнул: если Игорь останется босым и не сможет идти на вылазку, то завтра всем будет нечего жрать.
        Пока шли по туннелю, Игорь не очень волновался. Васька уверенно двигался вперед, то и дело прислушиваясь. Но когда вышли на просторную пустую безмолвную станцию, Игорю стало не по себе. Луч фонарика выхватил из темноты осколки красивого разноцветного стекла, украшавшего стену. Станция выглядела почти не разрушенной, тем противоестественнее была царившая на ней тишина.
        Под ногами валялось какое-то тряпье, иногда что-то похрустывало.
        - А тут что ж, люди не жили? - спросил Игорь у Васьки, чтобы услышать хотя бы звуки собственного голоса.
        - Тише! - прошипел тот. - Потом языком чесать будешь, когда вернемся. Если вернемся. А пока - ни слова без нужды. Молчи и слушай меня. Пора одеваться.
        Они натянули костюмы и противогазы. Гермоворота здесь были закрыты не до конца, оставалась большая щель, которую кто-то старательно забаррикадировал, навалив досок, обломков кирпичей и другого хлама. Васька уверенно отодвинул пару досок, и они протиснулись в образовавшееся пространство. Долго шли вверх по заржавевшему эскалатору и наконец оказались в небольшом вестибюле. Васька осмотрелся и махнул рукой Игорю, приглашая идти следом.
        Выйдя из вестибюля, они увидели прямо перед собой улицу, а за ней - темную массу разросшихся деревьев, освещенную слабым светом нарождавшегося месяца. Васька подумал и повернул направо, вдоль полуразрушенного здания, состоявшего, казалось, наполовину из стекла. И сквозь это стекло Игорь видел какие-то белые фигуры. Те, впрочем, стояли неподвижно. Товарищ не обращал на них внимания, и Игорь тоже успокоился. Они шли вдоль улицы, сплошь заставленной остовами машин. Вдруг Громов вздрогнул и остановился.
        Возле одной из машин спиной к ним стоял человек.
        Игорь толкнул Ваську, но тот и сам уже заметил. Они замерли на месте. Игорь потихоньку поднял автомат. Человек не шевелился - наверное, не слышал их приближения. «Стоит ли сразу стрелять? - лихорадочно размышлял Игорь. - Возможно, это вовсе не враг, а кто-нибудь из сталкеров?» Страшно было оттого, что неизвестный был гораздо выше самого Игоря и выглядел настоящим великаном. Только почему он так долго стоит на одном месте, даже не пытаясь спрятаться, как будто ничего не боится?
        Тут Васька вдруг успокаивающе махнул рукой и шагнул вперед, прямо к застывшей на месте фигуре. Подняв руку, он фамильярно похлопал неизвестного по плечу. Игорь вздрогнул, но странная фигура по-прежнему не шевелилась и никак на Васькин жест не отреагировала.
        Тогда Игорь тоже подошел поближе и усмехнулся. Человек стоял тут явно уже очень давно - не один десяток лет. И будет стоять еще долго, если ничего не случится.
        Человек, как и необычного вида машина возле него, был сделан из металла. На голове у него был странный приплюснутый головной убор. Видимо, это один из памятников. Правда Игорь знал, что памятники обычно ставили на специальных постаментах, чтобы их было видно издалека. А чтобы так вот, прямо на тротуаре…
        Тем временем Ваську что-то заинтересовало напротив, на бульваре. Игорь взглянул туда.
        Прямо перед ними пространство было очищено от деревьев и кустарника. На просторной круглой площадке он увидел возвышавшуюся грозную фигуру. Еще один памятник, но куда более зловещий. Толстый человек в просторной пестрой одежде, разрисованной ромбами, с развевающимися волосами под странным конусообразным головным убором, оседлав колесо и непонятным образом удерживаясь на нем, держал в руке громадный драный зонт. С рукоятки этого зонта свисал головой вниз какой-то несчастный малютка. Вокруг зловещей фигуры располагалось еще четыре - кто сидел, кто стоял, один даже оседлал другого. У всех на носах были непонятные круглые нашлепки. А недалеко от главной фигуры на земле лежал большой четырехугольный плоский предмет. И сверху на нем что-то белело.
        Васька, явно тоже заинтересованный, подошел поближе. Игорь осторожно устремился за ним. Каждую минуту оглядываясь на темневшую неподалеку массу деревьев, откуда то и дело доносились странные звуки, они вышли на круглую площадку. Тут Игорю стало совсем не по себе. Ему все казалось, что страшный человек только притворяется неподвижным, замерев в броске. Вот-вот он оживет, покатится на своем колесе прямо на него, схватит за шиворот и добавит к своим трофеям.
        Васька тем временем разглядывал то белое, лежавшее на прямоугольной подставке. Когда Игорь пригляделся, ему стало еще хуже. Предметы оказались несколькими человеческими черепами, обглоданными дочиста. Васька нервно замотал головой, показывая назад. Игорь был с ним абсолютно согласен - пора было уходить, и поживее. Кто бы ни были те, кто оставил здесь эти страшные подношения, они в любой момент могли вернуться.
        Васька и Игорь торопливо прошли назад, в сторону станции Цветной бульвар. Но заходить в вестибюль Васька не стал, а вместо этого пошел по улице дальше, решив, видимо, попытать счастья в противоположном направлении. Игорь следовал за ним.
        Впереди виднелся большой мост, нависавший над дорогой. Васька оглядывал дома, но никак не мог ни на что решиться и продолжал идти дальше. Так, пробираясь между заржавевшими остовами автомобилей, они дошли до широкой улицы и прошли под нависавшим мостом на другую сторону. Ваську заинтересовало невысокое здание. Напарники осторожно приблизились к прикрытой двери, Васька потянул ручку на себя, и дверь открылась. Внутри просторного зала стояли столы и валялось несколько стульев. Миновав это помещение, они попали в другое, небольшое, где вдоль стен стояли шкафы. Васька принялся шарить на полках и, обнаружив несколько металлических банок, пару бутылок с какой-то жидкостью, а также несколько прорванных пакетов, кинул все это в свой рюкзак. С сожалением оглядев валявшийся вокруг хлам, Эльф отдал Игорю потяжелевший рюкзак и направился к выходу. Видимо, добыча показалась ему недостаточной, потому что он двинулся дальше вдоль широкой улицы.
        Игорь крутил головой, оглядываясь. Дома чаще попадались высокие, но Васька интересовался только первыми этажами. Не обнаружив ничего интересного, они дошли до странного здания почти кубической формы. Передняя сторона была украшена какими-то ромбами и цифрами, расположенными по кругу. Тут Васька вдруг оживился, хотя на продуктовый магазин здание было совсем не похоже. Бродяга толкнул дверь, которая - тут же рухнула - они едва успели отскочить, - и напарники шагнули в проем. Игорь и сам вдруг почувствовал интерес - ему почему-то очень нравилось здесь.
        Миновав еще одни двери, они попали в помещение. Справа за барьером виднелись стойки с крючками, на которых висели кое-где тряпки. «Одежда», - подумал Игорь. Ему даже захотелось взять что-нибудь оттуда для Марины и Жени, но тут он отвлекся: в углу помещения стояла высокая фигура в поблескивающей юбке колоколом. Игорь вздрогнул, но тут же понял - кукла, только очень большая. Васька посветил фонариком - над дверью и следующее помещение была надпись «Музей». И они, не сговариваясь, шагнули внутрь, забыв про еду и про с нетерпением ожидавших их возвращения голодных товарищей. Они так давно не видели ничего подобного! Точнее, Игорь вообще никогда не видел ничего подобного.
        Тут были куклы.
        Они стояли в витринах. У одной была голова свиньи, а туловище совсем как у человека, да еще обряжено в пестрое женское платье. Еще был здесь человек в черной одежде и странной высокой шляпе. Были и красавицы в длинных платьях, и чернобородый мужчина в разноцветном халате и каком-то платке, накрученном на голову, и девушки с раскосыми глазами, и страшная горбатая старуха. Еще был усач в шляпе с пером и обтягивающем красном блестящем комбинезоне с пышными рукавами. Он держал в руке старинное оружие - длинное и тонкое лезвие. «Несерьезный ножик», - подумал Игорь. Он, как завороженный, разглядывал эти фигурки. Особенно поразила его девка в платке с жуткими синими глазищами, обрамленными пышными как веники ресницами. Куклы были примерно в треть человеческого роста. Они показались Громову невероятно красивыми: каждая в особенном наряде, каждая со своим характером. В одежде обитателей метро преобладали темно-зеленый, черный, серый и коричневый цвета. Да и лица у большинства были похожие, измученные и невыразительные. А эти куклы были как… праздник. Игорю захотелось взять какую-нибудь с собой - хотя бы
для Жени. Он отодрал стекло и взял одну из красавиц, но та стала разваливаться у него в руках. В результате Игорь взял отвалившуюся голову куклы и сунул в рюкзак.
        Он потерял счет времени. Как долго они уже находятся здесь? Уходить не хотелось. Ему почудилось, кто-то зовет его по имени: «Игорь! Игорь!» Голос вроде женский, но не похож на Ленин и уж точно не Маринин. И снова: «Игорь, я жду».
        Показалось, что кто-то манит его из угла. Одна из кукол как будто пошевелилась. Громов тряхнул головой, отгоняя наваждение, но тут ему стало казаться, что девка в платке уставила прямо на него свои жуткие синие глазищи. Игорь понял, что надо скорее уходить.
        «Надо подняться на второй этаж, - почему-то решил он, - там гораздо лучше. Там можно отдохнуть. Отдохнуть…»
        Опомнился он оттого, что Васька тряхнул его за плечо, отчаянно показывая в сторону выхода. У Игоря в голове словно иголочки закололи, но он послушно сделал шаг, другой, третий. Каждый следующий шаг давался все легче, и наконец они вывалились из этого страшного дома. Тут же откуда ни возьмись подбежала собака - с виду самая обычная, - и принялась на них лаять. Но Игорь был ей почти рад. По крайней мере, это была просто собака, он даже пару раз видел похожих в метро.
        Впрочем, радовался Громов недолго. Собака сама по себе была неопасной, но ее возбужденный лай привлек внимание других хищников, пострашнее. Пробираясь под мостом обратно, Игорь и Васька видели огромные серые тени, бесшумно скользившие слева и сзади. Людей как будто пытались загнать туда, где их было бы удобнее окружить. Но вестибюль метро был уже совсем рядом, и, нырнув в него, бродяги услышали сзади тоскливый разочарованный вой. Видимо, в помещения хищники предпочитали не соваться.

* * *
        Вернувшись в свое логово, Игорь и Васька застали остальных в сильном волнении. Те рассказали, что, оставшись одни, услышали топот сапог - шла группа со стороны Чеховской. Идущие вполголоса переговаривались, освещая путь фонариками. Марина, Женя и Профессор затаились. Казалось, вот-вот их убежище обнаружат, и тогда бродягам несдобровать.
        Солдаты не дошли до них совсем чуть-чуть. Видимо, им что-то активно не понравилось в туннеле - бродяги слышали их недовольные, тревожные голоса. Затем группа развернулась и ушла обратно.
        - Не сегодня завтра они до нас доберутся, - сказала Марина.
        Игорь с Васькой принялись разбирать трофеи. В разорванных пакетах оказалась крупа, которую Марина тут же кинула в котелок. Затем выбрали одну из принесенных железных банок, открыли. Запах был не слишком приятным, но изголодавшимся людям он показался замечательным. Содержимое банки тоже вытряхнули в котелок, и через несколько минут они уже уплетали горячую похлебку.
        Когда все наелись, Васька принялся рассказывать по порядку - о человеке возле машины и о странной площадке на бульваре.
        - Это памятник Никулину, - задумчиво произнес Профессор. - Надо же, до сих пор сохранился. И на бульваре, на площадке - клоуны. Там же цирк был рядом.
        - Не знаю, чьи это клоны, - мрачно буркнул Васька, - друг на друга они и вправду похожи. Но теперь там место очень нехорошее. Может, там дикари какие-нибудь живут и этим клонам молятся. Мы там черепа человеческие видели. Я лично больше туда не пойду. Я, конечно, никогда не был в цирке, но теперь там уж точно делать нечего.
        Игорь вспомнил про голову куклы, достал и протянул Жене. Но, к его удивлению, девочка никакой радости не выказала. Вежливо поблагодарила, взяла, но потом Громов заметил, как она украдкой запихнула подарок в самый дальний угол. Он удивился. Ему казалось, что девочка должна обрадоваться. Впрочем, что он понимал в девочках-подростках? Может, она уже вышла из того возраста, когда радуются куклам? Или обиделась, что он ей только голову принес? Лучше было, наверное, поискать ей что-нибудь из одежды.
        Профессор поинтересовался, откуда они взяли куклу, и Васька рассказал о странном помещении, где они едва не остались навсегда.
        - Кукольный театр, - горько вздохнул Профессор. - А теперь там, наверное, устроил себе логово какой-нибудь монстр - сидит в засаде и подманивает жертвы. Я слышал о таких случаях. Вам еще очень повезло, что сумели уйти. Боже, во что мы превратили наш прекрасный город!
        Игорю город вовсе не показался таким уж прекрасным, хотя масштабы, безусловно, впечатляли. До этого он уже пару раз поднимался на поверхность, но гигантские каменные коробки неизменно производили на него угнетающее впечатление.
        - М-да, - задумчиво произнес Васька, - Кастанеда-то об этом не писал ничего.[2]
        Профессор обалдело посмотрел на него.
        - Чего уставился? - буркнул Васька.
        - Нет, ничего, - пробормотал Северцев. - Просто никак не подозревал, что вы знакомы с творениями Кастанеды, Василий. Вы это очень успешно скрывали.
        - А я и не знаком, - буркнул Васька. - Я ваще без понятия, кто это такой. Это у мамашки моей такая поговорка была. Когда ее что-то сильно удивляло, и не сказать, чтоб приятно. А чаще всего так оно и было. Бывало, лежит с книжкой на продавленном диване, рядом окурков полная пепельница, а она смотрит куда-то в стену и бормочет: «Прав, прав ты был, Егор. Кастанеда об этом ничего не писал». Я голодный сижу, а она книжки читает. Нет бы хоть сказку ребенку рассказать, раз уж жрать все равно нечего… И все-таки наверху лучше жилось, чем здесь. Хотя здесь мне голодать приходится гораздо реже, чем в детстве.
        Игорь обратил внимание, что Васька не стал показывать остальным принесенные с поверхности бутылки, оставил в рюкзаке. На следующий день он с этим рюкзаком ушел в Рейх. А вернувшись, отозвал Игоря под каким-то предлогом в туннель, подальше, чтобы не слышали остальные, и показал ему костюм химзащиты и два респиратора.
        - Вот, смотри, сколько полезного выменял. Еще патронов отсыпали в придачу. Я вообще-то противогаз хотел, но противогаз не дали, уроды.
        - Зачем нам столько снаряжения? - удивился Игорь.
        - Затем, что уходить надо отсюда. Пропадем мы здесь. Сидим, как крысы в норе. Со дня на день ждем - то ли фашисты нас прикончат, то ли туннель на башку обрушится, то ли сами от голода загнемся. Вывод: надо перебираться в какое-нибудь местечко поспокойнее да посытнее.
        Игорь и сам подумывал об уходе, поэтому Ваську слушал очень внимательно. А тот продолжал:
        - Старика с собой не возьмем - он нам только обузой будет. Надо, чтобы он нам карту нарисовал, он места эти знает. А с собой не потащим, с ним далеко не уйдешь. Я бы и баб с собой не брал, и вообще сам бы ушел, но только не знаю тут ни черта. В незнакомом месте лучше, чтоб прикрывал кто-нибудь, а с тобой, я посмотрел, можно дело иметь. Девчонку бы еще оставить тут, но Маринка без нее никуда - придется взять.
        - А зачем костюмы? - спросил Игорь. - Не проще ли отсюда по туннелям дойти до Новослободской?
        - Во-первых, так тебя и пустят на Ганзу без документов. Но это не главное. Можно было бы попробовать. Но старик говорил - нехорошо в том туннеле.
        - А что нехорошего? Он же сюда дошел оттуда.
        - Так-то оно так. Но только он как-то мне проболтался, что вышло-то их с Новослободской двое. А дошел он сюда один. Вот и думай - кому он напарничка скормил по дороге?
        Игорь молчал. Эльф, довольный произведенным эффектом, перешел к практическим вопросам.
        - Костюмы у нас теперь есть. Я этот себе возьму, а девчонке свой старый отдам, пусть спасибо скажет, что хоть какой ей достанется. Те два, которые мы тогда с мертвяков сняли, - вам с Маринкой. С собой надо жидкости горючей взять, у меня есть немного. Зажигалки, еду. Оружия у нас, конечно, маловато, ну да бабы все равно с ним обращаться не умеют. Главное выбрать надо, куда пойдем. Я попробую со стариком потолковать сегодня, он говорил, что места тут знает. Даже вспоминал, что какая-то станция тут недалеко совсем - Сухаревская, что ли?
        Игорь напрягся. Что-то он такое нехорошее про эту Сухаревскую слышал, но вспомнить не мог.
        Вечером Васька завел разговор с Профессором.
        - А какая станция отсюда всего ближе? - как бы невзначай спросил он.
        - Сухаревская, - ответил Профессор. - Только странные вещи рассказывают про эту станцию. Дескать, там люди в туннелях пропадают.
        - Я вспомнил! - хлопнул себя по лбу Игорь. - Потому и переходы с Красной линии на Тургеневскую замуровали.
        - Стало быть, туда лучше не ходить, - неосторожно брякнул Васька. - А еще какие тут поблизости есть?
        - Вы что, уходить собрались? - с подозрением спросил Профессор.
        - Да просто интересно, - отнекивался Эльф, но старик уже все понял.
        - Возьмите меня с собой, - умоляюще заговорил он. - Я тут один пропаду. А вы без меня все равно не дойдете - я тут все места знаю.
        Васька недовольно скривился:
        - Молодым и сильным тяжело, а ты вообще по дороге загнешься.
        - Возьмите! - умолял Профессор. - Я тогда вам расскажу, как идти. Если повезет, нам и на поверхность выходить почти не придется.
        - Это почему? - спросил Васька.
        - А здесь совсем рядом река подземная по трубе течет. По той трубе вдоль нее можно дойти даже до красных на Охотном ряду. То есть на Проспекте Маркса, - спохватившись, добавил Профессор.
        - Я к красным не хочу возвращаться, - помотал головой Игорь.
        - Да нам бы хоть до каких людей добраться. Хуже, чем у фашистов под боком, все равно не будет. Ну, разве только у бандитов на Китай-городе. Да и там, говорят, тоже люди попадаются.
        Игорь подумал и согласился. Главное - для начала выбраться отсюда. Можно и к своим. Товарищ Москвин ведь еще не в курсе, что Игорь многое понял, пока поправлялся. Товарищ Москвин даже не знает, что диверсант Громов вообще уцелел. Интересно будет взглянуть в глаза вождю. С каким лицом он его встретит?
        Товарищ Москвин. Отец родной. Предатель.
        - В чем-то ты прав, - рассуждал тем временем Васька. - Когда еще вас всех тут не было, проходил мимо человечек один. Чудно как-то назвался. Так он сказал, что шел под землей, но не по метро. И от красных прямиком дошел сюда в обход Рейха. Я его в туннеле возле Цветного бульвара встретил. А потом он дальше пошел - сказал, к Проспекту Мира. Ушел, и больше я его не видел. Но он много интересного рассказал. Что в этих местах под землей везде трубы проложены, потому и станция рядом с Цветным бульваром Трубной называется. И по этим трубам далеко можно уйти.
        - Да тут везде подземные ходы, - закивал Профессор. - Я раньше не так далеко отсюда жил, эти края неплохо знаю. Тут воры когда-то обитали и по подземным ходам уходили от облав. А еще тут относительно недалеко друг от друга целых три станции метро находятся. Про Сухаревскую уже говорили, а вот если Садовое кольцо перейти и пойти прямо, то там не так далеко будет Достоевская. Правда, от кого-то слышал я, что разрушена она, но, может, врут люди? А от нее через Екатерининский парк до Проспекта Мира не так уж далеко. А там уж точно люди живут - что на кольцевой, что на радиальной. На Ганзу мы, может, и не попадем, но на радиальной, думаю, можно устроиться. Жалко, - посетовал Профессор, - что нет у нас плана подземных коммуникаций.
        Идея, показавшаяся сперва бредовой, постепенно стала обретать конкретные очертания. Бродяги вообще не умели долго сидеть на одном месте, они привыкли скитаться в поисках еды.
        План Профессора подразумевал, что его самого должны беречь как зеницу ока. Ведь он единственный бывал в этих местах еще до Катастрофы и мог указать направление. Игорь уже знал, что одно дело - карта, а другое - суметь сориентироваться по этой карте. К тому же за столько лет все могло измениться до неузнаваемости.
        Глава 3
        ВНИЗ ПО ТЕЧЕНИЮ
        Среди ночи Игорю вдруг послышались из угла странные звуки - нежное шипение, словно струйка пара вырывается из-под крышки котелка, а затем шорох. Он нашарил поблизости обломок кирпича и ждал. Но, как оказалось, проснулся не только он - чуткий Васька, привыкший спать вполглаза, тоже был настороже. Вспыхнул фонарик, и эльф с ругательствами принялся ожесточенно тыкать во что-то ножом. Игорю показалось, что он заметил черное щупальце. Оно прямо у него на глазах буквально всосалось обратно в щель возле пола. Эльф был мрачен.
        - Буди остальных, - сказал он. - Уходим. Теперь нам тут житья не будет.
        Женя уже проснулась и, услышав эти слова, принялась молча трясти за плечо Марину. Игорь удивился хладнокровию девочки. Разбуженный Профессор тоже не задавал лишних вопросов. Каждый быстро собрал свой нехитрый скарб, и Васька сказал:
        - Придется идти прямо сейчас. Может, в туннеле возле Цветного бульвара остаток ночи и день пересидим, а потом дальше отправимся.
        - А что случилось-то, - подала наконец голос ничего не понимавшая Марина. - К чему такая спешка?
        И словно в ответ на ее слова в углу опять раздалось шуршание. Потом в том месте, где ближе к полу шла трещина, от стены отвалилось несколько обломков - словно кто-то пробивал себе дорогу. Марина, расширив глаза, глядела как завороженная. Игорь взял ее за плечо и подтолкнул к выходу - только тогда женщина опомнилась, схватила за руку Женю и двинулась за эльфом и Профессором, а Игорь замыкал процессию, поминутно оглядываясь. Жаль было покидать насиженное место. Но чутье подсказывало ему - от существа, которое сейчас пробивалось к ним, лучше держаться подальше.
        Уже выходя в туннель, они услышали за спиной стук еще нескольких упавших камней и прибавили ходу. Путь до Цветного бульвара показался Игорю очень недолгим.
        Возле станции устроили военный совет. Марина робко заикнулась, что можно было бы попробовать остаток ночи провести здесь. Возможно, удастся даже вздремнуть. Но Профессор считал иначе:
        - Думаю, нам не стоит терять времени. Если сейчас мы выйдем на поверхность, то успеем проделать часть пути до конца ночи.
        - Уже полночи прошло. Далеко мы не уйдем, - хмуро возразил Васька.
        - А нам далеко и не нужно, - загадочно сказал Профессор.
        Они еще немного поспорили. Профессор и Игорь были за то, чтобы не терять времени, Васька сомневался, Марина и Женя больше молчали, полагаясь на мужчин. Им тоже было неуютно в незнакомом месте, но кто знает, что ожидало их в пути? В конце концов Васька согласился, что оставаться на заброшенной станции тоже не самый лучший вариант, и маленький отряд стал облачаться в костюмы. Марине и Жене достались респираторы, у остальных были противогазы. На щуплой Жене костюм химзащиты болтался, как на вешалке.
        Мужчины проверили оружие - у каждого был автомат, а у Васьки еще нож и предмет зависти Игоря - пистолет Макарова. Не слишком большой, не слишком тяжелый, и патроны к нему найти вполне можно - то, что надо. Его Эльф тоже, видно, где-то украл.
        - Как ты не боишься красть? - спросил его однажды Игорь, и бродяга в ответ выдал неожиданное рассуждение: если ты берешь то, что тебе и вправду необходимо именно сейчас, то это обычно сходит тебе с рук. Главное - чувствовать меру, не ошибиться, не пожелать лишнего.
        - А вдруг ты ошибешься? - спросил тогда Игорь.
        Эльф беспечно махнул рукой:
        - Значит, попадусь, и уж тогда по головке не погладят.
        Игорь пожал плечами. Он и так был уверен, что Эльф со временем плохо кончит. Но что ему до этого? Эти люди сейчас нужны ему, потому что один он никуда не дойдет. Как только они перестанут быть ему необходимы, он без сожаления, даже с радостью расстанется с ними. Бродяги - неподходящая компания для такого, как он.
        Но сейчас Игорь был почти благодарен Ваське за то, что тот взял командование на себя.
        Они подошли к гермоворотам и по очереди протиснулись в узкую щель. Васька с сомнением оглянулся - Игорь, казалось, читал его мысли. Эльф прикидывал, не расчистить ли щель, чтобы к фашистам пробрались какие-нибудь мутанты снаружи и устроили им веселую жизнь. Но, видимо, Эльф от этой мысли все же отказался и снова заслонил щель досками. Хотя и не без сожаления, как показалось Игорю.
        Они поднялись по эскалатору - Васька первым, за ним - Профессор и женщины, а Игорь шел замыкающим, то и дело оглядываясь и прислушиваясь. В вестибюле небольшая крылатая тварь с шумом заметалась под потолком, потом вылетела на улицу. Путешественники вышли вслед за ней и остановились, чтобы оглядеться. Игорь посмотрел налево, в сторону эстакады, - не видно ли хищников, которые провожали их в прошлый раз? Но все как будто было спокойно, а вот на бульваре ему почудилось движение. Тем временем Профессор указал вправо - туда, где прошлый раз они видели памятник возле машины. И отряд направился в ту сторону.
        По дороге Профессор заметил под ногами круглую металлическую крышку и знаками показал, что ее нужно поднять. Игорь и Васька налегли, Профессор сделал вид, что помогает, хотя толку от него было чуть. Когда откинули крышку, увидели уходящую вниз трубу, вдоль которой торчали проржавевшие железные штыри. Васька полез первым. Скоро они услышали стук. Потом Васька посветил снизу фонариком. Оказалось, труба довольно быстро оканчивалась, выводя в подземелье. Спустился Профессор, следом Женя и Марина. Последним по трубе вниз полез Игорь. Спустившись на пару ступенек, с трудом, держась одной рукой, попытался задвинуть другой люк. Не удалось. Плюнув, Громов спустился еще немного, потом повис, держась за штыри, разжал руки и спрыгнул на кучу перемешанного с землей мусора.
        Они оказались в низком, почти сухом коридоре с выложенными кирпичами стенами и полукруглым сводом. Профессор подумал и указал рукой в одну сторону, пробубнив что-то невнятное. Бродяги пошли вперед, но вскоре уткнулись в завал. Коридор был засыпан крупными обломками кирпичей. Пришлось возвращаться и двигаться в противоположном направлении.
        В противогазе было тяжело дышать, поэтому Игорь стащил его и тут же услышал звуки: где-то тихонько журчала вода. Сзади со стуком упал камень. Игорь обернулся. Посветил - никого. Ему стало не по себе. Остальные тоже стянули резиновые маски и тревожно оглядывались.
        Что-то грохнуло наверху, где была крышка люка. Все остановились. Игорь схватился за автомат. Но нет, опять все тихо. Они пошли дальше по коридору, слабый луч фонарика освещал неровные стены, кучи грязи на полу. Вдруг Игорь услышал, как кто-то скребется. «Крыса», - подумал он. Но звук раздавался совсем рядом, а зверька видно не было. Игорю стало казаться, что скрежет идет из-за стены.
        - Выпус-с-сти меня! - вдруг услышал он свистящий шепот.
        Игорь осветил стену. Ничего. Кое-где кирпичная кладка осыпалась, видна была земля. Но никаких отверстий и полостей не наблюдалось. Звук словно шел прямо из стены.
        - Выпус-с-сти!
        - Там кто-то есть, - сказал Игорь и сам испугался своего голоса - хриплого, чужого. Женя глядела на него полными ужаса глазами. Наверняка она тоже слышала.
        - Ты с ума сошел? - сказал Васька, явно нервничая.
        - Тут стена глухая, - зачем-то уточнил Профессор, хотя это и так было всем ясно.
        - Пошли отсюда, - заключил Васька. - Живых тут быть не может, а если это мертвяк… тем более сваливать надо побыстрее.
        Игорь покосился на Марину - она словно бы ничего не слышала. А вот Женя тревожно вертела головой.
        «Неужели она тоже слышала?» - подумал Громов, но спрашивать девочку не стал, чтобы не пугать ее еще больше. В привидения он вообще-то не верил и склонен был думать, что в Рейхе его слишком сильно огрели по голове, оттого и шумит теперь в ушах. Их на Красной линии воспитывали в духе атеизма. Нельзя не признать, что после Катастрофы сторонники материализма получили еще один сильный довод в пользу своей теории. «Если Бог есть, - спрашивал, бывало, патетически очередной лектор, - как он мог допустить такое?» И вроде бы приходилось с ним соглашаться, но… при этом суеверными были чуть ли не все поголовно. Кто-то верил в Хозяина туннелей, кто-то - в Путевого Обходчика, и почти все - в Черного Машиниста. Сталкеры все как один обвешивались оберегами и придумывали свои приметы и ритуалы.
        Михаил Иванович предпочитал этих вопросов в разговорах с Игорем не касаться. Один раз мельком обронил, что в потусторонние силы верят лишь невежественные люди. Игорь больше с ним не заговаривал, но такое объяснение его тоже не вполне удовлетворило. Гораздо больше понравилась теория одного из сталкеров.
        Сталкер тот был у руководства Красной линии как бревно в глазу - уж очень колоритная личность, и по каждому поводу было у него свое мнение, почти никогда не совпадавшее с мнением товарища Москвина. Звали сталкера Айрон Медный, по станции он ходил в потрепанной косухе, мешковатых штанах и остроносых сапогах с заклепками. Был невысоким и полным, но двигался при этом с кошачьей ловкостью. Металлические колечки торчали у него в ушах, в носу, и однажды, когда несвежая рубаха выбилась у сталкера из штанов, Игорь заметил кольцо даже у него в пупке. Говорили, что в прежней жизни был он не то рокером, не то байкером - Игорь так и не понял, это одно и то же или нет. Полуседые волосы Айрон обычно стягивал в хвост, но мог и заплести в косицу, украсив ее лентой. Товарищ Москвин, конечно, давно бы приказал его остричь и одеть по-человечески, а то и в карцер посадить за вольнодумство, но Айрон был удачливым сталкером, и за это приходилось ему многое прощать. Людей, которые могли вернуться с поверхности живыми, да еще и с полезной добычей, и так становилось все меньше. Поэтому Айрон отлично знал себе цену и
поговаривал, что в любой момент может податься на Ганзу или в Полис, ему там будут рады. Для Игоря было загадкой, почему Айрон все же до сих пор остается на Красной линии.
        И вот однажды, когда сталкер расслаблялся после очередной вылазки и был уже слегка навеселе, он и сказал то, что особенно запомнилось Игорю:
        - Я думаю, брат, после Катастрофы все изменилось. Раньше ведь как было - каждый за себя, один бог - против всех. Но вот прогневали его, истощилось его терпение, устроил он нам большой барабум да и плюнул на уцелевших. Мол, сами себя истребят окончательно. В общем, богу теперь не до нас. Больше мы ему не интересны. Крест он на нас поставил. Но у каждого из нас есть свои демоны и свои заступники.
        - И у меня тоже? - спросил Игорь.
        - И у тебя. Просто ты еще не знаешь их в лицо. Придет время - узнаешь.
        И Игорь поверил ему. У Айрона было одутловатое от пьянства лицо - он уверял, что выпивка помогает от радиации. Но говорил он как человек, много повидавший и переживший.
        И, как нарочно, мелькнуло в голове Игоря еще одно воспоминание. Случай, который он старался забыть.
        Командир их отряда стоит перед кучкой оборванных пленников. Это беженцы. Их поймали в туннеле. Откуда они шли, Игорь уже не помнил. Командир допрашивает их предводителя:
        - Почему я должен верить, что вы - не шпионы?
        - Мы просто хотим жить в мире с другими. Мы призываем всех прекратить войны - ведь нас и так осталось мало, - отвечает ему человек в истрепанных, но относительно чистых лохмотьях. У него правильные черты лица, хотя выглядит он бледным и осунувшимся. «Он еще не стар - думает Игорь. Сколько ему могло быть в день, когда погиб мир?» Человек смотрит на командира спокойно и прямо, не опуская глаз.
        - Вредные мысли! Вы просто смутьяны. Бродячие проповедники. От таких, как вы, одни проблемы.
        - Нет. Нам открылась истина. Остатки человечества уцелели не случайно - на то была воля свыше.
        - Вот как? А я думаю, что ты уж точно уцелел по ошибке. И сейчас докажу тебе это.
        Командир поднимает пистолет и стреляет в упор. На груди человека расплывается красное пятно, он молча падает вниз лицом на шпалы. Командир смотрит на остальных:
        - Ну? Кто еще хочет потолковать о божественном?
        Пленников привели на станцию, а потом куда-то переправили. Ходили слухи, что где-то на одной из отдаленных станций Красной линии расположен не то лагерь, не то лаборатория, где на врагах народа ставят эксперименты, служащие для пользы всего прогрессивного пролетариата.
        Такие случаи тоже вызывали сомнения в существовании высшего разума. Впрочем, подрывали они заодно и веру в справедливость, доброту и мудрость руководства Красной линии.
        «Я не поддамся, - думал теперь Игорь. - Здесь не может быть живых. А если это дух и он нуждается в моей помощи, значит, он недостаточно силен, чтобы самостоятельно выбраться из стены. Но я не стану помогать ему, еще не хватало - выпускать зло наружу своими руками».
        Задерживаться здесь, конечно, не стоило. И Игорь поторопился за Васькой.

* * *
        Эльф ушел вперед, и вскоре остальные услышали его удивленный возглас. Путешественники остановились. Игорь подошел к ним и увидел - все четверо столпились перед проемом, где коридор выводил в большое помещение. Васька осторожно посветил внутрь. Луч обежал серые бетонные стены с потеками сырости и кучи хлама на полу: старая железная решетка, лопата и какое-то тряпье, слежавшееся от времени. Они вошли, спотыкаясь об обломки кирпичей и прочий мусор. Васька, добравшись до дальнего угла, тихо присвистнул. Игорь подошел поближе.
        В полу виднелось круглое, выложенное кирпичами отверстие. Ширина его была такова, что человек, пожалуй, мог бы туда протиснуться стоймя, прижав руки к телу. Васька посветил, но дна не было видно. Дыра казалась бездонной.
        Игорь поднял обломок кирпича, кинул вниз. Долго ничего не было слышно, затем из глубин колодца вдруг послышалось шуршание. Словно там лежала мятая бумага, и теперь кто-то ее ворошил. Женя ойкнула, все попятились назад.
        - Не плюй в колодец. Вылетит - не поймаешь! - наставительно заметил Васька и осветил потолок, держась подальше от дыры в полу. В потолке обнаружился круглый люк. Других выходов помещение не имело. Эльф обернулся к Профессору.
        - Ты куда нас привел, гад?
        Тот что-то неразборчиво бормотал. Васька схватил его за грудки.
        - Слышь, старый черт?! Я к тебе обращаюсь! Ты чего нас сюда притащил? Чтоб мы тут сдохли? Блин, как знал - не хотел тебя брать!
        У него начиналась истерика. Игорь схватил бродягу за плечо, тряхнул:
        - Не время сейчас отношения выяснять. Выбираться надо отсюда, пока не поздно.
        В этот момент наверху неожиданно раздались тяжелые, неторопливые, размеренные шаги. Судя по звукам, существо, бродившее там, было в несколько раз крупнее человека. Все сразу притихли.
        - Я просто ошибся люком, - бормотал Профессор. - С кем не бывает? Этот коридор никуда не ведет. То есть ведет, но - в подвал дома. Может, раньше еще куда-то вел, но его завалило.
        - Эй, разбор полетов потом, - повторил Игорь фразу, которую не раз слышал от командира в разведшколе. - Все быстро и без шума идем обратно.
        Над их головами что-то загремело, покатилось. Потом звякнуло, как будто металлический предмет упал, послышалась возня. Находившееся там существо, судя по всему, учуяло людей и вплотную заинтересовалось люком. Раздался скрежет - словно крепкие когти царапали металлическую поверхность. Из дыры в полу по-прежнему слышалось шуршание. Казалось, что источник звука понемногу приближается.
        Путешественники быстро пошли обратно по коридору к тому месту, где спускались.
        - Сейчас, сейчас, - бормотал напуганный Профессор. - Теперь я знаю, куда нам надо. Я найду другой люк.
        - Это если успеешь, - зловеще бормотал Васька. - А если наверху, на выходе, нас уже какая-нибудь тварюга караулит? Я тогда лично первым делом тебя придушу, старый черт!
        Он настоял на том, чтобы Профессор лез первым. Тот пытался сопротивляться, но пришлось уступить. Игорь в их перебранку не встревал, хотя в душе порадовался, что не смог задвинуть люк - старик не смог бы его отодвинуть и двумя руками.
        Громов подсаживал в трубу всех по очереди, а потом Васька посветил ему сверху и он, подпрыгнув на куче хлама, на секунду всей тяжестью повис на нижнем ржавом штыре. Тот начал прогибаться под его весом, но Игорь уже уцепился другой рукой за следующий штырь, с усилием подтянулся и вскоре был на поверхности. Они кое-как задвинули тяжелую крышку люка. Игорь еще подумал - кто-нибудь пойдет и провалится. С другой стороны, ходить тут особо некому, кроме животных.
        Бродяги двинулись вдоль бульвара, удаляясь от эстакады. Дойдя до памятника человеку возле машины, Профессор нежно погладил его, словно старого друга. Оглянулся на разрушенное здание поблизости и указал рукой на бульвар, в направлении круглой площадки, где темнели жуткие фигуры. Васька отрицательно замотал головой, но Профессор настаивал. В результате они все же двинулись в том направлении. Игорь понял - Северцев хотел перейти на ту сторону бульвара. Двигаться сквозь заросли было бы безумием, а площадка хотя бы как-то просматривалась.
        Чуть ли не из-под ног у них порскнуло небольшое животное и умчалось в темноту. С бульвара донесся тоскливый заунывный вой, сменившийся поскуливанием. Профессор заторопился. Нервно оглядываясь, они прошли справа от фигуры на колесе, Игорь невольно покосился на четырехугольный предмет - черепа были на месте. «Как бы и наши к ним не прибавились», - подумал он. И тут же услышал, как вскрикнул Васька и нагнулся, ощупывая ногу. Игорь посветил - в щиколотку Эльфа воткнулась острая железка. Тут что-то пролетело возле самого его уха. Громов торопливо погасил фонарь - на свету они представляли собой отличные мишени. Васька вскинул автомат и дал очередь по ближайшим кустам. Оттуда раздался короткий вопль. Игорь жестом показал женщинам, что лучше передвигаться ползком, и сам, пригнувшись, чуть ли не таща на себе Ваську, поторопился покинуть площадку, видимо охранявшуюся здешними аборигенами. Знакомиться с ними поближе никакого желания не было - Игорь подозревал, что числом их маленький отряд явно уступает противнику. Профессор уже давно опередил товарищей и вскоре опять обнаружил круглую железную крышку под
ногами. Игорь с Васькой вновь, поднатужившись, отвалили ее, и на этот раз результат явно устроил старика больше. Вниз шла труба, в которую на некотором расстоянии друг от друга были вделаны толстые железные скобы. Профессор заглянул в нее, кивнул и выжидательно обернулся к Ваське. Тому все это ужасно не нравилось - он знаком предложил Северцеву спускаться первым. Профессор отрицательно замотал головой.
        Все это Игорю уже изрядно надоело, к тому же в любой момент могла появиться неведомая погоня. Отстранив шипящего от боли и злости Эльфа, Громов решительно поставил ногу на крайнею скобу, попробовал - выдержит ли? Скоба выдержала, и он потихоньку начал спускаться, не ожидая, чем кончится спор наверху.
        Сначала Игорь лез на ощупь, но вскоре услышал, что сверху за ним спускается еще кто-то, освещая трубу слабым лучом фонарика. Бодрости у Громова прибавилось. Он только боялся, как бы тот, кто спускался сверху, не оступился и не рухнул прямо на него.
        Казалось, спуск продолжался куда дольше, чем в первый раз. Потом правая нога Игоря вместо железа скобы вдруг ощутила пустоту, и Громов, сорвавшись от неожиданности, повис на руках. В слабом свете фонарика он увидел, что до пола недалеко, и решился разжать пальцы. Упал удачно, почти не ушибся, только весь измазался в грязи, и через секунду уже стоял на ногах, готовый подхватить того, кто спускался следующим. Повисев немного, тот, как куль, рухнул ему в руки, и по весу Игорь догадался, что это была Женя. Марина оказалась куда тяжелее, а уж удержать Профессора и вовсе не вышло - в итоге Игорь не устоял на ногах и они оба рухнули на пол. Последним появился Васька - ему явно трудно было спускаться из-за раненой ноги. Игорь поймал и его - Эльф оказался не таким уж тяжелым.
        Теперь они могли оглядеться. Странное это было место. Люди находились в туннеле, по размерам почти таком же, как и в метро, только в середине его текла мутноватая река. А они стояли как будто на тротуаре, достаточно широком для того, чтобы спокойно идти. Такой же был и с другой стороны.
        Профессор решительно потянул с лица противогаз. Марина, глядя на него, тоже сняла респиратор. Игорь вовсе не был уверен, что это разумно, но, поколебавшись, противогаз тоже стащил. Воздух здесь был слегка затхлый, пахло сыростью и еще какой-то гнилью. Но после туннелей метро этот воздух показался почти свежим.
        - Ни хрена себе! - пробормотал Васька. - Где это мы оказались?
        - Это и есть подземная река Неглинка, - сообщил Профессор. - Начинается где-то в районе Марьиной рощи, - он неопределенно махнул рукой вверх по течению, - потом впадает в Москву-реку возле самого Кремля. Когда-то была обычной речкой, но это было очень давно. Постепенно ее стали использовать для сброса всякого мусора, и скоро ближе к Кремлю она вообще превратилась в зловонное болото. Там ведь мясные ряды были, можно себе представить, какой стоял запах. Потом реку заключили в каменную трубу. Думали, тогда перестанут горожане сбрасывать туда отходы, но ничего подобного. Наоборот, из окрестных домов хозяева провели туда стоки для нечистот. Трубы, по которым текла Неглинка, постоянно засорялись, и во время сильных дождей она разливалась по поверхности, затопляла улицы. Я этого уже не помню, а вот мать мне рассказывала, как на месте Трубной площади возникало озеро, по которому можно было плавать на лодке. В конце прошлого века все же построили новый коллектор, вот этот, - и он обвел рукой коридор. - Но его сделали только от Цветного бульвара, а выше по течению речка по-прежнему заключена в старую
кирпичную трубу.
        - А ты откуда знаешь про это место? - спросил Васька.
        - С другом как-то залезли сюда, еще когда студентами были. Но мы быстро выбрались обратно - тогда такой ужасный запах здесь был…
        - И куда мы теперь пойдем? - поинтересовался Васька.
        Профессор махнул рукой вниз по течению:
        - Думаю, стоит отправиться в сторону Кремля, по новому коллектору. Тут хотя бы идти удобно, не то что по старинным трубам. А там попробуем попасть на Охотный ряд. В смысле, на Проспект Маркса.

* * *
        Очень скоро все почувствовали усталость. Марина не жаловалась, но Игорь видел - она еле передвигает ноги. Вдобавок Женя уцепилась за нее, норовя повиснуть всей тяжестью. Васька прихрамывал и тихо чертыхался сквозь зубы.
        - Давайте еще немного пройдем и устроим привал, - предложил Профессор. - Спать ужасно хочется. А когда отдохнем и перекусим, двинемся дальше.
        - А где мы сейчас примерно? - спросил Игорь. Зачем спросил, он и сам не знал. Наверху он все равно не ориентировался.
        - Думаю, уже приближаемся к Трубной площади. Отсюда не так уж далеко до Охотного ряда. Там, может, верхом немного придется пройти - прямого сообщения между этим туннелем и метро нет, по крайней мере, мне об этом ничего не известно.
        «Ладно, - подумал Игорь, - может, действительно не так уж плохо для начала попасть к своим». А уж потом он решит, что делать. На Красной линии не останется, конечно. Не сможет простить, что его списали со счетов, как ненужный хлам.
        Впрочем, для начала туда еще дойти неплохо бы. А потом уже и думать.
        Отряд, не торопясь, двинулся дальше. Но скоро Женя, не сказав ни слова, бессильно опустилась на пол, прямо в грязь. Тут и остальные остановились. Всех клонило в сон, но кто-то должен был караулить.
        - Давай так, - предложил Васька Игорю, - я на пару часиков прикорну, а потом сменю тебя и ты поспишь.
        Спорить не хотелось, хотя Громов чувствовал себя не лучшим образом. Скоро вокруг него все дремали, пристроившись, кто как мог, положив под голову рюкзаки и подстелив что-нибудь из вещей. А Игорь слушал журчание воды, и понемногу глаза его тоже начинали смыкаться.
        Чтобы не заснуть, он включил фонарик, нашарил возле себя обломок цемента и швырнул в мутноватую воду. Тотчас оттуда высунулась небольшая, но на редкость зубастая пасть, по бокам которой торчали два выпуклых белых глаза. «А река-то, оказывается, обитаема, - подумал Игорь. - Интересно, можно ли пить эту воду, если вскипятить, и употреблять в пищу здешних обитателей?»
        Он и сам не знал, сколько времени провел так, то проваливаясь в сон, то просыпаясь. Ваську будить не хотелось - тот стонал во сне, ему явно было плохо. Но вдруг, как от толчка, проснулась Марина и села, протирая глаза.
        - Не спишь? Ложись, я за тебя покараулю.
        Игорь сначала отнекивался, но усталость брала свое. Марина подошла к краю воды, присела, глядя вниз.
        - Руки не вздумай мыть, - успел предупредить Игорь, и тут сон сморил его окончательно.

* * *
        Когда он проснулся, остальные были уже на ногах. Женя и Марина под руководством Профессора разводили костер из собранных на берегу веток, дощечек, корней деревьев и прочего хлама, плеснув на все это горючей жидкости. Игорь в очередной раз подивился, как ловко Марина орудует обеими руками. Даже той, что замотана в тряпицу.
        - Ты ранена? - спросил он, указывая на черную повязку.
        - А, это ерунда. Это давно уже. Не обращай внимания, - отмахнулась она.
        Игорь уже начал привыкать, что его спутники, хоть и относятся к самому низкому социальному слою (а может, наоборот, именно из-за этого), очень нервно реагируют, когда им наступают на любимую мозоль. Все они были, что называется, со своими тараканами. Игорь уже усвоил, что Ваську, например, лучше не спрашивать о судьбе его матери. Профессор под большим секретом, взяв с него слово молчать, сообщил, что Васькина мать погибла в метро уже через несколько лет после Катастрофы. Вроде бы она пристрастилась к дури, и такой итог был закономерен. Васька, видимо, переживал это очень болезненно. Тихая, запуганная Женя едва в истерике не забилась, когда Игорь спросил, почему бы ей не снять замызганную тряпицу, обмотанную вокруг головы на манер косынки, которая ее вовсе не украшает. Теперь вот обнаружилось, что свои секреты есть и у Марины. Обычно такая разговорчивая, она тут же замкнулась, когда он задал вполне невинный, с его точки зрения, вопрос - что у нее с рукой. «Ладно, - подумал Громов, - не хочет говорить - не надо».
        В одной из боковых труб они набрали воду, которая показалась им вполне приемлемой. Профессор велел ее процедить хотя бы через тряпку. Он недовольно напомнил всем, что в эту речку испокон веков стекали всякие нечистоты. И даже теперь, когда на поверхности уже двадцать лет не живут, неизвестно, намного ли чище стала вода. Впрочем, он решил, что после кипячения ее можно будет употреблять. Васька сидел, баюкая раненую ногу. Марина уже успела перевязать ее какими-то тряпками.
        - Лишь бы железка не была отравленной, - мрачно сказал Профессор.
        Васька помотал головой. Он беспокойно принюхивался.
        - Ты говоришь, в эту реку раньше дерьмо сливали. Так это мы по нему вчера шли?
        - Да с тех пор уже двадцать лет прошло, - пробурчал Профессор. - Оно уж давно превратилось в удобрения.
        Но Ваську это не успокоило.
        - Вот только этого не хватало - утонуть напоследок в дерьме, - фыркнул он. Профессор с опаской покосился на него, ожидая очередной вспышки Васькиного гнева.
        - Как ночь прошла, спокойно? - спросил Игорь у Марины.
        Та рассказала, что, в общем, спокойно. Если не считать того, что она вдруг услышала чавкающие звуки, а потом увидела слабый луч фонарика. На ее глазах мимо по противоположному берегу прошел человек в странной одежде, измазанной грязью, и, не обращая никакого внимания ни на нее, ни на спящих, убрел куда-то вверх по течению.
        - Профессор сказал, что раньше сюда сверху сбрасывали трупы убитых и ограбленных. Может, это призрак был? - совершенно серьезно предположила Марина.
        Васька, несмотря на то что имел бледный вид, не упустил случая покрутить пальцем у виска.
        Игорь подивился другому. Он, конечно, в призраков не верил, возможно, Марина опять сочиняла. А могло быть и так, что какой-то человек действительно прошел мимо по своим делам. Почему бы здешним подземельям и не быть обитаемыми? Но если Марина действительно видела странного человека - или ей показалось, что видела - почему не подняла крик, не забилась в истерике, не перебудила тут же всех? Девять из десяти его знакомых женщин поступили бы именно так. Эта особа не переставала его удивлять - при всей своей болтливости и кажущемся легкомыслии она оказалась довольно хладнокровной.
        Пока горел небольшой костер, Марина с Женей ухитрились не только вскипятить воду и сделать чай, но и сварить из крупы что-то вроде каши, сдобрив ее содержимым одной из железных банок. И вскоре, перекусив, все повеселели. Надо было двигаться дальше, но из-за раненой ноги Васька мог лишь еле-еле ковылять. Из найденной на берегу палки ему соорудили плохонький кривой костыль и потихоньку тронулись в путь.
        Места здесь были интересные. Бетонные стены кое-где выкрошились, так что торчали куски железной арматуры. Сверху свисала бахрома из корней деревьев, пробившихся сюда, иногда настолько густая, что даже приходилось раздвигать руками. А один раз дорогу преградили такие могучие корни, что Игорю пришлось пилить один из них Васькиным ножом, чтобы освободить проход. Потом Васька указал всем на огромный вырост серо-белого цвета, торчащий прямо на стене. Профессор, разглядев его, пришел к выводу, что это гриб. Правда на вопрос, съедобен ли он, уклончиво ответил, что лучше не рисковать. А потом они заметили, что из бокового прохода торчат два прямых длинных беловатых прутика, да еще и шевелятся. Там явно притаилось какое-то существо. Васька на всякий случай взял автомат наизготовку. Бродяги остановились, не зная, на что решиться.
        - Отойдите подальше, - велел Васька, - я сейчас попробую пристрелить тварюгу.
        - Не надо стрелять, - раздался вдруг человеческий голос. Все на мгновение замерли. «Неужели здесь водятся мутанты, утратившие человеческий облик, но не возможность говорить?» - ужаснулся Игорь.
        И тут из бокового прохода показался человек. Был он бледен, светловолос и одет в какое-то тряпье защитного цвета.
        - Не стреляйте. Ни я, ни Грегор не сделаем вам зла.
        Однако Игорь заметил, что странный человек держит в руке пистолет.
        - Тут разные люди попадаются, - пояснил незнакомец, поймав его взгляд. - Откуда идете?
        - С Цветного бульвара, - коротко ответил Игорь, решив не вдаваться в подробности.
        Человек этим ответом, казалось, вполне удовлетворился.
        - А куда путь держите? - поинтересовался он.
        - До Охотного ряда хотим дойти, - отозвался Васька.
        Человек покачал головой:
        - Вы поосторожней там. Говорят, в Кремле какая-то биомасса засела и всех жрет. Над Кремлем даже вичухи не летают.
        Женя, между тем, рассматривала обладателя длинных усов. Это был бледный, словно обесцвеченный таракан размером с небольшую собаку.
        - Не бойтесь, - сказал человек, - Грегор без моей команды не тронет.
        - А ты прямо здесь живешь? - спросила Женя. Игорь подивился - обычно молчаливая и пугливая девочка мигом прониклась доверием к незнакомцу. Может, ей просто таракан понравился? Хотя тоже странно - он считал, что девчонки даже при виде обычных, маленьких тараканов должны визжать и пугаться. Но, видимо, жизнь в метро давно отучила Женю визжать по пустякам. А размерам таракана Игорь не удивился, он еще на Красной линии слышал сталкерские байки о гигантских насекомых и крысах, обитающих, по слухам, в туннелях под Зоопарком.
        - Да, так и живу, - с улыбкой ответил незнакомец.
        - А что вы тут едите? - спросила практичная Марина.
        - Да чаще всего рыбу или крыс. Здешние рыбки вполне съедобные, только вымачивать надо. Грегор их ловит, у него реакция отменная. А еще раки тут водятся - очень икусные, только надо знать, как их ловить, чтоб пальцы не оттяпали.
        И человек погладил таракана между выпуклых фасетчатых глаз. Игорь невольно брезгливо передернулся.
        - А тебя как звать? - спросил Васька.
        - Зови Костей.
        Костя не проявлял излишнего любопытства, зато охотно рассказывал обо всем, что знал. Он жил здесь совершенно один, не считая своей «домашней зверюшки», уже несколько лет, и ему здесь нравилось. Кстати, он уверял, что людей по коллектору ходит предостаточно. Хорошо, если мирных, а то ведь всякие отморозки попадаются.
        Оказывается, отсюда почти до самого метро Охотный ряд идет широкий удобный туннель. А тот боковой ход, выложенный кирпичом, с круглым сводом, в котором он живет, - ответвление в старую часть коллектора, его некоторые называют «привал Михайлова». Ближе к Охотному ряду удобный туннель сменяется коридором из красного кирпича, который зовут «тропой Гиляровского». Наверное, Михайлов и Гиляровский были предводителями обитавшего здесь еще до Катастрофы племени диггеров, представители которого до сих пор тут попадаются. Но с той стороны, где проходит тропа Гиляровского, уже давно никто не приходил, поэтому нельзя точно сказать, что там сейчас творится. Говорят, кто-то видел в тех подземельях странных людей в черном, но они справляют свои непонятные ритуалы и не опасны, если не хаять их божества. Хотя вообще места там нехорошие, и если вдруг путешественники увидят или услышат, что навстречу идет группа в несколько человек, то лучше от греха подальше затаиться или убегать как можно скорее. Но когда Игорь пытался расспросить подробнее о том, что за люди там бродят, Костя отвечал уклончиво. Чего-то он боялся
и недоговаривал. Тогда Игорь постарался узнать побольше о хитросплетениях подземных ходов.
        Сам Костя в той стороне не бывал ни разу, но от людей слышал, что ближе к концу «тропы Гиляровского» вправо отходит подземный ход - старое русло реки. И будто бы проходит он где-то совсем недалеко от станции метро Боровицкая. В общем, вполне возможно, что если в том месте найти выход на поверхность, то можно попасть прямо в Полис. Главное - не смотреть на кремлевские звезды, иначе конец. Забудешь обо всем и пойдешь на их свет - а что дальше, никто не знает, потому что никто оттуда не возвращался.
        А про подземные ходы знающие люди еще много всякого рассказывают. Будто бы чуть ли не от самого Кремля к Храму Христа Спасителя ведет старинный ход, выложенный белым камнем. А рядом с Храмом - вход в метро Кропоткинская. Кажется, все очень просто - по подземным путям можно добраться, куда душа пожелает. Но ведь одно дело - знать, что ход такой есть, и совсем другое - попасть туда и собственными глазами увидеть, что там теперь творится. Может, этот коридор осыпался давно, или твари какие завелись в нем - пауки, гигантские многоножки, да мало ли кто. На куполе Храма Христа Спасителя, по слухам, уже давно свили себе гнездо вичухи. Вполне возможно, что какие-нибудь создания природы облюбовали и тамошние подземелья. И еще, конечно, смущает, что ход этот идет от самого Кремля. Там ведь можно встретить не только мутантов. Говорят, какой-то грозный царь еще задолго до Катастрофы спрятал в подземельях свою библиотеку, да так хорошо, что потом сколько ни искали - найти не могли. И верят многие, что дух его до сих пор бродит в тех подземельях - стережет свои книги. Так что хищники - это еще не самое
страшное, что по дороге может попасться.
        Как раз живых мутантов Игорь боялся больше, чем мертвого царя, но слушал внимательно, не перебивая.
        - Уходят люди иногда в ту сторону, но никто из них обратно не проходил, - посетовал Костя. - А с той стороны приходят гораздо реже, и не от самого Кремля, а из ближайших мест. Последний раз вот с Лубянки двое беглых пробиралось.
        Про дикарей на Цветном бульваре нелюдим ничего сказать не мог, так как на поверхность выходил редко.
        - Там ведь цирк раньше был, - вспомнил он. - А теперь разрушено все.
        - Цирк сгорел, - мрачно сказал Профессор. - А клоуны разбежались. Сидят теперь в кустах и швыряются острыми железками.
        - Ладно, если клоуны, - покачал головой Костя. - Там ведь были и змеи, и обезьяны, и крокодилы. И тигры, и слон был. Про слона это так, до кучи - он если где и бегает до сих пор, то наверху, ему в наши подземелья всяко не протиснуться. Но народ говорил - не знаю, правда ли, - что одного крокодила видели потом здесь, в Неглинке. Так что вы поаккуратнее.
        - Да мы и Грегора твоего сначала испугались, - признался Васька.
        - Тут огромные белые тараканы еще до Катастрофы жили, - философски заметил Костя. - Ну, не такие здоровые, конечно. А Грегор мирный и питается только мелкими зверушками.
        Игорь подумал, что, попадись Грегору беспомощная добыча покрупнее, он тоже может не упустить случая подкрепиться. Но вслух высказывать свои мысли не стал, чтобы не обидеть хозяина таракана.
        - Не хочешь с нами пойти? - спросил он Костю напоследок.
        Тот только плечами пожал:
        - К красным? Зачем? Мне и тут неплохо. По крайней мере, сам себе хозяин.

* * *
        Небольшой отряд двинулся дальше по туннелю. Кое-где на осыпавшихся стенах еще сохранились рисунки и надписи. Некоторые из, них прочтению не поддавались. Васька сказал, что это древние руны, наверное, оберегающие от подземных духов. Профессор тихонько хмыкнул, но спорить не стал: после того как Эльф наорал на него тогда, в подвале, он предпочитал больше помалкивать.
        Профессор вспоминал тот день, когда они с приятелем забрались сюда впервые. Его так поразило, что под огромным городом, живущим своей шумной жизнью, есть такое место, где время словно замирает. Здесь было тихо и темно, негромко журчала вода. Это место было каким-то самодостаточным. Оазис тишины. Если бы только не запах… Он наводил на мысль о зловонной клоаке, о кишечнике огромного существа, по которому выводятся из организма отходы жизнедеятельности. Но в каком-то смысле это был запах жизни. Двадцать лет назад гигантский организм наверху прекратил функционировать, и запах здесь стал иным. Но и мертвым город тоже трудно пока назвать. Он словно бы впал в спячку. Сумеет ли этот труп когда-нибудь возродиться к жизни или так и будет постепенно разрушаться?..
        Иногда в стене туннеля попадались трубы, из некоторых в подземную речку впадали ручейки. Кое-где путь преграждали корни деревьев, через которые приходилось с трудом перебираться. А вскоре путешественники заметили впереди человека. Тот сидел на берегу и на их приближение никак не отреагировал. Подойдя ближе, они увидели, что на коленях у него лежит женщина. Она явно была мертва. Человек механически гладил ее по волосам и тупо смотрел на текущую воду. На проходящих мимо людей он даже не оглянулся. Те осторожно обошли его, сочтя за лучшее его не беспокоить. И лишь когда отошли подальше, Васька с сожалением сказал:
        - Костюмчик-то неплохой у нее.
        - Ты о чем? - не понял Игорь.
        - Да костюм, говорю, у той жмуры хороший. Ей-то он уже без надобности, а нам бы не помешал.
        Игорь только пожал плечами. Его уже не коробила циничная манера бродяг говорить откровенно то, что они думали. Это все же лучше, чем лицемерие товарища Москвина. «В сущности, - подумал он, - Васька вполне приличный человек. Ему ведь не пришло в голову дать по голове беспомощному человеку, погруженному в свое горе, и потом ограбить обоих - живого и мертвую. Мужик явно не стал бы оказывать сопротивления, ему, похоже, было все равно. А Васька не воспользовался этим, лишь высказал вполне понятное сожаление - хороший костюм нужней живым, чем покойнице…»
        Монотонно чавкала грязь под ногами. Игорь чуть было не задремал на ходу, но вспомнив, где находится, расправил плечи. Видно, он и вправду слегка вздремнул - даже не заметил, что Васька поменялся с ним местами и теперь бредет замыкающим. А кто же первый - неужели трусоватый Профессор? Ну, наверное, кто-то очень крупный сдох. Возможно, тот самый слон из цирка…
        - Не отставать! - послышался Васькин голос. Доносился он спереди. Игорь посветил - слабый луч выхватил спину Марины, худенькую фигурку Жени. Перед ними - грузноватый Профессор, а самый первый - Васька. А кто же тогда идет за ним?
        Он резко обернулся и посветил фонариком. Никого! Но стоило ему тронуться дальше - и сзади вновь зазвучали чьи-то шаги: «Чвак-чвак! Хлюп-хлюп».
        Игорь снова обернулся, - и вновь не увидел никого. Когда он проделал это в третий или четвертый раз, Васька, не оборачиваясь, недовольно спросил:
        - Чего ты мечешься, как потерпевший?
        Игорю стыдно было сознаваться в своих страхах.
        - Да так… Надо же проследить на всякий случай, нет ли сзади кого-нибудь, - уклончиво ответил он.
        - Акустика здесь странная, - отметил Профессор, и Игорь понял - старик тоже слышал шаги.
        - Не зря тутошние стены знаками изрисованы, ох, не зря! - проворчал Васька. - Нечисто тут - зуб даю!
        В какой-то момент шаги сзади вдруг прекратились. Но теперь Игорь чувствовал затылком чей-то тяжелый взгляд. Он уже не оборачивался, зная, что все равно никого не увидит, но ощущение было вполне отчетливым. Кто следил сейчас за ним, оставалось лишь гадать. Потом вдруг отпустило - словно хозяину здешних мест надоело их разглядывать, и он занялся кем-то другим, оставив людей в покое - но лишь до поры до времени. А может, проводил их до границ своего участка, и теперь за ними незаметно наблюдает другой? Вопреки рассудку и логике, Игорь чувствовал присутствие постороннего и враждебного существа.
        Вскоре пришлось снова сделать привал и подкрепиться. Запасы еды неуклонно таяли. От фонарика толку было мало, и, чтобы освещать дорогу, обмакнули один конец палки в горючую жидкость и подожгли. Импровизированный факел неимоверно чадил. Впрочем, по расчетам Профессора, идти им оставалось уже не так уж долго. Ориентиром должно было стать то место, где современный туннель переходил в старинный коридор, выложенный красным кирпичом. Где-то там, по словам Кости, нужно было искать дорогу на поверхность, а затем и вход в метро. Правда, непонятно было, что делать с Васькой - нога у него совсем разболелась, он еле мог передвигаться, тяжело налегая на костыль. Вряд ли в таком состоянии Эльф смог бы подняться по скобам вертикального колодца. Но Игорь уже понял - на будущее здесь лучше не загадывать и решать проблемы по мере их поступления.
        Они вновь тронулись в путь. Ноги скользили по илу, покрывавшему берег. Кое-где поднимались небольшие известковые выросты. Профессор назвал их сталактитами. Подняв голову, Игорь увидел такие же сосульки, свисавшие с потолка.
        В одном месте из стены вывалился огромный кусок бетона и образовалась глубокая ниша. Ее обходили осторожно. Потом попалось еще одно круглое отверстие. Сначала, видимо, в этом месте обрушилась часть стены, но ход явно был углублен и расширен человеческими руками и уводил куда-то перпендикулярно основному туннелю.
        Берег был нередко завален разным хламом. Они обнаружили чьи-то драные сапоги необъятных размеров, а поодаль валялся труп небольшого животного, в котором копошились жирные белые личинки.
        И наконец впереди Игорь увидел красивую красную кирпичную кладку. Но он разглядел и еще кое-что - в глубине выложенного красным кирпичом коридора путь преграждала стена. Она была сделана из другого материала, темного и пористого. Игорь чертыхнулся.
        - Ничего, - сказал Профессор. - Мы можем поискать выход поблизости. В любом случае мы уже где-то недалеко от цели. Но какое интересное сооружение!
        Говоря это, он неотрывно глядел на стену. Игорю тоже захотелось разглядеть ее поближе. Судя по всему, та же мысль пришла в голову и Ваське. Они подошли чуть поближе, Васька посветил фонариком и, шокированный, пробормотал:
        - Да ведь она… живая. Она дышит!
        - Назад! - крикнула издалека Марина, прижимая к себе Женю. Игорь инстинктивно метнулся назад, его чуть не сбил с ног Профессор. А вот Васька не успел. Раздался его крик, и, оглянувшись, Игорь увидел, что темная масса, протянувшись вперед по полу, облепила ноги Эльфа. Громов дал автоматную очередь, но пули как будто не причинили массе никакого вреда. И тут Марина, подскочив, сунула ему в руки горящий факел. Игорь швырнул факел в направлении темной субстанции, та отпрянула, зашипела, отступила. А Васька остался лежать, скорчившись.
        Игорь осторожно подошел к нему. Бродяга глядел на него мученическими глазами.
        - Больно очень, - прошептал он. - Ноги прям огнем горят. И не слушаются. Как будто не мои…
        Он попробовал пошевелиться, и Игорь обомлел: Васькина нога ниже колена неестественно гнулась во все стороны, словно была бескостной.
        - Давай я тебя понесу, - предложил Игорь. Но едва он попытался дотронуться до Васьки, тот вскрикнул:
        - Нет, не надо! Не хочу! Больно очень. Рюкзак мой возьми.
        Игорь попытался как можно осторожнее стянуть с него рюкзак, но Васька все равно пару раз зашипел от боли. Чуть поодаль темная масса бугрилась, приподнималась, словно выжидая.
        - Достань там бутылку с жидкостью горючей. Налей вот здесь, - он показал перед собой. - Автомат мой возьми - пригодится. И то, что в рюкзаке, - противогаз, патроны - все вам. Да, вот еще. На память тебе.
        Он протянул нож со свастикой на рукоятке - предмет мечты Игоря. Тогда Громов начал понимать.
        - Прекрати, - сказал он. - Мы вынесем тебя отсюда. Живут люди и без ног.
        - Смеешься? - прохрипел Васька. - Я сгнию раньше, чем мы хоть какого врача найдем! Да и не по мне такая жизнь - кому я нужен безногий? Лучше сделай доброе дело - возьми пистолет и пристрели меня. Не хочу, чтобы эта пакость меня живьем сожрала. А потом поджигай все, чтоб паскуде жизнь медом не казалась!
        Игорь покачал головой. Он сам понимал, что так было бы лучше. Но не мог.
        - Ну, тогда бери все, а мне пистолет останется и зажигалка. Там фляга есть в рюкзаке - дай мне глотнуть. И валите отсюда, пока эта курва опять не полезла!
        Игорь посмотрел вперед - масса неуверенно потянулась чуть ближе. Он оглянулся на Профессора, на Марину с Женей.
        - Уходите! - прошипел Васька.
        Он еще что-то бормотал. Игорь разобрал: «Больно… Не хочу больше… Ах, тебе нужен я? Ты хочешь меня? Ну, сейчас ты получишь!»
        Васька понимал, что сейчас умрет. Но страха не было. Была злость.
        Всю жизнь приходилось увертываться, скрываться, хитрить. Он всегда был один против всего мира. И большинство остальных людей презирал за то, что был более ловким и соображал быстрее, мог обвести их вокруг пальца. И в то же время ненавидел - за то, что они изгнали его и травили.
        Он и мать ненавидел - за то, что так плохо о нем заботилась и так рано умерла, бросила его одного. За то, что оказалась такой слабой, принимала всякую дрянь, лишь бы не смотреть жизни в лицо. А он был маленький тогда и остановить ее не мог. Он ненавидел музыку, потому что быстро понял - музыка была для матери как наркотик. Он думал, что хуже музыки ничего нет. Но в метро ему стало ясно, что он ошибался, - грибы доконали мать гораздо быстрее. И только теперь Васька понял, как сильно на самом деле ее любил.
        В последнее время жизнь стала казаться ему более сносной. Товарищи, с которыми его свела судьба, не смотрели на него свысока. Принимали его таким, какой он есть. Но теперь и они ничем не могут ему помочь. Умирать все равно каждому приходится в одиночку.
        И верная подруга-злость, которая сейчас поднималась в нем, на этот раз была направлена не на людей, а на слепое нечто, засевшее в туннеле и руководствовавшееся только животными инстинктами. Надо же было, чтобы такие уроды вытеснили людей с поверхности, заставили ютиться в подземке! Может быть, люди изменились бы к лучшему, хоть чуть-чуть, если бы им не было так трудно?
        Что ж, пусть он жил, как придется, но умереть сумеет, как полагается. Впрочем, не так уж плохо он жил: ему везло, часто удавалось наесться досыта. Беспутная мать, сгинувшая через несколько лет после Катастрофы, оставила сыну в наследство звериное чутье и ловкость. А еще - ярость на эту бессмысленную жизнь, где никто никому не нужен. Васька точно знал, что нужен был разве что своей матери, да и то не очень. Но матери давно уже не было…
        Теперь вся его ярость обратилась против засевшего в туннеле, как в раковине, безмозглого моллюска.
        «Ты хочешь меня? Ты меня получишь. Но придется тебе усвоить - человека так просто не возьмешь».
        И твари, засевшей в туннеле, пришлось-таки пережить пару неприятных минут. Уже убегая, Игорь услышал негромкий хлопок и, оглянувшись чуть ли не одновременно с этим, увидел забушевавший позади огонь. Раздался звук, похожий на возмущенный вздох, затем шипение. Игорь даже как будто уловил с содроганием запах горелого мяса. Теперь он был уверен - чертова масса на некоторое время забудет, как охотиться на двуногих. И еще мелькнула в голове подлая мыслишка: хороший был пистолет «Макаров», им бы он тоже не помешал, а теперь вот пропал… Но тут Игорь вдруг скорчился, и рыдание вырвалось из груди. Он опустился на пол и заплакал, а рядом сидел, обхватив голову руками, Профессор, и горько, надрывно скулила Марина, прижимая к себе девочку.
        Глава 4
        О ЧЕМ ЕЩЕ НЕ ПИСАЛ КАСТАНЕДА
        Они решили, что не станут подниматься на поверхность здесь. Кто знает, не притаилась ли в туннеле та же самая биомасса, которая, по слухам, находилась в Кремле? А может, то был какой-то другой мутант. В любом случае, проверять это никому не хотелось. Бродяги двинулись в обратный путь. И хотя теперь с ними не было Васьки, из-за раненой ноги которого им приходилось идти медленно, все четверо все равно еле ползли - сказывались усталость и переживания.
        - Ну, и куда мы теперь? - спросил вдруг Профессор.
        - Не знаю, - ответил Игорь. - Наверное, надо идти в другую сторону, к Цветному бульвару, а там либо к Сухаревской, либо к Проспекту Мира искать дорогу.
        - Это далеко, - сказал Профессор.
        - А что, у нас есть выбор? - поинтересовался Игорь.
        - Тут рядом должна быть еще станция Кузнецкий мост, - сообщил Профессор. - Только я не знаю, сможем ли мы под землей до нее добраться, или на поверхность придется вылезать. Она в стороне немного находится, но довольно близко отсюда. Там вроде мастеровые живут. А с нее переход есть на Лубянку.
        - Знаю, - буркнул Игорь. - И в каком это направлении?
        Профессор ткнул рукой в правую стену туннеля.
        - Надо искать проходы в ту сторону. Хотя если слева проход попадется, тоже неплохо - можем выйти в подземелья Большого театра, а они вроде бы сообщаются с туннелями метро. Есть шанс попасть на Красную линию.
        - Только театра нам и не хватало, - буркнул Игорь. - Цирк уже был, музей я тоже видел и еле ноги оттуда унес. Воображаю, что творится теперь в театре - не сомневаюсь, можно получить незабываемые впечатления. Но, кажется, культурную программу я и так перевыполнил на несколько лет вперед.
        - А я бы сейчас посмотрел балет, - с сожалением вздохнул Профессор. - «Лебединое озеро», например…
        Где-то над ними была сейчас Театральная площадь. «Интересно, - подумал Профессор, - уцелел ли Большой и четверка коней наверху?» Он вспомнил массивную люстру, тяжелые складки занавеса, бархат и позолоту. В оркестровой яме настраивают инструменты музыканты, в зале рассаживается нарядная публика, негромко переговариваясь. Видение было таким отчетливым, что Северцев потряс головой. Все это в прошлом и никогда не вернется. Пышные костюмы актеров, роскошное убранство зала, великолепие под стать царскому дворцу. В Малом театре много лет подряд шла пьеса «Царь Федор Иоаннович», даже когда царей в Кремле уже давно не было, - это ли не мистика?
        «Что там толковал этот парень про мертвого царя? Наверное, он прав - тени царей никогда и не покидали этого места, почему бы им и теперь не скитаться поблизости? А вот перед царем кривляется юродивый: „Дети отняли копеечку. Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича“. Ах, нет, это уже, кажется, из „Бориса Годунова“. Впрочем, какая теперь разница?.. „Нельзя молиться за царя Ирода - богородица не велит“. - Какая-то важная мысль мелькнула и пропала, зато застрял почему-то в голове царь Ирод в пышной пурпурной хламиде, с длинными седыми волосами, с крючковатым носом. Глядел подозрительно и свирепо. - При чем тут Ирод? Он тоже велел убивать детей. Васька недавно толковал об избиении младенцев, и вроде бы это было связано со станцией Полежаевская - или с какой-то соседней? Он еще говорил, что фашисты ищут одного ребенка. Что за ребенок, зачем он им?.. Как нелепо погиб Васька - плохо жил, глупо умер. Впрочем, он бы в любом случае плохо кончил…»
        Профессор понял, что потерял мысль окончательно. Попытался восстановить ход своих рассуждений - почему-то это казалось важным. Сначала он думал, что никогда больше не побывает в театре. А ведь, казалось бы, какие невероятные декорации появились наверху теперь! Какие грандиозные спектакли можно было бы ставить, какие фильмы снимать на руинах! Мечта любого режиссера. Вот только со съемочным оборудованием теперь напряженка, да и вряд ли найдутся актеры-добровольцы, готовые в буквальном смысле умереть ради искусства.
        Об этом он думал? Кажется, он вспоминал еще «Бориса Годунова». В Большом театре ставят пьесы из жизни царей, а с площади напротив неодобрительно взирает на все это памятник Карлу Марксу. Профессор захихикал, и Марина с изумлением посмотрела на него - она не видела в ситуации поводов для веселья. «Нет, все не то!» - подумал он. Мысль, казавшаяся важной, ускользнула окончательно.
        А Игорь вспомнил одну старуху с Проспекта Маркса, которая рассказывала, что была когда-то в этом самом театре балериной, танцевала лебедя. Верилось в это с трудом - старуха была худая, но крепкая и жилистая, очень вредная и драчливая. Седые волосы расчесывала на прямой пробор, остричь отказывалась категорически, очень прямо держала спину. На лице у нее постоянно была боевая раскраска - она подкрашивала глаза и губы всем, что под руку попадалось, даже сажей за неимением лучшего. Игорь однажды слышал, как другая старуха сказала ей в спину: «Подумаешь! Была седьмым лебедем у пятого пруда, потом и вовсе выгнали, а строит из себя невесть что». Игоря заинтересовало больше всего упоминание про пятый пруд. Это каких же размеров был театр, если в нем столько всего помещалось? Не зря, видно, называли его Большим. И еще о чем-то шептались старухи, но то было уже из области баек, какие взрослому мужчине слушать не пристало. Но Игорь был уверен, что в подземельях театра их ничего хорошего не ждет. Он подумал про Ваську, который так никогда и не побывал в настоящем театре. Как и он сам, впрочем: Громов был
слишком мал, когда верхнему миру пришел конец. А пьесы-агитки, которые ставились иногда на Красной линии, вряд ли были похожи на настоящий театр. По крайней мере, никаких танцующих лебедей в тех пьесах не подразумевалось, а все больше революционные солдаты и матросы да ударники труда…

* * *
        Вскоре им попался тот самый проход, уходивший вправо, перпендикулярно основному руслу, на который Игорь еще по пути обратил внимание. Создавалось впечатление, что дыра появилась в результате оползня или взрыва, но потом была расширена человеческими руками. Игорь посветил фонариком, но видно было плохо. Его смущало, что идти придется по одному, друг за другом. Если там притаился какой-нибудь хищник, он с легкостью убьет их по очереди.
        Профессор же очень оживился:
        - Я же говорил - тут все ходами изрыто! Если не к Кузнецкому мосту выйдем, то в подземелья Лубянки. А еще дальше - подземелья Китай-города, там когда-то знаменитый вор Ванька-Каин скрывался и клады свои схоронил. Там долго потом скелеты прикованные находили.
        - Ну, и на что тебе сейчас те клады? - поинтересовался Игорь. - Лучше бы склад продуктов найти или лекарства - это другое дело.
        - А может, мы на бункер какой-нибудь наткнемся? - размечтался старик. - Говорят, по всей Москве таких законсервированных объектов видимо-невидимо - на случай войны как раз строились. Вот если найдем такой - там и снаряга может быть, и оружие, и запасы еды. Если знать такое место, с голоду не умрешь.
        Они свернули в узкий боковой проход. Потом еще раз свернули. Некоторое время шли, пригнувшись, низким коридором, кое-где попадались подгнившие деревянные подпорки. Этот ход выглядел куда более древним, чем туннель, по которому текла река.
        - Надо бы запоминать дорогу или метки на стене оставлять, - озабоченно сказал Игорь.
        - Тсс! - сердито прошептал Профессор. - Здесь нельзя так громко разговаривать. Даже дышать лучше через раз. А в сторону вон той подпорки лучше вообще даже не глядеть.
        Игорь, конечно, тут же поглядел. Обычная подпорка, ничего особенного, только хлипкая очень.
        - Неизвестно, сколько лет этим туннелям, но, несомненно, тут все уже обветшало и держится на честном слове, - неодобрительно покосившись на него, проворчал Профессор. - В любой момент все это может обрушиться нам на головы от малейшего сотрясения воздуха и похоронит нас здесь.
        Проход стал еще уже. Теперь это был просто прорытая в земле нора. Игорь посветил вперед - там, кажется, проход опять расширялся или выходил в более просторный коридор - не поймешь. Женя шепотом сказала, что ей страшно.
        - Возвращайтесь на берег реки и ждите меня там, - велел Игорь спутникам. - За мной не ходите, даже если услышите шум. Если не вернусь через час, идите вверх по течению. А там уж придется вам самим решать, что делать.
        Марина как будто хотела возразить, но промолчала, только вздохнула. Профессор тоже молчал. «В сущности, он заварил всю эту кашу, ему бы и идти в первых рядах», - подумал Игорь. Но Северцев, судя по всему, предпочитал действовать чужими руками. А Игорь понимал, что толку от старика в разведке не будет, наоборот, он будет только мешать и затруднять движение. Тут и без его постоянного нытья несладко.
        Профессора же катакомбы настроили на мысли о бренности всего земного. «Вся Москва, - думал он, - буквально изрыта подземными ходами. Когда-то в них скрывался знаменитый Ванька-Каин, а теперь от него осталось лишь имя, которое уже мало кто помнит, дурная слава да, возможно, несколько припрятанных кое-где кладов, никому более не нужных. Антиквариат и золото с бриллиантами теперь не в чести - оружие, лекарства, еда и снаряжение - куда более желанные сокровища. Десятилетия спустя после смерти Ваньки-Каина бродил по подземельям Гиляровский, затем обживали подземные ходы диггеры - да много всякого народу здесь побывало, по большей части не оставившего по себе памяти. Сейчас вот мы проходим здесь. А пройдет еще совсем немного времени - и уже от нас самих не останется имен… да что там, имен - даже костей не останется! А подземелья по-прежнему будут жить своей неведомой жизнью. В Неглинке будут плавать странные пучеглазые рыбы, по берегам будут бродить белые тараканы. А будут ли еще жить люди или вымрут вскоре окончательно - никому не известно…»
        От подземных ходов мысли Профессора загадочным образом перескочили к египетским пирамидам. Наверное, оттого, что в них тоже были тайные ходы и камеры. Старик начал размышлять о великой цивилизации, оставившей такие гигантские памятники и сгинувшей бесследно. Потом вспомнились огромные статуи, которых так много появилось в Москве в последние годы перед Катастрофой. Профессор задумался, можно ли установить прямую связь между размерами памятников и сроками гибели той или иной цивилизации? Возможно, здесь есть прямая зависимость - чем грандиознее сооружения, тем ближе конец? Не исключено, что он на пороге великого открытия. Но настроение у него сразу упало, как только он вспомнил о бездарном брамине Якубовиче, который поломал ему всю карьеру в Полисе. Якубович уверял, что все его гениальные открытия сильно запоздали и никому не нужны. «Как он не понимает - у открытий нет срока давности! Хотя нельзя не признать, что из наблюдений по поводу размеров статуй уже поздновато делать выводы… Обидно, чертовски обидно!»
        Разве думал прежде Аристарх Северцев, что придется на старости лет связаться с таким отребьем? Ведь он единственный среди них, кто еще знает, о чем на самом деле писал Кастанеда. А этим уже без разницы - что Кастанеда, что Торквемада. Им дела нет ни до того, ни до другого. Все их мысли - лишь о еде да о собственной шкуре. А кому эта шкура нужна, кроме них самих? Но пока ему не обойтись без них, один он здесь пропадет…

* * *
        Игорь полз по узкому проходу. Земля словно сдавила его со всех сторон. Громов ощутил запоздалое раскаяние: зачем он вообще сунулся в эту чертову дыру? Зачем послушал безумного старика? Сейчас шлепали бы себе спокойно по туннелю. Не надо было идти у Профессора на поводу. Ведь даже если самому Игорю удастся тут пролезть, остальные ни за что не решатся следовать за ним. А Профессор и вовсе застрянет. «Надо возвращаться», - подумал Игорь, но обнаружил, что он уже не может ползти назад. Он торчал в земляной норе, как плотно пригнанная пробка.
        Игоря охватила паника. Он так и останется здесь, он задохнется! Может, остальные догадаются, что его надо выручать? Придут, попробуют вытащить? Но сколько еще времени ему ждать? И вдруг он понял: никто не придет и не спасет. Он же сам велел за собой не ходить и ждать до истечения часа!
        Вот они подождут его час. Может быть, даже два. И отправятся обратно. А он в этой земляной дыре будет постепенно умирать от голода и жажды. Или явится какой-нибудь хищник, привлеченный запахом, и будет постепенно объедать его, беспомощного. И даже если крупных хищников здесь не водится, то наверняка есть крысы. Полчища вечно голодных серых зверьков с острыми зубками. Скоро они учуют его… и лучше не думать, что будет тогда.
        Игорь сжал зубы. Нет. Не станет он паниковать. Нельзя назад - попробуем вперед. Медленно, сантиметр за сантиметром, он преодолевал расстояние и вдруг почувствовал, что нора расширяется. Он уже мог двигаться свободно. Потом ход расширился настолько, что Игорь смог идти, лишь чуть-чуть нагибая голову. Зато он почувствовал резкое зловоние - словно бы сдохло животное или поблизости находился очень давно не мывшийся человек. Громов сделал еще несколько шагов, и тут сбоку на него кинулся кто-то невероятно вонючий.
        Игорь двинул нападавшему на ощупь и, видно, попал в челюсть - тот охнул и отлетел в сторону. Но Громов и сам не удержался на ногах - от резкого движения ноги разъехались на жидкой глине. Упав, он приложился виском обо что-то твердое. Накатила противная слабость, в глазах потемнело. Сказывались недавние травмы. Тот, другой, немедленно навалился сверху, схватил за горло, пытаясь сунуть Игоря головой в лужу И ему это почти удалось. Игорь уже задыхался, как вдруг нападавший дернулся, обмяк и лежал теперь на нем без движения, придавливая к земле.
        Подождав чуть-чуть, Игорь вывернулся из-под вонючего тела, пошарил по сторонам. Пальцы наткнулись на ботинок. Мало того - он был обут на чью-то ногу. Другой рукой Громов нащупал, наконец, фонарик. Щелкнул рычажком. «Отличный ботинок, хороший выбор, - скользнула в голову идиотская мысль. - Толстый, с ребристой подошвой, почти новый». Хозяин ботинка явно знал толк в обуви и был человеком небедным. Луч скользнул вверх, осветил стоящую над ним фигуру в костюме химзащиты, но с непокрытой головой. И когда луч света упал на лицо, Игорь понял, что перед ним женщина.
        Незнакомка стояла спокойно, давая себя рассмотреть. В одной руке она держала пистолет, опущенный дулом вниз. Но Игоря не обманывала расслабленная поза - он чувствовал, что женщина начеку. Если что, пустит оружие в ход быстро, не раздумывая.
        Он с усилием поднялся. Женщина молча наблюдала за ним. Совсем молодая, лицо самое обычное: скуластое, с маленьким носиком, волосы неопределенного цвета, пожалуй, темно-русого. Стриглась явно сама - челка неровная, косая, с одной стороны волосы закрывают чуть ли не пол-лица и ухо, с другой - ухо открыто. Аккуратное вполне ушко. Игорь мог бы поклясться - неровная прическа сделана сознательно, а не оттого, что зеркала под рукой не оказалось. Конечно, в метро с парикмахерами было туго. Стригли чаще всего друг друга, кто как умел. Попадались очень способные мастера, но к ним стояли в очередь, и они заламывали высокие цены за работу. Естественно, больше этот вопрос волновал женщин. Мужчины чаще просто брились наголо, а потом так и ходили, пока волосы опять не становились чересчур длинными.
        «Да, - подумал Игорь, - женщина есть женщина. Думает о внешности, даже когда и любоваться на нее особо некому». А впрочем, почему - некому? Вот, попался же он на пути, и другие, наверное, попадаются. Он перевел взгляд ниже. Костюм измазан глиной, но на груди можно разглядеть овальные металлические вставки. На руках - черные кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Видно было - вся экипировка тщательно продумана.
        Громов перевел взгляд на тело, валяющееся под ногами. Тощий человек в лохмотьях, весь в крови. «Видимо, она его ножом пырнула», - без особого удивления подумал Игорь. В метро он уже всякого успел насмотреться, и женщины, умеющие за себя постоять, ему встречались тоже. «Значит, это она меня спасла», - понял он и, откашлявшись, сказал:
        - Спасибо.
        Девушка все так же задумчиво глядела на него.
        - Куда ты идешь? - спросила она наконец. Голос был мягким и приятным.
        - Да вот, хотели тут дорогу в метро разведать, - хрипло ответил Игорь. - Говорят, тут станция Кузнецкий мост недалеко.
        - Так ты не один? - подняла бровь спасительница. - Кто еще с тобой?
        - Старик, женщина и девочка. Они ждут меня недалеко отсюда, - ответил Игорь, удивляясь, что ему и в голову не приходит ослушаться или хотя бы поинтересоваться, в свою очередь, - зачем она его расспрашивает? В конце концов, он тоже мог бы спросить, откуда она взялась и что здесь делает. Только чувствовал - не стоит. Да и пистолет в руке девушки как-то не располагал к болтовне.
        Услышав про девочку, незнакомка будто вздохнула слегка. И Игорь не удержался - все же спросил:
        - Чем ты его? Ножом?
        - Ножом. А тебе какая разница?
        - Просто удивился. У тебя, вижу, пистолет есть.
        - Есть. Но в этих подземельях лучше не стрелять без крайней необходимости, - негромко сказала она. - Тут от малейшего звука потолок может обрушиться тебе на голову.
        Девушка невесело усмехнулась, а потом нахмурилась - словно раздумывала. Игорь ждал. Наконец она, видимо, что-то для себя решила.
        - Здесь не выйти в метро, - сказала она. - Конечно, если знать все тайные ходы, то можно было бы попробовать. Но вы одни заблудитесь, а провожать вас мне некогда. Возвращайтесь обратно, к реке, идите вверх по течению. Там перед водопадом на берегу живет старуха, она покажет вам путь к Сухаревской или к Проспекту Мира. Это будет вернее.
        - Спасибо, красавица, - сказал Игорь. - Скажи, как звать тебя?
        - Зачем тебе это знать? - насупилась незнакомка.
        - Ну, как зачем? Чтобы я знал, кому спасибо говорить утром и вечером за свое спасение.
        - Обойдешься! - неожиданно резко произнесла девушка. - Много будешь знать - не доживешь до старости. Лучше тебе вообще про меня помалкивать. Впрочем, мужчины треплют языками не меньше, чем женщины.
        - Что ж, тогда - счастливого пути! - попрощался Игорь.
        Незнакомка еще минуту-другую глядела на него, как бы в нерешительности. Затем резко развернулась и исчезла в темноте, кинув на ходу негромкое: «Прощай!».
        Игорь же двинулся в обратный путь. Одна мысль об узком отверстии вызывала дрожь, но он пересилил себя. Словно бы в награду, ползти обратно показалось ему даже легче. Не было уже того изнуряющего страха, боязни застрять намертво.

* * *
        Профессору в компании неразговорчивой Марины и хмурой Жени было не по себе. Ему казалось, что они недовольны тем, что он подбил Игоря на разведку, а сам остался в тылу.
        Осветив фонариком мутноватый поток и стены туннеля, он внезапно увидел чуть ниже по течению большое отверстие в стене на противоположном берегу. Как же они его проглядели? Профессор перешел неглубокий поток вброд и осторожно заглянул в пролом. Проход уводил в темноту. Освещая путь фонариком, старик осторожно двинулся вперед. Вскоре он увидел перед собой довольно широкое подземелье, где на каждом шагу торчали заржавевшие металлические конструкции, странные механизмы и змеились многочисленные провода. Из-под ног выскочила крыса, и Профессор приободрился. Крыса отбежала чуть-чуть, уселась неподалеку и принялась чистить усы, а Северцев тем временем оглядывал подземелье. Вскоре он обнаружил металлическую лесенку, уводившую вверх, и осторожно пошел по ступенькам. Добрался до гостеприимно распахнутого люка, выбрался, посветил фонариком - луч выхватил из темноты пыльную портьеру. «Неужели я и вправду попал в театр?» - подумал старик. Тихонько отодвинув портьеру, он увидел перед собой пустой и темный зрительный зал. Стулья были поломаны, кое-где на них проступила пушистая плесень. Из лож свешивались лианы
и словно бы тихонько шевелились под действием почти незаметного сквозняка.
        Профессору вдруг захотелось присесть хотя бы ненадолго на одно из сидений в партере, хотя вряд ли разумно было оставаться здесь. Нет, лучше он постоит на сцене. Он когда-то мечтал стать актером, хотя знал, что нет у него для этого ни таланта, ни внешних данных. Но теперь можно приблизиться к осуществлению мечты - лучше поздно, чем никогда. Что из того, что услышать его смогут лишь безмозглые и немые лианы да парочка крыс?
        - Быть иль не быть? Вот в чем вопрос, - произнес он и обнаружил, что подзабыл слова. Все же, сбиваясь и путаясь, ему удалось добраться до «Офелия! О радость! Помяни мои грехи в своих молитвах, нимфа!». Тут он картинно простер руку к залу - и случилось невероятное. Из зала раздались… аплодисменты.
        Северцев вдруг понял - то, что происходило с ним в последнее время, как раз и было дурным сном. А на самом деле никакой Катастрофы не было. Он поступил в Щукинское училище, и вот теперь настал час его триумфа. Еще немного постояв с закрытыми глазами, Профессор посмотрел в зал - и остолбенел.
        Прямо перед ним хлопало ластами существо, отдаленно похожее на тюленя, но с длинными висячими ушами. Иногда оно скалилось, словно хотело улыбнуться, и становились видны желтоватые кривые резцы огромных размеров. Чуть подальше на сиденье шелестела крыльями вичуха. Какой-то маленький, но очень противный с виду мутант суетился у самой сцены, стуча об пол хвостом. Из ложи, откуда свисали длинные щупальца, донеслись звуки, напоминавшие ехидный смех. Одно щупальце методично колотило о барьер отломанным подлокотником кресла. Послышался свист - его издавал сидевший столбиком зверек, которого можно было бы принять за тушканчика, не будь он Профессору по пояс.
        Северцев кинулся было за кулисы, но запутался в пыльной тряпке. Кое-как выдравшись из нее, он кубарем скатился по лестнице обратно в подземелье и нырнул в туннель. Сначала он бежал, потом выбился из сил и перешел на шаг. Погони слышно не было. Вскоре Профессор забеспокоился. По его расчетам, он давно должен был вернуться обратно на берег Неглинки. Неужели он перепутал туннели?
        Он посветил фонариком - туннель был выложен потрескавшимся белым камнем. Конечно же, это был не тот ход. Но Профессору страшно было даже подумать о том, чтобы вернуться обратно в подземелье театра. Тем более ему постоянно казалось, что сзади за ним кто-то идет.
        Старик двинулся вперед наудачу. Шел довольно долго, и ему уже казалось, что этот узкий ход не кончится никогда. Но вдруг ход уперся в каменные ступеньки, ведущие наверх. Профессор осторожно полез вверх и вскоре оказался в небольшом кирпичном простенке. Дальше хода не было. Подняв голову, Северцев увидел прямоугольную плиту, отличавшуюся по цвету от кирпичной кладки. Он попытался сдвинуть ее, ни на что особенно не надеясь, и плита неожиданно подалась. Профессор с трудом подтянулся и вылез, стукнувшись при этом головой. Прислушался - было тихо. Он включил фонарик и огляделся.
        Северцев находился в огромном помещении, где стояли застекленные шкафы. Оттуда на него глядели статуэтки с удлиненными глазами и черными волосами. Вдруг Профессор понял, что оказался в египетском зале Музея изобразительных искусств.
        Нельзя сказать, чтобы это открытие его обрадовало. Музей находился довольно далеко от того места, где Профессор оставил спутников, и шансы воссоединиться с ними были теперь ничтожно малы. Зато отсюда можно было добраться до станции метро Кропоткинская. Правда, расстояние, которое в прежние времена считалось совсем небольшим, могло теперь стать серьезной проблемой. Но прежде следовало осмотреться - нет ли поблизости опасности.
        Профессор глянул под ноги. Рядом валялся раскрытый саркофаг. А чуть поодаль, обхватив колени, неподвижно сидело человекоподобное существо, сплошь обмотанное бурыми бинтами. Даже лицо было замотано практически полностью.
        - Если видишь в стенах руки, не волнуйся - это глюки, - пробормотал сам себе Профессор. И тут существо пошевелилось, а потом медленно повернуло голову в его сторону.
        - Откуда ты пришел, человек? - поинтересовалось оно.
        Профессор на всякий случай решил быть вежливым. Вот только он не знал, как лучше обратиться к этому созданию. Кем оно было прежде? Раньше Северцев часто бывал в этом музее, но не помнил, что было написано на табличке возле саркофага: то ли Аменхотеп III, то ли Рамзес IV. Хотя о чем это он? Наверняка это обычный человек, случайно, как и он сам, попавший сюда. Возможно, кожа его покрыта язвами, вот он и обмотался с ног до головы бинтами. Профессор на всякий случай решил не уточнять этот вопрос. Главное - выбраться отсюда.
        - Я от самой Неглинки иду, - пояснил он. - Заблудился.
        Существо понимающе кивнуло, ничуть не удивившись.
        - И куда направляешься?
        - Да мне бы куда-нибудь в метро попасть…
        - Метро здесь под самым музеем проходит. Идем, - сказало существо. Поднялось и побрело в противоположный конец зала. Профессор отправился за ним.
        Они шли мимо тонувших в полумраке колонн, мимо застекленных витрин. Статуэтки древних собакоголовых богов, казалось, провожали их глазами. Вот они миновали крылатых быков у входа в зал и, пройдя еще немного, вышли в греческий зал, к статуе Давида. «Приятно видеть, что музей почти не пострадал, - подумал Профессор. - Хотя и странно, как это красные не растащили экспонаты? Впрочем, зачем им теперь картины и гигантские статуи? Каменный бык - плохой выразитель идей коммунизма…»
        И вдруг со стороны входа послышались тяжелые, гулкие шаги: «Бам! Бам! Бам!»
        - Хреново, - пробормотало существо хриплым голосом. - Это ты хвост привел?
        - Да я… Да я никого… - в ужасе забормотал Профессор.
        - Ладно, потом разберемся. Пошли обратно. Только не оглядывайся.
        И существо, развернувшись, стремительно засеменило в сторону египетского зала. Профессор поспешил за ним. А сзади, неумолимо приближаясь, грохотало: «Бам! Бам! Бам!»
        Сапоги идущего были словно подбиты металлическими подковками.
        «Не оглядывайся!» - предостерегающе зазвенело в голове Профессора. Но он, разумеется, не выдержал.
        Сзади, в дверном проеме, стоял гигантский бронзовый клоун, самый большой из тех, что они видели на Цветном бульваре. В шляпе, с толстой нашлепкой на носу. В руке он держал гигантскую трость и слепо таращил глаза по сторонам. И в ту секунду, как взгляд Профессора упал на эту жуткую фигуру, клоун его заметил. Кошмарно ухмыльнувшись, он широкими шагами двинулся прямо к старику.
        Профессор побежал. Теперь ему казалось, что это дурной сон, но он никак не мог проснуться. Тяжелые шаги грохотали следом, отдавались в ушах. Профессор миновал крылатых быков у входа в египетский зал, пулей пронесся мимо застекленных музейных витрин, откуда глядели изображения заморских богов. У стены, возле которой валялся саркофаг, его уже поджидало существо в бинтах, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
        - Лезь туда, а я следом, - ткнуло оно рукой вниз.
        Профессор нырнул во тьму. Существо юркнуло следом и задвинуло за собой дыру саркофагом.
        - Сюда не сунется, - удовлетворенно сказало оно.
        Некоторое время они шли по подземному ходу в молчании.
        - А куда мы теперь? - наконец не выдержал Профессор.
        Существо молча пожало плечами. Профессору становилось неуютно. Молчание начинало его тяготить. А ход то сужался, то расширялся и шел через странные помещения с низкими округлыми сводами, похожими на каменные мешки. Кое-где со стен свисали заржавевшие цепи. «Возможно, мы уже в подземельях Кремля, - мелькнула мысль. - Нет, наверное, мы где-то под Ленинской библиотекой».
        - Над нами ведь библиотека? - неуверенно спросил Северцев у существа.
        - А зачем это тебе моя библиотека? - вдруг совсем другим, подозрительным голосом спросило оно. Профессор глянул на него и увидел, что существо теперь закутано в истлевшую мантию, на голом черепе у него корона, а в руке - клюка. Оно замахнулось, Профессор в ужасе вжался в стену… и вдруг очнулся.
        Он сидел на берегу Неглинки возле отверстия в стене, прямо в грязи, а рядом стояла Марина, прижимая к себе Женю. Профессор почувствовал, что ему холодно - комбинезон слегка пропускал влагу.
        - Я что, заснул? Долго я спал?
        Марина молча пожала плечами.
        - А Игорь не вернулся?
        Она все так же молча покачала головой.
        - Еще немного подождем - и надо отсюда уходить, - решительно сказал Профессор. - Игорь ведь и сам так нам советовал.
        Марина молчала. Лицо ее было непроницаемым. Совершенно непонятно, согласна она с ним или нет.
        Профессор на всякий случай осветил противоположную стену туннеля. Ничего. Никакого прохода. Кое-где слегка выкрошился бетон - и все.
        И тут из пролома в стене рядом с ними наконец показался Громов.
        - Ты весь в глине, - приветствовала его Женя.
        - Упал, измазался, - пояснил Игорь.
        - А рукав и спина - в крови, - так же без всякого выражения сказала Женя.
        - Ты что, ранен? - забеспокоилась Марина.
        - Да что вы все всполошились?! - заорал Игорь. - Говорю вам, ничего страшного! Носом кровь пошла, наверное. Мне ведь фашисты все легкие отбили!
        Профессор ничего не сказал, но в глазах его так и читался немой вопрос: каким образом кровь из носа могла так испачкать комбинезон на спине?
        - А мы вроде голоса слышали… - сказала Марина.
        - Это я чертыхался, когда в лужу упал, - объяснил Игорь, чувствуя, что врет очень неубедительно.
        Вскоре они снова обнаружили углубление в стене. Его почти не видно было из-за корней деревьев, именно здесь свисавших особенно густой бахромой. На этот раз Игорь, наученный горьким опытом, сразу оставил спутников на берегу, а сам осторожно двинулся вглубь. Но далеко он не ушел. Проход кончился небольшой земляной камерой. На полу лежала куча тряпья. Игорь посветил и вздрогнул - из тряпья торчала рука со скрюченными пальцами. На руке не хватало мизинца.
        «М-да, пожалуй, Кастанеда ни о чем таком уж точно никогда не писал…»
        Игорь осторожно присел, разглядывая труп. Это был мужчина средних лет. Судя по всему, умер он дня два назад. И, судя по глубокой ране в груди, не своей смертью. Преодолевая брезгливость, Игорь обыскал покойника, но ничего не нашел. Возможно, если что у бедняги и было, то все забрал убийца. Когда Громов переворачивал тело, он заметил - у мертвого было отрезано одно ухо. И совсем недавно, судя по характеру раны. Или непосредственно перед смертью, или сразу после. Хотелось бы верить в последнее.
        «Вот загадка, - подумал Игорь. - Ну, насчет пальца еще можно понять - наверное, мужчина носил кольцо, а убийца не сумел снять и попросту отрезал сустав. Но ухо-то зачем ему понадобилось? Может, это маньяк, который коллекционирует уши своих жертв?» Впрочем, Игорь вспомнил, что некоторые мужчины из желания казаться оригинальными носят в одном ухе серьгу. В определенных кругах это даже модно. Все же такая версия не казалась ему убедительной. А если и так, значит, поблизости орудует какой-то беспредельщик, способный убить человека за украшение, и лучше побыстрее уносить отсюда ноги. Игорь вернулся к своим и снова ни о чем не стал им рассказывать. Объяснил, что это просто нора в земле, которая никуда не ведет. И они опять пошли вверх по течению - в направлении Цветного бульвара.
        Глава 5
        БЕРЕГИСЬ ВОДЫ
        Игорь машинально отметил - на обратном пути они уже не увидели на берегу мужчину и тело женщины. Унес ли он ее куда-то, или кто-нибудь все же воспользовался его беспомощным положением, прикончил, ограбил и кинул трупы в реку - кто знает?
        Вскоре они увидели на берегу Костю. Рядом замер белый таракан Грегор. Он что-то неотрывно высматривал в реке. Вдруг таракан сделал неуловимое движение передними лапами, и в них забилась головастая пучеглазая рыба, разевая зубастую пасть. Грегор ловко держал ее, избегая острых зубов, и через минуту-другую рыба затихла. Тогда насекомое-переросток положило добычу к ногам Константина, и тот ловко кинул ее в мешок, где уже находилось несколько других. А таракан снова застыл над водой.
        Некоторое время они смотрели, как Грегор охотится.
        Потом Костя решил, что на сегодня достаточно, и одну из рыб отдал таракану. Тот взял ее передними лапками, церемонно поднес к голове и принялся деликатно жевать, шевеля усами. Игоря замутило, но все остальные восприняли зрелище совершенно нормально. Особенно Женя - она глядела на таракана чуть ли не с восторгом.
        Затем Костя положил пойманную рыбу отмачиваться в помятом ведре и пригласил их поужинать. Развел костер прямо на берегу реки, вскипятил чай. Он не спрашивал ни о чем - путешественники сами рассказали ему, как погиб Васька. Костя долго молчал.
        - Значит, туда лучше не ходить, - подытожил он. - А вы-то что собираетесь теперь делать? Хотите - живите здесь, места полно. Тут, правда, тоже разные люди ходят. Настоящих бандитов вроде нет, для них тут поживы мало, но уродов хватает.
        - А если в ту сторону пойти, куда можно выйти? - спросил Игорь. Он все же не терял надежды вернуться к людям. Не видел смысла оставаться здесь, с бродягами.
        - Вверх по течению? - переспросил Костя. - Упретесь прямиком в Лизкин пруд.
        - Это где ж такой? - заинтересовался Профессор.
        - Тут неподалеку наверху парк, а там и пруд.
        - Екатерининский парк, - догадался Профессор. - Рядом с Суворовской площадью.
        - Ну, типа того, - согласился нелюдим.
        - Но я не понял, почему пруд так называется? - удивился Профессор. - Вроде в прежние времена у него вообще названия не было. Считалось, что это часть притока Неглинки, которая видна на поверхности.
        - Да просто в том пруду Лизка-утопленница живет, - невозмутимо ответил Костя. Марина с Женей сразу уставились на него во все глаза, а Игорь удивился - вроде мужик с первого взгляда производил впечатление вменяемого. Впрочем, поживи тут с тараканом, начнешь еще и не то сочинять. Совсем как Марина…
        - Интересно-интересно, - протянул Профессор. Покопавшись в рюкзаке, он выудил клочок бумаги, огрызок карандаша и попросил: - А можно поподробнее.
        И Константин охотно принялся рассказывать:
        - Лизка-то еще в прежние времена, задолго до Катастрофы утопилась. Говорят - от несчастной любви.
        - Бедная, - машинально сказал Игорь. Впрочем, скорее из вежливости. На самом деле ему вовсе не жаль было неизвестную Лизку. Мало ли людей погибло во время Катастрофы, так их имен никто не знает. А эту не только помнят люди - она себе еще и персональный пруд захапала. И за какие заслуги, спрашивается, - за то, что хватило ума утопиться? Вот так всегда - одним почему-то все, а другим ничего…
        - Что, прямо в этом пруду? - спросил Профессор.
        - Да нет, утопилась она в другом пруду. А живет здесь - видно, нравится ей тут. Им, мертвым, перебраться из одного места в другое - не проблема.
        - А с чего вы взяли, что именно она здесь живет? - удивился Профессор.
        - Так видели ее люди. Лицо все белое, глаза закрыты, маячит на глубине, руки к тебе тянет. Может, кое-кого и утащила уже к себе. Не всем, конечно, она показывается. Но, говорят, увидеть ее - очень нехорошая примета. В общем, лучше немного не доходя пруда на поверхность подняться. Там будет парк, с одной стороны - метро Достоевская, с другой - спорткомплекс Олимпийский. А за тем спорткомплексом - метро Проспект Мира.
        - А что с Достоевской? Говорят, она разрушена? - поинтересовался Профессор.
        - Разное люди болтают, - неохотно ответил Костя. - Одни тут проходили, сказали - не так уж сильно она разрушена, но жить там страшно. Там как на станцию по лестнице спускаешься, на одной стене черный человек нарисован, на другой - девушка в белом. И вот, говорят, раз в год выходит тот черный человек из стены, и девушка ему навстречу. И непременно в эту ночь кто-нибудь умрет. Оттого и не живут там люди - боятся.
        - А на Проспекте Мира? - спросил Игорь.
        - На Проспекте Мира живут, говорят, - отозвался Костя. - И на кольцевой, и на радиальной. Да только туда надо мимо Олимпийского комплекса добираться, а там на крыше вичухи гнездо свили. Да и через сам комплекс идти тоже непросто.
        - Там раньше книжный рынок был, - мечтательно протянул Профессор. - Может, книги еще остались…
        Нелюдим как-то странно поглядел на него.
        - Ничего не могу сказать, - произнес он, помолчав. - Одно только: нельзя оттуда ничего брать. Ну, вроде как с кладбища - примета плохая. А если уж очень хочется, надо что-то там оставить взамен - иначе плохо будет.
        - Да что там такое? - спросил Профессор.
        Костя неопределенно махнул рукой:
        - Разное люди болтают, даже повторять не хочу. Будто там торговцы сидели, которые книжки продают. И говорят, когда все началось, в метро почти никто из них не побежал, хотя поблизости оно было. Одни, видно, не поверили, что так серьезно все, другие вовремя не спохватились, а третьи все поняли, но не захотели книжки свои бросать. И болтают люди, что большинство этих торговцев умерли, конечно, но некоторые как бы не совсем.
        - Как это - не совсем? - не понял Игорь. У Марины заблестели глаза.
        - Не хочу я об этом говорить, - пробормотал Костя. - Вроде они там так до сих пор книжки свои и стерегут. Правда или нет, не знаю, сам я туда не совался. Но в общем, я вас предупредил.
        - А здесь водятся привидения? - жадно спросила Марина.
        Костя отнесся к ее вопросу абсолютно серьезно.
        - Вот это, - он обвел рукой широкий коридор, - новый коллектор. Местные говорили, его не так давно построили, ближе к концу прошлого века. А трупы-то в старый скидывали, в основном, - он ткнул рукой себе за спину, в направлении сводчатого хода, выложенного красным кирпичом, где, как понял Игорь, Константин и оборудовал себе жилье. - Хотя, кто его знает? И в новый, может, мертвецов сбрасывали, но не в таком количестве. А там дальше, в старом, и правда беспокойно - стоны слышатся и звуки всякие. Иногда, знаете, как будто кто-то скребется в стену изнутри - с той стороны. Раньше-то, с непривычки, жутко было, а теперь привык. Кажется мне, живых тут стоит опасаться больше, чем мертвых.
        Игорь вспомнил странные звуки в подземном коридоре, в который они забрались сначала, и ему стало не по себе.
        - Ну, думаю, у нас посерьезнее есть проблема - еда кончается, - сказал он с напускной бодростью, чтобы показать, что его не волнуют все эти байки.
        - Это беда поправимая, - сказал Костя. - Я вам с собой копченой рыбы дам, а еще можно вылазку на поверхность сделать за продуктами. Тут на углу Трубной магазин большой, я туда хожу изредка. Кое-что там еще осталось.
        Игорь удивился, что магазин еще не до конца разграбили. Впрочем, ведь станции метро, находящиеся поблизости - Цветной бульвар и Трубная, - необитаемы…
        - Не всегда и решишься туда выйти - в иные ночи страшно бывает, - поделился Костя. - Особенно когда ветер поднимается наверху и в ближайшем монастыре начинает колокол словно сам собой звонить. В такие ночи лучше на поверхность вообще не соваться…

* * *
        Вылазку наметили на ближайшую ночь. Решили, что пойдут Игорь с Мариной в сопровождении Кости, а Профессор и Женя останутся с Грегором.
        Нелюдим провел их в одно из тупиковых ответвлений подземного хода, где он оборудовал себе жилье. В узком, выложенном красным кирпичом помещении, отгороженном драной занавеской, было относительно сухо и почти уютно. На вбитых в стены гвоздях была развешана одежда, на полу стояла самодельная кровать из досок, на которой валялся массивный квадратный матрас и несколько толстых дырявых одеял, которые условно можно было считать чистыми. «Интересно, как Костя приволок сюда матрас?» - подумал Игорь, но расспрашивать не стал.
        Нелюдим, позвав с собой Игоря и Профессора, показал им еще несколько досок, валявшихся в проходе. Когда принесли их в жилище и накрыли одеялами, получились еще спальные места. В стене была ниша, где стояла посуда - помятый котелок, в котором Костя кипятил чай, и несколько красивых, почти новых, но уже закопченных кастрюль, в которых можно было разогревать пищу, поставив на кирпичи.
        - А спать-то ты тут не боишься? - спросил Игорь.
        В ответ Костя с гордостью продемонстрировал две заржавевшие металлические дуги - неизвестно откуда добытый капкан.
        - Я его каждую ночь ставлю перед входом, - пояснил он. - А утром первым делом снимаю. Ну, и Грегор тоже караулит.
        Игорю стало не по себе. Он представил, что будет, если однажды нелюдим забудет про ловушку. Но Костя уверил его, что такого быть просто не может.
        - И попадался уже кто-нибудь? - поинтересовался Игорь.
        Нелюдим сразу поскучнел - этот вопрос ему очень не понравился. Он покачал головой.
        - А вдруг хороший человек заблудится и в капкан попадет? - спросила Женя.
        - Что в наших подземельях может понадобиться хорошему человеку? - вопросом на вопрос ответил Костя и поспешил сменить тему. Но у Игоря от этого разговора остался какой-то неприятный осадок.
        Вечером стали готовиться к вылазке. Игорь взял автомат, а Марине вручил нож, доставшийся ему от Васьки. Женя глядела, как они собираются.
        - Игорь, - тихонько сказала она, - можно тебя попросить?
        - Попробуй, - ответил он с улыбкой. Решил, что девчонка сейчас попросит принести ей что-нибудь из магазина. Даже порадовался - уж больно печальной она была последнее время, да и смерть Васьки тяжело ей далась. Слишком много ей выпало совсем не детских испытаний. Теперь, видно, отходит понемножку, и слава богу.
        - Научи меня стрелять, - сказала Женя.
        Он уставился на нее. Девочка глядела серьезно, прямо. У него сердце защемило. Вот какие игрушки по вкусу теперешним девчонкам. Но он не стал спрашивать - зачем, и так было ясно.
        Не то чтобы он любил детей. Но иногда, задумываясь о будущей жизни, представлял себя и Лену вместе. А когда уж совсем далеко заходил в мечтах, воображал маленького мальчика, которому он рассказывал бы всякие истории, а когда подрастет - научил бы всему, что сам умел, и защищаться, конечно, тоже. Но чаще ему казалось, что в подземке детей заводить неразумно. Погибнет - и будешь маяться. Или мутант родится. Зачем обрекать малышей на жизнь без будущего?
        А вот теперь у него сердце защемило при виде чужого ребенка. Слишком рано повзрослевшей девочки.
        - Научу, - решительно сказал он. - Надо только время выбрать и место подходящее. В этих подземельях ведь неизвестно, кто на звуки выстрелов может сбежаться.
        - Ты обещал, - сказала Женя, и он снова подивился ее серьезности. Кивнул и потрепал ее по русым волосам, перехваченным неизменной выцветшей косынкой.
        Перед уходом Костя объяснил Грегору:
        - Я ненадолго, скоро вернусь. Жди.
        И он погладил насекомое между глаз. Таракан, словно понял его, попятился в боковой проход и прижался там к полу, распластавшись и слившись с пейзажем. В таком положении он замер.
        - Часами может так лежать, - похвастался гордый своим любимцем Костя. - Но чуть что услышит - реакция моментальная. Словно и не спит никогда. Такая умная тварь!
        - А он тут один, или другие такие есть? - спросил Игорь.
        - Есть другие, но дикие. Чуть увидят меня, убегают сразу. А он иногда уходит к ним ненадолго, потом опять ко мне возвращается. Мне иногда кажется, - понизил голос Костя, - что он на самом деле меня изучает. Что это я дурак, считаю себя, человека, царем природы, венцом творения и все такое. А на самом деле главные - такие, как он. Иной раз гляжу на него - и страшно делается. Сидит неподвижно, усы свои выставит и тихо-тихо ими шевелит. О чем он думает, что у него в голове? Кажется, все понимает, только сказать не может. Но прогнать его не могу, да и не хочу - очень уж я от него завишу.
        Игорь еще раз подивился странной дружбе человека и таракана. Но в последнее время ему и так довелось увидеть много необычного.
        Костя положил в свой рюкзак сверток с копченой рыбой, еще какую-то еду.
        - По дороге еще в одно место заглянем, - объяснил он.
        - Куда это? - заинтересовался Игорь.
        - Да тут поблизости чудак один живет. Тоже отшельник, вроде меня. В старом коллекторе, который от основной системы отрезан давно. Туда только с поверхности можно попасть. Я его навещаю иногда, приношу еды немного. А так он все больше мхом да грибами питается. Большого ума человек, иногда такие вещи говорит - словно насквозь тебя видит. С ним побеседовать не вредно.
        Игорю не очень-то хотелось к отшельнику в гости, но спорить с хозяином тоже не приходилось - как-никак, без него они бы вряд ли сумели добраться до продуктового магазина.
        Надев костюмы химзащиты и взяв с собой оружие, противогазы и респираторы, Константин, Игорь и Марина приготовились идти.
        - А куда этот ход дальше ведет? - спросил Игорь, указывая в противоположном направлении. Кирпичный коридор там куда-то заворачивал.
        - Да он в другой коридор выходит, потом еще с одним пересекается. Тут многие ходы завалены. Раньше, говорят, целая система ходов была, с подвалами жилых домов сообщалась.
        Игорь вспомнил рассказ Профессора о том, как раньше грабители и воры уходили по этим подземельям от облавы. Словно в ответ его мыслям, из глубины подземного хода послышался звук шагов. Все оторопели. Игорь на всякий случай схватился за автомат. Марина стояла, остолбенев, - похоже, она ожидала, что вот-вот перед ними появится призрак.
        Из бокового хода вывалился здоровенный детина в измазанном глиной защитном костюме. Даже на лице были серые разводы. Не обращая внимания на автомат в руках Игоря, он деловито спросил:
        - Мужики, к Маяковской я правильно иду?
        - К Маяковской - это тебе прямо, потом направо, вверх по течению, а возле водопада налево, - сказал Костя после минутного оцепенения.
        - Спасибо, братан! - кивнул детина и грузно потопал в указанном направлении, а они еще некоторое время оторопело смотрели ему вслед. Впрочем, на призрак детина, пожалуй, не тянул - слишком уж смачно чавкали по жирной грязи его разбитые кирзовые сапоги.
        - Я же говорю - проходной двор! - немного придя в себя, недовольно буркнул Костя. - И откуда только он взялся - там же тупик? Сверху, что ли, спустился, или я какой-нибудь лаз пропустил? Надо будет посмотреть потом…

* * *
        Костя, Игорь и Марина прошли немного вниз по течению и остановились в том месте, где вверх уходила круглая труба со скобами-ступеньками. Костя посетовал, что некоторые скобы расшатались и скоро выбираться будет трудно. Они надели противогазы, а Марина - респиратор, после чего Игорь подсадил напарника, и тот ловко полез вверх. Затем Игорь помог уцепиться за скобы Марине, и сам полез последним, не без труда подтянувшись. Все-таки одна рука еще плохо слушалась, да и ребра сразу заныли. Здорово его тогда в Рейхе отделали…
        Костя долго возился, отваливая тяжелую крышку люка. Наконец ему это удалось, и он исчез снаружи. За ним выбралась Марина, затем вывалился Игорь.
        Перед ними была площадь, освещенная слабым светом луны. На четыре стороны расходились бульвары. Один уходил налево - Игорь понял, что именно там, на круглой площадке, они видели страшные фигуры. В начале бульвара торчала неведомо почему не обрушившаяся колонна, увенчанная фигуркой с занесенным копьем. Другой бульвар протянулся вверх, на вершину холма. По левую сторону от него находилось жутко изуродованное здание, состоявшее как будто почти целиком из стекла. Острые осколки торчали, как огромные зубы неведомого животного. С правой стороны бульвара, за кирпичной стеной, возвышались хорошо сохранившиеся башенки с куполами и крестами. «Церковь. А может, и монастырь», - понял Игорь; он уже видел такие во время одной из прежних вылазок. А чуть ближе, на самом углу площади, находилось невысокое светлое здание, довольно длинное и почти не поврежденное.
        Перед ним тоже протянулся небольшой бульвар с чахлыми полузасохшими деревцами, выломанными кустарниками и вытоптанной травой. Туда и указал Костя.
        На бульваре они обнаружили очередной люк. Перед тем как начать спускаться, нелюдим с силой долбанул по нему три раза валявшимся поблизости кирпичом. «Что он делает? - забеспокоился Игорь. - Сюда же сейчас сбегутся мутанты со всей округи!». Костя же, как ни в чем не бывало, нырнул в люк. Игорь указал Марине, чтоб лезла следом, и лишь потом, в последний раз окинув настороженным взглядом окрестности, начал спускаться сам, постаравшись как следует задвинуть за собой тяжелую железную крышку.
        Они оказались в коридоре с полукруглым сводом, выложенным красным кирпичом - почти как в жилище Кости. Здесь было почти сухо, но стены покрыл мох (кое-где ободранный) и бело-серые уродливые наросты. Марина и Игорь прошли немного вслед за Костей и увидели сидящего прямо на кирпичах человека. Вид у него был изможденный, темные волосы слиплись в колтуны. На незнакомце было длинное черное дырявое пальто необъятных размеров, служившее одновременно и подстилкой, и одеялом. Из-под пальто торчали тощие ноги, обтянутые черными рейтузами, обутые в драные кеды. Игорь огляделся - вокруг валялись какие-то яркие пакеты, коробки, обертки - по большей части, видимо, из-под еды. Вряд ли отшельник бедствовал. Тут Игорь заметил, что сидящий следит за ними из-под опущенных век.
        Костя стянул противогаз, скинул рюкзак и достал оттуда сверток с рыбой. Протянул отшельнику. Тот взял сверток, принюхался, закатил глаза, вытащил кусок рыбы и принялся с удовольствием жевать. Потом утомленно откинулся к стене и произнес:
        - Ну спрашивайте.
        - Что спрашивать? - не понял Игорь, успевший к тому времени тоже стянуть противогаз.
        - Что хотите узнать, - снисходительно пояснил сидящий. - Раз вы нарушили мое уединение, значит, что-то вам нужно. Да побыстрее давайте - вы мне мешаете слушать, что происходит вокруг. Я слышу, как черви гложут покойника в километре отсюда. Как в туннелях ползают под землей гигантские слепые змеи. Как в Зоопарке чудовище, обитающее в пруду, скрывшись под водой, подкарауливает добычу. Вичухи, сегодня летают ниже обычного - возможно, завтра наверху будет дождь. Группа сталкеров выходит сейчас с Лубянки - и не все из них вернутся обратно. А в Рейхе фашисты решают судьбу всего метро. То есть это им кажется, что они решают, - на самом деле от них ничего не зависит, конечно. Но я на всякий случай должен быть в курсе. Неважно, что моя бренная оболочка находится здесь - мое астральное тело может в это время путешествовать где угодно.
        Игорь хотел спросить, что происходит сейчас на Красной линии. Но вместо этого с удивлением услышал свой голос:
        - Как мне теперь жить?
        Костя с интересом посмотрел на него, но промолчал. Отшельник вгляделся в лицо Громова и пожевал губами.
        - Берегись воды, - изрек наконец он. Костя с почтением поглядел на отшельника. Потом вопросительно указал на Марину, которая так и не стала снимать респиратор.
        - Женщинам не предсказываю, - мрачно буркнул отшельник. Игорь удивился: как он понял, что это именно женщина? Ведь лицо Марины было скрыто капюшоном, и она молча стояла в стороне.
        - Еще что-нибудь? - раздраженно спросил отшельник, явно теряя терпение.
        - Но я не понял… Разве это был ответ?
        - Чего тут непонятного?! - окончательно выйдя из себя, рявкнул отшельник. - Какой еще ответ тебе нужен?! Берегись воды, вот и все! - оглянувшись на Марину, он подумал и добавил: - И баб - тоже. А теперь уходите. Я и так на вас много времени потратил. Теперь долго сосредоточиться не смогу.
        И он закрыл глаза, окончательно потеряв интерес к своим гостям.
        Костя скорчил Игорю гримасу и стал торопливо натягивать противогаз. Пожав плечами, Громов последовал его примеру, и они направились обратно. По мнению Игоря, они завернули сюда совершенно зря, ничего умного этот чудик сказать им не мог. Но раз уж их проводнику так приспичило заглянуть к нему, что оставалось делать? А теперь пришлось снова подниматься по трубе.
        Выбравшись вновь на покрытый чахлой растительностью бульварчик, они осторожно двинулись обратно к длинному светлому зданию, обходя остовы машин. Кое-где навек застыли троллейбусы, их Костя старался обходить подальше. С Цветного бульвара иногда раздавались странные звуки - словно кто-то громко откашливался, давясь застрявшей в горле костью. А когда они затихали, можно было различить нежный щебет и стрекотание.
        Они подошли ко входу в здание, отмеченному несколькими колоннами, и Костя осторожно толкнул стеклянные двери. Слева Игорь увидел зал, заставленный столиками, оттуда шарахнулось какое-то животное и выскочило в разбитое окно. Они повернули направо по коридору; по бокам были стеклянные витрины. Вроде бы там висела одежда, но Костя еще перед выходом дал четкие инструкции: шмоток не брать, ничего путного там все равно нет. И теперь Игорь сам убедился в этом - одежда в витринах выглядела тяжелой и неуклюжей либо слишком легкой и непрочной для походной жизни. Но тут слева он увидел закуток, где висели пестрые платочки. Воровато оглянувшись, Громов протянул руку и сгреб сразу несколько. Он подумал, что Женя наверняка обрадуется обновке, ее-то косынку давно пора было выбросить.
        А поблизости был обувной отдел. И Игорь не удержался - завернул туда. Обувь была разбросана по полу, трудно было найти парные ботинки. К тому же на ощупь она казалась чересчур тонкой. Наконец ему удалось найти остроносые сапоги, все в заклепках, украшенные цепочками. Они были похожи на те, в которых ходил Айрон Медный. Пришлось взять так, без примерки, иначе он рисковал отстать от своих и заблудиться в этом стеклянном лабиринте. К счастью, выскочив из обувного отсека, Громов увидел, что они как раз сворачивают за угол.
        Марина оглянулась на него - она дисциплинированно шла за Костей, старалась не отставать и почти не смотрела по сторонам. Они повернули налево, но тут Игорь опять отвлекся - что-то блеснуло в одной из витрин. Легко выбив стекло прикладом, он посветил фонариком и взял оттуда блестящие камешки на цепочке и небольшую рыбку, переливавшуюся и искрившуюся. Костя, обернувшийся на грохот, вскидывая пистолет, недовольно погрозил Игорю кулаком.
        Проходя мимо отдела игрушек, Игорь вновь не сдержался и прихватил куклу. Она была не такая красивая, как те, в кукольном театре, зато целая. Уж такой-то Женя наверняка обрадуется.
        Наконец они добрались до цели - полок, уставленных банками и пакетами. Кое-где разорванные пакеты и упаковки валялись прямо на полу. Все трое принялись набивать рюкзаки. Константин предупредил перед выходом - брать надо в первую очередь консервы, крупы и чай в железных коробках. Марина, покрутив в руках небольшую пластиковую бутылочку с яркой этикеткой, тоже сунула ее в рюкзак, затем еще одну, похожую, и несколько небольших брусочков в ярких бумажных упаковках.
        А потом со стороны входа донесся звук, от которого они похолодели, - низкое, утробное рычание.
        Костя, перехватив автомат поудобнее, указал рукой в направлении другого выхода. Они осторожно принялись отходить, протискиваясь через узкие проходы. И кто только это придумал - перегородить выход какими-то стойками, перилами?
        Крадучись, они свернули направо, в тот же коридор, по которому пришли. Игорь поглядел налево и увидел на фоне стеклянного окна гибкую фигуру огромного зверя с горящими глазами и круглой усатой мордой. И если бы только его! Возле зверя неподвижно застыл… человек.
        Игорь не мог толком разглядеть его. Ему только показалось, что неизвестный был на голову выше него, поджарый, широкоплечий и стройный. И ни противогаза, ни респиратора на нем не наблюдалось. Да и вообще он был то ли голым по пояс, то ли одет во что-то облегающее.
        Человек протянул руку в их сторону. Повинуясь этому жесту, зверь сделал шаг по направлению к бродягам, скаля внушительные клыки. И тогда Костя дал очередь из автомата - без предупреждения и, кажется, даже не целясь. Зазвенело бьющееся стекло, а Игорь и компания кинулись вдоль по коридору.
        На бегу Костя указал в один из отсеков, и они, задыхаясь, вломились туда. Здесь на вешалках все еще висела одежда - плотные, тяжелые и объемные вещи, видимо, для зимы. Беглецы спрятались за длинным рядом вешалок. Через пару секунд они услышали грохот - это обвалил что-то прыгнувший зверь. Костя раздвинул висевшие вещи и выстрелил снова. Раздалось неожиданно тонкое жалобное поскуливание. А еще через пару минут, не веря своим ушам, они услышали, что поскуливание это стало удаляться. То ли неведомый хозяин позвал зверя, то ли он сам решил не связываться с такой вредной добычей.
        Костя указал в сторону выхода, и они заторопились туда. Одну из курток, показавшуюся ему теплой и не слишком тяжелой, Игорь все же прихватил.
        Через площадь они пробежали без приключений и, благодаря Костиному опыту, быстро нашли тот самый люк. Мужчины моментально отвалили крышку, и через пару минут они все уже были внизу.
        Глава 6
        НА БЕРЕГАХ ОЧЕНЬ СТРАННОЙ РЕКИ
        Профессор с Женей встретили товарищей так, словно и не надеялись уже увидеть их живыми. Они принялись разбирать добычу и обсуждать случившееся.
        - А я тебе говорю - манекена ты испугался! - в который раз уже упрямо твердил Костя. - Зверь был, не спорю. А людей там никаких быть не могло!
        - Еще б ты спорил, - усмехнулся Игорь. - Но во-первых, я не испугался. А во-вторых, он шевелился. И не просто шевелился, а сам на нас зверя и натравил!
        - Ну, мало ли - свет упал на него, тебе и показалось. Или ты всерьез думаешь, что кто-то из цирковых уцелел и теперь со своими дрессированными зверушками тут обитает? Глупости это. А вот то, что зверь в магазин дорожку протоптал, - это плохо. Теперь не знаю, можно ли ходить туда. Если только с напарником. Вы-то что решили - уйдете или останетесь?
        - Не знаем пока, - туманно ответил Игорь, хотя про себя уже твердо знал - не останется он здесь.
        Громов достал из кармана блестящие вещички - оказалось, это браслет из белого металла с переливающимися фиолетовыми камешками и красивое кольцо в виде золотой рыбки, усеянной блестящими стеклышками.
        - Раньше наверху такие вещи больших денег стоили, - заметил Профессор.
        Игорь протянул браслет Марине. У нее восхищенно заблестели глаза, она погладила цепочку, полюбовалась фиолетовыми камушками.
        - Надень, - предложил Игорь.
        - Нет уж, еще потеряю, - отказалась она и убрала браслет в нагрудный карман. - Лучше побережем, может, пригодится. Если туго станет, на еду выменяем.
        Кольцо Игорь дал Жене. Она тоже не выказала особой радости. Нет, она, конечно, смутилась и пробормотала: «Спасибо, неужели это мне?» Но примерять не стала и, покрутив в руках, отдала Марине: «Боюсь потерять».
        Игорь слегка обиделся. Но потом решил, что девочка еще мала и не интересуется блестящими побрякушками. Да и изящные вещицы выглядели абсолютно неуместными здесь, в мрачном сыром подземелье. Хотя в его представлении девочки чуть ли не с пеленок должны были увлекаться подобными вещами. Хлопнув себя по лбу, он достал из рюкзака и протянул Жене куклу. Ну, теперь-то она наверняка обрадуется.
        Но вместо этого девочка вдруг… разрыдалась.
        - Что ты? В чем дело? - спрашивал Громов тревожно.
        - Ты такой добрый! - всхлипывала она. - Не надо! Я не стою! Не надо мне ничего дарить!!!
        Игорь окончательно растерялся. Кто бы мог подумать, что с девочками так трудно найти общий язык! И тут он вспомнил про косынки.
        - Ну, не плачь. Посмотри, что я еще принес.
        Он достал несколько пестрых платочков. Один из них тут же схватила и накинула на плечи Марина - кажется, она обрадовалась этому раскрашенному кусочку ткани даже больше, чем браслету. Потом она выбрала себе еще один пестрый шарфик, тут же намотала его на больную руку поверх повязки. А Женя снова повела себя как-то странно. Она смотрела на Игоря уже чуть ли не испуганно.
        «Дурак я, - подумал он. - Совсем запугал девчонку. Ну, не радуют ее подарки - что ж делать? А может, она думает, что я ей не просто так все это дарю? - От этой мысли он даже покраснел. - Тьфу, черт, надо с ней аккуратней, а то ведь будет меня бояться до полусмерти. Бедняга! Наверное, много всякого пришлось ей вынести, вот она теперь и не доверяет никому, смотрит с подозрением на всех. Особенно - на мужчин».
        Он отозвал в сторону Марину:
        - Ты бы сказала девчонке, чтоб она свою рваную тряпку, которой волосы завязывает, сменила на что-нибудь получше. Объясни ей, что это я так просто, от души. И если хоть платок в подарок не примет - обидит меня.
        - Ладно, - со вздохом сказала Марина. - Ты ее не вини, ей тоже тяжело…
        - Да я понимаю, - кивнул он. А потом извлек, наконец, из рюкзака свою главную, как он считал, добычу - сапоги. И присвистнул. Они оказались зеленого цвета. Профессор хмыкнул.
        - Могло быть и хуже, - заметил он. - Хорошо еще, что не красные.
        Игорь тут же отодрал цепочки. Вот с заклепками ничего нельзя было поделать. Он переобулся, а ботинки наконец вернул Профессору. Тот снова хмыкнул, но на этот раз недовольно: после того как Игорь исходил в них почти всю Неглинку, обувь стала выглядеть еще более плачевно, чем прежде.
        Сапоги оказались лишь чуть-чуть велики. Игорь решил, что сделает смазку из жира и сажи и натрет их как следует. И от влаги будет защита, и выглядеть обновка станет не так странно и вызывающе.
        Они снова развели костер на берегу реки и сварили из принесенной крупы кашу, к которой Костя выдал всем по куску вяленой рыбы. Потом вскипятили воду, заварили настоящий чай и уселись греться вокруг костра, разморенные вкусной едой. Игорь посветил на воду, и тут же раздался плеск. Нелюдим объяснил, что это раки. В темноте они выползают на берег, но света боятся и тут же плюхаются обратно в речку. Ловить их не так-то легко, зато мясо у них очень вкусное. Раньше ему попадались в основном мелкие, но в последнее время стали встречаться и довольно крупные экземпляры. Поймаешь одного такого - вот и обед. Правда, клешни у них тоже здоровые, и надо быть очень осторожным, чтобы не лишиться пальцев.
        - А ты сам-то откуда сюда пришел? - задал Игорь давно интересующий его вопрос.
        - Сталкером я был, - нехотя ответил тот. - А потом забрел в эти места - и понял, что не хочу к людям возвращаться. Так и остался здесь.
        Игорю показалось, что Костя многое недоговаривает, но не бередить же было душу гостеприимного хозяина назойливыми вопросами. Тем более после сытной еды его начинало клонить в сон. Да и остальные клевали носом.
        - Пойдемте в мое жилище, - позвал Костя. - А Грегор покараулит, разбудит, если что.
        И они залезли в боковой проход, где у нелюдима было оборудовано спальное место. Улеглись и вскоре заснули.

* * *
        Когда Игорь проснулся, он услышал монотонное журчание воды. Как будто она текла струей где-то совсем недалеко от него. Он приподнялся, нашарил фонарик и осветил Костю - тот тоже не спал.
        - Дождь наверху, - пояснил он. - Хорошо хоть ночью повезло с погодой.
        Вода, стекая откуда-то из угла, журчала по полу и устремлялась по боковому проходу вниз, в подземную реку. Было прохладно и сыро.
        - Может, костер развести? - вслух подумал Игорь.
        - Ну, если только прямо здесь, - отозвался Костя. - В реке воды прибыло, берега заливает. Площадь-то как бы в углублении находится, во время дождя вся вода сюда стекает. Хорошо еще, такие сильные дожди бывают нечасто, а когда дождь перестанет, вода вскоре снова спадет.
        Постепенно просыпались остальные, сидели, нахохлившись. Погода действовала на всех усыпляюще. Хозяин все же развел небольшой костер, вскипятил чаю и разлил по нескольким симпатичным кружечкам - фарфоровым, беленьким в горошек.
        - Все оттуда, из магазина, - кивнул он, заметив взгляд Марины. - Там на втором этаже большой посудный отдел. Чего только нет! Кастрюльки всякие… Жалко, в этот раз зайти не успели.
        - A-а, нам только кастрюлек сейчас не хватало! - беспечно рассмеялась Марина.
        Вдруг откуда-то из подземелья долетел низкий, стонущий звук, закончившийся словно бы тоскливым завыванием. И по земле словно дрожь прошла, даже с потолка что-то посыпалось. Игорь от неожиданности поперхнулся горячим чаем, Марина так и застыла, не донеся кружку до рта, а перепуганная Женя уткнулась ей в плечо.
        - Что это? - чуть отдышавшись, спросил Игорь.
        - А кто его знает? - хмуро буркнул Костя. - Здесь иногда так бывает. Кто говорит - это земля проседает, а старуха Чуфыриха сказала - это воет жуткая тварь Неда, которая под землей сидит взаперти. Вот как выйдет однажды наружу - тут всем каюк и придет.
        - Может, взорвалось что-нибудь? - вслух подумал Профессор. Тварь Неда его явно не впечатлила. Он нахмурился в ответ каким-то своим мыслям. - Неужели кришнаиты расстарались все-таки? Хотя, если бы на Октябрьском поле реактор рванул, вряд ли было бы так слышно…
        - А что за Чуфыриха? - заинтересовался Игорь.
        - Да старушенция одна дальше вверх по течению живет, недалеко от водопада. Может, увидите ее, привет передавайте. Странная старуха - вроде до того, как все случилось, в цирке работала. Не то дрессировщицей, не то уборщицей. Да, впрочем, какая теперь разница? Она немного того, но животных любит, вечно каких-то крыс, мокриц опекает. Травы наверху собирает, варит из них настой, который называет чуфирь, и лечится им от всех болезней. Брагу из грибов варит. А еще говорят, - загадочно сказал Костя, понизив голос, будто кто-то здесь мог его подслушать, - что варит она яд из корня подземельного.
        - Из какого корня? - спросил Игорь.
        - Подземельного, - веско повторил нелюдим.
        - А что за корень такой?
        Костя пожал плечами и указал на корешки, в изобилии пробивавшиеся сверху. В некоторых местах они висели бахромой.
        - Так это же обычные корни. Разве они ядовиты? - удивился Игорь.
        В ответ Костя пробормотал, что многое зависит от того, кто варит и с каким заговором. Из самого обычного корня можно сварить отраву, если знать, какие слова говорить. Но Игорь сомневался. Да и к чему старухе в этих подземельях нужен был яд, если со всякими тварями она дружит, а людей чурается? И спросом у живущих здесь яд вряд ли пользовался. Здесь люди, чтобы отправить врага на тот свет, больше рассчитывали на оружие да на силу своих рук. Скорее всего, старуха нарочно распускала такие слухи, чтобы ее боялись и не трогали.
        - В ту сторону не так давно один чудик ушел, - спустя некоторое время вспомнил Костя. - Он такие странные вещи рассказывал. Будто там, на Суворовской площади, есть здание, построенное в форме пятиконечной звезды. Театр в нем раньше был. И говорил тот чудик, что гиблое это место и не надо было там ничего строить. Там когда-то в древние времена капище стояло, жертвы приносили. И даже когда стали лет сто назад там рельсы трамвайные прокладывать, специально крюк большой сделали и пустили их в обход того места. А потом красному диктатору пришло в голову театр там построить. Согнали туда заключенных, и они, понятное дело, на строительстве мерли, как мухи. Говорят, покойников часто, чтоб не возиться, прямо в стены замуровывали, потому и чертовщина всякая потом в том театре творилась. И один святой человек, мол, предсказывал, что будет построено здание пятиконечное, а когда рухнет оно, кончится власть Сатаны. И вот чудик тот вбил себе в голову, что должен именно он этот подвиг совершить - здание взорвать. Чтоб, значит, кончилась власть нечистого. Я ему говорю: с чего ты взял, что это тебе по плечу? Да и
не может быть, чтоб все так просто оказалось. Не получится у тебя ничего. Но он упертый оказался, слушать ничего не хотел. Ушел, и больше я его не видел. Только, думаю, не вышло у него ничего. Если вправду власть Сатаны от этого рухнуть могла, не дал бы он так просто здание порушить. А мне так кажется, что всякая власть давно уже кончилась.
        «Нет власти для людей прекраснее, чем власть генсека Красной линии товарища Москвина!» - еще год назад уверенно ответил бы на такие речи Игорь. Теперь же он лишь мрачно промолчал. Ему становилось тоскливо. Улучив момент, когда Костя отошел поглядеть на реку, он сказал Профессору и Марине:
        - Надо уходить, как только спадет вода.
        Никто ему не возразил. Женя поднялась и тихонько пошла к выходу.
        - Ты куда? - спросила Марина.
        - Хочу тоже на реку посмотреть.
        - Я с тобой, - заторопилась Марина.
        Профессор сидел сгорбившись и казался несчастным и одиноким. И Игорь решился спросить:
        - А родственники ваши… они все погибли еще тогда? Во время Катастрофы?
        - Да какие там родственники! - ожесточенно махнул рукой Профессор. - Дочь с муженьком ее. Тунеядцы и потребители, все норовили на шею мне сесть, рассматривали как машину для зарабатывания денег. Не знаю, что с ними случилось. Со времен Катастрофы известий о них не имел и думаю, что погибли скорее всего. Я-то ехал в университет лекции читать, оттого в метро и оказался.
        - А из коллег потом никого не встречали? - Игоря словно подзуживал кто.
        Профессор мрачно забормотал о каком-то Якубовиче, называя его дилетантом и ничтожеством. Игорь уловил, что этот Якубович, видимо, пользуется сейчас влиянием в Полисе, а у Профессора отношения с ним явно не сложились. Получалось, что его, талантливого ученого, терроризировали все, кому не лень - домашние, конкуренты. Иначе он сумел бы многого добиться и не прозябал бы теперь в таком жалком состоянии.
        Тут вернулись Марина и Женя и рассказали, что мутная вздувшаяся вода несет с собой всякий хлам, а только что мимо них проплыл труп - слава богу, лицом вниз, а то совсем было бы жутко.
        - Такой ужас! - возбужденно сказала Женя. - У него не было уха!
        Игорь нахмурился. Ему все это не нравилось. И он, в свою очередь, пошел на берег, чтобы поговорить с Костей.
        Нелюдим стоял у стены, вода плескалась у самых его ног. Она и впрямь несла с собой мусор - ветки, полиэтиленовые пакеты, даже красный пластмассовый горшок. Костя длинной палкой зацепил горшок, подтянул.
        - В хозяйстве все сгодится, - объяснил он.
        - А нас-то не зальет? - словно бы в шутку поинтересовался Игорь.
        - Не должно вроде, - пробормотал Костя, но голос у него был неуверенным. - Такие сильные наводнения очень редко бывают.
        - А что, тут у вас маньяк орудует? - задал Игорь новый вопрос.
        - С чего ты взял? - настороженно отозвался Костя.
        - Да вот девчонки сказали - труп проплыл с отрезанным ухом.
        - Ну, мало ли откуда он взялся, - пробормотал нелюдим, отводя глаза. - Может, бандит какой-нибудь разделался с должником, да и кинул тело в реку?
        - Просто я уже видел труп с отрезанным ухом, - понизив голос, сказал Игорь.
        Костя так резко обернулся к нему, что чуть не поскользнулся и не плюхнулся в мутную воду. Некоторое время он балансировал, держась рукой за стену, пытаясь сохранить равновесие. Наконец ему это удалось.
        - И где ты его видел? - требовательно спросил он.
        - В земляной камере, когда обратно сюда возвращались. Точно не скажу где, не ориентируюсь я здесь. Но учти - девчонки и старик ничего не знают, я один видел. Им не сказал, не стал пугать.
        - Значит, снова она тут объявилась… - пробормотал Костя.
        - Кто - она? - спросил Игорь. Но тот ответил вопросом на вопрос:
        - А женщина вам не попадалась по дороге?
        - Даже две, - сказал Игорь, - но одна мертвая была. А со второй я в боковой пещере столкнулся. Она, правда, просила об этой встрече не рассказывать. Ну, я своим и не сказал. Но ты - другое дело. Ты - местный, и сдается мне, ты ее знаешь.
        - Столкнулся, и она тебя не тронула? Не пыталась напасть? - удивился Константин.
        - Наоборот, она меня спасла, - и Игорь вкратце рассказал о встрече со странным дикарем и о появлении незнакомки, которое оказалось так кстати.
        - Да, с ней не угадаешь, - пробормотал Костя. - Смотря под какое настроение ей попадешь. Может прикончить, а может и спасти.
        - Да кто она? Скажи наконец! - потребовал Игорь.
        И Костя нехотя начал рассказывать.
        - Началась эта история вроде бы на Китай-городе. Жила там девчонка одна - не то чтобы совсем мутант, но на одной руке было у нее шесть пальцев и ухо правое было странной формы, как у зверя, и даже шерсткой кое-где поросло. И было оно вдвое больше второго. Ну, и относились к ней, как к недочеловеку: на побегушках была, грязь возила, стирала. Вроде как за еду - и то все делали вид, что из милости кормят уродку. А она вообще-то и не уродка была - носик маленький, аккуратный, глаза серые, волосы русые и густые, что по нынешним временам редкость. Только вот палец этот и ухо все дело портили. Ну, одному там она вроде нравилась даже, он ее Кошкой прозвал - за ухо это самое. И еще за то, что видеть она могла в темноте.
        И однажды решили над ней поизмываться спьяну трое отморозков. Я так думаю - многие на станции ее побаивались. Не то чтобы ведьмой считали… но эти ее странности и то, что в темноте видит, на подозрения всякие наводили. Ну вот как бывает, пауков боятся люди - а за что, и сами не знают. Ну, а пьяным-то море по колено…
        В общем, издевались над ней всячески, а под конец что еще удумали - говорят, щас человека из тебя делать будем. И отрубили ей шестой палец, и еще пол-уха откромсали. Да так и бросили кровью истекать в туннеле. Кто-то из них спьяну даже похвалялся своими подвигами. Само собой, никто из местных не пошел взглянуть, что с Кошкой стало. Только старуха одна перевязывать ее ходила, да девчонка какая-то еды таскала ей, у себя урывая.
        - А тот, кому она нравилась, не помог ей? - спросил Игорь.
        - Да что он мог сделать против троих? Да и нравилась - сильно сказано. Конечно, доброе слово девчонке ему не жаль было сказать, чтоб старалась получше. Тем более это ему ничего не стоило. А с больной с ней возиться - на фиг ему сдалось? Да и не было его, говорят, в то время на станции.
        В общем, думали, помрет Кошка, уж очень была плоха. Но она кое-как оклемалась, отлежалась. Уходить хотела со станции, но напоследок на беду свою опять на глаза одному из тех отморозков попалась. Он удивился: «Что, мало тебе, чертово отродье, мутантка? Надо же, живучая какая! Получай!» - и ногой ее в живот. Говорят люди, что на самом деле испугался он, когда ее увидел. Оттого и ударил - со страху.
        - Чего испугался? - спросил Игорь.
        - Ну, он ведь ее мертвой считал. Обычная женщина и умерла бы после того, что они над девчонкой учинили. Но эта Кошка, значит, не такая уж хилая была. Не зря, видно, ее так прозвали. Раньше говорили - у кошки девять жизней. А бандит тот решил, наверное, что она колдунья или того хуже.
        Старуха ее спрятала где-то, полуживую. Говорили шепотом, что Кошка беременной была, а от того удара выкидыш у нее случился, и оттого она кровью изошла. Прошло с тех пор несколько месяцев, все уж и думать о мутантке забыли. Считали, что умерла она давно и тело ее где-нибудь в туннеле крысы обглодали. Ведь в метро и хоронить толком негде. И была однажды на Китай-городе гулянка, перепились все, даже часовые приняли на грудь. Ну, утром стали кое-как просыпаться, похмеляться, а отморозки те, что мутантку замучили, спят и спят. В палатку к ним заглянули - у самых храбрых поджилки затряслись. Все вокруг кровью залито, все трое лежат, зарезанные. И у каждого отрезано правое ухо и мизинец на одной руке.
        Вот тут про Кошку и вспомнили. Да и один из часовых сознался - вроде видел он похожую женщину, проходила мимо него. Он пьяный был в дымину, сообразил только, что лицо вроде знакомое, а кто это - так и не понял. Решил, из своих баб кто-то и не стал шум поднимать. Да и как ему сразу было Кошку-мутантку признать, раз ее давно мертвой считали? И только когда тех троих нашли, сообразил часовой, кого гостья ночная ему напомнила.
        Никто и не знал - верить ему или нет? Может, он сочинил все спьяну. Не думал никто, что девчонка на такое зверство способна. Но вариантов-то особых не было. Либо сама она с обидчиками разделалась, либо поквитаться за нее кто-то решил. А кому она больно нужна - мстить за нее? Да еще вот так рисковать при этом? Впрочем, люди поахали, да и успокоились быстро. Все-таки то, что те отморозки с девчонкой сделали, даже по бандитским понятиям беспределом было. Ладно бы с мужиком так обошлись. Так что в глубине души многие считали, что получили они по заслугам.
        И с тех пор то здесь, то там встречали женщину, по описанию похожую на Кошку. И говорили, что носит она черные кожаные перчатки с обрезанными пальцами - это чтобы шрам скрыть на том месте, где лишний палец ей оттяпали, а волосы так причесывает, чтоб закрывали остатки изувеченного уха. Еще на виске у нее вроде бы шрам под волосами. Бандиты с Китай-города за ней охотятся, даже премию назначили тому, кто ее убьет.
        - Все простить не могут? - спросил Игорь. - А по-моему, девчонка поступила по понятиям.
        - Да не в этом дело, - досадливо поморщился Костя. - Они бы, может, давно забыли и простили, но Кошка теперь китайгородских очень не любит. Уже пару раз случалось - выйдет человек со станции в одиночку по своим делам и исчезает. А спустя какое-то время находят его мертвым в туннеле, с отрубленным пальцем и с отрезанным ухом. А может, и еще несколько случаев было, но там точно сказать нельзя было, крысы успевали трупы обглодать. Потому бандиты и ищут ее - кому охота под боком такого врага иметь? И говорят, что она вообще мужчин теперь ненавидит, не только с Китай-города. Ее, кажется, в Рейхе тоже в розыск объявили. Но известны случаи, когда Кошка, наоборот, помогала сталкерам. Тут, видно, не угадаешь, под какое настроение ей попадешься. И женщин она никогда не трогает. Теперь, значит, снова здесь, у нас появилась.
        - А сам-то не боишься ее? - задал Игорь вертевшийся на языке вопрос. - Или на сторожа своего шестиногого надеешься?
        - Я уже давно ничего не боюсь, - грустно ответил Костя. А Игорю уже в который раз показалось - чего-то их хозяин гостеприимный не договаривает. «Уж не пришел ли он сам сюда с Китай-города в свое время, после тех самых событий? - подумалось Игорю. - Иначе отчего бы эта история ему была известна в таких подробностях?»
        - Ну что ж, повезло тебе, что тебя она отпустила, - подытожил Костя. - Но советую об этой встрече никому не рассказывать. Кошка может объявиться где угодно, и лучше ее не злить лишний раз. Вы вообще глупость страшную сделали, что в тот ход полезли. Это хорошо еще, что вы только ее там встретили. Могло быть гораздо хуже.
        - Да куда уж хуже-то? - усмехнулся Игорь. - Впрочем, ты говорил - там группы вооруженных людей ходят. Бандиты?
        - С бандитами еще как-то можно договориться. Кошка тоже может иногда отпустить человека живым. Но если попадетесь летучему отряду - тогда точно конец вам, - понизив голос, сказал Костя.
        - А это еще что такое? - удивился Игорь.
        - Слух ходит, в районе Лубянки сохранился бункер. Ведь этих бункеров полно было понастроено под Москвой - как раз на случай войны. Но так все неожиданно случилось, что основная масса народа укрылась в метро. А люди поговаривают - успел кое-кто и в том бункере запереться. И до сих пор там живут. Всего у них запасено с лихвой - оружия, одежды, продовольствия. Да только нужна им рабочая сила - слуг не хватает. Вот они и выходят на охоту. Тех, кто попадается им на пути, если не нужны им - слабые там, или больные - убивают. А сильных уводят к себе. Заставляют пахать на износ, а ослабевших убивают и в специальном крематории сжигают, чтоб и следов не осталось. А кто говорил, что и в пищу употребляют - в переработанном виде. Им проще новых рабов наловить, чем с немощными возиться. Они всех остальных, кроме себя, за людей вообще не считают. Оттого и говорят про них - летучий отряд, потому что появляются они внезапно, словно из ниоткуда, и исчезают тоже непонятно куда. Они возле своего бункера все ходы-выходы знают, но сюда вроде не суются. А вот в метро, по слухам, пробираются иногда, ловят в туннелях
зазевавшихся одиноких путников и утаскивают к себе в бункер.
        - А кто ж тебе в таких подробностях все это рассказал? - спросил Игорь.
        - Я видел одного человека, которому рассказал другой. А тот, другой, своими глазами видел беднягу, который оттуда бежал по подземному ходу, - объяснил Костя.
        Игорь не очень-то поверил во всю эту историю. С другой стороны, кто-то же расширил ход, ведущий из коллектора Неглинки, по словам Профессора, как раз в сторону Кузнецкого моста и Лубянки. Зачем, спрашивается?
        Тем временем Костя увидел в воде тряпку, которая его чем-то заинтересовала, и попытался зацепить палкой, чтобы подтащить поближе. Игорь осторожно шагнул вперед, желая помочь ему, ноги заскользили по грязи, и он плюхнулся в воду. Бурный поток тут же подхватил его и потащил прочь. Громов увидел бледное лицо Константина и его выпученные глаза, а потом ему стало не до этого - он старался не нахлебаться мутной вонючей воды. Плавать Игорь, конечно, не умел - где ему было научиться? Впрочем, здесь было неглубоко, но течение оказалось сильным, а дно - скользким. Он никак не мог подняться на ноги.
        Он уже представлял себе, как сейчас вода понесет его все дальше и дальше - мимо той дыры, где он видел труп, прямо в трубу, где погиб Васька. Интересно, сидит ли еще в трубе эта вязкая дрянь? Скоро он это узнает на собственном опыте.
        Но тут Игорю удалось наконец уцепиться за торчащий из стены прут арматуры, и он с трудом поднялся. Вода здесь была ему почти по пояс. Сначала Игорь облегченно вздохнул, но, немного отдышавшись, он ощутил, что вода просто ледяная, и почувствовал, что замерзает. С одной стороны, надо было скорее возвращаться к своим, переодеться в сухое, погреться у костра и выпить горячего чаю. Но с другой, как решиться отпустить прут и сделать даже шаг против течения? Ведь если его опять собьет с ног, он может не выбраться обратно. Так он и стоял, не зная, что делать, и чувствуя, что замерзает все сильнее.
        «Берегись воды», - вспомнились ему слова отшельника. «А ведь правду мужик говорил», - подумал Игорь с запоздалым раскаянием.
        Вдруг он увидел обломок доски, который почему-то не проплыл мимо, а болтался в воде возле него. Приглядевшись, Игорь понял, что доска обмотана толстой веревкой, и сообразил, что это Костя пытается ему помочь. Он осторожно ухватился за веревку - она сначала подалась, но потом натянулась. И Игорь, держась за нее, уже увереннее сделал шаг, другой против течения. Вода норовила сбить его с ног, но, цепляясь одной рукой за веревку, а другой - за стену, он все же мог потихоньку двигаться. И скоро увидел Костю, который изо всех сил тянул веревку, и помогавшую ему Марину.
        Они вернулись в боковой ход, к Жене и Профессору. Те, оказывается, нагрели воды и по очереди ополоснулись в дальнем закутке. Игорь снял промокшую одежду, разложил возле костра для просушки и тоже с удовольствием вымылся почти горячей водой - у него зуб на зуб не попадал. В бутылочке, прихваченной Мариной из супермаркета, оказалась какая-то пенистая жидкость, правда перебродившая и уже не слишком хорошо пахнущая. Все же это было лучше, чем ничего - удалось помыть волосы. Впрочем, Игорь понимал, что ощущение чистоты будет недолгим - очень быстро они снова испачкаются в сырой глине. Но, сидя у костра, закутавшись в сухую куртку и прихлебывая горячий вкусный чай, он чувствовал себя на верху блаженства и даже находил в происшедшем свои плюсы. Сапоги, из которых он вылил воду и пристроил сушиться, после купания слегка сморщились и облезли. Теперь они выглядели уже более подходящими для человека, который не хочет выделяться среди других.

* * *
        К вечеру вода стала понемногу спадать, и бродяги начали собираться в путь. Впрочем, вещей было совсем немного, основное место в рюкзаках занимали съестные припасы - банки, крупа, чай. Костя, как и обещал, дал им с собой копченой рыбы.
        - Вы там поосторожнее, - посоветовал он. - И идите только прямо, никуда не сворачивайте. А то еще попадете в зыбучие пески - засосет.
        - Что еще за пески такие? - нахмурился Игорь.
        - Ну, почва тут кое-где зыбкая, - туманно объяснил нелюдим. - Идешь и проваливаешься - сначала ноги увязнут, а попробуешь выбираться - еще глубже застрянешь. Затянет по пояс, потом по грудь, а потом и с головой под землю уйдешь. И метаться бесполезно - чем больше двигаешься, тем быстрее засасывает. Так что идите только по туннелям, как я объяснял. Не сворачивайте никуда, если не хотите тут навсегда остаться. И еще - грибы лучше не собирайте. Старуха их, конечно, ест, но она в них толк знает. А вам я даже останавливаться не советую в тех местах, где грибы эти растут.
        - Почему это? - нахмурился Игорь.
        - Понимаешь, - протянул Костя, - они как-то действуют на людей. Не все, но некоторые. Когда стоишь возле него, у тебя мысли меняются. Все, что до этого казалось важным, становится каким-то лишним. И наоборот, мелочи всякие вдруг делаются очень нужными. Радость чувствуешь без всякой причины. Иногда даже петь хочется ни с того ни с сего. Или тянет самому с собой беседовать. Как будто это гриб начинает за тебя думать.
        - Это вредно? - спросил Игорь.
        - Это опасно, - отрезал Костя. - В такую минуту тебе любой монстр покажется просто милой зверушкой, которую надо скорее погладить по головке, а первый встречный - чуть ли не родным братом, от которого не ждешь плохого. В итоге становишься легкой добычей. Я думаю, что грибу хорошо, то вряд ли человеку полезно, - убежденно подытожил он.
        - Ну, совсем запугал, - усмехнулся Игорь.
        - Мне говорили, что в некоторых местах здесь и время течет по-другому, - сказал нелюдим. - Да я и сам замечал такое. Наверное, это тоже как-то связано с грибами.
        - Да, - согласился Игорь, - грибы разные бывают, это точно. У нас был случай, один поел от голода странных грибочков, бледных и тонких, да и не проснулся потом.
        Ему почему-то вспомнился отшельник. У него в пещере грибов как раз хватало. Вполне возможно, что грибы уже думали за него. Игорь не удержался и фыркнул.
        - Время для всех течет по-разному, - вдруг резко сказал Профессор. Игорь с изумлением посмотрел на него, но тот пояснять свою мысль не стал.
        - А то оставались бы, - в очередной раз предложил Костя, уловив колебания Громова. - С напарником на поверхность ходить веселее.
        - Не расстраивайся, может, еще вернемся, - усмехнулся тот. - Как встретим Лизку-утопленницу, так сразу и побежим обратно.
        - Привет ей передавайте, - не остался в долгу Костя. Марина нахмурилась и украдкой сплюнула через левое плечо.
        Игорь посветил фонариком - все ли взяли? В дальнем углу валялось что-то розовое. «Кукла», - понял Громов. Та самая кукла, которую он принес для Жени.
        Игорь ничего не сказал девочке. Он уже понял - Женя найдет оправдания. Скажет, что это лишняя тяжесть, что в рюкзаке и так мало места. Но ему стало очень обидно. Девочка ведь вроде уже неплохо начинала к нему относиться. Даже попросила, чтоб стрелять научил. Все-таки какой-то знак доверия. А теперь опять ершится, подарки не берет - а он ведь специально старался, порадовать хотел. «Можно сказать, рискуя жизнью, - усмехнулся он про себя. - Что изменилось-то, пока мы были на поверхности?»
        Провожаемые Костей, бродяги выбрались на покрытый илом берег. После наводнения всякого хлама валялось еще больше. Они попрощались и пошли вверх по течению - теперь их целью был Екатерининский парк, откуда они собирались пройти к проспекту Мира.
        Взглянув мимоходом на Женю, Игорь увидел, что одну его просьбу она все же выполнила: сменила косынку на голове. Но красивый новый платок уже весь выпачкался в грязи, так что цвет его теперь было и не разобрать. И наверняка вредная девчонка сделала это нарочно - трудно было за короткое время так измазаться.
        «Может, она чувствует, что я хочу уйти от них при первом же удобном случае? Но ведь пока я с ними, я стараюсь заботиться о ней», - горько подумал Игорь и зарекся на будущее делать Жене подарки.
        Чавкала под ногами грязь. Игорь вновь думал, что Костя темнит и что, скорее всего, не по своей воле он от людей ушел, а выгнали его за какие-нибудь серьезные проступки. Впрочем, какое Громову до этого дело? Он и сам теперь бездомный, под стать тем бродягам, с которыми судьба свела.
        Да и о своих спутниках он знает не так уж много. Чего все время так боится Женя? Что скрывает под повязкой на руке Марина. А вдруг… Игорь даже поежился. Нет, это невозможно. Во-первых, описание, которое дал Константин мстительнице с Китай-города - серые глаза, русые волосы, - точь-в-точь подходит встреченной в подземельях незнакомке, но вовсе не Марине, темноволосой и темноглазой. Ну ладно, волосы еще можно перекрасить. Женщины знают всякие ухищрения, они даже в подземке ухитряются что-то делать со своим лицом и волосами. Но цвет глаз не изменить. Он слышал, что в прежней жизни, наверху, для этого существовали специальные линзы. И пластические хирурги имелись, которые могли себе позволить не только раны лечить, но и перекраивать женские лица в угоду тогдашним понятиям о красоте. Теперь же, в подземке, вместо того, чтобы возиться с изменением внешности, проще иной раз убить нескольких ненужных свидетелей. Чем, кстати, Кошка, судя по всему, и занимается.
        И самое главное, оба уха у Марины были в порядке - он сам видел. Игорь помотал головой, отгоняя бредовые подозрения. «А девчонку ту жалко, конечно. Неудивительно, что она после такого начала на людей кидаться. Хотя, может, и нет на самом деле никакой Кошки, а все это просто очередные байки. Но вот что странно - та женщина ушла во тьму, не зажигая фонаря… Словно и без света отлично видела…»
        «Да, Кастанеда об этом ничего не писал, - услышал Игорь голос Васьки так отчетливо, словно тот шел рядом. - Не знал, наверное, что так бывает, и не рассказывал ему никто про нашу жизнь скорбную. А если б знал, написал бы обязательно, как мыкаемся мы тут, бездомные, никому не нужные, и каждый норовит нас пнуть, точно собачонок приблудных».
        Игорь хотел что-то возразить, сказать, чтоб Васька прекратил паясничать. Но потом вспомнил - нет больше Васьки. Отмучился.
        Путешественники не так уж удивились, когда через некоторое время увидели сидящую на берегу пожилую женщину. Спутанные нечесаные полуседые космы падали ей на лицо. Рядом чуть тлели угли небольшого костра. Женщина внимательно смотрела в воду. Увидев, что мимо проплывает толстая ветка, она нагнулась, выхватила ее из воды и положила возле себя, где уже валялось несколько палок.
        - Дрова собираешь? - приветствовал ее Игорь. Женщина пристально посмотрела на него, и ему стало не по себе - очень уж цепким был ее взгляд. Она протянула к нему руку:
        - Еда есть? А то я два дня крошки во рту не держала. Дай поесть, не пожалеешь. Погадаю тебе, всю правду скажу.
        Она улыбнулась, обнажив голые десны. Лишь впереди торчали два кривых почерневших зуба.
        - Все, что мне надо знать про себя, я и сам знаю. Ты лучше расскажи, как нам к людям в метро выйти, - усмехнулся Игорь, прикидывая, чем не жаль угостить старуху. Черт с ним, с гаданием, а вот побольше узнать про дорогу не мешало бы.
        Поколебавшись, он все же выудил из рюкзака неполный пакетик крупы. Женщина проворно сунула пакетик куда-то в складки многослойной одежды. Была она в темном ветхом платье, на которое сверху еще было накинуто что-то грязное и бесформенное, с потертым и слипшимся меховым воротником.
        - Чифирь? - спросила она, протягивая стеклянную банку с бурой жидкостью. Жидкость выглядела очень неаппетитно, и Игорь покачал головой, вспомнив про яд из корня подземельного.
        - Что ж тебе сказать хорошего? - прищурилась старуха. Перевела взгляд на Женю, поводила рукой над ее головой: - Вижу, все вижу, дитятко. Тяжкая доля тебе выпала. Молчи, терпи, может, и уцелеешь.
        - Скажи нам лучше, как до Проспекта Мира дойти, - оборвал Игорь причитания старухи.
        Старуха уставилась на него… А старуха ли? Громов вдруг понял, что не такая уж она и старая. Если бы не дурацкая одежда, ей можно было бы дать лет сорок. И движения у нее были быстрые, уверенные.
        - А ты, красавец, долго жить будешь, - усмехнулась она как-то двусмысленно, - если, конечно, не умрешь на днях.
        У Игоря мурашки побежали по спине. Но старуха вдруг, отбросив кривляния, заговорила вполне нормально:
        - Пока лучше низом идите, по реке. Сейчас по водопаду подниметесь, в кирпичный коридор попадете, вот прямо по нему и идите. Только не до самого пруда, а чуть раньше выход ищите. Потом парком пройдете вниз, там перейдете улицу широкую, по ступенькам подниметесь и увидите большой дом с круглой крышей. Лучше справа обойдите его, со стороны месяца. Потом все прямо - и выйдете, куда надо.
        Она стояла так близко, что Игорь почувствовал странный острый звериный запах. Вдруг из проема за ее спиной послышалось что-то вроде стона. Причем - нечеловеческого.
        - Кто там у тебя? - спросил Громов, непроизвольно сжимая приклад автомата.
        - Кошечка моя захворала, - запричитала снова старуха.
        Игорь вздрогнул и мог бы поклясться, что старуха это заметила - глаза ее злорадно блеснули. Но она тут же горестно подперла щеку рукой, как бы собираясь расплакаться, и опять заныла:
        - Котеночек мой заболел, Васенька. А вы идите своей дорогой, добрые люди, какое вам дело до одинокой больной старухи?
        Игорь махнул рукой, и маленький отряд двинулся дальше. Старуха же проворно забралась в боковой ход, где лежал, уронив голову на лапы, крупный зверь. Старуха присела и погладила его по лобастой голове.
        - Обидели Васеньку злые люди, ранили, - забормотала она. - Ничего, будет Васенька здоров.
        Зверь вздохнул почти по-человечески.
        - Не так далеко им идти, - захихикала старуха, - да только дойдут ли? Там ведь по дороге домик стоит, хорошенький такой. Доброго Дедушки домик. А в домике том - зверушки. Милые зверушки, ученые. Стоят звери около двери!
        И она снова мерзко захихикала.
        Глава 7
        ДОСТОЕВСКАЯ И ЕЕ ОБИТАТЕЛИ
        Как и предсказывала старуха Чуфыриха, путешественникам пришлось преодолеть небольшой водопад, после чего они очутились в кирпичной трубе значительно меньших размеров, чем туннель. Идти здесь было не так удобно, под ногами хлюпала вода. Но скоро они миновали боковой туннель, откуда вливалась основная масса воды, и брести против течения стало легче.
        Наконец они увидели, что впереди забрезжил неясный свет. По подсчетам Игоря, снаружи сейчас смеркалось. Он вспомнил совет старухи - не выбираться через пруд, а подняться на поверхность раньше.
        Все устали, промокли и замерзли, но погреться и обсушиться все равно было негде. Решили подкрепиться немного и вернуться чуть-чуть назад в поисках выхода.
        Пройдя немного в обратном направлении, Игорь обнаружил трубу, показавшуюся ему подходящей. Отдохнув с полчаса, они принялись выбираться. Первым лезть решил Игорь, а Профессора оставил замыкающим.
        Добравшись до верха, Громов отвалил тяжелую крышку и высунулся наружу. Уже почти стемнело. Он находился на полянке, заросшей буйной травой, уже начинавшей жухнуть. Невдалеке виднелись густо разросшиеся кроны деревьев, оттуда долетали странные монотонные скрипучие крики. Не очень Игорю нравилось это место, однако выбирать не приходилось. Он осторожно выбрался из люка, постоянно оглядываясь. За ним вылезли Марина и юркая, как ящерица, Женя. Последним грузно вывалился Профессор.
        Игорь наугад принялся прокладывать путь сквозь густую траву. По сторонам слышались шорохи и треск, как будто на лужайке, кроме них, находилось еще множество всякой мелкой живности.
        Профессор растерянно оглядывался по сторонам. И не узнавал знакомые места. Ведь он здесь бывал много раз до Катастрофы. Он отлично знал Мещанский район. Вон там, за парком, возвышается шпиль Театра российской армии, необычного пятиконечного здания. А сейчас они в парке. Когда-то, в XVIII веке, здесь была загородная усадьба графа Салтыкова. Наверное, город тогда еще умещался в пределы Садового кольца. Потом, век спустя, усадьба графа была переделана в Екатерининский институт благородных девиц, и парк стал называться Екатерининским. А еще через сто лет в здании института разместился Центральный Дом Советской Армии, и вместо благородных девиц по аллеям парка, также переименованного, теперь ходили солдаты. Да и сам Северцев бывал здесь не раз - ресторан в нарядном здании с колоннами на площади днем работал как столовая, там можно было хорошо поесть. В парке гуляли мамы с детьми, в пруду плавали лебеди. Ну, может, лебедей и не было, но уж утки плавали точно.
        К 1980 году, к Московской Олимпиаде, от парка отрезали кусок, чтобы проложить широкий Олимпийский проспект. Тогда же был построен и Олимпийский спорткомплекс. Аристарх тогда был мальчишкой, но он все помнил.
        Теперь парк превратился в джунгли. Утки куда-то делись - наверное, их пожрали новые обитатели этих мест. А может, и сами утки теперь жрут новых обитателей…
        «Но ведь когда-то на этом месте уже был лес, - подумал Профессор. - Еще задолго до того, когда никаких графов Салтыковых еще и в проекте не было, стояло тут небольшое поселение. А до этого стояла дремучая чаща, где наверняка водились волки и медведи. Вот теперь мы стали свидетелями нового витка. Все начнется с нуля, но уже по-другому. Возможно, в недалеком будущем здесь будут ползать разумные слизни и говорящие тараканы. Кто знает, какие невероятные формы примет жизнь теперь? Но она продолжается. Глупый, самонадеянный человек считал себя царем природы, но не справился с правлением, и его свергли. Пришлось ему уступить власть. Следующие цари природы будут выглядеть по-иному. И возможно, остатки человечества даже не успеют узнать - как именно…»
        Профессор почувствовал одиночество. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь, кто тоже помнил недавнее прошлое. Ведь для его спутников все эти места ничего не значат, не напоминают о прежней жизни, такой милой и легкомысленной. Для них это лишь развалины, в которых таится угроза.
        Тем временем Игорь обнаружил, что стоит возле небольшого полуразрушенного строения, которое изначально, судя по всему, было выкрашено в белый цвет. Когда-то это, видимо, был нарядный домик, находившийся в ухоженном парке. Теперь парк превратился в буйные джунгли, а домик - в сущую развалюху. Прогнившие ступеньки вели к крыльцу. Сделав остальным знак подождать, Игорь поднялся по ступенькам - одна проломилась под его весом, и Громов еле успел убрать ногу. Затем он включил фонарик и первым делом посветил вокруг себя. Луч выхватил из темноты белую фигурку возле его колена. Игорь чуть не вскрикнул, но фигурка не шевелилась, и он понял, что это статуя - кудрявое дитя держало на плече корзинку или что-то в этом роде. Громов облегченно вздохнул.
        Справа сплошной стеной стояли гигантские деревья, и что там, за ними, разглядеть было невозможно. Прямо перед ним расстилалась черная гладь воды. «Тот самый Лизкин пруд», - понял Игорь. Слева тоже росли деревья, но не так густо, и где-то вдали над ними неясно маячил шпиль на одном из зданий.
        Примерно посередине пруда Игорь тоже заметил статую - животное с круглой мордой держало в зубах большую рыбу. Он подивился затейливой фантазии живших прежде людей, которые так старались обустроить и приукрасить места своего обитания. Пока Игорь присматривался, рыба вдруг ударила хвостом, зверь еще больше высунулся из воды и перекусил ее пополам. Затем ловко проглотил и с плеском нырнул в воду. Игорь поежился. Ему было не по себе в этом месте, где статуи так похожи на живых существ, а живые существа - на статуи. Но пруд так и притягивал его - хотелось рассмотреть, что там.
        По поверхности воды плавали водоросли, сучья и несколько желтых листьев, а в просветах между ними виднелась черная гладь воды. Игорь посветил вниз - в одном из таких черных омутов что-то белело. Он присмотрелся и остолбенел: в толще воды явно просматривалось прекрасное белое женское лицо с закрытыми глазами. Женщина тянула к нему руки, словно умоляя спасти. Громову даже показалось, что глаза ее вот-вот откроются…
        Игорь спустился по ступенькам и, с трудом переступая непослушными ногами, пошел к воде. Оставалось совсем немного - спуститься по отлогому склону туда, где в омуте плавали желтые листья. А может, ему все это только кажется? Может, это тоже парковая статуя? А если нет? «Тогда это труп, - решил он. - Но откуда он здесь? Получается, что женщина утонула совсем недавно, иначе мертвое тело выглядело бы по-другому - его обглодали бы рыбы или прочие твари, облепили бы водоросли. Она не была бы такой красивой. А может, она просто живет в воде? После Катастрофы наверху появились очень странные создания, и женщина, способная дышать под водой, была бы далеко не самым невероятным из них». Ему хотелось найти какое-нибудь понятное объяснение. Костя говорил, что в пруду живет покойница - но ведь это глупости. Это суеверные сталкеры придумали. Сейчас он посмотрит на нее поближе и поймет, кто она на самом деле.
        «Берегись воды», - зазвучал в голове предостерегающий голос отшельника. Но ведь здесь нет бурного течения, и он вовсе не собирается сразу лезть в воду. Он только посмотрит…
        Голова у Игоря закружилась, он пошатнулся, теряя опору на скользком склоне. Еще чуть-чуть - и он скатится прямо туда, вниз.
        Но в этот момент его тряхнули за плечо. Игорь рывком обернулся - оказалось, это Марина так резко вернула его к реальности. Когда Громов оглянулся на черную воду, то уже ничего там не увидел.
        Игорь постарался отогнать наваждение, но его то и дело тянуло оглянуться, хотя он прекрасно понимал, что живой женщине в пруду взяться неоткуда. Хорошо, что он был тут не один и необходимо было продолжать путь. Вдоль пруда протянулось подобие дорожки, когда-то, видно, покрытой асфальтом, поскольку травы на ней росло меньше. И Игорь повел по ней свой отряд.
        Он чувствовал - пора быстрее уходить из этого места. Здесь было опасно. Он не сумел бы объяснить, почему так думает, но инстинкт прямо-таки заходился тревожным криком. Опасность затаилась наверху, в кронах ветвей. Опасность была в полуразрушенном здании неподалеку. Опасность подстерегала за следующим поворотом. Из-за каждого куста их провожали чьи-то внимательные, недобрые глаза - Игорь это чувствовал всей кожей, вспотевшей под костюмом химзащиты. Видимо, люди были здесь не такими уж частыми гостями. И пока еще местные обитатели приглядывались к ним, оценивали их силы. Но еще немного - и хозяева парка, возможно, осмелеют настолько, что решатся на «разведку боем». Выход только один - проскользнуть, пока они не опомнились, не спохватились.
        По дорожке путешественники дошли до другой, пошире, которая ее пересекала. Игорь вдруг почувствовал, что ужасно устал. Если верить тому, что рассказывал Костя, по дорожке, ведущей вниз, можно было выйти к Олимпийскому спорткомплексу. А если идти парком вверх, то совсем недалеко будет полуразрушенная станция Достоевская. Игорь почувствовал, что у него просто не хватит сил выдержать еще и путешествие через спорткомплекс, которое вовсе не обещало быть легким. Ему ужасно хотелось отдохнуть, обсушиться, прийти в себя. И он повел свой маленький отряд вверх. Никто возражать не стал.

* * *
        Они добрались до полуразрушенного строения возле выхода из парка, пересекли дорогу и небольшой сквер. Профессор узнал памятник Суворову - великий полководец слегка покосился, но все еще держался молодцом. Справа от них было здание театра Российской армии - то самое, пятиконечное. От него вниз шли ступеньки. Вблизи заметно стало, что правое крыло здания обрушилось. А вскоре они обнаружили букву «М» над подземным переходом и осторожно принялись спускаться.
        В вестибюле Игорь посветил фонариком - несколько крыс кинулись врассыпную. Значит, не так уж плохо здесь. Он вспомнил наставления опытных сталкеров - мол, если водятся крысы, значит, место не совсем гиблое. Вот если даже крыс нет, стоит насторожиться - возможно, завелось кое-что похуже.
        Путешественники прошли по облицованному серым мрамором коридору, который пару раз заворачивал, и увидели перед собой турникеты, а за ними эскалатор. Они потихоньку принялись спускаться.
        Добравшись до низа, они обнаружили, что потолок просел и гермоворота заклинило в полуоткрытом состоянии. Но щель была заслонена изнутри деревянным щитом, явно поставленным чьими-то руками. В то же время станция не подавала признаков жизни. Осторожно отодвинув щит, они убедились, что вокруг темно и тихо. Но что таила в себе эта тишина?
        Игорь с удивлением разглядывал стены, освещая их фонариком. Там, где ступеньки спускались на станцию, на серой стене действительно виднелся черный силуэт мужчины. Он словно крался вниз. На противоположной стене Игорь увидел белый силуэт девушки, а посветив назад, в ту сторону, откуда они пришли, - огромное, почти во всю стену, скорбное бородатое лицо. Ему стало не по себе. Если бы не необходимость отдохнуть, он бы ни за что не стал оставаться в таком месте. Но сил уже не было. Надо было снять противогазы и костюмы, которые, как выяснилось, местами пропускали воду.
        На станции их ожидало еще одно открытие: в углу виднелись следы костра. Колонны здесь были широкие, массивные и скорее напоминали стены, в которых были проделаны квадратные проходы. Во многих были глубокие трещины - станция словно проседала под собственной тяжестью. Тут и там валялись обломки серого камня, осыпавшиеся со стен. И еще в двух местах Игорь обнаружил нарисованные на стенах черно-белые человеческие фигуры или лица. Да уж, как ни крути, а радостной эту станцию было назвать трудно.
        В одном из проходов было устроено что-то вроде топчана из уложенных на пол досок, потемневших от времени. Игорь пришел к выводу, что станция еще недавно была обитаемой. Больше того - его не покидало ощущение, что за ним неотрывно следят чьи-то глаза. Но его с непреодолимой силой клонило в сон. Взяв с Марины и Профессора обещание подежурить, Громов растянулся на топчане из досок прямо в полусырой одежде и скоро провалился в беспамятство.
        Ему снилось, что черный человек вышел из стены, склонился над ним и приставил нож к его груди, примериваясь, чтобы вернее нанести удар. Нащупав одной рукой собственный нож, а другой - фонарик, Игорь моментально сгруппировался и сел, светя перед собой. Черная тень шарахнулась от него.
        - Ты кто? - осипшим со сна голосом спросил Игорь.
        Человек не ответил, хотя и скрыться не пытался. Сидел на корточках у противоположной колонны, каждую секунду готовый убежать. На нем был темный мохнатый плащ, на голове - кожаный шлем. Игорь посветил вокруг и облегченно вздохнул - его спутники были целы, просто спали богатырским сном. Тогда Громов снова перевел взгляд на человека напротив.
        - Ты здесь живешь? - спросил он.
        - Сейчас паук придет. Плохо будет, - неожиданно отозвался человек. - Ты уходить быстро, все уходить.
        - Куда уходить? Какой паук? - но Игорь уже начал кое-что понимать. Толкнул Профессора, потряс за плечо Марину. Женя тут же проснулась сама, когда вокруг зашевелились остальные.
        Человек указал им в сторону гермоворот и сам двинулся туда же. Игорь по-прежнему настороженно следил за ним, хотя ему казалось, что местный житель настроен скорее дружественно. Иначе давно мог бы убить их, спящих.
        Они подошли к гермоворотам и присели возле деревянного щита так, чтобы в любой момент можно было его отодвинуть. Странный человек устроился немного поодаль.
        - Как тебя зовут? - спросил Игорь.
        Но тому, видно, было пока не до церемоний.
        - Смотреть туда, - прошептал он и протянул руку в направлении места их ночлега. Игорь навел луч фонарика и увидел. Там что-то двигалось. Из квадратного прохода вытянулась длинная толстая бурая конечность, покрытая короткими волосками. Потом протянулась и вторая, а потом он увидел между ними маленькую голову с близко посаженными глазами, сверкавшими злобой, и часть огромного бурого туловища. Паук занял собой чуть ли не половину квадратного прохода между колоннами. «Ничего себе!» - подумал Игорь. Черный человек в капюшоне поднял большой обломок серого камня, валявшийся рядом, и швырнул, метя в голову паука. Существо слегка попятилось и угрожающе приподняло передние конечности.
        Игорь начал понимать, что неизвестный спас им жизнь. Если бы не предупредил… Он даже поежился, представив себе, что бы с ними сейчас было.
        «Раз так, надо освещение наладить», - подумал он и принялся отдирать планку от деревянного щита. Черный человек следил за ним с любопытством, но не возражал. Игорь достал пластиковую бутыль, где плескалась горючая жидкость, открыл крышку. Тут черный человек, почувствовав резкий запах жидкости, оживился.
        - Огонь! - возбужденно заговорил он. - Огонь убивает паука!
        - Только надо с умом, - согласился Игорь.
        Паук, между тем, осмелел и снова высунулся в проем. Злобные глазки, казалось, следили за людьми. Он как будто затаился в ожидании, в предвкушении добычи.
        Поразмыслив, Игорь решил, что надо сначала как следует подготовиться, а потом действовать наверняка. Он слегка смочил конец отодранной дощечки горючей жидкостью, нашарил в кармане зажигалку, поджег факел и передал его Марине. Затем перехватил автомат поудобнее. Черный человек одобрительно кивал. Игорь тщательно прицелился прямо между глаз паука и дал короткую очередь.
        Передние конечности монстра судорожно вскинулись, он вслепую яростно замолотил ими в воздухе. Игорь тут же выхватил у Марины зажженную дощечку и, сделав несколько шагов вперед, кинул ее в проем, где судорожно бился паук, а сам тут же отскочил подальше.
        И вдруг запылало сразу все - иссохшиеся доски, валявшееся рядом тряпье. Замелькали в воздухе волосатые конечности, распространился отвратительный запах паленого. Игорь понял, что сейчас горящий паук начнет метаться по станции, и тут начнется такая свистопляска, что мало не покажется. Но вдруг в проходе что-то с треском взорвалось. Паук еще некоторое время судорожно сучил ногами, потом застыл, скукожился, скрючился. Игорь, слегка оторопев, смотрел, как тварь догорает, распространяя жар и удушливую вонь. Несколько минут - и от чудовища остался обгорелый труп. А огонь продолжал полыхать, и вдруг прогремел еще один взрыв. Во все стороны полетели каменное крошево и горящие хлопья, один каменный обломок смазал Игоря по щеке, острым краем рассекая кожу. Трещина в стене стала еще больше, и Громов инстинктивно прикрыл голову руками. Но когда доски сгорели окончательно, пламя постепенно погасло само собой. Лишь искореженные останки паука источали жуткое зловоние - запах паленой шерсти и чего-то еще очень противного. Зато на станции сразу стало жарко, полусырая одежда исходила паром, высыхая прямо на людях.
        Черный человек прижал руку ко лбу и поклонился.
        - Спасибо!
        - Как тебя зовут? - снова спросил Игорь. - Есть тут кто-нибудь еще?
        - Саид зови, - отозвался черный человек. - Никого нет, все умерли. Лейла умерла, Сергей умер, а Слава и Виктор ушли. Только Ася и я остался.
        Он вытащил из ближайшего угла худенькую девушку в ветхом черном костюме, кожаной куртке и черном кожаном шлеме. Девушка упиралась, но как-то вяло.
        - Ася, - сказал Саид.
        У Аси от ужаса расширились глаза, но когда она увидела Марину и Женю, то как будто немного успокоилась. А вообще Игорю показалось, что происходящее вокруг ее не слишком волнует. Она словно обдумывала какую-то свою мысль. И лишь при виде автомата в его руках Ася слегка оживилась.
        Не нравились Игорю ее глаза. Слишком отрешенный был у нее взгляд.
        - Есть хочется, - подала голос Марина. - Может, приготовим что-нибудь?
        Они отодрали еще несколько дощечек от деревянного щита и развели костер. Водой запаслись, еще путешествуя по подземной речке, и вскоре готовы были каша и чай. А Игорь попытался объясниться с Саидом. Но это было не так просто, и в конце концов рассказывать начала Ася - монотонно, как о чем-то постороннем. Приглядевшись к ней, Игорь понял, что не так уж она молода - ей было уже около тридцати. Просто ее хрупкость и худоба вводили в заблуждение - с первого взгляда женщина казалась чуть ли не подростком.

* * *
        Раньше на Достоевской народу было побольше, хотя станция сильно пострадала и оказалась отрезанной от остального метро. Тем не менее сначала еще можно было запасаться продуктами в магазинах наверху, крысы в туннелях водились, вода, хотя и не особо хорошая, была. Публика тут собралась самая пестрая - жители ближайших улиц, Селезневской и Советской Армии, несколько актеров из театра - это такое пятиугольное здание со шпилем на площади, видели? Военные были, а еще дядя Слава, пиротехник, как он называл себя. Сначала на станции даже свои обычаи были, актеры очень трепетно относились к изображениям на станции, огромное бородатое лицо тщательно протирали тряпками, цветы рядом клали, когда удавалось их раздобыть. Некоторое время спустя изредка стали появляться уцелевшие - приходили то из большого метро, то из подземных коммуникаций. Рассказывали, какие войны идут в большом метро. Понятно, что у жителей Достоевской никакого желания отправиться туда не возникало. На станции, конечно, тоже конфликты случались, но удавалось как-то справляться.
        - А там, дальше, что? - спросил Игорь, ткнув рукой в направлении туннеля.
        Ася пожала плечами. Они этого не знают, ведь туннели разрушены. Но вообще они идут в направлении станции Трубная, а с другой стороны - к станции Марьина роща. Про эту станцию тоже ничего не известно. Кто говорит - разрушена она, а кто - бандиты там живут. Но лично она, Ася, в это не верит - какой смысл бандитам жить на отшибе, где и грабить-то некого?
        - Название какое странное - Марьина роща, - отметил Игорь.
        Ася сказала, что, по слухам, когда-то в старину был это самый что ни на есть разбойничий район и орудовала там банда под руководством этой самой Марьи. А потом ее поймали и повесили, а может, и не поймали. В общем, дело темное. Эта история, видимо, столько раз пересказывалась, что уже невозможно понять, где в ней правда, а что люди сочинили.
        Игорь кивнул. У них на Красной линии тоже многие станции были названы в честь выдающихся покойников. А в этих краях, видимо, хватало незаурядных женщин с трагической судьбой. Лизкин пруд был назван в честь утопленницы, Марьина роща - в честь разбойничьей атаманши. Екатерининский парк поблизости тоже, видимо, получил название в честь какой-нибудь Екатерины, которая, возможно, именно здесь свела счеты с жизнью.
        Ася тем временем продолжала свой рассказ. Население Достоевской постепенно уменьшалось - жители умирали от болезней или гибли, поднимаясь на поверхность. Лет десять назад скончалась мать Саида, остались он и пятнадцатилетняя сестра Лейла. О них стала заботиться немолодая уже супружеская пара - Сергей и Наталья. Это были люди мужественные и добрые, они и прозвали его Саидом, а раньше у него было более длинное и труднопроизносимое для них имя. И теперь в память о них он так себя и зовет.
        Ася в метро оказалась одна - десятилетняя девочка ехала из музыкальной школы. Все ее родные остались в тот день наверху. Но здесь, на станции, она встретила Виктора. Пока Виктор был с ней, все казалось не таким ужасным.
        Когда людей на станции осталось не так уж много, пришел очередной скиталец и рассказал, что в большом метро уже вроде все наладилось, и кое-где можно жить совсем неплохо. Сергей и Наталья говорили, что ближайшие станции метро отсюда не так уж далеко. Но сами они уже не решались пуститься в такой опасный поход, а подраставшие дети и подавно - они, в отличие от взрослых, уже почти не ориентировались на поверхности.
        И все было бы ничего, если бы не старый пиротехник-самоучка дядя Слава. Тут голос Аси пресекся, она всхлипнула. Потом оправилась немного и продолжала рассказ.
        Несколько месяцев назад неизвестно откуда появился паук. Сначала он был не такой уж большой, ну, примерно вот такой. Тут Саид изобразил что-то на уровне своего пояса. И на людей нападать еще не пытался, ловил в свою паутину крыс. Это тоже было не очень хорошо, потому что крысы нужны были им самим. Люди пытались убить паука, но он был шустрый, быстро убегал и ловко прятался.
        На станции к тому времени оставалось уже человек десять, включая Саида с Лейлой, дядю Славу, Виктора, Сергея и Наталью. Сначала пропал маленький ребенок, и никто ничего не понял. Решили, что малыш убежал в туннель и там заблудился. Идти же на разведку никто не решился, ведь нормального оружия у них давно уже не было.
        Потом заметили паутину в туннеле, пару раз пытались ее выжигать, но она снова появлялась. Сергей вызвался караулить всю ночь, но утром его нашли скрюченным, посиневшим и словно иссохшим у входа в туннель, а в глубине туннеля все так же поблескивали нити паутины. Наталья весь день молчала, даже не плакала, а вечером сказала, что теперь караулить будет она. Ночью, когда все заснули, Саид не спал и видел, как она взяла горящий факел. Увидев, что он смотрит на нее, Наталья поцеловала воспитанника и велела заботиться о сестре, а сама отправилась жечь паутину. И не вернулась. Горючей жидкости она не взяла, факел, видно, погас, и нетрудно догадаться, что с ней случилось в логове паука.
        Еще через несколько дней, проснувшись, они не обнаружили на станции Лейлу. Саид поклялся отомстить пауку, но что он мог сделать? Люди поняли - скоро они все тут погибнут, постепенно, один за другим. Они всерьез решили уходить со станции. Но во всем виноват полоумный пиротехник-самоучка дядя Слава. Если бы не он, то, может, и станция бы еще продержалась, и Виктор сейчас был бы жив.
        Тут голос снова изменил Асе, и остальную часть истории кое-как досказал Саид.
        Дядя Слава старался обеспечить станцию оружием. Один раз, во время вылазки на поверхность, им посчастливилось найти в одной из квартир высотного дома целый арсенал - несколько автоматов, пистолетов и некоторое количество взрывчатки. Видно, хозяин квартиры был связан с криминалом. Дядя Слава экспериментировал с этой взрывчаткой, в результате чего ему оторвало полпальца, а станция пострадала еще больше - трещины в стенах заметно увеличились.
        А когда они решили, что отсюда надо убираться, дяде Славе втемяшилось для этой цели непременно использовать танк. Тут недалеко музей оружия, он туда иногда ходил на вылазки. Оружие там, конечно, хранилось очень старое, но кое-что полезное исследователи там нашли - костюмы химзащиты, например. Или вот бурку для Саида - она была подарена в свое время какому-то маршалу. А еще древний самозарядный карабин, к которому дядя Слава приспособился отливать пули. Там вообще очень много было старого оружия, жаль, что его уже нельзя было приспособить к делу. И снаряды были - некоторые, конечно, внутри пустые, а некоторые, как дядя Слава говорил, настоящие.
        А танки стояли во дворе, под открытым небом. И прекрасно сохранились, как уверял дядя Слава. Имелись даже вертолет и бронепоезд, но первый оказался слишком древним, а второй мог ехать только по рельсам, поэтому толку от них не было.
        И вот дядя Слава присмотрел подходящий танк. Он сначала хотел приспособить боевую машину пехоты, но потом все же решил, что танк лучше, и принялся приводить его в порядок. Даже топливо уже залил. Позавчера они должны были сделать последние приготовления и после этого уже могли погрузиться в танк - ведь их так мало осталось - и ехать куда-нибудь в поисках уцелевших. Виктор, правда, говорил, что для этой цели гораздо проще приспособить какую-нибудь машину из тех, что ржавеют наверху, но дядя Слава и слышать ничего не хотел - танк, и точка! А без него нельзя было, он один хоть немного знал окрестности. Заигрался он в войну, оттого все так и вышло.
        В общем, позавчера Виктор и дядя Слава ушли в музей и не вернулись. Не вернулись и вчера. Ася хотела пойти посмотреть, но Саид ее не пускает. Да и как ей идти безоружной? Хотя уже понятно, конечно, что нечего там смотреть. Можно уже и не ходить, и так все ясно. Ну а вдруг? Вдруг застряли там по каким-то причинам, но еще живы?
        Ася с мольбой посмотрела на Игоря:
        - Может, сходим туда? Это недалеко совсем?
        Саид тут же замахал руками:
        - Нельзя, плохо там! Его уже нет. Сами там пропадем!
        А вот у Игоря не хватило духа сразу отказать девушке.
        - Посмотрим, - уклончиво сказал он. Хотя делать из-за этого крюк, подвергая опасности себя и спутников, вовсе не собирался. Понятно, что людей уже нет в живых.
        Вонь от сгоревшего паука на станции стояла теперь невыносимая - хоть противогазы надевай. Приходилось терпеть.
        Впрочем, дождаться вечера внизу им так и не удалось. Когда они совсем одурели от чада, Игорю стало казаться, что трещина в стене расширяется на глазах. А потом он понял, что это ему вовсе не кажется, и принялся тормошить остальных. Уже когда они бежали вверх по эскалатору, то слышали, как за их спиной раздается грохот и треск. Люди еле успели выскочить в вестибюль, когда земля слегка вздрогнула у них под ногами. Игорь понял, что станция обрушилась окончательно, сложилась, как карточный домик, похоронив под собой и обгорелый труп паука, и остатки его жертв.
        До вечера они просидели в вестибюле. Игорь пытался представить, как им теперь идти. Саид мог рассказать только о самых ближайших окрестностях - на дальние вылазки они не осмеливались. Наверху была площадь, сквер, а на противоположной стороне площади - вход в парк. Чтобы попасть к спорткомплексу, а затем и к Проспекту Мира, надо было пройти через парк. Впрочем, по словам Профессора, можно было сделать крюк, обойдя его справа. Игорь склонялся именно к этому варианту - уж больно не хотелось опять идти мимо того пруда, где привиделось ему прекрасное белое лицо утопленницы.
        Выяснилось, что Саид умеет стрелять из автомата. Игорь тут же решил, что отдаст ему Васькин «калаш». Конечно, опасно было доверять огнестрельное оружие незнакомому, по сути, человеку, но решения приходилось принимать быстро. К тому же ведь именно Саид спас их, предупредив, хотя мог этого и не делать.
        Автомат, впрочем, на станции имелся свой, но к нему давно уже не было патронов. Ася уверяла, что тоже умеет стрелять, и Саид подтвердил это. Так что Игорь, скрепя сердце, выдал часть своих патронов ей, приказав беречь. Честно говоря, он не был уверен, что женщине стоит вообще доверять оружие. Не нравились ему ее глаза - неживые, пустые. Но с другой стороны, вдруг придется отбиваться от мутантов - каждый стрелок будет на счету.
        Саид похвастался тесаком, найденным в том же музее оружия. Сказал, что это оружие повстанцев какой-то Анголы. Тесак и впрямь выглядел внушительным, грозным и незаменимым оружием для ближнего боя. Игорь проникся уважением к неведомым повстанцам - видно, что к войне люди готовились основательно. Саид продемонстрировал еще несколько шашек с длинными клинками, ножей и кортиков, и предложил выбирать. Шашки показались неудобными, в итоге каждый взял по паре ножей, даже Женя.
        Наконец наступил вечер, и они стали собираться в путь. Саид в последний раз оглянулся туда, где остались все его близкие. Игорь сочувственно вздохнул. Ася оглядываться не стала.
        Отряд вышел на площадь. Погода была пасмурная, луна то пряталась за тучами, то появлялась вновь. Игорь разглядывал местность - вот сквер перед парком, весь заросший кустарником, вот стоит покосившийся памятник, вот перед ним улица, уходящая направо. Наверное, лучше пока идти по ней вдоль сквера, параллельно парковой ограде, а миновав парк, свернуть налево, к Олимпийскому. По крайней мере, так Профессор говорил.
        Ася затормошила его, показывая на полуразрушенное здание со шпилем. Видимо, в той стороне и был музей. Но Игорь покачал головой. Как раз в той стороне особенно густо разрослись деревья, и соваться туда совсем не хотелось.
        Шли быстро; никто не отставал, даже Женя. Один раз из парка донесся громкий всплеск - словно что-то с размаха плюхнулось в воду. Потом - резкие заунывные крики. «Птица какая-нибудь ночная», - подумал Игорь.
        Справа от них, перед многоэтажными домами с выбитыми окнами, возвышались могучие деревья толщиной в несколько обхватов. Кое-где их корни выворотили наружу целые пласты земли, взломав асфальт. Ржавые остовы машин казались забытыми игрушками. Игорь облегченно вздохнул, когда сквер пересекла широкая улица, уходящая налево, в нужном направлении. Он пересчитал своих спутников - плотная фигура Профессора, худенькая Женя, Марина, Саид. А где же Ася? Женщины не было.
        Игорь сразу понял, что искать ее бесполезно. Скорее всего, она не удержалась и все-таки самовольно ушла туда, в музей. Эх, Ася, Ася! Но рисковать из-за нее остальными он не мог.

* * *
        Ася пробиралась мимо полуразрушенного здания со шпилем. Когда-то, поднявшись на второй этаж этого здания, они с Виктором стреляли из окон по вичухам, отгоняя хищников, вознамерившихся свить неподалеку гнездо. Сейчас на освещенных луной просторных ступенях, поднимавшихся ко входу, дремало только несколько диких собак. Увидев девушку, они насторожились, а вожак слабо гавкнул ей вслед. Но особого интереса собаки к ней не проявили.
        Ася как тень скользила по улице. В рюкзаке, таком тяжелом сегодня, было кое-что из арсенала дяди Славы. Никогда не знаешь, что где пригодится - не оставлять же добро на станции.
        Ну вот наконец и здание из стекла и бетона - музей. Памятник десантникам, потом морякам, а у самого входа до сих пор стоит танк. Женщина осторожно поднялась по ступеням и вошла в дверной проем. Несколько раз Ася уже уже была здесь, поэтому знала, что увидит. Как войдешь - небольшой зал, в центре - белая лестница на второй этаж. Там, на втором этаже, большой белый бюст на постаменте - человек с бородкой смотрит прямо на входящего с легким прищуром. Слева наверху темная фигура - тоже статуя. Справа - две белые мужские фигуры слились в объятии. Ей Виктор объяснял, что они радуются победе. Хорошо, когда есть чему радоваться…
        На первом этаже, возле самой лестницы, были свалены несколько устрашающего вида снарядов - коллекция дяди Славы. То ли он собирался их тоже разобрать с риском для жизни, то ли здесь хотел как-то использовать.
        Ася подумала и осторожно стала подниматься по лестнице. Она только посмотрит в ближайшем зале.
        Но далеко идти не пришлось. То, что осталось от Виктора, лежало прямо на верхних ступеньках. Ася бессильно опустилась рядом. Дальше можно было уже не ходить.
        Она просидела так какое-то время, а потом ей послышался шорох в зале напротив. Ближе, ближе… Ася вскинула автомат и, не целясь, дала короткую очередь. Шорох стих. Тут ей пришла в голову новая мысль. Осторожно, пятясь, она стала спускаться по лестнице. Немного лунного света проникало сквозь окна. Ася дошла до того места, где дядя Слава устроил склад, и добавила к этой кучке часть содержимого рюкзака. Была у нее и бутылка с резко пахнущей жидкостью, которая моментально воспламенялась. Ася полила кучку, плеснула в одном углу, в другом, подумала и облила остатки сувенирного прилавка внизу возле лестницы. При этом ей все казалось, что результаты получаются какие-то мизерные. Потом жидкость в бутылке кончилась, и женщина утомленно присела, оценивая итоги своего труда. Осталось сделать совсем немного…
        Глава 8
        БЛУЖДАНИЯ НАУГАД
        Игорь и его спутники свернули на широкую улицу, немного прошли вдоль боковой ограды парка, а потом она неожиданно кончилась, и теперь слева была просторная площадка, а справа виднелся невысокий нарядный двухэтажный длинный домик с многочисленными башенками, на диво хорошо сохранившийся. Напротив же, через дорогу, как на подставке, возвышалось круглое здание с почти плоской крышей и множеством то ли высоких окон, то ли дверей - видимо, тот самый спорткомплекс «Олимпийский». Чтобы дойти до него, нужно было подняться по ступенькам. Игорь совсем было приободрился и прикидывал, что такими темпами они быстро доберутся. Профессор уверял, что оттуда до станции Проспект Мира уже довольно близко. «Кстати, этот старый чудак что-то отстает. Что он там нашел, интересно?»
        Профессор тем временем споткнулся о трамвайные рельсы и поднял голову - впереди застыл трамвай. Неприятное зрелище - тем более на месте водителя, кажется, до сих пор чудом сохранился труп. «Даже странно, что не сожрали до сих пор - стекла-то почти все выбиты…»
        У Профессора в голове почему-то закрутился детский стишок - о медведях на велосипеде и зайчиках в трамвайчике. Как он ни старался отводить глаза от водительской кабины, но удержаться не смог - обходя трамвай, глянул еще раз. Да так и застыл на месте.
        Труп шевельнулся. Теперь он смотрел прямо на Профессора. Тот попятился, не отводя глаз от внезапно ожившего мертвеца. Потом заметил, что у него странно торчат вверх заостренные уши. Глаза блеснули зеленым. Тут Профессор вышел из ступора и осознал, что это за нарядный домик с башенками. Но было поздно.
        «Зайчики в трамвайчике… Стоят звери около двери…»
        Неведомое существо в кабине, имевшее мало общего с человеком, подобралось, готовясь к прыжку.
        Вдруг справа, из-за домика, долетел такой заунывный, такой тоскливый и полный лютой ненависти ко всему живому вой, что у путешественников кровь застыла в жилах. Игорь поднял голову, и тут на него налетел Профессор, что-то бессвязно мыча и тыча в направлении нарядного домика. Потом отчаянно замахал руками, показывая, что надо немедленно уходить отсюда - куда угодно, лишь бы подальше. Но неведомый обитатель домика разразился новой руладой, в которой, кроме ненависти, можно было различить торжество - и тут же ему ответили откуда-то сзади, из оставшегося за спиной сквера. А потом кто-то подал голос и в парке, совсем рядом. Игорь с ужасом заметил, что именно здесь ограда была повалена, а значит, вздумай неведомый хищник приблизиться, преграды для него не существует.
        Так, значит, их предупредили - охота началась.
        Игорь махнул рукой вперед, надеясь, что остальные поймут, отставать не надо, и двинулся в сторону Олимпийского, держа в поле зрения домик с башенками с правой стороны. Попутно он заметил - Саид старается следить за темными зарослями слева. Профессор, невзирая на возраст, так резво рванул вперед, что и подгонять не надо. Женя с Мариной старались держаться поближе к Игорю.
        В парке возвышались раскидистые кроны деревьев, которые уже двадцать лет некому было подстригать. Теперь их ветви переплелись между собой. И оттуда за путешественниками тоже следили чьи-то недобрые глаза. Сверху раздавались гортанные тревожные крики птиц. Когда они прошли чуть дальше, крылатые тени сорвались с ветвей и принялись кружиться у них над головами, громко крича, словно оповещая всех об их присутствии.
        И вдруг Игорь увидел - впереди их тоже ожидают. Три черных силуэта, на первый взгляд - огромные собаки, глаза светятся красным. Они стояли на дороге, даже не пытаясь таиться. Вой сзади стал ближе, и снова ему ответили с обеих сторон. Людей явно загоняли.
        От домика с башенками отделилась темная тень. Крупный зверь по-кошачьи плавно двигался в темноте, а сзади… «Показалось», - подумал сперва Игорь. И тут же понял: нет, не показалось. Там было какое-то существо, и передвигалось оно на двух ногах… лапах… нижних конечностях. А в верхних - держало палку.
        «Человек? Не может быть! Но кто тогда? Неужели это те же существа, что раскладывают обглоданные черепа перед статуями на Цветном бульваре? Те, что легко находят общий язык с хищниками и вместе с ними охотятся на людей? Проклятая старуха! Она знала, она с ними заодно, она нарочно направила нас на верную смерть!»
        Соображать нужно было быстро. Игорь кинул взгляд налево - там тянулась просторная заасфальтированная площадка вдоль ограды парка. В парк лучше не соваться, но придется взять левее. Тем более что и в Олимпийский так удобнее будет попасть.
        «Да, наверное, Кастанеда и об этом ничего не писал», - пришло ему в голову абсолютно некстати.
        Хищники впереди как будто совсем не беспокоились. Они лениво потрусили параллельным курсом по дороге, усыпанной опавшими листьями, огибая остовы машин.
        Вой со стороны парка прозвучал на этот раз ближе. Людей куда-то целенаправленно гнали. Оглядываясь, Игорь видел подбиравшегося все ближе крупного гибкого хищника и жуткое существо с палкой, которое, слегка сгорбившись, легко бежало следом за ним.
        Громов издалека заметил ступеньки подземного перехода, но, подбежав ближе и посветив фонариком, увидел, что он обрушен. Ничего не оставалось делать, как идти вперед. Круглое здание «Олимпийского» они уже миновали, справа были еще какие-то двухуровневые сооружения, а дальше виднелись обломки высотного дома. По левую руку тянулась ограда парка, возле которой Игорь увидел небольшое странное сооружение - вроде навеса, а под ним - белые столбики и застывший автомобиль, из которого к одному из столбиков тянулся шланг. Рядом валялись чьи-то останки и несколько больших пластиковых канистр. А когда Игорь попытался разглядеть, что дальше, ему чуть плохо не стало: впереди был громадный котлован, курившийся паром, и лишь где-то далеко виднелись остатки кирпичного строения. На дне котлована что-то шуршало и булькало, и у Громова почему-то не возникло желания выяснять - что именно.
        «Все, пришли», - подумал он.
        Хищники, между тем, понемногу сокращали расстояние. И вдруг со стороны парка послышался жуткий треск - словно кто-то ломился сквозь кусты напролом, подминая их под себя, сминая и плюща, как простую траву. К ним явно приближался истинный хозяин этих мест.
        Игорь поднял автомат, хотя сам понимал - такому созданию это как укус комара. Даже если оно не станет жрать людей, то просто раздавит их или загонит в котлован. В любом случае им конец.
        «Может, попробовать развести костер?» - тоскливо подумал он? Игорь уже уверовал в мощь огня, но здесь, на открытом воздухе, это вряд ли поможет. Не смогут же они вечно сидеть возле этого костра? Нет, тут надо что-то более радикальное. Но все же попробовать стоило.
        Игорь плеснул немного драгоценной горючей жидкости на капот автомобиля и чиркнул зажигалкой. Язычки пламени неуверенно заплясали по ржавому железу. И вдруг он почувствовал, что его схватили за руку. Профессор с неожиданной силой волок его прочь, что-то крича при этом. Поддавшись панике, кинулись бежать и остальные - чуть ли не навстречу хищникам. Те, слегка опешив, даже отскочили - впрочем, недалеко, и настороженно выжидали - что дальше.
        Зверь из породы кошачьих выгнул спину, изготовившись к прыжку. За ним бесновалось, приплясывая и торжествующе подпрыгивая в нетерпении, размахивая палкой и издавая гортанные крики, странное человекоподобное существо.
        Профессор вдруг указал в сторону парка. Там, недалеко от изгороди, стоял человек в костюме химзащиты и противогазе. Только вот в руках у него было не привычное оружие, а нечто похожее на самодельный арбалет, который Игорь видел у одного из сталкеров. И из этого арбалета незнакомец целился в них!
        Игорь загородил собой женщин, и в ту же секунду стрела взвилась в воздух. Но то ли у стрелявшего в последний момент дрогнула рука, то ли он не сумел толком прицелиться. Стрела свистнула у Громова над головой. В отсветах огня что-то блеснуло на груди у загадочного стрелка. Металлические вставки на груди. У кого-то Игорь видел такие совсем недавно.
        Стрелок достал из колчана за плечами другую стрелу и снова прицелился.
        Сзади полыхнуло, волна жаркого воздуха толкнула людей в спины. Игоря что-то больно ударило по плечу, а Женя и вовсе упала на четвереньки. Громов оглянулся. За их спиной бушевал столб огня. Хищники попятились. Впрочем, отбежав метров на двести, они снова застыли в ожидании - огонь позволял четко различить их темные силуэты.
        Зарево осветило и гибкого зверя с круглой усатой мордой, и двуногую тварь позади него. Существо то ли было покрыто длинной шерстью, то ли завернулось в меховой плащ. На плоском, как блин, лице, имевшем лишь отдаленное сходство с человеческим, виднелся уродливый вырост, что-то среднее между носом и хоботом. Но Игорь мог бы поклясться - это именно лицо, а не звериная морда. Глаза были сощурены от яркого света.
        И вдруг, словно в ответ, с противоположной стороны парка прогремел другой взрыв, в десятки раз более мощный: содрогнулась земля, высоко в небо взвился огненный вихрь. Рядом с людьми в кустах послышался треск ломаемых сучьев - хищники удирали без оглядки. Даже утопленница в пруду, наверное, от изумления приоткрыла на миг глаза.
        «Что за цепная реакция?» - подумал Игорь и сжался, ожидая, что сейчас еще где-нибудь рванет. Но все было тихо, только на противоположном конце парка разгоралось зарево и слышался треск пожираемых огнем деревьев. А потом и впрямь послышалось еще несколько взрывов, но уже не таких внушительных.
        Как только прогремел первый из них, жуткое существо, издав гортанный возглас, полный гнева и разочарования, оседлало вздыбившегося зверя, вцепившись ему в холку, и, подгоняя палкой, умчалось прочь, в направлении домика с башенками. Стрелок в костюме с металлическими вставками рухнул на землю, затем поднялся и, прихрамывая, торопливо заковылял к изгороди. Еще несколько мгновений - и он скрылся в темноте парка.
        Теперь Игорь окончательно понял, куда подевалась Ася. Взрыв, скорее всего, был делом ее рук. Это был последний привет от подруги Саида. Громов был уверен: Аси больше нет. Да и музея, скорее всего, тоже. Отчаянная девушка своим безумным поступком обеспечила им передышку. Хотя сама она, конечно, такой цели перед собой вовсе не ставила.
        Почему-то подумалось: «А вот пятиконечное здание, скорее всего, опять уцелело».
        Но раздумывать долго было некогда, и они побежали в сторону ступенек, ведущих к Олимпийскому. Надо было торопиться, пока животные не опомнились. Впрочем, Игорь не думал, что они скоро опомнятся.
        Люди быстро поднялись по ступенькам на два пролета вверх и вышли к огромному зданию. Высокие окна, больше похожие на двери, кое-где оказались выбиты, внутри было темно. Справа возвышались башенки, увенчанные полумесяцами. «Иди так, чтобы месяц был по правую руку», - вспомнил Игорь.
        Еще правее виднелось странное здание с выпуклой зеркальной поверхностью - некоторые стекла вылетели, и вместо них чернели темные провалы. На крыше сидела, нахохлившись, крупная вичуха и, казалось, дремала.
        Увидев башенки, Саид разволновался: опустился на землю, показывая на них рукой и пытаясь что-то сказать. Игорю некогда было разбираться в его настроениях. Он схватил Саида за плечо и тут увидел, что впереди маячат подозрительные черные тени. Теперь не оставалось ничего другого, как попробовать пройти через комплекс - Игорю почему-то казалось, что туда звери не сунутся. И он решительно шагнул в ближайшее выбитое окно - или то была дверь? - показывая пример остальным, снова включая фонарик, начинавший уже садиться.

* * *
        Под ногами шелестела бумага. Странные это были звуки, похожие на вздохи. Последним внутрь шагнул Саид, все еще оглядываясь на башенки с полумесяцами.
        Они прошли немного вдоль окон, потом Профессор вдруг решительно свернул в сторону, где ступеньки вели вниз.
        Старик внезапно захотел найти место, где обычно сидел со своими книгами его приятель Валентин. Воспоминания оказались такими ясными, словно не было всех этих двух десятков лет и он последний раз был здесь буквально неделю назад. Он так и представлял себе Валентина - высокий, грузный, с выступающим животом, лысоватый, добродушный. Стоит в толстовке и свободных спортивных штанах и спрашивает с хмурой иронией: «Ну, где же покупатели-то?» Он никогда не торопился, с ним всегда можно было поболтать, и только теперь Профессор понял, как все эти годы ему не хватало вот таких вот бесед. Что случилось в тот день с Валентином? Был он здесь или остался дома? Скорее всего, приятеля давно уже нет, но как не хочется в это верить…
        Профессор любил приходить сюда в былые времена, но нередко ему становилось грустно в Олимпийском. Он помнил, как было оживленно на книжной ярмарке в девяностые - иной раз по выходным протолкнуться было трудно. Тогда сразу появилось столько новых книг, и люди жадно ринулись наверстывать упущенное, восполнять информационный голод. Шумная толпа обтекала столики, заваленные книгами в пестрых обложках и глянцевыми открытками, от их обилия разбегались глаза. Но через какой-то десяток лет ярмарка выглядела уже по-иному. Апатичные торговцы, у большинства из которых на лотках был примерно один и тот же набор книг, согревались чаем, с надеждой глядя на немногочисленных покупателей. У некоторых товар лежал на складных столиках, а у иных был сложен стопками прямо на полу. Многие мрачно предрекали, что электронные книги скоро вытеснят бумажные. Но еще раньше, чем это случилось, мутанты вытеснили читающих…
        Первое время после Катастрофы книгами топили костры, потом спохватились. Уничтожить их было легко, а вот воспроизвести заново надежды не было. Книги вновь стали ценностью. Главным образом, конечно, те, по которым можно было чему-нибудь полезному научиться. Но даже никчемные на первый взгляд издания служили напоминанием о прежней жизни. Тем более что их оставалось все меньше. Профессор вспомнил, как в прежней жизни, на одной из научных конференций, делилась опытом библиотекарша - кажется, из Дании. Она сказала, что они сохраняют все вышедшие книги, не пытаясь разделить их на хорошие и плохие. Для них все это - культурное наследие.
        И вот теперь книги валяются прямо под ногами - бери, сколько сможешь унести. Но, как нарочно, именно сейчас лишний груз так некстати. Вот так обычно всегда и бывает.
        Мысленно ругаясь последними словами, Громов спешил за стариком, а остальные старались не отставать. У Игоря мелькнула было мысль наплевать на старого чудака - пусть себе бродит тут хоть до посинения, а они дальше пойдут. Но дорогу-то знал один Профессор, а сам Игорь на поверхности, среди хаотичного нагромождения высотных бетонных коробок, чувствовал себя очень неуверенно, хотя общее направление движения более-менее представлял. Так что без Профессора пока обойтись было нельзя.
        Они оказались в помещении, по центру которого через равные промежутки стояли высокие четырехугольные колонны. Профессор мчался вперед целеустремленно, Игорь и остальные еле поспевали за ним. Громов лишь мельком замечал разбросанные и перевернутые небольшие столики, сломанные стульчики, и книги, книги под ногами. Возле одной колонны лежала куча тряпья. «Скорее всего, чьи-то останки», - подумал Игорь. Еще валялись какие-то фигурки, коробочки, пестрые куски бумаги и картона. Игорь поднял голову - высокий потолок терялся в темноте. Там, наверху, тревожно попискивая, стремительно перепархивали небольшие создания. «Летучие мыши, - понял Игорь, - их тут целая колония». Он почти обрадовался - по крайней мере, они были относительно безобидными. Хотелось бы верить, конечно, что их тут не слишком много. В большом количестве даже эти безобидные зверушки могут быть опасны.
        Профессор свернул вбок, спустился по ступенькам, и следующая за ним группа очутилась в просторном подвале. Игорь, шагавший первым, краем глаза заметил рядом лестницу, ведущую на верхние этажи. Профессор явно чувствовал себя здесь как дома, но Громову было не по себе в этом лабиринте - слишком много пустого места, слишком много темных углов, где могут их подкарауливать здешние обитатели. Тут Профессор уверенно огляделся, сделал еще несколько шагов и принялся рыться в книжных россыпях. Игорь тем временем пытался осветить пространство вокруг - ему не нравилось в замкнутом помещении. «Эх, Васьки с нами нет! - с тоской подумал он. - При нем бы старый чудак вел себя смирнее, не своевольничал»…
        Профессор поднял с пола один томик, второй, затем выхватил у Игоря фонарик и принялся рассматривать остальные. Женя опустилась на пол и тоже принялась перебирать книги. Марина с тревогой оглядывалась по сторонам - по углам шевелились смутные тени. Игорь тоже уловил какое-то движение - из угла поднялась тощая фигура. Громов начал поднимать автомат, но вдруг увидел, что существо закутано в какие-то серые лохмотья. Неужели это чудом выживший человек? Это открытие так потрясло его, что он решил не торопиться. Тем более что существо вроде бы не проявляло агрессии.
        Возможно, он поступил правильно. Появилась еще одна фигура, вторая, третья. «Да их тут много!» - в панике подумал Игорь. Но неведомые существа не стремились нападать. Правда, одно из них протянуло костлявую конечность и вцепилось в книгу, которую держал в руках Профессор, но тот тоже не хотел уступать. Так они и тянули томик - каждый к себе, в совершенной тишине.
        Игорь понял - надо как-то заканчивать все это и уходить. Но как? Старый чудак нисколько не боялся странных созданий и, видимо, категорически не желал оставлять им свою добычу. А если начать стрельбу, не рассвирепеют ли они? Не накинутся ли толпой? Еще неизвестно, легко ли свалить такого из простого автомата, а патронов-то в обрез…
        Положение неожиданно спасла Марина. Она вдруг сняла рюкзак, покопалась в нем и решительно протянула упрямому существу пестрый шарфик, один из тех, что Игорь принес из магазина на Трубной. Существо тут же отпустило книгу, взяло шарфик и принялось с явным удовольствием перебирать его в костлявых пальцах. Два других приблизились, склонили набок странные, удлиненные лысые головы и принялись что-то бормотать. Профессора оставили в покое, и он, воспользовавшись этим, быстро сунул несколько томиков в рюкзак. Он бы, может, и дальше остался здесь, но Игорь тряхнул старика за плечо и выразительными жестами показал, что надо убираться побыстрее.
        «Если возьмешь что-то, обязательно надо что-то оставить взамен», - вспомнил Игорь слова Константина. Не это ли он имел в виду?

* * *
        Зверь подкарауливал их на выходе из Олимпийского. Он преградил дорогу, потом поднялся на задние лапы. Огромный, косматый - примерно так, по представлениям Игоря, мог бы выглядеть медведь, какого он в книжке видел. Только медведи вроде бы бывают бурые и белые, а этот - серый, но пойди разбери в полутьме. А потом зверь припал к земле, повалился и принялся перекатываться с боку на бок. У Игоря и остальных совершенно не было ни времени, ни желания выяснять, что означает такое поведение. Может, зверь не голоден, или он так отвлекает внимание? В любом случае оставлять его за спиной было неразумно. Игорь поднял автомат и тщательно прицелился. Зверь никакого беспокойства не проявил. Наверное, ему еще не случалось видеть людей с оружием. Громов почувствовал, что его хватают за локоть, но он, не глядя, одним движением отпихнул хватавшего и тут же выстрелил, стараясь попасть зверю в глаз. Тот рухнул и забился в судорогах, а Игорь на всякий случай еще несколько раз выстрелил ему в голову.
        Им надо было торопиться - они и так уже много времени потеряли. Еще немного, еще чуть-чуть, и они у цели.
        Профессор уверенно вел их по небольшой площади, потом свернул налево и вывел на улицу. Видимо, это и был Проспект Мира. Вход в метро находился в ближайшем же доме. Неужели они наконец дошли?
        Но что толку? Очень быстро путешественники убедились - никто не собирается впускать их на станцию. Они вошли в вестибюль, спустились по эскалатору и принялись стучать в запертые ворота, а никакой реакции с той стороны не последовало. Видимо, там вовсе не ждали гостей, а может, отзывались только на условный стук.
        Бродягам хватило примерно получаса, чтобы это осознать. Меж тем ночь неуклонно подходила к концу. Нужно было срочно принимать решение.
        Игорь пока не собирался предаваться отчаянию. Он уже убедился, что из любого положения существует несколько выходов. Может, вернуться назад, в подземелье, где течет Неглинка? Но страшно было даже подумать, что опять придется идти мимо парка, полного хищников.
        Профессора, кажется, осенила еще какая-то мысль, и он показал в направлении выхода. Путешественники снова выбрались на улицу и пошли по ней, а старик внимательно разглядывал здания. Потом он указал через дорогу на высокий серый дом, стоящий буквой «П», на фасаде которого виднелись навсегда остановившиеся большие круглые часы. Игорь понял, что Профессор знает это место. Но стоило приблизиться, и они убедились, что фасад заплетен паутиной, а по ней перемещаются какие-то очень шустрые многоножки. А еще выше сидела вичуха и следила за шустрыми тварями.
        Темный предмет вдруг отделился от паутины и стал медленно планировать вниз - словно обрывок тряпки несло ветром. Он плавно подлетал все ближе, ближе. Игорь бездумно следил за ним и вдруг заметил, что это вовсе не тряпка. Предмет явно перемещался по собственной воле. Еще несколько секунд - и жуткое создание зависло перед его лицом. Оно было похоже на паука с растопыренными в стороны лапками, между которыми были натянуты тоненькие перепонки. Существо висело перед человеком, быстро-быстро трепеща перепонками и гипнотизируя его маленькими злобными глазками. Развернулся откуда-то длинный хоботок, потянулся прямо к его лицу. Игорь даже забыл на секунду, что он в противогазе, и про автомат тоже забыл. Он отшатнулся и замахал руками, словно мальчишка, которого атакует летучая мышь. Тут сбоку что-то просвистело, создание рухнуло на бугристый асфальт и забилось в судорогах. Саид еще пару раз рубанул тесаком, и скоро тварь застыла в лужице черной крови. Наверху встрепенулась вичуха, и люди поторопились быстренько миновать это место, пока хищница не переключила внимание на них.
        «Хорошо, что арахны не летают», - вспомнилось Игорю любимое присловье Айрона Медного. «Если когда-нибудь еще увижу сталкера, придется его разочаровать», - подумал Громов.
        И вдруг со стороны ближайшего переулка раздались странные звуки.
        - Хех-хех-хех!
        Не то лай, не то хохот. Игорь вздрогнул. Только не это!
        Еще на Красной линии он наслушался рассказов сталкеров о веселых мутантах с Каланчевки. Эти существа, похожие на горилл, но передвигавшиеся на четвереньках, скачками и как-то боком, наводили ужас на всю округу. Жить они предпочитали почему-то в районе трех вокзалов - селились в полуразрушенных вагонах и зданиях, в подземных переходах, говорят, даже сделали однажды попытку ворваться на Комсомольскую - их отбили с трудом. Никто не знал, откуда они взялись. Некоторые выдвигали предположение, что это мутировавшие вокзальные бомжи, которых не сумела убить даже радиация. При передвижении они издавали странные хриплые звуки, похожие на одышку и на смех одновременно. За ночь стая могла пробежать огромное расстояние и объявиться где угодно в пределах Садового кольца или даже за его пределами. А Профессор, когда обсуждали дорогу, помнится, говорил, что отсюда до Каланчевки, до площади трех вокзалов, не так уж далеко. Судя по его схеме, твари появились как раз оттуда - из какого-то Протопоповского переулка.
        - Хех-хех-хех! - раздавалось все ближе на разные голоса. И вот первый хищник появился в поле зрения. Застыл, оценивая обстановку. Видимо, это был вожак. Клочья шерсти неопрятно свисали по бокам, а морда была пародией на человеческое лицо - маленькие глубоко посаженные глазки, сплюснутый нос, растянутый рот. Игорю сначала показалось, что шея вожака в крови, но потом он понял, что вокруг шеи мутанта завязан истрепавшийся обрывок грязного красного шарфа.
        Понемногу подтягивалась остальная стая. Жуткие звуки смолкли - звери оценивающе глядели на людей, то и дело с шумом втягивая ноздрями воздух.
        Игорь попятился. Сзади находился небольшой магазинчик с выбитой витриной. Наверное, стоило отступить туда. Громов знаками показал остальным, чтобы они отошли, а сам остался стоять на улице. Рядом без всякой команды встал Саид с тесаком в руках. Оружие повстанцев Анголы выглядело вполне внушительно.
        - Хех? - вопросительно сказал вожак, делая шаг вперед и как будто ухмыляясь.
        Саид сделал выпад тесаком. Вожак слегка попятился. Он попытался обойти Саида справа, следя за ним злобно горящими глазками.
        Игорь вскинул автомат. Вожак зарычал.
        И тут какой-то не в меру резвый мутант из задних рядов не выдержал, взвился в прыжке. Игорь дал короткую очередь, тот взвизгнул на лету, но по инерции пролетел еще дальше. Саид встретил его тесаком и одним движением развалил на две части.
        Следующие несколько минут пронеслись как в бреду. Стая кинулась на штурм. Саид крутился, словно ветряная мельница, и с каждым взмахом его тесака отлетали головы, конечности, клочья шкуры. Грозное оружие повстанцев Анголы сослужило этой ночью добрую службу. Асфальт был залит кровью, вокруг валялись тела мертвых или издыхающих хищников. Игорь поливал стаю из автомата, стараясь попасть в вожака, но тот был хитер и под выстрел не лез.
        Все новые мутанты вылетали из переулка, Игорю стало казаться, что они вот-вот похоронят его под своей массой, задавят косматыми телами. Но в какой-то момент он вдруг с радостью почувствовал - зверолюди дрогнули, попятились.
        - Хех! - раздался гортанный крик вожака. Повинуясь ему, остатки стаи начали отступать, злобно оглядываясь на такую, казалось бы, близкую, но такую строптивую добычу. Один из мутантов, присев на задние лапы над трупом другого, вдруг издал леденящий душу тоскливый вой. Такая жалоба звучала в нем, что Игорь вздрогнул. Но тут же напомнил себе - раскисать не время.
        Стая кинулась в ближайший переулок, и скоро резкий лай, похожий на хохот, снова затих вдали. Мутанты отправились присматривать себе более доступную жертву.
        Игорь оглядел свой отряд. Вроде все были целы, но Профессор держал левую руку на весу; рукав его химзы был порван и окрасился кровью, да Саид при ходьбе припадал на одну ногу. Но пока было не до врачевания. Профессор здоровой рукой указал вдаль, и они двинулись вперед.
        Профессор пытался что-то объяснить, но Игорь не понимал. Через некоторое время им на глаза попался люк, Игорь жестом предложил открыть его и посмотреть, что внизу. Он подумал, что, возможно, подземные коммуникации как-то сообщаются между собой и им удастся опять попасть в систему подземных ходов и речушек. Они с Саидом отвалили люк, но внутри оказалась узкая дыра, в которую уходил толстый кабель. Человеку туда явно было не протиснуться.
        Еще пара люков тоже не вдохновила. Но нужно было на что-то решаться до наступления светлого времени суток.
        Очередной люк оказался просторнее. Путники сначала целую вечность, как показалось Игорю, спускались вниз, затем шли по узкому ходу. Ход вывел их в более просторный коридор. Посветив фонариком и увидев знакомый кабель, а на полу - рельсы, Игорь с изумлением понял, что они все-таки оказались в туннеле метро. Вот только в каком?
        Самое время было снять противогазы и устроить военный совет. Предварительно убедившись, что здесь им ничто пока не угрожает.
        Бродяги расположились на шпалах и достали остатки продуктов - копченой рыбы и крысятины. Но первым делом Игорь осмотрел руку Профессора, в душе чертыхаясь. Ведь старик во время схватки находился в задних рядах - как он ухитрился подставиться? Зубы мутанта прокусили химзу, рана была неглубокой, но обильно кровоточила. Скупо промыв рану драгоценной водой, Марина перебинтовала ее не слишком чистыми тряпками. Профессор стонал и охал. Впрочем, Саид свою ногу вообще осмотреть не дал, только рукой махнул и что-то буркнул.
        Немного подкрепившись, стали обсуждать, что делать. Собственно, выбор был невелик - предстояло решить, идти им направо или налево. Беда в том, что путники несколько утратили ориентацию. Они пришли к выводу, что это наверняка один из туннелей от Проспекта Мира до Сухаревской. Впрочем, Профессор неуверенно предположил, что это может быть один из туннелей Метро-2. Оставалось только надеяться, что это не так, - иначе они вообще могли забрести неизвестно куда и блуждать по лабиринтам, пока не умрут голодной смертью. Впрочем, про туннели к Сухаревской тоже рассказывали очень нехорошие вещи. Уходившие туда в одиночку люди пропадали бесследно, и только группой можно было надеяться дойти до места назначения.
        Решили, что в таком случае идти надо, конечно, не к проклятой станции, пользующейся такой дурной славой, а обратно к Проспекту Мира. Но с какой стороны теперь находился этот самый проспект, никто не знал. У Профессора и Игоря оказались диаметрально противоположные точки зрения на этот счет, а остальные и вовсе воздержались.
        Даже в полутьме Игорь заметил ненавидящий взгляд Жени. Девочка смотрела на него так, словно он совершил что-то непоправимое.
        - Что с тобой? - спросил он.
        - Зачем ты так… - сказала она и разрыдалась.
        Он с трудом уловил в ее бессвязных упреках - зверь, который их встретил возле комплекса, ничего плохого не хотел, просто поиграть, а Игорь превратил его в кучу мертвого мяса.
        Игорь обозлился. Нашла время нюни распускать! Еще неизвестно, чего хотел этот зверь. А в такой обстановке вообще разбираться некогда. И пусть скажет спасибо, что они все еще живы. «Вот идиотка!» - подумал он. Его пожалеть ей и в голову не приходит, хотя он валандается тут с ними, спасает их, рискуя жизнью. А вот из-за какого-то мутанта, который ее саму за малым не сожрал, сопли распустила. Громов начинал чувствовать, что еще немного - и он тоже начнет ее ненавидеть.
        Они поплелись по туннелю. Воздух как будто стал более вязким, каждый шаг давался с трудом. У Игоря заломило виски, другим, видимо, тоже было не по себе. В голове шумело, потом Игорю стало казаться, что он слышит женский голос - далекий, холодный. Как тогда, в кукольном музее. «Игорь, я все еще жду тебя. Я терпелива, и я дождусь». Интересно, если бы заговорила та утопленница, такой ли был бы у нее голос? «Им, мертвым, из одного места в другое перебраться - не проблема», - вспомнилось ему.
        Постепенно Игорю стало казаться, что туннель идет под уклон. Идущая сзади Марина споткнулась, уцепилась за него. Он, очнувшись, посветил вперед, и как раз вовремя, чтобы успеть остановить остальных.
        Перед ними расстилался огромный провал, и конца ему не было видно в темноте. Оттуда поднимался тяжелый запах.
        - Пришли, кажется, - констатировал Игорь.
        От этого запаха, смрадного и сладковатого, у него закружилась голова. Опять припомнилось белое лицо утопленницы в пруду. Теперь он знал своего демона в лицо. Самое время было познакомиться и с заступником - но, возможно, ему таковой не полагался.
        «Это моя смерть», - подумал Игорь, но как-то равнодушно и отрешенно. Так и тянуло расслабиться, опуститься на пол и задремать. Очень уж он устал за последние дни…
        Глава 9
        НЮТА ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
        Кинотеатр «Балтика» блистал огнями, за окнами двигались неясные силуэты. Нюта против воли, с трудом передвигая ноги, шла к входу - только посмотреть. Она знала, что туда нельзя, предупреждал же Захар Петрович, комендант Сходненской, что место это гиблое и нечистое. Что «Балтику» давно сломали, нет там ничего, все это морок один. Но слишком уж странное было зрелище - залитый светом кинотеатр на фоне разрушенного города и мертвых, черных зданий. Девушка поднялась по ступенькам и остановилась возле самого входа, не решаясь шагнуть дальше. Двери гостеприимно распахнулись перед ней.
        «Сделай только шаг - и ты все узнаешь, - нашептывал внутренний голос. - Здесь светло и радостно, здесь никто ни о чем не печалится. Один шаг - и ты с нами, а все твои заботы и горести останутся в прошлом. Здесь у нас вечный праздник».
        Нюта еще чуть-чуть помедлила на пороге. Странное оцепенение охватило ее. Вроде надо было развернуться и бежать без оглядки, но на нее накатывало сонное безразличие.
        «А почему бы и не заглянуть? Стоит ли цепляться за жалкую жизнь, когда, проснувшись утром, не знаешь, найдется ли что поесть вечером. Да и вообще, будешь ли ты жива вечером. Не лучше ли покончить со всем этим одним махом?»
        «Сделай шаг, и ты узнаешь такие тайны, о которых никто из живых даже не догадывается», - продолжал искушать внутренний голос.
        И Нюта не утерпела: осторожно занеся ногу, шагнула внутрь, на всякий случай придерживая дверь. И остановилась, ослепленная.
        Вокруг мелькали смеющиеся лица нарядных людей. Мужчины в белых одеждах, женщины в легких ярких платьях. Ребенок в пушистом голубом костюмчике жевал конфету. Играла музыка.
        «Иди к нам», - звали ее незнакомые люди. Улыбались, протягивали ей руки. И, словно ненароком, старались оттеснить от двери.
        Нюта чувствовала себя неловко в своем костюме сталкера. Ее химза наверняка ужасно грязная и так мешковато сидит на ней. Да и противогаз, наверное, надо снять. Нюта взялась за край резиновой маски.
        И вдруг застыла. Рядом с ней нарядную женщину случайно толкнули, платье сползло с плеча. В зияющей ране у нее на спине видны были позвонки и копошились белые черви. Женщина непринужденно рассмеялась и мигом поправила платье, но глаза ее злобно блеснули. У ребенка с конфетой на глазах удлинялся череп, а сзади торчал толстый чешуйчатый хвост. Увидев, что Нюта попятилась, жуткий малыш цепко ухватил ее за комбинезон с недетской силой. Лапка его вытягивалась, пальцы удлинялись на глазах, на них появились кривые желтоватые когти. Нюта рванулась с криком.
        - Ну вот, говорил я тебе - другой дорогой надо было идти к каналу. А вы не послушались, вот и нанюхались венерина башмачка, - сурово выговаривал ей знакомый ворчливый голос. - Вот и мерещится теперь черт знает что.
        - Павел Иванович! - облегченно вскрикивает Нюта. - А я уж думала - не вырвусь оттуда. Как хорошо, что вы меня спасли! Только… как вы здесь оказались?
        Она оглядывается. Знакомое небольшое помещение с низким потолком, старик сидит перед ней на колченогом стуле, а на полу лежит мутант Маруська, смотрит умными глазами.[3] Круглую черную голову положила на две передние конечности, а остальные четыре вольготно вытянула по полу.
        - Значит, мне все это померещилось. Как же я рада, - говорит Нюта.
        Павел Иванович кивает; он в плаще с капюшоном, и глаз его не видно. Старик почему-то нарочно от нее отворачивается.
        - Павел Иванович, мне теперь к своим надо… А пойдемте со мной? - предлагает Нюта. - И Маруську с собой возьмем. Чего вам тут в овраге с пауками сидеть? Пора выбираться к людям.
        - Нельзя мне к людям, - отвечает старик, наконец-то поворачиваясь к ней. И девушка вдруг видит, что глаза его светятся красным из-под капюшона.
        Нюта вскрикивает и кидается бежать, пригнувшись, по тесному проходу. Вдруг проход неожиданно кончается, выходит на обрывистый склон. И она падает. Катится кубарем на дно огромного оврага, где протекает речка, излучая слабое зеленоватое свечение.
        Нюта с трудом поднимается на ноги. Вроде за ней никто не гонится. Она неуверенно идет по берегу. Не так уж тут и страшно, лишь бы пауки ее не заметили.
        Она наклоняется к воде. В глубине что-то белеет. Женское лицо смотрит из темной воды. И самое страшное - что глаза открыты, но смотрят словно бы сквозь Нюту. При этом Нюта уверена, что женщина отлично ее видит, просто притворяется.
        Показывается белая рука, манит Нюту к себе. Нюта отшатывается, поверхность воды идет рябью. Наверное, женщина хочет выбраться на берег и схватить ее. Нюта вновь бежит, но впереди стоит Павел Иванович, сверкая красными горящими глазами, оскалившись в жуткой ухмылке. Нюта кричит в ужасе.
        - Да что с тобой?! - слышится недовольный голос Кирилла. - Уже третью ночь спать мне не даешь!
        От облегчения Нюта рыдает. Так это был только сон, а на самом деле она в палатке на Тушинской, и рядом Кирилл, брюзжит, как всегда. Сейчас она даже рада его брюзжанию.
        Она потихоньку приходила в себя после пережитого кошмара. «Кто бы видел меня сейчас - ни за что не поверил бы, что перед ним та самая победительница зверя, которая спасла Улицу 1905 года, - усмехнулась она. - Наверняка волосы растрепаны, лицо бледное, глаза покраснели от слез…»
        Нюта давно боялась воды. Оттуда приходило самое страшное. Жуткие черные твари. Чудовище, о котором она старалась не думать, хотя именно ему была обязана своим спасением. Хорошо, что с тех пор она почти не выходила на поверхность, тем более вблизи водоемов.
        И вот теперь - этот сон. Что он означает? Нюта была уверена - кому-то грозит беда. Необязательно ей. Страдания причиняло то, что иногда она могла предсказывать события, но не знала точно, с кем из ее близких они произойдут. А некоторые сны явно не имели к ней отношения, и она мучилась оттого, что понятия не имела, кому предназначался сон и кого предупреждать об опасности. Нюта научилась сама анализировать свои сны. Неудивительно было, что она видела во сне кинотеатр «Балтика», пользующийся такой дурной славой, и что привиделся ей загадочный отшельник из Тушинского оврага, Павел Иванович. Все это были отголоски впечатлений, оставшихся от выхода на поверхность. Но белое лицо утопленницы приснилось ей впервые, и наверняка - не просто так.
        Нюта была уверена, что почти все ее сны - вещие, и изводилась оттого, что кто-то попал в беду, а она не смогла предотвратить. Ее дар был скорее наказанием, чем благословением.
        Девушка поняла, что уже не уснет. Кирилл задремал, а она тихонько выбралась из палатки. Станция Тушинская жила своей обычной жизнью - повариха уже была на ногах, гремела черпаком в котелке, висевшем над огнем. Вольный город Тушино потихоньку просыпался.
        Хотя Нюта успела уже побывать не на одной станции, ей все так же мила была Тушинская, пусть ее убранство было не таким уж вычурным. Стены отделаны светлым мрамором, высокие серо-голубые четырехугольные колонны, бордовая полоса с белым зигзагообразным орнаментом ближе к потолку - вот и все украшения, пожалуй. Да еще четыре алюминиевых панно с изображениями самолетов, вделанные в стены.
        Нюта шла и вспоминала, как она появилась здесь впервые, как первый раз увидела Кирилла. И с болью думала, что тогда станция была гораздо более людной и оживленной. Плотными рядами стояли разноцветные палатки и другие жилища. Теперь на Тушинской стало просторнее и тише, а на детской площадке, оборудованной даже пластмассовой горкой, почти не было малышни. После нашествия черных водяных гадов, случившегося у нее на глазах, Тушинская никак не могла оправиться. Тем не менее станция не собиралась сдаваться. Временный комитет поручил уходившим в большое метро приглашать на Тушинскую всех, кто недоволен жизнью и не боится работы. И несколько новичков уже появилось на станции. Об их прошлом никто особо не расспрашивал, и если человек хорошо проявлял себя, то быстро становился своим.
        Нюте встретился отец Кирилла, обходивший посты, - он улыбнулся ей, но в глазах была тревога. Нюте иногда казалось, что он понимает ее лучше, чем сам Кирилл.
        Нюта шла по станции, прислушиваясь к себе и пытаясь понять, вещим ли был сон или все же случайным. С чего она взяла, что все ее сны что-то значат? Не слишком ли самонадеянна?
        С тех пор, как девушка избавила от жуткой напасти станцию Улица 1905 года, многие внимательно прислушивались к ее словам. Считали, что у нее особые способности, которые еще развиваются. Кирилл делал вид, что подтрунивает над ней, но она видела - он беспокоится.
        Конечно, нельзя было отрицать, что ей очень везло - несколько раз она выходила живой из таких переделок, уцелеть в которых шансов практически не было. Но кто знает, были ли тому причиной ее способности? Может быть, выручал амулет, подаренный подругой Крысей? Нюта прикоснулась к мешочку, висевшему на груди. По уверениям Крыси, там находился большой палец Алики-заступницы. Сколько пришлось ей выдержать насмешек Кирилла по этому поводу! Нюта сама не знала, верит она в чудотворную реликвию или нет. Святая никогда не являлась ей - ни в видениях, ни во снах. Но кто знает, может быть, и помогала ей незримо?
        Ей вспомнилась Мура, а потом в памяти всплыло озабоченное лицо Ильи Ивановича, лысого коменданта Улицы 1905 года. Неужели у него опять что-то случилось?
        Нюта подошла к колонне, где висел экземпляр «Тушинской крысы», машинально отметила, что газету давно не обновляли.
        Постепенно обитатели станции выбирались из палаток. Скоро начнется обычная суета, и она не сможет прислушаться к себе, не сможет понять, был ли то знак или так - наваждение, обман.
        И вдруг такая тоска навалилась на Нюту, что стало трудно дышать. В этот момент она думала о своей единственной подруге Крысе, Кристине, которая осталась на Гуляй-Поле, выйдя замуж за анархиста Валета. Неужели с ней что-то случилось?
        «Нет, - решила Нюта, - мы так были связаны, что я бы почувствовала более ясно. Скорее всего, беда грозит не ей, но кому же?»
        Она машинально улыбнулась худенькой темноволосой женщине, проходившей мимо. Та улыбнулась в ответ, лицо ее показалось Нюте смутно знакомым. Женщина уже давно прошла, а Нюта все думала - кого же она ей напоминает?
        И тут ей ясно представилось лицо гадалки Коры в тот момент, когда она изрекала свои пророчества. И ее голос отчетливо произнес: «Они идут, беда уже близко. Мы все можем погибнуть из-за одного».
        Нюта нахмурилась. Теперь она знала, что ей надо делать. Это тоже было нелегко, но все же лучше, чем сидеть сложа руки - такого она себе не простила бы. Надо только придумать убедительное объяснение для Кирилла. Он, конечно, очень добр к ней, но иногда без должной серьезности относится к ее снам, ставит ее предчувствия под сомнение. Это свойственно большинству мужчин - они предпочитают логику, а не эмоции.
        Нюта вернулась в палатку, еще немного посмотрела, как спит Кирилл. Во сне лицо его было безмятежно, но дышал он трудно, с присвистом. Вот по лицу пробежала тень - наверное, приснилось что-то. Она осторожно потрясла Кирилла за плечо. Тот мгновенно приподнялся, протирая заспанные глаза, отбрасывая со лба длинные русые волосы.
        - A-а, что-то случилось?
        - Насколько я знаю, пока еще ничего, - серьезно ответила Нюта. - Но у меня для тебя новость. Мы возвращаемся на Улицу 1905 года.
        Кирилл удивленно посмотрел на подругу, но спорить не стал, только вздохнул. Нюта легко могла представить, о чем он думает, - вот только недавно, после долгих скитаний, вернулся на родную станцию, встретился с отцом, которого не надеялся уже увидеть живым, и снова надо собираться в поход. Нюта и сама со страхом думала о предстоявшем переходе через заброшенные, пустынные станции, особенно о том участке перед Беговой, когда придется выходить на поверхность. Ее так напугали тогда загадочные всадники! Хотя чего уж тут, не видела она самих всадников, и никто из них не видел. Слышали только топот копыт - все ближе, ближе. Они тогда еле успели добежать до лаза в подземку. Дожидаться таинственных скакунов ни у кого мужества не хватило.
        «Ничего, как-нибудь, - подумала Нюта и вновь дотронулась до висящего на груди амулета. - Тогда прошли, авось пройдем и теперь».
        Кирилл все же сделал попытку возразить.
        - Ты уверена, что тебе сейчас стоит отправляться в путешествие? - с каким-то особенным выражением спросил он, делая упор на слове «сейчас».
        «Он думает, что я жду ребенка, - сообразила Нюта. - Считает, наверное, что оттого я и нервничаю, и фантазирую. Но мне кажется, это не так. А я сама не знаю, хочется мне ребенка или нет? Вдруг он родится с какими-нибудь отклонениями?»
        Нюта тряхнула головой. Нельзя давать волю таким мыслям.
        - Кирилл, я думаю, что отправляться нам нужно немедленно, - твердо сказала она.

* * *
        Вагнеру и Коху показалось удобным устроить наблюдательный пункт в туннеле поблизости к станции Улица 1905 года. К тому же очень кстати нашлось подходящее место. Они обнаружили боковое ответвление в туннеле - скорее всего, это был подземный ход к Белому дому, о котором их инструктировали. Путь привел в помещение, где раньше, судя по всему, уже обитали люди. Вот только очень странные, видимо, люди.
        Здесь стояло несколько распахнутых железных клеток, от которых исходил тяжелый запах. В одной лежал высохший труп животного, которым почему-то побрезговали местные крысы. Остальные клетки были пусты. Был тут и топчан с кучей ветоши. Вагнер принялся было бойко разгребать ее, но наткнулся на человеческие кости. Он сразу как-то притих, хотя смерть видел перед собой не впервые. Фрагменты еще одного скелета напарники чуть позже нашли на полу. В общем, неприятное было место. Отсюда был выход на какую-то ржавую лестницу, спускавшуюся вниз. А там, внизу, плескалась черная вода, и оттуда при их приближении выставилась в ожидании чья-то пасть, полная острых зубов. Вагнер отнес туда и выбросил сверток с тряпьем и костями. Кох зачем-то упросил его оставить череп. Поставил его на одну из клеток и утверждал, что череп помогает ему размышлять. Вагнеру категорически не нравилось все это, но отсюда удобнее было шпионить за жителями станции. Их уже принимали за бомжей, к ним уже почти привыкли.
        - Мне кажется, детей подходящего возраста на станции немного, - заявил Вагнер. - Одного шустрого мальчишку я видел, но он маловат - лет пять. К тому же его воспитывает как будто родная мать, хотя сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Еще несколько заморенных пацанов бегают, один вообще горбун. В общем, ни один нам не подходит. Думаю, есть смысл в ближайшее время перебраться поближе к Беговой и продолжить поиски там.
        Кох как-то странно улыбался:
        - Так, значит, это здесь, поблизости, случилось? Представляешь, эта женщина… она пробиралась с ребенком по туннелю. Что произошло потом? Мне так хотелось бы знать, как она погибла, как встретила свою смерть? Что должна сделать женщина, чтобы стать всеми почитаемой святой мученицей?
        Вагнер с изумлением посмотрел на напарника. Конечно, он знал, что Кох иногда бывает чересчур восторженным и экзальтированным, но не настолько же!
        - Зачем тебе это? - спросил он.
        - А тебе неужели не хочется знать? Ведь сам фюрер верит в нее…
        Вагнер смутился. Подвергать сомнению веру фюрера было как-то не с руки.
        - Да я ведь ничего не говорю. Просто не знаю, как мы будем искать подходящего мальчишку. А вдруг это все байки - что он остался жив? Вдруг он тоже уже давно того… в образе духа пребывает? Тогда все без толку. Разве что опять пацана какого-нибудь голубоглазого наобум изловить - а тут пойди еще найди такого. Но когда выяснится, что пацан самый обычный, с нас же голову и снимут. В общем, не по душе мне это задание. Ну, еще Беговую осмотрим - а если и там не найдем? В вольный город Тушино добираться? Дорога дальняя и опасная. Да и там не факт, что отыщем.
        - Не о том ты думаешь, - покачал головой Кох. - Я считаю, если хорошо помолиться святой, она и вразумит. Неужели ты не чувствуешь, как мы близко от места, где все это происходило? Нам такая возможность представилась здесь побывать - так пользуйся случаем. Здесь ее влияние, присутствие должно особенно сильно ощущаться. Я начинаю понимать монахов, которые молились, постились и получали удивительные откровения. Тем более место тут уединенное, можно сосредоточиться… - и он глубокомысленно посмотрел на череп.
        Вагнер забеспокоился. Кох ведь действительно последние два дня ничего не ел. Как бы не довел себя до нервного истощения.
        Сам Вагнер уже начал уставать от скитаний. Ему хотелось вернуться обратно в Рейх, где можно ходить по станции, не опасаясь каждого звука, нормально питаться, наконец, банально выпить бражки со знакомыми. А вместо этого он в каких-то жутких лохмотьях, прикидываясь бомжом, вынужден торчать в грязной дыре, опекая напарника, который несет всякую чушь! О скудных «полевых» рационах и говорить нечего. Грузный Вагнер за эти дни еще больше обрюзг, а Кох, наоборот, высох как щепка. Зато в глазах напарника Вагнер стал замечать какой-то неестественный восторг, и это ему активно не нравилось.
        Да и вообще Вагнеру иной раз становилось не по себе при взгляде на Коха. На его худое, болезненно бледное лицо, на неестественно блестящие глаза. Редкие волосы Коха, вечно слегка влажные от пота, были словно приклеены к черепу. Вагнер знал, что у этого человека странные привычки - например, ему нравилось разглядывать трупы и находиться возле них. Зачем только такого чудака дали ему в напарники? Никогда не знаешь, чего от него ждать, не можешь чувствовать себя в безопасности. Но Вагнер знал и то, что Коха в Рейхе считали мистически одаренным, талантливым медиумом. Он увлекался оккультными науками и даже выпускал журнал «Рагнарек» - впрочем, нерегулярно, когда удавалось добыть для него бумаги. Тираж в три экземпляра Кох считал большим достижением. Фюрер этому проекту покровительствовал, считая, что затраты на идеологию себя оправдают.
        «Так, может быть, - подумал Вагнер, - напарника дали ему с умыслом? Что, если руководство Рейха не уверено, что с поставленной задачей можно справиться традиционными методами? Не возлагают ли они надежды на магию там, где оружие может оказаться бесполезным?»
        При мысли об этом шпиону сделалось неуютно - словно холодным сквозняком потянуло из других пределов, куда человеку заглядывать не следует. Что и говорить, иной раз он даже побаивался Коха. Впрочем, чаще напарник его раздражал. Но иногда, при виде того, как трудно даются Коху скитания по туннелям, Вагнер испытывал к нему чуть ли не сострадание. Не такой выносливый, Кох, тем не менее, старался не жаловаться, хотя иной раз у него на лбу выступала испарина, а во время привала он мешком валился на рельсы, дыша хрипло и с трудом. Но даже несмотря на это Кох был полон решимости выполнить поставленную перед ним задачу, и Вагнер невольно чувствовал к нему что-то вроде уважения.
        - Ладно, - буркнул он, - ты, конечно, можешь и молиться, а я лучше на разведку еще раз схожу. У тебя свои методы, у меня свои.

* * *
        Гауляйтера Волка вновь срочно вызывал фюрер. Печатая шаг по мрамору Пушкинской, тот размышлял - за какие огрехи с него будут спрашивать сейчас? Например, от Вагнера и Коха давно не было известий. Да и неудивительно - очень уж фантастичное у них задание.
        Гауляйтер вообще считал - хотя этими мыслями ни с кем не делился - что некоторые проекты фюрера, мягко говоря, несвоевременны. Лидер нации как будто не понимает, в каких условиях они все живут. Не только Рейх, а вообще - ВСЕ. Иной раз голову ломаешь, чем людей накормить, а он такое придумает, что диву даешься. Чего стоит одна только идея использовать новое оружие - телепатов. И как ему объяснить, что телепаты в метро, конечно, имеются, но ведь это презренные мутанты, которых должны всячески чураться, презирать и вообще при каждом удобном случае уничтожать истинные арийцы. Тут бы идеолога толкового, чтобы теоретическую базу подвел. Но что-то напряженка у них с идеологами. Фюрер горяч не в меру - если не угодит ему идеолог, тут же приказывает повесить на глазах у всей станции. С тех пор как двоих вздернули, никто уже идеологом быть не хочет. Вот и приходится самому отдуваться, каждую минуту дрожать, что сделаешь неверный шаг. А может, фюрер спросит, почему не готов еще зал для медитаций высшего руководства и почему чашу Грааля для его украшения не достали? Напряженно тут как-то и с залами, и с
Граалем. В общем, та еще морока.
        Вот и со святой опять же непонятная история. Да, мальчишку-то они ищут голубоглазого, но у самой святой - он нарочно опросил несколько человек - по слухам, были темные волосы. Разве можно такую объявлять покровительницей арийских воинов? Значит, и ее ребенок - полукровка и не годится для включения в официальный пантеон? Как во всем этом разобраться и не допустить ошибки? Впрочем, лишь бы найти мальчишку - это очень способствовало бы поднятию боевого духа солдат Рейха. А в тонкости потом будем вдаваться. Даже если мальчишка в итоге окажется не тот, разберутся-то далеко не сразу. А за это время, глядишь, фюрер успеет смениться.
        «Потери, сплошные потери в последнее время, - размышлял гауляйтер. - Группа Дитля так и не вернулась». Посланные наверх сталкеры часто не возвращаются. Сначала грешили на мутантов, но потом кто-то наткнулся на свежий, еще не обглоданный труп сталкера Рейха с огнестрельной раной. Кто-то отстреливает их там, наверху. Впрочем, сталкеры Рейха тоже не упускали случая поохотиться на красных. Не вернулись - это еще не худший вариант. Иногда они возвращаются, но уже совсем не такими, как, например, получилось с Гансом. Он один вернулся из всей группы, Рудель и Ульрих остались наверху. Только тот, кто вернулся, тоже не был уже Гансом, а на самом деле им командовала какая-то хрень, поселившаяся у него в мозгу. Ганс чуть не устроил переворот, в итоге множество народу было перебито, и от самого Ганса еле удалось избавиться - он скрылся в туннеле. Поговаривали тайком, что он до сих пор где-то там в туннелях бродит и лучше ему на дороге не попадаться…
        Волк вошел в небольшое помещение, где над широким столом висел портрет их любимого вождя. Сидевший за столом поднял голову, и Волк вздрогнул. Ба! А фюрер-то, оказывается, уже другой!
        Волк привык, что иногда они меняются. Понятно ведь - фюрер не вечен. Поэтому гауляйтер старался не замечать, что каждое новое воплощение фюрера чем-нибудь да отличалось.
        Один из идеологов, до того как его тоже повесили, успел придумать этому более или менее понятное объяснение. Мол, великие задачи, которые решает фюрер на благо Рейха, не под силу простому смертному. Поэтому ясно, что через фюрера являет себя некий могущественный дух, выбравший его тело своим пристанищем. И если вдруг произойдет несчастный случай, то дух может выбрать себе другую подходящую бренную оболочку - главное, правильно выбрать преемника и вовремя провести некие тайные ритуалы. Волк все хотел потолковать с этим идеологом поподробнее, но не успел. А потом и вовсе зарекся вникать в такие дела. Лучше обычному человеку от потусторонних сил держаться подальше. Вот, спрашивается, где теперь тот идеолог? А он, Волк, пока вполне себе жив и здоров.
        Как бы там ни было, а особо приближенные знали - преемник фюрера всегда выбирается заранее и должен быть в курсе всех дел, если с правителем что-то внезапно случится. А в метро чаще всего неприятности случались как раз внезапно. И у каждого нового фюрера были свои личные заморочки.
        Этот фюрер внешне даже больше походил на того, глядевшего с портрета, - косая челка, усики. В отличие от предшественника, волосы у него были темными. Цвет волос фюрера Волка давно не смущал - ему в свое время объяснили, что у высшего руководства Рейха такая мелочь, как внешность, не имеет значения, главное - истинно арийские мозги. По каким критериям определялась «арийскость» мозгов, лучше было не задумываться.
        Волк решил, не дожидаясь вопроса, сделать первый шаг. Конечно, это было неслыханной наглостью. Но ему казалось, что фюрер не в духе и вызвал его именно по этому поводу.
        - Мой фюрер, Вагнер и Кох делают все, что можно. Но святая…
        - Какая святая? - визгливо перебил его фюрер. - Сколько можно возиться с этой святой сомнительного происхождения? Мы слишком много уделяем внимания частным вопросам и не видим главного - того, что творится у нас под носом! Почему до сих пор не разобрались со снайпером, уничтожающим наших сталкеров на поверхности? Вот о чем надо в первую очередь думать, а не о байках, рассказанных ночью у костра выжившими из ума стариками!
        Вот в этом гауляйтер был с новым лидером нации полностью согласен.
        - Будет сделано, мой фюрер! - воскликнул он, вытянувшись в струнку. - А Вагнера и Коха отозвать?
        - Разве я это говорил? - сварливо спросил сидевший за столом. - Пусть продолжают поиски. Кто знает, может, и найдут. Вот тут разведчики сообщают интересные сведения - в катакомбах на нижнем уровне обнаружены человекоподобные существа, почти не владеющие речью, но очень свирепые. Они даже череп одного из них добыли с риском для жизни. Вдруг это те самые пралюди, прародителей, которых в свое время пытались найти историки Рейха? Надо изловить одного такого и изучить. Представляете, каких бойцов мы можем получить? Не рассуждающих, неутомимых, непобедимых!
        У гауляйтера волосы встали дыбом. Пожалуй, этот фюрер был еще покруче прежнего.
        - Да, кстати, - вспомнил вдруг фюрер, - а группа Дитля до сих пор не вернулась?
        - Нет, мой фюрер. Ждем со дня на день, - машинально ответил гауляйтер.
        Глава 10
        СНОВА В МЕТРО
        - Как же я мог забыть про Уголок Дурова? - сокрушался Профессор.
        - Ну, и что бы изменилось? - поинтересовался Игорь.
        - Постарались бы обойти как-нибудь.
        - Да не факт, что нас гнали зверюшки именно из этого уголка. Может быть, это была стая из парка.
        - Да нет, ведь в стае были разные животные, даже птицы, но действовали они вместе. Охотились согласованно, как будто кто-то ими управлял. А это жуткое существо… брр. До сих пор не понимаю, что это было, - пробормотал Профессор.
        «Зайчики в трамвайчике, - подумал он. - Стоят звери около двери. Конечно, он был как-то в Уголке Дурова с дочкой еще до Катастрофы. Да и мать его туда водила мальчишкой. Мартышки в передниках и бантиках, как и медведь с ошейником, выглядели очень мило и, казалось, с удовольствием проделывали трюки, которых от них ожидали. Люди всегда рады выдать желаемое за действительное. А ведь той ночью они едва ноги унесли от этих милых, добрых зверюшек - или то было уже их потомство?»
        Если повязать медведю бантик, он не превратится в зайчика - об этом хорошо знают дрессировщики. Они знают, каково удерживать в повиновении дикое животное, которое в любой момент радо забыть, чему его обучали. Вдруг хищник учует запах крови - и в одно мгновение многолетний труд летит к чертям.
        «То же самое происходит в метро с людьми, - подумал вдруг Профессор. После Катастрофы с большинства мигом слетел тонкий налет цивилизации. Они уподобились животным, оставшимся без дрессировщика, - грызутся между собой, убивают из-за добычи. И лишь немногие еще держатся, еще сохраняют человеческий облик. Но их все меньше…»
        - Говорят, в Питере есть какие-то собаки Павлова, - вспомнил Игорь. - Они вроде тоже охотятся стаей.
        - Да что там Питер! Подумаешь, собаки Павлова! - бесцеремонно вмешался в их разговор сидевший рядом мужик. - Это они еще наших кошек Куклачева не видели!
        Игорь поежился. Неужели теперь он всегда будет вздрагивать, услышав слово «кошка»? Профессор подозрительно посмотрел на него.
        - Вообще-то я таких тоже не видел, - словно оправдываясь, сказал Игорь. - И даже не слышал о них. Порода, что ли, такая?
        Профессор, наоборот, оживился - видно было, что тема ему знакома.
        - Нет, это дрессировщика фамилия, - сказал он.
        - Потому и не слышал, что не здесь они шустрят. А на Кутузовском, - снова встрял в разговор мужик. - Кто тебе расскажет, что там творится? Мутанты с Филевской линии?
        - А сам-то ты откуда знаешь?
        - Сталкер знакомый рассказывал. А уж он-то лично видел.
        - Ну, понятно, - хмыкнул Игорь. - Агентство ОСС - «Один Сталкер Сказал».
        - И зря лыбишься. Твари жуткие, он от них еле ноги унес. Вообще-то они не особо опасны, стаями не охотятся. Вот только иногда, в лунные ночи, на охоту с ними выходит сам Хозяин. Тогда - беда.
        - А кто это - Хозяин?
        - Хозяин - и все. Они все его слушаются. Вот тогда лучше им не попадаться - порвут в клочья.
        - А кто-нибудь этого Хозяина видел?
        - Видеть его простым людям нельзя. Кто увидит - тот недолго проживет.
        - Как же тогда твой сталкер остался жив?
        - А кто тебе сказал, что он жив остался? - со значением спросил мужик. И замолчал с таким видом, что было ясно - победа в споре осталась за ним.
        Игорь тоже молчал - но не оттого, что возразить ему было нечего. Он вновь вспомнил загадочную незнакомку, которая сначала спасла его в подземельях, а потом чуть не убила возле Олимпийского. Или то была уже не она? Игорь вспомнил, как в отсветах пламени блеснули металлические нагрудные вставки. Наверное, все-таки Кошка, та, которая научилась ни в грош не ставить человеческую жизнь, решила поохотиться на них, чтобы утолить свою ненависть. Но ведь для нее они были просто неизвестными путниками, безликими фигурами в химзе и противогазах. Интересно, если бы она узнала его, это что-то изменило бы?
        «Какая теперь разница? - устало подумал он. - Главное - мы живы. Мы все-таки вышли к людям».

* * *
        Бродяги находились на станции Проспект Мира - радиальной. Их отчаянная авантюра все же увенчалась успехом.
        Тогда, в туннеле, Игоря привела в чувство Марина. Трясла и толкала, заставляла подняться на ноги. Если бы не она, он так и остался бы возле этого провала, уснул бы там навечно, надышавшись смрадными миазмами. Они все остались бы там.
        Но Марина буквально заставила его идти самого и увести остальных. И после того как измученные путешественники шли, казалось, целую вечность, уже не веря, что когда-нибудь выйдут к людям, они увидели свет. А потом услышали и голоса, сливавшиеся в неразборчивый гул. Они неуверенно подходили к станции, каждую секунду ожидая окрика часовых. Но никаких кордонов им на пути не попалось. Игорь подивился беспечности местных властей - на Красной линии на подходах к любой станции стояли дозорные и тщательно проверяли документы.
        Они поднялись по маленькой чугунной лесенке на платформу и только тут заметили маленький столик, за которым сидел человек в серой форме и фуражке.
        - Добро пожаловать на Проспект Мира, - сказал он, разглядывая пеструю компанию. - Какова цель прихода?
        Человек, видимо, вовсе ничего обидного в виду не имел. Просто исполнял свои служебные обязанности, уточнял, чем собираются заниматься на станции посетители. Но Игорь напрягся. Для него это прозвучало как: «Зачем явились?»
        - Туризм, - сказал Профессор легкомысленно.
        Человек в форме вскинул брови.
        - Документы предъявите, - так же невозмутимо попросил он. Видно, ему и не такие попадались, и он уже всякого насмотрелся.
        Профессор порылся в карманах и протянул ему истрепанный кусок картона.
        - Просрочен давно, - отметил человек и выжидающе перевел глаза на Игоря и Марину. Потом окинул взглядом Женю. И тут Игоря осенило.
        - Какие документы, командир? - спросил он. - Мы с Достоевской поверху пришли. Не было у нас там никаких документов.
        Человек вскинул брови еще выше.
        - А разве там кто-нибудь жил? - спросил он. Видимо, таких историй он тоже успел наслушаться. Но агрессии в его голосе не было, и это обнадеживало.
        - Жили-жили, - сказал Саид, выглянув из-за спины Игоря. - Теперь нельзя больше жить. Сломалось все.
        И он жестами показал, как именно обрушилась Достоевская. Таможенник подумал еще минуту и принял наконец решение.
        - Раз документов нет - ищите поручителей. И оружие сдайте.
        - Каких поручителей, командир? - удивился Игорь.
        - Тех, кто будет за вас отвечать - что вы тут не натворите бед.
        - Ты смеешься, что ли, командир? Нас тут никто не знает. Где мы поручителей возьмем?
        - Могу посодействовать, - сказал таможенник. И крикнул куда-то в пространство: - Анвар!
        Рядом тут же неожиданно материализовался черноволосый и черноусый молодец в военной форме. Стоял он расслабленно, но чувствовалось - обстановку контролирует. Окидывал группу оценивающим взглядом. Игорь отметил - автомат у черноусого был.
        - Вот, пришли без документов. Будешь поручителем?
        Анвар окинул компанию пытливым взглядом. Удивление мелькнуло в его глазах, когда он увидел Саида. Анвар что-то спросил у него на непонятном языке, Саид, хотя и неуверенно, с запинкой, ответил.
        - Пять патронов в день с человека, - сообщил Анвар. - С него не надо ничего, - он указал на Саида.
        - Это за что пять патронов? - удивился Игорь.
        - Анвар и его люди возьмут на себя ответственность за вас, - объяснил таможенник. - Откуда мы знаем, может, вы - шайка преступников? Вот они и будут следить и отвечать за то, что вы не причините никакого вреда ни станции, ни жителям. Ничего не украдете и никого не убьете.
        - Понятно, - сказал Игорь. - Ребята зарабатывают так.
        - Они рискуют, - напомнил таможенник. - Впрочем, вас никто не уговаривает. Не нравится - можете возвращаться, откуда пришли.
        И он ткнул в направлении туннеля. Игорь подумал и решил поторговаться.
        - По пять патронов в сутки - это грабеж. Давайте хотя бы по три. И при чем тут девочка. Она же еще совсем ребенок.
        - Иногда такие дети попадаются - хуже взрослых, - пробормотал таможенник.
        Саид тем временем тоже пытался что-то втолковать черноусому. В результате тот нехотя согласился брать за взрослых по три патрона в сутки, за Женю - по одному, а с Саида не брать вовсе. Пришлось тут же расплатиться с ним за первые сутки. Игорь уже прикидывал - жить здесь без документов им обойдется недешево. Наверное, надо было поискать выходы на тех, кто может организовать поддельные бумаги. Но где таких найти?
        - Зря вы думаете, что меры безопасности - это лишнее, - неожиданно вполне мирно и даже доверительно сказал напоследок таможенник. - Тут и в туннелях бывает всякое, и бандиты, случается, пошаливают. Вот на днях нашли одного беднягу - весь израненный лежал. Когда наткнулись на него, вроде еще жив был, но через несколько минут умер. Изуродовали его страшно, ножом кто-то орудовал. Говорят, одно ухо вообще отрезали.
        Игорь вздрогнул. Саид пристально посмотрел на него, но промолчал.
        - Он перед смертью пытался что-то сказать, - продолжал таможенник, - но получался только хрип невнятный. Так никто и не разобрал, что он бормотал. То ли «ложка», то ли «мошка», а может, «крошка». При чем тут какие-то ложки-мошки?
        «Я знаю, - подумал Игорь, - он хотел сказать „Кошка“».
        - А мизинец у него тоже был отрезан? - спросил он.
        - Понятия не имею, - сухо сказал таможенник, глядя на него с подозрением. Саид толкнул Игоря в бок и потянул прочь.
        Сдав автоматы в камеру хранения и еще не веря, что все обошлось, путешественники прошли на станцию.
        Пути тонули в полумраке, но арки освещались изнутри неярким желтым светом. Источником его служили обыкновенные лампы, свисавшие через каждые двадцать шагов с провода, протянутого под потолком. На обоих путях замерли по нескольку вагонов, служивших, видимо, жильем, а вдоль платформы в два ряда стояли торговые лотки. Чего тут только не было - и потрепанные книги, и одежда, и кое-что из инструментов, и всякий хлам непонятного назначения. Женя, застыв, разглядывала все эти непонятные вещички.
        «Надо бы ей обувку купить!» - подумал Игорь, глядя на разбитые ботинки девочки.
        Они пошли вдоль рядов, высматривая подходящую обувь. Попадались все больше потрепанные ботинки и сапоги огромных размеров. И вдруг Марина толкнула его в бок - она увидела почти новые сапоги, с виду не такие уж большие.
        - Сапожки с убитого гимназиста, - непонятно пробормотал Профессор. Продавец, щуплый мужичонка, отреагировал неожиданно бурно.
        - Почему с убитого! Чушь не говори, да? Откуда знаешь, что с убитого? Сам, видел, как сняли, да? - визгливо заорал он. Так рьяно оправдываться мог лишь человек, чья совесть была нечиста.
        Игорь замахал на него руками:
        - Да уймись, дядя, он ничего такого сказать не хотел. Так просто ляпнул.
        - Цену сбить хочет, - уверенно заявил продавец.
        - А почем сапоги?
        - Пятьдесят патронов.
        - Ну ты даешь! За ношеную обувь такую цену заламывать?
        - Да они почти новые! Глянь, кожа какая! До Катастрофы еще делали. Им сносу не будет.
        - То-то и оно, что до Катастрофы. Прикинь, сколько лет прошло. Если где-нибудь в сырости лежали - в момент развалятся.
        - А раньше гарантию на обувь давали, - встрял Профессор. Игорь решительно оттер его от прилавка. Продавец, услышав незнакомое слово, уже и так разъярился.
        - Померить надо сначала. Мне кажется, велики будут, - с сомнением сказал Игорь.
        Но сапоги оказались Жене впору - Громов даже удивился, какая большая у девочки нога.
        После получаса яростной торговли удалось сойтись на том, что продавец отдает сапоги за тридцать патронов и два пестрых шарфика из тех, что Игорь принес из магазина на Трубной. Наверняка продавец собирался потом перепродать шарфики с выгодой для себя. Расплачиваясь, Игорь вздохнул - патронов оставалось не так уж много. Но не оставлять же ребенка без обуви? У Жени ноги и так уже натерты безразмерными старыми ботинками. Еще немного - и девочка просто не сможет идти.
        На соседнем прилавке они увидели сапожки поизящнее, но за них просили столько, что Игорь крякнул. Впрочем, Женя и так выглядела в обновке вполне счастливой и, казалось, ничего другого не желала.
        «Не купить ли ей заодно платье или юбку? - подумал Игорь. - А то ходит, как пацан, в потертых штанах защитного цвета и старенькой рубашке». Но, подумав, он от этой мысли отказался. Лучше было патроны поберечь и тратить только на самое необходимое. Опять же, если учесть, как настороженно Женя относится к его подаркам… Может, она расплачется и швырнет это платье обратно, порвет или нарочно в грязи извозит. С нее станется. Так зачем тратиться понапрасну?
        На прилавке у следующего продавца были разложены карты. Хозяин зорко следил, чтобы ничего не стащили, - поблизости шныряли юркие личности. У Игоря загорелись глаза. Может быть, не так уж и нужна им сейчас была карта, но в нем заговорил разведчик - такой вот схеме с указанием опасностей и проходов цены не было. Продавец, заметив его интерес, начал нахваливать товар:
        - Бери, скидку сделаю. Тебе какую? Есть просто схема, есть подробная, на которой государства обозначены. Есть вообще уникальная! Делал ее сам безногий картограф Казимир с Тульской. Все на ней указано - все склады, все магазины, где можно пройти, где нельзя. Он у сталкеров последние новости узнает и пометки на карте делает - где мутанты, где еще какая хрень.
        - Ой, брешет, - доверительно сообщил продавец обуви. - Не Казимира это карта. В последнее время еще один картограф-умелец завелся, Леонидом зовут. Скорее всего, он ту карту и рисовал. К Казимиру на Тульскую сами все за картами ходят. Но Леонид тоже неплохо делает, врать не буду.
        «Леонид - имя как у сына Москвина», - машинально подумал Игорь. Продавец обуви тем временем продолжал:
        - А вот есть одна волшебная карта, о которой все мечтают, - она сама показывает, где что происходит. Сама ведет туда, где безопасно. С такой не пропадешь. Делал ее, говорят, великий маг прошлого, и одна она, другой такой нет.
        - Это ты про Путеводитель, что ли? - недоверчиво спросил торговец картами. - Слыхал я про него, только байки все это досужие. А карты мои зря хаешь. Я специально знакомым челнокам заказал, чтоб у Казимира мне карту купили.
        - Так она уж который день у тебя лежит. Такую цену заломил, что не берет никто. Устарела уж карта-то - в метро каждый день все меняется, - ехидно заметил торговец обувью.
        - Тьфу на тебя! - в сердцах сплюнул торговец картами.
        Тем временем Игорь заметил в конце станции железный занавес, отгораживавший выход наверх. Видимо, именно с той стороны они пытались достучаться. Теперь понятно - скорее всего, их стука никто здесь даже не услышал.
        В противоположном конце кучей лежали туго набитые серые мешки. Возле них, перед ограждением, стояли пограничники в сером камуфляже, с автоматами через плечо. Сверху свисало белое полотнище с нарисованной на нем коричневой окружностью - флаг могущественной Ганзы. За ограждением виднелись четыре коротких эскалатора - переход на Кольцевую.
        Игорь и его спутники побродили еще вдоль лотков, купили колбасы, выглядевшей довольно привлекательно. Продавец клялся и божился, что колбаса свиная, высокого качества. У Игоря были на этот счет кое-какие сомнения, но уж очень есть хотелось. Возле одного лотка на жаровне кипятили чай, путешественники взяли по кружечке. Пора было позаботиться о жилье. Игорь осмотрел вагоны, но предпочел арендовать палатку в конце станции - и дешевле, и у людей не на виду.
        В палатке обнаружились старые матрасы, все в подозрительных пятнах, и дырявые байковые одеяла. Игорь надеялся, что их хотя бы иногда прожаривают на костре, чтобы не заводились вши. О такой мелочи, как подушки, никто не позаботился, и под голову пришлось положить рюкзак. Все же путешественники, впервые за долгое время оказавшись в относительной безопасности, заснули тут же, едва рухнули на матрасы.
        Игорю снился странный сон. Как будто он находится в огромном театре, сидит на длинной скамейке, и прямо перед ним широкое поле, в котором выкопано несколько прудов с прозрачной водой. Это и есть сцена. А в прудах плавают огромные белые тараканы, шевеля усами. Потом они выбираются из воды и начинают грациозно двигаться по кругу. «Что это?» - спрашивает Игорь. «„Лебединое озеро“, - отвечает голос Профессора, а может, Васькин, - самая современная постановка». «Так ты жив?» - хочет спросить Игорь, но голос ему изменяет, получается лишь невнятный шепот. Но Васька, сидящий рядом, понимает его и с усмешкой прикладывает палец к губам - мол, потом поговорим, не мешай смотреть представление. Один из тараканов замирает, смотрит в их сторону. «Грегор», - думает Игорь и поднимается с лавки, чтобы подойти поближе. Но вдруг тараканы начинают в панике разбегаться, словно их что-то напугало. Может быть, это такой спектакль? Игорь приближается к пруду и видит, что вода забурлила, что-то поднимается со дна. Он уже понял - это утопленница. Из воды на него смотрит белое женское лицо. Глаза начинают медленно
открываться. Игорь понимает, что надо бежать, но не может тронуться с места - ноги словно свинцом налились… Ему и жутко, и любопытно - вот сейчас он встретит ее взгляд… и что тогда?..
        Он очнулся в холодном поту и все никак не мог понять, где в действительности находится. Выбрался из палатки, отправился в подсобку, где из латунного крана текла ржавая водица, и долго плескал себе в лицо, чтобы окончательно проснуться.

* * *
        Вот уже несколько дней они жили на Проспекте Мира. Но что теперь делать, Игорь не знал.
        Ходили слухи о невиданной угрозе на ВДНХ - о черных мутантах, которые вот-вот начнут захват метро. Говорили, что черные обладают телепатическими способностями, что жители ВДНХ сходят с ума и оборонять станцию уже почти некому. Скоро черные ворвутся туда, станция падет, и это означает скорую гибель для всех. С ВДНХ толпами приходили беженцы, которым Игорь, несмотря на их бедственное положение, люто завидовал - их Ганза принимала. Ему же и его спутникам на Кольцевую линию без документов попасть было нереально. Вот они и сидели здесь пока, благо патроны у них еще оставались. Но каждый день приходилось покупать еду, платить поручителям… Запас патронов быстро таял.
        Игорь уже не раз вспоминал Красную линию. Не то чтобы ему хотелось вернуться туда, и все же… Там все было ясно и определенно. Он учился в разведшколе, был одним из лучших, его многие знали и неплохо к нему относились. И хотя, на его взгляд, неоправданно много времени тратилось на идеологическую подготовку, на лекции о преимуществах социалистического строя и изучение основных положений марксизма, еда была гарантирована всем. Питались они в общественной столовой, хотя, должен был признать Игорь, кормежку обильной назвать было нельзя. И это при том, что ученики разведшколы получали усиленный паек. Обычным жителям доставалось еще меньше.
        Здесь же, на Проспекте Мира, его никто не знал. Платить приходилось за все, а способа подзаработать пока не предвиделось. «Да, - размышлял Игорь, - свобода не так уж дешево обходится. На воле голодно, иногда страшно, зато интересно». На Красной линии жизнь была размеренной, хотя и скучноватой, каждый знал, что он должен будет делать сегодня и чем займется завтра. Здесь загадывать наперед было невозможно - в любой момент случай может смешать все планы.
        Днем на Проспекте Мира было шумно, шла оживленная торговля. Но вечерами, когда торговцы складывали свои лотки, в нескольких местах разводили костры. Здесь можно было узнать последние новости и сплетни, встретить путешественников, таких же, как они, оказавшихся здесь ненадолго и спешивших дальше по своим делам. Игорь надеялся, что на него не наткнутся здесь знакомые с Красной линии. Впрочем, встретить знакомых из Рейха хотелось еще меньше.
        Саид чистил автомат. Марина и Женя устроились возле ближайшего костра, им досталось даже по кружке кипятка. Марина что-то рассказывала. Игорь прислушался:
        - Да как же ты говоришь - Изумрудного города не существует? - спрашивала Марина сидящую рядом пожилую тетку. - Да ведь я с матерью там до пяти лет жила. А потом дали ей секретное задание - узнать, как люди живут в метро. И меня она с собой взяла. А потом умерла она, а перед смертью все мне и рассказала.
        «Опять она про свое», - подумал Игорь.
        Изумрудным городом называли подземное государство в районе Университета на Ленинских горах, где якобы уцелели ученые - и устроили себе вполне цивилизованную жизнь, сущий постъядерный рай в отдельно взятом подземелье. Кто-то верил в это, но только не Игорь. Он считал, что людям просто очень хочется верить - где-то есть умные, всемогущие, контролирующие ситуацию и теперь правители. Никак не хотят признать, что все рухнуло, не возродиться теперь ни цивилизации, ни науке. Осталась лишь горсточка оборванцев, которые доживают свой век, пользуясь тем, что еще случайно уцелело. Постепенно они все растащат и либо вымрут потихоньку, либо окончательно скатятся к первобытной жизни. Уже почти скатились.
        Или взять миф о Невидимых наблюдателях. Если и вправду кто-то следит за людьми, почему не вмешались до сих пор? Почему позволяют погрязнуть в крови и невежестве? Чего ждут?
        - Ну и как там - в Изумрудном городе? - спросил какой-то мужик.
        «Интересно, как она выкрутится?» - лениво подумал Игорь. Но Марина уверенно ответила:
        - Да ведь я многого не помню, маленькой оттуда ушла. Но там хорошо - чисто, тепло, светло, еды хватает и люди не злые, ученые все, вежливо между собой говорят. За оружие, чуть что, не хватаются, как здесь.
        «Сказка, - подумал Игорь. - Люди просто придумывают себе сказки, чтоб было, чем утешаться. На самом деле нет никакого Изумрудного города. Но людям хочется верить, что возможна иная жизнь, не такая тупая, бессмысленная и жестокая. Не такая, как здесь, где всем друг на друга наплевать, где никому нет дела до другого. Как говорится, там хорошо, где нас нет. И стоит ли осуждать эту несчастную фантазерку за то, что она старается хотя бы в воображении действительность приукрасить? Она, похоже, и сама в свои выдумки верит».
        Марина с удовольствием прихлебывала кипяток, в котором плавала непонятная труха, щеки ее, обычно бледные, раскраснелись. «Неплохо, конечно, что ее угощают, - подумал Игорь, - но все же пустая болтовня вряд ли до добра доведет. Вон сидит какой-то непонятный человечек - прислушивается, прямо ухо оттопырил от усердия. Вот найдутся какие-нибудь идиоты, которые поверят. Схватят ее да начнут пытать - а ну, рассказывай, где твой город Изумрудный находится? Выкладывай явки и пароли. Надо бы ей внушение сделать, да ведь без толку… Сумасшедший дом! Свихнуться можно с такими товарищами. Что я вообще с ними делаю - с женщиной, которая все время врет, с девчонкой, которая меня ненавидит, и со стариком, от которого одни проблемы?»
        Конечно, стоило попробовать пройти на Кольцевую, но как это сделать без документов? В его историю здесь вряд ли поверят, да и неразумно было бы рассказывать на Ганзе, что он - проваливший задание разведчик с Красной линии. А если просто поведать что-нибудь жалостное о том, что случайно попал к фашистам, пытали, чудом спасся? Так они такого уже наслушались, тут каждый второй что-нибудь в этом роде рассказывает.
        Игорь вдруг с удивлением обнаружил, что за последние два дня он впервые вспомнил про Красную линию и товарища Москвина. И почти перестал думать о Лене. Все, что раньше болело и кровоточило, стало вдруг каким-то несущественным, отодвинулось на второй план. Громов вспомнил свои терзания по поводу того, что не знает, как жить дальше. В сущности, он и теперь этого не знал, однако жил же как-то, решал проблемы по мере поступления и даже начал находить в этой жизни удовольствие.
        - А чего ж вы ворота не открываете? - спрашивала, меж тем, Марина. - Мы стучали-стучали, а вы нас не пустили. Мы чудом живы остались.
        - Так ведь кто его знает, девка, что там с поверхности может появиться? - пробормотал неопределенного возраста мужик в ватнике. - Может, из комплекса Олимпийского букинисты придут, или черные маклеры с Банного переулка притащатся. А несколько лет назад и вовсе жуткий случай был. Сталкеры девку одну подобрали на поверхности, а она вампиром оказалась.
        - Как это? - оживившись, жадно спросила Марина. Все вокруг тоже затаили дыхание.
        - А так. Тут ведь поблизости, на улице Щепкина, больница была - институт исследовательский какой-то. МОНИКИ называлась.
        - Красиво как, - сказала Марина. - На женское имя похоже.
        - Да нет. Это вроде означало московский областной научный институт - а дальше не помню. В общем, больница. И вот отправились сталкеры в те края - а к ним оттуда, из больничного корпуса, девица выползла. Они удивились, пожалели ее и сюда, на станцию, принесли. А она, вишь, - вампир! Пока спохватились, кучу народа перекусала, падлюка.
        - Да врешь ты все! Просто у ней болезнь какая-то была, которая через кровь передается. Она потому и в живых осталась, что из-за этой болезни радиация на нее меньше действовала. Там ведь много народу лечилось, исследования всякие проводились, а когда Катастрофа приключилась, погибли не все. Некоторые, наоборот, из-за химии этой, ну, лечения, к радиации невосприимчивыми оказались. И никого она не кусала, а заразилось от нее всего пару человек, и то случайно. Один - парень, который с ней тут жил, да еще - тетка, которая за ней ухаживать помогала…
        - И что с ними случилось? - спросила Марина. Женя, сидя возле нее, сосредоточенно похрустывала купленными у торговцев сушеными грибами, насыпанными в свернутый из замусоленной бумаги кулек. «Никак не может наесться досыта, бедняга», - подумал Игорь.
        - Наростами все пошли. По всему телу такие странные блямбы образовались, бугры. А потом вроде тетка умерла, а парня и девчонку со станции выгнали - испугались, что и остальные заразятся. А может, они и сами сбежали, потому что некоторые предлагали их убить, а трупы сжечь, чтоб зараза дальше не пошла. Но, думаю, их по-любому уже давно в живых нет. Или прикончил кто, или зараза их доконала. У девчонки той под конец и лицо уже было непонятно на что похоже - словно у ней по всему лицу пальцы выросли. А была симпатичная, когда только нашли ее…
        - А что за черные маклеры с Банного? - не отставала любопытная Марина.
        Мужик объяснил, что это странные черные тени, которые видят иногда сталкеры в районе Банного переулка. Там раньше было, кажется, бюро обмена квартир, потому их так и называют. Впрочем, никто не знает, имеют тени отношение к бюро или нет. Но знающие люди уже заметили - у тех, кто с ними встречался, и вправду происходило улучшение жилищных условий. Тем не менее здешние почему-то очень их боятся, еще больше, чем букинистов.
        - Вон Колька увидел их - и через неделю им с женой угол выделили, - доверительно сообщил мужик.
        - Ты про Семена вспомни, - мрачно буркнул другой.
        - А что Семен? Ну, погиб потом по случайности вскоре, закопали его. И опять же сбылась примета. То у него вовсе жилья не было, а теперь хоть три аршина, да свои…
        Неподалеку у костра сидело несколько человек в черных кожаных куртках, среди них - красивая темноволосая девушка. Оттуда донесся взрыв смеха, потом Игорь уловил фамилию, показавшуюся ему знакомой.
        - Нет, Томский сейчас не на Гуляй-Поле, - говорил один.
        «Томский - что-то знакомое, - подумал Игорь. - Ах, да, это фамилия того анархиста, который Лену увез».
        Он перебрался поближе к говорившим. Те сначала настороженно покосились на него, но потом продолжали разговор.
        - Вот вы сейчас про Томского говорили - а про жену его ничего не знаете? - спросил Игорь.
        - А зачем тебе? - подозрительно спросил коренастый крепыш.
        - Валет, ну что ты сразу, как волк, на человека бросаешься, - упрекнула его темноволосая девушка. - Может, это знакомый ее.
        - Знаем мы таких знакомых, - пробурчал крепыш, однако уже спокойнее.
        - Елену Томскую я не видела, - сказала темноволосая девушка, - но слышала о ней много.
        - Как она сейчас, где? - спросил Игорь.
        - Не знаю точно, - девушка нахмурилась. - Еще недавно, говорят, в Полисе была. Ходили слухи, что они с мужем прибавления в семействе ждут.
        Странно, но Игорь вовсе не ощутил боли при этом известии.
        - Ты знал ее? - спросила девушка. Игорь кивнул. - Я понимаю, - грустно продолжала она, - как хочется что-то узнать о близких. Сама от подруги вестей не имею давно. Ты, может быть, слышал про Нюту, которая помогла спасти Улицу 1905 года?
        - Слышал, конечно, - закивал Игорь. - Он чуть не добавил «как раз перед тем, как меня забросили к фашистам, у нас много говорили об этом», но вовремя спохватился. Не следует посторонним людям знать, кто он и откуда, хотя эта девушка кажется такой приветливой и милой. Он обратил внимание, что она тоже не задает лишних вопросов. По принципу «меньше знаешь - крепче спишь и дольше проживешь».
        - Так это и есть моя подруга, - с гордостью сказала девушка. - Но это было последнее, что я узнала о ней. Теперь не знаю, как она - жива ли, здорова? Нет, нет, жива, конечно, - перебила сама себя она. - Если бы что-то случилось, мы бы узнали, она теперь человек заметный. Знаешь, ведь никогда не угадаешь наперед, куда судьба занесет… Если вдруг увидишься с ней, передай ей привет от Крыси, скажи, что все у нас хорошо.
        - А муж тебя вроде Тиной называл, - удивился Игорь.
        - Он считает, что настоящее имя у меня - Кристина. Точно спросить не у кого теперь, матери нет в живых давно. Но Нюта знает меня как Крысю. Я уж столько приветов послала ей с разными людьми, может, кто и передал. И она по мне скучает, я знаю.
        Темноволосый крепыш, между тем, перебирал струны старенькой гитары. Игорь прислушался:
        Мертвое тело валялось в пыли,
        Голову долго найти не могли.
        Главный ругался - мол, так вашу мать,
        Был же приказ - головы не терять.
        - А я знаю - про что это, - неожиданно заявил сидевший рядом старик. - Это о том, как завелась в головах у людей зараза. Ну, вроде какая-то тварь приспособилась селиться у людей в мозгах и приказы свои им отдавать. И никак эту тварь убить не могли. А чтоб определить, кто заражен, нужно было голову осмотреть. А у одного бойца голову потеряли, из-за этого весь сыр-бор и вышел.
        - И чем же все кончилось? - спросил Игорь. Он тоже помнил эту историю. Знатная была заварушка и в Рейхе, и в Полисе, даже жителям Красной линии пришлось дать отпор толпе обезумевших фашистов, бежавших за новоявленным лидером. Но Игорь решил на всякий случай осведомленности своей не показывать.
        - А кто его знает? - философски заметил старик. - То ли ту тварь сожгли, то ли на поверхность она вылезла и мутантами теперь командует…
        Игоря тронул за плечо Саид.
        - Поговорить надо, - сказал он. - Хочу тут остаться, со своими.
        - Рад за тебя, - кивнул Громов.
        - Запомни - если что надо, наши в разных местах живут. Помочь могут. На солнечной Киевской живут, - Саид скупо улыбнулся. - Вольный город Тушино живут. Кому спокойно жить охота - идут вольный город Тушино. Там человека найди, Мустафа зовут, Миша по-вашему. Скажи - от Анвара. Он поможет.
        - Спасибо, - сказал Игорь, оценив искренний порыв Саида.
        «Вот люди, сплоченно держатся, глядишь, и выживут. А некоторые готовы из-за лишнего куска глотку друг другу перервать, - грустно подумал он, когда Саид отошел. - А может, попробовать через Саида и документы сделать, раз у него тут знакомые завелись? - пришло вдруг Игорю в голову. - Наверняка этот Анвар здесь все ходы-выходы знает, вдруг посодействует?»
        Саида он обнаружил достаточно быстро - тот пил чай возле одного из лотков в компании нескольких мужчин, черноволосых и смуглых, одетых в военную форму. Те сидели кружком прямо на полу и чувствовали себя вполне вольготно - громко шутили, смеялись. Игорь отозвал Саида в сторону и изложил суть дела. Саид слегка поскучнел, но сказал, что сейчас спросит у Анвара. Подошел, шепнул тому на ухо. Анвар окинул Игоря оценивающим взглядом, лениво потянулся, гибко поднялся с места. Подошел и сказал, понизив голос:
        - Сделать-то можно, конечно. Знаю я тут человечка одного. Но стоит дорого - у тебя и за один паспорт-заплатить не хватит.
        - Откуда ты знаешь? - спросил Игорь. - Ты цену назови, остальное - мои проблемы.
        Но когда Анвар назвал стоимость ганзейского паспорта, Игорь понял, что для них это нереально.
        - Тут еще такое дело, - продолжал Анвар. - Раз Саид за тебя просил, предупредить тебя хочу. Кого другого не стал бы. Если пограничники поймут, что бумаги поддельные, - кирдык тебе.
        И он сделал выразительный жест, проведя рукой по горлу.
        - А что, бывало уже такое?
        Анвар молча кивнул.
        - Ладно, - сказал Игорь, - спасибо за разъяснения. Мы подумаем.

* * *
        Игорь давно уже присматривался к бородачу, который громко что-то говорил у костра неподалеку, где народу было побольше. Там сидели измученная мать с сыном лет восьми, пожилая тетка, мужчина средних лет. К ним же пристроился и Профессор.
        Игорю казалось, что бородач очень себе на уме. Он то и дело улыбался, однако его цепкие глаза так и ощупывали окружающих.
        - А давайте поиграем, - вдруг предложил он собравшимся людям. Мальчик тут же с надеждой поглядел на него.
        - Во что? - спросила пожилая тетка изумленно.
        - В ассоциации, - предложил бородач. И, видя недоумение большинства окружающих, пояснил: - Была раньше такая игра. Я называю, допустим, слово, а каждый из вас мне в ответ говорит тут же любое слово, которое ему пришло в голову. Очень увлекательная игра, можно много узнать о человеке по его ответам.
        Игорь пожал плечами.
        «Странный какой-то тип, - подумал он. - Зачем это ему больше узнавать о людях? Подозрительно. Может, один из тех шпионов, которыми, по слухам, кишмя кишат станции ближе к центру?»
        - Ну, давайте попробуем, - несмело сказала женщина, которую мальчик нетерпеливо дергал за одежду.
        - Отлично! Начнем, - пробасил бородач. - Полковник!
        - Автомат, война, победа, - тут же выпалил мальчик и сам испугался своей храбрости. Но бородач одобрительно потрепал его по плечу.
        - Очень хорошо. Из тебя выйдет славный солдат.
        Мальчик покраснел - ему явно было очень приятно.
        - Ну, а вы, сударыня? - обернулся бородач к пожилой тетке.
        - Настоящий, - вздохнула тетка. - Настоящий полковник.
        - С вами все ясно, - отвесил иронический поклон бородач и обернулся к сидящему рядом мужчине средних лет.
        - Приехал на фронт? - предположил мужчина и, подумав, уточнил: - С молодой женой.
        - A-а, батенька, до Катастрофы тоже БГ слушали, - обрадовался бородач. - Надо будет нам с вами потолковать на досуге, вспомним прежние времена!
        - Никто не пишет, - сказал Профессор.
        - Я сразу понял, что вы человек начитанный, - с некоторым даже уважением произнес бородач. - Ну, а остальные что же молчат?
        - Мельник, - вдруг неожиданно для себя негромко сказал Игорь. Бородач тут же изменился в лице.
        - А вот некоторые ассоциации лучше держать при себе, - проговорил он так, чтобы слышал только Игорь. - Мы еще с вами потолкуем об этом…
        Выслушав еще несколько ответов, которые его уже явно мало интересовали, он сделал знак Игорю отойти подальше.
        - Ну что ж вы, батенька, так сразу при всех? Аккуратнее нужно было, - упрекнул он Игоря. - И где, спрашивается, вас носило? Я вас уже несколько дней тут поджидаю.
        Игорь понял, что его принимают за кого-то другого. Возможно, за связного, который должен был тут появиться и назвать фамилию. А он-то совершенно случайно брякнул. Просто еще на Красной линии Михаил Иванович, прощаясь с ним перед тем, как Игорь должен был отправиться в Рейх, наказывал: «Неизвестно, как дело повернется, куда судьба занесет. Если окажешься в Полисе, спроси там полковника Мельника. Он поможет». Еще что-то говорил про Виктора, бывшего спасателя из МЧС, сталкера, который теперь натаскивал молодежь, но его фамилию Игорь забыл. Или Михаил Иванович ее не назвал?
        И теперь, услышав теперь слово «полковник», Игорь автоматически выдал первое, что пришло на ум.
        Он решил не разуверять пока бородача и посмотреть, что будет дальше. А тот продолжал:
        - Ну, говорите, какая вам помощь нужна? Патроны, документы? Нужно торопиться, и так уже отстаем от графика.
        - Патроны, и особенно документы, - подтвердил Игорь. - И не только на меня. Со мной женщина, старик и девочка.
        - Это кто? Массовка? Группа прикрытия? - недовольно спросил бородач. - Будь вы один, вопрос решился бы легче.
        - Эти люди пока нужны мне, - сухо ответил Игорь.
        - Тогда мне нужны их имена и фамилии. Напишите вот здесь, - и бородач протянул Игорю потрепанный блокнот и огрызок карандаша.
        Игорь напряг память. Северцев… вроде бы Илларион Аристархович, а может, Аристарх Илларионович. Он выбрал второй вариант. Откуда-то взялась уверенность, что проверять все равно никто не будет.
        Марина. Он успел уже услышать от нее несколько вариантов ее фамилии - пять как минимум. Написал: «Кондрашова Марина Степановна».
        Несколько секунд он колебался, настоящим именем назваться самому или вымышленным? Если бородач знает фамилию связного, который должен явиться, то тут же его и раскусит. Но, скорее всего, фамилии он не знает и просто ждал человека, который назовет пароль. Конечно, если бы Игорь совершил что-нибудь из ряда вон, его искали бы по всем станциям, разослали бы повсюду его данные и приметы. Но, по идее, и в Рейхе, и на Красной линии агента Громова считают мертвым. А если не повезет нарваться на знакомых, то они по-любому в лицо узнают, не помогут и поддельные документы. Он же не может заодно и внешность изменить. Лучше уж тогда своим именем назваться, чтобы не запутаться. И он, решившись, твердой рукой вывел: Громов Игорь Владимирович.
        Теперь Женя. Вроде бы она Марине не родная дочь. На какую фамилию писать ее? И, по какому-то наитию, Игорь нацарапал на бумажке «Громова». А отчество? Если уж продолжать в том же духе, то и отчество нужно ей дать соответствующее - может, подумают, что сестра, все девчонке безопаснее будет. Он уверенно вывел «Евгения Владимировна». Бородач выхватил у него бумажку, впился глазами. Игорь напряженно глядел на него - если обман вскроется, то именно сейчас. Но бородач лишь кивнул.
        - Ну хорошо, постараюсь сделать все, что смогу. Но, надеюсь, вы понимаете, что речь может идти только о временных пропусках, - недовольно сказал он. - Встречаемся завтра - я сам вас найду.
        И он ушел, не попрощавшись.
        На следующий день бородач так же неожиданно появился. Отозвал Игоря в сторону:
        - Вот все, что удалось сделать. Пропуска действительны в течение недели, постарайтесь за это время решить там все свои задачи. Или в крайнем случае продлить попробуйте уже там. Вот еще патроны на первое время.
        «Ого, - подумал Игорь, - не поскупились таинственные наниматели».
        Он до самого последнего момента думал, что это ошибка. Что его приняли за другого. Даже когда они уже подошли к ганзейским пограничникам, стоявшим у входа в переход, и предъявили документы. Те некоторое время придирчиво крутили бумаги в руках, оглядывая людей, но видно было - больше для порядка. Придраться им явно было не к чему. В какой-то момент Громов оглянулся и увидел удовлетворенный взгляд бородача. Тот кивнул и пропал в толпе. И тут у Игоря появилось странное ощущение, что никакой ошибки не было. Что ждали тут именно его, каким-то образом просчитав все, что с ним произойдет, просто по их предположениям он должен был появиться раньше. И что за помощь, которую ему оказали сегодня, ему придется еще заплатить, и, возможно, недешево. Скитаясь по метро безымянным, среди бродяг, Игорь был недосягаем для чужих взглядов, его как бы и вовсе не существовало. Но, произнеся фамилию Мельника, он как бы назвал пароль, привлек к себе внимание некой организации, засветился, и что теперь из этого выйдет, совершенно непонятно. Возможно, ничего хорошего.
        Глава 11
        СТАРАЯ ЗНАКОМАЯ
        Итак, они на Ганзе! Пользуясь случаем, Игорь с любопытством разглядывал, как тут все устроено. Станция была отделана светлым мрамором, а толстые квадратные колонны вверху - украшены фигурками людей и изображениями растений. Яркий свет с непривычки слепил глаза. Но обстановка здесь была тревожной: множество людей в форме и с оружием сновало туда-сюда с озабоченным видом.
        Профессор и Марина удивлялись куда меньше. «Ну да, ведь Профессор здесь уже был», - вспомнил Игорь.
        За несколько патронов «гостям Ганзы» разрешили устроиться в небольшой потрепанной палатке, где на полу лежали относительно чистые матрасы и заштопанные одеяла. Марина сказала, что здесь, на Кольцевой, есть душевые, и за вполне скромную плату можно помыться. Игорь обрадовался - на этой блистающей чистотой станции ему и самому не хотелось выглядеть грязным оборванцем. Правда, тут же вспомнил, что переодеться ему не во что, но Марина успокоила его - можно отдать постирать свои вещи, а ему взамен дадут пока чужие. Так оно и вышло. Громову выдали широкие выцветшие спортивные штаны и рубаху, которая была ему маловата. Марина облачилась в какую-то хламиду темного цвета и замотала другим платком раненую руку, а Женя оказалась в трикотажной линялой синей кофте, которая была ей на пару размеров великовата, и таких же штанах. «Надо было все-таки купить девчонке одежду получше», - покаянно подумал Игорь. Впрочем, строптивица никакого недовольства по поводу одежды не высказывала. Она, кажется, напрочь была лишена обычного женского кокетства, или оно просто еще не успело в ней проснуться. «Да она не так уж
красива, бедняжка, - подумал Игорь. - Ключицы выпирают, угловатая… Может, выровняется потом, у подростков так бывает». Профессор надел трикотажную кофту на пуговицах, вновь подозрительно похожую на женскую. Штаны были ему коротковаты, и выглядел старик немного странно. Один из прохожих, не распознав со спины, даже сказал ему: «Подвинься, бабушка!»
        Марина сменила Профессору повязку. Рука у него слегка распухла, но ничего угрожающего Игорь пока не заметил.
        Вечером Игорь вдруг решил задать Профессору давно уже вертевшийся на языке вопрос - что же он все-таки рассказывал про бежавшую женщину с ребенком, которую люди потом стали считать заступницей.
        - Я думаю, это просто легенда такая, - пояснил тот. - Действительно, какая-нибудь женщина вполне могла убежать в туннель с младенцем. Ну, мало ли, родильная горячка приключилась или что-нибудь в этом роде. В таком состоянии женщины способны на самые странные поступки. Ну и, конечно, бедняжка погибла. Нет, я даже допускаю, что она могла добраться до соседней станции, что там ее приютили. Но ничего сверхъестественного в этой истории нет. Просто люди сочиняют легенды, приукрашивают их по-своему, потому что им хочется верить в чудо. В этой легенде, я думаю, воплотилась народная мечта о свободе, отваге и торжестве справедливости. Ведь подумайте, какое мужество потребовалось женщине, чтобы пойти наперекор всему, бросить вызов охранникам, заведенному порядку, да даже и самой смерти! Пусть, мол, все равно погибну, но по своей воле, а не по вашей. Вот это и есть настоящая свобода выбора!
        - Ну да, из двух зол. Шило на мыло поменять, - хмыкнул Игорь. На самом деле эта легенда в таком виде, как ее преподнес сейчас Профессор, ему очень понравилась. Ему понятнее стал поступок неизвестной женщины, чьи кости уже наверняка давно истлели в туннеле. Ах, нет, Профессор же говорил - их на обереги растащили. Даже после смерти люди не хотели оставить ее в покое, обращались к ней за помощью.
        - Да ведь не ей же смертью угрожали, - заметил Игорь. - Убить хотели только ребенка.
        - А вы считаете, что после этого она смогла бы жить среди этих людей как ни в чем не бывало? - хмыкнул Профессор.
        - Но ведь глупо пытаться ее найти. Это все равно что ветер ловить. Если вы имеете в виду, что ее помощью кто-то хочет заручиться…
        - Тсс! - Профессор недовольно приложил палец к губам, оглядываясь по сторонам. И, понизив голос, продолжал: - Разве я говорил, что ищут ее?
        - Но как же тогда понять тот наш разговор на Цветном бульваре? - удивился Игорь.
        - Вы не поверите, какие странные вещи способны выдумывать люди, - произнес Профессор еще тише. - Ходят слухи, что женщина-то погибла, но такой страшной ценой она купила жизнь своему новорожденному сыну. И он рос, как обычный ребенок: она некоторое время его опекала, а потом вывела к людям. Мальчик воспитывался на одной из станций, где никто не знал его истории. Сейчас, как некоторые считают, ему может быть примерно лет двенадцать. И вот именно его-то и ищут… некие, скажем так, заинтересованные лица. Они считают, что, найдя ребенка, смогут заручиться поддержкой его матери, заставить ее помогать им. Да и то сказать, какая мать устоит, если пригрозят замучить ее сына?
        - Ну, это нереально, - пробурчал Игорь. - По всему метро искать мальчишку…
        - Одержимые люди способны на многое, - не согласился Профессор. - В древней истории известен случай, когда один из царей, желая убить единственного младенца, представляющего для него опасность, просто отдал приказ истребить всех родившихся в этот день мальчиков. Для человека, обладающего властью, ничего не стоит отдать любой приказ, сколь бы он ни выглядел абсурдным, а уж как его выполнять - о том пусть болят головы у его подчиненных. Да притом круг поисков все же несколько ограничен. Считают, что история эта произошла на Полежаевской, поэтому искать ребенка будут на ближайших станциях.
        - Беговая, Улица тысяча девятьсот пятого года, - прикинул Игорь.
        - Ну да. До вольного города Тушино они вряд ли доберутся. А впрочем, кое у кого руки длинные.

* * *
        Игорь шел по станции, и вдруг его окликнули:
        - Громов, ты? Как ты здесь оказался?
        Он вздрогнул, оглянулся. Остренькое личико, обрамленное растрепанными белокурыми патлами. Тонкие губы. Красные, как у крысы-альбиноса, глаза. Хрупкая фигурка, затянутая в костюм цвета хаки.
        Эля. Его конкурентка по разведшколе.
        То есть это она так считала, что конкурентка. Ей вечно хотелось доказать себе и окружающим мужикам, что она круче, умнее, способнее. К Игорю она, кажется, неровно дышала, и тем сильнее лезла из кожи вон. А он старался держаться от нее подальше.
        Она вечно придумывала какие-то вычурные варианты своего имени. Называла себя то Элеонорой, то Эвелиной. А в последнее время ей нравилось, чтобы ее звали Элен. Причем вся эта «экзотика» настолько не вязалась с ее внешностью заморенного крысеныша, что Игоря смех разбирал. Какая, к черту, Элен? К тому же было противно - получалось вроде бы сравнение с Леной. С прекрасной, гордой и прямодушной Еленой, которая была бесконечно далека от всех этих расчетов и интриг. Игорь знал, что Эля Елену ненавидела, а та ее просто не замечала.
        Было в Эле что-то странное. Игорь не понимал, зачем она так стремилась попасть в разведшколу. Считал, что нормальным девушкам там не место. А она старалась поразить его воображение своей удалью. Рассказывала, как присутствовала на допросах, как при ней пытали пойманного шпиона. И как ей доверили загонять иголки ему под ногти.
        - Ты не представляешь, как он визжал! - с упоением рассказывала Эля. Игорю в этот момент захотелось ее ударить, он еле сдержался.
        У Эли всегда была куча идей, как можно развязывать языки молчаливым.
        - Нужно привязать пленника и запустить в комнату голодных крыс. Он тут же выложит все, что знает, и даже то, чего не знает. Даже самый стойкий сломается, - деловито говорила она. И все время старалась продемонстрировать начальству свою старательность и инициативность. Но ею как будто слегка брезговали. А она-то, наивная, все никак не могла понять - почему…
        Эля любила заводить задушевные разговоры, старалась выпытать подноготную собеседника. Чтобы потом, извратив самые невинные признания, поливать его грязью и со смехом рассказывать гадости окружающим. У нее были свои способы управлять людьми - сначала втираясь в доверие, прикидываясь беспомощной, белой и пушистой и вызывая на откровенность. Когда оценивали задания, Эля так и сюсюкала с однокурсниками, добиваясь хороших отзывов. Но если кто-то смел усомниться в ее выдающихся способностях, поливала конкурента отборным матом. Без свидетелей, разумеется, чтобы не выходить из образа. Тем не менее скрыть что-то на станции было трудно, и все уже давно об этих ее милых особенностях знали. При этом Эля искренне жаловалась на непонимание, на то, что ее никто не любит и не ценит. Впрочем, Громову все это было параллельно - он по жизни был замкнутым, в доверительные беседы с нею, да и с другими никогда не вступал. Он давно взял на вооружение фразу, вычитанную в какой-то книжке. Название той книжки он не помнил уже, но фраза очень ему понравилась: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас».
        С тех пор Игорь всегда старался говорить поменьше, а слушать побольше. Он знал, что окружающие считают его молчаливым, надежным и недалеким. Знал и пользовался этим. Когда его пытались втянуть в игру, которая ему не нравилась, достаточно было сделать вид, что плохо понимаешь собеседника, и тот вскоре отвязывался, досадуя на его тупость. С Элли тоже нередко так бывало. Она пыталась строить ему глазки, а Громов делал вид, что не замечает ее маневров. Все это его очень развлекало.
        Но теперь Игорь даже рад был увидеть старую знакомую. Возможно, она поможет ему. Вот только что она здесь делает? Шпионит в пользу Красной линии? И как ему держаться теперь с ней, чтобы она не поняла - он уже не считает себя бойцом товарища Москвина, он теперь сам по себе?
        - Как тебя зовут здесь, Элли? - спросил он, чтобы выиграть время.
        - Неужели ты жив? - не отвечая на вопрос, все бормотала она. - А мы-то тебя давно похоронили…
        - Эльза! - вдруг окликнул ее проходивший мимо тип в серой форме, с трехконечной свастикой на рукаве. И неприязненно уставился на Игоря. Тот напрягся, а Эля вздрогнула.
        - Вы обознались, - быстро ответила она типу, но Игорь мог бы поклясться, что Эля одновременно сделала ему какой-то знак.
        - Простите, фройляйн, - усмехнулся тип и отошел, но продолжал поглядывать на них издали. Игорю вдруг пришли в голову странные мысли. А что, если Элли работает здесь не только на красных? Он всегда думал, что она вполне могла бы найти общий язык и с фашистами. Двойной агент - почему нет? Элли всегда хотелось устроиться получше. Пожалуй, надо быть с ней осторожнее.
        - Я думала, тебя уже нет в живых.
        - Я и сам еще недавно так думал, - хмыкнул Игорь.
        - У нас говорили, что тебя казнили в Рейхе.
        - Недоказнили, как видишь. Ты рада?
        - Спрашиваешь! А почему ты не вернулся обратно на Красную линию?
        - Ты думаешь, это так просто, Элли? - усмехнулся Громов.
        - Ладно, все успеется со временем, - тут же сменила тему девица. - Пойдем, потолкуем. Заодно отпразднуем твое спасение, бражки выпьем, я угощаю. Да говори потише, тут полно посторонних ушей!
        Они зашли в палатку-столовую, взяли по шашлыку из свинины и по кружке браги.
        Прихлебывая брагу, Элли оживилась и раскраснелась. Вполголоса возбужденно говорила:
        - Не вернулся - и не надо. Здесь тоже можно неплохо устроиться. Я тебя с нужными людьми сведу.
        Облизнув губы, она села поближе к Громову.
        - Я тебе помогу. Со мной не пропадешь.
        Игорь слегка отодвинулся. Эля ему была без надобности. А она уже строила какие-то далеко идущие планы.
        - Вместе мы - сила! - говорила она. - Мы ведь самые-самые способные были из всего выпуска. Я так переживала, когда узнала о твоей смерти…
        И она нежно погладила его по плечу.
        - Мой бедный мальчик. Как же тебе было плохо! Пойдем ко мне в палатку. Ты должен мне все рассказать. Ты ведь успел узнать кое-какие секреты там?
        Игорь развеселился. Шустрая девица уже прикидывала, как использовать его с выгодой для себя.
        Глаза у нее сделались осоловелыми. Похоже, Эля совсем раскисла. Но даже в таком состоянии не забывала о своих планах. Игорь решил, что на сегодня с него хватит.
        - Элли, я тут не один. Я пойду, а завтра снова встретимся и еще потолкуем.
        Услышав такое, девица сразу как будто слегка протрезвела.
        - Что значит - не один? А с кем ты тут?
        - Да так, случайные попутчики, - пытался отделаться от нее он. Но взгляд ее стал цепким и жестким. - Встретимся завтра, Элли, - с легким нажимом повторил Игорь и пошел, спиной ощущая ее возмущение.
        Он чувствовал - она этого так не оставит. И действительно, немного позже, когда они с Мариной и Женей сидели возле палатки и пили чай, он вдруг увидел, что Элли стоит рядом и пристально смотрит на них. Ее глаза впились в Марину, та недовольно тряхнула головой, но промолчала. Игорь заметил, что здесь, на Кольцевой, Марина старалась вести себя тихо и даже не развлекала народ сказками собственного сочинения.
        Элли отозвала его в сторону.
        - Где ты подобрал эту шлюху? На какой помойке? Фингал под глазом ей пьяный собутыльник поставил? Или ты сам, из ревности? Не думала, что ты так низко пал. Якшаешься с бомжами!
        - Успокойся, это не то, что ты думаешь. Она просто меня спасла.
        Лучше бы он этого не говорил. В глазах Элли полыхнула ненависть.

* * *
        Вечером Громова вызвали к коменданту станции.
        Невысокий плотный человек с холодным взглядом предложил ему садиться и без предисловия поинтересовался:
        - Ну, и что делать будем?
        - В смысле? - не понял Игорь.
        - А в том смысле, - сказал человек, с интересом его разглядывая, - что странная у вас компания. - Он заглянул в лежащие перед ним бумаги. - Предположим, про вас я ничего сказать не могу - пока. А вот Кондрашова Марина Степановна - она же Манька Черная, она же Машка-гадалка и так далее, - моя старая знакомая. В прошлом году уже была депортирована с Ганзы за попрошайничество и по подозрению в воровстве.
        Игорь не очень и удивился. Он ожидал чего-то подобного. «Элли постаралась», - подумал он.
        - Да и человек, называющий себя Профессором, уже появлялся здесь, хоть и под другим именем. Бродяга, бомж, тунеядец, не способный к полезной для общества деятельности. Знаете, я всегда считал, что излишнее образование до добра не доводит. Человек, несомненно, многое знающий, но ни на что не пригодный, одна смута от него. В общем, короче. Я не хочу, чтобы эти люди оставались на вверенной мне станции. Предлагаю им завтра с утра убраться добровольно, иначе их выставят силой.
        - Но наши пропуска действительны еще неделю… - начал Игорь.
        - Это меня не интересует, - отрезал начальник.
        Игорь задумался. Ему показалось, что попробовать откупиться - бесполезно. Но в словах начальника была некая лазейка.
        - Вы сказали - предлагаете им? А я могу остаться?
        - Приятно разговаривать с умным человеком, - сказал начальник, его глаза ощупывали Громова. - Не знаю пока, откуда вы взялись, но если дурака валять не будете, то какое мне дело до вашего темного прошлого? В вас чувствуется военная выправка. Сильные люди, умеющие владеть оружием, нужны всегда - в охрану, например. Если хорошо проявите себя во время испытательного срока, жаловаться на жизнь вам не придется. А девочка - сестра ваша, я так понял? Надеюсь, она еще не успела испортиться в такой компании. Она может остаться при вас. Но женщина и старик должны уйти. - Человек побарабанил пальцами по столу и спросил: - И вашим первым заданием, как кандидата на получение ганзейского гражданства, будет попытаться убедить их сделать это добровольно. Ну как, согласны?
        - Мне нужно время - подумать, - сказал Игорь.
        - Конечно, конечно, - согласился начальник. - Даю вам время на размышления до завтрашнего утра. Ну ладно, даже до завтрашнего вечера - я сегодня добрый. Надеюсь, за день ваши бродяги не успеют ничего натворить. Впрочем, за ними будут приглядывать. Видите, сколько мне с вами хлопот? Ну, буду ждать вашего решения, надеюсь, проявите благоразумие. Но завтра вечером ваши спутники, если не уйдут до тех пор сами, будут депортированы принудительно. Говоря проще, их вышвырнут со станции вон. Вы сами же вольны остаться или уйти с ними. Подумайте о моих словах и передайте… этим…
        Когда Игорь вернулся к «этим», Марина вопросительно взглянула на него, словно догадывалась, о чем шел разговор. Профессор тоже был невесел. Но Громов пока ничего говорить им не стал - ему хотелось для начала разобраться в своих мыслях и желаниях.
        Он очень много успел пережить за последний месяц. Он давно уже перестал ощущать себя разведчиком на службе Красной линии. С этим было покончено. Сейчас он наконец добрался до Ганзы. Все получилось, как он хотел, и даже лучше. Повезло в кои-то веки. Ему и работу прямо с ходу предложили. С пустячным, в сущности, условием: отделаться по-хорошему от бродяг. Он ведь и сам еще недавно хотел того же.
        Нечего сомневаться, что его служба на Ганзе будет неплохо оплачиваться. Он сможет позволить себе все, чего душа пожелает. Ну, или почти все. Будет сыт и пьян. Если захочет, будет иметь красивых девочек, дурь из-под полы. Но так будет только до тех пор, пока с ним что-нибудь не случится. Если он станет немощным инвалидом, ему разве что кусок хлеба дадут из милости.
        «А вообще-то девочки за мной и так бегали, - подумал Игорь не без гордости. - Так что на это и тратиться особенно не придется. Можно найти себе тут постоянную девушку, семьей обзавестись». Почему-то при мысли об этом у него скулы свело от скуки.
        Рассматривать Элю в качестве возможной подруги ему и в голову не приходило, несмотря на ее авансы. Игоря отталкивали ее странные садистские наклонности. И пусть сейчас она откровенно вешалась ему на шею, Громов был уверен - случись с ним беда, Эля мигом его бросит. Причем постарается сдать с выгодой для себя.
        «А я ведь в любой момент могу выйти из строя после тех побоев, - подумал Игорь. - Глядя на меня можно подумать, что я крепкий и сильный. Никто ведь не знает, как меня отделали в Рейхе… Если что-нибудь серьезно повредили внутри, то и не поймешь, от чего умер…
        Стоп! Но меня вынуждают отказаться от единственных людей, которым есть до меня хоть какое-то дело. Просто так, без какой-либо выгоды для себя. Допустим, Марина - лгунья и, возможно, даже воровка. Думаю, если она что-нибудь и стащила, то только чтобы прокормить себя и Женьку, и вряд ли стоит ее строго осуждать за это. Но она выхаживала меня, когда я был полутрупом. Без какой-то выгоды, теперь я понимаю это. Наверное, это называется - из сострадания. Сама голодная, делилась со мной жалкими крохами еды. И если я заболею опять, она не бросит меня. Она будет заботиться обо мне снова.
        А Женя? Ели сейчас их с Профессором выгонят, а я останусь здесь, девочка со мной не останется. А мне так хотелось бы, чтоб она стала больше похожа на обычного ребенка. Чтоб улыбалась хоть иногда, чтоб доверяла мне. Чтоб я не видел этого постоянного ужаса в ее глазах. Ее, наверное, сильно обидели, а мне почему-то не безразлично, что с ней будет. Я хотел бы с ней подружиться…»
        Игорь сам удивился, как мысли у него перескочили уже на другое. Следовало сначала все же определиться с решением, а сложные отношения с Женей могли подождать.
        «Так, - подумал он. - Но если их отсюда гонят, а я расставаться с ними не хочу, тогда надо нам всем вместе куда-нибудь с Ганзы уходить. Вот только куда?»
        Вольный город Тушино - вдруг вспомнилось ему. Про это место говорил Саид, и еще от кого-то он о нем слышал. Ах, да, та хорошенькая анархистка, Крыся, тоже упоминала Тушино. А что, возможно, это выход! Там их никто не знает, там они могли бы жить спокойно. Кажется, Крыся рассказывала, что там нет таких строгих порядков, как на Ганзе. На окраинах всегда как-то полегче, там проще затеряться от внимательных глаз. А для Громова это очень даже актуально - его будут искать фашисты, и красные тоже будут искать, когда узнают, что он уцелел. А они наверняка узнают - уж Элли постарается. Как только поймет, что ей тут ничего не обломится, - тут же сдаст и тем, и другим. «Поэтому Полис тоже отпадает, - облегченно подумал Игорь, как бы оправдываясь сам перед собой. - Там, скорее всего, тоже полно шпионов».
        Он стал прикидывать, как им добираться до Тушинской. Сначала по кольцу до Краснопресненской на дрезине, а оттуда - через Баррикадную и Улицу 1905 года. Может быть, там он своими глазами увидит Нюту - победительницу зверя. Интересно ведь - столько слышал о ней. Ну, а дальше узнают дорогу. Говорят, там народ как-то приспособился обходить по поверхности заваленные туннели к Полежаевской.
        «Вот и ладно, - подумал он. - Завтра обрадую своим решением ганзейского начальника, а сейчас самое время поговорить с Мариной».
        Женщина отлучилась и сейчас как раз возвращалась с тремя дымящимися кружками чая в руках. Чай здесь был какой-то особенно вкусный, его все еще поставляли с ВДНХ, несмотря на тревожную обстановку. Но цены на него постоянно взвинчивали, распуская слухи, что ВДНХ не сегодня завтра падет под натиском черных и тогда достать чУдной заварки будет уже неоткуда.
        Марина вручила одну кружку Громову, другую - Профессору.
        - Я говорил сегодня с начальником станции, - начал Игорь. Марина кивнула. - Он, оказывается, помнит вас с Профессором. Сказал, чтоб завтра же оба выметались отсюда.
        Марина молча глядела на него. Невозможно было понять, о чем она думает. Потом женщина кивнула:
        - Что ж, собраться недолго…
        - Куда думаешь идти? - спросил Игорь.
        - Где-нибудь приткнемся, - беспечно ответила Марина. - Нам не привыкать. Оставишь нам немного патронов на первое время?
        - А разве я говорил, что остаюсь? - притворно удивился Игорь.
        Марина уставилась на него. Затем шутливо толкнула в бок, едва не расплескав кипяток в кружке. Громов притворно сморщился, охнул, и они рассмеялись.
        - Что, все еще болит? - спросила она. И чуть погодя, заглядывая в глаза: - Ты правда уверен, что хочешь уйти с нами? Тебя-то наверное не станут отсюда гнать. Это только мы тебе мешаем тут устроиться.
        - Вы мне не мешаете, - заспорил Игорь. - И чего-то меня не тянет тут устраиваться. При ближайшем рассмотрении мне здесь далеко не все понравилось. Поэтому у меня конкретное предложение: как насчет того, чтобы отправиться в вольный город Тушино?
        - Это далеко, - вздохнула Марина. - Но можно, наверное, дойти. Почему бы и нет?
        Она задумалась. Потом снова поглядела на него:
        - Но ты точно уверен?
        - Ну конечно, - стараясь казаться беспечным, ответил он. - А то кто же мне еще будет так интересно рассказывать про Изумрудный город?
        Марина прыснула и снова ткнула его в бок.
        - Ну, тогда заметано, - подытожил Игорь. - Завтра с утра на дрезину и - покатим с ветерком!
        Он понимал, что трудностей впереди будет еще много. Но главное, самое трудное решение было принято.
        - Надо Жене сказать. Думаю, она обрадуется. На дрезине прокатится, станции новые посмотрит… Кстати, где она?
        У Марины сползла с лица улыбка:
        - Когда я уходила за чаем, она была здесь.
        - Наверное, отошла куда-нибудь, - предположил Игорь, хотя его кольнуло нехорошее предчувствие. Он постарался не давать воли дурным мыслям. Ну что может случиться с девочкой здесь, на хорошо охраняемой станции?
        «Все, что угодно, и ты прекрасно это знаешь», - ответил внутренний голос.
        Они обошли всю станцию, рассматривая людей, пытаясь заглядывать в палатки. Жени нигде не было. Если только ее не удерживали где-нибудь силой в укромном уголке.
        Девочка бесследно пропала.
        Глава 12
        КУДА ИСЧЕЗЛА ЖЕНЯ
        Появлению Нюты и Кирилла на станции Улица 1905 года обрадовались многие. Вэл, Мура, еще множество знакомых и незнакомых собрались вокруг, забросали вопросами. Возле Муры стоял, обняв ее за плечи, высокий худой мужчина со Спартака, Олег, который чудом нашел ее спустя двадцать лет после Катастрофы. Но Нюта отметила про себя, что Мура вовсе не выглядит счастливой. Тому, что она опять в черном платье, Нюта не удивилась - это был ее любимый цвет. Но Мура всегда очень заботилась о своей внешности. А теперь ее красивые черные волосы, обычно распущенные, были словно наспех перехвачены обрывком ленты. И в покрасневших утомленных глазах таилась тревога.
        Гадалка Кора тоже стояла рядом в своем вечном балахоне, при каждом движении позвякивали многочисленные браслеты. Она выглядела словно бы еще более удивленной, чем обычно.
        И Нюта поняла - на станции что-то происходит. Опять повисла мрачная, гнетущая тишина, как тогда, когда ждали нападения зверя. Даже колонны темно-розового мрамора, даже бронзовые изображения факелов с задуваемым ветром пламенем, казалось, излучали тревогу. Видно не судьба была этой станции жить спокойно.
        Комендант Илья Иванович еще больше похудел, военная форма висела на нем, как на вешалке. Он ласково потрепал Нюту по плечу, но выглядел при этом рассеянным и печальным. Устало потер рукой бритую голову.
        - Ну, отдыхайте, потом потолкуем, - напутствовал он вновь прибывших и пошел осматривать станцию.
        - Почему в лазарете бардак? - обратился он к человеку с уродливым рубцом на щеке. - Я заглянул - ни черта найти нельзя. Привести в порядок немедленно!
        Человек с тоской поглядел на него.
        - Какая разница? - устало поинтересовался он. - Все равно скоро придут фашисты и всех перебьют.
        - Молчать! - крикнул комендант. - Что за упаднические настроения? Отставить панику! Выполняй приказ. Иначе - в карцер. Там будет время подумать.
        - Почему Илья Иваныч озабоченный такой? - спросила Нюта Муру. Та печально покачала головой:
        - Пойдем ко мне. Лучше там поговорим.
        В палатке, прихлебывая чай, она рассказала Нюте, что в последнее время на станции творится что-то странное. Не так давно поймали шпиона из Рейха, тот был ранен при захвате и вскоре умер, но перед смертью пригрозил, что скоро придут сюда их основные силы и расправятся с жителями станции. Иваныч принял это близко к сердцу и теперь проявляет бдительность, как никогда. И еще тот фашист обмолвился, что ищут они здесь какого-то мальчишку. Какого и зачем, никто не понял, но этот мальчишка фашистам так нужен, что они готовы всю станцию зачистить, если потребуется. А тут еще Кора со своими предсказаниями. Она уверяет, что на днях может случиться что-то страшное. И это связано с одним человеком, которому лучше не задерживаться у них на станции, когда он здесь появится. Из-за него многие могут погибнуть. А человек тот, между прочим, уже в пути. У гадалки пытались узнать что-нибудь более конкретное, но она, как всегда, не говорит. Только повторяет упрямо: «Я так вижу. А почему - не спрашивайте меня, сама не знаю. Остальное от меня скрыто».
        - Ты же знаешь Кору - она всегда дает такие туманные ответы, - сказал заглянувший в палатку Вэл. За ним неуверенно протиснулась Маша. Она все так же куталась в бесформенную изодранную кофту, казалось, ее вовсе не волновали такие мелочи, как одежда. Темные волосы тусклыми прядями свисали вдоль впалых щек, в глазах стояло отчаяние. Мура жестом предложила ей сесть на покрывало. Протянула Вэлу свою кружку с чаем, он хлебнул и поморщился - не тот теперь чай, невкусный. Мужчина как будто не изменился - все так же обтягивала мускулистую фигуру черная футболка и драные джинсы сидели как влитые. Полуседые волосы были собраны в хвост, в больших глазах чуть навыкате по-прежнему мерцала ехидная искорка. Если бы здесь был человек образованный - хотя бы Профессор, который в этот момент спал на Проспекте Мира - он нашел бы, что в лице Вэла есть что-то от фавна. Правда, сегодня это был усталый фавн, склонный к меланхолии.
        Нюта невольно покрепче сжала висящий на груди амулет.
        - Что это у тебя? - рассеянно спросил Вэл.
        - Большой палец Алики-заступницы.
        - А, ну да, конечно. Безотказное средство от всех бед с точки зрения большинства женщин. Сильнее него ничего нет, ну разве что череп крысы-альбиноса, пойманной в полнолуние. Но не хотел бы я иметь дело с женщиной, у которой на шее вместо украшения болтается крысиный череп. Неужели ты веришь во все эти сказки?
        - Мне подруга подарила, - как бы оправдываясь, сказала Нюта. - Иногда все-таки бывает неуютно, хочется во что-нибудь верить.
        - Ну да, а торговцы этим пользуются. Я тебя уверяю, они давно уже поставили дело на поток. И наверняка на одной станции тебе покажут череп святой в возрасте пятнадцать лет, на другой - череп святой, когда ей было двадцать, и так далее.
        - То есть, ты думаешь, что моя реликвия поддельная? - спросила Нюта.
        - Господи, как трудно иногда разговаривать с женщинами! Да ведь дело не в том, поддельная она или нет. Разумный человек вообще не поверит, что чьи-нибудь кости, волосы и прочие мощи способны творить чудеса. А представь себе - ты просишь святую о чем-то, у тебя есть ее указательный палец. Зато у твоего врага есть ее сушеное ухо, и он обращается к ней с прямо противоположной просьбой. Что она должна делать? Какая часть тела круче? Ну, теперь-то ты видишь, что все это абсурд? Да и вообще, все это предание основано на абсолютно бездоказательных фактах. Ну, допустим, какая-то женщина действительно убежала в туннель с младенцем от преследователей. И после этого, через какое-то время, нашли там скелет и решили, что это ее кости. А скелет мог быть чей угодно. К примеру, челнок какой-нибудь заплутал, или бродяга бездомный, или мало ли, кто еще. А женщина-то как раз вполне могла остаться в живых. Тогда вся история с пальцами и прочими мощами вообще теряет смысл. В итоге у тебя есть неизвестно чья кость, и ты надеешься с ее помощью совершить чудо?
        - То есть ты не веришь в святую? - уточнила Нюта. - Получается, что если она выжила, значит, она не святая?
        - И даже если она таки не выжила, а у тебя - действительно ее палец, с какой стати ее останки должны стать чудотворными? А если выжила, то непонятно - откуда тогда все эти кости? Подумай сама.
        - А я верю в святую, - произнесла вдруг Маша, ни к кому конкретно не обращаясь. - Только не уверена, что ей есть до нас дело. И кстати, тот фашист, которого поймали недавно, перед смертью сказал еще, что святая теперь будет за них…

* * *
        Игорь бродил по станции Проспект Мира, прислушиваясь к разговорам. Бродил и простить себе не мог, что отлучился так надолго. Марина тоже не прекращала поиски. Но все равно, когда они встречались, именно Громов виновато отводил глаза.
        Потом Марина подошла и сообщила, что недавно случилось странное событие: часовых на посту у входа в туннель, ведущий к Комсомольской, обнаружили спящими. Их тут же сменили и постарались, чтобы никто ничего не узнал о досадном происшествии. Но об этом уже рассказывали по секрету у ближайшего костра - значит, скоро вся станция будет знать. Только непонятно, имеет ли это отношение к исчезновению девочки.
        На Марину жалко было смотреть - лицо осунулось, глаза тревожно блестели. Она бродила по станции, как неприкаянная. Игорь подумал: если Женя не найдется до завтра, положение станет вообще аховым. Ведь их отсюда будут выгонять! Тогда, видно, придется ему делать вид, что он согласен на предложение начальника, чтобы задержаться на станции еще. Хотя он прекрасно понимал - с каждой минутой уменьшается вероятность того, что Женю удастся найти. Или что найти ее удастся живой. Сама девочка вряд ли ушла бы от Марины - она была слишком пуглива. Скорее всего, ее похитили. В голову Игоря лезли самые черные предположения, но он изо всех сил старался выглядеть бодрым.
        - Я осмотрел уже всю станцию, - сказал он Марине. - Это все без толку. Надо пойти посмотреть и в туннеле. В том самом, где нашли спящих охранников. Раз на станции Жени нет, уйти она могла только туда. Ведь ее пропуск у меня, ее бы просто не выпустили. Она могла проскользнуть, когда охранникам было не до какой-то там девчонки…
        «Или ее могли увести», - мысленно добавил он про себя. Мало ли кому и зачем могла понадобиться девочка-подросток? В метро у определенных людей был спрос и на такой товар. Но озвучивать свою идею вслух Игорь не стал - в глазах Марины и без того читались самые страшные предположения.
        - Я с тобой, - тут же сказала она.
        К счастью, когда Громов предъявил охранникам пропуск, автомат ему выдали без заминки. А у Марины имелся нож - неважное, но все же оружие…
        Освещение в туннеле было тусклое, а тишина стояла такая, что становилось жутко. Игорь чувствовал всю бесполезность этих поисков. Тот, кто увел девочку, наверняка уже далеко. И все же он освещал фонариком пространство перед собой, внимательно глядя под ноги. В какой-то момент ему померещилось распластанное у стены худенькое детское тельце. Громов посветил и шумно перевел дыхание. Показалось. Тряпье какое-то лежит. Марина внимательно взглянула на него, словно пыталась прочесть его мысли.
        Сам Игорь уже не верил в эту затею и продолжал идти вперед лишь для того, чтобы хоть что-то делать. Чтобы не видеть укоряющего взгляда Марины. Впрочем, он его чувствовал даже спиной. Хотя в чем он-то виноват? Ведь с девочкой оставалась она. Но Громов тут же отогнал эти мысли. Никто не виноват. Беда может случиться с кем угодно в любой момент.
        Они шли по неосвещенному участку, и Игорю все сильнее становилось не по себе. Тишина в туннеле стояла такая, что они слышали лишь звук собственных шагов. Игорю казалось, что он понемногу растворяется в этой тишине и в темноте. Еще немного - и туннель засосет его, он перестанет существовать. В ушах начинался странный шум, как тогда, в туннеле к Сухаревской. «Господи, хоть бы кто-нибудь попался! - тоскливо подумал он. - Друг или враг, неважно, главное - чтобы живое существо».
        И вдруг из глубины туннеля послышались шаги. Игорь тут же сделал знак Марине стоять тихо, а сам выключил фонарь и тоже замер. Шаги приближались. Тяжелая поступь, шумное дыхание уставшего человека. Игорь не торопился, подпуская идущего поближе. Но тот первым почувствовал чужое присутствие.
        - Кто здесь? - послышался хриплый голос.
        Игорь молчал, пытаясь собраться с мыслями. Как их обнаружили? Может, удастся затаиться, прижаться к стене, пропустить неизвестного? В его планы сейчас вовсе не входило ввязываться в драку. Но тут вспыхнул свет, и неизвестный крикнул:
        - Если не скажете, кто такие, стреляю на счет три!
        И сзади - голос Жени, отчаянный, испуганный:
        - Не на-а-адо!
        В этот момент сухо щелкнул выстрел.
        На Игоря посыпалась какая-то труха. Он кинулся вперед и скрутил стрелявшего - тот даже не сопротивлялся. Громов быстро отобрал пистолет и скрутил неизвестному руки своим ремнем. Торопливо осмотрел сидевшую рядом на шпалах Женю - вроде цела. Обернулся к Марине.
        - Ты не ранена?
        Та покачала головой, всхлипывая и обнимая Женю.
        - Чего он от тебя хотел? Он ничего не сделал с тобой? - быстро спросил девочку Игорь.
        - Нет, нет, все хорошо, - торопливо пробормотала Женя. - Она меня обратно вела, она мне помогла.
        Она? Игорь посветил на связанного, который молча пыхтел, пытаясь освободиться. Пышные темные волосы с проседью. Женщина, хоть и одетая по-мужски.
        - Пошли на станцию, - сказал он. - Там разберемся.
        Игорь помог женщине подняться, но развязывать пока не стал. Ведь она пыталась в них стрелять. Хотя, на счастье, стрелок из нее оказался никудышный - сам Громов с такого расстояния ни в жизнь бы не промазал.
        Игорь освободил незнакомку уже возле самого поста. К его удивлению, пропуск у женщины был, так что обратно на станцию они прошли беспрепятственно.
        - Пойдем с нами, - сказала женщине Женя. Игорь не возражал - надо же было выяснить, что случилось. Они подошли к палатке, где лежали их вещи, и Игорь послал ахающего Профессора за чаем.
        Женщина, обжигаясь, прихлебывала кипяток. Смотрела исподлобья, настороженно.
        - Ну, для начала, как тебя зовут? - спросил Игорь. Женщина молчала. За нее ответила Женя:
        - Ее Диной зовут. Она мне помогла. Вывела обратно.
        - А ты-то куда подевалась? - набросился на нее Громов.
        Из бессвязного рассказа девочки он понял не так уж много. Вроде бы она увидела странного человека, который вел за собой девушку. Та спотыкалась и вообще еле шла - как будто ей нездоровилось или ее одурманили. Человек подошел к часовым, но они не обратили на него внимания. Жене показалось даже, что они дремлют на посту. Это было так странно. А человек поднял девушку на руки и понес в туннель. И Женя, подумав, пошла следом, сама не зная почему. Ей хотелось узнать, зачем он увел эту девушку, хотя человек вовсе не казался ей злым или опасным, наоборот, излучал какое-то спокойствие. Словно бы он знал, как надо, и все делал правильно.
        Она не сразу догнала человека, потому что он даже с ношей двигался довольно быстро. А когда подошла ближе, он вдруг обернулся. Словно почувствовал, что за ним кто-то идет. Спросил, в чем дело. В ответ Женя спросила про девушку, и человек объяснил, что зла ей причинять не собирается. Наоборот, девушка серьезно больна, и он хочет ей помочь, потому что такие болезни почти никто не умеет лечить. И Женя поверила - такое располагающее было у него лицо. Человек спросил, что же теперь с Женей делать - она уже отошла от станции на некоторое расстояние. Ему не хочется бросать девочку тут одну, но и проводить ее обратно он не может - ему надо в первую очередь позаботиться о больной. Но тут появилась эта женщина, Дина, и сказала, что она сама отведет Женю обратно на станцию. Человек посмотрел на Дину, но спорить с ней не стал - уж очень решительно Дина говорила. И Дина повела ее обратно - вот и все.
        - Ты цела? С тобой ничего плохого не сделали? - в который уже раз переспрашивал Игорь. Женя качала головой - нет, нет, все в порядке. Странная Дина молча пила чай.
        - Пусть она останется с нами, - попросила Женя.
        - Да, конечно, - рассеянно кивнул Игорь. Дина ему не очень нравилась, было в ней что-то беспокойное. Он чувствовал ее напряжение. Интересно, что у нее на уме? Но, судя по всему, странная женщина уходить от них вовсе не собиралась. Впрочем, Игоря сейчас беспокоило другое.
        - Интересно, что это был за тип? - вслух подумал он. И попросил Женю описать мужчину.
        Сообщить она сумела не очень много. Лучше всего ей запомнились небольшая бородка и усы незнакомца. И еще - что лицо у него было спокойное и безмятежное. Потому-то девочка сразу и прониклась к нему доверием. Игорь вспомнил, что уже видел похожего типа на станции. Его интересовали два момента: почему часовые беспрепятственно пропустили бородача и что за странный сон их сморил? Да, и почему человек, уносивший куда-то больную девушку, старался не привлекать внимания, а девушка не сопротивлялась? Может, ее предварительно одурманили? Может, Женя столкнулась с торговцем живым товаром и сама не понимает, что была на волосок от гибели? Ей, как нежелательному свидетелю, могли просто голову проломить и бросить там же, в туннеле. Или увести и продать куда-нибудь в рабство. Игорь посоветовался с Профессором.
        - Может быть, и работорговцы, - пробормотал тот, - но мне тут другое в голову пришло. Слышал я, странные вещи творятся в метро. Существует некая организация, тайная, но могущественная.
        - Какая организация? - спросил Игорь.
        - Тсс! - сказал Профессор. Оглянулся на всякий случай по сторонам и, понизив голос, спросил: - Вам не приходилось слышать о Санитарах?
        - О санитарах? А кто это? - простодушно переспросила Женя.
        Сидевший неподалеку мужчина услышал. Сначала пристально уставился на Женю, а затем диким взглядом обвел колонны, словно опасаясь возле каждой из них увидеть по санитару.
        - Это врачи-убийцы, что ли? - спросил Игорь.
        - Никто не знает, - загадочно сказал Профессор. - Говорят, что в метро распространяется эпидемия странной болезни, очень опасной. А Санитары взяли на себя задачу предотвратить ее. Они борются за чистоту метро, отыскивают и уничтожают людей с признаками болезни. Потому их боятся и ненавидят. Но эта организация так законспирирована, что выследить Санитаров очень трудно. К тому же говорят, что они - люди не простые и обладают сверхъестественными способностями. Вот этот тип с бородой, например, умеет усыплять людей.
        - Тогда откуда вообще о них известно? - с сомнением спросил Игорь. - Может, это все просто досужие домыслы?
        - Да? А отчего же заснули часовые на посту? Ладно бы один, а то оба сразу…
        - Не будем говорить о том, чего не знаем, - вмешалась вдруг в разговор Марина. - Может, они убивают, а может, наоборот, спасают. Люди разное говорят. Но тот мужчина не сделал Жене никакого зла.
        - Может, просто не успел, - буркнул Игорь.
        …Уже сквозь сон он слышал, как странная Дина о чем-то разговаривает с Женей.
        «Девчонке спать давно пора», - подумал Игорь, но замечание делать не решился. Он даже не решился всыпать ей как следует за то, что ушла без спросу. По-хорошему, следовало бы, но ведь Женя и так ненавидит и боится его. «Надо будет обязательно с ней поговорить. Может, потому она и хотела уйти?» - с горечью подумал он. И странная Дина его беспокоила, ее реакции были непредсказуемы. - «Ничего, завтра они с этой станции уйдут…»

* * *
        Игорь проснулся рано - на станции почти все еще спали. Сначала он не мог понять, что его разбудило. Потом включил фонарик и увидел, что Женя тоже не спит. Но, встретив его взгляд, девочка тут же закрыла глаза.
        - Не притворяйся, - шепотом сказал он. - Давай отойдем куда-нибудь, чтоб людей не будить. Мне нужно с тобой поговорить.
        Женя затравленно посмотрела на него, но покорно поднялась, поправила тряпицу на голове и, осторожно перебравшись через спящих, вылезла из палатки. Игорь последовал за ней. В углу станции уже возилась стряпуха, тихонько гремя мисками и ведрами, да часовые, нахохлившись, несли вахту. Кроме них, лишь двое или трое жителей были на ногах - с озабоченным видом пробежал куда-то вестовой, один из военных, усевшись на стул возле колонны, задумчиво чертил в своем блокноте схемы. Он проводил внимательным взглядом Игоря и Женю. Наконец они нашли местечко на путевой платформе, подальше от любопытных глаз.
        - Объясни мне, - начал Игорь, - какого черта ты потащилась за этим типом вчера? Ты понимала, как это опасно? Как мы будем волноваться?
        - Вообще-то ты мне не отец, чтоб за меня волноваться, - сжавшись, как затравленный зверек, ответила девочка. И, кажется, даже съежилась в ожидании удара. У Игоря и вправду дернулась рука - закатить ей оплеуху. Но он, хоть и с трудом, сдержался. Она только ребенок. И он не знает, через что ей пришлось уже пройти.
        - Допустим. А тебя не волнует, что он мог тебя убить? Ты бы хоть про Марину подумала, если на себя наплевать.
        - Он не мог.
        - Откуда ты знаешь?
        - Я почувствовала. Я не могу объяснить. Я смотрела на него - и мне становилось спокойно. Может, он мог бы меня спасти. Зачем только эта тетка привела меня обратно?
        - От кого тебя надо спасать? От нас, что ли?
        Девочка не ответила. Судорожно вцепилась в свою выцветшую косынку и молчала.
        - Значит, так, - сказал Игорь. - Еще раз попробуешь отмочить что-нибудь в этом духе, и я так тебе всыплю, что неделю сидеть не сможешь.
        И тут девочка вдруг начала смеяться. Игорь вовсе не ожидал такой реакции. Сначала она тихонько хихикала, но ее смех постепенно становился все громче, в нем появились истерические нотки. «Еще не хватало, чтоб люди сюда сбежались! - подумал он. - Да у нее же истерика начинается». В панике он залепил-таки Жене оплеуху. Ему показалось - вполсилы, но голова у нее мотнулась, в глазах появилось изумление, а потом Женя тихонько заплакала.
        - Ну полно, брось, - совсем растерялся Игорь. - Ведь я не хочу плохого, пойми. Я только хочу помочь.
        - Ты не можешь помочь. Никто не может, - всхлипывая, обреченно ответила Женя. - Меня все равно убьют - чуть раньше, чуть позже, какая разница?
        - Да что ты вбила глупости себе в голову? Кто тебя убьет?
        Но она не отвечала, только плакала. Игорь погладил ее по волосам.
        - Ну пожалуйста, давай договоримся. Ты больше не убегай, а я уж как-нибудь сумею тебя защитить. - И он демонстративно сжал кулак. Женя грустно улыбнулась. - Ну что, договорились? - спросил Игорь, увидев, что девочка вроде приходит в себя.
        - Хорошо, - чуть слышно сказала она.
        - Ну вот и славно! - заключил Игорь. - Пойдем тогда к нашим. А то проснутся и будут нас искать.
        Он первым направился обратно. И не видел взгляда Жени - отчаянного, беспомощного, безнадежного.
        Вскоре появилась Эля. Игорь сидел возле палатки и чистил сапоги, когда она окликнула его и отозвала в сторону.
        - Ну как, говорил с начальником. Остаешься?
        Игорь прикинул - не соврать ли, чтоб выиграть время?
        Но потом решил лучше сразу все прояснить. Кто ее знает, что Элли натворит в гневе, когда узнает о его уходе? Лучше ее заранее поставить перед фактом. Заодно можно посмотреть, какие козыри она приберегает. В том, что она попытается на него воздействовать, манипулировать им, Громов не сомневался. Вот только чтобы им манипулировать, надо было знать его слабые места. А он никому их не показывал.
        - Я не останусь, Элли, - сказал он.
        - Ты с ума сошел?! - взвизгнула она.
        - Это мое дело, - холодно ответил Игорь. - Моя жизнь, мое решение.
        - Значит, хочешь остаться с этой шлюхой? Да я только словечко шепну - и ее не то что выгонят, а расстреляют!
        «Значит, и правда Элли постаралась», - подумал Громов. Впрочем, он и не сомневался. То, что она сейчас молола, конечно, было блефом чистой воды. Вряд ли к ней так уж прислушивались на Ганзе. Но надо было поставить девицу на место.
        - Только попробуй, Элли, - почти ласково сказал Игорь. - Только попробуй вякнуть хоть что-нибудь еще - и я сверну тебе шею вот этими руками.
        - Как ты можешь так разговаривать с девушкой? - взвизгнула та. - Ублюдок!
        - Когда девушка начинает играть в грязные игры, она теряет право на уважение, - пояснил Игорь.
        - Неужели ты действительно сможешь! А как же наше прошлое, наша дружба?
        - Какая дружба, Элли? Разве тебе знакомо такое понятие? Ты всю жизнь только и знала, что издеваться над слабыми и пресмыкаться перед сильными. Если бы я был слабее тебя, мне не поздоровилось бы тоже. Но к счастью, я сильнее. И в память о прошлом, Элли, я сверну твою куриную шейку сразу, чтоб ты не мучилась и умерла быстро.
        Эля даже не нашлась, что сказать. Бледная от унижения, она силилась найти какой-нибудь достойный ответ, но ничего членораздельного Игорь так и не услышал. Зато перед глазами вдруг мелькнуло видение: Эля, скорчившись, лежит в каком-то грязном углу - с посиневшим лицом и с неестественно вывернутой шеей. Образ был настолько отчетливым, что Игорь вздрогнул. Его руки непроизвольно сжались в кулаки, и заметившая это девица попятилась.
        - Уходи, не доводи до греха, - с трудом произнес Громов.
        - Да ты просто сумасшедший! У тебя крыша поехала! - процедила Эля, на всякий случай отойдя подальше. Ее щеки окрасились неровным румянцем, лицо некрасиво искривилось, словно она сейчас заплачет. Игорь с трудом перевел дыхание. Неужели он в самом деле сходит с ума?
        - Раз ты так волнуешься - значит, я тебе не безразлична! Брось свою шлюху, и приятелей ее, бомжей, тоже брось. Их все равно выгонят отсюда не сегодня завтра. Оставайся со мной, я все для тебя сделаю!
        - Не переживай, Элли, - почти ласково сказал Игорь. - Ты скоро и сама поймешь - я теперь тебе не пара. Недостаточно хорош для такой выдающейся особы: инвалид, карьере моей конец, якшаюсь со всяким отребьем. Как же мы с такими рожами возьмем, да и припремся к Элис? К пай-девочке Элис! Некрасиво выйдет. Совсем не шикарно. Ах, я и забыл - теперь тебя надо называть Эльзой! А твоих новых друзей, наверное, зовут Ганс, Фриц и Пауль?
        Эля молчала. Лицо ее из багрового стало зеленоватым. Игорь пожал плечами и ушел, не оглядываясь. Хлопот и так хватало. Он предчувствовал, что разобраться с Диной тоже будет не так уж просто.

* * *
        Когда Игорь вернулся к своим, Дина уже стояла, готовая к выходу.
        - Собирайся, пойдем, - приказала она Жене.
        - Что-то я не понял, - протянул Игорь. Дина покосилась на него исподлобья и тронула Женю за плечо:
        - Пойдем скорее.
        - Я не могу с тобой уйти, - помотала головой девочка. - Я с Мариной пойду. Спасибо, что привела меня к ней. Хочешь, оставайся с нами.
        «Только этого не хватало», - с досадой подумал Игорь. Но в планы странной женщины такой поворот событий, видимо, тоже не входил. Она угрюмо посмотрела на Марину. Игорь напрягся. Он не понимал, что происходит.
        - Чего ты от нас хочешь? - спросил он.
        - Ничего, - буркнула Дина. - Я нашла своего сына и хочу его забрать. Пойдем, Русланчик, - нежно сказала она Жене и потянула за руку.
        Игорь похолодел. Женщина оказалась сумасшедшей. Ему уже встречались такие. Но что им делать с ней? Помощи от властей ожидать, похоже, не приходилось, они сами тут были на птичьих правах. Очень не хотелось вмешивать сюда охранников и лишний раз привлекать к себе внимание.
        - Ты ошиблась, - попытался объяснить он. - Это не Руслан. И вообще - не мальчик. Это наша девочка, ее зовут Женя.
        Но женщина только угрюмо сверкнула глазами, не выпуская Женин рукав. Громов растерялся. Что делать? Можно продолжать сборы, не обращая на Дину внимания, но ведь сумасшедшая в любой момент может поднять шум. Скажет, что они украли ее ребенка, и доказать что-либо будет очень трудно. Особенно теперь, когда за бродягами и без того следят по наводке Эли, подозревая чуть ли не во всех смертных грехах.
        Но тут подошла Марина. Дина глянула на нее враждебно. Игорь внутренне сжался, приготовившись к скандалу, а то и драке: сейчас Марина накинется на эту сумасшедшую, затеет свару… Но вышло иначе. Марина пристально посмотрела безумной женщине в глаза. Под этим взглядом Дина как будто слегка расслабилась, даже зевнула.
        - Я знаю, ты ищешь сына, - тихо заговорила Марина. - Мне понятны твои материнские чувства. Но того, кого ты ищешь, здесь нет. Оставь нас, добрая женщина. Ты долго скиталась и устала. Тебе нужен отдых.
        Дина зевнула еще раз. Потом рассеянно оглянулась, как будто не понимая, где находится, опустилась на пол и свернулась калачиком. Через пару минут она уже крепко спала.
        - Надо уходить, - сказала Марина, лицо ее было печально и строго. - Она вскоре может проснуться. Лучше, чтобы мы к тому моменту были уже далеко.
        - А ее сын жив? Она найдет его? - спросила Женя. Марина молчала. Затем медленно покачала головой - нет.
        Глава 13
        СВЯТЫМ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО
        Наконец путешественники сели на дрезину, переделанную из старого вагона, которая курсировала между станциями. Один перегон - один патрон.
        Женя возбужденно оглядывалась, на лице ее даже появилось подобие улыбки. «Все-таки она еще ребенок, - подумал Игорь. - А косынку не мешало бы постирать, а то выглядит замарашкой. Впрочем, может, девочка к тому и стремится - чтобы взгляды окружающих на ней не задерживались…»
        Они сошли на Новослободской, чтобы, пользуясь случаем, посмотреть, как тут люди живут. Благо, дрезины ходили регулярно.
        Станция своим великолепием затмевала все виденные Игорем до этого. Пожалуй, похожие картины, выложенные из разноцветного стекла, он заметил на Цветном бульваре, хотя в сумраке, второпях все равно не успел их толком разглядеть. Но такие величественные, высокие, закруглявшиеся сверху арки видеть прежде ему точно нигде не доводилось. А в торце станции виднелась оттертая до блеска картина, выложенная, опять же, то ли из кусочков стекла, то ли из черепков, покрытых блестящей глазурью: высокая женщина держала на руках младенца в окружении диковинных блестящих растений, над ней струилась лента, на которой написано было «Мир», а за спиной распростерла свои лучи золотистая огромная звезда. И все это так блестело и сияло, что у Игоря заболели глаза.
        Правда, когда Громов немного привык к яркому свету, то отметил разрушения, произведенные здесь временем. Большая часть разноцветных стекол осыпалась, уцелели лишь немногие. В стенах заметны были большие трещины, замазанные весьма небрежно. Одним словом, станция потихоньку разрушалась, хотя видны были усилия жителей отсрочить неизбежное.
        В палатке-закусочной, где стояли обшарпанные, исцарапанные, когда-то белые пластиковые столики и стулья, Игорь угостил всех крысиным шашлыком и чаем. Один из сталкеров, сидевший поблизости, рассказывал, как отправился пару дней назад в продуктовый магазин на Селезневке и вдруг услышал громкий взрыв со стороны театра Российской Армии. Он так и не понял, что это было, но предпочел поскорее вернуться. Неужели театра больше нет? Судя по тому, с каким загадочным видом сталкер говорил, ему тоже было известно старое предсказание насчет пятиконечного здания. Игорь и его спутники могли бы кое-что порассказать об этом, но вступать в разговоры и привлекать к себе лишнее внимание не хотелось. Сидевший поблизости человек в военной форме и без того подозрительно поглядывал на потрепанную одежду Профессора, а потом перевел взгляд на повязку на руке Марины.
        - Вы кто? Бродяги? Беженцы? - отрывисто спросил он вдруг.
        «Черт, надо было купить им одежду поприличнее!» - подумал Игорь.
        - Документы у нас в порядке, - ответил он сухо, впрочем стараясь не раздражать собеседника. Им только скандала сейчас не хватало.
        - Ну то-то же. А то с бродягами тут разговор короткий, - довольно усмехнулся человек в форме. - Депортируем на Менделеевскую, а там - на дрезину и до Тимирязевской по прямой.
        - А что там, на Тимирязевской? Исправительно-трудовой лагерь? - поинтересовался Профессор.
        - Можно и так сказать, - усмехнулся охранник. - В общем, рабочая сила там нужна по-любому.
        - Я слышал, все население станции еще когда-то давно было сожрано крысами, - пробормотал Игорь.
        - С тех пор многое изменилось. Теперь на Тимирязевской снова живут, - хмыкнул охранник. - А мы с ними торгуем, точнее, меняемся: нам - топливо, а им - еда и дешевая рабочая сила.
        Он допил чай, поднялся и вышел. Тут же молчавший до тех пор невзрачно одетый человечек поманил Игоря пальцем.
        - А разве вы не слыхали, - проговорил он, понизив голос, - что на Тимирязевской теперь живут сатанисты?
        - Кто-о? - изумился Игорь. Он и впрямь ничего подобного не слышал. То ли эти слухи еще не успели докатиться до Красной линии, то ли руководство тщательно скрывало скандальную информацию.
        - Самые натуральные сатанисты. Поклоняются дьяволу и роют яму, чтобы докопаться до преисподней.
        - Но охранник говорит, что вы с ними торгуете? - удивился Игорь.
        - Тут, на Ганзе, такой народ - с самим дьяволом будут торговать, если прибыль намечается, - пробормотал человечек. - Главное - выгода, а уж как ее получать, им без разницы…
        - Ладно, некогда нам засиживаться, - мудро рассудил Игорь. - Да и задерживаться здесь мне что-то не хочется. Пошли, посмотрим, может, дрезина уже подошла?
        Выйдя из палатки, они увидели возле одной из колонн небольшую толпу. Неожиданно, перекрывая гомон собравшихся, оттуда послышались чистые, нежные, печальные звуки - словно кто-то тихо жаловался на одиночество и холод. Люди понемногу затихли, слушая. Игорь и его спутники тоже подошли поближе.
        Им пока не видно было музыканта, и Игорь разглядывал лица людей - задумчивые, отрешенные. Он поглядел на Женю. Она так и тянулась туда, откуда слышалась музыка. Что ей вспоминалось сейчас? А Профессору? Кажется, у него даже слезы на глаза навернулись. Может, представилась молодость, жизнь наверху? Ведь не всегда Северцев был таким брюзгой, когда-то и он тоже был маленьким, случалось и ему испытывать беспричинную радость…
        Игорь почти угадал. Профессор вспоминал жену, которая давным-давно ушла от него к более удачливому коллеге. Из-за какой-то ерунды ушла, казалось ему теперь. Просто накопились взаимные обиды. Ведь она тоже не все время была усталой, сварливой теткой, какой стала в последние годы, перед тем как решилась бросить мужа. Вспоминал дочь - не хмурую девушку, неприязненно глядевшую на него, а маленькую кудрявую крошку, смеющуюся у него на руках и целующую его липкими от мороженого губами. Что с ними сталось теперь?
        Они с Татьяной поженились еще студентами и тут же решили завести ребенка. Большинство знакомых не одобряло - в смутное время начала девяностых на такое решались немногие. Роддома были полупустыми. Северцев вспомнил, как в ненастный зимний денек забирал жену вместе с новорожденной - неловко сунул Татьяне пучок гвоздик и лишь потом подумал, что надо было купить цветов и санитарке. Но денег не было, и если бы не друг со своей машиной, пришлось бы, наверное, ехать с женой и младенцем домой на метро. Тогда казалось, что это трудности, над которыми они героически подшучивали. Он усмехнулся. Что они знали о настоящих трудностях? Вот теперь он кое-что узнал, это верно. Сейчас кажется, что тогда они жили просто замечательно, а жена… жена дождалась, когда вырастет дочь, а потом просто ушла. Сказала на прощание, что ее замучил быт, что он, Северцев, не может обеспечить ей даже минимальный комфорт. Дочь вскоре вышла замуж, причем профессору ее выбор не нравился. Она иногда забегала в гости к отцу - не потому, что сильно скучала, а скорее, выполняя некий ритуал вежливости. Или если нужны были деньги. Да и то
сидела, поглядывая на часы, а Северцев иной раз даже не знал, о чем с ней говорить.
        Немудрено, что в тот страшный день, оказавшись в метро, он далеко не сразу вспомнил о своих близких. В сущности, они уже и не были близкими, перейдя в ранг «знакомые». А когда все-таки вспомнил, то решил, что скорее всего они остались наверху - и даже вроде не слишком переживал по этому поводу. Странно устроен человеческий ум - первые месяцы после Катастрофы его интересовало, есть ли что-то общее у тех, кто оказался в те минуты в метро. Почему спаслись именно эти? Нет ли в этом какой-то высшей справедливости? Ведь были среди них и те, для кого метро было единственным доступным средством передвижения, и те, кто из-за пробок вдруг бросил машину наверху и спустился в подземку впервые за много месяцев…
        Примерно через год Профессор решил, что никакой закономерности тут нет. Просто ум, привыкший анализировать, продолжал работать вхолостую, выдвигая самые невероятные гипотезы. Возможно, это была защитная реакция.
        И вот теперь он снова вспомнил своих близких - на этот раз уже тепло и с какой-то странной тоской. Теперь ему показалось трогательным стремление жены к комфорту. Профессор подумал - для нее, наверное, лучшим выходом было бы погибнуть тогда сразу, чтобы не испытать еще большего ужаса и страдании потом. Он знал - скорее всего они в тот страшный день остались наверху. Оставалось надеялся только, что смерть Татьяны и Юли была хотя бы не слишком мучительной… Но как ему хотелось в эту минуту увидеться с ними!
        В душе Игоря музыка тоже разбередила что-то. Он вспомнил Лену, ее улыбку, ласковый взгляд серых глаз. Но тут же черты девушки стали меняться, и теперь перед внутренним взглядом Громова было другое лицо - прекрасное, белое, неживое, с закрытыми глазами. Странно, но никакого страха он сейчас не испытывал. Только любопытство - а что будет, если она откроет глаза? Каково это - глядеть в глаза собственной смерти?
        Он почувствовал движение сбоку и тряхнул головой, отгоняя морок. Рядом стояла Марина. Она глядела на Профессора и Женю с бесконечно терпеливым и снисходительным выражением. Словно на детей, слушающих волшебную сказку. Дети целиком захвачены увлекательной историей и забыли о том, что сказка скоро кончится. Они бы и рады не возвращаться к действительности, но кто-то должен напомнить им - пора очнуться от грез. И Марина терпеливо ждала.
        «Да ведь она на самом деле все понимает, - подумал Игорь. - А я-то считал ее фантазеркой. Похоже, она и байки свои придумывает не оттого, что сама любит сочинить, а оттого, что знает - люди этого ждут».
        Музыка кончилась. Люди зашевелились, заговорили тихонько. Игорь протолкался сквозь толпу - ему хотелось увидеть музыканта.
        Стройный темноволосый парень поднял с пола черный футляр, пересыпал в карманы патроны, которые набросали слушатели, и убрал в футляр трубку с множеством клапанов. Поймав взгляд Игоря, подмигнул ему, усмехнулся краешком губ. «Пожалуй, уж слишком хорош собой, - неприязненно подумал Громов. - На войне такому красавчику делать нечего - толку от него не будет никакого». Но неприязнь тут же ушла, сменилась любопытством. Не каждому дано извлекать из бездушной трубки такие гармоничные звуки. Интересно, где парень научился этому? Какое-то воспоминание шевельнулось в памяти - как будто он уже видел эти зеленые глаза, этот беспечный взгляд…
        Мысли прервала Марина, дернув Игоря за руку, - к остановке подошла дрезина. Они заторопились. Расплатились и уселись на сиденья.
        - Видели флейтиста? - спросила пожилая женщина, одетая в потрепанный и не слишком чистый розовый спортивный костюм. - Говорят, какого-то большого начальника сынок. Из дому сбежал, скитается в метро. Отец, говорят, знать его не хочет.
        И тут Игоря осенило - он вспомнил, у кого он видел такие же зеленые глаза, такую же независимую осанку. Правда, это было давно, и тогда мальчишка был гораздо младше.
        - Это же был сын Москвина! - пробормотал он потрясенно. - Ну да, конечно, он самый.
        Игорь оглянулся на Марину. Она молча кивнула, но лицо ее осталось непроницаемым.

* * *
        Они сошли и на Белорусской. Игорь решил, что торопиться им некуда, и можно подождать следующей дрезины. Пусть, дескать, ребенок посмотрит, как люди на других станциях живут. На самом деле ему самому было очень интересно - курсант разведшколы Громов почти не выбирался за пределы Красной линии. А вот Женя, наоборот, особого любопытства не проявила - то ли ей уже случалось здесь бывать, то ли устала от обилия впечатлений.
        Станция была нарядная и отмытая дочиста. Три неоновые лампы заливали ее ярким светом. Радовали глаз и узоры на полу, и лепнина на потолке. Но здесь, как и везде на Ганзе, царило деловое оживление. Вереницы грузчиков с тюками появлялись из перехода на радиальную, шли к путям, складывали там тюки в кучи и спешили обратно. Впрочем, некоторые задерживались на станции, чтобы отдохнуть и перекусить. Игорь вспомнил - сюда везут продукцию с Динамо, Сокола и Аэропорта. Швейные цеха Динамо обеспечивали кожаными куртками значительную часть населения метро, свиные фермы Сокола также процветали. И всем этим торговала могущественная Ганза, обеспечивая себе солидную прибыль.
        В конце станции также стояла палатка-закусочная для грузчиков. Путешественники зашли туда и взяли по кружке чая и порции жареных грибов просто для того, чтобы был повод посидеть и отдохнуть. Увидев, что они закусывают, к ним подсел отиравшийся здесь старик. Одежда его была хоть и поношенной, но относительно чистой. Старик завел разговор с Профессором, безошибочно вычислив в нем потенциального собеседника. И как-то так вышло, что Игорь заказал чай и закуску и на его долю. За это старик поведал множество интересных вещей. Понизив голос, он рассказал, что в последнее время все больше продвинутых сатанистов стекаются на Маяковскую. Дескать, именно там реальнее всего встретить Князя Тьмы. Достаточно подняться наверх в полнолуние - вот хотя бы к бывшему театру Сатиры, это, как известно, его излюбленное место. И даже квартирка сохранилась в этом районе, где он останавливается, бывая в Москве. Там, на Садовом кольце, неподалеку. Так что те тупые дикари, которые роют яму в ад на Тимирязевской, сильно просчитались. Может, до чего-то они и дороются, но достоверно известно от знающих людей, что их мечта куда
быстрее могла бы осуществиться в этих краях. Игорь невольно вспомнил мужика, который встретился им в подземных ходах Неглинки - не затем ли он направлялся на Маяковскую?
        Увидев их интерес, старик подозвал к себе тощего мужика средних лет.
        - Вот Эдик вам сейчас расскажет. Он лично видел сталкера, который в той квартире бывал.
        - Сашку-то? Да он туда больше не ходит, - буркнул Эдик.
        - А ты расскажи, почему не ходит, - подначивал старик. И Эдик с явной неохотой стал рассказывать.
        Жил у них на Маяковке некий сталкер по фамилии Кравчук. Очень противный был тип, вредный. Никто его не любил. И даже прозвища, традиционного для сталкера, у него не было - так по фамилии и звали. И повадился Кравчук в ту нехорошую квартиру ходить в полнолуние. Однажды пришел очень возбужденный, рассказал, что видел он там рыжую ведьму, практически без ничего, и огромного черного кота. Отправился туда на следующую ночь - и не вернулся.
        Все долго обсуждали, что там с ним случилось? Кто говорил - мутанты сожрали, а кто - нечистая сила забрала. Любопытно было людям: вправду ли он там ведьму видел? Ходили слухи, что Князь Тьмы и его слуги являются только самым верным своим поклонникам. Впрочем, говорили, что Кравчук был большой любитель галлюциногенных грибов, так что если б он там, к примеру, вичуху говорящую увидел, то никто бы и этому не удивился. Но некоторые поверили, что сталкер и впрямь удостоился знака. Через месяц, аккурат в следующее полнолуние, собрался туда вышеупомянутый Сашка. Вернулся сам не свой, и оказалось, - тут мужик сделал паузу, - кое-что он там видел тоже.
        - Рыжую ведьму? - предположил Игорь.
        - Хуже, - вздохнул рассказчик. - Он уверял, что видел там… Кравчука. Причем Кравчук глядел на него в окно снаружи и манил к себе. А этаж-то там далеко не первый. И не очень-то он был похож на живого, хотя и для мертвого был чересчур бойким. Вот с тех пор Сашка и зарекся туда не ходить.
        - Испугался?
        - Да нет, он не из пугливых. Скорее, обломался. Он вовсе не прочь был, чтобы его там встретила красивая рыжая ведьма, хоть бы даже и с огромным котом, лишь бы голая. Но чтобы его там поджидал Кравчук - нет уж, увольте. Сказал: раз уж он не удостоился чести видеть самого Князя Тьмы или хотя бы его слуг, то и нечего ему там делать. А на рожу Кравчука за время совместного проживания на станции он успел насмотреться так, что больше отчего-то не хочется.
        Старик оказался болтливым - или просто соскучился по внимательным слушателям. За короткое время они с Профессором успели обсудить виды на урожай шампиньонов в зависимости от колебания поголовья крыс и сезонные особенности миграции веселых мутантов с Каланчевки, которые, по слухам, в иные ночи добегали даже сюда. Профессора с трудом удалось оторвать от такого любопытного собеседника. Игорь понял, что старичок, видимо, кормится за счет посетителей, расплачиваясь байками за угощение.

* * *
        Краснопресненская заинтересовала Женю куда больше. Белые своды опирались на колонны, выложенные камнем темно-красного цвета. Девочка с любопытством разглядывала вделанные в белые же стены вставки желтого цвета с выпуклыми изображениями людей. Вот, например, двое мужчин держат какое-то бревно, рядом присела женщина. Видно, что это бревно всех очень интересует - наверное, прикидывают, достаточно ли хорошие получатся из него дрова. Игорь, наоборот, рассматривал бумажные листочки, прилепленные здесь и там на стены. Как-то очень чувствовалось, что наверху Зоопарк - неведомый художник, явно очень талантливый, изобразил монстра с кожистыми раскинутыми крыльями, похожего на гигантскую летучую мышь. Игорь подумал было, что это вичуха, но у неведомого монстра почему-то было две головы, одна из которых вполне добродушно ухмылялась, а другая, наоборот, наводила ужас свирепым видом. На другом рисунке изображен был огромный осьминог и рядом, для масштаба, нарисована крохотная человеческая фигурка. Третий принадлежал куда менее талантливому художнику: девушка в мужской одежде, с развевающимися волосами,
неправдоподобно пухлыми губами, тонюсенькой талией и огромным бюстом, держала автомат наперевес. Подпись под рисунком гласила: «Нюта - победительница зверя».
        Здесь было не так оживленно, как на Белорусской. Кое-где стояли лотки с книгами и одеждой. Жители были в основном вполне прилично одеты, попадались нарядные женщины. Игорь обратил внимание на изможденного высокого старика в лохмотьях, резко выделявшегося своим видом в толпе: седая борода спускается чуть ли не до груди, неопрятные седые космы свисают, закрывая лицо. «И почему его не остригут? - подумал Игорь. - На нем, наверное, вшей полно…»
        - Кто это? - спросил он у проходящей пожилой женщины.
        - Юродивый, - негромко, с почтением в голосе, ответила она.
        Из-под спутанных волос старик кидал на проходящих цепкие взгляды. Увидел добротно одетую молодую женщину - на ней и юбка была поновее, и кофта не заштопанная. Ухватил за локоть:
        - Дай пожрать!
        - Вот честь великая, - прошептала пожилая и перекрестилась. Но молодая думала иначе.
        - Убери лапы, вшей напустишь! - прикрикнула она.
        - Дай ему хоть что-нибудь, дура, - посоветовала пожилая. - И будет тебе счастье.
        Юродивый, тем временем, увидел у молодой на шее мешочек.
        - Что это? - спросил он. Та машинально ответила:
        - Реликвия. Волосы святой заступницы.
        - Вот! - визгливо закричал старик. - О милосердии забыли, зато амулетами увешались. Да остригите вы святую хоть налысо, благодати вам не прибавится! Только о себе радеете, а с ближним куском поделиться не можете. Даже крысятины вам жалко. Вы и сами уже уподобились крысам - жадные и тупые. Из-за каждого куска грызетесь, друг друга готовы сожрать. Кончается род человеческий! Грядет царство крыс! Явись к вам святая, вы бы ее растерзали не из злобы даже, а просто чтобы каждому досталась частичка ее силы. Или не признали бы и выгнали, как попрошайку, чтобы не делиться своим куском. Но не ждите, не явится она к таким, как вы, зажравшимся, глухим и слепым! Святая скорее придет к отверженным и обездоленным. Явится среди шлюх и воров!
        - Что он говорит? - переспросил только что подошедший мужик.
        - Что святую на Китай-городе искать надо, - машинально ответила пожилая, которая слушала как завороженная.
        К ним уже подходил охранник.
        - Ну-ну, старый, потише, - уговаривал он. - Чего разбушевался? Иди вон в караульную, тебе там супа нальют.
        Но видно было, что уговаривал скорее для проформы, для очистки совести. Он, так же как и все, рад был бесплатному зрелищу.
        Впрочем, юродивый уже выдохся и величественно прошествовал дальше - видно, действительно направился в караульную за обещанным угощением.
        Игорь с удовольствием задержался бы на Краснопресненской подольше - очень уж здесь было интересно. Они сидели возле лотка пожилого торговца книгами и слушали рассказы о бледных упырях. Никто не знал, откуда те взялись. Предполагали, что сначала расплодились в подвалах Филатовской больницы, а потом постепенно расползлись и по всей округе. И вот идет, бывало, сталкер, и слышится ему вдруг из какого-нибудь подвала плач, похожий на детский. Он подходит, смотрит - и впрямь ребеночек. Бледный, изможденный. Ну конечно, хочется взять на руки, отнести на станцию, обогреть, накормить. Да только ни в коем случае нельзя жалости поддаваться. Они только того и ждут - чтоб их на руки взяли. Улучит момент упырь, вцепится - не отдерешь. Присосется и вытянет всю кровь. Поговаривали, что одного такого упыря сталкеры все же принесли на станцию, а ночью он убил охранника и убежал в туннель. И если не погиб там, то до сих пор бродит где-то неподалеку. На станции вовсю торговали амулетами и заговорами против упырей, помогающими вовремя их различать. Прочтешь правильный заговор - и увидишь упыря в его истинном обличье:
серого, бесформенного, как огромная пиявка, с тупыми, злобными глазками.
        «Интересно, - подумал Игорь, - писал ли что-нибудь об этом Кастанеда?» Почему-то ему казалось, что нет.
        В этот момент к путешественникам подошел человек в ганзейской форме. Остановился перед ними, пристально глядя на Марину. Игорь сразу понял - сейчас у них будут неприятности.
        - Женщина, на тебя пришла ориентировка. Ты и твои спутники должны немедленно покинуть территорию Ганзы.
        Марина молча вскинула на плечо рюкзак со своими нехитрыми пожитками. Игорь тоже поднялся на ноги.
        - Все-все, командир, мы уже уходим, - примирительно сказал он человеку в форме.
        Тот перевел тяжелый взгляд на Женю, затем на Профессора. Женя тоже вскочила. А вот Северцев остался сидеть.
        - Я не с ними, господин капитан, я этих людей час назад впервые увидел, - торопливо забормотал он, стараясь не встречаться взглядом с Игорем. - Клянусь вам чем угодно!
        Человек в форме окинул старика оценивающим взглядом.
        - Если я твой господин, - проговорил он неторопливо, растягивая слова, - то я, пожалуй, тебя продам. Зачем мне такой лукавый раб?
        Профессор угодливо и растерянно захихикал, не зная, как себя вести, чтобы не вызвать гнева военного, и считать ли его слова шуткой.
        На лице у Игоря не дрогнул ни один мускул. Вот, значит, как. Старик решил обосноваться тут, найти себе местечко потеплее? Вряд ли у него что-нибудь получится. Скорее всего, через несколько дней разберутся и тоже турнут. Ну, да это его проблемы, он свой выбор сделал. Теперь Громов начинал догадываться, почему Профессор при всех своих достоинствах не ужился в Полисе. Уж очень легко и охотно он приносил окружающих в жертву собственным интересам. Но Игорю вовсе не хотелось оказаться теперь на его месте. С другой стороны, если бы этот военный вздумал поиздеваться над ним, Игорем, ему это так легко не сошло бы с рук. Но у вояки, видно, была голова на плечах, и от комментариев в адрес крепкого мужчины с автоматом на плече он воздержался.
        - Ну как, собралась? Пойдем, - сказал Игорь Марине, беря за руку насупленную Женю. На Профессора они даже не оглянулись.
        «Снова Элли постаралась», - думал Игорь, шагая по перрону. И вдруг он совершенно отчетливо понял - фашистам тогда его тоже наверняка сдала Эля. Оттого у нее так забегали сначала глаза, когда она увидела Громова. Конечно, девица уж никак не ожидала встретить его живым и даже относительно невредимого.
        Зачем она это сделала? Наверное, сначала он нравился Эле, она ревновала его к Лене. Потом Лену увез тот анархист, Томский, и у Эли появились надежды. Но она быстро поняла - ничего не изменилось. От того, что соперницы больше нет рядом, Игорь вовсе не собирается искать утешения у нее. Он отвергал все ее намеки, все попытки подружиться поближе.
        И Эля решила отомстить, а заодно и подзаработать. «Интересно, сколько ей заплатили в Рейхе?»
        Но вместо злости Игорь чувствовал лишь усталость. Эля выбор сделала и скоро получит свое. Долго работать на две стороны, балансировать на грани у нее ума не хватит, для этого нужно невероятное чутье и стальные нервы. Ну, и мозги конечно - не чета Эллиным. Однажды она проколется, и ее найдут где-нибудь в укромном уголке - со свернутой набок куриной шейкой и с посиневшим лицом. Следствие, как водится, зайдет в тупик. Предприняв для приличия минимум телодвижений, власти Ганзы поспешат закрыть дело - зачем им лишняя головная боль?
        Женя дернула Игоря за руку, и он вернулся к действительности. Предъявив документы, путешественники перешли на Баррикадную. Это была станция, отделанная темно-розовым мрамором, с приземистыми, массивными квадратными колоннами. В проемах между ними традиционно торговали книгами, едой и каким-то барахлом. Игорь отправился искать попутчиков - ему хотелось уйти как можно дальше, пока миграционные документы у бродяг еще не просрочены. Обратил внимание на то, что в одном конце станции посты оборудованы куда серьезнее и охранников заметно больше, чем в другом. «Это ведь туннель к Пушкинской! - сообразил он. - Всего один перегон - и ты в Рейхе». От столь близкого соседства фашистов Игорю стало не по себе. Даже ребра заныли, и захотелось убраться отсюда поскорее.
        Он узнал, что туннель в сторону Улицы 1905 года считается относительно спокойным. Ходили, правда, слухи, что одно время там встречалось безголовое привидение, но уже довольно давно его никто не видел.
        Слушая вполуха станционные сплетни, Игорь обратил внимание на зазывалу - худосочный парень в не слишком чистой желтой майке и красных широких заплатанных штанах, с волосами, собранными в хвост, надрывался возле одной из колонн:
        - Дамы, господа к прочие жители! Только сегодня вы можете увидеть уникальное представление. Подходите, не стесняйтесь!
        Женя потянула Марину за руку, и они подошли к зазывале, возле которого уже толпился народ. Рядом с колонной стояла оранжевая линялая палатка с нашитыми кое-где цветами из ткани зеленого цвета - хозяева явно пытались таким образом одновременно украшать ее и латать прорехи.
        - Становитесь в круг! - командовал зазывала. - Сегодня вас ждет незабываемое зрелище, о котором вы будете потом рассказывать детям. Только один день! Только сегодня на гастролях бродячий цирк! Клоун-жонглер и невероятный сюрприз, о котором позже.
        И зазывала для убедительности подудел в небольшую деревянную дудочку. Звук вышел на редкость противным.
        Когда собралось достаточно народа, зазывала пошел по кругу с помятой кепкой в руке. Каждый из зрителей кидал ему туда патрон, а кто-то расщедрился и сыпанул то ли пять, то ли шесть. Зазывала рассыпался в благодарностях.
        - Спасибо, щедрый господин, - причитал он, гримасничая. - Пусть у тебя всегда будет на закуску хотя бы крысиное мясо, а мутанты и туннельные призраки пусть обходят тебя стороной!
        Некоторые делали вид, что не замечают протянутой кепки. Зазывала не настаивал.
        Обойдя всех и убедившись, что больше никто ничего не даст, он крикнул в сторону палатки:
        - Эдгар, на выход! - а сам вновь обратился к публике: - Дамы, господа и прочие жители! Перед вами - неподр-рр-ажаемый Эдгаррр!
        Из палатки вылез мускулистый парень в таких же широких красных штанах, только чуть поновее. На лбу у него красовалась свежая царапина, а один глаз был прищурен. Впрочем, это отнюдь не помешало «неподражаемому» достаточно ловко жонглировать тремя мячиками. В качестве музыкального сопровождения шоу зазывала время от времени извлекал из своей дудки мерзкие звуки. Вдруг один мяч полетел вбок. Еще немного - и он улетел бы через проход на рельсы, но зазывала неуловимым движением перехватил его и кинул обратно Эдгару. В толпе захлопали.
        - Спасибо, спасибо, - тарахтел зазывала. - А теперь обещанный сюрприз. Перед вами выступит неср-ррр-авненная женщина-пантер-рра!
        Приговаривая это, он расстелил на полу линялую красную тряпку, после чего из палатки появилось странное существо. Женщина была одета в меховой жилет, сшитый из разноцветных (и порой совершенно не сочетающихся друг с другом) фрагментов, и обтягивающие штаны. Лицо ее было закрыто черной полумаской и разрисовано красными и желтыми полосами. На голове красовалась черная вязаная шапочка с ушками на резинке, почти закрывавшая волосы. Игорь впился в нее взглядом - глаза, блестевшие из-под маски, показались ему знакомыми.
        Зазывала весьма бесцеремонно растолкал зрителей, освобождая место. Женщина наступила босыми ногами на тряпку, легко встала на руки, потом перекинулась обратно. Игорь обратил внимание - на руках у нее были черные перчатки с обрезанными пальцами.
        Зрители захлопали, и тут в толпе громко спросил ребенок:
        - А что такое пантера?
        - Стыдно жить возле Зоопарка и не знать этого, - немедленно откликнулся зазывала. - Сам ты, конечно, видеть ее не мог, ну а родители-то на что? Неужели не рассказывали? Пантера - это очень большая черная кошка.
        - Такая же большая, как трупоед? - спросил ребенок. Но Игорь его не слушал. У него в голове что-то щелкнуло, после чего смутные подозрения превратились в уверенность.
        - Кошка! - крикнул он, указывая на женщину.
        Та метнула в него яростный взгляд из-под маски. Игорь кинулся, пытаясь перехватить ее, но «женщина-пантера» с неожиданной силой его отпихнула. В эту же секунду зазывала потянул за тряпку, на которую наступил Игорь, и Громов тяжело шмякнулся на пол. Тело пронзила резкая боль - дали себя знать старые раны. Когда ему удалось вскочить на ноги и кинуться следом, было уже поздно. Выбежав на платформу, он успел только увидеть, как женщина, пулей проскочив мимо оторопевших часовых, босиком, слегка прихрамывая, убегает в туннель в сторону Рейха.
        Кто-то тронул Игоря за руку. Он оглянулся - рядом стояла Марина.
        - Пусть бежит, - сказала она.
        - Но ты не знаешь… - начал было он и замолчал - Марина приложила палец к губам.
        - Потом поговорим, - сказала она. - Да и зачем она тебе? Допустим, ты бы ее поймал. А что дальше?
        «Действительно, - подумал Громов, - на кой она мне сдалась? Один раз спасла, другой раз - чуть не убила. Но ведь не убила же. Ну и пусть дальше гуляет на воле, пусть с ней разбираются те, кто ее боится. При следующей встрече, может, и убьет. А впрочем, это мы еще посмотрим - кто кого».
        Но вопреки всякой логике, он был рад, что Кошка осталась жива.
        Глава 14
        СОМНЕНИЯ КОМЕНДАНТА ЗОТОВА
        Появление Игоря, Марины и Жени на Улице 1905 года прошло почти незамеченным. Обитатели станции выглядели подавленными. Охранник, скептически покрутив в руках временные документы путешественников, проводил их к коменданту станции Илье Зотову - в закуток, огороженный деревянными щитами. Худой, наголо обритый человек в военной форме, сидевший за обшарпанным столом, окинул компанию оценивающим взглядом и сделал знак Игорю задержаться, а Марине с Женей - подождать снаружи.
        Глядя ему в глаза, Громов понял, что версия насчет секретного задания вряд ли тут сработает. Придется выкручиваться на ходу.
        - Откуда идете? - спросил комендант.
        - С Проспекта Мира.
        - С какой целью?
        - Да вот, ищем, где жизнь полегче… - туманно ответил Игорь, решив пока обо всех планах не рассказывать. А то еще увидят, что они торопятся, подумают - беглые преступники. - У вас бы остались, если не прогоните.
        - Смотря, как вести себя будете, - поморщился Зотов. - Если, к примеру, работать, то сильные мужчины не помешают, конечно. А если воровать - у нас расправа короткая. Да и нечего тут воровать, станция небогатая. Кстати, гадалок нам не надо, свои есть.
        «Это он насчет Марины, - понял Игорь. - Да что ж она так всем глаза-то мозолит!»
        - Кстати, а почему пропуска у вас всего два дня назад выписаны? И временные к тому же? - поинтересовался комендант.
        Проклиная в душе его бдительность, Игорь ответил:
        - Челноки мы. В одном туннеле напали на нас, так мы еле спаслись. Вещи, бумаги - все побросали…
        Зотов по-прежнему глядел недоверчиво. И тут Игорь вспомнил:
        - Да, ведь у меня дело к одной вашей жительнице. Нютой ее зовут.
        - К той самой? - удивился комендант. Игорь кивнул:
        - Ага, к ней. Поклон ей от подруги-анархистки.
        - А откуда ты знаешь, что Нюта здесь? - недоверчиво спросил комендант. - Она ведь гостила у отца мужа, в вольном городе Тушино. Только два дня назад к нам вернулась.
        - А я и не знал, - улыбнулся Игорь. - Просто подруга та сказала: если вдруг встретишь, привет передай.
        - Ладно, - кивнул бритоголовый. - Думаю, скоро ты ее увидишь. Про ту подругу Нюта часто вспоминает. Рада будет от нее весточку получить. Вы осматривайтесь пока, устраивайтесь, где место свободное найдете.
        Он поднялся; Громов, поняв, что аудиенция окончена, шагнул к выходу. Комендант вслед за ним выглянул наружу и окликнул охранника:
        - Семеныч, на минутку! - И, когда тот вошел, понизив голос, приказал ему: - Ты вот что: присматривай за этим белобрысым. Чувствую я - непрост он, ох как непрост. Челноки они, как же! А то я челноков не видал. Баба и девчонка, судя по повадкам, обыкновенные бродяги, а этот - профессионал. Выправку-то военную видно. Только зачем-то он мне голову морочит? Как бы беды нам от него не было какой… Нюта ему, опять же, понадобилась…
        - Так, может, турнуть их, да и вся недолга? - хмыкнул в усы охранник.
        - Ну, турнуть-то всегда успеется. Может, я и перестраховываюсь… Черт, как будто мало мне хлопот - еще и этот на мою голову свалился! Значит, так. Где-нибудь через часок-другой действительно отведи его к Нюте. Только во время разговора рядом будь, присматривайся да прислушивайся. Да, еще найди Вэла и попроси от моего имени, чтоб он тоже за гостями приглядывал.
        Игорь, Марина и Женя, тем временем походив по станции и осмотревшись, подошли к костру, где стряпуха варила что-то в котелке. Получив за вполне сходную цену по миске похлебки и поев, они уселись, расстелив на полу кое-что из вещей. Женя тут же задремала, положив голову Марине на колени. Выглядела девочка неважно, ей явно нездоровилось. К Игорю же подошел охранник и тронул его за плечо:
        - Ты, что ли, Нюту хотел увидеть? Идем.
        Они прошли немного по станции, и тут Игорь наконец увидел знаменитую Победительницу Зверя. Она стояла возле колонны и нетерпеливо оглядывалась, переминаясь с ноги на ногу.
        Сначала Громов удивился, что Нюта такая высокая - почти одного роста с ним. Потом - что она такая красивая. Большие голубые глаза, небрежно остриженные короткие белокурые волосы. Голубоватые тени под глазами - не высыпается, устает? Она была в потертых брюках защитного цвета, которые были ей явно коротковаты, и в камуфляжной майке. Никак не попыталась себя приукрасить, как будто ей безразлично было, что на ней надето. И даже в такой одежде ухитрялась выглядеть красавицей.
        Увидев Игоря, Нюта молча кивнула в направлении стоявшей неподалеку оранжевой палатки и сама пошла вперед. Она слегка прихрамывала и изредка нервно дергала плечом, после чего морщилась - видимо, это движение причиняло ей боль. Охранник, не отставая, шел за ними. И в палатку тоже протиснулся в след за Игорем, даже не спросив разрешения у хозяйки. Нюта досадливо поглядела на него, но промолчала.
        Когда Игорь заговорил, она повернулась к нему. Лицо ее выразило напряженное внимание. Громов вспомнил, что его предупреждали - Победительница Зверя после травмы глуховата на левое ухо. Он передал ей привет от Крыси, и Нюта стала жадно расспрашивать: где он встретил ее, как она выглядит, что говорила и не жаловалась ли на что-нибудь. Потом, словно бы из вежливости, задала несколько вопросов самому Игорю. Ему показалось, что сочиненные наспех ответы Нюта выслушивала тоже скорее для проформы и не очень-то им верила. Тем не менее она, в отличие от коменданта, глядела на Громова без тени подозрения или враждебности. Как будто, отметя все лишнее, моментально поняла суть его проблем, и даже тех, о которых он не говорил. «Вряд ли она обладает сверхъестественными способностями, - подумал он, - просто за короткое время пережила так много, что научилась понимать главное о людях, отбрасывая всякие незначащие мелочи». А еще подумал, что ей, наверное, скучно иногда жить - она видит людей насквозь и очень быстро все схватывает. Уж на что он сам привык моментально соображать, а все же за этой молодой женщиной ему
не угнаться. И он как-то сразу проникся к ней доверием.
        Нюта слушала его, иногда рассеянно кивая в такт скорее своим мыслям, чем его словам. А уже под самый конец разговора, роняя незначащие вежливые фразы, вдруг, словно мимоходом, сказала:
        - Я ведь недавно вернулась сюда. Мы жили на Тушинской. Слышал, наверное, про вольный город Тушино? Путь туда легким не назовешь - после Беговой надо некоторое время идти по поверхности. Но для смелого человека это не проблема - даже я, хоть и трусиха, проделывала этот путь уже дважды. Потому-то на Тушинскую часто уходят те, у кого проблемы с законом, - оттуда выдачи нет. А уж там дело для умного и храброго человека всегда найдется.
        - Те, у кого проблемы с законом? Всякий сброд? Как же вы не боитесь? - усмехнулся Игорь. И тут же укорил себя за дерзость - как он посмел так разговаривать с ней? Теперь она обидится и ничего ему больше не скажет. А он вовсе не хотел ее обидеть, наоборот. Нюта казалась ему необыкновенной, не такой, как все, он бы с удовольствием поговорил с ней еще. Но оказалось, он ее недооценивал.
        - Всякий сброд, как ты выразился, обычно остается на поверхности, - сказала она и усмехнулась. - Далеко не каждый способен осилить дорогу в вольный город Тушино. Туда и впрямь всех принимают, но не всех пропускают…
        После этого разговора у Игоря осталось ощущение, что Нюта понимает его проблемы даже лучше, чем он сам. На душе у него стало чуть полегче. Начал растворяться мутный осадок, вызванный выходкой Профессора и воспоминаниями об Элли. Впрочем, как раз от нее Игорь, положим, никогда не ждал ничего хорошего, но Северцев в очередной раз подпортил его мнение о людях. «А собственно, почему? - примирительно подумал Игорь теперь. - Старик просто устал скитаться, в его возрасте все это переносится тяжелее. Да и рана дает себя знать. Почему бы ему не попробовать купить себе спокойную жизнь ценой совсем небольшого и, в сущности, безобидного предательства? Что тут удивляться - каждый за себя. Один бог - против всех…»

* * *
        Вечером в гости к вновь прибывшим пришел человек с гитарой. Без приглашения присел у костра и повел себя так непринужденно и свободно, что никто и слова не сказал. Он был в простой рваной черной майке, джинсах и в тапках на босу ногу. Русые с проседью волосы рассыпались у него по плечам. «Выразительное лицо», - подумал Игорь не без зависти. Человек, словно прочтя его мысли, вдруг вскинул на него глаза - они словно светились - и слегка усмехнулся.
        - Вэл, - представился он, протягивая руку. Пожав ее, Игорь тоже назвался. Снова наступило молчание. Музыкант потихоньку настраивал гитару, казалось, не обращая на них внимания. Насторожившаяся сначала Марина притихла, слушая музыку.
        «Наверное, комендант прислал - за нами шпионить», - подумал Игорь. Но против воли он уже чувствовал необъяснимое расположение к незнакомцу. Отчего-то казалось, что этот человек похож на самого Громова - тоже хочет поступать по своей воле и не желает, чтобы им управляли.
        Словно почувствовав его настроение, Вэл негромко запел балладу о непокорных людях, которые хотели молиться своим древним богам и погибли за это. Тут уже заслушались все, и от соседних костров стал потихоньку стекаться народ. Видимо, музыканта здесь хорошо знали и любили.
        Но, спев еще пару песен, он снова принялся возиться с гитарой, крутя колки и то ослабляя, то подтягивая струны. Подождав немного продолжения концерта, люди потихоньку разошлись. И тогда музыкант, отхлебнув браги, которую ему поднес один из слушателей, вполголоса сказал:
        - Не обижайся на Иваныча… ну, коменданта нашего, - его тоже понять можно. Какому начальнику нужны неприятности на его территории? Илье по должности положено подозрительным быть. Вот, говорит, что ты не тот, за кого себя выдаешь…
        Лицо Игоря стало каменным. Он уже подыскивал слова для достойного ответа, но Вэл успокаивающе протянул руку:
        - Мне-то это все параллельно. Что уж там у тебя не заладилось и как ты дошел до жизни такой, - то твое дело. Не хочешь - молчи, я в чужую душу лезть не любитель. Я главное вижу - человек ты стоящий, с тобой в разведку можно идти. Но Иваныч тут за всех нас в ответе, вот и переживает. Не суди его строго. Ну и я сам поговорю с ним, конечно…
        Думая, что бы такое ответить, Игорь почувствовал чей-то пристальный взгляд. Он поднял глаза и увидел, что поблизости стоит худенькая темноволосая женщина со словно бы изумленным лицом, в каком-то немыслимом балахоне. Руки ее были унизаны браслетами, сделанными из обычных железных цепочек, на которых позвякивали монетки, бусинки, жетоны и прочая дребедень. Встретившись с Игорем глазами, она шумно вздохнула, как человек, очнувшийся от глубокого сна.
        - Посиди с нами, Кора, - предложил Вэл.
        - Кровь, - как завороженная произнесла женщина. - Я вижу кровь.
        - Ну, конечно, - хмыкнул музыкант, пытаясь перевести все в шутку. - Сегодняшний свиной шашлык был, пожалуй, жирноват. Вот и у меня в глазах какое-то помутнение…
        - Кровь у него на руках, - монотонно сказала женщина, указывая на Игоря. Люди вокруг невольно отодвинулись чуть подальше и уставились на Громова. Игорь непроизвольно покосился на свои руки. «О чем это она? Помыть не мешало бы, конечно, но…» Вэл успокаивающе похлопал его по плечу:
        - Не обращай внимания. Кора иногда что-то видит, но не всегда умеет правильно объяснить. От этого все наши проблемы. Брось на сегодня пророчествовать, Кора! Нака, глотни и успокойся.
        И он протянул женщине недопитую кружку браги. Та отхлебнула, лицо ее сделалось умиротворенным, как у ребенка. Она опустилась рядом на какую-то ветошь.
        После этого все как-то полегче вздохнули. Игорь достал еще браги, и незаметно они засиделись допоздна, вполголоса распевая крамольные песни, наподобие такой:
        Красная линия, Красная власть,
        Мудрый генсек не позволит пропасть.
        Только скажи нам, товарищ Москвин,
        Где же теперь твой единственный сын?
        Комендант, прислушиваясь из своего закутка, только качал головой и делал вид, что не слышит.
        Кора до того успокоилась, что даже погладила по голове сидевшую рядом Женю. Но почему-то не сказала, как обычно: «Я бы хотела иметь такую дочь, как ты». Наоборот, сдвинула брови и весь вечер поглядывала на девочку слегка озадаченно.
        Игорь вспомнил Васькину песню. К его удивлению, оказалось, что Вэл слышал ее когда-то еще до Катастрофы. Музыкант тихонько запел:
        Пока вам был нужен только мой яд
        В гомеопатических дозах любви,
        Но вам понадобился именно я -
        И вы получите нож в спину!
        Нож в спину - это как раз буду я!
        Нож в спину - это как раз буду я!
        Игорь заметил, что слово «гомеопатических» никаких затруднений у Вэла не вызывало, и проникся к нему еще большим уважением. У Марины глаза блестели от слез. Они незаметно увлеклись и распевали уже так, что было слышно на всю станцию, но, к изумлению Игоря, никто не сделал замечания, что они мешают спать.
        У Вэла даже щеки окрасились слабым румянцем. Марина глядела только на него. А он смотрел невидящим взглядом поверх голов, словно видел не закопченный потолок станции, а что-то иное.
        - Ну, раз уж так хорошо сидим, - сказал он, будто очнувшись от сна, - спою я вам еще одну свою любимую песню. Ее написал питерский музыкант Кирилл Комаров еще в прежней жизни, еще до Катастрофы. Я тогда мальчишкой был.
        И он, перебирая струны, запел - негромко, задушевно:
        Смотри! Верещагин покинул баркас - его дождалась жена.
        Профессор Плейшнер заметил цветок и не выпрыгнул из окна.
        Егор Прокудин ушел от пуль в самый последний момент.
        Хеппи-энд. Это - хеппи-энд.
        Игорь не знал людей, о которых говорилось в песне. Понял только - для них вроде бы все кончилось хорошо. Но в голосе музыканта было что-то такое, что предупреждало о подвохе. В утешительных словах была ложь. А Вэл продолжал, голос его набирал силу:
        Включи телевизор, но выключи звук. Радуйся новостям.
        Небо в огне - это салют. Все бегут навстречу гостям.
        И я учусь читать по губам, о чем говорит президент.
        Хеппи-энд. Он сказал: «Хеппи-энд».[4]
        И тут один из сидевших вокруг костра - немолодой уже мужчина с рубцом на лице - пришел в необыкновенное волнение. Он вдруг начал бессвязно выкрикивать:
        - Мы строили-строил, и наконец построили! Махмуд, поджигай! Верещагин, уходи с баркаса!
        Сидевшие поблизости люди шарахнулись. Но Вэл как будто не удивился.
        - Да-да, - мягко сказал он, отложив гитару, - примерно так оно все тогда и получилось. Чего уж теперь. Успокойся, друг. Дайте ему воды.
        - Не волнуйся, Рваный! Все уже позади. Ничего не поправишь - так зачем изводиться попусту? Выпей-ка вот лучше, - сидевшая рядом женщина средних лет протянула мужику свою кружку. Тот хлебнул, взгляд его стал более осмысленным.
        - Так вы думаете - все уже позади? - пробормотал он. - Глупцы! Все самое страшное только начинается!
        При этом он глядел почему-то на Женю, упорно и чуть ли не с ненавистью. Девочка сжалась в комок. Игорь решил, что мужик, наверное, больной на всю голову.
        - Не бойтесь его, - шепотом объяснила Игорю женщина. - Просто он у фашистов в лапах побывал и чудом вырвался. С тех пор вот такой стал… нервный.
        Игорь кивнул. Каково побывать у фашистов в лапах, он знал не понаслышке.
        Больше Вэл в тот вечер не пел, и народ вскоре разошелся спать.
        На следующий день Игорь объяснил Марине и Жене, что все они не слишком приглянулись местному коменданту, и предложил спутникам двигаться дальше, на Беговую. Илья Иванович, действительно, при встречах по-прежнему окидывал Игоря задумчивым, оценивающим взглядом. К тому же он велел пришельцам сдать все имеющееся у них оружие. Как человек, успевший поработать в милиции и немного разбиравшийся в людях, комендант нутром чувствовал, что Громов опасен, поэтому старался не упускать его из вида. Марина с доводами Игоря согласилась, только вот Жене все еще нездоровилось, поэтому женщина убедила Громова подождать.
        Сам Игорь в глубине души понимал коменданта. Вэл был прав - если у каждого в метро болела голова только за себя и своих близких, то начальник станции отвечал за всех ее жителей. Оставалось только надеяться, что со временем Илья Иванович убедится - Игорь вовсе не ищет на свою голову приключений. Он устал и хочет спокойно жить. Ну а нет - они просто уйдут, и всем будет хорошо.
        Все это он еще вчера изложил Вэлу, попросив похлопотать перед комендантом насчет того, чтобы ему вернули конфискованное оружие. Тот, действительно, сходил и вернулся весьма раздосадованным.
        - Иваныч начал мне что-то втирать об угрозе со стороны Рейха. Мол, уже несколько раз фашистов замечали на Баррикадной, и они явно активно интересуются нашей станцией. Ходят самые странные слухи - кто говорит, что из Рейха сбежал некий пленник, который им был нужен до зарезу, кто вообще такое несет, что и повторять смешно. Но Иваныч почему-то связывает все эти слухи с твоим появлением на станции, и разубедить я его не могу. Он вообще мужик хороший, но упертый. Да еще тот пленный фашист, который умер вскоре после поимки, тоже какую-то ахинею нес…
        Вдобавок к коменданту и явно назначенному им усатому охраннику Игорь стал замечать повышенный интерес к себе и своим спутникам и со стороны Рваного. Громов не раз ловил на себе его пристальный взгляд, но особенно часто унылые глаза бывшей жертвы фашистов останавливались на Жене. Последнее Игорю особенно не нравилось. «Что ему надо от девчонки? - гадал он. - Неужели какие-то грязные мыслишки? Если я прав, пусть только попробует сунуться - врежу так, что мало не покажется!»
        Однажды Громов, ненадолго отлучившись и вернувшись обратно к спутникам, неожиданно услышал обрывок разговора Рваного с Женей:
        - Почему ты не смотришь в глаза? Ты что-то скрываешь? Дети должны смотреть в глаза старшим и отвечать, когда старшие их спрашивают!
        - Отстань от меня! - прошипела девочка, и в ее голосе было столько взрослой ненависти, что Игорь и сам опешил. Но тут же пришел в себя и положил тяжелую руку на плечо Рваного.
        - Чего тебе надо от девчонки? А ну вали отсюда, а то так наваляю - мало не покажется!
        Рваный как будто хотел что-то сказать, но тут прибежала запыхавшаяся Марина и встала рядом, глядя исподлобья и готовясь в любую минуту поднять крик.
        - Ну хорошо же, я уйду. Но я еще вернусь, - процедил Рваный. Медленно развернулся и побрел прочь. А Игорь обернулся к Жене:
        - Чего этот урод от тебя хотел?
        - Оставь ее в покое, ей и так несладко! - неожиданно набросилась на него Марина. - Мало того что этот чудик к ней вяжется, так теперь еще и ты с расспросами пристаешь! Чего-чего - неужели не ясно?
        - Я ему руки оторву, - мрачно пообещал Игорь. - И еще кое-что…

* * *
        Нюта сидела в палатке у своей старой знакомой Муры, на расстеленном одеяле, и прихлебывала чай.
        - Не понимаю, почему Илья Иваныч так разозлился на этих людей? - говорила она жалобно. - Девочка выглядит такой запуганной и несчастной. Наверное, им и вправду лучше уйти, но девочка прихворнула. А Иваныч дергается и заводит других. Этот парень, Игорь, кажется ему опасным.
        - А что за женщина с ними? - спросила Мура. - Красивая, хотя чем-то на цыганку похожа.
        - Да, она тоже странная. Рука, например, завязана… хотя это еще ничего не значит. Может, обварилась кипятком, или ее укусил какой-нибудь зверь, или… Да мало ли в жизни поводов получить ранение? В общем, мне очень хочется им помочь, только я не знаю как.
        - Отнеси им какой-нибудь еды, - предложила Мура. - Может, удастся их разговорить. Кстати, пойдем-ка вместе? У меня еще осталось несколько лепешек.
        Нюта кивнула, и подруги отправились туда, где возле одной из колонн расположились путешественники. Как оказалось, Игорь куда-то отошел, чему Нюта была даже рада. Непонятная женщина давно вызывала у нее любопытство, но при взгляде на ее угрюмого спутника у нее слова застревали в горле.
        - Доброго времени суток, - улыбнулась Мура. Марина удивленно взглянула на нее, но мягко ответила:
        - И вам не хворать.
        Худенькая, изможденная Женя с обвязанным вокруг головы платком, изначальный цвет которого угадывался с большим трудом, сначала боязливо косилась на гостей, но быстро успокоилась.
        О чем теперь говорить? Нюта не знала. Спросить, долго ли они собираются оставаться на станции, казалось ей невежливым. Положение спасла Мура.
        - Рука болит? - сочувственно спросила она Марину. - Можно показать ее нашей медсестре. А вообще на Баррикадной есть очень хороший врач - Оганез Ваганович Акопян. Именно он поставил на ноги Нюту после тяжелого ранения.
        - Да нет, спасибо, - отнекивалась женщина, - не болит уже.
        - Да вы не стесняйтесь. Не думайте, что у нас все звери. Покажите мне, я немного понимаю толк в ранах. Раз вы повязку носите до сих пор, значит, рука еще не зажила.
        И Мура бесцеремонно потянула за черную ткань. Женщина попыталась отдернуть руку, но сделала это недостаточно быстро. Повязка на секунду сползла, приоткрыв кисть.
        У женщины на руке не хватало двух пальцев - большого и указательного.
        Нюта вздрогнула. По спине пробежал озноб. А женщина быстро замотала руку вновь, пристально глядя на нее непроницаемыми черными глазами.
        - Это было давно. Уже не болит, - с нажимом произнесла она. Стало ясно: больше из нее сегодня и слова не вытянешь.
        - Ну, и что все это значит? - спросила Нюта, как только они с Мурой вернулись к ней в палатку. Ей было ужасно неловко, словно они нечаянно узнали чужую тайну, которая их никаким боком не касалась.
        - Пока не знаю. Но кое-какие мысли имеются. Пожалуй, с этой Мариной надо быть осторожнее.
        - Объясни, я не понимаю.
        - Ну хорошо, - после некоторого колебания сказала Мура. - Учти, пока это только мои предположения, ничем не подкрепленные… В общем, я слышала, что на некоторых станциях так наказывают пойманных воров. Мне уже попадались люди, у которых не хватало пальцев. Конечно, увечья бывают и у сталкеров, да и бытовые травмы случаются сплошь и рядом. Опять же, возможно, Марину укусила, допустим, крыса, рана загноилась, и пальцы пришлось ампутировать. В общем, ничего плохого пока о ней сказать не хочу, но присматривать за этой голубушкой, пока она у нас гостит, на всякий случай не помешало бы. Тут я Илью целиком и полностью поддерживаю.
        - Ужас какой - пальцы отрубать! - поежилась Нюта.
        - Ты еще молода и, на свое счастье, многого не знаешь. Мне доводилось видеть людей, которым за воровство рубили руки целиком, и это был еще не худший вариант. Пойманному вору сгоряча вполне могли отрубить и голову. Это зависело от того, что именно он украл и насколько озлоблены были те, кто его ловил. А уж если в процессе он оказывал сопротивление… На центральных станциях еще сохранились обычаи цивилизованного общества, хоть какое-то подобие нормальных законов, а там, где жизнь трудная, и нравы жестокие. Но если даже мое предположение верно, - спохватившись, добавила Мура, - то бедняжка, скорее всего, стащила какую-нибудь мелочь, а то бы так легко не отделалась. Может быть, немного еды. Так что мы не должны осуждать ее слишком строго даже в этом случае.
        Нюта вздохнула. Марина ей нравилась, и девушка заранее уже мысленно подыскивала ей оправдания на тот случай, если гостья действительно окажется воровкой.
        В этот момент снаружи вдруг послышался шум, крики. Нюта и Мура, переглянувшись, моментально выскочили из палатки - и остолбенели. Они увидели толпу, люди возмущенно переговаривались. Протиснувшись в первые ряды, Нюта увидела, что жители станции собрались вокруг Игоря. А он, с перекошенным от ярости лицом, крепко держал за плечи ее знакомую, Оксану - невысокую плотную девушку с русыми волосами и курносым носом. И не просто держал, а тряс ее так, словно душу хотел вытряхнуть. Оксана, к удивлению Нюты, безвольно болталась в его руках, словно кукла. Хотя Нюта знала: обороняться девушка умеет и может так ударить ногой, что мало не покажется.
        - Что происходит? - тревожно спросила Нюта, но Игорь ни на кого не обращал внимания.
        - Ты что, следишь за мной? - гневно кричал он. - Ты и сюда явилась за мной? Прикончить меня хочешь?
        - Да он контуженный! Псих! - раздался истерический женский крик из толпы. - Ксенечка, детка! Заберите ее кто-нибудь от него! Мужчины вы или нет? Он же ее убьет!
        Кто-то из мужчин попытался схватить Игоря за руку, но он только двинул плечом - и заступник отлетел в толпу.
        - А ну, покажи руки! - кричал Игорь. Опешившая Оксана покорно протянула пухлые ладошки. Игорь с недоумением глядел на миниатюрные розовые пальчики, не слишком чистые и в царапинах. Их было как раз столько, сколько нужно. И никаких рубцов и шрамов, которые говорили бы о произведенной ампутации.
        - Вроде нормальные, - обескураженно пробормотал Громов. - Покажи тогда уши!
        - Больше тебе ничего не показать? Хвост, например? Извини, не отрастила еще! - огрызнулась слегка осмелевшая Оксана. Однако все же покорно отвела русые волосы от лица и придерживала рукой, пока Игорь разглядывал ее уши. Под его пристальным взглядом розовые маленькие ушки постепенно превращались в пунцовые.
        - Блин! Прости дурака, - пробормотал Громов. - Не сердись, обознался. С кем не бывает…
        Оксана все еще тяжело дышала, но протянутую Игорем руку взяла и демонстративно тряхнула в знак примирения.
        - Что тут происходит? - рявкнул подоспевший Илья Иванович, которому только сейчас удалось протиснуться сквозь толпу.
        - Да ничего страшного, - торопливо пробормотала Оксана. - И правда, с кем не бывает? Обознался человек. Принял меня за… свою знакомую.
        Комендант тяжелым взглядом смотрел на запыхавшуюся, растрепанную Оксану. Она поправляла волосы, на запястье наливался синевой синяк. Илья Иванович перевел взгляд на Игоря. Тот буркнул: «Все нормально. Извиняюсь», развернулся и широкими шагами пошел прочь. Толпа испуганно расступалась перед ним.
        - Видал, он еще и контуженный, - мрачно сказал комендант Вэлу. - Вот только психа на станции мне не хватало для полного счастья!
        Нюта и Мура тревожно переглянулись.

* * *
        Вагнер быстро понял - от того, что они ушли из того жуткого места и перебрались поближе к Беговой, легче не стало.
        Шпионы нашли туннель, уходящий в депо, и обосновались там, неподалеку от развилки. Только вот Кох по-прежнему вел себя странно. Во-первых, он не пожелал расставаться с черепом. Вагнер думал, что, как только они займутся делом, напарник возьмется за ум. Но пока приходилось по-прежнему ждать, и Кох все время старался что-нибудь отмочить, чтоб Вагнеру жизнь раем не казалась. Например, ни с того ни с сего начал предлагать подняться на поверхность. Здесь, мол, такие интересные места: бывший ипподром рядом. А еще ему страсть как хочется поглядеть на знаменитое Ваганьковское кладбище при лунном свете. Ему, мол, в последнее время все хочется стихи писать, и нужна пища для вдохновения. Вагнер только суеверно сплюнул - придет же такое в голову! Нет, какого черта ему навязали в напарники этого ипохондрика? В Рейхе-то вроде нормально общались, а вот сейчас, когда столько времени приходится проводить вдвоем, все и вылезло. И вместо того, чтоб делом заниматься, он должен изображать няньку для этого Коха. Хоть бы это все уже закончилось поскорее!
        Вагнеру вдруг пришла в голову жуткая мысль, от которой он покрылся холодным потом. Возможно, ему только казалось, что в их паре ведущую роль играл он сам. Возможно, в Рейхе на это смотрели совсем иначе и рассчитывали в первую очередь не на его мозги, а на увлечение Коха потусторонними материями? А ведь всякий знает, что лучший способ обратить на себя внимание потусторонних сил - принести человеческую жертву.
        Уж не выполнял ли он при Кохе, сам того не зная, роль овцы для заклания?
        Вагнер старался отогнать так некстати пришедшие подозрения. Но от ужаса, охватившего его при этой мысли, руки и ноги сделались ватными. Но ничего, теперь он будет начеку и не даст себя безропотно зарезать в случае чего…
        Вечером он совсем ненадолго отлучился: ему послышался какой-то шум в туннеле. А когда вернулся, Коха на месте не нашел. И «химзы» его, ясное дело, тоже. Наверняка напарничек решил-таки осуществить свою мечту. И что теперь делать - бежать за ним или ждать, пока налюбуется местными пейзажами и сам придет?
        Вагнер некоторое время мучился сомнениями. Потом все же надел свой комбинезон и побрел по туннелю в сторону депо, надеясь, что те, кого они ждут, не успеют за это время проскочить на Беговую. «Черт бы побрал этого Коха!»
        Шпион дошел до выхода - теперь его отделяли от улицы только старинные стеклянные двери. Он приналег, отворил створку и вышел. Под открытым небом стояло несколько полуразрушенных составов. Неприятное место. А самое главное - совершенно неясно, где теперь искать блудного напарника?
        Вагнер сделал несколько шагов вперед. Надо попробовать постучать их условным стуком - вдруг отзовется?
        Он поднял с земли обломок кирпича и стал настукивать по двери. Сначала тихо, потом громче. И так увлекся, что не сразу услышал - ему ответили.
        Шпион прислушался. Да, откуда-то издалека и впрямь доносился вполне четкий звук, и звук этот с каждой секундой приближался. Только он не похож был на условный стук. Это было скорее похоже на… цоканье лошадиных копыт! То есть Вагнер, конечно, в последний раз видел живую лошадь в раннем детстве, но почему-то был уверен: соприкасаясь с асфальтом, их копыта звучали именно так.
        Вот лошадь запнулась, сбилась с шага, но через мгновение стук раздался еще ближе. Вагнер затаил дыхание. Казалось, сейчас она появится из-за ближайшего состава. Она и ее всадник! Шпиона охватил необъяснимый ужас. Он то ли где-то слышал, то ли читал, что лошади - животные весьма пугливые.
        «Если бы это была просто заплутавшая лошадь, - подумал он, - то она, скорее всего, испугалась бы шума и убежала вместо того, чтобы двигаться мне навстречу, да еще такой уверенной поступью Вывод: это не просто лошадь. Ею кто-то управляет!»
        Вагнер вдруг сразу вспомнил все нехорошие вещи, которые ему доводилось слышать об этом районе. О старом ипподроме, о призрачных всадниках. Не помня себя и едва не выбив дверь, он влетел назад, в туннель, и успокоился, лишь пробежав с полкилометра. Вроде бы никто его не преследовал.
        Теперь шпион ясно понял - все погибло. Кох не вернется. Те, наверху, кто бы они ни были, уже добрались до напарника. А если он, Вагнер, посмеет еще раз высунуться наружу, следующая очередь - его. Нет уж, не будет он искать идиота Коха, а постарается закончить дело сам. Только вряд ли удастся его закончить так, как это желательно фюреру. Очень глупо было посылать их туда, где святая имеет наибольшую силу, и ее адские подручные, видимо, тоже.
        Да и неужели фюрер действительно надеялся заставить святую себе помогать? Каким наивным надо быть, чтобы думать, что она не сумеет защититься! Вот она и защитилась - испортила Коху рассудок и отдала на развлечение адским всадникам. Все-таки заигрывание с потусторонними силами никогда ни к чему хорошему не приводит… Тьфу, черт, он уже начал рассуждать как Кох! К счастью, он, Вагнер, совсем не такой, как его непутевый напарник. И он все же постарается выполнить порученное ему задание…
        Глава 15
        ТЕПЕРЬ ЕМУ НЕ СПАСТИСЬ
        Ночью Игорь вдруг проснулся, словно от толчка. Сначала он не мог понять, что его разбудило. Чуть-чуть приоткрыв глаза, Громов увидел, что Женя роется в его рюкзаке. Потом девочка что-то достала, зажала в кулачке и оглянулась на Игоря. Решив, что он спит, негодяйка прошмыгнула куда-то за ближайшую палатку. Выждав пару минут, Игорь бесшумно вскочил и, пригнувшись, двинулся следом.
        Девочка прошла в конец станции, на тот пятачок, где обычно готовили еду. Сейчас, ночью, там было пусто. Все спали, кроме часовых на постах, да и те украдкой клевали носом.
        Но, оказывается, спали не все. Навстречу девушке шагнула тощая фигура в драном плаще. Рубец, пересекавший лицо, был заметен даже в полумраке. «Рваный - понял Игорь. - Оч-чень интересно, что у них тут за свидание?»
        Между тем Женя что-то протянула мужчине в горсти.
        - Хочешь этим откупиться? - хрипло засмеялся Рваный. - Не получится!
        - Тогда чего тебе от меня надо? - тоскливо спросила Женя. - Больше у нас ничего нет.
        - Надо? А с чего ты думаешь, что мне что-то надо? - издевательски ответил тот. - Наоборот, мне кое-чего НЕ надо. И всем жителям этой станции - тоже.
        - Я не понимаю…
        - Просто я думаю, что скоро у нас всех из-за тебя начнутся большие неприятности. А неприятности нам ни к чему, ведь правда?
        - Мы скоро уйдем отсюда, - быстро сказала Женя. - Хочешь, прямо утром?
        Рваный покачал головой:
        - Проблемы могут начаться прежде, чем вы уйдете. Мне даже кажется, что они уже начинаются. По-моему, фашисты уже здесь, и они ищут тебя. Я думаю, надо решить проблему, пока не началась настоящая заварушка. Проще пожертвовать одним, чтобы не губить всю станцию.
        - Так чего ты хочешь? - в отчаянии спросила Женя.
        - Иди и расскажи все коменданту. Скажи, что фашисты ищут именно тебя. Ты спасешь нас всех. А тебе все равно пропадать. Они тебя разыщут. И учти: если из-за тебя здесь начнется война, тогда я собственными руками тебя прикончу и…
        - А руки у тебя не коротки? - спросил Игорь, потеряв терпение и выходя из тени.
        - Ах, так? - процедил Рваный. Он сделал едва уловимое движение, и девочка даже вскрикнуть не успела. В следующий момент мужчина уже одной рукой прижимал Женю к себе, зажимая ей рот, а другую занес над ней. И в руке этой сверкнул нож!
        Времени на раздумья не оставалось. Игорь метнулся, молниеносно перехватил руку с ножом и выкрутил, как его учили в разведшколе. Пальцы Рваного разжалась. Нож остался у Игоря.
        - Идиот, ты все испортишь! Щенок дурачил всех нас. Его надо убрать по-быстрому, а голову отослать в Рейх, пока не случилась беда!
        И Рваный, ослабив хватку, потянулся за своим ножом. На голых рефлексах Игорь сделал обманное движение, словно бы отшатнувшись, а потом - выпад, одновременно отталкивая от Рваного Женю. Издав утробный звук, мужчина рухнул на пол. Под ним быстро стала растекаться темная лужа.
        Все произошло в тишине, никто ничего не понял и никто из спящих вокруг не проснулся - лишь человек с рубцом на лице плавал теперь в луже собственной крови.
        Игорь оглянулся. Ему послышался шорох поблизости. Но нет, на станции по-прежнему тихо, никто не обратил внимания на странный звук. Он оторопело посмотрел на дело рук своих. Может, он поспешил? Может, надо было сначала поговорить? Но инстинктивно он понимал - другого выхода не было. Насколько он успел понять Рваного, разговоры ни к чему бы не привели. Но что за околесицу нес этот мерзавец?
        Громов повернулся к Жене, которая стояла рядом и мелко дрожала.
        - Что он от тебя хотел?
        Девочка опустилась на пол, сгорбившись, и первый раз на глазах у Игоря решительно стащила с волос грязную косынку. Это было так неожиданно, что Громов обомлел.
        - Уходи, - отрывисто произнесла Женя. - Я приношу несчастье. Теперь из-за меня ты убил человека. У тебя будут неприятности. Беги, пока не поздно.
        И безнадежно добавила:
        - Уж лучше б он меня убил…
        «Неприятности - это еще мягко сказано, - подумал Игорь. - То-то комендант обрадуется…» А вслух он сказал:
        - Я не уйду без тебя.
        - Да неужели ты не понимаешь? Это никогда не кончится! Сколько можно бегать, прятаться, врать? Я ведь только хочу, чтоб меня все оставили в покое! Я не хотела… не хотел такого.
        Игорь взял девочку за подбородок, заглянул в глаза. Он подумал, что раньше не видел ее глаз. Женя опускала взгляд, надвигала косынку на лоб. Глаза оказались голубыми. А он думал - серые…
        - Да что ты такое несешь?
        - Отстань от него! - услышал он вдруг яростный голос сзади. Марина! Она подошла неслышно и теперь стояла, гневно глядя на Громова. - Тебе говорят! Оставь его в покое! Он и так уже натерпелся…
        - Его, - пробормотал Игорь. - Он… Ну конечно, как я сразу не догадался? А я-то кукол ему, косыночки всякие… Хорошо хоть губную помаду подарить не успел!
        Он во все глаза глядел на Марину. Женщина смотрела на него в ответ - упрямо, исподлобья, не отводя глаз. Она готова была защитить мальчика от кого угодно. Наверное, она и научила Женю носить косынку. Большинство подростков одевалось во что придется, и зачастую по одежде девочку от мальчика отличить было трудно. Вот Марина и придумала эту наивную уловку, надеясь обмануть окружающих. И надо сказать, ей это удавалось до поры до времени. Но все тайное когда-нибудь становится явным.
        - А ты сама давно поняла? - спросил Игорь.
        - Я с самого начала знала, - устало ответила Марина.
        - Марина меня от фашистов скрывала, - пояснил мальчишка.
        - Понятно, - кивнул Игорь. Огромный синяк под глазом у Марины все еще не прошел окончательно. И, пожалуй, учитывая все обстоятельства, она еще очень легко отделалась. - А твоя мать… - начал было Игорь, но Марина торопливо сказала:
        - Его мать умерла от болезни, когда ему было лет пять. И звали ее Аленой. И она не возвращалась после смерти и не творила чудеса.
        Это было похоже на правду. Хотя, если учесть Маринины привычки, вполне могло оказаться очередной выдумкой.
        - Сейчас дело не в этом, - продолжала Марина. - Ты убил человека. Без свидетелей. Никто не подтвердит, что это была самооборона. А если даже и так. Рваный, конечно, был редкой сволочью, но - своим. Гражданином этой станции. А ты - чужой. Комендант изначально не доверял тебе и был против тебя настроен. Тебя казнят. Тебе надо бежать!
        - А вы? - спросил Игорь. Мальчик оглянулся на Марину. Та без слов поняла его взгляд.
        - Мы пойдем с тобой, - сказала она.
        - Это опасно, - заспорил было Игорь, но Марина отмела все его возражения одним-единственным аргументом:
        - Нам сейчас везде опасно, - сказала она.
        «А я-то думал, Женя меня ненавидела… ненавидел то есть», - невпопад подумал Игорь. Он только теперь начал понимать, в каком страхе жили женщина и мальчик все это время. Оказывается, дело было вовсе не в ненависти. Они были напуганы до полусмерти. Боялись, что правда откроется, и тогда Жене несдобровать. Игорь был рад этому открытию - у него словно камень с души свалился.
        Теперь им тоже будет легче - хотя бы от него не надо скрываться. А с другой стороны, теперь он преступник, его будут искать, чтобы наказать за убийство. Все могло так хорошо устроиться… он научил бы мальчишку стрелять, наконец, а теперь уже, видно, не успеет. Всегда что-то мешает - не одно, так другое. Почему-то там, где готовы принять его, Марина оказывается не ко двору, а если согласны терпеть Марину, то стараются избавиться от него? А они ведь просто хотят жить своей жизнью, никому не причиняя вреда. Они нормально бы жили с Мариной. Игорь не знал, сказала ли она за всю свою жизнь хоть слово правды, хоть случайно. Но разве дело в этом? На нее вполне можно положиться. Да, с нею бесполезно вести умные разговоры, как с Леной, например. Но ему это и не нужно. Зато он твердо, знал - если ему придется отстреливаться, она будет подавать патроны, не спрашивая, кто его враги, не сомневаясь и не задаваясь вопросом, прав он или нет. Из последних сил будет защищать его и мальчика.
        И мальчишка - разве он виноват? Он тоже не желал ничьей смерти. Он просто сам хотел остаться в живых и на свободе. Неужели это слишком много?..
        - Нам надо дойти до Беговой и подняться наверх, пока не началась тревога, - вернула его к действительности Марина. - Или, наоборот, в туннеле отсидеться. А этого надо чем-нибудь накрыть, чтобы его попозже нашли и у нас в запасе осталось побольше времени.
        И снова он удивился ей. Ни следа паники, истерики. В минуты серьезной опасности Марина удивительным образом умела сосредоточиться на главном.
        Взяв с собой Женю, она пошла к месту, где они спали, а Игорь остался возле мертвого тела. Потом Марина вернулась, неся свой старый плащ. Они накрыли Рваного и постарались замаскировать его под кучу рухляди. Утром, конечно, кто-нибудь обязательно заинтересуется этой кучей, но до этого времени, как Игорь надеялся, у них в запасе будет несколько часов, чтобы уйти подальше.
        Вернувшись, они быстро собрались, уложив в рюкзаки лишь все самое необходимое. Часовые на посту возле входа в туннель на Беговую были, конечно, слегка удивлены уходом гостей в столь неурочный час, но пропустили без слов. Оба и не раз и не два слышали пожелания коменданта, чтобы загадочный белобрысый тип побыстрее куда-нибудь убрался со станции, и не видели причин его останавливать. Конечно, наутро они все расскажут Илье Ивановичу, а к тому времени труп будет обнаружен. Комендант не дурак, сумеет сложить два и два и пошлет за ними погоню.
        «Нам бы хоть несколько часов! - молился Игорь про себя неизвестно кому. - Несколько часов, чтобы дойти до Беговой и выйти на поверхность. А уж туда за нами не сунутся».
        Но даже нескольких часов у них не было. Труп обнаружили очень быстро - кто-то, отправившись среди ночи справить нужду, случайно об него споткнулся. Тут же разбудили коменданта, опросили часовых. Нюта, которая в эту ночь спала на удивление спокойно, от суматохи тут же проснулась и выскочила узнать, в чем дело. А узнав, кинулась к коменданту, ломая руки.
        - Не преследуйте его! Дайте ему уйти! Я знаю, он поступил так, потому что не мог иначе!
        - Он убил человека, - рявкнул Илья Иванович. Даже лысина его, казалось, побагровела. - Нашего гражданина! Если мы будем всем потакать, зачем тогда законы? Простим одного, другого, и скоро у нас начнется бардак и кровавая резня. Ты знаешь, чего мне стоит сохранять порядок на станции? Нет? Вот и не лезь не в свое дело!
        На шум пришел встревоженный Вэл.
        - Иваныч, - сказал он, взяв коменданта за локоть, - не пори горячку. Надо сперва разобраться. Этот Рваный - странный тип, он давно мне не нравился. Может, парень за дело его зарезал?
        - И ты туда же! - крикнул комендант. - Никто не понимает, как мне трудно! Поблизости ошиваются фашисты, кого-то ищут, хотят станцию прибрать к рукам. На Красной линии так и смотрят - что тут у нас творится? Пока надо было от Зверя отбиваться, все помалкивали - мол, знать ничего не знаем, выкручивайтесь сами. А теперь так и следят. Не успеешь оглянуться, скажут, что сами не справляемся, пришлют ставленника своего - вот я тогда на вас посмотрю. Распустились тут, развели оппозицию, понимаешь! А я вас прикрывай!
        - Иваныч, ну что ты несешь? Между нами и Рейхом - Ганза. Да и Красной линии наша станция не настолько нужна - она ведь на отшибе. Помнишь ту историю, еще в первые годы?
        «Ту историю» помнили все, хотя усиленно старались забыть. Тогда Игорь Иванович Зотов был еще заместителем прежнего коменданта, хотя все ожидали, что когда тот покинет свой пост - по старости, болезни или еще от чего - выберут его. Прежний комендант слегка свихнулся - ему все мерещились атаки обитателей ближайшего кладбища. Он то рвался посылать сталкеров заготавливать впрок осиновые колья, то призывал выращивать в подземельях чеснок как верное средство от вампиров. Но когда его отстранили, с Красной линии неожиданно прислали своего кандидата, да еще и не в меру ретивого. Он так завинтил гайки, что жители стонали. Кончилось дело тем, что однажды ставленника красных нашли вроде бы без признаков насильственной смерти, но мертвым, как бревно. Официальное заключение гласило: «острая сердечная недостаточность». Люди если и не верили - молодой и здоровый мужик на сердце отродясь не жаловался, - то все равно помалкивали: кандидата многие не любили. Расследование велось, конечно, но не слишком усердно. С тех пор товарищ Москвин больше не предпринимал попыток посадить здесь своего человека. Хотя за
событиями на станции следил.
        Вэл не учел, что Зотов терпеть не может упоминаний об этом.
        - Прекратить разговоры! Я все сказал! - крикнул Илья Иванович и повернулся к троим вооруженным охранникам:
        - Серьезного оружия у него вроде бы нет. Но он - профессионал. Вон, Рваного его же собственным ножом зарезал. Если зазеваетесь, он и вас мигом разоружит, а то и просто голыми руками передушит. Поэтому в случае серьезного сопротивления приказываю открывать огонь на поражение.
        - Илья Иваныч! - в отчаянии крикнула Нюта, но он словно не слышал. Комендант вовсе не был злым человеком, но тут был брошен вызов его самолюбию. Пусть не думает этот хмырь залетный, что может творить на вверенной ему станции что угодно, а потом уходить безнаказанно!
        - Я тоже пойду, - вдруг раздался решительный девичий голос. Нюта оглянулась - рядом стояла Оксана, одна из «спасательниц», которая, вдохновившись подвигом Нюты, вместе с еще несколькими девушками освоила приемы стрельбы и самообороны. Та самая Оксана, которую Игорь чуть не задушил сгоряча. Девушка была невысокой, плотненькой, но с оружием управлялась ловко.
        - Еще чего удумала! Не бабье дело по туннелям убийц ловить! - неожиданно грубо рявкнул комендант.
        - Что значит - не бабье? А что тогда наше дело? Зачем мы учились стрелять? - гневно поинтересовалась девушка. И комендант, не ожидавший такого напора еще и с этой стороны, обреченно махнул рукой. Он, честно говоря, устал препираться с норовистыми женщинами.
        «Старею, наверное, - с горечью подумал Илья Иванович. - Раньше так бы цыкнул на нее, а теперь проще уступить, чтоб только отвязалась. Хотя если убьют девку, ее смерть тоже на моей совести будет».
        Но на совести Зотова и без того уже было много лишнего. На такой должности, как у него, нередко приходилось принимать сложные решения, когда любой просчет оборачивался чьей-то смертью.
        Оксана, тем временем, послала Нюте загадочный взгляд. И Победительница Зверя почему-то слегка успокоилась. Она чувствовала - девушка напросилась с мужчинами неспроста, не из тщеславия или глупого каприза лишний раз рискнуть жизнью. Оксана обожала Нюту и в споре с Ильей Ивановичем была явно на ее стороне.
        Трое мужчин и одна девушка скрылись в туннеле, ведущем на Беговую. А Нюта в отчаянии смотрела им вслед.

* * *
        Кох вернулся к утру. Ничего не понимавший со сна Вагнер вскочил и тут же наставил на него автомат:
        - Не приближайся!
        В слабом свете фонарика лицо напарника показалось ему неестественно бледным, можно даже сказать - мертвенно-бледным. А глаза, наоборот, нехорошо блестели.
        - Да ты что, чудак, боишься меня? - Кох зашелся каким-то хмельным смехом. И, загадочно округлив глаза, произнес: - Ну и правильно боишься. Ведь я видел ее.
        - Кого? - в ужасе пробормотал ничего не понимавший Вагнер.
        - Ее. Святую. Она такая красавица! Даже пальцем мне погрозила, но не сурово, а так, для порядка. Я никуда больше не уйду, останусь здесь. Буду питаться тем, что под руку повернется, молиться и беседовать со святой. Больше мне от жизни ничего не нужно.
        - Идиот, ты забыл про наше задание?! Про фюрера?! Про Рейх?! - машинально вскрикнул Вагнер.
        - А там у них вообще весело наверху, - сообщил Кох, словно не слыша напарника. - Хочешь, в следующий раз вместе пойдем? А задание… кто тебе дал это задание? Властитель земной? Точнее, подземный, - захихикал вдруг Кох. - Так есть силы и покруче него, - он вновь визгливо хихикнул. - Покруче и повыше. Считай, что они наше задание от-ме-ни-ли. Властью, ниспосланной Небесами! Фюрер, конечно, наше все, но со святой даже ему не тягаться!
        Вагнер зажал уши, чтобы не слышать кощунственных речей. В отчаянии он потянул из кобуры пистолет, как бы невзначай направил его на Коха. Инструкция гласила, что если напарник взбунтуется или поставит под угрозу выполнение миссии, его следует уничтожить.
        Только вот Вагнер знал - в Коха он стрелять не станет. Просто не сможет.
        Все было кончено. Как следует поступить солдату Рейха, если он провалил задание?
        Вагнер неуверенно поднес пистолет к собственному виску.
        И тут в туннеле зазвучали голоса и шаги.

* * *
        Игорь услышал погоню первым. Скривился: слишком рано.
        - Не повезло, - сказал спутникам. - Думаю, вам лучше сдаться. Вы ведь ничего такого не сделали. А то ведь просто расстреляют издалека, даже разговаривать не станут.
        - Скоро сбоку будет туннель, который выводит в депо, - отозвалась Марина. - Мы можем через него выйти на поверхность.
        - Откуда ты знаешь? - удивился Игорь.
        - Рассказали, - односложно ответила Марина.
        - Стоять! - раздался окрик сзади. - Оружие на землю! Лицом к стене! Иначе открываю огонь!
        В руках одного из преследователей вспыхнул фонарик.
        - Что вам нужно?! - крикнул Игорь, пытаясь выиграть время. Одновременно он жестом показал Марине - бегите! Но женщина не двинулась с места.
        - Нам нужен ты! - прозвучало в ответ. - Сдавайся, и мы обещаем тебе честный и справедливый суд.
        «Ага. И честную, справедливую виселицу! - подумал Игорь. - Интересно, далеко ли еще тот туннель в депо?» И вдруг послышался стук, после чего фонарь погас.
        - Бежим! - крикнул Игорь, и они рванулись вперед. За спиной слышался наполненный яростью голос:
        - Дура! Так я и знал, что не надо было брать тебя с собой! Какого черта ты меня толкнула? Фонарь разбила!
        - Ну прости, Гена, - хныкала Оксана. - Я, кажется, ногу подвернула, вот и схватилась за тебя…
        - Вечно от вас одни проблемы!
        Пока нашли другой фонарик, время было упущено. Но Оксана понимала - второй раз такой номер у нее не пройдет.
        Когда луч света вновь упал на них, Игорь как раз заметил впереди темное жерло бокового туннеля, уходящего в депо.
        - Бери Женьку, уходите туда и прячьтесь! - пробормотал он на бегу. - Жив останусь - вернусь за вами. Быстро! - крикнул он, заметив, что Марина колеблется. - Вы мне сейчас только мешать будете. Один я, может, еще уйду от них, а вместе точно не спасемся!
        Марина, отчаянно взглянув на него, подтолкнула Женю в темноту и шагнула за ним. И тут же поняла, что в туннеле кто-то есть.
        Сзади опять что-то кричали, Игорь даже не слушал. Потом раздалась автоматная очередь, но стрелявший промазал.
        - Идиоты криворукие! - пробормотал Игорь. Он не знал, что Оксана в самый неподходящий момент толкнула стрелка под руку.
        - Под трибунал пойдешь, Ксюха! - выругался он. - Ты же просто саботажник!
        - А ты - убийца! - не осталась в долгу девушка. - Зотов тебе что сказал: «в случае сопротивления»!
        - Это он - убийца! - крикнул охранник, грубо отшвырнув Оксану и снова поднимая автомат. - В последний раз предлагаю, сдавайся! - обратился он к Игорю. - Может, тебе сохранят жизнь.
        - Ну, это уж не вам решать, ребята, - пробормотал Громов себе под нос. - Моя жизнь, и я с ней сам разберусь. Вы со своим лысым мне точно не указ…
        Он шел вперед, уже почти не пытаясь скрыться. Легко и стремительно, каждую секунду ожидая выстрелов в спину. Люди травят его и гонят, хотя он всего лишь хотел, чтобы его оставили в покое. В чем он виноват? В том, что ему не повезло? Или в том, что он сильнее и быстрее их, и потому опасен?
        Теперь он лучше понимал Ваську, его горечь и озлобленность. И женщину понимал, которая убежала на верную смерть, унося своего малыша от озверевших людей. Если осталось только умереть, то лучше уж по своей воле.
        - Вам нужен я, - бормотал он. - Так нужен, что вы готовы стрелять в меня, даже в безоружного… Вы, четверо вооруженных людей, боитесь меня. И правильно боитесь. Будь у меня автомат, я шутя справился бы со всеми вами четверыми. Я и теперь могу устроить вам засаду, - нож-то у меня остался. Двоих убью точно. Может быть, третий или четвертый прикончит меня. Но мне сегодня что-то уже надоело убивать. Вам нужен я - но вы-то мне не нужны, и договариваться я с вами не собираюсь. Я давно уже ни в какие договоры между людьми не верю. Раз уж я вам так понадобился, возьмите меня сами - если сумеете…
        Веселая ярость вскипала в груди - оттого, что они так его боятся. Слова всплывали в памяти сами собой:
        Пока вам был нужен только мой яд
        В гомеопатических дозах любви,
        Но вам понадобился именно я -
        И вы получите нож в спину.
        Это были подходящие слова для того, чтобы уходить быстрым шагом в темноту, каждую секунду ожидая выстрела в спину. Вполне подходящие слова, чтобы умереть.

* * *
        Нюта не ложилась в ту ночь. Группа, посланная за беглецами, вернулась только под утро. Хмурые, измученные. Двое стрелков тащили третьего, раненого. За ними, еле передвигая ноги, шла Оксана. Нюта пристально взглянула на нее, но девушка не поднимала глаз.
        - Ну что? - жадно спросила Нюта. - Чем все кончилось?
        Один из парней нехотя ответил:
        - Сама видишь. Генку ранил, гад. Хорошо хоть не очень тяжело, должен оклематься.
        - А он сам - где он? Жив или…?
        - Или, - буркнул парень.
        Нюта горестно охнула.
        - Генка в упор стрелял, - пробурчал парень. - Мы его не нашли, но кровь видели. Много крови. По всему выходит - умирать уполз, забился куда-нибудь. Можно послать людей посмотреть.
        - Послать, Илья Иваныч? - спросил один из охранников Зотова, который стоял тут же рядом. Комендант вовсе не казался довольным.
        - Не надо, - буркнул он и, ни на кого не глядя, большими шагами ушел к себе в каморку.
        - А женщина с девочкой где? - спросила Нюта.
        - Черт их знает. Скрылись куда-то в суматохе. К Беговой, наверное, ушли.
        Подошедший Кирилл тронул Нюту за плечо:
        - Пойдем, хватит себя изводить. Ты устала, надо поспать…
        Нюта не думала, что сможет заснуть. Но сон сморил ее, стоило только опустить голову на подушку. И во сне она видела черноглазую женщину, похожую на Марину. Женщина баюкала искалеченную руку.
        - Ничего, уже не болит, - ободряюще улыбнулась она Нюте.
        - Это звери тебя так? - спросила Нюта.
        - Нет, это люди, - ласково ответила ей, как несмышленой, женщина. - Люди ведь злые стали теперь - дай им палец, они руку по локоть оттяпать рады. Как крысы голодные. А ты за меня не переживай. Самое страшное уже позади, теперь все уладится. Все будет хорошо, спи. А я за тобой присматривать буду.
        И она здоровой рукой коснулась амулета на груди у Нюты. А рядом с женщиной девушка увидела голубоглазого подростка с удивительно знакомым лицом.
        Эпилог
        - А дальше что было, Викинг? - спросил сидевший у костра парень. - Так он и погиб?
        - Ясное дело, - отозвался рассказчик, широкоплечий мужик в джинсах и толстовке. - Куда ж ему с ножом против четырех автоматов? Ну, даже против трех - если учесть, что девчонка не помогала, а только мешала.
        - И что с ней сделали? - с любопытством спросил тот же парень.
        - С ней-то ничего, жива-здорова. Нюта, видно, в обиду ее не дала, прикрыла. Только пальчиком погрозили. Да и парня-то ведь все равно убили.
        - Да нет, его ранили, а потом нашли и взяли в плен. Но не казнили. Зачем молодому и способному мужику за так пропадать? Подлечили его и дали возможность кровью искупить свою вину. Только через месяц он все равно погиб в бою с мутантами…
        - Да не погиб он! Говорят, так и живет там, под другим именем только. Инвалидом, правда, стал, еле ходит…
        - Да все ты сочиняешь! Не могли его взять живым, не дался бы. Потому что он был не тебе чета. Он был профессионалом. Спецназовцем с Красной ветки.
        - А чего ему убивать-то вздумалось того типа?
        - Потому что это был фашист. Такой садюга, что его даже из Рейха выгнали. Форменный зверь. И у разведчика этого было задание - найти его и убрать. Но задание было секретным, и открыться он никому не мог, даже коменданту. Потому и погиб.
        - Да не задание это было! Этот зверюга-фашист его жену и дочь замучил. А он отомстить хотел. Своими руками приговор в исполнение привести. На власти не надеялся уже. Долго он этого фашиста выслеживал, маскировался. На Улицу девятьсот пятого года пришел с шайкой бродяг или челноков, притворился одним из них, чтоб фашиста не спугнуть раньше времени.
        - Вот бедняга! И верно, на власть надежда плохая, своими руками - оно надежнее…
        - Да не было у него ни жены, ни дочери!
        - Все равно жаль его, хороший, видно, был мужик. Маш, - окликнул говоривший красивую темноглазую женщину с повязкой на руке, - а ты ничего не слыхала про того разведчика красных, которого в туннеле к Беговой убили? Вроде вы с Иваном вскоре после этого к нам пришли?
        - Слыхала, конечно, - охотно откликнулась женщина. - А только все не так было, люди добрые. Когда уже ни на что тот беглец не надеялся, появились солдаты ему на подмогу и спасли его.
        - Ну что ты мелешь? Какие солдаты, откуда?
        Женщина подняла здоровую руку, приложила палец к губам - при этом на запястье звякнул браслет. Цепочка с фиолетовыми переливающимися камушками. Оглянувшись по сторонам, та, которую назвали Машей, загадочно сказала, понизив голос:
        - Из Изумрудного города солдаты. Только никому не говорите. Они с собой его забрали, теперь он там живет. Там хорошо, чисто, светло, люди ученые да вежливые.
        Сидевшие у костра дружно расхохотались.
        - Ну ты даешь, Маш! Прям из самого Изумрудного города?
        - Не верите - дело ваше, - ничуть не обидевшись, сказала женщина и пошла дальше. Все некоторое время смотрели ей вслед.
        - А ведь и правда, странное тогда вышло дело, - задумчиво сказал один из говоривших. - Не знаю я, из Изумрудного города там солдаты были или нет, но только в тех, кто за разведчиком гнался, тоже кто-то стрелял. Ранили даже одного. А кто стрелял - так и не дознались. У беглеца-то огнестрела не было. Потом в туннеле к депо нашли только двух бомжей, Васю да Колю, тоже безоружных. Да и что с бомжей взять - они вообще ни во что не врубились. Несли какой-то бред про святую Алику. Кому-то из них, мол, она явилась. Ничего странного, ее тут многие видели. Незачем из-за этого такой шум поднимать. Может, даже она и вмешалась - кто знает?
        - М-да, Кастанеда об этом ничего не писал, - задумчиво протянул Викинг.
        - Какой Кастанеда? При чем тут Кастанеда? - удивился пожилой мужик.
        - Да вот же привязалось, - сплюнул в сердцах Викинг. - Так Машкин Иван говорит про всякие неожиданности. И ко мне прицепилось теперь. А я без понятия, кто такой этот Кастанеда. Да и Иван, думаю, тоже. Не похож он на ученого. Просто присказка у него такая.
        - А те бомжи, говорят, до сих пор там и живут, в туннеле. Но Машку-то, конечно, без толку спрашивать. Машка правды не скажет, она только небылицы сочинять умеет да сказки рассказывать.
        - Зато рука у нее легкая. Ни один раненый или больной, за кем она ухаживала, до сих пор не умер!
        - Да, это верно. Да и Иван ее - мужик дельный. Молчун только. Уж больно тихий.
        - Тихий-то он тихий, но вовсе не размазня. В тихом омуте черти водятся. Нрав у него бешеный, только он нам его не показывает. Чуть слово поперек услышит - так и сверкнет глазами. Я вот думаю - чего им на Ганзе-то не сиделось? Не иначе, повздорил с кем-нибудь, вот и пришлось им сюда уходить.
        - Да нет, хороший он мужик. И пацана своего любит. Да и тот в нем души не чает. Только не похож на отца мальчишка. Вроде светловолосые оба, но у Ивана глаза карие, а у мальчишки - голубые. А у Машки и вовсе черные.
        - Да не может быть пацан его сыном. Иван-то молодой еще мужик, просто выглядит старше. Это в метро не редкость.
        Один из сидевших у костра нахмурился, пытаясь поймать ускользающую мысль. Кто-то не так давно рассказывал про красивую темноволосую женщину и голубоглазого мальчика…
        «А впрочем, какое мне до этого дело? - подумал он. - По нынешним временам лучше в чужие дела не лезть - так оно гораздо спокойнее. Крепче спать будешь и дольше проживешь».
        А Викинг, между тем, думал: «Может, достать где-нибудь почитать этого самого Кастанеду? Вот как отправлюсь снова на поверхность, обязательно загляну в какой-нибудь книжный - вдруг там найдется? А то ведь присказка проклятая привязалась и может неудобно получиться. Ляпнешь случайно при знающем человеке: „Кастанеда об этом ничего не писал“, - и опозоришься. Окажется, что неведомый Кастанеда всю свою жизнь как раз только и делал, что писал. Именно об этом…»
        От автора
        Здравствуйте, я - Анна Калинкина. Родилась в Москве. Образование - факультет журналистики МГУ. Работаю редактором. Люблю хорошую литературу, которой, к сожалению, много не бывает, и отечественную рок-музыку.
        После того как прочитала в 2009 году «Метро 2033» Дмитрия Глуховского, в моей жизни произошел крутой поворот. Роман меня потряс и покорил. Не могу сказать, что так уж люблю фантастику, а о таком жанре, как постъядер, до того и не слышала. Но «Метро 2033» я восприняла как очень талантливый, увлекательный, философский и психологически точный роман не только о приключениях, но о нашей жизни вообще, о поведении людей в экстремальной обстановке. Думаю, те, кто пережил в 90-е годы ломку всех и всяческих устоев, которая в чем-то была сродни катастрофе, меня поймут.
        Естественно, узнав о книжной серии «Вселенная Метро 2033», я мечтала попробовать свои силы в строительстве мира метро. И мечта сбылась! Прошло три года, и сейчас вы держите в руках мою вторую книгу в серии.
        За это время мир постъядерной вселенной стал для меня своим, появились друзья и знакомые на портале. Хочу передать привет Ольге-Скарлетт, Михаилу и другим тверчанам, Андрею Гребенщикову, Ирине Барановой, Константину Беневу, Игорю Осипову, Дмитрию Ермакову, Йону, Дарье Авдеевой, Льву Рыжкову, всем, кто делает жизнь на портале «metro2033.ru» увлекательной и разнообразной, а также видимым и невидимым наблюдателям, которые поддерживают порядок. И, конечно, огромное спасибо читателям, которые в большинстве своем с энтузиазмом восприняли мой первый роман, писали отзывы, делились впечатлениями.
        В сущности, постапокалиптических серий сейчас немало. Но я снова и снова убеждаюсь, что ближе всего мне именно мир «Метро 2033». И когда начинаю задумываться, почему, прихожу к парадоксальному выводу: наверное, своим реализмом, как ни странно на первый взгляд это звучит. Да, в этом мире есть мутанты, но их появление можно объяснить. Зато в нем нет взбесившихся роботов и изрыгающих пламя драконов, нет оживших мертвецов, вампиров, зомби и волшебных палочек. Здесь главное - не сверхъестественные ужасы, а люди, оказавшиеся в трагических обстоятельствах. Как они проявят себя в жестоком мире, кто сломается и предаст, кто сдастся, кто будет бороться до последнего? Какие знания они сумеют сберечь и передать детям, а какие отбросят за ненадобностью? Останется ли в них то, что и делает человека - человеком, что отличает его от хищника? Какую цену они готовы заплатить за выживание?
        Такие вопросы занимали меня, когда я писала эту книгу. Мне интересны были люди, которые не смиряются с судьбой, которые хотят быть свободными, несмотря ни на что, и распоряжаться собой самостоятельно. Пусть даже для этого приходится рисковать жизнью. В метро, как известно, сложились свои государства и кланы. Но всегда находятся и те, кто по каким-то причинам вступил в конфликт с обществом. И пусть это отверженные, изгои, но это вовсе не обязательно отупевшие от голода существа, влачащие жалкое существование. Среди них попадаются очень колоритные личности, которым приходится напрягать все умственные и физические способности, чтобы выжить вопреки всему в жестоком подземном мире.
        И еще, конечно, занимала меня Москва - старинный и загадочный город со своей историей, хранящий множество тайн. Некоторые из них известны диггерам, а многие, возможно, так и останутся неразгаданными. Помимо туннелей метрополитена, под Москвой существует целая сеть подземных ходов. Людей, по приказу которых они были прорыты, в большинстве своем давно уже нет на свете. И тем, кто случайно попадает туда много лет спустя, остается только удивляться городу, разрастающемуся и вширь, и вглубь по своим непонятным законам.
        Мне было очень интересно писать этот роман. Хочу снова сказать огромное спасибо Дмитрию Глуховскому - и за его книги, и за «Вселенную метро 2033», и за то, что дал мне возможность попробовать свои силы. Хочу также поблагодарить редактора серии Вячеслава Бакулина за понимание, помощь и идеи, а художника Илью Яцкевича - за очень атмосферные обложки.
        Надеюсь, это не последняя моя книга в серии - у меня есть планы на будущее. Думаю, мир метро еще далеко не весь изучен и описан, «Вселенная Метро 2033» продолжает расширяться. Главным - не единственным - героем «Царства крыс» стал мужчина, но в следующем романе хочется снова уделить больше внимания женщинам. По-моему, о московском метрополитене и населяющих его разнообразных персонажах можно рассказать еще очень много историй. Ведь как сказал один из героев романа «Питер» Шимуна Врочека: «Главное в метро - люди»…
        КОШКИ-МЫШКИ
        Зачем опять трилогия
        Объяснительная записка Дмитрия Глуховского.
        Есть в числе «три» какая-то гармония. Троица, Троя, русская тройка, «ноль-три»… В мифах, в религии, в реальной жизни - от этого числа веет необъяснимым волшебством. Оно самодостаточно - потому что содержит в себе самое главное - начало, продолжение и конец, оно неколебимо, потому что на трех своих составных частях зиждется как на трех точках опоры. Тренога, третий срок, трояк в школе - как последняя надежда на выживание… Трилогия.
        Любой фильм делится - по законам театральной драмы, сформулированным древними греками, - на три акта. Завязка, кульминация, развязка. Те же части есть и в романах. И когда история слишком эпична, слишком велика, чтобы уместиться в одной книге, она, бывает, захватывает сразу три.
        Андрей Дьяков, Сергей Антонов, Андрей Буторин, Дж. P. P. Толкиен, Денис Шабалов… Все они мыслят трилогиями. И Анна Калинкина отныне присоединяется к сей достославной плеяде.
        Третья часть позволяет поставить точку в истории. Третья часть нужна, чтобы исправить ошибки молодости, допущенные в первых двух. Чтобы учесть пожелания читателей и чтобы уесть критиков. Чтобы самим уже утомиться от своих героев и читателей ими утомить. Чтобы завершить конструкцию, придав ей искомую самодостаточность и стабильность. И кстати, трилогии лучше смотрятся на книжной полке, хотя кого это интересует в век пиратских электронных библиотек.
        В общем, любого желающего написать трилогию во «Вселенную Метро 2033» мы всячески привечаем, потому что мы - за космическую гармонию двумя руками. Даже тремя.
        Я серьезно. А насколько серьезно, вы можете узнать на сайте Metro2035.ru
        Привет.
        Дмитрий Глуховский
        Глава 1
        УХОДИМ ПОД ВОДУ
        Женщина стояла, стараясь не шевелиться. Дуло пистолета упиралось ей в затылок.
        - Ты пойдешь с нами. Ты хорошо меня поняла?
        - Да, - выдохнула она почти беззвучно.
        - Не слышу.
        - Да, - повторила она громче. Обстановка не располагала к спорам. Вот дрогнет палец этого психа на спусковом крючке - и все кончено. Не то чтоб она так уж держалась за жизнь, но все же обидно погибать по глупости.
        Пожилой мужчина в камуфляже, чуть помедлив, опустил пистолет. Она, не глядя на него, потерла затылок в том месте, где все еще ощущала прикосновение металла.
        Ничего. Она еще расквитается с ним потом. Не стоило ему так себя вести.
        И что самое противное - никто из обитателей станции Фрунзенская внимания на эту сцену не обращал. Исхудавшие люди в потрепанной военной форме проходили мимо, словно такие разборки были для них в порядке вещей. Делали вид, что ничего не замечают, предпочитали не вмешиваться. Поблизости, правда, крутился какой-то шустрый тип, но вряд ли за тем, чтобы вступиться за нее.
        Впрочем, она давно уже не ждала от людей ничего хорошего. Здешние жители увешали свою станцию красными флагами, как это в обычае на всей Красной Линии. Издали это еще могло произвести впечатление, но вблизи становилось заметно, что полотнища ветхие и выцветшие, стены потрескались, а у жителей станции изможденные лица. Хотя за чистотой следят, этого у них не отнимешь.
        Чуяло ее сердце - не надо было связываться с этим заданием. Но заплатить обещали хорошо. И на первый взгляд, трудностей ничто не предвещало…

* * *
        Она была тогда на Парке Культуры и как раз искала работу. Бродила по станции, щурясь от чересчур яркого для нее света. Серые массивные колонны, оттертые дочиста, невыносимо блестели. «Зачем только их так надраивают?» - думала она. Ей по вкусу был полумрак.
        На Ганзу - содружество торговых станций Кольцевой линии - попасть мог не каждый, но у нее были сталкерские «корочки» на имя Катерины Тишковой. По такой ксиве беспрепятственно пропускали всюду - и на Ганзу, и в Полис, и в Рейх, и на Красную Линию. На практике часовые всегда могли к чему-нибудь придраться, но тут уж как повезет. Ей чаще везло. Она научилась держаться уверенно, чтобы не вызывать лишних подозрений, а в случае непредвиденных осложнений дополнительным аргументом служила пригоршня патронов. Обычно часовые охотно брали мзду - они не знали, что кое-кто готов был заплатить за ее голову в сотни раз дороже. А если кто и узнал потом, то, наверное, надолго лишился сна.
        Разумеется, имя и фамилию она придумала, но кого это волновало? Если очень хорошо заплатить, лишних вопросов тебе обычно не задают. А она могла себе это позволить: ее работа была опасной и потому оплачивалась неплохо. Вот только иной раз приходилось перебиваться случайными заработками от одного выгодного задания до другого.
        Интересно, кто этому седому посоветовал обратиться именно к ней? Она разглядывала разложенные на лотке у торговца ножи, когда тот подошел и встал рядом. Она оглянулась и решила, что он ей не очень нравится. Лицо в морщинах, водянистые серые глаза, щеточка усов. Зато взгляд такой, как будто он тут самый главный. Не любила она таких. Отвернулась было, но он тронул ее за локоть:
        - Отойдем-ка. Дело есть.
        - Какие у тебя ко мне дела могут быть? - буркнула она.
        - Значит, меня неправильно информировали, и подзаработать ты не хочешь?
        - Смотря как.
        - Пойдем, потолкуем. Ничего особенного делать не придется, проведешь нас кое-куда. А за ценой не постоим.
        И она пошла за ним, понимая, что здесь, возле навострившего уши торговца, он ничего ей больше не скажет. Подумаешь, какие секреты!
        - Куда провести-то надо? - спросила она опять, когда они остановились подальше от людей.
        Седой огляделся по сторонам и, понизив голос, спросил:
        - А не проболтаешься?
        - Не бойся, я молчать умею.
        Он торопливо написал что-то огрызком карандаша на клочке бумаги, показал ей. Потом тут же изорвал бумагу на мелкие кусочки.
        «Точно псих», - подумала она. - Впрочем, здесь большинство безумцев рано или поздно свихивается на Изумрудном Городе. И особенно с Красной Линии почему-то. А седой с Красной линии - это и к гадалке ходить не надо.
        Они все думают почему-то, что в Изумрудном Городе, в подземельях легендарного Университета, до сих пор обитают ученые. Что там совсем иначе, чем в метро, - у людей в избытке электроэнергия, тепло и свет, вдоволь нормальной еды. Что они могут себе позволить не думать о бытовых трудностях, а продолжать заниматься наукой. Жить полной жизнью, а не влачить жалкое существование, как здесь. В метро ведь только на Ганзе, на кольце, жизнь еще более-менее сносная. Ну, может, еще в Полисе, где обитают военные-кшатрии и брамины из Великой библиотеки. А на Красной Линии, говорят, многие впроголодь живут, на голом энтузиазме.
        Впрочем, какое ей дело до чужих заскоков, - лишь бы платили. На Изумрудном Городе она уже неплохо заработала. Правда, из последней экспедиции кроме нее вернулся лишь один человек - а выходило их шестеро. Но она же не виновата, что они не умеют вести себя на поверхности. Она честно предупреждала - путь опасный. И тогда они подобрались к загадочному дворцу куда ближе, чем ей раньше случалось. Сначала по старой, разбитой дороге от Киевской топали чуть ли не полночи. Еще когда только вышли на вокзальную площадь, где до сих пор стояло несколько огромных заржавевших автобусов, а один валялся опрокинутый, - она сразу предупредила, что место нехорошее. Справа - остатки вокзала, по левую сторону - река. За спиной - полуразрушенный комплекс торговый, давным-давно разграбленный. Все полезное оттуда давно уже вынесли и по нескольку раз перепродать успели. За рекой - дворец-высотка. По слухам, там не только вичухи теперь живут, а кое-кто и похуже. Старые люди говорили, что Изумрудный Город тоже на тот дворец похож. Только непонятно, с чего они взяли, что именно там кто-то живой остался? Ну да это не ее дело,
главное, чтоб платили. В общем, она к себе прислушалась, - и внутренний голос подсказал, что река, конечно, плохо, но вокзал - еще хуже. Вот и повела она своих подопечных вдоль реки, стараясь, впрочем, не приближаться к берегу. Сначала по правую руку дома разрушенные попадались, а когда обвалившийся мост миновали - не стеклянный, а следующий, обычный - углубились в джунгли. И лишь старая полузаросшая разбитая дорога пролегала сквозь них - и то приходилось постоянно через деревья упавшие перелезать или ржавые остовы машин обходить. Но они много сумели пройти. Чем дальше продвигались, тем выше был склон по правую руку, поросший буйным лесом. Такие звуки иной раз доносились оттуда, что даже ей не по себе становилось. А спутники ее - ничего, держались. Видно было, конечно, что трусят очень, но старались виду не показывать. Как что услышат - остановятся на минутку, потом машут ей - мол, пошли дальше.
        Таким манером дошли они до большой прогалины, и старший показал - здесь, мол, будем на холм взбираться. И даже наполовину преодолели склон, на котором до Катастрофы был оборудован подъемник. Казалось, еще немного - и увидят в свете луны вожделенную цель, высокое, похожее на дворец здание со шпилем. И тут началось.
        Твари, атаковавшие их, устроили себе логово там, где на склоне стояла гигантская горка. Они скатывались сверху и сбивали людей с ног. А вокруг валялись оборванные металлические тросы, разломанные сиденья - остатки подъемника. Ее спутники спотыкались об эти тросы, запутывались в буйно разросшейся траве, как в сетях, падали, не успевая убежать. И твари настигали их.
        Трое погибло там. Потом, когда выжившие шли обратно к Киевской вдоль набережной, по остаткам старой дороги, стараясь держаться подальше и от джунглей слева, и от плескавшейся справа реки, тонкое длинное щупальце, появившись в проломе каменной ограды, оплело крайнего из них и быстро утащило в воду - он и пикнуть не успел. Она и единственный уцелевший член экспедиции все же вернулись тогда на Киевскую. Это ее и спасло - он смог подтвердить остальным, кто про экспедицию знал, что ее вины в случившемся не было.
        Помнится, она еще подумала тогда: «Вот за что особенно не люблю эти экспедиции - вариантов отхода практически нет: до ближайшего метро - пятьсот километров тайги, как говаривал один старик у нас на станции…
        Но, несмотря на это, всегда находятся новые безумцы, готовые ради мечты рисковать своей шкурой. Интересно, у кого-нибудь когда-нибудь получится? Может быть, именно в этот раз они дойдут? Но что, если там ничего нет?..»
        Когда она сказала Седому, сколько хочет за свои услуги, он только крякнул:
        - И почему я должен столько тебе платить? За такую цену я мог бы, наверное, самого Хантера нанять!
        Она была готова и к этому вопросу и невозмутимо ответила:
        - Потому что я могу видеть в темноте.
        Ответила, и внутренне вся подобралась, напряглась. Она всегда боялась сознаваться в этом. Но рано или поздно этот момент все равно наставал - когда речь заходила о цене. Если бы она умолчала о своих способностях, ее цена была бы куда меньше. Но рассказывать о них тоже было рискованно. Мутантов в метро не любили.
        Так и есть. Она уловила, как изменилось лицо клиента.
        - А, так ты из этих…
        Она пожала плечами. Кажется, пронесло - хоть он глядел на нее брезгливо, но крика поднимать или угрожать не стал. Видно, очень ему толковый проводник нужен. «Ну что ж, может, и сторгуемся, - подумала она, - а к взглядам косым мне не привыкать». Если он готов честно платить за работу, то какая разница, как он относится к мутантам, считает их за людей или нет? Когда дело будет сделано, она получит, что ей причитается, уйдет и, возможно, больше никогда его не увидит. К тому же - спасибо тем уродам, которые чуть ее не убили - она теперь не так уж и отличается от остальных людей. Шрам на месте отрубленного шестого пальца скрыт черной кожаной митенкой, а остаток уха прикрыт волосами - к тому же это увечье всегда можно объяснить боевым ранением, еще больше уважать будут.
        - Ну ладно, не важно, - примирительно пробормотал клиент. Понятно, успел уже оценить ее добротную экипировку, новенький защитный костюм, удобные и прочные тяжелые кожаные ботинки. Если она может себе позволить прилично одеваться, значит, неплохо зарабатывает.
        - Как звать-то тебя?
        - Катериной. Можно Кэт.
        Так называл ее один придурок с родной станции. Ей это прозвище нравилось, потому что выговаривалось легко и быстро. Впрочем, на станции у нее было и другое имя, но об этом она каждому встречному рассказывать не собиралась.
        - Радистка Кэт, значит?
        - Я не радистка, - сердито буркнула она. - Просто Кэт. Или Катя, мне все равно.
        - Ладно, Катя. Просишь ты, конечно, многовато, но если все получится, то патронов не пожалею - еще и добавлю.
        Интересно, откуда у него столько? Ограбил партийную кассу? Как ему удалось раскрутить генсека Красной Линии товарища Москвина на такую дорогостоящую экспедицию? Впрочем, это ее не касается. Как раз на такие вот бредовые проекты люди почему-то охотнее всего ведутся. Зависит от того, как преподнести.
        - Так не пойдет, - сказала она. - Половину отдадите мне сразу, перед выходом. Вторую - когда вернемся. Дойдем мы куда надо или нет, это неважно. Вы мне платите, чтоб я вас провела. Я проведу. А уж как далеко мы уйдем - от вас самих зависит.
        Не в ее интересах было сразу лишать их надежды.

* * *
        Они направились в тоннель в сторону Киевской, затем свернули в боковой тоннель и вскоре увидели решетки, часовых и красные флаги. Седой провел ее через заставу Красной Линии - видимо, его здесь хорошо знали: часовые отдали ему честь, а на ее документы взглянули лишь мельком. И вот тогда в первый раз возникло у нее недоброе предчувствие, пробежало холодком по позвоночнику. Она сама не могла бы объяснить, что ее насторожило. Но чутье подсказывало - лучше бы отказаться. Зря она не прислушалась к этому предупреждению. «Успею уйти, - подумала она, - надо сначала узнать поподробнее про задание».
        Радиальная станция Парк Культуры по сравнению с богатой, хорошо освещенной кольцевой станцией, принадлежавшей Ганзе, выглядела полутемной и почти нежилой. «Вот сразу разница чувствуется, - подумала она. - Кольцевая-то понарядней будет. Там между светло-серыми колоннами арки полукруглые, и в промежутках между ними овальные картинки, на которых люди изображены. Хотя от этого великолепия, да еще при ярком освещении, глаза режет. А на радиальной станции колонны квадратные, высокие, зато кажется, что здесь просторнее. И каждая колонна словно еще раз отражается в стене напротив, покрытой кафелем, надраенным до блеска». А еще ей понравились два мостика над путями. На один из них они и поднялись по ступенькам, повернули - там обнаружилось служебное помещение, отгороженное белыми пластиковыми обшарпанными панелями. На них даже сохранились полустершиеся картинки - правда, разобрать уже почти ничего нельзя было, но она успела прочитать непонятное слово «сэндвич», а картинка явно имела отношение к еде. У нее даже в желудке заурчало. Может, это их столовая? Было бы неплохо.
        Седой открыл облезлую дверь и пропустил ее в небольшое помещение, куда, кроме него, протиснулись еще двое. Первый - светловолосый парень с короткой стрижкой, чуть полноватый, в новенькой военной форме. Лицо у него было, пожалуй, приятное и открытое, но при этом какое-то вялое, а серые глаза глядели сонно и безразлично. Казалось, по поводу происходящего вокруг него он испытывает только скуку.
        «Рохля какой-то, - подумала она, - но так даже лучше. Наверное, начальника какого-нибудь сынок - оттого и раскормленный». Подавляющее большинство жителей вечно голодной Красной Линии выглядели куда более истощенными.
        Другой был тощим, щуплым, с морщинистым лицом и выглядел так, словно постоянно принюхивался. Он все время нервно переминался с ноги на ногу, и она мысленно окрестила его Топтуном. Она любила давать нанимателям клички - про себя, конечно. Потому что иной раз они гибли так быстро, что запомнить имена и фамилии она не успевала.
        Тут же ясно стало, что она ошиблась, - в помещении обнаружилось только несколько ободранных пластиковых стульев. Значит, на кормежку пока надеяться не приходилось.
        Топтун, оглядев ее, недовольно сморщился. «Противный тип, конечно, - подумала она, - но вряд ли опасный. С таким в случае чего можно справиться без труда…»
        Седой назвал ей их имена - впрочем, она особо не прислушивалась. Разобрала только, что Рохлю, кажется, зовут Пашей.
        - А зачем было бабу нанимать? - подозрительно спросил Топтун. - Что, мужиков подходящих не нашлось?
        - Она тоже не промах. И к тому же видит в темноте, - пояснил Седой.
        Услышав это, Рохля с некоторым любопытством поглядел на нее. Топтун же сморщился, словно хлебнул кислого.
        - Так она из этих, - пренебрежительно констатировал он, словно бы ее здесь и не было.
        Она знала и терпеть не могла эту манеру нанимателей - заранее охаять, чтоб потом смотреть свысока. Не иначе как поторговаться хотят. Ничего, она стерпит. Но за каждый косой взгляд им придется заплатить дополнительно. Пусть не думают, что мутанты - существа второго сорта.
        Впрочем, она почти ничем не отличается от обычного человека. Но в том-то и загвоздка - в коротеньком слове «почти». Разница практически неразличимая, в критических обстоятельствах могла стать роковой. Всегда легче в трудную минуту пожертвовать жизнью мутанта, утешаясь тем, что он, в сущности, не совсем человек. Даже если очень похож.
        Но сейчас она не собиралась вести с ними беседы о правах мутантов. Не тот был момент, не та обстановка.
        Топтун, казалось, наконец справился с разочарованием. Лишь напоследок выразительно вздохнул, пожал плечами и закатил глаза, словно показывая, что выбор не одобряет, да что ж теперь делать.
        - Еще кто-нибудь идет с нами? - спросила она.
        - Да, еще сталкера прихватим и ботаника одного, - ответил Топтун.
        - Это кого? - настороженно спросил Седой.
        - Серега собирался с нами. Пусть идет. Вдруг и впрямь ученых найдем - ему хоть будет с кем потолковать на равных, вспомнить былое, - усмехнулся Топтун.
        Седой как будто успокоился при этом известии.
        - Ну, пусть идет, - согласился он.
        - А откуда пойдем - с Киевской? - спросила она.
        - Ты смотри - разбирается! - довольно хмыкнул Седой. - Нет, Катя, у нас другой план. Хотим по подземному туннелю пройти.
        И увидев изумление в ее глазах, пояснил:
        - От Спортивной один туннель отходит, который ведет в направлении Университета.
        Развернув сложенный вчетверо тетрадный лист, он показал непонятную схему:
        - Вот видишь, некоторые думают, что он прямо через подвалы Университета проходит. Метро-Два, слышала про такое? А если нет, то хотя бы где-нибудь на Воробьевых горах окажемся, - он ткнул пальцем в чертеж, - а отсюда уже рукой подать. Господи, как давно я не был в тех местах! - вдруг с чувством сказал он. - Самому не верится, что снова увижу Воробьевы горы.
        Она усмехнулась про себя. Рожденные до Катастрофы помнят много лишнего. В этом их сила - и в этом их слабость.
        - Только вот что с воротами будем делать? - хмыкнул Топтун.
        - Ничего, на месте разберемся, - загадочно сказал Седой. - Есть у меня идея…
        Она совсем было успокоилась. Задача, кажется, была даже проще, чем ей показалось сначала. Если они готовы столько платить за прогулку по туннелям, это их проблемы. И все-таки что-то ее настораживало. Где-то здесь был подвох, только она пока не понимала, где именно.
        - Выходим завтра утром. До Спортивной на дрезине доедем - я договорился, - сообщил Седой. - Вечером еще обсудим подробности.

* * *
        Но вечером они уже почти ничего не обсуждали. Сидели у костра - Рохля, Седой, еще один военный, сосредоточенный и сдержанный, его фамилию она запомнила - Ермолаев. И мужчина лет сорока, видимо, тот самый «ботаник» Сергей, на которого она сначала почти не обращала внимания. Он тоже был в военной форме. Волосы светлые, с проседью, лицо усталое. В разговор сначала вообще не вступал - рисовал что-то в блокноте. Впрочем, говорили они, с ее точки зрения, обо всякой ерунде. Она решила, что Седой просто хочет заранее познакомить между собой участников экспедиции. Пожалуй, это было правильно. «Умный старик, - подумала она. - Хотя и вредный». Седой то и дело называл ее то пианисткой, то радисткой и довольно хихикал, будто сказал что-то ужасно смешное. Видно, это была шутка, понятная только ему.
        - А может быть, зря идем? Может, в тех подвалах нет никого? - спросил сталкер Ермолаев.
        - Да наверняка есть, - решительно сказал Седой. - Ведь само здание-то стоит до сих пор. А ведь там плывун, оно с самого начала держалось только за счет того, что в подвалах установили криогенные установки, почву замораживали. Значит что? Значит, они до сих пор работают? Иначе бы все рухнуло.
        Но голос его прозвучал как-то неубедительно. Сергей, сощурившись, посмотрел на него так, словно хотел возразить. Но ничего не сказал.
        - А может, на самом деле оно и рухнуло давно, - произнес Ермолаев.
        - Нет, рассказывали люди - стоит пока.
        - Да мало ли, что люди болтают. Им еще и не то может со страху привидеться. Они хотят увидеть здание - вот им и кажется, что оно там есть. А на самом деле это все мираж, обман, наваждение.
        - Да ну тебя, Ермолаев, помолчи лучше! - с досадой сказал Седой.
        - Интересно, а мутанты в туннелях за Спортивной водятся? - спросил Рохля.
        - Вроде пока не слышно было, - ответил Ермолаев.
        - Ничего, если встретим, Катерина с ними договорится. Она им практически родственница, - хмыкнул Седой. Что-то он начинал ее все больше раздражать.
        Сергей поглядел на нее внимательнее.
        - Почему родственница? - спросил он. Голос был с хрипотцой, но приятный. Можно так и звать его - Ботаник, подумала она. Но почему-то не шло к нему это прозвище. А другого она придумать не могла.
        - Ах, да, Серега, я ж забыл тебе сказать. Катя, проводница наша - не простая девушка, особенная. В темноте видит. Может, и еще какие способности выдающиеся есть у нее, о которых пока молчит, - насмешливо протянул Седой.
        Она ждала, что сейчас и Сергей изменится в лице и тоже пренебрежительно скажет какую-нибудь колкость. Не дождалась. Подняла на него глаза. В его взгляде было только любопытство.
        - А откуда ты? На какой станции родилась? - спросил он без тени насмешки, вполне дружелюбно.
        Вот этого им знать не надо. Она пожала плечами.
        - Кэт ниоткуда. Прикольно! - сказал Рохля. Но так беспечно сказал, что она не обиделась. - Кэт ниоткуда заведет нас в никуда.
        Седой ожег его мрачным взглядом, но не стал делать замечания. Хотя видно было - веселья Рохли он вовсе не разделяет. Она даже посочувствовала Седому - похоже, основные хлопоты легли на него, и он один из немногих, кто представляет, насколько опасен путь. Ну, может, еще Ермолаев, у которого такой серьезный вид. Все остальные о проблемах думать не хотят - Рохля, видно, по жизни раздолбай и воспринимает поход скорее как приключение, Сергей тоже весь в своих мыслях…
        - Прости, если тебе неприятно об этом говорить, - сказал он. Она уставилась на Сергея во все глаза. Крайне редко кто-нибудь вообще давал себе труд поинтересоваться, что ей нравится, а что нет. Очень редко. Практически никогда.
        - Просто я думал, что на Филевской линии… - начал было он и смутился. Это тоже было удивительно. Она не привыкла к такому.
        - Живут мутанты, - невозмутимо продолжила она за него, - и что я - одна из них. Я вовсе не обижаюсь. Но я действительно не знаю, где я родилась. Моя мать умерла, когда я была маленькой. Я росла у чужих людей на Динамо.
        Она специально продумала легенду заранее, выбрала оживленную станцию, где легче затеряться. В подземных швейных цехах Динамо, снабжавших чуть ли не все метро кожаными куртками, трудилось множество женщин. Проверить ее слова было практически невозможно.
        - Если бы ты сама не сказала, никогда бы не подумал, - сказал Сергей.
        Верно. Она могла бы им и не говорить ничего. Но если бы не умение видеть в темноте, ее услуги ценились бы куда дешевле. Наниматели чаще все-таки предпочитали проводников-мужчин, и нужен был какой-то козырь, чтобы соперничать с ними.
        - А другие… отличия у тебя есть? - спросил Сергей. Видно было, что он искал слово, чтобы не обидеть, и это ее чуть не растрогало. Но она не собиралась рассказывать ему об остальных своих приметах. Он мог где-то что-то слышать, и тогда она будет в смертельной опасности. А поговорить почему-то хотелось - как же давно она ни с кем не разговаривала просто так, без подначек, без опаски. Она даже не думала, что ей это нужно, - до нынешнего вечера.
        «Осторожнее, - сказала она себе. - Расслабляться нельзя. Вокруг враги. Все люди - враги, и даже самые хорошие - не исключение».
        Сергей ждал ответа, и она покачала головой.
        - Тогда тебя и мутанткой считать почти нельзя, - заметил он. Она нахмурилась. Опять это «почти», сводящее на нет все его добрые намерения. Почти человек. Но все-таки не совсем…
        Он заметил недовольное выражение ее лица.
        - Ты просто не представляешь, какие бывают отклонения, чего я насмотрелся за эти годы, - сказал он. - Поверь, по сравнению с остальными ты практически нормальна.
        - Все равно такие, как ты, сторонятся таких, как я, - упрямо сказала она.
        Он пожал плечами:
        - У жены моего знакомого было по шесть пальцев на руках.
        - А почему «было»? - тут же насторожилась она.
        - Потому что ее больше нет, - неохотно ответил он. - Она умерла молодой.
        - Как она умерла?
        - Я не хочу сейчас об этом. Это не так уж важно, - произнес Сергей, отводя глаза. «Тут какая-то тайна, - сообразила она, - но понятно, что больше он сейчас ничего не скажет».
        - Просто это я к тому, - снова начал Сергей, - что мутанты мутантам рознь. Бывают такие, у которых уже мозг поражен - вот это действительно тяжело. Правда, такие обычно долго не живут.
        - А может, у меня уже тоже мозг поражен? - как бы в шутку спросила она.
        - У тебя с мозгами, по-моему, дело обстоит куда лучше, чем у многих других, с кем мне доводилось общаться, - сухо ответил он. - Время позднее, пора расходиться.
        И только тут она обратила внимание, что остальные уже устроились на ночлег, а беседуют только они вдвоем.
        Сергей растянулся на драном спальнике, отвернулся и через минуту, казалось, уже спал. Она тоже оборудовала себе спальное место, но заснуть не могла еще долго - растревожил разговор.
        «Надо с ним осторожнее - он вовсе не дурак. А как хочется все рассказать ему. Но нельзя. И не в том дело, что мутантка - он, кажется, один из немногих, кому это параллельно. Но если узнает, что я натворила, кто я такая, - отвернется с ужасом и никогда больше не станет со мной говорить, даже не посмотрит в мою сторону».

* * *
        Утром они перекусили в общественной столовой свининой с грибами. Столовая выглядела скромно - ободранные пластиковые стулья, колченогие хлипкие исцарапанные столики. Ей не очень хотелось есть, но она заставляла себя - неизвестно, когда доведется перекусить в следующий раз. Наблюдала за своими спутниками - Седой ел обстоятельно, не торопясь, Сергей жевал рассеянно, Рохля привередливо ковырялся в миске, сталкер Ермолаев глотал торопливо и жадно, как будто плотно поесть случалось ему не часто, Топтун словно обнюхивал каждый кусок. Потом все погрузились на дрезину, сделанную из вагона метро - она уже видела такие на Ганзе, только эта была более обшарпанной. Раздался гудок, и дрезина тронулась в путь. Она напряглась, прислушиваясь, как всегда в незнакомом туннеле, но опасности пока не ощутила.
        Довольно скоро добрались до Фрунзенской, где Седой поговорил с часовыми, после чего их беспрепятственно пропустили. Затем еще один перегон - и дрезина притормозила на Спортивной. Дальше им предстояло идти пешком.
        Выстроились в походном порядке - она впереди, как проводник («Как самый малоценный член экспедиции, которого не жаль потерять», - усмехнулась она про себя), следом - Седой, за ним Сергей, Топтун и Рохля, а замыкать шествие должен был сталкер Ермолаев. На груди у него висел автомат, у Седого тоже. Она сама больше полагалась на свой нож, хотя у нее был не только «калашников», но и пистолет. У Рохли и Сергея, как она заметила, тоже имелись ножи. Рохля, впрочем, легкомысленно размахивал найденной здесь же палкой, видимо, ручкой от метлы, как будто в случае чего именно ею собирался отбиваться от врагов. Она усмехнулась про себя.
        Отошли совсем недалеко, и вдруг она уловила движение сбоку. Застыла, сделав знак остальным. Напряглась, прислушиваясь. Тихий шорох внизу. Посветила и облегченно вздохнула - гигантская многоножка извивалась на шпалах, тщетно стараясь перебраться через рельс.
        - Фу, гадость! - буркнул за ее спиной Седой и огляделся, словно прикидывая, чем бы прибить мерзкую тварь.
        - Крупный экземпляр, - проговорил Сергей, - но я таких уже видел, тут они не редкость.
        - Ну, ты лентяйка, - сказал многоножке Рохля. И занес над ней палку.
        Девушку передернуло. Никак она не могла привыкнуть, что люди убивают беспомощных созданий, не делающих им зла, просто забавы ради. Вот так же и с ней в свое время расправились… чуть не убили. С тех пор она особенно жалела всех бессловесных тварей. Куда больше, чем людей. В глазах защипало, она закашлялась.
        Рохля тем временем, опустив палку, неожиданно осторожно подтолкнул извивающееся существо. Многоножка, наконец, перевалилась через рельс и мигом просочилась в трещину в стене.
        У девушки снова защипало в глазах. «А он не такой уж идиот, как мне казалось, - подумала она. - По крайней мере, не злой».
        Она знала, что за Спортивной туннели ведут к разрушенному метромосту. Но они свернули в боковое ответвление, постепенно уходящее вниз. По стенам стекала вода, под ногами струился ручеек.
        - Глубоко прокопали, - негромко заметила она.
        - Этот туннель под рекой проходит, - пояснил Сергей.
        «Как странно», - подумала она. Она и не знала, что кроме верхних туннелей, существует еще этот. Так, значит, над ними сейчас река, толща воды? Ей стало не по себе. Сколько же усилий потребовалось, сколько людей понадобилось привлечь, чтобы прокопать такой ход? Ей хотелось спросить, кто и с какой целью это сделал, но сейчас не время было болтать. Когда они вернутся, тогда и спросит.
        Если, конечно, к тому времени будет, у кого спрашивать.
        - Говорят, раньше метро хотели под рекой пустить, - словно отвечая на ее невысказанный вопрос, тихо произнес Сергей. - Но потом вдруг был отдан приказ строительство заморозить, а туннели метро провести через мост. А этот туннель все же успели прорыть, и он тоже ведет на ту сторону.
        И тут Седой остановился. Ход упирался в запертые железные ворота.
        Седой пошарил по стене сбоку, нашел кнопку звонка. Нажал.
        Все замерли на месте. Как будто действительно ждали, что сейчас им откроют с той стороны.
        Но все было тихо. Седой нажал еще раз. Потом еще. Потом поднял обломок кирпича и постучал в ворота - громко и требовательно. Раз, другой.
        - Не надо, - вдруг раздался негромкий голос сзади. Принадлежал он, как ни странно, сталкеру Ермолаеву, который в течение всего пути почти ни слова не проронил. В голосе было отчаяние и какой-то детский страх.
        - Ты что это, Ермолаев? - удивился Седой.
        - Не надо, - умоляюще повторил военный. - Откуда ты знаешь, кто может нас ждать там? Я чувствую - людей там нет. Тогда зачем мы стучим? Нас могут услышать другие.
        - Отставить разговорчики! - резко сказал Седой. - Как ты надоел со своими бредовыми предчувствиями, Ермолаев! Не надо было брать тебя с собой.
        - Нельзя здесь стучать, - пробормотал Ермолаев чуть слышно. - Мы же не знаем, что может отозваться с той стороны.
        - А ты ведь знал, что ворота заперты, - напустился Топтун на Седого. - Что же ты нас сюда повел? Говорил, что у тебя есть план? Что теперь будешь делать?
        - Я все продумал, - веско сказал Седой. И снял рюкзак: - Здесь у меня взрывчатка.
        Какое-то время стояла мертвая тишина - все осмысливали сказанное. Первым не выдержал Топтун:
        - Нет, ты точно рехнулся! Хочешь взорвать ворота, а заодно похоронить нас здесь? Нет уж, с меня хватит. Я с самого начала знал, что эта авантюра добром не кончится.
        Взорвать ворота! Она похолодела. Если над ними река, то это чистое безумие. Взрыв обрушит тоннель, сверху в пролом хлынет мутная вода. Убежать нечего и думать - через несколько минут с ними будет покончено. Черт, ведь было же у нее предчувствие - а она не поверила. Зря…
        - Я приказываю поворачивать обратно! - истерически завизжал Топтун. - Ермолаев, забери у него рюкзак!
        - Не надо, - неожиданно спокойно сказал Седой. - Я согласен - возвращаемся.
        И у нее возникло ощущение, что лишь этот человек понимает, что происходит. И ловко управляет ими. Зачем-то ему был нужен этот спектакль. И он вовсе не выглядел обескураженным провалом экспедиции.
        - Ты за это ответишь! - шипел на обратном пути Топтун. - Перед руководством будешь отчитываться, когда вернемся!
        Седой невозмутимо молчал.

* * *
        На Спортивной Сергей предложил перекусить, но Седой убедил их, что на Фрунзенской столовая лучше. Хорошо, что дрезина, которая привезла их сюда, еще не ушла обратно.
        На Фрунзенской, после того, как они поели и немного отдохнули, Седой и выдал главный сюрприз. Когда Топтун предложил возвращаться на Парк Культуры, он невозмутимо ответил:
        - Не в моих правилах начатое на полдороге бросать. Плохим бы я был командиром, если бы не имел плана про запас. Мы все равно пойдем в Изумрудный Город - но пойдем другим путем.
        У Топтуна отвисла челюсть. Видно, что такого оборота он не ожидал.
        - Каким путем? - спросил он.
        - Выйдем сейчас на поверхность, - невозмутимо сказал Седой. - Дело как раз к ночи идет, уже можно. - Он начал чертить на бумажке. - Вот Дворец Молодежи, мы перейдем через Комсомольский проспект, и совсем недалеко будет застекленный мост через реку - я со сталкерами говорил, он почти целый. Перейдем через мост и пойдем вдоль реки, потом на смотровую поднимемся - а там до Университета рукой подать.
        Честно говоря, она чего-то в этом роде от него и ожидала. Сразу поняла - этот тип очень непрост. Предчувствие ее не обмануло - он с самого начала не собирался ни перед кем отчитываться. Потому что он, похоже, вообще не собирался возвращаться.
        Седой говорил так легко, словно предлагал развлекательную прогулку по парку. Возможно, в прежней жизни это и была бы развлекательная прогулка. Но она-то знала - там джунгли. Еще свежа была в памяти последняя экспедиция, когда им так и не удалось подняться к этой самой смотровой, хотя трое заплатили жизнью за эту попытку.
        - Ты с ума сошел, - ответил Топтун.
        - Я никого не заставляю, - холодно уточнил Седой. - Хочешь - возвращайся на Парк Культуры.
        Она поняла - Седой как раз очень хочет, чтоб Топтун вернулся. Хочет отделаться от него. Топтун это тоже понимает, но у него, похоже, другая задача.
        - Я никого не заставляю, - повторил Седой и обвел взглядом остальных. - Кто еще хочет вернуться?
        Ермолаев смущенно кашлянул.
        - Приказываю тебе вернуться на Парк Культуры и сообщить об изменениях в планах экспедиции, - торжественно произнес Седой, и тот кивнул с видимым облегчением.
        - Какого черта?! - прошипел Топтун.
        - Пусть идет. У него ребенок маленький. И, между прочим, начальник экспедиции - я, - напомнил Седой. - Кто еще возвращается?
        Он вопросительно взглянул на Сергея, тот отрицательно помотал головой.
        - Ладно, - сказал Седой, - тогда давайте собираться. Ермолаев, ты проводишь нас и только тогда пойдешь обратно.
        Топтун был явно недоволен, но поделать ничего не мог. Тогда она и попыталась взбунтоваться - в ее планы вовсе не входило сопровождать их по поверхности. Но оказалось, что предложение вернуться распространялось на всех, кроме нее. Мутантку-проводницу никто не собирался спрашивать, что ей нравится, а что нет. Седой просто отвел ее в сторонку и приставил пистолет ей к затылку. Она, могла, конечно, попробовать убежать - с ним одним она бы справилась, но где гарантии, что ее не поймают? А если дознаются, кто она такая на самом деле, ей точно не поздоровится. Пришлось смириться.
        «Ладно, - подумала она, - тем хуже для них». Она уже ощущала знакомое тревожное и радостное предчувствие - как всегда, перед выходом на поверхность.
        «Я - Кошка. Большой город наверху опасен для людей - но я не совсем человек. Я - ловкая и быстрая, крадусь бесшумно, слышу опасность издалека. Я пыталась вас отговорить для вашей же пользы, глупые, неуклюжие люди. Вы не послушали меня - теперь пеняйте на себя!..»
        Глава 2
        МЫ ПОЙДЕМ ДРУГИМ ПУТЕМ
        По эскалатору поднимались недолго. В небольшом круглом вестибюле, где стояло несколько сломанных киосков, под ногами идущих захрустели осколки стекла.
        Здесь чудом сохранились двери - может, поэтому хищников не обнаружилось. Перед выходом Кошка сделала спутникам знак подождать и долго прислушивалась. Вдвойне опасно выходить наверх в незнакомом месте - но выбора не было.
        Она толкнула дверь и, выйдя наружу, сразу прижалась спиной к стене, вскинув автомат. Ее окружали массивные четырехугольные колонны - оказалось, вход в метро расположен в огромном здании. Следом из-за двери появился Седой, за ним - Сергей и Рохля. Последним, беспокойно озираясь, вылез Топтун.
        Впереди виднелся полуразрушенный павильон, испещренный черно-белыми пятнами. Ей уже случалось видеть такие, но некогда было вспомнить, что означают эти пятна. Кажется, раньше наверху были столовые с такими смешными названиями. Седой показал направление - и отряд стал спускаться по ступенькам. Кошка оглянулась и высоко над головой увидела картину. Изображенные на ней люди то ли охотились, то ли воевали. Фигуры людей были серыми, а иногда попадались красные пятна - цвет знамени Красной Линии, догадалась она, цвет крови. Красное на сером.
        «Знаешь, что такое „красное на черном“?» - любил спрашивать ее Леха еще тогда, в прежней жизни. Леха был одним из тех, кто относился к ней терпимо. Конечно, он тоже мог и гадость сказать, и затрещину дать под настроение. Но иногда, особенно когда был немного пьян, ей перепадало от него что-нибудь вкусненькое - недоеденный кусок свиного шашлыка, горстка сушеных грибов. Он учил ее рисовать звезду одним росчерком уголька по стене, не отрывая руки, и задавал дурацкие вопросы: «А знаешь, что такое - „красное на черном“?»
        Он вообще как будто зациклился на цветовых сочетаниях - очень любил придумывать странные пароли. Допустим, своим для входа на станцию полагалось говорить «Белый снег», а отзыв был «Серый лед». А на следующий день он уже изобретал что-то другое. Многие его терпеть не могли за это, но он стоял на своем. И однажды она слышала, как он отчитывал одного из сталкеров:
        - Нет, ты мне правильно скажи пароль - тогда пущу.
        - Леха, да ты что, спятил? Это ж я - Чирей.
        - Знаю, что Чирей, а пароль назови.
        - Ну, это… Вроде синее на зеленом?
        - Нет, блин, золотое на голубом! Ну что за придурки? Простых вещей запомнить не могут!
        Может, ему надо было стать художником, а из него получился бандит. Вполне вероятно, что художником был его отец, но Леха отца не помнил. Это сближало ее с ним. Впрочем, Леха, казалось, не сильно огорчался. Иногда, под настроение, он сообщал собутыльникам, что его папа - стакан портвейна. А мама, соответственно, - анархия. Те гоготали и говорили, что в таком случае ему прямая дорога на Войковскую, давно уже переименованную анархистами в Гуляй-Поле. Но Леха был не из тех, кого можно было куда-то отправить против желания.
        Иногда Кошка даже пугалась его. Обычно Леха корчил из себя простецкого парня, что называется, душа нараспашку. Из одежды предпочитал черные спортивные штаны и черные же толстовки - видимо, чтоб грязь была не так заметна. Волосы в отличие от большинства он не остригал коротко, и они обычно неопрятными светлыми патлами свисали ему на плечи. Он уже начинал полнеть, при том что питались они все не сказать, чтоб хорошо. Уверял, что это у него так процессы в организме идут - капельку съест, и тут же лишний вес прибавляется. Лицо его нередко бывало опухшим от регулярного пьянства, глаза - как щелки, да к тому же он постоянно щурился. А еще была у него противная манера - вдруг замолкать посреди разговора и пристально, молча разглядывать собеседника до тех пор, пока тот не начинал нервничать. О чем Леха думал в это время - одному ему было известно. Но чужой страх явно доставлял ему удовольствие. Он любил ошиваться возле постовых, оглядывая всех входящих на станцию. Его иной раз так и называли - Леха Фейсконтроль. Иногда он, сощурив глаза, командовал часовому: «Вон у того, чернявого, документики как следует
проверь». И ухмылялся, глядя, как начинает бледнеть один из челноков, как у него подкашиваются коленки.
        А насчет того вопроса… Кошке очень хотелось сделать Лехе приятное, ответить правильно, но она не понимала, чего он хочет. Вот красное на белом - это кровь на снегу, она знает, видела. Или кровь на марлевой повязке - впрочем, хорошую марлю трудно было найти, для перевязок чаще использовались стиранные-перестиранные пожелтевшие тряпки. А что такое красное на черном, она с трудом представляла и потому молчала.
        Правда ему, казалось, ее растерянность даже нравилась.
        «Ничего-то ты не знаешь, - важно и снисходительно подытоживал Леха. - Ну что с тебя взять - мутантка!»
        Прислушиваясь к звукам ночного города, Кошка подумала, что теперь она могла бы кое-что ответить ему. Может быть, красное на черном - это звезды Кремля, пылающие на ночном небе? Кошка видела их однажды - и, как ни странно, осталась жива. Конечно, перед выходом ее строго-настрого проинструктировали - не глядеть на кремлевские звезды. Но искушение было слишком сильным. Она подумала: «Можно ведь только разочек взглянуть. Я сумею. Я удержусь». Звезды словно переливались изнутри - кровавые отсветы на черном небе. И сразу - провал в памяти. Потом двое здоровых мужиков рассказывали, что им с трудом удалось удержать ее, а она отбивалась с неженской силой, вырывалась. Все же им удалось ее остановить - может, зря? Ну, отправилась бы она прямиком в Кремль, и съела бы ее засевшая там… - а хрен его знает, что там засело! - все равно она никому на целом свете не нужна. И вот странно - с ней ничего не сделалось до сих пор, а никого из тех, кто был с ней во время той вылазки, уже не осталось в живых - у сталкеров век короткий… Воспоминания прервал клекот, раздавшийся сверху, с крыши здания. Но ведь они еще не
вышли из-под крыши, вряд ли хищник мог их видеть. Наверху послышалась возня, с крыши что-то упало и ударилось о землю в двух шагах от нее с глухим костяным стуком. Похоже, череп небольшого животного - а может, даже человеческий. Остальные члены группы стояли, прижавшись к ближайшей колонне. Лишь Сергей вдруг потянулся за упавшим предметом, но тут же передумал. Ему не так часто случалось выходить на поверхность, и чувствовал он себя неуверенно - постоянно боялся совершить ошибку. Подумать только, как все изменилось за двадцать лет! Он помнил - за Дворцом Молодежи, под крышей которого они сейчас находились, до Катастрофы располагался ухоженный парк, часть старинной усадьбы. Там были красиво подстриженные кусты и газоны, декоративные растения, причудливо вьющиеся дорожки, белки в клетке для детской забавы, а также еще какие-то птицы - фазаны, гуси. Был в парке и пруд с лебедями. Один из сталкеров рассказывал Сергею, в какие непроходимые джунгли превратился парк теперь, и какие ловушки подстерегают там зазевавшихся путников. Показывал и жуткий шрам, оставленный, по его словам, особо агрессивной и крупной
белкой. Во что превратились лебеди и фазаны, Сергей даже спрашивать не стал. Не исключено, что именно один из них возился сейчас над ними на крыше, роняя им на головы остатки своего вчерашнего обеда. А еще, кажется, в усадьбе держали лошадей. Думать об этом не хотелось. Сергей постарался сосредоточиться на том, что находилось сейчас в поле его зрения.
        Впереди, там, где кончалась крыша, видно было черное небо, усыпанное кое-где звездами. И - вот оно - огромная крылатая тень пронеслась вдруг, заслоняя звезды. Пролетела мимо - туда, где торчали скелеты огромных деревьев. Наверное, увидела там добычу. Людей она не заметила - а может, не обратила внимания на такую мелочь.
        Спустя минуту с той стороны донесся треск, визг, шум, затем наступила зловещая тишина. Та же крылатая тень пролетела обратно - уже куда медленнее, размеренно взмахивая перепончатыми крыльями. В когтях у хищницы болталась темная масса - охота явно оказалась удачной. Кошка вспомнила рассказ одного из сталкеров, похвалявшегося, что кто-то из его знакомых летал на вичухе. «Вранье!» - убежденно подумала она тогда.
        Парень, стоявший рядом с Сергеем, вдруг попятился обратно к входу. Как будто передумал и хочет вернуться. Никто, кроме Сергея, этого не заметил, он ободряюще положил руку мальчику на плечо. «Первый раз, наверное, на поверхности», - снисходительно подумал он, не сознаваясь себе, что, опекая новичка, старается отогнать собственные страхи.
        Теперь можно было двигаться дальше - в ближайшее время ночному летуну будет не до них. Очень кстати, а то, стоя на одном месте, она уже начала замерзать, хотя все они по возможности утеплились перед выходом - под химзу одели теплые свитера и простеганные утепленные штаны. Это, конечно, несколько ограничивало свободу движений, но иначе было нельзя - наверху начиналась самая студеная пора. Кошка еще раз оглянулась на большое уродливое здание, в котором находился вход в метро. Эти жуткие каменные коробки, как можно было в них жить? Говорят, люди в этих каменных ячейках создавали себе уют, по трубам текла горячая вода… Но какой может быть уют в таких унылых сооружениях? Сидишь там, как в клетке. Лучше уж греться у костра и не запираться в тесные норы, чтоб в любой момент можно было уйти куда вздумается…
        Они пересекли широкий проспект, огибая заржавевшие остовы машин. Под ногами похрустывал ледок, хлюпала вода. «Конечно, приятнее ходить на поверхность летом, - подумала Кошка, - хотя и приходится париться в „химзе“. Но зато зимой листва облетает с деревьев и обзор лучше…»
        Перейдя проспект, они уперлись прямо в здание с надписью «…ом… инской… ниги». Седой показывал, что надо повернуть налево, но Сергей заинтересовался разбросанными внутри книгами и шагнул внутрь прямо через разбитую витрину. Кошка вошла следом, прислушалась - вроде, опасности нет. Но задерживаться здесь, конечно, не стоило. На полу была лужа, и валявшиеся в ней книги были безнадежно испорчены, но Сергей прихватил пару томиков из тех, что оставались еще на полках. Седой снаружи махал руками, торопил.
        Они выбрались обратно и пошли по проспекту. Вдоль тротуара через равные промежутки росли деревья, на голых ветвях которых до сих пор виднелись кисти красных ягод. Это выглядело очень красиво, и Кошка с сожалением подумала, что если бы не спешка, непременно набрала бы их. Говорят, есть живые ягоды рябины очень полезно - чтоб зубы были крепче, и вообще. Правда, обычно ягоды горчат, но после первых морозов горечь пропадает. А еще из рябины получалась неплохая приправа к свинине, если потушить вместе. С другой стороны, если учесть, что на поверхности все радиоактивное, то не известно еще, чего больше от такой еды будет - вреда или пользы. И все равно ей не нравилось, что здесь так много деревьев - очень уж подходящее место для всякой живности. Конечно, ближе к зиме некоторые звери впадают в спячку, как сказал Сергей, зато есть и такие, у которых пик активности приходится как раз на зиму. Опять же те, кто в холода залегает спать, обычно облюбовывают подвалы и нижние этажи домов - и поди угадай, где именно ждет сюрприз.
        Вот следующий магазин - как раз подходящее место для логова зверя. Витрина разбита, валяются человеческие фигуры - она уже видела такие, это куклы, которых зачем-то обряжали в одежду и ставили за стекло. Для красоты, наверное. Здесь они маленькие - изображают детей. А еще разбросаны подушки, грязные и намокшие, и стоит хорошенький красный автомобиль. Он выглядит совсем как настоящий и до сих пор почти новый, только в несколько раз меньше тех, которые в изобилии ржавеют сейчас на улице, иногда с останками пассажиров внутри. Неужели раньше и такие игрушки были у детей? Впрочем, ей-то какая разница? Своего малыша у мутантки никогда не будет, проверено, а до чужих ей и дела нет. Дети бывают злые, дразнят. Впрочем, иногда попадаются добрые, жалостливые детишки - но таким обычно в жизни хуже всех приходится…
        По знаку Седого они свернули с проспекта направо, на спускавшуюся вниз улицу. На здании напротив Кошка успела машинально отметить крупные буквы «ЗОНТ», и чуть ниже, помельче - «театр». Вокруг мощные деревья образовали настоящий бурелом, а еще дальше с двух сторон путь обступали массивные дома. И вдруг в этой чаще обнаружилось отлично сохранившееся небольшое сооружение, напоминавшее сказочную избушку из книжки - казалось, вот-вот дым пойдет из трубы. На нем тоже были надписи: «…ойка, …ярий». Слева и справа - участки земли, огороженные металлической сеткой. Загоны? Непонятно. Впереди - металлические ворота. Затейливые, полукруглые, трехстворчатые. А забора нет, да кажется, никогда и не было. Может, построить не успели - и теперь стоят одни ворота неизвестно для чего.
        Пройдя через ворота и сделав еще несколько шагов, они увидели стеклянное сооружение с выбитыми дверями. Осторожно зашли - и вот он, мост. Два эскалатора - совсем как в метро, только ведут не вниз, а вверх. А по бокам - лестницы.
        Они начали осторожно подниматься по ступенькам. Здесь все оказалось из стекла и железа, металлические части когда-то были выкрашены желтым, цвет даже местами сохранился. «Наверное, летом, в солнечную погоду, здесь было очень хорошо, - почему-то подумала Кошка. - Люди гуляли, любовались рекой, деревьями…»
        Сейчас деревья по берегам реки стояли жуткие, черные, голые. Верхняя часть стеклянного покрытия моста более-менее уцелела, а вот по бокам почти все стекла были выбиты. Подойти чуть ближе к краю - и вот она, река, внизу. Темная, холодная вода несет неизвестно куда ветки и всякий хлам.
        Лучи фонариков, скрещиваясь, заметались по металлическому каркасу, по стеклянной крыше. На полу обнаружилось чье-то мумифицированное тело - видно, долго уже тут лежало. Кошка огляделась - похоже, ее спутники совсем расслабились, а зря. Сергей разглядывал мусор на полу, Рохля, как завороженный, уставился в противоположную сторону, где за лесом виднелось неясное зарево. Пожар? Вполне возможно. В пустом городе они иногда возникают словно сами по себе. А может, виной всему костры, которые особенно в зимнее время жгут обитающие до сих пор кое-где на поверхности несчастные выродки, еще не забывшие, что такое огонь и пища, но прочно забывшие почти все остальное. Она вспомнила колонию слабоумных детей, живших летом в подвале неподалеку от Киевской - ближе к зиме никого из них не осталось - кто погиб, кто ушел… «Интересно, что же это там горит?» Опять вспомнился Леха с его любимой песней о том, что где-то вдали виден пожар, а в лесу скрывается зверь, которого надо убить. Кто-то из сталкеров сочинил, наверное. А ведь в той стороне и должен находиться Изумрудный Город…
        Кошка огляделась - с противоположной стороны у края моста стояли Седой и Топтун, о чем-то оживленно спорили. Две темные фигуры размахивали руками. Вот одна протянула руку, указывая вдаль, маска с хоботом повернулась в том же направлении. «Зачем они стоят так близко к краю?» - подумала она, но тут Рохля ее отвлек. И уже боковым зрением, невероятно обострявшимся в напряженные моменты, Кошка успела заметить резкое движение одного из двоих. Почти тут же послышался громкий плеск внизу. Еще не успев опять повернуться к ним, она уже обо всем догадалась. Там, где двое стояли у края моста, теперь остался только один. Кошка замахала руками, подбежали Сергей и Рохля. Седой стоял, держась за какую-то железяку, и смотрел вниз, туда, где черная масса воды все так же неторопливо текла мимо.
        Здесь лишь металлическая решетка отделяла людей от реки. И решетка эта в нескольких местах была сломана. Тому, кто упал в ледяную воду, спасения не было, это ясно. Да и ей ли жалеть, что одним участником экспедиции стало меньше? Она ведь их предупреждала, что не на увеселительную прогулку идут.
        И все же Кошка на всякий случай сняла рюкзак и принялась в нем шарить. Там был кусок хорошей, крепкой веревки. Но короткий, чересчур короткий. Рохля тем временем светил фонариком вниз.
        И вдруг из воды что-то показалось на минуту - вроде бы голова и рука. А они могли только смотреть. Прыгать, спасать - бесполезно. Тогда вместо одного погибнут двое - вот и все. Сейчас или намокший костюм утянет беднягу на дно, или он захлебнется.
        Но тонувший ухитрился содрать противогаз - и сдавленный крик донесся до стоявших наверху. В ту же секунду вокруг человека в воде образовалась небольшая воронка - или водоворот. А потом будто круглые створки над ним сомкнулись, захлопнулись. Секунду в луче света был виден огромный, черный ничего не выражавший глаз, а потом Рохля выронил фонарик, и тот почти беззвучно исчез в воде. Раздался сильный всплеск - и только волны пошли по реке, да такие, что вода едва не вышла из берегов. Проглотившее добычу чудовище вновь ушло на глубину.
        Кошка вздрогнула. Ей приходилось уже бывать возле реки. Один раз она даже смутно видела поднимающееся к поверхности из глубины огромное тело. Один из сталкеров сказал потом, что монстр был величиной с баржу. Она не совсем поняла, что он имел в виду, но если пасть у чудовища была такова, что могла втянуть взрослого человека целиком, словно таракана, то о размерах самого животного можно было догадаться. Кошка невольно попятилась от края моста, и остальные за ней.

* * *
        Некоторое время они стояли подавленные. «А ведь я предупреждала - думала она. Погодите, то ли еще будет. Вы должны были знать, на что идете. До цели, возможно, не дойдет ни один».
        Наконец Седой как будто пришел в себя и дал знак двигаться дальше. Они побрели по мосту, время от времени оглядываясь.
        Ближе к противоположному берегу стеклянный потолок был обрушен, и часть моста обвалилась. Пришлось пробираться по уцелевшим металлическим опорам. Чудо-юдо караулило внизу, в черной воде - там иногда что-то мощно всплескивало. Один раз Рохля чуть не сорвался, но Кошка успела схватить его за руку, и Седой тут же подоспел на помощь, так что больше речному жителю ничего не обломилось. Впрочем, он и так получил от них неплохую плату за проход мимо его владений, за беспокойство, так сказать…
        Когда начали спускаться с моста, выяснилось, что один из боковых пролетов наружной металлической лестницы обвалился. А если прыгать с такой высоты, можно запросто руки-ноги поломать. Кошка мысленно подосадовала на неподготовленных спутников.
        Пришлось вернуться на мост. Можно было, конечно, пройти по нему дальше, туда, где вдали маячили заросли деревьев, но внутренний голос подсказывал - не стоит. Кто знает, какие звери сейчас охотятся в том лесу? Кошка видела, что и Седой, вроде, сомневается. Постояв немного, они, не сговариваясь, отправились обратно по лестнице. На последней уцелевшей площадке Кошка достала веревку и покрепче привязала к металлическому штырю. После того, как ее неуклюжие спутники спустились вниз, смотала веревку, убрала в рюкзак и осторожно примерилась, чтобы прыгнуть. Можно было бы тоже по веревке, но тогда ее пришлось бы здесь и оставить, а вещь полезная, может еще пригодиться.
        Сгруппировавшись, Кошка прыгнула, готовая к удару о землю, но тот получился неожиданно мягким - кто-то подстраховал. Они оба рухнули, покатились, и лишь поднявшись, она поняла, что это был Сергей. Ее падение он смягчил, но и сам на ногах не устоял. «Подумаешь, какие нежности! Охота была подставляться - и так не развалилась бы». Но против воли что-то предательски защекотало в носу, защипало в глазах. «Еще не хватало! - сердито подумала она. - Не время и не место нюни разводить - экспедиция в опасности».
        Что же дальше? С моста проводница успела заметить знакомое высокое здание с металлической крышей. На самом деле это даже не крыша была, просто верхние этажи у него были словно блестящими желтыми металлическими прутьями заплетены. Приметное здание находилось справа от моста.
        А когда она шла к смотровой с другой стороны, от Киевской, это самое здание маячило гораздо левее разрушенного подъемника. В общем, получалось, что сейчас им нужно вправо повернуть и идти вдоль реки, держа курс на приметную постройку.
        Но, к ее удивлению, Седой указал в противоположную сторону. Туда, где дальше по реке был Остров и памятник Царю-Мореходу, где блестели вдали полуразрушенные купола Главного Храма. Сначала Кошка решила, что у него в голове помутилось - и немудрено. Показала на приметное здание, попыталась объяснить, где они, по ее расчетам, находятся. Потом вспомнила, что Седой этого ориентира, скорее всего, не видит своим человеческим, слабым зрением. Но трудно было поверить, что он в знакомых местах заблудился. Он, рожденный наверху, должен был по-любому лучше нее город знать. Не до такой же степени все изменилось, чтоб он забыл даже, где право, где лево. В общем, или он от всего пережитого запамятовал, где этот его Изумрудный Город находится, или вообще туда не собирался - и Кошке почему-то показалось, что так и есть. А ей-то что, она вообще может бросить их тут и скрыться - пусть выкручиваются сами. Но пока ей отдали только задаток. Она не хотела себе сознаться, что ее удерживает кое-что и помимо платы.
        Ладно, в другую сторону - так в другую. Что там у нас? С моста она видела, что справа от реки, за полосой деревьев, есть еще какое-то болото. Не очень это хорошо - когда вокруг вода. Воду Кошка вообще не любила. В общем, лучше было пройти поскорее. И деревья здесь были уж больно высокие. Впереди же виднелся еще один мост - без стеклянного покрытия, и вроде он неплохо сохранился. Между опорами словно бы металлические цепи висят - по крайней мере, так издали кажется. Хотя Кошка знала, что на самом деле никакие это не цепи, а массивные металлические балки. Но рожденные наверху, видно, умели с выдумкой строить - так, чтоб вещи казались не такими, какие они на самом деле. А вон в воде у самого берега и заржавевший корабль - вода мотает его туда-сюда, как игрушку. «Интересно, что там чернеет на одной из опор моста? - подумала она. Надо будет поглядывать в ту сторону».
        Они брели вдоль реки между толстенными деревьями. Под ногами похлюпывало, но ботинки у нее были хорошие, да и жиром она их смазывала, чтоб не промокали. И все равно холод уже пробирался внутрь, пальцы ног озябли. Один раз Кошка оглянулась и в двух шагах от себя вдруг увидела блестящие глаза твари, распластавшейся на стволе и следившей за ними. Если бы не глаза, она бы приняла животное за коврик моха или наросты плесени - так неподвижно было прижавшееся к дереву плоское тело. Она уже видела таких - эти звери не нападали на противников сильнее себя.
        В реке снова что-то мощно плюхнуло, и Кошка от греха подальше увела спутников в заросли кустарников. Кое-где между ними возвышались мощные стволы. Идти здесь было неудобно, ноги увязали в мягкой грязи. Она сообразила, что это, скорее всего, дно обмелевшего пруда. Попадались гнилые доски, разбитые бутылки и прочий хлам. Рохля шагнул в сторону и вдруг увяз в грязи чуть ли не по пояс. Вот тут веревка и пригодилась - Кошка кинула ему один конец, чтоб он обвязался, и принялась тянуть за другой, а остальные мужчины помогали. Потом она наломала веток с ближайших кустов, набросала их под ноги. Пришлось снова выбираться на твердую землю. Кошка старалась не наступить на что-нибудь острое и с тоской думала, что ее ботинки могут не пережить этого похода. Так увлеклась, что чуть не забыла об осторожности. И лишь каким-то звериным чутьем уловила - под вывороченными корнями дерева-гиганта кто-то притаился. Кошка сделала спутникам знак подождать, пригляделась. Да, там кто-то был - кажется, довольно крупное животное, покрытое свалявшейся шерстью. Вдруг существо шевельнулось - и Кошка увидела исхудалую руку,
сжимавшую камень. Это был один из тех несчастных выродков, которые до сих пор иногда попадались наверху. Кое-как им удалось приспособиться к новым условиям, но сил у них хватало лишь на то, чтобы поддерживать жалкое существование. Замотанные в драное тряпье, а иной раз и в звериные шкуры, они страдали от голода и холода, но главное - подвергались губительному воздействию радиации. Совершенно непонятно, почему они продолжали цепляться за жизнь. Если бы выродок попытался напасть, Кошка без сожаления убила бы его. Но он только следил за ними, явно напуганный, и в душе ее шевельнулось что-то похожее на сострадание. Ей ли не знать, каково это - когда тебя травят? Пусть живет. Все равно долго не протянет - голод, холод или хищные звери его доконают. И она сделала своим спутникам знак идти дальше. Они даже не поняли, чем была вызвана остановка.
        Еще немного - и вышли ко второму мосту. Прямо за ним на берегу реки виднелось приземистое квадратное здание, почти не разрушенное. И даже некоторые буквы уцелели от громадной надписи на самом верху. Интересно, что там было написано? Теперь осталось только «…ос…страх». Излишнее напоминание, страх и так сопровождал их постоянно. А за тем зданием опять простирались джунгли.

* * *
        Седой указал на широкую улицу, служившую продолжением второго моста и уходившую вверх, на вершину холма. Он хотел, чтобы они шли по ней. Но тут сзади затрещали сучья - судя по всему, какое-то крупное животное направлялось прямо к ним. И они кинулись бежать через дорогу, лавируя между проржавевшими автомобилями. Впереди была решетка, ее охраняли две группы фигур со вздетыми вверх руками. «Это просто истуканы, - подумала Кошка, - изображения себе подобных, которые люди раньше везде любили ставить». Слева раздался хриплый торжествующий крик. Так она и думала - темное пятно на опоре моста оказалось крупной вичухой, которая, углядев добычу, встрепенулась, захлопала крыльями и сорвалась с насиженного места. Ей ответили эхом далекие вопли со стороны главного храма. И скоро уже три фурии с криками кружились в ночном небе, высматривая забредших в их владения людей.
        Путешественники помчались еще быстрее, стараясь оказаться под защитой деревьев, и опомнились только в середине небольшого парка. Здесь еще сохранились следы пребывания человека - сломанные качели, не совсем заросшие дорожки. И снова истуканы - сколько же их здесь? «Кладбище, - решила Кошка. Как-то она с одним сталкером шла мимо кладбища, и тот показывал ей каменные фигуры. - Если так, нужно побыстрее убираться отсюда». Хотя она боялась кладбищ куда меньше суеверных сталкеров. Она-то знала - там живут те же самые звери, что и в городе. Мертвые же мирно лежали под землей, и с чего бы ей было бояться незнакомых покойников? А те, кого она сама отправила на тот свет, сумеют, если захотят, найти ее везде, и не кладбищ ей нужно бояться, а темных туннелей. «Да это и не кладбище вовсе, - присмотревшись, решила она. - Тогда здесь были бы каменные плиты и кресты, а тут одни истуканы, и не так уж плотно они стоят. И качели висят - словно на детской площадке. И сиденья не маленькие, а целые лавочки на цепочках - можно даже вдвоем усесться. Жалко, что сгнили совсем…» Кошка вспомнила, как однажды позволила себе
пару раз скатиться с одной из чудом уцелевших пластмассовых горок - ей это занятие очень понравилось. Рожденные наверху умели развлекать своих детенышей. Но сейчас не время было отвлекаться.
        Кошка с удивлением увидела, как Седой остановился перед одним из огромных истуканов, помещенным на высокую круглую тумбу. Каменная статуя была облачена в длинное пальто. Открытое мужественное лицо - и все же чем-то оно ей не понравилось. Бородка клинышком и усы. Седой некоторое время стоял перед истуканом навытяжку, словно встретил старого знакомого, а она оглядывалась - надо же кому-то помнить об осторожности. Поблизости обнаружился еще один идол - тоже в длинном пальто, в руке шляпа, лицо широкое и какое-то словно бы безвольное, нос толстый, усы висячие. А поодаль - еще, и хотя одежда у него была другая - куртка и широкие штаны, заправленные в сапоги, - он был явно из той же компании. Бородка и усики почти как у первого, а волосы каменным чубом торчат вверх. Интересно, откуда их здесь столько? И лица у всех такие благостные - как перед большой бедой. А еще чуть подальше - низенький, но самый страшный, хотя почему она так решила, - не смогла бы объяснить. У него какое-то кошачье выражение лица, ласковый прищур, словно он видит всех насквозь - и смотрит он со своего постамента свысока на маленьких
каменных идолов, которые скорчились у его ног в разных позах. У кого рот распят в немом крике, кто весь перекрутился, кто сжался в комочек, кто искоса глядит отчаянными глазами. Эк их пробрало-то! Наверное, в этой сценке был какой-то смысл, который от нее ускользал. Дальше в большом количестве виднелись одинаковые изображения - лысоватый, с прищуром, с небольшой бородкой изображен был в разных позах.
        Но в том, что это точно не кладбище, Кошка уверилась окончательно. Рядом натыканы были тощие как скелеты фигуры, сделанные, видно, из металлических палок и почти насквозь проржавевшие. Она толкнула одну смеха ради - та рассыпалась. За ними надпись «…плот мира». Решив при случае спросить у Седого, что это значит, Кошка подняла голову, и она вдруг совсем близко увидела в просвете между деревьев покосившийся памятник Царю-Мореходу. Значит, и Остров тут, рядом. Она никогда раньше не видела памятник так близко. Вспомнив рассказы бывалых людей, первым делом присмотрелась - на месте ли сам царь, и с облегчением перевела дух - огромная темная фигура, державшая в руке что-то желтое и блестящее, находилась пока там, где ей и было положено. А корабль-то у Царя-Морехода какой чудной! Старинный, видно, - таких Кошка на реке не видела, разве что в книжках с картинками. Огромный человек стоит на маленьком кораблике. Настоящий мигом перевернулся бы - даже ей это ясно, хоть она в кораблях ничего не смыслит…
        От памятника мысли перескочили к Острову. Ох, нехорошее это место! Назывался он раньше Болотным. Сталкеры рассказывали - незадолго до Катастрофы было тут место для гулянья - люди по вечерам собирались, музыка играла. И поставили там памятник Царю-Мореходу, хотя говорили многие, что не место ему там. А во время Катастрофы, говорят, на остров упала бомба, и такая получилась воронка, что главная река и канал соединились снова прямо напротив Кремля, и сделался на этом месте огромный пруд - а до того Остров гораздо больше был. Еще говорили, что как раз под тем домом, в который бомба угодила, был вход в Метро-2, так вода его затопила - и тех, кто пытался там укрыться, тоже. С тех пор Остров и приобрел дурную славу. Сталкеры с Красной Линии говорили, что до сих пор там иногда в лунные ночи можно услышать музыку, увидеть разноцветные огни и скользящие по руинам тени. Они машут руками, приглашают к себе. Кто собирается до сих пор там, на развалинах? Говорят, несколько сталкеров пытались пробраться туда, но ни один из них не вернулся, чтобы рассказать, что видел. Потому и пользуется Остров дурной славой, но
в то же время чем-то и притягивает людей. Слышала Кошка странные вещи - словно бы сталкеры, особенно с близлежащих станций, иной раз уходят туда умирать. Мол, как только чувствует сталкер, что силы уже не те, так и говорит близким, если есть они, конечно, - иду на Остров. И те, ясное дело, плачут, но отговаривать его не пытаются, потому как знают - чаще всего бесполезное это занятие. И дают ему тогда самый что ни на есть плохонький респиратор и химзу, какую не жалко, и автомат поплоше - ведь понятно, что этот путь - в один конец. И уходит он, и первое время его еще ждут вопреки всему, а потом и ждать перестают. Хотя кто знает - может, как раз там, на Острове, ликуют бывшие сталкеры и веселятся, отрешившись после смерти от подземных забот, вырвавшись на волю. Зажигают огни, приманивая других.
        И еще кое-что слышала Кошка. Рассказывали, что в старину здесь тоже был прорыт подземный ход под рекой. Но сделали это тайно, по приказу какого-то царя, и видно, секрет этот царь так и унес с собой в могилу. Много раз потом, говорят, пытались люди отыскать этот ход, но безуспешно. А что, если те, на острове, не к ночи будь помянуты, отыщут его первыми и к людям в гости наведаются, в метро? Об этакой жути даже думать не хотелось.
        В общем, для живых Остров - нехорошее место. Уходить, бежать надо отсюда, пока тоже не затянуло. Тем более от острова мост идет прямо к Главному храму, на крыше которого свили гнездо вичухи.
        Да и про мост рассказывают какую-то жуть. Словно появляется там иногда тонкая девичья фигурка в пышном изодранном белом когда-то платье - Белая Невеста. Туда ведь новобрачные приходили, чтоб замочки на перила вешать - в знак долгой и крепкой любви. А тут не получилось долгой - парень, говорят, успел до метро добежать, когда Катастрофа приключилась, а девчонка его снаружи осталась. Вот она и ходит, плачет, ищет свой замочек - как будто тогда сможет успокоиться. Всех, кого ни увидит, жалобно так на помощь зовет. Издали кажется - как есть девушка заблудилась, вот иной и идет на помощь сдуру. А поближе подойдет - начинает понимать, что неладно дело. У нее лицо бледное, губы серые - жуть! Кое-где даже кости торчат из-под кожи, если присмотреться. Волосы светлые, длинные, спутаны, нарядное когда-то платье - в бурых пятнах. В руке пук белых цветов засохших. И нельзя с ней заговаривать ни за что - кто поверит ей, захочет к людям отвести, того она в реку, говорят, сталкивает. И в последний момент показывается в настоящем своем обличье - голый череп облеплен поседевшими волосами, а в костлявых руках не
букет - коса. Лезвие такое широкое железное на деревянной ручке, каким траву раньше срезали. Из него и оружие неплохое получается - им ведь не только траву можно срубить. И вроде уже не один сталкер на том мосту смерть свою нашел. И еще говорят, до тех пор будет Невеста там появляться, пока жених ее не придет к ней, не сдержит клятву быть с ней всю жизнь в горе и в радости. Да только где ж его теперь найти, да и вряд ли он на такое решится. А может, он и сам уже сгинул давно где-нибудь в туннелях. Так что по всему выходит, что бродить ей теперь по руинам вечно. Если, конечно, кто замочек ее - красный такой, в виде сердца - не найдет и в реку на глазах Невесты не кинет. Тогда, дескать, и покойница вслед за ним бросится, и кончится наваждение.
        А еще говорили, что иногда видели рядом с покойницей огромную черную собаку. Кошка поежилась. Из тех, кто Невесту видел, наверное, в живых уже никого не осталось. Потому что даже те, кому удавалось после встречи с нею в метро вернуться, все равно потом вскоре погибали или исчезали. Говорят, если уж кто на глаза ей попался, того она потом везде найдет и не успокоится, пока не сведет в могилу…
        Сбоку раздался шорох, и Кошка метнулась в сторону. Побежала куда-то сломя голову. Потом остановилась, пытаясь разобраться, где она оказалась. Ей стало стыдно. Скажут, не надо было бабу брать в проводники - трусиха. Она огляделась. Вон Седой стоит, какой-то кол в руках держит. Хотела привлечь его внимание и вдруг поняла - не Седой это, а какой-то старик в шапке-ушанке - стоит в железном корыте, в каких по реке плавают, а вокруг небольшой пруд. Кошка сразу не заметила, что и сама уже наступила в ледяную воду, и теперь вода эта просочилась в ботинки, обжигая холодом. В корыте у старика сидят ушастые мутанты - видно, он их выловил из воды. Еще один ушастый стоит на задних лапах сбоку на камне - лапы тянет к старику, видно, чтоб не забыли и его взять. А вон только уши торчат из-под воды - один прямо на дне распластался, неужели утонул, бедняга?
        У нее защемило сердце и защипало в глазах - как не вовремя. Несчастный маленький мутант в ледяной, черной воде… «Стоп! Ведь это все истуканы железные, неживые - напомнила себе проводница. - Да, но если памятник поставили, значит, это и вправду было?» С трудом оторвавшись от памятника утонувшему мутанту, она кинулась дальше, в заросли - там что-то белело. Непрошеный страх сжал сердце - почудилась девушка в белом платье. Кошка снова шарахнулась, ей померещилось, что холодная костлявая рука вот-вот схватит ее за плечо. С треском вломилась в кусты, спугнув несколько мелких животных. Но нет, никто не гнался за ней. Она осторожно присмотрелась - девушка была, но каменная. Сидела возле лужи с водой, мечтательно подняв глаза к темному небу. «Дура, - укорила себя Кошка, - ведь говорили же мужики, что Невеста женщин вроде бы не трогает. И чего было так бояться?» Но от пережитого ужаса ее до сих пор трясло. Да и кто может знать точно, как Невеста к женщинам относится, если женщин-сталкеров в метро наверняка по пальцам одной руки пересчитать можно. «Особенно, если на руке шесть пальцев», - невесело
усмехнулась она.
        Недалеко от девы обнаружился какой-то мужик, тоже каменный. Кошка подивилась, как точно его изобразил неведомый мастер. Она и лицо узнала - видела в потрепанной книжке, которую ей как-то дали почитать ненадолго. Вроде бы он ту книжку и написал. Там еще было про кота ученого на цепи. Волосы у мужика хоть и каменные, а кудрявятся, и даже на щеки спускаются - не усы, не борода, а что-то вроде. Нос широкий, губы толстые. Сидит себе в пиджаке и смотрит задумчиво куда-то в сторону. Кошка проследила направление его взгляда - там стояли три красотки с крошечными головками, зато толстыми ногами. Одежды на них, в отличие от мужика, не было никакой, но они не смущались и, казалось, непринужденно беседовали друг с другом, не обращая внимания ни на него, ни на лютый холод. Попадались еще странные фигуры - и не человеческие, и не звериные. Сверху, вроде, человек, а ноги с копытами, как у свиньи. «Понаставили истуканов!», - в сердцах подумала Кошка. Двинулась обратно - и наткнулась на жуткую тетку, вкопанную по пояс в землю. Черная, страшная, вместо рук обрубки, на месте глаз и рта дыры, заделанные железными
прутьями - не иначе, сама смерть это. Уходить, уходить надо отсюда - это, видно, нечистая сила водит.
        А еще запах, этот странный запах. Доносился он явно со стороны острова, где возвышались полуразрушенные кирпичные дома, и каким-то образом чувствовался даже в противогазе. И не сказать, чтоб он был противный, наоборот - пахло одуряюще и сладко. Но в том-то и беда, что обоняние у Кошки было развито куда лучше, чем у обычных людей. Запах будоражил, словно хотел рассказать о чем-то, поведать свою историю, отвлекал и мешал сосредоточиться. Он был такой плотный, тяжелый и словно бы маслянистый, что им, казалось, можно было наесться. И хотелось остаться здесь насовсем - лишь бы и дальше вдыхать его и ни о чем не думать. Это было опасно.
        Кошка вдруг подумала: как странно выглядит этот парк с голыми черными деревьями, тянущими ветви к небу, где среди кустов то и дело попадаются развалины небольших, точно игрушечных построек и караулят в самых неожиданных местах каменные и железные фигуры. Она наткнулась даже на огромную, в два человеческих роста, деревянную куклу с длинным носом и в островерхой шапке, валявшуюся на земле, уже порядком облезшую, полусгнившую. А потом набрела на тропу, вдоль которой на каменных подставках покоились одни головы - и словно следили за ней. Мысленно взглянув на себя со стороны, Кошка фыркнула. Несомненно, она и ее спутники, одетые в химзу и противогазы, среди этих фигур представляли собой зрелище не менее странное…
        Мелькнуло что-то в кустах или ей показалось? Нет, вроде, там и вправду что-то движется. В одном месте сгусток мрака внезапно принял вид огромной черной собаки. Кошка попятилась, затем нервы у нее не выдержали и она кинулась бежать. Здесь и там валялись крупные валуны, и, споткнувшись об один из них, она свалилась. Сидя на холодной земле, опираясь спиной о камень, огляделась по сторонам. Собаки, к счастью, не было. Куда же она попала?
        Поблизости, возле покосившегося маленького домика, стояла широкоплечая каменная девушка в косынке, рубахе и штанах, заправленных в грубые сапоги. Девушка смотрела сурово, а поодаль сидело остроухое животное с огромными выпученными глазами - возможно, тот самый кот ученый. «Может, это все-таки специальное кладбище для каких-нибудь особо выдающихся покойников всех времен? - подумала Кошка. - Тогда было бы понятно, почему фигуры такие разные». Суровая девушка в сапогах и в косынке явно имела мало общего с дамой в пышном платье, которая любезно и равнодушно улыбалась на соседней лужайке. Да, но тогда непонятно, почему нередко попадаются изображения одних и тех же людей?
        Немного поодаль на подставках стояли еще две каменные головы. Один - лысоватый с прищуром, у другого был мощный открытый лоб, широкое лицо, небольшая бородка. «Умные, наверное, были люди, образованные - а до чего мир довели», - с осуждением подумала Кошка. За этими головами она увидела множество белых женских фигур - одна заломила руки как бы в отчаянии, другая сосредоточенно играла на дудочке, третья же развалилась нахально, подперев руками голову, и бесшабашно улыбалась с таким видом, словно ей на все было глубоко плевать.
        Неподалеку прямо на земле валялись отдельно огромные, железные, почти не заржавевшие руки, ноги, части тела. Словно неведомые мастера хотели собрать очередного истукана - да надоело им или отлучились куда-то. И будто бы вот-вот вернутся.
        Кошка споткнулась, как ей показалось, о камень, взявшийся откуда-то на дорожке. Ей почудилось, что выглядит он необычно, и она, коря себя за любопытство, потянулась за ним, подняла. Понимала, что не дело это - камушки разглядывать, когда в любой момент, в любую минуту… Что может случиться в любую минуту, она додумать не успела, потому что, приглядевшись, поняла, что за предмет она держит в руках.
        Небольшой красный замочек в форме сердца. Заржавевший, облезлый, со сломанной дужкой.
        Глава 3
        ПРОПАВШАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
        Кошка заорала в голос, отшвырнула замочек так, словно он жег ей руку, и кинулась напролом сквозь кусты. Ей чудился треск и топот сзади - словно догоняет ее разгневанная Невеста. Неожиданно проводница нос к носу столкнулась с каменной теткой в широком халате, державшей в руках треугольничек, сложенный гармошкой. От толчка тетка начала заваливаться вперед, Кошка оттолкнула ее и понеслась дальше, уже не разбирая дороги, то и дело замечая притаившихся в кустах зверей. Кто из них был настоящий, а кто каменный, она уже не понимала.
        И тут она увидела, наконец, знакомое место, обломки качелей. А вон и ее спутники столпились, озираются. Кошка, едва отдышавшись, знаками показала - пора уходить отсюда. Рохля-то был не против, он тут явно чувствовал себя неуютно, а вот Седой и Сергей так увлеклись, разглядывая статуи, что готовы были, видно, остаться тут до утра. Сергей даже поднял какую-то каменюку с земли - на память, что ли?
        Седой объяснил знаками, что надо вернуться обратно, и они двинулись было к той широкой улице, но вдруг услышали приближающийся топот и треск. Какое-то крупное существо двигалось прямо к ним, проламываясь сквозь кусты. Кошка, сделав знак остальным бежать за ней, кинулась наискосок, выскочила к железной ограде, к счастью, изрядно поломанной. За ней стояло высокое здание красного кирпича, щерившееся разбитыми окнами. Кошка легко взбежала по асфальтовой горке, оказавшись на пороге застекленного помещения, где валялись опрокинутые круглые столики и стулья. Там она остановилась, дожидаясь остальных. Первым догнал ее Топтун, затем, озираясь, подошел Сергей. Рохля же ухитрился споткнуться и упал, так что Седому пришлось тащить его чуть ли не за шиворот.
        Треск и топот раздавались совсем недалеко. Кошка, подумав, пересекла застекленное помещение, хрустя осколками под ногами, шагнула в проем двери и оказалась на каменной лестнице. Здесь было как будто тихо. Она поднялась на несколько ступенек вверх и обнаружила, что со второго этажа через большой четырехугольный проем отлично видно, что происходит на первом. Там стояли облезлые, но с виду очень мягкие диваны, на одном из них лежало высохшее скрюченное тело. Кошка, убедившись, что остальные потихоньку подтягиваются, заглянула в ближайшую распахнутую дверь. Это был зал, где рядами стояли стулья, а окна были завешаны тяжелой, плотной материей. Кошка представила себе, как рожденные наверху собирались в этом зале на совет - их мысли, казалось, еще витали здесь. А потом они, наверное, шли в застекленное помещение, садились за столики и подкреплялись, глядя на зеленеющий перед глазами парк, куда нарочно составили столько скульптур. А может, наоборот, в парк их свезли оттого, что не знали, куда девать. Сделали, допустим, кому-нибудь памятник, а спустя время решили, что не заслужил. Но не ломать же, - ведь
трудился над ним мастер. Так убирали с глаз подальше…
        Совсем она замечталась, чуть об осторожности не забыла. И тут, сделав очередной шаг, Кошка уловила движение впереди. Кто-то двигался ей навстречу. Она застыла, присматриваясь, прислушиваясь. Тот, другой, тоже замер. Она решила упредить его и, сделав обманный выпад, ткнула в грудь ножом. Лезвие со стуком ударилось о гладкую поверхность, раздался звон, посыпались осколки. Какой идиот догадался повесить здесь зеркало? Хорошо хоть, не поранилась.
        Пора было уходить. Она вышла к остальным, поджидавшим ее у входа в зал. Успокоив их знаками, показала, что хочет спуститься. На ступеньках валялась расписная пузатая кукла - голова и туловище, больше ничего, зато раскрашена красиво. Кошка подняла ее - такие куклы бывают с секретом, в животе одной сидит другая. Тогда диковинку можно выгодно продать.
        Здание имело выход на другую улицу, но Кошка, послушав, что творится в парке, решила, что лучше вернуться уже знакомой дорогой. Кто бы ни был тот неведомый, продиравшийся сквозь кусты напролом, - крупный зверь или хоть бы даже сам Царь-Мореход, обходящий свои владения, - они его явно не интересовали, и он, судя по всему, успел уже уйти далеко. По крайней мере, тяжелых шагов уже не было слышно.
        Путешественники вернулись на широкую улицу - прямо напротив выхода из парка виднелись на той стороне другие огромные ворота. Как раз оттуда, с той стороны они и пришли, только не через ворота выходили, а через пролом в изгороди. Может, оно и к лучшему - чем-то жутким вело от этих ворот. Казалось, что это путь в один конец.
        Отряд начал подниматься по улице в гору. Справа ограда парка вскоре кончилась. Миновали невысокий дом из коричневатого камня, а следующий - светлый, повыше - стоял на углу, на пересечении с другой улицей. Впереди на тумбе опять маячил тот лысоватый, с прищуром - теперь Кошка вспомнила, что его изображения в большом количестве попадаются на Красной Линии. Завернули за угол, обойдя разбитое стеклянное окно на первом этаже, за которым навалена была куча хлама. Кошка вздрогнула, заметив сидящую фигуру. Неизвестный был в порванной, запачканной одежде, но хуже всего было не это. У него не было головы, зато одна рука была приветственно протянута вперед. И ведь явно не мертвец - труп не мог сохранить такое положение. Было в нем что-то неестественное. Казалось, он вот-вот встанет.
        Кошка лихорадочно соображала, что теперь делать. Ей довелось в свое время слышать о безголовом привидении в тоннеле, но неужели и здесь они водятся? И чего от него ждать, чем его задобрить, чтоб пропустил, оставил в живых?
        Пока она размышляла, Седой двинулся напролом, отшвырнув неизвестного. Тот со стуком рухнул на пол. Кошка на всякий случай обошла его стороной, хотя уже поняла, что это снова кукла, обманка. Но осторожность никогда не повредит. Она понятия не имела, куда они направятся теперь, но вход в метро неожиданно обнаружился прямо здесь же, в здании. Высокий красивый вестибюль, не чета Фрунзенской. На потолке белые фигуры, и даже окна полукруглые имелись. Но это и плохо, потому что почти все они оказались выбиты.
        Путники торопливо спустились по эскалатору и застучали в гермоворота. Рассмотрев их в глазок, часовые открыли без особого удивления, как будто здесь появление чужаков с поверхности - обычное дело. Сначала, как водится, на дезинфекцию отправили, потом принялись проверять с пристрастием. Впрочем, с документами проблем не возникло - сталкерские «корочки» здесь также вызвали уважение. Что предъявил Седой, она не видела, но всех остальных пропустили без заминки. И вот путешественники оказались на станции - усталые, взмокшие, голодные, еще не веря, что спаслись.
        Куда же это их занесло? Оказалось - на Ганзу, на Октябрьскую.

* * *
        Измученной Кошке показалось, что эта станция еще красивее, чем Парк культуры. Светлая, нарядная, затейливая лепнина на потолке и даже на полу рисунок. Лампы горят ярко, как везде на Ганзе, и поперек станции натянуто белое полотнище с коричневым кругом - ганзейский флаг. Люди хорошо одеты, и сразу видно - не впроголодь живут. Много военных в сером камуфляже, снующих туда-сюда с озабоченным видом. Впрочем, Кошке сейчас не до того было, чтоб народ разглядывать, - ей хотелось есть, пить, куда-нибудь сесть, наконец - и все одновременно.
        Седой, словно читая ее мысли, отвел их в сторонку, велел дожидаться, а сам ушел, взяв с собой Сергея. Довольно быстро они вернулись, принеся каждому по порции шашлыка и по кружке браги. Кошка, чем пить сомнительное пойло, предпочла бы горячего грибного чая, но спорить не стала. Утолив первый голод, сидя прямо на полу, привалившись спиной к колонне, она вытащила из рюкзака потрепанную карту города и принялась ее разглядывать. Она научилась немного ориентироваться по этой карте, хотя через двадцать лет после Катастрофы, конечно, многое изменилось, и большинство улиц опознать было почти невозможно. И все же ей удалось найти кружочек, обозначавший метро Фрунзенская, откуда они вышли. А вот и широкий проспект рядом. Седой повел их налево, а если бы они пошли по этому проспекту в другую сторону - она сосредоточенно прочертила на карте царапину - то, получается, пришли бы в Изумрудный Город еще более прямым и коротким путем? Вот же метро Университет, на одном из перекрестков той же улицы.
        Получается, Седой вовсе и не собирался идти в Изумрудный Город. Хотя кто знает - может, он располагал какой-то информацией, которой не было у нее. Ну, скажем, в одном месте на карте серая полоска проспекта пересекалась с голубой полоской реки. Значит, там был мост, и вполне возможно, что он был разрушен, и Седой знал об этом. Кошка вздохнула. Изумрудный Город, словно не желая, чтоб его обнаружили, отгородился рекой, холмами и оврагами. Может, и не стоило так стремиться туда? Наверное, если и случалось кому туда добраться, они там и оставались, живыми или мертвыми. По крайней мере, никто еще не вернулся, чтобы рассказать, есть там жизнь или нет.
        Но если целью Седого была Ганза, то более идиотский, тяжелый и опасный способ попасть сюда с Красной линии трудно было и представить. Если уж так занадобилось Седому на Октябрьскую, мог ведь от Парка культуры на дрезине за один патрон проехать, а не тащить людей по поверхности. Ведь смерти-то они все только чудом избежали, а уж кому не позавидуешь, так это Топтуну. Непонятно, за что погиб, даже жалко его, хоть и был он какой-то мутный человечишка.
        Теперь-то они были в безопасности, вполне можно было и рассчитаться. Но Седой с оплатой не торопился, и Кошка почему-то не настаивала. «Куда мне спешить?» - словно оправдывалась она перед собой, не желая сознаться себе, что впервые за долгое время ей вовсе не хочется остаться на свободе и в одиночестве. Чем-то ей приглянулись эти люди. Рохля, такой беспечный, словно невзгоды и опасности к нему отношения не имели, с этой его любимой присказкой: «Ну ты лентяйка!» Она прикинула, что Рохля ей ровесник, но как же он от нее отличался! Видно было, что парень избалованный - не было в нем озлобленности, не было затравленного выражения в глазах. С настоящими трудностям он еще явно не сталкивался. Но ей казалось, что про людей он все понимает не хуже, чем она. Только она почти всех ненавидела, а в нем было какое-то доброжелательное снисходительное любопытство к ним. И ученый тоже не был похож на высокомерных браминов из Полиса, которых ей случалось видеть. А главное - Кошке казалось, что они смотрят на нее как на человека, а не как на существо второго сорта.
        Она оглянулась на спутников. Сергей копался в рюкзаке, Рохля, разморенный после сытной еды, сидел на полу, и голова его клонилась на плечо - вот-вот уснет.
        - А все-таки интересно было в парке, - пробормотал он, борясь с дремотой. - Страшно, но интересно. И запах такой приятный. Там ведь шоколадом пахло. Я его пробовал, я знаю.
        По лицу Седого словно судорога прошла, он впился глазами в парня. Но тот больше ничего не сказал. Лицо его, обычно бледное, чуть порозовело, светлые волосы растрепались, он казался очень юным и беззащитным. Седой судорожно вздохнул. Видно было, что ему хочется что-то сказать, и в то же время он не уверен, что стоит доверять свои мысли окружающим.
        - А что там за статуя была - женщина с головой кошки? - спросил Рохля.
        Кошка вздрогнула. Она не видела такой, хотя раз в парке был мужик с копытами на ногах, то могла найтись и тетка с кошачьей мордой. Но почему парень заинтересовался именно ею?
        Сергей задумчиво ответил:
        - Я читал, что в Древнем Египте была такая богиня. Не помню, как ее звали, но она была богиней веселья, красоты, любви, плодородия, домашнего очага, удачных родов. За это отвечала ее добрая сущность - та, которая изображалась с кошачьей головой. Но была еще сущность злая - с головой львиной. Убийца и разрушительница.
        Кошка вздрогнула. Сергей внимательно посмотрел на нее.
        - Что такое сущность? - спросила она.
        - Даже не знаю, как бы тебе объяснить понятней. Это как у людей - один и тот же человек может быть то добрым, то злым.
        - Настроение, что ли? - уточнила Кошка.
        - Не совсем. Скорее, другая ипостась, - и, увидев ее недоуменный взгляд, добавил. - Другая половина, что ли. Ведь в каждом из нас есть и светлая, и темная половина. Просто древние придумали свое воплощение для каждой из них. Одну изображали доброй, другую - злой, но это были разные лики одной и той же богини.
        Объяснил, называется. Интересно, в каких случаях добрая богиня превращалась в карающую? Когда гневалась на людей? Тогда злой она бывала, наверное, гораздо чаще. Но об этом Кошка спрашивать не стала.
        - А что такое Египет? - поинтересовалась она.
        - Это далеко отсюда, - пояснил Сергей. - Я до Катастрофы ездил с родителями туда на море.
        По лицу Кошки он увидел, что та его не понимает.
        - Море - это большое соленое озеро, - сказал он. - В нем легко плавать, потому что плотная вода сама выталкивает. К морю ездили раньше погреться, потому что там жарко и солнце светит целыми днями.
        - Я никогда нигде не плавала, - сказала Кошка. «Неглинка, куда пару раз свалилась, не считается, там воды мало», - подумала она.
        Сергей посмотрел, как ей показалось, сочувственно.
        - Интересно, море и теперь осталось? - спросила Кошка.
        - Думаю, осталось, - сказал Сергей. - Горы, пустыня - все это наверняка осталось. А то, что строил человек, разрушается. Раньше ученые откапывали из-под земли древние постройки - следы прежних цивилизаций. Только неизвестно, будет ли теперь, кому откапывать наши следы…
        Седой хмуро прислушивался к их разговору. Потом он осушил еще пару кружек браги, и язык у него развязался. Он все пытался напоить и Кошку тоже.
        - Давай выпьем, я угощаю, - предлагал он. - За таких людей, каких я сегодня повидал, грех не выпить. Давай сначала за Владимира Ильича.
        Кошка не решалась отказаться, чтоб его не рассердить, делала вид, что глотает пенистую брагу.
        - А теперь за Феликса Эдмундовича! - говорил он. Потом пришлось выпить еще за Якова, Алексея, Иосифа…
        - Эх, какие люди были! - вздыхал Седой. - Гвозди б делать из них… Оттого все и рухнуло - что такие кончились. - Он с пьяной враждебностью посмотрел на Сергея:
        - Ты что-то хочешь возразить?
        - Я ученый, я в политику не лезу, - сухо ответил тот, поднялся и отошел. Кошка проводила его глазами. Она поднялась было, собираясь его догнать, но Седой вдруг неожиданно схватил ее за руку и резко дернул обратно. Она изумленно уставилась на него. Рохля клевал носом, не обращая на них внимания, - вот-вот заснет.
        - Ну, чего смотришь? - пробурчал Седой. - Поговорить надо.
        И вдруг схватил ее за плечо, притянул к себе, обдавая перегаром, зашептал горячечно на ухо:
        - Знаю - ты все видела. Но что мне еще оставалось делать? Этот гад за нами шпионил, он бы нас сдал. Эх, грех-то какой на душу взять пришлось!.. А как она его сглотнула, тварь водяная? Никогда не забуду. Теперь сниться будет до конца жизни. Знаешь, мы когда пацанами были, летом на речке так развлекались. Бывало, поймаешь кузнечика или муху, крылья оторвешь и в воду кидаешь. Вот он плывет, трепыхается - и вдруг бульк - и нету. Рыбу-то не видно, как она к поверхности поднялась, и кажется, словно сам собой пропал, нырнул. Водоворот только на этом месте - а через секунду опять все как было. И тут тоже - бульк, и нет человека. Вот жизнь наша!.. Знаешь, я смерти-то не очень боюсь - с детства привык на речку через кладбище бегать. Деревня, где летом я жил, на холме была, на самом высоком месте - церковь, ее перед самой Катастрофой отремонтировали, в красивый такой синий цвет покрасили. А рядом каменная арка старинная - вход на кладбище. И тут же речка под горой - все рядом. Там еще по берегам цвели такие мелкие белые цветочки - дикий огурец, что ли. Как же они пахли! Двадцать лет с тех пор прошло, а я до
сих пор помню этот запах медовый, дурманящий…
        Кошка хотела спросить его, чем пахло в парке, но боялась перебивать. И понемногу из его бессвязного бормотания она, наконец, уяснила себе, в чем на самом деле был смысл этой странной экспедиции.
        - Другу-то моему старому, Ивану, уже не помочь было: под подозрением он был, следили за ним. Знал бы, какая сука настучала на него товарищу Москвину, - собственными руками задушил бы. Не виноват ни в чем Ванька, но не оправдаться ему теперь - или в Берилаге сгноят, или расстреляют втихую. Так он хоть Пашку, сыночка своего, завещал мне спасти. А мне тоже терять уже нечего было, вскоре после Ваньки и меня бы взяли, как пособника врага народа. Знали ведь люди, что дружили мы с ним. А тут мы в экспедицию отправились - и концы в воду. Свидетелей нет, никто не знает, где мы. Пусть думают - погибли по дороге. Ермолаева-то я нарочно отправил, он расскажет, что наверх мы ушли. А мы спокойно куда-нибудь на Сокол или в Бауманский альянс подадимся, - бормотал Седой. - Ты уж проводи нас до места - у тебя хорошо получается. А я вдвое, втрое заплачу.
        «Расплатится? Или обманет?» Кошка делала вид, что колеблется, потом кивнула.
        - Вот и хорошо! - обрадовался Седой.
        «Всегда так у коммунистов, - подумала она. - Сегодня у них одно, а завтра - другое. Сначала все говорят, что в бога не верят, а потом, как прижмет, начинается, - грех, душа… Потому им доверять нельзя, глаз да глаз нужен…» Но надо было, пользуясь случаем, узнать побольше. И она спросила:
        - А чем пахло там, на острове? Такой тяжелый, сладкий запах. Для цветов-то сейчас не время, зима приближается.
        Седой как-то странно уставился на нее.
        - Я-то сначала думал, у меня одного глюки, - изменившимся голосом сказал он. - А парень-то тоже учуял, а теперь вот, оказывается, что и ты почувствовала. Я так думаю - это из прошлого запах. Я ведь помню еще то время, когда на месте храма бассейн был, а напротив, на Болотном острове - фабрика кондитерская. И часто, когда ветер с той стороны дул, казалось, что от бассейна карамелью да шоколадом пахнет… В общем, странные дела там творятся. Я в такие вещи не верил никогда, и в привидений не верил до одного случая, но теперь думаю - что-то такое есть. И еще я думаю, что запах этот - это нам знак был. То, что мы его учуяли, - не к добру.
        - А что это за парк был с истуканами? - решилась она спросить.
        - ЦэДэХа, - непонятно буркнул Седой. - Эх, зря мы тем путем пошли все-таки. Нехорошо теперь на душе. Предчувствие какое-то. Остров этот Болотный… там ведь в старину казнили на площади. Нехорошее место, смутное. Вечно там заварушки какие-то приключались. Словно жертвы требуются земле этой. И кажется мне - не насытилась она еще кровью человеческой. Тоска давит… муторно мне как-то. Не кончится добром наша затея. Я-то ладно, пожил уже, хоть бы Пашку спасти…
        Седой умолк, окончательно погрузившись в свои переживания.
        «Совсем раскис старик, - подумала Кошка. - То такой был суровый да правильный, а теперь сразу у него и душа заболела, и предчувствия появились. Ну, понятное дело - убийство просто так не проходит, кому и знать, как не мне. Теперь вот мается - все у него виноваты. Место, мол, не то…» Мужчинам вечно лишь бы оправдание для себя найти. Она честнее, она вины с себя не снимала, и за то, что сделала, расплатилась сполна. Но и ей сейчас тоже было не по себе. Интересно, что такое ЦэДэХа? Царское древнее хранилище? Может, потому и памятник Царю-Мореходу рядом? У Седого спрашивать не хотелось - начнет опять какую-нибудь чушь нести и испортит настроение окончательно.
        А Седой вдруг поднял на нее невидящие, больные глаза - и Кошка отшатнулась. Не человеческий был взгляд - что-то другое глядело из его глаз с неизбывной тоской. Кошке доводилось слышать от бывалых сталкеров о смертной печати - теперь она понимала, о чем они говорили. У нее возникло отчетливое предчувствие, что совсем немного осталось этому человеку - не жилец он. Кошка и забыла сразу, что хотела сказать.
        - Чего, боишься? - болезненно усмехнулся Седой. - Не дрейфь, тебя не убью… пока ты мне нужна.
        «Это еще кто кого», - хотела сказать она, но решила, что промолчать будет разумней.
        - Эх ты, радистка Кэт! - насмешливо сказал он. - Разве что парочки младенцев не хватает для полного сходства.
        «О чем это он?» - подумала Кошка, но уточнять не стала. Видно, это была какая-то шутка, понятная лишь ему одному. А Седой порылся в рюкзаке, извлек оттуда темно-синюю кружку с желтой блестящей надписью «Баден-Баден» и тупо уставился на нее, словно забыл, зачем она ему понадобилась.
        - Сашка Клещ принес. Эх, знатный был сталкер, а сгинул глупо. И зачем понесло его тогда опять в «РИАНОВОСТИ»? Там ведь и взять-то нечего было…
        Он сделал движение, словно собираясь подняться, но тут кружка выскользнула из его пальцев и со звоном разбилась о каменный пол станции.
        Кошка охнула. Седой тупо посмотрел на темно-синие осколки.
        - На счастье! - произнес он, но таким голосом, что у нее озноб прошел по спине.
        На Кошку он, казалось, больше не обращал внимания, и она тихонько ускользнула, решив поискать Сергея.

* * *
        Станция жила своей жизнью, Кошка пробиралась мимо нарядно одетых людей, мимо лотков торговцев, где были разложены товары на продажу - чаще всего еда и оружие. Но попадались и одежда, и какой-то вовсе непонятный, но ужасно притягательный хлам, собранный, видно, сталкерами на поверхности: фарфоровая статуэтка с отбитой головой, стеклянный медведь, железная коробочка, уже почти облезшая, но когда-то, видно, очень красивая. Кошка поглазела на разложенные предметы, краем уха слушая чужие разговоры:
        - И прикинь - видит он, что идет по туннелю ему навстречу отряд в рубахах из металлических колец, ржавых таких. На головы горшки железные надеты, в руках - топоры на длинных ручках. Думал, все, глюки пошли. А оказалось, мужики просто в одном из старых подземных ходов наткнулись на древнюю захоронку с оружием и доспехами старинными. Ну и решили опробовать. В этих подземельях и до сих пор черта лысого найти можно… - вещал с авторитетным видом пожилой мужик.
        Парень лет двадцати на вид взахлеб рассказывал девушке, размахивая потрепанной книжкой:
        - А он ей и говорит: «Нечего брагу хлестать, Гертруда». А сознаться-то при всех не может, что отраву в кружку подмешал для сынка ее. «Не пей, - говорит, - а то человеческий вид потеряешь, и что я с тобой, пьяной, делать буду?». Но она не послушала - уж очень ей пить хотелось. Выпила - и мертвая упала. А те двое, которые между собой дрались, в это время друг друга закололи. В общем, всем хана.
        Девушка рассеянно улыбалась, явно не вслушиваясь в слова. Видимо, парень ее уже немного утомил своими рассказами.
        - Да что ты мне про черных заливаешь?! - кипятился худосочный мужик, размахивая руками. Его собеседник слушал с таким выражением, словно ни одному слову не верил. - Отбили черных уже, говорят. Да и не дошли бы они сюда. Им от ВДНХ сюда переться на хрен не сдалось! Да и руководство обещало… - тут он сконфуженно умолк, истощив, видно, все аргументы, а собеседник презрительно хмыкнул.
        Пожилая тетка в цветастом линялом платье, кутаясь в черный шерстяной платок, рассказывала сидевшей рядом худенькой девушке:
        - И вот идут они по туннелю, переговариваются, и вдруг показалось ему, что голос у Маши какой-то странный стал. Он обернулся, фонариком посветил - а это и не Маша вовсе, другая сзади идет. Лицо у нее серое, волосы сухие, ломкие, и платье на ней белое, пышное, только все изорванное и грязное. И говорит она ему: «Что ж ты, милый, испугался? Это ведь ты мой красненький замочек нашел? Замочек-сердечко? Вот теперь и я тебя отыскала, и уже не расстанусь с тобой». Он и оторопел. В голове одно крутится: «Где же Маша?» А покойница и говорит: «Зачем она тебе? Теперь я буду твоя невеста - вместо нее». И руками костлявыми тянется - то ли обнять хочет, то ли за горло схватить…
        Девушка слушала, затаив дыхание. В другое время Кошка бы тоже дослушала, чем история кончилась, но сейчас у нее были дела поважнее.
        Сергей сидел в одиночестве в самом конце станции с книжкой в руках. Увидев Кошку, поднял голову. Ей показалось, что он не слишком доволен ее появлением, но она только головой тряхнула: «Я - Кошка. Где хочу, там и гуляю. Не иду, когда зовут, и сама прихожу, когда вздумается».
        - Седой хочет в Бауманский альянс идти или на Сокол, - сказала она. - А ты как, пойдешь с нами?
        - То есть, они что же - обратно на Красную Линию не вернутся? - удивился Сергей. Кошка подумала: «Может, зря сказала? Может, Седой вообще хотел все от него скрыть, уйти потихоньку вдвоем с Рохлей? А может… - она похолодела. - Ведь Сергей для него теперь тоже - ненужный свидетель…»
        А Сергей тем временем о чем-то размышлял. Она ждала.
        - Не знаю, надо подумать, - сказал он, наконец. - Я-то надеялся, что мы опять попытаемся попасть в Изумрудный Город. Хотя, честно говоря, предчувствовал что-то в этом роде. Уж больно странным мне казалось - столько времени я просил организовать экспедицию, но согласия сверху не давали, а тут вдруг моментально все решилось. Ясно, что кому-то и зачем-то эта экспедиция очень понадобилась. Но если у них свои планы, то я сам о себе позабочусь. Результат нашей вылазки меня устраивает: хотя до Изумрудного Города не дошли, а все же не впустую сходили, кое-что удалось посмотреть. Но один я, наверное, на поверхность больше не пойду - скорее всего, придется возвращаться на Красную Линию. С другой стороны, если они эмигрировать собираются, меня потом допросами замучают - не поверят, что я их планов не знал. И мои объяснения, что я ученый, и мне это все параллельно, никто даже слушать не станет. У нас же там параноик на параноике сидит, особенно - в КГБ. В общем, тут как следует подумать надо, - и он нахмурился.
        - Не говори им, что я тебе рассказала, - на всякий случай попросила Кошка. Сергей почему-то усмехнулся. Она и сама себе удивлялась - зачем лезет в их дела? Пусть бы сами разбирались. Но ей хотелось еще с ним поговорить - он что-то интересное сказал вчера про мутантов. Краем глаза Кошка покосилась на обложку книги, которую он держал в руках - «Неотложная хирургия». Интересно, зачем она ему? Он что, еще и врач? Сергей сидел с таким видом, словно его отвлекли от очень важного занятия, и Кошка смутилась. Но он вдруг спросил:
        - А ты что решила? Поведешь их?
        Ей сразу стало тепло - значит, ему не все равно. Но она виду не показала, пожала плечами с деланным безразличием:
        - Я проводник, они обещали хорошо заплатить, если доведу.
        - Жаль, - протянул он, и снова сердце у нее забилось сильнее. Пора бы уже было перестать быть такой дурочкой. Она и думала, что давно стала умнее - до сегодняшнего дня так думала.
        - Я хотел тебя расспросить, - сказал он, словно извиняясь, - как ты это обнаружила, что в темноте видишь? Как это на тебя подействовало в детстве?
        «Замечательно, - могла бы она сказать ему. - Меня дразнили и преследовали, и я научилась драться и царапаться, чтобы постоять за себя. У меня много разных способностей. Откуда тебе знать такие вещи, ученый? У тебя-то, наверное, было нормальное детство - ведь ты из тех, кто был рожден наверху. Тебя не унижали, не попрекали тем, что непохож на остальных, ты не был изгоем…»
        Должно быть, что-то отразилось у нее на лице, потому что Сергей торопливо сказал:
        - Не думай, пожалуйста, что я из-за этого по-другому стану к тебе относиться. Наоборот, мне иногда кажется, что будущее - за такими, как ты. Ты сильная, у тебя повышенные способности к выживанию. Иммунитет, наверное, хороший, устойчивость к радиации. Может быть, для остатков человечества спасение в том, чтобы культивировать в себе ловкость, выносливость и неприхотливость, вернуться в первобытное состояние? Жаль только, что нажитые знания будут навсегда утеряны.
        Кошка молча глядела на него.
        - Мне кажется, что это не мы тебя, а ты нас презираешь, - проговорил он. - Ведь ты приспособлена к нашей нынешней жизни куда лучше.
        В чем-то он был прав. Большинство людей она презирала. Но не его. И ей было обидно, что он, видно, считает ее глупой.
        Сейчас она докажет ему, что не такая уж и дура. Да, может, она и мутантка, но на станции своей чуть ли не самой способной была. Не упускала случая узнать что-то новое, говорила с умными людьми, и со странниками тоже общалась, расспрашивала, что в других местах творится. Она знала - ей надо опережать других, быть умнее, сильнее, быстрее, иначе совсем затравят.
        Потому-то она теперь и может с ним разговаривать. Знает, какие слова надо говорить, когда беседуешь с учеными людьми. Ей особенно повезло, что пару лет у них на станции прожил настоящий профессор. По крайней мере, он так представлялся, и говорил так мудрено, что иной раз и не поймешь ничего - значит, и впрямь высоколобый, без обману. Сказал, что раньше в Полисе жил, но ушел, потому что с кем-то там поругался. И имя у него было мудреное - Аристарх. А отчество она и выговорить не могла. Звала его «Леоныч», он вроде не обижался. Она возле него крутилась, по хозяйству помогала - постирать там чего или заштопать, а иной раз и сготовить. А он ей про всякие интересные вещи рассказывал. Вообще-то он вредный был и скуповатый, наверное, за это его из Полиса и выгнали, но языком болтать ему не жалко было. А она слушала и училась, как умные люди между собой говорят. Он же ее надоумил сначала в уме каждое слово прокручивать, чтоб от всяких дурных словечек избавляться. А то ведь на станции у них все больше бандиты жили - ну, и говорили между собой своими словами. А с учеными такие слова не годятся, они если
поймут по разговору, что ты им не ровня, то и смотреть на тебя не станут. Леоныч говорил - по разговору можно многое про человека понять, иной раз даже то, с какой он станции. Потому сейчас Кошка особенно следила, чтоб не прорвалось из прежней жизни какое-нибудь словечко.
        - Вот ты, наверное, не знаешь, что в Питере в метро тоже люди живут, - оглянувшись по сторонам, прошептала она Сергею, - а ведь так оно и есть.
        Он впился в нее взглядом:
        - А ты откуда знаешь?
        - Один из наших рассказывал. Ему человек с Сокола, со свинофермы, говорил, что видел своими глазами того, кто в Питере побывал и вернулся.
        Она уловила тень недоверия в глазах Сергея и заторопилась:
        - Там, в Питере, столько всяких ужасов! Взять хоть собак Павлова, но это еще не самое жуткое. Самое страшное - это Кондуктор, его даже Блокадники боятся.
        Лицо Сергея все больше вытягивалось.
        - Очередная версия байки про Черного Машиниста, - разочарованно сказал он. - А я-то думал, вдруг и вправду…
        - Да ведь это правда! Колька Рыжий рассказывал, а он врать не станет! - уверяла она, и с отчаянием чувствовала, что Сергей опять ей не верит. Видимо, авторитет неведомого Кольки Рыжего вызывал у него сомнения.
        - Ну, сама подумай, - терпеливо сказал он. - Как тот человек мог добраться до Питера?
        - Ты только не рассказывай никому - это тайна. Они самолет нашли где-то недалеко от Сокола и на самолете туда полетели. Ну, ты лучше меня знаешь, это такой железный аппарат, на котором раньше по воздуху летали.
        - Господи, ну как можно верить в такие глупости! - утомленно произнес Сергей. - За столько лет любой самолет пришел бы в негодность, да и летчики все свои навыки порастеряли бы… Ну, а обратно он тоже на самолете прилетел?
        - Нет, вроде, на поезде приехал, - пробормотала она, чувствуя, что все испортила, - с каждым словом Сергей явно верил ей все меньше. У него на лице и впрямь читалось разочарование, поэтому Кошка снова кинулась в бой:
        - Ты просто многого не знаешь, потому что все время сидишь на своей станции. А сталкеры везде ходят, обо всем слышат и друг другу рассказывают. Люди-то не только в Питере выжили! Один раз в Полисе радиосигнал поймали из далеких краев - не помню точно, откуда. И туда послали экспедицию.
        У Сергея на лице отразилось сомнение:
        - Да не может быть, - произнес он. - О таком событии было бы уже известно по всему метро. Если бы удалось узнать, что и в других местах уцелели люди - это многое изменило бы. Наверняка отчеты экспедиции - это была бы настоящая сенсация!
        - Да ведь экспедиция-то не вернулась, - пробормотала она. - Чего-то у них сломалось, кто-то погиб, а кто-то в тамошних подземельях остался.
        - Да-да, вот так всегда эти байки и кончаются, - фыркнул Сергей.
        - Вовсе это не байки. Просто на Красной Линии руководство от людей все скрывает. Я-то про товарища Москвина, генсека вашего, кое-что слышала - не хочет он, чтоб народ свое мнение имел. Вот и живете, как слепые котята, ничего не знаете, что вокруг творится!
        На шпильку в адрес товарища Москвина Сергей не обратил внимания.
        - Нельзя же верить всем нелепицам, которые рассказывают в метро, - снисходительно произнес он. - А если тебе скажут, что кто-то случайно нашел подводную лодку и поплыл на ней… ну, например, в Антарктиду, искать выживших, - ты тоже поверишь? Ну, тогда останется только поверить в орков и гоблинов!
        Насчет орков ей ничего известно не было, а гоблином иногда за глаза называли Леху, но когда один придурок посмел ему в лицо это прозвище высказать, пришлось потом тому придурку долго кровью кашлять. Из этого Кошка заключила, что гоблин - слово в высшей степени обидное. А между прочим, про подводную лодку слухи какие-то неясные тоже ходили, но она благоразумно не стала этого сообщать Сергею, чтоб окончательно не испортить его мнения о своих умственных способностях. Тем более, что и сама не очень-то верила. Лодки - это то, что они видели на реке, они могут плавать по воде, но не под водой, когда вода заливается в них, они просто тонут. А что книжку какую-то потрепанную она читала про подводную лодку, так это все выдумки. Есть какое-то умное слово для таких сказок, но Кошка его забыла. Верить можно только в то, что своими глазами видишь. Вот вичухи, стигматы и горгоны вправду существуют, ей самой не раз приходилось от них спасаться. А подводная лодка - вряд ли. Сомнительно что-то…
        - Но ведь люди рассказывают то, что сами видели, или другие видели и им сказали, - попыталась она объяснить. - Вот как узнали, например, что на Острове нехорошо? Один сталкер шел по набережной - и вдруг услышал чьи-то шаги. Затаился, выглядывает из-за угла - и увидел, кто по Острову ходит. Чуть не умер от страха!
        - Кого ж он увидел? - поинтересовался Сергей.
        - Царя-Морехода, - чуть ли не на ухо Сергею прошептала Кошка. - Говорят, в лунные ночи он по Острову бродит, успокоиться не может. Может, море ищет или еще какая забота у него. Иногда гром оттуда слышен - это он злится, ногами топает. Говорят, если топнет посильнее, Остров вообще может под воду уйти.
        Сергей громко, от души расхохотался - так, что на него обернулось несколько человек.
        - Ох, ну ты даешь! Давно так не смеялся! А я уж чуть было не поверил! Сталкер тот, наверное, грибочков пожевал галлюциногенных, вот и померещилось ему! Ну спасибо, рассмешила! А больше он там никого не встретил?
        Кошке стало до того обидно, что она не выдержала и расплакалась, как маленькая. Сказалась, наверное, и усталость, и страхи, пережитые в парке, когда она так опозорилась. Кинулась куда-то с перепугу очертя голову, как девчонка несмышленая…
        Сергей растерялся и неловко погладил ее по голове.
        - Что ты? Что с тобой?
        - Мутанта утонувшего жалко, - брякнула Кошка первое, что пришло на ум.
        - Какого мутанта? - опять растерялся Сергей. Она кое-как объяснила про маленького ушастого мутанта в ледяной черной воде.
        - Да ты все поняла не так, - сказал он, невольно улыбнувшись. - Ушастый вовсе не утонул. Я сам в детстве видел твоего мутанта. И не мутант это никакой, а зверь под названием заяц. Их раньше полно в лесах было. Сказки, басни, стихи детские про них писали. Ну вот, тот заяц - это тоже памятник, как в парке, через который мы проходили. Просто он сидел на камушке, а потом уровень воды поднялся, и он оказался под водой. Какая ты ранимая - так переживать из-за ерунды.
        Ранимая? Знал бы он все про нее - наверное, убежал бы с ужасом. От этой мысли Кошка зарыдала еще горше, а Сергей неловко ее успокаивал. Постепенно Кошка затихла, хотя и продолжала время от времени шмыгать носом - ей хотелось, чтоб он и дальше гладил ее по голове, как маленькую. Но ученый неожиданно чуть отстранился и вынул из рюкзака какой-то предмет.
        - На-ка вот, посмотри, что у меня есть.
        Это был сероватый камень необычной формы - словно закрученный в спираль. «Та самая каменюка, которую он подобрал в парке», - догадалась она. Ну, и что в нем необыкновенного? Ученый просто хочет отвлечь ее, как ребенка, которому показывают безделушку, ерунду какую-нибудь, чтоб перестал плакать. Кошке даже обидно стало.
        - Такими были древние моллюски, - словно отвечая на ее невысказанный вопрос, произнес Сергей. - Ведь миллионы лет назад, когда человека еще и в помине не было, здесь тоже разливалось море, и по дну ползали такие вот создания. В отделке некоторых станций использован мрамор, где иной раз встречаются похожие ракушки, окаменелости, сохранившиеся с незапамятных времен. И древнее море на самом деле никуда не делось - оно до сих пор плещется где-то в глубине, под нами, - Сергей указал под ноги. - Перед самой Катастрофой ходили упорные слухи, что Москва понемногу оседает, проваливается, и вскоре море ее поглотит. Кто знает, может быть, погружение продолжается, и скоро древнее море сомкнется над нами? Что взрыв не доделал - довершит вода. Чем все началось - тем и закончится. Впрочем, не слушай меня, это у меня хандра. Вполне возможно, что все останется в таком виде еще долгие годы. И люди сумеют приспособиться даже к нынешней жизни. Но для этого придется нам вновь пройти путем эволюции. И кто знает, что ждет нас в конце? Станет ли венцом творения грубый дикарь с дубиной в руке? Или многорукий мутант с
глазами на затылке?
        Кошка, как завороженная, глядела на Сергея - лицо его казалось вдохновенным, светлые волосы он откинул со лба небрежным движением. Она вдруг подумала, что вовсе он не старый, как ей раньше казалось.
        - А некоторые думают, что там, внизу, ад, - робко сказала она. - Такое место, где грешников поджаривают на огне. Говорят, сатанисты на Тимирязевской роют яму вглубь - надеются до него докопаться.
        Сказала - и тут же пожалела, что не сдержалась. Лицо Сергея снова приняло снисходительное и скучающее выражение - словно он разговаривал с несмышленым ребенком. Надо было срочно исправлять положение. Не так уж много у нее было опыта в общении с мужчинами, которые ей нравились. Собственно говоря, на ее родной станции таких вообще практически не было. Может, кому-то и нравились мужчины, которые редкий день не напивались, чуть что - пускали в ход кулаки и говорили всякие гадости, но уж точно не ей. А таких, как Сергей или Рохля, Кошка до сих пор не встречала и как говорить с ними, не знала. Но инстинкт подсказал ей - любому приятно, когда его хвалят. И она нерешительно произнесла:
        - Ты такой умный… А откуда ты знаешь про все эти вещи - про э-во-люцию и все остальное? Я бы тоже хотела знать побольше.
        Кажется, помогло. Лицо Сергея вновь смягчилось.
        - Ну, мне ведь все-таки семнадцать уже было, когда Катастрофа случилась, - сказал он. - Я интересовался историей происхождения человека, в Зоологический музей ходил на лекции.
        - Какой музей?
        - Зоологический. На Никитской. Там нам рассказывали всякие интересные вещи - и про этих моллюсков тоже. Зоологический музей - это такое место, где хранились чучела животных, птиц. И древних, и современных. По ним как раз можно было проследить, как видоизменялись создания природы под влиянием эволюции, приспосабливаясь к окружающему миру. Был даже зал скелетов, где можно было увидеть останки давно вымерших животных. Ты не представляешь, какие гиганты населяли раньше землю. Мамонты, огромные ящеры. Теперь, похоже, история повторяется - мы на новом витке спирали.
        Что такое чучела, Кошка представляла. Среди охотников Ганзы были любители сохранять на память свои трофеи. Что такое скелеты, она тоже знала хорошо - в ее странствиях они попадались нередко. Но зачем было их специально хранить, Кошке не совсем было понятно.
        - А куда потом делись эти гиганты? - спросила она.
        - Вымерли миллионы лет назад, - пояснил Сергей. - Из-за огромных размеров им не хватало еды. Ну, и другие были причины.
        Вот это было уже непонятно.
        - А зачем же они выросли такими огромными?
        - Такими их природа создала, - терпеливо ответил Сергей, которого разговор, похоже, уже начал утомлять. Кошка переспрашивать не решилась. Ей представилась Природа в виде огромной женщины, которая создает неуклюжих гигантов - вроде как статуи в парке, где они были.
        - А что там теперь, в музее? - спросила она. Сергей с горечью махнул рукой:
        - Лучше не спрашивай. Конечно, попортилось все. Я даже и не ходил туда после Катастрофы, чтоб душу не травить. А сталкеры фигню всякую рассказывают - про призраки экскурсоводов, которые там теперь живут, и про черную музейную моль. Я одного попросил принести мне несколько препаратов заспиртованных - там в банках специальных интересные экземпляры были. А он, дурак, подумал, что этот спирт можно пить. Одну банку припрятал, жидкость выпил, а осьминогом заспиртованным попытался закусить. Уникальный препарат загубил, идиот. И себя заодно.
        - Как - себя? - спросила Кошка.
        - Как-как. Отравился и умер в мучениях. Дикие люди - никакого соображения. Лучше не думать об этом, а то опять расстроюсь. Такой редкий экземпляр был!
        Кошка так и не поняла, к кому это относилось - к сталкеру или к тому, что было заспиртовано в банке. Поняла одно - Сергей огорчился не на шутку.
        - А как ты думаешь, чем это пахло в парке? - робко спросила она.
        - Я никакого запаха не почувствовал, - сказал Сергей удивленно. - Но могу предположить, что морозным воздухом и гнилыми листьями. Подумать только - уже не верится, что когда-то наверху можно было ходить без противогаза. Эх, я бы с таким удовольствием сейчас вдохнул этот воздух полной грудью!
        Они некоторое время молчали, а потом он спросил совсем другим, безразличным тоном:
        - Значит, завтра вы собираетесь уходить? Пожалуй, я пока останусь здесь, успею еще решить, куда мне теперь податься. Мне бы в Полис хотелось, к браминам - я б лучше наукой занимался.
        Как они вот так умеют - два слова сказал, и сразу кажется, что он уже далеко-далеко, и подступиться нельзя. Она молча поднялась и пошла обратно к Седому - даже отвечать Сергею не стала, боялась, голос ее выдаст. Значит, больше они не увидятся - что ж, пусть так. Не станет она больше его искать, раз он над ней смеется!
        Седой вздохнул облегченно, когда ее увидел. Боялся, что сбежит?
        - Вот и наша проводница, - сказал он проснувшемуся Рохле: - Завтра выходим. Нечего тут задерживаться.
        Но тот вдруг отрицательно покачал головой.
        - В чем дело? - спросил Седой резко.
        - А как же Яночка? - спросил Рохля. - Пока не узнаю, что с ней, я никуда не пойду.
        Глава 4
        БЕГИ, ДЕТКА, БЕГИ!
        Седой и Рохля заспорили, и постепенно Кошка поняла, в чем дело. Яночка была любимой девушкой Рохли, а полгода назад она пропала - думали, что попала в лапы бандитам, и те увели ее на Китай-город. Отец Рохли, видимо, не одобрял увлечения сына, а может, власти сочли лишним посылать за девчонкой спасательную экспедицию. Но теперь, оказавшись в непосредственной близости от бандитского притона, Рохля отказывался уходить, пока не узнает что-нибудь о судьбе подруги.
        Седой сперва пытался его переспорить, но безразличный, казалось, ко всему парень в этом случае проявил удивительную непреклонность. И Седой как будто сдался, обернулся к Кошке:
        - Ну, что делать, избаловал Иван наследничка, а мне теперь расхлебывать. Зайдем уж на Китай-город, коли рядом оказались.
        - Мне туда нельзя, - буркнула она.
        - Почему это? - спросил Седой.
        - Потому что! - отрезала она. - Не пойду - и все.
        По ее тону Седой, видно, понял, что спорить бесполезно, и на лице его появилось чуть ли не беспомощное выражение. Кошка пожалела бы его - если бы могла.
        - А что ж нам делать? - спросил он.
        - Других проводников искать, - проворчала она.
        Но ему, судя по всему, не хотелось искать других - в ее удачу он верил, а здесь явно никого не знал. И все же им удалось договориться - она доведет их лишь до Третьяковской.
        Там они отправят кого-нибудь из местных на Китай-город разузнать про Яну и будут ждать известий.
        Седой был очень недоволен и весь вечер бормотал себе под нос:
        - Вот тоже приспичило - через полгода искать девчонку! За столько времени ее и след простыл. Бандиты давно убили, небось. А по мне, так может, оно и к лучшему. Если и жива осталась, во что она превратилась-то, среди сутенеров и проституток? Да и девчонка так себе - была бы путная какая, а то свиристелка легкомысленная, таким цена пятак в базарный день.
        - А почему такое имя странное - Яна? - подумала Кошка вслух.
        - Ничего не странное. Мать-то ее Ульяной назвала, старинным именем, и в детстве Улей кликала. А парню не понравилось - он по-своему переиначил.
        Все же когда Рохля оказывался поблизости, ворчание Седого делалось вовсе неразборчивым.
        А у Кошки из головы не выходили его слова об отсутствии свидетелей. Ведь сама она, по сути, тоже превращалась в нежелательного свидетеля - получалось, что лишь ей теперь известно о том, что же случилось с ними и куда они направились. Может, в конце пути Седой, вместо того, чтобы расплатиться, попытается и ее убрать? Она решила на всякий случай быть начеку. А еще не давал ей покоя тот странный взгляд Седого - неживой какой-то взгляд. И она все всматривалась в его лицо в поисках смертной печати - но теперь ничего не видела. Вид у Седого был усталый и озабоченный, но самый обычный. И Кошка решила, что все это ей померещилось.
        «Интересно, какая она - эта Яна? Красивая, наверное, раз Рохля ее из головы выкинуть не может, - подумала она, ни с того ни с сего почувствовав даже какую-то ревность. - Однако нельзя сказать, что парень так уж спешил ей на выручку, - тут же утешила она себя. - Если бы не поход - мог и вовсе не собраться. Да вот только напрасно все это - девушки, скорей всего, нет уже в живых. А если и жива еще, то, может, сама об этом жалеет».
        Обычаи китайгородских бандитов были Кошке хорошо знакомы.
        Ночевать устроились в палатках, заменявших гостиницу. Кошке выпало делить палатку в женском отделении со словоохотливой старушкой, которая то и дело называла ее дочкой, удивлялась ее мужской одежде и пыталась выведать, куда и зачем она направляется. В конце концов Кошке это надоело.
        - На Таганку еду, к медикам тамошним, - буркнула она. - Язвы у меня на руках не заживают, лечиться надо.
        Старушка тут же замолчала и постаралась отодвинуться от нее подальше. Кошка облегченно вздохнула и через несколько минут уже спала. Она привыкла засыпать в любых условиях, и даже пары часов ей иной раз хватало, чтобы восстановить силы. А завтра силы ей понадобятся, она это чувствовала.
        И все же сон ее в эту ночь был беспокоен. Кошке снилась Природа в виде гигантской женщины в зеленых одеждах, которая выпускала гулять уродливых и неуклюжих белых каменных гигантов, и те брели, слепо пошатываясь, натыкаясь друг на друга. И попадали в руки другой особы - Эволюции. У той было злое и решительное лицо, и она безжалостно расправлялась с уродцами - одних вообще отбрасывала за ненадобностью, других пыталась обкорнать и переделать. Многие уродцы умирали, и было их жалко до слез. Проснувшись, Кошка все удивлялась этому сну. Она вспомнила, что давно еще ей показывали на какой-то картинке Свободу, которая тоже была изображена в виде женщины. Только у нее из головы росли то ли шипы, то ли рога. И тут еще эти разговоры ученого о богине, об э-во-люции - конечно, немудрено, что все это в ее бедной голове перемешалось.
        Когда уже собирались уходить, выяснилось, что Сергей все же идет с ними до Третьяковской - искать девушку Рохли. Он выглядел веселым, и Кошке подумалось, что Седой пообещал ему что-то - возможно, еще одну экспедицию на поверхность. Она насторожилась - вчера Седой говорил ей совсем другое. Она точно помнила - он собирался добраться вместе с Рохлей в какое-нибудь безопасное место и там осесть. Кошка решила теперь еще внимательнее следить за Седым - может, он просто хочет держать всех свидетелей под рукой, чтоб потом одним махом от них избавиться.
        Почему Сергей решил идти с ними? Ведь он сказал ей вчера, что будет сам за себя решать - по крайней мере, так она его поняла. Зачем он после вчерашнего разговора решил все же остаться вместе с ними? Или он ей не поверил, или… Кошка боялась додумать свою мысль до конца - было бы слишком самонадеянно с ее стороны считать, что причиной была она.

* * *
        Она удивилась бы и, наверное, расстроилась, если бы ей удалось прочитать его мысли. Сначала, когда Сергей впервые увидел ее на Парке Культуры, у него все же возникло предубеждение, в котором он ни за что бы себе не сознался. Он считал себя человеком широких взглядов, и антипатию к женщине относил не на счет того, что она из мутантов, а скорее на счет, как ему показалось, ее излишней самоуверенности. Ему всегда неприятны были женщины, пытающиеся соперничать с мужчинами и командовать ими. Он вовсе не питал предубеждений насчет женского ума, просто не понимал, зачем им так нужно пытаться превзойти мужчин решительно во всех областях. К тому же Сергей не мог отогнать странного ощущения. Она разговаривала правильнее многих, кто встречался ему в метро, но его не покидало чувство, что она просто механически повторяет услышанные от кого-то и заученные фразы, не особо вникая в их смысл. В глазах было совсем другое - отчаяние и дикий страх, как у затравленного животного. Вот это и пугало. Холодок бежал по спине, словно от соседства с опасным зверем, который следит за тобой и ждет малейшего промаха, чтобы
кинуться и вцепиться в горло.
        Вчера что-то изменилось. Когда она стала рассказывать ему нелепые байки с полной уверенностью в собственной правоте, он почти растрогался. Какой она, в сущности, еще ребенок - так слепо верит всяким глупостям, чем невероятнее - тем лучше. А уж когда она расплакалась, жалея утонувшего зайчика, лед был сломан окончательно. Он понял, что любая женщина, как она ни хорохорится, в глубине души остается существом нежным и ранимым. А уж о том, что она мутантка, он и думать к тому моменту забыл.
        И еще у него осталось смутное ощущение, что ей грозит какая-то опасность. Или ей кажется, что грозит.
        Впрочем, ради справедливости стоит заметить, что все эти мысли занимали Сергея недолго. Гораздо более важным ему казалось решить, что делать дальше. От этого выбора, возможно, сейчас зависела его жизнь.
        Если он вернется на Красную Линию, скорее всего, ему не поверят и уморят в лагере. Значит, этот путь закрыт. Но странно - Сергей вовсе не испытал сильного огорчения при мысли об этом. Оказавшись когда-то волей случая жителем Красной Линии, он так и оставался на ней по инерции. Тем более, что жена его, испытавшая жуткий шок в момент Катастрофы, категорически не хотела больше никаких перемен в жизни по принципу «Не вышло бы хуже». Но жена умерла несколько лет назад. Он продолжал жить по-прежнему, не особо тяготясь порядками коммунистов, стараясь не замечать неприятных, а порой и жутких вещей. Конечно, он не мог быть ярым сторонником идеологии марксизма-ленинизма, но зато на станциях Красной ветки существовал определенный порядок, и это было лучше, чем либеральный хаос. Тем, кто трудился, был гарантирован кусок хлеба. Да-да, именно хлеба: Красную Линию весьма долго обеспечивала мукой и зерном станция Сокольники, переименованная в Сталинскую. Говорили, что поблизости от нее находился огромный мукомольный комбинат, носивший какое-то нежное женское имя. Сергей поморщился. Он старался не слушать сплетни,
но кое-какие вести и до него доходили - об опале секретаря Северной партячейки, о его дочери, по слухам, убившей собственного отца, а теперь гниющей заживо где-то в лагере. Может, это хорошо, что у них с женой не было детей? А теперь мучные склады уже опустели - невозможно же бесконечно жить старыми запасами. Красная ветка вновь жила под угрозой голода. И все же по своей воле Сергей вряд ли ушел бы. Но теперь, когда судьба все решила за него, он испытал облегчение. Он ведь ни в чем не виноват. Он не хотел дезертировать, просто так уж вышло. Он мирный человек, ему всегда хотелось заниматься наукой и не влезать ни в какие дрязги.
        Сейчас у него есть временный пропуск на Ганзу, который сделали ему как члену экспедиции. Но когда срок закончится, его выдворят - и до тех пор ему надо определиться.
        Спутники его собираются на Третьяковскую - а почему бы не пойти пока с ними? Воспользоваться случаем увидеть новые места - может, появятся еще какие-то варианты. Сергей, в отличие от умудренной жизненным опытом Кошки, вовсе не опасался подвоха со стороны Кузнецова (проводница называла его Седым), которого знал уже несколько лет, и был уверен, что Топтун упал с моста в реку случайно, без посторонней помощи.
        «Можно было бы отправиться в Полис», - думал Сергей. Его всегда манило государство, расположившееся в самом центре метро, на Библиотеке Ленина и трех прилегающих станциях. Только там еще и пытались заниматься наукой, сберечь накопленные человечеством знания. Но вот если бы их экспедиция в Изумрудный Город удалась, ему было бы что сообщить ученым-браминам, да и военных-кшатриев такая информация наверняка заинтересовала бы. То есть он пришел бы к ним не с пустыми руками. Тогда и отношение к нему было бы другое. А может, не зря Кузнецов обронил, что они еще собираются подняться на поверхность? Продолжить разведку, несмотря ни на что? Надо будет потолковать с ним об этом.
        Сегодня он как раз обдумывал предстоящий разговор с военным, а странную женщину-проводника до поры до времени вовсе выкинул из головы.
        Тем временем они подошли к переходу в центре зала. Сверху над ступеньками свисал ганзейский флаг, с двух сторон стояли пограничники в черно-сером камуфляже. Здесь кончалась территория Ганзы. Пройдя по переходу, путники спустились по ступенькам на Октябрьскую радиальную. Эта станция выглядела куда более грязной и запущенной, да и строители ее, видно, не заботились особо об украшениях - глазу не на чем было отдохнуть. Квадратные серые колонны, белый потолок без лепнины. Люди здесь были одеты намного беднее и выглядели изможденнее. Прямо сказать, куда более затрапезная станция, да и убирали ее, видно, в лучшем случае по большим праздникам. Не сравнить даже со станциями Красной Линии, где мраморные поверхности обычно натирались до блеска. Но Кошке такая обстановка была не в новинку - станция, где она росла, тоже не отличалась излишней роскошью. Наоборот, ей казалось, что в толпе этих оборванцев затеряться легче.
        Часовые, проверив документы, пропустили их в туннель к Третьяковской. Один из них еще долго и косноязычно пытался что-то объяснить, но Кошка слушала вполуха, поглощенная своими переживаниями. В память врезалось лишь настойчиво повторявшееся слово «мертвый», но ей было не до того. Давно уже не приходилось ей бывать так близко от родных мест, и она молилась про себя, чтобы все окончилось благополучно.
        В то, что девушка, которую они ищут, жива, ей верилось с трудом, но для Кошки удачным исходом было бы и то, чтобы все они вернулись из этого похода живыми. Рохля сегодня выглядел не таким сонным, как обычно, настроение у него было хорошее, словно он заранее верил, что Яну они найдут. Кошка хмыкнула про себя. Парень, видно, надеется, что как только они дойдут до места, его девушка сама выбежит им навстречу, как будто все это время только его и поджидала, целая и невредимая. А что, если она давно мертва? Или от перенесенных испытаний превратилась в отупевшее, изможденное существо? Что он будет делать тогда? По-прежнему захочет забрать ее с собой? Да и как он надеется забрать ее у бандитов - те просто так ничего не отдадут, в лучшем случае потребуют выкуп. Впрочем, патронов у Седого, кажется, хватает, но пожелает ли он отдавать их за девчонку?
        Страшно, что там может встретиться ей кто-нибудь из прежних знакомых. Если узнают, ей конец. Кошка постаралась, конечно, принять меры, чтобы хоть как-то изменить внешность: намазав щеки жиром, припудрила их потом мукой, а веки натерла пеплом. Подумав, под глазами растерла пепел тоже. На голову повязала черную тряпку на манер банданы. Когда она увидела в осколке зеркала, вмазанном в стену, свое отражение, то чуть сама не испугалась. Теперь она чем-то походила на одну из девушек с отдаленных станций, раскрашивавших лица всеми подручными средствами. Для полного сходства оставалось только намазать поярче рот и нацепить побольше железных висюлек - на одежду, в уши, на шею и даже в нос. Но этого она решила не делать, рассудив, что тогда будет, наоборот, чересчур выделяться. Пока она выглядела скорее изможденной замарашкой. Когда Сергей ее увидел, брови у него взлетели вверх, а Рохля лишь тихо присвистнул. Седой ничего не сказал, но в его глазах она заметила что-то похожее на одобрение. Казалось, он понимал, что заставило проводницу сегодня выглядеть таким чучелом. «Ничего, - подумала она. - Главное,
капюшон толстовки натянуть до бровей, чтоб лица не видно было». С ее мальчишеской фигурой можно было издали и за подростка сойти.

* * *
        В туннеле было сыро, по стенам стекала вода. Кошка то и дело вертела головой по сторонам, но ничего подозрительного пока не видела. Странным ей показалось лишь то, что по пути им никто не встретился: ни бродяги, ни челноки. Это ее слегка насторожило.
        Кошка заметила ответвление, уходившее вправо. Насколько она помнила, то был съезд к Новокузнецкой, Павелецкой и Серпуховской. На всякий случай стоило иметь это в виду. Хотя на Новокузнецкой, по ее мнению, ничего хорошего не было, и она надеялась, что туда им не придется отправляться. На Павелецкой радиальной не было гермоворот, и оттуда периодически пыталась прорваться всякая нечисть сверху. Впрочем, Павелецкая кольцевая, кажется, пока держалась за счет радиальной, снабжая ее людьми и патронами. Но обстановка там все равно была тяжелая. По мнению Кошки, для того, чтобы отсидеться, из всех этих станций больше всего подходила Серпуховская, и она решила на всякий случай держать это в памяти. Как ни странно, хотя раньше Кошка жила, казалось бы, недалеко отсюда, у нее не было возможности изучить этот путь как следует. До событий, перевернувших ее жизнь, она почти никуда со своей станции не уходила, а после, наоборот, у нее были веские причины держаться от родных мест как можно дальше.
        Чем ближе была Третьяковская, тем больше Кошка беспокоилась. Наверняка она встретит там знакомых - ведь оттуда до Китай-города рукой подать. Зачем, зачем она только согласилась вести группу туда? Всех патронов не заработаешь, а своя шкура дороже. И поглощенная мыслями об одной опасности, она благополучно проглядела другую. Когда появилась очередная развилка, она силилась вспомнить, что там ей объяснял часовой, но, конечно, сделала все наоборот.
        По ее подсчетам, они были уже совсем рядом со станцией, но впереди не видно было света. Неужели на Третьяковской теперь никто не живет? Кошка, сделав знак спутникам подождать, по железной лесенке вскарабкалась на перрон и застыла, оглядываясь и принюхиваясь. Все чувства, как обычно в минуту опасности, обострились. Она не столько увидела, сколько угадала кучку тлеющих углей за одной из колонн, а ноздри защекотал запах, который она бы ни с чем не перепутала.
        Запах жареного мяса.
        Стало быть, кто-то здесь живет. Черные тени таились по углам, Кошка нервно озиралась. Теперь она поняла, что пытался ей втолковать часовой перед уходом. Из-за того, что она не поняла его объяснений, они оказались в северном зале Третьяковской, на который законы цивилизации не распространялись.
        Мертвый перегон между Третьяковской и Марксистской был одним из самых гиблых мест во всем метро. Она знала, что в этот туннель прогоняли всякую шваль, человеческое отребье, бомжей, которые и находили там свой конец. Но, видимо, некоторым удавалось уцелеть. И они возвращались, окончательно утратив от пережитого ужаса человеческий облик.
        Круглые, когда-то белые своды станции покрывала теперь копоть. Кошка споткнулась о кучку обгоревших костей. Сгустки темноты придвинулись ближе, ей даже казалось, что она различает неприятный запах. Она словно чувствовала, как обитатели станции безмолвно сигнализируют друг другу: «Свежее мясо! Вкусная, теплая, парная человечина!»
        «Что делать? Может, вернуться?» - в панике подумала она. Сзади вскрикнул Рохля, кто-то зажег фонарик, несмотря на ее запрет. Седой, Рохля, Сергей торопливо подошли к ней, настороженно оглядываясь назад. Кажется, возвращаться было уже поздно, их окружали. Загоняли, как зверей.
        Переход в южный зал Третьяковской был совсем близко. Но черные тени - еще ближе.
        Внезапно Седой вскрикнул, но прежде, чем Кошка успела отреагировать, все уже было кончено: на полу у его ног скорчилось жуткое существо с выпученными глазами и неестественно вывернутыми суставами. Седой брезгливо вытер окровавленный нож об его лохмотья. Кошка вдруг наклонилась, непонятно зачем. Буркала уставились на нее. Раздались невнятные звуки. Странное создание было еще живо.
        - Добей его, - брезгливо скомандовал Седой, тяжело дыша.
        Но Кошка прислушивалась.
        - Рас-с-с… Рас-ска-жи, - с усилием непослушным языком выговаривало создание, - ей рас-ска-жи… На-та-ше… по-жа-луй-ста…
        - Расскажу! - твердо сказала Кошка. Она понятия не имела, кто такая Наташа и что ей нужно рассказать, но готова была обещать что угодно, если такая малость могла облегчить этому бедолаге переход в другой мир. Ему и так очень не повезло, лежачего не бьют.
        - Бли-же, - выговорило создание с усилием. - Сю-да, ко мне.
        Она опустилась рядом на колени, вглядываясь в то, что когда-то было человеческим лицом. Он еще что-то пробормотал свистящим шепотом - ей сначала показалось, что она ослышалась.
        - Ты - кош. Кош-ка.
        И тут она тоже его узнала. Ей случалось встречать его на Китай-городе тогда еще, в прежней жизни. До того, как она стала изгнанницей и убийцей. Это был один из тех уродов, которые травили ее как мутантку, существо низшего сорта. Как же могла с ним произойти такая перемена? Ведь времени с тех пор прошло не так уж много.
        - Ты - Кош-ка. Тебя нет. Ты умер-ла, - с усилием выговаривали посиневшие губы.
        - Чего ты с ним возишься? Прикончи его! - требовал Седой, но сам, к счастью, старался держаться в стороне от жуткого создания. Иначе он мог бы услышать его слова. И понял бы, какую нашел себе проводницу.
        Умирающий еще что-то бормотал. Наверное, считал ее погибшей - а она жива. А вот ему скоро конец. «Так тоже бывает, - подумала она. - Еще недавно ты мнил себя сильным и издевался над слабыми, и вдруг мы поменялись местами. Теперь я смотрю, как ты подыхаешь в грязи. Но теперь я не держу на тебя зла. Ты и так получил сполна…»
        - Ведь-ма… Все умрут там, - пробормотал лежащий, и лицо его искривилось то ли предсмертной гримасой, то ли злорадной улыбкой. Неизвестно, что теперь творилось в его полуразрушенных мозгах.
        - Добей его, чего ты ждешь?! - закричал Седой. Жуткое создание вздрогнуло и вытянулось.
        - Все уже, - сказала Кошка, - отмучился. И между прочим, меня учили, что каждый грязную работу за себя делает сам.
        - Слишком ты умная стала! - буркнул Седой. - Кто нас вообще в этот гадюшник привел, а?
        Назревавшую ссору прекратил раздавшийся одновременно с разных сторон не то стон, не то рык. Путешественники попятились, освещая пространство вокруг себя фонариками и наставив автоматы на темные сгустки. Твари не спешили выбираться на освещенное пространство. Кошка рванулась к ступенькам перехода и тут вспомнила наконец, о чем толковал часовой. Переход из северного зала Третьяковской в южный завален из-за этих вот жутких созданий, которые обосновались здесь. Черт, придется все-таки через Новокузнецкую, по-другому не получится!
        - Туда! - крикнула она спутникам, указав в конец зала, в сторону эскалатора, ведущего к Новокузнецкой.
        Сзади грохнуло несколько выстрелов - это Седой решил вразумить обитателей станции. Одна из его пуль явно попала в цель - послышался болезненный скулеж, перешедший в глухое ворчание. А затем раздались звуки, от которых Кошку передернуло - хруст, чавканье, жадное урчание. Стая быстро утешилась - теперь она пожирала останки собрата. Вдруг раздался нечеловеческий вой, полный муки, который тут же оборвался. Кажется, кого-то поедали живьем.
        Путешественники, не помня себя, промчались вверх по небольшому эскалатору. Подбежав к решетке, увидели за ней двоих братков, настороженно глядевших в их сторону. Седой торопливо протянул пригоршню патронов. Кошка нарочно держалась в стороне.
        - Ну, вы дурные, - сказал караульный, не торопясь открывать. - Тут уже давно мало кто шляется, только самые отчаянные. Умные люди нашу юдоль скорбную стороной обходят. Чего пришли-то? Откуда идете?
        - С Октябрьской. Купить кой-чего нужно… - неопределенно пробормотал Седой.
        - А-а! - гнусно осклабился охранник. - Видно, очень приперло, коли даже морлоков не побоялись. Да, я слыхал, вроде, что на Ганзе теперь дурь продавать запретили. Ну, у нас все найдется, только патронов отсыпай. Да вы уж не первые - приходили уже к нам за этим. Только двоих по дороге сожрали, - и он захохотал, очень довольный.
        - Открывай скорей! - крикнул Седой, нервно оглядываясь.
        - Экий ты быстрый. За проход по пять патронов с носа. И еще пять за беспокойство.
        «Думают, что мы дури хотим прикупить. Ну, так даже лучше», - подумала Кошка. Седой, не споря, торопливо отсыпал патронов. Чувствовалось, что в душе он давно уже проклинает Рохлю с его безрассудной затеей. Да и сам парень выглядел притихшим. Лицо его, обычно бледное, теперь и вовсе стало белым как мел. Казалось, он наконец осознал, чем может обернуться их поход.
        Лязгнул замок, и они очутились в тамбуре. Охранник уже возился со следующей решеткой, и через минуту отряд очутился на станции.

* * *
        В первый момент Кошка чуть не ослепла от яркого света, а по ее чутким ушам ударил гомон торговцев, расставивших свои лотки на левом пути, прямо на шпалах. Спускаясь по ступенькам, путники видели сверху многочисленные палатки и навесы. Кошка уже не первый раз была на этой станции и каждый раз поражалась ее тяжеловесному великолепию - бежевый мрамор с коричневыми прожилками, массивные колонны, широкие квадратные арки, мозаичные вставки на потолке. Впрочем, Кошке они не очень нравились. Изображенные на этих мозаичных картинках люди указывали друг другу на различные предметы с таким видом, будто догадывались, что на них смотрят со стороны. Особенно хороши были широкие белые мраморные скамьи - таких она нигде в метро больше не встречала. Сиденья-то были обычными, деревянными, а вот каменные спинки уходили высоко вверх и там загибались завитушками. Одна старуха рассказывала Кошке, что скамейки эти будто бы утащили из какого-то разрушенного храма.
        Несмотря на все великолепие, станция выглядела грязноватой и замусоренной, на мраморных скамьях сидели размалеванные полуобнаженные девицы, а поблизости прохаживались сутенеры. Некоторые девчонки стояли возле палаток, пытаясь заманить клиентов.
        Не следовало задерживаться здесь - нужно было попасть в южный зал Третьяковской, откуда туннель вел на Китай-город. Но Рохля, забыв, наверное, зачем он сюда пришел, уставился на одну из девиц, раскрыв рот. «Конечно, на Красной Линии ты, небось, не видал таких», - усмехнулась про себя Кошка. Сама-то она, можно сказать, выросла в этой обстановке. Для нее это был мир, привычный с детства. С некоторыми из девиц на Китай-городе она даже была в неплохих отношениях - те просили ее постирать, а взамен подкармливали вкусностями, когда удавалось раскрутить клиента.
        Девушка, привлекшая внимание Рохли, и вправду была красавицей - у нее были черные длинные кудрявые волосы, хотя с виду и не слишком чистые, и большие черные глаза. Одета она была в яркие пестрые тряпки. Заметив взгляд Рохли, оценивающе оглядела всю их компанию и улыбнулась ему:
        - Пойдем со мной, красавчик. Я тебе еще и погадаю.
        И видя, что Рохля молчит, быстро сказала:
        - За гадание ничего не возьму, узнаешь судьбу бесплатно. А узнать-то есть чего: у одного из вас за плечами смерть караулит. Если пойдешь со мной, скажу - у кого.
        - Чего только шлюхи не придумают, чтоб клиента заманить! - фыркнул Седой.
        - А ты вообще засохни! - обернулась к нему девушка. - Тебе я и так могу сказать, чтоб только отвязался - ты и до ночи не доживешь!
        Седой застыл столбом. Рохля вздрогнул от неожиданности, а Сергей осуждающе покачал головой. В следующую секунду Седой нервно дернулся - по лицу было видно, он не привык, чтобы шлюхи так нагло разговаривали с ним. Но тут же, видно, вспомнил, где находится, неимоверным усилием воли сдержался, и только руки, сжатые в кулаки, выдавали его состояние. И тут плечистый квадратный парень в потертой коричневой кожаной куртке и спортивных штанах, казалось, безразлично прислушивавшийся к разговору, вдруг отвесил девушке короткую оплеуху - да так, что та с криком отлетела шагов на пять, чуть не сбив один из торшеров на длинной ножке, стоявших через равные промежутки по всей длине станции. Она свалилась бы на пол, если б не поддержали прохожие. К изумлению путников, девчонка, поднявшись, лишь потерла распухшую щеку, с ненавистью покосившись на плечистого, и молча заняла свое место возле палатки.
        - Что там? - спросили в толпе.
        - Да Глашка опять за свои предсказания взялась, вот Толян ей и врезал. И правильно сделал. Работаешь - так работай, нечего клиентов распугивать! - буркнула девица постарше с лицом, изуродованным шрамом и с на удивление красивыми ногами, которые она и демонстрировала чуть ли не во всю длину. - Идем лучше со мной, парень, - сказала она Рохле. - А судьбу незачем знать заранее, все равно от нее не уйдешь.
        Седой хотел, видно, что-то сказать, но поглядел на плечистого сутенера и благоразумно промолчал, лишь дернул Рохлю в сторону. Они уже отходили, как вдруг сзади раздалось:
        - Иди сюда, котик!
        Кошка вздрогнула, надеясь, что это какая-то ошибка, что обращаются не к ней. Но тот же развязный голос повторил:
        - Иди-иди, тебе говорю!
        «Провалилась! Бежать! Немедленно!», - мелькнуло у нее в голове. Но она, усилием воли придав лицу равнодушное выражение, обернулась и увидела абсолютно незнакомую ей девицу.
        - Ну что же ты, малыш! Я недорого возьму.
        Кошка облегченно вздохнула. Из-за низко надвинутого на лицо капюшона, эта дура явно приняла ее за парня. Боясь, что голос ее выдаст, Кошка лишь отрицательно помотала головой, и они, проталкиваясь сквозь толпу, устремились, наконец, к переходу.

* * *
        Что удивительно, за проход в южный зал Третьяковской вновь пришлось платить. Им объяснили, что на этой станции верховодит другая группировка, а если неохота платить, то никто никого не неволит, они имеют полное право проваливать подальше отсюда. Кошка не удивилась - на Китай-городе дело обстояло примерно так же. Но Седой, она видела, был уже на пределе и с трудом удерживался, чтобы не высказать вслух, что он думает обо всей этой афере вообще и об этой богом проклятой станции в частности.
        Квадратные колонны подпирали грязно-белый потолок, на станции царили толчея и гомон. По углам шушукались непонятные люди, с подозрением глядевшие на пришельцев. Одного из них удалось уговорить отправиться на Китай-город, разузнать, есть ли там девушка по имени Яна, и передать ей записку. Оставалось только надеяться, что посланник, щуплый мужичонка, которому дали аванс и обещали еще, не обманет и будет расторопен. А путники тем временем зашли в столовую под названием «Грев», где Седой заказал всем по порции свиного шашлыка с грибами и по кружке грибного чая. В просторной палатке стоял чад от пригоревшей еды, а исцарапанные пластиковые столики пахли чем-то кислым. Время от времени их пыталась протирать вонючей тряпкой тетка в замызганном спортивном костюме и пластиковых шлепанцах, еле передвигавшая ноги - то ли изможденная, то ли просто пьяная.
        - О чем ты там с этим мутантом толковала? - как бы невзначай спросил Седой Кошку. - Знакомый твой, что ли?
        Кошка покачала головой. Стараясь, чтоб голос звучал равнодушно, ответила:
        - Я и не поняла, что он говорил. У него в мозгах уже черви завелись, наверное.
        - Мутант мутанта всегда поймет, - хмыкнул Седой. Кошка, вспыхнув от обиды, придумывала, какую бы гадость сказать ему в ответ, но тут Рохля, молчавший с тех пор, как разыгралась сцена с девушкой, задумчиво спросил:
        - Интересно, что она имела в виду?
        - Эта шлюха? - пренебрежительно спросил Седой. - Она просто несла какой-то вздор, чтобы нас задержать, заморочить - вот и все. Моя бы воля - стрелял бы таких на месте. Смеет еще раскрывать свою поганую пасть, будто ее кто-то спрашивал! Она должна знать свое место!
        Но в глазах его мелькнуло странное выражение - затравленное и тоскливое.
        - Может, это была цыганка? - предположил Сергей. - Тогда морочить людям голову у нее в крови. На публику работала. Конечно, глупо верить предсказаниям…
        Путники сидели возле одного из проделанных в матерчатой стене окошек, стараясь не привлекать к себе внимания и то и дело поглядывая в сторону туннеля к Китай-городу. На их глазах уже несколько человек прошло в ту сторону и двое явились оттуда. Кошка съежилась, стараясь, чтобы свет не падал ей на лицо. К счастью, народу в столовой в это время почти не было.
        И вот наконец их гонец нарисовался. Мог бы и побыстрее обернуться! А следом за ним двигалась фигура в темном плаще с капюшоном. Они помахали ему, подзывая. Войдя в столовую, гонец сразу протянул руку за причитающейся мздой, но Рохля нетерпеливо спросил:
        - Ну как, узнал что-нибудь?
        Гонец приложил палец к губам, а его спутник откинул с головы капюшон, и они облегченно вздохнули. Оказалось, это девушка, и симпатичная, правда, черты ее лица были словно смазаны - нос курносый, рот великоват. Коротко остриженные пушистые светлые волосы слегка вьются - видно, следит за ними, моет, расчесывает. Вот только портил ее этот жуткий бесформенный плащ. Но когда он слегка распахнулся, все стало понятно. Под плащом то ли платье, то ли длинная рубаха обтягивала вздутый живот - не сегодня-завтра рожать.
        - Привет! - как ни в чем не бывало, сказала она Рохле. - Вот не ожидала!
        - Привет! - побледнев, судорожно улыбаясь, ответил он. - Ну как ты?
        Первый раз Кошка видела его таким взволнованным. А девушка только рукой махнула.
        - Лучше не спрашивай, - протянула она. - Правда, грех жаловаться - меня не трогает никто - Кольки боятся. И ем сколько хочу - с едой-то тут получше, чем у красных. Теперь хоть не тошнит уже, а то сначала прямо наизнанку выворачивало. А вообще зря вы сюда пришли. Колька, если узнает, что я с вами разговаривала, вас всех убьет. Лучше уходите скорее.
        - А ты? - спросил Рохля.
        - И меня убьет, конечно, - легко согласилась она. - Говорю же тебе - уходите.
        - Так ты хочешь здесь остаться? Тебе здесь нравится? - спросил Рохля, побледнев.
        Она покачала головой:
        - Да нет. У нас редкий день без драки обходится. Скучно. Я бы ушла, только куда? Кому я такая нужна? - Яна положила руку на живот. А Рохля смотрел на нее чуть ли не умиленно. «А ведь ребеночек-то его, судя по срокам, - подумала Кошка. - Интересно, неведомый Колька в курсе, или ему без разницы?»
        - А ты откуда здесь?
        - За тобой пришел.
        - А с чего ты решил, что я с тобой пойду? - капризно протянула Яна. - Полгода прошло, от тебя ни слуху, ни духу. Мог бы раньше побеспокоиться. А теперь куда я пойду - у меня и сил нет много ходить, спать все время хочется.
        - Ну ты лентяйка, - ласково попенял ей Рохля. - Отсюда до Ганзы один переход всего - а там уже легче будет. На дрезину сядем и поедем.
        Кошку кольнула непонятная ревность - так ласково Рохля говорил с девушкой, словно с малым ребенком. Ей бы тоже хотелось, чтоб с ней так нянчились, заглядывали в глаза, предугадывали ее желания. Она сердито тряхнула головой. Что такого сделала эта девчонка, чтоб так привязать Рохлю к себе, чтоб он и спустя полгода помнил о ней и отправился ее спасать? Чем она лучше нее? Волосы пушистые и кожа мягкая? У нее бы тоже были красивые волосы, наверное - если бы их отмыть как следует. А девчонка еще разговаривает так капризно, словно уверена в своей власти над ним. Тут Кошка слегка утешилась при мысли, что если бы не экспедиция, Рохля, скорее всего, до сих пор сидел бы на Красной Линии, а эта его Яночка так и оставалась бы у бандитов.
        - А вот интересно, что твой папочка скажет? - неожиданно язвительно спросила Яна. - Он ведь орал - никаких детей, нечего мутантов плодить! А по-моему, дело в том, что он просто меня терпеть не мог.
        Теперь настала очередь Рохли скривиться.
        - Вот только не надо про папочку. Я, может, его вообще больше не увижу. Ушли мы оттуда.
        Яна нахмурила бровки, посмотрела на Седого - тот кивнул. Видно было, что старого коммуниста девушка не особо любит, как и он ее, но слова его во внимание приняла.
        - И куда вы теперь пойдете? - спросила она.
        - Да как получится. Скорее всего, в Бауманский альянс или на Сокол к свинарям подадимся - там тоже знакомые есть.
        Яна вздохнула.
        - Идем с нами, - снова попросил Рохля.
        - Как - прямо так? - с изумлением спросила она. - Ты с ума сошел?
        - Да, прямо сейчас. Потом-то ведь не уйдешь.
        Девушка согласно кивнула и задумалась. Парень ждал.
        - А что, - произнесла она, наконец. - Может, и вправду с вами? Колька со своими головорезами наверх ушел, меня теперь долго не хватятся. Меня сначала стерегли, а теперь не очень - думают, привыкла, прижилась, да и куда мне такой идти? А я не хочу с ними, надоели.
        Яна капризно скривила рот. На скуле у нее красовался синяк - застарелый, отливающий уже желтым. Что ж, причины для недовольства у девушки явно были.
        - А как меня с Третьяковской выпустят? - вдруг пришло ей в голову. Седой показал какую-то бумагу и одновременно похлопал себя по карману, где что-то брякнуло.
        - Ну, тогда пошли, - беспечно сказала Яна. - Лучше скорее, чтоб подальше уйти, пока не хватились.
        Видно было, что для Яны это очередное приключение - как и бандитский плен. «Бывают же люди, - с горечью подумала Кошка, - способные ко всему относиться легко. Как хорошо было без этой дурочки, а теперь все испорчено»… Ладно, ее дело маленькое, доведет она их до Бауманского альянса или куда они там собрались, получит то, что ей причитается, а душевные раны зализывать будет после. Интересно, а куда потом все-таки отправится ученый? Может, пойти с ним вместе? Она могла бы быть ему полезной, если его интересуют вылазки на поверхность. А он бы рассказывал ей про эволюцию и про всякие другие интересные вещи…
        Спутники ее тем временем стали собираться. Девушка вновь запахнула просторный плащ, после чего путешественники с деланной беззаботностью подошли к караульным. Те для вида мельком глянули в документы, один из них протянул руку, куда Седой всыпал пригоршню патронов. Девушка стояла, опустив голову, чтобы не было видно лица, но часовой, лишь скользнув по ней равнодушным взглядом, отвернулся к собеседнику. А тот глядел в упор - Кошка почувствовала его пристальный взгляд на себе. И не выдержав, подняла голову.
        Чтоб им всем пусто было! Леха Фейсконтроль собственной персоной. В черной замызганной рубашке, в спортивных штанах, явно навеселе. Засаленные волосы свисают на плечи, глазки-щелочки так и впились в нее.
        Вот и влипла. Но еще несколько секунд она вопреки здравому смыслу надеялась, что все обойдется. Может, все-таки не узнает?
        - Ки-иса! - протянул он. - Какими судьбами? Я уж и не чаял тебя увидеть.
        - Вы обознались, - пробормотала она невнятно, словно с набитым ртом.
        - Да ни в жисть! - восторженно заорал Леха. - Какие люди к нам - и без охраны! Только за каким фигом ты мукой обсыпалась? Я тебя в любом прикиде узнаю!
        На них начали оборачиваться, несколько человек подошло ближе, глядели выжидательно.
        - Чтоб я да не узнал тебя, лапуля! - еще громче завопил Леха. - Эх, Мурка, ты мой Муреночек! Кошечка, покажи ушко! Давай я тебя за ухом почешу, зверек ты мой хорошенький!
        «Выхода нет. Прости, Леха, но ты просто не оставил мне выбора». - И она молниеносным движением вонзила нож ему в бок. Фейсконтроль секунду недоуменно смотрел, словно не понимая, потом схватился рукой за живот. По пальцам заструилась темная кровь. Пока никто не опомнился, Кошка ударила второй раз - туда, где должно быть сердце. Ей не хотелось, чтоб он мучился. Леха с тем же удивленным лицом повалился ей на руки.
        - Мурка… киска… прости…
        «Эх, Леха! Я правда не хотела. Так уж вышло - или ты, или я. Лучше б это был кто угодно другой. Что за несчастная судьба поставила тебя сегодня у меня на пути? Помнишь, как ты меня спрашивал - что такое красное на черном? Теперь я знаю это, Леха. Красное на черном - это твоя кровь, пропитавшая рубашку. И на черном она не видна - просто влажное липкое пятно на ощупь…»
        Часовой, опомнившись, вскинул автомат, но Седой с неожиданной силой ударил его прикладом по голове, точно дубиной, и тот упал.
        - Уходите в туннель! - закричал Седой ей и Яне. Попытался подтолкнуть в ту же сторону и Рохлю, но тот замешкался. Его кто-то ударил сзади, и он осел на пол, все еще глядя на Яну. Та застыла в ужасе, так что Кошке пришлось силой тащить ее за собой. А сзади отбивался от нападавших Сергей.

* * *
        Какое-то время Кошке удавалось тащить Яну чуть ли не на себе, но та все тяжелее висла на ней. И вдруг остановилась, схватилась за живот:
        - Все, не могу. Больно. Иди одна, я тут посижу.
        - Дура, тебя убьют!
        - Мне все равно. Больно очень. Пусть лучше убьют.
        «Черт бы побрал эту идиотку! Как не вовремя ей приспичило рожать!»
        Сзади, в туннеле, послышались выстрелы. Потом шаги, хриплое дыхание. Кто-то догонял их. Кошка ждала с ножом в руке. Шаги приближались, по характерному кашлю она узнала Седого. Он подошел, пошатываясь, словно пьяный. Прохрипел:
        - Почему вы здесь? Сказано - уходите!
        У него на губах пузырилась красная пена.
        - А где… - она хотела спросить про Сергея, но он понял по-своему:
        - Пашу не уберег. Что я Ивану скажу?
        «Вряд ли ты этого самого Ивана когда-нибудь еще увидишь», - подумала она, но ничего не сказала. Вместо этого выдавила:
        - А… ученый где?
        - Не знаю. Ранен, убит - какая разница? - хрипло пробормотал он и опустился на шпалы. - Ты вот что… тут, в рюкзаке у меня возьми, что тебе причитается. Там больше, чем достаточно. Спаси хоть девчонку. Ведь ее ребенок - Ванькин внук. Все, что останется от него…
        Тут Яна как раз застонала. Кошка попыталась ее осмотреть, а когда вновь повернулась к старику, он уже не дышал.
        «Действительно, какая разница? Мы все умрем рано или поздно», - подумала Кошка. И для очистки совести сделала последнюю попытку уговорить Яну, хотя понимала - бесполезно:
        - Ну, попробуй хоть немного пройти. Иначе умрешь.
        - Уж лучше умереть, - пробормотала та.
        - Дура! - с отчаянием сказала Кошка. - Чего ты с нами потащилась, если знала, что вот-вот родишь?
        - Ребенок, - невнятно пробормотала Яна.
        - Что - ребенок?
        - Колька… Он бы его убил… Ребенка… Или продал. Ему младенец не нужен. Он сам так говорил.
        «Интересно, - думала Кошка, - почему нас не догоняют?» Она сидела возле стонущей Яны и пыталась помочь ей, как могла. Сколько прошло времени? Она не знала. Наконец, в руках у нее оказался пищащий скользкий комок, а Яна лежала, и кровь текла из нее струей. Ничего нельзя было сделать. Еще через полчаса лишь комок у Кошки в руках подавал признаки жизни, слабо попискивал. И она мысленно попросила прощения у мертвой Яны, что завидовала ей.
        Она сняла с умершей рубаху, разорвав по шву, и завернула в нее ребенка. Потом взяла рюкзак Седого, обшарила его карманы, все патроны забрала себе, взяла и флягу, и нож - все, что могло пригодиться.
        Что теперь делать? Никого из тех, кого она должна была довести до места, не осталось. Они умерли, они все умерли из-за того, что связались с ней. Нашли бы другого проводника - может, остались бы живы. Она проклята, и лучше бы ей умереть тоже. Но это всегда успеется, а сейчас надо уходить. Но как быть с ребенком? Он, наверное, тоже вот-вот умрет, хотя пока и шевелился. В любом случае оставаться здесь, возле мертвых, смысла нет - если на нее наткнутся, ей не поздоровится. Интересно, успел кто-нибудь понять из Лехиных воплей, какая гостья побывала у них на станции сегодня? Если даже не успел, потом начнут опрашивать свидетелей, догадаются - а за ее голову здесь обещана хорошая награда. Значит, надо бежать, но куда девать ребенка? Зачем ей чужой младенец? Своего у нее не будет никогда, ну и не надо, а о чужом с какой стати заботиться? Какие странные звуки он издает - словно мяучит…
        Она никому ничего не должна. Седой обещал ей плату за работу, но теперь он умер. Все, что ему принадлежало, она и так забрала себе. И делать больше ничего не обязана.
        В какой-то момент Кошке захотелось оставить младенца здесь, возле мертвой матери, и уйти. «Все равно он, скорее всего, не жилец», - уверяла она себя. Но ребенок шевелился и слабо пищал.
        Ведь это только бессмысленный комочек. Он еще ничего не понимает. И все же ясно - бросить его здесь - означает обречь на верную смерть. Не надо обманываться - раньше, чем здесь кто-нибудь пройдет, его успеют загрызть прожорливые крысы. И даже если кто-то с Третьяковской найдет его еще живым - это такая публика, что в первую очередь подумает, кому бы продать ребенка с пользой для себя - а что с ним будет, это им без разницы. Пусть хоть суп из него сварят или пустят на шашлык. Продадут попрошайкам, которые клянчат еду, и ребенок умрет у них через пару дней. А может, сразу шваркнут малыша головой об стену - просто так, смеху ради. Гуманнее всего было бы не оставлять его живым - придушить, что ли? Ведь он еще ничем не провинился…
        Но Кошка все чего-то ждала. И вскоре ей стало ясно, что умирать младенец пока не собирается, а убить его она не сможет. Да, ей случалось убивать врагов, но то были взрослые мужчины. А вот погасить искру жизни в этом бессмысленном зародыше она почему-то была не в состоянии. Тем более, что Яна, его мать, такая легкомысленная и глупенькая с виду, умерла ради того, чтобы дать ребенку хотя бы возможность выжить.
        Значит, надо взять ребенка и идти. Вперед, на Ганзу…
        И как раз тут со стороны Третьяковской послышались шаги. «Все, - подумала она, - влипла. Быстрей надо было соображать!»
        Кошка прижалась к стене. Ребенок пока молчал. Но те, кто шел с фонарями, неизбежно должны были, приблизившись, ее заметить, и убежать она уже не успевала. Одна - еще могла бы попробовать. С младенцем на руках - вряд ли. Кошка еще плотнее прижалась к стене и стала ждать.
        Вдруг ей почудилось чье-то присутствие справа. Она изо всех сил старалась не оборачиваться. Морок, больше ничего. Черт, как же не вовремя! Кажется, все разом, даже здешние призраки, ополчились против нее. Кошка упрямо сжала губы, стараясь не поддаваться панике. Ей хотелось, как тогда в парке, с воплем кинуться куда угодно, очертя голову. Но тогда ее точно убьют! И она из последних сил старалась сдержать рвущийся вопль отчаяния и ужаса.
        Тем временем, люди с Третьяковской подошли ближе, луч фонарика упал на мертвое лицо Яны.
        - Гляди, это ж Колькина девка. Ох, и вломит он всем, когда вернется, что не уследили! - тут говоривший длинно выругался. - Что делать-то - на станцию тащить, или тут пусть лежит?
        - Уж лучше давай на станцию отнесем - а то не поверит, все равно возвращаться за ней заставит. Глянь, и старик тут, который бучу затеял. Откинулся, старый черт!
        Они разговаривали в двух шагах от нее - казалось, Кошка могла бы протянуть руку и дотронуться до одного из них. Она обостренным чутьем улавливала даже исходившие от них запахи - пота, перегара и оружейной смазки. Но вот что странно - Кошку они как будто не замечали, а ребенок у нее на руках молчал. Но ей по-прежнему казалось, что кто-то стоит справа от нее у стены.
        Наконец, бандиты подняли Яну, завернули в плащ и потащили обратно, нелестными словами поминая всех ее родичей до седьмого колена. И тут Кошка, еще не веря до конца в свое спасение, наконец оглянулась. Рядом с ней молча стояла неизвестно откуда взявшаяся женщина - темноволосая и темноглазая, похожая на цыганку. «Нищенка, бродяжка?» - подумала Кошка, но тут же поняла - вряд ли. Лицо у женщины было красивым, спокойным и печальным. Во что она была одета, не разобрать, кажется, в серое платье, спадающее складками. В такой одежде бродяжки по туннелям не ходят.
        - Кто ты? - спросила Кошка. Ребенок у нее на руках зашевелился, пискнул. Но женщина молчала. Лишь глядела внимательно на нее и на ребенка.
        - А может, возьмешь его? - Кошка протянула ей младенца. - Мне он ни к чему, не прокормить его, да и обуза. А я тебе заплачу, не думай.
        Женщина молча смотрела на нее, качая головой. Ободряюще улыбнулась, приложила палец к губам - и вот ее уже нет. Только теперь Кошка поняла, кому обязана спасением, и низко поклонилась месту, где только что стояла незнакомка.
        - Спасибо тебе, Алика, святая заступница, что помогла, отвела погоню. Не оставляй нас и дальше.
        И она тихонько побрела в сторону Октябрьской, укачивая засыпающего ребенка. Она решила, что раз уж мальчик остался в живых, его надо как-то называть. Немного подумав, остановилась на Павлике - в честь мертвого отца.
        Вокруг было тихо, даже как-то уж слишком тихо. Кошка брела, пошатываясь от усталости и спотыкаясь о шпалы. В ушах шумело. Странный это был шум, в нем как будто слышался чей-то голос. Ей даже почудилось, что она разбирает слова, произносимые жутким свистящим шепотом:
        Мертвым легче под землею,
        Лишь живому нет покоя.
        Ну, куда же ты, трусишка?
        Поиграем в кошки-мышки?
        Она знала, что ей будет плохо, но не думала, что так скоро. Когда отбираешь чужую жизнь, нужно быть готовой к тому, что мертвый вернется за тобой, чтобы отомстить. Но крохотный теплый комочек у нее на руках странным образом придавал сил. Появилось даже чувство защищенности, словно беспомощным ребенком можно было заслониться от ужаса, не имеющего названия.
        «Я должна спасти маленького», - упрямо сказала сама себе Кошка, и ей стало легче. У нее была четкая и ясная цель, перед которой меркли призрачные страхи. И Кошка для пущей бодрости замурлыкала себе под нос Лехину песню - о том, как в лесу полыхает пожар, а где-то прячется зверь. Сердце у нее сжималось. Разве она думала, что все так обернется? Теперь Лехи больше нет, и Седого, и Рохли, и Яны - да и Сергея, наверное, тоже - и все из-за нее. А зверь, на которого объявлена охота, которого надо найти и убить, - это она сама…
        Глава 5
        НОВЫЕ ЗАБОТЫ
        С ребенком надо было что-то придумать. Ближе к станции он начал пищать все громче, а потом и вовсе раскричался. Наверное, голодный был. И чем его кормить, было непонятно.
        Кошка боялась расспросов часовых, потому на подходе к Октябрьской кое-как укачала младенца, замотала чуть ли не с головой в рубашку и сунула в рюкзак. Думала, что ее заставят показать, что внутри, но обошлось. Оказавшись на станции, она поспешно вынула ребенка, боясь, что Павлик задохнется. И он опять заскулил.
        Кошка осторожно развернула окровавленную рубаху Яны, в которую она замотала малыша. Надо бы осмотреть ребенка, вдруг у него какие-то отклонения? Хотя это мало что изменит. Раз уж она его там, в туннеле, не бросила, то теперь не оставит, даже если он не совсем нормальный. Впрочем, в детях Кошка мало что понимала, но, на ее взгляд, с малышом все было в порядке, хотя он показался ей очень тощим. Лицо у него было сморщенным и красным - наверное, от натуги. Он бессмысленно махал крохотными руками и ногами, издавая однообразные монотонные ноющие звуки. И уже успел обмочиться.
        Кошка с тоской озиралась по сторонам. Сейчас он завопит во весь голос, а она даже не знает, что в таких случаях делать. Может, дать ему какой-нибудь еды? А вдруг он, наоборот, от этого умрет - он же совсем маленький, грудной. Интересно, чем кормят детей матери, у которых молоко пропало?
        «Надо найти ему кормилицу, - решила она. - И искать ее лучше здесь, на радиальной станции, где не будут подробно допытываться, вписан ли ребенок в ее документы и откуда вообще он взялся. Если заплатить как следует, лишних вопросов задавать не станут».
        Кошка вспомнила, что когда они проходили здесь в прошлый раз, ей, вроде, попалась на глаза молодая женщина с ребенком на руках. Но сейчас ее не было видно. Кошка вновь завернула младенца в рубаху и стала обходить станцию, разглядывая ее обитателей. Те отвечали ей настороженными взглядами. «Ничего не выйдет, - тоскливо подумала она. - Ребенок так и умрет от голода у меня на руках - людей здесь полно, но им это безразлично. А он уже даже не плачет, а то ли икает, то ли сипит. Как, оказывается, быстро можно убить и как трудно бывает сохранить жизнь…»
        Кошка оглядывалась в поисках хоть кого-нибудь, с кем можно поделиться своей бедой. Одна пожилая женщина, сидевшая у колонны, показалась ей подходящей. Она ковыряла иголкой какое-то тряпье, мурлыча себе под нос и время от времени окидывая окружающих внимательным взглядом. Ее седые волосы были собраны в косицу, а морщинистое лицо вовсе не казалось злым, наоборот, внушало доверие. Кошка подошла и осторожно опустилась рядом, укачивая младенца. Старуха, кутаясь в заплатанное черное пальто, искоса поглядывала на нее. Младенец хныкал.
        - Бойкий малыш у тебя, - сказала, наконец, старуха.
        - Он просто голодный. Прямо не знаю, что делать, - сокрушенно сказала Кошка. - Перенервничала, и молоко у меня пропало. Как быть, не знаю. Кажется мне - людям тут ни до чего дела нет.
        Старуха пристально посмотрела на нее - так, что Кошке стало не по себе, но заговорила неожиданно мягко, даже как-то слишком по-доброму. Наверное, почуяла поживу.
        - Люди как люди - они везде одинаковы. Хоть и не святые они, но всех считать злыми тоже не стоит. Может, они готовы помочь, просто ты не умеешь попросить. Тут одна родила недавно - молоко-то у нее есть пока, а вот у самой еды не всегда хватает. А ей сейчас за двоих есть надо. Если поможешь ей, то и она тебя выручит.
        - За этим дело не станет, - Кошка достала несколько патронов и вложила в руку старухе. Та отказываться не стала, взяла без церемоний и спросила:
        - А поесть у тебя ничего нет? Лучше к ней идти не с пустыми руками.
        Тут Кошка и сама почувствовала, что проголодалась, но в ответ на вопрос покачала головой. Ей хотелось сперва убедиться, что старуха не обманет.
        Кошка последовала за старухой. Та привела ее к средних размеров палатке, потрепанной и рваной. Когда она откинула полог, в нос Кошке шибануло запахом кислятины и мочи.
        - Регина, спишь? - прошептала старуха, засунув голову внутрь.
        - Т-с-с, только уложила спиногрыза! Чего надо? - отозвался неприветливый голос.
        - Тут у женщины одной есть дело к тебе. Ей уйти надо, а ребенка не с кем оставить. Она хорошо заплатит.
        Из палатки моментально выглянула миниатюрная женщина. Светлые кудрявые волосы ее слиплись от пота, вдоль крыльев носа пролегали глубокие складки. Осунувшееся, землистого цвета лицо когда-то, видимо, было привлекательным, но теперь выглядело до крайности изможденным. Она куталась в короткий драный грязный халат - присмотревшись, можно было предположить, что изначально он был розовым. Женщина оглядела Кошку и младенца у нее на руках, ненатурально заулыбалась.
        - А сколько дашь? - быстро спросила она.
        - Не бойся, тебе хватит, - сказала Кошка, многозначительно тряхнув рюкзаком.
        - Я согласна, - торопливо произнесла Регина, оценив, видимо, добротное снаряжение Кошки и сообразив, что скупиться та не будет. - Только ты бы для начала купила пожрать чего-нибудь, а то я от голода прям помираю. Ну, и бражки нам по кружечке, мы бы все между собой и перетерли.
        - А тебе разве можно брагу, если ты грудью кормишь? - усомнилась Кошка.
        - Чуть-чуть можно, - захихикала та. - Наоборот, полезно, чтоб молоко не пропало.
        Кошка, не решившись пока оставить ей Павлика, с младенцем на руках отправилась к лоткам, где торговали едой, и купила несколько порций шашлыка и бутылку мутноватой браги - для старухи и для Регины. Себе взяла грибного чая. Тащить еду помогла старуха, увязавшаяся за ней.
        Регина уже сидела на пороге, ожидая их возвращения.
        - Давайте прямо тут посидим, что ли? - сказала она. - Только не орите, чтоб моего не разбудить.
        - А можно я посмотрю на него? - спросила Кошка.
        Регина заколебалась, но потом все же отдернула полог палатки и прошептала:
        - Только не разбуди.
        Кошка сунула голову внутрь и едва не задохнулась от запаха. В полутьме она еле разглядела крохотного спеленутого ребенка, спавшего на каком-то тряпье. Если Павлик был почти лысый, то у этого голову покрывали светлые волосики. Выражение его крошечного лица даже во сне показалось Кошке недовольным. Она повернулась к Регине и сказала:
        - Ты бы хоть тряпки эти меняла иногда.
        - Ноги у меня болят, - захныкала та, - никак после родов оправиться не могу. Да и сил никаких нет, а есть нечего, вот и…
        Она успела уже выпить почти всю брагу и жадно впилась зубами в мясо.
        - Долго тебя не будет-то? - спросила она Кошку, с набитым ртом.
        - Ну, может, несколько дней, - неопределенно ответила та. - Или неделю. Да ты не бойся, я заплачу вперед. Тебе сколько нужно?
        Видно было, что Регина мучительно сомневается - как бы не прогадать. Слишком много запросить - так незнакомка и отказаться может. С другой стороны, ей явно хотелось как следует использовать неожиданно подвернувшуюся возможность.
        - Тридцать в день, - наконец, произнесла она, - и давай сразу дней на десять вперед.
        - Куда тебе столько?! - возмутилась Кошка.
        - Так мне ж еще придется нянчиться с ним. Пеленки ему менять.
        - Ты своему-то не меняешь, - буркнула Кошка недовольно. - С чего я тебе должна верить, что о чужом позаботишься?
        - Так за своего мне и не платит никто! - захихикала Регина. - Шутка. Давай хоть по двадцать пять, не жмотничай.
        - Мне их тоже никто не дарит! - разозлилась Кошка. - Десять патронов в день - и это еще много. Сейчас дам тебе… пятьдесят штук. Это за семь дней - она для верности показала на пальцах. - Остальные двадцать получишь, когда вернусь.
        Кошка понимала - тут не то, что на семь и на два-то дня вперед ничего предсказать невозможно. Но выбора у нее не было: надо было срочно пристроить ребенка, а самой скрыться, пока шум не уляжется, хотя бы на первое время.
        - Черт с тобой, согласна! - торопливо сказала Регина, не желавшая упускать выгодный случай подзаработать без особых хлопот. - Кажется, он спокойный у тебя, - сказала она, разглядывая Павлика, который, казалось, задремал. Тот беспокойно закрутил головой, почуяв, видно, запах молока.
        - Покорми его, - велела Кошка и расстегнула рюкзак Седого. Кроме патронов, в нем оказались и другие вещи, служившие универсальной валютой: пластинки антибиотиков несколько батареек и даже чек, который можно обналичить на Ганзе - там недавно устроили банк для тех, кто не хотел таскать лишнюю тяжесть или боялся ограбления. Хотя Регина вряд ли знает, что это такое, и наверняка заупрямится. С другой стороны, патроны могли очень пригодиться в дальнейшем по прямому назначению, но как тут угадаешь? В итоге Кошка все же предпочла отсчитать нужное количество патронов, утешая себя тем, что хоть ноша станет полегче. Пересыпав плату в карман, Регина взяла Павлика на руки и скрылась в палатке. Через некоторое время она выбралась, объявив, что младенец наелся и уснул.
        - Теперь-то можно посидеть спокойно, - облегченно закончила она. - Может, принесешь еще бражки?
        Кошка промолчала, и тогда Регина повернулась к старухе:
        - Сходи, принеси. И себе возьми - угощаю. Обмыть надо сделку. Сгоняй в «Три потрона» - там, конечно, тошниловка, но брага у них очень даже ничего, - и тут же всыпала в морщинистую ладонь несколько патронов из тех, что дала ей Кошка. Та нахмурилась. Ей все это не нравилось и все меньше хотелось оставлять ребенка с этими пьяницами.
        - Ну, чего ты так смотришь? - обиделась Регина. - Знаешь, какая жизнь у меня была? Одни страдания! Что ж тут удивительного, что я иногда выпью кружечку-другую? Еще недавно у меня был парень… какая любовь у нас была! Он ноги мне целовал. Как он был красив, мой Эдик… а толку-то? Не приведи Господь тебе увидеть, как твоего любимого на твоих глазах какой-то жуткий монстр перекусывает пополам! Этот ужасный хруст… до конца дней буду его помнить!
        Вернувшаяся старуха слушала ее невозмутимо. Выхватив у нее кружку, Регина сделала большой глоток. Лицо ее приняло умиротворенное выражение.
        - Ну, вот и полегчало…
        Она заглянула в палатку и торжественно объявила, что милые детки спят, как два ангелочка.
        - Что делать, в жизни так много горя… Ах, бедный мой Алик! Хрусть - и пополам! Мой крошка стал сиротой еще до рождения…
        Кошка отметила, что перед этим Регина называла любимого Эдиком. Впрочем, скорее всего, не было не Эдика, ни Алика, да и никто никого пополам не перекусывал. Похоже, Регина в прошлом торговала собой, как девчонки на Новокузнецкой, младенца родила случайно, по недосмотру, а от кого - наверняка и сама не знает. Кошка подумала, что если б не отчаянное положение, то нипочем бы не оставила бедного Павлика у этой шалашовки, и дала себе слово забрать его при первой же возможности, как только все уляжется. Она бы забрала его прямо сейчас, но боялась, что несчастный малыш умрет с голоду, пока она будет искать ему более подходящую кормилицу.
        - Я могу и задержаться, - сказала Кошка. - Но ты не волнуйся, я все равно в конце концов вернусь и заплачу тебе все, как уговорено.
        - Как тебя зовут? - спросила Регина, и этот вопрос поставил Кошку в тупик.
        - Яна, - не подумав, брякнула она.
        - Красивое имя, - сказала Регина. - Да и сама ты уж больно красивая, мать. Ты б хоть сажу с морды стерла, а то я сперва тебя чуть не испугалась. Теперь-то вижу - ты, вроде, не кусаешься…
        Кошка ахнула, выудила из рюкзака маленькое треснувшее зеркальце и принялась вытирать лицо. Она совсем забыла про свою «боевую раскраску», которая теперь размазалась у нее по щекам. То-то ей показалось, что окружающие смотрят на нее с подозрением. Она выделялась своим видом даже на фоне здешнего сброда.
        - Разве имя что-то значит здесь? - пробурчала старуха. Напившись и наевшись, она выглядела умиротворенной, и теперь ей хотелось поговорить. - Если, конечно, это не прославленное имя человека, совершившего подвиг? Или, наоборот, какого-нибудь преступника, о делах которого рассказывают жуткие истории?
        Кошке показалось, что при этом старуха покосилась на нее, а потом невозмутимо продолжала:
        - Вот я своего имени и не помню давно. Люди зовут меня просто - Скорбящая.
        - О ком же ты скорбишь? - спросила Кошка.
        - Обо всех, - пояснила старуха. - Об ушедших и оставшихся, о тех, кто в беде, и о тех, кто в пути. Для меня разницы нет.
        - Да, но какое-то имя ведь записано у тебя в документах? - буркнула Кошка.
        - Я их потеряла давно, - безмятежно сообщила старуха. - Или спер кто-нибудь. Да и за каким фигом мне документы? На станции меня все знают, а сама я никуда отсюда не ухожу. Тут, видно, и помру в свое время. А ты откуда, птица перелетная?
        Она еще раз внимательно посмотрела на Кошку, словно запоминая, кивнула ей и почему-то погрозила пальцем. Кошке все меньше нравилось старухино любопытство. Если она и дальше будет совать нос в чужие дела так активно, «ее время» явно наступит раньше, чем она думает.
        Старухиным расспросам неожиданно положила конец Регина.
        - Вот теперь мне хорошо! - объявила Регина. - Давайте, что ли, споем?
        И совсем забыв, что только что боялась разбудить младенца, завела разудалую и не совсем приличную народную песню «Мама, я сталкера люблю», которую Кошка часто слышала на Китай-городе.
        «Изнанка жизни, - подумала Кошка. - Пока девчонка молода и красива, еще на что-то годится, ее вынуждают торговать собой, а потеряет товарный вид - придется перебиваться случайными подачками, как Регине». Подобные истории Кошка знала - на Китай-городе было несколько уборщиц со следами былой красоты, любивших, когда случайно удавалось раздобыть браги, вспоминать «боевое прошлое». У одной из них все лицо было исполосовано шрамами - говорили, любовник от ревности порезал. Впереди у таких женщин ничего хорошего не было - жалкое прозябание и скорая смерть от истощения или побоев…
        - Спать хочется, - зевнув, сказала вдруг Регина, оборвав песню на половине куплета. - Ты ступай себе, Яна, спокойно, куда там тебе надо, все будет тип-топ. Только когда придешь опять, жратвы принести не забудь.
        С этими словами она, не прощаясь, уползла в палатку.

* * *
        Покосившись на старуху, которая тоже задремала, Кошка вдруг поняла: теперь, когда проблема с ребенком временно улажена, ей самой безумно хочется выпить чего-нибудь покрепче чая.
        Обходя платформу, она обратила внимание на грязноватый зеленый шатер, под которым стояли несколько ободранных пластиковых столиков и стульев. Оттуда доносились запахи чего-то подгоревшего. Перед входом висела вывеска - на куске картона кривыми толстыми черными буквами было написано «За три потрона». Войдя, Кошка увидела, что в углу, в железном ящике с углями, неопрятного вида мужик что-то жарит. Посетители были тоже подозрительные - пара темных личностей с бегающими глазами и несколько женщин неопределенного возраста с густо набеленными лицами и подчерненными бровями, одетых в пестрые обноски, сидевших за столиком и болтавших друг с другом. Кошка решила, что есть тут, наверное, не очень разумно, но можно рискнуть выпить браги. По крайней мере, будет повод посидеть и подумать, не привлекая к себе особого внимания.
        Женщины сначала уставились на нее, но вскоре решили, что она не представляет интереса. Вошел новый посетитель, и они тут же устремились к нему в надежде на дармовое питье, а если повезет, то и еду. Кошка подошла к мужику, сидевшему возле жаровни, и обратила внимание на еще один кусок картонки, висевший под потолком. Это было меню, и она тут же поняла, что название было придумано для завлечения клиентов - на три патрона здесь нельзя было купить почти ничего, кроме горелого шашлыка из крысятины и совершенно неаппетитной с виду жидковатой бурды, называвшейся «солянка по-октябрьски». Свиное мясо, тоже подозрительное на вид, жилистое и странно пахнущее, стоило уже дороже. Кошка так и не решилась взять ни то, ни другое. Подумала, что лучше поищет еды у торговцев. Прихлебывая отдающий грибами пенистый напиток, она пыталась осмыслить все, случившееся с ней за последнее время, но мысли разбегались, и сосредоточиться никак не удавалось. Все заботы этого бесконечного дня словно вновь навалились на нее.
        Еще утром их было несколько человек. Они хотели только узнать про девушку, а потом уходить куда-нибудь в безопасное место. А теперь все остальные погибли, а нее на руках грудной ребенок. И что с ним делать, непонятно.
        Кошка далеко не в первый раз видела смерть вблизи, и давно уже научилась не принимать близко к сердцу чужие беды. У нее и своих было достаточно, до которых тоже никому дела не было. Но в этот раз, как она ни старалась уверить себя, что все это ее не касается, было почему-то ужасно больно - словно защитная броня дала трещину, и теперь сердце саднит.
        Жаль было Яну, дурочку бестолковую, - хотя, если та и вправду боялась за жизнь своего ребенка, другого выхода, кроме как бежать, у бедняги не было. Безумно жаль было Рохлю. Кошка вспоминала, каким беззащитным он выглядел там, на станции, накануне их похода на Третьяковскую. Только увидела нормального человека - чуть ли не впервые в жизни - и тут же его убили. Если бы он остался жив, не пришлось бы сейчас ломать голову, что делать с его ребенком. А может, наоборот - у нее вместо одного младенца на руках оказалось бы два, большой и маленький. Впрочем, ее бы это не испугало. А он бы беспечно говорил ей: «Ну, ты лентяйка»… Кошка шмыгнула носом - такую боль причинило это воспоминание.
        «А ведь в самом деле, - пришло ей в голову, - этот ребенок абсолютно никому не нужен и целиком зависит от меня. У него больше никого не осталось. Ну разве что, если я правильно поняла из слов Седого, дед на Красной Линии. Да вот только дед, во-первых, не подозревает о существовании внука, а во-вторых, кажется, враг народа, а у красных с такими поступают сурово…»
        Кошка помнила совсем недавнюю историю с молодой женщиной, которую она несколько раз видела на станциях Ганзы. Звали ее, кажется, Виктория, патронами она сорила направо и налево, и трезвой Кошка ее видела редко. Пьяная, она громко хохотала, не обращая внимания на окружающих, висла на шее у мужа, и тому нередко приходилось тащить ее с гулянок на руках. Потом она пропала, а до Кошки дошли удивительные слухи. Дескать, Викторию на самом деле звали Ириной, и была она дочерью опального руководителя одной из станций Красной Линии. Отец ее то ли погиб, то ли бежал, а ее в итоге, по слухам, законопатили в Берилаг. Кошка слышала, что место это жуткое. Она не представляла себе, как выдержит заточение Ирина-Виктория - избалованная и капризная красавица с длинными светлыми волосами и точеной фигуркой. Тяжело такой придется в лагере. Ну разве что устроят ее там отдельно от остальных - все-таки дочь бывшего руководителя… Кошке вовсе не было ее жаль - в голове сразу всплывала история из потрепанной детской книжки про какую-то стрекозу, которая все пела, а потом пришлось и поплясать. Стрекоза на картинке была
изображена хрупкой барышней, чем-то похожей на Ирину…
        Мысли Кошки снова вернулись к спасенному ею младенцу. Если она все правильно поняла, маленького Павлика, внука врага народа, ничего хорошего у красных не ждет. Уморят как бы случайно, а то и намеренно убьют. То есть отнести его на Красную Линию - тоже не выход.
        Кошке было немного жаль и Седого - если бы хоть он остался жив, то придумал бы, наверное, что с ребенком делать. По крайней мере, ему это было небезразлично, раз последние мысли старика были о внуке друга.
        И уж совсем невыносимо было думать, что Сергей тоже погиб. Почему ей так больно от одной мысли об этом? Они не успели закончить спор - и вот его уже нет. И теперь ей не с кем поговорить о важных для нее вещах, никто не сможет ее понять…
        «Мы не договорили с тобой, ученый. Я хотела узнать, как - тебе и таким, как ты, удается так легко рассуждать обо всем - как будто не умирают каждый день люди у тебя на глазах? Как тебе удается смотреть на все это спокойно? И что ты сказал бы, если б знал, что я натворила? Отвернулся бы от меня с ужасом? Назвал бы убийцей? Или попытался бы понять? Теперь я этого никогда не узнаю. Мне бы так хотелось рассказать тебе правду - чтоб ты все обо мне знал. А с другой стороны, я бы не вынесла, если б ты возненавидел меня после этого. Наверное, лучше было молчать. Но тогда я все время чувствовала бы, что обманываю тебя. Что стараюсь казаться лучше, чем я есть. А я хотела, чтоб ты знал, какая я на самом деле. Почему-то мне важно было, чтоб ты принимал меня такой, какая я есть. Но теперь тебя больше нет, и все это потеряло смысл…»
        А вдруг Сергей остался жив? Ведь могло быть и так, что его только ранили? Может быть, он лежит сейчас, истекая кровью, а она сидит тут? Что делать? Но она так измучена, что и шагу ступить не может. К тому же зачем обманывать себя - если бы все было так, то чужака, скорее всего, добили бы. Она ничем не сможет помочь, зато, если сунется туда, погибнет сама. За ее голову на Китай-городе назначена награда, и найдется немало желающих ее получить. Особенно теперь, после убийства Лехи…
        Значит, вот так все и кончилось - люди, к которым душа ее потянулась впервые за долгое время, исчезли из ее жизни, едва появившись, и впереди опять одиночество. Только покойников на ее совести прибавилось. И даже если считать, что в смерти спутников нет ее прямой вины, то Леху-то она своими руками убила. Именно из-за этого было невыносимо муторно и гадко, как ни пыталась Кошка себя убедить, что другого выхода у нее не было. Она знала его с детства, и иногда он даже был добр к ней. «Уж лучше бы я сама умерла», - в очередной раз пришла ей в голову тоскливая мысль, и вдруг захотелось впервые в жизни напиться до беспамятства, чтоб ни о чем не думать - и будь, что будет. Так надоели вечные страхи и сомнения!
        Она, наверное, так бы и поступила, если бы не одно «но»: Павлик. Если с нею что-то случится, младенец будет обречен. А Кошка с удивлением осознала: почему-то ей безумно важно, чтобы этот совершенно чужой ей младенец остался жив! И вдруг смутно подумалось: может, это надежда для нее искупить хоть что-то? До сих пор Кошка лишь отнимала жизни, и может, ей простится хоть часть грехов, если она спасет невинного ребенка? Раньше ей таких мыслей и в голову не приходило, и Кошка пока не была к ним готова. Сергей - тот бы, наверное, разобрался, а самой ей все это слишком сложно. «Нет уж, пока надо думать лишь о самом простом и необходимом».
        Итак, что она имеет? Ребенка удалось временно пристроить, но теперь придется платить Регине. Хотя бы до тех пор, пока не удастся найти для Павлика что-то получше. В рюкзаке Седого еще кое-что осталось, но ведь ей и самой нужно на что-то жить. Хотя…
        Кошка достала чек ганзейского банка, расправила на столе и, заслонив рукой от возможных любопытных взглядов, принялась изучать. К ее огорчению выяснилось, что чек был выписан на имя какого-то Ю. С. Кузнецова, и без предъявления паспорта обналичить его нельзя. Паспорта же (даже если Кузнецов - это именно Седой, а не кто-то другой) в рюкзаке не было. А даже если бы и был - она-то не мужчина… Раздосадованная Кошка чуть было не разорвала чек, но потом передумала и убрала в карман.
        Значит, надо искать работу. Не сегодня, конечно, - очень уж она устала. А вот завтра с утра стоит попробовать предложить свои услуги - вдруг здесь кто-нибудь ищет проводника? А если даже и нет - все равно отсюда нужно исчезнуть на несколько дней, чтоб все утихло. Возможно, вскоре на станции уже появятся люди с Китай-города - по ее душу. Может, они уже здесь. При мысли об этом Кошка машинально надвинула капюшон на лицо, как будто это могло помочь, и быстро взглянула сначала направо, а потом налево. Кажется, никто ею не интересовался. Зато она увидела поблизости человека в живописной, но потрепанной одежде - кожаной куртке с бахромой и дырявых штанах. Тот пытался настроить старенькую гитару. У них тут, оказывается, еще и музыка! Человек поднял голову и обвел глазами окружающих. Тут же кто-то крикнул ему:
        - Спой-ка нам «Ушел наверх и не вернулся»!
        Музыкант кивнул, взял несколько нестройных аккордов и запел - голос у него оказался низким и довольно приятным. Кошка уже слышала эту песню. Ее любили многие сталкеры, а особенно - их девушки. Но сейчас она как будто впервые вдумалась в слова. Как же больно - знать, что никогда больше не увидишь близкого человека… Словно в насмешку над ее переживаниями, в «Три потрона» пришла влюбленная парочка и расположилась по соседству. Парень щекотал девушку под подбородком и за ухом, та смеялась. Эта безмятежная картина подействовала на Кошку удручающе.
        «Вот живут же люди, радуются новому дню - даже здесь, в подземке. Они не знают, кто я - видят лишь бледное, усталое, осунувшееся существо - то ли женщину, то ли мужчину. И не знают, что за мной тянется кровавый след. А я вот не могу так беспечно смеяться и даже прямо глядеть в глаза другим. Видно, люди все же чувствуют это - они отворачиваются от меня. Никто не заговорит со мной просто так, не пошутит. Больно, но ничего не поделаешь…» Усилием воли она заставила себя распрямить плечи и надменно вскинула голову.
        «Они - одной породы, а я - другой. Никто из них не смог бы пройти через то, что пришлось вынести мне, и не сломаться. Я - Кошка. Посмотрим, посмеет ли кто-нибудь почесать за ушком меня?»
        Она торопливо встала, чтобы никто не видел, как ей плохо, кинула музыканту патрон и отправилась искать место для ночлега. Можно было заснуть прямо на полу станции, подстелив что-нибудь, как некоторые здесь и делали. Только вот очень ей не хотелось, чтобы всякий, проходящий мимо, глазел на нее спящую. И потом, так ведь можно и вовсе не проснуться, если заявится кто-то с Китай-города. Вернее, ее разбудят ударом ножа. Как в одной из Лехиных песен, где кто-то кого-то будил выстрелом в сердце.
        Проситься в палатку к Регине Кошка не стала - младенцы, наверное, будут ночью плакать, а ей хотелось выспаться. Даже если бы дети не шумели, она не смогла бы там заснуть от одного только запаха. «Бедный Павлик, - подумала она, - не очень-то весело начинается твоя жизнь. Но, по крайней мере, ты будешь в тепле и хоть как-то накормлен. Это всяко лучше, чем послужить пищей для крыс в туннеле…»
        За пригоршню патронов Кошке удалось получить место в старенькой гостевой палатке, где уже кто-то спал. Она тихонько улеглась на свободный матрас, прикрытый не таким уж грязным байковым одеялом. Как ни странно, сон пришел почти сразу. Кошке снился Царь-Мореход, печатавший гулкие шаги по мертвому Острову, искаженные каменные лица, а потом - Белая Невеста с лицом мертвой Яны. Ожидаемого упрека в ее глазах не было, казалось, она не жалеет, что умерла, но очень хочет о чем-то попросить - и Кошка догадывалась, о чем. Потом она увидела Леху - тот качал головой и грозил ей пальцем, одной рукой держась за живот. Одутловатое лицо его было бледно, одежда промокла от крови…
        Проснувшись, Кошка еще некоторое время пыталась прийти в себя и раздумывала. Раньше убитые ею не являлись ей во сне, и она решила, что это тоже из-за разговоров с ученым. Придется ей теперь с этим жить. А еще у нее было предчувствие, что это только начало…
        Глава 6
        БОЛЬШОЙ ПЕРЕПОЛОХ
        Выбравшись утром из палатки, Кошка решилась заговорить с одним из людей в военной форме - патрульным, наверное.
        - У вас тут никому проводник не нужен?
        Тот окинул ее оценивающим взглядом, видимо, отметив про себя ладно подогнанную походную одежду, крепкие удобные ботинки. Потом пожал плечами:
        - Вроде, какие-то челноки на Шаболовку собирались. Вон они, в конце станции баулы свои разложили. Спроси у них, может, им провожатый понадобится. Лично я в ту сторону нипочем не пошел бы, но если кому подзаработать очень надо…
        Кошка подошла к челнокам. Сначала они вообще не хотели иметь дела с женщиной, уверяя, что это не к добру, но потом все же согласились, при условии, что заплатят ей меньше, чем обычно. Кошка скрипнула зубами от злости, но выбирать пока не приходилось. Ей хотелось спросить, что за люди живут на Шаболовской, но она решила не показывать свою неосведомленность. Наверняка челноки идут туда не первый раз, значит, бояться нечего.
        Вообще она слышала, что и на Шаболовке, и на Ленинском, да и на следующих нескольких станциях заправляют бандиты, и так вплоть до Калужской, где начинается загадочная Ясеневская община. Это было и хорошо, и плохо. С одной стороны, обычаи этой публики Кошке были известны, она знала, как с ними держаться. С другой, повышался риск встретить кого-нибудь знакомого. Но насколько она знала, люди с Китай-города не очень-то «дружили домами» с собратьями по ремеслу с других станций.
        По своей привычке, Кошка мысленно дала прозвища новым спутникам. Главного из них она окрестила Босс - за то, что много строил из себя. Это был темноволосый полноватый мужик в относительно новом спортивном костюме, объемистый живот его выпирал вперед, на пальцах блестели серебряные перстни. Другого, в просторных штанах цвета хаки и заношенной теплой жилетке поверх старой фланелевой рубахи, Кошка прозвала Волдырем - все его лицо покрывали красные прыщи, а волосы были редкие и какие-то серые. Третий, морщинистый невысокий мужик в пузырящихся на коленях тренировочных штанах и заплатанном черном свитере, получил кличку Шняга - за то, что все время суетился.
        По дороге наниматели рассказывали ей о своих проблемах. Она на всякий случай внимательно слушала - лишняя информация никогда не помешает.
        - На Шаболовке, вообще-то, торговать можно, - рассуждал Босс. - Мы им продукты продаем, а иногда на всякую утварь и посуду меняем - у них много. Рядом с Ленинским проспектом магазин был большой хозяйственный - название не помню, но всех этих мисок и тазиков было там до черта. И Ленинский успел запастись, и Шаболовской хватило с избытком, до сих пор излишки распродают. Правда, потом в овраге за магазином какая-то дрянь завелась, но они к тому времени почти все вынести успели.
        - А возле Шаболовской что интересного? - спросила Кошка.
        При этих словах челноки как-то странно переглянулись, а потом Босс отрезал:
        - Глупые шутки!
        Кошка удивилась и осторожно пояснила:
        - Вообще-то я магазины имела в виду. В смысле, чем там на поверхности разжиться можно?
        - Были и там магазины, как не быть. Да только на поверхность тамошние сталкеры уже не ходят давно, - даже странно, что ты этого не знаешь. А вот Ленинский проспект - богатая станция. У них там «Дом ткани» рядом был, да и большой торговый центр поблизости.
        - Ну и толку-то теперь от этих тряпок? - буркнул Шняга.
        - Все равно, хорошо бы до Ленинского дойти. Я своей бабе обещал красивое что-нибудь на платье. Они это любят, - глубокомысленно заявил Волдырь.
        - Ну, до Шаболовской доберемся, а там посмотрим - как пойдет, - сказал Босс.
        У Кошки вдруг появилось нехорошее предчувствие. Может, зря она в эту сторону отправилась? И она совсем забыла, что хотела спросить: почему же сталкеры Шаболовской перестали ходить на поверхность?

* * *
        Едва они вошли на Шаболовскую, Кошка поняла, что предчувствие было не напрасным: обстановка здесь очень напоминала Китай-город. В одном углу шлепала картами пестрая компания, из другого доносилось нестройное, с надрывом, пение. Мотив был знакомым - кажется, они тоже исполняли «Ушел наверх и не вернулся», но слова были какими-то чудными. Впрочем, пели с душой - впору было прослезиться. Эта песня считалась народной, и на многих станциях ее исполняли по-разному - начиналась она всегда одинаково, а уж дальше сочиняли сами, кто во что горазд. Например, в одном варианте было «И долго плакала невеста», в другом, наоборот, «Недолго плакала невеста», а в третьем про невесту вообще не было ни слова, зато появлялась, допустим, старуха-мать или любимая сестрица, а где-то - верные друзья, которые напрасно дожидались возвращения бедолаги-сталкера.
        Сама станция с ее округлым сводом была похожа на закопченную пещеру - дым от костров разъедал глаза, а силуэты обитателей виделись неясно в этой мгле. Достопримечательностей, на взгляд Кошки, было здесь мало. Ну разве что картинка из кусочков цветного стекла в конце станции, изображавшая, как поняла Кошка, те самые кремлевские башни со звездами, на которые теперь смотреть нельзя. Вот на картинку смотреть можно сколько угодно, хотя, понятное дело, эти звезды ненастоящие. Те, что мерцают с башен, переливаются, как живые, словно в каждой из них и впрямь сидит демон, как некоторые поговаривали.
        Еще привлек внимание плакат над путями. Такие еще кое-где на поверхности попадались, только там они уже обветшали, настолько, что порой и не разберешь, что нарисовано или написано, а этот неплохо сохранился. Было на нем изображено непонятное существо. Впрочем, это явно был человек, но такой примечательной внешности, что Кошка долго пялилась на него, то и дело прыская в кулак. Одет он был в изодранную, белую когда-то рубаху с широкими рукавами, черную жилетку и такие же штаны, заправленные в остроносые сапожки. Вдобавок талию человека опоясывал широкий кусок светлой тряпки - словно от простыни часть отодрал. Но это было еще не так странно - мало ли оборванцев в метро? Гораздо примечательнее было то, что на голову этот тип повязал красную тряпку, из-под которой свисали многочисленные черные косички, украшенные крупными бусинами. Он задорно глядел, казалось, прямо на Кошку густо подведенными черным глазами, небрежно держа в руке странный, словно бы игрушечный пистолетик. И вообще, если б не маленькие усики и клок волос на подбородке, она бы решила, что это баба. Кошка тихо хихикала, представляя, что
бы сделали с таким чучелом на Китай-городе, вздумай оно там появиться. И пистолетик бы не помог…
        Тем временем к торговцам подошли пара местных с вопросом, есть ли брага. Те, развязав свои баулы, выложили товар. Заинтересовавшись, подошли еще несколько мужиков. Впрочем, торговля шла не так уж бойко - то ли кто-то уже побывал здесь до них, то ли у народа просто было маловато средств. Вскоре Босс, оглядывая лишь на треть опустевшие баулы, решил:
        - Надо все-таки на Ленинский идти.
        Его услыхал проходящий мимо хмурый кряжистый мужик.
        - Не время сейчас на Ленинский идти, - буркнул он.
        - Почему?
        - Неспокойно у них.
        - А у вас, значит, нормально?
        - Так мы все тут привыкшие уже. Мы все метро собой заслоняем, - мужик икнул. - Только брагой и спасаемся - самое верное средство. А вы только и знаете, что драть за нее втридорога, да и хреновая она у вас: отрыжка от нее, и голова потом раскалывается, - мужик снова икнул и враждебно посмотрел на торговца.
        У Босса на лице читалась борьба между осторожностью и жадностью. Жадность, наконец, одержала верх.
        - Ничего, дойдем до Ленинского, быстренько все распродадим - и тут же обратно, - решил он. - Все нормально будет. Погодите, я сейчас. Надо с Роджером кое-чего перетереть…
        Босс ушел, а остальные стояли возле баулов, чувствуя себя не слишком уютно. К счастью, вернулся начальник челноков быстро.
        - Как там Роджер? - спросил Шняга.
        - Дрыхнет он. Со мной зам его говорил, Сенька Кривой. Ну, пошли, что ли?
        И группа, подхватив баулы, направилась к туннелю в сторону Ленинского проспекта. Один из мужиков, игравших в карты, посмотрел им вслед.
        - Скатертью дорога! Что может быть лучше длинного, темного туннеля? Да здравствуют наши туннели - самые длинные во всем метро!
        Он сплюнул прямо на грязный пол и длинно, замысловато и тоскливо выругался.

* * *
        Туннель и вправду был длинным - казалось, он не закончится никогда. В одном месте Кошке почудилось боковое ответвление, но она не решилась посмотреть, что там - да и некогда было. Она знала, что в некоторых местах обычное метро пересекается с коммуникациями Метро-2, построенного когда-то для эвакуации руководства страны. И что там творится, в этих туннелях, можно было только догадываться. Ходили слухи о Невидимых Наблюдателях, в которые сама она не очень-то верила. В то же время она знала - в подземке есть места, где испытываешь совершенно отчетливое ощущение «взгляда в затылок». А уж есть ли там, в темноте, кто-нибудь или это сама тьма смотрит на тебя - другой вопрос. В коллекторе Неглинки, например, у нее не раз возникало чувство, что за ней следит Подземный Хозяин. Из-за этого Кошка старалась вести себя тихо в его владениях и даже иногда оставляла на земле подношения подземным духам - немного еды в тех местах, где стены коллектора были особенно густо покрыты загадочными рисунками и надписями.
        Челноки вполголоса переговаривались о том, что пару недель назад, по слухам, какая-то нечисть снова полезла из оврага реки Кровянки, не так далеко от Ленинского. Поэтому, скорее всего, оставшиеся у них продукты - вяленое мясо, грибной чай с ВДНХ (на самом деле - с Печатников, но местные все равно разницу не поймут, а стоит куда дороже) и даже коробка просроченных консервов - придутся кстати и будут пользоваться спросом.
        Потом все как-то разом замолчали, и вдруг впереди что-то отчетливо лязгнуло. Кошка застыла, прислушиваясь. Звук не повторялся, и она решила, что это крыса, пробегая, задела какую-нибудь железяку. Она оглянулась и увидела, что Босс держится за сердце. Волдырь и Шняга тоже были как невменяемые.
        - Вы что? - удивленно спросила Кошка.
        - Т-с-с! - пробормотал Волдырь. - Вдруг это он?
        - Да кто он-то? - недоумевала Кошка.
        - Да не ори ты так! Кто-кто, будто не знаешь. Данька Ключник…
        - Первый раз про такого слышу, - изумилась Кошка.
        - Твое счастье, - уже спокойнее сказал Волдырь. - Ну что, пойдем, или погодим еще?
        Босс молча покачал головой и опустился на шпалы, все еще держась за сердце, а Волдырь вполголоса принялся рассказывать:
        - Говорят, то ли в этом туннеле, то ли в следующем, который от Ленинского к Шарашке, бандиты какого-то бедолагу замучили. Вроде бы он в туннеле захоронку прятал - то ли дурь у него там была, то ли что-то ценное. Они его пытали, чтоб узнать, где его нычка, но он им ничего не сказал. Может, у него и не было ничего на самом деле. В общем, они его, еще живого, оставили в подсобке, где вместо двери металлическая решетка была. Заперли решетку эту на замок, а ключ положили у него на виду, но от двери подальше, чтоб дотянуться не смог. Так он и помер, на него глядя. Говорят, перед смертью все пальцы себе от голода обгрыз…
        А потом, спустя какое-то время, одного из тех бандитов возле этой решетки нашли. Задушенным. И на коже у него отпечатались словно бы черточки - как будто когти в горло ему вцепились. Вот с тех пор, говорят, и ходит Данька Ключник по туннелям, ключом железным бренчит. Все ищет обидчиков своих, и не успокоится, пока всех не истребит. А если кто ему не покажется, того потом задушенным находят…
        Кошка с сомнением отнеслась к этой сказке, и все же ей стало не по себе. Она еще раз прислушалась, но впереди все было спокойно. Понемногу Босс отдышался, и они снова тронулись вперед, причем теперь челноки старались держаться на почтительном расстоянии сзади нее, не теряя при этом друг друга из виду.
        «Нервы ни к черту, а туда же!» - с досадой подумала Кошка.
        Уже на подходах к Ленинскому проспекту челноки поняли - на станции что-то происходит. Оттуда доносился шум и гомон. Кошка почуяла неладное раньше всех, но возвращаться было уже поздно.
        Часовой, мельком глянув в документы, пропустил их со словами: «Не вовремя вы явились». Они и сами уже видели, - не вовремя: станция гудела, как потревоженный муравейник.
        «Удивительно, - подумала Кошка, - сколько здесь помещается народу!» Впрочем, по сравнению с Октябрьской радиальной, на Ленинском было как будто просторнее. Там колонны были низкими и массивными, а здесь - высокими, далеко отстоящими друг от друга. Она уже не раз замечала - чем дальше от центра, тем проще и просторнее становятся станции. В середине зала вверх уходили ступеньки - совсем как на Парке Культуры. В данный момент их использовали как трибуну. Какой-то человек, стоя наверху, держал гневную речь, а небольшая толпа, собравшаяся внизу, внимательно слушала. В толпе преобладали немолодые женщины, одетые в поношенное тряпье и накрашенные сверх меры. Они активно обменивались впечатлениями, подбадривали оратора криками, визгом и неприличными жестами.
        Многие из здешних обитателей, казалось, бесцельно слонялись по станции из конца в конец, но каждый исподтишка следил за другими, а в воздухе чувствовалось напряжение. Тут и там мелькали стриженые затылки и кожаные куртки «братков», но много было и обычных обывателей, одетых, кто во что горазд. Рядом с Кошкой один человек в военной форме спросил другого: «Ну как? Не нашли еще?» - и, не дослушав ответа, побежал дальше. В одном конце станции тоже шел митинг - оборванец, встав на ящик, держал речь к народу:
        - До каких пор терпеть будем, братцы? Жрать нечего, вода гнилая. На хрена нам такая власть?!
        Как ни странно, люди в военной форме, деловито сновавшие туда-сюда среди толпы, его не останавливали. Толпа одобрительно гудела: «Долой! Долой Кораблева!»
        Тут Кошка заметила подозрительно знакомую физиономию. И точно - то был Витька Подкова, неизвестно как попавший сюда с Китай-города. Еще не хватало! Надо было уходить, да поживее. Она попятилась, но Босс схватил ее за локоть:
        - Ты куда? А обратно кто нас поведет?
        Ей это было неинтересно - нужно было побыстрее уносить ноги. Пробормотав что-то невнятное, вроде «Сейчас вернусь», Кошка вильнула в сторону, надеясь затеряться в толпе женщин, но те вытолкнули ее прямо на ступеньки, ведущие наверх. Босс заторопился за ней. Кошка подбежала к оратору, который нервно от нее отшатнулся, и за его спиной увидела серую железную дверь, как ей показалось, в подсобное помещение. На двери были нарисованы череп и скрещенные кости.
        Кошка дернула за ручку, дверь подалась, и она, после недолгих колебаний, нырнула внутрь. С другой стороны на двери оказалась задвижка. Мигом загнав ее в пазы, Кошка огляделась. Она оказалась в темном коридоре. Снаружи в дверь ударили, но Кошка лишь фыркнула. Пробежав еще немного, она оказалась перед следующей неплотно прикрытой дверью. Толкнула ее - и вошла в длинное помещение.

* * *
        Судя по всему, это тоже была станция, но совсем не похожая на метро, хотя были здесь и платформа, и рельсы внизу. Но эта станция ничем не была украшена, если не считать повязанных на металлические прутья ограждения черных лент. Тут и там попадались длинные деревянные ящики, также обвязанные лентами черной и белой ткани. На каждом были надписи белой масляной краской. На ближайшем Кошка прочла «Виталий Отчаянный». На другом - «Ларион Хромой». Ей стало интересно, поэтому она с трудом приподняла крышку одного из них. Внутри обнаружился скелет. Видно, жители станции хоронили здесь своих покойников - но, судя по тому, что их было не так уж много, не всех подряд, а только особо отличившихся.
        И тут Кошка почувствовала движение неподалеку от себя. Держа нож наготове, осторожно подошла поближе и увидела человека, который сидел на полу, обхватив колени руками. В этот момент она как раз споткнулась об очередной ящик, и человек, привлеченный шумом, вскрикнул:
        - Нет, не сейчас, пожалуйста!
        Он дышал судорожно, хрипло, словно каждый его вдох мог стать последним.
        - Я не хотела тебе мешать. Просто мне нужно было уйти со станции. Там такой шум, все кого-то ищут…
        - Да, - произнес он. - Они ищут меня. И наверное, скоро найдут.
        Это был совсем еще мальчик - на вид ему можно было дать лет пятнадцать. Осунувшееся лицо, светлые спутанные пряди свисают на лоб. В серых глазах незнакомца плескалась тоска.
        - А зачем ты им? - удивилась Кошка. - Они, кажется, ищут главного. Какого-то Кораблева…
        - Это я и есть, - устало сказал он. - Начальник станции Ленинский проспект Егор Кораблев.
        - Ты?! - не поверила Кошка. - А ты не слишком молод? Разве можно детям быть начальниками?
        Егор вздохнул:
        - Какая разница? Управляет все равно совет. А начальник станции нужен, чтоб все на него свалить, если что-то пойдет не так.
        - Что не так?
        - Ну, понимаешь, всегда наступает момент, когда что-то идет не так. И появляются недовольные. Иногда они начинают особенно сильно буянить, и тогда им нужно найти какой-то выход своей злобе. Ну, например, свалить все на кого-нибудь и убить его. После этого они на какое-то время утихомириваются.
        - А разве нельзя им дать то, что они просят? Может, тогда и убивать никого не придется? - предложила Кошка. Мальчик устало покачал головой:
        - Это невозможно. Они недовольны тем, что живут впроголодь, и что вода плохая. Да и тем, что живут под землей, - тоже. Дать им то, что они хотят, не может никто. Но если их недовольство найдет выход, то потом опять наступит мир - на какое-то время. Так проще и быстрее - найти виноватого. Отведав крови, они снова успокаиваются. Вон, видишь - тут лежат все наши начальники - он обвел станцию рукой. А вон тот ящик, пока пустой - для меня.
        Кошка ужаснулась:
        - Ты собираешься ждать, пока тебя убьют?
        - Это мой долг, - сказал Егор. - Нас так приучают.
        - Долг перед кем? - уточнила она.
        - Перед народом.
        - Но если тебя убьют, разве еды станет больше, а вода - чище?
        Он молча покачал головой.
        - Тогда я на твоем месте свалила бы отсюда, пока не поздно, - посоветовала она.
        - И куда я денусь?
        - Куда угодно. Метро большое. Найдутся места, где люди нужны.
        Егор уставился на нее с надеждой, но потом помотал головой:
        - Бесполезно. Мне не уйти. Они схватят меня. Посторонним сюда нельзя, но за мной скоро придут свои. Те, кого я знал с детства. И отдадут меня на растерзание этим озверевшим, которые сейчас так орут на станции.
        - А здесь есть другой выход? - деловито спросила она.
        - Вообще-то, если идти по туннелю в ту сторону, можно вскоре выбраться на поверхность, - сказал он. - А еще где-то здесь недалеко протекает в коллекторе река Кровянка, но туда лучше не соваться - по слухам, там такое водится… особенно ближе к кладбищу. Некоторые говорят, потому речку так и назвали - вода в ней иной раз бурая от крови. Впрочем, один старик рассказывал, что когда-то в незапамятные времена в этих местах располагались городские живодерни - оттого и название…
        Мальчик говорил отстраненно и равнодушно, как будто и в самом деле смирился со своей судьбой. Чем-то он в этот момент напомнил ей Сергея. Тот тоже способен был хладнокровно рассуждать обо всякой ерунде, не желая замечать грозящей опасности.
        - Все это байки, - сказала Кошка, хотя по коже у нее прошел озноб.
        - Я все равно не знаю, как попасть в коллектор, - успокоил ее Егор.
        - Так, говоришь, в ту сторону идти? - спросила она. - Тогда я, пожалуй, попытаю счастья. Хочешь, пошли вместе? Или так и будешь тут сидеть, смерти ждать?
        - Я должен, - неуверенно сказал он.
        - Никто никому ничего не должен. Тебе просто вбили это в голову те, кому так удобнее! - буркнула она, удивляясь, что тратит на него столько времени. На кой он ей сдался? Просто жалко - симпатичный мальчик, а так его убьют, и не успеет своих детей завести… Вот же привязались эти дети! Может, и хорошо, что не успеет, - кто знает, что бы из этих детей в такой обстановке выросло? Может, очередные уроды вроде тех, что ее изувечили. И вообще, чего она его уговаривает? У него ведь ни оружия, ни снаряжения, ни еды. Пойдет с нею - станет обузой. Почему в последнее время ее все тянет кого-то спасать? Почему она стала такой чувствительной? Это все ученый со своими разговорами - разбередил ей душу, а потом дал себя убить, и теперь некому поговорить с ней, разрешить ее сомнения. Может, она просто пытается доказать, что она не вовсе потерянная? А доказывать-то все равно уже некому…
        Может ли человек превратиться в хищного зверя? И если да, то может ли он потом вернуть себе человеческий облик и заслужить прощение?
        Хотя это не про нее. Она никогда и не была человеком. Словно подтверждая справедливость мыслей, начал саднить шрам на месте отрубленного шестого пальца.
        - Ну что, идешь? - грубо спросила она мальчика, злясь на себя за эти сомнения. И он, наконец, решился:
        - Да. Только подожди еще чуть-чуть, мне тут кое-что надо найти.
        Егор деловито открыл один из ящиков, где оказались припрятаны костюм химзащиты, противогаз и фильтры к нему. Еще в ящике нашелся автомат, с виду - в хорошем состоянии, хотя трудно было поверить, что мальчик умеет им пользоваться. Кошка немного успокоилась - такая предусмотрительность говорила о том, что умирать ему все-таки в ближайшее время не очень хотелось.
        - Вот теперь можно, - сказал он, и махнул рукой, указав направление.

* * *
        Они побрели по шпалам. По дороге Егор делился с ней тем немногим, что знал о поверхности:
        - Тут ближе всего станции метро Шаболовская и Тульская. Но к Шаболовской идти - гиблое дело, хотя, говорят, кто-то доходил. В общем, сначала нам по улице Орджоникидзе, мимо бывшего завода… то есть, там завод давно был, а в последнее время вроде рынка вещевого, сталкеры шмотки таскали оттуда. Потом монастырь будет. Это даже хорошо, говорят, возле него меньше всего глючит. Правда, там еще кладбище рядом…
        - Далось вам всем это кладбище! - в сердцах сказала Кошка, позабыв, что сначала хотела уточнить, что значит «меньше глючит» и по сравнению с чем - меньше. - Можно подумать, ты мертвых не видел никогда. Лежат себе тихо, никого не трогают…
        - Разное люди-то говорят, - пробормотал парень. - Не знаю, как у вас, а у нас чего-то и мертвым не лежится спокойно. Была история со сталкером одним - ушел он наверх в самое полнолуние, а вернулся чудной какой-то: сам не свой, мрачный, ни с кем не разговаривает. Старик Петрович посмотрел на него внимательно и говорит: «Не нравишься ты мне что-то, глаза у тебя красные». И палку горящую поближе поднес - в лицо посветить хотел. А тот как кинется от него в туннель. Наутро там его и нашли - мертвым. Причем тело выглядело так, будто сталкер уж неделю как умер - весь иссох, хотя запаха от него не было. И велел Петрович непременно тело сжечь. А то, говорит, повадится к нам шастать по ночам, и не остановить будет, всех перекусает. Он еще хотел его для верности осиновым колом проткнуть, да не случилось осины под рукой. Она-то, вроде, растет, опять же, на кладбище, но кто ж туда в здравом уме ночью за ней пойдет?
        - Эк вас старик запугал! - с презрением сказала Кошка. - Если глупости не слушать, что остается? Сталкер убежал в туннель. Я бы тоже убежала, если б мне горящей палкой в лицо начали тыкать. Может, он уже болен был, оттого и глаза покраснели? Я вот слыхала про какую-то хворь, от которой температура зашкаливает, прям кровь закипает, и очень быстро умирают. Оттого и тело такое странное было. А вы и рады сочинять - покойники у них ходят… Ладно, рассказывай дальше, но пургу не гони, говори дело, а всякие ваши байки меня не интересуют.
        - Дальше выйдем к кинотеатру «Алмаз», а там уж по обстановке посмотрим - можно налево повернуть, на Шаболовку, но если туда нельзя будет, то лучше правее возьмем - к Тульской выйдем. А уж там…
        Что «там», Кошка узнать не успела: сзади послышался шум, и, кажется, голоса. Но они уже добрались до тяжелых ворот, сделанных, видно, уже после Катастрофы из подручных материалов. Торопливо облачились в костюмы и противогазы, потом Егор повозился с запором, и они вдвоем еле-еле приотворили одну створку. Как только они вышли, ворота тут же со стуком захлопнулись, отрезая путь назад.
        Она вгляделась в быстро сгущающиеся сумерки. Шпалы уходили вдаль, теряясь между полуразвалившимися строениями. Парень ткнул рукой куда-то в сторону, и они кинулись бежать по пустырю. Через пролом в стене выбрались к невысокому, зато длинному серому зданию. С рекламного щита над ним до сих пор пыталась улыбаться девушка, хотя дожди и непогода изрядно ее потрепали. Егор остановился в задумчивости, а Кошка вскарабкалась на стену небольшой полуразрушенной пристройки и с любопытством оглядывалась по сторонам… С одной стороны уходили вдаль пустыри, кое-где торчали покосившиеся трубы. С другой находился огромный полуразрушенный дом, и, поглядев в том направлении, она увидела вдруг вдали то самое здание с металлической конструкцией наверху, которое видела с моста, когда пыталась провести отряд Седого. «Значит, Изумрудный Город не так далеко отсюда», - машинально подумала она. Но теперь, конечно, у нее не было никакого желания туда идти. Еще Кошке показалось, что она видит торчащие гигантскими стеклянными зубцами башни. Один из знакомых сталкеров называл их «деловой центр». Он еще тогда очень смеялся,
когда она уточнила, много ли там было до Катастрофы деловых, и по понятиям ли они жили? Башни изрядно пострадали, но все равно возвышались над всеми остальными зданиями, и были видны, казалось, чуть ли не отовсюду. Однажды Кошка была совсем недалеко от них, и было с этим связано какое-то тревожащее воспоминание… Но воспоминаниям предаваться было некогда - сзади, с той стороны, откуда они пришли, наметилось какое-то движение. Даже вроде мелькнул луч света. «Люди», - поняла Кошка, не зная, огорчаться этому или радоваться. Она не знала, чего ждать от этих людей. И вдруг прогремел выстрел. Пуля ударилась в железную стену недалеко от нее. Кошку со стены как ветром сдуло.
        - Сюда! Скорее! - заорал Егор, указывая на вход в здание. Она не заставила себя упрашивать.
        Внутри здание было поделено на множество отсеков, и они тихонько побрели, держа оружие наготове и каждую секунду ожидая нападения. Неожиданно они оказались в просторном зале с высоченным потолком, где на стеллажах в беспорядке были свалены какие-то предметы - кажется, обувь. Из-под ног Кошки неожиданно покатилось что-то крупное, тяжелое, оранжевое, по размеру чуть больше человеческой головы. «Мяч», - сообразила она, ей уже приходилось видеть такие штуки.
        В дальнем углу, за стеллажами, что-то зашевелилось. Кошка, стараясь не шуметь, дернула Егора за рукав, показывая туда. Не сообразила, что он в темноте видеть не умеет. Между тем, из-за стеллажа потихоньку выдвигалось крупное волосатое тело на тонких членистых конечностях. «Паук», - поняла она, хотя таких здоровых ей видеть еще не доводилось. Теперь Кошка заметила и протянутые между стеллажами здесь и там, как ей сначала показалось, веревки. На них выделялись узелки - а она по опыту знала, что эти узелки липкие, и если коснуться такого, то отцепиться будет очень непросто. Егор вскрикнул - он споткнулся об одну из веревок и теперь пытался освободить ногу. Кошка зашипела от злости, прикидывая, как справиться с пауком. Стрелять в него бесполезно - пули такому монстру почти не причинят вреда, он их даже не заметит. Надо бежать отсюда, но что делать с этим идиотом? Угораздило его так не вовремя прилипнуть! В отчаянии она схватила какой-то тяжелый круглый предмет и запустила подальше. Чудовище мигом сделало стойку, а затем метнулось в противоположный угол за катящейся добычей. Кошка же, схватив парня за
руку, изо всех сил дернула - так, что он по инерции чуть ли не кубарем полетел вперед, и они вместе побежали к выходу. В двери паук протиснуться не мог, но они еще некоторое время слышали жуткий скрежет у себя за спиной - это хитиновые конечности пытались процарапать стеклянное окно, отделявшее зал от прохода.
        Тут оказалось, что хоть Егор и вырвался, его левый сапог остался в паутине. Теперь парень еле шел, припадая на одну ногу и неразборчиво шипя в противогаз ругательства. Стало ясно, что далеко они так не уйдут. После непродолжительных поисков они подобрали в одном из отсеков более-менее подходящий ботинок, хотя он оказался велик на пару размеров и вообще, кажется, был женским… Кошка в который уже раз прокляла свою несчастную судьбу и задала себе вопрос - какого черта она так носится с этим юнцом?

* * *
        Следующая часть пути отложилась у нее в голове смутно. Помнится, они снова вышли на улицу. Пройдя немного, увидели перегородивший путь трамвай, стоявший поперек дороги. Взяли левее - там оказались такие развалины, что карабкаться по ним пришлось бы всю оставшуюся ночь. Кошка, скрипя зубами, тащила своего прихрамывающего спутника все дальше от улицы.
        За развалинами обнаружился не то пруд, не то огромная канава, наполненная водой. У Кошки уже давно противно ломило в висках, но она сначала не придавала этому значения. По другую сторону канавы простирались джунгли, а кое-где в просветах виднелась высокая кирпичная стена, за которой маячили купола-луковки. «Монастырь», - догадалась она. Пока все было так, как рассказывал парень. Правда, по его словам, им бы надо идти прямо по улице, а вместо этого они сильно уклонились налево. Да и насчет пруда Егор ничего не говорил.
        Кошка увидела неподалеку лежавший на боку заржавевший механизм с гигантским ковшом и догадалась, что канава, скорее всего, была выкопана людьми для другой какой-то надобности, а уже после Катастрофы ее постепенно заполнили дождевые и грунтовые воды. В какой-то старой книжке она видела картинку - крепость, а вокруг ров. А тут ров сам собой получился - случайно ли? И как преодолеть его? «Или взлетим, или поплаваем», - сказал бы по этому поводу Леха. Шутки шутками, но может, через канаву удастся как-то перебраться? Вон, и дерево поваленное лежит… Она подошла поближе и увидела - что-то поднимается из глубины. Совсем как тогда, на мосту. Из воды высунулась рыба и уставилась на них. У рыбы было почти человечье лицо, только белое, неживое, а серые губы чуть пошевелились, словно причмокивая. Казалось, она вот-вот что-то скажет, и это было почему-то страшнее всего. Кошка завизжала, шарахнулась назад, едва не сбив с ног Егора. Они помчались обратно, туда, где трамвай перегородил улицу. Это было похоже на какую-то баррикаду.
        Кошка принялась внимательно осматривать все вокруг и наконец заметила - в проходе, оставленном между трамваем и стеной дома, виднелись толстые клейкие нити паутины. Не зря они так хотели обойти это место! К счастью, почти все стекла в трамвае были выдавлены. Подтянувшись, Кошка забралась внутрь. Оглядевшись, махнула рукой, и парень последовал ее примеру. Стараясь не смотреть на то, что лежало на истлевших сиденьях и в проходе, они выскочили через разбитое окно с другой стороны и побежали по улице. Пока за ними, как будто, никто не гнался.
        Скоро они вышли на развилку. Кошка уловила какое-то движение, напряглась, сделала парню жест остановиться. Но потом, вглядевшись в темноту, облегченно махнула рукой: на небольшом пятачке асфальта бегали по кругу один за другим несколько клыканов. Это были довольно грозные собакообразные хищники жутковатого вида - голая серая лоснящаяся кожа обтягивала бугрящиеся мускулы. В обычное время их стоило остерегаться, но сейчас они были настолько увлечены своим занятиям, что не обращали внимания ни на что другое. Клыканы могли сутками кружиться в этом странном танце, и никто не знал, что означает для них этот ритуал, хотя, безусловно, он был важной частью их жизни. Твари двигались почти бесшумно, и это усугубляло ощущение нереальности происходящего.
        Егор задумался, глядя вдаль. Справа виднелась стена с колючей проволокой поверху. С одной стороны ее огибала улица, вдоль которой тянулась широкая полоса деревьев. Кое-где поваленные стволы образовали настоящий бурелом. Наверное, именно это и смутило парня. Еще правее, огибая стену с другой стороны, шла небольшая улочка, вдоль которой были проложены рельсы. Там стоял еще один трамвай, тоже перегородивший ее. Очень похоже было на недавнюю ловушку. Вполне возможно, там поджидает в засаде арахна.
        Кошка недовольно поежилась - она уже начинала мерзнуть. Во время бега она вся взмокла, но стоило немного задержаться - и холод начал пробирать до костей, несмотря на свитер и теплые штаны под химзой.
        Наконец Егор решился свернуть на широкую улицу, уходившую налево. Кошка не возражала - здешних мест она не знала совсем и надеялась, что у спутника есть какой-то план. Хотя, вполне возможно, что никакого плана у него не было, - мальчишка, как и она, выросший в подземке, наверняка имел о ближайших окрестностях самое смутное представление - по рассказам сталкеров и самодельным картам местности.
        Позже Кошка часто размышляла об этом, когда уже ничего нельзя было ни исправить, ни изменить…
        Глава 7
        ШАБОЛОВКА
        Слева виднелось невысокое голубое здание, похожее на куб - из чудом сохранившейся надписи стало ясно, что когда-то это был кинотеатр «Алмаз». Дальше по обеим сторонам улицы возвышались огромные дома, стоявшие довольно просторно. Очень много было деревьев - они тянули вверх свои голые черные ветви, а когда налетал порыв ветра, поскрипывали и трещали, словно переговариваясь или пытаясь о чем-то предупредить путников. Руины домов оплетал гигантский плющ, с которого в преддверии зимы уже облетели листья. «Настоящая красота здесь будет летом, - думала Кошка. - На развалинах зазеленеют кустарники и лианы, закачаются яркие цветы размером с тарелку, от дурманящего запаха которых начинает мерещиться всякая дрянь и кружиться голова. А между ними будут носиться от одного цветка к другому крылатые жужжащие создания с кулак величиной, от укуса которых может онеметь все тело на несколько часов. Хорошо хоть, сейчас ничего подобного опасаться не приходится… Поздним вечером на потрескавшийся теплый асфальт будут выползать погреться ящерицы длиной с ее руку. Они не ядовиты, но челюсти у них сильные - если
зазеваться, пару пальцев могут оттяпать запросто, даже перчатки прокусывают…»
        Кошка увидела на лианах засохшие сморщенные плоды размером с голову ребенка и нахмурилась. Возможно, именно это растение имели в виду сталкеры, когда говорили «бешеный патиссон». Если дотронуться до безобидного с виду «мяча», он тут же лопнет, разбрасывая крупные оранжевые семена, снабженные жгутиками. Говорят, если такое угодит в человека, то постарается проникнуть под кожу или забраться в рот, а оттуда - в желудок. И начинает прорастать внутри, разрушая живые ткани. И человек, считай, уже покойник, несмотря на то, что пока еще ходячий. Кошка не знала, правда это или нет, но на всякий случай попятилась. Она понятия не имела, способна ли химза защитить от этой напасти. Таким же свойством, говорят, обладают и семена одувана, но его пушистые головки, к счастью, давно уже облетели.
        Вновь стало холодно, несмотря на движение. Или это кажется от нервов? Егор в своем дурацком башмаке явно натер ногу и хромал все сильнее, из-за чего темп ходьбы снизился до предела. Кошка, хоть и отчаянно злилась, отдавала себе отчет: она понятия не имеет, где они вообще находятся, и теперь только мальчишка мог их вывести к какой-нибудь станции метро.
        От этой улицы в стороны иногда отходили другие, и Кошка запуталась окончательно. А Егор упрямо продолжал брести вперед. Справа за деревьями Кошка вдруг увидела высокое сооружение, похожее на сплетенную из проволоки башню. Одновременно у нее еще сильнее стала побаливать голова.
        Вдруг показалось, что она идет не по осенней разрушенной Москве, а по зеленеющему полю. И хотя она никогда не была здесь, она узнала это место. Вон церковь на пригорке - ее отремонтировали незадолго до Катастрофы, выкрасили в красивый синий цвет. Вон железная ограда, а в ней калитка. А левее - старинная кирпичная арка. И кресты, кресты. Одуряющий запах - какие-то мелкие белые цветочки испускают сладкий аромат. «Это та самая деревня, о которой перед смертью вспоминал Седой, - догадалась Кошка. - Чтобы дойти до реки, надо пройти через кладбище». Из этого сумбура чужих воспоминаний вдруг выделились слова, почему-то показавшиеся ей особенно важными:
        - Перед смертью…
        - Через кладбище…
        Вдруг вспомнился утонувший мутант - он тянул к ней лапки из-под воды. Кошка шарахнулась в сторону и пришла в себя.
        Не было никакого лета, голые черные деревья все так же поскрипывали на ледяном ветру. Кошка увидела спину своего спутника уже где-то впереди. Парень целеустремленно брел между деревьев в сторону той самой металлической башни-сети. Ловушка! Кошка хотела побежать вслед за ним, но голос в голове приказал: «Не смей! Ни шагу дальше! Там смерть!». Она пыталась окликнуть Егора, но он то ли не слышал, то ли не обращал внимания и уходил все дальше между толстых черных стволов. Вдруг ей все стало безразлично. «С чего я, собственно, решила, что там опасно?», - спросила себя Кошка, пытаясь заглушить дурное предчувствие. Возникло непреодолимое желание все же отправиться к башне и узнать, что же там такое. Может быть, там они и найдут вход в метро? Поколебавшись, она сделала шаг, другой. Остановилась. Потом, наконец, решилась и пошла вслед за Егором, стараясь все же не слишком торопиться.
        И тогда из-за деревьев стали появляться мертвецы.

* * *
        Сначала она увидела тех, троих. Подонков, которые открыли ее счет. Она даже не сразу узнала их - так мало в них осталось человеческого. Ошметки гниющего мяса еще остались кое-где на костях, но лица были так обезображены, что она бы ни за что не догадалась. Но один, как при жизни, сипло гоготал и пихал в бок второго, словно увидав что-то невероятно смешное, а тот щерил в характерной ухмылке редкие зубы. Ее они как будто пока не замечали. Кошка попятилась, стараясь обойти их стороной, но из-за другого дерева выглянула мертвая Яна. Она почти не изменилась. «Это не я тебя убила!» - хотела крикнуть Кошка. «Ты, ты, - улыбаясь, кивала ей Яна, кутаясь в какую-то хламиду. - Если бы я не пошла с тобой, то могла бы жить. И рубаху мою ты взяла, а мне теперь холодно. Но я не сержусь. Оставайся с нами». За спиной у покойницы стоял Рохля, положив ей руку на плечо, и тоже кивал; лицо у него было безмятежным, в волосах запеклась кровь. Отвернувшись, Кошка увидела еще чье-то вздувшееся, распухшее лицо и не сразу узнала Топтуна. «Его же проглотила речная тварь, - вяло подумала она, - как он мог выбраться?». Она
боялась, что сейчас увидит Сергея - и тогда в самом деле останется навсегда здесь, с ними. «Это лишь сон, я должна проснуться!».
        Усилием воли она попыталась стряхнуть оцепенение. Жуткие образины стали отдаляться, таять. Кошка развернулась, чтобы уйти, но тут со стороны башни налетел новый порыв ледяного ветра, и она увидела, кто преграждает ей дорогу. Леха собственной персоной. Он стоял без улыбки, молча, расставив руки и следя за каждым ее движением. Одет был, как при жизни, в черную рубаху и заношенные спортивные штаны. «Киса, - невнятно и хрипло сказал он, - иди ко мне. Я свою девочку не обижу. Девочка злая, убила меня, но я уже простил - не могу на мою лапочку долго сердиться». Один глаз его не открывался из-за огромного синяка, но другой зорко и злобно следил за ней. Серые волосы свисали сосульками вдоль лица, кое-где слезла кожа, обнажая пучки мускулов и торчащие кости. Кошка сделала шаг вправо - тут же шагнул и он. Это напоминало бы игру, но она знала, что ставка в этой игре - ее жизнь. И кажется, выиграть на этот раз суждено не ей.
        Ветер стих, и лицо Лехи пошло рябью, расплываясь, как отражение в воде. Кошка почувствовала, что в голове у нее слегка прояснилось, и невзирая на страх, шагнула вперед:
        - Уйди с дороги, падаль! Я тебя не боюсь!
        Леха согнулся, хватаясь за живот и понемногу расплываясь. Кошка с усилием сделала шаг, другой - и словно бы прошла сквозь него. Под ногами что-то похрустывало. Она поглядела вниз - кости. Мелкие, крупные, побелевшие от времени. Вот почему так тяжело идти.
        Через кладбище…
        Захотелось опуститься на землю и вздремнуть немного. Это ничего, что земля холодная. Она немного поспит, и ей опять приснится жаркое лето. С ней все в порядке, просто надо немного отдохнуть…
        «На том свете отоспишься!» - вдруг сказал чей-то грубый голос у нее в голове. Это тоже был голос из прошлого. В детстве ее так одергивали, когда она, устав от работы, забивалась куда-нибудь в уголок - отдохнуть. Но вскоре ее будили пинком и напоминали про ее обязанности - баловать сироту-мутанта никто не собирался. А теперь этот голос стал спасением. Кошка с трудом приподнялась - оказывается, она уже успела прикорнуть. Еле-еле сделала первый шаг - в сторону, прочь от чертовой башни. Куда угодно, только поскорее. Ноги окоченели и не слушались.
        «Ну ты лентяйка!» - сказала она себе, пытаясь скопировать интонации Рохли. Это подействовало. Сначала каждый шаг давался с трудом, потом стало легче. Она вновь вышла на улицу и почти сразу увидела на другой стороне невзрачный павильон и такую родную букву «М» над входом. Метро! Она выбралась к метро! Она вспомнила о своем спутнике - совсем чуть-чуть не дотянул до цели, бедняга… Но мысли были какие-то равнодушные. Кошка торопливо зашла в замусоренный вестибюль и заспешила вниз по заржавевшим ступенькам эскалатора. Что было потом, она уже не помнила. Кажется, она долго барабанила в ворота, потом ей наконец открыли охранники и стали расспрашивать о чем-то, но она уже ничего ответить не могла…

* * *
        Она вся горела, голова была тяжелой, словно свинцом налита. Приходили непрошеные воспоминания. Вот чей-то волосатый кулак летит ей в лицо. «Ведьма! Мутантка! Вот тебе, чертово отродье!». Вот она чувствует жгучую боль - это когда ей ножом полоснули по уху. Сильно болит живот - так, что вытерпеть невозможно. Тянущая боль словно высасывает последние силы, вместе с кровью из нее потихоньку вытекает жизнь. А вот она стоит над тремя неподвижными, скрюченными телами, сжимая в руке нож. Она снова вся в крови, но на этот раз это не ее кровь. Она отомстила за себя. Отчего же на душе так муторно? И вдруг Кошка чувствует на себе чей-то укоризненный взгляд и вся сжимается. Откуда здесь взялся ученый? Его же убили… Кошка постепенно возвращалась к реальности. «Все они умерли, - вспомнила она. - Ученый, Седой, Рохля, девушка Яна. И мальчик с Ленинского проспекта тоже умер. А ведь я хотела его спасти. Неужели на мне теперь проклятие, и все, кто со мной связывается, обречены на смерть? Нет, но ребенок-то остался жив. Где он, кстати?» Вспомнилась старуха с Октябрьской. А вдруг Павлик уже умер тоже? Сколько прошло
времени, сколько она пролежала больная?
        Кошка приподнялась и застонала. Тут же к губам ее прижалась кружка с водой, отдававшей чем-то металлическим.
        - Очнулась? Вот и славно! - произнес женский голос. - А то тебя Роджер давно уже хотел расспросить.
        Кошка замотала головой. Она чувствовала себя еще слишком слабой, чтоб отвечать на вопросы. Голова вдруг закружилась, и она снова провалилась в беспамятство…
        Когда она очнулась в следующий раз, у нее хватило сил открыть глаза и осмотреться. Кошка лежала на жесткой койке в небольшой комнатке с кафельными стенами. С потолка свисала лампочка на шнуре, свет был неярким, но и такой резал ей глаза. Возле койки стоял стул, на нем дремала женщина в замызганном зеленом халате. Когда Кошка зашевелилась, женщина мигом вскочила.
        - Ну как, получше тебе? Есть хочешь?
        Кошка отрицательно помотала головой, и даже это простое движение мигом отозвалось болью в затылке.
        - Ну, поспи тогда, - сказала женщина, протянув ей кружку с питьем. У напитка был странный вкус, но Кошка не могла понять, на что он похож. Выпила - и заснула крепко, без сновидений.
        Проснувшись, она почувствовала себя куда лучше и даже съела немного грибной похлебки, поданной сиделкой. Потом та дала ей кружку чуть теплого грибного чая.
        - А можно питья, как в прошлый раз? - попросила Кошка.
        - Понравилось? - усмехнулась сиделка. - Нет уж, хватит тебе спать. Это только тяжелым больным дают, а ты уже на поправку пошла…
        На следующий день, когда Кошка уже немного окрепла, в подсобку, где она лежала, пришел человек с обожженным лицом. Из-под его черной куртки виднелась нижняя майка в синюю и белую полоску, мешковатые штаны были заправлены в высокие ботинки на шнуровке. За поясом у него торчал пистолет, и Кошка заключила, что он из начальства, раз может открыто носить оружие на станции. Один глаз у него не открывался толком, из-за чего казалось, что мужчина все время хитро щурится. К тому же он сильно прихрамывал. Сиделка так угодливо вскочила перед ним, что Кошка поняла - его здесь боятся. А ей вот совсем не было страшно.
        Повинуясь знаку, сиделка поспешно вышла. Человек опустился на пластиковый стул, затрещавший под его тяжестью, и неожиданно по-доброму принялся расспрашивать:
        - Откуда ты пришла?
        Кошка решила по возможности не врать, а недоговаривать, поэтому честно ответила:
        - С Ленинского проспекта.
        В здоровом глазу мужчины промелькнула какая-то искорка.
        - Ну, и как оно там, на Ленинском?
        - Страшно, - сказала Кошка. - Там все были недовольны, жутко орали и искали какого-то Кораблева. Я подумала, что вот-вот стрелять начнут, испугалась и ушла.
        - То есть, живешь ты не там? - уточнил Роджер. - А где?
        - Везде, - честно сказала Кошка. - Где заработать можно, там и живу. На Ленинский я челноков провожала, а они мне почти не заплатили, между прочим. А вообще на поверхность хожу, кое-чего оттуда приношу на продажу - что подвернется. Тем и кормлюсь.
        - А сюда почему по поверхности шла? По туннелю побоялась?
        Тут Кошка прикинулась непонимающей:
        - Подзаработать хотелось. Думала, вдруг чего полезного по пути найду?
        - А тебя не предупреждали, что у нас тут наверху люди на раз пропадают? Неужели не слышала ничего про Шаболовку?
        - Не-а, - простодушно сказала Кошка. - Не предупреждали. Не успели, наверное.
        - Сталкер, значит? - она покосилась на мужчину. Он держал в руках ее «корочки». - Вот что, Катерина Тишкова, скажу тебе прямо - не люблю я баб-сталкеров. Не люблю и не понимаю. Чего вам неймется? Лучше б дома сидели, детей рожали.
        «У меня никогда не будет ребенка», - хотела сказать Кошка, но вовремя осеклась. Было, видно, в этом человеке что-то располагающее - захотелось рассказать ему о себе побольше. В последний момент вспомнила - нельзя. Она - не мутантка Кошка, а честный сталкер Катерина Тишкова. Точка!
        - Одна шла? - задал он следующий вопрос.
        - Нет. С напарником, - созналась она, решив поменьше врать, чтоб не запутаться.
        - С Ленинского, или, как и ты, приблуда? Да, как его звали-то?
        - Не помню, - жалобно сказала Кошка. - У меня прямо дыра какая-то в памяти. Когда уже возле станции вашей были, голова разболелась очень - и с тех пор не все помню.
        Неизвестно почему, она решила оказать юному начстанции последнюю услугу. Если узнают, что Егор погиб, то получается, что эти гады на Ленинском так или иначе своего добились. А так - пропал и пропал. Пусть побегают, поищут…
        - Ну, как хоть выглядел он? - настырно спрашивал обожженный. Кошка подумала, что интересуется он явно неспроста и решила врать до конца.
        - Да обычно выглядел, как все, - заныла она. - Невысокий, тощий, волосы темные, глаза тоже. Да и что мне его разглядывать? Чай, не замуж за него идти…
        Человек разочарованно вздохнул. Ну и ладно. Незачем ему знать, что у Егора были светлые волосы и серые глаза. А то вдруг они все тут заодно, и пришьют ей укрывательство беглого преступника, а то и государственную измену? «Главный - это я», - вспомнила она слова мальчишки, и окончательно решила ни за что не говорить правды о нем этому типу.
        - И чего с ним случилось? - поинтересовался тип.
        - Он ушел куда-то. Когда уже почти дошли до вас. Словно бы умом тронулся. Я не смогла ничего поделать.
        - Понятно… Расскажи еще раз, толком - когда голова-то заболела у тебя? - велел человек. И она с готовностью принялась описывать ему свои ощущения. Он слушал, иногда кивая в такт своим мыслям. Потом потрепал ее по волосам, сказал: «Ладно, отдыхай!» и ушел.
        - А кто это? - спросила Кошка вернувшуюся сиделку. Та закатила глаза:
        - Веселый Роджер - начальник охраны. Самый главный здесь.
        - Роджер, - машинально повторила Кошка. - Странное какое имя. И почему - веселый? Он вовсе не веселый, взгляд у него нехороший - даже когда улыбается. Ему бы больше подошло «Мрачный Роджер». Или «Злой Роджер».
        - Т-с-с! - прошипела сиделка и покосилась на дверь. - Неприятностей хочешь? Тебе не все равно? Он сам велел себя так называть. Говорит, в прежней жизни капитаном был - а на самом деле - кто его знает? Сказать-то что угодно можно, теперь не проверишь… Может, и правда был. Иногда, как напьется, орет: «Лево руля! Полный вперед!» и еще какую-то лабуду непонятную…

* * *
        Роджер вновь появился ближе к вечеру, когда Кошка потихоньку делала упражнения, разминая затекшие от долгого лежания руки и ноги.
        - На поправку идешь? Вот и ладно, - благодушно прогудел он, изображая отца родного. - А у меня к тебе дельце небольшое. Выполнишь - награжу щедро.
        - Какое дельце? - насторожилась она.
        - Человечка одного надо будет на поверхность проводить.
        - Неет! - вскинулась Кошка. - Там у вас перед самой станцией целое кладбище. Не пойду!
        - Вот то-то и оно, что кладбище, - погрустнел Веселый Роджер. И она, осмелев, спросила:
        - А в чем дело? Откуда там столько костей?
        - Башню видела? - спросил он, и Кошка догадалась - речь идет о той ажурной конструкции. Кивнула.
        - Мутант какой-то там засел, - тоскливо сказал Роджер. - Морок насылает. Уходят люди наверх и пропадают с концами. И нам на поверхность теперь хода нет, и Ленинскому проспекту достается - глючит их не по-детски. Не удивлюсь, если и на Октябрьской чувствуют. Надо что-то делать с ним.
        - Я не умею с мутантами драться! - вскинулась она. Откуда Роджеру знать, что она и сама немного мутантка? Но тот, видно, кое о чем догадывался.
        - Главное - что тебя ему заманить не удалось. Вот, говоришь, напарник твой пошел на зов, а ты удержалась? Уж не знаю, в чем дело, может, мозги у тебя крепкие, башка чугунная. Но таких, как ты, на все метро - единицы.
        «И поэтому ты хочешь меня на смерть послать?! - мысленно возмутилась она. - Чтоб таких осталось еще меньше?!»
        А вслух сердито сказала:
        - Нет! Не пойду я туда. Я - сталкер вольный, сама выбираю, какой заказ брать, какой отклонить.
        Роджер ухмыльнулся:
        - А кто тебя спрашивать станет? Не пойдешь - мы тебя повесим.
        - Сталкера? За то, что заказ брать не хочет? - непонимающе подняла брови она. - Да если кто про это узнает…
        Теперь Роджер даже не ухмылялся, а хохотал в голос.
        - Ну, ты даешь! - отсмеявшись, покачал головой он. - Во-первых, как узнает-то? Спиритический сеанс, что ли, ради тебя, бродяжки бездомной, устроят?
        Кошка была так зла, что даже не поинтересовалась насчет загадочного сеанса, а начальник Шаболовки тем временем продолжал:
        - А во-вторых, повод найти не проблема. Например - за убийство.
        У Кошки потемнело в глазах.
        - Вы чего?! - почти выкрикнула она. - Кого я…
        - А напарника своего, - сладко улыбнулся Роджер. - Того, с которым шла с Ленинского. Втираешь мне, что он сам ушел. Разводишь, как лоха. Так я тебе и поверил! Думаю, ты сама же по дороге бедолагу и завалила - я уж сколько таких историй слышал. Хабар найденный не поделили или еще что…
        - Не докажете! - процедила Кошка, чувствуя, что ее загоняют в угол.
        - Дурища ты, Катька! Вот мое доказательство!
        Роджер достал из кармана куртки какую-то сложенную вдвое бумажку и помахал у нее перед носом.
        - Что это?
        - Будто сама не знаешь. Чек из банка ганзейского. Напарника твоего, значица, Кузнецовым Ю. Эс. звали. Вспомнила теперь?
        Не совладав с собой, она рванулась к нему, норовя вцепиться в горло или хотя бы выхватить, порвать проклятую бумажку. Но Роджер, судя по всему, ожидал подобной выходки, поэтому одним движением отшвырнул Кошку так, что она свалилась на пол.
        - А ты не тушуйся заранее, - сказал он, убирая чек обратно в карман. - Я тебе в напарники дам человечка одного. Вдвоем, глядишь, что-нибудь и сообразите.
        - Какого… человечка? - спросила она, тяжело дыша, но начстанции молча повернулся и вышел. А Кошка села на койку, подперла подбородок руками и глубоко задумалась.
        Зачем ей убивать мутанта? Она вовсе не испытывала к нему ненависти - ведь ее он оставил в живых. Лучше она уйдет отсюда, а местные пусть сами разбираются со своим мутантом. Но ее стерегли, к тому же она была еще слишком слаба.
        Кошка вспомнила, как однажды забрела к мутантам на Филевскую линию. Зачем - сама не знала. Возможно, хотелось найти место, где не была бы чужой. Найти дом. Но она обманулась в своих ожиданиях.
        Ее пропустили не сразу. Приставили к ней провожатого - на словах. На самом деле - надзирателя. Она рассказывала им свою историю, показала шрам на месте шестого пальца, но чувствовала - на нее смотрят с недоверием. И в чем-то она могла их понять. У многих из них на шее виднелся непомерно распухший зоб, большинство были абсолютно лысыми. У кого-то руки походили на клешни, у другого на спине возвышался уродливый горб, у третьего на почти прозрачном лице выделялись огромные выпученные глаза. На фоне большинства этих уродов Кошка выглядела почти как нормальный и даже здоровый человек. Ей и самой стало неловко, словно она хотела обманом вызвать к себе сочувствие. А в их глазах она читала зависть, задыхалась среди них, безнадежно изглоданных радиацией, обреченных на раннюю смерть. Поняла, что здесь ей тоже не рады. И поторопилась уйти.
        И все же мутантов Кошка жалела больше, чем людей. В массе своей они не были агрессивными - а люди, наоборот, истребляли их при каждом удобном случае.
        «Где ты, мой дом?» - с тоской подумала она.

* * *
        Спустя еще день Кошка уже могла ходить и чувствовала себя более-менее окрепшей, но на всякий случай предпочитала пока подольше оставаться в кровати. Она как раз думала о малыше и о том, хватит ли Регине того, что она оставила на пропитание, когда дверь распахнулась вновь. На пороге появилась девушка, которую Веселый Роджер подталкивал сзади, впрочем, очень осторожно. Девушка выглядела очень недовольной. Она была высокой, худой, голубоглазой, коротко остриженные светлые волосы топорщились. Одета была в потрепанную майку и защитного цвета штаны, которые были ей коротковаты, и просторную куртку явно с чужого плеча, но, несмотря на это, показалась Кошке настоящей красавицей.
        - Познакомьтесь, девочки, - ворковал Роджер хриплым голосом, подталкивая незнакомку вперед.
        - Руки убери! - огрызнулась та, и Роджер, к изумлению Кошки, вместо того, чтобы выругаться в ответ, чуть отступил назад.
        - Это Катя, - назвал он Кошку именем, которое значилось в ее «корочках». - Девушка храбрая, и голова у нее крепкая. А это Нюта. Да-да, та самая.
        Про Нюту, Победительницу Зверя, Кошке слышать доводилось, но она никак не ожидала, что доведется встретиться с ней. Что-то про нее рассказывал знакомый егерь Вотан - говорил, что никакая она не победительница, просто глупая девчонка, которой невероятно повезло. К тому времени, как ее отправили на поверхность сражаться со Зверем, терроризировавшим Улицу 1905 года, жуткий мутант то ли сам уже копыта отбросил по случайному совпадению, то ли просто ему все надоело, и он убрался подобру-поздорову куда-то в другие края. А все лавры достались девчонке. Теперь с ней носятся, как с писаной торбой. Но здесь она находится явно против желания.
        Кошка принялась разглядывать Нюту с удвоенным интересом, а девушка нервно тряхнула головой - видно было, что ей все это не нравилось.
        - Садись, - предложила Кошка, показывая на постель возле себя. Вообще-то с первого взгляда девушка не внушила ей теплых чувств. Кошка сочла ее чересчур самоуверенной и заносчивой, чем-то даже похожей на ту самую Ирину-Викторию, которая сейчас отдыхала от бурной жизни в лагере для политзаключенных. Видно было - эта Нюта избалована и много о себе воображает. Привыкла, наверное, что все носятся с ней и потакают ее капризам.
        - Вот и славно, - засуетился Роджер, прямо-таки лучась умилением. - Потолкуйте между собой, подружитесь. Я на вас крепко надеюсь.
        - Какие еще надежды? - спросила Кошка, едва дверь за ним захлопнулась. - О чем это он?
        - Кажется, я знаю - о чем, - мрачно пробурчала Нюта. - Тут у них наверху сидит какая-то тварь, и они решили, что в моих силах помочь им с ней разделаться. Мол, одного мутанта угробила, значит, и второго смогу. А с какого боку тут ты, я вообще не понимаю. Тоже случалось с мутантами сражаться?
        Кошка насупилась.
        - Бывают мутанты, которые добрее людей, - сказала она. - Если людям приспичилось зачистку проводить, начали бы с себя…
        Нюта поглядела на нее с интересом:
        - В чем-то я с тобой согласна, - сказала она. - Но, боюсь, нашего мнения никто здесь не спросит. Придется делать то, что велят. Но тебя-то как угораздило во все это влипнуть?
        Кошка вкратце рассказала, как они шли по поверхности и как спутник ее ушел на зов, а ей удалось не поддаться, сохранить рассудок.
        - Понятно, - заключила Нюта. - Я давно подозревала, что женщины - существа более стойкие. Мне один знакомый рассказывал, что в давние века женщин с особенными способностями называли ведьмами и сжигали. А если бы не это, то сейчас, наверное, женщины были бы ведьмами через одну. И, возможно, жизнь была бы полегче. Это только кажется, что мир спасают мужчины. На самом деле они постоянно норовят переложить это хлопотное дело на женщин - и еще вопрос, кто справляется лучше.
        - А я думала, «ведьма» - это вроде ругательства, - задумчиво сказала Кошка. Ее ведь за глаза тоже называли так, она знала это. Память тут же воскресила давний эпизод.
        Когда ей пришлось покинуть родную станцию, она обошла чуть ли не полметро - так ей казалось. По крайней мере, центр исходила почти весь, все ей было интересно. Другие сталкеры наставляли ее и советовали, как лучше избегать опасностей, куда стоит сходить, а куда лучше вообще не соваться. О Полянке ходили противоречивые рассказы. Кто-то уверял, что станция пуста и заброшена, кто-то - что люди там есть. Один из сталкеров сказал - это станция судьбы. Там можно что-то понять про себя - кто ты, куда, зачем. Впрочем, некоторые поговаривали, что там происходят выбросы газа, из-за которых конкретно съезжает крыша, по таких было немного.
        На подходах к станции Кошка удвоила осторожность. Сначала ей казалось, что там никого нет, но, едва выйдя из туннеля, она поняла, что ошиблась. В середине станции горел небольшой костер, вокруг валялись кучи хлама и потрепанные книжки. Возле костра виднелись две фигуры. Кошка неуверенно подошла чуть ближе и поняла, что это женщины.
        - Что-то плохо горит. Не пора ли подбросить? - спросила одна.
        - Пожалуй, - согласилась другая и наугад выловила из кучи небольшую книжку. - Что там у нас? «Черная вдова для терминатора»? Годится!
        - А пару недель назад, кажется, мне попалась «Любовь под ясенем», - сказала первая и хихикнула. - Тоже неплохо горела.
        - Вот если попадется «Замерзшие в сугробе» - сохраним для смеха. А эту - в топку! - сказала другая, и книжка полетела в огонь. Тот разгорелся ярче. Только вот пламя показалось Кошке каким-то странным: слишком ровное, и не было слышно ни шороха, ни потрескивания.
        - Странно, - сказала вторая, - иногда вот такие книжонки горят гораздо лучше. Тепло дают веселое, и хватает чуть ли не на полдня. А помнишь тот толстенный том? Название забыла - на букву «О», кажется, начиналось. Он все тлел и чадил, насилу сожгли.
        - Даже огонь не берет, - сказала первая и фыркнула. - И голова потом болела, угар сплошной. Нет, эту положи, не трожь. Это мой любимый писатель. А ты все стараешься его в костер кинуть потихоньку. На той неделе я не уследила, ты одну книгу успела-таки сжечь.
        - Ага! Зато помнишь, какой дым валил? Глючило не по-детски. Несколько дней потом просветленные ходили! И брагу пить не надо было! - сказала вторая и хихикнула. - Да ведь у нас таких книг еще штук десять.
        - Все равно, пусть будут. Не так уж много у меня любимых писателей, - отрезала первая.
        Кошке казалось, что ее появление прошло незамеченным. Женщины сидели спиной к ней, но одна вдруг сказала, не оборачиваясь:
        - Не бойся, мы не кусаемся.
        - И не надо думать, что мы - ведьмы, - произнесла вторая ровно в тот момент, как эта мысль пришла Кошке в голову.
        «Точно, ведьмы», - окончательно уверилась она. Но, сама того не ожидая, сделала еще шаг к костру. Она понимала, что если сейчас убежит, то ничего не узнает. А ей очень хотелось понять, кто эти женщины и что делают здесь.
        У одной, в потрепанном черно-синем костюме, были темные волосы, которые выбивались из-под повязанного на голове шарфа, и тонкие черты лица, а в глазах - тревога. Нервные длинные пальцы женщины то и дело теребили висевший на шее на ремешке старый фотоаппарат. Кошка видела такой на одной из станций.
        У другой, рыжей, с короткой стрижкой, был маленький носик, одна бровь слегка изгибалась, словно она однажды чему-то удивилась, да так и удивляется до сих пор. Одета она была в темную юбку и пеструю кофту, обсыпанную пеплом.
        - Зачем ты пришла? Чего здесь ищешь? Раз пришла, значит, что-то тебе нужно? Сюда не приходят случайные люди, - произнесла темноволосая.
        - А если приходят, то не видят нас, - фыркнув, добавила рыжая.
        Кошка задумалась. Когда она шла сюда, ей казалось, что у нее куча вопросов к судьбе. Но она представляла себе все несколько иначе и не нашлась, что сказать. Чего она ищет? Примирения с собой? Прощения? Ответа на вопрос «за что»?
        - Вопрос поставлен некорректно, - сказала вдруг рыжая. - Как известно, ни добра, ни зла в чистом виде нет, есть только жизненный опыт. Сейчас тебе кажется, что жизнь кончилась, но когда-нибудь ты, возможно, поймешь, что так было нужно, чтобы ты изменилась.
        - Мне жить больно, - выдавила из себя Кошка.
        - А приятного никто и не обещал, - хмыкнула рыжая. - Я же говорю - сейчас не поймешь. Но зерно упало в почву, и со временем оно прорастет. А пока терпи.
        Темноволосая молча улыбалась, словно смягчая ее слова. И возможно, не столько слова подействовали на Кошку, сколько эта улыбка. У нее появилась надежда, что когда-нибудь и вправду все образуется, и каждый вдох не будет уже причинять боль.
        - А что вы здесь делаете? - спросила она. - Вы всегда здесь?
        - В последнее время - почти всегда, - сказала рыжая. - Мы должны поддерживать огонь, сжигать мусор. Чтобы тот, кто ушел в туннели, снова вернулся на свет.
        - Он ушел в будущее, - тихо сказала темноволосая.
        - Разве оттуда можно вернуться? - спросила Кошка.
        - Вот это нам и предстоит узнать, - сказала рыжая и саркастически фыркнула. - У нас много времени, и спешить нам некуда.
        Кошке показалось, что еще чуть-чуть - и она поймет. А после этого сама сумеет стать такой же спокойной и беспечной. Но ее еще слишком многое волновало.
        - Я… пойду? - неуверенно сказала она.
        - Приходи еще, - улыбнулась ей темноволосая. А рыжая протянула маленькое треснувшее зеркальце в пластмассовой оправе.
        - А… зачем оно мне? - робко спросила Кошка.
        - Нападет тоска - посмотри в зеркало в полночь. Раньше верили, что так можно будущее узнать, - сказала рыжая. - Мы-то теперь уже и сами не знаем, во что верить. Но ты все-таки попробуй. Иногда в нем можно что-нибудь интересное увидеть. Потом нам расскажешь.
        И снова фыркнула. Кошка решила, что женщины, наверное, еще не отошли толком от своих глюков.
        - Спасибо, - неуверенно сказала она и взяла зеркальце, думая, что вряд ли оно ей когда-нибудь пригодится. Уходя, она спиной чувствовала, как женщины смотрят ей вслед. И не утерпела, оглянулась.
        - Она вернется, - сказала рыжая. - Многие потом возвращаются.
        - Многие, но не все.
        - Не все, - согласилась рыжая. - И все же мы должны поддерживать огонь. Что у нас сегодня. Брага?
        В руках у женщин появились помятые алюминиевые кружки, в которых плескался бурый пенистый напиток.
        - Ну, за Артема! - сказала темноволосая.
        - За Артема! - произнесла рыжая.
        Кошка долго потом вспоминала эту встречу. И даже рассказала о ней по секрету сталкеру Сафроненко, о чем почти тут же пожалела. Сафроненко слыл известным остряком и балагуром и, конечно, все понял превратно. А в зеркальце она и впрямь иной раз заглядывала, но пока ничего интересного там не увидела. Оно неизменно показывало ей лишь бледную скуластую женщину с решительным взглядом и встопорщенными русыми волосами, каких много в метро. «Даже хорошо, что внешность у меня такая неброская, - думала Кошка. - Достаточно сменить одежду - и можно затеряться в толпе. Шрам на виске можно спрятать под челкой, шрам на руке скрывает перчатка с обрезанными пальцами, изувеченное ухо незаметно под волосами. А шрамы на душе и вовсе никому не видны…»
        Вздохнув, Кошка с трудом вернулась к реальности. Нюта сидела рядом и вопросительно смотрела на нее. Кошка подумала, не рассказать ли ей про Полянку, но решила, что пока не стоит.
        - Подружились, девочки? - заглянул в каморку Роджер. - Не беспокойтесь, провожатого я вам дам.
        - А что еще твой знакомый рассказывал? - поинтересовалась Кошка, но Нюта зябко повела плечом:
        - Не будем больше о нем - не хочу о грустном вспоминать. Чувствую - и так настанет для нас скоро невеселое время. Ты мне лучше скажи - тебе не кажется, что тут люди какие-то странные?
        - Да я их и увидеть-то толком еще не успела, - призналась Кошка. - Один раз проходила через станцию с челноками, а потом уже сверху добралась сюда еле-еле и до сих пор из лазарета не выхожу.
        - Я их отчего-то боюсь, - призналась Нюта. - Вот сама не знаю, почему, а жуть берет. Даже когда у анархистов жила - не было такого. Вчера, говорят, одного ночью зарезали. Если б где в другом месте такое случилось - уже вся станция на ушах бы стояла. А здесь никто не беспокоится - словно это в порядке вещей.
        - А-а, ты об этом… - пробормотала Кошка. - Ничего странного, люди как люди. Самые обыкновенные бандиты. Я таких часто видела.
        - А может, это из-за мутанта? Людей просто глючит. Роджер тебе тоже рассказал про мутанта?
        - Ясное дело, - буркнула Кошка.
        - Только я вот чего удивляюсь - почему нас-то не глючит?
        - Наверное, мы просто более стойкие. Мне на поверхности всякая ерунда мерещилась, а тут вроде ничего. А челноков, с которыми я сюда первый раз пришла, вроде тоже глючило. Я сама видела, как один из местных продал им пакетик грибной трухи за кучу патронов, уверяя, что это первосортная дурь. И ничего, купили.
        - Фу! - с отвращением сказала Нюта.
        - Лоха кинуть - не западло, - глубокомысленно изрекла Кошка одну из любимых Лехиных фраз. Нюта посмотрела на нее с недоумением:
        - Ты меня пугаешь.
        - Не обращай внимания, - торопливо сказала Кошка, спохватившись. - Тяжелое детство и все такое. Я вовсе не то хотела сказать.
        Нюта поежилась:
        - Не нравится мне тут. Я домой хочу.
        - Тебя никто и спрашивать не будет, чего ты хочешь, - «утешила» ее Кошка. - Как, впрочем, и меня… А я думала - ты храбрая. Теперь вот гляжу на тебя - и не верю, что ты та самая Победительница Зверя.
        Глаза Нюты неожиданно наполнились слезами.
        - Он - то есть, она - мне до сих пор иногда снится. Глаза такие печальные, укоризненные. Она была огромной, черной и очень страшной с виду - знаешь, вроде гигантского жука, что ли. Можешь вообразить жука величиной с двухэтажный дом? Тогда у тебя будет слабое представление о том, что это было. И у нее были очень красивые глаза и огромные, жуткие челюсти. Но ведь она не виновата, что ее такой создала природа. Если бы не весь этот кавардак, который люди устроили двадцать лет назад, не было бы таких монстров на поверхности. А она просто хотела жить, растить своих детенышей. Думала, что люди предназначены ей в еду. Для нее мы были так - мелюзга какая-то. Вроде крыс для нас. Да и убила ее не я, только мне никто не верит.
        - Расскажи толком, что случилось? - попросила Кошка.
        - Я ее только ранила. А из Зоопарка на запах свежей крови из пруда вылез монстр и ее сожрал.
        - Какой он был? - возбужденно спросила Кошка.
        - Я даже этого не знаю, - всхлипнула Нюта. - Я в это время в отключке лежала и очнулась, когда все было кончено. И хорошо. Если б я его увидела, то, наверное, с ума бы сошла от ужаса.
        - Ну и зачем ты теперь так себя терзаешь?
        - Потому что я убила ее детей.
        Кошка немного подумала и предположила:
        - Если погибла их мать, то они бы, наверное, все равно умерли бы от голода. Они так и так были обречены. Наоборот, благодаря тебе они умерли сразу, не мучились долго.
        - Я все понимаю, - всхлипнула Нюта, - но поделать с собой ничего не могу. С тех пор я часто думаю - кто мы такие, чтоб выносить им приговор? Чем мы лучше их? Они точно так же хотят жить и заботятся о своих детенышах. Иногда даже лучше, чем люди о своих.
        - Так уж жизнь устроена - или мы их, или они нас, - протянула Кошка. Про себя же она решила, что Нюта, пожалуй, симпатичнее, чем ей сначала показалось. И все же она, видно, избалованная и капризная, и толку от нее на поверхности, скорее всего, не будет никакого. Чуть что - сразу падает в обморок… Во внешности Нюты было что-то еще, что заставило Кошку приглядеться к ней повнимательнее. Лицо девушки было слегка осунувшимся, будто от усталости, зато глаза прямо-таки светились тепло и мягко. Кошке случалось уже видеть у женщин такие глаза.
        - Ты замужем? - без обиняков спросила она. Нюта кивнула.
        - Тогда может, объяснишь, как это вышло, что муж отпустил тебя на такое дело, когда ты ждешь ребенка?
        Нюта вздрогнула, а затем словно плотину прорвало - и она принялась бессвязно что-то рассказывать, давясь слезами. Кошка поняла только, что муж о намечающемся прибавлении семейства пока ничего не знает, Нюта отправилась на Ганзу, не ожидая никаких опасностей, а сюда ее завлекли с помощью какой-то хитрости. Это как раз было неудивительно. «Какой же ты гад, Роджер!» - подумала Кошка. Теперь она уже не сомневалась, что там, наверху, Нюта явно будет обузой - глупо всерьез ждать от женщины каких-то подвигов в «интересном положении».
        Так Кошка и сказала Роджеру, но у того было свое мнение.

* * *
        Видимо, бывший капитан решил, что Кошка уже достаточно окрепла (хотя сама она так вовсе не считала), поэтому назначил дату их выхода на следующую ночь.
        Днем Кошка пыталась поспать, но в голову, как назло, все лезли непрошеные мысли. Она вспоминала про малыша, оставленного у Регины на Октябрьской. Перед глазами стояло красное, сморщенное личико Павлика и то, как он бессмысленно махал перед собой крохотными ручонками. Что ждет этого младенца, если она не вернется? Регина, конечно, не злая, но она, похоже, себя-то прокормить не в состоянии, а если придется выбирать, то конечно, предпочтет своего малыша чужому. Еще Кошка вспоминала всех тех, кто погиб, как ей казалось, по ее вине, и терзалась дурным предчувствием, что эти смерти - не последние. Нюта тоже не добавляла радости - за эти дни она успела измучить Кошку, то и дело повторяя с мрачным видом, что на этот раз она, Нюта, обязательно погибнет. При этом - даже не пыталась ничего предпринимать, чтобы избежать уготованной ей участи.
        Когда Кошка в очередной раз пыталась вздремнуть, Нюта разбудила ее, тряся за плечо. Кошка угрюмо уставилась на нее:
        - Чего ты?
        - Я, кажется, поняла, в чем дело, - всхлипывая, говорила Нюта. - Нет там на самом деле никакого монстра. Просто там, наверное, еще одно убежище, где остались другие выжившие, а местным хочется их оттуда выгнать. А насчет монстра они все выдумали. Нас посылают на убой. Это мне один мужик на станции сказал.
        У Кошки отвисла челюсть. Нюта и раньше говорила странные вещи, но это было уже вообще ни в какие ворота. Может, в ее положении у женщин начинает ехать крыша?
        - Главное, успокойся, - сказала Кошка перепуганной Нюте. - Мы по обстановке посмотрим. Ты только слушайся меня - я тебе буду говорить, что делать. Я наверху как дома - может, все и обойдется.
        - Тогда говори громче, - всхлипнула Нюта, - а то я одним ухом плохо слышу. И левая рука плохо действует.
        «Час от часу не легче», - подумала Кошка. А вслух спросила:
        - Но правая-то работает? С оружием, если что, управиться сможешь?
        - Да, мне показывали, как из автомата стрелять, - торопливо закивала Нюта.
        - Вот и ладно. Я, если увижу, что совсем дело плохо, крикну тебе: «Беги!», а сама постараюсь прикрыть.
        - Только у меня, когда волноваться начинаю, ногу сводит, - сообщила Нюта. - Это у меня с самого детства.
        «Славная напарница будет у меня - хромая, тугая на ухо, с больной рукой, да еще беременная! Алика, святая заступница, спаси и помилуй нас, грешных! - подумала Кошка. - Кроме как на тебя, нам надеяться не на кого…»
        И все же она постаралась, как умела, успокоить расстроенную Победительницу Зверя. Когда слегка присмиревшая Нюта наконец ушла, Кошка поняла, что до вечера сомкнуть глаз уже не удастся.
        Роджер, как обещал, выделил им и сопровождающего. Это оказался немолодой уже мужик по кличке Дятел, производивший впечатление не шибко умного. Кошка уже немного знала его. Мужик был сутулым, молчаливым, и лишь когда его окликали «Дятел!», выказывал какие-то эмоции - презрительно, веско и с расстановкой произносил «Сам ты дятел!», чем очень веселил окружающих. Было у него и обычное, человеческое имя, то ли Петр Иванович, то ли Иван Петрович, никто толком уже не помнил, - кличка пристала к нему намертво. Кошка вновь убедилась, что рассчитывать им придется только на себя. Оставалась, конечно, вероятность, что мужик лишь прикидывается, а в нужный момент вдруг проявит чудеса ловкости и сообразительности.
        - Ничего, девочки, как-нибудь выкрутитесь! - «обнадежил» их Роджер, вкладывая в руку Кошки небольшую черную коробочку с кнопкой. - Это вот тревожный сигнал, на всякий случай. Если, тьфу-тьфу, Дятел вдруг пойдет на зов монстра в его логово, подождешь сначала - вдруг вернется. А если не вернется, кнопочку нажмешь. Мы тут на станции сигнал услышим и будем знать, что вам подмога нужна. И прибежим вас вызволять. А на вас с Нютой я шибко надеюсь. Ты вот сумела устоять, зову не поддалась, да и она тоже девушка непростая. Может, все у вас и получится.
        Кошка уже натягивала «химзу», когда вдруг с силой нахлынули воспоминания, которые она пыталась отгонять все эти дни. Перед глазами вновь встало ухмыляющееся лицо мертвого Лехи, и она поняла, что не в состоянии идти. Она не выдержит, если мертвецы появятся вновь.
        Кошка отшвырнула костюм, рванулась было бежать. Но силы после болезни были не те. Ее поймали, скрутили, и в лоб ей уперлось дуло пистолета.
        - Поздняк метаться, - сказал Роджер. - Выбора у тебя все равно нет.
        И тогда, наконец, пришло долгожданное чувство ярости. А вместе с ним - легкость и сила. Она почувствовала, как быстрее побежала по жилам кровь, как налились силой мышцы, обострилось чутье. Ладно же! Двух девчонок, одна из которых в положении, посылают умирать за всех! Как будто не нашлось для такого дела мужчин. Грязную, трудную работу оставляют женщинам. Ну и пусть. Она пойдет наверх и умрет, если надо. Но может быть, благодаря этой ярости, ей удастся не только сделать то, чего от нее ждут, но и вернуться.

* * *
        Вверх по эскалатору первой шла Кошка, за ней - Нюта, а замыкал шествие Дятел с рюкзаком за плечами. Роджер объявил им, что в рюкзаке боеприпасы, но это уж дело Дятла, а девушкам нужно только проследить за ним до поры до времени и прикрывать по возможности. Чтоб не сожрал его по пути другой мутант еще до выполнения боевой задачи. Кошка немного приободрилась. Может, и впрямь этот Дятел на что-то годится? А что туповат, тоже неплохо. Такой меньше подвержен постороннему влиянию.
        В вестибюле Дятел поменялся с ней местами - теперь он шел первым. Кошка, подумав, пристроилась замыкающей. Нюта шагала в середине, то и дело тревожно оглядываясь по сторонам.
        Поверхность встретила их обманчивой тишиной. Светила луна, башня возвышалась совсем рядом, за голыми черными деревьями. На рельсах застыл трамвай, и Кошке почудилось рядом какое-то движение. Она резко обернулась. Кого она увидит на этот раз?
        Но то был не очередной мертвец, а небольшое животное размером с собаку. Кошка швырнула в него камень, и зверь трусливо шарахнулся в сторону.
        Налетел ветер. Деревья зашатались, заскрипели жалобно. Что-то захрустело под ногами. И вдруг Кошке на миг померещилось, что их уже не трое - впереди идет четвертый. Прихрамывает, придерживая руками торчащие из живота кишки. Оглядывается и ухмыляется, отводя свободной рукой серые грязные патлы с лица. «Оставь нас, Леха! - взмолилась она мысленно. - Я очень виновата перед тобой, но это жизнь такая. Прости, если можешь». Мертвец покачал головой: «Легко отделаться хочешь, девочка».
        Кошка пропустила момент, когда поведение Дятла изменилось. Он потоптался на месте, потом, решительно поддернув рюкзак, зашагал в сторону сплетенной из металлических прутьев вышки. У Кошки заломило в висках, но она побежала следом и схватила его за рукав. Мужик, не оглядываясь, одним движением отшвырнул ее с такой силой, что она упала прямо в ледяную лужу. А едва выбравшись, увидела, что уходит и Нюта. Кошка метнулась за ней, подсечкой сбила с ног и для верности плюхнулась рядом, обхватив за плечи. За это время Дятел уже скрылся за деревьями.
        Нюта слабо шевелилась, пытаясь ее спихнуть, потом затихла. Мысли у Кошки стали вялыми и ленивыми, потекли неспешно. Сначала она вообще чуть не забыла, зачем они здесь оказались. Потом подумала, что Дятел, наверное, ушел как раз затем, чтобы попытаться истребить монстра, стало быть, все правильно, и им остается только ждать. Но постепенно ей захотелось самой проверить, как там у него дела. И вдруг она обнаружила, что бредет в сторону башни, а Нюта сидит сзади и смотрит ей вслед. Тогда Кошка поняла, что происходит, усилием воли стряхнула морок и решительно нажала кнопочку на зажатой в руке коробке.
        Что случилось потом, она позже никак не могла вспомнить толком. Кажется, перед глазами вздыбилась земля, заложило уши, а потом Кошку так приложило головой об асфальт, что она провалилась в темноту…

* * *
        В следующий раз Кошка очнулась от холода. Кто-то тормошил ее. Она поняла, что это Нюта, а сама она лежит в ледяной луже неподалеку от входа в метро. Попыталась подняться на локте и, почувствовав резкую боль, рухнула обратно в лужу. Вдруг захотелось остаться тут - навсегда. Лежать, не шевелясь, и будь что будет.
        - Ну ты лентяйка! - сказала она себе и снова с усилием приподнялась.
        Стекла противогаза оказались чем-то залеплены, так что Кошка плохо видела и никак не могла разглядеть башню. И вдруг догадалась - ни башни, ни монстра больше нет, и это сделали они! Дятел взорвал башню, а они ему помогли. И в висках у нее уже не ломит, и голова ясная, соображает хорошо. Правда, очень болит, но по-другому уже, от ушиба. Но почему Дятел не возвращается? Она попыталась восстановить последовательность событий - вот она нажимает на кнопочку, и тут же ка-ак рванет! Эти два события наконец связались воедино у нее в памяти, и она истошно зарыдала, поняв, что Дятел не вернется, и что убила его она своими руками, пусть даже монстр погиб тоже.
        Кто-то продолжал ее тормошить. «Нюта, - поняла она. - Не время теперь плакать - надо возвращаться. Иначе Нюта тоже останется здесь, а она ведь ждет ребенка. Если, конечно, после всех этих передряг она его не потеряет…» Да и сама Кошка еще кое-кому нужна. Павлик!.. Ради него обязательно надо вернуться!
        И Кошка кое-как поползла в сторону метро, Нюта брела рядом и пыталась ей помочь, но в результате больше мешала. Спасибо хоть, оба автомата несла…
        Остаток пути из памяти стерся. Помнилось только торжествующее лицо склонившегося над нею Роджера и то, как она из последних сил закатила ему оплеуху, а потом еще пыталась выцарапать здоровый глаз. Начстанции, казалось, ничуть не огорчился такой неласковой встрече и на руках потащил Кошку в лазарет. Там ей что-то вкололи, и она отключилась.
        Глава 8
        СТРАШНЫЕ СКАЗКИ НА НОЧЬ
        - …И вот ночью приходит к ней кто-то, рядом ложится, обнимает. Она спросонок и подумала, что это муж пришел. Хотя что-то ей показалось странным. Наутро смотрит - нет рядом никого. А муж-то ее и другие сталкеры только к следующему вечеру из похода вернулись. Ну, она и побоялась ему рассказывать. А скоро поняла, что ребенка ждет…
        Рассказчица, старуха с крючковатым носом, закутанная в старую шинель, со значением покачала головой.
        - А муж что? - спросила Нюта, зябко кутаясь в драное байковое одеяло, накинутое поверх куртки. Глаза ее лихорадочно блестели, ее знобило. Они с Кошкой сидели у костра и слушали старуху, прихлебывая настоящий чай, который на радостях выделил им из личных запасов Роджер. Ушибленная рука Кошки до сих пор была на перевязи, зато голова уже не очень болела.
        - Муж обрадовался - ведь до того не получалось у них детей завести, так что она скоро и думать перестала про тот случай. Потом срок положенный прошел - а ребенок не торопится появляться. Врач ее осматривает - и понять ничего не может. Раньше, говорят, беременных аппаратом каким-то просвечивали, а сейчас нет под рукой аппаратов, все на ощупь. И доктор не понимает - то ли одна нога у ребенка лишняя, то ли две, в общем, неладно что-то очень. Беременная уж в истерике, а муж говорит - ерунда, что там можно нащупать?! Доктор вечно пьяный, вот и мерещится ему. Ему уже без разницы, две ноги или четыре. А как доктору не пить, - убежденно произнесла рассказчица, - если он тут уже таких уродов насмотрелся, что по ночам спать перестал? Ему ж отдыхать тоже надо, а то будут руки трястись, зарежет больного на операции.
        - Давай дальше, не отвлекайся, - нетерпеливо буркнула Нюта.
        - В общем, муж ее доктору не поверил. Все будет путем, говорит. И вот, наконец, начались у нее схватки. Так она кричала, бедняжка, - всех на станции ужас пробирал, люди уши затыкали, а особенно слабонервные вообще чуть ли не в туннели уходили. А ведь тут народ, казалось бы, ко всему привычный… Ну, наркоза-то нет, дали ей водки. И вот раздался самый жуткий крик - а потом тишина наступила. Муж-то хотел заглянуть в палатку, узнать, как дела, сын у него или дочь - а ему не дали. Даже не сказали ничего, прямо с порога вытолкали и до вечера никого к роженице не пускали. Были с ней только врач да сиделка одна, которая роды принимала.
        Утром сказали - ребенок ночью умер, и его уже схоронили. Но чувствовали люди - дело нечисто. Иначе зачем бы так спешить с похоронами? А похороны какие у нас - известно: в туннель подальше отнесли, кое-как присыпали, а остальное крысы доделают…
        И как раз в тот день несколько пацанов под присмотром кого-то из старших в туннель отправились, мох и слизней собирать, и набрели на то место. Крысы уж могилку разрыли, а сгрызть тело не успели, видно, спугнули их ребята. Один потом рассказывал - вот где жуть-то настоящая. Ребеночек-то был весь в шерсти, а вместо ручек и ножек было у него шесть скрюченных лап, как у таракана какого. И хвост длинный, чешуйками покрытый. А личико как у человеческого младенца, только все синее, раздутое. Волосики к потному лбу прилипли, рот раскрыт… Может, и не своей смертью умер, а придушили его? Только двое пацанов его успели увидеть, а потом взрослый прибежал, тельце снова камнями завалил и строго-настрого запретил им кому-то рассказывать. Да разве мальчишкам рот заткнешь - к вечеру уже вся станция знала. Стали роженицу расспрашивать - она и призналась, что ночью к ней чужой приходил. Вот теперь и говорит народ - дело это темное. Про мутантов мы тут, конечно, наслышаны, а кое-кому и видеть их приходилось, но тут уж дело похуже будет - нечистой силой попахивает!
        Кошка с тревогой посмотрела на Нюту - ей не нравилось, с каким выражением та слушала рассказ. Нюта вообще после всего пережитого была словно бы не в себе. Врач осматривал ее и сказал, что с ее ребенком, вроде бы, все в порядке, но Нюта стала нервной и замкнутой и как будто постоянно прислушивалась к чему-то внутри себя. Не стоило бы ей слушать такие истории, да только что еще делать на станции долгими вечерами? Тем более, что от всякой работы девушек освободили.
        - И кто же к ней, интересно, приходил? - спросила Кошка.
        - А кто ж теперь, девоньки, знает? Ладно, если и вправду мутант. А может, мертвяк? Она-то с тех пор в уме повредилась. Так-то тихая, но иногда вдруг начинает ребеночка своего искать, звать - не верит, что умер он. Говорит, отец его забрал к себе и сам растит. А кто тот отец - сами смекайте. Уж конечно, не муж ее.
        - Опять сказки рассказываешь, Петровна? - осуждающе сказала пожилая санитарка. - Ребенок у Надежды родился с отклонениями, с какими долго не живут. Да и не приходил к ней никто чужой - это, наверное, муж ее слух распустил, чтоб не подумали, что от него такое родилось. А причиной всему - радиация.
        Когда женщина отошла, Петровна покачала головой:
        - Не так все просто, девоньки. Нет дыма без огня. Радиация-то нынче везде, а больных да уродов у нас на станции больше всего рождается - уж я-то знаю. Если уж на то пошло, у нас не только радиация - у нас этот треклятый мутант ведь сколько времени наверху сидел. Теперь нет его - может, снимется это проклятье с нас, больше будет нормальных деток?..
        Нюта и так сидела вся бледная, а теперь еще тяжело задышала. Петровна, наконец, заметила это и захлопотала вокруг нее, но при этом делала Кошке странные знаки. А потом, улучив момент, когда Нюта, вся зеленая, зажав рот, кинулась в отхожее место, шепнула:
        - Вот и эта бедняжка - ну зачем ребенка решила завести? Уж лучше бы к бабке какой обратилась, выковырнула бы, пока не поздно…
        Она еще долго рассуждала бы в том же духе, но тут вернулась бледная до синевы, всхлипывающая Нюта. Казалось, она не поняла, о чем говорит старуха. Кошка на всякий случай погрозила сплетнице кулаком. Та замолчала, но по глазам было видно - в своей правоте она уверена непоколебимо.
        - Ты как - в порядке? - спросила Кошка Нюту.
        - Да, да, - закивала та и вдруг расплакалась.
        - А чего ревешь тогда?
        - Дятла жалко! - пробормотала Нюта. - И про ребенка задумалась.
        - Насчет Дятла я не виновата. Это Роджер придумал, - торопливо сказала Кошка.
        - Да-да, - всхлипывала Нюта. - Теперь уже неважно, теперь не исправить ничего. Но ты ни при чем.
        Они никому не рассказывали о том, что в действительности произошло наверху На станции было объявлено, что Дятел геройски погиб при выполнении боевого задания, и теперь на одной из колонн висел его портрет (само собой, рисованный и не очень похожий на оригинал) в траурной рамке, возле которого прикрепили подсвечник. Роджер велел, чтобы свечка возле портрета горела целых три дня. Это было неслыханным расточительством, но одновременно свидетельствовало об уважении к погибшему и высокой оценке его подвига. Кошка пыталась утешить себя, что убила Дятла нечаянно и вины ее в том нет, но предчувствие упорно твердило, что она приносит смерть. В конце концов, Роджер ведь мог вложить смертоносный пульт в руку Нюты. Но почему-то выбрал ее. Значит, такая ее судьба - отдуваться за всех. Но на ее совести уже столько смертей, что еще одна уже не так важна.
        Только раньше мертвые не приходили к ней, не являлись во сне чуть ли не каждую ночь, как теперь. И связывала она это не с мутантом, или, по крайней мере, не только с ним. Ей казалось, причиной тому стал ее разговор с ученым. Что-то он задел у нее в душе, что-то там стронулось, и Кошка, прежде уверенная в своем праве убивать в отместку за то, что с ней тоже не церемонились, теперь затосковала, задумалась. Одно время она придерживалась правила - при встрече с вооруженным незнакомцем лучше ударить первой, чтоб тебя не опередили. Теперь она начинала сомневаться. Но разве возможна для нее теперь мирная жизнь, домашние хлопоты, какими живет большинство женщин? Разве сумеет она забыть прошлое? Она, может, и готова была отказаться, наконец, от мести, но разве люди способны забыть и простить? Слишком много было пролито крови, слишком многие искали ее, слишком многие желали, в свою очередь, ее смерти. Где ей прятаться теперь? Иногда эти мысли так одолевали ее, что ей казалось - проще было бы умереть. Не самой на себя руки наложить, а в бою или во время вылазки. Уж очень мучительны были все эти переживания.
И только мысль о том, что где-то есть маленький ребенок, который без нее точно пропадет, еще удерживала Кошку от опрометчивых поступков. Хотя она по-прежнему не могла понять - чего ей так дался этот младенец? Может, оттого, что она знала, пусть недолго, его отца? И тот чем-то тронул ее сердце?
        «А вдруг Рохля все же остался жив каким-то чудом?», - подумала Кошка. Умом она понимала - шансов почти нет, но так не хотелось верить в его смерть. Вот бы он выжил! Может, тогда, со временем, когда все улеглось бы, она разыскала бы его и принесла ему сына. Впрочем, для этого необходимо сначала вернуться за младенцем, забрать его у Регины, найти ему няньку получше. Эта Регина слишком уж бесшабашная, ей как будто и до своего-то ребенка особого дела нет. Одна надежда, что обещанная плата заставит ее беречь малыша…
        Кошка старалась не сознаваться себе, что когда она держала маленькое теплое тельце на руках, переживания и страхи, которые обычно не давали ей покоя, сразу начинали казаться несущественными. Все было просто - есть она, есть малыш, который без нее умрет, который даже не умеет еще внятно пожаловаться на холод, голод, боль, может только плакать, когда ему не по себе. Надо просто быть рядом, чтобы откликаться на его нужды. Надо заботиться о том, чтобы он был сыт и обогрет, а все остальное отходило на второй план. И ей хотелось еще раз подержать на руках Павлика, чтобы не думать ни о чем плохом и тяжелом.
        Интересно, будет ли Дятел тоже являться ей в снах? Ведь она не хотела его смерти. Скорее, он должен навестить Роджера. Не случайно, наверное, начальник Шаболовской запил после того, как они с Нютой вернулись на станцию с поверхности - грязные, промокшие, израненные, испуганные, полуживые.
        Но больше всего Кошку сейчас беспокоила Победительница Зверя. Пока она сама нуждалась в помощи, Нюта неотрывно сидела возле нее, поила, кормила, щупала лоб, то и дело бегала за врачом, но как только состояние Кошки перестало внушать опасения, Нюта, казалось, впала в какую-то прострацию. Иногда она не отвечала на вопросы - сидела, уставившись невидящим взглядом куда-то вдаль или словно бы внутрь себя. Вот как сейчас.
        Кошка старалась не оставлять ее одну. Видно, перенесенные испытания оказались Нюте не по силам. При этом Кошка все яснее понимала - без нее мутанта, возможно, уничтожить и не удалось бы. Точно так же, как и Зверь погиб не случайно, а только оттого, что сражаться с ним послали именно Нюту. Отчего это так, Кошка не взялась бы объяснить, но уверенность эта крепла в ней с каждым днем. Возможно, судьба сильно задолжала этой девочке. Теперь одно только ее присутствие приносит другим удачу, но бедняжка страшно расплачивается за это. И Кошка решила на всякий случай не сводить с нее глаз.

* * *
        Вечерами они с Нютой нередко сидели у костра и слушали разные байки. Один из местных очень проникся к Нюте и все старался их развеселить. С этой целью притащил как-то местного поэта, одетого в длинную рубаху чуть не до пола, опухшего с перепою, и велел:
        - Ну ты, чмо! Почитай дамочкам что-нибудь. Только приличное.
        Лысоватый поэт, до того боязливо косившийся на парня, увидев девушек, вдохновился:
        - Давайте я вам про окрестную природу почитаю?
        И, торжественно подняв руку, начал с пафосом декламировать:
        Мальчик на кладбище ночью гулял,
        Мальчика сзади прохожий догнал,
        Быстро сомкнулись на горле клыки,
        Долго рыдала мать от тоски.
        Море крови и куча костей.
        Не отпускайте ночами детей!
        - Че ты гонишь, мурло?! - возмутился Нютин поклонник. - Нашел, чем девочек развлекать! У тебя ж путные байки есть! Ну, вот эта: «Страдал Гаврила от мутаций»…
        - Да я не помню ее, - отнекивался поэт. - Но про Гаврилу у меня стихов много, я другой прочту:
        Гаврила выследил горгона,
        Загнал его в засаду он,
        Но прочь умчался тот горгон.
        Тут один из мужиков, сидевших у костра, - мускулистый, с обветренным лицом, в потрепанном камуфляже, - схватил поэта за шкирку и принялся трясти, приговаривая:
        - Да где ж ты видел бегающих горгонов, придурок?! Они не то что бегать - ползать не могут. Пургу гонит и не краснеет. Я тебя в следующий рейд на поверхность возьму, чтоб ты живьем увидел хоть одного - тогда, может, что-нибудь путное напишешь.
        В конце концов полузадушенного и помятого поэта у сталкера отобрали и выдали обоим по кружке браги - за моральный ущерб.
        - И так всегда! - горестно вздохнул поэт. - Темные люди, не понимают искусства.
        Но почему-то особенно заинтересовал Нюту рассказ одного паренька о таинственной женщине-убийце.
        - Говорят, она с Китай-города, из логова бандитского. Было у нее шесть пальцев на одной руке и уши волосатые - вроде как у зверя. Но до поры до времени была как все. И вдруг однажды ночью троих человек зарезала и сбежала. Охотились за ней, конечно, но она всем глаза отводила. Я так думаю - мало того, что мутантка, она, наверное, еще и ведьма. С нечистой силой знается, потому и удается ей морочить добрых людей, скрываться. Глазища у нее желтые, зрачки, как у черта, а на руках когти длинные, железные.
        Кошка вздрогнула. Вот, значит, как рассказывают теперь эту историю «добрые люди» вроде тех, что отрубили ей шестой палец. А она не может даже слова сказать в свою защиту.
        - Пойдем, тебе пора ложиться, - затормошила она Нюту.
        - Нет, я еще хочу послушать, - закапризничала та.
        - А еще умеет эта шалашовка глаза отводить и до поры до времени обычной теткой прикидываться. Ну, вот навроде тебя, - и парень ткнул в Кошку пальцем. - А прозвище ей… - тут рассказчик вскрикнул - Кошка будто случайно толкнула под локоть его соседа, и кипяток плеснул парню на ногу.
        - Ты что, ненормальная?! - заорал он и замахнулся на нее. Тут уж Нюта сама поспешила увести подругу поближе к палатке. Но слух у Кошки был отменный, и до нее долетало:
        - …оборотень и есть! Мать-то ее, вроде как, не человеком была. Дескать, какой-то сталкер нашел ее на поверхности, в каком-то подвале, в логове кошачьем. Кошки-то теперь тоже стали не такие, как раньше, прямо скажу, - страшные теперь стали кошки. Говорят, их раньше дрессировали на потеху, и такие они стали умные, только что говорить не умели. А так все понимали почище людей. После Катастрофы сбились они в стаю, и человеку в тех краях, где они орудовали, лучше было уже не появляться. Тот сталкер случайно наткнулся на логово кошачье и увидел в нем среди котят младенца. Сразу-то не заметил, что у младенца уши острые, мохнатые. Думал, обычный ребенок, и с собой забрал. А получилось - оборотень самый натуральный. Когда подросла она, кровь и дала о себе знать. Не каждая ведь баба на мокрое дело решится. Ее так просто и не убить, только если пулей заговоренной…
        Кошка кусала пальцы, чтобы не завыть от тоски. У людей словно талант такой - наступать на больное место, даже не подозревая об этом. Или они что-то чувствуют? А в том, что Петровна свою историю рассказала нарочно, у нее даже сомнений не было. Просто, чтоб Нюте жизнь раем не казалась. Мол, не воображай о себе: хоть ты и называешься героиней, а сама такая же, как мы, и так же будешь рожать, как все бабы. И еще неизвестно, как ты с этим обычным делом справишься и кого на свет произведешь.
        И почему только люди так любят передавать именно гадости. Вот про нее насочиняли невесть что - и убийца она, и когти железные, и с нечистой силой знается. А о том, что ей случалось несколько раз выручать из беды женщин и детей, ни слова еще никто не сказал. Да, большинство мужчин она теперь ненавидит - ну так есть, за что. Чаще всего встречались ей тупые, самовлюбленные, хамоватые представители этого племени. А те, что были получше, обычно не умели за себя постоять и быстро гибли. И до недавнего времени она не очень их жалела. Куда больше сочувствовала женщинам, испытав на своей шкуре, кажется, все мыслимые несчастья, которые выпадают обычно на долю далеко не всем из них и не всегда. Но кого ей действительно было безумно жаль, так это детей и животных. Мимо их страданий она не могла пройти равнодушно.
        - А вот что у нас однажды еще приключилось… - начала было Петровна, поглядывая в их сторону, но тут в туннеле раздались хлопки. Кошка не сразу поняла, что это.
        - Шухер! Ложись! - крикнул кто-то рядом. Кошка толкнула Нюту на пол и упала сама. Выстрелы послышались ближе - видимо, постовые открыли стрельбу в ответ. По станции с топотом неслись крепкие парни, на ходу готовя к бою оружие и громко ругаясь.
        Вскоре стрельба стихла. Кошка осторожно потрясла Нюту за плечо:
        - Ты как, в порядке?
        - Я домой хочу, - мрачно ответила та. Одна щека у нее была оцарапана, на лбу пятно от сажи. Самой Кошке жутко хотелось чаю, но в суматохе кто-то опрокинул котелок в костер.
        Неугомонная Петровна пошла выяснять, что случилось. Оказалось, что то были какие-то бандиты с Ленинского, которых гнали до самой Шаболовки, и только здесь удалось двоих завалить, а еще двоих, раненых, разоружить и взять в плен. Петровна охотно рассказывала всем эту новость и чувствовала себя в центре внимания. Нюта сидела, обхватив плечи руками, и вид у нее был несчастный.
        - Э-эх, девчонки, - снисходительно говорила Петровна, поглядывая на них, - ничего-то вы в жизни еще не видели! Мы, старшие, вам сто очков вперед дадим. Я тут давно живу, всякого насмотрелась. То, что щас на Ленинском, - это так, чепуха. Постреляют чуток, нескольких, может, порешат сгоряча, да и успокоятся. Вот раньше было не то. Старожилы до сих пор помнят Большой Беспредел. Вот были времена! Кровь рекой лилась, власть чуть не кажный день менялась. Бывало, спать ложишься и не знаешь, при какой власти наутро проснешься, да и проснешься ли вообще? И люди тогда были - не чета нынешним. Это сейчас уж все, что можно, поделили, всех перебили, да и успокоились малость. Но кое-кто из тех, прежних, до сих пор, говорят, по туннелям шляется. Говорили люди, что видел кто-то недавно Гастролера - значит, снова жди беды… Вам-то повезло еще - то ли дело нам в свое время довелось пережить! - старуху, похоже, заклинило. - Да что там власть! Станции, и то чуть ли не кажную неделю переименовывали. Нашу Шаболовку не стали трогать, правда, хотя Роджер хотел поначалу. Да испугался, что народ бунтовать начнет. Сам себя
собачьей кличкой называть велел - ладно, а станцию трогать не моги, на святое не покушайся. Тот же Ленинский, к примеру, несколько раз переименовать хотели - в Живодерную слободу, как место здешнее встарь называлось, или, попросту, в Живодерку. А иные предлагали Кровянкой назвать, как речку, что под землей текет поблизости. Но потом все же старое название вернули - чтоб челноки не пугались через эти станции ходить. А то и грабить будет некого… Академическую тогда переименовали в Шарашку. И то верно, там если парочка академиков случайно где и затесалась, то к тридцать третьему году уж точно всех извели. А Профсоюзная стала зваться Разгуляй. А все равно половина по-старому называет - кому как удобно, тот так и зовет. Тем более, что бандиты своих авторитетов тоже академиками кличут. Ну, а Черемушки, вроде, как были, так и остались, уж и не упомню. Вы меня слушайте - я много повидала, много чего рассказать могу.
        - Да что ты видела, старуха? - не сдерживая раздражения, буркнула Кошка. - Небось, во время разборок бандитских забивалась в уголок, накрыв голову подолом? А случалось тебе видеть страшные сны? О том, как при каждом шаге кости хрустят под ногами, а впереди идет мертвый, и ты знаешь, что он пришел за тобой?
        - Увидеть во сне, как мертвый ходит или говорит, означает опасность, - с умным видом заявила старуха. - А если покойник идет впереди, значит, кто-то из вас не вернется назад.
        - Без тебя знаю! - буркнула Кошка и покосилась на сидевшую рядом Нюту, бледную, как покойница. Кошка, которая к бандитским разборкам привыкла с детства, стала уговаривать ее успокоиться и лечь спать. Не без труда, но ей все же удалось увести подругу в палатку. Хотя, похоже, та не верила, что все кончилось.
        А ночью Кошка проснулась, как от толчка, и поняла, что Нюты рядом нет.
        Глава 9
        КУДА ЗАВЕДЕТ ПУТЬ ЭВОЛЮЦИИ?
        Кошка вышла на станцию. Вдруг ей подумалось: на самом деле Шаболовка вполне уютная, и ночью, когда почти все ее обитатели спят, ей здесь даже нравится. Округлым сводом и такими же округлыми высокими арками станция напоминала что-то знакомое, но давно забытое. Кошке казалось, что где-то на картине она уже видела такое длинное сводчатое помещение и людей в старинных одеждах, пировавших за длинным столом. А в конце станции мозаикой выложена картина - Кремль, и здесь можно звезды рассмотреть во всех подробностях, здесь они не опасные…
        Сейчас на станции было тихо. Из большинства палаток доносился храп. Впрочем, некоторые спали прямо на полу, подложив под себя какое-нибудь тряпье. В двух местах горели костры, несколько человек играли в карты у огня, но Нюты среди них не было. Кошка на всякий случай заглянула в лазарет. Пожилая медсестра, дремавшая на пустующей койке, при ее появлении, было, вскинулась:
        - Что, плохо тебе?
        Кошка покачала головой, приложила палец к губам и вышла обратно на станцию. Искать Нюту по палаткам смысла не было - друзей у Победительницы здесь не завелось.
        А вдруг она просто ушла? Вот так встала среди ночи и решила, что здесь ей надоело? И сейчас идет по шпалам в темноте домой? «С нее станется», - подумала Кошка. Правда, Роджер обещал не сегодня-завтра отправить их назад вместе и даже отрядить сопровождающих. Только почему-то все тянул с этим. А без его приказа со станции вряд ли выпустили бы даже Нюту. И все же расспросить часовых не помешало бы.
        Часовые, стоявшие у входа в туннель к Октябрьской, Нюту не видели. Кошка кинулась в другой конец станции. Плечистый стриженый парень в потрепанной кожанке и тренировочных штанах, с массивной цепью на шее и парой железных перстней на толстых пальцах, охранявший туннель к Ленинскому проспекту, нехотя сознался, что пропустил Победительницу - как она выразилась, «прогуляться в одиночку». Хотел было доложить коменданту, но тот спит, - чего его будить из-за такой ерунды? А на станции всякий знает, что девчонке лучше ни в чем не отказывать, даже если желания у нее будут на первый взгляд бредовыми. Не совсем же она дура, наверное, далеко не уйдет. Может, ей из бабьего любопытства посмотреть захотелось на то место, где пристрелили двоих сегодня вечером. Туда уж, почитай, половина баб со станции сбегать успела, некоторых хлебом не корми - дай поглядеть своими глазами на убитых, будто они покойников не видали никогда. Но трупы, кажется, уже унесли, да и опасности как будто нет - вряд ли кто сегодня еще с той стороны сунется. К тому же туда недавно группа патрульных ушла - не разминутся с Победительницей,
приведут обратно. Только вот не понимает он этой бабской привычки во все нос совать…
        Кошка краем уха слушала его рассуждения, прикидывая, идти ли сразу или подождать возвращения патрульных? Но тут как раз они появились из туннеля. Нюта им по пути не попадалась. Мучимая недобрыми предчувствиями, Кошка кинулась на поиски.
        Через пару десятков шагов она чуть не наступила в лужу крови. Трупов, к счастью, действительно уже не было. Но зачем понесло сюда Нюту? В голове у нее помутилось, что ли?
        Кошка прошла уже метров триста, и ей все больше становилось не по себе. Тишина в туннеле стояла такая, что уши закладывало. И все же Кошка сумела расслышать тихий всхлип. Нюта скорчилась на полу и горько, безнадежно плакала.
        - Ну что ты! Пойдем обратно, - погладила ее по голове Кошка.
        - Я никуда не пойду, - услышала она в ответ. - Лучше мне умереть здесь!
        - Ну что ты мелешь?! Слушать противно! Что это ты расклеилась?
        - Какая тебе разница? Отстань от меня! Ты не поймешь.
        - Это почему же?
        - Ты сильная, здоровая и… одинокая. Тебе непонятен страх за того, кто должен появиться на свет. Сначала я думала, что погибну наверху или потеряю ребенка…
        - Да, но ведь все обошлось. Радоваться надо.
        - С чего ты взяла, что все обошлось? Все только начинается! Ты думаешь, моему малышу пошла на пользу вылазка на поверхность? И общение с мутантом? После всего, что я перенесла, у меня не может быть нормального ребенка. Представляешь, каково это - девять месяцев мучиться? Сначала ты ничего не можешь есть, потом живот будет мешать спать. Придется, точно инвалидке, остерегаться всего - тяжелое поднимать нельзя, быстро ходить и то нельзя - а вдруг упадешь, навредишь ребенку? А потом ребенок появится, и ты увидишь, что он - дебил? Или хуже того - чудовище? Да лучше мне умереть здесь - тогда близкие будут плакать только обо мне, и у них не будет нового горя.
        - Не знаю, будет ли идиотом ребенок, но начинаю думать, что ты - точно идиотка! - нарочно резко сказала Кошка, хотя сердце ее сжималось от жалости.
        - Конечно, где же тебе понять?
        И тут Кошка не выдержала и влепила Нюте пощечину. Та словно немного пришла в себя.
        - Ты что - сдурела? Чего дерешься?
        - Где же мне понять?! - злобно бормотала Кошка. - Откуда же мне знать?! А ну посмотри на меня!
        - Я ничего не вижу, - растерянно произнесла Нюта, даже забывшая на время о своих переживаниях.
        «Ах, да, - вспомнила Кошка, - она же не может видеть в темноте!» Включив фонарик и сунув Нюте в руку, она отвела волосы со щеки.
        - Смотри!
        - Мамочки, - протянула Нюта, глядя на обезображенное ухо.
        - И вот на это посмотри, - Кошка, с шипением сорвав черную перчатку, протянула ей руку, где был ясно виден шрам на месте отрубленного шестого пальца.
        - Так значит, ты… - пробормотала Нюта и замолчала. А Кошка задрала рубаху и показала жуткие шрамы на теле.
        - Конечно, мне трудно понять! - язвительно сказала она. - Но я знаю, что можно многое вынести и все равно остаться жить. Я вот выжила, хотя никому не была нужна. А тебя, я так понимаю, родные люди ждут. Поэтому советую тебе выкинуть чушь из головы и вернуться к ним. И принять все, что тебе судьба пошлет. В конце концов, неизвестно - может, твой ребенок, наоборот, будет самым умным и красивым во всем метро? В любом случае нечего нюни распускать и рыдать от жалости к себе заранее. Уж это младенцу точно не на пользу. Пойдем-ка обратно. Впрочем, теперь, когда ты знаешь, какая я, может, тебе неприятно со мной рядом находиться? Тогда я сзади пойду.
        Нюта, возмущенно фыркнув, вскочила и кинулась ей на шею:
        - Катенька, прости меня! Я ведь ничего не знала. Какая же я была глупая, самовлюбленная дура! Я больше не буду.
        Кошка слегка смягчилась.
        - Но что же мне теперь делать? - горестно спросила Нюта. - Я от этих мыслей изведусь вконец. Вот сейчас ты меня образумила - и мне кажется, все будет хорошо. А ночью, бывает, иногда лежу без сна - и такие ужасы мерещатся…
        - Терпеть и молиться, - твердо сказала Кошка. Она сама от себя не ожидала таких слов, но когда произнесла их, поняла, что это правда. От Нюты теперь мало что зависело. Но лучше, если она не впадет в уныние и не будет заранее думать о самом плохом. И Кошка уверенно повторила:
        - Молись, вот, хоть Алике-заступнице. Слышала про нее?
        - Слышала, конечно, - слабо улыбнулась Нюта. - Алика, спасая своего младенца, убежала в туннель на верную смерть. Теперь ее почитают как святую, но мне она не являлась ни разу. Хотя Крыся, - это моя лучшая подруга, которая теперь замужем за анархистом одним, - мне даже амулет подарила. - Нюта прикоснулась к мешочку, висевшему на шнурке у нее на шее.
        - Вот здесь, если верить торговцу с Гуляй-Поля, большой палец Алики-заступницы. Может, она и оберегает меня, но я ни разу не почувствовала этого. Хотя однажды такой странный приснился сон… но не всегда можно верить снам.
        Кошка колебалась - рассказать или нет? И наконец, решилась.
        - А вот я ее видела, - твердо сказала она. - Я сначала сама в нее не верила, но теперь точно знаю - она есть и помогает несчастным. Поэтому одно тебе скажу - молись!
        - А где? - оживилась Нюта.
        - В туннеле недалеко от Октябрьской, - туманно ответила Кошка, решив на всякий случай не рассказывать Нюте про историю с младенцем. Она, конечно, вроде бы неплохая, даже добрая, пожалуй, но ведь скоро они разойдутся и, возможно, больше никогда не встретятся. А Нюта без всякой задней мысли может случайно рассказать про нее, кому не надо.
        - И что она делала? Как ты поняла, что это она? - спрашивала тем временем Нюта.
        - Я не сразу догадалась. Сначала просто увидела - стоит женщина, красивая очень. Волосы у нее темные, на цыганку немного похожа. А мимо как раз какие-то отморозки шли, и святая сделала так, что они не заметили ни меня, ни ее. Я пыталась с ней заговорить, но она пропала.
        - Да, так про нее и рассказывают люди, - уверенно сказала Нюта. - Некоторым она является с ребенком на руках, а кому-то - одна. Всегда приходит в трудную минуту и всегда молчит.
        - Значит, веришь в нее?
        - Как же не верить, если она из наших краев. Говорили, что чуть ли не на Полежаевской вся эта история случилась - еще до того, как всю станцию вырезали.
        - Вот и молись, - велела Кошка, - а о плохом заранее не думай.
        «Если даже это не подействует, то хоть отвлечет на время бедняжку от тяжелых мыслей, - подумала она про себя. - И уж по мне, верить в Алику-заступницу не глупее, чем в Невидимых наблюдателей. Она женщинам как-то ближе и понятнее - это раз. А два - как ни крути, Невидимых наблюдателей потому и прозвали так, что их никто никогда не видел. И есть ли они вообще - это на самом деле никому не известно».
        - Холодно здесь, - поежилась Нюта.
        - Пойдем лучше обратно, - решила Кошка. - Чего-то не хочется мне тут оставаться.
        Они шли на станцию, держась за руки. Нюта всхлипывала.
        - Знаешь, - вдруг сказала она, - Роджер, наверное, скоро отправит нас по домам, как обещал. Я вернусь на Улицу Тысяча девятьсот пятого года, а ты куда пойдешь?
        Кошка не знала, что ответить.
        - Нет, если это секрет, то не говори, - торопливо пробормотала Нюта, превратно истолковав ее молчание. - Просто я хотела тебе сказать - если когда-нибудь тебе понадобится убежище, приходи ко мне - и я помогу. На этой станции меня знают и уважают, если я за тебя попрошу, тебя тоже примут, как родную.
        Это было новое ощущение для Кошки. Ей такого никто еще не говорил, и это было приятно.
        - Спасибо, - искренне ответила она, - я буду помнить твои слова. И грустно продолжала - уже про себя:
        «Но предложением твоим вряд ли воспользуюсь, потому что не хочу навлекать всяческие беды и на тебя тоже. Ты не знаешь, кого приглашаешь в гости - убийцу, преступницу, которую ищут бандиты. И может, вот-вот найдут. Кровавый след тянется за мной, смерть играет со мной в догонялки, я не хочу приводить ее к тебе. Пусть лучше мое проклятие сгинет вместе со мной…».
        Нюта замолчала, а Кошка вдруг подумала: вполне возможно, она сейчас вспоминает историю, рассказанную тем пареньком у костра. И может, вот-вот догадается, у кого на груди только что плакала. Какими глазами будет Нюта смотреть на нее тогда? «Ничего, - подумала Кошка, скрипнув зубами. - Я многое уже вынесла - выдержу и это».

* * *
        Когда они вернулись на станцию, их уже встречал Роджер. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что произошло, но внешне начстанции прямо-таки лучился радушием:
        - Не годится, девочки, гулять ночами в наших тоннелях. Вернулись - и ладно, а в другой раз я вам провожатого дам. Да, я вижу, вы уже в себя пришли? Домой, поди, захотелось? Это мы тоже скоро устроим.
        Поймав взгляд Кошки, он сочувственно ухмыльнулся и покрутил пальцем у виска, незаметно кивнув на Нюту. Видно было - Роджер считает, что у девушка поехала крыша, но относится к этому с пониманием.
        Кошка убедила Нюту лечь спать и посидела с ней, пока та не заснула. Ее уже все это начинало утомлять. Самой ей теперь ночами почти не хотелось спать - ведь именно по ночам сталкеры обычно ходят на поверхность, вот организм и перестраивается.
        Тихонько выбравшись из палатки, она вышла на станцию. Прислушиваясь к разговорам тех немногих, кто еще не спал, незаметно дошла до подсобного помещения, где обитал Роджер. Она решила, не откладывая, поговорить с ним о будущем. Почему он оттягивает их отправку домой? И она, и Нюта уже нормально себя чувствуют.
        У входа стоял часовой. Он покосился на нее, но ничего не сказал, поэтому Кошка заглянула внутрь. Она уже как-то заходила сюда, и в первый раз обстановка ее поразила. На стене висел подклеенный плакат, изображавший старинный корабль с полуголой девушкой на борту. Стену напротив украшала черная тряпка, на которой был изображен белый череп, а под ним - две скрещенные кости. Кошке показалась, что на какой-то другой станции ей уже попадались похожие изображения - то ли у анархистов, то ли у фашистов. Еще к стене было прикреплено деревянное колесо. Сам Роджер сидел за грубо сколоченным столом на деревянной лавке и что-то бормотал себе под нос. Полосатая майка выбилась из штанов, в воздухе висел запах перегара. Но когда он зорко посмотрел на нее, Кошка поняла, что начстанции не так уж и пьян.
        - Что, не спится? - спросил он. - Как здоровье?
        - Я об этом и хотела поговорить. Я уже поправилась, мне уходить надо.
        Кошка уже не первый раз заводила этот разговор, но Роджер обычно отмахивался, ссылался на занятость или говорил, что рано ей еще об уходе думать - не окрепла, мол. Но теперь, хоть он и был слегка навеселе, уходить от разговора не стал.
        - Ты вот думаешь только о себе, - упрекнул он, - а у меня обо всех должна голова болеть. Ты-то, может, и поправилась, а подруга твоя совсем плоха. Глаза у нее какие-то… невменяемые.
        «Ну и гад! - подумала Кошка. - Нечего было беременную девчонку наверх посылать! Чего ж теперь удивляться, что она не в себе?» Но ссориться сейчас с Роджером в ее планы не входило, и она довольно мирно сказала:
        - Ну при чем тут она? Она пусть остается, а я пойду. Могу даже без провожатых.
        - А вот этого не надо, - озлился Роджер. - Нечего тут, понимаешь, самодеятельность разводить! Все будет, и провожатые будут, дай срок. Мне сперва кое в чем разобраться надо. Часовые говорят, что с недавнего времени в туннеле на Октябрьскую какая-то ерунда творится. Как бы не завелся там зверек какой недобрый. Надо это все сначала проверить. Да и у тебя вон рука не зажила еще.
        Кошка тоже разозлилась и, размотав повязку, демонстративно согнула и разогнула руку, показывая, что это не рана, а так - ерунда.
        - Ну-ну! - хмыкнул Роджер. - А вот это поднять сможешь?
        Кошка посмотрела на предмет, лежавший возле Роджера под столом, и едва не вскрикнула. Это была окаменевшая раковина, закрученная в спираль, очень похожая на ту, которую прихватил с собой Сергей. Только эта была черного цвета и огромная, величиной с большую тарелку.
        - Откуда это? - спросила она пересохшими губами.
        - Нравится? - фыркнул Роджер. - Это я на Шарашке сторговал. Кучу патронов отвалил за диковину.
        В другое время Кошка бы подумала, что людям жрать нечего, а придурошный начальник вместо того, чтобы народ накормить, балуется всякими редкостями. Но теперь ее в первую очередь интересовало другое.
        - А у них откуда? У них есть еще такие?
        - Из музея, - сказал Роджер. - Есть у них там неподалеку музей… забыл, какой. Революции, что ли? Нет, не революции, но похоже как-то называется.
        - Эволюции, - неожиданно для себя вдруг сказала Кошка.
        - Во, точно, э-во-люции! - восхитился Роджер. - Какие ты слова-то знаешь! Они говорят, что в музее таких ракушек еще полным-полно. Но добираться туда опасно. А еще ходят слухи, что там люди бывают непростые. Про Изумрудный Город слыхала? Вот оттуда, говорят, гости приходят в музей. Хотя, может, врут сталкеры, чтоб цену набить - с них станется… - И увидев, как у Кошки загорелись глаза, добавил:
        - А чего б тебе не пройтись туда? Ты ж вон от безделья киснешь, я вижу. Диковинок себе надыбаешь. А я тебе маляву к пахану тамошнему дам - надо мне с ним перетереть кое-чего. Отнесешь - сотню «маслят» заплачу. Ну что, пойдешь?
        - Пойду, - решительно сказала Кошка. Дело было, конечно, не в обитателях Изумрудного Города, в которых она толком и не верила, и даже не в патронах. Просто она вспомнила рассказы Сергея. Кошка даже половины не понимала из того, что он ей тогда наговорил, хотя почти все слова его помнила. «Мы должны пройти путем эволюции», - так, кажется, он сказал. Наверное, там, в музее, разобраться в этом будет проще. Несмотря ни на что у нее в душе теплилась, слабая надежда, что ученый остался жив. Все-таки она ведь не видела мертвым ни его, ни Рохлю. Вот будет здорово, если она что-нибудь прихватит из этого музея на память для Сергея! Он ведь так радовался тому камешку, закрученному в спираль - как маленький. И еще ей казалось, что если она упомянет при нем, что рисковала жизнью, чтобы побывать в музее, то сразу вырастет в его глазах. Кошка улыбнулась было, но тут же нахмурилась. Скорее всего, его в живых уже нет. Но тогда, может, она хоть сумеет понять, о чем все-таки он говорил тогда? Что это за путь эволюции, как по нему идти и куда он заведет?
        Правда, для того, чтобы добраться до Академической, ей придется миновать Ленинский проспект. А ведь бегство оттуда в компании несчастного Егора Кораблева началось с того, что она увидела на станции знакомого с Китай-города. Впрочем, скорее всего, он ее не успел заметить. К тому же с тех пор прошло уже несколько дней, и не факт, что он там ее караулит до сих пор.
        Роджер внимательно следил за ней.
        - Вот и ладушки, - сказал он. - Сейчас я тебе маляву дам.
        Он, отвернувшись, что-то быстро начертил на клочке бумаги, затем тщательно свернул в несколько раз и засунул в пустую гильзу, а сверху капнул немного воска, отщипнув от укрепленной на колонне свечки, и пришлепнул своим перстнем.
        - Дела у нас с ним секретные, так что не вздумай свой нос совать. Откроешь - тебе же хуже будет.
        - Да на что мне твои секреты сдались? - протянула она.
        Кошке уже не терпелось отправиться в путь. Правда, она тут же с раскаянием вспомнила про маленького Павлика, дожидавшегося ее на Октябрьской. Наверняка с тех пор прошло уже много времени. Как поступит Регина? Вдруг подумает, что Кошка не вернется, что погибла, и отдаст кому-нибудь ребенка? Конечно, Кошка предупреждала ее, что может задержаться, но лучше было не испытывать судьбу. «А с другой стороны, что я могу сделать, если Роджер почему-то меня пока не отпускает? - тут же постаралась найти себе оправдание она. - К тому же еще день-два наверняка погоды не сделают…»
        - А когда я вернусь с Академической, смогу уйти на Октябрьскую? - на всякий случай уточнила она.
        - Конечно, сможешь, - заверил ее Роджер. - Как только вернешься, пойдешь - я уже тут все улажу.
        Кошка вышла и не слышала, как он бормотал ей вслед:
        - Сможешь, сможешь. Если, конечно, вернешься. Грехи наши тяжкие, доходы наши скудные, а туннели наши длинные и темные…

* * *
        Собралась Кошка быстро, только попросила одну из женщин приглядеть за Нютой, пока она будет отсутствовать. Сунула в рюкзак химзу и противогаз, немного еды на всякий случай. Роджер дал ей пока рожок патронов в задаток, а окончательно расплатиться обещал, когда она вернется.
        Когда она немного отошла от станции, ее стало разбирать любопытство. Она достала гильзу, посмотрела на воск - с одной стороны он наполовину отклеился. Кошка осторожно подцепила другую половину кончиком ножа и вытащила свернутую в трубочку бумажку. Развернула.
        На бумажке был нарисован череп, а под ним скрещенные кости. И все.
        Кошка снова скрутила бумажку, опять затолкала в гильзу, залепила сверху воском, и пошла дальше, недоумевая. Возможно, руководители станций пользовались каким-то особым шифром для общения, но в таком случае к чему такая секретность? Что изменилось от того, что она увидела послание? Она ведь все равно не понимает, что означает этот рисунок для адресата. То есть, что означают обычно череп и кости, конечно, ясно, но что конкретно имел в виду Роджер, посылая этот рисунок начальнику Академической - абсолютно непонятно.
        Кошка задумчиво брела по туннелю, машинально прислушиваясь к непонятным шорохам и звукам. И вдруг впереди послышался лязг. Первое, что пришло почему-то на ум - прикованный цепями скелет. Знакомые сталкеры однажды рассказывали ей о такой находке в подземелье. В следующий момент она вспомнила про Даньку Ключника и застыла, прислушиваясь. Неужели это не досужие байки?
        Но вдруг впереди забрезжил слабый свет.
        Кошка немного успокоилась - вряд ли призрак станет расхаживать по туннелям с фонарем. Она прижалась к стене и стала ждать.
        Вскоре показался пожилой человек с фонарем, сжимавший в другой руке ружье. Он словно вовсе не удивился, увидев ее.
        - Как же людно стало в метро, - произнес он. - Уходишь в туннель искать уединения - обязательно на кого-нибудь наткнешься. Не бойся, дитя, я не причиню тебе вреда.
        Кошка обиделась:
        - Я не кто-нибудь, - сказала она.
        - И кто же ты? - иронически спросил человек.
        Она хотела ответить и вдруг задумалась. А в самом деле, кто она? Беглая убийца? Сталкер? Победительница мутанта?
        - Вот видишь, - сказал человек, - ты даже не можешь определить - кто ты, зачем, откуда? У тебя проблемы с самоидентификацией. Спрячь коготки, не выпускай без надобности.
        Кошка догадывалась, что он опять сказал что-то обидное, но его слова про коготки насторожили. Человек словно хотел дать понять, что знает про нее больше, чем она думает. И она решила на всякий случай с ним не ссориться. К тому же у нее появилась мысль - если он, судя по разговору, человек ученый, то, может, посоветует ей что-нибудь?
        - Кто я - это не так важно, - сказала она. - А вот куда и зачем - скажу. На Академическую мне надо. Я хочу пойти в тамошний музей имени не помню кого, чтобы взять там ракушек для одного знакомого.
        Про возможных посланцев из Изумрудного Города она, наученная горьким опытом, умолчала, чтоб снова за дуру не приняли.
        - Каких ракушек? - все больше удивляясь, спросил человек.
        - Я лучше нарисую, - пробормотала она. И, подобрав камешек, нацарапала на стене черту, заворачивающуюся кругами.
        - Спираль, - задумчиво произнес человек. - Символ, известный с древнейших времен…
        - Мой друг говорил, что она означает путь эволюции, - с трудом подбирая слова, объяснила Кошка.
        - Спираль - символ жизни и смерти. Означает развитие и остановку, начало и конец, взаимосвязь противоположностей. Напоминает о лабиринте и об урагане. В некоторых культурах - символ мудрости, в некоторых - пламени и огня. Но что тебе известно об эволюции, дитя? Все уже когда-то было, и ничего нового под луной нет. Вспомнить хотя бы старые предания. «Энума Элиш», например. Казалось бы, сколько лет прошло, а как современно звучит!
        - Какая Энума Элиш? - спросила Кошка. Человек не объяснял загадки, а громоздил новые.
        - Шумерский эпос. В переводе означает «Когда наверху». Объясняет тайны мироздания так, как их понимали древние.
        И он звучным голосом продекламировал несколько строчек, завороживших Кошку своеобразным ритмом. Она мало что поняла из этого, но ей понравилось.
        - Кто ты? - спросила она. - Может, проводишь меня?
        - Нет, дитя, сейчас мне не до этого. Но ты можешь не опасаться - до Академической, по крайней мере, ты в эту ночь дойдешь благополучно. А у меня свои заботы. Мне нужно прислушаться к голосам мертвых. Этой ночью они неспокойны, словно хотят предупредить о беде. В метро постоянно что-то меняется. Я вижу, ты понимаешь меня - ты тоже из тех, кто может слышать мертвых.
        - Да, это так, - вздрогнув, сказала Кошка. «А иногда и видеть», - подумала она. Ей отчетливо представилось Лехино лицо.
        - Что ж, счастливого пути тебе, дитя. Остерегайся чужого коварства и неизвестных растений. А когда встретишь своего знакомого, ради которого ты пустилась в этот поход, передавай ему привет.
        - От кого? - спросила Кошка. Но человек уже исчез - словно испарился. Она прибавила шагу и через некоторое время поняла, что находится уже на подходах к Ленинскому проспекту.
        Теперь на станции царило спокойствие. Здесь тоже почти все спали, и не верилось, что еще несколько дней назад тут бушевали страсти и озлобленные люди искали, на ком бы сорвать свой гнев. Связано ли это было с тем, что монстра на Шаболовке уже не было, или просто люди устали бунтовать, Кошка не знала. Она очень боялась встретить знакомых, но к счастью, этого не произошло. Часовые с обоих постов, которым она предъявила сталкерские «корочки», пропустили ее беспрепятственно, и вскоре Кошка уже шагала по туннелю в сторону Академической.
        Она вспомнила о странной станции рядом с Ленинским проспектом, где стояли гробы, и подумала: «Интересно, положили кого-нибудь в тот ящик, что приготовили для Егора, или просто со временем напишут на нем новое имя - какого-нибудь другого покойного вождя?»
        В туннеле царила тишина. Одиночество, тьма и тишина - прежде Кошку это только обрадовало бы. Но теперь в ушах снова зазвенел неотвязный шепот, в котором она вскоре начала различать слова:
        Я иду к тебе, я близко,
        Убегай скорее, киска.
        Догоню - тебе и крышка,
        Поиграем в кошки-мышки.
        Ей казалось, что голос ей знаком. При этом он был каким-то бестелесным и звучал, словно бы прямо у нее в голове. А может, она все напридумывала? Может, это просто у нее в ушах звенит от тишины? Как бы там ни было, она была рада, когда, наконец, увидела впереди свет.

* * *
        Кошка снова убедилась - чем дальше от центра, тем проще и просторнее станции, тем меньше на них всяких вычурных наворотов, словно строители экономили время и силы. Станция Академическая в этом смысле не стала исключением. Квадратные высокие колонны, стоявшие далеко друг от друга, были облицованы светлым мрамором, и вся станция тоже была выдержана в серо-белых тонах. А вот публика тут была самая пестрая, и чем-то напомнила ей жителей Китай-города. Попадались и крепкие ребята в спортивных костюмах, и тощие юркие личности в пиджаках, брюках со складками, кепках и даже шляпах. Жилища у всех тоже были устроены по-разному - кто обитал в палатке, кто соорудил домик из пластиковых панелей, а один чудик жил даже в огромной картонной коробке.
        Кошка первым делом решила передать местному начальнику послание Роджера. На вопрос, кто у них главный, ее проводили к человеку по кличке Череп с серым, непроницаемым лицом, обтянутым сухой кожей. Тот как раз играл у костра в карты с двумя головорезами. Один из них, очень бледный, с рыжеватыми волосами, одетый в ярко-зеленый спортивный костюм, с массивной железной цепью на шее и серьгой в ухе, недобрым взглядом уставился на Кошку. Другой, здоровый бугай в черной борцовке и тренировочных штанах, весь покрытый татуировками, только глянул на нее мельком и снова перевел взгляд на карты в руке. «Дурь какую-нибудь принимает», - подумала Кошка. Начальник тут же, при ней, взглянул на клочок бумаги, затем кинул его в костер и подозрительно глянул на нее:
        - Не вскрывала?
        Кошка с самым честным видом отрицательно покачала головой.
        - Ну, то-то же, - сказал начальник, задумчиво и с сожалением, как ей показалось, глядя на нее.
        - Ты откуда, красавица? - насмешливо пропел рыжий. - Посиди с нами.
        - Закройся, Охряный! - буркнул Череп и спросил: - Надолго к нам?
        - Я хочу сходить в музей, - сказала Кошка. - Тот, где про эволюцию.
        - В му-у-зей! Образованная какая, гагара. Где уж нам, дуракам! - насмешливо пропел рыжий.
        Череп, как ей показалось, еле удержался от того, чтобы покрутить пальцем у виска.
        - Вот как? - протянул он задумчиво. - Это правильно. Тогда и я тебя кое о чем попрошу. Там на верхнем этаже кусты всякие растут. У одного ствол такой толстый, шипастый. Называется «молочай». Там даже табличка есть возле него.
        - Молочай, - повторила Кошка, чтобы лучше запомнить. Сидевший возле начальника головорез гулко захохотал, словно услышал что-то очень забавное, но под взглядом Черепа быстро умолк.
        - Да не парься, я тебе на бумажке напишу, - сказал Череп. - Так вот, ты отломи кусок - сколько сможешь унести. А я тебе лавэ отсыплю за это.
        - Сколько? - с любопытством спросила Кошка. Патроны ей были нужны.
        - Ты глянь, деловая ты какая! Не дрейфь, не обижу. Смотря, сколько принесешь.
        Кошка не знала, сколько надо брать за молочай, но в любом случае, хоть что-нибудь заработать не мешало. Череп говорил так, словно услуга была пустяковой. Словно местные сталкеры только и делали, что носили этот самый молочай на станцию мешками. И она согласилась.
        - А зачем он нужен? - спросила она. Головорез опять хмыкнул. Открыл рот, словно собираясь что-то сказать.
        - Спокойно, Расписной, - процедил Череп негромко, и тот тут же закрыл рот, так и не успев издать ни звука.
        - Я тебе потом расскажу, зачем он нужен, - пообещал Череп Кошке. - Когда вернешься. И расскажу, и покажу, и попробовать дам. И с собой сможешь взять кусок.
        - Ладно, - согласилась Кошка. - Объясни хоть, как добираться.
        - Да очень просто. У тебя карта есть? Ага, круто. Значит, смотри. Выходишь из метро, рядом перекресток. Тебе налево и вот по этой улице все прямо - а там увидишь. Здание приметное - не перепутаешь. Высокое такое и с башенкой на крыше. Там много интересного можно увидеть… в музее. Особенно ночью.
        И Череп как-то нехорошо улыбнулся.
        Глава 10
        НОЧЬ В МУЗЕЕ
        Гермоворота открылись, выпуская Кошку в ночь. Прямо перед ней был перекресток. Она свернула, как ее учили, на улицу, уходящую влево.
        Вокруг было тихо. По правую руку от нее простирались густые заросли; толстые голые черные деревья, похожие на скелеты, переплетались ветвями. По левую руку стояли невысокие обшарпанные домики в три-четыре этажа. Кое-где на них сохранились балконы. Кошке понравились эти небольшие домики, она даже подумала, что на такой улице было бы неплохо жить. И еще у нее возникло ощущение, что такой линялый вид они имели еще до Катастрофы.
        В зарослях, что тянулись справа, Кошка увидела обломки скамейки и догадалась, что здесь, наверное, когда-то были в два ряда посажены вдоль улицы деревья, а после Катастрофы они вот так разрослись. Она вспомнила обитателей Академической и попыталась представить себе их прежнюю жизнь наверху. Ей подумалось, что в их жизни не так уж многое и изменилось - раньше они, наверное, шлепали картами, прихлебывая брагу, на лавочках среди деревьев, а теперь занимаются тем же самым в подземке, на станции.
        Налетел порыв ветра, толкнул в грудь, словно кому-то не хотелось, чтобы она продолжала путь. Деревья на бульваре заскрипели, застонали на разные голоса. Кошка почувствовала, что мерзнет, и прибавила шагу. Долго ли ей еще идти?
        Она посмотрела вперед и вздрогнула. Показалось ей, или там, вдали, в просвете облаков, мелькнул на миг призрак той самой башни, к которой она так долго и так безуспешно пыталась довести хоть кого-нибудь, которую до сих пор видела лишь на старых фотографиях?
        Изумрудный Город? Так он и вправду существует?
        Но когда Кошка прошла еще несколько шагов и снова посмотрела вдаль, то уже ничего там не увидела. То ли деревья заслонили загадочный дворец, то ли башня ей лишь померещилась. Слева за домиками послышался тоскливый вой. Кошка напряглась, но неведомый зверь, судя по всему, не охотился, а лишь хотел пожаловаться на судьбу, излить таким образом свою тоску. Выведя особенно затейливую руладу, он на некоторое время умолк, словно дожидаясь аплодисментов. А потом, не дождавшись, шумно и обиженно зевнул так, словно ему все вдруг надоело, и замолчал уже окончательно.
        На другой стороне улицы, за деревьями, виднелось высокое здание с надписью на крыше. Но многих букв не хватало, и Кошка так и не разобрала, что там было написано. Она прошла еще немного - впереди, как ее и предупреждали, выделялось светлым пятном здание с башенкой наверху. Видимо, когда-то оно было бело-розовым и очень красивым. Цвет и теперь еще кое-где сохранился, хотя стены во многих местах были грязными. Подозрительные серые разводы наводили на мысль, что в таких местах любят гнездиться вичухи.
        Здание было обнесено железной оградой, и Кошка осторожно шла вдоль него, заглядывая сквозь прутья и пытаясь угадать, есть там опасность или нет. И вдруг она увидела на стене выложенное металлом изображение такой же спирали, какую показывал ей ученый. Сразу потеплело на душе - значит, она попала именно туда, куда надо. И Кошка тихонько скользнула в открытые ворота, обвитые побегами дикого вьюнка. На некоторых даже сохранились сухие листья.
        Здание располагалось буквой «П». В левом крыле над разбитой дверью виднелась надпись «Кассы». Кошка решила, что ей туда ни к чему, и пошла к центральному входу. Сзади монотонно кричала ночная птица.
        Вот и дверь. Кажется, справа от входа что-то шевельнулось? Или ей показалось?
        Войдя, Кошка оказалась в небольшом помещении. Справа она увидела разбитую витрину киоска, где валялись выцветшие книжки, слева - уходящую вниз лестницу. Она заколебалась, но потом увидела стрелку «Начало осмотра» и осторожно пошла по ступенькам вниз.

* * *
        Чудеса начались практически сразу. Прямо под лестницей стояла белая статуя животного, которое раньше ей случалось видеть лишь на картинках. Кошка знала, что на таких созданиях люди когда-то ездили верхом. Потом ее внимание привлекла застекленная витрина, за которой находились стул и стол, очень древние с виду. Под стулом она увидела пару огромных калош, со спинки свисал халат, а сбоку стояла кривая палка. На столе лежала стопка книг и стоял непонятный прибор. Выглядело все так, словно хозяин халата и калош на минутку отлучился, и Кошке стало не по себе. Вдруг здесь живет дух хранителя музея? Лучше было задобрить его, но, как назло, в кармане обнаружилась лишь пустая гильза. Все же это было лучше, чем ничего, и Кошка, почтительно склонившись, положила свое подношение на пол возле застекленной комнатки, надеясь, что ее добрые намерения оценят, и здешние духи-хранители будут к ней милосердны. Решив не поддаваться страху, она поднялась обратно по лестнице и, побродив по небольшому залу, обнаружила пару закутков с запертыми дверями и еще одну лестницу, ведущую вверх. Побрела по ней и попала в зал с
застекленными витринами. Некоторые стекла были разбиты. Кошка подивилась на стоящее в одной из них массивное животное с огромными ушами и шлангом вместо носа. Она не испугалась - со слов Сергея она примерно представляла, что такое музей, к тому же в шкуре животного кое-где зияли рваные дыры. Понятно, что живым оно быть никак не могло. В другое время она бы долго глазела на такую диковину, но взгляд ее уже уперся в витрину, где лежали спиральные ракушки - самых разных размеров и форм. И Кошка, торопясь, принялась набивать ими рюкзак. Мельком оглянувшись, заметила в углу громадного зверя, вставшего на дыбы. Зашипела и заворчала на всякий случай, но зверь не отреагировал никак, и Кошка поняла, что это тоже чучело. Успокоившись, она прошла чуть дальше, и в следующей витрине увидела целую компанию: небольшое животное с крутыми рогами, птица с гребешком и ярким оперением - особенно хорош был хвост.
        Рядом, согнувшись, стояло существо, напоминающее человека, только небольшое и сплошь заросшее шерстью, а возле него сидела самая обычная крыса, каких и в метро было полно. Но внимание Кошки привлек стоящий возле них скелет. Когда-то он явно принадлежал человеку, но она удивилась не этому - что она, скелетов не видела? В руке скелет почему-то держал яблоко, с виду красивое и румяное. Кошке случалось находить кое-где на поверхности дикорастущие яблони, и она знала, что такое яблоки, но что все это значило, она не понимала. В итоге она решила, что у живущих до Катастрофы, наверное, было очень своеобразное чувство юмора, а яблоко явно было искусственное, иначе сгнило бы давно.
        Этажом выше ее внимание привлекли толстозадые птицы с длинными шеями и мускулистыми ногами, куда выше человеческого роста. А крыльев у них как будто и вовсе не было. «Наверное, это очень древние птицы, - подумала она, - сейчас на поверхности ничего подобного не увидишь. У вичух, например, огромные крылья, они отлично летают. А такая птица явно могла только бегать. Потому, видно, они и перевелись. Хотя, может, это предки шилоклювов?»
        Еще ей очень понравился небольшой зверь с толстым хвостом, весь покрытый чешуйками и оттого похожий на шишку. А в одной из витрин лежал огромный череп, поразивший ее своими размерами. Она из любопытства прочла табличку - череп принадлежал зверю по имени бегемот. «Ничего себе животные водились наверху раньше! - подумала Кошка. - Пострашнее иных мутантов».
        Лестница шла вверх, как будто бы тоже по спирали. На стенах висели картины, напоминавшие о прежней жизни. Вот среди деревьев с желтыми листьями - веселые беззаботные люди в разноцветных куртках. Картины словно рассказывали Кошке о прошлом, когда люди могли существовать на поверхности, не думая о подстерегающей на каждом шагу опасности. Или делая вид, что не думают. Кто-то думал, наверное, готовился, раз в итоге все кончилось Катастрофой…
        Поднявшись еще на этаж, Кошка увидела двух жуткого вида чудовищ. На подставке у одного из них было написано «Игуандон», а у другого, вообще невообразимо страхолюдного, словно бы с топорщащимся жестким воротником вокруг мускулистой шеи, - «Маруся». Это еще больше укрепило убеждение Кошки в том, что ученые были людьми своеобразными. Как можно было этакую жуть назвать таким нежным именем, она не понимала. Монстр по имени Маруся немного напоминал чудовищных гигантских созданий, которые жили теперь на поверхности, охотились по ночам и передвигались огромными прыжками.
        Чучела птиц Кошку не очень впечатлили. Вот разве что понравились черно-белые забавные существа с толстыми тельцами. Недоразвитыми крыльями, как руками, они словно указывали друг на друга. Кошке подумалось, что эти птицы, наверное, при жизни были очень общительными и дружелюбными, поэтому в том, что теперь они стоят здесь в витрине, мертвые и выпотрошенные, было что-то неестественное. Да, когда-то на них глазели посетители музея, а теперь и посмотреть-то некому. Скоро они совсем обветшают, и все здесь рассыплется в прах…
        Но куда больше Кошку поразила сценка в одной из витрин, изображавшая охоту. Пятнистого тонконогого зверя с красивыми рогами хватал снизу за горло другой, свирепый, покрытый серым мехом. Кошка расстроилась: и здесь вечная война, сильные побеждают, а красивые, но слабые гибнут. Неужели есть только два пути? Либо ты сильнее и убиваешь более слабых, либо становишься жертвой сам? Неужели надо непременно быть либо охотником, либо добычей? А если ей уже не хочется ставить ногу на грудь поверженному врагу, торжествуя победу? Не хочется увидеть, какого цвета у него кровь? Маленькое, слабое существо, с которым она так недолго нянчилась, успело изменить ее мысли. Вновь захотелось поскорее вернуться на Октябрьскую, забрать Павлика у непутевой Регины и скрыться с ним куда-нибудь, где никто их не найдет. «Надо спешить», - напомнила она себе.
        На последнем этаже буйно разрослись растения, оплетая все стены. Кошка осторожно пробиралась между ними, отодвигая лианы и зорко следя - нет ли среди них опасных? Хотя некоторые растения были ей и вовсе незнакомы. Подняв голову, она поняла, что находится как раз в той самой башенке, которую заприметила снизу еще на подходе к музею. Застекленные когда-то двери выходили на балконы; теперь половина стекол была выбита, и в зале гулял холодный ветер. Зато сверху открывался вид на мертвый город. Кошке захотелось посмотреть, не видны ли отсюда башни Изумрудного Города, и она осторожно шагнула на ближайший балкон, вцепившись в железные перила.
        Город лежал под ней. Кое-где еще прослеживались улицы, а местами виднелись лишь огромные котлованы и груды кирпичей. Далеко-далеко мерцал огонек, но Кошка даже представить себе не могла, кому пришло в голову развести огонь в ночи. Возможно, то было дело рук выродков, а может - сигнальный огонь для группы сталкеров. Озираясь по сторонам, она вдруг увидела на одной из отдаленных улиц медленно перемещавшиеся огни. Кошка не слишком удивилась - сталкеры иногда приводили в порядок найденную на поверхности технику и передвигались по городу на колесах. Некоторые группы, по слухам, располагали собственным автопарком, размещавшимся в каком-нибудь уцелевшем подземном гараже и использовавшимся по мере надобности. Иногда из-за этого возникали конфликты - когда кто-либо, наткнувшись случайно на такую «стоянку», решал попользоваться чужой техникой без спроса. Хотя, казалось бы, ржавеющих на поверхности автомобилей должно было всем хватить в избытке.
        В паре кварталов от музея на огромной куче земли собралось несколько волколаков. Кошка не беспокоилась - они были слишком далеко. Звери уселись в кружок, словно решив посовещаться между собой. Из-за облаков появилась луна, и один из мутантов, самый крупный, поднял морду вверх и завыл. Остальные нестройно подхватили. Кошка видела, как внизу зашныряли мелкие тени - небольшие животные в панике прятались, заслышав голоса хищников. Тут с той стороны, где, по ее расчетам, должен был находиться Изумрудный Город, раздались негромкие хлопки - Кошка поняла, что это выстрелы. Что-то бухнуло громче - возможно, граната. Волколаки тут же замолчали. Кошке очень хотелось увидеть, где стреляют, но для этого надо было выйти на противоположный балкон. Когда она оглянулась на кучу земли, то волколаков там уже не обнаружила. Зато у нее вдруг закружилась голова, она покрепче вцепилась в перила и подождала, пока страх высоты пройдет. Потом, медленно пятясь, вошла обратно в комнату с растениями. Хотела пройти на другой балкон, но перед глазами вдруг увидела угрожающе покачивавшийся плод, очень похожий на бешеный
патиссон, и решила не рисковать. «Все равно я бы ничего не увидела», - утешала она себя. Ей, конечно, хотелось бы узнать, что там произошло - столкнулись ли две враждебные группировки, или просто сталкеры отстреливалась от мутантов? Но сейчас хватало собственных дел.
        Вдоль стены раскинуло ветви красивое дерево с красно-желтыми листьями, но что-то подсказывало Кошке - оно ядовито. Рядом валялось несколько птичьих трупиков. Впрочем, эти птицы тоже могли оказаться здешними чучелами, сделанными давно, но выглядели они так, словно погибли неделю назад, не больше. Кошку поразил плоский и длинный зеленый лист высотой в два человеческих роста, прямо из верхушки которого торчал огромный малиновый цветок, похожий на колокольчик. Он как-то странно покачивался, и хотя в комнату иной раз долетали порывы холодного ветра с балкона, цветок, казалось, жил собственной жизнью. Он словно принюхивался и прислушивался к происходящему, так что Кошка предпочла обойти его стороной.
        А вот, судя по всему, и молочай. Толстый зеленый ствол, усеянный колючками, который она едва смогла бы обхватить, был усыпан свежими побегами. Кошка прикинула, какой из них она сможет унести с собой, достала нож и принялась резать самый подходящий у основания. Это оказалось нелегким делом - колючки оказались удивительно острыми, Кошка чувствовала, как они царапают ее руки даже сквозь перчатки. Из растения вытекал густой белый сок, капая на ботинки, на одежду. У нее закружилась голова. Наконец Кошке удалось отпилить кусок, который она облюбовала - он оказался довольно тяжелым. Она завернула его в полиэтиленовый пакет, один из тех, которые на всякий случай всегда носила в рюкзаке. Чего-чего, а таких пакетов от прежней жизни осталось предостаточно. Но когда она повернулась, чтобы уйти, то услышала сзади потрескивание. Кошка рванулась, и какой-то шип впился ей в предплечье сквозь ткань комбинезона. Не обращая на это внимания, она помчалась по лестнице вниз с такой скоростью, что и оглянуться не успела, как добежала до подвала, где стояли калоши хранителя. «Нужно скорее найти выход!» - стучало в
висках.

* * *
        Подземный коридор уводил дальше, и она зашагала по нему, то и дело с опаской оглядываясь.
        Через несколько минут неожиданно накатила непонятная слабость. Закружилась голова, заломило в висках, Потом сзади послышались странные звуки, похожие на шлепанье босых детских ножек по полу. Кошка оглянулась и никого не увидела. Она не испугалась - то были словно звуки из прежней жизни.
        Когда она отлеживалась в туннеле, в каком-то закутке, полуживая, и ей было куда хуже, чем сейчас, она не раз слышала эти шажки. А потом и сама девочка появлялась из темноты - маленькое, хрупкое бесстрашное создание по имени Соня, в ветхом платьице, со спутанными светлыми волосенками, похожее на доброго духа. Дикая, как зверек, девочка почти не разговаривала, и понять ее было трудно. Но она приносила Кошке в обрезанной пластиковой бутылке воду или чай, или немного грибной похлебки - что удавалось достать, а потом сидела рядом, гладила ее по голове и что-то тихонько лепетала. Кошка точно знала, что умерла бы, если бы не эта кроха. Ее спасли маленькая Соня и старуха по кличке Аллергия, которая перевязывала ее раны. Остальным жителям станции, которую она считала родной, на нее было наплевать. Даже если кто-то и сочувствовал мутантке в глубине души, то боялся показать это. А старуха и девочка ничего не боялись. Одна была слишком мала, чтоб понимать, что такое опасность, а вторая слишком стара, чтоб чего-нибудь бояться. Наоборот, многие боялись ее - поговаривали, что у старухи дурной глаз.
        Потом, когда Кошка чуть-чуть поправилась и ушла, она не раз вспоминала ту и другую. И, встретив через пару месяцев одну из девчонок с Китай-города на другой станции, спросила про девочку и про бабку. Та сказала, что девочка давно уже пропала - только пятно крови нашли в туннеле, да и то неизвестно, чья кровь была. А старуха померла неделю назад - не проснулась утром, и все.
        В тот вечер Кошка ушла от всех и долго плакала в одиночестве, окончательно прощаясь с прежней жизнью. Теперь она знала - никого из дорогих для нее людей на Китай-городе не осталось. Теперь она может позволить себе отомстить. С этого дня она окончательно превратилась из глупой девчонки в хозяйку своей судьбы. Отныне она сама будет решать, что ей делать, и ответ будет держать лишь перед собой - не перед людьми. После того, что люди с ней сделали, она считаться с ними не обязана.
        С тех пор она неслась по жизни, как фурия, и угрызения совести ее не преследовали - до недавнего времени. Кошка вообще была уверена, что совесть придумали рожденные наверху, чтоб удобнее было опутывать друг друга идиотскими обязательствами, чтобы слабые, но хитрые выживали за счет сильных. Думала - и потешалась над ними в глубине души. Без лишних терзаний жить было куда удобнее. Но только до тех пор, пока мертвые не начали являться ей по ночам. И теперь она мысленно кричала им:
        «Чего вы от меня хотите?! Может, я наполовину и зверь, но это еще не преступление. Даже у древней богини была кошачья голова и две половинки - добрая и злая. Я тоже не всегда была преступницей. Может быть, я была наполовину богиней. Но мою добрую половину вы убили сами. Осталась только злая. И не я одна в том виновата».
        Она кричала, а слабый голосок в глубине души шептал, что и ей нельзя снимать с себя вину.
        И вот теперь эти шаги… что они значат? Может быть, это просто какие-нибудь зверьки, потревоженные ее приходом? Возможно, даже крысы. Вряд ли их тут много, судя по звукам, так что можно пока не бояться.
        А если это привет из прошлого, если ее маленькая спасительница продолжает следить за ней, теперь уже из другого мира, куда живым пути нет, то она тем более не испугается. Девочка помогала ей раньше, значит, желает добра и сейчас.
        - Соня? - неуверенно позвала Кошка. Ее голос был почти не слышен.
        Как и следовало ожидать, никто не отозвался. И шажки сзади стихли.
        Кошке очень хотелось увидать еще раз малышку Соню - даже если теперь она стала призраком или тенью. Но как она ни вглядывалась в темноту, ничего разглядеть не могла. Хотя, как только вновь тронулась с места, легкие шажки сзади послышались снова. Но теперь они, наоборот, придавали Кошке уверенности.
        Она вышла в помещение, где стоял стеклянный куб, на дне которого лежали ракушки и всякая грязь. Снова обнаружила лестницу наверх и оказалась в зале, увешанном выцветшими фотографиями важных бородатых людей. Дальше снова тянулись витрины. В одной сидел пушистый пятнистый зверь и словно бы ухмылялся. Возле него расположилось несколько милых детенышей. В другой те же звери с ухмыляющимися мордами рвали на части грациозное животное с подломившимися ногами. Надпись сверху приглашала: «Пройди путем эволюции».
        «Я не хочу идти таким путем», - подумала Кошка в ужасе.
        «Не хочешь? А придется!» - раздался у нее в голове голос Сергея.
        Да вот же он - выглядывает из-за соседней витрины… Нет, это не Сергей, это Леха ухмыляется ей единственным уцелевшим глазом, рукой придерживая распоротый живот: «Мы пойдем другим путем, да, киса?». Она в ужасе попятилась и побрела по залам, то и дело оглядываясь. Чучела диковинных созданий провожали ее глазами - гигантская полосатая зубастая ящерица, пятнистый зверь с длинной шеей и маленькими рожками. Особенно поразили ее существа, похожие на людей, но покрытые шерстью.
        В углу что-то зашуршало, потом отделилось от стены и полетело наискосок через весь зал. Кошка вспомнила рассказ Сергея про черную музейную моль. Жалко, что она не спросила у него, следует ли опасаться этих тварей. Но вот существо мелькнуло чуть ближе, и она сумела его разглядеть. Черная моль на самом деле оказалась летучей мышью.
        В очередном зале стояли белые скульптуры. Из подписи рядом Кошка поняла - это животные, которые жили на поверхности в незапамятные времена, когда людей еще не было и в помине. Она остановилась перед огромным жутким зверем со свирепой мордой, который протягивал к ней конечности с длинными пальцами - на вид совершенно как человеческие руки. «Вот где ужас-то, - подумала она, - куда там мутантам!». В одной витрине лежала огромная кость с парой отростков размером чуть ли не с Кошку. Из подписи она поняла, что это позвонок, представила себе, какой величины был его хозяин, и содрогнулась. В следующем зале из витрин глядели существа, уже очень похожие на людей, хотя в лицах еще было что-то звериное. В руках они сжимали дубины, камни и прочие тяжелые предметы. А в крайней витрине кто-то сидел и следил за ней.
        Первая мысль была о сталкерах из Изумрудного Города. У Кошки подкосились ноги. Но нет, не стали бы люди оттуда выходить без противогазов на зараженную поверхность. «Леха», - мелькнула другая мысль, но человек не шевелился. Кошка пригляделась и поняла, что он - не живой и не мертвый, он - искусственный. На нем были светлые брюки, а сверху - ничего, и одна рука наполовину отломана. Наверное, кто-то из сталкеров польстился на его одежду, а руку повредил, когда стаскивал второпях. У искусственного человека были светлые волосы, а на лице застыла улыбка, казавшаяся абсолютно неуместной. Кошке стало не по себе - вдруг показалось, что это он ей ехидно улыбается. Она оглянулась - вон тот страхолюдный с дубиной вроде бы теперь стоит к ней ближе? Или ей померещилось? И тут сзади опять послышались шаги. Теперь это не было похоже на легкую поступь ребенка. Шаги были размеренные, тяжелые, уверенные, от них, казалось, даже слегка подрагивал пол и звенели стекла в витринах. Так, наверное, могла бы топать ожившая статуя древнего мутанта, вздумайся ей прогуляться по музею.
        Кошку охватил такой ужас, что несколько секунд она не могла двинуть ни рукой, ни ногой. «Дура, зачем ты потащилась сюда?!». В глубине души Кошка не верила, что сюда наведываются выжившие из Университета, но раньше ей казалась заманчивой мысль о встрече с ними. Только она не так себе представляла все это. Одно дело - если бы она наблюдала из укромного места за чужими, не подозревающими о ее присутствии, и совсем другое - быть застигнутой врасплох. «Интересно, что ученые делают с мутантами?». Она вспомнила рассказы Сергея об экспонатах в спирту, и воображение тут же нарисовало ей банку, где плавает кисть ее собственной руки, с уродливым шрамом на месте шестого пальца. Банку с аккуратно наклеенным ярлычком: «Поймана в музее такого-то числа две тысячи тридцать третьего года»…
        Она постаралась взять себя в руки. Шаги приближались. Кошка оглянулась, но за витриной ничего видно не было. И тогда она, стараясь ступать бесшумно, торопливо пошла прочь, напрягая зрение изо всех сил, чтобы ненароком не врезаться во что-нибудь по пути.
        Из одного зала Кошка выскочила в другой, поменьше. Растерянно огляделась - перед ней было два выхода. Она кинулась прямо и попала в следующий зал. Болело предплечье, куда воткнулся шип неизвестного растения, по-прежнему кружилась голова, слабость тоже не проходила, а напротив, стала еще сильнее. Ей даже пришлось немного постоять, чтобы отдышаться. В душе теплилась надежда, что тот, сзади, свернет в другую дверь и ей удастся с ним разминуться. Но нет, шаги послышались вновь. Надо было скорее уходить, но как найти выход?
        Шатаясь, она вышла из зала и вскоре оказалась на небольшой площадке, откуда вниз шла очередная лестница. Цепляясь за перила и то и дело повисая на них всей тяжестью, Кошка не шла, а скорее сползала по ступенькам, согнувшись от боли, из последних сил заставляя себя двигаться. Голова кружилась, во рту пересохло.
        «Бум! Бум! Бум!» - стучало у нее в ушах. Кошка не могла понять, был ли то шум крови или посторонние звуки. Кажется, у нее начинался жар, и она подумала, что вот-вот потеряет сознание. Толкнулась в дверь, возникшую перед ней, - та была заперта. Побрела дальше, держась за стену.
        Темнота в глазах. Хруст мусора под ногами. Бледный луч месяца, падающий сквозь пролом в стене. Гулкие шаги за спиной.
        Значит, среди мертвых обитателей музея притаился живой. Затерялся среди скелетов и чучел, следил за ней. А теперь обнаружил себя и хочет ее догнать. Ей снова вспомнилась огромная белая статуя, изображавшая зверя с уродливой мордой и человеческими руками, которая так ее напугала. Умом она понимала - статуя ожить не может. Но ужас был сильнее рассудка.
        Наконец, Кошке посчастливилось набрести на дверь, ведущую на улицу, но за ней маячил знакомый силуэт - словно пень с растопыренными щупальцами. Откуда здесь взялся горгон? Она оглянулась и, поняв, что не в состоянии двигаться, опустилась на пол.
        Шаги приближались. Ей вдруг представилось, что это ожил дикарь с дубиной, который лишь притворялся неподвижным. Ну, конечно, ведь в музее явно не хватает еще одного образца - человека современного. Или мутанта современного. Сейчас этот дикарь огреет ее своей дубиной по голове, а потом придут гости из Изумрудного Города, сделают из нее славное чучело и посадят за стекло на пару с тем улыбающимся типом. Или поставят возле скелета с яблоком в руке и дадут ей в руки тоже что-нибудь забавное…
        Неизвестный был уже совсем рядом, а у нее даже не было уже сил повернуть голову.
        Глава 11
        СТАЛКЕРЫ С ШАРАШКИ
        Кошка пришла в себя и поняла, что ее куда-то несут. Возможно, как раз в Изумрудный Город, на предмет изготовления из нее чучела. Но сопротивляться не было сил, и она покорно висела на плече у неизвестного.
        Когда в следующий раз пришла в себя, обнаружила, что находится в палатке и лежит на стареньком спальнике. Голова болела, тело ломило, во рту пересохло. Но она была пока жива, и это радовало. Рядом сидел человек в штанах цвета хаки со множеством карманов и выцветшей черной толстовке. Лицо его было обветренным и суровым, но почему-то внушало доверие.
        - Пить, - попросила она.
        Человек достал флягу и протянул ей. Питье было кисловатым и пахло травами.
        - Где я? - спросила Кошка жалобно.
        - В метро, на Академической, - ответил он. - А тебе куда надо?
        - Как я здесь оказалась? Я была в музее…
        - Если б не мы, ты бы в нем и осталась. Вообще-то там не так уж опасно, просто надо знать кое-какие правила. Ты, видно, укололась молочаем, а внизу горгон караулил. Здоровому человеку его обойти - раз плюнуть: не самый крупный экземпляр. Прямо скажем - хилый горгон, плохонький, попадаются и пострашнее. Но тебя, одурманенную, он запросто мог схарчить. Так что скажи «спасибо», что мы мимо проходили случайно.
        - Один шанс из тысячи, - важно заявил сидевший рядом бородач в спортивном костюме. Кошка с трудом повернула голову в его сторону.
        - Это наш капитан Вероятность, - представил его первый. - А меня можешь звать просто Меткий Глаз. Скоро придет еще Кондрат Неуловимый - вообще крутой мужик, таких на все метро единицы. Ну, Хантер, может, еще пара человек - не больше. Как раз он почти всю дорогу до метро тебя и тащил. Вообще-то в музее гибнут только новички и лохи последние. А тебя что ж, не предупредили насчет горгона? Зачем тебя вообще в музей-то одну понесло? Это, знаешь ли, такое место - туда новичку в одиночку лучше не ходить.
        - Мне велели принести молочая, - вспоминала Кошка.
        - А как правильно с ним обращаться - не предупредили? Это кто ж тебе велел? - нахмурился человек.
        - Начальник ваш, Череп.
        - Да какой он нам начальник! - отмахнулся человек. - Нам эти гопники - не указ. Мы - вольные сталкеры. Сегодня - здесь, завтра - там. Хотим - на Профсоюзную уйдем, хотим - на Ленинском палатку раскинем. Просто в последнее время и там, и там неспокойно, потому и осели здесь.
        - Да, на Ленинском недавно ужас что творилось, - пробормотала Кошка. - У них там, кажется, теперь другой начальник… А про вас я сначала вообще подумала, что вы из Изумрудного Города.
        Человек неодобрительно посмотрел на нее.
        - Не поминай всуе, - наставительно сказал он. - Хотя, конечно, если кто оттуда и появится, то, скорее всего, именно в музее - уж больно место подходящее. Но за что ж с тобой так - молочай требовать, не рассказав, как нужно с ним обращаться? Так у нас и с новичками не шутят, а ты и вовсе баба… Ладно, теперь не заботься ни о чем, ты у нас под охраной. На-ка вот, попей еще - надо тебе яд из организма выводить, - и он протянул ей кружку с чаем. - Ты вообще могла там, наверху, в оранжерее и остаться. Молодец, что слабости не поддалась, стала двигаться. Яд - он с потом выходит, поэтому после укола молочая первое дело - побегать как следует, попрыгать либо сплясать. Вообще-то, если уж ты сразу тапки не отбросила, значит, отравление не такое уж сильное. Тебя наш доктор осматривал, Мишаня, пока ты в беспамятстве лежала. Сказал - организм крепкий, выкарабкается.
        - Доктор осматривал? - вздрогнула Кошка.
        - Да чего ты всполошилась-то так? Доктор наш человек знающий. Циник, конечно, но добрая душа. И про молочай ему все известно.
        - А тот кусок, что я несла? Где он? - спросила Кошка.
        - Выкинули мы эту дрянь - не тащить же было еще и его.
        - А Череп мне обещал за него заплатить…
        - Сдается мне, куда больше он хотел, чтоб ты из музея не вернулась, - пробормотал Меткий Глаз. - А про молочай забудь. Мы с этой отравой стараемся бороться. Здесь некоторые привычку взяли добавлять его в питье понемногу - от этого потом им всякие чудные вещи мерещатся. Только такие очень быстро начинают путать свои глюки с тем, что на самом деле происходит, и долго, как правило, не живут. Ты, видно, тоже глюков насмотрелась - так кричала в бреду, я чуть не оглох.
        - А что я кричала? - испуганно спросила Кошка, решив, что, наверное, теперь они все про нее знают.
        - Да такую чушь несла! Кричала: «Не трогай его, невеста, зачем он тебе, ты же мертвая?!». Жениха, что ли, не поделила с кем-то? Леху какого-то все вспоминала. Песни пела. В общем, я вижу, с тобой не соскучишься.
        - А ракушки? - вскрикнула Кошка. - Те, что я взяла в музее?
        - Если ты имеешь в виду эти черные окаменелости, то мы, как идиоты, притащили их сюда тоже, хотя весили они прилично. Не знаю только, зачем они тебе сдались - вряд ли такой хабар стоит того, чтоб жизнью рисковать.
        Кошка облегченно фыркнула и принялась пить горячий грибной чай, слегка отдающий плесенью. Она уже поняла, что может чувствовать себя в безопасности. Меткий Глаз явно был уверен, что лучше всех знает, как надо поступать в каждом отдельном случае, и всех остальных постоянно этому учил. Немного нудный дядька, но от такого можно не бояться предательства, удара в спину. Наоборот, он явно из тех, кто защищает женщин и детей. Но неужели Череп действительно хотел, чтобы она погибла во время вылазки? Ему-то она чем не понравилась? Он ведь, вроде бы, ничего про нее не знал…
        Кошка снова задремала, а когда проснулась, в палатке, кроме уже знакомого ей Меткого Глаза, находился человек-гора в камуфляже. Он сидел в углу, вытянув ноги и прикрыв глаза. Русые волосы коротко острижены, черты лица - словно небрежно вырублены из камня. На поясе и на разгрузке - целый арсенал, не хватает, разве что, пушки.
        - Вот, познакомься, Кондрат Неуловимый, - с гордостью сказал Меткий Глаз.
        - Здравствуйте, - робко сказала Кошка.
        Человек-гора не отреагировал - только мельком взглянул на нее.
        - Не обращай внимания, - сказал Меткий Глаз. - Он у нас не из разговорчивых, иной раз за день ни словечка не проронит. Зато на поверхности ему цены нет!.. Э, да ты зеваешь! Так спи, набирайся сил. Пока мы здесь, тебя никто не тронет…

* * *
        Очнувшись в следующий раз, Кошка и вправду почувствовала себя лучше. Сталкеры отпаивали ее чаем, а заодно расспрашивали и сами делились впечатлениями. В центре бывать им случалось нечасто, поэтому интересовало их все. Отбили ли атаку черных, которые, по слухам, пытались прорваться на ВДНХ? Держится ли еще Полис? Чем кончилась очередная стычка красных с фашистами? А еще они очень удивлялись, что Кошка выбрала себе такое неженское занятие.
        - И откуда же ты такая взялась? - спрашивал Меткий Глаз, самый любопытный.
        Кошка выдала привычную версию - о детстве на плантациях Динамо. Она старалась поменьше рассказывать о себе, зато охотно удовлетворяла их любопытство относительно опасностей центральных туннелей, рассказав и про Путевого Обходчика, и про Мамочку, и про Невесту, и про морлоков в Мертвом перегоне.
        - У нас тут тоже всякое бывает, - сказал Меткий Глаз. - Ты, когда шла от Шаболовки, никого в туннеле не встретила?
        - Попался один чудной тип по дороге, - нехотя созналась Кошка. Сталкер нахмурился и попросил ее описать странника. Выслушав, он переглянулся с Капитаном:
        - Думаешь, Гастролер?
        - Вряд ли, раз отпустил ее живой. Так, бродяга какой-нибудь.
        - Он сказал, что ему надо слушать голоса мертвых, - вспомнила Кошка.
        - Не, точно не Гастролер, - убежденно сказал Меткий Глаз. - Тот никого не слушает - ни мертвых, ни живых.
        - Да кто такой этот Гастролер? - спросила Кошка. И Меткий Глаз рассказал, что это легендарный неуловимый бандит, который чуть ли не со времен Большого Беспредела скитается по туннелям. Причем он мастерски меняет внешность - может переодеться старухой, прикинуться челноком, красным, фашистом, да кем угодно.
        - А как узнать тогда, что встретилась именно с Гастролером? - спросила Кошка.
        - Если б ты и вправду с ним встретилась, ты бы уже никогда ничего не узнала. И никаких вопросов не задавала бы, - сказал Меткий Глаз. - Лежала бы себе с перерезанным горлом. А еще он всегда оставляет поблизости знак - такую рожицу улыбающуюся, смайлик, как раньше говорили. В общем, главное правило - никому в туннелях не доверяй. Ни мужчине, ни женщине, ни ребенку…
        Они с Капитаном вновь принялись расспрашивать Кошку о центральных станциях. Больше всего их интересовали не байки о призраках, а монстры, которые водятся в туннелях.
        - Ух, за мной как-то раз одна тварь гналась отсюда чуть ли не до самого Ленинского проспекта! - вспоминал Меткий Глаз. - И как она в туннеле-то поместилась? Чуть ли не весь туннель собой перекрыла, да еще и передвигалась скачками. Я уж не думал, что живым от нее уйду.
        - Один шанс из ста, - подтвердил капитан Вероятность.
        - А как она называется? - спросила Кошка.
        - Да хрен ее знает. Мне один сталкер сказал, что он такую тоже видел - как раз в ваших краях. И название сказал, да только я тут же забыл - мудреное очень. Кажется, от слова «харя». И вправду, харя та еще! Такую увидишь - заикаться начнешь. Да и на фига мне ее название - мне с ней не здороваться. Хорошо хоть с тех пор не попадалось больше таких - видно, случайно забрела. Мы тут стараемся туннели контролировать, поэтому у нас нечисти всякой не так уж много. Вот в центре, говорят, мутанты кишмя кишат. Например, говорят, там где-то кошки очень жуткие водятся.
        Кошка сперва вздрогнула. Но когда сообразила, что сталкер не ее имел в виду, поняла, о чем он спрашивал, и кивнула:
        - Кошки Куклачева. Они живут не очень далеко от станции Кутузовская Филевской линии - той, которая занята мутантами.
        - А ты их видела? - спросил Меткий глаз.
        Кошка поколебалась, потом кивнула:
        - Я однажды проходила там, недалеко от стеклянных башен. Меня научили, что если хочу посмотреть на кошек и остаться живой, то нужно им принести какую-нибудь добычу. Или еду. И я разорила гнездо вичухи. Там было трое птенцов.
        - Ну, ты отчаянная! - пробормотал Меткий Глаз. - Могла бы запросто жизни лишиться.
        - Один раз вичуха у меня на глазах унесла человека, - упрямо сказала Кошка. - И это был не самый плохой человек из тех, кого я знала. С тех пор у меня к ним свой счет.
        - Ну, а дальше что было?
        Кошка задумалась. Как рассказать им о своих ощущениях? О том, зачем она вообще затеяла эту авантюру? Все из-за прозвища, которое ей дали на Китай-городе, из-за лохматого уха, от которого теперь остался лишь шрам, ноющий к перемене погоды. Она, конечно, понимала, что это бред, что не могут четвероногие быть ей родней, но где-то в глубине души брезжила слабая надежда - вдруг да примут за свою? Было так невыносимо чувствовать себя везде чужой, что она согласна была на любых друзей - даже тех, которые не умеют говорить, - лишь бы приняли в стаю и были к ней добры…
        - Ну, так как встреча-то прошла? - не отставал от нее Меткий Глаз.
        Кошка задумалась. Как рассказать им о прогулке по ночному городу? О чувстве, что за тобой постоянно следят чьи-то глаза? Глаза истинных хозяев здешних мест. Да и надо ли? Ведь они - сталкеры, и значит, испытывали нечто подобное не один раз… Тогда она дошла до места на проспекте, которое указали ей сталкеры, почти напротив торчащих обломанными зубцами совсем недалеко высоченных стеклянных башен, и положила увесистую тушку птенца вичухи прямо на асфальт. Отошла немного, чувствуя - кошки где-то здесь и следят за ней. И тогда из тени на свет луны величаво выступило гибкое создание. Пожалуй, среднего роста человеку оно было по пояс, но в остальном походило на тех своих собратьев помельче, которых можно было встретить в метро. Правда, теперь уже очень редко: большинство мурлык люди съели в голодное время.
        Создание уставилось на Кошку огромными желтыми глазами, потом перевело взгляд на тушку птенца под ногами и довольно заурчало. Тут же, как по команде, здесь и там замелькали пятнистые и полосатые шкурки. Ее тезки вцепились в добычу. Кошка торопливо достала еще две тушки и тоже кинула на асфальт. Самый большой мутант, вышедший первым, тоже принялся неторопливо есть. Когда Кошка сделала шаг вперед, зверь не отрываясь от еды, заворчал. Это был знак - хоть подношение и было принято благосклонно, но животные не собирались подпускать ее слишком близко. Для этой стаи Кошка тоже была чужой…
        - Они меня не тронули, - сказала она, - потому, что я пришла к ним не с пустыми руками. Но если бы не это, могли бы запросто порвать.
        - Десять из десяти, зуб даю, - подтвердил Капитан Вероятность.
        - А мне тоже случалось в центре бывать, - похвастал Меткий Глаз. - Я однажды даже на Полянку заходил. Бывала на Полянке?
        - Была один раз, - пробормотала Кошка.
        - И чего там видела? - с жадным любопытством спросил он. Кошка сначала хотела отмолчаться, но потом нехотя ответила:
        - Ничего особенного. Две женщины сидели у костра, книги жгли.
        - Во-во, - закивал Меткий Глаз. - Насчет костра из книг мне кто-то уже рассказывал.
        - А ты видел там что-нибудь? - спросила Кошка.
        - Знаешь, даже говорить неудобно - такая фигня померещилась, - смутился сталкер. - Пришел туда - пустая, вроде, станция, ни костра, ничего. И - никого. Только мусор какой-то бумажный на полу валяется. Посидел немного, гляжу - идут.
        - Кто? - тихонько спросила Кошка.
        - Откуда я знаю - кто? Шайка целая. Впереди две тетки с автоматами - одна темноволосая, в блестящем красном платье с разрезом до пупа и на каблуках, - это в метро-то, прикинь! - другая светленькая, в комбинезоне синем, тоже блестящем. Таких красоток теперь только в журналах старых можно увидеть. За ними мужиков трое в плащах - один в противогазе, другой в темных очках, а у третьего вообще вся рожа черная. Я с перепугу тоже за автомат схватился - думаю, все, каюк мне настал, куда я один против них? Даже если баб не считать, с тремя вооруженными бугаями трудно будет сладить. Да только смотрю - идет вся эта шайка по платформе с деловым видом, между собой переговариваются, а меня в упор не замечают. Прошли, как мимо пустого места, чуть не врезались - я еле успел в сторону отскочить - и в туннель куда-то свалили. Вот с тех пор я и думаю: правду говорят, видать, что там выбросы газа бывают. Мне такое даже под грибами не привиделось бы!
        - Когда мутант на Шаболовке сидел, он тоже глюки всякие наводил, - вспомнила Кошка.
        - Мутант на Шаболовке? Не, не слышал, - поднял бровь Меткий Глаз. Но на этот раз расспрашивать подробнее почему-то не стал.
        - А отсюда тоже можно дойти до Изумрудного Города? - в свою очередь поинтересовалась Кошка. - Мне показалось, я видела башню…
        - Да, иногда ее можно увидеть в хорошую погоду, - неохотно сказал Меткий Глаз. - Но мы туда не ходили. На фиг оно нам надо? Есть ли там кто, нет ли - нам об этом ничего не известно. Если там кто и живет, то, может, они не обрадуются незваным гостям. Если уж на то пошло, до Изумрудного Города и от Профсоюзной при желании дойти можно, хоть и приличное это расстояние. Больше скажу - мне один хмырь с Профсоюзной рассказывал, что уже не раз на поверхности замечал какой-то странный броневик. Появляется он бесшумно, и как раз со стороны Изумрудного Города. Страшное, говорит, зрелище - не заметишь, пока совсем близко не подъедет.
        - А он не пробовал сигналы давать фонарем? - спросила Кошка.
        Меткий Глаз посмотрел на нее, как на ненормальную.
        - Да он от страха не знал, в какую щель забиться! И я бы - да и любой нормальный человек - на его месте поступал точно так же, если б не захотел покончить жизнь самоубийством… Хотя, может, это Шура Кузнецов с Дона был? У него и впрямь броневик на ходу имеется, да какой! «Волк» называется. Зверь-машина! Да и сам Шура - мужик известный. Фартовый контрабандист! Где его только не встретишь. Все может достать - оружие, лекарства. И главное, никаких компаньонов или, там, посредников не признает - сам свои дела обделывает, в одиночку…
        - Кстати, я, когда с верхнего этажа музея смотрела, видела огни. Кто-то ехал на машине, - вспомнила Кошка. - Может, это он и был?
        - Может, и он, - не стал спорить сталкер. - Хотя в наших краях Шуру и его «Волка» давно не видели, даже странно. Раньше частенько наведывался, а теперь вот пропал. Был даже слух, что грохнули его, да я не верю… В общем, не знаю я, что это за броневик, и никакого желания это выяснять у меня нет. Раз его возле Профсоюзной видели - значит, пусть у тамошнего начальства голова и болит. Хотя им это тоже на фиг не нужно - у них свои заморочки. Прикинь, у них там на станции талисман был - черно-белая корова. Не настоящая, конечно, статуя. Откуда-то сверху притащили.
        - Что такое корова? - заинтересовалась Кошка. Меткий Глаз, не удивившись, ответил:
        - Животное такое, которое люди до Катастрофы разводили ради мяса и молока. Как свиней. Только коровы покрупнее будут. Может, наверху и теперь живут коровы-мутанты. В Подмосковье где-нибудь, например. В общем, не то, чтоб они там, на Профсоюзной, поклонялись этой корове, но считали, что она им приносит удачу. А соседи их, с Новых Черемушек, говорят, то ли умыкнули у них эту корову, то ли только пытались умыкнуть. В общем, из-за этого целая война случилась, и до сих пор у них отношения напряженные. Что по мне, и те, и другие дурью маются - далась им та корова? Была бы живая, а так… Важнее есть проблемы - караваны кто-то грабит, которые из Подмосковья сюда иногда доходят. А они, как дети малые, - все между собой отношения выясняют. Вот раньше на Черемушках атаманша была - Зинка, при ней не больно-то забалуешь. О-го-го женщина, сама на поверхность группы водила, да погибла в стычке, когда караван какие-то отморозки ограбить пытались. Вот с тех пор бардак у них и творится. Конечно, не такой, как во времена Большого Передела, но все равно ничего хорошего.
        - А этот Шура на броневике… Ты сказал: «с Дона». Как это? - заинтересовалась Кошка.
        - Так теперь Бульвар Дмитрия Донского называют, - пояснил сталкер. - Это на соседней с нами ветке уже. А на нашей линии, за Черемушками, Ясеневская община находится - может, слыхала? Появлялся тут раньше один тип оттуда, по кличке Арех. В большом авторитете здесь был - через него вся торговля с ясеневскими шла, и ни одно решение без него не принималось. Наши-то станции, по сути, с того и живут, что челноки поодиночке и группами из центра через них в Ясеневскую общину идут, а заодно и с нами торгуют. Им же по пути заночевать где-то надо. Перекусить, выпить, ну а если кто хочет - девочки там, дурь, все дела… В общем, этот Арех так себя поставить сумел, что самым главным посредником между нами и общиной сделался. Но его тоже чего-то давно не видать. И честно говоря, меня это не удивляет. Последний раз, когда мы с ним встречались, обратил я внимание - взгляд у него нехороший какой-то. Одержимый. Словно точило его что-то изнутри. Может, и сгинул где. Честно говоря, он мне всегда каким-то скользким типом казался, я б с таким в разведку не пошел…
        - А как в самой Ясеневской общине живут? - спросила Кошка.
        - Не знаю, врать не буду. По слухам, не так уж плохо. Иначе как объяснить, что, они к себе почти никого не пускают? Караваны доходят только до первой станции, там и торговля идет, а дальше, на территорию самой общины, им доступ не разрешен. Ну, это мне так рассказывали, а на самом деле, может, по-другому все, не знаю.
        Кошка честно пыталась запомнить полезную информацию, но ее все время клонило в сон.
        - А вообще тут ничего - жить можно, - подытожил Меткий Глаз. - Хочешь - иди к нам в группу? Не обидим. Будешь жратву готовить, а может, иной раз и на поверхность возьмем.
        Кошка задумалась. Не этого ли она хотела? Жить где-нибудь в глуши, на отдаленной станции, где ее никто не знает? Да только рано или поздно гости с Китай-города могли и сюда явиться. Стоило, пожалуй, выбрать местечко поукромнее бандитских поселений. И еще надо было скорее забрать Павлика. Ей казалось, что прошло уже очень много времени с тех пор, как она его видела. Она даже не знала, жив ли еще малыш. Какой-то тихий голос нашептывал, что ребенка надо предоставить его собственной судьбе и спасать свою шкуру. Уйти в ту же Ясеневскую общину, где ее не найдут. Но Кошка чувствовала - не хватит у нее духа бросить младенца. И еще, хотя она старалась не сознаваться себе в этом, теплилась в глубине души слабая надежда. Вдруг все же кто-нибудь из ее спутников остался жив? А узнать это можно было, только находясь поблизости от Китай-города.
        - Не могу, у меня ребенок на Октябрьской остался, - сказала она.
        Меткий Глаз только рукой махнул:
        - Вот почему с бабами связываться - себе дороже. Вечно у них то мужик, то ребенок! Хлебом не корми - дай за кого-нибудь уцепиться!

* * *
        Проснувшись в очередной раз, Кошка поняла, что ей срочно нужно выбраться из палатки - молочай вместе с чаем просился из организма наружу. Сталкеры уже провожали ее в отхожее место, и она знала, где находятся кабинки - в туннеле недалеко от станции. В палатке находился Кондрат Неуловимый и, казалось, дремал. Застеснявшись беспокоить гиганта просьбой, да еще и по такому интимному поводу, Кошка пролезла к выходу, по пути запнувшись о вытянутую ногу Кондрата. Тот лишь мельком глянул на нее и снова прикрыл глаза.
        Когда она, шатаясь от слабости, уже возвращалась по туннелю обратно на станцию, перед ней вдруг молча вырос человек с ножом в руке. Кошка поняла, что драться с ним у нее нет сил, и лишь попыталась заслониться рукой, сама понимая, как это глупо и бесполезно. Все произошло очень быстро - в следующую секунду нападавший уже лежал на шпалах, а сверху на нем сидел человек-гора и деловито выкручивал ему руку. Неизвестный заскулил и дернулся - тогда Неуловимый накрыл лапищей его голову и начал не спеша поворачивать ее. Тот в ужасе застыл.
        - Что ж ты одна-то отправилась? - раздался голос Меткого Глаза. - Это хорошо еще, Кэп меня позвал, мы с Кондратом за тобой пошли - и не зря.
        - Я уж думала, это Гастролер, - дрожа от пережитого ужаса, созналась Кошка.
        - Да какое там! На Гастролера этот заморыш не тянет, - презрительно скривился Меткий Глаз. - Разве что на гастарбайтера!
        Он рассмеялся непонятной для Кошки шутке, но тут же вновь посерьезнел и задумчиво протянул, глядя на человека:
        - Однако, что же нам теперь делать с этим подарком судьбы? Утопить, что ли, в нужнике? Эй, ты, гнида! Кто тебя послал? Говори, а то убьем, - и Меткий Глаз пнул мужика под ребра.
        Тот дернулся и нечленораздельно заскулил.
        - Ладно, живи пока, - буркнул сталкер. - Кондрат, давай его пока хоть в сортире запрем, что ли?
        Человек-гора кивнул и деловито приложил пойманного головой об рельс. Тот обмяк. Бесчувственное тело запихали в одну из кабинок и отправились обратно на станцию, причем по пути Меткому Глазу пришлось поддерживать Кошку, у которой все еще подкашивались ноги.
        - Ничего, это молочай из тебя выходит, - утешал ее сталкер. - Сейчас еще чаю выпьешь, пропотеешь как следует, пару раз по нужде сбегаешь, - будешь, как новенькая! Только смотри, на этот раз без самодеятельности, если шкура дорога. Непременно кого-нибудь из нас с собой бери. И нечего стесняться - мы не для того тебя спасали, чтоб тебя потом прикончили.
        Когда она, выпив еще чаю, задремала, то сквозь сон услышала голос Меткого Глаза, разговаривавшего то ли с Кондратом, то ли с Капитаном Вероятность, а может, и с самим собой:
        - Интересно, кому же девчонка так насолила, что ее так упорно стараются убрать?..

* * *
        Следующей ночью случилась очередная тревога. В то время, как Кошка дремала, посторонний, не заметив Кондрата, который тихо сидел в углу, накрывшись драным одеялом, сунулся было в палатку и примерился схватить ее за горло. Гигант мигом сгреб его в охапку, стиснув так, что едва не переломал руки. При обыске у человека был найден пистолет.
        - Какого черта ты тут делал?! - возмущался Меткий Глаз. - Только не надо нам заливать, что палаткой ошибся.
        - Да я ничего плохого не хотел! - обильно потея от страха, верещал злоумышленник. - Только хотел девчонку вашу расспросить про музей. Она ж, говорят, там недавно была. Только собирался разбудить, а тут этот на меня как накинется!
        - Выстрелом в сердце разбудить? - не удержавшись, поинтересовалась Кошка.
        - Ты, гадина, нас за лохов не держи, - возмущался Меткий Глаз. - Про музей он, видите ли, хотел расспросить! Ученый, блин! Можешь меня расспросить - я там бываю регулярно. А если я не гожусь, тогда Кондрат тебе популярно в двух словах все как есть про музей объяснит. Мало не покажется!
        Человек в ужасе дернулся. Его связали, заткнули рот и положили в угол, а Капитан Вероятность из-за нехватки места уселся на него сверху.
        Некоторое время все молчали, а потом Меткий Глаз замысловато выругался и, сокрушенно покачав головой, припечатал:
        - Уходить тебе надо, Катя!
        Кошка молча кивнула, изо всех сил стараясь сдержать упрямо наворачивающиеся на глаза слезы. Сталкер, видимо, заметил это и, смутившись, зачастил:
        - Ты не подумай только, мы тебя не выгоняем. Но только крепко за тебя кто-то взялся, никак не хочет оставить в покое. Что если в следующий раз не успеем? Потом до конца жизни себя корить будем.
        - Сто процентов! - буркнул Капитан со своего места, и даже насупившийся Кондрат коротко мотнул головой. - Ты сама-то как? Есть какие-нибудь мысли на тему того, кому тут могла дорогу перейти?
        Кошка пожала плечами. Она действительно не знала. Тех, кому она перешла дорогу, было слишком много, и кто из них на этот раз устраивал покушения, она понятия не имела.
        - Жалко, - снова вздохнул Меткий Глаз. - Не бойся, мы тебя проводим…
        Сталкеры помогли ей собраться и повели на Ленинский проспект. Что интересно, на блокпосту при входе в туннель возникли какие-то трения с часовыми, вникать в которые у Кошки просто не было сил. В конце концов их все же пропустили, но она поняла: если бы не авторитет вооруженных сталкеров во главе с суровым Кондратом, которого здесь, видно, боялись больше, чем начальника станции, она могла бы отсюда и не выбраться.
        Сначала Кошка еле переставляла ноги и думала, что через несколько минут упадет от слабости и больше не встанет, но, как ни странно, с каждым шагом ей становилось все лучше. Скоро она уже вполне бодро вышагивала, слушая рассуждения Меткого Глаза:
        - Я этого гада последнего узнал - шестерка начстанции. Без команды Черепа он бы не посмел на тебя руку поднять. Не знаешь, чем ты ему так не угодила?
        Кошка пожала плечами и, в свою очередь, спросила:
        - А у вас неприятностей не будет из-за меня? Из-за того, что вы меня защищали?
        Меткий Глаз и Капитан только расхохотались в ответ. Даже человек-гора издал какое-то утробное фырканье, отдаленно похожее на смех - так позабавила его мысль, что кто-то может попробовать доставить ему неприятности.
        Сталкеры проводили ее до самой Шаболовской.
        - Смотри, будь осторожна, - сказал ей напоследок Меткий Глаз. - Не знаю, кто и за что на тебя ополчился, да и знать не хочу. Но если что - зови нас на помощь.
        - Спасибо! - с чувством сказала Кошка, но очереди пожимая руки своим новым друзьям. Она понимала, конечно, что в случае чего вряд ли успеет передать им весточку, не говоря уж о том, чтобы дождаться спасителей. Но доброе отношение к ней хоть у кого-то уже само по себя рождало в душе необычное тепло. Просто так, ничего не ожидая взамен…
        - Может, и для меня еще не все потеряно? - тихо пробормотала она, взбираясь на платформу.
        Глава 12
        СНОВА НАВЕРХУ
        Кошка сразу отправилась в конец станции, в закуток Роджера. Еще стоя у двери, она поняла, что начстанции не в форме. До нее доносилось его невнятное бормотание - видно, Роджер беседовал сам с собой:
        - А я вам говорю, что все это фигня на постном масле! Не может подводная лодка плавать в Балтийском море! Глубина у него не та - и точка! Да! И нечего мне лапшу на уши вешать!
        Роджер добавил еще пару выражений покрепче, потом вдруг заорал что-то про пятнадцать человек, сундук мертвеца и бутылку рома. Но Кошка все же решилась заглянуть.
        Увидав ее, Роджер побелел и замахал руками, словно отгоняя что-то, видимое только ему.
        «Допился», - подумала Кошка, а вслух произнесла:
        - Здравствуй, Роджер. Я за платой пришла, как уговаривались.
        Роджер прикрыл один глаз и уставился на нее. Затем одной рукой ущипнул себя за запястье другой и безаппеляционным тоном велел:
        - Сгинь!
        - Вот еще! - нахмурилась Кошка. - Я твою гильзу с запиской Черепу отнесла, самое время рассчитаться. И еще, ты обещал, что меня проводят до Октябрьской.
        - Вернулась… - медленно, словно не веря, произнес Роджер.
        - Ну да, а как же? - подтвердила Кошка, не понимая, почему он так странно с ней разговаривает, и решила списать все на алкоголь.
        - Вернулась, стало быть? - повторил начстанции. - Ну, ладно. Да только кто ты такая, чтоб тебе провожатых давать? И за что я должен с тобой рассчитаться?
        Кошка опешила:
        - Как, за что? За мутанта, которого мы с Нютой убили.
        Роджер выпучил на нее здоровый глаз, вполне натурально изображая изумление:
        - С Нютой? Погоди-погоди! Девчонка светловолосая? Беременная?
        Кошка кивнула, не совсем понимая, куда он клонит.
        - Никакой Нюты здесь нет! - припечатал начстанции.
        - Нет?
        - Нет. А про мутанта я вообще первый раз слышу.
        - Ну как же, с нами еще Дятел был… - растерянно пробормотала Кошка. И вдруг сообразила - по пути сюда она не увидела на привычном месте портрет Дятла в траурной рамке. Словно бы его и не было.
        - Ты глянь, еще и дятла еще какого-то приплела! - наглея на глазах, хлопнул ладонью по столу Роджер. - Хорошо еще не страуса! Слушай, а может, тебя глючит? Скажи честно, где ты берешь такие грибы? Я тоже такие хочу.
        «Вот, значит, что! - подумала Кошка. - Пока меня не было, он отправил Нюту с глаз подальше - и хорошо еще, если не убил. Теперь делает вид, что ничего не произошло».
        А Роджер продолжал хамить:
        - Нюта твоя, по-моему, немножко того, - сказал он, покрутив пальцем у виска. - Кто же станет слушать, что померещится бабе в ее положении? Ей, небось, за каждым углом мутанты чудятся…
        «Так, значит. Нюта все же жива - и на том спасибо», - сообразила Кошка.
        - Тебе это так просто с рук не сойдет! Я разберусь! - пригрозила она, зная, что, в сущности, припугнуть Роджера ей нечем.
        - Чего ты ко мне с глупостями лезешь?! - окончательно осмелел тот. - Ты что, не знаешь, как это бывает? Один придурок другому сказал «мутант» - и понеслось. Не было никакого мутанта, запомни это! Идиоты, одни идиоты кругом! У меня дела поважнее есть, людей кормить надо. Все только филонить горазды, глаз да глаз нужен. Сталкеров наверх отправил за жратвой - а эти лохи вместо того какие-то пуховики приперли. Да еще руками разводят - мол, все остальное украдено до нас. Дебилы! Как с такими дело иметь?!.. Ну, че зыркаешь? Свободна!
        И в свирепо уставившемся на нее глазе Кошка ясно прочла, что не доживет до следующего утра.

* * *
        Кошка бесшумно пробиралась между палатками, и вдруг до ее ушей донеслись обрывки разговора. Она не видела людей - их скрывала от нее колонна. Разговаривали двое мужчин. Один негромко говорил другому:
        - Веселый Роджер теперь не знает, что с девчонкой делать. Вдруг догадается? Монстра-то никакого не было, а на самом деле жили там люди, только, видно, чудные очень. Ну, телевизионщики бывшие, что с них взять? Они там уже были за пределами добра и зла, не отличали, где явь, а где вымыслы. Один умелец из тамошних эту установку и сконструировал. За каким фигом - непонятно. То ли мутантов отгонять, то ли конкурентов. Ведь поначалу в этих краях несколько общин было. Например, когда Катастрофа приключилась, часть народу сумела укрыться в подвалах крупного торгового комплекса - ну, того, где «Ашан» был, а другие засели в дисконтном центре на Орджоникидзе - тоже в подвале. У тех, что на Орджоникидзе, еды практически не было, а у ашановских в первое время еще была. И вот началась у них война, в итоге которой первые истребили вторых, но и сами скоро вымерли, потому что те подвалы плохо были приспособлены для жизни. Потом сталкеры с Ленинского, заходя туда за жратвой, долго еще на трупы натыкались. А эти вот, на Шаболовке, сумели уцелеть - может, и за счет установки своей. Только вот людям она неслабо на
мозги действовала, а договориться с деятелями этими никак было нельзя: пробейся-ка к ним попробуй с этой установкой… Так что были они у Роджера, как бревно в глазу: сами могли на поверхность выходить и по магазинам шарить, а нашим из-за них путь наверх был закрыт. Роджер уже несколько раз наемников приглашал, ну, чтоб чужими руками с этими гадами разделаться, да только никто из них не вернулся. А девки, вишь-ка, справились…
        Говоривший выдержал паузу и продолжал.
        - Ту, которая Победительница, все-таки пришлось домой отправить. Все-таки известная штучка, скандала побоялись. Ну как ее друганы с Девятьсот пятого что пронюхают и заявятся свою кралю вызволять? Зато вторая - шалашовка приблудная, никому не известная. Такой никто не хватится. Что по мне - нечего с ней валандаться: завести в туннель, там шило в бок, а остальное крысы доделают…
        «Пора рвать когти!» - подумала Кошка и начала по возможности тихо пробираться в конец станции - туда, где стояли дозорные возле входа в туннель к Октябрьской.
        - Не велено никого пускать без особого распоряжения начстанции! - буркнул часовой. Другого ответа она и не ожидала. Что ж, по крайней мере, не скрутили на месте. Кошка решила попытать счастья на противоположном блокпосте, у туннеля, ведущего в сторону Ленинского. К ее удивлению, то ли Роджер не успел отдать соответствующий приказ, то ли еще по какой причине, но часовые лишь мельком взглянули на ее «корочки» и посторонились.
        Кошка пошла по туннелю, внимательно оглядывая стены и потолок, и вскоре обнаружила то, что искала - шахту, уходящую наверх. Видимо, это было вентиляционное отверстие.
        - Вот и ладно, - пробормотала она. - Попутали вы, голубчики. Думали, я одна из тех тихонь, которых запреты да приказы удерживают? Думали, что, кроме как по туннелю, мне и пути на волю нет? Я - Кошка. Где хочу, там и гуляю!
        Она натянула костюм химзащиты, но противогаз надевать пока не стала. Цепляясь специальными крючьями, которые всегда на всякий случай носила в рюкзаке, за кабель, протянутый по стенам, добралась до отверстия шахты и протиснулась внутрь. Теперь предстоял долгий подъем.

* * *
        Она не знала, сколько времени карабкалась, цепляясь за ржавые скобы, заменявшие ступеньки. Мешал костюм, сковывая движения, мешал висящий через плечо автомат, который приходилось то и дело придерживать, чтобы не сползал. Другой на ее месте, наверное, уже давно выдохся бы, но она, сжав зубы, вся в испарине, упорно поднималась. И наконец, оказалась в узкой бетонной трубе, прикрытой сверху крышкой. Не без труда отвалив ее, Кошка выползла наружу. Вокруг были развалины, и она не очень понимала, в какую сторону ей направляться теперь. В памяти встала карта поверхности, которую перед выходом показывал ей и Нюте Роджер - так, на всякий случай. Она тогда постаралась рассмотреть район во всех подробностях и помнила, что улица от метро Шаболовская вела в сторону станции Октябрьской. Где-то рядом с этой улицей она сейчас и находилась. Но как понять, куда идти, если вокруг россыпи битого кирпича в человеческий рост? Может, как раз под ними улица и находится? Кошка взобралась на одну из кирпичных горок и попыталась осмотреться. С одной стороны возвышалась полуразрушенная стена, с другой - остатки невысокого
строения. Чуть дальше просматривался неплохо сохранившийся многоэтажный дом, и вдоль него - несколько деревьев на одинаковом расстоянии друг от друга. Вот это, наверное, и была улица - Кошка помнила, что верхние жители обычно высаживали деревья вдоль дороги, не везде, конечно, но довольно часто.
        Она пошла вдоль по дороге и вскоре увидела приметный ориентир - то самое голубое здание кубической формы, кинотеатр «Алмаз», который она видела по пути с Ленинского проспекта. Неподалеку, на перекрестке, по-прежнему бесшумно носились по кругу один за другим клыканы. Теперь она знала, куда идти. Развернулась и зашагала в обратном направлении.
        Теперь местность казалась Кошке немного иной, чем в прошлый раз, когда они шли здесь же вместе с Егором Кораблевым. Все было более обыденным, дома не казались такими высокими. Исчезла башня из металлических прутьев, возвышавшаяся в прошлый раз над всей округой. Краем глаза Кошка вдруг заметила серую тень, метнувшуюся куда-то вбок. Оглянулась - и увидела еще нескольких животных, настороженно следивших за ней. Судя по всему, это были обычные бродячие собаки - но если с одной она справилась бы без труда, то стая представляла проблему посерьезнее. Оглядываясь, Кошка сделала несколько шагов вперед. Животные тоже приблизились. Самым жутким было то, что все это происходило в абсолютном безмолвии. Звери не лаяли, не рычали - лишь понемногу сжимали вокруг нее кольцо. Кошка подняла автомат и сделала несколько шагов им навстречу. Звери попятились, но не убежали. «Не отстанут, - поняла она. - И за спиной оставлять их нельзя…» Она навела автомат на вожака, который как раз припал к земле и оскалил клыки. Кошка дала короткую очередь, и в ту же секунду пес прыгнул.
        Пули настигли зверя, но по инерции он продолжал прыжок. Серая, залитая кровью туша сбила Кошку с ног. Зверь вцепился ей в плечо, пытаясь прокусить «химзу», но хватка его делалась все слабее. Зато остальные члены стаи пришли на помощь вожаку - чьи-то челюсти, как в тисках, сжали ее ногу. Кошке удалось выхватить нож и воткнуть в горло ослабевшего пса. Хлынула кровь, вожак засучил ногами и издох. Кошка пыталась нашарить автомат, который при падении отлетел в сторону. Собаки прыгали вокруг, норовя вцепиться как следует, но в результате лишь мешали друг другу. Наконец ей удалось поднять оружие, и она полоснула очередью по бесновавшимся псам. Два или три свалились раненые, остальные немного отбежали и издали следили за ней. Кошка еле поднялась с земли, пытаясь понять, ранена она или нет. Болела нога, саднило плечо, но кости, вроде, были целы. Собаки больше не решались нападать. Она потихоньку двинулась вперед, то и дело оглядываясь на них, но они, похоже, на глазах теряли к ней интерес. Две или три подошли к распростертому телу вожака и принялись лизать его кровь.
        Наконец слева Кошка увидела вход в метро Шаболовская - неказистое невысокое четырехугольное строение грязно-белого цвета, вокруг которого еще сохранились обломки торговых палаток. Справа на асфальте валялись остатки металлического забора. Кошка увидела под ногами табличку «Стоянка машин». За забором земля была словно вспахана, а еще дальше образовалась огромная яма. Ей вдруг показалось, что голова у нее снова начинает болеть, но, возможно, то были последствия отравления молочаем.
        Миновав вход в метро, Кошка двинулась дальше и вскоре увидела справа многоэтажное здание. Опавшие листья, прихваченные морозом, шуршали под ногами. На деревьях, высаженных когда-то вдоль улицы, еще сохранились грозди красных ягод - Кошка уже видела такие, когда они только вышли с Фрунзенской. У Кошки даже рот наполнился слюной, когда она вспомнила их терпкую горечь, но она тут же одернула себя - не время сейчас ягоды собирать! И так неизвестно, удастся ли ей вернуться в метро до рассвета. Если нет, можно, конечно, попробовать укрыться от дневных хищников и слепящих солнечных лучей в каком-нибудь подвале или в доме, но лучше не рисковать. Кто знает, какое зверье водится в этом районе?..
        Под ногами вдруг мелькнуло что-то длинное, тонкое, черное. Кошке показалось, что оно шевелится, и она в ужасе отскочила в сторону. Вспомнились жуткие рассказы сталкера Сафроненко о пиявках с железнодорожной станции Удельная. Конечно, Сафроненко - известный балагур, он и соврет - недорого возьмет, и все же наверняка что-то такое было… Он говорил, что те пиявки из медицинского центра разбежались… А ведь в большом городе больниц много, и кто знает, какие существа расползлись оттуда? Но приглядевшись, Кошка поняла, что напугавший ее предмет был всего лишь куском толстого провода.
        Посередине улицы пролегали трамвайные рельсы, и это еще раз убедило Кошку в том, что она попала, куда надо. Одним из ориентиров на карте, которую она хорошо помнила, было трамвайное депо в конце улицы. Она понятия не имела, что такое «депо», но раз трамвайное, значит, наверное, туда и ведут рельсы. От депо до станции Октябрьская, судя по карте, было не так уж далеко.

* * *
        Порыв ветра налетел неожиданно, и все вокруг словно преобразилось. Закачались ветви деревьев, а откуда-то сверху донесся резкий ритмичный стук. Перепуганная Кошка не сразу сообразила, что это хлопает створка распахнутого окна. Еще один порыв - и на нее посыпались осколки стекла, так что она едва успела увернуться. Повалил серый снег, который тут же, на лету, таял. А потом вдруг что-то с размаху накрыло ее голову и плечи. Кошка забилась, пытаясь вырваться, и только спустя несколько кошмарных секунд поняла, что атакует ее не живое существо, а унесенная ветром тряпка. Ветер крутил и швырял что-то похожее на обрывки серой бумаги, гнал по вспучившемуся асфальту дребезжавшую пустую жестяную банку. «Это все деревья, которые называют тополями, - подумала Кошка. - В начале лета они расшвыривают пух, похожий на снег, а потом из этого пуха вырастают новые, и сила у них такая, что они взламывают асфальт изнутри. Вот поэтому теперь так трудно идти - весь город зарос этими тополями, весь асфальт, даже уцелевший после Катастрофы, пошел трещинами, буграми и рытвинами. И этот ветер налетает, сбивает с ног, несет с
собой всякую дрянь. Мусорный ветер, вот что это такое. Леха знал песню и про это, а еще там было что-то про смех Сатаны…» Кошка представила себе, как этот Сатана сидит сейчас где-нибудь на высокой крыше, смотрит вниз и смеется, глядя на дело рук своих. Или бродит где-нибудь поблизости. И тут ей показалось, что впереди действительно кто-то движется.
        Кошка напряглась, нащупывая нож. У того, кто шел впереди нее - если это был человек, а не призрак или не морок - были длинные светлые волосы. Кошка тихонько заскулила от ужаса. Она не была готова к такому. Мелькнула даже мысль, что Веселый Роджер и неизвестный мужик с Шаболовской врали - мутант на башне действительно был, только они с Нюрой и Дятлом его вовсе не убили. Он очухался и теперь опять насылает видения. «Нет уж, не поддамся!» - упрямо твердила она про себя, стараясь отвлечься от мыслей о привидениях.
        Кроме песни про мусорный ветер, Леха еще учил ее песне про безобразную Эльзу. Кошку всегда занимал вопрос, та ли это Эльза, которая в сказке сидела в пещере и плела братьям рубашки из крапивы? Выходило, что, пожалуй, и не та, поскольку Эльза из сказки, наверное, была красива, раз в нее влюбился король. С другой стороны, король - это просто главный правитель, вроде товарища Москвина на Красной Линии или все того же Роджера. Оба припомнившихся ей руководителя были настолько непривлекательны, что, пожалуй, для них сгодилась бы и безобразная. Тем более что эта Эльза, если верить песне, была не дура выпить. А еще Эльзой, кажется, звали шпионку, которую, по слухам, недавно нашли мертвой на Ганзе…
        Интересно, почему ей в последнее время все чаще вспоминаются по каждому поводу Лехины песни? Наверное, потому, что он знал их очень много, а она убила его и теперь должна помнить их вместо него. Как это ученый сказал: жаль, что знания будут утрачены? Теперь ее долг - постараться не забыть то немногое, что она помнит про Леху. Он ведь был не таким уж плохим, жалко, если память о нем рассеется без следа… Проклятье, что-то не вовремя ее на философию потянуло! Кошка посмотрела вперед - там ли непонятная фигура? Да, по-прежнему там, но, кажется, она удаляется. Что если попробовать отсидеться в одном из домов? Вообще-то она не любила заходить внутрь - словно сама в ловушку лезешь, но привидений боялась еще больше, чем мутантов. Снова вспомнились рассказы про Белую Невесту. Ведь судя по карте, не так уж и далеко Кошка сейчас от реки, от Острова и моста. Вообще-то Невеста не должна уходить с моста, но кто их, мертвых, знает, что им в голову взбредет? Ведь как ни крути, а красный замочек-то был, и Кошка держала его в руках. Может, теперь Невеста взяла ее след и не отступится, пока с ума не сведет или с
собой не заберет?..
        Кошка осторожно зашла в подъезд, благо, дверь давно была выбита. Внутри были лужи и неприятный запах, который она почувствовала даже в противогазе, но опасности, вроде, не ощущалось. И она стала осторожно подниматься по лестнице.
        Впрочем, удалось дойти только до второго этажа - дальше лестница была разрушена, но ей дальше и не хотелось. Двери в квартиры тоже были выбиты, возможно, тут побывали уже после Катастрофы. Кошка за пару шагов пересекла малюсенький коридорчик и очутилась в комнате. Под ногами хрустнуло: игрушка, пластмассовая вроде. Кошка некстати вспомнила одного садиста с Китай-города. Каждый раз после ограбления, совершенного с особой жестокостью, на него накатывало что-то вроде угрызений совести. Дня три он обычно беспробудно пьянствовал, а потом отправлялся на экскурсию в магазин игрушек. И после этого вручал обветшавших, изодранных, выцветших зверюшек немногочисленным бледным, перепуганным детям, не понимавшим, чего от них хотят, да еще ворчал:
        - Чего понурые такие? Берите, да не забудьте дяде Мише спасибо сказать - я жизнью рисковал наверху за ваше детство счастливое! Все для вас, паразитов, а вы не цените…
        Дети, онемев от ужаса, глядели на дарителя, который, с чувством выполненного долга, отправлялся пьянствовать дальше. Кошка вообще считала, что Китай-город - не самое лучшее место для детей, особенно с тех пор, как побывала на других станциях и получила возможность сравнить. Даже странно, как там мог появиться, такой ребенок, как Сонечка, ее спасительница. Но Соня вообще была очень необычным существом. Во-первых, умела быстро бегать, а даже если ее догоняли, оборонялась настолько отчаянно, пуская в ход не только руки и ноги, но и зубы, и ногти, что ее старались не трогать. Во-вторых, девочка умела взглянуть так, что у самых закоренелых бандитов мороз пробегал по коже. Если прибавить ко всему этому, что говорила Соня непонятно, но горячо, особенно - когда сердилась, неудивительно, что многим обитателям Китай-города эта кроха внушала какой-то суеверный страх.
        И даже это ее не уберегло. «Знать бы, что с ней? - подумала Кошка. - Погибла или просто ушла?..»
        Дети. Кошка вновь вспомнила про Павлика. Он ждет ее на Октябрьской. Надо идти.
        «Что принести тебе сверху на память, Павлик? Грязного матерчатого зайца? Проржавевшую машинку? Радиоактивную погремушку? Осколки стеклянного шарика? Нет, уж лучше ничего не принесу - чем позже ты узнаешь, какое наследство тебе достанется, тем для тебя же будет спокойнее…»
        Постояв еще немного, она вышла из квартиры и осторожно пошла вниз по лестнице. Опасливо выглянула из подъезда - вроде бы та жуткая фигура больше не маячит впереди. Но теперь, после безмолвного мертвого дома, ей стало еще более одиноко, а потом охватил беспричинный ужас. Сейчас Кошка, наверное, обрадовалась бы даже мертвецу или привидению. У нее было чувство, словно она осталась в этом мертвом городе одна и никогда больше не увидит других людей. Вот странно - раньше ей казалось, что она людей недолюбливает, а теперь получается, что страшнее всего - одиночество и тьма… С трудом взяв себя в руки, Кошка заспешила вперед.
        А вот и мертвец. Человек в «химзе» лежал поперек дороги, уткнув голову в сгиб локтя, словно прилег отдохнуть. Видимых повреждений на теле не было, но труп давно уже закоченел. Кошка, может, и не стала бы задерживаться, но кинула взгляд на ноги мертвеца. Одна нога была в сапоге, а другая - в огромном, не по размеру, несуразном ботинке. И ботинок этот был ей знаком.
        Непослушными руками Кошка потянула с лица человека противогаз. Когда она стащила маску, его голова со стуком ударилась о мокрый холодный асфальт. Она повернула его лицом к себе, уже зная, что увидит, но в груди у нее все равно екнуло.
        Это действительно был Егор Кораблев - тот самый парень, с которым они вместе вышли с Ленинского проспекта. Которого она безуспешно пыталась спасти. Который ушел к башне - на зов мутанта. И вот теперь он лежит здесь. Может, никакого мутанта и впрямь не было, а парень просто заблудился и погиб?
        - Где я беру такие грибы? - пробормотала Кошка. - Значит, ничего не было? Нюты не было, мутанта не было… Ничего нет. Может, и меня уже нет? И все это мне приснилось? А интересно, с какого момента? Может, на самом деле музея тоже не было? Может, мне и про Ленинский проспект все приснилось? Может, снится и сейчас? И на самом деле я скоро очнусь где-нибудь на Ганзе?
        Все ужасы и переживания последних дней внезапно навалились на нее, грозя обессилить, лишить воли к жизни. Кошка вновь услышала размеренные, тяжелые шаги, сопровождавшие ее в музее. Царь-Мореход неспешно прошествовал мимо, не удостоив ее взглядом, и отправился дальше на поиски моря, своего корабля и прежнего мира. Из окна противоположного дома выглядывала Белая Невеста и приветливо махала ей рукой, зазывая в гости. Игуандон Маруся рычал на нее из подъезда, топорща жесткий воротник вокруг шеи. Безобразная Эльза стояла рядом, потрясая колючей зеленой рубашкой, и явно хотела, чтоб Кошка ее померила. Мертвый Леха укоризненно качал головой, пытаясь окровавленной рукой зажать дыру в животе.
        Кошка ударила кулаком по асфальту. Боль немного отрезвила ее, призрачные видения пропали. Как бы там ни было раньше, сейчас она явно находилась на поверхности. Было холодно и сыро, и надо было в первую очередь думать о том, как оказаться в безопасности. А уж вернувшись в метро, можно будет хоть до посинения размышлять о странных событиях, случившихся с ней за последнее время.
        Нужно идти дальше. Кошка заколебалась было - ей не хотелось оставлять парня вот так, валяться на холодной земле. Странно, что на него до сих пор не наткнулись какие-нибудь падальщики. Но что она могла для него сделать? Только слегка завалить мусором. Она сама понимала, какая ненадежная это защита, и ругала себя за то, что тратит силы на бесполезные действия. Ругала, а сама подтаскивала к телу все новые и новые ветки. Потом, когда их набралась целая куча, взгромоздила сверху пару толстых досок, какую-то железяку, оглянулась в последний раз на «могилу» и решительно зашагала вперед.

* * *
        Справа показалась церковь, потом - невысокое здание с широкими во всю стену окнами. Сквозь них были видны столики, и Кошка догадалась, что раньше это, видимо, была столовая. Представила себе, как люди сидели здесь, неторопливо ели, глядя на деревья за окном. Вспомнила прогорклый чад в закусочной «За три потрона» и вздохнула.
        Ей вновь показалось, что впереди идет девушка со светлыми волосами, но теперь Кошка не испугалась. Вряд ли то был призрак Невесты - она, как известно, появляется в пышном белом платье, разорванном и грязном. А девушка была одета по-мужски, в джинсы и свитер. Может быть, она, наоборот, хочет указать ей путь?
        Кошка привыкла к тому, что в иных местах, прежде густо заселенных людьми, ей иной раз мерещатся голоса мертвых. Например, если подняться от коллектора Неглинки вверх по холму и пройти тихими переулками, в некоторых местах можно было услышать словно бы невнятный шепот. Кошка иногда вслушивалась, и ей казалось, что она разбирает отдельные слова. Вот женский голос упрашивает кого-то не уезжать, а мужской - сердится. Вот слышно, как плачет или смеется ребенок. Иногда голосов не было, зато отчетливо раздавались легкие шаги, хотя самого идущего видно не было. А однажды Кошка увидела на подоконнике третьего этажа маленькую детскую фигурку. Очаровательная малышка, с виду лет шести, со светлыми кудрявыми волосами, в длинной рубашке, служившей ей вместо платья, с любопытством смотрела вниз из черневшего пустотой оконного проема и, казалось, вот-вот упадет. Но как только она заметила Кошку, сразу исчезла. Может, то было привидение, а может - кто-нибудь из выродков. Обычно у них рождались уроды, но появлялись и нормальные с виду дети. Правда, долго они, как правило, не жили. В общем, тогда Кошка рассудила,
что лучше не вмешиваться: привидение ловить бессмысленно, а если в заброшенном доме и впрямь обитает живой ребенок, значит, о нем есть кому позаботиться.
        Сейчас, вспомнив тот случай, она подумала, что стоило все-таки осмотреть тот дом. Если бы девочка плакала и звала на помощь, Кошка, возможно, так и поступила бы. Но опыт научил ее - лучше не делать лишних движений и не вмешиваться в чужую жизнь без приглашения. Если кто-то существует в абсолютно ненормальных с твоей точки зрения условиях и ощущает себя вполне гармоничным и счастливым, то это его личное дело.
        Вот и сейчас идущая впереди по трамвайным рельсам девушка кажется ей чем-то необычным. Но ведь та идет себе спокойно, ее не трогает. Почему надо ее бояться? Даже призраки не всегда бывают опасными. И, в сущности, почему они должны непременно вступать в какие-то отношения с людьми - пугать или, наоборот, помогать? Вполне возможно, что большинству из них до людей нет никакого дела.
        Засмотревшись на девушку, Кошка не сразу заметила, что дошла уже почти до конца улицы, где ее пересекала другая. Справа виднелась стена с широкими двустворчатыми воротами, распахнутыми настежь. Девушка свернула туда и пропала среди невысоких кирпичных строений. Судя по всему, это и было трамвайное депо.
        Кошка даже расстроилась. Она, вроде, уже привыкла к девушке и даже чувствовала себя не так одиноко среди развалин. Но следовать за ней в депо она не собиралась. Насколько она помнила карту, ей нужно было сейчас повернуть налево, выйти на проспект, а там уж рядом и площадь, где стоит памятник красному вождю, и метро.
        Она не сразу сообразила - то, что казалось ей живой изгородью, было скопищем горгонов. Черные тела, увенчанные пучками щупальцев, почти не выделялись на фоне голых мокрых черных кустов и удачно прикидывались безобидной растительностью. Не успела Кошка опомниться, как одно щупальце захлестнуло ее ногу, а другое взметнулось чуть ли не к лицу. Если монстру удастся опутать жертву и подтащить к середине ствола, где у него располагался рот, ее уже ничто не спасет.
        Отчаянно орудуя ножом и расшвыривая ошметки черной плоти, Кошка все-таки сумела освободиться и отбежать в сторону. И тут же увидела маячивший у выхода на проспект квадратный силуэт - словно огромная жаба сидела, слегка сгорбив плечи. Возня привлекла внимание жабоподобного хищника. Скачок - и жуткое существо оказалось совсем рядом.
        Кошка в ужасе вжалась в стену возле какой-то будки. Автомат тут явно был бесполезен. «Стань тенью!» - приказала она себе, надеясь, что жуткий хищник примет ее за часть пейзажа. Она, по неизвестной причине, больше всего боялась именно этих обитателей поверхности - как другие боятся пауков.
        Жабоголовый сделал еще прыжок - теперь он был совсем рядом, не дальше, чем в пяти шагах от нее. Но все его внимание было сосредоточено не на человеке, а на мокром асфальте, где извивались обрубки щупальцев, похожих на толстых черных червей. Невольно Кошка опять вспомнила про пиявок со станции Удельная, о которых рассказывал Сафроненко. А кто-то из сталкеров говорил ей, что из каждого такого обрубка щупалец может потом вырасти новый горгон. К счастью, из этих обрубков уже никто не вырастет - не судьба… Жабоголовый вывалил длинный язык, секунда - и черный обрубок уже извивался у него в пасти. Мутант нагнул голову, словно прислушиваясь к своим ощущениям, смакуя редкое лакомство. Потом судорожно икнул - и Кошке показалось, что она видит, как щупальце провалилось ему в желудок, все еще продолжая извиваться. Жабоголовый удовлетворенно потряс головой и вновь вывалил язык. Кошка вдруг увидела, что челюсть у него сильно искривлена, словно она была распорота, а потом неправильно срослась. Потому-то он, наверное, и предпочитал еду поделикатнее, которую уже нарезали на кусочки. Кошке пришлось дожидаться
окончания этого жутковатого обеда. Она припомнила, что кто-то из сталкеров рассказывал, как они с голодухи попробовали варить щупальца горгона. Он уверял, что есть было вполне можно, только было ощущение, что жуешь резиновую подошву. С другой стороны, жители некоторых станций были убеждены, что эти твари ядовиты и употреблять их в пищу ни в коем случае нельзя. Но Жабоголового, видно, это не волновало.
        Обкромсанный горгон тем временем судорожно извивался. Наверное, если бы он умел издавать звуки, то вопил бы сейчас от боли. В любом случае, это сослужило ему плохую службу: доев мелкие кусочки, Жабоголовый обратил внимание на их прежнего хозяина. Одно движение - и один мутант словно натянулся на другого сверху. Горгон затрепыхался совсем уж яростно, и хищник сделал несколько судорожных движений, пытаясь заглотнуть его целиком. Кошка рассудила, что это самый лучший момент, чтоб смыться, пока на нее никто не обращает внимания. Кто знает, каков аппетит у этой жуткой жабы? Может, решит и ее употребить на десерт?
        Она вышла на проспект, где среди остовов машин неспешно ползали гигантские слизни, оставляя за собой белые полосы. Кошка знала по опыту - вещество, выделяемое ими, разъедает хуже кислоты, поэтому старалась не наступить ненароком в такой след. Одно неверное движение - и с ботинками можно было попрощаться, а возможно - и с ногами тоже.
        Из-за угла навстречу ей вывернуло существо, похожее на жутко истощенного человека, передвигавшегося на четвереньках. Оно опиралось на тонкие длинные «руки», сжатые в кулаки. Только на этих «руках» было по четыре пальца, По крайней мере, так с первого взгляда казалось. Ушей у существа не было, их заменяли щели, зато огромные челюсти были усыпаны острыми зубами. Узкие, длинные ноздри втягивали воздух - хищник пытался оценить, стоит ли добыча усилий. «Стигмат», - подумала Кошка и чуть ли не обрадовалась мутанту, как старому знакомому. По крайней мере, она тут не одна.
        Стигмат, похоже, обрадовался тоже и начал осторожно приближаться к ней. Кошка пристально следила за его верхними конечностями: в момент нападения этот мутант разжимал ладонь, и из глубокого шрама на внутренней стороне выстреливало длинное и острое жало - его «пятый палец».
        - Ну что ты, дурачок, я совсем не вкусная, - увещевала его Кошка, осторожно пятясь. Ей не хотелось его убивать.
        И вдруг сзади взвилась сеть, накрыв монстра. Стигмат забился, пытаясь освободиться. Мелькнули две темные фигуры в «химзе» и противогазах.
        «Сталкеры», - вяло подумала Кошка.
        Один из них приближался к ней:
        - Мурка! Ты, что ли?! - услышала она.
        И тут же поняла, что на самом деле сходит с ума. Только один человек называл ее так, и этот человек убит ее собственными руками. Кошка обреченно зажмурилась. Сил бороться больше не было. Она до последнего отбивалась бы от живых, а с мертвым ей не сладить. Леха все-таки пришел за ней.
        Ноги ее подкосились, и она опустилась на грязный асфальт, прямо в лужу. А потом наступила тьма…
        Глава 12
        СТАРЫЙ ПРИЯТЕЛЬ И НОВАЯ ПРОБЛЕМА
        - Нет, вы посмотрите на нее! - возмущался обладатель басовитого голоса. - Киса, очнись, не время мечтать! Да и не место…
        И тут до Кошки дошло.
        - Вотан, это ты?! - заорала она.
        Над ней склонилась багровая рожа, обрамленная светлыми слипшимися волосами и наискось перечеркнутая черной повязкой.
        - Ну, ну, полегче, - бормотал Вотан. - Вот теперь вижу - это точно ты. Я вообще-то тебя сразу узнал по костюмчику - он приметный у тебя, вставочки металлические прикольные. Но когда ты встала столбом, а потом и вовсе рухнула как бревно ни с того ни с сего, уж не знал, чего и думать. Может, думаю, убили тебя, а костюмчик кто другой позаимствовал?
        - И не мечтай даже! - радостно сказала она. - А где я?
        Она лежала на дырявом матрасе в большой палатке, рядом сидел еще один сталкер - кажется, его звали Сигурд.
        - На Октябрьской, - буркнул Вотан. - Ты так некстати отключилась… пришлось нам тебя до метро по очереди тащить.
        - А чего вы наверху делали?
        - Что могут делать егеря Ганзы на вверенной их попечению территории? Охотились, естественно. Мутантов отлавливали для полигона на Пролетарке.
        - Ну и как?
        - Да так себе улов: паршивенький стигмат и нервическая девица! - егерь захохотал, гордясь своей шуткой.
        - Опасная у вас работа, - поежившись, сказала Кошка, решив не обижаться за «нервическую».
        - Ну зато и платят нехило, - буркнул Вотан.
        Как только окончательно пришедшая в себя Кошка выбралась из палатки, ей чуть ли не сразу попалась на глаза Скорбящая. Старуха сидела у колонны на каком-то тряпье, перебирала мешочки с сушеными травами и по обыкновению внимательно оглядывала всех вокруг.
        - Здравствуй, девушка, - пробормотала она невнятно. - А я уж думала - не вернешься ты. Приходил тут человечек один, спрашивал - не встречала ли я ляльку в черных перчатках, у которой волосы русые и шрам на виске. Я сказала, что не видала, а он тогда и говорит: если увидишь, передай, чтоб на Китай-город ни в коем случае не возвращалась. Ищут ее там. Один из людей, что приходили с ней в прошлый раз, выжил, и теперь его держат там в заложниках. Только пусть не вздумает туда соваться - и его не спасет, и самой плохо будет. Скажи, чтоб затаилась где-нибудь и не высовывалась, пока все не уляжется. Ладно, говорю, я старуха скорбная, убогая, но если где такую увижу, передам обязательно, а что уж она там натворила, меня не касается, мое дело маленькое. Он меня похвалил и патронов отсыпал.
        Кошка, поняв намек, тоже вложила в морщинистую руку пригоршню патронов. Попыталась расспросить старуху, как выглядел человек, но та лишь бормотала, что зрение у нее по старости слабое, а человек тот от других отличался мало - две руки, две ноги, одна голова, что еще надо? Кошка на всякий случай сделала вид, что новость ее не особо заинтересовала, хотя сердце затрепыхалось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
        - А как Павлик? - спросила она. - У Регины все в порядке?
        - Жив твой крикун, не беспокойся, - заухмылялась старуха беззубым ртом. Кошка стояла в растерянности, не в силах прийти в себя после всего услышанного.
        Значит, кто-то выжил в той резне? Может, это ложь, чтоб заманить ее на станцию? Но тот человек, наоборот, советовал ей там не появляться. Хотя посоветовать ей что-то - верный способ заставить ее поступить как раз наоборот.
        Но если это правда - кто же, кто же остался жив?
        Рохля? Тогда она могла бы отдать ему Павлика - ведь это же его сын, в конце концов, пусть бы сам о нем и заботился. Хотя Рохля, похоже, и о себе не очень-то в состоянии позаботиться. Но парень нравился ей - она все вспоминала его хрипловатый, с ленцой, голос «Ну ты лентяйка!». Она могла бы помогать ему с ребенком.
        А что если все-таки выжил Сергей? Кошка сама не знала, кого из них больше жалеет. Кого хочет увидеть. Она скучала и по тому, и по другому. Вот бы в живых остались они оба!
        Господи, как узнать? Ну почему неведомый доброжелатель не потрудился заодно назвать имя уцелевшего? А может, никакой он не доброжелатель, и это все нарочно подстроено, чтоб она помучилась, а на самом деле все ее бывшие спутники мертвы?
        Ответов на свои вопросы Кошка пока не находила. Ей хотелось тут же наведаться к Регине, навестить малыша, но Вотан ничего слушать не хотел и потащил ее в кабак «За три потрона» - обмыть удачный поход да и ее спасение за компанию.

* * *
        - Так говоришь, от Парка до Октябрьской поверху шли?! Типа променад?!
        Вотан хохочет, словно его это очень забавляет. Видавший виды пластиковый стул под его грузным телом трещит и, кажется, вот-вот сломается. Вотан не обращает на это внимания и пристально смотрит на нее. Что у него во взгляде - насмешка, жалость? Отчего у нее такое ощущение, что егерь смотрит на нее, словно сквозь оптический прицел? И зачем постоянно подливает ей браги - словно хочет ее споить, как когда-то Седой. Кошка, стоит ему отвернуться, выплескивает излишки в кружку соседа по столу.
        - Представляешь, - говорит Кошка, - мы были совсем рядом с Островом.
        - А-а-а, тем самым? Где у красных сталкеров, типа Валгалла? - понимающе кивает Вотан.
        - Почему у красных? - удивляется Кошка, смутно припоминая, что про Валгаллу он ей когда-то рассказывал. По его поверьям, это такое место, куда попадают убитые воины, чтоб пировать и веселиться в награду за подвиги. Кошка знала, что Вотан, Сигурд и вся их компания молится своим богам и даже имена они себе взяли в честь богов и героев. Это было нормально. В метро каждый верил, во что хотел - кто в Сатану, кто в Великого Червя, кто в Хозяина Туннелей. Лучше было в это не вникать. Главное - чтоб эти боги помогали.
        Вотан раньше и ей предлагал несколько раз присоединиться к их компании. Говорил, что это прикольно, что до этого в группе у них баб не было. Обещал подобрать ей имечко покрасивее: «Будешь у нас Брунгильдой. Или Фрейей. Или будем звать тебя просто - Валькирия».
        «А в этот раз что-то не предлагает…» - думает она.
        - Ну, к Острову ведь ближе всего Кропоткинская и Парк Культуры, - отвечает Вотан. - А сталкерам Ганзы не так уж плохо живется, чтоб по доброй воле на Остров отправляться. Когда силы уже не те, обучают молодняк.
        Кошка хочет снова выплеснуть брагу. Вотан пристально смотрит на нее. Ее сосед уже глядит остекленевшими глазами куда-то вдаль. Да и сам Вотан уже хорош.
        - А ведь я там был, - тихонько говорит он. И уже не смеется. Ей приходится наклониться к нему, чтобы разобрать слова.
        - Где? - спрашивает она, хотя сама уже понимает, о чем речь.
        - Там. На Острове.
        Она смотрит на него с ужасом, как на выходца из могилы.
        - Враки все это - то, что про него рассказывают. Никакие призраки не пляшут там при луне. Есть только полуразрушенные дома, я даже забирался в некоторые. В одном доме этаже на третьем такие прикольные вещи видел. Прикинь, ванна в виде громадной красной женской туфли на высоком каблуке! Была б там еще вода теплая, не вылезал бы из такой. А еще там мужик сидел, из какого-то камня сделанный. Я его про себя прозвал Один, - с ударением на первый слог говорит Вотан. - Сидит и смотрит на Храм - оттуда он как на ладони. А в углу другой мужик валялся - не каменный, настоящий. Вернее, то, что от него осталось. Я его про себя почему-то окрестил Ермолаичем. Мне даже казалось, что он улыбается мне - так у него зубы были оскалены. А призраков я там не видел, вот только…
        - Что? - подалась к нему Кошка. Егерь как-то странно усмехается:
        - Как же вы, бабы, на всякую чертовщину падки! Я так понял - люди там были, когда жахнуло. До метро они добежать, ясное дело, не успевали, а вот в подвалах тамошних еще прожили какое-то время - недолго, правда.
        - С чего ты взял? - впилась в него взглядом Кошка.
        - Я там надпись нашел на стене в подвале одном. То ли краской черной, то ли углем. Еле разобрал каракули. Знаешь, что там было написано? «Будьте вы прокляты, твари подземные!». Вот я и думаю - видно, кто-то из них пытался уже потом в метро попасть, да не пустили. Вот он и оставил перед смертью напутствие. Они знали, понимаешь, знали наверняка, что кто-то уцелел, заперся в убежище. А им двери не открыли, бросили умирать…
        Да, объяснять такое Кошке нужды не было. Ее ведь тоже когда-то бросили умирать. Иногда ей казалось - она и в самом деле умерла тогда. Потому что невозможно поверить, что та худенькая девчонка, жадно слушавшая сказки, ловившая каждое ласковое слово, брошенное ей мимоходом, как подачку, и нынешняя Кошка, безжалостная хищница, - одно и то же существо. Может, та девчонка умерла, а в тело ее вселился кто-то другой? Теперь он говорит ее голосом, смотрит на мир ее глазами. И обдумывает месть…
        - А призраков-то там нет, конечно, кости одни, - задумчиво продолжает Вотан тем временем. - Только вот слышал я иной раз за спиной как будто вздохи… и фонарь у меня в тех развалинах все время гас. А еще казалось - кто-то бесшумно идет следом за мной.
        - А ты слышал про подземный ход под рекой? - говорит, не удержавшись, Кошка.
        - А-а, вот ты о чем! - Вотан глядит - словно мысли ее читает. - Боишься, что однажды они наведаются к нам? И настанет судный день, и живые позавидуют мертвым? Может и так, почему бы и нет? Я бы на их месте - пришел.
        Кошка бледнеет. И вдруг Вотан разражается хохотом.
        - Ой, киса! Видала б ты сейчас свою моську! Наплел я тебе с три короба, а ты и поверила?
        Она пристально глядит на егеря. В его единственном глазу снова искрится веселье. Как будто и не он только что рассказывал ей все это. Но Кошка чует - от него исходит страх.
        К Вотану подсаживается одна из немолодых, набеленных женщин. Глаза, обведенные черным, жадно смотрят на еду.
        - Не угостишь, красавчик?
        - Уйди, чувырла! - орет егерь. - А то от твоей красоты ненаглядной у меня сейчас последний аппетит пропадет. Я еще не настолько пьян, чтоб на тебя позариться!
        Он смотрит в свою плошку, где дымится что-то непонятное. Брезгливо нюхает, потом подвигает к женщине.
        - А впрочем, можешь стрескать мой ужин! - орет он на всю закусочную. - Хозяин, небось, раскопал чью-то могилу, чтоб нас попотчевать сегодня. Чье это мясо?
        - Обижаешь, - доносится из угла. - Отборная свинина…
        - Знаю я, у кого ты ее отбирал. У бродячего пса, небось? То, что на Ганзе не доели, тебе мешками привозят, а ты этой дрянью сталкеров кормишь! Сколько раз зарекался ходить в твою тошниловку!
        - И вовсе обидно такую напраслину слышать, - бурчит хозяин, но Вотан уже не обращает на него внимания.
        - Песню! - ревет он. - Что за веселье без песни?!
        Кошка притворяется, словно ей тоже весело, и затягивает «Ушел наверх и не вернулся».
        - Да не эту, - кривится Вотан, - не то настроение. Другую давай!
        И он заводит боевую «Череп проломлен, пробита броня», а его спутники дружно подхватывают. Закончив эту, они без передышки начинают другую, про охоту на мутантов:
        И как она, бедняжка, ни орала,
        Но руку ей отъели до локтя.
        Кошка слышала, будто бы песня написана под впечатлением реального происшествия на Пролетарском полигоне, после которого женщин туда старались не пускать.
        - А теперь про мутанта давай! - орет Вотан, как только песня закончилась. - Про того, четырехглазого!
        Эту песню знали многие, и чуть ли не половина посетителей «Трех потронов» подхватывает:
        Я по городу гуляю, на развалины гляжу
        И застывшие трамваи стороною обхожу,
        Вдруг ужасного мутанта вижу я издалека -
        У него четыре глаза и всего одна рука.
        В какой-то момент Кошка поддается всеобщему веселью и начинает тихонько подпевать:
        Рассмотрев его поближе, удивился я вдвойне -
        У него четыре глаза и желудок на спине.
        И с какого перепуга создал бог такую страсть?
        У него четыре глаза, он готовится напасть!
        - Вот теперь я тебя узнаю, девочка моя! - восторженно орет Вотан. - Вот это по-нашему, киса!
        И он во весь голос выводит, отбивая такт ладонями по трещащей столешнице:
        Я подумал: «Вот зараза!» Сердце сжалось от тоски!
        У него четыре глаза и огромные клыки!
        И тут до Кошки доходит. Раньше он звал ее Катей, Катериной, Кэт. Мог Кримхильдой назвать под настроение. А кисой - не называл.
        Впрочем, может, он просто расчувствовался? И «киса» вовсе не означает, что теперь ему известно ее настоящее прозвище. Может, это просто единственное ласковое словечко, которое пришло на ум этому суровому головорезу?
        Но почему тогда, при встрече, он назвал ее Муркой? Или это ей померещилось?
        Кажется, брага ударила Вотану в голову как следует. Он прекращает петь, шикает на Сигурда, который предлагает еще что-то «побоевитее» и пристально смотрит на Кошку единственным глазом.
        - Слыхал я одну историю, - начинает он, - будто весь Китай-город подняли по тревоге, чтобы найти одну сталкершу. Особые приметы - изуродованное ухо и шрам на месте шестого пальца. И даже награду за нее обещали. За живую или мертвую.
        - И что ты собираешься делать? - спрашивает она, сверля его взглядом и нащупывая под столом нож. - Выдашь меня?
        - Э-э, да как тебе сказать? С одной стороны, объявленная награда не стоит того, чтобы я за нее даже почесался. Мы, егеря, за один удачный рейд втрое больше имеем. А рейды у нас, не считая последнего, - тьфу-тьфу! Так что пусть братки засунут эти три рожка себе… кое-куда.
        - Получается…
        - Да ни хрена не получается! - перебивает ее Вотан. - Киса моя, я же сказал: «с одной стороны». А если есть одна, то есть и другая, смекаешь?
        Кошка молча кивает.
        - Так вот, если эти быки китайгородские поймут, что за такие гроши серьезные люди не работают, и предложат серьезную же премию, мои слабые нервы могут не выдержать. И я буду первым претендентом. А знаешь, что с тобой сделают на Китае? Будут убивать долго и мучительно. Они, знаешь ли, на тебя порядком сердиты. Или продадут на полигон - помнишь наш полигон на Пролетарской? Я не раз поставлял туда дичь, но мне бы не хотелось, чтобы очередной дичью стала ты. Думаю, тебе это тоже вряд ли понравится. Ведь на полигоне, киса моя, все зависит от того, с какой стороны ты окажешься. Стрелком будешь, или мишенью! - и он хохочет, словно радуясь удачной шутке. - Так что делай ноги, киса моя, рви когти, пока старый Вотан не поддался искушению подзаработать. Беги, киса, беги и прячься понадежней… - он перегибается через липкий пластиковый стол, на котором валяются объедки, протягивая к ней руку. Кошка напрягается, готовая бить насмерть, но егерь лишь ласково треплет ее по щеке. - Сделай так, чтоб я тебя не нашел, очень тебя прошу. У тебя получится, я знаю. Надо очень сильно постараться - и все получится…
        Кошка вспоминает полигон на Пролетарской. Длинный зал, голые бетонные стены, все в выбоинах. Возле колонн - двухъярусные помосты, затянутые металлической сеткой. Там располагались в относительной безопасности охотники - а пойманных наверху мутантов, ослабевших от ран и от голода, выгоняли на них егеря. На полу - разводы засохшей крови, их даже не успевали отмывать толком. Забава для богатых охотников со всего метро. Впрочем, говорили, что и на Черкизоне есть что-то подобное.
        «Вот гад! - думает она. - Но ведь он меня спас, вместо того, чтобы дать тварям с поверхности прикончить - тогда бы он смог спокойно отнести на Китай-город мою голову. Хотя меня могли съесть целиком, и нести было бы нечего. Кстати, и потом, пока я была в беспамятстве, никто не мешал ему выдать меня - живьем. Но Вотан не сделал этого. А теперь, кажется, и вправду лучше уносить побыстрее ноги, пока он не передумал».
        - Спасибо, Вотан, - говорит она вслух. - За мной должок.
        - А у меня новый талисман, - хвастается тот, будто ничего не произошло. И, достав из кармана, вертит что-то серое перед ее глазами. Кошка вглядывается и ахает. Это изображение древнего моллюска, которое она видела у Сергея накануне похода на Третьяковскую. Грязно-белый камень, скрученный в спираль.
        - Где ты это взял? - хрипло спрашивает она.
        - Что, нравится? - усмехается егерь. - У торговца на Октябрьской. И можешь не облизываться - не продам даже за сто патронов. Я так думаю, эта штука приносит удачу. Хотя прежнему хозяину, кажется, удачи она не принесла - говорят, он плохо кончил.
        Произнося это, Вотан испытующе глядит на нее. Как будто нарочно бьет в больную точку. Как будто втыкает в нее нож и смотрит, что она теперь будет делать - забьется в истерике, заплачет? Мужчины все время пытались проверить ее на прочность - то ли сомневались в ее характере, то ли им невмоготу было, что она, слабое с виду создание, лезет в мужские дела… Что Вотану известно про Сергея?
        Ну уж нет! Она не покажет, как ей больно. Этого удовольствия она ему не доставит.
        - Дай-ка посмотреть, - равнодушно говорит она, взяв у него из руки скрученный в спираль камень. - Тебя обманули - это вовсе не редкость. У меня есть похожие, и даже красивее.
        Одновременно Кошка копается в рюкзаке. Что бы такое найти на обмен? Она знает - то, что Вотан не готов продать, он может в азарте выменять, если предложить ему вещь, в его глазах более ценную. В этом смысле он как маленький. Ее рука нащупывает что-то округлое и гладкое - и достав одну из черных, блестящих, словно отполированных раковин, она крутит ее у егеря перед глазами.
        «Значит, музей мне все-таки не приснился, - думает Кошка мимоходом. - Уже легче».
        Вотан напрягается:
        - Круто! Давай махнемся?
        - Подумать надо… - Кошка делает вид, что сделка ее не слишком интересует.
        - Да чего тут думать?! Ту можешь себе оставить, а эту я возьму. У тебя, говоришь, еще много таких? Можно их вместо амулетов продавать аборигенам - разбогатеем!
        Тем временем на пороге появляется новый посетитель. Кошка не знает его, но Вотан приветствует восторженным ревом. Кошка, пользуясь случаем, выскальзывает из столовой, сжимая в руке амулет Сергея, и, притаившись за чьей-то спиной, прислушивается.
        Вотан, судя по всему, опьянел вконец. Заплетающимся языком он говорил Сигурду:
        - Хочешь, анекдот расскажу? Приходит кошка на полянку…
        - Какая кошка? С четырьмя ногами и хвостом? - раздается другой невнятный голос. - А полянка где? В лесу? Смешно.
        - Да нет, та самая Кошка, которую все ищут и никто найти не может, убийца с Китай-города. Приходит она на станцию Полянка. И видит - сидят там две тетки, бледные, страшные, жгут костер и варят какое-то зелье.
        «Сафроненко - гад, разболтал всем, трепло проклятое! - думает Кошка. - Найду - своими руками придушу». А Вотан продолжает:
        - А в костер те тетки подбрасывают книги колдовские, чтоб лучше горел. «Ведьмы», - подумала Кошка. - «Кошка», - подумали ведьмы.
        - Ну и че? - раздается недовольный голос. - Я че-то не понял, где смеяться-то надо было?
        - А разве эту Кошку еще не поймали? За нее, говорят, пять цинков патронов обещали, - вклинился кто-то в разговор.
        - Да ну! Врешь?
        - Вот гадом буду. Ну, может, четыре. Но уж не меньше.
        - Это что ж такого надо сделать, чтоб так оценили? Станцию взорвать, не иначе.
        - Что, тоже хочешь маслят получить?
        - Это как посмотреть. Может, раз столько бабоса сулят, то ловить ее - себе дороже? Нет уж, мы люди маленькие, не нашего ума это дело. Ее, небось, так просто и не возьмешь, тут заговоры надо знать.
        «Надо уходить», - понимает Кошка. Белый камень, закрученный спиралью, лежит в кармане. «Приносит удачу? Посмотрим». Она знала, что Сергею эта каменюка почему-то была очень дорога и ни за что по доброй воле он не расстался бы с ней. То, что камень оказался у торговца, означало, что Сергея уже нет в живых.
        Теперь ей надо забрать Павлика и бежать. Хотя, может, оставить малыша у Регины? И Кошка кидается к ней.

* * *
        Регина была сама не своя. Втянула ее в палатку и тут же набросилась с вопросами:
        - Что ты такого натворила?! Тебя ищут! Меня уже спрашивали про ребенка. Старуха говорила, что ты не вернешься, даже предлагала мне сбыть младенца с рук.
        - То есть как - сбыть с рук? - похолодев, спросила Кошка. Но она и сама уже поняла - как. Регина сообразила, что сболтнула лишнее, и торопливо начала оправдываться:
        - Я вовсе не хотела плохого, но ты пойми, мне неприятности тоже ни к чему, я сама - мать. Ты пришла, потом ушла, а мне куда деваться отсюда? Меня здесь каждая собака знает. Если ты во что-то замешана, мне тоже не поздоровится. Мне о своем ангелочке надо в первую очередь думать, а про чужого пусть у его матери голова болит.
        - Пусть у матери голова болит, - эхом повторила Кошка про себя слова, которые ее особенно взбесили, хотя в прежние времена она рассуждала бы точно так же. - У матери голова болеть уже не будет. Ей уже не больно. А мне что делать?
        - Да чего ты напрягаешься, ведь все хорошо! Вот твой младенец. Или погоди? Это, кажется, мой, - Регина захихикала, и Кошка поняла, что она опять навеселе. - Вот поэтому я и не послушала старуху, - сказала она, точно сообщая что-то невероятно смешное. - Прикинь, я боялась их перепутать! Вдруг отдам не того!
        Кошка с ненавистью смотрела на нее. Очень хотелось схватить Регину и трясти, чтоб та поняла, каково ей. Но Павлик был жив, и это главное.
        - Ладно, не обижайся, - примирительно сказала Регина. - Ты как - забрать его хочешь или оставишь еще?
        - Возьму, мне уходить надо.
        Что-то мелькнуло в глазах Регины - любопытство, которое Кошке совсем не понравилось. Но она лишь потребовала:
        - Тогда давай рассчитаемся!
        Пока Кошка отсчитывала патроны, женщина следила за ней крайне внимательно. Когда же, наконец, расчеты были произведены и патроны перешли из рук в руки, облегченно вздохнула и буркнула:
        - Знаешь что, посиди-ка с детьми, мне надо кое-куда сбегать. Я быстро вернусь. А они все равно пока снят.
        Младенцы и впрямь спали, и как-то даже слишком крепко. Кошка посмотрела на Павлика - она сразу его узнала. В этот раз он показался ей куда симпатичнее - ребенок уже не казался таким багрово-синим, личико его было беленьким, и ей даже показалось, что он похож на отца.
        Регина выскользнула из палатки. Выползая, она оглянулась на Кошку, и сердце у той екнуло. Кошка ясно почуяла опасность. Что-то ей не понравилось во взгляде Регины. Захотелось немедленно скрыться, но что делать с детьми? Не оставлять же одних?
        Выждав несколько минут, она схватила обоих младенцев и выскочила из палатки. Регины нигде не было видно. Кошка быстро пошла по станции, на глаза ей попалась старуха Скорбящая, которая, по обыкновению, сидела возле колонны. Кошка сунула ей младенца Регины:
        - Подержи-ка пока. Регина отошла, а мне недосуг ее дожидаться.
        И, не слушая возражений старухи, побежала к туннелю в сторону Шаболовки. Прошла немного по туннелю, но, не дойдя чуть-чуть до блокпоста, остановилась, сообразив, что это не самый лучший выход. На Шаболовке ее ждет не дождется Роджер. Чутье подсказывало, что на Октябрьскую лучше пока тоже не возвращаться, и она присела у стены туннеля, покачивая спящего Павлика и глядя в темноту. Иногда ей были слышны голоса часовых.
        Ближе к ночи Кошка отважилась вернуться на станцию. Другого выхода у нее не было. Павлик проснулся и захныкал, но она укачала его, и он задремал опять. «Голодный, наверное, - подумала Кошка. - Надо бы ему пока хоть воды давать попить». На Октябрьской было тихо, почти все уже спали, но старуха все так же сидела у колонны, держа на руках младенца Регины и покачиваясь с ним вместе. Увидев Кошку, она заворчала:
        - Где ты шляешься? Я уже устала.
        С этими словами она сунула второго младенца ей в руки.
        - Это не мой, - сказала Кошка. - Я думала, Регина давным-давно вернулась и его у тебя забрала.
        - Как же, вернулась, пьянчужка, и спать улеглась. Я два раза к ней заходила - дрыхнет! - возмущенно проворчала старуха. Кошке подумалось, что старуха и сама успела выпить. Но потом до нее дошел смысл сказанного, и она насторожилась.
        - Подержи-ка его еще немного, - сказала она, возвращая старухе младенца. - Я сейчас вернусь, через пару минут, обещаю.
        Она тихонько пошла к палатке Регины. Возле входа прислушалась - снаружи и внутри все было тихо. Заглянула внутрь. Регина лежала, укрывшись с головой рваным одеялом. Кошка осторожно потрогала ее за плечо - никакой реакции. Тогда она отдернула одеяло. На нее уставились пустые, широко раскрытые глаза. Кошка пощупала ледяную шею, пытаясь уловить биение пульса, хотя ей и так уже все было ясно. Судя по всему, Регину ударили узким ножом в сердце - крови вытекло совсем немного. И случилось это, наверное, вскоре после того, как Кошка скрылась - тело уже успело остыть.
        Кошка вновь накинула на мертвую одеяло и вернулась к старухе.
        - Все, - сказала она, - давай мне ребенка. Раздобудь еще кипяченой водички, что ли. Регина спит, не беспокой ее пока. Лучше подскажи мне, кто тут у вас мастер бумаги всякие писать? Да, будут про меня спрашивать - молчи, если жизнь дорога. Мол, знать ничего не знаю, ничего не видела и не слышала. Поняла?
        Старуха, выйдя из ступора, проявила чудеса расторопности и сообразительности. И через некоторое время бледная женщина в надвинутом чуть ли не на глаза капюшоне и с двумя младенцами на руках подошла к постам Ганзы. Она предъявила сталкерские «корочки» и справку, из которой следовало, что мать малышей умерла родами, и их отправляют в госпиталь на Таганку.
        Кошке подумалось, что это самая удачная легенда, чтобы попасть на Ганзу. На самом деле ей хотелось добраться до Улицы 1905 года. Ведь Нюта предлагала ей помощь - и пожалуй, самое время было воспользоваться ее предложением. Она надеялась, что на дрезине быстро доберется до Краснопресненской, а оттуда перейдет на Баррикадную. Чтобы снова пройти с детьми через посты, ей, возможно, потребуется еще что-то придумать, но там уж она решила действовать по обстоятельствам.

* * *
        Человек пришел в себя. Голова у него раскалывалась от боли. Назойливый голос зудел:
        - Как тебя зовут, помнишь? Встать можешь?
        Какое там встать! Он и голову-то едва мог повернуть.
        - Где она?
        «Не знаю», - хотел ответить он, но из горла вырвалось лишь сипение.
        - Он не может пока говорить, - это другой уже голос, спокойный и усталый.
        - Не может - заставим.
        - Оставь его в покое. Сейчас ты от него все равно ничего не добьешься.
        - Я хочу только знать - где она? Куда скрылась эта дрянь?
        - Ты думаешь, ему это известно? Он, похоже, вообще ничего не помнит.
        - Вылечи его! И тогда я с ним так поговорю - все мне расскажет. Даже то, чего не знает!
        - И за каким чертом мне тогда его лечить?
        - Мне нужна она.
        - Да ее, может, и в живых уже нет.
        - Она живучая. Я найду ее. И в этот день она пожалеет, что вообще родилась на свет.
        - Не сомневаюсь. А теперь уйди отсюда. От твоей трепотни не то что у больного - у меня самого уже память отшибло.
        Теперь, когда назойливый голос, наконец, умолк, человек почувствовал себя лучше. Кое-что он все-таки помнил. С ними шла женщина. Значит, ей удалось бежать, ее не поймали. Кажется, была еще одна женщина, но она его интересовала меньше.
        Он должен поправиться и найти ту, первую. Прежде, чем ее найдут другие…
        Глава 14
        ОТ ТАГАНСКОЙ ДО КОМСОМОЛЬСКОЙ
        Кошке повезло - с Октябрьской как раз уходила последняя дрезина. Правда, не в ту сторону, в которую нужно было. Ей ближе было бы добираться через Парк Культуры, тогда до Краснопресненской пришлось бы проехать всего три остановки. Но выбора не было - либо на Октябрьской дожидаться утра, либо ехать прямо сейчас, но более долгой дорогой. Впрочем, патроны у нее пока были, и расплатиться она могла. Потому решила ехать, боясь, что те, кто убил Регину, будут ее искать. Немногочисленные пассажиры с изумлением косились на хмурую женщину с двумя младенцами.
        На Таганской водитель объявил, что по техническим причинам дрезина пойдет только до Курской, а потом встанет на запасной путь на профилактику, и Кошка решила сойти здесь. Дети уже снова начинали хныкать, и хотя она поила их кипяченой водой, они уже явно были голодны. Она подумала, что, возможно, в здешнем госпитале младенцев сумеют накормить, да и пеленки сменить не мешало бы. Но идти туда самой ей не хотелось. Она помнила - от Таганской радиальной всего один перегон до Китай-города. Может, у бандитов свои люди есть и в госпитале, тогда ей несдобровать.
        Таганская тонула в полумраке, и Кошка порадовалась тому, что время ночное. Днем свет на станции был бы более ярким. Но даже и в полумраке станция была красива. Белый полукруглый свод немного напоминал Шаболовку, правда, этим сходство и ограничивалось. Здесь было не в пример интереснее - на стенах, на красивом синем фоне, размещались выпуклые картины в овалах.
        Кошка разглядывала гостиничный комплекс, оборудованный в северной части зала. При помощи металлического каркаса и разноцветных пластиковых панелей были построены многочисленные двух- и четырехместные кабинки, тянувшиеся двумя рядами до конца станции и разделяемые лишь узким проходом посередине. Но уж слишком много охранников маячило возле входа. Она так и не решилась пойти туда. Павлик расплакался, другой младенец тоже недовольно кряхтел. Еще не хватало, чтоб ее приняли за побирушку. Надо было срочно что-то придумать, чтоб их накормить.
        Кошка осматривала идущих мимо людей, надвинув капюшон почти на самые брови. Рядом с ней остановилась худенькая бледная девочка с тряпкой в руках. Заплатанный спортивный костюм, светлые волосы неровно, кое-как острижены. Кошка окликнула ее:
        - Эй! Не хочешь подзаработать?
        Девочка подозрительно уставилась на нее.
        - Дети у меня голодные - молоко пропало. Не знаешь, кто может помочь?
        Девочка задумалась.
        - Молоко для младенцев можно в госпитале достать. У некоторых ведь мертвенькие рождаются, и они молоко свое в госпиталь сдают - тем, кому нужнее. Но только дорого очень.
        - За это не бойся, - сказала Кошка. - У меня есть, чем заплатить.
        - А почему ты сама не хочешь сходить туда? - спросила девочка, внимательно ее разглядывая.
        - Устала очень, - пробормотала Кошка.
        Девочка пристально смотрела на нее - Кошке даже неловко сделалось. Она натянуто улыбнулась.
        - Ну говори, сколько нужно?
        - Не знаю, - призналась девочка.
        Кошка принялась рыться в рюкзаке, девочка наблюдала за ней. Увидев таблетки, она сказала:
        - Лекарства они тоже берут. Даже еще лучше. Госпиталь ведь…
        Кошка протянула ей пачку антибиотиков.
        - Вот, возьми, этого, наверное, хватит. Много молока брать смысла нет, мне же негде его хранить, испортится. Хотя бы пару раз накормить их досыта - и то ладно. И попроси, чтоб одну бутылку подогрели чуть-чуть.
        Она не была уверена, можно ли довериться первому встречному, но выхода у нее все равно не было.
        - А тебя будут спрашивать, для кого ты его берешь? - на всякий случай уточнила она, внимательно следя за реакцией собеседницы.
        Девочка, все так же внимательно глядя на нее, пожала плечами:
        - Скажу, что тетка послала. Или кто-то из гостиничных жильцов. Им без разницы.
        Девочка ушла. Минуты тянулись раздражающе долго, а тут еще Павлик раскричался не на шутку. Кошка, не зная, как его успокоить, изо всех сил трясла младенца, но в результате добилась лишь того, что ребенок Регины тоже начал хныкать. На Кошку стали оглядываться прохожие. А девочки все не было. «Сбежала, - решила Кошка. - Вот ведь не везет!» И когда она уже собиралась, наплевав на опасность, отправляться в госпиталь сама, вдруг увидела пробиравшуюся к ней девочку с пакетом в руках. В пакете были две поллитровые пластиковые бутылки и соска.
        - Больше у них нет пока. Сказали завтра утром зайти, тогда еще будет.
        Кошка тут же сунула Павлику в рот бутылку.
        - Давай помогу, я умею, - предложила девочка и взяла младенца Регины. Запах от него был ужасный, но девочка только заметила: - Перепеленать бы их. Я могу принести чистые тряпки.
        Младенцы жадно сосали молоко, и у Кошки немного отлегло от сердца.
        - Принеси, пожалуйста, - попросила она. - А как тебя зовут?
        - Марта, - сказала девочка.
        - Красивое имя, - заметила Кошка.
        - Да, это, кажется, то ли в честь улицы, то ли в честь календаря, - несмело улыбнулась девочка.
        - Мама не говорила тебе? - спросила Кошка.
        - Мама умерла, когда я совсем маленькой была. Я у тетки живу, - вздохнула Марта. Видно было, что живется ей несладко.
        Младенцы, наевшись, заснули. Девочка ушла и вскоре вернулась, принеся ветхие, но относительно чистые тряпки. Они перепеленали младенцев, и несколько тряпок Кошка сунула в рюкзак про запас. А потом, не удержавшись, широко зевнула и потерла глаза.
        - Ты спать хочешь, - не вопросительно, а утвердительно сказала Марта. - Поспи, я посижу тут с тобой, покараулю.
        - Мне утром нужно уехать на первой же дрезине, - предупредила Кошка.
        - Я разбужу, - обещала девочка.
        Кошка задремала. Иногда она просыпалась и видела Марту - та сидела рядом, обхватив острые коленки руками, лицо ее было задумчиво и строго…

* * *
        Ближе к утру Марта потрясла Кошку за плечо:
        - Тебе пора. Скоро начнут ходить дрезины.
        В руках у девочки дымилась кружка с чаем. Кошка благодарно прихлебывала кипяток, пахнущий грибами. Она подумала, что надо отблагодарить девочку, и протянула ей несколько патронов, но девочка отрицательно покачала головой:
        - Не надо. Я просто так тебе помогала. А ты так и не сказала мне своего имени.
        - Катя.
        - Может, это имя и записано в твоих документах, - чуть улыбнулась девочка, - но у тебя есть и другое. То, которое ты скрываешь. Иначе ты не просила бы меня о помощи. Ведь ты меня не знаешь. Я могла убежать, и ты не нашла бы меня. По тебе видно было - ты боялась, что я тебя обману. Но еще больше ты боялась, что кто-нибудь здесь тебя узнает.
        «Не может быть, - промелькнуло у Кошки в голове. - Девчонка говорит наугад, она не может знать».
        - И кто я, по-твоему? - спросила она, стараясь, чтобы голос ее звучал весело и беззаботно. Может быть, удастся все обратить в шутку. - Шпионка фашистов? Лазутчица красных?
        Марта смотрела куда-то вбок. Кошка проследила за ее взглядом, и обмерла: девочка смотрела на ее руку, которой она прижимала к себе Павлика. Перчатка порвалась, и ясно был виден уродливый шрам на месте шестого пальца.
        - Ты - Кошка, - уверенным шепотом произнесла девочка.
        У Кошки лихорадочно закрутились в голове самые разные мысли. Что делать? Отпираться? Убрать девчонку по-тихому? Не хотелось бы. Видимо, все эти сомнения отразились у нее на лице, потому что Марта сказала:
        - Не бойся - от меня никто ничего не узнает. Умру, но не скажу.
        Кошка посмотрела ей в глаза - и поверила.
        - Я тебя не только по шраму узнала, - сказала Марта. - У тебя глаза другие. Ты с виду похожа на побирушку, но смотришь без страха. Нищие по-другому глядят.
        «Надо будет учесть на будущее, - подумала Кошка. - Если, конечно, оно у меня есть».
        - Спасибо тебе. Марта! Не знаю, что бы я делала без тебя. Возьми все-таки хоть несколько патронов - больше мне нечего тебе дать.
        Девочка упрямо помотала головой:
        - Не надо мне ничего.
        - Но почему? - спросила Кошка. Потом неуверенно протянула руку и погладила девочку по волосам. Та неожиданно разрыдалась и сбивчиво заговорила:
        - Я всегда завидовала тебе - как только узнала твою историю. Ты храбрая, сильная, ты сумела отомстить за себя. Я тоже хочу быть такой, как ты. Я стану сталкером, когда вырасту. И убью любого, кто попробует меня обидеть!
        Кошка скривилась:
        - Марта, это не самая легкая жизнь, и я ее не выбирала. Так получилось. Ты не знаешь, что мне пришлось пережить. Меня уже раз пять ставили к стенке, с десяток раз пытались изнасиловать. С тех пор, как я стала охотницей, многое и вправду упростилось. Но зато у меня нет дома, нет близких. Меня ищут по всему метро, и если найдут, то мне не поздоровится. Я убегаю, как загнанная крыса, и не знаю, что меня ждет впереди. А ты пока можешь выбирать. Живи лучше обычной жизнью - когда подрастешь, ищи мужа, чтоб защищал и кормил тебя, рожай детей. Тебе кажется, что сейчас тебе плохо, - но у тебя есть еда и место, где спать. А может быть хуже… гораздо хуже, уж я-то знаю. Сколько раз я жалела, что не могу просто жить, как большинство. Ждать своего мужчину… - она хотела продолжить: «заботиться о детеныше» - и умолкла. Вот чего-чего, а этой радости она за последние несколько часов хлебнула предостаточно.
        Марта с сомнением посмотрела на нее. Сейчас она еще не могла понять, что в относительно спокойной жизни есть свои преимущества. Даже в такой безрадостной, как у нее.
        - Я знаю твою историю. Ты не виновата. Ты только отомстила за себя.
        Кошка скривила губы:
        - Те, кто ищет меня, думают по-другому. В этом мире у каждого своя правда…
        Они помолчали, а потом Марта неожиданно спросила:
        - Это ведь не твои дети?
        - Нет, не мои. Мне надо их куда-то пристроить. Может быть, разрешат хоть одного оставить у вас в госпитале?
        Марта покачала головой:
        - Лучше этого не делать. У нас очень страшные вещи рассказывают о том, что бывает в госпитале с ничейными детьми. Говорят, медики их используют для опытов, режут. Или делают им уколы, от которых они покрываются сыпью и умирают. Если хочешь, чтоб они остались живы, даже не думай об этом.
        Кошка вздохнула. Она вспомнила Седого, который все говорил, что для сходства с какой-то радисткой Кэт ей не хватает лишь парочки младенцев. «Накаркал, гад!» - устало подумала она и попросила: - И все же оставь себе патроны, Марта. Прибереги на черный день. Кто знает, что с нами будет завтра?
        На этот раз девочка кивнула и пересыпала пригоршню патронов в карман своей спортивной курточки.
        - Я не буду спрашивать, куда ты идешь, - шепнула она. - Вдруг меня и вправду будут мучить, чтоб заставить сказать? Лучше будет, если я не буду знать. Но если вдруг у тебя получится убежать - думай обо мне иногда. Может, когда-нибудь ты вернешься за мной. Или я сама тебя найду. Мне довольно того, что я тебя видела. Теперь я знаю - это не сказка, Кошка есть на самом деле. У меня теперь есть цель в жизни. И я стану такой, как ты.
        Кошка заглянула ей в глаза - и увидела там упрямство и затаенную боль.
        - Да, Марта, ты сможешь, если захочешь. У тебя получится, - твердо сказала она. Порылась в рюкзаке и достала складной ножик.
        - Вот, возьми на память. И не вешай нос!
        - Спасибо! - просияла девочка. - Знаешь что, я схожу еще раз в госпиталь. Может, у них там появилось еще молоко?
        Кошка проводила Марту глазами и некоторое время сидела, баюкая младенцев. А потом опять забеспокоилась: Марты не было. Вдруг ее уже схватили и допрашивают? Лучше на всякий случай укрыться.
        Она подошла к концу перрона и слезла по железной лесенке на рельсы вниз, с трудом сохраняя равновесие. Подумала и уселась прямо под платформой, прижимая к себе детей и молясь заступнице, чтобы они не раскричались. Здесь было грязно, в лужицах воды валялся всякий мусор. Но ей было не привыкать.
        Блокпост был неподалеку, в туннеле, поэтому до Кошки долетали голоса часовых. Потом ей почудилось, что на платформе Марта разговаривает с каким-то мужчиной. Слов Кошка разобрать не могла, но по интонациям догадалась, что он ругает ее за что-то, а девочка жалобно оправдывается. Этот спор мог вовсе не иметь к ней отношения, но Кошка твердо решила, что будет сидеть здесь, не вылезет ни за что, пока не подойдет дрезина. Наверное, тогда она успеет выбраться?
        Младенец Регины вдруг расплакался. Кошка трясла его, шикала, укачивала - все без толку. И вдруг у себя над головой услышала:
        - Кошка?
        Голос был не Марты. Говорил мужчина.
        «Вот и все, - обреченно подумала она. - Убегать некуда, отбиваться с младенцем в каждой руке - невозможно…»
        По лесенке на пути спустились двое пожилых мужиков в грязных оранжевых жилетах, подошли к ней.
        - Глянь-ка! Баба! - сказал один другому. - А я-то думал, кто там мяучит - кошка, что ли, у нас завелась? А это дите орет. Гражданочка, ты чего тут сидишь? Жить надоело? Так хоть дитев пожалей. Сейчас дрезина подойдет.
        - Мне как раз на дрезину надо, - жалобно сказала Кошка.
        - Так чего ж ты ее под платформой дожидаешься, чудачка? Хочешь, чтоб по путям размазало? Попрошайка, что ли? Так тебя бесплатно не посадят, тем более грязную такую.
        - Нет, я заплачу, - пробормотала она.
        - Ну и давай, вылезай, - один из мужиков помог ей выбраться и подняться по лесенке. Кошка прислонилась к стене, и тут из туннеля раздался гудок и подкатила дрезина. Мужик помог ей усесться и, судя по всему, был очень рад, что одной головной болью у него стало меньше. Он как-то странно на нее поглядывал - наверное, решил, что у молодой мамаши крыша поехала, а Кошка до самого отправления тряслась от страха. Марту она больше так и не увидела…

* * *
        На Комсомольской пришлось сойти - младенец Регины как-то странно дергался, и Кошка отчего-то подумала, что он умирает. Она уже измучилась - и с одним-то ребенком было тяжело, а двое - явный перебор, тем более для женщины, находящейся в бегах, в розыске. Как все было бы просто, если бы не дети! Она бы ушла сейчас в коллектор Неглинки, пока все не улеглось. Ей нравились те места - там запросто можно было затеряться. В более новом отрезке коллектора, просторном, как туннель метро, можно было вообще идти во весь рост по берегу неглубокой реки, где водились странные белые рыбы. Еще там бегали огромные белые тараканы, некоторые размером с небольшую собаку. Выглядели они жутко, но для людей опасности не представляли. Земля в этих краях была буквально пронизана подземными ходами - относительно новые пересекались с куда более древними. То был настоящий лабиринт, но Кошка чувствовала себя в нем вполне уверенно. Да и посторонних там почти не бывало. Но с детьми нечего и думать об этом. Их там просто нечем будет кормить.
        Сходя на платформу, она пошатнулась, и тут же кто-то поддержал ее сзади. Кошка оглянулась и увидела мужика средних лет с обветренным лицом.
        - Вишь, как устала - на ногах не держишься! - добродушно сказал он. - Ты к кому приехала? Чья будешь?
        - Я не местная. Мне бы врача. Ребенку плохо, - пробормотала она.
        - Да ты его просто держать не умеешь. И завернула слишком туго. Вот, смотри, - он размотал пеленки и вновь замотал. Как ни странно, младенцу это, видимо, понравилось. Личико у него сразу стало спокойным, а мужик еще покачал его на руках. Кошка оглянулась, но дрезина уже отъезжала от станции.
        И вдруг она увидела, как прямо под уходящий вагон шагнула девушка в красной шали. Кошка вздрогнула, ожидая, что сейчас начнутся крики, визг. Но ничего подобного не случилось. Дрезина набирала ход, никто словно бы ничего не заметил. Она потрясла головой, стараясь избавиться от наваждения.
        - Следующая вряд ли раньше, чем через час, будет, - сообщил мужик. - Пойдем-ка пока, я тебе чаю налью, а то вон ты какая бледная.
        Пришлось ей идти за ним. По пути Кошка все оглядывалась - не столько ожидая погони, сколько на красивые арки, соединяющие колонны, на потолок, где выложены были разноцветные картины и висели огромные светильники. Эта станция даже подавляла ее своим великолепием.
        Новый знакомый отвел ее к себе в палатку, находившуюся в самом конце станции, а сам вскоре вернулся с кружкой чая. Кошка воспользовалась случаем, чтобы дать младенцам оставшееся молоко, но им явно не хватило. Оба недовольно крутили головенками и морщились. Она дала им еще воды из бутылочки. Мужик сочувственно глядел на нее.
        - Тяжело тебе с двумя. А отец-то есть?
        Она покачала головой.
        - Умер, что ли? Бедняга! - посочувствовал мужик. - Не повезло тебе. Давай познакомимся, кстати. Я - Никита Питерский. Сталкер известный, меня тут каждая собака знает.
        - А почему Питерский? - машинально спросила она.
        - А у нас тут наверху вокзал поблизости. В прежней жизни поезда оттуда аккурат до Питера ходили. Я эти места знаю, как свои пять пальцев. Где можно пройти, где нельзя, когда веселых мутантов с Каланчевки опасаться надо особенно. Я тебе больше скажу - иной раз из Подмосковья караваны приходят в метро. Ведь выжили-то люди не только в Москве, но и в других местах. Области даже меньше досталось, там кое-где и радиационный фон пониже. Так что где только не живут. Один рассказывал мне, что даже в старых разработках на станции Силикатная обитает группа спелеологов одичавших. Их Катастрофа там застала, они потом как-то приспособились, но уже человеческий язык почти забыли, только друг друга еще худо-бедно понимают. А тебя-то, кстати, как зовут?
        - Катя, - неохотно ответила она. Ее раздражали его вопросы, но не хотелось грубить человеку, который по-доброму к ней отнесся. А он рассуждал:
        - Трудно тебе придется, Катя. Плохо с детьми одной. Отец-то, небось, тоже сталкером был?
        Она кивнула, и мужик продолжил:
        - Сталкеры - профессия рисковая. Но мне пока удается перехитрить костлявую. Знаешь, Катя, какие чудища сейчас живут наверху? Ты, наверное, и на поверхности не была ни разу?
        Кошка снова молча кивнула, начиная догадываться, что мужик слегка навеселе - оттого такой добрый и разговорчивый. В собеседнице он, похоже, не слишком нуждался: сам себе задавал вопросы и сам тут же на них отвечал - знай только кивай и поддакивай.
        - Если б ты увидела, к примеру, вичуху или стигмата, боже упаси, ты бы от страха умерла, наверное.
        Кошка дернула головой, стараясь удержаться от смеха. Вичух и стигматов ей за последнее время встречать приходилось немногим реже, чем людей. Мужик по-своему истолковал ее движение - решил, наверное, что девушка смутилась и напугалась. Ободренный таким вниманием, он вещал дальше:
        - А уж веселые мутанты с Каланчевки - это, скажу я тебе, чуть ли не самые кошмарные существа. Они примерно как люди, только все волосами заросли и передвигаются на четвереньках - да так быстро. И дышат хрипло на бегу - хех-хех-хех - как будто хохочут. Оттого, когда стая бежит, ее издали слышно. И ведь многие одеты в обноски какие-то - вот в чем кошмар. Так посмотришь на них и задумаешься - что жизнь наша? Сегодня ты еще ходишь на двух ногах и спишь в тепле, а завтра уже на карачках бегаешь и объедкам радуешься. Но я тебе так скажу - не это самое страшное в теперешней жизни, Катя. Теперь ведь человек человеку - зверь. Убить готовы друг друга из-за ерунды. И ладно бы мужики только. Бабы еще хуже лютуют. Вон, говорят, на Китай-городе одна троих порешила просто из-за того, что не понравилось ей, как они посмотрели на нее. Представляешь, что творится, если даже там, на станции бандитской, ужаснулись люди? Даже по их понятиям это - форменный беспредел. И ведь так до сих пор убийцу эту и не поймали. Как подумаешь, что и теперь она где-то поблизости ходит… Вот только представь себе - идешь ты с детьми по
туннелю, а она - тебе навстречу. С ножом. Говорят, за нее большую награду обещали. Я все сам собираюсь по туннелям побродить - может, встречу ее где? Мне ту премию получить совсем не помешало бы, да и дело бы доброе сделал - хороших людей от убийцы избавил. Страшные времена настали, Катя, вот, что я тебе скажу, если даже бабы так озверели…
        - Мне пора, наверное, - пробормотала Кошка. Мужик выглянул из палатки и махнул рукой:
        - Да рано еще, не подошла дрезина. А я ведь тоже один-одинешенек, Катя. У тебя вон хоть дети есть. Может, останешься со мной жить? Я вижу - ты девушка скромная, а что с детьми - так это даже лучше. У меня была жена раньше, но ребенок мертвый родился, она и ушла. А теперь тоскливо. Хочется, чтоб ждал кто-нибудь из походов. Зарабатываю-то я неплохо, прокормили бы твоих крикунов. И ты бы жила, горя не зная. Ну там, иной раз постираешь, сготовишь чего-нибудь - зато сыта была бы, семью имела. Соглашайся! Попытка не пытка - не поладим, так разбежимся.
        Кошка решила попробовать сменить тему.
        - А мне показалось, - тихонько сказала она, - что когда дрезина отъезжала, под нее девушка спрыгнула, прямо на пути.
        - А-а, - не удивившись, сказал Никита, - в красной шали, что ли?
        - Да. Откуда ты знаешь? Эта шаль так и летела за ней - словно крыло, - вздрогнула Кошка.
        - Обычное дело - привидения, - охотно разъяснил Никита. - Ее тут видели уже. Самоубийца, наверное, вот и не может успокоиться. Тут еще и не такое бывало. Часовые рассказывали - однажды ночью целый траурный поезд мимо проехал. Тихо-тихо - без гудка, без огней… Просто выехал из туннеля паровоз старинный, тянущий открытую платформу. А на ней, прикинь, гроб открытый стоял, весь венками и еловыми лапами заваленный, цветами усыпанный! И лежал в нем мужик в черном пальто, с небольшой бородкой, торчавшей вверх. Проехал поезд вдоль всей станции и снова в туннеле скрылся. Откуда ехал, куда делся, - никто не узнал, спрашивали потом - на следующей станции его не видели. Часовым дали по три дня отгулов, налили спирта и велели языком не трепать. Да только рты народу разве позатыкаешь? Лично я думаю, что это как-то было связано со штурмом Комсомольской радиальной. Потому как произошло вскоре после этого. Слыхала, небось, о тех событиях? Когда наши коммунистов штурмовали? - понизил он голос.
        Кошка мало что слышала об этом, но, на всякий случай, кивнула.
        - Вот я и думаю, - сказал Никита, - что был то, на самом деле, поезд-призрак с Красной ветки. Просто не туда заехал. А может, нарочно был послан, в напоминание и наказание… Так что ты решила, Катя? Останешься со мной?
        - Да я не могу… - начала было Кошка. Никита нахмурился:
        - Я бы на твоем месте крепко подумал, Катя, прежде, чем отказываться. Уж больно ты разборчивая в твоем-то положении. Себя надо помнить. Я вон тебя с довеском готов взять - это не всякий тебе предложит. Я мужчина самостоятельный, обеспеченный. А ты, Катя, сдается мне, врешь. У тебя, наверное, и мужа-то никакого никогда не было. Обманул, небось, мужик и бросил с пузом. Но я не мелочный, Катя. Я готов тебя простить. Так что пока не поздно, подумай хорошенько, прежде чем от своего счастья отказываться.
        У Кошки отвисла челюсть. Теперь ее еще и во вранье обвинили - а она ни слова толком и сказать-то не успела, все больше молчала и кивала.
        Тут, к счастью, Павлик у нее на руках захныкал.
        - Ой, он, наверное, снова есть хочет!
        - Так покорми его.
        - Мне нечем, - пробормотала она.
        - Молока, что ли, нету? Это тут часто бывает, - авторитетно заявил Никита. - Питание неважное и все такое. Посиди тут, а я поищу кого-нибудь, кто может помочь.
        Подождав чуть-чуть после его ухода, Кошка быстро выбралась из палатки и поспешила к перрону. Дрезина уже стояла там, она торопливо уселась и все оглядывалась - не догоняет ли ее новый знакомый? Наконец дрезина тронулась, и Кошка облегченно вздохнула. Ей казалось, что осталось совсем немного.
        Глава 15
        КТО ТЕБЯ НАНЯЛ?
        Кошку схватили на Краснопресненской. Там, где чуть ли не на каждой колонне были развешаны изображения Нюты - Победительницы Зверя, где ей уже показалось, что теперь она в безопасности. С младенцами на руках сопротивляться толком Кошка не могла, хотя кому-то все же неслабо заехала ногой по коленке - месяц теперь будет хромать, не иначе.
        - Чего вы от меня хотите?! - кричала она, хотя на самом деле понимала - то, что так долго удавалось избегать ареста, можно объяснить только чудом. Но как они догадались? На чем она прокололась? Кошка решила молчать до последнего и сначала узнать, что ей предъявляют. Но Павлик и второй малыш, что будет с ними в тюрьме? Кошка лихорадочно твердила стражам, пока ее вели через всю платформу:
        - Мне нельзя в тюрьму. У меня дети грудные. Они не выдержат, умрут.
        - Да что ты всполошилась? Может, тебя сразу отпустят, - буркнул один из них, но так гадко ухмыльнулся при этом, что Кошка поняла - врет. Скорее всего, это надолго. Несчастный Павлик, так ей и не удастся его спасти. Он и так уже давно не ел, и личико его казалось почти прозрачным. А еще младенец непрерывно кряхтел и морщился, словно у него что-то болело, и постоянно пачкал тряпки, в которые она его заворачивала. Да и второй был тихий, вялый - словно угасал потихоньку.
        Когда она проходила мимо, люди глядели на нее молча, и во взглядах Кошка читала любопытство, злорадство, презрение - все, что угодно, только не сочувствие. И вдруг от толпы отделилась темноволосая черноглазая женщина, очень красивая, похожая на цыганку, протянула руки:
        - Давай мне детей, голубушка. Присмотрю за ними.
        Как и в случае с Мартой, Кошка не знала, можно ли ей доверять. И, точно так же, у нее не было выбора. К тому же лицо женщины показалось ей смутно знакомым. Где-то она ее уже встречала. И Кошка сунула младенцев ей в руки.
        - Кто ты? Как тебя найти, если жива буду?! - крикнула она.
        - Маша я, голубушка. Гадалка Маша. Меня тут всякий знает, - успокаивающе произнесла женщина. И Кошка вдруг почувствовала облегчение. Тем более, что Павлик не стал капризничать, даже не заплакал - но правде говоря, у бедняги, наверное, и сил на это уже не осталось. Оба младенца, наоборот, вмиг успокоились на руках незнакомки. И женщина тут же скрылась в толпе. Но больше всего удивило Кошку, что ее конвоиры ничего не возразили. И они сами, и окружающие словно восприняли это как должное. Возможно, насчет младенцев никакого приказа им не отдавали, а возиться с ними никому не хотелось.

* * *
        Кошку держали в тюрьме уже несколько дней. Это было подсобное помещение, разделенное грубо сваренными из ржавых арматурных прутьев решетками на несколько отсеков. В соседних камерах держали каких-то бродяг, и разговаривать с ними, несмотря на все попытки завязать общение, Кошка не стала. Она молча лежала на грязном матрасе, отвернувшись к выложенной кафелем стене. Кафель был в каких-то бурых потеках, что наводило на нехорошие мысли. Казалось, кто-то из заключенных, не выдержав заточения, разбил голову об стену, а его мозги поленились отмыть как следует. Воздух здесь был душный, спертый, а кормили узников два раза в день жидкой грибной похлебкой. Зато Кошка наконец-то смогла выспаться - первый раз с тех пор, как у нее на руках оказалось двое детей.
        Иногда ее вызывали на допрос. Офицер с жестким лицом отрывистым голосом задавал вопросы:
        - Кто тебя нанял? На кого ты работаешь? На красных? На фашистов?
        Кошка никак не могла взять в толк, чего от нее хотят, но на всякий случай решила все отрицать.
        Потом к жестколицему присоединился другой. У этого, наоборот, лицо было округлое, бабье, и голос, пожалуй, даже приятный. Он успокаивающе говорил:
        - Ты же умная девушка, Катя. Ты все нам сейчас расскажешь, и мы тебя отпустим. Домой, к маме. Война и шпионаж - не женское дело. Вот одну шпионку недавно нашли мертвой. Небось, свои же и убрали. И говорят, поблизости видели женщину, похожую на тебя. Но ты нам все честно расскажешь, и мы тебя будем охранять. Может, сделаешь доброе дело - поможешь предотвратить диверсии, которые твое руководство планирует. У нас тут и так хлопотно - то труп нашли, то мотовоз куда-то запропастился…
        Голос его плавно лился, журчал. Хотелось тут же во всем сознаться, и даже в том, чего не делала. Но Кошка старалась не поддаваться наваждению. Понимала - они только и ждут, когда она раскиснет, и ее легко будет убедить в чем угодно. Пока же она уяснила одно - они явно принимают ее за другую. И то хорошо: по крайней мере, бандитам с Китай-города не выдадут.
        - А что - мотовоз тоже я угнала? - как-то раз спросила она, не удержавшись.
        - Похоже, что нет, - с сожалением признал круглолицый. - Ты тогда уже под замком сидела. Но при известном старании всегда можно представить дело в нужном свете. Ну, ты меня понимаешь?
        Она понимала и все же стояла на своем - из последних сил, и старалась не падать духом. Чтобы держать себя в форме, проделывала нехитрые упражнения, насколько позволяло крохотное пространство камеры. И по-прежнему ломала голову над тем, чего же от нее хотят? Ведь не могут же опытные люди не видеть, что она совсем не похожа на шпиона? Ей рассказывали, что шпионов долго учат, они хитрые и кого угодно могут обвести вокруг пальца. А по ней, стоит ей только рот открыть, сразу видно - ничему ее в детстве не учили. Разве что с ножом управляться. Издеваются они над ней, что ли? Или им просто надо отчитаться, что не зря здесь сидят, - вот, преступницу поймали?
        Если они не знают, на кого повесить кражу мешка грибов, - это еще полбеды. Хотя и за кражу можно было огрести по полной, особенно - еды и боеприпасов. Куда хуже, если поймут, что в их руки попала убийца, преступница, по которой на Китай-городе давно уже веревка плачет, - тогда все пропало.
        А может, они хотят таким странным образом завербовать к себе на службу? Так чего прямо не предложили? Зачем эти игры? Она бы, может, даже согласилась, ей сейчас главное - выжить. Иначе некому будет позаботиться о Павлике. Это было единственное, что до сих пор привязывало ее к жизни.
        Но Павлика она в каком-то помрачении своими руками отдала непонятно кому. Какой-то цыганке, которая показалась ей знакомой. Теперь Кошка уже не могла понять, что на нее нашло. Может, это была побирушка, которой младенцы нужны, чтоб просить милостыню? Чтоб они не кричали, она будет поить их сонным питьем, а когда умрут, найдет себе других.
        Надо было как можно скорее вырваться отсюда. Чтоб разыскать Павлика, пока не поздно. Если еще не поздно. Но как это сделать, Кошка не знала.
        В тюрьме было совершенно нечего делать - только спать и думать. Очень скоро Кошка стала ждать вызова на очередной разговор со следователями, как избавления от замкнутого круга: горькие мысли - наяву, череда мертвецов - во сне. Чаще всего приходил Леха. Она даже начала привыкать к нему. Рохля снился реже, к тому же обычно с ним вместе являлась Яна. А уж ее видеть Кошке не очень-то хотелось - Яна отвлекала Рохлю и мешала ей разговаривать с ним…

* * *
        Однажды дверь темницы отворилась в неурочный час. На пороге стоял тюремщик, а за ним - кто-то еще. «На допрос, наверное, - подумала Кошка. - Может, хоть теперь что-то сдвинется с мертвой точки?». Она приподнялась с кучи опилок, служивших ей сиденьем, но тут в лицо ей ударил луч фонаря, и одновременно она услышала вопрос тюремщика: «Эта?»
        - Да, это она, - ответил голос, при звуках которого у нее слезы подступили к глазам. А может, это луч света так подействовал на нее, привыкшую к темноте. Она поднялась, стараясь разглядеть вошедшего, но тюремщик рявкнул:
        - Назад!
        - Зачем вы так? - с упреком сказал тот же голос. И человек шагнул к ней, опустился рядом на опилки, взял за руку. Она уткнулась ему в плечо и зарыдала.
        - Ну что ты, что ты, - приговаривал он, гладя ее по голове. - Теперь я нашел тебя, теперь все будет хорошо.
        - Это еще бабушка надвое сказала, - многозначительно произнес тюремщик. - Еще разобраться надо.
        - Разберемся, - ответил ему Сергей. - Я где угодно готов подтвердить, что она ни в чем не виновата.
        Кошка разглядывала его - похудевший, со шрамом на лбу, в одежде, висящей на нем мешком. Видно, несладко ему пришлось.
        - Что с тобой было, как же ты уцелел? Как ты нашел меня? - бормотала она, стараясь говорить тише и то и дело оглядываясь на тюремщика.
        - Тише, тише, - говорил Сергей. - Я был ранен, когда пришел в себя - первое время не помнил ничего. До сих пор удивляюсь, что меня оставили в живых.
        - А Ро… Паша жив?
        Сергей сразу перестал улыбаться:
        - Не знаю. Я его мертвым не видел. Но когда начал припоминать что-то, пытался спросить о нем - мне никто не отвечал. Если он и выжил, то, видно, его держали где-то в другом месте. Но если честно - не верю я в это. Боюсь, что убили Пашу.
        Чувствовалось, что ученому тоже хочется о многом расспросить, но он не хочет говорить при посторонних.
        - Я еще приду, - сказал он прежде, чем уйти.
        Ему удалось зайти к ней только на следующий день, когда охранник сменился. Другой был куда сговорчивее, и за горсть патронов согласился оставить их вдвоем на несколько минут. Сергей принес тарелку шашлыка, и Кошка, давясь, ела, стараясь одновременно рассказать ему, что с ней случилось:
        - Мы шли по туннелю, и тут у Яны началось… Я думала, нас догонят, но помогла святая заступница.
        Сергей и не думал спорить. Заступница так заступница, от радости он готов был соглашаться с ней во всем.
        - Старик нас успел догнать, но он ранен был и скоро умер. А потом Яна умерла тоже. Кровью изошла, - Кошка всхлипнула. - Может, если б я знала, что надо делать, она бы не умерла?
        - Не вини себя, ты молодец, ты храбрая. Ты ведь не бросила ее одну, осталась с ней до конца. Что делать, так уж вышло. Она могла умереть и на Китай-городе…
        Кошка сунула руку в карман и достала сероватый, закрученный в спираль камень. Протянула его Сергею. Он обрадовался, как маленький:
        - Мой пропавший талисман! Откуда он у тебя?
        - У одного сталкера увидела, узнала и выменяла. Знаешь, я ведь в глубине души не хотела верить, что ты погиб, ждала тебя. Я ради тебя даже ходила в музей, принесла еще кое-что оттуда. Но рюкзак у меня отобрали, когда арестовали… Ладно, это все потом. Расскажи, как ты вообще узнал, что я здесь?
        - Давай по порядку. Очнулся я у бандитов и сначала вообще почти ничего не помнил. Они мне рассказывали, как мы на станцию пришли. Спрашивали, зачем мы приходили, и тобой интересовались очень. Я так понял, какие-то счеты у них к тебе. Говорили, что ты убийца, чуть ли не десяток человек на тот свет отправила. Но ведь этого не может быть - наверное, они тебя с кем-то перепутали?.. За мной сначала следили, не хотели отпускать - ну, ты понимаешь. А недавно, наоборот, отпустили, и даже намекнули, что ты жива и что я могу найти тебя на Ганзе. И я тут же отправился тебя искать. У меня ведь больше никого не осталось, и возвращаться мне некуда. Здесь люди мне рассказали, что несколько дней назад схватили девушку, похожую на тебя. Я пытался выяснить, в чем дело, но никто из руководства станции ничего не говорит, зато в народе слухи ходят один чуднее другого. Рассказывают, что на Ганзе недавно нашли задушенной одну шпионку, правда, это было не здесь, а на Проспекте Мира, кажется. То ли она шпионила в пользу красных, то ли в пользу фашистов, то ли для тех и других. С тех пор был приказ усилить бдительность, и
видимо, тебя тоже приняли за разведчицу. Тем более, ты появилась с двумя младенцами на руках.
        - При чем тут младенцы? Мало ли женщин с детьми? - нахмурилась Кошка.
        - Наверное, что-то в твоем поведении показалось странным. А женщина-врач, которая осматривала тебя после ареста, заявила, что ты не рожала, по крайней мере, в последние месяцы, и дети, следовательно, не твои. Они, видно, решили, что ты младенцев специально для отвода глаз купила или взяла напрокат у какой-нибудь нищенки. А что это за дети на самом деле? Неужели бедная Яна родила двойню?
        - Долго объяснять, - нахмурившись, сказала Кошка. - На самом деле только один из них Янин, а второй чужой, но теперь он тоже сирота. И кажется, из-за меня. В общем, получается, что теперь они оба - мои. Кроме меня, они никому не нужны. Мне бы только найти их. А для этого надо выйти отсюда.
        - Я уверен, что это жуткое недоразумение скоро разъяснится, и тебя отпустят, я так и говорю всем. Ты не можешь быть ни в чем замешана, ты сильная, храбрая, умная, самоотверженная…
        Сергей отчего-то смутился и замолчал. Кошка хмыкнула. Похоже, он отправился на ее поиски в надежде, что она поможет ему, разберется во всем, справится со всеми проблемами, как справлялась во время экспедиции. А оказалось, что она сама нуждается в помощи. Знал бы он, как на самом деле все плохо. И тут спасительная мысль пришла ей в голову.
        - Если хочешь мне помочь, иди на Улицу тысяча девятьсот пятого года и разыщи там Нюту, Победительницу Зверя. Если кто-то может что-то сделать, то только она.
        - Ты ее знаешь?
        - Да. Скажи, что ты от Кати, с которой она встретилась на Шаболовской. Она поймет. Скажи, что я в беде, что меня держат в тюрьме и подозревают неизвестно в чем. А еще постарайся узнать про детей. Когда меня забирали, я отдала их какой-то женщине. Такой темноволосой, темноглазой, на цыганку похожей.
        Ученый нахмурился, видимо, соображая, почему нельзя было отдать детей в более надежные руки, и при чем тут какая-то цыганка.
        - А как ее звали? - спросил он.
        - Не помню! - с отчаянием сказала Кошка, внезапно осознав, что за эти дни имя женщины совершенно вылетело у нее из головы.
        - И как я ее найду? - озадаченно спросил Сергей, но, увидев ее глаза, замахал руками. - Ладно, ладно, не волнуйся. Буду всех спрашивать. Кто-нибудь наверняка ее запомнил.
        - Ну все, поговорили - и хватит, - буркнул сторож, входя в камеру. - Потом наговоритесь. Если успеете.
        Уже вслед Сергею Кошка крикнула:
        - Маша! Я вспомнила - ее звали Маша!!!

* * *
        «Что-то тут не так, - думала она, сидя на грязном матрасе, обхватив голову руками. - Как это вышло, что бандиты так спокойно отпустили Сергея? Ведь мы - ну, пусть я, но мы же были все вместе - убили Лёху, увели женщину у этого… как его? Кольки, кажется. Да и потом в туннеле перестрелка была, вроде. Седой и Рохля вполне могли еще кого-нибудь из китайгородских ранить или даже убить… Но об этом можно подумать потом. Сейчас главное - чтоб он Нюту нашел. И тогда я узнаю, на самом деле мы встретились с ней на Шаболовке или мне и вправду все почудилось».
        Наверное, она задремала и пропустила тот момент, когда в камере появилась Нюта. Но вот же она - так близко, что дотронуться можно. Только зачем она сидит на грязном полу босая, в выцветшей майке и драных джинсах и укачивает какой-то сверток, из которого доносится кряхтение? Ее что, тоже арестовали?
        - Скажи, ведь это правда? Ведь ты же знаешь, что мутант был? И мы его убили? - теребит ее Кошка. Нюта печально улыбается:
        - Конечно, правда. Просто у нас украли победу, принадлежавшую нам по праву. Так часто бывает, люди завистливы. Но я уже привыкла. И ты не сердись на них.
        - А кто это у тебя? Павлик? - спрашивает Кошка.
        - Т-с-с! Посмотри, только тихонько, - говорит Нюта и откидывает уголок одеяльца. Кошка видит симпатичную мордочку, заросшую рыжей шерстью, глазки-бусинки.
        - Ой, какой милый зверек! - говорит она. - А зачем ты его запеленала?
        - Это мой ребеночек, - тихонько отвечает Нюта. - Он будет расти вместе с твоими, они подружатся и будут играть вместе - правда, здорово?
        И тут Кошка замечает, что у зверька белые острые клыки. Из свертка высовывается лапа с длинными кривыми когтями. Она кричит. Нюта осуждающе качает головой:
        - Тише ты! Разбудишь мне малыша. Правда, он хорошенький?..
        Кошка проснулась в испарине и с облегчением поняла, что это был сон. Правда, по ее понятиям, ничего хорошего такой сон не сулил.
        Днем дверь ее каморки распахнулась. На пороге стоял тюремщик, а рядом - Нюта. Самая настоящая. Высокая, с этими ее огромными голубыми глазищами и с таким недовольным видом, будто ее только что разбудили. Кошка чуть не расплакалась от облегчения. Значит, все было на самом деле! Теперь, наконец, все должно уладиться. Сейчас Нюта узнает ее и вспомнит, что обещала ей на Шаболовке. Нюта поможет - потому что, кроме нее, надеяться больше не на кого.
        - Ну и запах здесь! - сморщила нос Победительница Зверя, глядя на Кошку. Тюремщик посветил той в лицо фонарем.
        - Узнаешь ее?
        «Это же я!» - хотелось крикнуть Кошке, но она молчала. Нюта все сейчас скажет сама.
        Победительница Зверя еще некоторое время равнодушно глядела на нее.
        - Нет, это какая-то ошибка, - сказала она тюремщику. - Я впервые вижу эту женщину.
        И прежде, чем Кошка успела что-либо ответить, дверь захлопнулась. Она вновь осталась одна.
        «Вот теперь действительно конец, - подумала она, вспоминая брезгливый взгляд Нюты. - Так вот какой ты оказалась, Победительница Зверя? Тебя и осуждать нельзя - своя рубашка ближе к телу. Ты так горячо обещала мне свою помощь, но, видно, не подумала тогда, что эта помощь в самом деле может мне понадобиться. И не захотела иметь ничего общего с арестанткой в грязном тряпье, на которую, тут, похоже, хотят повесить всех собак.
        Хотя, может, дело вовсе не в этом? Может, ты в самом деле видишь меня первый раз в жизни? Может, этот гад Роджер не врал, и мы не встречались с тобой на Шаболовке? Я могла увидеть где-нибудь твое изображение - их ведь немало висит в метро, особенно здесь, на Краснопресненской. А все остальное мне просто померещилось?
        А может, тебе тоже внушили, что ничего не было? Что поход на Шаболовку привиделся тебе в страшном сне? Да, но я-то тебя узнала. И наверняка мое лицо тебе тоже показалось знакомым. Ты могла хотя бы сказать об этом. А ты просто не захотела связываться.
        Если даже лучшие из женщин так себя ведут, то надеяться больше не на что. Видно, остается только умереть».
        Кошка почувствовала, что еще немного - и она окончательно сойдет с ума. Она ждала, что придет Сергей и все объяснит, но его не было. Может быть, он тоже ей приснился? Зато ночью к ней снова явился Леха. Глядел на нее тусклыми глазами и хрипел:
        - Не парься, Киса! Нам ли быть в печали? Давай умрем весело. Поиграем в кошки-мышки.
        И он поманил к себе окровавленным пальцем.
        - Так это ты меня пугал в туннеле? Твоя была считалочка?! - крикнула она.
        - Кто ж еще, Киса? Я не такой, как другие, я порядочный, и мою девочку теперь никогда не брошу. Всегда буду рядом, - ухмыляясь, пообещал он.
        - Эй ты, чего орешь, в натуре?! Отдыхать людям мешаешь! - завопил какой-то бомж из соседней клетки.
        - Это тебе, что ли? Тоже мне, человек нашелся! - фыркнула она. В бомже и вправду человеческого осталось меньше, чем даже в ней самой. Но он, по крайней мере, был живой, и сейчас Кошка была рада поговорить даже с ним - только бы мертвец убрался хоть ненадолго, оставил ее в покое…

* * *
        Еще примерно через два дня - Кошка не могла бы с уверенностью сказать, сколько времени прошло, - тюремщик, заглянув, приказал:
        - Арестованная, на выход! С вещами.
        И сам захохотал, радуясь своей шутке: вещей у Кошки, кроме одежды, не было - все отобрали при аресте.
        - Куда меня? - спросила она. - На расстрел?
        На ответ она особо не надеялась, но сторож, видно, был в хорошем расположении духа.
        - Да кто ты такая, чтоб пулю на тебя тратить? - хмыкнул он. - Надо будет - веревкой обойдешься. Тем, верно, дело и кончится - Зотов мужик серьезный, шутить не любит.
        Кошка ничего не понимала. Кто такой Зотов, при чем здесь он? Но приготовилась к самому худшему.
        Ее опять вели под конвоем через всю станцию со связанными за спиной руками. Народу было немного - судя по всему, дело шло к ночи. Кошка поняла, что такое время выбрано нарочно. Она жадно разглядывала редких прохожих - так отвыкла от обычных человеческих лиц, сидя в клетке по соседству с бродягами. И вдруг снова, как и тогда, на Ленинском проспекте, мелькнуло из-за чужой спины знакомое до отвращения Витькино лицо. По прошлой жизни знакомое, по Китай-городу.
        «Вот и ответ, - осенило ее внезапно. - Они отпустили Сергея, чтобы он пошел меня искать. А они, проследив за ним, вышли на меня».
        Теперь она даже не волновалась. Если ее не пристрелят одни, то наверняка убьют другие. И лишь одна мысль еще терзала - что же будет с младенцами? Оставалось надеяться, что Сергей найдет гадалку и сумеет о них позаботиться. Хотя еще вопрос, способен ли он позаботиться сам о себе? Он ведь теперь тоже в бегах, бездомный скиталец…
        По пути она краем уха ловила обрывки разговоров:
        - Правильно сделали, что отправляют подальше… Сообщники могут отбить или выкупить… А Зотов разберется, он крутой мужик, у него не забалуешь…
        - По мне, так нечего с ней и возиться - шлепнуть, и все дела. Но начальству виднее. Наверное, сперва толком допросить хотят, а уж потом - в расход…
        Они прошли по переходу на Баррикадную, а затем - к входу в туннель. Там уже стояла дрезина.
        «Меня куда-то повезут, - поняла Кошка. - А Сергей ведь не знает об этом, он не найдет меня».
        Отвезли ее недалеко - до следующей станции. Нюта рассказывала ей об Улице 1905 года, но Кошка не ожидала, что здесь будет так просторно и мрачно. Высокие колонны розовато-серого мрамора уходили к потолку. На стенах пузатые металлические буквы и цифры складывались в название станции, надписи чередовались с изображениями факелов. Не хватало, разве что, красных знамен, как на Фрунзенской. Может, сюда привозят заключенных, чтоб они в торжественной обстановке успели приготовиться к смерти? «Возможно, и Нюта сейчас где-то здесь, - подумала Кошка, - но что толку?»
        Часовой сдал Кошку под расписку местной охране, а сам прыгнул в дрезину и укатил назад. Ее привели в закуток, отгороженный щитами, где за поцарапанным пластиковым столом сидел худой, бритый наголо мужик с пронзительными глазами - страшный комендант Зотов, как она поняла из разговоров. Он посмотрел на нее в упор. Демонстративно втянул ноздрями воздух:
        - Мне кажется, я узнаю этот запах. От тебя за версту несет бандитским треугольником. Мне ли его не знать - запах крови, страха и смерти.
        Его тон не обещал ничего хорошего. Кошка молчала.
        Побуравив ее немного глазами, Зотов буркнул:
        - Увести.
        - В камеру? - спросил часовой.
        - В душ для начала, - поморщился комендант Зотов. - Одежду ей какую-нибудь найдите, а потом покормите - и в лазарет. Там, кажется, койка свободная есть.
        И тут начались чудеса. Кошку отвели в душевую, где было достаточно теплой воды и мыла, - хватило и на помыться, и на постираться, дали чистую одежду. Потом накормили досыта, и не жидкой баландой, а жареными грибами с мясом, к которым прилагалась большая кружка отличного грибного чая, крепкого и душистого. Потом привели в комнатку, выложенную кафелем, где пахло какой-то химией и стояла настоящая кровать. Матрас был покрыт ветхой, но чистой простыней. Кошка рухнула на него, закуталась в серое байковое одеяло и провалилась в сон без сновидений.
        «Что-то я не слышала, чтоб так носились с заключенными», - подумала она, проснувшись. Правда, вскоре Кошка убедилась, что у дверей помещения стоят двое часовых. Но с ней они разговаривали по-доброму, шутили. Так что охраняли они, скорее, ее - от возможного нападения.
        Потом навестить ее пришли Сергей и Нюта. Был с ними и еще один человек - с выразительным лицом и волосами, собранными в хвост, которого Нюта называла Взлом. Он все больше молчал, но, встречая ее вопросительный взгляд, делал страшные глаза и подмигивал. И она невольно фыркала.
        - Ты же понимаешь, - сказала Нюта, не дожидаясь ее вопроса, - я не могла там при посторонних сказать, что мы знакомы.
        Вид у нее по-прежнему был недовольный и озабоченный.
        Кошка, как раз, ничего не понимала, но решила не ругаться по пустякам. Вместо этого она твердо сказала:
        - Надо найти детей.
        - Об этом не волнуйся. Дети у нас. Завтра ты сможешь их увидеть.
        У Кошки словно камень с души свалился. Сколько раз она ругала себя, что отдала малышей неизвестно кому. И все же, как оказалось, правильно сделала. Значит, верно ей подсказал внутренний голос, не зря она, такая недоверчивая по жизни, почувствовала симпатию к этой странной гадалке. Но где же она видела ее раньше?
        Вэл с любопытством разглядывал ее, и Кошка смутилась.
        - Чего так смотришь? - буркнула она.
        - Да вот, удивляюсь - неужели ты и вправду такая опасная преступница? С виду хрупкая девушка, ничего особенного и красавицей не назовешь. Но этот твой взгляд… словно ты прошла через ад и удивляешься, что до сих пор жива. Знаешь, мне хочется написать о тебе песню. Нет, правда, я ведь музыкант. Чем-то ты меня зацепила.
        - Лучше не надо, - буркнула Кошка, но ей было приятно. А вот Нюта все хмурилась.
        - Что со мной теперь будет? - неуверенно спросила ее Кошка. Она уже не знала, чего ей ожидать от Нюты - сначала та не узнала ее, теперь держится с ней сухо и холодно, как с посторонней. Наверное, кто-то позаботился рассказать ей об убийце с Китай-города, и благородная Победительница Зверя не хочет иметь с ней ничего общего. Но ведь наверняка это она способствовала тому, чтобы Кошку перевели сюда, чтоб обращались с ней лучше.
        - Завтра вечером готовься уходить, - деловито ответила Нюта. - Постарайся днем поспать - путь будет нелегким. Пойдем до Беговой, а там придется на поверхность выйти.
        - А потом куда?
        - Т-с-с! - рассеянно произнесла Нюта. - Все будет нормально. Потом тебя убьют при попытке к бегству.
        Глава 16
        ПОГОНЯ
        Как оказалось, Нюта все продумала и раздражалась, когда ей задавали лишние вопросы. Она из суеверия не хотела говорить заранее о конечной цели их похода.
        - Не беспокойся, Илья Иваныч такие дела устраивать умеет. И если все пойдет как надо, то через несколько дней ты будешь в безопасности и на свободе, а здесь тебя все будут считать погибшей.
        «Ничего уже не будет, как надо. Меня действительно убьют при попытке к бегству. Свои убьют, китайгородские».
        Кошка попыталась объяснить это Нюте, но та рассеянно отмахнулась:
        - Не бери в голову. Это все ерунда. Нам бы только по поверхности пройти. Ты знаешь, что после Беговой нам придется выйти наверх и некоторое время идти вдоль шоссе? Ведь тоннели к Полежаевской до сих пор частично завалены.
        Бандиты с Китай-города ее, казалось, вовсе не волновали.
        «Они убьют всех нас, - тоскливо думала Кошка. - Я опять навлеку беду на остальных. Как объяснить им, что со мной связываться нельзя? Нюта и так уже много для меня сделала, надо отговорить от похода хотя бы ее. В ее положении она готова рисковать жизнью, чтоб только меня спасти. Но ведь она упрямая, и слушать не станет. И как, интересно, удастся ей уговорить этого Илью Иваныча? Он так смотрел на меня, что если б взглядом можно было убить, то я уже была бы покойницей».
        Кошка расплакалась и вдруг почувствовала облегчение. И надежду, что все образуется, несмотря ни на что.
        - А дети, что будет с детьми? - тревожно спросила она.
        - О них не волнуйся, им здесь будет хорошо. Пока они слишком малы, и мы не можем взять их с собой. Но со временем мы за ними вернемся. А пока они в надежных руках…
        Кошка не знала о разговоре, который вскоре состоялся у Нюты с Ильей Иванычем. Нюта даже взяла с собой Вэла - чтобы поддерживал. У Ильи Иваныча настроение оставляло желать лучшего.
        - Слышал я одну историю, - мрачно сказал он. - Жила на Китай-городе мутантка одна. Пока маленькая была, вела себя смирно. А потом как-то ночью пятерых ни с того ни с сего зарезала и скрылась. Мораль - как мутанта ни корми, все равно конец один. А ты, похоже, вообще ни о чем не думаешь, когда всех подряд готова провожать на Тушинскую. Мой долг тебя предупредить - опомнись, иначе наживешь проблем и себе, и близким.
        - Любопытная история, - легкомысленно сказал Вэл. - Представляю, как они обращались с беднягой. Мутантов нигде не любят, а уж на Китай-городе - особенно. Хуже к ним разве что у фашистов относятся. Но я эту историю немного по-другому слышал - девчонка просто отомстила тем, кто над ней издевался. И честно говоря, после того, что они с ней сделали, я бы на ее месте еще хуже с ними обошелся - а она просто горло перерезала. Во сне. Учитывая все обстоятельства, это было почти гуманно. Кстати, Иваныч, меня всегда интересовал вопрос: а с чего для тебя начинается мутант? Вот горбатый мальчонка, которого Кирилл подобрал, - мутант или нет? На Киевской, говорят, чуть ли не у половины жителей по шесть пальцев на руках - они мутанты?
        - Мальчик никого не убивал, - пробормотал комендант, чувствуя, что Вэл готовит ему какой-то подвох.
        - Так ведь у него еще все впереди. Кто знает, что из него выйдет, когда он вырастет? - философски заметил музыкант. - А я знаю людей, Иваныч, которые рассуждают так же, как ты. И живут они всего в двух перегонах отсюда. Твои слова насчет мутантов были бы встречены на «ура» в Четвертом рейхе.
        - Тьфу! - сплюнул комендант, для которого сама мысль о том, что он в чем-то сходится с фашистами, была непереносима.
        - А еще я слышал, - не унимался Вэл, - что Кошка прикончила лишь тех, с кем у нее были личные счеты. А кое-какие отморозки, воспользовавшись случаем, стали подделываться под ее почерк. Нарочно отрезали убитым одно ухо и мизинец, чтоб на нее подумали.
        - И откуда такая информация? - подозрительно спросил Зотов.
        - Я люблю путешествовать, и у меня много знакомых в самых разных кругах, - усмехнулся Вэл. - Что люди не расскажут постороннему, то с легкостью поведают известному музыканту за кружкой браги. Так что, по-моему, девушку в чем-то можно понять. Впрочем, я слышал, что бедняжку потом тоже убили…
        - Ну, если еще и не убили, то наверняка вот-вот убьют, - примирительно сказал комендант и со значением посмотрел на Вэла.
        - Так что и спорить не о чем, - развел руками тот, убедившись, что комендант понял его.
        И все же Илья Иваныч снова обратился к Нюте:
        - Подумай как следует, прежде чем вести на Тушинскую кого попало. Конечно, рабочих рук у вас не хватает, но это не значит, что надо беглых преступников собирать на станции.
        - Почему сразу преступников? - возмутилась Нюта. - Ей ведь так и не предъявили внятного обвинения. Подумаешь, какую-то девицу убили на Ганзе! Так они что, теперь в каждой незнакомой женщине будут шпионку подозревать? А Катя, между прочим, спасла двух чужих детей, хотя сильно рисковала при этом. Уже за одно это ей многое должно проститься - если она вообще нуждается в прощении. И ей помогала святая заступница. Даже я не сподобилась ее видеть - а Катя смогла. Значит, и не нам ее судить.
        - Да к тому же до Тушинской еще дойти надо, - со значением ввернул Вэл.
        - Опять святая заступница! - со стоном сказал комендант, обхватив голову руками. - Как же тяжело, когда руководить приходиться бабским коллективом.
        И тут в закуток вошла коренастая и не слишком красивая девушка, при виде которой лицо начальника смягчилось.
        - Все подслушиваешь, Алина? - сказал он с упреком, но тут же против воли улыбнулся.
        - А ты сегодня такой грозный - и подойти-то страшно, - Алина обняла отца. - Пожалуйста, сделай так, как Нюта просит.
        - Да ведь ты эту девушку даже не видела.
        - Да уж вся станция об этом говорит. Ее Вэл видел. А Кора, гадалка, говорит, что для нас она не опасна.
        - Ну, если Кора говорит, - язвительно протянул комендант, - тогда, может, мне уже пора место освобождать. А станцией будет управлять бабий совет. Представляю, что вы там наруководите. Ведь случись чего, отвечать не Кора будет.
        - Я за нее отвечаю, - упрямо сказала Нюта. - Как за себя. Она меня спасла. Теперь моя очередь. Тем более, если нам удастся дойти до Тушинской, вряд ли Катя вернется потом в большое метро. По крайней мере, в ближайшее время. Значит, это будет уже не ваша головная боль. Насколько я знаю, туннели от Беговой к Полежаевской еще и не думают раскапывать. А поверху идти далеко не каждый отважится.
        - Да, если удастся дойти… - как эхо, ввернул Вэл, словно невзначай.
        Алина снова обняла отца, и тот махнул рукой, как бы говоря: «Делайте, что хотите». И не видел, как его дочь послала Нюте торжествующий взгляд.
        - А младенцев-то куда - тоже на Тушинскую? - спросил комендант, но тут же сам себе ответил: - Нельзя, они дороги не вынесут. Значит, останутся здесь. Бабья полно - найдется, кому нянчить. Все прибыль. Будет хоть мальчишек на станции побольше…

* * *
        Когда вечером Нюта и Вэл еще раз зашли навестить Кошку, вслед за ними в каморку вошла какая-то женщина - темноволосая и темноглазая, одетая в пестрое тряпье. Дети безмятежно посапывали у нее на руках. Как ни странно, они будто окрепли и поправились, Кошка осторожно дотронулась до маленькой ручки Павлика - он сжал ее палец в руке и сделал гримасу, словно улыбался. Она понимала, конечно, что улыбаться он еще не умел, но все равно была рада.
        Кошка все пыталась понять, где же она видела эту женщину. Та осторожно качала то одного, то другого ребенка, и Кошка вдруг заметила, что одна рука у нее замотана пестрым платком, как повязкой. Женщина смотрела на нее без улыбки, и Кошку, наконец, осенило…
        - Это ведь ты была тогда в туннеле, возле мертвой Яны! Ты отвела глаза бандитам, ты меня спасла. Так ты - святая?
        Женщина покачала головой:
        - Ошиблась ты, девушка. Какая я святая? Я просто Маша, гадалка. Меня тут всякий знает. Не бойся за младенчиков. Будут живы и здоровы.
        Нюта серьезно кивнула:
        - Можешь быть спокойна. Никто у нас не умеет лучше ходить за больными.
        Теперь насчет детей можно было не волноваться, а что будет с ней самой - не так уж и важно. И Кошка еще раз попыталась отговорить Нюту от ее затеи:
        - Зря вы меня не слушаете. Мне не дадут уйти далеко. Люди, которые меня ищут, наверняка уже здесь, на станции. Если вы куда-нибудь отправите меня, они постараются убить меня по дороге. И те, кто со мной пойдет, умрут тоже.
        - А мы все-таки попробуем, - отрезала Нюта. - Нам главное - до Беговой дойти. А там выйдем наверх - и еще посмотрим, кто кого. У нас есть для врагов кое-какие сюрпризы в запасе.
        На пороге женщина, пропустив вперед Вэла и Нюту, оглянулась и заговорщически улыбнулась, словно напоминая об общей тайне. И ушла прежде, чем потрясенная Кошка успела сказать хоть слово.
        - Давайте устроим отвальную? - предложил Вэл Нюте и Сергею. - Посидим напоследок. А то наш гость так и не услышит, как я пою.
        - Это будет ужасно! - фыркнула Нюта. Сергей взглянул с недоумением. До песен ли теперь, в самом деле?
        - Скучные вы какие, - поморщился Вэл. - Наоборот, надо повеселиться как следует. А если за нами и вправду следят, то ни за что не подумают, что поход намечается именно на эту ночь. Решат, что вы напились и никуда не уйдете.
        - Неплохая мысль, - подумав, признала Нюта. - Нам надо только собраться заранее, а потом сделаем вид, что намерены выпивать всю ночь, а сами улизнем потихоньку.
        И к вечеру даже изумленная Кошка сквозь приоткрытое окошечко изолятора могла слышать переборы струн, иногда перемежающиеся громким смехом. Судя по всему, на станции веселье было в разгаре. Уж не забыли ли они, что собирались в поход? Или все-таки решили прислушаться к ее предупреждениям и все отменить - но почему тогда не предупредили?
        Тем временем Вэл успел уже спеть про четырехглазого мутанта, и теперь перебирал струны, подбирая очередную мелодию. Народу вокруг собралось множество - далеко не каждый вечер музыкант баловал их песнями.
        Загнаны в угол. Выхода нет.
        Твари скалят клыки.
        Они ненавидят весь белый свет,
        И мы для них чужаки.
        И нас с тобой не сможет спасти
        Ни пуля и ни броня,
        Но ты сумеешь еще уйти,
        Если бросишь меня.
        Люди притихли, каждый думал о своем. Песня что-то разбередила в них. Вот так живешь, а потом становишься перед выбором - и что бы ты ни выбрал, ты проиграешь.
        Поздно прикидывать, кто виноват,
        Что делать, куда бежать.
        И пусть ты был мне всегда как брат,
        Но нынче пора решать.
        Нам с тобой не успеть удрать
        Вдвоем от них ни за что.
        Но ты постарайся не умирать,
        А думать будешь потом.
        Назад не гляди. Решился - держись.
        Ты вырвался. Ты герой.
        Ты с боем взял свое право на жизнь,
        Какую - вопрос другой.
        И сделал ты все, что мог, поверь,
        Но, злую судьбу кляня,
        Ты сам завоешь, как дикий зверь,
        Когда поймешь, что тебе теперь
        Придется жить без меня.
        Кто-то из слушателей всхлипнул. Наверное, вспомнилось что-то очень личное.
        «Хорошо, если это и вправду поможет отвести глаза преследователям», - подумал Вэл. Он ухитрялся одновременно сохранять приличествующее этой песне суровое и скорбное выражение и в то же время размышлять о вещах практических и насущных. Окинув публику взглядом, он не заметил Нюты. Может быть, она уже ушла - значит, надо отвлекать внимание собравшихся как можно дольше. И, не давая слушателям опомниться, он затянул следующую песню.
        Кошка уже думала, не улечься ли спать, когда в замке ее каморки вновь зазвенели ключи. На пороге она увидела незнакомого мужчину, высокого и широкоплечего. Кошка испугалась, шарахнулась в угол и уже открыла рот, чтобы закричать.
        - Тише ты! - буркнул незнакомец. - Идем скорей, Нюта ждет.
        Она, все еще боязливо косясь на него, надвинула капюшон пониже на лицо и, взяв рюкзак, скользнула за мужчиной наружу. В центре станции толпа до сих пор слушала концерт Вэла, и казалось, на них никто не обратил внимания.
        Нюта и Сергей дожидались их в туннеле, возле блок-поста.
        - Пора! - сказала Нюта, лицо ее было серьезным и сосредоточенным. - Двигаемся как можно тише, посты предупреждены.
        Они шли в полной темноте, не зажигая фонариков. Кошка вызвалась идти первой - так она могла бы предупреждать спутников о возможных препятствиях.
        Отошли не так уж далеко от станции, когда Кошка почувствовала присутствие в туннеле чужих: в нос ударил стойкий запах давно не мытого тела. Она шепнула спутникам: «Стойте!» и тихонько прошла немного вперед, положив руку на рукоятку ножа, который ей вернули перед походом, - еще один знак доверия. У самой стены туннеля сидел человек в лохмотьях. Как тихо она ни двигалась, он поднял голову на звук ее шагов:
        - Кто здесь?
        - А ты кто? - тихо и угрожающе спросила Кошка.
        - Я - смиренный отшельник. Святая заступница иногда посещает меня, и мне больше ничего не надо. Да благословит она и вас тоже.
        Кошка разглядывала изможденное лицо, лихорадочно блестящие глаза, редкие потные волосы, прилипшие ко лбу. Ей показалось, что она уже видела этого человека при других обстоятельствах.
        - Как тебя зовут? - спросила она.
        - Я - Коля. Просто Коля, все остальное забыто. А это - Вася.
        Кошка заметила поодаль еще одного оборванца, тот, казалось, дремал.
        - Это местные бомжи, - тихо сказала Нюта. - Живут здесь и поклоняются Алике-заступнице. На вот, возьми, - и она положила на шпалы возле Коли какой-то сверток.
        - Да благословит святая твою доброту, - сказал тот.
        Группа тихонько двинулась дальше, а Кошка принялась вспоминать - где же она могла видеть этого человека? В памяти всплывало - вот она держит в руках несколько печатных страничек. На первой заголовок - «Рагнарек». Трехконечная свастика четвертого Рейха. И неясная, размытая фотография сбоку - но черты лица вполне узнаваемы.
        Ей казалось, что именно этого человека она несколько месяцев назад видела и вблизи. Она тогда оказалась в туннеле, ведущем к Пушкинской и, вдруг услышав шаги, затаилась в углублении стены. Мимо нее, разговаривая между собой, прошли двое в нацистской форме. Конечно, отшельник Коля выглядел тогда получше, но голос, который она услышала сейчас, был тот же самый - уж в этом она не могла ошибиться.
        - Так вот оно что! - тихо пробормотала Кошка себе под нос. И тут же решила свое открытие держать при себе. Что бы ни было у человека в прошлом, но если он уверовал, увидел свет в конце туннеля и обрел мир в душе, не стоит ему мешать. И неважно, в кого он уверовал - в заступницу ли, в Хозяина туннелей, да мало ли еще в кого? Всякий разумный человек знает - на пути у высоких чувств становиться не дело. Один человек говорил ей, что разные божества есть лишь воплощения одного и того же. И не людям теперь судить того, кому открылась высшая истина…

* * *
        В середине пути Нюта стала чересчур часто спотыкаться, и сталкер, идущий замыкающим, рискнул включить фонарик. Тут же сзади сухо щелкнул выстрел, пуля ударилась в стену совсем недалеко от них. Фонарик тут же погасили, но теперь они знали - за ними погоня. И те, что шли сзади, знали, что они это знают. Может, именно этого они и добивались - напугать для начала, посеять панику? Но в группе собрались люди, не склонные быстро терять голову. Еще со времен неудавшейся экспедиции Кошка помнила, что Сергей в минуты опасности сохраняет хладнокровие, а после совместной с Нютой вылазки на Шаболовской она поняла - Победительница Зверя тоже не позволяет себе раскисать в ответственные моменты. Конечно, она - женщина, да к тому же очень впечатлительная, и ничто человеческое ей не чуждо. Но все это обычно вылезает потом - истерики, слезы. А когда нужно, она умеет держать себя в руках. Да и четвертый их спутник тоже как будто был не из пугливых.
        На Беговой Нюта о чем-то торопливо переговорила с постовыми, и те пропустили их беспрекословно. Видимо, Победительницу здесь знали. Но Кошку не оставляли дурные предчувствия. «Все это бесполезно, - думала она. - Сейчас сюда придут те, что гонятся за нами, и когда они расскажут, кого и за что преследуют, их мигом пропустят тоже. Остается надеяться, что какое-то время на объяснения у них уйдет. Жаль, что эти, с Беговой, вникать, кто прав, кто виноват, скорее всего, не станут. Мол, пусть разбираются сами, а прав окажется тот, кто в итоге останется жив».
        Члены отряда быстро облачились в костюмы и противогазы, им открыли гермоворота, и они вышли в ночь. Прямо перед собой Кошка увидела эстакаду, где навеки застыли заржавевшие машины. Повинуясь знаку Нюты, они повернули направо и двинулись по шоссе - если верить ее словам, им надо было пройти совсем немного. Может, все-таки успеют?
        Не успели. Сзади послышалась автоматная очередь. На поверхности преследователи вели себя еще более нагло, уже не скрываясь. Нюта с Кошкой, пригибаясь и прячась за машинами, пробирались вперед, а сталкер и Сергей отстреливались от настигавших их бандитов. И вдруг грохот стал совсем уж нестерпимым, забил по ушам, точно молотками. Кошка увидела, как Нюта вдруг выпрямилась на секунду, махнула рукой и отрывисто, торжествующе что-то крикнула - ей послышалось: «Идиоты!». Кошка испугалась, что Нюту сейчас убьют - в свете луны она была отлично видна. Но, взглянув назад, Кошка поняла - ее преследователям уже не до этого, им уже вообще ни до чего. Словно темный смерч летел на них с эстакады. Неведомые животные звонко цокали копытами, ветер раздувал длинную шерсть, растущую у них вдоль шей.
        Бандиты заметались. Кто-то, видимо, самый храбрый, вскинул автомат и дал очередь в сторону надвигающейся лавины, но это было все равно, что плевать против ветра. Кошке захотелось посмотреть поближе, что там происходит, но вдруг ее охватил такой ужас, что она и шагу сделать не могла. Сзади кто-то толкнул ее - это был Сергей, и лишь тогда она очнулась. И они кинулись в сторону от шоссе, во двор, где виднелись какие-то столбики и даже, кажется, остатки детской горки. Нюта хромала, Кошка поддерживала ее, молясь, чтоб скорей закончился этот ужас. Подбежав поближе к детской площадке, они увидели уходящую вглубь дыру, куда и протиснулись по очереди со всей возможной скоростью, и вскоре оказались в туннеле метро. Но еще раньше, чем это случилось, темный грохочущий вихрь промчался куда-то дальше по шоссе, и сзади воцарилась тишина, не нарушаемая ни выстрелами, ни криками. Как будто все живое замерло перед неведомой силой, только что явившей себя. И Кошка отчетливо поняла - кричать и стрелять больше некому. Своих преследователей она больше не увидит никогда, да и никто другой их уже не увидит - по крайней
мере, живыми.
        - Что это было? - спросила она, едва смогла отдышаться.
        - Т-с-с! - сказала Нюта. - Неважно, что, главное - что все кончилось хорошо. Самое опасное позади, теперь, думаю, нам удастся спокойно дойти до Тушинской.
        И на лице у нее Кошка увидела какое-то новое, незнакомое выражение - злобную радость. Нюта торжествовала, как будто промчавшаяся жуткая лавина была делом ее рук, ее личной заслугой, как будто именно она все это организовала. И еще в глазах Нюты читалось облегчение - словно она до последнего не была уверена, что все получится именно так, как она задумала.
        - Но ты что-то кричала. Ты знаешь, что тут происходит? Что убило тех, нападавших?
        Кошка ни секунды не сомневалась - те, что догоняли их, мертвы. И была уверена, что Нюта тоже это понимает. Сталкер тоже не выказывал удивления, один Сергей смотрел недоуменно. Он, видно, тоже был бы не прочь услышать объяснения.
        - Какая разница, как их называть? - тихонько сказала Нюта. - Кто-то говорит, что это одичавшие кони. Тут ведь когда-то, говорят, ипподром был поблизости. Такое место, где устраивали лошадиные бега.
        - Я, кажется, видела похожего зверя в музее. Неживого, - пояснила Кошка задумчиво. - Получается, что они тех бандитов затоптали насмерть? Как все это странно. Хорошо, что мы успели пройти.
        - Кое-кто говорит, что это не просто лошади, - протянула Нюта. - Я каждый раз боюсь идти здесь.
        - Но ты сделала это для меня. И я этого никогда не забуду, - серьезно сказала Кошка.
        - Ты меня уже спасала, а сегодня была моя очередь.
        - Что же это за странные лошади? - подал голос Сергей, прервав их излияния. - Они вот так и бегают табуном все вместе? И почему нужно их бояться? Я видел пару раз лошадей еще до Катастрофы, они не нападали на людей. Могли, конечно, брыкнуть с перепугу, но так, чтоб охотиться, - такого не было. Не может быть, чтобы Катастрофа их так изменила.
        - А у нас вообще тут много интересного, - неожиданно засмеялась Нюта. - На Тушинской, например, водятся свирепые ламы с во-от такими клыками!
        Она, казалось, уже ничего не опасалась, и Кошка тоже позволила себе немного расслабиться, поняв, что главная опасность, видимо, миновала.
        - Да ведь я серьезно спрашиваю, - обиделся Сергей. - Мне как ученому это интересно.
        - Я не могу ответить по-другому, - сказала Нюта. - Я выросла в метро и не знаю, как называют это все ученые люди. Есть много вещей, в которые ученые вообще не верят и говорят, что их быть не может. И все же мы знаем, что они существуют. Но вы же не захотите слушать, о чем шепчутся между собой женщины.
        - Скажите, как умеете, - попросил Сергей.
        - А почему ты кричала «идиоты»? - спросила Кошка.
        - Я кричала? - удивилась Нюта. - А я этого совсем не помню. Это я зря - нас ведь могли заметить.
        - Но кто, скажи?
        - Давайте мы сейчас поговорим об этом, и больше никогда это обсуждать не будем? - сказала Нюта, понизив голос. - Люди говорят, что здесь гуляет Дикая Охота. Это мне рассказал один старик на станции Спартак - мы скоро будем там. Он сказал - это мертвые всадники скачут на мертвых конях. Ищут зло и расправляются с ним.
        - Не может быть, - убежденно проговорил Сергей. - Наверняка это все имеет какое-нибудь простое и понятное объяснение.
        - Да, скорее всего, - улыбнулась Нюта, которой, видимо, вовсе не хотелось спорить. Она как будто все для себя уяснила уже давно и глядела на Сергея снисходительно. Весь ее вид словно говорил: если человек не готов принять вещи такими, какими они есть, пусть думает, как хочет. - Может, откуда-то мчалось стадо диких животных и затоптало людей, которые просто попались им на пути, даже не заметив. Каждый верит в то, во что ему удобно.
        Сергей уловил иронию и заметно обиделся.
        - Не сердитесь, - сказала Нюта, - оставьте глупым женщинам тешиться их выдумками. Но только когда мы в первый раз столкнулись с этим, то один из нашей группы уверял, что обернулся и увидел всадников. Хотя, возможно, он пошутил - это очень на него похоже.
        Кошка молчала, вновь и вновь переживая ощущение ужаса, когда ей показалось, что сгусток тьмы на мгновение обернулся в ее сторону, и она различила над гривой скакуна бледное, жуткое лицо наездника. Это продолжалось лишь долю секунды, но она знала, что не забудет этого мига никогда, сколько бы ни довелось прожить. У нее было чувство, что за ней следят и все про нее знают, просто не трогают - до поры до времени. И это было так страшно - куда там бандитам с Китай-города! Они, по крайней мере, были простыми и понятными.
        Но ведь ее пропустили! Значит, здешние духи благосклонны к ней. И возможно, когда-нибудь ей удастся заслужить прощение? А еще Кошка вдруг поняла - ее мертвые теперь оставят ее в покое, не будут приходить во сне.
        И она дала себе слово, что если им удастся благополучно попасть на Тушинскую, то про месть она забудет навсегда. Никогда, кроме как для самообороны, не поднимет она руку ни на кого из людей, будь то самый отпетый подонок. И на душе у нее немного полегчало. В первый раз Кошка поверила, что все может кончиться хорошо.
        Глава 17
        ВОЛЯ ИЛИ КЛЕТКА?
        Они проходили пустые, заброшенные станции. На Полежаевской под ногами хрустела подозрительная бурая пыль, и они ускорили шаг. Кошка слышала про то, что здесь когда-то тоже жили люди, но однажды станция была обнаружена абсолютно пустой и залитой кровью. С тех пор ее так и не заселили. Что случилось с ее жителями, никто так и не узнал - рассказывали, что не было обнаружено ни тел, ни ошметков плоти, одна лишь кровь - везде, куда ни глянь. Кошка первый раз видела такую странную станцию - на ней было две платформы, более узкие, чем обычно, а путей, наоборот, три. Как будто взяли обычную станцию и по самой середине платформы проложили еще один путь.
        Станция Октябрьское поле, также пустующая, выглядела как и многие другие станции ближе к окраинам. Никаких вычурных элементов, стены выложены кафелем, высокие колонны подпирают потолок. Здесь когда-то произошла авария, и станция, по слухам, сделалась непригодной для жизни. Возле Щукинской в туннеле поблескивали нити паутины - пришлось сначала поджечь ее, а потом ждать, пока рассеется едкий дым. На Щукинской Кошка обнаружила признаки того, что обитатели покинули станцию не так давно - здесь еще валялся какой-то хлам.
        Войдя в туннель, Нюта неожиданно свернула в боковой проход, и вскоре они оказались в подземелье, где горел костер. Навстречу им поднялось несколько человек, и Кошка едва сдержала возглас удивления - она таких не видела еще. Лица у многих из них были намазаны белым, как у женщин, околачивавшихся в «Трех потронах», а глаза почти у всех оказались густо подведены черным. Черный цвет абсолютно преобладал и в одежде незнакомцев.
        К ее удивлению, Нюта дружески поздоровалась с ними, называя одного из них, видимо, самого главного, Каем. Она протянула ему пару книг, еще какие-то пакетики. В благодарность обитатели подземелья напоили их чаем - у него был странный привкус, но все почувствовали себя бодрее. Это было очень своевременно - путники уже успели устать, а дорога, как предполагала Кошка, предстояла неблизкая.
        Потом, в туннеле, Нюта тихонько объяснила ей, что Темные - это сообщество людей, которых не устраивают порядки в основных державах - на Ганзе, в Рейхе, на Красной Линии - и которые пытаются выжить сами по себе.
        - Не знаю, долго ли они продержатся, - заметила она. - Мы помогаем им, чем можем.
        В одном месте Кошка ощутила присутствие неизвестных животных, но Нюта заранее предупредила ее, что нужно просто спокойно идти вперед, и неведомые создания не причинили им зла. Они так и не показались - Кошка слышала только их шумные вздохи, а в нос ударил запах тухлятины.
        - Это тоже наши сторожа, - серьезно сказала Нюта.
        - Неплохо устроились! - пошутил Сергей, но голос у него был не очень веселым. И Кошка, кажется, догадывалась - почему. Она знала, что раньше Сергей мечтал добраться до Полиса. Теперь он понимал, что мечта его, скорее всего, так и останется мечтой. Слишком много преград теперь появилось на пути к Полису. И Кошка чувствовала угрызения совести - ведь это из-за нее Сергею пришлось распрощаться со своей мечтой. Он мог бы пойти в Полис без нее, но предпочел остаться с ней. А ей пока обратный путь в большое метро закрыт. Ну, разве что много времени спустя, когда все уляжется.
        У нее тоже было странное ощущение. Они шли мимо мертвых станций, и ей казалось, что так будет еще долго. Что их ждет впереди? Может, приведут на какую-нибудь необитаемую станцию, да и оставят там. Скажут: «Обживайте, а мы пошли».
        Но вот впереди забрезжил неясный свет. Кошка насторожилась. Нюта вышла вперед, слышно было, как она переговаривается с охранниками. Потом она вернулась к группе и сказала:
        - Все в порядке. Идемте.
        По небольшой железной лесенке они поднялись на платформу. Кошка огляделась и все поняла. Ее охватило отчаяние.
        Серые стены, кое-где исписанные отдельными словами или даже целыми фразами. Серые четырехугольные колонны. С потолка прямо на шнурах свисают электрические лампочки. Из полумрака смотрят здешние обитатели - исхудалые мужики в потрепанных линялых ватниках и гимнастерках, бледные бабы в выцветших дырявых платках, кофтах и юбках. Так вот куда ее привели. Станция-тюрьма. Кошка машинально принялась читать надписи на стенах: «Спартак - чемпион», «Наутилус навсегда». «Машка - дура». И не сразу разобрала, что более мелкими буквами было написано ниже:
        «Никто не выйдет отсюда живым».
        Видно, один из тех бедняг, которых уморили здесь, оставил предупреждение следующим узникам. И никто даже не позаботился его стереть или замазать.
        «Что ж, я это заслужила, - подумала Кошка. - Но неужели Сергей тоже должен будет остаться здесь? Это несправедливо, он ничего плохого не сделал. Надо будет сказать ему - пусть оставит меня здесь и возвращается в большое метро. А я все равно тут не задержусь - удеру. Пусть лучше в самом деле убьют при попытке к бегству, а такая жизнь не для меня».
        Шевельнулась было у нее в душе злость, но быстро улеглась. Нельзя ведь ждать от Нюты слишком многого. Наверняка и лысый комендант, и другие непрошеные советчики напели ей в уши такого, что иначе она и поступить не могла. Спасибо и за то, что Нюта ей жизнь спасла, сильно рискуя при этом, а уж отпустить убийцу на все четыре стороны ей никто бы и не позволил.
        Тем временем Сергей, казалось, вовсе не расстроился. Он уже болтал с кем-то из местных жителей и даже улыбался.
        - Привал! - объявила Нюта. - Здесь отдохнем и перекусим, но надолго задерживаться не станем - нам еще идти.
        - Так я тут не останусь? - недоверчиво спросила Кошка.
        - Нет. Это станция Стадион Спартак, я в детстве жила здесь, - нахмурившись, сказала Нюта. - А мы пойдем дальше, на Тушинскую.
        Кошка не знала, какие воспоминания были связаны с этой станцией у Нюты. Поняла только, что не особо приятные. Кивнула, насупившись, но настроение у нее сразу изменилось к лучшему.
        Одна из надписей на стене выглядела совсем свежей. Кошка присмотрелась - и рассмеялась. Красной краской было написано «Да сдраствует Нюта!»
        Понемногу Кошка решила, что не так уж здесь и мрачно, да и вид у людей, несмотря на бледность, был более-менее бодрый. Непонятно, с чего она взяла, что это тюрьма? Вероятно, в заблуждение ввели голые серые стены и убогий внешний вид. Конечно, здесь было не так красиво, как на Ганзе, но местные жители чувствовали себя, пожалуй, даже свободнее. Многие узнавали Нюту, подходили поздороваться, тормошили. Потом путников покормили - повариха, которую Нюта называла Галей, наложила им полные миски грибной похлебки погуще, с нескрываемым любопытством разглядывая незнакомцев. Пришлось задержаться и пересказать последние новости большого метро - без этого их отказывались пропускать дальше.
        Еще один перегон - и Кошка, наконец, увидела станцию, где ей предстояло жить. И поняла, что здесь ей нравится.

* * *
        Конечно, никакого сравнения со станциями Ганзы Тушинская не выдерживала. Здесь и в помине не было такого великолепия, как например на Таганской. Зато от предыдущей станции она отличалась, как музей от темницы. Здесь оказалось светло и просторно, потолок подпирали высокие четырехугольные колонны, облицованные серо-голубым мрамором, а в стены были вделаны металлические панели - правда, что было изображено на них, Кошка пока не поняла. И в знак того, что строителям не чужда была тяга к прекрасному, вдоль потолка по бордовой полосе был выложен белым трогательный зигзагообразный орнамент. Об остальных украшениях позаботились уже сами жители. Поперек станции был натянут плакат. Надпись, сделанная крупными синими буквами, гласила: «Добро пожаловать в вольный город Тушино!». На колоннах кое-где висели листы бумаги, Кошка мельком заметила на одном из них крупный заголовок «Тушинская крыса» и молча подивилась. По стенам были развешаны разноцветные гирлянды и вырезанные из бумаги шестиугольники, как будто сделанные руками детей.
        - Что это? - спросила она у Нюты.
        - Снежинки. Новый Год ведь скоро, - ответила та. - Здесь так мало праздников, что к любому начинают готовиться заранее.
        Кошка улыбнулась. Потом внимание ее привлекла детская площадка, где играли несколько бледненьких, но вполне бодрых малышей. Взрослые глядели на вновь прибывших с любопытством, многие здоровались с Нютой. Скоро вокруг них собралась толпа - мужчины в толстовках и джинсах, женщины в ярких блестящих просторных халатиках и шлепанцах, в накинутых на плечи пуховиках, платках и шалях. Здесь как будто было даже теплее. Кошка вновь занервничала - ей казалось, что люди смотрят на нее осуждающе.
        - Господи, страшная какая! - уставившись на нее, охнула полная тетка в замызганном халате. Но не успела Кошка обидеться, как та продолжала: - Что ж ты такая худая да бледная? Жуть ходячая. Ну, ничего, поживешь у нас - откормишься.
        К Нюте подошел светловолосый худощавый парень с тонкими чертами лица, одетый в просторную рубаху и джинсы, укоризненно покачал головой:
        - Я ждал тебя гораздо раньше, хотел уже отправляться в большое метро на поиски. Ты сказала, что вернешься через неделю, а сама пропала на месяц. Больше никуда тебя не отпущу.
        - Знакомься, это Кирилл, - сказала Нюта. - Кирилл, это Катя.
        Парень мельком взглянул на нее и вновь повернулся к Нюте.
        Кажется, знакомство с жителями станции прошло благополучно. Кошка переминалась с ноги на ногу, ожидая, пока им скажут, где располагаться. И вдруг кто-то схватил ее за плечо. Она резко обернулась и увидела крепкого, коротко остриженного светловолосого мужчину в черной майке и спортивных штанах. Он ничем не выделялся бы в толпе, если бы не обувь - стоптанные зеленые сапоги в заклепках. Лицо его показалось ей смутно знакомым.
        - Привет! Не ожидала меня увидеть здесь?
        - Кто ты? Я тебя не знаю! - возмущенно пробормотала она. Но уже поняла - от него так просто не отделаешься. Неужели и здесь ее настигли тени из прошлого? Но где же она его видела?
        - Я знал, что мы еще встретимся! - торжествующе заявил парень. И увидев недоумение в ее глазах, пояснил:
        - Помнишь, пару месяцев назад ты спасла меня в туннелях Неглинки?
        Да, теперь она что-то такое припомнила. Даже странно - с чего ей вздумалось его спасать? Она тогда предпочитала в лучшем случае не вмешиваться в чужие судьбы, предоставлять людей их собственной участи. Возможно, если кого-то убивают, он это заслужил - так она тогда думала.
        Светловолосый тем временем бережно отвел волосы с ее лица, кинул беглый взгляд на изуродованное ухо и тут же вновь торопливо пригладил неровно остриженные пряди, скрывая обрубок от посторонних любопытных глаз. Она даже возмутиться не успела. Взгляд парня скользнул дальше, к ее рукам в перчатках - и Кошка невольно спрятала их за спину.
        - Да, это ты, - произнес он. - Но скажи мне, там, возле Олимпийского - там тоже была ты?
        Кошка сразу поняла, что он имеет в виду. Нет, она вовсе не собиралась стрелять в него, она караулила там совсем других людей, просто в «химзе» и противогазах все друг на друга похожи. Он ведь остался жив - чего ж ему еще? Но парень держал ее за плечи, глядя прямо в глаза, поэтому Кошка твердо ответила:
        - Нет, меня там не было. Не знаю, о чем ты говоришь.
        Незачем ему знать правду. В конце концов, он ей почти посторонний. Хотя, может быть, она расскажет ему все потом, когда станут друзьями. Если они станут друзьями…
        Он шумно, с явным облегчением вздохнул, хотя по глазам она видела - сомнения у него остались.
        - Ты так и не сказала мне тогда своего имени, - произнес он.
        - Мне кажется, ты уже сам его знаешь, - усмехнулась Кошка.
        - Я знаю только прозвище. Это не имя, это кличка. Или ты хочешь, чтобы я так и называл тебя?
        - Не надо, - быстро сказала она. - Зови лучше Катей.
        Он понимающе усмехнулся в ответ:
        - Ну что ж, вот и познакомились, наконец. Лучше поздно, чем никогда. А я - Иван.
        И так улыбнулся, что Кошка поняла - у него это имя тоже ненастоящее, лишь одно из многих. «Интересные люди собрались здесь», - подумала она и пробормотала:
        - Я не думала встретить здесь знакомого. Как ни убегай, а слухи идут следом…
        - Я тебе обещаю - от меня никто ничего не узнает, - твердо сказал Иван.
        Интересно, поверил он ей или нет? Впрочем, не так уж это важно сейчас. Она по глазам видела - если и не поверил, то будет молчать, не попрекнет и мстить не станет. Интересно, кто ему рассказал про нее? И чего такого рассказал, чтобы во взгляде парня понимание мешалось даже с каким-то восхищением.
        - Да, Кастанеда об этом ничего не писал, правда? - протянул он и улыбнулся. Кошка понятия не имела, кто такой Кастанеда и почему он должен был писать про них. Но ей вдруг стало легко и весело. Они с Иваном были теперь как два заговорщика.
        Может быть, они в самом деле станут друзьями?
        Она махнула ему рукой и вновь подошла к остальным - Сергей уже оглядывался, не понимая, что общего у нее с этим чужаком.

* * *
        Через несколько дней Кошка поняла - на станции никого особо не волнует, сколько у нее пальцев на руках. Изувеченное ухо тоже не привлекало внимания - здесь чуть ли не у всех были шрамы, и люди гордились ими. Кто-то получил рану в бою с мутантом, кто-то - на строительных работах. И она вовсе не так уж выделялась среди остальных.
        Ее предчувствия оправдались: после встречи с Дикой Охотой мертвые перестали беспокоить ее по ночам. Правда, она скучала по маленькому Павлику, но Нюта пообещала ей, что когда малыш подрастет немного, его можно будет тоже взять на Тушинскую. А через некоторое время Кошка обнаружила, что уже начинает забывать про младенцев и свои мучения с ними. Она радовалась тому, что теперь можно спать по ночам спокойно, не боясь, что разбудит назойливый детский плач. Ей уже начинало казаться, что все это ей приснилось.
        И все как будто было хорошо. Но вот это-то и было плохо.
        Первые дни они с Сергеем не могли наговориться - Кошка рассказывала, как отправилась ради него ночью в музей, как едва не погибла там. Сергей ахал, ужасался и восхищался, его расспросам не было конца. Увы, пока она была в тюрьме на Ганзе, из ее рюкзака выгребли все подчистую и вернули ей его почти пустым. К счастью, одна черная спиральная раковина, самая маленькая, чудом сохранилась, провалившись в дыру в подкладке, и Кошка гордо показала ее ученому в подтверждение своего рассказа.
        Но вот прошла неделя, первые переживания улеглись, и Кошка стала замечать, что Сергей как будто начал тяготиться ее обществом. Поначалу она страдала. Винила себя в том, что из-за нее ученому приходится оставаться здесь, не имея возможности побывать в большом Метро, увидеть Полис, как он собирался раньше. То есть, теоретически возможность была, но для этого нужно было часть пути пройти по поверхности. А после того, чего они насмотрелись наверху в прошлый раз, ни у кого из них такого желания не возникало. Правда, Нюта уверяла, что проделывала этот путь неоднократно, но сама признавалась, что ждет с нетерпением, когда разберут завалы в туннелях, и можно будет добираться с Улицы 1905 года до Тушинской под землей. Кошка считала, что это случится не скоро: жители Беговой до сих пор опасались разделить участь Полежаевской.
        Из-за этого, как ей казалось, Сергей и тосковал. Вечерами он нередко уходил разговаривать с отцом Кирилла - они оба интересовались растениями и животными нового мира. Кошка пару раз пыталась послушать эти беседы, и они не возражали против этого, но ей было скучно.
        Нюта как будто тоже сторонилась ее - или ей так только казалось? Во всяком случае, общаться они стали куда реже: Нюта почти все вечера проводила с Кириллом и словно целиком погрузилась в ожидание предстоящего события - рождение первенца. А если даже муж ненадолго отпускал ее, Победительница Зверя предпочитала общество женщин постарше, которые могли дать совет, и шила под их руководством крошечные распашонки. А у Кошки при одном взгляде на эти тряпочки сжималось сердце. «Своего ребенка у меня не будет», - то и дело думала она. Нет, она вовсе не завидовала Нюте, но уж очень тяжело ей было от таких мыслей. Потому Кошка предпочитала коротать вечера у костра, подружилась с одним из местных сталкеров, здоровенным мужиком по кличке Викинг, и выспрашивала у него про поверхность. Часто к ним присоединялся Иван, иногда с ним вместе приходил голубоглазый подросток, которого звали Женей. Иван обращался с ним, как с собственным ребенком, хотя, по соображениям Кошки, возраст Жени такую возможность исключал. Мальчик нравился Кошке - задумчивый и замкнутый, он не похож был на своих шумливых сверстников. Наверное,
несмотря на юный возраст, тоже успел пережить немало. Видно было, что он очень привязан к Ивану. Вскоре обнаружилось, что он любит животных, и Кошка еще больше подружилась с ним - в конце концов, она была ненамного его старше. Женя однажды даже рассказал ей по секрету, как его спасали, выдавая за девочку. Они посмеялись от души, но от кого ему пришлось скрываться и по какой причине, Кошка тактично предпочла не спрашивать. Она подумала, что если мальчик будет доверять ей, то когда-нибудь, возможно, расскажет сам - если захочет.
        Они в который уже раз обсуждали слухи и байки, ходившие по метро. Викинг рассказывал о легендарном отшельнике Тушинского оврага Павле Ивановиче, который приручил шестиногого мутанта. Кошку больше всего насмешило то, что ручного мутанта звали Марусей - как и монстра, которого она видела в музее. Поведав, что сталкерам Сходненской мерещится иногда сияющее огнями здание кинотеатра «Балтика», снесенного еще до Катастрофы, Викинг шепотом добавил, что, по его мнению, там открылся портал в другое измерение. Кошка понятия не имела, что такое портал, но на всякий случай соглашалась, чтобы не выглядеть глупо. Она, в свою очередь, порадовала их рассказом о мутанте на Шаболовке.
        Иван заявил, что однажды испытывал что-то подобное при вылазке на поверхность на Цветном бульваре. Они тогда забрели случайно в здание бывшего театра кукол, и начались у них такие глюки, что они чуть не остались там навсегда. Но у Викинга было, как всегда, свое мнение.
        - Я так думаю - не мутант это был, а такое невидимое… поле, что ли? Там сохранилась память о прежних временах, - он неопределенно покрутил рукой в воздухе. - Ну, вроде, завихрение такое в пространстве. Не зря же говорят, что мысли в воздухе носятся… А может, там какой-то излучатель остался, а после взрыва все это нарушилось. Так что не ломай себе голову, не кори себя и никого не слушай - ученые и раньше не все могли объяснить, а теперь и вовсе растерялись.
        Сергей, конечно, сказал, что все это ерунда. Не было ни мутанта, ни поселения, ни завихрения. Был просто допившийся до зеленых чертиков начальник Шаболовской, которому неизвестно что мерещилось, и хорошо, что Кошка с Нютой в этой передряге уцелели. Ему самому на Красной Линии случалось слышать и более бессмысленные приказы. И вообще ему иногда кажется, что он этого Ивана видел в свое время опять же на Красной Линии - только тогда парень, вроде, выглядел получше. И ей не стоило бы так быстро сходиться с незнакомыми людьми и верить всяким глупостям - народ тут собрался разный, жизнью побитый, и чуть ли не у каждого своя история за плечами - у кого печальная, у кого страшная. И что у кого на душе, лучше иной раз и вовсе не знать. Кошка при этих словах вздрогнула, но Сергей не обратил на это внимания. Видимо, он рассуждал без всякой задней мысли.
        Одним словом, Кошка чувствовала себя неуютно. Но что делать, она не знала. Получалось, что она испортила Сергею жизнь, что ему плохо из-за нее. И ей из-за этого тоже тяжело, а исправить ничего нельзя.
        Она считала себя обманщицей. Ведь он не знает, какая она на самом деле. Ей казалось, что если ложь так и будет стоять между ними, то этот барьер не удастся перешагнуть никогда.
        «Нельзя ему дальше врать насчет прошлого, - думала она. - Наверное, ему и так уже черт знает что наговорили, и он просто слишком порядочный, чтобы спрашивать напрямую. А если даже никто пока и не раскололся, надолго ли это? Допустим, Иван обещал молчать. Но ведь не он один знает. Однажды на станции появится какой-нибудь гость из прошлого и опознает меня - как Леха тогда…»
        Вспомнив про Леху, Кошка всхлипнула. Она же не может всех убивать. Она вообще не хочет больше убивать!
        «Нет, надо все рассказать самой. Так будет правильно. А если он после этого отвернется от меня - что ж, значит, я это заслужила. Тогда и буду думать, что делать со своей жизнью. Даже не нужно будет нарочно искать смерти - на поверхности опасности подстерегают сталкеров на каждом шагу. Хотя, может, я и не умру. В конце концов, жила же я до этого, никому не нужная? Значит, как-нибудь проживу и дальше. Без него…»

* * *
        Сергея Кошка обнаружила у костра - он что-то увлеченно обсуждал с отцом Кирилла, высоким седым мужчиной с правильными чертами лица, одетым в джинсы и зеленую куртку. Кажется, речь шла об овраге и пауках, она не разобрала. Сергей покосился на нее, как ей показалось, с неудовольствием, но тут же вновь обернулся к собеседнику. Кошка терпеливо дожидалась окончания разговора, машинально прислушиваясь.
        - Вот вы говорите - Полис, - отец Кирилла неопределенно махнул рукой куда-то в сторону туннеля, уходящего к центру. - И что вы там забыли? Я слышал, что про них рассказывают - мол, сберегают накопленные знания, и так далее. Но вот меня, например, совсем не тянет туда. И я скажу вам, почему. Большая часть этих знаний теперь абсолютно бесполезна. Они там сидят на изъеденных червями фолиантах и думают, что это великое культурное наследие, которое непременно нужно сберечь. А мир настолько изменился, что многие книги давно стоило бы сжечь - так они принесли бы больше пользы. Здесь у нас куда больше возможностей заниматься наукой - это я вам как биолог говорю. Здесь совершенно уникальные места - возьмите вон хоть Тушинский овраг. Вот где простор для исследователя, пища для ума! Теории должны подкрепляться практическими примерами - и здесь их можно найти с избытком. И не надо мне ни про Полис, ни про мифический Изумрудный Город. Я считаю, что это сказки, что там ничего нет. А если даже и есть какая-то небольшая община, замкнувшаяся в себе, так она постепенно вымрет.
        - Вы энтузиаст, - сказал Сергей, - это приятно. Такое чувство, что вы и по прежней жизни не очень-то скучаете.
        Отец Кирилла вздохнул:
        - Да, когда-то у меня была другая жизнь, но теперь мне все чаще кажется, что это просто сон. У меня такое чувство, что я родился в метро, на этой станции, и с детства видел над собой закопченный потолок, а небо - лишь изредка, во время вылазок. Человек ко всему привыкает, и я привык - питаться грибной похлебкой, каждый день отстаивать право на существование в борьбе с мутантами, трудностями, природой, наконец. Не знаю, как у вас там, в центре, а здесь выживают лишь те, которые не опускают рук, не впадают в уныние. И мне нравится, что я встречаю трудности плечом к плечу с ними.
        - Хорошо сказано! - заметил Сергей.
        - Ну, глядя на вас, мне кажется, что вы тоже не созданы для бумажной работы…
        Сергей не успел ответить - он, наконец, заметил Кошку, взглянул вопросительно.
        - Нам нужно поговорить.
        - Именно сейчас? - нахмурившись, спросил он.
        - Да, обязательно. Это срочно.
        Ученый с видимой неохотой последовал за ней в одно из подсобных помещений, где в этот момент никого не было: Кошка не хотела, чтобы их кто-нибудь подслушал. И из соображений безопасности, и вообще - ей казалось, что это слишком личное.
        Они уселись на самодельную деревянную скамейку, и Сергей выжидательно посмотрел на нее. Некоторое время Кошка молчала, не зная, с чего начать. И наконец решилась.
        - Когда ты был на Китай-городе, тебе, наверное, много всякого обо мне наговорили, - неуверенно начала она. Сергей молча слушал. - Я хочу рассказать тебе всю правду.
        На лице его явно отразилось изумление:
        - И ты из-за такой ерунды меня сюда притащила?
        - Но это не ерунда! Ты, наверное, считаешь меня чудовищем. И хотя я знаю, что мне нет оправданий, но если бы ты мог…
        - Нет-нет, молчи! - Сергей протестующе вскинул руку. - Ничего не хочу слышать. Дикие, невежественные люди. Они и вправду считали тебя ведьмой. Что за мракобесие?! Просто средневековые какие-то взгляды! Ты не волнуйся, я ни минуты им не верил. И о том, что тебе пришлось пережить, мы говорить больше не будем - с этим покончено. Зачем ворошить прошлое, причинять тебе лишние страдания? Здесь тебя никто не знает, и все это не имеет значения. И не спорь со мной, если не хочешь, чтоб мы поссорились!
        Кошка пребывала в явном замешательстве, а Сергей горячо продолжал:
        - Ведь только я знаю, какая ты на самом деле беззащитная и ранимая! Я ведь помню, как ты плакала из-за зайчика под водой. Неужели я поверю во все эти глупые выдумки, поверю, что ты могла хладнокровно поднять руку на людей - пусть даже полных отморозков?!
        «Это он про памятник утонувшему мутанту», - сообразила Кошка.
        - Одно дело - убить в бою, защищаясь, и совсем другое - нанести удар сознательно, - продолжал между тем ученый. - Я-то знаю, что ты на это не способна.
        «В таком случае, ты знаешь меня лучше, чем я сама», - подумала она. А ведь Леху она убила у него на глазах. Только, кажется, это было уже не важно. Он все равно сумеет найти ей оправдание - защищалась, была не в себе. Она вдруг поняла - у этого мужчины сложилось какое-то представление о ней, и теперь спорить без толку: все, что в это представление не укладывается, он будет отметать без колебаний. И придется ей теперь стать такой, какой он ее видит. Кошка начала потихоньку всхлипывать. Видно, свою ношу ей придется всегда нести в одиночку - она не сумеет разделить ее с этим человеком. Он не понимает ее, не хочет понять. Они слишком разные. Если бы она созналась во всем, ей наверняка полегчало бы - но он все равно ей теперь не поверит, решит, что она в уме повредилась от пережитого, и будет только еще больше ее жалеть. Она пока не знала, хорошо это или плохо, но знала - ей придется выдержать все, что она сама навлекла на себя.
        Она заплакала навзрыд, а Сергей обнимал ее и гладил по волосам, терпеливо дожидаясь, пока слезы иссякнут.
        - Ну что ты, - уговаривал он. - Теперь все будет хорошо.
        - Да, - сказала она, вытирая глаза и все еще всхлипывая. - Да, конечно…
        Сергей вздохнул. Катерина, конечно, молодец, но иногда с ней бывает нелегко. Ему все время приходится напоминать себе, что она, в сущности, еще ребенок - упрямый, храбрый, но бесконечно наивный. Когда не надо - чересчур недоверчива и при этом охотно готова верить во всякую чушь. Взять хоть эти глупые суеверия насчет ее родителей. Какие-то идиоты рассказали девушке, что ее нашли в подвале среди новорожденных котят, и бедняжка на полном серьезе спрашивала у него, не могло ли случиться так, что ее матерью была кошка? Он тогда целую лекцию ей прочел. Сказал, что это в принципе невозможно, что больше всего, как ни странно, в плане генетики на людей похожи свиньи. В последние годы перед Катастрофой ученые даже обсуждали возможность пересадки людям их органов взамен пораженных.
        Он-то хотел ее развеселить. Не учел, как нервно она к таким вопросам относится. А Катя очень на него обиделась. И все же, при всем своем невежестве, девушка очень способная. Однажды он увидел, как она сосредоточенно, высунув язык от усердия, что-то выводит огрызком карандаша в потрепанной тетрадке. Несколько таких тетрадок она притащила из книжного магазина, когда они ходили на вылазку, половину подарила ему, а половину оставила себе.
        - И что ты пишешь? - спросил он, улыбнувшись.
        - Составляю легенды, - серьезно ответила она. - Помнишь, я тебе рассказывала, что говорил тот человек в туннеле? Легенды древних назывались «Энума Элиш» - «Когда наверху». Я хочу записать, пока не забыла. Но только это будут не древние легенды, а наши.
        И он, склонившись над ее плечом, прочел:
        Когда наверху случилась Катастрофа,
        Люди стали жить в подземельях
        И на поверхность выходят только в противогазах.
        Когда наверху идет дождь, вода стекает по стенам туннелей,
        И когда-нибудь, возможно, мы все утонем.
        Пресная вода стекает сверху,
        Древнее море плещет под нами.
        Когда наверху полнолуние, мутанты сходят с ума,
        Даже те, которым не с чего сходить.
        Цветет венерин башмачок, осыпает пыльцу,
        Лучше обходить его стороной.
        Когда наверху дует западный ветер,
        Людей в метро охватывает тоска.
        Когда радиация улетит вместе с ветром,
        Те, кто останется, выйдут на волю.
        Стихи, конечно, неуклюжие, но Сергей все равно был потрясен. Она пыталась как-то по-своему осмыслить, что случилось с миром! И еще он не мог не чувствовать - Кате тоскливо здесь. А что делать, как ее успокоить, он не знал. Иногда она сама пыталась начать разговор, но то, что казалось ей важным, на его взгляд, было сущей ерундой. И она вновь замыкалась в мрачном молчании.
        - Что с тобой? - спрашивал он. - Я же вижу, тебе плохо.
        - Я живу взаперти, - отвечала она.
        - Глупости, - возражал он. - Ты же выходишь на поверхность.
        - Здесь все равно далеко не уйти.
        - А зачем тебе уходить далеко?
        - Интересно видеть новые места, новых людей. А для меня будто все уже кончилось. Словно меня похоронили здесь.
        - Тебе не нравятся здешние люди?
        - Нет, люди-то здесь хорошие. Некоторые даже слишком. И со мной нянчатся, как с больной или с маленькой. А мне этого не надо.
        - Мы все хотим тебе добра.
        - Да. Но то, что для вас добро, не всегда добро для меня.
        - А чего бы тебе хотелось?
        Она молчала. Плохо было уже то, что он об этом спрашивал. Кошка чувствовала себя на месте, когда приходилось преодолевать препятствия, рисковать, бороться. Здесь, на Тушинской, жизнь тоже была нелегкой, и все же той изматывающей борьбы за существование, которую прежде ей приходилось вести постоянно, не было. У нее даже появилось время для размышлений, но это не радовало - перед ней вставало множество вопросов, к которым она не была готова. Раньше Кошке казалось, что ответы на них знает Сергей. Но теперь она убедилась - он предпочитает видеть и знать только то, что его устраивает, а на все остальное просто закрывает глаза. У каждого своя правда.
        Сергей напоминал себе, что Катя еще слишком молода. Конечно, ей сейчас тяжело думать, что жизнь уже определилась, вошла в русло. Если бы у нее появился свой собственный ребенок, все было бы иначе. Но она как-то обмолвилась, что детей у нее быть не может.
        И все же ему было странно, что она так тоскует. Неужели скучает по прежней жизни на бандитской станции? Это не укладывалось у него в голове. Сергей потихоньку начинал осознавать, что ничего не знает о той части ее жизни. Пожалуй, ему и не хотелось узнать больше - он чувствовал, что в прошлом подруги слишком много тяжелого и даже страшного. Беда заключалась в том, что это прошлое никак не хотело отпустить ее окончательно. До сих пор заставляло ее иногда кричать по ночам от ужаса и просыпаться в испарине. И даже те черты ее характера, которыми он прежде восхищался, перестали казаться ему такими уж привлекательными. Да, она бывала иной раз отчаянно храброй, но Сергея все чаще одолевали мысли - не потому ли, что она, в сущности, не слишком дорожила своей жизнью? Рядом с ней он чувствовал себя так, словно у него в кармане граната, которая в любой момент может рвануть. Иногда, когда Катя думала, что на нее никто не смотрит, он вновь подмечал у нее взгляд, который так напугал его еще при первой их встрече, - взгляд затравленного дикого зверя.
        А еще она, кажется, вбила себе в голову, что виновата перед ним в чем-то. И он уже начинал думать, что жить им было бы гораздо легче, если б она не создавала лишних проблем сама.
        - Ты меня не понимаешь, - с упреком говорила она. - Ты не хочешь видеть, какая я на самом деле. Тебя устраивает, чтоб я была рядом, молчала и улыбалась, даже если на самом деле мне плохо. А что у меня на душе, тебе плевать. Даже тот лабух с Улицы девятьсот пятого года, который видел-то меня мельком, лучше понял меня - я по взгляду его поняла. А если тебе что-то не нравится, ты просто не замечаешь этого, не хочешь смотреть правде в глаза.
        - Что это за слово - «лабух»? - с упреком говорил Сергей. Кошка и впрямь стала меньше следить за собой, и иногда у нее вырывались словечки, памятные по прошлой жизни среди бандитов. Но ей теперь было все равно.
        - Вот видишь, теперь тебе уже не нравится, как я говорю. Потом не понравится еще что-нибудь. Мы слишком разные.
        - Да, мы разные, но я без тебя пропаду. Потерпи, все образуется. Тебе просто нужно найти себе какое-нибудь дело, - убеждал он. - Тогда и скучно не будет.
        Может, он прав, может, в этом была причина? Ей не было скучно, пока она убегала, пока возилась с малышами. Трудно было - да, а тосковать было некогда. Но ведь это не ее дети, не стоит себя обманывать. Вот сейчас она в глубине души рада, что проблема как-то решилась, что ей не нужно больше возиться с ними, думать, чем их накормить и во что переодеть. Но какое же дело ей здесь искать?
        Несколько раз Кошка поднималась со сталкерами на поверхность в поисках еды, и это было для нее подходящее занятие. Она уже знала, что на Тушинском аэродроме гнездятся вичухи, знала, что недалеко река, которую лучше обходить стороной. И жила от одной вылазки до другой. Но чем ей было заняться на станции? «Уж не попроситься ли в помощницы к стряпухе?» - с горечью подумала она.

* * *
        Когда набирали добровольцев в разведывательный отряд, который должен был выяснить, что происходит на Сходненской, Кошка вызвалась идти одной из первых. И Сергей решил идти, так же как Викинг и Иван.
        - Известий оттуда не было давно, - мрачно сказал отец Кирилла. - Дальше тянуть нельзя - надо выяснить, что там происходит.
        Перед выходом их собрали в подсобном помещении и провели инструктаж. Рассказали о появлении странных животных, похожих на истощенных обезьян, покрытых белой шерстью, которых за выпученные глаза окрестили лемурами. Отец Кирилла, явно смущенный, поведал и о тягостном эпизоде на Тушинской, когда пришельцев со Сходненской выгнали обратно из страха заразиться.
        - Нельзя отрицать, что люди здесь подвержены суевериям. Они решили, что обезьяны - это перенесшие загадочную болезнь жители Сходненской.
        Сергей усмехнулся, Иван хмыкнул, но Викинг, как показалось Кошке, также питал сомнения на этот счет.
        - И что нам делать, если встретим этих обезьян? - спросил он. - Огонь на поражение открывать?
        Отец Кирилла сначала замялся, а потом ответил:
        - Смотрите по обстановке. Станут вести себя агрессивно - стреляйте, но если опасности не будет, то убивать их необязательно. Мне хочется понять, с чем мы имеем дело.
        - Мне тоже, - буркнул Викинг.
        - С вами биолог пойдет, в конце концов! - отчего-то разозлился отец Кирилла. - Я хочу покончить с этими глупыми выдумками раз и навсегда. Если будет возможность, постарайтесь добыть экземпляр лемура - живой или мертвый - для изучения.
        Викинг молчал, но такая перспектива его явно не радовала. Кошка недоумевала - зачем он вообще вызвался, если ему так все это не нравится? Возможно, ему просто неудобно было отказаться - чтоб не сочли трусом.
        - А кто за командира у нас будет? - спросил врач, на всякий случай назначенный в отряд. Отец Кирилла после минутного колебания ответил:
        - Командиром назначаю Ивана.
        Кошка увидела, как вскинул брови невозмутимый обычно Иван, как передернулся Викинг, явно ожидавший, что руководство операцией должны поручить ему. Кошка, казалось, читала его мысли - совсем недавно явился на станцию какой-то хмырь залетный с темным прошлым - и сразу его в командиры. А он, Викинг, которого все тут уже сто лет знают, оказывается, ни при чем.
        Сама Кошка считала, что выбор сделан правильно. Викинг, возможно, физически сильнее и опытнее Ивана (хотя и не факт), но если он уже заранее сомневается, толку от него как от командира не будет. Выбрать его руководителем означало бы сразу обречь экспедицию на провал.
        - Спасибо за доверие, - сказал Иван. - Постараюсь оправдать.
        Викинг поднялся и демонстративно вышел. Кошка даже думала, что он откажется идти, но до этого не дошло. Хотя он при каждом удобном случае демонстрировал свое недовольство.
        Перед выходом Кошка переговорила и с Нютой - ей ведь случилось побывать на Сходненской. Та рассказала про коменданта Захара Петровича, про то, как по пути на Сходненскую они видели в туннеле одного лемура. Потом Кошка упросила Победительницу Зверя рассказать, как они выходили на поверхность. Узнав о том, как Нюта с Кириллом и ее подругой Крысей решили дойти поверху до Беговой, она ужаснулась.
        - Ну да, глупые были, - пояснила Нюта. - Это я теперь понимаю, что могло все кончиться гораздо хуже. Мы ведь сначала заблудились и попали в огромный овраг. А там, представляешь, жил уцелевший старик в подземном бункере.
        - Знаю, Павел Иванович. У которого был ручной шестиногий мутант Маруська, - тут Кошка фыркнула, вспомнив ночь в музее.
        - Откуда знаешь? - удивилась Нюта, но тут же махнула рукой: - Ах, да, тут же всем уже про него известно. Викинг растрепал, наверное. Ну так вот. Мы сначала испугались до полусмерти, но Павел Иванович, наоборот, помог нам - дал даже мотоцикл, и мы часть пути проехали на нем. Иначе не знаю, что бы с нами было. Оказались возле водохранилища и насмотрелись там всякой жути. А потом чуть не заблудились, но встретили девочку, которая вывела нас к станции Гуляй-Поле, где анархисты живут.
        - Какая девочка? - удивилась Кошка. - Тут еще девочка какая-то ходит по поверхности одна? И не боится, что ее убьют?
        - Ее не убьют. Ее, кажется, давно уже убили, - грустно сказала Нюта. - За то, что гуляла по трамвайным рельсам…
        Кошка понимающе кивнула. Вот в коллекторе Неглинки, по ее мнению, тоже водились привидения, и она относилась к этому с пониманием. Значит, свое привидение есть и на Сходненской. Радоваться надо, если оно не враждебно людям. Она вспомнила девушку, которую видела перед собой на улице, когда шла с Шаболовской, но не стала говорить об этом Нюте.
        - Знаешь, я теперь думаю - надо было нам тебя к анархистам переправить, - грустно улыбнувшись, сказала вдруг та. - К подруге моей, Крысе. Я же вижу - тоскливо тебе здесь. Может, их жизнь тебе бы больше по душе пришлась? Раскатывала бы с ними на тачанке, некогда было бы скучать… Но теперь уже поздно об этом думать - знаешь ведь, как трудно от нас пробраться в большое метро из-за того, что творится на Беговой.
        «Вы-то с подругой сумели добраться другим путем», - подумала Кошка, но ничего не сказала.
        Потом Нюта, подумав, рассказала даже свой кошмарный сон о том, как увидела огни в окнах несуществующего кинотеатра «Балтика» и встретилась там с мертвецами. А потом очутилась в овраге, где отшельник Павел Иванович глядел на нее красными светящимися глазами.
        - Так я и не поняла - этот старик добрый или злой? - спросила Кошка.
        - Не знаю, - жалобно ответила Нюта. - Мне кажется, что все-таки добрый. Мутанта раненого, опять же, спас. Хотя Кирилл считает, что тут дело нечисто. Он, конечно, не думает, что отшельник - это оборотень, но говорит, что старика лучше остерегаться - неспроста он с мутантами дружит. А может, он вообще-то добрый, но когда зацветает венерин башмачок, то все вещи начинают казаться другими, не такими, какие они на самом деле. И он тоже становится другим, или мы его видим по-другому. Мне кажется, он - человек, но того, кто перенес столько необыкновенных событий, столько испытаний, уже нельзя считать обычным, подходить к нему с привычными мерками. Почему все умерли, а он уцелел? Этого нам не узнать. Я думаю, привычные слова «плохой» и «хороший» тут не подходят. Он странный, это да. И может быть разным.
        - Понимаю. Другая сущность, - сказала Кошка, вспомнив, как Сергей объяснял про богиню. - А я еще хотела спросить про ту женщину, с которой мелкие остались. Мне казалось, я ее уже где-то видела.
        Кошка не в первый раз уже заводила этот разговор, но Нюта ничего толком не объясняла. Уверяла только, что с детьми теперь будет все в порядке, что за ними присмотрят.
        - А-а, про Машу, - сказала Нюта рассеянно. - Хорошая женщина, умеет за ранеными ходить. Иногда гадает тем, кто в это верит. Зотов почему-то ее не любит и старается не замечать - или мне это только кажется?
        - Да этот ваш Зотов вообще злой какой-то, - пробормотала Кошка.
        - Нет, это ты зря, - не согласилась Нюта. - Просто ему приходится за всех отвечать, думать о безопасности станции, а так он вообще-то нормальный, с пониманием.
        - А что у этой Маши с рукой?
        - Она что-то говорила, я не помню, - пробормотала Нюта сонно. - Кажется, была какая-то история, кто-то за кем-то гнался. Стреляли. И девочка, вроде, с ней была - куда же она делась, интересно? А мне потом приснился сон про Заступницу, - Нюта прижала руку ко лбу, словно у нее вдруг заболела голова. - О чем мы говорили? А, я тебе хотела показать свой амулет - большой палец Алики-Заступницы. Мне его подруга подарила. У нас тут верят, что Заступница охраняет маленьких детей. Так что не беспокойся. Все будет хорошо.
        «Интересно, мне одной все это кажется странным?» - подумала Кошка. И у нее почему-то снова засаднил шрам на месте отрезанного шестого пальца.
        Глава 18
        ТАЙНА ПЛАНЕРНОЙ
        По пути к Сходненской ничего подозрительного они не увидели, если не считать странного скелета, на который наткнулись примерно в середине пути. Иван внимательно разглядывал его, затем обратился к врачу и к Сергею:
        - Что скажете?
        - Лучше эти кости не ворошить - мало ли что? - тут же встрял Викинг. Иван только коротко глянул на него и вновь повернулся к Сергею. Тот задумчиво пробормотал:
        - На детские похожи, но странные какие-то. Не могу сказать точно, но я не уверен, что останки человеческие.
        - Да, - кивнул врач. - Это, наверное, скелет одного из тех животных, которых здесь лемурами зовут.
        - Может, взять с собой? - спросил Иван.
        - С ума сошел?! - крикнул Викинг. - Вдруг они заразные?
        Иван задумался.
        - Ладно. На обратном пути возьмем. Если вернемся, - рассудил он. После этого все как-то притихли. Они уже не ожидали увидеть на Сходненской ничего хорошего, но на подходах к станции с радостью заметили тусклый свет, а потом услышали оклик часового:
        - Стой, кто идет?
        Когда парень понял, что это и в самом деле отряд с Тушинской, то обрадовался, как маленький.
        - Пошли, я вас к Захару отведу!
        И, оставив пост на второго пожилого усатого мужика, потащил их к коменданту.
        Кошка отметила, что колонн на станции нет, поэтому она со своим круглым сводом напоминает просторную берлогу. И запах здесь стоял какой-то странный, тяжелый - словно в логове хищника.
        Остальные тоже втягивали воздух, принюхиваясь.
        - Чем это у вас пахнет? - удивленно спросил Сергей.
        - Да хрен его знает. Где-то что-то гниет. Мы привыкли уже, - скривился часовой.
        Кошка нахмурилась. Это был запах смерти. Тошнотворный, сладковатый запах гниющей плоти.
        - Народу-то, вроде, поубавилось против прежнего, - ворчал Викинг, озирая потрепанные, жмущиеся друг к другу палатки защитного цвета и немногочисленных жителей, одетых по преимуществу в военную форму.
        Их привели к коменданту станции, немолодому усталому военному. Тот сидел в подсобном помещении и перебирал какие-то бумаги. Гостям он, против ожидания, не слишком обрадовался. Усадил их на грубо сколоченную скамью возле стены и некоторое время пристально разглядывал покрасневшими, утомленными глазами, прежде чем спросить:
        - С чем пожаловали?
        - Руководство Тушинской озабочено, что от вас давно нет известий, - с готовностью ответил Иван.
        - Да мы вот они, - сказал комендант, отводя глаза. - Все нормально у нас. Куда мы денемся?
        - А почему такой странный запах на станции?
        Тут комендант велел часовому у двери:
        - Ваня, сходи, попроси, чтоб чайку сделали мне и гостям. Да не спеши возвращаться, проследи лично. Чтоб как следует заварили, самого лучшего.
        И когда часовой ушел, поднял на гостей воспаленные глаза:
        - Зря вы пришли, наверное. Лучше б нам самим разобраться сперва.
        - С запахом? - спросил Сергей.
        - И с этим тоже. Боязно мне как-то. Уже несколько недель воняет из туннеля со стороны Планерной. Что там творится - даже думать боюсь.
        - Никого не посылали туда на разведку? - спросил Иван. Комендант поглядел на него, как на умалишенного.
        - А если там эпидемия? Чтоб разведчики мне на станцию заразу принесли? Я потому и к вам давно запретил людям ходить. Вдруг мы тоже уже… того. А тут вы сами явились - и что мне теперь с вами делать?
        - А какие-нибудь предположения у вас есть? Давно это началось?
        - Да не очень, - комендант машинально потеребил блестящий кругляшок, висевший на шнурке у него на шее. Сергей опознал в амулете старый жетон метрополитена. - Тут, если вы не знаете, несколько месяцев назад стали появляться какие-то странные твари вроде тощих пучеглазых обезьян. Мы их окрестили лемурами… Сначала казалось - вреда от них нет особого, разве что еду подворовывали. Но вскоре люди начали пропадать. А потом кто-то пустил слух, что это эпидемия - люди превращаются вот в таких тварей. На станции паника началась. Я сам сначала чуть не поверил.
        Сергей, не удержавшись, хмыкнул.
        - Вам хорошо, - слегка обиделся комендант, - а здесь народ суеверный. Брякнет что-нибудь старуха полоумная - и понеслось. Мне такого труда стоило порядок навести…
        - На Тушинской тоже паника была из-за этого, - неохотно признался Викинг. - Все как с цепи сорвались. Я вот лично не верю - ну как может человек в обезьяну превратиться?
        Но, говоря это, сталкер отводил глаза: сомнения у него явно имелись.
        - Да помню я! - пробурчал комендант. - Наши люди за помощью к вам пошли, а их чуть не убили. Теперь вот вы сами заявились. Спасибо, не надо нам от вас ничего. Без вас разберемся!
        Видно было, что он затаил обиду и забывать не собирается.
        - Захар Петрович, - примирительно начал Иван, - я человек новый и всех этих ваших прошлых дел не знаю - кто кого чуть не убил, кто что кому сказал. Но только ты пойми - если дело серьезно, то ведь беда всем окрестным станциям грозит. Из-за упрямства твоего может и Сходненская вымереть, и Тушинская, а следом и Стадион Спартак - там ведь тоже люди живут. Не такое сейчас время, чтоб злопамятностью козырять и обидами меряться - о будущем думать надо. Чтоб не истребили нас мутанты порознь.
        Кошка еще раз подивилась мудрости отца Кирилла, который назначил руководителем человека, не замешанного в прошлые дрязги. Сейчас это сослужило хорошую службу. Захар Петрович некоторое время глядел исподлобья и вздыхал. Тем временем часовой принес чай в алюминиевом чайнике и несколько стареньких эмалированных кружек. Комендант сухо поблагодарил и вновь услал его с каким-то поручением.
        - Да ладно, - сказал он наконец, сменив гнев на милость, - кто старое помянет, тому и глаз вон! С народом-то трудно бывает сладить, коли ему что в голову втемяшится, это я понимаю, у самого на станции то же самое творится. А все же обидно. Но ты прав, парень, одна голова хорошо, а две - лучше. Теперь я вот что думаю: люди-то у нас, может, вовсе и не пропадали, а к вам же и сбежали со страха или наверх ушли. И лемуров мы давно уже не видели. Зато теперь запах этот. Не одно, так другое…
        И тут Кошка, неожиданно для самой себя, вскочила.
        - Я хочу пойти на Планерную и все узнать, - объявила она.
        - Тебе, девка, жизнь не дорога? - хмыкнул Захар Петрович. Кошка промолчала. Как объяснить, что умирать она пока не собиралась? Но при мысли о том, что ждет ее по возвращении на Тушинскую, подкатывала тоска. Вернуться на станцию, где люди готовятся к Новому Году, развешивая по стенам незатейливые украшения? Где ждет своего первенца Нюта, подрубая немудреные распашонки, стараясь заглушить страх в душе, надеясь на лучшее и с трепетом ожидая родов? Где Сергей снова станет уходить от нее к людям, с которыми ему интереснее, а она - опять лезть на стену от безысходности? И это все, что у нее теперь будет? Там, на Планерной, была неизвестная опасность - и от этого тоску и скуку сразу как рукой сняло. Это было настоящее дело.
        - А если не вернешься? - спросил комендант. - Ну, даже если, допустим, вернешься - тогда что делать с тобой? Тебя же люди со страху могут обратно выгнать. Спасибо, если вообще не убьют. В самом лучшем случае придется тебя в карантин сажать и ждать, чем все кончится.
        - Я тебя одну не отпущу! - хлопнул ладонью по столу Сергей.
        - Думаешь, что сможешь меня удержать? - вскинулась Кошка.
        - Нет, я пойду с тобой. Мы наденем противогазы. А когда вернемся, пройдем санобработку и в карантине будем сидеть, если понадобится.
        - Если вернемся, - тихонько, чтоб он не слышал, поправила она. Иван покосился на нее и усмехнулся, как ей показалось, одобрительно.
        Комендант сначала возмущенно всплеснул руками, но потом, подумав, сказал:
        - Если честно, я уже извелся весь от неизвестности. Может, и вправду лучше знать, что там на самом деле творится? Да только учтите - риск серьезный. Может, там теперь лемуры эти живут и вы прямо в их логово попадете. До сих пор они на людей не нападали вроде, но кто знает? А может, там и в живых-то уже никого не осталось. Но если кто сам хочет идти на разведку, ладно, препятствовать не стану. Уж больно мне хочется узнать, что ж с людьми-то на Планерной случилось?
        В итоге идти собрались Кошка, Сергей и Иван. Ученый, кажется, не верил, что дело в эпидемии, а Иван, как уже поняла Кошка, вообще мало чего боялся. Викинг мрачно молчал, и никто не предложил ему присоединиться к группе. Врач, помявшись, сказал, что от него, наверное, больше пользы пока будет здесь, на Сходненской. Его тоже уговаривать не стали.
        Разведчики облачились в «химзу», надели противогазы, проверили оружие и двинулись по туннелю в сторону Планерной, провожаемые опасливыми взглядами жителей Сходненской. Никто из них присоединиться к группе также не пожелал…

* * *
        Чем дальше, тем сильнее чувствовался запах. Вскоре они увидели несколько трупов. И не все принадлежали людям. Кошка чуть не споткнулась о покрытое белесой шерстью тело. Мордочка с глазами навыкате была неестественно вывернута, словно лицо у существа находилось сзади, зубки оскалены в мученической предсмертной гримасе.
        - Что тут произошло? - потрясенно пробормотал Сергей.
        Взобравшись по лесенке на станцию, они увидели - где-то в середине мерцает слабый огонь. Пошли на свет, то и дело спотыкаясь о лежащие здесь и там тела. Так вот откуда этот запах! Неужели здесь еще остался кто-то живой?
        Вокруг небольшого костра собрались последние выжившие - несколько человек с изможденными лицами, находящиеся на грани истощения. Седая женщина в лохмотьях держала на коленях голову девочки-подростка. Та дышала с трудом и даже не открыла глаз, когда к костру приблизились незнакомцы. Еще две женщины сидели возле лежащего на подстеленном тряпье мужчины - одна поддерживала его голову, другая пыталась поить водой из кружки. Вода выливалась из уголков его рта. Наконец, последние двое жителей - один постарше, другой совсем еще мальчик - привалились к колонне. На подошедших они посмотрели как-то равнодушно, без особого любопытства.
        - Что случилось? - спросил Сергей.
        - Если у вас есть еда - дайте моей девочке, она умирает. Или убейте ее сразу, чтоб не мучилась. Мы несколько дней не ели, - прохрипела седая.
        Еды они взяли с запасом. Иван достал из рюкзака кусок сырой свинины. У седой округлились глаза - казалось, она едва удерживается, чтоб не схватить мясо.
        - Мы сейчас лучше бульон сварим, - сказал Иван. - Когда долго не ели, вредно сразу много. А пока вот чаю ей дай, - он протянул флягу. - Можно туда грибов накрошить или лепешки, только помельче.
        После нескольких глотков чая девочка открыла глаза. Седая расплакалась.
        - Ну полно, старуха, - пробормотал Иван. - Не бойся. Теперь будет жить твоя внучка.
        - Это моя дочь. Мне ведь еще и тридцати нет, - сказала седая.
        Девочка что-то лепетала. Кошка нагнулась к ней.
        - Барсику дайте тоже еды, - разобрала она. Оглянулась. Поодаль от костра жались друг к другу два белесых истощенных создания с выпученными глазами.
        - Барсику, - с недоумением проговорил Иван, и вдруг Кошка услышала странные, гулкие, захлебывающиеся звуки. Она с изумлением глядела на него - первый раз слышала, чтобы этот молчальник от души смеялся.
        - Вот девчонка! Сама чуть жива, а про зверей не забыла. Придется, видно, кормить и Барсика.
        Он протянул кусок лепешки - исхудалая, покрытая белой шерстью лапка осторожно взяла его. Зверь принялся отламывать кусочки. Другой следил за ним огромными глазами. Первый принялся жевать, потом сунул кусочек в рот собрату. Лепешка исчезла быстро. Звери смотрели выжидательно.
        - Нет уж, Барсик, хватит с тебя лепешки. А то я на всех не напасусь, - сказал Иван. - Вот тут у меня мох есть и слизни, набрал по дороге - если устраивает, прошу.
        Животные и против такой закуски не возражали. Кошка тем временем возилась с мясом, и вскоре был готов бульон, который разлили по кружкам для всех голодающих. Мужчина так и не пришел в себя, зато девочка оживала на глазах.
        Лишь когда были накормлены люди и даже животные, женщина смогла кое-как рассказать, что случилось. Сначала у них появились эти странные создания, похожие на обезьян, и люди воевали с ними, потому что те воровали еду. А потом, видно, что-то случилось с водой. Наверное, размыло склад какой-нибудь химии. В общем, не помогли и очистные фильтры. Но это все выяснилось слишком поздно. А поначалу люди пили эту воду, заболевали и умирали. И животные умирали - еще быстрее. Перед смертью у тех и других начинались сильные судороги, на покойников было страшно смотреть - они застывали в скрюченных, неестественных позах. Сначала думали - эпидемия. Слишком поздно поняли, что дело в воде. Местный врач догадался об этом чуть ли не накануне своей смерти. Найти в туннеле другой источник, не загрязненный, удалось благодаря уцелевшим лемурам, но к тому времени в живых уже почти никого не осталось. А у тех, кто уцелел, не было сил добывать еду. Эти семеро - последние оставшиеся в живых. И неизвестно, кто еще из них умрет вскоре, кто сколько успел наглотаться отравы?
        - Мы не заразные, вы не думайте, - несколько раз повторила женщина.
        - Чего ж вы за помощью не послали? - покачал головой Сергей.
        - Слишком поздно поняли, в чем дело. Да и боялись. Посланных могли просто убить.
        Кошка, не удивившись, кивнула - она уже слышала о таких случаях. Сердце у нее сжалось. Вот до чего дошло - целая станция вымирает, а на соседней чувствуют запах мертвечины, понимают - что-то неладно, но думают только о собственной безопасности. Возможно, если бы помощь подоспела вовремя, многих удалось бы спасти. А теперь уже поздно. Может, и эти несчастные долго не протянут.
        - Как мы можем вам помочь?
        - Оставьте еду, если можете, и уходите. Кому судьба - тот выживет.
        - Нет, - вдруг сказала Кошка. - Я не уйду.
        Сергей изумленно посмотрел на нее.
        - Надо похоронить мертвых, иначе и вправду начнется болезнь. Надо кому-то приносить людям еду и нормальную воду, пока они не окрепнут. Иначе они точно все умрут.
        - Может, мы лучше отведем их на Сходненскую? - засомневался ученый. - Там и еда имеется, и врач какой-никакой.
        Иван покачал головой:
        - Их туда не пустят. Побоятся эпидемии. Да и нас самих теперь - не факт, что пустят. Мы же с ними общались, воздухом тутошним дышали…
        Сергей задумался и в конце концов признал, что не знает, как быть.
        - Зато я знаю, - твердо сказала Кошка. - Вам нужно вернуться, рассказать обо всем и убедить людей, что это не эпидемия, что опасности нет. Ну, хотя бы постараться. Может, конечно, они не сразу поверят, но со временем поймут, мне кажется. Вы-то не умрете, хотя и побывали тут. А я останусь. Буду помогать. Если кто-то выживет, приведу их на Сходненскую потом, когда люди успокоятся. Или от вас кто-то придет.
        - Я не могу тебя оставить тут! - немедленно заявил Сергей.
        - Ты не можешь заставить меня уйти! - горячо ответила она.
        - Тогда… я тоже останусь, - но на этот раз в голосе ученого звучала неуверенность, поэтому Кошка мягко покачала головой:
        - Нет. Ты больше пользы принесешь там. Ты ведь умеешь говорить так, чтобы другие тебе верили. Вот и убеди этих, со Сходненской. Сделай так, чтоб тебе поверили. Тогда ты спасешь себя и всех нас. Только пока вы еще не ушли, помогите мне похоронить мертвых. Наверное, надо их сжечь.
        И Сергей послушался. Кошка знала, что так будет. В большинстве случаев ей удавалось убедить его, настоять на своем. Может, поэтому ей и не хотелось больше оставаться с ним. Этого она не знала. Чувствовала только, что теперь у нее есть настоящее дело.
        И все же, пока они стаскивали в кучу мертвые тела, а потом собирали по станции горючие материалы и разводили огонь, Сергей пытался вполголоса убедить ее:
        - А вдруг они обманывают? Вдруг это заразная болезнь? Ты должна подумать о себе. Ну, если о себе не хочешь, подумай хотя бы обо мне или о Павлике.
        - Ты - взрослый, - улыбнувшись, сказала она, - ты, если что, справишься и сам. А Павлик тоже вырастет как-нибудь. Мало ли в метро сирот? Ему еще повезло - я уверена, что Нюта не даст ему пропасть. За него я не беспокоюсь. Этим людям сейчас куда хуже, чем ему. И о них некому подумать.
        - Скорее всего, они все равно обречены.
        - Посмотрим. Кстати, если болезнь и впрямь заразная, то все равно уже поздно об этом думать.

* * *
        Сергей возвращался с тяжелым сердцем. Иван, шедший впереди, всю дорогу до Сходненской молчал. А на подходах к станции вдруг остановился.
        - Ну все, довел я тебя. Пойду обратно.
        - Куда? - удивленно спросил Сергей.
        - Помочь надо девушке - трудно ей там будет одной с больными.
        - Тогда я тоже вернусь.
        - Нет, - твердо сказал Иван, - ты должен пойти и рассказать людям, что произошло. Она права. Нужно убедить их, что болезнь не опасна.
        И Сергей послушался - а что ему еще оставалось делать?
        Патруль остановил его еще на подходах к Сходненской - видимо, то был приказ коменданта. Его отвели в подсобное помещение и заставили буквально выкупаться в дезрастворе. Несколько дней он провел в изоляторе, перед дверью которого стояла усиленная охрана. Сергей маялся от неизвестности, но сделать ничего не мог. Дней через пять, по его подсчетам, его навестил, наконец, комендант, надевший ради такого случая респиратор. Сначала он очень настороженно и недоверчиво отнесся к известиям, но Сергею удалось-таки его убедить - если бы на Планерной была настоящая эпидемия, то она давным-давно распространилась бы и на Сходненскую тоже. Комендант устроил собрание, где объявил народу, что опасности нет, и похвалил разведчиков за отвагу. Сергея выпустили, наконец, из изолятора. Он все порывался идти опять на Планерную, но комендант отдал приказ никого туда не пропускать - видно, хотел убедиться окончательно:
        - Живы будут - сами придут, - уговаривал он Сергея.
        Заметно было - несмотря на то, что ситуация вроде бы разъяснилась, предубеждения у него остались. Особенно против «растреклятых обезьян».
        Прошло уже больше недели, когда из туннеля со стороны Планерной к постам вышел, наконец, человек. Он еле передвигал ноги, а на подходах к станции и вовсе свалился без сил.
        - Я не болен, просто устал очень, - извиняющимся голосом пробормотал он, и Сергей с трудом опознал Ивана - таким чумазым и осунувшимся было его лицо. В изоляторе он проспал чуть ли не сутки и лишь потом смог отвечать на вопросы.
        Один из мужчин все-таки умер, зато остальные быстро идут на поправку. Он постарался обеспечить их на некоторое время едой, но хорошо бы все-таки забрать жителей Планерной сюда, хотя бы на некоторое время. А если это невозможно, то он снова вернется к ним и будет помогать, пока они не окрепнут достаточно, чтобы самим о себе позаботиться.
        - А Катя где? С ними? - нетерпеливо спросил Сергей. Иван только головой покачал:
        - Она мне очень помогла в первые дни. Мы с ней на поверхность выходили, кое-какой еды натаскали людям. А когда стало ясно, что большинство выкарабкается, она ушла.
        - Как - ушла? Куда тут можно уйти?
        - Да ведь у нее карта была. Она сказала, что хочет пройти в большое метро тем же путем, что Нюта когда-то. Увидеть девушку, которая гуляет по трамвайным рельсам. Заглянуть в овраг к Павлу Ивановичу и Маруське. Просила не волноваться за нее и сказала, что будет всех вас вспоминать. И скучать тоже будет, а только взаперти усидеть не сможет. Она хочет теперь узнать про какого-то знакомого, которого оставила на Китай-городе - она называла имя, да я позабыл. Сказала - ей кажется, что он жив, и она его найдет.
        Сергей схватился за голову. Но сделать ничего уже было нельзя…
        Эпилог
        В новом коллекторе Неглинки, в просторном туннеле, где вдоль берегов, покрытых слоем ила, протекал быстрый, но неглубокий мутный поток, сидел бледный светловолосый человек в потрепанном костюме защитного цвета и глядел в воду. Из выкрошившихся цементных стен кое-где торчали прутья железной арматуры, в свете факела еще можно было разобрать сделанные когда-то краской надписи. Здесь и там виднелись сероватые выросты - причудливые грибы. Корни деревьев, свисавшие сверху, образовали над головой сидевшего густую бахрому. Рядом с человеком неподвижно застыл белый таракан размером с небольшую собаку.
        Заметив плывущий по течению старый башмак, человек длинной палкой с ржавым крюком на конце подцепил его и вытащил на берег. Оглядев, разочарованно отбросил туда, где уже лежала куча всевозможного хлама, и снова стал пристально вглядываться в воду. Что-то серое крутилось в потоке, старьевщик протянул было палку, но, разглядев дохлую крысу, брезгливо поморщился. Потом мимо него проплыл обрезок доски, но как он ни старался, ему не удалось его достать.
        Таракан оказался удачливее: внезапно он сделал неуловимое движение передними лапами - и выдернул из потока бледную рыбу с выпученными глазами. Рыба билась, раскрывая зубастую пасть, а таракан, держа ее в вытянутых лапах, терпеливо ждал. Когда та перестала трепыхаться, он осторожно положил ее к ногам сидевшего.
        - Молодец! - похвалил человек, швырнул рыбу в облезлое пластиковое ведерко, где уже лежало несколько ее собратьев, и погладил таракана между фасетчатых глаз. Тот слегка пошевелил усами и снова застыл над потоком.
        - Ну все, идем спать, Грегор, - сказал, наконец, человек, поднявшись. - Еще один день прошел - и фиг с ним! Сегодня улов у нас так себе. С другой стороны, сами мы никому на зубок тоже не попались - уже неплохо. Завтра будет новый день - глядишь, будет и новая пища…
        Таракан засеменил следом за ним в полукруглый туннель, выложенный красным кирпичом. Там, в тупике, старьевщик оборудовал что-то вроде комнаты. На гвоздях, вбитых в стену, была развешана одежда, имелась даже самодельная кровать, где поверх квадратного матраса валялось несколько дырявых одеял. Прежде чем улечься на свое грубое ложе, человек поставил у входа ржавый капкан - так, на всякий случай. Таракан распластался поблизости и стал почти незаметен.
        Проснулся человек оттого, что услышал хрипловатый голос:
        - Отшельник! Эй, отшельник, ты живой еще?
        - Чего? - вскинулся человек спросонья. Таракан насторожился.
        - Чего-чего, - передразнил тот же голос. - Я могла бы убить тебя три раза, пока ты там ковыряешься. Тебе нужно придумать защиту понадежней, Константин!
        И тут он рассмеялся - впервые за долгое время.
        - Привет тебе, охотница! Давно эти берега не слыхали твоего голоса. Я уж, грешным делом, думал, что тебя убили.
        - Фигушки! Не дождешься. Меня уже один раз приняли за мертвую - так что я теперь долго буду жить. Слыхал, как люди говорят - у Кошки девять жизней!
        До него донесся хрипловатый смех, затем - удаляющиеся шаги. Человек сидел в темноте и улыбался. Таракан переминался с ноги на ногу, как собака.
        - Спи, Грегор, спи, - пробормотал человек. - Все в порядке, это свои. Ничего страшного. Это Кошка вернулась…
        От автора
        Здравствуйте, я - Анна Калинкина! И сейчас вы держите в руках мою третью книгу в серии «Вселенная Метро 2033».
        Для тех, кто не читал первые две, напомню коротко - родилась в Москве, окончила факультет журналистики, профессия - редактор, увлекалась рок-музыкой. А потом в 2009 году мне в руки попала книга Дмитрия Глуховского «Метро 2033», и жизнь моя кардинально изменилась.
        В моем любимом романе Джорджа Мартина «Буря мечей» есть эпизод, когда израненный воин в пробитых доспехах, обращаясь к соратнику-жрецу, рассуждает примерно так: «Когда-то у меня была совсем другая жизнь - семья, невеста, но я уже не помню ее. Порой мне кажется, что я так и родился на этой войне, на окровавленной траве, со вкусом огня во рту. А моя мать - это ты, жрец».
        Мне теперь, по прошествии трех лет, тоже трудно представить себе, что когда-то в моей жизни не было «Вселенной Метро 2033». И редактора Вячеслава Бакулина, которого, по аналогии с «отцом проекта» Дмитрием Глуховским, иногда называют «матерью Вселенной Метро 2033» - «за то, что в муках вынашивает тексты».
        Романом «Кошки-мышки» завершается трилогия, где перед читателями проходят женщины, обитающие в Московском метро две тысячи тридцать третьего года. В мире после Великой Катастрофы.
        Трудно сейчас сказать, что объединяет моих персонажей. Наверное, то, что все они не уступают мужчинам: храбры и по-своему незаурядны. Будь по-другому, наверное, не стоило бы и писать о них, верно? А еще с уверенностью можно утверждать - все они хотят, чтобы жизнь продолжалась, несмотря ни на что. И надеются на свет в конце туннеля.
        У героини книги, которую вы только что прочитали, непростой характер. Она перенесла тяжелые испытания. И пожалуй, этот роман о том, что никогда нельзя отчаиваться. Даже если кажется, что ничего хорошего в жизни уже не будет.
        Я очень рада возможности вновь провести читателей по улицам и подземельям постъядерной столицы. На этот раз они вместе с моей героиней побывают в парке «Музеон», прилегающем к Центральному дому художника - очень своеобразном и интересном месте, проведут ночь в музее и снова встретятся с Нютой - героиней «Станции-призрак».
        Что еще? Как я и надеялась, следом за мною в серию пришли и другие женщины-авторы. Хочется верить, что их со временем будет еще больше.
        И, конечно, хочу сказать «спасибо» Дмитрию Глуховскому, Вячеславу Бакулину, Илье Яцкевичу. А также Ольге «Скарлетт» Швецовой, Андрею Гребенщикову, Виктору Лебедеву, Ирине Барановой, Константину Беневу, Элоне Демидовой, Дмитрию Ермакову, Игорю Осипову, Злому Бобру, Катерине Тарновской, Мефусу Согдийскому, Павлу Старовойтову, Йону, Амариэ, Кире и Максиму, Татьяне Корзиной, Анне Ватсон, Людмиле Кладько, Виктору Тарапате, Григорию Вартаняну. Авторам уже вышедших и только планирующихся романов, форумчанам, читателям - всем, кто живет в мире «Метро 2033».
        Надеюсь, что этот роман - не последняя моя книга в серии. Ведь о подземке, о постъядерной Москве и главное - о людях можно рассказать еще много интересного!
        notes
        1
        Из песни «Нож в спину» группы «Инструкция по выживанию».
        2
        «Кастанеда об этом ничего не писал», - фраза из песни Е. Летова «Ночь».
        3
        Про Нюту, Павла Ивановича и Маруську можно прочитать в романе Анны Калинкиной «Метро 2033: Станция-призрак» (М.: ACT, Астрель).
        4
        Из песни К. Комарова «Хеппи-энд».