Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Исхизов Михаил : " Капкан Для Лешего " - читать онлайн

Сохранить .
Капкан для лешего Михаил Давыдович Исхизов
        Веселая повесть-фэнтэзи о жизни волшебного Леса. Все там было хорошо, но вдруг начали происходить события странные и неприятные, а потом и вовсе - было совершено Преступление!
        Михаил Исхизов
        Капкан для лешего
        Глава первая
        - Этого еще не хватало! - Ставр остановился перед молодой березкой, верхушка которой была сломана и беспомощно висела на тонкой ленточке коры. Кто-то ухватился за вершину деревца, сильно пригнул ее, нажал, она и сломалась. Много ли молодой березке надо.
        Леший дотронулся до белой блестящей коры. Повел рукой по молодым, мягким, не набравшим силу листьям. Они были еще живыми, прохладными. А скоро высохнут и умрут. И ничем не поможешь. Кто мог такую шкоду сотворить?! Да никто. И подумать не на кого...
        На ветку соседней развесистой липы выбежала рыжеватая белочка, удивленно посмотрела на сломанную березку и сердито зацокала. Тут же к ней присоединилась другая, такая же рыженькая, остроухая и хвостатая.
        - Цок-цок-цок! Цок-цок-цок! - лапками разводят, хвостиками помахивают. Эти теперь надолго завелись.
        Не обращая внимания на их болтовню, Ставр обошел вокруг деревца. Долго и искать не пришлось. В двух местах трава была примята, здесь стоял кто-то большой, тяжелый. Потом след потянулся к тропинке и там пропал. Значит, шел кто-то, увидел молодую березку, постоял, посмотрел на нее, обломал вершинку и пошел дальше. Зачем покалечил дерево? Не понравилась березка? Кому такая красота могла не понравиться?.. Непонятно. Сколько помнит Ставр, не случалось такого в Лесу.
        А к белочкам третья прискакала. Еще громче зацокали, еще чаще. Как же, такая новость... Скоро весь Лес узнает.
        День с самого утра неправильно пошел. Началось с того, что встал Ставр с правой ноги. Каждому лешему известно - если с правой ноги встанешь, ничего хорошего не жди. Лучше уж дома оставайся, не ходи никуда и ничего не делай: за что ни возьмешься, все наперекосяк пойдет. Так что решил в землянке отсидеться. Но задумался о чем-то, ноги сами в Лес и понесли. Куда ноги лешего понесут, если не в лес. Шел, шел по тропинке, посвистывал, а тут из-за поворота - полудница Холька: волосы распущены, босоногая, в голубом коротком платьице и с коромыслом на плечах. Ставр аж застыл на месте, оторопел. Ну что ей в Лесу делать? Да еще так рано. Явилась - шальная... И радуется чему-то лахудра, улыбается, белые зубки скалит.
        - Хорошей тебе погоды, Ставр.
        - Хорошей погоды и тебе, Холька.
        Чего тут о хорошем говорить, если она два полных ведра на коромысле несла. Не иначе баннику Каливару воду тащила. Бестолковая баба! "Хорошей погоды..." Разве можно с полными ведрами на лешего выскакивать?! Да так неожиданно, что не увернуться и за дерево не укрыться. Встретить бабу с полными ведрами - примета - хуже некуда. Теперь хоть вперед иди, хоть назад, все одно, хорошего не жди. Какая-нибудь неприятность да случится. И хорошо, если одна.
        А Холька идет, пританцовывает, не соображает, что натворила. Весело ей, дуре стоеросовой.
        Сплюнул Ставр два раза через правое плечо, повернулся два раза на левой ноге - может, обойдется.
        Когда муравейник увидел, сразу понял - не обошлось. Не следовало ему в этот день никуда ходить. А что следовало? Если бы и не пошел, так муравейник все равно разорили бы. Ставр вначале глазам своим не поверил, потому что муравейники никто никогда не разоряет. Всем известно, от муравьев Лесу большая польза, значит, их беречь надо. А здесь кто-то махнул палкой, верхушки у муравейника как не бывало. И край один разрушил.
        Подгреб Ставр поближе к муравейнику кучку иголок хвои, мелких веточек и остатков прелых листьев. А малыши бегают, суетятся, тащат былинку за былинкой, хвоинку за хвоинкой, пристраивают - капитальный ремонт ведут. Муравьи насекомые серьезные. Жилье свое в порядке содержат. Умеют все уложить так затейливо и плотно, что и ветром не сдует, и дождем не промочит.
        Постоял Ставр над муравейником, подумал, чем бы еще помочь, да так и не придумал ничего. Его ручищами здесь не поможешь. Работа у муравьев тонкая, строят красиво, мастера, чего уж тут, управятся. Так что пошел дальше.
        А дальше - не лучше - увидел на земле птичье гнездо. Кто-то его с дерева стащил. Не просто гнездо, в нем птичьи яйца лежали. Четыре штуки. По скорлупе видно. И не для того гнездо с дерева содрали, чтобы полакомиться ими, просто вывалили на землю яйца вместе с гнездом и растоптали.
        Подбежала лиса. Куда-то по своим делам направлялась, но увидела лешего, подошла, потерлась рыжим боком о его ногу и уставилась на разоренное гнездо. Ей тоже непонятно, как можно птичьи яйца растоптать? Она и сама не травкой питается. Попадись ей эти яйца, она бы их мигом выпила. А вот такое ей тоже не понравилось: сморщила черный нос, фыркнула, оскалилась на разорителя белыми острыми зубами, тявкнула сердито. Да чего сейчас тявкать: гнездо раскурочено, яйца раздавлены. И побежала охотница по своим срочным делам, только длинный хвост рыжинкой мелькнул за кустами.
        Кого это обидели, без потомства оставили? - Ставр наклонился, присмотрелся к скорлупе: тонкая, беленькая, с коричневыми и красными пятнышками - поползня яички. И края гнезда глиной обмазаны. Точно поползень. Никакая другая птица в Лесу глиной не пользуется. Поползень Лес от всякой пакости охраняет, помощник лешему. Кто его так? Разоряли в Лесу птичьи гнезда. Чего уж тут - конечно разоряли. Куница яйца любит. И рысь не побрезгует, за ней присматривай да присматривай. Но чтобы разорить гнездо и яйца растоптать - такого не только видеть, но и слышать Ставру не приходилось. Непонятное в лесу творилось. А теперь еще и березка...
        - Поймаю, в дрань расщеплю короеда! - пригрозил леший и топнул ногой. - В щепу!
        И это Ставр, хорошо известный всем в Лесу своим спокойным характером, покладистостью. Сказать кому-нибудь, так не поверят, что Ставр ругался, грозил и даже ногой топал.
        Белочки так и прыснули на вершину дерева. И еще кто-то в траве зашуршал? быстро убегая от сердитого лешего. В Лесу все понятливые, знают, когда леший гневается, лучше быть подальше от него.
        Ставр осторожно оборвал тонкую ленточку коры, удерживающую вершинку березки, прихватил обломок деревца с собой и пошел к землянке. Если не с той ноги встал, да еще дуру-бабу с полными ведрами встретил, лучше в землянке отсидеться. Шел, голову опустив, и по сторонам не смотрел, боялся еще какую-нибудь шкоду увидеть.
        Кто такое мог сотворить? - думал леший. - И муравейник, и гнездо птичье, и березка? Не трое же сразу в лесу буянить стали. Получается - один и тот же. А кто? Птичье гнездо и зверь разорить мог. Только зверь непременно яйцами полакомился бы. Он к еде уважительно относится. И муравейник зверь не тронет. Березку заломать - ему такое и в голову не придет, а и придет, так не сумеет. Значит не зверь, это точно. Кто-то из русалок-бездельниц покачаться на березке захотел? Любят они на ветвях качаться. Но слишком молодо деревце, на него русалке, даже самой маленькой не забраться. Да и к муравейнику русалка близко не подойдет. Русалки тоже отпадают... Банник забрел и решил березовых веток на веник нарезать? Только какой из молодой березки веник, да и не взял он обломанную вершинку. Пущевик сока березового набрался, и хулиганить стал? Не может такого быть. Пущевик, если даже и сока хлебнет, березку ломать не станет. Что же получается? Получается, что кто-то из своих нашкодил. Тоже ерунда дурацкая. Никакой леший березку ломать не станет. Потому что у лешего сама натура такая: хочет или не хочет, а Лес беречь
будет. Значит и не леший. Кто-то чужой. Но чужой в Лес попасть не может. А леший такого сделать не мог. Вот и разбирайся, вот и думай...
        Такие смутные мысли вертелись у Ставра в голове. Вертелись, вертелись, почти до самой землянки он с ними добрался. Шел, на тропу не смотрел, чего смотреть, он здесь каждый вершок знает. Ноги сами идут.
        "Эта ветка откуда взялась? Прямо поперек тропы".
        Не задумываясь, отвел ее в сторонку. Тут на него и обрушилось! Откуда-то сверху, густо, как из мешка, хлынул листопад. Прямо на голову. Уж на что Ставр бывалый, всякого повидал, и то растерялся:
        "Нет в Лесу сухих листьев, ни одного. И взяться им неоткуда..."
        Так и остался стоять столбом: по щиколотку в листьях, и на плечах листья, и в бороде труха, а на голове в седых волосах большой красный кленовый лист торчком пристроился. И главное - непонятно: с чего бы это и откуда такое взялось. Одна только мысль в голове:
        "С правой ноги встал..."
        Тут и появились перед ним два оболтуса, стоят и улыбаются. Вот это понятно. Вытянул ручищи, ухватил обоих за шивороты и стукнул лоб о лоб. Хорошо стукнул, треск по Лесу пошел. Молодой бурундук возле дерева стоял - мигом юркнул куда-то. И стайку галок выбросило в небо так лихо, что некоторые перья потеряли.
        А оболтусам хоть бы что: улыбаются, довольны.
        Лешаки были совсем молодыми. Один плотный, плечистый с круглой физиономией, другой длинный, тощенький. Гудим и Бурята, племянники, дети младшей сестры.
        - Мы, дядюшка Ставр, к тебе, - расплылся в довольной улыбке Гудим, явно ожидая ответной радости.
        - Попросились к тебе, нас и направили, целых два месяца будем у тебя в Лесу практику проходить, дядюшка Ставр! - постарался еще больше обрадовать родственника Бурята. - Здорово получилось, правда!
        - Здорово, - подтвердил Ставр, но особой радости в его голосе не чувствовалось. И племянничков он, по-прежнему, из рук не выпускал. - Ваша работа?
        - Наша! Наша! - с удовольствием, в один голос признались оболтусы.
        - Листья, опавшие, где взяли? - проявил профессиональный интерес леший, - у нас в Лесу их и нет вовсе.
        - Мы их с собой принесли, в мешках, - порадовал дядю находчивостью Гудим.
        - И охота вам было в такую даль мешки с листьями тащить?
        - А мы знали, что тебе скучно, вот и решили развеселить. Ты же здесь большой начальник, шутить с тобой никто не решается. Кто с тобой пошутит, если не мы! - пустился в подробные объяснения Бурята.
        - Тебе наша шутка понравилась, правда? - спросил Гудим.
        - Очень, - по-прежнему без особой радости подтвердил Ставр, и отпустил племянников. - Никодим привел?
        - Домовой, - подтвердил Бурята. - Мы к нему в школу пришли, а он вывел нас в Лес и до самой землянки проводил. Интересный он у вас. Спрашивал, как экватор выглядит, и какие букашки коралловые острова строят. А дорогу к твоей землянке он все время по компасу определял.
        - Никодим у нас такой. - И нельзя было понять, что хотел сказать леший. То ли, что Никодим такой умный, то ли, что странный.
        Леший поднял обломанную вершинку березки, которую выронил, когда на него обрушился водопад листьев и сунул ее в руки старшего:
        - Это тоже ваша шутка!?
        - Кто-то березку заломал! Да молоденькую, красавицу... Ты что, на нас подумал?! - возмутился Гудим.
        - Мы что, не лешаки! - поддержал его младший... - Ну, дядя, ты даешь... Вообще...
        Он посмотрел на красный кленовый лист, стоявший торчком на голове лешего и еле удержался, чтобы не рассмеяться: с этим украшением дядя очень напоминал большого сердитого петуха.
        Гудим проследил за взглядом брата и тоже едва удержал улыбку. Решил, что дядю сейчас сердить нельзя.
        - Дай-ка я помогу, - предложил он. - Зацепился тут один, - снял лист и пустил его по ветру. - Не трогали мы березку.
        - Лешак себе такого не позволит, - согласился Ставр. Он машинально провел рукой по волосам и стряхнул оставшуюся там труху. - Вот я и думаю, кто же это нахулиганил?
        - Не иначе, из чужих кто-то, - предположил старший.
        - Нет в Лесу чужих.
        Ставр рассказал племянникам и про разоренное гнездо поползня, и про растоптанные птичьи яйца, и про муравейник.
        - Может полудница? - предположил Гудим. - Эта Лесу вполне навредить может. Ей главное, чтобы в поле порядок был, а Лес она не любит.
        - Нет, не она, - Ставр вспомнил полные ведра и опять дважды сплюнул через правое плечо. - Холька, конечно, девка глупая, шебутная, но безвредная и добрая. Я ее встретил недавно, она делом занята.
        - А гуменник?
        - Он в Лес не ходит, - не согласился с братом Бурята. - Этого силком из своих хором не вытащишь. Да и спит он днем, а всю свою шкоду вечером творит.
        - Может, вчера вечером и сломал.
        - Как же, вчера... - младший, взял из рук старшего, вершинку березки, провел рукой по излому. - Еще и не засох, как следует. И листья не завяли, свежие. Сегодня утром березку сломали. Совсем недавно.
        - Верно, - подтвердил Ставр. - Вчера, на закате, я по тем местам проходил. Все в порядке было: и муравейник, и гнездо, и березка.
        - Кикимора! - вспомнил Гудим. - Кикимора вполне могла. Они же вредные, спасу нет. Ее из Леса гнать надо.
        - Кикимора Пелга баба злая, это верно, - неохотно согласился Ставр. - Только гнать ее из Леса нельзя. Какой же Лес без кикиморы. Да и болото у нас большое, она за ним присматривает, в порядке содержит. А потом - могла - это еще не значит, что сделала. И не докажешь...
        - А мы зачем!? - вытянулся во весь немалый рост Бурята. - Если она три шкоды совершила, то не остановится на этом. Она на четвертую непременно пойдет. У преступников, дядя, психология такая, что остановиться они не могут.
        - Точно, - подтвердил брат. - И еще, их всегда на место преступления тянет.
        - Мы с Гудимом ее разоблачим, - решил Бурята. - Запросто! Выследим и поймаем. Беремся, Гудим?!
        - Выследим и разоблачим, - согласился Гудим. - Нас никто еще не видел, кроме домового Никодима, никто не знает, что мы здесь. Вот мы потихоньку ее и выследим...
        - Вряд ли это она...
        - А мы разберемся! - настаивал Бурята.
        - Попробуйте... - не очень-то Ставр верил, что племянники дознаются, кто нашкодил. Слишком молоды и самонадеянны. - А сумеете?
        - Ха! - Бурята укоризненно посмотрел на дядю. - Да побей нас Сварог мочеными яблоками, если не сумеем! Проведем операцию по всем правилам криминалистики, в лучшем виде. У нас, дядя, такая книга есть!
        Действительно, была у них особенная, совершенно удивительная книга. В лесу, где они жили, ее какой-то егерь бросил у старого кострища. Хотя, может быть, и не егерь, а браконьер или просто турист. Ни обложки у книги не было, ни начала, ни конца. Да и оставшиеся страницы выглядели не особенно: отсырели, пожухли, скукожились... Когда они нашли ее, Бурята пнул книгу ногой и сказал все, что он думает о тех, кто в лесу мусорит. А Гудим поднял, полистал, в одном месте прочел несколько строк, в другом месте прочел, а в третьем стал читать и застыл. Так интересно было, что не мог оторваться. Книга, как потом оказалась, была о сыщике, который ловил самых отчаянных преступников. Они на всякие хитрости пускались, а он все равно ловил. Да так ловко, с такой выдумкой! И главное, читаешь, и совершенно понятно становится, как надо следить, как улики собирать, как засады устраивать... Лучше всякого учебника. Иди и лови. Братья книгу подсушили, страницы разгладили. По разу прочли, по второму и еще по много раз. Поймать преступника было для них теперь делом простым. Вот только до сих пор не приходилось. А тут - нате
пожалуйста. Всего то и дел - какую-то кикимору болотную, глупую старую бабу, выследить и задержать на месте преступления. Это же какая польза для Леса. И пусть все знают, какие они: Бурята и Гудим. Разве можно было упустить такой случай!
        - Нам теперь какое-нибудь преступление раскрыть, что водяному чихнуть, - продолжил Бурята. - В нашей книге все написано: как искать надо, как ложные версии отбрасывать, как улики собирать, как следить, как разоблачать. Мы теперь все приемы криминалистики знаем. А есть еще детективный метод, тот вообще...
        - Дедуктивный, - поправил Гудим.
        - А я говорю - детективный! - не согласился братец. - Этот сыщик детективом был, а метод его. Он его изобрел.
        - Дедуктивный, - стоял на своем Гудим.
        - Помолчал бы ты лучше, если ничего не понял!
        - Сам ты ничего не понял!
        - Тихо, тихо, чего распетушились, - остановил братьев Ставр. - Это учебник такой? - спросил он.
        - Круче всякого учебника, любого поймать можно. Будь спокоен, дядя. Засечем кикимору на месте преступления, соберем улики, разоблачим и вообще!
        - Кранты старушке! - объявил Бурята.
        - Посмотрим, посмотрим, - по-прежнему сомневался Ставр. - А пока у меня к вам серьезный вопрос имеется: кто это вас так чудно вырядил?
        Одеты племянники были для Леса совершенно дико. И уж совсем не по лешачьи. На ногах блестели красные кожаные сапожки, на головах торчали голубые шапчонки с длинными защищающими от солнца козырьками. Курточки и брючки, правда, серые, но все равно неправильно надеты. И пуговицы блестят. В такой одежде не по лесу ходить, а на грядке стоять, ворон пугать. Не лешаки, а пестрые чучела огородные.
        - Это чего вы так вырядились?! - повторил Ставр. - Кто вас надоумил такое на себя натянуть? Да в такой одежке вас в Лесу ни один зверь уважать не станет, а моховики, те и вовсе засмеют до полусмерти. Они у нас ребята смешливые, непременно засмеют. Вас здесь и за леших никто не примет.
        - У нас все так ходят, - обиделся Гудим.
        - Сейчас, дядя, мода такая, - взялся объяснять Бурята. - Вы здесь отстали, конечно, так это понятно, провинция, глушь. До вас клевая одежда может лет через десять только и дойдет. А мы по самой последней моде... Тебе тоже престижный кепарик в подарок привезли: зеленый, а над козырьком желтый дубовый лист нарисован: символ леса. Называется бейсболка. Железно тебе подойдет.
        - От моды никуда не денешься, - поддержал брата Гудим.
        - Я вам покажу моду! - рассердился Ставр. - Я вам покажу глушь! - не мог он допустить, чтобы его племянники в таком виде ходили. - Я вам такую моду покажу, что мигом из Леса вылетите, - про подарок он как будто и не услышал. - Ну-ка, шагом марш в землянку. В нормальную одежду обряжать вас стану.
        Братья с интересом разглядывали жилище Ставра. Землянка была большой, здесь и вчетвером можно жить, и впятером. А обставили ее довольно скупо. Слева в углу находился большой стол, заваленный какими-то толстыми тетрадями, уставленный плошками, баночками, чашками и еще чем-то не совсем понятным. За этим столом, судя по всему, Ставр работал. К правой стене была прикреплена небольшая полочка из хорошо обработанного дерева. На ней ровным рядком выстроились маленькие белые мешочки. В центре землянки разместился небольшой столик и несколько массивных табуреток возле него. В дальнем конце, слева, возвышался широкий топчан, укрытый легким лоскутным одеялом, а справа красовался большой сундук. Углы его были окованы широкими железными пластинами, а по крышке шли замысловатые узоры из медных заклепок. Такой сундук - гордость и богатство каждого лешего. И чем старше сундук, тем он более ценится. Судя по потемневшему от времени дереву и замысловатыми узорам, сундук у Ставра был очень старым и достался ему по наследству от деда, а, может быть, даже и от прадеда. Вот так выглядело жилище главного лешего
Заповедного Леса.
        В землянке Ставр, перво-наперво, заставил братьев разуться. Отобрал у них красные сапожки и голубые шапчонки, приложил к ним полученный в подарок желтый кепарик с дубовым листочком, упрятал все поглубже в сундук и захлопнул крышку.
        - И забудьте про красные сапоги, про голубые шапочки. Не было у вас их никогда. Лешие - такое не носят.
        Потом заставил племянников снять брюки и куртки, велел вывернуть их наизнанку и только тогда, когда они выполнили этот его приказ, опять разрешил натянуть.
        - Чтобы швы были видны, чтобы подкладка торчала. Вот так, теперь правильно, теперь вы на нормальных леших будете похожи, если издали посмотреть - приговаривал Ставр, пока братья переодевались. - По моде они, понимаешь, одеты! Слово, какое пустяшное придумали: "мода!". По обычаю надо одеваться, а не по вашей дурацкой моде. Чтобы сразу издали видно было, кто леший, а кто домовой или банник. Как же, у них все так ходят! Как чучела огородные! А мы здесь без чучел обходимся, - ворчал он. - Вы наверно и забыли, что лешие всю одежду навыворот носят?
        - Так мы думали, что это уже прошло давным-давно, - оправдывался Бурята. - Далекое прошлое, пережиток. Атавизм, можно сказать.
        - Не пережиток, а порядок. В Лесу порядок должен быть, потому что это Лес. Не мы его устанавливали и не нам его менять. А вы лешие и должны одеваться так, как это лешим положено. Зеленые бы вам куртки и брюки, так совсем хорошо выглядели бы, - учил молодежь Ставр. - Ладно, несколько дней так походите, потом достану для вас зеленые. Вас что, не учили на этих своих курсах, как уважающий себя леший одеваться должен!?
        - Так ведь обычаи, дядюшка, они тоже развиваются. Старые отмирают, появляются новые... - начал, было, Бурята, но тут же замолчал под суровым взглядом старого лешего.
        - Выбирайте себе обувку, по ноге, - Ставр сунул руку под топчан, достал оттуда связку лаптей и бросил лешакам. - И онучи - вот они... Белые, у нас лен самый хороший в округе. Не забыли, как лешие лапти носят?
        - Чего тут забыть, - отозвался Гудим. - Правый лапоток на левую ногу, левый - на правую.
        - Ты смотри, и верно не забыли еще. Значит, не совсем у вас память отшибло. Ладно, обувайтесь, да онучи как следует, накрутите. На хорошо накрученную онучу и смотреть приятно.
        Оказалось, и верно не забыли молодые лешаки как онучи накручивать, как лапти обувать. То, чему с детства обучен, на всю жизнь запоминается. Ставр остался доволен.
        - Теперь другое дело, теперь сразу видно - лешие, - похвалил он племянников, а то явились непонятно во что разодетые, и непонятно кто. В красных сапогах! Какой же леший в сапогах ходит! Шапочки голубые натянули... Где это вы видели, чтобы леший в шапочке ходил?! В такой одежке Лес вас не примет. Поняли?
        - Поняли! - в один голос ответили племянники. А куда им было деваться, если у Ставра такие порядки. Два месяца в лаптях ходить придется. Ничего, потерпят. Вернутся к себе - оденутся как надо.
        - Вот и хорошо, - сменил гнев на милость Ставр. - А теперь рассказывайте, как родители живут?
        Рассказали племянники, что дома все в порядке. Родители делом заняты. Велели привет передавать, подарки прислали. И выставили два красивых березовых туеска: один с черникой, другой с брусникой.
        Попробовал Ставр брусничку, черничку попробовал и тоже похвалил. Вкусная ягода, в Лесу такая не растет, климат не тот. Но, если подумать и расстараться, можно, наверно, и ее завести. Потом попросил рассказать, чему их обучили и вообще, чему сейчас учат?
        - Да многому... - без особой охоты протянул Гудим. - Каждый день занятия, семинары, практические работы. Обязательной литературы полно. Скучать не дают.
        - И все-таки? Курс климатологии есть у вас?
        - И климатологии, и хранение семян, и вредители деревьев, и шишковедение, - Бурята рассмеялся, - это значит, как шишки околачивать. Полный отпад. Спецкурсы косяком идут: "Эхо в лесной пустоши и его применение", "Скрадываение тропинок", "Ночное огогоканье и угугуканье", "Запугивание и запутывание прохожих"...
        - У нас в этом нет нужды, - отметил Ставр. - в Лес никто чужой не ходит, прохожих нет. Некого здесь запутывать и запугивать. И угугукать не на кого.
        - Половина из того, что нам преподают - никому не нужно - вчерашний день и никакой пользы, - заявил Гудим.
        - Это ты напрасно, - заступился за преподавателей Ставр. - Всякое знание лешему на пользу. Там у вас самые опытные преподают, ненужному учить не станут. Старые научные кадры.
        - Точно, старые, - согласился Бурята. - Некоторые вовсе древние. Есть такие, что даже с северной стороны мхом обросли.
        - Нам целый семестр читали лекции по пальмоведению, - сообщил Гудим. - Сидишь два часа как чурбан и слушаешь о том, какой угол наклона выдерживает пальма при ураганном ветре. Это как, по-твоему?
        - В наше время мы про пальмы и вовсе не знали. Вам, значит, лекции читают... - Ставр задумался. - А что, может быть, и правильно делают, может быть и это пригодиться.
        - Пригодиться! Знаешь, о чем нам рассказывают!? - Бурята выкатил глаза и выпятил губы, изображая преподавателя, читавшего им лекции по пальмоведению. - "Из мякоти плодов масличной пальмы можно получить отличное пальмовое масло..." - скрипучим занудным голосом произнес он.
        - "При температуре не выше 30 градусов по цельсию", - в тон ему проскрипел Гудим. - Кончим училище и все как один, строем, бросимся давить пальмовое масло.
        - Если откровенно, я и не знал, что есть такое масло, - признался Ставр. - Так у нас же пальмы не растут, мне и видеть их не приходилось, не то, что масло добывать.
        - Хорошо вы жили, дядя: сосна, ель, дуб, береза и осина. А мы по пальмоведению экзамен сдавали. Ночами зубрить пришлось.
        - Я уже половину забыл, - с удовольствием доложил Бурята. - Сдал экзамен и сразу стал забывать: каждый день по одной лекции. Скоро все забуду.
        - А я до сих пор помню, - с отвращением признался Гудим. Он закрыл глаза и выдал скороговоркой: - "Пальмы относятся к семейству древовидных растений, большей частью с неветвящимся стволом и кроной листьев на вершине. Существует 3400 видов пальм и до 240 родов. Произрастают преимущественно в тропиках. Но культурные из них только кокосовая, финиковая и масличная... " Ну скажи, зачем все это нам нужно?
        - Ни за чем, - ответил вместо дяди Бурята.
        - Вы случайно конспекты с собой не захватили, или книгу какую-нибудь про эти пальмы? - поинтересовался Ставр, не отвечая на вопрос племянника. - А, может быть, вы меня разыгрываете? И никаких пальм вы не изучали?
        - Нисколько не разыгрываем! Сказать тебе кто кокосовые орехи ворует, так ты не поверишь... Краб! Понимаешь, краб такой у них есть крутой. Вот такой, - Бурята поднял руки и, шевеля пальцами, попытался изобразить крутого краба. - Ходит по берегу и ворует кокосовые орехи.
        - Нам еще читали спецкурс "Историческое лесоведение" - вспомнил Гудим. - Шесть часов долдонили про папоротники и хвощи. Про то, что до сих пор неизвестно, как они появились и почему исчезли. Ну, исчезли, значит так и надо. Чего о них теперь говорить. А нам зачет сдавать пришлось.
        - Сейчас такие времена, что лешему много знать надо, - отметил Ставр.
        - Но не про папоротники же! - позволил себе не согласиться с дядей Бурята. - Кому это нужно!? Расскажу я какому-нибудь дикому гуменнику про хвощи. Так ему эти хвощи - как осине дупло. Другой раз про папоротники глупенькой русалочке напою. А дальше что?
        - Что дальше?.. - повторил вопрос Ставр. Он набрал горсть брусники и с удовольствием стал жевать сладко-кислую ягоду. - А дальше: неизвестно с чем вы в Лесу встретитесь. Может быть, ваши папоротники и хвощи еще и пригодятся. Никто не знает, с какими растениями ему придется дело иметь. Бывает, увидишь такое, что и представить себе невозможно. И разбираться в этом вам. Мы, старики, начинали, а вам до конца доводить.
        - Правду говорят, что в Лесу есть крутые растения? - ухватился за интересное Бурята.
        Каких только разговоров в училище про Заповедный Лес ни ходило. И страшных, и веселых. А преподаватели о Лесе помалкивали, только намекали, что много там неведомого. То ли жалели, отправляя молодых лешаков на практику в Лес, то ли завидовали им.
        - Неведомое везде встретить можно, если внимательно смотреть и думать еще при этом. А что в Лесу есть, вы увидите. Не все сразу. Но кое-чего увидите и завтра.
        - Давайте сейчас сходим, интересно ведь, - попросил Гудим. - Зачем на завтра откладывать.
        - Нет, - отрезал дядя. - Завтра поведу вас в Лес, кое-чего покажу. А сегодня отдыхайте.
        Мог бы Ставр и сегодня в Лес проводить племянников, не от чего было им отдыхать. Но день сложился такой, что лучше в землянке отсидеться.
        - Мы не устали. Не нужно нам отдыхать, - в один голос сообщили браться.
        - Знаю что не устали, но не могу я сегодня с вами, - отказал Ставр. - Побудьте нынче здесь, на речку можете сходить, с русалками познакомиться. Есть у нас веселые и симпатичные русалочки. А завтра с рассветом поведу вас в Лес.
        - С русалочками - это можно, - с удовольствием подхватил идею Бурята. - А где они? Где у вас речка и русалки?
        - Погоди, - остановил его Гудим. - Мы хотели за кикиморой присмотреть. Ты что забыл?
        - Кикимора и до завтра подождет, - Бурята уже вытащил небольшой гребешок и начал причесывать густые отливающие зеленым волосы.
        - Русалки подождут, - не согласился Гудим. - Русалки никуда не денутся. А кикимора может, еще не одну березку заломать... Мы же обещали дяде, что кикиморой займемся! Ты сам говорил: "Мы с Гудимом ее выследим и на месте преступления поймаем!" Говорил?
        - Ну, говорил.
        - Вот и пойдем следить за кикиморой.
        - Ладно, - вынужден был согласиться Бурята. - Пойдем за кикиморой. Но завтра - к русалкам.
        - Договорились. Где нам, дядя, ее искать, вашу кикимору?
        - Не станет она при вас шкодить.
        - Мы тайно за ней проследим, она нас не увидит.
        - Сумеете? Она не слепая, не глухая. Как она два таких дубка не заметит? Пелга баба хитрая.
        - Она хитрая, а мы ученые, - Бурята довольно ухмыльнулся. - Мы, дядя, такие хитрости знаем, что ей и не снилось. Прогресс не стоит на месте.
        - Ну-ну. Ищите ее где-нибудь поближе к Хлюпошлепному болоту. Она себе там местечко облюбовала в березняке. И болото, и березняк, все это на кордоне Клямке. Есть у нас такой леший, из иностранцев прибился. То ли из Неметчины, то ли из Швейцарии явился для обмена опытом. А какой может быть обмен, если там, в лесах, все под метелочку. Посмотрел Клямке на наши дела, да тут и остался. Я ему кордон выделил. Чего не выделить - он работящий. Порядок любит беспредельно и дисциплину. "Наведу, - говорит, - орднунг, - это порядок по ихнему, - тогда и уеду в свой фатерлянд". Только не навести ему в нашем лесу немецкий порядок, ни в жисть, - и совсем не к месту Ставр рассмеялся. - Одно слово - немец. Говорят, что он моховиков хотел заставить строем ходить. Только моховики ребята вольные, что такое строй не знают и знать не хотят... А поучиться у Клямке есть чему. Посмотрите, как у него там все заведено. Если встретите, назовитесь, скажите, зачем пришли, он вам поможет. Не встретите, сами нужное место найдете, не маленькие. Как выйдете из землянки, берите влево и по тропинке до березовой рощи. Минуете ее,
увидите большую поляну, там маки растут. Полюбуйтесь. Таких маков, как на этой поляне, больше нигде не увидите. А дальше, как раз сосняк. Его насквозь пройдете и сразу болото. Пелгу лучше всего на опушке подождать, в подлеске. Любит она это место, и каждый день там бывает. А я сейчас за свежей родниковой водичкой схожу. Вода у нас знаменитая, холодная и вкусная.
        Забыл Ставр, что хотел в землянке отсидеться, никуда в этот день не ходить.
        Глава вторая
        Березовая роща оказалась светлой и просторной. Деревья стояли ровными рядами с равными интервалами, будто посадили их, тщательно отмеряя расстояние, на котором они должны находиться друг от друга. И чистота здесь была удивительной: ни валежника, ни трухлявых пней, ни одной сухой ветки на земле. А пространство между деревьями покрывала невысокая плотная светло-зеленая травка. Создавалось впечатление, что кто-то совсем недавно, в ожидании важной комиссии сверху, организовал здесь генеральную уборку: все ненужное убрали, а нужное почистили и выровняли, где надо согнуть - согнули, что надо разогнуть - разогнули, а траву аккуратно подстригли, причесали и старательно выкрасили зеленой краской. Портящие общий вид лишние тропинки и дорожки скатали в рулоны и упрятали куда-то подальше.
        - Силен этот Клямке, смотри, какой марафет навел, - восхитился Бурята. - Я и не думал, что в Лесу так чисто может быть. Дает немчура. Вообще!
        - Не он это, - решил Гудим. - Ни одному лешему не под силу, лес в такой чистоте содержать, даже немецкому. Думаю, что Заповедный Лес сам себя в порядке содержит. Но и немец, конечно, тоже помогает, - добавил он, вспомнив, что возле землянки Ставра такой чистоты и такого порядка они не видели.
        - Как это Лес сам себя содержит?! - поинтересовался Бурята. - Он же лес, он сам ничего делать не может.
        - Не знаю. Поживем - увидим. Про Заповедный Лес такое рассказывают... Ничего не понятно.
        - А чего рассказывают?
        Буряте как-то некогда было интересоваться этим в Училище. Науки он усваивал легко, но особого усердия к ним не проявлял: не без основания, считал, что в молодые годы нельзя заниматься одной лишь наукой.
        - Да всякое. Можно верить, можно и не верить. Говорят, что деревья здесь есть какие-то особенные и животные, которые в других лесах не встречаются. Лешие здесь все самой высокой квалификации. А дядя Ставр среди них главный. Смотри, это наверно тот самый Клямке.
        Навстречу братьям неторопливо шел по тропинке невысокий толстенький леший. Его вывернутая наизнанку светло-зеленая куртка была аккуратно подпоясана широким коричневым ремнем. А еще на нем были того же цвета, короткие, до колен, просторные брючки. На ногах - высокие светло-зеленые гетры и невысокие черные сапожки. Сапожки, а не лапти! На голове лешего красовалась зеленая фетровая шляпа с узкими полями, украшенная высоким радужным пером, какой-то диковинной птицы. В левой руке он держал невысокий покрытый причудливой резьбой посох. Лицо лешего заливал здоровый румянец, на полных щеках красовались симпатичные ямочки добряка, а черные усы торчали длинными пиками. Глаза прикрывали уютно устроившиеся на носу большие очки в массивной оправе.
        - Хорошей погоды! - первым поприветствовал он братьев и дотронувшись правой рукой до полей шляпы, слегка приподнял ее, - Guten tag. Я есть Клямке. Главный леший этот кордон. А вы есть кто?
        - Я - есть Гудим, - в тон ему ответил молодой леший. Клямке понравился ему. - А этот - есть мой младший брат Бурята. Мы приехали, проходить здесь один производственный практик.
        - О! Это -- seer gut! - одобрил Клямке. - Проходить практик в этот Лес, отшень удашно. Это отшень большой qluck, для молодой лешак. У нас совершенно дивний Лес, unikum. Здесь иметь отшень много што думать и што ferstain. Гудим и Бурята, вы два потом приходить к меня, я вас буду немножко lehren. И даваить добрый совет.
        - Мы бы с удовольствием, - обрадовался приглашению Гудим, проходить практику у немца было интересно, - но как Ставр скажет.
        - Где есть сейчас Ставр? - поинтересовался Клямке. - В свой землянка?
        - Пошел к ручей взять свежий вода, - Гудим считал, что если будет говорить так же, как немец, то тот лучше поймет.
        - Вы говорить со Ставр, - посоветовал Клямке. - Говорить и просить посылать за опыт к Клямке. Я, другой раз, быть у него и тоже просить. У нас в Лес много опытный леший. Самый большой Могута. Он может учить много работать. Сколько есть сила. Такой учеба, отшень полезно. Самый хитрый - Еропка. Он учить замечаить каждый klein, мелочь, поймаить момент, проводить опыт. Тоже seer gut. И еще мудрый Колотей. Он есть немножечко кольдун.
        Глаза у Клямке за большими стеклами очков хитро блестели:
        - Но Могута вас не научить думать. Он arbaiter. Как это будет по вашему?.. Трудяг. Да, он есть трудяг. Еропка не научить систематик. А Колотей отшень старый, не искаит новация. Я научить вас понимаить Лес, чувствоваить Лес, руководить Лес. Вы куда сейчас держите weg? Свой путь?
        - К Хлюпошлепному болоту, - ответил Бурята. - Там кикимора должна быть. - Не стал он рассказывать Клямке, зачем они ищут кикимору.
        - О да, Пелга там бываит. Она отшень порядочный кикимор. На весь болото seer guten ordnung. Вы ее там легко найдет. А у меня тоже есть дело и я, нужно идти, в другой сторону, - поведал братьям Клямке. - Я сейчас иду к моховик. Надо смотреть, - Клямке показал посохом на поляну, где трава была основательно помята. - Кто-то отшень топтаил трава. Ты поведай мне, зачем в Лес есть тропинка? - спросил он у Гудима и, не дав ему ответить, продолжил, - чтобы каждый по ней ходить. Моховик хороший ребята. Я их учить, чтобы они шагать только по тропинка. Я повторяить десять раз, сто раз одно и то, пока они не понимать важность это, и ходить по тропинка, а не абы как. А здесь, - он опять показал на истоптанную траву, - ходить без тропинка. Я иди к моховик, понимать: это они опять ходить, по поляна или какой другой?
        - Правильно, - не мог не согласиться Гудим. - Уж если есть тропинки, то по ним и ходить надо.
        - Это seer gut, что ты понимать такое правило, - похвалил его Клямке. - Вы сами хорошо знать прямой weg, как идти к кикимора Пелга?
        - Да, Ставр нам объяснил.
        - Тогда вы идти link, а мне надо поворот recht, там есть много моховик. Но хочу на память о наш первый встреча высказывать вам один нужный параграф из мой постулат. Слюшай мой первый пункт. Много лешие считать, что главное в Лес - это дерево, много хороший дерево. Ничего подобний. Главное в каждый Лес это ordnung. Порядок. Есть ordnung, значит есть Лес. Нет ordnung, - уже не Лес, это глухой деберь, пуща. Там может жить только странный пущевики... Приходить ко мне вы два, я будет ожидать...
        Братья пошли "линк", а леший "рехт". Когда Клямке скрылся за деревьями, Бурята напомнил:
        - А он в сапожках. Видел, какие сапожки, пофорсистей наших. Нам Ставр даже возле землянки походить не дал, сразу в лапти запихал. И шляпа с пером. Нам нельзя, а этому можно.
        - Так немец ведь. У них, наверно, все лешие в сапогах и шляпах ходят. Культура. Вот Ставр ему и разрешил.
        - Несправедливо это, - продолжал возмущаться Бурята. - Раз немец, так ему в сапогах можно, а своим, только в лаптях. Ты мне скажи, чем мы хуже немцев?
        Гудим тоже не считал себя хуже немцев, но заявить об этом не успел, потому что из-за кустов появился барсук.
        - Ой! Смотри! - Бурята застыл, уставившись на зверя.
        Тут каждый застыл бы: на тропинку вышел не просто барсук, каким ему положено быть: серый, с темными полосами, а малиновый! Ярко малиновый барсук! Нос у него был черный, а все остальное малиновое: и спина, и брюхо, и уши, и даже хвост у барсука был малиновым. Только самый кончик хвоста оставался серым.
        - Малиновый! - не веря своим глазам, застыл и Гудим.
        Барсук, увидев братьев, остановился, посмотрел на них большими грустными глазами, недовольно фыркнул, повернулся и побрел обратно, к кустам.
        - Эй, погоди! - окликнул его Гудим.
        Барсук и ухом не повел.
        - Его даже в Красной книге нет! - Бурята преградил барсуку дорогу. - Красавец ты мой, умница. Пойдем с нами, мы тебя опишем и в Красную книгу занесем...
        Красавец обошел Буряту и упрямо двигался к кустам.
        - Мировую известность получишь, прославишься, - старался уговорить барсука и Гудим.
        Зверя ни Красная книга, ни мировая известность не заинтересовали. Он скрылся в густом кустарнике, а потом можно было услышать только шуршание, подтверждающее, что удивительный барсук уходит все дальше. И ломиться за ним сквозь заросли не имело никакого смысла.
        - Балда ты! - бросил ему вслед Бурята. - Для твоей же пользы стараемся. Мы тебе мировую славу предлагаем, а ты кобенишься. Ну и помрешь под засохшим кустом никому неизвестный. Слушай, а ну ее, эту кикимору вообще! - повернулся он к брату. - Пойдем лучше барсука поищем, это же колоссальное открытие.
        - Обещали дяде с Пелгой разобраться, - не согласился Гудим, которому тоже хотелось все бросить и отправиться искать малинового барсука.
        - Подождет твоя кикимора, никуда она не денется.
        - И барсуки никуда не денутся. Не стоит нам сейчас за ним гоняться. Их здесь должна быть целая популяция, - рассудил Гудим. - Спросим дядю где у них норы и займемся основательно, изучим жизнь, привычки. Потом можно будет описать. Вклад в науку, не меньше.
        - Пожалуй, так лучше будет, - неожиданно легко согласился Бурята. - Малиновые барсуки! О них в литературе - ни слова. Получается, что мы их и открыли. И название имеем право дать. "Малиновый барсук Буряты и Гудима!" Звучит! В Училище все обалдеют.
        Когда впереди засветилась опушка, братья стали пробираться к ней по всем правилам, вычитанным в книге. Они, пригнувшись, поочередно перебегали от одного дерева к другому, прячась, замирали за стволами, внимательно разглядывали все, что находилось впереди, потом снова осторожно и стремительно перебегали. Наконец, лешаки достигли опушки, залегли и на какое-то время застыли.
        - Надо осмотреться, - напомнил Гудим. - Видишь, прямо впереди одинокое дерево на поляне. Твой сектор справа от него, мой - слева. Рассматриваем все внимательно. Ищем старую каргу.
        За деревьями раскинулась большая поляна, покрытая высокой травой и полевыми цветами. Красные, желтые, голубые, синие, лиловые и даже оранжевые, они делали поляну нарядной и праздничной. А дальше, как раз и начиналось Хлюпошлепное болото: владение кикиморы. Никого здесь не было, ни на поляне, ни на болоте. Но, по словам дяди, должна Пелга непременно придти сюда. Братья поудобней устроились, за высоким кустарником, на опушке и стали ждать.
        Жизнь складывалась прекрасно. Попали на практику в Заповедный Лес и сразу такое важное дело: надо разоблачить кикимору. Бурята был уверен, что они управятся с этим быстро. Весь Лес узнает, что приехали два молодых, умных, симпатичных леших и поймали Пелгу, прямо на месте преступления. Сразу в Училище сообщат. Там в личное дело запишут. Неплохое начало для молодых лешаков. А русалочки как на братьев смотреть станут! Полудницы тоже сбегутся... Потом они с братом займутся малиновыми барсуками. Изучат и напишут большую статью в "Жизнь лесов". Училище придется бросить. Надо будет по разным конференциям ездить, доклады делать - не до учебы. Да и зачем им Училище? За открытие и исследование нового вида животных - малиновых барсуков - могут сразу ученую степень присвоить.
        - Ты заметил, кончик хвоста у него серенький, - напомнил он брату. - Красавец.
        - Конечно, заметил, - отозвался Гудим, который, тоже думал в это время о малиновом барсуке. - До чего мы не вовремя этой кикиморой занялись. Надо быстрей с ней кончать и за барсуков браться. А как мы ее узнаем?
        -- Хочешь, нарисую словесный портрет? - вызвался Бурята.
        - Давай.
        - Древняя старуха, вредная и противная. На макушке здоровенная лысина, поэтому платком голову прикрывает. А из-под платка, торчат клочья грязных седых волос. Платье серое, грязное. На спине горб. Большая черная бородавка на лбу или на щеке. Губы тонкие, черные, как пиявки и на весь рот - два зуба. А нос крючком.
        - И сколько, по-твоему, ей лет?
        - Тайна, покрытая мраком. Она такая старая, что сама не может сообразить, сколько ей лет.
        - А вот и она, - толкнул вдруг Гудим локтем брата.
        - Кикимора? Где? - встрепенулся Бурята. Он уставился на болото, но никого там не увидел. - Разыгрываешь.
        - Не туда смотришь, - придержал Гудим брата за плечо. - Вдоль опушки смотри. Правей, еще правей. Видишь?
        Бурята посмотрел еще правей и увидел: вдоль опушки березняка медленно шла женщина. На ней, как и предсказал Бурята, было серое платье. Перехваченное опояской, оно все равно висело на кикиморе бесформенным балахоном, на голове треугольником торчал серый платочек, подвязанный у подбородка и мешавший увидеть лицо. Да на таком расстоянии они бы его все равно не разглядели. На ногах у кикиморы, как и у леших, желтели лапти из свежего лыка. Онучи белые - до блеска. Шла она неторопливо, не спеша, то и дело нагибаясь, срывая какие-то растения и укладывая их в большую сумку, что висела у нее на длинной лямке, перекинутой через плечо. Сумка была небесно-голубого цвета, а края обшиты красным.
        - Пришла! - прошептал Гудим.
        - Не она это, - так же шепотом не согласился Бурята.
        - Почему не она? Все как ты говорил: и платье, и платок...
        - Ты на сумку посмотри. Последний писк. У нас такие сумки-торбы из мешковины с цветной окантовкой самые продвинутые телки таскают. Сюда это дойти еще не могло. Глухое место. В лаптях ходят, и куртки наизнанку выворачивают. Вчерашний день. Не может быть у кикиморы такой сумки. Это приезжая. Тоже в Лес на практику прикатила, вроде нас. Видишь, травки собирает. Жалко не спросили у дяди, кто еще на практику приехал, он должен знать.
        - Может быть, ей эту сумку кто-нибудь в подарок привез.
        - Кикимора старуха. Она такую сумку ни за что носить не станет. Все старые - консерваторы. Они за прошлое держатся. Помнишь, как дядя на наши сапожки и шапочки набросился.
        - А если у них здесь кикимора молодая?
        - Молодых кикимор не бывает.
        - Старые, по-твоему, откуда берутся, старые из молодых вырастают.
        - Много ты знаешь!
        - Меньше на лекциях надо спать, и ты много знал бы.
        - Здесь кто угодно травки собирать может, на ней не написано, что кикимора.
        - Кто это, по-твоему, если не кикимора?
        - Не знаю. Сам говорил, что в Лесу много непонятного.
        - Не русалка ведь! - Гудим был уверен, что прав. Дядя сказал, что кикимора придет, вот она и явилась. - Русалки в белом ходят. И не полудница, те в голубом. А эта в сером.
        Бурята промолчал, присматривался к собирающей травки женщине.
        - Кикимора, больше некому, - продолжил, не дождавшись ответа Гудим. - Дядя говорил, что это ее любимое местечко.
        Женщина тем временем подошла к краю болота, уселась на бугорок и вроде бы задумалась. И недалеко сидела, но лицо ее, по-прежнему, лешие разглядеть не могли. Серый платочек нависал козырьком, и оно все время оставалось в тени. Так и не поняли братья: кикимора или не кикимора.
        А женщина вытряхнула из сумки травки, которые набрала и стала их перебирать, раскладывая в небольшие кучки.
        - Пойдем, познакомимся, - предложил Бурята. - Поможем ей в травках разобраться. Договоримся вечером встретиться, и чтобы подругу с собой привела.
        - Да ты что! - возмутился Гудим. - Кикимора это. Высунемся, все дело провалим.
        - Ладно, подождем еще немного, посмотрим, - вынужден был согласиться Бурята. - Только никакая это не кикимора.
        Через полчаса сам Бурята неожиданно заявил:
        - Кикимора!
        - Почему так думаешь? - усомнился на этот раз Гудим.
        - Чувствую. Ты что, не видишь? Она, нам назло сидит!
        - Так она не знает, что мы за ней следим.
        - Вот-вот, не знает, а сидит, издевается над нами. До тебя что, не доходит? Из нее вредность так и прет. Прямо по воздуху распространяется. Я отсюда чувствую. Посмотри, как она медленно травки перебирает. Это чтобы нам досадить. Теперь я точно знаю - кикимора.
        После того, как братья пролежали в засаде добрый час, они были абсолютно уверены, что это кикимора, и по зловредности своей, никуда отсюда она не уйдет.
        Бурята опустил голову на руки и задремал. Гудиму тоже захотелось спать, но он изо всех сил держался. До чего оказалось трудно не заснуть, если кикимора сидит сиднем, на своем бугорке, провалиться бы ей на этом самом месте, солнце ласковое, трава мягкая, а братец аппетитно и совершенно безответственно посапывает во сне. Он потряс Буряту за плечо.
        - Ты чего спишь, - стал он отчитывать брата. - А если она сейчас пойдет!?
        Тот открыл один глаз, ничего не соображая, посмотрел на Гудима и снова закрыл.
        - Проснись! - прошипел Гудим и толкнул брата кулаком в бок. - Она сейчас пойдет.
        - Не могу, - покачал головой тот, так и не открыв глаза. - И никуда она не пойдет. Она здесь будет всегда... Дай я немного посплю. Потом ты поспишь. Будем здесь день и ночь дежурить по очереди. А когда практика закончится, уедем. Пусть дядя сам за ней присматривает. Вообще.
        Кикимора по-прежнему, занималась травками. Гудим наблюдал за ее неторопливой работой и прикидывал: чего набрала, старая карга? Не лекарственные же травы. Не иначе, для своих подлых дел, отраву. Будет теперь кого-нибудь травить или одурманивать. Интересно получается. Дядя считает, что кикимора тоже Лес бережет. А ведь всем известно, что от нее ничего доброго не жди. Но и дядя напрасно говорить не станет.
        Гудим спохватился, оказывается, как ни держался, все-таки задремал. Глянул на бугорок, где кикимора сидит, а ее там нет. Ни ее, ни сумки с травами. И неизвестно, сколько он дремал: может пять минут, а может и час. Ищи ее теперь, свищи... Проспали! Дяде теперь хоть в глаза не смотри, а если в Училище узнают - засмеют до полусмерти.
        Хотел вскочить, пробежаться вдоль опушки, может, она еще далеко не ушла, попытаться догнать. И хорошо, что не успел подняться, в ту же секунду снова увидел кикимору. Никуда она не делась, старая карга. Просто опять прохаживалась вдоль берега болота, снова травки свои собирала. И не видел он ее раньше, потому что деревья заслоняли. Сразу стало легче.
        - Все! - решил леший. - Теперь я с нее глаз не спущу. Нужно будет, сутки за ней ходить стану. Ни есть, ни спать не стану, но кикимору все равно выслежу.
        Бурята по-прежнему посапывал во сне. Противно сопел. Гудим толкнул брата локтем в бок. Тот даже не пошевелился. Гудим толкнул еще раз, посильней и побольней.
        - Вставай, уходит! - прошептал он.
        Бурята мигом проснулся.
        - Где?
        - За тем деревом, сейчас выйдет, - показал Гудим на старую толстую березу с широко раскинутой кроной.
        И действительно, кикимора тут же появилась из-за дерева, обошла вокруг другой высокой сосны, повернула, вышла из бора и снова двинулась вдоль опушки.
        - В болото не суется, по берегу ходит, - ожил Бурята. - Не любит старушка ноги мочить. При ее годах, представляю себе, какие у нее ноги. Кривые, корявые, волосатые с длинными нестрижеными ногтями. А под ногтями - чернозем. И сплошной ревматизм.
        Пелга отошла достаточно далеко. Братья поднялись и, стараясь укрываться за деревьями, осторожно двинулись за ней. Когда старушка останавливалась, чтобы рассмотреть нужное ей растение, сорвать его и положить в голубую сумку, лешие ложились или прятались за какое-нибудь толстое дерево.
        Погуляв по опушке, кикимора не спеша, двинулась к болоту.
        - Неужели в воду полезет, - забеспокоился Бурята.
        - Не полезет. Не совсем же она дура, - рассудил Гудим. - Травок разных и на сухом месте хватает. Зачем ей, со своим ревматизмом, в болото лезть.
        А Пелга приподняла края платья и заправила их за опояску. Сразу стали видны длинные белые ноги.
        - Смотри, нормальные ноги, - удивился внимание Гудим. - А ты говорил - корявые.
        - Это нам издали так, кажется. По ее древнему возрасту должны быть корявые.
        Кикимора, тем временем, вошла в воду, и, что-то выглядывая, двинулась вдоль берега.
        - Я в болото не полезу, - заявил Бурята. - Там на дне грязь и тина. Не за тем я сюда приехал, чтобы по болотам лазить. Дядя новые лапти выдал, мы их в болоте измочалим.
        - А как мы станем следить за ней?
        - Отсюда. Она далеко не пойдет. Ей что, думаешь, нравится по болоту шлепать? У нее же ревматизм, это точно. У всех старух ревматизм и по болотам им ходить вредно. Скоро на сухое выберется.
        - Отсюда, так отсюда, - не стал спорить Гудим. - Мне тоже не хочется хлюпать и шлепать.
        Кикимора надежд братьев не оправдала. Вскоре она повернула вглубь болота, по колено в воде перебрела небольшое окно чистой воды, добралась до маленького островка, прошла по нему и снова вошла в воду, все больше удаляясь от леших.
        - Чего полезла! - возмутился Бурята. - Дура, она и есть дура. Ей же вредно по болотам лазить! Ничего, старая, не соображает. Совсем из ума выжила.
        Еще немного времени прошло, и Пелга скрылась за густым кустарником.
        - Придется и нам идти, - решил Гудим. - Если будем здесь сидеть, запросто потеряем ее. Она может пройти по болоту и с той стороны в Лес выйти. Ищи ее потом.
        - Ненормальная баба! - продолжал ругаться Бурята, очень не хотелось ему лезть в болото. - В ее годы на теплой печи лежать надо, старые кости греть, а она по болотам шалается. У нее на чердаке сплошной сквозняк. И чего это ты придумал ловить ее. Говорил ведь дядя, что это не она.
        - Я!? - Гудим сердито посмотрел на брата. - Это ты придумал следить за кикиморой. Ты и дядю уговорил, и меня.
        - Но ты первый сказал, что мы ее поймаем.
        - Нет, ты! А ее уже и не видно, - забеспокоился Гудим. - Пошли, а то потеряем.
        Кикимора скрылась за кустарниками. Понять где она можно было только по тому, что впереди громко хлюпало и шлепало. Перестав спорить, братья поспешили к болоту.
        У берега, где кикимора вошла в воду, и куда предстояло теперь войти лешим, дремала на солнце большая сытая лягушка. Возле нее суетился лягушонок, по размерам своим, сразу видно, недавно вышедший из головастиков. Вполне возможно - кто-то из потомков матерой: внук или правнук. Услышав шаги, большая лягушка выпучила глаза и с любопытством уставилась на братьев. Лягушонок одним прыжком очутился возле нее и спрятался под боком.
        - Чего уставилась, земноводное? Леших не видела, что ли? - спросил Бурята.
        - Ква, - добрым баском ответила лягушка.
        Лягушонок высунулся, тоже квакнул тоненьким голоском и снова спрятался.
        - Ну и мотайте отсюда, пока целы! - велел Бурята.
        Лягушки не стали мотать. Большая даже лапкой не шевельнула. По-прежнему, выпучив глаза, она спокойно разглядывала братьев. Леших лягушка встречала не раз и знала, что для лягушек они совершенно безопасны. Лягушонок подобрал тонкие лапки, вроде бы собрался отпрыгнуть и спрятаться в траве. Но посмотрел на старшую родственницу, решил, что она его в обиду не даст, и остался на месте.
        - Вам сказано, или нет?! - прикрикнул на них Бурята.
        Но и сердитый окрик не произвел на любознательных земноводных никакого впечатления.
        - Ква! - снова добродушно пробасила большая и, кажется, даже пожала плечиками передних лапок.
        - Пойдем, - позвал брата Гудим. - Некогда нам лягушками заниматься. Хочешь с ними поговорить, на обратной дороге и пообщаешься.
        Глава третья.
        Первым в воду вошел Гудим и сразу почувствовал, что по щиколотку утопает в грязи и иле. Приятного мало, но кикимора здесь прошла, значит и им придется идти. За братом, отставая на два-три шага, сердито сопя, баламутил воду и грязь Бурята.
        Большая лягушка проводили братьев взглядом, потом, когда те отошли на несколько шагов от берега, снова квакнула, прыгнула в воду и пустились за ними вплавь. Лешие забредали в это болото редко и земноводное, по каким то своим лягушачьим соображениям, отправилось их сопровождать. Лягушонок, не раздумывая, тоже прыгнул в воду. Он только начал познавать мир, и ему все было интересно. А рядом с большой лягушкой он чувствовал себя в безопасности.
        Братья шли осторожно, старались не хлюпать и не шлепать, держаться так, чтобы кикимора не могла заметить их, если неожиданно обернется. Хорошо Ставр сапоги отобрал, велел лапти обуть. В лаптях ходить по болоту было намного удобней.
        Кикимору они толком и не видели, близко подойти не решались. Но шли за ней - это точно. Не подозревавшая о слежке старушка то громко шлепала по воде, то звонко ухала, а иногда даже повизгивала, перепрыгивая с кочку на кочку. Она и здесь все время что-то собирала. Какую-то травку, какие-то ягодки, какие-то цветочки, чтоб ей пусто было.
        Бурята уныло брел по болоту и полушепотом ругал кикимору, грязь, коряги, которые попадали под ноги и, Гудима, за то, что тот его сюда завел.
        - Чувствуешь, уже по колено зашли. А дальше еще хуже будет. Это болото себя еще покажет, мы в нем еще искупаемся, - выдавал он пророчества. - Мы еще хлебнем здесь мутной водички.
        И как бы подтверждая его слова, недалеко от бредущих по болоту братьев, что-то крупное заворочалось на дне, взбаламутило воду, плеснуло так, что пошла волна, а брызги густо обдали лешаков, и не всплывая куда-то понеслось.
        - Понял!? Еще неизвестно кто здесь под водой сидит, - продолжал нудеть Бурята, вытирая мокрое от брызг лицо. - Хорошо если какой-нибудь болотник. С болотником мы управимся, а бывает и похуже. Ты посмотри, куда мы зашли. Деревьев уже не видно. Как выбираться отсюда будем? Мы этих мест не знаем. А здесь ни одной тропки, ни одной дорожки. Так и будем бродить, пока мхом не обрастем.
        - Помолчал бы лучше, - посоветовал Гудим, - а то накаркаешь такое, что и верно нахлебаемся.
        - Не надо было нам в болото лезть, - не умолкал братец.
        - Да тихо ты! - снова оборвал его Гудим. - Засечет она нас.
        - С чего бы это, - не согласился Бурята. - Она уже далеко ушла.
        - А ты прислушайся.
        Лешие остановились и прислушались. Совсем близко, за стеной высокого камыша слышно было, как кто-то шлепает по воде. Братья притихли. Шлепки вскоре прекратились. Стало совсем тихо. Потом хрипловатый, но приятный женский голос негромко запел. Лешаки прислушались. Песня была не то, чтобы жалобная, но какая-то грустная. Женщина пела про ручей, который течет неведомо откуда и неведомо куда. Он много видел, много знает, но никому ничего не рассказывает...
        - Кто поет? - удивился Гудим.
        Братья, стараясь не шуметь, подошли к камышам. У зарослей было глубоко, почти по пояс. Лешие осторожно выглянули. Впереди виднелся небольшой островок, густо заросший крупной ромашкой, голубыми колокольчиками и какими-то высокими красными цветами. На островке сидела кикимора. Она негромко напевала: перебирала цветы, и что-то делала с ними.
        - Да она венок плетет! - сообразил Бурята. - Ну, дает бабка!
        - Тоже скажешь! - не поверил Гудим. - Зачем кикиморе венок? Такого быть не может.
        - Ты посмотри, посмотри!
        Гудим присмотрелся - и правда, кикимора плела венок. Они наблюдали, как она подбирала цветы по размеру и цвету, и аккуратно вплетала их в небольшой яркий венок. Будет потом что рассказать: кикимора венки плетет! Все обалдеют!
        Кикимора закончила плести, опустила венок в воду и сильно оттолкнула, так что он выплыл на середину небольшого озерца.
        - Это она гадает! - сообразил Бурята. - Спрашивает у Мокоши про суженного! Сплошной отпад!
        - Кикимора на суженого гадает, - Гудим тихонько хихикнул. - Вот мы и явимся. Пусть выбирает. И попросим, чтобы подружку пригласила...
        А Пелга посмотрела на покачивающийся в воде венок, что-то негромко сказала, подняла свою голубую сумку с красной каемкой, последний писк моды, перекинула лямку через лечо и снова побрела по воде.
        - Да... - проводил ее взглядом Бурята. - Веночки плетет, на суженного гадает. Сдвинулась старушка.
        - Думаешь, чокнулась?
        - Конечно! Я все понял. Мы поэтому и вычислить не могли: она или не она. Места здесь тихие, работы у нее никакой, пугать некого, посплетничать не с кем. А это для таких древних старух очень важно. Старушки сплетнями живут, разговорами дышат. Чем больше старушка разговаривает, тем дольше она живет. А ей с кем разговаривать!? С лягушками? У нее мозги и сдвинулись, - Бурята повертел пальцем возле виска. - Ей наверно в обед сто лет, а она по кочкам прыгает, березки ломает, разоряет муравейники, песенки поет, веночки плетет, на суженного гадает... У нее сдвиг по фазе. Это точно.
        - Вполне может быть, - Гудим задумался. - Дядя все толкует: "Не могла кикимора березку сломать, не могла..." А если она шизанутая? Психованная баба, такого шороха в лесу навести может... Теперь все сходится.
        Обсудить эту мысль братья не успели, потому что кикимора встала и пошла в их сторону. Может быть, и не прямо на них, но должна была пройти где-то, совсем рядом.
        Что оставалось делать лешакам? Стоять и лупать глазами перед чокнувшейся кикиморой, от которой не знаешь чего, и ожидать можно. А потом, если выберутся отсюда, лупать глазами перед дядей. И то не мед, и другое не мед. Оставалось одно - потихоньку опуститься в воду. И братья опустились. По самые уши. Только полголовы торчит, да нос, чтобы дышать. Даже глаза прикрыли, лишь бы не выдать себя. Прямо две кочки. Только бы кикимора на них не наступила.
        Лягушки поддержали лешаков в трудную минуту. Некоторые считают, что лягушки ничего не соображают. Им бы лишь поесть и поквакать. Но лягушки только делают вид, что бестолковые. С бестолковых меньше спроса. Лягушки и живут, как хотят. А соображают они не хуже других. Cтаршая, вскочила на голову Гудима, устроилась там поудобней, и тут же поймала какую-то мошку. Проглотила, облизнулась и сидит, на кикимору ноль внимания, смотрит, кем бы еще поживиться, просит не мешать. Лягушонок вскарабкался на голову Буряты и уселся там, полностью подражая большой. Железная маскировка. Кикимора и прошлепала мимо братьев. Совсем рядом, можно было за пятку поймать и ухнуть погромче. Эх, она и вскинулась бы! Но лешаки, понятно, делать этого не стали. Как бы у старушки от такого -- инфаркт не случился. Тихо стояли, не шевелились.
        Лягушка, на голове у Буряты, квакнула и нырнула в воду, вытянув вперед лапки, лягушонок последовал ее примеру. Братья осторожно поднялись. Кикимора уже скрылась за кустами. Впереди мелькали то серое платье, то белые ноги потом и их не стало видно.
        - Пошли, что ли, - напомнил Гудим. - Или ты боишься ее?
        - Еще чего! - обиделся Бурята. - Никого я не боюсь, а эту старую развалину - тем более. Просто не нравится мне здесь, на болоте: сырость и грязь... Не люблю по болотам ходить. Но если надо, я с нее глаз не спущу.
        - Пошли побыстрей. Уйдет далеко, мы ее не найдем.
        Кикимора шла шумно: напевала что-то, громко шлепала по воде, шикала, пугая какую-то живность. Когда кто-то идет по болоту и не бережется, его далеко слышно. А братья вынуждены были соблюдать осторожность, контролировать каждый свой шаг. Ненормальная старушка с кочки на кочку прыгала, ухая и повизгивая от удовольствия. А молодые лешаки прыгать не решались: оступишься и загремишь, такой плеск поднимется, что только глухой не услышит. У кикиморы же со слухом, вроде, нормально, она сразу пришлепает посмотреть, что происходит. Так что осторожно по-стариковски брели лешие по воде, иногда всего по щиколотку, иногда по колено, а подчас и по пояс в зеленой и не особенно приятно пахнущей жиже.
        - Она нас поводит, пожалеем еще, что увязались за ней. - Бурята приуныл от этого путешествия по Хлюпошлепному болоту. - Надо выбираться отсюда. А дяде объясним: чокнутая она, и спроса с ненормальной никакого. Пусть отправляет ее на принудительное лечение.
        - Ты прав, - согласился Гудим. - Только мы отсюда без нее не выберемся. Она же без всякого порядка бредет. В какую сторону идти, я не представляю. Ты сможешь дорогу к Лесу найти?
        - Не-а, - неохотно признался Бурята. - Ладно, раз такое дело, двигаем за ней. Когда никогда она из болота выйдет, и мы выберемся. Пусть побьет меня Сварог мочеными яблоками, если я еще когда-нибудь за какой-нибудь кикиморой увяжусь! Хоть за старой, хоть за молодой.
        - Смотри, еще один островок с ромашками, - отметил Бурята.
        - Их и должно быть здесь много, - объяснил Гудим. - Болото без островков не бывает, и все они здесь одинаковые.
        - Одинаковых островков не бывает, - не согласился Бурята. - Хотя такой, как этот, нам уже попадался. Я на том топтался, грязь и тину с лаптей соскребал. И на этом кто-то тоже топтался.
        - Ну-ка, ну-ка, покажи, - подошел поближе Гудим.
        - Да вот, грязь и тина. Вот они, и вот. И ромашки помяты.
        - Так это мы здесь и были! - сообразил Гудим. - Я это место помню!
        - Понял ты, что это означает?
        - Кикимора нас кругами водит?
        - Кто же еще. Как это мы сразу не врубились? По-моему, в Лесу, еще двух таких дураков, как мы, нет.
        - Интересно, с какого момента старая карга нас увидела, и водить стала?
        - А с соснячка еще, лешачки, с соснячка, - услышали они хрипловатый, уже знакомый голос и из-за куста вышла кикимора Пелга. Платьишко, как и прежде, подоткнуто за подпояску, платочек под подбородком узелком завязан, на боку сумка, последний писк моды, из голубой мешковины с красной окантовкой. Что удивило братьев, так это лицо кикиморы - молодое. И нос аккуратненький, остренький, и губы красные, а на пухленьких щеках - симпатичные ямочки. Так что выглядела она совершенно нормальной. Но большие темные глаза смотрели на братьев сердито.
        - Давненько за мной молодые лешаки не ходили. Да еще вдвоем. Вот мне и интересно стало. Может, расскажете, чего это вы за старой каргой увязались?
        Лешие молчали. Правду говорить не хотели, а соврать не знали что.
        Пелга осмотрела братьев, усмехнулась. Вид у них был жалкий. Одежда по самую шею мокрая, почти по колено в иле, и везде, на рукавах, на плечах и даже на голове клочья темно зеленой тины.
        - Вы как, среди леших самыми глупыми считаетесь, или, есть, еще глупей вас? - поинтересовалась она.
        Братья по-прежнему молчали. Они себя глупыми не считали, да разве ей что-нибудь докажешь.
        - Наверно, глупей вас, все-таки нет, - решила кикимора. - Чьи такие будете?
        Кикимора хоть и глядела на молодых леших сердито, но наказывать их, чувствовалось, не собиралась, и братья немного осмелели.
        - Учимся мы, на практику приехали, - сообщил Гудим.
        - Сегодня первый день, - добавил Бурята.
        - Пошли гулять и заблудились.
        - Ага, нас болото заинтересовало, - нашелся, наконец, Бурята. Такое должно было понравиться кикиморе. - Цветов много, вода чистая. Везде порядок, ordnung значит, - щегольнул он красивым словечком, услышанном у Клямке, - Такого красивого болота мы никогда не видели. Вот и решили посмотреть, прогуляться. И заблудились. Все искали, как выбраться...
        - За мной чего пошли?
        - Как увидели вас, тетушка Пелга, обрадовались. Вы-то здесь хозяйка, все тропинки знаете, вот и решили, прогуляться по болоту, посмотреть его, а потом вслед за вами выбраться, - сообразил Бурята и облегченно вздохнул, очень хорошо получилось, вполне правдоподобно.
        - Почему не показались?
        - Постеснялись. Стыдно было признаться, тетенька Пелга, что заблудились! - вдохновенно продолжал врать Бурята.
        - Ну и племянничков подбросил мне Хорос, - кикимора чуть ли не улыбнулась. - Стеснительные лешаки... Я и не знала, что такое бывает.
        Лешие стояли, потупившись, старались не смотреть в пронзительные черные глаза.
        - Значит, вы у меня на болоте практику свою начали. И, говорите, болото вам понравилось?
        - Очень! - подтвердил Бурята.
        - Хорошее болото, красивое, - поддержал его Гудим. - Цветов много.
        - Ладно, для первого дня вам хватит. Если нагулялись, идите к реке, умойтесь, а то смотреть противно, с ног до головы в грязи и тине. Прямо чучела огородные, а не лешие. Вон к тому дереву идите, - показала она на чахлую, страдающую от излишней влаги, разлапистую ревматическую сосенку, - как раз к берегу выйдете. А там торная тропинка к реке ведет. Если вы совсем слабоумные и не сумеете дорогу найти, лягва покажет, она эти места лучше всех знает. Слышишь, выведешь их к тропке! - приказала она большой лягушке.
        - Ква! - подтвердила та.
        - Если обо мне соскучитесь и увидеть захотите, я у тех сосенок на опушке каждый день бываю. Но тайно ходить за мной не советую. Заведу в болото, в такую глушь, что хоть и лешие, но обратной дороги не найдете. И сгниете там, поняли?!
        - Поняли, - ответил Бурята.
        - Понятно, - подтвердил Гудим.
        - А спросить можно? - осмелился Бурята и незаметно наступил на ногу брату, пытаясь напомнить ему этим, про задание Ставра. По книге они хорошо знали, что самые важные вопросы надо задавать преступнику неожиданно. И, захваченный врасплох, тот может проговориться.
        - Ну-ка, спроси, - разрешила кикимора, с интересом разглядывая молодого лешего.
        Любознательные лягушки тоже уставились на него выпученными глазами.
        - Вы каждое утро по березнячку гуляете?
        - Каждое, - кивнула кикимора, пытаясь понять, к чему леший задает такой вопрос. - Только не гуляю я, делом занимаюсь.
        - Мы видели, травы собираете. А вы их только по утрам собираете, или в другое время тоже?
        - Только утром. Сильные травы надо утром собирать. Роса сошла и до полудня собирай. И вечером можно, перед закатом.
        - А почему днем не собираете?
        - Собранные днем травы половину своей силы теряют. Зачем обессиленные собирать.
        Вот и завязался разговор. Теперь можно было задать неожиданный вопрос.
        - Вы случайно не видели сломанную березку? - как бы, между прочим, спросил Бурята. - Или того, кто ее сломал?
        Спросил и уставился на кикимору, потому что если она с этим связана, то должен хоть один мускул у нее на лице дрогнуть от такого неожиданного и каверзного вопроса. Это уж точно. Гудим понял брата и тоже уставился.
        Братья так и не поняли, дрогнул у кикиморы на лице мускул или не дрогнул. Может, и дрогнул, а они не разглядели, не было у них еще настоящего опыта в этом деле. Вот носом она шмыгнула, это точно. Но в отношении шмыганья носом в книге ничего не говорилось.
        - Березку сломали? - совершенно нормально удивилась кикимора. - У нас в Лесу? Не может такого быть.
        - Совсем молоденькую березку, - подтвердил Бурята, не сводя глаз с кикиморы. - Вершинку обломали. Интересно, кто бы это мог сделать.
        - И муравейник разворотили, - добавил Гудим.
        Большие черные глаза кикиморы засветились недобрым огнем, и братья опять подумали, что, все-таки, она чокнутая, и лучше держаться от нее подальше.
        - Не видела, - сердито ответила кикимора. - Но поищу. Если вы узнаете, мне скажите, я с ним разберусь. А сейчас валите отсюда, и чтобы я вас без дела на болоте больше не видела.
        Повалили братья туда, куда кикимора показала. Впереди, то вплавь, то скоком, быстро двигались, показывая дорогу, лягушки и вскоре лешаки, самым коротким путем, выбрались на берег. Вышли из болота, грязные и мокры, по самые уши.
        - Хорошо Ставр сапоги у себя оставил, - разглядывая промокшие насквозь лапти, отметил Гудим. - От наших сапожек в этом болоте ничего и не осталось бы. Рассыпались бы здесь наши красивые сапожки. А Кикимора, все-таки молодая, - напомнил он брату.
        - Молодая, - согласился тот. - Даже симпатичная. Но странная. Ты на глаза внимание обратил? Черные, насквозь прожигают.
        - Знаешь, я думаю, что не она березку заломала, - сказал Гудим.
        - Почему так думаешь?
        - Ты когда вопрос задал, она нисколько не забеспокоилась. А по всем правилам должна была вздрогнуть.
        - Точно, - согласился Бурята. - Это я тоже заметил. И сказала, что разберется с тем, кто сломал. А если она такая опытная преступница и все это нам для отвода глаз выдала? И потом, она ведь носом шмыгнула. Может у нее такая реакция.
        - Она носом все время шмыгает, без всякой реакции. Насморк у нее от постоянной сырости. Ты как хочешь, а я больше следить за ней не стану, - решил Гудим. - Она, пока мы за ней шли, ни одной ветки не сломала. Не трогала она березку.
        - Нет у тебя для такого решения никаких доказательств.
        - Они мне и не нужны.
        - А мне нужны!
        - Вот ты за ней и следи! - рассердился Гудим. - Пойдем к реке. Помыться надо. Здесь шага ступить нельзя, чтобы тебя чучелом огородным не обозвали: то дядя, то кикимора. Поищем тропинку, о которой она говорила.
        - Ква, - подала голос старшая лягушка.
        - Ты еще здесь, земноводное. Молодец! - похвалил лягушку Бурята. - Показывай тропинку, а то мы в таком виде, что надо срочно мыться.
        - Ква! Ква! - подтвердила большая лягушка. Она сделала пяток хороших прыжков вглубь берега, остановилась возле тропки и снова квакнула.
        - Это она нас на тропинку вывела, - понял Бурята. - Молодец, земноводное. Как-нибудь приду сюда, накопаю тебе червей, - пообещал он. - Больших и жирных. А сейчас нам некогда, сама видишь, помыться надо.
        И братья пошли к торной тропинке, которая должна была вывести их к реке.
        Братья и сотни шагов не сделали, когда из-за кустов на тропинку выбрался веселый моховик. Ноги и туловище малыша покрывали короткие коричневые волосы, а лицо густо усеяли стайки конопушек. Волосы на голове пылали ярко-рыжим - рыжей не бывает. Увидев леших, он застыл, от удивления, разинул рот, потом расхохотался и громко заверещал:
        - Смотрите! Это же лешаки! И грязные какие! Они в болоте искупались! В речке надо купаться, а не в болоте! В болоте не купаются! В болоте грязи полно. Только глупые купаются в болоте!
        Тут и другие моховики повылазили, посмотреть на глупых лешаков. Не меньше десяти. Были среди них моховики с коричневым мехом, и с серым, и с желтым: разных цветов и оттенков. Но все, как один - рыжие и конопатые. Они двинулись следом за братьями, громко рассуждая о том, какие корявые лешие нынче пошли, не то, что в старые времена. В старые времена лешаки все умные были, аккуратные, в речке купались. А сейчас растяпистые, да глупые... Не могут же они быть умными, если в болоте купаются... Нужно в речке купаться, а они в болоте...
        Гудим остановился и обернулся:
        - А ну, валите отсюда, рыжая команда! - приказал он. - В порошок сотру!
        На моховиков угроза не подействовала.
        - Чего это ты на нас рассердился!? - удивился кто-то из рыжих. - Не надо на нас сердиться. Мы сроду не видели таких грязных леших. Нам интересно, почему вы стали в болоте купаться. Вы что, не соображаете, что в болоте купаться нельзя?
        - Там вода грязная и тины полно, - добавил второй. - В грязной воде только болотники купаются, а больше никто. Лешим не надо в болоте купаться. А вы купаетесь.
        - И чего вы не разделись, когда в болото купаться полезли? - спросил третий. - Если купаться лезешь, раздеваться надо.
        - Вы куда идете? - заинтересовался четвертый. - Если к русалкам, то зря. Русалки грязных не любят.
        - Вам помыться надо, - посоветовал еще один, совсем уж маленький. - У вас на ушах тина присохла. Не надо с тиной на ушах к русалкам ходить.
        - И одежду постирайте, - подсказал еще кто-то. - Кто же в такой грязной одежде ходит. Одежда должна быть чистой. А сейчас вы на чучела огородные похожи.
        "Чучел огородных" Гудим не выдержал.
        - Сказал я вам - убирайтесь отсюда, - снова остановился он. - Я вас сейчас в пыль растопчу!
        - Да оставь ты их, пусть болтают, они же безобидные, - попытался уговорить его Бурята. Но Гудим рассердился на моховиков всерьез.
        - Кому говорю! - рычал он. - Брысь отсюда, рыжие! Чтобы я вас не видел!
        Моховики не испугались рыка Гудима и его угроз, но отстали на безопасное расстояние. Теперь они сопровождали братьев издали. По-прежнему верещали что-то, посмеивались, но лешие хоть не слышали обидных рассуждений на свой счет.
        В сопровождении моховиков братья вышли к реке. Река это вам не болото. Она хоть и была неширокой, но вода, даже издали видно - светлая, чистая. И берег, полого спускающийся к воде, покрыт чистым желтым песочком. А на берегу высокие раскидистые деревья. Красота, стой и любуйся! Но главное здесь, моховики не обманули, на берегу еще и русалочки были. Все молодые, красивые, веселые... Кто на ветвях качается, кто венки плетет, кто у берега в речке плещется. Братья даже забыли, как выглядят сейчас: в грязи, и в тине болотной. Прямо к русалкам направились.
        А моховики уселись рядком и продолжали обсуждать леших:
        - Тот, который длинный, погрязней будет...
        - Может они не лешие, а болотники?
        - Лешие, только еще глупей болотников.
        - Им мыться надо. К русалкам грязными идти нельзя, к русалкам надо идти чистыми.
        - Они что, не понимают?
        - Конечно, не понимают. Убегут от них русалки. Русалки умные, не станут они с грязными разговаривать.
        Русалки, и верно, встретили братьев насмешками.
        - Поглядите, девочки, какие кавалеры к нам явились, - весело закричала одна из них, высокая и золотоволосая. - В грязи и в тине. Кто же вы такие будете, молодцы?
        - Лешие мы, - Бурята приосанился, принял гордый и независимый вид, но поскольку был он до колен в тине и по пояс в грязи, получилось это у него не очень убедительно. - А вы девчата сегодня вечером что делаете?
        Ой, не могу! - расхохоталась русалка. - Это вы лешие?! Девочки, посмотрите, болотники себя за леших выдают. Нас не обманешь... Девочки, не подпускайте их близко, они нас в тине вымажут.
        - Нисколько мы не болотники, - попытался доказать Бурята. - Мы лешие, сюда на практику приехали.
        - Болотники, болотники! - закричали русалки.
        Видели ведь, что не болотники к ним пришли, а лешие. Ну, вымазались немного... Ничего особенного, с каждым может случиться. А помоются - опять чистыми станут. Так всю округу всполошили визгом и смехом. Хорошо, хоть чучелами огородными не обозвали.
        - Бежим девчата, от них болотом пахнет.
        И все скопом побежали, посмеиваясь и зажимая носы, чтобы не слышать дурного запаха болотников. Но каждая не раз обернулась, посмотреть на молодых и статных леших. А самая молоденькая, русоволосая, прежде чем скрыться за деревьями, глянула на братьев и весело пискнула:
        - Чучела огородные!
        - Поймаю - в тине вымажу, по самую макушку, - бросил ей вдогонку Бурята!
        - Не пыли, -- посоветовал Гудим. - В таком виде нас не только русалки, но и Ставр к себе близко не подпустит. Мыться надо.
        А моховички, по-прежнему, сидели в сторонке, и оттуда слышалось:
        - Мы им говорили, что грязными к русалкам идти нельзя, к русалкам надо ходить чистыми. Чего они нас не послушались? Они что, глупые?
        - Конечно глупые. Плохо соображают. Если бы хорошо соображали, не стали бы в болоте купаться.
        Глава четвертая.
        Проводив молодых лешаков, Никодим не сразу вернулся домой. Время было раннее, и он хотел собрать туесок ягод до того, как в школу придут учителя и нагрянут ученики. Совсем недалеко находился его любимый куст шиповника. Ягоды на нем поспевали раньше, чем на других, были ярко-красными и вдвое больше обычных. Умнейший пущевик Эмилий Бер, как-то сказал Никодиму, что на весь Лес имеется только один такой уникальный куст и его надо тщательно изучить. Пока на это нет ассигнований, а в перспективе, до него непременно доберутся и создадут вокруг куста шиповника проблемную лабораторию. Никодим уважал Эмилия Бера и кустом этим пользовался постоянно.
        По понедельникам, заведующий сельским клубом, уставший от субботних и воскресных мероприятий, устраивал себе выходной и вечерами, в комнате для репетиций, по давно сложившейся традиции, собирались домовые. Не все, конечно, а наиболее солидные - всякую шелупень они в свое общество не допускали, нечего ей было там делать. Приходили домовые из промтоварного магазина, почты, сберегательной кассы, ремонтной мастерской, из домов агрономши, шофера рейсового автобуса, директора школы и еще кое-кто. И Никодим был там, скромно говоря, не из последних.
        Домовые рассаживались без чинов, кому, где нравилось, и вели разговоры, обсуждали вечные темы: надвигающиеся циклоны и антициклоны, ход строительства дороги до райцентра, моральный климат и пути борьбы с Карпачихой, которая спаивала некачественным самогоном все взрослое население села. И пили чай. А чай заваривали ягодами шиповника, которые приносил Никодим. Очень нравился такой чай домовым. И польза от него, надо думать, происходила немалая, потому что, как писали в местной газете, "ягоды шиповника являются кладовыми витаминов".
        Куст, облюбованный Никодимом, даже издали выделялся обилием больших красных ягод. Домовому и времени всего ничего потребовалось, чтобы заполнить туесок. Теперь можно было возвращаться в школу, за которой Никодим присматривал. Школа - это вам не квартира и даже не магазин, ученики народ непредсказуемый: то в кабинете химии взрыв устроят, то на перемене станут друг друга водой обливать. Чтобы поддерживать в школе порядок, требовалась личность серьезная, трудолюбивая и ответственная. Никодиму доверили. И он это доверие оправдывал. Старался поддерживать все в образцовом порядке. Каждое утро он проходил по классам, коридорам и подсобным помещениям, проверял все ли в порядке, а непорядки, по возможности, устранял. Так он поступал уже много лет и гордился тем, что ни одного утра не пропустил.
        Банника Каливара Никодим увидел издалека и обрадовался. Все равно ведь надо было к нему зайти. И вот как хорошо получилось, Каливар сам шел навстречу, прижимая к груди здоровенную охапку дубовых веток. Ясно, собрался веники вязать. Но банник, который тоже, наверняка, должен был заметить Никодима, неожиданно свернул с тропинки и скрылся за зарослями орешника.
        Никодим не мог упустить его. Нужно было окончательно и срочно решить с банником вопрос первостепенной важности. Домовой бегом обогнул кустарник с другой стороны и вышел как раз навстречу Каливару. Тот только головой мотнул, понял, что скрыться ему не удастся. Но шагал, не задерживаясь, как будто и сейчас не замечает домового.
        - Хорошей тебе погоды, Каливар! - окликнул банника Никодим.
        - А, Никодим... Я и не знал, что ты в Лесу. И тебе хорошей погоды, - Каливар, как будто и забыл, что от него нужно домовому, хотел пойти дальше, но Никодим остановил его.
        - Ты не торопись, подожди, поговорить надо, - домовой вынул из кармана очки, из другого кармана мягкую тряпочку и стал протирать стекла.
        - Так ведь дела, Никодим, дела... - банник хоть и остановился, но охапку веток из рук не выпускал, всем видом показывая, что задерживаться не намерен. - Веники кончаются. Без веников парная - не парная. Без парной баня - не баня. А без бани и я не банник.
        Только сейчас Никодим обратил внимание, что на ногах у Каливара блестят новенькие калоши. Калоши были так хороши, что Никодим даже забыл надеть очки, так и держал их в руке.
        - Красивые у тебя калоши! - восхитился он. Домовой ходил босиком, но от таких калош не отказался бы.
        Похвала Никодима была баннику приятна. Домовой не где-нибудь работал, а в школе. Культурное учреждение. Там учительницы за модой следят. Одеваются так, что глаз не отведешь. И уж в чем, в чем, а в красоте Никодим разбирался.
        - Подкладка малиновая и пушистая, - не смог не похвастаться Каливар. Он положил охапку веток на землю, снял с левой ноги калошу и показал ее домовому.
        Никодим бережно принял калошу и провел рукой по мягкому ворсу.
        - Пушистая и теплая, - оценил он. - Как лебяжий пух. В такой обуви ноге должно быть приятно. Где ты их добыл?
        - Подарили, - не стал вдаваться в подробности банник.
        - Что-то все тебе подарки дарят и дарят... - продолжал с интересом разглядывать калошу Никодим. - Другим только к дню рождения подарки приносят и к Новому Году, а тебе постоянно.
        - Лечу всех, - солидно погладил короткую светлую бородку банник. - За лечение ничего не беру. Осуществляю бесплатное медицинское обслуживание. А сколько времени и сил приходиться на это расходовать, сам понимаешь. Нужные травы собрать - это дело, скажу я тебе, очень не простое. И вот, - он показал на охапку веток, - веников надо нарезать, дров заготовить, нужный пар клиенту выдать. Хороший пар без умения не создашь. Большая практика нужна. А сколько воды расходуют? Не напасешься. Хорошо Холька помогать стала, воду носит. И сам весь день верчусь, едва успеваю, присесть некогда. Знания мои тоже кое-чего стоят. Я ничего не прошу, бесплатно работаю, за спасибо. Но у кого совесть есть, тот подарки приносит.
        - Понятно, - Никодим налюбовался калошей и вернул ее хозяину. - Чего новенького слышно? - спросил он.
        - А ничего хорошего, - Каливар поставил калошу на землю и аккуратно опустил ступню на пушистую малиновую подкладку. - Березку молодую кто-то заломал. Гнездо поползня порушили. Так что Ставр сейчас сердитый. Лучше ему на глаза не показываться. Грозился в дрань хулигана расщепить.
        - Кто набедокурил? Поймали бедуина?
        - То-то и оно, что неизвестно кто. Да, чуть не забыл, - Каливар рассмеялся. - Филька наш опять в загул пошел.
        - Да что ты? Он же зарекался. Самого Нептуна в свидетели призывал. Это у них бог морей, в средиземноморском бассейне обитает, - на всякий случай объяснил он. - Очень серьезный бог. Как что - сразу бурю устраивает, кто не убережется, того топит.
        - Вот-вот, и Нептуна своего не побоялся. Он каждый раз после большого бодуна зарекается. Но удержаться не может. Всю ночь с Хролом в картишки резались, и березовый сок пили. А потом гулять пошли. С полевиком чего-то схлестнулись. Теперь у полевика здоровенный фингал под правым глазом, а у Хрола под левым. Хрол сейчас дома отсыпается, а Фильку на рассвете коряжники в омут на руках притащили. Смехота. Впереди ключница Марфута, сердитая, по пути мухоморы посохом сшибает. Это она Фильку у Хрола нашла. За ней два здоровенных коряжника водяного несут. А он лыка не вяжет.
        Никодим вспомнил про очки, и, не спеша, водрузил их на нос.
        - А я к Ставру на заре племянников привел, - сообщил он. - Двух.
        - Зачем они к нам? - заинтересовался Каливар. Новость была стоящая. Не каждый день к главному лешему племянники прибывают.
        - Говорят, на практику. Молодые крепкие лешачки. Одного звать Гудим, другого Бурята.
        - Понятно. И куда им Ставр назначение дал?
        - Этого еще не знаю. Я их до землянки проводил и вернулся, Ставра так и не видел.
        - Повстречаешь молодых лешачков, расскажи про мою баньку, пусть заходят, - попросил Каливар.
        - Само собой. Да я и сам к тебе собирался.
        - Вот и хорошо. Заходи. Ну, я, пожалуй, потороплюсь. Дел у меня, Никодим, невпроворот. - Каливар решил, что сейчас ему как раз и удастся уйти от домового, и нагнулся, чтобы поднять дубовые ветки.
        - Погоди, - остановил его Никодим. Пора было переходить к главному, к тому из-за чего он Каливара и разыскивал. - Про наш уговор не забыл?
        Банник поморщился.
        - А может, не стоит?
        - Так договорились же. Ты согласился. А теперь все, срок подошел, откладывать нельзя. Если бы ты раньше отказался, я бы кого-нибудь другого нашел.
        - Я один не управлюсь.
        - Почему один, я с тобой буду.
        - Третий нужен, на страже стоять, чтобы не помешали.
        - Хольку возьми.
        - Не хочется бабу в это дело втягивать.
        - А чего тут такого. Она расторопная, лучше другого справится. Мы с тобой договорились, так что давай. Действовать надо сейчас, два дня осталось. Потом поздно будет.
        - Не хочется мне, Никодим - я и так уж испереживался, - пожаловался банник. - Все мне мерещится, что увидит кто-нибудь...
        - Переживаешь ты напрасно, - попытался успокоить его домовой. - Мы же не из баловства, а для общей пользы. А Холька на страже будет стоять, если кто-нибудь появится - предупредит. Сегодня и займемся. Ты обещал, слово надо держать.
        - Ладно, приходи. Попробуем, - нехотя согласился Каливар.
        - Ну, пока, - Никодим положил в карман очки, сдвинул рукав курточки, посмотрел на компас, подождал, пока стрелка остановится. - Мне на юго-запад, - махнул он рукой в сторону школы. - Присмотрю там, чтобы все в порядке было и вернусь. Встретимся у тебя в бане.
        И пошел по тропинке.
        Банник недолго глядел ему вслед.
        - Ох, узнает Ставр, оторвет он нам головы, - неведомо кому сообщил Каливар, - поднял охапку дубовых веток и пошел к своей бане.
        Никодим недолго шагал один. Полдороги не прошел, когда к нему, словно репьи к лисьему хвосту прицепились два моховика, один покрупней и поконопатей, другой помельче, но тоже ярко рыжий. Вначале они шли молча, с интересом разглядывая домового и, особенно, туесок. Но разве могли моховики долго молчать.
        - Хорошие у нас в Лесу туесы научились делать, - отметил тот, который помельче.
        - Ага, - подтвердил другой. - Красивые и большие. В такой туес много можно положить.
        - Что он в туеске несет? - спросил мелкий. - Интересно, что домовые в туесах носят?
        - Какую-нибудь вкуснятину, - решил крупный.
        - Домовые что, только вкусное едят?
        - А зачем им невкусное есть, если они могут вкусное добыть. Добывают и едят.
        - И все сами съедают!? - удивился маленький. - Разве они никого не угощают?
        - Должны угощать. Если у кого есть что-то вкусное, он должен делиться. Другим тоже вкусного хочется. По справедливости - непременно должен делиться.
        - А почему этот домовой не хочет делиться? Он что, несправедливый?
        Такого Никодим вытерпеть не мог. В несправедливости его никак обвинить было нельзя. Он решил проучить моховиков. Остановился, поманил их пальцем, приглашая подойти поближе, и открыл туесок. Рубинами заблестели крупные красивые ягоды шиповника.
        - Ну-ка, любознательные аборигены, подставляйте ладошки! - приказал домовой.
        Моховики послушно сложили ладошки и протянули их Никодиму. А тот, не жалея, насыпал каждому по полной горсти свежих ягод.
        - Получайте. В них витаминов полно. Очень полезно для здоровья.
        - Это же шиповник, - определил маленький. - Разве его едят?
        - Вроде бы и не едят, - сообщил тот, что побольше. - Но домовой целый туес набрал.
        - Зачем он набрал туес?
        - Не знаю. Но домовые умные. Они просто так ничего не делают. Может они шиповник едят. Надо и нам попробовать, - решил крупный. - Может это вкусно.
        - Надо попробовать, - охотно согласился мелкий.
        Моховики дружно начали жевать ягоды шиповника. Вначале энергично, потом все медленней и медленней. Мордочки у них стали задумчивые.
        - Это вкусно? - спросил младший.
        Старший не ответил. Он еще немного пожевал, потом проглотил, кашлянул пару раз.
        - Домовые это едет? - поинтересовался он у Никодима.
        - Нет, не едим, - сообщил домовой. - Мы шиповник в кипяток бросаем. Хороший чай получается, очень полезный для сохранения тонуса.
        - Мы чай не пьем, - сообщил старший моховик. - Нам эти ягоды ни к чему.
        - Предупреждать надо, - обиженно заявил младший. - Они же невкусные.
        - Зачем невкусное есть. Надо есть вкусное. Невкусное есть не надо... - стал объяснять Никодиму старший.
        - Я по справедливости, - прервал его Никодим. - Что себе, то и вам, чтобы никто не обижался. А вы с этими ягодами, что хотите, то и делайте.
        Домовой закрыл крышку туеска.
        - А вкусного у тебя ничего с собой нет? - спросил тот, что побольше.
        - Чего-нибудь вкусного хочется, - подержал его малыш.
        - Ничего вкусного нет, - огорчил их Никодим. - Но если чая захочется, заходите, не стесняйтесь, - вежливо пригласил он. - По азимуту пойдете, как раз ко мне выйдете. Если отсюда идти, - он посмотрел на компас, - тридцать два градуса... Всегда буду рад вас видеть.
        Никодим повернулся и быстро зашагал по тропинке, время поджимало. Моховики за ним не пошли. Они стояли и несколько растерянно смотрели на лежащие у них в ладонях красивые ягоды шиповника. Есть их нисколько не хотелось, а выбрасывать было жалко.
        Добравшись до школы, Никодим, не задерживаясь, направился в кабинет географии, где оборудовал себе небольшую, но уютную квартиру.
        В свое время строители, почему-то сделали в одной из стен комнаты, где размещался теперь кабинет географии, большую нишу. То ли у них кирпичи лишние оставались, то ли, наоборот, не хватало кирпичей, только ниша появилась. Высокая, до самого потолка и узкая, ничего туда не поставишь. А зачем в классе ниша? Двоечникам от уроков прятаться. Директор школы велел закрыть проем в стене большим дубовым шкафом, чтобы ни один двоечник не сумел туда пролезть.
        Когда Совет домовых направил Никодима в новую школу, тот долго подыскивал место, где мог бы уединяться и совершенно случайно обнаружил, прикрытую большим дубовым шкафом, нишу. Вначале он увидел сам шкаф и начал осматривать его, потому что теперь и шкаф и все, что в нем находилось, стало его хозяйством, числилось за ним. В шкафу находились какие-то тетради, несколько журналов "Вокруг света", большие атласы, стопки разукрашенных цветными карандашами контурных карт. Стояли книги о путешественниках и два глобуса. Один со сломанной ножкой, а второй совсем новый. А еще там была большая картонная коробка, в которой лежали компасы: большие и совсем маленькие, но все очень красивые.
        Осмотрев шкаф, Никодим совершенно случайно увидел небольшую щель между ним и стеной, заглянул, обнаружил нишу, решил проверить, что там находится. Домовые, как известно, несмотря на свои размеры, могут протиснуться в любую щель. Ниша ему понравилась. Там было сухо, тепло и достаточно светло. Фактически, это была отдельная однокомнатная квартира. Домовому больше и не надо. И он решил поселиться там.
        Потом оказалось, что класс, в котором Никодим устроился - кабинет географии. В комнате домового было прекрасно слышно все, что делается в классе. А там весь день бубнили, бубнили... Учитель, Валерий Иванович, то сам говорил, то допытывался от учеников, где находятся какие-то горы и какие-то моря. Вначале Никодиму это мешало, потом он поневоле начал прислушиваться и ему стало интересно. Учитель оказался очень образованным человеком и рассказывал много такого, о чем Никодим раньше не имел представления. Домовой стал регулярно посещать уроки и, к концу учебного года, получил неплохое образование в области географических наук. А по ночам Никодим прогуливался по кабинету, рассматривал карты и находил на них моря, горы и страны о которых рассказывал Валерий Иванович. Очень нравилось домовому крутить большой глобус. Океаны и материки мелькали, как будто он пролетал над ними. К компасам домовой испытывал особое почтение. Это были совершенно удивительные приборы. Стрелки, окрашенные в темно-красный и синий цвета, постоянно вертелись, а по кругу шли черные черточки с цифрами, обозначающими градусы. Целых
360 градусов. Иногда он брал какой-нибудь компас, ходил по школе и определял, где находится север. Причем оказалось, что в каком бы он классе это ни делал, север всегда оказывался в стороне дороги, которая уходила к районному центру. Со слов Валерия Ивановича, Никодим знал, что на севере круглый год зима, много снега и очень сильные морозы. И жалел всех, кто уходил или уезжал в ту сторону.
        Валерий Иванович, на некоторых уроках раздавал ученикам компасы, чтобы те научились определять стороны света. Потом собирал их и укладывал в коробку. Один из них, самый маленький, был испорчен. Вместо северного магнитного полюса стрелка показывала на восток, а иногда и вовсе на юг. И однажды наступил для Никодима счастливый день. После урока, когда ученики уже разошлись, Владимир Иванович стал наводить порядок в шкафу. Ровными стопками сложил контурные карты, расставил книги, разорвал на клочки и выбросил в корзину для бумаг какие-то ненужные записи. Потом занялся компасами. Он проверил, как работает каждый из них. Маленький компас учитель повертел, несколько раз сильно встряхнул, но стрелка его все равно отказывалась показывать на север. Географ обругал бракоделов, и выбросил компас в корзину для бумаг. Как только Валерий Иванович вышел из класса, Никодим подобрал этот компас и взял его себе. Прибор, как и все компасы, был необыкновенно красивым. А, кроме того, у него были маленькие желтые ремешки, и его можно было носить на руке, как часы. Часы имелись у водяного Филиппа, и тот хвастался ими. Но
компас был лучше часов. У часов стрелки двигались медленно, надо было долго смотреть и ждать, пока какая-нибудь из них сдвинется с места. А у компаса - другое дело - повернул его немного, и большая красивая стрелка сразу поворачивается, повернул в другую сторону и она опять вертится... Красота! Никодима совершенно не смущало, что стрелка отказывалась показывать, где находиться северный полюс. Он не собирался туда идти. Домовой надел компас на левую руку и не расставался с этим замечательным прибором. Если собрался куда-то идти, непременно определял свой путь по компасу. Делал это обстоятельно, так, чтобы все видели. Многие завидовали Никодиму. А водяной Филипп, которому очень хотелось иметь компас, предлагал за него большую, скрученную в рог раковину, которую можно было приложить к уху и слушать шум моря. Но домовой отказался.
        Никодим поставил в угол туесок с ягодами и присел возле деревянной шкатулки, в которой хранил свое имущество. Он привычно погладил полированную крышку, поднял ее, вынул из шкатулки красный галстук-бабочку и прикрепил его на шею. Галстук был явно великоват небольшому домовому, но все же придавал ему вид солидный и даже праздничный. Никодим всегда надевал этот галстук, когда отправлялся осматривать доверенные ему владения.
        Он поставил шкатулку на место и пошел в учительскую. Обход школы Никодим всегда начинал с учительской. И не потому, что придавал ей особое значение. Просто домовой считал, что во время осмотра школы, он должен выглядеть, не только аккуратно, но и безукоризненно. Поэтому, всякий раз, шел в учительскую, где стояло большое, в рост человека, зеркало.
        Никодим остановился перед зеркалом и стал внимательно разглядывать появившегося там домового. Домовой выглядел очень прилично. Аккуратненькие синие брючки. Курточка... Никодим снял с рукава, неведомо когда прицепившийся репей, и сунул его в карман... Курточка тоже в полном порядке. Красивая красная рубашка аккуратно застегнута на беленькие пуговицы. И галстук тоже красный...
        Никодим поправил галстук, одернул курточку. Повернулся одним боком, другим: все было нормально. Он не удержался и надел очки. В очках домовой видел хуже, но достаточно для того, чтобы убедиться, что в них он выглядит очень серьезным и деловым. Конечно, не так, как Валерий Иванович, но тоже солидно. Теперь можно было начинать утренний обход школы. Никодим снял очки, поместил их в карман и вышел в коридор.
        Прежде всего, он проверил на месте ли расписание уроков. Потом осмотрел портреты великих писателей. Великие тоже были на своих местах. Только портрет русского писателя А.П. Чехова немного покосился. Никодим встал на скамейку и поправил раму: теперь и портрет А.П. Чехова висел ровно.
        Стенгазета находилась на своем законном месте, возле кабинета директора. Рядом - "Доска почета" с фотографиями отличников... Стоп! Никодим остановился. Что-то с отличниками было не так... Ну, конечно, какой-то хулиган пририсовал отличнице Гале Ведерниковой усы. Большие черные усы. К такому повороту Никодим был готов. Он вынул из кармана ластик и аккуратно стер усы. Галя Ведерникова опять стала молодой и красивой.
        - То-то, - с укоризной сказал домовой неизвестному хулигану. - У нас такие номера не проходят, - и погрозил ему пальцем.
        Больше никаких нарушений в коридоре он не заметил и зашел в крайний класс, 3-й "А". Класс блестел чистыми окнами, на подоконниках ничего не валялось, парты были протерты. Никодим уже собрался выйти, как вдруг увидел в левом углу, что находился невдалеке от окна, паутину. Домовой хорошо помнил, что вчера утром здесь был совершенно чистый угол, а сейчас паутина. И, серенький паучишка застыл на ней. Тот самый паучишка, которого Никодим два дня тому назад встретил в кабинете по труду и велел отправляться в подвал. А он, оказывается, сюда забрался, фокусник. И уже сеть сплел.
        - Ты чего это, шестиглазый делаешь! - Никодим потянулся за очками, но вспомнил, что такую малявку, как паука, он в очках вовсе не увидит, и оставил очки в покое. - Альпинист-самоучка! Ткач на мою голову вырос. Технику безопасности не соблюдаешь. Это же 3-й "А", сплошные юннаты. Энтузиасты. Если они тебя увидят, сразу в коробку из-под спичек попадешь. А и не увидят, тоже не лучше: придет тетя Фрося, махнет шваброй, где тогда тебя искать?
        Паучишка замер, опустил все шесть красненьких глазок и молчал. Раз попался, ничего другого ему не оставалось. Признаваться, что не прав ему не хотелось, а возразить домовому он не мог.
        - О себе ты не думаешь, никакого у тебя инстинкта самосохранения нет, горе ты мое...
        Паучок молчал.
        А о детях ты подумал!?
        Паучок, когда плел здесь паутину, думал о мухах.
        - Забыл, что здесь дети учатся, - продолжал воспитывать его домовой. - Им что, учителя слушать, знания получать, или на твою паутину любоваться!? Я тебе говорил, чтобы ты со своей паутиной в подвале устраивался. Даже место показывал.
        Ублажить домового можно было только одним способом - признать свою вину, и шестиглазый покраснел. Этот прием он уже несколько раз использовал, действовало безотказно.
        - То-то, - Никодим был отходчив. - Отправляйся в подвал, и чтобы больше я такого безобразия не видел.
        Шестиглазый рванул, как муха от стрекозы, и сразу скрылся в щели, под подоконником, которую присмотрел заранее, на случай какого-нибудь осложнения.
        Никодим пошел дальше. Конечно, в 4-м "Б" вся доска была измалевана рожицами. А что еще можно ожидать от 4-го "Б". Художники! У них доска всегда так разрисована, что смотреть не хочется. Вечная история. Никодим взял тряпку и вытер доску дочиста. В 1-м "А" на полу валялась чья-то шапка. Тоже нормально, в 1-м "А" на полу всегда валяется что-то. Домовой подобрал шапку и положил на стол учительницы.
        А потом Никодим встретил школьного кота Филидора. Филидор, как и домовой, служил здесь со дня основания школы. Когда открывали школу его, по человеческому обычаю, впустили в здание первым, и только вслед за ним вошел сам директор. Кот этим невыносимо гордился. Он был крупным, серым, с седыми усами и выглядел не менее солидно, чем сам Никодим. Но, по своему положению, подчинялся домовому.
        - Здравствуй, Филидор. Какая приятная встреча!
        Никодим вынул очки и поместил их на нос. Такое крупное существо, как кот Филидор он и в очках мог рассмотреть.
        Кот сразу понял, что домовой чем-то недоволен.
        - Гуля-аешь?.. - Никодим произнес это "Гуля-аешь" так, как будто обвинил кота в том, что тот вылакал все приготовленное первоклассникам на завтрак молоко.
        Филидор был уверен, что никакой вины за ним нет. Молоко он не трогал, и даже в столовую этим утром не заходил. Но по тону домового понял, что тот сейчас начнет придираться.
        - Не то, чтобы гуляю, но, вот, иду значит... - довольно неопределенно заявил он.
        Никодим сдвинул очки так, чтобы видеть кота поверх них. Филидор смотрел на домового спокойно, совершенно невинными глазами. Но кончик хвоста все время вилял: то вправо, то влево, выдавая беспокойство хозяина.
        - Это хорошо, что идешь. Всякое движение, Филидор, полезно для здоровья. Все великие путешественники, которые не погибли, дожили до глубокой старости. А скажи ты мне, кто из нас должен мышей ловить? Ты или я?
        "Эге, - сообразил Филидор. - Значит, он увидел карту... - И тут же подумал, - а, может быть, и не заметил, может быть, он о чем-то другом..."
        - Конечно я. Какой может быть вопрос... - прикинулся он, что не понимает, о чем ведет разговор домовой.
        - И я так думаю, - согласился Никодим. - Вот меня и интересует, где ты ходил, когда мыши политическую карту полушарий погрызли?
        - Неужели карту полушарий? - Филидор постарался сделать вид, будто ничего об этом не знает. - Всю?!
        - Всю не всю, а восточного полушария теперь нет. Без Америк остались: ни Северной, ни Южной. И острова Ямайка нет.
        Чихать хотел Филидор на остров Ямайку. И на обе Америки тоже. Но говорить об этом, разумеется, не стал. Более того, он сокрушенно покачал головой, показывая, что его очень огорчила потеря сразу двух Америк и острова Ямайка в придачу. Домовой не поверил.
        - Ты как думаешь, почему мыши сожрали Восточное полушарие?
        - Так ведь понятно... - Филидор энергично почесал лапкой за правым ухом. - Оно же отклеилось. А они его клейстером... Надо было чем-то синтетическим, а они клейстером. Они бы еще салом намазали. Мыши бы им спасибо сказали.
        - А хоть бы и салом! Но за борьбу с грызунами в школе отвечаешь ты и мышей до географических карт допускать не должен.
        Филидор мог бы сказать, что школа большая и за всеми классами он уследить не может. Но промолчал, потому что понимал: за всеми присматривать и не надо. А кабинет географии, любимое место домового, следует оберегать.
        - Так вот, слушай меня. С этого времени берешь кабинет географии под персональный контроль. Будешь там ночевать. И каждое утро станешь докладывать.
        - Навсегда, что ли!? - возмутился Филидор, любимым местом которого, был кабинет труда. Спал он там, на горке теплых лоскутов, которые в изобилии оставались после занятий кружка "Умелые ручки". А после "Юных кулинаров" всегда можно было перекусить чем-нибудь вкусненьким. Ему совершенно не хотелось перебираться в кабинет географии, где только мыши и могли кормиться.
        - Не навсегда, а пока не поймаешь трех мышей. Нельзя допускать, чтобы они уничтожали Америку.
        - А если это только одна мышь?
        - Одна!.. За ночь, всего Восточного полушария, как не бывало. А ты - одна. Ты еще скажешь, что там цунами пронесся.
        Филидор, хоть и был школьным котом, а что такое цунами не знал. Но понял - это что-то очень нехорошее.
        - На цунами сваливать не стану, но эти Америки, что на клейстере держатся, за ночь и одна мышь сгрызет, - уверенно заявил Филидор. - Ручаюсь. Мы, коты, эту нахальную породу лучше других знаем.
        - А ты не пререкайся, - осадил его Никодим. - Раз ты кот, то должен обеспечить неприкосновенность учебных пособий и в том числе географических материков. Вот и отправляйся на дежурство.
        Филидор знал, что спорить с Никодимом дело пустое. Он пожал плечами, повернулся, высоко поднял хвост и с достоинством двинулся в сторону кабинета географии.
        Глава пятая.
        Трое бывалых леших сидели у входа в землянку. Над ними раскинул лапы большой развесистый дуб. Его могучие ветви и густая крона как шатер накрывали почти всю поляну перед землянкой и саму землянку. Сколько лет этому дубу никто не знал. Кажется, он всегда был здесь, таким же громадным. Даже самые старые лешие не видели его молодым. А под дубом лежали друг против друга два могучих, в полтора обхвата, бревна, ошкуренных когда-то до белизны, и потемневших от времени. На них всегда и усаживались лешие, когда приходили к Ставру.
        - Сколько обитаем здесь, ни разу о таком не слышал, - недоумевал Могута. - Не может такого быть.
        - А ты еще раз глянь, - сунул ему в руки вершинку березки Ставр.
        Могута взял вершинку, повертел ее, провел рукой по молодым листьям, пощупал излом и вздохнул. Вздох получился тяжелым, длинным и настолько обстоятельным, что вялые листья на обломке березки зашевелились. Таким уж могучим лешим был Могута. Широкие плечи - как кряжи, грудная клетка -- словно ствол столетнего дерева - не обхватишь, сильные руки - как сучья у дуба и росточком не мал. А поверх всего: круглая кудлатая голова с лохматой бородой, широким ртом, крупным носом и большими зелеными как лес глазами. Одно слово - Могута, лучше такую громадину и не назовешь.
        Рядом с ними сидел Еропка. Как может выглядеть лешак, с таким легким, почти, что невесомым именем? Конечно, невысоким, худощавым, с тонкой шеей и небольшой редкой бородкой. А глаза вприщурку: хитрые, умные.
        - Я всегда говорил, что нет у нас в Лесу порядка, - Еропка взял у Могуты вершинку, тоже прошелся чуткими пальцами по излому. - Кто что хочет, то и делает. На шестом кордоне полянка была, туда, почитай, со всего Леса голубые цветы собрались. Красотище неописуемое. Так какой-то шпынь прямо по ним тропку протоптал. А родник, что у красного камня, каждый день чистить приходится, сухие ветки туда бросают... - Еропка обличал бы еще долго, если его не перебил бы Ставр.
        - И кто это, по-твоему, все делает? - спросил он. - Топчет цветы, бросает сучья в родник...
        - Кто, кто?.. Неизвестно кто. Не могу поймать. А оно, эдак, получается потому, что общего порядка нет. Строгости у тебя, Ставр, не хватает. Слишком много воли даешь: кто что хочет, то и делает. Пущевики, считай, каждую неделю вылазят из своей чащобы, сок им березовый нравится. А зачем, спрашивается, нам пущевики? Не нужны они здесь со своими непонятными мыслями. Прошлой луной еще и полевик забрел. Сам здоровенный, а ума во! - Еропка скупо отмерял кончик указательного пальца и показал его собеседникам. - Елани ему, понимаешь, понадобилось посмотреть. А пока этот полудурок елани осматривал, время ушло и он теперь до новой луны из Леса выбраться не может. Вот и бродит по кустам без всякой цивилизации, и чего он делает, никому неизвестно... Банник поселился на кордоне. Баньку соорудил да еще с парилкой, и веников нарезал. Я, вообще, не против, пусть народ моется. Обратно же, лечит он там. Но вывеску какую соорудил!? Сами видели: "Целебные термы". Своих слов ему не хватает, так он иностранными заманивать стал. И подействовала ведь такая его наглядная агитация. Целыми днями из его бани пар пышет. По
Лесу пройдешь - пусто, все в бане у Каливара. Вроде у нас в Лесу и народу столько не было, сколько теперь в бане толчется. Аншлаг у него. А, ежели все в бане толочься будут, кто станет делом заниматься?! Еще и полудница к нему перебралась. Носится по кордону, как заведенная. Все бы ей хи-хи, да ха-ха. Голыми коленками смущает. И еще кто-то по Лесу, совершенно мне неизвестный, по ночам шалается. Наверно к ним и ходит. Это, мне на зло, чтобы я, по темному времени, не мог разглядеть, кто такой у них бывает.
        Ставр и Могута Еропку, почитай, и не слушали. Наперед знали, о чем он говорить станет, и ждали, пока тот иссякнет.
        - А моховики, те вовсе распустились, - не иссякал Еропка. - Шастают, шастают, и все галдят, галдят. От их галдежа в мозгах затмение происходит, и уши чешутся. Это же совершенно невозможно работать в такой экстеремальной обстановке.
        - Того, кто эту березку заломал, поймать надо и стукнуть раза три, - предложил Могута, уловив момент, когда Еропка замолчал, чтобы вдохнуть.
        Ставр глянул на его кулаки: если Могута стукнет, то вполне хватит и одного раза. А у Еропки завод еще не кончился.
        - Их поймаешь... - подхватил он. - Кто же это, интересно, их ловить станет? И так весь день вертишься, вертишься, как белка в колесе, перекусить некогда. Я отвар из шиповника сделал, горло подлечить необходимо, так третий день выпить забываю. А еще дневник наблюдения за Деревом вести надо. Каждый вечер как привязанный за дневником сижу. В землянке же темно. Как в старину живем, без электричества, со свечами. Пишу, пишу, наверно скоро зрения лишусь... А чтобы очки выдать, так нет у нас такого порядка. Лешим, говорят, очки не положены. Домовому Никодиму очки вовсе не нужны, но в очках ходит. А ведь равноправие должно быть. Не где-нибудь живем, в Лесу. Почему это домовым такая привилегия? Клямке - другой разговор, никаких претензий. Клямке свои очки из неметчины привез, а Хрол, откуда очки взял? В этом вопросе полная неизвестность, требующая консенсунса.
        Еропка помолчал, прикидывая, на что бы еще пожаловаться и этим воспользовался Ставр.
        - Племянники ко мне приехали, на практику, - сообщил он. - Неплохие лешачки, бойкие. И книга у них есть научная, о том, как преступников ловить. Молодые, а в криминалистике разбираются.
        - Их что ли хочешь послать? - спросил Могута. - Они же Леса не знают.
        - Наколобродят чего-нибудь, а нам потом расхлебывать, - недовольно выпятил губы Еропка.
        - Хотя, может оно и хорошо, что Леса не знают, - продолжал рассуждать Могута. - Мы тут ко всему привыкли, а у них свежий глаз.
        - И я о том же думаю. Они сами напросились. Молодые, им искать да ловить удовольствие. Они считают, что это Пелга каруселит, пошли сейчас на Хлюпошлепное болото, решили присмотреть за ней.
        - Пелга все может, - кивнул кудлатой головой Могута. - Вредней бабы в жизни не встречал.
        - Характер у нее слишком энергетический, - осудил кикимору и Еропка. - Вполне могла березку сломать. Все видели, как она зыркает. Глаза черные: зырк, зырк, аж насквозь прожигает. Если ты порядочная баба, так глаза у тебя должны быть зеленые, или голубые. А у нее черные. С такими глазами вполне могла гнездо разорить, - Еропка громко высморкался и добавил. - У нее и на болоте порядка нет. Там деревья от сырости плесневеют...
        - Муравейник ей, зачем рушить? - спросил Ставр.
        - Из вредности, просто из вредности. Нет у нее уважения к Лесу... И к лешим уважения нет. "У тебя, - говорит она мне, - борода пустяшная, козлиная у тебя, - говорит, - борода. Ее никто всерьез и не принимает". А какое ей дело до моей бороды! - Еропка ласково повел рукой по своей бородке очень напоминающей козлиную. - У меня и дед такую бороду носил, а травы лучше всех знал. Полным комплектом уважения пользовался.
        Тут и братья появились. Неожиданно подошли и тихо стояли, как это и положено, молодым лешакам, в присутствии старших.
        Ставр обрадовался, что переодел их. Представил себе, что бы Еропка по Лесу понес, если бы увидел молодых леших в красных сапожках да голубых шапчонках и только головой покачал. Звону было бы, от опушки до опушки.
        Выглядели молодые действительно неплохо: ладные, статные, одеты, как следует. Болотную тину и грязь они смыли, и одежку прополоскали. На солнце она быстро высохла. То, что у дяди гости, молодых леших не смутило.
        - Вот и они, - представил племянников Ставр. - Коренастого Гудимом зовут, а тот, что подлиней - Бурята. А это наши лешие-радетели. Каждый за Деревом присматривает. Могута и Еропка, - кто из них - кто объяснять на стал, и так видно.
        Могута оценивающе смотрел на молодых лешаков, прикидывая, чего от них можно ожидать.
        - Ага, - наконец промолвил он. - Наконец и молодежь появилась. Смена нам старикам идет, это хорошо. Будет кому за Лесом присмотреть.
        Самого Могуту молодым никто уже не считал, но, по всему судя, в старики его записывать тоже было еще рановато. И он это знал лучше других.
        Еропка вприщурку осмотрел братьев. Но невозможно было определить: доволен он молодыми лешими, или они ему не понравились.
        - Думаешь, приживутся в нашей глуши? - недоверчиво спросил он Ставра.
        - Пока на практику, а там видно будет, - ответил старый леший. - Почему бы им здесь и не прижиться. Работа интересная, умственная, никто не отвлекает, никто не досаждает. Свободное творчество и полное доверие. Таких мест лешему поискать, да не сразу найдешь.
        - Мы вашего барсука видели! - не выдержал Бурята.
        - Вы что, до сих пор барсуков не встречали, - удивился Ставр. - Их в любом лесу, должно быть полно.
        - Но у вас малиновые барсуки - совершенно неизвестный науке вид.
        - Это ты на что намекаешь? - спросил Еропка. - Они в малине пасутся что ли? Конечно, интересное явление.
        - Мы видели вашего малинового барсука, - продолжал втолковывать старикам Гудим. - Кончик хвоста у него нормальный, серенький, а так вся шерсть малинового цвета.
        - Шерсть малинового цвета? - не поверил Ставр.
        - Малинового, - подтвердил Бурята.
        - Не может того быть, - не поверил Могута. Не бывает малиновых барсуков.
        - Не бывает, - поддержал его Еропка. - Природой обозначено, что барсук должен быть серый с черными полосками. Окраску шерсти тоже гены определяют. Так что малинового барсука в фауне нет и быть не может.
        Оказалось, лешие о малиновых барсуках ничего не знали. И братья совершили самое настоящее открытие!
        - А мы видели, - с удовольствием объявил Бурята. - И не показалось нам, а видели. Оба. Мы даже с ним разговаривали, просили остановиться, чтобы, получше разглядеть. Но он в густые кусты ушел.
        - Где вы его видели? - спросил Ставр.
        - Когда к кикиморе шли, на кордоне у Клямке. Как раз до опушки березняка еще не добрались, а тут, смотрим, малиновый барсук на тропинку вышел.
        - Только самый кончик хвоста серый, - опять уточнил Гудим.
        - Увидел нас и в кусты...
        Братья с таким азартом рассказывали о малиновом барсуке, что не верить им нельзя было. Но и верить тоже нельзя. Старые лешие знали, что нет здесь никаких малиновых барсуков. Хотя в этом Лесу могло случиться и такое, чего быть не должно. Сегодня нет, а завтра, глядишь, и есть.
        - Может он к нам того... Проник, - высказал предположение Еропка. - Проник и устроился на окончательное место жительства. Я бы такое оживление местной фауны приветствовал.
        - Да уж, малиновый барсук это интересно, надо будет посмотреть, - решил Могута. - Завтра пойду на кордон Клямке, гляну.
        - Вместе утром сходим, - предложил Еропка. - Такое явление дикой природы требует научного исследования.
        Открытие и слава первооткрывателей уплывали от братьев к Могуте и Еропке. Такого они допустить не могли.
        - Мы первые увидели малинового барсука, - напомнил Бурята. - Нам и хотелось бы заняться его исследованием.
        - Завтра утром пойдем все на кордон Клямке. - Принял решение Ставр. - Там и разберемся. Клямке в своем хозяйстве знает, какого цвета хвост у каждой белки. А о малиновом барсуке он не докладывал. Может быть, барсук только сегодня появился, Клямке он нем и не знает. Найдем вашего барсука. Если хочется, будете его изучать, но в свободное время. А основная работа у вас будет другая. С этим решено. Теперь давайте к делу.
        - Вы, говорят, за Пелгой решили присмотреть? - спросил Могута. - Промыслили чего?
        Братья посмотрели на дядю: говорить все откровенно, или не надо?
        - Рассказывайте, здесь все свои, - разрешил Ставр.
        - Чего тут рассказывать, - без особого энтузиазма начал Гудим, - нашли мы ее, присмотрели, что она делает, как ведет себя. Особо подозрительного ничего не заметили. Потом побеседовали. Задали несколько неожиданных наводящих вопросов - никакой реакции. Полной уверенности у нас пока нет, но создается впечатление, что не она.
        - Странная она какая-то, - добавил Бурята. - Глазища черные, огнем горят.
        - Что я говорил! - вскинулся Еропка. - Это она вам глаза отводила. Кикиморы умеют. Она и бедокурит в Лесу. Больше некому.
        - От Пелги хорошего не жди, - поддержал его Могута. - У нее же в друзьях болотники ходят, может, она их на березку и натравила.
        Ставр ни обличать кикимору, ни оправдывать ее не стал.
        - Ладно, - сказал он. - Надо еще подумать, прикинуть... Сам с ней переговорю, разберусь... Сейчас давайте о другом, пора вас к делу пристраивать, - глянул он на племянников. - Ты, Гудим, у Могуты будешь практику проходить, а ты, Бурята, у Еропки. Лешие они опытные, научить могут многому. Слушайте их внимательно, спрашивайте, что непонятно, они вам растолкуют. А теперь самое главное. Доставайте! - велел он лешим. - Покажем молодежи наше богатство. Пусть посмотрят, над чем им работать надо будет.
        Могута полез в карман куртки и вынул небольшой мешочек из белой холстины. Распутал завязку и высыпал в ладонь около десятка больших идеально круглых как отполированные шарики зерен. В громадной ладони лешего они выглядели совсем небольшими. Зерна как зерна, вдвое крупней горошин. Братья не увидели в них ничего особенного. Вот только цвет зерен был непривычный - ярко-красный. Могута аккуратно расстелил на траве мешочек и осторожно уложил на него бобки.
        - Девять? - спросил Еропка.
        - Девять, - подтвердил Могута.
        Еропка усмехнулся, вынул из-за пазухи такой же мешочек, выложил на него такие же зерна, задрал подбородок и снисходительно оглядел и Могуту, и Ставра, и практикантов.
        - Двенадцать, - сосчитал Ставр. - Как тебе удается? У всех по девять, а у тебя двенадцать.
        - Уметь надо, - хитро улыбнулся Еропка. И вид у него был такой, что сразу становилось понятно: знает он что-то очень важное, но не считает нужным об этом рассказывать. - Книги умные читать надо. В книгах все сказано.
        - Это ты-то умные книги читаешь!?
        - Я!
        - Знаете, какие книги он читает, - Могута повернулся к братьям. - Детские. Он, Детскую Энциклопедию, который год мусолит.
        - Правильно, - подтвердил Еропка, Детская. Поэтому в ней для развития мышления все самое важное и написано. Энциклопедия же, понимать надо! - Он поднял вверх указательный палец и изрек: - Энциклопедия есть справочное издание по всем отраслям науки. Понял - спра-во-чно-е! Значит, чтобы лешие справлялись в Энциклопедии по всем важным проблемам, какие только есть. И по всем науками. Кто научные книги читает, тот достигает необходимого апогея. А чтобы хороший урожай с дерева получить, это сколько знать надо и сколько уметь!
        - Ничего тут уметь не надо, - стал объяснять братьям Могута, который явно завидовал Еропке. - Просто ему такое Дерево досталось. С таким Деревом, у каждого дурака двенадцать будет.
        - А дурак, он, завсегда, умного обскачет. У тебя башка, вон какая огромная, это же сколько в ней мозгов может поместиться, а больше девяти зерен осилить не можешь.
        - Да помолчите вы, - оборвал Ставр.
        - Так я ничего такого и не говорю, - Еропка ехидно улыбнулся. - Он же завидует.
        - Тоже скажешь, - не смолчал и Могута. - Чего тебе такому хлипкому завидовать.
        - Все, наговорились, - Ставр начинал сердиться, и спорщики замолчали. - Видите зерна? - обратился старый леший к братьям. - Вот это и есть самое главное богатство нашего Леса. Из того, что мы знаем. А знаем мы еще мало. Но только ради этих зерен стоит здесь жить и работать. У нас в Лесу семь деревьев лингко растут. Что это за деревья, откуда они взялись, неизвестно. Старожилы говорили, что росли здесь эти лингко всегда. И дают они раз в году урожай. Каждое дерево - три красных плода. Только три. В каждом плоду - три зернышка. Всего значит девять. А у Еропки всегда по четыре - двенадцать. Почему у всех по девять, а у него двенадцать - никто понять не может. Лешие еропкинские дневники изучали, еропкинский метод осваивали и еропкинские приемы применяли - все равно девять. Сам Еропка делает вид, будто у него какая-то хитрость есть, будто он что-то знает. Только и он ничего не знает...
        Еропка дернулся, хотел что-то сказать, даже рот раскрыл. Но Ставр сердито посмотрел на него и тот промолчал.
        - А хорошо бы понять. Но мы, сколько лет с этими деревьями работаем, ничего толкового о них так и не узнали. Вы видно думаете сейчас - почему деревья лингко такие ценные и почему мы эти бобки считаем по штукам?
        - Почему? - спросил Бурята.
        - Потому что из них делают лекарство. Не просто лекарство, а лекарство от всех болезней. Они исцеляют.
        - Такого лекарства не бывает, и быть не может, - отозвался Гудим.
        - Правильно не бывает, - согласился Ставр. - А оно есть. Вот оно перед вами.
        - И никто о нем не знает?
        - Эти деревья, вроде бы, нигде кроме нашего Леса и не растут. А сюда попасть постороннему невозможно. Но кому надо, те знают. Мы зерна на Большую Землю переправляем. Там с ними разные ученые занимаются, лечат. Но мало у нас зерен, так что держится все пока в самом строгом секрете.
        - Надо этих лингко развести побольше, - предложил Бурята. - Семена же есть, сажать надо, выращивать.
        Еропка хмыкнул.
        - Пробовали, милые. И сажали, - Еропка загнул палец, - и поливали,- загнул второй, - и от солнца берегли, и микроклимат им создавали, и особый режим, - продолжал он загибать пальцы на правой руке, пока не образовался кулак, - не прорастают семена! - погрозил он кому-то небольшим своим кулачком. - Как было семь деревьев, так семь и стоят.
        - Вот, вот, - подтвердил Ставр. - И в других лесах пробовали сажать наши бобки, сотни опытов провели, создавали самые разные условия, а результат один - семена не прорастают. Ты думаешь, мы здесь просто так, от нечего делать, канцелярию развели. Дневник каждого дерева ведем. Каждое шевеление ветки отмечаем и вообще все, что и когда с ними происходит записываем. Хотим понять, что собой эти лингко представляют. Бумаги извели - подумать страшно. Но пока - глухо.
        - Как же это так, что об этих деревьях никто никогда не знал.
        - Может, и знали. Но тоже держали в секрете. Помните, древние римляне, а они где только не побывали, считали, что есть панацея - лекарство от всех болезней?
        - Да, - подтвердил Гудим, есть такая легенда.
        - Может легенда, а может и не легенда. Может, они встречали такие деревья.
        - Римляне были народом деловым и захватистым. Если они бы такое дерево встретили, они бы его к себе в Рим привезли и посадили там, - рассудил Бурята.
        - Эти деревья, ни в какой другой местности не приживаются, только здесь растут. И поросли не дают. И прививки засыхают.
        Бурята потянулся, хотел взять зернышко, рассмотреть его.
        - Не трогай, - остановил лешака Ставр. - Смотри, сколько хочешь, а руками не трогай.
        - И в руки взять нельзя? - удивился Бурята. - Да я же ему ничего не сделаю.
        - Я и сам не знаю, что с этими зернами делать можно, а чего нельзя. Сколько лет бьемся с ними, стараемся понять, но пока не очень многого добились. Один берет зерно в руки и ничего. А другой только дотронется до бобка, тот сразу чернеет и уже ни на что не годен.
        - К какому они виду относятся, эти лингко? - спросил Бурята.
        - К какому виду?.. Да ни к какому. Ничего подобного нам, лешим, встречать не приходилось.
        - Почему название у них такое странное - лингко? - не унимался Бурята.
        - Мы и этого не знаем, - сказал Ставр с сожалением. - Так ведь, Еропка?
        - Так-так, - подтвердил Еропка. - Старики от стариков слышали, что дерево так называется. Те - от своих стариков узнали. А дальше уже и заглянуть, никакой возможности нет.
        - Мы что делать будем? - спросил Гудим.
        - Вы как раз и будете за такими деревьями наблюдать. Дневники вести будете.
        - Иех! - довольно воскликнул Еропка. - Это же здорово. Они же молодые. Им весь вечер за дневником сидеть - сплошное удовольствие.
        - Все вечера за дневником сидеть? - пришел в ужас Бурята.
        - Так интереснейшая работа! - стал врать Еропка. - Некоторые так до утра и сидят. Вы как втянетесь, и про русалок забудете, и про полудниц. Вас тогда березовым соком не пои, дай за дневником посидеть. Там не только записывать происходящее надо, там еще, Ставр требует, чтобы каждый леший свои мысли высказывал. А у вас, молодых, мыслей - не обхватишь. Верно, я говорю?
        - У нас Еропка так шутит, - успокоил оторопевшую молодежь Могута. - За дневником днем сидеть устраивайтесь и вечера у вас будут свободными. Сможете хоть к русалкам сбегать, хоть еще к кому-нибудь.
        - Вообще-то вы сюда пришли не с русалками хороводиться, а делом заниматься, - напомнил братьям Ставр, который был молодым в незапамятные времена и кое-что из тех своих молодых времен успел накрепко позабыть. - Поменьше к девкам бегайте и побольше ума набирайтесь.
        Высказав такую важную рекомендацию, он собрал красные зерна, бережно опустил их в холщовые мешочки, в один девять, в другой двенадцать, встал и ушел в землянку.
        - Слышали! - подмигнул лешакам Еропка: "Ума, - говорит, - набирайтесь". Правильно говорит. Вы пока молодые, у вас память хорошая, вот и занимайтесь науками. К русалкам ни шагу. - Еропка что-то припомнил, ухмыльнулся и погладил бородку. - Русалка, она такое существо, что от научных мыслей отвлекает полностью и неотвратимо.
        - Когда стариками станем, тогда к русалкам идти? - вопросил Бурята. И по тону его было понятно, что советами старших он воспользоваться не намерен.
        - Да что ты, милый, когда старыми станете, это уж точно не пойдете...
        - Да не слушайте его, - снова вмешался Могута. - Работы в Лесу, конечно, много. Но если по-умному, и на русалок времени хватит, да и поспать успеете. А не успеете, так и не выспитесь - не беда... - Он поглядел на вышедшего из землянки Ставра, и замолчал.
        И Еропка, который, хотел что-то сказать, тоже ни слова не вымолвил, уставился на старого лешего.
        Никогда они не видели Ставра таким. Он стоял на пороге землянки как истукан, не шевелился, не двигался. Глаза у лешего были широко открыты, но он, казалось, никого и ничего не видел. Лицо у него стало темным, как кора у старого дуба. И застыло, как будто деревянное.
        - Что такое? - с неожиданной легкостью для громадного тела вскочил Могута и ухватил старого лешего за плечо. - Что случилось? Говори!
        Ставр как будто и не почувствовал, тяжелой руки Могуты и как будто не видел его.
        Еропка тоже быстро поднялся, досеменил до Ставра, повел у него перед глазами рукой. Тот не шелохнулся, даже не моргнул, будто и не было здесь ни Еропки, ни его руки.
        - Поморок, - пробормотал Еропка, - ей-ей поморок... Это от нервного переживания. Помоги нам, заступница наша, Мокоша! Шибануть его надо, как следует и все пройдет.
        Братья с надеждой смотрели на Еропку.
        - Давай, шибани! - потребовал Могута. - Чего тянешь!
        - Не сумею, - Еропка прикусил губу и потряс головой. - Очень сильный поморок. Я такой сильный поморок шибануть не сумею. Банника надо звать, Каливар должен смочь. Ну, чего стоишь, варежку раззявил! - сердито прикрикнул он на Могуту. - Бегом за банником! Тащи его сюда, да побыстрей. А то, как бы наш дед не задервянел.
        По всему, большой солидный Могута не должен был послушаться хлипкого Еропку, самого за банником послать. Так нет. Крякнул могучий леший, так что листва на дубе зашелестела, рванул с места, топоча тяжелыми ножищами, и скрылся за деревьями. Да не по тропинке рванул, а прямо через заросли.
        Ставр по-прежнему стоял не шевелясь. Глазами в никуда уставился, руки как плети висят. Ладони сжаты в кулаки. И в них что-то белеет.
        - Чего это он в руках держит? - спросил Бурята.
        - Да это наши мешочки с зернами, - сообразил Еропка. - Давай-ка их сюда.
        Он попытался разжать кулак Ставра, но не смог. А Ставр даже и не заметил его попытки.
        - Не отдает, - пожаловался Еропка.
        - Ты присядь, дядя, присядь, - попросил Гудим, пытаясь усадить Ставра на бревно. - Посиди пока, сейчас Могута лекаря приведет. Он тебя вмиг выправит.
        Леший, вроде, и услышал его, понял, и сесть хотел, но не смог, не только шагнуть к бревну, но даже ногой шевельнуть. По-прежнему стоял застывший и только на потемневшем лице отражалась мука.
        - Как ему помочь? - спросил Бурята у Еропки. - Очень плохо ему.
        - Что тут сделаешь? - Еропка почесал затылок, подумал и добавил: - Бессильный я при таком тяжелом ступоре. При сильном помороке без банника не обойтись.
        Он шагнул к главному лешему и ласково погладил по безжизненно висевшей руке.
        - Ты потерпи, Ставр, потерпи, милый, еще немного. Могута Каливара вмиг сюда доставит, если нужно, будет, на руках притащит. Тут тебе сразу и помощь выйдет. Когда банник за дело берется - болящему полная гарантия.
        Вначале лешие услышали громкий топот и треск сучьев, как будто стадо лосей ломилось прямиком через кусты. Топотало и трещало, все ближе и ближе. Но лоси так и не появились, а на поляну, перед землянкой, выскочил с выпученными глазами, задыхающийся, от быстрого бега, Каливар. Был он, в каких то затрапезных коротких коричневых штанишках, державшихся на одной лямке, перекинутой через плечо и без рубашки и над штанишками светила белая, не знающая загара, грудь, покрытая короткими белесыми волосиками. На правой ноге у банника блестела шикарная новенькая калоша. А левая нога оказалась вовсе босой.
        За Каливаром из кустов медведем вывалился Могута, явно, всю дорогу подгонявший банника. А уж третьей легко бежала, сверкая голыми коленками, длинноногая Холька, в голубом платьишке и с раскошным венком из лесных цветов на рыжих волосах. В правой руке она несла большой берестяной баул.
        - Ну, вот, - обрадовался Еропка. Не давая Каливару отдышаться, схватил его за руку и подтащил к Ставру. - Давай лечи. Поморок на него навалился. Видишь, в ступор впал. Очень действенный ступор. Помельче, я бы сам вылечил, а такой, всеохватывающий, не могу.
        - Сам вижу, что ступор, - огрызнулся усталый от долгого бега и недовольный, что его оторвали от каких-то своих дел Каливар. - И чего ты меня гнал! - окрысился он, на Могуту. - Калошу новую потерял! Где ее теперь искать? Мне что теперь, в одной ходить?! Кто же в одной обувке ходит!
        - Ты вторую выбрось, вот и будет нормально, - посоветовал Могута. - У тебя в бане вполне босиком ходить можно.
        - Ты меня не учи! - не утихал Каливар, который не отличался медовым характером. Да и новой калоши было жалко. - Из-за тебя потерял. Чего ты меня гнал как бешеный!?
        - Вы чего схватились! - взвыл Еропка. - Ставра лечить надо, а они сцепились, как два хорька.
        - Ничего ему не станется, - огрызнулся на Еропку Каливар. - Он так сто лет простоять может, не рассыплется.
        - Я тебе дам - сто лет! - рассердился Могута. - Лечи, говорят тебе, да как следует, а то, враз, твою убогую баньку по бревнышку раскатаю.
        - Раскатаю, раскатаю, - не оставил за лешим последнее слово Каливар. - Много вас таких раскатальщиков по Лесу ходит. В гигиене ничего не соображаете, аквакультуры у вас нет. Темнота заполошная. Грозились некоторые раскатать, а как на них хворь напала, сразу все к Каливару побежали, всем банька понадобилась.
        - Ладно тебе обижаться, - остановил его Еропка. - Никто твоей баньки не трогает. Парься там, пока потом не изойдешь. Ты, давай, делом займись. Видишь, плохо Ставру.
        - А нечего грозить, - продолжал бухтеть Каливар. - Без калоши оставил, так еще и грозит. Вылечим мы Ставра. Он что, так все время и стоит?
        - Так и стоит, - подтвердил Еропка, - совершенно без всяких движений.
        - Сейчас посмотрим.
        Каливар подошел к застывшему Ставру вплотную, заглянул ему в глаза, как и Еропка недавно, провел перед глазами лешего ладонью. Ставр даже не моргнул. Банник пробурчал что-то непонятное, ухватил руку лешего, высоко поднял ее и отпустил. Рука безжизненно упала.
        - Рыжая, давай сюда баул! - потребовал Каливар.
        Холька, эх и быстра, девка, тут же оказалась возле банника и баул уже открыла, на руках поднесла.
        Банник, не глядя, запустил в баул руку, вынул небольшой деревянный молоток и неожиданно для всех сильно ударил лешего по одному колену, потом по другому. Тот не шелохнулся.
        - По-о-нятно, - протянул Каливар и задумался.
        - Ну что? - спросил Могута.
        - Ничего хорошего.
        - Сам вижу, что ничего хорошего. Давай лечи.
        - От чего это у него? - спросил банник. - Как случилось?
        Лешие молчали. Им и сказать было нечего.
        - Я не из любопытства спрашиваю, - настаивал банник. - Я с медицинской точки зрения интересуюсь, чтобы правильное лечение произвести.
        - Мы понимаем, - отозвался Еропка. - Пошел, значит, Ставр в землянку, зерна отнести, - стал он объяснять. - А потом вышел оттуда, - Еропка развел руками, - встал и все.
        - Какое-нибудь сильное переживание у него перед этим случилось?
        - Да нет, никаких переживаний.
        - Березка, - подсказал Гудим.
        - Березка, конечно, это да, - согласился Еропка. - Кто-то вершинку обломал. Жалел он березку. Переживал.
        - М-да, не думаю, что сломанная березка могла его в такой сильный ступор вогнать. Наверно еще что-нибудь было и очень сильно на него подействовало. Крупное волнение у него произошло, - решил Каливар. - Больше ничего не припомните? Подумайте хорошенько.
        - Вроде ничего особо ординарного не произошло, - ответил за всех Еропка.
        - Ладно. Лечить будем.
        Каливар заглянул в баул и стал рыться в нем.
        - Эта не пойдет, - бубнил он, - и эта не пойдет... И эта нам не нужна... Где же она? Должна быть... Должна, да нет ее... Чего же это ее нет?.. Ага, вот и она, та самая, что нужна, появилась. Ну, давай, не яри, доброе дело сотвори!
        Банник достал скрученную спиралью неширокую фиолетовую травку в густых белесых крапинках и сунул ее под нос старому лешему. Лицо у Ставра сморщилось, глаза расширились, он раскрыл рот и стал жадно заглатывать воздух. Потом леший прищурил глаза, еще шире разинул рот, пару раз всхлипнул и оглушительно чихнул.
        - Да поможет твоей милости чих-трава, да выведет она тебя из ступора, да просветит она твой разум, да вернет она тебе силу и окрылит твои мысли, - быстро-быстро забормотал Каливар. - От Леса зеленого, от влаги живительной и от заступницы нашей Мокоши. Давай еще разок!
        Ставр снова часто задышал и послушно чихнул.
        - И еще! - приказал Каливар.
        Ставр опять чихнул, затем, отдышавшись, еще раз.
        Молодые лешаки с изумлением и испугом смотрели на происходящее, и ничего понять не могли. Могута тоже пристально глядел на старого лешего. Но не вмешивался, не мешал баннику. А тот выглядел деловым и спокойным.
        - Четыре, - считал он. - Пять. Еще разочек...
        - Ставр послушно чихал, и от этого оглушительного натужного чиха явно начинал изнемогать.
        - Шесть считал Каливар.
        - А-а, а я-а-а, - хотел что-то сказать старый леший, но не успел ничего вымолвить, потому, как опять накатил на него чих.
        - Что ты с ним делаешь?! - возмутился Гудим.
        - Помолчи, - отмахнулся Каливар. - Семь. Не мешай.
        - Останови, не издевайся над стариком! - потребовал Бурята.
        - Восемь! - продолжал отсчитывать Каливар. - Еропка, уйми волчат, пусть не мешают.
        - Нельзя его сейчас останавливать, - стал объяснять Еропка. - Он в сильном ступоре из землянки вышел. От такого поморока обеспамятеть можно насовсем. Каливар ему мозги поправляет. Слышал, Мокошу на помощь позвал. А чих у этой травки лечебный. Мозги от хорошего чиха на место становятся, в голове светлеет. Семнадцать раз чихнет и оздоровеет.
        - Почему семнадцать? - спросил Бурята.
        - Корявое число. Его даже разделить ни на что нельзя, только на самое себя, - Еропка многозначительно поднял указательный палец. - Целительность только с такими корявыми числами и осуществляется.
        В перерыве между двумя чихами Ставр показал баннику здоровенный кулак.
        - Одиннадцать! Он уже и оклемался, - обрадовался Каливар. - Видели, кулак показал! Ну и силен! С благодарностью тебе, Мокоша, выручательница наша, - поклонился он в сторону зарослей. - Почтение тебе от нас и любовь.
        - Так останови его! - потребовал Гудим. - Раз оклемался, перестань мучить.
        - Нельзя его сейчас останавливать, - отказался Каливар. - Чих-трава для лешего имеет силу на семнадцать чихов. Это чтобы наверняка вылечить. А если семнадцать чихов не помогут, то все, кранты, списывать надо лешего на инвалидность, уже ни на что не годен. Ваш-то силен! - с уважением отметил он. - На одиннадцатом чихе мозги на место встали... Кулаком погрозил... Тринадцать, - не забывал он между тем считать...
        Когда Каливар досчитал до семнадцати, могучий Ставр окончательно обессилил. Даже до бревен дойти мочи не хватило. Он опустился на землю, но глядел на стоящих возле него леших уже разумно. Растерянно и с великой грустью. И молчал. То ли, не зная, что сказать, то ли не желая говорить. А они ждали. Надо же было узнать, что случилось? Что привело в такое состояние старого выносливого и здорового как дуб лешака.
        - Водички ему надо испить, - подсказала Холька. - Она здесь живительная. Как водички попьет, сразу ему полегчает.
        - Правильно. Дай ему воды, - велел Каливар.
        Холька набрала из стоящей в тени под деревом бадейки ковшик и не выпуская его из рук стала поить Ставра.
        Ставр пил жадно и долго. А Холька приговаривала:
        - Давай, давай, милый... Пей - не жалей! В ключевой воде чистота, в чистоте сила, в силе жизнь. Мокоша заступница все видит, все знает и вместе с водой силу нам дает.
        Старый леший пил, пока не сушил весь немалый ковшик. Потом легко поднял руку и утер рот.
        - И все дела, - объявил Каливар. - Ожил. Теперь в баньку надо часа на три. Парку тебе выдадим погорячей, да с лимонной мятой, косточки разомнем и веничком можжевеловым похлещем, как следует. Я такие веники припас - мертвого поднимут. Сам пойдешь или помогут тебе? - спросил он у старого лешего.
        - Нет, - отказался Ставр. - Не до баньки мне сейчас. Некогда мне баньками заниматься.
        - Ну лешаки пошли! - возмутился Каливар. - Горят на работе. Лечиться им некогда. Объясни ты ему, Еропка, что после такого ступора и одубеть можно.
        - Каливар дело говорит, - продтвердил Еропка. - Ты уж давай, Ставр, подлечись, а мы тут присмотрим.
        - Точно, - поддержал его Могута. - За нами дело не станет. А ежели сил нет, до баньки дойти, не сомневайся, поможем.
        - Да вы что ко мне пристали, - сердито, но вполголоса, видно не вернулась еще к нему прежняя сила, произнес Ставр. - Не до вашей баньки мне.
        - Как хочешь, - не стал спорить банник. - Время выберешь, приходи. Полечиться в баньке тебе непременно следует.
        - Как выберу время, непременно приду, - обещал Ставр. - А вы с Холькой идите, некогда мне сейчас. Помогли вы мне, и большое вам спасибо за это.
        - Собираемся, Холька, - позвал Каливар полудницу и вручил ей баул.
        Но прежде чем уйти банник снял с ноги калошу и стал ее разглядывать. Калоша была совершенно новой чистенькой и блестела на солнце. Сама черная-черная как ночь, а подкладка тоже красивая: нежного малинового цвета, мягкая, пушистая. Другая калоша, что где-то в лесу осталась, была такой же красивой.
        - Вторую калошу мне кто вернет? - спросил он, поглядев вначале на Могуту, потом на Ставра. - У меня подошвы ног нежные, я босиком ходить не могу.
        - Ты поищи, - посоветовал Могута. Никуда она не делась, лежит где-нибудь под кустом. За своими вещами приглядывать надо, нечего их терять.
        - Ну да, "лежит где-нибудь", передразнил он Могуту. - Будет она лежать. Теперь ее не найдешь.
        Но требовать от Могуты, чтобы тот достал для него калошу, взамен утерянной, а то и новую пару, банник не стал. Со здорового лешего ничего не возьмешь. Вот когда захворает, вяжи из него узлы. Чего хочешь требуй, все отдаст, лишь бы вылечил. Уж очень лешие бояться всякой хвори. А Ставр не побоялся. Что же такое особенное случилось, почему он отказался от лечения? Времени у него нет, в баньке попариться... Интересные дела творятся.
        - Значит, так и не знаете, от чего его в такой ступор загнало? - повторил Каливар вопрос, который задавал в самом начале. - Ничего не вспомнили?
        - Не знаем,- ответил за всех Еропка.
        Не особенно-то банник поверил.
        Каливар знал обо всем, что делается в Лесу. Такая у него работа. Кто только не заглядывал в баньку. Моховики заявлялись целой компанией, и полдня кувыркались на полках, смешно говорить, но и болотники бывали. Этим массаж нравился. Пущевики, луговики, цветычи, грибычи, ягодичи, кого только не приносило... И каждый хотел получить хороший веник, да чтобы ему парку свежего подбавили. Некоторые, кто толк понимает, специально ради массажа являлись. И каждый старался ублажить хозяина. Считал необходимым обстоятельно поговорить с банником, порассуждать и обсудить все новости.
        Каливар еще раз перебрал в уме последние случаи... Водяной Филька всю ночь в карты резался с Хролом, два пущевика напились березового сока и отлупцевали луговика так, что тот до сих пор отлеживется. По ночам кто-то шастает по Лесу и непонятно кто это. Про сломанную березку и гнездо поползня он тоже уже знал. Вот и все новости. Такое постоянно случается, на то он и Лес, чтобы в нем что-нибудь случалось. Отчего же Ставр в такой сильный ступор впал, а потом от баньки отказался? Надо было спешить домой, и поспрашивать всех, кто сегодня париться придет. Да и ночью походить по лесу, присмотреться, что делается.
        Каливар еще раз осмотрел блестящую калошу и отдал ее Хольке, велел положить в баул.
        - Если кто вторую калошу в лесу увидит, уж принесите, - попросил он. - Пошли, Холька, у нас и без них дел немало.
        И ушли банник с полудницей. А лешие остались.
        Глава шестая.
        - Теперь рассказывай, - потребовал Еропка. - Рассказывай совершенно откровенно и обстоятельно, все, как есть: отчего тебя в такой жестокий ступор вогнало?
        - Нету, - Ставр развел руками и криво улыбнулся. Была эта улыбка грустной и до неприличия беспомощной, что никак не вязалось ни с его должностью, ни со статью, ни с возрастом, ни с характером.
        Могута и Еропка переглянулись. Оба одно и то же подумали: ступор у Ставра вроде бы и прошел, а мозги так и не выправились, непонятное бормочет, рано Каливара отпустили.
        - Чего, нету? - мягко спросил Могута.
        - Ни одного зернышка. Ни единого.
        - Какого зернышка? - продолжал допытываться Могута.
        Ставр молчал, будто не слышал вопроса.
        - Ты не переживай, - стал успокаивать его Еропка. - Может тебе водички ключевой дать? Хорошая у нас здесь вода, целебная, как панацея.
        - Не хочу, - отказался Ставр.
        - Ты что-то о зернах упоминал. Это, каких зернышек, говоришь, нет?
        - Ставр жалобно поглядел на леших, сокрушенно покачал головой.
        - Зерен лингко, которые уже собрали. Со всех пяти деревьев. Вот только то и осталось, что вы принесли, - и он показал крепко зажатые в ладонях мешочки.
        - Как это, нету? Не могли они никуда деваться! - не поверил Могута.
        - Ты только не нервничай, успокойся, - Еропка подошел к Ставру вплотную, положил ему руки на плечи и заглянул в глаза. - Ну, померещилось тебе, бывает такое, фантасмагория называется. А по простому, по нашему - мираж. На меня однажды тоже затемнение сознательности нашло, да такое, что я свои лапти разыскать не мог. Ха! Понимаешь, они в углу стоят, а я их не вижу, никак найти не могу. На месте наши зерна лежат, на полочке, в беленьких мешочках.
        - Не знаю, - Ставр постепенно приходил в себя и жалкая улыбочка, так портившая его суровое лицо, исчезла. Перед ними уже опять сидел умудренный годами хозяин Леса. - Куда-то девались, прямо средь бела дня. Сегодня утром были на месте. Когда с племяшами в землянке сидел, лежали мешочки. Потом они на болото ушли, а я с бадейкой по воду, на ключ. И не было меня здесь всего ничего. Туда сходил и обратно. И до вашего прихода, здесь на бревнах сидел, в землянку не заглядывал. А сейчас нету.
        - Не может того быть! - Еропка не то чтобы не поверил Ставру, а просто не мог себе представить, что драгоценные зерна исчезли.
        - Нету...
        Всегда неторопливый, степенный Могута сорвался с места и вбежал в землянку.
        - Да там они! Морок это все!.. - запричитал Еропка и юркнул туда же.
        Молодые лешие последовали за ними.
        - Вот здесь они лежали, - показал Могута на небольшую светлую полку. - Вот, прямо здесь. Я их вчера видел.
        Пуста была полка, никаких мешочков, никаких зерен.
        - Может, завалились, случайно упали, закатились куда-нибудь, лежат, скучают, нас дожидаются, - тараторил Еропка, сам не веря в это, потому что некуда были им ни завалиться, ни закатиться.
        А он быстро и суетливо, ощупывал пустую полку, гладкую стену, пол...
        - И, правда, нету, - Могута не искал, Могута застыл, не отводя глаз от пустой полки.
        - Почему они у вас на самом виду лежали? - спросил Бурята. - Прятать надо. Это же такое добро. Нельзя его открыто держать.
        - От кого прятать?! - странно было видеть растерянного Могуту. Громадный леший стоял неподвижно и не сводил глаз с пустой полки. - Здесь все свои. Чужих, у нас, в Лесу, не бывает. И взять их никто не мог.
        - Но ведь взяли, - подтвердил очевидный факт Гудим.
        - Ой взяли... Ой беда, беда... Что же теперь будет? Помогите нам Стрибог и Мокоша! - ныл Еропка. - Как оправдаемся, что скажем, как смотреть в глазоньки друг дружке будем... Это же каждое животное нас теперь упрекнуть может, каждый дикий зверь несознательный, каждая птица несерьезная...
        Еропка никак не мог примириться, не верилось ему, что зерна лингко исчезли. Он упорно искал. Не веря глазам своим, он все ощупывал и ощупывал пол и стены и углы землянки, и даже невысокий потолок. При этом он что-то тихо беспрерывно приговаривал: и жаловался, и ругался и грозил кому-то, но никаких следов зерен найти не мог.
        Когда лешие вышли из землянки, Ставр по-прежнему сидел на траве. Он смотрел на них со слабой надеждой. Знал, что ничего они в землянке не найдут. И все-таки в глубине души надеялся: а вдруг. Никакого "вдруг" не произошло. Растерянный, пытаясь сообразить, как такое могло случиться, Могута, угрюмо скреб затылок, унылый Еропка перебирал волосики жидкой бороденки, что-то бормотал себе под нос, братья же просто молчали. Они не могли еще по-настоящему оценить трагедию, которая произошла.
        - Это что же это такое! - взвыл вдруг, во весь голос Еропка, и теперь его причитания пришлись к месту. - Это куда же мы идем?! Дожили! Ничего положить нельзя, упрут не глядя! Когда же это видано было, чтобы в нашем Лесу...
        - Да помолчи ты, - положил Могута ему на плечо тяжелую руку и Еропка послушно замолчал, не закончив фразы. - На кого грешишь? - спросил он у Ставра.
        - Так ведь не на кого, - пожаловался Ставр.
        - Верно, не на кого, - согласился Могута. - Искать надо! Весь Лес обшарить, а найти. Уж я его тогда, - он потряс кулачищем. - Ох, я его... Гром небесный!
        - И что ты своим кулачищем сделаешь! - прикрикнул на него Еропка. - Где ты искать станешь?! Пока под каждый куст заглянешь, сто лет пройдет. А до полной луны два дня осталось: сегодня да завтра.
        Братья с недоумением посмотрели на него.
        - Луна здесь причем? - несмело спросил Бурята. Понимал, что не вовремя суется со своим вопросом, но удержаться не смог.
        - Объясни им про защиту, - попросил Ставр Могуту. Старому лешему было совсем плохо, ни думать, ни разговаривать ему не хотелось.
        - Лес у нас зона закрытая, - стал рассказывать тот. - Вокруг всего Леса защита стоит. Сюда никто попасть не может, и выйти отсюда не может.
        - Щур рубежи охраняет, - догадался Бурята.
        - Щур, конечно, тоже. Только у него окромя нашего Леса и других дел много. Не все время ему здесь торчать. В помощь Щуру вокруг всего Леса надежная защита поставлена. А в первую ночь полной луны она снимается: от заката солнца до восхода. В эту ночь каждый может и войти и выйти. Тот, кто взял зерна здесь хранить их не станет. Здесь они ему ни к чему, постарается в полнолуние унести. А пока защита стоит, он из Леса не выйдет. У нас два дня есть. За эти дни вора надо поймать. Не найдем, считай все.
        - Кто ее поставил, эту защиту? - спросил Бурята. - Вы сами, чтобы чужих не пускать?
        - Э-э, ребята, знал бы Еропка, кто защиту поставил, да как ее снимать, так он бы сейчас самым знаменитым в нашем Лесу персонажем был. Сидел бы в холодке на мягком табурете и с удовольствием ядреный квасок с хреном попивал, а не бегал как шальной по кордону на больных ногах, да не горбатился над дневниками, глаза свои не расходовал бы при тусклой свече, - встрял в разговор Еропка.
        - Никто не знает, - подтвердил Могута. - Принято считать, что она вместе с Лесом появилась. Для него и предназначена, чтобы, значит, охранять, чтобы кому не нужно сюда не шастали. Так оно, должно быть, и есть.
        - Стена что ли?
        - Стены-то и нет никакой. Просто дойдешь до края, а там крайнее место, и воздух сразу густой становится. Шаг-другой сделаешь, а дальше никак, не пускает. Хуже всякой стены. Любую стенку подвинуть можно, сломать можно, - Могута повел широким плечом, как бы показывая, что он сделает с мешающей ему стенкой. - А здесь ничего не поправишь, не подвинешь, вязнешь, как в сырой глине.
        - Как же мы сюда пришли? И полнолуния не было, и в защите мы не вязли, - заинтересовался Гудим.
        - Вас Никодим привел. У домового постоянный персональный проход есть. Для перманентной связи с внешним миром и особо экстренных случаев, - объяснил Еропка. - Прямо из школы, из крайнего подвала налево поворачиваешь и проходи.
        - Так по этому проходу кто хочет без всякого полнолуния зерна унести может.
        - Нет, по этому проходу без Никодима никто пройти не может, - стал объяснять Могута. - Не пустит его земля. Тут такой запрет наложен, что с Никодимом можно там пройти, а без него нельзя.
        Братья молчали, обдумывая сказанное. Хранители Леса тоже задумались. Первым нарушил молчание Еропка.
        - Вот я и говорю... - проворчал он и замолчал. И непонятно было, просто так сказанул, как это у него иногда случалось, или хотел напомнить о чем-то важном.
        А Еропка потеребил русую бородку, потом пригладил ее.
        - На Никодима намекаешь? - спросил он.
        - Ни на кого я не намекаю, - отказался Могута. - Но, только, Никодим не из нашего племени. Домовой, это не леший.
        - Не надо, - оборвал его Ставр. - Никодим не простой домовой, а ученый, географию знает. У высокого начальства доверием пользуется. Не всякого домового поставят за школой присматривать, да еще проходом в Лес заведовать. А ему полностью доверили.
        - Нисколько он не ученый, - не согласился Еропка. - А то, что географию знает, так он же в географическом кабинете живет, не вылазит оттуда. Заходил я к нему в гости полюбопытствовать. Там все стены специальными картами увешаны: физической географии, политической и климатической. Есть даже карты, на которых красными черточками все морские течения обозначены. Для водяных. Это - куда, значит, кому стремиться можно. Вон сколько их, разных географий имеется, - довольно прозрачно намекнул он, что и сам в науке разбирается, не хуже Никодима, но в ученые не лезет. - Они все время перед глазами у него, так что хочешь не хочешь, а географических слов там наберешься несчитанно, что тот сурок блох. Не захочешь, а все равно что-нибудь запомнишь. И очки он нацепил вовсе не от учености, а для форса. Он в этих очках и вовсе ничего не видит. Я его однажды проверял: кукиш показывал, так он его не углядел.
        - И ты, значит, на Никодима? - спросил Ставр.
        - Я за справедливость, - ушел от прямого ответа Еропка. - Я о том, что никакой он не ученый. И очки ему не нужны вовсе. А раз зерна украли, то следует нам всех проверить. У Никодима есть полная персональная возможность вынести их, так что надо его вызвать сюда, в Лес, и разобраться.
        - Обидно ему будет, - стал защищать домового Ставр. - Мы же сколько лет в друзьях ходим. Чай с шиповником пьем, погоду обсуждаем.
        - Я и не говорю, что это он взял. А проверить надо. Полную экзекуцию произвести. Всех теперь надо проверить и Могуту, и меня и молодяков этих. Кто их знает, чего они сюда заявились. Говорят что на практику. Хочешь - верь, не хочешь - не верь. Может, их как раз за зернами кто-то и послал.
        - Это мы, что ли зерна взяли?! - возмутился, совершенно не ожидавший такого поворота Бурята. - Да мы и не знали, что у вас такие зерна есть.
        - Сиди и молчи, когда старшие рассуждают, - одернул его Ставр.
        Старый леший уже полностью пришел в себя, от растерянности и беспомощности не осталось и следа. Хотя, что теперь делать он не знал. То есть знал, что надо срочно искать похитителя зерен, но как искать представления не имел. Чем только не приходилось ему заниматься за многие годы жизни в Лесу, но ни одной кражи, насколько он помнил, за это время не случилось. Ставр со слабой надеждой посмотрел на племянников, которые совсем недавно хвастались, что есть у них специальная книга и с ее помощью они могут раскрыть любое преступление.
        - Вот вам и серьезное дело, - сказал он. - Серьезней не бывает. Что скажете?
        - Подумать надо, - ответил Бурята. В этом "подумать надо", звучала немалая уверенность, и можно было понять: "Вот подумаем мы с братом и найдем эти ваши драгоценные зерна".
        - Значит домовой, когда хочет, может придти сюда и уйти в любое время? - уточнил Гудим.
        - Не мог этого сделать Никодим, - опять заступился за домового Ставр.
        - А еще кто-нибудь может сюда приходить и уходить, минуя защиту? - спросил Бурята.
        - Да у нас тут кто хочет, тот и шляется, не Лес, а поле перекатное, - опять завелся Еропка. - Филька то здесь воду баламутит, то исчезает неведомо куда. Ему, видишь, на курорт надо, в соленых водах усы полоскать... На стационарное лечение. Симулянт он и ни в каких лечениях категорически не нуждается. Да он здесь здоровей всех. Ни простуды у него не бывает, ни отложения солей. И самое большое пузо отрастил. А каждый год: то на курорт, то на круиз. Когда хочет, тогда и уплывает. И к нему непонятные гости постоянно являются. Зеленые, скользкие, зубастые и все под водой, под водой, скрытно... Думают, мы не знаем... Видел я однажды, зеленое чучелище, Филькин гость, из воды мгновенно морду высунул. Меня аж в жар бросило: там же зубов - втроем не сосчитать. Все здоровенные, острые, у нас в Лесу ни у одного хищного зверя таких зубов отродясь не бывало. И усища длиннющие, вот такие: - Еропка развел руки, показывая какой длинны у страшилища усы. - Белые и шевелятся, как огромадные червяки. Чего они к нему приплывают, что им здесь надо, в нашем Лесу?! У нас берега медом не мажут, нечего им здесь делать. Я за
этого Фильку, с его зеленой подводной комарильей, тоже поручиться не могу.
        - Водяной может пройти, - подтвердил Могута. - У него свои дороги, все под водой. Под водой защиты нет. Куда хочет, туда и плывет.
        - А как ваш водяной, если захочет зерна украсть, до землянки доберется? - спросил Гудим. - Он же из воды на сухую землю выйти не может?
        - Хе-хе-хе... - ехидно засмеялся Еропка. - Это Филька не может из воды выйти! Бабушкины сказки для несознательных малолеток. Он по Лесу полдня шалаться сумеет. За много не знаю, а полдня запросто и беспрекословно, сам лично видел. Потом, правда, надо ему непременно в воду вернуться. Если вовремя не вернется, обсохнет как портянка на ветру. Шкура у него скукожится, и весь гонор с него осыплется.
        - Вот уж не думал, что водяной может по суше ходить, - удивился Гудим.
        - Теперь думать будешь.
        - Не мог Филипп зерна взять, - встал на защиту водяного Ставр.
        - Это почему он не мог? - спросил Бурята.
        - Так ведь тот, кто украл зерна, большой интерес к ним имел, выгоду хотел получить. Так я говорю?
        - Так, - согласился Бурята.
        - А у водяного к ним интереса быть не может. Если ему богатства нужны будут, он со дна морского сколько хочешь, и чего хочешь соберет. А потом за одну ночь в карты проиграет. И нисколько ему их не жалко. Если захочет, еще достанет. Зачем ему зерна красть, позориться. Не пойдет Филипп на такое преступление перед Лесом.
        - Значит, ты уверен, что ни Никодим, ни Филипп взять зерна не могли? - спросил Гудим.
        - Так, - подтвердил Ставр. - Только не они. Мы же сколько лет вместе, как родня стали.
        Еропка спорить не стал. А Могута пожал плечами, и непонятно было, согласен он со Ставром, или не согласен.
        - Хорошо, если вы так уверены, будем считать, что не они, - продолжил Гудим. - А еще кто может у вас сквозь защиту пройти? Давайте, рассказывайте. У вас здесь и верно, как перекатное поле.
        - Да вроде бы все, - подвел черту Ставр. - Остальные могут пройти только в полнолуние. От заката, до рассвета. Кто не успел, жди, когда большая луна снова взойдет.
        - Тут хорошенько подумать надо, - не то чтобы возразил, но и не совсем согласился со Ставром Могута. - Раз украли, должны были, сразу и выносить, из Леса. Знали ведь, что искать станем и поймать можем. Должны были поторопиться. Нет уже в Лесу зерен, вынесли.
        - Вы как думаете? - спросил у братьев Ставр.
        - Если вы уверены, что Филипп и Никодим не замешаны, то зерна должны быть еще в лесу, - сказал Гудим.
        - Да, в лесу, - поддержал брата Бурята.
        Еропка смотрел на молодых леших, смотрел и вдруг довольно заулыбался.
        - Понял я! - обрадовался он и подмигнул братьям. - Раньше не понимал, а теперь все понял! Это же вас специально сюда, к нам, прислали. Выражаю гипотезу, что там, наверху, - Еропка ткнул пальцем в сторону неба, - вышло предположение, что зерна красть будут. Так что, этих молодых лешаков, нам специально на помощь направили с необыкновенной срочностью, для расследования и оперативных действий. Под видом племянников и практикантов. Раз такое к ним у высокого начальства доверие, значит, опытные специалисты и не будет преступнику никакого спасения. А вы молчите, - остановил он Буряту, собиравшегося возразить. - Раз у вас миссия такая секретная, мы и не требуем, чтобы вы раскрывались. Хотя вы, конечно, не братья вовсе, непохожие друг на друга. И не племянники Ставру, но нас это не касается. Мы с Могутой никому ни слова. Мы все понимаем... А вы ищите. Да и я посоображаю, что-нибудь придумаю. Когда нужно будет, подскажу вам некоторые соображения ума и необходимые идеи. А зерна еще в Лесу, это я с вами полностью согласный.
        После такого еропкинского заявления, не имело смысла пытаться поправить его и объяснить, что Гудим и Бурята, присланы сюда, не зерна искать, а, действительно, племянники Ставра, и приехали на практику. Ни сам Еропка, ни Могута не поверили бы. Так что и Ставр смолчал, и братья ничего не сказали.
        - Никодима и Филиппа все равно проверить надо, - угрюмо заявил Могута.
        - Пусть докажут свою презумпцию, - поддержал его Еропка. - Непременно надо проверить. А потом всех остальных. Всех до одного! - Ты чего на меня уставился, - огрызнулся он на Могуту. - Не сверли меня своими глазищами, не боюсь я тебя. Слышал, что специалист говорит!? Они в этом деле, получше нас разбираются. И тебя, и меня, всех надо проверить.
        - Ладно, давайте всех проверять, - согласился Могута, но таким тоном, что ясно было, не верит он в эти дурацкие проверки. - А как ты проверять станешь? - спросил он. - Того же Филиппа, к примеру.
        - Как-как... Известно как... - не задержался с ответом Еропка. - Привести его надо сюда, подальше от воды, и оказать на него полное воздействие.
        - Какое еще такое воздействие ты будешь на Филиппа оказывать? - поинтересовался Ставр.
        - Устрашить!
        Могута оглядел хлипкого Еропку и ухмыльнулся.
        - Ты что ли его устрашать станешь? - спросил он.
        - Так не ты же! Здесь ум применять надо, а у тебя для этого дела аргументов нет.
        - Трепло беспричинное, - обругал Могута Еропку.
        - Пень ходячий! - не задержался тот.
        - Да хватит вам! - привычно прервал леших Ставр. - Тут беда пришла, а они как детишки друг друга обзывают.
        И опять наступило молчание. Всем было понятно, что зерна надо искать и искать срочно. А где и как - ни Ставр, ни Могута, ни Еропка не имели никакого представления.
        - Раз вы специально этому обучены... - Могута, кажется, полностью поверил Еропке. - Может, расскажете, что делать надо. И книгу дайте почитать, мы тоже посоображаем.
        - В книге не все прописано, - опередил брата Гудим. Не нужны им были соперники, незачем было Могуте и Еропке знать, какие уловки и хитрости следует применять. А то, что их принимают за опытных сыщиков, было приятно.
        - Да, - понял его Бурята. - Некоторое время подумать надо, посоображать.
        - Что нам сейчас делать? - спросил Могута. - Мы все силы приложим.
        - Что следует сделать в первую очередь? - стал припоминать Бурята. - Надо провести опрос местных жителей. Всех поголовно, без исключения. Вообще. На предмет определения и опознания.
        - Всех? - удивился Могута. - Это же их сколько! За день всех не переспрашиваешь.
        - Всех, - подтвердил Гудим. - Пропустишь одного, потом окажется - лишился ценной информации.
        - И мелочь тоже?
        - Мелочь тем более, - подержал брата Бурята, вспомнив моховиков. - Их не опасаются. Они как раз очень многое увидеть могут. И поговорить любят.
        - Моховики что ли? - хохотнул Еропка. - Так они тебе такое расскажут... Все расскажут чего и сами не знают, и никогда не видели. Это же моховики.
        - Опрос - первое дело в раскрытии преступления, - стал объяснять Гудим. - Без опроса даже детективный метод не поможет. По крупицам можно собрать важные сведения, определить наиболее вероятные версии и наметить план действий. Даже словесный портрет преступника иногда можно составить на основании данных опроса.
        - Слышали?! - обрадовался Еропка. - Головастые лешаки. Сразу перспективное направление наметили. Я же говорил, криминалисты высшего класса. Нас начальство уважает, к нам абы кого не пошлют.
        - Такой всеобщий опрос надо непременно организовать, - продолжил Гудим. - Направить на его проведение весь наличный состав доверенных леших. И заняться этим следует немедленно, по горячим следам, не упуская драгоценного времени. Можно организовать такой всеобщий опрос?
        - Если нужно, сделаем, - заверил Ставр.
        - А что, проведем! Все силы бросим, но проведем! - поддержал его Еропка.
        - Как племяши говорят, так и делать станем, - принял решение Ставр. - Порасспрашиваем всех, до единого. Ты, Еропка, с рыжими, и потолкуешь.
        - На тантальские муки ты меня, Ставр, безвинно толкаешь, - с удовольствием пожаловался Еропка. - С этими треплами разговаривать, умом тронешься.
        - Зерна надо искать, ты что, не понимаешь! - рассердился Ставр. - Кроме тебя, с малыми, вообще, никто разговаривать не сумеет. Принимай это задание как доверие твоему таланту.
        - Да я чего... Раз надо, так надо, - тут же согласился Еропка, польщенный доверием к его таланту. - Через муки пройду, но поговорю с ними.
        - На вас с Могутой сейчас вся трудность ложится. Но вдвоем за короткое время со всеми поговорить вы все равно не сумеете. Тебе, Могута, такое задание: пройди по кордонам, повстречайся с лешими, растолкуй им, что случилось и что делать надо. Пусть каждый на своем кордоне всех поспрашивает, не видели ли чего подозрительного. А к заходу солнца пусть сюда соберутся, потолкуем. Так я говорю? - обратился Ставр к братьям.
        - Так, - подтвердил Гудим. - Только надо непременно поспрашивать, не встречали ли в Лесу чужих.
        - Каких это чужих? - удивился Ставр.
        - Не знаю. Но как версию, следует предположить, что зерна украл кто-то чужой. Во время прошлого полнолуния пробрался в Лес и притаился. А сейчас зерна украл и снова притаился, ждет нового полнолуния, чтобы вынести их.
        - Нет у нас в Лесу чужих и быть не может, - не согласился с молодым лешим Могута.
        - Почему не может, - возмутился Еропка. - Категорически утверждаю, что шастают у нас чужие. Ни один леший зерна украсть не может. А чужак вполне соответствует. Полностью поддерживаю такую версию.
        - Ладно, - вынужден был согласиться Ставр. - Пусть поспрашивают, не встречал ли кто в Лесу чужих.
        Могута промолчал.
        - Потом к русалкам загляни, - продолжил Ставр излагать задание. - Они девчата любопытные, примечают многое такое, на что леший и не глянет. Их непременно надо поспрашивать. И Аука найди. Этот ни одного слова в Лесу сказанного не пропустит. Постарайся выжать из него что-нибудь для нас важное.
        - Понятно, - кивнул Могута. - Только... - он поморщился. - Ты меня, Ставр, от русалок освободи. Несерьезные они. Все хихикают да глазки строят. Не получится у меня с этими девчатами разговор. Пусть Еропка с ними потолкует. Он болтать горазд, ему самый раз с русалками разговаривать.
        - Не болтать, а вести приятную беседу, - поправил его Еропка. - Русалки существа нежные, изящные, с ними политес нужен. А из тебя ни одного приятного слова дубиной не вышибешь. У тебя все слова, как сучья у старого дуба: тяжелые и корявые. Лучше меня никто русалок, конечно, поспрашивать не сумеет. Полностью принимаю ответственность.
        - Быть по сему, - согласился Ставр. - Еропка сходит к русалкам, потолкует с ними. - А ты, Могута, еще и с Пелгой повстречайся. Не видала ли она в своих болотах чего-нибудь непривычного, не встречала ли чужих? Если успеешь до вечера, к пущевикам наведайся. Они ребята хоть и странные, но башковитые. Расскажи им о нашей беде, может, чего посоветуют. Значит, отправляйся Могута, не тяни время, забот у тебя много.
        - И верно, - согласился Могута. - Пойду я, вечером вернусь.
        Могута, не спеша, ушел. В нем старый леший был уверен, сделает все, как надо.
        - Теперь ты, - повернулся Ставр к Еропке. - Значит первое дело, к русалкам пойдешь, потолкуешь с ними...
        - Дядя, у меня мысль одна появилась, - прервал его Гудим. - Как раз в отношении русалок.
        - Давай рассказывай, какая у тебя мысль появилась.
        Гудим стал рассказывать:
        - Понимаете, преступник уверен, что никто о нем ничего не знает. Он затаился, спокойно ожидает, когда снимут защиту и появится возможности вынести зерна из Леса. А надо его как следует припугнуть, лишить спокойствия, пустить слух, что мы знаем, кто зерна украл, но не хотим его позорить, надеемся, что вор передумает и вернет все украденное. Сутки сроку ему даем. За это время он может тайно придти и положить зерна возле этого дуба. Мы тогда никому о нем ни слова не скажем. А не принесет, поймаем, повяжем, зерна отберем и на общий позор выставим. Или еще как-то строго накажем. И вот такое наше сообщение, мне кажется, русалки быстрей, чем кто-нибудь другой по Лесу разнесут.
        - Думаешь, вернет зерна? - с сомнением спросил Ставр.
        - Зерна он не вернет, не для того воровал, чтобы вернуть. А услышат, что мы многое знаем, непременно занервничает, засуетится. И какими-нибудь неосторожными действиями может выдать себя.
        - Это еще, углядеть надо, кто засуетится, - продолжал сомневаться Ставр.
        - Нас много. Кто-то что-нибудь непременно заметит, - продолжал настаивать Гудим. - Во всяком случае, хуже от такого слуха не будет.
        - Хуже не будет, - согласился Ставр. - Давай, Еропка, подбрось русалочкам слух, что мы знаем, кто зерна украл. Пусть лучше срочно вернет ворованное. Мы его простим.
        - Как правило, такой прием, приносит неплохие результаты, - подкрепил свое предложение Гудим.
        - Молодец, - похвалил молодого лешего Еропка. - Как есть молодец. Я уж на что хитер, и то до такого не додумался. Вот какая польза получается, если леший, сызмальства криминал изучает. Слух по Лесу разнести никто поперед наших русалочек не сумеет. За девчат я ручаюсь. В этом деле им цены нет. Им если по секрету что скажешь, да попросишь, чтобы никому ни слова, они и глухому пню втолкуют. Вот я им эту секретную дезинформацию и выдам. Ох, и забегают девки... - И, представляя, как русалки после его дезинформации понесутся распространять ее, Еропка рассмеялся.
        - Все правильно, - Ставр, несмотря на постигшее Лес несчастье, тоже не мог не улыбнуться. - Подсунь им Еропка этот слух. А потом к Каливару загляни. Отдохни там, в баньке попарься.
        Еропка с удивлением посмотрел на Ставра, прикидывая, не шутит ли тот.
        - Я и так собирался к баннику наведаться, ревматизм свой поправить. Коленки болят, сил нету. И остеохандроз замучил. В некоторых суставах полное томление. При некотором движении ощущается боль и раздается потрескивание. Такая у меня хроническая болезнь. Но, рассуждаю я, что не время сейчас лечиться, поскольку заняты мы делом первостепенной важности, не допускающим презентаций. Я уж потерплю.
        - Ты не терпи, полечись, попарься и послушай, о чем там толкуют. В баньке народ разный собирается, много интересного узнать можно. Да и Холька все время по Лесу шалается, может, она что видела.
        - Ага, - сообразил Еропка, - пошпионствовать там надо, произвести тайную разведку в тылу врага. Это правильно, это мы сумеем провести в лучшем виде. Будьте спокойны, - заверил он не Ставра, а братьев, к которым проникся большим уважением, - все слухи тщательно соберу, все вызнаю и доложу, как положено.
        - Вот-вот, слушай и прикидывай, где у них выдумка, а где, правда и какую пользу нам можно получить от их разговоров. Понял!?
        - Понял, понял. Чего тут не понять.
        Четко и по деловому распоряжался Ставр. Он быстро ухватил мысль, которую Гудим и Бурята выдали. Братьям понравилось. Взялся дядя за дело крепко, задания давал точные. Чувствовалось, что он опытный организатор и не случайно поставлен главным лешим в таком особенном Лесу.
        - Раз понял, то иди. Перед заходом солнца будь здесь. Все лешие соберутся, - напомнил он. - Советоваться станем.
        - Поскольку такое серьезное у меня задание, я ретируюсь немедленно, - Еропка поднялись с бревна и торопливо удалились.
        - Вроде все? - спросил Ставр у братьев.
        - Ты, дядя, действуешь прямо как профессионал, - похвалил его Гудим.
        - Станешь действовать, когда тебя прижмет.
        Глава седьмая.
        - Думайте, племяши, думайте! - потребовал Ставр. - Положение такое, что хуже некуда. Как в капкан попали. Надо из него выбраться, найти зерна.
        С кикиморой у братьев вышла промашка. Хотя, вовсе и не промашка. Выяснили, что Пелга не виновата, значит, провели расследование правильно и результат получили. Не зря по болоту хлюпали и шлепали, и в тине вымазались, как болотники. Отрицательный результат - тоже результат. Молодые лешие были уверены, что виноватого найдут. Но оказалось, что некогда сейчас заниматься сломанной березкой. Надо срочно разобраться в другом преступлении, более важном. Это была уже настоящая, серьезная работа, не то, что за малохольной кикиморой по болоту шлепать.
        - Ну, дядя, у вас в Лесу и дела, - не удержался Бурята. - Процент преступности повыше, чем в городах. Пора вам свою полицию заводить. На каждом кордоне посты устанавливать.
        - Сам ничего не понимаю, - сокрушенно покачал головой Ставр.
        - Найдем, - Гудим выглядел уверенно. - Нет таких преступников, которые не оставляют следы и нет таких преступлений, которые невозможно раскрыть. Разберемся, дядя, не тушуйся. Но, прежде всего, надо дать операции название.
        - Какое такое название? - не понял неискушенный в криминалистике старый леший.
        - Когда заводится дело о совершенном преступлении, надо непременно дать ему название.
        - Зачем?
        Гудим с удивлением посмотрел на дядю, не понимающего таких простых правил.
        - Так положено. Для ясности, - поразмыслил немного и добавил. - И чтобы не путать с другими делами.
        - Так у нас других нет.
        - Как это нет! А сломанная березка, а гнездо поползня. Да и дальше всякое может быть.
        Ставр немедленно сплюнул два раза через правое плечо, чтобы отвести несчастье. "Болтает молодежь, невесть чего, и ведь накаркать могут..." - подумал он, и, на всякий случай, сплюнул еще два раза.
        - О таком и говорить не надо, - попросил он. - Сроду у нас, в Лесу, ничего воровского не происходило и дальше происходить не должно.
        - Кто знает, кто знает... Может, подошло такое время, что и вас захлестнет волна преступности. Бывают, дядя, такие периоды, в науке это широко известно, - огорчил лешего Бурята. - Прогресс и преступность идут рука об руку.
        - Да спасут нас тридевять сестер - берегинь от такой напасти, - глянул вглубь леса Ставр, отказываясь от прогресса и от преступности, которая шагает рядом с ним. - Защитят нас и сохранят наши угодья.
        - Берегини, может, и помогут, но система все равно нужна, - определил Гудим.
        - Раз надо, то давайте, - согласился Ставр - Я же не против, я только и спросил: зачем?
        - "Дело о похищенных зернах", - предложил Бурята.
        - Слишком просто, - не согласился брат. - И очень прозрачно. Каждый дурак проймет, что зерна лингко ищем. Надо как-нибудь так, чтобы образно и непонятно.
        - Тогда: "Тайна особого Леса".
        - Это для книги хорошее название, а для операции не тянет, - опять не согласился Гудим.
        Братья задумались. Знали: придумать хорошее название, это считай, половина успеха. С хорошим названием и расследование хорошо пойдет.
        - Кажется, нашел, - нарушил, наконец, молчание Бурята. - "Капкан для лешего".
        - Причем тут капкан? - удивился Гудим.
        - Дядя сказал: "Как в капкан попали". Это значит, с пропажей зерен, лешие, как в капкан попали. А мы свой капкан поставим. Если какой-нибудь леший в этом деле замешан, поймаем его. С какой стороны ни смотри: капкан для лешего.
        - Гм... Капкан для лешего. Звучит. Пожалуй, пойдет, - согласился Гудим. - Простенько, скромно и точно. Ухватывает суть, и в то же время посторонние ничего не поймут. Ты, дядя, как, не против?
        - Пусть капкан, - не стал возражать Ставр. - Оно, вполне, похоже. Хуже нет, чем в капкан попасть.
        - Решили, - подвел итог Гудим. - Так и запишем: "Капкан для лешего". У тебя, дядя, папка есть?
        - Это из картона, что ли? Зачем она вам?
        - Складывать туда результаты оперативной работы. Протоколы, схемы, отчеты и разные другие документы.
        - Ее как раз и нет, - с сожалением признался Ставр. - Но, думаю, можно и без папки обойтись.
        - Как сказать, - уклончиво ответил Бурята. - Криминалистика наука серьезная и требует порядка. До чего же глухая у вас все-таки провинция, даже папки для бумаг нет. Как на необитаемом острове живете. Не лес, а тундра какая-то. Ладно, что-нибудь придумаем. Ну, коллега, с чего начнем? - повернулся он к брату.
        - С осмотра близлежащей местности, - решил Гудим. - Опросом населения лешие по околоткам займутся, а мы осмотрим ближайшую местность и место преступления. Преступник, судя по всему, выжидал, когда дядя отлучится. Значит, должен он был где-то здесь недалеко прятаться, наблюдать за землянкой.
        - Верно, - согласился Ставр. - Идите за мной.
        Силы к лешему вернулись почти полностью. Как будто не был он совсем недавно в глубоком ступоре. Хорошим лекарем оказался банник Каливар. Ставр легко поднялся с бревна и пошел к подлеску, окружающему землянку, внимательно вглядываясь в траву, тщательно рассматривая ветки кустарников.
        - Нет, дядя, ты погоди, - остановил его Бурята. - Расследование ведем мы. Сам потерпевший, как лицо заинтересованное, заниматься расследованием не имеет права. Но присутствовать можешь. Поскольку хорошо знаешь Лес, будешь у нас консультантом.
        - Так положено, - не дал возразить лешему Гудим. - Исследуем местность мы сами. Такой порядок. А ты нас сопровождай. Бурята правильно сказал: будешь нашим консультантом и проводником.
        Ничего Ставр на это не ответил. Племянники дело свое знали. И раз требуют, чтобы он не лез вперед, то так оно, по правилам, наверно, и должно быть. Просто посторонился и дал молодым лешим пройти вперед, а сам последовал за ними.
        Троица обошла вокруг землянки. Гудим и Бурята осмотрели тропинки, каждый куст, каждое дерево, но ничего подозрительного не заметили.
        - Подальше отойти надо, - подсказал консультант. - Так близко к землянке, пока я там был, вор не мог подойти. Я бы учуял. И на тропинках искать следы смысла нет, думаю, он не по тропинкам ходил, а за кустами прятался. Возле кустов и надо смотреть.
        Братья послушались совета, отошли подальше и двинулись в обход землянки уже не по тропинкам, а просто по лесу, осматривали землю, кусты, деревья. И точно, Ставр был прав, кое-чего зацепили. Бурята, шедший впереди, остановился у высокого куста шиповника, широко раскинувшего ветки, густо усеянные красными ягодами и острыми крючками.
        - Вот! - Бурята ткнул пальцем в обломанную ветку. - Здесь он проходил. Излом свежий.
        - Трава не примята, - Гудим попытался показать, что и он в следах разбирается. - Может быть зверь.
        - Трава в лесу сильная, - возразил Гудиму Ставр. - Если постоишь на ней, она, конечно, ляжет. Но если просто пройдешь - сразу выпрямится. А для зверя эта ветка высоковата. Двуногий проходил, высокий. Он ветку обломал. И не леший это, точно. Лешего шиповник на крючок не подцепит. Куда же он отсюда пошел?.. - Ставр огляделся. - Вот сюда и пошел, в просвет между кустами. Через заросли шиповника, напрямки не полезешь.
        Леший двинулся дальше. Теперь "консультант" шел впереди, а братья следовали за ним.
        - Точно, здесь прошел, - Ставр показал племянникам лежащую на земле сухую ветку. - Наступил на нее и вдавил в траву. - Видите?
        - Видим, - Бурята наклонился, рассматривая ветку. - Она же и сломана.
        - Получается, что вроде нездешний он, - продолжал рассуждать Ставр. - Не умеет по лесу ходить. Ему таиться надо, а он за крючок зацепился, на сухую ветку наступил. К лесу непривычный. А отсюда он к той вон липе должен двинуться.
        Ставр останавливался еще несколько раз, показывал, как, в обход тропинок тайно проходил, злоумышленник. Вскоре они вышли к зарослям лещины, раскинувшимися недалеко от землянки. Леший остановился.
        - Ну-ка, приглядитесь, - показал он братьям основательно утоптанное место возле одного из кустов, густо увешанного поспевшими уже, коричневыми орешками.
        - Здесь он и стоял, - получил, наконец, возможность продемонстрировать свой талант следопыта Гудим. - Трава сильно примята.
        Траву примяли в этом месте основательно. Многие стебли были сломаны, скручены, втоптаны в землю. Видимо кто-то здесь долго стоял, топтался на одном месте, потом уселся и, даже, кажется, прилег.
        Ставр наклонился, всматриваясь.
        - Знаете, ребята, он ведь не один был. Тот, который на этом месте стоял, а потом и лег, большой, высокий, тяжелый. Он, наверно, и ветку шиповника обломал. А теперь посмотрите сюда, трава чуть-чуть примята. Здесь кто-то другой был, легкий, быстрый, росточком невысокий. Он и не стоял на месте, а все время ходил. Их двое было. И прятались они за этими кустами долго. Большой стоял, ждал, ждал, потом надоело ему стоять без дела, он и лег. А второй все ходил, ходил... Это что? Ага, - Ставр разглядел среди травы и подобрал несколько скорлупок. - Орешки щелкали. Ждали, значит, когда я уйду куда-нибудь, и от скуки орешки щелкали.
        - Давай их, дядя, сюда.
        Бурята забрал у Ставра скорлупки.
        - Вот здесь рвали, - показал он на заметно ободранный куст. - Может быть, еще что-нибудь найдем.
        Братья опустились на четвереньки и стали обшаривать примятую траву. Но сколько ни шарили, кроме ореховых скорлупок ничего не нашли. Зато скорлупок набрали пару горстей.
        - Надо забрать, предъявим потом, - решил Гудим и высыпал скорлупки в карман куртки. - Долго они здесь орешками развлекались. О чем это говорит? - задал он контрольный вопрос брату.
        - Говорит о том, что это опытные преступники. Вели себя спокойно, хладнокровно. Факт - рецидивисты, - Бурята продолжал безуспешно шарить в траве, надеясь обнаружить что-нибудь более существенное, чем ореховую скорлупу.
        - Вот именно, и это уже нам кое-чего дает. Круг подозреваемых сужается. Дядя, кто у вас здесь в преступниках числится? - спросил Гудим. - Согласно учета. Нас особенно рецидивисты интересуют.
        - Никто у нас не числится.
        Братья недоверчиво смотрели на Ставра, потому что знали, такого быть не может. Без учета преступности, бороться с ней невозможно.
        Может быть, ты не в курсе? - спросил Бурята. - Ты Лесом занимаешься, а преступность не по твоей линии.
        - Здесь в Лесу все по моей линии, - не согласился Ставр. - Нет у нас никакого учета.
        - Ну, вы даете, - осудил порядки леших Гудим. - Я понимаю, места у вас глухие, но не настолько же, чтобы так.
        - Вы что, всю преступность на самотек пустили? - возмутился Бурята. - Даже учет не ведете, статистикой и анализом не занимаетесь? Как же вы с ней боретесь, как профилактику проводите?
        - Не боремся мы ни с кем. И преступности у нас нет.
        - Так уж и нет, - не поверил племянник. - Такого не бывает. Преступность есть везде.
        - Не знаю, как бывает, как не бывает. А у нас нет.
        - Совсем?
        - Совсем. Вы что понять не можете. Воровать у нас нечего. Каждому своего хватает. Бывает, конечно, некоторые березового сока переберут, подерутся, так ведь потом и помирятся. Какая тут преступность.
        - Получается, что никаких рецидивистов нет и подозревать некого? - от такого положения дел, Бурята несколько растерялся. Гудим тоже почувствовал себя не совсем уверенно.
        - Так я же вам все время говорю, сколько помню, не было у нас ничего такого.
        Бурята прочесал всю траву под кустами орешника, и собрал еще немало ореховой скорлупы. Тоже вещественное доказательство. Правда, хватило бы и десятка скорлупок, чтобы потом выложить их перед преступником и сказать ему с загадочной улыбкой: "Мы каждый твой шаг знаем, так что не отпирайся, рассказывай все подробно". Но вещдоки есть вещдоки, все собранное опять ссыпали в карман Гудиму, и Бурята снова стал шарить в траве. Неожиданно для спутников своих он вскоре издал радостный вопль.
        - Чего такое? - подскочил к нему Гудим.
        - А вот! - счастливый Бурята поднял руку, в которой держал очки в неказистой белой пластмассовой оправе.
        - Ну-ка, - потянулся Гудим.
        - Подожди! - остановил его Бурята. Это была не какая-то скорлупа, а солидный вещдок, и он не собирался отдавать его даже брату. - Кто-то из грабителей потерял. Факт. Дядя, знакомая вещь? Видел их у кого-нибудь?
        Он взял очки двумя пальцами за сложенные дужки и показал их Ставру.
        - Дай-ка, - протянул руку леший.
        Ему Бурята очки вынужден был дать. Если Ставр сейчас очки опознает, то и Операцию "Капкан для лешего" можно считать успешно законченной.
        Ставр повертел очки, оглядел их и вернул племяннику.
        - Вроде бы, такие, ни у кого и не видел.
        - Кто у вас вообще очки носит? - спросил Гудим. - Из ближайшего, так сказать, окружения.
        - Из ближайшего, немец носит, Клямке. Только у него не такие, у него оправа красивая, и стекла побольше этих, - Ставр показал пальцами, какими, по его мнению, выглядели стекла у очков у Клямке. - Солидные очки.
        - Еще! - потребовал Гудим. Он и сам помнил, какие у немца очки.
        - Хрол очки носит. Леший с пятого околотка. У него - простенькие, вроде этих.
        - Может они и есть?
        - Не скажу, не приглядывался. Но похожи.
        - Ладно, к Хролу мы еще вернемся, кто еще?
        - Из ближайшего... - Ставр улыбнулся. - Никодим очками балуется.
        - Домовой?! Он, когда провожал нас в Лес, без очков был.
        - Но у Никодима не такие, - продолжал Ставр. - У него большие, как у Клямке, - Ставр еще раз осмотрел найденные Бурятой очки. - Оправа у него не такая, желтая, под кость. И стекла толстые. Не его это очки.
        Бурята развернул дужки и надел очки. Они пришлись ему как раз впору. Он посмотрел на свою руку. Поднес ее поближе к глазам, потом отодвинул подальше.
        - Для близорукого. Домовой у вас близорукий?
        - Нормальное у Никодима зрение, - разочаровал Буряту Ставр.
        - Почему он очки носит?! - продолжал допытываться леший.
        - Так это же Никодим, его знать надо. У них в школе больше половины учителей в очках ходит. Он под них и подстраивается: домовой, у кого живет, тому и подражает. А очки, Еропка верно говорит, учитель географии потерял. И махнул на них рукой. У него в запасе были другие. Никодим эти очки через полгода нашел, в стойке, где географические карты хранились. Он тогда приходил советоваться: отдать очки хозяину, или оставить их себе. Уж очень ему хотелось очки иметь, чтобы быть похожим на учителя. Мы так решили: раз у географа другие очки есть, получше тех, что потерял, а про эти он и думать забыл, пусть домовой их себе оставит. Вроде как премия ему вышла за хорошую службу. С тех пор Никодим с очками и мучается. Этот учитель географии полуслепой, без очков ничего не видит. А Никодим ничего не видит в очках. Но носит. Считает, что в них он на учителя похож. Когда надо что-нибудь разглядеть, он очки снимает.
        - Никодим или не Никодим, в этом мы разберемся. Пока у нас подозреваемых несколько, - решил Бурята. - Есть вещественное доказательство - очки. А очки имеют хозяина. Понимаешь, дядя, у очков нет такой привычки, чтобы самим по лесу гулять и как раз в том месте, где ограбление произошло. Мы вынуждены считать, что очки уронил здесь один из грабителей, и они полностью его изобличают. И, будь уверен, дядя, мы хозяина этих очков найдем. Если нужно будет, по всему Лесу пройдем, каждому примеряем, но хозяина найдем. Еще кто в лесу очками пользуется?
        - Да, из ближайших, вроде все.
        - А не из ближайших?
        - Пущевики конечно. Они все поголовно наукой занимаются. Умные. Все время какие-то опыты проводят, что-то изучают, высчитывают и глаза у них порченные, многие очки носят, - Ставр задумался. - Разные у них очки. Некоторые даже с цепочкой, на шею вешают, - и, увидев недоумение в глазах племянников, пояснил: - чтобы, когда снимаешь не потерять.
        - И это учтем. Еще!
        - Все. Больше никого не припомню. Хотя вполне может быть, что еще у кого-то очки есть.
        - Понятно. - Бурята аккуратно положил очки во внутренний карман куртки. - Пойдем дальше. Ты считаешь, что их было двое? - спросил он Ставра.
        - Должно быть все-таки трое, - поразмыслив, ответил тот.
        - Ты недавно сказал, что двое, - напомнил Бурята.
        - Двое здесь стояли. Я и сейчас это говорю. Но должен быть и третий. Они отсюда не могли за землянкой наблюдать.
        Бурята приподнялся на цыпочки, пытаясь разглядеть землянку, поверх куста. Но куст был густ, высок и леший ничего не увидел.
        - Точно, не видно ее отсюда.
        - Еще один был. Эти двое ждали здесь, за кустами прятались, а третий за землянкой наблюдал, чтобы подать сигнал, когда я уйду. Давайте поищем, где он прятался, - предложил Ставр.
        Гудим тем временем обошел куст.
        - Вот откуда землянку видно! Как на ладони. Посмотрите.
        Ставр и Бурята подошли к нему. Действительно, за орешником разлеглась поляна. Если наблюдать за землянкой, то лучшего места не найти. Отсюда прекрасно был виден вход в жилище Ставра, и дуб, нависший над ним, и бревна, что лежали под дубом, и тропинка, ведущая к землянке из леса. Незамеченным выйти из землянки, или войти в нее, было совершенно невозможно.
        - Место для наблюдения очень подходящее, - Ставр оглядел поляну. - Только слишком открытое. Спрятаться негде. Я бы этого наблюдателя сразу увидел. Не смотрел бы в его сторону и все равно увидел. Но и от них, - Ставр кивнул в сторону утоптанной у орешника травы, - он далеко отойти не мог. Интересно получается... Вы ребята постойте здесь, а я пройду, на травку посмотрю. Все-таки он где-то здесь должен был прятаться.
        Леший, склонил голову и медленно стал делать круги по поляне, внимательно глядя себе под ноги. Кажется, к каждой травинке присматривался, прикидывал на месте ли она, не нарушил ли кто-то ее покой. Несколько раз наклонялся, однажды даже на колени опустился и начал ощупывать траву рукой. Наконец он, кажется, что-то нашел.
        - Подойдите-ка сюда, - подозвал Ставр братьев. - Смотрите, вот здесь трава немного примята. Кто-то вдавил ее в землю, втоптал. Значит, долго стоял на этом месте. Вот отсюда третий и наблюдал за землянкой. Ждал пока я уйду. И не прятался, открыто стоял. А я, получается, его не увидел? - Ставр посмотрел на землянку, на кусты орешника... - Не может такого быть.
        - Так стоял он здесь или не стоял? - потребовал ясности Бурята.
        - Стоял. На этом самом месте. Отсюда очень удобно за землянкой наблюдать.
        - Спрятаться он не мог? - Бурята оглядел ровную чистую, без единого кустика поляну и сам же ответил себе, - негде здесь прятаться. Может, он лежал?
        - И лежачего, все равно, увидел бы.
        - Как же так?
        - Не знаю, - неохотно признался Ставр. - Не должно такого быть. Крутовня какая то получается неправильная. Может сам Лес что-то крутит.
        - А он может сам? - наслушался Бурята рассказов о Лесе, но такого представить себе не мог.
        - Кто его знает. Лес такое может, что нам и не приснится. На то он и Лес.
        - Давайте подведем итоги осмотра местности, - предложил Гудим, когда они вернулись к землянке и уселись на гостеприимные бревна. - Проанализируем, что нам этот осмотр дал.
        - Давайте, - поддержал его Бурята. - Начнем с количественного состава банды. Получается, что их было трое. Один крупный, тяжелый, и, наверно, ленивый. Полежать ему захотелось. Второй шустрый, нетерпеливый, все ходил, ходил, не мог спокойно подождать, пока знак подадут. А третий, - он посмотрел на дядю, - каким, по-твоему, был третий?
        Третьего Ставр никак не мог понять. То, что он был - это точно. Стоял на окраине поляны и наблюдал за землянкой. Те двое прятались за кустами, выжидали и старались, чтобы их не заметили. А этот открыто стоял. Не боялся, что его увидят. Ставр и не увидел.
        - Третий непонятный. Стоял на страже, чтобы знак подать, когда я уйду. Это точно. А какой он из себя, про то никак пока сообразить не могу.
        - Ладно, - не опечалился Бурята. - Придет время, разберемся и с третьим. Давайте, определим время преступления. Мы когда в землянке сидели, разговаривали, ты не обратил внимания, зерна на месте лежали?
        - Лежали.
        - Точно? Ты их видел?
        - Ну... Я как бы на них и не смотрел,- признался Ставр.
        - Значит, уверенности у тебя нет? - не отставал Бурята. - Ты все говори точно. Фактор времени тоже играет важную роль. Видел ты их или не видел?
        - Я же говорю, что не смотрел на них. Но лежали на полке, все пять мешочков, точно. Если бы они на месте не лежали, я бы это увидел.
        - Понял. А после того, как мы ушли из землянки, ты всего один раз и отлучался?
        - Один раз, - подтвердил Ставр. - Когда по воду ходил. Вы пошли к болоту, а я взял бадейку и принес воды из ключа. Принес, значит, и бадейку с водой, поставил под дерево. Сидел здесь думал. Потом Могута и Еропка подошли. В землянку я больше и не заглядывал. Присели мы на бревна, стали разговаривать.
        - Долго ты по воду ходил? - спросил Гудим.
        - Чего тут долго. Если по ходу солнца: оно, пока я туда обратно шел, можно сказать не сдвинулось. А если на минуты считать, так минут десять прошло, не больше.
        - Когда туда и обратно шел, подозрительного ничего не заметил? - продолжал Гудим.
        - Нет. Подозрительного ничего не заметил.
        - Может быть, встретил кого - нибудь? Звук какой-нибудь слышал? - стал задавать наводящие вопросы Бурята. - Ты подумай хорошенько, постарайся вспомнить. Здесь каждая мелочь важна.
        Ставр задумался: что он видел и что слышал, когда шел с бадейкой? Но ничего толкового не припомнил.
        - Ты тогда мог внимания не обратить, - подсказывал Гудим. - Оно может что-то такое обычное, привычное, что мы его вроде и не замечаем. Кто-то хорошо знакомый. Может быть, моховик какой-нибудь у тропинки стоял, или кто-то из друзей вдалеке прошел, так что ты его окликать не стал. Нам сейчас каждая мелочь важна.
        - Нет, из друзей никого не встретил. А если привычное - то ежиху видел с ежатами. Ежиха и двое ежат, - уточнил он. - Как раз тропинку переходили, к водопою шли. Наша Фроська два раза появлялась. А больше никого не видел.
        - Фроська? Это кто такая? - насторожился Гудим.
        - Сорока здешняя. Ее Еропка птенчиком на земле подобрал и выходил. Он Ефросиньей и назвал.
        - Как ты ее узнал, сороки все одинаковые?
        - Не скажи, - не согласился Ставр. - У каждой свое обличие, свой характер. А Фроська у нас вообще приметая. У нее в хвосте четырех перьев не хватает. Зазевалась однажды, так ее молодой лисенок за хвост ухватил. Вырвалась, конечно, но четыре пера у рыжего оставила. Ох, и шуму было тогда. Она этого бедного лисенка полдня гоняла. Да что толку, перья обратно в хвост не вставишь. Так и летает теперь с неполным комплектом. А, самое чудное, она от такого потрясения говорить стала.
        - Сороки не разговариваю, у них для этого горло неподходящее, - не поверил Гудим.
        - Правильно. А у нее от переживания что-то внутри произошло. Говорить стала.
        - Прямо так и разговаривает? - удивился Бурята.
        - Нет, конечно. Но десятка два слов знает. Еропка ее научил каждого лешего по имени называть, червячка просить, И, конечно, ругается. Никто ее не учил, сама постигла. Для этого большого ума не надо. Такое и сорока сообразит.
        - Чего у вас в Лесу только не встретишь, - восхитился Гудим. - Надо же, говорящая сорока. Ты ее покажи нам. Интересно с ней поговорить.
        - Погоди ты, - останови его Бурята. - А ведь, твоя Фроська, вполне могла наблюдать за землянкой. Говорящая сорока. Хитро задумано...
        - Вполне подходит, - подхватил Гудим. - Поэтому ты никого и не заметил. Вот тебе и "крутовня неправильная". Чудес, дядя, не бывает.
        - Следить за землянкой, чтобы ты ее не заметил, только сорока и могла. Ты ее, конечно, видел, но не обратил внимания, - решил Бурята. - Надо вашу Фроську немедленно отловить.
        - Зацепились, наконец, за ниточку, - Гудим довольно потер руки. - Будем ее разматывать.
        Все складывалось как нельзя лучше. Вот так сразу выйти на одного из банды, это была редкостная удача.
        - Трава притоптана, - напомнил Ставр, как ушат холодной воды вылил на голову братьев. - Сорока траву не притопчет.
        - Трава... Хм, трава... - Бурята задумался. - А не померещилось тебе?
        - Я же вам показывал, стоял там кто-то.
        - Стоял,- согласился Гудим. - А ты его не видел.
        - Не видел.
        - И не Фроська это была?
        - Фроська траву не притопчет.
        Очень хорошо вышли на сороку, и не хотелось отказываться от мысли, что она следила за Ставром. А пришлось.
        - Верно, трава... - вынужден был согласиться Бурята. - На дворе - трава, на траве - дрова... Еще кого встречал?
        - Еще, еще... - старался припомнить Ставр. - Еще, Аук чего-то шумел.
        - Аук! - обрадовался Бурята. - О чем он шумел?
        - Кто его знает. Аука у нас никто не слушает, и я не прислушался. У него своих слов нет, все чужие повторяет. Погодите! - вскинулся вдруг старый леший. - Так ведь раз Аук шумел, значит, он кого-то слышал недавно.
        - Вот, вот, - подхватил Бурята. - Может, наших гостей и слышал. Так о чем он?
        Ставр задумался, стараясь вспомнить, о чем утром шумел Аук. Интересно получалось: про ежей помнил, про сороку помнил, и даже о том, что когда воду набирал, две ветки из родника выбросил. Прав Еропка, за родниками присматривать надо, чистить постоянно... А о чем Аук шумел - никак вспомнить не мог. Слышал, значит, но не слушал. Кричит Аук и кричит, кто его слушать станет.
        - Нет, ребята, не знаю, не слушал я его, - объяснил Ставр. - Кого хотите спросите, никто у нас его не слушает. Могута его поспрашивает, узнаем, чего он шумел. Вообще-то с Ауком говорить, все равно, что песок толочь, толку мало. Но может Могута чего и узнает.
        - Будем надеяться. - Бурята вынул из кармана несколько скорлупок, взвесил их в ладони. - Итак, что у нас есть? Первое - вот эти скорлупки. Сами по себе они значения не имеют, но в комплексе могут приобрести немалый вес. Второе - мы знаем, что похитителей было трое. И имеем некоторое представление о двух из них.
        - И еще у нас есть очки, - напомнил Гудим. - Очень характерный вещдок, который рано или поздно, но непременно выведет нас на одного из членов банды.
        - Что дальше делать станем? - спросил Ставр.
        - Произведем осмотр места преступления, - объявил Бурята.
        Глава восьмая.
        - Зря мы пустили туда Могуту и Еропку, - вспомнил Гудим. - Надо было их придержать. Они не профессионалы, все там затоптали. Разберись теперь, какие следы кто оставил.
        - Их придержишь, - Бурята представил себе, как Гудим придерживает Могуту и ухмыльнулся. - Видел как они ломанули. Снесли бы нас и не заметили. Понятых надо позвать, - вспомнил он. - Дядя, надо обеспечить парочку понятых.
        - Зачем тебе понятые? - возразил Гудим. - Понятые, это если у преступника обыск делают, а у нас даже и не обыск, а осмотр места преступления.
        - А вещдоки найдем? Кто должен засвидетельствовать? Понятые! Дядя, кого сейчас можно позвать?
        - Сейчас поблизости никого нет, - леший задумался... - Разве что Фроську кликнуть, - предложил он.
        - Говорящую сороку?! Не пойдет, - отказался Бурята. - Узнают, что у нас в понятых сорока была - засмеют. Ладно, раз такое дело - сам понятым будешь.
        В землянку братья вошли осторожно, на цыпочках. Ставра вообще не впустили, заставили стоять у дверей. Чтобы и осмотру места преступления не мешал, и рядом находился, если что-то надо будет спросить, или уточнить. Старый леший подпер косяк и с надеждой смотрел на действия сыщиков.
        Братья внимательно, пядь за пядью, стали осматривать пол.
        - Погляди, вот здесь кто-то стоял, - показал Бурята на слабый, едва заметный отпечаток и щепотку земли возле него.
        - Ага, на лаптях принесли... И это тоже, - ткнул Гудим пальцем в небольшую сухую травинку. - А кто? То ли Еропка здесь натоптал, то ли Могута наступил, то ли вор наследил.
        - Может и мы сами, - подсказал с порога Ставр. Тоже сегодня утром ходили.
        - Ты, дядя, не отвлекай. Видишь, мы делом заняты, - остановил его Бурята. - Свои следы, от чужих, мы отличим.
        Ставр с уважением посмотрел на братьев, что-то пробормотал, явно лестное для них и решил больше не отвлекать.
        Они обнаружили еще три едва заметных отпечатка следов и несколько щепоток земли.
        - Не профессионалы, - отметил Гудим. - Правил предосторожности не соблюдали. Везде следы...
        - Собаку бы сюда, ищейку хорошую, - вслух подумал Бурята.
        - Отпечатки пальцев тоже неплохо бы собрать, - размечтался и Гудим. - Сразу бы разобрались, кто в землянке орудовал.
        - Так соберите, - обрадовался Ставр. - Если надо помочь или позвать кого, мигом сделаем.
        - Не можем мы взять отпечатки, - с сожалением сообщил Гудим. - Для этого определенные приспособления нужны, порошок специальный и лупа, бумага особенная. Картотека, конечно, само собой... В вашей дремучей тайге ничего этого не найдешь.
        - Значит глухо? - снова приуныл Ставр.
        - Погоди, мы еще только начали, - постарался обнадежить дядю Бурята. - Какие-нибудь следы преступники всегда оставляют. Даже самые опытные. Не бывает так, чтобы на месте преступления никаких улик не оказалось. Там, где они прятались, очки нашли. Да и скорлупки еще смогут пригодиться. И в землянке что-нибудь непременно найдем.
        - Вон там они лежали, на полке, - показал Ставр пальцем. - Пять мешочков, рядком. Все одинаковые, белые, из холстины. Может, на полке что-нибудь увидите.
        - Дойдет и до полки, здесь последовательность нужна, - объяснил Гудим. - Мы место преступления последовательно должны осмотреть, в определенном порядке.
        Пол был чист, и больше никаких следов пребывания в землянке преступников, братья долго не могли обнаружить. Наконец упорная их работа была вознаграждена.
        - Ну-ка, ну-ка, а это что такое?! - Бурята опустился на колени. - Посмотри, - позвал он Гудима.
        Гудим присел на корточки рядом с ним.
        - Волос!
        - Он самый. Я же говорил, что найдем.
        Ставр тоже хотел подойти, посмотреть на волос.
        - Ты, дядя, постой там, - остановил его Бурята. - Видишь, следствие идет, осмотр места преступления. Мешать ни в коем случае нельзя. Мы с тобой потом поговорим, как со свидетелем. Все твои показания учтем.
        - Какой я свидетель, - не согласился леший. - У меня украли, а я же теперь и свидетель.
        - Ты, конечно, в первую очередь, потерпевший, - согласился Гудим. - Но, как местный специалист, имеешь возможность дать нам ценные свидетельские показания. Может быть, сумеешь пролить свет. А сейчас, выполняешь роль понятого. Должен подтвердить все наши действия и находки. Наблюдай, но не мешай.
        И Ставр остался у входа, подпирать косяк. А братья начали рассматривать находку. На полу, почти прямо под полкой, лежал длинный черный волос. Ни Могуте, ни Еропке, ни тем более Ставру принадлежать он не мог, у всех леших волосы были светлые, с зеленоватым отливом. А у Ставра и вовсе седые. Совершенно ясно, что оставил этот волос похититель. Вот и появилась еще одна серьезная улика.
        - Конвертов у вас тоже, конечно, нет, - повернулся к Ставру Бурята. - Ладно. Дядя, нам несколько листов чистой бумаги надо. Где у тебя чистая бумага?
        - Сейчас, - двинулся, было Ставр, вглубь землянки.
        - Я же сказал, пока осмотр не закончим, нельзя тебе здесь ходить, - остановил его Гудим. - Скажи, где у тебя бумага. Мы сами возьмем.
        - На столе, что у стены стоит. Там у меня вся канцелярия. И бумага чистая.
        Гудим, осторожно, внимательно глядя себе под ноги, подошел к столу, взял несколько листов чистой бумаги и передал их Буряте. Тот подцепил ногтями черный волос, положил его на белый лист.
        - Обнаружен длинный черный волос. Предположительно из бороды преступника, но возможно из головы, - произнес Бурята, занудным, казенным голосом. - Подтверждаешь? - он подошел к Ставру и показал ему волос.
        - Подтверждаю, - кивнул тот.
        - Понятой засвидетельствовал, - объявил Бурята и свернул лист с волосом конвертиком. - Положи у себя, - передал он пакет брату. - Приобщи к ореховой скорлупе.
        Потом, так же аккуратно, указательным пальцем, он бережно пересыпал на другой лист бумаги все три щепотки земли и обрывок травки. Тоже показал их понятому, затем отдал брату.
        - На этой полке оно лежало, ваше сокровище? - уточнил Гудим, указывая на широкую полку, приколоченную к стене.
        Ставр опять хотел войти в землянку, но вспомнил о запрете и остался на пороге.
        - На ней, - подтвердил он. - Все пять.
        Братья осмотрели полку. Там и следа от мешочков не осталось. И все-таки, полка тоже порадовала сыщиков. На правом краю ее была небольшая выщерблина, из которой выступал острый угол отставшей от доски щепки. За нее вор и зацепился одеждой. И оставил на щепке небольшой обрывок коричневой нитки.
        - Вот это да! - обрадовался Бурята. - Когда мы его поймаем, любая экспертиза докажет, что это нитка из его одежды.
        - Улика! - подтвердил Гудим.
        - Между прочим, - вспомнил Бурята, - в такого же цвета, коричневых брючках Каливар прибегал. У него и курточка такая же должна быть.
        - Каливар? - спросил Ставр.
        - Пока утверждать ничего не стану, - Бурята продолжал рассматривать коричневую нитку. Следствие покажет. Но не исключено. Во всяком случае, ваш Каливар попадает под подозрение.
        Нитку сыщики также предъявили понятому, затем приобщили к вещественным доказательствам. А больше на полке они ничего не нашли.
        - Мел есть? - поинтересовался Бурята.
        - Мел? - с недоумением переспросил Ставр. - Есть. На столе возле чистой бумаги лежит.
        Бурята взял мелок и нарисовал на полке, где раньше лежали мешочки с зернами, пять небольших кружков.
        - Так они лежали?
        - Так, - подтвердил Ставр.
        Бурята отошел к двери землянки и посмотрел оттуда на полку. Пять белых кружков четко выделялись.
        - Чего они у тебя лежали так открыто, только входишь в землянку, прямо в глаза лезут? - спросил он.
        - А зачем их прятать. Они всегда здесь лежали, каждый год. - Ставр хотел сказать, что в Лесу, никто ничего чужого не берет, прятать не от кого и незачем, но не сказал, потому что взяли ведь. - Получается, что надо было тайное место для них приготовить, - уныло добавил он.
        - Вот именно, получается, - пробормотал Бурята. - Получается, что кражи случаются.
        Осмотром пола и полки братья пока ограничились.
        - Можно и хозяина запускать, - решил Бурята. - Иди, дядя, сюда. Теперь будешь потерпевшим. Посмотри внимательно, что у тебя еще пропало, кроме зерен?
        - Ничего у меня больше не пропало, - Ставр наконец-то вошел в собственную землянку и сел на скамью. - У меня ничего такого нет, чтобы украсть могли.
        - Внимательно осмотри свое имущество, - попросил Гудим. - Ты сейчас, понятно, ни о чем, кроме зерен, думать не можешь. Но забудь ненадолго про них и посмотри, все ли у тебя на месте. Может чего-то и не хватает. Мелочи какой-нибудь. Для тебя это ничего не значащий предмет, а для нас похищенное имущество. Учти, это очень важный момент изучения места преступления. Какая-нибудь мелочь, какой-нибудь пустяк могут вывести на вора. И кроме тебя никто нам в этом не поможет.
        - Чего у меня может не хватать, - пожал плечами Ставр. - Нечего у меня брать, - но землянку стал осматривать.
        - Ха! Так ведь стакана нет, - удивился он. - Граненого стакана нет. Я из него чай пил. И чайной ложечки нет.
        - Серебряная? - уточнил Бурята.
        - Какая там, серебряная, чистый алюминий.
        - Не ошибаешься? - Может, ты их куда-нибудь в другое место поставил и забыл. - Кому нужны, твои граненый стакан и алюминиевая ложечка? Нам точно нужно знать, что пропало. Для создания общей картины и выяснения характера преступника. А у тебя явно не стыкуется. Вор, по-твоему, похитил совершенно бесценные зерна лингко, и барахольную ложечку из алюминия. Не стыкуется, - повторил он.
        - Может оно у вас и не стыкуется, - надулся Ставр, - а ложечки нет. Она у меня почти, что новая была. Мне ее в позапрошлом году Никодим подарил. Стакана граненого тоже нет. Здесь вот стояла коробочка со скрепками. И ее нет. Ну что ты будешь делать! Вот разбойники, последнюю коробочку со скрепками унесли. Жди теперь, пока новые пришлют. И шишки еловой нет! Я ее на столе держал, с левого края лежала. И не глядите на меня так, ничего я не напутал. У меня порядок твердый: стакан с ложечкой справа, и скрепки справа; еловая шика слева. Все унесли.
        - Шишка тебе зачем? - спросил Бурята.
        - Чесать.
        - Чего? - в один голос удивились племянники.
        - Непонятно что ли, - насупился Ставр. - Ладонь, когда чешется, ее почесать надо, или пятку. Для этого дела лучше еловой шишки ничего нет. Сосновая не годится, а еловая в самый раз: она твердая, но края округлые, скребет, но не царапает. У вас что, никогда не чешется?
        - Чешется иногда, - ответил за себя и за брата Гудим. - Только мы просто так чешем, первобытным способом, рукой.
        - Еловой шишкой лучше. Я вам подберу. Попробуете, спасибо скажете.
        - Значит, и шишка пропала.
        - Шишки нет, - подтвердил Ставр. - Она слева лежала.
        - А что у нас здесь? - Бурята подошел к сундуку и поднял крышку. - Посмотри, дядя, отсюда ничего не взяли?
        Ставр заглянул в сундук. Недолго подумал.
        - Все, как было, - сообщил он. - Ваши сапожки... Старые дневники, так и лежали... Онучи запасные, переодежка моя. Сверху все, как было, - повторил он. - А что там внизу, я уж и не помню, давно не заглядывал.
        Лешие вышли из землянки и уселись на бревна у входа. Братья держались уверенно. Еще бы, только начали расследование, а уже столько улик. Ставр с уважением смотрел на племянников.
        - Осмотрели все, теперь давайте, рассказывайте, чего надумали? - попросил леший.
        - Погоди, дядя, не торопи, сначала поразмыслить надо, порассуждать, - попросил Гудим. Знаменитый сыщик, прежде чем начинать действовать, всегда размышлял и анализировал факты. - Давай сначала факты переберем, - обратился он к брату.
        - Прежде всего, отметим, - начал тот, - что произошло ограбление очень драгоценных, я бы сказал, не имеющих цены зерен лингко.
        - Так, - согласился Гудим.
        - Так, - подтвердил Ставр.
        - Но преступник...
        - А если точней, то преступники... - прервал его брат.
        - Да, преступники, - поправился Бурята, - вели себя странно. Одновременно с драгоценными зернами, они похитили коробочку канцелярских скрепок, дешевый граненый стакан, и почти ничего не стоящую алюминиевую чайную ложечку.
        - И чесальную шишку, - добавил Ставр.
        - И чесальную шишку. Еловую, - согласился Гудим. - Скажите мне, кому в этом Лесу нужны канцелярские скрепки!? Моховикам, языки прищемлять, или русалкам на уши вешать, вместо сережек?! А шишка? Других шишек в лесу мало? Почему вор именно эту утащил?
        - Может быть, у одного из воров пятка чесалась, он и взял, а на место положить забыл, - пошутил Бурята.
        - Не валяй дурака, - одернул его брат. - Я серьезно.
        - Если серьезно, то можно предположить две версии, - рассудил Бурята. - Или все эти мелочи украдены для отвода глаз, чтобы нас запутать, навести на ложный след. Или у похитителей сдвиг по фазе. В их действиях все время проскальзывает что-то странное, ненормальное. Красть зерна надо было перед тем, как защиту снимут. Чтобы сразу вынести их из Леса. Сколько до полной луны осталось? - спросил он у Ставра.
        - Два дня.
        - Вот видите. Завтра вечером надо было зерна воровать. За два дня Лес на дыбы поставить можно, все обыскать и схватить их. Должны они были это сообразить. Но не сообразили.
        - Странно, - согласился Гудим. - И непонятно. Что у нас еще непонятного?
        - Третий, - подсказал Ставр. - Который, за землянкой наблюдал. Стоял на открытом месте, а я его не видел. Не может такого быть.
        - И в этом надо разобраться, - поддержал дядю Гудим. - На какой, по-твоему, ложный след, они хотели нас навести? - спросил он.
        - Этого я пока сообразить не могу, - признался Бурята. - Но взяли шишку, стакан и скрепки не случайно. Кажется мне, что когда мы разберемся в этих трех непонятных факторах, то сразу и поймем, кто совершил кражу.
        - Очень может быть, - согласился Гудим. - Очень может быть. А если они за скрепками и приходили, - грустно пошутил он. - Дядя, у вас в Лесу канцелярские скрепки, должно быть, страшный дефицит, совершенно невозможно достать. А тут, пожалуйста, открыто лежит целая коробочка. Зерна же прихватили просто так, мимоходом.
        - Такого быть не может, - не понял шутки Ставр. - Никому мои скрепки не нужны. И стакан не нужен. За зернами приходили. Им цены нет.
        - Кто знал, что они у тебя лежат в землянке, на полке, совершенно открыто? - спросил Бурята.
        - Все и знали. Кто в Лесу про зерна не знает. Этими зернами, можно сказать, наш Лес и живет.
        - Подозрения какие-нибудь у тебя есть? Кто, по-твоему, мог их украсть?
        - Подозрений нет, - угрюмо заявил Ставр. - Украсть зерна никто не мог.
        - Так украли ведь.
        - Украли, - согласился леший.
        - Подумай, вспомни, может быть, кто-то тебя спрашивал, сколько они стоят, или интересовался, где ты их хранишь, или еще какой-нибудь разговор о зернах заводил?
        Ставр тут же хотел ответить, что никто о зернах не расспрашивал, но Бурята остановил его:
        - Ты только не торопись, подумай сначала, как следует. Может, ты тогда внимания на это не обратил, а разговор был.
        Старый леший послушно стал думать.
        - Припомнил, - наконец сердито сказал он.
        - Ну!? - один голос воскликнули братья.
        - Со всеми говорил. Со всеми лешими, и с Никодимом говорил, и с Филиппом и с пущевиками, и почти с каждым, кто в гости заглядывал и кого в Лесу встречал. Даже с моховиками. Вчера говорил, и на той неделе говорил, и год тому назад, и десять лет. Сколько живу в Лесу, столько о зернах лингко и говорим. О чем нам еще говорить, если не об этих зернах. Вот только с Ауком не говорил, - грустно добавил он. - Но тот и так знает, где зерна лежат.
        - Пожалуй, верно, - Гудиму такое не понравилось, но выглядела эта линия следствия безнадежно. - С этой стороны нам не зайти.
        Бурята согласно кивнул.
        - Давай прикинем, что у нас с вещдоками, - предложил Гудим. - Кое-чего все-таки добыли.
        Вещдоков было навалом.
        - Значит, что мы имеем, - начал перечислять Бурята. - Прежде всего мы имеем следы лаптей в землянке. Три слабых отпечатка. Но лапти, они лапти и есть. По их отпечаткам хозяина не определишь. А земля, которую воры принесли на обуви, кое-чего рассказать может. Ну-ка, давай ее сюда, - попросил он брата.
        Гудим достал пакетик с землей, развернул его и стал рассматривать.
        - Земля черная, сухая. По-моему супесь. Здесь и песчинки попадаются, и обрывок сухой травки есть.
        - Дядя, ты здесь все знаешь. Скажи, где у вас такая земля имеется? - поинтересовался Бурята. - И выясним мы, откуда вор явился, по каким тропкам он к твоей землянке добирался.
        - Ставр долго землю не рассматривал. Глянул и вернул пакет Гудиму.
        - Вот она, здесь, у входа в землянку, - кивнул он. - Отсюда земля.
        - Это точно? - растерялся Бурята.
        - Куда уж точней. А вообще у нас пол-леса такой земли. Супесь. И перед землянкой тоже. Не веришь, можешь посмотреть.
        Не верить старому лешему не было никакого резона. Но братья все-таки осмотрели землю у входа в землянку. Прав был Ставр, точно такая же земля. Вещдок этот, как и следы, никакой ясности не вносил. Такие вещдоки даже после задержания преступника не могли служить доказательством. С ореховой скорлупы, пока тоже ничего не возьмешь... Но имелись и вещдоки, совершенно железные: волос, обрывок нитки и, конечно, очки. К ним и вернулись сыщики.
        - Об этом что скажешь? - спросил Бурята Ставра, разворачивая перед ним пакет, где хранилась драгоценная находка.
        - Волос...
        - Черный, - подсказал Гудим.
        - Черный, - подтвердил Ставр, входя во вкус расследования. - Черный и длинный.
        - Ты нам и расскажи: у кого в вашем Лесу черные волосы? - попросил Бурята. - Только не торопись, подумай и вспомни, у кого в вашем лесу черные волосы? - повторил он. - От этого волоса, если точно его определить, прямую дорожку к голове преступника проложить можно.
        Ставр послушно задумался. Всех перебрал: и знакомых и незнакомых, и тех кого много лет знал, и тех, кто приходил в Лес, на короткое время, в полнолуние.
        - Значит такое дело, - наконец стал он рассказывать. - У нас все светловолосые. У всех леших волосы одинаковые: светлые и зеленью отдают, как ваши. Они колер леса сохраняют. Русалки все как одна натуральные блондинки: у одних волосы светлые, как полова, другие рыжие. Но ни одной, чтобы красилась. Блондинки, значит. Моховики - те, все до единого рыжие. Конопатые и рыжие. У них, отродясь, ни одного моховика черноволосого не было. Пелга тоже рыжая. У пущевиков черноволосые есть. И блондины есть, и брюнеты и шатены. У них породы нет: пущевики всякими бывают.
        - Это точно? - переспросил Бурята.
        - Абсолютно точно, хоть у кого спросите, у пущевиков черноволосые есть, - подтвердил Ставр. - Некоторые длинные волосы носят, а некоторые короткие. У них обычаев нет: одни стригутся коротко, другие волосы до плеч отпускают. Есть и совсем лысые. Да вы и сами увидите, они в наши места часто забегают. Почти каждый день кто-нибудь является березового сока попить. Кто же еще? Банник... Этот белобрысый. И бородка светлая и волосы на голове...
        - Дядя, а домовой ваш, Никодим, тоже бородку носит. Вроде она у него черная, - вспомнил Бурята. Я, правда, не особенно присматривался, но кажется мне - черная.
        - А мне кажется, что светлая,- задумался Гудим.
        - Светлая, Гудим правильно говорит, - подтвердил Ставр. - А среди тех, кто заглядывает к нам в полнолуние, бывают черноволосые, только сейчас никого из них в лесу нет.
        - Вот это под большим вопросом, - не согласился Бурята. - Один из воров по Лесу ходить не умеет. Ты сам видел. За крючки шиповника цепляется, на сухие ветки наступает. Значит, есть в Лесу хоть один чужой. И вполне возможно - черноволосый.
        - Еропка какого-то полевика упоминал?
        - Белобрысый, - отмахнулся Ставр. - Знаю я его. У него волосы как овсяная солома в копешке, во все стороны торчат, и цвета такого же.
        - У водяного, какие волосы? - поинтересовался Бурята.
        - У Филиппа? - Ставр усмехнулся. - Филипп у нас модник. У него постоянного цвета волос нет. Он же все время путешествует. У него родня по всему свету разбросана, вот он к ним постоянно и мотается. А то еще на экскурсию куда-нибудь, или на курорт. Так он подстраивается под те места, в которых бывает. Красит волосы. Краску достает где-то особую, несмывающуюся и красит. То в зеленый цвет, то в желтый, то в голубой. Однажды, даже, в красный выкрасил. Ну, смехота, как пожар на голове. Я и забыл, какой у него настоящий цвет волос.
        - Сейчас, он в какой цвет волосы выкрасил? - спросил Бурята.
        - Сейчас? Хм, сейчас, - Ставр задумался... - Сейчас - не знаю. Три дня тому назад у него башка голубая была. И усы голубые. А сейчас не знаю. Три дня прошло. Он за это время три раза перекраситься мог.
        - В черный цвет он мог покраситься? - спросил Гудим.
        - Отчего не мог. Вполне. Только вы в отношении него напрасно думаете. Филипп чужого не возьмет.
        - Нам бы твою уверенность, - недовольно отметил Гудим. - И этот не возьмет и тот не тронет. Но кто-то украл зерна. А очки твой друг-водяной случайно не носит?
        - Нет, очки не носит.
        - Получается, что очки могут принадлежать домовому Никодиму, лешим Клямке или Хролу или кому-нибудь из пущевиков, - перешел к следующему вещдоку Бурята.
        - Не могли лешие взять, и домовой тоже, - сразу же выступил на защиту своих друзей Ставр.
        - Ты, дядя, погоди, - остановил его Бурята, которому надоело спорить со старым лешим. - Мы пока никого не обвиняем. Мы просто говорим о возможностях. Рассуждаем.
        - Тут и рассуждать нечего, не могли они зерна взять.
        - Дядя, нам надо сейчас порассуждать, чтобы самим понять, что произошло и определить подозреваемых. Понимаешь, не виновных, не тех, кто зерна украл, а тех, кто имел возможность их взять. У кого какие-нибудь приметы совпадают с приметами похитителей. Определим всех, а потом станем постепенно отсеивать, пока не останутся те, кто нам нужен. И ты не должен мешать. Ты нам помогать должен. Порассуждай вместе с нами. Глядишь, дело у нас быстрей пойдет.
        - Если говорить серьезно, только ты и можешь по-настоящему оказать помощь следствию. Ты ведь лучше всех знаешь обстановку в Лесу, - решил Гудим умаслить старого лешего.
        - Ладно, - согласился Ставр. - Буду рассуждать вместе с вами. Только вы, ребята, смотрю я, слишком мудрствуете. Все вокруг леших, домового да водяного крутитесь. Из своих, зерна никто украсть не мог. Чужие в лесу появились. Чужих надо искать.
        - Погоди, и до чужих доберемся, - пообещал Бурята. - Мы сейчас только версии определяем. Тут ничего упустить нельзя, никакой возможности. Давайте вернемся к тем, кто ждал сигнала у кустов орешника. Один, говоришь, был невысокого роста, легкий. Так?
        - Так, - подтвердил Ставр.
        - Но не моховик?
        - Нет, они помельче.
        - И не банник, предположим, или пущевик?
        - Те покрупней будут.
        - А если Никодим? Ты только не возражай. Ничего плохого мы, твоему Никодиму, делать не собираемся. По росту, по весу он подходит?
        - По росту и весу может и подойдет, но не он.
        - А второй был крупный, большой тяжелый?
        - Так.
        - Филипп по размерам подошел бы?
        - Филипп мужчина крупный, - Ставр задумался... - Солидный мужчина. У нас, в Лесу, таких здоровенных, только двое: он да Могута. Только они, пожалуй, будут покрупней и потяжелей того, что в орешнике топтался. Тут наверно больше Каливар подойдет, - решил он.
        - Значит, если смотреть с этой стороны, опять под подозрение попадают в первую очередь Никодим и Каливар. И еще у нас есть нитка. Коричневая. Скажи-ка, дядя, не припомнишь ли, кто у вас в коричневой курточке ходит?
        Ставр сколько ни думал, коричневую курточку вспомнить ни у кого не мог.
        - У банника брючки коричневого цвета, - напомнил Гудим. - А к брюкам обычно и курточки делают из той же материи. Мог он быть третьим, как ты думаешь?
        - Не знаю, - пожал плечами Ставр. Банник не ходил у него в друзьях и леший не стал его защищать. Но ради справедливости добавил. - Не видел я у него коричневой куртки.
        - Может, и видел, но не обратил внимания, потому что знакомый?
        - Нет, не видел я такой куртки у Каливара.
        - Ясно, но коричневая курточка у него вполне может быть. И проверить это надо, - решил Бурята.
        - Пожалуй, и все, - подвел итог Гудим. - Небогато у нас пока с подозреваемыми. Будем думать, будем искать.
        Глава девятая.
        Разговор с Пелгой не получался. Ничего плохого Могута Пелге не сделал и слова грубого никогда поперек не сказал, да и вообще старался с ней не разговаривать. А недолюбливала его кикимора. Недолюбливала и все тут. И не пыталась скрыть этого. Узелок платочка под подбородком затянула потуже, губы ниточкой растянула и уставилась черными глазищами:
        - Ну, чего тебя принесло?
        Могута Пелгу тоже только что и терпел. Он и болото не любил, считал его лишним, и был уверен, что не место Хлюпошлепному болоту со всей его скользкой живностью, в Лесу. И хозяйке болота, считал он, вместе со всей этой сыростью, грязью и вонючей тиной, лучше бы убраться куда подальше. А когда прожгла его кикимора глазищами, пожалел, что и ее на Еропку не спихнул. Да теперь уж, куда деваться, приходилось с этой змеюкой разговаривать.
        - По делу пришел.
        - Какие у тебя такие особенные дела, что ко мне привели? - прищурилась кикимора, всем видом своим, показывая, что какими бы дела у лешего ни были, пришел он к ней совершенно напрасно. Так что мог и не приходить.
        Могута на этот ее змеиный прищур внимания не обратил. Пусть она на других щурится, они, может, и оробеют. А для него кикимора - пустое ничего не значащее место. Велел Ставр поговорить с ней, он и пришел.
        - Тут такое дело, что зерна украли, - чтобы быстрей закончить этот разговор, сразу сообщил он.
        - Зерна лингко, что ли? - ничуть не удивилась Пелга.
        Могуте как-то неуютно стало под пристальным взглядом кикиморы. "Вот ведь ведьма, она как будто уже знает", - подумал леший.
        - Их, - подтвердил он.
        - Сегодня утром?
        - Да, - кивнул Могута. - Сегодня утром.
        - И ты, как только зерна украли, сразу побежал мне об этом рассказывать. Чего это тебя принесло? Мы с тобой, вроде, в друзьях не числимся, за один стол не садимся.
        - Что не числимся, это ты верно говоришь. Да и не сел бы я с тобой за один стол и жаб твоих бородавчатых есть не стал бы, - чего уж тут притворяться, она и так знает, что он ее терпеть не может. - Не пошел бы я к тебе по доброй воле. Ставр послал.
        - Ага, теперь, когда нужда пришла, так, может, меня и за стол посадишь?
        - Не посажу, - откровенно признался Могута. - Ты же мне в питье какую-нибудь отраву подсыплешь.
        - Непременно, - так же откровенно согласилась кикимора и нехорошо улыбнулась. - Держись ты от меня, дубовая коряжина, подальше, тебе же лучше будет.
        После этого обмена любезностями оба помолчали. Могута прикидывал, как теперь выполнить задание Ставра, а Пелга просто ждала, что скажет леший. И все-таки кикимора не утерпела и первой продолжила разговор.
        - Зерна, где лежали, как всегда в землянке Ставра на полке? - спросила она.
        - Там, - подтвердил Могута. - Так они каждый год там лежат, и никто ни зернышка не взял. А ты, смотрю я, нисколько не удивилась, что зерна унесли.
        - Чего тут удивляться, - пожала плечами Пелга. - Я вашему старому пню сколько раз говорила, что зерна прятать надо. Так вы же, лешие, все один к одному, - кикимора постучала костяшками пальцев по дереву. - Тупые вы все и упрямые. Чего зерна не украсть, если у Ставра такие работнички как ты, - и смерила его нехорошим взглядом.
        Хотел Могута сказать ей, что сама она дура стоеросовая, и такая вредная баба что, по всему Лесу другую подобную не сыщешь. И что, вообще, с таким поганым характером ей не в Лесу жить, а лучше всего в своем вонючем болоте утопиться. Но промолчал, потому что за важным делом послали. А выдать ей это все он и позже сумеет.
        - Мы может и тупые, - совершенно спокойно сказал он, - но никто из леших зерна взять не мог. Вот Ставр и велел спросить, не видела ли ты в Лесу или прямо у себя на болоте кого-нибудь чужого?
        - Так уж и не могли?
        - А вот и не могли.
        - Лешие тоже разные бывают.
        - Ставр спрашивает, не видели ли чужих? - напомнил Могута.
        - Не видела я никого чужого, - кикимора замолчала что-то прикидывая. - Хотя сегодня утром два молодых леших по болоту бродили. Жаловались, что кто-то молодую березку сломал. Может и врали. Молодые и глупые. Но чтобы зерна у вас украсть много ума и не надо. А они нездешние, это точно, первый раз их вижу. Говорят на практику приехали. Вот вы их и поспрашивайте.
        - Это свои. Племянники Ставра.
        - У вас, я смотрю, все свои. Вот вам, среди своих, вора самое время и поискать, - и опять прожгла Могуту взглядом. Он и не понял: просто так ляпнула кикимора, от зловредности, или что-то знает.
        А Пелга сказала и отвернулась. Не пожелала больше с Могутой разговаривать. Да и он с ней тоже поговорил, как меда смешанного с полынью напился. Даже в горле пересохло. Наверно, от того, что не сказал этой змеюке все, что хотел сказать. Молча повернулся и, не оглядываясь, пошел.
        Еропка сидел, опершись спиной на ствол теплой березы. Куртка у него была расстегнута, и верхние пуговицы рубашки тоже расстегнуты, а голову украшал венок из крупных полевых ромашек, сплетенный умелыми нежными ручками. Перед ним устроились на траве полдюжины русалок. Они не сводили с лешего глаз и внимательно ловили каждое его слово.
        - Или еще, пришлось мне однажды неожиданно встретиться со страшным зверем, и рандеву это чуть не кончилось для меня форменной трагедией, - продолжал Еропка. - Но я вам наверно уже надоел своими мимуарными историями. Надо мне идти дальше, потому как дел у меня, сами понимать должны, полный короб и каждая минута на счету, - он застегнул обе пуговицы на вороте рубашке и сделал вид, будто собирается встать.
        - Да что ты, дядюшка Еропка!
        - Расскажи, дядя Еропка!
        - Нам же интересно, дяденька Еропка! - в один голос загомонили русалки.
        А двое, что по краям сидели, схватили его за полы куртки, не давая встать:
        - Никуда мы тебя не отпустим, - дядя Еропка.
        На то и рассчитывал леший, что не отпустят его русалки, пока он про страшного зверя не расскажет.
        - Ну, если вам так интересно, тогда конечно, - Еропка снова расстегнул пуговицы на вороте рубашки. - Ладно, задержусь немного. Ох, и устроит мне экзекуцию Ставр, за то, что делом не занимаюсь. Но не могу я вам, красавицы, сами знаете, ни в чем отказать.
        Русалочки стали поудобней устраиваться, чтобы услышать еще одну захватывающую еропкинскую историю.
        - Этот случай совсем давно произошел, - начал рассказывать леший. - У нас тогда еще Колотей начальником был, всем Лесом руководил. И вот однажды решил он, по старости своей, уйти на кордон, а власть кому-нибудь другому передать. Конечно, все меня стали выдвигать. Кого же еще. Я ведь в те времена был молодой, совершенно отчаянный и любое самое опасное дело выполнить мог. Все одного меня и предлагали: "Давай нам Еропку, - кричали, - и никого другого нам не надо!" Я их интузиазму полностью понимал: каждому хочется дельного начальника иметь. Только мне же не интересно было от своих рискованных дел оторваться и сидеть в землянке, Лесом управлять. Я так и сказал и прямо наотрез отказался от этой скучной должности. Стали они меня, конечно, просить и уговаривать. Но Колотей, ему тоже в уме не откажешь, сразу меня понял и поддержал мой категорический самоотвод.
        - Нет, - сказал он. - Нельзя Еропку на такую казенную должность ставить. Если он начальником станет, кто же тогда будет самые отчаянные задания выполнять. Этого кроме Еропки больше никто не сможет. Вот так он меня тогда выручил. Ставра в тот раз и назначили.
        Несколько дней всего и прошло, а тут и экстренная необходимость во мне настала. Вызвал меня наш новый начальник Ставр и говорит:
        - Выручай, Еропка, Лес. Только на тебя, да на твою смелость и хитроумство теперь вся надежда.
        Я, это все знают, выручить Лес всегда готов, но интересуюсь, какой такой экстремальный случай произошел, что потребовалось меня привлекать?
        Он мне и разъяснил, что закончились удобрения гранулированного, суперфосфата, ни одной крупинки не осталось. Снабженцы-раздолбаи забыли завезти. И доставить теперь сумеют не скоро. А нам как раз внекорневую подкормку саженцев производить надо. Лес ведь требует, чтобы по науке все делали: и сроки, когда удобрения надо внести, по особому графику расписаны. Но хоть на сук вешайся, а суперфосфата все равно нет. Вот он мне и говорит:
        - Суперфосфат только на полях сейчас найти можно. И повезло нам, что в эту ночь как раз, полный месяц взойдет, есть реальная возможность выйти из Леса и принести удобрения. Хоть мешок. Но надо до рассвета успеть туда и обратно смотаться, потому что с первыми лучами солнца проход закроется. Сам понимаешь, больше никого на такую крайне опасную операцию не пошлешь. Одна надежда на тебя. Но дело, - говорит, - добровольное. Могу только просить, приказать не могу. Потому что опасность предстоит большая. Можешь отказаться, но поставишь нас тогда в очень тяжелое положение. А достанешь суперфосфат - слава на весь Лес выйдет и Почетную Грамоту, я тебе, у самого высокого начальства выхлопочу.
        Вот такой он мне, значит, ультиматум предъявил.
        Леший помолчал, давая русалкам понять, в какое тяжелое положение попал Лес, и какая надежда на Еропку возлагалась. Потом продолжил:
        - Я молодой был, рисковый и очень даже отчаянный. Про мою отчаянность в те времена моховики прямо героические легенды рассказывали. Жалко только, что все моховики неграмотные, не записывали эти легенды для потомков, а занимались устным народным творчеством. А то бы все сейчас могли читать и удивляться. Ну, я ему и говорю:
        - Славы мне не надо и Почетная Грамота мне тоже не нужна. А вот за свой родной Лес постоять и выручить его в трудную минуту, это я завсегда готов. Потому как я есть самый настоящий патриот и пойду на это задание волонтером. Но уж если не вернусь, выпейте по ковшику березового сока и не вспоминайте Еропку лихом.
        - Почему так опасно эти удобрения доставать? - спросила рыженькая русалочка, внимательно слушавшая лешего.
        - Вот, в том и дело, что к этому времени стала такая операция смертельно опасной, - Еропка вздохнул и покачал головой. - При неудаче можно было придти к разрушению личности, через многие переломы костей и даже их полное раздробление.
        - Ой, как страшно... Дядя Еропка, расскажи, отчего такая опасность, - попросила другая русалочка, сидевшая справа от лешего.
        - Сейчас разъясню, - охотно согласился Еропка. - Значит так... Где, по-вашему мешки с суперфосфатом надо искать?
        Русалочки молчали. Они не знали, где надо искать мешки с суперфосфатом.
        - То-то, вам это ни к чему. А нашему брату, лешему, такое, знать необходимо, - Еропка многозначительно поднял указательный палец. - Искать надо в поле. Там мешки с удобрениями штабелями лежат. Их в поле вывозят, чтобы в почву вносить. Складывают аккуратно, и они там лежат, гниют. Потому что в почву их никто не вносит.
        - Значит, их там можно брать? - поинтересовался самая молодая из русалочек, которая в житейских премудростях еще совершенно не разбиралась.
        - Брать нельзя. Потому что ценность. Удобрения обогащают почву разными микроэлементами и способствуют повышению урожайности - разъяснил Еропка.
        - А почему его не вносят?
        - Так никому не хочется с ним возиться.
        - Тогда почему взять нельзя? - не могла понять наивная русалочка.
        - Я же говорю - ценность. И если увидят, что кто-то чужой мешок с удобрениями тащит, сразу пресекают. Хватает мужик, что-нибудь увесистое и норовит перетянуть прямо поперек спины.
        - Почему поперек спины, а не по другому месту? - спросила та, что сидела справа.
        - Так ведь, когда убегаешь, он больше ни по какому месту достать не может.
        - А что он хватает? - полюбопытствовала рыженькая.
        - Раньше мужики оглоблей глушили нашего брата. Больно, конечно, но оглобля деревянная, а дерево лешему не страшно. Только ведь времена другие пошли. Лошадей сейчас нет, и ни одной оглобли в деревне не найдешь. Приходится мужикам обходиться тем, что под руку попадает. А поскольку идет всеобщий технический прогресс, то попадают им теперь под руку сплошные железяки. Ломы, к примеру. И уж если мужик тебя ломом крушить начнет, тут тебе и амба, конец лешему, ни одной живой косточки не останется. Потому такого ловкого, отчаянного и хитроумного как, я Ставр на это опасное дело и снарядил.
        Русалки слушали, затаив дыхание. Не впервые им Еропка о своих удивительных приключениях рассказывал, и каждый раз приключения его становились все страшней и страшней, интересней и интересней.
        - Я лапти новые надел. Привычка у меня такая, если на отчаянный риск иду, всегда новые лапти надеваю. Как на праздник какой-нибудь. А прощаться ни с кем не стал. Ждать меня будут, беспокоиться, переживать. Я этого не люблю. Даже Могуте не сказал, мы еще в ту пору уже с ним дружили. Этот бы точно за мной увязался. А толку от его силищи - никакого. В этом случае не сила нужна была, а ум и быстрота соображения мысли. Так что выждал я, пока луна взойдет, и тайно от всех ушел. Даже Ставр не знал, когда и где я из Леса вышел. И не предвидел я в ту ночь, что ждет меня впереди. Вы представьте себе: луна за тучи зашла, темнота полная, я иду, а поперек тропинки стоит что-то огромадное и черное. И дышит... Громко дышит, и так сильно, аж кусты шевелятся.
        Еропка замолчал и дал русалочкам возможность представить себе что-то огромадное и черное, которое дышит.
        - И что это было? - спросила рыженькая.
        - Вот и я остановился и думаю: кто же это встал мне поперек тропы и своим сильным дыханием нехорошие предчувствия создает? Ничего знакомого представить не могу. Потом вспомнил, что есть такой дикий зверь бехкимот. Редко в наши земли заходит, но очень опасный. Пасть у него: во! - Еропка развел руки, насколько мог. - А зубы еще большие. Они у него такие длинные, что во рту не помешаются, прямо так из него и торчат наружу, поэтому ходит он завсегда с раззявленным ртом. Вот такой хищник. Кого ни встретит, всех заглатывает. А на лапах еще и когти - как ножи. Если он такой лапой кого схватит - все: к Сварогу можешь уже и не обращаться, садись на пенек и пиши завещание. Тут я, откровенно признаюсь вам, испугался. Только вы не подумайте: мне не то страшно стало, что он меня заглохчет и жизни решит, а то, что Лес без суперфосфата останется...
        Русалки притихли, кажется дышать перестали, ждали, чем кончится встреча неустрашимого Еропки, со страшным черным зверем под названием бехкимот.
        - А долго думать некогда было, потому что почуял бехкимот добычу. Ушами зашевелил и прямо на меня двинулся. Рот во всю ширину заранее раззявил, чтобы сразу заглохтать меня вместе с новыми лаптями. Куда лешему от такого хищного зверя деваться? В дупло спрятаться или на дерево влезть, это я мигом могу. Так толка же абсолютно никакого. Он такой сильный, что если по дереву хвостом ударит, так сразу ствол напополам разломит.
        - Ты бы Велесу поклонился, - посоветовала рыженькая. - Велес бы его вмиг успокоил.
        - А то! Это я сразу сообразил и поскольку деваться мне некуда, Велеса на помощь сразу призвал: "Утихомирь, - прошу, - эту злую животную, не дай пропасть зазря. Не за себя персонально прошу, а ради пользы для всего Леса". И наобещал ему, много всякого. Когда тебя проглохтить собираются, чего хочешь, наобещаешь. По правде сказать, не особенно я на него надеялся. Потому что, сколько я знаю, из практики, их не дозовешься. То ли просьбы наши через атмосферу не проходят, то ли не до нас им, своих дел хватает. Но пообещал я тогда немало. Очень богато пообещал. И явился таки Велес. Не то, чтобы прислать кого из подчиненных, сам пришел. Большой, толстый, вдвоем не обхватишь, и весь в волосьях. На голове так прямо настоящая грива, борода ниже пояса, а усы, на плечах лежат. Куртка и штаны из нового зеленого сукна, Через левое плечо на ремне висит большой кожаный кошель с медной пряжкой. Полный, аж вздулся. А в правой руке не посох, с которыми Сварог или Перун ходят, а обыкновенный кнут, каким скот погоняют. Но толстый и длинный. И вид у Велеса не суровый, а вполне приветливый.
        - Не трусь, - говорит, - Еропка, сейчас мы здесь идеальный порядок наведем. Окажем тебе гуманитарную помощь. Где она, угрожающая твоему существованию злая животина? Показывай!
        Поскольку личность у него оказалась такая приветливая, я нисколько не заробел. Но отнесся уважительно.
        - Вот, он, - отвечаю с должным почтением, - злыдня хищная, - и показываю на бехкимота.
        Глянул на него Велес, поморщился и говорит:
        - Ты, Еропка, хоть и самый умный из леших, и я тебя вполне уважаю, но побеспокоил ты меня зазря. Я же домашними животными занимаюсь, а этот бехкимот совсем дикий и хищный. Не по моему он ведомству. Посмотри какие у него зубища... А когти!.. Да не из наших краев еще. У него же полная дипломатическая неприкосновенность. Ежели я его пришибу, иностранный конфликт возникнуть может.
        - Так он же на нашей территории, - говорю. - И находится здесь без всякого полного соблюдения международного права. Визы у него ни какой нет.
        - Э-э-э, Еропка... - Велес даже закручинился. - Кто же в таких подробностях разбираться станет. Ты не представляешь, в каком я положении. У нас там идет полная борьба за власть: поедом друг друга едят, на каждом шагу подсиживают. Сплошные интриги и комарильи. Если я, эту злыдню трону, там мне такой обскурантизм устроят, что мало не покажется. Могу полностью репутацию потерять. А уж про рейтинг и говорить нечего.
        - Как же с гуманитарной помощью? - спрашиваю. - Мне что теперь делать? Он же мня, сейчас, глохтать станет.
        - Борись, - посоветовал он. - Главное - не унывай и борись. Ты леший башковитый, примени против него какую-нибудь особенную хитрость. А я тебе полную моральную поддержку окажу, - потом погладил рукой свой пузатый кошель и добавил: - За вызов, совет и моральную поддержку все что обещал, можешь в мой адрес и перечислить.
        Стукнул кнутом по земле и исчез.
        - Чего ты придумал? - спросила рыженькая.
        И все, как одна, русалки затаили дыхание, ждали, что расскажет сейчас леший, какую хитроумную каверзу придумал он против хищного бехкимота.
        - Чего тут придумаешь. Стою я насупротив этой зубастой образины, с одной только моральной поддержкой, и надежды выжить у меня никакой не осталось. К безвременной гибели готовлюсь. Только мучает меня мысль, что Лес без суперфосфата останется, да и новых лаптей жалко. А у лаптей подошва мягкая и чувствую я, что нога на чем-то неровном и твердом стоит. Нагнулся, а там камень. Здоровенная, такая, каменюка. Ну, думаю, пропадать так пропадать, но напоследок я тебе, хищный бехкимот морду полностью испорчу, чтобы запомнил, кто такой есть Еропка и чтобы всю свою дальнейшую, подлую жизнь жалел, что связался со мной. Поднял я каменюку, примерялся и засветил ему прямо в правый глаз. Эх, он и заорал. А что, заорешь, когда камнем прямо в глаз. Он же сразу на один глаз зрения лишился. Да и больно ведь. Я сильно ударил, наверно какую-нибудь кость ему повредил. Он орет от боли, уже и всякий аппетит потерял. Тут я и сообразил, как мне произвести спасение Леса: поднял вторую каменюку и по второму глазу.
        - Дяденька Еропка, а как ты в такой темноте ему в глаз попал? - спросила молоденькая русалочка. - Ничего ведь не видно было.
        - Да очень просто, - не задержался с ответом Еропка. - Кругом, конечно, темнота кромешная, но глаза у него большие и во всю светятся. Бехкимот животное ночное, на охоту по ночам выходит и через свечение своих глаз в темноте все видит. А в святящийся глаз попасть для меня дело простое. Я еще в детстве лучше всех камнями швырялся. Значит, когда я ему по второму глазу врезал, он еще громче заорал. А теперь чего уж: ори, не ори, но поймать меня невозможно, поскольку ничего он не видит.
        Еропка вздохнул, заново переживая тот опасный момент и припоминая, что было дальше. А русалочки заулыбались, обрадовались, что Еропка от хищного бехкимота спасся.
        - Он окромя всего еще и злопамятный оказался. Это же всем понятно, что если тебе оба глаза покалечили, тебе уже не до еды, не до того, чтобы глохтать кого-то. Но он ревет, лапами машет, за деревья хватается, А когти как пилы, прямо стволы на доски разделывает. По кустам шарит, рот разевает, не успокаивается, хочет поймать меня и разорвать на мелкие кусочки. Так ведь бестолку. Я его своими ударами привел в полное беспомощное состояние. Хотел я его в тот час совсем истребить. Но он очень огромадный оказался. Его пока полностью пришибешь, полночи пойдет, а у меня дела, я сюда не к нему пришел. Если бехкимотом всерьез заняться, без суперфосфату Лес оставишь. Плюнул я в его сторону и дальше пошел.
        - А как он выглядит этот самый бехкимот? - спросила рыженькая. - Мы его никогда не видели.
        - Честно вам признаюсь, девчата, не знаю. Я как ему глаза попортил, совсем темно стало. Одно соображаю: большой он и страшный. И силища в нем совершенно неимоверная. А подробностей и полного обличия не представляю, даже масти какой, не могу сказать, не разглядел в темноте.
        Дальше я свободно пошел, без всяких происшествий. И вышел как раз к тому самому месту, где удобрения хранятся. Справа, значит, сараюшка стоит, слева современная техника, вся как есть раскуроченная. А в центре доски постелены, а на них штабелек мешков. Подошел я к ним, посмотрел: мешки некоторые тоже раскурочены и из них суперфосфат высыпается. Самый лучший: двойной, гранулированный.
        - А как ты узнал, что в мешках тот самый суперфосфат, что тебе нужен? - спросила рыжая.
        - Так у двойного суперфосфата особые приметы есть: первое дело, он весь в зернах, второе - серенького цвета. Но, сами понимаете, в темноте от таких особенностей толку мало. Так что, самое главное - интуиция. А она у меня очень перспективно развитая. Как посмотрю, сразу чувствую, двойной суперфосфат, гранулированный. И еще ни разу не ошибся.
        - А на мешках разве не написано?
        Еропка с осуждением посмотрел на рыженькую русалку, мешающую рассказывать.
        - Конечно, написано. Там все написано. И дозы внесения, и срок годности, и завод-изготовитель. Буквы большие, красного цвета. Но в темноте разве разглядишь. Я же говорил - тьма кромешная. Не видно ни зги. Пришлось мне действовать на одной только своей интуиции. Выбрал я мешок получше, на спину себе положил и пошел к Лесу. И никто меня вроде не видит, никто не останавливает. Ой, - думаю, - не к добру это... Только подумал, слышу бежит кто-то. Я оглянулся, вижу, здоровенный мужик ко мне торопиться, и как раз железным ломом размахивает. Времени как я мешок взял, всего ничего прошло, а он уже успел лом найти и бежит. Хорошо так бежит, быстро, торопится. Я с ним в пререкания вступать не стал. Что мне с ним обсуждать, мне суперфосфат нужен. Я мешок поудобней приладил и побежал к Лесу. Пусть, - думаю, - махает своей железякой. Все равно он меня не догонит. Я в те поры на ногу легкий был, никто меня догнать не мог.
        Так и бежим: я впереди, а он за мной. Догнать меня он не может, но не отстает. Очень настырный мужик попался. Упрямый. И тут форменная беда произошла...
        Еропка опять замолчал, заново переживая беду, которая с ним тогда приключилась. И русалки замерли, ожидая чего-то совсем уж страшного.
        - Завязка у правого лаптя лопнула, - Еропка показал девчатам то место, где лопнула тогда лыковая завязка. - Дефект, значит, в ней какой-то внутренний был. Так что в самый ответственный момент подвела меня завязка. Спадает лапоть с ноги и все. Какой уж тут бег по пересеченной местности, если правую ногу, все время приволакиваю, стараюсь, обувку не уронить. Не мог же я наш лесной лапоть, из лучшего лыка сплетенный, в поле оставить, каким-нибудь мужикам на позорную потеху.
        - Но он тебя догнать мог, - сообразила русалочка.
        - Точно, - подтвердил Еропка. - Тут-то он меня и догнал. Обрадовался видно. И со всего маха ломом меня прямо по спине. Здоровенный был мужик, как наш Могута. Очень сильно ударил. И от этого удара я на ногах не устоял. Лежу я и грустно думаю. Все, Еропка, конец тебе пришел. Сейчас он тебе ломом безвременно уничтожит. Даже глаза закрыл. А главная мысль: как теперь Лес без меня и двойного суперфосфата обходиться будет?..
        Одна из русалочек шмыгнула носом, другая тоже слезинку вытерла. Очень жалко им стало погибающего Еропку.
        - А не ударил ведь второй раз! - обрадовал русалочек Еропка. - Не ударил! Слышу, завопил он что-то непонятное, и топот раздался. Раз такое дело - поднимаюсь. Нет моего мужика, топочет он где-то далеко уже. Тоже неплохо бегал. Мешок лежит, весь, как есть, разорванный. И кругом двойной суперфосфат рассыпан. Тут я все и понял...
        Еропка опять помолчал, давая русалкам возможность тоже понять, что произошло на опушке леса. Но русалки не поняли. И попросили рассказать.
        - Все очень просто оказалось. Он когда ударил, мешок лопнул, и из него зерна суперфосфата на землю брызнули. У мужика от горячности соображалка видно немного сдвинулась, он и решил, что перешиб меня напополам и это обломки моих костей рассыпаются. Перепугался, конечно. Лешего до смерти убил, за это тоже не похвалят и премию не дадут. Он и умчался. А я что, я вернулся к штабельку с удобрениями, выбрал другой мешок, еще получше первого, и теперь уже спокойно отнес в Лес. Правда, сначала лом подобрал и свернул эту убийственную железяку в дугу, чтобы больше мужики леших этим ломом не били. Между прочим, место, где мешок с суперфосфатом рассыпался, до сих пор определить можно. Там от этого удобрения растительность превосходяще рванула: трава по пояс, кусты двухметровые, а еще там осинка стояла, тоненькая, молоденькая. Так эта осинка в такой рост пошла, что вершиной, можно сказать, за облака цепляется. Будет полный месяц, сбегайте, девчата, посмотрите. Это место сейчас полностью историческое.
        - Расскажи еще чего-нибудь, - попросила рыженькая. - У нас, дядя Еропка, так скучно. Мы без тебя совсем заскучали бы, - слукавила она, потому что веселей русалок в Лесу, пожалуй, никто и не жил.
        - Нет, - отказался Еропка, потому что пришел он сюда вовсе не развлекать русалок, за делом пришел. - Идти мне надо, лежат на моих плечах ответственные обязанности за все общество. А вам, если хотите, могу секрет важный раскрыть.
        Это он у русалок спросил, хотят ли они важный секрет узнать. Они же полжизни готовы были отдать за любой завалящийся секретик. А Еропка обещал важнейший. Эх, как уставились они на лешего.
        - Только вам, для внутреннего пользования, и чтобы никому ни словечка, - поставил условие Еропка.
        - Да ты что! - вскинулась рыженькая. - Ты что, не знаешь нас!? Нам любую тайну доверить можно. Никому ни словечка!
        А то Еропка не знал, как им тайны доверять.
        - Никому ни слова, ни полслова! - поддержала подружку другая русалочка.
        - За нами, Еропка, как за каменной стеной, - заявила третья и руку к сердцу прижала в знак того, что сердце не позволит ей раскрыть рассказанный Еропкой секрет.
        - Как немые будем! - пообещала четвертая и в знак своей грядущей немоту прикрыла рот ладошкой.
        Русалки придвинулись поближе и уставились на лешего, чтобы не пропустить ни единого слова.
        - Значит дело такое... - Еропка огляделся. - Нас никто здесь подслушать не может?
        - Да кто здесь нас подслушает!
        - Сам видишь, нет никого!
        - Еропенька, ну рассказывай, не томи...
        - Ладно, уговорили. Слушайте: нынче у Ставра из землянки украли зерна лингко. Прямо среди бела дня...
        Русалки не шевелились, слушали как окаменевшие. Такая потрясающая новость: зерна лингко украли, и никто об этом не знает. А Еропка продолжал.
        - Завтра об этом будут знать все. И еще расскажу о том, что все только завтра узнают. А пока знаю только я, да Ставр, да два его племянника. Племянники эти хитроумные, специально сыщицкому ремеслу обучены. Разные дефективные методы знают. Они, по своим криминальным приемам, вычислили тех, кто украл зерна. Но Ставр заставил их молчать. Не хочет позорить главного вора. Ждет, чтобы тот одумался и сам пришел, принес зерна. Даже и место определил: зерна ночью надо положить у старого дуба, что возле ставровой землянки стоит. Ставр тогда никому не расскажет, кто зерна украл. И будет этим преступникам полная индульгенция с амнистией. Такие вот дела. Но, как договорились, сегодня никому ни слова. Завтра можно, а сегодня ни-ни.
        - Еропка, мы же сказали, - ответила за всех рыженькая... - Ой, подружки, а мне бежать надо, - вдруг вспомнила она. - Я птичкам корм должна насыпать, - махнув рукой Еропке и подружкам, рыженькая умчалась.
        Остальные тоже, вдруг, вспомнили, сколько у каждой важных неотложных дел и прыснули в разные стороны, эти даже рукой Еропке не махнули, так им было некогда.
        Леший недолго смотрел им вслед.
        "Мне два дня потребовалось бы, чтобы всех оповестить, - подумал он. - А то и три. Эти же, враз, все сделают..."
        Аук сидел на невысоком объемистом пне: ноги под себя подобрал, ручки на пузе сложил, и дремал. Может, и не дремал. Аука разве поймешь. У него глаза всегда прикрыты, только щелочки узкие видны. И не знаешь, смотрит он на тебя или нет. Да и зачем Ауку смотреть, ему слышать надо. А уши у него всегда открыты. И какие уши! Ни у кого другого в Лесу таких ушей нет. Громадные, как лопухи и мелкими светлыми волосиками поросли. Спит, не спит, а уши все время шевелятся, каждый звук ловят, каждый шорох. И рот губастый, размера на три больше, чем сморщенной ауковской морде положено. А лысина блестит, как будто ее только что начистили и смазали подсолнечным маслом.
        Могута так и не понял, услышал Аук, что леший к нему подошел, или спит. Если спит, то плохо, будить Аука дело дохлое. Спящий он как полено, хоть на землю его брось, хоть ногой пни, все равно не проснется, и не поговоришь с ним, пока не выспится. Слышать то он и во сне все слышит, а разговаривать во сне не может.
        - Что мне с этим лопоухим чурбаном делать? - вслух задумался Могута.
        И тут же услыхал своим же голосом сказанное:
        - Сам чурбан.
        Леший не обиделся, обрадовался. Значит, не спит Аук и можно его порасспрашивать.
        - Дело у меня к тебе, Аук, - начал он уважительно. - Выдай-ка мне разговоры, что слышал сегодня утром.
        Аук молчал.
        - Понимаешь, у нас серьезная кража произошла, а по разговорам, мы, наверно, сможем узнать, кто виноват. Так что выдай, - попросил леший.
        Аук молчал.
        Могута начал сердиться. В лесу почти все побаивались могучего лешего, не часто ему приходилось кого-то уговаривать.
        - Я тебя по-хорошему, прошу, - предупредил он. - Расскажи, чего слышал сегодня утром.
        Щелочка правого глаза у Аука раздвинулась, и на Могуту глянул большой, чистой небесной голубизны глаз. Слева сверкнул второй глаз. Потом Могута услышал одно единственное слово:
        - Малина... - щелочки глаз опять прикрылись.
        Вот тебе и на! Ни с того, ни с сего - малина! Ничего такого Могута не говорил. Так ведь у Аука в запасе слов сколько хочешь, и каких хочешь.
        - Чего, чего? - переспросил леший.
        - Малина, - повторил Аук, не поднимая век.
        Надо было понимать, что малины ему, лентяю, захотелось. И пока ему не принесут малины, разговаривать он не станет.
        - Да ты же самый настоящий вымогатель! - совсем рассердился Могута. - Это я тебе, что ли малину должен собирать?! Обойдешься. Где это видано, чтобы леший для Аука ягоды собирал!?
        Аук молчал.
        - А если тебя стукнуть, как следует, ты ведь заговоришь, - напомнил ему Могута.
        Аук молчал. Был уверен, что Могута не стукнет. Потому что нужно ему узнать, о чем в Лесу говорили. А если стукнет, то Аук обидится и ни словечка не скажет. Гость ни с чем уйдет. И леший об этом знает.
        - Схожу сейчас за туеском и наберу тебе малины, - сдался леший. И про себя пожелал Ауку, чтобы тот этой малиной подавился, но не сразу, а после того, как расскажет все, что надо. - Ты никуда не уходи, здесь, на пеньке меня ожидай, чтобы не искать тебя.
        Пальцы у Могуты большие, толстые, кожа на них грубая. А ягодки маленькие, нежные, чуть-чуть сильней придавишь, от них только мокрое место остается. Хорошо никто не видел, как он эти ягодки выбирал, красными от сока малины пальцами. Засмеяли бы. А если моховики нагрянут, тогда все. Или их всех в пыль растереть, или бежать из Леса. Чего только Могута Ауку не пожелал, пока собирал малину: и чтобы на того пчелиный рой сел, и чтобы в ушах дятлы гнезда устроили, чтобы язык он себе прикусил, и еще разные напасти, какие только придумать мог. Времени для этого у него хватило, малину пришлось собирать долго.
        - На, - поставил Могута перед Ауком туесок, почти доверху заполненный нежными душистыми ягодами. - Лопай свою малину. Только ты, может, сначала расскажешь, что в Лесу слышал? А то ведь мне над тобой стоять некогда. У меня и другие дела есть.
        Аук не ответил, потянулся за ягодами. Набрал горстку в маленькую ладошку и отправил в рот. Дал этим понять, что о предложении лешего не может быть и речи. Пусть подождет.
        Могуте деваться некуда, прошлось ждать.
        Откушав полтуеска, Аук подобрел. Он поставил туесок на траву, вытер красные от сока ягод пальцы о пень и неожиданно для Могуты выдал голосом Ставра:
        - На дрань расщеплю короеда! В Щепу!
        - Этот голос мне не нужен, остановил его Могута. - Давай кого-нибудь другого.
        - Нас никто не видел, окромя домового Никодима, - услышал он голос Гудима. - Выследим и разоблачим...
        - И этот не нужен, - отказался леший. - Разоблачители нашлись. Зеленые еще, а туда же.
        Аук стал охотно выдавать всю собранную за день коллекцию.
        - Валяйте отсюда, и чтобы я вас без дела на болоте не видела, - хрипловатый голос Пелги прозвучал так натурально, что Могута оглянулся, показалась, будто кикимора за спиной стояла.
        - И эту змеюку не надо, давай кто там у тебя еще.
        - Ты про наш уговор не забыл? - спросил домовой Никодим.
        И тут же ответил ему банник:
        - А может не стоит...
        Могута хотел уже и от этого отказаться, но тут опять заговорил домовой:
        - Так договорились же. Ты согласился. А теперь все, срок подошел, откладывать нельзя. Если бы ты раньше сказал, что не станешь, я бы кого-нибудь другого нашел.
        Это интересно, - решил леший и прослушал разговор домового с банником до конца. Оказалось, что-то они затевали, и не простое. Боялись что Ставр узнает, и тогда не снести им голов. Такое непременно надо было рассказать Ставру, а главное, молодым сыщикам. Тут им было за что уцепиться.
        - Давай, кто там у тебя еще, - велел Могута, когда Аук закончил пересказывать разговор домового и банника. - Спешу я, дел сегодня много.
        Аук, в отличии от Могуты, никуда не спешил. Пенек этот ему нравился, он вторую неделю на нем сидел. И если не надоест, еще неделю сидеть будет. Он не понимал, чего это лешие всегда так спешат. Некогда им, дела у них, какие то. Но что может быть важней, чем сидеть и слушать. Иногда что-нибудь умное говорят. Это же очень интересно, умное услышать. Потом подумать можно, не торопясь. А они все торопятся, торопятся. Куда торопятся, зачем торопятся - непонятно. Выбрали бы себе по хорошему пеньку и сидели. Когда сидишь, хорошие мысли в голову приходят... Вот и сейчас ему пришла мысль, что неплохо бы опять поесть малины. Он потянулся за туеском, поставил его перед собой и зачерпнул горсть нежных ягод.
        Могуте только раз рукой взмахнуть, и улетел бы Аук за дальние кусты. И про малину свою забыл бы. Но опять удержался, даже не сказал Ауку, кто тот такой есть. И что с такими, как он, делать следует. Очень надо было лешему узнать, что еще слышал лопоухий коротышка.
        Аук же совершенно не обращал внимания на Могуту, как будто того и не было. Леших много, а он, Аук, один. На каждого лешего внимание обращать, так ни подумать, ни поспать времени не останется. Глазки у него были прикрыты и, если бы он не ел малину, Могута решил бы, что Аук заснул. Покончив с ягодами, Аук поставил пустой туесок на траву и застыл.
        Могута с ужасом подумал: что делать, если Ауку опять захочется ягод, или орехов, или, Чур его побери, меда. Придется тогда пришибить дармоеда. И понял, что не тронет он его даже пальцем, даже мизинцем. Надо было прослушать все, что знал Аук до конца.
        Наконец Аук открыл правый глаз. Убедился, что Могута терпеливо ждет. Это ему понравилось.
        - Ква! Ква! - заквакала басом здоровенная лягушка.
        - А ну, не мешай! - прикрикнул на нее леший.
        - Ква! Ква! - не умолкала лягушка. И какой-то мелкий лягушонок подержал ее, тоже квакнул.
        Только тогда Могута сообразил, что нет здесь никаких лягушек, что это тоже Аук.
        - Ну что ты мне квакаешь! - взмолися он. - Что ты квакаешь!? Не нужны мне твои лягушки, мне разговоры нужны.
        - А отчего он такой большой вырос? - спросил моховик.
        - От того, что у него ума мало, - ответил ему другой. - У одних ум растет, они остаются маленькими. А у других ума мало, вот их вверх и тянет...
        - Балабоки безмозгие! - обругал моховиков Могута. - Не нужны мне эти полудурки. Давай кого-нибудь другого.
        Аук не послушался.
        - У них самый длинный - Могута, - продолжал моховик. - значит он самый глупый.
        - Конечно, - подтвердил другой. - Все знают, что глупей Могуты, в Лесу никого нет.
        Моховики порассуждать любили и вряд ли закончили на этом разговор, но Аук, видно, решил, что с лешего довольно.
        - Если он уходить не захочет, давай зарежем его, - вдруг предложил сердитый бас.
        - Уйдет он в Лес, - ответил ему высокий голос.
        - Почему так думаешь? Знаешь его? Да?
        - Я знаю, что леший в землянке сидеть не станет. Леший в Лес пойдет.
        - Помнишь, где они лежат? - опять спросил бас.
        - Конечно, - ответил собеседник. - Он нам все в точности рассказал. Как войдешь, справа на полке.
        - Послушай, давай лучше зарежем, - предложил бас. - И нам спокойно и ему хорошо: не будет переживать, что зерна украли.
        - Нельзя, - не согласился высокий голос. - Нам велели зерна взять и никого не трогать...
        - Ага! - не удержался Могута. - Точно они. За зернами пришли. Ну-ка, выкладывай, что они там дальше говорили?!
        Не надо было Могуте прерывать Аука. Аук такого не любил. Укоризненно поглядел чистыми голубыми глазами на помешавшего ему лешего, потом уставился на пустой туесок.
        "Все, обиделся. Больше ничего не скажет, - сообразил Могута. - Опять ему чего-то захотелось, лопоухому губошлепу. Сейчас пошлет меня. Ну, нет уж, пусть дурака ищет. С меня хватит".
        Главное, что ему надо было, леший узнал. Повернулся и пошел по своим делам.
        Глава десятая
        У Филиппа болела голова. Не просто болела, а прямо-таки раскалывалась на части. С чего напала такая невыносимая боль, он никак не мог сообразить. А тут еще какие-то первобытные рожи появились. Мельтешили перед глазами и зубы скалили. Все как одна плоскомордые. У каждого в носу большое медное кольцо, вокруг шеи ожерелье из белых раковин болтается, а в руках здоровенные дубины. Сам он лежал на горячем песке, а рядом с ним торчали две пальмы, на вершинах которых болтались кокосовые орехи. Чуть подальше, первобытные разжигали костер.
        И зачем я на этот остров забрался, - пожалел себя водяной. - В омуте прохлада, тишь, благодать, так нет: надоела спокойная жизнь, голубых туманов, дураку захотелось, экзотики и кокосовых орехов. Какая же это гадость кокосовые орехи, - он хотел сплюнуть, но не смог, во рту было сухо и противно, будто там дохлые раки ночевали.
        - Почему все-таки так голова болит? Наверно кто-то из плоскомордых дубиной стукнул, мог и черепушку проломить. Дубины у них увесистые. И чего они в такую жару костер разводят?
        Костер разгорался все ярче, пламя поднималось высоко и жар доставал сюда, к пальмам. А возле Филиппа столпилось не меньше десятка превобытных, и не сводили с него глаз.
        Они же слопать меня собираются, - сообразил он вдруг. - Испечь на костре и слопать. Ну, конечно. Вон, какие все тощие, ребра торчат, как сучки. Оголодали. Ефтей где?! Коряжник куда смотрит?!. Хозяина сожрать собираются, а он где-то прохлаждается. Морду набью и разжалую в омутники! А может его сожрали, вперед меня? Я посолидней буду, пожирней, меня на закуску оставили. Ну, нет, не дамся плоскомордым, ерша им в глотку хвостом вперед. До воды недалеко. Сейчас вскочу и рвану. Если кто поперек дороги встанет, сшибу и растопчу. Хлипкие они все, не удержат.
        - У-р-р! - зарычал, он перед тем, как вскочить, отпугивая диких. - У-р-р! - От могучего рыка те отшатнулись, освобождая дорогу к воде. Но рвануть водяной не успел, один из тощих крепко ухватил его за плечо и стал трясти.
        - У-р-р! - рыкнул на него Филипп. - Расшибу! В камбалу расплющу!
        Первобытный не испугался, не отпустил. Филипп хотел его кулаком в рыло двинуть, так и здесь беда - рука как чужая. Не поднимается и все.
        - Да потряси ты его как следует! - сказал другой плоскомордый противным женским голосом. - Дурь, из него, вытрясти надо.
        И опять стали Филиппа трясти. Он вырывался, но держали его крепко и трясли беспощадно, так, что в животе забулькало. Откуда только у плоскомордого полумерка такая сила взялась? От этой неимоверной тряски разбитая голова болела еще больше. Вначале он зажмурился от боли, потом открыл глаза. И к удивлению своему увидел, что трясет его не первобытный задохлик, а свой коряжник Ефтей. Рядом с ним стоит ключница Марфута, это ее голосок он и слышал. И ни костра, ни пальм с кокосами, ни песка. А главное - никаких голодающих плоскомордых с кольцами в носу и дубинами в руках.
        - Вот и очнулся, благодетель наш, - сердито уставилась на него Марфута. Точно она: невысокая, но пышная, в два обхвата, и усики у нее, черненькие, как у молодого донника, а на поясе большая связка ключей от кладовок и сундуков. Да и говорить с Филиппом вот так, сердито, никто кроме нее не осмеливался.
        - Я что, спал? - удивился Филипп. Он до сих пор ощущал жар костра, видел голодные глаза первобытных. И голова по-прежнему раскалывалась от боли.
        - Спал, родимый, еще как спал, - опят недовольно поджала губы Марфута. - И мерещилось тебе что-то устрашающее. Так наклюкался, что во сне ужас чувствовал и скулил жалобным голосом, всех мальков в округе распугал.
        Слово "скулил" Филиппу показалось обидным. Да и не мог он скулить: комплекция не та и характер не тот, чтобы скулить. Он же помнил, что рычал на плоскомордых. Рычал и орал, что расшибет их всех в крошево. Так и сказал ключнице.
        - Ты чего плетешь, старая. Совсем из ума выжила. Там первобытные набежали, с дубинами, я на них и рыкнул, чтобы не распускались. У них от моего рыка рябь по мордам пошла, - приврал он.
        - Это ты думаешь, что рыкнул, а получился у тебя натуральный скулеж. Как у щенка, когда его сом в воду тащит.
        Менять надо ключницу, - подумал Филипп. - Много себе позволяет. Никакого уважения, и врет она все, не мог я скулить. - Но спорить не стал. Пустое дело, со старой дурой спорить. Ей сколько ни говори, если не по нраву, губы подберет, лоб выпятит, упрется как бычок и стоит на своем.
        Голова по-прежнему болела так, что Филипп и шевельнуться не мог.
        - Это кто меня дубиной оглоушил? - спросил он. - Голову кто разбил?
        Тут и прибрежник Кондей объявился. Оказывается и он здесь. Конечно, без него ни один чих не обойдется, канцелярист занюханый. Всем бочкам затычка.
        - Черепных травм не обнаружено, - утешил он. И бородой трясет. Ну прямо козел, только безрогий.
        - Цела у тебя голова, хозяин. Ни царапин, ни шишек на голове в наличии не имеется, - доложил Ефтей. - Сам ощупывал, ни одной дополнительной дырки, все как положено.
        - Вместе с тем четко наблюдается интенсивная степень алкогольного синдрома, - продолжил Кондей, не обращая внимания на Ефтея.
        И этого, козла вонючего, гнать надо, - прикинул Филипп. - Ученость свою показывает, простого слова от него не услышишь. "Интенсивный синдром..." Только как его выгонишь, если на нем вся канцелярия держится.
        - Пить меньше надо, - перевела Марфута.
        - Это значит я того?.. - не стал договаривать Филипп. Вроде и так начинала ясность появляться.
        - Ага, - подтвердила Марфута. - С Хролом. Со всякой шантрапой путаешься, вот и того.
        - С чего бы это? - водяной задумался. - Я, вроде, и не собирался. И причины нет никакой.
        - Хрол себе новый ковшик для воды выстругал, вы его и стали обмывать. Дообмывались.
        Водяной осторожно ощупал голову. Голова была цела, но по-прежнему болела неимоверно, прямо раскалывалась. Теперь хоть стало понятно отчего.
        - Тихо все прошло? - с надеждой спросил Филипп.
        - Вы как с Хролом стакнетесь, так у вас тихо не бывает, - ключница так и буравила водяного маленькими острыми глазками. - Надрызгались и пошли куролесить. Ты посмотри, что с новой тельняшкой сделал: дырка на дырке, как щуки драли.
        Филипп посмотрел на тельняшку. И верно, утром новую надел, а теперь выбрасывать придется.
        - Так уж и надрызгались, - неуверенно возразил он. - Ты скажешь.
        - А то!
        - С жалобами приходили?
        - Пока нет. Моховики говорят, вы какого-то барсука поймали и в малиновую краску окунули.
        - Моховики соврут, тоже недорого возьмут. Чего их слушать. Ну где, скажи ты мне, ночью в Лесу малиновую краску можно найти? И для какой такой радости мы бы его красить стали. Барсук жаловаться приходил?
        - Пока не приходил.
        - А ты, говоришь, покрасили. Знаю я, этих барсуков. Если бы мы его покрасили, он бы здесь с утра торчал, за моральный ущерб свежей рыбы просил.
        - А еще говорят, - ехидно продолжала Марфута, - вы с Хролом на дерево забрались, на ветках качались и русалок изображали.
        - Я русалку? - не поверил Филипп. - Не может такого быть.
        - Вот и я говорю, какая из тебя русалка. С твоим-то пузом и бородищей только по деревьям и прыгать.
        - Ничего не помню, - признался водяной. - Совсем ничего: ни про барсука, ни про русалок.
        Мимо, заботливо хлопоча хвостиком, проплыла домашняя рыбка. В голове как молотком застучало.
        - Ну что ты волну гонишь! - с укоризной выговорил ей водяной. - Что ты волну гонишь!
        Рыбка шеметом из омута шмыгнула.
        - Невозможно такое терпеть, ох и болит голова, - простонал Филипп. - Марфута, рассольчику бы.
        - Где я тебе рассол возьму, - никакого сочувствия не было в голосе ключницы. - Ты прошлый раз, когда пить зарекался, во весь голос орал: "Чтобы я в своем омуте больше этой гадости не видел!" Вот мы рассол и вылили.
        - Весь? - не поверил Филипп, зная хозяйственную жилку ключницы. - Может, немного осталось?
        - Весь! - отрезала ключница. - Мы народ подневольный, что приказано, то и делаем.
        - Ой-ой-ой... - водяной взялся двумя руками за голову. - Чтобы я еще когда-нибудь... Марфута, полечиться бы мне... Сока березового...
        - Нету, батюшка, сока. Ты еще на той неделе приказал, чтобы ни одного туеска в омуте не держали. А мы что, мы народ послушный.
        - Бутылочка заморская где-то должна быть, - вспомнил Филипп. - Плоская такая. Принеси, а то никакой мочи нет.
        - Что-то я не припомню. Может и потерялась.
        Кобенилась Марфута, ясное дело. Хотела, чтобы он поуговаривал, поупрашивал поискать. Филипп уговаривать змеюку не стал. Тоже уставился на нее, прямо в прищуренные щелки, и взгляд не отводил. А сам думал: "Пришибить ее сейчас, что ли? Чем-нибудь тяжелым по башке стукнуть, а потом поспрашивать: болит голова, или не болит?"
        Марфута понятливая, не первый год служит, сообразила, чем кончится может.
        - Пойду, поищу, может, и завалялась где, - и вышла.
        - Сейчас принесет, - обнадежил водяного Ефтей. - Она хоть и баба, но службу знает.
        И верно, вскоре Марфута вернулась, молча протянула Филиппу небольшую плоскую бутылку с цветной наклейкой. И, снова поджав губы, с укоризной уставилась на водяного.
        - Ох... - простонал тот, сворачивая пробку. - Ох... - он приложился к горлышку и сделал маленький глоток. - Ну и гадость, - потом сделал другой глоток, побольше. И третий. - Прямо огнем жжет. Как они ее только употребляют, отраву такую?! Все, хватит. Видит Нептун, не пьем, а лечимся, - он завинтил пробку, вздохнул и прислушался к головной боли... Она вроде бы стала утихать. Филипп осторожно покачал головой. - Утихало...
        - Чего это она такая зеленая? - спросил Ефтей.
        - Хе, - Филипп потряс головой сильней. Полного порядка еще не было, но прежней боли он уже не ощутил, это точно. Вот что значит, вовремя лекарство принять. - Так заморская ведь. У них жаркий климат, почти что тропики. Береза не растет и пить, поэтому, нечего. Вот они и гонят эту отраву, из зеленого агавского растения. Хочешь попробовать?
        Глянул на Марфуту, а та глаза опустила, вроде видеть ничего не хочет, и слышать не хочет. И правильно, нечего встревать в такое серьезное дело, как выпивка. Все равно ничего она в нем не соображает.
        - Слушаюсь! - вытянулся коряжник. Хлебнуть горяченького, Ефтея уговаривать не надо.
        Филипп передал ему бутылку. Коряжник осторожно принял ее, обтер пальцами губы и хлебнул. Из деликатности только один глоток и сделал. Один, но какой! Если бы на три глотка пошел, так опорожнил бы бутылку до донышка.
        - Отрава! - подтвердил Ефтей. Он опять обтер губы, подумал немного и добавил: - Гадость, но пить можно, шибает.
        Филипп с любопытством посмотрел на Кондея: хлебнет, козел вонючий, или не хлебнет?
        - Глоточек? - предложил он прибрежнику.
        - Не ощущаю потребности в наркотических стимуляторах, - выдал, козел вонючий. И бородой потряс.
        Филипп так и думал, что откажется. И тяжело вздохнул, потому что приличного канцеляриста сейчас и не найдешь. Он поглядел на бутылку, подумал, что неплохо бы еще разочек губы смочить, но удержался, не стал.
        - Унеси, женщина, бутылку! - и небрежно отдал ее ключнице. - Под замок ее. Да запомни, старая, куда положила. А то память у тебя совсем никуда уже не годиться, - решил он уесть Марфуту. - Поняла?!
        - Чего тут не понять, - ключница по-прежнему смотрела на водяного щукой. - Как прикажешь, так и сделаем, мы же подневольные, - и ушла.
        - Подневольная выискалась, - выдал ей вдогонку водяной. - Что ни скажешь, она всегда слово поперек найдет. Крокодила в юбке. Анаконда усатая.
        Голова окончательно перестала болеть. И даже веселость какая-то появилась. Захотелось поговорить.
        - Так не знаешь, куда мы с Хролом ходили? - подмигнул он Ефтею.
        - Докладываю: шумели, песни пели, барсука красили. За русалками, конечно, гонялись. Какую поймаете - целовали с полным удовольствием. Потом сами русалками представлялись. Полезли на деревья, на ветках качаться стали. Так ты же мужчина видный, тяжелый, ни один сук не удержит, вот и шмякнулся.
        - То-то чувствую, у меня спину ломит. Это, от того, что я с дерева сверзился...
        - Никак нет. Болит от того, что тебя жердью два раза поперек спины перетянули.
        - Эт-то ты врешь. Кто в Лесу водяного жердью обхаживать станет!? Да еще два раза!
        - Докладываю по порядку действий. Сначала полевик. Вы с Хролом, когда гуляли, на Ромашковой елани полевика встретили. Он в Лес прошлым месяцем забрел, теперь пережидает, когда выбраться сумеет. Хрол с ним и сцепился, заспорили они. Ты их разнимать стал, отвесил каждому. А полевик тебя жердью. Ты жердь у полевика отобрал, выбросил, хотел морду ему набить. А он испугался и в бега ударился. Тут тебе еще какой-то лохматый под руку подвернулся, ты в раже ему по уху влепил. А он жердь, что полевик бросил, подобрал и опять тебе по тому же месту, поперек спины. Ты тогда совсем освирепел и со всего маху в зубы ему врезал. Он лишние зубы выплюнул и в кусты уполз. Правильно сделал, а то ты вполне мог его жизни решить.
        Водяной задумался:
        - Раз такое дело, значит, перебрал, - признался он. - Этот, которому я зубы сосчитал, жаловаться приходил?
        - Никак нет! Пока тихо.
        - С полевиком что, с Хролом? Чего они не поделили, спорить стали?
        - Полевик говорил, что в поле лучше, а Хрол, что лучше в Лесу.
        - В Лесу... В поле... Каждому известно - лучше всего в воде, - определил Филипп.
        - Так точно! В воде лучше всего! - подтвердил коряжник. - Теперь у полевика под правым глазом фингал, а у Хрола под левым.
        - Чего они так друг-дружка по пустяку? - заинтересовался водяной.
        - Так не они друг друга, это ты их, когда уговаривал не буянить.
        - Да ну?.. - удивился водяной. - Хролу тоже я подвесил?
        - Хролу тоже.
        - И приличный фингал?
        - Твой, фирменный. Левый глаз у лешего начисто затянуло. А окраска должна сегодня полностью проявиться.
        - Это хорошо, - водяной был доволен, что Хролу достался фирменный фингал. - Он и виноват, что мы набрались: "давай еще по одной, да еще по одной". Совсем нет у лешего тормозов. И меня заманил. Ему хороший фингал к пользе. Полевику тоже - нечего с дураком связываться, - и чтобы не понял его коряжник неправильно, уточнил: - Нечего с дурным Хролом связываться.
        - Так точно! - подтвердил Ефтей.
        - Этот, которому я в зубы... как придет, скажи мне. Одаривать стану. Я справедливый. Раз не прав - буду откупаться. А еще что было? - продолжал интересоваться водяной.
        - Так что, ничего особенного. После победы над полевиком и лохматым, вы опять к Хролу завалились. Марфута как услышала про такое, меня с братом позвала с собой и сразу к лешему в землянку. А вы оба в лежачем положении, храпите. Хрол субтильный, он потихоньку храпит, со свистом, а ты с рокотом, солидно и громогласно, как водопад. Всю живность в округе распугал. Пустыми туесами из-под березового сока вы у Хрола весь угол завалили. Хорошо вы вчера с лешим приняли, обстоятельно, - отметил он, со знанием дела. - И карты, значит, по всему столу разбросаны.
        - Карты, говоришь. Хм... - Филипп вспомнил, что и верно играл в карты с лешим. - Точно, в карты... На что же мы играли?.. - водяной задумался, но вспомнить не смог. - Завелись мы с ним оба. На кон что-то большое ставили и он и я. А вот выиграл я или проиграл - не помню. В народе ничего не говорят?
        - Никак нет! Никто и не знает, что вы картишками баловались. Только Марфута да мы с братом, - и надо было понимать: уж они-то никому не расскажут, что хозяин с лешим всю ночь березовый сок пил и в карты резался.
        - Я забыл, на что играли, - водяной рассмеялся. - Вот и хорошо, что забыл. Хрол жульничал, это точно. Только отвернешься, он карту из рукава достает. Надо было его мордой об стол. Хорошо, что я ему фингал прилепил. Честно в карты он играть не может, натура у него такая. Леший, наверняка, и выиграл. А раз я забыл, то он, хлипкий, тем более забыл. И квиты мы, никто ничего не проиграл.
        Тут опять канцелярист, сутяжная душонка, выступил.
        - У тебя, хозяин, сегодня малый прием скоро начинается. Надо предстать перед народом, - напомнил он.
        - Тьфу ты, - сплюнул водяной, - Этого еще не хватало. Отмени! Видишь, болею.
        - Согласно традиции никак невозможно, - поблеял козломордый. - Необходимо предстать. И в полном облачении, как славными твоими предками заведено.
        Филипп и сам понимал, что малый прием отменять нельзя. Народ, со своими заботами, явился и надо с каждым поговорить. Какой же он благодетель, если просьбы народа выслушивать не станет. Тем более, голова уже не болела. И облачиться тоже надо. Чтобы уважение испытывали. Не босяк какой-нибудь, а сам водяной.
        - Марфута! - крикнул он ключницу.
        Та вошла. Руки опущены, губы ниточкой, пол разглядывает. Угнетенную сиротку из себя строит.
        - Ты вот что, не придуривайся, - прямо так и выдал ей Филипп. - Ну, выпил, гульнул, так с каждым случается. А сейчас дело справлять надо, - он посмотрел на прибрежника и поморщился. - Малый прием пора начинать. Неси мне, Марфута, новую тельняшку. Ты что думаешь, я в такой тельняшке к народу выйду?! - он просунул руку в одну из дыр и повертел ею. - У нас что, добра мало!? Нельзя водяному в рваной тельняшке ходить?! Тащи тельняшку, новый пояс, с блестящей пряжкой и лучшие мои шорты давай сюда, ненадеванные еще, плисовые.
        Насчет плисовых, специально напомнил, что они лучшие. Для примирения с ключницей. Она эти шорты сама скроила, сама сшила и гордилась своей работой.
        - Сейчас, батюшка, принесу, - оттаяла ключница и вроде бы чуть ли не улыбнулась. - Шорты плисовые, это ты правильно, батюшка, решил.
        Вот что делают плисовые шорты, - с удовольствием отметил Филипп. - Отмякла старая крокодила. С ней ссориться, себе дороже, со света сживет.
        - И Джонни ко мне. Пусть золотую цепь тащит, штук пять перстней с камнями что побольше и на голову что-нибудь такое, сверкающее.
        Первой Джонни прибежала. Молодая, длинноногая, такой что не прибежать первой. Пока Марфута свои телеса на шаг переносила, Джонни десять шагов отмахивала. Ее Филипп из-за моря привез от берегов заграничной Шотоландии. Она по специальности узге, хранительница драгоценностей. Сама по себе деваха неказистая, тощая, как селедка раками обглоданная. Но аккуратная и суровая, всякие боевые приемчики знает. Под ее присмотром ни один камень не потеряется, ни одна золотинка не пропадет.
        Джонни одела водяному на шею золотую кованую цепь, старинной работы. На пальцы левой руки три массивных золотых перстня с красными рубинами, на пальцы правой - два перстня, но с алмазами. Полулысую голову высоким обручем украсила. Филипп это украшение в каком-то теплом море у тамошнего водяного за картишками добыл. Ставили на кон как золотое. Оно и блестело, как золото, а там - кто его знает... Джонни отошла и застыла, любуясь драгоценностями. Знала в них толк и ценила красоту.
        Потом Марфута появилась. И пояс принесла, и тельняшку новую, и шорты плисовые. Филипп переоделся, бороду причесал, и совсем другим сделался, не узнать. Был галах-галахом, бродяга в дранной тельняшке. Такого ни в один приличный омут не пустят. А сейчас барин-барином. Глянешь на золотую цепь, на перстни, на новые плисовые шорты - и уважать хочется.
        Водяной подошел к большому зеркалу, стал себя рассматривать. Оно, конечно, при полном параде вид солидный, но не сказать, чтобы остался полностью доволен. Лицо припухло, под глазами мешки, сразу видно, что веселую ночь провел.
        Марфуте его вид вовсе не понравился.
        - Может, отменишь на сегодня, - предложила она. - Рожа у тебя больно помятая.
        - А ничего! - решил Филипп. Голова уже не болела, а после опохмеления он еще и прилив бодрости почувствовал. И что-нибудь такое эдакое захотелось совершить. - А ничего! Ефтей! Если кто вякнет, по поводу моего внешнего вида, ты его в три шеи гони. И больше на порог не пускать, прощелыгу. Я им всем благодетель. И с помятой рожей - все равно благодетель.
        - Погоди, - остановила его Марфута. - Нет в тебе сейчас настоящей осанки. Не впечатляешь. Надо имидж подправить.
        Она вприщурку осмотрела водяного, подумала немного, потом вынула из кармана широкую ярко-красную ленту.
        - Сейчас и подправим.
        Ключница перекинула водяному ленту чрез плечо. Лента наискось легла поперек всей груди и спины, а внизу Марфута завязала ее хитрым узлом - бантиком. Отошла в сторонку, оценила и осталась довольна.
        - Вот так хорошо будет, - никто и не глянет на твою зачуханную физиономию, все на красную ленту смотреть станут.
        Филипп ключнице не поверил, но прежде чем обругать ее и выбросить дурацкую ленту, посмотрел в зеркало. А ведь права была змеюка. И сам не заметил черноты под глазами, красная лента в глаза лезла, и все остальное перебивала.
        Ухватиста, из чего хочешь вывернется, - подумал водяной. - Знает свое дело. Как исхитрилась - одной лентой всю ночную гульбу поправила. Нельзя ее гнать. Выгонишь, так на ее место прихлебаи подсунут какую-нибудь дурынду, из своих, и будешь с ней маяться. Лучше уж эту ядовитую анаконду держать, от нее хоть толк есть.
        Малый прием, как из старых времен повелось, проводили в Малом Гранитном Гроте. Чтобы все было солидно и чинно. Чтобы каждый, кому не лень, не лез, куда ему не надо, и не мельтешил. И как в старину, Филипп уселся на большую красного гранита глыбу. Сидеть на камне было неудобно и жестко. Филипп давно собирался приказать, чтобы соорудили подушечку из водорослей, да все как-то забывал. "А сами, бездельники, не догадаются, - ерзая на жестком камне, размышлял водяной. - Работнички... Без приказа они и плотву не поймают".
        В крыше грота была прорублена дыра, и солнечный луч падал прямо на водяного. Вид у него был внушительный. Обруч на голове блестел, и большая пряжка на поясе блестела, и золотая цепь блестела. Поперек груди широкая красная лента. Издали, следов ночной гулянки увидеть было невозможно, а близко к водяному никого из посторонних не подпускали.
        Все сопровождавшие водяного на малый прием стояли. Справа от Филиппа Марфута с ключами на поясе. Слева начальник охраны омута коряжник Ефтей. Немного в сторонке, справа, козел бородатый, прибрежник Кондей с пергаментами в рукаве. А у входа громоздился плечистый и лопоухий старший подкоряжник Фитюк, загораживающий трезубцем вход в Грот от непрошеных гостей.
        - Можно начинать, - кивнул водяной Кондею.
        Кондей вытянулся, вдохнул поглубже, и заорал:
        - Филипп Первый! Великий водяной! Хозяин проток, заливов и проливов, Владыка омутов и перекатов, Повелитель рек, озер и всех других водных пространств начинает малый прием!
        Филипп сидел на своей неудобной каменюке и ногой такт отбивал, проверял, не пропустит ли чего козлобородый. Тот все правильно сказал, ничего не пропустил и, главное, одним дыхом выдал.
        - Впускай, - кивнул водяной Ефтею.
        - Дозволено впускать! - объявил тот старшему подкоряжнику. Фитюку.
        Фитюк убрал трезубец, поманил кого-то рукой.
        Вошли два старых седых бобра и с достоинством поклонились Филппу. Один из них подал Кондею небольшой листок пергамента. Канцелярист быстро пробежал его глазами.
        - Два семейства бобров, прибывших к нам из соседней реки, просят отвести им участок для строительства плотины и домиков, - доложил он.
        - Ну, и отведи. Реке от бобров польза.
        - Никак невозможно исполнить такое их желание.
        - Это почему?
        - Нет подтверждения, что они являются бобрами, - проблеял козел.
        - Как это? - удивился Филипп. - Бобры ведь.
        - Твоим великим прадедом, водяным этих мест Ферапонтом Четвертым был составлен "Реестр определений всего сущего в данной акватории". Там значится, - Кондей вынул из рукава пергамент, развернул его и прочел: - "Все бобры ведут оседлый образ жизни. У каждой семьи имеется персональный домик и общая для рода плотина..." - прибрежник свернул пергамент и убрал его в рукав. - А у этих ни плотины, ни домика. По такой объективной причине за бобров мы их принять не можем.
        - Ты посмотри на них. На хвосты посмотри, на зубы... Бобры они или не бобры?
        - Не могу знать. Согласно официальным данным - они являются неизвестными персонами.
        - А если на глазок?
        - Если на глазок, то бобры конечно. Но поскольку они явились без удостоверяющих свое происхождение строениями, доказать что они бобры совершенно невозможно.
        - Они что, домики и плотину сюда притащить должны?
        - Они должны удостоверить факт, что являются бобрами, - ушел от прямого ответа Кондей.
        Водяному захотелось придушить заведующего канцелярией. Прямо сейчас, непременно при всех. Пусть все видят и знают, что будет с тем, кто станет крутить идиотскую канитель с простыми решениями.
        - Выдели, - как можно спокойней сказал он.
        - Согласно Реестра всего сущего, не имеем права, - затряс бородой Кондей. Не побоялся возразить водяному.
        Филипп опять удержался. Не стукнул канцелярскую амебу, и даже голос не повысил.
        - С моего высочайшего соизволения, - сказал он очень тихо, но очень твердо, - выдели бобрам место для строительства на Журавушкином ерике. Чтобы строились и прославляли нашу справедливость.
        Кондей открыл рот, хотел что-то сказать. Но в это время Филипп так на него глянул, что тот сразу понял: больше перечить водяному нельзя. Канцелярист поперхнулся, закрыл рот, снова открыл и снова поперхнулся.
        - М-м-м, - сказал он. - М-м-м... - и опять замолчал. Глаза его стали большими и совершенно пустыми. Он никак не мог сообразить, что делать.
        "Точно козел, - подумал Филипп. - Он и мекает, как козел".
        Наконец, канцелярист до конца принял свое поражение.
        - Согласно прямому и непосредственному указанию Великого водяного Филиппа Первого, существам, именующим себя бобрами, выделяется место для строительства плотины и необходимых домиков на Журавушкином ерике, - сообщил он. - Посмотрел на Филиппа и с тоской в голосе добавил: - решение окончательное и обжалованию не подлежит.
        - Можете смело говорить всем, - обратился к бобрам водяной, - что здесь у нас каждый найдет поддержку. Я и мои приближенные только о том и думают, чтобы сделать вас всех равными, свободными и сытыми. Можете идти.
        Седые бобры опять с достоинством поклонились Филиппу и вышли.
        - Кто там еще? - спросил Филипп.
        Фитюк выглянул из пещеры, поманил пальцем. В грот вошли три болотника. Все трое невысокого росточка. Кривоватые, тонкие как у лягушек ноги делали их еще ниже. Головы у болотников лысенькие, а бороденки путанные, кудлатые. Мордочки грязные, с ушей свисали клочки тины болотной. Были они совершенно одинаковые, как головастики от одной лягушки.
        - Ну и красавцы, - глядя на них, покачал головой Филипп. - Отворотясь не насмотришься.
        Болотники остановились у входа и с любопытством разглядывали водяного. Рты пораскрывали, восхищенные блестящей пряжкой на поясе и золотой цепью. Отроду не видели они у себя в болоте такого блеска.
        А Кондей молчал. Никак не мог очухаться, после истории с бобрами.
        - Докладывай! - окликнул его водяной.
        Концелярист вздрогнул, будто его неожиданно разбудили и тут же дали хорошего щелбана по лбу. Оглянулся и сразу сообразил, в чем дело.
        - К твоей милости болотники, - доложил он.
        Филипп кивнул.
        - По какому поводу явились? - спросил Кондей болотников.
        Болотники переглянулись, зашевелились, стали переступать с ноги на ногу. Жизнь на болоте неторопливая и соображали они медленно.
        - В речку вашу хотим, - наконец выдал один.
        - Ага, - подтвердил второй.
        - Угу, - внес свою лепту в завязавшийся разговор третий.
        И опять наступило молчание. Филипп не выдержал.
        - У вас на болоте разве плохо? - спросил он.
        - Не, на болоте хорошо, - подумав, заявил второй.
        - Отчего же вам в речку захотелось?
        - Так у вас в речке лягушки вкусней, - опять вступил в разговор первый. - Большие у вас лягушки, жирные.
        - Ага, - поддержал его второй.
        Третий молчал.
        - Понятно... - Филипп посмотрел на канцеляриста. - Как там у тебя в Реестре? Может болотников и болотниками считать нельзя? - пошутил он.
        Кондей шутки не понял. Канцелярист вынул из левого рукава пергамент, сверился с ним и доложил:
        - Описанию данные существа полностью соответствуют. Бороды, ноги, лысины и тина на ушах обозначены. Исходя из "Реестра определения всего сущего данной акватории", составленного великим водяным этих мест Ферапонтом Четвертым, данные существа следует считать болотниками.
        - Все-таки болотники. Так принимать их или нет, как думаешь?
        - Поскольку имеется соответствие, то противопоказаний нет, - на этот раз поостожничал канцелярист.
        - Понятно. Лягушки вам наши нравятся? - спросил Филлип болотников.
        - Ага, - сообразил первый.
        А второй так и не успел сообразить, о чем их спросили, потому что Филипп задал еще один вопрос.
        - Чего это вы такие грязные?
        - Так это... - первый наверно славился в кругу болотников своей болтливостью. - Для счастья. Грязь с себя смывать - это значит счастье смывать.
        - Получается - вы счастливые?
        - Ага, - подтвердил второй.
        Третий по-прежнему молчал. Возможно, он был в своем болоте самым умным, а умные, как известно, помалкивают.
        - Чего же вы от своего счастья уйти собрались? - поинтересовался водяной.
        - Так лягушки у вас вкусные, - первый демонстрировал чудеса сообразительности. - А мыться мы и здесь не будем. Счастье при нас останется, - вполне логично размыслил он.
        - Вопрос серьезный. Я в таком вопросе сам разобраться не смогу, - решил развлечься Филипп. - Надо с народом посоветоваться. Как народ скажет, так и будет. Ты как думаешь? - посмотрел водяной на коряжника. - Брать их или пусть счастливыми остаются?
        - Грязные они и запах не наш, - как и положено начальнику охраны, Ефтей глядел на болотников строго и подозрительно. - Такие, и на диверсию пойти могут. Если их в речку пустить, воду, враз, замутят.
        - Ты как считаешь, Марфута? - обратился водяной к другой представительнице народа.
        - У нас, здесь, отродясь, лягушатников не было, и дальше без них обойдемся, - отрезала она. - И насчет экологии думать надо. Малькам чистая вода нужна. Сейчас все за чистоту природы борются, и нам надо в эту борьбу включаться. А эти, - Ефтей прав, - воду мутить станут.
        - Так... А ты, Фитюк, как думаешь? - народней Фитюка никого здесь не было.
        - Я? - переспросил старший подкоряжник, мнением, которого интересовались редко.
        - Ты.
        - А что, думать надо? - растерялся тот от неожиданного задания.
        - Надо, Фитюк.
        Фитюк понимал, что ответом своим должен угодить водяному, а чего желает водяной, сообразить не мог. Молчание затягивалось. Все ждали, что скажет старший подкоряжник. Раз водяной спросил, должен же он что-то сказать. И лопоухий богатырь Фитюк тоже понимал это. Так что, вынужден был решиться.
        - Может им надо пендаля дать? - сообразил он в привычном для себя направлении. И тут же предложил свои профессиональные услуги. - Это я всегда! На службе родного омута сил не пожалею.
        - Поняли? - спросил Филипп у болотников.
        Те уставились на водяного, стали соображать, что им надо понять.
        - Народ против, - сообщил, не дождавшись ответа водяной. - Я может, и согласился бы, но у нас демократия. Я вам не деспот какой-нибудь или сатрап, против воли народа не пойду. Можете смело говорить каждому, что мы здесь постоянно заботимся о сохранении демократии и экологии. Теперь поняли?
        Болотники опять не успели понять.
        - Болотникам приказано возвратиться в свое болото! - проблеял Кондей. - Фитюк, помоги просителям.
        Старший подкоряжник стал выполнять приказ. А пока Фитюк провожал болотников и старался, чтобы те прямо в своем болоте оказались, в грот зашел подкоряжник Еник. Смотритель лошадок, он же конюх, он же личный кучер водяного. Невзирая на всю торжественность обстановки он направился прямо к Филиппу.
        - Хозяин, лошади покормлены и запряжены. Багаж уложен. Можно ехать, - доложил личный кучер.
        - Это куда ты ехать собрался? - поинтересовался Филипп.
        - Не я, а ты, хозяин, ехать собрался. Говорил, на Южные острова, за экзотикой. Кокосовые орешки хотел пощелкать, на горячем песочке полежать.
        - Хм, на Южные острова, - говоришь... - На горячем песочке полежать...
        Филипп вспомнил полыхающий костер, дубины и плоскомордых первобытных, которые собирались его съесть. Сон, конечно, но все равно неприятно. И может не просто сон, а предостережение. Он погладил живот. Живот был большой, теплый и гладить его было приятно. Чего уж тут: свой собственный живот, к которому водяной относился с полным уважением и выращивал не для первобытных с кольцами в носу.
        - Пусть плоскомордые друг друга жрут, нечего мне там делать, - заявил он. - А орехи твои кокосовые - дрянь, не прожуешь, - водяной сплюнул. - Мне, сколько захочу, наших соберут. Слышишь, Марфута, орешков хочу, пусть наберут туес. Да присмотри, чтобы спелые. Наши, отечественные, получше заморских будут. В них витаминов побольше. Не поеду я на твои Южные острова, Еник. Свои орехи щелкать стану. Распрягай лошадей.
        - Распрягать, так распрягать... И возок что ли тоже разгружать?
        - И возок разгружай.
        - А может не стоит, - рассудил Еник. - Может, ты завтра надумаешь ехать, или послезавтра, так чего его разгружать. Там работы знаешь сколько... До завтра и так постоит. А завтра тебе может ехать захочется.
        - Тебе чего велено? - сердито посмотрел на него водяной.
        - Велено разгружать.
        - Вот и разгружай! Никуда я не поеду. Ни сегодня, ни завтра.
        - Легко сказать: разгружай да нагружай. Оно ведь таскаешь, таскаешь... Может, на той неделе поедешь? Думаю, пусть возок пока нагруженным постоит, ничего с ним не случится.
        - Я кому говорю! - погрозил ему кулаком Филипп. - Мне сколько раз повторят надо?! Или ты в ухо захотел? Разгружай!
        - Так бы сразу и сказал, - нисколько не обиделся подкоряжник, повернулся, пошел распрягать и разгружать.
        Тут и Фитюк выпроваживавший болотников вернулся.
        - Хозяин, - он ухмыльнулся, явно собирался обрадовать водяного чем-то интересным и веселым. - Тут барсук пришел, с тобой встретиться хочет.
        - И чего ты в этом смешного увидел, - Филипп понял, что это тот самый барсук, которого они с Хролом выкрасили. - Мало ли чего барсуку надо.
        - Так он весь из себя малиновый, - старший подкоряжник не по чину весело ржанул. - Отродясь не встречал таких смешных барсуков. Ты бы на него глянул. Он на берегу стоит, а вокруг него моховики тучей роятся. Рты от удивления поразевали. А еще говорят...
        - Не твое дело слушать, что бездельники говорят! - оборвал его водяной. Ты что, деревня, и вправду малинового барсука ни разу не видел!?
        - Так мы же это... - стал оправдываться лопоухий. - Мы же под корягами. У нас там вообще никаких барсуков нет. А так-то мы завсегда, за честь родного омута жизнь отдать готовы.
        - То-то, - Филипп поерзал, поудобней устраиваясь на неуютном камне. - Тебя занарядили служить, так неси свою службу как следует. А то барсуки, барсуки малиновые... Я тебе покажу барсуков!
        Старший подкоряжник подобрался и застыл со своим трезубцем, преданно уставившсь на водяного.
        - Барсук пусть подождет! - приказал Филипп. - Кто там у нас еще? Зови!
        Глава одиннадцатая.
        Лешие со всех околотков собирались к землянке Ставра. Первым пришел Колотей: длинный и тощий, как жердь. В руке такой же длинный черный посох, с которым он никогда не расставался, как не расставался с просторной зеленой курткой, расшитой по воротнику и рукавам затейливыми серебристыми узорами. Никто не считает лешачьи годы, никто не знает, сколько тому или иному лешему лет, но Колотей был самым старым в Лесу. Ухоженная белая борода его опускалась ниже пояса, негустая, седая шевелюра рассыпалась по плечам. И темное лицо было в глубоких морщинах, как кора старого дуба. А взгляд из-под нависших кустистых бровей был пристальным, будто видел леший что-то такое, особенное, другим недоступное. Колотея в Лесу уважали, к его мнению прислушивались. И побаивались. Если Ставр был здесь хозяином: лешими выбранный и утвержденный вышестоящей властью, а, значит, всем остальным за руководителя и старшего брата, то Колотей как бы считался дедом, хранителем вековых обычаев.
        Следом за ним и сорока Фроська объявилась. Она такое собрание леших никак не могла пропустить. Опустилась на заветный дуб, деловито попрыгала по веткам, поклевала каких-то одной ей видных букашек, перышки почистила и уселась, глаза прикрыла. Будто подремать собралась, будто случайно сюда залетела и то, о чем станут говорить лешие, ее совершенно не интересует.
        За ней Гонта с далекого шестого кордона прихромал. Еще в детстве толстая лесина ему на левую ногу упала - кости вдребезги. С тех пор и хромает. И не опоздал Гонта, в назначенное время явился. Обычно он всегда опаздывал, потому что пока добирался от своих дальних владений, непременно его что-то задерживало. То ветер трухлявое дерево повалил, и следовало его с тропинки убрать, то лосиха никак отелиться не может и надо ей помочь, то еще что-нибудь такое же важное, спешное, мимо которого ни один леший пройти не может. А бывало, что и сам в какую-нибудь неожиданную яму провалится, или нога на случайной кочке подвернется. И от этих постоянных напастей и нежданных неприятностей характер у него окончательно испортился. Стал он нервным, дерганным и всем недовольным. Все ему не нравилось, ко всем придирался, слова просто так не скажет, непременно с подначкой, с подковыркой. Лешие уже привыкли, что без подковырок Гонта не может, и не обращали внимания. А это его еще больше заводило.
        Хоть и вовремя пришел Гонта, физиономия у него была кислей кислого, как будто он весь день глотал головастиков в самой гнилой бочажине Хлюпошлепного болота и диким щавелем закусывал. Ни на кого не глядя, леший молча уселся на край бревна, прикрыл глаза и стал думать что-то свое недовольное.
        Могута с Еропкой парой появились. И как всегда о чем-то спорили.
        - Ставр, ты нас рассуди, - попросил Могута.
        - А что Ставр!? А что Ставр!? - подпрыгивал возле него Еропка. - Ты всю жизнь ставровым умом жить не станешь, самому соображать надо. Мыслить надо! Если ты мыслишь, значит, ты существуешь! Понял!?
        - Я, значит, не мыслю, а ты, значит, мыслишь?
        - Так это же и есть превентивная гармония в действии. В этом мы как раз друг друга и дополняем. У тебя сила, а у меня мысль! А когда они вместе, можно по линии прогресса невиданных вершин достигнуть.
        - Вот и достигай. А мне твои вершины ни к чему, - не соглашался Могута.
        - Не понимаешь ты своего предназначения... - Во! И молодое поколение здесь, - обрадовался Еропка, увидев Гудима и Буряту. - Нет, ты посмотри, Могута, какие ладные лешаки подрастают. А главное - умные! Хорошая смена нам идет. Ну, докладывайте сыщики, чего нашли, чего сообразили?
        - Погоди, Еропка, не егози, - остановил его Ставр. - Дождемся остальных, чтобы всем сразу и рассказать. А сначала вас послушаем.
        - А чего нас? За нами задержки не будет. Мы завсегда готовы! Задание выполнили полностью и, кроме того, глубоко поразмыслили, так что у нас тоже некоторые глубокие соображения ума есть. Могута, видишь, надулся как индюк после сытного обеда. Это значит - он что-то важное узнал. Но мне индивидуально ни слова не сказал. Тоже хочет всем сразу.
        Пока Могута и Еропка усаживались на бревна, Клямке явился, грустный и недовольный. Кончики его усов были уныло опущены. Даже перо на шляпе, соответствуя настроение хозяина, торчало не так гордо. И без своего любимого посоха явился леший.
        - Я просиль моховик весь собирать на blumen поляна. Иди туда говорить с этот маленький глюпый народник, а моховик ни один нет, - пожаловался он. - Никакой дисциплин, никакой порядок.
        - Надоел ты им, вот они от тебя и сбежали, - сказал Гонта то, о чем подумали и другие. Только остальные вежливо промолчали, не хотели обижать Клямке. А Гонта был среди леших грубияном, и не признавал вежливость. Ему начихать было, на чьи-то обиды.
        - Помолчи, - попросил его Колотей.
        - Я что, разве неправду говорю! - не послушался его Гонта. - Наш Клямке заставляет этих рыжих дурашлепов строем ходить. Моховиков - строем! Умора! Не от большого ума, такое, придумывают. Вот они от него и прячутся.
        - Велели тебе заткнуться, так послушайся хорошего совета, - сердито уставился на него Могута. - Не заткнешься, так я тебя по балде стукну.
        Гонта заткнулся, решил не спорить с Могутой. А Клямке стал оправдываться.
        - Это есть совсем глюпий клеветний слюх, - объявил он. - Я никогда не заставить моховичок ходить в строй. Я совсем нежно уговаривать их ходить по тропинка.
        Селий пришел, по-доброму всем улыбнулся. Он всегда улыбается. В Лесу добрей и бескорыстней Селия не сыщешь. И самым болезным он был в Лесу. Лешие ведь все, как один, крепкие, здоровые, никакая холера к ним не пристает, да и мелкая хворь редко цепляется. То, что Еропка жаловался на свои недомогания, так это же Еропку знать надо. Ему и похвастаться удовольствие и пожаловаться - тоже удовольствие. А Селий среди здоровяков-леших был исключением. У него одного болезней было больше, чем у всех леших вместе взятых. Он ни дня без какой-нибудь хвори не обходился. То у него в коленках хрустит, то в боку колет что-то острое, то перед глазами черные крапинки мельтешат, то зубы болят... Склероз его так одолевал, что он иногда даже имя свое забывал. И в рассуждениях его нередко заносило в такую даль, из которой и вернуться было почти невозможно. Давление у Селия было особенным и шло крутым зигзагом: утром падало почти до нуля, а к вечеру так зашкаливало на верхнем пределе, что другой леший от такого давления давно окочурился бы. А болезненному Селию, все нипочем: бредет потихоньку, кашляет, коленками скрипит,
но дело свое делает.
        Ходил он как-то боком, хромая на обе ноги и согнувшись. Личико у него было маленьким и в частых частых морщинах, как у засохшего на дереве яблока. Голова гладкая, как колено, ни единого волоска. И борода - не борода. Так, какие-то пегие клочья беспорядочными кустиками торчали на подбородке. Ему бы давно на пенсию уйти, на заслуженный отдых по возрасту и состоянию здоровья. Но он не мог без Леса, считал, что никто лучше него этот Лес не знает и без него весь порядок нарушится. Как только разговор о пенсии заходил, у Селия слезы на глаза наворачивались. А лешие, хоть и не назовешь их особо добрыми, слабых жалеют.
        - Птиц я сегодня слушал, - сообщил Селий. - Маленькие, а до чего благостно поют. Послушаешь их, и благородные мысли приходят, как-то чище становишься. Вот я и думаю, а что если собрать в Лесу всех певчих птиц и создать... - Селий замолчал, вспоминая слово, которое хотел сказать, но вспомнить никак не мог. - Это самое, - повел он рукой. - Ну, этот самый, - обратился он за помощью к лешим, - когда их много собирается и все вместе поют но на разные голоса... - он поморщился и пожал плечами, - Только что помнил. И забыл...
        - Хор, - подсказал Ставр.
        - Точно, хор! - обрадовался Селий. - И слово простое, тысячу раз говорил его, а забыл. Замучил меня склероз. Так, все хорошо помню, а отдельные слова забываю. Погода сегодня хорошая. Солнечно, сухо. Для насекомых очень полезная погода, особенно, для муравьев, - с удовольствием сообщил он.
        - Зачем их собирать? - спросил Могута.
        - Кого, муравьев? - удивился Селий. - А чего их собирать, они и так все вместе.
        - Птиц. Ты только что говорил, что всех птиц надо собрать и пусть они хором поют.
        - Ах, птиц... - обрадовался Селий. - Конечно, надо собрать. Если они все вместе станут петь, красота их пения, во много увеличится. И все, кто их услышат, сразу станут добрей.
        - Волки перестанут жрать зайцев, - подсказал Гонта. - Перейдут на травку и на ягоды.
        - Все полюбят друг друга, - не слушая его, продолжал Селий. - И воцарятся в Лесу мир и покой.
        - Дирижировать хором, надо поставить ястреба, - елейно протянул в тон ему Гонта. - Его все будут слушаться.
        - Нет, - совершенно серьезно не согласился Селий. - Ястреба нельзя. У него нет этого... Как его?.. Музыкального слуха, - вспомнил он и обрадовался. - Да, да, у него совершенно нет музыкального слуха. Поэтому он не понимает, как важна в природе гармония и как облагораживает музыка. Он станет кушать поющих птичек и хор распадется.
        - Оказывается, наш блаженный, кое-чего соображает, - удивился Гонта.
        - Но дирижер нужен, - не обратил внимания на его реплику Селий. - Надо подумать, кто бы этим прекрасных хором мог руководить, - и сел на краешек бревна думать.
        - Что-то Хрола нет, - отметил Ставр. - Могута, ты к Хролу заходил?
        - Нет, мне не по пути было.
        - Ты, Еропка?
        - Чего к нему заходить! И так все в Лесу знают, что лешим к тебе собраться надо. Вон, видишь, и Фроська на своем месте. К Клямке тоже никто не заходил, а он тут.
        - Да, по весь Лес есть такой полный для всех известность, - подтвердил Клямке. - Все леший собираться к тебе на grosser и очень важный совет.
        - Заблудился наверно Хрол, - хихикнул Гонта.
        - Пустое, не может леший в лесу заблудиться, - не согласился Могута.
        - Хрол может, - продолжал посмеиваться Гонта. - У него, на месте левого глаза, сейчас большой разноцветный фингал: желто-сине-зеленый. А все тропинки у нас узкие. Он тропинку может и не разглядеть.
        - Что такое есть этот фингал, который иметь отшень странный цвет и зачем Хрол его надеваит, если с ним не видно тропинка? - полюбопытствовал Клямке.
        - Он вся прошлый ночь крепко пить березовый сок и от этого, очень много становиться совсем дурак, - Гонта повертел указательным пальцем возле виска. - И хотеть немножко драться, - продолжал он объяснять, подстраиваясь под манеру Клямке. - Потом ему очень достали крепкий кулак в глаз, и он стал хозяин большой и красивый синяк. А по нашему, по простому - фингал.
        - С кем это он? - спросил Ставр.
        Леший не удивился тому, что с Хролом опять что-то произошло. С Хролом всякое случалось: и с березовым соком он меры не знал, и подраться охоч. Давно бы его из Леса выгнали, но в трезвом виде работником Хрол был отменным: за деревом лингко ухаживал старательно, со зверьем дружил и свой околоток содержал в порядке. Такого опытного лешего как Хрол не сразу и заменишь.
        - А их не разберешь, - стал объяснять Еропка, который, конечно же был уже в курсе ночных событий. - Там и Филька замечен, и бродячий полевик чего-то затесался. Говорят еще какая-то непонятная темная личность с ними шебуршилась, никому неизвестная и до сих пор не опознанная. И каждому досталось. На Ромашковой елани такая коллизия развернулась, что даже самого водяного слегой поперек спины перетянули. А все почему? Потому что ты, Ставр, либерализьм развел. Полная свобода совести и никаких понятий о всеобщей культуре. Как что - так сразу кулаком в морду тычут или дубиной поперек спины охаживают. В наше время такого не допускали. Уж, ежели, кого били, так за дело и с общего вотума. А сейчас народ распустился. Лупцуют друг друга просто ради личного удовлетворения. Личное, понимаешь, ставят выше общественного. Никакой толерантности!
        - Молодой ты еще, чтобы вспоминать, как раньше было, - поправил Еропку Колотей. - Когда было Раньше, тебя еще и в помине не было. Ничего ты не знаешь, и вспомнить тебе нечего. И не о том разговор ведем. Тут беда пришла, думать надо, как зерна спасти, а они: кто кому фингал поставил, да кто кому морду набил. Хрол, видно, и вправду не придет. Начинай Ставр. Обойдемся и без Хрола.
        Гудим и Бурята стояли у дуба. Сидеть рядом со старыми заслуженными лешими им не следовало. Стоя они оказывали старшим свое уважение. До того как лешие собрались, братья оговорили со Ставром, что следует рассказать всем, а о чем лучше пока умолчать. Договорились, что об итогах расследования доложит Бурята.
        О самой пропаже зерен все уже знали, и Ставр ничего объяснять не стал. Только и сказал:
        - Такие вот дела... Значит, срочно потребовалось собраться, посоветоваться. Надо нам решить, как быть, как зерна драгоценные найти. Не найдем, значит всем в отставку подавать. Потому что стыдно и позорно перед обществом. Не оправдали мы, значит, общественное доверие. И я в отставку пойду первым. Колотей правильно сказал, время тянуть нам ни к чему. Для начала, если кто чего спросить хочет, спрашивайте.
        - Молодые грозились поискать, нашли чего или как? - спросил Могута и остальные поддержали его. Кто словом, кто кивком головы.
        - Вижу, о братьях вы все уже знаете, - продолжил Ставр. Старшего Гудим зовут, который подлинней - тот Бурята. На практику к нам приехали. Но в криминалистике разбираются. А это нам как раз и нужно. Взялись помочь нам найти зерна. Ведут расследование. А мы все должны им, как следует, помочь. Рассказать все, что видели, все, что знаем, что думаем, кого заподозрить можно. Так я говорю? - посмотрел он на молодых леших.
        - Так, - подтвердил Бурята. - Расследование мы начали. Не скажу, что многого достигли, но кое-что сумели выяснить, кое-что определить. И сейчас мы вам расскажем все, что узнали, все, что думаем об этом преступлении. Но вначале хотелось бы послушать вас. Вы прекрасно знаете Лес, и можете оказать неоценимую помощь в поисках преступников. Нас интересует все: ваши наблюдения, ваши мысли, ваши предположения.
        - Давайте по порядку, - предложил Ставр. - Пусть каждый расскажет, не встречал ли на кордоне чужих? Может, что-нибудь неправильное кто-то заметил, подозрительное? Любую мелочь нескладную припомните. Нашим сыщикам для анализа все важно. Так я говорю? - опять спросил он у братьев.
        - Так, - подтвердил Гудим. - Любая мелочь важна.
        - Я видеть неправильный явлений, - начал первым Клямке. - На мой кордон кто-то ходить совсем неправильно, не по тропинка, и просто дико растоптайт отшень красивый цветочки и сочный зеленый травка.
        - Может кто-то из здешних растяп, - предположил Гонта. - Наши тоже, бывает, напрямки прут, даже сквозь кусты как лоси ломятся. Остановишь такого остолопа узколобого, говорит что торопиться, некогда ему. А моховики, те вообще не знают, что такое тропинка.
        - На другой кордон такой может слючай бить, на мой кордон - никогда нет, - не согласился с ним Клямке. - У нас польный запрещений ломиться прямо. Есть мой совсем твердый указаний - ходить только по торный тропинка. Все его отшень строго выполняит. Глюпий маленький лось ходит только по тропика. Моховик совсем редко с тропинка сходит и никогда не топтаит цветы. Топтаит цветы кто-то fremder. Начинаю думать, что в наш Лес есть пльохой пришелец. Наверно он воровать зерна.
        - У тебя все?
        - Да, я так отшень твердо думать, что в Лес есть негодяйный пришелец, воровающий зерна.
        - Ясно, - Ставр посмотрел на Буряту, учел ли он мнение Клямке о негодяйном чужаке. Тот утвердительно кивнул головой. - Теперь давай ты, - попросил Ставр Гонту.
        - Так вроде у нас на кордоне все в порядке, все как всегда, если не знать, что зерна украли, - Гонта сердито поскреб заросшую щетиной щеку. - А если учитывать кражу зерен, то многое подозрительным кажется. Встретился мне вчера знакомый пущевик, пришел, как всегда, березового сока хлебнуть. Жалуется, что стукнул его кто-то по башке. А когда очнулся, оказалось, что у него карманы очистили, и туес с соком забрали. Кто стукнул, не видел. Сзади тихо подошли и стукнули. Стукать у нас и до того стукали, что уж тут говорить. Вон Еропка сказал, что даже водяного орясиной огрели. А чтобы по карманам шарили, такого никогда не было. И вещи пропадать стали. Весы у меня были пружинные. Спохватился - нет весов. Никак найти не могу. Я подумал, что сунул куда-то и забыл. А теперь рассуждаю - украл кто-то. Весы эти годами у меня возле землянки лежали, никто не брал. А тут исчезли. И нож садовый пропал. В кармане куртки лежал, куртка возле землянки на сучке висела. Нет ножа. Тоже вряд ли я его потерял. Он у меня сколько лет. Это, что же получается, столько лет ничего не терял, а тут сразу и весы и нож. Не может
такого быть. Еропка говорит, в ночной драке кто-то незнакомый участвовал. А мы всех знаем, у нас незнакомых нет. У нас если дерутся, так только знакомые со знакомыми. И никогда не пропадало ничего. Где оставишь, там потом и берешь. Я думаю, Клямке прав, чужие у нас в Лесу объявились.
        - Давно вещи пропадать стали? - спросил Гудим.
        - Точно сказать не могу, я же не сразу заметил. Но, думаю, весы дней десять тому назад пропали. А что ножа нет, я только вчера спохватился.
        - Никого постороннего на кордоне не видел? - продолжал Гудим. - Это очень важно.
        Гонта задумался. Глаза прищурил, затылок почесал.
        - Нет, не припомню, - наконец решил он. - Может, что и мелькнуло издали, но про чужих не подумалось и внимания не обратил. Ничего сказать не могу.
        На кордоне у Колотея все было спокойно. Во всяком случае, сам Колотей ничего непривычного не заметил, чужаков не встречал. И не пропадало ничего. Селия же спрашивать не стали. Он хоть и сидел рядом, но был где-то далеко. Пора ему все-таки на пенсион уходить.
        - Давайте послушаем Могуту и Еропку, - предложил Ставр. - Они должны были кое с кем переговорить. Чувствую, есть им, о чем рассказать.
        - Пусть сначала Могута выложит, чего он такого важного узнал, - предложил Еропка. - А я потом.
        - Рассказывай, Могута, - попросил лешего Бурята.
        - Первое дело, с Пелгой я встретился, - Могута помолчал, вспомнил разговор с кикиморой, и поморщился, будто что-то кислое проглотил. - Бестолку с ней дело иметь. Что ни спросишь, она: нет да нет. И смотрит на тебя вприщурку, будто выбирает место, куда шипом ткнуть. Никого, говорит, не видела, ничего, говорит, не слышала. И щурится, щурится... Хоть бы и совсем ослепла. Не поймешь ее, то ли правду говорит, то ли врет, нам на зло. Вредная же баба. Другой такой, в Лесу, по вредности, и не сыщешь. Давно бы ее придушить надо.
        - Кикимора все время злобствует, - поддержал его Гонта. - Она же ни одного доброго слова сызмальства не знала. А которые знала - забыла.
        - Бестолку я с этой пасмурной злыдней разговаривал, только время понапрасну потерял. А потом, как Ставр велел, я к Ауку пошел.
        Не стал Могута, рассказывать, как Аук заставил его малину собирать, и как пришлось ему ждать, пока тот веки поднимет, а потом унижаться перед вислоухим сморчком, уговаривать его. Было да прошло. И хорошо, что никто об этом не знает. Чего уж самому позориться.
        - Вроде пересказал он мне все, что сегодня утром слышал. Так-то, ничего особенного, пустое. И ты там, Ставр на хулиганов жаловался, и молодые лешаки между собой спорили, и кикимора их жучила за то, что в болото полезли... Лягушки квакали, рыжие полудурки языки чесали... Моховики, значит, болтали, без них нигде не обойдется. Фроська чего-то неприличное стрекотала. Но два интересных для нас разговора он выдал.
        Фроська вроде проснулась, когда Могута ее вспомнил, глянула на него и сердито затрещала. Но никто не обратил на сороку внимания, все ждали, что интересного выдал Аук.
        - Первый: Никодим с Каливаром разговаривали. Рано утром, как раз, должно быть, незадолго перед тем, как зерна пропали. Договаривались что-то тайное совершить. Какое-то нехорошее дело. Каливар сказал, что если Ставр узнает, то головы им поотрывает. И еще говорили, что срочно надо это дело выполнить, ждать больше нельзя, потом поздно будет. Подозрительный такой разговор у них был, не понравился он мне.
        - Что они такое делать собирались? - не выдержал Ставр.
        - Не знаю. Про это ни слова не сказали. Они друг друга понимали, а постороннему непонятно. Ясно было из разговора, опасливое они что-то сделать собирались. Я их винить не стану. Мало ли о чем они сговаривались. Но раз Аук сказал, я все как есть и передаю. Наверно для ясности надо их самих поспрашивать, о чем разговор шел. Выход из Леса у Никодима все-таки есть.
        - Вдвоем они разговаривали, или с ними еще кто-то был? - спросил Гудим.
        - Вроде вдвоем они были. Аук про то и не скажет. Он ведь не видел их, только слышал. Но шел разговор, что третьего им надо. Банник говорил, что вдвоем не управятся, что непременно третий нужен. А Никодим советовал ему Хольку взять.
        - Интересно. Не так прост этот банник, оказывается, - отметил Бурята.
        - Банник, между прочим, тоже чужой у нас в Лесу, - напомнил Гонта. - Чего они все к нам набежали! И банник, и полудница, и полевик, и болотники все время из каких-то дыр вылазят. Лешему и ступить негде, везде чужаки. Я и ногу вывихнул, потому что какой-то ржанник к нам забрался и яму в неожиданном месте вырыл. Надо закон принять: Лес для леших! А всех остальных выселить. Не нужны нам чужие. От них все беды. Они и зерна украли.
        - Выселить просто, только от них нам польза, - не согласился с сердитым лешим Колотей. - В баню все любим ходить. А кто там хозяйствовать будет, если банника выгоним? Ты, Гонта в бане работать будешь? Веники нарежешь, воду согреешь, лечить станешь?
        - Еще чего! - возмутился Гонта. - Я леший! Мое дело в Лесу. Чего это я в бане не видел. Да и не умею я лечить.
        - То-то, - Колотей погладил морщинистой рукой свой посох. - А Каливар умеет. Кому-то надо в Лесу работать, а кому-то баню топить. Давай Могута, что там у тебя еще?
        - И второй разговор, - продолжил Могута, - так тот почти прямо про наши зерна. Два голоса, значит, оба мне незнакомые. Один такой сердитый, басистый, другой потоньше. Прямо зерна не называли, но я так понимаю, о них и шел разговор. Говорили, что как Ставр из землянки отлучится, они сразу туда и шмыгнут. И напоминали: то, что им нужно на полке лежит, как войдешь, направо. У тебя на той полке больше ничего же и не лежало? - спросил он Ставра.
        - Ничего, только зерна.
        - Я и думаю, что про зерна они упоминали. Двое разговаривали. Может пущевики, может филипповы подкоряжники, или еще кто. А сколько их всего там было, я не знаю. Стояли с ними рядом Никодим и Каливар, про то и Аук не знает. Вот и все мои дела. До пущевиков, как ты велел, я не добрался. Много времени возле Аука простоял. Он ведь не торопится: то говорит, то дремлет. Терпение иметь надо.
        - Оба голос совсем есть незнакомый? - спросил Клямке.
        - Совсем. Ни разу таких голосов не слышал.
        - Очень похож, что они как раз и есть fremden в наш Лес. Самый настоящий чужой пришелец. Я же говорить - есть чужой. Их надо очень быстро половить.
        - Все беды от пришлых, - снова возник Гонта. - Они зерна украли! Я это нутром чую!
        - Могута всех кто в лесу живет, по голосам может и не знать, - рассудил Ставр.
        - Нет, раз Могута голоса не узнал, значит не наши, - не согласился с ним Колотей. - Да так, вроде и должно быть, - он погладил блестящую поверхность посоха и добавил: - Но и без своих тут не обошлось. Не могло здесь без своих обойтись. Ты это понимаешь? - спросил он у Буряты.
        - Точно так, - подтвердил тот. - Могута явно слышал голоса чужих. Но кто-то из постоянных жителей Леса в краже замешан. Этого здешнего нам и надо искать. Найдем его и на всю шайку выйдем. Но мы к этому еще вернемся. А сейчас давайте Еропку послушаем.
        - Я, как Ставр велел, сначала к русалкам сходил, - охотно стал рассказывать Еропка. - Вроде бы так, мимоходом заглянул, чтобы пообщаться. Посидели, тары-бары растабары. Тут я им дезинформацию и выдал. Вроде персонально им тайный секрет раскрыл. Я им шепнул, что мы знаем, кто зерна украл, а завтра воров вязать станем. Они и прыснули во все стороны, будто их кипятком ошпарили. Чтобы, значит, всем кто есть в Лесу тоже по секрету рассказать.
        Лешие с удивлением смотрели на Еропку, не понимали, почему он такой слух пустил.
        - Ты зачем такое наплел, - не выдержал Могута. - Не знаем мы ничего. Или знаете? - внимательно посмотрел он на братьев.
        - Хе-хе, - хохотнул Еропка. - Это называется оперативная хитрость. Гудим такую идею по научной криминалистике придумал. Как воры услышат, что мы о них знаем, они непременно засуетятся, забегают, а мы увидим, кто нервничать стал, того и отловим.
        - Отшень richtig идея, - оценил Клямке. - Колоссаль! Это должен дать нам неминуемый польза.
        - Выдал я все, что положено русалкам, и в баньку отправился, - продолжил довольный Еропка. - Тоже по ставровскому указанию, тайную разведку там произвести. Внедриться в помывку и послушать о чем там разговор идет. Поскольку известно, что все новости в бане и собираются.
        Сразу скажу, русалки, девчата мои распрекрасные, доверие полностью оправдали. Хоть Грамоту им почетную выписывай, хоть премию давай. Я ведь, нисколько не задерживаясь, от них к банщику пошел. Прихожу. А там только и слышно, что Ставр уже знает, кто зерна украл. Что молодые лешаки сыщицкой наукой обучены и специально сюда направлены, воров отлавливать. И что если воры зерна ночью на место не подбросят, то завтра их при всем обществе вязать станут. И уже, оказывается, известно молодым лешакам, что кто-то из наших леших у воров самый главный. Но это девчата сами придумали, - остановил он, попытавшегося возразить Ставра. - Я им про такое не говорил и принципиально сказать не мог. Такую вот они инициативу проявили. В предбаннике все это уже знают. Только об этом и говорят. В помывочной акромя того всем, кто ни попадись, косточки перемывают. На что уж Могута у нас скромно держится, и то под огонь критики попал. Некоторые про него очень даже нелицеприятно выражаются, - Еропка глянул на помрачневшего Могуту. - Но я решительно на стороне тех, кто считает, что тайну личной жизни на общее обозрение выносить
нельзя. Потому, пересказывать, что там говорили про Могуту, принципиально не стану. Да я и не слушал, что там о нем говорят, так только, краем уха. Потом я в парилку пошел. А в парилке, так и то знают, чего не было и никогда не будет. Вот так мои красавицы постарались. Они, я уверен, где-то тайно беспроволочный телеграф сохраняют. Потому что с такой мгновенной скоростью передать все слухи на большое расстояние, без использования технического прогресса совершенно невозможно.
        Еропку слушали внимательно и, как всегда, с удовольствием. Что-то он, наверно, привирал, но красиво и интересно.
        - Я, конечно, до того разделся, баня все-таки и надо соответствовать, - продолжал Еропка. - И ревматизм у меня застарелый, а лечить некогда, работы, сами знаете, сколько. Возможностью хотел воспользоваться, и видимость полная создавалась, что я по делу пришел. Прошелся я по бане, вроде Каливара ищу, чтобы он мне совет на процедуру выдал. Только нет его, Каливара, отсутствует. Смотрю, и Хольки нет. Значит, наблюдалось в бане полное отсутствие кворума. Но такого быть не должно. Я хоть и не абориген при той бане, но знаю, что не покидает Каливар свой пост, когда баня полностью функционирует. А если нужда припрет, и необходимо ему отлучение, он Хольку вместо себя назначает. А тут, ни его, ни ее. И это странное явление заставило меня задуматься и осмотреть каливаровскую одежку. Он когда по самой бане ходит непременно по культурному регламенту белый халат надевает. А тут смотрю, халат на гвоздике висит. Я в целях выяснения истины карманы у этого халата проверил и нашел в одном из них мелкий предмет к бане никакого отношения не имеющий.
        Еропка сунул рук в карман, вынул оттуда канцелярскую скрепку и торжественно продемонстрировал ее собравшимся.
        - Зачем, спрашивается, банщику, если он ходит в белом халате и тапочки носит, канцелярская скрепка? - спросил он. - Такими скрепками Ставр свои отчетные бумаги скрепляет. А в бане никакой канцелярии не ведется, архив по моющимся не создается, и скрепка, поэтому, там быть не должна. Такая вот коллизия.
        - Ну-ка, покажи! - забрал у него скрепку Ставр. Он осмотрел изогнутую проволочку, зачем-то даже ногтем ее царапнул. - Они, конечно, все одинаковые, но точно такие скрепки у меня со стола вместе с зернами пропали, - заявил леший и передал скрепку Гудиму.
        - Вот тебе и банщик! - криво усмехнулся Гонта. - Я все думал, чего ему в селе не сидится, каким это шилом ему в зад укололо, что он со своей банькой к нам в Лес затесался. А он, оказывается, на зерна нацелился. Ну и хват! А ведь с самого начала можно было понять. Рожа у него воровская. С такой рожей, не в банщики идут, а в разбойники.
        - Если привлечь к размышлений простой логик, то совсем старый пень понятно, что скрепка в карман банщик бить не должен, - поддержал его Клямке.
        - Вот и я так думаю, - продолжил Еропка. - А поэтому интересно мне знать, о чем это Каливар с Никодимом таинственно договаривались? И почему они Ставра опасались?
        - Я все передал, что Аук сказал, - Могута пожал плечами. - Они о зернах ничего не говорили. Но Каливар Ставра опасался крепко. Может быть и на зерна нацелились. Тут такое дело: Никодиму я верю, он зерна взять не может. А к Каливару нет у меня никакого доверия.
        - Чего воду толочь. Привести их сюда, и пусть отчет дадут! Оба! - потребовал Гонта.
        - Банщика Каливара, как вредителя нашего Леса следует в целях профилактики немедленно арестовать и заключить в одиночную каземату, без права общения с Холькой, - предложил Еропка. - И поскольку он к воде привыкший, воды ему не давать, пока всю правду не скажет.
        - Ты, Еропка со своей энциклопедией совсем свихнулся, - попытался остудить его пыл Могута. - В какую каземату ты его посадишь!? Нет у нас никакой казематы.
        - Мы его в твоей землянке закроем, - не задержался с ответом Еропка. - У тебя землянка хуже всякой одиночной казематы.
        - Да помолчите вы, - цыкнул на них Ставр. - Как считаете в отношении Каливара? - спросил он у братьев. - Очень все подозрительно выглядит.
        - Да, - подтвердил Гудим, - очень подозрительно. Но давайте сначала закончим разговор, а потом уж и Каливаром займемся, - предложил он.
        - Почти все уже и сказали, - Ставр посмотрел на Селия, который с интересом прислушивался к разговору.
        - Правильно говорят, - охотно подхватил тот. - Пропадать вещи стали. Раньше никогда не пропадали, а теперь пропадают. Лопату с короткой ручкой я до сих пор найти не могу. Да что там лопата! Я сегодня все утро искал... это самое... Ну, как они называются?...
        Он посмотрел на леших, ожидая, что кто-нибудь подскажет. Но лешие молчали. Попробуй догадаться, что Селий мог искать утром.
        - Я их вечером возле землянки оставил, решил - пусть их ветром обдует... Я, если дождя нет, всегда их возле землянки оставляю. А утом смотрю - нет... Все обыскал, а их нет. Потом под подушкой нашел. Не сам же я их под подушку положил.
        - Может, перепутал по забывчивости? - высказал предположение Ставр. - Положил под подушку и забыл.
        - Не такой уж у меня склероз, чтобы перепутать, - обиделся Селий. - Их под подушку никто не кладет, и я никогда не кладу. Ну, как они называются?.. - его сморщенное личико еще больше сморщилось, а глаза умоляюще смотрели на леших. Надеялся, что кто-нибудь подскажет.
        - Лапти? - не выдержал его умоляющего взгляда Гонта.
        - Нет, не лапти... Ну вы ведь все знаете... Мягкие они... Только что помнил... Как же их?...
        - Портки? - еще раз попытался угадать Гонта.
        - Да нет, не портки.
        - Я тогда уж и не знаю, - пожал плечами Гонта.
        - Да знаешь ты... Это у тебя склероз... - пожалел его Селий. - Рано ты, Гонта, забывать стал. Еще совсем молодой, а уже склероз.
        - Старый пень... - пробурчал Гонта и отвернулся, не желая больше связываться со стариком.
        - Слабая молодежь пошла, - продолжал рассуждать Селий. - Мы в ваши годы ух, какими были! А с Каливаром, конечно, плохо дело... Хороший был банник, лечил всех, другого такого нет. Раз пропал, надо его найти. Мы в Лесу все кустики знаем, все деревья. Пусть каждый у себя на кордоне поищет... - глядя на озадаченные лица леших, Селий замолчал. - Я что-то не то говорю? - спросил он.
        - Самое то, - успокоил его Ставр. - Прав ты Селий, Каливара непременно найдем.
        - Вот-вот, - обрадовался леший. - Я и говорю: у нас никто потеряться не может... Найдем банника...
        - Поняли мы тебя, поняли, - не дал ему развернуться Ставр. - Раз все высказались, дадим теперь слово нашим сыщикам. - Докладывайте, - кивнул он братьям.
        Глава двенадцатая.
        Рассказывать, как со Ставром заранее договорились молодые лешие, стал Бурята.
        - Прежде всего, я хочу заявить, что сообщения уважаемых леших, которые мы сейчас услышали, представляются довольно любопытными и очень важными, особенно в свете произошедшего преступления, - начал он, стараясь держаться, как можно более уверенней, и серьезней. - Пропажа, или, скажем точней, похищение некоторых вещей, сломанная березка, разрушенный муравейник и многое другое, что можно определить, как нарушение общественного порядка, не свойственное жителям Леса, позволяют сделать определенный вывод: в Лесу появились чужие. И можно уверенно сказать, что похищение зерен напрямую связано с появлением этих чужих. Сам процесс похищения вырисовывается довольно четко. Воры хорошо знали, где лежат зерна и устроили наблюдение за землянкой. Один наблюдал, двое скрывались в кустах орешника. Есть основание предполагать, что был еще и четвертый. Но о нем несколько позже. Банда, как видите, немногочисленная, но крутая. Когда Ставр ушел к роднику, они тайно проникли в землянку, похитили зерна и скрылись. То ли стараясь, навести нас на ложный след, то ли из жадности, но кроме зерен воры прихватили из землянки
кое-какую мелочь: канцелярские скрепки, граненый стакан, чайную ложечку. Предметы не представляющие никакой ценности. Можно предположить, что одну из таких скрепок Еропка и нашел в кармане халата банника. Хотя веской уликой она быть не может, ибо скрепки все одинаковые и доказать что она из коробочки украденной у Ставра невозможно.
        Бурята замолчал, оглядел леших, подождал, не зададут ли какие-нибудь вопросы. Но те тоже молчали, слушали внимательно, вопросов пока не задавали. Даже Фроська застыла, вытянула шею и внимательно слушала.
        - Теперь о вещественных доказательствах, могущих послужить уликами. В ходе оперативных действий, у кустов орешника, где преступники ждали сигнала, были обнаружены очки. С полным основанием можно считать, что они принадлежали одному из преступников. Итак, у одного из членов преступной группировки слабое зрение и он носит очки. Это дает нам весьма характерную примету. Есть еще один важный след: на полке, где лежали зерна, мы нашли обрывок грубой коричневой нитки. Не вдаваясь в подробности, скажу, отсюда следует, что один из преступников носил старую коричневую куртку. Как вам известно, у нас в Лесу очень немногие ходят в коричневом. И, наконец, при тщательном осмотре землянки, на полу ее обнаружен черный волос, явно принадлежащий одному из членов банды. По длине волоса, можно считать, что он вероятней всего из бороды. Обнаружили мы и еще кое-какие следы, оставленные похитителями, но они не столь существенны, и я на них сейчас останавливаться не стану. Итог оперативных исследований таков: один из преступников близорук и носит очки, у другого черная борода, на третьем старая коричневая куртка. Хотя не
исключено, что все три вещественных доказательства относятся к одному персонажу. Но в любом случае нам надо искать преступника, имеющего хоть бы одну из этих примет.
        Бурята опять сделал паузу. Лешие молчали, раздумывали над тем, что сказал молодой сыщик, ждали, что он еще скажет.
        - Исследование, которое мы провели, - продолжил Бурята, - позволяет выдвинуть несколько версий. Так я говорю?
        - Так, - подтвердил Гудим. - Три перспективные версии.
        - Первая из них основана на том, что зерна похитили преступники, тайно пробравшиеся в Лес во время прошлого полнолуния. Они затаились, дождались, пока соберут зерна и теперь, накануне нового полнолуния совершили кражу с намерением в ближайшее время вынести свою добычу из Леса. Подтверждают эту версию многочисленные факты присутствия в Лесу чужих и сведения о разговоре незнакомцев переданные Ауком.
        - Да, да, - Клямке согласно кивнул. - Das ist richig. Отшень правильный версий.
        - На этом самом я и настаиваю, совершенно принципиально, - подхватил Еропка. - Ходят здесь, по нашему Лесу, все, кому не лень. Пользуются нашей свободной демократией, а потом зерна пропадают. Так что я категорически голосую за первую версию.
        - Не знаю, найдем мы зерна или не найдем, а всех чужих из Леса гнать надо, - Гонта встал.- Лес, он для леших, а всех остальных - гнать!
        - Русалочек я бы оставил, - возразил ему Еропка - Веселые они и ласковые. Хорошие девчата и, обратно, к нам уважительно относятся.
        - Пусть живут у реки, - к Гонте русалочки уважительно не относились, он их тоже не любил. - Но чтобы эти мокрохвостки от своей реки ни шагу не делали.
        - А моховики, - усмехнулся Колотей. - С моховиками как поступать станем? Они здесь с незапамятных времен живут. Раньше нас с тобой в Лесу объявились.
        - Это без различий, кто раньше, кто позже. Собрать всех рыжих и загнать в крутой лог. Пусть там обживаются. Им в Лесу делать нечего, только под ногами путаются. И все время жужжат. У меня от их жужжания голова начинает кружиться, - пожаловался Гонта.
        - Можно продолжать? - спросил Бурята.
        Лешие замолчали.
        - Вторая версия, - продолжил сыщик, - кражу совершил кто-то из жителей Леса, имеющие возможность выйти из него в любое время. Проникшие в Лес чужие, просто хулиганы, мелкие воришки и к краже зерен непричастны. Мелкие пакости устраивают: сломанная березка, разрушенный муравейник и гнездо поползня, похищение различных предметов, это их дела. А зерна украли постоянные жители Леса. Не буду называть имена подозреваемых, скажу только, что мы работаем и в этом направлении. Результаты должны появиться в самое ближайшее время.
        Имена и не надо было называть. Все и так знали, что только водяной и домовой имеют возможность постоянного выхода из Леса.
        - Пустое. Не может того быть, чтобы Никодим или Филипп зерна взяли, - тут же заступился за друзей Ставр.
        - Мы понимаем, что домовой и водяной пользуются здесь авторитетом и полным доверием, - стал разъяснять позицию сыщиков Бурята, - но законы следствия таковы, что все, даже маловероятные версии, мы обязаны в своей работа учесть и проверить. Те из них, которые несостоятельны, отсеются очень быстро.
        - Я со Ставром согласен, - объявил Колотей, но не желая обижать сыщиков добавил: - А раз есть у вас такие законы, держите их пока про запас. Подойдет время - разберемся. Сейчас давайте свою третью версию.
        - Онучи! - неожиданно заорал Селий. - Онучи! - невысокий, хрупкий, а заорал так, что Фроська едва с дерева не кувыркнулась. И все лешие на него уставились: "Чего это он вдруг разорался? Про какие такие онучи?"
        - Ты чего? - спросил Ставр.
        - Так онучи же! - снова радостно закричал Селий.
        - Какие онучи?
        - Так вспомнил же, - сообщил довольный Селий. - Это я онучи искал, а они под подушкой. Вот что делается! А с памятью у меня все в порядке. Если надо, я всегда вспомню. Вы не думайте, что я стар.
        - Мы и не думаем, - успокоил его Ставр. - Теперь все понятно. Давайте послушаем третью версию.
        - Перехожу к третьей, - дождавшись тишины, продолжил Бурята. - Вообще-то третья, на наш взгляд, наиболее перспективна. Банда преступников смешанная. В нее входят те, что проникли в Лес тайно и кто-то из постоянных жителей Леса. Он наводчик. А может быть и главарь всей банды. Чужаки Леса не знают, он ими руководит и где-то их прячет. Без него они не могли бы от нас скрываться.
        - Надеюсь, что в ближайшее время мы сумеем определить преступника, который постоянно живет в Лесу, выйдем на всю банду и задержим ее. Но на всякий случай следует принять и некоторые другие меры. Первая наша задача - перекрыть все пути выноса зерен из Леса.
        - Не перекрыть нам Лес, - Гонта сказал, как выругался. - В полную луну, что хочешь, выноси и где хочешь. Только на Щура и надежда. Так ведь у него тоже норов не гладкий. Вполне может взбрыкнуть и в загул удариться. Надо Щуру хорошие дары готовить и просить его. Глядишь, и перекроет рубежи.
        - И берегинь одарить тоже не лишним будет, - напомнил Колотей.
        - И берегинь, поддержал его Еропка. - Их много, они настырные, если захотят, за рубежами, получше Щура присмотрят. Опять же, женщины существа аккуратные, порядок любят и вполне могут поддержать нашу инициативу. Но к берегиням подход нужен. У женских натур психология такая, что они на комплименты падки. После хорошего комплимента берегини, что хочешь, для нас сделают. А еще все бабы сладкое любят. Меду им надо дать, - решил он. - Я опосля сбегаю. У меня мед самый лучший, им понравиться.
        - Дары Щуру, ты, Колотей, приготовь, - предложил Ставр. - Лучше тебя это никто не сделает.
        Колотей кивнул, подтверждая, что приготовит. Да и то, видно, подтвердил, что лучше него никто этого не сделает.
        - Ты, Еропка, к берегиням обратись, они всегда нам помогали, добрых слов не жалей. Какие они красивые, какие умные... Сам знаешь, не мне тебя учить. И меда им поднеси. Да побольше, им приятно будет. Если сам мало соберешь, Могута поможет. Так Могута?
        - Так, - подтвердил Могута. - Есть у меня кое-какой запас, Можно весь и забрать, для такого дела не жалко.
        - Ты что-то сказать хочешь? - спросил Ставр у Селия.
        - Надо обратиться к тем, кто взял зерна и объяснить им, что они своим поступком поставили в неудобное положение все население Леса, - предложил тот. - Им станет стыдно, и они вернут зерна.
        На это идиотское предложение никто внимания не обратил.
        - Надо объявлять всеобщий alarm... Как это по вашему?.. Большой тревог, - подсказал Клямке. - И чтобы все fassen преступник. Искаить и хватаить его. Весь населений наш большой прекрасный Лес.
        - Тоже верно, - поддержал его Колотей. - Надо объявлять общую тревогу, весь Лес поднимать.
        - Хорошо бы предложить вознаграждение за сведения, которые помогут найти преступника, - предложил Бурята. - Очень действенный способ. В криминалистике применяется часто. И дает положительные результаты.
        - Чем ты станешь вознаграждать? - поинтересовался Еропка. - Мне это лично конкретно интересно. Если я ценные сведения принесу, какая мне выйдет важная награда.
        - Ну, не знаю, - замялся Бурята. - Вам лучше знать.
        - Пустое, - отверг предложение Буряты Гонта. - Нечем у нас вознаграждать.
        - Это так, - подтвердил Колотей. И объяснил, недоумевающему Буряте. - Богатства никакого в Лесу нет и не нужно оно никому. Вознаградить можно только уважением. Так ведь тому, кто воров поймает, само собой уважение будет. Понял?
        - Понял.
        - Ты тут про улики говорил, - вступил в разговор Могута. - Значит, получается по ним, что у вора черная борода, коричневая куртка и очки. Так я понимаю?
        - Не совсем так, - Бурята улыбнулся. - Хотя и такое можно допустить.
        - А как мы его искать станем?
        - Каждая улика, каждое вещественное доказательство - это важная деталь, которая выводит нас на след. Возьмем, к примеру, очки, которые мы нашли в орешнике. Вещь очень индивидуальная. Должна принадлежать кому-то конкретно. Путем оперативной работы определяем, кому эти очки принадлежат...
        - Есть у меня вопрос, - опять прервал Буряту Еропка, - не из любопытства, а ради пользы нашего общего дела. Какую в таком конкретном случае проводят оперативную работу?
        - Какую оперативную работу? - Бурята пожал плечами. - Разную. К примеру, предъявим очки для опознания. Кто-то непременно их раньше видел, и мы, с помощь этих очков, выйдем на преступника.
        - Давай их сюда, - попросил Колотей. - Посмотрим, может, и правда опознаем.
        Бурята вынул из кармана очки, подошел к старому лешему и подал ему.
        - Если узнаем, чьи очки, то дело можно считать законченным, - сказал он. - Останется только задержать преступника.
        Колотей внимательно осмотрел находку, подумал немного, пытаясь вспомнить, видел ли он эти очки раньше.
        - Нет, не встречал ни у кого. А, может, и встречал, но, не обратил внимания, не присматривался. Опознать не могу, - и отдал очки, сидевшему с ним рядом Могуте. - Может, ты знаешь?
        Могута тоже стал внимательно осматривать находку. И Еропка к нему пригнулся.
        - Ну-ка, ну-ка, - взял он очки из рук Могуты. Подышал на стекла, протер их полой пиджачка и надел.
        - Видишь чего-нибудь? - спросил Могута.
        - Все вижу, вполне подходят, - очки ему понравились, он и забыл уже, что по ним надо вора искать. - Значит просьба у меня такая: передать мне эти найденные под кустами очки на сохранение и временное использование. Как пострадавшему на изнурительной казенной работе.
        - Во-во, Еропке бы только урвать, - неприязненно посмотрел на него Гонта. - До чего ты, Еропка, халяву любишь. Они же вещественное доказательство, а ты их прикарманить собрался.
        - Уж ты бы молчал, - обиделся Еропка. - Тебя послушаешь, так все кругом жулики, один ты порядочный. А казенную рулетку ты как взял, так ее никто больше не видел.
        - Потерял я ту рулетку, а ее какой-то жмот, вроде тебя, подобрал и зажилил, - не остался в долгу Гонта.
        - Все, - оборвал их Ставр. - Передай очки Клямке.
        Клямке положил свои очки в нагрудный карман куртки и примерял найденные. Потом снял их, аккуратно протер стекла мягкой тряпочкой и снова надел.
        - Я не помнить, кто носить такой очки, - заявил он. - Но я в такой очки ни одна шиш, не видеть. Их носитель иметь сильный близорукость. Надо искать вор среди тот, кто иметь близорукость.
        Селий, которому Клямке передал очки, посмотрел на них удивленно, но следуя примеру Еропки и Клямке надел.
        - О! - сказал он. - В этих очках очень хорошо видно. - Он нагнулся, сорвал травинку и стал ее разглядывать... - Прекрасно видно. Каждую жилочку...
        - Что ты думаешь о них? - спросил Ставр.
        - Действительно, - спохватился Селий. - А что если всем нам очки надеть? Мы сразу лучше видеть станем и увидим то, чего до сих пор не замечали. Эта, как ее... Ну, вокруг нас она. Только что помнил... - Он жалобно посмотрел на леших, ожидая помощи. Но никто помогать ему не стал.
        Ставр вздохнул, забрал у расстроенного Селия очки, и протянул их Гонте. Гонта очки не взял и даже смотреть на них не стал.
        - А что на них смотреть. Сейчас в очках пол леса ходит. Одних пущевиков не сосчитаешь, сплошные очкарики. Я недавно даже русалку в очках видел. Сидела на дереве, венок плела, да еще что-то напевала, дура четырехглазая. Наверно и Пелга скоро очки на нос нацепит. Уж и не знаю, то ли слепнуть все разом стали, то ли мода на очки пошла, только этих очков сейчас в Лесу, что ягод осенью на рябине. Бестолку нам за очки цепляться, все равно хозяина не найдем.
        - А чего его искать, если и так ясно кто им хозяин, - не согласился с ним Еропка.
        И все уставились на него.
        - Ты что, знаешь хозяина? - спросил Ставр.
        - А чего его не знать.
        - Так почему молчал!?
        - Меня и не спрашивали.
        - Всех спрашивали, значит и тебя касается.
        - А я не слышал, как всех спрашивали, и за всех не отвечаю, - петушился Еропка. - Меня персонально как раз и не спросили. Вот, Могута подтвердить может. А очки, чего же хозяина искать, Хрола это очки, я у него их видел.
        И стало тихо-тихо, потому, что нашли, наконец, вора. И потому, что вором, к ужасу всех, оказался все-таки свой, леший. Прямо как братья-сыщики и говорили: кто-то из своих, здешних, атаманом в этой банде.
        - Я вчера утром к Хролу заходил, очки при нем, - разорвал тишину Гонта. - И очки у него совсем другие, на эти непохожи.
        И все сразу зашевелились. Никто ничего еще не сказал, но напряжение явно спало. Хоть получилось, что вора и не узнали, но главное - им не оказался леший.
        - Чего же ты, Еропка, - с укоризной сказал Ставр. - Напраслину на лешего наводишь.
        - Так у Хрола их двое. Я же знаю, - не сдавался Еропка. - Одни потерял, другие надел. Ему и забот мало. Считаю такое явление подозрительным. Зачем спрашивается лешему двое очков?! Он же сразу двое надеть не может! А мне, значит, выходит явное поощрение, потому как я вора опознал. Прямо как положено в криминалистике, по вещественному доказательству.
        - Ты точно знаешь, может быть, это все-таки не его очки? - спросил Колотей.
        - А я когда-нибудь пустое говорил! - обиделся Еропка. И напрасно обиделся. - Делаю официальное заявление, - Еропка вскочил и забрал у Ставра очки. - Во, щербинка, - показал он на правую дужку оправы. - Это я сам и оцарапал, когда уронил. Я на той неделе их примерял. Очень они мне подходят. Я у него их просил поносить. Так не дал. Жила он - этот ваш Хрол. Жила и индивидуалист. Мало того, что у него двое очков, так он еще и зерна красть начал.
        - Вот мы и подошли к финишу, - промолвил молчавший до сих пор и внимательно слушавший разговор леших Бурята. - Общими нашими усилиями, преступник, наконец, выявлен.
        Он не стал выпячивать ни свои заслуги, ни заслуги брата. И так каждому было понятно, что преступника раскрыли благодаря их умелому расследованию. Если бы не они - не видать бы больше лешим драгоценных зерен. А очки - главную улику, он лично нашел. Конечно, надо еще будет заставить вора вернуть зерна, но Бурята был совершенно уверен, что с помощью леших, особенно Колотея, они это сделают быстро.
        - Хотя должен вам сказать, - продолжил Бурята, - что работу свою мы на этом этапе не можем считать законченной, - он волновался и внутренне ликовал, но старался говорить спокойно, уверенно и солидно, как это положено настоящему опытному сыщику. - Теперь надо будет вытрясти из Хрола, сведения, куда он спрятал зерна. И добиться, чтобы он назвал сообщников. - Бурята не удержался, широко улыбнулся и добавил: - и всыпать этим козлам так, чтобы их от одного вида нашей капусты тошнило.
        - Интересно услышать характеристику этого Хрола, - обратился Гудим к Ставру.
        - Характеристика, характеристика... - Ставр был так потрясен тем, что вором оказался Хрол, свой же леший, что никакая характеристика ему в голову не шла.
        - Что он из себя представляет? - не отставал Гудим .
        - Так ведь леший... - никак не мог собраться с мыслями Ставр. - За деревом присматривает, на кордоне у него нормально, дневник ведет.
        - Я не про работу, я про моральные качества, - прервал его Гудим.
        - С моральными качествами похуже, - вынужден был признаться главный леший.
        - Ты не закрывать его, - вмешался Клямке. - Хрол есть неправильный поведений отшень много. Он не знать меры в березовый сок, и от это перебор совсем терять сознательность.
        - Да, с березовым соком он меры не знает, - подтвердил Ставр. - А напьется, дурным становится, что хочешь, сделать может. Потом ничего не помнит.
        - Характеристика для преступника вполне подходящая, - отметил Гудим.
        - Вот тебе и леший... - протянул Гонта. - Вот тебе и сюрприз с колокольчиками. Значит загул у него, не простой, а вроде для отвода глаз. С пришлыми снюхался, сума переметная. И этого, значит, гнать надо. Один фингал у него, говорят, есть. Значит второй за мной.
        - Зерна отобрать, а очки конфисковать за моральный ущерб причиненный нашей нервной деятельности, - тут же предложил Еропка. И надо было понимать, что очки, за причиненный ущерб, должны перейти к нему.
        - Не может того быть, - попытался защитить Хрола Могута. - Хрол, конечно гулливый и дурной, когда сока переберет, но чтобы зерна украсть... Не может того быть. Он же наш, леший.
        - Чего ты его защищаешь?! - вскочил с бревна Гонта. - Я Еропке полностью верю. Он, когда на халяву чего-то схватить захочет, очень наблюдательный становится. Хрола это очки. А молодяки их возле орешника нашли, там где воры прятались, у ставровой землянки. Сам Ставр это видел. Так?
        - Так, - подтвердил Ставр.
        - Значит, он их там и потерял. Что-то я ни разу не слышал, чтобы очки сами по орехи ходили. Ты его защищаешь, ну прямо как подельника. Будто вы вдвоем зерна воровали.
        - Заткнись, а то ушибу! - поднялся и Могута.
        - Ты мне говорить не запретишь! - не испугался богатыря Гонта. - Верно, Еропка говорит, тебе сила вместо ума дадена.
        Остальные тоже вскочили, чтобы помешать драке. Только Селий остался сидеть, он пытался вспомнить какое-то забытое слово. И Колотей не поднялся с бревна.
        - Всем стоять! - гаркнул он, и посохом по камню так пристукнул, что искру выбил. Все послушно замерли, столько силы было в голосе старого лешего. А еще все знали, что не чужд Колотей ворожбе. - И ты застынь! - это уже было сказано персонально Могуте. - Не дури. Сам видишь, сыщики ясно доказали, что Хрол украл зерна, и надо нам с ним разобраться. Сейчас, не откладывая, и разберемся. Спокойно, без шума.
        - Факты, Могута. Ты же все слышал. Факты говорят о том, что Хрол участвовал в краже зерен. А с фактами спорить бесполезно, - сказал Бурята. - Надо Хрола срочно задержать и допросить.
        - Слышали? - поддержал его Колотей. - Он оглядел леших и остановил взгляд на Могуте. - Ты и приведешь Хрола сюда.
        - А если он пойти не захочет? - спросил Могута.
        - Ты его уговори, - усмехнулся Колотей. - За тем тебя и посылаем. Найди Хрола, тряхни его как следует и доставь сюда. Хоть на руках принеси, а чтобы был он здесь. И ни слова ему о деле. Понял!?
        - Понял... - ослушаться Колотея Могута не мог.
        Фроська, не дожидаясь пока леший отправиться в путь, снялась с ветки, сделала круг над поляной и понеслась к землянке Хрола. Не могла она такого допустить, чтобы не увидеть, как Хрола на руках несут.
        Глава тринадцатая.
        Из-за деревьев стремительно вылетела Фроська.
        - И-и-дет! И-и-дет! - сообщила она на лету и уселась на свое законное место.
        - Хрол? - спросил Ставр.
        - Хр-р-рол! Хр-р-рол! - подтвердила сорока и захлопала крыльями, будто собиралась взлететь, но не взлетела. - И-и-дет!
        - Значит, нашел Могута Хрола, - сказал Ставр. - Сейчас здесь будут.
        - Посмотрим, как в вашем Лесу, выглядит преступник, - не удержался Гудим. - Грамотно организованная оперативная работа и активная помощь населения, - сделал он поклон в сторону леших, - всегда дают положительный результат. Главное теперь, заставить его рассказать, куда они спрятали зерна. И еще кое-какие вопросы к нему, конечно, будут. О сообщниках. Всю банду надо брать.
        - Вы на него сразу не набрасывайтесь, - попросил Бурята. - Дайте ему разговориться. А когда он потеряет бдительность, мы и начнем настоящий допрос. Неожиданно зададим ему пару вопросов, и он испечется.
        - У вас в этом дело практики нет, а мы по науке допрос проведем, - поддержал брата Гудим. - По всем правилам криминалистики. Протокол вообще-то надо бы составить.
        - Обойдемся без писанины, - Ставр с нетерпением глядел на тропинку, на которой должен был появиться Хрол. - У нас без канители. Мы здесь сами себе протокол.
        - Обойдемся, - поддержал его Колотей. - А допрос, пусть малые ведут. Это они правильно решили. Так что за грудки Хрола не хватайте. Успеется. Околичности поспрашивайте.
        - Непорядок, конечно, надо документально все оформить, но поскольку потерпевшие отказываются, придется обойтись без протокола, - вынужден был согласиться Гудим.
        На тропинке показался хмурый Могута. Шел он, не оглядываясь. Следом за ним тащился Хрол.
        - Вот он, организатор преступления, - вполголоса произнес Бурята.
        - Фро-о-ське ч-червячка! - потребовала сорока. - Дать ч-червячка Фро-о-ське... Ч- червячка!
        На ее вымогательство никто внимания не обратил. Все смотрели на Хрола. Не было в этом лешем ничего от беспринципного и находчивого организатора преступления. Выглядел он жалким и несчастным. Да и то, как мог выглядеть леший, наутро, после большого загула, в который он ударился не с кем-нибудь, а с неугомонным, не знающим пределов водяным. Куртка у Хрола, да и штаны, и руки, и даже лицо были в пятнах ярко-малиновой краски. То ли леший и не пробовал смыть ее, то ли очень уж качественной оказалась краска. От левого глаза осталась узкая щелочка, а вокруг нее немыслимым узором вперемежку шли красные, желтые и темно-синие тона. Хилые очки, у которых вместо дужек были пристроены какие-то щепочки и веревочки, едва держались, а негустая бороденка, скособочилась, и глядела куда-то в сторону. Волосы на голове лешего спутались неровным клубком из которого торчали обрывки сухой травы, обломки мелких веток и еще что-то не поддающееся опознанию. На лице его прочно лежала печать всемирной тоски.
        - Привел красавца, - представил Хрола Могута. - Туеса из под березового сока вылизывал. А они пустые. Болеет он с перепоя. Совсем плохой, - леший презрительно сплюнул.
        Хрол стоял, уныло опустив голову. Глаза на леших не поднимал, глядел себе под ноги. Плохо ему было. Внутри все горело, во рту было сухо и противно, а голова разламывалась от боли. После такого запоя, чтобы придти в себя, неделю надо пить ключевую воду и не меньше чем полбадейки за раз.
        - Ну?!! - сказал Колотей.
        Хрол поднял глаза, посмотрел на старого лешего, посмотрел на остальных и встретил осуждающие взгляды, в которых не увидел и малой доли сочувствия. Он глубоко вздохнул и снова опустил голову. Смотреть на землю было проще и спокойней.
        - Ну!?? - повторил Колотей. И на этот раз в его голосе звучала неприкрытая угроза.
        - Так я вовсе и не хотел, - стал привычно каяться леший. - Я только пару глотков хотел сделать, для порядка. Я этот сок натурально ненавижу, все беды от него, все несчастья. Запретить его надо. Я когда еще в другом лесу служил, друг у меня был хороший. Так он постоянно березовым соком злоупотреблял. Однажды полных два туеса выпил, залез на осину и стал куковать. Ему померещилось, будто он кукушка. А какая из пьяного лешего кукушка!? Смех один. Он и трезвый по деревьям плохо лазил. На двенадцатом куке и сверзился. Шею себе сломал. Я после этого случая березовый сок прямо возненавидел. И другим говорю, чтобы воздерживались.
        - Видел бы ты сейчас себя, - Ставр с тоской смотрел на тщедушного и унылого лешего. - Невозможно на тебя такого смотреть. Ты и на лешего нисколько не похож. Что с тобой делать?!
        Хрол молчал. Он был уверен, что надо ему сейчас, для лечения, дать хлебнуть березового сока и выглядел бы он не хуже других. Но говорить об этом, по понятной причине, не стал.
        - В Лес его сейчас пускать нельзя, ни в коем случае, - подсказал Еропка. - Он своим ужасающим видом всю психически неустойчивую фауну распугает и образуется экологическая ниша. А нам потом нам и расхлебывать.
        Хрол молчал. Он знал, что перечить сейчас никому нельзя. Особенно Еропке.
        - Чего это ты так набрался? - спросил Ставр. - С какой такой радости?
        - Я новый ковшик для воды вытесал, - теперь надо было говорить, так говорить, чтобы пожалели и поверили, что это он совершенно случайно и в последний раз. - Хороший ковшик, беленький, красивый. Обмыть его надо было. Сами знаете, обычай такой. Как от обычая отойти?! Такое делать нельзя. Нам деды завещали обычаи соблюдать.
        Это он персонально Колотею сказал, да еще и поклонился старику уважительно.
        - А Филька как навалился: "Еще по одной, да еще по одной!". Он же огромадный, как матерый медведь. А здоровье у него какое! Каждый год на соленые воды плавает, говорит что лечится. Врет он все, он там ихнюю выпивку потребляет и никакой меры не знает. Ему все нипочем, он в один дых целый туес выглохтать может. А я здоровьем слабый, от работы усталый, даже в баньку к Каливару сходить некогда. Пару раз глотнул и память потерял, - Хрол жалобно всхлипнул. - А там пошло... Теперь все, зарекаюсь, - несильно ударил он себя кулаком в плоскую грудь. - Перед всеми вами зарок даю, а Дажьбог свидетель! - Хрол посмотрел поверх дуба: не появился ли Дажьбог лично, чтобы засвидетельствовать его клятву. Но ни самого бога, ни знака от него не обнаружил, так что уверенно продолжил: - Больше ни капли! - и снова осторожно ударил себя, кулаком грудь.
        Вот теперь он поднял глаза. Все по-прежнему смотрели осуждающе. Ни сочувствия, ни жалости к себе он не увидел. Значит еще не все. Надо было дальше каяться.
        - А что касается барсука, то я тут не при чем. Его Филька сам красил. Я только нежно держал барсука, чтобы зверь не ушибся, спасал его от боли и повреждения. И через эту свою доброту материально пострадал. Вот, - показал он полуотрванный рукав куртки. - Почти новая была. И через Филькину неаккуратность оказался весь измазанный в краске. Некоторые звери меня вовсе сейчас не узнают. А те, которые узнают, удивляются такому моему непривычному для них виду.
        - Какого барсука!? - не удержался Бурята. - Мы сегодня видели малинового барсука! Он не крашенный, натуральный.
        - Так краска хорошая, - объяснил Хрол. - И Филипп старался, чтобы все натурально выглядело.
        Лешие молчали, смотрели осуждающе. Особенно Колотей: прищурился и посох свой покачивает, покачивает. Будто собирается Хрола огреть.
        - Ну, краску я это дал, это верно. Казенную, - Хрол решил, что и в этом придется признаться. - Не отрицаю. Так она, сколько лет стоит у меня в закутке и никому не нужна. Зачем ее на кордон привезли - непонятно. Куда я ее дену, если она малиновая? Неликвидная она. Совершенно в нашем хозяйстве ни к чему, только полезное место занимала. Все равно списывать ее надо. А Фильку вы знаете: пристал как репей. Я ему и отдал краску. Я же не знал, что он станет барсука красить. - Хрол немного подумал и добавил: - А знал бы, так ни в жисть не отдал. Я против, чтобы барсуков в малиновый цвет красить.
        Гудим тем временем незаметно положил на край бревна очки, найденные у кустов орешника и отошел в сторону.
        - Так малиновый барсук это ваша работа, - покачал головой Ставр. - Теперь понятно. А то мне все уши прожужжали, что у нас в лесу особая порода малиновых барсуков завелась. Ну, вы и даете. Сколько барсуков покрасили?
        - Одного. Это же каторжная работа ночью в лесу барсуков красить. Ему это не нравиться. Он вырваться норовит, царапается и кусается. Только одного и покрасили.
        - Почему в малиновый краска? - поинтересовался Клямке.
        - Так это того... Мы, конечно, хотели в голубой. Мы же понимаем, что голубая краска красивше, - стал объяснять Хрол. - Так не нашли. Где ее возьмешь, голубую. Дефицит. Голубая, видишь, всем нужна. Желтая тоже неплохо смотрелась бы. Так и желтой нет, ну нисколечко. А малиновая бестолку валяется. Пришлось малиновой.
        - Зачем вы вообще его покрасили, барсука? - спросил Колотей. - Он и так красивый.
        - Это все Филька, с его закидонами. "Знаешь, - говорит, - отчего у нас в Лесу звери такие неприметные? А оттого, что серые. Самый скучный колер. И им от этой неприметности жить грустно. Давай, - говорит, - покрасим их. Они, - говорит, - обрадуются, им, - говорит, - сразу веселей жить станет." Он еще и бурундука хотел покрасить. Так бурундук юркий - вывернулся и убежал. Мог бы и не убегать. Но он же глупый, не сообразил, что у нас краска кончилась. Ее и было всего - ничего. Нам сюда краску почти, что и не завозят.
        Если бы не пропавшие зерна, лешие непременно посмеялись бы над этой историей с малиновым барсуком. И над Хролом пошутили бы. Но теперь не до шуток было.
        - Глазу кто припарку поставил? - поинтересовался Ставр.
        - Это я за правое дело пострадал, - приободрился Хрол и даже насколько мог грудь выпятил. - Полевик белобрысый изнахалился и выдрючиваться начал. В нашем поле, - говорит, - лучше, чем в вашем лесу. Стал наш Лес хаять. Морда противная. Хает, и улыбается. И зуб у него со свистом. А он все: "В нашем поле!.. В нашем поле!.." Так я не патриот что ли!? Вы же меня знаете. Я за наш Лес костьми лягу! Ну, я этому нахальному полевику, и вмазал, как следует.
        И тут Хрол заметил очки. Но, против ожиданий леших, никак не отреагировал. Не покраснел, не побледнел, не стал каяться. Глянул на них равнодушно и продолжал:
        - Тот полевик теперь свой зуб со свистом в кармане носит, - хихикнул он. - Если нашел.
        По тому, как спокойно отвел Хрол глаза от очков, братья поняли, что почуял леший ловушку и не пойдет в нее. Откажется от очков. Придется с ним основательно поработать.
        Хрол же опять посмотрел на очки, теперь уж внимательней, и застыл.
        - Ого! Это же мои очки! - обрадовался он.
        Однако, поскольку все по-прежнему не сводили с него глаз, почувствовал что-то недоброе. Но не мог понять, в чем дело, чего от него еще хотят. Во всем уже покаялся и зарок дал. Да и пострадал не просто так, а как патриот, беззаветно защищая Лес. А что касается загула, то должны же все понять, что во всем виноват водяной Филька. И пора его пожалеть, простить пора. Всегда ведь прощали. А они все смотрят, смотрят, будто еще чего-то от него ждут. Только в чем еще надо каяться Хрол не знал.
        А у братьев сразу настроение поднялось. Значит, не почувствовал. Проглотила рыбка наживку.
        - Можно, я возьму, - несмело спросил Хрол. - Старые никуда не годятся, разваливаются. А эти почти новые. Я не зажилю. Тому, кто нашел - поставлю. Туес сока за мной, - и спохватился. - Нет, вы не подумайте, я сам - ни капли. У меня слово твердое, вы же меня знаете: раз зарекся, значит, все, - он опять глянул на небо, но Дажьбог по-прежнему никакого знака не подавал. Там только Фроська сидела и смотрела на него без всякого доверия. - А тому, кто нашел - поставлю. Ради такого случая самого хорошего сока достану, выдержанного. Так кто их нашел?
        - Он и нашел, - показал Ставр на Буряту, давая молодому лешему возможность начать допрос.
        - Спасибо, - Хрол низко поклонился Буряте. - Мое слово твердое, это все знают.
        - Значит, потерял ты их? - спросил Бурята и посмотрел на лешего, как кот смотрит на мышь, до которой только лапу протяни - и она твоя.
        - Потерял.
        - Где ты их потерял? - не сводил с лешего глаз Бурята.
        Хрол задумался. Пытался сообразить, что надо ответить.
        "Ага, вспомнил, где потерял, - подумал Бурята. - Сейчас крутить начнет".
        - Не помню, - Хрол поморщился. - Хоть на лучину меня расщепите, не помню, где потерял.
        "Пошел крутить, - понял Бурята. - Он у меня докрутится. Сейчас я его расколю".
        - Хочешь, я тебе скажу, где ты их потерял?
        - Хочу, - с опаской промолвил Хрол, не ожидая от ответа ничего хорошего.
        - Видишь в конце полянки орешник, - Бурята показал рукой на заросли. - За ним как раз и потерял.
        - За ним?.. - протянул Хрол, явно не собираясь раскалываться.
        - За ним, за ним, - легонько нажал Бурята.
        - Не, не ходил я туда, не мог я их там потерять.
        Не хотел Хрол признаваться. Это и понятно, кто же сразу в таком признается. Его следовало прижать, как следует, тогда и заговорит.
        - Ты подумай хорошенько, вспомни, - теперь уже резко потребовал Бурята.
        Лешие внимательно наблюдали за ходом допроса. Всем было ясно, что Хрол долго не продержится. Не такой у него характер. Сначала будет все отрицать, потом не выдержит нажима и признается. Слезу пустит, и станет все валить на тех, кто уговорил его воровать зерна. Всех выдаст и станет просить прощения. Будет призывать в свидетели Дждьбога, клясться, что это у него первый и последний раз.
        - Может, ты их не потерял, может, ты их в землянке оставил, а их у тебя украли, - попытался выручить товарища Могута.
        Лешие сердито уставились на него. Неправильно поступил Могута, не должен он был так поступать. Могута замолчал и больше ни слова не промолвил. Только подсказка Могуты Хролу на пользу не пошла.
        - Кто же их возьмет, - с превосходством посмотрел Хрол на могучего лешего. - Если бы ты их на траве нашел, то, конечно, подобрал бы, ценная вещь. А если они в моей землянке лежат, значит, они мои. Кто их возьмет, если они мои!?
        - Точно твои? - спросил Бурята, вложив в свой вопрос немалые сомнения. - Очень хорошие очки, тут каждый может сказать, что это он потерял.
        - Да ты что! - совершенно искренне возмутился Хрол. - Все же знают, что это мои очки. Они у меня почитай год, как родные сделались.
        Он подошел к бревну, взял очки и стал их осматривать.
        - Вот щербинка. Это Еропки работа. Он все к ним присматривался, примерялся. Думал, что я не видел, как он оправу поцарапал. Еропка, ты по справедливости скажи, мои это очки или не мои!
        - Его очки, - подтвердил Еропка. - И насчет щербинки - правда. Это я научный эксперимент проводил, испытывал оправу: крепкая она или так себе. А поскольку они сейчас вроде как ничьи, то следует, я думаю, лишить его очков, и передать достойному. Тем более, что у него другие есть. А двое очков лешему ни к чему.
        - Да ты что!? Да ты что говоришь!? - потерял от возмущения дар речи Хрол.
        - Эти самые очки ты у него и видел, подтверждаешь? - спросил Бурята.
        - Это самые, я подтверждаю конкретно и совершенно категорически, - согласился Еропка.
        - Мои они! Чьи же еще! И лишать меня очков нельзя. Вот эти, - он дотронулся до конструкции, которая едва держалась у него на носу, - старые. Они же рассыпаются. А я без очков совсем не работник, я без очков березу от рябины не отличу. Если Еропка так до очков охоч, пусть он эти и берет. Попросил бы, я бы ему и так их отдал. Я не жадный, не то, что некоторые.
        - Погоди, - сердито оборвал его Бурята. - Кому, да чего, это мы сейчас обсуждать не станем. Тут вы с Еропкой сами разберетесь. Если придется разбираться, - мрачно намекнул он. - Значит очки твои, это точно?
        - Мои! Все знают, что мои. И Еропка их сколько раз в руках вертел. Подтверждает Еропка.
        - А если твои, то давай, откровенно выкладывай нам, когда и где ты их лишился? Рассказывай, тебе же хуже будет, если врать станешь, - пригрозил он.
        Хрол растерялся. Слишком сердито допытывал его молодой леший. Откуда он взялся, кто он такой, Хрол не знал. И не мог понять, отчего все на него так смотрят, почему пожар устроили из-за каких-то очков. Ну, потерял, ну нашли - туес с него. Он же не отказывается. Он, если такое дело, и два туеса поставить может. Они чего-то допытываются, а он никак не поймет, в чем ему покаяться надо. Хрол оглянулся, ища поддержки и сочувствия, но ни того, ни другого, не углядел.
        - Я и сам не знаю, как лишился, - заявил он. - И не подумайте ничего плохого, был абсолютно тверезый. Я же это только вчера перебрал и все из-за Фильки. А так, я давно тверезый, ни капли в рот не брал, сдерживаюсь. Я же ее ненавижу, эту отраву. Но потерял.
        - Когда?! - повысил голос Бурята. - Говори откровенно! Все лешие послушать тебя собрались. Признавайся!
        - Дня три тому назад и уронил где-то, - теряясь от такого непривычного напора, пробормотал Хрол.
        - Врешь! - стал Бурята дожимать преступника и голосом и пристальным взглядом. - Не мог ты их три дня тому назад потерять. Говори правду.
        Но преступник не давался, вертелся как вьюн.
        - Да я не помню! - Ну, может, четыре. Или три... - тут же поправился Хрол. - Не помню я точно, когда потерял. Может три дня, а может и четыре. Или два. Дни, они все одинаковые, разве упомнишь. Скажи ты ему, - обратился он за помощью к Ставру.
        Ставр молчал, смотрел на него так же осуждающе и пытливо.
        - Давай сюда очки! - потребовал Бурята.
        Хролу не хотелось снова расставаться с очками, но он побоялся перечить сердитому лешему, отдал.
        - Или ты нам сейчас всю правду скажешь, или я их сломаю, - пригрозил Бурята. - Прямо у тебя на глазах. И вторые отберем. Не будет у тебя вообще никаких очков. Признавайся, когда и где ты их потерял?
        Он взял очки обеими руками, показывая, что вот сейчас и сломает их, если Хрол немедленно всю правду не выложит.
        - Не надо, - взвыл Хрол. - Я правду говорю! Чистую правду. Дажьбог видит! Дажьбог знает!
        Бурята у Дажьбога спрашивать не стал. Продолжал нажимать на самого Хрола.
        - Последний раз спрашиваю! Говори: когда и где потерял? Быстро! Считаю до трех. Раз!..
        - Да не знаю я!
        - Два!..
        - Дажьбог свидетель. Клятву даю - не знаю, где потерял! Ну чего ты ко мне пристал?! - Хрол признался бы сейчас во всем, чтобы угодить сердитому лешему и спасти очки. Но не мог сообразить, в чем надо признаться.
        У Дажьбога, видно, и без Хрола было чем заняться, а, может быть, ему самому, интересно было посмотреть, чем это история кончится, только заступаться за обиженного лешего он не стал. За Хрола заступился Гудим. Братья с самого начала решили, что один, будет выполнять роль злого следователя, другой - доброго.
        - Что ты навалился на больного, - выговорил он Буряте. - Видишь, леший с большого бодуна. Ты так и не похмелился? - с сочувствием спросил он у Хрола.
        Хрол и отвечать не стал, только отрицательно помотал головой и жалобно всхлипнул.
        - Голова, наверно, болит?
        - Болит, - охотно пожаловался Хрол. - Разламывается, - он всхлипнул еще раз. Наконец-то нашелся леший, который его пожалел. И от этого Хролу стало очень жалко самого себя, пропащей своей жизни.
        - Когда голова болит ничего вспомнить невозможно, - поддержал затравленного лешего Гудим. В голосе его звучали, и доброта, и желание помочь, попавшему в трудное положение, Хролу. - Ты не нервничай. Успокойся и все вспомнишь: где потерял, когда потерял?..
        Хролу сразу стало легче. Он тыльной стороной ладони вытер выступившие на глазах слезы.
        - Ну, все, все, успокоился, - дружески похлопал его по плечу Гудим. - Теперь вспоминай.
        Гудим очень понравился Хролу. Так душевно с ним давно никто не разговаривал и он решил непременно вспомнить, где и когда потерял очки.
        - Может здесь где-нибудь, возле ставровой землянки? - подсказал Гудим.
        - Не, - в третий раз, но уже не так жалостно всхлипнул Хрол.
        Гудим положил лешему руку на плечо.
        - Ты же умница, Хрол. Ценный работник, - сказал он. - У тебя прекрасная память. Тебе только задуматься надо и сразу все вспомнишь.
        Доброе слово даже кошке приятно. А Хролу давно никто добрых слов не говорил. И, наверно, от душевных слов Гудима, от такого к нему отношения, на лешего нашло просветление.
        - У себя на кордоне потерял, - вспомнил он и незаплывший правый глаз лешего засветился искренней радостью. - Вышел утром из землянки и пошел в обход участка. А как раз в том месте, где тропинка на елань выходит, куст какой-то стоит, совершенно мне незнакомый. Я на кордоне каждое дерево знаю, каждую травиночку. Все моими руками обихожено, обласкано, - он показал Гудиму корявые, покрытые вечными мозолями ладони. - Не было там раньше никакого куста, а сейчас стоит. Я, значит, в карман за очками полез, чтобы рассмотреть его, что за куст такой появился. А очков нет. Я их в этом кармане всегда держу, - Хрол похлопал по левой стороне груди, где у куртки находился наружный карман. - А нет очков. Ну, думаю, не в тот карман положил. Все карманы обшарил, нет очков. Значит, сообразил, что дома забыл. Ладно, без очков решил тот куст исследовать. А куста нет. Был куст и нет его. Вы не подумайте. Тверезый я бял, как стеклышко. Дажьбог свидетель. А нет куста, и все. Такое вот непонятное наваждение. Померещилось, выходит. Потоптался я, значит, на том месте, где мне куст привиделся и вернулся в землянку. Решил, что
в землянке их забыл. Так всю землянку обыскал, нет очков. Значит, понял, что потерял. Вот эти пришлось взять, - осторожно дотронулся он до деревянной дужки.
        - А когда ты в последний раз приходил сюда, к ставровой землянке? - продолжал Гудим.
        - Так ведь неделя наверно прошла. Нет, не неделя. Пять дней прошло. Это я хорошо помню, у меня в тот день дерево отплодоносило. Я сразу зерна и принес. Как положено, в беленький мешочек положил и принес. Пять дней тому назад так ведь? - обратился он к Ставру.
        - Так, - подтвердил Ставр. - Пять дней прошло.
        - Что ты сегодня в первой половине дня делал? - спросил Гудим.
        Хрол опять опустил голову и задумался.
        - Здесь все свои, не стесняйся, рассказывай.
        - А ничего не делал. Я же все утро болел. Что я делать мог, после того, как с Филькой связался. Ох, братцы, не садитесь вы с Филькой березовый сок пить, - посоветовал он. - Это же совсем пропасть можно. Здесь болит, - он дотронулся до груди, - и здесь болит, - он дотронулся до спины. - А здесь как болит, - дотронулся он до головы. Все утро провалялся. И полечиться было нечем. И взять не у кого. Так и мучался, весь день, с утра, пока Могута не пришел.
        - Верно, - подтвердил Могута, - лежал, как дохлый. Не мог он до ставровой землянки добраться и зерна украсть.
        - Какие зерна? - не понял Хрол.
        - Наши зерна украли, что у Ставра на полке лежали.
        - Чего?! - личико у Хрола вытянулось, правый глаз от удивления сталь круглым. - Не может того быть!
        Бурята отметил, что притворяется леший очень умело.
        - А ты, выходит, не знаешь? - ехидно спросил он. - Все в Лесу знают, один ты не знаешь.
        - Вправду украли?!! - Хрол посмотрел на Ставра, на остальных и встретил суровые осуждающие взгляды.
        Только сейчас до лешего дошло, в чем его обвиняют и чего от него допытываются.
        - И вы про меня такое подумали!? - простонал Хрол. Он застыл, разинул рот. Глаза у него сразу стали мокрыми и по грязным щекам, оставляя следы, покатились крупные как горошины слезы. - Да я жизнь за наши зерна положу. Ни покоя, ни отдыха, днем и ночью за деревом смотрю, дневников целую кучу исписал. Зернышки каждый раз в ладонях своих пестовал, теплым дыханием согревал, - он опустился на колени и ударил лбом о твердую землю, потом лег лицом вниз. - Все, кончился Хрол! Пропойца Хрол! Вор Хрол! Позор Хролу! Топчите меня, рвите на куски, живым в землю закапывайте! Помру я сейчас, на ваших глазах. Не хочу больше жить, раз вы так про меня думаете. Ой-ой-ой-ой-ой-ой-ой... - затянул он.
        Лешие с сочувствием смотрели на Хрола. Хоть и непутевый, но леший все же. Да и не мог он в таком состоянии зерна воровать. Ночью, когда он в дупло пьяным был, мог бы и зерна украсть и чего хочешь сделать. Но ночью зерна на месте лежали. А украли их тогда, когда Хрол, полудохлый, в своей землянке в великои бодуне валялся.
        - Я Хрол на, совсем, мелкий кусок finger не верить, - поднял мизинец Клямке и отмерял на нем не больше четвертой части. - Он глушить сок и врать, - усы лешего топорщились грозными пиками, как будто он собирался пронзить ими пьяницу.
        - А чего я вру!? А чего я вру!? - неожиданно вскинулся Хрол, передумавший умирать. - Ты докажи, что я вру!
        - Но я верить Могута, - не обращая внимания на выкрики ожившего Хрола продолжал Клямке, - что этот Хрол, - Клямке брезгливо посмотрел на лешего, - после гулянка с Филипп, бить совсем дохлий, как плохой чучель. Дохлий Хрол не может идти к землянка Ставр, и красть зерна.
        - Верно, - согласился с ним Гонта. - После такого перепоя не мог он пойти за зернами. Он же хилый, гнилой весь. Валялся полуживой.
        - И я так считаю, поддержал Клямке и Гонту Колотей.
        Гудим тоже подумал, что возможно и не Хрол уронил очки возле кустов орешника. У Гонты весы унесли, садовый нож пропал. У Селия - лопата. И у Хрола, выходит, очки украли. А возле орешника их воры подбросили сыщикам, чтобы увести расследование в сторону.
        - Да, конечно, - вынужден он был согласиться. - Теперь совершенно ясно, не мог Хрол участвовать в грабеже. Но проверить следовало. Непременно. Поведение его было, сами видели, довольно подозрительным. И очки... Воры оказались гораздо хитрей, чем мы думали: подбросили нам очки, чтобы мы заподозрили Хрола. И это вначале сработало. Но мы тоже кое-что умеем. Быстро во всем разобрались.
        - Это, надо понимать, полная реабилитация подозреваемого, - не удержался Еропка.
        - Совершенно верно, - подтвердил Гудим. - Отдай ему очки, Бурята.
        Хрол с радостью схватил очки, снял с носа разваливающуюся конструкцию и сунул ее Еропке.
        - На, держи, мне не жалко.
        - Чего их жалеть, барахло, оно и есть - барахло. Его выбрасывать надо. - Еропка повертел старые хроловы очки и небрежно сунул их в карман.
        - Понятно, почему они выбрали Хрола, - продолжил Гудим.- Пьяница, неустойчивый элемент. Они надеялись, что пока мы будем заниматься Хролом, успеют вынести зерна из Леса. Ничего у них не получилось. Но сейчас, если вы не возражаете, я все-таки хотел бы задать Хролу еще несколько вопросов.
        - Чего тут возражать, - отозвался Ставр, довольный, что леший не оказался вором.
        - Чужих ты в Лесу встречал? - спросил у Хрола Гудим.
        - Откуда у нас чужие!? - Хрол осмелел. Он почувствовал, что все беды прошли. Лешие уже не смотрели на него волками, а Гудим, так тот разговаривал с ним просто по-дружески. - У нас, чужие не ходят.
        - Говорят, что вчера, когда вы дрались с полевиком, в эту вашу драку и водяной ввязался и еще кто-то.
        - Такое было, согласился Хрол. - Этому длинному тоже досталось. Ему Филька по уху влепил. А рука у Фильки сами знаете, тяжелая, - Хрол довольно хихикнул. - У длинного ухо, сейчас, как тот лопух, что растет у меня за землянкой, не меньше.
        - Длинный, которому Филька влепил, он что, чужой какой-то, или тоже из своих? - стал помогать брату Бурята.
        Хрол посмотрел на молодого лешего с превосходством.
        - Да откуда у нас чужой возьмется. У нас все свои. Он за кустом стоял, смотрел, не вмешивался. А Филька, когда нас с полевиком разнял, он на того длинного, лохматого и набежал. Так Филька же заводной. Он под горячую руку, длинному плюху и залепил, - Хрол снова довольно хихикнул. - От Филькиной оплеухи тот мигом скопытился. Но настырный оказался, упрямый как годовалый бычок. Вскочил, дрын ухватил и Фильку этим дрыном поперек спины перетянул. Филька, конечно, обиделся от такого непочтения: водяной все-таки, хозяин реки и вообще. Он со всего маха и врезал лохматому, прямо в зубы. Оно, аж брызнуло. Непонятно, откуда у того длинного и лохматого столько зубов оказалось. Под тем кустом теперь зубы горстями собирать можно. Длинный, после этого Филькиного богатырского удара в кусты слинял, и больше не показывался.
        - Знаешь его? - спросил Гудим.
        - Кого?
        - Длинного. Если он не чужой, то ты знать его должен.
        - Нет, не знаю. Ты не думай, я в своем околотке всех знаю. А этот не из моего околотка.
        - Какой он из себя?
        - Кто? - опять не понял туго соображавший в это тяжелое утро Хрол.
        - Которому водяной врезал, длинный.
        - Так я и говорю, - лохматый он.
        - Это понятно. Выглядел он как? Лицо какое, во что одет, особые приметы?
        - Это я не помню, - Хрол потер ладонью лоб. Он искренне хотел помочь. - Я же поддатый был тогда, - потом подумал и добавил, - Хорошо поддатый. А все Филька, - пожаловался он. - Сам без передыха пьет и других заставляет. Ну, нельзя же так...
        Гудим и Бурята переглянулись.
        - Ты все-таки подумай, может быть, вспомнишь, - попросил Гудим. - Лицо у него какое?
        - Так я же сказал: лохматый он. Черная борода во все стороны топорщится.
        - Понятно, чернобородый. А глаза какого цвета?
        - Чего я его разглядывать стану, - Хрол с удивлением смотрел на Гудима. - Нужны мне его глаза!
        - Но хоть что-нибудь? Ведь рядом он был, совсем близко! Хоть какую-нибудь особую примету?
        - А! Есть у него приметы! - обрадовался Хрол. - У него половины зубов нет. Они так на поляне и остались. И правое ухо лопухом. У Фильки же сила не мерянная. От его удара ухо всегда огромадным становится.
        - Понятно... - протянул Гудим. - Берем зубы и ухо на заметку. Еще что?
        - А больше ничего, - Хрол преданно смотрел на Гудима, готовый выполнить любой его приказ. - Больше ничего не помню.
        - Чего ты к нему пристал. Ничего это чучело не вспомнит, - заступился за Хрола Гонта. - Он так березового сока нажрался, что ничего не соображал. В зубы дать, это он мог, и барсука красить мог. А соображать не мог. Пустое дело с ним разговаривать.
        - Верно, - согласился Колотей. - Пустое дело его допытывать. Что дальше делать будем, молодцы? - спросил он, у Буряты и Гудима.
        - Кого следующего хватать станем? - поинтересовался и Еропка.
        Молодцы чувствовали себя не особенно приятно. Все, казалось бы сошлось: нашли очки, опознали их, хозяина выявили и можно было торжествовать победу. А потом все сразу провалилось. И преступник оказался вовсе не преступником, а обычным алкоголиком. Вот такая неприятная история произошла.
        - Будем работать, - как можно более спокойно и убедительно ответил Гудим. - С ложным следом, который подбросили нам преступники, мы разобрались быстро. Это позволяет нам сузить круг поисков, что несомненно пойдет на пользу делу.
        - Это значит, чем больше мы пальцем в небо будем тыкать, тем больше пользы для дела? - не удержался Еропка.
        - В какой-то степени да, - окрысился Бурята. - Преступников ловить, это вам не шишки в лесу считать. Какие-то версии будут отпадать и, в конечном итоге, мы выйдем непосредственно на банду. На этих очках свет клином не сошелся. У нас есть чрезвычайно важная улика, надежный след, который мы обнаружили в самой землянке, прямо на месте преступления. Его мы теперь и станем отрабатывать. Я уже говорил, про обрывок коричневой нитки. Мы нашли ее на полке, с которой были украдены зерна. Полка не совсем гладкая, несколько щепочек отслоились, за одну такую щепку и зацепился вор рукавом куртки, когда снимал с полки мешочки с зернами. Мы теперь точно знаем, что у вора есть коричневая куртка, в которой он был во время преступления. Причем куртка эта у него старая, поношенная. Из новой крепкой куртки нитка не выдернется.
        И опять перед лешими забрезжила надежда.
        Глава четырнадцатая
        - Она прямо на полке так и торчала? - уточнил Гонта.
        - Прямо на полке. Вор зацепился рукавом за щепку, потянул, она и вырвалась. Тот, внимания не обратил. Эта нитка важное вещественное доказательство.
        - Покажи, - попросил Гонта.
        Гудим вынул из кармана бумажный пакетик, осторожно развернул его и протянул лешему.
        - Ага, коричневая, - удостоверился тот.
        - От старой коричневой куртки, - подтвердил Гудим. - Очень старой, наверно ветхой уже.
        - Старая коричневая куртка есть у Каливара, - объявил Гонта. - Я видел. Он ее с собой принес, еще когда в Лес перебирался. Барахла своего он тогда натащил целую гору. Она у него в предбаннике висит.
        Лешие насторожились. А Бурята торжествовал. Как здорово получилось, что они заметили эту нитку. Вот и вышли чрез нее на след. И теперь уже точно, на настоящего преступника. Второго прокола не будет. Он посмотрел на Гудима, подмигнул ему. Довольный Гудим тоже подмигнул брату.
        - Когда ты видел эту куртку? - продолжал он расспрашивать Гонту.
        - Да каждый раз. Как в баню приходил, так и видел. Он же свое барахло по всей стене развесил.
        - Нет, меня интересует, когда ты ее видел в последний раз?
        - Дня четыре тому назад.
        - Постарайся точно вспомнить, здесь каждая деталь важна, - попросил Бурята.
        - Я точно. Как раз четыре дня тому назад. В баню я ходил и видел ее. Она на колышке висит. Как войдешь в предбанник, первая справа. Куртку эту давно выбросить надо, ее уже и носить нельзя. А он все держит ее. Сквалыга он, ваш Каливар.
        - Еще кто-нибудь видел эту куртку? - спросил Бурята.
        Лешие молчали. Если и висела у банника где-то на стене коричневая куртка, так никто на нее внимания не обратил. Это только въедливый Гонта, которому все надо и которому до всего есть дело, сумел ее заметить. Еропка так и сказал.
        - Может, я ее и видел, но фактически не бросилась она мне в глаза, поскольку неприметная и ничего оригинального не выражала. Разве всякую обыденность запомнишь. Вот если бы она голубая была, или красная, тогда бы, я ее заприметил. А коричневую, никто не запомнит. Но раз Гонта говорит, что видел, значит, так оно и есть. У него глаз настырный и памятливый.
        - Итак, - стал подводить итог Гудим, - у нас имеется коричневая нитка, изъятая на месте преступления от куртки, которую Гонта опознал, как куртку Каливара.
        - Да, - подтвердил Гонта. - От его старой куртки. У нас в Лесу коричневую куртку больше никто не носит.
        - Аук передавал, что Каливар и Никодим хотели совершить что-то противозаконное, - напомнил Бурята. - И Ставра опасались.
        - Угу - согласился Могута. - Я что услышал, то и передал. От себя ни одного слова не добавил.
        - Аук ничего напутать не мог?
        - Нет, - сказал Ставр. - Аук что услышит то и повторяет. Сам знаешь.
        - Верно, - согласился Гудим. - И третье, - Каливар не леший, по характеру своему Лес не охраняет и потому зерна вполне украсть может.
        С этим все согласились.
        - Похоже на то, - с сожалением сказал Ставр. Жалко ему было Каливара. Да и баня пользу приносила. Другого банника в Лес теперь не скоро заманишь.
        - Его работа! - Гонту трясло от гнева. - Я эту его баньку по бревнышку раскатаю. И этими бревнами придавлю мерзавца, - пригрозил он.
        - Пришелец, ему не жалко наш зерна, - высказался и Клямке. - Отшень пльохой персон. Ему не место сидель в Лес.
        - В три шеи! - Еропка все просчитал и тоже решил, что Каливар в краже зерен замешан. - Надо руководство попросить, чтобы определили его на какую-нибудь зловещую каторгу.
        - Каливар он что - банник... Несерьезная работа. Такой вполне мог и украсть, - согласился Могута.
        - Даже Колотей согласно кивнул.
        - Один из членов банды у нас, наконец, определился, - подвел итог Бурята. - Через него и на остальных выйдем.
        Сказать о том, что Бурята был доволен, значит, ничего не сказать. Бурята был счастлив. И Гудим был счастлив. Да и все лешие повеселели. Мало того, что вышли, наконец, на преступника, так им еще и не леший оказался.
        - Да помогут нам тридевять берегинь, - вспомнил Ставр волшебниц-заступниц. - Ну, молодцы! Разобрались все-таки. Я, признаться, после промашки с Хролом и надеяться перестал. Вот какая смена растет! - похвастался он племянниками.
        - Умники, - поддержал его Еропка. - Я тоже на банника чувствовал подозрение. Только доказательств никаких не имел. А они - раз, и сразу улика. И никаких тебе сучков, никаких щепок.
        - Это есть лючший детектив на весь Лес, - высоко оценил деятельность братьев и Клямке. - Они показать grosser клясс!
        - Надо банника брать, - решил Ставр. - Пусть в глаза нам всем посмотрит. Это же на какой позор он нас выставит хотел!
        - Да, - подтвердил Бурята. - Пришла пора с Каливаром разобраться. Надо также выяснить степень участия в преступлении Хольки. Ее тоже следует сюда вызвать, и хорошенько потрясти.
        - Давайте потрясем, - утвердил Колотей предложение сыщиков и посмотрел на Могуту.
        - Опять я? - недовольно спросил тот.
        - А что делать, если ты у нас такой, что никто тебе отказать не может, - усмехнулся Колотей. - Ты уж сходи, попроси Каливара, и Хольку прихвати.
        Впереди широко шагал Могута. За ним едва поспевал Каливар. Был он в тех же коротких коричневых брючках, с лямкой через плечо, а на ногах вместо новеньких калош, телепались какие-то дырявые, замызганные опорки, бывшие когда-то не то старыми ботинками, не то стоптанными сапогами. А Хольке что, ей длинноногой и торопиться не надо. Банник два шага делает, а полудница только один и чуть ли не на пятки ему наступает. Красиво идет, легко, вроде, даже, пританцовывает. Братья залюбовались полудницей: платье голубое, губы красные, волосы на солнце - как золото, а на голове еще и венок красуется из крупных белых ромашек и голубых колокольчиков. В правой руке она, как и утром, держала баул с лекарственными травами. Не сказал Могута, зачем их к Ставру зовут и Банник, наверно, подумал, что опять кого-то лечить надо.
        - Эх, сколько вас собралось! - удивился Каливар. - Неужто всех лечить, - пошутил он. - Всех сразу не могу. По одному, только по одному.
        Он подошел к Ставру, заглянул ему в глаза, несильно ткнул кулаком в грудь.
        - Больно?
        - Нет, не больно.
        - А если так? - хлопнул он лешего ребром ладони по правому боку.
        - И здесь не больно.
        - Вот и хорошо, что не больно. А глаза твои мне все равно не нравятся, тяжелые у тебя глаза, сумрачные. Ну-ка, - протянул он руку в сторону Хольки.
        Та мигом открыла баул и подала его баннику. Каливар вынул пучок сухих красноватых листьев с фиолетовыми прожилками. Обломил кончик одного из них, растер пальцами, понюхал и остался доволен.
        - Вот тебе надежное лекарство. Они сейчас как раз в самой силе. Утром натощак и вечером перед сном по одному листу хорошо разжевывай и проглатывай кашицу. Листья горькие, но ничего, не маленький, потерпишь. Хорошее лекарство и должно быть горьким. Водой ключевой запивай. А вообще - оклемался ты. Очень сильный был ступор, но оклемался. Жить пока будешь, - обнадежил он лешего. - Но в баньку непременно приходи. Одному моему пациенту тоже все было некогда. Дела, дела, а однажды - раз и копыта отбросил. Так всех своих дел и не переделал. День-два подождать можно, потом непременно приходи.
        Вел себя банник спокойно и уверенно, как будто и не чувствовал за собой никакой вины. Не знал Каливар, что в землянке Ставра сыщики нашли коричневую нитку от его куртки, не догадывался, что Аук передал весь его тайный разговор с Никодимом, слово в слово. Холька - тем более, вела себя как обычно. Зубы скалит, глазки щурит, улыбается. У полудницы одно на уме - покрасоваться.
        - Кого еще лечить надо? - спросил банник. - Не к Ставру же вы меня опять звали?
        - Это ты правильно понял, не к Ставру, - ответил ему Еропка. - Есть у нас к тебе, Каливар, один интригующий вопрос... - сказал и замолчал, уставился хитро прищуренными глазами на банника.
        Остальные тоже молчали. И тоже смотрели. От этого общего молчания и от этих пристальных взглядов Каливар почувствовал себя неуютно. Но банник не Хрол, этот не растерялся.
        - Так я и знал, - покачал он головой. - Шагнуть нельзя, чтобы все не узнали. - Он посмотрел на дуб, где с независимым видом восседала Фроська. - Конечно, сорока настучала. Вот кто повсюду свой длинный клюв сует. До чего вредная птица. Каждому корявому дуплу затычка. Везде поспевает, где нужно и где не нужно. Она и там была.
        Теперь все посмотрели на Фроську, которая, оказывается, была в курсе дел банника, но промолчала. А скорей всего, слов нужных не знала. Фроська не из тех, кто промолчит. Сорока же явно обиделась на "затычку" и на "вредную птицу". Уставилась на Каливара, хвост задрала, крылья растопырила и стрекотнула ему что-то оскорбительное.
        - Она еще и обижается, трепло летучее. Прилетишь ко мне за червячком, я тебе припомню, - пригрозил Каливар.
        Фроська уже и сама сообразила, что будет, когда полетит к баннику за червячком: голову отвернула и глаза прикрыла, - сделала вид, что ничего не видит, ничего не слышит.
        - Сорока здесь не при чем, - защитил птицу Ставр, - Аук рассказал.
        - И этот вислоухий лентяй хорош, каждое слово ловит, хоть запор на рот вешай, - нелестно отозвался об Ауке банник. - Я к вам в Лес пришел, потому что у вас, можно сказать, полная свобода, не то, что в деревне. А здесь, оказывается нельзя шага лишнего сделать, слова лишнего сказать. Сразу весь Лес знает.
        - Во! Слышали? Не нравится ему наша общая свобода! А все на меня катят... - возмутился Хрол. - Я леший открытый, мне скрывать нечего... Не то, что некоторым... А как что - Хрол крайний, Хрол виноват, Хролу надо морду начистить! Вот с кого спрашивать надо! - ткнул он корявым пальцем в сторону банника.
        - Ты не лезь, пьянчужка. Помолчал бы лучше, - осадил его Гонта. - И с него спросим, и с тебя.
        Хрол с опаской глянул на сердитого лешего и увял.
        - Надо делать разумний шаг, und сказать хороший, умний слово, - посоветовал баннику Клямке. - И пусть весь Лес знать. Лес все понимать, он бить отшень довольный от хороший дела, и хороший слова. Правильно я говорить?
        - Правильно, - поддержал его Колотей. - Давай, Каливар, выкладывай. И про себя и про Никодима. Нам Аук все ваши разговоры передал... Выкладывай все как есть. А мы послушаем и решим что делать. Мы для того и собрались, чтобы тебя послушать.
        - Я как знал, что лучше за это дело не браться... - нисколько не смутился припертый к стене банник. - Только не думал, что вы все так всполошитесь. Из-за такой пустяковой ерунды все лешие собрались.
        "Ничего себе - пустяковая ерунда, - рассердился Бурята. - И как держится, как держится... Надеется вывернуться. Интересно, на что он рассчитывает? Только напрасно надеется, ничего у него не выйдет. Он зерна брал. Даже ежу ясно, что он. На этот раз мы все правильно вычислили. Брючки у него коричневые, а куртку куда-то спрятал. От нее нитку мы и нашли. И скрепку у него в кармане халата Еропка отыскал. Вот пусть и объяснит, откуда она взялась. Как это мы сразу на банника не вышли? Ставр всех здесь знает. Он правильно говорил: "Свой не возьмет, а чужих у нас в Лесу нет". Каливар и не свой в Лесу и не чужой. Этого мы как раз и не сообразили. И Никодим с ним. Интересно, кто же у них третьим был? Так Холька и была! Полудница во всем Каливара слушается. Она как раз и подглядывала за землянкой, за Ставром... Он же говорил, что утром встретил ее, а мы внимания не обратили. Если бы сразу все сообразили, и Хрола не надо было бы трясти, позориться с этим алкашом. Не случайно встретил полудницу Ставр. Следила она за ним. А чей это черный волос? Значит, и четвертый был. Немалую банду они сколотили. Будет лешим,
чем заняться, когда мы их всех раскроем.
        - Он, - шепнул брату Гудим. - Но виляет. Сейчас станет тень на плетень наводить.
        - Он и Холька, - так же шепотом ответил Бурята. - Пусть Ставр и Колотей их потрясут, как следует, а мы потом обвинение предъявим. Нитку не потерял?
        - Да ты что!?
        - Чего замолчал, неужто совесть мучить стала?! - прервал размышления банника Гонта. - Нет у тебя совести! Выкладывай все, как есть, а мы подумаем, что с тобой делать. И не вздумай убежать. Знаем мы таких ловких, да шустрых. Догоним и ноги поотрываем, чтобы больше не бегал.
        - Никуда я не побегу, - отмахнулся от него банник. - Да от вас и не убежишь, - усмехнулся он. - Сейчас все и расскажу.
        - И не ври, выкладывай всю правду, - предупредил его Колотей. Посох в его руках качнулся и нацелился на Каливара.
        - Значит дело такое, - не раздумывая начал банник, - что в школе, где Никодим хозяйствует, есть учитель географии, Валерий Иванович. Его Никодим очень сильно уважает. Так у этого учителя как раз юбилей подошел. Пятьдесят лет ему исполняется. Никодим и решил ему подарок сделать. Подарок придумал редкостный. Коллекцию перьев: "Птицы родного края". И начал собирать перья. Каждое утро на рассвете отправлялся в Лес, искал и подбирал все, что птицы потеряли. Он ростом хоть и маленький, но очень упорный. У них, у домовых, вся порода такая настырная. Наверно полгода Никодим эту коллекцию собирал. Весь Лес излазил, возле каждого гнезда обшарил. У него теперь больше трехсот разных перьев. "Ни у кого, - говорит он, - такой коллекции нет, а у нашего Валерия Ивановича будет..." - И довольный такой... А для того, чтобы коллекция полной была, не хватало ему всего одного пера - из хвоста серого гуся. Никак Никодим не мог такое перо найти.
        Лешие с недоумением слушали рассказ банника. Тот какую-то дурацкую ерунду нес, про учителя, день рождения, какие-то перья и серого гуся.
        - Ты чего плетешь! - не выдержал Гонта. - Ты нам про серых гусей сказки не рассказывай, у нас здесь недоумков нет. Ты по делу говори!
        - Я по делу и говорю, - огрызнулся Каливар. - Попросили рассказать, я и рассказываю. А ты, если слушать не хочешь, так не слушай. Но не мешай!
        - Пусть говорит, - остановил Гонту Колотей. - Нам даже интересно послушать, что он врать станет.
        Непонятно на что Каливар надеялся, но он опять завел про какие-то перья.
        - Я говорю Никодиму: "У тебя и так коллекция замечательная. Пером больше, пером меньше - не в этом же смысл. Коллекция и без этого пера все равно богатейшая получается". - Но вы ведь Никодима знаете. Уперся как баран и ни в какую. Раз нет гусиного пера, значит коллекция неполная. Не может он неполную коллекцию дарить самому Валерию Ивановичу. Вот и появилась у него дурацкая идея: выдернуть нужное для коллекции перо прямо из хвоста у большого серого гусака.
        Еропка тихо засмеялся. Остальные тоже не смогли сдержать улыбок. Врал Каливар интересно. Красиво врал. Представили себе, как чинный, солидный Никодим, снимает очки, прячет их в карман, чтобы не потерять, подкрадывается к крупному серому гусю и дергает у него перо из хвоста. Тут хорошо, если вслух не рассмеешься, а уж улыбку удержать совершенно невозможно.
        - Вот вы смеетесь, - продолжал Каливар, - а ведь вырывать у гуся из хвоста перо он меня стал уговаривать: "У домовых, - говорит, - ноги короткие и бегаю я медленно, меня гусь сразу настигнет, перо отберет и от обиды может до смерти заклевать. Ты на ногу легкий, бегаешь быстро, он тебя не догонит". - Я, конечно, отказался. А он зудел, зудел... Приходил вечерами к бане и жаловался, какой он разнесчастный, и что никто его не жалеет, никто помочь не хочет... Надоел он мне этим нытьем так, что я от него прятаться стал. Но у него же чутье: куда ни спрячусь, он меня по запаху находит. До того дошло, что Никодим мне каждую ночь сниться стал: стоит такой несчастненький, с укоризной смотрит на меня и молчит. Я от этого его жалостного взгляда в холодном поту просыпался и, чувствую, скоро вообще сна лишусь. Ну, куда мне было деваться? Не выдержал я и чтобы от такого наваждения избавиться согласился ему помочь.
        Каливар замолчал, вспоминая ночные кошмары, и грустно улыбнулся.
        - Ты давай ври покороче, - потребовал Гонта. - Ощипали вы серого гусака?
        - А ничего, пусть в полной конспективности конкретно рассказывает, - неожиданно поддержал банника Еропка. - Меня лично интересует, какую они стратегию применили в своих анархических действиях против гусака.
        - Никодим целый план разработал, как нам перо достать, - с тоской в голосе продолжил банник. - Идти мы должны к гусям втроем: он я и Холька. Сам Никодим кормит гуся и отвлекает его от стаи, Холька стоит на страже, чтобы нам никто не помешал. А я, пока гусь ест, потихоньку подкрадываюсь к нему, выдергиваю из хвоста перо и убегаю. Вот такой, значит, он хитроумный план придумал.
        - И вы пошли дергать перо из хвоста у серого гусака? - с веселым изумлением спросил Колотей.
        - Пошли, - подтвердил банник и тоже улыбнулся, но невесело. - Будь он один, все возможно и обошлось бы, но этих гусей аж шесть штук оказалось. И здоровенные все...
        Они спрятались в кустах возле небольшого озерца, в котором плавали серые гуси и стали наблюдать за птицами. Вода была теплой, и разной мелкой живности в ней развелось много. Что еще требуется гусям для хорошего настроения и личного удовольствия.
        В центре озерца солидно сидел на воде серый гусак: крупный, жирный и очень довольный жизнью. Вокруг него медленно плавали, демонстрируя свои достоинства, пятеро гусынь. Они гоготали, распускали крылья, хвастаясь, друг перед другом, их белизной и размерами. Иногда гусак опускал голову в воду, вылавливал там что-то и, высоко вытянув шею, проглатывал. Тогда гусыни, все дружно, тоже начинали опускать головы глубоко в воду, показывая, как ловко они умеют доставать пищу, чуть ли не с самого дна. Каждая гусыня всячески старалась привлечь к себе внимание гусака, предстать перед ним заманчивой, привлекательной и утвердить свое место в стае, как можно ближе к нему.
        - Здесь их шесть, у которого надо дергать перо? - спросил Каливар, не разбиравшийся в гусях.
        - Вон, в центре, большой солидный гусак, - подсказал Никодим. - У него на хвосте самые длинные и красивые перья. Одно из них нам и надо взять. Всего одно, - тут же добавил он, глянув на унылую физиономию банника. - Но это будет не просто перо, а украшение всей коллекции. Ты выдернешь его и совершишь благородный поступок в честь науки географии, поможешь создать ценное учебное пособие.
        - Гусь, по-моему, так не считает, - вмешалась Холька. - Ему это не понравится.
        - А вот это, ты, Холечка, напрасно, - полудница плохо влияла на банника. Никодим с удовольствием отправил бы ее отсюда. Но ему нужен был третий, и с вредностью Хольки домовому приходилось мириться. - Ты посмотри как много у него перьев на хвосте. Некоторые - совершенно лишние. И он жирный, значит добрый. Все жирные - добрые. Неужели ты думаешь, что он пожалеет для такого важного дела всего одно перо.
        - Почему ты не попросишь у него? - спросила Холька. - Если ты такой умный, а он такой добрый, гусак сам отдаст тебе лишнее перо.
        Домовой не стал отвечать на глупый вопрос, только снисходительно посмотрел на полудницу.
        - Уж очень он здоровенный, - Каливару не хотелось сориться с гусаком, у которого такой большой клюв. - Может быть, поищем кого-нибудь помельче?
        - У мелких гусей и перья мелкие. Ну, скажи, зачем нам мелкие перья?
        На этот вопрос Каливар ответить не мог. Ему и крупные перья были не нужны. Он сейчас думал не о перьях, а о том, что если бы с самого начала отказал Никодиму, то похаживал бы сейчас спокойно по своей бане, слушал как болтают моховики и давал советы зашедшим попариться лешим.
        - Давай отложим до другого раза, когда этот гусь будет один, - предложил банник. - Их шесть штук и все крупные. Набросятся на нас и станут клевать. Посмотри, какие у них здоровенные клювы.
        - Нельзя нам ждать. Подарок надо завтра утром положить на стол Валерию Ивановичу. Но ты не беспокойся, - продолжал уговаривать Никодим. - Все гуси по своему характеру индивидуалисты. Тот, у которого ты выдернешь перо, вполне возможно проявит свое недовольство: зашипит, попробует нас напугать. Но не более того. А остальные никакого внимания на нас не обратят. Их не тронешь, и они нас не тронут.
        - Не так все это, - возразила Холька. - Не знаешь ты, Никодим, гусей.
        - Это я не знаю гусей! - презрительно уставился на полудницу домовой. - Да у нас, в деревне, почти в каждом дворе гусей держат. Я с ними постоянно встречаюсь. Иногда даже беседуем о погоде, о лунном затмении и на другие научные темы. Есть среди них очень даже вежливые и разумные. С некоторыми у меня вполне дружеские отношения.
        - Чего же ты у них перо не взял? - спросил Каливар. - Если ты с ними задружился, они тебе любое перо отдадут. И дергать бы не пришлось.
        Не хотелось Каливару дергать перо из хвоста гусака. Он, если откровенно, побаивался гусей, у которых клювы были большими и, даже издали чувствовалось, твердыми, как камень. Да и Ставр вряд и похвалит. От Ставра многое зависело: захочет и в два счета вышибет банника из Леса. А Каливару в лесу нравилось.
        - В деревне все гуси домашние, небольшие. Перья у них мелкие, невыразительные, и раскраска не та, - объяснил домовой. - Они никакой эстетической ценности не имеют. Вот у серых диких гусей - это перья! Любую коллекцию украсят.
        - Я вам так скажу: - опять встряла в разговор Холька, - нельзя у гусака при гусынях перо из хвоста дергать.
        - Это почему же? - Никодим был солидным, образованным и уважаемым домовым, цену себе знал и считал, что уж не полуднице спорить с ним и учить его.
        - Потому что он у них один. Они все ему понравиться хотят и, если гусака обидеть, бросятся защищать его. У гусыни надо перо выдернуть. Они соперницы. У одной выдернешь, остальные за нее не заступятся, даже обрадуются, что она теперь в таком виде перед гусаком будет.
        - Придумываешь ты все, - осадил ее Никодим. - Фантазия у тебя, Холька, очень богатая. В цветах ты, конечно, разбираешься, и в травах. А о психологии гусей даже представления не имеешь. Подучиться тебе надо, прежде чем советы давать.
        - В психологии я, и верно, не разбираюсь. А как поведет себя гусыня, когда обижают гусака, которому она хочет понравиться, вам каждая полудница скажет, - стояла на своем Холька. - Неужели вы, чурбаки бесчувственные, не можете понять, что нельзя при гусынях гусака обижать.
        - Мы, между прочим, в твоих неквалифицированных женских советах не нуждаемся, - обидел домовой Хольку. - И перо дергать тебя никто не просит. Твое дело простое - за окрестностями наблюдать. Вот и наблюдай.
        Холька больше спорить не стала. Перо, и верно, не ей дергать. А там видно будет кто прав.
        Каливар тоже не поверил Хольке. Потому что Никодим, все-таки, в школе работал и географию изучил. Все знали, что по ночам домовой заходил в школьную библиотеку, которая на втором этаже, и читал там умные книги. И по лесным тропинкам Никодим ходил не так, как другие, а каждый раз определял свой путь по компасу. С его мнением считались все, даже Колотей. А Холька - простая полудница, да еще безграмотная. В травах и цветах она, и верно, разбиралась дотошно. Могла погоду предсказать, в бане порядок навести. Но с Никодимом спорить ей не стоило. Поэтому действовать стали так, как домовой сказал.
        Глава пятнадцатая.
        Первой вышла из кустов Холька. Отошла в сторонку и стала прогуливаться по полю, цветы собирать. Собирает цветы и наблюдает, не появится ли кто-нибудь посторонний, кому не следовало видеть, чем они занимаются. Если такое случится, песню запоет. Это будет баннику и домовому знаком, чтобы затаились.
        Потом из кустов неторопливо вышел сам Никодим. Он нес мешочек с огрызками хлеба. Собрал в школьном буфете. Домовой уже почти неделю ходил к этому озерцу и подкармливал гусака кусочками, приучал его. Тот привык к домовому, привык к вкусному корму. И на этот раз, как только увидел Никодима, радостно гагакнул во всю глотку и поплыл к берегу. А за ним развернутым строем двинулись гусыни. Когда гусак вышел на берег, Никодим бросил ему кусочек мякиша и отошел немного. Тот клюнул хлеб, проглотил его и переваливаясь пошлепал к домовому. Никодим еще немного отошел, выманивал гусака подальше от воды, чтобы Каливару ловчей было к нему подобраться. Вел его прямо к кустам, в которых спрятался банник. Так до самых кустов и довел гусака и гусынь, которые от него не отставали.
        До чего жадный, - осудил гусака Каливар. - Все сам жрет. Гусыням своим ни одной самой малой корки не оставляет.
        Никодим кашлянул раз, потом другой: знак подавал, чтобы банник начинал действовать.
        Каливар осторожно выбрался из кустов. Постоял немного, чтобы гуси к нему привыкли. А они и не обращали, на банника, никакого внимания. Гусак не сводил глаз с домового, а гусыни с гусака. Убедившись в этом Каливар осторожно ступая подошел к гусаку и когда тот, высоко задрав голову, глотал хлебную корочку, ухватился двумя руками за длинное серо-белое перо на хвосте и дернул его изо всей силы.
        Гусь мигом корочку проглотил, повернулся к обидчику и жалобно заорал, будто у него не одно перо, а весь хвост выдернули. Потом, вспомнил, видно, кто он такой, что на него гусыни смотрят, и надо фасон держать, подобрался, подался вперед, вытянул шею и зашипел на Каливара, как какая-нибудь змея подколодная.
        Не надо было подпускать так близко. Теперь, шипи не шипи, пера в хвосте нет. Перо в рукае у Каливара. Гусак это понял, пошипел, пошипел и увял. Только посмотрел на Каливара с обидой и укоризной. А потом к Никодиму обернулся, хвост показал, вроде бы пожаловался и попросил заступиться.
        Каливар, тоже мозги набекрень, нет, чтобы по-быстрому убежать. Интересно ему стало посмотреть, что дальше будет.
        Дальше получилось очень даже интересно. Гусыни, Холька оказалась права, смертельно обиделись за своего ненаглядного, и бросились его защищать. Да еще как бросились! Видно рассчитывали, что самую усердную гусак приблизит, и каждая старалась превзойти в своей преданности других.
        Что тут началось!.. Гусыни гогочут, крыльями машут, подпрыгивают, взлетают, и каждая старается Каливара клювом достать. Или хоть бы крылом зацепить.
        Он один, а их пятеро, и большие все, тяжелые, злые, без палки не отмашешься. И не спрячешься от них. Некуда прятаться. Не на дерево же от гусей лезть и не в воду прыгать, они и в воде достанут. Дело для банника плохо оборачивалось. Каливару долго думать не пришлось, развернулся и помчал. Гусь на месте остался. Очевидно, посчитал несолидным гоняться за обидчиком. А гусыни, ни в какую утихомириться не хотели: бросились в погоню за банником, и не отстают. Долбят твердыми клювами: и по спине, и по ногам, а самые нахальные еще и по затылку норовят. Тут вдруг и Фроська объявилась, до всего ей дело есть. Летает над ними, стрекочет не переставая, какие-то слова выкрикивает. И непонятно, кому она помогать прилетела: баннику или гусям. А, может быть, просто пошуметь сороке захотелось.
        Каливару уже и не до пера стало, пропади оно пропадом это перо и домовой вместе с ним. Бросил он свой с такой неохотой добытый трофей, думал, отстанут гусыни. А те, когда увидели на земле перо любимого гусака, еще злей стали. Каливар теперь только и думал, как бы живым до своей родной бани добежать. Это было единственное место, где он мог укрыться от рассвирепевших гусынь.
        - Бегаю я хорошо, быстро, - закончил свой рассказ банник, - а они же крылатые, птицы все-таки, у них еще быстрей получается. И на подлете неистово долбят своими дубовыми клювами. Считается что гусь птица спокойная, значит должна быть мирной и солидной. Непонятно, зачем ей такой крепкий клюв от природы даден. Наверно по ошибке. Это же не клюв, а настоящее орудие убийства. С такими клювами гусыни превращаются в самых настоящих хищников. Вся спина у меня теперь поклевана, - Каливар осторожно дотронулся до спины. - И сесть не могу, потому что больно. Хорошо еще, что голову не пробили. Я теперь всю жизнь буду этих кровожадных птиц опасаться.
        - Тебе, дураку, Хольку надо было слушать, - Гонта презрительно сплюнул. - Из вас троих только она одна что-то соображает.
        - Верно, - согласился банник. - Так женщина же, кто бы мог подумать, что женщина дельное скажет. Мы все на Никодима смотрим: в школе работает, географию знает. А полудницы хоть и неученые, но мудрые от самой природы. Они, оказывается, и то знают, чего в школе не услышишь и в книгах не написано. Самая настоящая народная мудрость.
        - Правильно, - поддержал его Еропка. - Домовой почти все время в помещении проводит. Теорию какую-нибудь в школе, конечно, можно изучить. Но ведь никакой практики. Флору и фауну домовые знают плохо. И слушать их бесполезные советы в этом отношении не следует категорически.
        - Я раньше никогда с гусями дело не имел, если бы не Никодим, я разве решился бы на такое, - пожаловался банник. - Уговорил он меня.
        - Напрасно ты его резолюцию принял, - укорил банника Еропка. - Я бы на такую сумасбродную авантюру не пошел, - признался он. - Один на один я бы с любым гусем совладал. И даже с двумя. А пять сердитых гусынь - многовато будет. С пятью гусынями я бы и в молодости не справился.
        Один только Клямке был серьезен. Остальные лешие едва удерживались, чтобы не рассмеяться.
        - Гусь тебе могли клевать до последний смерть. Как ты сумел совсем от них спасаться? - спросил Клямке.
        - И заклевали бы, - согласился Каливар. - Они меня до самой бани гнали совершенно беспощадно и без единой остановки. Ни разу передохнуть не дали. А когда я в баню ворвался, тут им было меня не достать. Так эти нахальные птицы уселись у порога, и стали дежурить, думали, что я выйду. Только нет дурных, выходить на сражение с озверевшими гусынями. Не дождались они меня. Пришлось им улетать. А ведь когда я убегал от них, новые тапочки потерял, - вспомнил банник. - Теперь в драных опорках ходить приходится. Утром, - он с укоризной глянул на Могуту, - новую калошу потерял, а потом новые тапочки. Связался с вами и, вообще, без приличной обуви остался, - банник с отвращениеим посмотрел на старые корявые опорки. - Такой вот день получился. А босиком я ходить не могу. У меня кожа на ногах нежная.
        Перо ты напрасно бросил, - осудил банника Еропка. - Раз уж ты такую жестокую экзекуцию принял, перо ты совершенно зря бросил. Не следовало тебе допускать, чтобы твой трофей от серого гусака, полученный через такие муки, пропал.
        - Да, перо куда девалось? - поинтересовался Ставр. - Нашли его потом?
        - Куда оно денется. Никодима же гуси не трогали. Он вроде бы ни при чем. Даже подкармливал их. Чего они его трогать станут. Подобрал он перо и понес в свою коллекцию. И Хольку, тем более, никто не тронул. Один я и пострадал. Вот и совершай добрые дела. Теперь весь в синяках хожу. А вам смешно.
        Вид у Каливара был до того несчастный и обиженный, что никто из леших от смеха не удерживался.
        Только Бурята и Гудим были серьезны. Важный разговор в процессе которого надо было припереть Каливара к стенке, хитрый банник перевел на каких то гусей, на какое-то перо из хвоста жирного гусака. И бесхитростные лешие заслушались, поверили ему, как дети малые. Одичали они совсем, здесь, в своем Лесу. Да не было никаких гусей. Придумал он все. А если и были, так банник и домовой специально эту историю с гусиным пером организовали, чтобы создать себе алиби. Для прикрытия своих преступных действий. Это же ясно. Но до чего хитро все придумано. Теперь и разговор, который передал Аук, провисает. Если баннику поверить, то самый безобидный был у них разговор. Не прост этот банник, ох не прост. И в Лес он перебрался не для того, чтобы дышать здесь свежим воздухом, свежего воздуха и в деревне хватает. С самого начала на зерна нацелился, это и ежу понятно. А подал все так, что полное алиби у него. И он даже пострадал, помогая другу. Но братья были уверены, что баннику обмануть их не удастся. У них имелась неопровержимая улика - коричневая нитка, обнаруженная на месте преступления, от нее Каливар отказаться
не сумеет.
        - Хитер, - шепнул Бурята Гудиму.
        - Да, хитро задумано. Но не учел, что нитка осталась.
        - Всего учесть он и не мог. Начинай, я подключусь.
        И Гудим начал.
        - Каливар, а что ты сегодня без своей коричневой куртки ходишь? - задал он баннику, казалось бы, совершенно невинный вопрос. - Утром без куртки и сейчас без куртки.
        - Этот разве даст собраться, - сердито кивнул банник в сторону Могуты. - "Быстрей, быстрей!.. Бегом, бегом!.. Там такое, что срочно надо!.." Он же из бани нас в два счета вышиб, и гнал так, будто все лешие в округе умирают. Собраться нет никакой возможности. Холька только и успела баул с травами ухватить. И бежали всю дорогу.
        - Куртка твоя, где сейчас? - повторил вопрос Гудим.
        - Где, где? - банник потрогал рукой затылок и поморщился от боли. - На месте висит, где ей еще быть.
        Гудим был доволен. И все лешие насторожились. Сразу вспомнили, зачем они сюда собрались. Получалось, что братья, как и обещали, вора все-таки обнаружили. А Каливар о нитке ничего не знал, и не предполагал, что сейчас его разоблачат.
        - Нет ее на месте, - вмешалась в разговор Холька.
        - Как это нет, - отмахнулся от нее Каливар. - Вчера утром я ее надевал, а потом на место повесил.
        - Нет ее на месте, - стояла на своем Холька.
        - Что ты плетешь!? Дура ты, дура и есть, - банник уже забыл, как недавно говорил, что Холька умная, и ее слушаться надо. - Придем в баню, глаза разуешь и увидишь, что куртка на своем привычном месте висит.
        - Она вчера утром на месте висела. А сегодня утром ее нет, - твердила Холька. - Я тебе сколько раз говорила, чтобы выбросил ее. Старая она и некрасивая. Из нее нитки прямо живем лезут, - пожаловалась она лешим. - Я и подумала, что ты ее наконец выбросил. Обрадовалась.
        - Такая старая, что даже нитки лезут? - уточнил Бурята.
        - Ага, - подтвердила Холька. - Я ее тоже иногда одевала. Зацепишься за какой-нибудь сучек, смотришь, сразу несколько ниток выдернула.
        - Хорошая куртка, - не согласился банник. - Ее еще носить и носить. Так куда, ты говоришь, она девалась?
        - Не знаю. Нет ее на месте. Думала - ты выбросил.
        - Ничего я не выбрасывал.
        Веская, выводящая на преступника улика, повисала в воздухе. Нет куртки, значит, и хозяину ее предъявить ничего нельзя. Это поняли не только молодые сыщики, но и все лешие.
        - Надо с курткой разобраться, - решил Гудим.
        - Да что с ней разбираться, - удивился Каливар. Только он да Холька пока не понимали, о чем идет разговор. Они ведь о нитке ничего не знали. - Наверно прихватил ее кто-то по ошибке, когда из бани уходил и ладно, пусть. Найдется, никому она не нужна. Холька правду говорит, старая уже куртка, менять ее пора.
        - Гонта, ты, говоришь, видел, где куртка у Каливара висит? - спросил Бурята.
        - Видел, как войдешь - направо, - подтвердил Гонта.
        - Надо бы ее сюда принести, - обратился Гудим к Ставру.
        - Сходи, Гонта, - велел Ставр. - Неси ее сюда. А, может, упала, завалилась куда-нибудь. Ты внимательно посмотри, если надо, как следует поищи. Нужна нам эта куртка.
        Гонта поднялся с бревна, сердито глянул на банника, и ушел.
        - Чего вам моя куртка понадобилась? - спросил, не скрывая удивления Каливар.
        Не догадывался он, что из-за одной пустяшной нитки да старой куртки его сейчас разоблачат.
        Гудим посмотрел на брата, тот утвердительно кивнул. Гудим вынул из кармана бумажный пакетик, развернул его и подошел к Каливару.
        - Узнаешь? - спросил он, показывая обрывок коричневой нитки. - Руками трогать не надо, - остановил он банника попытавшегося ее взять.
        - Так это от нашей куртки, - сразу сообразила Холька.
        - Похоже, что от нее, - согласился банник. Он опять потянулся к нитке, но вспомнив, что брать ее Гудим не разрешает, опустил руку. - Ну и что?
        - Признаешь, что нитка от твоей куртки? - повторил вопрос Гудим.
        - Может и от нее.
        - Точно от нее, - заявила полудница. - Я же говорю, старая она, давно выбрасывать пора. Таких вот ниток, выдернутых из этой куртки, я сотни видела. Она такая старая, что и цепляться ни за что не надо: сама линяет, как заяц весной.
        Плохо, что протокол не ведем, - с сожалением подумал Гудим. - Свидетельница дает очень ценные показания. Ее бы заставить на протоколе расписаться, чтобы потом от своих слов не могла отказаться. Но ничего, весь разговор при свидетелях. Свидетелей столько, что ни Холька, ни Каливар теперь от своих слов отказаться не сумеют.
        - Хорошо, от моей куртки, - согласился Каливар и Гудим опять пожалел, что не ведут они протокол. - Раз не нравится вам, что от нее нитки везде остаются, выброшу я ее. Может Холька и права. А мне не жалко, я за эту куртку не держусь.
        - Почему ты не спрашиваешь, где мы эту нитку нашли и зачем так бережно храним ее? - поинтересовался Бурята.
        - Так ни к чему мне это, - хорошо Каливар держался, совершенно спокойно. Если бы не были уверены лешие, что кража это его рук дело, если бы не было у них на руках такой веской улики, ни за что на него не подумали бы. - У вас свои дела - Лес беречь, у меня свои - баньку топить. Я же сказал, раз мешают нитки, выброшу я ее, закопаю и дело с концом.
        - Эту нитку мы сегодня утром нашли в ставровой землянке, - сообщил Гудим, пристально глядя Каливару в глаза. - Тот, кто зерна воровал, был одет в коричневую куртку, нитка на полке и осталась. Правильно Холька сказала: лезет твоя куртка как заяц весной.
        Не один Гудим пристально смотрел на Каливара, все лешие на него уставились.
        - Не заходил я никогда в ставрову землянку. Сколько в Лесу живу, ни разу в эту землянку не заходил, - только сейчас до Каливара дошло, зачем его сюда позвали, в чем обвиняют. - Вы что, думаете, будто я зерна украл? - нахально спросил он.
        - Ты сам посуди, - предложил ему Бурята. - Куртка твоя, нитка от нее на полке, где зерна лежали, осталась. А зерен нет.
        Банник, кажется, только сейчас почувствовал, что выпутаться ему будет непросто.
        - Да, дела... - покачал он головой. - Но зерен я не брал. Значит, говорите, нитка... А не могло ее туда ветром занести? Холька говорит, что на каждой ветке след от этой проклятой куртки остается.
        Улика оказалась для Каливара неожиданной, он и не сумел заранее придумать ничего основательного, как историю с гусем. Слова его о том, что нитку могло занести ветром, звучали уж очень неубедительно.
        - Исключено, - сказал Гудим.
        Каливар снова замолчал. Видно было, что он мучительно соображал, как доказать, что не брал он зерен, но ничего для оправдания придумать не мог. Лешие видели это и все больше убеждались, что выявили, наконец, братья одного из воров. И, может быть, самого главного.
        - Ты бы лучше сразу и признался, - посоветовал баннику Бурята. - Чего время тянуть.
        - Отдай зерна! - потребовал Еропка. - Это же мы сколько титанических сил потратили, чтобы их вырастить! Как Гераклы вкалывали весь сезон. Немедленно отдай!
        - Не брал я зерен, - это было единственное, что смог сказать в свое оправдание банник. Но сказал твердо. И стало ясно, что решил он от всего отказываться, в краже не сознаваться и что без дополнительных доказательств он не признается.
        - Еропка верно говорит, - Колотей хоть и с отвращение смотрел на банника, говорил спокойно. - Отдай зерна. Ничего мы тебе не сделаем. Из Леса, конечно, выгоним. Оставаться тебе в Лесу теперь нельзя. Сам понимаешь. А зерна придется отдать. По доброму не отдашь - заставим, есть у нас такая возможность. Но тебе же и хуже будет.
        - Не знаю, как вам доказать, - упрямился Каливар, - только не брал я ваших зерен. Да и зачем бы я их взял, не нужны они мне.
        Никто из леших ему не поверил. Непонятно только было, на что банник рассчитывал. Ведь раз попался, то проще всего сознаться. Лешие ведь тоже не просты, доведут дело до конца. А если Колотей за банника возьмется, то и говорить нечего.
        - Напрасно упираешься, - стал объяснять ему положение Бурята. - Тебя определили, и сообщников твоих тоже разыщем. Устроим вам очную ставку, и никуда ты не денешься. Колотей обещал тебе, что если отдашь зерна, ничего плохого тебе не сделают. Ты воспользуйся его предложением, пока он добрый. Если зерна у тебя - отдай. Если не у тебя, скажи, у кого они, выдай сообщников. Мы все равно на них выйдем.
        - Не брал я зерен, и нет у меня никаких сообщников, - не признавался Каливар. - Зачем бы я их взял?! Они мне ни к чему.
        - Ты лечением занимаешься, - нашел основание для воровства Гудим. - А они лечебные. Ты и решил их прибрать.
        - Не брал я зерен, - упирался Каливар. - Ну, как я вам докажу, что не брал?!
        - А ты что скажешь?! - сурово спросил Гудим у Хольки. Холька-то помягче Каливара. Женщина все-таки и соображает неплохо. Понимает, конечно, что раз попались, надо признаваться.
        - Холечка, ты же раскрасавица, - ничуть не покривил душой Бурята. - Да не нужны тебе эти зерна ни днем, ни ночью. Расскажи нам, как было.
        - Дураки вы все! - сказала раскрасавица. Глаза ее смотрели сердито, щеки пошли красными пятнами. - Поле такого не видывало, Лес такого не слышал, чтобы столько дураков сразу в одном месте собралось.
        - Смотрите, как баба разошлась... - встал на защиту леших Хрол. - Все у нее дураки, а она одна умная. Знаем мы вас, полудниц...
        - Это ты нас знаешь?! Пянь березовая, - сердито зыркнула на него Холька. - Заткнись, а то сейчас этот баул о твою пустую башку разобью. - Она для наглядности сердито тряхнула увесистым баулом. - Да тебя ни одна полудница близко к себе не подпустит. Тебя давно, из Леса гнать надо! Только такие недоумки, как они, могут тебя в Лесу держать.
        Хрол понял, что напрасно связался с полудницей, замолчал и отвернулся. Будто и не он только что осудил ее, будто не ему она сейчас выдала полной мерой.
        - Вы что, не понимаете, что Каливару в Лесу хорошо, не соображаете, что никаких ему зерен не надо. Он - банник. Баня ему нужна, и чтобы полна баня народу! Что он с вашими дурацкими зернами делать станет?!.
        - Лекарственные они. Ему же лечить престижно, - попытался объяснить Еропка.
        - Я тебя, Еропка, за умного всегда считала, - презрительно посмотрела на него Холька. - А у тебя в башке, вместо мозгов, перепревшие листья, труха никому не нужная. - Как он ими лечить станет? Ну, отвечай, умник.
        Еропка задумался, прикидывая, как банник станет лечить зернами лингко, но ничего путевого придумать не смог.
        - Не знаю, - признался он. - Уж как-нибудь.
        - Как-нибудь, как-нибудь... - передразнила его полудница. - А ты что, Колотей, смотришь?! Ты-то, старый, должен сообразить, что не может Каливар быть виноватым.
        Колотей и сам понимал, что не нужны баннику зерна. С другой стороны, может он их кому-то передать должен. И нитка. Нитка все-таки есть.
        В это время как раз и Гонта подошел. С пустыми руками.
        - Нет там куртки, - сказал он. - Холька права. Я всю баньку обыскал и окрест нее. Нигде нет куртки.
        - Так вы что, до сих пор не сообразили, что кто-то куртку украл и в ней зерна стащил!? - снова завелась Холька. - Может, он там нарочно нитку оставил, чтобы вы на Каливара подумали. Ну лешие, до чего же вы все тупые... И эти... Сыщики называется! Да из них сыщики, как из кикиморы русалка.
        - А скрепка? - спросил Ставр. - Скрепка у него в кармана халата лежала. Прямо будто из моей коробки взятая.
        - Каливар, конечно, дурак, но не такой же! - снова возмутилась полудница. - Он, по-вашему, зерна украл и тут же скрепку себе в карман положил. Чтобы когда вора искать станут, не ошиблись, сразу поняли, Каливарова это работа. Так что ли?!
        - С бабой свяжешься, так она всегда все шиворот-навыворот вывернет, - недовольно проворчал Гонта. - Не надо было ее сюда пускать. Без нее все правильно рассудили: Каливар зерна украл. А она как рот раскрыла, так сразу все наперекосяк пошло.
        Лучше бы он промолчал.
        - Чего это вы правильно рассудили своими трухлявыми мозгами!? - не замедлила с ответом Холька. - Каливара обвинили! Так настоящему вору от этого только прибыль. Он сейчас смеется над вашими дубовыми башками. Это ваше счастье, что я здесь оказалась и всю правду вам выложила.
        Вот так выдала Холька лешим, и возразить ей никто не осмелился. Даже не потому, что получалось, будто она права, а острого ее язычка остерегались.
        - Гм-гм, - откашлялся Колотей. - Оно, конечно, кое-чего не сходится. - Вы как думаете, ребята? - спросил он у братьев.
        У братьев тоже кое-чего не сходилось. Но ни нитка от куртки, ни скрепка в кармане халата Каливара, ни интуиция не позволяли им снять с банника подозрение.
        - Вину Каливара мы пока доказать не можем, - вынужден был признаться Гудим. - Но и уверенности в том, что он в краже не замешан, у нас нет. Нет у него алиби. А коричневая нитка от его куртки есть. Требуется еще поработать, собрать дополнительные факты.
        - Что будем с ними делать? - кивнул Ставр на Каливара и Хольку.
        - Я же говорю, - продолжил Гудим, - надо еще поработать, разобраться, привлечь дополнительные материалы. А Каливара и Хольку пока задержать. Произвести предварительное заключение. Разберемся, если они не виноваты, отпустим.
        - Куда ты их хочешь заключить? - спросил Ставр.
        - В землянку какую-нибудь закрыть и охрану приставить, - объяснил Бурята.
        Лешие с недоумением смотрели на братьев. Не было в Лесу свободных землянок. Да и кто их охранять станет, если все при деле. Разве моховиков попросить, они все равно бездельничают. Но какие их моховиков охранники.
        - Так во всем цивилизованном мире делают, - видя недоумение леших сообщил Гудим. - Вы не сомневайтесь, это вполне соответствует самым демократическим законам.
        Каливар ареста не испугался, а после того, что Холька сказала, повел себя совершенно нахально.
        - Баню топить ты станешь? - спросил он у Гудима. И, не дав тому ответить, стал объяснять: - Ты воду у ближнего ручья не бери. Иди к дальнему, там вода мягче. И веники у меня кончаются. Кто веники резать пойдет, скажите, у меня для этого специальный нож есть.
        - Баню можно на время следствия закрыть,- предложил Гудим, который, не хотел носить воду в баню и резать веники.
        - Э, милый, - не выдержал Еропка, - так не пойдет. Первое дело - баню закрывать не следует, пусть народ развлечение получает и лечится. А второе дело - мы, лешие, народ отсталый и по демократическому жить еще не умеем. Мы первобытного строя придерживаемся, без всяких арестов и превентивных заключений. Скажешь кому, чтобы он из Леса не уходил, он и не уходит. А не скажешь, тоже никуда не уйдет, потому, как защита у нас стоит непроходимая. Пока вы свое криминальное следствие ведете, пусть Каливар и Холька работают, для общей пользы.
        Так лешие единогласно и решили.
        Глава шестнадцатая.
        - Что ты теперь скажешь? - спросил у брата Гудим, когда они остались одни.
        - Скажу, что с банником мы тоже прокололись, - невесело ответил Бурята.
        - Поверил ему?
        - Нет. С чего бы я стал ему верить. Я просто поразмыслил и понял, что Холька права. У него суть такая - банник. Понимаешь, он в баню самой природой упертый и получает от своей бани удовольствие. Веники режет, воду таскает, лечит и тащится от этого. Как мы, лешие, без леса не можем, так и он не может без бани. Ему эти драгоценные зерна сто лет не нужны.
        - Почему же ты хотел его задержать?
        - Так может Холька врет, а я ошибаюсь, - грустно ухмыльнулся Бурята. - Может он как раз зерна и спер. Нитка его, а куртка куда-то девалась. Непонятно. Лучше все-таки за ним приглядеть. А ты что думаешь?
        - Я думаю, что ввязались мы в дело с зернами напрасно. В этой глухомани все неправильно делается. Цивилизованному лешему в их круговерти разобраться невозможно.
        - И опыта у нас, если откровенно говорить, нет, - признался Бурята. - Одно дело книга, другое дело - жизнь. По-хорошему, нам бы теперь надо объяснить это дяде и отказаться. Или вообще слинять отсюда.
        - Здесь такие ограды, что не слиняешь.
        - Не слиняешь, - согласился Бурята.
        - А Ставр очень переживает и надеется на нас. Может быть, что-то придумаем?
        - Что тут придумаешь?! У Хрола алиби. Если на него досье завести - там одни минусы будут: пьяница, подозрительная личность, неустойчивая психика. С такой характеристикой только воровством и заниматься. Любой криминалист от смеха умрет, если ему скажут, что этому лешему засчитали алиби, потому что он с большого бодуна. А у них все по идиотски: раз он после перепоя, значит, не мог украсть. И спорить с ними невозможно. Ни одного аргумента. Упрутся, как лоси и ничего им не докажешь. С банником тоже никакой ясности. Может, он не брал зерна, а может просто очень хитрый. Нитка - улика железная, а он ее в два счета похоронил. Куда-то куртку спрятал и ничего не докажешь. Надо куртку искать.
        - Мы ее в Лесу не найдем. В Лесу, так спрятать можно, что потом год искать будешь, и все равно не найдешь. А у нас в запасе всего два дня: сегодня и завтра. Откроется Лес, и вор зерна вынесет. Невозможно здесь работать. Две совершенно железные улики были, два таких вещдока, что закачаешься, и ничего не получилось.
        - Есть еще третий вещдок, - грустно напомнил Бурята. - Ореховая скорлупа.
        - Ага. И кончится тем, что найдем мы моховика, который расскажет, как здесь вся их орда паслась, орешки щелкала. А Ставр и Колотей станут доказывать, что поскольку все моховики конопатые, то ничего чужого они взять не могут. Конопушки не позволяют. Интересно, Ставр больше всех заинтересован в том, чтобы найти зерна, а все время мешает. К водяному и домовому близко подходить не разрешает.
        - Меня как раз версия с Филиппом и Никодимом все больше интересует. Свободный выход из Леса. Это же такая возможность. В любом другом месте их бы давно задержали и во всю допрашивали. А здесь - никак.
        - И я об этом же думаю, - согласился Гудим. - Водяной личность очень подозрительная. Если послушать что о нем рассказывают, так пьяница он, гуляка и картежник. И каждый год куда-то в соленые моря уплывает. На какие шиши он там в карты дуется? Река здесь тихая, никаких богатств у него в омуте нет. Ему свистнуть зерна, и потом продуть их в картишки, ничего не стоит. Нет у меня к нему доверия.
        - А я больше Никодима подозреваю, - сообщил Бурята. - Водяной он что: пьет, гуляет, дерется и весь на виду. Такие буйные, как правило, бесхитростные. А Никодим тихий, галстук бабочкой... Очки... Он, вроде, спокойный, рассудительный, а чувствуется, себе на уме. Не верю я тихим и рассудительным. Такие могут самую серьезную комбинацию задумать и осуществить. Они и есть самые опасные преступники.
        - Не скажи, не скажи, - продолжал доказывать свое Гудим. - Филька картежник. Картежники самый ненадежный народ. Они заводные и в азарте проигрывают все, что у них есть. Некоторые голыми домой возвращаются. Надо водяного, - он посмотрел на Буряту и добавил, - и домового хорошенько прощупать. И так, чтобы Ставр не помешал. Дядю выручим, да и сами...
        - Ха! - Буряту вдруг осенило. - Ха! Так все очень просто! С тебя, Гудим, причитается!
        - Выкладывай, - попросил Гудим, впрочем, не особенно надеясь на то, что брат придумал что-нибудь подходящее.
        - Есть один неплохой приемчик. Действует наверняка и безотказно.
        - Рассказывай.
        - Сам вспомни, мы это место в книге не раз читали. Замусолили.
        - Не соображу, не работает у меня сейчас голова. Я сейчас как Хрол после туеса березового сока.
        - Ладно, - согласился Бурята. - Мы можем их проверить так, что они сами знать этого не будут. И дядя нам не помешает. Сообразил?
        - Не сообразил.
        - В книжке написано, как шпиона поймали. Помнишь?! - подсказал Бурята. Гудим по-прежнему молчал. - Из четырех подозреваемых вычислили того, который шпион...
        - А-а-а! Конечно! - тут же вспомнил Гудим. - Здорово! Как я сам не додумался?
        - Заделаем им козла!?
        - Заделаем!
        - И разоблачим хитрого домового, пусть его лешие судят.
        - Не домового, а водяного.
        - Ладно, и того и другого разоблачим, - не стал спорить Бурята. Может они сообщники. Там же целая банда орудует. А верховодят водяной и домовой. Вполне подходит. - Зовем?
        - Зовем!
        - Дядя! - окликнул старого лешего Бурята. - Подойди сюда к нам, поговорить надо.
        Ставр выглянул из землянки.
        - У вас что-нибудь важное?
        - По делу, и очень важному, - объявил Бурята. - Есть хорошая идея, надо ее обсудить.
        - Выкладывайте вашу идею, - Ставр подошел к бревнам и, недоверчиво поглядев на братьев, присел. Уверенности в талантах молодых леших у него за последние часы несколько поубавилось.
        - Есть возможность проверить Никодима и Филиппа, - объявил Бурята.
        - Как что - сразу Никодим и Филипп, - привычно заступился за друзей Ставр. Я подумал, вы и верно чего-то дельное сообразили. Чем они вам не угодили? Все время на них бросаетесь.
        - Ничего мы против них не имеем, - стал объяснять Гудим. - Мне лично твой Никодим даже нравится, очень симпатичный домовой. А вашего водяного я никогда не видел, и тоже ничего плохого о нем сказать не могу. Просто надо учитывать такой важный фактор, что только они могут проходить сквозь защиту, вот и надо их проверить и побыстрей. Если промедлим, может оказаться, что поздно. Тут такое дело...
        - Не могли они зерна взять, - оборвал его Ставр. - Их весь Лес уважает. Филиппа во многих водах знают, даже очень от нас далеких. Его морские цари, как ровню принимают. А Никодим высоким доверием в высших инстанциях пользуется. На дверь в Лес абы кого не поставят.
        - Мало ли кто доверием пользуется, - Бурята остановился возле Ставра и укоризненно посмотрел на дядю. - Среди пользующихся высоким доверием, тоже преступники встречаются, да еще какие - самые крупные. Надеются на свое высокое положение, на безнаказанность и совершают серьезные преступления.
        - У нас такого быть не может, не брали они зерна. И у вас против них ничего нет, - настаивал Ставр. - Возможность свободно выходить из Леса не делает их жуликами. А если станет известно, что их подозревают, в Лесу, знаете, какой шум поднимется? Обидим Никодима и Филиппа на всю жизнь. Нельзя их допрашивать
        - Мы их и не станем допрашивать - пообещал Бурята. - Просто проверим, да так, что они и сами знать не будут. И никто не узнает. Есть такой неплохой приемчик.
        - Ты чего загадками говоришь!? - возмутился Ставр. - Проверим. Они и знать не будут. Если чего-то надумали - выкладывайте. Я тут не посторонний.
        - Сейчас, дядя, сейчас все выложим, - успокоил его Бурята. - У нас такой приемчик есть, что кого-то из твоих любимчиков мы вмиг выведем на чистую воду. Расколем, да так, что он и отпереться не сумеет.
        - Рассказывай, что за приемчик.
        Ставр глядел на Буряту подозрительно, кажется уже и не рад был, что связался с племянниками.
        - Понимаешь, дядя, - начал объяснять Бурята, - имеется хрестоматийный вариант. Его не раз применяли специалисты и ни одной осечки. Действует безотказно. Пользуются им не часто и знают о нем немногие, только самые крупные криминалисты. Представь себе такую ситуацию: имеется несколько подозреваемых. А доказательств твердых нет. И надо быстро узнать, кто из них шпион.
        - Так, - согласился Ставр, - представил.
        - Тогда составляют несколько фальшивых тайных сообщений, которые могут заинтересовать шпиона. И создают такие условия, чтобы каждый, из подозреваемых, имел возможность незаметно узнать только одно из них.
        - А дальше дело техники, - довольный Гудим улыбался, как будто они уже поймали похитителей зерен.
        - Верно, дальше дело техники, - подтвердил Бурята. - Секрет, который стал известен врагу, указывает на того, который его выдал. Ведь только он один его знал. Так ловят самых хитрых шпионов. Способ проверенный.
        - У нас шпионами и не пахнет, - мрачно отметил Ставр. - У нас зерна украли. Какие ты тайные сведения станешь подсовывать Никодиму и Филиппу? У нас никаких тайных сведений нет, - хитрый ход предложенный братьями, он понял, но не мог представить себе, как этим способом можно выявить похитителя драгоценных зерен.
        - Мы и сделаем по-другому, - Бурята уже успел все продумать. - Что сделает вор, если узнает, что имеются еще зерна и их можно без особого труда добыть?
        - Не знаю, - отказался отвечать на столь сложный вопрос Ставр.
        - Постарается их украсть, - подсказал Гудим.
        - Совершенно верно, - подтвердил Бурята. - Вор, раз совершив преступление, уже остановиться, не может. При малейшей возможности он продолжит свое черное дело. Так говорит криминалистика. А криминалистика наука точная, ее лучшие умы составляли.
        - Хорошо, - согласился с лучшими умами Ставр. - Попытается их украсть. Давай дальше.
        - Дальше мы позволяем узнать одному подозреваемому, что имеются еще зерна, и сообщаем, где они хранятся. Другому позволяем узнать, то же самое, но он должен поверить, что зерна находятся совершенно в другом месте. Понятно? - спросил он у дяди.
        - Пока понятно, а потом что?
        - Потом, тот из них, который украл зерна непременно придет за остальными.
        - Мы там его ожидаем, - догадался Ставр. - Хватаем и отбираем украденные зерна.
        - Ничего подобного, - не согласился Бурята. - Нам торопиться нельзя, можно проколоться. Если мы устроим засаду у того места, где спрятаны зерна, он может нас заметить. Гарантии в том, что нам удастся наблюдать за ним скрытно - никакой. Засаду устраивать нельзя, да нам и не нужно. Мы дадим ему полную свободу действий. Пусть считает, что находится в безопасности, и никто не догадывается, что он и есть похититель.
        - А чего мы?
        - Мы на рассвете спокойненько проверяем оба тайника, где спрятаны зерна. И видим, что в одном случае они остались на месте, а в другом их нет. И нам сразу становиться понятно, кто украл. Тут мы его и берем совершенно тепленького. И отпереться он не может, потому что, кроме нас, только он один знал про этот тайник. Второй и не поймет, что мы его проверяли, никогда не догадается. И никто в Лесу не будет об этом знать кроме нас. Никаких обид и никакого скандала, а вор пойман.
        - Что же, вполне подойдет, - согласился Ставр, и прикинул наиболее подходящий для своих друзей вариант. - Если оба не придут, значит, с них подозрение полностью снимается, навсегда. Так я понимаю.
        - Совершенно верно, - подтвердил Бурята. - Только кто-то непременно из них проколется, я лично в этом уверен.
        - Это мы еще посмотрим, кто прав, - Ставр, в отличие от братьев, был совершенно уверен, что друзья его в краже не замешаны. - Может быть и Каливару сказать, что есть еще зерна.
        - Нет, многих сразу втягивать в это дело не стоит, - решил Гудим. - Большого опыта у нас все-таки нет, можем напортачить. Каливар от нас до полнолуния никуда не денется. Нам в первую очередь непременно надо проверить версию с Никодимом и Филиппом. У них свободный выход из Леса. Это для нас очень опасно.
        - И я так считаю, - поддержал брата Бурята. - Давай, дядя, зерна и расскажи, куда их лучше припрятать. Будем действовать.
        - Какие зерна, - насупился старый леший.
        - Те, что у тебя есть. Что Могута и Еропка принесли.
        - Зерна не дам! - отрезал Ставр.
        Братья переглянулись. Хорошо задуманный беспроигрышный план проваливался. Ставр был лешим добрым, разумным, но упрямым: если во что-то упрется, то все.
        - Как мы тогда? - растерялся Гудим. - Как мы вора ловить станем?
        - Мешочек с зернами это классная наживка, - опять стал объяснять Бурята. - Вор на нее непременно клюнет, тут мы его и поймаем. Тебе самому этот план понравился.
        - План понравился, хороший план, - подтвердил Ставр. - Но зерна не дам, - он пощупал рукой карман, где лежали мешочки с зернами. Теперь он не клал их никуда, теперь он носил их при себе. - Вы все делайте, как рассказывали, но без зерен.
        - Без зерен мы его не изобличим, - стал доказывать Бурята. - Нам тогда за ними следить придется, пойдет он к тайному месту или нет. А следить нельзя. Если и остановим кого-то у тайника, то он скажет, что просто гулял. У нас никаких доказательств не будет. Зерна самое веское вещественное доказательство. Тут не отвертишься.
        - Не знаю, придумайте что-нибудь другое. Вы ребята образованные, книга у вас специальная есть, криминалистику знаете, вот и придумайте, - Ставр еще раз пощупал карман, где лежали мешочки с зернами лингко. - Зерна я вам не дам.
        На том и закончил разговор, встал с бревна и ушел в землянку. Растерянные, обиженные и разочарованные в своих самых лучших намерениях братья остались на поляне. Они были совершенно уверены, что идут по следу преступника. Пока неизвестно только, кто похитил зерна: Никодим или Филлип. Оставалась самая малость - провести хитроумную операцию. Так нет же, заупрямился старый леший и все сорвал.
        - Со стариками каши не сваришь, - с великим сожалением отметил Бурята. - Правильно им Холька врезала. Тупые они какие-то, все как один. Боится рискнуть двумя десятками зерен, чтобы выручить все, и вора поймать. Вообще.
        - Какое там - рискнуть, - Гудим переживал, пожалуй, еще больше, чем брат. - Никакого риска. Один мешочек с зернами вор возьмет, так мы его в тот же день изобличим и вернем все остальное, все зернышки, до единого.
        - Может пойти к нему, поуговаривать? - предложил Бурята. - Объясним все еще раз, должен он все-таки свою выгоду понять.
        - Бестолку. Старик нас и слушать не стал: "Не дам зерна, и все!" - передразнил он дядю.
        - Обидно, - Бурята уже представлял себе, как они поймают вора, и тут все рухнуло. - Такое преступление раскрыть могли. Все лешие в других лесах бы ахнули.
        - Узнают, что у нас зерна пропали, и так ахнут. Может, еще какой-нибудь ход придумаем?
        - Что тут придумаешь. Допрашивать их нельзя - личные друзья самого Ставра и пользуются всеобщим уважением в Лесу. А Никодим еще и всеми домовыми утвержден. Следить за ними тоже нельзя - смертельно обидятся. Обыск устроить - тем более нельзя. Ни с какой стороны к ним не подберешься. На сивой козе не подъедешь. Одна была надежда, что вор ухватит приманку и сам себя раскроет. Другого здесь ничего не придумаешь. А этот прием проверенный, на него такие киты попадались... Знаешь что, ну их всех к кикиморе в болото, вместе с их зернами и обидами. Пойдем лучше к русалкам, - неожиданно предложил Бурята.
        - Нет, - не согласился Гудим. - Подождем. Может он еще передумает.
        - Передумает он тебе. Разбежался. Ты что не знаешь, какой он упрямый. В точности как наша мать. У них вся семейка такая. Упрутся во что-нибудь, как лоси рогами в столетний дуб, с места не сдвинешь.
        - Мы с тобой тоже из этой семейки, а не упрямые.
        - Мы еще молодые. На нас пока гены не действует. А старыми станем, точно такими же будем. Пошли к русалкам. Там одна совсем молоденькая есть, длинноволосая, все оглядывалась, когда они от нас убегали. Веселая, как раз по моему характеру. Мы и тебе подберем. Чего нам здесь дежурить. Эти чурбаны, что ли стеречь? - пнул он бревно, на котором сидел. - Старик теперь до утра из землянки не выглянет. Наверно записи какие-нибудь делает.
        - А что! Пойдем, - решился и Гудим, которому, тоже, надоело сидеть возле землянки. А русалочки, действительно, были прехорошенькими. - Если передумает старик, сообразит, где нас искать.
        - Посмотри на меня, - Бурята поднялся, одернул куртку, пригладил волосы, расправил плечи. - Пойдет?
        - Вполне! - Гудим тоже встал и привел себя в порядок.
        - И ты в норме. Русалочки, надо думать, давно не видели таких симпатичных леших, как мы с тобой. Жалко, дядя красные сапожки отобрал. Мы бы такой класс показали. Здесь же одно старичье корявое живет. Ты попробуй, представь себе, как Могута и Хрол с русалками в хороводе танцуют.
        Гудим попробовал представить и рассмеялся.
        - Вот, - Бурята тоже улыбнулся. - А мы с ними на ветках покачаемся, в горелки поиграем. Я с русалками еще никогда не целовался. А ты?
        - Тоже никогда, - признался Гудим. - Пойдем.
        И братья пошли к русалкам. Но не успели скрыться за поворотом тропы, как их окликнул Ставр:
        - Вы это куда направились?
        - Да вот... - начал Бурята. Гудим толкнул его локтем под бок, чтобы не болтал лишнего и младший братец замолчал.
        - Надо посмотреть места, где мы практику проходить будем - подхватил Гудим. - Решили по Лесу пройтись. Мы ведь толком ничего еще здесь не видели.
        - А зерна кто искать будет? - сердито спросил Ставр.
        - Бестолку, дядя, их искать. По правилам криминалистики у вас здесь действовать нельзя. А без них вора не найдешь.
        Братья переглянулись. Они понимали друг друга без слов. Поскольку Ставр сам завел разговор, решили сделать еще одну попытку уговорить старого лешего.
        - Наука диктует свои суровые законы, - продолжил Бурята. - Понимаешь, дядя, законы эти незыблемы и объективны. И тот, кто их нарушает, преступника поймать не сможет. Тут одно из двух: или действуешь согласно объективным законам науки, или расписываешься в своей беспомощности.
        Наукой криминалистикой и ее объективными законами они и стали добивать старого лешего. И напустили такого тумана, что сами ничего бы не поняли, если бы им выдали такое. Что уж говорить о Ставре, который всю жизнь провел в Лесу, где до сих пор ни о воровстве, ни о криминалистике никто по-настоящему не слышал. И по всему выходило так, что без соблюдения этих, не совсем понятных ему законов, зерна вернуть нельзя. А вернуть хотелось. Да и не просто хотелось, их надо было вернуть, во что бы то ни стало. Потому что... Потому что их надо было вернуть, вот и все.
        Ставр вздохнул, поморщился, почесал затылок и стал шарить в карманах куртки. Мешочки с зернами лежали в правом боковом кармане и леший прекрасно знал об этом. Но, оттягивая время, стал искать в левом боковом, потом в нагрудных. В куртке было всего четыре кармана, да два в брюках, и с этим занятием он управился быстро. С удовольствием пугнул бы он сейчас отсюда этих советчиков, так ведь зерна украли. А как их искать он не знал. Непривычно слушаться молодых, но деваться некуда.
        - Вы ничего нового не надумали? - с надеждой спросил он. - Может, обойдемся без зерен? Очень они ценные. Опасно все-таки, а вдруг пропадут.
        - Чего тут нового надумаешь, - Гудиму жалко было дядю, да ничего не поделаешь, интересы следствия требовали. - Мы все обдумали и пришли к общему мнению: законы криминалистики требуют немедленной и кардиальной проверки Никодима и Филиппа. Мы не утверждаем, что именно они похитили зерна, но проверить их необходимо. А как это можно сделать, мы рассказали.
        - Это, значит, чтобы я зерна вам дал?
        Не хотелось Ставру выпускать из рук остатки урожая. Если и эти пропадут, тогда все. За дурака посчитают, что поверил молодым модникам. Но, с другой стороны, все сложилось так, что деваться ему было некуда.
        - Только на короткое время, - продолжал уговаривать Гудим. - Фактически, только на одну ночь. Если один мешочек с зернами исчезнет, сразу станет ясно кто похититель. Мы берем его за шиворот и возвращаем всю партию. А если оба мешочка остаются на своих местах, мы тебе их тут же возвращаем. И друзья твои будут вне подозрения, а мы немедленно начнем разрабатывать другие версии.
        - Если мы сейчас вора не найдем, он и в будущем году украдет. Тогда все, вообще можете свой Лес закрывать. Кому он без этих зерен нужен, - пугнул дядю Бурята и этим окончательно добил старого лешего.
        Ставр сдался.
        - Хоть так - пропадать, хоть эдак - пропадать, - решил он. - Но предупреждаю: вы отвечаете за каждое зернышко. - Хотя, леший вряд ли представлял себе, как и чем, они сумеют ответить за эти, совершенно бесценные зерна.
        - Конечно! - в один голос согласились братья, которые тоже не имели представления, как они станут отвечать, если зерна пропадут. Впрочем, на этот раз они полностью были уверены, в успехе задуманной операции.
        - Рассказывайте, что делать надо.
        - Первое, операция проводиться в самом строгом секрете, - вполголоса начал Гудим. - Кроме нас троих о ней никто ничего знать не должен. Ни Могута, ни Еропка, ни кто-нибудь другой. Малейшая утечка информации все сорвет.
        - Хорошо, - согласился Ставр.
        - Здесь никого сейчас нет? Может быть, кто-нибудь из твоих друзей?
        - Сами видите, что никого.
        - Так-то вроде бы никого не видно.
        Гудим оглядел деревья, не прячется ли на них кто. Никого не увидел, кроме сороки на ветке высокой липы, что выросла невдалеке от дуба у входа в землянку. Сорока сидела, нахохлившись, отвернув голову глядела куда-то в сторону и не обращала на леших никакого внимания.
        - Эта карга что здесь делает? - спросил Гудим.
        - Нравится ей моя липа, она здесь часто сидит, - объяснил Ставр.
        - Знакомая что ли?
        - Так это же наша Фроська, ты что, не узнал ее? На хвост посмотри.
        Хвост у сороки действительно был жидковат.
        - Нечего ей здесь делать, - решил Бурята. - Знаю я, этих сорок. Слова при них сказать нельзя, сразу по всей округе разнесут, да еще приврут, сколько захотят.
        Фроська, по-прежнему, старательно делала вид, что не слышит и не видит стоящих под деревом леших.
        - Никаких посторонних, - поддержал брата Гудим. - Тем более, она еще и разговаривать умеет. Нечего ей здесь околачиваться. Пусть летит по своим делам.
        Сорока глядела в сторону, вела себя так, будто это не о ней говорили.
        - Нахальная она у тебя, дядя, - Бурята поднял камень. - Ничего, сейчас мы ее отсюда направим.
        Фроська даже голову не повернула, остатком хвоста не шевельнула.
        Бурята размахнулся, и камень ударил в сук рядом с птицей. Она встряхнулась, будто сбрасывала с себя дрему, переступила с лапки на лапку и сердито уставилась на молодого лешего.
        - Чего смотришь?! Не нравится? Ну-ка я еще раз попробую, - Бурята пригнулся за другом камнем.
        - Д-р-р-ак, - протрещала сорока.
        - Чего? - спросил Бурята у Ставра. - Чего это она сказала? Она и такие слова знает!?
        - Д-р-р-ак, - подтвердила сорока.
        - Она многое знает. Все между собой разговаривают, она слушает и запоминает. Фроська хоть и птица, но соображает.
        - Твоя Фроська, меня сейчас дураком обозвала.
        - Она обидчивая, - объяснил Ставр. - Это за то, что ты камнем в нее бросил. Не любит она, когда в нее камнями бросают.
        - Я тебе покажу дурака! - в свою очередь обиделся на сороку Бурята и поднял другой камень.
        - Фроська, лети отсюда! Кому сказано! Кыш! - Прикрикнул Ставр.
        Сорока распустила крылья, задрала остатки хвоста и недовольно затрещала. Потом взлетела, поднялась повыше и сделала круг над лешими.
        - Кр-р-ажа, кр-р-ажа! - прокричала она. - Д-р-р-ак! Ч-р-р-бан! - и исчезла за деревьями.
        - Ты смотри какая смышленая, - восхитился Ставр. - "Кража" - сказала. Она ведь этого слова раньше и не знала. А говорят - глупая птица.
        - Сама дура! - бросил вслед сороке Бурята. - Это трепло бесхвостое теперь все, что узнала по лесу разнесет.
        - Ты не расстраивайся, - посоветовал брату Гудим. - Может ей и не поверят, что ты дурак. Мало ли что сорока скажет, даже если она и смышленая.
        - Пошел бы ты, - рассердился Бурята теперь уж на брата.
        - Нет, я, пожалуй, пока здесь останусь, - не согласился Гудим. - А ты, Бурята, пройдись, посмотри, нет ли еще кого, - попросил он. - У тебя это хорошо получается. Чтобы ни одной живой души.
        Бурята хотел возразить: почему это он, а не Гудим должен осматривать местность, но решил, что перед Ставром разногласий допускать не стоит, и послушно пошел осматривать близлежащие кусты.
        Гудим кивнул на бревна, приглашая Ставра сесть, и молчал, пока брат не вернулся с результатами осмотра. Ставру тоже не до разговоров было.
        - Врет он все, ваш Хрол, - неожиданно выдал Бурята. - Ни одному слову верить нельзя.
        - Ну... Бывает у него такое, - не стал защищать опального лешего Ставр. - А ты это к чему?
        - Они с водяным у вас в Лесу за одну ночь, кажется, всех барсуков в малиновый цвет выкрасили. Круто работают.
        - Не понял, - уставился на Буряту Ставр.
        - Чего тут понимать, я сейчас от твоей землянки еще одного малинового барсука шуганул.
        - Еще одного? - удивился Ставр.
        - Малиновый, аж глаза режет.
        - Короеды их задери! - рассердился Ставр. - Ох, врежу я этому Хролу! И Филипп тоже хорош. А может быть это тот же самый?
        - Не знаю. Только этот возле твоей землянки чего-то копошился. Подозрительное место себе выбрал, и морда у него нахальная. Никак уходить не хотел. Я ему велел, чтобы убирался отсюда, а он никак. Злой. Даже огрызаться стал, зубки показал. И шипит как змея.
        - Так это же Гоша, вон они, оказывается, кого выкрасили. У него здесь нора, - попытался оправдать непослушного барсука Ставр. - Он здесь привык, чуть ли не каждый день в гости ко мне заходит. Я его орехами угощаю.
        - Ну и? - спросил Гудим. - Проводил ты его?
        - А как же. Я ему такого пендаля дал, - с удовольствием сообщил Бурята, - что он за кордон мухой вылетел. Нахальные у тебя, дядя, звери, леших не слушаются.
        - Мог бы его и не трогать, - заступился за барсука леший. - Безвредный он, молчаливый. Если что и услышит, никому не расскажет.
        - Если вы так подружись, считай - вернется. Сам посмотришь, каким он красивым стал, глаз не отведешь. Его теперь все барсучихи станут пылко любить. А сейчас пусть погуляет, разомнется. Нечего ему наш разговор слушать.
        - Ладно, ладно, не спорю, - старый леший был готов, теперь из него вполне можно было вить веревки.
        - Нам надо определить два хороших потаенных места, - стал объяснять Бурята. - И в каждом спрятать по мешочку с зернами. Места должны быть по-настоящему потаенные, чтобы никто случайно не обнаружил. Но, и приметные: чтобы, если кто о них узнает, мог легко найти. Есть такие места?
        - Как не быть, есть.
        - Рассказывай.
        - Здесь, недалеко, на нашем же кордоне, двойной дуб стоит. Срослись два дерева в одно. Два желудя рядом легли, и оба ростки дали. Ствол сросся, а вершины, как положено, две. Заметное дерево. Найти его легко. А что там дупло имеется, никто не знает. Не видно его, если с земли смотреть. Я сам случайно это дупло заметил и никому о нем не говорил.
        - Подходит, - утвердил тайник Бурята. - Прячем в дупло один мешочек. Еще где?
        - Еще под валежину, тоже здесь недалеко. Под ней яма небольшая есть, в нее положить можно.
        - Не пойдет, забраковал тайник Бурята. - Из этой ямы любой зверь мешочек с зернами утащить может. А кому-то из твоих друзей потом отвечать за него. Не пойдет. Давай, дядя, что-нибудь другое, более подходящее.
        - Как к школе идти, к Никодиму, камень большой возле дороги есть. Его вдвоем можно откатить, ямку вырыть, положить туда мешочек с зернами, и камень обратно накатить. Там сохранно лежать будет, ни один зверь не достанет.
        - Нет, отверг и этот тайник Бурята. - Что же Никодим, к примеру, этот камень откатывать должен? Он слабосильный, не сумеет камень откатить. Давай еще чего-нибудь, но попроще.
        - Чего бы это вам такое попроще? - задумался Ставр. - Ага, знаю, вполне подходящее место, - он, несмотря на плохое настроение, усмехнулся.
        - Погоди... - прошептал Бурята и положил старому лешему руку на колено. Потом совсем тихо добавил: - вправо, у кустов дикого торна... Только незаметно гляньте, вроде и не смотрите туда...
        Гудим, почти не поворачивая голову, скосил глаза вправо. Несколько кустов дикого торна, усыпанных мелкими черными ягодами, так густо переплелись ветвями, что непонятно было, сколько их. Но ничего подозрительного ни в кустах, ни возле них он не увидел.
        - Посмотрел, - шепотом доложил он.
        - Видел его?
        - Никого не видел.
        - И я никого не видел, - сообщил Ставр.
        - Хм, - Бурята теперь уже открыто повернулся в сторону кустов и уставился на них. - Только что я кого-то там видел.
        - Нет там никого. Показалось тебе. Нервничаешь ты, братец, вот тебе и померещилось.
        - Нисколько я не нервничаю. Стоял там кто-то.
        - Кто?
        - Не разглядел. Мелькнул и вроде за кустом укрылся. А, может, и не укрылся, я его краем глаза увидел. Мелькнул.
        Ставр и Гудим с недоумением смотрели то на Буряту, то на кусты: вот они кусты торна. Стоят, густые, зеленые. Никого там нет и спрятаться негде.
        - Вы что, не верите мне? Он и сейчас где-то там должен быть. Не мог он оттуда незаметно уйти, кусты на виду. Я вам сейчас докажу! - Бурята встал с бревна и направился к кустам.
        Ставр и Гудим пошли за ним.
        У кустов торна все трое остановились. Никого они там не увидели. Ни возле кустов, ни за ними.
        - Может, и померещилось, - вынужден был признать, растерянный Бурята.
        - Ладно, со всяким может случиться, - постарался успокоить его Гудим. - Мне однажды и вовсе всю ночь боровики мерещились. Маленькие, черные, как земля, и все рогатые. Хоровод водили.
        - Ты тогда болел, - вспомнил Бурята. - У тебя жар был, от жара и мерещилось.
        - А у тебя от напряжения мысли. Такое тоже бывает.
        - Бывает,- подтвердил Ставр, хотя здоровье имел железное, жара никогда не чувствовал и ничего ему сроду не мерещилось. - Пошли, что ли дальше думать.
        Они вернулись к стволам и снова уселись на них.
        - Ты про второе место хотел рассказать, - напомнил Ставру Гудим.
        - Ага. Есть у нас пустая медвежья берлога. Про нее все знают, и найти ее легко, но никто туда не ходит. Очень сильно в ней медведем пахнет. Туда если мешочек положить, никто даже случайный не забредет, ни зверь, ни моховик. А кому надо, запаха не побоится.
        - Вот и хорошо, - согласился с предложенными тайниками Гудим. - Думаю, что пойдет.
        - Пойдет, - подтвердил Бурята. - Раз у нас полное согласие, отправляемся закладывать тайник. Мы без тебя ни дупло это, ни берлогу не найдем. Пошли вместе. Если кого встретим: ты нас с Лесом знакомишь.
        - Посидите немного, я сейчас, - предложил племянникам Ставр.
        Он направился к кустам дикого торна, постоял перед ними, потом медленно обошел вокруг, снова остановился и внимательно оглядел кустарник. Затем вернулся к молодым лешим.
        - Нашел что-нибудь? - с надеждой спросил Бурята.
        Но Ставр как будто не слушал его вопроса и ничего не ответил.
        - Был там кто-то? - не отставал Бурята.
        - Не знаю, - Ставр пожал плечами. - Пошли, посмотрим захоронки, - предложил он.
        - А зерна? - поинтересовался Гудим. - Чего тянуть, мы бы их сразу и положили.
        - Зерна при мне, - Ставр снова пощупал карман, где лежали мешочки с зернами лингко, проверяя, действительно ли они все еще находятся там.
        Один мешочек с зернами спрятали в дупло двойного дуба, второй в старую медвежью берлогу. Теперь надо было рассказать о тайниках Никодиму и Филиппу.
        Глава семнадцатая.
        Бурята, шагал не торопясь, посвистывал и разглядывал все, что попадалось ему на пути. Об удивительных чудесах, с которыми можно встретиться в Лесу говорили много. И с первым таким чудом он уже встретился, с зернами лингко. Ради одних этих зерен Лес будут беречь, и охранять непроходимыми преградами. Самому Буряте вопросы долголетия и здоровья были безразличны. Разве станет думать о здоровье молодой крепкий леший, у которого все еще впереди. Но раз Лес существует, и слава о нем такая идет, то должно здесь быть еще что-нибудь чудесное. А пока ничего особенного ему на глаза не попадалось. Деревья как деревья: старые, корявые уже, мхом обросшие, как им и положено в этом возрасте, дремали под теплыми лучами солнца; молодые тянулись вверх и, казалось, пританцовывали, красовались нежной зеленой листвой. Кустарники - эти вверх не тянулись, эти вширь раздавались, старались, как можно больше места захватить, густо переплетались ветками, и выстраивались сплошной стеной. Трава густая, сочная, тропинки чистые, будто их каждый день подметают. Такое молодого лешего уже не удивляло. К хорошему быстро привыкаешь.
        А вот это уже интересно... Справа, в стороне от тропы, раскинул ветви куст с длинными узкими голубыми листьями, и по голубому - мелкие желтые крапинки, как веснушки у моховиков. Голубые листья, да еще с конопушками - это уже что-то новенькое. Никогда Бурята не видел подобных листьев и не слышал о таком. Остановился у куста, стал его разглядывать. Вроде бы обычный куст, ничем от других не отличался: невысокий, ветки тонкие, кора темно-серая. Вот только листья... Бурята сорвал один, растер пальцами и понюхал. Пахло приятно. Вроде бы сосновой смолой, но не ею. И на жасмин походило, но и не им пахло, это точно. Какой то непривычный запах. Незнакомый, но не пугающий а, наоборот, бодрящий.
        Надо у Ставра спросить, что за странное растение, - решил Бурята. - Голубые листья с конопушками - такого и быть не может. - Леший провел ладонью по ветке. - А они голубые - натурально. Ставр, конечно, знает, что это за куст. На то сюда и поставлен, чтобы все знать.
        Он выбрал два листа покороче, сорвал их и положил в карман, чтобы и Ставру эту диковинку показать, и брату. А непонятное только начиналось.
        Едва Бурята от куста отошел и вернулся на тропу, как всего в нескольких шагах, широко переставляя длинные ноги, перебежала ему дорогу голенастая птица, сверкая раскошным золотистым оперением.
        Ничего себе птичка, - застыл Бурята. Птичка была с лешего росточком, а он в маленьких не числился. И клюв она имела впечатляющий: такой длинный и массивный, что казалось, это клюв бежит по лесу, а все остальное за ним тянется. Таким клювом камни долбить, хорошо должно получаться.
        На лешего птичка не обратила никакого внимания, видно клюв не позволил остановиться, спешил по каким то своим неотложным делам. А пока Бурята глядел ей вслед, тропку пересекла другая птичка с таким же устрашающим клювом, но чуть-чуть поменьше росточком и скрылась за первой, потом третья и четвертая. А всего леший насчитал шесть штук.
        - Выводок, - прикинул Бурята. - Мамочка и ее любимые цыплята. Какое же у них должно быть гнездышко. Ой-ой-ой... Интересно, что они едят? Не мух, это точно. Их клювиками муху не поймаешь. Таких птичек накормить, сколько мяса уйдет... Крутые в Лесу водятся птички. Вот кого надо поставить зерна лингко охранять, никто и близко не подойдет. И куда это они такой оравой направились? Хорошо, что нам не по пути.
        Тихо и спокойно, без всяких приключений и неожиданных встреч, леший прошел добрых полпути, когда услышал, что в высокой траве у подножья дикой яблони кто-то громко и сердито сопит. Не мог Бурята пройти мимо. Свернул с тропы и раздвинул траву. Оказалось - барсук землю роет. Пыхтит, сопит, передними лапами копает, задними отбрасывает. И, главное, не просто барсук, а малиновый, тот самый, которого он недавно от ставровой землянки прогнал. Гоша.
        - Приветик, братишка!! Нору копаем? - попытался вступить в контакт со зверем Бурята.
        Барсук искоса поглядел на лешего, отвернулся и продолжал рыть землю.
        - А, может, обед себе добываем? - не отставал Бурята. - Помочь не надо?
        Малиновый барсук работал не отвлекаясь, как будто и не было рядом с ним надоедливого лешего, с его дурацкими вопросами.
        - Чего это мы такие сердитые? Давай дружить будем, - предложил Бурята и подошел ближе.
        Гоша перестал копать, посмотрел на лешего настороженно и сердито. Он хорошо помнил пинок, который выдал ему Бурята. И решил, видно, что леший его и отсюда гнать станет. Зверек перестал рыть землю, выгнул спину и вытянул шею. Пусть леший видит, какой он большой и страшный.
        Напрасно старался. Бурята не испугался.
        - Не трону я тебя, - попытался он наладить отношения. - Против тебя лично я тогда ничего не имел. А то, что пнул немножко, так необходимость заставила. Извини, пожалуйста. В жизни, дружище, всякое бывает. Пойми, нам надо было одним остаться, у нас секретный разговор шел. Видел бы ты, как Ставр сороку Фроську шуганул, а она у него в приближенных числится. Теперь все, закончили мы свой разговор. Можешь идти сейчас к ставровой землянке. У тебя оказывается там нора. Больше никто тебя не тронет. Гарантирую. Сам за этим прослежу.
        Барсук был злопамятным и не хотел прощать обиду. И вообще, не поверил Буряте. Он присел на задние лапы, задрал морду, ощерил зубы и зашипел, как змея, предупреждая лешака, чтобы близко не подходил. Да еще передние лапы с когтями выставил. А когти на лапах у барсука - ой-ой-ой какие.
        - Как хочешь, мое дело предложить, - Бурята чувствовал себя виноватым перед барсуком и надеялся все-таки установить с ним дружеские отношения. - Я к тебе еще наведаюсь, принесу чего-нибудь вкусненького. А пока, хорошей тебе погоды.
        И пошел дальше, рассуждая, что напрасно он дал пинка этому барсуку. Пьяницы его выкрасили и он, конечно, стыдился показываться в таком странном виде. По кустам прятался. Тайно пробрался к себе в нору, чтобы отсидеться. Так и там Бурята его достал, и выгнал. Надо сделать для барсука Гоши что-нибудь хорошее...
        Вот так размышляя, Бурята добрался до знакомого места. Как раз отсюда, рано утром и проводил его с братом домовой Никодим к ставровой землянке. Хитро здесь переход устроен. Вот он высокий камень у пригорка лежит, понизу мхом оброс. Махина, валун, не сдвинешь. И никто с тропинки не свернет, чтобы к этому неинтересному камню подойти. А самое главное как раз за камнем: маленькая розовая дверь в косогоре. Бурята спросил Ставра, почему дверь в розовый цвет выкрасили. Тот объяснил: сделали это по просьбе домового, уважили его желание. Никодим, оказывается, красный цвет любит. Не только красный, а все, что красней белого: розовый, красный, малиновый, рубиновый и еще какие-то оттенки, лишь бы краснело.
        А камень хорош, - отметил Бурята. - Когда шли с Никодимом, он на камень внимания не обратил, Лес разглядывал, ждал, не выскочит ли вдруг что-нибудь интересное. Ничего тогда не выскакивало: ни птички носатые, ни барсуки малиновые. А теперь посмотрел, оказывается, интересный камень: прямо пирамидкой выглядит, как будто его обтесали. Может, и обтесали. И вершинка острая. Чуть ниже вершинки белое пятно, как мишень.
        Какой молодой леший пройдет мимо мишени и не испытает свою меткость. Бурята подобрал пару хороших камней, чтобы по руке. И первым же попал. Не в самый центр белого пятна, но все равно попал. Прежде чем бросить второй примерился, как следует, и в самый центр угодил. Камень от сильного удара отскочил и рикошетом ударил в куст. И тут произошло самое странное, из того, с чем встречался в Лесу Бурята.
        - Ой-ой-ой! - тонким голосом заверещал куст. - Ты чего камнями швыряешься!? - рванулся к стоявшим рядом деревьям и скрылся за ними.
        Бурята обалдел от такого. Зерна лингко, голубые листья, золотистые птицы с могучими клювами, - все это делало Лес совершенно особенным. Хотя подобное можно было, если поразмыслить, ожидать в закрытом для посторонних, особом Заповедном Лесу. Но не говорящие же кусты! Говорящие и бегающие.
        Может, померещилось, - подумал он. - Да нет, все правильно. Камень рикошетом в куст отскочил. Тот заверещал. Вот здесь, возле большого валуна, куст и стоял. Сейчас здесь нет ничего.
        Бурята осторожно, как бы еще кого-нибудь не задеть, подошел к валуну. Даже следа не нашел на том месте, где куст стоял. Ровная покрытая травой площадка. И камень лежит, тот самый, который он бросил. Леший медленно подошел к деревьям, за которыми скрылся сумасшедший куст: может быть, он там остановился. Фиг с клюквой: ни одного кустика за деревьями.
        Бурята почувствовал, что начинает побаиваться Леса. Решил не тянуть и звать Никодима, из-за которого он сюда пришел.
        Леший зашел за камень, еще раз оглянулся, посмотрел на то место где стоял ненормальный куст. Чистое место, ничего там нет. Расскажешь кому-нибудь, что видел в Лесу бегающий и говорящий куст - не поверят, это точно. Ставр, тот, может, и поверит - он все эти лесные чудеса сам знает. А может быть, диковинные кусты и ему неизвестны? Лес большой, Ставр, хоть и работает здесь главным лешим, всего знать не может.
        Дверь была почти квадратной. Выделялась ярко-розовой окраской на фоне окружающей зелени, она казалась здесь странной и чужой.
        - Стучать надо по-особому, - инструктировал молодого лешего Ставр, когда провожал сюда. - Четыре раза по два стука. И ждать пока Никодим выйдет. Никодим, как далеко в школе ни находился бы, чем бы ни занимался, стук этот услышит, у домовых слух очень хороший. Но может немного задержаться и следует его терпеливо ждать.
        Бурята постучал условным хитрым стуком и стал ждать. А пока ждал, прикидывал, с чего начинать разговор, да чем его заканчивать, и как сделать, чтобы у Никодима никаких подозрений, что ему готовят ловушку, не возникло. С чего начинать они еще с Гудимом и Ставром загодя оговорили. Но сейчас лешему хотелось, прежде всего, расспросить домового про сумасшедший куст и носатых птичек.
        Никодим долго не приходил. И Бурята не утерпел, несколько раз обошел вокруг камня, искал место, где стоял сбежавший куст. У куста должны быть корни, иначе какой же он куст. Значит надо искать след от корней. Но никакого следа Бурята не обнаружил. Будто куст без корней обходился. Не могло такого быть, чтобы растение и без корней. Хотя, в таком Лесу как этот и такое наверно возможно.
        Потом Дверь отворилась, и вышел Никодим. В красной рубашке, синих брюках, без курточки и без галстука. Но в очках. Держался домовой, как всегда, солидно. Увидел лешего, снял очки, разглядел его.
        - А Бурята, - узнал он. - Хорошей тебе погоды, Бурята.
        - И тебе, Никодим, хорошей погоды.
        - По делу пришел, или как? - поинтересовался домовой.
        - Конечно по делу. Ставр послал.
        - Если по делу, давай поговорим. Присаживайся, - Бурята только сейчас заметил за камнем небольшую и невысокую скамеечку, как раз для двоих.
        - Для отдыха и размышлений, - объяснил Никодим и снова приладил на нос очки. - В школе весь день гомон стоит, детишки постоянно носятся и шумят, как птичья стая, А здесь тишина и Лес. Способствует размышлению и обдумыванию новых знаний. Знаешь, в Испании есть такая река - Гвадалквивир называется. Речка, вроде, небольшая, а название красивое. Прислушайся: Гва-дал-кви-вир, - с удовольствием растянул он. - Как будто вода журчит.
        - Рассказывали нам про Испанию. Там реликтовая сосна растет, называется пиния. Шишка у нее красивая - величиной с кулак взрослого лешего, чешуйка плотная, прилегающая, а цвет, насыщенный ореховый. Кхм, - Бурята вспомнил, что явился сюда не познаниями своими Никодима удивлять, а совсем по другому делу, поперхнулся и замолчал.
        Домовой подождал немного, но, так и не услышав продолжения рассказа о шишке удивительной сосны пинии, вежливо заметил:
        - Да, интересная страна. У нас вчера, в пятом классе, тоже растительный мир изучали. Но, в основном, о цитрусовых разговор шел. Испания очень богата цитрусовыми.
        - В школе много узнать можно, - притворился Бурята, что интересуется Испанией. А в действительности его ни Испания, ни речка Гвадалквивир, ни цитрусовые нисколько не интересовали. Ненормальные кусты его интересовали. - Послушай, Никодим, ты в Лесу часто бываешь, хорошо знаешь его?
        - Хорошо Лес никто не знает, - рассудил домовой. - Но бываю часто, много здесь интересного и необычного. Есть такое, что и Валерий Иванович не знает, - и увидев недоумение в глазах лешего объяснил: - Валерий Иванович очень умный человек, географию преподает и знает много примечательных точек земного шара. Из физической географии, и из политической.
        - И я говорю, в Лесу много необычного, - повторил Бурята. - А вот скажи, что это у вас за такие бегающие кусты. Бегают с места на место, как зайцы, да еще покрикивают.
        Никодим снял очки и внимательно посмотрел на лешего, не шутит ли, не разыгрывает ли. Но, убедился, что Бурята вопрос свой задал совершенно серьезно.
        - Такое мне не встречалось, - с сожалением признался он. - Ни разу не видел и ничего сказать не могу. А какие они? - в свою очередь спросил домовой. Бегающие кусты так заинтересовали его, что он и про очки забыл.
        - Понимаешь, я его толком не разглядел, - признался Бурята. О том, что он пугнул этот куст камнем, говорить не хотелось. - Так вроде бы куст, как куст, ничего особенного. Зеленый, - он вспомнил куст с голубыми листьями и желтыми конопушками и добавил: - Да, зеленый, как ему и положено быть. Если прикинуть, пониже меня. И не то, чтобы особенно развесистый. Я потом место, где он стоял, осмотрел, ровно там, никаких следов от корней.
        - А как он тебе показался, как ты его увидел? - допытывался домовой.
        Пришлось Буряте признаться.
        - Я в белое пятно, что возле вершинки, - кивнул он в сторону большого валуна, - камушек бросил, а он рикошетом отскочил и в куст. Тот завопил вот так: "Ой-ой-ой" и убежал. - Бурята уставился на домового: поверит ли такому, не рассмеется ли?
        Никодим принял его рассказ совершенно серьезно.
        - Любопытно, - сказал он. - Очень любопытно. Никогда раньше о таком не слышал и не видел такого. Но я и камнями в кусты никогда не бросал. Интересный способ, надо будет непременно попробовать. Ты, каким камнем бросил?
        - Обычным, - Бурята пнул носком лаптя небольшой камешек, лежащий возле скамейки. Вот таким.
        Никодим поднял камень, взвесил его на ладони, осмотрел и положил рядом, на скамейку.
        Бурята убедился, что о сумасшедших кустах домовой ничего не знает. Но вопросы свои он не исчерпал еще.
        - А что это у вас за птички такие водятся: с меня ростом и клювы у них могучие? - спросил он.
        - Видел что ли? - заинтересовался Никодим.
        - Когда к тебе шел. Целый выводок.
        - Что они делали?
        - Ничего не делали. Через тропинку перебежали и за деревьями скрылись.
        - С севера на юг?
        - Вроде того. Я здесь еще плохо ориентируюсь, - признался Бурята.
        - Они всегда с севера на юг пробегают, - сообщил Никодим. - Повезло тебе. Птички редко кому показываются, а тебе показались. Перья, у них какие?
        - Красивые, золотистые и радужно переливаются.
        - Никто из них перо не потерял?
        Бурята вспомнил рассказ Каливара про коллекцию перьев, что собирал Никодим для учителя географии. Значит, правду говорил банник.
        - Нет, - разочаровал он домового.
        - Ты мне покажи, где они пробегали, я пройдусь, посмотрю. Птицы часто перья теряют.
        - Покажу, - согласился леший. - А как они называются, эти птицы?
        - Никто не знает, - с сожаление сообщил домовой. - В Лесу они не живут. Появляются иногда, пробегут с севера на юг и исчезают. Откуда появляются и куда исчезают - непонятно. Они не из Леса, из другого места.
        - Из какого? - заинтересовался Бурята.
        - Этого тоже никто не знает, - домовой задумался. - Из недоступного нашему понятию пространства, - сообщил он. - Пытались наши лешие разобраться - не сумели. Тебе повезло. А мне ни разу их видеть не пришлось.
        - Как они к нам попадают?
        - Есть у них какой-то проход, вроде моего, - объяснил домовой.
        - По этому проходу к нам и какие-нибудь чудища явиться могут.
        - Могут, - подтвердил Никодим. - Лохматое мимо тебя не пробегало?
        - Какое лохматое? - не понял Бурята.
        - Длинное, толстое и очень волосатое. Двигается быстро, - стал объяснять домовой. - А головы вроде и нет: сплошной волос, что сзади, что спереди.
        - Без головы не бывает, - не поверил Бурята.
        - И я так думаю, - согласился домовой. Лохматость у нее очень высокая, наверно из-за этой лохматости головы и не видно.
        - А глаза, уши, рот? - поинтересовался Бурта.- Рот то у нее должен быть.
        - Не видно, ни рта, ни ушей. Глаза, правда, есть, много глаз, вдоль всей спины. На каких-то отростках торчат, вроде стебельков. Большие глаза, вот такие, - показал он свой кулачек, - и все разного цвета: красные, зеленые, желтые, синие, даже, белые, говорят, есть. А, шерсть до самой земли свисает и насчет ног ничего понять невозможно. Может, их и вовсе нет. Может оно и не бегает, а ползет. Дорог там, или тропинок, не признает. Путь себе прокладывает точно с севера на юг, по азимуту.
        Никодим сдвинул рукав и показал Буряте компас, с неутомимо вертящейся стрелкой.
        - Несколько раз проверял: точно на юг.
        - Чего у вас на юге такое хорошее, если они все туда бегут?
        - Ничего там хорошего нет. Трава стеной стоит. Высокая, повыше Могуты будет. Пройти там совершенно невозможно. А они как-то проходят. Так пробегало мимо тебя лохматое?
        - Нет, не пробегало - Бурята и представить себе такое чудище не мог. - А тебе приходилось его видеть?
        - Мне не встречалось, - домовой был этим явно опечален. - Оно редко появляется. Но говорят, что кто-то видел.
        - Ну и дела... - Бурята был ошарашен рассказом домового. - Еще и какие-то непонятные пространства здесь, из которых что-то лохматое с разными глазами выползает, громадные птицы с могучими клювами выбегают. А Никодим относится к этому совершенно спокойно, будто так и должно быть. Перо ему от этих птичек иметь захотелось. Перо.
        - Так покажешь мне, где они пробегали? - повторил домовой свою просьбу.
        - Конечно, покажу, - снова согласился Бурята.
        - Их сколько было?
        - Шесть. Одна совсем большая, другие поменьше.
        - Вполне кто-нибудь из них мог перо потерять. Надо будет поискать. Ставр, чего тебя прислал?
        Очень все хорошо получилось, - решил Бурята. - Об одном поговорили, о другом, теперь можно постепенно и к главному переходить.
        - Дело, вот какое, - начал он. - Я ему рассказал, что у нас ученые ездили в Индийский океан на Кокосовые острова. На этих островах, по их рассказам, много интересных деревьев, таких, о которых у нас даже и не знают. Ставр считает, что для дальнейшего изучения лингко и еще кое-каких растений нашего Леса, следует провести их сравнение с растительным миром Кокосовых остров. Ты у нас специалист по географии. Ставр и просит тебя, порыться в географических книгах и узнать, что там пишут о растительном мире Кокосовых островов. Очень надеется на тебя.
        Такая просьба понравилась Никодиму. Сразу видно, что относятся к его знаниям с уважением. Да и самому интересно было покопаться в книгах, узнать какая растительность на Кокосовых островах.
        - Непременно сделаю, - заявил он. - Сегодня ночью и начну изучать эти острова. Там тропики, климат особенный и растения особенные. А что Ставр поделывает?
        Очень хорошо спросил домовой. Теперь как раз и можно было сообщить Никодиму то, из-за чего Бурята пришел сюда: выдать информацию о зернах.
        - Как всегда, весь в заботах. Урожай собирает. Лешие один за другим зерна приносят, а он их прячет, - Бурята внимательно следил за лицом домового, как оно будет выглядеть, когда разговор пойдет о зернах. А лицо у домового было по-прежнему спокойным, никаких эмоций Никодим не проявлял, ни одна мышца не дернулась. Без особого интереса отнесся домовой к напоминанию о зернах лингко. Возможно, очень он хорошо владел своими чувствами, своим лицом и нервы у него были крепчайшие.
        - С зернами лингко забот много, - согласился с лешим Никодим. - Скоро их и отправлять пора.
        Интересно, делает вид, будто не знает, что зерна украли. Все в Лесу знают, а он не знает, - отметил леший.
        - Да, да, отправлять пора, - подтвердил Бурята. - Он их перед отправкой все осмотрел, и у себя на полке больше не держит. Боится как бы не украли.
        - Это он напрасно, - не согласился со Ставром домовой. - Зерна лингко никто не возьмет.
        И опять леший не уловил ни в словах его, ни в манере держаться никакого намека, что он знает о краже зерен. Но главный экзамен для домового был впереди.
        - Вот и я говорю, никто не возьмет, - Бурята подождал, не спросит ли домовой, куда леший зерна прячет. Но Никодим не спросил.
        Пришлось самому рассказывать.
        - Он самый хороший мешочек с зернами, что Еропка собрал, отнес к двойному дубу. Знаешь такой? - на всякий случай поинтересовался Бурята, чтобы, если потребуется, подсказать Никодиму, как без особого труда найти это дерево.
        - Знаю, - подтвердил домовой.
        - В этом дубе, оказывается, дупло есть. Он туда зерна и спрятал. Чудак, стоит ли прятать всего на одну ночь. Завтра все равно придется все собирать, отправкой заняться.
        - Это просто, - сообщил домовой. - Дорожка накатанная.
        - Да, пока не забыл, - теперь надо было увести разговор на что-нибудь другое. - Ставр еще просил, чтобы ты принес ему какой-нибудь учебник о растениях тропического мира. Он почитать хочет.
        - Найду, - решил домовой. - Так и передай, что непременно найду. Валерий Иванович в кабинете хорошую библиотеку собрал.
        - Так и передам. Хочешь посмотреть, где говорящий куст стоял?
        - Конечно, - оживился домовой.
        Он понимал, что говорящих кустов не бывает. Но Лес все-таки... И леший, хоть и молодой, но серьезный. Да и зачем ему обманывать.
        - Вон там он стоял, справа от камня, - показал Бурята.
        Никодим глянул на компас:
        - Ага, на юго-востоке от этого места, - определил он. - Пойдем, посмотрим.
        Глава восемнадцатая.
        Гудим еще издали увидел, что возле пня кто-то сидит. Кажется длинный, хотя, у сидящего, рост определить трудно, но тощий - это точно. Когда подошел ближе, сразу понял - пущевик. Раньше Гудим пущевиков никогда не встречал, но представлял себе их именно такими: длинными, тощими, лобастыми.
        Еще в стародавние времена, в поисках тихого места для свободного творчества, в пущу заповедных земель высадился десант ученых-теоретиков. Самое интересное, что они в этой лесной пуще не вымерли и не одичали. Ученые довольно быстро определились, что здесь можно есть, и что можно пить, где жить и как жить. И, вдали от городской суеты, административных регламентов и высоких симпозиумов предались желанным размышлениям над различными умными теориями. Так вот и появились в Лесу пущевики со своим особым укладом жизни.
        Пущевик был одет в короткий и просторный серо-зеленый полукафтан с многочисленными карманами. Большие карманы, маленькие карманчики, широкие, узкие, они были везде: спереди, по бокам, на плечах, на рукавах, на полах. Везде, где только можно было пристроить. Гудим и представить себе не мог, что на таком небольшом полукафтане поместится столько карманов. И не мог понять, зачем они нужны, и что в них можно класть. Ему самому вполе хватало четырех карманов, да и они всегда были полупустыми. Недлинные брюки пущевика тоже были серо-зелеными. А ноги украшали узконосые, хорошо начищенные черные полусапожки.
        Лицом пущевик был бледен, без следов загара, глаза закрывали темные очки в фигурной металлической оправе. Короткая бородка клинышком аккуратно пострижена, а длинные русые волосы сзади перехвачены коричневой ленточкой и покоились на спине толстеньким белесым хвостиком. Рядом с пущевиком, возле пня, стоял небольшой туесок, надо думать, с березовым соком.
        Не обращая внимания на подошедшего Гудима, пущевик поднял с пенька двумя пальцами большого, отливающего бронзой жука и легонько подбросил его. Жук перевернулся несколько раз в воздухе и упал на пенек спиной вниз. Такое положение ему не понравилось, и он энергично зашевелил лапками, стараясь перевернуться.
        - Видел? - спросил пущевик Гудима, не оборачиваясь и продолжая разглядывать беспомощно барахтающегося жука. Сурово спросил, будто потребовал, чтобы леший признался, что был свидетелем чего-то совершенно необыкновенного.
        - Видел, - признался Гудим.
        - Что ты по поводу этого думаешь? - пущевик по-прежнему не оборачивался и не глядел на Гудима.
        Гудим думал, что пущевик дурью мается. Нашел себе занятие: жука побрасывать, а потом смотреть на то, как тот мучается. Но ссориться с незнакомым пущевиком ему не хотелось.
        - Думаю, что надо его перевернуть, пусть ползет.
        Пущевик повернулся и без особого интереса посмотрел на лешего.
        - М-да, - сказал он, - лешие всегда мыслили поверхностно и никогда не могли ухватить суть явления. - Прозвучало это у него не как осуждение леших, а как сочувствие к ним.
        Оценив столь низко мыслительные способности леших, пущевик вынул из бокового кармана два небольших красиво выточенных из какого-то твердого дерева стаканчика, поставил их на пень, затем поднял туес, открыл его и ловко, не пролив ни капли, налил в них березовый сок. Один из стаканчиков он протянул Гудиму.
        - Природа великий творец, - провозгласил пущевик и поднял свой стаканчик. - Великий, непонятный и, самое главное, непредсказуемый. В ее честь!
        Пущевик, небольшими глоточками, смакуя напиток, опорожнил стаканчик и с удивлением посмотрел на медлящего Гудима. Гудим торопливо вылил содержимое своего стаканчика в рот. Несколько капель попали в дыхательное горло, и леший закашлялся.
        - Нельзя так поступать, юноша, - стал поучать его пущевик. - Березовый сок надо пить. А ты просто вылил прекрасный напиток в горло и вместо удовольствия получил неприятность. Пить сок следует маленькими глоточками, чтобы с каждым ощущать особый вкус этого волшебного, неповторимого напитка. Надо получать удовольствие от каждого глотка и благодарить природу, мать нашу и кормилицу, за то, что она создала, нам на радость, это чудо.
        Когда Гудим откашлялся и пришел в себя, пущевик вынул из кармана два небольших румяных яблока и протянул одно из них Гудиму.
        - Природа щедра, - сказал он, - воспользуемся же ее дарами, - и откусил добрых пол-яблока.
        Гудим последовал его примеру.
        - Великолепный экземпляр, - пущевик помог жуку перевернуться, но легонько прижал его пальцем и не отпускал. - Посмотри, с какой геометрической точностью создано это веретенообразное обтекаемое тело. Длинные ноги позволяют развивать неплохую скорость для разбега, а тонкие усики улавливают малейшее колебание воздуха. Понимаешь, по всем законам аэродинамики он должен летать. И летать неплохо.
        Пущевик пытливо посмотрел на Гудима, стараясь уловить, понял ли леший суть проблемы. Гудим сделал вид, что понял.
        - Но не летает, - покачал головой пущевик. - Как ты думаешь, почему он не летает? - без особой надежды на разумный ответ спросил он у лешего.
        - Может быть, ему не хочется летать, - глупо пошутил Гудим.
        Пущевик видимо что-то подобное и ожидал.
        - Интересный пошел нынче леший, - задумчиво промолвил он. - Простейший опыт с аэродинамикой жука охарактеризовать не может. И березовый сок пить не умеет. Знавал я леших, которые неплохо разбирались в этом напитке. Деградирует молодое поколение, явно деградирует. Хотя в аэродинамике лешие и тогда не разбирались.
        Он посмотрел на жука и снял палец с его спинки.
        - Свободен, - сообщил пущевик насекомому. - Советую использовать данные природой возможности и научиться летать.
        Неизвестно, принял ли жук к сведению добрый совет. Он быстро пробежал по пню, спустился на землю и скрылся в траве. А пущевик полностью переключил свое внимание на Гудима.
        - М-да, катастрофически молод. Околоток такому молодому не доверят, - объявил он результаты осмотра. - Каково же твое предназначение в Лесу и чем ты озабочен в данный момент?
        О том, что он делает в Лесу, и зачем он идет к водяному, Гудим рассказывать не хотел, а по поводу своего предназначения, не знал, что и сказать. Но поговорить с пущевиком хотелось. И даже надо было. Раз уж он такой умный, следовало рассказать ему о краже зерен, может что-нибудь дельное присоветует.
        - Да вот, зерна лингко у нас украли, - сообщил он.
        - Это нехорошо, - пущевик поморщился. - Что у вас такое твориться? Куда лешие смотрят?
        - Исключительный случай, никогда такого не было, - попытался оправдать леших Гудим.
        - Очень нехорошо... Отвратительно. Накажите похитителей. Такое прощать нельзя. Непременно накажите - посоветовал пущевик. - Образцово и показательно. Лично я рекомендую изгнание и лишение всех гражданских прав. Хотя некоторые считают более уместными, в таких случаях, принудительные, общественно-полезные работы. А, вообще, среди наших, есть юристы, очень грамотные, можно с ними посоветоваться.
        - Мы бы наказали, но не можем их найти, - уныло сообщил Гудим. - Не можем понять, кто украл.
        Пущевик с сожалением посмотрел на Гудима и, очевидно, в его лице на всех леших, которые не могут решить такую простую задачу.
        - Ищите среди своих, - подсказал он.
        - И мы так думаем, - сообщил Гудим. - А кто не знаешь?
        - Это уже подробности. Главное основная посылка. С частностями разбирайтесь сами. Кстати, без чужих тоже обойтись не могло.
        И это для лешего было не ново.
        - Мы в этом уверены, - сообщил он, пытаясь доказать, что и лешие тоже что-то соображают. - Кое-какие улики имеются. А ты никого, из чужих, в Лесу не встречал? - спросил он. Такой вопрос по правилам сыска следовало задавать всем. А пущевику, который такой умный, тем более.
        - Чужих... Гм, чужих... Это надо подумать... Что-то не припомню ничего конкретного... Придется прокрутить ассоциации...
        Пущевик задумался и уставился в какую-то ему одному ведомую точку.
        - Итак, до разговора с тобой был жук. Ты вмешался в мой опыт с жуком, - осудил он Гудима. - Почему я заинтересовался этим жуком? - продолжал пущевик размышлять вслух. - Не просто заинтересовался, а захотел понаблюдать, как он летает. А потому, что перед этим я видел как с одного дерева на другое перелетел дятел. И подумал о преимуществах птиц, и вообще всех летающих, перед ходящими. Дятлом я заинтересовался потому, что он вначале сидел на березе, а затем улетел. Почему я обратил внимание на березу? Да потому что хлебнул глоток березового сока и с благодарностью посмотрел на дерево, которое дает нам эту животворную влагу. А почему я хлебнул березового сока? Березового сока я хлебнул потому, что меня что-то смутило... Что же меня смутило? Ну конечно! Смутило меня то, что я увидел человекообразное существо, у которого за пояс, был заткнут топор, с обоюдоострым блестящим лезвием. Да, да, да... Я этому удивился, потому что в Лесу никто с топором не ходит. А этот был с топором. Значит, я видел чужого. Разумеется, я видел чужого, и он был с топором. Итак, нам дано, что украдены ценные зерна лингко. Нам
также известно, что в лесу появился чужой. В совпадения мы не верим. Значит вывод таков: чужак с топором за поясом имеет отношение к краже зерен.
        - Какой он из себя? Как выглядит? - ухватился за ниточку Гудим.
        - Обыкновенный бродяга. Леса нашего не знает. Ростом повыше тебя, одет во все зеленое. Волосы на голове давно не стрижены. Борода черная. За поясом топор. Но, это я уже говорил. Злой и упрямый.
        - Почему ты думаешь, что он злой и упрямый?
        Пущевик снисходительно посмотрел на Гудима:
        - Он через заросли терновника ломился. Ветви густые, колючки большие и острые, а он не обращает на них внимания. Для того, чтобы вот так ломиться сквозь заросли надо быть очень злым и очень упрямым.
        - Понятно. Где ты его видел?
        - Недалеко отсюда. Иди по этой тропе, - пущевик указал на едва заметную тропку, уходящую в заросли. - Справа оставишь старый разлапистый дуб, затем слева откроется небольшая поляна, заросшая желтыми маками. Иди дальше и увидишь заросли терновника. Возле этих зарослей я его и видел.
        - Спасибо, - поблагодарил Гудим пущевика. - Схожу я туда, посмотрю на это место.
        - Помочь надо? - спросил пущевик.
        - Не надо, - отказался Гудим. - Его ведь там уже нет. Я место, где он проходил, осмотрю.
        - Как хочешь. Если понадобится наша помощь, сообщите. Мы поможем.
        Омутнику Рынде очень хотелось сыграть в карты. Вообще-то его сюда на берег поставили не в карты играть, а охранять подход к омуту, чтобы всякие, кому не положено, не околачивались здесь и воду не баламутили. Водяной не любил мутной воды. И незваных гостей тоже не любил. Рынду поставили охранять берег у омута, а Кувая - Жемчужный ерик. Незваных гостей омутники должны были гнать в три шей. Начальник охраны, коряжник Ефтей так прямо и сказал: "Гнать в три шей!"
        - А если у него одна шея будет? - состроумничал Кувай.
        Дурак, нашел с кем шутки шутить. Ефтей даже обрадовался.
        - Молодец! - сказал он. - Люблю шустрых. Раз ты такой умный, то сам мне на этот интересный вопрос и ответишь. А чтобы у тебя было время подумать, определяю тебе на сегодня двойное дежурство. И жемчуг непременно поищи, - ржанул Ефтей. - Ты у нас умный, ты найдешь.
        Ага, найдет он жемчуг, сейчас... Слух, конечно, есть, что дед Филиппа, Ферапонт Четвертый, во время хорошего загула сыпанул в ерик пригоршню жемчуга (от того потом ерик Жемчужным и назвали). С тех пор, кто подурней, и на халяву разбогатеть, хочет, его и ищет. За сто лет, так ни одной горошины и не нашли.
        Повыпендривался Кувай и получил свое. А Рында промолчал. Но Ефтей, видно, и ему собирался, влепить двойное дежурство, любит он это. На картах хотел поймать.
        - А ты, Рында, должен знать, что карты на дежурство брать не положено? Клади карты на стол!
        Буркалы выкатил и уставился на Рынду, будто насквозь его видит. Думал - Рында заливать станет, что нет у него с собой карт. А коряжник карманы вывернет, карты найдет и тоже вломит ему двойное дежурство. Только Рында не дурак. Рында и не таких, как Ефтей, вокруг пальца обводил.
        - Слушаюсь! - выпалил он и выложил на стол, аж две колоды. И не жалко. У Рынды еще две припрятано, да так, что ни Ефтей, ни кто другой не найдет.
        Ефтей и заскучал. Он, если не удается кому-нибудь двойное дежурство влепить, всегда скучает. Взял карты, стал перебирать. Бубновую даму нашел и уставился на нее. А ведь было на что посмотреть, вполне симпатичная дамочка: блондинка, шикарное декольте и родинка на щеке. Интересно бы посмотреть с кого ее срисовали.
        Ефтею дамочка тоже понравилась. Он ее в сторонку отложил, чтобы потом, когда один останется, вдоволь насмотреться и стал учить омутников. Он, когда на пост кого-нибудь направляет, всегда учит.
        - Что записано в параграфе третьем "Наставления о дежурствах"? - спросил коряжник и уставился на подчиненных.
        Омутники, конечно, тоже глаза на начальство вылупили, но молчали. Знали бы, о чем коряжник спросит, так полистали бы наставление. Так разве угадаешь, к чему он придираться станет.
        - Не знаете! - обрадовался Ефтей. - А обязаны знать. В параграфе третьем вышеуказанного наставления прямо и четко записано: "Дежурный не должен иметь с собой никаких предметов, могущих служить основанием для развлечения". Поняли?
        - Так точно! Поняли! - в один голос гаркнули Рында и Кувай.
        Коряжник довольно кивнул и добавил уже не по самому "Наставлению", а по доброте душевной от своих мудрых мыслей:
        - Дежурный должен бдить вокуг себя, а не о дамах думать. Всякая дама, даже если она карточная, предмет, отвлекающий от несения службы и ведущий к моральному разложению. Поняли!?
        - Так точно! Поняли!
        О чем же еще думать дежурному, если не о дамах. Но, не совсем же они дураки, чтобы спорить с коряжником.
        А Ефтей все-таки решил проверить, насколько хорошо усвоили они его мудрую мысль.
        - Так что дежурный должен делать? - спросил он.
        - Бдить и не думать! - дружно гаркнули омутники.
        Таким ответом коряжник остался доволен.
        - Правильно запомнили, бдить и не думать! Молодцы! - похвалил он омутников. - Я вас, молодых, научу, как дежурство дежурить. Служить в охране, это вам не раков ловить.
        ында заливать станет, что не нет
        Охранять берег Рынде было скучно: никто из посторонних сюда не рвался, некому было давать по шее и отгонять от омута.
        Ну и зловредный этот Ефтей, - рассуждал Рында. - В других омутах, рассказывают, на дежурство по двое ставят. Вдвоем - это уже коллектив, всегда друг дружку поддержать можно. А он по одному. Чтобы мы в карты играть не могли, чтобы морально не разлагались. А хорошо бы сейчас морально поразлогаться.
        Он нащупал, спрятанную за поясом колоду, вынул ее и стал тасовать. Это он умел делать быстро и красиво. Так и летали картишки, одна за другой, одна за другой. Вторая колода была только для самых важных случаев. Над ней, он не один день трудился. Зато теперь карты - прелесть. Любую можно узнать по рубашке. Таким картам цены нет.
        Водяному все можно: и березовый сок туесами глушить и в карты всю ночь с Хролом резаться. А как простому омутнику, из народа, так стой на посту, совершенно один, - ударился в переживания Рында. - Никакой свободы личности. Хоть бы забрел сюда леший какой-нибудь, или даже моховик. Вот и перекинулись бы в картишки. С моховиком, конечно, играть, никакого азарта. Ничегошеньки у моховиков нет окромя конопушек. Нечего им на кон ставить. Но ведь и на щелбаны сыграть можно.
        Рында огляделся: так нет же никого, не идет никто, как будто кикимора Пелга в кустах сидит, и все тропинки в другую сторону поворачивает.
        Как раз, в это самое время Рынду и осенило. Бывали у него такие моменты: все ничего-ничего, а потом вдруг интересная мысль появляется. За это его и уважали в омуте. Сейчас он сообразил, как ему надуть Ефтея: раз никого нет, он сам с собой играть станет. Как будто двое их: он и еще один, тоже он. И пусть Ефтей удавится вместе со своим " Наставлением". Пусть сам бдит и не думает.
        Омутник уселся на теплый песок, еще раз основательно перетасовал колоду и раздал по шесть карт: себе и второму себе. Быстро раздал и рубашки не разглядывал, чтобы без мухлежа. Какой может быть мухлеж, если сам с собой играешь. Хотел было поднять свои карты, посмотреть, что ему выпало, но тут же тормознул. А на что играть? Играть всегда надо на что-то. Просто так картами баловаться, это еще хуже, чем не играть.
        Он вынул из кармана большое красное яблоко и положил его на песок.
        - На него и сыграем, - объявил Рында. - Кто три кона выиграет, тот его и есть станет.
        Теперь можно было и карты посмотреть. А карты пришли не совсем плохие, но и не то чтобы особенно хорошие. Поразмыслил Рында, прикинул, что бы могло быть у партнера, и пошел с короля пикового. Для разведки ход неплохой. Потом положил карты кверху рубашками на песок, вынул из кармана и натянул на макушку небольшую шапчонку и пересел на место своего другого я. Здесь карты были несколько получше. Он с удовольствием побил короля козырной шестеркой. И сам по козырям пошел, десяточку выложил. Неплохо началась игра...
        Рында и не услышал, как Гудим подошел. Делом был занят, размышлял, чем побить бубновую даму. А Гудим постоял, посмотрел на чудака, который играет в карты, сам с собой и подсказал:
        - Ты бубями бей. У тебя и король и туз. Козыри побереги, - подсказал он.
        - Подсказчиков мордой в тину тычут, - привычно ответил Рында. И тут только сообразил, что он на посту, омут охраняет и неведомо кто его засек за картишками. Быстро, одним движением карты, что в руках держал, омутник сунул под тельняшку и только потом оглянулся.
        - Уф-ф, - выдохнул он с облегчением, когда увидел что за спиной у него стоит не сердитый Ефтей, или, не приведи Нептун, сам водяной, а всего лишь молодой леший. - Ты чего ошиваешься здесь, народ пугаешь! И без подсказок обойдемся. Лучше тебя знаю с чего ходить. Ты кто?
        - Ежик в пальто!
        - А ну-ка мотай отсюда, - потянулся Рында за дубинкой.
        - Почему я должен отсюда мотать? - поинтересовался Гудим.
        - Потому, что заканчивается на "У"! Запретная зона!
        - Какая может быть запретная зона в Лесу?! Здесь хозяин леший Ставр. Он никаких запретов на это место не накладывал.
        - Частное владение. Понял!? Без разрешения самого водяного Филиппа Первого здесь никому шастать не разрешается. У меня приказ. А то вот, - и он показал дубинку.
        - Я, может, как раз к водяному и иду.
        - Не принимает сегодня водяной. Завтра приходи.
        - Мне сейчас нужно.
        Рында тем временем сообразил, что теперь их двое. И вместо того, чтобы спорить, они могут, к общему удовольствию, в картишки перекинуться.
        - Тебя как звать? - спросил он и улыбнулся противнику. - А то мы с тобой сцепились, а как друг дружка зовут, и не знаем. Я омутник, меня Рындой зовут.
        - Я Гудим, - охотно пошел на примирение леший. - Ты что делаешь? В карты сам с собой играешь?
        - Куда денешься, - пожаловался Рында. - Поставили вход в омут стеречь, чтобы никто водяного не тревожил. Понимаешь, один, как дурак, стою и стою. Ни поговорить с кем, ни в картишки перекинуться. Окосеешь от такого стояния. Я и придумал. Слушай, а давай сыграем кон-другой.
        Вообще-то многие лешие любят побаловаться картишками. Тем более, если соберется компания для преферанса. Умственная все-таки игра. Возьмут пару колод карт да пару туесков березового сока, распишут пульку, а там и до утра. Некоторые лешие проигрывались до последних лаптей, босиком к себе в землянку возвращались. Старожилы рассказывали, что леший Ковсей даже землянку свою проиграл, превратился а бомжа, и пришлось ему ночевать на улице, под кстами.
        Что касается Гудима, то он к картам никакого расположения не испытывал. С самого детства не тянуло его к этой игре. И если откровенно, играть он в карты, как следует, вовсе не умел.
        - Не хочется, - отказался леший.
        - Как это не хочешь? - удивился Рында. - Кто отказывается в карты играть, если его приглашают. Ты же выиграть можешь.
        - Нет у меня на это времени, - объяснил Гудим. - Я и вправду к вашему водяному иду.
        - Подождет водяной. Никуда он не денется. Я на кон гнутую раковину ставлю. Красивая и вся в острых шипах. А внутри сплошной блестящий перламутр. Ты такую сроду не видел. Я ее из теплых вод прихватил, когда водяного на курорт сопровождал. Изо всех, что там были, самую лучшую выбрал. Ты ее вполне можешь выиграть. Я ведь по лицу вижу, что ты здорово в карты режешься. Игрока сразу видно. Глаза у тебя умные и пальцы длинные. Наверняка раковину выиграешь. Это я должен отказываться, потому что проиграю любимую раковину. А ты меня уговаривать должен.
        Гудим уговаривать омутника не стал.
        - Не нужна мне твоя раковина, - отказался он.
        - Раковина ему не нужна! - возмутился Рында. - Такая хорошая раковина и не нужна! Темнота ты дремучая, вот кто. Да мне за эту раковину водонепроницаемые часы давали, так я меняться не стал. Она мне, понимаешь, дорога как память о теплых водах. Хорошо, если раковину не хочешь, давай сыграем на вот это кольцо, - он вынул из кармана небольшое блестящее колечко с красным камешком. - Настоящее золото и рубин ограненный вставлен. Я его на старинном затонувшем корабле с риском для собственной жизни подобрал. От кровожадных акул еле отбился. Поэтому очень ценю. Но ты мне сразу понравился, для тебя не жалко. Посмотри, как блестит!
        - И колечко твое мне тоже не нужно. Дела у меня важные, некогда мне играть.
        - Ну и народ пошел! - Рында рассердился. - Раковина ему не нужна, золотое колечко с рубином ему тоже не нужно. В карты играть он не хочет. А чего тебе надо?! И чего ты вообще здесь ходишь?! Чего пристал ко мне?! А ну мотай отсюда! - он угрожающе поднял дубинку. - Чтобы я тебя не видел в этой местности. У меня приказ есть - никого не пускать. А при необходимости применять силу и оружие.
        Гудим дубинки не испугался. Лешему палка не страшна. В училище они, бывало, и не такими дубинками друг друга охаживали.
        - Попробуй, примени, - стал он подначивать, поскольку чувствовал себя сильней омутника и поэтому не прочь был подраться. - Один такой уже наприменялся. Его и бить не стали, просто уши надрали.
        - Ты что ли ему уши надрал? - Рында презрительно сплюнул, подчеркивая этим, полное отсутствие уважения к лешаку. Омутник был, вообще-то, невысокий и тощенький, но дубинка прибавляла уверенности. И на ком-то надо было выместить все свои обиды. Подраться ему очень хотелось.
        - Может и я. Тот вдвое больше тебя был. А таких как ты, у нас, прежде чем уши надрать, на веревках сушить развешивают. Три дня сушат.
        - А-а-а! - взвопил Рында, вскочил и отважно бросился на противника.
        Драка получилась короткой. Гудим перехватил правую руку омутника, в которой тот держал дубинку, и кулаком левой от всей души врезал ему в солнечное сплетение. А кулаки у леших тяжелые, крепкие.
        Рында даже ойкнуть не сумел, так его скрутило. Он калачиком улегся на песок. Гудим поднял дубинку и встал над омутником. Когда тот отдышался, леший спросил:
        - Хватит или добавить надо?
        - Чего ты ко мне пристал, - возмутился Рында. - Ходит по частному владению и еще дерется. Вот погоди, придет Ефтей, он тебе так врежет, что своих не узнаешь. Чего уставился на меня? Давно не виделись?
        - Да вот думаю, не стукнуть ли тебя, по дурацкой башке, этой дубинкой.
        - Чего стукнуть! Стукальщик нашелся! Чего ты ко мне привязался?! Я тебя хоть пальцем тронул.
        - А дубинка?
        - Чего дубинка. Я тебя просто попугать хотел. А ты сразу драться полез. Больно же, - Рында погладил живот. - Самое, можно сказать, больное место, а ты кулаком в него тычешь, как в бревно какое-нибудь. Одно слово - леший. Ну чего стоишь? Шел мимо и иди. Чего тебе надо?
        - С водяным надо поговорить.
        - Не примет тебя водяной. Я же сказал. Закончился у него приемный час. А в неприемное время он со всякой шантрапой не разговаривает.
        - Примет. Ты сгоняй к нему, скажи, от Ставра леший пришел.
        - Ты, правда, от Ставра? - не поверил омутник. - Все лешие, что под Ставром ходят, старые. А у тебя еще и усы не растут. Да мы их всех знаем. А тебя я что-то ни разу не видел.
        - Я только сегодня приехал. На практику. Ставр послал меня к вашему водяному, передать ему кое-что надо.
        - Ты скажи, я передам, - предложил омутник.
        - Обойдешься. Давай скачи, объявишь там: леший от Ставра прибыл, ждет на берегу.
        - Дубинку отдай, - попросил Рында.
        - Дубинку я до твоего прихода сохраню.
        - Не могу я без дубинки идти. Я же охранник. Дубинка казенное имущество, начальством выдана. И должен я ее всегда иметь при себе. Оружие в чужие руки отдавать не положено. Мне Ефтей по шее накостыляет, если я без дубинки явлюсь. А у него кулачища знаешь какие? Как из мореного дуба. Что хочешь, делай, а без дубинки я не пойду.
        - Ладно, уговорил, держи свое грозное оружие, - согласился Гудим. - И побыстрей двигайся.
        - Надоели вы мне все, - огрызнулся Рында. - Все командуют, все приказывают. Хоть бы кто просто попросил, вежливое слово сказал. Я что... Я доложу, если меня до самого допустят. Мое дело десятое, а как водяной решит, так оно и будет. Так что ты особенно не суетись.
        Омутник собрал карты, сдул с них приставшие песчинки, отвернулся, чтобы леший не видел, и спрятал, куда положено. Затем пошел к реке.
        А Гудим прогулялся по берегу. Хороший пляжик раскинулся возле омута. Песок чистый и крупный, каждое зернышко отдельно. Что значит Заповедное место. Неужели Ставр и вправду отдал водяному эту землю в частную собственность? - Не может того быть, - не поверил леший Рынде. - Не такой Ставр хозяин, чтобы землю раздавать. Но, с другой стороны, кто их знает.
        В песке что-то блеснуло и тут же пропало. Гудим ногой ковырнул это место и опять заблестело.
        Леший наклонился и поднял канцелярскую скрепку. Самую обычную канцелярскую скрепку.
        - Ого! - удивился Гудим. Этого он никак не ожидал. - Оказывается на пляжике водяного можно и такое найти. Интересно, Рында из кармана уронил, или до того кто-нибудь потерял?
        Леший опустился на четвереньки и стал перебирать руками песок: если нашлась одна скрепка, может быть здесь и другие есть.
        Рында и не собирался идти докладывать самому водяному. Потому что высовываться - это последнее дело. Ты высунешься, так тебе сразу и поручение выдадут. Потом и запомнить могут. Как что: "Где этот бездельник Рында? Рынду пошлите! Пусть Рында сделает!" Нет уж... Рында - не дурак. И соваться к водяному, когда тот после приема подремать ложиться, тоже не следовало. Разбудишь его неурочно, он и пинка может дать, и в ухо залепить. Водяной все может - хозяин. Рында к Ефтею пойдет. Пусть начальник охраны водяного будит. Может, и схлопочет Ефтей в ухо. Хорошо бы.
        - Ефтея не встречал? - спросил он у первого попавшегося навстречу донника.
        - Умотал твой Ефтей, - сообщил тот. - Его хозяин послал навести порядок в Жемчужном ерике. Там ерши с бычками передрались. Смехота: одни колются, другие бодаются.
        Сейчас бы самое дело смотаться к Жемчужному ерику, посмотреть, как мелочь пузатая воюет, но некогда. Леший вроде и вправду по делу явился. А Ефтея нет. Надо Фитюка искать. Сказать ему, что леший от Ставра хозяину сообщение принес. Дожидается на берегу. Фитюк обрадуется лишний раз свое усердие показать. Уж если кто хочет выслужиться, так это Фитюк. Он сразу к самому водяному попрет.
        Фитюка Рында нашел возле дубового топляка. Дуб этот на самом берегу когда-то рос, а берег подмыло, он и рухнул в воду. Вот и лежит теперь на дне громадина со всеми ветками и со всеми корнями. Кто только в густых ветках и корнях не пристроился. А более всего облюбовали это место раки. И вода чистая, и укрыться можно. И главное - к дубу всякая шелушня липнет - прямо столовая на дому. Вытянул клешню и хватай кого хочешь. Что еще раку надо... Фитюк, известно, раков любит. Не в том смысле, что нравится старшему подкоряжнику с ним играть, а в том - что он их есть любит. Возле дуба и суетиться не надо. Бери, какой понравился. Когда Фитюк от службы свободен, то искать его следует возле дубового топляка.
        Фитюк раков наловил, десятка четыре, не меньше. И как раз раковыми шейками лакомился. Отломит у рака хвост, панцирь сдерет а рачье мясо в рот. Потом за другого берется. Здоров был Фитюк жрать. Так ведь и вырос вон какой здоровенный. И морда круглая, краснющая.
        - Отдыхаешь? - Рында не прочь был перекусить и потянулся за раком покрупней.
        - Да так... - Фитюк перехватил того самого, которого высмотрел омутник, обломал ему панцирь, а мясо в рот. И, почти не разжевав, проглотил. Живоглот и только.
        - Я к тебе по делу, - объявил омутник и присмотрел себе другого рака, тоже крупного.
        - Ага, - нисколько не удивился Фитюк, и опять подхватил рака, облюбованного Рындой.
        "Подавись ты своими раками", - от всей души пожелал старшему подкоряжнику омутник.
        - Тут к хозяину посыльный пришел от Ставра, - сообщил он. - С сообщением чрезвычайной важности. А мне некогда с ним возиться, меня Ефтей поставил берег охранять. С поста уйти не могу. Я сразу о тебе вспомнил.
        Он опять потянулся за раком, но Фитюк не дремал и этого рака перехватил.
        - Может, смотаешься к хозяину, скажешь, что посыльный на берегу ждет?
        - Это Ефтей должен, - кто же помчится докладывать, если здесь еще столько раков.
        - Ефтей сейчас далеко, его хозяин на Жемчужный ерик послал, - сообщил омутник, - а сообщение чрезвычайной важности.
        - Чрезвычайной говоришь? - заинтересовался Фитюк.
        - Конечно, - подтвердил Рында, - станет тебе Ставр, своих. по пустякам, гонять. Ставр леший серьезный. Ты когда будешь у водяного, так и скажи: "Прибыл с сообщением чрезвычайной важности!" И погромче. Хозяину вчера вода в ухо попала, он теперь плоховато слышит, а вида не подает. Но если что не расслышит - сердится. Ты уж его не серди, докладывай погромче.
        - Чего это я его сердить стану, - Фитюк потянулся за трезубцем. - Я к нему с полным уважением.
        - До чего у тебя геройский вид, с этим трезубцем, - подльстил Рында старшему подкоряжнику. - Быть тебе начальником охраны у хозяина.
        - Так у него есть, - Фитюку такое слышать было приятно. - Ефтей у нас командир.
        - А что Ефтей? Ефтей старый, скоро на пенсию уйдет. Кого тогда ставить начальником? Тебя, больше некого. Ты к хозяину ближе всех. Как какое дело, он тебе поручает.
        - Это верно, - согласился Фитюк. - Без меня хозяин ничего не делает. Так я того, пойду...
        Он с сожалением посмотрел на раков, прихватил широкой лапой пяток и отбыл к водяному.
        Рында уселся на его место. Пока Фитюк доберется до водяного, пока вернется, он вполне мог разобраться с раками.
        Любой охранник и не подумал бы без вызова ломиться к самому водяному. Пошел бы к Ефтею, доложил и ждал, пока начальник решит, что делать. А, кто похитрей, тот бы к ключнице подался. Должность у нее простая, а может многое: постоянно возле хозяина находиться. Да любого и остановили бы, не допустили до хозяина. Но Фитюк не просто шел к водяному, а рвался показать, свою преданность и поэтому никто его остановить не смог. Вякнул какой-то омутник, что хозяин отдыхает и без доклада нельзя, так Фитюк его плечиком поддел, того и отнесло в сторону. И еще кого-то сшиб. Не то одного, не то трех. А потом ввалился прямо к водяному.
        Филипп как раз сладко посапывал во сне, все пытался ночной недосып закрыть. Приятно дремать, когда голова не болит, когда вокруг тебя тихо, все на цыпочках ходят, даже волны осторожно шуршат, убаюкивают, убаюкивают...
        Фитюк пятками щелкнул, три раза древком трезубца о каменный пол стукнул - вполне достаточно, чтобы разбудить всю округу. А он еще гаркнул:
        - Старший подкоряжник Фитюк явился с сообщением чрезвычайной важности!
        - Чего? - спросонья не разобрал Филипп.
        Фитюк понял, что хозяин здорово недослышит. А Рында молодец, предупредил.
        - Явился с сообщением чрезвычайной важности! - что есть силы заорал он и еще раз стукнул древком трезубца по полу.
        От беспощадного ора водяной окончательно проснулся. И понял, что больше заснуть уже не удастся. Болван Фитюк весь сон перебил. Филипп зевнул, потянулся и подумал, что этого тоже надо гнать. Но он его гнать не станет, потому что старший подкоряжник предан беспредельно. Вон, как глаза вылупил: смотрит с любовью и почтением. Такие нужны. Этот за хозяина, на рожон полезет, ничего не побоится. А что глуп, так это, может, даже лучше. Умников водяной как раз и недолюбливал.
        - С каким это таким важным сообщением ты вломился, что мне даже поспать не дал? - с грустью спросил водяной.
        - От Ставра посланник прибыл с поручением! - сообщил Фитюк, и опять так громогласно, что вокруг омута вся живность шарахнулась подальше.
        - Ну, пришел. И что? Разве по такому случаю надо орать на все русло. Где он, твой посланник? Только не ори больше. А то я от твоего ора оглохну.
        - Леший, что от Ставра пришел, на берегу дожидается, - нормальным голосом доложил Фитюк. - Его омутник Рында охраняет.
        - Вот и хорошо, что охраняет, - обрадовался водяной, что может избавиться от Фитюка. - Иди и возглавь охрану.
        - Это, значит, я там начальником буду? - понял самое главное Фитюк.
        - Ага, - подтвердил водяной. - Ты на этой охране будешь самым большим начальником. А Рында - твоим подчиненным. Лешего не отпускать. Скажи: занят водяной, совещание у него. Пусть дожидается. Понял?
        - Понял!
        - Вот и хорошо. Станешь хорошо служить, в коряжники произведу. Свободен.
        Когда Фитюк оглушительно стукнул о каменный пол древком трезубца и исчез, водяной прикрыл глаза.
        - И чтобы я тебя сто лет не видел, - сказал он вдогонку старшему подкоряжнику.
        Глава девятнадцатая.
        Еще только-только рассвет занимался, когда Ставр поднял братьев. Сам он в эту ночь вообще не ложился. Какой может быть сон, если такая злая беда настигла. Ходил вокруг землянки, думал, думал. Прикидывал, как теперь быть и как после всего, что случилось, жить дальше... Хорошо если выйдет задуманное племянниками. Хитро придумали, башковитые лешие подрастают. Вора тогда поймать можно будет и зерна вернуть. А это главное. Главное сейчас - зерна вернуть. Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Это же получится, что зерна украл кто-то из старых друзей: то ли Никодим, то ли Филипп. Значит, вообще никому верить нельзя. Даже тем, кому верил многие годы, с кем по вечерам о разных разностях беседовал, на звезды смотрел, над моховиками посмеивался, чай пил и в карты играл. Зачем после такого оставаться в Лесу? Чтобы все время вора опасаться, соображать, куда зерна прятать. И думать, что друзья уже не друзья, и верить никому нельзя. Невозможно так жить, чтобы никому не верить. Лучше уйти из Заповедного Леса. Куда-нибудь в тихое место, в обычный лес, где нет зерен лингко, и никто ничего красть не станет. А может
попроситься на далекие острова, где крабы кокосовые орехи воруют. Сторожем. Вырезать себе хорошую дубину и ходить вокруг пальм, вороватых крабов гонять. Тоже при деле. И никто там не будет знать о его позоре.
        Только ничего с этими захоронками и секретами, которые задумали молодые, не получится. "Криминалистика, - говорят они, - наука точная, она непременно на преступника выведет..." Подставляй короб. Какая это точная наука, если они второй день вора найти не могут. Сначала на Хрола навалились. А Хрол, хоть и пьяница, но все-таки леший. Не может леший зерна украсть. Потом на Каливара. И опять промашка. Тогда Никодима и Филиппа на подозрение взяли. Молодые они еще, чтобы соображать, кто может украсть, а кто не может. И наука у них дурацкая, потому что не крали зерна ни Никодим, ни Филипп. И зря он согласился им последних два мешочка отдать. Как же он такую глупость совершил?! Значит, после ступора еще полностью в себя не пришел, раз отдал последних два мешочка с зернами. Как бы и они не пропали. А не найдутся зерна, тоже в Лесу оставаться нельзя. Ему такое важное дело поручили, такое доверие оказали, а он не оправдал, все провалил. На всю оставшуюся жизнь позор. Куда ни кинь, везде клин. По всему выходит, что одна у него теперь дорога - на острова, к дурацким крабам, что кокосы воруют.
        И пошел Ставр прощаться с Заповедным Лесом. С Лесом, который стал главным в его жизни, с Лесом, который он любил, берег, о котором все время думал.
        Каждая тропинка здесь была измеряна его ногами, каждое дерево было его деревом, каждый куст - его кустом. Многих из них он помнил совсем маленькими, слабыми зелеными росточками. На глазах Ставра они выросли, повзрослели, заматерели. Он шел сейчас без троп, напрямик, поглаживая заскорузлой, шершавой как кора дуба ладонью теплые еще стволы деревьев. И деревья, будто чувствуя его грусть, плавно покачивали ветвями, провожая его. А кусты расступались, освобождая лешему широкий проход. И зверье, с которым он берег Лес, обживал его, почувствовало грусть и тоску лешего. Ночные охотники, забыв о добыче, провожали его. Каждый шел какое-то время рядом с лешим, выражая этим свое уважение хранителю. А те, которые обычно по ночам спали, покинули свои норы, берлоги, лежбища и провожали его взглядами.
        Вот оно, наконец, дерево лингко. Невысокое, чуть повыше самого Ставра. Обыкновенное молодое деревце, только кора у него непривычного цвета - красная. И листья тонкие, длинные, розоватого цвета с нежными голубыми прожилками. Так и веет от дерева свежестью и молодостью. Но вовсе оно не молоденькое. Постарше самого хозяина Леса. Ставр за многие годы, что жил здесь, хоть лешие стареют очень медленно, основательно сдал: и походка у него стала тяжелей, и видел уже не так хорошо, как раньше, и волосы у него, из зеленоватых, стали почти белыми. А дерево лингко все еще тоненькое и молоденькое, точно такое же, как в тот первый день, когда Ставр впервые увидел его. Лешему показалось, что дереву тоже грустно и оно смотрит на него с любовью и сожалением И, что лингко, так же не хочет с ним расстаться, как не хочет расстаться с Заповедным Лесом сам Ставр.
        Луна светила во всю, почти полный круг висел на усыпанном звездами темном небе, только самого краешка, маленькой краюшки, у ночного светила пока не хватало. Еще немного и наступит полнолуние. И на всю ночь Лес станет открытым. Кто хочет, сможет войти, кто хочет, сможет выйти и вынести из Леса все, что ему надо. Даже зерна лингко.
        - Темно же еще, - пожаловался, любивший поспать, Бурята. - Даже и не утро, ночь еще.
        - Лесу все одно, что ночь, что день, а для нас сейчас ни дня, ни ночи нет, одни заботы. Поднимайтесь, - не пожалел племянников Ставр. - Пойдемте, посмотрим, что из ваших ловушек получилось.
        Пришлось молодым лешим вставать. Гудим собрался быстро. А Бурята в таком серьезном деле торопиться не мог. Вначале он полежал, едва-едва приоткрыв веки: пусть Ставр видит, что он не спит и не придирается. Потом сел на нары, опустил ноги на пол, отчаянно зевнул и бессмысленно уставился куда-то вдаль, в пустоту, приходил в себя. Не мог он сразу переходить из одного состояния в другое.
        - Просыпайся, лежебока, - привычно, как дома, подстегнул его Гудим.
        Бурята ничего не ответил, будто и не слышал брата. Он опять сладко зевнул, потянулся, вздохнул, потряс головой и вроде бы очнулся. А очнувшись огляделся, увидел ожидающего его дядю и стал собираться. Но и собирался он так же неторопливо. Натянул брюки, навернул онучу на левую ногу, подумал немного, потом навернул на правую. Внимательно осмотрев свою работу, занялся завязками лаптей. Управившись с ними, Бурята снова протяжно зевнул и застыл.
        - Шевелись, - напомнил ему брат.
        - Ага, - отозвался Бурята и стал шевелиться. Он поднял с лавки свою просторную серую куртку, не одевая в рукава, накинул ее на плечи. И снова застыл возле нар, по-прежнему ни на кого не глядя. И непонятно было, проснулся он все-таки, или все еще спит. Подняли, мол, молодого лешего, заставили одеться, а разбудить все еще не разбудили.
        - Готов?! - рявкнул, не привыкший, чтобы так долго собирались, Ставр.
        От этого окрика Бурята, кажется, окончательно проснулся. Во всяком случае, он снова зашевелился, и глаза его приняли почти осмысленное выражение.
        - Готов, - сообщил он недовольно. - Я давно готов, не знаю, чего вы ждете.
        - Тебя и ждем, - так же сердито ответил ему Ставр. - Пошли. Лес давно уже проснулся.
        Не оглядываясь на племянников, старый леший двинулся к выходу из землянки.
        Шли быстро. Впереди широко шагал Ставр. Не терпелось ему быстрей добраться до места где спрятаны зерна и убедиться. Вот, только, в чем леший хотел убедиться, он и сам не знал. Больше всего он сейчас жалел, что отдал братьям оставшиеся зерна и торопился забрать их.
        - Пришли, - остановился, наконец, Ставр возле двойного дуба. Посмотрел подозрительно на дерево: что оно лешим готовит, и вздохнул. - Кто полезет?
        - Я, - опередил брата Бурята, который к этому времени окончательно проснулся. - Сейчас проверим. Сейчас, дядя, восторжествует истина.
        По тому, как молодой леший охотно отозвался и по тону его чувствовалось: он не сомневается, что зерен в дупле нет. А все дядины разговоры о честности Никодима пустое дело, не стоят они выеденного яйца трясогузки.
        Хотел Ставр сказать племяннику, что уж больно он прыткий и еще неизвестно, каков будет результат, но промолчал. Гудим тоже промолчал. Но он, в отличии от Буряты, считал, что мешочек с зернами по-прежнему лежит в дупле. И не Никодим украл зерна, а Филипп. Не вынимая правую рук из кармана, он поглаживал пальцами скрепку, которую нашел на песке возле омута.
        Бурята неторопливо влез на дерево, поднялся к тому месту где находилось дупло. Он не спешил, потому что выполнял сейчас важную роль. За его действиями наблюдали всего двое леших, да и то родственники, но все равно надо было выглядеть уверенно и солидно, чтобы потом можно было рассказывать: "Влезаю я не торопясь на дерево. А куда торопиться. Дело сделано и осталось только получить результат. А внизу Гудим стоит, и дядя тяжело дышит. Гудим, конечно, понимает, что все, кончились игры. А дядя волнуется..."
        Молодой леший поудобней уселся на могучий, покрытый толстой потрескавшейся корой сук и опустил руку в дупло. Ставр и Гудим смотрели не отрываясь. Еще бы, сейчас многое должно было решиться. А Бурята не торопился, обстоятельно обшаривал дупло. Искал он почему-то долго и Ставра начало охватывать нехорошее предчувствие.
        - Кажется, ничего нет, - объявил Бурята, не вынимая руку из дупла. - Что и требовалось доказать. Для абсолютной верности сейчас еще раз пройдусь, пошарю в дальних углах.
        Какие там дальние углы в дупле?! Повел рукой, вот тебе и все дальние углы.
        Наконец Бурята вынул руку. Лицо у него было непроницаемым, каким и должно быть у настоящего сыщика, выполнившего свою нелегкую работу. Чего уж, мол, тут торжествовать. Сказал, что найду преступника, вот и нашел. Обычное дело.
        - Нет там ничего, - подвел он окончательный итог своим поискам. - Все ясно, других доказательств не требуется. Такие вот дела, такие коврижки.
        - Не может того быть!
        Не поверил Ставр, хотя понимал, что если бы лежал мешочек в дупле, Бурята бы непременно нашел его. Просто не мог поверить, что Никодим зерна украл.
        - Слезай! - велел он. - Сам посмотрю.
        Бурята пожал плечами и едва удержался, чтобы не рассмеяться: чего уж тут проверять, раз нет ничего в дупле, то и Ставр там ничего не найдет. Он легко соскользнул с дерева подошел к брату, незаметно для дяди толкнул его локтем в бок и прошептал, чтобы Ставр не слышал:
        - Все! Испекся домовой, его работа.
        Гудим только развел руками: раз такое дело, то вынужден, мол, согласиться, что не водяной украл зерна, а домовой. Скрепку, значит, воры не только баннику подбросили, но и водяному.
        Ставр не обращал внимания на братьев. Довольно легко для своего возраста он влез на дуб, уселся на тот самый сук, на котором сидел до него Бурята, и сунул руку в дупло.
        Он ощупал дно, и даже стенки - пусто. Ни мешочка, ни, даже, единого зернышка. Сам себе не хотел верить и еще раз обшарил дупло. Не было там мешочка с зернами.
        - Ничего не понимаю, - только и промолвил старый леший, спускаясь с дерева. Не мог он поверить, что Никодим сделал такое. - Может кто другой забрал.
        - Ха! - снисходительно глянул на Ставра Бурята. - Кто же другой мог забрать. Только мы трое знали, что зерна в дупле лежали, да Никодим. Мы, дядя, пользуемся методикой разработанной лучшими криминалистами. Она подвести не может. Не бывает таких преступлений, которые раскрыть нельзя. Уметь надо, - скромно объявил он.
        - Ты не расстраивайся, в жизни всякое бывает, - стал успокаивать дядю Гудим, который испугался, как бы тот от сильных переживаний опять не впал в ступор. - Домовой, он ведь не нашего рода-племени. И живет не в Лесу, а в школе. Ему Лес не родной. Может быть, он сам и не взял бы, но кто-то уговорил его или заставил. Тот же Каливар...
        - Главное, что теперь зерна вернем, - Бурята был доволен. Как же, такое загадочное и таинственное преступление, что все лешие растерялись. А они с Гудимом раскрыли его в два счета. Причем прав оказался не Гудим, а он. - И сообщников непременно узнаем. А как с ними поступить вы сами думайте, это ваше дело. Домового, конечно, придется менять. Нельзя ему дверь в Лес доверять. Да его и свои теперь в школе держать не станут, куда-нибудь в дальний захудалый курятник переведут. Пойдемте сейчас к Никодиму. Надо его задержать, пока он зерна куда-нибудь не переправил.
        - Никуда домовой теперь от нас не денется. Я думаю, надо сейчас к медвежьей берлоге сходить. Заберем зерна, которые там лежат, а потом и к Никодиму отправимся, - предложил Гудим, пожалевший потрясенного дядю и рассчитав, что с мешочком зерен в кармане тот должен почувствовать себя несколько лучше.
        - Можно сначала к берлоге сходить, - согласился подобревший от того, что он оказался прав, Бурята.
        Ставр молчал. Не мог Никодим украсть зерна, в этом он был уверен. А зерен нет. Что-то непонятное происходило в Лесу. Он послушно пошел за братьями и думал об этом все время, пока они шли к бывшей медвежьей берлоге, где лежал второй мешочек с зернами лингко.
        - Подождите, я сейчас принесу, - сказал Гудим и пригнувшись скользнул в берлогу.
        Его долго не было, гораздо дольше, чем могло уйти на то, чтобы подобрать мешочек, лежавший на месте, которое леший хорошо знал, сам ведь положил. Потом Гудим выглянул из дыры и лицо у его было каким-то странным. Он криво улыбнулся.
        - Нету...
        - Это как нету? - растерянно спросил Ставр, с недоумением глядя на братьев.
        - Как это нету?! - не поверил брату и Бурята. - Ты хорошенько посмотри! Забыл что ли, куда положил?
        - Помню я, куда положили, - так же растерянно стал объяснять Гудим. - В правый дальний угол положили и землей немого притрусили, на всякий случай. Нет там мешочка. Может быть, какой-нибудь зверь его сдвинул, я и не заметил, - не поверил он сам себе. - Сейчас еще раз посмотрю, - решил он, потому что не могло такого быть, чтобы оба мешочка с зернами исчезли.
        На этот раз Гудима не было еще дольше, за то время что он отсутствовал, можно было самым тщательным образом обыскать пещеру раза в три большую чем эта заброшенная берлога. Наконец он выполз оттуда, стряхнул прилипшую к брюкам и куртке землю.
        - Нет там ничего! - развел он руками. - Пустая берлога. Кто-то побывал там и унес зерна.
        - Кроме нас и водяного никто о зернах в этой старой берлоге не знал, - напомнил Бурята. - И никакой зверь туда войти не мог. Там медведем пахнет. Ну-ка я сам посмотрю.
        - Посмотри, посмотри, - попросил его Ставр.
        Бурята спустился в берлогу, и было слышно, как он недовольно кряхтит, ползая по ней.
        - Нет ничего, - подтвердил он, вылезая. - Что же это получается?
        - Так я и думал, что этим кончится, - грустно покачал головой леший. - Вчера с правой ноги встал, потом Хольку с полными ведрами встретил, с этого все и началось. А кончилось тем, что я вам, старый дурак, поверил. Два мешочка с зернами оставалось, теперь и их нет.
        - Дядя, не волнуйся, - стал успокаивать его Бурята. - Все будет тип-топ. Сегодня же вернем твои зерна. И те, что украли, и те, что на приманку пошли. Неужели ты еще не понял, что наш план сработал на двести процентов. Сразу двух преступников вычислили. Классический дуплет. Один мешочек, ясно, забрал первый подозреваемый - домовой, а другой, второй подозреваемый - водяной. Оказывается и у них конкуренция. Это же потрясающий успех. Такого и у знаменитого детектива, ни разу не случалось. Откровенно говоря, я такого не предполагал, - признался он.
        - Не могли Никодим и Филипп зерна взять, - привычно, но на этот раз очень неубедительно и тускло стал защищать друзей леший. - Не может такого быть.
        - Дядя, на жизнь надо смотреть реально, - стал его убеждать Бурята. - Я понимаю, Никодим и Филипп твои друзья, и тебе хочется им верить. Но факты упрямая вещь. Так с кого начнем? - спросил он. - С водяного или домового? Предлагаю с Филиппа, к нему идти ближе. Только как его из омута вытащить?
        - Скажем, что Ставр поговорить с ним хочет. Водяной непременно выйдет. Только с Филиппом мы не управимся, очень здоровый, да и один он не ходит, всегда с собой берет подкоряжника. - Гудим задумался. - Надо Могуту позвать и Гонту. Гонту тоже Лес силенкой не обидел. Они вдвоем водяного скрутят. А мы подкоряжником займемся. Не исключено, что и он, в краже участвовал. Как, дядя?
        Дядя их не слышал. Он все еще пытался понять, как получилось, что в краже зерен, вроде бы, оказались виноватыми его лучшие друзья, которым он беспредельно верил. Думал, думал и никак не мог понять.
        - Дядя, - окликнул его Гудим. - Слышишь меня?
        - Чего ты сказал? - очнулся Ставр.
        - Я говорю, чтобы Филппа взять, надо позвать Могуту и Гонту. А мы с Бурятой займемся охранником. Он с собой больше чем одного подкоряжника не берет.
        - Погодите с Филппом, - отмахнулся от братьев леший, - дайте сообразить...
        - Думаешь, надо начинать с Никодима? - спросил Бурята.
        - И с Никодимом погодите. Пойдем сначала к землянке, Колотей и Еропка нас ждать уже должны, - решил Ставр. - Я им там встречу назначил.
        Такое - братьев явно не устраивало.
        - Колотей и Еропка с водяным не управятся, - стал объяснять, очевидное, Гудим. Видел я вашего водяного. У него плечи вот такие, - развел он руки. - Могуту надо звать. И Гонту тоже. Они вдвоем водяного наверняка скрутят.
        - Не надо пока никого скручивать, - Ставр уже принял одному ему известное решение. - Мне кое-чего проверить надо. Выяснить кое-чего. К землянке пойдем
        Братья понимали: дядя не может так просто согласиться, что зерна украли его друзья. Но не понимали, как и что он хочет проверить. И зачем проверять, если все и так ясно? И причем здесь Колотей и Еропка?
        - Зачем они нам сейчас? - спросил Гудим.
        - Я Колотею велел скрытно подежурить эту ночку недалеко от дверей Никодима. Посмотреть, будет он выходить или нет. А если будет, то присмотреть: куда и зачем. А Еропка за омутом наблюдал. Они должны возле землянки нас ожидать. Послушаем сначала их, а потом станем думать, кого брать и как брать.
        - Дядя, как ты мог! - возмутился Бурята. - Мы договорились, что кроме нас никто не знает о потаенных местах и зернах, что в них лежат. А ты Колотею и Еропке рассказал. Да Еропка всему Лесу раззвонил об этом по секрету. Сейчас каждый еж знает, где мы зерна прятали. Теперь и не докажешь, что их взяли Никодим и Филипп. Как так можно...
        - Ты не переживай, - прервал его Ставр. - Хватит того, что я переживаю. Еропку вы не знаете. То, что он много говорит, еще ничего не значит. Он для того и говорит много, чтобы о главном умолчать. Если кто секреты хранить умеет, так это Еропка, можете не сомневаться. А о главном, о зернах и о потаенных местах, где они лежат, ни Колотей, ни Еропка не знают. Я попросил, чтобы они за домовым и водяным присмотрели. Зачем это нужно, обещал потом рассказать.
        - Может и так, а может и не так, - не мог согласиться с дядей Гудим.
        - Что сделано того не вернешь. Чего же теперь... Пойдемте к моей землянке, послушаем, что Колотей и Еропка скажут, - решил Ставр.
        Глава двадцатая.
        Про землянку эту никто не знал, уж на очень дальней окраине ее вырыли и в очень давние времена. А потом по какой-то причине забросили. Так и стояла она долгие годы пустая, никому не нужная, забытая в самом глухом краю: вход и передняя часть в Лесу, а вторая половина уже в Пуще. На нее случайно и набрел леший. Удивился, осмотрел ее и решил, что жить здесь вполне можно. Но никому не сказал о своей находке, для себя оставил, про запас: мало ли что, а вдруг пригодится.
        Вот и пригодилась. В такую глухомань и куница не заглянет, нечего здесь делать даже зверю. В таких местах только пауки тенета плетут да мокрицы ползают. Лучшего места, чтобы спрятать пришлых, во всем Лесу не найдешь. Главное - сами сидели бы тихо, не бродили бы по Лесу и не шкодничали, не самоуправствовали. Тем более, сейчас, когда пол-леса на дыбы встало, зерна ищут. А эти бродяги так и не усидели в землянке: березку сломали, гнездо разрушили, муравейник...
        Шишка больно ударила его по затылку. Леший посмотрел вверх: неоткуда шишке падать, рядом ни одного хвойного дерева нет. Потом сердито обернулся - никого.
        - Вы эти дурацкие шуточки бросьте, - сказал леший. - Уши поотрываю.
        А вокруг тихо, ни шороха, ни скрипа, ни одна ветка не колыхнулась, ни один лист на деревьях не шелохнулся.
        Клудде балуется, - решил леший. - Или серваны. С этими пришлыми - одна морока, поскорей бы вывести их из Леса. Да нет, серванов бы он углядел. Значит клудде. Где же он?.. Не видно нигде, даже лешему, клудде не углядеть. Оборотень. Ему в дерево или куст превратиться, что лягушке квакнуть. Разведчиком клудде был незаменимым.
        Леший продолжил путь, но не сделал и трех шагов, как опять больно ударила по шее шишка. Это уже было слишком.
        - Ну-ка, появись! - рыкнул леший. Да так громко и сердито, что и не захочешь, а послушаешься.
        И тут же куст, ну совсем ведь рядом стоял, ногой мог бы пнуть, ветки опустил, вершинкой тряхнул и уже не куст, а сам клудде стоит. Приземистый, ноги короткие, руки длинные, весь лохматый и зеленый, под цвет кустарника. Даже волосы зеленые. Головка у клудде маленькая, репкой, мозгов в ней не больше пригоршни. А рожа, рожа... Только глазки да рот видны, а все остальное большими серо-зелеными бородавками утыкано, как будто обломанные сучки на больном дереве. Создал же Сварог такую образину пакостную. Но, наверно, вовсе и не Сварог, Сварог бог серьезный, шуток не любит, наверно. Чур с похмелья сотворил. Такую уродину на трезвую голову не придумаешь.
        - Ты чего хулиганишь!? - прикрикнул на клудде леший. Хотел по имени назвать, да имя уж очень чудное, никак вспомнить не мог.
        - Гы-гы-гы, - вроде бы рассмеялся клудде, раскрывая небольшой ротик, полный мелких острых зубов и все бородавки на его физиономии зашевелились как комок гусениц. До чего леший не был брезгливым, и то сплюнул.
        - Чего здесь околачиваешься, твое место где?
        - Гы-гы-гы, - опять заскрипел клудде. - Горец выгнал. Ему мое личико не нравится. На себя бы посмотрел: харя голая, как зад у обезьяны, ни одной бородавки. Урод.
        Леший был уверен, что оба они уроды, и тот, и другой. И злые оба, дикие какие-то. Дай им волю, глотки друг другу перегрызут. Только нечего клудде по лесу шататься. Сказал ведь им, чтобы все в землянке сидели. Увидит кто-нибудь, хлопот не оберешься. И тут он вспомнил, как клудде зовут: Филлизонтомаран! Или что-то вроде этого. Сам придурок и имя дурацкое. Хватит с него Филла.
        - Давай, Филл, быстро в землянку. И ни шагу из нее без моего разрешения, - приказал леший.
        - Филлизонтонамурргон, - поправил лешего клудде.
        - Ты мне поговори еще! Поговори! - леший поднял руку, словно собирался, как следует влепить клудде. - Быстро в землянку! Кому сказано!?
        Клудде послушно юркнул к землянке, но на пороге остановился и поклонился лешему, пропуская начальство вперед. Леший переступил порог. В землянке царил покой.
        Гвиллион развалился на нарах и спал. Или притворялся, что спит. Справа от него лежал боевой топор с длинным топорищем и обоюдоострым лезвием. Слева, чтобы тоже можно было быстро достать рукой, поблескивал большой и широкий нож с рукояткой из кости какого-то животного. Горец наверно любил серые тона. У него и куртка была серой, и штаны серые, и волосы на голове тоже серыми. Только борода, закрывавшая нижнюю часть лица, была почему-то черной. Сильный, и свирепый, гвиллион был главной боевой частью отряда. У себя в горах он считался одним из самых отчаянных разбойников.
        У стола серваны играли в кости. Они походили друг на друга, как близнецы, а возможно и были близнецами. Оба невысокого роста, безбородые, безусые с толстыми губами и веселыми мальчишескими лицами. Одевались они тоже совершенно одинаково: в голубенькие рубашки и зеленые с желтыми пятнами комбинезончики с множеством карманов, набитых всякой всячиной. Леший, как ни старался, не мог различить: который из них Калле, а который Пелле. Серваны были ворами, не по профессии, а по призванию, по образу жизни. Непревзойденными и великими мастерами в своем деле. И чем сложней предстояла кража, тем большее удовольствие они получали. И еще они очень любили шутки и розыгрыши.
        Маленький отряд, приданный лешему, состоял из мастеров самого высокого класса.
        В прошлом году, когда леший ездил за граничный лес на курсы по повышению квалификации, к нему, однажды, подкатились двое: один длинный и пузатенький, другой маленький и тощий.
        - Как вам нравятся наши леса? - добродушно поинтересовался тощий.
        Леса здесь были для нашего лешего непривычные. Все деревья в линеечку, тропинки, как будто их кто-то недавно подмел и ни одного лишнего куста - смотреть противно. Даже муравейники стояли на равном расстоянии друг от друга. А уж о валежнике и говорить нечего. Здесь вообще не знали, что такое валежник. Жили местные лешие не в землянках, а в двухэтажных домиках с водопроводом и электричеством. Что гость мог ответить? Конечно, похвалил местные леса. За порядок, за красоту, за удобства. А домики похвалил от чистого сердца.
        - Вы еще многого не видели, - сообщил лешему пузатенький. - У нас во всех спальнях имеются кровати с пуховыми перинами. Пух первосортный, от самых лучших гусей. И подушки тоже пуховые. Спать на этих подушках - великое удовольствие, - длинный прищурил глаза и всхрапнул, показывая, как хорошо спать на пуховых подушках.
        "А чурбан под голову не хочешь? - сердито подумал леший, которому гостеприимные хозяева уже порядком поднадоели. - Березовый, он помягче дубового будет".
        - Кроме того, нашим лешим совершенно бесплатно выдают очень красивую и прочную казенную одежду с медными блестящими пуговицами, - продолжал пузатенький, не замечая недовольной гримасы лешего. - И настоящую фетровую шляпу с пером.
        - Никаких лаптей, - тощий ткнул пальцем в сторону поношенных лаптей лешего. - Двадцать семь моделей самой лучшей и самой красивой обуви. Выбирайте любую. Никаких лаптей, - повторил он и снова показал пальцам на лапти, которые выглядели здесь, на выскобленном до белизны деревянном полу, некрасивыми и неуклюжими.
        - Не желаете ли перебраться в один из таких красивых и удобных домиков? - благожелательно спросил пузатенький. - Такого опытного лешего мы с удовольствием примем к себе на работу. - Домик и все, что в нем имеется, сразу перейдут в вашу полную собственность. Навсегда. Это вам не убогая землянка с нарами, - хохотнул он.
        - В каждом домике электричество, водопровод и канализация, - сообщил тощий. - Горячая вода круглый год. Необходимые удобства в теплом помещении.
        Зачем-то я им нужен, - понял леший. - Просто так они заманивать не станут.
        - Что я должен сделать, чтобы вы мне все это... - леший кивнул в сторону видневшегося невдалеке домика. - И перину из гусиного пуха...
        - Я же говорил, что он умница, сразу все поймет. С такой личностью приятно работать. Каждого лешего тянет туда, где перина мягче и еда жирней, - опять хохотнул пузатенький, и похлопал себя по животу. От вас ничего особенного не требуется, так, ерундовый пустяк малого значения.
        - И все-таки? - можно было и не спрашивать, сами все выложили бы. Но надо же что-то сказать.
        - Вы нам передаете урожай лингко одного сезона а мы вас обеспечиваем самыми лучшими условиями и высококалорийным трехразовым питанием на всю жизнь. И можете больше вообще не работать. Вы будете у нас очень состоятельным и уважаемым лешим.
        - Нет, это не пойдет, - не задумываясь, отказал леший. Хорошо бы конечно, пожить здесь и полежать на пуховой перине, но не такой же ценой.
        - Напрасно, напрасно вы не соглашаетесь, друг мой, - приобнял лешего тощий. - Вы за свой Зповедный Лес не бойтесь. Мы понимаем, вы патриот, и ценим это. Мы многого и не просим. Нам нужен урожай одного года. Только одного. Нас устроит даже половина урожая. А все остальное, представляете себе, сколько лет впереди, все остальное будет, как и прежде, принадлежать вашему Лесу.
        Четыре дня не отходили от лешего толстый и тонкий. Они водили его по местным домикам, знакомили со всеми удобствами, показывали, как бурно сливается вода в ватер клозете, как послушно включается электрический свет, кормили вкусными обедами с компотом и мороженным и спать укладывали на пуховую перину.
        И все время говорили, говорили... О равенстве всех леших и равных возможностях, о гуманизме, толковали о справедливости, которая является высшей ценностью современного мира. И о том, как нарушает эту самую святую справедливость положение, при котором чудесные зерна есть только в одном Лесу, а у всех остальных таких зерен нет. При этом они постоянно клялись в уважении к Заповедному Лесу, и в том, что зерна они немедленно передадут своим самым умным ученым и те, совершенно бескорыстно, помогут затем Лесу своими исследованиями.
        По их разговорам получалось, что, передав им зерна, не ущерб он причинит Лесу а, наоборот, окажет неоценимую помощь.
        За четыре дня можно очень много показать и еще больше сказать. Если умело за это взяться, за четыре дня можно доказать, что еж розовый, пушистый и летает. Все-таки уговорили. Леший согласился передать зерна. Потому что речь шла только об урожае за один год. Если подумать, ущерб был не так уж и велик. И совсем глупо было отказываться от помощи здешних умных ученых.
        Тогда и решили, что в полнолуние пришлют ему небольшой отряд. Леший их спрячет, поможет добыть зерна, а потом вместе с ними доставит зерна сюда. Да здесь и останется.
        Едва леший переступил порог, как над головой у него раздался какой-то подозрительный шорох. Отпрыгнуть в сторону, или хотя бы отклониться, леший не успел, и на голову ему обрушилась увесистая чурка. Тут же к нему подскочили оба сервана.
        - Ой, хозяин, - заверещал Калле, а может быть, это был Пелле, - как плохо получилось. Ты уж прости нас.
        - Мы Филла хотели угостить, - стал объяснять второй. - А он хитрый, тебя вперед пропустил. - Ну, я тебе покажу, - погрозил он кулачком в сторону успевшего юркнуть в угол клудде.
        - Больно тебе, наверно, - посочувствовал первый. - Ай-ай-ай, как нехорошо. Ты посиди, отдохни немного.
        Серваны подхватили лешего под руки и подвели к широкой скамье, накрытой чистой рогожей.
        - Садись... Садись...
        Леший опустился на скамью и тут же раздался громкий хлопок. Это лопнул пузырь с водой аккуратно упрятанный под рогожу. Леший оказался в луже. Довольные серванты улыбались. Из угла землянки щерил зубы клудде.
        - Что мне с вами делать? - грустно спросил леший. - Я ведь вас на клочки порвать могу.
        - Не надо, - продолжал улыбаться Пелле (или это был Калле), - мы при исполнении.
        - Пока операция не закончена, нас на клочки рвать нельзя. Нас надо любить и беречь, - поддержал его второй.
        - Как у вас с полнолунием? - спросил первый. - Пора в дорогу, засиделись мы здесь, так и квалификацию потерять можно.
        Второй серван собрал со стола кости и вернулся к лешему.
        - Я что хотел спросить, - завел он разговор, - Нам за работу вроде бы аванс положен. В кости сыграть не на что.
        - Вы это... - остановил его леший, - близко не подходите. Оба. Садитесь за стол.
        Серваны уже два раза очистили лешего. Подойдут, постоят рядом, поразговаривают, а потом карманы пустые. Воры. Все выгребают, до последнего орешка. Да так ловко, что леший даже ни разу не почувствовал.
        - Мы насчет аванса, - серваны послушно вернулись к столу. - Скучно, а играть не на что. Вот: - бросил кости Калле ( а может быть и Пелле), - всего пять. Я бы сейчас проиграл. Может, сыграем разок, просто так, - предложил он лешему.
        - Не стану я с вами играть, - отмахнулся леший. - Знаю я вас, вы без жульничества не можете.
        - Хозяин, обижаешь.
        - Мы никогда себе такое не позволяем.
        А мордочки у серванов веселые, довольные. Знают, что леший им все равно не поверит.
        - Авансов никаких не будет. С вас еще вычесть надо. Вы что творите?!
        - Что мы такое сделали? - удивился Калле. Или, может быть, это все-таки был Пелле. Кто их разберет. В конце концов, какая разница.
        - Кто из медвежьей берлоги зерна взял? Я что ли? Сказано было вам, взять из дупла, чтобы они на домового подумали. А те, что в берлоге не трогать. Но вам все, что плохо лежит покоя не дает. Все испортили. Раз из дупла взяли и из берлоги, значит, кто-то третий этим занимается. Не поверят они, что сразу и домовой и водяной воровать стали. Это и ежу понятно.
        - Не брали мы зерна из берлоги, хозяин, - не признался серван, что стоял справа.
        - Не брали, - поддержал его второй. - Не наша это работа. Их и брать из пустой берлоги неинтересно. Если бы там медведь сидел, тогда другое дело.
        - Я что ли взял? - ехидно спросил леший. - Вот за эти художества и не будет вам никому аванса.
        Вихрем взметнулся с нар гвиллион и настиг у самого порога попытавшегося выскользнуть из землянки Филла. Клудде пискнул и затих в сильных руках.
        - Чего ты его? - спросил леший. И приказал: - отпусти, ты ему шею сломаешь.
        - Одной паршивой крысой меньше станет, - сквозь зубы прошипел горец. - Всех опозорил. Он из берлоги зерна украл, больше никто взять не мог. Для себя украл, крыса вонючая. Всех нас обмануть хотел. Такого непременно надо зарезать.
        Филл изловчился и ударил гвиллиона пяткой по голени. Клудде всю жизнь босиком ходят и пятки у них покрепче дерева.
        - Ой-ой, - взвыл горец. Он выпустил оборотня и ухватился за ногу. - На мелкие кусочки порублю! Сын крысы и жабы! Целый день резать буду!
        Клудде метнулся к нарам, схватил нож гвиллиона и выставил его навстречу горцу. Все отростки на его физиономии шевелились, а зубки хищно скалились.
        - Подойди, - предложил он гвиллиону. - Ты подойди, урод вонючий, а я посмотрю, что у тебя в животе.
        Гвиллион остался на месте. Клудде был вдвое меньше горца а весил наверно и втрое меньше. Но он был юрким, ловким и вполне мог вспороть горцу живот.
        - Быстро отдай мой нож! - потребовал гвиллион.
        - Подойди и возьми, - предложил клудде. - Как только подойдешь, сразу получишь свой нож, - и опять хищно ощерился.
        - Прекратить! - отдал команду леший.
        Но противники не обратили внимание на его приказ. Они внимательно следили друг за другом, готовые к смертельной схватке. И тогда леший решился. Он, неожиданно для клудде обрушил на его голову твердый кулак. Клудде упал и выронил нож. Гвиллион тут же прыгнул на своего противника, но не достал его. Гвиллиона еще в воздухе встретил рука лешего, и он тоже тяжело рухнул на грязный пол землянки.
        - Так будет лучше, - промолвил леший, вытирая руки о штаны, будто испачкал их в чем-то грязном. Потом он подобрал нож и бросил его на нары, к топору.
        Серваны смотрели на него с восхищением.
        - Успокоились, - подвел итог ссоре один из них. - Сразу успокоились.
        - Такую работу я люблю, - отозвался второй. - А то ножами машут... Порезаться ведь можно или нечаянно глаз выколоть...
        - Где зерна? - спросил леший, и по взгляду его, серваны почувствовали, что он тоже вполне может убить.
        - Не брали, - немедленно заявил один. - Из дупла, - как было велено, взяли, к берлоге даже близко не подходили.
        - Ты, начальник, лучше у клудде спроси, куда зерна девались, - посоветовал второй, - Он везде рыщет. Воровать не умеет, а они без присмотра лежали. Он и схватил, решил разбогатеть.
        - Калле дело говорит, - поддержал его первый ( значит, он все-таки Пелле, - отметил леший). - Ты его потряси, он отдаст. Он теперь тебя бояться будет.
        Первым поднялся гвиллион. Он осмотрелся, ничего не понимая и пытаясь сообразить, что произошло, потом сплюнул сгустком крови.
        - Это ты меня так? - спросил гвиллион у лешего.
        - Я, - сердито подтвердил леший.
        - А-а-а, - с уважением протянул горец. - Тяжелая у тебя рука, - он поднялся с пола и стал разглядывать клудде. - А крысеныша тоже ты? Да?
        - Я, - прозвучал такой же короткий ответ.
        - Слабо ударил. Он еще живой. Давай я его зарежу, - предложил гвиллион.
        - Я тебе зарежу, - пригрозил леший. - Так зарежу, что ты горы свои забудешь. Пока ты в моем Лесу, никаких "зарежу" - понял!?
        - Понял, - покладисто согласился гвиллион. - Как скажешь.
        - Вот и хорошо. А ты чего разлегся?! Отдохнул и хватит, вставай, - леший поднял с пола клудде и встряхнул его.
        Тот открыл глаза, посмотрел на гвиллиона, затем на лешего и тяжело вздохнул.
        - Где зерна из берлоги? - спросил леший.
        - Я хотел как лучше, - законючил клудде и все его бородавки затряслись. - Это же я узнал, где они зерна спрятали. Мне доля причитается. Вы их все равно брать не хотели. Зачем их лешим оставлять.
        - Жадный дурак! - обругал клудде Пелле. - Причитается ему. По шее тебе причитается за то, что самовольничаешь.
        - Я говорю, что он крыса вонючая, - не успокаивался горец. - Давай я его все-таки зарежу. Один раз зарежу, другой раз не будет брать, что не надо. - Он двинулся к нарам, где лежал нож.
        - Погоди, - остановил его леший. - Отдай зерна! - потребовал он у клудде.
        Тот пошарил рукой в своих просторных одеждах, вынул небольшой белый мешочек и послушно отдал его лешему. Леший открыл мешочек, пересчитал зерна.
        - Двенадцать, все здесь. Еще раз нарушишь порядок, велю гвиллиону, сразу зарежет тебя, - пригрозил он.
        - Нет, я подумал, что не надо резать эту крысу, - отказался тот. - Зачем такой хороший нож всякой дрянью пачкать. Просто голову оторву и выброшу пиявкам в мелкое болото.
        - И ты тоже хорош! Я что говорил? От землянки не отходить! А вы по лесу шатаетесь, в драку лезете, - леший полюбовался распухшим ухом горца. - Схлопотал! - оценил он силу удара. - Как следует схлопотал. Чего тебя в драку понесло? Скучно стало?
        - Я не хотел в драку, - возмутился гвиллион. - Я вышел свежим воздухом дышать. Я не могу долго в землянке сидеть, я привык по горам ходить, мне свежий воздух нужен. Смотрю, на поляне песни поют. Я пошел послушать. Люблю слушать песни. За кустами спрятался, тихо стоял, никому не мешал. Кто-то подбежал и прямо мне в ухо ударил.
        Гвиллион осторожно дотронулся до правого уха, которое распухло и пылало огнем.
        - Его надо было сразу зарезать, так я ножик в землянке оставил, - пожаловался гвиллион и возмущенно развел руками. - Я посмотрел кругом, увидел большую палку, поднял и ударил его по спине. А он совсем нечестный оказался. Когда тебя палкой ударят, ты что должен сделать? Ты должен тоже взять палку и честно драться, как мужчина с мужчиной. Я стою, жду, пока он палку возьмет. Он палку искать не стал. Просто размахнулся и сразу кулаком меня в лицо ударил. Четыре зуба выбил, - гвиллион ощерился, и стало видно, что зубов у него во рту не хватает. Надо было его сразу зарезать, так нож забыл, - сокрушенно покачал головой горец. - Тут я вспомнил, что ты не велел далеко от землянки отходить. Я сразу повернулся и пошел сюда. Но я все равно его найду и зарежу. Мы, горцы, народ гордый, кто нас обидит, непременно резать будем.
        - Ты знаешь, с кем связался? - спросил леший.
        - Пока не знаю. Когда резать буду - спрошу кто он такой. Сначала спрошу, потом зарежу.
        - Ты на водяного нарвался. Забудь про свой ножик. У него сила, как у дикого медведя. Это хорошо, что он тебе всего четыре зуба выбил. Значит, легонько ударил без злобы, вполсилы. Ты к нему не лезь. Он если рассердится, на щепу тебя пустит.
        - Мы, горцы, никого не боимся, - возразил гвиллион. - Я его все равно зарежу, - но уверенности в его голосе значительно поубавилось.
        - Как хочешь, - пожал плечами леший. - Мое дело предупредить. Если тебе так хочется, попробуй. Я когда в ваших местах буду, расскажу, где тебя похоронили, и вещички твои родственникам передам.
        Гвиллион задумался, даже спасибо лешему не сказал. Он сам собирался вернуться в горы.
        - Слушайте меня еще раз, - обратился на этот раз леший ко всему отряду. - Дело мы свое сделали, осталось только уйти из Леса. Пока - сидите тихо. От землянки больше чем на десять шагов не отходить. Тебя, гвиллион, назначаю старшим. Всем слушаться его беспрекословно, - приказал он остальным членам отряда. - А за любой непорядок спрошу с тебя, сокращу твою долю.
        Леший, осторожно ступая, чтобы не оставить следов, отошел в сторону от землянки, нырнул в густой дремучий ельник и проскользнув сквозь него вышел на едва заметную тропу, протоптанную когда-то пущевиками.
        Теперь они никуда не денутся, - рассуждал он. - Гвиллион и сам из землянки не выйдет, и других не выпустит. Ничего, ждать осталось недолго.
        Леший пощупал карман куртки. Мешочек приятно топырился твердыми зернами. Маленький мешочек, но стоит дорого. А ведь кроме мешочка в кармане ничего нет, - вдруг сообразил он. - Как это нет? Там же нож должен лежать и манок для уток и большая дикая груша, которую он сорвал, когда шел к землянке и теперь собирался съесть.
        Леший сунул руки в карманы. Так и есть, пусто. Окромя зерен - ничего. Только какая-то закорючка... Леший вынул ее из кармана. Это была металлическая скрепка из той коробочки, которую серваны украли у Ставра.
        - Ну, серваны! - сказал леший, как выругался. - Опять карманы очистили.
        Глава двадцать первая.
        Еропка и Колотей сидели на бревне возле землянки и ждали Ставра. Колотей сосредоточенно чертил длинным черным посохом на земле какие-то причудливые, одному ему понятные загогулины. Еропке казалось, что Колотей только держит посох, а тот сам накручивает чудные узоры. Колотеев посох вполне такое мог. Был он явно связан с каким-то волшебством или даже с колдовством. И в Лесу его все опасались. Посох был черными, блестящим и хотя служил он Колотею много лет, ни одной царапины или ссадины на нем не было. И неизвестно из какого дерева его сделали. А, вполне возможно, это было вовсе и не дерево, а что-то другое, никому непонятное. Еропка как-то раз, когда Колотей оставил посох возле дуба, а сам отошел куда-то, хотел взять его в руки, так не поднял, не смог оторвать от земли, таким он оказался тяжелым. Хотя, скорей всего не в тяжести было дело. Просто посох не дался Еропке и никому не давался, кроме хозяина. А старый леший им помахивал легко, как тростинкой, будто посох ничего не весил.
        Еропка понимал, что Колотей и посох стараются определить, кто украл зерна, и вначале внимательно следил за чудными узорами, пытаясь в них разобраться, но вскоре убедился, что хоть сутки смотреть будет, все равно ничего не поймет. А самому заняться было нечем. Еропка маялся от скуки. Ему хотелось поговорить, но мешать Колотею он опасался. Да к тому, когда дед свои загогулины рисует, его не очень-то и оторвешь от этого занятия. Колотей рисовал, пришептывал что-то непонятное и вроде даже не замечал, что Еропка сидит рядом. Если бы Еропка сейчас вскочил на бревно и сплясал с гиканьем, притопом, прихлопом и в три присвиста, Колотей бы, наверно, его и тогда не заметил.
        Еропка ерзал-ерзал по отполированному за многие годы задами леших бревну, пытаясь сообразить, чем бы заняться, но сообразить ничего путевого не мог. И тут он увидел Фроську. Сорока устроилась на толстой ветке, как раз над лешими и тоже, видно, ждала Ставра.
        - А, Ефросинья! - обрадовался Еропка. - Тебя то, Фросенька, я и хотел увидеть. Слетай-ка сюда, любезная, дело к тебе есть, поговорить надо.
        Поговорить Фроська всегда была готова. Поэтому мигом перебралась с дерева на бревно, встала возле Еропки и застыла, уставившись на лешего черными бусинками глаз.
        - Ты, Ефросинья, есть птица совершенно разумная, - начал Еропка, еще толком не зная, о чем поведет разговор, - потому как у тебя наличествует полный интеллект. И пользуешься ты в Лесу на вполне законных основаниях, глубоким авторитетом...
        И тут Еропка сообразил, что надо сделать: надо натравить настырную птицу на Могуту. Пусть она полетает за молчаливым лешим и подразнит его. Что-нибудь непонятное для лешего выкрикивает. Могута непонятное не любит, станет сердиться, а лешие повеселятся.
        - Есть такое мнение, что хватит тебе быть сорокой, пора тебя в лешие зачислять, - начал он заводить Фроську. - В Лесу, видишь ли, вакансия открывается. Селий на пенсию собрался, и надо кого-то на его место назначить, чтобы за околотком присматривал и научной работой занимался.
        Фроська, даже клюв разинула, от неожиданной радости. Еще ни одной сороке не предлагали такую должность. О том, чтобы перейти в лешие ни одна сорока и мечтать не могла. Значит, все-таки оценили! Есть еще в Лесу справедливость!
        - У тебя, Ефросинья, судя по твоему амплуа, имеется огромный нерастраченный потенциал. А что касается анализа и синтеза, то ты к ним склонность еще с детства имеешь. Вот только развернуться тебе не давали.
        Фроська понимала почти все, что говорили лешие. Но уж не такое умное, как еропкинский разговор. Из того, что он сказал, сорока поняла только то, что ей не давали развернуться, и с этим она была вполне согласна.
        - Ага! - охотно подтвердила она.
        - Не банника же, в лешие переводить, - продолжил Еропка, - он у нас новенький, Лес, как следует, не знает, а главное, логика у него хромает и высокими аналитическими способностями не отличается. Аутсайдер он, если коротко говорить. Можно бы Никодима, он вполне соответствует, тоже умный, как и ты, так Никодим в школе работает, всеми домовыми избран, они его не отпустят. А твоя кандидатура вполне подходящая. По консенсусу единогласно пройдет. Интеллект у тебя высокий и нравственный.
        Фроська не мигая, смотрела на Еропку. То что она совершенно разумная, сорока и сама знала. Насчет авторитета тоже давно уже не сомневалась, многие в Лесу боялись ее острого язычка. И уж научной работой она займется не хуже других. Не ясно было, что такое "интеллект". Но раз "высокий" значит хорошо. А перейти в лешие - так это же настоящее счастье!
        - Да-да! - довольно прострекотала она. - Да-да-да!
        - Но, сама понимаешь, дело это не простое и следует тебе пройти испытательный срок. Это для тебя будет официальным подтверждением, что ты новой должности по своим деловым и моральным качествам вполне соответствуешь. Иначе, сама понимаешь, там, - Еропка поднял палец и указал на проплывающее в небе облачко, - без испытательного срока не утвердят. Но, прежде всего, нужно, конечно, твое согласие.
        В согласии сороки Еропка не сомневался. Оставалось придумать, что должна делать нахальная птица. Такое, чтобы самому повеселиться и Лес повеселить.
        Фроська, не обращала внимания, на непонятные слова. Ей было ясно самое главное: есть возможность стать лешим. О таком она никогда и не думала. И во сне ей такое не могло присниться. Стать лешим! А леший это и власть, и всеобщее уважение и самые жирные, самые большие вкусные червяки. Она и просить никого не станет, птицы сами принесут, будут уговаривать, чтобы она червячка попробовала. Все сороки в Лесу станут ей завидовать. И не только сороки. А у филина, что по ночам ухает, спать не дает, она прикажет выщипать перья из хвоста. Ему тогда не до уханья станет. И не будет больше она на дереве жить, в гнезде под дождем мокнуть. Велит, чтобы ей землянку соорудили. С двумя входами. В один вход прилетать, а из второго вылетать...
        - Ты что, уснула, - оторвал ее от планов на ближайшее будущее Еропка. - Чего молчишь? Согласна ты, занять, ответственную должность? Готова ли испытательный срок пройти?
        - Да-да! - поторопилась сорока подтвердить свое согласие. И еще раз добавила: - Да-да-да!
        - Задание тебе будет такое: должна ты сегодня весь день, пока солнце не зайдет, безостановочно опекать нашего уважаемого лешего Могуту.
        Чтобы стать лешим, Фроська была готова на все, даже и с Могутой дело иметь, но не знала, что такое "опекать" и как этим заниматься. А признаться побоялась. Сорока вытянула шею, уставилась на Еропку и ждала, пока тот объяснит.
        Еропка и объяснил:
        - Могута среди леших самый большой и самый сильный, но вся эта сила у него, от того, что он умом слабоват, не то, что мы с тобой. Амнезия у него, вирусная такая болезнь: память никуда не годится. Он все время забывает, что делать надо. Вот ты и должна его постоянно сопровождать в качестве эскорта. И все время должна ему кричать: "Я знаю! А я знаю!" Он услышит, что ты знаешь и вспомнит, какая перед ним стоит задача и что он должен сделать. Понятно?
        Получалось не особенно складно, но так уж придумалось, и Еропка решил, что для сороки сойдет. Главное, что он нацелил ее на Могуту.
        Фроська кивнула, подтверждая, что поняла лешего.
        - Ну-ка скажи: "Я знаю!"
        Фроська прикинула и решительно, без запинки, выдала:
        - Я з-з-знаю! З-знаю! З-знаю! Я з-знаю!
        - Прекрасно, - похвалил сороку Еропка. - Делаешь успехи. Уж если у кого талант есть, то его не спрячешь.
        - Я все знаю! - выдала окрыленная похвалой Фроська.
        - Ефросинья, ты совершенно гениальная сорока, - оценил ее Еропка. - Быть тебе лешим. С твоим талантом, вполне возможно, когда-нибудь и в главные лешие всего Заповедного Леса выйдешь.
        Сорока преданно смотрела на Еропку. Награда была велика и Фроська готова была выполнить его задание, не жалея ни времени, ни клюва, ни перьев на хвосте.
        - Только ты учти, Могута леший самовлюбленный и ему все это не понравится, ни твое постоянное сопровождение, ни твои умные слова. Поэтому будет он на тебя обижаться, прогонять тебя станет, шуметь, а ты держись, не поддавайся. Как увидишь, что он рассердился, поднимайся повыше, чтобы он тебя не достал. А на его крики и угрозы внимания не обращай. Он потом поймет и спасибо тебе скажет. Будет тебе благодарен до последнего своего вздоха. Какой-нибудь ценный подарок тебе сделает, за твое бескорыстное усердие. А возможно и руководство тебя Грамотой наградит.
        - Ага! - подтвердила Фроська, что все поняла и от Грамоты тоже не откажется.
        - Умница, - снова похвалил сороку Еропка. - Только ты ни в коем случае не отлучайся, не оставляй его одного, - он представил себе как будет злиться Могута и довольно потер руки. - От тебя самой, от твоей настойчивости будет зависеть твое личное счастье. Смотри, не упусти его. И нечего время терять. Лети, Ефросинья, ищи своего Могуту, и приступай к делу.
        - Зн-а-аю! Зн-а-аю! - вполне внятно прострекотала Фроська, демонстрируя, что готова выполнить задание. И улетела искать Могуту.
        - Вот Могута обрадуется, - усмехнулся Колотей. Он перестал чертить посохом загогулины, и положил его рядом с собой на бревно. - Фроська теперь от него не отстанет.
        - Может и не обрадуется, - Еропка тоже довольно усмехнулся. - Но это действие я произвожу исключительно для его дальнейшей личной пользы.
        - Чтобы ему скучно не было?
        - Не, - не согласился Еропка. - Могута никогда не скучает. Он тугодум и даже не знает такого тонкого интеллигентного нюанса, как скука. А Фроську я на него натравил исключительно как перманентный раздражитель. Могута подвержен абсолютному флегматическому спокойствию, а это замедляет ход мысли, снижает соображительность и производительность труда. От действий Фроськи, у него произойдет скачек адреналина в крови, и появится дополнительная энергия, как стимулятор повышения трудовой и общественной деятельности.
        - А если проще? - спросил Колотей.
        - Так скучно же, и обстановка напряженная. Пусть Фроська пошумит, Могута понервничает, а лешие повеселятся. Сейчас всем нужна небольшая разрядка.
        - Он тебя не пришибет?
        - За что? - искренне удивился Еропка. - Фроська всего один день за ним поувивается. Ему в это время не до меня будет. А когда она перестанет его изводить, Могуте так хорошо себя почувствует, что придет в благодушное состояние организма, станет добрым и тут уж меня не тронет.
        Еропка посмотрел на колотеевы загогулины. Загогулин было много и все непонятные.
        - Узнал что-нибудь? - спросил он.
        - Что-нибудь узнал. Пришлые зерна украли. Вот посмотри, - Колотей протянул руку в сторону посоха и тот вроде бы сам прыгнул в ладонь лешего. Концом посоха он ткнул в что-то напоминающее ромб, но с зазубренными как у пилы краями. - Издалека к нам в Лес пробрался. Края, замечаешь, какие? Опасный. Большой, сильный и опасный. А эти двое, - теперь он ткнул в восьмерку с крылышками, - похожие друг на друга, хитрые. Очень опытные воры. И четвертый есть, вот он, - Колотей показал на странный рисунок: не круг, не овал и не квадрат, а что-то такое не имеющее названия, совершенно бесформенное с размытыми краями. - Это еще один. Странный, его и разглядеть трудно. Похоже - оборотень. Четверо их и все чужие, не из нашего Леса.
        - Где они сейчас?
        - Прячутся. Лес большой.
        - Но если они пришлые, значит, Леса не знают.
        - Они не знают, но есть с ними и такой, что знает, - Колотей показал посохом на четко прорисованный квадрат два раза перечеркнутый волнистым крестом. - Леший с ними.
        - Ага, леший... - столько уже было сказано разного, что Еропка даже не удивился. - Значит все-таки леший. А кто?
        - Про это линии рассказать не могут. Леший и все. А кто такой, самим думать надо.
        - Какой он из себя?
        - Не могу определить, мутная видимость.
        - На кого подозрение может падать? - спросил Еропка.
        - Да на каждого, кроме Селия, хоть бы и на тебя, - не задумываясь, ответил Колотей.
        - Так уж и на меня, - не поверил Еропка.
        - А ты докажи, что не крал, - предложил Колотей. - Вот давай, прямо сейчас. Я, предположим, считаю, что ты зерна украл, а ты докажи, что не виноват.
        - Чего тут доказывать, и так ясно, что не брал.
        - Брал, - Колотей потянулся за посохом, и перехватил его так, будто собирался огреть Еропку по башке.
        - Нет у тебя никаких улик против моей личности.
        - Так ты у нас в Лесу самый хитрый, это всем известно. Вот ты и украл так хитро, чтобы никаких улик не оставить.
        Еропка прикинул и понял, что так вот, сходу, и не докажешь, ничего.
        А посох в руке Колотея покачивался, покачивался, и до еропкинской головы ему было очень недалеко.
        - Ты бы посох положил, - попросил Еропка.
        - Если ты честный леший, то посоха тебе бояться не следует, он на вора настроен.
        - Лешие и то ошибаются, - не согласился Еропка, - а дурная деревяга запросто ошибиться может.
        Посох застыл и явно нацелился тюкнуть лешего по макушке.
        - Это я не про твой посох, - торопливо поправился Еропка. - Он у тебя не хуже всякого лешего соображает. Я, откровенно говоря, к нему с большим уважением отношусь.
        Видно посох и верно соображал не хуже лешего, и уважительное отношение ему нравилось. Он вроде бы перестал целиться в еропкину макушку.
        - Доказывай, что ты не вор! - потребовал Колотей.
        - Так ведь раз у тебя доказательств нет, значит, я не вор, - сообщил Еропка. - Поскольку презумпция невиновности меня защищает.
        - Ты про презумпцию в энциклопедии вычитал? - спросил Колотей.
        - В ней самой, - подтвердил Еропка.
        - В энциклопедии все про людей написано, а мы в Лесу живем, нас их правила не касаются, - напомнил Колотей. - У леших, все наоборот. У них слева направо, а у нас справа налево. В нашем обществе должна быть презумпция виновности. Тебя схватили, значит, ты виноват. Попробуй теперь оправдаться. А то ведь силком заставим признаться.
        Посох как услышал от Колотея слово "силком", так сразу снова в еропкинскую макушку нацелился.
        - Ты сам посуди, зачем мне зерна воровать, если я сам их Ставру принес, - Еропка отодвинулся подальше, от вредной волшебной деревяги.
        - Каждый леший принес, а потом один украл. Ты и украл.
        - Не заходил я к Ставру в землянку.
        - Докажи, что не заходил, - потребовал Колотей.
        - Так никто же не видел, чтобы я заходил к нему.
        - Ты тайно заходил, время подобрал такое, чтобы никто не видел.
        Еропка почувствовал, что с презумпцией виновности ему туговато придется. Не мог он доказать, что зерна не брал. И получалось, что прямо сейчас можно невинного Еропку обвинить и наказать.
        - Ага, - сообразил он, наконец. - Чтобы зерна воровать у меня причина должна быть, заинтересованность, а у меня никакой такой причины, чтобы зерна воровать нет.
        - Это ты так говоришь. А я вот не знаю, есть у тебя причина или нет. Подозреваю, что есть. Леший ты неглупый и причину вполне можешь скрыть. Докажи, что нет у тебя причины.
        - Как я докажу, если ты ни одному моему слову не веришь. Что ни скажу, у тебя сразу слова насупротив и поперек. Так ничего и не докажешь!
        - Вот и я говорю, что так просто ничего не докажешь, ни ты, ни я, - согласился с ним Колотей. - Леший среди воров есть, это точно. А кто на такую подлость пошел - никакой ясности. Думать всем нам надо, Еропка, думать.
        Еропка и задумался. Жалко, что Колотей так и не сумел разобраться, кто из леших зерна украл. Сразу бы вора скрутили, и порядок навели, никаких забот, одно всеобщее удовлетворение. Но, с другой стороны, было приятно, что Колотей, со всем свои колдовством и хитрым посохом, ничего узнать не может. И у молодых тоже что-то дело не клеится. Сначала на Хрола показали, а ничего не вышло. Полное у него алиби. С такого глубокого перепоя ни один леший с места не сдвинется. Потом на Каливара. И он не причем оказался. А хвастались: книга у их есть, дефективный метод... Не, слабая пошла молодежь. Ретроспективы не понимает. Еропка в их годы за сутки с этой кражей разобрался бы. Сейчас, силенки уже не те и соображалка похуже работает. Но делать нечего, придется самому за это дело браться. Больше ведь и некому. Пришлых не определишь, дело дохлое, пусть пока в сторонке постоят. А лешего вычислить можно, леших Еропка знал лучше, чем они сами себя знают... Кто же из них на такое мог пойти, чтобы в своем собственном лесу зерна красть? И что он с этими зернами делать станет? Отдаст кому-нибудь просто так, без всякой
для себя выгоды? Держи карман шире. Это только блаженный Селий сделать может. Просто так отдать кому нибудь, за спасибо. Но он украсть не может. А нормальный леший никогда свою выгоду не упустит. Здесь преступление против всего Леса, значит, и выгода должна быть большая. Что вор может за эти зерна потребовать? А ничего, потому что ничего лешему не нужно. Все, что ему нужно есть прямо здесь, в Лесу. Значит имеется какая-то хитрая у того вора мысль... Какая-то выгода ему может произойти, от того, что в Лесу зерна пропали. Но выгоды, вроде, от этого никому нет. Одни неприятности. И хуже всего Ставру. Ставра, как пить дать, с начального места сковырнут, кого-то другого назначат. Хм, а может, для того кто-то из леших зерна и украл, чтобы на ставрово место заступить? От того, что ему мало кордона, что ему весь Лес нужен. Власти ему хочется.
        Еропка осторожно искоса глянул на Колотея и тут же отвел глаза. Тот опустил голову на грудь и вроде бы подремывал, а посох из руки не выпускал. Колотей, ужас, какой умный, а посох волшебный. Что-то он со своим заговоренным посохом никак главного вора определить не может. А если ему и определять не надо? Еропка опять воровато зыркнул на старого лешего. И увидел, что посох сам собой шевельнулся, тоже вроде бы зыркнул на Еропку.
        Вполне может быть, что Колотей опять захотел стать главным в Лесу. Власть - она прилипчива. Раз попробовал, а потом все время тянет к ней. Вот и отводит всем глаза: то на Хрола намекает, то на Каливара. "Думать, - говорит, - всем нам надо". Знает же, что его категорически подозревать не станут. Авторитетная личность, сам от власти отказался. Интересно получается: со всеми пришлыми он разобрался, какие они из себя понял, а про лешего линии у него не говорят. Как до лешего дошло, видимость мутная стала... Нет, нельзя Колотею доверять. Он же и леший не полностью: полулеший - полуколдун.
        Еропке опять захотелось посмотреть на колдуна, так захотелось, что аж веки зачесались. Что-то шептало ему: "посмотри, посмотри и сразу все поймешь..." А если это сам Колотей заставляет его посмотреть себе в глаза? - подумал Еропка. - Посмотришь, и он поймет, что Еропка его разгадал. Колдун ведь... Он тогда Еропку может в бараний рог скрутить. На убийство не пойдет, но так сделает, что Еропка и слова сказать не сумеет. Пережмет горло колдовским словом и все. Еропка прикинул, как он дальше станет жить онемевший да безголосый, и в ужас пришел. Нет, нельзя смотреть в глаза Колотею, и связываться с ним нельзя. Да и не доказано, что он зерна украл, - стал уговаривать себя Еропка и без особого труда уговорил, потому что очень ему не хотелось становиться безголосым. И опять пустился в дебри размышлений.
        А если не Колотей к власти рвется, то кто? Не Селий же. Этому ничего не нужно. Этому бы на пеньке сидеть, и слушать, как птицы поют, да смотреть, как трава растет. И не Хрол. Пустяшная он личность. Не личность даже, а непонятно что. И уж к власти он не стремится, это точно. Он к березовому соку стремится. Может Клямке? Немец, а немцы все от самого рождения умные и ухватистые. Шляпа у него с пером, в сапогах ходит. Все порядочные лешие в лаптях, а он в сапогах. Да нет. Немца в нашем Лесу главным начальство не поставит. Своих леших хватает. Да и Клямке не дурак, все понимает, если и предложат - не согласится. Он и не собирается навсегда оставаться в Лесу. Поработает еще год-другой и уедет на свой фатерлянд. Зачем ему главным становиться. Могута? Скажи такое кому-нибудь, так засмеет. Уж чего-чего, а честолюбия у Могуты нет. Его Еропка как облупленного знает и насквозь видит. Могута полностью отпадает. Кто же остается? Гонта да он сам - Еропка. Чего уж тут, за себя он полностью ручается. Значит Гонта?
        Еропка постарался вспомнить все слова Гонты, и как он на других смотрит, и как с другими лешими разговаривает, и как по Лесу ходит. Всем он недоволен, ничего ему не нравится. Еропка сколько ни прикидывал, никак не мог вспомнить, чтобы Гонта чему-нибудь порадовался. Злой он на все и на всех. Будто хода его талантам не дают. Такой вот леший вполне может и зерна украсть. В начальство захотелось. Плохо будут, если Гонта начальником над Заповедным Лесом станет. А, может, все-таки Колотей?..
        И опять Еропке страсть как захотелось посмотреть на колдуна, но удержался.
        Так они и сидели на бревнах перед землянкой Ставра. Колотей вроде бы дремал, пригревшись на солнышке, а Еропка думал. И казалось ему, что вот-вот еще немного, и он вычислит вора.
        Ставр, сразу видно, злой шел, сердитый, словно кого-то не просто бить собирался, а прямо-таки уничтожить, в щепу разодрать, в пень разбить и корни выкорчевать. Еропка, за все годы, ни разу Ставра таким не видел. А племяннички его, сыщики неудачные, рядом с ним вышагивали упруго, твердо: один справа, другой слева и тоже вид такой, будто сейчас же на кого-то бросятся.
        - Ну?! - Ставр остановился возле бревна и уперся взглядом в Еропку. Племяши тоже на него уставились, а рожи у них такие свирепые, что сразу понятно становится: готовы схватить и руки заломить.
        Еропку от такого необычного вопроса и от вида свирепой троицы в жар бросило и дыхание перехватило.
        Это что же такое еще произошло? - попытался он сообразить. - Не иначе эти шмендрики подговорили Ставра, что я зерна взял. Вон как он на меня вызверился. И не отбрешешься ведь. Лес кругом и презумпция здесь наоборотная.
        - Ну?! - повторил Ставр еще более грозно.
        - Не брал, - уныло заявил Еропка, вспоминая свой спор с Колотеем. Доказать что он зерна не брал невозможно.
        - Я тебе поручение давал! - рыкнул Ставр.
        - Так это конечно! Непосредственно! - обрадовался Еропка. Он и задышал свободней, и свежим ветерком его охладило. - Дословно твое поручение помню. Хоть сейчас повторить могу, слово в слово.
        - Был там!?
        - Так ведь раз ты сказал, я и отправился...
        - Видел его? - оборвал Еропку Ставр.
        - Я сразу, как пришел, в кустах схоронился... - стал рассказывать Еропка.
        - Короче.
        - Они, водяные, завсегда...
        - Еще короче!
        - Чего тебе короче!? - рассердился Еропка. Не привык он, чтобы ему вот так раз за разом на язык наступали. - Всю ночь в кустах на сырой земле просидел при моем невозможном радикулите. Как я тебе короче расскажу, если про целую ночь надо!? Ночь ведь длиннющая.
        - Не надо про всю ночь. Отлучался Филипп? Уходил он с берега в Лес?
        - Чего не было, того не было. Хлобыстал он безмерно березовый сок, это верно. С русалками отплясывал. Какой-то заморский прынц к нему заявился, так он с этим прынцем лобызался, ну совсем, как с бабой. Я бы с таким зеленым да косматым лобызаться не стал. Какому-то полулысому пущевику ни про што по шее надавал. Но с берега ни разу не уходил. Да его бы оттуда и силком не утащили, поскольку там для него был весь комплекс удовольствий: выпивка, девки, и есть, кому в морду дать. Ты что, Филиппа не знаешь?!
        - Ну?! - Ставр отвернулся от Еропки и уставился на братьев.
        - Так всю ночь в кустах и просидел? - прищурился Гудим на Еропку.
        - Всю ночь, от заката, до рассвета, - подтвердил Еропка.
        - И пару раз вздремнул, - подсказал Гудим. - Ненадолго, легонько, но вздремнул, - и все смотрел, смотрел Еропке в глаза, будто правду оттуда вылавливал.
        Но Еропка за ночь ни разу век не сомкнул, и ничего плохого Гудим в его глазах выловить не мог. А леший вполне справедливо обиделся.
        - Может ты сыщик и хороший, и талант в тебе имеется, тут я спорить не стану. Тем более, плохого к нам не пошлют. А вот проницательности в тебе нет - заявил он Гудиму. - По глазам моим должен увидеть и по облику моему безупречному определить, что говорю я чистую правду. Истину! - и указательный палец поднял, поставил его между собой и Гудимом как преграду.
        Не мог Гудим поверить Еропке. Зерна из берлоги исчезли, а кроме Филиппа о них никто не знал. Да еще и скрепка, которую он нашел в песке на берегу. Как она могла туда попасть? Кто-то ведь туда ее принес. Кто кроме Филппа мог это сделать? Значит, не так прост водяной, нашел какой-то хитрый способ, чтобы забрать зерна. Для создания алиби устроил гулянку. Обвел лешего вокруг пальца: выбрал момент, отлучился ненадолго и побывал в заброшенной берлоге. А Ставр прост и бесхитростен, он непременно поверит Еропке и опять к Филиппу будет не подступиться.
        Ставр и поверил. Сообщения Еропки, что водяной в эту ночь не отлучался, ему было вполне достаточно.
        - Слышал!? - бросил он Гудиму и уставился на Колотея.
        Тот не стал ждать вопроса.
        - Присмотрел я за Дверью. Ни разу за ночь не открылась. Не выходил Никодим из своей школы.
        Ставр даже уточнять ничего не стал, и Буряту, который рвался задать Колотею, какой-то вопрос оборвал.
        - Вот мы и допрыгались, - сказал он, ни на кого не глядя. - Никакого просвета.
        Ничего от хитроумной затеи братьев не получилось. Положение главного лешего стало еще хуже: мало того, что зерна украли и вора найти не смогли, так еще и остальных зерен лишились. По его глупости и доверчивости и лишились. А Никодим и Филпп, как он и полагал, ни в чем не виноваты. Еропке и Колотею Ставр верил абсолютно.
        От этих мыслей главный леший как-то сразу увял. Только что был большим, сильным, решительным. Готовым, хоть в драку, хоть куда. А тут сразу постарел на сотню-другую лет: большие руки беспомощно повисли, лицо как-то сразу осунулось. Он, тяжело ступая, добрел до бревна, и медленно опустился на него. А племяши, как стояли, так и остались стоять. От их решительного вида тоже ничего не осталось, увяли оба.
        - Дядя, так ведь это... - с тоской заговорил Бурята. - Как ты не понимаешь, что никому нельзя было говорить, даже лучшим друзьям?.. Правило такое...
        - Колотей и Еропка ничего не знают, - сказал Ставр. - Я их просто попросил присмотреть, кто в Лес пойдет, Филипп или Никодим. Они и присмотрели. А зерен нет, ни тех, ни других.
        Теперь уже Еропка и Колотей ничего не понимали. Пришлось им рассказать о хитром приеме братьев и чем это все закончилось. Не Ставр конечно, рассказывал, а Бурята. Ставр только слушал и удивлялся самому себе: как он, старый пень, мог поверить в такое и лишился последних зерен.
        - Способ в криминалистике опробован не раз и действует безотказно, история ни одного прокола не знает. Но здесь явно произошла утечка информации. - так закончил свой рассказ Бурята.
        - Была утечка, - поддержал брата Гудим.
        Потом оба, не сговариваясь, уставились на Ставра.
        - Не говорил я никому! - сердито рявкнул он. - Что я сам себе враг!
        Братья упрямо продолжали глядеть на него. Они ведь никому ничего не говорили о том, где спрятаны зерна, а кроме них об этом знал только Ставр.
        - Никому ничего не сказал, - утверждал Ставр. Он не оправдывался, он просто боль свою выплескивал.
        - Даже нам не сказал, - покачал головой Еропка, и непонятно было, похвалил он за такую секретность Ставра или осудил его.
        - Слышал кто-то ваш разговор, - решил Колотей.
        - Некому было слышать, - не согласился Ставр. - Здешний барсук Гоша около землянки околачивался, Бурята и его прогнал. Фроську тоже направили. Даже Фроська ничего не слышала.
        Ставр посмотрел на загогулины, нарисованные Колотеем.
        - Узнал что-нибудь? - с надеждой спросил он.
        Колотей тоже посмотрел на свои причудливые рисунки.
        - Нет. Толкового ничего не узнал. И посох не помогает. Но, кто-то, из своих в этом деле замешан, из леших, это точно.
        Глава двадцать вторая.
        На поляну перед землянкой неслышно вышел Никодим. Домовые босиком ходят, да аккуратно, не топочут, как, какие-нибудь хлевники, или гуменники. Никто из леших и не услышал, не заметил, как он появился. Не желая подслушивать чужие разговоры, Никодим громко кашлянул, и все тут же обернулись к нему.
        - Я сейчас понял, как важно использовать в быту достижения науки, - сообщил домовой. - Шел сюда по компасу, - он показал всем свое сокровище, блестевшее на запястье левой руки. - Кое-где мешал кустарник, но, в основном, колоссальное преимущество: дорога оказалась вдвое короче.
        Леших эта новость не заинтересовала. По их лицам домовой понял, что им сейчас не до научного подхода.
        - Так и не нашли? - спросил он.
        - Нет, - односложно ответил Ставр.
        - Я домовых порасспрашивал, - Никодим подошел и тоже уселся на бревно, - они в курсе обо всем, что в селе делается, и окрест него тоже все знают, так никто ничего о пропавших зернах не слышал. Но если что-нибудь проведают, непременно сразу мне сообщат.
        - Здесь они, зернышки наши драгоценные, в Лесу еще, - высказал общее мнение леших Еропка. - Это полная и беспрекословная аксиома. И твои домовые нам пока ничем помочь не могут.
        - Кто знает, как оно повернется, - сказал Колотей. - Сейчас не могут, а потом, может, и смогут. Пусть прислушиваются домовые.
        - У меня еще одно соображение есть, - сказал Никодим, но какое это у него соображение так никто и не узнал, потому что в это время затрещали кусты, словно стадо оленей через них ломилось, и на поляну вывалился водяной. А следом за ним, старший подкоряжник Фитюк с трезубцем.
        - Чего такие невеселые? - во весь свой нетихий голос окликнул леших Филипп.
        Сам он был в наилучшем настроении. После ночной гульбы пару часиков соснул, много ли водяному надо, потом приложился, как следует к туеску с выдержанным березовым соком. Был водяной сенйчас веселым и добродушным.
        Ни один из леших веселый тон Филппа не поддержал.
        - Лица у вас очень задумчивые и в глазах тоска, - сокрушенно покачал головой водяной. - Даже Еропка молчит. Да вы, наверно, никак мерзавца, что зерна украл, поймать не можете!? - удивился он. - А я думал, вы его давно отловили, вымочили, как следует в болоте, и на корявую осину сушить повесили.
        - Поймать дело простое, никак не можем вычислить, какая личность все это антинародное преступление сотворила, - пожаловался Еропка. - Крутовня дурацкая получается. Полная теорема без всяких доказательств. Ты, говорят, той ночью с кем-то чужим в Лесу познакомился?
        - Это он со мной познакомился, - широко ухмыльнулся Филипп и с удовольствием посмотрел на здоровенную ладонь правой руки. - Шатается по Лесу всякая шантрапа. Если ты в гости пришел, то представься по всей форме, чтобы хозяин знал, с кем дело имеет. А этот ни слова не вякнул и полез, куда ему лезть, вовсе не следовало. Я ему зубы и сосчитал.
        О том, что вначале, водяной гостью, ни с того, ни с сего, оплеуху залепил, Филипп и не вспомнил. А уж о том, что его самого слегой перетянули - тем более вспоминать не стал.
        - Как он выглядит? - спросил Гудим.
        - Кто он такой, чтобы я его еще и разглядывал, - хохотнул водяной. - Ухо у него есть, это точно. Про второе не скажу, а одно есть. И зубы были. Может какие-то еще и остались. Не считать же мне их. А разглядывать я его не стал.
        - Значит, не знаешь, как выглядит? - с сожалением повторил вопрос Ставр.
        - Конечно, не знаю. Не мое это дело разглядывать всяких бродяг. У меня для этого омутники есть и подкоряжники.
        - Жалко. Какие-то чужие в Лесу ходят, а какие они из себя мы не знаем. - Ты не был ли там? - спросил он у Фитюка.
        - Конечно, был, сопровождал хозяина, - с достоинством заявил старший подкоряжник. - Мало ли что случится может.
        - Как ты допустил, чтобы твоего хозяина слегой поперек спины перетянули? - задал ехидный вопрос Еропка. - На кой хрен такое сопровождение, если слега дубовая.
        - И это в Лесу знают? - покачал головой водяной.
        - Фроська на хвосте принесла, - хмыкнул Еропка.
        - Ну и что, - нисколько не смутился Филипп. - Подкоряжник свое место знает. Обучен. Если бы Фитюк полез меня защищать, ему бы первому и досталось. От меня, - пояснил он. - Со своими супротивниками, я сам разбираюсь, в этом деле мне помощников не надо. Ты заметил, каким тот пришлый был? - спросил он у Фитюка.
        - Заметил.
        - Раз заметил, так докладывай, со всеми подробностями, - потребовал водяной.
        - Длинный...
        - И лохматый, - подсказал Бурята, вспомнивший рассказ Хрола.
        - Точно, лохматый, - обрадовался Фитюк. - Длинная черная борода.
        - Чужой, - отметил Ставр. - У нас чернобородых нет. Еще чего?
        - Плечи широкие, руки длинные, на ногах мягкие сапоги, а куртка серая, как у леших, только застегнута на другую сторону, - продолжил Фитюк и на этом исчерпал запас примет незнакомца.
        - Какие-нибудь особые приметы у него есть? - поинтересовался Бурята.
        Фитюк задумался.
        - Такое, что ни у кого нет, а у него есть, - подсказал Бурята.
        - А-а-а! - обрадовался Фитюк. - Конечно. Ухо у него правое сейчас вот такое, - Фитюк представил лешим широкую ладонь своей правой руки. - И красное.
        - Такое большое? - не поверил Бурята.
        - Хозяин приложился, - объяснил Фитюк. - И еще у него есть особая примета, но наоборот. Это значит - у всех есть, а у него нет.
        - Ну-ну...
        - Тоже работа хозяина. Зубов у него нет. Осталось немного, самая малость.
        - Не заметил, куда он девался? - спросил Гудим.
        - Слинял, - ухмыльнулся старший подкоряжник. - Как хозяин ему в зубы врезал, так он сразу и слинял. Чего ему было в драку лезть: зубов у него осталось совсем мало, на драку не хватило бы. Он их и унес.
        - Значит, длинный, косматый и без зубов. Я и в бане у Каливара о такой личности, не слышал, - покачал головой Еропка.
        - Мне пущевик рассказывал, что видел чужого, - вспомнил Гудим. - Тоже длинный и косматый. И с топором.
        - Тот, которому хозяин врезал, бед топора был, - заявил Фитюк.
        - Один ли, два ли, какая разница. Кто-то их прячет, - Колотей кивнул на начертанные посохом загогулины. - Ясное дело, тут так и сказано, что следует своего искать. Здесь свой замешан. Он и прячет. Его искать надо.
        - Может помочь в чем? - спросил водяной. Обидно ему стало за Лес, где, какие-то пришлые шалят, и даже на него, водяного, со слегами бросаются. Да еще зерна украли.
        - Мы от помощи не отказываемся, - тут же откликнулся Ставр. - Только чем ты помочь можешь?
        - Да уж чем-нибудь, подумать надо... - водяной задумался, но думал недолго. - Есть у меня про запас одна бутылочка, - обрадовался он и подмигнул Фитюку. Старший подкоряжник тоже растянул в улыбке толстые губы.
        - Не до бутылочек нам сейчас, - Ставр и так-то редко баловался березовым соком, а тут такая беда.
        - Это вовсе не то, что ты подумал - усмехнулся водяной.- Я ее открою, так вы все ахнете и спасибо скажете.
        - Чего-то ты сегодня расхвастался, - продолжал хмуриться Ставр.
        - Филипп по-другому не может, - вроде бы заступился за водяного Никодим. - У него артистическая натура.
        - Нисколько не расхвастался. Я вам хорошего помощника дам, он вмиг вора найдет и вернет зерна.
        - Коряжника своего? - спросил Ставр. - А, может быть, Фитюка? Вон он у тебя какой могучий.
        - Нет. Коряжник и Фитюк мне самому нужны. Но этот, покруче их будет. Дам я вам... - Филипп сделал паузу и, когда все уже заждались, выпалил: - Джинна я вам дам.
        - Чего?.. - Ставр знал, что водяного часто заносит, но не настолько же.
        - Чего? Чего? - передразнил Филипп лешего. - А ничего! Есть у меня самый настоящий джинн. В бутылочке сидит, - и, заметив, с каким недоверием на него смотрят, рассердился: - Ну что вы на меня уставились!? Запихал его кто-то туда. Забыл я спросить как. Но сидит в бутылке. Ты у меня поулыбаешься! - это он Никодиму. - Тоже мне убежденный атеист нашелся. Вот стукну разок, и перестанешь улыбаться. Я его, который год держу про запас, на самый крайний случай. А тебе, Ставр, отдам, мне для друга ничего не жалко.
        Не держал он джинна, ни про какой запас. Просто отдал бутылку с джинном Марфуте года два тому назад и забыл о ней. Потому что со всеми своими делами справлялся без помощи всяких иностранных джиннов. А тут как раз и вспомнил.
        - Как он к тебе попал? - полюбопытствовал, переставший из предосторожности улыбаться Никодим. - В наших краях джинны не водятся. Они на Среднем Востоке обитают, у арабских аборигенов. Там совсем другая цивилизация.
        - Так и попал... - Филипп любил рассказывать о своих приключениях. - Собственным умом его добыл. Чуть было я тогда совсем не пропал, но выкрутился. Фитюк свидетель.
        - Ага, - подтвердил Фитюк. - Все мы тогда чуть не пропали.
        - Вам, конечно, интересно, как это все случилось, так что могу рассказать, - предложил Филипп.
        Не до рассказов было сейчас лешим, но и отказаться нельзя. Тем более, что водяной обещал помочь.
        - Расскажи, - неохотно попросил Ставр.
        Водяной пригладил усы, прикинул, с чего начать и стал рассказывать.
        - Года два тому назад это было. Скучно мне стало в омуте, и решил я вокруг Европы прокатиться, круиз называется. Еника на вожжи, Ефтея рядом и Фитюка тоже взял. Мало ли что в дороге случиться может. Знаю я эту Европу, в ней дряни тоже немало. А Фитюк посильней вашего Могуты. Если кто поперек станет, он того мигом уговорит. Путешествуем мы вокруг Европы, по пути в реки заходим, знакомимся, кое-какие связи устанавливаем. И как раз до немцев добрались. Есть у них такая река - Рейна называется.
        - Главная водная артерия страны, - подсказал Никодим.
        - Да, большая река и в порядке содержат, - подтвердил водяной. - Встретили нас там тоже неплохо. У них население совсем другое. Русалки иностранные помельче наших, и по красоте им до наших далеко - ундины называются. Коряжников, скажем, донников или прибрежников вообще нет. Но полно всякой мелочи: никсов, неков, никеле... Скользкие все, пучеглазые, не на кого посмотреть. И все как один щерятся, зубы показывают. А морды тусклые, и не поймешь, то ли улыбаются, то ли укусить хотят. Но все нам уважение оказывают. Экскурсии, обеды, речи разные. А вечером - отдых и развлечение. Сели мы с их вассерманом Михелем в картишки перекинуться... Березового сока у них нет. Пьют свое бир. Гадость. Чтобы до веселого состояния дойти, бочку надо выпить, не меньше. А им нравится... Потягиваем мы ихний бир и играем на интерес. Один кон выигрываю, другой, третий. Потом проигрывать стал. Ну, прямо не идет карта, и не идет. Меня зло берет, ставлю на кон и ставлю...
        - Э-э-э, - осудил его Никодим. - Мне еще отец говорил: когда в карты играешь, заводиться нельзя. Все проиграть можно.
        - Я и проиграл, - весело признался водяной. - Все что взял с собой проиграл. А нам еще домой возвращаться надо. Но, - думаю, - не может такого быть, чтобы одному все время карта шла, а другому не шла.
        - Может, он жульничал? - спросил Ставр.
        - Вот-вот, и у меня подозрение появилось. Но сам себе поверить не могу. Очень благородный вид, у ихнего вассермана. Животик кругленький, побольше моего, на шее голубой галстук, из кармашка пиджака цветной лоскуток торчит. И борода ровная, будто он ее каждый день подстригает. Прямо весь из себя немец. Вроде нашего Клямке, только еще посолидней. И вежливый: что ни слово, то непременно битте. Не может, - подумал я, - такой вежливый, с цветным лоскутом в кармашке жульничать. Поставил на кон свою последнюю надежду, возок. И проиграл. А он сочувствие ко мне проявляет.
        - Как ты теперь, - говорит, - домой добираться станешь? Чем я тебе помочь могу?
        А чем он мне помочь мог? Возок, чувствую, не вернет. Возок мой ему понравился.
        Выпил он кружку бира, подумал и заявляет:
        - Ты стал за этот день моим самым хорошим другом, Филипп и дам я тебе возможность отыграться. Ставь на кон своего старшего подкоряжника. Может тебе повезет.
        - А если опять не повезет? - спрашиваю. - И зачем тебе мой подкоряжник?
        - У нас, - отвечает, - во всем водном бассейне ни одного такого сильного и лопоухого нет. С таким слугой меня еще больше уважать станут.
        Не хотел я на Фитюка играть, привык я к нему. Но был уверен, что выиграю, так что сыграли. И снова я продул. В этот момент у меня подозрение окончательно окрепло. Шельмует немчура! Не может быть, чтобы я столько раз подряд проигрывал. А доказать не могу. Решил с народом посоветоваться. Отвел Ефтея и Еника в сторонку.
        - Что делать будем? - спрашиваю. - Ободрал нас Михель, как липку. Нам теперь и до своего омута не добраться.
        Ефтей долго не задумывался, у него одно на уме:
        - Давай, - говорит, - устроим им водоворот с брызгами и водопадом. Я, - говорит, - Михеля этого по кумполу стукну и в заложники возьму. А Фитюк всех пучеглазых никсов и никеле в угол загонит. Потребуем обратно все наше добро, что-нибудь в придачу и свободного выезда.
        Что с начальника охраны возьмешь: у него вся служба такая, кого стукнуть, кого в угол загнать, где водопад устроить. Приемчик верный, только очень уж бандитский.
        - Нет, - говорю. - Водоворот с брызгами отменяется. После него в Европе не покажешься. А мне отношения с Европой портить ни к чему.
        Спрашиваю Еника, что тот думает? Характер у кучера занудный, но соображает. Этого у него не отнимешь. У меня ездовым работать не каждый сможет.
        Еник тоже долго не задумывался:
        - Так ты же его картами играешь, - говорит, - а Михель этот, хоть и вассерман, но жулик. Когда карты растасовывать будешь, подмени их своими. И кранты тогда, твоему Михелю, с чужими картами он сразу забулькает.
        Дельно посоветовал Еник, но у меня ведь и на кон поставить нечего, хоть сам садись. Еник и это сообразил.
        - Ты хозяин, меня на кон поставь. Он сходу наживку заглотает. Без хорошего ездового ему и возок наш не пригодиться. А ихие пучеглазые никсы и никеле, только и умеют, что хвостами шлепать. Они и не знают, в какой руке вожжи держать. Никуда этот Михель не денется, клюнет, не сомневайся.
        - А если опять проиграю?
        - Проиграешь, тоже не беда. Я от немца сбегу, в наш омут вернусь. Возок захвачу и Фитюка с собой уведу. Только если карты ему подменишь, не выиграет он. Не сомневайся.
        Согласился я с ездовым и опять за стол уселся.
        Тут я Михелю и предложил Еника на кон поставить. Объяснил ему, что возок без хорошего кучера, вовсе и не возок, а ерунда дурацкая. Он своего бир хлебнул, подумал и согласился. Кто от такого кучера как наш подкоряжник откажется.
        Я когда стал колоду тасовать, незаметно для вассермана сунул ее в карман, а из кармана свою вынул. И со своей колодой сразу выиграл, Фитюка вернул. Дальше пошло и пошло. Кон за коном и все свое добро я отыграл. Потом вассермана раздевать начал. Шкатулку с жемчугами, забрал, золотых старинных талеров кожаный кошель. Почистил Михеля так, что ему ставить нечего. И цветной лоскуток тоже выиграл, Фитюку отдал. Он его потом какому-то раку на хвост привязал.
        - У него, выходит, карты все-таки крапленые были? - спросил Ставр.
        - А то! Я их потом как следует рассмотрел. Жуликом этот вассерман оказался. А еще при голубом галстуке. У нас таких Михелей мордой в корягу тычут, пока не посинеют. Но там нельзя, культура и демократия.
        Михель, мой, понять не может, почему к нему карта больше не идет, но разошелся, отыграться хочет. Своих никсов да никелей предложил: хоть одного бери, хоть дюжину. Но эти пучеглазые мне ни чему. Они такие страховидные, что всю рыбу у нас в речке распугают. Михель тогда подряд две кружки своего бира выпил и говорит:
        - Есть у меня замечательный антиквариат. Ставлю его на кон, против всего проигранного мной богатства.
        - И что это у тебя такой за антиквариат? - спрашиваю.
        - Джинн в бутылку заключенный. Мне его из далеких восточных стран привезли. Я за него большой сундук старинных талеров отдал.
        Врал, конечно, не было у него никогда сундука старинных талеров. Цену набивал.
        - Зачем мне твой джинн нужен, - говорю я ему. - Тем более, что он в бутылке сидит. Его оттуда и не вытрясешь.
        - Его не надо трясти, - объясняет. - Пробку откроешь, он дымом выйдет и материализуется. И будет тебе верно служить. Что прикажешь, то и сделает. Но только три раза. У них, у джиннов, закон такой: три желания выполнять хозяину-освободителю, А потом все, исчезает на свою историческую родину, и больше его не увидишь.
        - А мне терять было нечего. Если проиграю, так не свое, его добро и проиграю. Но опять выиграл! Лежит этот джинн где-то в сундуке, Марфута должна знать.
        - У тебя самого карты не крапленые были? - спросил Ставр.
        - Тоже скажешь, - возмутился Филипп. - Я никогда краплеными картами не играю. Да если бы я краплеными картами играл, разве я бы столько проигрывал. Вашему захудалому Хролу недавно и то проиграл остатки жемчуга.
        - Значит, тебе просто повезло? - спросил Никодим. - Прямо чудо.
        - Не то чтобы совсем чудо, - не согласился водяной. - Карты эти у меня особенные были. На них крапа нет, но кое-какая хитрость имеется. Я ими никогда не играю, держу, чтобы фокусы показывать. Тот раз - единственный, что я ими сыграл, чтобы жулика наказать. Ладно, пойду домой вытряхивать джинна из бутылки. А то он там засиделся. Дам задание и сразу к вам пришлю.
        - Спасибо, - поблагодарил Ставр. - Это по-соседски. Я если тебе нужно будет, все для тебя сделаю.
        - Да брось ты. Сколько лет рядом живем, ни одного конфликта. Как родные друг другу стали. Как не помочь.
        - Марфута! - позвал Филипп ключницу.
        Та не появилась и даже не откликнулась.
        - Ну, народ! - рассердился Филипп. - Когда не нужно, все возле омута трутся, не переступишь. А как кто нужен, так не дозовешься. Ни ключницы, ни дежурного.
        - Марфута! - сердито закричал он.
        И опять тихо.
        Потом Ефтей зашел. Явился - не запылился. Уставился пустыми глазами, будто не его дело за порядком смотреть.
        - Это что такое!? Это что здесь делается?! - обрушился на него водяной. - Ты куда смотришь?! Распустились все, никакой дисциплины. Почему дежурных донников нет?
        - Только что проверял пост, были на месте!
        - Нет твоих дежурных на месте! Никого нигде нет! Один я здесь! Ключницу наверно час ищу. Кричу, надрываюсь, так никто даже хвостом не шевельнул.
        Начальник охраны вытянулся, брюхо подобрал, молчит. Виноват-не-виноват, хозяину перечить не имеет права.
        - Ты что застыл, как топляк!? Почему у тебя народ разболтался?! - Когда порядок в омуте наведешь!? - не унимался водяной.
        - Слушаюсь! Сейчас и наведу! - и столько суровости было в голосе коряжника, что водяной даже посочувствовал подчиненным Ефтею омутникам и подкоряжникам.
        - Вот и наведи, - уже спокойно велел начальнику охраны Филипп. - Дежурных накажи, а Марфуту ко мне.
        - Я им так хвосты накручу, что два дня булькать будут, - пообещал Ефтей. - А Марфуту сейчас же разыщу и пришлю.
        На Ефтея надеяться всегда можно. У этого слово с делом никогда не расходились. Филипп и остыть не успел, как коряжник вернулся, и Марфута за ним влетела, как будто за ней косяк щук гнался.
        - Ты где шатаешься, что тебя найти невозможно!? - рыкнул на нее водяной.
        - Я, батюшка, твой гардероб перебирала, - она и сама была злая, дальше некуда. - Завезли этих моллюсков из теплых морей, так они весь твой гардероб источили: дырка на дырке, скоро в дырявых обносках ходить станешь.
        - Как?! - к гардеробу своему Филипп относился бережно. Водяной фигура немалая и одет, должен быть соответственно, чтобы все уважали. - А ты куда смотрела?!
        - Я что ли их к нам завезла, - не смолчала ключница. - Ты их и притащил к нам, экзотики тебе захотелось. Вот и получай ее. Если бы я сегодня не занялась твоим гардеробом, ходил бы ты, батюшка, в обносках. И была бы тебе полная экзотика с голым задом.
        - Много испортили? - сбавил тон водяной.
        - Хорошо, что спохватилась, кое-чего спасла.
        Если Марфута говорила, что кое-чего уберегла, Филипп мог быть уверенным, что с голым задом ему ходить не придется.
        - Молодец! - похвалил он ключницу. - Не знаю, что я без тебя делал бы. Ты вот что, бутылочку я тебе как-то давал из темного стекла, на сохранение. Ну, с джинном заморским. Давай-ка, неси его сюда.
        - Ты что, эту гадость выпускать собрался? - скорчила кислую рожу Марфута. - Моллюсков нам мало, так ты еще джинна приволок. Пусть сидит в своей темной бутылке. Выпустишь, этот тоже чего-нибудь жрать станет. Им, заморским, только бы сожрать побольше. Тебе что, опять экзотики не хватает? Джинны же, говорят, зеленые в бородавках, как жабы и огнем плюются.
        - Все ты, старая напутала, - попытался успокоить ее Филипп. - Это драконы зеленые и огнем плюются. А джинны смирные. Если их не задевать. Если ему поперек хоть одно слово скажешь, проглотит, даже жевать не станет, и не выплюнет, - не удержался он, чтобы не пугнуть ключницу. - Ты с ним поласковей. Не перечь ему. А то могу и без ключницы остаться. Найди-ка сейчас эту бутылочку и принеси сюда.
        - А все равно он, должно быть зеленый, - неизвестно почему решила Марфута, но за бутылкой пошла.
        Марфута бутылочку принесла быстро. У нее каждая вещь свое место знает, искать ничего не надо: приходи и бери. Если бы не характер, цены бы ключнице не было.
        Отдала она водяному бутылочку, и отошла. Не особенно далеко, чтобы видеть все, что он делать станет, и чтобы зеленого джинна разглядеть, когда он из бутылки полезет. Но и не слишком близко, а вдруг он все-таки станет огнем плеваться. Ефтей, наоборот, поближе подошел. Взял тяжелый трезубец и встал рядом с водяным: кто их знает, этих джиннов, может он и вправду зеленый. Его выпустишь, а он на хозяина бросится. Ефтей на всякий случай и Фитюка привел, рядом с собой поставил и тоже с тяжелым трезубцем.
        Филипп взвесил бутылку в руке. Она была легкой и, вроде, пустой. А ведь джинн должно быть не маленький, - подумал водяной, - и уж весить сколько-то должен.
        Он попытался разглядеть джинна, но стекло было темным: сколько ни всматривайся, ничего не видно. Тут Филиппа и стали одолевать сомнения. Вдруг Михель обманул, и никакого джинна в бутылке нет. Жулик ведь. Чего хорошего от него ожидать, если он все время помойный бир пьет, а вокруг скользкие никсы и никеле крутятся. Морда благообразная, галстук синий, а жулик. Он и в карты мухлевал. Что же получается? Откроешь бутылку, а там шиш. Или, еще хуже, какая-нибудь мерзопакостная вонь пойдет. Ефтей, конечно, промолчит. И Фитюку прикажет молчать. Марфута тоже никому не скажет. Но уж сами непременно подумают: как ловко их хозяина иностранный немец вокруг пальца обвел. Наверно лучше и не открывать ее, не позориться? Но обещал Ставру помочь. У лешего такое несчастье. Может все-таки джинн там сидит и как раз леших выручит. Три желания беспрекословно выполняет. Это если он здесь, в бутылке. Если хитрый вассерман не обманул.
        Если обманул, непременно выберусь в те места, - решил Филипп, - возьму с собой десяток подкоряжников и устрою им там, в тихой Рейне водоворот, и таких отмелей наделаю, что на всю жизнь закаяться гостей обманывать.
        Тянуть больше было нельзя. Ефтей стоял, трезубец сжимал и ждал, кто из бутылки выскочит. И Фитюк изготовился. Марфута, та тоже глаз не отводила. Филипп осмотрел горлышко бутылки, запечатанное красным сургучом, на котором были оттиснуты какие-то иностранные закорюки. Прикипел сургуч к горлышку так крепко, что Филипп чуть ноготь не обломал, когда его отковыривал. И пробка тоже плотно засела, кто-то неслабый ее туда вгонял. Пришлось штопор искать... Вытащил пробку, аж хлопнуло. Сразу из бутылки какой-то запах пошел: спертый и непонятный. И все. Никакого тебе джинна. Ну, Михель, вассерман немецкий, мало тебе не покажется...
        Ефтей конечно, молчал. Даже, может быть, и сочувствовал хозяину. А Марфута при ее вредности разве промолчит. Закашлялась вроде:
        - Кхе, кхе, кхе... - намекала старая ехида, что обманули водяного, как последнего лоха.
        Фитюк стоит, глазами лупает. Он и не понимает, что сейчас происходит.
        Хорошо, что больше никого нет.
        Оторву голову вассерману, - решил Филипп. - На позорище выставил. Такое прощать нельзя. Сначала морду, как следует, начищу, а потом голову оторву.
        А тут дымок из бутылки потянулся. Тоненькой струйкой, но очень плотный дым. Струйка опустилась на пол, стала расширяться, расти, разбухать, пока не превратилась в густой непрозрачный клуб.
        Филипп с интересом наблюдал за дымом: может из него джинн и выйдет? - подумал он. - Ефтей, тот видно ничего хорошего от этого неожиданного дыма не ожидал, напрягся, готовый защищать хозяина от опасности, а Марфута, несмотря на свой железный характер, испугалась неведомого. Отступила на пару шагов и рот, на всякий случай, прикрыла ладошкой, чтобы не дышать подозрительным дымом. Только старший подкоряжник Фитюк спокойно ко всему отнесся. Этот верил, что хозяин все делает, как надо.
        Побольше бы таких Фитюков, - подумал водяной, - тогда и прядка больше будет.
        Потом дым начал редеть, стал прозрачным и, наконец, совсем растаял. На том месте, где он только что клубился, стоял джинн. Самый настоящий, о котором говорил вассерман. Не обманул.
        Джинн оказался рослым, пожалуй, повыше самого водяного. На нем ладно сидел полосатый, шелковый халат, подвязанный у талии голубым шелковым же платком. На ногах красовались ядовито-желтые вышитые бисером шлепанцы без задников, с высоко задранными носами, а на голове возвышалась большая белая чалма. Ни бороды, ни усов джинн не имел. Лицо у него было бледное, глаза под густыми бровями большие, черные и грустные. Джинн явно был чем-то недоволен.
        - Не могли что ли раньше, открыть эту дурацкую бутылку? - сердито спросил он.
        Ефтей и Марфута молчали, с удивлением разглядываю чудное существо. А Филипп молчать не стал. Еще не хватало, чтобы какой-то джинн, да еще заморский, ему выговаривал.
        - Ты скажи спасибо, что сейчас открыли! - прикрикнул он на верзилу. - И вообще, таким тоном с хозяином не разговаривают. А хозяин здесь я! Понял?!
        У джиннов твердые законы: тому, кто освободил его из бутылки, обязан служить. Он сразу тон и сбавил.
        - Извини хозяин, - джинн низко поклонился водяному. - Я же в этом тесном пузырьке из-под оливкового масла, - он искоса глянул на стекляшку, - просидел почти триста лет. Сам понимаешь, накипело. Не удержался. А так-то я службу знаю, все будет в порядке.
        - То-то... Тебя как зовут?
        - Милостью владыки нашего, великого джинна, генерального управляющего нашей фирмой, - верзила замолчал и стал оглядываться, словно что-то разыскивал...- Где у вас тут восток? - сердито спросил он.
        - Вон, там, - кивнул головой Филипп в сторону лопоухого Фитюка. - Он как раз на востоке стоит.
        Джинн, больше ни слова не говоря, снял халат и оказался в длинных семейных трусах, в клеточку и голубой футболке с какой-то непонятной надписью на груди: сплошные закорючки. Он расстелил на полу халат, опустился на колени и легонько стукнул лбом о пол.
        - О великий, из величайших! - взвыл он. - О тот, имя которого следует писать золотыми буквами! О, ты, кто дает нам работу и платит зарплату. Недостойный из недостойнейших, твой раб, докладывает, что вернулся я из гнусного заточения и готов, верно служить тебе, да славиться твоя фирма, во всех частях света. Как только я выполню три желания, - он посмотрел на Филиппа, - благородного водяного, я примчусь к тебе и припаду к твоим стопам.
        Джинн опять осторожно постучал лбом о пол, поднялся, неторопливо надел халат и подпоясался шелковым платком.
        - Так как тебя зовут? - повторил вопрос водяной.
        - Милостью владыки нашего, великого и могучего, - снова завел джинн, - имя которого без жестокого наказания не может критиковать ни одно живое существо, согревающее воздух своим дыханием, зовут меня, недостойного раба, Селим аль Селим ас Селим абу Селим ибн Селим.
        - Хм... - удивился водяной, - а почему у тебя такое длинное имя, и все одно и то же: Селим, и Селим, и Селим?
        - Да будет тебе известно, почтеннейший, что я джинн в пятом поколении, и каждый мой уважаемый предок носил красивое, славное и гордое имя Селим. Это у нас такая семейная традиция. Неужели ты таких простых вещей не понимаешь?
        - Ну, вы даете... - водяной не обратил внимания на непочтительный вопрос джинна. - Сплошные Селимы. Как вы там между собой разбирались?.. Ладно, это ваши заботы, - решил он, не дождавшись ответа. - А по-нашему назвать, это что же будет?.. Селим... Селим... Ладно, пусть будет Семен. Подходит? - решил он посоветоваться с приближенными.
        - Подойдет, - согласилась ключница. - Знала я одного Семена, тот правда был ростом пониже и на один глаз кривой, а так очень похож.
        - Так точно, подходит! - поддержал хозяина Ефтей.
        - По-моему Селим очень хорошее имя, - пустился в спор джинн. - Называйте меня лучше, Селим.
        - Нет, - покачал головой водяной. - Селим это не по-нашему. Раз ты, Селим, в наш омут попал, и служишь нам, по-нашему, и называть станем. Будешь с сегодняшнего дня Семеном.
        Водяной посмотрел на небольшую бутылку, потом перевел взгляд на здоровенного джинна.
        - Ты, я смотрю, парень непростой и напористый. Соображалка у тебя должно быть работает. Скажи-ка нам, как ты в эту бутылку попал?
        Джинн поморщился, вопрос был ему неприятен.
        - Не стесняйся, здесь все свои. Обманом тебя в нее заманили, или наказание у вас такое суровое?
        Не хотелось Селиму рассказывать, как он в бутылку попал.
        - Вот ты мне скажи, - попросил он Филиппа, - бывали у тебя в жизни случаи, когда ты глупости делал? Только откровенно.
        - Предположим, - усмехнулся водяной, и по этой его усмешке можно было понять, что случалось с ним такое не особенно редко.
        - И после каждого такого случая, ты по всем своим знакомым бегал и каждому о своей глупости рассказывал?
        - По правде сказать, не особенно я старался рассказывать. - признался Филипп.
        - Вот и я не особенно стараюсь.
        - Понятно, - джинн начинал водяному нравиться... - Так вот, Семен, есть у меня одно срочное дело... Ты, ведь, должен выполнить три моих желания? Так?
        - Воистину, почтеннейший. Я обязан беспрекословно и точно выполнить три твоих желания, высказанных вслух и по доброй воле. Так в Уставе фирмы записано, - подтвердил Селим.
        - А мне три не надо. Выполнишь одно желание, я тебя от остальных двух освобожу.
        - Нет, почтеннейший, - с явным сожалением возразил джинн. - Моя трудовая книжка лежит в отделе кадров, на фирме и от Устава разработанного и утвержденного руководством фирмы ты меня освободить не можешь. А согласно ему я должен выполнить три желания. Ни больше, ни меньше.
        - Как хочешь. Мне, по правде сказать, от тебя ничего и не надо. Здесь все только и делают, что мои желания выполняют. Но есть у меня одно желание, которое они выполнить не могут. Вот я тебе и хочу дать поручение.
        - Слушаю тебя, почтеннейший. Слушаю и повинуюсь! Приказывай мне недостойному. Я готов выполнить все, что ты мне прикажешь.
        По заносчиво задранному носу джинна можно было понять, что недостойным он себя не считает ни в коей мере. И относится к своему хозяину несколько снисходительно. Он просто соблюдает правила, записанные в Уставе.
        - Подробности тебе знать ни к чему, а суть заключается вот в чем: - стал водяной вводить джинна в курс дела. - Зерна в Лесу украли. Очень нужные для нас зерна. Серьезное преступление произошло. Вот, значит, тебе и задание. Не откладывая на долго, разыскать вора и вернуть обществу зерна. Сделать это надо сегодня. И если ты этому вору сгоряча пору оплеух влепишь или хорошего пендаля дашь, никто тебя не осудит.
        - Не пойдет, - не задумываясь, отказался джинн.
        - Как это - не пойдет! - удивился Филипп. - Должен ты выполнить три моих желания!?
        - Должен, - без особой охоты подтвердил джинн.
        - Вот и выполняй.
        - Не могу, - опять отказался джинн. - Понимаешь, почтеннейший, я не могу ловить какого-то презренного воришку. Я же джинн! Хитрый, могучий, грозный и беспощадный. Прикажи, и я построю тебе дворец или разрушу город. Я могу превратить пустыню в сад, а сад в пустыню. Я могу побить камнями наступающую на тебя армию врагов. Выскажи желание, и я доставлю тебе принцессу, прекрасную как пэри и богатую как багдадский халиф.
        Он оглядел сидевшего перед ним водяного. Филипп восседал на своем массивном кресле босиком, в обычной уже слегка полинявшей тельняшке и не особенно удачно скроенных плисовых шортах.
        - Если тебе хочется иметь красивую одежду, прикажи и я сделаю твой гардероб богатейшим во всех землях Востока и Запада.
        Может быть тебе нужны редчайшие, напоенные благоухающим ароматом роз благовония - я достану их для тебя. Но я не могу заниматься мелкими, недостойными моего ранга делами. Никогда еще ни один джинн не унизился до того, чтобы ловить воров.
        Впервые с тех пор как Филипп стал Филиппом Первым, приказ его отказывались выполнять. И кто?! Какой-то неблагодарный заморский джинн, который, если бы не Филипп, до сих пор сидел бы в темной бутылке из-под оливкового масла. Это после того, как водяной при свидетелях обещал Ставру, что прикажет джинну разыскать пропавшие зерна. Надо было что-то делать. И, в первую очередь, убрать свидетелей неприятного разговора.
        - Ты хотел дежурным хвосты накрутить, - напомнил водяной Ефтею. - Вот и займись. Тебя, Марфута, тоже от дела оторвал. Посмотри там, в сундуках, какая одежка из моды вышла, выбрасывай ее безжалостно. Шелка, бархат, все выбрасывай, - Филипп подморгнул ключнице. - У нас, между прочим, гардероб отличный, - небрежно бросил он джинну. - Мы в пополнении его со стороны не нуждаемся.
        - Да уж, сколько выбросила, - поддержала водяного ключница, - а остальное все равно не помещается, класть некуда твои богатейшие одежды. Все шелка, да парча, да бархаты.
        - Мне тебя еще и учить!? Закажи новые сундуки, в них укладывай.
        - Как прикажешь, так и сделаю, батюшка, - отыграла свою роль ключница и удалилась.
        Когда начальник охраны и ключница ушли, Филипп и Фитюка за порог выставил.
        - Значит, не можешь вора ловить? - спросил он у джинна.
        - Так уж получается, уважаемый, - развел тот руками.
        - А не боишься, что Всевышний покарает за неповиновение, освободившему тебя из сосуда?
        - Нет, - отрицательно помотал головой джинн. - Не покарает.
        - Еще как покарает, - пригрозил Филипп.
        - Не покарает, - не смущался джинн. - У меня трудовой договор не с Всевышним заключен, а с генеральным директором фирмы. И зарплату мне платит фирма, а не Всевышний. Вот если я буду гоняться за ворами, подрывать этим авторитет и престиж фирмы, тогда меня и покарают. Просто уволят без выходного пособия. А где я еще такую работу найду?!
        - Но ведь Всевышний следит, чтобы каждый исполнил свой долг, - напомнил водяной.
        - Что ты ко мне пристал со своим Всевышним!? - возмутился джинн. - Всевышний на небесах, а я на земле. Мне до него никакого дела нет, как и ему до меня. Я атеист! Понял!?
        Филипп оторопел. Джинн - атеист, такого, вроде, и быть не могло. Он конечно спросил:
        - Как это может быть, чтобы джинн и, вдруг, атеист?
        - Что тут особенного. Не в средние века живем. Свобода совести, свобода вероисповедания... Наука развивается... Доказано, что материя первична, а дух вторичен. Занимайся своим бизнесом, плати налоги и веди образ жизни, который тебе нравится. Никто не осудит. Демократия. А знаешь, - прервал он сам себя, - у нас в фирме анкетирование проводили, так оказалось, что среди джиннов больше тридцати процентов - атеисты. И то, только потому, что стариков много. Старики консервативны, за старое держатся. А почти вся молодежь - атеисты. Мы усвоили, что джинн сам творец своего счастья, трудиться надо, вкалывать, а не ждать что тебе Всевышний на блюдечке принесет. Нечего надеяться на халяву.
        - Понял: значит никаких моральных устоев. Кто что урвет. Так что ли?
        - Конкуренция, - пожал плечами Селим. - Свободное общество и свободная конкуренция. Они - могучий двигатель прогресса.
        Изложив, таким образом, свои взгляды на религию и экономику, джинн вернулся к делу:
        - Выскажи, почтеннейший, свои желания,- потребовал он. - С той секунды, как я освободился из бутылки, пошел отсчет времени. Чем быстрей я выполню твои желания, и вернусь на фирму, тем выше премиальные. Кстати, может быть, надо убить кровожадного дракона, или доставить тебе сюда говорящую птицу попугай? Можно организовать сундук с самоцветами, - с надеждой предложил он.
        Водяной молчал.
        - Есть халва с маковыми зернышками, чуть-чуть опиума... - полушепотом сообщил джинн. - Дефицит. Только для внутреннего пользования руководителей фирмы. Но могу достать. Вкус... у-у-у, - джинн прикрыл глаза, поднес к губам три пальца и поцеловал их, демонстрируя этим, какой потрясающий вкус у дефицитной халвы.
        - Не нужны мне твои самоцветы. - Не поддался на уговоры Филипп. - Мы здесь тоже не бедно живем. У нас отборный жемчуг девать некуда, - соврал водяной, - а ты мне про какие-то самоцветы. А что касается опиума... Если ты сюда эту заразу притащишь, хоть одну дозу... Мы в бутылки не сажаем. У нас другой порядок: камень на шею и раков кормить.
        - Это жестоко, - возмутился джинн. - У вас ведь, насколько я понимаю, просвещенная монархия
        - Верно понимаешь, - подтвердил водяной. - Но как только кто-нибудь притащит наркотики, просвещение кончается, и начинаются раки.
        - Все, - быстро пошел на попятную джинн. - Вопрос снят. Никакого опиума. А обычной халвой полакомиться не желаешь? Высший сорт, с орехами. Есть "Особая", для любителей, с засахаренным изюмом. Очень полезна для желудка. Пользуется большим спросом среди правителей.
        Но на водяного рекламные штучки джинна не действовали.
        - Я тебя попросил вора найти, что зерна украл. Такое у меня сейчас желание. А ты не хочешь этим заниматься. Что же теперь делать... Больше мне, от тебя ничего не нужно. Иди, гуляй.
        - Некогда мне гулять, уважаемый, выскажи три желания, и я их выполню. Мне в фирму возвращаться надо.
        - Тебя наверно дома ждут усталая жена, голодные дети и больная мать? - с достаточной долей ехидства спросил Филипп.
        - Конечно, - подтвердил джинн. - Уже триста лет ждут, никак дождаться не могут.
        Сказано это было довольно неубедительно.
        - А у меня никаких других желаний нет, и в этом году, не будут. Так что иди, Сема, гуляй.
        - Мне домой надо! - упорствовал Селим.
        - Это твои проблемы... Фитюк! - позвал Филипп старшего подкоряжника.
        Фитюк тут же явился, как положено, стукнул древком трезубца о пол.
        - Ты вот что, Фитюк, проводи Сему на берег. Места ему наши покажи, с моховиками познакомь... Он, понимаешь, хочет дракона убить, а у нас, как на беду, ни одного дракона сейчас нет. Даже плохонького. И не знаю где взять. Так что пусть гуляет. Пока. Да, бутылочку из-под оливкового масла поставь в угол, глядишь, пригодится еще.
        Фитюк подобрал бутылочку и бережно поставил ее на место указанное водяным.
        - Пойдем, Сема, - похлопал джинна по плечу старший подкоряжник. - Я тебя раками угощу. У нас раки громадные, вот такие, - он показал руками, какие здесь водятся раки, раза в три преувеличив их размеры. - Очень вкусные. Вы, джинны, я слышал, все больше на Востоке промышляете. Бывал я там с хозяином. У вас вода совсем теплая. А в теплой воде рак разве по-настоящему вырастет?! Видел я ваших раков. Недомерки. Угостись нашими, не пожалеешь. А потом к моховикам сходим. Они все жутко умные. Послушаешь их, обалдеешь.
        - Вот-вот, своди его к моховикам, - бросил вслед Селиму водяной. - Пусть поговорит с ними. А домой захочется, быстро вора найдет...
        Глава двадцать третья.
        Лешие долго ждали обещанного водяным джинна. Еропка так и не дождался.
        - Я бесконечно на одном месте сидеть не могу, - заявил он. - У меня натура инертная, я двигаться должен и что-то предпринимать. Хоть бы разговор какой-нибудь у нас интересный шел, так и разговора никакого нет. Молчим, каждый, про свое. Пойду я лучше с рыжими потолкую, науськаю их на вора. Может от этого конкретная польза произойдет.
        И ушел Еропка. Потом и Колотей встал. Этот ничего не сказал. Подхватил посох, махнул Ставру рукой и скрылся за деревьями. Теперь лешие молчали и ждали втроем. Раз обещал водяной прислать джинна, значит пришлет.
        Но джинн так и не пришел. Вместо него появился Фитюк.
        - Хозяин велел передать, что с джинном задержка произошла, - доложил он. - Не хочет джинн вора ловить. Такой вот он упрямый. Но ничего, хозяин ему рога обломает. Не было еще такого, чтобы хозяин своего не добился.
        - А какой он из себя? - спросил Бурята, который никогда не видел джиннов, как, впрочем, и другие лешие.
        - Джинн как джинн, - Фитюк пожал плечами. - Здоровенный, повыше хозяина будет. Одет не по-нашему, в полосатый халат, а на ногах узорчатые тапочки и носы у них вот так загнуты, - Фитюк ладонями показал, как загнуты носы тапочек у джинна. - На голове полотенце хитро накручено. Но, - говорит, - вора ловить не стану. Начальства своего боится. На это ихнему брату запрет наложен. Могут лишить и должности и звания.
        - И куда вы его девали?
        - Я его раками угостил. У них и не знают, что такое хороший речной рак. Две дюжины скормил. Потом к моховикам водил. Эти его окружили, вопросы задавать стали. Он сначала, ничего, бойко отвечал. Только с моховиками разговаривать не каждый выдержит. Джинн мужик крупный, я думал - осилит. Так не осилил. Наверно умственных способностей не хватило. Вижу, он отвечает все медленней и медленней, потом вовсе заговариваться стал. Лоб у него взмок, и глаза помутнели. Так что я его быстренько оттуда уволок. К русалкам отвел. Там ему понравилось, и он им понравился. Сидят сейчас, разговаривают и улыбаются друг дружке. Я тем временем к вам решил сбегать, сказать, чтобы джинна сейчас не ждали. А вы, смотрю я, какие-то невеселые сегодня, - отметил Фитюк. - Все вора поймать не можете? - наступил он Ставру на больную мозоль. - Из-за этого и тоскуете?
        - Не можем, Фитюк, не можем, - признался Ставр.
        - Поймать вам его, что ли? - искренне пожалел леших старший подкоряжник. - Вы скажите, где он прячется, я его быстро скручу.
        - Спасибо, - не отказался Ставр. - Как только узнаем, где он прячется, сразу и скажем.
        - Ага, сразу и скажите. Меня найти легко, я всегда возле хозяина. Так я пойду, надо за джинном присмотреть, как бы его русалки не обидели. Потом перед хозяином отвечать придется.
        - Сходим и мы что ли, посмотрим на него, - предложил Бурята. - Когда еще настоящего джинна встретишь.
        - Сходите, - разрешил Ставр. - Я здесь посижу, подумаю. - Не до джиннов было старому лешему.
        Моховики почему-то часто парами ходили. Еропка двоих и встретил. Оба были невысокими, коренастенькими, с телами, покрытыми желтой шерсткой, как положено - рыжими, конопатыми, и очень похожими друг на друга, вероятно из одного выводка.
        - Хорошей вам погоды, - приветствовал их леший.
        - И тебе хорошей погоды, - в один голос ответили моховики.
        - Мы тебя знаем, - тут же отметил, тот, что стоял справа. - Ты Еропка.
        - Ты хороший леший, - добавил второй. - Ты нас, моховиков, уважаешь, и мы тебя уважаем.
        Еропка приосанился. О том, что ты хороший, что тебя уважают и от моховиков приятно услышать.
        - Мы тебя все очень жалеем, - добавил первый.
        - Это почему же вы меня жалеете? - улыбнулся Еропка.
        - Так ты же глупый, - объяснил моховик. Очень простодушным народцем были моховики, что думали то каждому сразу и говорили.
        Еропка не то, чтобы растерялся, но удивился. Такого он никак не ожидал. Уж глупым он себя не считал. И никто в Лесу ни в коей мере не считал его глупым.
        - Почему это я вдруг глупый? - спросил он. - Кто тебе такое мог сказать?
        - Мне и говорить не надо. Зачем мне говорить, если я сам знаю. Я у моховиков самый умный. Сразу понимаю, кто умный, а кто глупый.
        - Это, на основании, каких экспериментальных данных ты сделал обо мне такое сомнительное заключение? - с немалой долей ехидства поинтересовался Еропка.
        Моховики переглянулись.
        - Очень много непонятных слов говоришь. Нет таких слов, а ты их говоришь, - строго заявил лешему рыжий.
        - Зачем непонятные слова говорить, если есть понятные? - пожал плечиками второй. - Не надо говорить непонятные слова.
        - Как это непонятные?! - не согласился Еропка. - Все слова у меня правильные, а некоторые даже научные.
        - Мы, народ, твоих слов не понимаем, - объяснил моховик. - Был бы ты умным, так говорил бы понятно для народа. А ты непонятные слова говоришь. С мозгами у тебе не все в порядке.
        - Мало у тебя мозгов. А может быть и много, но плохие, подпорченные. Вполне протухнуть могли, - поддержал его второй. - Но ты не переживай, есть еще глупей тебя. Совсем дураки. А тебя мы уважаем. Ты хоть и глупый, но хороший.
        Вот такой разговор получился. Но рассердиться на рыжих Еропка не мог: все-таки уважают. И объяснить им, что слова, которые он произносит как раз очень даже умные, и взял он их из энциклопедии, леший тоже не мог. Моховики были неграмотными. Они даже не понимали, что такое чтение и как можно что-то узнать, когда смотришь на грязную бумагу. Узнать что-то новое, - считали они, - можно только тогда, когда сам это новое увидишь или кто-нибудь тебе о нем расскажет.
        - Ну? это... Есть у меня такой недостаток, - тщательно подбирая слова, вынужден был согласиться Еропка.
        - Не переживай, может быть, ты еще поумнеешь, - попытался успокоить лешего моховик. - Я знаю одного дурака, так он однажды, от большой глупости, на очень высокое дерево полез. А когда упал, сразу немного поумнел: теперь даже на маленькие деревья не лезет.
        Небольшая поляна, где они разговаривали, постепенно заполнялась. Сначала подошла пара моховиков с шерстью серебристого цвета. Затем еще одна пара: взрослый, покрытый красивой белой шерстью и серенький пацаненок. Все, как положено, рыжие и конопатые.
        - Как ты думаешь, он к нам за делом пришел, или просто так, без всякого дела заявился? - спросил серебристый у напарника.
        - К нам без дела не ходят. Где же они совет хороший услышат, если не у нас, - объяснил напарник. - К нам за советом ходят. Просят помочь. Он сейчас спрашивать чего-нибудь станет.
        А Еропке надоело выяснять, почему его считают глупым, и он решил перейти к главному.
        - По делу, по делу я пришел, дорогие мои моховички, - Еропка погладил по рыжей головке подвернувшегося ему малыша. - И за советом, и попросить хочу. Вы же все видите, все знаете. Без вас ни в одном серьезном деле не обойтись.
        - Правильно. Кто же еще может все знать, если не мы. Это только мы все знаем, - подтвердил один из серебристых.
        - Какое у тебя к нам дело? - поинтересовался умник.
        - Зерна лингко у нас украли, - пожаловался леший. - Да вы уж наверно и это знаете.
        - Конечно, знаем, - подтвердил белый. - Кто же не знает, если украли. Раз украли, то все и знают.
        - Если они вам так нужны, чего вы их не берегли? - поинтересовался умник. - Зерна беречь надо, тогда никто не сумеет украсть.
        - Так уж получилось, - не стал вдаваться в подробности Еропка.
        - Чего они сами не додумались, что зерна беречь надо? - спросил серебристый у желтенького.
        - Лешие плохо соображают, - объяснил желтенький. - Надо было у нас спросить, - посоветовал он Еропке. - Мы бы сказали, что за зернами присматривать надо.
        - Спасибо за совет, следующий раз присмотрим. - Нам бы теперь вора поймать.
        - Это вы правильно решили, - похвалил леших самый умный моховик. - Вора поймать надо. Ловите.
        Еропке очень захотелось схватить умника и забросить его в стоявший невдалеке терновый куст. Но не за этим он сюда пришел. Сдержался, решил, что сделает это при следующей встрече.
        - Украли чужаки, которые пробрались в наш Лес. Мы не знаем, где они прячутся. А вы по всему Лесу ходите. Все видите, все знаете. Ума у каждого из вас много, - польстил рыжим Еропка. - Вот я и хотел узнать: не встречали ли вы в лесу чужих?
        - Конечно, встречали, они по Лесу ходят. Так что встречали.
        - Кого видели? - обрадовался Еропка, что вышел, наконец, на след воров.
        Гвиллион по Заповедному Лесу ходит. Большой, сердитый и страшный. Топор у него за поясом. Очень плохой гвиллион.
        - Хорошие, с топорами не ходят, - объяснил второй. - Зачем хорошему с топором ходить. С топорами только плохие ходят.
        - Что за гвиллион? - удивился Еропка. - Какой он из себя?
        - Бородатый и страшный.
        - Откуда он такой у нас взялся? - продолжал расспрашивать леший.
        - А ты совсем глупый, - пожалел Еропку моховик.
        - Самое простое сообразить не может, - согласился с ним второй.
        - Надо ему объяснить, - предложил первый.
        - Надо, - поддержал его второй. - Сам же он не сообразит... Ты, послушай меня, Еропка, я тебе сейчас все объясню, - обратился он к лешему. - Они при полной луне в Лес пробрались, а сейчас прячутся. Понял? Или еще объяснять надо?
        Еропка и сам давно уже понял, как чужой в Лес попал, но не стал говорить об этом моховикам.
        - Хорошо объяснили, - сообщил он. - Я теперь все понял. Значит, он зерна украл.
        - Нет, не украл гвиллион зерна. Как гвиллион зерна украдет, если их серваны уже украли? Если их серваны украли, то гвиллион уже украсть не может.
        - Серваны... Серваны... Это кто такие? - стал вспоминать Еропка. - Эге, я же о них в энциклопедии читал, воры они. Так к нам в Лес и серваны забрались! Ну и коллизия!
        - Не надо так говорить, - посоветовал умник. - Нет такого слова.
        - Верно, - спохватился Еропка. - Я говорю: плохи наши дела.
        - Конечно, плохи, - согласился моховик. - Чего хорошего, если серваны по лесу ходят. Серваны всегда воруют. Он двух серванов видел, - показал он на своего напарника. - Они зерна и украли. Больше никто зерна не воровал, только они.
        - А кого-нибудь из леших с ними не видели? - поинтересовался Еропка.
        - Нет, - ответил за всех умник. - Лешего с ними не видели.
        - Где они прячутся, не знаете?
        Моховик посмотрел на сородичей.
        - Я не знаю.
        - И я не знаю, - сообщил второй.
        - Я тоже не знаю, - доложил пацаненок.
        - Слышал, - подвел итог умник. - Не знаем.
        - А вы узнайте, где они прячутся, - попросил Еропка. - Вы же самые умные в Лесу, все, что захочете узнать сможете. Вы узнаете, а мы их схватим и зерна отберем.
        - И гвиллиона схватите? - спросил один из серебристых. - У него большой блестящий топор, - предупредил он лешего.
        - Ничего, - успокоил моховиков Еропка. - Мы на него Могуту напустим. Он его скрутит. Могуту знаете?
        - Знаем. Могута еще глупей тебя, но гвиллиона скрутить может, - согласился моховик.
        - Так вы узнайте, где они прячутся, - еще раз попросил Еропка. - Узнайте и скажите Ставру или мне. А больше никому не говорите.
        - Узнаем, - обещал умник. - А ты нам, Еропка, вот что скажи: почему все лешие такие некрасивые? Ни одного рыжего у вас нет.
        - Очень трудный вопрос ты мне задал, - Еропка демонстративно почесал затылок. - Я на него и ответить не сумею. Это только Гонта знает. Ты у Гонты спроси, - посоветовал он. - Гонта очень любит на вопросы отвечать.
        - Непременно спрошу, - решил моховик. - Нам же интересно, почему среди леших рыжих нет.
        Пущевика звали Сундук. Вырос он таким же высоким и тощим, как Колотей, голову его украшала копна седых кудрей, а глаза были небесно голубыми и веселыми. Конечно, Сундук - это было не имя, а прозвище, но пущевик охотно откликался на него. Это было очень уважительное прозвище. И означало оно не то сундук ума, не то сундук знаний, одним словом - очень интеллектуальный сундук. В чаще уважали Сундука. Был он родоначальником какой-то новой очень мудреной науки, почти никому не понятной. Даже ближайшие его ученики последователи вряд ли по-настоящему понимали, что они изучали. Но березовый сок Сундук употреблял с удовольствием и вдумчиво. Поэтому Колотей прихватил с собой из старых своих запасов немалый туес хорошо выдержанного да еще настоянного на травах сока.
        Удобно устроившись за невысоким столиком, Сундук и Колотей играли в шахматы, смаковали небольшими глотками ароматный сок и беседовали.
        - Напрасно ты пошел этой пешкой, - отметил Сундук, - сейчас мы ее уберем. Пешки не орешки... - Он снял черную пешку и поставил на ее место своего коня.
        - Не орешки,- согласился Колотей. - А коня ты загнал... Погиб твой конь на поле брани, - и тут же снял коня противника притаившимся на диагонали черным слоном.
        - Как это я его не заметил? - удивился Сундук. - Не иначе - ты мне глаза отвел. Ты ведь колдуешь понемногу, признайся.
        - Не отводил я тебе глаза. Да я и не умею этого делать. - Колотей отхлебнул из стакана и причмокнул. - Хорош!
        Сундук тоже сделал глоток и согласился.
        - Много у тебя, его? - спросил он.
        - Откуда его может быть много. Столько лет храню. Но немножко еще есть.
        - А мы вот так пойдем, - вернулся к шахматам Сундук и передвинул ладью. - Говоришь, кто-то из своих замешан.
        - Да, кто-то из леших. Свой и навел на зерна, свой пришлых и прячет. Знать бы только где... - он подвинул на шаг вперед очередную пешку.
        - Ты не хитри, - выговорил ему Сундук. - Не буду я эту пешку брать. Вижу я, ее конь прикрывает... - Он опять отхлебнул сока. - Хорош!.. Спрашивается: где же он их прячет? Лес большой...
        - С прошлого полнолуния они здесь. И прячутся надежно, почти никаких следов. Вот только недавно проявились: березку сломали, гнездо разрушили, муравейник разворошили. Да еще один в драку с водяным ввязался. А так тихо, не видно их и не слышно. Я думаю, в землянке он их прячет.
        - В землянке?... - Сундук подвинул на три клетки ладью, создавая угрозу черному коню, и снова сделал небольшой глоток. - Настоящий нектар! Должен у тебя быть запасец, должен, - решил он. - Пришли туесок. Я бы его в критические моменты для бодрости духа употреблял. Такой сок, знаешь ли, вдохновляет.
        - Если для науки, тогда конечно, поищу, - согласился Колотей. - Может и найду. - Где он еще их спрятать может, если не в землянке, - и еще одну пешку подвинул, защищая коня.
        - В землянке говоришь... А мы вот так пойдем, - Сундук тоже подвинул вперед пешку. - В землянке, в землянке... Но все землянки на виду... Значит ты считаешь, что есть где-то землянка о которой никто не знает, в которую никто не заглядывает, Так?
        - Так, - подтвердил Колотей и вывел на середину доски второго слона. - Больше им прятаться негде. Кто-нибудь бы их увидел. А в Лесу все новости расходятся быстро.
        - Неизвестная землянка на отшибе... - повторил Сундук снова продвинув вперед ладью. - Такая землянка может находиться только в самых глухих местах. В приграничье она должна быть, куда никто не ходит. Где-то между вашим Лесом и нашей Чащей.
        - Вот ты как пошел... - Колотей задумался. - Хитришь, хитришь... Только ничего у тебя не получится. Мы вот так сделаем, - подвинул он очередную пешку.
        - А мы вот так, - ответил ему Сундук и снял эту пешку ферзем. - Прозевал ты свою пешку, а пешки - не орешки...
        - Все-таки перехитрил. Тогда мы вот так... - вывел Колотей черного коня. - Да, в приграничье. Лучшего места чтобы укрыть банду не найти.
        Сундук снова налил по малости себе и противнику.
        - Бальзам высочайшего качества, - оценил он, сделав небольшой глоток. - Ты его на каких травах настаиваешь?
        - На разных, больше десятка разных трав, - не стал вдаваться в подробности леший.
        - Хочешь меня попросить, чтобы я наших молодцов направил поискать эту землянку. Так?
        - Так. Наши поищут со стороны Леса, а ваши со стороны Чащи. Кто- нибудь непременно найдет.
        - Подходит, - согласился Сундук. - Есть у нас молодежь, которая приключений ищет. Они за это с радостью возьмутся, с удовольствием.
        - Только если они пришлых найдут, пусть не трогают, мы с ними сами разберемся, - попросил Колотей. - Знаю я твоих ребят. Они им руки-ноги поломать могут. Нет, пусть не трогают, - повторил он свою просьбу, - у нас украли, мы с ними и поговорим. И наказание им придумаем.
        - Правильно, - согласился Сундук. - Сами разбирайтесь. Нашим я велю, чтобы к ворам близко не подходили. А то сейчас, знаешь ли, такие научные работники пошли, что у них бицепсы развиты гораздо основательней, чем мозги. Но вы, когда поймаете воров, непременно надавайте им по морде, - посоветовал он. - Чтобы их внешний вид соответствовал внутреннему содержанию. Ага! А у тебя на левом флаге позиция слабовата, - обрадовался он. Да, да, да, и никакого подвоха. Мы у тебя сейчас еще одну пешку съедим... Пешки не орешки, - Теперь он уже белым слоном снял черную пешку.
        Гудим и Бурята вышли на большую поляну у реки и в удивлении остановились. Зрелище перед ними открылось прелюбопытнейшее. А если бы они лучше знали, как обычно проводят время русалки, они бы вообще не поверили своим глазам. В центре поляны горел небольшой костерок: не для огня, не для освещения, а для уюта. Возле костерка тесным полукругом сидели русалки, рядом пристроились с полдюжины моховиков, а немного дальше расположились на травке подкоряжник Еник и омутник Рында. Перед всем этим собранием, по-восточному подвернув под себя ноги, сидел крупный, широкоплечий детина, в полосатом халате и с белой чалмой на голове. Он что-то неторопливо говорил, а остальные внимательно слушали. Совсем близко от него сидела Пелга. Кикимора сняла серый платок, и по плечам ее рассыпался водопад золотистых волос. Она не сводила глаз с рассказчика. А тот, тоже, чувствовалось, выделял Пелгу из всех своих слушателей. Рассказывая, он то и дело поглядывал на кикимору и улыбался.
        - Ты только посмотри, как он их достал, - восхитился Фитюк, - как он их достал! Сроду такого не было, чтобы русалки спокойно сидели. И Еник здесь. Еник-Веник, бросил лошадок и притащился сюда. Ну, хозяин ему врежет. А это же Рында! Я уходил, он с каким-то донником в карты резался. Тоже приперся джинна послушать.
        - Это и есть твой джинн? - спросил Гудим, кивнув на широкоплечего.
        - Ага, его Сема зовут, иностранец. Хочет домой, а не может, пока три желания не выполнит. Хозяин его из бутылки освободил, и джинн ему обязан. У них зарок такой, чтобы непременно три желания выполнить, а потом можно на все стороны. Ну, силен Сема. Заслушались все. Что-то он им крутое рассказывает...
        - И Пелга здесь, глаз с него не сводит, - обратил Бурята внимание спутников на кикимору. - Какие у нее оказывается шикарные волосы... Слушайте, а она симпатичная. Платок сняла и сразу похорошела.
        - Даже моховики притихли, - не переставал удивляться Фитюк.- Моховики молчат! Ну - чудеса!
        - Подойдем, послушаем, - предложил Гудим.
        Они потихоньку, чтобы не помешать подошли и присели рядом с моховиками. На их появление никто внимания не обратил.
        Джинн продолжал свой рассказ:
        ... - И все они сговорились об этом деле, и пошли, и шли до тех пор, пока не пришли к колодцу, и тогда они сказали Хасибу: "О, Хасиб, спустись в колодец и собери нам мед, который там остался". И Хасиб спустился в колодец, и собрал оставшийся там мед, и крикнул: "Тащите меня, здесь ничего не осталось!" Но никто из дровосеков не дал ему ответа; они нагрузили ослов и поехали в город, оставив Хасиба одного в колодце. И он стал звать на помощь и плакать, и кричать, что погибнет здесь.
        Вот что было с Хасибом Каримом. Что же касается дровосеков, то, достигнув города, они продали мед и пошли, плача, к матери Хасиба и сказали ей: "Твой сын Хасиб приказал долго жить!" - "Отчего же он умер?" - спросила она. И дровосеки сказали: "Мы сидели на горе, и вдруг пошел сильный дождь, и мы приютились в пещере, чтобы укрыться там от дождя. И не успели мы опомниться, как осел твоего сына убежал в долину, и Хасиб пошел за ним, чтобы вернуть его из долины, а там был большущий волк, и он растерзал твоего сына и съел осла".
        И услышав слова дровосеков, мать Хасиба стала бить себя по лицу и сыпать землю себе на голову и принялась оплакивать своего сына.
        Джинн сделал паузу и оглядел слушателей. Слушатели явно сочувствовали Хасибу и его матери. Русалки утирали навернувшиеся на глаза слезы. Всегда веселые моховики помрачнели. А Рында обратил свой гнев против подло предавших Хасиба дровосеков.
        - Ух, я бы их! - вырвалось у него, и он ударил кулаком себе по колену.
        Удовлетворенный реакцией слушателей джинн продолжил:
        - Вот что было с матерью Хасиба, а что касается дровосеков, то они пооткрывали лавки и стали купцами и не переставая ели халву, пили сладкий шербет, смеялись и играли в кости. Что же касается Хасиба Карима ад-Дина, то он продолжал плакать и рыдать, и когда он сидел в колодце, будучи в таком состоянии, вдруг упал на него большой скорпион. И Хасиб убил скорпиона, и потом он подумал про себя и сказал: "Этот колодец был наполнен медом; откуда же пришел этот скорпион?" И он встал, чтобы осмотреть то место, откуда упал скорпион, и стал поворачиваться в колодце направо и налево и увидел, что из того места, откуда упал скорпион, блистает свет. И Хасиб вынул бывший у него нож и расширил это отверстие, так что оно стало размером с окно. И тогда он вышел через него и шел некоторое время внутри колодца.
        И он увидел большой проход, и пошел по нему, и увидел большую дверь из черного железа, на которой был серебряный замок, а в замке - ключ из золота. И Хасиб подошел к двери, и посмотрел в щели, и увидел великий свет, блиставший из-за двери. И он взял ключ, и отпер дверь, и вошел внутрь помещения, и, пройдя немного, дошел до большого бассейна, и увидел, что в этом бассейне что-то блестит, точно вода. И он шел до тех пор, пока не достиг того, что блестело. И увидел он большой холм из зеленого топаза, а на холме было поставлено золотое ложе, украшенное различными драгоценными камнями...
        И тут Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
        И сестра ее младшая Дуньязада сказала "О, сестрица, как сладостен твой рассказ, и хорош, и усладителен, и нежен".
        И Шахразада ответила: "Куда этому рассказу до того, о чем я расскажу вам в следующую ночь, если я буду жить, и царь пощадит меня"
        "Клянусь Аллахом, - воскликнул царь, - я не убью ее, пока не услышу всю ее повесть, ибо она удивительна!"
        Джинн замолчал, и на поляне долго стояла тишина. Потом как-то все сразу зашевелились. Кто-то закашлялся, кто-то потянулся, о чем-то тихо заговорили между собой моховики, а Еник ущипнул русалку за мягкое место. Та взвизгнула и так толкнула подкоряжника, что тот едва не упал. Рында спросил:
        - Чего там дальше будет? Вернется Хасим домой к матери? Поотрывает головы дровосекам?
        - Что будет дальше - узнаем завтра, - ответил ему джинн. - Ты же слышал, Шахразада сказала, что продолжит свой рассказ завтра. Если, конечно, царь ей голову не отрубит, - добавил он. Джинн был опытным рассказчикам, и умело подогревал интерес к своим рассказам.
        - Путь только попробует! - пригрозил царю Рында.
        - Расхвастался, - осадила его рыжая русалка. - Что ты ему сделаешь? Он царь, а ты кто?
        - Да уж что-нибудь... - не сдавался Рында и продемонстрировал дубинку. - Дубинкой и царя можно уговорить.
        - Не отрубит, - сказал моховик с желтой шерсткой.
        - Ты, почему так считаешь? - небрежно спросил его Еник.
        - Такой большой, а совсем не соображаешь, - с сожалением посмотрел моховик на подкоряжника.
        - Не хуже твоего соображаю, - обиделся тот. - Но он же царь. Царь что хочет, то и делает. Может и отрубить.
        - Царю тоже интересно послушать, что дальше будет, - объяснил моховик.
        - Ой, девочки, Шахразада нарочно остановилась на самом интересном месте, - объясняла одна из русалок подружкам. - Вертит этим царем, как хочет.
        - Если девчонка захочет, она любого заставит на дерево влезть, - поддержала ее другая. - Царь он или не царь, а полезет.
        - Сема, что это ты им такое рассказываешь? - спросил у джинна Фитюк.
        - О, мой добрый друг, - с радостью встретил джинн Фитюка. - Это правдивые, возвышенные, занимательные и поучительные истории, которые тысячу и одну ночь рассказывала дочь визиря Шахразада своему царю Шахрияру.
        - Так я пойду, - сказала, ни на кого не глядя Пелга. Она поправила на плечах платок, улыбнулась и неторопливо двинулась к березняку.
        - Смотри, - дернул за рукав братца Бурята. - Она оказывается улыбаться умеет... И какая улыбка!.. А ты все: старая карга, старая карга...
        - Я!? - уставился на него Гудим. - Это ты ее старухой называл, и каргой.
        - Конец хоть у этих историй хороший? - спросил Фитюк. - Не люблю я плохие концы.
        - Подожди немного, сейчас я занят, потом все объясню, - попросил джинн, старшего подкоряжника, и устремился за кикиморой.
        - Можно, я тебя провожу? - спросил он.
        Пелга для приличия немного задержалась с ответом, потом кивнула и негромко сказала:
        - Конечно.
        И они пошли рядом. А все собравшиеся на поляне смотрели им вслед. Моховики, потому что не успели задать ни одного вопроса. А вопросов к джинну у моховиков накопилось много. Русалки с завистью: явилась на их поляну незваная Пелга, и увела такого приятного кавалера.
        - Во, видели! - сказал братьям Фитюк. - Это хозяин его приволок, в бутылке. Он при мне из бутылки вылазил. А потом хозяин велел мне за ним присматривать. Он сейчас в полном моем подчинении, - не мог не прихвастнуть старший подкоряжник. - Но, силен, Сема, силен. Пелгу охмурил. Это же надо!
        Глава двадцать четвертая.
        Сундук вызвал к себе восемь молодых пущевиков, которых намеревался направить на поиски землянки.
        Молодежь в Пуще очень отличалась от старшего поколения и привычками, и образом жизни. Старшие были фанатиками науки и кроме науки ничего не признавали. Они и в Пущу удалились, чтобы иметь возможность спокойно работать: избавиться от собраний, Ученых советов, коллоквиумов, конференций и всего остального, что отнимает уйму времени и не дает заниматься делом. Им хотелось только науки, чистой науки, которой ничто не должно мешать. Молодые тоже увлеченно занимались наукой, но считали, что кроме науки есть еще и спорт. Они бегали кроссы, играли в волейбол, баскетбол, городки, обстоятельно занимались спортивным ориентированием и самбо. В отличие от старшего поколения, были они крепкими, мускулистыми и весьма умелыми в рукопашном бою, что не раз доказывали на турнирах, посмотреть которые приходили не только пущевики.
        И вот теперь, Сундук инструктировал молодежь, отобранную им для поиска воров. Невдалеке, чтобы можно было все увидеть и услышать, стояла еще одна группа молодых ученых, которым не повезло. Они были недовольны выбором Сундука и с завистью смотрели на счастливчиков. Судя по всему, тех ожидало настоящее приключение.
        - Пройти тихо, осторожно, так, чтобы никто вас не заметил, - объяснял Сундук. - Пеньки выворачивать не надо, - он скептически посмотрел на молодого ученого по имени Гена и по прозвищу Бычок.
        Широколобый, с квадратными плечами, плотный, коренастый и коротко подстриженный под ежика, Гена очень походил на молодого бычка.
        - Совсем что ли нельзя? - удивился Гена и улыбнулся, очевидно, он вспомнил, как на спор, выворотил подряд три здоровенных пня. Улыбка у Гены была хорошей, доброй и даже немного застенчивой. Он сразу стал похож на бычка добродушного и безобидного.
        - Совсем, - я что непонятно излагаю?
        В толпе завистников кто-то хихикнул.
        - Они не могут просто так, они непременно должны с кем-нибудь пободаться, - доложил очень серьезный голос.
        - Или копытом землю рыть, - добавил другой, не менее серьезный, - Это для них самое интеллектуально занятие.
        А кто-то не удержался и злорадно хихикнул.
        - Остроумных и веселых, попрошу зайти ко мне завтра пораньше, на рассвете, - объявил Сундук. - Предстоит составить один небольшой отчетик и несколько схем, а практика показывает, что лучше всего с этим справляются остряки.
        Завистники притихли. Среди них не оказалось ни одного любителя составлять отчеты и схемы.
        - Итак, ваша задача обнаружить землянку и визуально определить, кто там обитает и сколько их, - продолжил инструктаж Сундук. - Для непонятливых повторяю: визуально. Это означает, что в контакт вступать не следует. Лешие просят никого не трогать, Хотят сами разобраться с похитителями. Надеюсь, все поняли?! - он опять посмотрел на Бычка, потом обвел суровым взглядом остальных.
        Пущевики несколько приуныли. Такого поворота они не ожидали. Молодые ученые надеялись немного размяться. А тут - визуальное наблюдение.
        - Понятно, - ответил за всех Леон по прозвищу Франт.
        Был он стройным, длинноногим, с тонкой талией. А Франта ему прилепили за яркой расцветки пиджаки и другие детали одежды. Он и сейчас был одет в кремовую рубашку, клетчатый пиджак с красными искорками, из верхнего кармашака, которого вызывающе торчал кончик красного платочка. Галстук-бабочка, разумеется, тоже красный. А на ногах его блестели лаковые полуботинки. Судя по костюму, в планы Франта никоим образом не входило вступать в контакт с преступниками.
        - Но вдруг нас попросят помочь, - спросил Бычок, - или что-нибудь такое эдакое экстремальное.
        - Если попросят - помогите, но не зарывайтесь. Знаю я ваши штучки. Отдайте воров лешим в целости и сохранности. А если что-нибудь такое эдакое, отойдите в сторонку. Не мешайте.
        - Жаль, - вступил в дискуссию третий, производивший впечатление подростка. У него и кличка была Малыш. - Живем как отшельники. Тренировки, тренировки и только изредка турниры. Никакой конкретной практики. Мы, конечно, выиграли бы сейчас любое заочное соревнование по самбо. И ручаюсь, без единой серьезной заочной травмы. Но виртуальные схватки - это теория, а нам нужна практика. Нужен контакт. Необходимо попробовать себя в деле и самим понять, чего мы стоим. От этих охотников за зернами не убудет, если мы попрактикуемся с ними. Потом передадим жуликов лешим.
        - Коллега, - Сундук называл кого-то коллегой только в том случае, если начинал сердиться. - Мы не в дискуссионном клубе. Вы получили инструкцию и должны беспрекословно ее выполнить. Считайте, что вам выдали определенные правила технической эксплуатации, которых следует придерживаться неукоснительно.
        После такого заявления спорить с Сундуком или возражать ему было совершенно бесполезно. В лучшем случае, он переставал обращать внимание на собеседников, как будто они исчезали из поля его зрения. В худшем - начинал с интересом их рассматривать и тут же давать характеристики некоторым их привычкам и поступкам. При врожденном ехидстве Сундука, это никому не нравилось.
        - Пойдете по двое, - после небольшой паузы продолжил Сундук. - Я наметил для вас четыре наиболее перспективных сектора.
        После этого он разбил пущевиков на пары и определил каждой район поиска.
        - Следуете вдоль воображаемой границы между Пущей и Лесом. Идете параллельно, один со стороны Леса, другой со стороны Пущи. Да, параллельно... непременно параллельно... А почему, собственно говоря, всегда параллельно?.. - спросил Сундуку самого себя. И тут же ответил: - Предположим, что не параллельно... - Сундук задумался.
        Пущевики терпеливо ждали. Сундука явно осенило. В таких случаях мешать нельзя. Еще не сложившаяся призрачная идея может исчезнуть от малейшего отвлекающего шороха.
        - Если не параллельно, то меняется вся схема... - бормотал Сундук. - Закон сохранения окажется под вопросом... А как в таком случае станет проявлять себя энтропия? Увеличится или останется на прежнем уровне?..
        Он поднял взгляд и с удивлением посмотрел на стоящих перед ним пущевиков.
        - Ага, - все-таки вспомнил Сундук. - Вы те самые, которые, должны найти землянку... Любопытная мысль, понимаете ли, пришла в голову. Весьма любопытная. Сейчас я ее зафиксирую.
        Он вынул из кармана небольшой блокнот, ручку, и стал быстро что-то набрасывать. Потом оторвался, снова посмотрел на пущевиков.
        - А вы, собственно говоря, чего ждете? Все что надо было, я вам сказал. Если кто-то не понял, объясню, когда вернетесь. Отправляйтесь. И творчески отнеситесь к заданию, не забывайте, что вы перспективны ученые и ко всему должны относиться творчески. Творчество это, знаете ли, тоже привычка... - он снова углубился в записи и больше не отвлекался.
        Франт и Малыш оказались в одной паре и сектор им выпал самый дальний.
        - Считай, нам повезло, - сказал Малыш.
        - Ты в отношении того, что нам определили самый глухой участок, - догадался Франт.
        - Совершенно верно. Уровень интеллекта у воров чрезвычайно низкий и мыслят они примитивно. Если им надо спрятаться, лезут в самую глухомань.
        - Где стал бы прятаться ты?
        - Я выбрал бы привычное для всех место в центре Леса. Там никто искать не станет.
        - Логично, - согласился Франт. - Каковы, как ты думаешь, наши шансы на успех?
        - Двадцать пять процентов. Четыре группы, значит, нам светит только четвертая часть успеха.
        - Исходя из твоей посылки, я бы процентов пять прибавил. За счет глухомани.
        - Пожалуй, можно и прибавить, - кивнул Малыш.
        После этого разговора они наметили точку встречи и разошлись. Малыш шел по одну сторону визуальной границы, Франт, как это было указано Сундуком, по другую.
        Небольшая поляна, где они встретились, находилась, приблизительно, на трети расстояния, которое им предстояло пройти и исследовать.
        - Пусто, - констатировал Малыш. - Но теперь наши шансы увеличились на одну треть.
        - Это, смотря как строить график. Вполне возможно, что они как раз уменьшились на столько же, - высказал предположение Франт. - В таком случае нам не повезет. Повезет Бычку или еще кому-нибудь. Но воры никуда не денутся. Раз Сундук сказал, что они должны прятаться где-то на рубеже, то так оно и есть. Сундук зря говорить, не станет. Как ты думаешь, Бычок удержится от прямого контакта?
        - Нет, - Малыш усмехнулся. - Бычок от контакта удержаться не сможет. Потом будут краснеть перед Сундуком. Бычок очень естественно краснеет и смущается. Добрый Сундук снимет с него стружку и простит. Скажет: "Бандит! Уйди с глаз моих, чтобы я тебя больше никогда не видел". А завтра, призовет его и, как ни в чем не бывало, поручит ему провести какой-нибудь умопомрачительный опыт. Не пойму, каким образом Бычку удается так показательно краснеть.
        - Это у него натуральное, естественное, - объяснил Франт.
        - Не может быть! - удивился Малыш.
        - Может. Природа иногда творит чудеса.
        - Природа... Эта, пожалуй, может. Она все может... - вынужден был согласиться Малыш. - Двинемся дальше, проверим второй этап, - предложил он. - У нас в запасе еще два этапа и надежда что повезет нам, а не Бычку есть.
        Пройти второй этап до конца им так и не удалось. Где-то, почти на полдороги, Малыш вышел наперерез Франту.
        - Есть! - догадался тот.
        - Есть. Землянка, как предсказал наш великий ясновидящий Сундук, а возле землянки они и устроились. Дышат свежим воздухом. Тепленькие, можно брать.
        - Сундук тебе возьмет. Он тебе так возьмет, что мало не покажется. Ты не Бычок, ты краснеть не умеешь.
        - Не умею, - согласился Малыш. - Чего мне природой не дано, того не дано. Обделила меня природа. Пойдем, проведем, как нам рекомендовано власть предержащим, визуальное наблюдение.
        Они осторожно подобрались поближе к землянке, устроились в кустарнике и стали наблюдать.
        На поляне перед входом в землянку, двое играли в кости. Третий, высокий, чернобородый, с лохматой шевелюрой, угрюмо ходил по поляне: в один конец, потом в другой, как будто мерил ее шагами. Изредка он поглядывал на игроков, но не приближался к ним.
        - Те двое, что в кости играют, серваны! - определил Франт.
        - Встречал?
        - Не приходилось. Но в точности соответствуют описанию во втором томе издания "Малые племена и странные народы". Четырнадцатая глава: "Фейри проказники".
        - Что о них там интересного сказано?
        - Воры. Классические воры. Самые крупные мастера в этом деле. Довели свои способности до уровня искусства. Для них воровство не столько профессия и средство существования, сколько образ жизни. Как правило, действуют по одиночке. Для любой самой сложной кражи достаточно одного сервана.
        - Здесь их двое, - Малыш с интересом рассматривал серванов. - Значит, серьезно готовились. Со стопроцентным резервом. А этот чернобородый амбал, с ножом на поясе, кто такой?
        - Не знаю. Ничего подобного не встречал и не слышал. Бандит какой-то. Ножище у него явно бандитский. И морда разбойничья. Агрессивен. Походка у него, приглядись, как у вышедшего на охоту хищника. Он и есть хищник. Разбоем живет.
        - Может, нарушим приказ старика, - Малыш внимательно присматривался к гвиллиону. - У него и силенка немалая. Интересно с этим амбалом поиграть.
        - Не стоит, - Франт поправил кончик красного платочка, выглядывающего из кармашка пиджака. - Скрутить их, конечно, можно. Всего трое. Но главное, как я понимаю, зерна... Лешим зерна нужны. Ты знаешь, где зерна?
        Малыш выразительно пожал плечами. Откуда он мог знать, где зерна.
        - То-то и оно. Испортим лешим свадьбу, Сундук из нас все перья повыдергивает.
        - Кому-то надо идти к лешим, рассказать, что мы нашли преступников, - вспомнил Малыш.
        - Может, сбегаешь, - попросил Франт. - Надо быстро и придется добираться напрямую. А я, понимаешь, в таком случае окончательно испорчу свою одежду, - он аккуратно провел руками по пиджаку и опустил глаза на лакированные туфли. Такую обувь не сразу и достанешь.
        - Ладно, подежурь здесь, я сбегаю, - согласился Малыш.
        Он бесшумно вошел в кусты и исчез. А Франт устроился поудобней и стал наблюдать за преступниками.
        Пелле (а возможно это был Калле) собрал в ладонь кости, встряхнул их, но бросать не стал.
        - Скучно, - сказал он и зевнул. - Никогда еще не играл просто так, без ставки. А ты не нервничай, - обратился он, к проходившему мимо гвиллиону. Сегодня ночью уйдем. Станем свободными и богатыми. Не нервничай и не мельтеши. Давай лучше сыграем.
        - Я не нервничаю, - не останавливаясь, ответил гвиллион. - Горцы никогда не нервничают. И играть с тобой не буду. Мне ходить надо. Я не могу все время сидеть. Если все время сидишь, ноги болят. Когда много ходишь, ноги здоровые, крепкие.
        - Как тебя зовут? - спросил серван. - А то все: гвиллион, гвиллион. А как тебя зовут, мы не знаем. Нехорошо получается. Каждого надо по имени называть.
        - Нет у него никакого имени, - отозвался стоящий рядом куст. - Они в горах все дикие, ни у одного гвиллиона имени нет.
        - Ты молчи, - гвиллион остановился. - Я обещал лешему, что пока не буду тебя резать. Теперь молчи, помоги мне выполнить обещание.
        - Как все-таки тебя зовут? - не отставал скучающий серван.
        - Горцы свое имя никому не говорят, - повернулся к нему гвиллион. - Кровному брату говорят, близким родственникам говорят, чужим никогда не говорят. Вы чужие.
        - Какие мы чужие, - не согласился серван. - Одним делом занимаемся: мы воруем, ты нас охраняешь
        - Все равно чужие. Выйдем из Леса, отдадим хозяину зерна и разойдемся. Я в горы уйду, а вы не знаю куда. Совсем чужими станем, знать друг друга больше не будем. Найду этого, - он кивнул в сторону куста, - сразу зарежу.
        Куст издевательски хихикнул.
        - Мы, клудде, таких безмозгих уродов, как ты, в трясину заманиваем и там топим, - сообщил он. - Потом собираемся и слушаем, как они булькают, пузыри пускают.
        - Я тебе велел молчать, пока ты живой, - не оборачиваясь, бросил ему гвиллион. - Когда зарежу, можешь тогда говорить что хочешь. Сейчас молчи.
        - Филл, а ты ведь боишься его, - придумал, наконец, как развлечься Пелле (или это был Калле?).
        - Я боюсь эту большую волосатую свинью!? - возмутился клудде. - Этого беззубого шакала!? Эту кучу прошлогоднего навоза!?
        - Вонючая бесхвостая крыса! - фантазия гвиллиона была явно бедней.
        - Жалкий недоносок ублюдочных родителей, выросший в выгребной яме и питающийся падалью.
        - Вонючая бесхвостая крыса! - повторился гвиллион. - Я тебя зарежу!
        - Зарежь! Подойди и зарежь! - клудде ощерился и засмеялся. - Видите, не подходит. Он меня боится!
        - Не может быть, - поддержал затею соплеменника второй серван. - Неужели ты его боишься? - спросил он у гвиллиона.
        - Я никого не боюсь, - положил руку на рукоять ножа гвиллион. - Кто так говорит, тот уже не живой. Того большая ворона клевать будет! Голова в канаве валяться будет!
        - Боится, боится. Смотрите, - клудде вынул из складок одежды длинный стилет. - Когда у меня в руке нож, он близко не подойдет.
        - Калле, как ты думаешь, подойдет или нет? - спросил Пелле.
        - Думаю, что подойдет, - решил Калле.
        - А я думаю, что не подойдет,- не согласился Пелле.
        - Подойду и зарежу, - грозно заявил гвиллион. Он вытащил нож из чехла и сделал шаг вперед.
        - Иди, иди, - поманил его свободной рукой клудде.
        Они стояли, сжимая ножи, но не приближались друг к другу.
        - Иди сюда, иди, - приглашал противника клудде. - Иди сюда скользкий навозный червяк.
        - Нет, это ты иди сюда, бесхвостая крыса!
        - Кто самый смелый?! Кто сделает первый шаг?! - продолжал подначивать противников Калле. Считаю до трех... Раз...
        Противники по-прежнему стояли, грозно выставив вперед длинные ножи. Приближаться друг к другу они не спешили.
        - Два... - отсчитал серван. - Ну, кто из вас самый смелый?!.
        - Стоять! - раздался сердитый голос лешего, который как всегда появился бесшумно и неожиданно. Выйдем из Леса, тогда режьте друг друга, сколько хотите, а я посмотрю, кто из вас удачливей.
        - Эта вонючая бесхвостая крыса сказала, что у меня имени нет! - пожаловался гвиллион, не убирая нож. - За такие слова у нас в горах непременно режут. Ты мне разреши зарезать его прямо сейчас.
        - Урод первый начал, - стал оправдываться клудде. - Одно только слово и знает: зарежу, зарежу... Надоел он мне.
        - Помолчите, сейчас не до этого, - прервал их леший. - Спрячьте ножи!
        Противники неохотно спрятали оружие.
        - Вот так. Остыньте. Уходить нам надо отсюда.
        - Рано еще, - заметил Пелле. - Даже темнеть не начинает.
        - Для кого рано, а для кого и нет. Вы же меня не послушали. Сегодня надо было зерна брать. Они бы опомниться не успели, а мы бы уже из Леса вышли. А вы вчера взяли, да еще рано утром. За это время весь Лес на дыбы подняли. Ищут нас, понимаете!?
        - Ты не прав, - не согласился с лешим Калле. - Как раз вовремя взяли. Они зерна вчера вечером вполне отправить могли.
        - Много ты знаешь, что они могли, а что не могли. Задержал бы я отправку до сегодняшнего дня. Теперь выбираться отсюда надо. Чувствую, выследили они землянку. А не выследили, то вот-вот найдут. Среди леших дураков тоже не так уж и много. Собирайтесь.
        - С удовольствием, - сообщил Пелле. - Нам собраться, только подпоясаться, - пошутил он.
        - С удовольствием или без, а уходим. У кого, что в землянке осталось - забирайте.
        Гвиллион спустился в землянку и тут же вернулся с топором за поясом. Серваны поднялись с травки, на которой сидели, один из них положил в карман кости. На этом все сборы закончились.
        - Готовы?.. - леший оглядел свой отряд. - Теперь слушайте меня внимательно. Толпой нам идти нельзя. Пойдем толпой, нас сразу обнаружат. Будем выбираться по одному. Потом соберемся у корявого дуба. Я вам его показывал. Место там тоже глухое, но недалеко от опушки. Там дождемся полнолуния - и за рубеж. А сейчас расходимся. Идите осторожно. Особенно моховиков опасайтесь, они везде шастают. Увидят - сразу Ставру доложат.
        - Подожди, леший, не торопись, вначале надо кое с чем разобраться. Зерна кто понесет? - спросил Калле.
        - Зерна я понесу, - не раздумывая, ответил леший.
        - Так не пойдет, - не согласился серван. - Вдруг ты захочешь один уйти. Мы что, с пустыми руками будем к хозяину возвращаться. Кому мы нужны с пустыми руками? Зерна очень дорогие. Нет, так не пойдет, - повторил он.
        - Ты что, не веришь мне!? - рассердился леший.
        - Конечно, не верю. Ни один нормальный вор другому вору никогда не поверит.
        - Я не вор! - не согласился леший.
        - Вор. Все мы воры и ты тоже вор, - объявил серван. - Как же мы можем тебе поверить?
        - Зерна не отдам, - сказал леший. - Я договаривался зерна принести, я и принесу. Правильно я говорю? - попросил он поддержки у гвиллиона.
        Гвиллион ничего не ответил. Гвиллион думал.
        - Принесешь, принесешь, - вроде бы согласился серван. - Придем на место, мы все зерна тебе отдадим. Ты их и сдашь.
        - Так не пойдет! - отрезал леший. - Не нравится - убирайтесь. Я и один могу пойти.
        - Вот, вот, - укоризненно покачал головой Пелле. - А если тебя схватят, и отберут зерна, мы остаемся ни с чем. Нет, каждый из нас должен иметь часть зерен, быть уверенным, что работает не зря.
        Это соображение прозвучало для гвиллиона убедительно.
        - Серван правильно думает, - сказал он. - Зерна надо разделить, чтобы у каждого были. Нам за зерна платить будут.
        - Зерна никто из вас не получит, - стоял на своем леший.
        - Послушай, не надо так сердито говорить, - гвиллион положил ладонь на рукоять ножа. - Не отдашь по-хорошему, силой возьмем. Нас четыре, а ты только один. Правильно я сказал? Да? - обратился он к спутникам.
        - Правильно. Правильно, - поддержал его серваны. Оба вынули большие складные ножи, раскрыли их, и широкие лезвия хищно заблестели. Воры, чувствовалось, умели неплохо с ними обращаться. Клудде молчал, но тоже вытащил из складок своей просторной одежды стилет.
        Лешего мятеж подчиненной ему команды заставил задуматься. С гвиллионом он, пожалуй, управился бы. Да и с каждым другим тоже. Но их было четверо... Наверно он и четверых разбросает, но без ущерба не обойдется. Кто-нибудь непременно достанет его ножом. И не раз. Сможет ли он тогда выбраться из Леса, сможет ли добраться до места назначения? Рисковать явно не стоило.
        - Ладно, если вы так настроены, я согласен, - объявил леший. - Дам каждому из вас по мешочку с зернами, остальные три понесу сам. И по- другому не будет, предупредил он. - Если не согласны - будем драться.
        Он прислонился спиной к дереву, расставил ноги, пригнулся и сжал кулаки. Но прикинул, что до драки дойти не должно. Мешочек зерен устроит каждого. За такой мешочек можно получить немалую сумму, которой надолго хватит для безбедной жизни. А драка и им не обещала ничего хорошего.
        - Это, наверно, будет правильно, - согласился гвиллион и посмотрел на серванов.
        Те дружно закивали.
        - Я тоже согласен, - объявил клудде и спрятал нож.
        - Вот и хорошо. Значит, драться не будем. Сейчас расходимся и собираемся у корявого дуба, - объявил леший. Еще раз напоминаю: идти осторожно, старайтесь, чтобы вас никто не увидел. Получайте ваши зерна.
        Он выдал каждому по небольшому белому мешочку. Гвиллион сразу положил свой мешочек за пазуху, клудде отвернулся так, чтобы никто не видел, куда он спрятал свою добычу. А недоверчивые серваны открыли мешочки, проверили на месте ли зерна, пересчитали их, потом тоже спрятали добычу в карманы.
        Леший удалился первым. Гвиллион пошел, справа от него, а клудде выбрал направление левей лешего. Серваны пожали друг другу руки и разошлись: один двинулся правей клудде, другой левей. Им тоже не хотелось находиться поблизости от свирепого гвиллиона.
        Когда они скрылись, из-за кустов, что раскинулись за землянкой, вышел Франт. Он слышал скандал, разгоревшийся среди воров, и видел все, что произошло дальше.
        Пущевик постоял, подумал, прикидывая что-то, недовольно поморщился, отряхнул брюки, поправил платочек в кармашке и двинулся вслед за гвиллионом.
        - Сегодня ночью полнолуние наступит, - объяснял Ставр моховикам, - воры непременно станут выбираться из Леса. Вот вы и присмотрите за ними. Как только увидите их, сразу сообщите кому-нибудь из леших. Если сможете помешать, помешайте им идти к опушке. Передайте мою просьбу всем.
        - Красть зерна нехорошо, - сказал моховик, у которого шерстка была коричневой.
        - Очень нехорошо, - подтвердил Ставр.
        - Вы поймайте воров и накажите их, - посоветовал светло-серый.
        - Хороший совет, - опять согласился Ставр.
        - Мы всегда даем хорошие советы, - объяснил коричневый. - У тебя нога не болит? - спросил он.
        - Нет, не болит. А почему ты спрашиваешь?
        - Леший Гонта хромает, у него нога болит, - сообщил моховик. - Кто же хромать станет, если у него нога не болит. А у тебя, значит, не болит. Это хорошо.
        - Хорошо. Вы почему не идете? - спросил Ставр.
        - Поговорить хочется, - сообщил светло-серый. - Кто же просто так пойдет, если поговорить можно. Вопросы у нас есть. Много вопросов.
        - И советы тебе дать надо: как жить, как деревья выращивать, - добавил коричневый.
        - Вы, лешие, ничего не умеете делать, как надо, - посочувствовал светло-серый.
        - Кто вам посоветует, если не мы. Больше никто вам не посоветует. Другие тоже не знают.
        Ставр держался. Крепкий был леший, с железным характером. Да и обстоятельства требовали, так что сдержался.
        - Больше некому, - согласился он. - Вы уж непременно посоветуйте. Только сейчас воров ловить надо. Без вас не обойдемся. А как поймаем, приходите, мы и поговорим. Долго говорить станем, может быть, целый день.
        Такое, моховиков устраивало.
        - Это хорошо, - оценил приглашение лешего светло серый. - Мы и других моховиков к тебе приведем. У нас умных много.
        - Если встретим вора, свяжем и принесем сюда, - пообещал коричневый. - Вы его из леса выгоните. Кто же воровать станет, если вы всех воров выгоните. Никто тогда воровать и не станет.
        - Мы сейчас пойдем, - объявил светло серый. - Ты без нас не скучай. Мы непременно придем поговорить.
        И моховики скрылись в кустах. Сколько Клямке их ни учил, ни уговаривал, моховики не признавали тропинок.
        Ставр уныло посмотрел малышам вслед.
        - Без них сейчас не обойдешься, - пожаловался он племянникам. - Но не забудут ведь, придут. Целым выводком. Вы уж мне помогите с ними разговаривать.
        - Конечно, - без особой охоты согласился Бурята. Братья уже встречались в моховиками, разговаривали.
        - Теперь нам остается только ждать, - решил Ставр. - Лес большой, ворам, чтобы добраться до опушки, придется выйти из захоронки, кто-нибудь их да увидит.
        Ждать лешим пришлось недолго, вскоре к землянке выбежал Малыш-пущевик. Бежал он легко, дышал ровно, и совершенно незаметно было, что он сейчас покрыл немалое расстояние.
        - Хорошей погоды! - приветствовал он леших.
        Те дружно ответили и уставились на него: без важного дела пущевик сюда не прибежит.
        - Нашли мы ваших воров, - объявил Малыш. - Землянка старая на дальнем кордоне у Селия. Как раз на рубеже Леса и Пущи. Там они сейчас отдыхают.
        - Сколько их? - спросил Ставр.
        - Видели троих. Два сервана и чернобородый амбал со здоровенным ножом за поясом.
        - Чернобородый! - обрадовался Бурята. - Его волос мы и нашли. Я же говорил...
        - Погоди ты, - прервал его Ставр - Кто из леших с ними?
        - Лешего не видели. Только два сервана и амбал. Может быть, кто-то в землянке оставался, не исключено, что кто-то в сторону отошел. Но мы только троих видели.
        - Там кто-нибудь за ними присматривает? Могут уйти.
        - Франт с ними остался. От него они никуда не денутся.
        - Так... - Ставр задумался. - Так... - повторил он. - Вы, - повернулся он к братьям, - идите к землянке и глаз с воров не спускайте. Куда бы они ни пошли, следуйте за ними. Сами ничего не предпринимайте, ждите меня. Проведешь их, - велел он Малышу.
        - Проведу, - охотно согласился тот. - Мне и самому туда надо, - он решил, что поскольку лешие теперь в курсе, можно устроить небольшой турнир с амбалом.
        - Я за Могутой. Может быть, еще кого-нибудь из леших встречу или из филипповых молодцов. Воров трое, да еще кто-то из леших к ним подойдет. Нам надо собраться, чтобы сразу всю банду взять, не бегать потом за каждым по Лесу.
        Гудим и Бурята, хоть были лешими молодыми, неслабыми, за пущевиком не успевали: не та закалка. Заметив это, Малыш перешел на шаг.
        - Спортом надо заниматься, спортом, - посоветовал он молодым лешим. - Каждое утро хорошая пробежка и через год будете в великолепной форме. Приходите к нам тренироваться.
        Лешие промолчали, в гробу они видели эти пробежки и тренировки по утрам.
        Дав братьям немного отдышаться, Малыш снова побежал.
        - Носом дышите, носом, - советовал он. - Руками работайте. Втянетесь постепенно... Главное - не расслабляться. Придет второе дыхание, тогда станет легче.
        Лешие дышали носом, работали руками, но втянуться в темп, предложенный пущевиком, не могли. Второе дыхание все не приходило, а от первого уже ничего не оставалось... Малышу пришлось дать лешим отдохнуть. Когда после короткого отдыха побежали дальше, он сбавил темп, а иногда и вовсе переходил на шаг. Потом они встретили Гонту, тот неторопливо хромал им навстречу.
        - Ты куда? - остановился Бурята, подозрительно разглядывая лешего. Не тот ли он самый, о котором Ставр упоминал? Гонта, с его характером, вполне подходил. Да и бродит в подозрительном месте.
        - К вам иду. Ставру сказать: я у себя на кордоне все проверил. У меня чисто, никаких посторонних, - он с интересом посмотрел на пущевика. - А вы куда?
        - Мы к тайной землянке, - сообщил Гудим. - Пущевики воров выследили. Мы к ним в гости.
        - А-а-а! - свирепо зарычал Гонта. - Выследили. Я с вами.
        Похоже, не он, - решил Бурята.
        - Ждать тебя некогда, догоняй, - сказал ему Малыш и побежал, братья последовать его примеру. Гонта посмотрел им вслед, выругался и торопливо похромал за ними.
        Когда пущевик снова перешел на шаг, чтобы братья могли немного отдохнуть, Гудим спросил:
        - Думаешь не он?
        - Не знаю, - ответил Бурята. - Может и он. Скоро все станет ясно. Если за нами придет, значит не он.
        Они снова побежали. На этот раз братья продержались почти до самой землянки. Малыш привел их на то место, где должен был ждать Франт. Франт куда-то девался, только трава, на которой лежал пущевик, присматривая за ворами, была помята. И на поляне перед землянкой - никого.
        Малыш осторожно подошел к землянке, заглянул в нее, потом махнул рукой, подзывая братьев.
        - Не дождались они нас, - с сожалением отметил он. - Ушли. А Франт пошел за ними. Куда они все девались?.. Ну-ка посмотрим.
        Он прошел перед землянкой, рассматривая оставленные бандой следы. Они были едва заметны, но не для пущевика ведь. Малыш их быстро обнаружил и с дотошностью следопыта разобрался.
        Пятеро их здесь было, - сообщил он. - Наверно и леший приходил. Разошлись по одному. Выбирайте любой след, идите по нему. Я пойду по этому, - показал он на крупные следы оставленные гвиллионом. Рядом с ними шла цепочка хорошо знакомых Малышу, аккуратных отпечатков лакированных туфель Франта.
        Братья тоже выбрали цепочку следов. Тот, кто оставил их петлял, избегал открытых мест, старался пройти незаметно, невидимым. Лешие прошли уже немалое расстояние, когда услышали тяжелые шаги. Их хозяин явно торопился. То ли это вор, за которым они шли, повернул обратно, то ли еще кто-то спешил. Братья застыли, прислушались. Шаги приближались.
        - Берем! - шепнул Гудим. - Кроме воров здесь сейчас ходить некому.
        - Берем! - так же тихо ответил Бурята. - Я его остановлю. Ты сразу хватай сзади за руки, а я ему под дыхалку стукну.
        Братья спрятались за густым кустарником.
        Когда громко посапывающий от быстрой ходьбы вор поравнялся с кустарником, братья одновременно выскочили из засады: один впереди шедшего, другой сзади.
        - Стой и не шевелись! - грозно крикнул Бурята. В это время Гудим схватил вора сзади за руки и стал их заламывать за спину. Ударить пойманного под дых Бурята не успел: увидел, что они остановили Гонту.
        - Вы это чего! - возмутился Гонта, вырываясь. Мускулистый и крепкий как старое дерево, он без особого труда стряхнул Гудима и сердито уставился на братьев. - Вы чего меня хватаете, колом вас по голове!
        - Так это ты, - удивился Гудим. - А мы думали, что вора поймали.
        - Ну - слепые! Чисто кроты! - продолжал возмущаться леший. - Мозги что ли вам повредило! Я вам помогать спешу, а вы на меня набросились. Скажите спасибо, что не зашиб. Я, если бы раз стукнул, - сообщил он, смущенному Гудиму, - так ты бы сейчас на земле корчился.
        - За кустами не видно кто идет, - стал оправдываться Бурята. - По этой тропинке вор пошел. Мы думали - он.
        - Опоздали мы. Мы до землянки добрались, а их там уже нет, - стал объяснять сложившееся положение Гудим. - Разошлись они по одному. Но следы остались, мы по следу идем. А тут ты топаешь, мы и подумали...
        - Подумали они... Думалки у них, понимаешь, заработали... Соображать надо... Нашли кого ловить, - продолжал бурчать Гонта. - А ну, показывайте за кем шли, - потребовал он.
        Братья показали следы. Леший внимательно их осмотрел, даже рукой пощупал.
        - Осторожно идет, - определил он. - С опаской. След крупный, глубокий. Значит и он крупный. Вам и вдвоем с таким не управиться. Вы как догоните, идите за ним, не показывайтесь. Он непременно где-нибудь остановится, ему до полнолуния из Леса не выбраться. Вот и вы подождите, пока я подойду, тогда и брать станем. Сами не лезьте, сломает он вас. Ну, давайте, а я за вами потрюхаю. И глаза разуйте, на кого попало, не бросайтесь, - посоветовал он братьям вдогонку.
        Молодые лешие снова пошли по четким следам. Потом следы подошли к ручью и исчезли.
        Глава двадцать пятая.
        Калле неторопливо шел по Лесу. Хотя, возможно, это был Пелле, кто их разберет. Он ловко пробирался между густыми кустами не зашуршав ни одной веткой, легкой тенью проскальзывал между деревьями, пригнувшись к высокой траве быстро перебегал небольшие елани. Уж кто-кто, а серван везде мог пройти незамеченным. Искусство стать невидимыми было составной частью воровского таланта серванов.
        Моховики не в меньшей мере обладали искусством быть невидимыми. Если они не желали, в Лесу их увидеть было совершенно невозможно. Но, был у рыжих еще один талант: все видеть, все замечать. И за серваном давно уже следовала толпа моховиков.
        У большой поляны серван остановился, стал прикидывать, как лучше сделать: быстро перебежать ее или обойти.
        - Ты куда идешь? - спросил его негромкий голосок.
        Считается, что застать сервана врасплох невозможно. Но этот тихий голосок прозвучал для вора неожиданно и громко, как гром с ясного неба. Серван вздрогнул, стремительно обернулся и одновременно сунул правую руку в карман, где лежал нож.
        И сразу успокоился, понял, что ничего опасного не случилось. Перед ним всего-навсего стояли два небольших моховика. Один покрытый желтой шерсткой, другой - блестящей сероватой. Оба конопатые, рыжие, оба уставились на него большими любопытными глазами.
        - Путешественник я, - серван выпустил нож и вынул руку из кармана. - Просто так гуляю. Очень у вас интересные места есть.
        - А почему он врет? - заинтересовался желтенький моховик. - Он к корявому дубу идет, а говорит, что гуляет. Кто же станет гулять, если к корявому дубу идти надо.
        - Он думает, что мы ему поверим, - высказал предположение серенький.
        - Неужели он такой глупый? - удивился желтенький.
        - Не может он быть умным, если зерна украл. Всех, кто ворует, ловят. Кто же воровать станет, если знает, что его все равно поймают? Только глупый.
        - Может быть, он думает, что его не поймают?
        - Я и говорю, что он глупый.
        Так они обменивались мнениями, совершенно не обращая внимания на сервана. Это ему не понравилось.
        - Эй вы, умники! - окликнул он моховиков. - Чего это вы про меня болтаете? Я, что нужно, сам сказать могу. Вы откуда знаете, что я к корявому дубу иду?
        - Все воры у корявого дуба собираются. Куда же тебе еще идти. Тебе к корявому дубу идти надо.
        Калле (это кажется все-таки был он) задумался... Если в Лесу все знают, что воры собираются у корявого дуба, то их там непременно будут ждать лешие. Стоит ли в таком случае идти туда? Рука сама потянулась к карману и нащупала драгоценные зерна. А они говорят - "глупый". Вот если бы не разделили зерна, тогда и был бы глупым.
        - Скажи, зачем ты воруешь? - прервал его размышления желтенький моховик. - Нам интересно: можно ведь не воровать, а ты воруешь.
        - Как зачем? - удивился серван странному вопросу. "Где украл?", "Как украл?", "Сколько украл?" - такое у него спрашивали постоянно. А вот "Зачем воруешь?" - это он слышал в первый раз.
        - Нам непонятно зачем серваны воруют. Ты расскажи - повторил моховичок.
        - Много наворую, стану богатым.
        - А зачем тебе надо стать богатым?
        - Чтобы много всего иметь: одежду, выпивку, еду.
        - Тебе очень много есть надо? Это болезнь такая? - с сочувствием спросил серенький.
        - Нет у меня никакой болезни, - серван даже обиделся.
        - А, зачем, тебе, тогда, так много еды надо? - не мог понять сервана моховик.
        - Чтобы иметь.
        - Зачем тебе надо так много иметь?
        - Зачем, зачем, - передразнил моховика серван. - Чего вы пристали ко мне?! Дикие вы какие-то, ничего сообразить не можете... А затем, что сяду я за стол, а на нем полно всякой еды... Полное изобилие.
        - И ты съедаешь все изобилие? - ужаснулся моховик. - А живот у тебя от этого не болит?
        - Да не съедаю я все. Я вообще мало ем.
        - Тогда зачем ты воруешь? - продолжал допытываться серенький.
        - А это мое личное дело! - надоели сервану моховики со своими дурацкими вопросами. - Нравится мне воровать! Поняли?
        - Нет, не поняли.
        - И не поймете. Хочешь жить - умей вертеться.
        Серван окончательно решил, что к корявому дубу идти не следует. Хорошо, что в кармане мешочек с зернами лежит. С этим мешочком он может явиться к хозяину и получит за него немало. Если он один зерна доставит, то сумеет получить за них раза в три больше. А остальные пусть выпутываются, кто как может.
        - Хватит, - объявил он моховикам. - Заговорился я с вами, пора мне в дорогу.
        - А может быть поговорим еще, - предложил желтенький. - Мы первый раз с вором разговариваем. Нам интересно как ты вертишься.
        - Нет, - отказал серван. - Мне идти надо.
        - Если тебе очень надо, то иди, - согласился серенький.
        - Иди, - поддержал его желтый. - Отдай зерна и иди.
        - Это почему я вам их должен отдать?
        - Мы их лешим передадим. Ты у них украл, а мы им вернем. Всем хорошо будет.
        - Зерна не отдам, - отказался серван.
        - Почему? - удивился моховик.
        - Потому что они мои!
        - Какие же они твои, если ты их украл? Они не твои, они краденные.
        - Как только украл и в карман положил, так они сразу моими стали, - объяснил серван.
        - Значит, если мы их у тебя из кармана возьмем, они станут нашими? - спросил желтенький.
        Серван даже не ответил, просто рассмеялся. Он был уверен, что ничего плохого не смогут ему сделать эти мохнатые коротышки.
        - Все-таки ты глупый, - решил серенький.
        - Почему это я глупый? - спросил серван, который совсем уже собрался уходить.
        - Умный отдал бы нам зерна, - объяснил желтенький.
        - Это вы глупые, - заявил серван. - Глупей вас я еще никого не встречал.
        - Все дураки так думают? - спросил серенький желтого.
        - Все, - подтвердил тот.
        - Так я пошел, - сообщил серван моховикам, - надоела мне ваша болтовня.
        - Отдай все-таки зерна, - еще раз предложил желтенький.
        - Чего вы пристали ко мне?! - рассердился, наконец, серван. - Отдай, отдай. А вы сами возьмите! - и он, не оглядываясь, двинулся в путь.
        - Сказал, чтобы взяли... - продолжался у него за спиной разговор.
        - Ему, наверно, интересно, как мы их брать станем...
        - Конечно, каждому интересно, как ворованное забирают.
        - Идите все сюда! - закричал желтенький. - Серван попросил, чтобы мы у него зерна забрали!
        На поляну вывалила толпа моховиков и окружила сервана.
        - Ого, как вас много! - остановился тот, вынул из кармана нож и раскрыл его.
        Толпа моховиков загудела:
        - Какой большой нож!..
        - Блестит...
        - Наверно острый...
        - Зачем ты нам нож показываешь? - спросил серенький.
        - Чтобы вы близко ко мне не подходили. А ну-ка, расступитесь, дайте уйти! - приказал серван и взмахнул ножом.
        - Как же мы у тебя зерна возьмем, если ты уйдешь?
        - Зерна не отдам! - заявил серван.
        - Неправильно это, - укоризненно покачал головкой серенький. - Раньше сказал "возьмите", а сейчас говоришь "не отдам". Ты уж что-нибудь одно говори.
        - Давайте сюда сети, - предложил кто-то из малышей.
        - Правильно... Сети... И нож забрать... Он ножом порезаться может... Ему больно будет... - загудела толпа моховиков...
        Откуда-то появились несколько прочных мелкоячеистых сетей. Две из них тут же взлетели и накрыли сервана. А другими моховички быстро опутали его со всех сторон. Серван не успел опомниться, а уже лежал на земле так плотно окутанный сетями, что даже шелохнуться не мог.
        - С этим что делать? - спросил небольшой моховичок, вынув из руки сервана нож.
        - Выкопай глубокую ямку и зарой, - велел кто-то из старших.
        Малыш послушно отравился выполнять приказ.
        - Не будем у него зерна отбирать, - предложил желтенький, явно пользовавшийся среди моховиков авторитетом. - Отнесем зерна вместе с ним к лешим, пусть сами разбираются.
        С этим предложением согласились все. Моховики подняли плотно упакованного сервана и понесли к землянке Ставра.
        Гвиллион шел и думал. Он думал о том, что когда им заплатят за зерна, он сказочно разбогатеет. С этим богатством он вернется в свои горы, купит там много баранов, много рабов и много жен. И ему не надо будет в дождь и грязь торчать на тропе и грабить прохожих. Он наймет себе самых храбрых, самых свирепых земляков. Они будут ночью выходить на узкие горные тропы, а потом приносить награбленное богатство хозяину. Его земляки будут грабить, его рабы станут много работать, а жены будут каждый день танцевать перед ним. Он станет самым уважаемым в своих горах. Уважаемым и свободным гвиллионом в своих свободных горах.
        А Еропка думал о том, кто же из леших нарушил все неписаные законы Заповедного Леса. Не мог леший зерна украсть, а украл. Еропка хорошо знал всех леших в Лесу, многие годы знал, но ни в ком не замечал, даже следов такой подлости.
        Они совершенно случайно встретились на небольшой прогалине. Для обоих, эта встреча была неожиданной и нежелательной. Оба немного растерялись, но первым пришел в себя Еропка.
        - Вот хорошо, что я тебя встретил! - радостно закричал он, надеясь, что кто-нибудь его услышит. Еропка сразу понял, что встретился с вором. Но схватить его Еропка не мог, тот был слишком силен для лешего. Следовало его непременно задержать, пока подойдет помощь. А в том, что, кто-то появится здесь, Еропка не сомневался, потому что сейчас все, кто только мог, искали в Лесу воров.
        Гвиллион ответной радости не выразил.
        - По глазам вижу, что ты как раз тот, кто мне нужен, - продолжал так же бодро Еропка. - Глаза у тебя кристально чистые. Прямо скажи мне, ты на богатстве зациклен или нет?
        Чем еще можно было задержать вора, если не разговором о богатстве и возможностью добыть что-то ценное.
        Гвиллион молча положил руку на рукоять ножа. Надо было зарезать этого лешего, чтобы тот никому не рассказал, кого видел.
        - Правильно! - истолковал его молчание Еропка так, как ему было нужно. - Ты хочешь стать богатым! Богатство - это вольная жизнь, свобода, равенство, братство и независимость...
        Гвиллион заинтересовался. Уж очень точно эти слова совпали с его мыслями. Он тоже считал, что богатство - это вольная жизнь и полная свобода. Но руки с рукояти ножа не снимал и молчал, ждал, что еще скажет леший.
        - Я, тоже люблю золото, и драгоценные камни люблю. Ты помоги мне, - попросил Еропка. - Здесь клад зарыт, - махнул он рукой куда-то вправо, - а один взять не могу, не дается он мне. Посторонний должен выкопать яму и вынуть из нее клад. Мы его поделим по честному. Две части мне, одну тебе. Поможешь?
        Гвиллион не раз слышал про клады, и о том, что лешие умеют колдовать, тоже слышал. С мешочком зерен в кармане, горец чувствовал себя богатым, но золото никогда не бывает лишним. И он решил не резать сейчас лешего. Сначала они клад выкопают, потом зарежет. Но слова лешего о том, что тот возьмет две части, гвиллиону не понравились. Это ущемляло его гордость. Никакой горец на такое согласиться не мог.
        - Делить надо пополам, - заявил он. Половину мне, половину тебе.
        - Не, это несправедливо! - не согласился Еропка. - Где клад только я знаю, а ты просто поможешь.
        - Пополам, - уперся горец. - Мне половина нужна. Если меньше возьму, меня в горах уважать перестанут.
        - Вот как?... - удивился леший. - Раз такая коллизия, тогда конечно... Эх, - отчаянно махнул он рукой, - пропадай моя осина! Согласен! Золота там много, мне и половины хватит.
        - Тогда помогу, - гвиллион попытался изобразить улыбку, но получилось это у него не особенно убедительно. - Скажи, что надо делать.
        - У тебя, я вижу, большой нож есть - очень хорошо, - продолжал радоваться Еропка, хотя уже понял, что разбойник с ним сделает, когда они найдут клад. Но найти клад Еропка при всем желании не мог, так что планы разбойника его пока не особенно беспокоили. - Вынимай нож, будем копать яму. Сейчас покажу где.
        Он подошел к ближайшему дереву, отмерял от него девять шагов, повернулся и сделал еще три шага вправо, подобрал обломок ветки и отметил это место. Потом опустился на колени, вынул из кармана веревочку. "Волшебная" - объяснил леший гвиллиону, и уложил ее ровным кругом вокруг ветки.
        - Отойди немного, сейчас колдовать стану, - попросил он горца.
        Тот послушно отошел.
        Еропка широко расставил ноги, раскинул руки, и что есть мочи заорал:
        - Резолюция! Грануляция! Фортификация!.. Кронти, понти, кляп!
        - Ты так громко больше не кричи, - велел гвиллион, который был заинтересован в соблюдении тишины.
        - Ничего не могу сделать, ритуал такой формальный, - объяснил Еропка. - Ты подожди, я еще не кончил:
        - Мать родная, земля сырая! - завопил он. - Расступись-развернись! Выполни свою функцию! Дай нам: бедному Еропке и бедному... Как тебя зовут? - спросил он у гвиллиона.
        - Я гвиллион, - ответил горец, не называя своего имени. - Так и говори - гвиллион. Кому надо тот поймут.
        Еропку и это вполне устраивало.
        - ... и бедному гвиллиону с черной бородой, большим ножом и распухшим ухом...
        - Про ухо не надо, - попросил гвиллион.
        Еропка только отмахнулся от него: не мешай, мол, видишь, клад добываю.
        - ... золота красного, золота яркого, золота светлого. Выдай из недр своих геологических столько золота, сколько унести сможем. И драгоценных камней отсыпь в соответствующей пропорции со всей своей щедростью...
        Гвиллион слушал, затаив дыхание. Очень хорошо говорил леший, очень красиво.
        - ... а мы сохраним твою экологию, приумножим флору и фауну! Отдай нам свое богатство, мы с гвиллионом у которого черная борода, большой нож и распухшее ухо...
        - Про ухо не надо! - снова потребовал гвиллион.
        - ... в долгу не останемся! - не обращая на разбойника внимания, взвыл леший. Потом замолчал, и устало выдохнул. - Вот так, - сказал он горцу. - Теперь отдаст. Теперь клад от нас никуда не денется. Копать надо. Ты только смотри, чтобы круг ровным был. Если у тебя овал получиться, или, упаси Сварог, параллелепипед - тогда амбец, не будет нам золота.
        Гвиллион послушно опустился на колени и стал усердно копать.
        - Копай, копай, - похвалил его леший. - Я пока стану бестелесных духов отгонять, чтобы не мешали тебе, чтобы катастрофической фантасмагории не устроили.
        Он стал кругами ходить вокруг усердно копающего гвиллиона, время от времени, взмахивая руками, и отталкивая от ямы бестелесных духов.
        Отогнав духов, как можно дальше, Еропка велел гвиллиону прекратить работу, веревочкой проверил, ровно ли выдерживается круг, и снова разрешил копать.
        Гвиллион рыл торопливо и яма быстро углублялась. Леший понимал, что бесконечно это длиться не может, а на помощь никто не приходил.
        - Подожди, - остановил он бандита. - Надо еще немного поколдовать.
        Он три раза плюнул в немалую уже яму, вырытую горцем. Поднял руки к небу и снова заорал:
        - Гвазидиленция! Аквафармакология! Консистенция!
        Никто не отозвался, никто не услышал Еропку. Даже моховики куда-то девались.
        - Теперь можно копать дальше, - без особой радости сообщил он гвиллиону.
        Вор копал: рыхлил землю ножом, потом выбирал ее руками. Еропка усердно отгонял духов. И вдруг, совершенно неожиданно для лешего, нож наткнулся на что-то твердое.
        - Клад?! - не то спросил, не то сообщил горец.
        - Вполне возможно, - не растерялся леший, прикидывая что делать, когда гвиллион убедится, что клада нет.
        - Знаешь что, ты мне надоел и, совсем, больше не нужен, - сообщил лешему горец. - Все говоришь, говоришь, лучше я тебя зарежу. Зачем отдавать тебе половину?! Если отдам, в горах все смеяться станут. Я теперь сам могу клад выкопать. - Он поднялся с колен и ухватил Еропку за шею.
        Тут Франт и вышел из-за дерева, за которым стоял уже немало времени, наблюдая спектакль, который разыграл леший. Франту не хотелось драться с амбалом. И не потому, что Сундук не велел. Просто, он был одет не для боя, ему не хотелось мять свою одежду. Ее и порвать можно было. Но позволить бандиту убить старого лешего он не мог.
        - Что ты к лешему пристал, - укорил он гвиллиона. - Нашел на ком свою силу показывать. Такой молодой, а слабого старика убить хочешь. Нехорошо.
        - Он плохой старик, - стал оправдываться от неожиданного обвинения горец. - Он ничего не делал: в яму плевал, руками махал, непонятные слова говорил. Я ножом копал, руками копал, а он хочет половину получить.
        Еропку он все-таки тем временем выпустил и тот осел на землю.
        - Ты что, не понял? Леший пошутил. Никакого клада там нет. Ты ведь пошутил? - спросил Франт у Еропки.
        - Пошутил, - хрипло подтвердил тот, потирая шею.
        - Слышал, он пошутил. А ты сразу за нож ухватился.
        Франт надеялся обойтись без драки. Главное он сделал - спас лешего. А амбал пусть топает. Далеко не уйдет. Леших в Лесу полно.
        - Ты меня обмануть хочешь, да! - не поверил гвиллион. - Старик заклинание сказал. Очень красивое заклинание. А я уже ножом до твердого достал. Это теперь мой клад! А ты чего сюда пришел?! Тебе чего надо?!
        Гвиллион был рассержен. Он же ничего плохого делать не собирался. Просто хотел зарезать глупого старика. А этот, в клетчатом пиджаке, пришел мешать. Раз горец решил зарезать лешего, значит надо зарезать. И пусть никто не мешает.
        - Ничего мне не надо, - миролюбиво ответил Франт. - Просто услышал разговор и подошел посмотреть. Сейчас заберу старика и пойду дальше.
        - Не-е-ет, никуда ты больше не пойдешь, - оскалился гвиллион. - Ты сейчас со мной драться будешь! - объявил он.
        Гвиллион был крупней противника и сильней его. Кроме того, у горца имелись нож и топор, а противник был безоружен. Но какой же горец обращает внимание на такие пустяки.
        - Может быть не надо драться? - предложил Франт. - Давай мирно разойдемся. Ты в одну сторону пойдешь, я с лешим в другую.
        Такое гвиллиона не устраивало. Ему необходимо было дать выход накопившейся злости. А главное - был еще закон гор: когда берешь богатый клад, не оставляй свидетелей.
        - Ты что, плохо слышишь?! - гвиллион был уверен, что легко справиться с этим нарядным красавчиком. Потом можно будет и старика зарезать.
        - Мы с тобой умные люди, значит, сможем договориться. Зачем нам драться? - сделал последнюю попытку Франт.
        - Надо, - отверг ее горец. - Я решил - кто мне мешать будет - всех надо убить. А у меня слово твердое, как решил, так всегда делаю. Ты помешал. Вынимай свой нож. Сейчас будем драться, как мужчина с мужчиной.
        - Нет у меня ножа, - показал Франт ладони.
        - Э-э, дорогой, каждый мужчина должен иметь нож. Ты зачем нож не взял, когда шел сюда? Ты нож не взял, сам виноват. Я не виноват. Все равно драться будем.
        Выхода у Франта не было, не убегать же от этого амбала, оставив ему на растерзание старика-лешего. Приходилось драться. Сундук поймет.
        Он еще рез оценивающе оглядел горца: силен... очень, даже, силен... гора мышц. Да еще нож... Вполне может испортить костюм... Жалко Малыша нет, тот обрадовался бы этому громиле, как хорошему подарку. Надо его раздразнить, - решил Франт, - погонять по поляне, сбить дыхание, потом можно и нокаутировать...
        - Подожди немого, - попросил он. - Я кое-чего сниму с себя.
        Гвиллион согласился. Зачем хорошую одежду портить. Совсем хороший пиджак, и ботинки красивые. Их потом забрать можно. Хороший подарок брату будет.
        Франт снял пиджак, подошел к ближайшему дереву и аккуратно повесил его на сучек. Затем снял полуботинки и поставил их под деревом. Подумал немного, отстегнул галстук, снял рубашку и поместил их рядом с пиджаком. С сожалением поглядел на брюки, но снимать не стал. Пошел навстречу амбалу.
        Еропка с тоской смотрел на то, как сходились противники: было совершенно ясно, чем закончится поединок. Амбал намного сильней да у него еще длинный нож... Против такого, пущевику долго не продержаться. Помочь надо пущевику, да как ему поможешь?.. А потом началось что-то непонятное. Амбал ударил пущевика ножом в живот, но промахнулся. Ударил еще раз, на этот раз в грудь, и опять мимо.
        - Какой-то ты совсем маленький, в тебя попасть трудно, - презрительно сказал гвиллион.
        Франт усмехнулся.
        - Тебе борода мешает, - подсказал он. - Ты бороду отрежь, тогда попадешь. Пока бороду не отрежешь, ничего у тебя не получится.
        Это было явное оскорбление. Какой же горец станет себе резать бороду!?
        Гвиллион свирепо рыкнул, бросился на пущевика и несколько раз быстро ткнул в него ножом. Но и на этот раз пущевик увернулся.
        - Я же сказал, борода тебе мешает, - напомнил он.
        - Ты... Ты!.. - гвиллион задыхался от злости и ненависти. - Ты прячешься от меня... Ты не мужчина! Ударь меня, если ты мужчина, - он отвел руку с ножом в сторону. - Ну, ударь меня, ударь! - и стоял неподвижно, ждал, что пущевик подойдет ближе, чтобы ударить, и уж тогда горец достанет его ножом.
        - Ну, если тебе так хочется... Куда тебя ударить? - спросил Франт.
        - Куда хочешь бей! - гвиллион не сводил глаз с противника, старался уловить каждое его движение. - Зачем убегаешь от меня. Стой на месте.
        - Стою, - пущевик спокойно рассматривал гвиллиона.
        Увидев, что противник расслабился, горец стремительно бросился к нему, изо всей силы ударил ножом сверху вниз, рассчитывая вонзить лезвие в шею противника. Но пущевик пригнулся, отклонился в сторону, потом быстро выпрямился, и влепил гвиллиону кулаком в ухо. В то самое ухо, к которому вчера приложился водяной. Влепил и снова отступил на несколько шагов.
        - Что ты делаешь!! - взревел гвиллион. - Зачем в ухо ударил?!
        - Ты же сам сказал, что я могу бить, куда хочу, - возразил пущевик.
        - Ухо не трогай! В лицо бей, в грудь бей. Ухо не трогай! - повторил гвиллион.
        - Хорошо, в ухо больше не буду,- согласился пущевик. - А в лицо можно?
        - В лицо можно.
        - Будет тебе и в лицо, - пообещал пущевик. - Непременно будет.
        От этой беготни за странным противником, гвиллион, не привыкший к такому, порядочно устал, а Франт, по-прежнему был свеж, как и в начале боя.
        На Еропку гвиллион теперь не обращал никакого внимания, не до Еропки ему было. А тот времени не терял: подобрал немалый крепкий сук, который можно было использовать, как дубину и теперь внимательно наблюдал за дракой, ожидая возможность вмешаться и помочь пущевику.
        - Ты теперь лицо свое береги, я тебе сейчас его портить буду, - напомнил пущевик, отходя, под бешенным натиском размахивающего ножом горца. - Все! Стой! Сейчас буду бить в лицо.
        Гвиллион послушно застыл, держа нож наизготовку.
        - А ты ведь ножом драться не умеешь... Ну разве так держат нож... - с немалой долей презрения стал поучать горца Франт... - Повыше подними его, еще повыше... Вот так... Теперь бей!
        Гвиллион ударил, стараясь вогнать лезвие в бок противника, но Франт опять увернулся, и замахнулся правой рукой целясь в нос горца. Тот мгновенно вскинул руку, защищая лицо. В этот момент пущевик и врезал ему ногой в солнечное сплетение. Горец согнулся от боли.
        Пущевик подошел к нему, легко вынул из руки нож и отбросил его в сторону.
        - Если не можешь драться ножом, то и не бери его в руки, - посоветовал он. - Порезаться можешь...
        - О-ох... - тяжело выдохнул гвиллион. Глаза у него стали большими, губы растянулись в жестокий оскал. - О-ох, - выдал он еще раз и распрямился. - Неправильно дерешься, - зло осудил он пущевика.
        - А я передумал, - объяснил пущевик. - В лицо я тебя следующий раз ударю, потом.
        - Руками надо драться, ногами драться нельзя, - рычал горец. - Я тебя за это топором рубить буду. На маленькие куски порублю.
        Он вытащил из-за пояса топор и, широко размахивая им, снова стал теснить пущевика. Франт послушно, шаг за шагом, отходил, внимательно наблюдая за каждым движением противника, за каждым взмахом топора. Ему не хотелось затягивать драку, тем более - противник так отчаянно и беспорядочно махал топором, что вполне мог испортить новые модные брюки. Улучив момент, пущевик нырнул под топор, ухватил двумя руками руку гвиллиона, сильно рванул ее вниз и вправо, так что в локте у гвиллиона что-то громко хрустнуло. Оружие выпал из беспомощно раскрывшихся пальцев.
        Франту драться с гвиллионом было неинтересно. Пора было кончать.
        - Не умеешь ты драться, - сказал он свирепому горцу. - Возвращайся к себе в горы и паси баранов. Это у тебя наверно получиться.
        Гвиллион зарычал, подхватил топор левой рукой и приготовился метнуть его в пущевика. Но не успел.
        Франт прыгнул, и пяткой правой ноги врезал гвиллиону в челюсть.
        Такого горец не ожидал и удара этого не выдержал. Он тяжело рухнул. Это был чистый нокаут. Не кулаком, а пяткой, но все равно нокаут. Гвиллион растянулся на земле, рядом с ним валялся топор.
        - Ты в лицо хотел, - напомнил пущевик гвиллиону. - Вот тебе и в лицо.
        Еропка отбросил свою дубину, подбежал к упавшему, подобрал топор и выставил его перед собой, чтобы встретить вора, когда тот встанет.
        - Советовал я тебе не драться, - с укоризной выговорил горцу Франт, - а ты меня не послушался. К хорошим советам прислушиваться надо... - Он снял с поверженного вора прочный кожаный ремень и крепко связал ему руки за спиной.
        - А ты молодец, - похвалил Еропка пущевика. - Ловко ты его. Действовал вполне логично, прямо совсем как я в молодости. Мы, правда, ногами тогда не тыкали, а все остальное - прямо как я.
        Он подошел к гвиллиону, обыскал его, вынул из кармана брусок для точки ножа и топора, какую-то тряпицу, тоже, наверно, чтобы чистить оружие, кусок черствой лепешки. Зерен в карманах не было. Еропка подумал немного, потом ощупал горца.
        - Ага, - удовлетворенно отметил он, сунул руку в рубаху горца и вынул мешочек с зернами. - Значит, они все-таки промежду сбой разделили. Чтобы друг друга не обмануть.
        - Да, - подтвердил пущевик. - Их там пятеро было. Четверо взяли по мешочку, а остальные, не знаю, сколько их там было, унес леший.
        - Кто там из леших был? - заинтересовался Еропка.
        - Не знаю, - пожал плечами Франт. - Я ваших никого не знаю. Леший, как леший.
        Гвиллион застонал и открыл глаза.
        - Ну-ка, ты, бандюга, - обратился к нему Еропка, - Кто с вами из леших?
        Гвиллион молчал. Ему было тоскливо, он не хотел ни с кем разговаривать.
        - Ты смотри, молчит, - Еропка сплюнул. - Молчальник нашелся. Ну, молчи, молчи, мы этого вашего инсургента все равно поймаем. От нас никуда не уйдет.
        На поляну легко выбежал Малыш. Он сразу увидел и надевающего лакированные полуботиночки Франта, и лешего с топором в руке, и лежащего на земле связанного амбала.
        - Чего же ты, - с укоризной выговорил Малыш товарищу. - А я собирался с ним поработать. Не надо было его трогать. Ты же не хотел.
        - Я бы его и не тронул. Я к нему близко ни разу не подошел, - стал оправдываться Франт. - Не нужен мне этот амбал сто лет. Так он лешего хотел зарезать, уже и нож вытащил. Пришлось вмешаться. - Он закончил одеваться, поправил платочек, причесался и тоже подошел к гвиллиону. - Ты не расстраивайся, ничего интересного. Просто груда мяса и мышц, совершенно сырых. Тебе бы тоже не понравилось.
        Пока они стояли над гвиллионом, оценивали его качества и возможности появился Гонта, с орясиной на плече. Он сердито посмотрел на связанного горца, потом на Еропку, который стоял с мешочком в одной руке и топором в другой.
        - Ну что ты будешь делать, опять опоздал! Сосновую щепу им всем в глотку, - выругался Гонта. - Не везет мне! И так всю жизнь. Это же повеситься можно. Всю жизнь на самое главное опаздываю.
        - Их еще четверо, - попытался успокоить его Еропка. - Одного уконтентовали, сейчас пойдем других искать. Кого увидим, первый твой, бери его, ломай, как хочешь. Я встревать не стану. У меня и так уже один мешочек есть.
        - А ты, Еропка, силен, такого верзилу скрутил. Да у него еще топор и нож. Как это ты с ним сладил? - спросил Гонта.
        - Двое нас здесь было, - кивнул Еропка в сторону Франта. - А пущевики нынче тоже неслабые пошли.
        Гонта понял, что отчаянный Еропка, который скрутил бородатого верзилу и отобрал у него ценные зерна, решил, разделись славу с хлипким, невесть во что одетым пущевиком. И еще больше зауважал его.
        - С этим, что делать станем? - спросил он, пнув лаптем в бок гвиллиона.
        - Надо к Ставру доставить, к землянке. Там и устроим этим колобруционистам показательный остракизм, - предложил Еропка.
        - Правильно, чтобы на всю жизнь запомнили, как в Лес ходить, - поддержал Гонта. - Только как мы его туда дотащим. Тяжелый ведь, как сырое бревно.
        - Сам потащится - решил Еропка. - Ты бери топор, а я нож возьму. Если он фордыбачить начнет, я ему ползадницы отхвачу, до конца жизни сидеть не на чем будет. А если драться полезет, ты ему без всяких индульгенций топором по темечку. Сбросим потом в овраг, листьями засыплем, и пусть гниет. Зерна мы у него забрали, он нам больше и не нужен. Вы с нами? - спросил он у пущевиков.
        - Надо помочь? - спросил Франт.
        - Не, мы этого отконвоируем и пойдем других ловить. Гонте непременно надо хоть одного вора поймать. Я ему поспособствовать должен.
        - Тогда мы к себе, - решил Франт. - Размялись немного, и домой пора. Нас работа ждет.
        - Раз так, то в добрый путь, - пожелал им Еропка. - От имени всех леших и от себя лично выношу вам благодарственную резолюцию. А также ждем ваших непременных визитов, поскольку место на бревнах, возле землянки Ставра, навсегда для вас обеспечено. И еще, приглашаем вас париться в "Целебных термах" у Каливара, где специально для вас будут изготовлены веники из уникального живительного можжевельника, - леший ненадолго задумался, потом приосанился, погладил бородку и продолжил: - А если кто из вас захочет Детскую Энциклопедию почитать, то с полным доверием могу выдать любой том.
        Гонта с удивлением слушал Еропку, к Энциклопедии тот никого близко не подпускал, никому в руки не давал.
        Рында сидел в тени, под высоким развесистым кустом. Не на солнце же сидеть. На солнце жарко, посидишь, посидишь, и надо лезть в воду, охладиться, потом вылазить, потом обратно в воду, и так все время. А в тени прохладно. Конечно, не так как в воде, но все равно хорошо. Хорошо то оно, хорошо, но, с другой стороны, сколько можно сидеть и ждать пока Фитюк смену пришлет. Фитюк неплохо устроился, куда хочет, туда и идет. А тут сиди и жди, пока тебя сменят. Зато Фитюк лопоухий, а у него, у Рынды, ушки маленькие, красивые. Хоть бы кто-нибудь пришел. В картишки бы сейчас неплохо перекинуться.
        Серван, наверно все-таки это и был Пелле, решил пройти к корявому дубу, где была назначена встреча, по берегу реки. Он сейчас ни о чем не думал. Просто осторожно шел и смотрел по сторонам, чтобы спрятаться, если увидит кого-нибудь.
        - Стой! - услышал он неожиданно грозный голос. Непонятно откуда этот голос прозвучал, поэтому убегать пока не имело никакого смысла, как раз на хозяина голоса и нарвешься. Серван послушно остановился. Только руку сунул в карман, где лежал нож.
        - Стою, - отозвался он.
        - Кто такой? - продолжал голос. Сервану показалось, что он исходит из кустов, что стояли возле берега.
        - Да так, прохожий, - ушел от ответа серван. - Гуляю.
        Кусты зашевелились, и вышел во всей своей красе Рында. В правой руке он держал длинную дубинку, вытесанную из мореного дуба. Лицо у него было сердитым, даже грозным. Какое еще лицо может быть у омутника, которого чуть ли не вдвое дольше положенного держат на таком дурацком посту, где и в карты сыграть не с кем.
        - А ведь ты чужой, определил омутник. - Раз чужой, значит вор.
        - Вор, - спокойно признался серван, которого грозный вид тщедушного Рынды не испугал.
        - Раз вор, значит, зерна несешь, - продолжал соображать Рында.
        И почувствовал, что, наконец, привалило ему счастье. Прямо на него вышел вор, с зернами, из-за которых второй день по Лесу шум стоит. Говорят, что даже сам водяной обещал лешим помочь. Если он эти зерна сейчас добудет, то выйдет ему не просто поощрение, а какая-нибудь награда. Могут даже произвести. Зерна упускать никак нельзя было.
        - Придется мне тебя задержать, а зерна отобрать.
        - Попробуй, отбери, - предложил неробкий серван. Он вынул из кармана нож. Лезвие хищно щелкнуло.
        Нож Рынде не понравился. Но зерна упускать было нельзя.
        - Ефтей приказал отобрать зерна, - решил он напугать вора.
        На сервана имя Ефтея никакого впечатления не произвело.
        - Плевать я хотел на твоего Ефтея, - сообщил серван и для большей убедительности сплюнул в песок.
        - О-о-о... - протянул Рында, озадаченный тем, что кто-то может так неуважительно относиться к коряжнику. - Не знаешь ты еще нашего Ефтея. Он если раз стукнет, то все - сразу мокрое место.
        - А я если раз пырну, - серван скорчил страшную гримасу и взмахнул ножом, - то сразу насквозь.
        Рында задумался: бежать за подмогой, так вор тем временем уйдет, ищи его потом. А на нож тоже не попрешь...
        - Зачем нам драться? - рассудил он. - Мы ведь друг дружке кровь пустить можем.
        - Так и получится, - подтвердил серван.
        - Но я тебя должен задержать.
        Рында снова задумался. Серван тоже не спешил. Омутника он не боялся, а торопиться ему было некуда.
        - Если мы в картишки перекинемся? - предложил Рында, быстро сообразивший, самый верный способ добыть зерна.
        - На что? - заинтересовался серван, не подозревая, в какую западню его заманивает омутник.
        - На зерна конечно. Если выиграешь, иди с ними куда хочешь. Если я выиграю, отдаешь зерна мне, - схитрил Рында.
        - Так нельзя, чтобы один на кон что-то ставил, а другой не ставил, - не согласился серван.
        Рында и сам понимал, что так нельзя.
        - Нет у меня сейчас ничего с собой. У нас коряжник сегодня все карманы вывернул, даже рыбьей чешуйки не оставил, - пожаловался он. - Знаешь что, давай, сыграем сейчас под честное слово. Если проиграю, смотаюсь в омут и принесу чего-нибудь очень ценное.
        - Нет, - не согласился серван, - под честное слово только дураки играют. Если у тебя ничего нет, то и игры нет. Я тогда дальше пойду.
        Вора упускать было нельзя. Рында был уверен, что в карты он зерна выиграет наверняка.
        - Подожди, - остановил он сервана. - Ставлю на кон тельняшку! Фирменная, из теплых морей привез. Такую больше нигде не найдешь.
        Тельняшка сервану не понравилась, хоть и фирменная, но таких сейчас везде полно. А вот дубинка, личное оружие омутника, его заинтересовала. Такую дубинку из ценного дерева можно было продать за хорошую цену.
        Я зерна поставлю на кон, а ты дубинку, - предложил он.
        На дубинку нельзя, - отказался омутник. - Она казенная.
        - Ну и что. Ты выиграть можешь. Тогда у тебя и дубинка останется, и зерна получишь.
        Рында прикинул, что и верно никакого риска нет. Со своими картами он непременно выиграет у вора. И дубинка у него останется, и зерна добудет. Потому и согласился и тут же вынул из тайного места счастливую колоду.
        - Ты же сказал, что у вас из карманов все выгребли, - напомнил серван.
        - А карты в другом месте лежали, - подмигнул Рында. - Там, где не ищут.
        - Давай лучше в кости, - предложил гость. - В кости веселей. - Он закрыл нож, спрятал его и вынул из левого грудного кармана заветные кости. С ними и проиграть нельзя было. Серван сомкнул ладони шариком, встряхнул ими, и кости весело застучали. - Слышал?!
        - Слышал, - без особого энтузиазма подтвердил Рында. Не хотел он играть с костями вора. Обжулит, как пить дать. Воры - они все жульничают. Карты, это другое дело. В карты, да со своей заветной колодой, Рында проиграть не мог.
        Серван не хотел играть в карты, Рында не хотел играть в кости. Но поскольку играть хотели оба, выход быстро нашелся. Его предложил серван.
        - Сыграем три кона в кости, потом три кона в карты, - предложил он.
        - Ладно, - согласился Рында. - Только начинаем с карт.
        До чего красиво Рында умел тасовать карты. Они так и летали у него в руках: растягивались красивой лентой, собирались в плотную колоду и снова летали. Все три кона серван проиграл начисто. Красиво проиграл на самом пределе. Казалось выигрывает, выигрывает... Потом - раз, и проиграл. Не обидел Рынду талантом Стрибог. Да и сам постарался. Сколько горбатился над этой колодой, пока не приспособил ее для настоящей игры.
        А Серван и не надеялся выиграть в карты. Он знал, что выиграет в кости. А потом?.. Потом стукнет этого олуха его же дубинкой по башке, и уйдет, прихватив с собой и дубинку и карты.
        В кости серван все три кона выиграл. С такими костями - как не выиграть, их лучший мастер делал, и заплатил за них серван не скупо.
        - Я в кости выиграл, дубинка моя, - заявил он Рынде.
        - Да ты что! - возмутился Рында. - Я же у тебя все три кона в карты выиграл.
        Не отдал бы он дубинку, даже если и проиграл бы. Казенное оружие. Ефтей лично вручал. Отдашь, от того же Ефтея по морде и схлопочешь. А потом разжалуют в донники, это точно. И работать заставят.
        - Кости главней карт, - объявил нахальный серван.
        - Ну, ты даешь!.. - обиделся Рында за карты. - Сравнил! Кости бросил - и как повезет. А карты!.. Здесь все время думать надо, соображать. Умственная игра. И удовольствие доставляет. У нас сам водяной в карты играть любит. У него как свободный вечер - непременно кого-нибудь из подкоряжников за мной посылает, - соврал он. - "Давай, - говорит, - Рында, в картишки перекинемся, тоску и скуку разгоним". А я у тебя все три кона выиграл. Отдавай зерна!
        Серван решил, что пора кончать: стукнуть, как следует противника дубинкой, и идти к корявому дубу.
        - Из какого, говоришь, дерева она у тебя сделана? - положил он руку на оружие омутника.
        Но Рынду провести непросто. Он за другой конец дубинки успел ухватиться. Да двумя руками.
        - Из мореного дуба.
        - Чего ты за нее уцепился, дай-ка, я ее поближе рассмотрю, - потянул серван дубинку к себе.
        - Чего ее рассматривать, и так все видно, - потянул к себе дубинку и Рында.
        Серван понял, что пока этого омутника не стукнет, тот свое оружие не отдаст. Но кто же сидя дерется. Не выпуская дубинки, он вскочил и собрался ударить Рынду ногой. Но не успел, потому что Рында тоже вскочил.
        - Отдай оружие! - потребовал омутник.
        - Ты его проиграл! - заявил серван и лягнул Рынду.
        - А в рыло не хочешь?! - Рында тоже удачно лягнул. До рыла не достал, но в бедро попал.
        Держась за дубинку, противники стали лягаться. Они сопели, и грозили друг другу, каждый старался повыше задрать ногу и ударить побольней. Если бы кто-то сейчас посмотрел на них, то непременно подумал бы, что они исполняют местный народный танец.
        - У тебя карты крапленые!
        - А у тебя кости фальшивые!
        - Жулик!
        - Вор!
        Со стороны казалось, что они не просто танцуют, но еще дружески подбадривают друг друга громкими выкриками.
        - Отпусти дубинку! Мне идти надо!
        - Никуда ты не пойдешь! Я тебя поймал!
        - Это ты меня поймал!
        - Я, а кто же еще?!
        Противники продолжали лягаться. Не так энергично, как в начале конфликта, но по-прежнему упорно. Оба основательно устали от этого неприятного и утомительного занятия, но никто не хотел уступать. Более того, никто не мог уступить! Разве мог серван отдать зерна?! А Рында отстаивал свое будущее производство в подкоряжники. Противники имели примерно равные силы, и не было видно конца поединка.
        Но сервану нельзя было задерживаться надолго, к омутнику вполне могла придти помощь. И он пошел на хитрость.
        - Отдай дубинку! - прошипел он и изо всей силы потянул грозное оружие омутника.
        - Не отдам! - Рында уперся ногами в песок и изо всей силы потянул дубинку к себе.
        Хитрый серван ее неожиданно выпустил. Омутник потерял равновесие, не удержался на ногах, и упал на спину. Серван мигом уселся на него и тут же ударил Рынду кулаком в нос, место нежное и для кулака вовсе не предназначенное. Это был испытанный прием: как только из ноздрей противника начинала сочиться кровь, тот забывал обо всем и хватался за нос обеими руками. Делай тогда с ним все, что хочешь.
        Рында сразу почувствовал неладное, он провел рукой над верхней губой: ладонь оказалась в крови. Такого коварства он от противника не ожидал. Но Рында тоже был хитер, и у него это была не первая драка.
        - Отдай дубинку! - потребовал, почувствовавший себя победителем, серван.
        - А фиг тебе! - не сдался омутник.
        Он отбросил дубинку, так чтобы ею не мог воспользоваться вор, набрал горсть песка и швырнул его в глаза сервана.
        - Уй-уй-уй!.. - застонал тот и инстинктивно прижал ладони к глазам. - Ты что делаешь!?
        - Что надо то и делаю, - ответил омутник и с удовольствием влепил противнику, кулаком в нос.
        У сервана из правой ноздри тоже потекла струйка крови. Теперь оба опять сравнились в успехах и потерях. И оба нуждались в передышке. Рында утирал сочащуюся из носа кровь, серван протирал глаза.
        - Отдай зерна! - немного отдохнув, снова потребовал Рында.
        - А ты возьми!
        Глазам все еще было больно, но вприщурку серван уже мог смотреть. Чутье вора-профессионала подсказывало ему, что задерживаться здесь больше нельзя, надо уходить. И пропади она пропадом эта дубинка, из-за которой он связался с этим дурацким омутником.
        - Отдай зерна! - твердил Рында.
        - На-а! - серван размахнулся, чтобы снова ударить врага по пострадавшему уже носу.
        Но не успел. Потому что навалилось на него в это время что-то большое и тяжелое. Подняло в воздух, потом шмякнуло вниз, и уткнуло мордой в песок. Да так сильно, что серван сразу полный рот набрал.
        Вначале он попытался вырваться. Да где там... Так припечатали, что и глаза не откроешь. Серван послушно застыл и стал думать. Решил, что это на него навалился тот самый могучий Ефтей, которым пугал его омутник.
        Но это вовсе и не Ефтей был, а Фитюк. Увидел Рынду с гостем, и сразу понял, в чем дело. Схватил вора, и чтобы тот не шебуршился, уткнул его мордой в песок, да еще и заломил руки за спину.
        За старшим подкоряжником, стоял и скалил зубы в улыбке Кувай. Он, с удовольствием, разглядывал распухший нос Рынды.
        - Ты чего уставился! - прямо как Ефтей, рявкнул на Кувая Фитюк. - Должен первым бросаться на помощь товарищу, который не жалея себя, сражается с врагом, а ты стоишь и лыбишься, как судак на отмели! Ох, схватишь ты у меня Кувай!
        А Кувай, он ведь такой: помолчать - соображалки не хватает. Мало того, что у него на каждый чих личное мнение есть, так он еще его непременно высказать должен.
        - Так Рында же ему вламывал, чего мне бросаться... - стал оправдываться Кувай. - Двое на одного - это несправедливо.
        - Ага, значит ты за справедливость... - уставился на омутника старший подкоряжник, первый помощник Ефтея. - А если я тебе прикажу отстоять ночное дежурство на Жемчужном ерике, это справедливо будет или как?
        Кувай дурак дураком, а сообразил:
        - Так точно, справедливо, - прокричал он, и дубинку свою вскинул на плечо, как будто тотчас собрался на ерик идти.
        - Значит, понял, - одобрил Фитюк. - А теперь за веревкой, быстро! Да хорошую принеси, крепкую!
        Кувай мухой туда и обратно слетал, принес крепкую веревку, которой Фитюк тут же запеленал пойманного. Только ноги оставил свободными, поскольку убежать тот все равно не сумеет.
        Серван лежал спокойно, не вертелся, не обзывался. Ну, не получилось... Такая профессия, что всякое может случиться. Отдаст им зерна, скажет, что больше воровать не станет. Если надо будет, слезу пустит, расскажет про мать-старушку, больную жену и голодных детей. Само собой раскается. Наверняка поверят, дураков на его век хватит. У них же сплошная демократия и борьба за соблюдение прав личности. Ты хоть и вор, но прав у тебя навалом. А у них никаких прав нет, чтобы тебе козу заделать. Это еще доказать надо, что он зерна украл. Может, он их под кустом нашел, и подобрал. Нес сейчас, чтобы лешим отдать. Отпустят, никуда они не денутся.
        Серван выплюнул набравшийся в рот песок.
        - Ты веревки немного ослабь, - попросил он Фитюка. - Очень сильно затянул. Больно.
        - А не убежишь?
        Вор посмотрел на старшего подкоряжника грустно и почтительно. Сразу видно было - уважает.
        - От тебя-то... Тьфу, - опять сплюнул серван. - Накормил ты меня песком, весь рот забил. - Таких могучих, как ты, первый раз встречаю. Куда я от тебя убегу. В воду, что ли прыгну?
        - И верно, от меня не убежишь, - подтвердил Фитюк.
        Он снова занялся веревками, ослабил их, чтобы не особенно досаждали.
        - Так лучше? - спросил он.
        - Вот так нормально, - серван облегченно вздохнул. - Что вы со мной делать станете?
        - Что надо, то и сделаем, - не стал объяснять Фитюк. - Лежи пока и сопи. Придет время, пару ершей тебе в штаны сунем.
        - Они же колючие! - возмутился серван.
        - Ага, - подтвердил Фитюк.
        - У вас демократия, а это негуманно и нарушает права личности, - заявил серван.
        - Ты не умничай, - велел ему Фитюк. - Это у леших демократия, а у нас все нормально. Как водяной скажет, так и сделаем. Ты ему не перечь, - посоветовал он сервану по доброте душевной. - Станешь болтать про права, он тебе не только ершей, но и раков в штаны велит напустить. А у них клешни знаешь, какие... У-у-у...
        Серван понял. И решил, что умничать не станет.
        Рында тем временем, чтобы придать своему подвигу большую убедительность аккуратно размазал сочащуюся из носа кровь по щекам и лбу, и выглядел теперь очень даже героически.
        - А ты молодец! - похвалил его Фитюк. - Докладывай!
        - Было приказано - задержать! - бодро отрапортовал омутник. - Поскольку у него оказался большой нож и физически он сильней меня, я применил хитрый ход: задержал его игрой в карты. Проиграв в карты, он напал на меня, попытался обезоружить и исчезнуть в неизвестном направлении. Но в завязавшейся жестокой драке враг получил жестокий отпор. Несмотря на разбитый нос и потерю крови, я опять задержал его до самого твоего прихода. А у тебя силища, на десяток таких, как он. Ты его как малька приголубил. Он и вякнуть не успел.
        Фитюк благосклонно посмотрел на подчиненного. Нравилось Фитюку, когда его уважали.
        - Молодец, - похвалил он. - Правильно действовал. Доложу о твоей находчивости самому.
        Забегая вперед, следует сказать, что за преданность омуту, героизм и находчивость при поимке вора, водяной произвел Рынду в младшие подкоряжники, с правом ношения трезубца.
        - Следовало бы в подкоряжники, - сказал Филипп, - но не могу. Подкоряжник представляет власть и должен быть жирным. А ты на морду тощий, и сам собой хлипкий. Отрастишь рыло и телеса - произведу.
        Глава двадцать шестая.
        След уходил в воду и там исчезал. Ручеек тихо журчал на небольших перекатах прохладной водой, вдоль берега неширокой полоской разлилось ромашковое молоко, а дальше пестрело разноцвете. Но красота эта не радовала братьев.
        - Все, теперь ищи-свищи, - пнул в ручей камень Бурята. Камень полетел дугой и громко чмокнул в прозрачную воду.
        - Выйдет же он когда-нибудь на землю. Пройдем по берегу, посмотрим, - предложил Гудим.
        - А куда он пошел: вниз по течению или вверх, по этому берегу или по тому? - спросил Бурята. - Мы пока все это проверять станем, он, знаешь куда уйдет... Что делать будем?
        Братья задумались.
        Тут и вышли к ручью два моховика. У этих не только волосы на голове были рыжими. Тела их покрывал мягкий рыженький с золотым отливом мех. Моховики подошли к братьям и стали их с интересом разглядывать.
        - Чего они стоят? - заинтересовался один. - Все в Лесу сейчас бегают, бегают, а они стоят.
        - Они еще не настоящие лешие. Они недоразвитые, не могут сообразить, что надо бегать, - решил второй.
        - Это те самые, что в болоте купались, - узнал братьев первый. - Они еще ничего не соображают. Кто же в болоте купается. Вырастут, тогда, может быть, станут соображать.
        - Вы чего здесь стоите? - спросил второй. - Если купаться захотелось, то не надо. В ручье вода холодная, простудиться можно, - сообщил он. - В этом ручье никто не купается. В реке купаться надо.
        - Куда все бегут? - спросил Бурята.
        - Видишь, все знают, а они не знают, - пожалел молодых леших второй. - Совсем глупые еще.
        - Надо сказать им, пусть тоже побегают, - предложил первый.
        - Давай скажем. Пусть побегают, - согласился второй. - К корявому дубу бежать надо, - сообщил он братьям.
        - Зачем туда бежать? - спросил Бурята.
        - Совсем ничего не понимают, - опять посочувствовал лешим моховик. - Туда воры собираются. И лешие тоже туда бегут.
        - Где он, корявый дуб? - спросил Гудим.
        - Все знают, где корявый дуб, а они не знают, - удивился первый моховик.
        - Надо им сказать, - решил второй. - Пойдете вдоль ручья, - показал он лешим направление. - Потом ручей налево повернет, а вы налево не поворачивайте. Если налево повернете, к реке выйдете. Вам к реке не надо. Вам к корявому дубу надо. Вы направо поверните, как раз на большую поляну выйдете. На ней корявый дуб и стоит.
        - Только вы ничего не напутайте, - посоветовал первый вслед, тут же пустившимся в путь братьям. - Налево не поворачивайте. Это ручей налево поворачивает, а вы направо поворачивайте. Беда с ними, плохо соображают, - пожаловался он напарнику. - Заблудятся наверно.
        - Я когда-нибудь этим рыжим, все космы повыдергиваю, - пригрозил Бурята.
        - Всем? - спросил Гудим, и Бурята опять замолчал.
        Потом стало не до рыжих. Они опять увидели след. Тот самый, знакомый, по которому шли от землянки. И вел он вправо от ручья, как раз к корявому дубу.
        - Это леший, - рассматривая след, решил Бурята. - Ты приглядись, когда по сырой земле идет, след от лаптей хорошо виден. Нога большая. А кроме леших лапти здесь, оказывается, никто не носит. Кто бы это мог быть?
        - У всех леших ноги не маленькие, - напомнил Гудим.
        - Гонта отпадает, - отметил Бурята. - Он хромает, у него след корявый. И он за нами идет, а этот впереди.
        - Ставр тоже не мог сюда добраться. А у Еропки нога вдвое меньше этой.
        - Остаются Хрол, Колотей и Селий, - продолжил перебирать леших Бурята. - Да еще Клямке: немец, перец, колбаса. С пером на шляпе. Этот мог украсть зерна для своего любимого фатерлянда. Но он в сапожках, а след от лаптей.
        - Немцу я верю, не станет он красть, он порядок любит. Такие не воруют, - решил Гудим. - И не Селий. Этот если пойдет воровать, то по дороге забудет, за чем идет и куда идет.
        - Если он не прикидывается, - подбросил Бурята.
        - Ты хочешь сказать?.. - Гудим даже остановился.
        - Понимаешь, Селия заподозрить совершенно невозможно. А это ненормально.
        - Пожалуй, - согласился Гудим. - На Селия никто не подумает.
        - Зерна как раз и должен украсть тот, на кого никто не подумает...
        - Так ведь Селий блаженный, у него потрясный склероз.
        - А если придуривается?
        - Тогда конечно, - вынужден был согласиться Гудим. - На Селия никто не подумает. Хм, интересно получается... А ведь на Могуту тоже никто не подумает.
        - Да, на него никто не подумает. - согласился Бурята.
        - Он все время старается нам помочь, - вспомнил Гудим.
        - И все время уводил нас в сторону. - Помнишь, с самого начала, когда Ставр объявил про кражу, Могута сказал, что зерен в Лесу уже нет.
        - Да, - Гудим хорошо это помнил.
        - Раз зерен нет, значит, их Филипп украл или Никодим. Спрашивается, кому выгодно, чтобы мы домовым и водяным занимались?
        - Настоящему вору. Если Могута вор, то это он нас на ложный след наводил.
        - Конечно. Чтобы не искали замешанного в краже лешего и, вообще, чтобы в Лесу никого не искали. У него же где-то подельники прячутся.
        - Пока мы вокруг водяного и домового крутиться станем, время пройдет и воры вынесут зерна из Леса.
        - Помнишь, как он на нас глядел, когда Еропка сказал, что мы сыщики?
        - Конечно. Мне еще тогда показалось, что он на нас поглядывал зло и испуганно.
        - Про книжку расспрашивал, что в ней написано и, как мы воров ловить станем?
        - И все время доказывал, что леший взять зерна не мог. Хрола защищал.
        - Хрол и не брал.
        Пусть не брал. Но Колотей правильно высчитал, что в краже замешан кто-то из леших. И пущевик тебе сказал, что кто-то из леших. А Могута все время на посторонних нас наводил: то на банника, то на домового. То и вовсе на чужих. Разговор с Ауком передавал, там все чужие.
        - Получается, что Могута.
        - Точно Могута.
        - Лопухнулись мы с тобой, братец, сразу ведь могли сообразить. Вообще.
        - Пойдем побыстрей к корявому дубу, - напомнил Гудим. - Следы тоже туда ведут. Если дядя с Могутой встретится, да поймет, что тот вор, страшно подумать, что будет.
        Братья были уверены, что уж на этот раз они точно вычислили вора.
        Не успел Ставр добраться, до землянки Могуты, рыжие с полдороги вернули. Рассказали, что воры в Лесу по одному разошлись а собираться станут на поляне у корявого дуба.
        - Ты в другую сторону идешь, - объяснил ему моховик. - Зачем в другую сторону идти. Если хочешь поймать воров, не надо в другую сторону идти. К корявому дубу идти надо. А ты в другую сторону идешь...
        Ставр к корявому дубу и помчался. И как раз на подходе к нему встретил Могуту.
        - О-о-о! - обрадовался старый леший. - А я тебя ищу. Рыжие направили?
        - Рыжие? Да нет, иду вот... - Могута смотрел угрюмо, исподлобья. - А что рыжие сказали?
        - Они сказали, что воры у корявого дуба соберутся, - сообщил Ставр. - До чего хорошо, что ты подошел. Их четверо, или даже пятеро. Мне не управиться. А с тобой - другое дело. Может быть, и еще кто-нибудь из наших успеет. Моховики всех леших сюда посылают.
        - Пойдем, - как всегда односложно согласился Могута. - Подождем.
        К корявому дубу они пришли первыми, никого из воров или леших там еще не было. Но они и поговорить не успели, как послышались торопливые шаги, на поляну выбежали Гудим и Бурята.
        - Вот и молодежь подоспела, - обрадовался Ставр.
        - Ушли они из землянки, - доложил Гудим. - Сюда идут.
        - Знаю, рыжие доложили. А я Могуту на подходе сюда как раз встретил. С ним мы всех воров скрутим.
        На компанию, собравшуюся у корявого дуба, и спланировала с небесных высот Фроська. Полдня сорока искала Могуту и никак не могла его найти. Фроська, уже в панику ударилась, переживала, что не сможет выполнить задание Еропки, провалит испытательный срок и не бывать ей тогда в леших. Как же она обрадовалась, когда увидела Могуту у корявого дуба. Сорока чуть не задохнулась от восторга.
        - Знаю! - что есть мочи закричала она, зависнув над Могутой. - Знаю! Все знаю!
        Молодые лешие переглянулись.
        - Кыш! - Могута сердито замахнулся на сороку, но та, помня наставления Еропки, взлетела повыше и, кружась над освирепевшим лешим, продолжала орать:
        - Знаю-знаю! Все знаю!..
        Фроська огляделась, нет ли поблизости Еропки, чтобы оценил ее усердие. Еропки не было видно, но она не утихала:
        - Зна-а-аю! Зна-а-аю! - кружила сорока над Могутой. - Знаю!
        - Чего это Ефросинья разошлась? - удивился Ставр.
        - Чего-чего... Ума у нее нет, вот и орет невесть что. Шею ей надо свернуть, - не сводил глаз с сороки Могута. - Трепло дурацкое.
        - Дядя, а это Могута зерна украл, - неожиданно для всех и для себя тоже выпалил Бурята.
        - Знаю! Знаю! - вроде бы поддержала молодого лешего Фроська.
        А Бурята выпалил и испуганно посмотрел на дядю, потому что вдруг подумал: может быть, и не Могута украл, а Селий, или еще кто-нибудь. И опять братья окажутся в дурацком положении...
        На поляне стало тихо. Ставр, как и следовало ожидать, принял сообщение молодого лешего за очередной заскок ретивого сыщика. А на крики сороки вообще не обратил никакого внимания. Кто же Фроську слушать станет. Но, сам Могута отнесся ко всему этому совершенно иначе. Он быстро отошел к корявому дубу и прислонился к нему спиной.
        - Опять что-то накрутили... - неприязненно посмотрел на братьев Ставр, не обративший внимание, на маневр Могуты. - Понимаю, вы стараетесь. Но не получается у вас. Ну и ладно. Скоро узнаем, кто зерна украл. Они все сюда придут.
        - Один уже пришел, - решил поддержать брата Гудим. - Он и украл, дядя. Он вор и воров прятал. Мы за ним от самой землянки шли.
        - Знаю! Знаю! - не утихала Фроська, кружа над Могутой.
        Ставр посмотрел на старого своего соратника Могуту. Ждал, что тот сейчас обругает братьев, или просто пожмет плечами.
        - Не украл, а взял, - неожиданно для Ставра и очень спокойно заявил Могута.
        - Шутки шутишь, - не поверил Ставр. - Не мог он поверить, что Могута зерна украл.
        - Не для себя взял, для науки. Иноземцы опыты будут проводить, потом нам все передадут. Громадная польза будет.
        - Знаю! Знаю! - Еропка так и не подошел, но Фроська старалась.
        - Ты украл? - растерялся Ставр.
        - Взял.
        Ставр потемнел лицом и стал задыхаться. Невозможно было понять, от чего: то ли оттого, что вором оказался Могута, то ли оттого, что тот сказал. Или еще от чего-то. Братья испугались, как бы он сейчас опять в ступор не впал. Но выдержал старый леший. Отдышался.
        - Как ты мог? - негромко, с болью спросил он у старого друга. - Украсть зерна... Это же наша жизнь. Да мы же с тобой эти деревья столько лет холили...
        Поляна постепенно заполнялась. Появилось с полдюжины моховиков, Банник с Холькой прибежали. Вышли парой Пелга и Селим. Они, кажется, и не расставались с тех пор, как джинн рассказывал сказку. Все ждали, что ответит Могута.
        - У нас зерен много, а у иноземцев совсем нет. Делиться надо, чтобы все по справедливости, - заявил тот.
        - Отдай зерна! - потребовал Ставр. Голос его окреп, это уже был по-прежнему суровый и требовательный леший.
        - Не отдам, - покачал головой Могута.
        Ставр сделал шаг вперед. Племянники последовали за ним.
        - Не подходите, - предупредил Могута и показал здоровенный кулак. - Расшибу.
        Могута был уверен, что выберется из Леса. Вот-вот должны были подойти его помощники: свирепый гвиллион с большим топором, серваны ловко орудующие острыми ножами, да и клудде так просто не возьмешь. Тогда их отряд никто не сумеет остановить. А пока те придут - продержится. Три-четыре леших с ним не управятся, а на всякую мелочь вроде банника, или моховиков вообще не стоило обращать внимания.
        - Подожду здесь, пока луна взойдет, и уйду, - объявил он. - А вы меня не трогайте, близко не подходите.
        Наступила пауза. Могута ждал своих. Ставр тоже ждал, пока подойдут остальные лешие, а может быть появится еще и кто-нибудь из команды водяного.
        - Зачем украли у Ставра со стола стакан и чайную ложечку? - не удержался от вопроса Гудим.
        - Бред какой-то, - поддержал его Бурята, которого не меньше брата интересовало, что это был за хитрый ход, с ложечкой и стаканом. - Зерна - понятно, а стакан зачем?
        - Стакан? - с недоумением переспросил Могута.
        - Граненый, - охотно объяснил Бурята. - И алюминиевая чайная ложечка. Украдены вместе с зернами.
        - Я знаю! - прострекотала Фроська.
        - Молчи дура! - оборвал ее Могута. - Стакан - это серваны, - сообразил он. - Серваны - воры. Ничего оставить нельзя, сразу приберут. Всякую мелочь и то воруют...
        - А ты, значит, только по крупному? - спросил Гудим.
        - Не крал я, - опять набычился Могута. - Взял для общей пользы.
        Неожиданно для всех сорвался с места Каливар и с разбега ударил лешего головой в солнечное сплетение. Удар был настолько сильным, что богатырь закачался, и у него перехватило дыхание. Если бы все остальные в этот момент набросились на Могуту, возможно они его бы и скрутили. Но все произошло так неожиданно, что Ставр и братья не сообразили, как им следует поступить, промедлили. А Могута был слишком силен, чтобы с ним управился какой-то Каливар. Леший, громко хэкнул, выдыхая, сгреб здоровенной ручищей банника за грудки, и отбросил в сторону.
        Холька подбежала, к упавшему, наклонилась над ним, стала растирать ему грудь. Вскоре банник застонал, очнулся и открыл глаза.
        - Остолоп неотесанный! Дубина сучковатая! Ты что делаешь?! - закричала на Могуту Холька. - Подожди, доберусь я до тебя, я твои подлые зенки выцарапаю!
        - Кто полезет ко мне, с ним то же самое будет, - мрачно предупредил Могута. - Расщеплю.
        - Сема, сделай что-нибудь, - попросила джинна Пелга.
        - Свет очей моих, - джинн приложил правую руку к груди и низко поклонился кикиморе. - Прекраснейшая из пэри. Я немедленно выполню каждое твое повеление. Скажи, и ты мгновенно станешь владелицей прекрасного замка, окруженного садами с золотыми яблоками. Все, что ты пожелаешь, будет твоим. Но я не могу ловить презренного вора, даже если вор леший.
        - Сема, но он же отвратительно ведет себя, - Пелга ласково погладила джинна по плечу. - Ты посмотри, что он сделал с банником. Чуть не убил Каливара.
        Теперь, когда все связи с Лесом были порваны, теперь, когда он стал здесь чужим и скоро уйдет отсюда навсегда, Могуте не надо было сдерживать своих чувств, к кикиморе.
        - Не суй, лахудра, свой нос в чужие дела! - прикрикнул он на Пелгу. - Змеюка болотная!
        - Почему ты так плохо говоришь о женщине, светлой как утренняя заря!? - джинн не повысил голоса, но чувствовалось, что он едва сдерживаться. - Женщину уважать надо.
        - Ее уважать?! - Могута дал волю своей неприязни к Пелге. - Кикимору захудалую?! Тварь болотную?! Да таких, как она, надо в болоте топить сразу после рождения. Как только глаза откроет, так сразу и топить!
        - Я должен наказать тебя, недостойный сын вшивого трупоеда и паршивой краснозадой макаки, - как и прежде, совершенно спокойно заявил Селим. - Но я накажу тебя не за то, что ты, облезлый шакал, предал позору свое племя леших. И не за то, что ты, низкая и подлая крыса, воруешь в своем собственном доме. Это ваши дела и они меня не касаются. Я накажу тебя за то, что ты непочтительно разговариваешь с женщиной, прекрасной как капля росы, трепещущая ранним утром на лепестке чайной розы.
        Джинн подошел к лешему, и влепил ему, по правой щеке. Так влепил, что по лесу гул пошел. Потом по левой, и тут же опять по правой. Оплеухи были такими увесистыми, что даже корявый дуб, прислонившись к которому стоял Могута покачнулся.
        Все это было так неожиданно, что могучий леший застыл, с удивлением глядя на джинна. И все, кто был на поляне, тоже замерли. Фроська, которая в это время раскрыла клюв, собираясь сообщить, что она "знает", так ничего и не сообщила, осталась сидеть с раскрытым клювом. Лишь какой-то простодушный моховик подал голос:
        - Если так сильно по морде бить, никто воровать не станет, - глубокомысленно заметил он.
        - Да, - поддержал его напарник. - Кому понравится, если его по морде бьют.
        - А-а-а! - взревел, опомнившийся, наконец, Могута и бросился на джинна. - Я тебя-а-а!..
        Что он хотел сделать, леший так и не успел сказать, потому что сильный удар в грудь отбросил его обратно к дереву.
        Такого Могута не ожидал, и счел это за неприятную случайность. Он знал, что сильней всех в Лесу. А тут притащился какой-то: худосочный джинн в полосатом халате, и с полотенцем на голове... Защитничек, у поганой кикиморы, нашелся. Он сейчас из этого защитничка блин сделает, убьет его! И леший снова бросился на джинна, зло ударил его кулачищем в левую часть груди, прямо в сердце. Такой удар крушит ребра и разрывает сердечные мышцы.
        Селим выстоял, и презрительно усмехнулся.
        - Он Каливару ребра сломал! - закричала в это время Холька. - Недоумок поганый! Куча навозная!
        Могута не сводил глаз с джинна, собираясь обрушить пудовые кулаки ему на голову и покончить с противником.
        А разъяренная полудница быстро поднялась с колен, прыгнула к лешему и выставив вперед руки впилась ему в лицо острыми ногтями. Холька целила в глаза, но не попала. Ногти прошлись лешему по щекам и оставили на них глубокие кровоточащие борозды. Могута одним движением руки отбросил ее. Холька упала, но тут же вскочила на ноги и опять бросилась к лешему. Ставр и Пелга схватили ее, удержали.
        - Подожди,- сказала Пелга. - Не лезь. Сема ему даст! Сема ему даст и за тебя, и за меня, и за нас всех.
        Избавившись от Хольки, леший опять бросился на джинна, высоко подняв пудовые кулачища.
        Селим встретил его ударом в челюсть. Могута остановился, будто уперся в скалу. Потом пошатнулся, и как-то неуверенно стал топтаться на месте, стараясь обрести равновесие и не упасть.
        - Врежь ему еще раз! - закричала Холька. - Добей это бревно безмозглое!
        Джинн не стал добивать противника, ждал пока тот придет в себя.
        Могута опомнился быстро. Леший с ненавистью смотрел на джинна, и думал о том, что его непременно надо сейчас убить, разорвать в клочья, втоптать в землю. Потом он утопит в болоте змеюку-кикимору и оторвет голову Фроське. Ненависть ко всем и ко всему, что его сейчас окружало, придала Могуте новые силы. Он бросился на джинна так неожиданно и стремительно, что тот не устоял на ногах. Противники упали на землю и, крепко обхватив друг друга, покатились по ней.
        Цыкнув на племянников: "Не лезьте, без вас обойдется!" - Ставр внимательно наблюдал за дерущимися, выбирая момент, когда можно будет помочь джинну. Потрясенные моховики молча наблюдали за происходящим. Одна только Пелга выглядела спокойной. Она подобрала потерянные в пылу драки тапочки и чалму Селима и сейчас наблюдала за сражением. Но черные глаза ее горели таким мрачным огнем, что, казалось, она сейчас испепелит Могуту.
        Наконец джинну удалось освободиться от хватки противника. Он поднялся и шагнул в сторону, давая лешему возможность подняться.
        Могута был страшен: по его исполосованным холькиными ногтями щекам стекали капли крови, кровь сочилась и из разбитого носа, правый глаз заплыл, в космах волос запутались какие-то листья и обломки мелких веток, левый рукав серо-зеленой куртки держался на одной каким-то чудом сохранившейся нитке.
        Селим выглядел тоже несколько непривычно: босиком, без постоянно белеющей на голове аккуратно повязанной чалмы, да и красивый шелковый халат был основательно испачкан и порван. Но на лице его никаких следов драки не было видно.
        - Ты надоел мне, помет ехидны, - сообщил джинн. - Но если ты возьмешь обратно и проглотишь все черные слова, сорвавшиеся с твоего поганого языка и попросишь прощения у присутствующих здесь красивейших и благороднейших женщин, я не буду больше бить тебя.
        - Ты!.. - от ненависти и возмущения Могута не мог найти слов. - Ты... Мальчишка! Иноземный выродок! В порошок сотру! В труху!
        Он снова бросился на джинна и снова его встретил удар в челюсть. На этот раз удар Селима был намного сильней. Леший остановился, глаза у него закатились, он медленно опустился на землю и растянулся во весь свой немалый рост.
        Джинн подошел к нему, легко поднял тяжелого лешего левой рукой.
        - Так будет с каждым, кто плохо говорит о женщинах, - объявил Селим, и правой опять влепил лешему звонкую оплеуху.
        - Этот дуболом Хольку ударил, - напомнила Пелга.
        - Если ты, жалкий потомок облезлого ишака, когда-нибудь поднимешь руку на женщину, - продолжил воспитывать Могуту джинн, - я найду тебя, где бы ты ни спрятался, и буду держать в навозной жиже до тех пор, пока ты сам не превратишься в вонючий навоз.
        Свои слова джинн подкрепил новой увесистой пощечиной.
        - Понял? - спросил джинн.
        Леший молчал. Он ненавидел джинна. Он ненавидел сейчас всех: и Ставра, и Пелгу, и практикантов-сыщиков, и рыжих моховиков... Ему хотелось драться. С какой радостью он сейчас убил бы их всех: разорвал в клочья, втоптал в землю. Но после сокрушительного удара джинна он чувствовал себя полностью обессиленным.
        - Понял? - еще раз спросил джинн. - Или добавить?
        - Не надо, - заплетающимся языком промолвил леший. - Я понял... - признал он свое поражение.
        - А глаза я ему выцарапаю! - опять взвилась, неугомонная Холька устремляясь к Могуте.
        - Стой, Холечка, стой, - снова удержала ее Пелга. - Он свое получил, и еще получит. Ты его пока не трогай.
        И тут на поляну торопливо вышел Гонта, с топором отобранным у гвиллиона. Посмотрел, на лежащего возле корявого дуба Могуту. Спросил:
        - Он?
        - Он, - подтвердил Ставр.
        - Тьфу! - сплюнул Гонта. - Гниль трухлявая. А я опять опоздал, - он вытер со лба обильный пот. - Почти всю дорогу бежал, и все равно опоздал. Ну что за жизнь...
        Следом за Гонтой на поляне появился Колотей. Он с интересом посмотрел на Могуту, пожал плечами.
        - Вот уж не думал, - признался старик. - Значит бывает еще и так... А почему Еропки нет? - удивился он. - Интересно бы сейчас Еропку послушать. Это ведь его дружок.
        - Он это... Возле ставровой землянки остался, - объяснил Гонта. - За ворами присматривает. Там столько натаскали. Одного рыжие приволокли, одного Фитюк пригнал, одного мы с Еропкой привели. Все чужие. Еропка их сейчас воспитывает.
        - Чего он им толкует? - поинтересовался Колотей.
        - Про демократию. О чем же еще. Наши слушать об этом не станут, вот он на тех и напустился. А им деваться некуда, связаны.
        - По делам ворам и мука, - похвалил Еропку Колотей. - Сколько, говоришь их там? - спросил он у Гонты.
        - Трое.
        - Трое... Трое... Одного, значит, не хватает. Должно быть четверо.
        - Еще один есть?! - обрадовался Гонта. - Дайте мне его поймать! - попросил он. - У меня же внутри все горит, а я с этой кривой ногой за вами не успеваю. Ну, одного, последнего, отдайте мне...
        - Сейчас получишь, - кивнул ему Колотей. - Сейчас мы его добудем.
        Он внимательно осмотрел поляну, подошел к неприметному корявому кусту, поднял посох и резко опустил его на вершинку.
        - Ой! - вскрикнул куст и тут же превратился в клудде. Отвратительного клудде, в просторных, похожих на тряпье одеждах.
        - Зачем дерешься! - сердито выговорил он Колотею. Оборотень осторожно пощупал свою репу. - Чуть голову не разбил. Если видишь меня, так и скажи, я сразу появлюсь. А то палкой по голове. Больно ведь.
        - Тоже из их банды, - представил его Колотей. - Клудде, оборотень и незаменимый разведчик. Он за всеми и следил. Он и про ваши захоронки узнал. Все время подглядывал и подслушивал. Можешь вязать его, пока не сбежал, - предложил Колотей Гонте.
        Тот с изумлением и отвращением разглядывал клудде, его просторные напоминающие грязное тряпье одежды, шевелящиеся как черви серо-зеленые бородавки...
        - Ну и уродина... - Гонту аж передернуло. - Таким только летучих мышей пугать и то по ночам, чтобы никто другой не увидел.
        - Сам ты уродина, - не стался в долгу клудде.
        - Это чучело еще и разговаривает... Вот так, всю жизнь и не везет, - удрученно покачал головой Гонта. - Всем нормальные воры достались. А как мне - так урод. До него и дотронуться противно.
        - Другого нет, - развел руками Колотей. - Последний. Так берешь?
        - Не, - отказался Гонта и даже отступил на несколько шагов, будто боялся, что клудде навяжут ему силой.
        - Как хочешь, - не стал уговаривать Колотей. - Твоя доля зерен где? - спросил он у клудде.
        Клудде посмотрел на сердитых леших, могучего джинна и избитого Могуту.
        - При мне, - признался он.
        - Выкладывай.
        Клудде послушно сунул руку в просторные одежды и вынул мешочек с зернами. Ставр тут же забрал его.
        - Так это ты за мной следил, когда я к Никодиму ходил? - спросил у оборотня Бурята.
        - Кто же еще, конечно.
        - А я никак понять не мог, думал, что какой-то сумасшедший куст в Лесу объявился, бегает с места на место, - признался Бурята.
        - Кто бегает, это уже не куст,- отметил один из моховиков.
        - Кусты не бегают, у них ног нет, - объяснил лешему другой. - Без ног не побежишь.
        - Ты это запомни, - посоветовал третий.
        - Ага, не бегают. Непременно запомню, - пообещал Бурята и рассмеялся.
        Вообще-то для смеха не было никакого повода. Но, с другой стороны, все закончилось так хорошо, что теперь и посмеяться можно было над всеми своими прошлыми страхами, ошибками и неудачами. Бурята смеялся так громко и заразительно, что к нему тут же присоединился Гудим, потом Холька и Ставр. А вскоре их поддержали все собравшиеся на поляне. Взявшись за руки, весело посмеивались Пелга и Селим, ухмылялся довольный Колотей, повизгивали и покатывались от смеха всегда серьезные моховики. Даже мрачный Гонта смеялся весело, во весь голос. И только Каливар, у которого болели ребра, не мог смеяться, но и он широко улыбался.
        За всем, что происходило у корявого дуба, с недоумением наблюдала Фроська. Она ничего не могла понять. Нашла она Могуту, и кричала хорошо, громко, как Еропка велел. Потом Могуту стали бить. А сейчас все смеются. Все кроме Могуты. Как теперь будет с ее переводом в лешие?.. И Еропки нет, спросить не у кого...
        - Зна-а-аю... Зна-а-аю... - на всякий случай вполголоса прострекотала сорока. Но никто не обратил на нее внимания, и она решила, что сейчас лучше всего помолчать. Помолчать и посмотреть, что будет дальше.
        Лешие собрались возле землянки Ставра. Они, как обычно, сидели на отполированных за многие годы до блеска бревнах, каждый на своем привычном месте. Здесь же расположился и Филипп. За ним рядком стояли, сопровождавшие водяного, Ефтей, Фитюк и Рында с распухшим носом. Младший подкоряжник Рында крепко держал новый трезубец и усердно что-то жевал, старательно наедая морду. В сторонке, но так чтобы все видеть и слышать присели моховики: те самые двое, которым Ставр неосмотрительно обещал, что, как только поймают воров, будет с ними разговаривать весь день. А за ними, тесной стайкой толпились еще не менее десятка рыжих-конопатых.
        На дереве устроилась сорока. Она привычно делала вид, что дремлет, но внимательно наблюдала за всем, что делается на поляне. Ефросинья решила не ходить в лешие. Отказаться. Раньше она о работе леших не думала, ни к чему ей было. А теперь присмотрелось и оказалось, что у тех забот полно: то одно надо делать, то другое. И возле дерева дежурить, и дневник вести и за порядком на кордоне присматривать... Сплошные обязанности и никакой свободы: не полетаешь куда хочешь и не пострекочешь когда хочешь. Лешим быть, конечно, солидно, но свобода дороже. А уважение... Да после сегодняшнего ее еще как уважать станут. Всю оставшуюся жизнь можно будет рассказывать, как вместе с джинном и банником сражалась она против Могуты и других воров, которые украли зерна лингко. Теперь не только сороки станут ей завидовать, но все птицы, сколько их есть в Лесу. И даже красноголовый дятел, который до сих пор делал вид, что не замечает ее. Это еще кто кого теперь будет не замечать...
        На земле лежали туго спеленатые крепкими веревками воры. Рты у них были заткнуты тряпицами, чтобы не вякали, не мешали разговаривать.
        Из-за угла землянки, прижавшись к земле, чтобы его не заметили, сердито наблюдал за всем, что здесь происходило, недавно вернувшийся к своей норе, барсук Гоша. Подойти ближе он стеснялся из-за своего малинового цвета.
        Лешие битый час рассуждали, как быть с ворами.
        - Чего тут думать!? Чего тут рассуждать!? - Гонта свирепо глядел на связанных. - Утопить их всех.
        - Не дам всякую дрянь в речку бросать, - возразил водяной.
        - В болото, - разъяснил Гонта. - Я про Хлюпошлепное болото говорю. Найти самую грязную, самую поганую бочажину и утопить.
        - Пелга не пустит, - напомнил Ставр. - Не для того она болота бережет, чтобы всякую погань там топить. - У нее на болоте цветы и целебные травы.
        - Nicht, топить, - не согласился и Клямке. - Мы есть цивилизований обществ и для нас grossen стыд так поступаить. Даже такой поганец, как они имеет полный право leben.
        - Ну и целуйся с ними, если они тебе так нравятся, - сердито уставился на него Гонта.
        - Warum целоваиться? Целоваиться не лютший способ. Наказываить, конешно, надо. Крепко наказываить.
        - Может быть не надо наказывать. Давайте простим их, - предложил Селий. - Они и так уже наказаны. Вон у того, длинного, ухо распухло. А у Могуты лицо очень сильно поцарапано. Им больно, они страдают. Надо их простить и они больше не будут.
        Еропка молчал. Еропке не хотелось ни о чем говорить. Могута, друг, с которым он столько времени вместе провел, оказался вором. Одним махом всех леших обокрал. И ради кого? Ради каких-то занюханых мухомористых иноземцев. О чем после этого говорить можно.
        - Оно и наказать надо и руки марать не хочется, - рассудил Колотей. - Скоро стемнеет, луна взойдет. Может, просто вышвырнем их из Леса. Тоже наказание.
        - Никакое это им не наказание, они и так ушли бы, - напомнил Ставр.
        - Выдрать! Крапивой по голому заду! - вскочил сидевший как всегда на краешке бревна и откровенно подремывавший Хрол. - Весь месяц пороть, до следующей луны. А потом набить штаны крапивой и выгнать!
        - Хрол, а ты опять набрался, - сердито посмотрел на него Ставр.
        - Я? - удивился Хрол.
        - Ты, ты. Ты же зарекался, что больше ни капли.
        - Правильно, зарекался, - не стал отказываться Хрол.
        - И опять набрался...
        - Так ведь радость какая! - физиономия Хрола светилась от счастья. Даже радужный синяк под глазом выглядел почти праздничным украшением. - Зерна нашли. По этому случаю как не отпраздновать?! Святое дело! Ну, немного употребил. Это ты верно определил. Я леший честный, не отказываюсь. А вообще - я ни-ни. Я свой зарок помню. Дажьбог свидетель.
        - Да ладно, сиди уж, - отмахнулся от него Ставр.
        Хрол послушно брякнулся на бревно и опять задремал.
        В этот момент Ставра и осенило.
        - А что если отправить их на эти... на Кокосовые острова. Так они называются? - Спросил он у племянников.
        - Так, - подтвердил Бурята.
        - Вот, вот, на Кокосовые острова, - повторил Ставр. - Там крабы орехи воруют, пусть они за крабами присматривают.
        - К плоскомордым! - расхохотался Филипп. - Во! Их там как раз ждут на горячем песочке, под пальмами. Правильно, прямо туда им и дорога.
        - А сумеешь отправить? - спросил Ставр.
        - Запросто, - продолжал веселиться Филипп. - Как чихнуть. Сейчас и спроворим. Ефтей, Еника сюда и четырех донников! - распорядился он.
        - Слушаюсь! Еника и четырех донников! - Ефтей посмотрел на Фитюка.
        - Еника и четырех донников! - Ауком отозвался Фитюк и посмотрел на Рынду. - Мухой!
        Рынде смотреть было не на кого. Рында недовольно пробормотал, что всегда-то он крайний и, продолжая жевать, помчался выполнять приказ.
        Пока Бурята по просьбе Ставра объяснял лешим, что это за такие Кокосовые острова, и какие там живут вороватые крабы, Еник явился. С ним и донники. Все хмурые, с опухшими от сна мордами. Они на дне дорогу ремонтировали. Работа, которую не учтешь и не сдельная, а повременная. Так что спали они там без отдыха. А Рында разбудил.
        - Приготовь два возка, - приказал Енику Филипп.
        - Запрягать, что ли? - недовольно спросил Еник.
        - Запрягай.
        - Так ты вчера велел распрягать и разгружать. Только сейчас и закончили.
        - Закончили, значит, снова начинайте, - повысил голос водяной.
        - Не пойму я, - хмурился ездовой. - То распрягай, то запрягай. Ты уж одно что-нибудь.
        - У тебя лишняя оглобля найдется? - спросил водяной.
        - Это есть. У меня запас всегда есть.
        - Молодец, что запасливый. Станешь мне перечить, я тебя этой оглоблей приголублю, - посулил кучеру Филипп.
        - Так бы сразу и сказал, - быстро все понял ездовой. - Сейчас и загрузим.
        - Этих всех забрать! - ткнув пальцем в сторону связанных, приказал водяной. - Уложить в возки и отвезти на Кокосовые острова! На островах развяжешь и отпустишь. Там экзотики по самые уши: пальмы, горячий песок, кокосовые орехи, плоскомордые вокруг костра скачут... В помощь тебе и для охраны, Фитюка даю и донников.
        - Сделаем! - Енику и не такое приходилось выполнять.
        - Знаешь где Кокосовые острова? - спросил Ставр. - Карта есть?
        - Карта есть, - пожал плечами Еник. - Ты нам и приказал, чтобы карта непременно была. Мы приказ не нарушаем.
        - Значит, найдешь дорогу.
        - По карте? Не, по карте дорогу найти невозможно, если по карте ехать, то непременно заплутаешь. У меня свой способ, получше всякой карты будет, - ездовой хитро подмигнул Ставру.
        - Интересно какой?
        - Я у встречных дорогу спрашиваю.
        - Собирайся! - прервал интересный разговор Филипп. - Уноси их поскорей отсюда. И начинай с этого бородавчатого, - ткнул он пальцем в сторону клудде. - Мне от одного его вида муторно становится.
        - Тащите их к возкам! - велел донникам Еник.
        - Смотри, увозят все-таки воров, - обратился моховик с коричневым мехом к светло-серому.
        - И правильно делают, - одобрил действия леших тот. - Зачем в Лесу воров держать...От них одно беспокойство. Не нужны в Лесу воры.
        - А там, куда их везут, они нужны? - заинтересовался светло серый.
        - И там не нужны, - рассудил коричневый. - Кому же воры нужны? Воры нигде не нужны. Глупые они.
        - Глупые, - подтвердил светло-серый. - Можно не воровать, а они воруют.
        Когда воров унесли, Ставр подозвал к себе братьев.
        - Хватит вам дурака валять, - сказал он. - Называется на практику прибыли. Двое суток пошло, а они по делу еще ни разу даже хвостом не махнули. Еропка, как и договаривались, возьмешь Буряту. А Гудим... - Ставр оглядел леших... - А ты, Клямке, возьмешь Гудима.
        Он еще хотел сказать, что надо разобраться с кордоном Могуты, но в это время кто-то потянул лешего за край куртки. Он обернулся, перед ним стояли два моховика: коричневый и светло-серый.
        - Ты очень хотел с нами целый день разговаривать, - напомнил светло-серый. - На все наши вопросы ответить хотел.
        - Вы, лешие соображаете плохо. Мы тебе посоветуем, как жить надо, и что ты должен делать, - постарался обрадовать Ставра коричневый.
        - Сюда самые умные пришли. Каждый даст тебе хороший совет, - поддержал его первый.
        Ставр оглянулся, остальные моховики собирались возле него.
        - Гудим, нам надо идить, - окликнул молодого лешего Клямке. - У нас очень много работать.
        - Это... Может, поучаствуете в разговоре, - попросил леших Ставр. - Интересный может разговор получиться.
        - Куда уж интересней, - согласился с ним Колотей. - Я бы тоже с ними поговорил, но некогда. - Он сделал всего один широкий шаг и исчез в кустах.
        - Слышали, сюда самые умные собрались, Они по делу рассуждать станут... - продолжал уговаривать Ставр. - Они нам и воров поймать помогли... Да куда же вы все?..
        Поляна быстро пустела. Бочком, бочком, как будто он ничего не слышал, подался за деревья Хрол. Еропка кивнул Буряте, и увел его. Даже Селий посчитал за лучшее скрыться.
        Гонта, тот вовсе не обратил внимания на просьбу Ставра, ухромал за ближайшие кусты не оглядываясь. Но за ним тут же потрусили двое моховиков с желтой шерсткой. И оттуда, из-за кустов раздался голосок одного из них:
        - Ты, Гонта, все знаешь, так скажи, почему все лешие такие некрасивые?
        - Чего! - рыкнул Гонта.
        - Ты не сердись,- попросил лешего другой моховик. - Нам же интересно, почему у вас ни одного рыжего нет?..
        - Мы у Еропки спрашивали, так он не знает, - добавил первый. - Еропка сказал, что ты знаешь.
        Кусты затрещали, как будто кто-то стал ломиться прямо через них...
        Потом голоса стали быстро удаляться, и о чем шел разговор, понять было трудно. Моховики спрашивали, а Гонта отвечал. Очень коротко отвечал, односложно.
        - А ты, Филипп, куда? - попытался Ставр остановить водяного. - Моховики тебя очень уважают. Поговорил бы с ними, развеялся.
        - Так нам сейчас нельзя, - глаза у водяного блестели и, чувствовалось, что он едва удерживается, чтобы не расхохотаться. - Нам в омут надо. У нас сегодня праздник: "День подкоряжника". Концерты, спортивные соревнования, синхронное плаванье головастиков, народное гуляние. А я, сам знаешь, всегда с народом. - Он вынул из кармана водонепроницаемые часы на массивной золотой цепочке, открыл крышку, посмотрел... - О! Я уже и опаздываю. Ну, приятного вам разговора, - Филипп все-таки не удержался и несолидно хихикнул. - Я пошел.
        Ефтей тут же двинулся за хозяином. А за ними поспешил неустанно жующий Рында.
        Малиновый барсук Гоша с сочувствием посмотрел на унылого Ставра и окруживших его рыжих моховиков и, не дожидаясь начала, намечавшегося там долгого разговора, повернулся и ушел в свою нору.
        А Фроська осталась. И даже спустилась на самую нижнюю ветку дуба. Очень интересно ей было узнать, о чем станут спрашивать Ставра самые умные моховики и что они ему посоветуют.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к