Знамение. Вертиго Тимур Ильясов
        Знамение #3
        Введите сюда краткую аннотацию
        Немезида
        Уважаемые читатели!
        Перед Вами третья книга серии «Знамение».
        Для того, чтобы начать историю с самого начала, перейдите на книгу «Знамение. Начало»
        За первой книгой серии следует вторая книга серии «Знамение. Час Икс».
        Я повернул голову вверх и заметил, как над нашими головами, через вентиляционное отверстие под потолком, извиваясь плотными кольцами и спиралями, квартиру заполняет дым. Его горьковатый запах был пока едва ощутим, только слегка раздражая слизистую носа. Но не нужно было иметь степень по физике, чтобы понять, что совсем скоро в помещении будет невозможно дышать.
        После заряженной адреналином готовности, которой были наполнены мое тело и разум, теперь, когда я осознал коварный замысел тварей и представил, что нас ждет, меня охватила дикая отупелая слабость. Холодный липкий пот выступил у меня на лбу и на спине между лопаток. Ноги и руки ослабли, будто кости, на которых держалось тело, вдруг обмякли и грозили обвалить ставшей непосильной ношу.
        Я ощутил себя не в силах больше ни о чем думать. Сражаться. Принимать сложные решения. Искать выходы из затруднительных ситуаций. Мне нестерпимо захотелось лишь прилечь куда-нибудь. Хоть на пол, там же где стоял. Закрыть глаза. И забыться пассивным неведением. Отгородиться от надвигающейся катастрофы. Признать ее неумолимость и сдастся.
        «Если ничего не можете изменить, то просто лягте и получите удовольствие» - вспомнил я скабрезную и сексистскую шутку про женщин, подвергнутых сексуальному насилию. И горько усмехнулся.
        Наша игра была кончена. Карты - биты. Шах и мат. Я осознал, что наши попытки безопасно укрыться внутри квартиры были смешны и несуразны. Мой план был изначально обречен. И мой «старый приятель» был прав, когда сказал, что наше убежище - лишь вонючая нора. Что нас не спасут мои гнилые запасы и что они всё равно достанут нас. Рано или поздно. Они лишь позволили нам какое-то время посидеть тут в мнимой безопасности. Сохранили нас про запас. Дали нам возможность немного покушать, попить, поспать и набрать жирка. Чтобы поиграться, как балуется сытая кошка с пойманной мышью, оттягивая тот момент, когда она решит наконец покончить с добычей. И вот они пришли за нами. Пришли взять свое…
        Их план был изящен в свой простоте. И неимоверно жесток в своих последствиях. Наша квартира находилась на последнем двенадцатом этаже дома. Поверх были лишь чердак и крыша. Я помню, как пол года назад, когда обдумывал как решить проблему с запасами воды, то залез на тот чердак, найдя наверху огромный встроенный резервуар с питьевой водой, обеспечивающий давление в трубах. Тогда я решил, что тот накопитель будешь нашим планом «Б», когда закочится запас воды к квартире.
        Какой же я был дурак! Ведь я не придал тогда значения, что вся кровля дома держалась на сложном каркасе из деревянных балок. Целом частоколе из сухих деревянных опор. Которые, если нужно, могут быть использованы для разведения грандиозного пожара, который первым делом спалит наше убежище уровнем ниже.
        И теперь мы сидели в нашей квартире, словно в запертой снаружи духовке. Ожидая, когда жар разыграется и мы спечемся заживо. Чтобы потом попасть прямо на стол к голодным тварям. Словно курочки на гриле. Румяные. Спелые. С дымком. С поджаристой золотистой корочкой.
        Даже безумный и неудавшийся план побега соседки из дома напротив через окно был нам недоступен из-за установленных решеток, сквозь которые никто из нас пролезть не смог бы. Выход из квартиры оставался только один. Через входную дверь. Выход, который вел прямо в лапы и пасти голодных существ.
        Сдавшись под натиском слабости и беспомощности, я тяжело опустился на пол, положив ружье рядом и невидящим взглядом уставился в черный квадрат подвешенного на стене плоского экрана телевизора. Такого нелепого в своей теперешней ненужности.
        - Что ты сидишь! - взвизгнула жена и дернула меня вверх за локоть в безуспешной попытке поставить меня вновь на ноги.
        - Сейчас. Сейчас. Дай мне минуту…, - пробормотал ей я в ответ блеклым и безжизненным голосом.
        - Какой «сейчас»?!! Какая «минута»?!! Что ты сидишь?!! У нас дети!!! Ты не можешь вот так сидеть!!! Вставай!!! Сейчас же будет пожар!!! Ты должен придумать, куда нам бежать!!! - вопила она, продолжая дергать меня за локоть.
        - Я не знаю…, - тихо ответил ей я и посмотрел на нее снизу вверх, в последний момент поймав за хвост едва не слетевшее с моих губ обвинение в том, что она сама была виновата в произошедшем. Что нечего было требовать от меня спасать соседку и ее детей, создавая для нас проблемы. И что она сама после закатила истерику на балконе, у всех врагов на виду. Вот теперь пусть она и находит выход, раз сама заварила кашу. А я ей - не вечный решала. И не дед мороз, дарящий подарки. И что ей пора перестать быть инфантильной дурочкой. Стоит научиться шевелить собственными мозгами. Что хватит ей по привычке перекладывать на меня всю ответственность, раскрывая каждый раз клювик в ожидании очередной конфетки. Ей уже не девятнадцать лет. А почти тридцатник…
        Но я сдержался и ничего этого ей не сказал. Потому что понимал, что эти слова были бы сущим «дерьмом» в сложившейся ситуации. Может даже и правдой. Но правдой ненужной. Вредной. Однобокой. Гнилой. Вывернутой наизнанку. Сказанной в самое неподходящее время. И потом, что бы я доказал, если бы высказал жене эти обвинения? Лишь то, что я сам таков. Инфантильный, трусливый, не берущий на себя ответственность дурак, впавший в детскую истерику перед лицом смертельной для семьи опасности.
        - ??????????????
        Жена же взглянула в мои потухшие уставшие глаза. Потом вдруг дернулась телом и брезгливо отбросила мою руку. Будто внезапно осознала, что удерживала мерзкую извивающуюся змею. И мне стало перед ней горько и стыдно. За свою слабость. За то, что в самый решающий момент перестал бороться. За ее вот этот брезгливый взгляд. За всплеск руками.
        Но что я мог сделать? Что я мог придумать? Куда я мог их увести?
        Мы смотрели друг на друга. Она - стоящая надо мной любимая женщина. Похожая на Немезиду, древнегреческую богиню возмездия. С расширяющимися от ненависти ко мне глазами. С мелко трясущимися от клокочущей в ней ярости плечами. Шепчущая слова проклятия в мой адрес. И я. Внизу. Сидящий на полу. Сгорбленный и сломленный. Униженный своей неспособностью спасти свою семью от погибели.
        Не в силах сдержать ее взгляд, я отвернулся, обратившись лицом в сторону гостинной. Которая была уже отчетливо освещена неровным отражением оранжевого пламени, пляшущим нервным и безудержным танцем на внешней стороне плотно закрытых штор. Пламени, который жадно разгорался где-то поверх окна. Словно огненная роза, которая стремительно набухала силой и мощью, раскрываясь все сильнее, распахивая лепестки широко по сторонам, озаряя округу свирепым и губительным сиянием…
        Пожар
        Я - глупая мышь, пойманная в мышеловку.
        Я - дикий олень, загнанный в вырытую умелым охотником яму.
        Я - средневековый город, стены которого осаждают вражеские силы.
        Я - закованный в кандалы заложник, обреченный на погибель.
        Я - аквалангист на дне океана, запас кислорода у которого внезапно подошел к концу.
        И я задыхаюсь… Задыхаюсь… Задыхаюсь… Задыхаюсь…
        Я затравленно смотрю на отражение пламени, который гонится за мной по пятам, словно дьявольский пес из преисподней. Закрываю глаза и малодушно мечтаю о том, что если бы я мог вырваться из оболочки своего тела, подняться ввысь и выдернуть нас всех из кипящего котла неразрешимой и катастрофической проблемы. Завидуя обычному столбу, который в этот же самый момент стоял где-нибудь у дороги на безопасном расстоянии от нашего дома и бед не знал. Или птице, которая может быть пролетала над нашим городом, вольная и безмятежная, паря среди облаков, краем глаза наблюдая за темнеющим под ней пятном опустевшего города, в черном чреве которого, в клетке типовой квартиры, были заперты мы.
        Я что есть силы зажмурил глаза. И принялся отчаянно воображать, что если сжать веки достаточно крепко и искренне пожелать, то когда веки раскроются, проблема окажется сном. Или решение чудесным образом найдется, сотворившись из воздуха, и услужливо упадет мне на руки.
        Я открыл глаза. Но все оставалось по-прежнему. Презирующая мужа супруга по прежнему стояла надо мной. Дети прятались в ванной, словно только родившиеся котята не передержке. Комнаты стремительно заполнялись дымом. А оранжевые всполохи разгорающегося пламени все ярче освещали темноту квартиры. Теперь и со стороны детской комнаты.
        И тут я решил молиться. Я, упертый и циничный атеист, прежде кокетливо зовущий себя агностиком. Который не знал слов ни единой молитвы. И не ведал как следует обращаться к божественной силе. И стоило мне отправить зов внутрь себя с этим отчаянным запросом, как в моем сознании вдруг всплыло лицо покойной бабушки. Смуглое. Сморещенное. С побитыми годами желтыми зубами. С глубоко посаженными выцветшими глазами, подернутыми катарактой.
        Лицо бабушки смотрело на меня с любовью. Именно так, как она всегда смотрела на меня, пока была жива. И будто теплые заскорузлые руки коснулись моих стянутых спазмом плечей, опустились на разгоряченную голову, коснулись гудящих от напряжения коленей. А в ушах прозрачным эхом, словно отражаясь от сотен зеркальных стен, отозвались ее слова ко мне. Которых я не был в состоянии расслышать. Но которые будто успокаивали меня, как давным давно, в далеком детстве, когда бабушка гладила меня перед сном. А я был самым счастливым внуком на свете, окруженным теплотой и безопасностью, засыпая под мягкий и неразборчивый сквозь дрему говор любящего человека.
        «Бабушка! Помоги мне! Помоги, пожалуйста!!! Это я, твой единственный внук. Которого ты любила до последних минут своей жизни. И моя супруга, которую ты может быть не помнишь, но которую люблю я. Еще твои правнучки. Две милые крошки. Маленькие и беззащитные конфетки. Мы - в беде. У нас больше нет надежды. Нет выхода. На тебя уповаем мы. На тебя надеемся. Спаси свою кровь. Своих отпрысков. Спаси…. Спаси… Спаси…!» - забормотал я, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Вспомнив, что однажды я уже обращался вот так к духу покойной бабушки.
        Это было года четыре назад. Когда мы с семьей путешествовали по Италии. На арендованной малолитражке. Старшей дочери тогда было года три, а младшая все еще поспевала в животе матери. И вот, доехав кажется до Флоренции и оставив автомобиль на дальней парковке, мы втроем пешком добрались до главной городской достопримечательности. К огромной махине кафедрального собора с грандиозным красным куполом, занимающим целый квартал средневекового городища. Народу на соборной площади была тьма. Туристы, продавцы сувениров, проходимцы и карманники. Беспокойный человеческий муравейник. К входу в собор змеей тянулась длиннющая очередь, которая начиналась от входа в здание, огибала собор неровным кольцом и заканчивалась где-то позади строения. Мы послушно заняли свое место в конце очереди, глазея по сторонам, набрав воды из фонтана, нащелкал пару фотографий, обменявшись с женой впечатлениями и понемногу продвигаясь вперед.
        Все было замечательно, пока в один момент я вдруг не осознал, что дочери с нами не было. Она вроде только что стояла возле нас и я держал ее за руку. Но вдруг она пропала. Я крутился вокруг оси, всматриваясь в яркую мешанину людской толпы и не находил ее. Мир тут же перевернулся в моих глазах кверху ногами. Ледяной ужас сковал меня от мысли, что в праздной толпе незнакомого города в чужой стране я никогда не смогу найти свою трехлетнюю дочь. Что ее могли похитить торговцы-цыгане. Бездомные беженцы из Африки. Пустить на органы. Отправить в рабство. Или бездетная итальянская пара решила таким образом уладить свою проблему. Две или три минуты, казавшиеся мне бесконечными, я словно безумец носился по площади, выискивая глазами свою девочку. И также, как и сейчас, я принялся молиться бабушке, чтобы та помогла мне в столь критический момент и вернула бы дочь. Кончилась та история тем, что дочурка стояла там, где мы ее случайно и оставили. У фонтана с питьевой водой. В четырех метрах от того места, куда мы переместились вместе с двигающейся вперед очередью. Стояла и непонимающе смотрела на нас,
идиотов-родителей.
        И вот опять… Опять я обращался к бабушке с очередной отчаянной просьбой…
        - Ты все знаешь…, - неожиданно донесся до меня ласковый голос жены, который я было принял за ответ духа покойной бабушки.
        - ??????????????
        Я осторожно и чуть боязливо поднял глаза на супругу, как поднимают глаза молящиеся на картину святого. Жена же села передо мной на пол. И ее глаза больше не горели ненавистью. А снова стали мягкими и любящими. Она взяла в свои горячие ладони мои холодные щеки. Подтянулась к моему лицу. И прикоснулась своими губами к моим губам. Долгим и влажным поцелуем. Словно прощением. Словно благословением. От чего мне захотелось то ли плакать, то ли смеяться. Как бывает у приговоренного к смертной казни преступника, которому даруют помилование за минуту до восхождения на голгофу.
        - Я сейчас успокою детей и начну собирать в рюкзаки вещи. А ты возьми себя в руки и придумай, как нам отсюда сбежать…. У тебя получится. Ты все сможешь. Ты спасешь нас. Я знаю… - спокойным, размеренным и певучим голосом сказала мне она. А потом встала на ноги и скрылась в темноте ванной комнаты, где были спрятаны дети.
        И тут я ощутил в себе внезапный прилив сил. Некую непонятно откуда взявшуюся уверенность, что смогу найти выход из создавшейся ситуации. То ли это было по причине волшебного воздействия духа бабушки, то ли от того, что моя женщина снова поверила в мою мужскую возможность взять ситуацию под контроль. Но как бы то ни было, туман в моей голове прояснился, слабость в теле рассеялась, кости снова крепко держали корпус и конечности, а мышцы слегка загудели, требуя активных действий.
        Я одним резким прыжком вскочил на ноги. И первым делом направился к входной двери. Отчетливо расслышав, как за дверями, в глубине подъезда, скрипят, щелкают и хрюкают десятки голодных тварей. Я открыл первую дверь и прошел к внешней железной двери, пропустив перед этим вперед супругу, которая проверив девочек и надев налобный фонарь, деловито устремилась теперь в недра второй квартиры, служившей складом, чтобы начать готовить рюкзаки к планируемой эвакуации.
        Прислонившись к двери, я вгляделся в окуляр глазка. Как я и ожидал, чернота межквартирной площадки была нашпигована десятками пар желтых фосфорирующих глаз. Твари кружились перед нашей дверью, словно стая голодных диких волков. Они беспокойно возились за дверью на некотором расстоянии, не позволяя себе кидаться на нашу дверь в попытках штурма. Словно не решались действовать без указки главного, который пока не дал им приказ кинуться в атаку.
        Убедившись, что единственный очевидный путь к спасению был отрезан, я направился в детскую комнату. Отбросил тяжелые шторы. Раскрыл балконную дверь и смело вышел на лоджию, больше не опасаясь быть замеченным. И тут же мои легкие сжались и загорели от горечи. А глаза в момент заслезились. От того, что все пространство лоджии было заполнено завесой плотного едкого дыма, который мощными тугими струями проникал через щели в потолке.
        Я схватил грудину футболки и натянул ее себе на нижнюю часть лица, пытаясь соорудить некое подобие респиратора, который бы защитил дыхание от дыма. И, нащупав ручки окна, распахнул створки лоджии и свесился верхом туловища наружу, надеясь, что свежий уличный воздух спасет меня от удушья. Но стоило мне так поступить, как на меня дыхнуло жаром и обдало пеплом. Сильный огонь разгорался где-то вверху, вне поля моего зрения. Но я мог отчетливо слышать его зловещий сухой треск. И заметить отражение его зарева на стеклах окон соседних домов, ярко освещавшее темноту округи.
        Я неловко повернулся корпусом, чтобы вернуться в квартиру. И задел краем футболки торчащую концом ручку швабры, воткнутую в кучу хлама, сваленного в правом углу лоджии.
        И тут меня осенило!!!
        …
        Путь к спасению у нас оставался!!!
        …
        Какая ирония!!!
        …
        Я вспомнил, что под кучей бытового хлама был спрятан ПОЖАРНЫЙ ВЫХОД!!!
        Дверца
        Несколько мгновений я стоял и смотрел на швабру. Старую. Глупую. Пыльную. Сломанную. Место которой давно было на помойке. И на кучу других таких же ненужных старых и унылых вещей. Пару забитых невесть чем коробок, несколько мебельных досок и два огромных заполненных ненужной одеждой пыльных чемоданов. Под которыми скрывался наш выход к спасению. Наш единственный шанс на выживание.
        Мой рот невольно скривился в глупой и неестественной в моем положении улыбке в ответ на осознание собственной забывчивости и несообразительности. Ведь прошло всего лишь несколько дней, как я вновь обнаружил этот пожарный выход. Вспомнив, что когда мы заезжали в квартиру и нашли этот странный проход на лоджию квартиры ниже, то решили навалить поверх железного люка как можно больше ненужных и громоздких вещей, тем самым обеспечив неприкосновенность своего жилища. А после, когда я готовился к часу ИКС, то совершенно забыл про этот выход, оставив тем самым брешь в нашем убежище. И выходит - не напрасно. Получается, что моя нерасторопная забывчивость в итоге сыграла с нами хорошую службу!!!
        - За дело! - сказал я себе и решительно дернул рукой за швабру, вытянув ее из кучи, словно матадор, который вытаскивает шпагу из спины поверженного на корриде быка.
        Потом я со скрипом стянул с себя намокшую потом футболку и наспех накрутил ее вокруг головы, защитив нос и рот от сгущающегося дыма разгорающегося на крыше пожара. И взялся за дело. Со слезящимися глазами я принялся раскидывать по сторонам собранный в кучу хлам. Безжалостно расталкивая, отпинывая и выламывая сгруженное барахло. При этом, расцарапав внешнюю сторону предплечья об торчащий из мебельной доски гвоздь и не обратив внимание на рану, пока по коже не скатилась липкая струйка крови.
        Но я не мог позволить себе отвлечься на обработку царапины. Не мог ждать. Не мог потратить драгоценное время на что либо, кроме той заветной железной дверки в полу лоджии. И за неполную минуту я добрался до цели!
        Небольшой, квадратный, плохо покрашенный в казенную коричневую краску и местами подернутый ржавчиной лист железа невозмутимо и нагловато смотрел на меня, поблескивая краями, отражая луч света, льющийся из моего налобного фонарика сквозь сизую завесу сгущающегося дыма. Я задумчиво смотрел на него в ответ, чувствуя себя будто Алиса в Зазеркалье, встретившаяся на пути крохотную дверь, через которую можно пройти, если предварительно выпить нужное волшебное зелье.
        Когда я взялся рукой за прохладную ручку дверцы, небрежно изготовленную из скрученного металлического прута и приваренную сбоку, то мое неровное дыхание невольно остановилось. И я застыл в неудобной позе, с напряженной спиной и звенящей от усилий рукой, готовой дернуть дверцу вверх и раскрыть для нас путь к побегу.
        Я так сильно был поглощен задачей добраться до заветной дверцы, что только подумал о том, что же будет дальше? После того, как я дерну за ручку? Может сосед снизу успел за прошедшие годы заварить дверцу со своей стороны? А может в квартире ниже нас ждет неприятный сюрприз в виде семейства обращенных тварей, которые за милую душу примут нас в гости и направят прямиком к себе в голодные пасти? Гадать можно было бесконечно долго. И по сути - бесполезно. Другого выхода у нас не было. И оставалось лишь надеяться, что выход окажется открыт, а квартира этажом ниже - безопасна.
        Наконец, собравшись с духом, я рывком потянул ручку дверцы на себя. Она же в ответ легко и плавно поддалась, отворившись в сторону и обнажив моему взору темный сплошной квадрат. Я навел луч фонаря ближе, низко наклонив голову, но квадрат оставался по прежнему темным и сплошным, не обнажив, как я надеялся, силуэты находящейся внизу лоджии соседской жилой квартиры.
        Мое сердце больно екнуло. И ноги едва не подкосились от накатившего горького разочарования.
        - Ну конечно…, о чем я только думал… Не все же такие, как я…. Косорукие… - обречено сказал себе я под нос, думая о соседе с одиннадцатого этажа, которого я никогда не видел, но представлял себе эдаким рукастым мужичком средних лет с огромным чемоданом строительных инструментов, который предусмотрительно не тронул «заводскую» дверь пожарного выхода, но сумел мастерски заварить проход своим собственным изготовлением в виде толстого, вырезанного под размер прохода, листа прочного металла.
        Совершенно не надеясь на положительный исход попытки, я опустил руку в проход и дотронулся до препятствия, ожидая ощутить холодное прикосновение намертво приваренного с противоположной стороны листа железа. Но мои пальцы неожиданно коснулись некого материала, который на удивление податливо прогнулся под тяжестью моей руки.
        Я поднажал и опустил руку еще ниже. И преграда, выгнувшись сильнее, к моему великому удивлению треснула и с негромким сухим хлопком порвалась на две части.
        В ответ на столь неожиданный подарок судьбы, нездоровый гомерический хохот смачным, жирным пузырем поднялся из недр моего живота и вырвался изо рта вулканическим гейзером.
        - Ха-ха-ха-ха! Ну надо же!!! Он прикрыл дырку куском обоев. Обоями, Карл!!! Вот лошара же а?!! - хрипел я, не справляясь со спазмами смеха и в ошметки раздербанивая остатки бумажной перегородки в виде кусков запыленных темно-бежевых обоев с пошловатым цветочным орнаментом, - а я думал…!!!…. что я один такой!!! Криворукий!!! Нет же!!! Есть еще на свете гении!!! Он прикрыл дыру обоями!!! Ха-ха-ха!!!
        И тут откуда-то сверху до меня донесся резкий, громкий и сухой хлопок, который враз срезал мой нездоровый смех, заставив опасливо прижаться на корточках к полу. Повернув голову к потолку, я увидел как длинный белый пенопластовый плинтус, обрамляющий щель между стеной и бетонным перекрытием лоджии, отскочил от своего места и торчал теперь из стены выгнутой оборванной струной. И через обнаженную щель в помещение заструились новые тугие потоки сизого дыма. А еще я заметил, что крашеный в белую эмульсию потолок лоджии принялся стремительно желтеть, трескаться и пузыриться от жара огня, который подбирался к нам со стороны крыши все ближе. И я понял, что времени до того, как наша квартира превратиться в пылающую жаром духовку остается еще меньше, чем я думал ранее…
        - ??????????????
        Я распластался голым потным животом по полу и решительно опустил голову в темную дыру, больше не защищенную преградой в виде кое-как приклеенного куска бумажных обоев. И всмотрелся в неизведанную черноту соседской лоджии, которая нехотя, скудными кусками, выхватываемыми светлым кругом моего налобного фонарика, обнажала для меня свои недра…
        Набат
        От пожарной дверцы вниз спускалась лестница с редкими, выполненными из необработанных кусков арматуры, ступенями. На прутьях арматур я заметил нечто серое, с первого взгляда похожее на свисающих морских медуз или слизней. Но присмотревшись, я понял, что это были половые тряпки, старательно развешанные сушиться некой незнакомой аккуратной хозяйкой.
        Впритык к лестнице был приставлен большой квадратный предмет, в котором я угадал бытовой холодильник. А поверх него в свете фонаря проблеснула батарея выставленных в ряд стеклянных банок. Еще один безмолвный признак, что в квартире когда-то правила хозяйственная женская рука.
        Повернув голову влево, я выхватил из темени детский трехколесный велосипед и розовый самокат, лежащие на боку посреди лоджии, почти такие же, какие были и у наших девочек. Они лежали небрежно, будто кинутые в спешке, выбиваясь из общей картины аккуратности всего помещения. А в крайнем левом углу виднелся раскрытый «журавль» стойки для сушки одежды, завешенный гирляндами белья.
        Обычная картина обычного балкона обычной городской квартиры.
        Я еще раз оглядел все эти тряпки, холодильник, банки, детские принадлежности и развешанное сушиться белье. И снова ощутил острый укол ностальгии об утраченном мире. Мире, в котором домохозяйки все еще по-провинциальному консервировали соленья на зиму, развешивали белье и сушили на балконах влажные половые тряпки. Когда мужья ходили на работу, пили пиво и смотрели футбол. А дети гоняли по двору на велосипедах и самокатах, заставляя матерей ворчать за грязь, налипшую на колесах. Нет теперь этих матерей. И отцов. И детей… И только эти глупые вещи, оставшиеся от их прежней жизни, застыли на своих местах безмолвным напоминанием об ушедшей эпохе, призраками умершей цивилизации, окаменелыми останками канувших в историю судеб.
        Тут я неожиданно вспомнил, как однажды, когда был студентом, случайно обнаружил в дальнем углу платяного шкафа у матери в комнате пластиковый пакет. Старый и выцветший. Но все же достаточно прочный и непроницаемый, чтобы надежно скрывать содержимое. Своим видом пакет отличался от всех остальных хранящихся в шкафу вещей, словно альбинос в племени чернокожих. И я почувствовал, что он хранил в себе нечто необычное. Нечто, что мать, вероятно, хотела скрыть от посторонних глаз. И, в том числе, от меня.
        Обуреваемый любопытством, я открыл пакет и вытащил наружу содержимое, которым оказался сверток плотной ткани в крупную коричневую клетку. Я развернул сверток и обнаружил, что это был мужской пиджак. Большого размера. Пижонского фасона, некогда бывшего на пике моды. Но теперь выглядящий старомодно. На удивление идеально сохранившийся. Лишь слегка лежалый, пахнущий затхлостью и нафталином долго хранимой в темноте и тесноте шкафа вещи.
        Я тут же догадался чей это был пиджак. Я узнал его по старой черно-белой фотографии, хранящейся в семейном альбоме. Где неизвестный фотограф запечатлел моего много лет назад ушедшего отца. Тогда, как и я в то время, студента начальных курсов университета. На выцветшей фотографии отец сидел в развалочку, нога на ноге, на парковой скамейке в обнимку с молоденькой девушкой (наверное по этой причине мать хранила фотографию не приклеенной к странице альбома, а в подкладке задней обложки). Отец широко и самодовольно улыбался. Юный. Счастливый. Красивый. Обаятельный. С легкостью парящий на крыльях беспечной молодости. С наивной уверенностью смотрящий в будущее, которое казалось ему тогда светлым и многообещающим. Может быть за секунды до щелчка фотоаппарата, мой отец выдал остроумную шутку и всех рассмешил. Девушка же едва смогла успокоиться от смеха, чтобы выглядеть на снимке более или менее прилично. И сидела в кадре также широко улыбаясь, прижимаясь к отцу, польщенная вниманием и очарованная обаянием моего отца.
        Именно этот пиджак был на нем в тот ушедший в историю солнечный день.
        Я смотрел на прекрасно сохранившийся пиджак из пакета в недоумении. Ощущая острый приступ жалости и ностальгии, вперемешку с отвращением. Как может так быть, думал я, что этот идиотский пиджак, по сути - глупый кусок ткани, пережил тридцать с лишним лет и ни на грамм не потерял своего «товарного» вида. Как будто с того запечатленного на снимке момента, когда мой отец легко и эффектно носил его на своих широких плечах, прошел лишь день, а не тридцать с лишним лет. А теперь и солнечный день тот давно сгинул в зыбучих песках прошлого. И даже воспоминания о том дне угасли. И лавочки той наверное уже нет. И девчонка, вероятно, превратилась к тому времени во взрослую тетю с выводком детей, и может даже внуков, если оставалась жива.
        И отца уже давно нет…
        А этот пиджак - есть…
        Разве это справедливо?
        Разве в этом вообще есть хоть капля смысла?!!
        Я помню взял тогда большие ножницы и разрезал идиотский пиджак на мелкие куски. Потом засунул их в помойное ведро, рядом со стекающими жирными отходами от завтрака. А после скинул все в мусорку, не сказав матери о своей выходке ни слова. Туда, где этому пиджаку давно было место…
        Также и эти вещи… На балконе незнакомых мне соседей с нижнего этажа… Людей нет… А вещи остались…
        Я тряхнул головой, выбираясь из ловушки токсичных мыслей, которые были неуместны и даже губительны в моей ситуации, заставляя меня медлить и рефлексировать. Только не сейчас, подумал я. Только не тогда, когда счет идет на минуты. Когда за спиной семья, которая ждет моих решительных действий. И когда на кону - наши жизни! В столь критический момент, подумал я, нужно полностью отдаться животным инстинктам. Довериться первобытному предку, чья кровь текла в моих венах, который смог выжить в кишащих доисторическими хищниками джунглях. Он смог выжить, значит и я смогу!
        Глубоко вдохнув и выдохнув, я словно прыгнул и отдался стремительному потоку адреналина, мощными перцовыми струями растекающемуся по моим разгоряченным жилам, заставляя сердце колотится языческим набатом. И будто опытный серфер ловко прыгнул на доску, обуздал набирающую силу волну, и позволив ей понести меня вперед.
        - ??????????????
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - прогремело в набат!
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - удары сердца били по ушам так сильно, что почти заглушали любые другие звуки.
        Словно дикое и ловкое животное я повторно окинул новым взглядом обстановку на соседской лоджии. Больше не думая ни о чем лишнем. А оценивая ситуацию только с позиции холодного охотничьего расчета. Различая в привычных предметах скрытую опасность. Предвидя последствия на несколько ходов. Усматривая скрытый нетривиальный ресурс привычных вещей.
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - долбили в барабан первобытные охотники, умывшие свои обнаженные тела кровью жертв, танцующие зловещий танец смерти вместе с языками пламени костра, призывая духов природы помочь им в их деле.
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - бой барабанов звучал в унисон с биением моего сердца.
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - сквозь толщу сотен тысяч лет я будто протянул руки к своим доисторическим предкам, кружившимся у костра.
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - и вот и я танцую первобытный танец вместе с ними, измазанный жертвенной кровью, с гирляндой из клыков на шее, с закатившимися в белки в ритуальном экстазе глазами…
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - гремело и свистело в моей голове, подгоняя к дальнейшим действиям!!!
        Волна
        Я помню один голливудский фильм. В нем главный герой, неудачник и тормоз по жизни, принимает особую таблетку, которая вмиг превращает его в гения мысли и сообразительности, позволяя принимать решения в десятки раз быстрее и продуктивнее, чем обычно. Так вот, я почувствовал себя героем того фильма. Принявшим волшебую таблетку. Или персонажем компьютерной игры на выживание. Супер-реалистичной игры. Где игрок погружен в виртуальную реальность посредством специального костюма и шлема, а все органы чувств его подключены к игровому процессу, обманывая мозг в том что реальность, а что - нет.
        Да…, реальность происходящего казалась мастерски совершенной. Железный край открытого пожарного хода, в который я просунул голову, больно царапал мою оголенную грудь. Ссадина на внешней стороне предплечья, полученная от гвоздя на мебельной доске, ощутимо болела. Из темноты лоджии этажом ниже тянуло легким запахом пыли. А со стороны нашего этажа доносился едкий дым, который через через рот и ноздри проникал в легкие и заставлял их судорожного сжиматься в спазмах. Мой потный затылок ощущал нарастающий жар близкого огня. А трескотня пожара становилась все громче, становясь похожей на мотоциклетный рокот банды байкеров, несущихся на большой скорости по пустынному шоссе. И плюс ко всему этому, за дверями нашей квартиры копошилась армия обращенных нелюдей, готовящихся к штурму…
        На одно короткое мгновение я усомнился в правдивости происходящего. Тонкой предательской стрелой в моей голове пронеслась мысль, что такого быть не может! Ну не могут такие вещи происходить в реальности! Эпидемии! Монстры! Катастрофы! Только в кино! В фантастической книге! В ночном кошмаре! В компьютерной игре! Но не по-настоящему!!! Может надо только сказать нужное кодовое слово и игра закончится? Или нашарить в пространстве невидимую кнопку отключения сети? Или дернуть себя побольнее и проснуться? И наша прежняя жизнь вернется! Мы с семьей позавтракаем. Я соберусь и поеду на службу в офис. Жена развезет детей в школу и садик. И в середине рабочего дня, за обедом, я вдруг вспомню свой странный и жуткий сон, удивлюсь его реалистичности, поделюсь впечатлениями с коллегой. А потом забуду…
        Но тут резкий хлопок над головой, вероятно от очередного потолочного плинтуса, отскочившего от жары от стены, заставил меня убедиться, что все происходящее - правда. И мне нужно продолжать скользить на серфинговой доске по раздувающейся волне адреналина в моих разгоряченных венах, позволив первобытному животному, обитающему в недрах ДНК, взять надо мною контроль и спасти нас от погибели.
        Мои мысли понеслись упорядоченно и быстро. Словно пули, ровной уверенной полосой летящие из дула пулемета. Глаза выхватывали главное, при этом, не упуская деталей. Мозг же анализировал поступающую информацию, формировал взвешенные решения и планировал дальнейшие действия.
        Батарея пустых стеклянных банок, если их задеть, могут нас выдать предательским звоном. Но при необходимости дать бой, их можно разбить и осколками отбиваться от нападающих. Обыкновенный, оставленный на балконе холодильник, мог служить и преградой от врагов и источником еды и воды. Сушилка с навешенными на ней гроздьями белья может скрывать прячущееся существо. А если вырвать из креплений прутья, то она может сгодиться как колющее оружие. И еще, небрежно скинутые посреди лоджии детский велосипед и самокат могут быть знаком, что рядом происходила борьба… и нужно быть начеку…
        Я не мог знать, безопасна ли квартира этажом ниже. Пуста ли она. Мертвы ли жильцы. Либо «обратились». Была бы моя воля, я бы никогда не решился вот так испытывать судьбу, пролезая в темноте на незнакомую территорию. Но выхода не было. И риск оправдывал ставки…
        Да и плана особого у меня не было. Только грубый и приблизительный набросок. Пробраться вниз. Если в квартире ниже безопасно, то переждать опасность там. Если же огонь не остановится на двенадцатом этаже и потянется вниз, то попробовать спуститься через такой же пожарный выход на этаж ниже. Если пожар настигнет нас и там, то попробовать пробираться еще ниже, пока мы не найдем для себя безопасного места для передышки. Если же пожарные проходы будут закрыты, то придется выбираться через подъезд, надеясь, что все существа останутся на верхних этажах и выход будет свободен.
        Если у нас получится выбраться живыми на улицу, то укрыться можно в продуктовом магазине в доме справа, который много дней кряду манил меня своими незащищенными дверями. Если в магазине будет безопасно, то он станет для нас хорошим временным убежищем, где без сомнения остались приличные запасы для пропитания. Если же в помещении магазина мы обнаружим тварей, то мне придется дать им бой и зачистить пространство. Если при этом остальные твари не узнают о наших передвижениях и новом укрытии, то у нас будет шанс выжить.
        «Если»…, «если»…, «если»… Как много этих «если»…!!!
        Да… План безумный! Но другого у меня не было… Надо было действовать… И как можно скорее выбираться из ловушки нашей квартиры… Так что убедившись, что путь на одиннадцатый этаж для нас открыт, я втянул голову обратно вверх и поднялся на ноги….
        Выпрямившись во весь рост, я макушкой головы, обнаженными плечами и спиной ощутил покалывающий кожу жар, дыхание которого исходило от потолка. Прищуренными и слезящимися от дыма глазами я взглянул вверх и сквозь сизую завесу рассмотрел, как некогда выкрашенное в белоснежную эмульсию верхнее перекрытие лоджии обуглилось и почернело, а остатки краски свисали вниз жалкими обгоревшими ошметками. Также еще несколько потолочных декоративных плинтусов, не выдержав температуры, отскочили от стен, и свисали теперь вниз ощерившимися заостренными концами.
        - ??????????????
        Ощутив недостаток кислорода, я попытался глубоко вдохнуть через ткань закрученной вокруг головы футболки. И тут же зашелся в сдавленном кашле от порции ядовитого дыма, проникшего в легкие, который не смогла сдержать тонкая фактура хлопчатобумажной ткани. И я понял, что пройдет совсем немного времени, может быть считанные минуты, и безопасно находиться в лоджии станет совершенно невозможно.
        Подгоняемый тревогой о том, что мы не успеем покинуть квартиру до того, как ее окончательно охватит огонь, или до того, как мы задохнемся и потеряем сознание от дымового отравления, я кинулся обратно в комнату, гадая по пути о том, готова ли супруга и дети к скорейшей эвакуации…
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - неистово гремели барабаны у меня в ушах!
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - в животном экстазе танцевали первобытные охотники!!!
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - от каждого удара барабанов волна адреналина раздувалась и увеличивалась все больше и шире, ускоряя движения серфа и заставляя его опасно балансировать на краю развернутой пропасти!!!
        И среди этого безумного хаоса, огня и дыма, в моем воспаленном сознании вновь всплыло лицо бабушки. Смуглое. Сморещенное. С побитыми годами желтыми зубами. С глубоко посаженными выцветшими глазами, подернутыми катарактой. Она снова смотрела на меня с любовью, ее теплые заскорузлые руки гладили меня, успокаивая, а губы шептали слова, которые я не мог уловить…
        Благодарный за подобную поддержку со стороны сил, которым нет объяснения, ощущая в себе дух и уверенность, я дернул дверь лоджии и вернулся в квартиру…
        Золушка
        Зайдя внутрь, я с облегчением обнаружил, что воздух в помещении квартиры был пока еще довольно чистым и прохладным. Значит время на сборы у нас еще оставалось. Однако задрав голову с закрепленным ко лбу фонарем вверх, я заметил, что потолок детской комнаты пожелтел по краям. И коричневатая желтизна на моих глазах разливалась по сторонам и тянулась к середине, будто разбухающая лужа, стремящаяся заполнить любое встретившееся на пути свободное пространство.
        Я спустил на шею самодельный респиратор, сооруженный из обернутой вокруг головы футболки. Попробовал вдохнуть воздух полной грудью. И убедился, что несмотря на сгущающуюся сизую мглу, дышать в квартире возможно было пока без затруднений. В особенности в контрасте с «духовкой», в которую успела к тому времени превратиться помещение лоджии.
        Стянув с шеи свернутую футболку и наспех натянув ее на себя обратно, я быстрым шагом направился в гостиную, ощущая нарастающее нетерпение, перемешанное с раздражением от уверенности в том, что супруга, скорее всего, все еще возилась со сборами. И мне, как часто бывало, придется взять задачу в свои руки.
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - отстукивали барабаны, подталкивая меня в спину и заставляя двигаться быстрее.
        Заряженный праведным недовольством к жене за нерасторопность и одержимый жаждой действий, я на полном ходу танком влетел в гостиную и лоб в лоб столкнулся с супругой. Она же стояла посреди комнаты в полной «боевой» экипировке, которую я когда-то купил, готовясь к часу икс. На ней был надет добротный охотничий костюм цвета «хаки» с отстегивающимся капюшоном, военные ботинки на высокой шнуровке, кепка с широким козырьком, а за спиной - заполненный вещами походный рюкзак. За обе руки ее держали девочки. Притихшие. Прижимающиеся к матери. Не задающие вопросов. Также, как и мать, одетые в полное походное обмундирование. Даже с крохотными рюкзачками за спинами, теми самыми, которые я в свое время мучительно выискивал среди десятков Интернет-магазинов, а потом долго ждал доставки до нашего города. В руках супруга держала походную одежду и для меня. А возле ее ног стоял наготове мой рюкзак и пара мужских ботинок.
        «Жена декабриста…» - удивленно подумал про супругу я, все никак за почти девять лет нашей супружеской жизни не привыкнув к ее «качелям». Когда она непонятным для меня образом совмещала в своем поведении черты инфантильной девочки и решительной и мудрой женщины, сменяя эти личности в только ей понятном порядке.
        - Мы готовы. Я нашла одежду, которую ты купил. Вот - все одела… В рюкзаки положила еду и воду…
        Она стояла с прямой спиной. Чуть приподняв голову. И с твердым, уверенным достоинством, и даже вызовом, смотрела мне в глаза. Наставив мне в лицо луч своего налобного фонаря. И чуть приподняв плечи в лямках рюкзака.
        А лицо ее… Лицо… Что это было за лицо!!! Тонкое. Светлое. Безупречное. С горящим румянцем на скулах! Оно было таким красивым в неровных оранжевых всполохах огня, рисующего пылающие орнаменты на внешних сторонах оконных штор, что я чуть не подавился собственным языком. Лицо одновременно знакомое и незнакомое. Сильное и слабое. Непоколебимое и уязвимое. И слава всем богам! Уже не такое, каким оно было совсем недавно, презрительным и брезгливым, когда я сидел на полу и собирал по крупицам остатки своего мужского достоинства, признаваясь в неспособности найти выход из сложного положения.
        Моя воительница!
        Моя охотница!
        Моя Немезида!
        «Посмотри на меня! Я не инфантильная дурочка, какой ты привык меня видеть! Я могу порвать тузика на грелку, если нужно… И не все лавры тебе, дорогой муженек. Так что не нужно передо мною рисоваться. Я и сама могу дать жару!.. И, кстати…, ты придумал, как нам спастись?» - словно говорила мне она всем своим видом.
        «Браво! Брависсимо! Вы - великолепны, душа моя!» - постыдно поясничная, произнес про себя я ей в ответ, поймав себя на мысли, что веду себя как конченный мудак, который даже перед лицом смертельной опасности не может унять свое уязвленное эго и оставить старые добрые игры супружеской власти мужчины перед женщиной.
        - А технику? - ненавидя самого себя, сварливо спросил ее я, в глубине души мелочно надеясь, что жена оплошает со сборами гаджетов. И я смогу отомстить ей за свое недавнее перед ней унижение.
        - Я взяла из той коробки, где ты все хранил. Компас. Второй бинокль. Внешний диск, куда ты закачал файлы. Планшеты девочек. Твой ноутбук и наши смартфоны. Вдруг мы найдем электричество… Я не знала, что еще брать… Палатку и спальники не взяла… Или надо?
        И тут она сдулась. Ее брови вскинулись «домиком», лицо обмякло, губы опустились, и она в миг превратилась обратно в неуверенную в себе девочку, ищущую одобрения мужа. В золушку, обернувшуюся в замарашку, стоило курантам лишь пробить двенадцать.
        Я бы мог воспользоваться ее слабостью. Мог бы сплясать знакомый танец на ломких костях ее изредка проявляющейся силы. Я так делал много раз… Манипулируя и самым поганым образом эксплуатируя эту ее хрупкую беззащитность. Чтобы казаться в своих глазах больше и значительнее. Но хватит, сказал себе я! Так больше нельзя!
        В пылком порыве виновной нежности к любимой женщине, я бросился к ней и обнял, заставив девочек отпустить руки матери. Я прижимал ее к себе всем телом, вдыхая носом слегка химический запах новой камуфляжной ткани ее охотничьего костюма. Обнимал плечами. Грудью. Ладонями. Шеей. Лицом. Стараясь слиться с ней в единое целое. Пытаясь этим безмолвным тесным объятием извиниться перед ней за все мною сделанное и не сделанное. И дать ей обещание больше никогда не позволять себе глумиться над ее слабостями, высасывая ее силу и уверенность для подпитки собственной самооценки.
        - ??????????????
        А она будто все поняла без слов. Повернула мое лицо к своему, «клацнув» нашими налобными фонарями. Посмотрела в мои глаза пристально и мягко. И понимающе кивнула головой…
        - Папа? Папа! Папа!!! - я почувствовал, что старшая дочь настойчиво дергает меня за ногу.
        Я отпустил объятия и посмотрел вниз.
        - Папа, папа! Скажи, мы умрем? - спросила меня дочь.
        Крохотный носик на ее слегка пухловатом ангельском личике чуть морщился. Глазки смотрели на меня открыто и доверчиво. Она часто моргала, чтобы защитить их от дыма. И пышные реснички на ее веках мило хлопали. А из-под капюшона выбивались локоны ее роскошных шелковистых каштановых волос, за которыми я обожал ухаживать.
        Я опешил от ее вопроса. Таким нелепым и немыслимым он показался из ее детских и невинных уст. И столь шокирующе нейтральным тоном он был задан. Будто речь шла о том, какой мультфильм ей стоит посмотреть!
        «Она что, понимает о чем спрашивает? Понимает, что мы все можем погибнуть? Что она сама может погибнуть? Она что, готова к этому?!! Готова к смерти?!! Вот так?!! Просто?!!» - подумал я про себя и ужаснулся.
        И тут мы с супругой синхронно опустились к детям, притянули девочек к себе и обнялись, шепча им в ушки слова поддержки и ободрения. Именно такие слова, которые, наверное, сказали бы каждые родители в подобной ситуации, стремящиеся убедить детей в том, во что сами не верят.
        - Мы не умрем! Мы выберемся. Все будет хорошо. Вы только ничего не бойтесь, держитесь рядом и слушайте родителей. Чуть-чуть надо потерпеть и мы будем в новом домике…, - шептала дочерям супруга и вопросительно посмотрела на меня, без слов спрашивая, действительно ли мы сможем выбраться.
        Я же утвердительно кивнул ей в ответ, шепнув лишь два слова: «пожарный выход», на что ее лицо сначала омрачилось гримасой удивления и непонимания, а потом просветлело…
        Рюкзак
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - барабаны принялись грохотать с неистовой силой, запустив таймер последнего отсчета. Прямо как в классической сцене старого фантастического фильма ужасов, где главная героиня минирует космическую станцию в попытке прикончить монстра, и в финальной сцене бежит к спасательной шлюпке, чтобы в последние секунды вырваться из пламени взрыва.
        - Ты отлично собралась. Ждите меня тут. Я сейчас… Быстро возьму, что еще нужно…
        С этими словами я прыгнул на ноги. В считанные мгновения облачился в приготовленный супругой костюм и ботинки. Потом подхватил свой рюкзак. Перевернул его, вывалив на пол с десяток консервов и бутылок с водой, решив, что продуктами мы можем запастись в соседнем магазине, куда я планировал добраться. И с пустым рюкзаком бросился в соседнюю квартиру, по пути прихватив с холодильника ружье и початую пачку патронов.
        Добравшись до места, сквозь тесный, заполняющийся дымом лабиринт нашего склада, столь старательно в свое время мною собранный, а теперь обреченный сгинуть в огне, я принялся наспех наполнять рюкзак нужными вещами. Молниеносно решая, что нужно взять, отбирая из завалов только самое, на мой взгляд, критичное и незаменимое.
        Портативную, складывающуюся в небольшой рулон палатку.
        Три тугих ролика спальных мешков.
        Бейсбольную биту.
        Переносной радиопередатчик.
        Несколько пачек таблеток для очистки грязной воды.
        Набор для разведения огня.
        Две рации.
        Четыре шерстяных свитера, на всю семью, на тот случай, если погода испортится и похолодает.
        По паре походных носков на каждого.
        Комплект нижнего белья для детей. Такой же комплект для себя и супруги.
        И пакет с медикаментами, самый большой, один из пяти или шести имеющихся, схватив его наугад, без разбора, надеясь, что под руку попадется самое необходимое.
        Рыща глазами по завалам склада, мой ошалелый взгляд вдруг случайно упал на отдельно стоящую в дальнем углу коробку. И тут я вспомнил то, о чем совершенно забыл в кутерьме происходящих событий. К своему стыду! О том, что супруга находилась на четвертом месяце беременности! В последнее время мы об этом не говорили и живот ее пока еще не был заметен. Вот я и забыл! А в стоящей в дальнем углу коробке, отдельно от остальных медикаментов, хранилось множество специальных медицинских средств и приспособлений для домашних родов, к которым мы когда-то приготовились.
        Я пулей кинулся к коробке. Раскрыл ее и обреченно взглянул на россыпи ампул, пачки таблеток, упаковок, груду железяк, креплений и скальпелей. Понимая, что при всем моем желании я не смог бы взять с собой и десятую долю содержимого. В отчаянии я принялся лихорадочно перебирать в руках ампулы и таблетки, пытаясь в свете налобного фонаря, сквозь сгущающуюся сизую мглу, разглядеть надписи на упаковках и вспомнить для чего они предназначены.
        Секунды шли за секундами. Таймер обратного отсчета неумолимо отсчитывал драгоценные мгновения. Комната наполнялась дымом. Дышать становилось все труднее. В лоджии, через которую лежал выход из ловушки, к тому времени, вероятно, становилось все жарче и жарче. А я беспомощно хватал в руки одну пачку препаратов за другой, суетился и медлил, не в силах решить как поступить. Рискнуть, потратив время, чтобы разобраться в предписаниях и названиях, и взять с собой хотя бы самые важные и небольшие по размерам лекарства, которые могут понадобиться для принятия родов? Или бросить все и спасаться?
        Препаратов было много. В коробочках самых разных размеров, цветов и форм. С длинными труднопроизносимыми наименованиями. Описания и показания были напечатаны на на них мелкими буквами. Мой фонарь дрожал. Глаза слезились от дыма. Времени оставалось все меньше. А я ничего не мог понять и разобрать! Я было принялся разрывать упаковки, вытаскивая наружу сложенные во много раз листы аннотации, но сразу понял, что из этого ничего не выйдет. Бумага рвалась в трясущихся пальцах, а шрифт на них был еще более мелким, чем на упаковках.
        Когда я боролся с очередной пачкой таблеток, совсем близко что-то сухо и громко треснуло. Я повернул голову к окну и увидел, как сверху, со стороны крыши, вниз рухнул огромный горящий фрагмент кровли. А следом еще один. И сразу после этого я отчетливо услышал гул окончательно разошедшегося огня, получившего приток свежего воздуха. Гул яростный, низкий, устрашающий, как бывает гудит жарко натопленная топка. Он гудел бешеным диким животным. Огромным и разъяренным быком на корриде. Который несется на несчастного тореро с налитыми кровью глазами.
        Еще я расслышал слабое потрескивание. Посмотрел вверх и увидел, что штукатурка на потолке на глазах сжимается, желтеет и осыпается от жара, просачивающегося через бетонное перекрытие.
        - Да пошел ты…!!! - отчаянно крикнул я в сторону потолка, обращаясь к пожару, словно к одушевленному существу.
        Потом я в ярости опрокинул коробку на пол, пнул ее в картонный бок, проделав в нем дыру, и отправил обратно в угол. Подхватил набитый вещами рюкзак и кинулся во вторую комнату, где находился сейф со вторым ружьем и запасом патронов.
        Долгую минуту я боролся с кодовым замком сейфа, грязно матерясь и проклиная все на свете. А прежде всего - самого себя. Дрожащими потными руками прокручивал железный диск замка для набора заданной комбинации шифра, несколько раз промахиваясь мимо нужных делений, и справившись с задачей только с третьей попытки.
        - ??????????????
        Еще секунд двадцать понадобилось мне для того, чтобы впихнуть в уже переполненный рюкзак второе ружье, оставив его приклад торчать наружу сквозь щель между ремнями, чтобы в любой момент смочь вытянуть его и использовать по назначению. Также взял несколько пачек патронов, которые рассыпались из хлипких рвущихся бумажных коробочек по всему рюкзаку, с сожалением взглянув на оставшиеся пачки, которых вместить мой рюкзак был не в состоянии.
        Еще некоторое время ушло на то, чтобы утрамбовать рюкзак, который раздулся от содержимого во все стороны и трещал по швам, и с натяжкой затянуть верхний нахлест. Бейсбольную биту я закрепил на ремнях сбоку. Охотничьи водонепроницаемые часы я одел на запястье. Второе ружье взял в руки. Потом с усилием, охнув, взвалил рюкзак за спину. Бряцнув содержимым. Столь тяжелый и оттягивающий плечи, что я засомневался о правильности решения тащить с собой все собранные вещи.
        По пути, проходя мимо железной входной двери, я вгляделся в глазок и убедился, что картина на лестничной площадке не изменилась. В черноте подъезда все также кружили десятки пар желтых фосфоресцирующих огоньков. Что означало, что твари все также поджидали нас. Потирали ручки. Точили клыки. Истекали слюной. В ожидании, когда добыча сама вывалится из прожаренной духовки прямиком в их голодные глотки.
        - Суки! Не дождетесь! - злобно процедил я сквозь зубы и двинулся дальше.
        Я вернулся в нашу квартиру, когда верхние края обоев на стенах гостинной принялись тлеть и дымиться, от чего погруженная в темноту комната казалась украшенной новогодними гирляндами. А дым стал таким густым, что дыхание становилось тяжелым и затруднительным, а в носоглотке и легких жгло и саднило.
        Супруга с детьми ждали меня на оговоренном месте. Возле холодильника и двери, ведущей в детскую комнату.
        - Как вы? - спросил я жену, которая опустившись на корточки, возилась с девочками, прилаживая к их лицам маски, которыми мы когда-то пользовались во времена эпидемии «ковида». На ее лице также была надета маска, закрывающая нижнюю половину лица, от чего ее большие миндалевидные глаза под домиком вздернутых бровей казались еще больше и трагичнее.
        - Быстрее, уходим отсюда! Пожалуйста!!! - всхлипнула она, умоляюще посмотрев на меня снизу вверх, - тут нечем дышать! Страшно за детей… Я смочила маски водой и для тебя приготовила! - она выпрямилась и достала из кармана четвертую маску.
        - Да! Да!! Да!!! Сейчас же уходим. Я готов!!! - успокоил ее я, тряхнув рюкзаком за спиной, натянув на лицо предложенную влажную маску и смахнув со лба капли пота, которые то и дело попадали в глаза, заставляя их слезиться еще сильнее, усугубляя раздражение от едкого дыма, окутавшего квартиру.
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - оглушительно грохотали барабаны, отсчитывая последние секунды таймера обратного отсчета до того, как космическая станция с «чужим» на борту разорвется на миллионы частиц, чтобы на короткий миг осветить пустую черноту безжизненного космоса ярким цветком ослепительной плазменной вспышки…
        Единорожка
        Зацепив ружье за ремнем и схватив за руки девочек, я направился через детскую комнату по направлению к лоджии. Супруга, замешкавшись, провозившись с лямками своего рюкзака, двинулась за нами последней. Когда мы проходили мимо кровати, то младшая принялась дергать меня за руку.
        - Что такое, детка? - сдерживая раздражение за очередную задержку, спросил я дочь.
        Она тянула меня в сторону кровати, которой никто из детей никогда не пользовался по прямому назначению, а которая служила лишь местом для хранения детских вещей: игрушек, альбомов, книжек и других принадлежностей.
        - Ендддошка…, - обиженным голоском произнесла кроха, хлопая круглыми глазками-пуговками поверх маски. Ей только исполнилось пять и она все еще не умела полноценно выговаривать сложные и длинные слова. К тому же нарастающий гул огня, проникающий сквозь потолочное перекрытие, а также маска, закрывавшая рот девочки, усложняли задачу расслышать ее просьбу.
        - Что такое? Почему остановились? - истерично взвизгнула супруга, испуганно переводя взгляд с меня на детей.
        - София что-то хочет… Я не знаю… Не понимаю, что она говорит. Не важно! Времени нет! Идем! - я пожал плечами и дернул дочь вперед, ощутив ее сопротивление.
        - Ендддо-о-о-о-ошка!!! - протяжно захныкала та, готовясь зарыдать. И из ее глазок, как по команде, брызнули первые слезы.
        - Да что такое!!! - выкрикнула супруга, схватив младшую дочь за вторую руку и потянув ее в сторону выхода на лоджию, от чего та окончательно разразилась плачем и капризно плюхнулась на пол.
        - Только этого сейчас не хватало! София!!! - еще громче и истеричнее закричала супруга, безуспешно дергая дочь за руку.
        - Ляля, что ты хочешь? Скажи мне…, - мягким нежным голоском спросила сестренку старшая, опустившись на пол и по родительски приобняв ту за хрупкие тонкие плечики.
        - Ендддо-о-о-о-о-о-о-о-ошка-а-а-а-а-ааа!!! - повторила та для сестры, заливаясь горькими и обиженными рыданиями.
        - Папа! Мама! Ну что вам не понятно?!! - отчитавающим учительским тоном обратилась к нам старшая, поднявшись на ноги, - она хочет взять свою единорожку! Единорожку!!!
        Я нервно хмыкнул, пристыженный своей недогадливостью и вместе с тем гордый за старшую дочь, которая в свои семь лет все чаще проявляла самостоятельный и решительный характер. Потом подошел к кровати и вытянул из плотного ряда плюшевых зверят и кукол, выставленных в линеечку, словно на сцене, перламутро-розового единорога, любимого мультипликационного персонажа младшей дочери.
        - Держи родная! Прости, что сразу не понял. Но носить его будешь сама, - вверил я игрушку дочери, которая вмиг перестала рыдать, вытерла тыльной стороной ладони слезы и поднялась на ноги.
        Я взглянул на пустое пространство в плотном ряду плюшевых игрушек, больше не занятое розовым единорогом. Оглядел остальных. И мне на долю секунды показалось, что пластиковые глазки двух великолепных принцесс, собачек, кошечек, зайчат и слоников осмысленно смотрели на меня с обидой, за то, что я оставляю их на погибель сгореть в надвигающемся пламени. Потом я осмотрел всю детскую комнату, взглянул в сторону гостинной, и сердце мое екнуло от осознания, что я прощаюсь со своим домом, где наша семья провела шесть счастливых лет жизни.
        - Все! Идем!!! - громко выкрикнул я семье, не желая, чтобы предательская ностальгия ослабила мою решимость.
        Я подошел к балконной двери, откинул плотные шторы… И невольно отвернулся, ослепленный ярким пламенем огня, который освятил нас сквозь обнаженные стекла. Полыхала вся верхняя часть лоджии. Пластиковые перекрытия, которыми был обшит «остекленный» балкон горели, словно свечи. И огонь, брызжа химическими испарениями, подбирался по ним все ниже, плавясь по пути жирными тяжелыми каплями. Огонь еще успел подобраться к большой картонной коробке, брошенной мною ранее в левом углу, на крышке которой плясал ансамбль огненных язычков, оставляя за собой скукоженные черные горелые ошметки, и к чемодану рядом, который пока еще упрямо дымился, сопротивляясь натиску стихии, но который был готов в любой момент сдаться, позволив огню спалить его в серый пепел.
        Супруга громко ахнула и отпрянула от окна. Обернувшись, я увидел, что в ее наполненных ужасом немигающих глазах отражается пламя. Она хотела было что-то мне сказать, но не смогла, а лишь тесно сжала мою ладонь.
        - Все держимся за руки. Идем как можно ниже! Согнувшись. Капюшоны не снимать! Маски не снимать! Я иду первый. За мною будешь ты, поняла? - обратился я к старшей дочери. Она послушно кивнула в ответ и натянула на голову капюшон. - Потом София, - я перевел глаза на младшую, которая стояла возле нас будто потерянный котенок, прижимая к груди плюшевого единорожку, и смотрела на нас круглыми глазками-пуговками, - и последняя - мама!!! - выдал я указания семье, и повторил, - держимся за руки! Не отпускаем!!!
        Глубоко вдохнув через маску кислый от дыма воздух квартиры, который вероятно покажется нам сладким, после того, как мы окажемся на охваченной огнем лоджии, я повернул ручку двери вниз, разблокировав замок, и дернул ее на себя.
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - барабаны отстукивали неистовое и безумное стокатто, заставляя мое сердце биться с ними в унисон. Таймер на обреченной космической станции отсчитывал последние секунды. Героиня завела двигатели спасательной шлюпки и всем телом нажимала на рычаг газа, разгоняя аппарат, чтобы в последний момент вырваться из смертельной западни.
        - ??????????????
        Стоило двери лоджии распахнуться, как нас обдало яростным жаром, будто мифологический огнедышащий дракон дохнул на нас огнем из разъяренной пасти, решив показать нам свою устрашающую силу.
        Я было дернулся в секундной панике, испугавшись, что мы не сможем пробиться через охваченную огнем и дымом лоджию, но быстро взял себя в руки. Согнувшись в коленях и сгорбив спину, стараясь держаться как можно ниже, я прошел внутрь, ведя семью за собой.
        Стоило мне оказаться внутри лоджии, как жар с усиленной втрое мощностью атаковал мои кожные рецепторы, без труда проникая сквозь плотную ткань костюма и капюшона. Как я и предполагал, воздух в лоджии был словно кипяток, обжигающий, как бывает, когда неосторожно отпиваешь глоток горячего чая, к тому же удушающе горький из-за испарений горящих пластиковых перекрытий. Глаза же нестерпимо резало от яркого огня и плотного едкого дыма, так что веки приходилось держать сжатыми, оставляя лишь тонкие щели, для того чтобы ориентироваться в пространстве.
        Понимая, что долго находиться в подобном помещении смертельно опасно, тем более для детей с их нежными легкими, я старался действовать быстро и дышать как можно реже. Я добрался до пожарного выхода, зацепившись по пути за что-то торчащим из ремня прикладом ружья, рывком снял со спины тяжелый рюкзак и сбросил его в темную дыру прохода. При этом услышав, как внизу вдребезги разбиваются разлетевшиеся пустые стеклянные банки, которые, как я помнил, были выставлены рядами на крышке холодильника, стоящего вплотную к пожарной лестнице.
        «Опрометчиво… Рискованно… Непродуманно…» - подумал я. Если внизу кто-то есть, то он, или они, теперь точно знают о нашем появлении. Но сделать что-либо с этим было нечего. Роскоши медлить и осторожничать у нас не было.
        Вслед за рюкзаком, вниз по пожарной лестнице спустился я, снова зацепившись по пути о торчащий сбоку приклад ружья, проклиная себя за неуклюжесть, и вспоминая надежно ли я выставил на нем предохранитель. Оказавшись на месте и встав ногами на холодильник, уже очищенный от занимавших место пустых банок, теперь валяющихся внизу разбитыми осколками, я бегло оглядел лоджию и убедился, что помещение вроде выглядело без изменений и угрозы не представляло. Потом я принял передаваемую сверху старшую дочь, а потом младшую. Последней же спустилась супруга.
        Когда все оказались на месте, целые и невредимые, сняв маски и отдышавшись свежим прохладным воздухом, я снова поднялся по лестнице и плотно закрыл за нами железную крышку люка…
        Вонь
        Я спустился по лестнице, осторожно слез с холодильника и встал рядом с супругой, которая носками ботинок откидывала в сторону осколки битых банок, разбросанных на полу, опасаясь, что что дети порежут ноги. Девочки же остались сидеть на крышке холодильника, свесив ноги вниз и прижавшись к друг другу, обнимая единорожку, каждая со своей стороны.
        На соседской лоджии было тихо. И едва ощутимо пахло сладковато-приторным духом. Отчего мне стало не по себе и в глубине груди чуть ущипнуло, будто этот слабый запах всколыхнул на дне болота памяти неприятные, старые, полузабытые воспоминания. В лоджию почти не проникал гул пожара, который вовсю разгорался уровнем выше. И дым пока не успел просочиться на этаж. Однако, взглянув направо, через стекло, я увидел, как в десятках окон дома напротив отражается огромное огненное марево, которым была охвачена добрая половина крыши нашего дома. Свет от которого ярко, словно днем, освещал всю ширину двора жилого комплекса и прилегающую округу.
        Двор казался пустым. Тварей нигде не было видно. И я решил, что вся орда скопилась в нашем подъезде, ожидая пока огонь «выкурит» нас из убежища. И стоило мне подумать о тварях, как в моем сознании материализовался знакомый голос, будто джин из бутылки из сказки про тысячу и одну ночь.
        «Выходи-и-и-и-и-и-и-и…» - зашипел он готовящейся к нападению гадюкой.
        Я было хотел дерзко ответить, но закусил язык и замер, продолжая рассматривать на стеклах окон дома напротив причудливые отражения пожара, которые словно в сломанном калейдоскопе переливались, множились и струились всеми оттенками красного и оранжевого.
        Я решил молчать и не вступать со «старым знакомым» в «телепатический» диалог, опасаясь, что тем самым обнаружу для врага наше местонахождение, и выдам, что мы сумели выскользнуть из ловушки. Пусть думает, что мы все еще в квартире, подумал я, представляя в воображении, как выстраиваю в голове кирпичную стену, которая защищает мои мысли от вторжения извне.
        «Пора-а-а-а-а…. Выходи-и-и-и-и-и-и-и…» - зашипел тот снова, и от этого шипения по всему моему телу прошла неприятная нервная дрожь, от которой зачесалось на ступнях, ладонях и в пояснице.
        Кирпичная стена в моей голове приросла вширь и в высоту. Я сжал губы, стиснул зубы и закрыл глаза, стараясь выдавить мерзкий голос из своего сознания. И когда стена достигла неимоверной высоты и толщины, превратившись в исполинское и неприступное сооружение, змеиный голос ослабел, а после и вовсе затих.
        Из оцепенения меня вывел другой звук. По началу едва слышный, но набирающий громкость, который в итоге превратился в голос супруги, которая пыталась вывести меня из ступора.
        - … что с тобой? Ну же…!!! Что с тобой?!!
        - Что? - спросил ее я, сфокусировав взгляд на ее озабоченном, перепачканном сажей лице.
        - Дети испуганы. Давай зайдем внутрь…, - кивком головы она показала на виднеющуюся в темноте дверь, ведущую в квартиру.
        - Да… Да….. Нет! Будьте пока здесь. Я должен проверить…, - я прислушался к своему сознанию, убедившись, что голос оставил меня в покое. Расправил затекшие плечи. Покрутил головой, хрустнув шеей, сбрасывая остатки липкого морока. Потом достал из под ремня ружье и осторожно двинулся вперед.
        Первым делом я попытался осветить налобным фонарем пространство квартиры, которое могло просматриваться сквозь выходящее на лоджию окно. Однако обзор закрывала плотная штора на окне внутри комнаты, в которую уперся луч фонаря, освещая лишь два горшка с увядшими комнатными цветами, выставленными на подоконнике.
        Сжимая в потной ладони приклад ружья, я продвинулся дальше, осторожно обойдя брошенные посреди лоджии самокат и велосипед. Внимательно оглядел широко раскрытый «журавль» стойки для сушки одежды, завешенный гирляндами белья. Убедился, что в нем никто не прячется. Потом вплотную подошел к двери, ведущей в комнату.
        Через квадратное окошко, встроенное в дверь, я разглядел соседскую спальню. Выглядящую старательно ухоженной. Луч света выхватил из темноты край ровно застеленной широкой двуспальной кровати. Прикроватную тумбу, заставленную тюбиками и баночками. А у противоположной стены внушительной махиной стоял платяной шкаф нежно розового оттенка с огромным встроенным зеркалом, в котором отражался луч фонаря и мое осунувшееся и испуганное лицо. Чуть левее виднелся открытый дверной проем в другую комнату, но там фонарь смог лишь осветить уходящий вдаль фрагмент пола, выложенного мозаикой бежевого паркета.
        Я ухватился за ручку двери, потянул ее вниз и нажал от себя, опасаясь, что дверь может быть закрыта изнутри и мне придется разбивать стекло, чтобы проникнуть в квартиру. Но дверь легко поддалась под весом моего тела, позволив мне беспрепятственно попасть внутрь.
        Первое чувство, которое я ощутил, оказавшись в чужой квартире, была тошнота. Она накатила на меня немедленно, стоило мне вдохнуть воздух комнаты. Тот легкий, едва ощутимый сладковато-приторный душок, который я уловил на лоджии, в помещении квартиры оказался в разы интенсивнее. Вонь тяжелым облаком ваты проникла мне в легкие, опустилась к животу, разлилась по венам, будто притупляя чувства, обволакивая душным туманом, от чего хотелось тут же избавиться, взбодриться и очнуться.
        Слыша в ушах, как мучительно гулко бьется мое сердце, перекачивая ставшую вдруг густой кровь, стараясь глубоко не вдыхать воздух квартиры, я тщательно осмотрел комнату. Пройдя фонарем от пола до потолка, по всем предметам мебели, останавливаясь в каждом углу и щели. Даже опустился на колени и заглянул под кровать. Первое впечатление меня не обмануло. Комната была аккуратно прибрана. А порядок нарушал лишь стул, придвинутый к стене справа, который я ранее не приметил, на спинку которого была небрежно накинута пара мужских джинс, а на сиденье виднелись два небольших скрученных куска черной ткани, в которых я признал торопливо сброшенные с ног носки.
        - ??????????????
        Неприятный сладковатый запах к тому времени немного рассеялся. Или я к нему смог привыкнуть. Но как бы то ни было, мне удалось побороть слабость и вернуть сознанию относительную ясность и чистоту.
        Стараясь как можно бесшумнее передвигать ногами, я продвинулся к середине комнаты. Остановился. Прислушался к тишине квартиры. Потом двинулся дальше, к проходу в остальную часть дома. Через несколько шагов остановился снова. Прислушался. Убедившись, что мои передвижения не вызывают проблем, я приблизился еще ближе к открытой двери, за которой угадывалась большая комната, аналогичная нашей гостинной этажом выше.
        Но стоило мне подойти к проходу вплотную, как тишину нарушил неожиданный звук.
        «Так-таак-таак-таак-та-а-а-а-а-к…» - негромко пронеслось по квартире, от чего я застыл на месте и нервно сглотнул слюну во рту, которая с трудом прошла вниз по пересохшему горлу…
        Гнездо
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - барабаны в ушах притихли, задрожали, завибрировали, сокращая амплитуду, при этом наращивая темп, чтобы в нужный момент взорваться еще более оглушительным грохотом.
        «Так-таак-таак-та-а-а-а-а-кхххххх…» - снова повторилось в тишине. И затихло.
        Я стоял на месте. Не шевелясь. Ожидая, что скрип послышится снова. Закрыв луч налобного фонаря ладонью, опасаясь выдать себя раньше времени. В неудобной позе. С одной ногой, закинутой вперед в прерванном шаге. С затекшей поясницей. Не решаясь двинуться, чтобы не привлечь внимание скрытого в темноте квартиры врага. Лихорадочно обдумывая дальнейшие свои действия.
        Безопасным решением было бы бесшумно вернуться назад. На лоджию. И попробовать удачу на этаже ниже. Но пожарный проход на десятый этаж блокировал холодильник, который был вплотную приставлен к пожарной лестнице. Чтобы сдвинуть его с места понадобилось бы время. Еще я не знал насколько он был тяжел и смогу ли я бесшумно передвинуть его в сторону. Ну и самое главное - я не знал получится ли у меня открыть крышку прохода вниз. Вполне возможно, что удача, улыбнувшись мне на нашем этаже, не будет больше ко мне благосклонна. Вполне возможно, что крышка попросту заварена сваркой. Или закрыта на замок, ключ от которого я никогда не смогу найти в темноте незнакомой квартиры.
        Поэтому я решил идти вперед. И, если придется, дать врагу бой.
        Убрав ладонь с фонаря и выпустив на волю круг света, проведя большим пальцем по холодному рычажку возле ружейного курка, убедившись, что он снят с предохранителя, я высоко поднял дуло перед собой и вошел в гостинную.
        Оказавшись в новой комнате я снова ощутил удушье от тошнотворно-сладковатого духа, который показался мне еще более густым, чем в спальне. Решив не испытывать судьбу и помня, что зараза передается также и воздушно-капельным путем, я достал из заднего кармана брюк снятую ранее маску и вернул ее на лицо, тем самым более или менее защитив себя от токсичной вони и, как я надеялся, от заражения. Осмотрелся вокруг, обшарив лучом фонаря по незнакомому помещению, в любой момент ожидая, что скрип повториться. При этом, стараясь не терять бдительности и быть наготове к возможному нападению.
        Комната была пуста. Продолговатая. Широкая. С одним окном. Схожая по габаритам с гостинной нашей квартиры этажом выше. Но совершенно непохожая во всем остальном. Выполненная с изысканным вкусом. В минималистичном восточном стиле. Почти пустая и свободная от лишних вещей. Со светлыми однотонными обоями, украшенными вставками, выполненными из уложенных рядами бамбуковых стеблей. С тремя огромными, низко висящими белоснежными бумажными светильниками японского фасона. Со стоящим посреди комнаты, почти на уровне пола, журнальным столиком из куска неокрашенного дерева, на котором красовалась широкая белая чаша, казавшаяся изготовленной вручную. И с широким, таким же низко поставленным, диваном светло-фисташкового оттенка. Идеально-образцовая гостиная из модного журнала по дизайну интерьера!
        Безупречность обстановки нарушалась лишь грязно-бурой кляксой, красующейся на краю декоративного настила из циновки, которым был застелен пол под журнальным столиком. Я безошибочно признал в этой кляксе пятно крови. Старое. Засохшее. Пропитавшее циновку насквозь, заставившее ее прилипнуть к листам паркета. А еще, на широком диване, скрученными узлами, похожими на раскуроченное гнездо птицы, валялись покрывала и одеяла, перепачканные бурыми, желтыми и зеленоватыми пятнами и разводами.
        И тут я снова услышал приглушенный скрип, который доносился до меня откуда-то слева, из смежной комнаты, которая была скрыта от меня за закрытой дверью.
        «Так-таак-таак-та-а-а-а-а-кхххххх…» - негромко заклокотало по квартире и я в очередной раз отметил про себя, что этот чавкающий и хлюпающий звук был намного слабее и выше, чем те, которые я слышал от тварей ранее.
        Пройдя на середину комнаты, я остановился в нерешительности. Обдумывая как поступить далее. Или сначала дать бой зверю, прячущемуся в соседней комнате. Или же первым делом проверить входную дверь, и выяснить безопасен ли путь наружу через подъездную лестницу вниз.
        Дождавшись, пока скрип умолкнет и тишина снова наполнит квартиру, я решил все же начать с входной двери, рассудив, что лучшим выходом из положения, раз уж тварь пряталась в закрытой комнате и не пробовала прорваться в гостинную, было вообще не вступать с ней в бой. И если проход через подъезд чист, то проскользнуть через квартиру незамеченными, без необходимости шуметь, стреляя из ружья, и тем самым привлекая к себе внимание тварей, которые, как я надеялся, все еще сторожили меня этажом выше.
        Определившись с подобным планом, я бесшумно двинулся к коридору, уверенно ориентируясь в чужой квартире, узнавая нужные повороты по знакомой планировке комнат. Приблизившись к массивной входной двери, обшитой мозаикой деревянных панелей, я опешил, заметив, что она была приоткрыта. Широкая щель сантиметров в десять или пятнадцать в ширину зияла тревожным черным прямоугольником, и по мере того, как я подбирался к ней ближе, то из этой щели до меня доносился монотонный шум, состоящий, если прислушаться, из «ансамбля» приглушенных чавканий и хлюпаний.
        Еще до того, как подойти к входной двери вплотную, я уже понял, что путь спасения через подъезд был для нас закрыт. Они были там. И их было много. Их было так много, что часть орды, очевидно, не поместилась на площадке двенадцатого этажа и осталась в хвосте на одиннадцатом, а может растянулась и на этажах ниже. От осознания того, что ловушка вокруг нас сжимается и варианты выбраться из нее стремительно сокращаются, у меня тяжело потянуло под ложечкой, а кровь схлынула с похолодевшего лица.
        - ??????????????
        Подойдя к двери, я осторожно прильнул к глазку. И убедился, что мои опасения были оправданны. Они действительно были там. Десятки мерзких тварей. Их желтые, светящиеся в темноте глаза, зловеще дрожали в черноте подъезда, поджидая меня. Выжидая, когда я сдамся и попаду в их вонючие лапы и пасти!
        Потом я взялся за ручку двери и медленно потянул ее на себя, мягко закрыв входную дверь. И умудрился даже беззвучно справиться с защелкой, которая надежно заблокировала дверь, тем самым защитив мой тыл.
        Покончив с входной дверью, я прошел обратно в гостиную, по пути случайно наступив в засохшее пятно крови на циновке. Вблизи осмотрел диван с кучей скомканных грязных одеял, от которых, как оказалось разило рвотными массами и калом, вонь которых проникла мне сквозь маску. Еще я обнаружил клоки черных волос, слежавшиеся среди одеял и застрявшие в щелях между подушками.
        С отвращением я отвернулся от мерзкого зрелища и прошел к двери, ведущей в последнюю неисследованную мною комнату квартиры, за которой, как я предполагал, скрывалось существо, издававшее слабые хлюпающие звуки.
        Я приготовился. Собрался. Глубоко вдохнул и выдохнул. Крепко сжал в руках ружье, с трудом подавив в себе внезапный ребяческий импульс прикинуться героем типичного американского боевика и с размаха ноги, обутой в тяжелые охотничьи ботинки на высокой подошве, одним ударом выбить тонкую межкомнатную дверь. Это было бы слишком громко. И глупо…
        Напротив, я мягко взялся за ручку двери и медленно распахнул ее настежь…
        Артем
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - вопили, орали и трещали барабаны, проверяя мое сердце на прочность, которое неистово колотилось, словно двигатель гоночной машины, входящей в последний круг перед финишем, когда водитель безжалостно давит на педаль газа в попытках выжать из болида последние силы.
        Указательный палец моей правой руки нервно дрожал на курке, готовый в любую секунду выпустить пулю из ружья. Еще я подумал о том, что нужно было захватить с собой биту, которую я оставил в рюкзаке на лоджии. Орудуя битой, а не ружьем, у меня бы было больше шансов остаться неуслышанным для тварей, которые поджидали нас на лестничной площадке. А если мне придется стрелять, то план выскользнуть незамеченными из ловушки может быть сорван.
        Но размышлять об этом было уже поздно.
        Дверь открылась, слегка скрипнув на петлях, и глухо стукнулась обратной стороной об стену.
        Это была небольшая комната. Детская комната. Комната для младенца. Судя по тому, как был оформлен интерьер - комната мальчика. И я снова поймал себя на мысли, что восхищаюсь вкусу незнакомой мне хозяйки. Стены комнаты были окрашены в светло-голубой цвет с белыми полосами, имитирующими кроны деревьев в лесу. Красивая аппликация, изображающая огромный мультяшный воздушный шар, украшала одну из стен от пола до потолка. Слева, у окна, виднелась палатка, стилизованная под индейский вигвам. Справа стояла деревянная кроватка, украшенная декоративной доской для серфинга, прикрепленной стоймя к задней стороне кроватки, на которой была выведена большая красивая надпись:
        «Артем. 26/03/2019».
        А над кроваткой свисала игрушечная карусель из разноцветных, перепачканных грязными разводами, погремушек.
        «Так-таак-таак-та-а-а-а-а-кхххххх…» - снова слабо залепетало в темноте. И я безошибочно определил, что звук исходил из недр кроватки, которая не просматривалась моим фонарем сбоку, так как деревянные рейки были закрыты с внутренней стороны слоем ткани.
        «Так-таак-та-а-а-а-а-кхх- кхххх- кхххххх…» - опять закряхтело нечто, находящееся в кроватке.
        И тут я все понял…!!! Элементы загадки сложились воедино. Скомканные и испачканные рвотой и калом одеяла в гостинной. Клоки волос на диване. Оставленная открытой входная дверь. И нечто, слабо пищящще в детской кроватке… Вся картина разом открылась мне, как бывает в историях про Шерлока Холмса, который методом дедукции раскрывает тайну убийства, считывая информацию с мелочей обстановки места преступления. Выходит, что семья заразилась. Родители слегли в коме на диване в гостинной. И, пройдя инкубационный период, «обратились», оставив своего ребенка в квартире одного, а сами примкнули к орде…
        Осознав все это, я опустил ружье вниз. И медленно прошел через комнату к детской кроватке. С комком в горле. С тяжестью в сердце. Боясь того, что увижу. И опасаясь испытания, которое мне предстоит пережить.
        То, что я увидел там…, на дне кроватки, когда плотный круг света от налобного фонаря опустился вниз, было хуже, чем я того ожидал.
        Это был крохотный, голый, склизкий, безволосый кусок липкой плоти. Он лежал на спине и мерзко пищал, протягивая ко мне свои тощие ножки и ручки, обтянутые серовато-фиолетовой кожей в сетке лиловых вен. Его глазки светились фосфорной желтизной, а пасть скалилась едва пробившимися из десен клыками. Он пытался дотянуться до меня, перевернуться на живот. Но не мог. И лишь продолжал извиваться и дергаться, тянуть кверху конечности и омерзительно пищать, не сводя с меня своих ядовито-желтых глаз. Похожий на крысеныша, родившегося в сточной канаве и оставленного матерью-крысой умирать без пропитания. Но несмотря на жуткие мутации, произошедшие с телом, это все же был ребенок. Изменившийся почти до неузнаваемости, но все же младенец человека. Совсем недавно бывший здоровым розовощеким крепышом, умиляющим родителей своими смешными выходками и хохочущий по пустякам на радость окружающих.
        Стоило мне чуть ниже склониться над кроваткой, как сквозь маску мне в нос ударил концентрированный тошнотворно-сладковатый смрад, исходящий от тела существа, а также от скомканных одеяльца и простынки, измазанных и пропитавшихся зеленоватыми рвотными массами и испражнениями. И я инстинктивно отпрянул и поправил на лице маску, опасаясь, что вдыхая этот «аромат», допущу инфицирование заразой.
        Это было отвратительное, неописуемое по своей пугающей невообразимости зрелище!!! Я уже видел однажды «обращенного» ребенка. С месяц назад. В тот день, когда впервые общался со «старым приятелем», который на моих глазах выводил из соседней квартиры «обращенное» семейство. Но тот ребенок был постарше. А сейчас - младенец!!! Человеческий младенец! Изуродованный заразой и похожий на вонючую крысу. Но все же - младенец!!!
        - Привет, Артем…, - глухим шепотом обратился я к существу, снова взглянув на надпись, нарисованную на декоративной серфинговой доске, и осознав, что если цифры означали дату рождения, то сегодня было ровно пять месяцев со дня рождения мальчика.
        Какая ирония! - мрачно ухмыльнувшись, подумал я…
        В ответ младенец мерзко крякнул, оскалив рот, блеснув желтизной глаз и снова безуспешно вскинул вверх ножками и ручками. А я все продолжал внимательно рассматривать его, вглядываться в его лицо, стараясь разглядеть остатки человеческих признаков.
        Мои сознание и память ко мне безжалостны. Они вообще - редкостные суки. Они сделали со мной свой коронный финт. Они вытянули из пластов моей памяти фрагмент воспоминания и предательски подсунули мне его под глаза. Самый неподходящий к этому случаю фрагмент. О тот дне, первом дне, когда я стал отцом. Когда я впервые взял в руки своего первенца, не обращая внимания, как соленые слезы ручьями скатывались по моему лицу. Свою старшую дочурку. Крохотную. Красную. В крови и слизи. Истошно вопящую первыми в своей жизни криками.
        - ??????????????
        Усилием воли я подавил в себе эти воспоминания. Понимая, что они помешают мне сделать то, что я должен сделать. Они заставят меня смягчиться и поддаться слабости меланхолии и неуместной сентиментальности.
        Поэтому я решительно отошел от кроватки, чтобы ни секундой более не смотреть на того ребенка. Положил на пол ружье, освободив руки. И принялся шарить по комнате в поисках нужного предмета. В детской комнате я не смог ничего найти подходящего к моим целям. Вернулся в гостинную, прошел к кухонной зоне и принялся осматривать шкафы, перебирая в руках щипцы, ножи, вилки и скалки, выбирая, что из них подойдет лучше всего. И остановил выбор на огромном разделочном тесаке, сверкающим в свете фонаря широким и острым лезвием.
        Определившись с орудием, не теряя времени, я кинулся обратно в детскую. Подошел в кроватке и занес над ней тесак. Завидев меня, младенец с новой силой зашипел и затрещал, сверкая наполненными ненавистью ко мне желтыми глазами, безуспешно вскидывая тощими конечностями.
        Я приблизил к нему кончик тесака, пытаясь наметить место для удара, от чего тот яростно затрясся в беспомощной конвульсии и зашипел, злобно и часто щелкая пастью. Я поднял тесак снова вверх, чтобы размахнуться и со всей силы ударить ножом в грудь существа, чтобы наверняка покончить с тяжелой задачей. Но замахнувшись, вдруг передумал. Отложил тесак. Взял в руки небольшую подушку, забившуюся в нижний край кроватки, схватив ее правой рукой за чистую сторону. А потом осторожно положил ее на голову существа, заблокировав нос и рот, постепенно надавливая и наваливаясь на него тяжестью своего тела.
        Существо сдавленно хрипело под подушкой, вскидывая ножками и ручками, пытаясь выбраться и помешать мне. Но через секунд двадцать или тридцать дело было сделано. Существо затихло и обмякло.
        А потом я подобрал с пола ружье и под аккомпанемент изрыгающих громогласную какофонию барабанов в моих ушах, на негнущихся ногах вышел из комнаты…
        Штурм
        Когда я вернулся на лоджию к родным, то обнаружил их на прежнем месте. Супруга сидела на полу и держала детей на коленях, крепко их обнимая, так что в темноте они показались мне одним большим и бесформенным силуэтом.
        Налобный фонарь супруги был отключен.
        - Что с фонарем? - шепотом спросил жену я, открывая рюкзак и пытаясь найти в пакете с медикаментами бутылек с медицинским спиртом, чтобы как можно скорее обработать руки, на случай, если на них остались следы заразы.
        - Почему ты так долго? - сдавленным шепотом ответила она мне вопросом на вопрос, вскинув брови высоким домиком.
        - Все уже нормально…, - процедил я сквозь зубы, решив, что не буду рассказывать ей о том, что мне пришлось только что пережить.
        - Что нормально? Что ты ищешь в рюкзаке? - громко, неожиданно перейдя с шепота, спросила она.
        - Не кричи, - попытался оборвать я ее эмоциональный порыв, продолжая суетливо шарить в рюкзаке, вытаскивая наружу мешающие поискам вещи, и с горечью подумав о том, что если на руках осталась зараза, то теперь я измазал ею весь рюкзак и его содержимое.
        - Они там?!! Да?!! Ты видел их?!! Я что-то слышала! Скажи мне? - она схватила меня за локоть и впилась в него ногтями, снова показав мне свою истеричную и инфантильную сторону характера.
        - Да. Там был один. Но я с ним разобрался… Так что в квартире теперь безопасно - уклончиво ответил я, - сейчас только обработаю руки… и мы двинем… Только держи себя в руках… Пожалуйста… Сейчас мы должны действовать с холодной головой…, - убедительным и нарочито ровным тоном ответил я ей, призывая ее вторую натуру, мудрую и решительную, которая была нужна мне в столь сложной ситуации, вернуться и занять лидирующее место.
        Она посмотрела на меня долгим и изучающим взглядом. И, наконец, решив что-то про себя, кивнула в знак согласия.
        - Сказал был мне… Вот возьми… - сбавив тон, прошептала она, достав из кармана тюбик с дезинфектором и передав его мне, - мы тут сидели в темноте, ждали тебя, я не знала что и думать…, - оправдываясь за свой всплеск эмоций ворчливо добавила она.
        Под удивленным взглядом супруги, истратив добрую треть флакона со спиртом, я обработал аэрозольным распылителем ладони и руки почти до локтей, лицо, а также содержимое и поверхность рюкзака, понимая, что подобные действия выглядят нелепо и бессмысленно, так как если зараза переносится спорами через воздух, то у нас все равно не будет шансов остаться не зараженными. Но все же, если вирус передается только через прямой обмен жидкостями и контакты с загрязненными поверхностями, то подобные меры могут быть оправданы.
        - Теперь вы…, - передал я супруге флакон и она без дальнейших расспросов принялась обрабатывать спиртом свои руки и руки детей, а еще вернула себе и детям на лица снятые ранее маски.
        - Девочки, маски не снимайте, хорошо? Ни в коем случае не снимайте!!! Слышите?!! Ничего не трогайте… И никогда, слышите, никогда не касайтесь руками лица и рта! - мягко, но с нажимом обратилась она к детям, которые безмолвно, словно куклы, сидели у нее на коленях, тесно прижавшись к ней, и лишь кивали головами и испуганно моргали глазками.
        Когда приготовления были закончены, я, подхватив на плечи воняющий спиртом рюкзак, повел семью в помещение квартиры. Оказавшись в спальне, я было решил разместить детей на безупречно прибранной широкой кровати, но передумал, рассудив, что на покрывале могли остаться следы заразы. А поэтому усадил их ровно посередине комнаты, на светлый длинноворсный ковер, которым был застелен пол. Супруга же без слов поняла причину подобных моих действий и села рядом с детьми, подняв голову и вопросительно посмотрев на меня снизу вверх. Я, немного поколебавшись, закрыв плотно дверь, ведущую в остальные помещения квартиры, также решил сесть с семьей рядом. Отложил в сторону ружье. Спустил рюкзак. Тяжело опустился на пол лицом к детям и тяжело выдохнул, ощущая как напряжение медленно и неохотно отпускает меня, а дыхание выравнивается.
        - Что с твоим фонарем? - снова спросил супругу я.
        - Батарейки сдохли, - прошептала она, удобно устраиваясь и поправляя маски на лицах детей.
        - Так быстро?
        - Наверное просроченные… Хорошо, что твои фонарь еще работает…
        - Ничего… Доберемся до магазина и найдем там новые батарейки…
        - До какого магазина? - удивленно спросила меня она.
        - До «Оазиса», - произнес я название нашего любимого продуктового магазина, расположенного на первом этаже соседнего дома, который стоял сейчас, словно жирная уточка на кишащем болоте с крокодилами, защищенный лишь хрупкой стеклянной дверью.
        - Что? До «Оазиса»? Так вот какой у тебя план? - спросила меня супруга, и я не смог точно определить был ли в ее вопросе сарказм. Впрочем, у меня не было сил выяснять и разбираться.
        И я рассказал ей все, что сумел придумать. Про то, что пока переждем тут, в соседской квартире, если огонь и дым не перекинутся на одиннадцатый этаж. Что попробую сдвинуть в сторону холодильник и проверю пожарный проход на этаж ниже. Если проход будет заблокирован, то будем ждать, когда очиститься путь выхода через подъезд. И будем надеяться, что у нас что-либо да получиться…
        - А они…? Эти твари…? Они огня бояться? И дыма? - неожиданно спросила меня супруга, поставив этим вопросом меня в тупик, - … если они еще там…, возле дверей нашей квартиры…, - она показала указательным пальцем вверх, - … то получается, что не боятся…
        - ??????????????
        Когда я вернулся на лоджию к родным, то обнаружил их на прежнем месте. Супруга сидела на полу и держала детей на коленях, крепко их обнимая, так что в темноте они показались мне одним большим и бесформенным силуэтом.
        Налобный фонарь супруги был отключен.
        - Что с фонарем? - шепотом спросил жену я, открывая рюкзак и пытаясь найти в пакете с медикаментами бутылек с медицинским спиртом, чтобы как можно скорее обработать руки, на случай, если на них остались следы заразы.
        - Почему ты так долго? - сдавленным шепотом ответила она мне вопросом на вопрос, вскинув брови высоким домиком.
        - Все уже нормально…, - процедил я сквозь зубы, решив, что не буду рассказывать ей о том, что мне пришлось только что пережить.
        - Что нормально? Что ты ищешь в рюкзаке? - громко, неожиданно перейдя с шепота, спросила она.
        - Не кричи, - попытался оборвать я ее эмоциональный порыв, продолжая суетливо шарить в рюкзаке, вытаскивая наружу мешающие поискам вещи, и с горечью подумав о том, что если на руках осталась зараза, то теперь я измазал ею весь рюкзак и его содержимое.
        - Они там?!! Да?!! Ты видел их?!! Я что-то слышала! Скажи мне? - она схватила меня за локоть и впилась в него ногтями, снова показав мне свою истеричную и инфантильную сторону характера.
        - Да. Там был один. Но я с ним разобрался… Так что в квартире теперь безопасно - уклончиво ответил я, - сейчас только обработаю руки… и мы двинем… Только держи себя в руках… Пожалуйста… Сейчас мы должны действовать с холодной головой…, - убедительным и нарочито ровным тоном ответил я ей, призывая ее вторую натуру, мудрую и решительную, которая была нужна мне в столь сложной ситуации, вернуться и занять лидирующее место.
        Она посмотрела на меня долгим и изучающим взглядом. И, наконец, решив что-то про себя, кивнула в знак согласия.
        - Сказал был мне… Вот возьми… - сбавив тон, прошептала она, достав из кармана тюбик с дезинфектором и передав его мне, - мы тут сидели в темноте, ждали тебя, я не знала что и думать…, - оправдываясь за свой всплеск эмоций ворчливо добавила она.
        Под удивленным взглядом супруги, истратив добрую треть флакона со спиртом, я обработал аэрозольным распылителем ладони и руки почти до локтей, лицо, а также содержимое и поверхность рюкзака, понимая, что подобные действия выглядят нелепо и бессмысленно, так как если зараза переносится спорами через воздух, то у нас все равно не будет шансов остаться не зараженными. Но все же, если вирус передается только через прямой обмен жидкостями и контакты с загрязненными поверхностями, то подобные меры могут быть оправданы.
        - Теперь вы…, - передал я супруге флакон и она без дальнейших расспросов принялась обрабатывать спиртом свои руки и руки детей, а еще вернула себе и детям на лица снятые ранее маски.
        - Девочки, маски не снимайте, хорошо? Ни в коем случае не снимайте!!! Слышите?!! Ничего не трогайте… И никогда, слышите, никогда не касайтесь руками лица и рта! - мягко, но с нажимом обратилась она к детям, которые безмолвно, словно куклы, сидели у нее на коленях, тесно прижавшись к ней, и лишь кивали головами и испуганно моргали глазками.
        Когда приготовления были закончены, я, подхватив на плечи воняющий спиртом рюкзак, повел семью в помещение квартиры. Оказавшись в спальне, я было решил разместить детей на безупречно прибранной широкой кровати, но передумал, рассудив, что на покрывале могли остаться следы заразы. А поэтому усадил их ровно посередине комнаты, на светлый длинноворсный ковер, которым был застелен пол. Супруга же без слов поняла причину подобных моих действий и села рядом с детьми, подняв голову и вопросительно посмотрев на меня снизу вверх. Я, немного поколебавшись, закрыв плотно дверь, ведущую в остальные помещения квартиры, также решил сесть с семьей рядом. Отложил в сторону ружье. Спустил рюкзак. Тяжело опустился на пол лицом к детям и тяжело выдохнул, ощущая как напряжение медленно и неохотно отпускает меня, а дыхание выравнивается.
        - Что с твоим фонарем? - снова спросил супругу я.
        - Батарейки сдохли, - прошептала она, удобно устраиваясь и поправляя маски на лицах детей.
        - Так быстро?
        - Наверное просроченные… Хорошо, что твои фонарь еще работает…
        - Ничего… Доберемся до магазина и найдем там новые батарейки…
        - До какого магазина? - удивленно спросила меня она.
        - До «Оазиса», - произнес я название нашего любимого продуктового магазина, расположенного на первом этаже соседнего дома, который стоял сейчас, словно жирная уточка на кишащем болоте с крокодилами, защищенный лишь хрупкой стеклянной дверью.
        - Что? До «Оазиса»? Так вот какой у тебя план? - спросила меня супруга, и я не смог точно определить был ли в ее вопросе сарказм. Впрочем, у меня не было сил выяснять и разбираться.
        И я рассказал ей все, что сумел придумать. Про то, что пока переждем тут, в соседской квартире, если огонь и дым не перекинутся на одиннадцатый этаж. Что попробую сдвинуть в сторону холодильник и проверю пожарный проход на этаж ниже. Если проход будет заблокирован, то будем ждать, когда очиститься путь выхода через подъезд. И будем надеяться, что у нас что-либо да получиться…
        - А они…? Эти твари…? Они огня бояться? И дыма? - неожиданно спросила меня супруга, поставив этим вопросом меня в тупик, - … если они еще там…, возле дверей нашей квартиры…, - она показала указательным пальцем вверх, - … то получается, что не боятся…
        - ??????????????
        - Я не знаю…, - задумчиво пробормотал я после паузы, удивляясь тому, что сам не догадался озадачиться этим обстоятельством.
        И тут, будто некие силы решили ответить на наши вопросы. Мы услышали неожиданный шум. Со стороны подъезда, за входной дверью, будто разбуженные неким призывом, истошно заскрипели, завопили, заклокотали и защелкали десятки тварей.
        «Пора-а-а-а-а-а-а-а-а….!» - зашипело в моей голове и я опять ощутил, как по телу прошла дрожь, отчего у меня неприятно зачесались ступни, ладони, живот и спина.
        Я плотно закрыл глаза и снова использовал трюк, который уже помогал мне защититься от зова монстра. Крепкая толстая стена немедленно взметнулась вверх, надежно защитив мое сознание и не позволяя твари копаться в моих мозгах.
        И это сработало. Сипящий голос тут же затих.
        И последнее, что я уловил, было зловещее:
        «Мы иде-е-е-е-е-м-м-м-м…».
        А потом, сверху, со стороны нашей квартиры этажом выше, что-то тяжело и гулко ухнуло. А потом загрохотало снова. Методично и сокрушительно. Удар за ударом! Удар за ударом! От чего, как мне показалось, даже слегка задребезжали железобетонные перекрытия и стены нашего дома.
        - Папа! Мне страшно! - жалобно пропищала старшая дочь и прильнула к матери.
        - Что это? - испуганно спросила меня супруга, обхватывая руками детей, прижимая их к себе, как будто это сможет защитить их от яростной и безжалостной силы, которая беснуется этажом выше.
        - Они ломают нашу дверь…, - сдавленным хриплым голосом ответил я ей, вздрагивая всем телом от каждого доносящегося сверху удара…
        Дочь
        БАМ-БАМ-БАМ!!! - в ушах снова затрещал безумный оркестр из языческих барабанов, напомнив, что переводить дух рано и опасность для нас не миновала.
        В нервном возбуждении я вскочил на ноги, будто мне нужно было бежать куда-то. Но бежать было некуда… И я снова сел на пол.
        - Спокойно… Пусть ломятся…, - прошептал я супруге, стараясь дышать глубоко и ровно, чтобы обуздать вновь забившееся в тревоге сердце.
        - Папа! Папа! Они нас убьют? - жалобным срывающимся голоском спросила меня старшая дочь.
        - Нет, родная. Не бойся. Они нас не найдут… - попытался успокоить ее я, ощущая как от жалости к испуганной дочери сдавливается мое дыхание. И от того, что по сути дела я не был уверен в том, что ей говорил. Мне самому, взрослому мужчине, было страшно. И я мог лишь догадываться каково было ей, семилетней крошке, проходить через подобные испытания.
        - Точно?!! - ее глазки наполнились слезами, - потому что…, потому что…, я видела дядь и теть…., они там…, во дворе лежат…, они их убили…. И та тетя с деточками…, которым ты отправлял покушать… Они тоже умерли… Я видела…, - задыхаясь в приступе накатывающего на нее плача, сумбурно, путая слова, бормотала дочь.
        Мы встретились с супругой глазами, без слов поняв друг друга, оба осознав, что старшая дочь, к нашему сожалению, понимала о происходящем намного больше, чем нам казалось и хотелось. И осознать это было горько. Это означало, что мы, как родители, не смогли оградить детей от творящихся вокруг ужасов.
        - Точно. Любовь моя. Крошка моя. Деточка моя сладкая. Ничего не бойся… Нас никто не тронет. Я не позволю никому вас обидеть. Обещаю…, - я притянул девочку к себе, крепко обнял и поцеловал нежную тонкую кожу под ее левым ухом, ощущая, как ее трясет и она с трудом справляется со спазмами рыданий.
        С трудом успокоившись, дочь сняла с лица маску, чтобы стереть с лица выступившие слезы, и тут же поморщилась.
        - Фууууу…, воняет…, - брезгливо протянула она, зажав пальцами ноздри.
        - Да, детка. Одень побыстрее маску. Тут плохой запах… - ответил ей я, вспомнив про тошнотворный «аромат» в квартире.
        Супруга, слушая наш с дочерью диалог, также сняла маску и втянула в себя воздух.
        - Какой запах? Я ничего не чувствую…
        - Как не чувствуешь? Воняет же! Приторно… Как будто аммиаком, - удивленно спросил ее я, сняв и свою маску, чтобы проверить обоняние. И тут же убедился, что вонь никуда не делась.
        - Нет. Я не чувствую…, - она свободно и глубоко вдыхала и выдыхала воздух квартиры.
        - Может ты потеряла обоняние от «ковида»? - предположил я.
        На что супруга достала из кармана початый флакон со спиртом, отвинтила крышку, поднесла открытую бутылочку к носу и тут же ее отдернула.
        - Нет. С обонянием все в порядке…
        - Запах спирта очень сильный. Попробуй что-нибудь другое. Понюхай свой костюм. Он новый и должен пахнуть свежей краской.
        Она поднесла к носу воротник охотничьей куртки.
        - Чувствую… Хорошо чувствую…, - ответила она, недоверчиво взглянув на меня.
        Потом она повернула к себе младшую дочь, которая все это время тихо сидела на коленях у супруги, обнимая мать своими тоненькими ручками. И стянула розовую маску с ее лица.
        - Ляля? Скажи, у тебя в носике воняет?
        Та непонимающе переводила свой взгляд между нами троими, моргала глазками и не отвечала.
        - София, крошка? Скажи, тебе сейчас плохо пахнет? - сделал еще одну попытку я.
        И тут младшая дочь, поняв что от нее хотят, отрицательно покачала головой. И едва слышно, тонким голосом ответила.
        - Не-е-е-т…
        - Она сказала: «нет». Значит мы со старшей чувствуем эту вонь. А вы с младшей нет, - сделал вывод я, озадачивший подобной загадкой, не имея даже домыслов о том, каким образом так вышло и по какой причине.
        Тем временем, звери продолжали неистово биться о входную дверь нашей квартиры. После каждого удара я ждал, что раздастся громкий треск, который бы означал, что дверь не выдержала натиска и звери пробрались внутрь. Но дверь держалась. А мы продолжали сидеть на полу, вернув маски на лица, тесно прижавшись к друг другу, словно потерявшиеся в степи зверьки, которых врасплох застигла непогода, озадаченные последним открытием, прислушиваясь к шуму и ожидая, какие испытания нас поджидают далее.
        Наученный прошлым опытом, я продолжал удерживать воображаемую высокую и толстую стену вокруг своего сознания, опасаясь, что если отпущу ее, то позволю зверю узнать, что нам удалось выскользнуть из западни, и штурм нашей квартиры бесполезен. Иногда я отвлекался, задумавшись о другом, но тут же напоминал себе о стене и возводил ее снова, пытаясь приучить себя навыку держать ее постоянно в неком «фоновом режиме».
        А они все долбили в дверь и долбили… Все сильнее и яростнее. И свирепые визги и вопли десятков беснующихся тварей разносились по дому, легко проникая сквозь бетонные перекрытия, заставив нас закрыть детям уши, чтобы хоть таким образом защитить их от ужаса, который вызывал этот устрашающий шум.
        Время шло. Минута за минутой. Мы молча сидели и ждали, каждый окунувшись в собственные переживания происходящего. Старшая дочь успокоилась и затихла. И в сумерках комнаты, освещаемых лишь лучом моего налобного фонаря и слабыми отблесками проникающего сквозь плотные шторы пожара, я незаметно наблюдал за выражением её лица. Оно было бледным. Испуганным. Затравленным. Осунувшимся. И что самое для меня горькое - смирившимся с доставшимся ей испытанием. Младшая же, после особо громкого удара, принялась было капризно хныкать. А старшая, по-взрослому уверенным и спокойным тоном, успокоила ее, сказав пару нужных фраз. И та стихла… Тоже испуганная и подавленная, но все же по-детски, не сполна понимая серьезность нашей ситуации.
        - ??????????????
        И, наконец, мы дождались…
        Послышался треск. А следом грохот.
        Я понял, что «все»! Моя железная дверь, в прочность которой я столь свято верил, сдалась и рухнула, не выдержав натиска обезумевших тварей. А следом послышались возбужденные скрипящие визги зверей, которые словно шакалы кинулись в нашу квартиру, чтобы первыми добраться до добычи и отхватить себе куски пожирнее.
        Мы все, как один, подняли головы вверх, в сторону потолка, за которым находилась наша квартира. А там, на той стороне от бетонного перекрытия гремела падающая мебель, звенели разбиваемые вдребезги стекла и посуда. Вопли десятков зверей, крушащих нашу павшую крепость, слились в один обезумевший от разочарования и ярости скрипящий вой.
        - Они поняли что нас там нет…, - сдавленным бесцветным шепотом констатировал я происходящее над нами, крепче обняв родных, ниже пригибая к полу спину и сжимая плечи, при этом мысленно сосредоточившись на воображаемой стене, держа на ней концентрацию, опасаясь, что именно сейчас, когда звери поняли, что нам удалось скрыться из ловушки, мой «старый знакомый» вновь попробует вызвать меня на контакт.
        А следом случилось то, что заставило приподняться волосам на макушке моей головы. Старшая дочь вдруг встрепенулась. Высвободилась из моих объятий. Растерянно посмотрела на меня. На мать. Часто заморгала глазками. И удивленно произнесла, будто ответив на не расслышанный мною чей-то вопрос.
        - … мы здесь…
        Стена
        - Сладкая, с кем ты говоришь? - медленно, тихо, осторожно выговаривая каждое слово, спросил ее я, начиная смутно догадываться о том, что происходит с дочерью.
        При этом я заметил, что скрипящий звериный вой на верхнем этаже умолк, будто твари затихли и выжидали, чем закончиться диалог девочки с ее невидимым собеседником.
        Не обращая внимание на мой вопрос, дочь отвела отстраненный и помутневший взгляд в сторону. Тряхнула головкой. Сморщила переносицу. И снова ответила в пустоту.
        - … здесь…. Мы спрятались внизу… На нижнем этаже от нашего домика…, - бесцветным голосом сказала она.
        И стоило ей произнести эти слова, как наверху, в нашей квартире, затаившиеся было твари завизжали и заскрипели с новой неистовой силой и яростью. Опять загрохотала опрокидываемая мебель, застучали лапы десятков возбужденных, жаждущих крови существ, вероятно сбивающих друг друга с ног и сталкивающихся в проходах. Судя по перемещению источника шума, орда ринулась из квартиры обратно в подъезд, а потом кинулась на этаж ниже, к квартире, где мы прятались.
        Барабаны остервенело заколотили по моим ушам. Кровь разогналась в моем теле с такой силой, что я почти почувствовал ее напор и горячее трение о стенки артерий. И в моей груди будто сорвался вниз тяжелый и холодный булыжник, который с размаху приземлился внизу живота и распространил по телу свинцовое ощущение неотвратимости грядущей катастрофы. А безжалостный и зловещий секундомер обратного отсчета снова был запущен, отмерив нам короткий промежуток времени для того, чтобы справится с очередной смертельной ловушкой.
        Но прежде, чем искать выход из квартиры и спасаться от наступающей орды, мне нужно было решить первостепенную задачу, которая не могла терпеть промедления.
        - С кем ты говоришь? - на этот раз громко и с напором спросил я дочь, тряхнув её за плечи.
        - Ай! Папа, больно…, - жалобно протянула та. Ее взгляд прояснился и сфокусировался на мне. А потом она принялась расчесывать себя, теребя руки, ноги, живот и шею.
        - С кем ты разговариваешь? - я притянул дочь к себе вплотную, приблизил наши лица, удерживая ее взгляд, чтобы она вновь не ускользнула от меня в свой диалог с невидимым собеседником.
        - Папа… В моей головке дядя говорит… Он шипит так…, как…, ну…, я не знаю…. И тихо… И громко тоже… Прямо тут! - сбивчиво и взволнованно она пыталась описать мне свои ощущения, показав пальцем себе на висок, - ну… еще чешется от него… Плохо… Мне не нравится…
        Мое страшное подозрение подтвердилось. Я набрал в легкие воздух и начал горячо и взволнованно говорить.
        - Милая…, милая моя девочка…, - забормотал я, - ты не должна разговаривать с этим дядей! Ни в коем случае не отвечай ему. Он плохой… Понимаешь? Это чудище! Монстр! Он - их всех главный. Тех, которые убили всех наших соседей. Убили тетю и ее деток из дома напротив. Помнишь их? А теперь они хотят убить и нас.
        - Папа прости-и-и…, я не знала… Он меня спросил «где ты?» и моя головка стала такой…, такой… мягкой… И я будто перестала вас видеть… И такое все белое в головке стало… И я сказала ему, что мы тут… Внизу… Я сделала плохо, да? Теперь мы умрем, да? Это я виновата, да?!!
        Она тяжело всхлипнула и бесшумно зарыдала, отстраняясь от моих объятий.
        - Ты не виновата, - как можно мягче и убедительнее прошептал я ей прямо в ушко, удерживая дочь в руках и крепко прижимая ее к себе, - послушай меня… Он и со мной говорил. Этот голос…, - дочь перестала вырываться и повернула ко мне свое заплаканное лицо с мокрой от слез маской, - и знаешь, что я делаю? Каждый раз, когда я слышу голос этого плохого дяди, то я строю вокруг своей головы стену. Я представляю, какая она большая и высокая. Помнишь, как та, которую мы видели в старом городе, когда ездили последний раз в отпуск? Помнишь?
        Она утвердительно кивнула головой.
        - Так вот, - продолжил я, - ты делай также. Если ты опять услышишь тот страшный голос, то сразу строй вокруг своей головы стену. И представляй какая она огромная. Какая длинная и высокая, твоя стена. И как хорошо она защищает твою головку. Хорошо?
        Дочь снова утвердительно кивнула головой.
        - Я не поняла…, - супруга недоуменно смотрела на нас, ожидая объяснений нашему странному с дочерью поведению.
        - Я тебе все потом расскажу. А сейчас мы должны выбираться отсюда, - бросил я ей и рывком встал на ноги.
        И в этот же самый момент со стороны входной двери в квартиру послышался первый тяжелый удар. Потом второй. И третий. И четвертый! Орда бросилась на штурм двери и я уже знал по свежему опыту, что преграда долго не протянет.
        Не теряя больше ни секунды впустую, я бросился обратно на лоджию, добрался до стоящего в углу холодильника, блокирующего проход вниз, ухватился за него обеими руками и рванул на себя. Железная махина чуть колыхнулась на ножках и вернулась на прежнее место. Я рванул его на себя снова, вложив в рывок всю силу, которая у меня имелась. От усилий в пояснице щелкнуло. Жилы натянулись. Мышцы натужно зазвенели. Но я продолжал отчаянно тянуть, в какой-то момент испугавшись, что у меня при всем желании не получиться справиться с задачей.
        Но к моей радости, железная тяжесть холодильника вдруг поддалась, оторвалась задними ножками от пола и опрокинулась в мою сторону. Крепко ухватившись за неудобные выступы дверцы холодильника, я снова потянул ношу на себя и сдвинул его на несколько сантиметров вперед. Немного передохнув, сдвинул еще, пока не вытянул махину на середину лоджии, освободив доступ к заветной цели. Потом я забрался на холодильник и спустился на пол с обратной стороны.
        - ??????????????
        - Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пусть будет открыто. Пусть будет открыто. Пусть будет открыто…, - бормотал я про себя, словно мантру, замерев на секунду перед тем, как направить луч налобного фонаря на железную дверцу в полу, которая могла бы быть и открытой, и намертво завареной сваркой, и попросту запертой на суровый неприступный замок.
        Когда я опустил голову вниз и осветил пространство у ног, то к своему ликованию убедился, что внизу находилась абсолютная близняшка той дверцы, которой был оборудован пожарный выход из нашей квартиры. Такой же небольшой, квадратный, плохо покрашенный в казенную коричневую краску и местами подернутый ржавчиной лист железа с приваренной ручкой, изготовленной из скрученного металлического прута.
        И никакого намека на замок!
        И края дверцы вроде слегка торчали вверх, плохо подогнанные под границы прохода. Что свидетельствовало, что дверь не была заварена.
        С колотящимся в горле сердцем, я сел на корточки, схватился за шершавую ручку и потянул ее на себя…
        Передышка
        Дверца со скрипом поддалась и, дохнув мне в лицо прохладой, открылась.
        - Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо! - пробормотал я слова благодарности неким силам, которые продолжали присматривать за нами, подкинув вторую по счету подряд удачу с пожарным выходом. В который раз нам везло. В который раз силы спасали нас от погибели и давали шанс выскочить из очередной ловушки. А я все продолжал выпрашивать больше и больше.
        С опасливой надеждой, я осветил фонарем пространство лоджии десятого этажа. Гадая о том, какие трудности нас могут ожидать в незнакомой квартире. Будет ли она пуста и безопасна? Или в темноте комнат мы встретим семейство обращенных тварей?
        Фонарь высветил ряды картонных коробок, сложенных стенкой, а еще несколько поставленных друг на друга белых пластмассовых ведер. Распластавшись на полу и опустив голову вниз, я рассмотрел лоджию целиком. Ряды коробок и ведер тянулись по всей длине помещения, вдоль внешней и внутренней стены, доходя почти до высоты окон. Судя по рисункам на коробках и ведрах я предположил, что в них находились строительные материалы. Кафельная плитка, ламинатные доски, краска и эмульсия. Вероятно, хозяева занимались в квартире ремонтом, и подобная догадка вселила в меня луч надежды о том, что жилище, скорее всего, должно быть пустым.
        Окрыленный подобными мыслями, я поспешил обратно к семье.
        Когда я вернулся в комнату, то услышал, как глухие удары в дверь теперь сопровождались звонким железным треском, что могло свидетельствовать о том, что входная дверь вот-вот поддастся под натиском тварей. Что металлические петли съезжают с креплений, а штыри засовов выгибаются. Значит таймер обратного отсчета вымерял самые последние секунды перед тем, как существа вломятся в квартиру.
        - Ну? Что?!! - обратилась ко мне супруга, отчаянным взглядом посмотрев на меня, опасаясь плохих новостей. Девочки стояли по сторонам от матери, прижимаясь к ее ногам, и также вопросительно подняли на меня глазки.
        - Все отлично. Проход есть, - поспешил успокоить ее я. - Надо торопиться. Уходим! Они сейчас прорвутся…
        Подобрав ружье с пола, я немного помедлил, обдумывая как с ним поступить. И принял решение положить его в рюкзак, рядом с другим ружьем, а взамен ему заручиться помощью бейсбольной биты, которая все это время торчала увесистой деревянной ручкой из рюкзака, и в наших обстоятельствах позволила бы мне обороняться от врагов без лишнего шума. Я заложил биту за ремень, набросил на спину рюкзак и повел семью к пожарному выходу.
        Мы спустились по пожарной лестнице вниз по отработанной ранее схеме. Сначала я скинул вниз рюкзаки, потом спустился сам, принял старшую дочь, младшую, а последней спустилась супруга. Напоследок, я снова поднялся по лестнице вверх на покинутую нами лоджию и потратил драгоценную минуту, чтобы приставить холодильник как можно ближе обратно к стене, чтобы скрыть следы нашего побега. Потом, спустившись, вернул дверцу на место, при этом услышав как наверху отчаянно загрохотало и завизжало. И после послышался тяжелый звериный топот лап десятков возбужденных охотой тварей, которые ринулись в покинутую нами за считанные секунды до вторжения квартиру.
        Мы нашли свободный пятачок среди нагромождений коробок и ведер, и присели на холодный пол. Я выключил налобный фонарь, чтобы не привлекать к нам внимание, на случай, если в квартире мы были не одни. И стал слушать, как неистово беснуется наверху орда, снова позволившая нам проскользнуть у них под носом.
        Мы молча обменивались взглядами, вздрагивая от особо яростных звуков. Девочки же вскоре закрыли глаза, тесно прижались к нам, подобрали ноги, свернулись калачиками и закрыли ладошками уши, пытаясь по-своему, по-детски защититься от ужасающих обстоятельств, в которых мы все находились. А я, ожидая, что «старый знакомый» вновь попытается выйти со мной на «связь» проверил высоту и целостность моей воображаемой стены, которая стояла крепко и внушительно, защищая от проникновения зверя.
        - Милая, ты не забыла про стену? - шепнул я в узкую щелку между ладошкой и ухом старшей дочери.
        Она молча мотнула головой в знак, того, что не забыла. Я был уверен в ней. Она не забудет…
        Так прошло некоторое время. Может - минут пятнадцать. Может больше. Девочки притихли у нас на коленях и перестали вздрагивать. Супруга также закрыла глаза и положила голову поверх рюкзака. Стена в моем сознании крепко стояла на нужном месте, не позволяя врагу добраться до нас. И звери на верхнем этаже вроде тоже умолкли, не найдя добычи. И теперь до нас доносились лишь их редкие и отрывистые скрипы и пощелкивания.
        Я сидел, облокотившись спиной на стену, поглаживая тощие спинки дочерей и рассматривая в витражном окне кусок беззвездного ночного неба и несколько видимых с моего ракурса этажей дома напротив, отметив, что судя по поблекшим отблескам огня, отраженного на стеклах окон, пожар на крыше затухал, не перекинувшись на остальные этажи здания.
        В нескольких метрах от нас виднелась ручка закрытой двери, ведущей в квартиру. Я изредка посматривал и на нее. И, казалось, она также посматривала на меня в ответ. Она ждала нас… Надменно и издевательски подмигивала мне блестящим никелированным боком. Наглая и уверенная в том, что мы никуда от нее не денемся. Что нам рано или поздно придется поднять наши задницы и прокладывать путь вперед, через дверь очередной лоджии в темные недра очередной чужой квартиры.
        Но как же мне не хотелось подходить к той ручке! Входить в ту квартиру! Думать! Решать! Биться! Убивать! Выживать!!!
        - ??????????????
        Барабаны в моих ушах также притихли. И теперь лишь едва слышно, кончиками палочек, набивали нервный ритм. И лишившись их адреналиновой энергии, я ощутил как свинцовая тяжесть опустилась на мое тело. Голова помутнела. Ноги и руки обмякли. Веки потянулись вниз. И я понял насколько сильно устал и хочу спать.
        Стоило мне поддаться слабости и закрыть глаза, как темнота немедленно принялась окутывать мое сознание толстым и душным одеялом. И в тот момент, когда сон бы окончательно захлопнул мой разум, я нашел в себе остатки сил и скинул одеяло дрема, встрепенулся, раскрыл глаза и снова уставился на блестящую в темноте ручку двери, ведущей в квартиру.
        Почувствовав мои шевеления, очнулись и родные. Супруга подняла голову от рюкзака и вопросительно посмотрела на меня. Девочки также проснулись и сверкнули в темноте глазами.
        Я тяжело поднялся на ноги, ощущая себя семидесятилетним стариком, и принялся действовать. Первым делом я включил налобный фонарь и осветил пространство в правом краю лоджии, где должен был находиться пожарный выход на этаж ниже. Передвинув в сторону коробки, я быстро обнаружил, что искал. Однако дернув за ручку железной дверцы, я убедился, что на этот раз проход был закрыт. И даже не заблокирован висячим замком. А надежно заверен сваркой. Чего я и опасался.
        - Закрыто…, - разочарованно прошептал я супруге, когда пробрался через коробки к родным обратно.
        - Что теперь? - спросила меня она и ее лицо трагично вытянулось, а в неровном свете фонаря темные круги под ее глазами, казались, разлились до середины щек.
        - Будем выбираться через подъезд…, - ответил я, устало улыбнувшись и пожав плечами.
        Она задержала на мне свой взгляд и лишь кивнула в ответ, оставив меня в неведении относительно того, приняла ли она всерьез мой план дальнейшего спасения, или попросту не нашла нужным со мной спорить.
        Далее, я направил луч фонаря сквозь стекло окна комнаты, осветив помещение, куда вела дверь лоджии. На этот раз окна не были закрыты шторами и я смог беспрепятственно осмотреть пространство.
        Это была комната, таких же размеров и габаритов, как и комнаты на двух этажах выше, но абсолютно пустая, с голыми бетонными стенами, ворохами электрических проводов свисающих с потолка, и с полом, наполовину уложенным ламинатными досками. Мои догадки оправдались. В квартире действительно шел ремонт. На дальней стене зиял темный проем, ведущий в центральную комнату. Но фонарь смог выхватить из темноты лишь похожую картину незавершенного строительства.
        Когда я дернул за наглую, дождавшуюся меня никелированную ручку и открыл дверь, ведущую в квартиру, то снова, через полотно лицевой маски, ощутил знакомый тошнотворно-сладкий запах…
        И притихшие было барабаны в моих ушах задребезжали с новой силой…
        Комок
        В комнате было тихо и сыро, как бывает в помещениях, где ведется ремонт. Я вытянул из-за ремня биту, вложил ее в правую руку, перекинул ноги через дверной проход и опустил их на бетонный пол, отчего по комнате прошелся гулкий стук, отразившийся от голых серых стен.
        Замерев на месте, я прислушался к тишине, стараясь уловить малейшие колебания в воздухе, которые бы свидетельствовали, что мы в квартире не одни. Тишина ответила мне лишь эхом биения собственного сердца. И даже скрипы и щелканья орды, притихшей этажом выше, хорошо слышимые на лоджии, не нарушали тишину квартиры.
        Лучом фонаря я обшарил щербатые бетонные стены, бугры и неровности на которых зловеще вытягивались от падающего на них света причудливыми пугающими тенями. Прошелся по потолку, с которого лианами свисали спутанные нити электрических проводов, уходящие концами за декоративное полусобранное потолочное перекрытие, останавливаясь и изучая каждый крупный моток, опасаясь, что за ним может скрываться угроза.
        Покончив с осмотром помещения, я направил луч фонаря в сторону прохода в центральную комнату. На высокий прямоугольник со рваными бетонными краями, который строители не успели обустроить межкомнатной дверью. Чернеющий неизвестностью и зловещий в своей молчаливой опасности. Напоминающий своими очертаниями гробовую яму, сквозь которую мне совсем не хотелось проходить.
        От вида этого темного прохода мне стало не по себе и туго стянуло внизу живота. Сглотнув слюну по пересохшему горлу, я издалека, не подходя близко к проему, попытался высветить пространство за проходом, держа биту наготове, на случай, если из тьмы выскочит зверь и мне придется отбиваться от его нападения. Но как и прежде, я не смог разглядеть ничего, кроме серого бетонного пола и куска грубой неоштукатуренной стены.
        Барабаны в моих ушах снизили громкость и мелко застрочили в тревожном учащенном ритме, готовясь яростно взорваться, когда звенящее ожидание сменится драматичной развязкой.
        Я - Алиса из сказки, попавшая в кроличью нору и падающая в неизвестность.
        Я - мышь, отпущенная в вольер со змеями, которая стоит посреди клетки и трясется от страха, ожидая, когда хищники незаметно подползут к ней и кинутся в смертельном броске.
        Я - заблудившийся в лесу путник, оказавшийся зажатым в болоте, опасающийся провалиться в пучину из-за одного неосторожного шага.
        Я - исследовательский колониальный корабль, впервые вступающий в неизведанные и опасные воды Амазонии.
        Чтобы лишний раз удостовериться, я на секунду приспустил маску с лица и вдохнул прохладный, влажный и воняющий аммиаком «аромат» комнаты, который коротким тупым ударом вонзился в мои ноздри.
        - Еще одно «гнездо»…, - пробормотал я, поспешив вернуть маску на место, и испугавшись своего же шепота, который показался мне излишне громким.
        Не нужно было быть гением, чтобы связать одно с другим. И понять, что именно так и воняют обращенные «существа» и выделения их тел. Этот запах я впервые почувствовал в предыдущей квартире. Так воняло от перепачканного калом, слизью и рвотой дивана в гостинной. От «гнезда», как я для себя его назвал. И от детской кроватки, в которой лежал несчастный обращенный младенец. Этим же запахом был сейчас пропитан воздух незнакомой квартиры.
        И тут я вспомнил, что эта душная сладковатая вонь проникла в мою судьбу намного раньше сегодняшнего дня! Удивленный, что сразу не связал одно с другим, не увидел очевидную связь между событиями, я вытянул из закутков памяти два воспоминания.
        Первым был случай из дальнего детства, уже в который раз за прошедший год всплывающий из глубин памяти, когда также тошнотворно сладко пахло из окна трамвая, который гремя железными колесами, вез нас с бабушкой из одной части умирающего индустриального городка в другой. А потом эта вонь повторилась совсем недавно, в прожаренном солнцем прошлогоднем мае, когда все безумие только начиналось… В тот день, когда я ехал по приморской дороге на машине, в облаке беспечных, хлопающих крылышками бабочек, которые попадали под колеса, размазывались об лобовое стекло, и гибли десятками, падая на горячий асфальт, пока другие, еще живые, продолжали плясать в прогретом воздухе свой короткий танец неотвратимой и близкой смерти…
        - Да…, эти чертовы бабочки…, - сказал я себе, в который раз смутно догадываясь, что эти бабочки не случайны. Что они также являются одним из многих кажущихся разрозненными кусочков пазла, который мне только предстоит собрать в одну картину, наряду с десятком других неразгаданных пока загадок. К которым сейчас добавилась тайна причины того, что я и старшая дочь чувствуем вонь от «гнезд» обращенных, а супруга и младшая дочь - нет.
        - Я подумаю об этом потом…, - оборвал я свои размышления и, крепче обхватив ручку бейсбольной биты, сосредоточился на происходящем. На чернеющем проходе, похожем на могильную яму. На зловещей влажной тишине незнакомой квартиры. И на том, что тошнотворная вонь мне подсказала, что в одной из комнат могут находиться «обращенные».
        Несколько секунд я продолжал стоять без движения, опасливо вглядываясь в пугающую глубину прохода, обдумывая тактику дальнейших действий. О том, верным ли было решение оставить ружье и заменить его бейсбольной битой? И, может, стоило выключить фонарь и зайти в центральную комнату не привлекая внимания.
        Поразмыслив и убедив себя, что поступаю верно, я все же двинулся вперед, ощущая, как руки и спина покрываются «гусиной кожей». Прошел сквозь проход. Остановился посреди широкой комнаты. И суетливо крутанул головой по сторонам, выхватывая из темноты чернеющие углы, опасаясь, что звери накинуться на меня, стоит мне оказаться к ним спиной.
        - ??????????????
        Но никто на меня не кинулся. Тишина продолжала дребезжать в воздухе комнаты, словно холодный жирный студень. А барабаны в ушах отбивали мелкую дробь по моим натянутым нервам.
        Еще раз, медленнее и внимательнее, я прошелся фонарем по стенам и углам. Также, как и комната из которой я вышел, помещение было оставлено в состоянии незавершенного ремонта. Голые стены были оштукатурены и выровнены с одной стороны, а три остальные оставлены в грубой бетонной стяжке. Гипсокартонный фальш-потолок с отверстиями для лампочек был почти закончен и ожидал лишь покраски. По всем углам стояли грязные, измазанные цементом ведра и корыта. Справа у стены высилась широкая стремянка, небрежно прикрытая слоем плотного и пыльного строительного целлофана. А проход в третью комнату был на этот раз плотно закрыт сплошной деревянной дверью.
        Убедившись, что комната не вызывала опасений, я позволил себе немного перевести дух. Но стоило мне облегченно выдохнуть, как со стороны, где стояла стремянка, до меня донесся слабый шорох… Моя голова немедленно повернулась и свет фонаря выхватил из мрака нужный кусок помещения.
        Снова раздался шорох и нечто шелохнулось под стремянкой, слегка шевельнув край клеенки. Нечто скрытое от меня за ножкой конструкции и мелким строительным мусором. Мои пальцы так сильно сжали рукоятку вскинутой наготове дубинки, что, казалось, вросли в древесину. Дыхание в легких сдавило. А барабаны в ушах приготовились шарахнуть на полную мощность!
        Стараясь держать луч фонаря ровно, я попытался разглядеть угрозу.
        И тут! Сквозь электрический луч и полотно полупрозрачного целлофана я вдруг разглядел две крошечные желтые точки. А потом снова раздался шорох. Края пленки задрожали. Нечто визгливо скрипнуло, царапнув по барабанным перепонкам…И из-под стремянки на меня стремительно выскочил небольшой серый комок!
        Я не действовал благодаря своему физическому умению или навыку. А скорее сработал, повинуясь животному рефлексу, данному от природы.
        Будто профессиональный игрок в бейсбол, я широко замахнулся битой и одним сильным и четким ударом влепил смачный удар в летящее в моё лицо серое нечто, отбросив его на противоположную стену комнаты.
        Потом приблизился к комку. Навел на него круг фонаря. И обнаружил небольшое, облезлое, безволосое создание с маленькой уродливой и деформированной головкой. С тонкой полупрозрачной сероватой кожей под которой виднелась сетка лиловых вен. С тощими лапами, на концах которых виднелся веер острых когтей.
        Оно лежало на боку и тяжело и часто дышало, издавая сквозь расквашенную, кровоточащую лиловой жижей пасть, жалкие скрипящие всхлипы. Его шея была неестественно свернута, а конечности подрагивали в конвульсиях. Желтые глаза существа все еще горели, обращенные в сторону стены, и мне казалось, что оно безуспешно пыталось перевести свой лютый предсмертный взгляд на меня.
        Совсем скоро существо затихло. И погасло фосфорное свечение его зрачков…
        Я поспешил с отвращением отвернуться от неприятного зрелища. Тем более, что тварь источала тяжелый и концентрированный «аромат» аммиака, проникавший мне сквозь маску в нос.
        Я понял, чем являлось это существо. Точнее, чем оно было до того, как превратиться в изуродованную мутацией тварь.
        Я понял, что когда-то это была обыкновенная домашняя кошка…
        Поворот
        Надо было откинуть смердящие останки в дальний угол, чтобы дети не испугались, когда станут проходить мимо. Но тогда пришлось бы касаться кошки ботинком, что не вызвало у меня энтузиазма. Поэтому я лишь передвинул ногой одно из полупустых ведер и загородил им ненужный обзор.
        Осмотрев бейсбольную биту, на одной из ее сторон я обнаружил прилипшую к ней слизь и мелкие кусочки костей и плоти, и преодолевая рвотные спазмы опустевшего желудка, я как мог почистил ее об кусок ветоши, валяющейся на бетонном полу, пообещав себе быть внимательным и не касаться испачканного места руками, а также не позволять прикасаться к заразе никому из членов семьи.
        Узнав знакомую планировку квартиры, я безошибочно нашел путь через коридор к входной двери. Прильнул к дверному глазку и осмотрел подъездную площадку перед квартирой.
        Площадка показалась мне свободной. Не веря удаче, я продолжал всматриваться в темноту, выискивая светящиеся желтым пары глаз, что означало бы, что проход заблокирован. Но как тщательно я ни смотрел, заметить что-либо подозрительное у меня не вышло. И когда я было подумал, что дверной глазок попросту заклеен с обратной стороны, то все же сумел разглядеть очертания дверей соседних квартир, электрического щитка и лифтов, освещенные слабым свечением луны, которое проникало через распахнутую дверь на лестницу. Пространство перед дверью действительно было пусто!
        Следующей задачей было убедиться, что я смогу открыть входную дверь. Что она закрыта лишь на ручной замок, а не на ключ, которого у меня не было. Пошарив по пговерхности двери фонариком, я обнаружил поблескивающую полированным металлом задвижку, и медленно, опасаясь издавать громкие звуки, повернул ее влево. Задвижка мягко и бесшумно поддалась. Я опустил ручку и слегка толкнул дверь от себя.
        И о чудо!
        Дверь послушно, беззвучно двинувшись на хорошо смазанных креплениях, съехала наружу и приотворилась на несколько сантиметров, чего было достаточно, чтобы убедиться в том, что мой кажущийся неосуществимым план спасения начинает обретать реально выполнимые очертания.
        Закрыв дверь обратно и заблокировав замок, я, преисполненный надеждой и верой в удачу, вернулся в центральную комнату.
        По пути к семье я остановился возле закрытой двери третьей комнаты, единственной оставшейся мною не исследованной, обдумывая дилемму о том, стоило ли мне в нее заходить.
        Малодушный трусливый голосок у меня в голове заискивающе зашептал: «Зачем тебе это нужно? Что ты там найдешь? Да хоть еще сотню мутировавших кошаков или обращенных младенцев! Не испытывай судьбу… Не ищи проблем на «вторые девяносто»… Хватай семью и спасайся, пока можешь…».
        Я же заставил этот голос заткнуться. Так как знал, что он меня обманет. Что это голос моей слабости. Он лишь ищет легкий, короткий и трусливый путь, игнорируя при этом голос холодного рационального разума. А разумным было изучить квартиру полностью, чтобы наверняка обезопасить семью от угрозы, когда мы будем отходить к выходу из квартиры, с двумя малыми детьми, уязвимые для возможного нападения с тыла.
        Так что собрав остатки угасающей энергии, преодолевая усталость от бесконечной и полной ужасов ночи, вскинув в одной руке биту, я щелкнул ручкой и толкнул дверь, ведущую в третью комнату…
        Как только дверь раскрылась, то круг моего налобного фонаря немедленно выхватил из тьмы тела существ. От неожиданности, я отпрянул и хотел было захлопнуть дверь обратно, защищаясь от казалось бы неминуемого нападения. Но тела оставались на месте…
        Их было двое. Они лежали друга возле друга на огромной двуспальной кровати, все еще упакованной в магазинную пленку и обернутую по краям в куски защитного картона. Луч фонаря выхватил из темени их сухие серые тела, изрезанные лиловыми венами, осветил оборванные остатки перепачканной одежды, в которых я сумел признать строительную униформу.
        Их изуродованные мутацией перекошенные и обрубленные лица смотрели вверх. Глаза были закрыты. Но даже с моего расстояния я смог заметить, что кадыки на горлах существ заметно дергались, глазные яблоки под полупрозрачными веками лихорадочно двигались, а тонкие запавшие губы скалились, обнажая в пасти заострившиеся зубы.
        Они спали… Двое существ… некогда бывших, судя по обрывкам униформы, мастерами-строителями, которых зараза застала в тот момент, когда они занимались ремонтом в этой квартире. Они заразились и заснули, найдя себе «гнездо» на новой хозяйской кровати. Заразились, вероятно позже остальных в доме. И процесс их мутации не был пока завершен. Но судя по конвульсиям, до завершения «обращения» ждать оставалось немного.
        Передо мной вновь встала дилемма. Или придумать способ быстро и эффективно убить тварей пока они не очнулись. При этом, рискуя, что они внезапно проснуться и нападут на меня. Или, не создавая излишних трудностей, оставить все как есть, выйти из комнаты и закрыть плотно за собой дверь. А потом, надеясь, что твари продолжат спать, бесшумно вывести семью из западни, пока проход оставался свободен.
        В нерешительности я продолжал рассматривать в свете фонаря тела несчастных жертв вируса, стараясь не светить им в лицо, опасаясь, что тем самым смогу поспособствовать их пробуждению раньше положенного срока, заметив на кровати и на обрывках одежды клоки волос, а также сгустки рвотных масс, слизи, кала и мочи.
        - Да пошло оно к той матери! - выругался про себя я, приняв решение оставить тварей в покое и не связываться с задачей, с которой мог не справится. Еще я не мог избавиться от опасения, что в случае контакта с зараженными на меня попадут их омерзительные выделения, тем самым заразив опасным вирусом.
        - ??????????????
        Так что я поспешно покинул комнату, беззвучно прикрыв за собой дверь, и вернулся к семье, ожидающей меня на лоджии, по пути обдумывая обстоятельства предстоящего нам побега, по лестнице на десять этажей вниз, а потом через двор до заветного продуктового магазина.
        Родные находились там, где я их оставил. На свободном от сложенных рядами коробок и ведер со строительными материалами пятачке пола лоджии. Однако высветив фонарем низко согнутую спину супруги, и увидев младшую дочь, которая сидела на коробке рядом и растерянно хлопала глазками, меня охватило предчувствие беды…
        Что-то было не так…
        - Я не знаю, что делать! Тимур! Помоги мне! Помоги!!! Почему ты так долго?!! Я не знаю…, - истерично запричитала супруга, подняв ко мне свое лицо, которое в свете фонаря показалось мне настолько бледным, что походило театральную маску.
        Супруга сдвинулась в сторону… и я все увидел…
        Старшая дочь лежала на полу. Без сознания. Ее милое детское личико казалось мне еще более бледным, чем лицо матери. С ее рта шла кровавая пена, которая стекала с губ на подбородок. А глаза закатились вверх, обнажив белки.
        Долгую бесконечную секунду я в оцепенении стоял и смотрел на любимую и ненаглядную дочь, чувствуя как внутри моей груди, будто в серванте, заполненном хрустальными бокалами, орудует огромный молот, который вдребезги разбивает хрупкое стекло, разбрасывая по сторонам острые осколки, вонзающиеся мне в плоть, заставляя ее сжиматься и кровоточить.
        Пережив эту мучительную секунду первого шока от увиденного, я бросился на колени и поднял дочь на руки…
        Я - победила!
        Ее легкое тельце безвольно выгнулось назад. Испачканная кровью слетевшая с лица маска, приземлилась на пол, словно осенний лист, сорванный ветром с высокого дерева. Прижимая дочь к груди, я прислушивался к ее прерывистому дыханию. Потом ослабил объятия, испугавшись, что мешаю дочери дышать. Проверил глотку, убедившись, что она чист и ее язык не запал. Приложился губами ко лбу, проверяя температуру, убедившись, что у дочери был жар.
        И снова начал молился. Всем богам сразу! В который раз обращаясь к духу покойной бабушки. Умоляя, чтобы помогли. Чтобы не губили невинное создание. Сокрушаясь, что так не должно быть. Что так несправедливо! В особенности после всего того, что мы пережили!
        - Она заразилась, да? - взвизгнула супруга, нервно подпрыгивая на месте и заламывая руки.
        «Неужели тебе самой не ясно…» - язвительно ответил я ей про себя, - «мы все заразились… Мы обречены….».
        - Что ты молчишь? - не унималась супруга, пытаясь вырвать дочь из моих рук, как будто она могла чем-либо ей помочь.
        «Что мне тебе ответить? Это - конец. Все. Приехали…» - снова про себя ответил ей я.
        Продолжая удерживать дочь в руках и обреченно всматриваться в ее бледное лицо, я медленно, опираясь спиной о стену, сполз на пол, ощущая, как отчаянье и апатия накрывают меня с головой, лишая остатков энергии.
        И когда мои руки были уже готовы в конец ослабнуть, отпустив девочку, сдавшись, перестав бороться и надеяться на лучшее, лицо дочери вдруг порозовело, яблоки глаз опустились, вернув зрачки на место. Дочь приподнялась на локтях, оперевшись об мои колени и осмысленно посмотрела на меня.
        - Папа, я победила, - сказала она мне ровным спокойным голосом.
        - Что? - ошеломленно в один голос спросили ее мы с супругой.
        - Я победила. Ну, помнишь стену, которую ты сказал мне построить… Ну…, в головке… Я победила. Дядя пришел опять и хотел сломать мою стену. Он ее бил и бил… А я ее держала и строила опять, если она ломалась. Он так кричал! Так кричал! А я его все равно победила! - самодовольно ответила она мне, освободившись из моих объятий, как ни в чем не бывало встав на ноги, отряхнув от пыли одежду, стерев с лица кровавую пену и вернув на лицо маску.
        Я шумно выдохнул, стерев со лба холодный пот и облегченно улыбнулся, немедленно догадавшись, что произошло.
        - Ты молодец, красавица моя. Ты справилась! - ответил я ей, поняв, что зверь, не обнаружив нас в квартире на этаже выше, предпринял яростную попытку пробиться в сознание девочки и выведать у нее информацию о нашем местонахождении.
        - Опять ваши «стены»! Что вообще это такое? - супруга повернула дочь к себе и принялась суетиться вокруг нее, ворчливо и озадаченно бормоча себе под нос, поправляя девочке волосы, сняв ей маску и оттерев с подбородка дочери остатки кровавой пены.
        - Все хорошо, не переживай. Она в порядке… Я тебе все объясню, когда выберемся отсюда. А теперь нам нужно идти - ответил я супруге, продолжая улыбаться и про себя благодарить неведомые силы, что в который раз прислушались к моим молитвам и спасли нас от очередной роковой опасности.
        Мы собрали рюкзаки и двинулись в путь. Прошли через одну комнату. Через вторую, где в углу я спрятал тельце убитой мною ранее кошки. Проходя в сторону коридора, я обернулся и посмотрел в сторону двери, ведущей в третью комнату, убедившись, что она оставалась закрытой.
        Прежде чем выйти из квартиры, я внимательно осмотрел подъездную площадку перед входной дверью через глазок. Лунный свет еще ярче, чем прежде, освещал ее, выхватывая из темноты очертания помещения. К счастью, проход оставался свободен.
        Потом я опустился на колени и обратился к дочерям.
        - Девочки. Сейчас мы должны как можно тише и незаметнее выйти на улицу и попасть в наш любимый продуктовый магазинчик. Помните же его? - они обе утвердительно кивнули головами. - Ничего не бойтесь, а если увидите что-нибудь страшное, просто закройте глазки и продолжайте идти, не отпуская нас за руки…
        - Возьми лучшее младшую на плечи, - дрожащим голосом предложила супруга. Она стояла рядом, с вытянувшимся от страха лицом, вскинутыми «домиками» бровей и прислушивалась к звукам, исходящим из подъезда за закрытой дверью.
        - Да, хорошая идея. Получается, сначала иду я с лялей на плечах. Потом вы со старшей. Держимся за руки. Идем как можно тише и быстрее. Все ясно? - супруга и старшая дочь утвердительно кивнули головами. Младшая лишь непонимающе смотрела на меня, моргала круглыми глазами и теребила пальчиками за край своей куртки.
        Покончив с последними приготовлениями я в последний момент решил отключить налобный фонарь, луч которого мог выдать нас тварям и положился на помощь лунного света. Потом закинул младшую дочь на плечи, которая послушно устроилась на своем месте и крепко вцепилась липкими ручками в мои волосы. Тряхнул тяжелым рюкзаком за спиной, переложил бейсбольную биту в левую руку, а правой открыл знакомый дверной замок. И толкнул дверь от себя, которая послушно широко открылась.
        Из гулкой подъездной темноты мне в лицо дунуло прохладным сквозняком, тянущимся, вероятно, из открытой двери на первом этаже до которой нам было нужно добраться.
        Барабаны в моих ушах снова тревожно задрожали, выплеснув в кровеносную систему моего тела, истерзанного кошмарной бессонной ночью, очередную порцию адреналина, прогоняя сонливость, заставляя сердце учащенно биться, а чувства обостриться.
        - ??????????????
        Сделав первый шаг по выложенному кафелем полу подъезда, я остановился, прислушиваясь к темноте, отмечая, как на верхних этажах потрескивает и пощелкивает затихшая орда. Но стоило мне сделать еще один шаг, то в тишине квартиры, в одной из комнат позади нас, я вдруг услышал, как нечто громко стукнуло и зашуршало.
        - Что это? - с ужасом спросила супруга, больно сжав мою руку.
        - Идем! Идем! Идем! - я дернул ее за собой, в мыслях ругая самого себя на чем свет стоит за то, что не обезвредил двух «обращенных» ремонтников, которые остались в третьей комнате и которые, вероятно, и издавали испугавшие нас шумы.
        В тот момент, когда мы преодолели по площадке несколько метров и оказались возле лифтов, то за нашими спинами раздался грохот и треск, что могло означать только одно. Те двое тварей действительно проснулись и теперь выламывали хлипкую межкомнатную перегородку.
        - Не останавливайся! - сдавленным шепотом сказал я жене, продолжая идти вперед, удерживая в одной руке бейсбольную биту, а в другой руку супруги, которая в свою очередь, тянула за собой старшую дочь.
        Когда мы добрались до выхода на лестничную клетку, то за нами снова треснуло и ухнуло. А после послышался частый тяжелый топот по полу.
        Эти двое были позади нас! И они вот-вот до нас доберутся, решил я.
        Мой мозг отчаянно и лихорадочно работал, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации, пока не выдал план, показавшийся безумным и обреченным на провал. Однако других вариантов у меня не было. И я принялся за его выполнение…
        Скорпион
        Можно было рвануть сломя голову по лестнице вниз. Но твари, оставшиеся позади, наверняка бы без затруднений нагнали нас, обремененных рюкзаками и двумя малыми детьми. За двумя последовали бы остальные, и в таком случае у нас вообще не осталось бы ни одного шанса к спасению.
        Тем самым, словно отчаявшийся азартный игрок, я поставил все фишки на «зеро». Затолкал сопротивляющуюся и не понимающую моей задумки супругу, вместе со старшей дочерью, за одну узкую створку металлической двери, отделяющую лестничную клетку от приквартирной площадки, спрятав их в небольшом пространстве за открытой створкой и стеной. А за второй створкой двери спрятался сам, удерживая на шее младшую дочь, прислушиваясь к ее учащенному дыханию, опасаясь, что та вот-вот начнет хныкать и капризничать, выдав нас тварям.
        Сквозь стеклянные окошки на створках двери я наблюдал за лицом супруги. Она поняла мой замысел и теперь молча смотрела на меня округлившимися от страха глазами, прижимаясь к стене, стараясь спрятаться за узкой створкой двери как можно надежнее, чтобы никакая часть ее тела не выглядывала наружу. Потом она посмотрела под ноги, вероятно на младшую дочь, стоявшую ниже обзора окошка, и сползла вниз.
        Я также последовал ее примеру и опустился на корточки, опираясь спиной об стену, поджав под себя ноги, чтобы они не торчали и не были видны со стороны.
        Дочурка, сидевшая на моей шее, вдруг тяжело всхлипнула и слабым, тоненьким и капризным голоском пролепетала мне в левое ухо.
        - Пап-а-а-а…. Едно-о-ошка-а-а-а…
        Десятки трехэтажных матерных ругательств, словно разгоряченные спортивные автомобили, остановленные на пути неожиданной автомобильной пробкой на перекрестке, готовы были слететь с моих губ. Я сжал зубы и осторожно, не издавая лишних шумов, снял дочь с плеч, положил на колени, крепко обнял и прикрыл ладонью нижнюю часть ее лица, закрытую тканью маски, предотвращая возможные рыдания о потерянном ею в пылу побега плюшевом единороге.
        Стоило мне завершить свои приготовления, как частые, шлепающие по кафельному полу звуки, настигли нас. И совсем рядом, в считанных сатниметрах от моего уха, за тонкой металлической перегородкой, я услышал тяжелое свистящее дыхание. К которому присоединилось еще одно. А потом тяжелая лапа одной из тварей ненароком ударила по перегородке, за который мы прятались. И железный край дверцы с размаху врезался в мое колено, отчего мою ногу пронзила резкая и острая боль, будто от вонзившейся в плоть иглы. Мне пришлось до крови закусить губу, чтобы не охнуть от боли. По крайней мере, подумал я, когда боль немного стихла, нам повезло, что я закрыл дочь телом и удар пришелся не по ней.
        При этом снова запахло плотной омерзительной аммиачной вонью. От чего в носу запершило и заслезились глаза. А твари все стояли в дверях и шумно вдыхали и выдыхали воздух, будто чуяли, что мы совсем рядом.
        «Так-таак-таак-та-а-а-а-к…» - негромко затарахтел плохо смазанным дизельным двигателем один из зверей. Вслед за первым заскрипел и второй, настолько близко, что я мог расслышать каждый слюнявый чавкающий всхлип, которым начиналось и заканчивалось скрипение невидимой мне через перегородку пасти.
        Под моей ладонью, прикрывающей рот дочери, влажной от ее горячего дыхания, я ощутил судорожные всхлипы. В худом и костлявом тельце девочки я ощутил нарастающее сопротивление, так что мне пришлось сильнее сдавить ладонь и туже сжимать объятия, чтобы не позволить девочке издать ни звука.
        Мы бесшумно боролись с дочерью, и я чувствовал, как она продолжает усиливать сопротивление. При этом я знал, что рано или поздно, несмотря на мое внушительное физическое превосходство, она вырвется из моих объятий и завопит в полную глотку, тем самым немедленно раскрыв наше убежище. Крохотная четырехлетка. Милейшее и нежнейшее на вид создание. Но кому знать лучше, чем мне самому, что за видимой «мимишностью» любимой младшей дочери скрывается «цельнометаллическая оболочка» удивительно сильного и упертого характера, первостатейной «королевы драмы», образцового «скорпиона» по знаку зодиака.
        Барабаны остервенело колотили по моим ушам, пока я удерживал звереющую дочь в руках, умоляя судьбу сжалиться надо мной и распорядиться так, чтобы твари оставили нас в покое. И когда мне казалось, что сдерживать дочь я больше не в силах, так остервенело она кусала мою руку и дергаясь всем телом вырывалась из объятий, как со стороны верхних этажей послышался громкий шум, будто от падения тяжелого предмета. И твари, удовлетворенно крякнув, шлепая босыми лапами, бросились к лестнице.
        И через считанные мгновения мы оказались в тишине…
        - Ляля…, если ты сейчас будешь орать, то плохие монстры нас съедят…, - шепотом обратился я к дочери, понемногу ослабляя тиски своих рук, все еще удерживая ладонь, прикрывающую ее губы.
        Почувствовав некоторую свободу в движениях, она остервенело заколотила ножками и ручками, чуть не стукнув ими об железную створку двери, при этом продолжая кромсать мою ладонь.
        - Все…, спускаемся…, - прошептал я в сторону, обращаясь к прячущимся в метре от нас супруге со старшей дочерью.
        - Да…, - послышалось утвердительное в ответ.
        Продолжая прижимать дочь к груди, заглушая ее обиженные всхлипы, при этом стараясь не блокировать для девочки свободное дыхание, я рывком поднялся на ноги, натуженно щелкнув в коленях. Потом вложил мешающую биту за ремень, поправил рюкзак и направился в сторону лестницы, которая змеей вилась вниз, хорошо освещенная серебряным светом луны, проникающим сквозь небольшие прямоугольники форточек, обустроенные высоко, почти под потолком. За мной двинулась супруга, двигаясь на полусогнутых ногах, держа за руку растерявшуюся и притихшую старшую дочь.
        - ??????????????
        Когда я преодолел первые ступени вниз, то почувствовал, как холодеет спина. Я был почти уверен, что нас тут же обнаружат. Что наш безумный самонадеянный план будет немедленно раскрыт. Что твари, заполонившие два верхних этажа, немедленно обратят на нас внимание и бросятся вслед. А если не так, то по пути вниз, на лестнице, мы встретим отставших от орды тварей, которые примут нас «за белые ручки». Однако шаг за шагом, ступенька за ступенькой, проход оставался чистым, а позади не слышалась возня погони.
        Мы преодолели первый лестничный пролет, а после второй, благополучно оказавшись на девятом этаже. Мои руки при этом одеревенели от усилий, а поясница ныла так сильно, что казалось в нее влили раскаленное олово.
        Решив, что я физически не смогу преодолеть еще шестнадцать лестничных пролетов, удерживая в руках сопротивляющуюся дочь, я решил, воспользовавшись передышкой, спустить ее на ноги и попытаться решить детскую драму.
        Крохотное личико дочери было мокрым от пота и слез, и покрыто красными пятнами. Она сдернула маску и всхлипнула, скривив губы. И к нашему счастью, не стала кричать, а лишь тихо и злобно прохрипела.
        - Едно-о-о-ожка!!!
        - Что ты мне раньше не сказал…, - супруга просунула под свою куртку руку и вытащила спрятанную игрушку, - она уронила ее в квартире, а я подобрала… Вот, ляля! Твоя единорожка! Больше не теряй…
        Девочка подпрыгнула на тонких ножках, выхватила плюшевого единорога из рук матери и заулыбалась.
        Тем самым проблема была решена. Младшая дочь мирно устроилась на нужном месте на моей шее, крепко вцепившись в волосы. И мы цепочкой, держась за руки, двинулись дальше, вниз по освещенной лунным свечением лестнице…
        Колено
        Без каких-либо происшествий мы преодолели еще два лестничных пролета, держа друг друга за руки и цепляясь за деревянные перила, которыми были обрамлены ограждения лестницы. Чистые выкрашенные в свежую желтую краску стены, почти нетронутая жителями кафельная плитка, которой был выложен пол и ступени, а также гулкая пустота лестничных пролетов создавали впечатление обыденного порядка, будто никакого апокалипсиса и в помине не было, а все нам лишь привиделось.
        Как мы ни старались, но тяжелые охотничьи ботинки, обутые на наших с супругой ногах, при каждом сделанном шаге вниз на новую ступень, издавали негромкий стук, который в тишине лестничного пространства отдавался неизбежным эхом, отражающимся от пустых бетонных стен. И я каждую секунду ожидал, что шум, который мы издавали, привлечет внимание орды, затаившейся на верхних этажах, которая немедленно погонится за нами вслед. Но ступенька за ступенькой, метр за метром, расстояние, отделявшее нас от врагов, увеличивалось, а наши шаги становились все уверенней.
        Когда мы добрались до площадки восьмого этажа, я подошел к закрытым створкам двери, отделяющей лестничный пролет от межквартирного коридора с лифтами. И несмотря на протесты супруги, которая пыталась оттащить меня от незапланированного отхода от маршрута, из любопытства рискнул взглянуть сквозь стеклянное окошко. И убедился, что площадка восьмого этажа была погружена в почти полный непроглядный мрак.
        Никаких желтых глаз…
        Никакого щелканья…
        Никакой вони…
        В темноте были видны только едва заметные отблески металлических ручек входных дверей квартир и слабое отражение лунного свечения на полированных створках лифтов.
        - Зачем ты останавливаешься?!! - недовольно прошипела супруга, поймав мою руку и притянув ее к себе.
        - Я хотел проверить этаж…, - попытался оправдаться я.
        - Зачем? Ты же сам говорил, что нужно спуститься как можно быстрее. А сам…
        - Да… Да… Все… Идем…, - согласился я с доводами супруги и направился к очередному лестничному пролету, ведущему вниз.
        Спокойная обстановка пройденного отрезка пути заставила оркестр языческих барабанов в моих ушах затихнуть и почти умолкнуть. А скрученная пружина тревоги, будто туго сжатая где-то в глубине моего впавшего от голода живота, слегка расслабилась, позволив сердцу восстановить нормальный ритм.
        И я позволил себе предположить, что самое сложное для нас позади, а оставшийся отрезок запланированного пути будет безопасным.
        Это было ошибкой… Расслабляться мне ни в коем случае не стоило…
        Проходя второй лестничный пролет, ведущий к площадке седьмого этажа, моя правая рука, цепляющаяся за перила, и тем самым страхующая равновесие тела в потемках подъезда, вдруг потеряла опору. Непрерывная линия перил вдруг внезапно оборвалась. От неожиданности я неловко поставил ногу на самый край ступеньки, обувь поскользнулась, я взмахнул руками вверх, отпустив руку супруги. И полетел вперед! А потом с размаху, всем весом девяносто килограммового тела, смачно приземлился на одну из ступеней внешней стороной левого колена. Покатился кубарем вниз. И под конец проехал пузом по холодному скользкому кафелю.
        Каким-то невероятным чудом, во время моего нелепого падения, я умудрился скинуть ребенка с шеи, вытянуть вперед руки, удерживая в них дочку, и осторожно приземлить ее на поверхность пола таким образом, что только несколько волосков слегка колыхнулись на ее голове во время падения.
        В итоге я лежал на животе. В моих глазах сверкал фейерверк звезд. В голове зазвенело, будто в ней вдребезги разбили бутылку. А левое колено словно вспыхнуло ядерным взрывом ослепляющей боли. И ударная волна от этого взрыва неистовыми волнами расходилась по телу, заставляя его содрогаться и корчиться в спазмах.
        Лежа лицом вниз, я открыл рот, чувствуя на губах подъездную пыль, и попытался судорожно вдохнуть. Но звенящая боль позволила мне сделать лишь крохотный глоток воздуха, сжав легкие и не отпуская хватку.
        Когда боль все же немного унялась, а звон в голове затих, я смог скинуть со спины рюкзак и услышать возле уха взволнованный и озабоченный шепот супруги.
        - …как ты… ну что же… ляля… больно… не сломал… нога… аккуратно…, - доносились до меня обрывки ее слов.
        А я с содроганием прислушивался к темноте, пытаясь угадать, выдал ли я нас орде своим грандиозным падением. Но к счастью, я не уловил каких-либо подозрительных шумов, которые бы свидетельствовали, что орда пробудилась. Тишина подъезда оставалась нетронутой…
        Следующие минут десять мы потратили, чтобы привести меня в относительный порядок. Мы убедились, что нога не была сломана, судя по тому, что немного передохнув, я смог встать на левую ногу и, чуть хромая, пройтись. Хотя, ощупав колено сквозь ткань штанины, я все же почувствовал, что коленная чашечка заметно распухала. И это меня не на шутку испугало!
        - Ничего. Мы дойдем до места и я разберусь с твоим коленом. Не переживай… - успокаивала меня супруга, заметив как сильно я был расстроен, понимая мою озабоченность тем, что в наших экстремальных условиях любые травмы, связанные с потерей мобильности, могут привести к самым плачевным последствиям.
        - Прости…, я такой неосторожный…, - я искал глазами глаза супруги, которая продолжала суетиться вокруг моей ноги.
        - ??????????????
        - Ты не виноват. Посмотри…, - ответила мне она и показала рукой на сорванный отрезок лестничных перил, а также на обломки пластика и стекла, лежащие разбросанными в углу, которых я только заметил, - это сломанный телевизор…, - добавила она и повернулась к младшей дочери, поправляя на ней одежду и убирая за уши выбившиеся пряди волос с ее лица.
        Посмотрев вверх, в сторону уходящей ввысь спирали лестничных пролетов, посреди которых зияла сплошная пустая дыра, заканчивающаяся где-то внизу, на первом этаже, потом на обломанный участок поручней, а также на кучу обломков, среди которых виднелись куски микросхем, я понял, что произошло. По неведомой причине кто-то когда-то скинул с верхних уровней телевизор, который рухнул на перила и проломил их, образовав брешь, а потом разбился на куски, часть из которых осталась на площадке. И вот много дней, а может недель спустя, следы чьей-то канувшей в лету драмы, привели к тому, что я почти сломал свою левую ногу…
        - Пожалуйста, будь осторожней… - супруга заботливо положила свою руку мне на плечо, подошла вплотную, повернув свое лицо к моему, а потом обняла, шумно и влажно выдохнув мне в шею. А рядом подошла старшая дочь, которая подняла на меня глаза и озадаченно тронула за штанину.
        Я пристыженно кивнул супруге в ответ, не найдя слов в оправдание, также обняв ее за худые плечи. И остро ощутил степень нашей уязвимости. То, насколько хрупким был некий мостик, отделявший нас, четверых, живых, чудом оставшихся целыми и невидимыми на фоне разразившегося мирового апокалипсиса, от полного краха и погибели.
        - Пойдем…, тут опасно…, - шепнул я супруге, отстранил ее объятия и принялся собираться в дальнейший путь, взвалив младшую девочку на шею и закинув за спину рюкзак.
        Как и уровнем выше, я снова подошел, хромая левой ногой, к закрытым створкам двери, за которыми скрывалась межквартирная площадка седьмого этажа, и также не заметил там ничего подозрительного…
        Ужин
        Когда мы спускались к площадке шестого этажа, то в сухой и прохладной подъездной тиши, я вдруг уловил слабое поскрипывание, доносящееся снизу. И тут же остановился, подняв руку вверх, показав супруге, шедшей за мной знак, что впереди может скрываться угроза.
        Всматриваясь в мрак, едва освещенный лунным свечением, я не заметил ничего подозрительного. Перед нами находился очередной выложенный плиткой квадрат с приоткрытыми створками дверцы, ведущей в межквартирный коридор с лифтами.
        «Так-таак-таак-таак-та-а-а-а-а-к…» - послышалось снова в тиши, на этот раз чуть громче, доказав, что ранее мне не послышалось.
        Я невольно поджал колени и пригнул спину, лихорадочно соображая о том, как поступить далее. В итоге, оставив родных на месте и спустив младшую дочь с плеч, я прокрался на площадку пятого этажа и на цыпочках подошел к неплотно закрытым створкам двери. Едва дыша от волнения и страха, я всмотрелся в стеклянный проем окошка и в черной густоте коридора заметил едва заметное движение теней. А также несколько пар желтых глаз, которые казались зависшими во мраке, в метре с лишним от уровня пола, похожие на огромных тропических мотыльков, чьи крылья, благодаря форфоризирующему эффекту, светятся по ночам и пугают заблудших путников.
        Одна пара «мотыльков» дернулась было в мою сторону и я обомлел от неожиданности, будучи уверенным, что меня раскрыли. Но «мотыльки» остановились на половине пути и застыли на месте, не «долетев» до дверцы, за которой я скрывался. А потом «мотыльки» принялись покачиваться из стороны в сторону, кружиться на месте и дергаться по сторонам.
        Пока нам везло. Патологически везло! Раз за разом. Мы будто шагали по самому краю бездонного, осыпающегося зыбкими краями обрыва, и оставались невредимыми. И я не мог избавиться от суеверного опасения, что сплошная череда удач рано или поздно прервется. Поэтому, не испытывая судьбу, стараясь не шуметь, я попятился обратно к лестнице.
        - Что там? - сдавленно прошептала супруга прямо мне в ухо.
        - Они… Быстро сматываемся отсюда! - ответил ей я, поднимая младшую дочь себе на плечи.
        В полном молчании мы спустились еще на один лестничный пролет вниз, отдаляясь все дальше от тварей, скрывавшихся в коридоре шестого этажа. Но стоило нам начать преодолевать второй пролет навстречу к площадке пятого этажа, как в гулкой подъездной тишине я услышал треск, который прозвучал будто яростным раскатом грома посреди спокойного летнего вечера. И к своему ужасу я понял, что источник внезапного шума находился прямо позади меня!
        Остановившись и обернувшись назад, я осмотрел супругу и старшую дочь, чьи округлившиеся от страха глаза поверх масок говорили сами за себя. Я опустил голову вниз и увидел источник проблемы. Левая ножка дочери была все еще поднята в воздухе, зависшая над раздавленным неосторожным шагом куском пластика. Вероятно отколовшегося от разбитого на этаже выше телевизора. Я сам не заметил его в темноте и чудом прошел мимо, не наступив. А дочери не повезло…
        Мы втроем застыли на месте, словно группа мраморных статуй, слушая как эхо от изданного обломком пластика треска затихает в лабиринте лестниц на самых дальних этажах подъезда, отражается от пустых бетонных стен и возвращается к нам обратно.
        И на этот раз наша выходка не прошла незамеченной.
        Содрогаясь всем телом, я услышал, что они проснулись! Завизжали. Заскрипели. Захлюпали. Зачавкали. На верхних этажах, успешно пройденных нами. Резкие оглушительные вопли мощными раскатами разбили бетонную подъездную тишину, оглушая мне слух и сотрясая сухой и прохладный воздух.
        Барабаны в моих ушах будто ждали своего выхода! Готовились к своей следующей сцене! Они немедленно громыхнули и часто застучали, снова пустив мое уставшее сердце в нервный галоп.
        Я затравленно осмотрелся вокруг в поисках новой идеи для спасения от нависшей угрозы. И мой взгляд снова упал на очередную двустворчатую дверцу на площадке пятого этажа, полную копию других, установленных на остальных уровнях дома, в том числе той, которая уже спасала нас ранее, позволив спрятаться за ней от тварей. На этот раз она была открыта настежь, словно гостеприимно приглашая нас себе в гости. А в черноте дверного проема я, как мне показалось, не заметил проклятых желтых «мотыльков», которые, впрочем, могли скрываться дальше, в глубине коридора. Но роскоши выбора у нас, к сожалению, не было. И мне опять пришлось поставить все фишки на «зеро», надеясь на лихую удачу, что коридор пятого этажа окажется «чистым».
        - Прячемся за дверями! - озвучил я план супруге, двинулся вниз и потянул семью за собой, слыша, как со стороны верхних этажей доносился частый топот множества звериных лап, шлепающих по подъездному кафелю, со стремительной быстротой и неумолимостью приближающихся к нам.
        Как и прежде, мы разделились. Супруга со старшей дочерью кинулись к правой створке дверцы. А я с младшей дочуркой - к левой.
        Рванув дверцу на себя, готовясь расположиться в узком пространстве между створкой и стеной, я вдруг увидел то, от чего волосы приподнялись на макушке моей головы. В закутке за дверью находился человек! Он сидел на полу, облокотившись спиной на стену, вытянув вперед ноги и низко опустив голову на грудь. Во мраке я не смог хорошо рассмотреть его и определить был ли человек инфицирован, обращен или вовсе мертв. И у меня на это не было времени.
        Так что подавив отвращение и инстинкт самосохранения, выставив вынужденные приоритеты между двумя угрозами, и снова понадеявшись, что удача не отвернется от нас, я прошел вперед и расположился в закутке, поставив свои ноги между ногами бедняги и прижавшись к стене, вплотную приложив свою задницу к его голове.
        - ??????????????
        Зажмурив глаза, я ждал, что тот тип вот-вот «проснется», оказавшись «обращенным», поднимает свою голову и вопьется мне клыками в ягодицы, услужливо выставленные прямо перед его мордой, будто праздничный ужин на сервировочной тарелке. Но лукавая удача вновь не оставила меня на произвол судьбы. Мужик продолжал сидеть без движения. И судя по холодку, который я чувствовал своими «булками», я решил, что человек был мертв…
        Тем временем, шум от бегущих по лестнице вниз тварей приближался. Скуля и поскрипывая, будто голодная стая волков, они неслись к нам, скользя по кафелю, и через считанные секунды оказались на площадке пятого этажа…
        Сосед
        Как мне казалось, их было трое. Судя по издававшимся звукам, первый добравшийся до нашего укрытия остановился в проеме двери, между двумя створками, за которыми мы пряталась. Его пасть хищно щелкала в считанных десятках сантиметрах от нас, на противоположной стороне от тонкого слоя металла. А я мог лишь надеяться на то, что он не расслышит стук моего сердца, которое, как мне казалось, гремело на весь подъезд.
        Дочь на моих плечах сидела тихо, не издавая ни звука. Но судя по тому, как сильно она сдавливала ножками мою шею, я смог понять, что несмотря на малый возраст, она все же осознавала опасность ситуации, в которой мы находились. И вела себя соответственно. Решив все же убедиться, что дочь в порядке, я поднял руку и нащупал ее липкие ручки, одной из которых она цеплялась за мои волосы, а другой удерживала и прижимала к себе плюшевую игрушку.
        «Молодец…» - подумал я и опустил руку вниз.
        Случайно, по неосторожности, пальцем я задел маску, натянутую на лице, смахнув ее в сторону и обнажив одну ноздрю. И в нос тут же ударила интенсивная аммиачная вонь. То ли от бедняги, сидевшего на полу подо мной. То ли от преследовавших нас тварей. То ли от обоих одновременно. Я осторожно поправил маску и снова облачился в слух, прислушиваясь к шумам, доносящимся от преследовавших нас существ.
        Тем временем, невидимая мне лапа скрипнула по кафелю. Потом снова. Будто существо осматривалось по сторонам в поисках добычи. А к тому времени первого нагнали еще двое. Они встали возле сородича, также щелкая зубами и утробно поскрипывая. А после, к моему ликованию, они все двинулись дальше, в сторону межквартирной площадки. И из глубины коридора послышалась их звериная возня, как они рыскали по помещению, наталкиваясь друг на друга, шумно вдыхая воздух и шлепая лапами по полу.
        Если бы не труп, лежащий у моих ног, я бы смог осторожно развернуться и сквозь щель между створкой двери и наличником разглядеть происходящее за спиной, определить чем заняты твари и, возможно, найти подходящий момент, чтобы выйти из укрытия и увести семью дальше, по лестнице вниз.
        Но возня то отдалялась, то приближалась. Твари шлепали по полу, натыкались на двери квартир и лифтов, а я все не решался действовать, при этом ощущая, как все сильнее ноет и распухает поврежденное колено.
        Наконец, я услышал, как позади меня нечто щелкнуло и стукнуло. И в этих звуках я узнал щелчок разблокированного замка и открываемой настежь двери, которая стукнулась внешней стороной о стену. А после шум возни отдалился настолько, что я почти перестал его улавливать.
        «Неужели они смогли открыть дверь одной из квартир?» - спросил себя я, недоумевая неожиданной сноровке тварей, чей разум, как мне казалось, не превосходил интеллекта дворовой собаки, в отличии, впрочем, от того существа, который умудрился пролезать к нам с дочерью в сознание, вступая с нами в диалог и пытаясь выведать наше местоположение.
        Как бы то ни было, подьезд снова окутала спасительная тишина, и препятствий к тому, чтобы продолжить побег более не оставалось. Поэтому я, подождав еще несколько секунд и окончательно убедившись в том, что твари оставили нас, оторвал свою задницу от головы лежащего под ногами мужика и двинулся прочь из укрытия.
        Но стоило мне пошевелиться, как я ощутил под собой движение!
        А потом нечто холодное коснулось моей лодыжки!!!
        Одним стремительным прыжком, игнорируя меры предосторожности и забыв, что держал на шее младшую дочь, я выскочил из закутка, ожидая, что на меня тут же набросится внезапно оживший труп. Я выхватил из-за ремня биту и встал в боевой стойке, готовясь отразить нападение. Однако нападения не последовало. Из закутка за дверцей торчала лишь пара обутых в резиновые сланцы ног.
        Я решился включить налобный фонарь. Отрегулировав его яркость до минимального значения, я направил луч света на лежащее за дверью тело.
        В темноте, освещенной лишь светом луны, проникающей сквозь небольшую форточку под потолком, я ранее не смог тщательно разглядеть лежащего. Но теперь, в свете фонаря, для меня открылась полная картина.
        Я не ошибся. Это был действительно мужчина. Средних лет. Возможно, одного со мною возраста. В порванных по городской моде джинсах и оранжевой хипстерской худи с веселым орнаментом на груди. И в резиновых сланцах на босую ногу. А за спиной у мужика виднелся полупрозрачный пакет, набитый бытовым мусором, которого я ранее не заметил.
        «Божечки мои! Так тебя застал апокалипсис в тот момент, когда ты выбрасывал мусор что-ли?» - мрачно усмехнулся я про себя, представляя обстоятельства, при которых бедняга оказался за этой дверью и в подобном виде.
        Когда я направил луч фонаря на лицо мужика, то заметил, что его кожа была неестественно землисто-серой, покрытой слоем слизи и словно нитями паутины, а на щеках и лбу резко выделялась сетка лиловых вен. Он не выглядел так, как выглядели остальные «обращенные» существа, напоминающие своим жутким видом увеличенных в десятки раз канализационных крыс, полностью потерявших прежний человеческий вид. Он все еще выглядел человеком. Но процесс необратимой мутации все же был заметен невооруженным глазом. Помимо серого цвета лишенной жировой прослойки кожи и лиловых выступающих вен, его лицо начинало заметно деформироваться. Челюсть принялась выдаваться вперед, по-звериному вытягивались назад скулы, а пальцы на руках неестественно удлинялись и искривлялись, становясь похожими на суставы звериных лап. Те пальцы, которые, как я был уверен, коснулись моей лодыжки несколько секунд тому назад…
        - ??????????????
        А потом он открыл глаза… Сначала на ширину едва заметной щелочки. А потом шире. Все еще человеческие глаза, лишь слегка подернутые желтоватым свечением.
        «Надо обработать задницу на штанах спиртом…» - подумал я, вспоминая, что вплотную контактировал с зараженным, прислонившись задней точкой к его голове и, вероятно, перенеся опасные «бациллы» себе на одежду.
        Готовясь отразить атаку, я было занес биту высоко над головой. Но стоило мне заметить, как тот едва поднял правую руку, на несколько сантиметров над полом, и обессиленно опустил ее снова, я осознал, что опасаться мне его не стоит. По крайней мере пока процесс «обращения» не был завершен окончательно.
        Он открывал и закрывал глаза, фокусируя взгляд на мне, теряя фокус и находя его снова. И было ясно насколько серьезные усилия ему приходилось прилагать, чтобы совершить даже малейшее движение.
        Потом он открыл рот и попытался сказать мне что-то, шевеля своими высохшими губами.
        Я не смог его расслышать. И ощущая как во мне борятся с одной стороны брезгливость и чувство самосохранения, а с другой - сочувствие и любопытство, я придвинулся к лежащему мужику немного ближе, при этом не опуская биту и стараясь не терять бдительности.
        - …умммбииеййии…, - снова пробормотал он сухим ртом.
        - Он говорит - «убей», - неожиданно послышался голос супруги.
        Она стояла позади меня. Я не заметил, как как они со старшей дочерью вышли из укрытия и все это время наблюдали за нами.
        - Убей его…, пожалуйста. Так нельзя… Он страдает… Отдай мне лялю. Мы спустимся вниз, а ты убей… И выключи фонарик… Нас заметят, - сказала она тихим и ровным тоном, скорбно подняв брови «домиком»
        Она помогла спустить младшую дочь с плеч и потом увела девочек к лестнице ведущей вниз, отворачивая рукой лицо старшей дочери, которая все смотрела, не отрываясь, на лежащее в углу тело, умоляющее закончить его страдания.
        У меня в руках была крепкая деревянная бита. Я прикладывал ее к несчастному, выбирая самый, по моему мнению, действенный и бесшумный способ убийства. К изможденному лицу. К впалой груди. К животу. А он все смотрел на меня, следя взглядом за моими глазами и движениями рук. Мне было тошно и противно от его взгляда. И я сокрушался и возмущался о том, что он смотрел на меня вот так!
        Что он хотел сказать мне этим своим взглядом?!!
        Зачем он делал мою участь еще более сложной, какой она и без этого являлась?
        Впрочем, я уже убивал. Того «обращенного» младенца в одной из квартир. Его звали - «Артем». Но то было другое… Тот уже стал тварью. И глаза его были желтыми-желтыми, будто в них разлился яичный желток. Глаза того младенца были к тому времени уже не человеческими, а звериными… А с этим мужиком получалось совершенно другое…
        Будто прочитав мои мысли, бедняга наконец закрыл глаза и затих, ожидая расправы, которая бы избавила его от страданий.
        Осознавая, что чем дольше я тяну время, тем больше мучений я приношу и себе и несчастному, я решительно взялся двумя руками за рукоять биты, прицелился обратной стороной к участку шеи, чуть ниже выступающего кадыка, и весом всего тела принялся давить.
        Тонкая кожа на его шее на удивление легко прорвалась, выпуская наружу потоки лиловой крови. А бита податливо, без труда преодолевая сопротивление ослабевшей плоти, вонзалась в горло. Все глубже и глубже…
        Он было вскинул руками и ногами. И дернулся телом. А потом снова открыл глаза и посмотрел на меня долгим стекленеющим взглядом.
        - …спссиппоо…, - захлебываясь в крови прохрипел он, а я поспешил отвернуться от него и присоединиться к родным, которые ждали меня на лестнице.
        По пути я решил оставить биту, на добрую половину длины испачканную кровью несчастного.
        Оставшийся путь до первого этажа мы преодолели без происшествий. Мы шли молча и быстро, насколько мне позволяло раздувшееся и ноющее колено. А супруга не задала мне ни одного вопроса о случившемся.
        Я шел вперед, поглаживая крохотную ножку младшей дочери, болтающуюся возле моего лица. Ощущал а руке теплоту ладони старшей. Слышал дыхание любимой супруги, шедшей за мной. И говорил себе, что только это имело значение. Только мы. Только наши теплые и живые тела. Дыхание наших легких. Биение наших сердец.
        А не тот. Мертвый. С серой полупрозрачной кожей. Покрытый вонючей слизью. С пробитым насквозь горлом.
        Ведь он - на той стороне, где царит мрак и смерть. Вместе со всеми остальными тварями. А мы - на этой! И пусть так будет всегда! И если мне придется убивать ради этого, я буду это делать. А мои руки будут крошить и кромсать, рвать и метать, стрелять и рубить, только для того, чтобы подобный «статус-кво» оставался неизменным.
        Достигнув цели, я толкнул от себя подъездную дверь, ведущую во двор.
        Стоило мне приоткрыть створку, как свежий воздух августовской ночи дыхнул прохладой в мое разгоряченное лицо.
        И ощутив его на коже, мне стало намного лучше…
        Двор
        Однако стоило мне оказаться на улице, впервые за много дней, как словно для страдающего агорафобией, открытое пространство вдруг стало давить на меня и пугать. Луна, освещавшая ранее наш путь по лестнице вниз, внезапно пропала, спрятавшись за сплошную пелену туч, будто солдат оставивший пост, стоило закончиться времени караула. И черная смоль глубокой непроглядной ночи разлилась в прохладном воздухе, такая плотная и всеобъемлющая, опасная и тревожная, что мне захотелось снова оказаться посреди твердых стен, на которые можно было облокотиться и за которыми можно было спрятаться.
        Пожар, полыхавший на крыше нашего дома, к тому времени погас, и перестал освещать оранжевым пламенем округу. А его наследием оставался лишь осыпающийся нам на голову пепел и изредка налетавший запах гари.
        Ветер гонял по двору освежающий воздух нервными рывками, одергивая нас за одежду, словно опытный аниматор в старомодной комнате страха, который хватает проходящих по темному коридору посетителей за рубашки, вытаскивая в нужный момент из скрытой щели руку и вызывая у клиентов ожидаемые всплески испуганных визгов. А три высоких дома, возвышающихся исполинскими стенами, глядели на нас сотнями чернеющих глазниц окон, будто мифическая гидра, за каждой из которых, как мне казалось, скрывались враждебные нам силы.
        Темные силуэты припаркованных автомобилей, дворовой беседки, скамеек и уличных фонарей также выглядели устрашающе, словно прятали тварей, следящих за нашими движениями и готовящихся к нападению. Однако на поверку, желтых светящихся пар глаз нигде не было видно. И двор, несмотря на мои опасения, оказался чист.
        Держась как можно ближе к стене дома, мы быстрым шагом шли к цели. Мимо темных провалов подъездов, огибая выступающие на узкий тротуар лестничные выходы и торчащие металлическими остовами мусорные урны.
        По пути нам изредка попадались на глаза лежащие на асфальте придомовой дороги, на детской площадке и между беседками темные бесформенные пятна и кучи. Спасительный мрак не позволял рассмотреть их в деталях. Я и сам старался не вглядываться и отворачивал лицо младшей дочери в сторону, зная о том, чем те кучи являлись. Однако обходя их стороной, несмотря на плотный материал лицевой маски, закрывающей рот и нос, я все же улавливал от них тяжелый трупный смрад разлагающейся человеческой плоти. И торопился дальше, прочь от жуткого зрелища, опасаясь, что старшая дочь, идущая следом, начнет задавать ненужные вопросы или сама догадается обо всем. Я тянул ее за собой, крепко держа за руку, изредка ощущая ее сопротивление, когда она пыталась затормозить и обратиться ко мне с расспросами. Однако я неумолимо продолжал идти вперед, не сбавляя темп и не обращая внимания на пульсирующую ноющую боль в распухшем колене.
        Сплошная вереница автомашин, которыми был заставлен придомовой проезд, вызывал мои самые серьезные опасения. Ведь мы были зажаты в узком пешеходном проходе между сплошной махиной жилого дома с одной стороны и железными боками автомобилей с другой. И каждый темный автомобильный салон мог скрывать в себе угрозу в виде притаившихся в них тварей, ожидающих, пока мы поравняемся с автомашиой, чтобы неожиданно накинуться и разорвать нас. Окна нескольких седанов были разбиты. А дорожка, по которой мы шли, местами была усеяна стеклянной крошкой, которая громко и предательски хрустела под нашим ногами.
        Проходя мимо огромного роскошного внедорожника, сияющего новой красой и хромированными деталями кузова, я отметил, что его дверь с противоположной от нас водительской стороны была выломана и торчала полуоткрытой, слегка покосившись на креплениях, а за рулем виднелся темный силуэт. Казалось, что водитель решил лишь немного передохнуть, положив руки на руль и опустив вниз голову. Заметив эту картину, я притормормозил, всматриваясь в салон и определяя стоит ли нам готовиться к нападению. Но стоило мне приблизиться, как мне стали видны рваные раны на спине и на руках сидящего в салоне человека, а также синюшный цвет кожи на его вздувшихся от трупного гниения руках.
        - Папа! Там… это… - возбужденно прошептала старшая дочь, сжимая мою ладонь, пытаясь высказать свои опасения от увиденного. Я обернулся к ней. Она же смотрела в сторону внедорожника, на сидящую в водительском кресле фигуру. И ее глаза, широко раскрытые и часто хлопающие, говорили за нее лучше любых слов.
        - Отвернись. Смотри только вперед, - резко оборвал ее я и дернул вслед за собой.
        Пройдя еще дальше и поравнявшись с первыми подъездами дома, я издалека заметил еще одно препятствие. На сетчатом козырьке, который обрамлял периметр дома на уровне высоты второго этажа и защищал пешеходов от падения предметов с этажей выше, лежало еще одно тело, которого я ранее не замечал с моей точки обзора на балконе двенадцатого этажа. Тело было небольшим, вероятно принадлежащим ребенку. Оно лежало поперек козырька, так что тонкая ножка немного выглядывала за край. А на бетонной дорожке, прямо под телом, виднелась огромная темная клякса, видимо пятно от крови, которая долгое время стекала вниз и разлилась почти на всю ширину прохода. И в темноте, сквозь промежутки между звеньями сетки, я смог разглядеть, что упавший лежал вниз головой. То есть, если бы мы продолжили идти заданным путем, то вынуждены бы были пройти непосредственно под телом, и, возможно, увидеть его обезображенное лицо.
        За доли секунд приняв нужное решение, я сменил маршрут и двинулся в обход, решив по подъездной дороге обогнуть нежелательное место. И был готов к вопросам и протестам со стороны супруги. Однако семья никак не отреагировала на новый маневр и молча последовала вслед за мной.
        - ??????????????
        Шаг за шагом мы приближались к заветной цели, к продуктовому магазину на первом этаже соседнего дома, стоящего лицом к нам, который едва различался в темноте, лишь поблескивая случайным отражением на стеклянной двери, которая, как я помнил, была там и ждала пока мы доберемся до нее. Подойдя еще ближе я начал различать очертания броской вывески, некогда ярко освещенной изнутри неоновыми лампами, а теперь навеки погасшей. Пять изогнутых пальм в круге на фоне очертаний тропического острова и замысловатый вензель названия. Вывеска, нелепо смотревшаяся на фоне окружающего запустения, как бледный призрак ушедшей в лету прежней жизни.
        Когда мы приблизились к магазину вплотную, то мой тревожный блуждающий взгляд вдруг выхватил мимолетное движение в одном из окон дома, на первом этаже которого был устроен магазин. В окне третьего этажа мне показалась фигура. Она скользнула на фоне шторы и отошла в глубину комнаты. А после снова показалась. При этом я не останавливал шаг и продолжал пробираться вперед, ведя семью за собой, решив, что если начну медлить, то лишь усугублю ситуацию, учитывая насколько мы были уязвимы, на открытом пространстве, с двумя крошками-девочками и без готового оружия в руках.
        Когда до магазина оставалось лишь несколько метров и от него нас отделяло лишь полотно подъездной дороги, я снова посмотрел вверх, проверяя не стал ли я жертвой обмана зрения. Но снова заметил его. Совершенно четко. На фоне светлой занавески. Он оставался в пределах моего обзора лишь секунду перед тем, как я подошел вплотную к дому. Но этой секунды мне хватило, чтобы узнать в той фигуре своего старого коллегу по работе…
        Магазин
        Несмотря на мрак, я был уверен, что не ошибся и это был он. И, как мне показалось, он не был заражен. Я теперь вспомнил, что квартира, где он жил со своей семьей, находилась именно в этом доме, в крайнем подъезде справа, на третьем этаже. Еще я вспомнил одну из наших последних с ним встреч. В конце мая, когда я, он и наша общая подружка выпивали в салоне его автомобиля, обсуждали последние офисные сплетни и наслаждались общением друг с другом. В тот день я им двоим рассказал свою историю, спонтанно, спутанно и эмоционально, как смог… Они мне не поверили. Приняли мои россказни за безумный бред. Проигнорировали мои предостережения. А я после пожалел, что раскрыл свои знания без какой-либо от этого пользы.
        Что теперь стало с нашей гордой и принципиальной подружкой? Я хорошо помню, какой модницей она была и как тщательно относилась к своему внешнему виду, для каждого рабочего дня подбирая уникальный ансамбль из сотни платьев и тысяч единиц аксессуаров, имеющихся в ее огромном гардеробе. Выжила ли она, заперевшись в своей квартире? Одинокая в нашем городе, без близких родственников, которые бы могли помочь ей в критической ситуации. Или она заразилась и примкнула к орде, и теперь «обращенная» рыщет по городу в поисках жертв, чтобы насытить животный неутолимый голод?
        А что стало с парнем? И с его семьей? Я знал его супругу и трех детей, возрастом чуть младше наших. И как-то гостил у них дома. В просторной светлой квартире, купленной в ипотеку и обставленной новой мебелью, заказанной из каталога Икеа. Его старшая дочь дружила с моей старшей. Маленькая, бойкая, говорливая и неугомонная кроха, сводившая с ума родителей своей бьющей через край энергией. Наши дочери часами могли носиться по двору, увлеченные детскими играми, вовлекая в забаву целую толпу других детей. А его супруга - худая, бледная, всегда выглядевшая чуть уставшей девушка, не отрывающая голову от Инстаграма? Что стало со всеми ними?
        Неоднозначным было впечатление, которое произвела на меня знакомая фигура коллеги в окне. Будто он давно заметил меня и следил за нашими перемещениями. Но в тот момент, когда и я заметил его, то он уже отвел глаза от нас и смотрел тогда в сторону, словно задумавшись о своем.
        Мне захотелось было вернуться назад, снова отыскать коллегу в окне и попытаться поговорить с ним, выяснив как он смог пережить катастрофу и в порядке ли его семья. Но после я решил, что это было бы неразумно, так как каждая лишняя минута, которую мы проводили на открытом пространстве, увеличивала для нас степень риска быть обнаруженными.
        Так что не рассказав супруге о странной встрече и пообещав себе подумать о новом обстоятельстве позже, я спустил рюкзак со спины и младшую дочь с плеч, и принялся осматривать стеклянную дверь магазина, сквозь которую виднелись очертания помещения торгового зала.
        - А вдруг там…, внутри кто-то есть? - прошептала супруга и вплотную приблизила лицо к стеклу, пытаясь лучше рассмотреть обстановку в магазине.
        - Мы никогда не узнаем точно, пока не зайдем внутрь, - ответил ей я, схватившись рукой за ручку двери, дернув ее на себя и обнаружив, что дверь была закрыта, чему, впрочем, я совершенно не удивился.
        - Что теперь? - жена тронула меня за руку и вскинула брови, не обращая внимание на младшую дочь, которая терлась об ее ногу, просясь матери на руки.
        - Буду ломать стекло.
        - А если услышат…?
        - У тебя есть другие предложения? - раздраженно прошипел в ответ я, чувствуя, что наше промедление становится все более опасным, а супруга совершенно не помогает и лишь задает нелепые вопросы, мешающие мне действовать.
        - Хотя бы включи фонарь! - она кивнула головой в сторону темнеющего за дверью помещения и я признал, что ее совет был дельным.
        Неожиданно яркий после долгого нахождения во мраке луч фонаря послушно вырвался из круглого сопла и выхватил из черноты хорошо мне знакомые фрагменты обстановки магазина. Слева показалась кассовая стойка, заваленная мелкими сладостями, жвачками, зажигалками и другим мелким товаром, что всегда раздражало меня тем, что этот хлам занимал почти все пространство столь нужное для укладки покупок в сумки. За кассой на стене виднелись ряды с разноцветными пачками сигарет и новомодными устройствами нагрева табака, от вида которых мне захотелось курить и, будто по велению рефлекса собаки Павлова, во рту собралась слюна, которую я с трудом сглотнул по пересохшему горлу. Напротив виднелась стойка с пачками и бутылями с чаем и кофе. А справа - стеллаж с игрушками и сладостями.
        Похоже, что ничего не изменилось в магазине с того дня, когда я в последний раз покупал для семьи продукты. Товар был аккуратно разложен на полках. Не видно было следов запустения или борьбы. И если на секунду забыть о том хаосе, в котором погряз окружающий мир, то могло показаться, что стоит дождаться утра, как появятся продавщицы, включат в зале свет и начнут очередной трудовой день.
        Однако стоило мне скользнуть лучом фонаря по полу, так в проходе, который вел вправо в сторону невидимой с моей точки обзора основной части торгового зала, я заметил валяющуюся стеклянную банку. Она лежала на боку расколотая пополам, и ее содержимое, вроде похожее на маринованные огурцы, разлилось широкой мокрой лужей.
        «Рано радовался…», - с горечью сказал я сам себе, осознавая, что та разбитая банка, лежащая на полу, означает, что нам нельзя терять бдительности и что в магазине может быть опасно.
        Как я не старался высветить чуть больше в пространстве торгового зала, обустроенная в форме лабиринта форма помещения не позволяла мне этого сделать. И убедившись, что другого выхода у меня не оставалось, я решился, не взирая на возможно скрывающуюся внутри магазина опасность, выломать стеклянную вставку в двери и через образовавшийся проем забраться внутрь.
        - ??????????????
        Я много раз видел, как ломают стекла в кино. Сильные и волевые мужики - герои боевиков одним четким ударом локтя выбивали преграду, и под восхищенный взор очаровательной спутницы, без какого-либо затруднения оказывались в нужном месте.
        - Что ты делаешь? Ты же порежешься! Сначала нога, теперь, вот, решил и руку повредить! Подожди… - недовольно заверещала супруга, не признавая во мне героя боевика, увидев как я опрометчиво подставляю локоть к поверхности стекла. Она наклонилась к рюкзаку и принялась копаться в нем, а после вытащила наружу плотный шерстяной свитер, - оберни им руку…, - протянула она его мне.
        - Спасибо, - пристыженно буркнул в ответ я, понимая, что зря жаловался про себя на нерасторопность супруги и насколько нелепо выглядел я в ее глазах, собираясь ломать стекло почти голыми руками.
        Накрутив толстую ткань вокруг правой руки, начиная от кисти и до плеча, я удобно пристроился к двери, замахнулся и ударил локтем в стекло, ожидая, что оно тут же рассыпется. Однако в ответ раздался лишь глухой стук, а стекло оставалось невредимым. Я долбанул еще пару раз, до боли в локте, несмотря на защитный слой ткани, обернутой вокруг руки. Но преграда опять не поддалась, будто оно было сделано не из хрупкого стекла, а из твердого металла.
        Я продолжал стучать, в промежутках между попытками пугливо озираясь по сторонам и всматриваясь в темноту торгового зала, каждую секунду ожидая, что звук моих неумелых ударов привлечет внимание и на нас вот-вот нападут. Но удача все же не оставляла нас, неким чудесным образом прощая нам ошибки и раз за разом позволяя выскакивать невредимыми из очередной ловушки или затруднительной ситуации.
        Однако несмотря на мои отчаянные усилия, стекло все же оставалось целым.
        - Оно, наверное, армированное…, - тяжело дыша пожаловался я жене, которая стояла рядом, скомкав лоб озабоченными складками, вскинув «домиком» брови и по-детски зажав кулаки, будто от этого мои усилия оказались бы более эффективными.
        И тут я услышал, как позади нас, вдалеке, со стороны нашего подъезда, в прохладной тишине, к которой мы успели привыкнуть, раздался скрипучий вопль.
        «Так-таак-таак-таак-та-а-а-а-а-к…», - прокатилось эхом по колодцу двора между домами.
        Взглянув назад, на темнеющий массив здания, я ощутил как от страха немеют кончики пальцев на моих ногах.
        «Так-так-так-так-таак-таак-таак-та-а-а-а-а-к…», - раздалось снова, еще громче и протяжнее, снова всполошив оркестр из тревожных барабанов у меня в ушах.
        - Ломай ногой! - взволнованно прохрипела супруга и я немедленно принялся выполнять ее приказ.
        Скинув с руки ненужный мне более свитер, я поднял правую ногу в тяжелом ботинке, перенеся вес тела на левую сторону, спровоцировав вспышку боли в опухшем колене, повернул подошву обуви напротив нужного фрагмента двери и резко ударил вперед. Однако стекло лишь снова издало глухой стук и не поддалось.
        - Боже! Да что же ты!!! Ломая же ее! Ломай!! - взвизгнула супруга, когда в плотном окружающем нас мраке снова раздался скрипящий вопль, на этот раз намного ближе, чем прежде.
        Собрав оставшиеся силы, я в отчаянии снова занес ногу вверх и, не надеясь на успех, долбанул по стеклу…, которое наконец издало долгожданный треск и сверкнуло в темноте образовавшейся трещиной.
        Через считанные секунды проход был свободен. Я отбросил в сторону осколки стекла и торопливо забросил в помещение рюкзаки, пролез вперед первым, принял детей и дождался, пока супруга также окажется с нами.
        - Надо закрыть ставни! - тяжело дыша обратилась ко мне она, выпрямившись во весь рост и кивнув в сторону цепочной веревки, которые виднелась на стене, справа от двери, которую я никогда не замечал, но которая не обошла внимание супруги.
        Дрожащими руками я схватился за цепочку и потянул ее вниз, удивившись насколько легко поддается моим манипуляциям сложная и массивная конструкция. Под низкое утробное урчание, тяжелые рольставни послушно опускались с наружней стороны от входной двери. И дернув за цепь еще несколько раз, я захлопнул ставни окончательно, обеспечив защиту нашего нового убежища от тварей, скрипящих снаружи.
        Несколько секунд мы стояли молча, прислушиваясь к окружающему пространству, привыкая к новой обстановке, нервно оглядываясь по сторонам.
        Помня о верном способе проверить безопасность помещения, я стащил с носа маску и глубоко втянул воздух торгового зала.
        В нос немедленно ударил тяжелый неприятный запах, в котором я признал смрад от испорченных продуктов, гниющих в оставленных без электричества холодильниках мясных полуфабрикатов и покрытых плесенью фруктов и овощей.
        А еще, к огромному своему сожалению, я уловил тошнотворно-сладковатый «аромат» аммиака…
        Шоколад
        - Смотри! - чуть слышно просипела мне в ухо супруга, показывая рукой на разбитую банку с огурцами.
        - Я видел… Оставайтесь тут…. Я проверю…, - шепотом ответил ей я, озираясь по сторонам и прислушиваясь к тяжелому, будто мешок с мокрым песком, безмолвию помещения.
        - Пожалуйста, осторожно! - взмолилась она, опускаясь на корточки, сползая по краю кассовой стойки и притягивая к себе обеих девочек, - ты думаешь тут кто-нибудь есть?
        - Я думаю, что да.
        - О боже! Ну сколько можно? Я не могу больше так! Я устала! Что они от нас хотят? Что мы им сделали?
        Ее лицо скривилось в жалобной гримасе, внутренние края век приподнялись, а внешние опустились, сделав ее глаза похожими на две горестные запятые. Ее руки нервно теребили складки на куртках девочек, будто две пойманные в капкан куропатки, тщетно пытающиеся вырваться из ловко выставленной западни. А кончик нос заметно подрагивал.
        У моей Немезиды начиналась истерика. И я не мог на нее за это быть в обиде. Она держалась всю эту бесконечную кошмарную ночь достойно и выдержала ее почти до конца. Да я и сам был настолько вымотан и растерзан переживаниями, что происходящее начало казаться мне смутным сном, липким нереальным кошмаром, когда ты знаешь, что спишь, но проснуться не в силах. Голова моя гудела и разрывалась в висках спазмами. Зияющий пустотой желудок болезненно пульсировал, а печеночная желчь будто прожигала стенки брюшины и то и дело отдавала в пищевод неистовой изжогой.
        На одну предательскую долю секунды, когда я смотрел на отчаявшуюся супругу, сжавшуюся передом мной в трусливый комок, я подумал, что бороться дальше бессмысленно. Что по своей сути, даже не важно, смогу ли я и на этот раз избавить нас от участи быть съеденными тварями. Все равно нам не выжить. Без проверенного и надежного убежища. Вынужденные бежать из обжитой квартиры навстречу пугающей неизвестности. Ведь рано или поздно удача отвернется от нас. Или попросту я промахнусь, не смогу бежать, тащить и толкать, как меня заставляет нужда. И я не смогу больше бороться. Не важно - сегодня, завтра или послезавтра, но наша участь предрешена. Так стоила ли игра свеч? Нужно ли продолжать терпеть и ползти, выжигая нервы и вытягивая жилы? И мучать себя, жену и детей?
        И тут младшая дочь отвернулась от матери, подняла на меня голову, поправила плюшевую единорожку, спрятанную за пазухой и хрупким пальчиком крохотной ручки прикоснулась к моему опухшему колену.
        И тонким, едва слышным голоском спросила.
        - Папа-а-а! Тебе больно?
        Я посмотрел на нее, освещенную лучом налобного фонаря и некоторое время не понимал о чем она спросила, будто рассматривал инопланетянина, обращающегося ко мне на неком неземном языке. А когда понял, то мне стало стыдно за свою слабость. За то, что маленькая четырехлетка умудрялась переносить вызовы сегодняшней ночи и при этом не забывала побеспокоиться о родителе. А мы с женой, два взрослых лба, ответственных за жизни детей, позволяем себе истерить и опускать руки.
        - Все хорошо, моя сладкая ляля. Папа твой в полном порядке, - ответил ей я и после перевел взгляд на супругу, которая, как мне казалось, испытывала то же самое чувство неловкости за допущенное малодушие, которое будто окатило нас ледяной водой, заставив немедленно прийти в себя.
        - Мы будем ждать тебя здесь. Иди и проверь все… - лицо супруги оправилось, оставив на месте только привычные «домики» бровей и тревожные складки на лбу.
        Я кивнул ей в ответ. Поворачиваясь по сторонам, я попытался найти подходящий предмет, который можно было использовать в качестве оружия, взамен оставленной в подьезде биты. О том, чтобы вытащить «на волю» ружье речи быть не могло. Ведь я понимал, что стоило мне пальнуть из него хоть раз, так грохот выстрела немедленно привлечет к нам рыскающую в поисках нас орду тварей.
        И тут мой взгляд упал на нишу слева в углу, перед кассовой стойкой, прямо под полками с кормом для домашних животных. Ниша была заблокирована «колодой» из магазинных тележек, вложенных одна в одну. И возле самой стены, за тележками, я рассмотрел очертания длинной деревянной палки.
        Стараясь не греметь колесами тележек, я передвинул их в сторону, освободил доступ к интересующей меня нише, протянул руку и достал швабру. Добротную, с толстой увесистой ручкой, в отличии от современных пластиковых аналогов. И взвесив ее в руках, приготовился выдвигаться на исследование торгового зала.
        - Давай я пойду с тобой? - послышался шепот супруги, которая к тому времени сумела окончатлеьно прийти в себя и настроиться на последний рывок перед тем, как мы наконец сможем передохнуть после бессонной ночи.
        - Нет. Как ты оставишь одних детей? - ответил вопросом на вопрос я. Она же не решилась со мной спорить и лишь крепче притянула к себе девочек.
        - Мама, можно Киндер-сюрприз? - послышался неожиданный вопрос старшей дочери, которая через плечо тянула руку к стенду, заполненному рядами сладостей.
        - Милая, потерпи пожалуйста, нам нельзя шуметь, детка…, - терпеливо ответила мать отдергивая руку дочери от любимого лакомства.
        Мой же пустой, истерзанный голодом желудок в очередной раз взвыл утробным ревом.
        - Мама, давайте все поедим немного шоколада. Что-то намного лучше Киндер-сюрприза. Чуток сахара для энергии нам сейчас не повредит, - предложил я и достал с полки знакомую синюю плоскую упаковку.
        - ??????????????
        Раскрыв лакомство без лишних шумов и хлопот с оберткой, я поделил плитку на четыре части и раздал каждому члену семейства по положенному кусочку. Дети не стали капризничать и требовать свое, а послушно приняли шоколад из моих рук.
        Теплая, терпкая, приторная сладость мягко таяла на моем языке, заполняя рот и обволакивая небо. Никогда, даже в самом раннем детстве, я не был большим фанатом шоколада, предпочитая другие разновидности десертов. Но я помнил, как однажды, во время долгого похода в горы, когда запас сил моего организма иссякал и энергии подниматься по склону не оставалось, мне помог оживиться темный шоколад, предложенный одним из друзей. Вот и сейчас, стоило сладкой приторной патоке добраться до моего страждущего желудка, впитаться в кровеносную систему и добраться до мозга, как фокус в глазах усилился, сознание прояснилось и мышцы тела, как казалось, принялись сжиматься и разжиматься намного легче, чем прежде, выполняя требуемые движения.
        Покончив с шоколадом и перед тем как начать исследовать пространства магазина, я лучом фонаря прошелся по белому потолку, обустроенному квадратами фальш-перекрытий и оборудованному неработающими сейчас лампами дневного света, думая о том, что все что находилось ниже представляло собой лабиринт из торговых рядов, которые могли бы с легкостью скрывать в своих недрах смертельную для меня опасность.
        Все что я мог предпринять, чтобы подготовиться к сложной задаче, так это закрыть глаза и попытался представить в воображении схему расположения тех рядов, чтобы быть готовым к нападению и постараться не оказаться застигнутым врасплох.
        Магазин был небольшим, площадью квадратов в сто, с тремя продольными рядами, плотно заставленными полками с провизией. С двумя входами у противоположных стен дома, обеспечивающими сквозной проход для покупателей. И теснота помещения, сложный план расположения торговых рядов, а также неизвестность относительно того, как обстоят дела со вторым входом, усугубляло мое и так уязвимое положение.
        Я не хотел идти туда…
        От черного безмолвия казалось бы хорошо знакомого помещения веяло смутной угрозой.
        И еще проклятая характерная вонь аммиака…
        Однако преодолев страх, я все же двинулся в путь…
        Мария
        Расколотая банка с огурцами лежала на моем пути, сверкая в свете налобного фонаря острыми краями стекла. Липкая лужа растеклась, занимая всю ширину прохода, так что мне пришлось сделать длинный шаг, чтобы не вляпаться в нее ногами. Проходя мимо я заметил, что края лужи успели высохнуть, образовав на полу белесое кольцо соли, а огуречные плоды покрылись слоем плесени, что являлось верным знаком того, что тот, кто скинул банку с полки, сделал это достаточно давно.
        Преодолев преграду, я оказался на своеобразном перекрестке. Налево вдаль уходил длинный проход с полками, заставленными печеньями и чипсами, а с обратной стороны - занятый огромным холодильным шкафом с овощами и фруктами. Броские упаковки с закусками с их яркими рисунками, зазывающими покупателя немедленно приобрести товар, выглядели при текущих обстоятельствах нелепо, словно невеста в свадебном наряде, оказавшаяся по воле случая с киркой в руке в глубокой угольной шахте. Прямо находилась секция солений и маринадов, с коротким проходом, заканчивающимся тупиком, уходящиим влево, в сторону еще одного длинного ряда. В ровном ряду банок не хватало одной, и полка выглядела будто человеческая челюсть с недавно вырванным зубом. Той самой банкой, которая видимо и лежала расколотая на полу.
        Я поочередно осветил фонарем каждый из рядов. И, поколебавшись, решил исследовать помещение начиная со своего внешнего края, после углубляясь вперед, приближаясь к выходу из магазина с противоположной стороны.
        Пройдя вперед и преодолев несколько метров мимо стойки с маринадами, я оказался возле еще одного перекрестка. Налево, вглубь магазина уходил узкий проход с полками с бытовой химией, а справа виднелась приоткрытая дверь с прибитой поверх табличкой с надписью «Администрация». И стоило мне приблизиться к той двери, как аммиачная вонь с усиленной интенсивностью ударила мне в нос, без труда проникая сквозь ткань лицевой маски.
        - Так вот ты где, мой цветочек аленький! - прошептал я сам себе, злобно усмехнувшись, и крепче сжал в руках рукоятку длинной швабры.
        Дверь жалобно скрипнула на плохо смазанных петлях, когда я толкнул ее концом швабры и заставил открыться шире. Моему взору открылся небольшой хозяйственный закуток, почти полностью занятый небольшим столом, на котором лежали папки с бумагами и погасший компьютерный монитор. А чуть правее, в воздухе находилось нечто, что заставило меня отпрянуть от неожиданности. Нечто похожее на кошку или собаку, повернутую ко мне спиной, зависшую в полуметре от пола.
        Это был не полтергейст. Не призрак. Не фантомное видение. Приглядевшись, я убедился, что это была лишь человеческая нога, обутая в носки с аляповатой расцветкой и резиновые сланцы. Самого человека мне видно не было. Он находился справа от двери, за стеной, выставив в проход лишь одну свою ногу.
        Не зная чего ожидать от находки, я решил не лезть на рожон, передвинулся левее, стараясь с безопасного расстояния осмотреть скрытую часть подсобки. Прижавшись вплотную к полкам с детскими подгузниками, я рассмотрел скрытого прежде от меня человека.
        И увидел ее… Это была молодая женщина. Она лежала на низко опущенном в спинке офисном кресле, положив ноги на большую коробку. На ней была надета униформа продуктового магазина, ярко красного цвета, с «пальмовым» логотипом на груди. Голова была покрыта шапкой, такого же ядовито-красного цвета с именем магазина на всю ширину лба.
        Также, как и парень, которого я ранее встретил сидевшего за створкой двери в подъезде, того, кого я «освободил» от мучений, эта женщина также казалась «обращенной» лишь частично. Процесс мутации успел отразиться на ее внешнем виде даже меньше, чем на предшественнике. Изменения, видимо, начались не так давно и были далеки до завершения, пока не деформировав человеческий облик. Однако ее лицо и свисающие к полу руки были землисто-серыми, покрытыми слоем слизи и будто тонким пухом, похожим на паутину. Кожа была покрыта сеткой фиолетовых вен, которые, как мне казалось, интенсивно пульсировали, свидетельствуя об активных процессах, происходящих в организме.
        Она была красива. Чертовски красива! Правильные черты ее лица были спокойны, будто она лишь спала. Веки в поволоке длинных ресниц чуть дрожали. Небольшой рот с полными губами слегка приоткрыт. Высокая грудь поднималась и опускалась, следуя за глубоким дыханием. А копна густых рыжих волос выбивалась из под шапки, рассыпаясь огненным дождем по униформе.
        Продолговатая золоченая бирка, прикрепленная к униформе, подсказала меня ее имя. «Мария» - было выгравировано красными заглавными буквами на светлом фоне.
        Разумом я знал, что мне нужно сделать. Но все же я не мог представить, что у меня хватит духа повторить с этой невероятно красивой девушкой то, что я уже совершал. Взять в руки палку, найти ее концом мягкое место чуть ниже горла, и надавить всем телом. А потом избавиться от трупа, скинув его за пределы магазина.
        Несколько раз я пытался заставить себя совершить нужное дело, представляя к горлу девушки конец швабры, пыжился и потел, подбадривая себя призывами к действию. Но все же не смог. И сдался. Вернулся к своим и коротко рассказал жене о находке, соврав ей, что «обезвредил» зараженного.
        Потом я нашел на кассовой стойке пачку с медицинскими перчатками, натянул их на руки, чтобы уменьшить риск заражения, вернулся в подсобку и выкатил девушку вместе с креслом в торговый зал, постоянно держа ее в поле зрения, чтобы не упустить момент, если та проснется и решит напасть.
        Однако она продолжала спать, не реагируя на мои манипуляции. Ее голова и руки безвольно болтались из стороны в сторону, а ноги волочились по полу, потеряв по пути оба резиновых сланца.
        - ??????????????
        Докатив тело до входной двери, я встретился взглядом с глазами супруги, которая с ужасом таращилась меня, а потом на девушку, пытаясь что-то сказать, но так и нашла подходящих слов, а лишь отпрянула в сторону, оттаскивая от прохода детей.
        Потом нужно было сделать главное. Избавиться от девушки, выставив ее вместе с креслом на улицу. Я открыл входную дверь и приставил ухо к металлическим ролл-шторам, которыми был прегражден вход в магазин, опасаясь, что услышу скрипы и возню тварей во дворе.
        К моему счастью, я ничего не расслышал. И собравшись с силами, немного приподнял ставни, готовясь немедленно их захлопнуть обратно, если бы я заметил угрозу. Осмелев, я поднял ставни на высоту чуть выше метра, достаточно для того, чтобы дать креслу с сидевшей на нем девушке выкатиться за пределы помещения.
        Потом я толкнул кресло от себя и несколько секунд наблюдал, как оно вместе с «пассажиром» катится по асфальту, отдаляясь от меня все дальше и дальше. Когда кресло остановилось ровно посреди автомобильного проезда, я закрыл ставни и с выдохом облегчения повернулся к семье…
        Ссора
        - Зачем ты так? А вдруг она бы проснулась? - неожиданно недовольно зашипела на меня супруга, стоило нам встретиться с ней глазами.
        - Я не смог…
        - Что ты не смог? - не унималась она, сорвав с лица маску.
        - Убить ее.
        - Она уже была мертва. Хуже, чем мертва. Ты не понимаешь что-ли? - супруга стояла напротив меня, прижимая к себе дочерей, образовав с ними единый монолит, будто противостоящий мне, и ее глаза в свете фонаря сверкали, словно извергая искры.
        - Что ты так завелась? - устало спросил ее я, недоумевая зачем она усложняет наше и без этого нелегкое положение, особенно теперь, когда мы добрались до нужного места, успешно пережили долгий день и безумную ночь, и по видимости оказались, наконец, в безопасности.
        - Я завелась? Ты действительно считаешь, что я «завелась»? Это ты так называешь? Как будто мы обсуждаем какую скатерть купить для кухонного стола?
        - Если ты такая крутая и смелая, что же ты сама ее не прикончила? По твоему, я один должен делать всю грязную работу, а ты будешь только наблюдать и критиковать?
        - Что за бабский базар? Кто у нас мужик? Я что-ли? - фыркнула она, окинув меня презрительным и брезгливым взглядом
        - Просто скажи мне прямо о том, что тебя так завело? Просто скажи, как есть! - я медленно вдохнул и выдохнул, стараясь сдерживать в узде свое поднимающееся негодование столь неуместным и несправедливым поведением супруги, понимая, что это лишь реакция ее психики на события прошедшей ночи, и если я буду спорить и вступать в конфликт, то сделаю лишь хуже.
        - Я хочу сказать, что ты поставил меня с детьми в рискованное положение. Ты должен был сразу ее убить. Как того типа в подъезде. Своей этой палкой… или шваброй… что там у тебя… А ты так не сделал. Ты выкатил ее «живой», прокатил прямо передо мною и детьми, зная насколько это небезопасно.
        - Что ты имеешь ввиду - «небезопасно», - спросил ее я просто для того, чтобы потянуть время и придумать нужные слова, чтобы разрешить конфликт.
        - Ты прикалываешься? - взвизгнула в ответ она.
        - Нет, а тебе не стоит так кричать. Вдруг мы тут все еще не одни.
        - Оооо… Так вот теперь ты начал беспокоиться о нашей безопасности, да? - вскрикнула она и тонкая венка на ее лбу часто запульсировала.
        - Так ты мне скажешь, в чем на самом деле проблема? - примирительно, менторским, нарочито спокойным тоном переспросил ее я.
        - А ты не догадываешься?
        - Ты знаешь, дорогая, я черт его дери устал, спасая наши задницы из пожара. За одну сегодняшнюю ночь мне пришлось пережить столько, сколько я не переживал за всю прошлую жизнь. Я голоден и хочу спать. И еще - как ты можешь видеть, в моих руках не имеется волшебного шара оракула. Так что давай я не буду «догадываться». Давай ты мне просто скажешь в чем твоя проблема и нам этом мы закончим? - язвительно, четко выговаривая каждое слово ответил ей я с издевательски нейтральной тональностью в голосе, которая нарочито контрастировала с ее возбужденными истерическими вскриками.
        - Ооо! Волшебный шар оракула! Как же ты складно говоришь? Считаешь себя самым умным что ли? А я для тебя какая-то дурочка, да?!!
        - Нет. Ты не дурочка. Ты - моя жена.
        - И что это, по твоему, значит.
        - Только то, что я сказал.
        - Я - дурочка только потому что, вышла замуж за такого тупого осла, как ты? - злобно выдавила она из себя, брызнув мне в лицо капельками слюны.
        - Ты уверена, что ты действительно считаешь так, как сказала? - сдавленным шепотом ответил ей я вопросом на вопрос, чувствуя как теряю контроль над своим терпением и как ярость вскипает внутри меня, словно бурлящий кипяток в стоящем на огне чайнике.
        - Да! И что? - кинула она в меня коротко и вызывающе.
        - А то, что у тебя не хватает яиц сказать мне то, что на самом деле тебя возмутило.
        - Ну конечно! Ты думаешь, что яйца есть только у тебя. Два твоих маленьких яичка с которыми ты носишься, словно с писанной торбой, от которых, впрочем, нет никакого толка.
        - Что ты несешь, вообще? Ты сама себя слышишь?!!
        - Я себя слышу. Отлично слышу. И к твоему сведению, у меня есть яйца. Два гребаных яичника! Которыми я и сделала наших детей. И выкормила! И вырастила! Ими и вот этими сиськами! - она схватила себя за грудь и принялась яростно трясти ими, - А вот этими руками я мыла, кормила и драила, много лет подряд, обслуживала вас, обстирывала и подтирала ваши жопы - она вскинула руки и скользнула острым ногтем по моему носу, - а где ты был все то время? Где угодно, только не с нами. Вечно шатался вне дома и приходил поздно, в то время, когда весь дом, дети и твоя идиотка мать были на мне. И вот теперь не надо относиться ко мне, как к маленькой дурочке! Понял меня! Хватит!!! Я - не дурочка!!! И у меня есть яйца, которые побольше твоих будут!!!
        - Это просто невообразимо, что ты все свалила в одну огромную кучу. Кони, люди, все у тебя смешалось!!! - выкрикнул я, сжимая кулаки и окончательно теряя самообладание, - я не сомневался в твоих яичниках! Я хотел сказать, что ты вот сейчас начала эту гребаную ссору на пустом месте и даже не можешь сформулировать и высказать мне причину своего недовольства. Хотя я и сам знаю в чем твоя проблема.
        - ??????????????
        - О да! Ты у нас такой умный! Такой продвинутый! Образованный! За границей учился! Не то, что я, да? Куда мне до тебя! Да-да. Я это много раз уже слышала от твоей матери, - она окончатлеьно перешла на крик и теперь визжала так громко, что если бы мы в магазине были не одни, то к тому времени обязательно бы накричали на себя беду.
        - Послушай. Давай выдохнем…, - ответил я уже спокойнее, понимая насколько глупо мы оба себя ведем и что если я первым не пойду на примирение, наша внезапная ссора может для всех нас стать роковой, - ты же так не думаешь на самом деле. Ты просто устала. И я устал. Мы все устали. У нас были долгие и сложные день и ночь. И теперь ты просто срываешься на меня.
        Будто вмиг растеряв запал, она вдруг отвернулась и заплакала. Ее острые худые плечи дергались вверх и вниз, а пальцы на руках нервно сжимались и разжимались. Дети же молча стояли возле нее, хлопая глазками и непонимающе переводя взгляды от матери ко мне.
        - Ты не убил ее, потому что она - молодая и красивая, а я уже нет. Мне почти тридцатник и я стала страшной, - жалобно всхлипывала она, уткнувшись в воротник своей куртки.
        Я все понимал сам. И ей не нужно было ничего мне объяснять. И увидев ее слезы, мой гнев также моментально растворился и мне стало за себя стыдно.
        - Ты меня ревнуешь в зомби? - примирительно, с вымученной улыбкой на лице, спросил ее я.
        Она в ответ кивнула головой.
        - Ты же понимаешь, что это нелепо?
        Она снова кивнула.
        - Ты же знаешь, что я люблю тебя.
        Опять кивок.
        - И только тебя?
        Кивок.
        Потом я подошел к ней вплотную и обнял, стянув со своего лица маску и ища губами ее губы. Она тесно прильнула ко мне и подняла свое лицо к моему.
        Мы поцеловались. И снова стали родными людьми, дружными партнерами у которых одна цель - выжить и спасти детей.
        - Прости… Наверное это гормоны… Скажи спасибо, что меня не терзает токсикоз…, - жарко прошептала она мне в ухо, когда наши губы, наконец, оторвались друг от друга. И я почувствовал себя еще более виноватым от того, что снова забыл, что она была беременна и то, что в ее положении ей приходилось намного сложнее, чем мне…
        Простояв так еще минуту, обнимая друг друга и целуясь, мы, наконец, принялись за дело…
        Рассвет
        - Родители! Я хочу кушать… и спать…, - строго обратилась к нам старшая дочь, недовольно смотря на нас снизу вверх.
        - Я тоже…, - пискнула младшая, поддержав старшую сестру, капризно плюхнувшись попой на пол и обняв плюшевого единорога.
        - Сейчас все будет, - нарочито бодрым тоном ответил им я, глубоко вдыхая воздух помещения, отмечая про себя, что мой нос улавливал лишь запах гниющих продуктов, но никакой сладковатой аммиачной вони.
        - Конфетка моя, сними, пожалуйста, маску и понюхай тоже воздух, - обратился я к старшей дочери, которая послушно выполнила мою просьбу.
        - Папа, воняет…, - ответила она, сморщив крохотный носик.
        - Чем воняет? Как тогда, в тех домиках?
        - Нет, папа. Воняет, как из нашего холодильника…
        Я ухмыльнулся и погладил дочь по волосам, вспомнив насколько «своеобразно» несло из нашего домашнего холодильника, после того, как в квартире пропало электричество и начали портиться замороженные полуфабрикаты в морозильной камере. Потом я кратко рассказал супруге о моей гипотезе, что мы со старшей дочерью обладаем особенностью чувствовать запах тварей, в отличии от нее и младшей девочки. Супруга же молча выслушала меня и лишь устало кивала головой, не задавая вопросов.
        - Поняла. Пожалуйста, проверь все тут. А потом, нам действительно нужно поесть и поспать… Я больше не могу…, - пробормотала она, вскинув брови мучительным «домиком».
        Почувствовав себя несколько уязвленным тем, что супруга либо не воспринимает мои догадки всерьез либо не придет им значения, я осекся, но все же согласился, что слова могут подождать, а дело было все еще не сделано.
        Оставив семью на месте, я занялся обходом оставшиеся неисследованными торговые ряды магазина. Как и я предполагал, помещение оказалось «чистым». На удивление нетронутые, безупречно разложенные ряды продуктов и товаров лежали на своих местах, именно так, как они и были оставлены с мирных «довоенных» времен. Я прошел мимо сверкающей броскими этикетками секции с бытовой химией и детскими игрушками. Далее шел ряд с хлебобулочными изделиями, позеленевшими и заплесневелыми. Сектор с сухими завтраками и бакалеей. По низу была устроена шеренга из холодильных витрин с замороженными овощами, стоящие в лужах, потекшие без электричества. По правому краю высился вино-водочный стенд, под завязку набитый бутылками со спиртным, с нижней полкой, где в темном уюте поблескивал рядок с моим любимым красным испанским вином, до которого я пообещал себе добраться, когда настанет нужное время.
        Дойдя до противоположного конца магазина и второй кассовой стойки, я убедился, что сквозной выход был крепко защищен ставнями, что вселило в меня еще больше уверенности, что мы находились в безопасносности.
        Окончательно осмелев и оставив швабру, я без опасений прошелся по остальным рядам. Мимо угла, заставленного витринами с пивом и безалкогольными напитками, отсеков с молочными продуктами и замороженным мясом, от которых невыносимо несло тухлятиной, холодильника с овощами и фруктами, также зеленеющего и воняющего. И, совершив полный круг, вернулся к своим, отрапортовав супруге, что «периметр» безопасен.
        - Мы не сможем в этой вони спать. Надо избавиться от протухшей еды. Я тебе помогу…, - неожиданно заявила супруга, удивив меня непонятно откуда взявшимися энтузиазмом и энергией, тогда как я был уверен, что у нее остались силы лишь для того, что найти для себя удобный уголок и провалиться в сон.
        Еще около часа у нас заняла изнурительная работа по очистке холодильников от протухших продуктов, расфасовыванию их по пакетам и выбрасыванию во двор сквозь приоткрытую узкую щель в ставнях, в которой я каждую секунду опасался увидеть лапу пролезающего в наше новое убежище зверя.
        - Ты видел, что там? - спросила меня супруга, когда мы покончили с работой, показывая рукой в сторону закутка, замаскированного за одним из огромных холодильных шкафов.
        - А что там? - хрипя осипшим от усталости голосом спросил ее я.
        - Там душевая, - невозмутимо ответила она.
        - И что? Душевая? Все равно воды в трубах нет.
        - Зато посмотри сколько воды есть в бутылках, - ее палец был направлен в сторону длиннющей вереницы из пятилитровых бутылей с питьевой водой, выставленных на полу, вдоль одного из торговых стендов.
        - И что? - я действительно не мог сообразить к чему она клонит.
        - Мы почти месяц не мылись. У нас скоро вши появятся. Посмотри на нас, на меня, на детей, на свою почерневшую и заросшую морду! Нам нужно помыться…
        Как будто очнувшись от забытья, я будто впервые оглядел нас непредвзятым взглядом. Осмотрел свое темное, давно небритое лицо в хромированном отражении одного из шкафов. На свои руки, обожженные, грязные, мозолистые, с черными полукружиями ногтей. Взгянул на супругу, чье лицо также было покрыто сажой с потными разводами. На детей, чумазых, с клоками нечесаных и немытых волос, похожих на лесных зверьков. Ну и конечно, запах от наших немытых тел, вероятно, был также соответствующим… Как бы мы ни старались держать себя в чистоте, когда прятались в нашей квартире, протираясь ватными тампонами, смоченными в спирте, этого все же было недостаточно. Ну а «приключения» последней ночи в конец завершили процесс превращения нас в семейство уличных бомжей, годами живущих под мостом.
        Так что несмотря на неимоверную усталость, я не стал спорить, почувствовав даже нездоровый прилив сил, словно второе дыхание, вдруг открывшееся во мне и позволяющее продолжать действовать и мыслить.
        - ??????????????
        Мы истратили семь пятилитровых бутылей с водой. И мне нисколько не было их жаль, учитывая как много их еще осталось в магазине, и еще помня о запасе воды, оставленной в квартире, которую я столь усердно экономил, и которая, впоследствии, попусту пропала в пожаре.
        Мы помылись по очереди. Сперва я, а потом супруга с детьми. И это было сущим блаженством, несмотря на то, что вода в бутылках была холодной, а прогреть ее не было возможности. Наслаждением было снова чувствовать себя умытым чистой водой и душистым туалетным мылом и шампунем. Со скрипящей от чистоты кожей и волосами. Свежевыбритым и приятно пахнущим…
        Одежду мы также решили постирать. Больше беспокоясь о заразе, которая могла «зацепиться» за ткани. В найденном под стойкой кассы ведре, щедро бухнув в воду самый дорогой из имеющихся на полках стиральных порошков. А потом развесили одежду сушиться размашистыми гирляндами, зацепив краями за верхние полки.
        Мое колено, к удивлению, на поверку оказалось в лучшем состоянии, чем мне казалось. Оно распухло и пожелтело в наливающемся синяке, но все же более не болело и не причиняло неудобств.
        Когда с банными и прачечными процедурами было покончено, то мы встали в рядок, слегка растерянные своим нелепым положением, с босыми ногами на холодном полу, мокрые, озябшие, в одних трусах, в кругу света под зацепленным сверху фонариком. И младшая дочь вдруг посмотрела на нас, проказно заулыбалась, а потом засмеялась колокольчиком, да так весело и заразительно, что мы все также стали улыбаться и смеяться. И принялись обниматься и целоваться. А дети, будто юркие рыбки в мелкой воде, кружили вокруг нас, вырывались из рук и продолжали звонко и заливисто хохотать.
        И мне так стало хорошо внутри. Тепло. Спокойно. Как будто все, что с нами произошло было лишь игрой, а впереди нас ждали лишь развлечения и радости. И мне хотелось остановить это прекрасное мгновение, насладиться глотком счастья, столь неожиданным и ценным в нашем положении. Но когда я скользнул глазами по одной из внешних стен, то в узком окне над потолком заметил слабый розоватый проблеск.
        Я насторожился. Пригляделся. И понял, что бесконечно долгая ночь подошла к концу. Как подходит к концу абсолютно все в нашем бренном мире… Не важно - хорошее или плохое…
        И это был рассвет…
        Палатка
        Нежно-розовое свечение, отраженное на поверхности стекла окошка, вначале едва заметное, на глазах усиливалось и проявлялось, не оставляя для меня больше сомнений, что кошмары бессонной ночи остались позади. Я с недоумением смотрел на это свечение, завороженный и застигнутый им врасплох, как будто не ожидал в своей жизни когда-либо еще встретить утро.
        - Рассвет…, - произнес я растерянно, обращаясь к стоящей позади семье, только вспомнив о своих новых охотничьих часах, которые я оставил на одной из полок перед тем, как идти мыться. Нашарил их в потемках, надел на руку и взглянул на циферблат, отметив, что стрелки показывали двадцать с лишним минут до семи.
        - Уже утро…, - протянула супруга. И интонация ее голоса не позволила мне определить задала ли она вопрос или утверждала о наступившем факте.
        - Да… Уже утро…, - повторил ее слова я, ощущая странное оцепенение в теле и мыслях, которое бывает, когда вдруг оказываешься в одиночестве и в тишине после долгого нахождения среди шумной публики.
        - Давай перекусим и спать…, - зевнула супруга, оглядываясь по сторонам в поисках удобного места для ночлега. И ее серое, с огромными кругами под глазами лицо, говорило о ее состоянии лучше любых слов.
        После того, как я переоделся в чистое белье, припасенное в рюкзаке, то за несколько минут создал нам условия для «ночевки». Из найденных листов картонных коробок я соорудил мягкий настил, расположив его в самом широком проходе между торговыми стеллажами, недалеко от секции с холодными напитками. Достал из рюкзака палатку и на удивление легко и быстро разложил ее поверх настила. А потом раскрутил четыре спальных мешка, превратившиеся в почти полноценные, мягкие и удобные ложа.
        Детки, наблюдая за моими манипуляциями, как на их глазах сооружается настоящее походное жилье, восхищенно суетились под моими ногами, визжа от удивления и восторга, забравшись в «домик» как только все было мною устроено.
        Отыскав полку с батарейками, я починил налобный фонарь супруги, который ранее вышел из строя, и под очередные восторженные возгласы детей подвесил его за крючок, соорудив в нашей палатке импровизированную люстру.
        Девочки суетливо крутились, забираясь и выбираясь из своих спальных мешков, с интересом осматривая детали палатки с расширенными от удивления глазами, полные энергии, несмотря на бессонную ночь, как может быть только у детей.
        После я взял корзину для покупок и деловито прошелся по рядам магазина, выбирая для семьи подходящую еду для перекуса. Пачку соленых крекеров, косичку сушеного сыра, пакет пастеризованного молока, кукурузные хлопья, четыре чудом уцелевших яблока, орехи, сухофрукты и бутылку импортной минеральной воды.
        Стоило мне вернуться в палатку и выложить «добычу» на «стол», как супруга и дети накинулись на еду, будто дикари, и стали жадно и громко чавкая поедать ее, неаккуратно запивая молоком прямо из пакета. Я также присоединился к пиршеству, запихивая закуски в рот и проглатывая, почти не жуя, ощущая как сжавшийся в голодном спазме желудок постанывает от нетерпения и покалывает от объема внезапно поступившей в него пищи.
        Наш «ужин» закончился за неполные минут пять, а после супруга и дети закутались в свои спальные мешки и в один момент уснули, оставив меня одного, дожевывать орехи и запивать их остатками Боржоми.
        И тут я вспомнил о заветной полочке с красным вином. Чувствуя себя беспомощным бороться с искушением, я выбрался из палатки и добрался до стойки со спиртными напитками, успокаивая себя тем, что после всего, что мне пришлось пережить, я без сомнения заслужил небольшую и почти невинную награду.
        Когда я сделал первый глоток терпкого и пахнущего засахаренными лесными ягодами напитка, из хлипкого шуршащего тонким пластиком стаканчика, который впрочем не помешал мне в полной мере прочувствовать аромат вина, то не сдержался и утробно замычал от удовольствия. Я устроился за стойкой в кресле кассира, задрав ноги на прилавок и уставившись в сторону окошка под потолком, стекло которого отражало уже в полную силу полыхающее в утреннем небе зарево восходящего солнца. И чувствовал, как с каждым сделанным глотком мое тело расслабляется, стянутые связки на руках и ногах смягчаются, а сжатые в спазме мышцы опадают.
        После третьего стаканчика меня потянуло закурить. И я снова не удержался от очередного соблазна, проклиная свою слабость перед более года назад брошенной вредной привычкой. Как назло, стойка с сигаретами, выложенными рядами, повернутыми наружу нижними сторонами пачек, стояла прямо за моей спиной и стоило мне только протянуть руку, как плотная коробочка с двадцатью раковыми палочками уже удобно лежала в моей ладони. Рядом на стойке услужливо располагалась еще и стойка с плотно выставленными бок о бок к друг другу разноцветными зажигалками, не оставляя мне в итоге ни единого шанса избежать душных объятий своего старого «никотинового друга».
        Забравшись ногами на стойку, я дотянулся до окошка и смог приоткрыть его, позволив дыханию летнего утра проникнуть в темное и непроветриваемое помещение. Сквозная тяга свежего воздуха потянулась в нужном направлении, так, чтобы сигаретный дым смог выходить из окошка, не нарушая покой спящих в палатке родных.
        Так что я сдался своей слабости и закурил, сладко и глубоко вдыхая в легкие подзабытый за год воздержания вкус горького сигаретного дыма, который за считанные секунды добрался до моего мозга и взорвался там маленькой никотиновой бомбой, заставив мое сознание, с непривычки, поплыть и растечься, будто стаканчик вафельного мороженого в безоблачный полдень жаркого летнего дня, еще более расслабив мое истерзанное усталостью тело.
        - ??????????????
        Я пил и пьянел. Курил и пускал вверх тугие струи сизого дыма в сторону окошка, позволяя сквозняку ловко его подхватывать и уносить прочь сквозь приоткрытую створку. И отстраненно наблюдал за собой, словно со стороны, за своим развалившимся усталым телом. И за мыслями, которые будто проплывали мимо меня, уносимые ленивыми водами некой реки, меня, сидящего на ее берегу, отстраненно наблюдающего за происходящим.
        Мысли о прошлом….
        О маме… Друзьях… Коллегах…
        О нашей странной судьбе…
        О побеге из полыхающей квартиры… и всех ужасах, которые встретились нам по пути к новому убежищу…
        О монстре, который пытался контактировать со мной и дочерью…
        О высокой и толстой «стене», которую мы держали вокруг сознания, чтобы не позволить зверю снова вторгнуться в наши головы…
        О настоящем…, олицетворенном в виде небольшой палатки с четырьмя спальными мешками. И спящими в них красавицами…
        А еще о смутном и неопределенном будущем… О том, что я и понятия не имею, что нам делать дальше… Куда идти..? Бежать..? Как дальше жить..? Куда стремиться и на что надеяться..?
        Когда закончилась первая бутылка вина, то я, не раздумывая, открыл вторую, ощущая как дерзкие и пьяные чертики заплясали у меня перед глазами, окончательно заглушив тревогу и страх, создав иллюзию силы и безопасности, как часто бывает у пьяного человека.
        Просидев еще около часа, покончив со второй бутылкой вина и выкурив еще пару сигарет, я, наконец, ощутил себя окончательно расслабленным, будто потерявшим опору в костях, и с трудом передвигая отекшие ноги, добрался до палатки, пролез в «норку» спального мешка и моментально отключился, утонув в пучине тяжелого пьяного сна…
        Гость
        В первые секунды после пробуждения я безуспешно пытался понять где находился. Синий брезент, туго натянутый над головой, едва пропускал свет, и пространство вокруг меня было окрашено в чернильно-синий. Вдобавок к этому, застойный, с привкусом крашеной синтетики и несвежих алкогольных паров воздух казался мне настолько невыносимым, что каждый мой вдох давался с трудом, с трудом проходя сквозь носоглотку, и вызывая лишь чувство усиливающейся мути, угрожающей вылиться в полноценную тошноту, со всеми вытекающими последствиями.
        Странно, но на долю секунды мне показалось, что я вернулся в детство. Будто мне снова лет одиннадцать и я долговязый нелепый подросток, который в очередной раз приехал погостить на лето к бабушке, в маленький неухоженный индустриальный городок на северном отшибе страны, заполненный унылыми лабиринтами серых, однотипных бетонных коробок-домов в окружении гигантского промышленного комбината, ощерившегося, будто готический монстр, десятками чадящих ядовитым дымом труб.
        От летней жары, при отсутствие роскоши кондиционера, я устраивал для себя лежанку на открытом балконе, прикрытую поверх натянутым слоем простыни, сооружая подобие шатра, чтобы спасаться от комаров, и при этом наслаждаясь ночной прохладой. Однако на утро, я просыпался от неизменной жары и духоты, и сплошь покрытый липким потом выбирался из «норы» на свежий воздух, будто червяк из высыхающего яблока, недоумевая о разительных переменах условий прохладной и приятной ночи и душного, излишне светлого утра.
        Еще несколько секунд мне понадобилось, чтобы понять, что мне не одиннадцать лет, а сорок два, и я не в гостях у бабушки в крохотном северном индустриальном городке. Потом разом, ударом водопада пришло осознание цепочки событий прошлой ночи. Того, каким образом я оказался под темно-синим шатром палатки, установленной посреди покинутого продуктового магазина, с жутким похмельем, страдая от духоты и жажды. Вспоминая о прошедших событиях, я отметил, что на утро они более не казались мне настолько ужасающими, как прежде, будто сбавили настройку яркости. Впрочем, мне всегда казалось это удивительным. Это «магическое» воздействие ночного сна, который разделяет один день от другого, и будто перелистывает очередную страницу жизни, позволяя «сбросить» избыточные переживания прошедшего дня и подготовить психику к впечатлениям грядущего. Так было и в этот раз. Эмоции от прошлой ночи вспыхивали в моей памяти, однако уже не так ярко, как прежде, будто каждое из воспоминаний за ночь смогло «устаканиться» в моей голове, каждое найти нужную ячейку и ровненько уложиться в нее, не мешая при этом другим впечатлениям,
и образуя некую всеобщую гармонию, позволяющую с готовностью войти в новый день.
        Я обернулся по сторонам. Рядом никого не было. А также было подозрительно тихо, что заставило нервные струны в моем животе тревожно сжаться, допуская возможность того, что за то время, пока я спал пьяным сном, с родными случилось нечто страшное, а я остался один. Однако в следующий момент я смог расслышать приглушенные голоса детей. И с облегчением выдохнул.
        Скрипя затекшими конечностями и вдыхая глотками душный воздух, будто рыба, выкинутая на сушу, я выбрался из палатки и осмотрелся. Мои девочки мирно играли с игрушками в нескольких метрах от меня, усевшись друг против друга, на растянутой по кафельному полу циновке, возле «разграбленной» стойки с детскими принадлежностями. Они непринужденно щебетали, увлеченно ковырялись в деталях «пряничного домика», переставляли с места на место пару кукол и выглядели самыми счастливыми детьми на свете.
        - Папа! Ты проснулся! - обернулась ко мне старшая дочь и, не дождавшись моего ответа, отвернулась обратно к сестренке, снова погрузившись в игру.
        Супруга же находились поодаль и наводила в помещении порядок, орудуя шваброй и метлой, считая с кафельного пола полувысохшие разводы от потекших холодильных камер, очищенных нами прошлой ночью от испорченных продуктов.
        - Привет, - виновато обратился к ней я, доставая с ближайшей полки бутылку с водой.
        - Привет, - на поверхности миролюбиво, но на самом деле со скрытой иронией и обвинением ответила она, остановившись, с мокрой тряпкой в одной руке и шваброй в другой, окинув меня долгим оценивающим взглядом - повеселился вчера…? - она кивнула головой в сторону мусорного ведра, где лежали две пустые винные бутылки, покрытые россыпью сигаретных окурков.
        - Да…, - неуверенно протянул я, ощущая себя нашкодившим школьником перед строгой учительницей.
        - Курил?
        - Курил.
        - Будешь теперь курить? - с горечью в голосе уточнила она.
        - Нет, больше не буду…
        - Уверен?
        - Уверен.
        - Ты столько держался… У тебя печень… Аллергия… Поджелудка… Ну ты как хочешь… Как я могу тебя остановить? Только помни, что больниц больше нет…и ставить тебе капельницы больше некому, - с нарочито ровной, даже бесцветной интонацией в голосе бросила мне она простые односложные фразы, которые, впрочем, смогли донести до меня больше, чем тысяча слов.
        - Прости…, я - «все»… - ответил ей я после того, как в один глоток осушил целую бутылку воды, чувствуя себя неимеверно пристыженным, желая немедленно поменять тему, как можно быстрее привести себя в порядок и включиться в рутину нового дня.
        - Помоги мне. Нужно передвинуть полки…, - в знак примирения попросила меня она и я был благодарен ей за то, что она не стала давить на меня и дальше.
        - ??????????????
        После того, как я наскоро позавтракал приготовленным супругой рационом из сухофруктов, орехов и пастеризованного молока, следующие несколько часов мы провели в обустройстве нашего нового жилища. Открыв узкие форточки под потолком, с двух противоположных друг другу концов магазина, мы сумели освежить воздух, выветрив запаха сигаретного дыма и позволив сквозняку немного охладить духоту помещения. Мы переставляли полки и стеллажи, освобождая пространство, отбирали продукты с долгим сроком хранения и перекладывали их в одно место, откладывая остальное по дальним углам. Собрали в одном шкафу всю имеющуюся питьевую воду. Внимательно осмотрели три небольших хозяйственных и складских помещения. И в итоге убедились, что при бережном использовании ресурсов, сможем протянуть в магазине достаточно долгое время. Может быть, несколько месяцев. Или даже больше.
        Несколько раз, отвлекаясь от работы, я забирался на кассовые стойки, поставив ноги на пирамиды из блоков двухлитровых газировок, и робко, стараясь не привлекать к себе внимания, наблюдал за происходящим во дворе и перед домом, со стороны центральной улицы.
        К счастью, тварей нигде не было видно. Как внутренний двор, так и видимый участок улицы с противоположной стороны дома казались опустевшими. И только пластиковые пакеты, носимые ветром, летали по прозрачному жаркому августовскому воздуху, будто фантомы привидений, распоясавшиеся от того, что оказались единственными хозяевами вымершего города.
        Покончив с хлопотами, когда мои наручные часы показывали начало шестого вечера, то мы уселись возле нашей палатки, на найденной супругой непонятно где циновке, и принялись ужинать. Дети, будто почувствовав, что опасность миновала, снова принялись привычно капризничать, не желая кушать то, что приготовила им мать. На что супруга привычно эмоционально реагировала, обижалась и расстраивалась. А я смотрел на них и удивлялся тому, что ничего на самом деле не меняется. Мир вокруг, может быть, и рухнул, но мои дети продолжали быть мелкими и капризными манипуляторами, особенно младшая дочь, умевшая выводить мать на счет «раз-два». А моя горячо любимая супруга все также поддавалась на провокации детей и срывалась, показывая себя в роли обычной несдержанной домохозяйки-истерички.
        Когда семейные склоки, столь нелепо выглядящие на фоне окружающей обстановки, достигли такой степени напряжения, что младшая дочь принялась в голос реветь, размазывая по лицу и одежде остатки еды, а супруга истошно визжать, бросая себе под ноги упаковку с провизией, то случилось то, что, наверное, и должно было случиться, чтобы отсудить наш пыл и напомнить, что расслабляться не следует.
        В железо наглухо закрытых ставней со стороны дворового входа постучали!
        По-началу коротко и чуть слышно. Но после громче и настойчивее…, заставив ушедший было на покой барабанный оркестр в моей голове вернутся на рабочее место и заняться «законным» делом.
        Супруга осеклась на полуслове, в момент побледнев, уставившись на меня широко распахнутыми глазами, умоляющими простить ее за крики и шум, которые, вероятно, и привлекли внимание непрошенного гостя. И пятилетняя дочурка замолкла, словно разом выключили громкость на электрическом устройстве, застыв на месте с широко разинутым ртом, из которого по подбородку стекало молоко, которое и стало причиной раздора с матерью.
        - Не ходи…, - едва дыша прошептала мне супруга.
        Я и сам не горел желанием бежать и проверять дверь, лихорадочно прикидывая в уме насколько крепки были железные ставни и засовы, которыми они блокировались от открывания.
        Тем временем, в ставни снова постучали. Еще более настойчиво и громко, придавив меня от страха к полу. Но одновременно с этим, я ощутил, как внутри меня всколыхнулась волна нездоровой злости. От того, что некто, находящийся на противоположной стороне от входа в магазин, лишает нас законного покоя и бесцеремонно дубасит по ставням, требуя нашего к себе внимание. Хотя, впрочем, глупо было требовать соблюдения приличий от озверевшего мутанта.
        - Я посмотрю…, - дернулся я, нарвавшись на «страшные» глаза супруги и на ее руку, которая крепкой хваткой схватила меня за локоть, не пуская сдвинуться с места.
        - Сиди…, он уйдет…, - прошипела она, повернув лицо в сторону злополучной двери.
        - Я только посмотрю! - вырвался я из ее захвата, «заработав» от ее ногтей еще одну царапину на предплечье, возле другой едва затянувшейся царапины, оставшейся после «приключений» вчерашней ночи.
        На цыпочках, стараясь не издавать ни звука, я прошел через ряды и добрался до входа в магазин. Приложился ухом к стеклу тонкой пластиковой двери-перегородки, которая отделяла внутреннее помещение от короткого «предбанника», оборудованного «гармошкой» железных ролл-ставней.
        И тишина…
        Ни звука…
        Будто некто издевался надо мной, только что колотя ставни, а теперь, стоило мне подойти вплотную, затихнув, испытывая мое терпение и нервы.
        Когда я начал было думать о том, что кто бы ни был на той стороне, если он все таки был, то он уже ушел и освободил нас от необходимости отвечать на его бесцеремонные призывы, то я услышал нечто, что заставило меня задержать дыхание от неожиданности.
        Не доверяя своему слуху, я снова прильнул к стеклу и прислушался.
        Мне не послышалось!
        Кто-то на той стороне… называл мое имя…
        Слон
        Мне был знаком этот голос! Голос моего коллеги, силуэт которого я заметил в окне прошлой ночью, когда мы пробирались по двору, убегая от преследовавшей нас орды. Еще я вспомнил то свое странное впечатление, которое он произвел на меня, будто тот давно заметил нас, бегущими к магазину, однако в последний момент словно отвел взгляд, сосредоточившись на собственных отвлеченных мыслях.
        Образ коллеги моментально предстал в моем воображении. Грузный, среднего роста, с небольшим животом, который, впрочем, органично смотрелся на фоне крепкого телосложения, как часто бывает у зрелых мужчин, которые профессионально занимались в молодости спортом, но после забросили и обленились. С коротко стриженой крупной круглой головой. И зелеными глазами редкого малахитового оттенка, которые выгодно выделяли его среди массы других среднестатистических мужиков его возраста. С простым и по-мужски хозяйственным нравом. Немногословный и любящий работать руками. Отличный парень, на которого можно положиться. Признаюсь, мы никогда не были особенно близки, слишком разные мы были по типажу личностей. Однако, соблюдая некоторую дистанцию друг от друга, мы могли тем не менее душевно и честно общаться, как по рабочим, так и по личным вопросам.
        Тогда, прошлой ночью, когда я заметил его мельком в окне, он, кажется, выглядел здоровым. По крайней мере, если доверять моему мимолетному впечатлению, которое могло быть как верным, так и нет. Поэтому я решил не лезть на рожон, молчать и ждать, что произойдет дальше.
        Он также умолк. И неловкая пауза повисла между нами, разделенными лишь тонким листом железа и хлипкой пластиковой перегородкой. Однако я отчетливо мог расслышать, как он перебирает с ноги на ногу. И даже, кажется, уловил шум его дыхания, будто он курил, глубоко затягиваясь сигаретой.
        - Я знаю, что вы здесь. Я видел вас прошлой ночью, - наконец послышалось мне, и после этих слов мои сомнения в том, что нас навестил мой коллега, окончательно развеялись.
        Его голос не показался мне взволнованным или испуганным, как могло быть ожидаемо в подобной ситуации, при которой один переживший глобальный апокалипсис мужчина приходит к другому выжившему, и просит последнего о помощи. Напротив, интонация его голоса слышалась так, будто он совершал легкую вечернюю прогулку по двору и спонтанно решил наведаться к знакомому в гости, чтобы разузнать как дела и потрепаться ни о чем.
        - Привет, - ответил ему я, морщась от отвращения к самому себе за произнесенную банальность. Однако другого, более подходящего обстановке приветствия, я найти не смог.
        - Ну наконец-то! «Превед-медвед», - ухмыльнулся он, - значит живые?!!
        - Да. Живые, - ответил я, растерявшись от его «превед-медведа» и собираясь с мыслями относительно того, как мне стоило далее вести наш неловкий и странный диалог.
        - Молодцы… Ты, вообще - красавчик. Всегда таким был…, - небрежно произнес он и я уловил в его словах иронию и даже сарказм, смешанные с горечью обреченности и напускной безразличностью человека, которому нечего терять, - надо было тебя тогда послушать, ты ведь дело говорил…, я мы тебе не поверили…, - наконец, добавил он.
        Еще одна долгая, липкая и мучительная пауза повисла между нами, которую я хотел прервать, однако не мог подобрать нужные слова. Я понимал, что он, скорее всего, хотел, чтобы я впустил его к себе. Однако я не мог так поступить, осознавая, что тем самым навлек бы необоснованный риск для своей семьи. Ведь я не знал наверняка, здоров ли был коллега и стоило ли нам опасаться контакта с ним.
        Будто услышав мои мысли он то ли задал вопрос, то ли констатировал свершившийся факт.
        - Не пустишь меня…
        - Прости…, ты же понимаешь…, - начал оправдывать я, ощущая себя последним подонком.
        - Не извиняйся, - неожиданно резко отрезал он, - ты правильно делаешь. Я бы тоже не пустил, будь я на твоем месте…
        После еще одной паузы, которая заполнялась лишь шумом совершаемых коллегой затяжек, я решился и задал ему вопрос, который более всего беспокоил меня, и который будто слон посреди гостинной висел между нами и требовал немедленного ответа.
        - Вы заразились?
        В ответ послышался короткий смешок.
        - «Заразились ли мы…?» - спрашиваешь ты. Как бы тебе сказать… Зависит от того, про что ты спрашиваешь. И «да» и «нет».
        - Я не понял… Поясни.
        - Да, вроде в порядке все. Особенно я сам. Ничего не замечаю. Чувствую себя великолепно. Вот - хожу-брожу. Вышел во двор. Давно не выходил…, знаешь… С того самого дня… Надоело в четырех стенах сидеть… Крыша едет… На пофиг вышел… А тут, прикинь, никого нет… Зря, короче, я дома сидел. Надо было не бояться!
        - Как жена и дети? - уточнил свой прежний вопрос я, заметив, что коллега уклоняется от темы.
        - Да нормально все с ними! Говорю же!. Я в этом уверен. Правда, немного они приболели. Но это другое… Слышишь? Другое! Не то, что ты подумал! Просто, может простудились или съели просрочку. Они скоро поправятся. Я им даю лекарства, антибиотики всякие…, горячее питье…, ну то, что «доктор прописал»…
        - Я рад это слышать. Очень рад, - пробормотал я, ощущая недосказанность в словах коллеги, и, вроде как, едва уловимую нездоровую неадекватность, как бывает, когда разговариваешь с человеком, страдающим легким психическим расстройством.
        - ??????????????
        - Передай жене и детям привет, от меня и супруги, - произнес я и от сказанной нелепицы во рту моем даже стало будто кисло.
        - Передам-передам, когда поправятся… Сейчас они пока не совсем выздоровели… И я их привязал, чтобы не разбежались. Но когда придут в себя, то обязательно передам.
        - Что?!! - поперхнулся сделанным вдохом я.
        - Что? - невозмутимо переспросил он.
        - Ты сказал «привязал». Что это значит?
        - Привязал - значит привязал. Помнишь, нашу детскую гимнастическую стенку в коридоре? Как я с ней неделю парился и крепил к несущим перекрытиям? Не зря парился. Пригодилась. Вот к ней и привязал. Что в этом такого? Я же говорю, чтобы не разбежались. Надо только переждать сейчас, может пару дней, пока острая фаза гриппа или отравления пройдет. А потом отвяжу. И делу «тип-топ»!
        В нашем разговоре повисла еще одна долгая неловкая пауза. Однако «мяч» был на моей стороне, ведь он ждал моей реакции на его последнее признание. Однако я не мог выговорить ни слова, растерянно открывая и закрывая рот, пытаясь понять суть сущего бреда, который нес коллега о его супруге и двух малолетних детях, которых он, по его словам, привязал к шведской стенке, чтобы «не разбежались».
        - Твоя жена и дети… они точно в порядке? - наконец спросил его я, не найдя более удачных способов сформулировать вопрос, и в то же время не желая злить коллегу, который вел себя, как я начал догадываться, без сомнения болезненно, и в подобном состоянии, учитывая его физическую крепость, мог бы доставить нам проблем.
        - Они в порядке! Я тебе уже говорил! Ты сомневаешься что-ли? - в его все еще миролюбивом голосе завенели метталические нотки.
        - Вовсе нет! - поспешил успокоить его я, решив более не задавать прямых вопросов и вести беседу так, как разговаривают с капризными детьми, отвлекая их от «опасных» тем, но при этом выуживая сведения наводящими вопросами.
        - Ну вот и все! Они в порядке! В порядке! - вдруг вскрикнул он, но потом сбавил тон и уже спокойнее, с напускной небрежностью продолжил, - дочка подхватила сезонную простуду в школе, притащила вирус домой, заразила сестренку и мать. Ну ты знаешь, как это бывает. Мы справимся. У жены, как ты помнишь, дома целая аптека лекарств…
        - Конечно справитесь… Ты хороший муж и отец. Ты все делаешь верно. Правильно, что привязал, разбежались бы…, потом не соберешь… сейчас это опасно… Ну и, кто его знает…, может быть и на друг друга напали бы… Или на тебя…, - затаив дыхание, закинул удочку я, ожидая ответной реакции.
        Снова возникла пауза. И когда я был почти уверен, что коллега разгадал мой трюк и вот-вот последует немедленный всплеск его агрессии, он вдруг снова заговорил, на этот раз тусклым голосом, медленно выговаривая каждое слово, будто они давались ему с трудом.
        - Да… Они и напали… Сначала жена… Потом дети… Мне пришлось их связать…, чтобы… ну…, чтобы не покусали…
        Когда он, наконец, произнес эти слова, то от понимания того, что мои самые страшные подозрения оправдались, у меня затряслись руки и похолодел лоб. Яркая и жуткая картина предстала в моем воспаленном воображении. В которой дети и супруга коллеги первыми заразились вирусом, за месяц превращающим человека в монстра, по неясной причине оставив мужика либо не зараженным, либо позволив процессу его «обращения» прогрессировать медленнее, чем у остальных членов семьи, заставив его наблюдать за страшной мутацией родных, а в итоге стать жертвой их нападения.
        И вот теперь он стоит тут, через перегородку от меня, рассуждает о гриппе и отравлении просроченными продуктами, надеется на антибиотики и жаропонижающее, заковав семью в оковы, день за днем, ночь за ночью находясь с ними в одной квартире, теряя рассудок и связь с действительностью.
        - Я могу тебе чем-то помочь? - наконец спросил его я, заставив свой голос звучать ровно, не выдавая бурю эмоций, которая клокотала у меня в сознании.
        - Да. Можешь. Я и пришел к тебе за этим… У меня «стики» заканчиваются. Ну, эти…, картриджи для электронных сигарет… У тебя там, за кассой, они должны быть… Подкинь пачек десять, пожалуйста, по-братски…
        И тут я вспомнил, что коллега последние несколько лет курил электронные сигареты, бросив обычные, веря, что тем самым снижает риск для здоровья. Еще я вспомнил сколько раз мы вдвоем стояли на крыльце перед нашим офисом и я «стрелял» его устройство, чтобы побаловаться игрушкой.
        - Конечно, дружище, подожди! - ответил ему я и бросился в глубину магазина, к кассовой стойке, чувствуя облегчение от пустяковости его просьбы.
        Упаковав в пластиковый пакет гору упаковок с картриджами для электронных сигарет, которые стояли рядами на торговом стенде, на самом видном месте, красочно и модно оформленные, я вернулся к входу. На несколько сантиметров приподнял ставни и просунул пакет с грузом, который ловко подобрали с обратной стороны.
        - Спасибо. Большое спасибо, - донеслось с обратной стороны от преграды.
        - Не за что, - ответил я, проглатывая комок, предательски подступивший к горлу.
        - Еще возьму курицу, которую вы выкинули, окей?
        - Проблем нет, бери конечно, - ответил я, вспомнив о нескольких забитых протухшим мясом тележках, которые я выставил перед магазином прошлой ночью, решив не задавать вопросов относительно того, для чего ему понадобилась смердящая тухлятина.
        - Ну будь здоров. Я пошел, - произнес он, шурша пакетами.
        - Счастливо, дружище. Еще увидимся, - ответил я, понимая малодушную неискренность своих слов.
        - Счастливо. Удачи вам…, - ответил он, и судя по удаляющемуся шуму шагов, направился в сторону своего подъезда…
        Рация
        Прошла неделя. Незаметно. Тихо. Спокойно и без происшествий. Минуты складывались в часы, а часы в дни, похожие друг на друга. Словно целая неделя была одним долгим нудным днем, как скучный полнометражный фильм, на который ты купил дорогой билет в кинотеатре, и вынужден теперь досмотреть его до конца, ожидая, что вот-вот в сюжете случиться что-то интересное, но этого так и не происходит.
        Будто заведенные мартышки, мы спали, ели, пили и ходили в туалет, почти не разговаривая с друг другом, перекидываясь с супругой лишь короткими утилитарными фразами, связанными с нашим унылым и серым бытом.
        В первые дни мы пытались разнообразить наши дни настольными играми, найденными на полке среди игрушек, что спасало нас от скуки ранее, во времена, когда мы скрывались в нашей покинутой квартире. Однако «запала» хватило не надолго. От недостатка солнечного света, ограниченного пространства и дефицита движения, нам с супругой постоянно хотелось спать, что мы и делали при каждом удобном случае. И от подобного образа жизни, к середине недели на меня навалилась полноценная апатия, опасно граничащая с депрессией.
        Я мог часами лежать в палатке, рядом с сопящей во сне супругой, и смотреть вверх, на натянутый слой брезента, опускаясь все глубже в трясину мрачных размышлений и воспоминаний, будто погружал ладонь в широкий кувшин, наполненный небольшими полированными камушками, перебирая их, ощупывая их гладкие бока. И каждый такой камешек являлся воспоминанием о прежней, навсегда канувшей в лету жизни. О матери, о родственниках, друзьях и коллегах. И как только тяжесть от этих невеселых размышлений достигала некой критический отметки, угрожающей безопасности всей «системы», то включался «предохранитель» и отключал сознание, позволив мне выпасть в сон, который давал мне спасительную передышку и не позволял окончательно скатиться с «катушек».
        Супруга, казалось, переживала заточение намного легче, чем я. Будто зверек, привыкший выживать в экстремальных условиях, она словно даже была довольна тем, что могла спать без ограничений, что, признаюсь, раздражало, так как для меня катастрофически не хватало живого человеческого общения.
        Впрочем, у нее было веское на то оправдание. Неожиданно, довольно поздно, вопреки стандартным правилам, на шестнадцатой неделе беременности у нее начался токсикоз, какого не было ранее, при первых двух беременностях. По утрам ее рвало от любого резкого запаха, а бывало и после приема пищи, и спустив еду в унитаз, она измученная торопилась дойти до палатки, забраться в свой спальный мешок, отвернувшись в «стенке», и заснуть.
        Дети же оставались детьми. Удивленно и озадаченно они смотрели на нас, вечно спящих, сонных, невеселых и отстранившихся от ухода за ними родителей. Девочки будто махнули на нас рукой и сами взяли ответственность за свои свое благополучие. Они зачастую сами добывали себе еду и питье, рыща по полкам и доставая нужные пакеты, коробки и бутылки, неизбежно увлекаясь сладким, о чем свидетельствовали кучи пустых упаковок от конфет и печений, а также горы початых бутылок от газировок. И развлекались с игрушками, коих было на наше счастье множество в детском отделе магазина. В общем, им вдвоем было хорошо. И мне было хорошо, когда я украдкой наблюдал за ними, увлеченными собой, находящимися в своем воображаемом детском мире, где не было места для тех ужасов, которые на самом деле нас окружали. Я же радовался и даже завидовал им, что их было двое, двое девочек, почти погодок, которым никто больше не был нужен, чтобы получать удовольствие от жизни и не чувствовать себя одинокими, чего, прочем, я сам был лишен, будучи единственным ребенком в семье.
        К слову, как-то в детстве, когда мне было, может быть, лет десять или около того, я просил мать купить мне собаку или кошку, чтобы было с кем играть и о ком заботиться. Она же неумолимо отказывала, ссылаясь на трудности, связанные с уходом за домашним питомцем. И тогда, одним весенним вечером, придя со школы, я придумал себе воображаемого щенка, оборудовав ему под табуреткой ложе, нарезав дефицитную колбасу в блюдце и налив в миску молока. А потом ушел играть с дворовыми пацанами. Когда же я вернулся домой, несколькими часами позже, то застал мать в состоянии дикого возмущения и тревоги. Вернувшись с работы и увидев мою «инсталляцию», она принялась рыскать по квартире в поисках зверя, намеренная немедленно его изгнать из нашего дома. Каково же было ее удивление, когда на ее требовательные вопросы, я ответил, что никакого зверька нет и вся эта история лишь плод моего воображения. Не знаю, что она тогда подумала и какие выводы для себя сделала, но через месяц у меня появился питомец, вредный, царапающийся и не дающийся в руки, но настоящий и живой котенок…
        Больше для того, чтобы немного развлечь себя, чем в целях проверки безопасности окружающего периметра, я иногда подходил к выходам из магазина, прикладывал ухо к железным листам ролл-ставней и прислушивался к происходящему снаружи. Как правило, в округе было тихо. Лишь иногда я улавливал далекие одиночные скрипы и щелканья, которые доказывали, что твари никуда не делись и продолжают ожидать, пока мы совершим ошибку и выдадим себя.
        И, конечно, я не забыл про «старого приятеля», который любил наведываться «в гости» к нам со старшей дочерью, пытаясь разузнать, где мы прячемся. Помня о подобной опасности, я научился держать «стену» вокруг своего сознания на постоянной основе, а также несколько раз обсуждал эту тему с дочерью, которая также убеждала меня, что делает то же самое. Может быть мы были действительно успешны в наших стараниях, а может «старый приятель» пока решил отстать от нас, но дальнейших «атак» с его стороны не последовало, и с каждый проходящим днем у меня все сильнее складывалась иллюзия нашей безопасности.
        - ??????????????
        Однажды поздно ночью, к концу первой недели пребывания в магазине, мучаясь от бессонницы, копошась в своем горестном горшке с черными гладкими камушками, пытаясь найти выход из казалось бы тупикового положения, я вдруг вспомнил, что при побеге из нашей квартиры закинул в рюкзак две портативные рации на батареях, и совершенно забыл о них.
        Будто ошпаренный этим открытием, я выскочил из палатки, чуть не разбудив родных, и кинулся к рюкзакам. Две небольшие портативные полупрофессиональные рации действительно лежали на самом дне моего рюкзака, поблескивая в свете моего налобного фонаря пластиковыми деталями и небольшим стеклянным окошком.
        Повертев одну из них в руках, я понял, что не понимаю, как ею пользоваться. Однако вспомнив сцены из фильмов, я догадался, что два больших закругленных рычага, расположенных поверх корпуса, являлись основными способами управления устройством. Один рычажок отвечал за включение и громкость, а другой переключал связь между шестнадцатью запрограммированными радиочастотами.
        Покрутив рычажки, я ничего не добился. Рация молчала. Расстроенный, я решил сменить батарейки, которых у меня в запасе было множество, и после минутной возни с устройством случилось чудо! Экран рации засветился и негромкое шипение раздалось из встроенного динамика.
        Глупо улыбаясь своим достижением, я принялся крутить второй рычажок, переключая каналы, которые, как один, отвечали мне однотонным унылым шипением вымершего радио-пространства.
        И внезапно, когда я переключился на одну из последний из оставшихся не проверенными частот, то совершенно отчетливо услышал человеческий голос!
        «Сорок три, запятая, шесть, три, ноль, один, восемь, восемь. Пятьдесят один, запятая, один, семь, два, шесть, пять, ноль…»
        Прием
        От неожиданности я выронил рацию из рук. Увесистый аппарат упал прямиком мне на большой палец левой ноги, спровоцировав ослепительную вспышку боли, которая заставила меня оцепенеть, а артерии, ведущие к ноге запульсировать, отбивая тяжелый такт в ушах. Грязно выругавшись, я все же оценил иронию закономерных случайностей, отметив, что как и царапина на предплечье, которую я заработал, когда выбирался из балкона нашей квартиры, так и колено, которое я повредил, спускаясь по лестнице подъезда, все оказались на левой стороне моего несчастного измученного испытаниями тела.
        Когда боль утихла, я подобрал рацию с пола, надеясь, что жертва в лице моего скорее всего чернеющего от крови под ногтем пальца на ноге, была не напрасна, и аппарат остался цел. Рация оставалась в порядке. Мужской голос, интонация которого смутно мне была знакома, продолжал повторять одни и те же цифры.
        «Сорок три, запятая, шесть, три, ноль, один, восемь, восемь. Пятьдесят один, запятая, один, семь, два, шесть, пять, ноль…»
        Нащупав кнопку исходящей передачи, я начал взволнованно говорить, приложив губы к поверхности рации, туда, где по моему мнению должен находиться микрофон.
        - Мы…, мы…, мы… здесь…! Выжившие…. Мы выжили! Кто это? Есть кто там…?
        Я был уверен, что передаю послания неправильно. Вроде как, судя по фильмам, нужно было называть позывной, говорить коротко и ёмко, а после произносить «прием», чтобы собеседник знал, когда наступала его очередь отвечать. Мое же невнятное и сумбурное бормотание скорее всего могло лишь насмешить того, кто мог меня слушать. Хотя, учитывая что на Земле вероятнее всего едва оставалась даже тысячная доля от прежнего количества населения, то этикет радиосообщения был уже не важен. Ведь главной являлась цель - выжившим найти друг друга.
        - Прием…, - все еще дико смущаясь и наверняка краснея, добавил я и отпустил кнопку, напряженно прислушиваясь к эфиру.
        Ответом мне было продолжающееся без пауз, невозмутимое перечисление цифр, которое повторялось раз за разом, будто на заевшей пластинке. И я с разочарованием понял, что слушаю не человека, а предварительно наговоренную запись, которую поставили на повтор.
        «Сорок три, запятая, шесть, три, ноль, один, восемь, восемь. Пятьдесят один, запятая, один, семь, два, шесть, пять, ноль…» - повторял голос и вслед за разочарованием меня осенила серия ярких озарений, будто ошпарив кипятком сознание, одно сразу следом за другим, каждое цепляющее ассоциативным рядом следующее.
        Цифры, которые повторялись на записи являлись теми же цифрами, которые были когда-то оставлены чудным мастером на стекле моего окна после его установки. Цифрами, оказавшимися географическими координатами. Мастером, который появился непонятно откуда, а после исчез не ясно куда, не взяв с меня за работу денег.
        Память послушно вытащила из дальнего ящика памяти его лицо. Массивное, твердое, крупное, мультяшно-детское, со слишком широко расставленными глазами, с комично вздернутым носом по форме напоминающим картофель. Еще мне вспомнилась сцена нашей нелепой беседы, когда я почти с ним поругался, оскорбленный его поведением, уже не помню по какой причине. И неоднозначное свое о том мужике впечатление, который казался вроде простоватым и добродушным, но иногда будто случайно показывал истинное свое нутро, словно двойное дно в шкатулке фокусника, будто тот мужик знал нечто, чего не хотел говорить и хотел выглядеть тем, кем на самом деле не являлся.
        Да…, да…, я вспомнил его глаза, которые жили отдельной от остального лица жизнью. Глаза цвета намокшей древесной коры: острые, испытывающие, хитрые… И его слова, как он спросил меня: «к концу света готовитесь, от космического вируса?». А потом не признавался в заданном вопросе, морочя мне голову идиотской игрой слов. Вот поэтому я на него и разозлился…
        А после была поездка в яхт-клуб, который находился по указанным координатам. И погоня от синей Лады Приоры, гнавшейся за моей машиной всю дорогу. И маленькая девочка - иностранка, отставшая от беспечных родителей, таращившаяся на меня в лучших традициях мистических хорроров. И то, что я ничего особенного не нашел в том яхт-клубе, кроме разве что того, что железная дверь и решетки, оборудованные в капитанской домике, были идентичны тем, что были установлены в нашей квартире.
        И конечно этот голос. Приятный, мелодичный, едва заметно шепелявый, был голосом того мужика. Я был уверен в этом на все сто процентов!
        Давняя история снова вернулась ко мне, припомнив старые долги, будто незакрытый гештальт у клиента психотерапевта. Я опять встретился с теми цифрами, оставленными на оконном стекле. И с тем странным мужиком. В свое время я не смог решить эту загадку. Однако теперь настало время вернуться к ее разрешению.
        Сидя на холодном кафельном полу, уставившись на черный пластиковый брусок рации, и слушая из раза в раз повторяющиеся слова, прорывающиеся сквозь шум радиопомех, я улыбался, ощущая как подступает сентиментальная влага на глазах, и как тревога, будто натянутая в животе тугой струной, ослабевает, позволяя сердцу стучать спокойнее, а легким дышать ровнее.
        Потому что это была не просто рация. И не просто слова, передаваемые через океан радиоволн. Это было надеждой. Надеждой на то, что нас впереди может ждать кое-то лучше, чем душная темница продуктового магазина. Что наша судьба еще сможет вырулить на светлую дорогу. Что где-то там, как минимум в пределах действия сигнала рации, есть некто, кто оставил это послание и ждет пока мы его прослушаем. И как бы наивно это не звучало, я был уверен, что послание было адресовано именно мне…
        - ??????????????
        - Мы выжили. Ищем помощи. Семья из двух взрослых и двоих детей. Сообщите - кто вы? Прием, - сказал я в рацию, собравшись с мыслями и уже намного увереннее, чем в первый раз.
        При этом у меня мелькнула идея о том, что, может быть, следовало добавить наш точный адрес. Однако, поразмыслив, я передумал, решив, что если нас слушают враги, то не стоило открыто выдавать наше местонахождение.
        Ответа же не последовало. Записанное послание продолжало монотонно повторяться без прерываний.
        - Ответьте! Меня кто-нибудь слышит? Ответьте! Прием, - повторил свой призыв я, напряженно ожидая, что на том конце радиосвязи наконец отзовутся.
        Однако никто не отзывался. И ослабевшая было струна тревоги вновь натянулась, вслед за сгущающимся туманом сомнений относительно того что, человек, оставивший послание, возможно уже мертв, погиб или «обратился», тогда как передаваемые в радиоэфир координаты продолжали крутиться в записи заевшей шарманкой.
        Я просидел над рацией, может, еще час, или даже два. В тысячный раз слушая послание, изредка выходя на связь, призывая отозваться, однако так и не получил обратной связи.
        Когда в чуть приоткрытую форточку над потолком заглянули первые фиалковые язычки рассвета, начавшие робко растворять чернильную темноту уходящей ночи, то я все еще сидел, сгорбившись над рацией, одуревший от усталости и бессонницы, проклиная все на свете, безгранично разочарованный и озлобленный. Однако как бы я не желал, чтобы мне отозвались, реальность оставалось плоской и суровой пустыней, не позволяющей прорасти даже малейшему зеленому ростку, который позволил бы моей едва зародившейся надежде окрепнуть и стать чуть сильнее.
        Чертыхнувшись, я, наконец, решил идти спать. Однако, подумал, что дам рации еще минут десять поработать, зацепив ее во включенном состоянии за ремень, а пока покурить в форточку, забравшись ногами на кассовую стойку. Помня свое обещание жене не позволять вредной привычке вновь захватить меня, я все же не смог противиться искушению расслабить себя сигаретой после переживаний мучительно-бессонной ночи. Хотя я прекрасно знал, по своему многолетнему опыту борьбы с вредной привычной, что курение - лишь обман, иллюзия обещаний, которые никогда не сбываются, а сигареты - древнегреческие сирены, издали - прекрасные девы, привлекающие заблудших моряков сладкими песнями, но на самом деле кровожадные чудовища.
        Как бы то ни было, я послушно побрел в сторону стойки с сигаретами, беспомощный против одержимой идеи закурить, впервые после первой ночи, которую мы провели в магазине. Идеей, засевшей у меня в сознании глубокой занозой, которая принялась жонглировать моим мышлением, играя в растревоженном недостатком сна воображении нездоровыми мысленными конструкциями, столь, наверное, знакомыми любому человеку зависимостью. Что между сигаретой и рацией есть невидимая связь. И стоит мне покурить, так рация оживет и мне ответят. Хотя логичнее, в таком случае, была бы связка между моей силой воли и ожидаемым результатом, что если я сдержусь и не буду курить, то именно тогда рация оживет, будто убедиться, что я пожертвовал достаточно для долгожданной цели и достоин получить приз.
        Забравшись на кассовую стойку с початой пачкой сигарет и зажигалкой в руках, и отмахнувшись от назойливых, будто комары в камышах у русла пресной реки, параноидальных мыслей истерзанного переживаниями сознания, я закурил, с наслаждением невротика пуская дым в сторону форточки, помня о том, что только первые несколько затяжек приносят ожидаемое удовольствие, а после неизбежно следует осознание обманутых надежд и горькое сожаления о содеянном.
        Когда белая палочка почти была мною выкурена, поглощенная до основания силой контролируемого затяжками тления, то случилось нечто, чей уровень иронии я действительно смог оценить по достоинству.
        Стоило мне затушить окурок, как монотонная речь, доносящаяся из рации, внезапно прервалась.
        - Яхт-клуб на связи. Прием…, - вдруг коротко отозвался мужской голос…
        Перст
        От неожиданности произошедшего мои ноги подкосились и я чуть не свалился с кассовой стойки.
        - Выходите в эфир. Яхт-клуб вызывает. Прием, - зажужжала рация, отдавая вибрацией по поясу на брюках.
        Внутренне ликуя, ощущая будто из середины моей груди выстреливают канонады разноцветных фейерверков, я все же дал себе время осторожно спуститься вниз, выдвинуть стул и устроиться на нем, чтобы начать важный для меня диалог в более удобной обстановке.
        - Выжившие на связи. Прием…, - ответил я, нажав и отпустив кнопку исходящего сигнала, борясь с собственным волнением, морщась от нелепости сказанных мною слов, пытаясь удачнее подбирать дальнейшие слова, которые должен сказать, а также определяя те, которые говорить не должен, чтобы не вспугнуть того мужика и не перечеркнуть забрезживший для нас шанс на спасение.
        - Что вы так долго? Ждали, пока я окончательно допекусь? Прием, - коротко и неожиданно фамильярно прозвучало в рации, сбив меня с толка и возмутив бестактной прямолинейностью.
        Мне было не ясно, что он имел в виду под своим «окончательно допекусь». И я хотел бы ответить ему резко, доходчиво объяснив, что мы чуть не погибли, выживая среди вымершего жилого комплекса, кишащего мутантами. Но все же, мужик был не виноват в том, что мы оказались в нашем затруднительном положении. Что твари подожгли крышу и нам пришлось бежать, чудом найдя новое убежище в продуктовом магазине. И он был прав про рацию. Она все это время была под моей рукой, а я только догадался включить ее в поисках работающего сигнала. Так что я решил не хамить и оставить бестактный комментарий без ответа.
        - Мы знакомы? Прием, - начал я нейтрально и издалека, давая возможность собеседнику объяснится самому.
        - Конечно. Я вам окна и дверь ставил. Вы приезжали к нам в яхт-клуб, стучались, рыскали по округе, выпрашивали… Забыли? Прием, - я не мог видеть выражение лица собеседника, но мог ручаться, что тот улыбался, лукаво щурясь широко расставленными глазами цвета намокшей древесной коры.
        - Здравствуйте. Я понял, что это вы. Если вы видели, что я ищу вас, то почему дверь не открыли? Прием, - не сдержав раздражение, выдавил из себя я.
        - И вам - «здравствуйте». Как хорошо, что мы, наконец, встретились. Ну, как встретились? Еще не встретились, конечно. Но пока хоть бы так… онлайн… Ох…, как же я долго ждал, пока вы выйдете на связь…, - тяжело выдохнул он, - думал, грешным делом, что не дождусь… Начал сомневаться в ваших возможностях. Недоумевал «почему?». Все таки, целый год был у вас на подготовку… Хорошие окна с дверью для вас сделал. А вас все нет и нет… Хотя, признаюсь, уважаемый, идея закопаться в квартире на двенадцатом этаже была так себе… На двоечку. Прием, - прошипел сквозь помехи в рации мужик, проигнорировав мой вопрос и вскопав плодородную почву для десятков новых вопросов, которые я решил «запарковать» до лучших времен, до момента, когда я встречусь с загадочным собеседником лицом к лицу.
        - Благодарю, что ждали. Вот, теперь я - здесь! У вас есть на меня планы? Прием, - спросил я, пытаясь вывернуть наш диалог в более конструктивное русло.
        - О да! У меня есть на вас планы, - закряхтела рация и я понял, что собеседник засмеялся, - мы с вами, уважаемый, кажется, единственные, кто выжил во всем городе. Да и, может быть, во всей стране. А кто его знает, вполне возможно, что и во всем мире! По крайне мере вы - первый с кем я разговариваю с Того дня…, ну вы понимаете…. Так что планы у нас одни на двоих… Если, конечно, вы соизволите к мне присоединиться… Прием.
        - Я не один. Со мной семья. Жена и двое детей. Прием, - коротко ответил я, отметив про себя, что был еще один человек, который обращался ко мне подобным высокопарным образом, называя «уважаемым», которого я пока не мог вспомнить.
        Эфир замолчал. Сквозь треск радиопомех едва прорывалось неровное дыхание собеседника. Я не мог знать наверняка, о чем думал тот человек, вполне возможно сидевший неделями в полном одиночестве, вероятно лишившись близких и родных, и как он мог отреагировать на мои слова о том, что у меня получилось спасти свою семью в полном составе. Возможно он теперь ненавидел меня за это, сравнивая со своей незавидной судьбой, и мне стоило опасаться человека, оказавшегося в подобной ситуации.
        - Безусловно…, - наконец послышалось в рации, - я хорошо вас помню. Прекрасная семья. Красивая жена и две очаровательные дочери. Вы, надеюсь, уважаемый, понимаете, что вы - счастливый человек? - просипел он, оправдав мои опасения относительно его зависти к моей удаче. - Сохранить семью во времена, когда сама Вальгалла спустилась с небес на землю, большого стоит! Хотя нет же, что я говорю?!! Совсем не Вальгалла, а сущий Ад. Геенна огненная. Тартар! - взволнованно затараторил мужик, повысив голос, позволив мне наконец вспомнить своего чудака-коллегу, которого я в последний раз встретил во дворе нашего дома во времена «ковидного» карантина в городе, и который также имел привычку высокопарно обращаться ко мне «уважаемый».
        Эфир замолчал снова. Мужик не завершил реплику ожидаемым окончанием «прием», чтобы предоставить возможность начать говорить мне. Поэтому я ждал, пока он заговорит снова, озадаченный его столь эмоциональным выпадом, который свидетельствовал о том, что произошедшие катаклизмы не прошли даром для психики мужика. Возможно, как я предположил, он действительно остался в полном одиночестве, запертый в своем капитанском домике, один на один со своими мыслями.
        Мужик же продолжал молчать. И сквозь свистящие радиопомехи я мог слышать его частое и неровное дыхание.
        - ??????????????
        - Мы этого заслужили, уважаемый… Мы - все… К этому давно все шло… Вот к такому концу… Наше гребаное тупое человечество получило сполна!!! По заслугам… Но все же, уважаемый, я премного благодарен вам за ваше своевременное предостережение… Если бы не вы, то я не придал своему сну должного значения, сочтя его за обыкновенный кошмар.
        - Какое предостережение? Какой сон? Прием, - спросил его я, не дожидаясь своей очереди говорить, позволив своему любопытству перебить поток его пространных и отвлеченных рассуждений.
        - Не нужно прикидываться глупее, чем вы на самом деле являетесь, уважаемый. Вы - мой спаситель. Знайте это. Когда я увидел в конторе ваш заказ на установку решеток для квартиры на двенадцатом этаже, то интуиция мне подсказала, что это не спроста. А позже, после того дня, как мы с вами впервые познакомились, то я начал читать вас в Интернете. Вашу повесть «Знамение». С самого начала. С первого же дня, как вы принялись за нее… Вы должно быть горды собой. По крайнее мере, вы смогли спасти одного человека от смерти… Сейчас я уверен, что вас послал мне Бог. Привел меня к вам, указывая божественным перстом. Сначала позволил заметить заказ на решетки, а после показал мне вашу повесть. И заставил прочитать… И поверить… Хотя, подобная литература не в моем вкусе… Что скажете на это, уважаемый? Прием.
        Стоило ему высказаться, как мне стало многое понятно. Несколько разрозненных фрагментов пазла сошлись воедино. Давняя загадка с этим мужиком, когда-то бесплатно установившим в нашей квартире окна и решетки, и с цифрами, оставленными им на стекле, наконец, разрешилась.
        - Лада Приора - ваши проделки? Прием - спросил его я, нарушая собственное намерение оставить расспросы на потом, чувствуя нездоровое удовольствие от того, что мучившие меня вопросы стали находить нужные для них ответы.
        - Можно сказать, что мои. Уж простите, уважаемый. Это был - Пашка, племянник мой, царствие Небесное. Я попросил его проследить за Вами, чтобы не сбились с пути. Правда, что водил он свою Ладу, как черт, гонял словно безумный, напугал, наверное, вас своим норовом… Впрочем, это уже не важно. Была Пашка и сплыл… Прием.
        - Он погиб? Прием, - зачем-то решил уточнить я, прекрасно понимая, что так и произошло, и осознавая, что подобными расспросами мог потревожить незажишвие душевные раны собеседника.
        Он не отвечал. Лишь часто и неровно дышал, позволяя электрическим радиоволнам искажать шум его дыхания, превращая его в то рычащий вой, то в визгливые всхлипы, похожие на предсмертные вопли мифического дракона, погибающего в бурлящем котле огненной лавы.
        - Погиб, несчастный, - через долгую паузу ответил он, - Как и все остальные, кого я знал. Ну, как погиб! Не совсем… Бегает теперь, укушенный, словно зверь по округе. Хотел было подстрелить его, когда была возможность. Рука не поднялась… Прием…
        - Вы сказали про сон. Вы тоже его видели? Прием, - решил я задать еще один вопрос, который требовал ответа, будто повиснув на кончике моего языка.
        - Видел. Почти такой же, что и вы описали в своего книге. С новостями про будущее, будь оно неладно… В общем, замечательно, что вы выжили… Вы опять меня спасли, уважаемый. Я уже думал все…, один остался… и нет смысла дальше бороться… Сегодня утром приготовился…, поел хорошо, последнюю сигарету выкурил, ружье почистил…
        Он не закончил реплику. И некоторое время мы молчали, каждый погруженный в свои мысли. А я не решался прервать это молчание, позволив мужику на том стороне радиосигнала справится со своими эмоциями не отвлекаясь на мои вопросы.
        - Скорее приезжайте ко мне, - вдруг прервал свое молчание он, - у меня тут яхта под боком. Нам пятерым места хватит. С едой и питьем тоже проблем нет. Вместе веселее будет. Прием.
        - А что дальше? Куда вы планируете плыть? Прием, - уточнил я, опасаясь доверять нашу судьбу в руки незнакомого человека, психическое состояние которого вызывало у меня сомнение.
        - По берегу поплывем. В сторону больших городов. Будем сканировать радиополе, может нам повезет и мы кого-нибудь найдем… Прием
        - Мы приедем, - не раздумывая ответил я, оглядев темное помещение опостылевшего продуктового магазина, понимая, что оставаться на месте мы не можем, и что рано или поздно нас тут найдут. - Ждите нас завтра. Будем на связи. Прием, - закончил я переговоры и отложил рацию.
        Потом я устало, но с чувством облегчения, откинулся на спинку кресла, ощущая, как от осознания грядущих перемен, сулящих смену обстановки, мои легкие будто задышали легче, а кровь словно живее побежала по венам…
        Едем
        - Ты ему веришь? - спросила супруга, готовя для меня порцию позднего завтрака, когда я, разбитый и невыспавшийся после бессонной ночи, проснулся ближе к полудню и рассказал жене о произошедшем поздней ночью.
        Я был уверен, что она обрадуется новостям и разделит мое воодушевление. Однако супруга отнеслась к новым планам с подозрением и опаской.
        - Да. Я ему верю. А у нас разве есть выбор? - с жаром, захлебываясь кукурузными хлопьями, замоченными в пастеризованном молоке, ответил ей я, недоумевая от её, как мне показалось, возмутительно необоснованной реакцией на образовавшуюся возможность.
        - Выбор у нас есть. Мы можем остаться здесь. Разве нас кто-то отсюда гонит? Разве мы тут не в безопасности? - широко развела руками она, показывая на заполненные провизией и бутылками с водой полки.
        - Послушай, я тебя заверяю, что это лишь иллюзия безопасности. Мираж!!! Попытка принять желаемое за действительное. Это сущее чудо, что твари до сих пор до нас не добрались, учитывая сколько их тут вокруг. Я даже не говорю про нескольких сотен тварей, которых мы уже видели, когда выбирались из нашей квартиры. Представляешь сколько еще тварей к ним присоединилось за то время, пока мы находимся тут. Присоединилось из числа тех, которые «обратились» позднее. Ты только подумай, вокруг нас, в этом огромном жилом комплексе, наверное, тысяча квартир. В каждой из них в среднем жили по три человека. То есть, получается, что не менее трех тысяч «обращенных» сейчас где-то там…, - я покрутил в воздухе поднятым вверх указательным пальцем. - И они все хотят жрать! И после этого ты считаешь, что тут безопасно?
        От моих слов ее лицо вытянулось, а лоб сжался в гармошку. Я понял, что мои доводы оказали на нее должное воздействие.
        - Не знаю… Ты, наверное, прав…
        - Не «наверное - прав»! А «несомненно - прав»! Еще вот что! Ты же помнишь, что вытворял их главный, когда пролезал к нам со старшей в голову. Как она билась в конвульсиях, защищаясь от урода, который хотел выяснить где мы находились? Так вот! Пока нам везет. И тут вырисовываются два варианта. То ли мы с дочкой действительно научились держать наш мозг под замком. Но, скорее всего, сейчас лишь затишье перед бурей, перед новым нападением! И тогда…, когда он выяснит где мы прячемся, то твари прибегут сюда, и в считанные секунды разнесут к чертям собачьим двери в магазин…! И тогда все!!! Ты же все сама видела своими глазами, на что они способны!
        От напора моих доводов ее лицо вытянулись еще сильнее, а темные круги под глазами показались темнее.
        - Ну и не забывай про моего коллегу, который заходил к нам в гости, - добавил последний аргумент я, - учитывая его положение, он рано или поздно «обратиться». И что тогда? А тогда он может по старой памяти прийти прямиком сюда, призвав остальных То есть, как ни крути, нам тут конец…
        Замолкнув, я продолжал смотреть на жену, изучая меняющееся выражение ее лица, которое вроде совершенно смягчилось, но вдруг снова собралось в упрямую гримасу.
        - Но я не доверю тому типу. Он мне не понравился… Не хочу к нему… Не хочу!!! Только не к нему…
        - Почему? Что тебя беспокоит? Конкретно? Кроме твоего необоснованного каприза? - вспылил я, повысив голос.
        - Не разговаривай со мной так! - резко и коротко огрызнулась супруга, и ее бледное худое лицо стало еще более твердым и упрямым.
        - Прости, я не правильно выразился, - сдал на попятную я, поняв, что зашел в давлении на супругу слишком далеко, - я вовсе не хотел обесценивать твои чувства и страхи. Ты имеешь на них право, и они также важны, как и мои. Но ты сама посуди. Вполне возможно, мы остались одни в этом городе. Мы и тот мужик. И он ждал нас, пока мы выйдем на связь. Крутил по кругу радиопослание… У него в распоряжении яхта. На ней мы сможем дернуть отсюда подальше и найти место по настоящему безопасное… Ну и хорошо…, если мы останемся. Представь, что нас здесь ждет…?
        Супруга продолжала упрямо смотреть на меня, но по едва уловимым изменениям в чертах ее лица, я заметил, что она сдается.
        - Вдруг он нас обидит? - наконец бросила она в ответ тоном маленькой капризной девочки.
        - У меня есть ружья. И я ему не позволю, - ответил ей я как можно более невозмутимо и уверенно.
        Она промолчала и отвернулась, занявшись раскладкой пакетов с едой и сбором одноразовой пластиковой посуды. Однако я понял, что она лишь притворилась занятой, для того, чтобы не показать мне свою реакцию на мои слова, свое недоверие к моим возможностям защитить ее и детей. Хотя, возможно, мне лишь это показалось.
        - Ты сомневаешься во мне? - решил добиться ответа на свои подозрения я, ощущая поднимающуюся из живота, вдоль горла, прямиком к голове, горечь обиды за ее недоверие к моим мужским возможностям, учитывая череду немыслимых препятствий, которые я смог преодолеть, вызволяя нас из западни горящей квартиры.
        Она резко повернулась ко мне и опустила обе руки немногим ниже пупка, подобным жестом без слов дав мне понять основную причину своего беспокойства. При этом, ее темно-карие глаза предательски заблестели от выступившей влаги, а губы мелко задрожали.
        - Не надо так…, - мягко и жалобно пробормотала она, - если ты уверен, то я - с тобой. Хоть на край земли… Мы же с тобой вместе… Так было всегда, и так будет… Так что, куда я от тебя денусь…? - ломающимся от переполнявших ее эмоций голосом продолжила она, - но ты должен быть уверен, понимаешь? Точно уверен в своем плане! Подумай, как мы туда доберемся? Через весь город? До яхт-клуба? Это, вообще, возможно?
        - ??????????????
        Преодолев сопротивление жены и заставив ее капитулировать перед моими доводами в пользу предложенной мною авантюры, настала моя очередь сомневаться. Я опустил голову к тарелке, отведя глаза, и лишь кивнул в ответ, молча признаваясь сам себе, что на самом деле не уверен в успешности затеи и не могу ручаться, что рисковое мероприятие окажется более безопасным вариантом, чем просто оставаться на месте, не ставя на кон то, что уже имеем.
        - Мы выдвенемся сегодня, - после затянувшегося раздумья ответил ей я, дав себе время вспомнить о дочерях, все еще мирно спящих в палатке, о грядущих зимой родах супруги, о ее участившихся приступах токсикоза, а еще о приблизительно десяти километровом расстоянии, которое нам придется преодолеть, чтобы добраться до цели, - я найду подходящую машину, мы погрузим в нее провизию и двинемся…
        Она подошла ко мне, сидящему за тарелкой, вплотную, и опустила ладонь поверх моей обросшей, кудрявой, полуседой головы, будто говоря этим жестом, что все еще сомневается в успешности моего плана, однако несмотря на это, готова поддержать меня ни смотря ни на что.
        - У нас получится… Должно получиться… Я уверен…, - будто оправдывался я, подняв вверх глаза, на стоящую надо мной супругу, - дороги должны быть свободны. Может будут… пара заторов и кое-где брошенные машины. Но я буду ехать медленно и тихо. И нас не заметят… А тот мужик… Тот мужик ждет нас…. Он - нам не враг. Зачем ему, в противном случае, ставить нам дверь и решетки. Ведь он также, как и я, все давно понял. Тогда, больше года назад. А теперь он остался один и сходит с ума от одиночества. Так что мы нужны ему даже больше, чем он нужен нам со своей яхтой.
        Супруга продолжала гладить меня по волосам, изредка кивая головой и едва заметно улыбаясь ускользающей ухмылкой Джоконды.
        - Да. Едем, - наконец тихо сказала она и убрала руки с моих волос…
        Язык
        Когда солнечный свет, проникавший в помещение магазина через узкую форточку под потолком, окрасился в золотисто-оранжевый, знаменуя наступление вечера, я, наконец, решился на вылазку.
        - Будь очень осторожен. Если хоть что-то услышишь, то сразу возвращайся, - наставляла меня в путь супруга.
        Мы всей семьей столпились возле двери, выходящую на лицевую сторону дома и смотрящую на главную улицу. Позади супруги прятались девочки. Они молча смотрели на меня удивленными глазками-пуговками, недоумевая зачем их отцу понадобилось выходить из безопасного убежища наружу.
        - Буду осторожен. Обещаю. Мне нужно только осмотреться. Перед домом паркуются машины, помнишь? Надо найти одну открытую, вместе с ключами…
        - Не пойму, на что ты надеешься? Никто у нас ключи в машинах не оставляет! Мы не в американском кино. Они все будут закрыты! Это бесполезно! - внезапно запротестовала супруга, ухватившись за мой локоть, пытаясь удержать меня на месте.
        - Что ты тогда предлагаешь? Как мы доберемся, по твоему, до яхт-клуба? Пешком? - возмутился я ее неожиданному сопротивлению казалось бы уже согласованному плану действий.
        - Не знаю. Не знаю! Но только не так! Тебя там убьют! Не уходи! Надо придумать другой способ! - горячо настаивала на своем она, по привычке скорбно подняв «домиком» брови и больно вонзив ногти мне в кожу на руке.
        - Папа, не уходи! - пискнула младшая малышка, теребя в руках перламутро-розового единорога, который за последнее время изрядно испачкался и истрепался.
        - Папа! Зачем ты уходишь? - обиженно насупившись, присоединилась к матери и сестре старшая дочь, вытянув руки прямо вниз, сжав ладони в маленькие недовольные кулачки.
        Они втроем стояли передо мной единым фронтом, объединенной женской силой, монолитной стеной, противостоящей мне и моим дерзким и самонадеянным планам выбраться из магазина, вооружившись для защиты лишь ружьем, чтобы найти автомобиль, на котором мы сможем доехать до яхт-клуба.
        - Девочки мои, так нужно! Я найду хорошую и большую машинку, и быстро вернусь. А потом мы на ней поедем к одному дяде, который увезет нас отсюда на красивой яхте, - ответил я дочерям, поглядывая на супругу.
        - Яхта? - восторженно вскрикнула старшая, всплеснув руками, сменив настрой с недовольного на воодушевленный.
        - Да. Настоящая яхта! - подтвердил я, радуясь тому, что сумел перетянуть старшую дочь на свою сторону.
        - А там есть бассейн? - принялась фантазировать она.
        - Не думаю, что там есть бассейн. Но мы сможем прыгать с яхты и купаться в море.
        - Я не хочу море…, - встряла в наш диалог со старшей дочерью младшая.
        - Не хочешь, так и не нужно, - уклончиво, с напускной легкостью, ответил ей я.
        - Я хочу! Я буду купаться. Мы возьмем купальник и круг. И нарукавники. Ура! Ура! Ура! - радостно завизжала старшая, окончательно сменив свой настрой.
        - Дурак! - незлобно выдавила из себя супруга, наблюдая за нами, отпустив мою руку, вернув брови на место и слегка сгорбившись, всем своим видом показывая, что она сдалась.
        - Какой есть, - огрызнулся я, поглаживая расцарапанный ногтями супруги локоть.
        - Надо было взять ключи от нашей машины. Вот я дура! Не подумала о них! Теперь не пришлось бы вот так… искать непонятно что…, - сжав лоб в гармошку, с горечью выдавила из себя супруга, с опаской поглядывая на лежащее на соседней полке ружье, приготовленное мною для предстоящей вылазки.
        - Даже если бы мы их взяли, то как бы я добрался до нашей машины? Она припаркована на противоположной стороне жилого комплекса, за нашим подъездом. Как бы я туда добрался? Это же слишком далеко и опасно! - резко ответил ей я, взял с полки ружье и потянув вверх за ручку рольставней.
        - Подожди! - остановила меня жена, снова схватившись за мой локоть.
        - Что?
        - Будь осторожен. Помни, что если с тобой что-нибудь там произойдет, то мы тоже погибнем. Мы вчетвером…, - она знакомым уже жестом провела руками по низу живота, который за последнюю неделю заметно округлился, отчетливо выступая через одежду.
        - Поэтому мне и нужно это сделать. Ради всех нас, - ответил я.
        После я медленно, стараясь не издавать лишнего шума, приподнял ставни, которые с мягким гулом отъехали вверх, образов проход, достаточно широкий, чтобы я смог протиснуться сквозь него.
        Распластавшись на полу лицом вниз, я осмотрел панораму, открывающуюся сквозь образовавшуюся щель. Кусок выложенного коричневой плиткой пешеходного променада перед домом. За ним - кроны деревьев, мерно колышущиеся на ветру, высаженные полосой на приподнятых над уровнем земли декоративных клумбах, отделяющих придомовую территорию от узкой полосы второстепенной дороги, и дальше - от городского тротуара и широкой автомобильной трассы.
        Именно там, вдоль второстепенной дороги и у края трассы, жители дома, которым не доставалось парковочного места внутри жилого комплекса, оставляли свои автомобили, формируя длинную сплошную вереницу из плотно поставленных друг к другу автомобилей.
        Обстановка за пределами магазина, по крайне мере в зоне моего обзора, выглядела не вызывающей опасений. Однако от волнения и страха, мое сердце колотилось так сильно, что, казалось, отдавало молотом по кафельному полу, на котором я лежал. Я себя знал. Чем дольше я бы готовился к выходу, тем труднее мне бы дался первый шаг. Так что не позволив себе раскиснуть, я подтянулся вперед руками и в два коротких и мощных рывка оказался снаружи, протащив свое тело сквозь проход.
        - ??????????????
        Ослепленный все еще ярким солнцем, которое, утопая в оранжевом зареве, закатывалось за крайнюю границу темнеющего моря, я встал на ноги и вытянулся во весь рост, прижавшись спиной к закрывшимся за мной ставням на дверях магазина.
        Впервые за очень долгое время я оказался при свете дня снаружи. Там, где было слишком светло, а периметр моего окружения не был очерчен границами стен и потолков. И будто хронического агорафоб, я ощутил накативший на меня приступ неконтролируемой паники. Перед открытым пространством. Перед порывами ветра, ласкающими мои разгоряченные щеки. Задуманный план немедленно показался мне провальным. И единственное, чего я пожелал, это как можно быстрее забраться обратно в темную, душную, но безопасную нору, из которой я только что вылез.
        Закрыв глаза и сделав несколько глубоких циклов дыханий, я немного успокоился.
        - Спокойно. Спокойно. Дыши ровно. Ты сможешь. Сможешь…, - шептал я под нос, будто мантру, настраивая себя на нужный лад.
        Окончательно свыкнувшись с новой обстановкой и смотревшись по сторонам, я убедился, что опасаться было нечего.
        Если бы не запустение и не звенящая тишина, то округа выглядела обыденно, словно ничего особенного не произошло. Пешеходный променад, окаймленный клумбами, был чист и убран, кроме разве что нескольких вездесущих пластиковых пакетов, загнанных ветром под скамейки. Обернувшись вверх, на возвышающуюся над головой двенадцатиэтажную махину жилого дома, ощетинившуюся прыщщиками кондиционеров и дисками спутниковых тарелок, я также не заметил ничего подозрительного. Однако присмотревшись получше, я все же заметил, что вдали, у дальнего от меня края дома, на сетчатом козырьке, обрамляющем здание, виднелось большое темное пятно. И по прежнему опыту я знал, то то темное пятно скорее всего было телом человека, сброшенного или выбросившегося с одной из расположенных выше квартир. На этом все. Никаких более видимых признаков случившейся катастрофы мне видно не было.
        Однако стоило мне позволить себе слегка расслабиться, так будто по заказу, чтобы удержать мою бдительность наготове, со стороны соседнего справа жилого массива, до меня донесся приглушенный расстоянием шум упавшего и разбившегося предмета. А сразу после - отрывистый скрипящий всхлип, заставивший застыть кровь в моих венах, пригнуться в коленях и сильнее вжаться спиной к ставням, чтобы казаться более незаметным, чем я был на самом деле. Скрип же резко прервался, еще несколько секунд затихая призрачным эхом, отражающимся между высокими башнями жилых домов.
        Прождав некоторое время, прислушиваясь к тишине, сжимая побелевшей в костяшках пальцев рукой ружье, и убедившись, что округа затихла, я решился двинуться дальше. Мелкими перебежками фронтового разведчика, в два захода, прячась за клумбами и скамейками, я пересек пешеходный променад и добрался до второстепенной дороги, которая, как я и ожидал, была плотно заставлена припаркованными автомобилями.
        Широкое городское шоссе, уходящее на север, в сторону центра города, туда, где за десять километров на нас находился пресловутый яхт-клуб, было абсолютно пустым. И только вдалеке, на большом перекрестке с другой городской дорогой, я заметил несколько оставленных прямо посреди развилки автомобилей, видимо столкнувшихся друг с другом, и так и брошенных водителями не месте аварии.
        Пригнувшись к земле и спрятавшись за массивным корпусом черного внедорожника, я обернулся назад, имея возможность оглядеть фасад жилого дома с достаточного расстояния. И с горечью отметил, что последствия катастрофы оказались намного серьезнее, чем мне ранее показалось. Множество стекол на балконах были разбиты. Занавески на окнах сорваны с петель. А с одной из лоджий вниз свисала самодельная веревка, скрученная из белых простыней. Она болталась на ветру, цепляясь узлами за декоративные элементы фасада, напоминая мне о несчастной соседке и ее детях, которым я столь неудачно пытался помочь выжить.
        Однако самым шокирующим обнаружением был открытый балкон на одном из верхних этажей. Там виднелось, кажется, мужское тело, которое безвольно висело, подвешенное веревкой за шею, будто глупая и безвольная тряпичная кукла. Тело висело лицом ко мне. И даже с большого расстояния мне казалось, что я могу разглядеть выпученные в муках удушья глаза, и багровый опухший язык, высунувшийся из искаженного гримасой смерти рта.
        Передернувшись от отвращения, я решил не медлить, и как можно быстрее пройтись по ряду припаркованных машин, чтобы завершить намеченную миссию…
        Чайка
        Пассажирская и водительская двери черного внедорожника, за которым я прятался, были закрыты, а стекла тонированы до черноты, не позволяющими мне рассмотреть хоть что-либо в салоне автомобиля.
        Следующим в очереди стоял серебристый седан со приспущенным колесом. Также закрытый на все замки дверей. Такая же история случилась и с тремя соседними автомобилями: темно-синим паркетником последней модели, потрепанной Ладой с покривившимся на бок бампером и трещиной на лобовом стекле, и белой японской легковушкой с огромным логотипом местной компании по заказу такси на корпусе.
        С каждой проверенным автомобилем, пробираясь на полусогнутых ногах от одной к другой, я все отчетливее и громче слышал в ушах слова супруги, которая утверждала, что моя затея бессмысленна, что я не смогу найти ни одну открытую машину, а тем более с оставленными в салоне ключами.
        Закусив от досады губу, я все же решил не сдаваться и пройтись по ряду припаркованных автомобилей еще дальше, понимая, что опасно отдаляюсь от нашего убежища. И если случится неприятность, то мои шансы успешно добежать до магазина с каждым пройденным метром неумолимо сокращаются.
        Я обернулся назад, взглянув на видневшуюся сквозь колышущиеся ветки деревьев вывеску магазина, ставшую за последнии дни столь родной. На группу изогнутых пальм на фоне размытых очертаний. Только теперь я внезапно осознал, что рисунок символизировал не тропический остров, а оазис посреди пустыни, безопасное прибежище посреди опасной стихии. Ведь магазина так и назывался - «Оазис». И причудливый символизм его названия, учитывая обстоятельства в которых мы находились, заставил меня горько ухмыльнуться.
        - Кем бы ты ни был…, - приподняв лицо к темнеющему глубокой синевой небу, отрывисто дыша, прошептал я, обращаясь к высшим силам, - я оценил твою иронию… Очень смешно…
        И будто в ответ, в прозрачной дали, в стороне синеющего сверкающим сапфиром моря, я заметил крупную белую птицу. Наверное - чайку. Она летела с высоты вниз, сложив крылья, похожая на сверхзвуковой истребитель, заходящий на посадку. И через считанные секунды пропала, скрывшись за башней соседнего здания, напоследок громко и пронзительно крикнув. И крик ее был словно последний вскрик девушки-самоубийцы, бросающеся навстречу смерти со скалы в обрыв.
        Также как и ранее, со звуками доносившимися со стороны соседнего жилого комплекса, в могильной тишине опустевшего города крик птицы показался мне предательски оглушительным. Еще некоторые время крик отзывался нехотя затихающим эхом в лабиринте бетонных стен, над пустым, покрытым сентябрьской пылью асфальтом, под плоским темно-синим безоблачным небом. И тонкой иглой проник мне в уши, засвербив неприятной вибрацией в самой глубине моей головы. Отчего моя спина похолодела, а кожа на руках покрылась гусиной коркой.
        - К черту все! - сдавленно пробормотал я себе под маской, решив немедленно вернуться в убежище, суеверно решив, что крик птицы был предостерегающим знаком о смертельной опасности моего глупого мероприятия.
        Борясь с собственными эмоциями, тяжело дыша и взмокнув, я опустился на асфальт, оперевшись спиной о прохладную сталь корпуса легковушки, позволив двум противоборствующим голосам в моем сознании вступить в битву и определиться с победителем. Осторожный и трусливый голос тянул меня назад, убеждая, что каждая лишняя минута нахождения на улице увеличивает степень риска. А другой, смелый и самонадеянный, утверждал, что без решительных действий шансы на спасение и без того будут равны нулю.
        При этом, я вдруг смог посмотреть на себя со стороны, удивившись мрачной гротескности открывшейся картины. Забившийся в угол между автомобилями, будто на дне свежевырытого погоста, идиот. Бормочущий бессвязные фразы. Потеющий словно дественник перед первым сексом. Сжимающий трясущимися руками бесполезное ружье. В то время, когда в нескольких десятках метрах позади, его ждут двое детей и беременная жена.
        И от этого зрелища мне стало противно от самого себя. Я встрепенулся, тряхнул головой, сбрасывая липкий трусливый морок, и одним резким движением поднялся на ноги, решив все же действовать по изначальному плану.
        Следующей на очереди стояла крохотная красная малолитражка с двумя знаками «Туфелька» и «Ребенок в салоне», прилепленными к заднему стеклу. Чувствуя себя увереннее и спокойнее, я пробрался к ней поближе. И к своему ликованию заметил, что водительская дверь автомобиля оказалась немного приоткрыта. Чтобы проверить салон, я приподнялся и взглянул внутрь, сквозь стекло пассажирской двери.
        И в ужасе отпрянул!
        Будто на мою незавидную долю было недостаточно погибших и обратившихся детей!
        Будто я уже не испил эту горькую чашу до дна!
        На заднем сиденье, в двух детских креслах, стянутые пристегнутыми ремнями, находилось двое существ. Они тутже заметили меня сквозь прозрачное стекло и принялись яростно и безуспешно вырываться из пут, похожие на земляных слизняков, извиваясь тощими тельцами. И приглушенно и коротко поскрипывать кривыми, перепачканными кровью, гноем и еще непонятно чем ртами.
        Дети. Не старше четырех или пяти лет. Судя по длине полувыпавших ошметков волос - мальчик и девочка. Полуистлевшие, разорванные, пропитанные слизью обрывки одежды едва держались на сухих тельцах с полупрозрачной кожей в сетке лиловых вен. Крохотные головки были деформированы так сильно, что лица стали похожи на крысиные морды. А их глаза! Ярко-желтые вытаращенные две пары зрачков, излучающие фосфорное свечение, сверлящие меня взглядами, излучающими голод и ненависть.
        - ??????????????
        Они тянули в мою сторону свои тощие ручки и злобно щелкали челюстями, не в силах добраться до меня, не имея способностей разобраться с замками, которые накрепко удерживали их ремнями на месте.
        Я же отпрянул назад, опасаясь, что твари смогут выбраться из оков и напасть на меня, или неким образом дадут сигнал о моем местонахождении другим существам. Но секунда проходила за секундой. И ничего не происходило. Обращенные дети продолжали скалиться и безуспешно тянуться в мою сторону. Так что осмелев, я решил внимательнее осмотреть салон автомобиля. И выпрямившись во весь рост, я смог увидеть то, что лежало под пассажирским креслом, в ногах у «обращенных» детей.
        А под креслом находилось нечто, от вида чего меня замутило так сильно, что я с трудом сдержал порыв выбросить наружу недавно съеденный мною обед. Полусгнившее, изуродованное, с глубокими черными и рваными ранами тело человека, опрокинутое лицом вниз, протягивающее иссохшиеся руки к малышам…
        Судя по длинным волосам, а также по насквозь перепачканной запекшейся кровью и испражнениями одежде, я смог догадаться, что тело принадлежало женщине, видимо матери «обратившихся» детей.
        Мое воображение тут же принялось рисовать картину произошедшей в салоне автомобиля драмы. О том, что дети обратились первыми, и, «пробудившись», захотели жрать. А заразившаяся мать, все еще не потерявшая сознание, понимая, что ее дни в человеческом обличии сочтены, решает «накормить» собой детей, приняв тем самым смерть выбранным ею способом.
        С тяжелым сердцем, я отвел свой взгляд от жуткой картины, проглотил слюну по иссохшемуся горлу, и двинулся дальше, для «галочки» приоткрыв водительскую дверь малолитражки. Из салона автомобиля мне в нос, плотно прикрытый маской, ударила концентрированная тошнотворная трупная вонь, смешанная со сладковато-приторным «ароматом» аммиака от обращенных. Убедившись, что ключей в замке зажигания не оказалось, я поскорее закрыл дверь, допуская, что ключи от машины могли находится в кармане несчастной погибшей. Однако даже мысль о том, что мне придется искать ключи среди смердящих останков матери, а потом избавляться от ее тела, а также от «обращенных» детей, чтобы использовать машину по назначению, была немыслимой.
        Следующие четыре автомобиля были наглухо закрыты. А возле пятой, у открытой настежь водительской двери, лицом вниз лежало тело мужчины. Грузное. С распластанными в стороны руками и ногами, будто человек прыгнул с экскурсионного самолета и летит к земле, наслаждаясь свободным полетом, выжидая нужный момент, чтобы выпустить парашют. Все бы ничего, но картину портила невообразимо огромная лужа запекшейся крови, в который лежал человек. Также зрелище дополнял вид на глубокую разорванную рану на задней стороне короткой и толстой шеи погибшего. И еще, даже с расстояния двух метров мне были отчетливо видны на открытых участках тела трупные струпья, копошащиеся в гниющей плоти, а также рой мух, суетящихся над мертвым телом.
        Еще одна трудность заключалась в том, что автомобиль толстяка был припаркован к высокой стенке клумбы с деревьями так близко, что протиснуться между ними к следующей машине не представлялось возможным. Так что единственным доступным путем продолжить путь был обход автомобиля спереди. Там, где я бы оказался на виду у всех окон возвышающегося рядом дома, при этом мне нужно было бы перешагнуть через омерзительное тело распластанного на асфальте мужчины.
        Грязно и многоэтажно проматерившись, глотая судорожные вдохи сквозь опротившевшую и намокшую от дыхания маску, я стоял в нерешительности, пригнувшись в коленях и сжимая в руках ружье, снова отчетливо слыша в ушах слова супруги о безуспешности своей затеи. Теперь, когда я отошел от спасительного знака Оазиса так далеко, что он перестал быть мне виден, правда слов жены мне стала очевидна. И перешагивать через того толстяка, чтобы продолжить исследование бесконечного ряда автомобилей, мне совсем не хотелось.
        И опять, словно услышав мои пораженческие мысли, гробовую тишину округи разорвали внезапные звуки. Со стороны правого конца стоящего позади дома, там где на сетчатом козырьке лежало замеченное мною ранее упавшее с верхних этажей тело, донесся пронзительный сприпящий всхлип.
        Сильнее поджав колени и прижавшись к корпусу стоящего рядом автомобиля, я попытался рассмотреть источник шума в просветах веток деревьев. И смог рассмотреть фигуру, стоящую на козырьке, там, где недавно лежало казалось бы мертвое тело упавшего с верхотуры человека.
        Фигура по-звериному стояла на четвереньках и слегка покачивалась из стороны в сторону, поворачивая головой, и, как мне показалось, обнюхивая воздух в поисках добычи.
        - Я все понял… На этом хватит…, - прошептал я сам себе, в полной мере осознав свою ошибку, и поняв, что то тело на козырьке, принятое мною за мертвеца, на самом деле лишь ожидало окончания процесса «обращения». И то, что оно голодно и будет искать пропитания!
        Двигаясь как можно бесшумнее, я попятился назад, стараясь не выпускать из обзора проснувшегося монстра. А тот, хоть, как мне казалось, не заметил меня, однако словно мне назло, последовал за мной, вышагивая по карнизу параллельно траектории моего движения.
        Когда я протискивался за багажником красной малотитражки, то услышал в салоне автомобиля возню. Это были обращенные дети, которые, вероятно, почувствовали мое приближение.
        А потом они истошно и сприпуче заскулили и зачавкали!!!
        Громко и пронзительно!!!
        Будто гнездо озверевших цыплят перед угрозой утопления!!!
        Взглянув сквозь ветки деревьев, я увидел, как обнаженное серое тело, одни упругим прыжком оказалось на асфальте!
        А дальше я уже не смотрел!
        А побежал!!!
        Сломя голову, оголтело перепрыгивая через препятствия, и кончиками своих приподнявшихся на макушке волос ощущая шлепающий по асфальту топот настигающих меня позади четырех бегущих лап.
        Будто в кошмарном сне, когда пытаешься бежать, а ноги не слушаются, и словно тонут в ватном воздухе, я выдавливал из мышц своих ног все что мог. Однако, все равно, как мне казалось, бежал медленно, позволяя преследовавшей меня твари сокращать расстояние между нами.
        Когда между мной и заветным логотипом с пальмами оставались считанные метры, топот преследовавших меня лап слышался так близко, что я был уверен в своей неминуемой гибели.
        В отчаянии, следуя больше животному инстинкту, чем голосу разума, я остановился, вкопавшись на месте, развернулся, вскинул ружье и, зажмурившись, наугад, будучи не уверен, что оно выстрелит и что предохранитель был снят, дернул за курок.
        Послышался грохот последовавшего выстрела… и шум упавшего на брусчатку тела…
        Когда я открыл глаза, то увидел перед своими ногами распластавшееся монстра с разможженной всмятку головой.
        Ошарашенный случившимся, с трясущимися коленями, оглушенный выстрелом, слыша только протяжный звон в ушах, я бросился в объятия приоткрытых ставней, за которыми маячили машущие мне руки супруги.
        И упав в темное лоно убежища, рухнул без сил на пол…
        Мелодия
        Искаженное гримасой ужаса лицо супруги висело надо мной белым пятном. Ее руки судорожно сжимали мои плечи. Она беззвучно открывала и закрывала рот, будто рыба, выброшенная на сушу, пытаясь мне что-то сказать. Хотя слова были лишни. Масштаб созданной мною катастрофы был и без этого понятен.
        Тонкая и хрупкая, словно хрусталь, тишина будто оказалась зажата между слоями уплотняющегося и утяжеляющегося воздуха, который давил на ломкую поверхность все сильнее, приближая момент неминуемого разрыва. Мое болезненно-возбужденное воображение даже позволило расслышать, как трещит это стекло…, рассыпается стеклянной крошкой…, расходится по сторонам паутиной….
        И, наконец, тишина прорвалась грандиозным и фееричным взрывом!!!
        Со стороны внутреннего двора раздался протяжных вой, истошно захлебнувшийся скрипом и хлюпаньем. Его поддержал второй, откуда-то справа! И третий - слева! И следом - сверху, со стороны находящихся уровнями выше этажей! К воплям примкнули множество других, сливаясь в один отвратительный скрипящий, щелкающий, чавкающий и скулящий ор. Пока вся округа сплошь не наполнилась омерзительной какофонией!
        - Дети! Где дети?!! - отчаянно прохрипел я, обращаясь к супруге, вставая на ноги и шаря взглядом по темному помещению.
        - Они тут! Тут…, - задыхаясь, ответила мне супруга, показывая на девочек, которые спрятались, будто замерзшие зверьки, между коробками в углу магазина.
        Рванув к малюткам, я схватил их в охапку и прижал к себе, вдыхая аромат их кожи и волос, шепча под нос слова извинений за содеянное. За то, что вытворил их глупый и самонадеянный папаша. К переплетному кому из наших тел присоединилась и супруга, опустившись к нам и крепко обняв, судорожно подергиваясь телом, борясь с разрывающими ее рыданиями.
        Тем временем омерзительные и пронзительные голоса существ приближались и становились громче, пока один из монстров, судя по доносящимся звукам, не добрался до порога магазина, и не оказался перед входными ставнями, там, где минуту назад я одним выстрелом в голову прикончил одного из их собратьев.
        Шум звериной возни, частый и нетерпеливый топот лап, казался был совсем рядом от нас, в считанных метрах, за тонкой металлической перегородкой рольставней. А после послышался грохот! Грохот удара тяжелого сильного тела озверевшего животного, с остервенением бьющегося в ограждение.
        С противоположного конца магазина, со стороны второго входа в помещение, послышались скрипящие визги нескольких подоспевших тварей, а следом - удар в металл и по вторым рольставням помещения.
        - Выходи…, - приглушенным змеиным шепотом послышалось у меня в голове, в то время, как неистовые удары долбились в перегородки с обоих входов в магазин, под треск металлических креплений, удерживающих ставни на месте.
        Вспоминая выученный навык защиты от «старого приятеля», я сконцентрировал мысли на воображаемой стене вокруг головы. Закрыл глаза и представил ее толстой и высокой, визуализируя нерушимую крепость каждого кирпича, не позволяя голосу врага усилиться и захватить цитадель моего сознания.
        В ответ на мои усилия, голос затих и растворился….
        Очнувшись от приложенных усилий, я обратил внимание на то, что тело старшей дочери напряглось и принялось трястись в мелких судорогах. Отпрянув и ослабив объятия, я наблюдал за страдающей дочерью. Беспомощно смотрел, как лицо малютки бледнеет. Как между ее плотно сжатых губ показывается розоватая пена, стекающая пузырями на подбородок.
        - Боже! Опять! - истерично вскрикнула жена, включив налобный фонарь и направив его на девочку, глаза который закатились вверх, обнажив белки, что означало, что монстр, не пробившись в защищенную крепость моего сознания, теперь пытался прорваться к дочери, что он уже пытался предпринять неделей ранее.
        Понимая, что я ничем не смогу помочь малышке и ей придется попытаться самой справиться с атакой, я лишь обнял ее, приблизил губы к ее уху и принялся бормотать слова поддержки, не уверенный в том, что и на этот раз ребенок сможет справиться с натиском врага.
        - Доченька! Доченька!!! Моя малышка…, котенок…, сладкая конфетка…, умница и красавица… Это плохой «дядя»… Не пуская его к себе… Я знаю, что ты снова сможешь его победить…. Держи свою стену! Высокую и крепкую… Как я тебя учил! Держись, родная! Ты сможешь! Ты сможешь! Ты сможешь…, - повторял я, будто мантру, допустив предательскую мысль о том, что приложенные усилия девочки могут быть бесполезны, так как твари все равно уже выяснили наше местонахождение и с минуты на минуту прорвут защиту и окажутся внутри магазина.
        Супруга истерично металась возле нас, всхлипывая, причитая и выкрикивая нечленоразденные возгласы, то пытаясь вырвать дочь из моих рук, то отпрыгивая от нас, подбегая к ставням, наблюдая, как от частых и мощных ударов деформируется металлическая перегородка и сыпется по стенам штукатурка.
        Хрупкое тельце дочери принялась еще с большей силой биться в конвульсиях, столь интенсивно, что я с трудом мог удерживать ее в руках.
        - Я знаю, что ты здесь… Не нужно бороться… Твоя борьба бессмысленна… Вы проиграли… Мы все равно достанем тебя… и сожрем…, - несмотря на защиту в виде стены, в моих ушах опять сотворился ненавистный шипящий голос.
        Ставни продолжали сотрясаться от ударов!
        Неистовые скрипы и вопли скопившихся у обоих входов в магазин зверей сотрясали душный спертый воздух!
        - ??????????????
        Тело дочери тряслось в конвульсиях!
        Младшая малышка жалобно скулила, удерживая сестру за руку!
        Супруга бессвязно бормотала над ухом, дергая время от времени меня за плечи!
        Мои онемевшие кисти рук бессильно сжимались и сжимались!
        Струи пота текли по моему лицу, попадая в глаза, обжигая их солью, смешиваясь со слезами!
        Мысли путались. Возникали и терялись, не успев образовать хотя бы единственную разумную идею о том, как можно выбраться живыми из возникшей ситуации!
        И тут…!!! Когда, казалось бы, не оставалось даже шанса на спасение, сквозь остервенелую какафонию скрипов тварей и грохота ударов по перегородкам, я расслышал странные, неуместные окружающей обстановке переливы…
        Поначалу они показались мне лишь звуковой галлюцинацией. Игрой больного, истерзанного мучениями воображения.
        Однако стоило странным переливам продержаться в окружающем гвалте и грохоте еще немного, как звери внезапно затихли, будто также, как и я, прислушиваясь к неожиданному мелодичному трезвону.
        И тревожное, липкое и напряженное безмолвие снова опустилось и пропитало окружающий мир, освободив звуковое пространство исключительно для возникшей из ниоткуда мелодии, которая в образовавшейся тишине зазвучала отчетливо и громко.
        Жертва
        - Я - тут, су-у-ук-и-и-и-иии!!! - следом послышался дерзкий и яростный мужской выкрик, в котором я узнал голос коллеги, - за мной, сволочи-и-и-иии!!! - орал он.
        Мне не было видно, что происходило во дворе. Однако воображение нарисовало для меня жуткую, но в то же время карикатурную картину, в которой сосед - грузный взрослый мужик с весом под сто килограмм, верхом на детском велосипеде катится по середине двора, и выкрикивает ругательства под аккомпанемент трелей детской мелодии, издающейся из динамика, встроенном на красном пластиковом руле.
        - Тут я!!! Берите меня, суки-и-ии! Бери-и-и-тее!!! Что?!! Боитесь?!! - продолжал орать он, а после принялся дурным басом напевать первые строки куплета пафосного и размашистого государственного гимна.
        Существа еще некоторое время сохраняли молчание, словно недоумевая неожиданному развитию событий. Однако потом вдруг все разом снова завопили, захлебываясь в омерзительных скрипах, каркая, хлюпая и чавкая.
        Мне немедленно стало ясно в чем была задумка коллеги. И от этого осознания мое сердце защемило от сожаления, а также от благодарности той жертве, которую принес он ради нас, вероятно понимая, что сам он заражен и обречен, решившись на поистине благородный поступок, пытаясь спасти нас, не зараженных, от неминуемой погибели.
        Лапы зверей зашлепали по асфальту и брусчатке. И, судя по удаляющимся шумам, кинулись вслед за орущим коллегой, оседлавшим детский велосипед, оставив штурм дверей магазина, в котором мы прятались.
        Тем временем, коллега продолжал выкрикивать слова гимна, дойдя до второго куплета. И… оборвался на половине слова, на излете высокой ноты, которую он, фальшивя, пытался взять отчаянным дерзким басом. А следом замолкла и детская мелодия… Она поначалу исказилась, заиграла быстро, потом медленно. А под конец совсем угасла, утонув в звериных скрипах и чавканьях.
        Так что все было кончено очень быстро… Так же быстро, как и началось…
        - Спасибо тебе, дружище…, - прошептал я, понимая, что он не сможет услышать мои слова, однако чувствуя себя все же обязанным их произнести, при этом спрашивая себя, смог бы я сам принять подобное решение, оказавшись в аналогичной ситуации, и как всегда - не нашел честного и прямого ответа.
        Впрочем, я понимал, что оправданность жертвы коллеги еще не была ясна. Вполне возможно, что разделавшись с ним, существа тут же вернуться штурмовать двери нашего магазина. Поэтому я продолжал напряженно прислушиваться к шумам со двора, напряженно ожидая появления признаков новой атаки.
        Звери же не появлялись. Я мог расслышать лишь их отдаленные скрипящие поскуливания. Минута шла за минутой, и даже редкие скрипы вскоре пропали, растворившись в благодатной вечерней тишине, в который были теперь слышны лишь шумы моего отрывистого учащенного дыхания.
        Отвлеченный последними событиями, я только заметил, что дочь перестала биться в конвульсиях, и теперь спокойно и расслабленно лежала в моих объятьях, с полузакрытыми веками, изможденная и все еще бледная, но пришедшая в сознание.
        Вытерев кровавую слюну с ее подбородка, я приложил тыльную сторону своей ладони ко лбу малышки, горячему и мокрому от покрывающего его пота.
        - Папа… Я - уже хорошо…, - слабым голоском обратилась она ко мне, недовольно хмуря брови и отстраняя мои руки от своего лица.
        - Ты его опять победила? - спросил ее я, ощущая прилив нежности к дочери, которая несмотря на трудности, выпавшие ей на долю, проявляла себя как стойкий и смелый маленький герой.
        Она серьезно и деловито кивнула головой в ответ, выбралась из моих объятий и отошла вместе с младшей сестрой к матери, которая засуетилась вокруг детей, ощупывая их и поправляя на них одежду.
        Я же подошел к деформированным ударами зверей двери, ведущей во двор, и прислушался, стараясь уловить любые звуки, которые бы означали, что опасность не миновала. Однако двор жилого комплекса был по прежнему погружен в безмолвие, и чем больше времени проходило в тишине, тем увереннее я себя чувствовал, убеждаясь, что предсмертный трюк коллеги на самом деле сработал.
        Прислушавшись к себе и слегка опустив высоту воображаемой стены вокруг сознания, я также не уловил голоса «старого приятеля», недоумевая с одной стороны о его мощи, способной прорвать мою и дочери защиту. А с другой стороны об отсутствии разумного мышления у остальных тварей, которые по сути вели себя словно стая злобных, но глупых собак, которых можно было отвлечь от основной цели любым посторонним отвлекающим маневром.
        Пройдя ко второму входу и вслушавшись к улице, я также не расслышал ни одного подозрительного звука. Потом я встретился глазами с супругой, которая сидела с детьми на полу возле кассовой стойки, наблюдая за моими движениями. С фонарем, закрепленным к ее лбу, сквозь свечение которого я смог видеть выражение ее лица. Скорбного, обвиняющего, но в то же время уставшего, сочувствующего и снисходительного.
        Но тут она встрепенулась. Поднялась на ноги и энергичным шагом направилась к двум рюкзакам, которые мы взяли из горящей квартиры, стоящим в углу с полу-распакованным грузом.
        Судя по прыгающему лучу фонаря, отчетливо различимого в потемках магазина, супруга долго и упорно выискивала нечто в недрах одного из рюкзаков, вытаскивала наружу мешающие ей вещи, шарила по внешним карманам, и, наконец нашла то, что искала.
        Подойдя ко мне вплотную, она протянула мне в лицо правую ладонь, в которой виднелся плоский темный предмет с продетым на конце металлическим кольцом.
        - ??????????????
        - Что это? - недоуменно пробормотал я, тщетно пытаясь разглядеть и узнать этот предмет.
        - Ключ от нашей машины! Я взяла их! Думала, что не взяла… Решила проверить. И, оказалось, что взяла…, - ответила она упрямым и сухим тоном.
        Я принял предмет из рук жены, осматривая его в свете фонаря, будто драгоценный алмаз, найденный нищим старателем в мутной африканской реке. Черный продолговатый кусок плотного пластика удобно лежал в моей ладони, напоминая о прежней жизни, когда я каждый день держал его в кармане, заводя любимый паркетный внедорожник, и наматывая десятки километров по городским дорогам.
        Ключ представлял собой брелок с тремя кнопками, ответственными за дистанционное открытие и закрытие дверей, а также багажника. Брелок работал на батарейках, однако в углублении прятался обычный металлический ключ, которым можно было открыть двери, если электроника не работала.
        Нажав на одну из кнопок, по не отозвавшемуся красным сигналом индикатору, я понял, что батарейка в брелке сдохла, что однако не было проблемой, учитывая обширную их коллекцию, имеющуюся в магазине.
        Наскоро, хорошо знакомым способом, заменив элементы питания, я убедился, что брелок все же работал как нужно.
        - Утром… Мы выезжаем рано утром… Ты подвезешь нашу машину к магазину, мы погрузимся и поедем…, - тихо и глухо произнесла супруга. И, не дождавшись моего ответа, отвернулась от меня и вернулась к детям…
        Дорогие мои уважаемые читатели!
        Третья книга цикла «Знамение» подошла к концу.
        Четвертая книга обязательно будет и она, по моему плану, вас должна удивить и захватить!
        Но пока, до конца года, я решил сделать небольшой для себя перерыв, набраться сил и вдохновения, а потом снова приняться за дело…
        Спасибо,
        Тимур
        КОНЕЦ
        Многие другие книги вы найдете в телеграм-канале «Цокольный этаж»:
        книга?
        Давайте кинем автору награду на Литнет. Хотя бы 10 - 20 рублей…