Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Измеров Олег / Дети Империи : " №02 Задание Империи " - читать онлайн

Сохранить .
Задание Империи Олег Измеров
        Дети Империи #2 В конце «Детей империи» автором на судьбе главного героя автор вначале хотел поставить жирное многоточие. Дескать, пускай читатель додумывает его пути. Но - не тут-то было.
        Чем больше страниц выходило из принтера, чем больше исторических трудов было изучено за время работы, чем более автор убеждался, что альтернативную историю у нас пишут не только фантасты и не столько фантасты, а больше люди серьезные, то есть историки и сценаристы исторических фильмов. Когда киношные немцы запирают железнодорожный мост воротами, чтобы партизаны не прошли, когда Кировский завод во время блокады Ленинграда выпускает копии ленинского броневика, когда часовые, охраняющие дорогу на даче Сталина, стоят не шелохнувшись, когда в двух шагах от них идет перестрелка с террористами, когда бетонная плита проникает внутрь бронепоезда через его крышу, оставляя ее целой - такого ни один фантаст не выдумает. Логикой до этого дойти нельзя.
        В серьезных исторических трудах тоже можно встретить много забавного - например, в одной книге написано, что американцы поставляли в СССР по лендлизу электровозы. В реале этого не было. Значит, книга не из нашей реальности!
        И все это натолкнуло автора на мысль написать абсолютно честное и правдивое продолжение. Абсолютно честное и правдивое в том, что автор сразу, честно и правдиво признает - это не наша реальность и не наша история. Хотя могла быть и нашей. Это у Виктора Суворова алюминиевого паровоза не могло быть никогда, это противоречит физике, а та история, которую читатель увидит в книге, - вполне, хоть и уж очень она странная и необычная.
        Да, и романы главного героя с красивыми женщинами, спецслужбы наши и не наши и прочее в продолжении, конечно, будут. Сталин будет обязательно. Раз уж сам Сид Мейер в игрушке «Цивилизация» определил, что у русских вождь Сталин, то это наш бренд форева, то есть навечно.
        Ну, не будем затягивать. Вперед, в честную и правдивую не нашу историю!
        Олег Измеров
        Задание Империи
        От автора
        Эта книга - продолжение повести «Дети империи».
        В конце «Детей империи» автором на судьбе главного героя автор вначале хотел поставить жирное многоточие. Дескать, пускай читатель додумывает его пути. Но не тут-то было.
        Чем больше страниц выходило из принтера, чем больше исторических трудов было изучено за время работы, чем более автор убеждался, что альтернативную историю у нас пишут не только фантасты и не столько фантасты, а больше люди серьезные, то есть историки и сценаристы исторических фильмов. Когда киношные немцы запирают железнодорожный мост воротами, чтобы партизаны не прошли, когда Кировский завод во время блокады Ленинграда выпускает копии ленинского броневика, когда часовые, охраняющие дорогу на даче Сталина, стоят не шелохнувшись, когда в двух шагах от них идет перестрелка с террористами, когда бетонная плита проникает внутрь бронепоезда через его крышу, оставляя ее целой - такого ни один фантаст не выдумает. Логикой до этого дойти нельзя.
        В серьезных исторических трудах тоже можно встретить много забавного - например, в одной книге написано, что американцы поставляли в СССР по ленд-лизу электровозы. В реале этого не было. Значит, книга не из нашей реальности!
        И все это натолкнуло автора на мысль написать абсолютно честное и правдивое продолжение. Абсолютно честное и правдивое в том, что автор сразу, честно и правдиво признает - это не наша реальность и не наша история. Хотя могла быть и нашей. Это у Виктора Суворова алюминиевого паровоза не могло быть никогда, это противоречит физике, а та история, которую читатель увидит в книге, - вполне, хоть и уж очень она странная и необычная.
        Да, и романы главного героя с красивыми женщинами, спецслужбы наши и не наши и прочее в продолжении, конечно, будут. Сталин будет обязательно. Раз уж сам Сид Мейер в игрушке «Цивилизация» определил, что у русских вождь Сталин, то это наш бренд форева, то есть навечно.
        Ну, не будем затягивать. Вперед, в честную и правдивую не нашу историю!
        Часть I. В атмосфере страха и жасмина

«Мифология во все века одерживает верх над историей. Простой, логически связный и созвучный настроению обывателя миф всегда ближе широкой аудитории, чем занудное разбирательство в противоречиях и закономерностях реальной эпохи»
        Чарльз Стинсон. «Как завоевать страну без единого выстрела». Служебное издание USS, NY, 1956.
1. Мир дизельпанка

«Оба-на!» - подумал Виктор, оглядываясь. «Ну, я и залетел…»
        Виктор Сергеевич Еремин не был новичком в перемещениях по времени и реальностям. Все началось с того слякотного февральского утра, когда он вошел в здание вокзала Орджоникидзеград и оказался там же, но в 1958 году, причем в несколько иной истории, где были живы и Берия, и Гитлер, и вторая мировая еще не началась, а только собиралась и обещала быть ракетно-ядерной. На тот раз все кончилось хорошо
        - и довелось принять посильное участие в разруливании назревающего апокалипсиса, и выбраться удалось целым и невредимым. И вот, спустя несколько месяцев, он сам сунулся в точку перехода, в благородном порыве устранить одну случившуюся в его мире несправедливость.
        Итак, была вторая половина июльского дня, и он стоял на площади большого села. Площадь, судя по деревянным прилавкам с навесами над ними, была рыночной. Асфальта не было - утоптанный суглинок покрывал толстый слой пыли. Где-то неподалеку репродуктор транслировал русские народные песни в исполнении хора.
        В зависимости от степени удаленности от райцентра могло быть что-то до конца шестидесятых. Но только до тех пор, пока не поднять глаза.
        По краям площади тянулись одноэтажные бревенчатые хаты с высокими крышами, крытые тесом и дранкой. На одном из них, что стоял прямо перед Виктором, над входом висела большая вывеска: «Чайная», а чуть пониже - «Все свежее» и «Мух нет». На хате рядом висело «Скобяная торговля Крестовского», с добавлением вывески поменьше
«Велосипеды, Электрика, Радио здесь»; на хате с другой стороны от чайной -
«Потребительское общество „Прогресс“» с перечнем «Мануфактура, спички, мыло, посуда…» - дальше Виктор читать не стал. Чуть дальше - вывеска сапожника…
«Это у них никак нэп. То есть, середина-конец двадцатых. До сорок первого же в другой реальности вроде ничего не менялось?»
        Виктор обернулся и почувствовал, что новая реальность не оставляет от его предположений камня на камне.
        Прежде всего он увидел одноэтажное кирпичное здание серого цвета в стиле довоенного конструктивизма, новое или недавно отремонтированное, по фасаду которого шла надпись рубленым шрифтом, широко расставленными буквами:
«У П Р А В А»
        Наверху, на некоем ступенчатом подобии портика, красовался барельеф в виде огромного двуглавого орла, а пониже висел черно-желто-белый флаг, т. е. флаг цветов императорского дворцового штандарта, а не привычный Виктору бело-красно-синий триколор. Вывеска поменьше на управе гласила:
«Почта-Телеграф-Телефон-Радио». Возле деревянного палисадничка, за которым пышно цвели кусты жасмина, стояла лошадь с извозчиком. По левую сторону от управы стоял кирпичный дореволюционный дом со сводчатыми перекрытиями окон и вывеской
«Роснарбанк», на фасаде которого висела реклама такого содержания:
«Хочешь - сей,
        А хочешь - жни,
        В „Роснарбанк“
        Кредит возьми!»
        Далее реклама описывала возможности приобретения лошади, коровы, велосипеда в кредит и лизинга сельхозорудий. Плакат рядом призывал складывать деньги не в кубышку, а в тот же Роснарбанк: «Рубль положишь, а возьмешь рубль с копейками». Еше одну сторону плошади составляло двухэтажное бревенчатое здание с вывеской
«Клуб. Кино. Читальня. Танцы. Дальновизор.» На фанерном щите висела афиша
«Последний из могикан. Звуковая фильма по роману Ф. Купера.»
        Но центральное место на площади занимала все-таки деревянная церковь, на которую он поначалу не обратил внимания - церковь, она и в советское время выглядела так же. Правда, она была действующая и ухоженная, заботливо выкрашенная в белый и голубенький цвет, но доводилось видеть и такое. Как и народ у церкви.
        И еще Виктор заметил, что репродуктор на столбе угловатый и довоенный, машин не видно, зато есть пара телег и пролетка. Мирно бегающих по прилегающим улицам курей и колодец с воротом он в расчет не принял - оно и сейчас в деревне будет. Где-то за поворотом мычало стадо коров.
        Либо первой мировой и революции не было, либо в гражданской здесь победили белые. Но это еще Виктора само по себе еще не так смущало, хотя изменение расклада политических сил было чревато непредсказуемым измением системы - от демократической республики до диктатуры и репрессий, которые белые могли осуществлять ничуть не хуже красных. Впрочем, виселиц на площади не замечалось, и это вселяло некоторый оптимизм. Больше же всего из увиденного Виктора удивило декларированное присутствие загадочного дальновизора в очаге культуры. Если сие есть телевизор, то вкупе со звуковым кино это указывало минимум на тридцатые, но - в такой глуши? Или же Россия сделала при белых или монархии небывалый рывок вперед, оправдав мечты демократов, или это тот же 1958-й и она дико отстала, оправдав тем самым уже прогнозы коммунистов.
        Тут он подумал о том, что в своих размышлениях упустил из внимания местное население. А народу, надо сказать, на площади было достаточно, и производил этот народ несколько странное впечатление, как будто бы Виктор попал в кадр фильма сталинского периода с лакировкой действительности. Практически все были одеты нарядно, женщины в ярких платьях и платках, мужчины в чистых белых рубахах и начищенной обуви, причем в основном не сапогах, а ботинках. Большая часть местных дам была в туфлях, правда на низком каблуке, надетых на короткие светлые носочки. В совокупности с длиной платьев существенно ниже колен, несмотря на теплую погоду, это указывало обратно на тридцатые - сороковые. Но, однозначно, по одежде этот народ ни на сенокос, ни на прополку, ни на ферму не собирался.
        Виктор сообразил, что самое простое в этой ситуации - сходить на почту и посмотреть число (наверняка там и свежие газеты есть). Или же в читальню. Но реализовать свои планы он не успел, потому что к нему подошла девушка на вид так лет 16-17, с короткой стрижкой по нэповской моде, в светлом простом платье и босиком и сказала:
        - Здравствуйте! Вы случайно, не землемер будете? Не в товарищество «Моган» на межевание приехали?
        - Нет, - ответил Виктор, - к сожалению, я не землемер, не агроном и не врач. Могу учителем в школе, если, конечно, ученики шалить не будут. Читать и писать умею.
        - Я тоже умею, - отвечала девушка. - Семилетку я в этом году закончила, по сокращенной, а младшие сестры по полной заканчивать будут. Жаль, что вы не землемер. Мы от товарищества с дядей Тихоном на ним приехали, на бричке, вон она стоит, а его нет. Задержался, видать.
        - Жаль, что я не землемер…. А на чем тут в Брянск можно ехать?
        - Разве что на извозчике до разъезда, а там на поезд. Или же если кто едет в ту сторону.
        - Понятно. Спасибо.
        - Да за что ж спасибо? Были б вы землемером, привезли бы вас, угостили по нашему, отдохнули бы с дороги, чай, не близко сюда ехать… А так и спасибо не за что.
        - Да. Жаль, что я не землемер.
        Виктор уже начал всерьез подумывать, не прикинуться ли землемером, но решил, что слишком рискованно. «Еще не вечер», - решил он. «Может, получше варианты есть».
        Динамик на столбе поперхнулся, защелкал, затрещал и зашипел, и после нескольких минут прокашливания из него граммофонным тоном бодро полилась мелодия «Тайги золотой».
«Как, у них тоже это фильм вышел? Или просто песню написали? А чего, могли и без фильма. Приятный слоуфокс.»
        Виктор убил еще пару минут на то, чтобы послушать знакомый красивый мотив, вселяющий надежду на то, что он не один в этом мире и в мире этом все-таки можно найти что-то такое, за что можно уцепиться. Все остальное, хотя знакомым и выглядело, но все же каким-то не таким и навевало навязчивые мысли о дизельпанке. Кроме того, инструментальное вступление, такое же мощное, как и в советском варианте, сразу влило в его силы; ему даже на миг показалось, что он, как во сне, раскинул крылья и поднялся в жаркую высь раскаленного июньского неба, увидев с высоты эти избы с огородами, эту площадь, квадратики полей и зеленые мягкие покрывала леса. Он решился действовать, шагнул вперед, и…

«Блин, так фильм-то в 1937 году вышел. Это чего же тут, конец тридцатых? И как тут с поисками шпионов, вредителей и врагов народа? Ну, еще должен быть энтузиазм, но это как-нибудь переживем. А вот угодить в число троцкистско-бухаринских извергов… или здесь их называют ленинско-сталинскими? Тут же белые. А у них кто за
„доблестную сталинскую разведку“? Про это вообще никакие учебники не расскажут.»
        Из динамика донеслось что-то, стилизованное под испанский танец.
        - Если вы едете в Брянск, то нам по пути.
        Виктор обернулся. Перед ним стоял молодцеватый офицер средних лет в форме синего цвета с капитанскими погонами и портупеей. Из кобуры выглядывал знакомый по предыдущей реальности полицейский «Вальтер», только более ранней модели. Темные, чуть с проседью волосы, лермонтовские усики и бакенбарды, неглубокий шрам наверху левой щеки («На дуэли, что ли»), и, в общем, доброжелательное выражение лица.
        - Штабс-капитан Ступин, губернское жандармское управление.
2. Серый автомобиль

«Ну, вот и компетентные органы появились. Доторчался. Сейчас скажет „Следуйте за мной“…»
        - Еремин, Виктор Сергеевич…. Инженер-механик.
        - А меня - Александр Семенович. Я ездил в этот малость забытый прогрессом уголок по делам, и у меня в автомобиле есть свободное место. Могу подвезти. Все равно тут долго добираться.
        - Большое спасибо. Право, не знаю даже, как вас благодарить. Я только что думал, когда удастся отсюда попасть в Бежицу.
        - Пустое, сударь. Я как-то подсчитал, что современный автомобиль возит не столько пассажиров, сколько самое себя. Возможно, когда-нибудь в будущем их научатся делать легче, я слышал о таких проектах. Шофер сейчас должен подъехать.
        - Спасибо… А вы просто Шерлок Холмс. Как вы догадались, что мне надо в Брянск?
        - Нет ничего проще. Судя по обуви, вы из тех мест, где улицы мощены брусчаткой и гудроном, хотя и любите путешествовать - об этом говорит то, что вы выбираете обувь на толстой подошве и чистите ее сами… Ну и потом я угостил леденцами девушку, с которой вы только что беседовали и расспросил.
        - Гениально. Кто владеет информацией, тот владеет всем.
«Попробовать увести разговор в сторону».
        - Хороший афоризм. Не слышал…
        - А здесь какое-нибудь громкое дело? А тот так ходишь по улицам и не подозреваешь, что рядом могут оказаться какие-нибудь заговорщики или даже хуже. Знаете, у меня есть один недостаток: я по старой привычке весь живу в мире техники, а вот насчет политики, особенностей момента - недостаточно уделяю внимания. Признаю, конечно, и стараюсь по мере исправить.
        - Да я заметил, что вы немножко замыкаетесь в своем мире… Даже сказал бы, что живете в мире ином.
        - Мире фантазий. Вы наблюдательны.
        - Но, может это и к лучшему. А моя командировка… Уверяю, ничего интересного. Хотя предмет оной в духе авантюрного романа: убийство офицера в некоей военной части. Взводного, поручика Гастолина, танкиста. Но по сути - ничего особенного: бедняге надо было вовремя разобраться в своих личных связях.
        - В мирное время… Печально.
        - Знаете, на войне тоже нет умной смерти. Вы были на войне?
        Виктор посчитал в уме, что если сейчас тридцать восьмой - а предположим худшее, и сейчас тридцать восьмой - то в 1914 году ему здесь должно быть двадцать шесть. Если, конечно, не имеется в виду японская или какая другая. Какие же года тогда брали?
        - Впрочем, не утруждайтесь. Вы не были на германском фронте, но вас это стесняло. Верно?
        - Просто поражаюсь вашей проницательности. В это время я действительно, как вы говорите, был в другом мире.
        - Не казните себя за это. Я помню малым ребенком, как это все начиналось, весь патриотический порыв, как ушел мой отец добровольцем… Но согласитесь, война между Россией и Германией, между странами, обреченными богом быть в союзе против колониального владычества Алиен Форсиз… нас столкнули и мы совершили трагическую ошибку.
        Где-то я это уже слышал, подумал Виктор. И тут он вспомнил Альтеншлоссера из рейха пятьдесят восьмого года. Чем-то господин штабс-капитан его незаметно напоминает, хотя и не похож вроде как. «Варьируются они, что ли…»
        Тут раздалось фыркание, и на площадь, подымая клубы пыли над иссохшей дорогой, неспешно вьехал угловатый серый автомобиль с открытым верхом.
        - Вот и наша «Испано-Сюиза». Шучу, а то вы подумаете, что в жандармерии не разбираются в автотехнике. Конечно, старый добрый «Форд-МАЗ». Когда эту машину создавали, в Америке тоже было плохо с дорогами, и она проста, как колумбово яйцо. Когда-нибудь сюда проложат асфальтовое шоссе, а наше авто поставят на кладбище, как старый корабль или паровоз.
        - Виноват, господин штабс-капитан! - скороговоркой отрапортовал шофер, открывая им заднюю дверцу. - Ездил воды заливать, сами видите, жара какая, закипает, а тут коров гонят, я и сигналил, и пинал, а что им - тупая животная корова!
        - Это верно. А если бы ты во время войны задержался, а? Ладно, Иваськин. Вон, пока ждал тебя, попутчик свежий в дорогу подвернулся, все в дороге веселее.
«Форд-МАЗ» по жесткости подвески действительно напомнил Виктору нечто среднее между «уазиком» и трактором «Беларусь». Однако в его положении выбирать особо не приходилось. В лицо дул теплый ветерок, было даже немного душновато - возможно, ночью намечалась гроза. Петухи, вольно разгуливавшие вместе с курами у палисадников и прямо на дороге, тоже часто горланили - к перемене погоды. Черные кожаные подушки нагрелись под солнцем, как в сауне - впрочем, в сауне таких как раз не бывает.
        - А в Бежице вас куда подвезти? - громко спросил Ступин, перекрывая громкое, как у грузовика, бормотание низкофорсированного мотора.
«Сейчас расколет. Надо что-то придумать. Хотя - этот догадается. Думай, думай… А зачем вообще придумывать? Преступник будет скрывать, что он без паспорта и денег. А какой-нибудь честный лох?»
        - Да вот… Александр Семенович, как раз хотел у вас спросить, не знаете ли вы, где в Бежице сейчас можно быстро хотя бы немного заработать? Так, чтобы хватило на еду и ночлег?
        - Вы внезапно остались без денег и документов? И родственников у вас нет ни в Брянске, ни дальних?
        - Телепатия? Вы умеете читать мысли?
        - Иногда. Нет, здесь все проще: вы бы спросили, у кого занять на телеграмму родственникам, чтобы прислали денег.
        Виктор развел руками.
        - Потрясен.
        - Профессия, сударь, обязывает. И в этом положении вы впервые, поскольку не сочли возможным для себя рассчитывать на городской ночлежный дом и бесплатный суп. То есть вы бережливы и потому никогда не опускались до нужды, всегда жили трудовой копейкой и иного не мыслите, и всегда планируете будущие траты, как обычно приучены делать степенные семейные люди. Что же с вами вдруг такого случилось?.. Нет! Нет, не говорите, я попробую определить сам. Вас ограбили… нет, не то; вы проигрались в карты? Нет, нет, опять не то; а, вот: здесь не обошлось без женщины. Угадал?
        Виктор подумал, что он уже слышал подобную фразу где-то или читал. Впрочем, это могло быть и дежа вю.
        - Почти точно. Только женщину я так и не встретил, а документов и денег лишился случайно и никого в том не виню.
        - Не переживайте ни из-за того, ни из-за другого. Такие истории случаются часто в самом различном возрасте. Что же можно вам посоветовать? А, вот что: вы когда-нибудь пробовали писать? Я имею в виду - газетные статьи, заметки?
        - Да, доводилось.
        - Тогда могу подвезти прямо к местной редакции на бывшей Елецкой. Там за мануфактуру пера платят наличными людям с улицы - в смысле, не спрашивая документов. Если внушите доверие редактору, то сможете договориться и об авансе. Это утренняя ежедневка, редакция без выходных работает, причем допоздна. А на ночлег - в вашем положении лучше не в гостиницу, а дам я вам адресочек, где одна знакомая сдает койку недорого.
        Штабс-капитан послюнявил химический карандаш и черкнул в отрывном блокноте, отдав листок Виктору.
        - Это на Мценской, знаете, за Красной дорожкой, то-бишь, Церковной, к Литейному. Нарисовать, как добираться?
        - Спасибо, я представляю.
«Мценская - это бывшая Джугашвили… тьфу, 22 Съезда. А Красная дорожка - III Интернационала»
        - Там чисто, тихо, полиция не нагрянет.
        - А это как - не нагрянет? Вдруг грабители залезут и что, не вызовут полицию, что ли?
        Штабс-капитан вдруг как-то по-детски непринужденно рассмеялся.
        - Право, вы точно жили немного в другом мире. В столице или за рубежом. Я имею в виду, что по подозрительным квартирам полиция иногда устраивает обыски - искать подрывную литературу, или тех, кто в розыске и тому подобное. У этой хозяйки вас среди ночи не подымут. А полезут грабители - зовите соседей.
«А он, случайно, не проверял? Черт, черт, стереотипная фраза - „полиция не нагрянет“. Смотрел, как прореагирую. Прореагировал я глупо… Но это даже хорошо. И еще - „зовите соседей“. Верно. В старые времена точно по 02 не позвонишь.»
        - Да, вы правы… Совсем из головы вон.
        - Да отвлекитесь вы от своих мыслей! Что бы там у вас не случилось, прошлого не вернуть. Постарайтесь сосредоточиться на будущей жизни. Знаю по себе, это всегда помогает. А то ведь некоторые, знаете, до того закопаются в собственном прошлом, что и руки на себя накладывают. А нам опять ездить и разбираться, не было ли это замаскированным актом террора. Загрузите себя работой, бывайте на людях, легкую интрижку даже заведите. Да, да, не всерьез конечно, а так, на обоюдный легкий интерес.
        - Понимаю. «Новая встреча - лучшее средство от одиночества»
        - Стихи?
        - Так, слышал по радио.
        - Прогресс… Раньше обычно отвечали - прочел в альбоме.
«Ага. В Интернет-блоге.»
        - Да, все хочу спросить, где можно купить такой мужской ридикюль? - Ступин кивнул на барсетку Виктора, в которой лежали документы гражданина РФ 21 столетия и мобильник. - Наверное, очень удобно в дороге. Как увидел, признаюсь, охватила белая зависть. Хотел бы себе такой завести: часто приходится быть в разъездах по губернии.
        - Да, право, я бы с удовольствием… но я не сам его брал, мне подарили. Говорят, такие в Китае делают, но я не знаю, верить или нет.
        - Супруга подарила?
        - В точку. У вас ум, как луч лазера, - сказал Виктор, и понял, что сморозил жуткую глупость.
        - Про Лазера не слышал, только про Рентгена. Что-то вроде того?
        - Да. Технические тонкости.
        - Цветы из оранжереи?
        Виктор вспомнил, что он до сих пор держит в руках букет. Впрочем, судя по разговору, букет оказывался к месту, многое объяснял и частично избавлял от расспросов.
        - Я не спрашивал. Понравилось, вот и взял.
        - Вы хотели произвести впечатление. Лето, цветов сколько угодно, а такие - только в оранжерее. Даже целлофан особенный, ровный.
        - Вы правы. Как увидел, сразу понравилось. А по целлофану - лучше спросить у какого-нибудь химика. Целлофан, как конструкционный материал, в тяжелой машиностроительной промышленности не применяется. Вот высокоуглеродистая сталь, хромоникелевая, ванадиевая, алюминиевые сплавы - тут я бы мог больше рассказать…
        Странно, думал Виктор. Штабс-капитан фактически сам и подсказал ему легенду, и похоже, вполне удовлетворен ею. А что, случай довольно заурядный. Значит он, Виктор - степенный человек, в летах, бросает семью ради любовницы, мчится ради нее в какую-то глушь, остается с носом, да вдобавок и без денег и документов. А теперь стыдится и не решается не вернуться домой, ни телеграфировать родственникам и ищет случайных заработков, стараясь остаться инкогнито. Легенда, в общем, ничего, могло быть и хуже. Искать пропавших мужей - это не по профилю жандармерии, с этой точки зрения он штабс-капитану мало интересен, что тот и демонстрирует.
        - Курите?
        Штабс-капитан вытащил серебряный портсигар и раскрыл перед Виктором.
        - Нет, спасибо. Я некурящий.
        - Это хорошо. Я вот тоже все собираюсь бросить, но - работа нервная, нет-нет, да и потянет.
…Хотя, конечно, уж какой-то он слишком безразличный. Ну, например, он, Виктор мог оказаться неплательщиком алиментов. Или ради любовницы растрату совершил. А он, штабс-капитан, этим не интересуется и даже старается пособничать. Он что, по жизни такой радушный, или тут у него какой-то свой интерес есть?
«А не собирается ли он меня использовать? Кто я для него? Человек, которому есть что скрывать, у которого проблемы, на которого, значит, есть чем давить. А я, в общем, начинаю уже потихоньку быть ему обязанным. По мелочам, конечно, но знакомству еще часу не прошло… И что же ему надо? Сделать осведомителем? Или филером? Или дать какое другое поручение? Ладно, посмотрим. Может, ему просто после всей этой неприятной казенной работы со жмуриками хочется чувствовать себя благородным странствующим рыцарем…»

3. Россия, которую мы потеряли
        Машина перестала плавать по извивам пыльной грунтовой дороги и выехала на то, что во времена Виктора было оживленной бетонной автотрассой в несколько полос, а здесь
        - аккуратным, но нешироким булыжным шоссе, аккуратно обсаженным с обеих сторон молодыми липами и березками. Автомобиль перестал прыгать, но зато его мелко затрясло. Первое транспортное средство, которое они обогнали, был воз с сеном.
        - Как вы думаете, - продолжал разговор штабс-капитан, - в этом году дожди сено убрать не помешают?
        - Я уповаю на лучшее. Хотя, похоже, небольшая гроза все же пройдет, но, надеюсь, это не затяжные дожди. Вообще надо развивать и механизировать производство кормов, да и вообще производство зерновых. Труд землепашца должны облегчить трактора и комбайны, внесение органики надо дополнить производством минеральных удобрений и средств защиты растений.
        - После Великого Голода, я смотрю, вы всерьез стали интересоваться не только механикой.
        - Так голод не тетка, и опять-таки это механизация.
        - Многие сейчас интересуются, многие. Город вспомнил о деревне. Но вот, на мой взгляд, механизация даст результат только при одном маленьком условии: дороги. Дороги в каждую деревню, к каждому полю. Иначе на этих разбитых проселках мы будем тратить столько топлива, что дешевле будет купить зерно в Канаде, где им из-за кризиса даже топят паровозы вместо угля. Или даже будем покупать горох в консервных банках откуда-нибудь из Трансильвании.
«А до чего же он прав, хоть и жандарм…»
        Вместе с тем развертывающийся по обе стороны дороги мало свидетельствовал о том, что в этих краях был упомянутый штабс-капитаном Великий Голод. Поля были распаханы, на покосах работали конные жнейки, картошка дружно взошла, и периодически им попутно и навстречу, помимо возов и телег, попадались грузовики и трактора. В поле виднелись столбы линий электропередач, а села, через которые они проезжали, не были отмечены печатью запустения. Ветхих и разваливающихся изб Виктор не заметил, а, напротив, попадались новые, и крытые не только тесом и дранкой, но и железом, красной глиняной черепицей или серыми ромбиками террофазерита. Встречались и новые дома, в основном красного кирпича; в паре сел Виктор заметил местные кирпичные заводики, поднимавшие к небу высокую красную трубу.
        - Дороги обязательно надо, - заметил он, - вон как местная промышленность тут развивается, глины используют.
        - Вы заметили? Да, и десяти лет не прошло - никаких следов бедствия, цветущий край. Мы живем в эпоху экономического чуда. Производство растет как на дрожжах, и крупное и мелкое. Концерн Опеля купил акции бывшего завода Форда в Нижнем и расширяет дело, Порше купил другой завод Форда - вот этот самый МАЗ, Московский автосборочный, и будет собирать народомобили… Вы же знаете, американцы, пока начали выбираться из Великого Упадка, распродали по дешевке кучу европейских филиалов. Концерн МАН расширяет бывший завод Струве, БМВ начал выпускать мотоциклы, знаете где? На Урале! Этак скоро и Сибирь-матушку распашут и застроят, уже есть проекты просто фантастических электростанций на сибирских реках. Транссиба уже мало, нужна Байкало - Амурская…

«Какая примерно была пятилетка? Третья… Ну да, планов громадье соответствует. Однако же народ, насколько можно заметить, накормлен и не бедствует.»
        - А все почему? Все благодаря новой экономической политике…

«Хм, нэпу? И у белых нэп? Хотя кто сказал, что у белых будет такой же нэп, как и у красных? Это же просто словосокращение»
        - …И не только экономической. На западе все это называют фачизм.
«А это еще куда? Фачизм, фачизм… Может, мачизм, от слова „мачо“? Нет, это каким боком-то? Или от чьего-то имени. Фачизм. А, черт!!! Только не это!!!»
        Виктор вдруг вспомнил, что словом «фачизм» в двадцатые в Советской России называли не что иное, как фашизм. Он уже тогда в Италии был. То есть, он, Виктор, попал в фашистскую Россию. И от одного сочетания этих двух терминов становилось не по себе. Это даже не прошлая командировка в рейх, тут группы прикрытия и ожидающей у берега подлодки никто не обещал.
        - Я заметил, вас несколько смутило слово «фачизм», - сказал Ступин.
«Трандец. Надо как-то выкручиваться.»
        - У меня есть такой недостаток - я человек старого образца, а если помните, то при императоре Николае слова со всякими «измами» обычно со всякой крамолой ассоциировались. Умом, конечно, понятно, а так как-то привычно, чтобы со словом
«Россия» рядом родное, русское слово стояло.
        - Совершенно правы. Соборность! Есть исконно русское слово - соборность. Фачизм - это от слова «фашина», связка, то, что связывает людей в одно целое, собирает. Фачизм это и есть соборность.
«Ну вот, еще одно хорошее слово опошлили»
        - Соборность - да, вот это родное, это понятно…
        Обычно в случае таких потрясений пишут, что яркий солнечный день как бы померк для героя и прочее. Тем не менее Виктор, после осознания того печального факта, что
«Россия, которая мы потеряли», оказалась даже очень иной, чем та, о которой мечтали в начале 90-х, особенных изменений в природе не отметил. Солнце все также светило, иногда чуть закрываясь рваными облачками, словно красавица рукавом, все так же дул навстречу теплый ветерок. По обочинам шоссе цвел сиреневый люпин, розовый иван-чай и желтые лютики и качала свои метелками кашка. Прозрачные кудри берез, с которыми баловался июньский ветер и синеватые полосы леса, окаймлявшие дальние холмы, создавали картину благолепия и первозданной чистоты мира.
«Только не надо паниковать», подумал Виктор, «надо еще разобраться, что тут к чему. В политике вещи редко своими именами называют. Вон, прибалты говорили, что демократию строят, а народ в Таллине отметелили. Не то они называют демократией, что мы думаем. Может и тут фашизмом назвали не совсем то, что я подумал, не германский нацизм. Вон, например, в Испании каудильо евреев так не уничтожал, как Гитлер. А где-то фашисты православных уничтожали, хоть этот факт сам по себе мало утешает…»
        Автомобиль аккуратно переехал деревянный мостик через небольшую речку - новый, аккуратный, он просто казался декорацией из какого-то исторического фильма. Штабс-капитан похлопал шофера по плечу, чтобы тот притормозил.
        - Думаю, самая пора отлить. Пока шоссе пустынно.
        Виктор присоединился, воспользовавшись случаем. Мало ли, сколько еще ехать. Шоссе действительно было пустынно, так что не пришлось даже спускаться с насыпи.
«А еще Германия тут стратегический инвестор», - продолжал рассуждать Виктор, когда они вернулись в машину и продолжили путешествие. «Может, это специально так, как некоторые страны третьего мира делали? Объявляли, что идут по социалистическому пути, чтобы помощь у СССР попросить. А как помощь кончилась, сразу о социализме говорить перестали. Вон, вроде даже одно время Индия называлась Социалистическая Светская Республика Индия, а на самом деле как была, так и есть. Может и здесь - политический маневр такой? Да, главное - пока не паниковать.»
        - Вы не замечали, Виктор Сергеевич, - снова заговорил Ступин, - в такие дни в нашей скромной провинции царит какая-то особая аура? Светлая, умиротворяющая душу и проясняющая мозг? Никогда такого ощущения не было?
        - Отчего же, - обрадовался повороту темы Виктор, - даже довольно часто было. Не зря же эти места поэты воспевали. Например, сочинения господина Тютчева…
        - Тютчев! - с нажимом повторил Ступин, - вот кто, пожалуй, приблизился больше всех к разгадке этой тайны. Не просто поэт, а философ, политик, человек, соединивший тонкость чувств и глубокую аналитическую логику. Не понимаете, к чему я клоню?
        - Нет, - ответил Виктор, на всякий случай готовясь к какому-то подвоху или провокации.
        - Возьмем хотя бы одну строку - «И ропщет мыслящий тростник». Загадка, шифр, а ответ - гениальная догадка о связи человека с высшим знанием, которым проникнута природа, растения. И таких намеков, шифров у него по многим стихам. Легенды об Ойкумене, о Шамбале… Убежден, что нашу Шамбалу надо искать здесь, на Брянщине. А легенды о богатырях? Как на них смотреть? Как на вымысел, преувеличение, или на дошедшие нас языческие предания о расе сверхлюдей?
«Прямо код Да Винчи, однако. Штабс-капитан, оказывается, с фантазиями. Ну, хорошо хоть, что он тратит время на расшифровку Тютчева, а не на то, чтобы раскопать в каждом собеседнике врага империи… будем надеяться, что так.»
        - Да это просто открытие! А мне знаете, что сейчас вспомнилось из Тютчева:
«Удрученный ношей крестной,
        Всю тебя, земля родная,
        В рабском виде царь небесный
        Исходил, благословляя.»
«Интересно, что он в этом откопает?»
        - Тоже одно из моих любимых. Характерно, что вы процитировали именно третью строфу. У нас ведь несколько поколений выдергивали первую - «Эти бедные селенья, эта скудная природа…» Дескать, какие мы низшая, забитая раса без западных революционных идей…

«Осторожно, осторожно, скользкую тему начинает…»
        - …А вы сразу вспомнили о боге. Как точно этим обозначен водораздел между истинным критическим мыслящим патриотом и бунтарем-нигилистом!
«Не плоть, а дух растлился в наши дни,
        И человек отчаянно тоскует.
        Он к свету рвется из ночной тени
        И, свет обретши, ропщет и бунтует.»
        Четыре строки - и вся суть бунтов, волнений пятого года, революции семнадцатого…
«А, в семнадцатом все-таки была. Терпение, терпение. Может, еще чего расскажет.»
        - Кстати, а какого вы вероисповедания? По крайней мере к ортодоксальным иудеям вас отнести нельзя.
«Черт, даже отправление естественных надобностей использует для получения информации. Пугаться этого не надо. У него профессия требует людей изучать.»
        - А сейчас карается, если человек вообще вне вероисповедания?
        - Нет, конечно. Я так понимаю, для вас это достаточно личный вопрос, и оно, собственно, так и есть, если, конечно, вы не в масонской ложе.
        - Шутите. Я просто вне лона церкви, а вот что касается символов веры, есть такая песня, она очень хорошо их передает.
        - Песня? Я заинтригован. Это религиозный гимн или молитва?
        - Это романс.
        - Романс?
        - Да, но можно считать и молитвой. Давайте, я лучше напою. Правда, прошу извинить, пою я, наверное, ужасно.
        - Да ничего, у меня тоже голоса нет. Слух, правда, есть, на гитаре умею… В общем, очень интересно, особенно если романс.
        Виктор прокашлялся и начал «Русское поле» - он помнил, что в «Новых приключениях неуловимых» ее пел в биллиардной белый офицер. Ступин внимательно слушал, а после второго куплета начал подпевать - «Не сравнятся с тобой ни леса, ни моря…». Голос у него, кстати, был бы для попсовой эстрады вполне достаточный.
        - Недурно… черт возьми, очень даже недурно! Чье сочинение, почему я этого раньше не слышал?
        - Музыка Яна Френкеля, а слова Инны Гофф.
        - А-а… Я всегда говорил - надо смотреть не на фамилию… Ничего, можно подкинуть нашим местным певцам, как старинный романс неизвестного автора.
        - Спасибо.
        - Пустяки… Ну вот, а вы смущались - по символу веры вы настоящий фачист.
4. Фрилансер
        Виктора, конечно, внутренне покоробило от того, что штабс-капитан обозвал его фашистом. Но он тут же сообразил, что Ступин вряд ли имел в виду то, что он, Виктор, готов сжигать деревни вместе с жителями или хотя бы фанатично предан фюреру. Скорее всего, дело было во фразе «Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок» которую, при определенной натяжке, можно истолковать и как призыв ставить интересы империи выше своих личных прав и интересов. Каждый понимает в меру своей испорченности. И, в конце концов, Виктору надо здесь притворяться своим для элементарного выживания. «Будем считать, что я удачно напялил на себя чужую шкуру»
        - заключил для себя он, не желая соглашаться с наличием каких-либо внутренних связей между собой, человеком гражданского общества третьего тысячелетия и здешним режимом.
        Бежица встретила их густой волной медового запаха жасмина, кусты которого, густо усыпанные белыми благоухающими цветами, повсюду росли в палисадниках, наряду с розовым шиповником и уже отцветшей сиренью. В глаза бросались крупные розовые шапки пионов и алые солнца георгинов. Жизнь бушевала здесь, и, казалось, среди этого моря цветов, которое представлял собой город, скорее похожий на очень большое село, просто невозможно быть несчастным.
        Улица, которую он помнил, как Ульянова, уже оказалась не с булыжной мостовой, а покрыта асфальтом - это сразу почувствовалось по ходу экипажа. Когда авто проезжало вдоль Старого Базара, Виктор узнал некоторые знакомые двухэтажные дореволюционные здания, в первую очередь, баню, старые цеха и конторы БМЗ, особнячки и губонинские казармы; новые же постройки отличались от известных ему довоенных строгим конструктивистским видом и серым цветом. То, что в его бытность именовалось улицей Куйбышева, здесь было наскоро застроено двухэтажными каркасными бревенчатыми домиками, обложенными снаружи серым силикатным кирпичом. Судя по всему, места для застройки хватало, а застройщики стремились к всемерной экономии. Изредка из этого ряда выбивались новые трех-четырехэтажные дома, возвышаясь мини-небоскребами над окрестным пейзажем. По центру же бывшей (будущей? не будущей здесь?) Куйбышева тянулась железнодорожная ветка в сторону Стальзавода. Развешанных флагов со свастикой Виктор не приметил нигде, и это его успокоило.
        Они свернули на Комсомольскую, тоже уже асфальтированную; точнее, на то, что до Комсомольской было Елецкой, впрочем, если верить штабс-капитану, здесь это уже стало бывшей Елецкой. Сторона Комсомольской, напротив городского сада, по-видимому, была комплексно застроена в конце 20х - начале 30-х. Вплоть до доходного дома со скругленными углами по этой стороне одной стеной протянулись четырехэтажные здания. Одни из них были из силикатного кирпича с плоскими фасадами, прерывавшимися широко расставленными выступами длинных открытых балконов-лоджий, за которыми стена несколько углублялась нишей внутрь; углы также слегка оживляли открытые с двух сторон глубокие лоджии. Больше всего эти дома напоминали Виктору те из довоенных, что сохранились на выходящих на Комсомольскую боковых улицах, только были без зигзагов. Были они почему-то серо-черные, как когда-то корпус БТИ на площади Ленина. Другие, по виду немного поновее, напоминали своей архитектурой Дом Стахановцев, что на Куйбышева; архитекторы постарались на скорую руку внести в суровый шинельный облик проекта двадцатых черты классического дворца. Стены
были украшены по вертикали простенькими крпичными пилястрами, а по горизонтали - разделены карнизами на неравные части, как если бы дом был первоначально ниже, а потом достроен; первые этажи были отделаны штукатуркой с имитацией руста. «Постконструктивизм» - подумал Виктор.
        На первом этаже одного из таких домов, как раз напротив Приюта (в 60-70-е н.р.[Н. . - Нашей реальности.] - музыкальная школа) и располагалась редакция. Еще подъезжая к ней, Виктор издали заметил, что за музыкальной школой, прямо на месте Дворца Культуры БМЗ, стоит высоченное здание собора, причем новое.
        - Ну, вот и приехали. Если случится чего - заходите…
        - Спасибо. А вы сейчас в Брянск?
        - Нет, здание управления тут недалеко. Губцентр-то сейчас не Брянск, а Бежица. Счастливо устроиться!
        Как только Виктор отошел от неожиданного известия, что именно Бежица вдруг стала центром губернии, он вошел в редакцию газеты, которая, между прочим, называлась
«Губернский голос». В коридоре, по верху стен которого тянулись ряды проводов на фарфоровых роликах, было несколько душновато, пахло откуда-то масляной краской, а на одной из стен он увидел большой комикс в лубочном стиле под названием «Каторга
        - путь к светлой жизни». Комикс был про некоего Фрола, который воровал чемоданы на вокзале, попал на каторгу, там научился ремеслу и слушал наставления священника, а после освобождения пошел работать на фабрику и стал типа крутым меном, а его бывшие дружки, не бросив воровское ремесло, спились, бомжуют и ему завидуют.
«Социальная реклама» - заключил Виктор, и поискал дверь приемной. Она была открыта для создания сквозняка, и через нее Виктор увидел из коридора хозяина кабинета.
        Главный редактор оказался мужчиной средних лет, с окладистой бородой, по случаю теплого вечера в рубахе с расстегнутым воротом. Судя по голосу, он кого-то распекал - кого, из коридора видно не было.
«М-да. Момент для разговора, видно, неудачный.»
        - Нет, ну что это значит? Кто говорил анонсировать? Кто за Самодерникова ручался, кто, я спрашиваю, кто? Нет, ты смотри, что я теперь буду сюда ставить? Какой к черту, «материал есть», если мы анонсировали фантастику! Очерк о будущем! Сами себе зажали дверью…
        - Так завтра же Духов день, можно вставить стихи и чего-нибудь про это…
        - Можно! Можно! А на кой ляд на этот номер анонс давали? Народ ждет, купит из-за рассказа, а там - вот! Стихи! Стихов он завтра ждет! Нет, ну с кем работать, с кем работать, это же конец полный… Рожай! Хоть что рожай!..
«А, может, и не такой неудобный…» - подумал Сергей и его вдруг просто понесло внутрь.
        - Извините, - прямо начал он прямо от двери, предупреждая «Какого черта, я занят».
        - Вам, кажется, фантастический рассказ нужен?
        - Проходите. Принесли рассказ?
        - Какой нужен и в каком объеме?
        - О будущем. О технике. Любой технике будущего. Сейчас. Большой будет - урежем…. Иди, иди… - главный редактор замахал рукой высокому молодому мужчине, возможно, начотдела, тому самому, которому он только что выговаривал.
        - «Телефон в кармане.» Тема подойдет?
        - Давайте, давайте. Где… где у вас?
        - Вот тут, - Виктор постучал себя по лбу, - сейчас записываю и отдаю вам. Бумаги можно?
        - Берите. Да, вас как?
        - Еремин, Виктор Сергеевич.
        - Бурмин, Аркадий Иваныч. Давайте, давайте…
        Виктор устроился в приемной возле машинистки, быстро набросал нечто популярное про мобильники и вернулся в кабинет, где горящий от нетерпения Бурмин выскочил ему настречу из-за стола.
        - Давайте, Давайте сюда.
        Тут Виктор к ужасу своему вспомнил, что машинально написал рассказ шариковой ручкой. «Ну вот, вы и попались, Штирлиц…»
        - Одну минуточку, я там поправлю…
        - Сами поправим! Так. «Мадемуазель Клаудия Шиффер изящным движением раскрыла сумочку»… мы-мы-мы… о!.. Ого! Так. Сколько тут? Идет.
        - Что-то сократить, подредактировать?
        - Сами, - он нажал на кнопку звонка, - черт, Анфису, как на грех, отпустил сегодня… Епифанов! - заорал он в коридор. Послышались шаги.
        - Так. Вот я пишу расписку, кассир выдаст пять рублей.
        - Пять рублей? - рассеянно переспросил Виктор. Он еще не был в курсе здешних валют и расценок.
        - Семь! Семь! Но вы меня режете! Вы пользуетесь моим безвыходным положением. Епифанов! Вот это, срочно, ну ты разберешься, давай, давай…
        - Аркадий Иванович, я хотел спросить: а вашей газете еще такие рассказы нужны?
        - Беру все. Гонорар по объему. Такой объем - пять рублей, больше, уверяю вас, тут никто не даст. Да, к кассиру не забудьте, а то он тоже сейчас убежит.
«Значит, не обратил внимания, чем написан рассказ. Ну а потом - перепечатают, рукопись в корзину и концы в воду. Мало ли тут таких бумаг от фрилансеров».
        Кассир вместе с бухгалтером и завхозом, сидел в комнате в самом конце коридора, из которой в этот коридор, помимо двери, было пробито зарешеченное окошко. Он оказался сухощавым старичком в старомодном пенсне и нарукавничками, одно из стекол пенсне в уголке треснуло. Кассир протянул Виктору ведомость для росписи и отсчитал семь рублей ассигнациями. Из вычтехники у него были большие, темно-бурые деревянные счеты. «Да,» - подумал Виктор, «сетевые админы им еще не скоро понадобятся. Посмотрим потом, как еще с инженерами-механиками».
        Расписываясь в ведомости, Виктор вспомнил о том, что за всеми этими хлопотами с промоушеном он так и не взглянул на висевший в приемной редактора табель-календарь.
        - Прошу прощения, а число сегодня какое? Запамятовал по рассеянности…
        - Так сегодня ж день святой троицы, пятидесятница, - удивленно протянул кассир, - воскресенье двенадцатое июня. Народ вот гуляет, а мы каждый день что солдаты на посту.
«А, понятно, чего народ в селе как на киносъемки. Праздник, однако»
        - Да… совсем в творческой запарке счет дням потерял…
        - Ежели и год забыли, так тридцать осьмой.
        Когда Виктор проходил обратно, Бурмин прямо из двери своего кабинета поймал его за руку и буквально втянул внутрь.
        - Вы же, я смотрю, с дороги? А я тут чайку сообразил, знаете, просто неудобно не пригласить.
        Виктор согласился, тем более, что в своем мире так и не успел пообедать, так что позволил себя затащить в кабинет, где на огромном столе, помимо письменного прибора, старого телефона, большой пишущей машинки и кучи бумаг, уже стояли на жестяном подносе пара стаканов в подстаканниках и тарелка с пряниками со жженым сахаром. На стене висел парадный портрет лысоватого худощавого мужчины в белом кителе с золотыми эполетами. «Этот, наверное, и есть здесь самый крутой. Узнать бы, как зовут и обращение к нему…» В углу на тумбочке незыблемым красно-коричневым мавзолеем возвышался здоровый, полметра на полметра, всеволновой шестиламповый
«Телефункен-Хорал».
        - Милости прошу к нашему шалашу, Виктор Сергеевич. Не обессудьте, что скромно - кому Троицын день, кому работа.
        Чай оказался с коньяком. Виктор понял, что начинается деловой разговор.
        - Вы, так сказать, к нам в Бежицу постоянно или проездом?
        - В первоначальных планах - проездом, но, возможно осяду надолго.
        - Если осядете надолго, и ваша муза к вам не охладеет - есть шанс стать колумнистом.
        - От такого выгодного предложения отказываться было бы просто странно.
        - Ну, мало ли… А вы сами откуда? Раньше никогда не доводилось о вас слышать. Неординарно пишете. «Хюндай-Гетц»[По-немецки Hund - «собака», Hetzen - «травить».]
… надо же придумать!
        - Да я, собственно, раньше только технические работы писал, и особо не думал…
        Тут в комнату влетела молодая женщина, чуть за тридцать, невысокая, светловолосая (точнее, с осветленными волосами), без лишней полноты и с большими выразительными глазами; в руках у нее была «лейка». Не успел Виктор глазом моргнуть, как она, произнося с порога «Здравствуйте!», пыхнула магнием; щелкнул затвор.
        - Таня Краснокаменная, наш фотокор, - пояснил Бурмин, - это я попросил проиллюстрировать рассказ портретом автора.
«А вот светиться здесь совсем ни к чему» - мелькнуло в голове у Виктора, но он тут же решил, что после поездки с жандармским штабс-капитаном прятаться смысла не имеет.
        - Вы прекрасно получитесь, - улыбнулась Таня, - у меня хороший опыт. Побежала проявлять пленку.
        Когда она скрылась за дверью, Виктор подумал, что вот кому надо было пристроить букет с тремя гвоздиками, но было уже поздно. «Ладно. Еще не вечер…»
        - А если не секрет, - спросил он, - на какую тему намечался тот рассказ?
        - Да тоже о радио. Перспективы развития хай-фай аппаратуры…
        - Хай-фай? High fidelity? - переспросил Виктор. Радиорупор на площади в селе как-то был далек от хайфая.
        - Ну да. Это то, что опыты в тридцать шестом - тридцать седьмом проводили. И еще про кабельное телевидение высокой четкости. В общем, фантастика ближнего прицела.
        - Нет проблем, - ответил слегка ошарашенный Виктор, - будет про спутниковое телевидение. И плазменные панели.
        - Это вроде той, что делала в двадцать седьмом лаборатория Белла? Как-то по радио лекцию передавали…
        - Да. Они имеют большое будущее.
        Они еще немного посидели; по счастью вопросы Бурмина оказались довольно нейтральными, вроде «Как вам наши места?». Потом у редактора зазвонил телефон: видимо, случилось, что-то интересное, и он оживленно заговорил в трубку. Виктор понял, что самое время откланяться. Когда он подавал руку на прощанье, Бурмин на секунду оторвался от трубки:
        - Секундочку… Да, и еще: когда будете вводить в канву повествования инженера или изобретателя, пусть будет иностранец. Или русский, но работающий в Германии.
        - Ах да, точно! - воскликнул Виктор. - Совсем забыл. Спасибо, что напомнили.
        На самом деле Виктор понятия не имел, почему изобретатель в рассказах не может быть русским, работающим в России. Но не стал спрашивать, почему, приняв это, как местную идеологическую установку, смысл которой ему пока неясен. Впрочем, в таких ситуациях установка могла быть вообще лишена смысла.
5. Свято место пусто не бывает
        Когда он вышел из редакции на улицу, летний зной уже спадал. Солнце клонилось к закату, лаская розовым светом верхушки деревьев парка Пожарного общества, откуда слышались звуки духового оркестра - подъезжая сюда, он не слышал их из-за шума мотора. Со станции долетали тонкие вскрики маневренных паровозов. Сзади, от паровозостроительного, донесся цокот копыт; по мостовой мимо него прокатилась извозчичья пролетка на дутых шинах. Где-то из зеленых кронах молодых деревцев слышалась песня запоздалого соловья. Печать умиротворения лежала над этим уголком вселенной.
        Прямо от подъезда редакции был прекрасно виден новый собор, и Виктор, подойдя поближе, внимательно его рассмотрел. Видимо, это было одно из самых высоких зданий Бежицы, высотой в десятиэтажный дом или чуть больше. Собор был квадратный, пятиглавый, с большой центральной главой с позолоченной маковкой и четырьмя небольшими главами с голубыми маковками по углам. Барабаны глав были оштукатурены и покрыты ярко-желтой и белой краской; основное же здание было выложено из неоштукатуренного серого силикатного кирпича, как и жилые дома на улице, и оттого выглядело немного мрачновато. «Куб» храма был, скорее, сильно вытянутой в высоту призмой. Боковые стены этого «куба» были прорезаны длинными застекленными лентами окон, как на лестничных клетках довоенных жилых домов; ленты эти были зажаты чем-то вроде пилястр, вверху образующих между собой арочки закомар. Чем-то похожим на эти пилястры были украшены и абсиды. Спереди виднелась паперть в половину высоты стен «куба», увенчанная маленькой главкой; передняя стена ее была оштукатурена и побелена, а от дверей спускалась лестница на площадь, где, естественно,
памятника Ленину уже в этой реальности не наблюдалось.
        Собор оставил в душе Виктора несколько двоякое впечатление. С одной стороны, в Бежицы тридцать восьмого это здание смотрелось почти так же мощно, как восьмая московская высотка в пятьдесят восьмом, особенно если мысленно примерять на это место длинное, но не слишком высокое здание Дворца Культуры; собор был, по меньшей мере, вдвое выше. Да и в целом здание следовало традиционному владимиро-суздальскому стилю, который в реальности Виктора большинству нравился больше, чем распространившийся перед 1917 годом в церковной архитектуре модерн. С другой стороны, верхушки прорезей окон и закомары здесь как-то вышли не совсем русскими, а, скорее, балансировали между византийской архитектурой и романской, а на углах даже несли элементы готики. Потом, если дореволюционные православные храмы, даже самые неказистые из них, все же казались Виктору светлыми и легкими, то этот свинцово-серый силикатный колосс как-то придавливал все окружающее к земле.
«Может, его потом снаружи оштукатурят и побелят… А вот еще где-то в этом месте Преображенская церковь еще должна стоять, вроде красивая была. Ее же белые вроде не должны снести, значит, посмотреть можно?»
        Виктор прошел до угла Красной и обнаружил там практически такую же почту в том же самом гринберговском стиле, что и в своей реальности, только серо-желтую с белыми и красно-коричневыми декоративными деталями. На углу ее, на кронштейне, висели над улицей большие круглые электрические часы, и пара юношей с букетиками цветов бродили поблизости, ожидая подруг. Круглая тумба для афиш и деревянный киоск с неожиданной здесь надписью «Роспечать» тоже выглядели как-то знакомо. На том же углу он обратил внимание на таблички на названия улиц. Они также преподнесли ему сюрприз: III Интернационала на самом деле оказалась не Церковной, как, впрочем, и не Красной, а вовсе Губернской, а Комсомольская - почему-то Преображенской. Возможно, Церковную переименовали недавно, и штабс-капитан по привычке назвал ее по-старому, а Елецкую уже помянул как бывшую.
        Напротив почты, вместо знакомого жилого дома конца 20-х Виктор увидел большое угловатое четырехэтажное здание цвета кофе с молоком, с высоким темно-коричневым цокольным этажом, и имевшее в плане вид буквы «П» с косыми ножками (потому что к Стальзаводу улицы от Красной шли наискось). Здание растянулось на целый квартал, и внешне напоминало гибрид Первой общаги БИТМа с речным пароходом. Два крыла неодинаковой ширины, выступавших вперед вдоль того, что называлось Куйбышева и Комсомольской, заканчивались полуцилиндрическими торцами, которые как раз и были похожи на надстройки пароходов. Разная ширина торцов, видимо, объяснялвсь тем, что в одном крыле были конференц-залы, а в другом - просто кабинеты; на закруглениях торцов квадратики окон переходили в сплошные ленты. Между этими выступами зеленел свежеразбитый скверик с молодыми елочками и клумбами, разделенный пополам проходом к главному подъезду; подъезд этот обозначался на гладкой ленте фасада двухэтажным выступающим вестибюлем с балконом. Здесь на здании, словно каланча, возвышалась сухощавая прямоугольная башня высотой с одиннадцатиэтажный дом,
несимметричная, с выступами балконов на одной стороне. Возможно, она и должна была помимо всего прочего, играть роль пожарной каланчи. На вершине ее возвышалось не что иное, как решетчатая мачта с тремя турникетами антенны телепередатчика.
        На фронтоне над входом красовался огромный двуглавый орел, а над ним был, как и над управой в селе, вывешен черно-желто-белый имперский флаг. Виктор понял, что тут, очевидно, и есть губернское правление и подобные ему ведомства.
        Перед центральным подъездом красовалась конная статуя на невысоком, метра в полтора, бетонном постаменте. «Пересвет, что ли?» - подумал Виктор.
        Еще он успел заметить, что среди бродящих по губернскому центру в праздничный вечер людей он, пожалуй, относится к высокорослым. Народ был как-то размером помельче, хотя и не сказать чтобы физически слабее. «Акселерация», вспомнил Виктор. В пятьдесят восьмом, наверное, это тоже было, просто, видимо, не настолько, чтобы бросаться в глаза.
        Что касается одежды, то Виктору показалось, что он попал на съемки костюмированного фильма про довоенную Варшаву или Ригу. Практически не было видно традиционной народной выходной одежды, что извлекается из сундуков по великим праздникам. Зато были наряды по моде тридцатых, от торжественных, но аскетичных и экономных, до носящих явные элементы роскоши. Попадались мужчины в элегантных белых костюмах и галстуках с заколками; обычным же праздничным прикидом простонародного местного мэна служила белая или в вертикальную полоску рубашка с коротким рукавом, белые парусиновые брюки и парусиновые же туфли, а на голове красовалась белая кепка набекрень. Наряды женщин были намного более разнообразны, от льна до шелка, не было разве что женских брюк и представительницы зажиточной части не украшали себя неуместными в жару мехами. Виктора по чисто практическим соображением интересовала более мужская одежда; вскоре он понял, что в своей рубашке в мелкую желтую клетку, светло-серыми брюками из плащевки и кремовыми туфлями на полиуретановой подошве он не сильно выделяется из общего фона и позиционируется, как
приличный господин, которого мало интересует внешний лоск, и который выбирает наряд простой и удобный, уделяя, однако, внимание созданию своего стиля. К тому же плащевка здесь выглядела кульно, хотя и не вызывала удивления.
        Губернская, с тротуарами и площадью перед официальным зданием, была вымощена свежим асфальтом, еще не успевшим вытащить из себя истертую ногами щебенку и растрескаться. Этакий показательный километр идеального асфальта.
        По дороге на Мценскую, по адресу хозяйки, Виктор заскочил в несколько попутных магазинов на Губернской, имея две цели: взять на первый заработок что-нибудь съестное, ибо он еще не только не завтракал, но и не обедал, и посмотреть курс местной валюты. Курс в целом оказался где-то в пределах трех советских рублей за один местный, причем еда стоила дешевле, а готовое платье и обувь - немного дороже. Виктор взял хлеба и полукопченой колбасы, по запаху внушавшей доверия, а по виду похожей на домашнюю колбасу, что появилась в домовых кухнях в середине восьмидесятых.
        Мценская, в сторону Стальзавода, оказалась в основном застроена новыми стандартными двухэтажными деревянными домиками на четыре квартиры, с большими открытыми верандами по бокам. Домики были стандартно покрашены в синий цвет, как и штакетники, ограждавшие палисад. Асфальтовое благополучие центра Бежицы, как оказалось, к западу было ограничено Губернской, и Мценская далее в сторону Литейной мощена была булыжником, тротуары оказались деревянными, из досок - сороковок, уже потемневших от солнца и дождей и местами треснувших, а между тротуаром и проезжей частью тянулась канава для сточных и ливневых вод, густо поросшая бурьяном и лопухом.
        Дом по указанному адресу оказался за Петровской, почти у самого поворота, где, можно считать, начиналась Молодежная. Был он такой же стандартно-синий, с шатровой крышей из плоского шифера, еще не успевшего потемнеть, в палисаднике стандартно благоухал жасмин, задумчиво темнел отцветший куст сирени, и пионы качали пышными пунцовыми и белыми головами, и были еще разные мелкие цветы, на которые Виктор уже особого внимания не обратил.
        У дверей подъезда, спрятанных под небольшим навесом крыльца, виднелась черная ручка механического звонка и висела табличка, сколько раз кому звонить. Виктор еще раз глянул записку: хозяйку звали Задолгова Екатерина Михайловна, и по прочтении этой фамилии Виктор представил себе дородную высокую женщину с нарумяненными щеками и в длинном сарафане с оборками. Звонить ей надо было трижды.
«А это не может быть ловушка? Ну, скажем, направить незнакомого человека какой-то адрес проверить, а потом следить, что будет. Хотя - слишком сложно. И вообще, что это я типа профессор Плейшнер, мандражирую? За цветок на окне мне никто не говорил, пароль не сообщал…» Виктор поднял голову, и увидел, что цветы торчали тут на всех восьми окнах фасада, кроме лестничной клетки. Он плюнул, спокойно вошел в калитку, и трижды крутнул ключик звонка.
6. Ужин у бубновой дамы
        Дверь открыла молодая девушка или женщина, во всяком случае, явно не достигшая тридцати, невысокая, чуть полненькая, но настолько, чтобы это портило привлекательность ее фигуры, темноволосая, с уложенной на затылке косой а-ля Юлия Тимошенко, с натуральным румянцем на щеках с ямочками. Одета она была в тонкую, но непрозрачную светлую блузку с коротким рукавом, причем было заметно, что она, подобно тому, как это делало часть девчонок в восьмидесятом в сильную жару, не носила лифа; также было заметно, что эта деталь одежды ей, в общем-то и не требовалась, ибо природа сама прекрасно позаботилась о поддержании нужной формы. Светло-серая юбка миди создавала эффект стройности, а прикид завершали туфли на легком каблуке и белые носочки с лазоревой тонкой полоской поверху.
        - Добрый вечер. Мне бы Екатерину Михайловну увидеть.
        - Так это я Катерина Михайловна.
        - Еремин, Виктор Сергеевич. Мне сказали, что вы сдаете комнату, и я хотел бы посмотреть и переговорить насчет условий.
«Во будет фокус, если она уже сдана»
        - Пожалуйста, проходите! Наверх, на второй этаж. Вот сюда.
        Виктор прошел на четвертый этаж, вошел в квартиру, снял туфли, и тут вспомнил, что он до сих пор держит гвоздики в руках.
        - А это вам, - сказал он, протягивая цветы Катерине.
        - Мне? За что?
        - Я загадал, что если комната будет свободна, то я дарю хозяйке букет.
        - Как мило! Зовите меня просто Катя.
        - А меня просто Виктор, - сказал Виктор и тут же вспомнил, что с этой стандартной пары фраз начинались почти все его мимолетные связи в иных мирах.
        Квартира Кати состояла из трех комнат; гостиная метров восемнадцать и пара комнат на вид метров девять; в одной из них располагалась спальня хозяйки, а вторую, окно которой выходило на Мценскую и располагалось на фасаде со стороны лестничной клетки, а дверь выходила в коридорчик, собственно, сдавали. В комнате стояла кровать, простой столик, тумбочка, пара стульев, на стене были вешалка и книжная полка. Стены были оштукатурены по дранке и побелены, с потолка свисала электролампочка, у тумбочки была розетка, а у входа на стене висела черная тарелка репродуктора; в глаза бросалась ностальгическая проводка витым проводом по фарфоровым изоляторам. На полу лежали простенькие полосатые дорожки, чтобы не пачкать пол и босиком ходить было не холодно; такая же была постелена и в коридоре. Потолки, даром что дом деревянный, были повыше, чем в хрущевках.
        - И сколько будет с меня?
        - Недорого. Пятнадцать рублей в месяц всего-то.
        - Пятнадцать?
«Это полтора рубля в день советскими. Если сравнивать с общагой - много. А сколько же, интересно, дикарем на юге стоило в начале семидесятых? Рубль в день? Больше?»
        - Но это же не койка, а целая комната! - сделала круглые глаза Катя. - С электричеством и радиофицированная! Коммунальные удобства имеются - водопровод, раковина, ватерклозет пожалуйста! Веранда летом на свежем воздухе сидеть! Чистота и абсолютные санитарные кондиции гарантируются! Соседи приличные, место тихое и спокойное!
«Ладно», - решил Виктор, - «источник бабок пока есть, а рисковать тоже не смысла. Где-нибудь в сортире на улице подцепишь инфекцию, а тут даже антибиотиков не изобрели. Если что - потом всегда успеем куда-нибудь съехать.»
        - Катя, вы меня убедили. Я пока сниму комнату на неделю, а когда в течении этих дней прояснятся мои дальнейшие планы, уже буду смотреть дальше. Вот вам сразу три с полтиной вперед.
        - Так я чаю соображу, - засуетилась Катя, - а то вы с дороги, верно?
        - У меня тут на ужин колбаса есть и хлеб.
        - Так я пожарю вам с картошкой, и вообще давайте вместе отужинаем, время уже подошло.
        - А ваших не будем дожидаться?
        - Да я одна живу. Муж мой покойный приказчиком работал в магазине у паровозного - не тот, что Центральный, а что на Губонина, бывшей Бежицкой, где когда-то была гостиница Мурзина, знаете?
        - Примерно, - ответил Виктор, хотя понял только то, что это где-то в районе завода.
        - Вот два года назад весной он пошел на рыбалку, а лед тонкий, и треснул. Выбраться сумел, только вымок и воспаление легких схватил, от него и скончался. В больницу его возили, но ничего уж не могли сделать. Даже детей прижить не успела.
«Да», подумал Виктор, «на местную медицину особо не надо рассчитывать»
        - А я сейчас при музторговле устроилась. Народ у нас музыку любит, патефоны хорошо идут и особо пластинки. Патефон и дома заводить можно, и на улице, и даже с собой на природу берут - иногда на Десну выйдешь, а парни девчат в лодке катают и патефон у них в лодке стоит. Только надо смотреть, что в запрещенные записи не попадает, а то конфискуют и убытков не оберешься. А квартира на мне - при покойном муже купили у застройщика - и что на меня одну три комнаты? Вот и сдаю.
        - А замуж снова выйти не пробовали? Вы еще так молоды и красивы…
        - Да вот, хороших мужиков подруги расхватали… За лодыря или пьяницу самой неохота. Вот какого-нибудь вдовца присмотреть, чтоб солидный, уважал и деньги не мотал. Даже и с детьми пусть будет. И молодого не обязательно, пусть лучше до того перебесится, чтоб за какой другой юбкой не потянуло. Вы пока располагайтесь, а я плиту растоплю.
        Виктор приоткрыл окно, чтобы было не так жарко - комната была на солнечной стороне. Вдали, за крышами частного сектора, зеленели холмы правобережья Десны. «И купаться отсюда ходить не так далеко. Да, надо же умыться с дороги. А вечером продумать траты на первое время.».
        На кухне Катя в кухонном фартуке подкидывала мелкие полешки в плиту.
        - А вот здесь, на кухне умойтесь. Раковина тут одна. Вот оно мыло на полочке.
        - Катя, а вы не знаете, где здесь недорого бритвенный прибор купить можно?
        - Так я дам вам сейчас бритву, безопасную, - Катя вытерла руки о фартук, - у меня она все равно без нужды лежит, а потом свою заведете. Стол после поможете на веранду вынести, что в духоте сидеть в такую погоду?
        На веранде они пили чай по-мещански: на столе, кроме самовара и густого засахаренного крыжовенного варенья, которое использовалось Катей вместо сахара, стояла еще шкворчащая сковородка с картошкой на сале и принесенной Виктором домашней колбасой, распространяя аппетитные запахи. Виктор подумал, что надо ознакомиться с ценами на мясо и птицу, и попробовать среди среднеобеспеченной части населения ввести моду готовить в саду шашлыки.
        Катя вынесла маленький графинчик и стопочки.
        - Давайте ради праздничка и за день вашего приезда.
        - Спасибо, я вообще-то этим не увлекаюсь…
        - И я тоже не увлекаюсь. Это домашняя наливка, легкая. Просто по капле для аппетита.
        - Тогда другое дело, - согласился Виктор, подумав, что здесь, возможно, отказываться в таких случаях и не принято, - но только для аппетита.
        - Да, и что же без музыки сидеть? Праздник же.
        Катя на секунду упорхнула, и из дверей послышались звуки «Рио-Риты» в исполнении оркестра Марека Вебера. Виктор вспомнил: когда он выносил из гостиной стол на веранду, он приметил электропатефон и пластинки в шкафу; еще там стоял на комоде недорогой приемник в темном деревянном корпусе, похожий на немецкий
«Фольксэмпфенгер-301». Катя вернулась и наполнила стопки до половины красноватой жидкостью.
        - Ну, чтоб на новом месте хорошо жилось.
«Фор ю, Рио-Рита…» - дополнил тост оркестр Вебера.
        Наливка оказалась смородиновой и действительно легкой.
«Прямо кино о довоенном времени».
        - Мы тут с соседями за домом яблони посадили и вишни. Антоновка, за ней ухода мало надо. Потом свой крыжовник и смородину вдоль забора рассадим.
        - Малину не думаете?
        - Можно и малину. На варенье и домашнее вино.
        Пластинка кончилась, и Катя побежала менять. Следующей записью оказался довоенный суперхит про цыгана, разбившего сердце. Вкусы населения, однако, мало менялись.
        - Знаете, сейчас такие пластинки изобрели, где много записей и часто менять не надо. На тридцать три оборота. Только для них надо специальные электропатефоны, которые к приемнику подключают, для усиления. Говорят, такие уже подделать нельзя.
        - А у вас что, пластинки подделывают?
        - Еще как, так что надо смотреть, если берете. Вообще, если будете брать, лучше со мной посоветуйтесь.
        - Ну так вообще-то и долгоиграющие можно подделывать. С помощью гальванопластики.
        - А хотите еще наливочки?
        - Нет, нет, спасибо, больше не надо.
        - А вот вы говорили про эту гальвано… это что такое? Прямо не верится, что такую пластинку и можно подделать.
        - Да точно так же, как и новые изготавливать. Тут главное - достать сырье для такой пластинки, например, винилит. А так - берется оригинальный фирменный диск, с него делается восковой слепок, затем покрывается токопроводящим слоем на основе графита и на него гальваническим способом наращивается металл.
        - Слушайте, как интересно! Ну, прямо чудеса такие! А дальше расскажите.
        - Ну а дальше этот металл и служит основой для матрицы, с которой можно штамповать точно такие же пластинки.
        - Даже не верится! Слушайте, какой же вы образованный! Чайку, пожалуйста, еще. А вот как вот это все делается, с помощью чего, воск какой?
        - Если интересно, могу подробнее рассказать, только, наверное, вам будут скучны всякие технические подробности.
        - Ничуть! Вы знаете, в вас есть что-то такое… Когда вы говорите о всяких умных вещах, это просто завораживает, - и она взяла своей правой рукой его левую.
        Глаза Кати просто горели, щеки раскраснелись, грудь под блузкой выдалась вперед и неровно колебалась. «Интересно, это на нее наливка так подействовала, или реакция на нового, необычного человека? Или женское любопытство такое?»
        Виктор повторил техпроцесс более подробно, стараясь разъяснять популярно и доходчиво, на примерах кустарной технологической базы, доступной обывателю тридцатых. Катя просто поедала его глазами и ловила каждое слово.
        - Вы просто волшебник! - воскликнула она, когда он закончил. - А давайте за науку!
        - Нет-нет, Катенька, пока хватит, я хотел еще по горячим следам сегодня написать еще несколько рассказов для редакции. Если это дело хорошо пойдет, я, пожалуй, могу надолго остаться.
        - Пишите! Конечно, пишите! Когда вы рассказываете, просто голова кругом идет! Я еще потом вас расспрошу, ладно?
        - Конечно! Какие вопросы? Да, кстати, а как к Преображенской церкви пройти, или к храму Преображения… ну, в общем, к той, что при Губонине с каркасом из рельсов строили?
        - А вы не слышали? Так снесли его, уж десять лет как снесли.
        - Большевики, что ли?
        - Да вы что? Какие большевики в двадцать восьмом?
«Так, значит, к концу двадцатых Советской власти уже не было…»
        - И правда… Что это я? А что же такое случилось? Аварийное состояние или стихийное бедствие какое?
        - Так вы эту историю совсем не слышали?
        - Мне стыдно признаться в этом… В занятиях наукой я забывал даже про войны.
        - Ничего! Зато многое знаете такого, что другим неведомо. А с церковью вот что случилось. Землю тут московские скупали и под церковью этой тоже скупили, на снос. А на месте этом пассаж хотели строить, чтобы местные лавки все разорить.
        - Да как же это? - воскликнул Виктор. Он понимал, что в переделе собственности при любом строе нет ничего святого, но в его реальности до сноса церквей в целях бизнеса не доходило. Хотя… если магнатам вдруг помешает церковь или даже собор, то почему нет?
        - Да вот так, выправили бумаги, что якобы эта земля им принадлежит и в одну ночь снесли. Заводские и не выдержали. Чуть было до погромов не дошло, но фачисты народ остановили.
        - И как же им это удалось? - спросил Виктор, который полагал совсем обратное.
        - Сказали, что, значит, плутократия народ на бунт провоцирует, чтобы казаков вызвать, ну а их дело правое. И пошли организованно и заняли городское правление. Вон сама с окна видела, как мастеровые по всей округе в центр шли… Целый месяц новая власть была. Восьмичасовой рабочий день ввели, школы бесплатно сделали, рабочий клуб открыли… База бронепоездов на сторону народа перешла, на Бежице тяжелые бепо стояли, с вот такими орудиями, если вдруг войска пошлют на подавление. Главный у них тут был такой, Белокодов, может, слышали…

«Ого!» - мысленно воскликнул Виктор, вспомнив толстую книгу в библиотеке особняка Альтеншлоссера. «Так он, оказывается, еще и из Бежицы!»
        - Потом, конечно, отдали власть, но с условием, что землю обществу вернут и новый храм построят. Ну, активистов с Белокодовым, знамо дело, в тюрьму, а потом как Великий Голод был и фачисты в Москве и Питере к власти пришли, так их выпустили, только они в столицу выдвинулись. А новый собор вы, верно, видели, он у городского сада стоит.
        - Силикатный? Да. Потрясающе…

7. Шнель-бидин
        Над Бежицей плыли сиреневые сумерки. В глубокой стеклянной синеве неба багровели высокие, подсвеченные уже исчезнувшим солнцем, облака. Где-то недалеко начал репетировать соловей. Вечер не приносил прохлады: воздух, поднимающийся от нагретой, как камни в сауне, земли, был все тем же густым и жарким.
        Виктор уже ожидал, что здесь, на веранде, они будут сидеть с Катериной до темноты, но та спохватилась и начала относить посуду в дом. Виктор помог; на одном из заходов, как только он занес стол в гостиную и повернулся к двери в коридорчик, оттуда вылетела Катя и по инерции столкнулась с ним; чтобы она не упала от неожиданности, он ухватил ее за плечи.
        Катя подняла лицо, их глаза встретились. Взгляд Катерины сиял какой-то неожиданной нежностью; рубашку Виктора прожег жар ее слабеющего тела… но в тот же момент она взяла себя в руки и осторожно отстранилась.
        - Ну, - сказала она, - для первого дня знакомства это слишком много.
        Она повернулась к красному углу, где посреди идеально чистеньких рушничков висели иконы, и перекрестилась.
        - А вы бы не могли мне приемник посмотреть? А то он у меня не включается.
        Приемник действительно оказался трехламповым «фольксэмпфенгером» середины тридцатых, но российской сборки. Для снижения цены он был упрощен по схеме донельзя в прямом смысле слова. То есть до того, что громкость в нем приходилось регулировать изменением обратной связи и перестановкой антенны из одного гнезда в другое на боковой стенке, так что пользоваться им было едва ли не сложнее, чем компьютером.
        Понятно, подумал Виктор. В тридцатых в СССР для ускорения выпуска ширпотреба для многих бытовых приемников использовали решения американской фирмы RCA, здесь дружба с немцами, значит и решения немецкие.
        На стене рядом с приемником, возле грозопереключателя, Виктор заметил прикнопленную красную открытку с двуглавым орлом наверху. На открытке был вписан номер аппарата и отпечатано предупреждение, что слушание антигосударственной пропаганды строго карается законом. Хотя, если изощриться и сделать наушничек, то цена этому предупреждению будет не больше, чем варнингу на первой странице порносайта. Вопрос был лишь в том, а чего такого ему, Виктору, в его положении, сможет дать эта пропаганда.
        - Почти двадцать пять рублей отдали! - сокрушалась Катя. - А вот заглох, радисты сейчас - сами понимаете…
        Виктор не понимал, но, на всякий случай, кивнул.
        - Как стали приемники разбирать, так и не найдешь радиста. На дом звать - это такую цену заломят, что несколько раз придет и дешевле новый взять. К радисту нести - у них заказов куча, он так и будет стоять, неизвестно когда починят. У них же, у радистов, какие клиенты! Суперы чинят, телефункены, дальновизеры. А вы уж посмотрите. Может там, что такое, что особо и чинить не надо.
        - Конечно, посмотрю. Если с лампами что, то это, конечно, искать надо, а если… Короче, обещать не могу, но может быть.
        - Уж вы посмотрите. - повторила Катя. - А то двадцать пять рублей отдали. Вот хвалят те, что ВЭФ делает, но их разве что в Питере достать можно. РЭТ делает телефункеновские, но дорогие. Вот основал бы кто-нибудь у нас в Бежице радиозавод…
        Виктор вставил штепсель в розетку, нашел выключатель - он оказался, как у системника, на задней стенке и представлял собой кнопку, как у настольной лампы, и пощелкал ею. Шелчки слышались и в динамике. «Так, питание на схему идет…» Он достал недавно купленный в своем времени универсальный складной наборчик инструмента, который носил на поясе, и отвернул сзади дырчатую картонку - все лампы грелись. «Ну, если нет потери эмиссии, то, скорее всего, где-то контакт. Ломаться тут особо и нечему. Три лампы всего, да и то одна выпрямителя.»
        - Тряпочка у вас найдется? А то пыли много…
        Он выключил приемник, отсоединил антенну и заземление («Прямо как системный блок отсоединять… И размеры те же»), вынул шасси и заглянул в подвал. Потрогав провода, он нашел отпаявшийся - от согласующего трансформатора к сетке лампы. По счастью в наборчик входили пассатижи, так что Виктор, замотав проводник на ножку цоколя, раскалил в печке гвоздь и подплавил припой.
        - Ну-ка, попробуем…
        Виктор щелкнул выключателем и стал манипулировать рукоятками. Немного посвистев, фольксэмпфенгер заорал бодрый фокстротик из «Привет и поцелуй, Вероника!». Правда, качество звука, то ли от обратной связи, то ли от дешевого электромагнитного громковорителя, недалеко уходило от патефонного. Хотя, если сравнивать со встроенными динамиками мобил, то уж лучше это.
        - Умничка! - воскликнула Катя и, нагнувшись к Виктору и обхватив его шею руками, страстно его поцеловала. - Берлин ловит! А что там было?
        - Драйвер слетел, - не моргнув глазом, сказал Виктор, - я переустановил.
        - Вот молодец! А для меня все эти драйвера, пентагриды, термоформеры, пушпулы, гридлики, негадины и шнель-бидины просто китайская грамота.
«Мда. Если бы я тоже помнил, что у них называлось шнель-бидин…»
        Дальше «умнички» и поцелуя их отношения, однако, не зашли. Из сада донеслись порывы ветра, а наступившие сумерки за окнами озарялись приближающимися зарницами: надвигалась гроза. Катя пошла на веранду снимать белье с натянутых под крышей веревок. Виктор прошел в свою комнату, не зажигая света и, глядя в незанавешенное окно на вспышки молний у горизонта, сел на стул и принялся обдумывать ситуацию.
        Оно конечно, для приключенческой повести хорошо, когда главный герой прибывает в иную реальность, где царит фашистский режим, и тут же вступает в борьбу с несправедливостью, а не распевает лирические песни с представителями этого режима, пытается быть этим режимом востребованным в целях личной выгоды и принимает заигрывания молодой вдовы. Однако в иной действительности с реализацией благородных целей имелись некоторые проблемы.
        Во-первых, умереть от истощения под забором на борьбу с режимом никак не тянуло. А это значит, что волей-неволей надо было решать вопросы заработков и жилья, как минимум, а дальше - вопросы бытовых мелочей и одежды на сезон осень-зима
1938/1939.
        Во-вторых, надо было выяснить, в чем здесь несправедливость и как с ней бороться. И с этим дело обстояло пока довольно сложно. Насколько он понял, в конце двадцатых здесь был передел в среде местной буржуазии, и она, буржуазия, попирала всякую справедливость, а фашисты смогли на этом сыграть и выглядеть как раз этими самыми борцами с несправедливостью. Причем белые, задавив красных, не только полностью расчистили фашистам дорогу, устранив соперника, но и дали возможность единовластно пользоваться социал-демократическими лозунгами.
        Потом, фашисты пришли к власти в результате экономического кризиса, именуемого здесь «Великий Голод». А это значит, что в них были заинтересованы как представители бизнеса разного калибра (ибо боялись революции и экспроприации), так и бедные слои населения (ибо не хотели помереть от голода). Экономика в России пока выправилась, а это значит, что и менять систему неизвестно на что здесь мало кто захочет. Обратно же, репрессии части населения, хотя бы за слушание подрывной пропаганды, здесь будут воспринимать как меньшее зло по сравнению с поголовными муками голода. А, значит, считать справедливыми.
        В-третьих, и жертв режима пока Виктору не встретилось. Не относить же плохую пайку к нарушению прав и свобод. С другой стороны, красная карточка с орлом по меркам демократии следующего столетия конечно, посягает на свободу информации, но, похоже, Катерину это как раз совершенно не колышет.
        В итоге Виктор пришел к предварительному выводу, что он, скорее всего, попал сюда в неудачное время. Рассудив таким образом, он встал, повернул выключатель, положил на стол листы писчей бумаги и принялся сочинять рассказы для «Губернского голоса». После второго он почувствовал, что смертельно вымотался за этот день и не может больше записать ни фразы. «Ладно, за вечер тридцать советскими - это тоже ничего… все равно что на пивзаводе вагон соли разгрузить» - подумал он, разделся, погасил свет и лег спать.
8. Здесь вам не тут
        Свежевымытое утро встретило Виктора пением петухов, солнечным зайчиком на стене и чистым осколком небесной синевы за оконными стеклами, мятыми, как будто их только что раскатывали скалкой. Такие стекла в своей реальности он встречал в старом корпусе БГТУ. Через раскрытую форточку проникали родившаяся после ночной грозы свежесть и неистребимый запах цветущего под окнами жасмина. «Вот почему им не надо было дезодорантов…». В общем было такое ощущение, словно он где-то если не в загородном санатории, то на турбазе.
        Виктор включил радио в розетку, предварительно удостоверившись, что это именно радиорозетка, а не сетевая (интересно, почему их сразу не сделали разными?). Репродуктор заорал утреннюю зарядку. Виктор хотел уже было уменьшить громкость, но вспомнил, что ручка в середине «тарелки» - это регулятор не громкости, а установки стальной пластины посередине между полюсами магнита. «Блин, у нас Линукс Убунту проще поставить, чем тут динамик… Обживусь, надо подумать, из чего регулятор громкости сделать.»
        После зарядки, пока Виктор одевался, репродуктор наигрывал кавер немецкого фокстрота «Когда я весел, я пою», который по окончанию сменил оригинал нового немецкого же хита «Звезды сиянье». То, что при официальном славянофильстве (если считать взгляды штабс-капитана типичными) на радио чувствовалось столь явное засилье иностранщины, Виктору показалось несколько странным. То ли император (а, кстати, он здесь император или как его там? надо узнать) был германофилом, как и Николай 2.0 (в этой реальности тоже покойный? о нем что-то ничего не слышно), то ли пресловутая дружба со стратегическим инвестором, то ли прогерманское лобби на радио (почему бы и нет? не похоже, чтобы здесь всех отучили любить бабки), то ли еще что-то, о чем Виктор даже не догадывался. И еще: непонятно, почему при этом славянофильстве такое русофобство по части прессы. Почему здесь русский ученый не может сделать великое открытие даже в фантастическом очерке?
        Стоп, а не связано ли это? Если и связано, то пока неясно, как…
        Кати не было. На кухне на столе Виктор обнаружил записку: «Блины в кастрюле на плите, варенье в столике, кушайте, я для вас напекла». «Ну, будем считать, что я заработал это, как специалист по железу…»
        На улице после вчерашней грозы еще стояли лужи, и Виктора спасало только то, что деревянные тротуары были уложены на бревнышки, поднимавшие доски значительно выше уровня грязи, а мостовая была отделена от тротуаров канавой с лопухами, куда и шлепалась грязь из-под колес изредка проезжавших небольших угловатых автобусов, мест этак на пятнадцать, без указателей маршрута, но с надписью «Автокомпания Фартисова» и табличками «Стальзавод-Соборная пл.» и «Стальзавод-Вокзал».
«Маршрутки» - подумал Виктор. Цокали пролетки, неторопливо ехали ломовые телеги и время от времени фырчали грузовики. В основном это были ярко-зеленые полуторки, похожи на довоенные газовские из Реальности-1, реже попадались опелевские - небольшие, красно-кирпичные, то ли на одну, то ли на полторы тонны, и новенькие темно-синие мощные трехтонки, которые из-за своей заводской свежести казались Виктору какими-то экспонатами для киносъемок.
        Вообще он заметил, что если в 1958 году автомобили воспринимались как-то свежо, оригинально, и даже как-то не выходили из общего ряда восприятия машин 21-го столетия (тюнинг бы еще некоторым сделать и были бы вообще клевые тачки), то здесь он постоянно чувствовал себя как в музее или историческом кино. Вроде «Блефа» с участием Челентано, только кепочки не хватало.
        Еще в глаза бросалось обилие даже для не слишком оживленной улицы столбов и проводов - осветительных, телефонных и радио. Было уже часов девять, и народу навстречу попадалось немного - видимо, основной поток на смену уже прошел. Дети носились босиком по лужам - и здесь опасность быть обрызганным была гораздо выше, чем от машин.
        На Губернской его неожидано поразили тележки морожениц и продавщиц газировки. Повеяло от них чем-то родным, из старых фильмов. А вот мальчишки-газетчики и девушки-папиросницы, наоборот, выглядели чрезвычайной экзотикой.
        Тут же при переходе улицы ему дорогу пересек огромный желтый автобус - двухэтажный
«Бюссинг», с выступающим далеко вперед, как морда крокодила, капотом мощного двигателя, высокими, в половину его роста, колесами и двойным задним мостом. Народу внутрь набилось довольно много, а спереди висела цифра «3», обозначавшая номер маршрута. В какую бы реальность ни попал Виктор, в Бежицу ходила «тройка»!
        - «Губернский голос»! Купите свежие новости! Новые решения властей! На Дальнем Востоке разоблачена сеть японских агентов! Побег обер-полицмейстера Уссурийского края, ведутся розыски! Новый рекорд самолетов Хенкеля! Знаменитая певица Элеонора Малковская обвенчалась со своим импрессарио! Недостойное поведение звезды экрана Лизаветы Бурадо! В Вологодской области снова видели человека-паука! Гвоздь номера
        - фантастический рассказ про телефон будущего!
«Интересно, в редакции дадут авторский экземпляр? А, впрочем, раз дали гонорар, можно не жмотничать. Заодно и про их систему почитаем».
        Он подозвал мальчишку и дал ему мелочь.
        - Спасибо, барин! Спешите брать свежие новости! Тираж ограничен!
        На последней странице действительно был его рассказ, практически без сокращений, а также приделано интервью с автором, которое он не давал; интервью и было снабжено фоткой. Виктор понял, что его раскручивают. «Новый, но уже ставший известным своими произведениями…» «- В чем цель Вашего таинственного визита в Бежицу? - Именно этому городу надлежит сыграть некую роль в мировой истории, о которой сейчас практически никто не догадывается…» Ладно, протестовать не будем. Посмотрим политику.
        С чего начнем? Название, название в первую очередь. Название общественно-политической газеты, ее лозунг, ее основатели часто характеризуют не только ее читательскую аудиторию, но и общественную систему… «Губернский голос», чуть повыше - «За Русь Святую!». «Орган Бежицкой губернской организации Партии Святой Руси, Бежицкого губернского Собора и Бежицкого Губернатора».
        Орган Собора - это, надо понимать, не того, что у парка, а типа собрания представителей. Офигеть. Как все знакомо. «Орган обкома КПСС, областного Совета депутатов трудящихся…» Белые воспроизвели советскую однопартийную систему.
        А может, она вовсе не советская, а такая, что просто стихийно складывалась в период войн и революций? И кто бы ни захватил власть, в конце концов к тому бы и пришел?
        Что там дальше на первой? «Государь Император Владислав Александрович…» Во, как Третьяк прямо.«…Посетил строительство крупнейшего в мире металлургического комбината…» Естественно, большой портрет. Чего же он там сказал? «Нельзя допускать, когда старые и признанные специалисты запираются в скорлупу жрецов, монополистов… Молодежь должна иметь смелость ломать старые традиции и нормы, когда они превращаются в тормоз, она, не может быть рабами общепринятых шор, она должна создавать свои, новые нормы и традиции, несмотря ни на какие препятствия… Часто новые пути прогресса прокладывают новые, доселе неизвестные люди, практики, новаторы дела…» Хм, значит, у них инновационный застой наблюдается? Интересно читать императоров между строк.
        А еще чего нового в передовицах? «Добить вражеское охвостье в партии». Да… Какой - не пишется, значит, одна партия. «Политические обанкротившие и вконец разложившиеся руководители, за пособничество врагам Империи и чуждым элементам с позором изгнаны…»
        Хорошо, что не пожалел мелочи на газетку. Разборки у них в этой самой соборной партии. Будь осторожен, будь осторожен… Здесь вам не тут. Надо изучить, кто кого опустил.
«…Проявили нетерпимую политическую беспечность и проглядели особые методы работы врагов Империи через разложение…» Через что - через что? И что надо не делать, чтобы нечаянно кого-то не разложить? В смысле, не попасть под сигнатуру вируса и не быть удаленным?
«Пытались сорвать борьбу с проникшей в партию агентурой большевизма…» Ну, это общее, а вот расшифровывается: «…продолжали самодурствовать, брать взятки, расхищать и растрачивать казенные средства, допускать брань и рукоприкладство, устраивать под видом мероприятий пьянки и непристойные оргии…» так это чего, репрессии коррупционеров, что ли?
        А почему бы и нет? Как там, у Льюиса Кэрролла?
        «Обвиненье в измене легко доказать,
        Обвиненье в убийстве - труднее,
        Ну, а в злостном банкротстве козу обвинять
        Извините, совсем ахинея!»
        Доказать взятки, коррупцию, вообще хозяйственные преступления, а тем более злоупотребления властью - ага, попробуй, особенно если этим охвачена вся государственная власть сверху донизу. А вот в ихних условиях измену навесить, что два пальца об асфальт. Правда, так можно под эту гребенку и любого забрать, чья физиономия не понравится. Хотя народ в целом будет доволен, поскольку и всяких уродов-оборотней во власти шерстят.
        Рассуждая так, Виктор не заметил, как подошел близко к репродуктору, из трубы которого весело вылетали звуки фокстрота «Счастья дни вернулись к нам».
        - Не желаете ли мороженого, сударь? - спросила у Виктора молоденькая продавщица, пристроившая у того же столба коляску-ледник. - Сливочное, кофейное, крем-брюле?
        - Нет, спасибо. Чего-то прохладно тут у вас.
        - Так это солнце за облачком. А сейчас жара начнется, не приведи господь. Купите мороженого…
        Чего там дальше? «Кумовство и порука», «зазнайство, самодурство, бюрократизм»,
«лицемерно прикрываясь Священным Писанием, поощряли хулиганское отношение к интеллигенции…» Религиозное мракобесие, что ли, развели? Не поэтому ли изобретатель в рассказе не может быть русским? Надо уточнить. Так, ну дальше уже риторика: «разоблачить и добить всех красных последышей», «разгром и полное выкорчевывание», «руководствуясь Словом Божьим»… ну, в таких случаях любая директива сверху для угодливых исполнителей - слово божье.
        Ладно. Что еще в горячих новостях. Перелет Москва-Владивосток на новом самолете Хейнкеля, выпускаемого в России. Новости с дрейфующей полярной станции. Государь император выступил в опытной передаче катодного дальновидения высокой четкости в Москве; специалисты отмечают, что изображение не уступает кинематографическому и в ближайшем будущем каждый житель Российской Империи получит возможность лицезреть любимого монарха у себя дома. Спущен на воду линкор «Святая Русь», первый корабль новой серии. «Смелыми действиями жандармерии Его Величества стерты с лица земли кровавые большевистские вампиры… окончательно выкурить всех шпионов, диверсантов и вредителей из потаенных нор и беспощадно их уничтожить…» Это из статьи про побег обер-полицмейстера. Тоже понятно: такой солидный чиновник в перебежчиках - крупный ляп, вот и ставят дымовую завесу. «Кровавые вампиры» - это класс; типа, тут молодежь тоже мистику любит.
        Также скупо сообщалось о разгроме частями особого назначения нескольких крупных банд на Кавказе и в Туркестане. Из того, что сей факт старались не выделять, можно было сделать вывод, что разгром банд в этих регионах продолжался дольше, чем планировали власти.
        Местная политика располагалась в нижней половине страницы и была практически полностью представлена рапортами чиновников о работе губернских учреждений. Рапорты можно было поделить на две категории: сообщения о мероприятиях: совещаниях, деловых поездках, встречах, приемах и прочее, из которых, впрочем, нельзя было понять, какая польза была извлечена из сей бурной деятельности, и статистических сводок, по которым, при обилии цифр о наличии койко-мест в больницах и объемах заготовок сельхозпродукции оптовиками, сделать какой-то вывод о состоянии дел мог только специалист. Здесь же располагалась и колонка с разъяснениями митрополита по разным вопросам; в частности, устройство громоотвода называлось угодным богу делом, ибо надо различать гром небесный, как гнев господень от поражения небесным электричеством в результате козней дьявола… и так далее.
        Вторая страница была заполнена разнокалиберными губернскими новостями, не имеющими отношения к политике - от прокладки водопровода по улице Базарной в каком-то уездном центре до объявлений о театральных премьерах. На третьей и четвертой странице все было забито светской хроникой, то есть, тем, о чем судачат бабы у колодца: кто с кем сошелся-разошелся, кто про кого чего сказал; давались различные полезные советы и рецепты, а также тексты молитв на разные случаи жизни. Все это перемежалось рекламой, среди которой особенно назойливой была реклама средства
«Эректонус», назначение которого было видно из названия.
«Тьфу, и тут спам про виагру…»
        На последней странице, помимо рассказа Виктора, поселились мелкие объявления, программы радио и телевидения (в газете было: «дальновидения»), афиши театра и кино, а также был фельетон о состоянии радиофикации в Боровке, где в клубе
«Цементник» никак не отремонтируют поломанный дальновизор. Последнее обстоятельство как-то сгладило впечатление Виктора от «кровавых вампиров».
        Вспомнив о конной статуе, он решил осмотреть ее поближе. Вопреки вчерашнему предположению, это оказался памятник не Пересвету, а князю Роману; отлит он был из чугуна, в правой руке князь держал поднятый к небу меч, а левой придерживал чудотворную икону, которую привез для основания Свенского монастыря.
        В редакции на Преображенской Бурмина с утра не оказалось, зато на месте была Анфиса - невысокая девушка, с осветленными короткими, уложенными назад волосами. Одета она была по случаю жары в платье для игры в теннис, по общему стандарту времени длины миди, что компенсировалось тем, что сверху были хорошо открыты спина и грудь; посмотреть у Анфисы там было на что. От полного топлесс Анфису спасали крупные бретели, похожие на звенья цепи, а определенную строгость столь вольному началу придавал широкий белый поясок и два широких диагональных кармана с крупными, как пальтовые, декоративными пуговицами ниже его. Выщипанные и подведенные несколько выше темным карандашом брови в виде изумленной дуги казались непривычными, но здесь были в порядке вещей. Девушка приняла у Виктора оба рассказа и сообщила, что после обеда он может зайти насчет гонорара. Делать дальше было нечего, и Виктор осведомился, где можно найти Краснокаменную, под предлогом попросить у нее свою фотку.
        - А она тоже после обеда будет, - ответила Анфиса, - сейчас она на Арсенале, снимает встречу партактива «Святой Руси» с рабочими.
        - Ну, это святое дело, - согласился Виктор, а про себя подумал: «Чтобы утро не пропадало, надо бы в институт заглянуть. Интересно, как там в тридцать восьмом?»
        - Да, Аркадий Иванович просил вам пробные карточки передать, если нормально, то большие сделают.
        Пробные карточки оказались размером примерно с фотку на советский паспорт; видимо, экономили бумагу.
        - Конечно, пойдет. Большое спасибо! - ответил Виктор и отправился навестить знакомый вуз.
9. Полет над гнездом вампиров
        - Сударь! Не подскажете ли, где здесь Бежицкий Институт?
        Виктора окликнула дама с кружевным зонтиком, сидевшая в легкой двухместной коляске-одноколке.
«Интересно. А возница, что, не знает? Это же рядом.»
        - Знаете, мы из уезда приехали, и Иван Никодимыч тут тоже не в курсе…
        - Тут рядом. За угол налево и метров триста, слева будет такое длинное и красное здание. Улица…
        Тут Виктор вспомнил, что улица за углом здесь никак не может называться «50-летия Октябрьской Революции». Бежать за угол и смотреть название не хотелось. Сказать, что там поперек еще Институтская? Так ведь Институтская здесь тоже может быть не Институтская…
        - Карачевская. Вот за поворотом езжайте, там сразу Красную Казарму увидите, это и есть институт, прежде там гимназии были, - подсказала проходившая мимо женщина.
«Карачевская, значит. Это в честь чего? А в честь чего Орловская, Харьковская, Ростовская, Калужская, Клинцовская, Витебская? Кромская и Болховская? Жиздринская, Коломенская, Тульская, Саратовская, Самарская, Черниговская?»
        Ему вдруг стало ясно, что часть улиц в дореволюционной Бежице была названа безо всяких особых исторических корней; просто сделали план и обозвали улицы по городам. Точно так же, как стандартные советские названия в районе за линией - Коммунистическая, Коммунальная, Мира, Нахимова, Маяковского, Кирова, Азарова, или вот Цурюпы… Более того, советские переименования, наоборот, даже порой вносили в атлас старой Бежицы какое-то разнообразие. Конечно, были и исключения - к примеру, Почтовая, Доменная или Угольная с Лесной.
«Так что, Бежица еще при царе была соцгородом? А почему нет? Построил Губонин завод в глухой тайге - то есть, не в тайге конечно, но в глухом лесу, а при заводе возник город. Соцгород и есть. А может, и весь капитализм в России естественно шел к совку?..»
«Красная Казарма», как называли в народе Старый Корпус, естественно, оказалась на том же месте, и в ней, вопреки первоначальным опасениям Виктора, не оставили гимназию. Только вот назывался храм науки почему-то Бежицким Технологическим Институтом.
        Причину Виктор быстро понял по стоявшей неподалеку от центрального входа доске объявлений. Из специальностей там было «Металлорезание», «Сварка», «Обработка давлением», «Литье», «Технология и организация сборки» и «Нестандартное оборудование». Кроме проектирования нестандартного оборудования, конструкторских специальностей не было - ни вагоностроения, ни, тем более, локомотивостроения или динамики с прочностью.
«Как же они без конструкторов?» - удивился Виктор, и хотел было зайти в знакомые двери, но какое-то мрачное предчувствие его остановило. Вместо этого он не спеша пошел вдоль Старого Корпуса, который, впрочем, в это время еще мог считаться Достаточно Новым. Когда он дошел до длинного деревянного заборчика с воротами, путь ему преградила опелевская полуторка, из кузова которой торчала колесная пара с обломанной наискось осью - точно такая же, с которой он разобрался в Реальности-2 благодаря тому, что в Реальности-1 с ней разобрался Лысак. Правда, немного побольше, колесо в диаметре этак миллиметров девятьсот. «Это судьба!» - мелькнуло в голове у Виктора, и ноги сами собой понесли его в ворота вслед за грузовиком.
        Во дворе института яблони еще не были посажены, и было достаточно пыльно и пусто. Возле котельной виднелись горы угля. Вообще, двор института оказался довольно небольшим, а на территории, где позднее разместятся лаборатории, лесопилка и военная кафедра, за забором виднелись казармы из красного кирпича, надстроенные бревенчатыми срубами до второго этажа.
        Грузовик подогнали к вделанному в стену консольно-поворотному крану, выкрашенному в красный цвет, очевидно, краской, применяемой на заводе для паровозного движения[Ряд движущих частей экипажной части паровоза раньше назывались
«движением».] , и, с помощью ручной тали, гремящей длинными цепями, сгрузили останки на землю. На колесной паре, помимо колесного центра с бандажом, виднелось коническое зубчатое колесо с остатками смазки.
«Судя по длине обломка - колесо в узле колебаний. Оттого и не гасит. Классический случай…»
        Виктор надеялся, что на консилиуме будет кто-нибудь из известных ему отцов-основателей вуза и он, так сказать, соприкоснется с живой историей, а может быть, даже и найдет способ передать приветствия и искренние благодарности потомков. Однако собирался народ незнакомый, в белых кителях и с вузовскими значками на лацканах; Виктор постепенно стал чувствовать себя здесь белой вороной. Заводчанин, парень лет тридцати, также был в кителе, только расстегнутом.
        - Виктор Сергеевич, я не ошибся? Леонид Георгиевич Козинко, доцент кафедры сварки. Господа! Нас посетил тот самый фантаст Еремин!
        Надо сказать, что неожиданная слава в этой ситуации вовсе не обрадовала Виктора. Фраза Корзинко как-то ассоциировалась в его мозгу с фразой «Тот самый Мюнхгаузен». А в фильме с этим названием героя знали-то хорошо, но вот согласиться с ним не очень спешили. Тем не менее Виктор смущенно ответил на приветствия, ответив в частности, что одна из целей его приезда - увидеть тот самый Бежицкий технологический, в котором создают такие чудеса, которые фантасты даже и не могут себе вообразить. После обмена любезностями ему, естественно, разрешили поприсутствовать на консилиуме и даже разъяснили, что это было колесной парой опытной скоростной автомотрисы, изготовленной Радицким вагонзаводом. «Хм, опять там же?» - мелькнуло у Виктора в мозгу.
        Подробности обсуждения вряд ли были бы интересны читателю; сводилось же оно к тому, почему металл оси, несмотря на завышенные запасы прочности, оказался столь непрочным при действии касательных нагрузок, которые по расчетам должны быть невелики.
        - А вы образцы металла на кручение испытывали?
        - А как же! Все соответствует! - горячился представитель завода. - На усталостную прочность, чтоб такой излом был, надо напряжения тысяча шестьсот килограммов на квадратный сантиметр. А откуда они здесь? Вот, - обратился он уже к Виктору, - вот где настоящая фантастика и загадки природы! Это что-то с межкристаллитной структурой творится, не иначе!
        - Кстати, о фантастике, - воспользовался брошенным словом Виктор, - автомотриса в эксплуатации часто боксовала?
        - Частенько. Вот дают для разгона сразу газ побольше, она и срывается. Аж вой в салоне слышен. Только какое это имеет дело к металлу? Тут практика нужна, специалисты…
        - Воет, говорите? Это хорошо.
        - Чего же тут хорошего?
        - Вой, о котором вы говорите - это колеса, скользя по рельсу, начинают колебаться навстречу друг другу, как струна, по которой скользит смычок, и закручивают ось. Напряжения при таких колебаниях вполне достаточны, чтобы ее сломать.
        - Да? Это вы что же, хотите сказать, что конструкторы завода Шкода, у которого купили лицензию на привод, совсем безграмотны?
        - Они просто с этим не сталкивались. Это новое явление. У паровозов такие колебания не развиваются из-за ударов во втулках движущего механизма, у электровозов - из-за ударов в шестернях, которые стоят близко к колесам. Здесь же зубчатое колесо в середине, и когда колеса колеблются в противоположные стороны, она неподвижна и ничего не гасит…
        - Да вы просто ничего не понимаете в механике!
        Виктор непроизвольно хмыкнул.
        - Ну, уж если я вот тут не понимаю…
        - Да, вы! Вы что, работаете сейчас инженером на заводе? Носите китель и вузовский значок?
        - А что, ось разбирает, кто из нас в кителе?
        - Господа, не ссорьтесь, - вступился Козинко, - полагаю, что в нашем отчаянном положении не стоит пренебрегать мнением самоучек.
        - Вот именно - самоучек! Безответственных самоучек, которые строят из себя пророков и изрекают истины, считая всех конструкторов Шкоды дураками! А заодно и тех, кто посоветовал заводу купить привод этой всемирно известной фирмы!
        - Не вы посоветовали?
        - А идите вы… Может быть, ваши фантазии через полвека поймут, а здесь нужны практики - специалисты!
        - Через двадцать точно поймут. Флаг в руки!
        Виктор повернулся и хотел уйти, но столкнулся лицом к лицу со штабс-капитаном Ступиным. Как-то он незаметно сзади подошел.
        - Не спешите. Что вы предлагаете, чтобы у нас была опять колесная пара, а не скрипка?
        - Или сместить зубчатое колесо в сторону от центра, или сделать одну половину оси толще другой. В любом случае это колесо начинает колебаться и от ударов в зубьях энергия колебаний рассеивается.
        - То есть как модератор в пианино?
        - Примерно.
        - Да это не будет работать! Кто, кто видел эти колебания?
        - Господа, я предлагаю что-то вроде дуэли, - поднял руку вверх Ступин, - на заводе внедряют ваше, Виктор Сергеевич, предложение, и, если поломка и после этого будет иметь место, вы получите примерно лет десять каторги за вредительство и саботаж. Если поломки прекратятся - десять лет получит господин Доробейцев, который так рьяно защищал конструкторов Шкоды. Согласны?
        - Идет, - согласился Виктор, - пусть сам металл нас рассудит.
        Штабс-капитан несколько удивленно посмотрел на него.
        - Виктор Сергеевич, а вы хорошо представляете себе, чем рискуете?
        - А вы хорошо представляете себе, чем рискуют те, кто будет ездить на этой мотрисе?
        - Да, - сухо ответил Ступин, - несколько лет назад моя семья погибла в крушении под Лозовой, по пути в Ялту. А как господин Доробейцев? Готовы принять вызов?
        - Извините, - вмешался Виктор, - мне кажется, коллега просто погорячился. В научном мире это часто бывает.
        - Может быть. Вам легче разобраться в вашем мире. Но мне хотелось бы послушать представителя завода.
        - Знаете, - произнес тот задумчиво, - я попробовал посмотреть на предложение господина Еремина, так сказать, со второго взгляда… Что-то в этом есть и, как один из вариантов, на всякий случай стоит проверить.
        - Ну что ж господа, - подытожил Ступин, - если иных возражений нет, я, с вашего позволения, вас покидаю. А вы, Виктор Сергеевич, зашли сюда к кому-то?
        - Если честно, - нашелся на ходу Виктор, - меня в первую очередь интересовал читальный зал. Для рассказов необходимо все время узнавать о новинках науки и техники.
        - Библиотека тут хорошая, я сам часто ей пользуюсь. К сожалению, на время летних каникул она закрыта. Кстати, мне как раз сегодня дали задание разбираться, не являются ли вот эти самые поломки вредительством, и ваша версия о том, что это неизученное явление, принята к рассмотрению.
        - Да, это здесь вряд ли могли знать раньше, потому что исследования требуют электронной тензометрической аппаратуры. Конечно, здесь, в принципе, можно и кустарным путем изготовить проволочные датчики требуемых размеров, измерительный мост и усилитель тока на лампах, но когда в институте только технологические специальности…
        Они направились к выходу из института, оставив консилиум ломать головы дальше.
        - Знаете, Виктор Сергеевич, наша система, наверное, была бы идеальной, если бы не дураки. Интересно, у нас система делает дураков, или дураки - систему? Как вы полагаете?
«Ого! Провокационные вопросы пошли. Нельзя быть слишком умным…»
        - Я думаю, что надо до конца выкорчевать последышей вражеских агентов, которые пытаются разложить наши ряды глупостью, - с невозмутимым видом произнес Виктор, и, заметив удивление на лице штабс-капитана, добавил, - так, по крайней мере, в газетах пишут.
        - Решили перейти на передовицы? А у меня как раз к вам будет просьба, связанная с вашей писательской деятельностью.
«Доносы, что ли, писать сейчас предложит?»
        - Знаете, обычно если представители интеллигенции складывают в уме слово
«жандармерия» со словом «писать», у них в равенстве почему-то получается «доносы». Если вы тоже об этом подумали, то вы ошиблись. У нас есть служебная газета, которую не выносят из учреждений, и я хотел бы вас попросить написать какой-нибудь фантастический рассказ и для нее. Что-нибудь про шпионов и диверсантов будущего и про то, как их ловят.
        - Интересная тема. Надо будет попробовать обязательно.
        - Конечно, попробуйте. Тем более, что гонорары у нас больше, чем у Бурмина.
        - Бурмин говорил, что у него самые большие гонорары…
        - Ну, откуда ему знать? Это закрытые сведения, как и вся финансовая деятельность жандармерии.
        - Понятно. А кому у вас занести рассказ?
        - Да тому же Бурмину. Рукопись запечатаете в почтовый конверт и отдадите ему лично в руки. Когда будете отдавать, скажете: «Вы просили двести строк для криминальной хроники».
        - «Вы просили двести строк для криминальной хроники». А отзыв?
        - Какой отзыв?
«Хм, если Бурмин работает на них, какой отзыв?»
        - Это… в смысле, рецензию на статью. Иногда издателям надо сразу и отзыв.
        - Не нужно. За гонораром зайдете к Бурмину, он передаст вам его в конверте.
        - Никогда не видел, чтобы фантастика была так законспирирована… Но, конечно, я не спрашиваю, зачем.
        - Могу объяснить. Во-первых, так удобно и нам и вам. Когда человек ходит в здание жандармского управления, мало ли что могут подумать про него обыватели? Во-вторых, нам тоже нет резон, чтобы в жандармерию ходило слишком много людей, не состоящих на службе государя императора. В третьих, и это главное - это придумал некто в столице и утвердил… Кстати, за мной авто. Вы куда сейчас, может, подвезти?
        - Спасибо, я сейчас хотел прогуляться и обдумать ваше предложение. Всего доброго!
        - Всего доброго! Так мы ждем от вас рассказ!
        Машина уехала, а Виктор не спеша двинулся в сторону Мценской, обдумывая ситуацию. Прежде всего его удивило то, что при том же промышленном подъеме отношения в науке изменились на сто восемьдесят градусов. Если в реальности-2 его понимали буквально с полуслова и хватались за идеи, то в реальности-3 все с порога отвергалось. Плюс предупреждение Бурмина, что изобретатель не должен быть русским. Плюс слова императора в газете в защиту новаторов.
        Получается, что здесь в обществе какая-то нетерпимость к отечественным ученым и конструкторам, именно к отечественным. Правда, в этом случае слова Бурмина противоречат словам императора. Но это тоже понятно: во многих реальностях император говорит одно, а делается совсем другое. И тут то же самое: император говорит «как надо», а Бурмин с его газетой под вкусы и предрассудки обывателя подстраивается. Потому и институт только технологический. Без технологов заводы вообще работать не смогут, а что касается конструкции, то люди, не разбирающиеся в технике, наивно думают, что ее можно за бугром купить и поди их убеди, что это глупость.
        Было бы проще всего списать эту нетерпимость на политику фашистов и считать, что они сознательно гнобят техническую интеллигенцию. Однако император, наоборот, призывал к новаторству. Кому же верить?
«Может это инофирмы-разработчики здесь недоверие к отечественным кадрам культивируют, чтобы заказы получать? А император либо знает и бездействует, говоря правильные слова, либо пытается бороться с последствиями, а не корнями явления…»
        - Виктор Сергеевич! Виктор Сергеевич!
        Издали ему махала руками Катя - видимо, заметила его, когда он шел по Губернской площади.
        - Виктор Сергеевич, я у хозяина отпросилась, надо в полицию зайти, вид на жительство взять. Я уже обо всем договорилась. С видом на жительство оно лучше будет. Это тут рядом, на Елецкой.
        - На Преображенской?
        - Нет, на Елецкой. От Базарной до Губернской Елецкая переименована в Преображенскую, а дальше идет опять Елецкая до Литейной.
«Короче: на Комсомольской за III Интернационала. Запутаешься тут со старым и новым историческим прошлым.»

10. Идейный отец кибертеррора
        Идя по улице с Катей, Виктор напряженно думал, о чем же должен быть рассказ для штабс-капитана. C одной стороны, явно не хотелось бы вооружать спецслужбы здешнего режима новыми идеями, не выяснив получше, что этот режим собой представляет. Напишешь об электронных жучках, остронаправленных микрофонах для подслушивания, видеокамерах в офисах и магазинах, снятии информации по вибрациям стекла - неизвестно, как это еще и против кого используют. Аналогично было неясно, чем в этой реальности обернутся рассказы о бесшумном оружии, аквалангистах-диверсантах, радиоминах и пластичной взрывчатке. С другой стороны, надо было поддерживать легенду писателя-фантаста, он же инженер-механик. И тут Виктора осенило.
«Напишу-ка я фантастику дальнего прицела. О хакерах и кибертеррористах. Счетные машины у них тут в лучшем случае арифмометры, так что лет двадцать это вряд ли будет актуально, а потом… Ну, должен же быть потом какой-то прогресс общества, борьба за мир и права человека.»
        Правда, в прогрессе после посещения реальности-2 Виктор уже не был совсем уверен… но лучшего ничего все равно придумать не удалось. И, пока Катя рассказывала ему о динамике спроса на аудиозаписи (кстати, в числе хитов неизменно держалась ария Ленского в исполнении Лемешева), он потихоньку строил в голове план повествования.
        Трехэтажное здание полиции на Елецкой оказалось прямо на том месте, где в нашей реальности уютно приютился двухэтажный особняк райкома, ныне райадминистрации. Однако кирпичный треугольный фронтончик с пилястрами и здесь на фасаде был выведен, так что здания были похожи; хотя более всего оно напомнило Виктору уменьшенный Дом Стахановцев.
        В паспортном отделе Катя быстро протащила Виктора мимо очереди сидящих в один из кабинетов с возгласами «Нам назначено! Нам назначено!».
        - Катерина Михайловна? Заходите, заходите…
        Хозяин кабинета был сухощавый мужчина пожилого вида с крупными чертами лица, в круглых очках, с прической ежиком и с седоватыми буденовскими усами. Одет он был в белый мундир с погонами, в коих Виктор не разобрался. На стене прямо за его креслом висел портрет государя императора, а в красном углу висели образа; флаг же держать в кабинетах высших чинов, очевидно, здесь не было принято. И вообще, откуда пошел этот обычай с флагом? Из США? Немцы тоже вроде флагов в кабинетах не держали, они портреты и бюсты держали…
        - С чем пожаловали? А, господин Еремин? Читал, в сегодняшнем. Тронуло, знаете, весьма. И вот что скажу: непременно пишите еще!
«Асилил. Цепляет. Аффтар, пеши истчо» - машинально перевел Виктор.
        - Георгий Владиславович! Тут вот писатель имел несчастье паспорт потерять, нельзя ли местный вид на жительство выправить? А то он как раз у меня комнату снял - ну, чтобы все по форме было.
        - У тебя? Ну, Катерина, сразу, понимаешь, как в город знаменитость - так к тебе на постой. Конечно, выправим. Вы у нас, - обратился он теперь к Виктору, - вроде теперь как местная достопримечательность. У нас тут теперь как заведется писатель какой или музыкант - сразу в столицу! Простору у нас, видите ли, им мало. Паустовский, певец природы, или этот Ильенков, что навроде Феодора Драйзера, про промышленных дельцов пишет, или вон композитор из Почепского уезда, ну, король русского чарльстона, как его бишь, Катерина?
        - Блантер.
        - Вот-вот. «Джон Грей, тара-ра, ра-ра…» В Москве, в Москве. А вы к нам. Карточка есть?
        - Эта подойдет? - ответил Виктор, обрадованный тем, что в редакции дали фотопробу.
        - Давайте. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь
        Несмотря на стоящий на двухтумбовом столе письменный прибор из серого мрамора, полицейский чин воспользовался хромированным вечным пером и заполнил какой-то бланк, наклеил на него фотку стабилином, достал из невысокого коричневого старого сейфа большую круглую печать с орлом и пришлепнул сверху.
        - Держите. Это пока вместо паспорта будет… тем более, я слышал, вы человек степенный, и порядку не нарушаете. Катерина, а как там насчет Амброзе-то?
        - Да не извольте беспокоиться, Георгий Владиславович! Эмброуза доставят день в день, как и договаривались.
        - Это я так: вдруг забыли или что.
        - Да что вы? Нечто когда подводили?
        У крыльца полиции дежурили черные воронки, по виду, переделанные из однотонных
«опелей».
        - Катя, я у вас просто в долгу, - сказал Виктор, когда они вышли из здания.
        - Что вы? Какой долг? Вы так прекрасно мне приемник починили - и еще о долгах.
        Виктор не нашел, что возразить, и решил сменить тему.
        - Скажите, а что, Эмброуза так сложно достать?
        - Конечно! Он же англичанин, его не продают. Но для отдельных уважаемых людей…

«И здесь блат, однако. Полной международной изоляции нет, так что местная номенклатура, как в брежневские времена, по-тихому пользует то, что во всяких радио-музыках не продается. Этак у Катерины внучка видеокассетами фарцовать будет по трудовой династии. Если, конечно, в стране ничего не поменяется».
        - Вот с видеодисками не знаю, что делать. Плохо идут.
        - А чего там плохо идет? - машинально спросил Виктор и тут до него дошло.
«Какие видеодиски? В тридцать восьмом - какие у них тут видеодиски?»
        - Мы их купили всего штук пятнадцать. Они тридцатистрочные, с мультипликатами. Думали, для детей разбирать будут, а сейчас тридцатистрочное смотрят только из-за новостей. Что делать? А на сто двадцать строк - это появятся только когда долгоиграющие писать начнут. И немые они, только изображение одно можно смотреть.
«Да это же граммофонные пластинки! При тридцати строках полоса частот видеосигнала укладывается в звуковую…»
        - А если их вместе с тридцатистрочными телевизорами продавать? Для настройки при отсутствии передачи? И радиомонтерам для того же? Источник тестового сигнала…
        - Ну ты умничка! - воскликнула Катя и сжала его руку. - На улице целовать не буду. Ну, я побежала в наш магазин.
«Интересно, сколько здесь стоит портативная пишущая машинка и за какое время окупится?» - думал Виктор, записывая придуманный рассказ. «А киберпреступник пусть будет американец и действует в США. Этого мы на себя брать не будем. Руссо туристо, облико морале…[В этом месте Ворд автоматически пытался исправлять фразу на «обликом орале». Хотя речь шла не о Билле Клинтоне] Тем более, судя по ихним фильмам, американцы совсем не против…»
        На бумагу сорвалась небольшая лиловая клякса: перо и стеклянная непроливайка были освоены пока не полностью. Он чертыхнулся и продолжал.
«И вообще малость проще надо. „Джон Коннор запустил сканилку портов“ - ну кто это поймет? А, вот что, распишу, какими прогами он пароль ломал. Брутфорс там, подбор осмысленных выражений для слабых паролей и прочее. Ну, про эксплойты вкратце… да, про методы социального инжиниринга при взломе сетей - обязательно. Оно как-то в идее своей понятно, а аттачи к электронной почте еще когда изобретут, чтобы всякие лохи по троянам кликали, думая, что это груди Бритни Спирс…»
        Виктор еще раз пересмотрел исписанные листы. В целом можно понять, а в некоторых деталях… ну, эти читатели любят загадки, так что пусть включают воображение.
        Путь до редакции он проделал довольно быстро. По дороге он заметил, что уже начал привыкать и к местным фасонам, и к музейным машинам, и к круглым лицам, словно сошедшим с экрана старого кино, и к невысокому росту местного населения. Ну он просто таким вымахал, и что?
        А вот конспиративный способ передачи статей… А что, может под прикрытием этого через Бурмина идет передача донесений осведомителей в жандармерию. Очень удобно. Мало ли кто как подрабатывает, какие новости доставляет. Да и профессия журналистов имеет много общего с профессией агентов, и наверняка местные ньюсмейкеры имеют свою мелкую агентуру, тех же мальчишек или знакомых в учреждениях, всякие слухи собирать… Так что связь главного редактора и жандармерии очень даже логична. Так же, как, скажем, связь с жандармерией дворников или местных богемных куртизанок. Кто имеет информацию, тот имеет всех.
        Бурмин был на месте.
        - Вы просили двести строк для криминальной хроники?
        - Беру, - невозмутимо ответил главный редактор. - Вам сообщили, что за гонораром заходить ко мне?
        - Информировали.
        - Тогда ждите. Вам сообщат. А пока получите в кассе десять рублей за утренние рассказы.
        Проходя по коридору, Виктор чуть не столкнулся с Краснокаменной; она спешила из лаборатории с пачкой свежих снимков.
        - Добрый день! А я по случаю хотел свою фотку у вас попросить.
        - Ну конечно! Заходите, вот моя комната.
        Танина комната была, кроме съемочной аппаратуры, доверху завалена ящиками со снимками и кассетницами для отснятых пленок.
        - Так, посмотрим, посмотрим… Вот ваши, - и она протянула Виктору конверт из черной защитной бумаги, фабричную упаковку для позитивных материалов. Такими конвертами Виктор пользовался и сам, пока повсюду не открыли пункты проявки и печати.
        - Нормально вышло?
        - Отлично. У вас, Таня, легкая рука. А вы на Арсенале сегодня снимали? - спросил Виктор в надежде заодно увидеть и исторический вид этого завода, старейшего в губернии и основанного еще по приказу Петра.
        - Снимала. Все очень торжественно на Арсенале. А на фабрике Вязонова в это время народ массой на улицу выкидывали и лишали средств к существованию. Хозяин локаут объявил.
        - Остросюжетный социальный репортаж? А чего же вас не послали? Из газет, вроде сейчас борьба с безработицей.
        - Не все так просто. Вязонов - известный фачист и не жалеет денег в партийную кассу. Денег своих рабочих, разумеется. Зато на Арсенале праздник, флаги, духовой оркестр пожарного общества… Партийный гимн пели: «Смело мы в бой пойдем за Русь Святую…» Помните, предлагали сразу сделать его государственным, вместо «Боже, царя храни»?
        - Ну так… - неопределенно сказал Виктор, потому что, конечно, не помнил.
        - Ладно, сейчас все равно скоро новый вступает в силу, слова с мелодией надо учить. «Россия - священная наша держава…»
        - «Россия - любимая наша страна…» - машинально продолжил Виктор, обалдевший от знакомой строки.
        - А у вас лучше, чем у меня получается. Тренируетесь? Впрочем, слова легко запоминаются. Знаете, кто их написал? Сережа Михалков, молодой детский поэт. Тот, что «Дядя Степа-городовой». Потому и заучить легко.
«Ну вот, а ты уж тут чуть рот не раскрыл. Может, Михалков эту строку еще в тридцать восьмом придумал, да в стол положил. Хотя у нас конкурс на новый Гимн СССР был в сорок третьем…А Дядя Степа - городовой? Однако…».
        - У него еще был один вариант на конкурсе. «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…» Но не взяли. Решили, что слишком узко сосредоточено на недавних событиях, а надо брать шире, с исторической перспективой. Вообще Михалков вырос как на дрожжах. Представляете - поговаривают, что за слова нового гимна ему хотят дать Святого Андрея Первозванного! Но это пока слухи.
        - Да, Таня, а вы не подскажете, куда в Бежице можно пойти, особенно вечером?
        - Да у нас сейчас много куда есть пойти. В кафе посидеть, в парке, на Десну на лодках покататься, или, скажем, пойти в «Иллюзион», это кинотеатр у нас…
        - А что сейчас в «Иллюзионе»?
        - Там две картины: «Последний из могикан», наша, и немецкая комедия, «Одна из майских ночей». Немецкая для детей старше шестнадцати, там Марика Рекк голая в озере купается.
        - Интригующе. Вы смотрели?
        - Еще нет. Я вообще кино люблю, но одной идти не хочется, с подругами надоело…
        - Если я приглашу, никто ревновать не будет?
        - Не волнуйтесь. Я сейчас совершенно свободная. И взрослая… настолько взрослая, что отказываю в таких приглашениях восемнадцати-двадцатилетним юношам, а тем, кто постарше, уже есть кого приглашать. Сэ ля ви.
        - Вот и отлично. Музыкальная комедия подойдет?
        - Конечно. Идем на девять. Как раз успею разобраться с делами. «Иллюзион» у нас на Парковой стоит, отсюда мимо собора по площади наискось в сторону Бежицкой. Кстати, рядом на углу Парковой и Губонинской американская кухня стоит, там на первом этаже можно дешево и вкусно пообедать…

11. Гремя огнем, сверкая блеском стали
        Парковой оказалась нынешняя улица Майской Стачки. «Иллюзион» стоял практически на месте «Победы» (удобное место, однако!), и тоже был двухзальным. Вот только залы располагались не в стороны от входа, а компактно стояли рядом, как в «Родине», и по одну сторону от кинотеатра при входе в парк была детская площадка, а по другую
        - спортивная с деревянными гимнастическими снарядами. Вестибюль кинотеатра с лентой окон с небольшими стеклами, переплетенными сеткой рам, на втором этаже и колоннада на первом были выгнуты дугой в сторону улицы. Окошки касс были на улице; солнце припекало, так что пока очередь дошла до Виктора, он начал искать глазами если не продавщицу газировки или кваса, то хотя бы обычную водяную колонку. Колонки не было, однако в парке через дорогу, у входа, Виктор приметил деревянный бело-голубой павильон с решетчатыми стенками, похожий на беседки в детском саду; на павильоне висела большая вывеска:
«Кафе „У Иллюзиона“»
        И чуть пониже поменьше:
«Хуторское холодное пиво Ковригина практически даром»
        Не удивительно, что, отстояв очередь и взяв на девять два места на заднем ряду (тут же вспомнилась реклама с дебильным кассиром - «Бугога! Места для поцелуев!»), Виктор завернул в решетчатый павильон. Пиво Ковригина продавалось по пятаку за пинту (в кафе почему-то разливали в кружки английской емкости - в пинту и полпинты), что Виктор счел даже по советским меркам недорогим. Пиво подавали официантки; Виктор сел за столик в углу, продуваемый ветерком, и заказал девушке пинту пива и воблы. На закусь были еще раки, но его взяли сомнения, не испортится ли сей деликатный продукт ввиду жары и вероятного отсутствия здесь холодильника.
        Живого звука в кафе не было, но музыка наличествовала в виде автоматического электропатефона с пачкой пластинок, которые проигрывались одна за другой; по завершению к машине подходила одна из девушек-официанток, которая перезаряжала автомат с таким серьезным видом, как будто ей надо было перекомпилировать ядро Линукс Мандрива. Салфетки были чистые и от мух с потолка свисали желтые липкие ленты. Кондиционеров не было, зато высаженный вокруг павильона жасмин начисто отбивал запах пива. Пьяных не было видно (видимо, на случай оных имелась в наличие пара дюжих грузчиков в халатах, смолящих от скуки махру у открытой задней двери), публика вообще была приличной, хоть и разношестной - от нарядных дам в дорогих шляпках и их щегольских кавалеров, до парней в скромных парусиновых брюках и девиц, лузгающих семечки в расставленные на столах пепельницы. В общем, жизнь в здешнем тридцать восьмом виделась довольно веселой и беспечной, особенно под кружечку пива с воблой.
        - Можно за ваш столик?
        Перед Виктором стоял молодой офицер со щегольскими усиками, судя по погонам - поручик, на нарукавной нашивке которого был изображен танк, а на груди красовался орден в виде пурпурной восьмиконечной звезды, чем-то напомнивший орден Красной Звезды.
        - Конечно, пожалуйста! Героям России - всегда рады!
        - Ну, героям - это пока громко сказано… А вы тот самый писатель Виктор Еремин?
        - Ну, писатель - это пока тоже громко сказано.
        - Да не прибедняйтесь, хорошо пишете! Машенька, два пива и воблы! А я лейтенант Карченов, Семен Геннадьевич. Что Пурпурный Крест - это нам еще за бросок на Киев дали.
        Виктор чуть не поперхнулся пивом. Какой еще бросок на Киев?
        - Вы… вы участник того самого легендарного броска?
        - Насчет легендарного - это в общем, тоже… Вы, верно, фильму «Меч и крест» смотрели? Ну, где там такие съемки адских боев с войсками гетмана, а потом наши танкисты сбрасывают гусеницы с машин Кристи, и на колесах сквозь огонь противотанковых пушек прорываются по шоссе прямо до Киева? Так это режиссер Железоглыбов напутал. На самом деле, когда пришел приказ перейти границу Украины, мы даже не надевали гусениц, лень было.
«Украины? Она отделялась? Ну да, Центральная Рада, Скоропадский, Петлюра… А потом, значит, ее завоевали?»
        - Ночью, стало быть, поднялись, фары включили, и - к границе. Там, на пропускном пункте, уже братание, унтера наших и ихних нижних чинов оттаскивают, чтобы с котелками спирта под гусеницы не лезли… А за нами грузовики с пехтурой и на броню десант посадили, главное - смотреть, чтобы кто по непривычке не свалился. Идем по шоссе до ближайшей узловой. Входим в город - там бардак полный, гетманские дезертиры со всякой местной шпаной магазины и склады громят, танки увидели - драпанули так, что штаны на ходу теряли. Десант, значит, с машин, объекты все под охрану, патрули, чтоб порядок был; и сразу оцепление на станцию, где хлебные эшелоны наши должны подойти, чтобы народ с голоду не разгромил…

«Ага. Если верно понял, в период этого самого Великого Голода в России пришли фачисты, а на Украине вообще трандец был полный, и Россия ввела туда войска и гуманитарную помощь послала… Стоп. А откуда у фачистов хлеб взялся? Или на самом деле в Великий Голод хлеб был, но не доходил, до населения, а фачисты, значит… Нет, додумывать остальное не будем. Будем ждать информации.»
        - Ну вот, тут же военный комендант на форде прикатывает, а мы заправились, свежий десант со станции на броню - и на следующую узловую. Так вот до Киева и дошли, стреляли кое-где чуть-чуть, чтобы мародеров распугать… А горящие подбитые «Кристи» из хроники - это знаете, что было? Это не от вражеского огня, это поставщики, жулье питерское, ставили на новые танки моторы «Либерти», списанные с самолетов, только перебирали их нам заводе, и на танк, и продают казне, стало быть… Ну, помните, открытый процесс в Таврическом над врагами народа потом был… Вот, так эти изношенные моторы сами и загорались, экипажи едва выскакивать успевали. У нас же еще часть танков вообще учебные были только с пулеметами, ресурс перед походом выработан, а все списали на боевые потери. Ну, потом начали встречать на военных складах брошенные украинские «Виккерсы», прямо со снарядами, с бензином - сажали безлошадные экипажи, заводили и дальше. Правда, у «Виккерса» скорость по шоссе маленькая, отставали они от наших Путиловских американок. Но машина простая и водить проще намного. А тут и гитары по бортам, и чуть съехал на песок -
у водителя руль из рук вырывает… В Киеве-то, слышите, нас кинохроника сразу снимать зарубежная, вот тогда кто-то сказал - русские гусянки сбрасывали, русские гусянки сбрасывали, так и пошло, и в фильме расписали. Журналисты, они что - они из пустого места сенсацию сделают.
        - Потрясающе… Девушка, мне еще одну пива… а вобла у меня пока есть.
«Что я делаю в иных мирах и временах? В основном удивляюсь… И что интересно - удивишься неожиданно, а это оказывается, еще не удивление, а дело обычное, по сравнению с тем, чем в следующую секунду тебя оглоушит…»
        А ведь верно было сказано - не поминай черта всуе!
        И, наверное, даже мысленно.
        Потому что Виктор машинально повернул голову на звонок колокольчика, подвешенного к двери павильона, и увидел, что в кафе заходят два офицера в немецкой форме.
        Первое, что подумал Виктор - это то, что к пиву тут подмешали что-то галлюциногенное. Просто от 0,5683 литра пива так закосеть нельзя.
        Второе - что он подумал - это то, что снимается историческое кино про войну. Но тут же сообразил, что войны с немцами тут еще не было. Точнее была, но не с теми, что одеты в форму панцерваффе.
        Кстати, что здесь вообще может делать панцерваффе? Может, какие учения? Совместные?
        В любом случае выбрасываться из окна в жасмин с криком «Немецкие танки прорвались!
        было бы глупо. Тем более, что в зале окон, как таковых не было, а была стена из деревянной решеточки.
        Пока Виктор рассуждал, немцы направились прямо к их столику.
        - Камарад Каршенофф? Это есть какая встреча!
        - Густав? И вы здесь? Какими судьбами? Знакомьтесь, Виктор - лейтенант Густав Розенкранц… извиняюсь, уже обер-лейтенант! Ну, поздравляю! Густав, а это Виктор Сергеевич Еремин, наш писатель.
        - Густав Розенкранц! И это есть лейтенант Вилли Штанге. Прошу любить и жаловайт.
        - Мы с Густавом знакомы еще по совместной школе. У них в Германии тогда было запрещено выпускать танки и обучать танкистов, вот им здесь и дали возможность организовать школу - с условием, что будут одновременно учить русских. У нас же сами знаете, после гражданской - ни танков, ни опыта, а у них - мировые теоретики, один Гудериан чего стоит. Ихняя подготовка нам потом здорово пригодилась.
        - О, да! Руссиш блицкриг нах Киев! Гинденбург такого не ошидаль! После ваш побьеда наш старый правитель совсем упасть и фюрер бистро-бистро пришоль до управление.
        - А сейчас вы тоже обучать? Или уже учиться блицкигу?
        - Кайне блицкриг. Ми пребывайт здесь с чисто мирный миссия на Бежицкий паровозный, ми будем показывайт, как делайт панцер.
«Панцер? Танков? На БМЗ? Хотя чем он хуже Харьковского или Луганского паровозостроительного? И, похоже, что в этой реальности он тоже бронепоезда делал.
        - В Русслянд нет кароший панцермашиненбау… нет карощий изготовка панцер, здесь нет уметь конструирен. Здесь инженёр хотель создавайт машинен, похожие на французише панцер, но… они ошень дольго арбайтен и иметь кайне результат. Петерсбург верке брать лицензия Кристи, это есть панцер для автобан. Много лишний деталь, кляйне зихерхайт, это есть низкий надежность. Броня есть тонкий, это есть легко сжечь, кто иметь ПАК, это есть по-русску ПеТеО. Харьков верке иметь лицензии для Виккерс. Виккерс есть дешевый кляйн панцер фюр кляйне ланде, для бьедный маленький страна. Русслянд сейчас не иметь производить так называйт середний панцер, только ляйхтер, легкий.
        - Так вы будете у нас делать средние танки?
        - Я! Да, это есть новейший текник, это есть кампфпанцерваген драй…

«Танк Т-III в нашей литературе, модель, видать, Е… Не очень-то он и средний, ближе к легкому. Хотя, в тридцать восьмом…»
        - Это есть лучший панцер в весь мир. Ми давайт Русслянд лучший немецкий технологи унд организатион. Моторен будут привозить из рейх, оптик от Цейс, вооружение также из рейх и здесь собирайт. За это ви нам платить, отдавать часть сделанный машинен. Это есть очень вигодно.
«Ага, а в случае войны с вами мы остаемся с одними бронекоробками? Это есть офигенно выгодно… кому-то…»
        - Ви будете поиметь вундерваффе, чудо-оружие. Отшень удобен управляйт, истинно немецкий зихерхайт, не ломаться. Панцер драй на шоссе развивайт скорость зибциг… семидесят километр за час. Не колеса, на гусеницы семидесят. Ни один панцер нигде не делайт это.
        - А по хорошей дороге в сухую погоду - не больше сорока? И двадцать - тридцать вне дороги? Вы полагаете, что все войны теперь будут вести на автобанах?
        - Но разве ви есть русский панцерзольдат? Панцер драй есть лучшее может предложить германский техник…
        - И еще у него узкие гусеницы - всего тридцать шесть сантиметров и плохая проходимость в слякоть. Да и пушка тридцать семь миллиметров слабовата в будущей войне, как и лобовая броня в тридцать.
        Герр Розенкранц как-то несколько сдулся и перестал выглядеть белым человеком, взвалившим на себя миссию принести дикарям плоды цивилизации.
        - Да, ми это уже слышаль… На панцер, что будут делайт здесь, гусеница есть большой ширина, фирцих. Ви требоваль и ми выполняль аллес гут. Все есть карашо.
        - А пушка?
        - Крупп работаль новый пушка, ми ожидайт этот год.
        - Пятьдесят миллиметров длина сорок два калибра? С невысокой скоростью снаряда?
        - Потшему ви считайт это плехо? Лючший эксперт по вооружений знать что говорить. Это есть достаточно поджечь ангелсэксиш «Марк фир». Ви верное завидовайт немецкий прогресс и ругаль кароший панцер.
        - Но самое главное - что этот танк практически не имеет резервов для модернизации и через пять лет сможет выполнять лишь второстепенные задачи. Охранение или борьба с плохо вооруженными повстанцами.
        - Похоже, герр Еремин не слишком рад тому, что ми приносиль в ваш город наш промышленный культур?
        - Наоборот - я очень рад тому, что мы встречаемся здесь, а не на поле боя.
        Густав внезапно громко расхохотался.
        - О, да! Даст ист руссише хумор! Я сперва не понимайт, это есть отшень, отшень забавный шютка!
        - Виктор Сергеевич, - Карченов вновь вступил в разговор, видимо, желая окончательно придать разговору дружеский характер, - вы, я гляжу, с нашим братом танкистом часто общаетесь; песен про наши войска каких новых не слыхали?
        - Да все как-то известные. «Гремя огнем, сверкая блеском стали…»
        - А ну-ка, ну-ка… Может, в столице она и известна, а я так впервые слышу. Не напоете?
«Хорошо, что я „Три танкиста, три веселых друга“ не начал. Вдруг у них с японцами еще конфликтов не было… А на Хасане-то когда началось? Е-мое, это ж в июле этого года, месяц остался. Предупредить бы… А как? И вдруг в этой реальности там вообще у самураев планов нет?»
        - Давайте я сразу слова надиктую.
        Текст пришлось диктовать по версии, что пели после разоблачения культа личности, т. е. без упоминания Сталина, и в одном месте «колхозных пашен» пришлось на ходу заменить на «родимых пашен». Зато, разучивая, орали вместе с немцами:
        - Чужой земли мы не хотим ни пяди,
        Но и своей вершка не отдадим!
«Ладно», думал Виктор, «будем считать, что я начал моральное разложение орд Гудериана, как-то: внедряю в сознание установку против захватнических войн».
12. Дальновидение
        Одним пивом все-таки сыт не будешь.
        После выхода из кафе Виктор понял, что неплохо бы заодно и пообедать, и направился в ту сторону, где, как сказала Таня, должна быть некая Американская Кухня.
        Как оказалось, это не что иное, как знакомая Виктору по реальности-1 фабрика-кухня, стоящая на углу за особнячком в стиле модерн (в этой реальности он был полностью окружен стальной оградой, и там был не детский сад, а чьи-то частные владения) и даже очень похожая на ту, что была построена в СССР. Из длинной рекламной вывеске следовало, что фабрика-кухня приготовляет блюда для развоза готовых обедов по столовым и домовым кухням доходных домов, доставляет на дом горячие обеды, завтраки и ужины, производит и продает полуфабрикаты для домохозяек, а также имеется ресторан, закусочная и американская столовая самообслуживания.
        Столовая самообслуживания находилась на первом этаже и была скорее похожа на заводскую, то есть в зале не было никаких украшений, а стены облицованы кафелем. Перегородка при входе в зал и над прилавком раздаточной представляли собой остекленные стены в виде рам, с небольшими, размером с глянцевый журнал, квадратиками стекол; под белым потолком висели круглые матовые плафоны светильников. В отличие от подобных столовок в СССР, здесь на раздаче посетитель сам накладывал себе еду в тарелки, а на кассе ему примерно считали. По меню выходило, что если набрать нормальный обед, то есть первое, второе, третье и салатик, только при этом первое брать без мяса, получается двугривенный, то есть как комплекс в студенческой столовой. Этим Виктор и воспользовался. Другое отличие от заводских советских столовок было в том, что столики и стулья были еще не из металлических трубок, а деревянные; пластикового покрытия на столы, видимо, тоже не выпускали, и вместо него были постелены аккуратные светло-желтые салфетки.
        Обед оказался диетически грамотным - суп овощной, паровая рыба с картофельным пюре, кипяченое молоко, пирожок с рисом, салат из тертой моркови - но казался по сравнению с послевоенной советской столовкой несколько безвкусным, даже к гарниру отсутствовала подливка, только масло. Видимо, рецептуру тоже взяли у американцев, а всякие кетчупы и соусы поставить забыли. Но зато на стенке красовались различные документы, вроде сертификатов, о безусловной санитарной чистоте и качестве пищи, а также плакаты с рекомендациями врачей о сбалансированном и здоровом питании и достоинствами фабричного продукта по сравнению с кустарной домашней готовкой. Не то чтобы владельцы кухни готовили революцию в быту - скорее всего, они просто боролись за рынок и взращивали новую потребность, так же как фирма «Моторола» в свое время рекламировала привычку фоткать что попало мобилами и пересылать снимки друг другу.
        Подзаправившись, Виктор вышел из американской кухни - именно «подзаправившись», так как быстрый и чисто деловой способ наполнения желудка больше всего напомнил ему автозаправку - и направился вдоль Губонинской в сторону Губернской, подумывая о том, что пора бы закупить и элементарные бытовые принадлежности, начиная от смены белья, мыла и полотенца и кончая пресловутой бритвой, а заодно и приглядеться к ценам на зимнюю одежду, чтобы рассчитать будущий баланс приходов и расходов. Это можно было уже назвать вторым типовым ходом для любой реальности после поиска средств к существованию и легализации. Угнетенных вокруг себя Виктор пока не замечал. Впрочем, человек, имеющий средства к существованию и озабоченный мыслями об устройстве своего быта, может за всю свою жизнь и не заметить вокруг себя угнетенных.
        Не доходя до церкви, Виктор с изумлением увидел новенький переход и вокзал, как две капли воды похожий на тот, который в его реальности был отстроен здесь после войны. Из-за деревьев высовывалась водокачка, построенная на том же месте, т. е. позади рынка из реальности-1, но по шуховскому проекту - большой стальной бак на решетчатой изящной круглой ферме, похожей на огромную плетеную корзину для бумаг. На месте же павильонов рынка стоял большой трехэтажный универсальный магазин, уже обретавший черты классического стиля.
«Ну вот, тут и прибарахлимся» - подумал Виктор и зашел внутрь.
        Универмаг внутри оказался торговыми рядами с кучей мелких лавочек, как в нынешних торговых центрах. Несмотря на внешнее изобилие, найти нужный товар оказалось не так-то просто и, пока Виктор нашел, где продают безопасные бритвы, пришлось долго побродить. Зато по пути среди новинок услужливые продавцы успели ему предложить машинку для сушки сухариков, разборную кастрюлю для варки на пару, брюкоразглаживатель, пластмассовую фотокамеру-лилипут размером с мыльницу, портативный пылесос для очистки одежды от дорожной пыли и настольный холодильник в виде пористого сосуда, охлаждающего жидкости за счет испарения воды. Из полезных же новинок сезона Виктор отметил утюг с терморегулятором и обещаниями колоссальной экономии электричества и ручную динаму для фонарика; фотоаппарат-мыльница могла бы быть интересной, если бы еще были пункты проявки. В лавочке галантерейных товаров, где имелась безопасная бритва, две девушки-продавца долго уговаривали его взять заодно и электрическую машинку для стрижки волос. Аналогичная картина повторилась и в лавочке мужского белья, правда тренировка в условиях рыночной
экономики и тут взяла свое, так что в дополнение к намеченному Виктора удалось только развести на темно-синие плавки. «Лето жаркое», решил он, «может, куда на пляж придется пойти или в бассейн. Кто знает, вдруг теперь у них обязательно нормы ГТО сдают».
        Практически взяв уже все, что нужно, Виктор наткнулся на лавку с большой вывеской
«Радио-Дальновидение», и решил зайти.
        Лавка напомнила ему заурядный современный магазин компьютерной техники. Вдоль стен стояли стеллажи с разнообразной радиоаппаратурой, от детекторных приемников кустарного производства и «черных тарелок» до лакированных ящиков фабричных супергетеродинов, крупные фабричные детали - лампы, потенциометры, динамики, трансформаторы, электродвигатели и прочее, и, наконец, на отдельном стеллаже покоилось то, что называлось телевизорами и аксессуары к ним.
        Возле небольшого прилавка торчали два продавца. Один из них был пацанчик в круглых очках и зачесанными назад волосами, чем-то напоминавший из-за этого Гарольда Ллойда, в белой рубашке с нарукавничками и галстуком. За электрической кассой сидела девица в шелковом светлом платье с короткими рукавчиками и треугольным декольте, и, почему-то в белом берете, кокетливо сдвинутом набекрень. Из висящего на стене громкоговорителя, подсоединенного к какому-то местному девайсу, резво выскакивали звуки ритмичного немецкого фокса, в обработке, носившей печать легкой оперетки.
        - Понимаешь, Ань, тут по-хорошему надо делать локализацию движка. А кто у них в
«Вельтрыбе» это сделает? Я так и говорил мадам Герман-Евтушенко. А она все равно хочет претензию на установку писать.
        - И чего она требует?
        - Переустановить требует.
        - Не забивай себе голову, Гринь. Она вечно со всех требует. И локализацию ей никто не сделает, на прошлой неделе у них Гирькин сбежал. Жмотничала сильно.
        - А премия? Тебе-то она будет.
        - Паять научись. Давно тебе говорю.
        Виктор подошел поближе и громко кашлянул. Бежицкий Гарольд Ллойд поднял голову.
        - Здравствуйте. Чего-нибудь вам посоветовать?
        - Посоветуйте, как заработать в Бежице много денег.
        Девица хихикнула.
        - А… разве у вас не хватает денег?
        - Как раз и зашел узнать, на что не хватает. И наоборот. Вас, кажется, Григорий… простите, по батюшке?
        - Нет. Гридлик Борисович.
        - А меня - Антенна Валерьевна.
        - Антенна - это сокращенно Аня или Тоня?
        - И так и так зовут. А вас?
        - Виктор. Просто Виктор. Вы не порекомендуете мне что-нибудь из дальновидения?
        Гарольд-Гридлик поправил очки на носу, вылез из-за прилавка и подошел к стеллажу.
        - Ну… для начала рассмотрим тридцатистрочные аппараты, это вы, наверное, знаете, разложение на тысяча двести элементов. Этот класс сейчас у нас представлен только аппаратом системы Брейтбарта с диском Нипкова, изготавливается по лицензии местной артелью.
        Аппарат системы Брейтбарта оказался ящичком размером немногим больше советского приемника «Океан», с тремя ручками внизу и линзой сантиметров шесть в диаметре.
        - Цена шестнадцать рублей, штамповка. Если у вас никогда не было дальновизора, но есть приемник, то можно начать с этого. Ловит передачи Москвы, Петербурга, Киева на средних. Одна лампа всего.
        - Действительно, бюджетное решение… И действительно с одной лампой все ловит?
        - Ну так вы же его к приемнику его подключаете.
        - А, так надо еще приемник иметь.
        - Приемник для изображения и еще один - для звука. Для звука можно дешевый регенератор купить, а к хорошему лучше подключать дальновизор. Тогда можно ловить Рим, Берлин… Хотя они скоро тридцатистрочное прекращают.
        - Так если прекращают, может и брать не стоит?
        - Ну, у нас будут еще транслировать. Например, если далеко от города, что вы ловить будете? И, например, если лицо человека показывают, потом узнать можно.
        - Понятно. А для города что есть?
        - Вот это для города, аппарат ПДВ-3 производства московской фабрики Скобяго, сто двадцать строк с зеркальным винтом, линейная неоновая лампа. Пятьдесят девять рублей. Но здесь уже внутри все приемники есть.
        ПДВ-3 был уже размером с тумбочку и спереди была большая линза, увеличивающая экран, который в оригинале по размеру был этак с экран маленького DVD - плейера.
        - Этот тоже Москву ловит?
        Нет, местную. На сто двадцать строк телестудии только в губцентрах. Можно включить, посмотреть.
        Гридлик начал щелкать ручками, экранчик осветился оранжевым цветом и минут через пять манипуляций на нем появилось изображение людей со шпагами, разговаривавших по-английски; сверху накладывался гнусавый голос переводчика.
        - «Трех мушкетеров» крутят! - взвизгнула Антенна Валерьевна. - А ты не включаешь.
        - Ага, тут угадай, они ставят в программу когда захотят.
        - Кстати, это ведь американский фильм.
        - Ну да. В кино вы его не посмотрите, только если купите дальновизор. А здесь англосаксонщину привозят на пленках шестнадцать миллиметров и крутят в бежицкой студии. Издержки покрываются доходами от продажи дальновизоров и клубного проката.
«Ясненько. Типа наших кассетных видеосалонов времен перестройки»
        - Дикторов и представления в студии показывают не с пленки, а прямовидением. С помощью трубки Кубецкого. Многие считают эту систему сильным конкурентом зворыкинскому иконоскопу…
        - Боря Путник переводит, - снова вступила Антенна.
        - Нет, Свободин. Путник не так запинается…
        - Это, конечно, интересно. Ну а что-нибудь с электронно-лучевой трубкой у вас тут просматривается?
        - Катодное? Только в конце года и на заказ. В Питере будут выпускаться
«Телефункены» с трубками семнадцать и двадцать два сантиметра, с возможностью приема на сто двадцать строк, высокой четкости на триста строк и с возможностью перестройки на будущий стандарт в шестьсот строк. Консольный аппарат на двадцать два сантиметра будет стоить безумно дорого, потому что масса немецких деталей, настольный на семнадцать со временем надеются удешевить до примерно ста двадцати рублей. Но все это будет иметь смысл только тогда, когда у Свенского монастыря построят антенну с передатчиком на триста строк, а из Москвы проложат кабель или радиорелейную линию. То есть лет через десять, если войны не будет, а там перейдут на стандарт шестьсот строк. Так что сейчас можете смело брать от фабрики Скобяго.
        - Я еще подумаю. А из радио что есть простенького и со вкусом? Например, вот это?
        - Виктор указал на стоящий на одном из стеллажей «фольксэмпфенгер», только в пластмассовом корпусе.
        - Ну, это последний из партии и он не работает.
        - А чего не работает?
        - Антенна отпаялась, - подсказала Антенна.
        - Ну да… а вызвать мастера подпаять - это в пять рублей обойдется. А кто оплатит? Если бы еще в три было…
        То, что Гридлик не умеет паять, Виктора не слишком удивило. Он уже успел насмотреться на юзеров, которые не знали, для чего в менеджере файлов клавиша F5.
        - То есть, на три рубля вы согласны?
        - А вы знаете мастера, который за три придет?
        - Три рубля, ваш паяльник, припой, канифоль, ремонт сейчас в вашем присутствии, оплата сразу по окончании, не афишировать. Согласны?
        - Ань! Паяльник с витрины…

13. Туда и обратно, но не хоббит
        Через пять минут Виктор вышел из лавочки, провожаемый звуками блюза в исполнении оркестра Фланагана из отремонтированного «фольксэмпфенгера», дополнительно обремененный тремя рублями ассигнацией, и думая, что жить хорошо, несмотря на, или, по крайней мере, в данный момент. Ему даже подумалось, что здесь везет даже подозрительно слишком, но тут же вспомнил, что к его успеху в данной реальности приложило руку и советское государство, начиная от бесплатной школы и вуза и кончая радиокружком, где он, собственно, и научился паять.
«А конструкторы, наверное, здесь с заводов в радисты сбежали. И дерут с обывателей за то, что те позволили расточить запасы российского интеллекта.»
        У самого выхода его потянуло в книжную лавку - посмотреть чего-нибудь для просвещения в новой (в обоих смыслах) истории, или хотя бы для глубокого уяснения текущего курса государя императора.
        - Политики-с не держим, - огорошила его ответом продавщица, высокая сухая дама в очках, - а, собственно, зачем она вам?
«О, черт, снова попал. Видимо, здесь простой обыватель должен жить простыми запросами и в высшие сферы не лезть…»
        - А кандидату в члены партии надо же где-то искать литературу, если ему дали поручение прочесть лекцию?
        - Так для этого есть партийные библиотеки, - невозмутимо отпарировала дама, - там возьмете бесплатно, подготовитесь, а потом сдадите.
        - Спасибо, о них я как-то действительно не подумал… А вот про бросок на Киев у вас ничего нет?
        - Только «Три великих похода», подарочное издание.
«Три великих похода» была книженцией размером с атлас мира, в бежевом переплете и представляла собой пахнущий типографской краской большой альбом снимков. Первая часть назвалась «Воссоединение с Украиной», вторая - «Освобождение Кавказа» и третья - «Возвращение в Туркестан».
«М-да. Вот почему Михалкову тут забраковали вариант, в котором союз республик свободных сплотила навеки Великая Русь. Во-первых, потому что здесь она их сплотила в самом прямом смысле и, во-вторых, здесь упоминать про республики свободные как-то…»
        Сюжеты снимков были просто потрясающие. Начиная от картин страшного голода при гетмане и кончая танкетками, преследующими конницу басмачей и девушками в паранже, бросающими цветы на броню отечественной копии многобашенного «Индепендента». Виктор представил себе, какой сенсацией это было бы в его реальности, даже если представлять альбом как искусную мистификацию.
        - И сколько за это все великолепие?
        - Семь рублей.
        - Однако… Знаете, я еще попозже загляну.
        На улице Виктор заметил, что, пока он бродил за покупками, пролетел небольшой дождик и прибил пыль. Пыль в этой реальности была летом довольно большой проблемой там, где асфальт еще не был уложен. Кстати, на Мценскую привезли котлы, которые источали на всю округу знакомый запах гудрона. По небу летели рваные золотистые облачка, веяло очень приятной свежестью, и даже сочетание гудрона с жасмином отнюдь не создавало дискомфорта.
        Шагая к дому, и в который раз за этот день пересекая Губернскую площадь, парящую от воды, смочившей нагретый камень, Виктор подумал, что некоторые вещи в предыдущей реальности так и остались для него не совсем понятными. Зачем, например, в реальности-2 его с такими усилиями вытаскивали из рейха, чтобы тут же отправить домой? Или не сделать этого значило показать слабость СССР? Типа, по понятиям надо обязательно вытащить? А вещи, что кочуют из одной реальности в другую? Случайно ли ему в особнячке РСХА попалась книга Белокодова «Русский фашизм: путь, предначертанный Богом»? Ведь в реальности-1 он об этом Белокодове никогда не слышал, может и не было его в ней вовсе! А в реальности-2 он написал книгу, а в реальности-3 реализовался, как местный фюрер. И, кстати, где он? Стал императором? И сделал свою Бежицу губернским городом? Нет, что-то подсказывало Виктору, что император и бежицкий фюрер все-таки люди разные. Но если так, куда теперь делся этот фюрер? Может попал в реальность-2 и там написал книгу? Или наоборот? А в реальности-1 никогда не был? Домыслы, домыслы…
        И вообще, бродить по временам не всегда безопасно. Что там говорил Альтеншлоссер?
«Но, понимаете, у нас не конец тридцатых. Военное время, полевые условия, тупые методы неопытных мясников…»
        А вот, кстати, теперь у нас конец тридцатых.
        Размышления Виктора прервал звук колокола; мимо него по Губернской промчался пожарный обоз с новенькой линейкой из «Опеля».
        - Глянь-ка! На Крамской, видать, занялось, - протянул какой-то дедуля в кепке и круглых очках.
        - Не, это на конезаводе за железкой, - ответил мужик с чемоданчиком и с когтями электромонтера через плечо, - вон дым как далеко, и подымается медленно.
        - Я те говорю - на Крамской! Они б тогда через переезд на Почтовую ехали! А они вона, на Фасонку.
        - Чего вы спорите, на Литейный переезд они поехали - вступилась женщина солидной комплекции в железнодорожной форме и с топориками на беретке; она шла, как и Виктор, со стороны станции, видно, с работы. - А Почтовый, небось закрыт, маневры с паровозного. Они ж не будут стоять, пока шлагбаум подымут.
        - А, Алевтина, привет. Ну как твой маневренный?
        - Чего ему? «Овца», она «овца» и есть, еще с николашкиных времен бегает. Как повозишься с ней, так и тянет. Вон ругалась давеча со слесарями из железнодорожного, чтоб промывку котла по совести сделали; а то какой пар через накипь? У иных мужиков и «Фрау» не идет. Капризная она, «Фрау»-то, ее зимой греть надо, кутать, а то мерзнет…
«Долго тереться возле компании здесь, наверное, тоже нельзя. Подумают, шпик, разговоры подслушивает… А вот кстати, чего-то не видать здесь культа личности. Портретики императора кое- где… ну, а что, при нашей демократии их меньше?»
        Действительно, даже по сравнению с брежневскими временами здесь обилия изображений власть предержащих не наблюдалось. Как, впрочем, и разных политических лозунгов и политической литературы. На первый взгляд довольно странно для тоталитарного режима.
«Хотя… Если государство здесь вернулось к традиционной ставке на близкую к его телу церковь, то культ личности особо и не разовьется, равно как и системы политпроса. У церкви свой культ и поклонение конкурентам ей совсем ни к чему.»
        - Ну как, Виктор Сергеевич, жарко на улице?
        Катерина была дома и сияла, как начищенный самовар.
        - Да так… Мне, так привычно.
        - У нас в доме не так чувствуется, хоть и сторона солнечная. А не поможете мне из подвала на второй этаж для кухни угольку поднять? Прозодежду я зараз дам, чтоб не пачкаться. А там у нас вон в садике бочка для душа наполнилась, вода в ней, как молоко парное, сразу и обмоетесь…

…Только Виктор вышел из душа посвежевшим и слегка расслабленным (как хорошо, что он сразу и мочалку прикупил), как в калитку постучал мальчишка-посыльный.
        - Жилец Еремин здесь проживает?
        - Я Еремин. А что?
        - Из редакции. Срочно прийти просили, гонорар получить. Барин, пятачок бы на мороженое, весть срочная, по жаре бежал…
«Квест: получить награду за выполненное задание…»
        Виктор за этот день уже столько раз проходил мимо Губернской площади, что не обращал ни на что внимание, кроме извозчиков и машин. Казалось, что Губернская площадь и серо-коричневое здание с призмой башни и телемачтой есть центр мира. Впрочем, если сейчас спросить у жителей Бежицы, в какой части района им доводится проходить чаще всего, наверняка назовут Почту.
        Бурмин был у себя и, увидев Виктора, достал из стола и протянул ему запечатанный конверт.
        - Спасибо. А где расписываться?
        - В каком смысле расписываться?
        - Ну, в получении.
        - Не расписываются.
        - А если вдруг…
        - Исключено.
        - Понятно…
        - Да, по нашим рассказам - ждем в любое время, ставки гонорара те же. Насчет остаться еще не решили?..
        В коридоре Виктор расклеил конверт, заглянул внутрь и пересчитал ассигнации.
        Внутри лежало ровно семьдесят рублей. То есть, на советское время, семидесятый, более двухсот новыми. Выше средней месячной зарплаты, даже с премией. Если рожать такой рассказ хотя бы раз в неделю, можно думать о кооперативной квартире, машине и даче. Хотя, здесь наверное, тоже можно, тем более, что дом на своем участке он же будет и типа дача.
        Вообще в такой ситуации следовало заорать «Вау!» и обрадоваться. Однако Виктор тихо спрятал конверт и задумался. В то же советское время, если к человеку внезапно попадали такие деньги, это было очень и очень неспроста. Обычно такие суммы давали преступники или шпионы.
        Первое, что подумал Виктор - это то, что Бурмин перепутал конверты, тем более, что внешне никаких надписей на конверте не было, и даже марки. Он даже хотел вернуться в кабинет и объясниться, но ему пришло в голову, что жандармерия вряд ли доверит тайную передачу конвертов человеку, который может их спутать.
        Вторая мысль, которая показалась ему более основательной - это то, что жандармерия пытается его подкупить. Дает деньги, а потом тот же Ступин скажет: «Милейший, но вы же не думаете, что такие деньги могут платить за рассказы?» И попросит выполнить какое-то поручение - вначале, конечно, необременительное. Вопрос, что это будут за поручения. На кого-то доносить? Вряд ли. Он здесь практически никого не знает. За кем-то следить? Тоже довольно глупо. Филер должен быть незаметный, а он в этот доакселерационный период скорее будет претендовать на роль Дяди Степы - городового. И вообще крупная сумма. Крупная сумма - крупная игра.
        А какая здесь может быть крупная игра? Допустим, Ступин его приметил, решил, что он для какой-то игры подходит, и направляет его к Бурмину, который его человек. Здесь сходится. Дальше он, Виктор, опять-таки чем-то оказывается подходящим, и его через Бурмина начинают финансировать, к чему-то готовить. И еще, еще… не через Ступина ли сделали ему вид на жительство? Кто его в полицию приводил? Катерина. Но к Катерине его опять-таки направил Ступин. Опять все замыкается.
        Чем же он мог им так подойти? О чем они могли узнать в автомобиле? Ну, во-первых, что его здесь никто не знает, он здесь никого не знает, искать его здесь не будут… Трансплантацией органов здесь пока что только в рассказах Булгакова занимаются, да и в этом варианте все давно бы уже свершилось. Значит, другое, хоть и пока не факт, что лучше. Его не знают, его не знают… но Бурмин тут же создает ему известность, и легенду: писатель-фантаст проездом. Плюс легенда, которую Ступин подарил ему в автомобиле - насчет причин, по которым он здесь оказался. Случайность? Или им нужен человек с улицы, которого надо выдать за знаменитость? Ввести в какой-то круг влиятельных лиц?
        Что дальше? Регистрацию ему сразу же сделали после того, как Ступин убедился в том, что он, Еремин… Это после института. В том, что он инженер-механик? Или в том, что он может идти на риск ради чего-то? Неясно. Да, и рассказ для жандармской газеты Ступин сразу же просит после института. Рассказ какую-то роль сыграл? Рассказ про хакеров. Какие здесь хакеры? Хотя… это же имеет отношение к криптографии, к шифрам. Сильные пароли, слабые пароли, элементы социальной инженерии, рассеянность и забывчивость юзеров… Да пожалуй, здесь и сегодня для жандармерии кое-что будет интересным.
        Ладно. Он, Еремин, не хочет иметь отношения ни к каким местным комбинациям, ни к каким «заданиям империи». В конце концов он и на ремонте бытовой техники неплохо заработает, если один плевый выезд стоит полтора советских червонца. Так что план действий: найти жандармерию, отыскать там штабс-капитана и вернуть деньги, заявив, что он получил их по ошибке. Кстати, вот будет цирк, если вдруг выяснится, что штабс-капитан ни в какой жандармерии не служит…

14. Кабинет номер 14
        Первым препятствием к реализации плана было то, что Виктор не знал, где в Бежице жандармерия.
        Обращаться к сотрудникам редакции или случайным прохожим он не решился. «Когда человек ходит в здание жандармского управления, мало ли что могут подумать про него обыватели?» - вспомнил он слова штабс-капитана. Так, а вот если спросить в госучреждении… это уже лучше; мало ли, какую бумагу гражданина направили подписывать, или справку взять. В госучреждении куда угодно послать могут, и никого это не удивит. А ближайшим от редакции учреждением было здание губернского управления. Виктор взглянул на часы. Так, половина пятого… Будем надеяться, что прием у них еще не закончен.
        Одолевая триста метров до Губернской, Виктор задумался еще над одной особенностью местного бытия. Оболваненных пропагандой как-то было не видно. Может, они и были, но на бытовом уровне из общего уклада жизни как-то не выделялись. Правда, насколько он мог понять по крестикам и иконам, большинство народу здесь было верующие, но если принимать в расчет их число, то тогда по степени оболваненности масс будет трудно отличить демократию от тоталитаризма. А это значит, что критерий сей формален и не подходит. Религиозные фанатики в большом числе не попадались; но точно так же во время Хрущева и тем более Брежнева он редко встречал людей, ошизевших на политике; таковые как-то стали более надоедливы в конце перестройки и начале строительства демократии. Значит, тоже не тот критерий. И вообще непонятно: если человек слепо верит, что политик из грузинского местечка Гори великий вождь и учитель, то он оболванен, а если слепо верит, что проповедник из мест, где сейчас государство Израиль - бог и учитель, то это как? Или надо, чтобы политик был распят и воскрес? Но тогда что же будет в реальности-2, если
Сталина разморозят и оживят? Будет ли культ личности в этом случае оболваниванием масс, или реанимацию можно будет смело отнести к общепринятому в историческом плане чуду и выставлять нательное белье размороженного в качестве духовно ценной реликвии? Чепуха какая-то… Короче, общественные науки в данном важном для миропонимания вопросе как-то слабо разобрались, что порождает брожения в умах недостаточно подкованных в философии обывателей.
        В парадный подъезд губернского управления входили и заходили люди; по-видимому, находившиеся внутри учреждения еще работали. Виктор зашел. По холлу прохаживался полицейский в белом кителе; проход на лестницу был свободен, однако, поднявшись по ней, Виктор обнаружил, что на входе в некоторые коридоры стоят один или два часовых при тумбочке, а в другие вход свободный. При этом на дверях висели только таблички с номерами кабинетов и стрелки с указателями, на которых тоже были перечислены только номера кабинетов, так что понять решительно ничего не было возможно; Виктор констатировал, что в этом плане в его России устроено значительно лучше, не говоря уже о наличии таких вещей, как Интернет-приемные. Поняв, что теряет время, он спустился на первый этаж и обратился в вестибюле к полицейскому.
        - Значит, это… вы лучше спросите в четырнадцатом кабинете, это вон в это крыло по коридору направо шагов двадцать будет. Только там из приемной вышли, вы туда зайдите и подождите.
«Странно, что в полиции не знают адреса. Хотя… а что я, собственно, знаю о здешней полиции? Может, им сообщать не велено.»
        В приемной четырнадцатого кабинета действительно никого не было, и стол секретарши с большой и не новой черной машинкой с брэндовым названием «Ундервуд» выглядел осиротевшим. В углу стояла кадка с большим фикусом, а динамик в виде черной тарелки напевал цыганский романс «Измены нет» голосом Тамары Церетели. Виктор сел на один из полумягких стульев с черной коленкоровой обивкой, что выверенной шеренгой стояли вдоль стены, и стал ждать, опасаясь, что сейчас раздастся звонок, работа больших и малых чинов закончится и он так и не узнает тайну местоположения жандармерии. Однако через десять минут дверь, ведущая в кабинет, отворилась, и из нее появился не кто иной, как штабс-капитан Ступин.
        - Ба! - воскликнул он, - Виктор Сергеевич! Добрый вечер. Какими судьбами здесь? Вы знаете, мне скоро начнет казаться, что вы меня преследуете.
        - Почему я? - только и смог сказать Виктор, которому, в свою очередь, уже начало казаться, что вся бежицкая жандармерия состоит из вездесущего штабс-капитана.
        - Но ведь это вы меня ищете. Верно?
        - Верно… Но как вы догадались?
        - А зачем вам еще жандармерия? Или вы раскрыли в Бежице шпионскую сеть методом дедукции?
        - Нет, сеть, я конечно не раскрыл… Просто мне показалась странной одна вещь.
        - А вот об этом поподробнее, пожалуйста. Что, где, когда…
        Виктор вынул конверт.
        - Вы знаете, мне в редакции, наверное, по ошибке передали не тот конверт, и я хотел бы его вернуть обратно.
        - Там внутри лежит семьдесят рублей?
        - Да.
        - Так это не ошибка. Это ваш гонорар за рассказ из жизни хакеров, переданный вами утром Бурмину. Если вас не удивляют числовые медвежатники, то почему вас удивила сумма?
        - Ну… разве газеты платят такие гонорары?
        - Я же говорил, что у нас платят больше.
        - Настолько?
        - Вы что же, опасаетесь, что за эти деньги мы потребуем в будущем выполнения каких-то тайных поручений? Полноте, сударь. Такой способ добиться сотрудничества хорошо работает по отношению к мотам, транжирам, любителям пожить на широкую ногу, не думавших о будущем и мечтавших о легких доходах. А вы у нас человек бережливый, расчетливый, не азартный, не любите делать долги и пускать пыль в глаза. Как только с вами могло такое случиться…
        - Что случиться?
        - А действительно, что случиться? Жизнь на новом месте вы налаживаете весьма успешно, большую часть положенной суммы, скорее всего, положите в банк, и, если не наделаете глупостей - а от таковых вы склонны уклоняться - со временем будете располагать приличными суммами, чтобы построить дом, жениться… Вы любите честный расчет, и покупать вас с нашей стороны было бы глупо. А у нас в жандармерии работают, по крайней мере, не все дураки.
        - И даром ничего не платят.
        Штабс-капитан развел руками.
        - Ну, единственно, чтобы рассеять ваши опасения… Уже издана директива, запрещающая использовать для шифров замков и прочая осмысленные слова и сочетания цифр, которые можно разгадать логическим или интуитивным путем. Было дано указание поощрить.
        - Разве ваши криптографы об этом не знали?
        - В принципе - знали, но вы столь наглядно сумели показать… Только об этом прошу никому не сообщать. Полагаю, вы, как разумный человек, понимаете.
        - Ну что ж, тогда спасибо…
        - Так вы говорите, тридцать семь миллиметров для танка недостаточно?
«…Карченов - шпик? Как я мог не понять… Стандартный ход - беседа в пивной. Хитрый кабак Мюллера. Но тогда…»
        - Микрофоны в столиках? У вас быстро осваивают прогрессивные методы.
        - Вы еще называете меня Шерлоком Холмсом… А сами выдаете вещи, до которых не может дойти ни логика, ни дедукция. И не в первый раз. Надеюсь, вы понимаете, что эта ваша научная гипотеза тоже должна остаться между нами? Не все же такие изобретательные умы.
        - Разумеется.
        - Значит, о танках. Вы уверены, что в ближайшее будущее на поле боя станут господствовать танки с броней миллиметров пятьдесят?
        - И более. Как ответ на появление малокалиберных скорострельных противотанковых орудий. Разве это уже не показали военные конфликты?
        - Представьте, пока не показали. Правда, Япония снова усилила провокации на границе… ничего нельзя исключать.
        - В будущей мировой войне танки с противоснарядным бронированием быстро станут основным типом танка. Более того, многообразие танков сократится, и почти весь объем выпуска танковой промышленности займет основной боевой танк и самоходные орудия на его базе. Толщина брони к послевоенному времени вырастет до ста миллиметров, калибр орудия - тоже порядка ста миллиметров.
        - Полагаете, новой мировой не удастся избежать?
        - Если удастся - это хорошо, но готовиться-то к худшему надо.
        - Послушайте… Вы не могли бы изложить ваши соображения о танках будущего на бумаге и точно так же предоставить в редакцию, желательно завтра с утра? Не только ближайшее время, но и, так сказать, фантастику дальнего прицела? Примерные суммы гонораров вы знаете.
        - Нет проблем. Пишущую машинку бы, чтобы скорее дело шло.
        - Сегодня же занесут на квартиру из редакции. Если что-то еще надо для обеспечения литераторской деятельности, запрашивайте через Бурмина.
«Хорошо… По крайней мере ясно, за что платят. Да и с моей стороны - чего такого? Просто писал фантастику, бизнес такой. Может, через это меньше наших в вероятной японской войне погибнет, а может, самураи вообще не рискнут перейти границу у реки, опасаясь на той стороне огрести. За дело мира, получается.»
        - А как вот с этими… с обычными рассказами?
        - Продолжайте писать. Вы же известный писатель.
        - Нет, я в другом смысле. Вдруг там чего будет такого…
        - Пишите, не думайте. Сами разберемся.
        - Понятно. Да, тут еще у меня дурное предчувствие такое. Что-то в башку вступило, будто армия Японии примерно где-то в июле начнет масштабный военный конфликт в районе озера Хасан. Это, наверное, чушь?
        - Вы считаете, что это чушь?
        - Я не знаю. У меня нет сейчас никаких фактов в подтверждение этому. Может, и не будет, может, в другое время или в другом месте. Наверное, это глупость, что я все это рассказываю, отнимаю время…
        - Ну почему же. Вы, как верный подданный, высказали тревожащие вас мысли, а остальное - дело соответствующих департаментов. Может быть, вы стали чаще читать в газетах о тех самых японских провокациях и подсознательно экстраполировали время и место. Может быть… А за трату нашего времени не волнуйтесь, время найдем. Я вот тут сижу и жду бумаги, без вас бы время как раз впустую прошло бы.
«А вообще, чего я парюсь. Ведь есть же куча случайных факторов. Хотя… Гитлер же пришел тут, насколько я понял, в этот же срок. И вообще, похоже что случайности меняют ход истории лишь в определенных точках, а в общем случае действуют в противоположных направлениях и все равно толкают к тому же результату. Вот здесь в гражданскую победили белые. И что? И голод потом случился, и демократию унасекомили, ну и, естественно, индустриализация идет, а также наращивание военной мощи. Россия велика, и из нее показательный Сингапур не сделаешь.»
        В этот момент в приемную вошла секретарша в темно-синей юбке, белой блузке с галстуком, с завитыми осветленными волосами и ярко-красными напомаженными губами, резко выделяющимися на лице, несмотря на небольшой загар. Она отдала Ступину картонную папку.
        - Вот ваши документы с подписью, печать поставите в первом отделе. А вы, сударь, - она повернулась к Виктору, - если пришли на прием, то, к сожалению, он на сегодня уже окончен. Я могу вас заранее записать на какой-нибудь день.
        - Жаль, - ответил Виктор, - я тогда прикину, какой день у меня свободен и зайду позднее, чтобы записаться.
        - Конечно, как вам будет удобнее.
        - Всего хорошего, - сказал Ступин, спрятал папку в кожаный портфель и вышел из кабинета.
        - Да, - еше раз обратился Виктор к секретарше, - а можно один вопрос, не относящийся к делу?
        - Я замужем, - ответила она, улыбнувшись.
        - Поздравляю… Нет, я не о том. Не порекомендуете, в какой из банков в Бежице надежнее всего держать сбережения?
        - Имперский банк «Народный доход». Они дают в год всего два процента, но в любом случае не прогорят. У них отделение в нашем здании, это пройти с улицы в левом крыле, если смотреть от главного входа. Работают до семи, так что можно даже сейчас.
        - А для этого паспорт при себе нужен?
        - Паспорт или просто вид на жительство, если именную книжку заводите, а не на предъявителя. Борьба с незаконными доходами, сами понимаете.
«Отлично, как раз по пути…»

15. Одна ночь в июне
        В операционном зале «Народного дохода» из вычислительных средств Виктор также заметил одни счеты, но, тем не менее, обслуживали здесь быстро.
        Покончив с финансовыми делами, и шагая по доскам тротуара Мценской снова на квартиру, Виктор задумался, не причинит ли его будущая статья о танках какого-либо вреда местному народу. Видимой угрозы, на первый взгляд, не наблюдалось. Конечно, после «Трех великих походов» государя императора можно было формально отнести к агрессорам, но, с другой стороны, он пока возвращал то, что ранее было Россией. И, если он не дурак, то завоевывать какую-нибудь Индию он не полезет. Ему бы разобраться с басмачами и навести порядок на Кавказе. Что там осталось? Прибалтика? Ее, скорее всего, ему сторгуют великие державы безо всякой войны. Так что два проблемных региона еще - Финляндия и Манчжурия под Японией, но с финнами, может, на этот раз все-таки удастся мирно договориться - демилитаризованную зону, например, создать, под гражданской властью финского президента (если там сейчас президент), а с Манчжурией - ну, если верить штабс-капитану, японцы сами нарываются, и танки обратно будут кстати.
        - А тут из редакции вам бесшумную машинку доставили! - объявила Катя. - Я велела ее в вашу комнату поставить и за вас расписалась в получении. Она казенная, с номером, и они, если вы съедете, ее заберут сами.
        Машинка оказалась портативной, черный «Ремингтон», и по размерам напоминала ноутбук с пятнадцатидюймовым монитором, только вчетверо толще и тяжелее. Убиралась она в фибровый футляр, который позволял ее таскать с собой, тоже с понтом ноут.
        - Ну, я пока не съеду. Кстати, давайте я уж сразу уплачу вам еще за неделю вперед.
        - Понравилось, значит, у нас? Конечно, оставайтесь. А я тут, знаете, расстегайчиков наготовила, и квас домашний из погреба принесла. Не разделите со мной полдник? Вы давеча хотели о пластинках рассказать, и мне охота послушать, как это с одной пластинки можно другую делать, до чего наука дошла.
…Ласковый ветерок колыхал на раскрытом окне занавески, защищавшие комнату от угасающего зноя дневного светила. Удовлетворив любопытство хозяйки относительно технологии изготовления музтоваров, Виктор сел за обещанную статью о будущем бронетанковой техники. Тему он решил раскрыть комплексно, то есть показать развитие тактики применения танков в будущих войнах, условий театра военных действий, развития собственно танков и САУ, как вида боевой техники, развитие противотанковых средств, включая мины и средства минного заграждения и преодоления минных полей, и развитие иной бронетехники, включая ЗСУ, БМП, БРДМ и прочая вплоть до ИМР и мостоукладчиков. Работа его увлекла настолько, что он опомнился лишь без двадцати девять; быстро запихнув сложенные листы в барсетку, он бросился из дома в сторону кинотеатра, вспомнив, что троллейбус в эти времена не ходит.
        К счастью, дамам свойственно опаздывать еще в большей степени; Таня подошла к
«Иллюзиону», когда журнал уже начался. Они аккуратно пробрались в темноте к своим местам.
        - Надо мне было мороженое взять. А то несколько душновато.
        - Ладно. Во-первых, оно бы у тебя успело растаять, во-вторых в зал с ним не пускают, как и с семечками.
        Татьяна была в вечернем платье цвета морской волны; хотя и строгого покроя, без наворотов, но длинное, до щиколоток, с треугольными декольте спереди и сзади, перехваченное узким пояском выше талии.
        - Ты очаровательно выглядишь.
        - Нравится? Сшила специально к сезону. Итальянская выкройка.
        Журнал был научно-популярный, и в нем рассказывали о крупноблочной технологии строительства доходных домов. Ведущий с бородкой и в пенсне обращал внимание владельцев строительных фирм на несомненные выгоды в виде роста темпов строительства, удешевления квадратного метра жилья за счет экономии на рабочей силе и ускорения оборота вложенного капитала. В совокупности это обещало значительный рост доходов владельцев домов со всеми коммунальными удобствами при снижении взимаемой с жильцов платы, а, следовательно, расширении спроса на апартаменты. Для архитекторов особо подчеркивалось, что набор крупных блоков дает возможность легко конструировать самые разнообразные фасады. «Как из детского конструктора можно собрать сотни разных моделей…»

«А я это уже слышал… Впрочем, здесь в погоне за прибылью они к хрущевкам придут, если не хуже…»
«Одна из майских ночей» началась сразу без перерыва. Рассказывать этот фильм не имеет смысла: его надо только смотреть. Если читатель любит легкие комедии положений, на которых можно хорошо отдохнуть и расслабиться, то это для него. Что касается Марики Рекк, то Виктор пришел к выводу, что когда она поет и танцует - это очень интересно (при всех достижениях нынешней художественной гимнастики и его удивило, как она ухитряется прыгать по лестнице, делая шпагат), а когда купается в озере - в принципе ничего нового. Если сравнивать ее с кем-то в советском кинематографе, то разве только со Шмыгой; правда, Шмыга брала прежде всего задором и артистизмом, да и голос у нее, по мнению Виктора, был получше, а Рекк - это прежде всего чудеса физических возможностей и виртуозности в танце. После «Трех мушкетеров» в радиолавочке Виктор ждал, что картина будет если не с дубляжом, то с переводом, но она оказалась с субтитрами. Он понял, что для кинопроката проще впечатать текст на копию, чем переписывать звуковую дорожку, а на телетрансляцию приглашают местного переводчика вживую.
        У Татьяны фильм вызывал какую-то непосредственную детскую радость; немудреные сюжетные ходы и лирические сцены она воспринимала как-то очень близко к сердцу. Впрочем, и в нашей реальности женщины часто с увлечением смотрят мелодрамы, в которых, на первый взгляд, и смотреть-то нечего. Лишь бы в конце концов побеждала большая красивая любовь. Виктор, как бы случайно, положил ладонь на руку Татьяны, покоящуюся на спинке кресла. Она сделала вид, что не заметила, и не отдернула руки затем, когда Виктор, как бы успокаивая ее сопереживания экранной героине, легко, чуть касаясь, провел подушечками своих пальцев между ее тонкими пальцами; похоже, что она была не против этой ласки.
        После картины на улице, однако, она легко отстранилась, когда Виктор предложил идти под руку. Вечер был теплый, и из палисадника перед кинотеатром долетал все тот же запах жасмина.
        - Не будем спешить, - сказала она, - я здесь живу совсем недалеко. Посидим на скамейке, пускай народ пройдет.
«До чего же она сейчас на Навку похожа. Только внешне лет на десять старше.»

«Посидеть на скамейке» действительно оказалось не более, чем посидеть на скамейке. Скамейка была расположена под электрическим фонарем, вокруг которого вилась мошкара, а мимо постоянно прогуливалась то одна, то другая пара, причем некоторые из пар еще и здоровались.
        - Знаете, мне почему-то нравится вот эта скамейка. Говорят, в приморских городах приходят сидеть и смотреть на море. Успокаивает. Мне нравится вот так по вечерам сидеть и смотреть на людей. Но одна сюда не придешь - могут неправильно понять.
        - Почему же вы не ходите постоянно вдвоем? При вашей удивительной красоте найти спутника…
        - Ой, не надо. Вы ничего не знаете…
        - Чего не знаю?
        - Это долгая история. Хотя… Лучше, наверное, все сразу. Приехала в этот город накануне Великого Голода, работала в фотоателье, оно как раз разорилось, потому что сниматься никто не ходил… Это страшно все было. Дикие цены на хлеб, купить не на что, люди с себя все продают, иные режут друг друга из-за корки, по улицам везут каждый день гробы, на кладбище отрывали большую яму, туда сбрасывают гроб за гробом, а иных и так, потом всех зарывают… Никого, ни знакомых, ни родственников, работы нет… Знаете, когда все время, каждую минуту, хочется есть, можно сойти с ума… Пошла тут содержанкой к одному, кормил, одевал. Богатый он был, торговый дом держал, сейчас его снесли, когда Губернскую площадь расчищали. Кто-то голодал, а он скупал ценности по дешевке. Потом пришлось делать аборт… доктор сказал, что детей у меня больше уже не будет. Вот так.
        - Печально. Но ведь всегда есть возможность начать все заново.
        - Когда столько молодых и здоровых? Шутите. Хорошо, что хоть не презираете.
        - За что? Вы одна из жертв.
        - Вот именно. Не хочу, не хочу быть жертвой, не хочу, чтобы меня жалели. Ладно, народ разошелся, можно и по домам. Спасибо вам.
        - Вам спасибо. А куда еще здесь можно пригласить вечером даму?
        Татьяна смущенно улыбнулась.
        - Если дама - это я… Знаете, никуда не хотелось бы ходить, а вот завтра я свободна, и с утра хотела съездить искупаться в Соловьи. Это роща у нас такая тут, возле Мальцовской. Если хотите, можно съездить вместе.
        - Конечно, хочу. Специально для этого сегодня приобрел купальные принадлежности.
        - Шутник. А вот здесь я живу. В том же доме, что и редакция. Еще с пятью одинокими женщинами снимаем квартиру коммуной. Очень удобно. Вскладчину взяли швейную машинку, радио, еще кое-что… Дает возможность копить на будущее, например, на секцию в блокированном домике где-нибудь у Сталелитейного.
        - Вместе копить быстрее.
        - Не дразните.
        - Я не дразню.
        - Я не хочу, чтобы меня жалели…
        Они подошли к воротам во двор; внезапно позади них раздался сильный гудок и вспыхнули яркие фары; Таня быстро оттащила его в сторону с дороги. К воротам выбежал заспанный дворник; едва он успел отвернуть в сторону железную створку ворот в виде решетки с пиками наверху, как тут же мимо него во двор проехала черная закрытая машина. На ходу Виктор не успел определить ее марки. Во дворе раздался скрип тормозов и хлопнула дверца.
        - Обождем здесь, - сказала Таня, - не люблю ходить в понятых.
        - Полиция или жандармы?
        - Жандармерия. Она всегда по ночам приезжает.
        В одном из окон фасада, на третьем этаже, загорелся рыжеватый свет - очевидно от лампы под красным шелковым абажюром. Виктор вдруг отметил, что жильцы здесь рано выключают электричество и ложатся спать - видимо, по старым деревенским привычкам, тем более, что ночных телетрансляций тут нет, а тарифы на электроэнергию на карман давят. Из раскрытой форточки донесся женский крик.
        - Грумова забирают! - полушепотом прокомментировала Таня. - А еще приличным человеком выглядел. Во дворе всегда здоровается. Здоровался…
        - Может, зря забирают? Или у вас жандармерия никогда не ошибается?
        - А кто тогда аварию в литейке устроил? Трое погибших, искалеченные… Я тогда репортаж делала. До сих пор в ушах крики стоят, когда обожженных несли, ждали, когда карета скорой помощи приедет…
        - У вас скорая еще не на машинах?
        Таня с удивлением посмотрела на него.
        - Карета и есть машина! Как автобус частного извоза, только там не сиденья, а носилки. Ее просто так называют, со старых времен. А арестанскую карету по английскому образцу ввели. Сначала она называлась «Блэк Мэри», а потом в борьбе с англицизмами ее перевели в «Черную Марусю».
«Значит, лагеря заключенных и „Черную Марусю“ придумали в стране древнейшей демократии… А теперь, надо понимать, я вижу образец здешнего террора тридцать восьмого года.»
        - …Хорошо, что по инициативе партии государь соцобеспечение ввел. Калекам пенсию назначили, а за кем ухаживать дома некому, места в ДОПе выделили. Все не на паперти нищенствовать. Ну и лечение бесплатное вернули, что еще княгиня Тенишева учреждала…
        - А может, этот Грумов только исполнитель, а на него хозяин давил.
        - Знал и подчинялся - значит, виновен! - убежденно отрезала Таня. - Вот только хозяина выцепить труднее, он замазывать начнет. Чтобы Грумов молчал, пособие семье назначит, юристов хороших наймет, чтобы вытащили. Хорошо бы, если бы сразу по расстрельной предъявили - тогда деваться некуда и всех сдаст.
        - Так может, и вашего Вязонова можно так же выцепить?
        - Это как?
        - Ну, подобрать факты, что он не от самодурства массовые увольнения устраивает, а с вредительской целью. Вроде как прокравшийся в партию вампир большевизма, разлагающий ее изнутри. Нарыть компромат. Вы же журналист, вам лучше знать, как такие вещи можно сделать. А потом - как материал от каких-нибудь почтенных доброжелателей…
        - Надо подумать… Набрать тут есть что.
        Виктор вдруг ужаснулся мысли, что борьбу за справедливость в этой реальности он начинает с раскручивания маховика большого террора. Женщина в квартире уже перестала голосить; через форточку доносились лишь приглушенные рыдания.
        - Таня… А вам не бывает от всего этого страшно?
        - Страшно от чего?
        - Ну, от того, что по ночам ездят, забирают…
        - Кого надо, того и забирают. Думаете, после продажной клики плутократов все корни выдернули? Еще масса кого осталась. Вредить будут, предавать, сотрудничать с иностранными разведками. Даром с властью никто не расстается, власть - она хуже морфия.
        - Но ведь так и вас могут забрать. По ошибке, или кто донос напишет, или от страха на допросе оговорит.
        - Могут. А еще вы можете попасть под лошадь или авто, помереть от испанки или воспаления легких, отравиться грибами, заблудиться в лесу, быть загрызенным волками или даже собаками, попасть под электричество, угореть от плохой тяги или если раньше вьюшку закроете. Можете сгореть в доме от соседского примуса, вас могут прирезать в темном переулке из-за кошелька какие-нибудь пьяницы, можете погибнуть в железнодорожном крушении, в цеху вас может затянуть в машину, на стройке можете упасть с лесов, в шахте вас завалит в лаве или от взрыва газа. Если вы сцепщик - раздавит буферами, если машинист - паром обварит. И если будет война, а в газетах все чаще о ней пишут, то нас всех отравят газами. Да как же вообще жить можно, если всего бояться? А как же летчики? Как они не боятся подниматься в воздух? Как же пожарники, пограничники? Как люди не боятся зимовать на полюсе или достигать стратосферы? Как люди в вашем будущем не испугаются полететь на Луну?
«В каком будущем? Ах да, она, видимо, уже читала последние рассказы.»
        - Так я же не себе. Вы все-таки женщина.
        - А почему вы думаете, что все женщины должны быть трусихами? Да я даже с военспортовской вышки в парке прыгала!
        Во дворе хлопнула дверь подъезда и завели мотор. Через пару минут черная машина выкатилась за ворота; теперь Виктор заметил, что это «Мерседес».
        - Ну все. Я пошла, а то Трофимыч ворота запрет. Завтра в девять на вокзале у часов!
16. Варяг по профессии
        Ночные бабочки вились у редких стеклянных фонарей; от легкого прикосновения ночного ветра, теплого, как парное молоко, тихо качались ветви деревьев на фоне черного, усыпанного крупными серебряными звездами неба. Виктор заметил, что в этой реальности в небе над Брянском удивительно много звезд, совсем как где-нибудь в деревне, и даже туманная полоса Млечного Пути была легко видна невооруженному взгляду, несмотря на уличное освещение. И тишина - тоже как в деревне, только то в одном, то в другом месте собаки залают, да паровозы со станции свистят. Его собственные шаги, казалось, отдавались во всей округе.
        Вечер казался ему каким-то неестественным, нелогичным. Как-то абсолютно не укладывались в понимании лирика невинного свидания, идиллия этой тихой и чистой ночи, темные силуэты крестов на фоне звезд, ночные аресты и абсолютное спокойствие Тани Краснокаменной. По идее, это не должно было бы существовать все одновременно.
        Он никак не мог понять, куда же делась та самая атмосфера страха, о которой так долго и живописно рассказывали разные авторы, включая того же Аксенова, соавтора культовой для юности Виктора вещи «Джин Грин - неприкасаемый». Если верить субъективным чувствам, вместо атмосферы страха здесь господствовала атмосфера жасмина. Сам ночной арест, свидетелем которого только что был сам Виктор, был почему-то воспринят им с каким-то непонятным ему самому безразличием. Примерно так же пару месяцев назад он воспринял трагический случай на Городищенском спуске; в окно троллейбуса, на котором он ехал, были видны пара иномарок, ленты, ограждающие место происшествие, тачка ГИБДД с мигалками, и чье-то лежащее на асфальте тело, покрытое пиджаком; рядом в свете фар виднелись какие-то потеки. Картина смерти ни у одного из пассажиров реакции ужаса не вызвала; через пару минут все уже спокойно сидели, даже не обмениваясь мнениями, кто-то смотрел в окно, кто-то звонил по своим делам по мобильнику…
        Привыкли, думал Виктор. В нашей реальности привыкли к тому, что ночью давят пешеходов, здесь - к ночным арестам. У нас никто не видит зло в массовости личных авто, здесь - в массовости мер пресечения, хотя случайные жертвы бывают и там и там, и часто по одной и той же причине - по глупости и самодурству того, кто дорвался рулить. Это первое.
        Второе. Татьяна права: в тридцать восьмом жизнь обыкновенного обывателя была и так насыщена разными стихийными угрозами здоровью и жизни, и ночные аресты были лишь скромных пунктиком в списке проблем ОБЖ населения.
        Третье. Жизнь в тридцать восьмом вообще ценилась дешевле большинством населения. С патриархальных деревенских времен привыкли, что люди часто рождаются и уходят часто. Средняя продолжительность жизни в России до революции по статистике меньше сорока, так что он, Виктор, уже статистический покойник. А сейчас, похоже, благодаря развитию медпомощи и прочая продолжительность жизни должна расти, несмотря на.
        Четвертое. Великий Голод здесь, похоже, по ужасам уступает разве что таким трагедиям, как блокада Ленинграда. После этого нынешние репрессии - это мирная спокойная жизнь. Особенно, если убедить обывателя, что репрессии нужны как раз для того, чтобы не повторился Великий Голод. А заодно и война, «где всех потравят газами».
        Ну, и, наконец, личное отношение. У кого, скажем, родных репрессировали, тот, понятно, как будет этот период истории воспринимать, и это естественно. А у Краснокаменной, например, своя личная драма…
        Отсюда следуют два вывода. Во-первых, надо завтра под каким-нибудь предлогом расспросить Таню о причинах Великого Голода и как его ликвидировали. Во-вторых, надо узнать у хозяйки насчет противогаза, убежища и вообще, как готовятся здесь к газовой войне. Хотя, похоже, в отличие от предвоенного СССР, готовятся плохо. Надписей «Газоубежище» не видать, плакатиков по ГО не висит, учебных сигналов тревоги Виктор не слышал. А вот, кстати, в «Победе» они и после войны висели. В буфете что справа от входа.
        Метров с полсотни до его квартиры поперек дощатого тротуара валялось ничком тело мужчины. Виктор аккуратно обошел его и последовал дальше.
«Стоп, а почему я это сделал? Может, ему помощь нужна? Потому что по моей реальности я решил, что он почти на сто процентов пьяный. А в этой реальности?»
        Виктор вернулся и посмотрел внимательно. Заметив, что правой рукой тело нежно прижимает к себе полупустую чекушку, он со спокойной совестью повернулся и пошел дальше.
        Он внезапно понял, что он тоже жил в эпоху террора. В девяностые. Был террор, были террористы, захватывали школы и больницы, взрывали дома. Благодаря зомбоящику этот террор стоял перед глазами людей так же часто, как здесь - аресты соседей. И что - вся страна от страха памперсы не успевала менять? Фигушки! Фигушки! Работали, влюблялись, занимались бизнесом, воспитывали детей. Конечно, в девяностые государство защищало от террористов, а здесь само хватает. Но хватает-то оно здесь официально для защиты окружающих. Вот что бы было в Москве, если бы тогда, в эту вот нашу эпоху терроризма, начали массово по ночам хватать всяких приезжих и объяснять народу, что это ловят террористов, их пособников, на худой конец - просто бандитов, что они готовили теракты, и убийства мирных граждан - что, коренное население столицы поднялось бы с демонстрациями против массовых репрессий? Или только радовалось тому, что иногородних в Москве не будет? И чем тогда отличаются нынешние от здешних?
        Хозяйка еще не спала; когда он вошел, из гостиной доносилось стрекотание швейной машинки под звуки «Розамунде» из починенного приемника.
        - Добрый вечер, Виктор Сергеевич! Что-то сегодня припозднились. Никак барышню завели?
        - Нет, я в кино ходил. На немецкую комедию.
        - А и барышню б завели, то и что с того? Я не ревнивая. А барышни у нас на Брянщине хороши; говорят, даже в Париже нет такого.
        Удалившись в свою комнату, Виктор вспомнил, что так и не придумал, из чего сделать регулятор громкости для репродуктора.
«А карандаш?» - мелькнуло у него в голове. Он достал один из купленных в пассаже карандашей, раскрыл свой складной набор инструмента и, разделив деревянный футляр вдоль на две части, аккуратно извлек грифель.
«Вот и сопротивление. Осталось только попросить у хозяйки чуток медной проволоки и дощечку».
        - Это вы сами такой прибор придумали? - ахнула Катя, наблюдая за процессом усовершенствования. - Вот просто грифель и проволочки и из этого волюмконтроль получается? А у нас кто только не мучается с этими радиорупорами. Иные винт крутят, пока не сломают.
        - Ну, это вообще-то до меня было известно.
        - А все равно ж надо было вообразить в голове и сконструировать. У нас же с конструкторами плохо. Теперь все из-за границы готовые машины и чертежи привозят, думать и разучились. Да, чего я собственно хотела спросить. Вы какой размер газовой маски носите?
        - Да я, собственно, пока не ношу.
        - Раз вы у меня официально прописаны, надо в земобороне на жильца газовую маску получить. Вы свой размер помните?
        - Нет. Давно как-то не требовался, забыл.
«Кто их знает, с каким они тут совпадают - с ГП-4У или с ГП-5? А может, ни с тем, ни с другим?»
        - Ну пройдемте в гостиную, я линейкой померю.
        Машинка действительно была разложена, и на ней были разложены куски материи и выкройки, по-видимому, нарядного платья.
        - Вы слушаете «Немецкий эфир», - вещал приемник, - мы продолжаем нашу музыкальную программу.
        - А это не… - на всякий случай поинтересовался Виктор, покосившись на красную карточку с орлом.
        - Нет, - ответила Катя, - они супротив англосаксов передают, а о нас все хорошо говорят.
        Подтверждая ее слова, оркестр со странным названием «Леша и его банда» запиликал пародийную песенку на русском языке на мотив фокстрота из «Трех поросят» - «Кто поверит Би-Би-Си, Би-Би-Си, Би-Би-Си? У кого ты не спроси, все ответят - нет!»
        - Не вертитесь…
        Катя взяла линейку, лежавшую на выкройках, и приложила к его лицу вертикально и горизонтально.
        - Ну вот. Завтра принесу из земобороны, будет в вашей комнате висеть.
        - Интересно, а против Рузвельта они тоже поют?
        - Какого Рузвельта? В Америке, почитай, два года, как другой. Теперь у них этот, на которого покушались-то… Гью Лонг.
«Хьюи Лонг? Прототип диктатора Бэза Уиндрипа из синклеровского „У нас это невозможно“? Превед американской демократии…»
        - У меня самоварчик еще горячий. Чаю не откушаете?..
«Надо бы еще настольную лампу в редакции попросить», подумал Виктор, вернувшись в свою обитель после чаепития. Чай был с мятой и приятен на вкус. Похоже на краснодарский. Он включил репродуктор на малую громкость; музыки не было, вместо этого диктор читал лекцию о том, что варяги - это был не народ, а профессия, вроде мореплавателей, что Рюрик, Трувор и Синеус на самом деле были русскими, и именно потому их и пригласили, да и вообще «править» они пришли не в смысле власти, а для разрешения разных споров, типа, разводить по понятиям. После долгого дня, а, может, и от увиденного, сказывалась усталость; Виктор отключил репродуктор и лег спать, словно провалился в глубокий омут.
17. Не на том острове
        Виктора разбудил стук в дверь.
«Пришли за мной?» - подумал он, и удивился тому, что подумал об этом спокойно и равнодушно. Было тихое утро, и на левой стене комнаты уже сидел все тот же солнечный зайчик, и все так же петухи в частном секторе отмечали восход солнца, и доносилось пение других птиц и медовый аромат жасмина вытеснял бытовые запахи.
        - Виктор Сергеевич! - произнесла из-за двери Катерина, - вы просили разбудить! С утра куда-то собирались!
«Тьфу, а я что подумал. Надо бы будильник завести. Хотя… здесь они дорогие, а нужен он раз от разу, не на работу же каждый день. Вздрагивать от каждого стука в дверь… Нет, это от человека зависит, будет ли он жить в атмосфере страха. А вообще, это всего лишь второй день здесь. Да: не забыть закинуть заказуху в редакцию.»
        На вокзале, который по вывеске назывался «Болва», все оказалось почти таким же, как на станции Орджоникидзеград, только снаружи лепнины поменьше, а кирпичных пилястр побольше. Позали, на пыльной привокзальной площади, тусовались извозчики, что-то громко обсуждая в отсутствие пассажиров, и бродили куры. Висел плакатик с указующим перстом: «На автобусы перейти через мост». Внутри основным отличием, к удовольствию Виктора, оказалось наличие буфета в зале ожидания - деревянной стойки у стены, за которой начинался ресторан. В буфете не было наценок, зато можно было взять чай (стоял огромный хромированный самовар), бутерброды с колбасой и сыром и печенье. Через окна было видно, как по перрону взад и вперед прохаживался полицейский. Виктор, на всякий случай, проверил, лежит ли у него в кармане вид на жительство.
        В кассе ему объяснили, что билеты на мотрису продают в самом вагоне у кондуктора, как в трамваях. Была еще куча времени, чтобы перекусить. Значит, берем чай, бутеры… ну еще про запас печенье и карамель, на реке есть захочется. И бутылку ситро, ситро не открывать…
        - Позволите?
        К столику с мраморной крышкой, за которым закусывали стоя, подошел офицер в летней форме жандармерии, с одной звездочкой на погоне и с несколькими наградными колодками на груди. В руке он держал кофе в подстаканнике и тарелку с булочками.
        - Честь имею, подпоручик Медников, Анатолий Семенович. А вы Виктор Сергеевич, что в «Губернском голосе» пишете?
«Однако, тут в Бежице как в деревне. Если не все знают, то силовики - это уж точно.»
        - Да, вы угадали. Жарко сегодня будет, решил, на речку съездить.
«Главное, не забывать о микрофонах. Тут тоже для них самое место»
        - Да, уже с ранья чувствуется, припекает. А я в Брянск, по делам. На главном рынке еще не были?
        - Тот, что у Десны?
        - Да. Бежица у нас в основном город заводской и казенный, а торговля главная в Брянске. Рынок и от него там вверх подыматься по улицам, там еще рыночные площади будут. Брать там можно дешевле, так что по выходным тут поезд с паровозом и толпа народу, в будни - только мотриса. Если что из мануфактуры или что-то техническое, тоже лучше туда ездить, а тут - так, по мелочам.
        - Спасибо. Буду теперь знать.
        - Рынок, собственно, у нас тут один знатный. Ну, здесь у Паровозного еще кое-что, хотя намного меньше, а те, что при орловском вокзале и у депо - так, туда даже и ездить не стоит.
        - Ясно. А вы на войне были или за какие-то спецоперации?
        - На Кавказе. Там же после англичан банды остались, вот, время от времени посылают.
        - Понятно. Там же еще многие родовыми понятиями живут.
        - Да, это не то, что у нас. Главное, не то, чтобы они вот только на солдат или на русских нападали, они в основном-то сами своих режут. Это англичане еще так между ними завели; вроде, как в колониях своих, чтобы племена друг друга перебили, а они потом туда свою шпану с Британских островов пришлют. Правда, теперь получше, там из своих местных отряды безопасности создали, они горы знают, кого и где искать, знают. Последний раз ездили, правда, стычек не было, обеспечивали выселение членов семей банд. Это там, где местных отрядов мало. Тут же как: днем любой бандит ходит, как обычный человек, у родственников кормится, ночью за «Томпсон» - и в горы. Вот выселять и приходится.
«То есть, у них там массовые депортации».
        - Тут еще англичане им из колоний оружие шлют, и морем, через границу. Немцы еще с нами были там, советники из войск СС, по обмену опытом, обучали альпинизму, у них в Европе скалолазание, как спорт, очень развито. Так вот они что предлагали: пользуясь военным положением, брать членов семей в заложники, и если не сдаются - расстреливать. Говорят, быстрее так получится, и хозяйственных затрат меньше - отправлять там, везти, на новом месте расселять… Но это ж немцы, у них жизненного пространства мало и выселить некуда. А так это не по христиански выходит. Да и зачем - у нас страна велика, вон, переселят, где-нибудь на стройке, или в аграрном поселении устроят, трудом на хлеб себе заработают, как все. Зачем же жизни лишать-то сразу?
«М-да. Все в мире относительно, оказывается.»
        - А англичане как делали? Когда там были?
        - Так я говорю: они просто оружие раздавали и местных стравливали, чтобы скорее друг друга перебили. А сами вроде хата с краю.
        Остаток времени до мотрисы, к которой должна была прийти Таня, Виктор провел, прохаживаясь с авськой по недавно заасфальтированному перрону и предаваясь раздумьям. На соседних путях сновала маневровая «Овечка», таская вагоны с Литейного, и стоял товарняк на Рославль; от него отцепляли «Эшак», видимо, заправить водой на колонке. И еще на станции дожидалась отправки пара холодных пассажирских паровозов, выкрашенных в зеленый цвет, и похожих на предвоенные машины германского завода DLV. Такая вот коллекция.
        Чем же они все-таки тут народ держат, думал Виктор.
        Страхом и репрессиями? Конечно, есть часть народа, которую иначе как страхом наказания, в законопослушании не удержать. Но в целом на местного обывателя, как он вчера убедился, репрессии особого впечатления не производят. Да и к тому же, если верить Татьяне, и людей отважных в этом мире хватает; тут уже не репрессии, тут геноцид требуется, а геноцид императору не нужен, ибо другого народа ему взять неоткуда. Отпадает.
        Религией? Но, как он убедился за эти два дня, религия тут занимает скорее место традиционного развлечения. Иконы там, крестики, праздники, мероприятия. Истово молящихся, чтобы вне храма, так, у икон, не замечено.
        Другие виды зомбирования? Тоже не отмечено. Массового психоза не наблюдается, технические средства используются слабо. Митинг на Арсенале был. «Праздник, флаги, оркестр пожарного обшества…» Не тянет на зомбирование, не тянет. Не умеют пока здесь этого. Так что башни ПБЗ валить здесь не надо, это не тот обитаемый остров.
        Что же здесь все-таки есть? Что держит?
        Во-первых, привычки. Ну очень похож нынешний строй на знакомое дореволюционное самодержавие, пусть даже с примесью совка. Государь император, орел, церкви, Духов день… все это привычно и создает определенный моральный комфорт, не то, что строительство какого-то неизвестного общества, идеей которого надо еще заразить массы.
        Потом - инерция. Обыватель, которого держат вдали от политики, опасается перемен. Что там еще будет, при смене режима? Вдруг бунты на новых территориях, а то и, чего доброго, новый Великий Голод.
        Ну и, наконец, ожидание лучшего. Развитие, благодаря нефтемаркам и германским инвестициям, быстро идет в гору, старые территории почти все вернули в Империю, опережающее отражение подсказывает: завтра будет лучше, чем вчера. А раз так, дергаться нет смысла. Что тут будет при кризисе, сказать трудно; во всяком случае, население к нему не готовят.
        Татьяна не опоздала; поезда все-таки даму не ждут. Белая фигурка мотыльком запорхало на вершине мостика еще до прихода мотрисы; она увидела его стоящим на перроне и замахала сверху рукой, потом легко сбежала по бетонным ступеням.
        - Ну вот и я. Главное, полотенце не забыла и еду.
        Одета она была не совсем стандартно: широченные, свободные светло-голубые брюки-комбинезон, с широкими лямками на пуговицах и перехваченные широким поясом, и облегающая бело-синяя блузка, похожая на водолазку; на голове была простая белая шляпка с широкими полями. Впрочем, в жару в таком костюме ходить хорошо, и для похода на пляж или на природу он был очень практичен, особенно то, что брюки будут защищать ноги от крапивы или колючек.
        Прибывшая мотриса была итальянская, завода Фиат; по расписанию, она ходила до
«Брянск-город» каждые полчаса. Это был длинный четырехосный вагончик, красно-белый, как рижский дизель, со скругленными головами, блестевшими панорамой из ряда стекол, как на гондоле цеппелина. Ниже окон виднелся квадрат радиатора, вместе с прожекторами чем-то напоминавший морду бульдога. Мотриса пискнула тормозами и открыла двери, узкие, как у здешних автобусов.
        - До брянского базара она идет в несколько раз быстрее, чем автобусы. Дороже двухэтажного, но дешевле, чем в «пылесосах». В губернском правлении сейчас лежит проект строительства электрической дороги, наподобие германского штатсбана, из Брянска в Бежицу, параллельно железке. Если это примут, то у нас на Базаре остаются только крестьянские продукты, промтовары переедут в новый универмаг у церкви, а за большими покупками народ будет ездить в Брянск…

«…Чем в „пылесосах“… что такое „пылесосы“? Это вот те пепелацы типа маршрутки? Ну да, это ж в „Кавказской пленнице“ было: „Будь проклят тот день, когда я впевые сел за баранку этого пылесоса…“ Точно такой же драндулет. А откуда здесь „Кавказская пленница“? Или что, здесь пылесосы уже не роскошь, а гигиена? Или мадам из будущего? Странно.»
        Внутри мотриса тоже напоминала длинный автобус: двухместные диваны с кожаной обивкой и места водителя за барьерчиками по концам. Они устроились на одном из диванов, со стороны вида на правобережье Десны.
        - Так вот, - продолжала Таня, - если построят электрическую дорогу, Брянск и Бежицу объединят в один город.
        - А как будут называть?
        - Какая разница? Губернское правление все равно в Бежице.
        - Логично…
        - Самое главное вот чем. После постройки на участки земли по Вокзальной, в слободе возле Брянска-Орловского и даже в Радице цены повысятся, потому что есть транспорт и придут застройщики, скупать участки под многоэтажные доходные дома. В Радице, правда, меньше повысится, потому что там заливает. Я и думаю: может, вложить сбережения в участок на Вокзальной? Хотя бы в маленький?
        - А что мешает?
        - Ходят слухи, что скоро будет война и кризис. Хотя, говорят, что эти слухи распускают застройщики, чтобы сбить цены.
        - Еще могут пустить трамвай или троллейбус. Через Городище.
        - Насчет трамвая есть планы. Но это в Брянске, от вокзала. А если в Бежицу пускать, то это обойдется дороже, чем штатсбан. Там же на горе сколько путей надо проложить, мосты стальные построить. И потом, пойдет от там от Покровской к базару, или мимо Летного поля к центру… В общем, расходов не меньше. А ездят все равно основном на базар.
        Подошла кондуктор, девушка в синей форме, беретке с молоточками и большой кожаной сумкой. Билет в мотрисе оказался три копейки, независимо от расстояния.
        - В двухэтажном у нас две копейки, а в «пылесосах» - пять. Двухэтажный идет больше часа, «пылесос» - меньше часа, но гоняют по этим горкам так, что страшно ездить. А тут всего полчаса ходит. Две мотрисы, туда и сюда. Разница же есть?
        - А не предлагали сделать в Брянске мосты через овраги, а по ним проспект?
        - Так через Верхний Судок был мостик, но хлипкий, сейчас там стройка идет, дамбу отсыпают. Еще до Великого Голода предлагали, а то по Московской мимо базара уже не проехать нормально. Весь старый Брянск - это прежде всего, базар, от него он и растет.
        - Город определяется базаром?
        - Ну да.
        Виктор было хотел возразить, но вспомнил, что после реформы в его реальности город действительно все больше стал определяться рынками, супермаркетами и бизнес-центрами; иногда даже начинало казаться, что весь Брянск скоро исчезнет, и останется один большой рынок, вроде Крамского, на котором они все и будут жить.
        Кондуктор громко объявила об отправлении; моторы заурчали и мотриса, к удивлению Виктора, довольно шустро - ничуть не медленнее послевоенной электрички - помчалась со станции. Вслед за красными железнодорожными казармами мелькнул переезд с длинным шлагбаумом, где скопились подводы и грузовики. Мотриса тут же тормознула.
        - Остановка Губонинская!
        Серый четырехэтажный инженерный корпус с проходными, видимо, был только что возведен. Территория завода обрывалась гораздо раньше; Виктор, тем не менее, заметил новые цеха со стенами из металлического каркаса, обложенного кирпичом.
        - Там немцы танки будут выпускать, - прокомментировала Краснокаменная, - ох, и быстро же под это корпуса построили! Без лесов, только краны на рельсах поставили, и они все наверх таскали.
        - Скоро так все будут строить. Из бетонных конструкций.
        - Знаю. На поле напротив за литейным инженера ходили с рейками. Ищут, где завод сталебетонных балок возводить. Мне место не нравится.
        - Почему?
        - Там болото.
        - Думаешь, балки утонут?
        - Мне вообще сырые места не нравятся. И потом, раньше каменные цеха снаружи какие-то красивые были. А теперь дешевые, но смотреть не на что.
        Мотриса тем временем юркнула в решетчатую трубу старого Болвинского моста; от него теперь осталась только нижняя часть железного скелета, валяющегося в реке возле нового, сварного. Таких ферм, как у старого моста, теперь почти нигде не встретишь
        - прямоугольная коробка со стенками из крест-накрест переплетенных стальных полос, как в детсадовских беседках; впрочем, и беседки эти нынче все больше уходят в прошлое.
        - А публика тут действительно больше на рынок едет.
        - Ну да. В Соловьи же далеко, вот у нас ходят к мосту на Бежичи, в конце Губернской, - там еще лодочно-спортивную станцию рядом поставили, или на Власову Будку, что на Болве.
«К мосту на Бежичи… А, ну да, помню. Был там за пляжем деревянный мост, возле лодочной, что сразу за Больницей. Сейчас ни моста, ни лодочной, пляж есть, пока окультуриванием не изгадят…»
        - А что мы не на Власову Будку?
        - Я и так часто туда хожу. Народу много, мелко. Есть места ближе к Литейному, как-то ездили редакцией на Орлик, это на поезде… Но сейчас, когда есть мотриса, лучше всего в Соловьи. Красиво и тихо. Народ еще не распробовал.
18. Основатели и империя
        Радица скучилась на относительно сухом месте; впрочем, слово «радица» надо было бы, наверное, писать с маленькой буквы, потому что в округе была целая масса Радиц: и Стеклянная, и Железная, и Радица-Крыловка, и Самара-Радица, и, наконец, просто Радица, что возле нынешнего Фокино. Виктор помнил, что остановка электрички здесь, как и в этой реальности, называлась Самара-Радица, а на старых картах примерно в этой же точке значился поселок Радица-Крыловка; теперь он почувствовал некоторую неловкость от того, что никогда не интересовался, почему у станции и поселка разные названия.
        Впрочем, сейчас Виктора удивляли не столько названия, сколько лес; леса явно было больше, чем на его памяти, и подступал он очень близко к дороге. Чуть ли не возле поселка виднелись вырубки, которые, впрочем, и объясняли, куда постепенно делся лес.
        - Пошли на выход, а то проедем. Мотриса недолго стоит.
        В окнах показалось большое, темно-вишневое здание Радицкого вагонзавода, закопченное от паровозного дыма, и обрадовавшее Виктора своими знакомыми очертаниями. Сам завод оказался меньше нынешнего АО «СММ» и был окружен деревянным забором, а с другой стороны путей вообще никаких заводов видно не было.
        - Остановка Мальцевская!
        Короткая низкая платформа вместо асфальта была посыпана крупным шлаком, а новый павильончик станции был кирпичным, оштукатуренным и нес в себе черты позднего авиационного конструктивизма; чем-то напоминал он старые павильоны автобусных остановок в районе Сочи, только был значительно больше размером. Переезд был на том же месте, однако дорога вела от него лишь к заводу и далее в пойму. Шлак под солнцем уже нагрелся, и над путями остановочного пункта стояло марево. Сами же пути выглядели какими-то несерьезными: деревянные шпалы, уложенные на песок, окрашенных ржавчиной от пыли чугунных колодок вагонных тормозов, и легкие рельсы, килограммов так тридцать пять погонный метр. Впрочем, бордюр перрончика был побелен известкой, а возле павильона была разбита клумба с пеонами. За станцией, на другой стороне от вагонзавода, вместо промышленной застройки стояли какие-то двухэтажные дома купеческого вида, которых Виктор совершенно не помнил и никогда о них не слыхал. Тут же возле перрона оказалась палатка с продуктами и пивом. Виктор понял, что печенья, пожалуй, будет маловато и пополнил запасы провианта.
        - Здесь когда-то мальцевская изба стояла, - заметила Краснокаменная, когда Виктор кончил затариваться, - а потом ее снесли, и пути до цементного перешили на широкую колею. После войны реконструировали ее, реконструировали, а потом перешили. Вторая пятилетка, цемента еще больше надо.
        - Какая пятилетка?
«Тридцать восьмой - это же вроде уже третья пятилетка? Нет, погоди, погоди… Какие здесь вообще, к черту, пятилетки?»
        - Ну так считаются только по единым всероссийским планам. А те пятилетние планы, что при царе Николае разрабатывали, они же только по отдельным отраслям были. Ну вот, например, пятилетний план 1917-1922 года, его ведь только по железным дорогам приняли, и не выполнили, революции начались. Всероссийскую, вы же знаете, приняли в тридцать втором первую, сразу как фачисты власть взяли, а вторую - в тридцать седьмом…

«Пятилетка при царе? Это в этой реальности, или… или мы просто плохо знаем свою историю? И большевики вообще ничего особенного, никакого „своего пути“ не выдумали, а использовали то, к чему Россия и так шла, и то, что любая власть сделала бы на их месте? И советский путь - просто неизбежный путь России в то время, с Советами или без, с товарищем Сталиным или императором Вячеславом?»
        - Здесь теперь один район - Заречный, - пояснила Таня, - объединили Привокзальную, Полесскую, Полпинские выселки, Мальцовскую и Новую Постройку с Ветродуем. Фактически тут два поселка получается, но сделали один район, говорят, разрастется и сольется вместе. Особенно, если решат со штатсбаном, то точно сольется. Да и если не рядом с ним - вон Полпино как разрослось. Сразу после Великого Голода, по плану первой пятилетки там на месте фосфоритной мельницы большой завод построили, удобрения добывать прямо из недр. Вы читали, что Брянск уже захватил пятую часть российского рынка фосфорных удобрений?
        - Кстати, а как правильно - Радица-Крыловка или Самара-Радица?
        - Она и Радица-Крыловка, и Радица-Самара, и Радица Чугунная, и Радица Паровозная… Селятся люди у Радицы, а потом поселенья сливаются.
        - Виктор Сергеевич? Не к нам?
        Навстречу им спешил Доробейцев с толстым портфелем.
        - Нет. Сегодня решил сделать паузу и пойти на пляж. А вы, я смотрю, по делам?
        - Да. Не до пляжа. Предложение ваше в тот же день решили внедрять, прорисовали вариант с разными диаметрами оси. Не знаю, правда, как чехи к этому всему отнесутся…. Оказывается, у них тоже это бывает, но реже, они боксования почти не допускают.
        - Знаете, - ответил Виктор, - меня терзают смутные сомнения, что Шкоде скоро будет не до автомотрис.
        - Меня тоже. Скорее всего, к осени чехи отдадут Судеты, а потом вообще войдут в состав рейха, как когда-то были под австрияками. Тем более, государь император не возражает.
        - Государь император не возражает? Ну да… разумеется, он не возражает. Так и должно быть.
«Государь император не возражает? Какого черта он не возражает? Это что, он считает, что это не наша сфера влияния? Что у них тут творится в империи?»
        - … А потом они будут заняты тем, что долго будут выяснять с оккупационной администрацией, расширять ли выпуск своих танков или ставить на поток немецкие. Немецкие они производить не хотят, не накладываются они на отлаженную технологическую линию. Кстати, Шпеер поэтому и стал к Бежицкому паровозному присматриваться, тем более, рабочая сила у нас дешевле, чем в протекторате. Скорее всего, чехи на базе своего тридцать восьмого что-нибудь усовершенствованное сварганят, и на том сойдутся.
        - Может быть. Какую-нибудь самоходку.
«…И назовут ее „Хетцер“…»
        - Скорее всего. Это самое простое решение. Может, подсказать?
        - Не надо! Они вас подставили - пусть сами думают. Да и поддерживать оккупационный режим…
        - Ну, вообще-то у меня за время последней командировки к ним вообще такое впечатление сложилось, что ихние политики не даже и не против такой оккупации. Готов спорить - немцам подарят все вооружение, ничего не испортят, не уничтожат… оборонные заводы, гордость Европы - все, все оставят целенькое.
        - Хм… здесь, пожалуй, я спорить с вами не рискну.
        - Воевать за фюрера, правда, они не хотят, как и за австрияков не хотели, а вот оружие выпускать, ремонтировать, обслуживать в тылу - это запросто. Ладно, я побежал, а то скоро на Бежицу подойдет. Счастливо отдохнуть!
        - Приятный человек, - отметила Краснокаменная, - и за границу ездит.
        - Это точно. Мы тут с ним вчера чуть друг друга не посадили.
        - Неужели? Как интересно…
        Дорога на Соловьи спускалась в выемку к пойме. Справа, за забором некогда принадлежавшего Мальцову завода, поднимались строительные леса - возводили новый корпус. Из трубы котельной тянулся длинный хвост черного угольного дыма.
        - А трубы-то как смолят, - посетовал Виктор, - и все это долетает до Бежицы и оседает в наших легких.
        - Ну, это больше в лесу оседает. Места у нас просторные. А вообще премьер-министр скоро будет вводить новые нормы, чтобы фабриканты фильтры на трубы ставили, и на воду. И рубки леса будут упорядочивать. Говорят, это государю императору немецкие специалисты настояли делать, вроде как природные богатства у нас шибко портятся.
        - С чего бы это они так беспокоились?
        - Не знаю… Кстати, по инициативе партии этот сквер перед проходными недавно разбили и памятник Мальцову поставили.
        В центре скверика на постаменте из черного гранита действительно стояла фигура с простертой в сторону завода рукой; Виктор хоть и заметил ее сразу, но машинально принял за памятник Ленину, хотя в этой реальности Ленин здесь стоять точно не мог.
        - Партия увековечивает память успешных бизнесменов?
        Таня с непосредственным удивлением взглянула на него большими круглыми Навкиными глазами; высоко подведенные брови, казалось, выскочили на середину лба.
        - Это же один из основоположников экономики фачизма! И Губонин тоже, ему в парке памятник стоит, за «Иллюзионом»…

«Там, где сейчас памятник Пушкину»
        - В честь Губонина еще Вокзальную переименовали и остановку у Паровозного. Хотели вообще всю Бежицу Губонинском назвать, но в Москве затерли. Говорят, на это много денег надо. А сейчас объявлен конкурс на памятник Тенишевой. Сначала хотели, чтобы был только ее бюст, но народ настоял, чтобы всю изваяли…
        Виктор повернулся к Краснокаменной и взял ее за руку.
        - Таня! Возможно, я слишком долго жил в другом мире… в мире фантастики и иллюзий… но объясните, ради бога, что такого Мальцов сделал для фачистов? Я это как-то упустил.
        - Давайте только сойдем с середины дороги… лошадь пропустим.
        Мимо них по пыли промчалась пустая телега в сторону берега, запряженная каурым жеребцом; правил телегой молодой пацан в картузе, стоя.
        - Гоняют, как по шоссе… Так вот, насчет Мальцова… Вот тот принцип планового развития территорий, когда определяют места выгодного размещения фабрик и заводов, строят пути сообщения и связь, развивают города и поселки, строят жилье - это все пошло от Мальцовщины. Только он первоначально строил все на свои капиталы, на своей земле, а фачисты создают частно-государственные фонды, в которые каждый может вложить свой капитал, и эти фонды покупают землю и строят все - от заводов до больниц, школ, клубов, строят дороги, проводят радио… ну и так далее. Это называется соборное развитие. В соответствие с наукой и природными возможностями.
        - И не разворовывают эти фонды?
        - Ага. И на Колыму за вредительство с конфискацией. Весь аппарат под контролем у жандармерии, агент на агенте сидит и агентом погоняет. Копеечную взятку предложи - шарахаются, как от провокатора.
        - А если крупную? Миллионов на двести?
        - Хотите повторить подвиг Глинкина?
        - Какого Глинкина?
        - Ну, пару лет назад нашумевшее дело… Виктор Глинкин, тезка ваш, кстати, попал за что-то к начальнику в немилость, тот его выгонять собрался, а Глинкин к нему в кабинет - да и предложи взятку на сто пятьдесят миллионов. Начальник хлоп - и в обморок. Так и не откачали: сердце не выдержало. Думал, раз на такую сумму провокатора послали, значит, точно посадят. Двое детей без отца осталось.
        - Печально.
        - Сэ ля ви. Ну так вот, по кирпичику и сложилось. Мальцов - территориальное планирование, железные дороги - пятилетки, Губонин - градотворящие предприятия, что порождают жилые районы и общественную сферу, Тенишева - соединение деловых техпромфинпланов и общественного развития городов за счет предприятий. И в итоге получился…

«Социализм. И в итоге получается натуральный брежневский социализм. С комплексными планами промышленного и социального развития, соцкультбытом и жильем на балансе предприятий… Только механизм немного другой, больше свободы частнику, и… больше жандармов и репрессий. Потому как при частнике и коррупции больше.»
        - …И в итоге получилось то, к чему идет все человечество. Возьмите, скажем фюрер-принцип в Германии или то, что начал реализовывать в США президент Лонг. А национализация лейбористами энергосистем в Англии? Просто каждая страна идет со своими особенностями.
«Вот к этому идет все человечество? Ну да, если смотреть из тридцать восьмого… Демократии падают, даже Рузвельт не выдержал, стал переходным политиком, как Горбачев. Откуда здесь, сейчас, обывателю знать, что через полвека, ну, чуть побольше, основным путем человечества назовут свободу частной инициативы и демократию?»
        - …Вот и ставят им памятники. И, наверное, даже хорошо, что наша Брянщина дала России основоположников…

«А, может, здесь вообще не будут считать демократию основным путем человечества. Ведь, Альтеншлоссер, черт его возьми, в одном все-таки прав - обыватель, а их в обществе большинство, стремится жить, как все. Вот во всех странах нет либерального устройства, и обывателю нигде оно не будет нужно, потому что он хочет, чтобы как у всех… Что же это? Прямо тупик развития какой-то.»
        - …Тут все рекламируют японские зонтики от солнца, но я не беру - на речку надо просто нормально одеваться, чтобы была свободная одежда, и на голову что-нибудь с полями или кепку. Я смотрю, вы тоже предпочитаете одежду простую и свободную, а вот какую-нибудь кепочку от солнечного удара зря не завели.
        - Можно сделать кепку из газеты. Правда, у меня мятая.
        - У меня есть газеты, я в редакции прихватила старые. Газета на природе для многого может пригодится. Держите.
        - Спасибо. Значит, складываем так… и так…
        - Здорово! Милая кепочка, как немецкая. Знаете, потом покажете нашему художнику, он зарисует, как складывать. Для раздела полезных советов.
        - Конечно.
        - Думаю, это повысит тираж. В смысл, что газету будут брать и для кепочек.
        - Потрясен вашим деловым подходом… Слушайте, я до сих пор не предложил поднести вашу сумку. Позволите?
        - Конечно. Не смущайтесь, вы просто немного рассеяны. Кстати, а мне почему-то нравится, когда мужчина несколько рассеян.
        - Это потому что вы энергичная и деловая.
        - Вы начинаете говорить комплименты…

19. Берег юности
        Человек не может жить одной идеей о спасении человечества. Даже если это главный герой повести. Тем более, если его обдувает теплый, как парное молоко, ветерок, по обочинам дороги весело качают головами полевые цветы, над головой шумят ветвями многолетние деревья, а рядом, рука об руку, шагает красивая дама спортивного телосложения с карими глазами. Да, наконец-то, после стольких страниц и размышлений Виктор заметил, что у Татьяны глаза карие.
        Дорога в пойме от вагонзавода к Соловьям шла через красивую дубовую рощу, впрочем, уже прореженную рубками. Виктор с грустью подумал, что уже к концу столетия от этой рощи будут лишь жалкие остатки. Пока же здесь на месте поближе к заводу, потихоньку валили величественные деревья, тут же распиливали в каких-то наскоро сколоченных сарайчиках и вывозили на телегах в сторону переезда. Сама дорога в пойме была гораздо прямее, чем ее застал Виктор, и даже во влажных местах отсыпана меловым щебнем.
        Мост через Десну был деревянный и наплавной. Немного не дойдя до него, Татьяна потянула Виктора вправо.
        - Сюда. Я знаю нормальное тихое место.
        Виктор лишь приближенно представлял себе, где они идут. За прошедшие семьдесят лет пойма изменилась: что-то высохло, что-то заболотилось, где-то вырубили деревья, а где-то, напротив, сделали новые посадки, или просто вырос кустарник.
        Они остановились на небольшой полянке у реки, где росла мягкая зеленая трава и порхали бабочки. Вид на реку закрывали кусты ивы, опустившие свои ветви прямо в воду; между кустами открывался неширокий проход к чистой заводи. От реки донесся запах свежести и водяной травы, где-то неподалеку плеснула крупная рыба.
        - Здесь нормально можно сидеть и переодеваться после купания, с реки не видят. В такую погоду постоянно катаются…
        Промолвив это, Таня расстегнула ремень и отстегнула лямки, чтобы вылезти ил пляжного комбинезона; затем стянула полосатую блузку.
        Виктор раньше почему-то был убежден, что в тридцатые годы дамы всегда носили только закрытые купальники; на Татьяне же оказалось нечто похожее на послевоенные бикини. Сверху был светло-голубой лиф в виде двух крупных квадратов углами кверху; плавки же были прикрыты короткой декоративной юбочкой того же цвета.
        - Не слишком шокирую? Это из того же итальянского журнала.
        - Ничуть, - ответил Виктор, складывая рубашку и брюки, - думаю, этому фасону принадлежит будущее.
        - Не вздумайте кому сказать. Завтра же вся губерния прибегут на речку в том же… А когда мы шли сюда, вы все время оглядывались, будто что-то искали или хотели что-то встретить знакомое. Вы раньше были здесь?
        - Да и нет. Это место похоже на берег моей юности.
        Ну не мог же Виктор сказать, что купался в Соловьях с подругой в студенческие годы сорок лет спустя! И даже ездил на занятия по военке сбрасывать в воду звенья понтонного моста. И точно так же жарко пекло солнце и порхали бабочки, а с реки манило прохладой.
        Таня скинула шляпку и натянула белую резиновую купальную шапочку, чтобы не замочить волосы.
        - Окунемся, пока не жарко, потом будем греться. Идите смело, тут нет коряг!
        Она легко пробежала по проходу между кустами ивы и бросилась в воду, разбив массу солнечных зайчиков. Виктор бросился за ней; вода оказалась очень теплой, словно был конец июля. «Наверное, в мае стояли жаркие дни» - подумал он, «да и в заводи вода прогревается».
        Он удивился и тому, насколько прозрачной оказалась деснянская вода, почти как в роднике; несмотря на то, что берег, у которого они купались, был илистый, вниз было прекрасно видно по крайней мере на метр, а, может быть и больше. В глубине плавали мальки и валялись раковины перловицы, и Виктор тут же подумал, что неплохо бы понырять здесь с маской.
«Еще одна бизнес-идея. Наладить производство масок, трубок, и ласт. Ножных и ручных. А там и до дайвинга дойти можно раньше Кусто…»
        - Плывите ко мне! Вода, как парное молоко!
        Сама по себе Десна показалась ему гораздо шире и полноводней, чем на его памяти - метров так семьдесят вширь. Теплый ветерок гнал легкую рябь. Чуть поодаль, по стремнине, туда и сюда проплывали лодки с катающимися парочками. Откуда-то неподалеку раздались сладкие, протяжные звуки «Записки», но пела, похоже, не Шульженко; через секунду из-за поворота показалась четырехместная лодка с двумя парочками и маленьким походным патефоном, который стоял на носу. Виктор понял, что привычка озвучивать природу автомобильной аудиотехникой у брянцев появилась намного раньше всеобщей автомобилизации. По приближении музыка стала разборчивее, и Виктор по голосу узнал Гитту Алпар, ту самую, которую он слышал в машине Альтеншлоссера в реальности-2.
«Ну да. Какой им смысл каверы заводить, если оригиналы свободно. Интересно, что же Шульженко исполняет? А медиаплейер у них впечатляет…»
        Музыку перекрыл низкий гудок, Виктор оглянулся и чуть не хлебнул воды: по реке, мерно шлепая колесами, двигался речной трамвайчик с народом.
        - Это на рынок из деревень крестьяне продукты везут, - подсказала плескавшаяся рядом Таня, - на поезде с мешками и корзинами не очень-то, а на мотрисе тем более.
        - Тут пассажирское движение?
        - Да, и грузовое тоже. От Брянской пристани идет пароход до Чернигова. А сейчас Болву расчищают, баржи таскать до Людинова. У-ух, здорово! - воскликнула она, когда их качнуло волной.
        В небе Виктор увидел парящую чайку - легкую и свободную птицу, казалось, растворенную в сверкающем голубом сиянии.
        - Что вы там увидели в небе? Самолет? Тут часто истребители летают. И транспортники. Иногда и с парашютом прыгают.
        - Нет, не самолет. Чайку. Белую чайку в синеве неба.
        - А, вижу. В ней много покоя, в ней много простора… Давайте ляжем на спину, и будем парить в воде, как чайки.
«Как тут чудесно», подумал Виктор, «и речка, и эти чайки, и пароход, и ивы, окунувшие свои косы в струящиеся воды. Здесь нужно устраивать профилакторий и возить народ из нашего времени, дышать чистым воздухом и купаться в фантастически чистой Десне».
        - Ай! Помогите!
        Виктор рванул к Краснокаменной, как только хватало сил, раскидывая брызги по сторонам.
        - Что такое?
        - Нога… судорога.
«В такой теплой воде? Никогда бы не ожидал»
        - Держитесь за плечи. Только осторожно.
        - Плыву к берегу. А у вас с собой есть иголка?
        - Зачем?
        - От судороги можно иголкой уколоть, чтобы прошло. Неприятно, но лучше, чем утонуть.
        - Нет. А у вас?
        - И у меня, как назло. В следующий раз надо будет взять. Не отпустило?
        - Пока нет…
        Работая руками, он дотянул до знакомого прохода между ивами; под ногами почувствовалось твердое дно.
        - Ай! Не могу идти. Помогите, пожалуйста…
        Виктор аккуратно перехватил Татьяну, взяв ее на руки; она крепко ухватилась за его шею.
        - Никогда такого не было… наверное, оттого, что вчера весь день на ногах.
        Стараясь не споткнуться, он аккуратно начал выходить из воды; ее лицо было совсем рядом, большие глаза смотрели прямо на него, ее губы были прямо против его губ, по плечам и шее стекали капли воды. Лицо ее не отражало страдания, напротив, казалось, что оно светилось затаенной радостью и предвкушением какого-то счастливого события, которое вот сейчас должно произойти. Он аккуратно уложил ее на холст, и в этот момент по ее телу пробежала легкая дрожь, но не от холода; он не заметил на теле ее «гусиной кожи».
        - Все еще сводит?
        - Да. Не отпустило.
        Он взял ее руками за икру и слегка помял; мышца оказалась расслабленной.
        - Так легче?
        - Не знаю… Помассируйте еще…
        - Надо сделать искусственное дыхание.
        - Зачем? - удивилась она, но в этот момент Виктор нагнулся и припал к ее губам. Она застонала, пытаясь, что-то сказать, но тут же затихла и закрыла глаза.
        - Что вы делаете… - произнесла она, когда он оторвался, чтобы перевести дух, - все прошло, и я не наглоталась тины… ах…
        Виктор начал осыпать поцелуями ее обнаженную шею и плечи.
        - Ну все, хватит же… не надо, пожалуйста… не надо…
        Но она не сопротивлялась.
20. Тайна истории
        - Самое печальное, что я этого сама и хотела, - сказала Таня.
        Она уже привела в порядок свой костюм, сменила купальную шапочку на пляжную шляпку, и подставляла себя солнечным лучам, испарявшим последние капли с ее кожи, не спеша потягивая откупоренное пиво и закусывая таранкой.
        - Я просто мечтала, что кто-то вот так, без лишних слов и ухаживаний… Понимаешь, когда начинают долго и стандартно ухаживать, уговаривать, рассказывать о себе… по профессиональной привычке быстро распознаешь человека, он тебе раскрывается со всеми своими сторонами, всеми минусами, а у кого их нет, и в конце концов начинаешь думать, а зачем, и неужели вот с ним и придется… А так - теперь это уже неважно, что мы друг о друге узнаем. Странно, правда? - и она улыбнулась.
        - Ничего странного. Можешь и о себе не рассказывать, а о чем-нибудь другом.
        - Например?
        - Например? О Великом Голоде.
        - А ты что, о нем не знаешь?
        - Хотелось бы услышать твой взгляд. Почему он вдруг произошел, что из-за него стало.
        - Не устраивает то, что везде написано? То, что Великий Голод устроила плутократия, чтобы извести народ на Руси и продать страну колонизаторам?
        - То, что везде написано, всем известно.
        - Но я же не историк.
        - Это и хорошо. Ты единственная и неповторимая.
        - Ну да, теперь ты будешь так говорить… Ладно, слушай.
        - В юности я как-то познакомилась с работами Маркса, - начала она свой рассказ, - и пришла к выводу, что в России рабочий класс еще есть, хоть и не такой большой, а класса буржуазии, по сути дела, нет.
        - Это как это? - спросил Виктор. - А все эти владельцы заводов, банков, малый бизнес, наконец - разве это не буржуазия?
        - Ты, наверное, из Америки приехал?
        - Почему из Америки? - удивился Виктор и тут же вспомнил, что в бериевском СССР в реальности-2 в нем тоже подозревали американца.
        - Ты все время говоришь - «бизнес», вместо «предприятие», «дело» или «гешефт». Дельцы у тебя бизнесмены… я бы еще понимала, если бы ты называл их буржуями или капиталистами. А вместо «мелкий собственник» ты сказал «малый бизнес». Это калька с английского, small business.
        - Ну правильно. Я же живу в мире книг. Читал английских авторов, например, Альфреда Маршалла.
        - Богатство предполагает экономическое благородство? Это Англия, и у них другая буржуазия… Короче: буржуи у нас, конечно, есть, а вот буржуазии, как класса, не было и нет. Рабочие, они объединялись и выдвигали свои интересы. Я слышала, что здесь, в Бежице, еще в пятом году, рабочие взяли власть, установили Советы - практически как нынешний Собор - и стали вводить восьмичасовой рабочий день, бесплатное образование, медицину, пенсионное обеспечение… В общем то, что потом вводили фачисты. Причем тогда, в пятом, это все делали большевики. Фачисты ненавидят большевиков, а сами взяли в программу их же лозунги, но об этом запрещено писать и публично говорить. Поэтому про большевиков вы почти ничего нигде не прочтете. Разве где-нибудь в закрытых фондах жандармерии.
        - Ясно. Спасибо, что предупредили.
        - Ну, вот а буржуи у нас так и не смогли выдвинуть чего-то такого, чтобы отражало их всех общие интересы. Точнее, у них общий интерес - побольше нахапать, оттяпать не только у рабочего класса, но и друг у друга любой ценой, не смотря ни на законы, ни на веру, не говоря уже о совести или сочувствии. У них один лозунг - все поделить и переделить. Экспроприаторы.
        - А как же братья Могилевцевы, Тенишева… тот же Мальцов?
        - Разве они стали примером? Разве вокруг них объединились? И потом, это было до германской и смуты. А когда Колчак победил эсеров и стал премьер-министром…

«Эсеров? Почему эсеров? Как об этом расспросить? А может, об этом запрещено спрашивать? Черт, как сложно не в своем тоталитаризме.»
        - …То в имущий класс пришли уже другие люди. Те, что привыкли хватать добычу любым путем, вплоть до силы. Любым путем устранять соперника, любого, кто помешает. Короче, привыкли убивать и грабить, мошенничать и красть у своих же.
«Жаль, что про революцию она так мало. Хотя, может, опасно про нее говорить. А про нуворишей - это понятно.»
        - Во времена Республики взятки, продажность, казнокрадство, разные аферы достигли неслыханных при царе масштабов. Хотя все это просто, понятно и потому грустно. Все это пошло от гражданской войны. Гражданская война - это атмосфера преступных беззаконий, которые совершаются с обеих сторон, ибо ни у кого не остается иного средства, кроме прямого насилия и террора: больше ничего не действует. Отечества нет, веры нет, остаются петля или пуля. Любой произвол и насилие будут оправданы военной целесообразностью. Конечно, в этой атмосфере всплыли люди с откровенно преступной психологией. Так что еще во время войны у Колчака, да и вообще в белой армии расцвели террор, казнокрадство, хищения, взяточничество. Нет, вы не думайте, я не хочу оправдать красных или террор Троцкого, не знаю, было ли бы при них лучше, просто все вышло, как вышло. Иногда, правда, приходит в голову, не лучше ли, если бы большевики или эсеры все экспроприировали.
        - Почему?
        - Потому что при Республике все равно начался передел собственности. Экспроприировали казенную собственность, экспроприировали собственность друг друга. Закон не действовал, потому что был всеобщий подкуп. Точнее, вместо закона в России стал действовать воровской закон - воры, дельцы и продажные чиновники объединились в банды и воевали друг с другом, кому что достанется. В Москве тогда каждую ночь слышались очереди - сначала из переделанных «маузеров», потом стали закупать «томпсоны», «рейнметаллы», «беретты», еще «шмайссеры», которые тайно делали в Ижевске для Германии, а там дошло и до «федоровых», когда «папы» начали заказывать в Америке бронированные автомобили, такие как у чикагской мафии. Наивные… американская мафия была в ужасе от того, что происходило у нас. Бронебойные пули «федоровых» превращали эти машины в решето… и всех, кто там сидел. Я как-то сама видела место происшествия, была в толпе… из авто капала кровь на булыжник, под ногами гильзы, парил пробитый радиатор… попутно убили трех прохожих, оказавшихся рядом, случайно попали, они валялись на мостовой, потом их увезли… Слушай,
открой вторую.
        - С удовольствием.
        - «Цедя сквозь фиксы отборным матом,
        Деньги и власть берут с автоматом…»
        - Маяковский, что ли?
        - Ага. Потом то ли он застрелился, то ли его застрелили… А в Петербурге Пантелкин стал градоначальником.
        - Пан… какой?
        - Известный по кличке Ленька Пантелеев. Вроде Бонни и Клайда. Грабил богатых и раздавал добычу нищим, за взятки стал градоначальником, обложил все банки и крупных дельцов. Потом едет в трущобы, на часть хабара начинает милосердствовать - кому лечение оплатит или многодетной семье из подвала квартиру купит… Народ его любил за эти широкие жесты. Пока его машину не взорвали. Ну ты, наверное, слышал эту историю.
        - В твоем исполнении - не слышал.
        - В моем исполнении ничего нового. Я тогда собрала вещи и смотала из столицы в Бежицу, потому что на меня начал засматриваться один жиган из приезжих. Здесь автоматы были роскошью, всего пять банд их имело. Зато наганов и обрезов - как грязи. Плюс к тому - поулочные войны: Орловская, Базар, Центр, Кладбище, Городище и прочая. Но это все было цветочки, потому что ателье работало, сколько надо, там платили своему «папе», никто не трогал. А вот в тридцатом началось…
        Она еще отхлебнула из новой бутылки.
        - Недурно. Кто варит? Надо запомнить… Началось, вот на мой взгляд, от того, что деревня за двадцатые начала подниматься. Крепкие хозяйства появились, начали машины покупать, локомобили, тракторы - короче в один прекрасный день стало ясно, что земля и тут дает прибыль и хорошо бы ее заново поделить. А трактор покупать - это тебе не у соседа на корову занять, это банковская ссуда нужна - ну вот, банки сперва надавали ссуд, потом начали отбирать землю и урожай за долги. Банки на этой земле агрофабрики хотели строить, чтобы крестьянин жил в городке, как рабочий, без своего хозяйства, и хозяин, если хочет - уволит. Ну, у бедняков взять нечего, у них и так своей земли не было, а вот у кулаков, середняков - по ним ударило.
«Потрясающе. Капиталистическое раскулачивание середняка и раскрестьянивание. В условиях демократического государства. С капиталистическими совхозами. Ошизеть. Чего-то наши демократы о такой альтернативе сталинизму никогда не писали.»
        - Плюс к тому самозахваты начались, подкупали земских чиновников, чтобы те оформляли им собственность на крестьянскую землю, как на свободную, и потом выселяли крестьян. Тут и пошло. Резали скот, урожай прятали, трактора жгли и портили - все равно отбирают. Хлеб в ямах гнил. Сразу в магазинах на все дикие цены, продуктов не купить, за буханку хлеба последнюю рубашку с человека сымут. Потом и этого не стало. Дума законы приняла за укрывательство и порчу хлеба и других продуктов, крестьян арестовывали, сажать некуда, за городом строили лагеря для них, как для военнопленных, в Сибирь высылали. Арестованных тоже кормить нечем было, они в лагере пухли с голоду и мерли. Запасы муки и зерна в городе кончились, на базаре одни шмутки несут, с себя продавать, спекулянты все остатки скупили и держали, когда подорожает.
«Так. Пассивный протест против разорения дестабилизировал рынок, а спекулянты его добили и создали голод. Хотя продукты еще оставались».
        - Самое страшное было в том, что никто не знал, когда это кончится. Телеги с гробами, просто с мертвыми под рогожей… это надо видеть, то, что осталось от людей, они иссохли, оставались кости, черепа, обтянутые кожей… по ним уже никто не рыдал, сил не было… в нашем доме полиция взяла одну женщину, она сошла с ума и ела собственных детей… другие сумасшедшие бродили по улицам и кричали про конец света, я и думала, что наступил конец света… Потом я узнала, что народ пошел на Москву. В Бежицу пришли фачисты, они тогда ходили в черных кожанках, с черно-желто-белой повязкой на рукаве, армия их поддержала, брянские пехотные, казачий полк, бронепоезда. Поставили охрану у магазинов, раздали госкарточки, по ним выдавали хлеб. На каких-то складах его нашли, его спекулянты прятали. Народ подыхал, а они ждали, когда еще подорожает! Спекулянтов судили особым трибуналом и за городом расстреливали. Сразу же вышел декрет о земле, что отнятое мужикам возвращают, чтоб зерно не прятали. Был сделан принудительный заем у богатых, чтобы купить посевной материал, сельхозтехнику, стали создавать казенные машинные станции
для крестьян, доступные кредиты выдали для создания товариществ, чтобы, значит, поля под трактора объединяли. Колчак сбежал, Думу фачисты разогнали, ввели новую конституцию, по которой в России восстанавливается монархия, правительство подчинено государю императору, а вместо Думы ввели Всероссийский Собор…
        - А бандитов?
        - Бандитов прихлопнули в несколько суток. Полиция же все знала, кто, чего, где… Надо было лишь сверху дать команду. Новенькие автоматы Шмайссера на складах казачьего полка лежали, еще в заводской смазке, только выдать - и по адресам… Кстати, зачем я это рассказываю? Это же все известно.
        - Таня, а ты не пробовала написать об этом? Хотя бы в стол, для потомков. У тебя хороший слог.
        - Зачем писать в стол? Так никто не делает. Писать надо то, что напечатают… В общем, потихоньку наладилось. Правда, в ряды самих фачистов набрались предатели. Хотели устроить заговор против императора, всячески искажали его политику и вредили. Генриха Трибельта помнишь?
        - Трибельта?
        - Ну да.
        - Честно говоря, не припоминаю.
        - Ха, шутишь… Шеф всех жандармов… Так вот в прошлом году его разоблачили. Оказывается, создал сеть заговорщиков, которая фабриковала дела и выбивала пытками признания, чтобы настроить народ против власти. Судили его открытым судом, все признал, каялся. Но его все равно казнили - слишком уж много крови на нем. Теперь меньше забирают, и в основном среди тех, кто при фачистах выдвинулся.
        - То есть своих?
        - Ну а ты думал? Откуда после двадцатых честных людей-то во власть найти? Все проворовались сверху донизу, все привыкли закон, как щедринский градоначальник, под себя подкладывать. Вот теперь и чистят, и правильно делают.
«… И правильно делают… Похоже, что она говорит это совершенно искренне. И вообще, что я ношусь по этой реальности с идеей демократии, как Асунта с пистолетом[По-видимому, Виктор имеет в виду Ассунту Патанэ, героиню фильма
«Девушка с пистолетом» (в советском прокате - «Не промахнись, Асунта!»), которая приехала из Сицилии в Англию совершить месть по понятиям. Кстати, Ассунту играет Моника Витти, которая в рыжем парике похожа на раннюю Пугачеву. Или наоборот.] ? Здесь другая реальность. Прогадила их верхушка свою демократию начисто. А для народа вообще никакой демократии и не было, что при республиканском Колчаке он ни черта не решал, что при императоре Владиславе.»
        - Слушай, а у тебя никаких странных фантазий не бывает? Я смотрю, что от исторической лекции ты смотришь на меня с таким восхищением, будто я тут станцевала танец живота.
        - Нет. Просто ты такой свидетель великой истории…
        - Каждый из нас свидетель великой истории. Тебе не жарко? Может, пора окунуться?
21. Грехопадение на лоне природы
        В этот момент кусты с другой стороны раздвинулись, и из них на полянку вышла компания из трех пацанов лет примерно до двадцати пяти и пары девчонок. Они шли нагрузившись сумками с пивом и продуктами, на шее одного из них болталась гитара, а на другом висел продолговатый футляр походного патефона, а в руках была коробка для пластинок. Виктор невольно подметил, что платья у девчонок, в отличие от общего мейнстрима, расширялись снизу колоколом, и отнес это на счет того, что это наряд для пляжа или пикника. Гулять по лесу или прыгать через ручей в длинной узкой юбке, согласитесь, неудобно. Пацаны же выделялись тем, что были в укороченных, чуть ниже колена, широких штанах. Кажется, это тоже было что-то туристское или спортивное и называлось «никер-бокер».
        - Сэмэн! - протянул один из них, в кепке набекрень и жующий травинку, - а наше место, кажись, заняли.
        - Извините, - заявила, приблизившись к Татьяне и Виктору одна из девчонок, худенькая, темноволосая и с короткой прической - но мы все время отдыхаем на этой поляне.
«М-да», подумал Виктор, «а так хорошо день начинался». Физический перевес был явно на стороне молодежной сборной.
        - Не извиняю, - отрезала Татьяна, - а где свидетельство, что это ваша поляна? Вы здесь бутылку с запиской закапывали, что это ваше место?
        - Толик, - вступила вторая, круглолицая, - я же говорила, что поляну надо пометить.
        Было похоже, что дерзкая атака Краснокаменной внесла в команду противника замешательство.
        - Кстати, поляна большая, - констатировал Виктор, - и вы нам не помешаете.
        - Ну, как вам объяснить… - замялась худенькая.
        - Мы здесь занимаемся грехопадением, - пробасил тот, которого звали Толиком, и который нес патефон с пластинками.
        - С этим уолкменом?
        - С чем?
        - Я имею в виду этот прообраз кассетного плейера, что висит у вас на боку.
        - Отцы, это же писатель Еремин и фотокорша из «Губернского», - сказал Семен, веснушчатый, светловолосый и нагруженный гитарой и сумками парень, - может, пусть остаются? Десна велика, как мир.
        - Так просто взять и уйти? Пусть хоть выкуп заплатят.
        - Точно. Пусть споют хорошую песню.
        - Идет, - согласилась Татьяна, - чего-то после нынешнего утра я чувствую, что для полного счастья надо спеть. Гитару давайте.
        - Только такую, знаете…
        - Чтобы душа развернулась и обратно свернулась? - процитировал Виктор нетленные слова Попандопуло из «Свадьбы в Малиновке».
        - Именно.
        - Так точно сказать мог только писатель.
        - Ну, вам еще и такую… этакую… - поморщилась Татьяна.
        - Слушай, - предложил Виктор, - давай я спою, а ты саккомпанируешь. Я знаю некоторые хиты, которые до этой рощи еще не дошли.
        - Например?
        - Например. Итак, слушайте сюда. Народная русская песня «Клен».
        - У, народная…
        - Толян, помолчи.
        - Галочка, ради тебя я готов онеметь, как пирамида Хеопса.
        - Значит, народная песня «Клен», музыка Юрия Акулова, слова Леонтия Шишко…
        - А как это - народная и авторы? - не выдержал Семен.
        - Это так же как ты Палкин, а не вон кто.
        - Софочка, молчу…
        Виктор повернулся к Татьяне.
        - Значит, вступление примерно такое, как волны на берег накатывают. Загадочное. Тамс, та-та, тайра-ту…
        - Будет тебе загадочное…
        Она взяла знаменитые четыре первые ноты практически, как у «Синей Птицы». Виктору не осталось ничего, как воспользоваться случаем и вступить:
        - Там где клен шумит
        Над речной волной,
        Говорили мы
        О любви-и с то-обой…
        Виктор ожидал, что этот нетленный суперхит семидесятых молодежи понравится, но не ожидал, что настолько. Ватага буквально разинула рты.
        - И вместе! «А любовь, как со-он, а любовь, как со-он…»
        - Паша, да чтоб я помер! - заорал Толян, когда последний аккорд замолк. - Отцы! Это же блюз! Наш русский блюз! Я так и слышу - фаро-фаро-фа… фаро фаро-фа! Это же надо Ляле Червонной в «Медведь»! Публика будет рыдать и сыпать червонцы!
        - На условии - Ляля Червонная и наша банда!
        - А ты не размечтался, чтобы сама Ляля Червонная и какой-то «Десна-банд»?
        - Какой-то? Да с этим номером это великий «Десна-банд»! Да у меня в столице есть знакомая артистка, Пугачева, я сегодня же телеграфирую…
        - И что твоя Пугачева? Она всего в одной звуковой фильме и снялась. Лучший вокал столицы, что ли?
        - А что, Шульженко лучший вокал столицы? Важно, как поет! Каким чувством!
«Или у меня крыша едет, или… А, ну да, это же не та Пугачева. Это та, которая пела в „Острове сокровищ“. И, кстати, песня стала суперхитом.»
        - Мальчики, вы бы хоть гостей пивом угостили.
        - Мать, ты права, как никогда! Извините нас, пожалуйста. Не желаете ли от нашего стола?
        - Желаем, - ответила Краснокаменная, - мы не гордые.
        - Послушайте, а у вас нет еще чего-нибудь такого, неизбитого?
        - Есть. Например, романс неизвестного автора. Говорят, что неизданный Есенин, но литературоведы пока по этому поводу молчат…
        Песня «Помню, помню, мальчик я босой» тоже оказалась хитом всех времен и народов. Творческие личности записывали слова на обрывках газеты и подбирали ноты.
        - Ну вот, - констатировала Татьяна, в которой снова заговорил корреспондент, - оказывается, поляны для всех вполне достаточно. А что это за грехопадение, которым вы собирались заняться? Это только пиво или больше? Идет ли оно под горчицу или томатную пасту? И можем ли мы почерпнуть из него что-нибудь нового и для себя?
        - Не знаю, - ответила Софочка, - для вас это, наверное, новое. Толик, верно, лучше объяснит.
        - Да, Толик, расскажите. И обязательно ли для этого гитара и патефон.
        - Патефон обязательно. Дело в том, что мы тут собираемся для танцев, которые церковь объявляет вызывающими, а музыку - вульгарной.
        - А можно хотя бы послушать? - заинтересовался Виктор, подозревая, что речь идет о стиле, ставшем в реальности-2 мейнстримом советской молодежи пятидесятых.
        - Пожалуйста, - он порылся в коробке пластинок, - вот кое-что свеженькое. Лари Клинтон и Би Вейн.
        Поляну огласили звуки «Swing Lightly». Молодежь жадно навострила уши. Галочка даже закрыла глаза, приоткрыла рот и шевелила губами, делая какие-то движения руками в такт.
        - Ну что, - заключил Виктор, - вещь миленькая, по нонешним временам даже кайфовая. Драйв есть. Можно оттянуться.
        - Что-что есть?
        - Драйв. Ну, заводная.
        - А оттянуться - это как?
        - Оттянуться - значит оторваться. Ну, если мы сейчас будем под это танцевать чего-нибудь типа, ээ… джайва там, это значит, мы оттягиваемся. А если до упаду танцуем, это оттяг по полной.
        - А «кайфовая»?
        - Чуваки, - произнес Виктор, с трудом сохраняя серьезное выражение лица, - кайф это кайф. Его ловить надо. Короче, кайф - это балдеж. Это улет. Мы тут сейчас кайфуем. Потому что музыка клевая.
        - Так вы что - тоже…
        - Ну, я, конечно, не такой продвинутый, как наш диджей Анатолий, но психологических барьеров с поколением тридцатых у меня нет.
        - Вот… А церковь, понимаете, считает, что вот этот свинг - вульгарно.
        - Ну, насколько я понимаю в английском, там девушка поет, как ей хорошо танцевать с парнем, и больше ничего. Может, церковь имеет в виду другие, по-настоящему вульгарные свинговые вещи?
        - А какие?
        - Да вот я, например, знаю один свинг. Слышал от знакомого моряка дальнего плавания.
        - А показать можете?
        - Ну, если для того, чтобы показать, что действительно бывает вульгарный свинг и запреты имеют причины…
        - Просим! Просим!
«Сейчас мы им запустим вируса в систему».
        - Значит, «Песня о морском дьяволе». Музыка Андрея Петрова, слова Сергея Фогельсона…
        - О! Уже многое объясняет!
        - Так. Мотивчик примерно, как у «Swing Lightly», только добавить вульгарности и упадочности. Чтобы звучало вызывающе и было пронизано духом разложения заокеанской культуры. Лап-па да-ба, лап-па да-ба, йяп-туда, лап-па да-ба, лап-па да-ба, йяп-туда… Вот так примерно. Да, вообще-то это должна петь женщина, но поскольку никто не знает…
        - Ничего! Вот Шульженко мужские песни поет.
        - Ну тогда - о, йес, бичел, хей! «Нам бы, нам бы, нам бы всем на дно…»
        Это сейчас диджею надо из себя вывернуться, чтобы завести народ. Плюс светомузыка, пиротехника, и всякая фигня. Здесь публика завелась с полоборота.
        - Эй, моряк!
        Ты слишком долго плава-ал!
        - орали хором все пять пришельцев; Сеня подхватил Галочку, а Паша - Софочку, и они устроили танцы перед эстрадой. Судя по всему, они сбацали джиттербаг. Виктор понял, что версия с пляжным покроем была ошибочной; в узких платьях это станцевать было бы просто невозможно.
        - Отцы, нынче просто праздник какой-то. Немедленно пишем у Туманяна эту вещь на говорящую бумагу.
        - Сенечка! Это же грех!
        - Чтобы хорошо покаяться, надо хорошо согрешить. Поставим пудовую свечку в соборе. От каждого. Зато же не торчать каждый день на Рождественской горке. Никакого целлулоида. Только аппарат Скворцова.
        - Запись на ленте - дорого. И проигрывателей в городе раз, два - и обчелся.
        - Слушай сюда, ибо говорю дело. Зато чистые копии. Вот в чем цимес. Рассылаем по студиям рулончики и с них будут резать целлулоид для патефонов.
«Процесс пошел…»
        - Смотрите, какой самолет большой!
        До этого в реальности-3 Виктор не раз слышал в Бежице стрекот и гул в небе, но никак на него не реагировал. По привычке. В Бордовичах был аэродром ДОСААФ, и в небе часто стрекотали спортивные «Яки», «кукурузники», а когда-то и «Моравы»; из памяти еще не выветрилось, как летали самолеты и вертолеты в Старый Аэропорт. В голову как-то не приходило, что здесь по воздуху будет летать совсем не то, что у нас.
        А зря.
        То, что пролетело над ними, показалось Виктору на первый взгляд огромным, хотя он тут же понял, что самолет просто низко летел, заходя на посадку в район Старого Аэропорта. Крупные угловатые крылья в форме трапеции, и какие-то необычно ребристые, с незнакомыми ему опознавательными знаками в виде колец, длинный, тоже ребристый, похожий на лодку-плоскодонку фюзеляж, и наконец, огромные колеса неубирающегося шасси с лаптями-обтекателями, как на грузовых вертолетах Миля, создавали впечатление чего-то нереального, будто в реальность импортировали кусок американского ретрофильма по мотивам комиксов. Четыре мотора рвали воздух. Как эта штука может держаться в воздухе - это Виктора удивляло гораздо больше, чем если бы над их головами промчался «Сухой-Суперджет-100» или даже над гладью Десны пролетел легендарный экраноплан «Каспийский монстр». Глазу современного человека достаточно привычно, что то, что хорошо зализано и имеет реактивные движки, умеет летать. Увиденное же теперь больше напоминало склад со стенами и крышей из профнастила, или же гараж-ракушку, и следовательно, летать не могло. Так что
воздушный корабль в равной степени казался чудом как для спутников Виктора, так и для него самого.
        - Пассажирский полетел. Окраска серебристая. А военный - зеленый и голубой.
        - Кто-то из начальства прилетел?
        - Вряд ли. Тогда бы прислали «Беркут», двухмоторный скоростной. А это тяжелый. Такие обычно из Москвы в Крым летают.
        - Может, на вынужденную пошел? Горючее кончилось или что отказало?
        - Может. Хотя не похоже.
        - А представляете, когда-нибудь из Брянска в Москву каждый день пассажирские самолеты летать будут. Всего полтора часа - и там.
«Так, еще тема для рассказа…»
        В Бежицу возвращались уже одной компанией. По вагону мотрисы разносилось:
        - Кондуктор не спешит, кондуктор понима-ает,
        Что с девушкою я пра-ащаюсь навсегда!
22. Бриллиантовый дождь
        После утреннего купания Таня отправилась обедать к себе в коммуну, а Виктор отобедал в американской диетке и заглянул в редакцию.
        В конверте с гонораром он снова обнаружил семьдесят рублей (что обрадовало) и записочку с заказом написать продолжение, подробнее раскрыв такие темы, как выбор типа двигателя для танков будущего, перспективные методы изготовления резинометаллических гусениц, рациональные углы наклона лобовой брони и целесообразность устройства заманов на башне, наиболее надежный тип подвески, целесообразность оснащения танка огнеметом и прочие вещи, из которых следовало, что фантастику дальнего прицела давали ознакомиться военспецам и конструкторам. В конце просили высказать мнение о танках и противотанковом вооружении Страны Восходящего Солнца, и из этого Виктор уже сделал вывод, что конфликт в районе озере Хасан и в этой реальности через месяц вероятен.
        Отступать было некуда. Тем более, было жалко наших. Погибать-то они будут под Хасаном за Родину, а не за какого-то владыку или строй. Прав был Ковальчук из реальности-2: мы виноваты перед миром тем, что мы есть и своего кровного не отдаем, а значит, в стороне от защиты родной страны стоять нельзя, будь там хоть КПСС, хоть Партия Святой Руси или еще какая, а Россия у нас одна.
        Изнывавшая от послеобеденной жары Анфиса любезно презентовала ему сегодняшний номер «Губвестника», и он, чтобы не терять времени, тут же устроился на стуле, чтобы прочесть. На первой странице ему бросился в глаза заголовок: «О идеях вредительских и ошибочных». Из соображений ОБЖ он начал именно с нее. Чтобы ненароком не высказать чего-то вредительское или хотя бы ошибочное.
        В отличие от подобных публикаций сусловского периода, редакционная статья оказалась довольно невнятной, и имела кучу недоговоренностей. То есть понять ее полностью мог человек, который уже хорошо разбирался, что же в этой версии тридцать восьмого верное и наоборот.
        Начиналась статья с критики троцкизма вообще, Троцкого в частности и, чего Виктор не ожидал - стародавнего лозунга Троцкого о Соединенных Штатах Европы, с которым он носился еще в гражданскую. Надо сказать, что об этом лозунге Виктор слышал еще в своей реальности и в советское время, когда в вузе проходили работу Ленина об этом лозунге - работу, из которой он, Виктор, честно говоря, тоже не понял, чего такого в этом лозунге и зачем учить что-то про него в шестьдесят лет Советской власти. Здесь же в статье было подчеркнуто, что Троцкий хотел превратить Россию в один из штатов этих Соединенных Штатов Европы, в результате чего она, Россия, свою самостоятельность теряла, и за нее решали бы европарламент, европравительство и европрезидент, евровалюта бы контролировалась евробанкирами и так далее. «Вот где собака порылась!» - подумал про себя Виктор. Замысел Троцкого ему стал вроде ясен, но к чему мусолить эти идеи в жасминной империи, было понятней не более, чем кампания критики Конфуция и Линь Бяо в Китае семидесятых.
        Дальше шли какие-то неконкретные выпады в адрес неких «перекрасившихся троцкистов-комиссаров и их приспешников, которые прячутся под личиной радетелей за народные интересы». Это переваривалось еще сложнее, потому что никакого признака, как распознать под личиной радетеля коварного троцкиста-комиссара, напрямую не давалось. По умолчанию оставалось, что отличительный признак как-то связан с лозунгом Соединенных Штатов Европы. Правда, Виктор, не слышал, чтобы при нем кто-то за это агитировал… но если троцкисты «под личиной», то агитировать и не будут… а вообще при желании под это любого можно подвести. И как же они разбираются? А может, как у нас, и не очень разбираются?
«Думай, думай. От этого, может, твоя жизнь зависит. Ищи, как они тут определяют, кому с цаком в носу ходить.»
        Еще в этой части клеймили какого-то Парвуса, о котором Виктор по советскому курсу истории партии вообще ничего не знал, а после реформы особо свою историю изучать некогда было - больше приходилось выживать и искать заработки. А тут он какая-то важная фигура в истории, хоть и в плохих парнях.
        Третья часть вообще была набором заклинаний. «Не все отдают себе ясный отчет»,
«требует беспощадной борьбы», «недопустимо либеральное отношение» и прочее. Короче, часть эту можно было выразить в паре слов: «выплюнь каку».
        Все это можно было бы назвать пустой заумью, если бы - и Виктор достаточно отчетливо это чувствовал - от этого не зависела его дальнейшая судьба.
«Как не попасть под лошадь - это понятно», думал он, «надо ворон не ловить. А как не попасть под это? Короче, есть зашифрованное предупреждение, и надо успеть его разгадать. А для этого лучше пройтись, чтобы больше кислорода к голове приливало.»
        На улице, несмотря на склонявшееся солце, продолжало печь и парить. Откуда-то со стороны Бежич ползли тяжелые тучи, увенчанные сияющими белыми шапками. Погромыхивало.
«Наверное, гроза будет. Еще одна важная вещь - зонтик. Хотя большинство народу почему-то без него.»
        Он только успел дойти до Почты, как внезапно налетевший ветер поднял, закрутил и бросил в лицо ему дорожную пыль. Сверху на асфальт упали первые тяжелые капли, расплываясь темными кляксами. Запахло какой-то особенной свежестью, которая чувствуется лишь при приближении дождя.
        Недолго думая, он завернул налево, на ступени широкого подъезда почтамта, под крышу. Какая-то дама с маленькой девочкой, шедшая ему навстречу из почтового отделения, остановилась и глянула на небо.
        - Пошли обратно, Катя. Переждем. Видишь, дождь собирается, а мы без зонтика.
        - А мы успеем к тете Зине?
        - Конечно успеем. Пошли в зал.
        - Там душно… Я хочу тут посмотреть.
        - Здесь забрызгает. Пошли, я дам перо, на испорченном бланке порисуешь.
        Капли летели чаще, асфальт быстро потемнел, дождь зашумел в литве молодых деревьев, застучал по карнизам. В подъезд бросились застигнутые врасплох прохожие. В доме напротив, полосатом, как будто его строили для рекламы «Билайна», домохозяйки кинулись собирать белье с веревок на балконах в большие темно-синие эмалированные тазы. Ударил гром; несколько женщин и даже пожилых мужчин перекрестилось. По улице промчалась пролетка; возница, видимо, стремился быстрее свернуть куда нибудь под арку большого доходного дома. Вскоре перед Виктором зашумела стена льющейся с небес воды, и только стоящие впереди люди, нашедшие здесь временное убежище от веселой летней стихии, прикрывали его от брызг. Асфальт весь, словно оспинами, покрылся фонтанчиками от хлещущих струй; на нем взбухли лужицы и зазмеились, потекли к обочинам, сливаясь в бурные порожистые потоки, ручейки, увлекая с собой сорванные ветром листья и всякий легкий мусор. На полосатом доме пятнами потемнела штукатурка; на одном из балконов хлопала мокрая неснятая кем-то простыня. Ветер донес в подъезд брызги, и, откуда-то - запах липы.
«Не рано ли?» - подумал Виктор, и предположил, что это тоже результат ранней весны и жаркого мая. Этот запах напомнил ему детство и полные солнцечных зайчиков лужи на асфальте тротуара на Институтской перед Старым Корпусом, который представал тогда в его воображении загадочным замком.
        Фотовспышкой блеснула молния и тут же резко ударил гром - где-то рядом, прорезав время пронзительным треском, раскатившись стуком бревен по окраинам. Возле Виктора крестились, но не все, примерно половина, и без видимого страха, как-то больше по привычке - ну, как стучат по деревяшке или плюют через левое плечо. «Ага, общество тут не так однородно» - с радостью подумал он; это давало ему какую-то возможность маневра при незнании того или иного местного обычая.
        Струи дождя чуть притихли, и тут яркий желтоватый луч выглянувшего из-под края облака солнца озарил подъезд. Дождик стал слепым, раздробился на миллионы бриллиантовых капель, осыпавших дорогу, ожившие деревца, афишную тумбу и газетный киоск. В такие минуты, наверное, и рождались заменитые риффы Бенни Гудмена.
        - Вот молодые-то! Совсем головы нет! - воскликнула стоявшая у стелянных дверей старушка.
        Виктор повернул голову, и заметил идущую под бриллиантовым дождем девушку лет шестнадцати; она шла быстро, босиком, держа в руках туфли, в облепившей тело одежде, а возле ехал на велосипеде парень, держа в левой руке над ее головой черный и, в общем-то имевший уже скорее символическое значение черный зонтик с желтой деревянной ручкой. Оба были мокрыми и счастливыми.
        - Вот ведь, глядите-ка! И не боятся никого! А все от радио, от дальновизера этого. Все тарелки себе понаставили, некогда в храм божий сходить…
        Дождь затихал, откатываясь в сторону Фокино. Люди начали выходить из своего укрытия. Виктор выглянул наружу: над крестом деревянной церкви у вокзала висела радуга на фоне сине-лиловой тучи. Воздух был промыт и легок; асфальт сиял, парил под солнечными лучами, и возле луж, щебеча, трепыхались воробьи. Во дворе доходного дома рядом с почтой, сняв сандалеты и закатав штаны до колен, носились пацаны, и кто-то запускал по образовавшемуся под окнами озеру трехмачтовый парусник из дощечки. Из одной из открытых форточек, споря с репродукторами на Губернской, нагловато доносился «Блюз Сан-Луи» в свинговой обработке. Жизнь продолжалась.
«Вернемся к нашим баранам. Соединенные Штаты Европы… Какие сейчас, к черту, Соединенные Штаты Европы? Сейчас Европу Гитлер объединяет. Стоп. Значит, должно быть прогерманское лобби, которое проводит политику перехода России в этот самый соединенный рейх… ну, скажем, в качестве протектората. А чтобы не разругаться со стратегическим инвестором, с этим борются под видом наездов на Троцкого. Абсурд? Нет, почему, даже логично. Неясно, кто такой Парвус. Ладно, черт с ним, будем считать, что это тоже типа Троцкого… а остальное сейчас не так важно. Достаточно, чтобы безопасно дойти до квартиры и начать продолжение про порядок в танковых войсках.»
        Внезапно его поразило, до чего же раскритикованные в статье взгляды давно уже покойного в его реальности Троцкого совпадали с тем, что он слышал в конце восьмидесятых. «Только под кровлей демократически-объединенной Европы, освобожденной от государственно-таможенных перегородок, возможно национально-культурное существование и развитие, освобожденное от национально-экономических антагонизмов, на основе действительного самоопределения…
        Ну да, кровля, крыша… под крышей дома твоего… «Общеевропейский дом», дадуда-дуда.
        Так-так, а еще чего там Троцкий наговорил больше радио? Где статья-то? «Само собою разумеется, что Соединенные Штаты Европы станут лишь одной из двух осей мировой организации хозяйства. Другой осью явятся Соединенные Штаты Америки.»

«Так он чего - из будущего?» - мелькнуло в голове у Виктора. «Откуда он знает о нынешней геополитике? Или… Или нынешняя геополитика - реализация идей Троцкого?»
        Он пробежался дальше по строкам того, что четверть часа отвергал его мозг ввиду туманности содержания.
«…Победоносный немецкий пролетариат, в кредит под будущие продукты питания и сырья, будет снабжать советскую Россию не только машинами, готовыми фабричными изделиями, но и десятками тысяч высококвалифицированных рабочих, техников и организаторов…»

«Ну так это же просто мечта начала реформ», подумал Виктор, «что под наше сырье придут добрые дяди иностранные инвесторы, наполнят прилавки товарами и построят нам теплый уютный капитализм. А что своими силами можем что-то построить - не верили. И Троцкий, судя по статье, не верил. А кто верил? Наверное, Сталин, он же все время напирал на то, чтобы развиваться самостоятельно. Как у нас в перестройку писали? „Политика автаркии проводилась и в СССР сталинским руководством.“. Вот. И потому Сталин и Троцкий не могли не стать врагами.»
        Он остановился на углу, и посмотрел, не едет ли кто-нибудь, чтобы перейти дорогу. Машин и лошадей мало - это плюс. И проезжая часть поуже. А вот нет ни светофоров, ни «зебры» - это минус. Да и с тормозами и опытом вождения здесь наверняка плоховато. Он улучил момент и пошел на другую сторону.
«Сталин с Троцким - враги навек… ха, складно. А вот с какого это бодуна в девяносто первом в основном сталинистов клеймили? Их же почти не было к тому времени, настоящих сталинистов-то. А шуму было, как будто всерьез вот сейчас культ личности будут воскрешать и всех в лагеря отправят. Просто пугали? Или…»
        В это время он заметил идущий со стороны Бежицкой двухэтажный «бюссинг» и, ускорив шаг, поспешил дойти до тротуара.
«Или… или всех, кто не спешил в „общеевропейский дом“, надо было обозвать сталинистами, потому что их противниками были - кто? Троцкисты? Это что, в нашей реальности до сих пор идут разборки между сталинистами и троцкистами?»
        В заходящих лучах солнца меч князя Романа весело поблескивал; казалось, что бородатый князь, прищурившись, высматривает, на кого его опустить.
23. Брянск - это рынок
        На следующий день Виктору захотелось куда-нибудь смотать, так, чтобы не думать об истории, политике, нашей и ненашей реальности. Надоело разгадывать загадки. Большинство здесь ухитряются просто жить. Работают, влюбляются, на рынок ходят. А, вот что: надо на брянский рынок съездить посмотреть.
        С «редакционным заданием» Виктор разобрался еще вчера, проведя весь вечер за пишущей машинкой и лихорадочно вспоминая, что же в годы после реформы всплыло по опыту Великой Отечественной.
«Да, не забыть бы заодно указать, что пулемет и люк механика-водителя в лобовом листе ослабляют броневую защиту. Люк желательно наверх, и смотреть через перископ, а пулемет - ну его вообще, достаточно спаренного с орудием. А вот зенитный крупнокалиберный надо обязательно. Топливные баки - в моторное отделение, в корму, изолировать. Движок бы еще маленький для подзарядки батарей, чтобы моторесурс основного не гонять. Мелочь вроде, а на число исправных танков влияет…»
        Он застучал по ремингтоновской клаве. Не самая удобная клава, конечно - хорошо, что хоть раздельными не избалован, а то пришлось бы переучиваться. Зато кофе можно проливать сколько угодно, и даже роллтон. Все равно все через нее провалится.
«Так, надо бы и о проблемах союзничков рассказать. Вот Матильды непригодны для лесов и болот. Всякая хрень за фальшборт забивается, ходовую заклинивает. А зимой у гусянок плохое сцепление. Так что, если в этой реальности на нас англичане полезут, и они не дураки, то эти Матильды они будут скорее применять где-нибудь в степях и пустынях Средней Азии…»
        Недаром среди геймеров стали так популярны хорошие сейвы.
        С утра погода была не жаркой, небо затянула высокая дымка. Виктор уже привычным маршрутом заскочил в редакцию, позавтракал в американской кухне, и через переезд прошел до вокзала. Действительно, пора изучать местность, думал он. А то всю жизнь только по куску Бежицы и проходишь. Ну, если, конечно, войны не будет.
…За Мальцевской Виктор понял, что Володарского района, как такового, пока нет, а есть несколько поселков, притулившихся на возвышенных местах вдоль пути, поймы и леса. Привокзальная Слобода была в основном сложена из вишнево-красных кирпичных казарм и бревенчатых домов, частью деревянных; правда, насколько он успел заметить из окна мотрисы, улицы этой слободы не вились по-деревенски свободно, а им изначально было придано геометрически правильное направление.
        Перед вокзалом мотриса проехала мимо депо, и Виктор приник к окну справа по ходу, в надежде увидеть что-нибудь экзотическое. Более всего он надеялся, что ему попадется динозавр в виде легендарной пассажирской машины серии Б, которую когда-то делали как раз в Бежице; до первой мировой это был самый быстрый паровоз из всех в Российской Империи, он был создан для поездов из Москвы до Киева и развивал скорость свыше ста километров в час. Вместо этого он сперва увидел короткий зеленый паровоз с тремя большими ведущими осями и одной маленькой, бегунковой; то была машина Н девятнадцатого столетия, когда-то бегавшая по всем дорогам страны, а сейчас оставшаяся только на картинках. Здесь же она была живой и дышала паром.
«Кино бы здесь снимать!» - подумал Виктор. Он думал увидеть поворотный круг, но тут поле зрения закрыли мелкие теплушки стоявшего на путях товарняка, что ждал отправления на Рославль; в голове его стояла «Щука», товарная машина серии Щ, которая, как и паровоз Н, тоже когда-то выпускалась в Бежице. В самом паровозе никакого сходства со щукой, впрочем, не было, а странное название свое она получила в честь профессора Щукина из Министерства путей сообщения, по предложению которого они и строились. Когда товарняк кончился, возле депо Виктор увидел маневровую «овечку» и новую, стройную, как девушка, зеленую пассажирскую машину с высоко поднятым котлом и изящными, словно ажурными, тремя ведущими колесами, между бегунковым и поддерживающим, что придавало ей какой-то спортивный вид. Спереди, на большой округлой дверце дымовой коробки красовался двуглавый орел.
        Гигантского помпезного вокзала, которого посчастливилось увидеть Виктору во второй реальности, здесь, естественно, не было; увиденное по архитектуре очень напомнило Виктору Старый Корпус его родного института. Длинное здание с вкрапленными в него квадратными массивами залов было сложено из красного кирпича с серыми силикатными деталями. Присмотревшись, Виктор все же подметил отдельные сходные черты со знакомым ему послевоенным зданием: большие арочные окна залов ожидания, группы колонн и полукруглых пилястр по обе стороны от арки главного входа, и еще что-то неуловимое, что роднило между собой все старые здания вокзалов. Платформ, разумеется, было меньше, не говоря уже о подземном переходе, но асфальт на них уже был уложен, а через открытое окно во время остановки Виктор услышал, что прибытие и отправление поездов объявляют через репродуктор. Была на вокзале и пара поездов из пяти-шести вагонов; в одном вагоны были длинные, на четырех осях, и паровоз того же спортивного вида, какой он только что видел возле депо, а в другом, видимо, пригородном - деревянные двухосные и машина серии Н, по холеному
внешнему виду которой, впрочем, нельзя было догадаться о ее почтенном возрасте.
        На вокзале в мотрису залезло гораздо больше народу, чем вышло, вопреки ожиданиям Виктора, привыкшему к тому, что в электричках он видел совсем обратное. Люди стояли в проходе; в основном они были с чемоданами, баулами, всякими узлами и коробками, и Виктор понял, что они ехали с поезда в город. Сгрудились они в основном у передних и задних дверей, как в советском троллейбусе. Одна из женщин прижимала к груди кудрявую болонку, которая испуганно лаяла на высоких тонах.
        - Сударыня, уймите собаку! Все уши прозвонила!
        - Что я могу сделать, она у меня нервная! Мими, Мими, да что же это такое!
        - Господа, посадка заканчивается, посадка заканчивается! - кричала проводница-кондуктор. - Закрывайте двери, вагон трогается!
        За переездом мотриса свернула на боковую ветку в лес и быстро, без промежуточных остановок, домчалась до конечной остановки, где пути шли в тупик, а у перронов стояло деревянное, крашеное в зеленый цвет, одноэтажное здание станции, похожее на теремок.
        - Брянск город, конечная! Господа, прошу освободить вагон!
        Виктор подолжал, пока основная масса перестанет суетится у выхода, спокойно встал и прошел на дощатую платформу. Перед ним открылась панорама брянского Подола; первым, что бросилось в глаза, были собор и рынок.
        Соборный мост - деревянный низководный мостик на рамных опорах с горбатой средней частью для прохода кораблей, соединявший Подол с Зарецкой стороной, показался Виктору знакомым; когда-то спустя четверть века от наблюдаемого времени, в Брянск приезжал зверинец со слоном и расположился как раз за рекой. И рынок был тогда еще на том месте, и даже собор, хотя был он после войны в уже весьма непрезентабельном виде. Здесь же собор в развалинах не лежал, хотя и был окружен строительными лесами; справа же от моста, перед двором «Арсенала», Виктор заметил небольшую пристань, от которой, огласив басовитым гудком окрестности, отходил речной трамвайчик.
        Однако на соборе ностальгические настроения и угасли. Дойдя до Соборной площади, Виктор неожиданно обнаружил, что Мясные Ряды, старинное купеческое подворье, и доныне стоящее в нашей реальности воле Брянскэнерго, здесь полностью снесено, и вместо него выстроен длинный четырехэтажный доходный дом, занявший целый квартал до пожарки, и серый, как сама пожарка; два нижних этажа дома были полностью отданы под магазины и сверкали огромными зеркальными витринами. Надписи из гнутых неоновых трубок гласили - «Силуэт. Одежда, обувь, головные уборы», «Продтовары Усмовича», «Глобус. Книги и канцпринадлежности», и так далее; на некоторых витринах висели аршинные объявления о скидках и распродажах. Одно поколение бизнеса создавало культурное лицо Брянска, другое, как могильные черви, пожирало его, а с ним и собственное будущее. Без своей культуры и истории нет класса.
«Жаль,» - подумал Виктор. «А улица Калинина, сейчас, наверное, Московская, как до революции».
        Он обратил внимание на вывеску на здании со стороны Арсенала; по счастью, эта сторона еще мало изменилась. Однако название улицы оказалось совсем иное - Деснянский проспект, хотя для проспекта она была явно узковата.
        Напротив рынка этот проспект также был застроен четырехэтажными доходными домами с магазинами в двух ярусах; такие же тянулись вместо идиллических купеческих домиков вверх по Авиловской, а далее - и по Рождественской горке. На углу Авиловской и Деснянского проспекта было весьма оживлено, автомобили и повозки следовали во всех направлениях, и над перекрестком висел электрический светофор, которым управлял полицейский из стеклянной будочки, круглой и потому похожей на подстаканник.
        На ограде собора Виктор увидел большой лозунг старославянскими буквами, желтым по голубому:
«В фачистском государстве религия рассматривается, как одно из наиболее глубоких проявлений духа, поэтому она не только почитается, но пользуется защитой и покровительством. Б. Муссолини.»
        Кажется, это было здесь первым упоминанием Муссолини.
        С другой стороны от ворот лозунг Муссолини был более кратким: «Фачизм чтит Бога». Рядом, с территории рынка, доносились из репродуктора звуки немецкого танго
«Запретный плод» в исполнении оркестра Роберта Гадена.
        Сам рынок, несмотря на свою известность, на Виктора, правда, большого впечатления не произвел - было довольно грязно, много народу, толкотня, правда, цены действительно оказались ниже процентов на десять-двадцать. На деревянных, потемневших от времени прилавках под такими же потемневшими древянными навесами были сосредоточены продтовары, продукция крестьянских хозяйств и товариществ окрестных деревень, и отчасти кустарная продукция. В одном из углов рынка, подальше от собора, за Рождественской горкой ближе к реке, торговали лошадей; здесь стояли лужи конской мочи и встречалось много цыган. Были и приезжие торговцы; ближе к выходу попалось несколько лавочек легких кавказских вин крестьянской выработки, а на одном из рядов то ли узбеки, то ли туркмены, торговали сухофруктами, видимо, для свежих еще был не сезон.
        - Изюм, изюм берем! Хороший изюм, ташкентский изюм! Дама, возьмите изюм!
        - Почем продаешь, хозяин? - поинтересовалась женщина с корзинкой в руке.
        - Вот столько изюм, эта большой чаша - пять будет.
        - Да ну, дорого. По четыре.
        - Хорошо, дама, по четыре. Хороший изюм, берем изюм.
        - А по три не уступишь?
        - Нет-нет, нельзя! Никак нельзя!
        - Ладно, по четыре.
        - По четыре можно. Хороший изюм. Дама, сушеный дына тоже хороший, почему дына не берем?..
        У выхода жужжал и сыпал соломенными искрами точильщик; рядом же была лавочка сапожника и фотопавильон, вывеска которого обещала моментальный снимок на все документы. Виктор подумал, что, пока он не наберется опыта в местной жизни, он пока воздержится что-то брать здесь, несмотря на дешевизну, и пошел на выход.
        Снаружи на заборе он увидел большой плакат - проект реконструкции рынка, как было написано, по предложению Партии Святой Руси. Рынок собирались сделать похожим на супермаркет и двухэтажным, на первом этаже разместив лавки, кустарные товары и склады с холодильниками, а на втором, под куполами, - поставить прилавки для мяса и разных продуктов. Лошадей же, телеги, седла, хомуты и прочие товары для гужевой тяги предлагалось вынести на новый Конный рынок на левобережье.
        На Рождественской горке, которая в его детские годы была Советской, а чуть позже - стала бульваром Гагарина или, в просторечии, Потемкинской лестницей, его ждал еще один сюрприз - по ее середине вверх подымались рельсы, а на тротуаре он увидел большой рекламный щит с надписью.
«Электрический фуникулер Базар-Сенная. Стоимость проезда 1 копейка.»
        Виктор решил не жмотничать и прокатиться, чтобы рассмотреть нагорную часть. Кто знает, в какой еще реальности в Брянске пустят фуникулер. Правда, на остановке, Виктор убедился, что называть устройство фуникулером было не слишком верно. Фуникулер - это, обычно, вагончик, который таскают тросом, а здесь, скорее, был трамвай с зубчатым приводом, чтобы лучше брать подъемы. Зубчатый рельс лежал посередине и был в черной смазке.
        Скоро появился небольшой деревянный двухосный вагончик - видимо, он тут ходил один, потому что на узкоколейных путях, похожих на игрушечные, разъездов и стрелок видно не было. Стены его снаружи до окон были сплошь завешены рекламными плакатами, что, видимо, снижало цену на билет.
        Остановки оказалось три - Базарная, в самом низу, Красная, поскреди нынешнего сквера на площади Маркса, и Сенная, там, где сейчас находится вход на стадион
«Динамо». Через просветы между рекламными щитами, налезавшими на окна, Виктор успел заметить, что Рождественская горка застроена в основном до середины тридцатых серыми силикатными домами в конструктивистском стиле, Винный Замок стоит, к счастью, на своем месте, как и особнячок возле него, а все послереволюционные дома на Красной Площади, т. е. нашей площади Маркса, имеют торжественный псевдоклассический вид, даже гринберговский почтамт переделан под классику - стены корпусов покрыты лепными пилястрами, а средняя башня достроена и увенчана треугольным портиком.
        В вагоне оказалось довольно жарко и душно, и Виктор с радостью выскочил из него на Сенной. Стадиона, естественно, не было, Парк Толстого был большим кладбищем со старыми плитами и надгробиями, а собственно на площади развернулась ярмарка стройматериалов. «Строиться пока еще рано» - решил он. Кладбище и церковь сегодня как-то не особо интересовали, и он решил пройтись вниз по этому вертикальному
«Бродвею» и посмотреть, чем торгуют.
24. Ритмы Бродвея
        Вся Рождественская горка - и это сверху было видно лучше, чем снизу - кипела народом, как муравьями, люди непрерывными потоками шли, как по эскалаторам, по двум лентам тротуаров в нешироком ущелье стен доходных домов. Улицу заливал непрерывный шум и галдеж; правда, рекламные листки здесь в руки не совали, как это обычно делают у нас в оживленных местах, зато на каждом шагу попадались ходячие лоточницы: в основном папиросницы, ниточницы, и, что особенно приятно в такую жару
        - мороженщицы с коробами. Были они не стихийные, а от каких-то магазинов или торговых сетей, о чем свидетельствовали разноцветные бумажные козырьки с эмблемами. Большая часть из лоточниц орала, зазывая покупателей; дорогу то и дело частично загораживали выносные прилавки с газетами или снедью или столики импровизированного кафе, вынесенные хозяином на свежий воздух для привлечения покупателей. Чем-то это все напоминало смесь нэповской Москвы с элементами американских городов начала века; о последних напоминали в основном развешанные на стенах и витринах и выставленные на крышах рекламные щиты.
        Магазины на Рождественской оставили у Виктора двойственное впечатление. Возможно, лет двадцать назад прилавки, заваленные товарами, его бы и удивили, но сейчас он отнес это за счет ряда случайных благоприятных обстоятельств - гражданская война оказалась короче, угроза войны - поменьше, и не надо столько тратиться на оборону, ну и наконец, в Россию вкладывали деньги. Да и спокойно походить, присмотреть что-нибудь не получалось. В каждой из лавочек орал или репродуктор, или приемник, что мешало сосредоточиться и подумать, причем приемники обычно настраивали на станцию, которая передавала танго. После полутора минут обзора витрин в каждом магазине к нему подруливала стандартная девушка возраста от двадцати до двадцати пяти лет, с выщипанными и подрисованными чуть ли не на темени бровями, губами, накрашенными так ярко, будто в магазине торговали ею самой, и, подойдя на расстояние с полметра, выпаливала стандартную фразу:
        - Здравствуйте! Чего я вам могу посоветовать?
        Причем произносилось это так, как будто она хотела спросить «А что это вы, собственно тут делаете?» После захода в десятка полтора магазинов эта фраза начала откровенно доставать.
        Поначалу Виктор решил, что это тут такой прием полоскать мозги. Ну, сбивают с мысли в ритме танго, а потом начинают втюхивать товар. Однако, когда он начал слышать в ответ на вопросы равнодушное «Не держим», «Не бывает», «Не завозят», «Не торгуем» или «Нет в прейскуранте», причем речь щла о всяких мелочах, которые в тридцать восьмом уж точно должны быть, вроде простенького перочинного ножа со штопором, то Виктора начали одолевать некоторые сомнения. В одном из магазинов он не выдержал и спросил:
        - А когда будут?
        - Не знаю. Нам еще не завозили.
        - А как заказать, чтобы завезли?
        - А у нас не заказывают.
        - Как же вы торгуете, если не интересуетесь, что покупают?
        - Хозяева в Москве. У них там магазины в разных городах. Вот они смотрят, что берут, закупают оптовые партии и рассылают по магазинам.
        - То есть, если такого ножа хозяин не закупил, он его и не продал. А если не продал, то у него и не купили. А если купили, то и не закупает и присылает.
        - Верно. Поэтому таких ножей и нет, что их не покупают.
        - А не покупают, потому что не продают.
        - Верно.
        - Но это же абсурд! Хуже чем, советск… чем в Соль-Илецке!
        - Не была в Соль-Илецке.
        - А почему нельзя на местах решать, что спрашивают и что закупать?
        - Нельзя. Хозяин боится, что будут закупать то, за что оптовый торговец дает взятки приказчику. И бухгалтерии у нас своей нет, только в Москве, а оттуда жалованье переводят…
        И тут Виктор вздрогнул - не от ответа продавщицы, а от того, что в одном из зеркал, вывешенных на продажу, он увидел, как через стеклянную витрину магазина за ним пристально наблюдает человек с короткими усиками.
        Он вспомнил этого человека. Он уже видел его сегодня - в вагоне автомотрисы с газетой и на рынке.
        В том, что он видел этого мужика дважды, не было ничего особенного, потому раньше и не запомнилось. Ну, поехал он тоже на базар из Бежицы, бродил тоже по базару, может и чаще друг на друга наталкивались. И даже сели бы просто встретились на Рождественской, не было бы ничего странного. Все ходят по этому Бродвею.
        Подозрение вызвало то, что этот тип смотрел сквозь витрину. Не на то, что на витрине, не на эти зеркальца, шкатулочки, туалетные наборы, а повер них, вглубь магазина. Ну, казалось, если надо чего посмотреть - зашел бы. А так - похоже, как не хотел, чтобы его видели.
        Виктор быстро обернулся - незнакомца уже не было. Виктор подошел к двери и выглянул на улицу - мужик с усиками словно растворился в воздухе. «Глюки, что ли?»
        - подумал Виктор и вернулся к прилавку.
        - Может, вам еще что-то подсказать?
        - Нет, спасибо. Я в другой раз…
«М-да. Действительно, хуже советского.»
        С местным маркетингом было все ясно. Старый добрый торговец со своим «Чего изволите» из дореволюционной лавочки, где он и торговал, и жил тут же, и приучался к этому тонкому ремеслу с малых лет, и потому был гуру в вопросах своего товара, как и в психологии покупателя, ушел здесь в прошлое. Вместо него на экономическую арену вышла фигура дельца, способного быстро сколотить капитал все равно на чем и вложить все равно во что, дельца, который слабо разбирался в собственном деле, и потому никому не доверял и стягивал все нити управления в свой кулак, но при этом не управлял, а создавал видимость такого управления - со стандартной музыкой, стандартным «Здравствуйте» продавцов, действующего механически, как игрушка. Раз заведенное, такое дело двигалось по инерции, пока в конце концов не разорялось; но к тому времени оно уже успевало себя окупить, и оставалось только продать его и вложить деньги в другое, о котором столичный хозяин точно так же не имел никакого понятия.
        Продавцам тоже особо рваться было незачем, ибо дело в любом случае разорится. Было достаточно только выполнять определенные правила, и перед разорением магазина успеть подыскать новое место в таком же; покупатель же сам по себе был абсолютно до фонаря. Особенно это бросалось в глаза после магазинов реальности-2, с централизованной, но продуманной организацией и вышколенными продавцами, которым успели внушить гордость за их бессменную вахту на передовом крае борьбы за быт нового человека.
        Впрочем, в ностальгическом убранстве этих магазинов - в плюшевых занавесочках, фикусах и хамеропсах у окон, обязательных бронзовых люстрах с рожками и матовыми стеклянными колпаками на потолке, в темных деревянных прилавках и оклеенных обоями стенах - было все-таки что-то приятное. К безразличию продавцов, даже активному, можно было привыкнуть, да и со временем изучить, чего где можно достать и почем.
        На месте несуществующей Площади Ленина, за розовым особнячком Могилевцевых, который высовывал из листвы шумевшего за оградой сада, две круглые, увенчанные коническими шатрами, крыши башенок, длинной плоской стеной возвышалось гринберговское здание, известное в нашей истории Брянска как Дом Советов - именно такое, как на довоенных фотках, строгое, казенное. На угловом корпусе не было привычных глазу брянского жителя портиков коринфского ордера, рифленых пилястр, лепных гирлянд и прочих подражаний древней Греции и Риму; стройность форм подчеркивали лишь аскетичные лопатки, пересекавшие бледную плоскость прямоугольника стены. Но размеры и форма корпусов здания остались те же.
«Неужели не изменилось?» - удивился Виктор. «Значит, там и театр должен быть, и площадь? Интересно, памятник там будет, и кому? В прошлый раз был Тютчеву, а раньше Ленину. А сейчас? Лишь бы не Муссолини. Этой физиономиии только на Театральной площади не хватало.»
        Он прошел по тротуару вдоль стальной ограды с квадратными кирпичными столбами и заглянул за угол Петропавловской, откуда открывался вид на сквер на нынешней Театральной площади. Памятник у сквера был, только не скульптура, а огромный чугунный крест на красном гранитном постаменте. «Братская могила, что ли?» - подумал Виктор и, заинтересовавшись, свернул вдоль обрубка нынешнего проспекта.
        Дом Советов был таким, как на довоенных фотках, только назывался «Брянская городская управа», площадь была вымощена булыжником, и на ней стояла пара
«пылесосов» - маршруток, темно-зеленый «Опель-Адмирал» с округлой мордой, три
«Опель-Олимпии» - две кофейные, с брезентовым кузовом, и голубая, совсем новая, напоминавшая послевоенный «Москвич», - а также несколько старых «Форд-МАЗ» разных цветов. То ли здесь еще не пришли к единому черному официальному цвету, то ли на площадь просто ставили машины кто попало, рассчитывая, что здесь, на глазах у полицейских чинов, с них ничего не свинтят. Полицейские действительно стояли неподалеку от двух входов в здание, оба из которых выходили на театральную, и еще один прохаживался возле памятника. На самом верху углового корпуса управы, на освободившемся от архитектурных излишеств плоском пространстве стены, распластал крылья огромный двуглавый орел, покрытый бронзовой краской; вписался он в стену куда лучше, чем когда-то висевший здесь круглый герб СССР. Место, где после войны друг против друга стояли здания универмага и МВД, было закрыто дощатым забором, из-за которого виднелись остатки снесенных деревянных домов, а чуть повыше в строительных лесах было заботливо укрыто два этажа недостроенного дома с гастрономом.
        В актовом зале управы был уже размещен театр драмы; табличка на здании гласила, что театру оно было передано по настоянию Партии Святой Руси. Без приделанной после войны парфеноновской колоннады театр было просто невозможно узнать - казалось, что это, скорее, бизнес-центр. «А не сводить ли Татьяну куда-нибудь на оперетту или балет?» - решил Виктор, и заглянул в кассы.
        - К сожалению, на этой неделе представлений не будет, - разочаровала его кассирша, худощавая темноволосая дама в бежевом платье, по которому от воротника до самого низа шел бесчисленный ряд красных пуговиц, - вот на следующей неделе будут гастроли постоянной труппы Воронежского театра музыкальной комедии, они приедут с новыми постановками. Дадут Штрауса, Кальмана, Легара, Эрве, Фримля и Дунаевского. Анонсируем где-то послезавтра, не пропустите. На оперетту у нас всегда много ходит…
        В этот миг Виктор затылком почувствовал чей-то взгляд; быстро обернувшись, он увидел, как в окне вновь мелькнуло все то же знакомое лицо с усиками.
        Виктор пулей выскочил из театра на площадь; его преследователь опять как сквозь землю провалился. «Может, уже глюки пошли?» - подумал он. «Мания преследования? Хотя… Страха нет, навязчивых мыслей тоже, аппетит и сон отменный, и все прочее… С чего бы им быть-то, глюкам.»
        Обстановка, действительно, глюкам мало способствовала. Солце просвечивало сквозь легкий тюль перистых облаков, пестрая публика прохаживалась по своим делам с самым безмятежным видом, полицейские на площади прохаживались с сонным выражением лица разморенных летним зноем людей. У коляски с газированной водой выстроилась небольшая очередь. Из репродукторов городского сада доносились звуки веселенького диксиленда.
«А если слежка - кто это мог быть? Жандармский шпик? Зачем? Как говорится, у нас с Абдуллой мир… Урки какие-нибудь? Пронюхали, что бабло есть? Так я в банк кладу. Правда, раз я еду сюда, так и бабло должно быть. Сюда все едут тратить. Откуда уркам знать, что я сначала так, позырить приехал? Да, неприятно. Надо быть осторожнее.»
        Виктор пересек площадь и подошел к чугунному кресту; оказалось, тот был сооружен в честь князя Владимира, основателя города. Надпись на постаменте гласила:
«Просветителю русского народа светом Христовой веры от благодарных потомков».
        Он опять обернулся по сторонам - знакомая физиономия вроде не мелькала. Тут он увидел, что по улице в его сторону по мостовой, урча тихоходным мотором, катит полупустой «пылесос» с надписью:
«На Бежицу. Коротким путем.»
        Виктор поднял руку.
«Попробуем оторваться. А центр еще успеем обследовать, все равно за билетами приеду.»

25. Между Угольной и Дальней, не доходя до Высокой

«Короткий путь на Бежицу» оказался от Петропавловской по Рождественской, за Смоленскую заставу, вплоть до Летного Поля, где дорога сворачивала к Соловьям и далее вилась по городищенским холмам до Черного моста. За Сенной вся дорога была мощена булыжником, угловатый пепелац выжимал максимум километров сорок и жутко трясся.
        Тут-то Виктор и просек, почему эти странные маршрутки в народе прозвали
«пылесосами». На булыжное шоссе камни укладываются не точно друг к другу, как на Красной Площади; между ними засыпана земля и она-то в жаркую погоду обращалась в пыль, что облаком вздымалась после каждой проехавшей машины и долго висела в воздухе. Из-за неплотностей кузова эта пыль тучами подымалась у задних сидений, а если впереди еще кто-нибудь ехал - то по всему салону, оседая на мокрых от пота лицах пассажиров и прочих открытытх частях тела. Открытые окна экологических проблем не решали. Короче, Виктор скоро понял, что рубашку надо стирать, а сегодня надо купить хотя бы одну на смену. И полоскательницу с хозяйственным мылом. Все равно к концу недели брать бы пришлось.
        Стекла автобуса были мутными из-за грязи, особенно задние. Чтобы как-то уменьшить пыль и жару, окна были завешены желтыми сатиновыми занавесками, которые трепетали на встречном ветру и мешали обозревать окрестности; отодвигать их означало получить в лицо порцию все той же пыли. Виктор обратил внимание лишь на то, что лес в те времена рос не только в Соловьях, но и вообще по Судкам за Смоленской заставой вплоть до Летного поля.
        В Бежице маршрутка шла как раз по Преображенской; Виктор попросил остановить возле редакции. В «Губернском голосе» Бурмин протянул ему очередной конверт и пожелал не забывать и редакцию.
        - Вы, главное, идеи давайте, - бархатным голосом посоветовал он, - а художественно обработать, если надо, мы своих журналистов подключим. Читатели, они же на имя клюют…
        В конверте, помимо все той же суммы, оказалось задание теперь написать о стрелковом оружии. В частности, предлагалось выразить мнение о том, какую долю в вооружении пехотных частей составит автоматическое оружие под пистолетный и винтовочный патроны, как изменится калибр в будущем, какой будет вес и тактико-технические характеристики оружия пехотинца, появится ли новые виды вооружения, и, в частности, какие перспективы у центробежных пулеметов и пулеметов с вращающимися стволами. Виктор вздохнул и принял к сведению.
«Ладно, главное, сумма растет», подумал он. «А там надо посмотреть, как на эти бабки прокачиваться». Пока же большую часть полученной суммы он решил положить в банк, а на остальное взять рубашку и разные хозяйственные мелочи.
        Краснокаменной в редакции не было; вместо нее в комнате сидел фотолаборант и ел бутерброды с чайной колбасой, запивая молоком из бутылки с узким горлышком, как у винной.
        - А Татьяны до вечера не будет. Она на городском соборе, там обсуждают перенос рынка к вокзалу, за линию. Сейчас-то народ пароходами стал меньше товару возить. Медленно это и молоко прокисает. Так что пригородными поездами стали. С утра подводы на станцию, а там до Бежицы. С этой стороны возле рынка пассаж стоит, и обратно возле церкви неудобно. Вот и хотят сделать за железкой. И строиться там начнут, до конезавода и литейки.
        - А как же в Брянске собор у рынка? Да и на Сенной?
        - Ну, в Брянске… В Брянске дух торгашеский, оттого его центром губернии и не сделали. Как сказал государь император - прирастать России от тяжелой индустрии. А вы за снимками пришли? Так я поищу.
        - Нет, наверное, она еще не успела сделать, раз на собрании. Я в другой раз зайду.
        - Заходите, конечно, - согласился лаборант и зачем-то добавил: - Татьяна у нас хорошая…
        После закупок Виктор уединился на квартире, и, покончив со стиркой и вывесив белье на веранде, не теряя времени, принялся за очередную писанину - благо, предмет был знакомый еще со школьной военки. Он закончил часам к девяти и думал занести завтра, но тут в калитку постучал мальчишка-посыльный.
        - Для писателя Еремина записка!
«С чего это вдруг? В редакции, небось, уже номер сверстали. Или Ступину какой срочняк?»
        - Дядя, записка для вас, от дамы велено передать. Чаевых не надо, все вперед уплачено… - и пацан, передав листок, по-армейски сложенный треугольником, тут же смотался. Виктор развернул листок.
«Подруга уехала, оставила присмотреть за квартирой. После одиннадцати буду одна. На Саратовской… дом номер… Твоя…»
        Листок был надушен чем-то похожим на духи «Кармен».
«Хорошо, что не „Жасмин“ - его употребляют уличные женщины…»
        Он поднялся к себе и окинул глазами комнату.
«А не с пустыми же руками идти. Интересно, сейчас что-нибудь работает? Заодно и в редакцию конверт кинуть, говорят, что там допоздна.»
        Вечернее небо затянуло ровным слоем серых облаков без единого просвета, но было тепло и влажно; он вспомнил, что днем часто пели петухи, предвещая перемену погоды. Видимо, к утру намечался дождь.
«Саратовская, Саратовская… Это за линией будет, за Почтовой, где Крахтовские бараки стоят и теперь улица Карла Либкнехта. И где же это? Там мелкие кварталы и куча названий по городам. Где эта улица, где этот дом, где эта барышня… Да, актуальная песенка. Хотя стоп: мы же где-то недалеко там на свадьбе Фрола и Наташки гуляли, там шли и по дороге была Саратовская, еще что-то вспоминали по этому поводу… Да, точно, где-то между Угольной и Дальней. А по номеру дома - это в сторону Кладбища, но наверняка не доходя до Высокой, она теперь Азарова, тьфу, она же теперь так и будет Высокая…»
        Бурмина уже не было, и Виктор передал конверт через секретаря, который, казалось, собрался оставаться здесь целую ночь. Кабинет Татьяны был закрыт. Работающий допоздна магазин Виктор сыскал неподалеку, на Губернской и прихватил там пару бутылок хорошего массандровского вина, шоколад и другой подходящей закуски; все это ему упаковали в большой пакет из толстой оберточной бумаги с веревочными ручками. Оставалось только побриться и погладиться.
        К одиннадцати Виктор с пакетом в руке уже пересекал пути в районе переезда; пришлось немного постоять, пока «Щука», холеная и блестевшая, как иномарка, протаскивала товарняк на Рославль. Район за линией, несмотря на отсутствие построенных после войны двухэтажных домов, показался ему мало изменившимся. Запустения не ощущалось, деревянные домики стояли аккуратно, и даже дореволюционные бараки были обшиты дощечками, как сайдингом, и выкрашены красно-коричневой краской, видимо такой же, какая шла на товарные вагоны. В палисадниках росли цветы, подымались березки и ели, а пешеходные дорожки вдоль домов были посыпаны паровозным шлаком.
        Угольную он нашел легко, по длинному одноэтажному зданию рабочего клуба, известному тем, что когда-то там проходили собрания революционеров. Саратовская оказалась неподалеку, в сторону Болвы, и шла параллельно реке.
        Виктору эта улица как-то не особо понравилась. Если Угольная была широкой, посыпана щебенкой и на ней, хоть и нечасто, стояли фонарные столбы, то Саратовская была, скорее, переулком - узкая, с проезжей частью, зажатой между двумя канавами, необходимыми в этом низинном и сыром месте Заречья, и совсем без освещения. Последнее было совсем некстати, потому что уже начало темнеть. В одноэтажных бараках на несколько квартир, что тянулись по обе стороны, скупо светились отдельные окна - электричество здесь уже было проведено и в бараках, но народ селился небогатый. Из труб тянуло дровяным дымком, что-то куховарили. Правда, тут и собак не было.
«А у подруги, видать, не дворец. Хотя окраина тихая, народ, похоже, не бомжовый, работящий, в порядке жилье содержит. Вон заборчики ровно стоят, мусора не навалено.»
        Тем временем продолжало темнеть. Росшие по обочинам кусты и деревья придавали улице совсем уж мрачный и непролазный вид.
        - Табачку не одолжите? Свой кончился, а курить охота…
        Перед Виктором вырос плечистый мужик в кепке с круглой, как таз для варенья, физиономией.
«Ну вот. Тут и вломить могут.»
        - Сейчас поищем… - он сунул руку в пакет, чтобы в случае чего стукнуть бутылку о бутылку и отмахнуться «розочкой», но тут у мордатого в руке блеснул нож, а в спину Виктора уперлось дуло то ли револьвера, то ли обреза.
        - Спокойно, дядя. Дергаться не надо.
        - Ясно, - вздохнул Виктор. - Деньги, документы, одежда? Часы иностранные, или сувенир редкий, музыку играет?
        - Себе оставь, - послышалось сзади, - с нами поедешь.
«Хреново. Отвезти подальше и убить, что ли решили?»
        Мордатый тихо свистнул. Неподалеку зацокали копыта, и тот, что стоял за спиной, свободной рукой подтолкнул Виктора, чтобы тот отошел в сторону. Заскрипели рессоры.
        - Повернись. Не спеша.
        Виктор медленно обернулся и увидел, что в коляске торчит тот самый тип с усиками, которого он вчера заметил в Брянске. В руке у него чернел маузер, со стволом короче обычного и отъемным длинным магазином, патронов на двадцать. Впереди сидел возница с бородой, похоже, тоже в деле.
«Конкретные пацаны, однако. Не уличная шпана. И зачем я им понадобился?»
        - Лезь в коляску. Только тихо, дядя. Чуть вякнешь… Секешь?
        - Усек, в натуре, базару нет.
        - Ля ка ты… - протянул мордатый, - никак, по фене ботает. На царевой даче бывал?
        - Ходок не имел. Работа чистая, больше умственная…
        - Чи-истая?.. По медведям, небось, а, писатель?
        - А что? Нужен специалист?
        - Ша! - огрызнулся усатый из коляски, - сюда вали, живо!
        Виктор залез в коляску и поставил пакет. Мордатый чувак сел следом, так что выскочить можно было только через его труп.
        - Трогай, - шепнул усатый вознице.
        - Эй, извозчик! - раздался вдруг снаружи голос, похоже, принадлежавший женщине средних лет.
        - Что там еще… - усатый прикрыл маузер лежащим на коленях пиджаком.
        - Господа, не подвезете даму? Нам, кажется, по пути?
        - Пошла вон, старая…
        - Хам, - коротко и брезгливо ответил голос; раздался негромкий хлопок, и усатый, выкатив глаза захрипел. Тут же прозвучал еще хлопок, возница без слов повалился на бок. Мордатый дернулся, и только успел чуть привстать, как третий хлопок остановил и его, и он мешком вывалился наружу из коляски.
        - Выходи, - произнес все тот же женский голос, обращаясь к Виктору, как к последнему, оставшемуся в живых, - поможешь. Шмутки оставь.
        Виктор осторожно вылез, прихватив все-таки барсетку с собой. Неудобно как-то бросать на месте преступления паспорт со своей фоткой, пусть даже и образца 21 века.
        Перед ним стояла женщина лет сорока, в темном платье и темном кружевном платке, в одной руке держа большой дамский ридикюль, а в другой - полицейский «Вальтер» с глушителем.
        - Тащи этого, - она указала пистолетом на труп мордатого, - в канаву. И без всяких там.
        - Мадам, при столь весомых аргументах у вас на руках…
        - Потом поговоришь. Тащи.
        Виктор нагнулся и осторожно приподнял мордатого, стараясь не запачкаться в крови.
        - Та-та-тахх! - раздалась из коляски короткая очередь, и мгновенье спустя из нее выпал упущенный из слабеющих рук тяжелый маузер. Женщина дернулась, схватилась за грудь, и начала падать навзничь.
        Виктор понял, что самое время делать ноги. Носком ботинка он отфутболил упавший подле него маузер и рванул вдоль по Саратовской, завернув в первый попавший проезд. Домчавшись до Угольной. Он свернул в сторону путей и тут же налетел на двух полицейских, уже встревоженных выстрелами. Скрытность дальнейших действий исключалась.
        - Господа! - закричал Виктор, бросаясь навстречу блюстителям порядка, - помогите! Там убивают!
        - В чем дело?
        - Там, на Саратовской… Я шел, услышал выстрелы… Темнота, ничего не видно… Там извозчик стоит, трупы кругом, я побежал за полицией… за вами то есть.
        - Проверим, - сказал полицейский, по чину старшина, вытаскивая из кобуры наган, - а людей-то чего не позвали?
        - Так трупы одни… что людей без оружия звать?
        - И то верно, - согласился старшина и оглушительно засвистел в свисток. Где-то на соседних улицах послышались ответные трели.
        - Следуйте за нами…
        - Федор, проверь в коляске.
        Старшина водил по месту преступления карманным фонариком.
        - Тут тоже одни трупы. Двое. И гильзы от маузера. А самого оружия нет.
        - Мне что-то под ноги попадалось, я откинул ногой. Вон там посмотрите.
        - А пакет чей в коляске?
        - Мой пакет. Я лазил смотреть, может, кто живой. От волнения забыл.
        - Больше ничего не трогали?
        - Вот этого трогал, пытался поднять. Показалось, будто стонал.
        - Понятно. А пистолет у дамочки интересный. Взгляни, Федор!
        - Точно, Семен Кондратьевич. Никак дело крупное наклевывается.
        - Наклевывается… Вот он, маузер. Тоже не старушек пугать собирались. Вот, что, дуй с господином писателем в участок, и пусть высылают машину и следственную бригаду. Да и по дороге ворон не лови. Похоже, других свидетелев у нас не будет. Не заступать, не заступать! - прикрикнул старшина на зевак из ближайших домов, столпившихся неподалеку.
26. Пират 20 века
        - Да вы не переживайте.
        Полицейский, чин, что записывал показания Виктора в участке, был невысокий полноватый мужик лет за сорок, с пшеничными усами; лоб и темя его были украшены лысиной, окаймленной возле ушей чуть всклокоченными прядями волос с проседью. В правой руке он держал перо, в левой - медный подстаканник с гладким стаканом тонкого стекла, из которого поминутно отхлебывав чай, позабыв вынуть ложечку.
        - Потерпевшие опознаны; личности в уголовном мире известные. Включая и дамочку. Можно сказать, вам крупно повезло: встретились бы они вам в этом переулке живые, вряд ли мы бы с вами тут чаевничали. Да вы сахарку побольше положите, не стесняйтесь. Все четверо - многоопытные бандиты, под смертным приговором ходят, и потому церемониев не разводят. Чего им терять, верно? А тут, видать, что не поделили. Ну и нам же работы меньше. Вы, естественно, вне подозрений. Не марочным же вином вы их пристукнули? Это кому скажи - осмеют и на возраст не посмотрят. Таскать вас давать показания тоже вряд ли будут. Дело-то ясное, и, скажу по секрету, закроют его быстро. С мертвого тела спросу нет. Вот прочтите и подпишите, на каждой странице.
        Виктор углубился в чтение. Полунамеки подтверждались: полиции не хотелось усложнять, и он, без всяких дополнительных деталей, оказывался случайным прохожим, обнаружившим место происшествия. Правда, личной безопасности это Виктору не придавало, однако в этой ситуации трудно было решить, кто для него более опасен. Тем более, если на него охотятся бандиты, то из официальных кругов не видно никакой его роли в этом деле: типа, шел на место, где его должны были похитить, а там уже разборка произошла, и он не при делах. Поэтому он со спокойной совестью поставил подпись.
        - И вот пакетик ваш. К делу не приобщается, как не имеющий отношения.
        На улице было свежо и стояли лужи. Дождик все-таки прошел, короткий, сильный, грозовой, кстати, смыв все следы, которые не успела зафиксировать следственная бригада. Возле фонарей кружились ночные мотыльки.
«А вообще-то похищение как раз планировалось с расчетом, что дождь следы смыл» - пришло вдруг в голову Виктора. «И кто же это мог быть? По крайней мере, поначалу я им нужен был живой. Кто мешал бы сразу стукнуть и тело затащить в пролетку? Никто. Ну и кому я понадобился? Специалист по медведям… А может, в самом деле, нужен человек, который код взломает, а потом его можно и…»
        Виктор поморщился, перепрыгивая через ручей, который тек по краю мостовой к ближайшей решетке. Перспектива была не из слишком приятных.
«Но тогда непонятно с дамочкой. Зачем ей мешать и мочить всех? Хотя не всех. Я ей нужен был живой. Еще один сейф вскрывать? Или один и тот же? Или они за один сейф забились? А что, автогеном они не могут? Или это сейф не у них? Не у них: крупной кражи, видать, не было, раз полиция хочет прикрыть дело. Ну, если, конечно, она сама не замешана. Почему бы и нет? Действительно, почему бы и нет?»
        Версия, при которой была бы замешана полиция, оказывалась самой неприятной, потому что ждать помощи уже получалось неоткуда. Ну, разве что от жандармерии, она как-то в нем заинтересована.
«А не могла это сама жандармерия и устроить? Нет, четыре трупа непонятно зачем - это слишком круто. Если бы меня еще задержали по подозрению в убийстве, а потом начали вербовать - было бы еще понятно. Да и как-то это все… Проще такие дела делают.»
        Воздух был напоен цветом деревьев. Виктор на всякий случай оглядывался по сторонам, не вылезет ли еще какая шпана. Но по обе стороны вдоль дороги прятались только парочки. Удивительно много парочек. При такой активности населения эта улица ночью - довольно людное и безопасное место.
«Вообще самое время подумать о перспективе. Будем исходить из худшего - то есть в разборке замочили не всех, а заказчики, скорее всего, с обоих сторон живы и невредимы и найдут других исполнителей. Если вопрос, для которого я им был нужен, не рассосался, и заказчиков не спугнули, значит, меня попробуют похитить снова. Что за заказчики и зачем я им - одни домыслы. Но их минимум двое. Ну, троица - урки. Хотя кто их знает, на кого работают. А дамочка с „Вальтером“ и глушаком… Чего-то она слишком их по-ковбойски, да и оснащение - не прохожих шмонать. Глушак для гопстопа не нужен, только для мокрухи. Тридцать восьмой, везде шпионы мерещатся… А что еще тут думать? Что?»
        На Губернской стояла тишина и ярко горели фонари. Виктор вдруг подумал, что странно, что он не видел автомобилей у входа в губернскую управу; видимо, они заезжают с другого входа, в ворота на двор… Глупости, глупости. Не о том надо думать.
«Что делать, что делать? Бежать, скрываться? Похоже, за мной следят. Была бы тут еще реальность знакомая, а то в этой соборности, как белая ворона. Отпадает.»

«Жандармерия заинтересована. Использовать, как крышу? Типа, хотят похитить, прикройте? Здесь это организация солидная. Хотя - а какие перспективы вообще с жандармерией? Кто я для нее? Допустим, некий феномен, от которого они неожиданно получают интересующую информацию. Экстрасенс. И будут они прикармливать меня полгода-год, а потом начнут выжимать. Куда я от них денусь-то?»
        Из-под ног Виктора с воплем выскочила напуганная кошка. Он вздрогнул от неожиданности, плюнул и продолжал размышлять дальше.
«Хотя… ведь в реальности-2 выжимать не пытались. Наоборот, сразу отпустили. Странно, как-то, что отпустили, так до конца и не ясно почему. Ведь казалось бы - вот человек, есть возможность узнать все, информация о будущем лишней не бывает… А они старались сразу же сплавить обратно. Почему? Берия так решил? Хотя откуда я знаю, как и что он решил? Первый раз отпустили и тут же выдернули назад. Пророка дошифровали… а может, просто проверяли переход? В смысле, могу ли я один прыгать между реальностями или еще кто-то? Откуда я знаю, насколько то, что мне говорили - правда? И второй раз - отправили сразу. Как будто им надо было, чтобы я скорей вернулся…»
        Тут Виктор резко обернулся, чтобы посмотреть, нет ли хвоста. Мценская была пустынна.
«…Прямо как с заданием в наше время отправили. А задания никто не давал. Хотя… могли и подсознательно заложить. Надо вспомнить, что же я такое делал необычное, чего обычно не совершал… На работе, или дома, с кем встречался, куда ездил…»
        Вблизи уже маячила знакомая калитка.
«Стоп. Было задание. Прямо, без всякого вкладывания в мозги. Зина просила отнести цветы на могилу себя самой, погибшей в войну в нашей реальности. Знала, что я не откажу. Так ведь… Ведь она же попросила отнести цветы прямо в точку перехода…»
        От этой догадки Виктор даже на мгновение остановился.
«Случайность или нет? Зина связана с МГБ. Майор Ковальчук был в нашей реальности и мог узнать об аномалии. Нет, нет, нужна еще и определенная дата. Но ведь и я не просто в любой день поехал. В первый удобный. Почему я поехал в этот день… Двенадцатое июня. День Независимости. Нерабочий день, праздник, хорошая погода, цветы везде. Если ехать в это село, то автобусом с утра. Место, число, время - все задано обстоятельствами.»

«Так что же это выходит-то? МГБ забросило меня сюда с заданием? И что за задание? Заложено в подсознание и должно всплыть в определенный момент? Или, как с Гитлером
        - я просто должен вести здесь себя естественно, и цепочка обстоятельств сама приведет, куда им надо? Как сплавную мину по реке? Но что им надо в этой реальности? И что при этом произойдет со мной? А нынешнее мочилово? Оно по заданию или как?»
        Катерина еще не легла спать. Рассказ его она выслушала очень встревоженно.
        - Вам так ходить опасно. Погодите, я сейчас…
        Через минуту она вернулась; в ее руках чернел небольшой браунинг модели 1906 года, с черными пластмассовыми щечками рукоятки. Не узнать эту модель было невозможно - во времена раннего детства Виктора советская промышленность прессовала из полистирола игрушечные пистолеты точно по этому образцу.
        - Вот, возьмите это. Это покойного мужа, и патроны к нему есть, - Катя вынула из кармана халата небольшую коробочку, - и я его регулярно на всякий случай чистила и смазывала, вдруг чего.
        - Позвольте, а как же вы… И с такими у вас свободно ходят? - растерянно пробормотал Виктор.
        - Берите, вам говорят. Это в охотничьих лавочках продают. За меня не волнуйтесь, а вы у нас, можно сказать, в деле, так что без этого никак нельзя.
        - В каком деле? - переспросил Виктор, начиная подозревать, что он еще во что-то впутался.
        - Ну как же, - невозмутимо ответила Катя, - вы же сами рассказывали, как пластинки делать. Из-за границы везти того же Эмброуза, или, скажем, Бенни Гудмена дорого. Вот у нас одну пластинку привозят, а в Москве с нее копии штампуют и по городам. Не через прилавок, конечно, а по знакомым, по нужным людям. А народ музыкальным становится, спрос растет, вот и филиальчик задумали делать при пуговичной артели. По бумагам будем местных талантов штамповать, а без бумаг - мами понимаете. Вот и нужен человек грамотный, кто в технологии разберется - даже если чего и не знает, чтобы через свою науку, экспериментом дошел. Кто же, как не вы?
        - А как же…
        - И доля приличная! Вы не представляете, дело наладим, какой доход будет. Вы же у нас умничка. Кто ж от такого отказывается?
        - Ну да, конечно… - Виктор старался выиграть время, чтобы сообразить, - ну а если что - по статье сколько светит?
        - Какая статья? Что вы, боженьки вы мои! Какая статья? Да с нашими-то связями об чем речь? Вы ж даже не представляете, какие люди солидные и уважаемые! Да и то сказать: вы ничего не знаете. Опыты ставили ради забавы или научного интереса, для повышения качества продукции. Да, и знать, кто вы, будут лично людей всего ничего. Для остальных вы - Монтер, а кто такой, как выглядит - не видали, не знаем. Да что я говорю-то? Годами фирма держится!
«Ну вот, и погоняло даже есть - „Монтер“. Интересно, по здешним понятиям хорошее погоняло или как?»
        - Ну а если эти… вдруг массовые репрессии? Кто тогда разбираться будет?
        Катерина рассмеялась.
        - Ай, бросьте! Шутник вы, право. Да мы же первые об этом знать будем. Потом, сейчас пошли хорошие репрессии. После тридцать седьмого даже околоточные перестали материться[«Комиссией… также выявлены случаи, когда на должности околоточных надзирателей, ввиду отсутствия желающих из-за невысокого жалования и трудных условий работы, принимались личности из числа приказчиков и конторщиков, ранее уволенных за пьянство и халатность, исключенных студентов…» В. Молоток, «Недолго музыка играла…», Губ. Голос, 7 сентября 1934 г.] . Чего вы так удивленно смотрите? Действительно, перестали!
«Хорошие репрессии. Дурдом. Но раз дурдом, то нельзя спорить.»
        - Знаете, действительно лестное предложение. Я даже не ожидал. Просто неожиданно как-то. С мыслями надо собраться… А московские на филиал не наедут? Не они это подстроили?
        Катерина на миг задумалась.
        - Нет, точно не они. Филиал - это ж наши с московскими полюбовно решат, как прибыль делить, как что… Наших я предупрежу, чтоб настороже были, и вас, если что, прикрывали. Вы не волнуйтесь, здесь у нас такие знакомые… Нет, это наверняка не свои. Из своих чтоб хоть один в карман вам залезть попробовал или чего другого…
        - Тоже клиенты?
        Катерина усмехнулась.
        - А вы тут еще раздумываете.
        - Считайте - уже не раздумываю.
        - Умничка! - воскликнула Катя и жарко чмокнула его в губы, - пойду самовар ставить.
        - Ну, тогда уж и отметим за успех дела, - Виктор вынул из пакета бутылку кагора.
        - Красное? У меня рыба есть к нему. Сейчас разогрею.
        Оставшись один в комнате, Виктор посмотрел на лежавший на столике браунинг и взял его в руки. Пистолет был небольшим, не слишком тяжелым, без выступающих деталей, которые могли бы в критический момент зацепиться за подкладку одежды.
«Еще одна крыша», подумал он. «И тоже неизвестно чем кончится. Монтер. Ха. Вообще интересно - кем здесь, в этой реальности, может быть востребован инженер? Кем угодно - медиабизнесом, аудиопиратами, может аппаратуру чинить, ну и, наконец, спецслужбами. Но только не производством.»
        Из гостиной донеслись приглушенные звуки фокстрота «Холостой и беззаботный». Катя накрывала на стол.
«Может, это и есть задание империи? Да ну, это я уже, как Васисуалий Лоханкин начинаю - может, это искупление, и я выйду из него очищенным… Главное, несмотря ни на какую систему, остаться самим собой. Чего там говорил Ницше - человек, который знает, зачем он живет, выдержит любую каку… или что-то в этом роде…»

27. День капканов
        Массандровский кагор оказался и в этом измерении очень качественным - голова с утра тяжелой не была, хотя думать о каких-то мировых проблемах тоже не хотелось. Хотелось просто жить, следуя какой-то укатавшейся за эти несколько дней колее. Если в бериевском СССР из второй реальности государство сознательно выстраивало перед человеком ряд целей и приоритетов, как материальных (пресловутое
«приемник-телевизор-квартира в сталинке»), так и моральных, и могло менять их по своему усмотрению, то здесь цели человека складывались стихийно в рамках привычных и чуть модернизированных укладов и лишь присматривало, чтобы чел за рамки этих укладов не шибко выбивался. Примерно так же обстояло дело и в социальной сфере. В бериевском СССР государство, после полной разрухи всей ветвей власти в гражданскую, с чистого листа строило систему соцзащиты, образования и других благ, четко ее нормируя, а здесь фачисты, то-бишь, соборники, взяли за основу бытовавшую у отдельных хозяев патриархальную заботу о мастеровых, добрую волю жить в ладу и согласии, а не держать за скотину, что практиковалось не менее редко, и сделали из этого всеобщую обязаловку для бизнесменов. Фабрикант - здоровайся с мастерами за руку, открой школу, училище, больницу, библиотеку, строй жилье доступное и здоровое, плати справедливо. Нет - пришьют ярлык врага государева, имущество заберут и лес валить. Т. е. экспроприировали не класс, а непокорных, подгоняя отношения опять-таки под установившуюся колею. С одной стороны, вроде меньше
возможностей для волюнтаристских заскоков - с другой стороны, как-то это все вслепую. Ведет каждого и страну случайное устаканившееся стечение обстоятельств, а чем это обернется в какой-нибудь кризис - никто не знает. Рулить никто не обучен, только подруливать. И желания выскакивать из этой колеи ни у кого нет, и, наверное, не будет, даже если все начнет ветшать и рушиться.
        День начинался привычно - Виктор решил направить стопы в редакцию за конвертом с гонораром и новым заданием. Но прежде он тщательно проверил, не заряжен ли браунинг, разобрался с его устройством и действием, и несколько раз прицелился в окно по воронам, щелкая спуском. Оружие лежало в руке довольно неплохо; он поставил пистолет на предохранитель, зарядил обоймой, хотел сначала спрятать его в барсетку, но затем подумал, что ее могут срезать, и переложил в карман брюк. В барсетку он спрятал пару запасных обойм.
        В редакции его встретили, как давнего знакомого. Сумма в конверте была та же. В записке по стрелковому оружию вопросов не было - то ли не успели изучить, то ли все ясно, то ли менее актуально. Задание было дать прогноз развития военно-воздушных сил, обращая особое внимание на вопрос о перспективах паротурбинных и газотурбинных двигателей, ракетной тяги, применения на самолетах безоткатных орудий большого калибра, использования бомбардировщиков, несущих на себе истребители, создания десантных бронированных трициклов с надувными крыльями, которые можно буксировать за самолетом, и так далее. Полезные идеи тонули в море тупиковых новаций. Впрочем, это нам сейчас хорошо рассуждать, что полезно, а что нет.
        Таня тоже была на каком-то редакционном задании; то, что вчерашняя записка не имела к ней ни малейшего отношения, было и так ясно. Поев в американской кухне и отложив часть денег на счет в банке, Виктор не спеша шел по деревянным тротуарам Мценской на квартиру. Мотаться по городу сегодня не было никакого желания.
        На углу Мценской и Петровской стояли два полицейских (что-то они стали по двое попадаться) и о чем-то неспешно разговаривали. Виктор уже прошел мимо них, когда его окликнули:
        - Постойте, сударь!
        Виктор обернулся. Худощавый полицейский лет тридцати, с жесткими чертами лица, по погонам - старшина, направился к нему. Второй, в чине старшего сержанта, невысокий и чуть полноватый, последовал за ним.
        - Так что, проверка лиц в городе. После вчерашнего происшествия, - отрапортовал худощавый хрипловатым голосом, - согласно приказу. Не изволите ли сообщить, что у вас в правом брючном кармане?
«Ну вот и вляпался с этой пушкой…»
        - Пистолет фирмы Браунинг, - равнодушным голосом ответил Виктор, - шестизарядный, малокалиберный, для гражданских лиц. Взят с собой после вчерашнего происшествия в городе, на всякий случай. Вдруг бандиты орудуют?
        - Кхм… ясно… А состоите ли вы на цивильной государственной службе или членом Российского общества спортивной охоты и рыболовства?
        - Нет, - честно ответил Виктор, догадываясь, что покойный муж Катерины членом этого общества мог состоять.
        - Тогда предъявите разрешение на ношение огнестрельного оружия вне жилища.
        - А, так на улице разрешение надо? Спасибо, что сказали, а то взял так и… Я тут недалеко живу, сейчас отнесу домой. Неловко так получилось, хорошо, что вы предупредили.
        - Только придется сейчас с нами в отделение проследовать и протокол составить о нарушении.
        - Ну, если полагается, то конечно… И штраф там же заплатить или перечислением?
        - Штраф не надо. Объяснение напишете о происхождении оружия, и чтобы свидетели подтвердили.
        - Конечно, пожалуйста. Раз положено, какие вопросы.
        - А пока извольте сдать оружие.
        - Пожалуйста… - Виктор вынул браунинг и протянул старшине… и только тут с ужасом подумал, а что, если они являются оборотнями в погонах. Но было уже поздно. Старшина передал браунинг низенькому.
        - Слушай, - ответил ему тот, - а чего мы сейчас с ним по жаре топать будем. Давай машину вызовем.
        - Ну так труба-то у тебя. Вот и звони дежурному.
        - Щас, - ответил низенький сержант, расстегнул полевую сумку и вынул оттуда черную карболитовую трубку со шнуром.
«Это что, у них мобила такая?»
        Сержант подошел к телеграфному столбу на углу улицы, открыл привинченную к нему круглую коробку и воткнул в нее штепсель, которым кончался шнур.
        - Коммутатор! Восьмой наряд говорит. Соедините с дежурным отделения. С дежурным, говорю. Докладывает старший сержант Чевелихин…
        Виктор и раньше замечал здесь такие коробки на некоторых столбах, но не придавал значения. А они вон для чего, оказывается.
        - В Москве и Питере уже таксофоны ставят, - проворчал старшина, - а у нас все с собой трубу таскай… Ну что, когда дадут? - спросил он у подошедшего сержанта.
        - Выехали уже. Приказали срочно доставить. Спешка такая вдруг.
        - Срочно так срочно. Нам чего. Начальству виднее… Курите? - спросил он у Виктора.
        - Нет, не курю.
        - Жаль. И он тоже вот не курит, бросил. Дойти, что ли, до лавки Гортуновых? А вдруг машина, - рассуждал старшина, - неказисто выйдет. Потерплю пока, может, у шофера разживемся. Если Тендарев, у него точно есть.
        - Есть, - подтвердил сержант. - Он «Норд» курит. Погарский.
        - А хочь и погарский. Разбираться, что ли? Все лучше елецкого.
        Раздалось урчание, и по Петровской, в облаках пыли, показался фургончик на базе однотонного «Опеля». Заднюю часть машины пыль перекрасила из черного в серый.
«Вот и воронок пригнали», печально подумал Виктор. «А ты ждал, они за тобой
„Паккард“ правительственный вышлют? Ну ладно, Катерина подтвердит, что по доброте душевной ствол дала и отпустят. А если не подтвердит? А если ей нельзя об этом проговориться? Тогда это…»
        Машина стала. Пыль медленно сносило на палисадники.
        - Федор! Погодьте тут, - старшина подошел к кабине водителя. - Федор! Папиросу не одолжишь? Не, ну ты посмотри, может, завалялась?
        В это время рядом с Виктором взвизгнули тормоза, и дорогу грузовику перегородил небольшой, серый, похожий на мыша «Опель-Олимпия».
        - Эт-то что такое? Почему стали? Сдайте с дороги, здесь не положено!
        Дверца хлопнула, и из машины резко вышел молодой человек в светло-сером спортивном пиджаке с большими накладными карманами и брюках на трико в мелкую клеточку. Взмахнув рукой, словно фокусник, он продемонстрировал присутствующим голубое удостоверение с золотым тисненым орлом на обложке.
        - Подпоручик Быгов, оперативный отдел жандармерии! Этого господина я у вас забираю.
        - Виноват, господин подпоручик, а как же приказ? - осведомился старшина. - Как бы неувязочки не было, а с нас спросят.
        - Приказ отменен, - равнодушно констатировал Быгов, - можете по столбу позвонить. Благодарю за службу. Да, изъятое оружие у вас?
        - Серафим! Браунинг и патроны господину подпоручику.
        - Сейчас. А, вот они. Пожалуйста. Все полностью.
        - Благодарю. Все свободны! А вы, Еремин, останьтесь. Садитесь в машину.
«Интересно, куда он меня везет?» подумал Виктор. У него уже начали возникать параллели со вчерашним происшествием. Тоже три на одной стороне, один на другой, и всем им он нужен.
        - Понимаете, этот…
        - Держите, - Быгов на ходу протянул Виктору его пистолет, затем обоймы.
        - Доверяете?
        - Этот браунинг числится за жандармским управлением. Передала его вам вчера вечером мадам Задолгова, по нашему указанию. Полиции знать об этом не обязательно. Равно как и вам кому-либо рассказывать об этом.
«Катерина - агент жандармерии? Как и предполагал. Так вот, кто оказывается, пиратов крышует! Ну да, они же за границу ездят, контакты заводят, там и попросить об услугах можно - с кем-то встретится, что-то передать, тайник проверить… Связные в основном, наверное. Организация у них конспиративная, как раз то, что надо.»
        - А остальное - тоже по указанию?
        - Предложение войти в дело? Нет. Вопросы подделки музыкальных товаров не в сфере деятельности жандармерии. Она в сфере полиции, но у кого хорошие знакомства, тот всегда спит спокойно и смеется последним.
        - Тогда куда мы сейчас едем?
        - Надо для отвода глаз привезти вас в жандармерию и составить протокол, номер которого сообщат полиции. Если про нас скажут, что мы отпускаем задержанных в соседнем квартале - грош цена нам и нашей работе. Вообще это наш прокол. Надо было сразу на всякий случай оформить вам членство в Обществе спортивной охоты и рыболовства, а не ждать, пока вы нарветесь на каких-нибудь жиганов.
«У них своя агентура в полиции. А может, и телефоны прослушивают. Вон как быстро примчались.»
        - …Тем более, это дало бы вам право тренироваться на стрельбище. Членам Общества дают по лимиту бесплатные патроны. А если не тренироваться, то от огнестрельного оружия, сами понимаете, толку никакого не будет.
        Он полез правой рукой под приборную панель, держа левую на руле, пощелкал там чем-то и вынул телефонную трубку.
        - Вызывает седьмой. Пассажира принял. Без попутчиков. Ждите в гараже. Даю отбой.
        - Рация на ультракоротких, - пояснил он, засунув трубку на место, - недалеко, но на ходу связываться можно. Недавно поставили. Все лучше, чем со столба звонить.
        Перед Литейной на Мценской сохранились остатки леса, уже расчищаемые под новые дома. За поворотом Виктор увидел трубы Стальзавода, показавшиеся ему невысокими и редкими; из них по небу тянулись рыжие «лисьи хвосты». Ветерок донес в машину запах горячего металла. Заводской забор был новым, дощатым, и на него были прибиты штакетные ромбики, чтобы помешать местным обывателям воровать с забора доски.
        Здание жандармерии располагалось возле самого Стальзавода, на углу Литейной и улицы, как он потом узнал, Героев Бухарской битвы, которая в наше время известна как улица Медведева. Это был длинный двухэтажный кирпичный дом в виде буквы «П», выкрашенный белой и лазоревой краской, по архитектуре напоминавший детскую поликлинику, что возле старого корпуса БГТУ, только размером побольше. Виктор сделал вывод, что численность жандармерии в России с начала века намного выросла. На крыше дома стояло несколько антенн. Двор скрывался за каменным забором, выше человеческого роста, выложенным в один кирпич со столбиками.
        Перед большими, обитыми листовым железом голубыми воротами с орлом на две половинки стоял карарул. Быгов предъявил удостоверение, ему откозырнули, и солдат медленно раскрыл тяжелые половинки. Они въехали во двор; перед фасадом Виктор увидел палисадник с клумбами, низенькими елочками и аккуратными, посыпанными шлаком, дорожками, на заднем дворе виднелся гараж и машины. Шипела газосварка и воняло карбидом - видно, слесаря там что-то варили.
        - Ну вот и приехали. Прошу.
        Пропуска Виктору не выписывали, Быгов провел его мимо часового. Внутри жандармерии была обстановка отнюдь не гнетущая, даже чем-то уютная, несмотря на казарменный аскетизм. Коридоры были до половины выкрашены синей масляной краской, а выше побелены, возле окон напротив дверей в кабинеты стояли простые стулья, обитые дермантином, и два-три фикуса в катках на табуретках для красоты. С потолков свисали матовые шары светильников. Судя по тишине, никого не истязали; все выходящие в коридор двери, правда, были обиты черным дермантином. Если бы не установленные между оконных рам решетки ромбиками, можно вообще было подумать, что здесь школа или поликлиника.
        Они дошли до одного из кабинетов, и Быгов приокрыл одну из дверей. Двери оказались двойными, с тамбуром, так, чтобы проходящий по коридору не мог случайно видеть, что находится внутри, а окна были прикрыты опущенными занавесками из искусственного шелка. Обстановку кабинета составлял стол, на котором не было бумаг, но стояли телефон и черная казенная лампа с поворотным абажюром, деревянный шкаф с глухими дверцами, несгораемый шкаф, картотека и массивная тумба, на которой надменно восседал полированный «Блаупункт» 1936 года с черными ручками-глазами. Из-за стола поднялся и подошел к Виктору знакомый ему штабс-капитан, чему Виктор уже совершенно не удивился.
        - Мир тесен, Виктор Сергеевич! Что-то вы быстро у нас стали притягивать к себе всякие приключения. А вам, Николай Евграфыч, спасибо. Быстро среагировали.
        - Стараемся же, - улыбнулся Быгов, - да и что тут сложного.
        - Для умелого человека нет сложного. Можете отдыхать. А вы, Виктор Сергеевич, присаживайтесь.
        - Как вы понимаете, - продолжил Ступин, когда за подпоручиком захлопнулась дверь,
        - разговор пойдет не о браунинге. Выпишем вам билет спортивного общества и вопрос снят. Разговор о причинах, по которым его вам передали. Вас не интересует, что это за причины?
        - Ну, если я должен быть посвящен… Не всеми вещами полезно интересоваться.
        - Разумно… Вы осторожный человек и стараетесь быть предусмотрительным. Но тогда как вы объясните вот что…
        Ступин порылся в ящике стола, вытащил оттуда пачку фотокарточек и положил их перед Виктором.
        На снимках Виктор увидел себя с Татьяной Краснокаменной на берегу реки в самые интимные моменты их встречи.
28. Под тяжестью улик
        - За участие в порнографической фотосессии мне полагается дополнительный гонорар,
        - невозмутимо произнес Виктор, - причем большая часть, как постановщику.
        Ступин хмыкнул.
        - Возможно. Но это не наши снимки. Они были обнаружены при обыске у некоего Товстопята, который, как установлено, имел связь с абвером. Товстопят молчит, а у нас, к сожалению, месячник по борьбе с недозволенными методами ведения следствия. Понимаете, ваши контакты с представителями прессы жандармерию не интересуют. Нас интересует, что надо от вас ведомству Канариса.
        - Может, того же самого? То есть статей?
        - Странный способ их получить. Кстати, о статьях. При жандармерии не так давно появилась такая структура, как лаборатория научных методов прогнозирования. Мы им перекинули по бильдтелеграфу ваши опусы, и они высказали, знаете, прелюбопытнейшие выводы. Хотите узнать?
        - Интересно.
        - Прежде всего вы в статьях проявляете себя то как мыслительный тип, то вдруг как интуитивный. Начинаете строго, логически, последовательно объяснять развитие того или иного вида техники, тех же танков, и вдруг раз - и у вас выскакивает такое, что никак из предыдущей цепочки выводов не вытекает, и вообще из той информации, которая на нынешний день есть, такой прогноз сделать невозможно. Вас периодически озаряет, причем таким, что переворачивает все известные представления вверх ногами. Например, в войне будущего у вас практически не видно использования химического и бактериологического оружия. Зато неожиданно вся военная доктрина и вооружение перестраивается под массированное применение ядерного, которое сейчас существует только в умах ученых, а у вас оно должно появиться лет через пять - десять. Сейчас никто атомное оружие даже не пытается делать. Все крупные державы создают химические арсеналы. Такой есть даже на Брянщине.
        - Под Почепом?
        - Откуда вам известно? Это строго секретные сведения.
«Вот вы и попались, Штирлиц…»
        - Положим, вы просто удачно угадали. Но ведь вы не играете в азартные игры, потому что не способны угадать карту. А здесь угадали. Некоторые вещи вы знаете лучше нашей внешней разведки. Так вот, специалисты сделали вывод, что вы либо ясновидящий, либо вы получаете информацию от кого-то другого.
        - Вы подозреваете, что от иностранной разведки?
        - Нет. Почему - скажу несколько позже. Да, вы переживали, что от вас жандармерия потребует за семь червонцев. Так вот, после вашей статьи про хакеров государь император подписал указы о создании двух всероссийских институтов. Один - слаботочной счетной техники и прикладных численных математических методов, и второй - кристаллических электронных приборов. Ученые обещали нам, что в ближайшие годы создадут машину, которая даст нам ключ от всех шифров мира!
«М-да. А я-то, наивный, считал, что хакерство - ремесло далекого будущего.»
        - Так может, это и было причиной интереса абвера? Хотели, например, шантажировать?
        - Это могло быть, если бы в канале передачи информации через Бурмина была утечка. А ее не было. Госпожа Краснокаменная, как выяснилось, тоже ни при чем.
        - А я уж думал, Краснокаменная работает на вас.
        - Нет. Кстати, она на самом деле Ротштейн.
        - Ну а мне какая разница?
        - Действительно, какая вам, в самом деле, разница… Однако, есть основания считать, что вами заинтересовались раньше, чем вы тут начали что-то писать, и вообще до вашего появления здесь. «Хуммель», по нашим данным, появился в Бежице за две недели до вашего появления и, помимо Товстопята, вошел в контакт с членами бывшей банды Картуза, которые и попытались вчера вас похитить. Не спешите возражать. Нашли мы мальчишку, что вам записку относил. А помешала вашему похищению некая Феня Галун, она же Роза-Мари Сокольская, она же Ганна Розовец, она же Ванда Бах… ну. наверное, в полиции вы уже слышали. Так вот, эта Галун-Сокольская-Розовец-Бах, была связана с Энди Купером, тем самым скандальным шпионом-авантюристом британской разведки, нашумевшем тут в годы войны и смуты. Ему бы давно копчик греть где-нибудь в дебрях Австралии или Аргентины, скрываясь от своих и чужих, ан нет - эту мумию вытаскивают из нафталина и тайно переправляют в Россию, надеясь, что он свершит тут какое-то чудо, на которое не способна другая агентура. И он прибывает в Брянск где-то за неделю до вашего приезда. А сегодня утром нам
позвонил наш сотрудник из того села, где мы с вами встретились. Знаете, что он сообщил? Жители опознали по снимкам, что именно в этот день они видели там Товстопята и Феню Галун. Не вместе, конечно.
        Штабс- капитан откинулся на спинку стула, продолжая глядеть в глаза Виктору.
        - Как вы думаете, почему разведки двух государств начинают охотиться за вами не раньше, не позже, а именно с этого места? Почему они не преследуют вас раньше, а тут сразу пытаются схватить вас за жабры? Вы не вели себя, как человек, скрывающийся от двух разведок. У вас есть какие-то объяснения?
«Сказать ему все? А что это изменит? Что я расскажу - невероятную историю с перемещениями между реальностями? Какой дурак в это поверит?»
        - А может, они охотятся за мобильным телефоном, который лежит вашей сумочке? Вот этим.
        Ступин положил перед Виктором довольно точный рисунок его мобилы.
        - Пришлось прибегнуть к услугам опытного карманника, что делать. Надо же нам разобраться во всех этих невероятностях. Кстати, - и он жестом карточного игрока положил перед Виктором снимок какого-то небольшого унылого здания, - это знаете что? Это компания Самсунг в городе Тэгу. Производит рисовую муку, торгует сушеной рыбой. Никаких радиотелефонов не делает.
        - Паспорт и деньги двадцать первого века вы тоже видели?
        - Вы хотите убедить нас в том, что вы из будущего?
        - А если я действительно из будущего?
        - Лучше, если бы вы были с Марса, - Ступин встал из-за стола и подошел к окну, закрыв форточку.
        - Почему?
        - Потому что вам никто не поверит.
        - И вы тоже? Вы же не найдете иных разумных объяснений.
        - Даже если я поверю, то не поверят мне. К существованию марсиан народ еще как-то психологически приучен. Люди как-то представляют себе ракеты, межпланетные путешествия и прочее. Машину времени не представляет никто. Тем более, ее не нашли, все село обшарили. Может, вы нам поможете представить это важное доказательство?
        - Машины нет. Этот какое-то природное явление. В определенном месте и в определенное время перебрасывает. Я даже не знаю, что это такое, и где искать.
        - Плохо дело. И еще - вы не знаете прошлого. Вы вели себя скорее так, как будто попали на другую планету, похожую на вашу.
        - Ну, в чем-то вы правы. Это другое прошлое. Я переместился из мира с другим прошлым.
        - И вы считаете, что кто-то здесь в это поверит?
«Все», устало подумал Виктор. «Финиш.»
        - Так что же у нас с вами получается?..
        Часть II. Неправильные пчелы

«Вы обязаны тщательно изучать мораль противника, как систему ограничений его взглядов и действий. В своих же взглядах и действиях вы не должны устанавливать иных ограничений, кроме оговоренных приказом.»
        Из случайного разговора двух офицеров СС в кафе. Александрия, 1956.
1. Инопланетянин
        Читатель уже, наверное, предполагал, что к концу первой части главного героя заметут. Потому что так было в первой книге.
        Правда, возникла маленькая неувязочка. В третьей реальности Виктору Сергеевичу Еремину не поверили. И теперь он сидел на стуле, на окраине не нашей Бежицы образца 1938 года, в кабинете жандармерии, и ждал, что скажет штабс-капитан Ступин, в руках которого теперь находилась его судьба.
        - Так что же теперь у нас с вами получается? - повторил штабс-капитан. - У нас нет другого выхода, как создать вам легенду. Вы ученый, прибыли с неизвестной нам планеты в составе научной экспедиции. Что-то случилось, корабль за вами не прибыл, вы частично потеряли память и вышли к людям. Понятно?
        - Не совсем. Отчего я потерял память?
        - Откуда мы знаем вашу инопланетную физиологию?
        - Понял. Но все равно, как-то похоже на… на фантастику из популярных журналов.
        - Люди скорее поверят всякой белиберде, замешанной на привычных представлениях, чем истине, недоступной их пониманию.
        - То есть, если я правильно понял, вы мне все же верите?
        - Нет. Вы, например, можете быть дезинформатором, засланным к нам абвером. Но вам, господин Еремин, чертовски повезло. Вы попали к нам в такой момент, когда не столь важно, кто вы, откуда, тот ли, за кого себя выдаете и прочее. Важно, что вы, пришелец из будущего, инопланентянин, шпион или аферист, существуете реально.
«Значит, я для чего-то им нужен. Причем более серьезного, чем просто прогнозы. Ладно. Терять все равно уже нечего.»
        - Скажите, а в нашей истории, ну, хотя бы не такой давней, были события, которые происходили как бы неожиданно, нелогично?
        Ступин перестал ходить и внимательно посмотрел на него.
        - Вы хотите сказать, что были в нашей истории и изменили ее? И поэтому она другая?
        - Нет. Но кто-то другой случайно мог. Мне известен такой случай. Правда, не в этой реальности, и не в нашей.
        - А еще и третья есть? - Виктор вдруг почувствовал, что штабс-капитан на самом деле волнуется еще больше него. Ну шутка ли, в любой момент в любую точку может вывалиться неизвестно кто неизвестно с чем. И не какой-нибудь лох, а профессиональный агент или диверсант, оснащенный такой техникой, которую и представить невозможно. Ничто так не пугает людей, как неизвестность.
        - Может, и больше, - равнодушным тоном ответил он, - мне пока известны только три, включая вашу. Две из них на более высоком техническом уровне развития. Да, и ракетно-ядерное оружие у них есть.
        Пусть поволнуется, думал Виктор. Мало ли, вдруг сюда за гражданином России ввалится разбираться корпус быстрого реагирования.
        - Занятно. Если, конечно, это не блеф.
        - Так как насчет непредвиденных поворотов истории?
        - Знаете… Есть один интересный момент. Осенью семнадцатого в Россию через Германию должна была проехать группа активистов большевистской партии, и, в частности, господин Ульянов, известный по подпольной кличке «Ленин». Господин довольно интересный, хорошо эрудированный, гроссмейстер внутрипартийной интриги, умеет владеть толпой и производить впечатление фанатика идеи, но в то же время внутренне глубоко прагматичен. Если бы он оказался в это время в Питере - уверен, наша история, да и мировая история во многом пошли бы по-другому. Не берусь предсказывать, лучше или хуже, но мир был бы другой. Вдруг перед самым отправлением кайзер лично и категорически запрещает проезд. Хотя Германии в тот момент было чрезвычайно выгодно пропустить в Россию революционеров, взорвать изнутри старое государство, армию, органы охраны порядка. Более того, по нашим данным, с этой группой большевиков была даже заключена договоренность о том, что, придя к власти, они пойдут на перемирие с Германией, что существенно облегчит войну на западном фронте. Хотя - кто знает… Ульянов, сядь он в кресло диктатора, обвел бы вокруг
пальца всех. Хитрый, расчетливый и отчаянный политик. Он бы сначала заключил мир, потом нашел, как его нарушить, и, даже согласясь сперва на территориальные уступки, все равно потом оставил бы кайзера с носом.
        - В нашей истории так и произошло. В октябре была революция…
        - У нас тоже была. Она не могла не быть. Это был план консерваторов - скинуть обанкротившегося болтуна Керенского, который выпускал медальки со своим ликом и надписью «Отец народов», а сам открыто вел к развалу империи. Распад России на части должно было узаконить Учредительное собрание. Однако убрать Керенского должна была какая-нибудь малочисленная группировка, за которой не пойдет большинство народа, которая публично опозорится, погрузит страну в анархию и хаос, и после этого любой диктатор, поставленный фабрикантами и банкирами, будет принят как священный спаситель. Лучше других на эту роль подходили анархисты, не останавливающиеся перед террором, большевики, опиравшиеся на небольшой слой фабричных мастеровых, и часть эсеров - левые эсеры, которым сочувствовали разоряющиеся мелкие собственники; а, надо сказать, когда мелкий собственник теряет ту скудную, нажитую многими годами долю, в которой он видел смысл всей своей жизни, его не остановят ни закон, ни религия, ни мораль.
        Зазвонил телефон. Ступин снял трубку.
        - Жандармерия. Да, штабс-капитан Ступин. Да, мадам, он у нас. Сущие пустяки, мадам. Господин Еремин является свидетелем вчерашнего происшествия на Саратовской. Увы, никаких исключений. Тайна следствия, мадам, так что придется потерпеть, пока полиция чего-нибудь не обнародует. Никаких интервью, никаких публикаций. Надеюсь на ваше понимание. Могу только обещать, что если что-то будет для прессы - в первую очередь вам. Ну что вы, не стоит благодарностей. Вам также непременных успехов.
        - М-да, - продолжил он, - недооцениваем мы возможности журналистов. Краснокаменная уже знает, что вы здесь. Надо теснее работать с редакцией, использовать таланты на благо отечеству… На чем, собственно, остановились: дальше, как теперь говорят, дело техники. Наши магнаты поставили леворадикальные партии в такую ситуацию, когда они должны были либо немедленно ждать власть, либо в условиях нарастающего промышленного кризиса их ждал неминуемый военный переворот и разгром Советов. Корнилов был, так сказать, первыми цветочками.
«Прямо как с ГКЧП» - подумал Виктор. «В 1991 году демократы создали ситуацию, когда у кого-нибудь из Политбюро наверняка не выдержали бы нервы. Но если ГКЧП был собранием трясущихся бездарей, то Ленин и товарищи неожиданно оказались профессиональными игроками и сделали всех.»
        - Вот в итоге и пришло: чай Высоцкого, сахар Бродского, власть Троцкого. Лев Давидович, надо признать, был человеком прытким: возглавил партию большевиков, с которой, верно, лет пятнадцать воевал, вождь революции, вождь мирового пролетариата… Знаете, бывают такие люди: талант ухватить власть, а вот распорядиться ею… Короче, когда Троцкий продул Царицын, стало ясно, что новая власть не жилец. И вот незадолго до этого кайзер делает еще один странный шаг. На Украине немцы тогда поставили прогерманское правительство сепаратистов и могли получать оттуда хлеб и уголь. Казалось бы, чуть пересидеть - и нах Москау, опережая Колчака. И тут, накануне успеха, кайзер выводит войска с Украины, объясняя это тем, что хочет предотвратить революционный пожар в самой Германии. Сепаратисты остаются висеть в воздухе. Правда, Троцкий этим воспользоваться не успел - на Украину вошли польские легионеры, поддерживаемые англичанами, а сами англичане и французы высадились в Крыму и Одессе, создав ту самую Речь Посполитую, рухнувшую во время Великого Голода. Ну, консервативные круги тут же обвиняют кайзера в измене, и все
это скоро кончается правым переворотом. Германию, это, правда, не спасло, в том же восемнадцатом она признала свое поражение, но дальше начинается самое интересное. Удалось установить, что в семнадцатом, когда немцы рвутся ко граду Петрову, кайзер вдруг приказывает тайно разрабатывать - что бы вы думали - план действий после поражения Германии в войне. Ни в какую логику это не укладывается. И вот по этому плану, представьте себе, находят какого-то неудавшегося художника, каковых толпы на Деснянском проспекте в базарный день, по фамилии Гитлер, внушают ему маниакальную идею, что он вождь нации, натаскивают говорить речи, проталкивают его во власть, и теперь вся Германия готова целовать ему пятки, носится с ним, как девицы за Лемешевым и Козловским…
        Штабс-капитан подошел к стоящему в углу «Блаупункту» и повернул ручку. Виктор вздрогнул - из динамика громко вырвалась немецкая речь, тот самый голос, который был знаком ему по десяткам документальных и художественных лент. «Хайль!» - ревела толпа в ответ оратору, и Виктору вдруг стало жутковато оттого, что это прямая трансляция. Ступин убавил звук.
        - Вы хотите сказать, что это все ваш пророк устроил?
        - А знаете, похоже… В нашей реальности Ленина пропустили в Петроград, он в конце концов отодвинул Троцкого на второй план, войска кайзера прогнали с Украины, причем успели их частично распропагандировать, и в Германии революцию сделали красные, правда, они не удержались тогда. А в России большевики победили, хотя и с большими трудностями, в стране были разруха и голод… Кстати, а почему Колчак не пошел на Киев?
        - Ну так союзнички поставили условием поддержки признание независимости Финляндии, Прибалтики, Украины, Кавказа и Средней Азии. Говорят, Колчак противился, но толку с этого… Разве что Дальний Восток не сдал. Так что пришлось фачистам исправлять его ошибки. Разве что до Прибалтики и Финляндии руки не дошли, хотя… Все в руках божьих, Виктор Сергеевич.
        - А дальше в нашей реальности в Германии к власти пришел, - и Виктор кивнул в сторону «Блаупункта».
        - Интересно, - сказал Ступин, - то есть, вроде как бы у нас кайзер, встретившись с человеком из будущего, счел поражение Германии фатальным и направил все действия против распространения коммунизма?
        - Наверное.
        - Интересно, - повторил Ступин, - есть одно только «но»: эту историю легко придумать, просто исходя из попытки объяснить действия кайзера. Объяснение - не факт.
        - А это не факт? - с этими словами Виктор расстегнул барсетку и протянул Ступину мобильник.
        - Может быть. Но здесь должны сказать слово эксперты. Не возражаете?
        - Нет. Только пусть не сломают. Ковырять элементы на плате внутри нельзя. Его по меньшей мере как электронный калькулятор использовать можно, как фотоаппарат для скрытой съемки и диктофон.
        - Идеальная шпионская аппаратура. Насколько я понимаю, данную технику можно использовать для шифровки и дешифровки сообщений.
        - Естественно. Она же по цифровой технологии.
        - Если это подтвердится, то объяснит охоту за вами.
        - И с вашей стороны тоже? Слишком уж гладко все складывалось.
        - Вы догадливы. К нам в руки попали данные, что абвер направил «Хуммеля» с заданием перехватить человека, явление которого произойдет в малопримечательном поселке Бежицкой губернии, двенадцатого июня, и тайно вывезти его в Германию. Видимо, утечка этих данных произошла и в британскую разведку. Отсюда два варианта: либо в данное время и данном месте появится некто, крайне важный для рейха, а следовательно, и для Российской империи, либо это провокация, и нам подбросят дезинформатора - если утечка спланирована самим абвером. Естественно, в день Святой Троицы опергруппа была на месте, самое простое, что пришло в голову - это просто подвезти вас в Брянск.
        - Как же тогда опергруппа не заметила конкурентов?
        - Она и не должна была их искать. Если вы дезинформатор - «Хуммель» должен был знать, что вы в Бежице и предпринять какие-то действия, чтобы мы вас задержали, если нет - он должен найти возможности влиять на вас, например, шантажировать, или вывезти вас силой. Товстопят на этом и погорел - когда он спешил из Соловьев проявлять пленку с компроментирующими снимками, за ним уже следили. После происшествия на Саратовской не привезти вас в жандармерию под каким-либо предлогом выглядело бы вовсе странным… Кстати, а во второй реальности что с вами делали, когда задержали? Вас же не могли не задержать?
        - Во второй реальности меня в конце концов отпустили, - сказал Виктор, - пустили слух, что я не тот человек, что я специально подставленная приманка для агентов германских спецслужб. Дело в том, что предполагалось, что германская разведка хочет убрать меня телепатическим оружием.
        - Потрясающе. И там тоже абвер?
        - Тогда он уже вошел в состав РСХА.
        - И телепатическое оружие. Просто сюжет фантастического романа.
        - Атомная подводная лодка тоже хороший сюжет. Адамов здесь не пишет «Тайну двух океанов?»
        - Это который «Победители недр?» Можем узнать.
        - Если пишет, пусть термопары заменит на ядерный реактор и оснастит лодку, кроме ультразвукового излучателя, баллистическими ракетами большой дальности, стартующими из-под воды. Есть шанс обрести мировую известность.
        - А что, это интересная мысль, - ответил штабс-капитан, - насчет выпустить вас. Если вы дезинформатор, деваться вам некуда, вы же не выполнили задания, да и большая вероятность, что вы у нас перевербованы. На дезинформатора, который вошел в доверие, вы тоже не похожи - ну что за дураки в жандармерии, что столь ценному феномену позволяют шляться где попало, особенно после вчерашнего? Если тот, за кого себя выдаете - действительно, для «Хуммеля» и Купера вы похожи на топорную провокацию жандармерии. Вы все время контактировали со мной, разыскивали меня в губернской управе, вам делают рекламу в газете так, что в Бежице вас только слепой не заметил. Вы получаете от жандармерии деньги в конвертах и кладете их в банк, при попытке полиции задержать вас за нарушение опять-таки вмешиваемся мы. Товстопят вас сфотографировал, и его тут же взяли. Люди Картуза пытаются вас похитить - и они мертвы, а заодно и мадам Галун. Во что поверят их хозяева - в то, что произошло на самом деле, то есть они так удачно друг друга угробили, или в то, что похоже на правду, то есть и тех, и тех перестреляли на месте
оперативные агенты из засады при попытке задержания? Люди склонны верить не в правду, а в то, что больше похоже на правду, даже шпионы. По всем статьям вы у нас для отвода глаз, а настоящего феномена без шума взяли на месте явления и скрытно вывезли в Москву, или, скажем, на Урал. Возможно, так и поступим, и постоянный паспорт вам сегодня выдадим.
        - Спасибо. А что у вас здесь за проблема такая, что вам даже неважно, кто я?
        - Да есть одна маленькая. Как вы оцениваете сейчас положение России?
        - По сравнению с СССР 1938 года - не так уж плохо. Энтузиазма, конечно, меньше, но экономика растет так же быстро, благосостояние народа из-за менее продолжительной гражданской войны и иностранных инвестиций явно повыше. Политическая система обладает широкими возможностями для мобилизационных мероприятий в случае войны.
        - Это на ваш взгляд?
        - Да.
        - Либо вы очень хитрый, либо… либо действительно из будущего. Россия на самом деле в полной дыре - экономической, политической и военной.
2. Канун всемирного потопа
        - Наша экономика действительно быстро поднималась последние годы за счет германских вложений и германских технологий, - продолжал штабс-капитан, - вопрос в том, на каких условиях осуществлялся германский вклад. Когда немцы открывали у нас производства, они более всего заботились о том, чтобы они оказывались зависимы от поставок каких-либо важных деталей из Германии, производство которых в России оказывалось невозможным. Кроме того, германские дельцы принимали меры к тому, чтобы, насколько можно, уменьшить число российских инженеров-конструкторов. Это и предоставление готовых решений - зачем, дескать, тратить время и деньги, если все уже изобретено, и есть качественный немецкий продукт. Это и работа прогерманского лобби в прессе, чтобы всячески скомпрометировать и очернить российских инженеров и ученых, внушить обывателю, что они ни на что не способны, и только даром едят хлеб. Еще с двадцатых годов систематически велась пропаганда, что все созданное в России - это копирование устаревшей западной техники, внушалось, что патриотизм - это спекулятивная идея государства, что государственных интересов
вообще не существует, а есть только мелкие животные инстинкты обывателя, важнее и святее которых ничего нет. Вообще любые разговоры о русском приоритете в чем либо подвергались осмеянию. И, кстати, подобные моральные уступки являются одним из условий предоставления инвестиций.
        - Поэтому изобретатель в рассказе не может быть русским?
        - Именно. Но это мелочи. Главное в том, что в один прекрасный день Гитлер поставил условие - либо Россия участвует на стороне Германии в будущей войне против Англии, Франции и США, либо Германия прекращает техническое сотрудничество и поставки машиностроительной продукции в Россию. И тут выяснилось, что экономика России, работа российских фабрик и заводов до такой степени зависит от продукции германских предприятий, что срыв этих поставок приведет к тяжелейшему всеобщему кризису промышленности. И исправить это положение весьма трудно, поскольку зачем заводчику держать конструкторов, если дают готовую разработку и надо только машины собирать? Отупели наши дельцы, дух изобретательства порастеряли, да и кадры поуволили, а вместо них набрали самоуверенных торгашей, кичащихся своим умением провернуть сделку с европейским партнером. Хотя военная промышленность была под полным контролем государства, но и ее это коснулось - скажем, орудия мы можем сами создавать и выпускать, а танки или самолеты - нет. Хотя и спохватились, и новые кадры на военные заводы понабрали, а опыт-то где? Это же не дворников
нанять.
        - Понятно, - согласился Виктор.
        - В итоге выходит, что при отказе России, как я говорил, начинается промышленный кризис, нарушается торговля хлебом и продовольствием, потому что крестьянин теперь продает хлеб за машины и сельхозтехнику, нарушаются финансы, потому что Германия отказывается платить за нефть нынешнюю цену. Дальше массовая безработица, города без продуктов, массовые бунты, сепаратизм подымает головы, наконец - революция и распад империи. Понятно?
        - Я очень хорошо это понимаю. Вам скажут, что вы зря прожили свою жизнь, зря отдали столько лет служению отечеству, что вы теперь никто, а жулики и предатели, разграбившие Россию, станут святыми. Вас, защищавшего жизнь и покой российских граждан, назовут кровавым палачом, каждый час будут науськивать на вас невежественную толпу, выставлять вас виновником всех бед и требовать над вами расправы…
        - Вы служили по нашей части?
        - Нет. Но видел как это делается, - ответил Виктор, вспомнив, как в Эстонии судили Арнольда Мери.
        - Значит, вы понимаете нашу позицию. Но вся беда и в том, что если Россия соглашается участвовать в войне, то результат будет тем же. Страна будет истощена длительным мобилизационным напряжением и жертвами, начнется финансовый кризис, а поскольку цели войны далеки от нужд обывателя, он не будет настроен долго переносить тяготы. Конечно, благодаря социальным планам наша нация менее расколота на богатых и бедных, чем в первую мировую, да и купчиков сейчас можно заставить в случае войны не раздражать публику показной роскошью. Но пока у нас есть относительная свобода частного капитала - а это ставят непременным условием германские промышленники и финансисты, вкладывающие в Россию марки - наша система устойчива, только пока она растет. Короче, даже если мы с Германией победим Англию, следующим шагом Гитлер слопает ослабевшую Россию.
        Приглушенная толпа в «Блаупункте» снова взревела «Хайль!». Ступин поморщился и покрутил ручку настройки. В кабинет ворвался английский фокстрот «Пол-двенадцатого ночи в субботу»; зачирикали беззаботные скрипки, четкий, озорной ритм труб так звал танцевать, им вторил голос певца - «тот веселый пляс погрузил нас в транс…» Простой сменой волны приемник перешел из одной реальности в другую - и обе, собственно, были иллюзиями.
        - Что же, собственно, требуется от меня?
        - Информация. На основании которой мы можем выбрать сценарий, который оставляет нам больше шансов.
        - А если я дезинформатор?
        - Дезинформация - та же информация, если понять, что в ней искажено. И какую информацию она должна скрывать.
        - А если мы попробуем повысить наши шансы?
        - Хотите изменить историю? Кайзеру этого, по сути, не удалось. Германия войну проиграла.
        - Ну, он нам ее изменил. Тоже погнался за мировыми проблемами, борьбой с коммунизмом, а не за интересами нации. Может, ему фанатика надо было найти, вроде Гитлера, и объявить тотальную войну.
        - Хорошо, что не нашел. Как вы себе представляете дальнейшие действия?
        - Чтобы не распыляться, начнем хотя бы с танков, раз эту тему вы сами затронули, а там и дальше посмотрим, что у вас можно пропатчить.
        - Можно что?
        - Ну, пофиксить… тьфу, исправить. Исходя из ситуации и возможностей. Да, кстати, транзисторы вы получите еще только лет через десять - не хватает теоретического задела и технологий. Попробуйте пока освоить стержневые лампы. Они не только для компьютеров, но и для армейских раций пригодятся.
        - Подождите, я сменю пленку.
        Ступин нагнулся и открыл тумбочку под «Блаупунктом». Из-за дверец показалась панель шоринофона с лампочками. Щелкнув защелкой, штабс-капитан снял большую черную бобину с широкой, как для фотоаппарата, пленкой, и засунул ее на нижнюю полку, а вместо нее поставил другую.
        - Все, теперь можно продолжать.
        - Только сперва одна просьба - церковь должна начать разъяснения, что есть плохой свинг и хороший свинг. Отвечающий православным ценностям.
        - Условия здесь будем ставить мы! - жестко отрезал Ступин.
        - Условия вам ставит Гитлер.
        У штабс-капитана заходили желваки. «Сейчас ударит».
        - …победа над которым стоила нам двадцать миллионов жизней, - продолжал Виктор. - Вы говорите о вариантах? У нас два варианта: хороший - победить Гитлера, и очень хороший - не допустить нападения Гитлера, нарастив военную мощь.
        - Вас пугает возможное уничтожение евреев, цыган и коммунистов?
        - Уничтожение всей России. Думаете, фашисты - это люди? Это марсиане! Марсиане с треножниками, которые будут удобрять свои поля пеплом аборигенов, шить абажуры из человеческой кожи и набивать матрасы волосами убитых. Я могу показать место под Мальцевской, там будет концлагерь, где замучают сорок тысяч русских пленных. Могу показать овраг недалеко от Покровской горы, где расстреляют несколько тысяч. Могу показать на карте деревни, которые сожгут вместе с жителями. Можете сказать, что я сумасшедший, но через несколько лет сможете это сами увидеть. Если сможете, потому что в нашей реальности захваченных сотрудников госбезопасности немцы расстреливали на месте.
        - Значит, фашисты - это марсиане. Вы видите перед собой марсианина?
        - К счастью, в России не фашизм, а одно название. Спасение царского режима элементами социализма.
        - Смело сказано.
        - После победы над Германией можете за это репрессировать.
        Ступин вздохнул.
        - После победы… Трудный вы человек, Виктор Сергеевич. Вы всерьез считаете, что Россия в ее нынешнем положении сможет объявить войну Германии и разгромить ее? И зачем? Разве вы не видите, что наши страны экономически нуждаются друг в друге?
«Запутывает? Ловит на противоречиях?»
        - Зачем объявлять войну Германии? Она и сама нападет, причем без всякого объявления. Когда почувствует, что Россия - колосс на глиняных ногах. А военный союз - одна из тактик Гитлера. Риббентроп перед захватом Польши тоже предлагал Беку совместный поход на СССР…
        - На СССР?
        - Ну да, у нас и во второй реальности победили большевики и установили контроль над территорией примерно в границах Российской империи, государство называлось - Союз советских социалистических республик, сокращенно СССР.
        - Кто в вашей реальности руководил жандармерией в это время?
        - Сейчас июнь… значит, сейчас Ежов, потом Берия.
        - Ежов ушел на пенсию?
        - Его сняли за злоупотребления, потом расстреляли. Да, жандармерия и полиция были объединены в НКВД. Полиция называлась милицией, слово «жандармерия» вообще не использовалось.
        - Зачем вам эти музыкальные вопросы?
        - Это вопрос психологической войны. Если мы займем позицию пассивной обороны, то проиграем. Наша эстрада должна быть наступательной, молодежь Германии и США должна ловить по приемнику нашу музыку, подражать нашим героям, воспринимать с их образами наши ценности. Значит, мы должны быть на пике молодежной моды.
        - Для чего вы запустили шлягер с призывами пьянства и легкомыслия?
        - Создать ситуацию, когда надо переходить от пассивных запретов к наступлению, создавать нашу свинговую культуру, проповедующую наши ценности. Вы же сами выпустили джина из бутылки продажей массовых приемников. А на Запад закинем движение хиппи и рок в борьбе за мир. Надеюсь, жандармерия занимается созданием в других странах групп влияния?
        - Рокк в движении пацифистов?
        - Не Марика Рокк, конечно. Это музыкальный стиль, основанный на возможностях электрогитары и преобразованиях звука электрическими фильтрами, думаю, технически это уже осуществимо, остается найти музыкантов - новаторов. Как раз можно использовать в мирных целях отечественных любителей свинга.
        - То есть вы предполагаете, что будущие войны будут иметь тотальный характер и вестись даже между прямыми военными столкновениями? С помощью манипуляций не только умами и даже не на уровне примитивных инстинктов, но и ощущений, физических функций? Но это же может вообще привести к расстройству человека, как вида живых существ?
        - Увы. Наши противники не будут ограничивать себя в средствах. Какую бы линию политики не вели, а на российские богатства всегда будут зариться другие страны. Нефтегазоносные месторождения в Сибири, якутские алмазы…
        - Что?! - Ступину, кажется, изменила профессиональная сдержанность.
        - Простите, с этого, наверное, мне надо было начинать. В Сибири найдут нефь и алмазы. Правда, тамошняя нефть по качеству хуже, чем грозненская, зато много. Крупнейшие запасы в мире. И природный газ, без которого Европа, задыхающаяся от загрязнения окружающей среды, через несколько десятилетий не сможет существовать.
        - То есть вы считаете, что гипотезу Губкина и этих, как их…
        - Простите, я тоже не помню, как их звали. Знаю, что нефть сейчас, то есть у нас, добывают в Тюмени, в Ханты-Мансийском округе… как их там, Самотлор, Березовское… да, Уренгой, Надымское, Ямбургское… когда-то много писали…
        - Несмотря на то, что это в медвежьей глуши, а под боком осваиваются богатейшие месторождения Волго-Уральского района? Кстати, тоже не без помощи немцев.
        - Это сейчас они богатейшие. Но по сравнению с Сибирью или тем, что под Арытау в Казахстане…
        - Еще и в Казахстане?
        - Да.
        - Алмазы, говорите, в Пермской области?
        - Да нет, какая Пермская… Там была глухая тайга, об этом даже кино сняли, где геологи нашли алмазы, а потом все погибли… А, вспомнил - на реке Малой Потоубуе трубку «Мир» нашли. Не трубку мира, это назвали так кимберлитовую трубку. Потом в бассейне Далдына, Мунском районе. Там не сразу нашли, там нашли по этим, как их… пириты… нет, вот: пиропы. Что это такое - не знаю, просто читал.
        - Кто такой Лазер и какое излучение он открыл?
        - Это не фамилия, это сокращение английских слов. Усиление света вынужденным излучением. Называется также оптическим квантовым генератором. В настоящее время… тьфу, в нашей реальности используется от противоракетного вооружения до станков для резки стальных листов, сварки, микрозаписи информации, связи и так далее. Очень грубо говоря - определенное вещество возбуждают сильным светом снаружи, оно испускает параллельный луч определенной частоты, который не расходится. Когда у нас в семидесятых посылали луноход…
        - Можно ли у нас делать лазеры?
        - Ну, у вас основы теории есть, только до оптической накачки и резонаторов не додумались… Может быть, даже в лабораторных условиях можно что-то простенькое соорудить, на органических красителях или азоте. Хотя стальные листы вы этим резать еще не будете, и потыкаться много придется, прежде чем заработает.
        - Болезни будут уничтожены?
        - Ха, если бы… Но к сорок второму у нас начали пенициллин выпускать, из плесени Пенницилин Крустозум, это спасло жизни многим бойцам и не только. Если в России работают над антибиотическими препаратами - надо обязательно создать условия, если нет - надо начать разработки.
        - Хорошо, разберемся… Какие тенденции в моде?
        - К концу шестидесятых дамы будут носить платья выше колена, как сейчас на теннисных кортах… А насчет меня здесь тоже предсказание было, как во второй реальности, что вы спрашиваете случайным образом? Там тоже меня так спрашивали, потом сказали, что я должен предотвратить гибель человечества в ядерной катастрофе… Я, понимаю, что, наверное, выгляжу, как сумасшедший…
        - Нет, - ответил Ступин, - скорее, это я начинаю чувствовать, что схожу с ума.
        Он нажал кнопку звонка под крышкой стола. Виктор было подумал, что штабс-капитан вызывает конвой, чтобы увести его в камеру, или что-нибудь хуже, но вместо этого в комнату вошла официантка в темно-синем платье с белым передничком и кружевным кокошником в волосах.
        - Натуля, - обратился к ней Ступин, - принесите нам, пожалуйста, кофейный прибор на двоих и булочки.
        - У нас в этом году ввели американский обычай использовать кофе на работе для остроты ума, - пояснил он Виктору, - хотя сами американцы приучились к кофе по чисто политическим соображениям, чтобы бойкотировать импорт английского чая. Можете не бояться, у нас не подмешивают скополамина. Во всяком случае, использовать кофе для таких вещей нерационально, тем более, в этом случае. Представляю, что вы тогда наговорите…
        Раздался стук в дверь; официантка принесла на подносе две чашки кофе, кофейник и тарелку с пончиками.
        - Последнее швейцарское изобретение, - продолжил Ступин, - моментальный кофе того же вкуса, что и молотый. Называется «Нескафе». Слышали?
        - Еще бы.
        - Незаменимо для нашей службы. Только добавить кипяточку - и готово. Да, греки научили меня, - Ступин взял стоявший на тумбочке кувшин, - перед кофе выпивать стакан воды. Промывает рот и тогда лучше чувствуется вкус. Незаменимо, если опасаетесь, что к кофею что-то примешивают. В Одессе их много живет, в смысле, греков. Вам налить?
        - Нет, спасибо. Я вам доверяю.
        Кофе по вкусу оказался похожим на «Нескафе», что доставали в советское время в Москве, а пончики были свежими и теплыми.
        - Ну как?
        - Как в нашей реальности и даже лучше.
        - Никогда не мечтали стать тайным агентом государя императора?
        - Нет. Честно, нет.
        - А придется. У нас нет другого способа оформить вас на постоянную работу. Нынешнее же ваше положение человека без определенных занятий себя изжило.
        - А как же вы устроите меня без паспорта?
        Ступин полез в стол, вынул оттуда новенький паспорт и протянул Виктору.
        - Кофеем только не залейте. Это настоящий.
        - Сейчас принесут и служебное удостоверение.
        - Так запросто?
        - Подумайте лучше над конструкцией квантового генератора. В общем, допивайте кофе, и вас отвезут обратно на квартиру. Оставшуюся половину дня сегодня будете отдыхать. Днем ходите по городу, только старайтесь по людным местам. Ночное время лучше проведите дома. Завтра с утра за вами заедут и займемся танками, потому что по ним уже задание утверждено. Свое новое место работы можете расшифровать перед посторонними. Только не перед каждым встречным, а то кто же тогда поверит, что вы тайный агент.
        - Т. е. «Хуммель» должен узнать, что я у вас работаю?
        - Полагаю, уже знает. Об остальном не волнуйтесь, а то вы любите соваться во все дырки. В редакции за вас будут писать рассказы - не забудьте их читать, а то читатели будут расспрашивать. Фабрикантам копий пластинок подыщем технолога из числа амнистированных бытовиков, направленного в Бежицу по запрету проживания в столицах. Со свингом, полагаю, Синод поймет ситуацию. Какие еще проблемы?
        - Пока никаких. Такое впечатление, что вы все можете…
        - Жандармерия может почти все. Но это не значит, что она должна во все вмешиваться. Не правда ли?
        - Вам виднее. Да, в каком состоянии, хотя бы по зарубежным источникам, создание ядерного оружия?
        - В прошлом году в Россию приезжал господин Бор…
        - Нильс Бор?
        - Ну да, Нильс Бор, выступал с лекциями о строении атомного ядра. В частности, говорил, что если бы не существовало рассеяния энергии, то был бы возможен лавинообразный взрыв, именно за счет энергии ядра. Но поскольку рассеяние есть, то… В общем, идей практической реализации, как он говорил, пока не существует.
        - Через шесть-семь лет надо если не иметь такое оружие, то быть готовыми к возможности применения потенциальным противником отдельных зарядов мощностью, равноценной взрыву от единиц до десятков тысяч тонн тротила, по крупным городам с целью массового устрашения, либо уничтожения политического руководства страны и нарушения управления государством и вооруженными силами. По крайней мере, иметь какой-то асимметричный ответ в запасе.
        - Почему такой срок?
        - В этом году немцы Ган и Штрассман откроют выделение большого количества энергии при делении ядер урана от бомбардировки их нейтронами. В следующем году во Франции Жолио-Кюри сделает вывод, что по этому явлению возможна та самая цепная реакция, о которой говорил Бор, и это приведет к началу разработок атомной бомбы.
        - Тогда объясните, пожалуйста, такую простую вещь. Если, как вы предполагаете, кайзер встречался с человеком из будущего, то немцы должны начать работу над бомбой раньше. Но этого нет. Почему?
        - Контактер мог не сказать о бомбе из убеждений. Все-таки это считается бесчеловечным оружием. Мог плохо знать физику или не представлять, что там за чем идет. Мог дать какую-то информацию, но в ней не разобрались, пока наука не достигла определенного уровня, и она валяется, засекреченная, в каком-нибудь сейфе. Кто-нибудь закупал большие партии урановой руды?
        - Нет. Вы, к счастью, в своей записке обронили слово про уран. Пока никто не закупал.
        - В нашей реальности через два года закупит США у Бельгии.
        - Как изготовить такую бомбу?
        - Вы считаете, что государство делает такие знания общедоступными? Могу начертить общую схему, рассказать о принципе действия, некоторых опубликованных особенностях технологии создания. Скажу сразу, просто поручать на основании этого инженерам изготовить бомбу бесполезно. Ученым придется заново раскрыть ее секрет, разве что мы исключим какие-то совсем уж грубые ошибки.
        Виктор сразу же ждал дальнейших вопросов о том, что ему известно о ядерном оруии, но вместо этого Ступин устало провел рукой по лбу и сказал:
        - Вы, кстати, правильно поступили, что не стали орать, что вы носитель критически важной информации и требовать встречи с шефом жандармерии, а то и самим государем императором. Если бы вы знали, сколько у нас ломится всяких изобретателей и ученых с заявлениями, что они перевернули мир и им нужна аудиенция с императором… Девять десятых таких идей - полный бред, из оставшегося девять десятых - маниловщина. Даже здравая, но преждевременная идея может оказаться обреченной. Допустим, вы знаете новый закон природы, который откроют в будущем. Вы рассказали государю императору об этом. К кому государь должен обратиться?
        - К ученым, наверное.
        - К ученым. А они, на основании своих данных, своей работы, еще не готовы это понять, их изыскания убеждали в другом, и они в два счета докажут государю, что вы или невежа, или проходимец.
        - Но ведь можно проверить?
        - Так ведь они, батенька, все настаивают проверять, испрашивая невозможные средства. Начиная с Липпиха, который в войну с Наполеоном обещал боевой цеппелин. Красивая идея, верно? А ведь ничего бы не вышло. Нужны, например, мощные двигатели внутреннего сгорания.
«Канал забит помехами? Или просто хочет, чтобы вся информация шла через него? С другой стороны, это же не случайный следак. Ему поручили выяснить, что это за человек, за которым гоняются две разведки. И полномочиями с допусками наверняка обеспечили. Так что он не допустит, чтобы что-то шло через его голову. И, видимо, об этом мягко предупреждает.»
        - Да… Трудная у вас задача.
        - Для нас сейчас самый главный военный секрет в том, что атомные заряды могут быть созданы и применены не раньше чем через пять лет.
        Он поднял трубку телефона.
        - Дайте четырнадцатого. Это седьмой. Заходите.
        Отворилась дверь, и дама в форме занесла папку с документами.
        - Распишитесь в принятии на службу и получении удостоверения.
        - Ну вот, - сказал Ступин, когда формальности были закончены, - с этим удостоверением вас отсюда выпустят без пропуска. Машина вас ждет на улице, тот же самый «Опель». Так что на сегодня все, если, конечно, у вас нет информации о столкновениях с кометой, всемирном потопе или очередном ледниковом периоде.
3. Кубинос партизанос
        В машине Виктор рассмотрел выданное ему удостоверение. Показалось оно ему каким-то несерьезным, еще более декоративным, нежели «гражданский эксперт» из второй реальности. Действительно, а почему не эксперт? Хотя, возможно, в жандармерии просто не предусмотрено гражданских экспертов, только состоящие на военой службе.
        В графе «род службы» было черным по белому прописано «тайный агент» и больше ничего, т. е. никаких должностей или званий. Все это выглядело как-то по-детски и вызывало в памяти старый анекдот: «- Кубинос партизанос! - А почему без бороды? - Тайнос агентос». Хотя, если задуматься, это было ничуть не глупее, чем специальность «оператор персональных компьютеров». Если компьютер персональный, то на кой ему операторы…
        На квартире его встретили двое молодых, спортивно сложенных человека в светлых костюмах с большими накладными карманами на пиджаках и аккуратными проборами.
        - А ко мне тут родственники приехали! - пояснила Катерина, - ночью в гостиной на походной койке спать будут. Знакомьтесь.
        Родственники представились как Валентин и Антон, не называя фамилий. Виктор не стал уточнять, забрал в своей комнате пакет с оставшейся бутылкой марочного и закуской и пошел в редакцию. А то Татьяна будет в жандармерию названивать, мало ли на какие неприятности нарвется.
        Она оказалась в редакции - просматривала через настольную лупу одну из отснятых и проявленных пленок. Увидев Виктора, она смущенно засияла.
        - Татьяна Михайловна, - забеспокоился лаборант, - у нас парааминофенола что-то маловато осталось. Да и метабисульфита калия не мешало бы заодно в запас иметь. Я схожу в лавку?
        - Конечно, конечно… Посмотрите, может они фильтровальную бумагу хорошую получили… и что там новое из лабораторной посуды, может есть…
        - Я мигом! - пообещал лаборант и тут же испарился, оставив после себя закрытую дверь.
        Тарелка на стене негромко выводила приятную мелодию «Когда цветут фиалочки».
        - Все в порядке? - Татьяна привстала, щеки ее начали розоветь.
        - Разумеется. Мне разрешили тебе сообщить… только это между нами, - сказал Виктор и показал удостоверение.
        - Так вчера… это было задание? - ахнула Таня.
        - Никаких вопросов.
        - А я-то чуть было не подумала… - и она, стремительно подойдя, обвила его шею руками; ее раскрытые алые губы приблизились, Виктор прижал ее трепещущее тело к себе, уста сомкнулись и они слились в жарком, бесконечном поцелуе. Его пальцы скользнули по шелковистой глади маркизета; дыхание Татьяны стало неровным и прерывистым, сквозь тонкую ткань чувствовалось, как она начинает стремительно млеть, она оторвала губы и непроизвольно замотала головой, раздувая ноздри.
        - Господи, что я делаю… - Она чуть подалась назад, присев на край стола, - это безумие, безумие, правда…
        Теплый ветер чуть шевелил желтые занавески и упавшие на пол снимки; невидимые трубы выводили какую-то сладковато-терпкую, чуть тревожащую мелодию следующего танго.
«Как все просто…»
        - Зеркальце подай, пожалуйста… Вот там, на стеллаже…
        Таня еще сидела на столе; она поправила локоны и аккуратно стерла остатки помады.
        - Никогда не думала, что буду так неравнодушна к агенту. И так все хорошо… Ты тоже все понимаешь и не задаешь лишних вопросов.
        - Например?
        - Например, насчет фамилии. Ты знаешь, что все евреи при соборниках должны носить русскозвучные фамилии, говорить только по-русски, не ходить в синагогу, не отмечать обрядов… Тебя не смущает, как, что, кому скажет, все это чепуха при твоей службе. И это прекрасно, мне можно быть самой собой.
        - Тебя тяготит необходимость говорить по-русски? Но иначе понадобится переводчик.
        - Нет, - она упрямо встряхнула головой, - не тяготит. Просто иногда забавно: нас просто нет. В Германии по другому, там переселяют в гетто, но там хоть остаются сами собой…
        - Не останутся.
        - Что?
        - По нашим данным, осенью этого года в Германии готовятся массовые погромы, будет много жертв. А дальше… нацистская верхушка готовит планы полного уничтожения.
        Татьяна ахнула. Ее глаза были расширены от ужаса.
        - Это… это правда?
        - Я ничего не говорил. Ты ничего от меня не слышала.
        - Да, да, конечно… что же это…
        - Не паникуй только. Есть же у кого-то родственники, чтоб предупредить. Потом - а почему так безразлична диаспора в Америке? Это безумный фанатик не остановится, дойдет и до них. Вы же слышали о «Майн кампф»?
        - Да… Только не все же ожидали, что такими средствами?
        - Ну не будет же он прямо писать, что он кровавый палач.
«Правильно. Стравить Гитлера с Америкой нафиг. А то сдал дядюшка Сэм вместе с Англией и Францией всю Европу.»
        - Слушай, Тань, у тебя есть стаканы?
        - Есть… а зачем?
        - Так ведь я приходил отметить успешную победу над преступным миром, - сказал Виктор, вынимая из пакета оставшуюся бутылку и шоколад, - и выглядеть будешь естественно.
        По лицу ее скользнула улыбка.
        - Ты добрый. И не похож на жандарма или чиновника.
        - Я инженер-механик.
        - И писатель. Я знаю. Будем пить за победу?
        - Будем пить за твои большие прекрасные глаза.
        Она отпила половину; соскользнув со стола, она подошла к Виктору, обняла его левой рукой и положила голову на грудь.
        - Жаль, что это все ненадолго.
        - Почему?
        - Я чувствую.
        - А я не знаю. Может, надолго. Давай, налью еще вина? Оно легкое.
        - Да, хорошее. Чувствуется букет. Сейчас кавказские тоже лучше стали, и даже коньяки.
        - Надо было коньяк принести?
        - В такую жару? Нет, конечно. Почему ты так пристально рассматриваешь мои глаза?
        - У тебя глаза мировой знаменитости.
        - Не надо комплиментов. Ты мне нравишься простой и естественный.
        - Хорошо. У тебя глаза одной мировой знаменитости.
        - Ты с ней был знаком?
        - Видел по ТВ.
        - Значит, местная. По тридцатистрочному глаза не разглядишь.
        - Я не здесь видел.
        - Я уже начинаю привыкать, что ты мой. И не хочу с кем-то делить. Ты работал в Америке?
        - С чего ты взяла?
        - Ти-Ви. Компьютер. Джаз. Ты слушал свинг так, как будто знаешь его с детства.
        - Угу. Джаз, бокс, энд секс.
        - Все шутишь.
        - Не надо спрашивать об этом.
        - Поняла.
        За окном засигналила машина. Виктор подошел к окну и посмотрел из-за занавески: на улице возле «Опель-Олимпии» стоял Ступин и махал ему рукой.
        - Это меня. Ничего не поделаешь.
        - Сейчас, - Таня отодвинула шпингалет и открыла окно, - береги себя! Я буду ждать.
        - Все будет отлично, - с этим словами Виктор спрыгнул на улицу прямо из окна, благо первый этаж, и пошел к машине.
«Она придумала себе Джеймса Бонда. Хотя почему нет? Во всяком случае, что-то таинственное и романтическое в ее личной жизни, которую она, по видимому, считает полностью загубленной».
        - Вот какой вопрос, - сказал Ступин, когда Виктор сел в машину, - для людей техники, с которыми предстоит встреча завтра, версия инопланетянина вряд ли будет убедительна.
        - Ну что ж, если я инопланетянин, то это тоже надо скрывать от инженерной общественности, верно? Зачем раскрывать контакты империи с другими цивилизациями?
        - Очень остроумно. Какие есть идеи будущего на сей предмет?
        - Есть одна. От вашего коллеги, майора МГБ Ковальчука. Из второй реальности.
        - Суть идеи?
        - На Урале был создан сверхсекретный институт по созданию видов вооружения далекого будущего. В одной из лабораторий… эээ… по созданию взрывчатых веществ огромной мощности произошел взрыв и уничтожил поселок. Я случайно выжил, и был обнаружен спасателями в состоянии эмоционального шока, приведшего к частичной потере памяти. Меня вывезли в Брянск, и после психологической реабилитации от меня надеются получить сведения о результатах различных работ, утраченных вследствие катастрофы.
        - Хороший сюжет для Беляева. Думаю, поверят. Рядом с вами лежит кожаный портфель. Там собраны материалы по состоянию работ над новыми танками. Можете работать с ними на квартире, не вынося за ее пределы. Впрочем, вынести их не дадут, украсть тоже. Наших «родственников» вы, наверное, уже видели, кроме них, в других квартирах дома несколько «постояльцев». Желаю успеха!
4. Проверка на всхожесть
        Знакомство с делами повергло Виктора в некоторое уныние. Дела в здешней танковой промышленности оказались еще хуже, чем в нашей.
        Танковая промышленность, которая начала развиваться еще перед Великим Голодом, к
1937 году была посажена в полную задницу, несмотря на строительство новых заводов. Скороспелые попытки заводов на ходу модернизировать «Виккерсы» и «Кристи», не проверяя толком заложенных решений, привели к тому, что на новеньких танках, поступавших в войска, стали в массовом порядке сыпаться трансмиссия и ходовая часть. В итоге среди менеджеров и инженеров пошли аресты, волна которых была любезно подогрета германской разведкой, а маршал Эрлих-Кричевский, который до этого имел имидж великого полководца, и который лоббировал рост выпуска модернизированых машин, оказавшихся металлоломом, был расстрелян за измену.
        Новые модели танков тоже было создавать не из чего. Прежде всего, не было дизеля, который ставили на прославленную «тридцатьчетверку». Точнее, проект и опытные образцы были, но достигнутые надежность и долговечность были настолько низкими, что ни о каком запуске в производство речи идти не могло, да и производственной базы для серийного выпуска фактически не существовало, прежде всего для топливной аппаратуры - ее пришлось бы заказывать в Германии. Но же самое было и со
180-сильным дизелем. На Коломенском заводе срочно экспериментировали с паровой машиной для танков аж на 600 л. с… Оно, конечно, было весьма заманчивым, особенно если учесть возможности ремонта и применения самого разного топлива, но когда это чудо доведут до серийного выпуска, было неясным. Фактически, можно было рассчитывать на три двигателя - 75-сильный от грузовика «Опель», массовый, легкий и дешевый, на который немцы полностью передали технологию, старый 90-сильный для танков Виккерса, попытки модернизировать который окончились ничем, и, наконец, авиационный движок БМВ, который в авиации считался устаревшим, но широко выпускался, был более-менее надежным и в танковом варианте был форсирован до 500 лошадиных сил, что, в общем-до было практически то, что нужно. Правда, он был весьма прожорливым.
        Что касается брони, то в массовом производстве в ближайшее время можно было рассчитывать только на простую в изготовлении гомогенную, то есть, однородную броню, которая уступала броне с насыщением поверхности углеродом и кремнием. Точнее, листы такой брони выпускали, хотя и обходилось это дорого, но соединять их можно было только на болтах из-за кучи проблем, возникавших при сварке. В результате толщина брони у танка должна была быть раза в полтора выше. С поверхностной закалкой по методу Круппа тоже научились делать только толстую броню для морских судов. И вообще при сварке толстой брони, хоть какой, почему-то шли трещины и, несмотря на аресты, сделать с этим ничего не могли.
        Но самым ужасным было то, что и 76-миллиметрового орудия, которое ставили на прославленную «тридцатьчетверку», тоже не создали. Точнее, такое орудие было вроде как бы создано Путиловским заводом, но на оборудованных им танках вдруг обнаружились странные разрывы тормозного цилиндра. Фактически выбирать приходилось из двух танковых орудий: 45-миллиметрового, которое к середине войны окажется беспомощным против немецких танков, и 85-миллиметрового системы Грабина, созданного под так и не появившийся на свет тяжелый многобашенный танк прорыва
«Святогор». Выбрать последнее было очень заманчиво, но в месте с ним и противоснарядной броней танк тянул аж на 45 тонн и ни о какой подвижности его на поле боя не могло быть и речи.
        Выбрать из готовых проектов что-то подходящее и дать замечания тоже не удалось. Хотя число спроектированных и построенных в виде опытных образцов машин исчислялось десятками, после отбрасывания провалившихся вариантов осталось всего три.
        Первым был довольно неплохой на общем фоне «Вепрь», который при массе около 30 тонн нес 60-миллиметровую цементованную броню, защищавшую его от противотанковых орудий вермахта. Танк был построен и прошел испытания. Однако вооружен он был опять той же «сорокапяткой», скорость развивал всего тридцать и то по шоссе, а самое печальное - был весьма сложен в производстве. Корпус замысловатой формы собирался на болтах и заклепках, а дизель никак не могли запустить в производство.
        Вторым, что понравилось Виктору, был «Ополченец», и понравилось в основном то, что это танк можно было делать на любом автозаводе, используя освоенные узлы, а массовое производство в годы войны - великая вещь. Однако, кроме простоты и дешевизны, в «Ополченце» было смотреть не на что в прямом смысле этого слова. Противопульная броня всего в десять миллиметров и крупнокалиберный пулемет делали его просто большой танкеткой. Снайперов гонять или нести охранение.
        Ну и наконец, третьим танком, по иронии судьбы прозванным «Пантерой», был близок к ранним проработкам знаменитого Т-34. Только для него не было фактически не создано ни пушки (в проекте была 57-миллиметровая), ни дизеля, так что опытный образец завис на стадии изготовления. Толщина брони была заложена всего тридцать пять миллиметров, что лишь немного превосходило немецкие. Кроме того, к проекту были подшиты документы с горестными воплями технологов о том, что танк, по разным причинам, и, в частности, из-за сложности изготовления бронелистов и высоких требований к их обработке, к производству крупной серией негоден.
        Слепить что-нибудь общее из этих трех проектов было явно нереальным. Принятие предложения немцев собирать танки из германской комплектации казалось единственно верным решением.
«Ну вот и приплыли,» - решил Виктор. «Хорошо другим по альтернативной истории шляться, приходя на готовенькое. Поковырял в носу и сказал - а вот люк в лобовой броне повышает уязвимость. И вообще хорошо быть умным, глядя из будущего.»
        Он сел на кровать и почесал в затылке.
«Интересно, а что со мной здесь сделают, если не справлюсь? Расстреляют, наверное. И правильно сделают. Потому что люди будут тысячами в хреновых танках гореть. Или же беззащитную пехоту будут давить гусянками. За такое надо расстреливать. Потому как нафиг все эти знания будущего, если для своего народа их применить не умеешь.»
        В дверь постучали.
        - Ужинать с нами идите! - позвала Катерина. - А я как раз ленивые голубцы сделала!
        Несмотря на жару, ужинали не на веранде, а в гостиной, правда, при открытых окнах. Фольксэмпфенгер мурлыкал какой-то английский блюз - видимо по просьбе родственников, с которых спрашивать не будут.
        - А давайте по чуть-чуть! Ради приезда! - Катерина доставала из буфета знакомую наливку. Надо полагать, нынешние временные неудобства были ей с лихвой компенсированы, например, тем же амнистированным бытовиком, будущим технологом аудиопиратского бизнеса.
«Что-то слишком часто стал появляться повод для алкоголя» - подумал Виктор, возвратясь после ужина в свою комнату. «Надо уже самоограничиваться. Хорошо во второй реальности - там система. Кому-то нравится, кому-то нет, но в целом естественная для здоровой жизни. Режим санатория-профилактория.»
        Он снова открыл папку и начал перелистывать документы.
        Надо посмотреть, есть ли в нашей ситуации положительные моменты, сказал себе он. А они есть. Во-первых, не надо доказывать, что колесно-гусеничные и многобашенные машины - это тупик, а плавающие несвоевременны. Это уже поняли, глядя на немцев. Во-вторых, мы не связаны конструкцией танка, уже запускаемого в производство, и изготовленной для него оснасткой. Значит, можно выбирать любые конструктивные решения. Ну, и, наконец, 85 миллиметров - это очень, очень, хорошо. Это, пожалуй, поставит крест не только на третьем, но и на четвертом «панцере», и заставит нашего стратегического союзника лепить сложные и дорогие «тигры» и «пантеры».
«Тигр» вообще рабочей лошадкой войны быть не может, его даже по железной дороге возить проблема. Вот только как это мощное орудие со всем остальным совместить? Должно, должно быть решение…
        Да, и еще - как у них с кадрами-то? Армия растет, значит, опытных экипажей мало, и они будут быстро выбиты в первые месяцы войны. А обстреляный, слаженный экипаж - самая главная часть танка. Так, подумаем, где у нас в будущем из развитых стран было плохо с качеством брони и с возможностями мобилизации личного состава. СССР? Нет, у нас как раз наоборот. США? Ну, им в принципе наемного контингента хватало. ФРГ? Пожалуй, тоже. Может, пойти другим путем и на стороне трактористов набрать? А где? В США? В Европе? Оттуда только евреи от геноцида сейчас побегут… а вот, кстати, в Израиле людские ресурсы страны как раз и ограничены. Берем на заметку. Чего у них там? «Меркава», она себя тем и зарекомендовала, что не горит и не взрывается. Блин, да у нее же вес тонн под семьдесят. Ни один движок не потянет. Вот гадство, не понос так золотуха…
        Потом главный вопрос - ну, допустим, будет решение, а как это все в производство запускать? Останавливать завод для освоения нельзя - армейцы будут требовать технику на замену планово списываемой. Новый завод строить? Когда, где, сколько это займет денег и времени?..
…Ночью за окном шумел дождь, без грозы, но крупные капли стучали по стеклам. Почему-то в эти дни дождь шел в основном ночью. Случайность. Сегодня шестнадцатое, четверг. Всего пять дней в этой реальности. Завтра пятница, если верить приметам, плохой день. Ну что ж, если ничего не выйдет, то расстреляют, наверное, в понедельник, а это целых два дня и, при нынешней насыщенности жизни событиями, еще много чего может произойти. А может, в понедельник еще только судить будут.
        Утро пятницы не отличалось от других дней ничем. Бежица была промытой и наодеколонненной жасмином. После завтрака в гостиной - на этот раз без спиртного - с улицы раздался гудок «Опеля». В машину Виктор сел в сопровождении обоих
«родственников», с портфелем в руках; за рулем сидел все тот же Быгов, свежий и довольный, и рассказывал о том, что вчера вечером на Десне был хороший клев.
        Машина на этот раз поехала на Городище через деревянный мост, и довольно долго катила по буграм нагорной части будущего Советского района.
        - Можно было у Соловьев срезать, - пояснил Быгов, - но там дорога через лес, лучше не рисковать. Мало ли.
        На Покровской горе они спустились вниз к Деснянскому проспекту мимо Горне-Никольской церкви; дореволюционные деревянные домики, облепившие склоны, еще не выглядели ветхими, были аккуратно покрашены и смотрелись какой-то милой исторической декорацией, а самому Виктору снова показалось, что его снимают в каком-то кино. Дальше «опелек» покатил по Деснянскому, мощеному здесь булыжником, в сторону Черного моста к вокзалу; мимо мелькали утонувшие в зелени подновленные и надстроенные купеческие домики. Поворот там, где сейчас стоит пушка - памятник артиллеристам - Виктор сразу узнал, а дальше дорога, обсаженная невысокими деревцами, сворачивала влево у места нынешней автозаправки и шла в сторону Моршколы, вместо которой и стоял высокий деревянный мост. Там они проехали через переезд между новым депо и уже виденным Виктором красным кирпичным вокзалом на другую сторону, протряслись по еще дремлющей слободе. Виктор думал, что на Фокинке он будет прекрасно ориентироваться, но сквозь покрывшиеся густой дорожной пылью боковые стекла узнал только пивзавод - машина шла вовсе не по будущему троллейбусному
маршруту, да и куски еще нетронутого леса оказывались здесь в совершенно неожиданных местах. К тому же отвлекали массово попадающие по пути телеги, с одной из которых они чуть не столкнулись - возница при обгоне другой телеги выехал на встречную полосу. Собственно, полос тут еще, как таковых, не было, а сама проезжая часть была чуть шире одной полосы, так, чтобы только можно было разъехаться.
        В конце концов они подъехали к какому-то забору в густом лесу. У ворот с орлами Быгов предъявил пропуск, и их быстренько пропустили внутрь. Сквозь стоявший в
«Опеле» бензиновый аромат Виктор уловил, что запахло сосной и угольным дымком. Машина пискнула тормозами и заглушила мотор.
        Где-то неподалеку свистнул паровоз и лязгнули буфера. «Станция, наверное», - поддумал Виктор, выбираясь из тесного гнезда заднего сиденья «Олимпии». Он оглянулся по сторонам - и ахнул.
        Вдоль проезда, на путях замаскированных лесом, стояли самые настоящие бронепоезда.
5. Стальная фора
        Только тут Виктор понял смысл слов песни о бронепоезде, стоящем на запасном пути. Не где-нибудь на станции, а здесь, между старых сумрачных елей, эти зеленые ухоженные коробки выглядели величественными и грозными. Из круглых клепаных башен высовывались здоровые, как телеграфные столбы, стволы стомиллиметровых орудий. Виктор нагнулся и заглянул под вагон - на соседнем пути стоял еще один стальной монстр, за ним еще и так чуть ли не до самого горизонта. «Сколько же их тут?» - подумал он. Путь между проездом и отстоем был свободный; по нему, тяжело урча, прокатился длинный, низкий, похожий ка крокодила, самоходный броневагон с толстой противоснарядной броней, парой литых восьмиугольных башен, из которых торчали слоновьи хоботы тех самых 85-мм орудий, и башенкой со спаркой зенитных крупнокалиберных пулеметов. На зеленых пятнах камуфляжа борта раскинул крылья белый орел.
        - Есть все-таки на Брянском заводе конструктора, - Быгов кивнул на броневагон, - сейчас обкатывают. На стрельбах отлично себя показал.
        - С этими орудиями?
        - С этими. Умеем, когда захотим…

«Интересно, не он ли автор этой исторической фразы?» - подумал Виктор. Они прошли немного пешком, вошли в двухэтажное кирпичное здание и поднялись на второй этаж. В коридоре их встретил Ступин и какой-то мужик лет под сорок, в сером костюме, похожий то ли на нынешнего средней руки бизнесмена, то ли на «конкретного пацана»: крепко сложеный, с гладко выбритой головой, чуть выступающим подбородком и добродушным взглядом из-под низких бровей.
        - Знакомьтесь, - сказал Виктору Ступин, - это Александр Александрович, один из специалистов, что будет рассматривать ваши предложения по танкам. Между прочим, тоже из Бежицы. А это Владимир Сергеевич, о котором я вам сейчас рассказывал. Думаю, вы найдете общий язык.
«Да я его вроде как где-то уже видел, причем в Бежице. Интересно, когда?»
        - Добрый день. Еремин.
        - Добрый. Морозов.
«Е-мое! Да это же то Морозов, которого бюст у ДК БМЗ. Мировая знаменитость, создатель лучших в мире танков. Только на бюсте он постарше.»
        - Вы так внимательно смотрите - может, мы раньше с вами где-то встречались?
        - Наверное. Бежица же не такой большой город.
        - Ну давайте, проходим в кабинет. Не будем терять времени.
        В кабинете Виктора встретил сорокалетний мужчина с квадратным лицом.
        - Михаил Ильич.
«Все. Приплыли. Кошкин. Живая легенда. Это что же, я сейчас двум самым знаменитым нашим конструкторам буду рассказывать, как танки проектировать? Разве еще только Фердинанда Порше не хватает для полного комплекта. Ну ладно. В конце концов, Кошкин не только конструктор, но и менеджер, а его апрельское предложение чисто гусеничного танка в этой реальности зарубили в угоду инофирме, так что мы друг другу нужны. Главное - держаться уверенно.»
        - Знаете, придется начать с одной вещи, которая сама по себе к устройству танка не имеет отношения, но без которой современный танк невозможен. Это сварка. Сварка толстых броневых листов. Судя по имеющимся данным, это одно из самых слабых мест.
        - Верно, - согласился Ступин, - трещины появлялись в массовом порядке. Отрабатывались версии саботажа и диверсионной деятельности, но, в общем, безрезультатно. Победные рапорты о выявлении шпионов и троцкистов оказались попыткой выдать желаемое за действительное.
        - Шпионы здесь ни при чем.
        - Вы хотите сказать, что нашли причину? - на лице штабс-капитана отразился самый неподдельный интерес.
        - Хочу сказать, что нашел.
        - Не тяните. Вы не представляете, что это значит.
        - Нужна новая технология сварки, методом электрошлакового переплава.
        - Но такой сварки нет, - удивился Кошкин. Ступин остановил его жестом.
        - Что Вы можете рассказать о ней?
        - Не во всех тонкостях, но что знаю…
        Виктор достал схемы и изложил то, что когда-то в БИТМе им читали по металловедению.
        - Не густо, - констатировал штабс-капитан, когда он закончил, - при практической реализации возникнет масса вопросов. Насколько эта идея опережает время?
        - Минимум лет на пятнадцать, - ответил Виктор, а про себя добавил «причем опережает СССР, где это изобрели».
        - Время есть, не будем терять… - Ступин покрутил ручку телефона и вызвал неизвестного Виктору офицера в синей форме.
        - Сделаете копии эскизов и последней бобины, все это в самолет и незамедлительно в Киев, в институт сварки, прямо Евгению Оскаровичу, пусть разбираются. Будет просить людей - любого, кого нужно, вышлем, попросит ассигнования на лабораторию - соглашайтесь на все, им там не так уж много и надо. При вероятности один процент успеха все это принесет золотые горы. Извините, Виктор Сергеевич, что прервал. Продолжайте, пожалуйста.
        - Теперь, когда вопрос изготовления бронекорпусов из толстой брони проясняется, перейдем, собственно, к танкам. Насколько я понял из представленных документов, одной из основных проблем является не только, да и подчас не столько рациональных выбор конструкции танка, сколько болезненного процесса перехода от уже созданных и запущенных в производство узлов и агрегатов, на которые уже есть техпроцессы и оснастка, к новым, освоение которых потребует времени. В этой связи я могу, например, понять позицию Александра Александровича, когда он, работая над модификациями танков системы Кристи, стремился к максимальной унификации узлов трансмиссии с уже освоенными производством…
        Морозов едва заметно кивнул. Взаимопонимание продолжалось.
        - Таким образом, для того, чтобы облегчить переход на новую модель, необходимо вначале рассмотреть конструкцию танка-заменителя, который может выпускаться на автомобильных заводах и поступать в войска в то время, пока на танковых идет переоснащение производства. Среди ранее созданных конструкций была неплохая идея - танк «Ополченец» с автомобильным двигателем. К сожалению, из-за малой мощности мотора на этом танке не удалось достичь достаточного бронирования и вооружения. Поэтому предлагается поставить два мотора от грузовика «Опель», доведя общую мощность до ста пятидесяти лошадиных сил…
        Он развернул эскиз компоновки.
        - Условно этот проект назовем «Скорпион». По предварительным прикидкам вес танка примерно десять тонн. Лобовая броня низ - сорок пять миллиметров, верх - тридцать пять миллиметров. Двигательная установка размещена в передней части танка и служит дополнительной защитой командира танка и в, части случаев, водителя, в случае пробития брони. То есть, осколки не поражают экипаж и не вызывают детонации боекомплекта.
        - Но ведь бензиновый двигатель пожароопасен, - заметил Кошкин.
        - Правильно. И этот недостаток мы компенсируем системой газобаллонного тушения, которая срабатывает автоматически. Вот здесь баллоны, они заполнены смесью бромистого этила и углекислоты. Огонь гасится, экипаж эвакуируется через люки в корме, не подставляя себя под огонь противника. Ну я понимаю, что дизель лучше, но где его взять?
        - Ну что ж, если только как временная мера, то довольно интересно…
        - Место механика-водителя для обеспечения обзора также находится в носовой части. Поэтому двигатели расположены вдоль корпуса и смещены вправо. Это, конечно, вызывает вопросы с равномерностью распределения нагрузок по правым и левым каткам, ну и расположение ведущих колес переднее, что несколько повышает уязвимость. Экипаж - два человека. Механик-водитель и командир - башенный стрелок. В башне установлены пулемет и 45-миллиметровая пушка от танка Кристи, которую надо модернизировать, доведя длину ствола с сорока шести до шестидесяти восьми калибров, и это позволит пробивать пятидесятимиллиметровую броню на расстоянии до километра. Плюс зенитный пулемет Дегтярева на башне.
        - Мне кажется, у водителя будет не совсем хороший обзор через перископы на люке.
        - Зато не будет люка на лобовом листе, ослабляющего броневую защиту.
        - Хм… однако, не лишено оригинальности и остроумия… в целом…
        - Да, лобовая броня впечатляет. И с этими двигателями по шоссе, пожалуй, будет сорок пять - даже очень недурная подвижность для суррогата. Корпус простой и технологичный.
        - Подвеска тоже. На торсионах решили?
        - Да. Лучше освоить торсионную, это себя оправдает.
        - Ну хорошо, а что будем делать потом, когда заводы переналадят? Есть ли смысл выпускать еще одну машину и запчасти к ней только на период подготовки производства основных моделей?
        - Есть, - Виктор торопливо вытащил еще несколько листов, - потому что это не просто танк, а целое семейство боевых машин, которые будут использоваться, когда этот танк устареет, и производство которых оправдает постановку на конвейер. Первое - это легкое самоходное орудие, несущее новейшую трехдюймовую дивизионную пушку системы Грабина.
        - Это позволит использовать имеющиеся огромные запасы снарядов от пушки образца
1902 года. Но ведь пушка Грабина - не танковая, и ее переделка требует времени.
        - А мы обойдемся без переделок. Орудие устанавливается в неподвижную рубку, вместе с гидравлическим тормозом отката, накатником и прочее. Артсамоходы в наступлении поддерживают танки и движутся позади них, так что вертеть башней не надо - противник будет впереди и борьба с ним будет вестись на средней дистанции. Для снижения действия отдачи на шасси танка пушку Грабина надо оснастить дульным тормозом, и к ней нужно наладить выпуск подкалиберных, а затем и кумулятивных снарядов.
        - Про кумулятивные - мы в курсе, - согласился Кошкин, - насколько можно понять, вы пересматриваете не только конструкцию, но и тактику применения танков. Даже, пожалуй, переносите центр тяжести вопроса с повышения ТТХ, по которым нам трудно догнать Германию, на высокую организацию взаимодействия различных видов вооружения. У нас нет абсолютного оружия, но под рукой всегда есть то, что мы противопоставляем оружию противника.
        - Верно.
        - А как наши военные сумеют освоить игру на таком «рояле» с кучей клавиш?
        - Господа, это уже наша забота, - вступился Ступин, - тем более, что немцы как раз совершенствуют свою тактику в направлении этого, как вы говорите, «рояля». Так что стать виртуозами придется, а иначе немцы нас будут просто бить. Продолжайте.
        - Следующее изделие на базе «Скорпиона» - установка залпового огня с
80-миллиметровыми реактивными минами. Точность попадания каждой мины низкая, что компенсируется большой плотностью огня и внезапностью. Например, при обстреле позиций противника все мины будут выпущены раньше, чем солдаты противника успеют добежать до укрытий. После залпа машины тут же покидают позицию, противник может утюжить это место сколько угодно. Разновидность установки - реактивный огнемет. Здесь ракет в два раза меньше, они снаряжены зажигательной смесью или боеприпасами объемного взрыва и помещены в кассету из противоосколочной брони. Используется как для навесного, так и для настильного огня, например, по огневым точкам долговременных бетонных укреплений противника.
        - Линия Маннергейма?
        - Ну… мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути, - процитировал Виктор и кивнул в сторону окна.
        - А, кстати, не настолько уж и отстает «Скорпион» от немцев, - задумчиво промолвил Морозов, - у «панцер драй» модификации Е лобовая броня всего тридцать. Но у них есть возможность ее увеличить вдвое, а наш на пределе.
        - Ну так противостоять новым танкам будет другая машина, а выпуск этой будет продолжен в основном в виде этой модификации, - и Виктор развернул очередной лист.
        - Это называется «боевая машина пехоты», сокращенно бэ-эм-пэ. Толщина брони уменьшена до противопульной, поскольку машина движется позади танков, корпус удлинен и в нем размещается пехотное отделение, если считать механика и стрелка. В наступлении личный состав находится в БМП до рубежа спешивания, который выбирается за складками местности, защищающими его от стрелкового оружия, а саму БМП - от огня противотанковых средств противника. Удаление рубежа спешивания до переднего края обороны противника где-то не менее трехсот метров. Вооружение - спаренные пулемет и 20-миллиметровая авиационная пушка в командирской башне. Пушка - для подавления огневых точек противника за легкими укрытиями - кирпичной стеной, бревнами, мешками с песком. Заманчиво бы, конечно, эту машину еще и плавающей сделать, но это потом, пока не надо распыляться… Ах да, еще вот, забыл - зенитная самоходная установка с двумя 12,7-мм пулеметами, а позднее - с разрабатываемой сейчас 37- мм автоматической пушкой. И все это - на базе одних и тех же агрегатов переходного танка.
        Кошкин и Морозов углубились в изучение эскизов компоновки; Кошкин тут же что-то подправлял на них своим карандашом. Виктору эти эскизы казались сейчас жалкими и убогими: так, студенческие фантазии, из которых сделать машину - начать и кончить.
        - Ну что, по моему, тут ничего нереального нет… логично, и в производстве быстро осваивается, - размышлял Кошкин, - кормовое расположение боевого отделения непривычно, конечно, но сокращает длину… знаете, такое впечатление, что все это давно напрашивалось. Бродили как-то вокруг этой идеи… А бронекорпус какой простой. Ну, конечно, так и хочется на бортах еще наклон сделать.
        - А зачем? Борт и так мало выступает над гусеницами. Если он только будет борта подставлять…
        - Конечно, в башню хорошо бы двух человек. Но не получится. Габариты машины увеличатся, за ней вес и двигатель не потянет.
        - Так я и говорю - резервов не имеет, но по сравнению с проектами последней модернизации Кристи…
        - Да о чем мы вообще говорим? Сейчас самое важное - это выиграть время! Довести дизель, 57- миллиметровое орудие, технологии сварки брони, и тогда мы можем предлагать что угодно.
        - Господа, ну что, перерыв сделать, или продолжим?
        - Конечно, продолжим! Чай пить сюда, что ли летели?
        - В таком случае, - продолжил Ступин, - меня, например, интересует такая вещь. Массовое производство танка «Скорпион» и боевых машин пехоты вызовет, в свою очередь, нехватку моторов «Опель», которые, в частности, используются и для армейских грузовиков и тягачей. Все-таки на каждый танк идут по два мотора. Какие у вас есть предложения?
        - Вы знаете, в представленных вчера документах по возможности промышленности я обнаружил, что сейчас в России довольно развито производство локомобилей и паровых тракторов для села, которые работают на местном топливе. Даже были попытки создавать паровой двигатель для танка. Но для танков его использовать бесперспективно из-за большего веса и габаритов, что приводит к общему росту веса машины, а вот для всяких артиллерийских тягачей, тяжелых грузовиков паровая машина вполне сойдет.
        - Назад к паровозам?
        - Все равно значительную часть автомобилей во время войны придется переводить на газогенераторы из-за нехватки бензина. А так часть тяговых средств может работать на местном топливе.
        - А раз речь зашла про Финляндию, там и танки хорошо бы на паровую тягу. На дрова. Никаких забот с топливом. Но это уже шутка, конечно.
        - Следующее предложение, - Виктор от волнения проглотил слюну, - основной боевой танк, условное название «Горыныч». Тоже переходная модель, на время, пока у нас нет надежного дизель-мотора.
        Он зашуршал листом бумаги; один из углов все время хотел завернуться и пришлось придавить его пепельницей.
        - При компоновке этого танка пришлось в первую очередь исходить из необходимости обеспечить значительную свободную часть машины для размещения мощного вооружения,
85-миллиметровой пушки системы Грабина, с обслуживающим персоналом в три человека, включая командира танка, и боеприпасов к нему. К сожалению, другого готового орудия у нас пока нет. Поэтому пришлось также пойти на носовое расположение двигателя и трансмиссии. С другой стороны, у нас орудие не выступает сильно за габариты танка и не может уткнуться в землю, большая часть экипажа может эвакуироваться через задний люк, достаточно места для размещения боекомплекта, боевое отделение имеет вращающийся полик. Из-за временных проблем с дизелем двигатель пришлось использовать БМВ на пятьсот лошадиных сил, освоенный отечественной промышленностью. Естественно, предусмотрена автоматическая быстродействующая система пожаротушения.
        - Я бы еще добавил вот что, - заместил Морозов, - при переднем расположении МТО усложняется ремонт двигателя и трансмиссии. Правда, двигатели БМВ достаточно надежны, а ремонт их в частях налажен. Условия работы механика-водителя тоже будут тяжелые, особенно в жару. Так что где-нибудь летом в пустынях Монголии может и удар хватить.
        - Ну у японцев тяжелых танков нет. Зато здесь при весе до тридцати пяти тонн мы можем довести толщину лобовых листов брони до девяноста миллиметров при угле наклона в тридцать процентов, борт - до семидесяти, ну и корма - сорок. Соответственно, лоб башни сто двадцать миллиметров, борта и корма семьдесят пять. Броня тоже первоначально гомогенная, потом с переходом на листы с поверхностной закалкой.
        - При такой броне основного танка тяжелые выпускать, получается, уже не надо? Так выходит?
        - Как и разведывательных - их роль выполнят «Скорпионы».
        - Ну вот и дополнительные мощности для выпуска, господа! Причем этот, как вы сказали, основной танк, легче тонн на десять, чем последние проектные разработки по танкам прорыва. Скорость тоже выйдет по шоссе не менее сорока пяти, а если форсировать двигатель - то все пятьдесят. - подытожил Морозов, поигрывая остро отточенным карандашом. На лице его виднелось явное удовольствие.
        - И к тому же если учесть дороговизну их производства, - добавил Кошкин, - а здесь, заметьте, все сделано под массовость. Простой корпус - коробка, простое соединение листов, башня тоже простая, как гайка, со стержнями при формовки проблем не будет, песок особый не нужен, особо квалифицированных макетчиков… Получается надежный пролив, процент брака низкий, равномерность остывания опять же. Даже машинную формовку, пожалуй, можно использовать. А командирскую башенку лучше вварить.
«Во дает», подумал Виктор, «не зря я на сферическую башню не повелся, как у послевоенных. Как чувствовал.»
        - Вот только надо решить вопрос с карусельным станком для нарезки зубьев венца диаметром более тысячи шестисот миллиметров. Поможет нам жандармерия уговорить судостроителей?
        - Михаил Ильич, голубчик, вы меня втравливаете в лоббирование ведомственных интересов… Конечно, поможет, запишите, какой нужно. А вы продолжайте, пожалуйста.
        - Из другого вооружения - спаренный с пушкой танковый пулемет Дегтярева и крупнокалиберный зенитный пулемет.
        - Вот тут военный заказчик будет возражать. На средние танки они требуют два-три пулемета, а то и все пять.
        - Этот танк действует совместно с боевыми машинами пехоты, - возразил Виктор, - и в случае контакта с пехотой противника плотность пулеметного огня и вообще огня стрелкового оружия будет достаточной. Кроме того, БМП ликвидируют различие между танками общевойскового и оперативного типа, так как пехота не будет отставать от танка.
        - Ну а вообще, господа, - заметил Ступин, - этот танк не кажется несколько избыточным? Нет впечатления, что он несколько опережает свое время?
        - У меня лично пока складывается впечатление, что это, как вы говорите, избыточность - результат отсутствия того, что нам нужно, - ответил Кошкин. - Грабин начинал проектировать 76-миллиметровое орудие, но работы были остановлены. Надо дать в Нижний задание на продолжение работ. Но это тоже время, значит, пока оставляем 85. К тому же нет худа без добра - будет пушка с меньшим калибром - поставим, а так - есть что противопоставить проектируемому в Германии тридцатитонному танку «Леопард». По данным разведки, немцы собираются там использовать броню до восьмидесяти миллиметров. Два двухсотсильных двигателя Порше, 75-миллиметровое орудие. Но они пока с ним не спешат - нет боевых задач, разве кроме прорыва линии Мажино. Думаю, в ответ на «Горыныч» они форсируют это направление, причем начнут спешно переделывать проект для усиления брони до ста миллиметров и установки более мощной пушки 105 миллиметров.
        - Так это и хорошо, - сказал Виктор, - пусть дергают конвейеры и чехардят. А мы в ответ на их зверинец дадим вот это. Самоходное орудие на базе «Горыныча» со 100 - миллиметровым орудием по баллистике морского орудия Обуховского завода, в неподвижной рубке.
        - Оно ведь даже еще и как корабельное не доведено.
        - Так и у немцев «Леопард» только в проекте. Вот, пока будут доводить, и у нас созреет. А это опять заставит немцев дергаться, перестраивать конвейеры, снижать темпы выпуска, наконец, переходить на все более и более материалоемкие танки, исчерпывая лимиты по металлу. При усилении «Леопард» вылезет за пятьдесят тонн, потом и до семидесяти дойдет. А в рейхе даже с черными металлами туговато. Да и с бензином, а тяжелые танки больше его жрут.
        - Интересно, - заметил Ступин, - вы строите тактику не только на достижении технического превосходства над противником, но и на экономическом его изматывании, истощении естественных ресурсов. Вы привыкли видеть ее, как тотальную.
        - Да, пожалуй.
        - Изучали труды Свечина?
        - Нет… не помню такого.
        - Ну ладно. С самим танком вроде разобрались. Какие машины предлагаете на его базе, кроме САУ?
        Виктор разложил на столе эскизы, среди которых была зенитная установка со счетверенной 37-миллиметровой пушкой, штурмовое орудие с морской шестидюймовкой для разрушения дотов, тяжелый БТР с 37- миллиметровой автоматической пушкой и крупнокалиберным пулеметом, мостоукладчик, минный трал, ремонтный танк, инженерная машина разграждения и пусковая установка для тактической ядерной ракеты.
        - А, это как в статье Королева в «Физике для юношества»? - спросил Морозов, пододвинув к себе чертеж пусковой установки.
        - Да, - подтвердил Ступин, - но давайте не отвлекаться от собственно бронетехники и вопросов, которые она создает. У меня, например, возник такой вопрос. В варианте с броней тридцать пять миллиметров объект «Пантера» весил около двадцати тонн. В предложении господина Еремина толщина брони увеличена в два с половиной раза, стоит более тяжелое орудие и башня, а вес вырос лишь раза в полтора, может чуть больше. Вы полагаете, что это реально? Здесь нет ошибки в расчете?
«Интересно», подумал Виктор, «вроде не инженер, а наблюдательный». За свои цифры, он, однако был уверен и хотел показать прикидки, но тут его упредил Кошкин.
        - А здесь нет ничего удивительного. Господин Еремин в своем предложении делает высоту танка как можно ниже, а каждый сантиметр высоты облегчает танк, как если бы мы его укоротили на семь сантиметров. Прежде всего это удалось ему добиться за счет бензинового авиадвигателя, который не только легче, но и меньше по габаритам, плюс более плотная компоновка - как уже говорилось, это ухудшает работу мехвода, ну и у карбюраторного двигателя выше расход топлива.
        - Расход топлива, - как-то странно усмехнулся Ступин, - но, извините меня, у вас в этом варианте была броня тридцать пять, а здесь девяносто! Вот и прикиньте, какой у вас выйдет вес танка при компоновке под дизель, чтобы удобно было его ремонтировать, сколько при этом весе дизель будет расходовать топлива и где, собственно говоря, эта обещанная экономия. Не говоря уже о том, что дизель сам стоит дороже. Не кажется ли вам, что с дизелями у нас несколько поторопились?
«Ну, не хватало, чтобы еще кого-то посадили за вредительство. Хотя формально все и очень логично.»
        - Извините, тут я немного вступлюсь за дизель. Он действительно перспективен, и в будущем будет использоваться именно он или газотурбинная установка. Просто начальные условия для проектирования «Пантеры» были заданы несколько другие, они сразу предопределили, что надо ставить дизель, когда он еще не совсем доведен, это потянуло за собой все компоновочные решения. Откуда конструктор может сразу во всех деталях увидеть будущее?
        - Кстати, появилась одна идея насчет дизеля, - вмешался Морозов, - попросить разработчиков перенести воздухоочиститель из развала цилиндров к борту, а на место вентилятора поставить маховик. Тогда дизель мы монтируем на низкой подмоторной раме, и… и… его вообще можно развернуть поперек корпуса, освободив место для боевого отделения. Где-то треть метра выигрываем.
        - То есть по весу два метра длины танка?
        - По весу, да.
        - Дизелисты будут пищать. Скажут, что шатуны прицепной группы обрывать будет.
        - Не будет! - чуть не заорал Виктор. - Можно довести дизель, так что не будет!
        - Ну вот, и господин Еремин имеет сведения, что можно.
        - МТО тогда обратно в корму, при носовом расположении боевого отделения башню сдвигаем назад, на подбашенном листе появляется место для люка механика. Ну и колебания орудия в середине корпуса меньше. Бронекорпус в основном берем очертаниями, как у «Горыныча», толщину брони за счет укорочения корпуса накинем еще миллиметров по десять на лоб и борта. Очертания литой башни, если повозиться, можно сделать более рациональными, яйцевидными, доведя толщину брони на вертикальных участках до двухсот миллиметров. Ставим то самое перспективное
100-миллиметровое орудие, и противотанковых самоходок нам уже не надо. Вот примерно так это будет выглядеть…
        Под карандашом Морозова появилось нечто, очень похожее на Т-54.
«Черт!!! Это же насколько мы обогнали историю? А вообще-то ненамного - лет на восемь. Как раз уйдет на доводку».
        - Так вы считаете, что мы и это сможем? - удивился Ступин. - С броней сто миллиметров?
        - Так это еще когда будет. На доводку надо лет пять минимум. Двигатель, орудие, трансмиссию новую… Вот «Горыныч» и даст нам фору.
        - Тем более, что на перспективный дизельный танк надо будет еще приборы ночного видения, защиту от радиоактивной пыли, броню с полимерным подбоем, надбоем и динамической защитой.
        - Не все сразу. А то получится, как у Гротте.
        - Ну что же, в таком случае, полагаю, можно и прерваться на обед, - сказал Ступин голосом, каким в телешоу обычно объявляют рекламную паузу, - а после составить план работ с учетом высказанных мнений.
6. Силикатные джунгли
        В офицерской столовке с общепитом было все в порядке, хотя и без излишеств. Большая тарелка наваристого борща (советская «полная порция»), жаркое с вареным картофелем, который был полит топленым животным маслом («ишь ты, натуральное» - подумал Виктор, «не то, что нынешние маргарины») и компот из сухофруктов, то есть сушеных яблок и слив. Но вкусно. Калорийность рациона явно в расчете на тяжелую физическую работу. Так можно и лишний вес набрать. Гантели, что ли купить? Если их тут, конечно, где-то достать можно. Как тут со спортом в сравнении с Советами?
        Репродуктор в углу столовки мурлыкал блантеровских «Слона и рыбку» в исполнении джазгола, из-за несовершенства акустики треть слов было не разобрать, но в целом было прикольно. В этой реальности из творческого наследия Матвея Исаковича почему-то пока довелось слышать лишь танго и фокстроты с простенькими текстами, причем многие совсем даже не известные, а вовсе не патриотические песни, которыми он прославился в СССР. Видимо, здесь было больше заказов на разную попсу. «Отсюда ясно, весьма опасно иметь сверкающий наряд… бр-бр-бр-м-пок!».
        А вообще разговор получился интересный. Виктор ждал, что Кошкин и Морозов разнесут его жалкие каракули в пух и прах, а тут поди ж ты… Как будто сами рассматривали и этот вариант. Ну так до Т-54 Морозов и сам додумался, а ведь в его, Виктора, статье таких подробностей не было, только характеристики и все. А что мешало в нашей реальности ему додуматься? Во-первых, Морозов в 1938 году, естественно, не знал опыта боевого применения танков с 1941 по 1945 год. И никто не знал, включая немцев. Во-вторых, цейтнот. Надо было что-то срочно запускать в производство, а в производство тогда приняли бы то, что считают перспективным. А что сделан он, Виктор? Предложил неправильное решение, временное, дырку заткнуть, чтобы выиграть время, тот же дизель довести. Сделал так, как никто не делает. «Это неправильные пчелы и они делают неправильный мед…»

«Кстати, потом за этот неправильный мед не расстреляют? Хотя и за правильный могут расстрелять. И вообще, какая мерзость думать о собственной шкуре, когда в случае твоей ошибки будут гореть заживо тысячи людей! До чего же в нас крепко вбит гаденький, подленький обыватель. Общество, созданное привыкшими дрожать за себя и лезть по чужим головам, и ни за что, ни за что не отвечать. Кто у нас ответил за нищету, за падение производства, за войны из-за распада державы, за мародерское растаскивание общественного добра? За рабочих, объявлявших голодовки, потому что нет зарплаты? Никто. Главное мерило успешного деятеля - прогадить все дело и тут же устроиться на другое хлебное место. Краснокаменная-Ротштейн таки права: кто-то должен отвечать! И вообще, что ты сейчас можешь им предложить? В танках кое-как разобрался, у тебя образование техническое. А насчет устройства общества - что? То, что у нас сейчас? Так они тут же устроят второй Великий Голод, а может, и хуже, например, войну с отделившейся при новом распаде империи Украиной забодяжат. Война же здесь привычная вещь. В этом году Гитлер забирает
Чехословакию, в следующем - Польшу, еще пара лет - и Россия…»
        - Горчички не передадите? - обратился к Виктору с соседнего стола молодой майор с короткой, как ежик, прической.
        - Пожалуйста, - ответил Виктор, и, отложив себе немного горчицы деревянной лопаткой, протянул белую фарфоровую посудинку.
        - Спасибо…

«Сейчас надо помочь им отбиться. Потом пусть сами решают со своим императором и со своей соборностью. В конце концов, это их реальность. Главное, чтобы здесь осталось, кому решать, а не только пепел на удобрения полей рейха.»
        Репродуктор, шипя и потрескивая, перешел на позитивный минор. «Сердце дано, чтобы милых любить, губы - чтобы их целовать…». Мягкая эротика. Какое гламурное время. Парочки на лодках в тихих заводях под сенью ив. Девушки с алыми цветами в белых платьях. Запах жасмина - о, этот запах жасмина, всепроникающий, властный аромат родного города! «Снова в сад весенний, под ветками сирени…» Как упоительны в России вечера.
        Послеобеденный сейшн прошел более буднично. Плоды обсуждения облекались в форму заданий и планов. К линейке машин по ходу добавился гусеничный БТР на базе
«Скорпиона» для полковой рации и САУ с модернизированной трехдюймовой полковой пушкой 1927 года на том же шасси. На радийный БТР Виктор предложил засандалить спарку крупнокалиберных пулеметов.
        - Авиация за такими машинами будет охотиться, - пояснил он, - надо, чтобы цель с зубами была.
        На рациях для танков остановились более подробно. Вопреки опасениям Виктора, все как-то сразу согласились, что рации должны быть на каждой единице бронетехники. Видимо, почитали Гудериана.
        - Предварительно выскажу такое соображение, - заявил Ступин, - немцы собираются ставить на собираемые у нас танки свои рации для работы в десятиметровом диапазоне, дальность работы телефоном, симплексом - невелика: всего два километра. Предлагается скопировать и выпускать у нас подобную, одновременно разработать свою в том же диапазоне. Вариант: взять за основу рацию для истребителей, коротковолновую, по проведенным опытам дальность на земле двадцать километров.
        - С четырехметровой антенной двадцать километров?
        - Да.
        - Создавать УКВ станцию в диапазоне немецкой, повышать мощность.
        - Почему?
        - Потому что часть наших танков будут с немецкими рациями в десятиметровом диапазоне. А коротковолновые, наряду с УКВ - для командирских танков. Для связи рота-батальон, батальон-полк. Танковая рота наступает, - тут Виктор с благодарностью вспомнил институтскую «военку» советского времени, - на фронте до километра, на участке прорыва - триста метров…
        Кошкин хотел что-то сказать, но Ступин сделал жест рукой.
        - Немцы, полагаю, исходят из тех же соображений при организации связи. Кроме того, надо учесть, что большое число радиостанций, установленных на танках, БМП, САУ и прочая не должны мешать друг другу, и что на УКВ, особенно при частотной модуляции, меньше помех, чище связь.
        - Остальное уже можно обсудить с радистами. Сейчас отметим, что на каждой машине надо предусмотреть установку рации…
        Как только со связью покончили, Виктор рассказал об устройстве и принципе проектирования резинометаллического шарнира для неизнашивающейся танковой гусеницы. Сам шарнир забодяжить в России уже могли без особых трудов, зато тут же вылез вопрос о качестве и объемах производства натрий-бутадиенового каучука, жаростойкости имеющейся резины, противоминной стойкости новинки, возможного сброса таких гусениц…
        - Резина у нас применялась еще в кегрессах и гусматиках, - заметил Кошкин, - однако когда на поле боя надо преодолевать очаги пожаров, она, попросту говоря, разваливается. Кроме того, противник может использовать ампулы с зажигательной смесью или огнеметы. Здесь резина защищена от огня траком, однако надо исследовать, какой может быть в боевых условиях нагрев трака, и из чего это все делать. Ну и наконец, такая мелочь, как отработка технологии замены трака такой гусеницы в полевых условиях.
        То же самое вышло и с рассказами про гиростабилизатор орудия и приборы ночного видения. Более того, оказалось, что приборами ночного видения в России уже занимались, но для них надо было радикально модернизировать электровакуумную промышленность.
        Короче, моментального апгрейда девайсами будущего танковых войск не выходило, несмотря на остроту проблемы. Зато с большим интересом выслушали про такую неожиданно всплывшую мелочь, как право командиров подбирать себе механиков-водителей, и еще пары подобных вещей, которые можно было сделать прямо сейчас и без всяких затрат.
… Когда «Олимпия» неспешно запылила обратно через Привокзальную слободу, в голову Виктора вновь полезли разные мысли, далекие от полученного задания.
        Во-первых, огорчило то, что по заповеднику бронепоездов полазить так и не дали. Еще лучше было бы, конечно, пощелкать весь этот Клондайк мобилой и выпустить в своей реальности иллюстрированный альбом, но в эпоху шпиономании об этом невозможно было даже мечтать.
        Во-вторых, был непонятен выбор специалистов для работы. Морозов и Кошкин здесь еще не стали супер-звездами, более того, в связи с остановкой работ по «Пантере» их можно было скорее отнести к неудачникам. Поразмыслив, Виктор пришел к выводу, что их привлекли, скорее всего, потому, что они будут говорить то, что думают, а не заглядывать в рот представителю цивилизации, по наивности считающей себя высшей. По-простому говоря, он не сумел бы им забить мозги. А раз так, то проведенный сейшн, помимо получения информации есть еще и способ его, Виктора, проверки.
        В-третьих, и способы получения информации в жандармерии Виктору показались немного странными. Попав сюда, он ожидал, что в случае провала он либо попадет к какому-нибудь тупому следаку, который начнет выжимать признание в шпионаже в пользу Британии, либо, если повезет, из него начнут непрерывной чередой допросов выкачивать все, что он знает. А вместо этого с ним цацкаются, возят, устраивают творческие встречи с историческими знаменитостями и соблюдают восьмичасовой рабочий день. Даже браунинг вернули. Хотя, если поразмыслить, в этом была своя логика. Выжимать информацию тогда продуктивно, когда знаешь, какая информация нужна. А здесь это не работает. Взять те же танки: выложит, к примеру, им контактер все по лучшему в мире танку Т-34, плюс ИС-3, которого Запад боялся, плюс немецкий «Тигр» - они же их делать не будут. Им не нужен сейчас Т-34, они его сами зарубили на корню, потому что он лучший в определенных условиях, а они здесь другие. И послевоенные им не нужны, они сами могут додуматься. А что нужно, что окажется самым полезным, они не знают, и, выкачав массу информации, они самого нужного
могут так и не найти. Информация ничего не стоит, если нет механизма ее обработки. Вот он, Виктор, и стал таким механизмом, работающим под конкретную задачу. Творческим. А творчески человек работает только по своей воле, даже в
«шараге». В «шараги» попадали разными путями, но ни одного туда не загнали только для того, чтобы мозги быстрее работали.
        Вообще за технику будущего хвататься надо очень осторожно. Вон фон Браун в конце войны, по сути дела, занимался вредительством. Отвлекал массу ресурсов рейха на крупносерийное производство баллистических ракет, которые принесли бы фюреру победу только с ядерной боеголовкой. А в это время Германия нуждалась в зенитных ракетных комплексах, которые бы порушили тактику союзников летать на бомбежки плотным строем. И, самое интересное, требовали эти комплексы того же уровня технологий.
        - Если хотите, можете здесь выходить, - сказал Быгов возле переезда на Почтовую, - портфель оставьте, вам доставят на квартиру. С другими документами.
        Виктор поблагодарил и вышел.
«По Бежице, значит, ходить действительно можно. Ну что ж, и то пока хорошо.»
        Из окна гостиницы долетал старый добрый фокстрот «Он лучший парень из тех, что есть». Задорное кряканье тромбона перемежалось с гудками со станции, шелестом листвы молоденьких деревьев, высаженных по улице, неизменным запахом угольного дымка. Мимо процокала лошадка - это неспешно следовал конный полицейский в парадной форме, с большими, лихо закрученными усами - Виктор чуть не назвал их буденновскими, но тут же подумал, что здесь их назовут как-то по другому. Полиции на лошадях Виктор еще не видел. «Праздник, опять, что ли…»
        Какое-то массовое мероприятие в Бежице точно прошло - в этом Виктор убедился в следующую же секунду, потому что навстречу ему по Парковой со стороны Преображенской строем маршировали пионеры под горн и барабан. Точнее, не совсем пионеры - галстуки у них были желтые, что вместе с белыми блузками и черными штанишками и юбочками составляло цвета имперского триколора. Рядом с отрядами шли мадемуазель-вожатые, более вольно относящиеся к дресс-коду: фактически постоянным у них был только желтый галстук. Они следили за строем и давали замечания.
        - В ногу, в ногу! Пантиков, не отставай! Не отвлекайтесь! Размяхина, не смеши подруг! Серьезнее!
        В это время на Виктора чуть не наскочила девушка, которая, идя навстречу, махала рукой своей подруге на другой стороне улицы, очевидно, не надеясь перекричать хрипатый горн. Виктор, отвлекшись на желтогалстучное шествие, тоже заметил ее в последний момент, и только инстинктивно успел вытянуть руки вперед, чтобы она на него не упала.
        - Ай! Извините!
        Виктор посмотрел на нее и чуть не раскрыл рот: перед ним была Вэлла! Правда, в белой блузке и желто-коричневой клетчатой юбке, ну и прическа, конечно, другая.
        - Вы? - в унисон произнесли они оба.
«Как, она тоже попала? Или она там была отсюда? Или может… Может, это связная из реальности-2? Или, наоборот, агент жандармерии в той реальности?»
        Простите, вы…
        - Веселина. Вы, наверное, видели меня на собрании собсомола?
        - Собрании, простите, чего?
        - Собсомола. Соборный Союз Молодежи. А вы писатель Еремин? Вы сегодня вечером свободны?
        - Хм, ну, смотря в какое время… - Виктор не ожидал столь откровенного вопроса.
        - У нас в шесть в общежитии института литкружок, потом танцы. Вам непременно надо выступить. Ваш последний рассказ о покорителях глубин вызвал бурю вопросов.
«О покорителях глубин? А я его не читал. Ступин прав - надо интересоваться собственным творчеством. Хотя можно просто чего-нибудь рассказать. О глубинах.»
        - Я еще не знаю, где буду в шесть часов… Но такому горячему и искреннему предложению трудно отказать. Если смогу вырваться, обязательно буду.
        - Обязательно приходите. Сейчас время научных открытий и подвигов. Каждый собсомолец должен шагать в ногу со временем, а для этого надо заглядывать вперед, в будущее, где нас ждут новые чудеса.
        - Естественно! А вы с митинга? - Виктор кивнул на очередную колонну детей цвета имперского триколора.
        - Шутите! Сегодня слет юнармейцев и митинг. Красиво, правда? Земля-золото-серебро. Цвета формы, в смысле. Раньше, при плутократии, дети с младенчества вовлекались в тяжелый труд, сейчас они ходят в школы, и важно, чтобы они не болтались по улицам, особенно на каникулах, а организованно делали добрые дела.
«Юнармейцы - типа пионеры или скауты. Даже запомнить просто. Хотя у нас юнармейцами называлось немного другое.»
        - Вы знаете, что у нас, в Бежице, лучший поход юнармейцев среди центральных провинций?
        - Неужели? Молодцы. А вы на кого учитесь?
        - На технолога литейного производства. Сейчас новый большой завод мартеновского литья построили, там можно быстро продвинуться по службе. И вообще литейщики теперь везде нужны - на паровозном, в Радице, на Арсенале. А то можно и на Урал поехать, там жалование приличное обещают.
        - По путевке собсомола?
        - Бюро института не дает путевок. Лучшие собсомольцы получают рекомендательные письма хозяину для устройства на приличное место - если, конечно, оно по специальности вуза. Не зря же партия и господь тратят столько денег на обучение молодых кадров?
«Господь тратит деньги? Ну да, это, примерно, из той же оперы, что и „партия тратит деньги“. В жизни общие фразы часто представляют собой глупости, а когда проваливаешься в другую реальность, это как-то сразу бросается в глаза.»
        - Да, а вот с точки зрения человека вашего поколения, кто из композиторов лучше сочиняет фокстроты - Дунаевский или Блантер?
«Блантер так и остался Блантером? То есть меняют фамилии все-таки не все? Элиты это не касается?»
        - Знаете, мне нравятся произведения и того и другого, и вообще, в фокстроте главное - очаровательная партнерша.
        - Это верно… - чуть смущенно согласилась Вэлла-Веселина, - ну мы вас ждем. А я побежала, - и она удалилась в сторону Почты.
        Виктор машинально отметил, что у здешней версии Вэллы манера говорить немного иная, чем у Вэллы из реальности-2: более сдержанная, без излишней экзальтации, и даже где-то чуть казенная. Другое поколение. Собсомол, первая возможность для молодых людей почувствовать себя не просто зеленью, а людьми государевыми…
        В редакции Татьяны снова не было. Жаль. После напряженного дня Виктору хотелось куда-нибудь ее пригласить. Тем более, что знакомых в этой реальности особо нет. С другой стороны, оно и к лучшему, а то так можно друг другу надоесть. Делать было нечего, и Виктор решил пройтись в сторону паровозного: может, удастся увидеть какой-нибудь реликт, а то и те самые немецкие танки российской сборки.
        Окна дома были раскрыты, как пасти собак в жару, и из какого-то доносились звуки патефона. Мелодия оказалась знакомой - фокстрот «Все, что я делаю ночь напролет - это мечтаю о вас», из «Поющих под дождем», который они с Зиной смотрели на Сталинском проспекте в предыдущей реальности. Только темп помедленнее и на немецком. Культурная экспансия налицо. Интересно, а что бы слушали с СССР в тридцать восьмом, если бы свободно продавали западные записи? Наверное, немецкую, французскую и итальянскую эстраду, поляков, того же Эмброуза. Хотя это бы все приелось лет за десять, и в сороковые уже брали бы советских - там же ясно, о чем поют, а у нас, в России, мало просто музон слушать, надо, чтобы еще и для души…
        Размышления Виктора прервал резкий гудок сзади. Он обернулся. Прямо на него по тротуару пер сине-голубой двухместный «мерс»-кабриолет, сверкая хромом радиатора.
        - С дороги! - заорал водила, приподнявшись из-за лобового стекла. - Слепой, что ли!
«Тормоза у него, что ли отказали?» - подумал Виктор и сошел на газон.
        - С тормозами проблема? - спросил он, когда машина медленно подкатила поближе.
        - С хермозами! Все… в стороны! С дороги! - продолжал разоряться водила, - а тебе чего надо? Чего тебе надо вообще?
        Он остановил «мерс», приоткрыл дверцу и начал вылезать с очевидными намерениями разборки.
«Чего, типа крутой? Типа новый русский? Так и задавит кого-нибудь. А может, он тоже до фига в партийную кассу жертвует?»
        Браунинг оттягивал карман и провоцировал к действию. Виктор протянул к нему руку -
«для начала, стрельнем по колесам». Движение старым новым русским было понято и истолковано верно.
        - Городовой! - истошно заорал он.
        - Ты резких движений не делай. Я нервный.
        - Городовоо-ой!
        Городовой буквально материализовался из воздуха возле машины. Виктор сошел с газона.
        - Кто звал?
        - Вот, - купчик кивнул в сторону Виктора, - ограбить пытался.
        Городовой начал продвигаться в сторону Виктора.
        - Документы папррашу!
        - Да он пьяный.
        - Папрашшу!
        Стрелять в представителя власти в планы не входило.
        Виктор достал удостоверение и показал в развернутом виде. Городовой как-то моментально сменился в лице, вздрогнул и даже икнул.
        - Ик! Чего соблаговолит приказать господин агент? - произнес он драматическим полушепотом.
«Ничего себе! Это что же, вроде визитной карточки Ким Ир Сена тут котируется? Воспользуемся…»
        - Господин агент соблаговолит интересоваться, почему у вас машины ездят по тротуарам.
        - Так это… сей минут выясним!
        - Выясняйте. Вас я больше не задерживаю, - ответил Виктор, повернулся и спокойно пошел дальше.
        Все-таки в тоталитаризме бывают свои маленькие плюсы.
        Все-таки в тоталитаризме бывают свои маленькие плюсы, думал Виктор. В нашей реальности автоурод может отметелить пешехода бейсбольной битой и смыться. А здесь и автоуроды не такие наглые, и коррупция не беспредельна. И поэтому маленький человек в нашем обществе, пока он не защищен законом, будет мечтать о браунинге в кармане и об удостоверении тайного агента. Ну, и, конечно, о вожде, который все это ему, маленькому человеку, даст. В джунглях без своего племени и вождя никак.
        Из распахнутого окна кухни на первом этаже пахнуло жирными наваристыми щами. Где-то пилили на скрипке упражнения и шумел примус. Интересно, здесь тоже, как у Ильфа и Петрова, заводят примус, когда целуются или звукоизоляция?
        Прогулка к паровозному несколько разочаровала Виктора. Если что-то и было, то стояло за деревянным забором, лезть через проходные, у которых прогуливалось что-то вроде ВОХР, не хотелось даже с его удостоверением. На заводе давно началась вторая смена - зычный гудок был слышен даже с бронепоездной базы, незадолго до отъезда. Коптили кажущиеся невысокими трубы, и только старый цеховой корпус по Базарной, со знакомыми с детства цифрами «1914» на фасаде стиля псевдорусский модерн в лучах клонящегося к закату солнца навевал какую-то тихую ностальгическую грусть. Виктор заметил, что на здании пожарного депо, где на его памяти было что-то вроде башенки с будкой, торчит высокий деревянный шатер каланчи, крытый красным кровельным железом, а многогранная угловая башня бани увенчана огромной пузатой маковкой.
        Рынок был уже закрыт, работали только магазинчики, что разместились в двухэтажных, обложенных кирпичом бревенчатых домах, что выходили фасадам на Базарную. Рубленые буквы на вывесках напомнили о виденных в Инете журналах 20-х. За высоким забором из деревянных штакетин заметал мусор бородатый дворник в сером картузе, штанах в бело-синюю полоску, заправленных в старые порыжелых сапоги, с черным передником, словно сошедщий с картинки из детских книжек. По другой стороне, за кварталом
«колонок», где Виктору помнились послевоенные двухэтажные «болгарские» дома, тянулись в сторону Мало-Мининской тоже двухэтажки, но только деревянные, обложеные кирпичом. По верху на стенах этих домов тянулись лозунги, выведенные славянской вязью; ближайший из них гласил: «Будущее в Святой Руси!» Откуда-то со стороны Бежич возвращалась группа ломовых извозчиков, с телегами на дутых шинах; в стук копыт по булыжнику влился гудок встречного грузового «Опеля», с кузовом под брезентом.
        - Извиняюсь, табачком не богаты? - спросил Виктора шедший навстречу молодой щеголеватый подпоручик с артиллерийскими знаками отличия.
        - Увы! - развел руками Виктор. - Я вообще не курю.
        - Я вот тоже собираюсь бросить. Церковь учит, что это вредно и не угодно господу. Вы, верно, тоже так считаете?
        - Ну, если церковь учит, какие могут быть возражения?
        - Понятно… Извините. Мое почтение!
«А у меня, похоже, здесь развивается паранойя», подумал Виктор. «Стоит остаться наедине с мыслями, и в голову лезет всякая чепуха. Например, почему меня не выспрашивают о численности ВС РФ, количестве и расположении ядерных ракет. Конечно, с практической точки зрения здесь это спрашивать глупо, но ведь это должен быть у них вроде как естественный интерес? Или о тактике боя, стратегии… ну, хотя бы о крупных сражениях за последние полвека. Ступин сразу намекнул, что видит во мне человека сугубо гражданского, но, тем не менее, подкинул танк проектировать. А хорошей конструкции танка только знанием шестерен не сделаешь. Его в бою видеть надо, опережающим отражением, так сказать. Штабс-капитан знает, что у нас было много фильмов про войну? Мемуаров, военно-исторических форумов? Но откуда? Тут ничего подобного нет. В СССР перед войной куча фильмов, как будем супротивника громить, здесь - тишь да гладь. Ну да, здесь же войну неизбежной не считают. Гитлер у нас союзник. Может, Ступин полагает, что с нашим опытом войн наше поколение стопудово готовили к очередной? А откуда он знает про весь наш опыт войн? Да и
история наша ему как-то до фонаря. Или все еще впереди? Я просто комплексую. Я просто комплексую, потому что сейчас тридцать восьмой, и я думаю, что война обязательно будет в сорок первом. Интересно, где ее встретит тот подпоручик? На границе? Погибнет в первые дни? Сколько вокруг меня вообще ходит народу, что безвременно погибнут через три-пять лет? Может, это подпоручик, может, те девчонки, что крутят скакалку во дворе не нашего дома, может, это Таня или Веселина. Может, это Зина, которая учит в школе про пестики-тычинки и мечтает стать врачом на полярной станции. Может, это Ковальчук, который сейчас в уральском поселке в чижа играет, и смотрит, как геодезисты забивают колышки для будущего завода. Они же все, все здесь, и из второй реальности, и из первой, и мои будущие родители, и их тоже могут убить, и тогда меня в этой реальности никогда уже не будет. Ни-ко-гда.»
        Перед Виктором стояла колонка. Старая добрая чугунная колонка с изогнутой ручкой. Он подошел и нажал ее привычным движением - в недрах земли что-то заклокотало, и из изогнутого хобота, брызгаясь, вырвалась тугая холодная струя. Виктор подставил ладонь и смочил себе лоб.
«Стоп. Надо прийти в себя. Отвлечься. Занять себя чем-нибудь. Сходить за продуктами к общему столу, например, Катерина на всех готовит, надо и ей что-то приносить. Да, и насчет сугубо штатского тоже вопрос. Могу, например, им присоветовать для солдат разгрузку сделать - простая вещь, а додумались поздновато. Или, вот, сапоги. Судя по дворнику, до кирзы еще не додумались? А армия в чем ходит, пехота? Ботинки с обмотками? Непрактично. Надо кинуть идею. А к зимнему обмундированию - финские шапки и теплые хабе…»
        По пути он еще вспомнил, что надо купить зонтик.
7. Страсть от имени и по поручению
        - Сейчас каникулы, и большинство поразъехалось, - суетилась Веселина, - остались только те, кто подрабатывает в городе. В городе проще с заработком, а в семестр можно найти только такую, которая неполный день, да и в основном работников нанимают на дневную, а днем занятия.
        Клубный зал рядом с холлом серого прямоугольника первой и пока единственной общаги института был, впрочем, полон, кое-кому даже пришлось тащить табуретки. Сам зал напомнил Виктору аудиторию большой грифельной доской на стене; впрочем, остальная обстановка была отнюдь не аудиторная, по одну сторону от доски в углу стояли иконы с рушниками и лампадкой, а в углу по другую сторону - большая телефункеновская радиола. Сверху, над доской, красовался лозунг на голубой материи с золотыми старославянскими буквами, в виде трехстиший в две колонки:
        Господь всегда живой,
        Господь всегда с тобой,
        В горе, надежде и в радости.
        Господь в твоей мечте,
        В каждом счастливом сне,
        Господь в тебе и во мне.
«Где-то я это уже слышал», подумал Виктор, и спросил Веселину, обязательно ли креститься на иконы в красном углу.
        - Не будем формалистами, - уверенно ответила она, - Христос учил молиться всевышнему в сердце своем.
        - Точно. А еще он храмы от торгашей зачищал и раздавал гуманитарную помощь.
        Веселина захихикала и ухватила Виктора за рукав.
        - С вами не соскучишься! А как объявить тему вашей лекции? Ну, выступление же ваше сначала будет, потом вопросы пойдут. Все обычно так делают. Какая у вас тема будет?
        - Э-ээ… Назовем так: «Цифровые технологии в современном… современном нашим потомкам мире».
        - Здорово! Будем глядеть на мир глазами будущего! Я пошла объявлять. Вы волнуетесь?
        - Нет.
        - А я всегда волнуюсь. Пожмите мне руку на счастье. Вот так. Ну я пошла.
        Веселина вышла на середину перед доской и замахала рукой.
        - Тише, господа и дамы! Ну, не шумите!
«Как-то немного искусственно тут звучит - „господа и дамы“. „Товарищи“ куда как ближе. Или „ребята“. Наверное.»
        - Сегодня у нас радостное событие, - продолжала Веселина несколько кокетливым тоном, каким обычно выражались актрисы в довоенных звуковых фильмах, - сегодня к нам на встречу пришел известный писатель Еремин! Он здесь, в зале! Прошу вас!
        Виктор понял, что надо выходить; его встретили аплодисментами. Глядя в зал на веселые физиономии, он вдруг ощутил тот давно позабытый задор, когда он когда-то, в актовом зале еще не построенного здесь Нового Корпуса, выходил на сцену читать свои стэмовские миниатюры. Ну что ж, пусть будет, как в СТЭМе, нашем добром старом СТЭМе…
        - Я раскажу вам о мире, который вам предстоит увидеть через много лет. Мире, в котором цифры научились говорить, петь, играть музыку, показывать кино, работать телефонистами, водить космические корабли и предсказывать погоду. Пусть этот мир придет к вам, как долгожданный: смело осваивайтесь в нем, покоряйте его и завоевывайте в нем свои места под солнцем…
        И тут Виктор понял, что для здешней публики будет мало чисто внешнего описания. Все-таки люди технически грамотные, и описание для чайников их не устроит. А если объяснять, то надо разъяснить, что такое процессоры, оперативная память, интерфейсы, и вообще, что такое программа и двоичная система… К счастью, в памяти у него всплыла заметка из «Юного техника» за тридцать лет вперед, как пионеры-артековцы решили изобразить ЭВМ, строясь в шеренги и поднимая руки: поднятая рука, это единица, а опущенная - ноль. Заменив пионеров гимнастами, Виктор начертил на доске порядок построения в этом живом процессоре, кто куда должен ходить и что делать, чтобы это работало. Похоже, что это произвело впечатление - в аудитории повисла мертвая тишина, и Виктора просто поедали глазами, ловя каждое слово. Общая архитектура ЭВМ и сетей и перевод разнобразной информации в цифровую форму пошли уже как по маслу.
        - …Ну, наверное, после этого рассказа у вас будет много вопросов, задавайте, пожалуйста, только по очереди, - завершил выступление Виктор, втайне надеясь, что вопросов не будет. Он ошибся. Первым поднялся с задних рядов пацан атлетического телосложения.
        - Вот, пожалуйста, объясните, - пробасил он, - вот вы объясняли на примере гимнастов, а если вместо человечков использовать триггер Бонч-Бруевича на лампах, это будет работать?
        - Да, конечно. Да собственно, его и… можно назвать основным схемным решением будущей машины.
        - Почему основным? По-моему, реверсивную декаду можно забацать на тиратронах тлеющего разряда, - раздался голос с места.
        - Можно… забацать… В устройствах с небольшой скоростью счета, до десятков килогерц. Да, можно такой счетчик объединить в одной лампе, называется - декатрон…

«Как хорошо знать старую электронику…»
        Дальше вопросы уже посыпались, как из мешка.
        - Если я правильно поняла, важнейший принцип компьютера - это принцип программы, хранимой в линейной памяти?
        - Вы рассматриваете информацию как некую неизменную субстанцию и предлагаете измерять ее наименьшим целым числом, логарифм которого положителен?
        - Можно ли считать, что человеческое мышление тоже можно свести к последовательности элементарных действий? И если да, то когда машины станут мыслить, взбунтуются ли они против людей?
        - Господа, мне кажется, что если сделать вроде такой вот матрицы из колец на трансформаторном железе и реализовать процесс считывания-записи…
        - А почему бы не использовать телетайп для ввода-вывода?..
        - Подождите, я сейчас наглядно нарисую, - какой-то парень в круглых очках выбрался к доске, взял у Виктора мел и начал чертить какую-то схему. Веселина хотела было призвать к порядку, но Виктор сделал успокаивающий знак и подошел к ней.
        - Пусть спорят, обмениваются мнениями, - шепнул он ей на ухо, - в конце концов, это их будущее и они в нем хозяева.
«Пожалуй, тут мне и дополнять скоро нечего будет. Разве что про маршрутизатор CISCO».
        Второй частью культурного мероприятия были танцы. Взбодренная спорами молодежь начала расставлять стулья вдоль стен, а к Виктору подошел какой-то седой старичок, видимо, из преподавателей. Он ухватил руку Виктора и начал трясти.
        - Спасибо вам! Доцент Кирпенский, веду высшую математику. Представляете, я никак не могу найти способ показать этим оболтусам, как важно изучать целочисленные методы решения дифуравнений, а вы на примере человечков, так и так… Спасибо! Я обязательно буду использовать эту находку в своих лекциях.
        - Очень, очень удачно! - вторила ему дама лет немного за сорок, с крупной рельефной мускулатурой. - Габлинцева, кафедра физкультуры. Не жмите мне руку, она у меня тяжелая. Знаете, вот это, - и она помахала руками в воздухе, - мы обязательно покажем на очередном физпразднике от института. Самолет все показывают, а вот арифмометр - мы будем первые в губернии.
        - Да, выйдет эффектно, особенно на стадионе… А вы, наверное, бодибилдингом занимались?
        - Нет, двухпудовиками. Раньше в цирке с французской борьбой выступала, да вот как колено повредила, пришлось сюда на службу устроиться.
        Возле радиолы суетились девчонки, оживленно споря и выхватывая друг у друга черные диски пластинок. Громко и сочно вступил джаз - чувствуется, немцы вкладывали душу в акустику. Под заводную мелодию фокстрота «Малютка» в клубном зале весело закружились пары; соседство с иконами в красном углу смущало народ не более, как какой-нибудь барельеф Ленина в красном уголке общаги не мешал в семидесятых крутить диско под самодельную цветомузыку на тиристорах. Виктор и Веселина вышли из общежития и направились по дорожке к воротам. Старые деревья, что были посажены еще до революции на участках у деревянных домов, были сохранены при сносе. Их кроны заслоняли свет единственной лампочки на одном из столбов с осветительными, телефонными и радиопроводами, что в избытке были расставлены во дворе и служили для привязывания веревок для сушки белья. У самой тропинки бушевали джунгли из кустов сирени.
        - А что же вы не остались танцевать?
        - От имени и по поручению первичной ячейки я должна вас проводить. Еще натанцуюсь. У нас радиолу постоянно заводят. А вы танцевать любите?
        - Конечно, только наверное, это бы здесь странно выглядело.
        - Ничего странного, тут у нас и преподаватели заходят. Иные поют романсы под гитару и фортепиано - видели там, за стульями, сзади стоит? У некоторых очень красивый голос. Вы не поете?
        - Чего нет, того нет. И на пианино не научился играть.
        - Зато вы очень интересно про все рассказали. Представление устройства в операционной системе в виде документа…

«Как она быстро, однако, все ухватывает. И вообще все остальные. А может… Может, их всех, специально готовили? Ступин говорил о создании института. Так, а возраст юных дарований? Где-то на глаз курс пятый, хотя черт их знает, они все тут выглядят старше своих лет. То есть, мы - моложе. Собрали способную молодежь основывать компутер сайенс и пригнали сюда натаскивать? А может, наоборот, в качестве экспертов? Разобраться в том, что несет пришелец? Или то и другое? И вообще - теперь в мире будет не „компутер сайенс“, не „информатИк“, а калькуляциология или счетоведение…»
        Их ослепил яркий свет фар. Веселина резко стянула его с дорожки в кусты. Где-то справа за ветками сирени, урча, неторопливо проехала машина, видимо, к одному из подъездов длинной блокированной двухэтажки преподавателей в шотландском стиле.
        - Что это, Бэрримор? - машинально пробормотал Виктор.
        - Тс-с… - прошептала Веселина, - обнимите меня немедленно, тогда на нас не обратят внимания! Вот так. Теперь целуйте!
        - Кто не обра… - начал Виктор, но тут их губы сомкнулись, и он почувствовал, как пылают щеки и лицо его новой знакомой.
«Вот это соборная молодежь! Или… Это провокация? Хуммель и компания еще в городе, и этот, типа Сиднея Рейли…»
        Веселина висела у него на шее, крепко обняв обеими руками. Виктор сильно прижал ее к себе левой рукой за талию, а правой залез в карман, вытащил браунинг и выставил его в темноту. Тут до него дошло, что он стоит спиной к дорожке и на него могут напасть сзади, а оружие его, направлено, собственно, в деревянный столб радиосети. Он резко повернулся, как в танце, крутнув партнершу вокруг себя; но теперь выходило, что он прикрывает себя девушкой, а это как-то некрасиво. Под звуки оркестра Эмброуза, доносившиеся из раскрытых окон клубной комнаты, Виктор в ритме квикстепа затянул Веселину за столб и прижал к нему; теперь столб прикрывал их обоих. Подобраться к ним сзади не давал большой старый куст сирени.
        - Какой вы пылкий! Целуйте же меня, целуйте, осыпайте своими жаркими ласками мое лицо…

«Вообще-то, скорее, шею…»
        - Продолжайте, продолжайте… Ай! Этого пока не надо. Мы еще слишком мало знакомы…
        - А когда будем хорошо знакомы?
        - Сейчас не надо об этом… Не останавливайтесь, пусть будет сто, тысяча поцелуе… ммм…
        С той стороны, где остановилась машина, донеслись крики.
        - Так это что, жандармерия? Кого-то забрали?
        - Какого-нибудь преподавателя, какая разница… Будьте же решительны, не смущайтесь ваших порывов… в пределах порядочности…
        Может, я зря усложняю, подумал Виктор. Лемешева тут нет, бегать не за кем. Зато теперь можно будет небрежно ронять в разговоре с подругой что-нибудь этакое:
«Писатель Еремин? Да, конечно, знаю. У меня был с ним роман. Он клялся мне в любви среди цветов белой сирени. Такой страстный мужчина… А потом я его бросила. Разлюбила.»
        Веселина стонала в такт своему порывистому дыханию, широко раскрыв глаза, справа, со стороны блокированного дома, раздавались крики и женский плач, слева духовые и ударные весело и сладкозвучно выводили «Все хорошо, милая», шуршала упершаяся в спину ветка сирени, со станции долетали гудки паровозов. Для полноты картины не хватало соловья где-нибудь сзади.
        - Надеюсь, вы не принадлежите к людям, которые хвастают своими легкими победами над девушками?
        Они уже вернулись на дорожку. Жандармерия уехала. В клубном зале звучало танго и Утесов пел про нежные чувства. Светила луна в тон сюжету шлягера. Сирень тоже цвела, правда, соловей в эту ночь сюда так и не прилетел.
        - Конечно, не хвастаюсь. Зачем?
        - Правильно. Вам в какую сторону?
        - Знаете, я несколько старомоден, и как-то привык к тому, что мужчина провожает женщину, а не наоборот. Так что если вы пойдете сейчас провожать меня, то потом я пойду провожать вас обратно и мы будем ходить туда-сюда всю ночь.
        - Да, наверное, это будет странно выглядеть… Мы еще увидимся. Только, пожалуйста, не делайте сразу далеко идущих выводов.
        - Естественно. Зачем забегать вперед? А танцевать, вы, наверное, тоже очень любите.
        - Очень. Но я не жалею, что не осталась. До свидания.
        - До свидания, Веселина!
        Она упорхнула; мотылек ее блузки мелькнул в свете фонаря и исчез, шорох шлака под ее туфельками утонул в звуках джаза. Виктор улыбнулся и пошел к воротам, которые уже собрался запирать дворник.
8. На пороховой бочке
        Как ни странно, но по дороге по ночной Бежице на Виктора никто не нападал и не пытался похитить. Спокойно дойдя домой и поздоровавшись с Катериной и
«родственниками», он уединился в своей комнате и предался размышлениям. Абсолютный пофигизм здешнего общества к репрессиям, с которым он сегодня столкнулся во второй раз, казался ему несколько неестественным.
«Ну как можно спокойно предаваться ласкам и танцевать, когда кого-то забирают?» - думал он, глядя на звезды в полуоткрытом по случаю жары окне. «Там же все-таки люди. Здесь все такие индивидуалисты? Не похоже. Или тех, кого забирают, не относят к таким же людям? Наверное, второе. Они для них уже другие. Фашистские… нет, здесь большевистские вампиры, враги народа, выродки… стоп, выродки - это у Стругацких. И когда фашисты - в смысле, не эти, а которые гитлеровские - сюда придут, они не будут считать за людей нас, и могут нас уничтожать, оставаясь в душе порядочными. Вот что значит недемократичное общество. Хотя, а далеко ли демократичное-то от него ушло? Если наши попы менторским[В записях В.С. Еремина было написано «ментовским». Автор полагает, что это опечатка.] тоном вещают о страшном грехе богоотступничества, может ли человек в нашем обществе спокойно и открыто сказать „Бога нет“, то есть то, что пишут на трамваях во второй реальности? И не дойдем ли мы до такого состояния, что людей, отказавшихся от религии, будет убивать слепая толпа, как в позднее средневековье, и всем будет все равно, потому
что вставших с колен перестанут воспринимать, как людей? Или просто все пойдет по еще одному кругу, и на святое писание будут смотреть столь же безразлично, как Геннадий Хазанов на материалы очередного съезда КПСС? Да, кстати, материалы. Надо посмотреть, что же снова на дом задали.»
        В портфеле оказалось что-то вроде досье по организации, именуемой Оркобюро.
        Виктор протер глаза и еще раз перечитал название в формуляре на коленкоровом переплете: Оркобюро.
«Это что, уже гоблинский перевод пошел?» - подумал Виктор и на всякий случай понюхал папку. Папка пахла пылью, бумагой, копировальным аммиаком, коленкором, фотоэмульсией и клеем, что явно свидетельствовало о ее реальности. Он развязал тесемки стал знакомится с документами.
        К оркам, как выяснилось, эта контора не имела никакого отношения, а расшифровывалась как «особое ракетное конструкторское бюро». Основано оно было тем же самым Эрлих-Кричевским, и не удивительно, ибо он был поставлен руководить чем-то вроде миноборонпрома. Институт своевременно финансировался, а для работы в нем были приглашены, в частности, такие известные Виктору личности, как Лангемак, Клейменов, Королев и Глушко. После осуждения Эрлих-Кричевского нагрянула комиссия и откопала убийственный и грамотно обоснованный компромат. Снаряды «катюш» улетали с направляющих по самым невероятным траекториям. Некоторые из них шлепались на землю в нескольких метрах от пусковой установки, спустя секунды оживали и летели куда угодно, в том числе и в направлении самой установки. Заключения военных по целой куче разработанных ракетных снарядов на твердом топливе были единодушны - системы созданы в отрыве от реальных потребностей армии, боевое применение неясно, результаты стрельб совершенно неудовлетворительные, а само оружие крайне опасно в обращении.
        По жидкостным ракетным двигателям, то есть, по тем, что занимались Королев и Глушко, ситуация была еще более беспросветной. Начинаний была масса - баллистическая ракета, морская реактивная торпеда, зенитные ракеты, крылатые ракеты и реактивный самолет, - но ни по одному из направлений добиться какого-либо положительного результата не удалось. Опытные образцы постоянно взрывались, системы управления отказывали, эксперты убедительно отмечали невозможность обслуживания установок с ЖРД в полевых условиях. Как итог, деятельность Оркобюро была признана подрывной, и направленной на растрату казенных средств. В конце прилагался список осужденных сотрудников.
        Бегло взглянув на список, Виктор вскочил с кровати и пулей вылетел в гостиную, где
«родственники» уже ставили раскладушки.
        - Мне надо связаться со Ступиным! Срочно!
        Антон невозмутимо вытащил из-за шкафа полевой телефонный аппарат, покрутил ручку и передал трубку Виктору.
        - Слушаю, - раздался знакомый, и уже несколько сонный голос штабс-капитана.
        - Это Еремин говорит.
        - Я понял. Что случилось?
        - Я по поводу Королева, Глушко, Лангемака и еще ряда сотрудников Оркобюро. Их надо немедленно освободить!
        - Уже. Как только ознакомились с вашей «статьей». Точнее, пока мы их привлекли для участия в оперативной деятельности. Пересмотр дел, сами понимаете, потребует времени, да и чтобы настоять на нем, нам нужны основания.
        - Какие основания? Это же Королев!
        - Это у вас там Королев - это Королев, а у нас он пока не Королев! - жестко отрезал штабс-капитан. - Вот найдете способ, как из того, что они насоздавали, выжать хотя бы какую-то пользу, тогда будем добиваться пересмотра, нет - извините, а чем и кому я докажу, что они случайно попали в этот поток прохиндеев и растратчиков? Вы вообще знаете, что закупки вооружения за тридцать седьмой год сорваны? Деньги ушли, кому ушли, куда ушли - ничего найти нельзя, все формально неподсудны! Это что, жандармерия виновата, что в России жулья, что дерьма за баней? Что вы тут сделаете с презумпцией невиновности, когда у вас из под носа все уворуют! Вы из будущего, вы больше знаете, вот и дайте завтра мне карты в руки, чтобы я мог ходить и доказывать! Другие вопросы есть? Нет? Тогда до завтра!
«Подловил таки», подумал Виктор, вернувшись в свою комнату. Машинально он подметил, что до сих пор не разобрался в тонкостях здешней системы силовых структур. По тому, что он видел, получалось, что жандармерия занималась всем, что было отнесено к вопросам национальной безопасности, а полиции был отдан криминал, дорожное движение, хозяйственные преступления и все такое подобное, причем полиция была как бы случаем не земской. Это было не совсем похоже на то, что было в дореволюционной России, где жандармерия была прежде всего чем-то вроде военной полиции, но имело свою логику, и в чем-то было даже менее расплывчато, чем советские названия «ОГПУ» или «НКВД». И еще у них есть какой-то Синод, который
«поймет ситуацию».
        Было ясно, что штабс-капитан в какой-то мере использует Королева, Глушко, Лангемака и прочих ракетчиков, как заложников, чтобы побыстрее добиться от него, Виктора, пути выхода из тупика с разработками. С другой стороны, если штабс-капитан, наоборот, хочет освободить репрессированных специалистов (а он не дурак и понимает, что ракетное оружие без них не создать), то опять-таки все упирается в него, Виктора. Добро и зло как-то причудливо переплелось.
«Ну вот и миссия Руматы Эсторского: спасать ученых…»
…Погода с утра оказалась ненастной. Было не жарко, небо было сплошь затянуто какими-то однообразными шинельно-серыми тучами, из которых лениво сыпал мелкий дождик, какой раньше обычно называли «ленинградским». Дворники, скрипя и щелкая, лениво размазывали капли по лобовому стеклу «опеля», из-под колес встречных машин летела грязь. Сквозь забрызганные этой грязью боковые стекла мимо проплывали потемневшие домики Городища. Виктора радовало, что он вчера успел взять зонтик - недорогой зонтик из черной материи с деревянной рукояткой. Не синтетика, так что надо обязательно сразу сушить, а то ткань погниет.
        - Во субботу, день ненастный, нельзя в поле работать? - спросил его Ступин, куривший в ожидании на крыльце здания на базе бронепоездов, под козырьком, с которого стекали на землю прохладные струйки. - Может, отложим до понедельника? И фигуранты отдохнут с дороги.
        - Полагаю, они предпочли бы не томится неизвестностью. Поговорить есть о чем, думаю, не нужно затягивать.
        - Ну что ж, с вашего позволения, я только докурю. Самому интересно, как вы сумеете обернуть эту ситуацию. Немцы-то занимались ракетами вынужденно, чтобы обойти ограничения, навязанные Антантой после войны.
        - Кстати, а почему такие встречи проводятся здесь, на военной базе, а не в министерстве оборонной промышленности или как оно у вас там? Решения-то кто будет принимать?
        - В министерстве? - Ступин сделал неторопливую затяжку. - После казни Эрлих-Кричевского в министерстве выискивают врагов империи и пишут доносы друг на друга. Там обсуждение может уйти в сторону, далекую от техники. Это во-первых. Во-вторых, в министерстве еще надо объяснить, почему вопрос обсуждается с участием лиц, осужденных за государственные преступления, и коим положено находиться на каторге. Например, по сегодняшней теме. В-третьих, пока не установлено окончательно, кто есть вы, а действовать надо. Не волнуйтесь, я не собираюсь втягивать вас в какую-нибудь дворцовую интригу или использовать в каких-то личных или кабинетных играх. По мере выяснения истины вы выйдете на лиц, имеющих практически безграничные полномочия. Ну, разумеется, если вы действительно оттуда.
        Штабс-капитан бросил бычок в стоящую рядом урну.
        - Кстати, у меня для вас хорошая новость: Синод благосклонен к вашей идее интеграции свинга в среду православной молодежи. Такое впечатление, что эта идея там давно бродила в умах, и нужен был только человек, который решится высказать ее открыто. Правда, все это пока неофициально, но для Синода неофициальное благоволение куда важнее канцелярских бумажек.
        - Простите, а что такое Синод и чем он занимается? Я еще не успел глубоко изучить вашу политическую систему.
        - Синод… Ну, в вашей реальности церкви есть? Не разгоняют?
        - Да, есть разные зарегистрированные конфессии. Церковь отделена от государства, но официально празднуются различные религиозные праздники, официально признается положительная роль церкви в различных аспектах общественной жизни… Вот так как-то.
        - Это плохо. Если государство благоволит церкви, оно обязано следить за ней и направлять, а то она начнет вымогать у государства разные блага. Вот Синод у нас и направляет. Именно благодаря нему сейчас под эгидой церкви находятся ночлежные дома, колонии бывших малолетних беспризорников, поселения освобожденных из мест заключения. Тысячи священников работают в тюрьмах и каторжных лагерях, в туберкулезных и психиатрических диспансерах, идут к страждущим и обремененным. Если священник не пройдет этой тяжелой и грязной работы среди людских страданий, он никогда не сможет рассчитывать на приличное место в церковной иерархии. Так что не считайте уж нашу церковь опиумом для народа.
        - Да я и не считаю. Тем более, куда со своим уставом в чужой монастырь…
…Королева он узнал сразу. По характерной М-образной волне зачесанных назад волос, открывавшей высокий лоб и прищуренным глазам.
        Их было трое, в приличных немецких серых костюмах в полоску по размеру, в одинаковых, подобранных в тон, рубашках и галстуках. Королев, Глушко и Лангемак. Похоже, что перед встречей над ними хорошо поработали в парикмахерской и салоне красоты.
        - Здравствуйте… - Виктор слегка замялся, растерянно думая, как же их назвать, чуть не сказав привычного «товарищи». «Господа»… а у них к заключенным так обращаются? В СССР «товарищами» не называли, может и здесь так? Если «граждане», то есть ли здесь вообще такое обращение? Республику-то того… И вообще, по какой легенде он, Виктор, с ними работает? Инопланетянина? Жертвы техногенной катастрофы? Тоже мне, агент…
        - …коллеги.
        - Здравствуйте… - коллеги, по-видимому были растеряны не менее, и немного стеснительно обменялись рукопожатиями.
        Господи, он только что пожал руку самому Королеву, немеркнущей славе нашей Родины. С ума сойти. Хотя, собственно - а что, Глушко меньшая величина? Двигатели-то его. И кто знает, как бы был знаменит Лангемак, если бы не погиб во время репрессий? А еще интересно - неужели в нашей реальности деятельность РНИИ со стороны смотрелась таким же отмывом бабла, как здесь - работа Оркобюро? Наверное… Тут только специалисту разобраться. Тогда судьбу науки и техники решали не имеющие технического образования следователи, сейчас, в нашей реальности - не имеющие технических знаний манагеры, которые формируют мнение, ужравшись до блевоты на каком-нибудь бизнес-форуме в Сингапуре… И если у следователя хоть видно, что технического диплома нет, эти предъявят целую колоду - дипломы можно заказать по Инету с доставкой на дом. Сейчас любую липу можно заказать по Инету, вплоть до трудовой книжки с записью о стаже работы Президентом РФ. Та же эпоха репрессий, только более благообразная.
        И, кстати, когда же Королев писал статью в «Физике для юношества», о которой говорил Морозов? До ареста? А Морозов хотел таким макаром намекнуть ему, Виктору, насчет Королева? «Давайте не отвлекаться от собственно бронетехники…» Ладно, теперь уже не важно.
        - Ну как, готовы к моменту истины? - спросил Ступин.
        - Вполне, - ответил за всех Королев, - вначале думали, что на виселицу отправят, смертников хорошо кормят, потом, что на императорский бал. А к выяснению истины мы всегда готовы, это наша профессия. И где-то даже судьба.
        Он широко улыбнулся, и от уголков рта и краев глаз разошлись вееры ранних морщинок.
«Он еще и шутит про виселицу… Как-то это не вяжется с образом. Подменили? Нет, ну почему так сразу… Человек летал на фанерных планерах, получил ранение при взрыве ракеты 212… должен был получить в этом году… короче, что такое виселица для ученого, смотрящего в лицо смерти ради первого шага в межпланетное пространство?»
        - Ну что ж… Тогда начнем с выяснения по результатам работ Георгия Эриховича, если возражений нет.
        Лангемак, сорокалетний лысоватый мужчина с высоким лбом, немного заерзал от волнения.
        - Если позволите, я по порядку…
        - Немного погодите. Самоотчета пока не нужно. Основная проблема у вас была в использовании для первых опытных образцов сначала пироксилиновых, а затем пироксилинотротиловых порохов. С одной стороны, это выглядело разумно, поскольку в России по настоящее время выпускаются в основном пироксилиновые пороха, однако как ракетное топливо они перспектив не имеют - ограничена длина шашек и прочее. Вместе с тем в России велись работы и по более пригодным для РДТТ так называемым баллиститным порохам, однако из-за разобщенности этих тематик получалось, что РС никого не интересуют из-за низких результатов, а для баллиститного пороха не оказалось крупных заказчиков именно потому что не выпускались РС, такой вот замкнутый круг. В итоге мы имеем на данный момент только опытный Югоукраинский завод, на котором изготавливается баллиститный нитроглицериновый порох, близкий к нашему НГВ…
        - К вашему НГВ?
        - Да, были опыты весьма удачные, к сожалению, при катастрофе почти все погибло. Но, главное, есть аналог. Плохо то, что на заводе низкая культура производства, высокая аварийность из-за незнания многих технологических тонкостей.
        - Это верно, - устало подтвердил Лангемак, - мы начали экспериментировать с зарядами из баллиститного пороха, но брак… Понимаете, здесь влияют даже такое, как, ну вот, кто поставщик коллоксилина.
        - Тем временем в Германии производство баллиститных порохов прекрасно отлажено для ствольной артиллерии, причем твердотопливные ракеты их интересуют мало - все отдано на программы фон Брауна, а реактивные снаряды пытаются до сих пор делать на черном порохе. Возможно ли закупить у них завод, технологию, чтобы их специалисты все отладили и обучили? Повод - создание резервных мощностей в России для поставок в Германию. Мы ведь все-таки союзники и потенциальные товарищи по оружию.
        - Хм, вот вы как, - Ступин потер рукой лоб, - трудно сказать, насколько они пойдут на создание производство полного цикла. Вы же знаете их тактику.
        - Ну так объясните… проведите через агентов влияния мысль, что пороховые заводы в Германии уязвимы для авиации союз… бывших союзников Антанты и опасны для немецкого населения, а в России эта пороховая бочка будет далеко, да и черт с ними, с этими русскими, если взорвутся, пусть прямо так и объясняют. В конце концов - ну неужели жадность фраера не погубит? Подкинуть им идею природного газа. Представляете, в Германии больше никакого угля, никакой копоти, чистые немецкие городки, идеал высшей расы. Все на экологически чистом топливе.
        - Заманчиво. А откуда они возьмут столько газа и при чем тут мы?
        - Как при чем? А шестнадцать триллионов кубометров на Уренгое?
        - Где-где? - спросил до этого момента молчавший Глушко.
        - Господа, вы понимаете, что все, что вы здесь услышите - сведения совершенно секретные. Не будем уходить от темы. Раз завод нужен - купим, легально, нелегально, выкрадем секреты, завод будет. Продолжайте, пожалуйста.
        - Использование баллиститных порохов позволит нам получить не только реактивные снаряды для установок залпового огня, но и создать двигатели для баллистических ракет малой дальности, примерно где-то километров пятьдесят, ракеты воздух-воздух и воздух-земля с кумулятивными зарядами для штурмовиков и зенитных управляемых ракет против высотных бомбардировщиков. По последним будет на данном этапе наиболее эффективной командная система наведения.
        - Извините, перебью, - вмешался Лангемак, - но рост выпуска боеприпасов потребует и рост выпуска сырья для баллиститного пороха, а у нас в России всего один завод централита. Понимаете, его вводят в состав пороха для стабилизации его химической стойкости. Из-за сложности изготовления централита, да, впрочем, и основного сырья для его производства, это самый дорогой компонент, да и выпускают его мало.
«Черт, это же что-то читал… Во время войны было, завод там эвакуировали, снарядов для „катюш“ не хватало. Думай, думай…»
        - Знаете, кажется, были опыты по замене централита, как стабилизатора, окисью магния, и вроде результат положительный. Надо попробовать.
        - А это не из-за этого…
        - Нет, это другая тема.
        - Все-таки замечу, что и баллиститные пороха не позволяют добиться того увеличения дальности стрельбы, которое дадут жидкостные двигатели даже на высококипящих компонентах, - нетерпеливо заметил Королев, - и если мы не хотим останавливаться на пятидесяти километрах…
        - Простите, Сергей Павлович… («Господи, кого я перебиваю? Самого Королева!») Мы обязательно перейдем к ЖРД, только сперва закончим с твердотопливными. В полевых условиях стартовые комплексы ракет с ЖРД действительно трудно обслуживать, готовить ракету к пуску долго, и такие комплексы весьма уязвимы для противника. РДТТ позволит нам делать комплексы мобильными. Однако Вы правы - для ракет средней и большой дальности потребуется уже другое твердое топливо. Были сделаны успешные эксперименты с топливами под условным названием «смесевые», состоят в осном из окислителя, горючего и связующего. Окислитель - это перхлорат аммония, стабилизированный нитратом калия, чтобы заряд не растрескивался. Как заменитель, можно нитрат аммония, но он похуже, и еще перспективно использование динитрамида аммония, хотя он дорогой. Горючее, оно же связующее - это различные каучуки, синтетические смолы, нитрополимеры. В них добавляют примерно на четверть порошки металлов, алюминия или магния. В качестве еще одного дополнительного компонента горючего можно использовать октоген или гексоген, но не больше четверти, а то
растет опасность детонации. До трети массы - это пластификаторы, катализаторы, например, хромит меди, отвердители, и… и, к сожалению, это все, что мне известно. Основные тонкости уже придется выяснять в ходе исследований.
        - И какие же результаты это дает?
        - Можно получить удельный импульс до трех тысяч метров в секунду. Ракеты на таких топливах могут иметь дальность порядка сотен километров. А в перспективе и тысяч километров.
        - А больше ничего не можете вспомнить по этим топливам?
        - Так я же сам ими не занимался. Могу только добавить, что компонентов может быть до дюжины, и… вот еще важно, двигатель изготавливался заливкой, и при этом сразу формируется внутренний канал горения. При этом корпус двигателя дополнительно защищен от горячих газов слоев топлива.
        - Вот это существенно. Значит, есть возможность создать двигатель со временем работы в десятки секунд. Химиков надо собирать, пусть копают в этом направлении.
        - И металлургов - искать материалы и покрытия для сопловых блоков…
«Ладно, теперь у нас есть двенадцать лет форы по сравнению с американцами», думал Виктор. «Времени на поиски достаточно»
        - …Теперь переходим к ракетам с ЖРД. Идей было много, но из-за ограниченности ресурсов немного распылились. Например, самолет с ЖРД в ближайшие 15-20 лет не будет иметь практического значения…
        - Но позвольте, - перебил Глушко, - мы уже в ближайшее время можем получить самолет со скоростью тысяча километров в час! Полторы тысячи! В то время как двигатели фирмы БМВ развивают тягу втрое меньшую. Мы делаем большую ошибку, пренебрегая идеей ракетоплана! Ну скажи хоть ты ему! - обратился он к Королеву.
        - Подожди, - ответил тот, - пусть человек доскажет. Нас пока тут слова никто не лишал.
        - Вот вечно ты так. Идешь на компромиссы с ретроградством и невежеством. Оттого и загремели из-за твоего соглашательства.
        - Слушай, знаешь что… - Королев начал багроветь.
        - Стоп! - гаркнул Виктор. - То, что я скажу, вас помирит. Сосредотачиваться сейчас надо на перспективных целях. Баллистическая ракета средней и большой дальности, способная нести ядерный заряд в любую точку планеты. Политическое оружие, которое предотвратит большие войны. Если его не создать, это оружие появится к середине сороковых у Германии или США, И тогда гибель Помпеи покажется детским фейерверком. Поэтому предлагаю прекратить все ссоры. На карту поставлена не какое-то правительство, возможна гибель всего человечества. Александр Семенович! Покажите вы им мобильник!
        - Подождите… - Королев выглядел растерянным, - вы что, из будущего? Это там катастрофа?
        - Я был в вероятном будущем. Которое можно изменить. Это от вас зависит, будет катастрофа или не будет. Будет ли вообще человек, как биологический вид, или останутся тараканы, которые устойчивы к радиации. В Сибири, кстати, тоже не укрыться. Будет ядерная зима и ледниковый период.
        - А если мы не справимся, - Лангемак нервно разминал руки, - нас казнят?
        - А если не справитесь, погибнем вместе. Погибнут близкие, знакомые. Должны же мы попытаться что-то сделать?
        - Да… Вы правы.
        - Вы что-нибудь знаете о ракетах будущего?
        - Немного удалось.
        - Ну я же говорю - не надо перебивать. Может, по двигателям что присоветует.
        - Да я что… Кто же знал-то… Всем подряд доказываешь - никто не слышит…
        - Ладно, ладно…
        - Ну. значит… - Виктор начал речь с этих слов-паразитов «ну, значит», чтобы как-то снова уложить в памяти то, что от собирался сейчас говорить, - как вы считаете, что главное в ракетостроении?
        - Странный вопрос. Двигатель, конечно.
        - Уточню. Материалы двигателя, теория, технологии.
        - Многое. Корпус, система управления, топливо…
        - В общем верно, все это так… и не так. Главное в ракетостроении, это - качество. В современной индустриальной системе каждый рабочий, каждый инженер приучен к тому, что есть некий допустимый предел ошибок, брака который безнаказанно можно допустить. Этот предел - небольшая величина. Но в таком сложном и критичном к дефектам изделии, как ракета, эти небольшие пределы в итоге дают вероятность общего отказа, близкого к единице. Тем более, что в создании и производстве ракеты будут заняты сотни заводов и КБ. Отсюда вывод, нужно изменить сознание работника, поставить его в такие условия, когда целью его работы станет не допустить брака вообще…
        Виктор вкратце разъяснил основы Саратовской системы управления качеством 50-х годов, как достаточно простой и легко встраиваемой в вероятные рамки производственной бюрократии. Он заметил, что Королев слушает его необычайно внимательно.
        - Вот! - воскликнул он, когда Виктор закончил, - вот то, что я все время говорил! Нас все время резало опытное производство. Не столько в конструкции дело, сколько в мелочах, которые лезут из каждой дырки. Кустарщина и малограмотность - вот ваши диверсанты. Здесь нужен не только новый станок - нужен новый рабочий, с сознанием ученого, с фанатической готовностью преодолевать себя. Тогда мы чего-то достигнем. А вы знаете, сколько пришлось всех убеждать использовать при планировании работ графики Гантта?
        - Это сетевое планирование, что ли? Мощная штука, только надо дополнить методом анализа критического пути, лучше по методу ПЕРТ, там четыре длительности работы, оптимистичская, пессимистическая наболее вероятная и средневзвешенная, и метод критической цепочки, который учитывает наличие ресурсов…
…Автор безжалостно опускает дальнейшую часть беседы до обеда. В конце концов, сейчас это можно найти в учебниках. А вы думали, разговор пойдет о форме камеры сгорания? Ничего подобного. Чтобы строить ракеты, надо сперва создать новое производство, новых работников, новые методы управления. А иначе выйдет, как обычно у нас бывало, когда прекрасная идея так и оставалась на уровне опытного образца.
9. Лишь бы киношники не напутали
        - Неплохой у них рыбный суп. Что они такое, кроме укропа, добавляют?
        Штабс-капитан аккуратно отложил кость на край тарелки. Кроме него и Виктора, за столиком сидели Королев и Глушко; Лангемак оказался за соседним, и ему девушка как раз подносила второе. Вчерашние каторжники ели, не торопясь; видимо, за эти дни их уже успели подкормить. Репродуктор на стене неторопливо пережевывал такты слоуфокса «Сильнее смерти».
        - А эта вещь у Блантера, пожалуй, несколько однообразна, - продолжал Ступин, - даже если сравнить с балладами в честь Киевского похода. «Знамя императора по ветру шумит…»

«Знамя Щорса красное по ветру шумит» - отметил про себя Виктор. «Можно новые тексты писать. Интересно, а какой текст для нашего времени будет и про что?»
        - А вот это, кстати, чья - «Расцветали яблони и груши…»
        - Так это его же. Церковь чего-то придиралась насчет мелодии.
        - Зря придиралась. Во всем мире ее будут считать русской. Кстати, и в Германии понравится.
        - Неужели эти простенькие куплеты смогут быть знамениты на весь свет?
        - Абсолютно. У меня на это чутье.
        - Ну, если не шутите… Придется утрясти и согласовать.
        Закончив обед, они вновь направились по коридору к кабинету. Штабс-капитан на мгновение задержал Виктора.
        - Наши вчерашние знакомые интересуются, нет ли все же каких-то идей насчет ускорения работ по дизелю. Это не только пожароопасность, это вопрос топлива. Немцы в случае войны с Россией могут использовать синтетические бензины, с ними у них будет проще, чем с дизтопливом. У нас своя нефть, так что двигатели на соляре и газойле помогут сэкономить дефицитный бензин.
        - Ну они же в общем-то сами знают. Производственная база для такого изделия слаба, нужно новое оборудование, по сути дела - новая технологическая линия. С концентраторами напряжений у вас сами разобрались. Хотя это, в общем, достаточно элементарная вещь, для учебников сопромата…
        - Подозреваете вредительство?
        - Подозреваю результат чморения конструкторов в национальном масштабе, в том числе и морального. Человек должен верить в свои силы, видеть перед собой положительные примеры великих инженеров и изобретателей. А когда ему внушают, что все лучшее создано за бугром, а у нас умеют только копировать, что он создаст? Стрельба со сбитым прицелом…
        - Ну, а что-нибудь для поправки прицела присоветуете? Что-нибудь из исторического опыта на полвека вперед?
        - Ну, насчет тех же концентраторов… Изучать картину напряжений в деталях на моделях из оргстекла в поляризованном свете.
        - Оргстекло?
        - Ну да… акрил… такой полимер прозрачный…
        - А, плексиглас? Который на стекла для самолетов идет?
        - Точно.
        - Как закончим с ракетчиками, задержитесь, надиктуете, что знаете?
        - Конечно. Не вопрос.
        - Еще такая вещь: Королев Сергей Павлович, на Ваш взгляд, насколько предан России?
        - Ну, то, что он не шпион и не вредитель…
        - Это понятно. Насколько он способен сохранять верность отечеству, если у него будет возможность остаться за рубежом?
        - Хотите послать в Германию по обмену опытом?
        - Хотим. Вы подали интересную мысль насчет важности организации ракетного дела.
        - Во всяком случае, в диссидентстве замечен не был, несмотря на то, что в нашей реальности попадал на Колыму и чуть не погиб. Это Сахаров был диссидентом.
        - Сахаров… тоже ракетчик?
        - Нет, отец водородной бомбы. Андрей Дмитриевич.
        - Которая мощнее ядерной?
        - Да. И то не сразу, а как сошелся с Еленой Боннер. А она была ярой антисоветчицей.
        - Очень занятно. Выходит, ваши органы проглядели?
        - Ну, не станут же они его, как в старину, женить без согласия. А убрать Боннер - это тоже даст противоположный эффект…
        - Ну, Виктор Сергеевич, зачем так… Это вопрос техники. Так какие гарантии можно создать для Королева, чтобы его не перевербовали? Его интересы, связи… вы понимаете?
        - Хороший вопрос… Он смел, имеет твердый характер и фанатично предан идее освоения космоса. Из страха он вряд ли будет на кого-то работать… ни на вас, ни на немцев. А вот ради того, чтобы его ракеты первые полетели в космос, чтобы запустить первый спутник, вывести первого человека на орбиту, опередить конкурентов - американцев или в данном случае немцев… Космос - это его жизнь. Даже сами по себе баллистические ракеты, для него, пожалуй, не столько щит. Скорее, возможность, которую военные дали для полета в космос.
        - Спасибо. Это совпадает с нашими данными и вообще весьма характерно для настоящего ученого. Но предположим худшее. Кто может в этом случае заменить у нас Королева по баллистическим ракетам? Только не говорите, что никто, подумайте.
        - Янгель, Михаил Кузьмич. Он, кстати, в вашей реальности сейчас не в командировке в США?
        - Кстати, в командировке. Но он ведь не ракетчик. Он авиаконструктор.
        - Сможет стать ракетчиком. Королев ведь тоже с планеров начинал.
        Они остановились у двери в кабинет.
        - Да, у меня к вам тоже один вопрос, только из истории. Вот Колчак… как же он вдруг стал республиканцем? Он ведь по взглядам был скорее ближе к Муссолини. Возводил войну в культ, ненавидел пацифизм, парламентаризм. Высказывал и Тимиревой писал…
        - Да-да. Министресса просвещения Тимирева, конечно, помним, - хмыкнул штабс-капитан, - кто не помнит ее новации с перестройкой образования на американский манер. Чуть академическую школу не загубили. Вот что касаемо Колчака… Скажите, Виктор Сергеевич, а разве у вас, в вашей реальности не было так, что политик, бывший истым - ну, как это у вас называется, ленинцем, наверное? - бывший истым ленинцем, вдруг становится ярым республиканцем, демократом или там либералом? Если он обязан властью каким-нибудь дядюшкам из богатой колониальной державы?
        - Пожалуй, были такие.
        - Ну вот видите. Демократ - это условия найма. А почему? Ничто не стоит так дорого и не продается так легко, как демократия.
        Виктор хотел возразить, но подумал, что с жандармским штабс-капитаном спорить об этом было бы большой ошибкой. И вообще сейчас главное вытащить Королева и прочих на свободу.
«…Ну почему я не читаю на досуге учебников по проектированию ракет и ракетных двигателей? И не беру их в День Независимости в поездку почитать? Как бы это все сейчас пригодилось…»
        Вопросы после обеда задавал в основном Ступин. Ракетчики внимательно слушали.
        - Запуск первых «Агрегатов-5» в Грейфсвалдер-Ойе намечен на осень этого года. Без автопилотов. Немцы решили не ждать.
        - Почему полигон решили сделать на острове?
        - Легче обеспечить режим секретности, безопасность населения при авариях ракет. Кроме того, в одном месте размещаются все необходимые сооружения, испытательное оборудование для исследовательских и конструкторских работ, опытное производство. Короче место, где можно начать с исследований, а закончить созданием ракеты, которую можно выпускать серийно.
        - Где можно расположить такой в России?
        - Например, в Казахстане…
        - Туркестане?
        Да. Удаленное пустынное место и ближе к экватору. Малодоступно для дальних бомбардировщиков других держав.
        - Далековато. Слишком много средств уйдет на обустройство, завоз в такую глушь всего подряд, включая дерево и воду. Поближе нельзя?
        - Ну… Тогда, например, в районе волжских степей. Примерно сорок восемь с половиной градусов северной широты и сорок пять с половиной восточной долготы.
        - Недалеко от Царицына. Ну что ж, уже лучше. И водным путем можно пользоваться. Немцы собираются использовать «Агрегат-5» в военных целях?
        - Нет, для этого будет «Агрегат-4». Будет выпускаться серийно. Если, конечно, ничто не помешает.
        - Что может помешать?
        - Смещение тех, кто покровительствует проекту. Например, фон Браухича. Хотя это только замедлит работы.
        - Как, по-вашему, относится Гитлер к ракетчикам?
«Почему он это спрашивает? Почему интересуется этим, а не техническими деталями? Понял, что я по специальности не ракетостроитель? И ищет способы сорвать создание Агрегата-4, он же Фау-2?»
        - Гитлер… пожалуй, с некоторой осторожностью. Недоверчивость малообразованного человека, подозревает, что ему парят мозги.
        - Как ракетчики парят мозги тем, кто приезжает?
        - Показывают огневые испытания двигателей. Обычно это впечатляет.
        - На Гитлера это способно произвести впечатление?
        - По крайней мере, он не подаст вида.
        - Что он скажет?
        - Нет информации.
        - Хорошо… Можно ли улучшить Агрегат-4?
        - Да. Сделать боеголовку отделяющейся. Это увеличит дальность. Баки должны быть несущими, это снизит вес. Еще у немцев проблемы с топливной аппаратурой.
        - Ясно. Может, у специалистов есть вопросы?
        - Скажите, вы не могли бы нарисовать геометрию камеры сгорания, или хотя бы размеры? Как охлаждается? - Глушко сгорал от нетерпения.
        Виктор развел руками.
        - Увы. Если бы я был специалистом по ракетной технике…
        - Но ведь Лангемаку вы дали почти готовый рецепт!
        - Что есть, то есть. Как будто я специально знал, что тут понадобится?
        - Ладно, все понятно, - примирительно сказал Королев.
        - Ну что понятно? Что тебе понятно? - раздосадованно сетовал Глушко.
        - То, что придется самим открывать. Что, не сумеем, что ли?
        - Сумеем, не сумеем… Сумеем. Вот когда только?
        - Ну а тебе сразу все готовое. Скажи спасибо, что доказывать не надо, что жидкостные ракеты - это не вредительство. Да, вы вот такое скажите, - обратился он уже к Виктору, - Оберт предлагал использовать ракеты, чтобы из космоса исследовать неизученные районы земли. Это найдет какое-нибудь применение в будущем?
«Действительно, человек бредит космосом… Стоп, чего я туплю? Как раз можно всех развести по понятиям.»
        - Применение? Да. Только прежде всего в виде спутников-шпионов.
        - Спутников кого? - встрепенулся штабс-капитан.
        - Спутников тире шпионов. То есть запускаем искусственный спутник Земли, на нем фотокамера с телеобъективом. Он пролетает над заданной территорией сопредельного государства, фотографирует, что надо и приземляется в заданном районе. Вот, допустим, тот же ракетный полигон заснять.
        - И… и что можно рассмотреть с такой высоты?
        - В перспективе - вплоть до номеров автомобилей. Подводные лодки под водой тоже хорошо видно. Да, еще можно спутники связи. Чтобы агенты выходили на связь через спутник направленной антенной на ультракоротких волнах, и их не запеленгуют.
        - Так-так… Сергей Павлович, а вы что скажете?
        - Абсолютно верная идея! Российской империи просто надо иметь такие спутники раньше враждебных государств! А дальше - послать на орбиту пилотируемые корабли и сделать постоянные платформы для боевого дежурства, чтобы при необходимости сбивать спутники противника и ракетные снаряды дальнего действия с помощью управляемых ракет или лучевых концентраторов…

«Это как? Это будущий Главный Конструктор уже предлагает программу звездных войн? Хотя… Ну это же в данном положении уникальная возможность выбить деньги на космос»
        - …При спуске на крыльях в атмосфере мы можем сделать аппарат многоразовым…
        - Сергей Павлович, считайте, что вы меня убедили. Помимо непосредственного военного значения, первый вывод космического аппарата будет иметь и огромное моральное воздействие на политические элиты других держав. Полагаю, что именно вам, как первопроходцам, и следует поручить подготовку звездных экспедиций. Остается только отстоять ваши кандидатуры перед руководством. Не вижу радости. Вы, наверное, не верите?
        - Ну… если честно… знаете, просто как-то это все так неожиданно. С Колымы и…
        - Виктор Сергеевич! У вас есть что - нибудь такое убедительное для Сергей Павловича?
        - А, знаете, есть. Компоновка его космической ракеты.
        - Простите, вы сказали…
        - Вашей космической ракеты. Вы ее создадите в будущем. А уважаемый господин Глушко создаст к ней двигатели. Здесь мы частично возвращаемся к последовательной схеме…
«Только бы киношники ничего не напутали… Только бы не напутали… Это же все-таки не сегодняшняя халтура от канала BBC…»
        - Ну что скажет главный конструктор?
        - Вынос мозга…
        - Вот. Он уже на языке господина из будущего заговорил. Как идея-то? То, что мои двигатели и первой и второй ступени включаются на старте - я за.
        - Что идея… Гениальная идея. Вы не шутите, это вот именно я предложу?
        - Именно вы. Ваша идея, никому не отдавайте. Она еще в двадцать первом веке бороздить космос будет. Если атомной войны не случится, конечно.
        - Но, конечно, не следует думать, что вот по этой схеме сразу сделаем ракету и выведем спутник… Идея хорошая, но ракету надо еще начать и кончить.
        - Вот и начнете, господа ракетчики, - резюмировал штабс-капитан, - и вы же закончите. А оставшееся на сегодня время попробуем выяснить, какие еще наиболее важные детали этого дела могут быть известны господину Еремину…
…Вечер был душноват. От дождя в первой половине дня везде стояли парящие лужи. Неожиданно жаркое солнце медленно ползло над крутобережьем в сторону Бежич, и новенький гостиничный вентилятор, подвешенный вчера под потолком, плохо помогал. Штабс-капитан позвонил, чтобы в кабинет занесли новый сифон сельтерской и ведерко со льдом.
        - Задержитесь, пожалуйста, - сказал он Виктору после того, как отпустил ракетостроителей, - есть небольшой разговор. Точнее, полтора разговора.
«Спросить у него что ли, в какой гостинице в Бежице можно снять безопасно номер? Не тащить же Татьяну в дом с „родственниками“, а тем более не идти же в ее коммуну…»
        - Всегда ваш.
        - Тогда начнем с половины разговора. Завтра устраиваем выходной или хотите поработать?
        - А кто дальше на очереди?
        - Да это не так срочно. Конструктора по стрелковому оружию прилетели. Можно и на понедельник перенести.
        - А кто прилетел?
        - Дегтярев, Шпагин, Судаев. Хотели Симонова и Токарева, но у них испытания новых моделей винтовок.
        - Давайте завтра. Если конструктора не против.
        - Они не против. Вам не повредит?
        - А война в сороковых мне не повредит?
        - То есть, вы исключаете, что Германии тоже можете понадобиться живым и здоровым?
        - Это говорите мне вы?
        Ступин пожал плечами.
        - Я не предлагаю переходить на сторону Германии. Но вы ведь не наивны и понимаете, что ваши знания им нужны. И почему-то считаете, что в войну обязательно погибнете. Не скажете, почему?
        - А мне не нужна такая жизнь! Хватит с меня и в одной реальности разгромленных лабораторий и заводов, сводок о сокращении населения и… Я не шкура и не сволочь. Завтра работаем. Простите, если лишаю вас отдыха. Может, вас кто-то другой подменит.
        - Пустое. Такова наша служба. Тогда, если не возражаете, перейдем к собственно разговору. - Ступин налил стакан сельтерской и кинул в него кусочек льда. - Только как его начать, не знаю даже я.
10. Свято место пусто не бывает
        - В чем же трудность? - спросил Виктор.
        - В том, что это ваше личное дело. Сугубо личное. И в том, что мы обязаны если не помогать вам в этом незнакомом мире во всех вопросах, то хотя бы давать информацию, чтобы вы могли сориентироваться.
«Личное. Что же у меня тут личное-то?»
        - Если правильно понял, вы собираетесь показать досье на мадам Краснокаменную?
        - Нет. Точнее, досье у нее в порядке. И вообще никакого, как у вас говорят, компромата, даже наоборот.
        - Если наоборот, я очень рад. Значит, трудностей нет.
        - Ну, если вы так считаете… Дело в том, что к ней благорасположен один вполне приличный господин, бакалейщик. Держит лавку недалеко от Литейной. Пару лет назад он овдовел, трагический случай - бедняжка подхватила простуду, перешедшую, кажется, в крупозное воспаление легких. Остались двое детей - мальчик и…
        - И еще мальчик?
        Ступин удивленно взглянул на Виктора.
        - И девочка. Почему вы так решили?
        - Вспомнил. Одного знакомого.
        - Может быть. Характеризуется положительно, имеет серьезные намерения связать свою судьбу… правда, несколько стеснителен.
        - И что?
        - И, собственно, все. Это, собственно, не наше дело, и если бы не уникальный случай…
        - То есть, вы хотите, чтобы я не наделал глупостей?
        - Естественно.
        - Ну я же не пацан двадцатилетний.
        - Ну… чего только не приходилось видеть. Спасибо.
        - За что?
        - За экономию порошков аспирина от мигрени.
«С гостиницей вопрос снят. Татьяне нужна семья, а не гастролер из Российской Федерации. Хотя… откуда я знаю, насколько здесь просижу? В точках перехода местная наука не петрит. Правда, если это все-таки задание из реальности-2, они должны были предусмотреть возвращение. Должны были предусмотреть… Черта с два, никому они ничего не должны. Если только не планируют следующего задания. И, кстати, а смысл этого? Прокачать здешнюю Россию? То, что я сейчас делаю? А может, я делаю не то? Может, меня послали совершить социалистическую революцию? А может, они вообще не знали, что здесь делать и послали разобраться на месте?»
        - Во всяком случае, вечером сегодня постарайтесь отдохнуть. Поспите или пройдитесь по воздуху. К сожалению, не могу рекомендовать прогулку на реку или в лес. Возможно, это организуем несколько позже…
        Вечерние фабричные гудки перекликались между районами. Вот издалека, из Бежицы, зычно, долго, запел паровозный. Вот поближе, хрипловатый - с Радицкого вагонного, и эхом ему в тон откликнулся Арсенал, а где-то там, совсем уж далеко, на высоких нотах проголосила Фасонка.
«Ну вот и сыграли в дона Румату» - размышлял Виктор, трясясь на заднем сиденье
«Олимпии». «Сунул Королева из огня да в полымя. А ну как его гестапо раскусит? Хотя, с другой стороны, чем для такого человека лучше каторга?»
        Он вдруг ясно понял, что Королев стопроцентно предпочтет пойти на опасное задание, лишь бы выведать тайны создания ракет. А он, Виктор, будет спокойненько кататься под охраной и обсуждать качество котлет в офицерской столовке. И от этого становилось как-то неудобно перед остальными.
        Он снова вышел возле переезда на Почтовую. Дворник подметал мостовую перед двухэтажной гостиницей, желтевшей свежей штукатуркой. Виктор снова почувствовал себя разрушителем чужих судеб.
        Татьяна оказалась на месте.
        - Привет! - она вспорхнула со стула и чмокнула Виктора. - Не забываешь еще?
        Она на минуту выскочила с какими-то снимками, пообещав вернуться через минуту. Виктор оглядел комнату. Царил творческий беспорядок, и на открытой форточке весело трещали нарезанные из засвеченной фотобумаги ленточки от мух. В углу немного отставали обои, а на столе, выпятив пузо в лиловых разводах, лежало на боку стеклянное пресс-папье. Все эти незаметные мелочи быта ушедших времен вызывали у Виктора какое-то чувство умиления.
        - Не скучаешь тут?
        На ней была легкая блузка из зефира в полоску - без вычурных деталей, но стильная, подчеркивала стройность силуэта, и великолепно сочеталась со строгой юбкой из колумбии.
        - Ничуть. А тебя можно поздравить?
        - С чем? Вроде бы ничего не произошло.
        - Ну… например, налаживается личная жизнь.
        - Всегда говорила, что Бежица - это деревня. Все про всех знают. Ты уже ревнуешь?
        - Напротив, я рад за тебя.
        - Ну да. Ты желаешь мне счастья, я приглашаю на свадьбу… Не спеши. Я еще ничего не решила. И только не задавай вопросов вроде «Он тебе нравится?». Я не знаю, как на них отвечать.
        - Насколько я знаю, он человек серьезный.
        - Ты его уже знаешь? Ну да, странный вопрос, конечно. Ну, тогда ты знаешь, что он просто прислал мне цветы и предложил отужинать вместе. Сегодня. Мне остается только задать тебе глупейший вопрос: мне идти?
        - Почему нет? Это реальный шанс.
        - Шанс на что? Его детей нянчить?
        - Ты не любишь детей?
        - Люблю. Люблю… в том-то и дело. Господи, что вы все вдруг меня за него сватаете? Подруги, редакция, теперь ты… «Вы идеально подходите… Подумай, такой случай раз в жизни…» Я не хочу, чтобы за меня решали.
        - Да это ты решила. Я только тут спутал карты.
        - Понятно. А тебе я больше не нравлюсь.
        - Ты нравишься массе мужчин. Одним больше, одним меньше. Не ломать же тебе судьбу из-за этого.
        - Потрясающе. С таким мужским благородством я точно останусь одна.
        - С твоей красотой - не останешься.
        - И тем не менее…
        - А если завтра будет задание? Далеко отсюда, и, может, я вообще сюда не смогу вернуться? Ведь ты же мечтаешь не о вечной дороге, а о семейном счастье с человеком, который тебя любит, о доме, где звенят детские голоса.
        - Тогда уходи. Решил уйти - уходи.
        - Прости.
        - Не за что. Это я тебя увлекла и это я тебя отпускаю. И на память ничего не дари. Чтобы ничего сердце не царапало. Удачи!
        - Тебе удачи. И счастья. Будь счастлива, как может быть только счастлива женщина.
        Виктор взялся за ручку двери.
        - Подожди! Помни, что я еще ничего не решила. А теперь иди.
        На улице Виктор зашел в сквер напротив собора, который в его бытность был сквером Камозина, и сел на лавку в тени ракиты. Мотаться по жаре и духоте никуда не хотелось. В песке дорожки купались воробьи. Откуда-то из городского сада слышались звуки духового оркестра, и Виктор вспомнил, что сегодня воскресенье. Минут через десять он увидел, как из дверей редакции вышла Татьяна, решительным жестом остановила извозчика, и, раскрыв над головой светлый кружевной зонтик от солнца, покатила в сторону Губернской.
«Ну вот, все и решилось» - подумал Виктор. Как ни странно, эта мысль не огорчила его и не доставила облегчения; хотелось просто сидеть и наблюдать за верхушками деревьев, окрашенных багровым заходящим солнцем, слышать из городского сада старинные вальсы и ни о чем не думать.
        - Господин Еремин?
        Виктор обернулся. Рядом с ним на скамейке сидела дама лет тридцати двух-тридцати трех, довольно высокая для людей этого времени, худощавая, с большими вьющимися темно-каштановыми волосами; лицом она чем-то напоминала Ларису из довоенной
«Бесприданницы». Одета она была в светло-сиреневое платье из сатина, майи и вольты; уложенные волосы прикрывала надетая наискось, как у довоенных кинозвезд, светлая шляпка. Дама раскрыла большой ридикюль и в руках у нее тут же мелькнуло голубое удостоверение жандармерии.
        - Серпикова Елена Васильевна. Отдел московской жандармерии двенадцать-прим, тайный агент. Прикомандирована сюда по запросу господина Ступина, с которым вы знакомы. Он ввел меня в курс дела, так что объяснять, кто вы и откуда, не нужно.
        Виктор на всякий случай внимательно изучил удостоверение и сравнил со своим.
        - Если есть сомнения, можете попросить городового позвонить по столбу.
        - Документ вроде в порядке… Очень приятно. Виктор Сергеевич. В московской жандармерии все такие красивые агенты?
        Елена улыбнулась.
        - Это государственная тайна. У вас какие планы на вечер?
        - Пока никаких. А у вас?
        - А я решила, если не возражаете, не терять времени до завтра. Отдел двенадцать-прим создан для помощи в расследовании явлений, необъяснимых с точки зрения науки. Вы в своем будущем слышали об Анненербе?
        - Разумеется. У нас о нем только и говорят.
        - По-моему, в Анненербе занимаются ерундой. Я материалистка. Пожалуй, даже атеистка. Не удивляйтесь, это положительное качество для нашей работы.
        - Не удивляюсь. И что предстоит делать?
        - Я буду изучать вас и то, как вы сюда попали.
        - Если бы я сам это знал… Есть определенная точка и время перехода.
        - Это вы уже сообщали. У вас возникали какие-то ощущения при этом, как вы называете переходе? Что-нибудь в вас изменялось?
        - Ничего. Даже не замечал. Вначале думал, что это мне кажется…
        - Ничего не замечали? Ну а внезапные изменения температуры, ветра, шума вокруг, времени суток, года?
        - Знаете, Елена…
        - Зовите меня просто Лена. Не хочется быть слишком официальной.
        - Да, так вот, Лена, то ли я не обращал внимания, то ли совпадало так, но того, что бы выходило за пределы обычной случайности, подметить не удалось. То ли был ветерок то ли не был. А насчет времени - так ведь в одно и то же время переносило и день.
        - В одно и то же? Интересно. И чем вы это объясняете?
        - Ничем. Я же говорю, я не могу это объяснить. И во второй реальности ученые что-то знали, но мне ничего не сообщили. Они предсказывали точки перехода.
«Надо рассказывать. Черт их знает, может, эти тоже найдут, как меня вернуть».
        - Вы вернулись тоже благодаря их помощи?
        - Да. Дважды.
        - В то время и день, когда уходили из их реальности?
        - Нет. К исходной точке.
        - То есть, они получаются вроде как попарно? Вход и выход? Через определенный срок?
        - Ну… вроде как бы так и выходит.
        - То есть вроде выходит, как будто их кто-то сознательно создает для выполнения какого-то действия?
«А вот об этом я не подумал. Интересный ход мыслей.»
        - Не знаю. Не представляю себе, как во второй реальности могут этим управлять. Тем более, они не знали точно, что я приду.
        - А неточно? Вас ждала жандармерия примерно к прибытию, искала? Или что-то в этом роде?
        - Что-то в этом роде. Мое появление подсказал какой-то Цванцигер из Германии… Ну, потом он оказался у советских спецслужб, как - я уж не уточнял. Предсказатель.
        Лена наморщила лоб.
        - Цванцигер, Цванцигер… Нет, никогда не слышала. Может, он позже появится?
        - Наверное. Или здесь он навел «Хуммеля». Так что не похоже, чтобы во второй реальности могли этим управлять. Или управляют очень неточно… но тогда непонятен точный возврат в момент перехода.
        - Может, это все и природное явление. Пока еще ничего не известно. А про переход сюда они вам говорили?
        - Во всяком случае напрямую - нет.
        - Думаю, не могли ли они вас и сюда забросить. В вашей же реальности этот феномен неизвестен?
        - Во всяком случае, научно не признан.
        - Либо засекречен всеми странами. У вас нет соображений, с какой целью в этом случае вас могли послать сюда?
        - Есть. В порядке гуманитарной помощи.
        Лена чуть не рассмеялась, но тут же сдержала себя, стараясь показаться серьезной. Как школьница, которая отвечает урок у доски, и видят, что с задних рядов ей строят рожи.
        - А как вы полагаете, точки перехода они находили с помощью точной науки или… или им помогали прорицатели, ясновидящие?
        - Не знаю. Кстати, а вы не записываете? В блокнот там…
        - Нет. У меня великолепная память, а блокнот можно потерять или выкрасть. Ладно. Надо прожевать то, что вы поведали. Сегодня карнавальная ночь в городском саду, я афишу видела. Не хотите сходить?
        - Я хочу пригласить вас, но не знаю, согласны ли вы.
        - А я согласна! - неожиданно весело воскликнула Лена. - Давайте пойдем и отвлечемся. А мозг тем временем будет работать.
11. Маски-шоу
        Действительно, ко входу в сад - деревянной арке, увитой плющом, что был высажен в небольших клумбах у входа - собирался народ, и многие несли с собой свернутые карнавальные костюмы. Туда же мимо Виктора и Лены мороженщица прокатила большой ящик на велосипедных колесах.
        - Лена, хотите мороженого?
        - Не откажусь.
        - Гражданка! Сударыня! За вами в какую сторону?
        - А можно и здесь, - добродушно сказала мороженщица, ставя тележку на упор. - Вам какого? Клубничное, шоколадное, крем-брюле, кофейное…
        - Я буду крем-брюле, - произнесла Лена с легкой тенью задумчивости на лице, - я, как ребенок, люблю сладкое.
        - А я кофейное.
        Мороженщица, полная женщина в белом торговом переднике, достала вафельные конусы, наполнила их цветными парящими шариками, и воткнула белые деревянные палочки.
        - Вам и вашей даме.
        Лена попыталась воткнуть палочку в шарик, но сняла лишь нетолстую стружку.
        - Еще твердое…Сейчас отлично придумали носить мороженое с сухим льдом. Сухой лед - это не вода, это газ… Ах да, наверное вы к этому давно привыкли. В Москве сейчас уже везде есть эскимо, в шоколадной глазури и станиоли… вы, наверное, его уже с детства пробовали. А здесь пока еще не делают.
        Карнавал, в общем-то был коммерческим мероприятием. Гуляющим по копеечным ценам наперебой предлагали напрокат костюмы из гримерки какого-то местного театра, забавные бумажные шляпы и маски, накладные носы, усы и бороды, мишуру, конфетти, серпантин, воздушные шарики и бенгальские огни. Духовой оркестр на эстраде сменился джазом, который весело пиликал в ритме фокстрота знакомую с детства песенку про капитана. Перед эстрадой вместо скамеек поставили столики, как в варьете, оставив ближе к оркестру место для танцев. На полянке ставили незамысловатые фейерверки.
        - Здесь всем положено во что-нибудь наряжаться? - спросил Виктор, для которого карнавальные костюмы стойко ассоциировались с далеким детством и новогодним утренником.
        - По фантазии. Вы уже выбрали костюм?
        - А то! Костюм веб-дизайнера. Гвоздь сезона.
        Лена прыснула со смеху.
        - Да… Главное, очень похоже.
        - А Вы уже присмотрели себе что-нибудь? Платье королевы?
        - Лучше платье пиратки. Но мне чего-то сегодня не хочется переодеваться.
        В конце концов они разнообразили свой гардероб мелкими дополнениями. Лена подобрала Виктору забавное бумажное канотье и полумаску с большими очками под Бригеллу, а сама надела классическую черную полумаску и накинула на плечи гирлянду из фольговой мишуры, имитируя меховое боа.
        - Если захотят задушить, легко порвется - заметила она.
        - Действительно. Дешево и практично. На случай, если вас будут душить, у меня браунинг.
        - У меня велодог в сумочке. Он простой и не дает осечек. А вы как будто на карнавалах в первый раз. Боитесь, что нападут, или у вас там вообще все это не принято?
        - С шестидесятых как-то пошло на убыль. Так что не совсем ожидал, что масса солидных дядей и тетей будет во все это играть.
        - А вообще, что вы ожидали, попав сюда?
        - Ну, не знаю… Либо великой трагедии, либо великого подъема.
        - Если вы правы в прогнозах, через несколько лет увидите и то и другое. А пока народ устал от трагедий.
        - Возле эстрады столик освободился. Пойдемте перекусим. А то я забыл зайти в американскую столовую.
        - Я тоже. Я часто так увлекаюсь, что забываю о еде. Кстати, похоже, там есть мои любимые заварные пирожные. Знаете, хоть я не воздерживаюсь от сладкого, но в весе не прибавляю. Конституция такая.
        Судя по рекламе на меню и развешенных плакатиках, столики как раз оказались от американской столовой и были частью промо-акции. Возле блюд красными чернилами были указаны скидки, над эстрадой висел транспарант с уже знакомым Виктору призывом заказывать готовые обеды на дом. На эстраде опереточная актриса пела легкие куплеты - «Как хорошо гулять нам ночью вдвоем, ночью вдвоем, ночью вдвоем»
        - и танцевала канкан, показывая публике тренированные ноги в темно-коричневых шелковых чулках. Похоже, что этот элемент легкой эротики, в отличие от более невинного свинга, церковью не осуждался; поразмыслив, Виктор пришел к предположению, что американская кухня берет церковь в долю в этом предприятии. Круглолицая розовощекая девушка-официантка, похожая скорее на передовую комсомолку-доярку с плаката, чем на стандарт фотомодели, шустро подлетела со стандартным «Что уважаемые господа соблаговолят заказать?». Виктор начал изучать меню.
        - Елена…
        - Лена. Я же просила.
        - Лена, а что вам из существенного? Домашние колбаски с капустой, например?
        - Нет-нет. Только десерт.
        - А я, пожалуй, не откажусь…
        Официантка быстро записывала заказ в блокнот, наморщив курносый веснушчатый носик.
        - И бутылочку розового муската с Южного Берега.
        - Виктор…
        - Просто Виктор. Это же десерт!
        - Ладно. Если десерт. В конце концов, не выглядеть же белыми воронами…
        Действительно, практически на всех столах было что-нибудь с градусами; правда, преобладало пиво, реже заказывали что-то из вин, в основном кагор и херес, и кое-где виднелись графинчики с водкой. Шампанского не брал почему-то никто.
        Шансонетку сменил дуэт степистов на невысоком гулком кругу. Виктор засмотрелся - степ, несмотря на всплеск интереса в начале восьмидесятых, так и не возродился в качестве формата эстрадных шоу.
        - Как вам у нас здесь нравится? - спросила его Лена. Вопрос выглядел достаточно дежурным; впрочем, возможно, она просто не привыкла к тому, что сидящий напротив нее за столиком мужчина уделяет внимание больше артистам, чем ей.
«Интересно, как здесь с микрофонами…»
        - Здесь очень даже недурно. Особенно с такой очаровательной собеседницей.
        - Вы дарите уже второй комплимент за этот вечер.
        - Разве в Москве лимит на комплименты?
        - Отнюдь… Пожалуй, его даже следовало бы ввести.
        - Москва - город ценителей красоты со времен Третьякова.
        - Хорошо, что хоть вы не спрашиваете, снималась ли я у Протазанова. Это было бы слишком банально.
        - Протазанов, кстати, прекрасный режиссер.
        - Иногда он мне кажется слишком мелодраматичным… Особенно в постановках классики. А в кино я никогда не снималась, мое увлечение - наука. Большинство думает, что ученые-женщины, это такие сухие дамы в круглых очках, и они произносят с важным видом: «Масса Солнца составляет…»
        - «…четырнадцать квадриллионов тонн»
        - Вы еще и астрономией увлекаетесь?
        - Нет. Я даже не помню, какая масса Солнца на самом деле. Просто на ум пришло.
«Сплошное дежа вю, однако. Причем уже не Протазанов, а Александров. Да еще и в будущем.»
        - Вот ваш заказ пожалуйте! - розовощекая передовица-официантка быстро расставила тарелки и бокалы. - Вино открыть?
        - Да, конечно.
        Официантка ловким движением вытащила пробку. Жидкость цвета заката заплескалась в тонком стекле дятьковского производства.
        - За этот вечер, за вас, Лена…
        - За этот прекрасный летний вечер… - она неторопливо поднесла бокал к губам, - неплохой букет. Настоящая Массандра.
        - Сейчас там неплохо. Правда, море, наверное, еще не согрелось.
        - Вы там были?
        - Да. В Ливадии, в Ялте, Алуште, Гурзуфе… Ездил в Бахчисарай смотреть знаменитый ханский дворец и Фонтан Слез. Как там у Пушкина - «И я твой мрамор вопрошал…»
        - А в Москве были?
        - Был в Москве, в Ле… летом был в Москве… и зимой тоже… В Петербурге был… летом.
        - В Петербурге бывали? Я же оттуда родом. Это потом в Москву переехала. Как вам Петербург?
        - Прекрасно, все старинные здания просто великолепны… Исакий, Зимний дворец, Летний Сад, Петропавловка… все сохранено. В Петергофе побывал, в Гатчине, в Пушкине… в пушкинском лицее, это где Царское Село. Столько красоты, столько музеев…
        - Да, а Москва лишь недавно стала преобразовываться. Грандиозные планы, везде реконструкция и передвижка зданий. Церковь выступила против сноса Сухаревой башни. Но поскольку она мешает движению транспорта, ее передвигают в скверик. А на Воробьевых горах строят гигантский Соборный Дом.
        - Собор новый?
        - Нет, Соборный Дом - это для народного собрания. Он будет самым высоким зданием в мире. На его вершине поставят, как на Александровской колонне, огромную фигуру ангела с крестом.
«Так. И тут строят Дворец Советов. Правда, уже на новом месте.»
        - Прошу прощения, можно пригласить вашу даму?
        У столика остановился какой-то толстячок, в маске с накладными усами и картонном цилиндре, оклеенном блестящим станиолем. Судя по голосу и тону, было ему под сорок и он привык к славе ловеласа, несмотря на не слишком спортивную фигуру. Небольшой джаз после откланявшихся степистов начинал вступление к «Блондинке».
        - Дама уже приглашена, - ответила Лена.
        - Да, прошу вас, - ответил Виктор, подавая ей руку.
        - Жаль… жаль… - пробормотал толстячок. - Прошу прощения… - начал он, обращаясь уже к другому столику.
        - Вы любите танцевать, но фокстрот у вас уже вышел из моды, - шепнула Лена на ухо Виктору, когда они кружились со всеми перед эстрадой, периодически обрывая кидаемые с боков ленты бумажного серпантина. - Угадала? Вы боитесь сильно прижиматься.
        - Не боюсь, просто вас супруг не будет ревновать?
        - Мой пару лет назад сбежал к богатой дуре.
        - Простите. Я не хотел напоминать.
        - Ничего. Я считаю, это лучше, чем однажды понять, что ты для него всего лишь вещь. Даже как-то сразу легче стало. Но вы не стеснительны, вы просто не привыкли фокстрот. И темп у вас медленнее. Быстрые танцы у вас парами не танцуют?
        - Ну смотря кто… Но на праздниках обычно нет.
        - Квикстеп, шимми, чарльстон, румбу?
        - Это бальные танцы.
        - Бальные? Как мазурка или па-де-катр? А линди-хоп, джиттер-баг, джайв? Их тоже?
        - Это, скорее спортивные.
        - Танцы у вас спорт?
        - Ну, не все… Спортивные танцы. Есть даже спортивные танцы на льду.
        - У нас тоже. И кто чемпионы? Норвежцы или голландцы?
        - Наши.
        - Ваши - это кто?
        - Наши - это наши. СССР, Россия. Конечно, иногда проигрывали, но в целом…
        - С ума сойти! Как бы хотелось посмотреть! Знаете, я зимой хожу на каток. Но для фигурного там специальные коньки нужны.
        - Вы даже представить себе не можете, как это красиво…

12. Минута славы
        После пары медленных танцев, которые у Виктора получились гораздо лучше, они присели обратно за столик.
        - Вы правы, неплохой мускат, - согласилась Лена, - и очень легкий. Совершенно не чувствуется.
        - Тогда за ваше умение танцевать.
        - Нет, лучше за ваших танцоров на льду. Как вы сказали…. Фигуристов?
        - За наши спортивные достижения.
        - И у нас обязательно будут достижения. Составлю записку, чтобы в России открывали школы танцев на льду. Чтобы учили с самого детства.
        - А сейчас, - громким голосом возвестил конферансье с эстрады, крупный лысоватый мужчина, - у нас конкурс! Приз - бутылка французского шампанского!
        - Не обращайте внимания, - сказала Лена, - на крупный приз они обычно выдают такое задание, чтобы никто не выполнил.
        - Конкурс такой, - продолжал конферансье, - кто вспомнит и споет лучшую песню про Бежицу или Брянск! Смелее, господа, смелее!
        - Вот видите, - заметила Лена, - я же говорила. Таких песен не сочинили.
        - Я знаю! - поднялся Виктор. Конферансье был несколько удивлен, но, в принципе, не все ли равно, чем развлекать публику?
        - Вот и первый участник конкурса! Господа, сам знаменитый писатель Еремин! Прошу на сцену! Только условие - не частушки!
        - Не частушки! - ответил Виктор, пробираясь между столиками. Собственно, шел он не ради шампанского. Это был шанс прославить родной город.
        - Что желаете исполнить?
«Блин, а ведь „Шумел сурово брянский лес“ тут не пойдет. И вообще все партизанское. А других-то не помню. Точнее, слышал что-то современное, но не помню. А если… Почему бы и нет?»
        Он подошел к оркестру.
        - Значит, мелодия несложная, там-па-па-да-дам, там-па-па-да-дам…
        - Вот так? - пианист заиграл что-то очень близко к оригиналу.
        - Примерно… - Виктор повернулся к публике. - Дамы и господа! Голоса у меня нет, поэтому очень прошу подпевать повтор. Начали!
        Не слышны в саду даже шорохи,
        Все здесь замерло до утра,
        Если б знали вы, как мне дороги
        Наши брянские вечера…
«Какая разница», думал Виктор, «все равно этой песни еще не знают, и вдруг ее в этой России не узнают никогда, мало ли каких случайностей, да и не все доживут до конца пятидесятых - почему бы не дать ее сейчас? Тем более, вначале там были не
„подмосковные“, а „ленинградские“, так что и наш город имеет право».
        - Если б знали вы, как мне дороги… - подхватили столики, за ними - стоявшая подле публика. Виктор видел, как к эстраде из глубины парка спешили люди, словно мелодия была для них паролем, сигналом сбора.
        Со второго куплета сзади, из дверцы, стали появляться приглашенные для выступлений артисты, они становились рядом с Виктором и подтягивали слова своими сильными, красивыми голосами, а к концу третьего ему казалось, что поет весь парк.
        - Браво! Бис! Бис! - раздалось со всех сторон, когда кончились последние строки; Лена тоже, кажется, кричала «Браво!», и песню тут же повторили, и еще раз - на третий раз уже вели профессиональные певцы, запомнив текст.
        - Браво! Браво! - воскликнул конферансье, - господа и дамы, потрясающий успех! Кто еще желает попробовать силы?
        - Не надо! - зашумел народ. - Приз! Приз!
        - С нас ящик шампанского, - шепнул Виктору конферансье, вручая бутылку прямо в никелированном ведерке со льдом, - заходите за ним в любое время, особенно если есть еще таких песен.
        - Ну вот и разогрели публику, - произнес Виктор, осторожно откупоривая запотевшее
«Клико», чтобы не брызнуть.
        - Боже мой, - сказала Лена, - какие вы там счастливые люди.
        - Ты так считаешь?
        - Такие песни могут написать, могут петь только очень счастливые. Что живут в мире свободных людей, любят свободно и всей душой, без меркантильности. Когда впереди - простор, новые дороги, а в конце - безмятежная обеспеченная старость. Это все чувствуется. Песня из далекой прекрасной страны, где нет нищих, больных, обиженных, озлобленных, где все братья, как мечтало человечество тысячи лет.
        - Вы преувеличиваете. Жизнь гораздо сложнее.
        - Может быть. Но такую музыку и слова нельзя просто придумать… если сам это не чувствуешь.
«На всякий случай надо перевести тему.»
        - Знаете, никогда не пил французского шампанского, только Со… с отечественных заводов. Хотя потом и была возможность брать.
        - Мне доводилось. Хоть и не такое.
        - Как у вас там с заработками в столице?
        - На этой службе нормально. Главное, служебная квартира. В Москве дикие цены на жилплощадь. Особенно в центре. Спекуляцию ограничивают, но все равно находят лазейки. Народу много прибывает.
        - Жилищный вопрос испортил москвичей.
        - Любите Зощенко?
«А как у них с Зощенко? Форматный писатель, или запрещен? Сатириков власти любят, но странною любовью… Впрочем, чего я конспирируюсь, если она из жандармерии, знает, кто я и откуда? Хотя нас может подслушивать и германская разведка. А чем подслушивать? Направленных микрофонов тут пока не будет. Но зато могут читать по губам, как глухонемые. Будем бдительны.»
        - Это крылатая фраза.
        - У вас тоже? Вообще не думала, что у нас с вами окажется так много общего. У нас принято считать, что… в общем, что ваш вариант - это такое… ужасное, в общем.
        - Симметрично.
        - Что? Ах, да… Я поняла.
        - Тогда за то, что между нами много общего. Пока пузырьки не вышли. Откуда они его привозят?.. Ну да, сейчас же это… Сейчас тридцать восьмой. Я просто торможу.
        До чего же удачно попал, подумал Виктор. Сиди себе в этом подобии варьете с красивой дамой, ни о чем не думай и накачивайся дорогим шампанским. Стандарт успевающих тридцатилетних. Ничем не хуже ночного клуба. Пожалуй, даже лучше - и физиономии вокруг не такие пьяные, и укуренных не видно, тем более, урок. Опять-таки, открытый воздух, природа, а не эти битком набитые кабаки, где можно запросто погибнуть - от чужой разборки по пьяни или просто загоревшейся проводки. Может, даже стоит остаться здесь. Хотя нет. Это просто повезло. Мог попасть куда-нибудь в подвалы жандармерии или на каторгу.
        А с другой стороны, подумал Виктор, мне и в нашей реальности тоже повезло. Например, мог жить не в Брянске, а в Грозном. Или в Цхинвале, в Приднестровье, в НКАО. И у нас в реальности тоже не знаешь, чем кончится. Мировой кризис - а кризисы все кончаются войнами. И атомную бомбу давно изобрели.
        В парке затрещали фейерверки, взмыли в небо ракеты, закрутились сегнеровы колеса, рассыпались рыжими и белыми блестками фонтаны и елочки. Сверху сыпалось бумажное конфетти. Лена веселилась, как ребенок, и, смеясь, показывала Виктору на эксцентриков на эстраде, пародирующих Пата, Паташона, и Чарли Чаплина. Номер был довольно затертый даже для этой реальности, но, тем не менее, смотрелся. Было в нем что-то незамутненное, особенно на фоне окаймлявшей раковину эстрады гирлянды из больших осветительных ламп, раскрашенных в разные цвета каким-то лаком, и висящих на ветках деревьев парка китайских фонариков из цветной папиросной бумаги со свечками внутри. Виктор вспомнил, что китайскими они назывались не потому, что их делали в Китае, как подумали бы сейчас, а потому что их там придумали; производство же было какое-то местное. Где-то неподалеку за деревьями слышался девичий визг и над макушками взлетали лодочки качелей.
        - Прогуляемся? - предложил он Лене. - Посмотрим, что у них тут еще за чудеса.
        - Нет, не стоит. Еще с лодки сорвемся. Не надо слишком рисковать.
        - Ну… есть там что потише, наверное. Цепочная карусель или комната смеха.
        - Есть. Но мало ли что. Даже комната смеха может быть ловушкой.
        - Тогда целиком и полностью полагаюсь на ваш опыт.
«Что-то она больше не задает вопросов про переход. Наверное, изучает поведение объекта в естественной среде. А может, просто хочет отдохнуть и развлечься. Субботний вечер все-таки.»
        - Знаете, Лена, - спросил он, когда шоу уже закончилось, и они неспешно брели к выходу, - что-то я здесь не заметил ни штурмовиков, ни чернорубашечников, ни бритоголовых… Ну, короче, внешних признаков фачистского движения.
        - А зачем? - На лице ее отразилось удивление. - Это в Европе любят всякие карнавалы, а здесь фачисты были такие же как все. Рабочие, кустари, торговцы, солдаты, интеллигенты… И из активистов которые, те обычно одевались, скромно даже. Они ведь не выделяться из народа собирались, они как бы весь народ, большинство. Я не знаю, как научно объяснить, я занималась больше естественными науками. Понимаю, что у вас там все по другому, и трудно разобраться что есть что, но это вопрос не ко мне.
        - Ну и ладно. Нет так нет. Просто подумал, вдруг их к моему появлению убрали. Меня ведь здесь ждали?
        - Ждали кого-то, но не знали, кого. Поэтому ничего не меняли. А вас как готовили к тому, что будет?
        - А что будет? А, понял. Вы считаете, что меня сюда забросили? Доказать обратное пока не могу, но думаю, что если бы готовили, то, наверное, готовили бы получше. Прикид хотя бы местный дали, речи данного времени обучили, знаниям, необходимым в быту и ОБЖ. Золото царской чеканки бы не помешало, или чего еще из скромного наследства, чего можно в Торгсин или к ювелиру. Или наоборот - кучу артефактов для доказательства будущности, ноутбук, например. И план на микропленках для руководства страны, как сделать из отсталой и убогой России сверхдержаву в исторически короткий срок. Логично?
        - Трудно сказать. Может, вас готовили под гипнозом, и вы не помните, а план у вас в голове.
        - Во второй реальности ваши коллеги тоже так думали. И каким способом собираются вскрывать ящик? - и он постучал себя пальцем по лбу.
        - Не волнуйтесь. Методы инквизиции исключены. К тому же вы - единственный, и за вашу потерю могут поставить к стенке. Меня, кстати, тоже, и не посмотрят, что женщина.
        - Тогда постараюсь не теряться. Да, и вот что еще заметил - народ у вас как-то уж очень как в советском кино разговаривает. Странно как-то.
        - Сквернословие преследуется церковью. Ну разве что на поле боя или что-то подобное. Тогда грех прощается. А в советском кино брань тоже церковь запрещала?
        - Нет, худсовет.
        Они вышли на площадь перед собором. Народ растекался по улицам.
        - Вы, наверное, в гостинице остановились? Я вас провожу.
        - Нет, я на оперативной квартире, на Губонинской, дом против детской лечебницы. Типовой дом, не корпусной. Знаете, в двадцатых хотели такие везде строить в провинции, но во времена империи гильдия архитекторов приняла новые требования… В общем, их кое-где возвели и больше не будут.
«Губонинская… лечебница… Ульянова, детская больница? Если больница на том же месте
        - это Молодежка, возле остановки.»
        - Тогда тем более провожу. Моторов не видно, автобусы, наверное, уже не ходят…
        - Зачем автобусы? Извозчик!
«Тьфу, лошадей-то я за средство транспорта и не посчитал. Да и в темени стоят.»
        - Извозчик! Спят они что ли?
        Они подошли к ближайшей пароконной коляске. Возница со шкиперской бородкой действительно лениво подремывал.
        - Извозчик! Сейчас на Мценскую, потом на Губонинскую!
        - Заказано, барышня. Поди, ночь на дворе, извоз только по заказам, проплачено. Спросите, кто свободный, может. Хотя вряд ли.
        - Значит, едем в парк и не меньше чем за два счетчика…
        - Не пойму я, - пробормотал возница, - мы люди простые, и господских тонкостев не знаемо. Говорю, проплачено уже. Али перекупить хотите, так прямо так и…
        - Жандармерия его величества! - отчеканила Лена, показав удостоверение. - Повторить, куда ехать велено?
        - Не надо повторять, запомнили-с, - залопотал возница, открывая дверцу коляски, - сразу бы так, а то темно, и как сразу признаешь? Вы уж звиняйте.
        Он зажег фонари и довольно шустро довез Виктора до его квартиры на Мценской. Там Виктор заплатил за проезд Лены до Губонинской, несмотря на протесты извозчика («Да зачем же… Да таких уважаемых людей завсегда и безо всякой платы готовы…»). В конце концов Виктор обосновал свое намерение несушествующей директивой по борьбе с коррупцией («Все начинается с малого, а если дозволять, то и откаты по десять процентов давать начнут!»).
«Родственники», естественно, бодрствовали и вопросов о пребывании Виктора не задавали - видимо, им докладывали об его перемещениях. От двух бутылок пива, прихваченного Виктором напоследок для скрашивания их дежурной жизни, они не отказались. День оканчивался вполне буднично: стеля кровать, Виктор подумал, что в городскую баню, при столь большом внимании к его персоне, ходить не стоит, а вода в бочке с душем в саду, пожалуй, при такой жаре нагреется. С этой оптимистичной мыслью он и отошел ко сну.
13. Те же и Вольф Григорьевич
        Как уже заметил читатель, номер этой главы наверняка не вызовет симпатий у людей суеверных. Но Виктор не знал, что наше повествование делится на главы, и поэтому раннее утро его ничем особенно не тревожило. Даже несмотря на сюрприз.
        Напротив калитки вместо уже знакомого мышонка «Опель-Олимпии» плотоядно урчал новенький, бутылочного цвета «Мерседес» двести тридцатой модели - той самой, на которой ездил штандартенфюрер Штирлиц. За рулем сидел все тот же Быгов.
«Повысили - подумал Штирлиц…» сказал про себя Виктор.
        Он уже начал привыкать к тому, что его, словно олигарха, сопровождают секьюрити, и спокойно думал о том, что же сегодня рассказать оружейникам. Но как только машина, заурчав, тронулась, позади, метрах в двадцати от них появился темно-вишневый открытый «Форд-МАЗ», в кузове которого сидели четверо крепких парней, остриженных под полубокс. Машина безотрывно следовала за ними.
        - Там кто-то, - обратил Виктор внимание одного из «родственников».
        - Так надо, - пояснил тот, - указание поступило.
«Поступило указание усилить охрану. Видать, сегодня утром, раз вчера „карнавальную ночь“ разрешили. Хотя кто их знает, может, там куча их народу сидело… И что у нас произошло? Вряд ли боятся, что я сбегу. Тогда бы пушку отобрали. На меня теракт планируется? Покушение? Не хватает только эскорта мотоциклистов.»
        Как только Виктор подумал это, перед их машиной выехал мотоциклист в танковых очках и белом шлеме с крупными буквами ГАИ; Виктор уже знал, что это знакомое слово здесь означает «гужавтоинспекция», то есть, в принципе, без разницы, что и у нас. Сзади на поясе у него болталась тяжелая деревянная кобура маузера.
        За затылком Виктора, сразу за спинкой дивана, обшитого синей кожей, что-то постукивало и перекатывалось. Он повернул голову и увидел покрытый старым истертым биллиардным сукном угловатый длинный предмет; в одном месте сукно чуть сбилось, и из-под него виднелся край рожка.
«Шмайссер 28 года, сто пудов» - мелькнуло в голове у Виктора, «какой-то крупный экшн наметился. А может, мы просто опытные образцы какие секретные везем? Встречаемся-то с Судаевым… и еще кто там, черт, после вчерашнего запамятовал.»
        Утро было душноватым. Дали были смазаны какой-то сизоватой дымкой, ветра не было, над дорогой висела пыль, от пойменных озерец возле Черного Моста долетал запах болота. На земляных валах, защищавших насыпь дороги от размыва в половодье, стояли аккуратные коричневые домики смотрителей моста. У Болгар, на повороте, на лугу на месте нынешней автобазы, двигалось в сторону дороги стадо пестрых коров; гаишник посигналил пастухам, чтобы пропустили эскорт.
        Дремотный провинциальный вид Городища с посеревшими от пыли придорожными кустами рябины несколько успокоил Виктора; в этой утомленной деревне, казалось, по определению ничего происходить не может - ни хорошего, ни плохого. Он попытался подумать о чем-то отвлекающем.
«Татьяна, верно, обиделась. Не подумала, что я из-за ее прошлого? Хотя вряд ли. Она умная женщина, и понимает, что я не тинейджер. Как ни крути, а бакалейщик ей даст в жизни больше. Что я для нее? Загадка, сенсация. В ней говорит журналистский азарт. Но загадки уходят, а потом начинается быт. А, может быть, притерлись? Что-то я становлюсь слишком осторожен, как старый холостяк. Но, с другой стороны, все это временно, а ей нужен дом, семья… Почему временно? Это я хочу, чтобы было временно. Чтобы как сон - раз и проснуться в своей реальности, пусть не всегда хорошей, но своей. А если это все навсегда? Тогда надо не замыкаться в своей трагедии, надо как-то жить, обустраиваться…»
        Виктор вдруг поймал себя на мысли, что он уже не воспринимает с таким ужасом свой отрыв от корней прежней жизни, как это было при первом переходе. То ли два возвращения вселили какую-то подсознательную надежду, которой он уже жил, то ли сказывалось то, что он сам полез в эту дыру меж реальностями, то ли просто он начал привыкать. Может, это в нем говорил разум, осознавший бесполезность страданий по утраченному, а может, просто обреченность и безразличие. Но о прошлом уже особо вспоминать не хотелось.
«Итак, тут у них своя агент Скалли появилась. Подкрепление из столицы. И чем это мне грозит? Будет обольщать и вызывать на откровенность? Или просто исследовать? Она действительно занимается паранормальными явлениями или это ее легенда?»
        Пару раз крякнул сигнал гаишника-мотоциклиста. Молчаливые «родственники» сразу напружинились, один из них повернулся и положил руку на сукно. Кортеж объехал какого-то замешкавшегося возницу с сеном.
«М-да. Серьезно.»
        Думать о личном как-то уже не очень хотелось. Чтобы ожидание неизвестно чего, что должно подкрасться незаметно, не слишком напрягало, Виктор попытался сосредоточиться на деловой встрече.
        Хорошо всяким героям альтернативной истории, думал он. Приперся в прошлое, и ну заливать неграмотным предкам про автомат Калашникова. А вдруг здесь нужен не такой? Во второй реальности победил коробовский, у него и автоматика-то совсем по другому… А этим что надо? Это же от тактики зависит, от того, как оружие применять будут. То есть, надо знать, какой будет война. И кто здесь точно предскажет, как она пойдет? Что успело измениться с того момента, как он, Виктор, ступил на пыльную сельскую площадь? Как поведет себя Гитлер? Если он нападет позже или раньше? Если вместо России сперва захватит Ближний Восток, а оттуда уже - на нас, с юга, чтобы перерезать страну пополам? И что тогда потребуется? И вообще, отчего это зависит? Вот наделают перед войной супер-пупер навороченные девайсы, а в войну бах - начальный период, армия бежит, стволы кидают, новые части будут делить одну старую винтовку на отделение. Может так быть? Может! То есть, лучший автомат - понятие растяжимое…
        Из угловатой трубы уличного репродуктора граммофонным тембром доносилось вибрато Цары Леандер, та самая песня, что Виктор слушал в спортивном «Мерседесе» Альтеншлоссера, и это вызывало неприятные воспоминания. Ступин как-то нервно перекуривал на крыльце казармы бронепоездной базы; увидев Виктора, он достаточно естественно заулыбался.
        - Доброе утро! Правда, душноватое, но к ночи обещали грозу. С Еленой Васильевной уже вчера встретились? Она действительно наш человек, из Москвы. Не замучила вас вчера?
        - Ничуть. Прекрасно провели время.
        - Я посоветовал куда-нибудь вместе сходить и отвлечься. Она ведь на службе недавно, из ученых, Торопится познать мир, а нетерпение в нашей работе…
        - Ничего, все нормально. Это правда, что если со мной что-то случится, многих расстреляют?
        - Ну, мадам несколько утрирует, - хмыкнул штабс-капитан, - хотя вы ведь наверное представляете меру ответственности в таких случаях? Только не надо думать, что у нас все держится на запугивании. Вот какой, например, смысл вас держать в страхе? Огромная часть людей работает лучше и добросовестнее, сознавая благородную цель своей работы, всеобщего уважения к ней. Очень многие готовы удвоить и утроить усилия, чтобы самоутвердиться, добиться первенства. Особенно молодежь. Когда-нибудь одни назовут наши годы годами страха, другие - годами свободы, счастья, раскрытия талантов. Вы кого-нибудь боитесь? Спите вы, как мы заметили, хорошо, безмятежно…
        - Ну, наверное, не разобрал, еще кого тут бояться, - попробовал отшутиться Виктор,
        - вот, смотрю охрану усилили - наверное, какая-то угроза терроризма… троцкистов?
        - Подстраховка. Вчера ночью на путях возле Литейной был обнаружен Энди Купер без признаков жизни. Убили и положили на рельсы, имитировать несчастный случай. По счастью машинист товарного паровоза раздолбай, как раз в этом месте снизил скорость для нагона пара, вот и успел заметить. Теперь ему вместо нагоняя благодарность за помощь органам.
        - Думаете, его…
        - Ну, не цыгане же из имения. Местный активный преступный мир теперь промышляет в основном тихим воровством и мошенничеством и работает в основном в Брянске, там есть и что плохо лежит, и у кого. А вот у «Хуммеля» взять вас - это уже вопрос чести, он за это любого убьет или сам с жизнью покончит. Ну, давайте пойдем, продолжим наши откровения свыше, - и с этими словами штабс-капитан выкинул сигаретку в урну.
        Идя по коридору, Виктор вдруг натолкнулся на человека, резко отличавшегося от остальной публики. На базе гражданских почти не встречалось, да и те были народ коренастый, с короткой стрижкой, то ли отставники, то ли запасники. Человек же тот показался Виктору уже за пятьдесят, хиловатый, безо всякой выправки, голову его по-эйнштейновски окаймляли длинные, темные, чуть вьющиеся волосы c проседью; лицо прорезано резкими морщинами. Внешность у него была Виктору знакомой, и он подумал, что незнакомец похож на какого-то знаменитого скрипача или дирижера.
        - Здравствуйте, Виктор Сергеевич, - с очень доброй и открытой улыбкой попривествовал его незнакомец и подал руку.
        - Здравствуйте, - ответил Виктор и подумал «Интересно, зачем тут дирижер?»
        Незнакомец продолжал на него смотреть, не отпуская руки, и Виктор вдруг почувствовал в его взоре что-то странное, тревожное, неприятное; подсознание Виктора, казалось, натолкнулось на нечто чужеродное, иное, будто перехват управления… И это неожиданно вызвало у него прилив ярости.
«Мозги промывают?! Врете! За мной вся Россия! Смотреть прямо в глаза ему, как Оля на Нушрока в сказке из далекого детства! Или сквозь него, в стену, не замечая! И улыбаться!
        Ничто не остановит нас, когда нам цель ясна,
        Вперед, вперед, сказала нам любимая страна…
        Что? Съел?!»
        - Вы, кажется, хотели что-то спросить?
        Вместо ответа незнакомец вдруг отпустил руку Виктора, быстро поднеся обе руки к своим вискам; Виктор вдруг заметил, как у того затряслись руки, лицо исказила гримаса, как от боли, и начали закатываться глаза.
        - Нет… нет…
        Незнакомец стал как-то обмякать и терять равновесие Виктор едва успел подхватить его за предплечье, с другой стороны подскочил Ступин. Вместе они поволокли незнакомца к стоящему напротив ближайшего кабинета стулу для ожидающих приема - полужесткому, с черным дермантиновым сиденьем.
        - Доктора сюда! - крикнул кому-то штабс-капитан на ходу, - с Мессингом плохо!
«Мессинг? Сам? Его же еще не должно быть в России! Хотя - что мешает?»
        - Что же вы не предупредили?! - чуть не закричал Виктор на Ступина, - так можно и феномена лишиться!
        - Которого из?
        - Его, конечно. У его ж натура тонкая. Это же великий экстрасенс! Его и Гитлер принимал.
        - Не принимал. Как только фюрер захотел поближе познакомится с Вольфом Григорьевичем, тот сказался больным и тихо драпанул к нам, используя все свои способности дурить служивых людей. А что случилось, и нам не говорит. Намекает лишь, что будущее в тумане.
        Подбежала женщина-военврач в форме, с беретиком, накидывая на бегу халат. Послышался запах нашатыря.
        - Фу-у, как вы нас напугали…
        - Спасибо… спасибо… сейчас будет все хорошо…
        - В кабинет ему помогите пройти.
        Кабинет напротив по коридору оказался без хозяина, но с парой стенографисток в дополнение к шоринофону. Видимо, заранее подготовили. Мессинга посадили на казенный диван, видимо, частенько служивший хозяину вместо домашней постели. Врач дала ему валерьянки и померила давление.
        - Кажется, все нормализуется. Пусть отдохнет, но повторять сеанс категорически нельзя. Иначе я за вашего пациента не отвечаю.
        - Хорошо, Вера Семеновна. Если не затруднит, побудьте пока здесь рядом в коридорчике, стул там есть.
        - Как скажете. Потом только пригласите для осмотра.
        - Как вы себя чувствуете? - снова спросил штабс-капитан Мессинга, когда врач вышла.
        - Спасибо, уже хорошо. По крайне мере, могу предсказать ваше ближайшее будущее - оно блестящее…
        - Спасибо. А что-нибудь кроме?
        - Что-нибудь кроме… Ужасно. Матерь божия, это ужасно… Я увидел их… Живые скелеты за колючей проволокой… Море огня, какие-то взрывы, до самого горизонта… Дорога, какой-то свист и вой, толпа людей разбегается - женщины, дети, потом взрывы… Сжигают деревню, кидают людей в огонь… Какая-то двуногая машина идет по свалке, из нее летят молнии… Что-то непонятное, огонь, как гриб, огромный, до неба… улицы сметает вихрем, весь город… боже, весь город огромный костер… Зима, разбитая техника, трупы торчат из под снега, много трупов, целое поле… теперь город с птичьего полета, снова огонь, везде огонь… Не верю. Не хочу, не хочу в это верить…

«Все-таки пролез в мозги. А двуногая машина откуда взялась? Что-то не то.»
        И тут до Виктора дошло, что Мессинг заодно с кинохроникой прихватил и самое начало фильма «Терминатор».
«Так вот он как предсказывает! Мысли читает, и будущее, как еще нереализованные мечты людей! Так сказать, опережающее отражение анализирует. Но откуда такая точность прогнозов? Выходит, наше будущее просто зависит от нас? От нас, многих? Народы Европы видели в будущем войну - и пришли к ней? А если случится что-нибудь такое, что массово повлияет на их опережающее отражение - и будущее меняется? И это уже будет другая реальность?»

14. Дешевый ширпотреб

…Дегтярев, седой и лысоватый, с крупными, резкими чертами лица, выглядел уже пожилым человеком, старше Виктора, наверное, лет на двадцать, хотя на самом деле разница в годах между ними была гораздо ниже. Он был не совсем похож на виденные в книгах и Инете фотографии: складки и неровности лица казались как-то рельефнее.
«Ретушеры постарались» - подумал Виктор.
        С Дегтяревым резко контрастировал тридцатилетний Шпагин, с высоким лбом и более тонкими чертами лица, чем-то напоминавший Виктору одного из артистов, то ли довоенных, то ли послевоенных, но какого именно - он не помнил, кроме, разве, того обстоятельства, что артист этот часто играл немцев. Взгляд у Шпагина показался Виктору волевым и упрямым. Сидевшему рядом Судаеву не было еще и тридцати; в сравнении с Дегтяревым его лицо могло показаться с первого взгляда невыразительным, каким-то не совсем правильным; но на нем горели какие-то особенные, живые, притягивающие к себе внимание глаза, в глубине которых горел огонек одержимости. Виктор вдруг вспомнил, что Судаев, по крайней мере, в его реальности, еще только студент - третьекурсник, и что его вызвали сюда, на бронепоездную базу, скорее всего потому, что в одной из записок Виктора была указана его, судаевская, система, которую он еще не создал.
        - Речь пойдет не о какой-то сверхсистеме стрелкового оружия, которая разом позволит дать российской армии решающее преимущество на поле боя. Достоинства оружия определяют во многом возможности его производства. Речь пойдет о возможных изменениях потребностей в видах стрелкового вооружения в вероятной войне. Сейчас в России делается ставка на оснащение армии автоматическими и самозарядными винтовками под партон к винтовке Мосина. Техническую сторону задачу создания такой винтовки наши оружейники решают намного лучше, чем в других странах, созданными образцами можно гордиться. Однако стоимость автоматической винтовки в производстве сейчас приближается к стоимости ручного пулемета. А это означает, что в случае неблагоприятного для России начального периода войны, когда, с одной стороны, потребуется вооружить миллионы людей при мобилизации, а с другой, возможны значительные потери винтовок в частях во время боев, может сложиться ситуация, когда стрелкового оружия не хватает. Потом, автоматическая винтовка для мобилизованного, плохо обученного солдата сложна. Необходимо автоматическое оружие на этот
период, которое было бы дешевым, которое можно было бы массово выпускать, и которое было бы несложно в освоении для вчерашнего крестянина или слесаря…
        - Разрешите доложить? - из за стола слегка приподнялся Дегтярев.
        - Конечно.
«Надо послушать. Легче будет ориентироваться.»
        - Задача, которую вы сейчас поставили, нам известна. Есть у нас и предложения по ней.
        Он открыл стоящий в комнате черный фибровый чемодан, достал из него нечто напоминающее легкий карабин, с желтой деревянной ложей и прямым, длинным, как у МП-40, магазином, и положил на стол.
        - Это карабин-автомат фирмы «Швейцарише Индустри-Гезелльшафт» под экспортный пистолетный девятимиллиметровый патрон для маузеров, который у нас тоже производится, хотя и в ограниченных количествах. Патрон отличается мощностью, точностью и дальностью полета пули. Дальность стрельбы триста метров. Обратите внимание, что можно крепить штык, что выгодно отличает от новейшего пистолет-пулемета фирмы «Эрма» удобством использования в рукопашном бою. Эффективная дальность в полтора-два раза превышает таковую для производимых пистолет-пулеметов Бергмана и «Эрмы».
        - Интересно, - подумал Виктор, который впервые видел такую экзотику живьем, - а почему же он не пошел в массовое производство?
        - Автомат качественный, но дорогой. Можно удешевить, если использовать стандартные трехлинейные пистолетные патроны для маузера российского производства, тогда систему можно упростить, сделать со свободным затвором. Откидывающийся магазин тоже не нужен, это излишество. Наконец, изменив конструкцию затворной рамы и ряда деталей, мы заменим часть дорогих фрезерных операций более дешевыми токарными. В итоге мы получим такой пистолет-пулемет…
        Он достал из того же чемодана похожий автомат, только с трубчатой крышкой затворной рамы и изогнутым рожком. Изготовлен он был весьма любовно, хоть и без украшений.
        - Патрон трехлинейный от маузера, - продолжал Дегтярев, имеет худшее останавливающее действие, чем девятимилиметровый, из-за более высокой скорости, но благодаря ей же, лучшую пробиваемость и настильность траектории. Поэтому огонь в основном ведется из такого оружия короткими очередями, а длинными и непрерывный - в редких случаях, в ближнем бою. То есть худшее останавливающее действие мы компенсируем тем, что в цель попадет несколько пуль.
        - Его уже приняли на вообружение?
        - Нет, - вздохнул Дегтярев, - вес его без патронов почти четыре килограмма, а по требованиям должен быть не более трех.
        - Что думают коллеги?
        - Еще лет десять назад Токарев предлагал нечто подобное, - заметил Шпагин, только под нагановский патрон и без штыка. Но по цене производства до винтовки Мосина, конечно, не дотягивало. Да и как вы это себе представляете? Даже самый простой автомат имеет деталей больше, чем простая магазинка.
        - У меня есть проверенные данные, что снижение стоимости может быть достигнуто за счет применения штамповки и сварки - дуговой, контактной точечной. И можно сделать конструкцию, которую можно выпускать и на неспециализированных оружейных заводах, чтобы устранить дефицит автоматов.
        - Позвольте, - удивился Дегтярев, - но что это будет за оружие - штамповка? Даже возьмите часы - хорошие часы штамповкой не называют. Да, некоторые части можно изготовить ударом штампа, например, кожух. Но остальное? Как вы, например, ствол сделаете?
        - Ну, ствол штамповкой, конечно не сделают, - вступил Шпагин, - я полагаю, господин Еремин не это имел в виду?
        - Нет, конечно, согласился Виктор.
        - А вот затворная рама может быть выполнена из цельнотянутой трубы, из подсобных материалов. Она же и вместо ложа, к ней приварены плечевой упор и пистолетная рукоятка. Вот смотрите…
        Он взял из стакана остро очиненный мягкий карандаш и начал быстро набрасывать на листе рисунок.
        - Экстракция и отражение гильзы… выбрасыватель на затворе, отражатель на дне ствольной коробки. Капсюль, как и в предложенном господином Дегтяревом варианте, разбивается ударником, который жестко закреплен в чашечке затвора. Предохранитель, как у немцев - просто вырез в окне ствольной коробки.
        - Не слишком надежен. При сотрясении, например, если уронят на твердую поверхность, может сорваться.
        - Но это же… как бы тут выразиться… дешевый ширпотреб. Все лучше, чем с голыми руками на врага, чтобы забрать его оружие.
        - А если сделать ствольную коробку корытообразной? - вмешался Судаев. - Штамповать из одного листа и ствольную коробку и кожух сразу.
        - А передняя часть кожуха - наклонная и пусть будет компенсатором, чтобы при стрельбе не подбрасывало, вот так - подсказал Виктор Шпагину его же идею.
…То, что родилось в результате мозгового штурма, выглядело довольно топорным и неказистым. В середине он был похож на судаевский ППС-43, но с длинным стволом в кожухе, к которому было приделано цевье; вместо приклада была труба с упором, как на дегтяревском противотанковом ружье.
        - Все, кроме ствола и затвора, - штамповка, - резюмировал Шпагин. - Идеальное воплощение фордизма. И все на защелках. Отстегиваем спусковую коробку, она откидывается назад…
        - Только так топорно никто в мире не делает.
        - Припрет - будут делать, - философски заключил Виктор, - и еще это копировать начнут. Только упор ложа надо бы чуть-чуть пониже. Чтобы поглубже в окопе спрятаться.
        - Дрожание при стрельбе сильнее будет, кучность хуже.
        - Так это же не винтовка, патрон слабее, да и с одной-трех сотен метров…
        - И очко, оно-то не железное, - добавил Дегтярев. Молодая генерация закашлялась, скрывая смех.
        - Нет, все верно, - продолжал Дегтярев. - Карабин-автомат получат стрелки неопытные, и с делом военным знакомые на школьных уроках и в кружках. Суворовским стрелкам вверят пулеметы, автоматические и снайперские винтовки. Автоматчику в копейку не бить, ему выжить и вовремя огонь открыть. Рука у него еще твердости не имеет, оттого что оружие чуть больше подбросит, особой разницы нет. Попадет противнику в плечо, в ногу, тот уже не боец. Плотность огня важнее.
        - Отдельной модификацией надо выпустить вариант со складным прикладом и стволом, укороченным с трехсот до двухсот миллиметров - заметил Шпагин. - Вес небольшой, надо вооружить взамен пистолетов танковые экипажи, водителей грузовиков, унтер-офицерский состав, охранные подразделения. Да и в полиции не помешает запас создать.
        - Это мысль - ожил до сего времени молчавший Ступин. - Развертывание производства легендируем нуждами полиции, жандармерии, охраны каторжных поселений и лагерей.
        - С этим вроде разобрались, - Дегтярев по старшинству снова взял инициативу в свои руки, - а вот теперь хорошо бы, чтобы Виктор Сергеевич рассказал нам про автомат под промежуточный патрон. Точнее, не про сам автомат, а как уговорить министерство вооружений создать производство еще одного патрона. У нас уже и инженеры прикидки сделали. Поскольку патрона в наличии самого нет, то вы уж извините, в металле образец под него показать не можем, пришлось на бумаге то, что мы тут втроем по дороге сообразили.
        На листе ватмана Виктор увидел нечто внешне очень похожее на автомат Калашникова. Ну, в мелочах отличия кое-какие. Стойка мушки, например, чуть другой формы.
«Ну, продвинутые! Хотя да, а затвор-то. Самое главное.»
        - Вот тут, кстати, Алексей Иванович интересную идею подал, - продолжил Дегтярев, - запирать не перекосом затвора, а поворотом, может, знаете, в автомате Рощепея такое было, хотя его автомат работает не за счет отвода газов, а за счет отдачи при коротком ходе ствола…

«Это что же, поворотный затвор и до Калашникова знали? Ну, может, не такой совершенный? И вообще - кто такой Рощепей? Почему не знаю? Он только в этой реальности? Или был в нашей, но не заметили?»
        - Да, простите… а вы не в курсе, почему система Рощепея не пошла в производство?
        - Так не под штатный патрон, потому и не пошла. Лет восемь назад это было.
«В конце двадцатых?»
        - Мда… в общем, обоснование освоения нового патрона есть, обоснование серьезное. Это грядущая моторизация пехоты. В войне будущего пехота будет следовать за танками в бронированных машинах, бронетранспортерах или боевых машинах пехоты, до рубежа спешивания, это где-то не ближе трехсот метров, затем, спешившись, движется короткими перебежками, и на последних ста метрах бросается в атаку. Таким образом, пехотинец будет вести огонь по противнику в основном на расстоянии не более трехсот-пятисот метров… в общем, прицельная дальность нужна не больше восьмисот.
        - Понятно. Как раз и подойдет разрабатываемый патрон две с половиной линии…

«5,35 мм, - мысленно прикинул Виктор. - Практически как нынешний».
        - …Поскольку на поле боя растет роль бронированных машин, патрон уже должен иметь не свинцовую пулю, а со стальным сердечником, для лучшей бронепробиваемости. Этому благоприятствует и снижение предела прицельной дальности стрельбы… обоснование освоения нового патрона есть. Снова знали? те, в металле образец под него показать не можем, пришлось на бумаге.
«Это он мне объясняет? А, впрочем, не все ли равно? Все могли создать еще до войны. Оружейников хватает. Главное было - понять, что промежуточный патрон не роскошь. И что оружие должно быть массовым и дешевым…»
        - …И что оружие должно быть массовым и дешевым, - подытожил Дегтярев. - Однако в этом случае мы должны избегнуть чрезмерного расхода малокалиберных патронов, в которых первое время будем испытывать большую нужду. Поэтому у нас тут вырисовывается два варианта карабин - автомата. Легкий - в основном для мобилизованного, недостаточно обученного состава, им вооружена большая часть отделения. Огонь ведется в основном одиночными, очередями - в исключительных случаях, в ближнем бою. Ствол не перегревается, его можно оставить винтовочным, магазин на двадцать патронов. Тяжелый автомат - для лучших стрелков, по три на отделение. Штык не примыкается, имеет более толстый ствол и сошки, огонь в основном короткими очередями, магазин коробчатый на сорок патронов. На вооружении остается и ручной пулемет под винтовочный патрон, который способен в наступлении следовать со стрелковым отделением и оказывать необходимую огневую поддержку при продвижении вперед.
        - Подождите. То есть, вы считаете, что иметь единый автомат и унифицированный с ним ручной пулемет не нужно, потому что не хватит патронов?
        - На первых порах - да, и с этим придется считаться. Конечно, единый автомат в частях иметь выгоднее. Поэтому по мере роста выпуска новых патронов, а это за одну-две императорских пятилетки осилят, таковой и будет принят на вооружение. К тому времени, уверен, будет создан и единый пулемет под винтовочный патрон, на базе той же системы…
        Хорошо что это все-таки реальность, а не фантастика, подумал Виктор. Вот был бы это фантастический роман, явился бы в прошлое суперпробивной герой, убедил бы всех делать «Калашниковы», и вместо победы малой кровью, могучим ударом получили бы мы в сорок первом кучу автоматов и один рожок на отделение. С историей надо как-то осторожнее. Ну ладно, у нашей эпохи еще есть кое-что в запасе…
        - Да, знаете, - добавил Виктор, - в будущем весьма эффективным будет подствольный гранатомет, в просторечии, подствольник. На отделение где-то от двух до четырех подствольников. Снаряжается осколочной гранатой, дальность стрельбы - промежуточная, то есть больше, чем дальность броска ручной гранаты и больше, чем у миномета, где-то от ста до четырехсот метров. Ведется огонь по живой силе противника, находящейся на открытом месте, открытых окопах, на обратных скатах местности, можно вести огонь по окнам и дверям при боях в городе. По сравнению с ружейной гранатой имеет большое удобство - можно вести штатную стрельбу из оружия без отстрела гранаты.
        - Интересно, продолжайте…
        - Подствольник похож на ракетницу, то есть сигнальный пистолет, и крепится под стволом примерно здесь… Однозарядный, заряжается с дула, граната калибром сорок миллиметров.
        - Так это можно попробовать от автоматического гранатомета системы Таубина - не выдержал Судаев,
        - Простите, какого гранатомета?
«Автоматический гранатомет в тридцать восьмом??? Я же о нем еще ничего не писал!»
        Мысли Виктора рванули в галоп.
«А может, я не один? Может, того контактера выкрали у немцев… или кто-то еще у наших, тьфу, то есть, здесь… Может, они у нас были? Или это вообще все бред? А если… Мессинг! Он до этого телепатией подслушал! А где? Во сне? Но тогда почему они так много спрашивают?»
        - Таубина. Станковый автоматический Там как раз калибр сорок и восемь десятых. Может, заряд уменьшить придется. Это на базе гранаты Дьяконова.
        - У вас уже станковые гранатометы?? Они приняты на вооружение??
        - Нет. Они сложнее и дороже пятидесятимиллиметровых минометов, не так надежны.
        - А пятидесятимиллиметровые-то будут неэффективны! - убежденно воскликнул Виктор, забыв о необходимости легендироваться.
        - Вы уверены?
        - Абсолютно.
        - Откуда у вас сведения об этом?
        Виктор развел руками.
        - Ну… не о всем пока можно говорить. Сведения проверены. Так что есть смысл продолжать работы. Да и к разработке подствольника подключить авторов.
        - Так ведь это… Таубина того…
        - Что того?
        - Да, говорят, арестован. Эрлих-Кричевский к его работе благоволил, вот и…
        Виктор повернулся к Ступину.
        - Надеюсь, этот вопрос можно урегулировать?
        - Считайте, урегулирован. Наш долг - дать возможность каждому делом доказать свою верность государю.
«Интересно, что бы он мог еще сказать в этом случае?»
        Дегтярев потер рукой шею.
        - Ну, раз урегулирован, позвольте мне в бочку меда добавить свою ложку дегтя. Подствольный гранатомет заманчив, но и немало трудностей порождает. Меняется центр тяжести оружия, что может ухудшить прикладистость, да и само ведения огня штатным образом. Нужна доработка и гранат, прежде всего, надо добиться надежности взрывателя - насколько мне известно, сейчас часть гранат рвется не в воздухе, а на земле, от самоликвидатора, что снижает эффективность поражения. Стрелок должен отличаться физической силой, не терять хладнокровия и расчета - в лесу, в кустарнике граната может рикошетировать и разорваться среди своих же. Не хочу пугать, но поработать придется. Мне он пока видится, как приспособление для будущего тяжелого автомата.
        - Хорошо, - возразил Шпагин. Виктору в этот момент он показался похожим на пикирующего ястреба, который увидел цель и ни за что не свернет, - если подствольное расположение гранатомета вызывает трудности, кто мешает выполнить его отдельно, наподобие сигнального пистолета, или, еще лучше, наподобие ружья с переламывающимся стволом? Просто, дешево, надежно. Можно и как магазинное ружье, магазин в виде трубки под стволом… нет, проще, наверное, разместить пять-шесть гранат в револьверном барабане.
        - Но это же лишний вес для стрелка. Таскать два с половиной-три килограмма, не исчитая боеприпасов.
        - Если пехота ездит на транспортерах, на транспортере и возить, и брать с собой по необходимости.
        - Тогда в состав боекомплекта включить и боеприпасы с кумулятивным эффектом, для поражения противника за броневыми укрытиями.
        - Нет-нет, - возразил Виктор, который вспомнил о своей прогрессорской миссии, - РПГ у нас должен быть немного по-другому…

15. Не откладывайте жизнь на завтра
        - Птицы притихли. Вы не замечаете?
        Ступин стоял у приоткрытого окна. Минуту назад оружейники удалились, бурно обсуждая меж собой новые идеи. Точнее, не так уж и новые - иногда для того, чтобы шагнуть в другую техническую эпоху, конструктору не хватает пары слов или цифр. Штабс-капитан вынул сигаретку из портсигара, повертел ее в руках и положил обратно.
        - Все время забываю про этот всероссийский поход против курения. В здании нельзя.
        - Птицы - наверное, перед грозой. Будет вечером или ночью.
        - У вас это явление природы не создает тревожного предчувствия?
        - Как обычно. Инстинкт. Все живое должно укрываться от грозы.
        - Некоторые люди считают, что гипноз и телепатия есть у животных. Млекопитающих. Они так между собой разговаривают, выясняют отношения, сообщают опасность, подавляют жертву, наконец, объясняются во влечении. Потом у людей возникла связная речь и этот дар начал отмирать. Как хвост. У вас разгадали тайну телепатии?
        - Пока нет, - коротко ответил Виктор. После встречи с Вольфом Григорьевичем ему не хотелось что-либо рассказывать на эту тему. Пусть сами изучают.
        - Ответили вы искренне, хотя тема вам неприятна. Не будем ее трогать. Тем более день был напряженный. Идея реактивной ступени на противотанковой гранате, отстреливаемой из динамореактивного ружья - просто и гениально. Как и надкалиберный кумулятивный боеприпас, вместо того, чтобы пробивать броню за счет скорости снаряда. У нас ведь на динамореактивное оружие ухлопали кучу денег и завели в полный тупик…
        - Не переживайте. У нас в свое время тоже.
        - Да, и этот, как вы его назвали - «Колосс»?
        - «Колос». Ручная установка для зенитных ракет. У нас, к сожалению, эта идея уже опоздала. Появились самонаводящиеся комплексы, там ракета идет на тепло двигателей, как собака за зайцем.
        - А нам так без электрики и батарей - в самый раз. И, знаете, для чего используем? Для партизанских формирований. Для нападений на аэродромы противника, уничтожать самолеты на земле. В стоящие под брезентом бомбардировщики и без теплового наведения не промажут. Или в грузовики с боеприпасами, бензовозы. Ваша будущая Россия - страна талантов… Да, пока мы тут все это обсуждали, курьерским самолетом из Минска прилетел еще один человек, который жаждет с вами поговорить о военном деле. Я предлагал отложить на завтра, но настоять сложно, потому что это генерал-лейтенант. Если вы чувствуете, что утомлены, и ваше состояние не позволяет вести беседу, так ему и передадим.
        - Ну, вообще то… А что, кстати, за генерал?
        - Вряд ли вам это имя что-то скажет. Есть рода войск, что прокладывают путь к победе, но громких имен полководцев в истории не оставляют. Кстати, он в этом году получил еще и звание профессора. Его фамилия Карбышев.
        - Карбышев? Тот самый?
        - Чем он известен?
        - Его фашисты… гитлеровцы в концлагере замучили, но он не предал Родину.
        - Вы хотите сказать, что они держали генерал-лейтенанта в обычном лагере военнопленных и подвергали издевательствам? Это не пропаганда? Судьбу высших чинов в плену решает не какой-нибудь пьяный фельдфебель! Это уровень старшего комсостава, людей, имеющих понятия об офицерской чести… дворян, наконец! Может, он был убит при побеге?
        - Нет. Его с другими заключенными обливали водой на морозе… ну, как у Лажечникова в «Ледяном доме», долго думали, что он умер, превратившись в ледяную статую, но лет двадцать назад нашли свидетелей, и выяснили, что он был убит все-таки не от холода, а от удара палкой охранника по голове.
        - Если это не военная пропаганда, я скоро поверю, что фачисты - это марсиане. Так что ответить?
        - Конечно, «да». Говорить об усталости человеку, который такое вынес ради Родины… у нас, но какая разница…
        - Я распоряжусь, чтобы подали кофе и что-нибудь закусить. У вас едят горький шоколад? Это пайковый, фабрики Абрикосова, из чистого какао, он хорошо восстанавливает силы. Или, может, немного коньяку? Это бодрит.
        - Ну, тогда уж лучше кофе с коньяком.
        - Однако, ваш большевистский режим дал народу не только научные знания и прекрасные песни, но и привил хороший вкус.
        - Что есть, то есть. Да, в СССР еще будет модным пить чай или кофе с рижским бальзамом. Таким в глиняных бутылочках.
        - А вот этого не доводилось. Но, полагаю, скоро наверстаем.
«Значит, Прибалтика. Похоже, дальше восстановления империи в старых границах речи и в самом деле не идет. Про Индию, Константинополь или куда-нибудь в Европу намеков не было. Пока не было.»
        С Карбышевым получился в основном монолог. За два часа Виктор рассказал ему про мост-ленту, гордость советских инженерных войск, которую без зазрения совести скопировали потом американцы, про траншейные канавокопатели, которые можно выпускать как просто гражданскую технику для ирригации полей, про заграждения на низких кольях, про катковые минные тралы и удлиненные заряды для разминирования, про минные раскладчики и мины для них, механизмы которых можно делать на фабриках заводных игрушек, развитие которых отныне обретало стратегическое значение. Ну, и, конечно, про сами мины - простые с деревянными корпусами и аммоналовым зарядом, которые можно делать в самих войсках, про прыгающие мины и мины направленного действия, наподобие американского «Клеймора», про мины, пробивающие кумулятивным зарядом днище танка, десантные и сплавляемые по реке, для разрушения вражеских мостов. Про магнитные мины для диверсий и радиоуправляемые фугасы, про тихие мины с пистолетным патроном или небольшим зарядом тетрила, дробящие кости ноги солдат противника на множество осколков. Особенно Виктор напирал на
необходимость производства в России пластичной взрывчатки и боеприпасов из нее, чтобы упростить подрыв конструкций зданий и техники, а также кумулятивных зарядов для уничтожения ДОТов и бункеров. Из того, чему их когда-то обучали на военной кафедре, Виктор выбирал наиболее простое, что в тридцать восьмом можно было без труда делать на гражданских фабриках.
        - Разрешите обратиться, товарищ генерал-лейтенант?.. - начал Ступин после того, как Виктор завершил свой рассказ. Карбышев сделал жест рукой.
        - Давайте проще и без чинов. Хотите спросить мое мнение по поводу сообщенного?
        - Так точно.
        - Я вообще-то ждал рассказа о каких-то сверхъестественных оборонительных линиях или изобретениях, основанных на каких-то новых принципах… То, что я услышал, гораздо ценнее в будущей войне. Почти все можно было делать уже вчера. Кроме пластической взрывчатки, конечно. Но производство ее надо создавать уже в ближайшее время, это настоящая революция в инженерных боеприпасах. Например, вот эта вот лента, про которую рассказывал господин Еремин, кумулятивная… для разрезания стальных балок и тросов. В условиях маневренной войны у нас все меньше будет времени для подготовки объектов к подрыву. А для диверсий в тылу противника просто незаменима.
«Йесс! НАТО пусть локти кусает - у нас все это появится раньше! А то задолбали в боевиках - Си-4, Си-4… Пусть мир знает Karbysheff Plasticine!»
        На улице стояла жара и духота, особенно ощущаемая после выпитого кофе. Над накалившейся броней сухопутных дредноутов, как над асфальтом шоссе, дрожал воздух. Деревья не спасали и, казалось, даже сами слегка посерели и поникли.
        Жаль, с Карбышевым не удалось подробнее поговорить, подумал Виктор. Не о средствах уничтожения, а просто, как с человеком. Сколько уже живых легенд здесь перевидал, даже Королева с Мессингом, а ни с кем толком и не побеседовал.
        И вообще, за прошедшее время можно было сделать гораздо больше. Как бездарно растрачиваем мы порой дни своей жизни! Можно подумать, что за ее порогом нас ожидает вечность, в которой мы можем сделать все то, что не получилось, за что не решились взяться или что отложили до лучших времен. Никогда не надо откладывать жизнь на завтра. Неизвестно, что завтра будет и будет ли завтра вообще. Вон, Карбышев, несмотря на свои почти шестьдесят, полон сил, но в нашей реальности через несколько лет его убьют, и помешать этому Виктор уже не сможет. А тут Карбышев вышел от них даже помолодевший, как будто жизнь только начинается. Еще бы
        - столько новых планов впереди…
        Если бы Виктора сейчас просили, какой строй он считает самым лучшим, он бы ответил
        - тот, при котором у человека есть возможность жить будущим. Огромным, светлым, прекрасным, наполненным радостью открытий. Как в юности.
«Мерседес-Бенц» урчал мотором на дорожке, как сытый кот. Ступин не спеша потягивал сигаретку.
        - Не спешите. Мотоциклетный патруль проверит дорогу и позвонит из Бежицы.
        - Меня прямо уже охраняют, как Сталина… я имею в виду, в нашей реальности.
        - Я понял. Знаете, нам психологически препятствуют условности, привычка к словам. Вас шокирует слово «фачизм», меня - «советский», «коммунисты», «демократия». Стараюсь не обращать внимания. И вы, и мы - Россия.
        - А вторая реальность?
        - Ну, ее я знаю только с ваших слов… Вы говорите, у них государственный атеизм, но церкви они не оскверняют?
        - Нет. Религия там вроде памятника старины. Ею любуются, протирают тряпочкой, возможно, даже восхищаются, но в бога не верят.
        - Иногда кажется, что и у нас тоже, но боятся сказать. Блюсти нравственность, помогать сирым и убогим, спасать падших духом, утешать можно и без рассказов о жителе Иудеи, якобы творившем чудеса. Точнее, можно придумать и новую идею, с чисто русскими корнями. Но все боятся нового и держатся за привычное.
        - Вы очень откровенны.
        - Без откровенности нет доверия.
«Угу. Войти в доверие. Не будем забывать все-таки, что это - другая реальность. С коричневой чумой покончить в наших общих интересах… а насчет остального посмотрим.
        Из дверей выскочил молодой человек в штатском, но с военной выправкой, и отрапортовал Ступину, что патруль благополучно добрался до Бежицы и препятствий на дороге не отмечено.
        - Ну, с богом, - промолвил штабс-капитан и пожал Виктору руку.
        Кортеж двигался в том же порядке, но, как показалось Виктору, более медленно и осторожно. Виктора неминуемо сморило бы, если бы не действие выпитого кофе, которое одновременно пробудило аппетит. «Доберусь до места - первым делом в американскую диетку…»
«Мерс» тормознул. Виктор огляделся. Они были на дамбе, ведущей к мосту у вокзала Брянск-Орловский. Впереди стоял грузовой «Опель», слегка стукнувшийся с тракторной тележкой с сеном, выезжавшей из поймы, так, что проезжая часть была загорожена полностью. Возле водителя, виновато мявшего кепку в руках, уже стоял дюжий сотрудник гужавтоинспекции и составлял протокол. Мотоциклист сопровождения подъехал поближе; местный дэпээсник начал что-то ему докладывать, показывая рукой то в одну, то в другую сторону.
«Только что столкнулись», подумал Виктор, «патруль доложил, что дорога свободна. И дорожная полиция сразу же на месте ДТП, не то, что у нас…»
        - Назад! - заорал Виктор. - Назад!
        Быгов, сидевший за рулем, резко дал газ, одновременно выворачивая вправо для разворота большую как на автобусах, баранку руля. Валентин схватил из-за спинки кресла МП-28, чуть не стукнув Виктора кожухом по затылку; сидевший впереди Антон защелкал тумблерами рации.
        - «Клен», я «Береза»! На девятнадцатый подкрепление!
«А если это глупость, паранойя? Вдруг гаишник просто случайно рядом оказался? Ладно, лучше ложная тревога, чем…»
        И не успел Виктор закончить фразу, как увидел, что патрульный, взмахнув руками, начал откидываться навзничь в седле своего мотоцикла, а «шофер» и «гаишник» бросились наземь; донесся хлопок. Быгов успел развернуться назад; Виктор через лобовое стекло увидел, что «Форд-МАЗ» принял вправо на обочину, пропуская их на узкой дороге, а охрана выскакивает из открытой машины со своими машиненпистоле, чтобы прикрыть. Застучали отрывистые очереди. Пятидесятисильный мотор взревел, обратная дорога была свободна, и Виктор уже было подумал, что они выскочили, как вдруг совсем рядом что-то громко хлопнуло, как китайская петарда, машину повело вправо и они ткнулись радиатором в придорожную осину.
        - Камера, твою мать! Из машины!
        Виктор поймал ручку двери где-то возле правого плеча, дернул и вывалился на откос, поросший мягкой невысокой травкой, мысленно проклиная аккуратность дорожных строителей и тех, кто содержал дороги. Густой бурьян и кусты здесь оказались бы более кстати. Следом за ним выпал Валентин, наполовину оставшись в машине, его автомат, клацнув, свалился асфальт у колеса, а сам Валентин повис ничком и не шевелился; на спине его появилось красное пятно, и Виктор вдруг понял, что тот убит. По другую сторону шоссе слышались очереди и мат. Крылом бабочки распахнулась передняя дверца, и справа от Виктора скатился и замер Антон, лежа навзничь и как-то нелепо раскинув руки; его остановившиеся глаза смотрели прямо на Виктора. На стеклах беспомощно раскрытых дверец машины появилась сетка мелких трещин и дырочки от пуль; тут из-за капота в каком - то немыслимом акробатическом кульбите появился Быгов; он протянул было руку к автомату Валентина, но тут же вскрикнул, схватившись за правое плечо, потерял равновесие, успел сделать полшага и свалился под откос возле Виктора.
«Снайпер! Со стороны поймы!»
        И тут Виктор понял, что уже давно представляет собой на этой насыпи самую лучшую мишень.
«Почему я до сих пор живой?»
        Что-то вжикнуло совсем рядом и вверху и ударилось в багажник. Быгов пытался зажать рукой раненое плечо; из-под пальцев его показалась кровь. Очереди с другой стороны шоссе затихли - там, видимо, уже было все кончено.
        - Укройтесь… вниз, к канаве…
        - Нет! - Виктор вырвал из кармана свой браунинг - хорошо, что он не зацепился за подкладку - передвинулся, прикрывая собой Быгова и сунул ему свой пистолет в левую руку.
        - Берите меня в заложники!
        - Что?
        - Никс шиссен! - завопил Виктор что есть мочи. - Никс шиссен! Он меня убьет!
        Как ни странно, на другой стороне его поняли.
        - В сторону прими! - закричали от грузовика. - В сторону!
        - Не могу! Если я двинусь, он меня убьет!
        - Если он двинется, убью! - взревел Быгов. - Он мой заложник!
        - Я заложник!
        С другой стороны донесся ответ, который в нашей реальности должен озвучивать с эстрады Михаил Задорнов. Предложив сначала набрать побольше воздуху. С другой стороны заорали:
        - Мужики! Вы чего, охренели?
        Виктор замялся. В американских боевиках переговорщики никогда такого не спрашивали.
        Но долго думать не пришлось. До слуха Виктора долетели вопли вроде «Атас!», а со стороны вокзала резко и отчетливо застучал пулемет. Что-то зашипело и грохнуло на шоссе так, что у Виктора зазвенело в ушах. Послышался сухой стук коротких очередей
        - Виктору вдруг показалось, что стреляют из «Калашниковых». Где-то залаяли собаки.
«Спецназ? Наш спецназ? Нет, наверное тогда уж из второй реальности. Сто пудов, это они меня сюда спровадили, а теперь прикрывают.»
        В небе что-то зажужжало, послышался треск, как будто рвали полотно. Над самой насыпью пронеслась тройка истребителей - бипланов с кругами на голубых плоскостях.
«От этих толку мало. Бандюки по кустам рассредоточатся. Главное, чтобы своих не зацепили. Да, а как же снайпер?»
        - Не стреляйте! Здесь свои! - донеслось от машины, и через мгновенье возле Быгова и Виктора оказалось человек пять в пятнистом камуфляже и с автоматами; Виктор успел рассмотреть, что это были «федоровы» с ребристыми, как у «калашей», рожками.
        - Живы?!
        - Он ранен! - Виктор кивнул на Быгова. Кто-то из «спецназовцев» уже присел возле него и разрезал рубашку, чтобы перебинтовать рану.
        - За мной, быстро!
        - А… - Виктор хотел было спросить про Быгова, но его потащили наверх. Прикрывало его трое.
        На шоссе Виктор увидел одного из охранников из «Форд-МАЗа»; тело лежало посреди шоссе, на булыжниках, под ним расплывалось темное пятно, а правая рука еще продолжала сжимать автомат. Ноги второго виднелись из травы на обочине возле машины. Чуть поодаль на дороге стоял небольшой броневик, граненый, с наклонными листами, с пулеметом в восьмигранной башенке; видимо, этот пулемет и вел огонь. На углу бокового бронелиста виднелась здоровая вмятина и пятно копоти. Еще дальше, у самого моста, стояли на обочине три зеленых опелевских грузовика. Мимо них к полю боя приближался легкий бронеавтомобиль, похожий на обшитую стальными листами легковушку, без башни и с круглыми бойницами спереди и по бокам. Машина подъехала, открылась дверь и Виктора буквально втолкнули внутрь.
        - С вами все в порядке?
        На переднем сидении был Ступин, тоже с автоматом Шмайссера на коленях.
        - Нормально! Раненых подберите! Без них не поеду!
        - А, черт! Давайте, кто есть!
        В машину помогли забраться Быгову.
        - Здесь еще одно место есть! Еще одного взять!
        - Нету больше!
        - Как нету? - удивился Виктор, но дверь уже захлопнули снаружи, машина сдала назад и начала разворачиваться.
        - Это бой, господин Еремин. В бою убивают. - сухо ответил штабс-капитан и повернулся к Быгову. - Как вам удалось уцелеть?
        - Разрешите доложить… Пришлось взять господина Еремина в заложники.
        - Как - в заложники?!
        - Не верьте ему, он в шоке, - заступился Еремин. - Это я взял его в заложники. Точнее, я взял в заложники себя. Им. Пользуясь его беспомощностью.
        - Зачем? Вы так уверены, что «Хуммель» в случае неудачи не ликвидирует вас?
        - Ну, это… сбить с толку, выиграть время. Потом, на открытом месте меня сто раз уже могли ухлопать. Терять было нечего.
        - Ладно. Пес их знает, как тут правильно действовать. Короче: у Задолговой вам оставаться опасно. Вас перевезут на оперативную квартиру у Стальзавода. Дом в глубине двора, так что попасть туда или через калитку, или через забор, за этим присматривают. На этой квартире сейчас размещена ваша новая знакомая Елена Васильевна. В квартире две комнаты, так что друг друга не стесните, а Елена Васильевна сможет спокойно изучать ваш феномен на время, пока вам будут противопоказаны прогулки.
16. Петля времени
        Виктора привезли на базу бронепоездов, где уже ждала бронедрезина - угловатая, с башней от танка Кристи, малокалиберное орудие которой казалось Виктору достаточно внушительным. Однако сперва пришлось переодеться. Взамен рубашки и брюк из легкой плащевки, вымазанных зеленью о траву, ему привезли светлый однобортный костюм, рубашку и шляпу.
        - Выведем пятна - вернем, - констатировал Ступин, - а пока привыкайте к одеяниям этой эпохи. По-моему, ничего сидит.
        Виктор взглянул в большое зеркало, притащенное из гардероба и увидел щеголя, чем-то похожего на гангстеров из американских фильмов и одновременно - на героя фильма «Тегеран-43». Ассоциации с боевиками возникали то ли из-за непривычно широких лацканов, похожих на крылья, то ли из-за шляпы с большими полями. Виктор надвинул ее чуть на лоб. Впечатление усилилось.
        - Темных очков нет?
        - Их у нас мало кто носит. Конечно, вы будете менее узнаваемы, но ваш вид начнет бросаться в глаза.
        - Да, вообще-то сейчас жарко, можно и без пиджака…
        - Пиджак придется поносить. Сейчас вам принесут полицейский «Вальтер», он будет помощнее браунинга, и кобуру для ношения под одеждой. Без пиджака, сами понимаете, это будет видно.
        В дрезине, как и в бронеавтомобиле, было ужасно жарко, душно, воняло бензином, смазочным маслом и выхлопными газами. Ход был тоже довольно жесткий, как у товарной платформы.
        Минут за двадцать они дотащились до товарного двора возле мучных складов. Стадиона не было, вместо него у путей торчали какие-то лабазы, а дальше в сторону Губонинской шли аккуратные двухквартирные деревянные домики, похожие на теремки. Здесь Виктора пересадили на лиловый «пылесос» с охраной, на котором красовалась надпись «Служебный».
        Везли его, впрочем, недалеко. Как и ожидал Виктор, на месте семейного послевоенного общежития, где прошли первые месяцы его жизни, еще стояли зеленые деревянные домики. На углу Губернской, где в реальности Виктора стоял Дом Специалистов, высилась похожая на него серая четырехэтажка, только без колоннады на угловом входе; вместо нее виднелся магазин с большими окнами. Такой же дом стоял на противоположном конце квартала. А между ними… между ними, напротив двухэтажной детской больницы, как две капли воды похожей на ту, что стоит в Бежице сейчас, в глубине двора, засаженного молодыми деревцами, расположился знакомый четырехугольник того самого дома, где прошло дошкольное детство главного героя.
«Пылесос» остановился как раз напротив калитки.
        - Все, приехали. Прошу на выход.
        - Это в этот дом? - не веря внезапному сюрпризу, удивился Виктор.
        - Да, проходите прямо к калитке. Там вас встретят.
        Возле калитки ему помахала рукой молодая дама. Виктор узнал Лену.
        - Господи, наконец-то, я так переволновалась! - воскликнула она, когда Виктор миновал калитку. - Скорее, скорее, не задерживайтесь!
        Дом выглядел абсолютно так же, как и во времена детства, только вот цвет был серым, но это уже было не столь важно. Такими же выглядели и двери в парадное, хоть и были совсем новенькими. На ступенях лестницы не оказалось приваренных уголков, которые вечно хлопали, когда на них ступаешь: бетонные края ступенек еще были округлыми и ровными.
        Они поднялись на второй этаж и повернули налево.
        - Вы никогда не бывали в таких домах? Я вижу, вы все так внимательно разглядываете…
        - Наоборот, очень знакомо…
        В коридор за дверью, застекленной армированным проволочной сеткой стеклом, выходило четыре двери, две пары квартир напротив друг друга.
«Куда она пойдет? Неужели…»
        Они прошли к концу коридора, немного не доходя до большого окна с дверью на балкон, где обычно вывешивалось белье, повернули направо и остановились перед двустворчатой дверью, обитой черным дермантином.
        - Что вы так удивленно смотрите? Нет-нет, я точно вижу, чувствую, что вы очень удивлены. Что с вами?
        - Понимаете, Лена, как вам объяснить… дело в том, что это моя квартира.
        - Вы уверены?
        - Я жил здесь раньше. То есть позже. После войны, когда дом восстановили. Даже дверь почти такая же, два замка. Только у нас верхний был накладной сувальдный, а здесь английский.
        - В служебных квартирах верхний всегда английский. Вообще в таких домах обычно ставят один замок…
        Лена открыла дверь, и в воздухе расплылось что-то необычайно аппетитное.
        - Какая прелесть… Как будто что-то из далекого детства.
        - После вчерашнего Клико я тоже хотела чем-то вас удивить. Сходила на местный базар, взяла свежеощипанную курицу и приготовила. Хотя какая сейчас курица…
        - Ну почему же, - возразил Виктор, рассудив, что война войной, а обед по расписанию, - курица сейчас даже очень своевременно. Тем более, это шанс оценить ваше кулинарное искусство.
        - Вы находите? - смущенно улыбнулась Лена. - Кстати, у вас тут неплохой базар. Я не ожидала, что такие бывают в провинции. Везде лавочки с колбасами, ветчинами, сырами, свежая рыба и даже живая, У вас же тут много оврагов, так сельхозартели в них делают запруды и выращивают зеркального карпа. Стерлядь здесь дешевле, чем в столице, частиковая икра в кадушках вообще дешево, а вы знаете, как хорошо хлеб с маслом и с нею? И все свежее. В Москве теперь понастроили крупных холодильников и рыбу, мясо, птицу продают мороженой. Так удобнее для владельцев гастрономов. Вот я как увидела, сразу же решила приготовить свежую курицу, а не из холодильника…
        Виктор тем временем оглядывал знакомые апартаменты. Кубатура показалась ему гораздо скромнее, чем тогда, в дошкольные годы. Впрочем, коридор все же был больше, чем в хрущевке; вот только шкафа в нем не было, а только вешалки, но зато над входной дверью были устроены антресоли. На стенке висел непривычно большой барабан электросчетчика. Вместо люстры в коридоре просто висела лампочка на витом шнуре; как и в детстве, проводка была здесь открытой на фарфоровых роликах. Направо вела узкая дверь в уборную, прямо - широкая в гостиную, а рядом с ней коридор поворачивал в маленький отросток, откуда вели две двери - в ванную, которая после воостановления стала кладовкой, и на кухню. Лена прошла в сторону кухни; Виктор проследовал за ней, попутно заглянул в ванную. То, что он увидел, его обрадовало: ванна была на месте и возле нее стояла колонка незнакомой Виктору конструкции: черный цилиндр с дверцами и выходящей наверх черной трубой.
«Дровяная» - решил Виктор и прошел на кухню, которая оказалась не столь просторной, как в его детстве, потому что вместо знакомой двухконфорочной газовой плиты стояла дровяная - угловатая, дородная, недавно топленная, и потому источавшая деревенский запах дымка и банное тепло. Еще часть места забирал солидный запас дров, а огромного зеленого газового счетчика, естественно, не наблюдалось. Лена подошла к окну и открыла настежь половину, затянутую марлей от мух.
        - Все запрещено открывать, - пояснила она, - по соображениям безопасности.
        Полки с посудой, дощатый кухонный столик у окна, он же шкафчик для утвари и рукомойник с полкой для мыла и вешалок выглядели довольно знакомо и были похожи на то, что благополучно дожило до детства Виктора. В простенке у окна тикали ходики, простые, деревенские, без кукушки, со штампованным из жести циферблатом-щитом, над которым возвышалась голова кота - она шевелила эмалевыми глазами в такт движения маятника. Возле двери, на стене слева, висел репродуктор - черная тарелка. Виктор включил его, надеясь услышать музыку. Но передавали местные новости.
        - Как уже сообщалось ранее, - вещал голос дикторши, - во второй половине дня в районе моста на станцию Брянск-Орловский было совершено дерзкое бандитское нападение на машину инкассаторов, перевозящую крупную сумму денег для зарплаты работникам образовательных и лечебных учреждений. Бандиты открыли огонь из автоматического оружия, снайперских винтовок и ракетного бронебойного ружья. В ходе перестрелки погибли шесть бойцов охраны и сотрудник гужавтоинспекции, сопровождавший машины, ранен инкассатор. Благодаря своевременно подоспевшей помощи бандитам не удалось захватить добычу, часть из них убита на месте, часть обратилась в бегство и сейчас преследуется бойцами частей особого назначения жандармерии. Власти извещают, что в связи с происшествием будет введен усиленный контроль и проверка документов на вокзалах и дорогах, для поимки преступников могут проводиться облавы и обыски. На время розыскных мероприятий всем лицам старше шестнадцати лет надлежит носить с собой паспорт или иные бумаги, удостоверяющие личность и немедленно сообщать в жандармерию, полицию или иные ближайшие органы власти о любых
подозрительных личностях или подозрительном поведении кого-либо из знакомых, соседей, сослуживцев…
        Виктор выключил радио.
        - Это повторяют каждый час, - сказала Лена.
        - Не в этом дело. Снова погибли люди, чтобы меня прикрыть. Охранники лаборатории во второй реальности, охрана здесь. И я ничего, понимаете, ничего не могу сделать, чтобы их спасти…
        - Неправда. Вы ведь тоже спасали! Вы закрыли собой подпоручика, вы пытались предупредить, когда поняли, что это засада. И потом, разве вы не спасаете тысячи людей тем, что уже сообщили из будущего?
        - Ну, технические знания еще реализовать надо…
        - Вы точно так же пытаетесь спасать других! Просто вы ведь не Тарзан и не можете в одиночку перебить кучу вооруженных врагов. Вы и так смогли предчувствовать нападение…
        - Да не предчувствовал. Просто подумал, что дорожная полиция так быстро не приедет. Кстати, а почему Мессинг этого не угадал?
        - Насколько я поняла, он еще не успел прийти в себя.
        - Лучше бы вы его использовали «Хуммеля» вычислять! Тоже мне жандармерия! Отдел двенадцать-прим!
        - Сейчас! Сейчас! - Лена бросилась мимо него куда-то из кухни, и через мгновенье до Виктора донеслось жужжание и приглушенной голос Лены: «Жандармерия! Ступина! Да, немедленно!»
        Через пару минут она вернулась и обессилено села на белую крашеную табуретку.
        - Его задействуют. Вольфа Мессинга. Он уже в норме. Глупо вышло. Александр Семенович не знал о таких возможностях Мессинга, я знала о возможностях, но не подумала о безопасности. Это я во всем виновата.
        - Это я виноват. Знал о возможностях и о безопасности, но не успел подумать и предложить. Мозг был занят автоматами.
        - Бросьте. Вы выполняли задание империи и думали о нем. Вы обязаны были так поступать.
        - Я знаю. Но все равно как-то…
        Виктор вдруг подумал о том, что теперь он обязан людям из этой реальности по гроб жизни. И не то чтобы это жандармерия сделала его обязанным - тогда было бы гораздо проще, ибо моральных обязательств перед человеком, который пытается тебя купить, быть не может. Нет, все произошло само собой - еще до своего появления здесь Виктор оказался вовлеченным в войну, которая для него стала своей. Дело не в империи, не в государстве - просто Виктор на каком-то подсознательном, родовом уровне чувствовал, что здесь его род, Родина, она не совсем такая, к какой он привык, она изменилась, но все же это - Родина.
        Как-то в Интернете ему на форуме попался эмигрант, человек озлобленный, который пытался доказывать Виктору, что раз его Родина - СССР, то с распадом СССР это он, Виктор, человек без Родины. «Врешь, падла», думал Виктор, «это ты, плюнувший на свою страну, человек без Родины. А наша Родина - это мы, где мы, там ее границы.»
        - Хорошо, Лена, - сказал он. - Вы правы. Я действительно не Тарзан. Я пытаюсь, но пока плохо получается.
        Она положила руки ему на плечи.
        - Я накрою стол в гостиной. Располагайтесь пока, привыкайте.
17. «У вас идеи, у меня - связи.»
        Гостиная сразу же вызвала волну воспоминаний. Широкий, выступавший наружу граненым аквариумом эркер, заливавший комнату светом, круглый стол посредине с придвинутыми четырьмя стульями, и даже похожий диван - с высокой спинкой, на которой посредине расположилось длинное зеркало, а по бокам - две полочки с мраморными слониками. Правда, диван стоял не так как у них - в нише эркера, а у стены справа от него. У стены напротив, где в квартире Виктора стоял шифоньер, здесь был поставлен шифоньер, а на месте буфета, у стены между дверями в коридор и спальню - наоборот, шифоньер. И шифоньер и буфет были достаточно старомодны, но другие, чем у Виктора; шифоньер, например, был темно-вишневый, и не двух-, а трехстворчатый, с зеркалом посредине. Зато в углу, где стоял телевизор, и здесь была тумбочка, правда с приемником «Блаупункт» - точь-в-точь таким же, как и в кабинете Ступина. Возле дивана была ширма темно-вишневого цвета, точно такая же, как в детстве, и Виктор понял, что на ночь ею можно отгородить диван, чтобы переодеваться без помех. Книжная полка на стене была точно такая же, темная; а вот вместо
пятирожковой люстры с матовыми шишками-плафонами висело что-то квадратное, с тремя лампами внутри, обтянутое китайским шелком. Зато в спальню вместо проема, завешиваемого на ночь шторами, вела двустворчатая дверь с армированными сеткой стеклами. Солженицын напрасно ассоциировал армированное стекло с тюрьмой. Это был всего лишь обычный предмет обихода, как сейчас европейские окна или шкаф-купе.
        Виктор заглянул в спальню. Она также не была заполнена мебелью: у дальней стены в конце стояла двуспальная кровать с никелированными шарами, напротив ее - темный комод, на крышке которого стояло зеркальце, большой, коричневый, похожий на барабан будильник с двумя чашечками звонка и разные туалетные принадлежности. У окна стоял однотумбовый письменный стол с коричневой карболитовой лампой служебного вида и черным телефоном, где трубка возлежала на каком-то подобии оленьих рогов. Еще на столе был какой-то стандартный канцелярский письменный прибор из стекла, расписной стеклянный стакан с ручками и карандашами и стоял хромированный календарь, переворачивая который, можно было менять даты. С потолка свисал апельсинового цвета абажюр с бахромой.
        Вернувшись в гостиную, Виктор внимательно разглядел буфет. За стеклянными дверцами виднелась разнообразная посуда и какие-то бутылки и графины, а пониже, в центре, высились канцелярские часы в деревянном корпусе, видимо, точные, но как две капли похожие на те, что Виктор в детстве видел на почте и в разных официальных учреждениях.
        В обстановке все вроде как было, но для соответствия обжитой квартире конца тридцатых не хватало уюта. Не хватало салфеточек, вышитых гладью или ришелье, чехла на диване, подушечек с узором крестом, на широких подоконниках не хватало цветочных горшков, на буфете и комоде - статуэток и вазочек, на круглом столе - какой-нибудь, хотя бы немудреной, вазы или конфетницы, на стенах - фотографий. Наконец, в квартире не было икон, хотя был радиоприемник.
        В этой квартире все выполняет свои служебные функции, подумал Виктор, и радиоприемник тоже. Интересно, какие? Он подошел ближе и повернул выключатель. Лампы прогрелись, и по комнате разнеслись сочные, заводящие звуки уже слышанного с Веселиной в кустах сирени хита «Все хорошо, милая», только уже в исполнении не Эмброуза, а Джорджа Холла.
«Развлекаются? Или… или слушают, что за бугром болтают?» Виктор поискал глазами на стенах положенную красную открытку и не нашел.
        - Виктор! Принесите, мне, пожалуйста, столовые тарелки! Они в буфете, верхние полки слева!..
        Курица была с морковью, репой и копченой свиной грудинкой - в таком варианте Виктору действительно еще ни разу не доводилось ее пробовать - и на вкус показалась изумительной, тем более, что Виктор, воспользовавшись ситуацией, позаимствовал из обнаруженных в буфете стратегических запасов терпкое анапское каберне. «Если жандармерия ищет путь к моему сердцу через желудок и общество прелестной дамы - оно даже к месту.» На той же полке обнаружился пузатый графинчик с водкой, и это навело Виктора на вопрос, положено ли в этой реальности помянуть павших в бою; во второй, если читатель помнит, это как-то замяли. Не найдя ответа, он спросил об этом у Лены.
        - Не сегодня, во всяком случае. Их еще не предали земле… еще не простились.
        - Понятно. А то я не всегда знаю местные обычаи.
        - Не думаю, что они настолько отличаются от ваших… В России дома новы, а предрассудки стары. Классика.
        - Ну, вы же чувствуете, что-то, наверное, изменилось после падения республики?
        - Изменилось. Холуйства стало поменьше.
        - Странно. Всегда казалось - чем более централизованная система, тем холуйства выше.
        - Это абстрактно. Император призывает развивать критику снизу, можно жаловаться в народную инспекцию, говорить о недостатках на расширенных собраниях партии, наконец, молодежь из собсомола воюет… А раньше - каждый сам по себе, каждый заводчик, каждый столоначальник централизованная система и может свободно окружать себя блюдолизами. Конечно, и сейчас это бывает, но не так нахально. Боятся.
        - То есть, какой-то элемент демократии у вас все же развивают?
        - Можете называть это демократией… У нас говорят - «народоправие». Народу не нужна власть, народу нужна правда.
        - А, теперь понятно, - согласился Виктор, хотя так и не понял логического смысла. В голове крутилась лишь фраза из фильма «Брат-2»: «В чем сила? В правде».
        - Ну, а как курица-то?
        - М-м… Это нечто потрясающее. В микроволновке такого не сготовить.
        - В микроволновке?
        - Ну да, это шкаф, где пища нагревается сразу изнутри, за счет поглощения радиоволн сверхвысокой частоты.
        - И зачем так сложно?
        - Это быстро, и легко управлять нагревом. В будущем электронные устройства станут дешевыми.
        - Слушайте, если это не изобрели, на это есть смысл оформить патент.
        - Разумно. Тем более, что на то, чтобы застолбить принцип приготовления пищи, не обязательно делать саму микроволновку.
        - Вот именно. А потом можно продать патент, лицензию или найти людей, которые вложат в это деньги. Это ведь не военная техника, жандармерию такие вещи не интересуют. Почему бы не сделать на таких изобретениях личную выгоду?
        - Хотите быть моим компаньоном?
        - У вас есть идеи, у меня - связи. И доступ к вам в любой ситуации.
        - А как посмотрит начальство на использование служебного положения в личных целях? И, кстати, не боитесь, что здесь прослушка?
        - Оставьте это мне. Кстати, микрофоны я уже отключила. Сослалась на то, что вы, как человек будущего, запросто их обнаружите. Вы же догадались в беседке? Можете посмотреть, они проводные, в отдушинах.
        - Приемник, телефон проверяли?
        - Мне показали всю тайную документацию по этой квартире. Микрофоны, скрытые фотокамеры, сигнализация. Иначе бы я не начала этот разговор. Так как насчет партнерства?
        - Заманчиво. Но сперва хотелось бы знать, кто я вообще здесь - союзник или пленник. Пленных и заключенных, кстати, тоже охраняют.
        - Вы козырь.
        - В чьей игре?
        - Мировых держав.
        - Очень лестно, но этого я опасался больше всего. Как меня собираются разыгрывать?
        - Это пока знают только в Кремле.
        - Значит, там знают, кто я и откуда?
        - Не все. Но люди, влиятельность которых вы вряд ли сможете переоценить. Вы имеете покровителей, власть которых безгранична. Только покровители приходят и уходят, а торговлю и патентное право никто не отменял.
        - Ясен пень.
        - Что?
        - Неологизм, мадам. Замена выражения «Ясно, как божий день». И как же будет гарантирована моя доля в концессии?
        - Доказательства получите завтра. А на сегодня планировалось выяснить, как получать в наших условиях лучи Лазера. Кстати, я договорилась, вас оформят одним из соавторов открытия.
        - Лена… Но это же не я открыл.
        - Виктор, вы настоящий русский ученый. Бескорыстный и честный. Те, кто открыл эти лучи в вашей реальности, были оценены современниками? Признание, награды, степени?
        - Ну, разумеется.
        - Вот видите. Они у вас там уже получили все, что полагается. Вы помогаете здесь сделать открытие, именно вы. В конце концов, если считаете это незаслуженным, потом всегда можете отказаться.
        В этой ситуации даже автор не знает, что сказать. С одной стороны, Виктор действительно, усиления фотонов индуцированным излучением сам не открывал. С другой стороны, в этой реальности он сделал для этого открытия гораздо больше, чем Барак Обама для Нобелевской премии мира. Вот и разберись тут.
        Лена не стала торопить его с ответом. Вместо этого она легко поднялась из-за стола, подошла к нему сзади - в паузе между музыкальными номерами отчетливо слышалось шуршание ее платья - и, положив руки ему на плечи, нагнулась и прошептала ему на ухо:
        - Боже, как я недогадлива… Вы же, наверное, смертельно измучены, а я тут пристаю со своей наукой… Давайте я вам постелю сейчас на диване, приляжете, отдохнете.
        Ее локон щекотал Виктору ухо, близкие губы источали тепло и от нее исходил очень знакомый, напоминающий о далеком детстве запах духов.
        - Нет, почему же… Отдохнуть я уже успел, да и в вашем обществе практически не чувствуешь усталости. Это, наверное, какая-то экстрасенсорика?
        - Нет, конечно. Ну, если вы сами хотите…
        Она начала собирать тарелки.
        - Я помогу.
        Вымыв посуду, Лена сняла передник и повела Виктора за собой из кухни, через гостиную, к двери, ведущей в спальню. Войдя, Виктор взглянул влево, в сторону комода и постели, надеясь увидеть на комоде духи, запах которых показался ему знакомым; Лена поняла этот взгляд по-своему и, улыбнувшись, шутливо погрозила пальцем. Она подошла к столу и достала из ящика листы бумаги.
«Так это же „Красная Москва“! Как у Зины из пятьдесят восьмого. Как они оказались в этой реальности?»
        - Лена… Можно не совсем скромный вопрос?
        Она снова улыбнулась.
        - Однако, обстановка этой комнаты на вас действует.
        - Я о другом. Если это не личная тайна, что это за духи?
        - «Букет императрицы». Русские духи, еще довоенного сорта. В вашей реальности женщины тоже такими пользуются?
        - Да, они считались престижными… духи то есть. Только назывались по-другому.
        - Честно говоря, в такую погоду хочется забыть о парфюмерии и окунуться в ванну. Подумать только, в каком-нибудь пятьдесят восьмом в каждом доме в подвале вместе с котельной будут эйр-кондишены. И в самую жару свежий воздух будет идти прямо из отдушин.
        Виктор задумался. Даже в Доме Стахановцев у Нилон в реальности-2 он чего-то похожего на кондишены не видел. Хотя это было зимой, а это же не индивидуальный, а где-то в подвале.
        - Нну… Наверное, не во всех? Это же дорого.
        Лена, чуть призадумавшись, опустилась на стул возле левого торца стола, положив ногу на ногу. Виктор вдруг увидел, что ее глаза были немного грустными.
«Блаупункт» наполнял воздух плавными, как морские волны, звуками медленного танца
«О, ты, безумная луна» в исполнении биг-бенда Русса Моргана.
        - Не знаю… У вас там это дорого?
        - Нам помешала война, потом быстрая урбанизация… У вас может пойти по иному. Есть шанс.
        - Да, давайте вернемся к шансам, то есть к лазеру. Радио не мешает?
        - Напротив. Оно создает такую романтичную обстановку… вдохновляет. Ну, начнем, пожалуй, с азотного, его, наверное, в наших колхозных условиях прежде всего соорудить. Правда, практической пользы от него вряд ли будет, но для демонстрации сойдет. Итак, все лазеры у нас состоят из рабочей среды - ее еще называют активной, системы накачки - это подвод энергии к рабочей среде, и оптического резонатора, то есть, проще говоря, двух зеркалец, между которыми будет бегать луч, многократно пробегая рабочую среду. Система накачки дает энергию атомам рабочей среды, взводит их, как пружину. Если на такой атом «на взводе» попадет фотон, частица света, то он может его как бы скопировать и у нас будет два фотона. Вот фотоны бегают туда-сюда по резонатору и атомы их копируют, копируют… Так луч и получается, извините за каламбур.
        - Так просто?
        - Ну, это только начало…
        Круглый, огромный диск багрового солнца выкатился из-за угла доходного дома, завис над частным сектором, там, где после войны построят детский сад, и начал медленно опускаться за цеха Стальзавода.
        - Я-то думала… Это же все можно сделать в кабинете физики! Двадцать киловольт можно взять от электрофорной машины. Бронестекло или кварцевые трубки тоже найдем. Вместо стеклотекстолита приклеим фольгу к стеклу от фотопластинки. А если не заработает, в чем обычно бывает неисправность?
        - Ну, по азотному прежде всего важно, чтобы пробой между линейками был сразу по всей длине. Паразитные индуктивности должны быть небольшие. А с органическими красителями многие в кухонных условиях пытались делать и не получилось. Может, от скорости прокачки зависит, может, от чистоты родамина.
        - А как бы вы сами у себя, там, в кухонных условиях сделали лазер?
        - Вывинтил бы из списанного DVD-RW.
        - Ясно - вздохнула Лена.
        - Да, кто будет делать, пусть в защитных очках пробуют. А то еще какому мировому светиле в глаз попадет и припишут вредительство. Что еще сказать? А, вот: электрофорную машину можно сделать из сидюков и пары кулеров…
        - Из чего?
        Виктор помотал головой.
        - Это я уже в обратную сторону начал.
        Лена с ужасом взглянула на него широко раскрытыми глазами.
        - Вам надо отдохнуть. И не спорьте.
18. Ночной позор
        На новом месте Виктору приснился странный сон. Не кошмары, но какой-то бестолковый и неприятный.
        Приснилось ему, что он попал не в другую реальность, а в фильм «Улица полна неожиданностей» пятьдесят седьмого года, и теперь он сержант милиции. И должен он сдавать экзамен на юрфаке, а профессор почему-то майор Ковпльчук из второй реальности, только с бородкой.
        - Ну-с, дорогой товарищ, - потирает руки Ковальчук, - расскажите-ка вы нам первый вопрос билета. То есть в чем различия правовой среды демократической системы и тоталитарной.
        - А, ну это просто, профессор, - отвечает Виктор, - при тоталитарной системе существует произвол, массовые репрессии, тюрьмы и масса народу сидит в лагерях. А при демократии граждане имеют права и законы эти права защищают.
«Что же это я говорю», думает Виктор, «сейчас за это донесут и посадят».
        И, точно, Ковальчук как-то очень удивленно на него посмотрел.
        - Ну, батенька, это вы, видимо, от волнения путать начали…

«Выгораживает? А, ну да, ему же тоже за своего ученика отвечать.»
        - Вот смотрите, - продолжает Ковальчук, положив на стол руки и сплетя пальцы, - сколько заключенных было в СССР в одна тысяча девятьсот тридцать девятом году, в самый разгар репрессий?
        - Не знаю… Цифры, то наверное, на данный момент в прессе не обнародованы?
        - Ну что же вы, голубчик? Вы представитель правоохранительных органов, человек, к цифрам допущенный. Подсказываю: два миллиона пять тысяч человек. А сколько находилось в местах заключения в России, ну, скажем в одна тысяча девятьсот девяносто девятом? Миллион шестьдесят тысяч. Разница не столь уж и большая. Вы, уважаемый, в девяносто девятом чувствовали, что в России массовые репрессии?
        - Да что вы профессор. Ничего такого не думали и не замечали. Наоборот, все больше говорили, что воров и бандитов много развелось, и творят что хотят, на свободе ходят.
        - Вот-вот! - оживился Ковальчук. - а если бы в девяностых закон-то выполняли, сколько бы народу в России пошло в места, не столь отдаленные? Миллиона два бы и пошло, а то и больше. Кто ворует, кто грабит, кто взятки берет, кто казенное имущество присваивает, кто мошенничеством людей разоряет - вот и два миллиона! У вас же просто закон не исполняли!
        - Постойте, профессор. Но ведь законы-то разные. Тогда по пятьдесят восьмой кого угодно посадить можно было!
        - Но вас же по ней не посадили?
        - Нет… но я позже жил…
        Ковальчук грустно вздохнул, расцепил пальцы и почесал так не идущую ему бородку.
        - Скажите, друг мой, вы к экзамену готовились? Небось свидания, белые ночи, девушки?
        - Ну что вы, профессор! В основном дежурства… вон бандитов задержали, что кассира Воднева ограбили.
        - Бандитов задержали? Ну, это меняет дело, меняет… Но как же вы ловите, если закона-то не знаете? Вы сказали - пятьдесят восьмая статья? Ну так ее у в вашем будущем просто заменили на несколько. Вместо пятьдесят восемь-один-а, один-б, три, четыре - это статья двести семдесят пять УК РФ. Государственная измена, шпионаж, выдача гостайны, либо, - и тут он поднял указательный палец вверх, - иное оказание помощи иностранному государству во враждебной деятельности. В старом просто это иное оказание подробней расписано. Вон, почитайте в «Консультанте», «Гаранте»,
«Кодексе», или какие у вас там еще на компьютерах правовые системы стоят.
«Откуда он знает про компы? Ах да, это же сон! Тогда понятно.»
        - Пятьдесят восемь-два и пять, это, стало быть, двести семьдесят восьмая - насильственный захват власти и двести семьдесят девятая - вооруженный мятеж. Пятьдесят восемь- шесть - это двести семьдесят шестая, шпионаж. Пятьдесят восемь-семь, восемь, девять - это двести восемьдесят первая, диверсия. Пятьдесят восемь-одиннадцать, то-бишь, организационная деятельность по подготовке и совершению - это у вас статьи двести восемьдесят вторая-один и два. Организация экстремистского сообщества, организация деятельности экстремистской организации.
        - Ну конечно! Это все тяжкие преступления и оставлять за это на свободе никак нельзя. Ну, а вот насчет свободы слова: статья за антисоветскую агитацию и пропаганду была.
        - Пятьдесят восемь-десять? А пожалуйста, двести восьмидесятая. Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности. Ну, я уж не говорю, что на Украине вообще приняли закон, преследующий за отрицание голодомора. Да, вы сейчас скажете, что у вас нельзя посадить за контрреволюционный саботаж, статья пятьдесят восемь - четырнадцать. Но можно за халатность, это двести девяносто третья. Ну что же мы с вами будем делать?
        - Не знаю… Но как же… Люди получили свободу слова, можно политические анекдоты свободно рассказывать…
        - И часто у вас там их рассказывают?
        - Знаете… а их вообще перестали рассказывать. Вживую давно не слышал, разве что в Интернете поискать… Неинтересно стало.
        - Вот! Не важен путь, важен результат! А свобода слова требует защиты законом. В тоталитарном государстве была статья - уголовная ответственность должностных лиц за преследование за критику! Уголовная ответственность за незаконное увольнение из личных побуждений! Где эти статьи в вашем будущем? Ну вот без них и поговорите с шефом о свободе слова!
        Профессор хлопнул ладонью по столу, вскочил и заходил взад-вперед.
        - Вы! - обернулся он к Виктору. - Вы, человек демократического, правового государства, живете и даже толком не знаете законов этого государства! Позор! Позор! Да за это расстреливать надо!
        В руках профессора блеснул никелированный офицерский наган.
        - Проснитесь! Да проснитесь же!
        Кто-то тряс Виктора за плечо. Где-то неподалеку один за другим хлопали револьверные выстрелы.
«Вот чертовщина привиделась! А может, это мне во второй реальности незаметно пропаганду внушили, а теперь она всплывает? Или уже в третьей? Нет, не в третьей - откуда они знают про наш УК…»
        Он с трудом разлепил глаза. Свет одинокого уличного фонаря, висевшего на столбе недалеко от окна, рисовал на стенах комнаты причудливые орнаменты ветвей деревьев. Перед ним возле дивана стояла Лена в ночной сорочке из тонкого шелковистого шифона с бретелями, тени ветвей играли на ее обнаженных плечах, а в руках она держала направленный на Виктора велодог.
        В этой ситуации Виктор ничего сообразить не успел. Во-первых, неожиданно, а, во-вторых, он еще не совсем проснулся и думал, что еще спит.
        - Слышите? На улице стреляют! Что-то случилось! Что делать?
        - Медленно поднимите револьвер стволом вверх.
        - Что? Господи, какая же я дура…
        - Теперь укройтесь в простенке. Лучше присядьте.
        Лена попятилась назад и спиной толкнула ширму; та с грохотом повалилась на пол, задев круглый столик и опрокинув стоявший возле него стул. Не искушая судьбу, Виктор кубарем скатился с дивана на пол. Убедившись, что все обошлось, он приподнялся, вытащил из кобуры под подушкой вальтер, подняв его дулом вверх, снял с предохранителя и передернул затвор. Затем осторожно проскользнул вдоль дивана в противоположный простенок и заглянул в щель между занавеской и стеной. Во дворе было пустынно, но выстрелы слышались откуда-то неподалеку, может, с соседней улицы.
        - Осторожно выгляните, с вашей стороны никого не видно? Только не опускайте револьвер.
        - Да-да… кстати, я забыла откинуть спусковой крючок.
        - Лучше не откидывайте. До моей команды.
        - Я поняла… Нет, никого не вижу.
        - Может, пацаны балуются? Чем заряжают у вас пугачи? Кажется, пробками? А по телефону позвонили?
        - Да, уже.
        - Значит, остается ждать.
        - Просто так ждать?
        - Вы анекдоты знаете?
        - Да… Только старорежимные, времен Колчака.
        - Я и времен Колчака не слышал. Расскажите.
        - Значит, идет в думу кандидат от кадетов. Ну, газетчики его спрашивают: «С какой целью выдвигаетесь?» «Так посмотрите, что творится во власти! Чиновники погрязли в разврате, воровстве, коррупции!» «И вы решили с этим бороться?» «Нет. Участвовать.
«Однако», подумал Виктор, «этот анекдот старее, чем я думал».
        Зазвонил телефон.
        - Подойдите, - сказал Виктор. - Я контролирую ситуацию.
        Конечно, ничего он толком не контролировал. Но в этой ситуации дама с велодогом вряд ли поможет. Пусть уж лучше трубку возьмет.
        - Знаете, - выпорхнувшая обратно из спальни Лена чуть не сдернула телефон со стола, ибо продолжала держать трубку в руке, но спохватилась, сказала «Ой!», вернулась, чтобы повесить трубку, вновь появилась, сказала «Да!», вернулась, чтобы куда-то положить револьвер, затем уже появилась в спальне окончательно и выпалила:
        - Звонили. Это было местное хулиганье. Хотя, возможно, отвлекающий маневр.
        - Ясно. Револьвер на взводе?
        - Нет. Я не успела.
        - Ну и ладненько. Положите его так, чтобы был под рукой, - Виктор поставил
«Вальтер-полицай» на предохранитель и вновь сунул в кобуру. Он снова аккуратно выглянул на улицу: над невысокими крышами частных домов, где-то вдали, за конезаводом и дальним лесом, небо озарялось голубыми вспышками.
        - Гроза идет. Где-то со стороны Камвольного.
        - Камвольный - это где? Я тут недавно…
        - Он будет лет через двадцать. Хотите посмотреть, где?
        - Сейчас, - Лена накинула на плечи платок и подошла, - ничего, что я так?
        - Об этом уже поздно говорить, тем более, что скоро опять спать ляжем. Вон там, где эти две елочки, видите? За имением и кладбищем, за рощей, построят большой комбинат, от Литейной до Почтовой, он будет ткани выпускать.
        - Такой большой?
        - Да. Вот там, ближе к Литейной, вырастет микрорайон - ну, как от Губернской до базара, побольше даже, застроенный панельными домами в пять и девять этажей.
        - Я слышала, там низкая, болотистая местность, как в Радице.
        - Ну, где построят, там построят… А вот туда, дальше, будет промышленная зона. Автомобильный, силикатного кирпича, строительных конструкций, даже радиозавод.
        - Неужели будут делать радио?
        - Магнитофоны. Такие настольные.
        - Но магнитная запись - это же дорого по сравнению с «говорящей бумагой»? А тем более шоринофонами?
        - Кажется, я что-то упустил по электронике. Понимаете, они будут писать не на проволоку, а на ленту, вроде кинопленки, на которую нанесен слой оксида железа…
…Гроза приблизилась быстро. Небо полыхало от частых разрядов; двор был освещен неестественным, мертвенно-бледным мерцанием, как будто от вспышек толпы корреспондентов. За окном то раскатисто грохотало, словно рассыпался гигантский штабель стальных труб, то ночь раскалывалась резкими, внезапными ударами. Стекла дрожали. Пространство над будущей Ново-Советской прорезывали бело-фиолетовые и бело-розовые трешины молний. Крупные капли молотили по кровельному железу отливов, по окнам текла вода, как будто их поливали из шланга.
        - Ну вот, - сказал он, - можно и спать ложиться. Пойду поставлю ширму на место.
        - Виктор… - Лена положила свою ладонь на его руку. - Вы не будете против, если я посижу в вашей комнате за ширмой?
        - Нет. А зачем? У вас бессонница?
        - Понимаете, я с детства ужасно боюсь грозы, - она прикрыла на миг свои большие полулунные веки с длинными ресницами, - тогда мы жили на окраине Питера и как-то раз молния попала в соседский дом и он сгорел. С тех пор в грозу не могу спать. Понимаю, что здесь это глупо, но… Ничего не могу с собой поделать. А при вас как-то спокойнее.
«А она, наверное, родом из небогатой семьи.»
        - Наука - тоже мечта детства?
        - Да. Хотелось жить не этим обывательским болотом, знать, как устроено все в мире… Чуть не угробила на учебники всю молодость.
        - Я тоже… Слушайте, а чего же вы тогда будете сидеть? Давайте вы ложитесь здесь, в спальне, а я посижу за столом. Полюбуюсь грозой.
        - Нет, ну это же… Вы страшно устали! Мне, право, совершенно неудобно…
        - Я раньше лег спать, и вообще… Если, конечно, вас не буду стеснять.
        - Не будете. Я к вам уже совсем привыкла, серьезно.
        - Да, за такую ночь быстро привыкаешь…
        - Но все равно как-то не так… Что вы из-за меня не будете спать.
        - Лена, не волнуйтесь. В конце концов, это квартира моего детства. Вот там, внизу, во дворе, раньше было убежище и зимой дети с него, как с горки, катались. А на балконе, что в конце коридора, выносили белье сушить… А, черт!
        - Что такое?
        - Балкон коридора примерно в метре от этого окна. Это второй этаж, значит… Значит, если это тот же дом, что в моей реальности, под окном от балкона идет карниз. Тренированный человек наверняка может перелезть. И лестница! Пожарная лестница идет через все балконы, для чего они и сделаны в коридоре. На лестницу можно попасть с любого этажа, с крыши и снизу.
        Лена подпрыгнула.
        - То есть, здесь к нам легко залезть?
        - Или бросить гранату со слезоточивым газом. С того же балкона.
        - И вы так спокойно говорите?
        Она вскочила на коленях на стол, отодвинула шпингалеты, приоткрыла обе рамы и высунула голову наружу. По подоконнику потекли струйки воды.
        - Действительно, карниз! - воскликнула она, задвигая шпингалеты обратно. - Придержите шторы, я сейчас вытру! - и помчалась на кухню за тряпкой.
        Интересно, а как этого жандармерия не углядела, выбирая квартиру, подумал Виктор. Или это специально так задумано? Чтобы незаметно выйти или наоборот, проникнуть? Может, сегодня сюда должны проникнуть? Кстати, гроза - самое удобное время…
        И вообще для чего здесь сделали этот карниз? Он только между первым и вторым. Для красоты? Хотели отделать первый этаж рустом, но потом сэкономили? Непонятно. Какие-то тонкости архитектуры.
        - Ну, все. А то бы натекло на обои… Господи, какие сейчас обои? Вы что-нибудь придумали? Ну, у вас же всегда полно всяких идей из будущего.
        - Думаю, если вынуть из комода два ящика и поставить вертикально, они как раз закроют окно. По крайней мере, без шума залезть уже не удастся, а граната отскочит.
        - Вы гений. А как они будут держаться?
        - Тут на рамах гвозди для занавесок. Можно привязать веревкой, бельевой, например. Хотя тут наверное, нет?
        - Знаете, есть. На кухне в столе я видела клубок. Пойдемте посмотрим.
        Веревка действительно оказалась в столе, среди кастрюль и сковородок, хотя и без обязательного в таких случаях мешочка с прищепками. Была она не толстой, но зато шелковой, и Виктор подозревал, что здесь она не совсем для белья.
        Они выгрузили из двух ящиков наволочки и пододеяльники, и примотали к гвоздям. Виктор постучал по фанерному дну; надежным оно не казалось, ногой свободно вышибить можно, но шум будет. Стало темновато, особенно в глубине комнаты.
        - Ничего не вижу… Виктор, вы здесь?
        - Включить свет?
        - Не надо. Тогда снаружи сразу увидят, что ящики. Дайте руку, помогите добраться до кровати. Осторожно… кажется, тут спинка. Платок за что-то зацепился… Ай! Держите!
        Лена оступилась и, чтобы не упасть, схватила Виктора второй рукой, опрокинув его на себя; он и моргнуть не успел, как оказался лежащим в кровати сверху на даме.
        - Простите… надеюсь, вы не подумали…
        - Нет… не успел… не ушиблись?
        - Тут мягко… - Она засмеялась. - А вы ведь действительно из другого мира… или очень осторожны… Неужели в этом положении вы не попытаетесь меня даже поцеловать? Просто интересно.
        - Попытаюсь. Только не царапаться.
        - Попытаюсь! - весело ответила она. Виктор медленно, растягивая удовольствие, приблизился к ее губам; Лена зашевелилась, ухватилась за его плечи.
        - Ну… не тяните же… а то я не ручаюсь за результаты эксперимента…
…Ее руки цеплялись за плечи Виктора все сильнее, затем скользнули вверх, левой она притянула его к себе, а правой гладила волосы на затылке. Ее голова качнулась сначала в одну, потом в другую сторону, но она была уже не в силах оторваться; напружинившееся тело ее обмякло. Она не дышала, и Виктору вдруг показалось, что она сейчас потеряет сознание; тогда он оторвался от ее губ и бросился осыпать поцелуями обнаженные плечи. Лена судорожно вдохнула воздух и слабо попыталась пошевелиться…
        - Что вы делаете… - слабо прошептала она, - это же безумие… мы совсем потеряли голову…

19. Главная улика
        - Господи, как хорошо… Лишь бы телефон не звонил.
        - Давай его отключим.
        - Нельзя. Этой шалости нам не положено…
        Лена дотронулась пальцем до его кончика носа. Она полусидела в кровати, опираясь спиной на высокую взбитую подушку. Виктор протянул руку, обнял за талию и потянул на себя.
        - Ну-ну. Мы и так много натворили.
        - Не волнуйся. Как честный человек…
        - Я еще сама не знаю, выйдет ли из этого что-то серьезное, или просто минутная вспышка страсти… Впрочем, по любви я уже выходила. Может, попробовать по расчету?
        - Поставь эксперимент. Кстати, есть чудный свадебный подарок.
        - Что же это? Ракета для полета на Луну?
        - Практичнее. Новый детский конструктор. Называется «Лего». Здесь его еще не изобрели. Он завоюет весь мир. Вот такая бизнес-идея!
        - Неужели можно выдумать что-то круче «Меканно»? Кстати, твоя манера говорить заразна.
        - Конечно круче. Можно, например, домики строить.
        - А что, это идея. Сначала продавать в Германию, затем будет спрос и у нас. Народ становится зажиточным, детям покупают фабричные игрушки… Это дорогой конструктор?
        - Наоборот. Детали делаются прогрессивным способом литья из пластмассы. Можно продавать и дешевые наборы и дорогие. На все сегменты рынка.
        - Гениально! Но это все потом. Давай одеваться, а то действительно кто-нибудь нагрянет. И снимем эти ящики с окна.
        - Я сниму. А плита тут не дымит?
        - К плите я тебя не подпущу.
        За окном, освобожденным от фанерной брони, было чудное промытое утро. Легкие перистые облака купались с воробьями в лужах. Домохозяйки выносили на веревки белье, не высушенное из-за ночной грозы. Дородная молочница вкатывала во двор тележку с бидонами. По дому звонили будильники и где-то со стороны улицы гнусавил далекий радиорупор, споря с песнями утренних птиц и лаем собак из частного сектора. На перилах балкона коридора блаженствовал толстый рыжий соседский кот.
        Виктор поймал себя на мысли, что смотреть на эти мелочи незнакомого быта ужасно интересно. Для полноты ретро-картины не хватало разве что патефона; недолго думая, он включил приемник. Лампы прогрелись, и по квартире разнеслись ритмичные звуки фокстротика «Комната с видом» из мюзикла десятилетней давности. На глаза снова попалась книжная полка. Да, а что же здесь читают на служебной квартире? Он подошел поближе. Опережающее отражение уже услужливо рисовало следующие варианты: а) Пушкин и прочая классика; б) избранные речи императора и прочий политпрос и в) наставление по стрелковому делу (а не мешало бы), рукопашной борьбе, минно-подрывному делу и другие полезные для киношного шпиона вещи.
        То, что он увидел на полке, оказалось несколько неожиданным. Первое, что бросилось в глаза на нижней полке, была книга Тойнби «Путешествие в Китай». С ней соседствовал потрепанный двухтомник «Закат Европы» Шпенглера, далее стоял
«Денежный национализм и международная стабильность» Хайека (на корешке стояло
«Гаек»), труды Ницше, Рассела, Шюца и Киркегора. На верхней полке красовалась художественная: Драйзер, Хемингуэй, Синклер-Льюис, Ремарк, Брехт, Кафка… с краю даже Экзюпери - тоненькая книжка «Ночной полет».
«Если это попытка подобрать под мои вкусы, то довольно странная», подумал Виктор,
«впрочем, мое присутствие в этой комнате и не планировалось. Хотя… пока переодевались, долго ли подобрать? Вот только откуда? В книжной лавке такие авторы вроде не попадались. Тем более, какой тут Брехт?».
        Он взял наугад один из томов и открыл; на обороте обложки синел штамп: «Служебное издание. Не передавать посторонним лицам».
«Закрытый фонд. Понятненько… А здесь они что, их читают? Просвящаются? Или это для меня подобрали - показать, какая в жандармерии интеллектуальная элита?»
        Его ход мыслей прервала Лена.
        - Виктор! А, ты тоже интересуешься Чапеком? Занятный, но фаталист и много декадентства. Слушай, присмотри, пожалуйста, за сковородкой! Я мигом, к молочнице!
        - и, ухватив жестяной бидончик, моментально ускакала за дверь, тут же вернулась, вихрем пролетела мимо Виктора в спальню, вытащила из комода велодог, сунула в сумочку, и снова пролетела в дверь. Похоже, что она хотела произвести впечатление образцовой хозяйки.
        Виктор вернул «Войну с саламандрами» на место и на всякий случай расстегнул кобуру под мышкой - пиджак надевать здесь он счел пока излишним - и отправился на кухню, где на сковороде поджаривалась картошка с кусками курицы. Кот на ходиках шевелил глазами. Тяга в плите была хорошая, и лишь слегка пахло дровяным дымком, создавая неповторимое ощущение деревенского уюта.
        На столе лежал блокнот, вроде журналистского, в коленкоровом переплете. «А говорила, не ведет записей. Или только открытые? Хозяйственные расходы? Ну, если здесь нет скрытых фотокамер…»
        Он взял с сушки мельхиоровый столовый ножик, тщательно его вытер и осторожно перевернул его лезвием страницы.
«…История России регулярно переписывается. Сегодня каждый новый властитель не только пытается смешать своего предшественника с грязью, но и создать новую систему знаний о прошлом, исторических ценностей, героев и преступлений, в которой его предшественники механически будут в грязи. Этим он защищает себя от сторонников ушедшего; в какой-то мере это более гуманно, нежели казнить их, да и в наш век всеобщей грамотности и радио пришлось бы казнить массы. Яркий пример - династия Романовых. Вряд ли кого в то время в Европе можно было поставить рядом с их титанической работе по перешивке под свои интересы всей предыдущей истории Российской империи. В результате мы имеем, по меньшей мере, субъективно, несколько параллельных миров с разной историей. Возникает вопрос: могут ли субъективные действия по переписыванию истории в будущем повлечь за собой действительные изменения таковой в прошлом? Материализм отвечает на этот вопрос отрицательно…»
«Так это, оказывается, нам еще царь мозги колупал? Поэтому династия Романовых так долго и сидела, пока не выродилась?» - подумал Виктор. «И параллельные миры, может, в самом деле, оттого, что мы все время свое прошлое меняем?»
        Он перевернул следующую.
«…Стихотворения Тютчева „Умом Россию не понять“ так никто и не понял чуть ли не за столетие. Между тем, при использовании метода Амфитеатрова-Жерве код оказывается очень простой: „Бог есть Россия“. Бог непознаваем логическим мышлением, неизмерим для иноверца, в него можно лишь веровать. Поэт зашифровал свое философское кредо, опасаясь быть осужденным церковью.»
«И тут Тютчев… Какое это имеет отношение к переходам? Или… А, кстати, что за метод Амфитеатрова-Жерве? Его у нас не изобрели? Или он засекречен?»
        Его размышления прервал звонок телефона, донесшийся из спальни. Виктор чертыхнулся, захлопнул блокнот кончиком ножа и кинулся было в спальню, но тут же подумал, что если разговор будет долгий, на сковороде все сгорит. Ручка сковороды была без всяких деревяшек, не говоря уже о пластмассе; просто железная пластина толщиной миллиметра три. Пришлось хватать полотенце и обматывать, а затем уже ставить на квадратную подставку из дощечки. По пути он задел ногой и опрокинул четвероногую табуретку - снизу на ней оказался синий инвентарный номер.
        К счастью, в эти времена не было принято сразу бросать трубку, если не отвечают.
        - Алло! Доброе утро, это Ступин. Елена Васильевна рядом?
        Виктор замялся. А вдруг у нее был приказ не покидать квартиру, а она его нарушила? Подставлять Лену не хотелось.
        - Позвать?
        - Не надо. Передайте, что подъеду через четверть часа. Отбой.
«Отбой - надо понимать, вешает трубку…»
        В дверях заворочался ключ. Виктор машинально потянулся к кобуре.
        - Я успела! Виктор, ты где?
        - Ступин звонил! - крикнул Виктор, застегивая кобуру.
        - И что?
        - Будет через четверть часа.
        - Значит, ставим три прибора. Тут не сгорело? А, ты снял. Ну отлично. Хочешь молока? Давай сейчас прямо по кружечке.
«Наверное, это уже паранойя… но молочница не могла чего подсыпать?»
        - Представляешь, дворник внизу мне сказал, что молочница - наш осведомитель. Мир кошмарно тесен.
        - А дворник откуда знает?
        - Ну так если здесь служебная квартира, кто может быть дворник?
        Ступин действительно появился минут через пятнадцать, в гражданском костюме, и не только не стал отказываться от завтрака, но и вытащил из портфеля бутылку какого-то легкого французского вина.
        - Хоть с утра и неудобно, но… Для вашего покорного слуги это еще вечер.
        - Вы не ложились спать?
        - Много событий, мадам. Во-первых, ночью схвачен «Хуммель» с остатками банды. Благодаря вам, Елена Васильевна, вашей идее с Мессингом.
        - Спасибо, но задействовать экстрасенса - идея господина Еремина.
        - Нет слов… Тогда поздравьте Виктора Сергеевича дважды: к утру они получили луч.
        - Физики с кафедры института? Они тоже всю ночь не спали?
        - Мировое открытие, мадам! Переворот во взглядах на строение вещества! Предпоследний баллон азота пришлось занять со склада танкового производства… Но ультрафиолетовый луч есть! И это, - он повернулся к Еремину - главная улика в вашу пользу!
        - Насчет бомбы сомнения отпали?
        - Спрашиваете… Из этого вытекает «в-третьих»: мы все втроем едем вечером в Москву. Господина Еремина хотят видеть… - и он показал пальцем в потолок.
        - Неужели сам? - округлила глаза Лена.
        - Да! - после театральной паузы ответил Ступин. - А поскольку ему неудобно показывать какого-то провинциального штабс-капитана… внеочередное производство в полковники!
        - Уууу! Поздравляю!
        - Поздравляю! По понятиям у вас. А то ведь действительно мог какой-нибудь полковник, а вам - устная благодарность…
        - А вы? А вы, голубчик, с вашей вечной жаждой справедливости? Возьмете, да и ляпнете ему, что видели только меня? Знаете, что там за обман делают? Нет, начальство тоже не обойдут наградами, так уж водится… А, кстати: одежду вашу уже повезли в столицу, местные на такой ответственный шаг не решились. Предстанете в нашем. Но после луча это не важно. После луча вас готовы принять хоть голым. Вот такая вводная, а теперь перейдем к делу, то есть к опорожнению сего сосуда… и отправлюсь отсыпаться до вечера. В радиусе сотни метров от дома можете бродить совершенно спокойно. В принципе, можно и дальше, но… Береженого бог бережет.
        - Но сегодня же понедельник. А как же насчет авиации? Это тоже важно. И электроника.
        - В поезде изложите. Там салон-вагон выделили, я распоряжусь, чтобы поставили аппаратуру. А пока беритесь за бокал.
20. На пороге
        - …Хочешь прогуляться? Я тебе Молодежку покажу, где что построят.
        - Нет. При моей деятельной натуре впервые хочется просто лежать и мечтать. О своем жилье, например.
        - Раскрутим «Лего», купим квартиру в центре. С видом на набережную. Высотки у вас еще не думают строить?
        - Квартиры дорогие… Лучше домик где-нибудь в дачном поселке, где сосны. Двухэтажный. И машину, чтобы ездить на работу. Я умею водить. С этого года пойдет новая недорогая модель «Опеля».
        - Почему не «Мерседес»?
        - Их и для учреждений пока не хватает, часто выделяют «Олимпии», хотя это чисто личная машина. Да! Тебе нужно что-то такое, чтобы чувствовал ближе к своему времени… Приемник Петербургского завода с катодным телевизором. У вас любят смотреть телевизор?
        - Любят. Кстати, есть идея телепередач. Например, есть одна вроде лото или рулетки. Слова отгадывать.
        - Отлично. В такой передаче можно за плату давать рекламные объявления. А чем ты еще увлекаешься таким?
        - Из возможного? Ну, например, фотографией.
        - Отлично. Берем «Лейку» и увеличитель. В Германии мода самим делать семейные фотографии и снимать в поездках. Еще скоро появятся любительские шестнадцатимиллиметровые кинокамеры. Ты умеешь снимать кино?
        - Последний раз снимал четверть века назад свадьбу приятеля. Получилось.
        - Значит, освоишь. Что еще?
        - Стиральную машину, холодильник и пылесос.
        - Я видела в Верхних торговых рядах.
        - Это где?
        - Это на Красной площади. Их у вас снесли?
        - То есть в ГУМе.
        - Какая разница… И телескоп.
        - Зачем телескоп?
        - Детям.
        - А кто у тебя?
        - Еще никто. Но ведь будут!
… Вечер не был душный. Салон - вагон загнали прямо на товарный двор, так что идти пришлось недалеко - мимо казенных двухквартирных деревянных домов справа, крашеных в коричневый цвет, и мимо частных пятистенок слева, крытых дранкой и тесом. Немощеная улица была покрыта лунной пылью, в которой, кажется, мог запросто провалиться автомобиль; вдоль нее в траве вилась твердая тропинка. Толпы кур бродили под закатным солнцем. Над многими хатами на деревянных горизонтальных крестах висела паутина антенн. Громкоговоритель у мучных лабазов наигрывал кавер старого, еще времен Республики, американского фокстрота «Парад любви моей», взбадривая рабочих увлекающим ритмом. «Взгляд от Лизетт, улыбка Миньонетт, да нежность от Сюзетт в тебе одной…» Что-то жутко знакомое из семидесятых. Ну да,
«Соломенная шляпка», Миронов! «Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоржетта…» Неужели и это - отсюда?
        Тропинка была узковатой, чтобы идти вдвоем, и Виктор повел Лену под руку. Синкопы задавали такт их движениям; Виктор заметил, что они шагают в ногу. «Парад любви моей»… хм.
        Салон-вагон оказался синего цвета и о четырех осях; с торцов вместо привычных автосцепок болтались, как сосиски, звенья винтовой стяжки. «Небронированный» - сразу приметил Виктор, «переделан из мягкого». Он живо представил себе знакомый дымок титана и занавески на окнах колыхаемые ветерком. У полотна неторопливо прохаживался теперь уже полковник Ступин и стояла пара мужиков в штатском из охраны.
        - Скоро отправляемся, - небрежно кинул полковник, - пока располагайтесь.
        Тамбур у вагона был один, торчал со стороны станции Болва и оказался внутри сине-зеленым и непривычно узким. Во второй реальности Виктор ездил в столицу все-таки в цельнометаллических вагонах: они были почти такие же, как те калининские плацкарты и гэдээровские купейные из Аммендорфа, только стенки гладкие и почему-то десять купе вместо девяти. Он поднялся по торчащей снаружи лесенке - подножке и подал руку Лене.
        - Хорошо, что в поездки я беру туфли на низком каблуке…
        Из тамбура почему-то вели две двери. Виктор толкнул ближайшую и попал на кухню: там стояла здоровая дровяная плита, на полках стояли кастрюли, а дородная проводница подкладывала в очаг мелкую щепу, готовясь к розжигу.
        - Извините… Не сюда. - последние слова Виктор произнес, повернувшись уже к Лене.
        Дальняя дверь оказалась в коридор, такой же сине-зеленый, с непривычно высоким дугообразным потолком, отчего казался узким и чем-то напомнил средневековые катакомбы. Редкие круглые плафоны виднелись в вышине. «Полок над коридором нету» - догадался Виктор. Рамы окон и двери были отделаны темно-вишневым, почти черным лакированным деревом, двери с дугообразными ручками не сдвигались, а открывались, как в СВ. Они прошли вперед, мимо окна, через которое подавали блюдо из кухни; в коридор выходило четыре двери.
        - Нам в какое?
        - Пройдем дальше посмотрим.
        - Логично. Если этот лайнер для нас, то должны забронировать в бизнес-классе…
        За дверью в конце оказался второй коридор, покороче, с двумя боковыми дверями. Виктор потянул на себя первую - за ней оказался совмещенный санузел с ванной. За другой дверью оказался кабинет шириной примерно в два обычных купе с письменным столом, шкафом, полки в виде дивана со спинкой и шкафа; из кабинета в санузел вел отдельный вход. Наконец, за дверью в конце коридора оказался собственно салон, с большими окнами в торце, большим столом с девятью стульями и диваном.
        - Никак не разберетесь? - за спиной послышался голос Ступина. - Вам сюда, в кабинет.
        - Но тут, хм, одна полка…
        Вместо ответа Ступин потянул спинку дивана вверх и повернул; образовался второй ярус.
        - Никогда на таких не ездили?
        - У нас уже давно не выпускают.
        - Жаль. А ваш покорный слуга займет место в салоне. Дальше по коридору четырехместное для охраны, в двухместное сейчас подвезут еще пару наших сотрудников с документами, а последнее для проводниц. Ужин в семь.
        - Увы, семь. - вздохнула Лена, когда дверь захлопнулась, - вечером я не смогу порадовать тебя своей кулинарией.
        - Действительно так любишь готовить?
        - После Великого Голода это у меня вторая творческая страсть после науки. А еще я собираю рецепты выживания. Как использовать в пищу обойный клейстер, кожу, кору деревьев, различные травы. Оказывается, есть много растений и других живых организмов, которые при неурожае могут спасти людей. Например, хлорелла. Ее можно выращивать в бассейнах, она очень быстро растет. У вас едят хлореллу?
        - Нет. На Украине хотят выращивать рапс, чтобы делать из него горючее.
        - Какой ужас…
        Обещанные двое сотрудников приехали на шоколадном пикапе с брезентом. Из кузова выгрузили шоринофоны и затащили в салон. Там же на раскладном столике поставили рацию.
        - Теперь прямо как вагон-лаборатория, - заметил Виктор.
        - Измерительные вагоны? Я о них читала. Под Москвой построили большое кольцо и там исследуют тягу паровозов. А еще в Коломне делают вместе с фирмой Сешерона электровозы для электрической дороги на Кавказе и еще дизель-электровозы с фирмами МАН и Сименса, в Туркестан, там дорога в пустыне и мало воды для заправки паровозов. Под Москвой и Петербургом ходят электросекции, как в Германии или Америке. Знаете, что сказал император на открытии? «Будущее рядом, мы уже дышим его воздухом». Вы, наверное, ездите до Брянска на аэропоезде?
        - На чем?
        - Поезд с пропеллерами, ездит по балке. Вальднер изобрел. Триста пассажиров, скорость будет до четырехсот километров в час. Есть планы пустить до Нижнего Новгорода. Уже начали изыскательские работы на будущей трассе. Но идут жаркие споры со сторонниками авиации: те обещают, что самолеты с паровыми турбинами смогут брать на борт более ста человек и лететь в стратосфере со скоростью истребителя. Тогда дорогу строить не надо, а только аэродромы.
«М-да. Во многом тут еще разбираться надо. А, может, нет? А вдруг они построят аэропоезд и развитие транспорта пойдет совсем по другому пути?»
        - Лена… Ты извини, я, наверное, сегодня допоздна засижусь. Надо кое-что рассказать по электронике.
        - Ну что за извинения? Это служба. В жандармерии иногда вообще круглыми сутками работают без сна. Не переживай, у нас с тобой будет еще масса времени.
21. «Выходит, они знали?»
        До Брянска салон-вагон тянули мотовозом, похожим на маленький дощатый дачный домик, который кому-то вздумалось поставить на две оси. Из мотовоза торчал большой черный цилиндр газогенератора, напомнивший Виктору дровяную колонку в ванной.
        К этому миру трудно привыкнуть, подумал Виктор. Этот мир, как в детстве, на каждом шагу удивляет все новыми вещами. По нему ходишь, как в музее, и думаешь - вот как, оказывается, эти люди жили. Только все отреставрировано и можно трогать. Вот мотовоз, похожий на самовар. Вот самый настоящий шоринофон, прибор для записи голоса иголкой на киноленту, о котором в следующем веке почти никто не знает. Вот полки, которые превращаются в диваны, и отделаны они не павинолом, а мебельной драпировкой. Как в детстве, этот мир надо осваивать заново - мир вещей, мир людей, мир отношений. Или где-нибудь отгородиться от него и пытаться окружать чем-то привычным. Кстати, именно этого и хочет Лена. Однако, она неплохой психолог. Все женщины неплохие психологи.
        - Интересно, кто хочет меня видеть в Москве? - спросил Виктор у Ступина, который возился в салоне с подключением записывающей аппаратуры.
        - Ну, чтобы вы не терзались ожиданием… - полковник прикрыл дверь из салона в коридор. - Вас желает видеть сам начальник имперской канцелярии.
        - Понадобилось знание электронного документооборота?
        - Нет. Немного разъясню вам некоторые особенности нашей государственной системы, о которых не пишут в правительственных газетах. Видите ли, государь император - лицо публичное. Он ездит, выступает перед народом, перед журналистами, по радио, и скоро начнет показываться по телевидению. Он - лицо империи, ее так сказать, символ. Но подготовка указов, решений, вообще того, как и что будет говорить и как действовать император - фактически это все решает другой человек, более искушенный в политике, борьбе за власть, всяческих интригах.
        - Начальник канцелярии? Что-то вроде теневого лидера?
        - Можно сказать и так. У него есть определенные основания не быть публичным лидером. Во-первых, он инородец и выходец из простого народа, а это плохо вяжется с династическими традициями. Во-вторых, он не фотогеничен и говорит по-русски с некоторым акцентом. У него нет спортивной фигуры…
        Виктор представил себе что-то вроде дома Рэбы из «Трудно быть богом». Этакий карлик неприятного вида, хитрый и злопамятный.
        - …Но только не надо думать, что это какой-нибудь отвратительный карлик из сказок братьев Гримм. Увидите сами, это совершенно нормальный человек, простой в общении, и вам совершенно не следует его бояться.
        - А кому следует бояться?
        - Врагам империи, мошенникам, казнокрадам… Просто он не соответствует стандартам голливудского киногероя. А народу нужно, чтобы им руководил идеал. Вот они оба вместе - император и начальник имперской канцелярии - идеал и образуют.
        - А о чем будет разговор?
        - Этого и я не знаю. Но, во всяком случае, встреча вряд ли будет для вас неприятной. Это умный человек. Он не предложит вам того, что противоречило бы вашей натуре и убеждениям. Если, конечно, вы не его враг. А врагом ему вы в нынешней ситуации быть не мо-же-те, - последние слова он произнес с расстановкой и некоторым нажимом.
        - Действительно. Какой мне смысл?
        - Кстати, вы никому не говорили, что в будущем ваш луч будет применяться больше для технологических нужд, чем как оружие?
        - Нет, только имеющим доступ… Хотите блефовать?
        - Если мы продемонстрируем маленький прибор, который делает дырку в станиоле, нам поверят, что можно сделать большой и резать им корабли. Особенно если не знать устройства. Уже идут переговоры с Голливудом о постановке фильма по Алексею Толстому про гиперболоид, так что массы будут психологически готовы… Ну вот, вроде заработало. Поужинаем и поговорим о лампах.
        - Кстати, о еде. Не перенимайте у вермахта систему питания солдат, когда набивают пузо в обед, а завтрак и ужин - чаек. Приведет к гастритам, катарам и прочей гадости. Пусть лучше носят два-три раза горячую пищу. Правда, тоже есть минус: если не удается доставить на передовую, или кухню разбило, солдаты голодные. Паек сухой тоже не приживался - сразу съедали. Типа, убьют, потом кому он, паек?
        - Логично. И есть какие-нибудь идеи?
        - Разве что только сухой паек - супом из пакета. Просто так есть нельзя, а если не доставили - развести костры и заварить в котелках. Его варить недолго, просто высыпать в кипяток, и через несколько минут будет. Не айс, конечно, но если ничего нет…
        - Что такое айс и как делается суп из пакета?
        - Айс - непереводимое выражение. Юмор двадцать первого века. Ну, типа не фонтан… господи, ну как на ваш-то перевести… а, вот: эрзац, суррогат. Суп из пакета - сушеные овощи, мясо, вермишель, ну и пряности всякие. Высыпать в кипяток, чуть поварить и есть.
        - Что-то вроде суповых брикетов. Понятно.
        - Ну, не совсем. Суповые брикеты я еще помню в детстве. Их хоть грызть можно. А здесь высушивание в вакууме.
        Шторы на раскрытых окнах салона захлопали под легким ветерком, налетевшим со стороны леса.
        - Хоть продует, - вздохнул Ступин, - эти вагоны быстро нагреваются под солнцем… впрочем, вы наверняка это знаете лучше меня. Много доводилось по железке ездить?
        - В советское время - да, часто.
        - Мне тоже часто приходится, по делам службы. Скажите честно, а вот когда вы вначале к нам попали, в наш мир, то, наверное, часто думали о том, что вас могут здесь схватить, требовать какие-то сведения, принуждать силой что-то рассказывать?
        - Не успел. Больше думал о бытовых вещах. Где заработать, где устроиться, дальше все как-то само пошло.
        - Правильно. Зачем к чему-то принуждать, если есть общие интересы? Тем более, вы человек работы, вы без нее не можете, вы спешите передать знания, опыт этому миру, чувствуя себя старше его и мудрее… Знаете, у нас в этом плане много общего, - он оперся руками сзади на спинку стула, - я тоже не могу жить без своей работы. Все накопленное стараюсь передать подчиненным, тому же Быгову - спасибо, что его спасли… И еще между нами общее - то, что мы с вами в один момент потеряли свои семьи.
        - Поэтому вас и выбрали для контакта?
        - Что?
        - Извините, это наверно, был бестактный вопрос…
        Ступин оторвался от спинки стула и прошелся по салону.
        - Ну почему же… Для вас этот вопрос логичен. Если я скажу - «Да, поэтому»?
        - Выходит, они знали? Знали, откуда я и в каком буду положении?
        - Однако, у нас с вами гораздо больше общего, Виктор Сергеевич…
        - Учусь.
        - Хорошо. Скажем так: были сведения, но не было известно, не подкинул ли Канарис нам дезинформацию. Да, да, про первого контактера. И что на нашей территории будет второй. Мессинг, кстати, про вас ничего не смог сообщить. Как вы понимаете, это ставило нас в сложное положение. А вот про луч германская разведка знать не могла. Все изобретатели лучей смерти возились с простыми концентраторами энергии, а для квантового генератора надо раскрыть тайну строения вещества…
        Выходит, они знали, подумал Виктор. И как только они получили доказательство, лазер - сразу вызов к «серому кардиналу».
        А может, это совпадение? Почему мобильник не доказательство? Хотя, если посмотреть с их стороны… Мобильник им вообще непонятен. Он неизвестно как сделан, да и назначение - только с моих слов, а если это неправда? Во второй реальности уже были мобильники, идея была привычной, можно было смотреть только на технический уровень. А лазер - лазер они сделали из известных, привычных вещей, новой были только научные знания, которых здесь еще нет. Значит, Ступин в этом не лукавит.
        Значит, весь этот апгрейд современности, каким они здесь занимались на базе бронепоездов - не главное, подумал Виктор. Он нужен для чего-то другого. Козырь в игре великих держав.
«Интересно, на что они решили меня разменять? И решили заранее или по ходу игры? Почему их мало интересовала бомба? Почему не было встречи с физиками? Думали, что бомба - дезинформация, которая должна экономически истощить страну? А сейчас почему не было встречи с ядерщиками? Что должен сказать этот теневой правитель?»
        - Вы о чем-то задумались?
        - Да. Стараюсь вспомнить все, что знаю о стержневых лампах.
        - Не буду отвлекать. Да, вот и ужин несут. Вы не против, если накроют на троих здесь в салоне - вы, я, Елена Васильевна? Здесь свежее, чем в купе, полагаю, она не будет против.
        По вагону разнесся запах чего-то аппетитного. Похоже, что это был гуляш.
22. И звезды наши алые сверкают небывалые…
        - Вить, вставай! А то побриться не успеешь.
«Как хорошо, что это был сон. Тридцать восьмой, фачисты, жандармерия, немецкие шпионы - все это бред, бред, бред… Как же я сразу не догадался? Вчера я наверное, чем-то траванулся. Вон как ведет туда-сюда. Грибы! Видимо от грибов все. Дорвался до любимого продукта.»
        - Леночка, ты просто не представляешь, какая ты прелесть…
        - Я знаю…
        Виктор с трудом разлепил глаза. За письменным столом генеральского купе сидела мадам Серпикова и причесывалась перед овальным дорожным зеркальцем в бронзовой оправе. Вагон мотало и дергало.
        - Проснулся? Скоро подъезжаем.
        - Боже… Как хочется обратно в объятия ночи…
        - Ну, ты их не слишком пропустил. Ожидала, что тебя отпустят только к утру, - она сделала паузу и внезапно рассмеялась, - знаешь, никогда не знала, что в вагоне… Здесь, наверное, на человека что-то действует. Ритм колес, качка, крики встречных паровозов, метание отблесков по стенам, само ощущение, что куда-то мчишься. Я словно летала. «Эх вы сани, сани! Конь ты мой буланый!..»
        - Любишь Есенина?
        - Поэт времени первой любви. Жалко. Затянуло болото богемной жизни, начал исписываться, сочинять оды республиканским чинушам, лечился у психиатров и кончил петлей… Точно по своему стихотворению, повесился на рукаве на станции Бологое.
        - Почему Бологое?
        - А что, у вас он…
        - В Англетере и не на рукаве. Все равно печально. А Маяковский?
        - Наш Д'Аннунцио? Эмигрировал в САСШ, когда поутихло, вернулся, примкнул к правым радикалам, в один прекрасный день был найден в гостинице со снесенным полчерепа. Считают, что застрелился. Знаешь, талантливым людям плохо. Они живут в пустоте - вокруг них злоба и бездарность… Сейчас принесут завтрак.
«Это даже хорошо, что они знали. Ну, допустим, смог бы я здесь пристроиться. В конце концов нашлись бы добрые люди, присоветовали и с редакцией, и с монтерством, может, и на аудиопиратов в конце концов вышел. Но - незнакомый человек в городе, где военный завод. Откуда появился, неизвестно. И очутился бы ты в жандармерии по подозрению в шпионаже. На всякий случай. Человека, не вписывающегося в систему, проще ликвидировать, чем понять и попытаться извлечь пользу. Всегда, во все времена.»
        Москва лежала в утреннем свежем тумане, сквозь который пробивалась розоватая подсветка утреннего солнца и напоминала большую деревню. Виктор не узнавал застройки возле Кутузовского; вдоль линии тянулись купеческие дома, прерываемые стандартными щитовыми домиками быстрого возведения, кое-где виднелись леса, скрывавшие будущие сооружения. Открытой Филевской линии вдоль пути тоже не было, на горизонте не маячили силуэты высоток. И только дебаркадер Киевского вокзала показался Виктору каким-то незыблемым архитектурным посланием для всех эпох.
        Под вагоном заскрипели тормоза. Здесь они пели как-то необычно громко и протяжно, словно струнный квартет настраивал перед концертом свои инструменты. В тамбуре хлопнула дверь. Через окно коридора донесся шум катящихся тележек и протяжные крики: «Чемода-аны кому нести, чемода-аны!» «Таксо недорого в любой конец, кому надо!» «Свежие новости! Все утренние газеты! Покупайте свежие новости!»
        В открытую дверь купе заглянул Ступин.
        - Ну вот, поздравляем с благополучным прибытием.
        - Интересно, а какую машину за нами пришлют? - поинтересовался Виктор.
        - «Адлер» из гаража имперской канцелярии. Но мы поедем на метро.
        - Почему на метро?
        - Потому что этого никто не ждет. Все, начинаем движение.
        Их действительно никто не ждал. Они очутились в потоке людей с чемоданами, баулами и корзинами, и Виктор понял, что тут надо держаться рядом и не отставать.
        - Крряса-авица! Няр-р-родна-я! - раздался чуть позади голос человека, явно не проспавшегося. На голос навстречу поспешил полицейский в белой форме. Виктор чуть было не обернулся, но тут же подумал:
«А вдруг это провокация? Внимание отвлекают?.. Черт! Откуда здесь советская песня? Может это знак? Из второй реальности? Или даже первой? Альтеншлоссер говорил, что если ФСБ может перебрасывать людей, то этого вряд ли скажут…»
        Он скосил глаза вправо, насколько это возможно и тут же остолбенел.
        Прямо перед ним на рекламном щите висела огромная афиша с Орловой и Ильинским и красными курсивными буквами по дуге: «Волга-Волга».
        Ниже было написано помельче: «Ярчайшая комедийная картина в кинотеатре „Россия“. Теперь в цвете!»

«Я брежу. Они ее компьютером раскрасили? Или… или это знак? Как в „Месте встречи изменить нельзя“? Ну да, там же фотка, где киноактрисы висели… А где дверь? Где скрываться? Там одна стена. Может, за холстом, как у Буратино?»
        - В чем дело? - подскочил Ступин.
        - Оно… оно цветное?
        - У вас редкость цветное кино?
        - У нас - нет, а…
        - Не задерживаемся, объясню по дороге.
        Если это был знак, то момент был явно упущен.
«Дурак. Раззява. Кто знает, куда они тебя тащат…»
        Вход в метро был прямо с платформы, через тоннель. Виктор двигался в общем потоке.
        - Вы разве в газетах не читали? - говорил пристроившийся чуть сзади Ступин, - это же грандиозный эксперимент по системе Максвелла и Прокудина-Горского. На специальную широкую пленку снимают одновременно три кадра через светофильтры. Потом при проекции тоже пропускают через светофильтры. Оборудовано пока только несколько кинотеатров в Москве, Питере и Киеве. Остальные будут смотреть черно-белое на обычном оборудовании. Стоит уйму денег, но Александров убедил наверху, что этот иллюзион окупится. Кинокритики в шоке. Писали, что цвет превратит экран в лубок. Александров говорит, что фильма - эстрадное ревю, и оно должно быть красочным…
        Виктор хотел полюбопытствовать, где теперь кинотеатр «Россия», но, подумав, счел это сейчас не важным. На всякий случай он стал чаще вертеть головой на предмет необычных вещей и явлений.
        Станция - называлась она «Киевский вокзал» - оказалась неглубокого заложения и без эскалаторов. Перед лестницей, вместо привычных автоматических дверей с турникетами, чем-то напоминавших Виктору роботов из довоенного кино «Гибель сенсации», были контролеры, а билеты брали в кассах вдоль стены. Но их без слова пустили по удостоверениям.
        Внутренний вид тоннелей и станции оказался для Виктора ничуть не меньшей неожиданностью, чем цветное кино. Вместо подземных дворцов было что-то похожее скорее на вокзальные переходы: сводчатые тоннели, обложенные кафельной плиткой ромбиками с незатейливыми геометрическими орнаментами. На станции не было колонн; просто огромный сводчатый зал, желтовато-золотистый потолок которого был подсвечен мощными лампами со стоящих на платформах чугунных торшеров. При этом посреди зала были пути, а платформы, наоборот, по краям. На закругленных стенах отделочной плиткой шоколадного цвета были отмечены места для рекламных щитов.
        - Ну, как? Строить начинали еще при Республике. Сейчас вышел указ, что на новых линиях надо шире использовать классический стиль, дабы каждый рабочий по пути на завод чувствовал себя живущим во дворце.
        В зале было шумно и до прибытия поезда. Бродили одетые в разную форму папиросницы, газетчики и другие мелкие лотошники. Пассажиров, в общем-то, было меньше, чем торговцев.
        Вскоре дежурный ударил в колокольчик - насколько знал Виктор, в его реальности этого железнодорожного атрибута в метро никогда не было - из тоннеля завыло и к платформе подкатил поезд, только не привычный сине-голубой, а желто-красный, как трамваи. Вид у вагонов был не обтекаемый, а какой-то угловатый, были они в заклепках и вообще чем-то напоминали длинные металлические гаражи со слегка дугообразной крышей и прямоугольными окнами и дверями. Кстати, дверей на вагон было всего три, а не четыре, но то ли так было уговорено с машинистом, то ли стали они так удачно, только крайние первого вагона оказались точно напротив их группы: Виктор ждал, когда они откроются, но эти двери почему-то оставались закрытыми, хотя в другие уже началась посадка.
        - Растерялись? - следовавший за ним Ступин вышел из-за спины и нажал кнопку слева, на которую Виктор поначалу не обратил внимания. Створки зашипели и разъехались в разные стороны.
        - Понимаете, - ответил Виктор, когда они уже очутились внутри и сели на лавке, - в нашем метро они сами открываются. Автоматически.
        - Возможно. Это вагон фабрики Оренштайна и Коппеля, заказали их где-то лет десять назад. Развивает до шестидесяти километров в час.
        Внутренний вид вагончика тоже был под стать трамваю: деревянные лавочки из планок поперек вагона, стены были отделаны фанерой и желтым линкрустом. Двери шумно вздохнули и захлопнулись сами. Вагон чуть дернуло, под полом зарычали зубчатые колеса и поезд, неспешно ускоряясь и покачиваясь, заскользил вперед.
        - Не люблю ездить в моторных, - поморщилась Лена, - все обычно стараются сесть в прицепные, там тише.
        - Поэтому мы и едем в моторном, - заметил Ступин.
        Пока Виктор осматривает вагон фабрики Оренштайна и Коппеля, автор, пользуясь случаем заметит, что читатель, к сожалению, так и не узнает, кто же такой был
«Хуммель» и что с ним потом стало. Когда писатель выдумывает историю, то в ней обязательно должны быть законченные сюжетные линии. Линия зарождается, развивается логически и находит свое завершение. А в реальной жизни так не бывает. Вот жил рядом с вами, положим, какой-то человек, а потом уехал, и никто дальше о нем не знает. А додумывать чужую реальность, если в ней не побывали наши историки, как-то согласитесь, странно. Да и после историков реальность часто яснее не становится, даже своя.
        - А в цветном кино сняли теплоход «Император Владислав»?
        - Читали анонсы?
        - Нет. Дедукция.
        - И что же еще она подсказывает?
        - Что фильм снят в честь открытия канала Москва-Волга.
        - Развивайте. У вас получается.
        - А я догадалась. У вас там сняли такой же фильм.
        - Невероятно - но факт…
        Действительно, невероятно, подумал Виктор, покачиваясь на лавке. Вагон метро, построенный по объективным законам науки и техники - другой, а фильм, продукт творчества чисто субъективного - почти тот же. Хотя вагон - продукция текущая, а
«Волга-Волга» - отражение всего среза эпохи. Закон больших чисел через духовное видение.
        Тем временем вагон подкатил к станции «Кремлевская», которая, впрочем, отличалась от «Киевского вокзала» только бордовой отделкой стен. Поднявшись по гранитным ступеням, они свернули вправо и долго шли по длинному тоннелю, заполненному разношерстными пешеходами, над которым что-то постоянно гудело и катилось. Виктор решил, что над ними проходит другая линия метро, но вскоре, когда они поднялись в мир, заполненный золотистым утренним туманом и солнцем, он понял, что ошибся.
        Они вышли к Кремлю возле здания, которое Виктор помнил, как Исторический музей; вся Красная площадь была заполнена несущимися автомобилями и автобусами, за исключением полосы, на которой, непривычно близко к центру, расположились Лобное место и памятник Минину и Пожарскому. На уши тяжелым катком давил непрерывный гул моторов, словно по площади, как во время парада катилась тяжелая бронетехника, и в голове отдавалась какофония клаксонов звучания самого немыслимого и разнообразного
        - как будто каждый водитель подбирал себе свой, как звонок в мобильнике (впоследствии выяснилось, что оно так и было). Мавзолея и трибун, естественно, не существовало, а на шпилях башен, к совершеннейшему удивлению Виктора, сияли восьмиконечные звезды.
        - А где орлы-то? - спросил он Лену.
        - Как один от ветра свалился, сняли и вместо них поставили Вифлеемские звезды.
        Вход в Кремль, как и в прошлой реальности, был через Спасскую башню; мимо часовые они прошли без всякого пропуска, но, как только оказались за стеной, двери сзади тут же захлопнулись, и дежурный офицер схватился за телефон: «Третий пост докладывает… Объект проследовал…». Ступин взглянул на часы и сверил с кремлевскими курантами.
        - Ну вот, у нас еще пропасть времени. Виктор Сергеевич, вам доводилось раньше здесь бывать?
        - С детских лет, с экскурсиями. В соборах, в Грановитой, в Оружейной…
        - У вас там недурственно. Тогда, если не против, пока посидим в сквере на лавочке. Люблю свежий воздух и природу.
        - Вы, пожалуйста, объясните мне протокольную сторону. Как держаться, приветствовать, что там вообще положено, что нет. Ну и о чем вопрос, что подготовить.
        - Пустое. Держитесь естественно, просто, все эти церемониалы выкиньте из головы, это мешает делу. Легенды тоже выкиньте, он в курсе. На входе в канцелярию попросят сдать оружие, но с этим, думаю, неясностей не будет. Да, мы на встрече не присутствуем, в кабинет вас проведут, так что не заблудитесь.
        - А…
        - А о чем - даже жандармерия не знает.
        - Понятно.
        - Да вы не тушуйтесь. Кстати, в Калуге к нам сели наши светила в области радио, разобраться с вечерними записями, утром их, естественно, будить не стали, пусть отдыхают. Знаете, какой их вывод? Стержневые лампы - гениальный выход из положения. Кстати, почему у вас они не нашли широкого применения?
        - Появились слишком поздно. Уже транзисторы были. Их использовали в основном в военной и космической технике, потому что устойчивы к радиации.
        - Ага. То есть, эта ваша бомба…
        - Да. Так что здесь - в самый раз, начиная от армейских раций и вычислительных машин ракетных комплексов. По крайней мере лет десять нет смысла применять в ширпотребе, а то еще транзисторы из-за них создадут позже.
        - Не позже. У нас, по крайней мере, не позже. И еще понравилась ваша мысль насчет комплексного подхода - сразу со стержневыми лампами осваивать другие миниатюрные радиодетали и печатный монтаж, сразу по освоении транзисторов - модули и начинать работать над интегральными схемами. Ну и не разделять по разным ведомствам производство компонент и изделий. Ваше мнение о том, что ставка только на развитие военной электроники в ущерб гражданской и бытовой затормозит прогресс, также нашло полное понимание. Да, у Елены Васильевны, может, какие вопросы?
        - У меня сейчас один вопрос - когда нам в лабораторию поставят компьютер? Так что можете спокойно обсуждать проблемы диффузионной сварки в вакууме.
…Коридор канцелярии был совершенно пустым, если не считать часовых и сопровождающего лейтенанта. Виктор подозревал, что к его приходу дали указание посторонним не маячить. Кое-где у окон стояли кадки с хамеропсами.
        - Вам сюда, - офицер услужливо открыл одну из обитых черной кожей створок двери. Виктор решительно шагнул внутрь, полагая, что заминка или иное внешнее проявление робости сыграет здесь против него.
        - Здравствуйте. К вам можно?
        В кабинете стояла тишина. Сам кабинет был в общем-то ничего особенного - два дубовых стола с зеленым сукном, поставленные в виде буквы «Т», шкафы, набитые истрепанными книгами, шторы, портрет императора. Через открытую форточку с площади долетали гудки машин; сквозняк выветривал запах крепкого табака. В потертом и достаточно просиженном коричневом кожаном кресле никого не было. Виктор не знал, стоять ему здесь, ожидая хозяина, или присесть на стул. Да и кабинетик-то был отнюдь не крутой. «На предварительное собеседование, что ли, или инструктаж?»
        - Кхм! Мне… сказали сюда пройти… - не совсем твердо продолжил он.
        - Здравствуйте, Виктор Сергеевич, - сзади раздался голос, показавшийся неожиданно знакомым.
        Виктор обернулся.
        Прямо перед ним, в двух шагах, стоял живой Сталин.
23. Смертельное желание
        Вот кого Виктор не ожидал встретить в этой реальности, так это Сталина. Все-таки это не советская власть и большевизм здесь изничтожают в корне, религия - государственная, и даже восстановлен царский престол. Тем не менее это был такой же Сталин, как и в мавзолее во второй реальности, и даже выглядел не слишком моложе. Правда, одет он был не во френч, как на довоенных фотографиях, а в серый мягкий костюм с накладными карманами, напоминавший френч, и в белую рубашку без галстука. Зато пышные усы были, как на портрете. Вблизи в глаза Виктору почему-то бросилось то, что нос у Сталина сильно выступает вперед, подбородок - наоборот, вертикальный и как-то отдвинут назад, а шея крепкая, широкая, как у борца. Волосы были с легкой проседью, а в уголках глаз виднелась сеть морщин.
        - Здравствуйте, товарищ Сталин, - машинально вылетела у Виктора фраза из отечественных фильмов про войну.
        Сталин остановился, не дойдя до Виктора пары шагов, и внимательно посмотрел на него снизу вверх.
        - Разве мы с вами встречались в Смольном? - спросил он голосом с легким акцентом, не оставлявшим сомнений в подлиннике.
        - Нет… Так обычно обращались к вам… в нашем мире.
        - Хорошо. Обращайтесь так, как вы привыкли. Сейчас это не важно, - он подошел поближе и протянул Виктору руку, Виктор, еще не отошедший от неожиданности, опять-таки машинально пожал.
        - Присаживайтесь, Виктор Сергеевич. Прежде, чем мы поговорим о деле, хотелось бы знать, есть ли у вас какие-то вопросы ко мне? Задавайте любые. Мне доложили, что вы проявили себя мужественно при нападении агентов германской разведки, так что спрашивайте прямо.
        - Ну… как-то не готовил вопросы.
        - А вы спросите о том, что наболело. Не стесняйтесь.
        - Товарищ Сталин… - Сталин кивнул, приглашая продолжать фразу, - скажите, вот в России сейчас фашизм или нет? Извините, я просто из другого мира…
        - Не извиняйтесь. Прямой вопрос - хороший вопрос. Только вы, Виктор Сергеевич, уже давно дали себе на него ответ. Своей жизнью, поступками. Вы действовали так, как подсказывала ваша совесть человека из будущего. Она вам скажет лучше, точнее меня.
        Виктор понял, что по форме ответа нет, но по сути возразить нечего. Наступила пауза. Сталин прошел к своему креслу и сел в него.
        - Вы хотите меня спросить, как я, большевик, оказался на этом посту?
        - Интересно, конечно, но счел этот вопрос несущественным.
        - Почему несущественным?
        - Надвигается война, в которой могут погибнуть миллионы… десятки миллионов. На фоне этого…
        - Ничего. У нас есть время обсудить и то, и другое.
«Ладно. Похоже, он сам хочет рассказать».
        Сталин достал из ящика стола свою знаменитую трубку, подержал в руках, но потом положил на стол. Видимо, не хотел показывать пристрастие к табаку перед некурящим представителем другого мира.
        - Чтобы все это понять, надо понять, что произошло в России в семнадцатом году. Я уверен, что и у вас там будут по этому поводу разные мнения. Если бы таблица умножения задевала интересы той или иной власти, ее бы опровергали.
        Он снова сделал паузу. Виктор внимательно слушал.
        - Разные слои общества видели будущую революцию по-разному. А она пришла такой, какой никто ее не ожидал. Ее сделали не большевики, не эсеры и анархисты, даже не либералы, хотя они первые начинали готовить взрыв. Революция зрела долго. Вы слышали такое слово: народ-богоносец?
        - Да, слышал.
        - Так вот, народ-богоносец внутренне, глубоко в душе, не признает никакой власти, ни земной, ни даже небесной, потому что он и есть носитель бога, божьей воли и святой правды.
« - В чем сила, брат? - В правде… а, так вот тут какой смысл-то был!»
        - Такой народ может подчиниться государству, судам, церкви, терпеть их, но в душе он никогда не почувствует себя одним целым с ними, жителем одной страны, он всегда будет разделять два понятия: понятие власти и понятие Родины. Власть для него - угнетение, она всегда неправа, а Родина - это бог, тот бог, которого он носит в себе, и он всегда прав. Бог не может быть неправ, он не может ошибаться - иначе в него не веруют. А если в бога не веруют, он не существует. Может ли народ-богоносец считать, что он не существует? Нет. Если он будет так считать - он погибнет. Как вы думаете?
        - Логично.
        - Это не свойство одного русского или одного православного народа. Это свойство объединяет народы всей нашей империи. Они не могут быть европейцами, они не могут быть азиатами. Российская империя была построена на том месте планеты, где есть такое естественное явление - народ-богоносец. Хорошо это или плохо? То, что народ видит во власти только чужую силу - плохо, очень плохо. Это мешает строить хорошее государство, без бюрократов, без казнокрадов и взяточников. Но когда приходят чужеземные завоеватели и разрушают или пытаются разрушать власть, государство, церковь, народ-богоносец создает их снова, объединяется вокруг них и этим завоевывает свое право на жизнь и свободу. И это уже хорошо.
«Черт, как складно излагает. И совсем иначе. Интересно, а в нашей реальности Сталин тоже так считал? Говорил то, что принято, а действовал, исходя из другого? Он же вроде, вначале на священника учился?»
        - Что же произошло в семнадцатом году? За годы войны власть ослабла. В государстве, церкви, армии перестали видеть опору из-за их слабости. И народ, разные слои его, разные национальности, стихийно, массово, сбросил с себя эту власть, чтобы каждый доказывал всем свою правду. Каждый стал себе бог, власть и судья, брат пошел на брата, отец - на сына. Гражданская война - это не война белых, детей Февральской революции, с красными, детьми Октябрьской. Гражданская война - это война белых и красных за восстановление власти над народом, над его бунтом, непознаваемым и беспощадным, как божий суд. Тогда, в двадцатых, победил Февраль. Но власть, которую он установил, была гнилой, слабой, она привела к голоду и вела к новым, еще большим кровопролитиям. Что бы подсказала в этой ситуации ваша совесть? Быть верным принципам партии Октября и оставаться в стороне только потому, что новое массовое движение не называло себя большевистским? Или использовать опыт борьбы, ошибок, поражений, чтобы избавить народы от нового братоубийства? Скажите, была бы Россия лучше, если бы из фачистского движения, из власти, не были
бы устранены авантюристы, мечтавшие о завоевании Индии? Или фанатичные поклонники Гитлера, звавшие очистить Россию от инородцев? Как вы думаете? Мы с вами, Виктор Сергеевич, идем одной дорогой. Только вы идете через технику, через научные знания, а я - через организацию, через руководство страной.
        При этих словах Сталин положил раскрытую кисть на синевато-зеленое сукно стола и медленно собрал пальцы в кулак, как бы зажимая в него пространство.
        - Конечно, можно сказать, - продолжал он, - что когда политик борется за власть, он просто хочет власти. Но когда вы, Виктор Сергеевич, работали над предложениями по танкам, по другой технике, по лазеру, что вы хотели прежде всего? Хотели ли вы славы? Хотели ли вы просто потешить свое самолюбие тем, что даете советы знаменитым в вашем мире людям?
        - Нет, конечно, Иосиф Виссарионович. Я хотел помочь им, помочь создать оружие для защиты от фашистов… от Гитлера, - тут Виктор почему-то вспомнил, что не успел рассказать оружейникам об идее противоснайперского ружья под пятилинейный патрон к пулемету Виккерса, а потом, кто знает, может быть, и возможности такой не будет.
        - Вот видите… И я хотел помочь. Мы с вами прекрасно понимаем ту опасность, которая нависла над Россией. Мы с вами понимаем, что в этой ситуации и власть и слава сами по себе ничего не стоят.
«Пусть так. Спорить об этом не время и не место. Но до чего же, однако, красиво излагает. Недаром у нас был культ его личности.»
        - У вас есть какие-то еще вопросы, Виктор Сергеевич?
        - Нет. Точнее, вы их уже разъяснили.
        - Пусть так. Тогда, если не возражаете, перейдем делу. Вас не удивляло, что вам так мало задавали вопросы об атомном оружии?
        - Признаться, несколько удивляло.
        - Зря. Во-первых, ваши знания об этом оружии могут быть неполными и даже искажены вашим же государством. Такие знания - большая тайна. Во-вторых, мы должны были знать, что вы из себя представляете. Создание атомного оружия потребует очень больших средств, и нужно быть уверенными в том, что вы не посланы к нам, чтобы мы просто истощили силы страны, идя по ложным путям. Скажем прямо, у нас и сейчас нет стопроцентных гарантий, что это не так.
        - Я понимаю. Но, товарищ Сталин… Иосиф Виссарионович, без этого оружия Россия не выживет. Его все равно создадут - Германия, США. И безнаказанно применят по нам.
        Сталин все-таки взял трубку в руки и открыл лежащую на столе коробку с сигарами, чтобы измельчить табачные листы. Видимо, он все-таки тоже волновался.
        - А это мы понимаем. И знаете, что мы решили?
        Он выждал паузу. Виктор тоже внимательно слушал.
        - Атомную бомбу помогут построить нам немцы.
        - Немцы? Сами? В смысле, Гитлер или ученые?
        - И те, и другие. Мы их поставим в такое положение, когда они не смогут не сделать бомбу. И поможете в этом деле вы.
        - Я? Но каким образом?
        - Вы выполните одну нашу миссию. Всего одну. Но должен вас предупредить - обстоятельства этой миссии могут сложиться таким образом, что мы будем вынуждены, во избежание еще больших жертв, допустить вашу потерю.
«Ну вот и пришел счет за красивую жизнь. И это, пожалуй, уже…»
        Часть III. Расшаренная Америка

«Для решения этой задачи нам прежде всего требуется изучить механизмы сбора информации, ее обработки, интерпретации различных видов данных, их сознательного и бессознательного анализа и процедур выбора действия при принятии противником решений.»
        Д.т.н., проф. В.Н. Курочкин, из лекций по некоторым особым приложениям теории кибернетики, Ленинград, 1956.
1. Кровные узы
        - Почему вы думаете, что я соглашусь?
        - А вы не спешите. Вы подумайте, - ответил Сталин, и неторопливо начал крошить сигарный табак для трубки.
        Виктор Сергеевич взглянул в окно, за которым, в нежно-синем утреннем небе, среди легких обрывков вуали перистых облаков неторопливо купался сверкающий, как елочная игрушка, пассажирский самолет. Он и в самом деле не знал, что ответить. Ну, это еще ладно - попасть из нашего времени в тридцать восьмой год, да еще и в такую историю, где победили белые, неожиданно встретить в Кремле, при дворе государя императора, советского вождя с непредсказуемой политической оценкой - ну, это еще так-сяк. В книгах и фильмах и не такое вычитать можно. Но когда этот вождь, который, как выясняется, и здесь на самом деле рулит и в старом и в новом смысле, когда этот вождь предлагает дело, по ходу которого страна может смириться с его, Виктора, потерей - согласитесь, тут сразу и не знаешь, что сказать.
        Где-то на Москва-реке загудел невидимый пароход. Сталин закончил набивать трубку, подошел к окну, открыл одну створку, стал возле нее и лишь тогда прикурил. Виктор подумал, что такого ему в истории не попадалось - чтобы Сталин курил в окно.
        Предыдущая встреча в мавзолее была куда более позитивной. Да и вообще, когда видишь исторического деятеля в гробу, хочется думать о нем только хорошее.
        Виктор молчал. Первым тишину нарушил Сталин.
        - Я навел справки о ваших родителях.
«Пытается шантажировать? А откуда он вообще знать о них может? Мессинг? Вот… Ладно, черт с ним, с Мессингом, он и так чуть не скопытился, зондируя».
        - Я не пытался их искать, Иосиф Виссарионович. Меня они не могут знать, да и история здесь другая, так что вместо матери с отцом…
        - Ваша мать существует и в этом году пойдет в школу. У нас бесплатные начальные школы, а скоро сделаем бесплатные средние. С ней все хорошо. Ваша бабушка и дед по материнской линии тоже в добром здравии. Правда, дед был осужден за нанесении вреда империи и недавно освободился из мест заключения. Я дал поручение перепроверить дело. В те времена могли поторопиться, мы имеем факты осуждения невиновных. Если выяснится, что ваш дед не был виновен, ему возвратят доброе имя, а семья получит компенсацию за конфискованное имущество. Полагаю, это будет не лишне.
«Задабривает. Уже лучше. Ну а что же будет, если я откажусь?»
        - Спасибо, Иосиф Виссарионович…
        - Не стоит. У нас в стране нет маленьких людей. Все равнозначащи - и крестьянин, и кузнец, и счетовод, и император… Скажите, а что стало с вашими родителями по материнской линии потом? В вашей реальности?
        - Дед погиб на войне, бабушка и мать жили после войны, благополучно…
        - А скажите мне такую вещь… Что стало с моей семьей? Говорите правду.
        - Правду… Один из ваших сыновей, Яков, пошел на фронт, попал в плен, и…
        - Говорите. Не надо тянуть.
        - Немцы предложили обменять его на фельдмаршала Паулюса. Его взяли в плен под Сталинградом.
        - У меня есть сын Яков. Этой зимой у него родилась внучка, Галя. Он у вас дослужился до генерала?
        - Нет, в войну он был капитаном.
        - Капитаном? И его предложили менять на фельдмаршала?
        - Да.
        - Что с ним потом стало? Говорите, как есть. Не лгите.
        - Официально - погиб при попытке к бегству.
        - Понятно…
        Сталин отошел от окна, держа в руках угасающую трубку.
        - Но это в нашей реальности, товарищ Сталин. А здесь может произойти по другому.
        - Вы что, хотите, что бы я сказал Якову - не ходи на войну? Не ходи защищать Россию?
        - Нет, просто обстоятельства на войне могут иные быть. Это же случайность.
        - Это правильно, что не хотите так сказать. Если такие, как я, будут отговаривать своих детей идти защищать Родину, кто же тогда пойдет ее защищать?
«А все-таки он лучше… некоторых.»
        - Вы лучше вот что скажите: Василий тоже… будет воевать?
        - В авиации. Участвовал в боях, сбил два самолета, дослужился до комдива… Вот с дисциплиной у него… но это, наверное…
        - Да. Вы правы. Надо, чтобы с него спрашивали строже. Невзирая, кто у кого отец. Вы сказали - случайность. То есть может случиться и так, что погибнут оба?
        Виктор промолчал.
        - Молчите… У вас и у меня в грядущей войне могут погибнуть близкие люди. Разве мы с вами не должны попытаться спасти их?
        - Я пытаюсь понять один момент. В нашей реальности война была завершена обычным вооружением. И я мог бы помочь его создавать, доводить до производства, имея знания, в том числе о будущей технологии. Разбираться со всякими трудностями доводки, ездить на передовую, чтобы проверять в боевых условиях, если вы подумали, что я струсил…
        - Нет. Мы не думали, что вы струсили.
        Снова пауза.
        - Но вы, Виктор Сергеевич, не учитываете один очень важный момент. Ваше появление здесь очень многое изменило. О вас знают иностранные разведки. Политики других держав понимают, что Россия получила козырь. Они постараются исправить равновесие. Они раньше ухватятся за идею сверхоружия, чем в этой, как вы говорите, вашей реальности. Теперь вам понятно?
        - Могу ли я узнать, в чем смысл миссии, которую вы хотите мне поручить? Ну, хотя бы понять, справлюсь ли я?
        - Можно. Вы должны отправиться в Америку, как частное лицо. Там вы встретитесь с президентом Лонгом и убедите его, что Соединенным Штатам следует незамедлительно приступить к созданию атомной бомбы.
2. Ходы троянским конем
        - Простите, я, кажется, не так понял. Мы сами должны убедить Америку, чтобы она начала гонку ядерных вооружений? Сейчас, когда у нас никакой бомбы нет? Или что-то не так? - Виктор потер обеими ладонями виски.
        - Вы все совершенно правильно поняли.
        - Но как же…
        - Здесь есть еще третья сторона - Германия. Скажите, что сделает Гитлер, если узнает, что его заклятый враг, американская плутократия, начала создавать атомное оружие?
        - Очевидно, тоже немедленно начнет ядерную программу.
        - Правильно. Но у Германии пока нет урана. Добыча возле Наббурга ничтожна, залежи на месторождении Шмидеберг в Силезии невелики. Допустим, Гитлер в этом году захватит Чехословакию. Он получит Яхимовские рудники, но сейчас их мощности хватит только для лабораторий. Чтобы получить уран в промышленных количествах, нужны большие вложения и время.
«Вот тебе и невежественный диктатор…»
        - И она не сможет купить его ни у Бельгии, ни у кого-то другого, потому что уран купит Америка. И не через два года, а сейчас.
        - Постойте, а как же месторождения в горах Эрц? В Тюрингии и Саксонии?
        - Ваша информация очень интересна. Мы найдем способ правильно ее использовать. Однако, продолжим. У Германии нет дешевых людских ресурсов, не хватает черных и цветных металлов. Все это есть у нас. У Германии не будет и некоторых крупных физиков - мы уже начали работу, чтобы переманить их к нам, на лучшие условия работы. Ничто так не манит ученого, как возможность совершить великое открытие. Ради этого они бросятся хоть на край света. Вы понимаете?
        - Да, конечно.
«Значит, про Эрц немцы еще не знают… Это хорошо.»
        - Еще вы скажете Лонгу, что надо взорвать завод тяжелой воды в Норвегии, в поселке Веморк под городом Рьюкан. А лучше сразу и тамошнюю электростанцию.
        - Откуда вы знаете о тяжелой воде? Я еще не успел…
        - У нас тоже есть физики.
        - Ну да, конечно. Но… но там же люди? Как с ними?
        - Люди… Вы знаете, сколько людей погибнет, если Гитлер бросит бомбу на Москву или Петроград? Вы знаете другой путь избежать этих жертв?
«М-да», подумал Виктор, «хорошо быть великим гуманистом в стороне от реальной политики».
        - Простите. Я понял. Но почему вы считаете, что Гитлер просто не попытается завоевать Россию?
        - А он не может. Сперва ему надо завоевать Польшу, а это возможно только не враждуя на этот момент с Россией. Ему надо разгромить Францию, стоящую в тылу, чтобы не воевать на два фронта. Если Америка окажется близко к бомбе до того, как это произойдет, Гитлер окажется в западне. У него не будет иного выхода, как соглашаться на любые наши условия. Ну и конечно, будет еще предпринят ряд шагов с нашей стороны, о которых сообщать вам нецелесообразно.
        - А если Хьюи Лонг после этого поймет, что его урановый проект - всего лишь средство надавить на Гитлера?
        - Конечно, поймет. Но у него уже не будет другого выхода, кроме как продолжать работы. И у Гитлера не будет другого выхода, как продолжать работу с нами. Обеим сторонам придется вести эту гонку с максимальным напряжением сил.
        - Простите, а как же потом остановить эту гонку?
        - Эта гонка все равно начнется, - произнес Сталин как-то задумчиво, - и чтобы завтра было кому думать, как и чем ее остановить, сегодня надо думать, как ее правильно начать. Если мы с самого начала сумеем пустить ее по нужному нам руслу, то потом нам проще будет обуздать этот поток. Я понятно говорю?
        - Понятно, - согласился Виктор, хотя, честно говоря, ему было непонятно. Хотя, раз Сталин придумал такую интригу, наверняка у него есть мысли и насчет разрядки.
        - Коли так, то мы можем перейти к деталям. Вы, как я уже сказал, поедете в Америку, как частное лицо. Ни государь император, ни я, никакие другие официальные лица не наделят вас открыто полномочиями, не смогут подтвердить или опровергнуть то, что вы будете говорить. Ни на кого из нас вы не можете ссылаться. Вам понятно?
        - Да. Но как же тогда Хьюи Лонг мне поверит? И, тем более, как мне удастся его убедить?
        - Гью Лонг поверит вам потому, что вы из будущего. Он знает это. Энди Купер перед гибелью успел по своим каналам передать ваши снимки британской разведке. А оттуда, в свою очередь, их сумели заполучить в Вашингтоне по дипломатическим каналам.
«Лишь бы это не снимки на берегу Десны», подумал Виктор. «Впрочем, два шпиона разных разведок в кустах - это, пожалуй, многовато».
        - Вы скажете Гью Лонгу, что прибыли с миссией мира. По своей личной инициативе. Вы считаете, что только создание Америкой атомной бомбы позволит остановить назревающую в Европе новую мировую войну. Это ведь почти близко к истине, верно?
        - Верно, това… Иосиф Виссарионович. Только… простите, но очень уж выглядит по-детски. Поверит ли он в это?
        - Вы - ученый, Виктор Сергеевич. А ученые часто склонны поступать по-детски. Ради мира или какой-нибудь другой великой идеи они могут обращаться к политикам с такими предложениями, которые все сочли бы ребячеством или даже безумием. Гью Лонг скорее поверит в то, что вы наивны и одержимы идеями, чем в то, что вы - тонкий дипломат.
        - А он тогда не сочтет бредом вообще все, что я говорю?
        - Он поймет, что бомбу можно сделать. Гью Лонг имеет хитрую сметку крестьянина. Вы его не убедите в идеях мира. Но он ухватится за новое оружие, которое позволит Америке повелевать всем миром, всеми финансовыми рынками. Это все равно, как если бы он отрыл в своем поместье сундук с золотом. И блеск этого золота обязательно ослепит его. Американцы очень азартная нация, а Лонг - кандидат от азартных американцев. Он никогда не терпел быть вторым, ни как обыватель, ни как президент. Однажды он зашел в уборную, и перед ним в кабинку проскочил какой-то нахальный тип. И знаете, что он сделал? Он помочился на этого типа сзади. Тот дал ему по морде, а Лонг раструбил в прессе, что его хотели убить. Вот какой это человек Гью Лонг.
«Кого-то это мне напоминает… Ну ладно, будем знать.»
        - Понял. Как меня пустят к президенту? С кем я должен войти в контакт в Америке? И каким образом?
        - Все очень просто. Вы прилетите на пассажирском самолете. У нас есть дальний рейс из Москвы в Вашингтон через Сибирь и Аляску. На аэродроме вас встретит представитель УСС. Это американская политическая разведка, созданная Лонгом в начале этого года, во главе ее поставлен мистер Аллен-Уэлш Даллес из госдепартамента. Они будут уверены, что вас прислали представители еврейских кругов в нашей жандармерии, которые настроены против планов совместной с Германией высадки в Англию и хотят использовать вас, чтобы эти планы сорвать. Вы, естественно, про это ничего не знаете, ни про какие тайные общества, вами просто манипулируют. Поэтому и агенты УСС не будут вас спрашивать об этом, и это немного облегчит вашу задачу.
«Пастор едет в Ватикан в поисках мира… Юлиан Семенов отдыхает. А американцы поверят в этот заговор мудрецов? Почему бы и нет, наверняка они свое лобби у нас развивают, а тут им, видно, и подсунули, как в „Операции Трест“ И вообще, это не моя забота».
        - Возможно, вас удивит то, что Лонг, известный определенными антиеврейскими настроениями во время избирательной капании тридцать шестого года, пойдет на контакт с вот этой вымышленной группой…

«Не удивит. Откуда я знаю, что у них там было в тридцать шестом?»
        - Не удивляйтесь. Американская политика - это игра и делячество. Рузвельт делал ставку на одни группы населения, Лонг на другие. На мелких фермеров, безработных. Теперь ему интересны любые силы в других странах, опираясь на которые, он может извлечь для себя пользу. Любая продажная девка принципиальнее американских правителей.
«А говорили, что насчет продажной девки - это он так про кибернетику… или генетику? Или про что-то другое и вообще не он? Про западных политиков оно как-то логичнее звучит…»
        - На территории Соединенных Штатов вас будут сопровождать люди мистера Даллеса. Они же устроят вам встречу с президентом. Наших людей с вами не будет. Мне сказали, вы изучали английский?
        - British English, not American. My spoken English is not beautiful, but I hope, this trip will be a good training.[Фраза дается без перевода.]
        - Сойдет. Они дадут вам переводчика.
        Сталин помолчал и добавил:
        - А вы знаете, почему я это все вам так подробно рассказываю?
        - Нет.
        - Американцы в это все равно не поверят. Если они узнают, что вам, человеку, неискушенному в мировой политике, раскрыли такую комбинацию, они решат, что это дезинформация.
«Сплошная социальная инженерия. Как при внедрении трояна. А, впрочем, в этой ситуации я и есть троян.»
        - Я не стану давать инструкций, как убеждать Лонга. Вы лучше знаете, что такое атомное оружие. Вы лучше знаете, чем грозит миру нашествие Гитлера. Говорить можете все, что угодно и о ком угодно - о нашем строе, об императоре, о России. Можете представлять себя монархистом, коммунистом, пацифистом, сионистом, анархистом - это не имеет значения. Лишь бы это было убедительно и естественно. Старайтесь ничего не выдумывать. Будьте самим собой.
        Стекла в окне задребезжали от гула низко летящего тяжелого самолета. Сталин слегка поморщился. «Надо будет потом предупредить насчет опасности воздушного терроризма. Мало ли что тут изменит мое появление.»
        - Возможно, американцы захотят вас скомпрометировать в глазах нашей власти. Позвольте им сделать это. Им надо убедиться, что вы не связаны с официальными правящими кругами. Короче, все, что вы там наговорите - санкционировано.
        - А если они решат удерживать меня? Например, потом, после встречи с Лонгом? И получить информацию о технике будущего, об оружии будущего? Я должен буду раскусить ампулу с ядом? Или мне в этом помогут ваши люди? Вы говорили насчет того, чтобы смириться с моей потерей - что это значит?
        - Резонный вопрос. Если американцы захотят получить от вас информацию о технике будущего - рассказывайте. Рассказывайте как есть, не додумывайте. По принуждению от человека можно получить только голые факты - пусть получают голые факты. Сейчас американцы собирают со всего мира мозги и обеспечивают себе прогресс. С готовым будущим мозги им не нужны, они на них смогут сэкономить. Пусть последовательно воспроизводят все ваши ошибки. Пусть тратят доллары на то, чтобы изготовлять дорогие образцы, которые они еще десятилетия не смогут сделать серийно. Пусть ставят тысячи экспериментов, начнут тысячи проектов. Пусть в погоне за будущим создадут массу лабораторий, привлекут в научный мир толпы посредственностей. Мы развернем в Америке сеть промышленного шпионажа и будем отбирать крупицы удачного опыта.
        - Как японцы в свое время… то есть в будущем? Понятно. Значит, потеря - это только в этом смысле? А я - то думал…
        - Мы не можем поручиться, что американцы в один прекрасный день не решат, что вы их дезинформировали. У них же нет возможности заглянуть за двадцать, за пятьдесят лет вперед. И мы не можем поручиться за то, что они с вами сделают. Мы вообще не сможем оказать на Соединенные Штаты дипломатическое или другое политическое давление для помощи вам. Вы для нас официально не существуете.
        - Тогда я попрошу проверить меня на полиграфе. Есть такой прибор для проверки, врет человек или нет.
        - Это вы правильно придумали, господин Еремин. Американцы любят верить во всякие технические игрушки, в замену человеческих рук и человеческого ума всякими механизмами. Если бы они не звали к себе эмигрантов со всех частей света - давно бы превратились в электрических роботов.
        - И все-таки, товарищ Сталин, то есть…
        - Да пусть будет «товарищ Сталин». Говорите, товарищ Еремин.
        - Как-то в голове не укладывается, что меня с информацией о будущем просто так отпустят и не попытаются ликвидировать. А когда война будет? Это же бесценные данные!
        - А войны не будет, - с этими словами Сталин поднял указательный палец вверх, - Гитлер не нападет, потому что у нас тоже будет бомба. Какой смысл обещать украинский хлеб и бакинскую нефть, если за это надо платить миллионами жизней людей высшей расы? Гитлер, как шакал, нападает, когда чувствует слабость. Войны не будет, товарищ Еремин. Мои дети останутся живы и ваши прародители.
        И тут только Виктор понял, что цель его задания - предотвратить Великую Отечественную.
3. Власть - не всегда главное
        - Это как же… То есть двадцать миллионов не погибнет? - Виктор на секунду запнулся, чтобы проглотить слюну.
        - Скажите, вы верите в бога?.. - Сталин произнес эту фразу, как - то задумчиво, сделал паузу; Виктор понял, что он очень умело пользовался этим паузами, приковывая к себе внимание и одновременно скрывая некоторые затруднения с беглой речью по-русски, - впрочем, это неважно. Мы с вами оба уже в таком возрасте, когда человек задумывается, что же останется после него. Власть, состояние, минутные утехи - не всегда главное. Должно быть что-то такое, ради чего мы пришли на этот свет и после чего нам не страшно уходить.
        Он замолчал. Табачный дым тянулся к окну, увлекаемый легким сквозняком.
        - Я понял, - ответил Виктор.
        - Вот и хорошо. Остальное вам расскажут по ходу дела.
        Виктор понял, что разговор окончен.
        - А вы… Вы ничего не хотите у меня спросить?
        - Думаете, я спрошу у вас дату своего последнего часа? Нет, не хочу. Здесь это может быть раньше или позже. Незачем сидеть и считать дни, как приговоренный к казни. Некогда. Надо еще многое сделать.
        Сталин слегка наклонился вперед и поманил Виктора к себе пальцем.
        - Знаете, чего я хочу? Я хочу построить здесь другой мир. Где люди будут жить в светлых домах, работать по шесть часов, а в остальное время - учиться, ходить в театры, писать стихи, музыку, картины. Где не нужна каторга и где не будет ночных арестов. Где люди не будут пожизненно прикованы к одному ремеслу, а будут пробовать себя в разном деле, открывая в себе новые таланты. А если мне не суждено будет увидеть этого мира - то перед последним часом своим я хочу покаяться перед всеми. Пусть народ будет мне судьей. Пусть и другие власть держащие потом покаются в том, что не сумели свершить, или неверно употребили власть свою. Не может быть справедливой власти без покаяния.
        Виктор был совершенно ошарашен. Покаяние ни с одной из известных ему версий историков про Сталина не сочеталось. А может, на самом деле, он так и остался такой - неизвестный? И мы о нем так ничего и не знаем?
        - И еще, Виктор Сергеевич. Берегите голову. Что бы ни случилось - не спешите ее терять, как это делают… некоторые. Пока мы живы - борьба не окончена.
«А это к чему? Или это из-за жены? Она же у него вроде покончила с собой? Черт, забыл в каком году… А здесь, в этой реальности - тоже? Или я просто додумываю?.. А вообще странная откровенность у него. Такое впечатление, будто он считает, что видит меня в последний раз.»
…У подъезда канцелярии ожидал «Адлер» с зашторенными окнами. Возле прохаживался Ступин. Шофер услужливо распахнул Виктору заднюю дверь: внутри сидела Лена. Ступин сел на переднее и машина тронулась.
        - Просьба не выглядывать из окон. Мы едем за город.
«Жаль, что Москвы не посмотрю. Прямо как в „Экипаже“ - стюардесса слетала в Париж и кроме аэропорта, ничего не видела. Открытки хоть купить… Черт, а как же… Я же даже устного согласия не давал! Отказаться? От чего? Предотвратить Великую Отечественную? Да меня и в нашей реальности не поймут! То есть найдутся такие, что поймут, но это такая сво… Нет, ну а если бы сейчас немцы напали и тебя призвали, ты бы что, откосить решил?» - спросил себя Виктор, забыв о том, что его возраст уже не самый призывной. В конце концов он решил, что в этой ситуации глупо думать о том, что у него не получили формального согласия.
«Лишь бы это действительно войну предотвратить, а не разводилово. Ну ладно, посмотрим.»
        Сквозь легкое шипение и трески - все-таки средние волны, а не УКВ - оркестр Лео Райзмана романтически мурлыкал «Шалить не надо». Судя по тому, что «Адлер» периодически притормаживал и под днищем машины начинало мелко трясти, Виктор сделал вывод, что асфальт в Москве не везде. Невидимые сквозь занавески водители пускали в ход клаксоны, когда только возможно; иногда где-то неподалеку грохотал и трезвонил трамвай. Стеклянная перегородка салона была поднята и зашторена; Виктор на мгновенье задумался, должна ли она быть в «Адлере» или ее сделали по спецзаказу.
        - Мне кажется, в точках перехода есть определенная периодичность, - сказала Лена,
        - я нанесла точки на график в пространственно-временных осях. Правда, их мало, всего пять, а надо как минимум семь. Где и когда точно появился контактер у кайзера, мы достоверно не знаем. Вы не знаете, как могли немцы предсказать ваше появление в пятьдесят восьмом? У них были семь точек?
        - Не знаю. Похоже, у них экстрасенс догадался чисто интуитивно. А вот МГБ, я так понял, имело точный аппарат прогнозирования. Из сказанного можно понять, что они получили его после моего появления. Хотя, возможно, он у них был раньше, а я - только доказательство.
        - Или они раскрыли природу перехода. Они ничего не измеряли в точке?
        - Я был неоднократно в первой точке, но не видел, чтобы что-то делали. Впрочем, раз за мной следили, могли делать в мое отсутствие. И вообще, - продолжил он после недолгой паузы, - я хочу иметь гарантии, что это все используют, чтобы меня вытащить.
        - А мы хотим иметь гарантии, что вы здесь или случайно или направлены не с целью вреда.
        - Несмотря на такое доверие?
        - Каждый из нас в этой ситуации рискует. Включая господина начальника имперской канцелярии.
        - Ну, он понимает, что жизнь в условиях фашистской оккупации… пардон…
        - Я поняла.
        - В условиях нацистской оккупации меня не устроит. И Гитлера он знает не хуже меня, так что понимает, что врать мне незачем.
        - Конечно. Если не предположить, что как раз Гитлер и мог прислать вас. Или его последователи.
        - Да видел я Гитлера во второй реальности. И штандартенфюрер СС предлагал мне стать отцом германской демократии. Теперь шляется в нашей реальности, проталкивает интересы германских фирм.
        - Кто, Гитлер?
        - Нет, штандартенфюрер. Слушай, почему европейцы все время хотят в нас видеть сырьевой придаток? Впрочем, здесь это вопрос странный.
        - Не совсем. Много таких, которые мечтают сбежать в Париж или Берлин и оттуда шельмовать Россию и русских. Видеть в нашем народе тупую скотину, быдло. Не понимаю, откуда в людях берется такая злоба к своей родине?
        - Эгоизм. Мечты обезъяны гадить с ветвей на голову слона.
        - А может, потому, что относятся к родине, как к идолу. Хорошо идут дела - принесут ей кого-то в жертву, плохо - вымажут в нечистотах.
        - Может.
        Машина замедлила ход и дважды погудела. Похоже, что отпирали ворота.
        - Ну, вот и приехали.
        Коттедж стоял в уютной сосновой роще. Запах хвои забивал даже бензиновый чад
«Адлера».
        Первые минуты Виктору показалось, что он снова прибыл в рейх. Домик был в явно немецком стиле - из красного кирпича, под высокой крышей, из бордовой черепицы, с широким, похожим на чепец, фронтоном мансардного окна над двустворчатой застекленной дверью первого этажа; справа и слева от «чепца» виднелись еще два плоских, как стекла теплицы, окошка вровень с черепицей. В России так строить не привыкли. Правда, в отличие от особнячка, в котором его поселил Альтеншлоссер, этот был не двух-, а одноэтажный с мансардой, и прямоугольный, длинный по фасаду, метров тринадцать. Гараж - крашеный в коричневый цвет деревянный сарайчик - стоял ближе к воротам; с другой стороны проезда расположилась небольшая крашеная избушка, видать, для охраны. Справа от дома в кустах рябины притаился вход то ли в погреб, то ли в убежище. Возле дверей прохаживался охранник в жандармской форме с автоматом Шмайссера за плечами.
        - Прошу в дом, - произнес Ступин, - надеюсь, здесь не успеет наскучить.
4. Тихий уголок
        Как уже догадывается читатель, Виктор Сергеевич любил подробно изучать и описывать убранство домов, где ему доводилось жить в иных реальностях. Оно, в аспекте нынешних цен за квадратный метр, вполне понятно.
        Сразу же справа от двери была лестница в мансарду. Слева же была уборная, затем комната охраны, и, в торце коридора - комната прислуги.
        - Из обслуги у нас кухарка и дворецкий, они делают всю работу по дому. Это муж и жена. Не удивляйтесь, они оба немые, но слышат великолепно.
        - Надеюсь, им не…
        - Нет, их так подобрали. А вот тут, - Ступин открыл дверь чуть правее, не видную от двери из-за лестницы, - гостиная.
        В гостиной, кроме приемника, книжных шкафов, кресел, дивана, над которым висел натюрморт, и круглого стола, стояло еще и черное пианино. Стеклянная дверь выходила на большую, залитую солнцем террасу, мощеную битым кирпичом; Виктор заметил перголу, зонтик и шезлонги. «Можно загорать» - подумал он.
        - Обедать накрывают в столовой, - Ступин кивнул на закрытую дверь напротив выхода на террасу, - а сейчас пройдемте наверх. В мансарде у нас ванная, кабинет, и три спальни. С вашего позволения, я займу спальню возле кабинета. Я не против, если вы расположитесь в одной, оно даже так спокойнее.
        - А камина здесь нет? - спросил Виктор.
        - Вам нужен камин?
        - Да нет, просто немецкий дом - и без камина…
        - Здесь водяное отопление и котел в подвале.
        Две свободные спальни - справа, как подниматься по лестнице - были устроены совершенно одинаково. Полутораспальная кровать, комод, письменный стол, гардероб, книжная полка, кресло, тумбочка, на которую был водружен красно-коричневый бакелитовый «Филипс» с похожей на циферблат будильника шкалой настройки. Комната была метра четыре на пять, так что все это очень свободно размещалось. Виктор невольно подумал, что для одного эта спальня действительно великовата.
        - С вашего разрешения я съезжу себе на квартиру переодеться? - спросила Лена. - До ужина примерно. Здесь далеко до станции?
        - Вас подвезут, я вызову дежурную. У вас, Виктор Сергеевич, родственников в Москве, я так понимаю, нет? Можете пока располагаться, отдохнуть, обдумать. Прогуляться по территории можно, позагорать. На речку, к сожалению, пока нельзя, а жаль - здесь хорошая рыбалка. Я распоряжусь, чтобы к вечеру на площадке поставили брезентовый бассейн. Метеорологи обещали жаркую погоду. Купальные костюмы, одежда
        - все есть в комодах.
        - Спецы по оборонке сегодня подъедут?
        - Посмотрим по обстановке. Авиаконструкторов до вас хотели. В основном вопросы по истребителям. Не удивлюсь, если вы догадываетесь, какие.
        - Затык с машиной Поликарпова, нет дюраля, нет авиамотора.
        - Ну… Ступин развел руками. - Кстати, дела Туполева, Калинина, Бартини… ну, и еще там наберется - пересматривают.
        - Я же еще не успел о них написать!
        - Предусмотрительность, господин агент, предусмотрительность… У вас возражения?
        - Какие возражения? Наоборот!
        - Вот и ладненько. Главное, Туполева уговорить отказаться от признания.
        - Он чего… сидеть хочет, что ли?
        - Надавили - вот и признался, а теперь считает, что спокойней до конца срока в осбюро досидеть. И обратно надавить нельзя - указ о недозволении. С вашей подачи, кстати.
        - С моей подачи? А еще что сделано с моей подачи и без моего ведома?
        - Не волнуйтесь, вы же об этом и мечтали здесь с первого дня. Покончить с произволом, с теми, кто у нас еще практикует выбивание признаний, фабрикует ложные обвинения. «Оковы тяжкие падут…» Ваше желание и исполняется.
        - Да? А откуда я знаю, что под мою ширму не пойдет просто разборка за кресла в жандармерии? Что жандармерия не использует меня для усиления власти? Что на меня потом не свалят все мерзости этой эпохи, как на… как на рыжего? «Он был великий и мудрый, мы ему так верили…»
        - Ну, во-первых, просто не успеют. Сейчас вторник, двадцать первое. Через два-три дня вас отправят самолетом в Америку, отдохнете после перелета - и к Лонгу. Как раз наладим контакты, чтобы янки вставили вас в график приема. Во-вторых, никто не станет рисковать делать от вашего имени то, чего вы сами бы не захотели. А вдруг это сорвет миссию. Не надо уж нас всех такими простофилями считать.
«Двадцать первое? Это что же, все, что произошло тут - меньше, чем за десять дней? А казалось, что уже целый год тут торчу.»
        - Не пытайтесь там Лонга убеждать в идеалах демократии. Во первых, он еще тот демагог, и знает эту демократию под собой в постели, во-вторых, они еще не наелись проблем абсолютизма - все это у них еще впереди - ну, и, в третьих, он вам просто не поверит. В напуганного войной интеллигента - поверит, в какие-то там сложные идеалы… это непонятно, а то, что непонятно, то есть загаживание мозгов и отторгается. Публичные политики всегда уверены, что они знают людей.
        - Я вас понял. Надо быть проще.
        - Ну, переигрывать и под дурачка косить тоже не надо. Вообще, главное ваше оружие
        - естественные реакции. Будьте собой… Да, кстати, об оружии. В ожидании приема мало ли что может случиться. Вам сказали, что вас будут сопровождать агенты УСС?
        - Да. Кстати, УСС в нашей реальности американцы создадут лишь через четыре года… то, есть во-время войны, в этом Рузвельта убедят англичане.
        - Кто возглавлял?
        - Генерал Донован.
        - Донован, Донован… Лонг не Рузвельт, он привык действовать. Этим-то и воспользовался Даллес, малоизвестный дипломат из управления ближневосточной политики - сумел выйти на Лонга, накидал грандиозных планов - знаете, дипломаты, убеждать умеют - короче, создал под себя ведомство. Правда, его служба пока оставляет желать много лучшего. Набрал в основном ученых и аналитиков, резидентура пока сплошь вербованные журналисты и дипломаты, кое-кого перетянул из ФБР - надо же эту контору хотя бы охранять… Понимаете, разведка создается многотрудной работой за десятки лет. Британская, германская, русская охранка, ныне одно из департаментов жандармерии… Но, с другой стороны, Даллес роет землю, добился невиданных ассигнований, так что не удивлюсь, если лет через десять, а, может, и раньше, он вырастит огромного мирового паука. Скорее всего, охранять вас там будут люди из бывших частных сыскных агентств, ранее выполнявшие заказы ФБР и им же рекомендованные. Насколько они будут подготовлены - судить трудно. Так что иметь что-то под рукой вам будет не лишне.
        - А в аэропорту шмонать не будут?
        - Вас увезут прямо с летного поля… В уголовной полиции долго служили?
        - Не служил. Был в комсомольском оперотряде. Это добровольная организация молодежи, помогающая поддерживать общественный порядок. Хулиганов там задерживать, разных мелких нарушителей. Ну и во второй реальности раз в Осодмиле дежурил, это то же самое.
        - Понятно.
        - Это вообще-то станет обычным молодежным жаргоном.
        - Спасибо. На будущее обязательно учтем. Так что же вам дать на крайний случай, учитывая ваше отсутствие профессиональной подготовки? «Вальтер» вы вряд ли успеете вынуть.
        - Есть одна идея. Вы не знаете такого иллюзиониста - манипулятора, который сможет за пару уроков научить появлению в руке предмета из рукава? С помощью резинки?
        - Резинки? Вот этот старый фокус? - и Ступин изобразил в воздухе руками нечто неопределенное. - Послушайте, это вы сами изобрели или вам рассказали в МГБ? Сколько раз ходил в цирк, но чтобы вот так… не только платки, но и оружие…
        - Да это же в сериале было. «Рожденная революцией». Знаменитый такой в советское время.
        - Увы! - Ступин развел руками. - Обещаю посмотреть при первой же возможности. Иллюзиониста найдем, некоторые из них с нами сотрудничают, как и карманники, домушники, медвежатники… А пока не могли бы вы нам рассказать, что вам известно об урановых месторождениях в России? Или, хотя бы, о методах их разведки?
«А ты еще удивлялся, что не спрашивают про бомбу», подумал Виктор. Просто им нужно было время. Составить представление, что это такое, определиться с вопросами, а то мало ли что им расскажут, еще и работы заведут не туда.
        - Как вы понимаете, насколько можно вспомнить по газетам, и не всегда точно…
        - Хоть что-то. Давайте пройдем в кабинет.
        - А откуда Сталин… Джугашвили знал, что в России есть уран? - спросил Виктор, войдя за Ступиным в довольно просторное помещение. В углу на тумбочке стоял, похожий на патефон, такой же звукозаписывающий аппарат Шорина, как и на базе бронепоездов.
        - Это элементарно. Если СССР быстро стал ядерной державой после войны, значит, он этот уран где-то нашел, не имея колоний в Конго и не закупая у потенциальных противников?
        - Логично. Начнем с известных месторождений на Украине…
… За окном, где-то неподалеку, залаяли собаки.
        - Заяц, наверное… Здесь их много водится. Так какие доступные способы поиска месторождений вы можете предложить?
        - Во-первых, с использованием радиометров на базе счетчиков Гейгера-Мюллера. С одной стороны, нужно производство массовых дешевых приборов со счетчиками в металлических корпусах - да и для гражданской обороны они понадобятся, а с другой
        - радиометров для установки на самолетах, чтобы можно было быстро облетать труднодоступные районы. Другой путь - это налаживание сбора растений. Корни растений вытягивают радиоактивные элементы из почвы и они накапливаются в самом растении. Собирают траву или другие растения в определенных местах, высушивают, свозят к лабораториям, там проверяют радиометром и отмечают на картах. Главное - массовость и систематичность. Летом можно организовать турпоходы школьников со сборами гербариев, заодно получат знания о природе и вообще интересно.
        - Школьники - это мысль. Тем более, сейчас как раз каникулы. Организуем.
        - И насчет носимых радиометров… С батарейками у вас напряженка, наверное? Тем более, с диодами… Можно сделать индуктор, вроде телефонного, с механическим выпрямлением тока, и заряжать конденсатор, вот по такой схеме… а счетчик питается от конденсатора через резистор. Неонка показывает заряд. Размером с фотоаппарат получится и никаких батарей. Только периодически подкручивать, как патефон. Считать число щелчков в наушнике за минуту.
        - Отлично. А насчет тяжелой воды идейку не подкинете?
        - В качестве замедлителя нейтронов можно использовать графит. И вообще - сразу же главным ставьте меры безопасности.
        - Ну, естественно…
        - Я не про ловлю шпионов. Защиту от всех видов радиации, включая нейтронное излучение, от радиоактивного загрязнения, безопасность эксперимента. Физики склонны к эйфории и беспечности. Поэтому сразу же развивайте радиационную медицину и намечайте планы по гражданской обороне. Этого вам немцы не подскажут, они сами в этом плане чайники. Как и американцы.
        - Хорошо, что американцы этого не знают. Надеюсь, вы поняли, о чем я? Если вдруг станет их жалко, вспомните о жителях Хиросимы.
        Над дверью негромко запищал зуммер. Ступин взглянул на часы, подошел к шоринофону и повернул выключатель.
        - Нас зовут на обед. После него расскажете поподробней о действии ядерных реакций на человека, мерах защиты, известных вам физиках в США, которые работали по этому проекту или могут быть полезны.
        - Надеюсь, не для того, чтобы их ликвидировать?
        - Мне все-таки кажется, что вы православный, хотя называете себя атеистом. Мы будем пытаться их переманить или завербовать. Ну и потом, уничтожать ученых физически неэффективно. Они же в основном люди беззащитные. У каждого из них есть конкуренты, завистники, наконец, слабости. Пусть это все и помогает отстранить их от работы. И тогда можно предложить им продолжить дело, работая на нас.
5. Тюрьма как мечты обывателя
        В столовой было накрыто на двоих - охрана обедала в другое время. На деревянной столешнице были положены четыре клетчатые салфетки - на две ставили тарелки и еще две лежали рядом вытирать руки; возле тарелки, как положено, лежали вилка, ложка и столовый нож, позади тарелок стояли по три бокала простого стекла разных размеров. Сбоку располагались два узких графина желтого стекла, один с простой водой, другой с водкой, так что назначение третьего бокала Виктор совершенно не понял. Венчала сервировку хлебница.
        Перед трапезой Ступин опрокинул для аппетита половину рюмки водки; Виктор отказался, сославшись на жару, и тут же несколько пожалел об этом, поскольку поданные кушания не совсем соответствовали уровню сервировки «как в лучших домах». На первое оказались недосоленные густые зеленые щи с яйцом; второе состояло из гречневой каши, в которую положили тушеную свинину из армейских консервов, а третье оказалось компотом из сушеных яблок, несколько переслащенным.
        - Интересно, а кухарка хорошо стреляет? - спросил Виктор, отправляя в рот очередную ложку разваренного щавеля.
        - Почему вас это интересует?
        - Наверняка есть что-то, что она умеет делать в совершенстве.
        - Она умеет хорошо молчать. Знаете, у меня есть идея. Если мадам Серпикова еще на квартире, после обеда звоню ей, и пусть по дороге сюда заедет на местный рынок. Машину и ассигнования пришлем. Тем более, сегодня рабочий день. А у вас есть какие-нибудь мысли насчет быта?
        - Есть. Телевизор здесь еще не установили?
        - А вот как раз вчера привезли новый катодный. Английский, по особому заказу для России на триста строк. Он пока в кладовке стоит, потому что наш мастер приболел, а тащить сюда кого попало… сами понимаете. Да и антенны пока нет. Заказывали из дюралевых трубок по американскому образцу, чтобы ловила за городом, но что-то затянули.
        - А проволока, провод какие-нибудь есть? И еще фарфоровые изоляторы какие-нибудь и грозопереключателей пара?
        - Так это наши рабочие смогут подвезти заодно с бассейном. И собрать помогут. Вы сможете рассчитать антенну?
        - Какая длина волны?
        - Около шести метров. Точнее пять семьдесят семь.
        - Прилично… Ладно, размеры нас не особо ограничивают.
…Заходящее солнце превратило стволы сосен в огненную колоннаду. Воздух был напоен хвойным запахом, как в Сочинском дендрарии. Автомобиль с катушками записей, фырча, укатил по утрамбованной дорожке.
        - Ты думаешь, это будет работать? - спросила Виктора вышедшая на крыльцо Лена; она была в кухонном фартуке. - Я такой ни в одном журнале не видела.
        - Попробуем. Вообще, к размерам она некритична. Правей чуть! - крикнул Виктор рабочему на сосне. Двойная ромбическая антенна из медной проволоки, натянутая между деревьев, была похожа то ли на гигантскую незаконченную паутину, то ли на декорацию из фантастического фильма.
        - Так держать! - донесся из дома голос Ступина. Спустя пару секунд он сам показался из дверей. - Все отлично показывает, можно закреплять и слезать.
        - Если бы еще коаксиал был, а не эта лапша…
        - Сейчас везде такой телевизионный провод. Даже в Кремле.
        - Ну вы хоть трехсотомный симметричный кабель освойте. А потом можно и коаксиал.
        - Идемте, идемте смотреть.
        Импортный катодный телевизор фирмы Маркони, объединенный с радиоприемником - полированный ящик высотой с полметра и шестью ручками спереди, стоял в гостиной на невысокой тумбочке и был похож на голову робота. Посредине была большая шкала настройки, слева, как квадратный глаз - вырез для динамика, справа, симметрично, голубой экран размером с фотокарточку - дюймов пять. Для лучшей видимости изображение было увеличено так, что по ширине оно было равным диаметру трубки; закругленные края срезали часть кадра. Смотреть передачу могли максимум трое, усевшись поплотнее у самого ящика. Картинка немного косила, звук был с каким-то металлическим тоном, да и вдобавок динамик издавал довольно противный ощутимый фон, сильнее, чем в здешних приемниках. «Транс мощнее, вот и наводки, а об экранировании особо не подумали…»
        Тем не менее, это был уже настоящий телевизор, электронный, с кинескопом, к которому Виктор в своей жизни привык.
        Транслировали телепостановку из студии - чеховских «Трех сестер». Виктор не следил за действием, его восхищал сам раритет. Неужели тысячи таких ящиков стояли бы в домах где-нибудь в сорок втором, если бы не война? И люди поднимали бокалы под звон кремлевских курантов, глядя на экраны? А потом - потом «Голубой огонек»! Обязательно бы так назвали, потому что не белый - белым он потом стал, к концу пятидесятых. Виноградов, Шульженко, Утесов, Лемешев… Все зрители живы, никто не падает, продырявленный осколками, никто не замерзает в блокадном Ленинграде, никого не загоняют в сараи, чтобы сжечь заживо… Боже, какое счастье! Может быть он, Виктор, действительно, ради этого и появился на свет, чтобы не допустить в этой реальности лавину горя, заслонить собой их, которые еще не полностью разобрались в своей жизни, которые еще не так опытны, в чем-то наивны, но так же живут, любят, так же радуются, ласкают детей? Может, в этом и есть все, что надо человеку?
        - А документальные фильмы или новости бывают? - шепнул он Лене. Очень хотелось посмотреть, как выглядит, например, Москва, которой он здесь почти не видел.
        - По каналу высокой четкости видовые фильмы - редко. В основном пока театр, балет, опера, филармония. Классику-то на сто двадцать строк не посмотришь. А здесь лучшие постановки, лучших артистов собирают, и не только театральных. Янина Жеймо играет!
        - А она из какого театра?
        - Она из цирка.
        - Как Варлей?
        - Не слышала… А где она играла?
        - Да так… А почему телик английский?
        - «Телефункен» только дорогие выпускает, для салонов и обеспеченных слоев, - подсказал Ступин. На них и купили лицензию для петербургского завода. В России сейчас объявлен конкурс на электронный дальновизор для среднеобеспеченных, чтобы заменить стодвадцатистрочники. Есть интересные идеи: дальновизор на семидюймовой трубке с радиоприемником и трансляционный, то есть приемник работает на трубки в нескольких квартирах.
        Занятно, подумал Виктор. Однако есть время подумать о положении. В частности, будут ли его пытаться вытащить обратно из Штатов.
        Сталину, разумеется, он нужен. Хотя, как политический игрок, он действительно может им пожертвовать.
        Еще кому он нужен? Жандармерии, независимо от Сталина. Есть некий феномен, с помощью которого жандармерия может знать, на что есть смысл тратить казенные средства, а что туфта. И вообще эта контора подключается к стратегически важным проектам. А это - статус, положение среди ведомств, укрепление власти. Бюджетные ассигнования, между прочим, штаты, должностные кресла. Значит, жандармерии желательно притащить его живым. И это не так плохо. Но по тем же причинам он нужен и Даллесу.
        А, может, и совсем не нужен. Может быть, Даллес и не верит в людей из будущего, а просто захочет подтолкнуть Лонга к созданию сверхоружия… а заодно укрепить и свое ведомство, подмять под себя ФБР и часть военного бюджета. Почему нет? Черт, как бы эту идею ему подкинуть… Пусть узурпирует власть, может, в экономике дров наломает, и фиг им, а не мировое господство.
        И еще. Эта фраза Ступина - «Обещаю посмотреть при первой же возможности». Шутка? Или он на самом деле в наше время собирается? И Лена с ее точками просто мозга пудрит?
…- Господа! Вода просто парное молоко! Идите же скорей!
        Лена в своем темно-красном купальнике - кстати, у нее был закрытый купальник - уже плескалась в сборном бассейне. Бассейн был не так чтобы большой, но освежиться перед сном вполне можно.
        - Эй! Вы забыли часы снять, - окликнул Виктора Ступин.
        - Я всегда в них купаюсь, - ответил Виктор, перелезая через бортик и подставляя тело кусочку стихии. Стихия была теплая, какая бывает разве что во сне или в ванне.
        - Водонепроницаемые?
        - Да. Правда, глубоко нырять в них не пробовал.
        - Вы их никогда не снимаете. Это вредно для кожи.
        - Титановый сплав химически устойчив. Не окисляется, не ржавеет. Поэтому и аллергии от него нет.
        - Я думал, это платина. И не только я. С этими часами вы заслужили в Бежице репутацию богатого чудака.
        - Да, как-то не учел. Хорошо, что не сперли.
        - У жандармерии есть определенные связи в уголовном мире. Так что мы позаботились.
        - Кстати, давно хотел спросить: почему именно «жандармерия», а не «тайная полиция», «охранное отделение» или что-то в этом роде?
        - Все очень просто. Во времена Республики у Колчака советником по уголовной и дорожной полиции был англичанин, а по тайной - француз… Но, кажтся, мы с вами совсем забыли о прекрасной даме, а между тем именно она совершила в этом пустынном уголке гастрономическую революцию.
        - Не только я, - игриво ответила Лена; она нежилась в воде, лежа на спине и раскинув руки, - за десертное благодарите генерал-губернатора Кавказа. Точнее, за его экономическое чудо.
        - А что за чудо?
        - Неужто не слышали? Из полудикой имперской провинции этот край становится второй Италией. Там была каменистая почва, хлеб плохо рос. Генерал-губернатор повелел создавать казенные виноградные фермы, винодельческие заводы, разводить чайные плантации, сажать цитрусовые. Раньше там была сплошная нищета - теперь вы бы посмотрели, какие там дома у рабочих плантаций! Вот вы думали, мы пили китайский чай? Это северокавказский. Мандарины в императорских рождественских подарках для детей в школах и садиках - из Цхинвала. А еще там строят оранжереи, сажают цветы и возят зимой в большие города продавать. Это очень выгодно - цветы зимой, многие уже сделали на этом целые состояния. Коньяк научились делать не хуже французского, фрукты консервируют и везут в столицу джемы и компоты. Теперь взялись за промышленность - развивают марганцевые рудники и ученые ищут нефть в море возле Баку. Говорят, там ее много. Построят остров на сваях и прямо в море будут добывать.
        - Точно есть. Нефтяные Камни у нас называется.
        - А в Черном море, случайно, нет? - спросил Ступин.
        - Нет. Там курортная зона.
        - О! И у вас тоже? - воскликнула Лена. - Вы знаете, у нас превращают в курорт все побережье от Анапы до Сухума. План «Новая Ривьера». Лагеря отдыха для детей, санатории, пансионаты. Я в прошлом году ездила в пансионат жандармерии в Сочи, он там возле Мацесты. Какая вокруг красота! Там же раньше сплошь малярийные болота были - а сейчас кругом дворцы для народа! Из Германии начали приезжать на серные воды - говорят, здесь дешевле и лучше.
        - Я тоже раньше туда ездил. В смысле, в будущем. По профсоюзной курсовке. В общем, повезло им с генерал-губернатором.
        - А, кстати, вы его должны знать, - заметил Ступин, - это бывший большевистский агент господин Берия. К нам много перешло толковых большевиков, из тех, кто разошлись с Троцким.
«Берия - творец экономического чуда? Ну, если судить по второй реальности, почему бы и нет? Хотя может быть, что меня просто пропагандируют, а в ближайшее время это не проверить.»
        - Да, во время встречи с ним в пятьдесят восьмом он произвел впечатление делового человека.
        - Вы не рассказывали, что с ним встречались.
        - Вы не спрашивали. Он принимал меня в загородной резиденции под Москвой.
        - А какой пост он занимал?
        - Глава государства, преемник Сталина после его кончины.
        Ступин перестал плавать и стал ногами на дно бассейна.
        - То есть, что-то вроде императора, унаследовавшего престол?
        - Что-то вроде… Да, разговор был тоже о предотвращении мировой войны.
        - Значит, мы в вас не ошиблись. Кстати, из верных источников есть сведения, что скоро его переведут в столицу. Отдадут в подчинение ведомства по делам вооружений и жандармерию. Это как раз связано с планами создания вашей бомбы.
        - Вы так открыто об этом говорите, словно я уже покойник.
        - Ну, это как раз и предусмотрено планом… В смысле, утечка информации через вас. Так что можете доверительно рассказать людям Даллеса. Сведения вскоре подтвердятся. Это подтолкнет Лонга к большему доверию к вам.
        - А они не узнают это раньше?
        - Откуда? В дело посвящен очень узкий круг лиц, а ваши контакты со случайными людьми до вылета в Америку мы исключим. Так что это дача в какой-то мере тюрьма. Правда, о таком заключении мечтает большинство обывателей.
«Интересно,» - подумал Виктор. «Если Ковальчук из реальности-2 обращался к гражданским чувствам, то здесь в основном апеллируют к мещанским инстинктам… Хотя это понятно. СССР во второй реальности - страна-победитель, наука творит чудеса, летают спутники, расщеплен атом, и даже мобильники есть. Народ живет завтрашним днем. А здесь промышленная революция свершилась только вчера, и люди в своей массе
        - все те же вчерашние полупровинциальные обыватели с их простенькими желаниями. Не переварились еще.»
        - Ладно, - сказал он миролюбиво, - это поможет войти в роль диссидента, вырвавшегося за железный занавес.
        - Железный занавес? Это из антибольшевистской речи Клемансо в гражданскую?
        - Не помню. У нас так говорят.
        - Интересное сравнение. Думаю, оно скоро снова войдет в моду… Только учтите, что здесь, вырвавшись за железный занавес, вы сразу окажетесь за другим.
6. Скелеты в шкафу
        Последующие пара дней прошли несколько однообразно. Приезжали Яковлев и Лавочкин, какие-то неизвестные Виктору специалисты по химзащите, иллюзионист (дважды) и, конечно, физики. Иллюзионист, которого представили как Александра Алексеевича, оказался лысоватым, большеротым мужчиной, совершенно не похожим на индийского факира («Это один из лучших в мире факиров-престидижитаторов», объяснял Ступин,
«окончил Академию магических искусств в Германии, первым в мире начал показывать иллюзию на манеже»). Александр Алексеевич переживал из-за срывающихся гастролей в Ашхабаде и вначале смотрел на Виктора с обреченным видом, но после второго урока повеселел и даже пробормотал что-то вроде «вот если бы вы пораньше начали…».
        А вот с физиками Виктор едва не поругался. Каждое из светил отстаивало свою точку зрения, бесконечно спорило с остальными и в упор не хотело воспринимать информацию из третьего тома учебника Перышкина про уран-графитовый реактор. Капица-старший вообще обвинил Виктора в полной безграмотности и, со ссылками на кучу исследований, доказал полную невозможность создания чего-то подобного РБМК.
«Интересно, как же с ними Берия управлялся?»
        - Ну хорошо, - сказал Виктор Капице, - раз я недоучившийся студент, то объясните мне, пожалуйста, вот такую вещь по электротехнике. Вы, наверное, знаете, что возможности получения сверхсильных магнитных полей импульсным путем ограничены из-за действия сил на катушку индуктивности. Теперь сделаем так: создадим постоянное магнитное внутри металлической трубы, вокруг которой находится взрывчатое вещество, и его подрываем. Стенки трубы стремятся схопнуться, но при их перемещении их в магнитном поле в них возникнут вихревые токи, усиливающее поле внутри трубы. Таким образом, мы можем на короткое время получить магнитное поле на порядки выше, чем в импульсной установке. Эти рассуждения верны или нет?
        Капица замолчал, взял листок бумаги и начал на нем что-то прикидывать. Через полминуты он снова поднял голову, и уже с совершенно иным выражением лица.
        - Слушайте, это гениально… Это же совершенно новое направление.
        - Ну вот, а теперь давайте вернемся к вопросу о цепных реакциях деления и синтеза…
        - Интересный прием входа в доверие, - заметил Ступин Виктору, когда встреча закончилась, - к сожалению, гениальных идей на все случаи не хватит. Кстати, всегда уважал настоящих ученых знаете, за что? Нет, не за ум и знания, нет. За смелость и независимость, которые они им дают. Никогда не бойтесь диктаторов и тиранов, Виктор. Бойтесь трусов и холуев, именно они творят преступления, которые приписывают диктаторам. Тот же Трибельт, к примеру - заставь дурака богу молиться… А настоящий ученый - он неприятный, с ним трудно, он и перечить горазд, но с ним никогда в дерьме не окажешься, как с лизоблюдами.
        - При Трибельте многих расстреляли?
        - Была задача принять превентивные меры на случай нападения Польши, которой помогала Англия. Изолировать потенциально неустойчивые элементы, возможных бунтовщиков и прочая. Ну и пошло соревнование холуев - кто больше в расход пустит, вплоть до разверсток на каждую деревню не менее столько-то польских агентов. Потом самого Трибельта с подельщиками - за это… Официально, конечно, как за измену и террор по наущению польского генштаба. Потому как если дров наломали в результате враждебных происков - это народ еще как-то поймет, а если признать, что из-за дураков - так это народ снова во власти разуверится, ибо лакействующие дураки на Руси неизбывны. А разуверившийся во власти русский народ - это страшно…

«Удачно попал. Хотя - если это организовало МГБ из второй реальности, то им и надо, чтобы попал удачно. Кстати, и во вторую попад удачно, аж подозрительно. Или это тоже кому-то было надо? В нашей реальности? Но почему я? Или вместо меня должен был пойти кто-то другой, а я оказался случайно? Как Никулин? Пароль старый
        - „Черт побери“?»
        - Кстати, - продолжал Ступин, - ваши легкие танки решили делать на Черкизоне… Чем это вы так удивлены?
        - А это… это что, фамилия у него такая?
        - Какая фамилия?
        - Черкизон - это здесь что или кто?
        - Что. Это сокращенно от «Черкизовский Фордзон». А у вас был знакомый с такой фамилией?
        Виктор отрицательно помотал головой.
        - Ну вот, там главный конструктор, Астров его фамилия, предлагает вместо сорокапятки поставить разрабатываемый сейчас 37-мм автомат с ленточным питанием. Тот, что вы предложли на ЗСУ в виде спарки. В башне-то все-таки один человек, а тут и заряжающего не надо, и скорострельность, а броню эта зенитка даже как бы и не лучше сорокапятки пробивает. По каким причинам вы ее не выбрали?
        - Основная - то, что сорокапятку уже выпускают, а эта еще не доведена. Ну и снарядов к ней не хватало в нашей реальности.
        - Ну, это можно скорректировать, года два-три у нас пока есть. В принципе не возражаете?
        - Какие возражения? KwK.36 отдыхает…
        Между делом Виктор все-таки составил записку о противоснайперском ружье, кумулятивных бомбах малого калибра для сбрасывания на колонны танков противника со штурмовиков Сухого, и еще о ряде технических вещей, которые, как ему казалось, должны были здесь пригодиться. В жару купались в бассейне, вечером смотрели телевизор, и Лена музицировала на пианино. Ночью из дома выходить не разрешалось - на территории выпускали собак, днем бродить не было времени, так что выходило, что Виктор все время находился возле дома и на глазах у охраны.
        Во второй вечер пребывания в своем комфортном заточении, прибираясь в спальне под девичью нежность аккордов «Тангерины», Виктор подумал, что одежду 21 столетия ему возвращать явно не торопятся. За стеной шумела вода - это Лена принимала ванну.
        Вешая пиджак на плечиках в гардероб, он обратил внимание, что один из двух шурупов, которым крепилась деревяшка, что удерживала палку, на которую и вешали эти самые плечики, немного недовинчен и чуть выступает. У Виктора заговорило чувство хозяина; он достал складной ножик с отверткой и попытался поправить. Шуруп дальше не лез, зато отвинчивался неожиданно легко. Из любопытства Виктор попробовал второй шуруп; он также легко подался.
        Это навело Виктора на мысль отвернуть деревяшку полностью и посмотреть, что же мешает первому шурупу. Перевесив одежду на стул, он так и сделал, а, чтобы не мешала палка, вынул ее из второго гнезда. К удивлению Виктора, с одного конца она оказалась полой, а внутри углубления виднелись туго скрученные листы бумаги. Поддев ножом, он вытащил их наружу.
        В руках у него оказалось что-то вроде тетради без обложки; поддавшись искушению, он принялся перелистывать чуть пожелтевшие страницы. Внутри оказались какие-то фамилии, непонятные обрывки фраз с сокращениями слов, адреса и цифры.
        - Что это у вас?
        Виктор обернулся - сзади стоял Ступин.
        - Прошу прощения, дверь была приоткрыта и я не стал стучать. Можно полюбопытствовать? - Ступин кивнул на тетрадку в руках Виктора.
        - Это ваша? - спросил Виктор его с детской непосредственностью в голосе. - Я вот тут начал ремонтировать, чтобы шуруп не цеплял, смотрю - а здесь бумажка торчит из палки.
        - Тайник?
        - А разве это не тайник жандармерии? Я думал, так надо.
        - Забыл вам сказать, - ответил Ступин, протягивая руку за тетрадью, - это одна из дач Эрлих-Кричевского. Точнее, была. Мебель не меняли.
        Он бегло перелистал тетрадь и остановился на странице с фамилиями.
        - Вот он где был! Это называется - понадейся на оперативных сотрудников. Обыск делали, а до такой простой вещи…
        - Ну я тоже случайно. Гляжу - шуруп торчит.
        - Целый шуруп! Нет, это… Ну сколько говорить, что мелочей у нас не бывает! А еще говорите, что не служили в полиции. Или комсомольский оперотряд проводил обыски?
        - Не проводил. В кино было много детективов, где проводят обыски. И по телевизору.
        - А это идея. Фильмы и телепостановки, где покажут, как жандармерия защищает простого русского человека от врагов империи. Буду смотреть с интересом…
        - Что?
        - Я говорю - будут смотреть с интересом.
        Он повернулся к двери, отошел к ней на шаг, как бы раздумывая, говорить или нет, и вдруг снова обернулся к Еремину.
        - Знаете, Виктор, что вам посчастливилось найти? Списки участников заговора. И вот, к примеру эти эти, - он отчеркнул ногтем на раскрытом листе пару фамилий, - у нас еще не проходили. Нет, вы просто не представляете, какую неоценимую услугу оказали империи.
        - И… что теперь с ними будет?
        - Со списками?
        - С теми, что еще не проходили.
        - Дознание будет. Видите ли, Виктор Сергеевич, господин Эрлих-Кричевский, со своим гонором и амбициями изведший многих российских стратегов старшего поколения, завел, как Сусанин, перевооружение армии в такое болото, что никакого другого выхода, кроме мятежа и переворота, у него не оставалось.
        - И армия пошла бы против законной… законного императора?
        - Виктор Сергеевич, ну вы же не с другой планеты, историю России помните. У одного императора стрелецкий бунт, другого шарфом придушили, потом романтики-декабристы на Сенатской площади, наконец, Корнилов… А теперь все, есть основная улика, что заговор был, и все нити его в наших руках! Пока не ставьте на место, сейчас вызову следственную группу, оформим процессуально изъятие, - и он выскочил за дверь.
        Виктор остался растерянно стоять посреди комнаты. С одной стороны получалось, что из-за него, из-за его любопытства теперь кого-то арестуют, может, даже десятки или сотни, если начнут раскручивать и искать сообщников, могут осудить или даже расстреляют или повесят - Королев вроде что-то насчет виселицы говорил? С другой стороны, это и действительно мог был мятеж - а мятеж людей, боящихся возмездия, всегда опасен, ибо трусливые жестоки. Наконец, вся эта история с бумажкой могда быть просто подстроена жандармерией, чтобы повязать его, Виктора, посаженными или казненными благодаря его действиям людьми, и черта с два тут проверишь. Например, кого-то все равно собирались казнить и в списочек занесли. А когда человек чувствует себя виновным в страданиях или гибели других людей, это уже у него слабое место.
«А когда человек чувствует себя виновным в страданиях или гибели других людей, это уже у него слабое место» - повторил про себя Виктор. «А, так вот почему в нашей реальности все время так мусолят Сталина и репрессии. Особенно эмигранты и политики, подлизывающиеся под пиндосов. Они хотят, чтобы у нас было слабое место. Чтобы у России было слабое место…»
        Закончить мысль ему не позволила открывшаяся дверь; в нее легким шагом вплыла Лена, в мягком желтом халате, полосатом, как тигр, с махровым полотенцем на голове в виде чалмы и в мягких домашних туфлях на босу ногу.
        - С легким паром! - поприветствовал ее он машинально.
        - Спасибо! Кстати, ты делаешь успехи, как агент?
        - Не люблю, когда успех сваливается неожиданно.
        - Брось. В нашей работе многое сваливается неожиданно, и хорошо, если это успех.
        - Когда ты рядом, не хочется ни об успехах, ни о работе.
        Он подошел и привлек ее распаренное, дышущее цветочным ароматом тело к себе, припал к мокрым, ненакрашенным губам. Бакелитовый «Филипс» страдострастно щипал воздух скрипками оркестра Барнабаса фон Геци.
        - Погоди… Сейчас же сюда придут… нетерпеливый…
        Изъятие вещественных доказательств было скучной процедурой. В качестве понятых, чтобы не далеко ходить, пригласили прислугу. Молодой следователь, фамилии которого Виктор не запомнил, предъявил им тетрадь и упаковал ее в целлофан (тут Виктор вспомнил, что на ней остались отпечатки пальцев его и Ступина); протокол составлял неторопливо и с подчеркнутым тщанием, видимо, стараясь отличиться усердием в столь ответственном случае, фиксировал характеристики и индивидуальные признаки вещдока. Виктор подумал, не приобщит ли он к делу еще и палку из шкафа, что создаст некоторые неудобства, однако в отношении тайника почему-то ограничились фотографированием - лысоватый сухонький фотограф, пыхая магнием, вертелся по комнате со своей цейссовской широкопленочной «Супер-Иконтой» с объективом на гармошке.
        Виктору пришло в голову, что «Супер-Иконта» ну очень похожа на фотоаппараты
«Москва», с которыми до семидесятых промышляли провинциальные фотографы, запечатлевая в кадре шесть на девять группы экскурсий возле памятных мест; похоже было, что производство ее вывезли из Германии после войны. Интересно, а сколько бы заработала фирма, если бы Гитлер просто торговал с Союзом, подумал он, и тут же удивился странной особенности человеческой психики: дело пахнет заговором, возможно, полетят чьи-то головы, а у него в башке вертятся какие-то мелочи, вроде экзотического фотика. Кстати, а надо ли жалеть головы, которые полетят? Как бы они вообще тут все обернули? И что бы с ним было, попади он сюда при других победителях?
        Он попытался настроиться на что-то серьезное. Ну вот, например, что делать, если в нашей реальности Сталина используют для взращивания в россиянах комплексов вины и неполноценности? По канонам психологии надо внушить себе, что то, что окружающие считают недостатком - на самом деле достижение. Значит ли это, что Россия, чтобы перестать морально себя унижать, должна возродить культ Сталина? Но если возродить культ - не захочет ли кто-то под этим соусом возродить и репрессии? И вообще, в Сталине ли дело, подумал Виктор. Пугаться надо не того, что кто-то хочет ввести в России репрессии, а того, что кроме репрессий, в ней никакие механизмы почему-то не работают. Если нет репрессий - тогда коррупция, законы, естественно, не исполняются, и чем лучше, если произвол явный и административный заменяется произволом скрытым и денежным? Вроде о чем-то подобном он уже думал…
        И, кстати, мелькнуло в голове у Виктора, последовательно ненавидеть Сталина должны только гомосексуалисты. Потому что они им были типа уже по жизни приговоренные, а остальные - ну это как выйдет: могли в те времена сесть, а могли и полюс покорять или наркоматом руководить. Но тогда справедливо ли обратное утверждение - те, кто последовательно ненавидит Сталина… Не в переносном, а в прямом смысле?
«Тьфу, какой бред лезет в голову. Наверное, от жары. И вообще, какая разница, что делать в нашей реальности? В нее еще вернуться надо, а возвращать, похоже, не собираются. Лучше о фотоаппаратах думать. Да, а „Нарцисс“ для местных спецслужб тоже бы неплохо. В дополнение к „Миноксам“…»

7. Бомбовоз принца Кирну
        В пятницу, двадцать четвертого, его неожиданно разбудили в половине шестого и сказали быстро одеваться. Причем, не Ступин - ни его, ни Лены не было, а за ним приехал Быгов с рукой на черной перевязи.
«Похоже, число посвященных в операцию ограничивают. И долечиться-то как следет бедняге не дали…»
        - А как же с одеждой? - спросил он, - ну, той, в которой я в ваше время приехал?
        - Виктор Сергеевич, сейчас некогда! Потом этот вопрос решим!
        Виктор подозревал, что решать ничего и не собирались, но деваться было некуда. Помыться и побриться ему тоже не дали - «сделаете в самолете, там время будет». Выйдя на крыльцо, он обратил внимание, что небо было затянуто серой пеленой, было тепло и накрапывал дождь; у дверей его уже ждал черный «Мерседес» сборки Первого казенного автозавода, и шофер услужливо распахивал дверцу. «Локализация» - вздохнул Виктор и полез на заднее сиденье.
…Подвезли его прямо к самолету. Когда Виктор вышел из машины, то, что он увидел, разом отбило вопросы о бритье и прочем.
        Перед ним на высоте двухэтажного дома возвышалось нечто циклопическое даже для его века гигантских транспортных самолетов и аэробусов. Размах крыльев у этого чуда был метров пятьдесят, а то и больше, ширина массивного овального крыла была такая, что под ним можно было бы свободно спрятать от дождя автобус, да и толщиной оно было с высоту автобуса. Собственно, могучее крыло, на котором разместилось шесть двигателей спереди и один сзади - это было первое, что бросалось в глаза, а также второе и третье. Сухощавые двойные балки фюзеляжа, торчащие из крыла сзади, уже не впечатляли, как и двухэтажная, как бы с отвисшей челюстью, кабина. Крыло, как на пьедестале, покоилось на двух обтекателях неубирающегося шасси, похожих на гигантские алюминиевые галоши, каждая размером с лимузин на трех колесах; каждое колесо в две трети человеческого роста. Перед одной из галош был открыт и возле него стояла бортпроводница в серо - голубом форменном костюме и беретке, из-под которой выбивались темные локоны.
        - Туда, туда проходите! - Быгов подтолкнул его в раскрытую пасть галоши.
        Трап оказался внутри стойки шасси, наклоненной вперед, как ледорез у деревянного моста, и вел не в фюзеляж, как у всех современных самолетов, а внутрь крыла. Поднявшись по нему и стараясь не задеть головой круглые плафоны освещения на потолке, Виктор оказался в длинном узком коридоре вполне приличной высоты, который проходил внутри крыла. Вдоль одной из сторон коридора, которая была ближе к хвосту, тянулись лакированные двери с квадратным матовым стеклом наверху.
«Черт возьми», подумал Виктор, «да это просто Титаник какой-то».
        - Первый поворот направо!
        Он повернул в ближайший проход, который через пару метров пересекался с еще одним коридором; по одной из сторон тоже шли двери.
        - Теперь налево! Первая дверь!
        На матовом стекле были выгравированы облака, птицы и самолетик. Виктор толкнул дверь от себя; за ней оказалось что-то вроде четырехместного купе или каюты с верхними и нижними полками и столиком. Четырехугольные окна, заделанные чуть желтоватым огстеклом, оказались на потолке.
«Да, пейзажами тут не полюбуешься.»
        - Здравствуйте, господин Еремин! - поприветствовали его два охранника в штатском.
        - Здравствуйте… А это что, тут ночуют, что ли?
        - Машина предназначена для дальних перелетов, - пояснил Быгов, - из Москвы она будет лететь на Чукотку, дальше через Берингов пролив - на Аляску, а оттуда в Вашингтон. Конечно, быстрее можно было бы лететь через полюс, это короче, но для пассажирской авиации пока слишком рискованно, и, кроме того, самолет делает промежуточные посадки, забирая пассажиров из других городов. Мы прилетим в Вашингтон во вторник утром по местному.
        - Четыре дня?
        - Меньше, считая часовые пояса. Но проделать весь путь, сидя в креслах, слишком тяжело. Поэтому в крыле устроены шестьдесят четыре спальных места. Разве у вас такого нет?
        - Сейчас практически нет. У нас скорости под восемьсот, поэтому почти все летят в креслах. Так что это, честно говоря, в новинку.
        - Ну, тогда, наверное, вам будет интересно поближе ознакомиться с нашим чудом техники.
        При подробном рассмотрении чудо техники показалось Виктору довольно уютным. В середине крыла был большой салон с креслами и столиками и с буфетом, то есть в нем и обедали. В самом носу, под кабиной пилота, был малый остекленный салон, из которого можно было любоваться землей. Санузлы были по концам коридоров. Кстати, для бритья пассажирам выдавались черные электрические бритвы, по форме похожие на крысок и очень напоминавшие советские дешевые «БЭ-2».
        - Обычными бритвами тут пользоваться нельзя, - пояснил Быгов, - а то вдруг воздушная яма и можно порезаться.
        - Понятно. Короче, настоящий бомбовоз принца Кирну!
        - Простите, кого?
        - Да это из Стругацких, фантастика такая… в будущем.
        - Про такие самолеты фантастика в будущем? Впрочем, вы правильно догадались, что это, как вы говорите, бомбовоз. В военном варианте он берет почти семнадцать тонн бомб.
        - Сколько?
        - Ну, шестнадцать тонн шестьсот килограммов.
        - А, ну да, а я уж подумал… - и Виктор подумал, что Б-52 берет меньше.
        - Бомбовоз защищают двенадцать огневых точек, практически без мертвых зон. Любая точка простреливаеся минимум тремя стрелками. Самолет так велик, что стрелков на огневую позицию по тревоге развозят специальными вагонетками с электроприводом; на гражданском, конечно, вы этого не увидите. В общем, этим воздушным дредноутом мы затмили знаменитую летающую лодку Дорнье. Кроме трансконтинентального, будет построено еще несколько самолетов на средние расстояния - от столиц на курорты Крыма и Кавказа. Там уже будут привычные вам кресла на полторы сотни мест. Ну, вас, наверное, вряд ли этим удивишь…
        - Почему же… Очень даже удивишь! Да, а багаж пассажиров перед посадкой досматривают? И самих пассажиров?
        - Простите, зачем?
        - А террористы? Попытаются захватить самолет или взорвут бомбу?
        - Но они же не дураки. Если они взорвут самолет, то сами погибнут.
        - В вашей реальности не бывает фанатиков?
        - Простите… Я не подумал о том, что у вас там уже другой опыт.
        - Да я сам виноват. Не подумал, что у вас такое развитие гражданской авиации.
        Над дверью щелкнула и зашипела бакелитовая круглая коробка динамика.
        - Дамы и господа! Мы рады приветствовать вас на борту судна императорского добровольного воздушного флота! Через несколько минут наше судно поднимется в воздух. Во время набора высоты просим вас оставаться в каютах и брать леденцы из коробочки на столике, для лучшего привыкания к разрежению атмосферы. Вызов проводниц кнопкой слева…
        - Так что будем делать? Оно уже взлетает.
        - Сказать, чтоб задержали рейс… хотя тогда мы рискуем угодить в штормовую погоду при подлете к Уэлену, а это ничем не лучше бомбы. Постойте: сейчас самолетом пользуется немного людей и практически на каждого есть досье в жандармерии. До Сыктывкара я свяжусь по рации и запрошу данные на всех. Во всяком случае, в списке пассажиров подозрительных лиц не значилось. Работники дипмиссий, торговые представители, один известный радиообозреватель, потом американский миллионер Мэйсон-младший с семьей…
        - Миллионер?
        - Ну, он вне подозрений. Как и наши соседи - это дипкурьеры и они тоже вооружены. Если есть шпионы, то это, возможно, О'Гилви, сотрудник посольства США, и он защищен иммунитетом, и журналист Терразини из «Нью-Йорк Таймс» с личной секретаршей, которые, по нашим данным, посланы УСС подстраховать вас. Ну и, конечно, следить за вами. В свою очередь, обслуга - агенты жандармерии. Да, еще несомненно, вне подозрений знаменитые фельетонисты Ильф и Петров. Их авантюрные сатирические романы очень популярны и они едут писать продолжение.
        - Они тоже работают на жандармерию?
        - Неужели они были агентами в вашей реальности?
        - Не слышал. Просто компания подбирается интересная.
        Где-то за стенкой уже зарокотали двигатели и пол начал мелко вибрировать. Виктор подумал, что путешествие может оказаться не столь комфортным. Из динамика полилась знакомая музыка «Авиамарша», только без слов.
«Еще один суперхит на все времена».
        Динозавра мелко затрясло при разбеге по взлетному полю, затем тряска прекратилась, и через минуту Виктор почувствовал себя как в лифте, который суетливо решает, ехать ему вверх или вниз. Виктор схватился за леденцы. По счастью, вскоре они вышли за реденький слой облаков, в окне наверху засияло ослепительно чистое голубое небо и машина словно застыла в воздухе, гудя и мелко дрожа всеми поверхностями от работающих моторов. Поднимались они медленно, так что на уши особо не давило.
        В дверь постучали. Охранники переглянулись.
        - Здравствуйте, господа! - в распахнувшемся дверном проеме появилась сияющая Лена, правое плечо которой оттягивал небольшой чемоданчик. - Неожиданно оказалось свободное место. Моя койка в том крыле, машинку и бумаги я оставлю у вас - не надеюсь на соседей.
        Она захлопнула дверь, вытащила из портмоне сложенную бумажку и протянула Быгову.
        - С начальством все согласовано. Буду за время полета проводить опрос по профилю нашего подразделения, возвращаюсь с вами.
        Быгов развернул бумажку на столике здоровой рукой, тщательно просмотрел, свернул и протянул Лене.
        - Все правильно. С соседями будьте внимательны и осторожны. Постарайтесь, чтобы они не увидели вашего оружия. Если они будут предлагать еду или напитки, откажитесь под каким-нибудь предлогом. Все записи не выносите из этой каюты, на территории США не отходите от нас. В полете старайтесь быть у нас или на виду, перед тем, как лечь спать - осмотрите койку.
        - Спасибо. Меня уже инструктировали. И предупредили, что меня в самолете могут придушить во сне, сделать укол яда, выбросить через аварийный люк…
        - … Пустить газ через замочную скважину. Очень хорошо. Так что располагайтесь и можете приступать к работе.
8. Воздушная тюрьма
        - Вставайте! Скорее!
        Один из охранников тряс Виктора за плечо.
        - Что, уже завтрак? Я столько проспал?
        - Здесь полярный день. Скорее, держите одежду.
        - Что-то случилось?
        - Сейчас все увидите.
        Моторы нудно гудели - «ррры, ррры, ррры…», этот гул и дрожание всех предметов, стен, потолка, койки, преследовал Виктора, казалось даже во сне.
        Через окно лился то ли утренний, то ли вечерний свет. Хотелось спать. Коридор показался каким-то туннелем в холодильнике.
        - Ээ…аыах. Куда идти-то?
        - Сюда - и охранник ткнул рукой в направлении небольшой дверцы с красной надписью
«Вход воспрещен» сразу за буфетом. Дверца приоткрылась, из нее высунулся Быгов.
        - Давайте, давайте…
        Виктор протиснулся вслед за ним вперед и обмер.
        Это была кабина пилотов, узкая, с четырьмя креслами по два один за другим и проходом между ними. В креслах сидели люди, откинув головы на подлокотники и закрыв глаза. Перед передними креслами свободно замерли два черных штурвала.
        - Они чего… спят, что ли?
        - Да. Обе смены. И штурман внизу. Похоже, что экипаж усыпили, кроме стюардесс. Их опрос ничего не дал. Они носили какао, но, похоже, не в нем дело.
        - Их могли отравить еще на земле.
        - Замедленного действия?
        - Да. У нас было в одном фильме… «713-й просит посадку».
        - А о нем вы не вспомнили?
        - Ну, такой способ, кроме фильма, не применялся… обычно бомба или оружие проносили…
        - Фильм чем кончился?
        - Ну, чем кончился… - Виктора удивило, что Быгов в такой ситуации спрашивает о кино, но тут Быгов схватил его одной рукой за плечо.
        - Да очнитесь же вы, наконец! Чем кончился фильм??? Что со всеми было там???
«Тьфу, черт, какой же я тупой…»
        - Спаслись они.
        - Как спаслись? Вспомните!
        - Пассажир посадил самолет. Пилот ему подсказывал и с земли по радио.
        - Пилот проснулся?
        - Он шевелиться не мог, только говорить.
        - Как его разбудили?!
        - Подождите, дайте вспомнить… давно смотрел… кололи ему что-то, кофеин, вроде.
        - Сейчас. Лена! - он обернулся назад, - кофеин ищите! И вообще любое возбуждающее!
        - А с землей уже связались?
        - Пробовали. Никто не отвечает. Видимо, экипаж заснул раньше, чем успели уточнить курс, и нас отнесло. Радиомаяк не принимает, по магнитному компасу в этих широтах можно определить день рожденья бабушки штурмана. Остается гирокомпас, но на него, я слышал, действует вибрация.
        - Не пробовали по радиокомпасу просто на станцию какого-то города настроиться? Как в «Воздушном извозчике»?
        - Пытались. В наушниках только трещит и воет. Магнитная буря, что ли.
        - А где мы примерно находимся?
        - Внизу видны горы. Возможно, Верхоянский хребет. Мы идем над ними на высоте порядка пяти тысяч. Если верить штурманской карте, то сейчас внизу должна быть тундра.
        - И сколько горючего осталось?
        - Примерно на час. Ну, километров сто пятьдесят - двести протянем, знать бы только, куда тянуть и что потом.
        - Это возмутительно! - раздался голос сзади. - Я буду подать на вас жалобу в государственный департамент! Это есть произвол, нарушение гарантированных вашей страной прав!
        - Да, конечно, мистер Терразини. Вы имеете право обжаловать наши действия и подать в суд. Но прошу вас сначала посмотреть на это. Сюда, пожалуйста.
        - Oh, shit! - воскликнул Терразини, заглянув в кабину. В этот момент он мало походил на итальянца. - Надеюсь, это не есть инсценировка?
        - Я бы на вашем месте надеялся на обратное, - сухо заметил Быгов. - Уверяю вас. мистер Ропски, он же Терразини, что персонально вы нас не интересуете. Нас интересуют курсы пилотов-любителей, упомянутые в вашем досье. Виктор Сергеевич, Степан Иванович, освободите место для пилота, только постарайтесь не задеть штурвал. А вы, - продолжил он, обращаясь к Терразини, - повторяю, имеете право обжаловать наши действия и подать в суд за моральный ущерб и вторжение в частную жизнь. На оставшихся в живых, разумеется.
        - Да, я понимаю, - пробормотал Терразини, когда Виктор вместе с одним из охранников протаскивали мимо него пилота, - нет вариантов. Я буду повернуть самолет на север, и вести до тундра или пляж, берег моря. Теперь лето, тундра есть как это, вода есть, земля как губка с водой, с таким шасси мы будем перевернуться. Вода, море тоже. Но нет вариантов. Если не затрудняет, пусть стюардесс делает для меня коктейль какой-нибудь. Также есть последнее желание хорошо бы блондинка, но здесь не есть подходящее место, поэтому мой выбор коктейль.
        - Если Вас не оставило чувство юмора, это вселяет надежду.
        - Мистер Быгофф, это вы дать мне надежда попасть на первый полоса каждой газет всего мира. Позовите сюда мисс Кларк, она есть крепкий девушка, не будет иметь никакой обморок. Я буду здесь диктовать репортаж. Надеюсь, он не будет уничтожен через огонь после лэндинг.
«Шутник, однако…»
        - Кофеина нет, - потянула Виктора за рукав Лена, - есть куча бинтов и морфия.
        - Морфия? Они тут что, нарики?
        - Это же обезболивающее!
        - Потрясающе. А кокаина тут нет?
        - Однопроцентные кокаиновые капли с адреналином и с трехпроцентным эфедрина? Это у меня сосед по каюте закапывает в нос от гайморита. Может, пойдет как возбуждающее? В бессознательном состоянии ему промывать желудок бесполезно, - и она кивнула на усаженного в кресло пассажирского салона пилота.
        По коридору стучали туфли стюардессы. У стюардесс тут туфли тоже на низких каблуках.
        - Вот… вот пледы и грелки.
        - Хорошо. Обкладывайте. А вы тащите второго.
        - Hey, what happened to crew? - раздалось над ухом командным тоном.
«Shit happens», машинально подумал Виктор, но вслух не сказал.
        Мисс Кларк была сухощавой плоскогрудой шатенкой и на обложку «Лайф» не просилась. Было в ее лице что-то фермерски-суровое; видимо, пару подбирали для чисто деловых отношений.
        - One minute, please! - Виктор протиснулся вперед нее в кабину и подумал о том, что эта баба, похоже, шпрехает по-русски.
        - Тяни его… так… аккуратно… штурвал спиной…
        Терразини уже что-то надиктовывал в кабине, не желая терять время.
        Пол чуть дернулся влево; голос Терразини прервался; голова первого пилота качнулась набок; Виктор уловил в дружном хоре двигателей какие-то перебои. Мимо Виктора пронесся охранник, которого звали Григорием; он обернулся, Быгов что-то показал жестами вслед.
        - Двигатель заглох, что ли?
        - Да, крайний на левом крыле. Терразини выровнял машину. Шубин пошел посмотреть, чего там.
        - Помочь?
        - Он знает эти двигатели. Мы ведь тоже не кого зря набираем.
        - Часто требовалось?
        - Пока ни разу.
        - Это мне и не нравится.
        - Думаете, что…
        - Увидим.
        - Вы не волнуйтесь, - подскочила к Виктору Лена, - я однажды летала на калининском
«извозчике», и у нас забарахлил мотор. Мы сели прямо на поле, представляете, все поле в ромашках и среди них белый-белый самолет, как большой лепесток ромашки. Потом мотор починили и мы взлетели.
        Самолет задрожал и его поянуло влево.
        Быгов беззвучно выругался; Григорий рванулся в коридор к люку в крыло. Из двери в кабину, стукнувшись головой о верх алюминиевого проема, выскочил другой охранник, который Степан Иванович.
        - Второй и третий…
        - Первый запускали?
        - Да. Хрен там. С пятью на курсе не удержать. Глушить на правой плоскости нельзя, валиться начнем. Сейчас крутимся над горами, пока горючее не выработаем.
«Жалко Ильфа и Петрова…» - почему-то пронеслось в голове. И еще вспомнилось, что Сталин не любил летать самолетами.
«Правильно делал».
        Лена порывисто схватила его за руку.
        - Подождите! Послушайте… Ну у вас же что-то должно быть предусмотрено на такой случай? Там, в будущем? Вы понимаете?
        - Не понимаю.
        - Ну спасти, вытащить нас. Они же не должны допустить!
        - А я знаю? Я знаю, что это?
        - Ну неужели нет никаких идей? Ну придумайте же что-нибудь, вы же оттуда!
        - Есть, - Виктор сглотнул слюну, - у этого птеродактиля посадочная скорость не более ста…
        - Восемьдесят.
        - То есть если распределимся по всему самолету, даже если он развалится при посадке, у кого-то есть шанс выжить. Когда найдут, надо передать, чтобы, если что, вместо меня послали двойника. Меня же в Штатах только по фотке знают.
        - И это все? - театральным шепотом зашипела ему на ухо Лена, широко разевая рот, так что, казалось, она сейчас проглотит его ухо, - вы сейчас думаете только о задании? Только о том, как предотвратить эту войну? Я не верю, слышите, не верю! Вы… вы знаете, они вас спасут…
        - Лена, подождите, Лена… Вы не знаете, что это за война… У нас шансов через три года, как в этом самолете. Даже вон Ильф и Петров… один из них погибнет. Так хоть мы не зря жили, мы хоть попытались что-то в этом мире изменить, не знаю, получилось, не получилось, но все-таки после нас что-то останется, хоть эта попытка, не одна пустота…
        В салоне потемнело, Виктор почувствовал легкую тошноту.
«Что за хрень, здесь же полярный день!»
        И спустя мгновение -

«А если это они?..»

9. Нью-Димокраси
        Ложка звенела в стакане. Напротив Виктора на койке сидел Быгов и пил ситро из чайного стакана в подстаканике, не вынув из него ложку - такие, знаете, красивые хромированные подстаканники с двуглавым орлом и мельхиоровая ложечка. Сбоку у двери сидела Лена, пристально глядя на него. И все то же натужное урчание двигателей, от которого на поверхности ситро танцевали круглые волны.
«Если это и есть тот свет, то откуда газировка?»
        - Запустили? Моторы запустили?
        - Елена Васильевна!.. - почему-то поморщился Быгов.
        - Ну что Елена Васильевна?! - с отчаянием воскликнула Лена. - Ну, что-то я не так сделала, что теперь? Пишите рапорт, пишите!
        - Это был гипноз?
        - Это было… Да, да, это был гипноз, вы должны были все забыть.
        - Проверяете?
        - Нам очень важно знать, был ли организован ваш отход.
        - Понятно. Узнали или будет следующий пункт программы?
        - Не будет, - ответил Быгов, - с нашей стороны эксперименты закончены, за американцев не ручаюсь. Вы можете отказаться; может, действительно, вместо вас послать двойника…
        - А если Даллес расколет двойника? Что с ним сделают?
        - Такая работа, Виктор Сергеевич. Защишать Отечество, народ, веру. Только не в дыму и пламени, но…
        - Да бросьте вы. И коту понятно, что я должен лететь. Ну что вы все сидите, как на похоронах? Запишете в отчете, что выявлено важное свойство психики пришельца - не забыл после сеанса. Кстати, я еще не завтракал… ну и музыку, может, какую включить, а то еще черт знает сколько лететь, закиснуть можно.
        Виктор щелкнул ручкой волюмконтроля у изголовья; динамик на фоне жужжания и потрескивания попытался забить гул моторов беспечным фокстротиком «Хочу тебя заполучить».
        - Я распоряжусь насчет завтрака в каюту, - сказал Быгов, - и, если не возражаете, хорошего коньяка? Я все-таки вам обязан до гроба. Нам вот, к сожалению, крепкое запрещено до конца рейса…
        - Ну и не волнуйтесь, - ответил Виктор. - Вернусь, тогда и вместе все отметим, покажете мне хороший ресторан… или нет, лучше выедем на природу. Умеете шашлыки жарить? Нет? Ничего, научу. Надо будет сделать шампуры…
        - …Дамы и господа! Наше путешествие подходит к концу! Через несколько минут наше воздушное судно совершит посадку на летное поле Нью-Димокраси. Просим всех пассажиров до остановки самолета оставаться на местах и ждать приглашения к выходу…

«Ну, наконец-то», подумал Виктор. За несколько дней полета самолет ему надоел больше, чем вагон поезда от Чу до Москвы, несмотря на периодические посадки и приглашения прогуляться по твердой земле. Ильфа и Петрова он видел мельком в салоне, когда они интервьюировали О'Гилви, стараясь выкачать из времени на борту как можно больше путевых заметок, а Терразини ему все время попадался в туалете небритым и подвыпившим, и, самое главное, он оказался совершенно не похож на виденного под гипнозом.
        - Ваши документы на вьезд и деньги на возможные расходы, - Быгов протянул пачку долларов разными купюрами.
        - Где расписываться?
        - Уже расписались.
        Впечатление было такое, будто самолет прилетел в Адлер. Было по-южному жарко и влажно.
        - А это и есть Вашингтон? - вырвалось у Виктора сразу же после того, как он ступил на американскую землю.
        - Да. Бывший Гуверовский аэропорт, недавно переименовали.
        Виктор, конечно, не рассчитывал увидеть в Вашингтоне небоскребы. Но столичный аэропорт богатейшей в мире страны вызвал у него явные сомнения. По сравнению с длинным угловатым двухэтажным зданием Ходынки, которое по размерам было даже побольше послевоенного брянского Старого Аэропорта, здешние воздушные ворота не тянули даже на уровень райцентровского клуба. За низеньким палисадником стояло одноэтажное здание с надстройкой посредине и длинными, как крылья, навесами по обеим сторонам для стоянки автомобилей. Размерами и архитектурой здание напоминало Виктору пожарное депо напротив «Арсенала».
        - А тут что, два аэропорта?
        - Один. Они сейчас ищут место для нового. В Москве тоже будут строить новый, у деревни Внуково. Хотя вряд ли Вы о ней слышали.
        - Почему? Очень даже слышал. И летал оттуда.
        Из висевшего на здании радиорупора долетал бравурный марш, чем-то похожий на советские первомайские, в котором чувствовалось нечто знакомое. Через пару минут Виктор вспомнил: это была переделанная американская солдатская песенка «Синий колокольчик», в оригинале грустная и протяжная. Здесь же голос солиста звенел просто советским энтузиазмом, не характерным с этой реальности для императорской России; из-за дальности и низкого качества аудиотехники Виктор разобрал только конец куплета - «Long live America, long live our Boss!». Пассажиры гуськом потянулись через калитку к зданию, видимо, в сторону таможни.
        - Ну ладно, мне, наверное, туда со всеми идти?
        - Разве вам не говорили? Ждите здесь. За вами должны приехать.
        За домиком аэропорта и пустырями виднелась дорога с мостом через реку; она раздваивалась, охватывая аэропорт с двух сторон. Вдоль реки тянулось еще одно шоссе, слева за приземистым зданием виднелся какой-то заливчик.
«Ба, да это же мы на месте транспортной развязки возле Пентагона!» - подумал Виктор. «Только Пентагона пока нет, и новые мосты не построены. Небось и Белый Дом недалеко…»
        Его размышления прервал автомобильный гудок. По летному полю прямо к трапу - точнее к стойке шасси - подкатил новенький, песочно-золотистого цвета компрессорный четырехдверный «Корд-812», с тяжелой, как могильная плита, крышкой капота и сияющими под солнцем выхлопными трубами из нержавейки, и скрипнул тормозами. Дверцы распахнулись, из передней вышел гладковыбритый мужчина с незапоминаюшимся лицом и южным загаром, из задней появилась невысокая женщина лет немногим более тридцати, в строгом кремовом платье с короткими рукавами, худощавая, тоже загорелая, c проступающими из-под легкой ткани ключицами и большой шапкой завитых осветленных волос; она чем-то напомнила Виктору Джейн Фонду в фильме «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». Виктору сразу бросилось в глаза то, что она использует тушь и тени для ресниц, что в России им не было замечено даже у богатых дам или девиц легкого поведения. Подойдя, мужчина показал Быгову какой-то значок на оборотной стороне лацкана пиджака; Быгов здоровой рукой предъявил удостоверение. Лена посмотрела на женщину с определенным скепсисом.
        - Спешиалный агент Дик Сэллинджер, семнадцатый департмент Ю-Эс-Эс, - произнес мужчина с заметным акцентом и кивнул на женщину, - миссис Крамер, переводчик. Мне сказали, что Джо[Случайно выбранное оперативными службами USS имя, не имеющее никакого отношения к тому, как Черчилль называл Сталина.] просил передат записку для тетушка.
        - Капитан Быгов, жандармерия его величества. Записки нет, но наш друг может передать вам все на словах.
        Видимо, это был отзыв и пароль.
        - О'кей, - ответил Сэллинджер, - рады видет его.
        - Идите, - шепнул Быгов.
        - Всего доброго…
        - Идите.
        Виктор шагнул вперед и произнес «Хэллоу!»
        - Здравсвуйтье. Прошу машина. Будете говорит через переводчик.
        Внутри Виктор почувствовал какое-то неприятное ощущение, поняв, что с этого мгновения он уже не в России, и что он не может просто туда вернуться, по этому странному трапу в стойке гигантской серебристой калоши. Не чувствовал он себя здесь и беспечным туристом. Переходить границу вечного рейха во второй реальности было как-то проще, потому что вокруг был обыкновенный белорусский лес, ручей и мостик. Он сделал над собой усилие и направился к распахнутой задней двери солидной, монументальной, как мавзолей, машины, рассчитанной на голливудских кинозвезд и героев-летчиков. Внутри его ждали пухлые кожаные подушки дивана; он подвинулся к левой стороне, рядом села переводчица, захлопнула дверь и стандартно улыбнулась губами в темно-вишневой помаде.
        - Меня зовут Джейн, - произнесла она на безукоризненном, как у диктора, русском, - я ваш переводчик, как уже сказал мистер Сэлинджер.
        - Джейн. Как Фонда.
        - Простите, но я не знаю Фонда. При крещении мне дали имя Иоанна, Иоанна Воронина.
        - Вы русская?
        - Да. Эмигрировала с родителями в гражданскую. Крамер - это по мужу, он был пилот, как бы это правильно сказать, трюкач. У него были контракты с кинофабрикой.
        - Каскадер?
        - Да, каскадер. Когда он разбился, я не стала менять фамилию, так проще устроиться. Страховки надолго не хватило. К счастью, удалось поступить на службу в Ю-Эс-Эс.
        - Юнайтед Сикрет Сервис? - машинально спросил Виктор по второй реальности.
        - Unconventional Strategic Services. Нетрадиционные стратегические службы. Так назвали из дипломатических соображений, чтобы не портить отношений с армейскими и флотскими разведками. В России переводят как УСС - Удельные Стратегические Службы.
«Что-то она разговорилась. Хотя - видимо, это задание. Располагает к себе, заодно намекнула, что свободна.»
        Машина свистела наддувом и уже неслась по мосту, гладкому, как взлетная полоса. Американским дорогам и тогда можно было позавидовать. Приемник в машине ловил волну местной станции, потчевавшей слушателей хитами в исполнении оркестра Лео Райзмана вперемежку с рекламой и незатейливыми шутками ведущего.
        - А почему аэродром так назвали - Новая демократия? - спросил Виктор пытаясь перехватить инициативу в разговоре.
        - Он раньше был Гуверовским. Лонг приглашал Гувера в администрацию, но тот отказался и стал недобросовестной оппозицией. Тогда были преданы огласке материалы о гибели семи миллионов американцев от голода по вине Гувера и Рузвельта, который тоже отверг предложения сотрудничать, и местные жители потребовали переименовать аэропорт, в поддержку политики Лонга. Предлагали назвать имени Лонга, но он отказался. Сказал, что еще недостаточно сделал для величия Америки.
«Сегодня каждый новый властитель не только пытается смешать своего предшественника с грязью, но и создать новую систему знаний о прошлом, исторических ценностей, героев и преступлений, в которой его предшественники механически будут в грязи…» - вспомнил Виктор запись в блокноте у Лены. «Интересно, а что это за новая демократия, чем она лучше старой… и… и… а что это за семь миллионов жертв? Голодомор у них был? Что-то не слышал об этом.»
        - Да, семь миллионов - ужасная трагедия. Я, честно говоря, почти не слышал об этом. Америка всегда виделась мне преуспевающей страной.
        - Они это скрывали! - с негодованием воскликнула Джейн. - У нас уничтожали продовольствие, топили паровозы пшеницей, чтобы цены не упали, а миллионы разоренных фермеров и безработных умирали от болезней, вызванных истощением! Комиссия Аппельбаума все выяснила! Бесплатный суп давали только в некоторых городах, но масса городов были банкроты и не имели такой возможности. У нас нет такой паспортной системы, как в Российской империи, поэтому точное количество жертв мы никогда не узнаем. Теперь везде ставят скорбные монументы жертвам Великой Депрессии, а раньше везде висели плакаты «Smile!» - «Улыбайся!» Эти толстосумы требовали, чтобы народ вымирал с улыбкой! И это они называли демократией! Только Босс дал всему народу настоящую демократию для людей, а не для кошельков.
        - Босс? Руководитель УСС?
        - Босс - так в народе зовут президента. Наш Босс.
«А, так вот кто такой босс из песни».
        - Мы едем прямо к нему?
        - Нет, в гостиницу. Босс очень занят, он ездит по стране, необходимо, чтобы он выкроил время для встречи. В гостинице вам закажут завтрак, с дороги примете ванну, вам пригласят парикмахера…
        - А зачем парикмахер? Я вроде как не зарос…
        - Ах, да… Вам не нужно думать об экономии, все ваши гостиничные счета оплатит федеральное правительство. Депрессия кончилась, наша страна снова богата и может оказать настоящее русское гостеприимство.
«Ага. Пришелец из будущего это для них типа крутой инвестор для ихней фирмы. Показать выгодность предприятия. Ну-ну.»
        - То есть, все на шару?
        - «На шару»… простите, я никогда не слышала это выражение.
        - Ну, если кто-то расшаривает свой ресурс, или шарится, или шароварный софт… ах, да, ну, это же от английского «share». Делать доступным.
        - Так это же один из принципов Босса! - воскликнула Джейн. - Делиться, «Share Our Wealth», поделиться богатством. Я сначала подумала, что «на шару» - галлицизм, от
«шерамыжник».
        - Ну, в принципе…
        - Есть разница. Это одна из основ Новой Демократии. Чтобы права служили народу, нужно правильно разделить наши богатства. Право мало записать в законе; чтобы они действовали, нужны деньги. Деньги дают возможность заниматься политикой, выдвигаться на выборах, выписывать газеты и печататься в них… наконец, нанять адвоката, это тоже нужны деньги. Если у вас нет денег, вы бесправны. Вас даже не пустят к урнам для голосования, потому что у нас до недавнего времени надо было платить регистрационный налог, чтобы вас отметили, как избирателя. Босс, будучи губернатором Луизианы, еще в тридцать пятом году сделал в штате бесплатное голосование. А теперь, став президентом, Босс покончил с диктатурой финансовых воротил, поставив под контроль федерального правительства крупнейшие банки, и ввел прогрессивный налог на личные доходы, чтобы децентрализовать богатство, сосредоточенное в руках немногих. Благодаря программе Босса в будущем каждый гражданин Америки получит сумму, позволяющую ему реализовать все гражданские права и свободы. Точная сумма сейчас уточняется, чаще всего говорят, что это будет четыре тысячи
долларов. Каждый станет королем! Это будет впервые в истории человечества!
        - Каждому - по четыре тысячи долларов?
        - Ну вы же представляете, каким суммами ворочают ничтожное число семейств!
        - И как же вы думаете поступить с ними?
        - Четыре тысячи - это дом, автомобиль и радиоприемник. Но я не буду тратить! Так делают только неудачники. Лучше вкладывать в акции крупных компаний. Например, думаю вложить в паровозные заводы Болдуина, сейчас на железных дорогах растет движение, значит, будут заказы.
        - Но паровозы лет через десять-двадцать заменят тепловозами. А у Болдуина в это время дела пойдут не слишком удачно.
        - Оу! - воскликнула Джейн, и ее темно-карие глаза и маленький ротик округлились. - Сколько я вам должна за бизнес-консультацию?
        - Пустяки. Считайте, что я расшарил свой капитал.
10. С новозыбковской каланчи
        Виктор поначалу надеялся, что Джейн по пути следования, как гид, будет показывать ему достопримечательности столицы. Но то ли в нетрадиционных спецслужбах решили, что старый Вашингтон человеку из эпохи Интернет будет мало интересен, то ли Джейн саму срочно вызвали из другого города и она плохо знала что где, но только она всю дорогу с неподдельным восторгом комсомолки тридцатых накачивала Виктора политическм пиаром.
        Обещание четырех килобаксов Виктор, помнящий историю с ваучерами, про себя счел конкретным разводиловом. С другой стороны, Лонг, если верить переводчице, прижал финансово-паразитическую олигархию и обеспечил экономический рост, а если дать народу сегодня рост заработка, он поверит, что завтра получит все, что угодно - коммунизм, вхождение в семью цивилизованных народов, мировое господство нации, или, на худой конец, по миллиону долларов на рыло. Надо сказать, что Лонгу все-таки было проще - американские магнаты работали в то время почти исключительно на внутренний рынок, а не владели узкой сферой добычи экспортируемых сырьевых ресурсов, и на мнение других стран по поводу внутренней политики и вмешательства государства в частный бизнес можно было глубоко плевать. Отчасти поэтому, отчасти потому, что он прибыл сюда не для политических дискуссий, Виктор не возражал, и Джейн продолжала заполнять салон машины цветочно-пряным ароматом духов Элизабет Арден и радостным щебетанием о том, как президент Лонг заботится о Душе и Теле Великой Нации.
        - Вы не представляете, Виктор, мы с вами теперь можем спокойно завести детей!
        - Да? Это интересная мысль. А вы не пробовали делать этого раньше?
        - Вы имеете в виду секс? Я о другом - во времена Депрессии ребенок это была проблема, особенно обучение. Сейчас каждая семья может отдать ребенка в колледж, правительства штатов платят компенсации. В колледже дети получат профессиональное или профессионально-техническое образование, а значит, что? Они смогут получить работу! Нормальную работу, не какое-то там мытье тарелок. Занимаясь любовью, мы можем не волноваться за будущее детей.
        - Потрясающе. В прямом смысле можно спать спокойно.
        - Более того. Школьные программы пересмотрены и теперь одно из главных требований как к школе, так и к семье - воспитание уважения к закону. Для этого учителям и родителям помогают специальные психологи. За счет этого Босс планирует сэкономить пять или шесть миллиардов долларов в год за счет уменьшения расходов на расследование преступлений и суды, потому что преступности будет меньше. Представляете - шесть миллиардов! Эти деньги дополнительно пойдут на искоренение болезней, на что администрация Босса уже направила большие средства, причем не столько на лечение, сколько на предупреждение. Мы объявили войну болезням, мы планируем полное истребление микробов и полный разгром главных причин порождающих массовые болезни, включая безумие - разгром нищеты, голода, наготы. Богатство нации надо считать по отсутствию в ней бедных!
        - Хорошая идея! - воскликнул Виктор, а про себя подумал: «Тогда бы при Брежневе американцы точно нам завидовали».
        - Теперь у нас минимум - две с половиной тысячи долларов в год на семью при тридцатичасовой рабочей неделе кормильца. Ведь бедность происходит от чего? От накопления богатств в руках немногих. Поэтому Новая Демократия - это не только права, но и телесное и духовное здоровье. Это же так просто!
        Тем временем Виктор крутил головой и все же пытался составит путевые впечатления о
«кэпитал оф зе Юнайтет Стейтс», в которой он ранее никогда не был. Ильф и Петров в реальности-1 сказали, что Вашингтон тридцатых - это не Америка; возможно, они напишут то же самое и в нынешней реальности, а у Виктора вообще возникло стойкое впечатление, что этот город, с его большими, но не высотными зданиями, скверами, аккуратно высаженными деревьями и попадавшимися по дороге памятниками, названия которых он не успевал спросить из-за неумолкающей трескотни Джейн, между словами которой невозможно было вставить и лезвие перочинного ножа, короче, что этот город просто идеальное воплощение советского города позднесталинской эпохи. Было в проезжаемых улицах что-то от Кутузовского проспекта, что-то от Крещатика, а то Виктору вдруг начинало казаться, что он в послевоенном Ленинграде на Кировском или бывшем проспекте имени Сталина. От этого город начинал казаться своим и каким-то даже доброжелательным, а висевшие снаружи на многих окнах полосатые навесы от жары просто вызывали детскую ностальгию - Виктор успел застать такую вещь на витринах магазинов в Брянске.
        Ильф и Петров отмечали, что в Вашингтоне много автомобилей; на взгляд Виктора, для большого города машин было как раз по-советски мало, но те, что были, представляли просто рай для любителя ретро. Часть из них была еще выпуска двадцатых, и смешение двух эпох автомобильной моды, мира угловатых каретных кузовов, кожаных откидывающихся верхов, плоских, обрамленных хромом, как икона в окладе, радиаторов и мира зализанных самолетных форм, невероятных передних крыльев и округлых капотов, вызывало чувство присутствия на каком-то шоу. По встречной полосе мимо них промчался какой-то невероятный в своем стремлении пускать пыль в глаза в прямом и переносном смысле пурпурный «дюзенберг», а вскоре они стали на перекрестке, ожидая, когда мимо них проедет бело-зеленый трамвай на подрезиненных колесах, очень похожий то ли на «Татру», то ли на РВЗ, столь любимые и распространенные в советских городах золотого периода застоя.
        Совсем уже экзотикой выглядел плывущий низко над городом небольшой дирижабль с рекламой гудийровских шин. Вообще реклама здесь особо в глаза не бросалась, возможно, потому что Виктор достаточно насмотрелся на нее в своей реальности. Обращало на себя внимание что-то случайное и обрывочное - распродажа шелков и кружев в магазине Бэкона, пепси-кола со старинной этикеткой, непохожей на ту, с которой она попала в СССР, серфинг на пляжах Калифорнии, и, наконец, периодически встречавшаяся политическая реклама Лонга со все тем же лозунгом «Share Our Wealth». Зато характерной чертой, смазывавшей имидж соцгорода, был обилие американских флагов на разных домах к месту и не к месту. Хотя, если представить себе, что это красные флаги, то вполне могло сойти за Первомай.
«Интересно, а у них негров линчуют?»
        - Что вы там увидели сзади?
        - Джейн, а что там за черный «бьюик» все время за нами?
        - А, это полиция. Так надо. На чем я остановилась?
        - На черном «бьюике».
        - Ах да, еще в бытность губернатором Луизианы Босс вел настоящую войну с Ку-Клукс-Кланом за права чернокожего населения… Расизм был позорным пятном Америки, но в ближайшие годы с ним будет покончено. Полностью и навсегда.
        - Так вас можно поздравить! - воскликнув Виктор, вспомнив, когда произошло убийство Мартина Лютера Кинга. - «Нет для нас ни черных, ни цветных…»
        - А, «Широка страна моя родная»? Она здесь очень популярна. Вы слышали, как ее поет Пол Робсон?
        - Да, и даже по-русски.
        - Пол по-русски? Никогда не слышала. Вообще в России сочиняют красивые гимны, на их мелодии поют в церквях.
        - А на такую будут петь в церквях?
«Нам нет преград ни в море, ни на суше,
        Нам не страшны ни льды, ни облака,
        Знамя страны своей,
        Пламя души своей,
        Мы пронесем через миры и века!»
        - Вау! - Джейн так и подпрыгнула. Как быстро эти эмигранты обучаются говорить
«Вау!». - Это про Америку, да?
        - Нет, про Россию.
        - С ума сойти. Нет, это точно про нас, про нынешнюю Америку! Вы должны обязательно записать эту песню! Сейчас так мало патриотических хитов! Точнее их пишут, но мало удачных. У нас привыкли сочинять развлекательную музыку, а здесь звучит душа нации. Если вы не против, я обязательно потом напомню.
        - Пожалуйста. У вас у всех тут такой духовный подъем?
        - А у кого его нет? Фермеры получают выгодные ссуды под урожай, безработица почти исчезла благодаря крупным военным заказам, мелкие лавочники не боятся, что их разорят супермаркеты, благодаря выгодным налогам, и не боятся связываться с банками! Никто не боится связываться с банками, никто не боится потерять все! Вы можете взять ссуду, изобретать, как Эдисон или Тесла, если у вас есть хорошая идея, вы откроете предприятие, завод, станете богатым! Если у вас есть голова, вы можете стать Фордом! Надо только уметь делать для своих идей, как это сказать по русски, рынкование.
        - Маркетинг, что ли?
        - Да-да, маркетинг! Посмотрите, как живут эмигранты из России - они стали знамениты! Сикорский получил огромные вложения в свою фирму от военных ведомств, он готовит переворот в десантных войсках. Зворыкин стал звездой электроники, компания Сарнова получила фантастически выгодный правительственный заказ на развитие национального телевижн… дальновидения. Людям с идеями будущего у нас открыта дорога к вершинам!
        Виктор понимал, что Джейн - при всем своем желании он не мог приставить к ее имиджу имя Иоанна - прощупывает его слабости характера, судя по расписыванию потенциальных перспектив, чтобы склонить к невозвращению. Делала она это прямолинейно, в лоб, можно сказать даже примитивно, но с такими искренними энтузиазмом и напором, которые невольно внушало уважение. Даже если это было игрой, то в таком случае Джейн обладала талантом великой актрисы и играла так, что хотелось аплодировать. В конце концов Виктор решил, что «к невозвращению» - это еще не так плохо; если бы американцы хотели его завербовать, то черт знает какую гадость они бы придумали, чтобы сломить волю. Хотя кто знает, может еще и придумают.
        Агрессивный маркетинг Джейн нового американского образа жизни прервался лишь когда они подъехали к гостинице. При этом Виктор, хоть и не помнил плана Вашингтона, но сильно подозревал, что до этого они нарезали несколько кругов по городу по улицам, пересекавшим жилые кварталы под прямым углом и наискось, как штриховка на чертеже.
        - Ну вот и приехали! - воскликнула Джейн. Отель Хэмилтон, новое здание.
        Здание вызвало у Виктора сильное чувство дежа вю: он был готов поклясться, что видел подобное в Москве, только немного пониже; потом ему стало казаться, что это нижняя часть недостроенной сталинской высотки. Отель представлял собой П-образное здание - фасад составляли два девятиэтажных прямоугольных крыла, которые соединяла полукруглая арка, ну очень похожая на выход станции «Дворец Советов». Знакомыми казались даже эркеры, которые тянулись с третьего по седьмой этаж; Виктор вдруг вспомнил, что точно такие же были на Доме Стахановцев на Сталинском проспекте в Брянске во второй реальности. Над аркой развевался огромный звездно-полосатый флаг.
«Сейчас в таком где-то в среднем двести пятьдесят баксов за сутки. Интересно, а здесь же, наверное, положено портье и другой прислуге на чай давать, и сколько по нынешнему курсу?»
        Он хотел спросить об этом у Джейн, но вопрос отпал сам собой: Сэлинджер показал при входе жетон, и по выражению лица и фигуры портье - о, эта удивительная эпоха тридцатых, когда у людей еще все на лице написано, да еще с выразительной мимикой,
        - стало ясно, что USS здесь не только богатые гости, но еще и в опреденной мере хозяева. Номенклатурные привычки начинали проникать в американское общество.
        Кстати, о номенклатуре. Внутренний интерьер отеля не оставил у Виктора сомнений, что понятия о роскошной жизни позднесталинской эпохи были взяты из Вашингтона начала века. Все эти квадратные колонны, члененый балками потолок, люстры с мелкими хрустальными подвесками, занавесочки смотрелись до того ностальгически-совестки-знакомо, что Виктор подумал, не залетел ли он куда-нибудь в 1953 год. Впрочем, впечатление развеяли абсолютно несоветские беллбои и лифтер.
        - Большая часть комнат здесь небольшие, - пояснила Джейн, - но для вас, точнее, для нас, резервировали, как это сказать, ответственные комнаты.
        - Executive room, что ли?
        - Yes, именно это.
«Ответственные комнаты» представляли собой двухкомнатный номер, где была гостиная, спальня с двуспальной кроватью и желтым стодолларовым «Зенитом» на тумбочке, который, как по заказу, оптимистично названивал «Настройщика пианино» в исполнении джаза Банни Беригана, ванная и небольшая прихожая. В прихожей разместились диван, несколько кресел, обеденный столик с креслами, что-то вроде небольшого письменного стола, и, что по-настоящему поразило Виктора, на тумбе возвышался четырехсотдолларовый полированный ящик телевизора «Дюмон» с экраном настоящим - родным, четырнадцатидюймовым экраном, который можно было смотреть спокойно из любого места комнаты. Виктор так засмотрелся на это чудо техники, что сперва не заметил человека, который ожидал их в номере - относительно высокого, худощавого и со слегка вьющимися волосами с проседью - и только когда тот приблизился к нему, пробормотал смущенное «Здравствуйте» и протянул руку.
        - Здравствуйте, Виктор, - ясно и четко ответил тот. Меня зовут Борис Галлахер, моя должнось в Ю-Эс-Эс вряд ли вас заинтересует… искренне рад вас здесь видеть, потому что я родом из Новозыбкова.
        - Очень приятно, - машинально ответил Виктор, не зная, что отвечать в таких случаях.
        - Не удивляет? Моя семья перехала еще до революции, но воспоминания детства все равно живы. Скажите, а вам доводилось ездить в Новозыбков?
        - Да, только не часто.
        - Там такая пожарная каланча была на депо, помню, в детстве на нее забирался… Господа, давайте присядем, не каждый день бывают такие встречи. Плиз!
        Виктор присел на диван, думая о том, что Галлахер вряд ли его встречает здесь лишь для того, чтобы предаваться воспоминаниям детства. Ю-Эс-Эс наверняка не случайно земляка подбирало.
        - Каланчи сейчас нет, - ответил он, - а депо сохранилось, только малость перестроено. Там и сейчас пожарные.
        - Сохранилось? Потрясающе. На каланчу, я, конечно, не надеялся. Как сейчас помню, с нее виден весь город, все сады в цвету, прямо вот так молитвенный дом под железной крышей, он рядом там стоял… Да, собственно, по делу: на меня возложена задача подготовить вашу встречу с президентом, хотя он два раза в неделю встречается с журналистами, но эта встреча конфиденциальная, ее надо заранее запланировать, короче, придется какое-то время пожить здесь. Ну, вы наверняка уже познакомились, миссис Крамер будет вашим гидом и переводчиком, а мистеру Сэлинджеру поручено обеспечить вашу неприкосновенность здесь. Просто на всякий случай, потому что если у президента назначена встреча, надо, чтобы не было никаких накладок, да и вы здесь человек новый.
        - Понятно. Но вот меня беспокоит один вопрос…
        - Да-да, все, что вас интересует.
        - Мы приехали из аэропорта, не проходя пограничный и таможенный контроль. Не получается, что я тут типа нелегального мигранта?
        - О! - воскликнул Галлахер и хлопнул себя по лбу. - Совсем же забыл! Минуточку…
        Он щелкнул замком небольшой черной папки натуральной кожи, которую все время держал в руках.
        - Совсем забыл… Вот же ваш паспорт гражданина Соединенных Штатов.
11. Мечты идиота
        Виктор взглянул на кусок картона, ради которого довольно многие граждане СССР в самом конце 80-х готовы были мать родную продать. Дело явно пахло какой-то провокацией, но в чем ее смысл - понять было нельзя. Слишком жирная наживка на крючке. Да и паспорт был по виду какой-то левый, бордового цвета, почти как советский «нового образца». Над словом «PASSPORT» в обложке была прорезь, сквозь которую виднелся номер, орел под ним был в круге, а «United States of America» было в одну строку, и не прописью, а печатными.
«Вспомнить бы, какие у них паспорта-то тогда были… Черт, почему в кино про тридцатые они их не показывают? А, стоп: вроде у Индианы Джонса был. И вроде тоже красный. Краснокожая паспортина.».
        - Что-то не так? Сейчас, после Джи-Ди, все граждане США по закону должны регистрировать гражданское состояние и иметь паспорта, это необходимо для борьбы с коррупцией и мошенничеством в фондах и службах, занимающихся социальным вспомоществованием. Поэтому вам оформили паспорт.
        - Но… но я не подавал заявления на американское гражданство.
        - Разве вам не разъяснили в самолете? Для ваших и наших друзей в Москве необходимо, чтобы ваш визит не имел широкой огласки. Отмечаться же в разных официальных учреждениях - значит, оставить слишком много следов. Поэтому вам просто предоставили гражданство США.
        - То есть, мой въезд нелегальный?
        - Ну как нелегальный? Предоставление гражданства Соединенных Штатов как раз его и легализует.
«Тогда в чем же пойнт? Сейчас что-нибудь подписать подсунут?»
        - Ясно… Я должен подписать какие-то бумаги для получения?
        - Все уже оформлено.
        - Как?
        - Ну, это для нас не проблема. Только распишетесь на самом паспорте, на карточке,
        - и Борис развернул паспорт там, где была отретушированная фотка Виктора, сделанная, видимо, на улице. На американский паспорт Виктор точно не снимался.
«Лихо они… И что выходит? Двойное гражданство? И что? Тайный агент императора с кучей паспортов. Как в фильме про Борна. А почему они в этом заинтересованы? Хотя
        - если они заинтересованы во встрече, то почему бы и не в этом?»
        - Ну, наверняка вы въехали в страну с какой-то суммой денег на руках, на мелочи это наверняка хватит, ну а на случай крупных расходов можно расплачиваться чеком,
        - и Борис протянул Виктору длинную синюю книжку с золотой надписью курсивом. - На вас открыт специальный счет, железную дорогу вы, конечно, не купите - хотели бы купить железную дорогу? - а всякие непредвиденные обеспечит.
        - Простите, а за какие услуги…
        Борис расплылся в улыбке.
        - Я понимаю! Все это очень напоминает заурядный детектив про мафию. Нет, Виктор, нет. Это не попытка Вас купить. Понимаете, Вы здесь стоите круглую сумму - очень большую сумму, и это, - он помахал в воздухе чековой книжкой и положил ее на диван, - это жалко, смехотворно по сравнению с тем, сколько вы стоите здесь на самом деле. Вас не смущает слово «стоит»? Это наш образ жизни, так здесь принято говорить. Про любого здесь говорят, что он столько-то стоит. Даже марксисты этого не отрицают. «Каждому по труду», верно? Значит, у Маркса человек, его способности, имеют цену, измеряемую трудом.
        - Но у Маркса продается рабочая сила, а не человек.
        - Естественно. Рабочая сила, интеллект, деловые качества. Неподкупность, - и он поднял большой палец вверх, - неподкупность сейчас здесь в большой цене, честность, искренность, желание служить людям. И достоинство, всегда достоинство. Но я вас, кажется, заговорил. Сейчас вам закажут завтрак, отдыхайте… и, да, чековую книжку не забудьте, а мне, извините, пора. Желаю приятного дня. До завтра вас точно в Белый Дом не вызовут.
        - Погодите, а я же в банке не расписывался, как же они подпись на чеке сличать будут?
        - Не волнуйтесь, никаких проблем не будет. Считайте это маленьким чудом, - заверил Борис и растворился в воздухе, как Чеширский Кот, оставляя после себя сияющую улыбку. Ну, почти растворился, потому что штатные действия при прощании не в счет.
        Виктор откинулся на спинку дивана. В голове почему-то вертелась фраза из «Золотого теленка»: «Ну вот, я и миллионер. Сбылись мечты идиота!». В воздухе повисла тишина.
        - Становится жарко, - пробормотал он. Солнце, действительно, уже начинало по-южному припекать.
        - Один момент! - воскликнула Джейн. Она открыла дверцу деревянной тумбы, за которой скрывался бесшумный абсорбционный холодильник-бар. - Пепси, Ройял Краун, Будвайзер, Миллер, Корс?
        - Я буду Пепси, - ответил Виктор. Что такое Ройял Краун, он не знал, а пиво не способствовало соображению.
        - Полагаю, благородный эксперимент[Так б. президент США, а в описываемой реальности один из организаторов американского голодомора Гувер называл «сухой закон».] уже закончен, эй? - усмехнулся Сэлинджер на америкэн инглиш. Он вытянул из полярных глубин холодильника бутылочку крепкого Будвайзера, и, откупорив, начал неторопливо потягивать из горла, развалившись в кресле. Джейн сперва наполнила бокал Виктора, а затем плеснула себе «Корс легкое» и устроилась рядом на диване. Как уже удалось заметить по рекламным щитам, этикетка Пепси здесь была больше похожа на кока-кольную, чем на знакомый советскому человеку красно-синий кружок. Виктор отхлебнул; вкус оставался тот же.
        - Come Alive, You're in the Pepsi Generation, - улыбнулся он, вспомнив Пелевина.
        - Как-как?
        - Это рекламный слоган в будущем.
        - Да вы кладезь идей! Берусь реализовать. Доходы фифти-фифти. Идет?
        - OK. Я не жадный.
        - Сейчас закажем ваш завтрак. Что бы вы хотели?
        - Да что-нибудь попроще и полезнее для здоровья. Кстати, а вы поели?
        - Перекусили по дороге на скорую руку. Пришлось рано вставать.
        - Слушайте, ребята, давайте завязывать с фастфудом. Думаю, если заказать на троих, это вашу контору не разорит? В крайнем случае, у меня пока бабки есть. А то как-то неудобно.
        - Узнаю русского!
        - Он хочет платить за нас? - удивился Сэлинджер.
        - Платить может правительство, - задумчиво произнесла Джейн; видимо эта идея ей понравилась. - Просто это в плане не было предусмотрено.
        - Ну так предусмотрите! - Виктор решил, что совместная трапеза будет в налаживании отношений как-то не лишней. - Проведете, как… как мероприятия в порядке оперативно-агентурной разработки.
        - Что есть означает «разработка»? - переспросил Сэлинджер по русски.
        - Gain the trust, - опередил Виктор переводчицу, - втереться в доверие.
        - Прекрасно, - ответил Дик, - но кто будет разработкивать кого? На этот случай?
        - Вы меня, естественно. USS слишком дорого стоит, чтобы подкупить его бесплатными завтраками.
        Сэлинджер расхохотался, чуть не поперхнувшись остатками пива, и пошел за второй бутылкой. Джейн подошла к телефону звонить в ресторан. Виктор понял, что вопрос, кто платит за банкет, решен в пользу всех троих.
        - Вы дали мне слишком большой цена, - ответил Дик, покончив с пробкой, - моя миссия есть ваша безопасность только.
        - Охотно верю. Но секьюрити с таким знанием иностранных языков тоже дорого стоит.
        - Я раньше был детектив. Агенство «Бродер энд Сэлинджер». Частни заказ. Один заказ имеет дело русска мафиа, я изучал русски, говорил русски, немного. Потом Бродер ушел на небо, депрешн, нет заказ. Сейчас был нанят Ю-Эс-Эс, не секьюрити, нет. Но я сейчас получать охранная миссия, потому что я владей русский язык и бокс.
… Завтрак был в традициях русской кухни - в том виде, как ее здесь понимали. То есть, это были сырники, круассаны, омлет с лососем и свежий ананасный сок.
        - Боже мой! - воскликнула Джейн. - Двадцать лет не ела сырников.
        - Русские сырные пироги - это отвал башки[Так В.Еремин перевел слово fancy, букв.
«фантазии, галлюцинации». Словарь английского сленга переводит как «обалденно».] , - констатировал Дик, снова перейдя на родной язык и поливая сырник томатным соусом. - Виктор, а почему вы не пьете сок? Он содержит витамины.
        - У нас сладкие напитки пьют в конце завтрака. А сырники обычно едят со сметаной, попробуйте.
        - Четко, - согласился Дик, попробовав предложенный вариант, - но это надо есть неторопливо, чтобы почувствовать вкус. Наверное, их едят в далеких маленьких городках на берегу озера, где ветер доносит с гор запах сосна. Смотрят, как садящееся солнце окрашивает волны и медленно едят горячие сырные пироги. В большом городе нет времени на долгую еду.
        Джейн углубилась в процесс поглощения пищи, и Виктор подумал, что, когда она не несет агитпроп, она очень даже неплохо выглядит - почти как женщина начала восьмидесятых с ретро-прической. Интересно, сколько ей - тридцать, тридцать пять?
        Пока она молчит, надо сориентироваться, подумал Виктор. Если цели совпадают, то есть Даллес действительно заинтересован показать его президенту, чтобы убедить начать ядерный проект, вряд ли они будут до встречи на него жестко давить. Не надо держать американского президента тридцатых за дурака, это не девяностые. Даже если он необразован, он допрет своим провинциальным чутьем, что им манипулируют. Здесь важна абсолютная искренность, нужен человек убежденный, а не сломленный. Сломленного Лонг раскусит.
        Интересно, а в чем же в этой истории заинтересован Даллес, подумал Виктор. Ну, служебный долг, национальная безопасность - это понятно. Но почему он заинтересован устроить личную встречу? В принципе можно тоже собрать физиков, как на даче Эрлих-Кричевского, подкинуть пару мировых открытий, и они перед возможностью стать нобелевскими лауреатами подпишут не только заключение о возможности атомной бомбы, но и контактов с инопланетянами. Манипулировать учеными тоже можно. Почему эти американские гуманисты и демократы с удовольствием делали ту же самую бомбу? Шанс осуществить мечту всей жизни, сделать открытие. Ну а применение - это все грязные политики виноваты. Ну так почему для Даллеса важно его, Виктора, тащить к Лонгу лично? Без предварительных встреч с физиками? Лонг не доверяет яйцеголовым? Или Даллесу в данный момент все равно, откуда Виктор, а бомба будет, не будет - как-нибудь выкрутиться? Даллесу нужна просто правдоподобная легенда? Но зачем? Выслужиться перед начальством? Выбить финансирование? Что нужно Даллесу? Чиновник - это не машина, в которую заложены интересы государства, это
человек, и чем выше, тем больше его действия зависят от того, насколько интересы государства совпадают с его личными, поскольку идеалисты и подвижники высоко не поднимаются, по крайней мере здесь, в США третьей реальности.
        И еще, подумал Виктор, занятно то, что пыль в глаза здесь пускают очень расчетливо. «Корд» можно нанять на время. На особнячок для приемов, в отличие от рейха не тратятся, номер в отеле, отель, судя по потолкам, явно не дворцовым, символ умения при минимуме затрат выжимать максимум средств из постояльцев. Телевизор и приемник тоже, видимо, специально для него в номер поставили, тоже временно.
        На фоне этого предоставление американского гражданства и стартовой суммы уже не выглядело столь ошарашивающе. Что там сказал товарищ Сталин? «Сейчас американцы собирают со всего мира мозги и обеспечивают себе прогресс.» А зачем тащить много мозгов, чтобы они изобретали велосипед, если вот они, готовенькие идеи будущего? Можно сэкономить, чтобы сделать больше денег. Так подумает нынешний американский бизнесмен, потому что его учили финансам, а не технологии. И он ошибется, потому что в развитии техники возможны альтернативы. Например, если бы в США производство автомобилей в 30-50 годы не имело такого значения для национальной экономики (скажем, по политическим причинам были бы закрыты внешние рынки), то развивали бы железные дороги, и сейчас в Америке везде ходили электровозы и скоростные пассажирские поезда. Но если процесс перерождения американского бизнесмена из изобретателя в финансиста пошел, то вложить деньги в него, Виктора - это save the money. Что, впрочем, ничуть не мешает тому, чо это может быть подкупом. Правда, подкуп в таких случаях обычно делают постепенно, начиная с небольших сумм,
чтобы не переходить психологический порог, когда человек воспринимает это, как подкуп, и постепенно, постепенно этот порог повышают. Но и Галлахер тоже старался, чтобы он, Виктор, не воспринимал это как подкуп. Может, надо было отказаться? По всем советским книгам и фильмам в этих случаях отказываются. С другой стороны, Сталин сам сказал, что как раз надо позволить себя скомпроментировать, чтобы американцы не думали, что Виктор работает на государство. То есть он, Виктор играет отщепенца, но отщепенца по глупости. Запутаться можно. Почему его подробно не инструктировали? Боялись, что американцы расколят, что его инструктировали?
        Вообще, неясно с обстановкой в стране. Надо найти повод выбраться на улицу, а не только слушать пиар живым звуком.
        - А что у нас дальше по программе? Господин Галлахер сказал, что сегодня встречи с президентом не будет.
        - Для начала примете ванну с дороги.
        - Точно. Черт, из-за спешности отъезда я ничего с собой не захватил. Джейн, вы не подскажете здесь нормальный магазин, чтобы взять рубашку и белье, чтобы свое отдать в прачечную? Понимаете, будет неловко показаться перед президентом в несвежем, а пока оно в прачечной, в чем-то надо ходить. Я тут ничего не знаю, где-то может быть дрянь подсунут, или нормальное, но цену загнут…
        - Я поняла. Чтобы недорого, но прилично смотрелось. Знаю пару хороших заведений. После завтрака сразу можно сходить. Я вызову машину.
        - А тут недалеко? Хотелось бы пройтись пешком по цитадели демократии. Новой.
        - Любите пешую ходьбу? Это полезно для здоровья, просто на это всегда не хватает времени. Да, здесь недалеко, можно пройтись.
        - Спасибо. Черт, совсем забыл - я же гостевую карту не заполнил!
        Дик и Джейн хором заулыбались.
        - Все уже заполнено. И вообще, с Ю-Эс-Эс чувствуйте себя везде как дома.
12. «Вперед, легионеры, железные ребята»
        На улице Виктор понял, что эйр-кондишен для Вашингтона - не роскошь, а система первой необходимости. Сочинская жара и влажность, помноженные на городскую застройку, по счастью, не слишком плотную и высокую, создавали духоту. В глаза лезли всякие бытовые мелочи - например, те же самые газеты на асфальте, придавленные кирпичом, которые брали, оставляя рядом мелочь или достаточно простые фасоны одежды публики, наводящие скорее на мысль о провинциальном городке в СССР
1960 года, чем о чем-то, что у нас привыкли связывать с понятием «Америка». Было забавно увидеть в витрине магазина бытовой техники сияющие тарелки электрокаминов, так знакомые по СССР начала 60-х, и сейчас ассоциировавшиеся больше со спутниковыми антеннами, и фены, по форме очень похожие на современные, но металлические и хромированные, как бампер «Кадиллака». Удивляло то, что машины, большинство которых были почему-то черными, по городу едут медленно, несмотря на асфальт, что народ прется через улицу где попало, как в деревне, и что детвора купается в фонтане; вызывали ностальгические чувства запах бензина, как у переезда на Литейной, невысокие, недавно посаженные деревца и вездесущие баскетбольные спортплощадки, мода на которые в Союз, видимо, тоже пришла отсюда. Особенно удивляло, как пожарные моют дома от копоти струями из бранспойтов, и что в небе снова плывет дирижабль.
        - Жаль, что сегодня нет парада на Пенсильвания-Авеню, - заметила Джейн, - это так красиво! А еще жаль, что вы прибыли не весной, когда город в вишневом цвете.
        - Что поделать, - согласился Виктор, - уж когда прибыл, тогда и прибыл. А до магазина еще далеко?
        - Совсем нет. Он тут за углом.
        Но стоило им свернуть за угол, как они тут же наткнулись на компактную толпу, в основном из мужчин с черной повязкой на рукаве, на которой были изображены две буквы L по обеим сторонам белого круга с черной пятиконечной звездой внутри. Таким образом, получалось LOL или «ухохатываюсь», но на это, видимо, чувства юмора у носящих повязки не хватило. Толпа скандировала «Америка - американцам!», что, впрочем, за углом уже не было слышно, ибо заглушалось шумом улицы, пара чуваков носила на шее картонные плакаты с надписью «Boycott» и кто-то малевал на витрине магазина белую шестиконечную звезду. От толпы отделился небольшой широкоплечий кент не слишком спортивного вида, шагнул навстречу Виктору, и, вскинув вверх согнутую под сорок пять градусов руку с кулаком, заорал «Save Long!». От него несло чем-то вроде самогона. Не успел Виктор сообразить, как чувак снова заорал, теперь уже на него:
        - Почему вы не кричали «Save Long»?!
«Ну вот, нехватало только на экстремистов нарваться» - подумал Виктор. Не успел он сообразить, как реагировать, как Сэлинджер показал толпе значок USS и процедил сквозь зубы с расстановкой:
        - Уот зе фак! (Что за дела?)[Перевод неточный.]
        - Все в порядке, сэр, - растерянно пробормотал толстяк, попятившись, - прекрасная погода, сэр.
        - Я люблю дождь, - так же многозначительно процедил Сэлинджер, - потому что чистые окна.
        - Один момент, сэр. Все будет о'кей. - толсятяк повернулся и чего-то там заорал, чего Виктор не совсем понял. Все-таки разговорный инглиш, да еще тридцатых, требует практики. Звезду начали угодливо и неуклюже размазывать по стеклу. Сэлинджер жестом со словами «плиз, сэр», пригласил Виктора следовать дальше.
        - Следующий магазин недалеко, - успокоила Джейн, - и там тоже недорого.
        - А это что у вас, типа нацисты?
        - Нет, это Эл-Эл, «Линкольн Легион». Одна из организаций под эгидой отца Кофлина. А что такое «типа нацисты»? Или русский язык изменился?
        - Это сленг. «Типа» - это «что-то вроде». А если чисто конкретно, то сказали бы «в натуре нацисты».
        - Понятно. «Типа» - это неопределенный артикль, «в натуре» - определенный. Странный жаргон.
        - А что это за «Линкольн Легион» и что они делают? - Виктор не хотел слезать с темы. Об отце Кофлине он слышал мельком в «У нас это невозможно».
        - Во времена Депрессии огромное число ни в чем неповинных людей сидело в тюрьмах. Точнее, это были люди, которых голод толкнул на незначительный проступок - украсть кусок хлеба или мелкую монету. За эти преступления надо было в первую очередь судить организаторов голода. Лонг добился массового пересмотра дел особой реабилитационной комиссией. Если заключенный заявлял, что хотел бы вступить в Линкольн Легион, его дело рассматривали без очереди и по упрощенной процедуре, под поручительство Кофлина. Так набрали целую армию освобожденных. Представляете радость народа, когда к семьям из тюрем вернулись кормильцы!
        - Представляю… А дальше что?
        - Члены Эл-Эл обязаны участвовать в различных общественных действиях. Например, бойкотировать те предприятия, владельцы которых выступают против Новой Демократии. Видимо, владелец магазина финансировал деструктивную оппозицию. Ну, если человек начинает на свободе нарушать закон, или выясняется, что он вступил в Эл-Эл, чтобы оказаться на свободе раньше других, поручительство отца Кофлина кончается.
        - То есть, если они не будут протестовать против того, на кого укажет Кофлин, их снова на зону отправят?
        - Ну, это немного упрощенно… Отец Кофлин защищает интересы американского народа.
        - Кто бы сомневался.
        - Сейчас под его эгидой много чисто добровольных организаций. Американский Легион,
«серебряные рубашки», даже «Блэк Хандред» - «Черная сотня». Но это не та, что в России, это организация негров-христиан. Развитие законодательства не поспевает за созданием новой демократии, и там, где несовершенен закон, играет роль общественное мнение.
        - А общественное мнение формирует этот… Кофлин?
        - Он его отражает. Кому же не знать прихожан, как священнику? Они же к нему исповедоваться ходят. А паства уже за ним идет.
        - К избирательным урнам?
        - И к ним тоже. А что, в этом для вас что-то новое?
        Офигеть, подумал Виктор. Попеску обзавелся собственными штурмовиками и теперь занимается внесудебным преследованием. А заодно типа оранжевых революционеров, организует волеизъявление масс. У Синклер-Льюиса были ММ, здесь LL. «Вперед легионеры, железные ребята…» Интересно, а что дальше будет? Рэм плохо кончил…
        - … Конечно, есть, как теперь принято говорить у вас в России, перегибы, - продолжала Джейн. - Вы обратили внимание, что Галлахер спешил? Это из-за совещания по этническим вопросам. Сейчас возникла проблема - евреи уезжают в Россию.
        - В Россию? Из США? - переспросил Виктор, вспомнив, что ему рассказывала Краснокаменная-Ротштейн, но тут же сообразил, что выбирать-то им здесь особо нечего. Израиля пока нет, в Германию - это смешно, Франция на волоске, а в Англию
        - неизвестно еще что там.
        - Да, в Россию. А что вас удивляет?
        - Да я как-то просто не интересовался этим вопросом.
        Виктор действительно, с момента прибытию в третью реальность к еврейскому вопросу интереса совершенно не проявлял, но почему-то все время на него натыкался, начиная с поездки со Ступиным в автомобиле. Казалось просто невероятным, что существование одной из тысяч национальностей на земном шаре так всех волнует в тридцать восьмом году.
        - Сейчас в России позиция официальных властей в том, что еврейского вопроса нет, потому что евреев не существует. Считается, что их выдумали, точнее, создали религиозно-культурную секту из людей разных этносов и назвали их евреями.
«А, так вот что значат слова „нас вообще не существует“. Понятно теперь.»
        - Однако для скорейшего заселения Дальнего Востока и противодействия экспансии Японии, в районе Биробиджана создана такая территория, где могут заселяться и жить иудоказаки. Простите, что с вами?
        - Ничего, - Виктор с трудом сдерживался, чтобы не заржать. Слово «иудоказаки» ему показалось таким же бредом, как и выражение «пархатые казаки» в устах гитлеровского генерала в поезде в «Семнадцати мгновениях весны». Впрочем, раз у них тут антисемитизм цветет, то надо быть готовым услышать все, что угодно, включая неполиткорректные выражения.
        - Короче, там создаются поселения, где евреям можно говорить на идиш, посещать синагоги, отмечать национальные праздники. Мужчины служат в казачьих войсках. Поэтому их и называют казаками иудейского вероисповедания, или сокращенно… Судя по вашей улыбке, вы поняли?
        - Ясень пень. Есаул Рабинович и все такое.
        - Поэтому часть евреев здесь на это клюнули и уезжают. В основном беднота едет, надеясь на возможность начать новую жизнь. Кроме того, русские эмиссары распускают слухи, что там есть золото. Императору выгоднее, чтобы там поселялись евреи, чем китайцы, потому что за китайцами придет японский император.
        - До чего же все сложно…
        - Ну да, вы же не профессиональный политикан. Это сразу заметно, - улыбнулась Джейн.
        - Верно. Тогда еще один детский вопрос: почему сейчас в США с этим вопросом людей еврейской национальности носятся больше, чем с афроамериканцами?
        - Простите, вот вы чуть не рассмеялись при слове «иудоказаки», а я никак не пойму, что значит «афроамериканцы». Как это может быть - американец, и вдруг «афро»?
        - Ну, те, что в Кокино учились… тьфу, при чем тут Кокино, ну что на плантациях работали…
        - Фермеры?
        - Нет, давно. Ну, «Хижина дяди Тома».
        - Какого Тома? - с тревогой посмотрела на него Джейн. - Вы знаете, для Вас наверное очень жарко…
        - В моем мнение, Виктор говорить про черные, - рубанул Дик, - это есть книжка, где черный юзают слейвом. Я есть угадайка?
        - Йес.
«Сейчас бы его в Штатах засудили за такие выражения. Сто пудов. Счастье его, что сейчас времена мистера Твистера. А ведь исторический факт, тогда нормы другие были. Ишь ты, этот мистер Твистер, приехал, понимаете, в Союз, в Петербург… то есть в Ленинград, и представьте себе, в гостинице не захотел с афроамериканцем… то есть может быть, и не с афроамериканцем… то есть, с афро, но, может, и не с американцем… короче, он не захотел с ним на одном поле… Как все запутали! Как все запутали!!!»
        - А, ну все просто. Босс боролся против Ку-Клукс-Клана, а в Босса стрелял еврей, доктор Вайсс. Позднее Вайсс, уже будучи осужденным, сделал сенсационное признание, что якобы действовал в интересах тайного мирового правительства. Вы знаете
«Протоколы сионских мудрецов»?
        - Нет, только TCP/IP. Название слышал.
        - Ну да, вы же всерьез не занимались политикой. Короче, это связано со всемирной паутиной… А, кстати, мы пришли.
13. «Пока танцуешь, кормят»
        Покупательная способность доллара Виктора приятно удивила и напомнила фразу из
«Назад в будущее»: «Возьми сто долларов, переоденься». Рубашка была хлопчатобумажной с добавлением вискозы, удачного на взгляд современного мужчины фасона и подпадала под какую-то торговую акцию, из-за чего старая цифра на ценнике была зачеркнута, а рядом подрисована другая, поменьше.
«Традиционная замануха…»
        Помимо белья и носков, Виктор взял плавки - мало ли сколько тут торчать, а сезон явно купальный. Подъемные расходились медленно. Взглянув еще раз на скромные приобретения и вспомнив еще одну спилберговскую фразу - «Клинт Иствуд этого не носил», Виктор позволил упаковать все в целлофан. Вместе с пакетом осветленная блондинка, демонстрирующая выражением лица результаты действия зубной пасты, вручила ему дискаунтную карту и начала перечислять грядущие выгоды от сейлов и лотерей. Не дослушав, Виктор сказал «Сенкс» и направился к выходу.
        - Вы раньше были в Америке? - спросила его Джейн уже на улице.
        - Нет, но знакомым время от времени кажется, что был. Я что, говорю, как американец?
        - Нет. Некоторые детали поведения. Не обращаете внимания на рекламу, например.
        - Вы считаете, что в России нет рекламы?
        - Она другая. Рассчитана на психологию человека доиндустриальной эпохи. Понимаете, в России быстро строятся заводы и фабрики, а внутри человека еще эпоха сохи. Отсюда накопление стрессов, внутренний протест, возможны взрывы жестокости…
        - Вы считаете, что революция семнадцатого года - от промышленной?
        - Не знаю, это лучше переговорить с нашими аналитиками. Дело не в этом. Вы - человек, родившийся в стране, которая уже была промышленной к моменту рождения. В такой же стране прошли ваши детство и юность. Учитывая ваш возраст, индустриализация этой страны должна была бы пройти еще в прошлом столетии.
        - Для переводчицы вы хороший психолог. И не только.
        - Женщины прирожденные психологи. Но даже это не главное. Если вы выросли в промышленной стране, на вас должна действовать наша современная реклама. Американская реклама превратилась из кустарного ремесла, которое вы видели в России в отрасль индустрии. Над ней работают психологи, социологи, в общем, разные безумные гении. Это вроде гипноза - заставить человека покупать, покупать и покупать, как будто делать ставки в азартной игре. У вас иммунитет.
        - Мы, ученые, вообще народ странный. Вещизм для нас не самоцель.
        - Жажда открытий. Но вы не совсем похожи на ученого нашего века. Внешне намного сдержанней.
        - Естественный отбор, однако. Знаете поговорку «Любопытство кошку погубило»?
«Вайсса, значит, в этой реальности охрана на месте не замочила. А потом - это когда? Он сделал заявление после прихода к власти Лонга? Или его заставили? Кстати, а каким боком это ко мне относятся, все эти заморочки? Надо понять, как говорить с Лонгом.»
        - Скажите, Джейн, как вы смотрите, чтобы после обеда сходить на пляж?
        - Позитивно. Только не сразу, а чуть попозже, а то слишком жарко, и вы можете обгореть.
        - Спасибо. Вы очень заботливы.
        - Не стоит, это долг службы. К тому же мы земляки.
        - Не притесняют в столице мигрантов?
        - В каком смысле?
        - Ну эти, которые «Америка для американцев».
        - Ах вот вы о чем! Нет, вы не так поняли. «Америка для американцев» - это не против иммиграции. К началу мирового финансового кризиса наше государство из гаранта определённого набора политических прав своих граждан и их объединений, осуществляемого демократически избираемыми представителями народа, превратилось в гигантскую социально-экономическую машину, управляемую никем не избираемой и не контролируемой финансовой олигархией. Машину, в которой наши граждане, сохраняя формально свои политические свободы, фактически оказались «винтиками», связанными угрозой потери работы, кредитами, пропагандой-промыванием мозгов и другими путами зависимости от своих «несменяемых правителей». Голосуй, не голосуй, все равно, простите, результат один.
        Виктор хотел было возразить, но вовремя вспомнил, что речь идет об Америке, да еще тридцатых годов.
        - Отсюда и слоган «Вернем Америку американцам». Правильнее всего это перевести как
«Вся власть - народу».
«Угу, и у нас это кричали во время перестройки. Лозунги лозунгами, а… а с другой стороны, и здесь олигархия сама докатилась.»
        - Кстати, я начинаю проникаться идеями новой демократии, и у меня появилась мысль разделить ванну в номере.
        - Как это?
        - Нет-нет, я не предлагаю мыться одновременно. По очереди. Думаю, при такой жаре не лишне периодически принимать ванну или душ. Да и после купания сполоснуться пресной водой.
        - Кстати, пресный душ есть и на морском пляже. А вы увлекаетесь серфингом?
«Почему она об этом спросила? У нас же нет океанских волн на курортах. А виндсерфинг здесь вроде еще не развит.»
        - Я бы попробовал дайвинг. Здесь нет пункта проката аквалангов?
        - Аква… ах, да, - она широко улыбнулась, - я тоже зачитываюсь Беляевым. Правда, когда он пишет об Америке, он пишет по газетам.
        - Ну, латынь-то вы изучали не по газетам.
        - Почти. Подрабатывала тем, что подменяла подругу в больнице, чтобы ту не уволили. Ей не на кого было оставить ребенка, а бэйби-ситера нанять не по карману. Постойте, а откуда вы знаете про латынь?
        - У Беляева нет слова «акваланг».
        - Вы просто Пинкертон. Да, кстати, если у вас будет желание прогуляться по городу, вам надо обязательно увидеть театр Форда, где стреляли в Линкольна и дом, где скончался Линкольн…
«А почему она подменяла в больнице, а не сидела с ребенком? И как относились к этому в больнице? Они же с подругой не двойники? Что-то она темнит. С другой стороны, кто же тут еще подробно расскажет про клиента, пусть даже и с пиаром. Надо набраться терпения.»
        День в Новом Свете шел своим чередом. Принятие ванны можно смело опустить: для современного читателя в нем ничего нового не оказалось. В обеденный рацион среди прочего оказались включенными блины с икрой, красной, натуральной. Вопреки опасениям, навеянным теми же Ильфом и Петровым, еда безвкусной не казалась, хотя, конечно, могло так случиться, что та пища, к которой привыкли мы, люди двадцать первого столетия, тоже показалась бы Ильфу и Петрову безвкусной. Из всего съеденного Виктором в этой реальности первое место занимала приготовленная Леной на его бывшей/будущей брянской квартире курица, но это можно было отнести и на счет кулинарных талантов мадам. Для чистоты эксперимента можно было бы зайти в какую-нибудь местную забегаловку (заодно посмотреть, что же это у них за автоматические забегаловки были), но экспериментировать было влом.
        - Этот сок вы можете пить перед обедом, не боясь испортить аппетит, - посоветовала Джейн, когда они садились за стол, - это овощной сок из томатов. На международной выставке вашему Ришелье предлагали купить оборудование для производства таких соков в России, чтобы обеспечивать население зимой полезным продуктом. Но он не спешит. Сейчас у России лучше торговый баланс с Германией, к тому же оттуда идут инвестиции. На предложение построить в России заводы Кока-кола он выдвинул контрпредложение пустить на американский рынок производителей русского кваса, мотивируя это развитым производством зерна в США и жарким климатом, особенно на юге. Но наши производители освежающих напитков блокировали эту идею.
        - А кто такой наш Ришелье?
        - Мистер Сталин, одна из важнейших и загадочных фигур двора русского императора. Его здесь газеты часто называют русским Ришелье. Кстати, Дюма был несправедлив к Ришелье - кардинал довольно умно проводил модернизацию государства, запретил дуэли…
        - А как же американские кухни? - переспросил Виктор, которому подвески королевы были глубоко до фонаря.
        - Их начали строить в России еще при Республике. Потом, после Реставрации, они нашли себе нишу, когда новая власть обязала заводчиков обеспечивать рабочих горячими обедами. Эту инициативу хотят перенять у нас. В Америке вы можете увидеть заводы, где работают высококвалифицированные руки, там прекрасные столовые. Но везде, где на конвейер можно в любую минуту взять человека с улицы, там к рабочему относились, как к быдлу и ничем не обеспечивали. Это положение будет исправлено, у нас будут единые социальные стандарты. Нашей власти еще только два года, а Депрессия оставила массу проблем.
        - Я рад, что и у России есть чему поучиться.
        - Да, ваш Ришелье имеет американскую деловитость. А вы слышали историю с испанскими красными?
        - Нет.
«А, кстати, об Испании. Туда же мы войск не посылали?»
        - После мятежей Сталин договорился с Франко, чтобы красным республиканцам заменяли смертную казнь на посылку в Россию на каторжные работы в Сибирь. Он сказал, что строительство новой жизни послужит исправлению этих людей.
«Испанские коммунисты в сталинских лагерях? Какой подарок нашим демократам… Впрочем, если их Франко собирался ставить к стенке, это, вообще-то гуманизм, а выпустить - вряд ли это было в его, Сталина силах.»
        - Кстати, недавно Сэмюэл Робертсон из «Уошингтон Пост» вернулся из поездки в Россию и написал книгу о вашей каторге. Он высоко ее ценит, поскольку в Америке пеницетиарная система служит только для наказания, а русская каторга - для исправления. Он видел светлые удобные бараки, которые временно возводятся на стройках, и ему очень понравилась система зачетов, когда за прилежный труд и лойяльность засчитывают дополнительные дни пребывания в заключении. Заключенных учат грамоте и разным специальностям, чтобы они могли после освобождения найти работу, они организуют самодеятельность, создают даже свои театры. Конечно, администрация показывала лучшее, так, в Синг-Синге журналистам показывают новую тюрьму с радио в каждой камере. Но многое с каторги решили перенять у нас, и теперь есть проект создания целого архипелага исправительных кемпов по всей стране, прежде всего на строительстве автодорог. Электрический стул и газовые камеры станут музейными экспонатами.
«Интересно, а тут что бы Солженицын написал?»
        - … а заодно удастся покончить с чикагским рэкетом. За вонючие трущобы Босс уже взялся. Многие не верят в успех, но он обязательно добьется. А вы как считаете, такой крупный город, как Чикаго, может быть без трущоб?
        - Вполне. Я в этом более чем уверен.
        - Вы оптимист. Город, где мэр был уголовником…
        - Ну не только в Чикаго мэр был уголовником! - воскликнул Виктор, вспомнив, что ему рассказывала в этой реальности Краснокаменная про карьеру Пантелкина.
        Беседа за обеденным столом плавно перетекла в послеобеденную - до трех пополудни по местному времени, когда спадает жара.
        - Вы не возражаете, если мистер Сэлинджер пока вздремнет в кресле? - спросила Джейн. - Ночью он должен охранять ваш сон.
        - Какие вопросы? Пусть отсыпается, вон, кровать свободна.
        - Лучше здесь. Если постучат или позвонят по телефону. А мы пройдем в спальню.
        Джейн прикрыла за собой дверь и негромко включила приемник. На волне местной радиостанции отжигал Бенни Гудмен - шла трансляция с какого-то концерта.
«Как же Дюк Эллингтон, Каунт Бейси, Бенни Гудмен, Диззи Гиллеспи?» - всплыла в мозгу фраза из второй реальности. Стильные комсомольцы и особенно комсомолки из общаги… как теперь это все далеко.
        - Любите «Аравийский шейк»?
        - У вас уже танцуют шейк?
        - Играют. Это же джазовый стандарт… О, нет! Я сказала «шейк»? По-русски правильно
«шейх». «Аравийский шейх», песня начала двадцатых. А как танцуют шейк?
        - Ну, собственно, нужна музыка ритм энд блюз, напрягаете живот, все остальные мышцы расслаблены и импровизируете.
        - «Roll'em» подойдет?
        - А попробуем.
        Как это было все-таки классно - школьные вечера танцев, которые тогда еще не догадывались назвать дискотеками. Минуты через три урока Джейн хлопнулась в кресло, обмахиваясь газетой, одновременно положив ногу на ногу так, чтобы из-под платья была видна приятная округлость колена.
        - Жарко. Очень энергичный танец. А ведь я выносливая. Когда не было работы, участвовала в танцевальных марафонах, там, пока танцуешь, кормят. Но кормят не больше, чем надо для танцев. Пока танцуешь, живешь. Как на любой службе - человека выдавливают, кормя так, чтобы он не умер, потом выбрасывают. Но сейчас будет иначе. Сейчас все будет иначе.
«Американка убеждает меня в том, что пропаганда сталинских времен права. А может, она действительно была во многом права? Что Сталину у нас, что Лонгу здесь выгораживать капитализм нет смысла».
        - Кстати, - она кивнула головой в сторону радио, - это тоже из России. По-настоящему его зовут Беня Давидович Гутман. Правда, родился уже здесь.
        - Его тоже кормят, пока танцует?
        - О, он может сколотить себе капитал. Талант и умение убедить в своем таланте хорошего импрессарио - вот залог успеха здесь.
        - А какому импрессарио я здесь успел показать свой талант? И что я танцую, если кормят?
        Джейн мягко улыбнулась.
        - Вы не простофиля, это хорошо. Простофили непредсказуемы, а с вами можно договориться. На вас здесь делают деньги. Кто, каким образом, - это немного позже. После встречи с Боссом. От этой встречи зависит и Ваш успех. У меня есть к вам предложение: хотите тоже делать здесь деньги?
        - Как, каким образом? На чем?
        - Деловой подход. Наивные люди сначала спрашивают «сколько», потом думают «как», и их на этом обманывают. Вы спрашиваете «как» и считаете «сколько». Если не против, схожу за пивом. Дело в том, что я курю, но ради вас решила отвыкать. Вам принести? Или опять колы?
        - Спасибо. Если не затруднит, «Миллер», он был в холодильнике.
        Виктор взглянул сквозь щели жалюзи на неторопливо ползущие внизу автомобили. «А гудят они здесь тоже чаще, чем у нас».
        Джейн вернулась быстро, держа в руках две бутылки и пивные бокалы.
        - Отключили микрофоны?
        - Вы превосходите мои ожидания. Нас не записывают и здесь нет скрытых фотокамер. Удивлены?
        - Не удивлен. Тогда перейдем к делу.
        - О'кей. Вы обладаете информацией о прогнозах развития техники. Эта информация имеет коммерческую цену. Что подымется в цене, на чьи акции будет спрос, куда лучше вложить деньги - вы понимаете?
        - Я понял. Моя доля в этом проекте?
        - Зависит от затрат на реализацию. Вас не обделят.
        - Как это будет выглядеть?
        - Легально - что-то вроде агенства деловой консультации. Это позволяет открывать счета на юридическое лицо и прочее. При новой демократии стали прижимать оборот наличности.
        - Когда приступаем?
        - Сразу после вашей встречи с Боссом. Надо будет провести встречи с рядом лиц, договориться.
        - Ваша заинтересованность?
        - Личная? Разумные комиссионные.
        - Детали, цифры?
        - После встречи с Боссом. Появится время и прояснится ситуация.
        - Ладно. Посмотрим, - с видимой беспечностью резюмировал Виктор, наполнил бокал и тоже откинулся в кресле. Холодное пиво к моменту подходило. - А если такое же предложение сделает, скажем, мистер Галлахер?
        - Я понимаю, что торг уместен, но здесь у многих одна проблема - занятость. Все время надо что-то делать, действовать. Некогда есть, некогда думать. У Галлахера тоже не будет времени, тем более перед вашей встречей с Боссом. А у нас с вами оно есть.
        - Ваши аргументы столь же неотразимы, как и вы сами.
        - О, вы уже начинаете делать мне комплименты…
        - Это не комплимент, а деловая информация. Кстати, Джейн, раз уж у нас все разговоры все время связаны с встречей с боссом, не могли бы вы рассказать немного о нем? Например, как ему удалось пробиться через барьеры, возведенные вашей финансовой олигархией? На кого он сумел опереться? Мне хотелось бы лучше понимать не только его слова, но смысл, который он в них вложит. Перевод переводом, а…
        - Резонно. Я расскажу.
14. Абырвалг оф Америка
        - Понимаете, - начала свой рассказ Джейн, - здесь в каждом месте, общине, коммуне
        - как это точнее перевести - есть человек, которого зовут «босс». Это местный авторитет.
        - В смысле? - переспросил Виктор, привыкший к нашему, российскому пониманию слов
«местный авторитет».
        - Ну, это дословный перевод слов local authority, «местная власть», лидер общины, что-то вроде старосты, хотя официальный статус может быть иным. Вокруг него все вертится. Прием Лонга - стереть местного босса и убеждать остальных. Понятно?
        - Не совсем.
        - Когда в России или в Европе пишут об Америке, то обычно рисуют Манхеттен или Бродуэй (слово «Бродуэй» она произнесла с ударением на «о»). Но это не совсем Америка. Америка - огромная индустриальная деревня. В ней множество городов, похожих на наши села, с одноэтажными избами из тонких досок, реек и картона, для экономии. Как декорации. В отличие от русского села, там далеко не все выходят в поле. Там есть газолиновые станции, магазины, разные мастерские, филиалы фабрик, аптеки, почты, банки, и прочие заведения. Вообще филиалы заводов в маленьких городах - это свежая идея. Когда нет заказов, рабочие могут прокормить себя, возделывая свой огородик.
«Боже мой», подумал Виктор, «как это похоже на гайдаровские реформы».
        - В такой деревне, где все друг друга знают, демократия сводится к тому, что каждый хочет снять с себя заботы об общих проблемах. Чтобы был человек, на которого эти проблемы можно было взвалить. И община находит такого человека и делает боссом. Даже когда босс злоупотребляет властью, его терпят, потому что никто не хочет брать на себя ношу ответственности. И большинству все равно, кто будет этим боссом, этим старостой, лишь бы не он сам. Поэтому большинство можно уговорить.
«Короче, типа председателя. Вроде и колхозов нет, а отношения те же.»
        - Чтобы стереть босса, Лонг искал в его прошлом аморальные поступки или коррупцию. Такие всегда находились, и тогда Лонг раскидывал тонны листовок, выступал по радио, объезжал всех на машине, выступая на митингах и ставил на место босса своего человека. Уговаривать Лонг умел. В семнадцать лет он был коммивояжером и однажды, на спор с приятелями, уговорил старого негра купить себе подержанный гроб. Лонг стал читать цитаты из библии, у негра полились слезы и он потребовал гроб немедленно!
        - Зачем же тогда он с таким талантом подался в политику?
        - Политик - это тоже торговец, его цель - продать свой товар. Что заставило Лонга заняться товаром, именуемым властью? Слабость конкурентов на этой части рынка, а проще говоря - гнилость власти предыдущей. Когда оппозиция говорит о произволе Лонга, она лукавит. Лонг никогда и нигде не зажимал демократию. Он пользовался лишь тем, что уже произошло до него и захватывал штат за штатом.
        - Оранжевая революция…
        - Как вы сказали?
        - Да это научный сленг. Я слушаю, очень интересно.
        - Противники говорили, что Лонг покупает избирателей. Но разве это так? Наоборот, избирателей покупали до него. Ездили по домам, говорили, что если не проголосуют за правильного кандидата, кто-то в семье может лишиться работы, или банк опишет имущество за долги, а если проголосуют за того, кого надо - наоборот, кто-то получит место или что-то в этом роде. Твердо ничего не обещали, и, чаще всего, обманывали. Босс же делал что-то для народа и ничего не требовал взамен. Например, раздавал детям бесплатные учебники. Вашим детям дают учебники, но у вас свободный выбор, вы можете взять и голосовать за кого хотите. Разве это - подкуп?
        - Если сравнивать с шантажом и вымогательством… Нельзя не признать, что это значительный прогресс, - ответил Виктор и вспомнил, что самолет с одноразовыми шприцами, что Е.Б.Н. пригнал из Америки, тоже подкупом избирателей не назвали. Кстати, а что такое самолет? Сейчас одноразовые шприцы в каждой аптеке, рай для нариков. И трудно сказать, благо это или зло, раз они везде валяются и каждый может наступить.
        - Конечно! - воскликнула Джейн. - Но я, наверное, слишком вас заговорила. Вы почти не пьете пиво. Может, оно несвежее? Тогда я позвоню, чтобы заменили.
        - Пиво как пиво. Нормальное, хотя ничего необычного. У нас в России сейчас тоже варить научились.
        - А у нас это просто национальный напиток…
        - Да, кстати о пиве. Как Лонгу удалось втиснуться между двумя мощными партиями? У него же вроде своя?
        - Уф-ф…
        Джейн привстала и покрутила ручку приемника, где диктор начал слишком долго трепаться. Янтарный ящик посвистел и поймал фокстрот «Without That Gal», мелодия которого подозрительно напоминала «Шумел камыш».
        Как здесь любят жить в ритме фокстрота, подумал Виктор. Какой-то обязательный ежедневный стимулятор, как кофе и пиво. И еще он невольно подумал, что Джейн все-таки приятная дама, и не из каких-то капризных и стервозных богачей.
        - Как вам объяснить… Наверное, надо начать с того, что нашу политическую систему не совсем правильно называют демократией. В Америке никогда не было демократии.
        - Да? - совершенно искренне удивился Виктор, которому в 90-х внушали совсем иное.
        - А что же было?
        - Это можно назвать плюрализмом.
        - Вы изучали не только инъяз.
        - Виктор, мы русские. Наверное, мы единственный народ, в котором еще живет дух Возрождения и тяга к энциклопедическим знаниям. Остальных просто натаскивают, как узких специалистов. Так вот, политическая система Соединенных Североамериканских Штатов - это плюрализм. Свободная конкуренция разных групп элиты. При этом отношения элиты с чиновничеством, или, скажем, рабочих с хозяевами или менеджерами
        - это диктатура. Такая вот двойственность. Двойственность есть и в политике - например, правящая элита проявляет себя диктатором по отношению к тем, кто пытается с нею конкурировать, но вместе с тем пытается создать у населения видимость, иллюзию демократии. Правящие круги всегда говорят от имени большинства народа, хотя представляют мньшинство. Это понятно?
        - Не совсем, но суть ясна. Жирные коты поделили власть.
        - Можно сказать и так. В этих условиях слон и осел - ну, республиканцы и демократы, - не могли быть партиями, стоящими на каких-то твердых, приципиальных позициях. Там нет твердой партийной дисциплины, как хотел большевик Ленин. Это конфедерации разных групп со своими интересами. А раз партия - не совсем партия, если она не отстаивает интересы определенного социального слоя, то нет и демократии, как договора разных слоев. Есть видимость демократии, за которой стоят внутрение игры одной и той же олигархии. Говоря словами Босса, обе партии хотят содрать шкуру с простого человека, но расходятся в вопросе, как лучше его для этого подвесить на крюк - верх или вниз головой.
        - Вот как? А я, честно говоря, думал, что это со… большевистская пропаганда.
«К чему же, интересно, она клонит?»
        - Надеюсь, вы не считаете Даллеса коммунистом? Так вот, Лонг впервые создал настоящую партию, с жесткой внутренней дисциплиной. Однажды он приказал выкрасть своего соратника, который саботировал его линию, и посадил его на неделю на необитаемый остров.
        - И как на это посмотрел закон?
        - А как надо смотреть на предателей, готовых продать интересы страны и народа? Что с ними делать, когда они, получив власть, торгуют страной направо и налево? По крайней мере, так Босс сам объяснял это поступок. В России не пробовали так делать?
        - В России это невозможно.
        - Но почему?
        - Тогда все острова скоро будут обитаемы.
        - Поэтому в России в таких случаях обвиняют в заговоре и отправляют на каторгу или на виселицу?
        - Вам хорошо рассуждать - на вашей территории не было мировой войны. А то может быть, тоже островов не хватило.
        - Может быть. Не спорю. Америке повезло. В любом случае мы только тогда можем выбирать из партий, когда партии представляют собой нечто определенное. Поэтому народ отверг слона и осла и проголосовал за быка. Бык - это эмблема партии Босса.
        - Партия, которая быкует? - усмехнулся Виктор.
        - Ну, эмблему посоветовали из ассоциации с биржей. Знаете, «быки» и «медведи»?
        - Что-то представляю.
        - Вначале хотели сделать эмблемой медведя.
        Виктор чуть не поперхнулся пивом. Вот это был бы превед!
        - Что это с вами?
        - Ну это… бык он как-то американистее. Типа родео и прочее.
        - Босс тоже так сказал. Поэтому его и зовут Главрыбой.
        - Кем?
        С Главрыбой у Виктора твердо ассоциировалось нечто булгаковское.
        - Ну, как это точнее перевести… Кингфиш, король-рыба, царь-рыба… В общем, есть мелкая рыбешка, есть крупная и есть главная, главрыба, если следовать новой русской привычке сокращать слова. Сев в президентское кресло, Главрыба уволил из госаппарата почти всех служащих и набрал новых… А вы еще не передумали идти на пляж? Жара уже спадает.
        - Ничуть. Обновим новые плавки.
        - Кстати, купальные костюмы можно не покупать, а брать напрокат прямо на пляже.
        - Белье напрокат? Знаете, это как-то…
        - Оно выстирано и выглажено. Вы же пользуетесь в гостинице постельным бельем? Его тоже стирают и гладят.
        - Ну, все-таки… Не знаю, как-то это не совсем.
        - Слушайте, я наверное, начинаю хмелеть… У меня такое впечатление, что вы, Виктор, родились и выросли в богатой семье. В которой можно не думать о том, что завтра можно остаться без службы, без крыши над головой, без гроша в кармане, без теплой одежды, без всего. Тогда привыкают к таким мелочам, например, покупают себе купальное белье, не думая, что будет завтра, снимая апартаменты, обставляют своей мебелью… Это не критика, просто разница ментальности. Или, может, ваши детство и юность прошли в очень богатой стране. Может быть, когда каждый из нас здесь получит по четыре тысячи долларов, здесь все будут думать точно так же.
«Блин, наш СССР, оказывается, был богатой страной, а мы этого не знали и не ценили.»
…Обсыхая в полотняном шезлонге и слушая, как океанские волны разбиваются об американский континет, Виктор пытался представить себя где-нибудь в Евпатории, но получалось плохо. Во-первых, прибой был повыше, грохотал, как в шторм, и воздух сильнее насыщен океанскими брызгами и соленой пылью, а во-вторых, пахло здесь немного не так. Купаться, как оказалось, можно было только в присутствии рядом мистера Сэлинджера, а Джейн бегала окунуться лишь тогда, когда они выходили из воды; вещи, в итоге, все время находились под присмотром. Спасателей, кстати, и на деревянных вышках, и на катерах на этом пляже хватало. Короче, появилась возможность спокойно подумать под транслируемый местной радиосетью фокстрот «Когда я готовлю завтрак для моего любимого».
        Картина получалась, как говорили во времена Горбачева, пестрая. В голове Виктора сложились сразу два образа Хью Лонга, которого он должен был склонить, как помнит читатель, к созданию атомной бомбы. Первый Хью Лонг выглядел провинциальным бунтарем, бросившим вызов богатой элите, чтобы создать в Америке средний слой, среднего зажиточного американца. Второй Хью Лонг смотрелся циничным демагогом, спекулировавшим на мечтах американцев, беспринципным политическим карьеристом и полуграмотным самодуром. Как это все сочеталось в одном человеке, можно было только догадываться. А может, эта двойственность есть всенепременное качество каждого здешнего политика?
        Плюс к тому было непонятно, кто же за Лонгом стоит. Кто стоит за этим гигантским переделом накопленных в стране денег, сосредоточенных в руках кучки семей. Население - это, конечно, опора, это, конечно, активисты и голоса, но листовки, эфирное время, те же поездки по стране - на это нужно конкретное бабло. Средний класс тут пока хилый. Значит, в Лонга вложились богатые. Кто и зачем, вернее, подо что?
        - Сейчас везде негры, - раздался громкий голос где-то позади и справа. Здесь на пляже говорят громко, видимо, из-за океанского прибоя. - Этот южанин привел с Юга целые полчища негров и женщин, и они выживают нас! Зачем наши предки освободили Юг?
        - Разумеется! - донесся ответ. - Эти квоты! Эти феминистки, которым место на кухне! Феминизм - это от машин. Когда женщина готовила у очага, он не думала о политике. Мясокомбинаты, автоматические кафетерии, рефрижераторы - все это портит америанское общество.
        - И негры - от машин. Машина чистит обувь за монету, лифт ходит без лифтера, а на Юге машина собирает сама хлопок! Неграм стало нечего делать!
«Ну вот и расизм тут вполне открыто, а заодно и сексизм», подумал Виктор, «вот почему они теперь за политкорректность-то взялись! Это у них не достижение, политкореектность, а результат пороков общества.»
        Он повернул голову и увидел то, что можно было бы назвать кучкой местных пикейных жилетов - пятеро дедуль с бронзовым загаром. «Интересно, а тут они могут свободно звездеть на весь пляж то, что не совпадает с политикой Главрыбы?»
        - А что, в США можно открыто призывать к расовой дискриминации? - спросил Виктор у Дика - белая купальная шапочка Джейн выскакивала на мгновения между волн.
        - Это ест димокраси, - ответил Сэлинджер. - Димокраси в Америка ест традиций. Шеф может спалит любой служащий, это значат уволит, за чего-нибуд или за ничего. Но ест традиций. Шеф должен поздоровается с маленкий служащий, кто делает ничтожный работа, шеф должен говорил «Хелло, Билл», «Хелло, Мери». И служащий отвечал просто
«Хелло, Джеймс», не говорил «сэр», просто «Джеймс». Служащий думает, он и шеф одинаковый рыба. Для говорит есть традиций тоже. Каждый думал, он ест то же как сенатор или президент. Конечно, он не ест сенатор, он должен только думает, он как раз это самое. Европа иметь традиций дворянство и поклонство. Америка иметь традиций все равны. Слово ест свобода.
«Интересная мысль. Значит, дело не в самой демократии, а в том, чтобы все внешне было по традициям общения? Типа ты можешь меня не уважать, но выпить со мной обязан, так что ли? Чтобы было панибратство, как у первых переселенцев, типа свои парни, просто чтобы не замечать, что жизнь не совсем такая, как кажется? В СССР рабочие тоже не были полными хозяевами заводов, но эту веру надо было поддерживать, потому что они, то есть мы, лучше работали, и, в конечном счете для себя же и лучше делали? Потому что такие же, как мы, строили нам дома, мы им давали технику или возили щебенку на самосвалах, создавали лекарства… ну, номенклатура что-то прихватывала, но кто видел общество без имущего класса? И здесь демократия - это просто во что-то надо верить? Подождите, а как же наши перестройка, гласность, демократия? Это что, янки тоже просто свои обычаи нам подарили? Это для нас все равно что дать американцам бригады комтруда, праздник Первомая и комсомольские ударные стройки? Или переходящее Красное Знамя?»
        - Скажите, Дик, а что бы вы делали, если бы за хорошие успехи государство вас премировало звездно-полосатым знаменем? Ну, премию дали и еще знамя? Стар эд страйпс флэг?
        - Этот идея есть интересный. Я буду повесил флэг на дом и его будут видал соседи. Все кругом говори «О, это наш Дик, он брал флэг от федерал власт». Может быть, даже я попадай газета. Я люблю этот идея.
        - То есть стать знаменитостью?
        - Конечно. Газета рассказывайт о миллионер, великий артист, политик и большой бандит. Газета не рассказывайт о рабочие руки, это не есть интерес, нет продажа.
«Думал ли я год назад, что услышу от американца в Вашингтоне советский агитпроп? Впрочем, наши газеты сейчас тоже не о людях труда пишут.»
        - Я говорил и скажу еще: я не против негров, - продолжало доноситься со стороны местных пикейных жилетов. - Но кто-нибудь скажет, что мне делать? Негры будут иметь хорошую работу, значит, они будут снимать апартаменты в приличных домах. А если в моем доме появится негритянская семья, от меня уйдут другие жильцы. Что мне делать? Как я должен объяснить, почему не сдаю свободных квартир неграм? Они могут натравить на меня LL!
        - Негры разведут в доме грязь. Они будут иметь большой заработок, но они живут в грязи. Негры, мексиканцы, поляки, чехи - они любят жить, как нищие.
        - Я говорю, молодежь хочет войны. Я это часто слышал. Когда начнут войну, появятся заказы и рабочие места. Уже сейчас на верфях есть заказы. Авианосцы, подводные лодки и дешевые транспортные суда. Говорят, такие транспортные суда часто тонут, но на войне их топят просто так, так что никто ничего не заметит.
        - Войну начнут с Мексикой или Японией.
        - Я понимаю - с Мексикой, но почему Япония? Оттуда далеко возить бананы и перец.
        - Может, они хотят научить японцев делать автомобили и электронные трубки?
        - Это невозможно. У японцев другая культура. У них хорошие ремесленники, но они не имеют никакого понятия о современной индустрии. Я читал об этом в книге. Кроме того, японцы и немцы союзники, а нам лучше, чтобы Германия была на нашей стороне.
«Интернет-форум экстремистов, блин» - подумал Виктор. «Да знают ли они, что такое война? Да у них несколько небоскребов упадут, и вся страна полысеет от ужаса. А туда же, войны захотелось. Ну да, война для них - это кинохроника, фотки в газетах, восторженный голос диктора о сражениях и красивое кино о паре крупных операций где-то за океаном. Война… Черт, вот оно что. За Главрыбой-Лонгом стоит ВПК. Американские военные компании. Власть и деньги переходят от банков к военным и военным промышленникам, потому что грянет Вторая Мировая. Дело не в обывателях, даже не в этих пикейных жилетах, тупых, как у Задорнова и возомнивших себя пупом земли. Дело в способе выживания нации. В выборе одного из двух способов. Хитрый, лавирующий Рузвельт, который до последнего не влезал в европейскую драку и Лонг, который разом получил средства для накачки военных мускулов. Союз Германии и имперской России, пусть даже шаткий, сократил возможность лавировать. И если бы даже Лонга ликвидировали, все равно нашли бы такого же. А что значит „лучше, чтобы Германия была на нашей стороне“? Треп о геополитике в духе Швейка? Или у
них тут на самом деле вопрос, быть ли с Германией или против? Может, Сталин и послал меня сюда сталкивать Гитлера с Лонгом? А кто даст гарантии, что они не захотят создать бомбу вместе? Ну да, я же и должен убедить начать работы отдельно. Гитлер подумает, что Лонг готовит нож за пазухой, и нападать на Россию ему, стало быть, не время… А если это лишь мои догадки? И почему этого мне не разъяснили в деталях? Или Сталин решил, что в гонке ядерных вооружений я разберусь лучше него?»
        - Ну, как вам наше солнце? - вернувшаяся Джейн, вся в каплях морской воды, содрала с головы белую шапочку и встряхнула волосами.
        - Экселент, мэм. Меня беспокоит только одно: мы вот тут сидим, а вдруг президент внезапно захочет нас видеть? Будут объявлять по всему пляжу?
        - Не захочет. Знаете поговорку «Время-деньги»? Это не про спешку, это про пунктуальность. Девиз американских дельцов - «точно вовремя». Если вам что-то обещали, то обязательно сделают. Если Босс назначил встречу в десять, вы придете в десять, и не будете ждать в приемной, вас тут же примут. Если вам не назначали встречи, вас не вызовут - если, конечно, не случится извержения вулкана или торнадо.
15. Не думай о секундах свысока
        Вечернее купание вызвало у Виктора какой-то расслабон. Вернувшись в номер, хотелось валяться в кресле, тянуть «Миллер» из запотевшей кружки и пожирать поп-корн из бумажного пакета.
«Начинаю терять бдительность и форму», печально подумал он. «Месяц такой жизни, и превращусь в жирного барбоса в больших подтяжках, потому что ремень короткий будет.»
        - Давайте включим телеустановку! - предложила Джейн. - Вечерняя программа уже идет. Сейчас позвоню горничной. Я слышала по радио, что наш новый стандарт изображения четыреста сорок одна строка, самый высокий в мире. Правда вещание по нему начнется только со следующего года. Зато в этом RCA презентовала тридцатидюймовую трубку. Прямо кинотеатр.
«Она слышала по радио. Значит, несмотря на здоровые кинескопы, янки недалеко ушли от нас по массовости. Хотя, почему от нас? От Российской империи. Стоп. Почему это я нынешнюю Россию отнес не к „нам“? Не дать себя запутать…»
        - А самим его… ее… нельзя включать?
        - Ну, это сервис, и потом, телеустановку еще как-то настраивают, это же не радио. Тут шесть ручек.
«Ладно», подумал Виктор, «не будем соваться. А то еще разрегулируем эту бандуру».
        Бандура загадочно поблескивала непривычно выпуклым экраном, чем-то напоминающим днище пятилитровой банки из-под болгарских помидоров. Надписей возле ручек управления не было. Джейн быстро и приглушенно говорила по телефону, модулируя голос, так что до Виктора донеслось только «But Why?». Затем она (Джейн) бросила трубку.
        - Представьте себе, это у них первая телеустановка, горничная, которая знает, как ее настраивать, взяла двухдневный отпуск и уехала. Но они вызвали консультанта из магазина, он сейчас подъедет.
        И действительно, вскоре в дверях появился молодой худощавый афроамериканец, чем-то похожий на Барака Обаму, но явно не привыкший держаться прямо. На его белой рубашке красовалась эмблема магазина, а в руках он держал белую нетолстую книжку.
        - Добрый вечер, сэр, добрый вечер, мэм. Мистеру Ричардсону позвонили о каких-то проблемах с новой телеустановкой. Чем я могу помочь вам?
        - Покажи нам, как оно работает и исчезни, - проворчал Дик.
        - С удовольствием, сэр. Один момент, сэр. Не извольте беспокоиться, сэр - замельтешил консультант и замельтешил вокруг телевизора поминутно раскрывая книгу, которая оказалась руководством по агрегату.
        Через пару минут Виктор заподозрил, что пацан телевизора никогда не включал, и решил взять инициативу в свои руки. «Три из ручек - это наверняка громкость, контраст и яркость…»
        - Могу ли я взять эту книгу?
        - Да, сэр. Если пожелаете, сэр. Как вам будет угодно, сэр.
        Три остальных ручки оказались переключателем каналов, настройкой и фокусом - оказывается, тогда надо было время от времени еще и изображение наводить на резкость.
        - О! Вы это сделали? - удивился Дик, когда на экране в светло-голубом сиянии появилось изображение Белоснежки.
        - Как a piece of cake об асфальт! - развел руками Виктор, и со словами «Read the following manual before you play video games» вернул книгу консультанту.
        - Не знаю, как мне вас благодарить, сэр, - залепетал тот, - я не умею читать, сэр. Я начал учиться в вечерней школе по программе нашего Босса, да хранит его провидение, но учитель еще не показал нам весь алфавит. В книге очень много букв, сэр, и многие незнакомы. Не могли бы вы расписаться на карточке в выполнении сервисных работ, сэр.
        - Не желаете ли и чаевых, сэр?
        - О нет, сэр, я не знаю, сколько чаевых положено за работу, сэр, если ее не делают, сэр. Но если господа не распишутся в карточке, меня спалит хозяин, и тогда я не смогу выучить весь алфавит, потому что на такую чудесную работу меня взяли по квоте по программе обучения, а программа действует, пока есть работа. Я в отчаянии, сэр.
        В комнате повисла пауза.
«Зря я его подкалывал», подумал Виктор. «А может, он просто на жалость давит?»
        На экране веселые белки под звуки «Работай припеваючи» лихо заметали хвостами мусор в мышиную нору.
        - Кто мне скажет, почему я сегодня такой добрый? - задумчиво промолвил Дик. - И что мне поможет стать еще добрее? Эй, малый, а как насчет желания выполнять некоторые мелкие поручения Ю-Эс-Эс?
        - Конечно, сэр. С удовольствием, сэр. Меня зовут Джим, Джим Янг. Запишите, пожалуйста, сэр.
        - У меня хорошая память. Давай сюда свою долбаную карточку.
        - Спасибо, сэр. Вы так добры, сэр. Если господа пожелают оставить свои адреса, я могу устроить продажи с очень выгодной скидкой…
        - Разве я уже не сказал «пока-пока»? - с искренним удивлением произнес Сэлинджер.
        - … Можно сэкономить до тридцати процентов! - донеслось из-за закрывающейся двери.
        - Не стоит придавать этому значения, - вздохнула Джейн, - этот случай нетипичен для нашей страны. Американский сервис сейчас считается лучшим в мире, это высокоразвитая индустрия…
        - А с чего вы взяли, что я придаю значение? - удивился Виктор. - Я всегда знал, что в США тридцатых был… и есть образцовый сервис. И будет в сороковых и пятидесятых. Я верю в это. Вы решаете очень трудную социальную проблему, меняете социальную структуру страны, и вряд ли даже с нашим историческим опытом… эээ… тысячелетней Руси… вряд ли что-то можно подсказать. В мире нет единых шаблонов развития, вот.
        - Как хорошо, что вы это понимаете! - воскликнула Джейн. (Как они тут любыт говорить восклицаниями). - Социальные проекты Босса благородны, но иногда имеют, как говорят фармацевты, побочный эффект. Это не все правильно себе представляют. Недавно здесь вышел скандальный роман Сэмюэла Корна «Трэнсфигюрейшен», или по-русски, «Преображение». Безумный профессор, которого окружающие называют Трэнсфигюрейшен, пересаживает подопытной собаке мозг негра, выкраденный служащим морга. Собака превращается в человека, которого называют Глобьюлмен, и вот этот Глобьюлмен проявляет себя хищником и прибирает к рукам клинику профессора, пользуясь его рассеянностью. В отчаянии профессор нападает на Глобьюлмена и совершает изощренное убийство - пересаживает ему мозг собаки, который хранился все время в холодильнике. Таким образом ему удается скрыть от полиции следы преступления. Но это же расизм! Это же ясный намек - дайте неграм права и они отберут все, это призывы к линчу! Неудивительно, что Босс добился запрета этой книги.
        - Ээээ… а разве это не Булгакова сюжет?
        - Не знаю. У нас здесь можно достать не все, что издается в России.
«Боже! Боже! Бред какой-то… Хотя… Как ни крути, а этот миляга профессор Преображенский второй раз уже не лабораторное животное, а человека резал. Нет человека - нет проблемы. Чем же тогда этот идол перестройки от Шарикова отличается?»
        - Да, обязательно посмотрите «Белоснежку» в кинотеатре. Она на самом деле цветная! У нас уже научились делать цветное кино, а скоро изобретут цветное телевидение.
        Телик был действительно еще далек от совершенства - на большом экране были видны строки, изображение было не совсем резким, особенно бросалось в глаза то, что по краям картинка немного искривлялась, словно зритель смотрел через дверной глазок. Однако спутники Виктора на это внимания не обращали, хотя глядели на экран довольно спокойно, без бурных проявлений чувств; Виктор же чувствовал, что его переполняет какой-то детский восторг, словно ему показывают прямой репортаж о встрече с инопланетной цивилизацией. Спустя пару секунд Виктор понял, в чем дело: четырнадцать дюймов были тем самым рубежом, когда человек перестает видеть в движущейся картинке новую игрушку, вроде фильмоскопа, и делает первый шаг от реальности в мир телевизионного, а затем и компьютерного зазеркалья. Перед Виктором был первый портал, уводящий человечество в виртуальную реальность.
        Мультик закончился и из динамика послышался звон колокола; через мгновение на экране появился мужчина на вид около сорока, в черной сутане и очках в модной металлической оправе. В его облике было что-то аристократическое, но в месте с тем внешне он располагал к себе; так в советском кино про шпионов было принято изображать европейских дипломатов и парламентариев. И еще с очками он немного напомнил Виктору артиста Тихонова из «Доживем до понедельника».
        - Это отец Кофлин, - пояснила Джейн, - он будет читать из телевизионного офиса речь об образе деловой жизни. Вам это возможно, неинтересно? В отеле кабельное телевидение и несколько программ, то есть две. Можно настроить на другой канал, а потом вернуться на этот. После речи отца Кофлина в расписании передач стоит вестерн.
        - Нет, почему же? Мне очень интересно, о чем он говорит. По российскому тиви я его никогда не смотрел.
        - А как вы его могли там смотреть? Через спутник?
        - Хотя бы и через спутник…

«О чем я? Какой спутник? Какой здесь спутник? А если она про будушее, то когда появились спутниковое ТВ, этого пастора наверняка уже не было.»
        - Передачу телесигнала в Европу через поверхность Луны еще не осуществили, это еще только идея. А на континенте для передачи из одного штата в другой будут использовать кабель, воздушные релейные линии и ретрансляторы на стратосферных дирижаблях. Говорят, что линии связи в будущем очень выгодный бизнес, почти как железные дороги и производство электричества.
        Манере выступать отец Кофлин явно учился у Адольфа Алоизыча: срывался на крик с надрывом и размахивал кулаками. С интеллигентным имиджем все это как-то мало вязалось. Менталитет разный, подумал Виктор, в Германии массовое среднее образование, им вождя недоставало, а тут авторитет учитель, потому пастор, не в пример фюреру, и не боится в очках ходить, а, может, даже и нарочно одевает.
        В речи пастора Виктор уловил знакомое по угару перестройки выражение «So-called democrats» - «так называемые демократы». «Так это что, от него пошло? Или заново придумали?»
        - Вы не возражаете, если я просто перескажу, о чем он говорит? - предложила Джейн.
        - Или вам надо слово в слово?
        - Не возражаю. Если отражает смысл.
        - Именно смысл. Вы читали Зомбарта?
        - Нет, как-то руки не дошли.
        Сочинения Зомбарта Виктор действительно видел в магазинах в нашей реальности. Но бумажные книги сейчас стоят слишком дорого, чтобы брать все, что заинтересует, а в Инете почему-то не попалось.
        - Ну, а какие-нибудь учебники по экономике вы читали?
        - Разумеется.
        - Где написано, что при капитализме главное - свобода максимального обогащения личности?
        - Ну, в общем так.
        - Короче, суть в том, что эти учебники описывают принципы бизнеса, принципы дела, принятые у евреев. Одни евреи, например, Ротшильд, считают их идеалом, другие, вроде Маркса и Троцкого, считают, что из-за них капитализм надо разрушить. Отец Кофлин говорит, что для Америки еврейский принцип бизнеса неправильный. И что нужен свой, правильный принцип ведения дел, базируемый на американских традициях и свете христианской веры.
        - Что-то подобное я вроде слышал…

«Ну да, от штандартенфюрера Альтеншлоссера из второй реальности. Ганзейские традиции. Интересно, все попытки спасти капитализм основывались на внеэкономическом принуждении? Приказном или моральном?»
        - В истории Америки мы видим, что корпоративная мораль часто дает лучшие результаты в экономике, чем личное обогащение. Негры на плантациях Юга, умея коллективно организовать свой труд, работали лучше нанятых белых. Артельная организация на стройках и заводах России, соревнование дало фантастические рекорды выработки. Рабочий, когда у него появляется чувство хозяина совместного бизнеса, творит чудеса. Этот опыт сейчас у нас изучается. Это на уровне предприятия. На уровне страны ответственность бизнеса позволяет вывести огромные активы из сферы спекуляции акциями, недвижимостью и землей в сферу производства и дать рабочие места. Перераспределение богатства от кучки населения широкому слою народов резко повышает внутренний спрос на товары и оживляет их предложение. Для этого не требуется отказываться от основных понятий экономики - денег, товара, рабочей силы, стоимости и так далеее. Нэп, или новая экономическая политика у нас называется - разделение доходов.
«Короче, никакого священного смысла в слове „нэп“ нет. В каждой стране в него вложили свое содержание. Лозунг политиков.»
        - Хорошо, но почему вы связываете этот самый неправильный капитализм с одной национальностью? Разве не могут быть эгоистами немцы, русские, англичане и наоборот? Это какой-то расовый предрассудок получается.
        - Но это не ко мне вопрос. Да, это похоже на то, как когда-то на Юге считалось, что у негров не может быть бессмертной души, поэтому их можно делать рабами. Политики всегда говорят так, чтобы их было проще понять народу, а народ часто понимает лишь то, что хочет понять. Для народа важно, что есть какой-то виновник.
        - Козел отпущения?
        - Да. Народ, как и судью, нельзя убедить в том, что он неправ. Поэтому некоторые говорят, что минорити, или меньшинства, должны иметь особые права, которые защищают их интересы, отличающиеся от интересов большинства. Но тогда каждому будет выгодно быть минорити, чтобы иметь больше прав, чем остальные. Где же тогда свободная нация?
        Виктор было хотел возразить, но тут в замочной скважине входной двери номера заворочался ключ; дремавший Сэлинджер подскочил, как чертик из коробочки, выхватил короткоствольный «Кольт детектив спешл», и занял позицию за углом коридорчика. Джейн, тоже вскочив, ухватила Виктора за правую руку и потащила в сторону, к простенку. Виктор услышал, как щелкнул замок ее сумочки, а в руке блеснул хромированный «Байярд». Судя по хватке левой, она тренировалась не только в танцах.
        - Эй, руку! - успел сказать Виктор, но Джейн не поняла, и, продолжая держать Виктора, вскинула правую вверх для изготовки к стрельбе.
«Блин, надо было предупредить, чтобы так не хваталась», мелькнуло в голове у Виктора. Он мог освободиться от захвата, как когда-то учили в оперотряде, но это отвлекло бы Джейн, а она все-таки его охраняет. «Сама отпустит» - в конце концов решил он.
        Из коридорчика в холл шагнула дама, явно немолодая, полная и некрасивая, в довольно безвкусном зеленом платье - балахоне, прикрывавшем кривые ноги, грубыми чертами лица, ярко накрашенными губами и черной неряшливой копной завитых волос. Венчало это существо зеленая шляпка, похожая на макет бронеколпака.
        - Боже!!! - дико взвизгнула дама, увидев наведенное на нее оружие. Глаза у нее закатились на лоб и она начала падать на Сэлинджера. Тот невольно отпрянул и дама неловко плюхнулась в кресло.
        - О, Мэгги! - воскликнул шедший следом господин с итальянскими усиками, налысо обритой головой и цветком в петлице. - О, не убивайте нас! Возьмите мой бумажник! Драгоценностей у нас нет, только обручальные кольца, мое и Мэгги!
        - Это не ограбление, мы агенты Ю-Эс-Эс, - ответил Дик, - кто вы такие и почему здесь появились?
        - Это все этот негодяй! - и бритый вытолкнул из коридорчика баскетбольного роста беллбоя с чемоданом, - он понес наши вещи в этот номер!
        - Но я не виноват! - завопил беллбой. - Здесь написано, что номер свободен, смотрите сами!
        Он вытащил правую руку из кармана униформы и внезапно бросил что-то в лицо Сэлинджеру, а ребром левой ударил его по шее; тут же Виктор увидел три наставленных на них дула: в руках бритого был вальтер с глушителем плюс два куцых полицейских смит-вессона тридцать восьмого калибра у дамы в кресле. Виктор уже понял, что в реальности, даже в другой, идя на дело, берут то, из чего стреляют, а не то, что откопает писатель в справочнике по стрелковому оружию.
        - Три-один, леди, - заявил бритый. - Бросайте вашу игрушку.
        - Или пристрелим обоих! - хрипло рявкнула «дама».
«Черт, да это мужик переодетый. Как глупо, как глупо…»
        Беллбой перевернул ничком упавшего Сэлинджера и защелкнул ему наручниками руки за спиной, заклеил рот бэнд-эйдом, затем подобрал упавший револьвер и, отвернув брючину, вынул плоский дерринджер у него из носка.
        - Ну что, устроим перестрелку, как в кино? - спросил он, выпрямившись и держа в руках оба ствола Дика. По телевизору уже шел вестерн и главный герой уже кого-то укладывал из «Писмейкера».
        - Будьте вы прокляты, - прошипела Джейн, бросила «Байярд» и опустила руку Виктора.
«Трое. Даже для ковбоев глухой номер».
        - Поднимите руки и отойдите в сторону - обратился бритый к Виктору по-русски, - а мадам пусть станет лицом к стене.
        Беллбой подошел к Джейн, также сковал ее руки за спиной и, залепив рот бэнд-эйдом, тут же полез к ней под платье.
        - Спокойно, крошка, мне нужно кое-что другое - сказал он, вынимая из-за ее чулка еще один плоский дерринджер-самовзвод (в фильмах туда обычно засовывают то, что будет выпирать из-под одежды или обязательно зацепится за чулок). - Агенты всегда ходят с двумя пушками, не так ли? - Он толкнул ее так, чтобы она упала на колени.
        Бритый тем временем профессионально ошмонал Виктора.
        - Замечательно, - заявил он, ничего не найдя, - если вы будете вести себя разумно, обеспечите себе долгую жизнь. Как видите, вас никто не заковывает. Сейчас вы пройдете со мной через отель к автомобилю. Если что-то пойдет не так, вы будете мертвы. К сожалению, у нас нет других вариантов. У вас тоже. Ваш отказ - смерть, поэтому я не спрашиваю согласия. Зачистите здесь все, - добавил он по-английски
«даме».
«Это что же? Это они сейчас их убьют??? И я ничего, ничего не смог сделать???»
        Его взгляд уперся в расширенные от ужаса глаза Джейн.
        - Шеф, этого пункта нет в контракте, - внезапно возразила «дама».
        - Ты что-то сказал? - бритый повернулся к креслу.
        - Не надо горячиться, - вкрадчиво пропел беллбой, стоя за спиной у бритого, - но, шеф, он прав. За тела двух агентов нас не потащат к судье и не дадут адвоката. Нас зацементируют в фундамент школы, что строят по приказу Босса. Они достанут даже в Канаде или Австралии. Чистильщики такие люди, шеф. Послушайте, мы отвезем вам этих агентов, куда вам надо живыми и дальше мы ничего о них не знаем.
        - Фуры вы банановые[Идиоты.] . Как их собираетесь отсюда тащить?
        - В тележке для белья. Мы уже делали такое.
        - Тащите тележку. Если будут проблемы, перед смертью вы у меня сожрете свои собственные яйца.
        - Сожалею, но не хотите ли вы пойти с одним из нас? Нам нужны гарантии.
        - Фердаммтэ шайзе! Веди! Быстро! - рявкнул бритый беллбою. - А ты стережешь! - добавил он «даме».
        Как только они вышли, «дама» встала, или, точнее, встал и положил второй смит-вессон из левой руки в широкий карман своего бесформенного балахона. Видимо, левая не была так накачана.
        - Хотите пива? - спросил Виктор.
        - Что?
        - Мы пили пиво. Вы хотите пива тоже?
        - Хочешь, чтобы я сказал «принеси пиво»? Не пытайся меня обмануть. - И он покачал перед носом Виктора стволом револьвера. - Я сам возьму пиво.
        Он направился к холодильнику, держа Виктора в поле зрения. В это время Сэлинджер пошевелился и застонал. «Дама» остановился.
        - Что, долбаный сыщик, не узнал меня? А я тебя помню, очень долго помню… Вот ты скоро меня забудешь.
«Дама» крадучись, подошел к лежащему на полу Дику и внезапно, с разворотом, ударил его носком ботинка под ребра, на мгновение повернувшись боком к Виктору.
        - Don't move! (Ни с места!)
        На этот раз «дама» вылупил глаза так, как будто перед ним действительно возник взвод марсиан в зеленых скафандрах. Он тупо смотрел на внезапно возникший в руке Виктора дерринджер (третий по счету в этой комнате) и по его губам блуждала глупая улыбка. И от этой улыбки Виктора вдруг накрыла волна бешенства.
        - Че ты лыбишься, как параша?! - заорал он по-русски. - Ствол кинул, падла, убью!
«Из двух патронов точно попаду в этого урода, а там…»
        - Не убивай! - ввизгнул «дама» тоже по-русски. - Я… я сдаюсь.
        Револьвер глухо стукнул о ковер.
        - Освободил его, живо! - Виктор кивнул в сторону лежащего на полу Дика.
«Надо было его обезведить. А черт, времени нет.»
        - Ща, блин, мозга вышибу, за пестиком полезешь! Ты понял? Ты понял, чмо?!
        - Понял… понял… - «дама» трясущимися руками доставал ключ от наручников, и никак не мог попасть в скважину, - сейчас, сейчас…
        Дик застонал, приподнялся, размял освобожденные руки и внезапно коротко двинул
«даме» левой снизу в челюсть. «Дама» без звука опрокинулся навзничь. Дик отодрал от лица пластырь.
        - Мой страховой полис, - сказал он Виктору, показав кулак. Он пошарил вокруг и наощупь подобрал револьвер «дамы».
        - Мне надо промыть глаза. Перец. Ничего не вижу. Возьми вторую пушку. - Он встал и, покачиваясь, направился в сторону ванной.
        Виктор вытащил из кармана зеленого платья второй револьвер и стал искать ключ от наручиков, чтобы освободить Джейн, но в этот момент щелкнула ручка входной двери. Виктор бросился к стене у двери, взводя на ходу тугой, неподатливый курок второго револьвера. Джейн бросилась ничком на пол, чтобы уйти с возможной линии выстрела.
«Буду бить с двух рук в упор».
        - Где этот… А-а!..
        Послышался приглушенный удар, и из двери в коридор перед Виктором ничком вывалился бритый. Что-то еще упало там, в коридоре.
        - Виктор, не стреляйте! Это агент Сэлинджер! Эй!
        Виктор осторожно заглянул в коридор. Там действительно стоял Дик с мокрым лицом и красными глазами, а в углу сидел беллбой с головой, откинутой набок.
        - Освободите миссис Крамер, а я пока соберу игрушки и перетащу моих птенчиков. Эй, Виктор, а вы не ученик Харри Худини? Как вы это делаете?
        - Я расскажу позже… Телефон полиции 911 или другой?
        - Никакой полиции! Джейн вызовет подкрепление Ю-Эс-Эс, рация в спальне под кроватью. Эй, ключ от наручников есть в дамской сумочке.
16. «И развеет ветер дым…»
        - Сейчас… Подожди…
        Наручники упали на ковер. Джейн сама содрала с лица нашлепку бэнд-эйда, скомкав, отшвырнула под столик. Ее худенькие руки с тонкими пальцами судорожно вцепились в плечи Виктора; она уронила голову ему на плечо и зарыдала.
        - Ну что ты… Все уже кончено.
        Она не слышала; ее тело содрогалось, ее губы все время повторяли одно слово -
«нет, нет, нет». Виктор гладил ее жесткие волосы и проступившие под тонким искусственным шелком лопатки, пытаясь утешить.
        - Все, все, малыш… Дик говорил, надо вызвать подкрепление Ю-Эс-Эс…
        - Да, да сейчас… Сейчас все будет хорошо… Не смотри на меня, я выгляжу ужасно…
        - Я помогу встать. Ты только покажи, как включать.
        Серый железный ящик полицейской «Моторолы» для патрульных машин с крупными карболитовыми разъемами вызвал у Виктора ностальгические чувства. Джейн что-то быстро и непонятно говорила по черной телефонной трубке.
        - Через семь минут будут здесь.
        - Нас не могли подслушать?
        - Эф-Ар-Си дало нам другие частоты. Переговоры ведутся кодом.
        - А чего же вы тревожную кнопку в номере не поставили? Как в банке?
        - Она есть и не одна. Не успела к ней дотянуться. Все слишком быстро и внезапно. Как у уличных бандитов.
        - Я извинятся, - повторил по-русски вошедший в спальню Сэлинджер, - но я имей большой интерес, как вы это делат. Я имей в виду достат пушка из воздух. Кто может научат.
        - Меня учил индийский факир из Нижнего Новгорода. Нужна резинка и чтобы оружие не имело выступающих частей, чтобы не цеплять за одежду.
        - Русский сикрет полис имеет нас научат кое что. Я просит еще записат русски слова, вы говорит к этот козиол.
        - Запишу. Вообще-то мне надо было сразу стрелять в этот козиол, а не базарить. Не догадался.
        - Кто знат. Выстрел ест шум, они за дверью понимат, что-то неверно. Нет внезапност.
        Из гостиной послышался стон приходящей в себя «дамы»
        - О, Сэм Кроуз! Наконец-то я тебя узнаю. Как тюрьма меняет человека, не правда ли?
        - Он правда русский? - спросил Виктор.
        - Да, - прохрипел «дама», - Семен Крозавицкий. Сеня. Слышь, земляк, закурить не будет?
        - Скунс орегонский тебе земляк, Сеня. На фрицев работаешь?
        - Прошу быть свидетелем, что это я не дал кокнуть легавого и бабу. И я не оказал вам сопротивления.
        - Я зачту это, - ответил по-английски Дик, - я пришлю тебе в камеру кружевной лифчик. Он тебе будет часто требоваться.
        - На фрицев, да, на фрицев? - с нотками истерики в голосе заголосил Сеня. - А ваша Раша на фрицев не работает? Да вы на них и работаете, на их заводах, на Опеля, на Круппа, на Порше, на всех. Ваш император с министрами Гитлеру задницу лижет за их капиталы! Твою Рашку давно уже за твоей спиной продали, оглянись, позырь, а ты тут за грош готов своего, русского укоцать, да?..
        - Я те ведро вазелина пришлю, - ядовито заметил Виктор, - только помногу не трать, и с другими не делись, а то быстро кончится… О черт! Я идиот! Он же нас забалтывает!
        Виктор подскочил к бритому, перевернул его навзничь и начал шупать воротник рубашки и пиджака. Под пальцами он почувствовал что-то твердое и продолговатое.
        - Ножницы есть? Сизэз, найф, блэйд, суорд, что-нибудь острое! - Он подскочил к столу, схватил бутылку из-под пепси и начал озираться, обо что бы ее разбить.
        - Подождите! - Джейн вывалила сумочку на стол и протянула Виктору маленькие маникюрные ножницы.
«А вообще я склерозник. У меня же универсальный набор на поясе.»
        Из распоротого ворота показалась короткая трубочка, похожая на предохранитель от старого приемника.
        - Пойзн?
        - Йес. Держите. Цианид, наверное, или кислота синильная. Еще во рту посмотрим. Черт, а если разбилась? Резиновые перчатки здесь могут быть? Рабэр главз? Можно не стерильные.
        - Кондом?
        - Давайте!
«Только бы не порезаться…»
        Из-за левой щеки бритого Виктор вытащил такую же ампулу и отдал Дику.
        - Еще? - Джейн протянула несколько нераспакованных пачек, выудив их из кучи вещей, вытряхнутых из сумочки.
        - Хватит. - Виктор стянул с указательного пальца презерватив и брезгливо кинул его на тело абверовского агента.
        Зазвонил телефон. Джейн сняла трубку.
        - Сейчас войдет подкрепление, предупреждают, чтоб не стреляли.
        В подкреплении было человек десять; задержанных быстро вытащили в коридор. Абверовцу вначале поднесли нашатырь к носу, чтобы привести в чувство; очнувшись, тот обнаружил отсутствие ампул и презерватив, лежащий на рубашке, и начал выкрикивать ругательства. То ли из-за того, что не дали исполнить долг перед фюрером, то ли он неверно понял ситуацию. За неимением под рукой подходящих пластырей ему заткнули рот его же носовым платком.
        Врач вытащил из саквояжа белый халат, осмотрел глаза Сэлинджера, закапал какие-то капли, наложил примочки и предписал лечь на диван и отдыхать, а перед уходом дал Дику расписаться в какой-то бумаге, вроде акта о выполнении работ. В комнате оставили еще двоих агентов; Виктор с самого начала обратил на них внимание, потому что они зашли в номер в дорожных пыльниках не по погоде и с чемоданами. Из чемоданов на свет божий появилась пара «томми-ганов». Настоящих, как в гангстерских фильмах, с дисками и деревянными рукоятками под стволом.
        - Желательно, чтобы русский по возможности пребывал в спальне и не подходил к окну, - объяснил Джейн один из новых охранников. - Шторы опущены?
        - Да.
        - Не поднимайте. Надо, чтобы кто-то из наших людей был с ним. Это придется делать вам. К тому же вы можете говорить по-русски.
        - ОК, парни. Но считайте, что на двери висит табличка «Не беспокоить».
        Они рассмеялись. Джейн обернулась к Виктору.
        - Они полагают, что нам лучше…
        - Я понял. Кстати, там можно слушать приемник.
        - Одну минуту, - остановил их охранник и протянул Виктору… «Токарев» и к нему пару обойм. Натуральный ТТ образца 1930 года, только рукоятка с черными пластмассовыми накладками выглядела непривычно массивной, толстой, и на ней внизу был упор для мизинца.
        - Переведите русскому, чтобы держал эту пушку поблизости и объясните, как пользоваться. Из этой пушки хорошо застрелить человека в автомобиле или за дверью. Гангстеры часто носят дешевые кирасы из хлопка против пуль сорок пятого калибра, как раз этот случай. Объясните также, что с этим надо быть осторожным. «Русский браунинг» может выстрелить при падении. Берегитесь также рикошета.
        - Йес, оф коз, - ответил за Джейн Виктор, - ай'л тэйк ит инту эккаунт.
        На рукоятке ТТ вместо звезды виднелся орел эмблемы Императорского Тульского оружейного. Виктор вынул обойму - в ней оказалось двенадцать патронов в два ряда вместо привычных восьми - и загнал обратно. «Ишь ты, проапгрейдили. Плохо, что не в кобуре.»
        - И как у вас идут наши волыны? - спросил он Джейн.
        - Частные заказы в основном. Правительство лоббирует для военных пистолет компании Кольта сорок пятого калибра. Прекрасное качество, но дорогой, и всего семь патронов в обойме.
«Нехило для толмача матчасть знает… Или это национальная американская черта? Рождаются в машине и с пестиком?»
        В спальне Виктор просто положил ствол на тумбочку, а обоймы сунул в карманы брюк.
        - Здесь у меня такое чувство, как будто ничего не произошло, - вздохнула Джейн и щелкнула круглой бакелитовой ручкой «Зенита». Виктор крутнул ручку настройки, но приемник молчал.
        - Он же еще не нагрелся. Только батарейные сразу работают.
        - Ах да. Никак не могу к этому привыкнуть.
        - Мы с вами все время играем в одну игру… Я делаю вид, что не знаю, откуда вы, вы делаете вид, что верите, что я не знаю. Вы правда из будущего?
        - Из другого. В этом будущем Лонг убит, а президентом стал Рузвельт. О покушении предупредили немцы?
        - Проще всего было бы сказать «Я не знаю, я всего лишь переводчица».
        - Если Даллес не дурак, он не приставит рядовой состав.
        - Верно. Проблема в том, что никто не знает, что задумал Даллес.
        - Почему вы это мне говорите?
        - Вы спасли мне жизнь. Ну и кроме того, мы партнеры.
        - Разве с этим в Ю-Эс-Эс считаются?
        - Разве в Ю-Эс-Эс нельзя остаться человеком?..
        Приемник ожил. Послышались шорохи и потрескивание эфира.
        - Какую станцию вы хотели найти?
        - Москву. Почему-то после всего этого тянет услышать «Говорит Москва».
        Московская волна ворвалась в комнату протяжными звуками цфасмановского танго «В дальний путь».
        - Под русский джаз хорошо танцевать, - улыбнулась Джейн, - такое впечатление, что композиторы пишут в дансингах.
        - В таком случае позвольте вас пригласить?
        - С удовольствием.
        Виктор взял Джейн за талию и музыка легко повела их обоих, растворяя в четко очерченных тактах.
«Скоро умчится поезд стрелой, И развеет ветер дым…» - старательно выводил тенор.
        - Похоже на нашу «Брат, на жизнь хоть грош подай», но гораздо сентиментальнее, - прошептала ему Джейн, - особенно когда скрипки вступают, просто комок к горлу. А мелодия так захватывает, что движешься и не чувствуешь собственного тела. Кажется, она звучит где-то внутри меня…
        - Голова не кружится?
        - Нет, нет… Какие точные слова у этой песни - «и развеет ветер дым»… Все в этой жизни расходится, как дым - юность, близкие люди, города, мечты и планы на жизнь… И сам человек, со всем, чем он жил, вынашивал, любил и ненавидел, сам он, как паровозный дым - мелькнул и растаял в воздухе…
        Она вдруг внезапно и порывисто обхватила его шею и зашептала:
        - Не уходи! Не исчезай, пожалуйста! Я не могу так больше жить! Останься, останься, останься, останься…

«Я вам нравлюсь?» - хотел было спросить Виктор, но вдруг понял бессмысленность и очевидность этого вопроса; он просто припал к вишневым губам, как путник в пустыне после многих дней пути припадает к внезапно появившегося роднику.
«Ты к глазам подносишь платок, Прощальный звонок, Твоих не слышно слов…» - доносилось сквозь шорохи эфира.
«Это и есть та самая попытка Ю-Эс-Эс меня скомпроментировать, о которой говорил Сталин, и которую мне надо позволить? Или просто психологическая реакция после ужаса неминуемой смерти?»
        Во всяком случае, толпа папарацци с фотокамерами в спальню не вламывалась, и если их снимали, то скрытой камерой.
        - Ты ведь не развеешься, правда?
        - Нет, радость моя. Когда ты рядом, законы природы словно меняются, солнце светит ночью и само время течет вспять. Ты - моя звезда, маленькая счастливая звезда, упавшая с ночного неба в мою ладонь, и я хочу теперь только одного - спрятать тебя в самом сердце…

«Если это останется в архивах Ю-Эс-Эс, пусть это будет красиво…»
        - …Ты о чем-то думаешь, мой ласковый?
        Сквозь прикрытые жалюзи просвечивало оранжево-красное зарево. В рекламе здесь используется неон, разноцветные газосветные трубки еще не вошли в моду. В России такого нет, там еще буквы светящихся вывесок с электролампочками цветного стекла. А здесь - экономия электричества, дешевый способ сделать вывеску побольше. Трубки для букв гнут специально, на заказ, по их очертаниям, но цвет все равно оранжево-красный, тревожный. Хорошо, что здесь еще Вашингтон, столица, и рекламы не так много.
        - Как-то непривычно. Мы с тобой знакомы полдня. Мне надо было ухаживать за тобой, ходить всю ночь под твоими окнами…
        - Если ты будешь ходить всю ночь под моими окнами, соседи вызовут полицию. Или нападут грабители. Правда, у тебя есть оружие. Романтика у нас - это фантазии богатых. Пригласить на свою яхту, например.
        - Тебя часто приглашали на яхту?
        - Ни-ко-гда. Я не принцесса и не кинозвезда. Ты разочарован?
        - Тобой? Ни-ко-гда.
        - Я забыла, ты же комми, у вас там нет бедных и богатых.
        - Я не был в партии, и теперь у нас другой строй.
        - Все равно, ты вырос в стране комми. Там важна не яхта, а человек.
        - Ты хотела бы жить в СССР? Но там были тоже какие-то трудности. В первой реальности колбасу привозили в магазины не всегда, и когда привозили, надо было стоять в очереди.
        - А яйца привозили? Молоко? Рыбу?
        - В нашем городе - всегда привозили.
        - Зачем же вы стояли за колбасой? Я бы взяла яйца или рыбу. Экономия времени. Еще можно сделать тосты и обжарить картофель… А кафетерии у вас были?
        - Столовые были везде, фабрика-кухня, домовая кухня…
        - Там была колбаса?
        - Иногда… Там котлеты были, шницель, гуляш, поджарка, сосиски.
        - Зачем же вы стояли за колбасой?
        - Не знаю. В раннем детстве она лежала в гастрономе свободно.
        - Вообще ничего не понимаю… Но очередь за колбасой была меньше, чем на бирже труда?
        - Тогда не было бирж труда, везде висели объявления «Приглашаем на работу».
        - То есть можно было ходить по офисам и свободно выбирать? Это не пропаганда?
        - Нет. Все были обязаны работать.
        - Опять не понимаю. Это все равно, что все были обязаны есть или спать. Если нет работы, как оплатить еду и жилье? Или их давали бесплатно?
        - Нет, хотя и недорого.
        - То есть, когда привозили колбасу, вывешивали низкую цену? Это был сейл?
        - Ну, в общем, что-то вроде этого.
        - Тогда в чем недостаток? Если делают сейл, то у нас тоже большая очередь. И сейл бывает не всегда. Часто не можешь себе позволить ту или иную вещь, потому что ждешь сейл. Чтобы сохранить деньги. Разве это недостаток? В СССР нельзя было хранить деньги?
        - Можно. Даже плакаты висели - «Храните деньги в сберегательной кассе».
        - Это реклама. Касса часто банкротилась?
        - Она вообще не банкротилась.
        - Тогда я не понимаю, что плохого в том, что везде сейлы и работу можно легко поменять. Наверное, все дело в том, что у вас там было много романтики. А у нас больше расчета. Если мужчина только познакомился с женщиной и пригласил на вечер в ресторан, то каждый платит за себя. Потом, когда познакомятся поближе, могут поехать на автомобиле куда-нибудь за город и снять комнату в недорогом мотеле. Или просто остановить машину на пустынном побережье и творить любовь. А в России никогда не творят любовь, а ею живут.
        - Можно еще цветы дарить.
        - Хорошо, что ты этого не сделал. В каждой ленте про любовь дарят цветы. Уже не могу смотреть эти приторные истории со слащавыми песенками, цветами и кукольными лицами артистов. Хочу видеть на экране жизнь, людей с сильным характером, способных что-то просто сделать для братьев своих, а не ради долларов. Я выгляжу странно?
        - Нет.
«Может, они просто изучают меня для разговора с Главрыбой? Не собираюсь ли я манипулировать Лонгом, если да, то как, ну и, наконец, как Лонг сможет манипулировать мной? Это было бы естественно… Итак, сегодня двадцать восьмое, вторник… точнее, скоро уже двадцать девятое среда. Меня успеют принять до уикенда? Как-то слишком бурно тут прошел первый же день.»

17. Отец циников, пошляков и космополитов
        Ночью Виктору Сергеевичу приснился чудный сон. Будто он налаживает для какой-то небольшой фирмы аппаратный файрвол для доступа в Интернет из локальной сети по веб-интерфейсу. И все получается, кроме доступа одной проги по UDP по порту 55555. Виктор Сергеевич перепробовал все способы, чтобы это обеспечить, и даже все порты временно пооткрывал, чтобы понять в чем дело, а файрвол все пакеты по этому порту отбрасывает. И он бился и как-то вдруг сделал так, что появился коннект, даже сам не зная как, но после включения и выключения файрвол снова стал отбрасывать пакеты по порту 55555, и надо было начинать все сначала.
        Вот такой красивый сон про настоящую жизнь.
        Ранним утром в номере воздух был пропитан все тем же запахом брэнда «Пятая авеню». Джейн безмятежно дремала, чуть приоткрыв во сне свой манящий ротик; сейчас, со стертым макияжем (за исключением ногтей - лак снимать было некогда) она казалась совершенно беззащитной. ТТ валялся на тумбочке. Пострелять из него так и не пришлось, о чем Виктор совершенно не жалел. Если визита в Белый дом придется ждать долго, можно напроситься съездить на какое-нибудь служебное стрельбище, типа потренироваться…
        Постепенно его стали одолевать угрызения совести. Как ни крути, а получается, что с Джейн он сошелся по заданию империи. Как-то не по-человечески выходит. Хотя, с другой стороны, с учетом грозящего в случае войны геноцида, смысл его поступка был в сохранении своего рода.
«Альтеншлоссер был бы доволен… Высшее проявление долга гражданина в рейхе. Постель ради служения нации. Для продолжения рода нужно совсем другое… Хотя нет, для продолжения рода именно это и надо. Как-то по дворянски все получается, делить ложе ради интересов родового имения. Неудивительно, что эти графы и бароны портили крестьянок… Идиотизм, глупости! На войне людей будут убивать и калечить, а ты, как рефлексирующий шестидесятник, снова роешься в своих личных комплексах. О других надо думать, а не о себе.»
        Виктор посмотрел вокруг, его взгляд остановился на молчащем приемнике. Нет, включать рано, пусть Джейн выспится. Через окна доносился приглушенный шум улицы и клаксоны.
«Хватит ковыряться в себе, надо анализировать. Если это все запланировано, надо понять, в чем смысл. Версия первая - компромат. Только вот в России всем наплевать, с кем здесь писатель Еремин. Немного дешевой популярности и не более того. И Даллес наверняка это понимает. Тогда что? Ночью меня не пытались споить и ни о чем не спрашивали. Может, это с дальним прицелом, как госдеп США подкидывает политикам своих жен? Оженит, будет обрабатывать незаметно, изо дня в день. Правда, разговора о брачных узах пока не было, но это может быть впереди. А ведь Ступин стопудово подкинул Краснокаменной жениха. Он появился сразу после разговора о Сахарове и Боннэр. А Лена является через пару минут после разрыва с Краснокаменной и мы с ней что? - весело идем проводить вечер в летний сад под видом исследований меня, любимого. Лена совсем даже не против, у нее куча планов, как извлечь из будущего брака выгоду. Кстати, и у расчетливой Джейн куча планов, так что не будем исключать вариант три - личную инициативу. Ну и, наконец, вариант четвертый, как во второй реальности, биопробы… почему нет? У них есть свои биологи. И в
России есть, что же я об этом варианте там не подумал?»
        Зазвонил телефон на тумбочке со стороны Джейн - белый забавный аппарат с круглым, приплюснутым, как ватрушка, корпусом и трубкой на «рогах». Виктор приподнялся, чтобы снять трубку, но Джейн моментально очнулась и опередила его со своим голливудским «Хэллоу?».
        - Через полчаса приедут большие люди. Надо все это быстро… Боже, моя прическа! И надо еще успеть сделать лицо.
        - Главрыба?
        - Нет, мельче. Хорошо, в сумочке вчера ничего не разбили. Под твою встречу правительство оплатило шикарную косметику. Да, надо послушать прогноз погоды.
        Она щелкнула ручкой приемника и перевела настройку на местную волну.
«Почему она говорит, что косметика казенная? Обычно этим не хвастаются.»
        - А в США принято рассказывать, если косметика за счет бюджета?
        - Ты можешь подумать, что я трачусь на слишком дорогую косметику.
        - И что?
        - Ты же вырос в стране комми! А там негативное отношение к богатым и роскоши. Некоторые комми против того, чтобы носить галстук и шляпу. Ты их тоже не носишь.
        - Так ведь жарко, вот и не ношу! И такого в советское время у нас уже не было. То есть, культа богатства не было, но и культа бедности тоже. Многие джинсы покупали за две сотни в переводе на доллары…
        - С бриллиантами?
        - Нет, просто фирмовые. Левайс, Ли…
        - С ума сошли.
        - А разве не странно использовать дорогую косметику и тут же рассказывать, что это
«ту экспенсив»?
        - Здесь это называют «имидж». Как бы тебе объяснить…
        - Я знаю.
        - Это имидж страны.
        - И это тоже имидж страны?
        - Ай! А я-то думала, ты не похож на американцев с их пошлыми шутками.
        - ОК, остаюсь Рашн. Даже согласен быть комми и вступить в партию.
        Из приемника послышался томный голос Алисы Файе, неспешно выводившей прошлогодний хит Ирвина Берлина «Согрей меня, моя любовь». «Я скину с плеч пальто, перчатки прочь отброшу, к чему одежда мне в огне страстей? Все выше пламя любви, что сердце гложет, Я стану бурею твоей.» Хорошо бы сейчас никуда не спешить…
        - Слушай, Жень, мне краситься не надо, так что иди в ванную первая, а я пока застелю кровать.
        - Ты все-таки комми. В отеле кровать стелит горничная. Слушай, если будет прогноз и не пугайся - температура у нас по Фаренгейту. Завтрак уже заказали, успеем перекусить.
        Но прогноза не было. Алиса Файе перешла на шуточный «Круиз по трущобам» из какого-то то ли мюзикла, то ли фильма. «Они все жить могут в этой вони, чем мы хуже их?..»
…Он быстро вошел в номер, и не успел Виктор произнести дежурное «Good morning», как этот человек подошел к нему и порывисто пожал руку. Человек относительно высокий, лет сорока, темный, начинающий седеть, с аккуратными французскими усами и высоким открытым лбом, хитрой, но добродушной улыбкой и чуть прищуренными глазами за стеклами очков в тонкой блестящей оправе. Очень похож на довоенного Сергея Михалкова.
        Аллен Уэлш Даллес.
        Будущего шефа ЦРУ Виктор знал в основном по эпизоду в «Семнадцати мгновениях весны» и по «Плану Даллеса». В исполнении Шалевича Даллес выглядел намного старше. Что же касается «Плана Даллеса», то на одних сайтах писали, что он был, на других
        - что его не было, потому что он впервые появился в художественном романе «Вечный зов» в словах какого-то эсесовца. Хотя Виктор не понимал, почему бы писателю Иванову не вложить вольный пересказ Даллеса в уста другого персонажа, который их, несомненно, будет разделять. Например, если помнил цитату не дословно: какие претензии к выдуманному персонажу? Главное, что по сути верно. «Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов…» Ведь сделали! Зайдите на любой форум, и там такие найдутся. Циничные и пошлые личности для которых все равно, каких размеров их Родина, найдутся на каждом форуме! Значит, неважно, кто и как говорил. Так сделали. Есть факт реализации плана.
        - Я очень рад видеть вас в Вашингтоне. Мне доложили о ваших мужественных действиях вчера во время нападения. От лица УСС я уполномочен выразить вам искреннюю благодарность за ваш смелый поступок и сообщить о том, что мы оформили на вас представление к «Серебряной медали за спасение жизни», - сказал человек, которого Виктор считал крестным отцом циников, пошляков и космополитов.
        - Переведите мистеру Даллесу, что я весьма признателен за столь высокую оценку моего скромного вклада в национальную безопасность США, - отвестил Виктор, - то, что произошло вчера, показывает, что только совместными действиями люди России и Америки способны остановить нацистскую угрозу человечеству.
        - О, - улыбнулся Даллес, - я рад найти в вас единомышленника. Но в России, кажется, говорят «В ногах правды нет»? Давайте присядем за стол. Хотите коктейль?
        - Можно, - согласился Виктор, - молочный. У нас в России не принято спиртное с утра.
        - Здесь делают хороший фруктовый. Не возражаете?
        - Нет.
        - Сегодня в одиннадцать вас примет президент Соединенных Штатов. Чтобы беседа была максимально плодотворной, мне поручено обсудить с вами некоторые второстепенные вопросы, и, если вы дадите мне ответы, заведомо устраивающие президента, их можно не касаться на встрече. Кроме того, у меня есть несколько незначительных вопросов к вам. Как вы смотрите на такой план нашей в сами беседы?
        Через охранника передали коктейли. Тот, что выбрал Виктор, действительно оказался безалкогольным, но бодрил и прогонял остатки сна; сделан он, похоже, был из соков цитрусовых, да и на фужере ребром была пристроена половина кружка лимона.
«Наверное, во второй реальности их и содрали для витамин-баров. А этот жук хочет что-то предварительно выведать. Ну, оно понятно: очко-то не железное, надо ему хотя бы представлять, что этот русский ляпнет у Главрыбы».
        - Только положительно. Меня всегда восхищала рациональность и эффективность американского делового стиля.
        Даллес выдержал которткую паузу.
        - Вчера вы расшифровали Ю-Эс-Эс как «Юнайтед Сикрет Сервис». Не могли бы вы сказать, почему? Мне весьма любопытно.
«Странно, что он грузит такими пустяками. Запутывает, рассчитывает на потерю бдительности?»
        - Такая служба существовала во второй реальности.
        - Судя по названию, она объединяет различные спецслужбы?
        - Вероятно да, поскольку я не слышал о других спецслужбах НАУ… то есть Норт Атлантик Юнион, обьединяет Ю-Эс-Эй энд Грейт Бритн.
        - То, что вы рассказываете, весьма интересно. Как бы вы смотрели на создание сейчас в Америке правительственного учреждения, которому бы были подчинены другие разведывательные и сыскные службы? Это не подорвет основы демократии?
        - Полагаю, в условиях надвигающейся войны это очень разумное и эффективное решение. Народ должен понимать, что для спасения Америки необходимо менять некоторые представления об общественном идеале.
«Пусть они у себя свою демократию полностью придушат. Не будут выпендриваться.»
        - Весьма здравая точка зрения… К сожалению, ваш вылет из Москвы оказался омрачен некоторыми неприятными событиями.
«Это еще о чем? Сейчас какой-нибудь сюрприз выдаст».
        - Возможно, вы знаете, что Россия и Германия ведут на нашу страну пропагандистские передачи. Возможно, это случайность, но в день вашего отлета тон московских передач изменился. Если раньше пропаганда была направлена против президентского курса, правительства, то теперь она направлена на подрыв общества, как такового. По радио идут проповеди асоциальности и люмпенизации. Пропагандируется пренебрежение к закону и судам, к демократическим ценностям, завоевание независимости США от британского владычества объявляется безумием, а Гражданская война - бессмысленным братоубийством, затеянным англо-французским капиталом. Стремление быть богатым и знаменитым высмеивается, вместо этого проповедуется созерцательное безделье под флагом возвращения к Матери-Природе. Сеется скепсис и диогеновский цинизм, объявляется устаревшим институт семьи. Молодежь завлекают новой электромузыкой «рок-стиль», основанной на африканских примитивных ритмах. Церковь уже осудила эту музыку. Так вот, скажите честно - не является ли начало такой пропаганды подготовкой Россией войны на уничтожение американской нации?
«Это что, Россия первой начала реализацию „плана Даллеса“?»
        - Вы видите в этом новую национальную угрозу? Но ведь в демократическом обществе всегда будет определенное число людей - носителей таких взглядов, и они будут пользоваться правом их высказывать. Или же такие взгляды будут поставлены вне закона?
        - Это две разные вещи. Когда данные взгляды стихийно высказывают группы маргинальных лиц - это одна ситуация. Когда ведется организованная пропаганда подобных воззрений, когда ученые работают над тем, чтобы деструктивные идеи укоренялись в мозгу населения - это совсем другая вещь. Эфирное радиовещание в нашей стране - это динамичная сфера бизнеса, как и производство радиоприемников. В ближайшем будущем жизнь американца будет зависеть он наличия у него радиоустановки, сетевой или батарейной, по которой он узнает все - погоду, биржевые котировки, счет в игре любимой команды, цены и рекламу. Поставить под правительственный контроль американский радиоэфир нереально - возможно, это удастся нам в отношении телевидения, которое делает еще первые шаги. Если Америка сделает тот же шаг в отношении России, то это не даст сейчас столь же сильного эффекта. В России интенсивно развивается проводное вещание, контролируемое властями, и закон преследует прослушивание пропаганды. Вот почему ситуация с эфирным вторжением русских серьезно беспокоит президента.
        - Полагаю, - ответил Виктор, - что если великие державы смогут договориться между собой о неприменении друг в отношении друга новых видов стратегических вооружений, то это возможно и в отношении информационной войны.
        - Даже так? - удивился Даллес. - Вы предлагаете нам договориться? Но не могли бы вы сообщить, с какими людьми вы связаны в России, насколько они влиятельны и имеете ли вы от них полномочия на ведение таких переговоров?
        - Я предлагаю президенту действия, после которых другие страны будут вынуждены идти на официальные переговоры с США. Как у нас говорят - «Было бы болото, а лягушки найдутся».
        Еще одна короткая пауза.
        - Разумно, - наконец произнес Даллес, - полагаю, президента это устроит. Также нас интересует ваше мнение, насколько сильны в России антиамериканские настроения.
        - Я вообще-то недолго в этой реальности и не успел глубоко изучить общественное мнение.
        - Ничего. Нас интересует ваша субъективная точка зрения.
        - Как вам сказать… Я подозреваю, что для среднего российского обывателя Америка - это такая далекая экзотическая страна, вроде Сиама, где в лесах живут индейцы. Я повторяю, я могу ошибаться. А что, с моим отлетом в России началась антиамериканская кампания?
        - Она должна была начаться?
        - Не видел к этому никаких оснований. Вы так говорите, что что-то произошло?
        - Нет. Вы можете не волноваться. У вас есть еще какие-нибудь вопросы к мне?
        - Только один: в каком настроении президент?
        - Он умеет делать себе настроение. Если у вас нет возражений, мы продолжим наш разговор уже в Овальном кабинете.
        - Никаких возражений.
        Они раскланялись и Даллес удалился, перед выходом в коридор еще раз взглянув на Виктора. Галлахер сиял улыбкой Чеширского Кота.
        - Все идет великолепно, Виктор, вы даже сами не представляете. Не хотите ли стаканчик для пущей уверенности?
        - Я чего-то должен бояться после вчерашнего?
        Приемник из-за двери спальни весело наигрывал «Все зависит от тебя» в стиле регтайма.
«Когда же они начнут превращать меня в своего агента влияния? Или уже превращают, но я не замечаю?»
        - Кстати, насчет вчерашнего, - заметил Галлахер. - Я должен заранее извиниться за неудобства, но перед визитом к президенту ваше оружие придется сдать Таков порядок после покушения 1936 года. Вы, наверное, о нем уже слышали?
        - Да, я рассказывала об этом, - вставила Джейн.
        - Друзья уговорили Босса надеть под одежду недавно подаренную ему гибкую кирасу фирмы Баррат, какую носят особые агенты Скотленд Ярда. Это и спасло его от пули сорок пятого калибра. С тех пор людей, что заходят к нему, тщательно проверяют. Кстати, мне уже рассказали, у вас был какой-то особый способ ношения оружия?
        - Надеюсь, вы не считаете меня зомбированным камикадзе?
        - Простите, кем?
        - Если не ошибаюсь, - подсказала Джейн, - Камикадзе - японское название тайфуна, который в тринадцатом веке уничтожил корабли монголов у берегов Японии, а зомби, это из фильма Виктора Гальперина, старринг Бела Лугоши, помните, что Дракулу играл?
        - Уфф… Трудности перевода… Короче, я не чокнутый вроде Гаврилы Принципа.
        - О, теперь понятно.
        - Да и способ неэффективный и устаревший.
        - Есть новые?
        - Надо кого-то убрать?
        Борис громко рассмеялся.
        - О, нет, конечно. Вы уже прошлись по Вашингтону? Как вам показался город?
«Что же случилось? Как-то странно и грубо сработал Сталин, так, что Даллес сразу догадался. Тоньше надо было, незаметнее… Хотя кто сказал, что Сталину надо было незаметнее? А если он рассчитывал, что Даллес догадается и воспримет это, как угрозу? Зачем? Зачем провоцировать? Зачем блефовать, делать видимость угрозы? Хотя информационная война - это не видимость угрозы, и Даллес это понимает. Угроза, угроза… Ну да, это угроза, на которую Америка симметрично ответить не может. А чем она может ответить асимметрично? Послать флот? Пусть сначала с японцами разберется. Грозить бомбой? Ну так нету у нее сейчас этой бом… Правильно. Бомбы нету, вот Сталин и создает угрозу, чтобы Лонг ответил ядерным проектом. Загнать в угол. А достать Америку Россия может только удаленным доступом, через эфир.»

18. Оральный кабинет
        Отель на этот раз они покидали через черный ход и погрузились в «Паккард-шесть» с универсальным кузовом, черный, с нарочито торжественной облицовкой радиатора, придавашей машине несколько старомодный вид, и «стейшн» - желтыми деревянными боковыми стенками кузова. Этакое сочетание правительственного лимузина с колхозной полуторкой. Подойдя поближе, Виктор увидел, что стенки не деревянные, а это плоские листы металла выкрашена «под дерево».
«Броня?»

«Паккард» внутри оказался шестиместным. Борис сел рядом с водителем, Джейн и Виктор влезли на задние, а перед ними, на укороченном диванчике, устроилась пара охранников с хорошо развитыми челюстями и автоматами, очень похожими на классический МП40. Только вот горловина, куда магазин вставлять, какая-то хлипкая, а щечки пистолетной рукоятки были не из черной пластмассы, а деревянные.
«Опытный, что ли? Видимо, это и есть та самая новейшая „Эрма“, о которой Дегтярев рассказывал?»
        - А стволы все-таки немецкие? - спросил Виктор у Джейн, устраиваясь поудобнее на кожаных подушках.
        - Это из разведшколы. «Томми-ган» здоровый, с ним в авто неудобно.
        Радио в правительственно-колхозном «Паккарде», конечно, было включено, и озорные синкопы «Суони-ривер» в исполнении бэнда Эрскина Хоукинса разливались по солнечной панораме Вашингтона, перемежаясь с клаксонами, и ветерок играл занавесками, а ноздри щекотал запах бензина и горячего асфальта, и, несмотря на культовые игрушки у охраны, стойко ассоциирующиеся с фашистской оккупацией, жизнь казалась прекрасной и беспечной.
        Будем надеяться, по дороге на нас не нападут, как на Володарке, подумал Виктор, и тут же отметил некоторую странность. Не проще ли было «Хуммелю» организовать похищение накануне вечером, когда они с Леной преспокойненько ехали на извозчике по ночной Бежице без всякого прикрытия? Единственное, что приходило в голову, это то, что ни «Хуммель», ни его люди после мочилова на Саратовской не могли показываться в Бежице. Типа, как в деревне, каждый человек на виду, и незнакомого (или, наоборот, знакомого) сразу заложат.
        - Служебные помещения в Белом доме на первом этаже, а на втором - жилые. Зал, столовая, Зеленая, Голубая, Красная комнаты…
        - Да-да, я знаю.
        - Понимаю, тебя, наверное, подготовили?
        - Да в общем, сам готовился.
«Угу. В Интернете про Белый Дом можно нарыть все, что угодно. Помнится, в девяносто шестом…. Или в девяносто седьмом? Ну, когда у нас первый провайдер появился. Помнится, тогда вообще все балдели, как так, можно прямо со своего компа соединиться с компьютером Белого Дома… Дабл-ю, дабл-ю, дабл-ю, уайтхауз точка гов… Кока-кола, это просто лимонад.»
        - А как тебе тогда Голубая гостиная?
        - Очень хороший вкус. Такое очень приятное сочетание цветов паркета, обоев, бордюра, форм мебели, только непривычно, что без углов - она же над Овальным кабинетом… Джейн, а ты была в Петергофе? В Екатерининском дворце?
        - Никогда. Только на картинках.
        - А мне довелось. И в Зимнем дворце, и в Летнем.
        - Серьезно?
        - Конечно. Ну, Белый Дом, это, конечно, тоже красиво - хрустальные люстры висят, занавески, картины… В Восточной комнате стоит рояль?
        - Не помню… Не обращала внимания.
        - Да, жаль, что нет возможности в ответ показать тебе Зимний с Эрмитажем, царский дворец в Ливадии, дворец графа Воронцова очень оригинален… А, черт, я же перед отъездом не отпросился съездить посмотреть Янтарную комнату! Теперь всю жизнь буду жалеть.
        - Не расстраивайся, может, еще и съездим.
        - Да знаешь, с такой работой если чего упустишь…
        Ехали, они, в общем, недолго, потому что не было пробок.
        Автор, скрепя сердце, опускает подробное описание лужайки перед Белым Домом и самого здания, чтобы не утомлять читателя. Это Дворец Советов или Мавзолей Сталина в нашей реальности ни за какие бабки не увидишь. И даже Сталинский Проспект в Брянске из второй реальности. А Белый Дом в Вашингтоне, он как был, таким в той реальности и остался, и любой может посмотреть его в Инете или, если средства позволяют, даже съездить туда на экскурсию и пощупать, вспоминая, что здесь, в этих стенах, в третьей реальности состоялась та самая встреча Виктора Сергеевича Еремина, гражданина Российской Федерации, с Хьюи Пирс Лонгом, президентом Соединенных Штатов. Но не будем торопить события.
        Когда Виктор входил в Белый Дом, у него снова возникло такое ощущение, что он снимается в каком-то фильме, только, наверное, современном, но не совсем понимает, какого персонажа ему дали играть, и в чем состоит роль. Народу было мало, прессы не видно, в торжественной тиши холла со стройными тонкими колоннами отчетливо отдавались его шаги. В холле его уже ждал Даллес.
        - Мы идем втроем, я, ты и Шеф, - шепнула Джейн. - мистер Галлахер подождет нас в холле. Не сутулься.
        Кажется, она уже пыталась потихоньку брать Виктора в оборот. Виктор вдруг понял, что волнуется больше, чем перед аудиенцией с Гитлером во второй реальности. Возможно, потому что Гитлера он себе представлял гораздо яснее, а тут было неизвестно, к чему готовиться.
        - О, мистер Еремин! Заходите смелее. В этом кабинете людей из будущего века еще не было - вы будете первым.
        Полноватый человек с округлым лицом и немного вьющимися волосами, в двубортном костюме-тройке табачного цвета энергично подошел к Виктору и потряс руку.
        - Ал, идите сюда. Там на столе медаль за спасение жизни, вы поможете ему вручить. Это конфиденциальный визит, поэтому нет прессы.
        В хозяине Белого Дома было что-то от председателя колхоза, что-то - от провинциального депутата конца девяностых, и что-то от бывшего отставника. По лицу его блуждала простодушная, совсем не голливудская улыбка. Жженова из сериала он никак не напоминал. Скорее, артиста Невинного.
        Виктор вспомнил, где он видел этого человека. Была такая то ли передача, то ли документальный сериал по телику, про угрозу фашизма в Америке. Давно, в начале семидесятых. И первого там показывали как раз Лонга. Он еще там пел под аккомпанемент рояля «Every man a king, every man a king…». Говорили, сам сочинил.
        Тем временем Даллес приколол к костюму Виктора круглую серебряную медаль с сине-серой лентой.
        - Давайте сядем на диваны, - предложил Лонг, когда короткая церемония вручения была завершена, - стол пусть останется для бумаг, бумаги нам сейчас не нужны. Как вам наша страна? Про нас ведь болтают разное, а что вам говорят собственные глаза?
        - Я полностью разделяю идею создать широкий средний класс вместо раскола общества на массу бедных и кучку богатых, - ответил Виктор, - как это делать, наверное, лучше знаете вы сами, здесь, как и в семейной жизни, советы со стороны неуместны.
        - Вот! - воскликнул Лонг, обращаясь к Даллесу, - и в следующем веке это понимают, а? Вы представляете, Виктор, как это обидно, мы богатейшая страна, у нас хватит на всех еды, домов, трамваев, электричества, лекарств, учителей, - да что там, мы можем кормить народы других стран! - можем ли мы, руководя такой богатейшей страной, спокойно ложиться спать, когда есть толпы людей, у которых нет заработка, которые живут в настоящих трущобах, не имеют нормальной пищи, не могут получить образование, а когда заболеют, они не могут лечь в больницу, потому что нет денег? Да какой же я президент после этого, если буду это терпеть? Как я могу смотреть в глаза тех, кто меня выбрал?
«Во красиво излагает», подумал Виктор, «прямо хоть мавзолей ему при жизни строй. Только интересно, к чему он клонит? В партию, что ли, вступить предложит? Или участвовать в предвыборном шоу? Не по теме базар пошел».
«Да что же это я?» - удивился Виктор самому себе через мгновение. «Да он же сказал тебе то, что должен сказать на этом посту любой порядочный человек, имеющий совесть! И это чего, тебя типа бесит? А если бы он сказал „Ко всем чертям, мне бы лишь на кресле президентском удержаться, и свои дела на нем обделать, а чего там будет с этим народом, мне глубоко пофиг, эти лохи другого и не заслуживают“ - ты бы был в восторге? О какой, подумал бы, честный мужик, всю правду режет, не боится? Да что это с нами всеми происходит? С этими путешествиями вообще веру в человечество потерять можно. Не, не зря в Союзе учили, что американская политика - это манипулирование массами».
        - Вы знаете, - продолжал Главрыба свою мысль, - многие не верили, что я справлюсь с государством. Про меня писали: «Лонг будет управлять страной, как своим имением! . Я их всех огорчил.
        Сказав это, Лонг достал из кармана платок, высморкался и продолжил.
        - Я нанял ученых. Любой директор, чтобы решить технические вопросы, нанимает эксперта. Я нанял экспертов. Джонни Гэлбрейт, что был в команде у Рузвельта, решает проблемы регулирования цен. Мистер Леонтиефф, великий бухгалтер всей страны, делает национальный баланс и он просчитывает рекомендательный план, как развиваться без кризиса. Это работает! Мистер Даллес мне рассказал цели вашего визита. Он рассказал про ядерную взрывчатку и те возможности, которые она дает в войне. Вы, наверное, думаете, что я не поверил? Я поверил. Аллен не будет лгать. Но я посоветовался с учеными, технологами, военными. Хороший руководитель не должен полагаться только на свое знание, верно?
        - Но господин президент, - заметил Даллес, - мы уже изучили этот вопрос с экспертами, и я довел до вас их мнение.
        - Прекрасно, Ал! Значит ты не против, чтобы и я послушал экспертов. Так вот, они считают идею реализуемой, но очень, очень сомневаются в ее эффективности для армии. Вкладывать деньги всегда желательно в разработку такого оружия, чтобы потом от созданных для него технологий получать прибыль в мирное время. Мы уже один раз споткнулись, когда после первой мировой у нас упал спрос. Танки, самолеты, радиолокаторы, подводные лодки - это все полезно. Мы можем взять то же оборудование и выпускать дизельные локомотивы и пассажирские воздушные суда. У нас двойная выгода: национальная безопасность и национальная экономика. Атомная взрывчатка требует вложений колоссальных средств, но что она даст экономике? Я хотел бы знать подробности.
«А он не такой уж простак, этот Лонг. Хитрый и подозрительный. Решил перепроверить, не хочет ли Даллес просто пилить бюджет.»
        - Господин президент, овладение реакциями деления и синтеза ядер позволит создавать электростанции, которым годами не нужно топливо. Они понадобятся для работы в удленных районах, их можно устанавливать на ледоколах, авианосцах, подводных лодках. Представьте себе авианосец или линкор, который может год ходить возле берегов Японии, не заходя в порты. Или подводный крейсер.
        - Это очень важно в связи с нашими интересами в Юго-Восточной Азии, - вставил Даллес.
        - Подождите, Ал, мне интересно сейчас услышать человека из будущего.
        - Ядерные технологии позволят получать новые материалы, лечить людей от рака, подземными ядерными взрывами небольших зарядов можно создавать газохранилища или тушить нефтяные фонтаны.
        - Топить ураном - это хорошо придумали. Мне рассказали, в уране много энергии, намного больше чем в угле. Спичка из урана может топить целый паровоз. Я говорю фигурально, на самом деле я понимаю, что это намного сложнее. Вы не обижайтесь, что я так подробно рассказываю. Со мной встречается много разных изобретателей, и у всех у них планы, как сделать оружие, которое разом уничтожит все войны. Они говорят про световые пушки на высоких мачтах, про дирижабль-авианосец величиной с остров, про новые бактерии, от которых нет спасения. Что это значит? Это значит, что нужна уверенность. Верно?
        Виктор кивнул головой.
        - Вы говорите, надо топить ураном. Это когда распад ядер идет медленно, уран как бы тлеет. Так? Но это если все хорошо. На заводах бывают аварии. Если уран вспыхнет, целый штат засыпет ядовитым топливом. Электрическая компания разорится на судебных исках. А потом, надо будет что-то делать с населением. Никто не купит продукты у фермеров, на полях которых попал яд. Никто не инвестирует ни цента в города, которые засыпало разными ядами, которые ученые называют «изотопы». Это катастрофа!
        - Наш опыт будущего показывает, что можно создавать станции, которые будут работать много лет. Если, конечно, специально не создать такие условия, чтобы произошла катастрофа. Но так можно и плотину разрушить и затопить города.
        - Ваш опыт будущего, говорите. Да, в будущем мы решим эту проблему. Но, Виктор, сейчас «девятнадцать-тридцать восемь». Сейчас мы это не сможем. Я оптимист. Я верю в то, что потом, лет через десять, будет смысл этим заниматься. Но сейчас мы не получим выгоду. И ее не получит ни Германия, ни Франция, ни Россия, никто. Они только будут делать ошибки.
        - Но ведь будет война! - удивился Виктор. - В военное время Америка получит абсолютное оружие! Она будет диктовать своим странам свою волю! Вы сможете создать авиабомбу, которая по мощности будет равна двадцати пяти тысячам тонн тротила, имея такое оружие, вы можете ставить ультиматум любому правительству в мире, которое такой бомбы не имеет!
        - Да, это все красиво выглядит. Я посоветовался со специалистами и, они говорят, мы имеем некоторые проблемы. Первое: чтобы уничтожить промышленность страны, нужно сбросить на крупные города и транспортные узлы десятки таких бомб. Второе: для большого города одной бомбы мало. Физики говорят, действие ударной волны и вспышки света быстро слабеет, если мы удаляемся от центра взрыва. Плюс к тому мы должны взять бомбы с запасом на случай, если часть самолетов не сможет прорваться сквозь противовоздушную оборону. Если мы пошлем меньше самолетов, каждый из них будет атакован большим числом истребителей, в них будут целить все зенитные пушки. Какой результат? При предполагаемой стоимости производства атомных боеприпасов проще засыпать город обычными бомбами с тяжелых самолетов, которые выпускают на конвейере, как автомобили. Разве нет?
«Это что же? Это американский президент не хочет атомной бомбы? Милитарист и диктатор? Бред какой-то. Электростанции атомные ему не нравятся… Угольщики! Может, они пролоббировали? Черт, этого не мог и Сталин ожидать.»
        - Господин президент, специалисты подсчитали только технические факторы и не учли колоссального деморализующего значения бомбы. Огромный гриб из огня, пыли и дыма, моментальные колоссальные разрушения, невозможность никакой защиты вблизи эпицентра взрыва - все это создает у противника впечатление, что сопротивляться этому оружию невозможно. Более того, это оружие нужно не столько для того, чтобы его использовать, столько для того, чтобы устрашить врага его наличием. Это все равно, что зайти в стан врагов со связкой динамитных шашек в руке. Наконец, при определенном уровне ядерных вооружений противник будет бояться самого начала войны, потому что имеющимся ядерным арсеналом в итоге будет уничтожено все человечество. Люди не смогут жить на выжженной планете, начнется ядерная зима, то есть глобальное похолодание, условия существования живых существ исчезнут.
        Лонг на мгновение задумался.
        - Да, мы можем остановить противника, угрожая, что мы взорвем планету. Мы можем привезти бомбу на полигон где-то в пустыне, собрать правительства разных стран и показать ужасающую картину, которая их может ждать. Поверят ли они нам? Нет. По крайней мере не все. Я знаю, кто не поверит первым - ваш русский Ришелье из кремлевской шкатулки. Бомбу надо доставить к цели. У нас нет таких самолетов, которые могут доставить бомбу с территории США в любое место на Земле. Это значит, что мы должны заранее построить базы в Европе и Азии и заранее принести туда атомные заряды. Это надо сделать в мирное время, чтобы наши корабли, на которых повезут заряды, не потопили субмарины. Кремлевский Ришелье скажет: «Пока у вас нет таких баз, вы блефуете». Большая война, согласно прогнозам наших политиков, будет уже через два-три года. Что это значит? Атомными зарядами мы сможем воспользоваться лишь после войны, когда воюющие стороны в Европе в значительной мере истощат друг друга.
«Да, это тебе не Буш», подумал Виктор, «у этого только имидж простофили».
        - Мне еще подсказали один план, - продолжал Лонг, - у японцев в городах много легких бумажных домиков и очень большая плотность населения. Если найти такой город в бухте у моря, построенный как бы большой чашей, и взорвать над ним бомбу, пожар вспыхнет везде. От взрыва будет много раненых и оглушенных, они не смогут выбраться из огня и дыма. Многие тысячи людей погибнут после, потому что им не смогут быстро и правильно оказать помощь. Люди подумают, что все это ужасное количество жертв сделала одна бомба. Тогда в эту угрозу поверят правительства стран, на которые у нас есть возможность бросить ядерные боеприпасы. Но если мы сделаем это первыми, весь мир назовет нас чудовищами. От Америки отвернутся все. Этот эксперимент можно поставить только в условиях такой кровавой бани, когда американский народ содрогнется от преступлений врагов и потребует покарать их любым - я подчеркиваю, любым способом. И это надо делать уже в то время, когда враг уже надломлен и готов капитулировать. Одним словом, сперва должна быть начата мировая война и начата не нами, а атом должен поставить в конце ее жирную точку.
Вот такая сложная вещь мировая политика.
«А ведь Трумен фактически так и поступил. Только бомбу они начали делать одними из первых. Вообще, как можно: заботиться о сытости и образовании своего народа и тут же рассуждать о том, как выгоднее уничтожить сотни тысяч мирных людей чужой страны? А ведь местный пипл схавает. Так же, как немцы схавали идеи нацизма - уничтожать чуже народы ради сытости своего. И у нас обвиняют коммунистов, что они допустили много жертв в своем народе, в отличие от тех, кто убивал чужих. Геноцид начинается с обывателя.»
        - Но кто мешает заранее начать работу над ядерным оружием? - с совершенно искренним удивлением в голосе спросил Виктор. - Исследования надо вести долго, и чтобы успеть что-то получить к концу войны, надо стартовать уже сейчас. Иначе Америку могут опередить другие страны и попытаться поставить американский народ на колени. Разве вы, как президент, сможете допустить порабощения и уничтожения своего народа?
        - Вы видите проблему как ученый, Виктор, - снисходительно пояснил Лонг, - ученые это всегда фанатики своей идеи. Я должен смотреть, как политик. Германия, это страна с высоко развитой промышленностью и скромными ресурсами. Гитлер не захочет начинать работу над сверхоружием, пока не завоюет ресурсы на континенте. Он ухватится за него, когда решит, что дела идут плохо. К тому времени он истощит Германию в войне, а Америка успеет нарастить экономические мускулы. Не забывайте про то, что война для наших компаний - это возможность поставок оружия на экспорт.
        - Кому? Гитлеру и его союзникам?
        - Может, Гитлеру, может, Британии. Мы за океаном и пока в другом полушарии идет война, на нас сложно напасть. Зачем провоцировать вражду раньше времени?
        - Подождите, это как же… Это что же, выходит, вы хотите, чтобы началась вторая мировая, чтобы нажиться на ней… а потом грозить разоренным странам бомбой, чтобы разместить в них свои базы, или что…
        Лонг положил свою руку ему на плечу.
        - Политика - это очень, очень грязное дело, Виктор. Я это понял еще в борьбе за губернаторский пост. Чем большего числа людей и чем больших сумм денег касается вопрос, тем больше дерьма. И если человек действительно любит свою страну, свой народ, он должен не бояться оказаться в этом дерьме. Он должен нести свой крест.
«Это значит твой крест, да? Двадцать миллионов погибших, а ты не о них думаешь, ты за себя думаешь, ах, делал бизнес и запачкался, да?»
        - Хорошо, - холодно сказал Виктор, - если Гитлер не будет спешить с бомбой, ее начнет делать Россия. И опередит вас.
        Главрыба всплеснул руками и расхохотался.
        - Мы уже дрожим от страха, Виктор. Россия уничтожает свою науку, мыслящих инженеров, изобретателей, в угоду своим новым европейским друзьям. Россия ничего не может делать без немцев, даже электрических поездов. И никогда не могла.
        - А теперь сможет, - с видимым безразличием произнес Виктор, - догадайтесь с трех раз, почему.
        - Вы хотите сказать, что передали им секрет атомной взрывчатки?
        - Ну, если бы передавал именно я, меня вряд ли бы выпустили. У меня просто особое мнение на этот вопрос. Я не уверен, что получив бомбу, соборники не захотят возврата Аляски или чего-то большего. И все потому, что кто-то испугался вложить деньги в беспроигрышный проект. Испугался выглядеть непопулярным, испугался, что его не поймет население, которому наобещали с три короба.
        - Что? Что он сказал? Вон отсюда! Вышвырните его вон! - заорал Лонг. - Вышвырните его к черту из страны немедленно!
        Виктор поднялся.
        - Не забудьте только взорвать завод тяжелой воды в норвежском поселке Веморк, вместе с электростанцией. Желательно до того, как в вашем Дистрикт Коламбия радиоактивные дожди пойдут. Честь имею!
        С этими словами Виктор повернулся и направился к дверям. Он думал, что сейчас у него заберут только что врученную медаль, а заодно и чековую книжку, но все оставались на местах, и только в спину гремел вопль президента «Пусть катится ко всем чертям!!!».
        Задание было провалено.
«А так все хорошо начиналось», подумал Виктор. «Ну что ж, раз на раз не приходится».
19. Западня
        На ступеньках у входа в Белый Дом Виктора нагнал Галлахер.
        - Congratulations! Поздравляю! - заорал он, хлопнув Виктора по плечу. - Вы это сделали!
        - Сделал что?
        - Как только вы вышли, Босс немедленно поручил Даллесу возглавить работу по созданию сверхбомбы! Вы все точно рассчитали! Босс не потерпит, что кто-то проскочит перед его носом! Где думаете отпраздновать событие?
        - В самолете. Насколько я понимаю, меня выслали из США.
        - Забудьте об этом. Босс может погорячиться, но он не делает глупостей. У меня есть к вам разговор относительно вашей карьеры в этой стране, но это несколько попозже.
        Сзади по граниту застучали каблучки Джейн.
        - Виктор, вы не слишком переживали?
        - Совсем не переживал.
        - Правильно. Какие планы?
        - Еду в аэропорт.
        - Послушайте, как вы можете ехать?
        - После того, что было?
        - Нет, без визы на выезд. Такие правила.
        - Но как гражданин России, я не обязан иметь выездную визу.
        - Но как гражданин России, вы не оформляли въезд.
        - Она права, - подтвердил Борис, - выехать вы легально можете по американскому паспорту, а на оформлении визы нужно время.
«Понятно. Тянут время».
        - В таком случае я намерен немедленно обратиться в российское консульство за помощью.
        Виктор ожидал, что его начнут отговаривать или придумают какой-то предлог. Но Борис вдруг широко улыбнулся и сказал.
        - Ну что ж, раз вы так решили, я могу подвезти вас до консульства.
        - Спасибо, я могу доехать на такси.
        - Виктор, ну вы взрослый человек. Если бы мы пытались удержать вас силой, то это можно сделать и в такси. К тому же в такси для вас опаснее. Я просто хотел, как лучше.
        - Извините. Если это действительно не затруднит вас…
        - Ничуть. У меня никаких причин вас обманывать. Полагаю, в моем «плимуте» мы разместимся все, включая Сэлинджера. Усиленную охрану нам выделяли только на период до встречи с Боссом.
…Вглядываясь в особняк за узорной решетчатой оградой, Виктор усиленно рылся в памяти и пытался что-нибудь вспомнить насчет того, как выглядело довоенное советское представительство в Вашингтоне. Впрочем, оно могло располагаться в другом месте. Внешняя же атрибутика была налицо - имперский триколор, табличка с двуглавым орлом и надписью на двух языках, подтверждавшая, что здесь находится посольство Российской Империи (России), и, наконец, часовой в российской форме с погонами. Борис вызвал кого-то звонком у калитки, показал удостоверение и переговорил. Через полминуты их пропустили.
        - Винокуров Николай Григорьевич, товарищ посла его величества в Соединенных Штатах, - отрекомендовался Виктору человек среднего роста, лысоватый, в серой тройке, с мало запоминающимися чертами лица, в кабинет которого проводили Виктора и Галлахера. - Мне уже позвонили из УСС, и попросили оказать содействие вам, как соотечественнику, в возвращении на Родину. Вы утверждаете, что прибыли вчера утром авиарейсом из Москвы?
        - Да. А сегодня мне бы хотелось улететь обратно, если есть рейс.
        - Рейс есть. Мы связались с представительством ИДВФ, и они нам сообщили… что вы не были зарегистрированы в качестве пассажира на вчерашнем рейсе.
        - Это какая-то ошибка. Там летели Ильф и Петров…
        - Да. Об этом написали утренние газеты. Господа Ильф и Петров известны здесь как авторы сценария антирасистской комедии «Цирк», которую смотрел и одобрил господин президент сразу после выборов.
        - Простите, вы хотите сказать, что я мог прочесть об этом в газетах? Но меня должна помнить стюардесса, буфетчица.
        - Как только данный экипаж снова будет в Вашингтоне, я обещаю организовать встречу для выяснения. Вечерний самолет, увы, с другим экипажем. Сохранился ли у вас билет на рейс?
        - К сожалению, нет. Его не выдали на руки.
        - Вам не выдавали билета? Это странно…
        - Я понимаю. У меня есть российский паспорт, вот.
        Винокуров внимательно осмотрел паспорт, достал блокнот и перьевой «Паркер» и внимательно записал данные, а потом вернул паспорт Виктору.
        - Мы сделаем запрос в Москву относительно вас на основании ваших документов. У вас есть в России родственники?
        - К сожалению, родственников нет. Но меня знают в редакции «Губернского вестника» в Брянске… в Бежице.
        - Где вы вчера вечером по вашингтонскому времени провели встречу с читателями? Это нам сообщили только что в ответной радиограмме по запросу данных о гражданине Еремине Викторе Сергеевиче.
        - Постойте… как это… Это получается, что я аферист или сумасшедший?
        - Ну полноте… Бывают разные ошибки и казусы. Знаете, каких только невероятных историй не приходилось видеть за время службы на дипломатическом поприще… Вы сейчас сильно нуждаетесь в средствах? Ну, хотя бы на несколько дней, пока придет ответ?
        - Нет, спасибо, на несколько дней у меня вполне хватит.
        - Очень хорошо. Должен вас заверить, - продолжил Винокуров, обращаясь к Галлахеру,
        - что я сделаю все, что в моих полномочиях, для того, чтобы содействовать вашей просьбе.
        - Предлагаю обсудить ситуацию, - сказал Галлахер, когда они с Виктором оказались за оградой посольства, - а для этого проехать в парк, где нас не смогут подслушать. Вы удивлены тем, что произошло?
        - Честно говоря, да.
        - А я - нет. Более того, я уверен, что через несколько дней придет ответ, что паспорта с такими серией и номером никогда не выдавалось, что писатель Еремин либо жив, здоров и находится в Бежице, либо, что также не исключено, в эти дни скоропостижно скончался и погребен. Прошу вас… - и Борис распахнул перед Ереминым дверцу «плимута».
        Парк был с фонтанами и прудом и был вполне приличным. Он снова напомил Виктору что-то вроде образцового советского ЦПКО, где катаются на лодках и сидят на деревянных скамеечках в тихих аллеях. Только вышки для парашютистов не хватало.
        - Видите ли, Виктор, есть такой способ засылки агентов, о котором упоминает еще Сунь-Цзы в «Искусстве войны». Агенту, чаще всего непрофессиональному или малоценному, дают заведомую дезинформацию, засылают в другую страну, и там организуют его провал, причем так, чтобы он понял, что родное государство его сдало с потрохами. Тогда он считает морально допустимым пойти на сотрудничество с контрразведкой - его же самого предали, значит, и он считает себя вправе предать тех, кто предал его - и рассказывает все, что знает, то есть дезинформацию. То, что сейчас произошло, этот способ напоминает. Вас государство бросило, бросило примитивно, но вы непрофессионал и не разберетесь. В вас будет говорить обида за то, что вас предали.
        - То есть вы хотите сказать, что я российский агент внешней разведки и меня начинили дезинформацией?
        - Нет. Но с вами так поступили. Знаете, почему? Давайте присядем на скамейку, так удобнее говорить.
        Джейн и Сэлинджер прогуливались поблизости. Впрочем, Виктор подозревал, что в месте, куда привез его Борис, было натыкано и других агентов Ю-Эс-Эс. Непонятна была лишь накладка с Лонгом: то ли это была клоунада (если да, то зачем), то ли Лонга кто-то накрутил протви бомбы (если да, то кто и опять-таки зачем). Но то, что Лонг согласился, успокаивало. Если, конечно, это не блеф.
        - Понимаете, Виктор, - продолжал Галлахер, - за всей этой игрой стоит начальник канцелярии его величества господин Джугашвили, он же бывший большевик Сталин. По нашим агентурным данным, этот человек отличается маниакальной подозрительностью. Он никому не верит при дворе и устраивает интриги одну за другой, устраняя со своего пути соперников. Вам он тоже не поверил. Не пытайтесь понять, почему - не поверил и все. Поэтому он организует заброску вас сюда и здесь оставляет. Судите сами, какой смысл был ему упускать такого ценного человека? Это же безумие. Тем более, что человек, которого раскрыли, как наивного дезинформатора, никому не нужен, его обычно ликвидируют. Вы понимаете? Вас послали на смерть.
        - То есть, бомба - это попытка дезинформации Лонга? И ее делать не будут?
        - Бомбу делать будут. Во-первых, мы считаем, что ваша история, несмотря на ее бредовую фантастичность, не легенда, а неизученный феномен. Первый феномен появился в Германии во время Первой мировой. Благодаря информации от него Лонгу спасли жизнь, что и напомнил после вашего ухода из его кабинета Даллес. Во-вторых, Джугашвили все правильно рассчитал. Вы знаете историю о том, что его якобы в молодости завербовала царская охранка?
        - Слышал.
        - Это вранье. Его завербовала военная разведка. У Джугашвили наследственные черты разведчика. Его настоящий отец не сапожник Виссарион. На самом деле он внебрачный сын русского агента военной разведки Пржевальского, собиравшего стратегическую информацию под видом научных путешествий. Вы можете сами убедиться в их сходстве, сличив портреты.
«Ну, это мы уже в Википедии читали. Анализ хромосом, говорят, не подтверждает. Впрочем, какие в тридцать восьмом хромосомы? Тут в это как раз и поверят».
        - Так вот, расклад такой, что Америке нужно сверхоружие раньше, чем у соперников. США - страна эмигрантов, В России будут воевать за землю русскую, в Германии за Фатерлянд, во Франции - за благоухание отечества, а здесь люди собрались только для хорошей жизни. Нация еще только начинает складываться. Если у нас не будут самые толстые военные мускулы, эта страна погрузится в панику и хаос при виде противника, который сильнее. А Джугашвили, даже если он не верит в бомбу, нужна не только бомба. Он с помощью угрозы этой бомбы рассчитывает, что немцы построят ему все. Он не доверяет свои ученым, своим инженерам, своим военным, он видит в них потенциальную русскую лень и безалаберность, и хочет, чтобы ему всю страну построили немцы из страха перед нашей бомбой. Вы же наверняка столкнулись с этим в России.
        - Допустим. Что же вы предлагаете?
        - Вы сказали этот так, будто я вам сейчас предложу шпионить в пользу Америки или выступить по радио с грязными измышлениями про царскую семью. Нет, вам, как многим вынужденным иммигрантам надо в первую очередь пережевать сложившуюся ситуацию, отвлечься. Давайте съездим, например, к Зворыкину? Вы же навряд ли в вашей реальности были лично знакомы с отцом телевидения. Ему тоже будет интересно побеседовать с вами. Заодно можете заикнуться и о службе в фирме Ар-Си-Эй, ведь дальше надо как-то жить, иметь какие-то доходы, верно?
        - Спасибо. Вы знаете, я, кажется, созрел для вашего разговора о моей карьере.
        - Уже?
        - Просто понял, что у меня нет выхода.
«Пусть сразу скажет, чего хочет, а то еще придумает какую пакость, чтобы в угол загнать. Если что - есть предложение Джейн приторговывать бизнес-идеями, и если у нее есть связи, можно сделать нехилые бабки. Только надо смотреть, чтобы не развели.»
        - Не надо так обреченно. У нас тут страна очень больших возможностей, тем более, для вас. Поэтому скажу сразу, я не собираюсь предлагать вам абсолютно ничего, что не соответствовало бы вашим моральным принципам. Я не собираюсь и вас покупать, хотя вознаграждение будет справедливым и достойным.
        - Хотелось бы верить.
        - У нас с вами один общий враг - Гитлер.
        - Хотите, чтобы я помог вам сделать бомбу против Гитлера?
        - Ну, вы сами фактически начали помогать. Но дело не этом. Речь идет о внутренней опоре Гитлера в США. Отец Кофлин не только в душе ярый антисемит, он еще и фанатичный поклонник фюрера и его политики. Вот, посмотрите.
        И Борис извлек из коричневой кожаной папочки, которую держал под мышкой, фотку, на которой пастор Кофлин отдавал нацистское приветствие, и ее протянул Виктору.
        - Это сняли в Бронксе. Как вы полагаете, человек не будет кричать «Хайль Гитлер!» просто так?
        - Надеюсь, это не фотошоп… не фотомонтаж?
        - Вот лупа, можете убедиться, склеек нет. А вот фотокопия оперативного донесения. Агент «Меркатор» передает слова Лонга: «Когда мы покончим с евреями в Америке, они поймут, что воздействие, которое они получат в Германии, - это ничто».
«Что значит „получат“? Пастору передали планы будущей „хрустальной ночи“? Или?..»
        - У нас тут еще куча документов. Желаете ознакомиться?
        - Нет, знаете, как-то особо не тянет… - ответил Виктор и вернул снимки.
        - Пастор Кофлин сторонник союзнических отношений с рейхом, хотя совершенно ясно, что такой союз закончится тем, что фюрер слопает своего очередного союзника. Кофлин усиливает свое влияние, наращивает число своих штурмовиков и недалек тот час, когда он либо будет контролировать действия Босса, либо свергнет его чисто демократическим путем, выведя народ на митинги с требованиями импичмента.
        - Чем же я могу помочь? Надеюсь, это не имеет отношения к нашему разговору о методах организации покушений?
        - Нет, конечно. Вы нужны Даллесу, как человек из будущего. Под вас можно организовать различные стратегические проекты, которые будет курировать Ю-Эс-Эс. Распределяя крупные бюжеты проектов между подрядчиков, Даллес сможет заинтересовать промышленные круги в укреплении своих позиций в нынешней администрации. В частности, в таком шаге, как подчинение Ю-Эс-Эс других национальных служб безопасности, например, ФБР.
        - Поэтому Даллес и спросил про Юнайтед Сикрет Сервис?
        - Да. Создав такую службу, мы сможем очистить администрацию от германских агентов влияния и сделать деятельность отца Кофлина управляемой.
        - ОК. Такая роль мне подходит.
        - Кроме того, в перспективе, по мере роста благосостояния народа, наша система будет несколько либерализована, в частности, произойдет постепенная реституция финансовых учреждений.
        - А, понятно. За Даллесом стоят интересы банков.
        - Ну, как вы понимаете, наша система долго не сможет существовать на прямом администрировании. Разовьется коррупция в госучреждениях, а это сделает управление неэффективным. Отсюда два выхода - либо от новой демократии идти к полной и открытой диктатуре, либо управляемая и осторожная либерализация при опоре на зажиточный класс. Но не иначе! Сначала мы создадим зажиточный класс, и лишь потом ослабим поводья. А то так можно и страну развалить. Мы стали единомышленниками?
        - Во всяком случае считайте, что партнерами.
        - Вот и отлично. В отеле вам оставаться нет смысла, сейчас мы едем за город, в дом, который проще охранять и где удобно работать. Да, миссис Крамер поступает к вам переводчиком и секретарем. Вы не возражаете?
        - Нисколько.
…Темно-синий «плимут», сверкая серебристым хромом округлой, как пузырь, решетки радиатора, неспешно ехал по улицам Вашингтона. Галлахер сам сидел за рулем, рядом с ним - Дик, а Джейн разместилась сзади с Виктором. Радио, словно по заказу, наигрывало «Every Man a King» в исполнении какого-то женского джаза. Мелодия выглядела опереточной и к ней вполне бы подошел кордебалет.
«Что-то Борис очень разоткровенничался. Хотя почему бы и нет? Игра идет по крупному, и с виду все очень логично…»
        Завизжали тормоза: их подрезал слева какой-то пикап-фургон обтекаемой формы. Виктора бросило вперед. Тут же дверца с его стороны распахнулась и прямо перед собой он заметил лица людей в газовых масках, которые вместе ухватили его и потащили наружу. Сзади него пронзительно закричала Джейн, что-то пыхнуло, все заволокло дымом, и больше он уже ничего не видел.
20. Еще одно «S»
        - Will he come to his sences? (Он придет в себя?).
        - Виктор, вы меня слышите? Не бойтесь, вы среди друзей. Мы здесь, чтобы спасти вас.
        Виктор открыл глаза. Он сидел в темно-серой легковой машине, которая, в свою очередь, стояла то ли в каком-то контейнере, то ли внутри кузова большого фургона. Поскольку их покачивало и трясло, а снаружи доносился рокот двигателя - скорее всего, второе. В кузове по разным местам сидело человек десять.
        - Где остальные? - спросил Виктор непослушным языком у невысокого полноватого человека лет тридцати с небольшим, который и обращался к нему по-русски.
        - Вопрос истинного христианина. Обычные люди в таких случаях спрашивают «Где я?» или «Кто вы?». С остальными все хорошо, они, скорее всего, сейчас уже просыпаются там, где вы их оставили, то есть в своем «плимуте» тридцать седьмого года. Им не причинили никакого вреда.
        - Тогда два вопроса обычных людей.
        - С удовольствием. Первое: вы в машине. Второе: мы ваши друзья.
        - И давно в абвере мои друзья?
        - Мы не абвер. Вы среди тех, кто служит Америке и Боссу.
        - А Даллес служит не им?
        - Вы скоро все поймете. Немного терпения. С вами все в порядке?
        - Голова трещит.
«Сослаться на недомогание. Может, меньше доставать будут».
        - Снэтч, дайте растворимый аспирин.
«Снэтч - это имя или прозвище? Попробуем пойти методом дедукции…»
        Судя по округлому спереди капоту, заваленному наподобие катящейся на берег волны, из которой корабельными носом выступала решетка радиатора, автомобиль, на заднем диване которого он сидел, был «Крайслер-эрфлоу», выпущенный пару лет назад. Такой уник сейчас пойдет за пять килобаксов, тем более в хорошем состоянии. Тачка не массовая и достаточно заметная, даже если в угоне. Как-то очень нагло и небрежно его, Виктора, выкрали. Впрочем, могли сделать и специально, чтобы полиции разослали ориентировку на «Крайслер-эрфлоу», а не на фуру.
        - Как вам, получше?
        - Если вы не абвер, я могу узнать, кто Вы?
        - Питер Рэнкин, особый агент Ю-Эс-Эс-Эс.
        - Как, - удивился Виктор, - еще одно «S»?
        - Юнайтед Стейтс Сикрет Сервис. Служба охраны президента, семьи президента, дипмиссий и финансовой системы США, старейшая из национальных секретных служб.
        - Я, как положено, сдал оружие перед визитом к президенту.
        - Вы ничего не нарушали. Наоборот, вам угрожала опасность.
        - Я незаконнорожденный родственник президента? Это какое-то прямо индийское кино.
        - Индийское кино? Интересный каламбур. В Индии нет производства кино. Вы - человек, в защите которого заинтересованы высшие лица государства, и президент тоже.
«Если бы они везли меня на необитаемый остров по приказу Лонга, вряд ли объясняли так сложно…»
        - Но тогда я не понимаю, к чему эти маски-шоу. Аппаратные вопросы во всем мире решаются бумагами и звонками по телефону.
        - Не всегда.
«Может, у них тут дворцовый переворот, типа пятьдесят третий год? И Сталин и послал меня для того, чтобы они передрались? Почему бы и нет? Что, в конце концов, жизнь одного человека, когда на карте сто пятьдесят миллионов или двести?»
        - Мистер Еремин, вам известно, что миссис Крамер разыскивается властями штата Невада за мошенничество и подделку документов?
        - Я не заметил, чтобы она скрывалась от полиции или ФБР.
        - Такое, к сожалению, у нас в стране бывает. В деле фигурировал также некий мистер Сэлинджер, бывший частный детектив, якобы связанный с мафией. Вы с ним вроде бы также знакомы? Правда, достаточных доказательств его вины нет.
        - Понятно. А Борис Галлахер, случайно, не педофил?
        - Почему вы так решили?
        - Я просто следую логике.
        - Нет, таких сведений о нем нет.
        - И то хорошо. У меня такой детский вопрос: а почему забрали не их?
        - Это не наше дело. У нас приказ спасти вас от них.
        - Что именно мне угрожало?
        - Они бы вывезли вас за город и просто выкачивали все сведения, которыми вы располагаете.
        - Вы предлагаете что-то другое?
        - Да. Вы будете публичным деятелем, это даст вам гарантии от того, что вас просто выжмут и выбросят.
        - Что от меня потребуют взамен?
        - Поступать, как подсказывает ваша совесть христианина.
        - Я вообще-то атеист.
        - Вы можете называть свою совесть христианина атеизмом, это не имеет значения.
        - Просто жить не по лжи и поступать по совести? И этого достаточно?
        - Практически да. Вы скоро сами все поймете, когда приедем.
        Их путь продолжался еще пару часов: кузов накалялся под солнцем, было жарко, душно и хотелось пить. От холодного апельсинового сока из фляги-термоса, который предложил Рэнкин, Виктор на всякий случай отказался. Проситься в туалет, чтобы сбежать, было бессмысленным - на этот счет в углу кузова грузовика была заблаговременно натянута резиновая палатка. И вообще, думал Виктор, могло быть и хуже. Один раз из верхних отдушин потянуло знакомым с детства запахом железной окалины; похоже, они ехали мимо стальзавода. Несколько раз они останавливались возле переездов; слышался колокол, сочный паровозный гудок и грохот проезжавшего состава. Слишком мало, чтобы найти обратную дорогу.
        Наконец, грузовик, не торопясь, въехал то ли в какой-то двор, то ли в помещение, предварительно просигналив перед воротами.
        - Ну вот, надеюсь, это была самая дискомфортная часть этого дня, - улыбнулся Рэнкин, - здесь вы найдете приют и взаимопонимание.
        Половинку дверей кузова открыли; Виктору хотели помочь слезть, но он отказался от помощи, и сам спрыгнул из грузовика на землю. Обстановка не была пугающей - это был двор старого дома за каменной оградой, пели птицы, а за стеной виднелся сельский пейзаж, очень напоминающий Южную Украину - холмы, рощицы, и пухлые, как подушка, облака на голубом небе.
        Особняк был квадратный, двухэтажный, сложенный из природного камня, с двускатной черепичной крышей, выстроенный где-то в конце прошлого века. Высокие окна с мелкими квадратными стеклами. Абсолютно непримечательный коттедж, выстроенный где-то в конце прошлого века, каких, видимо, немало в округе. Каменные стены должны защищать от пуль. Из - под жалюзи, прикрывавших окна доносились звуки оркестра Жана Гарбера, исполняющего нетленный шлягер «Puttin' on the Ritz». Под окнами цвели прелестные английские вьющиеся розы, пытавшиеся отбить притащенный грузовиком запах газолина.
        - Любите розы?
        - Пытаюсь угадать характер хозяина дома.
        - Боюсь, ничего не выйдет. Дом просто арендован. Проходите, вас ждут.
        Виктор прошел в гостиную, где патриархальный быт трогательно перекликался с современностью: камин, плетеные кресла и восьмиламповый органоподобный сарновский приемник-тезка, тоже «Виктор», как бы звучали в унисон. На покрытом вышитой скатертью столе стояла ваза с апельсинами.
        - Берите, обед будет где-то через полчаса. Да не бойтесь, они не отравлены. Мы не для того вас спасали, чтобы вы тут умерли от голода.
        - Спасибо…
        Виктор начал очищать апельсин, и обернулся, чтобы посмотреть, куда бросить кожуру; когда он повернулся обратно, перед ним стоял относительно высокий по здешним меркам человек в темном, не по погоде, костюме, с необычным белым стоячим воротником рубашки, облегавшей шею, как цилиндр, с белым платком, старомодно выглядывавшим из нагрудного кармана, с высоким лбом, увенчанным гладко зачесанными назад темными волосами и чуть одутловатым лицом. Глаза за стеклами очков в тонкой металлической оправе были немного печальны и смотрели прямо на Виктора.
        Отец Кофлин, Чарльз-Эдуард, тот самый, который в телевизоре. Вождь лонговских штурмовиков, и, насколько понял Виктор, главный идеолог-агитпроп.
        Как хороша была первая неделя в СССР второй реальности, подумал Виктор. С этой всеобщей юношеской непосредственностью и внутренним чувством безграничных возможностей впереди, с опьянением от первых признаков весны и теплеющего солнца, с уверенностью, что ты не одинок на этой новой планете. Как здесь всего этого не хватало.
        Чуть прищурившись, Кофлин улыбнулся ленинской улыбкой, со словами «Рад вас видеть» протянул руку Виктору и затем пригласил сесть в кресло.
        - Не утомила ли вас дорога? - поинтересовался Кофлин. - Я должен принести вам извинения за доставленные вам и вашим спутникам неприятности.
        - Спасибо, святой отец, - ответил Виктор, - но я не прихожанка на исповеди, поэтому хотелось бы сразу знать, для какой игры понадобилось меня сюда везти. Скажу прямо, Галлахер предлагал мне работать против вас. Скажу еще более прямо, мне все равно, кто из вас здесь в Америке кого схрумкает. Мне интересно, чем это грозит для России. Возможно, я говорю резко, но честно.
        Он ожидал, что Кофлин разозлится, но тот только улыбнулся.
        - Я рад, Виктор, что вы не стали лукавить, а сказали все начистоту. Это облегчает наш разговор.
        - Тогда предлагаю начать с главного - вы за или против ядерного проекта США?
        Кофлин рассмеялся так, как будто почувствовал внезапное облегчение.
        - Конечно, за. И я за то, чтобы это страшное оружие никогда не применялось, а только служило для устрашения врагов. Но я против того, чтобы это оружие открыло путь к вершинам власти клану Даллесов. И вы тоже против этого. Потому что Даллес ненавидит Россию.
        - А вы, значит, не против России?
        - Я не против России. Более того я и не против евреев, как рассказывают обо мне агенты Даллеса и Гувера. Я даже не против атеистов. Я знаю, вы называете себя атеистом. Но разве вы разрушали храмы, сжигали иконы и священные книги, преследовали священников и верующих?
        - Нет, конечно. Зачем?
        - Тогда все дело в том, что мы называем одинаково разные вещи. Очень разные вещи, Виктор. Нас с вами могут назвать врагами, но может оказаться, что мы всю жизнь боролись за одно и то же. В вашей реальности ваш народ сражался с фашизмом?
        - Да.
        - Тогда почему сейчас вы защищаете интересы страны, которая называет себя фашистской?
        - Ну так это одно название.
        - Вот именно. Как женщины берут одну и ту же марку помады и духов, чтобы пойти на бал или на панель, так и политики берут одни и те же названия для разных дел, разных целей. Все смешалось и никому нельзя верить. Поэтому я не прошу вас мне верить, я не пытаюсь вас в чем-то убеждать. Я просто хочу попытаться объяснить, что и зачем я делаю. Надеюсь, вы мне не откажете в этом?
        - Нет, конечно.
        - Как назвать то, против чего я боролся… Вам не казалось странным, что крушение Первой Российской Империи и Великая Депрессия у нас произошли именно тогда, когда наши страны переживали бурный экономический рост? Я ведь прекрасно помню, как это было. Наша промышленность освоила фордизм, поточное производство, производительность труда резко выросла - а ваш эмигрантский экономист Ленин писал о том, что для улучшения жизни рабочих очень важна высокая производительность труда. Фордизм вел к тому, что много товаров переставали быть роскошью. Автомобиль делается ударом штампа, как ложка, и его может купить каждая семья. И вдруг - обвал, хаос! Мы оказались отброшены на двадцать лет назад, в нищету. Но хуже всего, что внезапно, как бы по дъявольским козням, изменились люди. Всех охватило чувство безнадежности. Мы оцепенели, мы утратили нашу предприимчивость, наше умение преодолевать трудности, которая у нас была со времен Дикого Запада!
        - «Разруха не в клозетах, а в головах?»
        - Да, Виктор! Разруха в головах! Вот мой враг - разруха в головах и те, кто ее создал! Точнее, кто направил миллионы людей, их настроения так, чтобы они умножали эту разруху. Можно понять, когда крах поражает прогнившее общество, погрязшее в лени, воровстве, продажности, похоти и взаимной ненависти друг к другу. Но когда внезапно рушится молодое, быстро идущее в рост дерево - это не естественно! Так в природе не бывает! Можно понять, почему пал Рим, где на аренах убивали людей для забавы, где люди разучились думать и хотели только хлеба и зрелищ. Но нельзя понять, почему пала Российская Империя, в которой национальный доход перед Великой Войной рос более семи процентов в год. Нельзя понять, почему мы упали на пике второй промышленной революции. Нельзя понять, почему развалился СССР!
        - Вы знали первого контактера? - быстро спросил Виктор. - Что с ним?
21. Темная сторона силы
        - Я не видел его лично, - ответил после небольшой паузы отец Кофлин, - но германская агентура передала мне часть информации, которую он сообщил. Это двойная игра, Виктор. Немцы считают меня своим человеком, через которого можно влиять на федеральную политику, Босса, Конгресс. Данные, которые удалось получить, стоят того, чтобы их не разубеждать. О судьбе самого контактера мне, к сожалению, не известно… Вы не возражаете, Виктор, если мы немного прервемся на обед? У меня есть небольшая слабость, я пунктуальный человек.
        - Конечно, - согласился Виктор. - Война войной, а обед по расписанию.
«Вот же черт», подумал Виктор, «нашел таки чем заинтересовать. Ладно, может полезную информацию удастся выудить. Интересно, это правда, что он что-то типа двойного агента, или заливает? Или он на самом деле понял, что в этой реальности Германия, да еще и в союзе с Российской Империей, или хотя бы при молчаливом ее согласии, может взять Америку за жабры? Пообещает, например, фюрер императору Аляску. Как пообещал, например, Беку кусок Чехословакии, а Молотову - западную Украину и Белоруссию.»
        В трапезе за общим столом приняли участие пара охранников, свободная от несения дежурства, один из водителей и Рэнкин, как переводчик. Кухня была домашней, но весьма приличной, хоть и не диетической - стейки из говядины, печеный картофель, простой советский салат из огурцов и помидоров, кукурузные хлопья Келлога с молоком и яблочный пирог. Догадаться о местонахождении по этому набору было невозможно, калорийность была явно рассчитана на людей, занимающихся тяжелым физическим трудом, да и подбор продуктов был такой, что можно было со временем растолстеть. «А что, если посоветовать этому пастору бегать трусцой? И ввести это в моду? Или, может, он уже? Например, дрова рубит?» И вообще Виктор представлял себе до этого Кофлина в сутане. «Чарльз Кофлин - бессильно-злобный ненавистник президента Франклина Рузвельта…» Нет, не бессильный, подумал Виктор, манипулировать людьми он умеет, у попов и агентов спецслужб это профессия. И владеть собой у них профессия, так что кто его разберет - злобный, добрый…
        - Скажите, Виктор, вы помните, с чего начался развал Советского Союза? - спросил Кофлин, когда посуда была убрана и они оба откинулись в плетеных креслах под неторопливый мечтательный шлягер «Останемся друзьями».
        - Да. Сначала появился дефицит… То есть, и до этого было так, что каких-то товаров временно не хватало, приходилось побегать, но потом все равно доставали. А тут через короткое время исчезло все и все бросились скупать. Начали вводить талоны.
        - И все бросились скупать, - повторил Кофлин. - То есть до этого большинство могло мириться с тем, что чего-то нет, чтобы сохранить устойчивость рынка. А потом их поведение сразу изменилось. Верно? А у нас в двадцать девятом разом обрушился фондовый рынок, поведение людей на этом рынке тоже разом изменилось. И получилось в итоге то же самое - имущество предприятий обесценилось, только у нас это произошло на бирже, а у вас - из-за потери доверия к рублю на рынке потребительских товаров. А было ли у вас массовое изъятие вкладов из банков?
        - Да, не доверяли сберкассам, были трудности получения наличности, даже пытались замораживать вклады.
        - Вот видите! И у нас - массовое изъятие вкладов. Вас не удивляет, что у коммунистов и капиталистов экономическая катастрофа шла, как выясняется, по схожему сценарию?
        - Ну, похожие обстоятельства могли сложиться стихийно.
        - Еще в двадцать первом году мистер Линдбург, конгрессмен, написал в своей книге
«Экономические тиски»: «Согласно Закону о Федеральном Резерве, паники создаются на научной основе; данная паника была первой, созданной научно, она была просчитана подобно математической задаче». Обратимся к России периода Великой Войны. После установления зимой семнадцатого года республиканского правительства либеральные меры тут же привели к массовому закрытию предприятий и росту безработных. Начались массовые локауты, порождавшие тысячи и тысячи разгневанных граждан в вашей стране. Это очевидно даже для меня, человека, никогда не бывавшего в России; почему же, спрашиваю я вас, Виктор, это все не было очевидно для вашего Временного правительства? Почему оно не исправляло свои же ошибочные решения? Почему ваши партия и правительство в конце века, видя, что закон о предприятиях обрушивает потребительский рынок, не отменило его? Почему ваш Горбачев, как и Керенский, перед лицом кризиса, вызванного анархией, открыто взял курс на еще большую анархию? Почему Керенский стал выпускать необеспеченные денежные знаки, а Горбачев разрешил стихийно местным властям выпускать талоны, число которых никто не
контролировал? Почему Гувер в тридцать первом году наложил вето на создание национальной системы помощи безработным, когда в Америке уже год о безработице все говорили, как об общенациональной проблеме? В то же время Гувер в том же тридцать первом кормил финансовых магнатов, направляя общественные миллиарды на спасение банковских, страховых и железнодорожных компаний, что завершилось эпидемией банкротств. А ведь деньги для вывода из кризиса в стране были, большие деньги. Но наше правительство просто бросило их в камин.
        Пастор Кофлин вздохнул и на секунду прикрыл глаза рукой, как бы пытаясь снять с них пелену.
        - А сухой закон? - продолжал он. - В четырнадцатом году Россия приняла сухой закон, через три года империя пала. В девятнадцатом году приняли закон Уолстеда, и через десять лет наша страна едва не развалилась. В восемьдесят пятом году у вас начинается кампания против алкоголя, и через шесть лет сверхдержавы не стало. Ответьте мне, почему они все, словно сговорившись - Керенский, Гувер, Горбачев, - действовали так, чтобы разрушить страну наилучшим образом? Не знаете ответа?
        - Я так понял, что ваш ответ - евреи?
        - Интересно… - задумчиво произнес Кофлин. - Ваши родители не хотели, чтобы вы стали священником?
        - Нет, в СССР каждый человек с высшим образованием должен был разбираться в идеологической борьбе. Для тридцатых вполне сойдет.
        - Я ожидал чего-то подобного. Ну что ж, это упрощает. Евреи - это тот ответ, которого от нас ждет обыватель. Обыватель занят двумя вопросами: как больше добыть денег на жизнь и как разумно распорядиться тем, что имеет. Заниматься философией ему некогда. Если мы скажем ему, что есть гипотетическая сила, которая делает кризисы, сила, не ограниченная рамками стран и континентов, сила организованная и коммуникативная, сила, о которой мы мало что знаем, кроме того, что она связана с финансами, он скажет нам: «Вы говорите слишком непонятно. В моем понимании это евреи». Дело не в том, Виктор, хотим ли мы сказать, что это евреи. Дело в том, что бы мы не сказали, обыватель скажет, что это евреи, только евреи и ничего кроме евреев. Обыватель так хочет. Обыватель, как вам наверняка рассказал ваш советский
«Политпрос», это заказчик политиков. Завод делает только те автомобили, который хочет купить обыватель. Политик должен должен сказать то, что хочет обыватель, он нанят обывателем, обыватель ему платит голосами. Можно изменить нюансы, не привязываясь к национальности. Например, сказать не «евреи», а «иудобольшевики», но это уже…
        - Не архетипично?
        Кофлин секунду подумал, а потом не спеша произнес:
        - Я в вас не ошибся.
«А ну-ка, попробуем и тут конфиги подправить. А вдруг?»
        - Почему нельзя предложить обывателю другой товар? Так сказать, использовать агрессивный маркетинг? Почему у него именно такой архетип? Нельзя ли так построить таргетирование, чтобы избежать эмиграции лиц, необходимых для производства и сельского хозяйства?
        - Попробую объяснить. Что такое евреи? Это не раса. Если вы негр, вы родились с этим и это остается при вас на всю жизнь. По цвету кожи в вас сразу узнают негра. И вы жертва расистов уже потому, что вы таким родились, или даже потому, что у вас смуглая кожа, если вы долгое время просто жили в экваториальных странах. Люди Даллеса наверняка не рассказали вам о том, как мне приходилось бороться с Ку-клукс-кланом? Как приходилось выбегать из дома поздним вечером, и бежать в ночь, останавливать линч, валить горящие кресты, уповая лишь на то, что небесный отец наш не допустит грязной расправы толпы над тем, кто доносит его истину?
        - Нет, как-то не довелось.
        - Вот видите. Если вы негр, на вас природой в этой стране поставлено клеймо рабства и унижения. У евреев же национальность передается по материнской линии. Все селекционеры хором утверждают, что порода зависит от обоих родителей. Что это значит? По материнской линии передается воспитание, убеждения, значит, в отличие от негров, еврей - это вопрос убеждения, взглядов, а не природы. Это секта, разнесенная по разным странам. Поэтому обыватель, как только он видит интернациональный заговор, полагает, что это могут сделать только евреи.
«Тяжелый случай…»
        - А почему он вообще видит интернациональный заговор?
        - А что еще? Козни дьявола? Наказание отца небесного за наши грехи? Вторжение инопланетян? Да, вы еще можете сказать: совпадение. Хорошо, вооружитесь математическими таблицами и клавишным калькулятором, и попробуйте рассчитать вероятность такого совпадения, учитывая, что действие истории идет по закону больших чисел. Слова легко оспорить, но как возразить собственному результату?
        Свежий степной ветерок трепал занавески. Можно было подумать, что дело происходит где-нибудь под Новочеркасском. Как хорошо сейчас там очутиться, подумал Виктор, и ни о чем не думать, а не изучать, как этот пастор промывает мозги. Что-то издалека он заходит. И куда же он хочет привести? Сделать американским нацистом? Завербовать в легион? Или просто - фанатичным исполнителем своей воли? Ладно, не надо бояться. Не он первый, не он последний…
        - Отец Кофлин, а как же прихожане после всего этого реагируют на то, что Иисус - еврей по матери? Они не приходят к выводу, что суперменские способности по линии отца тире бога работали на переданную от матери программу этих, как его, сионских мудрецов?
        Кофлин снова улыбнулся. Умеют служители культа держать себя в руках.
        - Понимаете, Виктор, вера их основана не на логических выводах, а на внутренней потребности верить, так что к выводу, мешающему удовлетворению этой потребности, они не придут. Второе: в чем вы хотите меня убедить? В том, что евреи бывают разные, что большинство из них лишь пешки в руках заговорщиков, и что ваши Блантер, Дунаевский, Покрассы пишут песни, которые весьма полезны для национального сознания американцев? Я с этим согласен. Более того, я не вижу и особой проблемы внушить обывателю, что их беды вовсе не исходят от соседа, который вместо католического храма ходит в синагогу. Это не проблема, Виктор! Проблема в том, чтобы убедить самих евреев не доказывать каждому встречному, что они главная причина их бедствий! Они сами провоцируют это! Ни одна нация в мире не сделала своим культом, своей объединительной идеей то, что их обижают! Даже негры, несмотря на эпоху рабства и остатки расовых пережитков в нашей стране! Ни одна нация не навесила на себя ярлык «Смотрите, мы - потенциальные жертвы». А они навесили! И расхаживают с ним, как человек-сэндвич с рекламными плакатами!
        Кофлин налил себе в стакан поданного на стол в графине свежего лимонного сока и отпил.
        - Почему евреи первыми начинают высмеивать духовные ценности, на которых зиждется общество? Вам назвать фамилии тех журналистов, кто первыми откликнулся на радиопровокацию кремлевского кардинала? Они все евреи. Но почему? Мне кажется, Виктор, я нашел ответ. Если исчезнет антисемитизм, евреи исчезнут, растворятся, пш-ш-ш, - он развел руками, - как зейдлицкий порошок. Останутся без дела раввины и масса других людей которые кормятся на существовании евреев обособленно от остальных. Это игра, в которой ни у кого нет возможности сделать другого хода.
«Ну да, унтер-офицерская вдова сама себя высекла. Ладно. Пора попытаться выяснить, что же этому попу от меня надо.»
        - Ну что ж, из этой беседы я почерпнул массу сведений о жизни и обычаях одного небольшого народа нашей планеты, но все-таки я не понял: что вы ждете от меня? Скажите прямо, к чему вы пытатесь меня склонить, может быть, я уже готов к этому и мы сэкономим ваше время?
        - Это деловой разговор, - оживился Кофлин. - Вы хотите предотвратить развал Союза?
22. Сорванные башни
        - Я знал, что вы плохого не предложите, - улыбнулся Виктор, - но Союза-то в этой реальности нет. Или вы знаете, как перебросить меня в нашу?
        - Пока не знаем. Но разве Российская Империя плохая замена Союзу?
        - Вы хотите сохранить Российскую Империю? Это в интересах Америки?
        - В интересах Америки остановить тайный международный сговор. А это можно сделать, только объединив усилия великих держав, и для этого - сохранить великие державы от распада.
        - А как же борьба за влияние в мире?
        - Мир велик, поделим его разумно. Я вижу в будущем планету, управляемую четырьмя империями: Америкой, к которой присоединится Британия и часть ее колоний, Германией, которая успешно объединит Европу, Россией, которая владеет территорией с гроадными богатствами и которой в обозримое время не надо развиваться вширь и Японией, которой нужны ресурсы Китая. Четыре твердыни, обеспечивающие мировой порядок. Получив атомное оружие, мы сможем заморозить войну и предупреждать кризисы, договорившись о совместной борьбе с мировой закулисой.
        - И что же потребуется от меня? Кричать «Спасай Россию!» или рисовать на витринах шестиконечные звезды?
        - Как вы уже наверняка заметили, Виктор, я предлагаю вам лишь то, что соответствует вашим явным или тайным желанием. Вы даже сможете открыто выступать на публике, разъясняя, что между Ротшильдом и Чарли из фильма нет ничего общего. Что от вас понадобится? Вы явно хотите, чтобы мы делали бомбу, значит, вы готовы сообщить максимум известного вам, чтобы мы ее начали успешно делать. Теперь перейдем к тайным желаниям. Американский обыватель живет языческой верой в героев со сверхъестественными сопособностями, которые защитят их от сил зла. Сверхчеловек, Человек-Паук, Человек-Летучая-Мышь, Тарзан - вот о чем читает народ в комических иллюстрированных изданиях. Американский народ должен знать, что с ним Фьючермен, Человек-Из-Будущего, это нужно для веры и сплочения нации. Вы же не отказывались в России быть известным писателем-фантастом? А фантаст для нынешнего русского писателя то же самое, что человек из будущего.
        - И это будет козырем в вашей борьбе с Даллесом?
        - Вы же понимаете, что Даллес, остановив Гитлера, будет добиваться ослабления и распада не только Германии, но и России. Он будет стравливать Германию с Россией и Японию с Россией, чтобы выступить в роли посланника мира. Он враг вашей страны, Виктор, и способствуя его возвышению, вы наносите вред своей Родине.
«Знать бы, кто из вас больший враг… Хороша страна Америка, кабы в ней геополитков не было.»
        - Я все-таки не понял одного. Как я смогу свободно говорить то, что противоречит вашим проповедям? Это же будет на руку Даллесу.
        - Не беспокойтесь. Как только мы ослабим влияние Даллеса, жесткость риторики будет снижена.
        - А-а, вот в чем дело! - воскликнул Виктор. - То есть вся эта большая теория лишь для того, чтобы потеснить конкурента, верно?
        - Вы можете подумать, что меня движет жажда власти, - продолжал Кофлин. - Отнюдь. Я лишь исполняю мой долг перед господом. Видите ли Виктор, в нашей стране может произойти еще одно большое несчастье. Как вы понимаете, для безопасности страны мало иметь оружие, нужна сплоченность нации. У СССР была атомная бомба, но этого вас не спасло, когда ваши правители взяли курс на общество, цель которого - потребление товаров. Так вот, в окружении Даллеса родился план, как сплотить американскую нацию с помощью жертв и шока. Рэнкин, подайте красный файл из моего портфеля!
        Петер раскрыл перед Виктором красную папку с какими-то отчетами, фотокопиями документов, чертежами, снимками, сделанными скрытой камерой, и даже белыми целлулоидными дсками с записями разговоров.
        - Кучка специально натренированных фанатиков-самоубийц из числа граждан Японии, проживающих в нашей стране, должна угнать большой дирижабль старого выпуска, наполненный водородом, и направить его на самое высокое здание в стране, символ нашего процветания - Эмпайр Стейт Билдинг. Как вы догадываетесь из названия, это также символ нашей империи и власти. При ударе оболочка разорвется, водород проникнет в здание и загорится, создав одновременный пожар на многих этажах, который невозможно погасить. Погибнут тысячи людей. Страна получит удар, после чего люди захотят отомстить тем, кто сделал это ужасное преступление и тогда они будут готовы к войне на Тихом океане.
        - Кошмар… - машинально произнес Виктор, глядя на Х-файл. Если быть точнее, то он сказал другое слово, но с тем же смыслом.
        Рэнкин замялся, испытывая трудности с переводом.
        - Что он сказал? - поинтересовался отец Кофлин.
        - Это означает, - попытался дойти путем логики Рэнкин, - что данный факт способен привести человека в эмоциональное состояние, равноценное потере адекватности поступков при сильном сексуальном возбуждении.
        - Переведите просто: nightmare, - уточнил Виктор, - и спросите, почему преподобный отец не обратится с данными документами в прокуратуру, к президенту, ну, я не знаю, в прессу, например…
        - В данный момент мы располагаем лишь косвенными уликами, - ответил Кофлин, - и у Даллеса есть возможность уйти от ответственности. Максимум, чего можно достичь - операция будет объявлена заговором в среде Ю-Эс-Эс с целью скомпроментировать и сместить Даллеса. Что лишь упрочит его позиции.
        - Но можно что-то делать… Например, запретить полеты дирижаблей на водороде. У вас наверняка уже есть гелиевые.
        - Об этом уже подумали. К сожалению, это противоречит интересам авиакомпаний и ряда военных фирм. В этой стране, Виктор, нельзя ссориться сразу со всеми.
        - Даже при такой угрозе?
        - Даже при такой. У власти здесь нет твердой и постоянной опоры. Пока нет. Поэтому единственный выход избежать жертв - не дать Даллесу укрепить власть.
        - Понятно. А как же вы сами хотите решить этот вопрос? В смысле единства нации, готовности к самопожертвованию и прочее?
        - Верой, мой брат. Мы построим по стране множество новых храмов, оснащенных по последнему слову техники. Я горжусь тем, что первый поставил на кафедру микрофон и слова моей проповеди стали разносить волны радио; мы пойдем дальше и поставим в храмы телевизионные камеры. Мы обновим духовную музыку, в церквях будет играть джаз, понятный простому народу. В церквях будут репродукторы и цветные прожектора: один русский композитор, кажетcя, Скрябин, придумал, как усилить эффект музыки игрою света.
        - Храм с цветомузыкой? И пульт с микшером и проигрывателями, где можно делать ремиксы из записей музыки и проповедей?
        - Прекрасная идея! У вас в будущем так делают?
«Классная будет дискотека… Похоже, тут у всех от борьбы за власть башни рвет. А где не рвет?»
        - Православная церковь, она, знаете, в этом плане тормозит. («Orthodoxal Church is orthodoxal, you know» - перевел Рэнкин) Меня, собственно, еще один маленький вопрос интересует: в каком я здесь качестве? Пленник, заложник?
        - Вы у нас в гостях. И можете уйти в любой момент.
        - Даже так?
        - Я попрошу только об одном: если решите уйти, то обязательно сначала определите, куда и к кому. Без надежных и влиятельных друзей вы здесь не сможете выжить. За вами охотятся спецслужбы разных стран, охотится «Коза Ностра» - криминальному миру тоже интересны ваши знания, вы интересуете ряд террористических и анархистских организаций, наконец, в одиночку на шоссе вы можете просто стать случайной жертвой грабителей, пьяной компании или банды подростков. Собственно, единственный путь у вас отсюда - это обратно к Даллесу, но помните, что у него вам придется работать против России. И оттуда вас уже живым не выпустят. Хотя бы потому, что вы слишком много узнали.
        - А отсюда выпустят? Хотя я слишком много узнал?
        - Да. Потому что мы подчинены законам всевышнего. Всевышний требует от нас свободы совести и вероисповедания. Всевышний требует достойной оплаты труда каждому рабочему, чтобы он не выживал, а жил полноценной жизнью. Всевышний требует, чтобы права человека были превыше прав собственности. Мы называем это общественным правосудием.
        - Тогда зачем надо было меня похищать?
        - Чтобы вы смогли услышать и другую сторону и сделать свободный выбор, а не быть пешкой в чужой игре.
        - Спасибо… Мне уже доводилось делать свободный выбор[См. «Дети империи», начало ч. .] .
        - Именно так. Свободный выбор между реставрацией макавеллизма с его массовыми убийствами и массовым голодом и богом данным общественным правосудием.
«Так. Чего-то я не догоняю.»
        - То есть я должен уверовать? Прийти в лоно церкви?
        - О нет, брат мой. Три года назад я сказал: чтобы преодолеть свалившееся на нас бедствие, надо объединить силы людей разных вероисповеданий, католиков и протестантов, евреев и безбожников. Повторяю, это было сказано публично, вы можете найти в библиотеках подшивки газет и проверить. Отец Кофлин пригласил в Национальный Союз Общественного Правосудия и евреев и безбожников. Я не отступаюсь от своих слов. Не спешите с выбором, подумайте. Будьте пока моим гостем в доме нашего союза.
        - А не будет ли слишком накладно кормить меня? Если я буду слишком долго думать?
        - Вы привыкли есть хлеб, который заработали трудом. Праздной жизнью вы сами жить долго не захотите.
        - Допустим. Тогда можно узнать, чем я могу отблагодарить вас за гостеприимство?
        - Для начала - напишите статью о будущем. Не о технике, просто будущей о жизни в вашей Ар-Эф. Никакой пропаганды, пишите одну правду. Я же знаю, в какой декадентский капитализм вы попали. Напишите о расслоении общества, о низких зарплатах большинства, которых хватает лишь на самое скромное существование, и задержках ее выплаты, о разрушении науки, образования и промышленности, о кровавых беспорядках в республиках бывшего Союза и ужасных актах терроризма. Ведь все это - правда, и вы лучше меня об этом знаете. Все это будет опубликовано в журнале
«Общественное правосудие». Кстати, недавно федеральным служащим стали выдавать целевую компенсацию для подписки на этот журнал.
        - А не проще ли было обязать их подписаться?
        - Во-первых, это коммунизм, ибо нарушит право собственности на заработанные деньги, во-вторых, это глупо, ибо тогда все просто возненавидят журнал и то, что там написано. Ваша комната наверху, там есть пишущая машинка с русским шрифтом. Рэнкин переведет, он остается здесь. Мне пора отбывать по своим делам; если захотите меня видеть, сообщите Рэнкину. Еще раз повторяю: вы здесь мой гость.
23. Сумерки
        Комната на втором этаже оказалась обставленной хоть и без роскоши, но с комфортом, и своей рациональностью напомнила Виктору СССР второй реальности; в глаза лишь бросалась старая, как на профессорских дачах из довоенных фильмов, мебель, и висевший над двуспальной деревянной кроватью вместо распятия раскрашенный портрет Сталина, где аккуратным фотомонтажом костюм был заменен на английский полувоенный френч. Видимо, в словах первого контактера что-то поняли слишком буквально. Из раскрытого окна доносился разговор сидевших в саду охранников с дробовиками. На столе действительно стоял футлар с пишущей машинкой, ну и, конечно, на тумбочке стоял компактный пятиламповый приемник. Еще письменный стол украшала ваза с букетом роз.
        - Чего-нибудь не хватает? - услужливо спросил сопровождавший его Рэнкин.
        - Нет, спасибо, самое настоящее американское госпиталити. Я собираюсь сейчас попробовать осмыслить материал для статьи. Пребывание в вашей стране дало мне массу новых идей, надо это все попытаться привести в порядок.
        - Тогда я не стану вам мешать, - произнес Рэнкин и исчез за дверью.
        Было самое время подумать над ситуацией.
«Интересно, как бы действовал на моем месте советский разведчик? Наверное, что-то сразу придумал, его же специально долго готовили, а не так, как меня. А тут даже и про этого Кофлина ничего не сказали. Может быть, надеялись на то, что в будущем я лучше про него знаю?»
        Виктор нагнулся к букету и понюхал золотистую чайную розу. Она почти не пахла; казалось, запах был был спрятан в глубине цветка.
«Попробуем дойти логикой… Во-первых, почему этот пастор, судя по всему, местный агитпроп, крутит президентской охраной? А на самом деле это просто: немцы именно через него сообщили о покушении на Лонга, вот Главрыба и дал ему карты в руки насчет безопасности своего тела. Он же его спас, вот и - в знак благодарности. Это ничего, что он раньше в спецслужбе не был. Мало ли какое ведомство под кого суют по личным связям с боссом.»

«Так, а вот, тут могут быть микрофоны в отдушине» - подумал он спустя минуту. «А включим-ка мы приемник. Путь пишут: слушает приемник…»
        Покрутив ручку настройки, он поймал Берлин, который в этот час вместо речей фюрера передавал романтическое оркестровое танго. Пусть пишут: слушает Берлин.
«А пастор сам какой-то странный. То кричит „Хайль Гитлер!“, то вдруг приглашает евреев и атеистов под свои знамена, что Гитлер бы не одобрил. Кстати, Гитлер католиков не очень-то уважал, помнится, хоть и не преследовал. Чего ж у них общего-то? Теория заговора? Он в нее верит или так, использует, чтобы Даллеса свалить? И вообще что же наш политпрос-то советский так слабо про этого Кофлина, а?»
        Виктор попытался вспомнить, что он еще когда-либо читал про эту фигуру; выяснилось, что пастора упоминал только Синклер-Льюис, да еще был эпизод в какой-то вышедшей недавно книжке, художественной, названия которой Виктор не помнил. Там к этому пастору подходит негритянка и просит исповедовать умирающего отца а он ей так сказал еще, типа, нечего мне делать, кроме как к старому негру ходить.
«А ведь Кофлин не мог так сказать!» - вдруг мелькнуло у него в голове. «У них же эти, афроамериканцы, которые еще не афроамериканцы - стратегический электорат. Что он, дурак, что ли, компромат на себя делать? И что же выходит? Как минимум, автор написал по ангажированным источникам. А вот о том, что он банкиров хотел прижать - ни слова. Почему? Наверное, потому, что был против коммунистов. А почему он был против? Потому, что видел в них посягательство на любую собственность, наверное. Защищал же он священное право тратить свои, кровные, заработанные, по своей воле, без всяких там займов и взносов в общества. И вот это, кстати, в Союзе приняли бы очень даже близко… Что дальше? Получал информацию из германского министерства пропаганды. А тут еще, оказывается, и от спецслужб получал. И как же это все уживается? Католицизм, патриотизм, создание среднего слоя, на которую опирается демократия, и тут же Гитлер с Геббельсом?»
        И тут Виктора внезапно осенило предположение, что Кофлин просто боится развала Америки.
        А если кто-то чего-то боится, значит, им можно манипулировать.
«Получается, что Даллес должен видеть в Кофлине германского агента влияния, которым манипулируют, играя на страхе кризиса, ну и коммунизма тоже. А Кофлин должен видеть в Даллесе-младшем агента влияния банкиров, продвинутого во власть на их деньгах. Великолепно. Главное, в методах борьбы они не будут стесняться. Особенно сейчас, когда им бросили такую кость. Может, у Сталина была двойная комбинация? Надавить на Гитлера угрозой от Лонга, и тут же заставить верхушку Лонга передраться, чтобы задержать создание бомбы? Это объясняет, почему меня оставили здесь.»
        Солнце клонилось к закату. Мечтательные немецкие танго создавали с заходящим солнцем, жарким сухим ветром из приоткрытого окна и запахом роз некое трогательное единство. Хотелось жить только этими минутами, пить их неторопливо, как марочное вино, отдаваясь их вкусу, и не думать, что будет дальше. Впереди пока ничего хорошего не просматривалось.
«И, кстати, пастор переводчика-мужика оставил, а здесь практически все спецслужбы пытаются установить влияние на контактера через интим. Пастору религия запрещает подсылать женщину или у него неправильная информация?»
        Стоило только Виктору об этом подумать…
        - Можно войти?
        На пороге стояла молодая дама, довольно высокая для этого времени, загорелая (дык климат-то!), светлые волосы зачесаны назад в косички, светлая блузка и - немного линялые джинсы. Так что можно было по прикиду отнести к семидесятым. Впрочем, Виктора это как раз не удивило: ну, американцы, значит, джинсы. На шее виден крестик. Слова произнесла по-русски.
«Ну вот, кажись все в порядке. Хотя это уже развращает.»
        - Собственно, вы уже вошли. Здравствуйте. Меня зовут Виктор Сергеевич. Можно просто Виктор, поскольку мы в США.
        - Простите, журналистская привычка. Здравствуйте, - и она протянула руку Виктору,
        - Сьюзан Эшли, корреспондент журнала «Общественное правосудие». Можно просто Сью.
        - Sweet Sue?
        Сью слегка зарделась.
        - Это комплимент?
        - Это из будущего фильма. Лет через двадцать снимут. Комедия, про женский джаз.
        - Но я не возражаю, если это будет и комплимент. Кстати, Босс снимался в ролике с женским джазом перед выборами.
        - Он переодевался в саксофонистку? - удивленно спросил Виктор, и только потом дошло, что Some Like It Hot, или «В джазе только девушки» в советском прокате - это римейк немецкой ленты «Фанфары любви» и реальных прототипов в Америке не имеет.
        - Ну что вы. Он сидел на стуле и подпевал оркестру. Собственно, у нас есть замысел выпускать еще и русское издание и, скажу по секрету, меня думают назначить его редактором. У нас, то есть у меня, пока штат еще не набран, возникло несколько вопросов. Первый из них - как лучше перевести название на русский. Мои знакомые иммигранты считают, что «Общественное правосудие» звучит для русских суховато и слишком по-интеллигентски, а у нас журнал для широких масс. Вот, взгляните на американское издание, - и она протянула Виктору глянцевый журнал.
«Ну да, „Соушел джастис“. Которым наша пропаганда пугала, как фашистским изданием. Как там писали - откровенная, бесстыдная демагогия и слишком очевидная.»
        Виктор полистал журнал. Свастики вроде не было. Тут вообще все или называют себя фашистами, или их называют, сам черт не разберется.
        - Так как бы вы перевели название?
        - «Социальная справедливость».
        Это был, между прочим, один из вариантов дословного перевода пугающего звукосочетания «Соушел джастис».
        - Отлично, подойдет. Какие бы вы еще хотели дать рекомендации по стилю русского издания?
        - Рекомендации? Ну, насколько я понимаю, основная линия журнала - это пропаганда общественного строя, где государственные интересы важнее личных? Или я ошибаюсь?
        - Конечно, ошибаетесь! Приоритет прав государства над правами личности - это коммунизм! А у нас - приоритет прав личности над правом денег!
        - Подождите, я действительно, что-то путаю. Но ведь приоритет государства над личностью - это не у коммунистов, а у Муссолини, который преследовал коммунистов.
        - А при чем тут Муссолини? У нас же не итальянское издание, а русское.
        - А у коммунистов приоритет над личностью общественных интересов, а не государственных.
        - Виктор, вы из другого будущего?
        - Да.
        - Может, там и коммунизм другой? У Троцкого коммунизм - это полное бесправие личности перед государственным капиталом, то есть попытка продлить существование загнивающего империализма, заменив банкиров на военную диктатуру чиновников. Рабочий при коммунизме получает лишь жалкий минимум, как и при капитале.
«Это чего, выходит, Троцкий и есть первый дуче? Ничего не понимаю.».
        - Сью, то, что я скажу сейчас - это не красная пропаганда, это правда, вся правда, и ничего кроме правды. Я вырос в стране, где было бесплатное и всеобщее образование десять классов. После школы я бесплатно учился в вузе, получал стипендию, в пересчете на доллары сорок четыре в месяц. Все могли получать медпомощь, в поликлинике, в больнице. Нашей семье дали квартиру в панельном доме, без роскоши, но отдельную квартиру. В отпуск на юг к морю ездили. Что еще? Безработицы никакой не было. Ну, не все, конечно, идеально было, и, чтоб квартиру получить, ждать надо было, и вечно чего-то не хватало, но, во всяком случае, пытались…
        - Но это же не коммунизм! Это и есть общественное правосудие! Личность выше денежных интересов.
        - Сью, у нас руководила компартия, и заводы и фабрики были государственные.
        - Значит, это уже была не компартия, и вы ушли от коммунизма к нашим идеалам, правда, не вернули заводы собственникам.
        - Ну, собственно, что им было у нас возвращать… После гражданской их поднимали из разрухи всенародными средствами, потом опять же в первые пятилетки вложили столько народных средств… это все равно, что штаны к пуговице пришить, а многое вообще на голом месте построили. После Великой Отечественной опять всем народом восстанавливали, расширяли, развивали…
        - И вы это все называете коммунизмом? Это же то, что мы хотим создать! О чем мы мечтаем! И что, от этого всего вы там отказались?
        - Не то, чтобы отказались… По-моему, просто никто не представлял себе, что будет. Ну, и появилось меньшинство, которое очень даже неплохо живет.
        - Ужасно…
«Запутали таки. Это и есть „очевидная демагогия“? Или они только на словах хотят этот Союз Советских Социалистических Штатов, а на деле - что-то другое, ужасное? И ведь подумать, а у нас в СССР общественная собственность на средства производства господствовала лишь в результате мировой войны и из-за вынужденной форсированной подготовки к второй мировой. А если бы Первой мировой вообще не было? Ленин бы призывал к национализации банков при уважении прав собственности и прав человека? Получая помощь от кайзера, как сейчас пишут в газетах? Что есть что? И кто были мы?»
        - Кстати, смотрел вчера проповедь отца Кофлина по Ти Ви. Что-то вроде там про Зомбарта было…
        - Простите, Виктор, но вы, наверное, перепутали. Разве во вчерашнем выступлении хоть раз упоминался Зомбарт?
        - Не помню… Мне так перевели.
        - Это был дословный перевод?
        - Нет, пересказ.
        - Тогда это очень вольный пересказ. Вчера в своей речи отец Кофлин разоблачал макиавеллизм в экономической политике. Точнее, тезис Макиавелли, что массы якобы сами требуют, чтобы их направляли твердая рука и сильный ум.
«Очень интересно. Кто же из них мозги-то пудрит? Джейн или Сью? Или обе?»
        - Еще один вопрос, как бы вы перевели на русский название нашей политики - юнионизм? Юнион - это объединение, союз. «Объединенность» не звучит.
        - «Единство»?… Если по-латыни, это, кстати, «коммунизм».
        - Нет, «коммунизм» не допустят.
        - Тогда… что тогда… общинность, общак - нет-нет, это не то… соборность…
        - «Соборность» подойдет. Соборная партия Лонга.
        - Так это что же? У них там соборная партия и тут соборная партия?
        - Слово «соборность» в России является товарным знаком и запатентовано? Они подадут в суд за использование термина?
        - Нет. Во всяком случае копирайта не ставят.
        - Но тогда все в порядке! Соборность, собор, cathedral, отец Кофлин, кафедра…Из этого могут получиться прекрасные заголовки.
«М-да, хорошо было Кривицкому в семидесятых про все это писать. „Реакционные тенденции Америки того времени овеществлены в бесчисленных газетных отчетах о политическом буйстве Хьюи Лонга, демагогических проповедях радиопопа Кофлина, бандитских похождениях куклуксклановцев, в множестве фактов откровенного служения государственной власти трестированному капиталу“. Классно. Разве что насчет служения государственной власти олигархам все понятно. А остальное? Что именно за буйство было? В чем демагогия? Объяснять же надо, а то как в этом всем-то? Вот, например, Лонг и Кофлин, оказывается, с Ку-Клукс-кланом на ножах. И вообще, если сейчас по газетным отчетам и Интернет - сайтам судить о наших политиках, то такое можно вообразить себе! ТАКОЕ!!! А разве ж это правда? Разве можно всему верить, чего кто напишет? Вот потому советский политпрос идеологическую Цусиму и продул. Ладно, попробуем зайти с личной стороны, там сложнее лозунгами запудрить.»
        - Сью, а где вы так научились русскому? Вы из России?
        - Хотела стать профессором лингвистики. К сожалению, кризис. Но стать редактором русского издания в наше время, пожалуй, даже лучше.
        - Кстати, вы приехали сюда вместе со всеми? Что-то не видел вас в толпе встречающих.
        - Я подъехала позже, на мотоцикле. Вы наверняка обратили внимание на брюки?
        - Я вначале думал, что вы решили одеться, как в семидесятые… Ездите на мотоцикле? Увлечение?
        - Нет, способ пропитания журналиста. Лучший способ попасть вовремя в любое место, даже в глуши.
        - Понятно. В эти времена трудно прокормить семью.
        - Своей семьи пока нет. Были серьезные планы, но, увы, расстроились. Теперь я вовсю поглощена работой и только работой.
«Мотоцикл. Кофлин говорил: сперва определиться куда и к кому. Чушь. Это логическая ловушка. Отвалить с концами и смотреть по обстоятельствам.»
        - Знаете, стоит такая прекрасная погода, такие вечера… Так бы и хотелось махнуть куда-нибудь на природу, на шашлыки. Вы ездили на шашлыки?
        - Это такой пикник? У Тургенева и Чехова никто не ездил на шашлыки. А у нас, если кого-то зовут на барбекю, то это обычно делают во дворе. И кто составит компанию?
        - Знаете, если нам обоим сейчас некого приглашать в компанию, почему бы не съездить вдвоем? На мотоцикле же поместятся двое?
        - Значит, это был все-таки комплимент?
        - Но я же должен был знать, не нарушу ли границу чужих владений? А на природе прекрасно думается о профиле журнала и бизнес-модели. В голову приходят такие идеи…
        - Насчет идей… пожалуй, вы правы. Но как же охрана?
        - Мы попросим какое-нибудь ружье или револьвер… Да и охрана будет неподалеку. Но не обсуждать же творческие идеи у всех на виду.
        - «Я подумаю об этом завтра», как говорит героиня романа Маргарет Митчелл.
        - Скарлетт, «Унесенные ветром».
        - Вы читаете женские романы?
        - Кино смотрел.
        - Но его еще не закончили!.. Ах, да. В общем, сегодня давайте ограничимся ужином вдвоем при свечах, с легким красным вином, я скажу, чтобы подали сюда. Как мне удаются в русском длинные предложения?
        - Великолепно. Я и про ужин и про предложения.
        - Отметим начало совместной работы. Кстати, у вас будет хороший гонорар.
        В общем, это был ужин, просто ужин. Виктор ломал голову, не подмешает ли Сью что-нибудь в бокал, и если да, то зачем, и рассказывал ей о Советском Союзе, чтобы обойти желанную для Кофлина тему о сборе компромата на нынешнюю Россию. Рассказывал о студенческих годах, практике, колхозах, стройотряде, самодеятельности, вспоминал разные смешные случаи на лекциях и экзаменах. Он ждал, что Сью начнет выспрашивать про что-то конкретное, но Сью просто внимательно записывала все, что он говорил, в свой блокнот, прошитый спиралью из нержавеющей проволоки. Незаметно они перешли на «ты».
        - Виктор, мне пора. Все было ужасно интересно, но утром надо быть в редакции.
        - Но как же ты теперь сядешь за руль?
        - Питер вечером едет в город и он обещал, как это ты говоришь под-ки-нуть. Заодно заберем одного из парней, что охраняют наш покой, у него жена должна родить. Обратно Питер привезет замену.
«Значит, мотоцикл остается здесь, а пары человек из персонала не будет.»
        - Тогда я за тебя спокоен. До завтра!
        - До завтра, Виктор!
        Она встала, было пошла к двери, потом повернулась.
        - В книгах у русских есть такой обычай: там перед отправлением в дальний путь и при встрече целуются, причем и мужчины с мужчинами. Мне сказали, в будущем ваш генеральный секретарь целовался перед репортерами и Ти Ви камерами. Почему так принято?
        - Ну, это, наверное, чтобы не забывать друг друга… В общем, это надо показывать.
        - Да, наверное… Хорошо. Тогда ты можешь это показать.
        - А это не будет расценено, как harassment?
        - Нет, что ты… журналист должен знать, о чем пишет… О!
        Виктор прижал ее к себе и поймал губами ее горячий полураскрытый рот; Сью не противилась, только сначала не знала, куда девать руки, но через секунду инстинкт уже заставил ее сомкнуть их на спине Виктора. Глаза ее были устремлены в потолок, и в них отражалось удивление, но веки тут же сомкнулись. Она не была похожа на доступную женщину, подумал Виктор, скорее всего, она была голодна. Желание, любопытство и естественный страх боролись в ней, заставляя трепетать каждую мышцу.
        - О, нет… Действительно, это трудно забыть… Я знала, что ты джентльмен, и не станешь срывать мои джинс…
        - Не бойся…
        - Мне не страшно. Ты обязательно должен показать мне шашлыки. А сейчас прости, но мне пора, Питер уезжает через минуту!
        Ее каблучки застучали по лестнице, и через минуту, действительно, во дворе раздался скрежет стартера, грубоватый рокот двигателя и басовитый, как у фуры, клаксон.
24. «Я решил изменить сценарий»
        На дворе уже стемнело, несмотря на лето. Здесь юг, а на юге сравнительно быстро темнеет. Движение в доме затихало.
        Немного подождем, подумал Виктор. Хорошо, если Сью оставила мотоцикл на улице. А пока можно поразмыслить.
        Рузвельт как-то говорил, что Лонг станет диктатором к 1940 году, вспоминал Виктор. Когда он говорил и с кем? Что-то не припомнится. И почему 1940? Ах да, Лонг победил на выборах в тридцать шестом, к следующим ему надо стать несменяемым лидером, президентский срок четыре года, вот и выходит как раз сороковой… Бомбу за два года не сделают, значит, к выборам это не козырь, вот он и колебался. Черт бы побрал эту забугорную систему, при которой все интересы страны подстраивают под очередные выборы! А кому нужна бомба сейчас? Даллесу и Кофлину, это для них вопрос о власти. Это в перспективе огромные заказы ВПК, включая стратегические бомбардировщики, ракеты, ядерные установки на подводных лодках и авианосцах, строительство военных баз, это денежные потоки, а здесь денежные потоки это власть. Даже если лично Кофлин в ядерной программе не разберется, все решит менеджмент, которому без разницы, на кого работать. Гэлбрейт был прав, Америка вступила в период, где корпорациями рулят не владельцы акций, а менеджеры, а от полного загнивания и разворовывания бюджетов фирм их пока предохраняет изменение курса
акций. Они же еще такие наивные, они не научились НЛП, не навыпускали книг, как вкручивать мозги инвесторам, деловым партнерам, покупателям и обратно тем же акционерам, они же еще соревнуются, из кожи вон лезут, чтобы продукция была лучше, чем у конкурента, вместо того, чтобы предложить выгодный банковский кредит (легально) или откат (нелегально). Еще не было дела «Локхид». Так что все равно, кто будет руководить, Даллес или Кофлин, здоровая американская технократия все вытянет. Потом об этом золотом периоде Якокка будет книги писать. Сейчас они просто работают.
        Что же делать? Подкинуть им современный менеджент? Как завоевывать друзей бизнес-пьянками, произносить демагогические речи, как перестать беспокоится и начать всем компостировать мозги? На разложение целого слоя нужно много времени… Пора идти.
        Виктор осторожно выглянул за дверь комнаты. Свет в коридоре и на лестнице не горел
        - экономия. Ладно, как шли, мы помним…
        Он начал осторожно спускаться вниз по деревянной лестнице. По счастью, она не скрипела. Странно, деревянные лестницы всегда скрипят в старых домах. На первом этаже дома тоже стояла мертвая тишина и восходящий апельсин луны просвечивал в окно сквозь листву сада. Дверь оказалась закрытой только на легкую задвижку.
        Очутившись на крыльце, Виктор на мгновение остановился. Свежий воздух ночи пахнул в лицо. Звенели то ли цикады, то ли сверчки, пространство расчерчивали мигающие светодиоды светлячков. Мотоцикла у крыльца не было видно; на деревянных воротах сарая, видневшегося метрах в двадцати, сколоченных по диагонали из шпунтованных досок, висел здоровый замок.
        - Вам что-то угодно, сэр?
        Подле Виктора выросла тень с дробовиком в руке.
        - Stars, - неторопливо ответил Виктор, - the beautiful stars are sparking in a darkness.
        - Yassir, - ответила тень.
        - And if we'll got a spyglass, - продолжал Виктор монологом лектора из
«Карнавальной ночи», - we'll can see one star, two stars, three stars… but five stars are the best, of course.
        - Yassir.
        Виктор пожелал тени «Good night!» и вернулся в свою комнату.
«Дохлый номер. Отметят, что русский после визита дамы выпил и пошел на двор считать звезды. Да, на шашлыки придется ехать.»
        В этот вечер сон почему-то долго не шел. Удивительное дело - в другой реальности Виктор практически всегда спал спокойно и безмятежно, а здесь в старом доме, им почему-то начала овладевать подспудная тревога, а затем появились угрызения совести. Сначала за то, что он подтрунивал над безграмотным афроамериканским телемастером, потом - за то, что во второй реальности, находясь под действием препарата, введенного ему для пробуждения и очутившись в безвыходной ситуации, он предложил группе прикрытия угнать самолет с пассажирами.
«Видимо, это проявление христианской идеи», подумал Виктор, «она часто встречается в нашей литературе. Сделает человек какую-то гадость, а потом его тележит, и через это духовно возрождается, обретая высший смысл бытия. Вот у Льва Толстого один мажор чувиху соблазнил, а потом, когда она в проститутки пошла, помог ей срок впаять. А чувиха видно, ничего была, и мажора торкнуло, так что он все бросил и на зону за ней подался. И на зоне такого насмотрелся, что евангелие читать начал. То есть, возродился. А у Достоевского еще был такой лузер, типа аспирант-экстремист, он взял и замочил хозяйку ломбарда, да еще с нанятой служащей-инвалидом. Двоих замочил. И, главное, не из-за бабла, а ради гнилых понтов - дай, думаю, проверю, я типа крутой или чмо позорное? А вышло, что урод. И бабла не получил, и совесть загрызла, и обратно всякие библии читать начал, раскаялся типа. А вообще это глупость. Зачем обязательно какую-то мерзость делать, чтобы возродиться? Ты вот мне покажи человека, который в этом мире прожил и никому не кидал подлянок…»
        - …Виктор Сергеевич! Виктор Сергеевич! Спокойно, это свои.
        Сквозь сон Виктор разобрал знакомый голос.
«Ступин? Откуда он здесь? Или где я?»
        - Одевайтесь быстрее. Вам надо уходить.
        - А эти во дворе? - спросил Виктор, натягивая рубашку.
        - Усыпляющий газ есть не только у президентской охраны. Газ скапливается понизу. Наденьте вашу маску. Плотно? - и полковник проверил сам резиновый намордник. Теперь за мной, не отставать!
        Он открыл дверь в коридор, но не успел и пройти двух шагов, как впереди Виктора послышалась возня и грохот падающего тела. В лицо ему уперлись лучи карманных фонариков. Затем щелкнул выключатель, и Виктор увидел человек пять охранников в масках, трое из них насели на лежащего Ступина и заковывали его в наручники. Снизу поднимался кто-то шестой; наверху он снял маску, и Виктор узнал Рэнкина.
        - Surprise! - довольным голосом произнес Рэнкин. - В России говорят, что нежданный гость хуже татарина? А мы ждали людей дядюшки Ала. Русский агент, который курировал нашего гостя в Брянске, не так ли? Оружие все отобрали?
        - Да, сэр. Взгляните на это. - и один из охранников протянул Питеру бесшумный пистолет и металлическую авторучку, видимо, тоже пистолет.
        - Мило. Об ампулах не забыли?
        - Сэр, у него не было яда.
        - Вы хорошо искали?
        - Да, сэр.
        - Или русская жандармерия плохо заботится о своих людях… или мы имеем дело с разумным человеком, тем более, успешным. Поднимите его. Хотите «Мальборо», господин Ступин?
        - Спасибо. Всегда предпочитал курить свои.
        - Билл, проверьте, не спрятано ли что-нибудь в сигаретах полковника. А вы одни собирались тащить нашего гостя через океан?
        - Я получил задание вывезти его с виллы, узнать, что он успел рассказать секретным службам и ликвидировать, инсценировав смерть так, чтобы подумали, что похищение организовал Даллес.
        - Вот видите, Виктор, ваша географическая родина, оказывается, о вас не забывает ни на минуту. А почему так сложно, полковник? Почему вы не ликвидировали нашего гостя сразу в доме?
        - Во-первых, он мог понадобиться, как заложник.
        - А во-вторых?
        - Это уже зависит от обстоятельств.
        - Вы не исключали возможность сдачи его людям Даллеса или нам в обмен на гарантии для вас? Или даже на возможное сотрудничество?
        - Вы хотите предложить сотрудничество?
        - Нет. Я вам не верю. Отвезите его до ближайшего карьера, - обратился Рэнкин к охране, - Виктор, вы, надеюсь, не будете возражать?
        - Буду. Его можно обменять. Неразумно разбрасываться живым товаром.
        - Обменять? На кого?
        - На какого-нибудь американского агента, если его схватят в России.
        - Ну. это, скорее, будет человек Даллеса.
        - Тогда это будет предмет торга с Даллесом.
        - Разумно. Но этот человек хотел вас убить. Неужели вы не хотите отомстить?
        - Ему приказали. Вам прикажут - вы будете исполнять. It's only job. Давайте думать о выгоде.
        - Вы не совсем похожи на русского, Виктор, в вас есть что-то американское… Ну что ж, полковник, теперь вы обязаны жизнью вашей жертве. А вообще удача стала вам изменять. Ваш провал похож на финал посредственного боевика «Уорнер бра…»
        Рэнкин запнулся на полуслове и начал медленно оседать на пол; его инстинктивно попытался подхватить стоящие рядом охранники, но тоже почти одновременно потеряли равновесие, державшие Ступина парни откинулись назад и начали сползать по стене, последний охранник было потянулся к оружию, но оно тут же выпало из его пальцев.
        - Превед! - раздалось со стороны лестницы. - Я решил изменить сценарий этого фильма.
«Это бред. Я галлюцинирую.»
        По лестнице спокойно поднимался подполковник Ковальчук из второй реальности - в широкополой ковбойской шляпе, держа в левой бесшумный пистолет, а в правой - крупный хромированный портсигар.
        - Кто это? - спросил Ступин.
        - Этот человек организует мое прикрытие.
        - Вы о нем ничего не говорили.
        - Мне самому не сообщали. Мы работали с ним в рейхе в пятьдесят восьмом.
        - Можете меня расшифровать, - сказал Ковальчук, пряча портсигар. - Мое настоящее имя Ковальчук Николай Александрович, подполковник МГБ СССР. Виктор Сергеевич, освободите господина полковника. Кстати, Александр Семенович, отдельного такси за вами не придет, поэтому надеюсь на ваш профессиональный здравый смысл и сообразительность. Выбираться будем вместе. Если не наделаете глупостей - а вы к ним не склонны - возвращаетесь в Россию, а мы обеспечиваем возвращение Еремина в двадцать первое столетие. Возражений нет?
        - Какие уж тут возражения… - Ступин размял кисти рук. - Я вас вспомнил. Я видел вас в московском метро, вы помешали щипачам срезать у меня с руки часы.
        - Верно. Хорошие часы, швейцарские. Кстати, вот они, держите.
        - А это что? - Ступин показал у себя точно такие же, на ремешке.
        - А это верните, это наше.
        Ступин не стал возражать.
        - Но что все-таки там? Тайник? Шип с ядом?
        - Вот он объяснит. И давайте спешить, потому что через пару часов они очнутся. Все-таки в нашей реальности американцы наши союзники, так что пришлось использовать портсигар с парализующими стрелами. Забирайте противогазы.
        - А вы?
        - Антидот.
25. Смертельная доза
        Уже знакомый «Крайслер-эрфлоу» стоял во дворе, рядом с ним еще одна машина, марку которой Виктор в спешке и в противогазе не разобрал. Ковальчук открыл крышку багажника.
        - Тут у них небольшой арсенал. Господин полковник, держите мэшин-ган и диски, и не забывайте, что гражданская давно кончилась, и мы с вами работаем на одну страну и, собственно, на одно ведомство. Стоп, - сказал он, видя, что Ковальчук собирается дать очередь по колесам второй тачки, - зачем шуметь. Простой домашний способ - сахар в бензобак, и пусть они отсасывают.
        Они выехали за ворота. Струя свежего ночного ветра ударила в раскрытые окна.
        - Белые и красные в одних рядах, за Россию? - сказал Ступин первым делом, как только содрал маску со своего вспотевшего, раскрасневшегося лица. - Представьте себе, я мечтал об этом.
        - Мы рождены, чтоб сказки сделать былью, - ответил Ковальчук, - разве так у вас тоже не поют?
        - Поют-то поют, но меня смущает заметность этой машины. Ее бы где-то перекрасить и сменить номера.
        - Через несколько миль по этой дороге заброшенная ферма Бэрроу. Там нас ждет ничем
«форд» с форсированным мотором и усиленной подвеской. Здесь в гаражах за деньги сделают все. Там же получите документы агентов ФБР. Надо же как-то объяснить ношение оружия?
        - Кстати, об оружии. Так что же все-таки было в часах?
        - Передатчик, - ответил Виктор, - позволяет прослушивать разговоры вокруг вас и определять местонахождение.
        - Однако это называется шпионаж.
        - Как вы представляете иные действия? - спросил Ковальчук. - Дождаться, когда Лаврентия Павловича назначат руководить органами безопасности империи, и явиться к нему на прием с письмом от него самого из другой реальности? А может, подготовить встречу на высшем уровне? И у кого - у нас, у вас, или на третьей территории? - и он кивнул в сторону Виктора. - Лучше расскажите ваш план отхода, если, конечно, не собирались на самом деле ухлопать контактера.
        - Конечно, не собирался, - ответил Ступин, - не буду же я его Рэнкину выкладывать. Смотрите.
        Он вынул из внутреннего кармана карту, отпечатанную, как платок, на тонком шелке, и развернул ее.
        - Мы находимся в штате Пенсильвания вблизи Питтсбурга. Вот здесь нас ждет частный самолет «Стинсон-Релиант», который этой ночью должен перебросить нас через озеро Эри в Канаду. Здесь и здесь подготовлены промежуточные и запасные поля для посадки. А здесь, в месте достаточно удаленном и малообитаемом, будет ждать
«РДДГ», специальный дальний разведчик системы Туполева, который способен перелететь через полюс.
        - Пилот надежный?
        - На «Стинсоне» или «Туполеве»?
        - На обоих.
        - «Стинсон» поведет его владелец, местный, Гарри Обилич. Серб, бывший военный летчик, сейчас на мели. Имеет опыт ночных полетов, согласен на любую работу, привычен к риску.
        - Не выдаст властям?
        - В этой стране пока верховная власть - деньги, и они ему нужны.
        - Ладно, посмотрим. Кто на «Туполеве»?
        - Командира рекомендовал я. Это Чкалов, смелый и рисковый пилот, служил в брянской части, затем работал в воздушном цирке и летчиком-испытателем, привлекался для выполнения опасных заданий. Познакомился с ним, кстати, в брянской тюрьме, когда он был осужден за аварию, за готовность служить нашему делу похлопотали об его досрочном освобождении… Не слышали о таком?
        - Он жив?! - в один голос откликнулись Виктор и Ковальчук.
        - Да, хотя я сам удивляюсь этому факту при его характере. Любит проверять свою шею на прочность.
«Ну да, он же в нашей реальности погиб в декабре тридцать восьмого… Так что же, есть возможность его спасти?..»
        Как раз в этот самый момент у автора возник вопрос, почему фамилия автора книги
«Как завоевать страну без единого выстрела», цитата из которой приведена в качестве эпиграфа первой части, совпадает с названием фирмы, выпустившей частный самолет, но объяснений этому найти так и не удалось, поэтому автор предлагает считать данный интересный факт случайным совпадением.
        - Какие пароли, условные знаки для пилотов?
        - Паролей нет. Оба пилота должны узнать меня в лицо, Чкалову также дадут фото господина Еремина, ну а Обиличу оставлять такую улику мы сочли слишком рискованным, так что он узнает только меня.
        - Значит, так, - продолжил Ковальчук, - после фермы мы едем на восток, где и отправляем господина Еремина домой. А мы с вами, господин полковник, пользуемся вашим каналом и летим в Россию, где наши пути расходятся. Тем более, что вещи господина Еремина уже ждут его в пятьдесят восьмом.
        - Вам отдали его вещи?
        - Ну, полковник… Конечно, пришлось взять самим. Без всякого ущерба для личностей и казенного имущества. Эта система охраны и сигнализации для нас уже не проблема. Надеюсь, вы также понимаете бессмысленность каких-то попыток с вашей стороны препятствовать нашему плану операции. Результата это не изменит, а только увеличит наше присутствие, что для вас, уверяю, совершенно невыгодно.
        - Вы хотите сказать, что ваше МГБ поступит благородно и откажется от дальнейшей засылки агентуры? Не верю.
        - Не верите в благородство. А в интересы госбезопасности?
        - И в чем они?
        - Неуправляемое вмешательство контактеров ведет к непредсказуемым последствиям. У нас первый контактер чуть не привел к ядерной войне. У вас - к краху России и вероятному этническому геноциду на значительной территории планеты. Поэтому Еремин должен был лишь исправить последствия первого контакта, что и сделал с вашей помощью и так, как вы хотели. Оставлять его дальше - это опасность для вас. По той же причине товарищ Берия приказывал по первой возможности отправлять вас, Виктор Сергеевич, в вашу реальность, благо на это было ваше согласие.
        - А если не будет согласия, то что будет?
        - Никто не знает. А с какой стати он останется у вас? У вас даже антибиотиков нет, если что.
        - Могу предложить альтернативу, - возразил Ступин, - домик в горах, где-нибудь в Крыму или на Кавказе. Чистый воздух, чистая вода, целительная природа. Слышали про кавказское долголетие? А зимой можно на дачу где-нибудь в сосновом бору в Подмосковье, на лыжах походить. Зачем эта химия? Важнее здоровый организм. Подумайте, Виктор.
        - Лучше вы подумайте, полковник, что вы будете делать, когда поймете, что контактер опасен. Радуйтесь, что он не притащил в Брянск эпидемию нового вируса гриппа.
        - Ну, Бежица теперь крепкий орешек для эпидемий. А при первом бы подозрении всем бы надели марлевые повязки.
        - От глобальной катастрофы вы бы тоже защитились марлей? Вы никогда не думали, почему в истории гении, люди, видящие далеко вперед, оказывались непризнанными, а порой и уничтоженными?
        - Думал. Средневековая дикость-с. И невежество.
        - Теперь представьте, что будет, если во время крестовых походов Европа получит паровые машины, мартеновские печи, динамит и бездымный порох плюс крушение религии. Допустим даже, что европейские князьки и короли не перебьют друг друга, а создадут единую империю, держащуюся на военной силе. А дальше? Когда они захотят сначала гроб господень, а потом всю Азию и Африку? Вы знаете, что произошло с американскими индейцами? А если технологии получат монголы с ханом Батыем?
        - Но мы-то не монголы.
        - «С раскосыми и жадными очами…»
        - Это Блок, поэтическая метафора.
        - А вы гарантируете, что на волне технического взлета власть в России не будет захвачена авантюристами, которые ввергнут ее в войну за мировое господство? И вместо процветания вы получите крах, гибель десятков миллионов русских? В мире должно существовать взаимное сдерживание, чтобы такие, как Гитлер, имея промышленно-технологическую фору, не подожгли планету.
        - Так ведь мы и призваны остановить Гитлера, верно?
        - Но и сами не стать опасными. Власть кружит головы. Вы, господин полковник, честный офицер, вы служите Отечеству, а не лакействуете, как некоторые. Ради блага нашей Родины вы должны понять то, что понимаем мы - превышение дозы смертельно.
        - И все-таки как-то не верится в ваш отказ. Ведь это такой соблазн - не для вас, так для вашего руководства!
        - Мы бы стали тогда посылать его к вам? Кстати, Виктор Сергеевич, вы не в обиде на нас за это?
        - Ничуть, - ответил Виктор, - когда еще столько интересных людей увидишь. Жаль только, в своей реальности невозможно никого спасти.
        - Можно. В будущем. Вы там, в своем мире, просто не понимаете, что вам, именно вам всем дано задание империи спасти ваш мир…
        Ферма Бэрроу была довольно аккуратным хуторком, брошенным, видимо, лет пять назад. Дом и постройки еще стояли, и даже рядом крутился никому не нужный ветряк на деревянной ферменной башне, качая воду, но густой бурьян уже скрыл все окрест; из него, как из западни, высовывались в лучи фар остовы поржавевших сельхозорудий.
        - Постойте, подполковник, - предупредил Ступин, - здесь может быть засада.
        - Если кто-то приблизится к машине, сработает сигнализация и пошлет сигнал по радио. Кстати, не спешите выходить, пока я ее не отключу.
        Они подъехали к воротам большого амбара. Ковальчук достал из бардачка коробочку, похожую на угловатую джениусовскую «мышь» конца восьмидесятых, навел из окна машины на ворота и нажал кнопку. На коробочке загорелась красноватая неонка.
        - Ультразвуковой дистанционный ключ. Теперь можно.
        Черный четырехдверный «Форд» тридцать седьмого года был тачкой, явно выбранной по принципу - не выделяться. Вид аккуратный, даже в чем-то стильный, но очень стандартный. Тем не менее машина взяла по-современному резво.
        - У меня есть предложение, - сказал Ступин, примостив автомат между колен, - всего в нескольких милях отсюда нас ждет пилот. Зачем рисковать и тащиться через весь штат с липовыми удостоверениями, если можно вывезти нашего гостя в безопасное место, а затем решать вопрос его доставки в свое время? Наверняка все дороги прочесывает полиция штата и настоящие фэбээровцы, для которых наши бумажки бесполезны.
        - Скорее всего, прочесывает. Вы заметили, там к вилле тянулись телефонные провода?
        - Да. Я их перерезал, перед тем, как проникнуть.
        - Вот они тут же и приехали. Полагаю, они постоянно проверяют линию.
        - Хотите сказать, что я их сам и вызвал на свою шею?
        - Вы действовали по шаблону. Поскольку после выезда группы связь не восстановилась…
        - Тем более надо сразу лететь в Россию.
        - Полагаете, ему там сейчас будет безопасней?
        - Я могу устроить его уход. Начальству будет доложено, что господин Еремин так же таинственно и неожиданно исчез, как и появился. Был выкраден людьми из будущего. Полагаю, факт бесследного исчезновения вещдоков принадлежности к другому миру убедит кого угодно в ваших юберспособностях.
        - Отчего такая игра в благородство?
        - Я служу России, а не прислуживаю барину. Вы серьезно думаете дотянуть до цели на этой доработанной колымаге?
        Вместо ответа Ковальчук включил приемник и покрутил ручку настройки.
        - А сейчас у нас на связи наш корреспондент Ричард Лоуэлл, из Спенфилда, это такое маленькое местечко близ… (треск). О, опять эти проклятые помехи! Ричард, что у вас там слышно?
        - Алло, Кей-Би-Ар-Си?
        - Да, Ричард, ты в эфире. Что происходит?
        - У нас ничего не происходит!
        - Совсем ничего?
        - Пока ничего! Жители встревожены, часть из них собралась у полицейского участка, взяв с собой ружья. Только что доложили, что у Твин-Оукс-Хилл было какое-то движение.
        - Какие подробности?
        - Пока никаких. Два часа назад тоже поступило сообщение о движении, это была чья-то корова. Похоже, она сорвалась с привязи.
        - Что сообщают власти?
        - Как и везде, ничего. Они говорят, что не знают ни о каких пришельцах. Возможно, они не лгут, просто им тоже ничего не сообщили.
        - У них есть какие-то планы?
        - Пока они уговаривают людей разойтись. Кей-Би-Ар-Си, алло! Не вешайте трубку, тут на велосипеде примчалась тетушка Энни, она что-то говорит собравшимся на улице.
        - Тетушка Энни?
        - Да, так ее здесь все зовут. Эй, не скажете, что… О, нет! Не-е-е-ет!!!
        - Алло, Ричард!.. Алло!.. Алло!.. Это видимо, что-то со связью… Мы продолжим, как только снова дозвонимся до Спенфилда…
        - Что это? - спросил Ступин.
        - Всего лишь радиопостановка по «Войне миров» Уэллса. Она должна была состояться в этом году и вызвать панику в целом штате. Американцы вправду тогда поверили, что высадились марсиане. Мы решили немного приблизить это событие. Эти акулы радиобизнеса чего только не сделают, чтобы оказаться в центре сенсации!
        - Думаете, американцы поверят этому примитиву?
        - Еще как. Американские обыватели, в сущности, полудети, которых научили пользоваться техническими игрушками, но которым не создали единой картины мира - ни материалистической, ни религиозной. Они верят в приметы, в тринадцатое число, во всякие гороскопы, читают книги и смотрят фильмы про всякую мистику. Среди их ученых немало людей, что свихнулись на мистике и оккультизме, они создают теории, полные невежества и мракобесия, и теории эти рассматриваются обществом так же серьезно, как и подлинная наука. Церковь пытается запретить теорию Дарвина. Пришельцы - это современная версия нечистой силы. С другой стороны - после Депрессии они живут с подсознательным ощущением грядущей катастрофы. Вы обратили внимание, как они любят зрелище катастрофы? Как они любят читать про них в газетах, как любят смотреть в кино про чудовищ, разрушающих города? Мистика и предчувствие катастрофы - это их религия. Ну и плюс вера в радио, как источник истины. Радио у них ассоциируется с разумной элитой.
«Как у нас Интернет.»
        Действительно, что-то начало происходить. На шоссе стало попадаться больше машин, возле постов дорожной полиции, проверявшей документы, выстраивались очереди, которые Ковальчук нахально объезжал и предъявлял блюстителям порядка знаки ФБР. На одном из таких постов была машина с радиоустановкой; но когда въедливый полицейский чин попытался доложить начальству, эфир почему-то вдруг оказался забит помехами, после чего полицейский только махнул рукой под гудение сигналов нетерпеливых автолюбителей, чтобы «Форд» проезжал дальше. На улицах городков, через которые они ехали, несмотря на поздний час, виднелись кучки людей, которые что-то горячо обсуждали. Ступин тревожно и недоверчиво поглядывал в окно.
        - Я вот одного не понимаю, Александр Семенович, - Виктор решил заговорить для психологической разрядки атмосферы, - как объяснил бы Кофлин мое похищение? Ведь это же скандал, разборки спецслужб.
        - Скорее всего, он дал бы вам такую легенду: вас похитили неизвестные, вы очнулись в незнакомом месте, один, попытались добраться до людей и наткнулись на человека Кофлина, который и доставил вас на виллу. Поскольку за вами кто-то охотится, естественно, о вашем местонахождении сообщили не сразу. Полиции наверняка уже подбросили похожий «Крайслер-эрфлоу», который окажется машиной, угнанной у частного владельца. Ну и найдутся лжесвидетели. Остается ваше согласие это подтвердить.
        - А почему похитители меня бросили?
        - Кто их знает. Может быть, вы просто оказались не тем, кто им нужен. Похищения здесь кто только не организует, даже ФБР. Вместо ночных арестов жандармерией здесь политических или профсоюзных деятелей просто похищают и держат в секретных тюрьмах. Могут, конечно, и навесить чье-то нераскрытое уголовное дело, сфабриковав улики. Законность, как вы понимаете, существует лишь постольку, поскольку сильные мира сего заинтересованы в его исполнении, и открытые репрессии были бы как-то даже честнее.
        - А вариант без репрессий вы не рассматриваете?
        - Теоретически - да, но где он практически? У нас ведь нет таких широких технических возможностей, как в вашем мире. Например, надеть каждому преступнику такие радиочасы и следить, чтобы он не преступил закона, оставаясь на свободе. Да и изобретение тюрем и каторги - это, сударь, на самом деле великое благо. До них вору, например, просто рубили руку.
        - Мда… Кстати, о технике: Лена вам нравится?
        - Ревнуете?
        - Наоборот. Вы одиноки, она тоже. Нельзя же до бесконечности жить переживаниями?
        - Вот как… Кстати, я вас и познакомил.
        - Я догадывался. В качестве свадебного подарка передайте ей изобретение конструктора «Лего». Значит, так: пластмассовые пустотелые коробочки имеют наверху круглые шипы, на которых их можно надевать…
«Форд» притормозил. Дорога, проходившая через городок, была запружена толпой людей, у некоторых были с собой ружья, револьверы или сабли. Толстый усатый полисмен, лет под тридцать, стал на пути машины и замахал руками. Спустя секунду сзади в них чуть ли не уперся бампером грузовик. Развернуться и выехать было некуда.
        - Главное, не паникуйте, - сказал Ковальчук, - и без моей команды не стрелять.
26. Война миров: бой местного значения
        - В чем дело, служивый? - крикнул Ковальчук, высунувшись в окно.
        В переводах штатовских фильмов полицейского обычно называют «офицер». На самом деле «officer» в таких случаях, как правило, означает просто «служащий». Или служивый.
        - Мы из ФБР, у нас срочное дело, - объяснял Ковальчук, пока полицейский огибал животом крыло машины, - распорядитесь, чтобы очистили дорогу, пока это не квалифицировали, как воспрепятствование служебной деятельности.
        - Да, сэр, конечно, - ответил полицейский после того, как назвал свое имя и звание, - только помогите мне, чтобы это я смог сделать. Они стоят и не расходятся.
        - Какая помощь вам нужна? Разогнать силой? В вашем городке значок полицейского чина уже ничего не значит?
        - Нет, сэр. Это значит, что значок имеет значение, но ответьте, пожалуйста, на один вопрос: что происходит?
        - Ничего. Никаких пришельцев.
        - Но, сэр, мы слушали радио…
        - Это всего лишь инсценировка. Уэллс, писатель-фантаст.
        - У нас не слышали о таком, разве что учитель, может быть. Вот Уэлш у нас был, но продал дом и подался в Арканзас, говорят, нашел там работу.
        - Это англичанин.
        - О, это многое проясняет. У нас нет англичан, совсем нет.
        - Так как насчет освободить дорогу? Или, может, это Город Искателей Приключений На Свою Задницу?
        - Я говорю, они не расходятся, сэр. Не стрелять же в них, это будет незаконно. Может, вы хотя бы намекнете?
        - Хорошо, - согласился Ковальчук, - нагнитесь сюда и слушайте внимательно: там что-то есть. Но это строго конфиденциально. Смотрите, кому-нибудь не проболтайтесь.
        - Разумеется, сэр! Спасибо вам. Да, еще один небольшой вопрос: тот человек, что сидит сзади справа, похож на человека, которого нам велели искать. Его фотографию прислали по фототелеграфу.
        - Вот этот, что ли? - Ковальчук показал пальцем на Виктора.
        - Именно он сэр. Определенно похож.
        - Он не просто похож, служивый. Он похож на него, как два дайма друг на друга. Таков план. Понятно? Никому не говорите, что вы видели в машине.
        - Разумеется! Я еще забыл сказать: вдова Рэйчел, что живет у ручья, час назад видела в небе странную вещь, похожую на тазик с огнями. Она сама сказала мне об этом.
        - Ненавижу кривить душой и обманывать, - сказал Ковальчук, когда городок и толпа остались позади, - но что делать, если это желание американского народа?
        - Летающие тазики - тоже ваше прикрытие? - спросил Ступин.
        - Нет. Наши ученые склоняются к мысли, что НЛО всегда летают, но люди обычно не смотрят, что творится в небе, и обращают внимание на них только в случае угрозы, паники, разной психологической напряженности. Это обычно разные природные явления или обманы зрения, как у Эдгара По. По мере развития паники пойдут коллективные галлюцинации, когда собравшиеся люди, накачивая друг друга нервным напряжением, входят в состояние, граничное между сном и бодрствованием.
        В Викторе тем временем боролись два противоречивых чувства. С одной стороны, поездка сулила массу дорожных впечатлений и новинок, с другой - им овладело чувство абсолютного безразличия и неудержимо клонило ко сну. Его не интересовали марки легковых машин и грузовиков, попадавшихся навстречу, мелькавшие в свете фар рекламные щиты, легкие, похожие на декорации, павильоны заправочных станций, шиноремонта, разные придорожные заведения и городки с их местными достопримечательностями, которых все равно в темноте было не разглядеть. В глаза бросались только признаки нараставшей паники: очереди машин, скопления людей на улицах, кое-где на грузовички грузили узлы и разный случайный скарб, вроде кадок с цветами и стульев. В одном из местечек, возле почтовой конторы, он заметил людей, ходивших с плакатами, гласившими: «Пришельцы, мы не причиним вам зла, проходите дальше!». Доставшийся ему здоровенный автоматический кольт в кобуре болтался на боку и раздражал.
        Он находился в каком-то полусне, когда «Форд» вдруг затормозил и Виктор чуть не врезался опущенной головой в спинку впереди стоящего сиденья. В свете фар он увидел стоящий вблизи дороги бронированный инкассаторский фургон с открытыми дверями, возле него два черных автомобиля, марку которых он спросонья не опознал, и тяжелый полицейский «Харлей», мечту байкера. Возле фургона суетился народ; на дорогу выбежал полицейский и стал делать их машине отчаянные знаки остановиться.
        - Твою мать… - тихо выругался Ковальчук, - похоже, кто-то решил воспользоваться ситуацией, чтобы ограбить банковский броневик.
        - Похоже, его здесь бросили, - уточнил Ступин, - патрульный обнаружил, и, похоже, этим занимается ФБР.
        - Да. В двух шагах от цели угораздило… Меняем маски.
        Машина скрипнула тормозами и тихо урчала мотором. В лучах фар метались мошки. К машине подошел коренастый человек в сером гражданском костюме и жесткими чертами лица; он заговорил, не вынимая сигары изо рта.
        - Бенджамин Трэвис, особый агент ФБР. Ваши документы и куда направляетесь?
        - Дэвид Колхаун, Ю-Эс-Эс, старший советник, - ответил Ковальчук. - Направляемся по делам службы.
        - Только не надо говорить, что если мы сейчас же не пропустим вас, то нас ждут неприятности. Неприятности - наша профессия.
        - Я это заметил. Много зеленых уплыло?
        - Это тайна следствия.
        - В машине обнаружены отпечатки пальцев Даллеса?
        - Нет. Но люди Даллеса вдали от дипломатических миссий на скромном «фордике»… Мотор форсирован и резина особая, а?
        - На «плимуты» последнее время что-то стали нападать. Что у вас там болтают о вчерашнем?
        - Ничего. Никакого нападения на «плимут» в ориентировках нет.
        - Но в ФБР же знают? Как и то, что накануне на лиц, ехавших в машине, было совершено нападение в отеле Хэмилтона? В чем дело, особый агент Трэвис? Вам надо, чтобы сюда лично приехал Босс и разобрался?
        - Человек на заднем сиденье справа - кто он?
        - Тот самый. Есть еще вопросы?
        - Я не вижу на нем наручников.
        - Сдался властям и согласился сотрудничать. А теперь скажите, особый агент Трэвис, где и кто обучал вас задавать вопросы для выведывания секретной информации?
        - Можете подать на меня в суд за шпионаж. Ваша машина показалась мне странной.
        - А мне кажется странным ваше поведение, о чем будет утром доложено Галлахеру.
        Возле правого заднего крыла неслышно выросла еще чья-то фигура.
        - Это не ФБР! - крикнул Ковальчук и дал газ, так, что «агент Трэвис» едва успел отскочить.
        Через мгновенье они уже мчались по старой щебенчатой дороге, а на хвосте у них висели две черные машины; мотоцикл то ли забарахлил, то ли его послали куда-то за подмогой.
        - Ладно, еще тройку миль, переправим контактера и разберемся, - продолжал Ковальчук. - Откуда они взялись? Люди Даллеса? Кофлина? Как они узнали, где нас искать?
        - У них же тут есть свои Мессинги, - заметил Ступин, смотря в заднее окно и держа наготове «томми-ган», - могли задействовать. Вы же знаете, как они верят гадалкам и гороскопам.
        - Да. С гадалками это мы недоучли. Кстати, попытка у нас задействовать Мессинга для определения точек перехода окончилась неудачей. Человека может найти, а физическое явление - нет.
        Сзади блеснули белые вспышки.
        - Пригнитесь! - крикнул Ковальчук. - Спинка заднего сиденья с алюминиевой броней!
        Виктор нырнул вниз, в тесное пространство возле колесной ниши; над ним что-то вжикнуло, зазвенело стекло.
        - Похоже, бьют из карабина! - послышался рядом голос Ступина. - Идиоты! Я отвлеку!
        Виктор повернул голову и увидел, как Ступин вышиб прикладом небольшое заднее стекло «форда», выставил автомат и стал бить очередями, которые, словно молнии, озаряли салон машины. По салону покатились экстрагированные гильзу, воняя порохом. Машину бросало в стороны; видимо, Ковальчук вел ее зигзагами, уклоняясь от огня. Внезапно Ступин вскрикнул и, выронив автомат, грузно осел на Виктора.
        - В кармане чехла аптечка и пакет!
        - Попали… гады… - Ступин хрипел, на губах его выступила темная пена, и Виктор понял, что это кровь. Он нашарил рукой в кармане чехла на задней стороне спинки переднего сиденья одну из аптечек, квадратных рыжих армейских аптечек, знакомых еще в школе по НВП и ГО.
«Первым делом шприц-тюбик. Иглу бы не сломать…»
        - Морфий?..
        - Промедол, наверное. Молчите, вам нельзя говорить. Берегите силы.
        Он рванул рубашку, стремительно набухавшую кровью; в это время рядом громко хлопнуло, машина дернулась, Ступина кинуло на Виктора, завизжали тормоза, удар и металлический скрежет. Удар бы не сильный, но Ступин закричал и потерял сознание от боли. Виктор приподнялся, ища ручку двери.
        - Глаза! Закройте! Оба! - Виктор увидел, что Ковальчук держит в руке что-то большое, алюминиевое, блестящее, похожее на оружие из «Звездных войн», а лицо его наполовину закрыто темными защитными очками. Виктор прикрыл ладонью лицо Ступина и крепко зажмурился. Сквозь закрытые веки полыхнуло алое жаркое зарево; казалось, что где-то в этой местности разорвалась та самая атомная бомба, ради которой сюда приехал Виктор.
        - Всем бросить оружие, выйти из машин и лечь на землю! - заорал Ковальчук, открыв переднюю дверцу «форда». - Если не наделаете глупостей, зрение вернется через сутки. Кто окажет сопротивление, больше ничего не увидит! Живей! У вас нет выбора!
        Ковальчук прицепил свое фантастическое оружие к поясу, вытащил из-под переднего сиденья коробовский «булл-пап» и большую спортивную сумку, выдрал себя с вещами из тесноватого пространства между рулем и сиденьем и распахнул снаружи дверь со стороны Ступина.
        - Тащим его, быстро. Отъедем - перевяжем. Скорее, я уже запустил ликвидатор.
        То ли сказывалась физическая подготовка Ковальчука, то ли адреналин придал Виктору дополнительные силы, но раненого на плечах они потащили очень шустро в направлении машин преследователей. Виктор понял, что «форд» выведен из строя.
«Лишь бы хоть одна была целой.»
        В свете фар он увидел с десяток людей, которые беспомощно расползлись от авто в разные стороны. Кто-то тер глаза, кто-то молился; разглядывать эту картину было некогда. Первая машина ударилась капотом о столбик дорожного знака; парил радиатор. К счастью, вторая была цела, только немного погнут бампер и помято правое крыло о переднюю, лобовое стекло со стороны пассажира было побито и покрылось сеткой трещин, но со стороны водителя было цело. Виктор узнал марку: восьмицилиндровый «понтиак», с характерной хромированной полосой из реек на капоте, плавно стекавшей на округлый радиатор.
«А мощи будет, как у „Волги“ семидесятого года. Нехило.»
        Ковальчук отпихнул стоящего на коленях у машины человека носком ботинка - просто руки были заняты - помог затащить Ступина на заднее сиденье, и сел за руль.
        - Ключ! Ключ зажигания! - Ковальчук рванулся к шоферу, рывком оторвал его от примятой колесами пыльной щебенки; тот дрожащими руками вытащил из кармана бронзовую цепочку. Ковальчук метнулся обратно; неостывший мотор завелся с полоборота. Подполковник опять выскочил из машины, подобрав валявшийся брошенный
«томми-ган», рванул крышку багажника первого авто, дал длинную очередь по стоявшей там рации, отскочил назад в «понтиак», кинув по пути автомат Виктору, захлопнул дверцу, врубил заднюю скорость и рванул с места с разворотом, чтобы объехать по обочине. Как только они миновали «форд», мелькнула белая вспышка: Виктор невольно оглянулся и увидел, как из открытых дверей машины брызнуло фосфорическое пламя с искрами; спустя секунду вспыхнул бензин и над кузовом поднялся высокий столб рыжего пламени.
        Метров через сто Ковальчук затормозил, резко бросился наружу, не глуша мотора, и открыл заднюю дверцу.
        - Смотрим, что с ним.
        Ступин тяжело дышал, из его груди доносились хрипы и булькание, большое пятно крови расползлось по рубахе, которую Виктор так и не успел сорвать.
        - Пуля в легком… Держите так…
        - Его надо в больницу.
        - Время! Сейчас выбрасываем вас, потом везем. Надо хирургу на дом, и деньги в зубы, чтобы молчал.
        - А если не довезем? Каждая секунда на счету.
        - А если… Есть приказ вас доставить, не считаясь с потерями!
        - Не спорьте, - прохрипел Ступин, - доктор все равно выдаст… Здесь принято стучать властям… Все на самом деле хорошо, господа… Пасть в бою, от пули врага - что можно пожелать офицеру… Одна просьба… если это будет слишком долго, помогите… вы понимаете…
        - Молчите, больной! - возразил Виктор голосом сердитой медсестры. - Вам сейчас нельзя разговаривать!
        Наложенная повязка быстро набухала кровью.
        - Дверь! - крикнул Ковальчук, бросив себя за руль и трогаясь. Виктор едва успел захлопнуть, и они снова рванули куда-то в темноту.
        - А куда меня сейчас перебросит? - крикнул Виктор сзади. - В нынешнюю Америку?
        - В Брянск, в пятьдесят восьмой! Есть асимметричные точки перехода…короче, там встретят и сразу отвезут к другой!
        - Тогда мы сейчас его перебросим!
        - Что?
        - Там встретят и отвезут в операционную!
        - У меня приказ вас перебросить!
        - Но вы же советский человек! А. значит, должны поступать по христианским законам!
        - Откуда вы нахватались этой демагогии? Вы понимаете, что я не имею права вами рисковать! Не имею!
        - Мы перебросим его! - Виктор выхватил кольт из кобуры и щелкнул предохранителем.
        - Вы собираетесь стрелять в меня? - хладнокровно спросил Ковальчук.
        - Нет. В себя.
        - Послушайте, вы, суицидальный террорист, сколько вы себя уже захватывали в заложники? Не надоело?
        - Но вы же советский человек!
        - Черт с вами! Перебросим! Только поставьте кольт на предохранитель, а то пальнете и поранитесь!
27. Нечеткий выбор
        Трава была по колено. Трава была по колено и мокрая от росы. Черная чаша неба накрыла их сверху, осыпав тысячами ярких звезд, и Млечный Путь тихо фосфоресцировал в прозрачном воздухе. После того, как Ковальчук выключил фары и мотор, вокруг машины не было ничего, кроме звезд и травы.
        - Полковник, не умирайте! Александр Семенович! Уже немного! Держитесь! Помните, я в самолете песню дал записать - «Есть только миг, за него и держись…»
        - Не помнит. Не было его в самолете.
        - Ах да, я и забыл.
        - Он без сознания. Осторожно. Тяните сюда.
        - Вы точно помните?
        - Да. Я днем вешку ставил, вот она. Кладите его вот так, отходим.
        - Записку надо написать.
        - Все, уже меньше минуты. Разберутся.
        - А его это… у вас не расстреляют?
        - А раньше не могли подумать? Нет. Не расстреляют. Пока будут лечить, успею вернуться.
        - А если не…
        - Что если не?
        - Ничего. Это я так.
        - Все. Время.
        Ковальчук посветил фонариком. Возле вешки не было ничего, кроме примятой травы.
        - Перешел. Правда, если бы сразу появился обратно здоровый, было бы спокойнее.
        - А что это значит, если сразу не появился?
        - Подходящей точки не нашли, чтобы в то же место, - сказал Ковальчук и выключил фонарь. Стало совсем тихо.
        - М-да. Бартини бы еще неизвестно сколько времени голову бы ломал, чтобы понять, как материя смогла осознать свое бытие…
        - Это Бартини рассчитывает?
        - Принял участие. Была у него такая статья по теории шестимерного мира… Вроде как видим мы его трехмерным, а если над этим подняться, то такого можно увидеть… Кстати, большой ребенок. Если бы он мог хотя бы элементарно организовывать свою жизнь, такого бы достиг… А я вот жизнь организовывать умею, а вот в квантовании хроногенов… Ну все, идемте.
        - Куда? - машинально спросил Виктор.
        - Едем к Обиличу. Следующая точка перехода на территории России.
        - Так что же вы…
        - А приказано было через эту. Ладно. Разберемся.
        Они поехали обратно той же дорогой; вскоре Виктор увидел в свете фар и догорающего
«форда» своих бывших преследователей. Теперь они собрались месте, сбились в кучу - видимо, шли на голос. Услышав шум мотора, они начали махать руками и кричать, зовя на помощь - видимо, приняли за случайного водителя или подкрепление. Ковальчук осторожно объехал их и последовал дальше. Виктор боялся, что они будут стрелять, но этого не произошло: преследователи были настолько подавлены, что не попытались этого сделать. Жестокие люди, оказавшись беспомощными, быстрее теряют волю к жизни. Их силуэты на фоне огня какое-то время виднелись в заднее стекло, но потом исчезли за очередным поворотом.
        Здесь автор снова напомнит, что в детективах сюжетные линии требуют завершенности. Положено разъяснить, что это были за люди и почему напали. Однако Виктор, к сожалению, попал не в сериал про сыщика Коломбо, поэтому дальнейшая судьба этих странных личностей, как и Хуммеля, как и Джейн с Сэлинджером и многих других, осталась для него неизвестной.
«Почему было приказано именно через эту точку, раз есть запасные? Чем отличается запасная? Рискованно лететь через полюс? Или?»
        - Приготовьтесь, - снова подал голос Ковальчук, - сейчас будет место, где они встретили нас у броневика. Попытаюсь этих тоже ослепить, еще есть несколько зарядов. Если со мной что-то случиться - ведите огонь на любое шевеление. Берите
«Коробов» на переднем сиденье, он лучше пробивает машину.
        - Знаю, - ответил Виктор, - Николай Савельевич разъяснял. Мечта чикагских гангстеров.
        - Да. Жаль его. Прекрасный человек был.
        Однако на указанном месте ни инкассаторской машины, ни мотоциклиста не оказалось, словно сквозь землю провалились.
        - Да где ж они?
        - Может, засада?
        - Не стали бы тогда машины двигать. Скорее, их просто привлекли, а потом отослали. А то и вообще, как свидетелей… Смотря кто это был.
        - Кстати, а что это за странный пистолет, если не секрет? Боевой лазер?
        - КПЛ, космический пистолет Леппа. У нас в шутку называют - «Комсомольский прожектор». Создавался, как возможное будущее оружие экипажей пилотируемых космических кораблей. «Взрывающаяся проволочка», смесь магния с окислителем и еще кое-что.
        - А Лепп - это кто?
        - Довольно известный изобретатель с Таллинского завода. Создавал новые приборы еще до присоединения. В газетах его портреты печатали… Разве у вас о нем не слышно? Черт, где бы одежду сменить… С таким видом одна надежда на панику.
        На шоссе метались машины, и дорожные патрули уже не проверяли документы, а только растерянно махали жезлами, пропуская водителей. Кстати, машины с помятыми бамперами и погнутыми крыльями редкостью не были, а Ковальчуку приходилось внимательно следить, чтобы какой-нибудь лихач не добавил «понтиаку» особых примет. Вообще казалось, что для американцев в эту ночь перестали существовать ПДД и беспокойство за сохранность шинокопытного друга; была лишь толпа, где расталкивают друг друга локтями.
        Наконец где-то возле перекрестка они уперлись в пробку, где машинами были заняты и обочины, так что разъехаться было невозможно. Воздух был заполнен истерично вопящими клаксонами.
        - За мной! - скомандовал Ковальчук. - Автомат берите! Дайте мне свой кольт!
        Они пошли между машинами с оружием, с подсыхающими пятнами крови на руках и одежде, не обращая внимания на удивленных людей. На вьезде в городок толпа молодчиков с повязками LL, перегородив дорогу парой грузовиков, осаживала толпу разъяренных водил. Крики и ругань заглушались сигналами. Ковальчук бесцеремонно залез на капот и крышу какого-то «доджа», оказавшегося впереди, и разрядил обойму кольта в звездное небо.
        - Насторожите свои уши и слушайте, что я скажу! - закричал он. - Я Уилки Паттерсон, специальный агент ФБР, а это агент Крайски. Они уже в десяти милях отсюда! Мы едва успели прорваться! Уходите все на юг, немедленно, вы можете еще успеть!
        - Кто? Кто в десяти милях?
        - Кто спросил «кто»? Я хочу видеть, кто это спросил! - Ковальчук шагнул с крыши на капот и с него на землю. - Я хочу его видеть!
        - Я это спросил! - из толпы показался какой-то старикашка с бутылкой пива в руке.
        - Дятел Вуди - вот кто это был, понятно? Мы ничего не успели разглядеть и потеряли почти всех! И вы не успеете! Уходите все к югу!
        Толпа начала живо растекаться по машинам. Легионеры осадили свои грузовики, пока те выруливали вдоль проезжей части. Ковальчук с Виктором вернулись к своей машине, возле которой стояла женщина с двумя детьми, девочками, старшей было лет двенадцать. а младшей - семь и она ревела.
        - Возьмите нас! Мы поместимся.
        - Мэм, мы едем на запад. Попробуем хотя бы кого-то вытащить из наших. Вы здесь живете?
        - Да, недалеко.
        - Спрячьтесь до утра в подполе, для вас это надежней. Успокойте детей. Все будет хорошо, я верю.
        - Только не надо достоевщины про то, что все это не стоит одной слезы ребенка, - заметил Ковальчук, когда они продолжили гонку по ошалевшему шоссе, - они все равно переживут эту панику, в этом же году, и сами ее устроят. Это впервые заставит власти задуматься о влиянии радиовещания на людей и поставить его под контроль. Человечество идет к совершенству, ставя над собой опыты и совершая ошибки.
        - Почему бы не сократить потери от опытов?
        - Только в случаях, когда оно может себя уничтожить. Вы же сами были против воздействия на ваших магнатов.
        - Из другой страны или реальности.
        - То есть, вы не хотите, чтобы вашей страной кто-то управлял. А может, наоборот, мы хотим избавить ее от того, чтобы ей правило «мировое сообщество»? Нет, не в том смысле, как у отца Кофлина, но ведь вас сейчас ведут страны - банковские лидеры, во главе которых стоят США, а стоят они во главе только потому, что могут печатать необеспеченные доллары, верно? Вам фактически поставили ультиматум - или будете как все, в одной упряжке с этим международным батькой Махно, рисующим свои бумажки, либо станете страной-изгоем, не получите инвестиций и прочего. Ваша политическая элита боится потерять поддержку этого батьки Махно, потому что это основная гарантия от новой революции в стране, где выросла пропасть между богатыми и бедными, и боится самого этого Махно, чтобы он не сменил ее на более послушных марионеток, ваши верхи сидят на двух стульях. В этих условиях возникновение новой стороны воздействия - возможность сделать свободный выбор, потому что внешний диктат будет ослаблен.
        - Хотите завербовать меня, как своего агента влияния?
        - Нет, вы слишком убежденный человек, чтобы им стать. Просто ваша позиция противоречива. В вас борется гуманизм и стремление к независимости.
        - Нечеткий выбор.
        - Как-как?
        - Ситуация, когда надо сделать выбор с учетом обстоятельств, которые невозможно прямо сопоставить друг с другом, называется у нас нечетким выбором. Основное отличие обычной машины перед человеком - в том, что она не может делать нечеткий выбор, но ученые это уже пытаются преодолеть.
        - Интересно. Нам это тоже пригодится.
28. Воздушный разводчик

«Стинсон-Релиант» с первого взгляда обывателя был очень похож на советский
«кукурузник» Ан-2, только поменьше. Человек же, искушенный в авиации, сразу бы рассмотрел, что самолет не биплан, а моноплан с высоко расположенным крылом, а на колеса шасси надеты обтекатели. Кок пропеллера этого реликта, был, словно бриллиантом, украшен прожектором, а во всю длину фюзеляжа была выведена надпись
«Yahoo!»; Виктор сперва удивился, почему здесь налепили рекламу известного поисковика, а потом вспомнил, что в данном контексте это слово здесь означает скорее что-то вроде «Эх, прокачу!». Обилич, небритый, как Гаррисон Форд в фильме про Индиану Джонса, в ожидании смолил дешевые «Лаки Страйк».
        - Что угодно, господа? Время позднее, полетов не будет.
        Вместо ответа Ковальчук достал из спортивной сумки пластмассовую коробку, похожую на большой пенал.
«Значит, ждете нас в этом месте до утра», послышался из пенала голос Ступина,
«главное, не задавайте лишних вопросов».
«ОК, устраивает», ответил голос Обилича, «можете быть спокойны. Не в первый раз такие клиенты.»
        - Вы из полиции или ФБР? - невозмутимо спросил Гарри. - Запись сделана незаконно, на суде я буду все отрицать.
        - Сделка остается в силе, - ответил Ковальчук, - человек, нанявший вас, не сможет прийти, и попросил меня сопровождать пассажира.
        - Замена? - спросил Гарри, косясь на пятна крови на одежде и оружие. - Знаете, всякие неожиданности, они обычно пахнут дополнительным риском…
        - У меня лекарство от риска. Оно такое зеленое и хрустит. Или передумали и хотите вернуть аванс?
        - Кроме сумки, есть еще багаж?
        - Нет.
        - Добро пожаловать на борт. Быстрый и комфортабельный сервис, как в лучших лимузинах. Окна открываются. Да, тут была полиция, интересовалась, не видел ли я чего-нибудь странного в воздухе. Я ответил, что у меня сегодня выходной, и в небо не смотрю. Они не поверили, решили, что у меня просто нет клиентов, но больше ничего не спрашивали.
        - Кто еще был, кроме полиции?
        - Никто. Вам раньше доводилось совершать воздушные путешествия?
        - Вообще-то наш бизнес - вооруженный захват и угон воздушных судов коммерческой службы, - заметил Виктор, - но у нас сегодня выходной. Решили узнать, как это лететь просто пассажирами.
        - Это хорошо, - невозмутимо ответил Гарри, - значит, вам не надо объяснять, как пользоваться бумажными пакетами при болтанке, и что при взлете и посадке надо пристегивать ремни.
        - Тогда, если не возражаете, я займу место второго пилота, - предложил Ковальчук.
        - На передних местах меня никогда не тошнит. Обещаю не хвататься за рычажки и кнопки.
        - ОК. Да, там пара летных курток и пледов, хоть и не новые, но теплые. На высоте будет холод.
        Внимательный читатель наверняка уже успел заметить, что на Викторе нет пиджака. А некоторые даже могли сделать вывод, что он просто не успел надеть его при бегстве с виллы Кофлина.
        Сходство аэроплана с лимузином в основном ограничилось красными кожаными креслами в тесном салоне и красивыми, похожие на баранки руля, штурвалами со строенными хромированными спицами. Кукурузник - он и в Штатах кукурузник. Двухсотсильный
«Лайкоминг» оглушительно ревел в уши, в кабине что-то постоянно дребезжало, непонятно откуда доносившиеся скрип и грохот вызывали ассоциации с чем-то вроде старого парусника. Периодически аэроплан проваливался в воздушные ямы, вызывая желание хвататься за все, что попадалось.
«Да, похоже, сегодня не выспишься» - решил Виктор. Он поймал себя на том, что пробыв в США всего пару суток, больше всего он теперь хочет смотать отсюда как можно скорее. Сперва его тревожило, не будут ли подняты на перехват истребители, но пространство за окном оставалось безмолвным и черным, в небе не шарили лучи прожекторов, и оно не озарялось трассами зенитных снарядов.
        Мотор закашлял и засбоил, совсем, как в десятках виденных приключенческих фильмах, немного подергался и сдох. Машина опустила нос и тихо скрипя, пошла на снижение. Слышно было, как свистит ветер в плоскостях. Гарри разразился факами и хватался за разные рычаги на пульте.
        - Мы не дотянем до берега! Придется на воду.
        - Основной бак включите, - невозмутимо заметил Ковальчук, - вот здесь.
«Лайкоминг» снова фыркнул, и через пару секунд, ожив, снова завел свое урчание на четыре такта. Теперь оно не казалось Виктору таким противным. Гарри повеселел.
        - Так насчет бизнеса - это правда?
        - Мы правдивейшие люди во всем штате, - подтвердил Ковальчук, - а может, даже и в пяти штатах.
        Светало. В утренних белесых сумерках внизу медленно проплывала тайга.
        - Ваш друг сказал, что у них есть площадка в лесах севернее Херста, близ реки Олбани, - крикнул Гарри, стараясь перекрыть шум мотора. - Там оставлен бензин, чтобы лететь в тундру восточнее Черчилла в Манитобе.
«И что, эта штука в самом деле так далеко летает?» - мысленно удивился Виктор.
«Хотя почему нет - ее же могли специально набить топливными баками. А Чкалов докуда долетал? Вроде, до Ванкувера? Первый сталинский маршрут. Первый сталинский маршрут… А, может, второй?»
        Впрочем, через минуту его стали занимать более прозаические вещи. Например, каким образом Гарри без GPS-навигатора найдет среди тайги этот партизанский аэродром. Кстати, куртки и пледы действительно оказались не лишними, поскольку на высоте - судя по иногда проплывавшим под ними облакам, Виктор предположил, что они летели где-то на высоте двух-трех тысяч метров - действительно царила настоящая зима (по крайней мере, ему так показалось). Впрочем, ближе к цели, когда крупные города и железные дороги остались позади, они снизились метров примерно до пятисот.
        Площадка оказалась большой продолговатой ровной поляной посреди массива поднимавшихся к небу сосен, на краю которой стоял недавно срубленный рыжий бревенчатый сарай с крышей из оцинкованного волнистого железа, обнесенный изгородью из колючей проволоки. На стене сарае красовалась надпись, выведенная белилами:
«Юго-Восточная горнодобывающая компания»
        На воротах из брусьев и колючей проволоки также висела слегка поржавевшая жестяная табличка, поясняющая, что ворота есть граница частных владений.
        - Оставайтесь у самолета, - сказал Ковальчук Виктору, - и следите за обстановкой. Если что, подайте знак одиночным выстрелом. Вот ваш кольт, а автомат с магазинами давайте мне. Гарри, у вас есть оружие?
        - Всегда. Пара кольтов тридцать восьмого. Думаете, вас здесь хотят встретить?
        - Предосторожность - путь к долгой и счастливой жизни. Пошли.
        Виктор, держа свой кольт стволом вверх, присел на колено у самолета, оглядывая поле и ближайшие кусты, и периодически бросая взгляд назад. Он заметил, как Ковальчук и Гарри, подойдя к складу, обменялись знаками, и Гарри остался у ворот, держа револьверы в обеих руках, как ковбой из вестерна, а Ковальчук осторожно прокрался вдоль стены за угол, и через пару-тройку минут уже отворял ворота с внутренней стороны. Когда Виктор взглянул на склад в следующий раз, Виктор и Ковальчук уже разматывали в сторону самолета длинный шланг.
        - Все в порядке, - сказал ему Ковальчук, когда они с Гарри достигли самолета, - в сарае кроме горючего даже есть мотопомпа. Еще закупить запасных пневматиков и воздушной кукурузы и можно открывать заправку. Да, пока на земле, можно по очереди сбегать до кустов и оправиться. Хотя зачем так далеко? Здесь не Сталинский проспект и на пятнадцать суток не посадят.
29. Последний герой
        - Это даже больше, чем я ожидал, - ответил Гарри.
        Он пересчитывал полученные от Ковальчука деньги, слюнявя банкноты и периодически проверяя их на свет.
        - Господа, если вы хотите еще куда-то лететь, то скажите об этом сейчас. Если у вас нет достаточной суммы, готов предоставить рассрочку.
        Они стояли посреди абсолютно голой тундры - они, самолет и окруженный спиралью Бруно большой полевой склад, на бочках и ящиках которого стояла черная надпись по трафарету «Научная экспедиция Жана Венту». О том, кто такой Жан Венту, Виктор не имел ни малейшего понятия, как и о Юго-Восточной компании. Важно было то, что если Гарри сейчас улетит, они с Ковальчуком остаются вдвоем на краю земли. Было прохладно, как в апреле.
        - Здесь недурно и мы остаемся, - сказал Ковальчук, - не забывайте в полете переключать баки.
        - Спасибо. Теплые вещи можете оставить себе. Подарок фирмы!
        - Ну что ж, - сказал Ковальчук, когда «Стинсон» растаял в акварельной сини пятого океана, - рассмотрим ситуацию. Вариант первый: самолет прибыл, не смог ждать и вернулся. В этом случае, поскольку жандармерия установит, что мы исчезли из США и не воспользовались другими каналами, самолет пришлют снова. Вариант второй: самолет был выслан, но повернул назад из-за непогоды. В этом случае его пришлют вновь. Вариант третий: самолет задержался в пути, это самое простое. Вариант четвертый: самолет вообще не выслали. В этом случае его могут выслать, когда решат вновь воспользоваться этим каналом переброски агентуры.
        - Думаете, им воспользуются?
        - По крайней мере, данных об активизации действий сил ПВО Канады на этом направлении не поступало. В любом случае потребуется здесь жить какое-то время. Давайте осмотрим склад, здесь должно быть что-то на случай аварийной посадки.
        В ящиках действительно обнаружился полный джентльменский набор начинающего зимовщика, начиная от меховых кухлянок и унтов и кончая палаткой и охотничьим оружием. Естественно, были большие запасы воды, продовольствия и медикаменты. Самой интересной находкой оказалась американская рация военного образца с педальным генератором.
        - Ну вот, подать сигнал бедствия на международной частоте мы всегда успеем. Растаскивать склад спешить не будем - вдруг самолет придет вскоре, а все это еще кому-то понадобится, - за еду примемся тоже позднее, неизвестно, сколько здесь торчать. Пока попробуйте подремать под пледами, я покараулю, а к вечеру начнем оборудовать лагерь.
«Могло быть и хуже», подумал Виктор. Стартовые условия представлялись ему гораздо более выгодными, чем у Робинзона Крузо или участников передачи «Последний герой». Во всяком случае, при обнаруженных тоннах продуктов трудно было предположить перспективу жрать жуков и червей - если, конечно, не произойдет какого-то нового катаклизма. Да и живности вокруг не наблюдалось, кроме оживившейся мошкары. Таким образом, бороться в основном предстояло с насекомыми и бездельем.
        - Все-таки как-то не верится, что канадцы и американцы так спокойно относятся к тому, что русские могут залетать в их тундру.
        - Возможно, дело в том, что засылать сюда агентов - нелегалов гораздо проще не этим экзотическим путем, а через толпы эмигрантов, коммивояжеров и журналистов, которые прибывают на пароходах в порты восточного побережья. Кроме того, они могут проникать через мексиканскую границу, благо где-нибудь в джунглях Амазонки можно спокойно создавать целые базы по подготовке разведчиков и диверсантов. Это для американцев более реальная угроза.
        - Николай Александрович… Раз уж нас, кроме нас двоих, никто тут не услышит… Вы не могли бы пояснить, зачем это было нужно Берия?
        - Что - «это»?
        - Вмешиваться в эту реальность. Напрямую же ни Россия, ни здешний Гитлер, никто СССР в вашей реальности не угрожает.
        - Но Лаврентий Павлович же советский человек. А, значит, должен поступать по христианским законам. Верно? Или вы сами не верите в то, что говорите?
        - Знаете, с этими реальностями трудно верить даже себе. Так все же, почему?
        - К сожалению, я не имею права это вам говорить. Могу сказать только то, что никаких расхождений с принципами социалистической морали и гуманизма здесь нет. Надеюсь, хоть социалистическую мораль вы представляете себе, как нечто более определенное, чем вашу нынешнюю?
        - А про эту реальность вы узнали, потому что первый контактер перескочил к вам?
        - Да. Больше, к сожалению, я про него рассказать тоже не имею права. Он уже переправлен обратно. То есть, в вашу реальность.
        - А то, что к вам попал именно первый контактер, а не какой-то человек из этой реальности - это случайность или?
        - Не знаю. С этим ученые разбираются.
«М-да, самая важная в личном плане тема, и закрытая. Ладно, лишь бы обратно переправили. Что же тут делать-то без Интернета и беспроводных сетей? Книгу надо начать писать. Про зимовку, про жизнь. Так время скорее пройдет. А пока надо выспаться… Книгу… Черт!»
        - Николай Александрович, а здесь не встречалась бумага и чем писать?
        - Решили вести дневник?
        - Нет, просто вспомнил… Во время войны у немцев такой самолет был,
«Фокке-Вульф-189». Его на фронте наши «рамой» звали, потому что фюзеляж двухбалочный. Для разведки и корректировки огня. И сбить его было очень трудно из-за большой высоты и маневренности. Из-за этого наши несли много потерь. Так вот, о чем я подумал - по ТТХ вполне могли-то его создать у нас тогда, просто не подумали… не предусмотрели боевое применение. За три года вполне могут сделать и освоить, надо только дать обоснование. Вот, пока не прилетели, и решил заняться.
        - А если прилетят не наши?
        - Уничтожу. И сам…
        - Что «сам»? Я запрещаю. У меня приказ вернуть живым.
        - Хорошо, хорошо…
        - Вот блокнот… это обычный, не шифровальный, вот химический карандаш. Творите.
«Так. Какие же основные данные у „рамы“ были? И особенности конструкции?»
        - Виктор Сергеевич! Самолет!
        Конечно, здесь можно было бы присочинить красивую историю о зимовке и мужестве. Самое подходящее место. Но, к сожалению, автор в начале книги неосторожно взял обязательство рассказывать о чужой реальности честно и правдиво, а факта зимовки Виктора Андреевича в канадской тундре, как ни крути, не было. Да и потом, зачем что-то сочинять о таких вещах, если в нашей с вами реальности столько прекрасных и жизненных историй про это? Про полярных исследователей, про потерянную в океане баржу с моряками, наконец, есть такая прекрасная книга, как «Повесть о настоящем человеке». Это наша, исконная реальность, она ярче любой фантазии, так что давайте будем не забывать книги о реальных подвигах наших, реальных людей. А их много, просто последние двадцать лет о них забывать стали. Даже про войну сейчас стало фильмов надуманных, не о реальных людях. Просто надоело публике смотреть про бандитов, а на войне тоже стреляют, и женщины тоже раздеваться могут. Так что раз свою реальность и свою историю вымыслом запоганили, давайте хоть чужую не трогать.
        Воздушная машина, похожая на огромный черный планер с длинными треугольными крыльями медленно делала круг перед заходом на посадку.
        - А они не улетят? - поинтересовался Виктор. - Может, помахать им?
        - Не улетят. Им заправиться надо. Правда, бочек с горючим, что я здесь насчитал, явно маловато. Главное не в этом. Будем захватывать или договариваться?
        - Чкалова захватывать? Конечно, договариваться.
        - Тогда это придется делать вам. Чкалов вас хоть по фотографии узнает.
        - Кстати, вот те материалы по угонам воздушных судов, что я говорил, у вас передали антитеррористическим службам остальных империй?
        - Передали. У нас их тоже тщательно проанализировали, как насчет защиты от угона, так и наоборот.
        - Однако вы опасный человек.
        - Кто бы это говорил. Вы тут чуть войну Алой и Белой роз не начали. Нарушили хрупкий баланс между фаворитами.
        - Так может, это и входило в планы Сталина?
        - Не все из того, что здесь может входить в планы Сталина, будет входить в наши планы. Если точнее, не все бы из этого вошло в планы Сталина двадцать лет спустя.
«Всего двадцать лет», подумал Виктор, «а так все изменилось.»
        - Меня вот интересует, как они на этот кисель сесть собираются, а еще больше - как взлететь после заправки, - задумчиво произнес Ковальчук, кивая на черную борозду от пневматика «Стинсона», и начал рыться в своей сумке.
        Самолет тем временем начал заход на посадку.
        - Смотрите, смотрите! - Ковальчук сунул в руки Виктору небольшой алюминиевый бинокль; в него Виктор заметил, что под брюхом между выпущенными шасси самолета вздулось что-то большое, черное, похожее на резиновую лодку.
        - Что это, как вы думаете?
        - Чего-то… такое впечатление, что я это где-то видел. Только не помню где.
        - У меня тоже. Куда… Куда он заходит! Там же заболочено!
        Виктор увидел вдали, как из-под снизившегося самолета вырвалось облако не то брызг, не то тумана. Самолет не скапотировал, и продолжал нестись по тундре в их сторону.
        - Это же воздушная подушка! Шасси разгружает! Вы подсказали?
        - Нет. Похоже, сами доперли.
        То, что они увидели дальше, казалось еще более фантастичным. Самолет развернулся поперек полосы, продолжая нестись боком, затем вообще повернулся хвостом вперед, и мотор снова взревел, теперь уже тормозя машину.
        - Во Чкалов! Во сукин сын! Не может без выпендрежа.
        Самолет стал, подушка под ним сдулась так, что он стал на колеса, и, треща мотором, подруливал к складу, качая крыльями на неровностях почвы. Если не считать воздушной подушки, по конструкции машина была очень близка к АНТ-25: то же крыло большого удлинения, один мотор, от надежности которого зависела судьба всех. Однако бросался в глаза блистер наверху, вместо открытой кабины с ветровым стеклом кажется, штурманская, на месте остекления фюзеляжа торчали круглые иллюминаторы, да и кабина пилота, что спереди, была как-то более зализанной. Ну и, может, еще внутри что-то поменяли, фотоаппаратуру поставили.
        Мотор стих, трехлопастной винт завис в воздухе мерседесовской звездой. Загремела дверца, и в открывшемся проеме показался человек в летном шлеме, молодой, лет тридцати пяти, с чуть приплюснутым носом, широким ртом с чуть оттопыренной толстой нижней губой, и хитроватыми, слегка прищуренными глазами. Он улыбался какой-то немного жесткой, суровой улыбкой, и улыбка эта подчеркивала упрямые скулы лица.
«Так вот он какой - Чкалов… Сам вышел выяснять. Остальные двое, видимо прикрывают.
        Чкалов спокойно подошел к ним. Виктор заметил, что кобура пистолета на бедре летчика была расстегнута.
        - Здравствуйте, Валерий Павлович!
        - Здравствуйте. А где господин Петров?
        - Который должен был меня сюда доставить?
        - Да.
        - За нами была погоня, его ранили. Пришлось оставить у надежных друзей, где ему окажут помощь. Вместо него полетит господин Ковальчук.
        - Человек, известный вам под псевдонимом «Петров», сказал мне, чтобы я сопровождал его в Россию, - пояснил Ковальчук, - как вы понимаете, было бы странно, если бы я здесь предъявил вам удостоверение жандармерии или российский паспорт.
        - Чем вы еще может подтвердить свои слова?
        - Да ничем мы здесь не можем их подтвердить, - ответил Виктор, - пусть в России проверяют и разбираются. Не думаете же вы, что ЦРУ… то есть УСС или еще кто-то будет таким образом внедрять агентов-нелегалов?
        - Да уж, - согласился Чкалов, - забрасывать шпионов таким путем было бы глупо. Но вам обоим придется сдать оружие, и запомните - если вы рассчитываете завладеть нашим самолетом и лететь на нем куда-то, мы его взорвем. Это секретная машина, она заминирована. Вы уж не обижайтесь, таков приказ.
        - Я понимаю, Валерий Павлович, - сказал Ковальчук, - принимайте оружие и спецсредства.
        Забрав оружие, Чкалов сделал знак рукой, из люка появились пилоты, в которых Виктор тут же узнал Байдукова и Белякова. «Мистика какая-то. Тот же самый экипаж! Так не бывает! Хотя… А, может, это, как раз закономерно, что этот экипаж сложился? А вот самолет немного другой.»
        - Ну что же, добро пожаловать на борт, - сказал Чкалов, - тем более, что вы у нас, как нам объяснили, вроде нового российского супергероя.
        - Да это вы у нас супергерои! - улыбнулся Виктор.
        - Нет, - с полусерьезным выражением объяснил Байдуков, показав на Чкалова, - вот он у нас супермагнат. У него сто семьдесят миллионов.
        - Сове… ээээ… соборян, которые работают на него, как и он на них.
        - Точно. Господин командир, тут уж и в Америке про это слышали.
        - Слышали, слышали… Давайте скорее заправляться и вылетать. Циклон смещается к западу.
        - Валерий Павлович, - поинтересовался Ковальчук, - ну, а если бы мы другими людьми оказались, интересно взяли бы вы нас или оставили в тундре?
        - Взяли. А как же иначе? Знаете, года три назад после парада подходил ко мне Иосиф Виссарионович, говорили с ним об авиации, о перелетах… Так вот, он мне сказал такую вещь, которую я навсегда запомнил: «Человек для нас это - все.». Понимаете? Не капиталы, не чины, не известность, а - человек. Вот как.
…Под бочками обнаружился замаскированный люк в подземную емкость; запас топлива, необходимый для заправки «Туполева», был бы слишком велик для научной экспедиции и вызывал подозрение. «Интересно, как его сюда завезли», - думал Виктор,
«Дирижаблями, что ли?». Ветер донес знакомый тепловозный запах солярки.
        - Это что, у вас дизель стоит? - поинтересовался Виктор.
        - Он самый. Дает на четверть увеличение дальности. Доводили вместе с концерном
«Юмо». А нагнетатель в Коломне проектировали. Эту машину еще пытались в бомбардировщик переделать, иприт с него выливать, вон баки-то какие - шесть тонн почти! Но не получилось, и в серию не пошел. Так вот на задания и летаем. Из-за этой истории с бомбардировщиком еще Калинин с Туполевым ссорились, друг друга обвиняли во вредительской деятельности.
«Калинин? Это всесоюзный староста? Нет, это, наверное, конструктор Калинин, что того динозавра проектировал, на котором сюда летели. И они с Туполевым друг на друга телеги писали? И, может, они так друг друга и посадили? В этой реальности? А в нашей? Вот черт, шляешься тут по чужим реальностям, а о своей ни шиша не знаешь. Вернусь, надо будет в Инете порыться.»
        - А воздушная подушка?
        - Это как на катерах Левкова, а гибкое ограждение знаете, кто придумал? Циолковский, учитель из Калуги. Он сейчас фильмы консультирует про полеты на Луну и космические города. А что, вот так бы махнуть вокруг шарика, а? Интересно, какая Земля с высоты сто тысяч метров?
        - Голубая.
        - Вот и он тоже так думает.
30. Право на один звонок
        Взлета Виктор так и не увидел. В тесном и узком как гроб фюзеляже вместо пассажирских кресел были парусиновые койки, и стояли они так, что иллюминаторов не было видно. Он запомнил бесконечно долгий разбег, когда их немилосердно трясло, и дикий визг компрессора воздушной подушки под полом. В самолете дрожало все, и Виктору казалось, что не пройдет и часа, как заклепки повылетают из своих гнезд и ажурная конструкция рассыпется в воздухе ворохом гнутых дюралевых листов и труб из нержавейки. Правда, радовало то, что кабина оказалось герметичной, точнее, почти герметичной - в ней повсюду что-то посвистывало, но давление не падало. Был и обогрев - даже, пожалуй, немного жарковато.
        Далее потянулись долгие, бесконечно долгие часы ни сна, ни бодрствования, а какой-то полудремы, в которой отупевший от усталости и грохота мотора мозг переделывал какие-то давние впечатления в химеры. То Виктор бродил по каким-то кабинетам и хозяйственным постройкам Старого Корпуса, говоря с какими-то людьми, кого-то искал, с кем-то договаривался, что-то смотрел, перелистывал какие-то книги, но зачем, почему - он так и не мог понять, как и то, что вообще здесь делалось. То Виктор пытался перейти через пешеходный мостик пути станции Орджоникидзеград, но мостик вдруг оказался на ремонте, и Виктор полз вперед по балке, вцепившись в нее руками и боясь взглянуть вниз, а вокруг поднимался то ли туман, то ли паровозный дым, и мостик кончился где-то на лугу, и вокруг него росли кусты орешника, а вдали уходило за холмы закатное солнце. То Виктор вдруг оказался в Бежице в пятьдесят шестом году, и ехал за рулем газовской полуторки по Куйбышева до Литейной, а там пошел на паровозный завод, который оказался почему-то на месте автозавода; он уже было начал думать, что это еще одна реальность, но проснулся в
тридцать восьмом, в брюхе железной птицы.
        Экипаж, по идее, должен был вымотаться еще больше. Самолет вели все трое посменно; Ковальчук неоднократно предлагал тоже посидеть за штурвалом, чтобы увеличить время отдыха остальных, но Чкалов держался настороже и не допускал. Кормили их сухим пайком, который запивали подогретым какао; поскольку Виктор двигался мало, то ему это казалось вполне достаточным. В перерывах, когда он чувствовал, что еще может соображать, он продолжал заметки по скоростному разведчику и всему, что могло пригодиться в будущей войне для крыльев Родины, и тогда происходящее начинало обретать какой-то смысл. У него не было ощущения, что он возвращается, что через какое-то время он увидит себя в привычной домашней обстановке; было желание только как можно скорее покинуть западное полушарие и достичь более или менее спокойного места. Полюса, кстати, они не увидели - пришлось сделать крюк из-за циклона. Так что максимум можно было похвастаться тем, что летал в высоких широтах.
«Господи, как же сузить номенклатуру выпускаемых машин и унифицировать? Заводов не хватает. Экспериментальной базы ужасно не хватает, как и ее оснащения. Что будет нужнее из разведчиков - „рама“ или легкомоторный „шторх“, который они уже собрались делать по лицензии? Что важнее пустить в серию - штурмовик Ильюшина или легкий бомбардировщик Сухого, которые, по сути, будут выполнять сходные задачи? Хочется быть прогрессором и кидать идеи, а тут, черт возьми, надо быть заскорузлым бюрократом и зарубать новинки, потому что куча мелких КБ, куча проектов, а довести и освоить в частях ни черта не успевают.»
        - Попробуем найти место для посадки. Надо осмотреть двигатель, температура масла растет, причина непонятна. Так что готовьтесь к тому, что возможно, посадка будет жесткой.
        - А в чем трудность с местом? - спросил Ковальчук Чкалова. - Судя по показаниям приборов, время для выбора площадки у нас хватает. Особенно с учетом вашего чудесного шасси на воздушной подушке.
        - Подушка-то подушкой, но мы, видимо, отклонились от курса и попали примерно вот сюда, - Чкалов показал Ковальчуку планшет, - видите белое пятно?
        - А почему белое пятно? - совершенно искренне удивился Ковальчук.
        - Как почему? Почему и другие белые пятна на картах. Местность-то не изучена.
        - Минуточку! - воскликнул Ковальчук, порылся в сумке и жестом факира вынул оттуда одну из карт на тончайшей ткани.
        - Ишь ты… Парашютный шелк, что ли?
        - Капрон. Посмотрим на ваше пятно.
        Чкалов впился глазами в очертания карты, затем ошарашенно взглянул на Ковальчука.
        - Что это? Откуда это у вас?
        - Валерий Павлович, не время и не место для таких вопросов. Вы человек военный, понимаете. Здесь площадка подойдет?
        - Кончено… Я не про это. Понимаете, здесь же никто раньше не летал! Ни наши, ни американцы, никто! Никто не мог делать съемку!
        - Валерий Павлович, есть вещи, о которых будут всем рассказывать ну разве что лет через двадцать.
        - Так точно, понял… Спасибо вам!
        Чкалов метнулся с картой к штурману; похоже и на того легкий, полупрозрачный кусок материи с очертаниями поверхности земли произвел впечатления больше, чем вид летающей тарелки. Все же после нескольких многозначимых восклицаний они привыкли к ситуации, как к данности; вернувшись, Чкалов посетовал Ковальчуку:
        - Двадцать лет! Через двадцать лет с меня, как со старого коняки, уже подковы сдерут. Буду летать по билету из Москвы на Минеральные воды.
«Где-то я уже слышал похожее», машинально отметил Виктор, а вслух заметил:
        - Никогда не надо отчаиваться. Вон, Маресьев вообще без ног летал.
        - Какой Маресьев?
«О, черт, Маресьев вообще уже летает? Если, конечно, стал летчиком»
        - Это в первую мировую было, - поправил Ковальчук, - и без одной ноги, а не обеих. Фамилию только не помню. На «Фармане» летал.
        - Ну так что «Фарман»? Этажерка.
        - Но вы же со… сокол из волжских. Так что через двадцать лет, кто знает, может, еще рекорды ставить будете.
«Не дадим, не дадим ему погибнуть! К осени уже поликарповский заморозят, силы перебросят на яковлевский для малоподготовленных пилотов и на лавочкинский, для асов, со „звездой“ от бомбера. Там должно проще пойти.»
        - Ничего, если мы разомнемся? - спросил Ковальчук, когда шум двигателя стих и самолет замер там, где в этой реальности еще не ступала нога человека. - По родной земле наконец-то походить.
        - Можно. Бежать тут некуда.
        - Если какая помощь нужна, позовите.
        - Да ничего. Сами справимся.
        - Ну вот, Виктор Сергеевич, - заметил Ковальчук, когда они слегка отдалились от самолета, - мы с вами первые люди в этих местах… Только на повестке дня у нас теперь вопрос такой: надо изменить курс, чтобы попасть к точке перехода. Варианта, как вы понимаете, у нас опять два: уговорить Чкалова - а на этот раз ничего не получится, так как у него приказ, - или захватить самолет. Самоликвидатор я уже незаметно обезвредил. Какие будут мнения?
        - Ну неужели ничего нельзя придумать, кроме захвата?
        - Ну попробуйте придумать. Время еще есть. Если ничего не придумаете, остается захват. Все будет аккуратно, героический экипаж не пострадает.
        - Я буду думать.
        - Хорошо. Я напомню, когда подойдем ко времени принятия решения. Да, нам машут, видимо, будем взлетать.
        Под крылом неторопливо полз материк. Красивый день, хорошая погода, малая облачность.
        - Виктор Сергеевич! Время.
        Виктор поднялся с койки и прошел в нос, к Чкалову.
        - Валерий Павлович, мы сейчас в зоне действия радиосвязи?
        - Да, здесь мы можем поддерживать связь минимум с двумя станциями.
        - Свяжитесь с землей, и скажите, чтобы они срочно связали нас со Сталиным!
        - Что?
        - Связали со Сталиным! С самим! Думаю, в России найдутся спецы, которые сумеют согласовать вход передатчика с проводным телефоном!
        - А позже, когда сядем, нельзя?
        - Нет! Это надо срочно, немедленно!
        - Сейчас передам радисту…
        - Они просят, чтобы их соединили с «Ивановым»! Да, с «Ивановым»! Конечно! Да! Ну вот, держите наушник, говорите сами.
        - Позвоните этому… «Иванову», и пусть ему сообщат, что Еремин хочет с ним связаться! Это очень важно!
        - Вы понимаете, о чем вы просите? - сухим, чуть посаженным голосом донеслось из наушника.
        - Я не прошу! Я требую, исходя из оперативной ситуации, незамедлительно связать меня с «Ивановым»! Под мою личную ответственность!
        Небольшая пауза. Что еще ему сказать, человеку где-то на земле? Пригрозить наказанием за саботаж? Пообещать награду за содействие? Намекнуть, что лично знаком с самим? Что?
        - Вас соединят с Кремлем. Ждите.
        - Отвечают! Берите наушник! - голос радиста через несколько минут.
        Все тот же голос из наушника.
        - Господин «Иванов» выехал на дачу. Пробуют соединить с ней. Ждите.
        Еще несколько минут.
        - Ну что? - вопросительный взгляд Ковальчука.
        - Сейчас. Сейчас сделают.
«Господи, ну скорее, скорее…»
        - «Иванов» у аппарата. Говорите.
        Виктор от волнения проглотил слюну.
        - Со мной второй человек. Оттуда.
        - Я понял. Продолжайте.
        - Нам нужно, чтобы вы дали команду экипажу изменить курс полета, как укажет второй человек. Я не могу объяснить по радио, но это чрезвычайно важно. Чрезвычайно.
        Молчание. Как оно долго длится! Сейчас последует уточняющий вопрос… или…
        - Если вы так говорите, то это действительно надо. Хорошо. Я скажу пилотам, чтобы они делали то, что вы скажете. Передайте им трубку.
        - …Ну что, куда летим?
        - Значит так, от этой точки маршрута берем курс…
        - Валерий Павлович!
        - Слушаю вас. Куда дальше поедем?
        - Нет, это другое, - Ковальчук протягивал Чкалову исписанные листы, - вот список вероятных катастроф опытных самолетов на ближайшие десять лет, кто пилоты, какие причины и как предотвратить. Мне попадались эти данные в пятидесятых.
        - А вот материалы по перспективным самолетам, в дополнение к тем, что уже переданы.
        - Спасибо. Только ведь получается, если самолеты другие, то и биться будут уже по другим причинам, верно?
        - Не всегда. Могут быть и по тем же самым.
        - …Здесь точка перехода непосредственно в ваше время. Вы попадете обратно в тот же самый день и час и в то же самое место, откуда ушли.
        - Хорошо, - ответил Виктор, думая о том, что пропажу одежды, денег, паспорта и мобильника можно объяснить тем, что купался в реке.
        Яркие лучи полуденного солнца рисовали на замусоренном цементном полу пустого здания замысловатые фигуры. Откуда-то снаружи донесся шум машины. Приключение кончилось так же внезапно, как и началось. Да и было ли оно? Не была ли третья реальность вихрем сновидений, за мгновения пронесшихся в мозгу?
        - Добрый день! - раздался сзади знакомый голос. - Не бойтесь, это не тень отца Гамлета.
        Виктор обернулся и увидел Ступина, живого и здорового, только чуть похудевшего, с пластиковым пакетом в руке.
        - Добрый день! А вы как сюда?
        - Вот ваши вещи, которые МГБ блистательно выкрало у нас из спецхранилища, - сообщил он, - а то, что на вас, просили положить в этот пакетик. В производстве новых видов целлофана вы действительно тут преуспели.
        - Спасибо! - ответил Виктор, переодеваясь. - А как вы, как самочувствие?
        - Благодаря вам - пожалуй, даже лучше, чем было. У ваших хирургов золотые руки. Мне ужасно неудобно перед вами, потому что вы спасли мне жизнь, а меня забросили сюда на короткое время практически без всего, чтобы я передал вещи - даже нечем отблагодарить. Впрочем, - он расстегнул ремешок часов, - хотя бы примите на память эти часы.
        - Ну что вы, право… господи, ну зачем! Вы представляете, сколько они сейчас стоят? Это же антикварная «Омега»! Ну возьмите тогда мои, обменяемся.
        - Простите, но ваши не могу. С меня взяли обязательство, что предметы из будущего будут возвращены в ваше время. В свою очередь они обещали вернуть меня в мое.
        - Понятно… А зачем вам возвращаться? Разве вы не хотели бы остаться здесь, в будущем? В новой реальности?
        - Нет, - ответил Ступин, - во-первых, я присягал на верность государю императору и не могу стать перебежчиком. Во-вторых, у вас уже лет двадцать пытаются сделать смешную вещь: построить либеральную экономику бюрократическими методами. И то и другое в России не работает. Но у вас пытаются делать именно так, то есть, с одной стороны, отдать страну под экономическое иго мировой плутократии в надежде, что она, эта плутократия, убережет страну от революций и передела собственности, а с другой - сохранить личную и клановую власть тех, кто защитит от этой самой плутократии круг людей, прибравших к рукам национальные богатства. И еще одна мелочь: здесь ругают «казарменный строй», но прилично одетые дамы говорят между собой, как в казарме. В общем, несмотря на лоск, у вас тут безжизненная помесь ежа и ужа.
        - А у вас разве не бюрократическая машина? - возразил Виктор.
        - Нет. Наше государство основано не на борьбе за руководящие посты, а на верном служении ему. Кстати, этому мы научились у немцев. Но это, к сожалению, долго рассказывать, а мне пора.
        - Александр Семенович, если вы поняли мои слова, как попытку склонить вас к невозвращению, то, конечно, ваши слова - достойный ответ офицера его величества. Вас, несомненно обучали, как реагировать, чтобы не подпасть под чужое влияние, и ваша оценка нашей системы - ну, видимо, вас просто учили так отвечать. Пытаться выведать ваше подлинное личное мнение при роде вашей службы вряд ли возможно, но, полагаю, оно отличается от высказанного сейчас.
        - Ну что ж, я тоже не стану вас разубеждать, потому что каждый человек всегда слышит в словах другого то, что хотел бы слышать. Прощайте! Храни вас господь!
        - Прощайте! Удачи вам! И Лене! Вам обоим! Будьте счастливы!
        - Спасибо!
        Ступин помахал рукой и зашел в проем какой-то подсобки с сорванной дверью; шаги его, гулко отдававшиеся в пустом здании, внезапно стихли. Виктор, подчиняясь внезапному импульсу, бросился следом: подсобка была пуста.
«Жаль. Мы так и остались людьми разных реальностей.»
        - Ну и где ты был целый день? - спросила жена.
        - Да подработку небольшую нашел.
        - И сколько заплатили?
        - Да там старый приятель, неудобно было деньгами. Он типа крутой, так вот, часы подарил. Довоенные, швейцарские, в отличном состоянии.
        - Небось, китайская подделка?
        - Он китайских сроду не носил. Не тот человек.
31. Из книги Г. Гудериана «Верный солдат фюрера», Данциг, 1951
        Эту главу читатель может пропустить, если ему не интересно (хотя бы в отрывках), что произошло после эвакуации Виктора Сергеевича из третьей реальности. К сожалению, кроме этих отрывков, автор никакими данными о том, что там происходило, не располагает. Автор также не может поручиться за абсолютно взвешенное и неангажированное изложение исторических событий в данных мемуарах, а также хотел бы заметить, что язык и стиль «Верного солдата фюрера» отличаются от языка и стиля книги «Воспоминания солдата», изданной Г. Гудерианом в нашей реальности. Впрочем, это могло быть результатом другого хода истории, равно как и других людей, готовивших рукопись к изданию.
«… Если меня попросят одним словом охарактеризовать Июньский Конфликт, из всех слов немецкого языка я могу выбрать только одно: предательство. И в длинном списке лиц, в нем участвовавших, я бы пожалуй, начал с Маннергейма, который после масштабных учений Петроградского военного округа, на которые он был приглашен русскими, чтобы быть подавленным возросшей военной мощью Российской империи, он, вместо того, чтобы вспомнить о своем воинском долге, основанного на любви к своему народу и к своей стране, бросился к своему президенту, и начал убеждать его, что Финляндия понесет в будущей войне слишком большие жертвы. Очевидно, что маневры, на которых я также присутствовал, разыгрывали именно наступление России на Финляндию, а не „оборону Петрограда от вторгшихся англо-французских войск“, как было официально объявлено. Русские даже специально построили ДОТ флангового огня и уничтожили его своим новым танковым огнеметом, устройство которого в то время держали в секрете. Особенность этого огнемета заключалась в том, что зажигательная смесь каким-то образом проникала внутрь каземата при закрытых бойницах. Нам
показывали обгоревших животных, которые были на привязи внутри укрепления, изображая гарнизон. Было ясно, что это оружие будут применять при штурме оборонительной линии вдоль русской границы, как и танковые тралы против мин.
        Когда у сопровождавшего нас полковника спросили, когда вторгшиеся французы успеют построить на захваченном плацдарме линию Мажино, он невозмутимо ответил:
        - Но они же могут захватить наши укрепления!
…Последовавшее подписание так называемого „Российско-финляндского договора о коллективной безопасности“ было, по сути дела, захватом части Финляндии. На территории вплоть до Виипури размещались российские войска, Россия получала ряд военно-морских баз в Балтийском море и право беспрепятственного пролета военных самолетов через территорию Финляндии „в целях обороны территории дружественной страны“. Зона размещения российских частей объявлялась „территорией совместного развития торговых и промышленных предприятий“ и в нее вслед за войсками последовал российский капитал и российские наемные рабочие, что умиротворяло местных мелких хозяев. А ведь со старой границы можно было беспрепятственно обстреливать Петроград!

…К одному из явных просчетов ведомства Канариса также следует отнести появление у русских целого семейства бронетехники на базе танка „Скорпион“, значение которого, благодаря неполной и искаженной информации, мы не смогли оценить до начала конфликта. Официальной легендой русских, которую они продвигали по всем каналам, было то, что танк создается для действий на случай готовящегося англичанами мусульманского восстания в Средней Азии. Действительно, изначальная концепция танка производила впечатление дешевой машины для колониальных войн, подобной усиленным танкеткам „Карден-Ллойд“. Экипаж состоял всего из двух человек, при этом командир совмещал в одном лице функции заряжающего, наводчика и, собственно, командира. Поскольку вначале поступали сведения о намерениях вооружить танк 45-мм орудием Бофорса, то это подтверждало передаваемую информацию о намерениях русских, поскольку эффективное управление подобной машиной могло быть осуществлено, по моему убеждению и мнению многих наших аналитиков, если танк действует в основном против легковооруженной пехоты или кавалерии в конном строю, лишь изредка
используя пушечное вооружение для уничтожения огневых точек в домах или горной местности. Усиление брони объяснялось русскими поступлением в басмаческие банды крупнокалиберных пулеметов, противотанковых ружей и легких горных пушек, которые в разобранном состоянии могли перебрасываться через перевалы на вьючных животных. Аналогично во время войны с Францией нам довелось столкнуться с английским танком поддержки пехоты „Матильда-I“, который был вооружен всего одним пулеметом, но нес броню, которую не могли пробить снаряды наших танков и противотанковых орудий.
        Расплачиваться за этот просчет пришлось уже в самые первые дни конфликта. Русские быстро наладили выпуск этого простого танка из автомобильных агрегатов в небывалом количестве и к началу боевых действий сумели насытить машинами на его базе части Западного округа, передислоцировав на японскую границу устаревшие „Кристи-русский“ и „Виккерсы“. Сам танк получил 37-мм автоматическое орудие, упростившее действия командира. Бронебойные снаряды этого орудия могли на средней дальности поражать наши танки I, II, 38(t) и даже III. Недостатки русской оптики частично компенсировались высокой плотностью огня и возможностью на небольшом расстоянии стрелять по нашим танкам очередями с ходу, за что в наших частях этот танк получил прозвище „Бешеный Иван“. Еще большей неприятностью оказалось одновременное появление у русских противотанковых и полевых трехдюймовых орудий на его базе, фактически решивших проблему мобильности тяжелой противотанковой артиллерии.
„Бешеные Иваны“ легко уничтожали наши легкие танки и бронетранспортеры, а, когда в бой вводились танки IV, отнесенные во время начала конфликта к тяжелым, отходили, предоставляя борьбу с ними экипажам самоходных орудий, которые могли уничтожать эти танки на средней дальности и легко менять огневую позицию. С другой стороны, благодаря толстой броне „Скорпионы“ можно было поразить нашими легкими противотанковыми орудиями только на небольшой дистанции, вследствие чего орудийная прислуга в начале кампании часто просто поддавалась панике и бежала. Это порождало слухи о полной неуязвимости русских танков. Слухи подкреплялись тем, что
„Скорпион“ имел на поле боя высокую подвижность при малых размерах, из-за чего в него было трудно попасть, а низкий уровень шума двигателя и гусениц затруднял своевременное обнаружение танков.
        Несмотря на все это, „Скорпион“ представлял собой лишь крайнюю точку развития легких танков, не имел дальнейших резервов к совершенствованию, и усиление брони создавало русским лишь временные преимущества. Основной проблемой стало то, что эта машина впервые позволила русским создать действительно маневренные части, где пехота, танки и разные виды артиллерии не нарушали взаимодействия между собой при необходимости быстрого передвижения, при отлаженной связи с легкой бомбардировочной, разведывательной и истребительной авиацией. К тому же эти части были хорошо радиофицированы. Лично на меня произвела впечатление очень компактная рация, собранная всего на двух лампах по схеме суперрегенератора, с помощью которой можно было поддерживать связь до полутора километров с такой же рацией, а с более мощной командирской - и до пяти километров. Бронетехника небольшого веса легко эвакуировалась с поля боя в случае повреждения, а широкое использование автомобильных узлов и агрегатов решало проблемы ремонта и обеспечения частей.
        Все эти вещи, которые могут показаться несущественными мелочами, сделали безуспешными большую часть попыток проведения операций по окружению русских войск, на что так рассчитывали в начале кампании. Части, прорвавшие оборону русских, натыкались в глубине на укрепленные пункты, удерживаемые моторизованной пехотой, самоходную противотанковую артиллерию, минные заграждения, огонь реактивных минометов и удары бомбардировщиков, осыпавших наступающие колонны ворохом кумулятивных мин или кассетами с вязкой зажигательной смесью, вызывавшей тяжелые поражения людей и техники. Русские отступали, но уничтожали при этом столько наших войск, что назвать наши наступательные действия победой было практически невозможно.
…Еще одной причиной высоких потерь во время Июньского Конфликта стало массированнное действие диверсионных групп в нашем тылу. Русские дерзко нападали даже на нашу бронетехнику, используя динамореактивные гранатометы. Карательные меры, предпринятые охранными частями для наведения порядка, казалось, лишь озлобили местное население и сделали войну со стороны русских поистине тотальной…


… Очевидным шагом в данной ситуации было бы остановить производство танка III и максимально увеличить производство модифицированного танка IV, оснастив его длинноствольным 75-мм орудием и увеличив эффективную толшину лобовой брони с учетом наклона листов до 80 мм, то есть доведя его до предела возможностей модернизации. При этом надлежало максимально увеличить объем выпуска таких танков и самоходных орудий на их базе, остановив выпуск автомобилей гражданского назначения. Однако Министерство обороны и вооружения, стремясь избегнуть предложения таких шагов, которые бы серьезно сказались на уровне жизни немцев, выдвинуло другой план - создать и освоить в производстве совершенно новый массовый танк с 75-мм орудием и лобовой броней в 100 мм, который бы имел резервы совершенствования, на основание проекта, выдвинутого фирмой МАН. ОКХ удалось добиться у фюрера одобрения этого проекта, несмотря на мои личные возражения, вызванные тем, что переход на новый вид танка в условиях войны неизбежно снизит объем производства танков и усложнит ремонт их в частях. Другой проект ведомства Тодта - тяжелый танк с 88-мм
орудием на базе опытной партии машин „Леопард“ был решительно отвергнут фюрером, как ненужная гигантомания.
        Причиной таких решений послужило появление у русских нового вида танка, который в наших документах числился как „Летающий дракон“. Его производство осваивалось на Царицынском заводе, и русское командование не спешило использовать его в боевых действиях, кроме отдельных исключительных ситуаций, к одной из которых как раз и относится уничтожение роты танков „Леопард“ под Минском. Эта опытная партия наших танков, задуманных, как штурмовые, была оснащена короткоствольным 75-мм орудием, также используемым для танков IV. При огневом контакте с „драконами“ выяснилось, что снаряды этой пушки неспособны поразить русские танки в лоб; из трех
„драконов“, которые были обстреляны, только один был поврежден, потеряв ход, но при этом не загорелся и экипаж его, не покинув машины, продолжал вести огонь. В то же время „Леопарды“ одни за одним выходили из строя как от огня 85-мм орудий трех
„драконов“, так и от огня замаскированных на опушке леса 75-мм и 100-мм противотанковых самоходных орудий русских.
        Весь этот опыт начала кампании привел наше командование и Министерство обороны и вооружения к следующим выводам, которые внешне представлялись едва ли не очевидными. Во-первых, принципы, заложенные в конструкцию танка IV, имеющего бронекорпус с малыми углами установки броневых листов, устарели, что и подтверждают новые танки русских. Во-вторых, выпуск разработанного ранее по этим принципам тяжелого танка „Леопард“, как и его модификации „Тигр“ с доведением толшины брони до 150 мм и оснащением 88-орудием на основе зенитного не даст нашим войскам решающего преимущества, поскольку такой танк фактически нужен главным образом для получения перевеса в крупных сражениях, а все остальное время его транспортировка и ремонт будут представлять для наших частей неизбежные трудности. С другой стороны, этот танк так и не станет неуязвимым из-за появления у русских
100-мм самоходного орудия. В-третьих, решающую роль играет не появление в войсках некоторого количества танков, превосходящих по техническим характеристикам танки противника, а создание грамотной и продуманной до тонкостей системы современного вооружения, где войска, принимающие участие в боевых действиях, должны быть насыщены современной бронетанковой техникой, которая была бы хорошо изучена экипажами, и ремонт которой должен быть предельно упрощен. Наконец, в четвертых, на основе разведданых был сделан вывод, что возможности модернизации „драконов“ исчерпаны. Из всего этого следовало, что для обеспечения длительного превосходства перед противником наши войска должны получить массовый танк весом не более 45 тонн, конструкция которого должна быть основана на новых принципах, и который, в отличие от танков русских, имеет дальнейшие резервы совершенствования. Особое внимание должно было быть уделено массовости производства, поскольку в 1940 году вся наша промышленность выпускала менее полутора сотен танков в месяц, в то время как русские только на Нижегородском заводе в месяц производили до пятисот
„Скорпионов“ и другой бронетехники на их базе. Была поставлена задача поднять выпуск в Германии новых танков, проект которых получил название „Пантера“, до 600 в месяц.
…Эти меры можно было бы считать разумными, если бы боевые действия продлились несколько лет. Однако потери наших войск уже в начале конфликта были столь ощутимыми, что это привело к фюрера к мудрому решению объявить конфликт трагической случайностью и заключить с русскими мир. Другой причиной, подтолкнувшей к этому решению, было то, что русские оказались в состоянии самостоятельно продолжать начатые перед войной совместные работы над сверхоружием, и, при затягивании военных действий на несколько лет возникала опасность, что оно будет ими создано и применено против Германии.
        Отныне перед танковыми войсками рейха стояла другая задача: разгром англичан на Ближнем Востоке и продвижение в Иран и Индию…»
        Примечание автора. Специалисты отмечают в процитированных фрагментах книги Гудериана ряд нестыковок, и высказывают предположение, что Гейнц Гудериан завышает оценку качеств российской бронетехники третьей реальности, чтобы найти объективную причину оправдания неудач и просчетов в период летней кампании. Окончательный ответ могло бы дать только изучение исторических документов, кторые в настоящее время отсутствуют. По этой же причине остается неясным, почему между Россией и Германией произошел т. наз. Июньский Конфликт: можно лишь предполагать, что его вероятными причинами был рост самостоятельности политики российского императора, и подстрекательская деятельность со стороны Англии и США, подогревавших желание Гитлера овладеть природными ресурсами России до того момента, как в ее распоряжении окажется ядерное оружие. Короче, кто кого тут обманул, остается только гадать.
32. «Все только начинается»
        Месяца через два Виктора встретила недалеко от подъезда незнакомая женщина лет за сорок.
        - Виктор Сергеевич Еремин?
        - Да. А в чем дело?
        - Видите ли, вам положена компенсация.
        - Что за компенсация? - спросил Виктор, приученный жизнью к мысли, что если что-то предлагают, то это, скорее всего, разводилово.
        - Как бы это проще объяснить… Вы случайно стали участником медицинского эксперимента, в ходе которого человеку может показаться, что он переходит в какой-то другой мир, в другое время и тому подобное. Вам надо подойти к нам в офис и написать заявления, что вы согласны получить материальную компенсацию за причиненный моральный ущерб и по получении не будете иметь к нам новых претензий.
        - Простите, эээ…
        - Мария Сергеевна, менеджер по работе с участниками опытов.
        - Мария Сергеевна, это какая-то ошибка.
        - Какая ошибка? Разве вам не нужны деньги? Это довольно неплохая сумма…
        - Понимаете, никаких видений странных у меня никогда не было, других миров я не посещал. Деньги, конечно, никому никогда не помешают, но это не мои деньги, вы ошиблись. Это кому-то другому.
        - Простите, но у нас записаны именно вы.
        - Ну как вы считаете, был бы это я, я стал бы отказываться? Извините, мне пора. Всего доброго.
        Прошло еще недели три, и Виктор практически забыл об этом разговоре, как вдруг перед концом работы ему позвонили на мобильник с незнакомого ему номера.
        - Виктор Сергеевич? - спросил мужской голос, принадлежавший, судя по тембру, человеку пожилому.
        - Да, я слушаю.
        - К вам обращалась такая невысокая женщина по поводу компенсаций? Мария Сергеевна?
        - Да, но я уже объяснил ей, что это ошибка, это не ко мне.
        - Я тоже. Но оказалось, что все только начинается.
        - Начинается что?
        - Это не телефонный разговор. Знаете, нам надо встретиться и вместе обсудить ситуацию.
        - Когда и где вы хотите встретиться?
        - У вас вроде через полчаса рабочий день кончается?
        - Вроде кончается.
        - Знаете, у Самолета у вас тут такой большой универсам, вы не собирались по дороге домой в него заскочить?
        - Вообще собирался, - ответил Виктор, отметив попутно странность - незнакомец назвал гипермаркет по старому, по-советски - «универсам». - Кое-что взять на ужин.
        - Где-то через час я там буду. Успеете сделать покупки и переговорим. Жду вас в это время у выхода.
        - Ладно, - согласился Виктор, подумав, что на глазах у кучи людей на него вряд ли будут нападать. По крайней мере будет ясно, что это за тип навязывается.
        В это время гипермаркет на бойком месте всегда кипел народом, словно огромный муравейник. Через час после разговора Виктор уже выгружал покупки из тележки в белые фирменные пакеты, а затем направился к выходу. Рядом с ним и навстречу шли люди, и он совершенно не подозревал, к каким непредвиденным осложнениям его жизни приведет его следующий шаг.
        Конец.
        notes
        Примечания

1
        Н.р. - Нашей реальности.
2
        По-немецки Hund - «собака», Hetzen - «травить».
3
        Ряд движущих частей экипажной части паровоза раньше назывались «движением».
4
        В этом месте Ворд автоматически пытался исправлять фразу на «обликом орале». Хотя речь шла не о Билле Клинтоне

5
        По-видимому, Виктор имеет в виду Ассунту Патанэ, героиню фильма «Девушка с пистолетом» (в советском прокате - «Не промахнись, Асунта!»), которая приехала из Сицилии в Англию совершить месть по понятиям. Кстати, Ассунту играет Моника Витти, которая в рыжем парике похожа на раннюю Пугачеву. Или наоборот.
6

«Комиссией… также выявлены случаи, когда на должности околоточных надзирателей, ввиду отсутствия желающих из-за невысокого жалования и трудных условий работы, принимались личности из числа приказчиков и конторщиков, ранее уволенных за пьянство и халатность, исключенных студентов…» В. Молоток, «Недолго музыка играла… , Губ. Голос, 7 сентября 1934 г.
7
        В записях В.С. Еремина было написано «ментовским». Автор полагает, что это опечатка.
8
        Фраза дается без перевода.
9
        Случайно выбранное оперативными службами USS имя, не имеющее никакого отношения к тому, как Черчилль называл Сталина.
10
        Так б. президент США, а в описываемой реальности один из организаторов американского голодомора Гувер называл «сухой закон».
11
        Так В.Еремин перевел слово fancy, букв. «фантазии, галлюцинации». Словарь английского сленга переводит как «обалденно».
12
        Перевод неточный.
13
        Идиоты.
14
        См. «Дети империи», начало ч.3.
 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к