Однажды будет ветер Диана Ибрагимова
        Виндера #1
        Двести лет назад на королевство Хайзе было наложено проклятье и души всех его жителей оказались заточены в предметах и домах. Лишь один человек может находиться в человеческом обличье - Виндер. Его задача - найти части магической машины, которая является единственным средством для снятия могущественного заклинания. У Рины осталось совсем немного времени, чтобы расколдовать королевство, но справится ли она с тем, с чем не справились её предшественника за почти что две сотни лет?
        Для широкого круга читателей.
        Диана Ибрагимова
        Виндера. Однажды будет ветер
        
        Посвящается детям, которые ищут свой путь, и взрослым, которые его потеряли
        Пролог
        Вот уже два века дома делились на мертвые, спящие и живые. И все они были опасны. Мертвые грозили рухнуть и похоронить Аделину под обломками, спящие могли проснуться и стать живыми, а живые не раз пытались ее убить.
        Странница давно находила нужные дома с первого взгляда. Еще издали она угадывала мертвые, где не было ни одной духовной искры. Ни в кирпичах, которые крошились, как сухари на терке, ни в дырявом полу, ни в кровле, что лежала на стропилах, точно сбитая птица, медленно теряя перья, - обломки глиняных или цементных пластинок.
        В развалинах никто не жил, не считая пауков и гадов, мышей да голубиных стай. Мертвые дома были пусты, когда принц Аскар запустил Ветродуй и запечатал всех людей в их жилищах. Без хозяев они рушились и плохо спасали от непогоды, но все же Аделина много раз предпочитала делить кров с дождем и снегом, потому что мертвые дома казались ей самыми безопасными.
        Вторые на очереди - колыбели сновидцев - были тихими, пыльными и темными. Их окна изнутри закрывали шторы, а снаружи - занавеси плюща. Такие дома походили на склепы, окруженные баррикадами глухих садов, стенами крапивы и путами дикого винограда. Хозяева спящих находились внутри, но проводили заточение во сне, надеясь проснуться уже людьми. Энергия их душ питала стены и колонны, словно кровь - человеческое тело, поэтому такие дома погибали медленней. Странница редко в них ночевала, а если и ночевала, то старалась ничего не трогать и ложилась спать прямо на голый пол, избегая даже ковров. Здесь не стоило тревожить вещи, потому что любая могла быть сосудом души. Прикоснись к ней - и разбудишь хозяина. Однажды в молодости Аделина забрела в такой дом и решила затопить камин, чтобы согреться. Кто же знал, что там сидит вздорная старуха, которой вечно холодно! Она проснулась, полная негодования, вселилась в пламя и обожгла протянутые к нему руки Странницы. Шрамы остались до сих пор.
        Но даже это было безобиднее коварства живых домов. Их Аделина легко узнавала по дыму из труб, по крепким заборам и ухоженным садам. По тряпицам, что сами собой сновали по окнам, стирая с них дождевые разводы. По перчаткам, которые деловито доили забредшую во двор корову, а потом выливали молоко в миску кота, чтобы он почаще приходил гонять в сарае мышей.
        Хозяева живых домов были сильны духом. Заточенные в четырех стенах, они не пустили все на самотек и как могли старались поддерживать свои каменные тела: заботились о них, чинили, охраняли от диких зверей и вели, насколько это было возможно, обычную мирскую жизнь. Таких домов осталось совсем немного. Одни привечали Странницу как дорогую гостью, а другие были смертельными ловушками, и не угадаешь заранее, кто есть кто.
        Аделина избегала заходить в живые дома, если того не требовала работа, но все-таки нашла среди них верных друзей. Этим утром она торопилась к старине Грегору, в деревеньку под названием Вишневый лог. Натруженные ноги давно гудели и просили пощады, но останавливаться было нельзя. Стоит только присесть на минутку и снова встать, как стопы вспыхнут нестерпимой болью, все натертые места заноют одновременно, а колени перестанут разгибаться. Пока расходишься, уйма времени пройдет.
        - Ничего-ничего, - задыхаясь, говорила себе Аделина. - Я ужасно крепкая старушка. Я еще даже взбираюсь на холм без палок! Всего один бугорок, и я на месте. А если отдохну и опять наберусь сил, то ни за что не смогу с этим покончить и так и буду ходить по миру, пока не замрет мое сердце. Но даже тогда, я уверена, мои ноги пройдут еще добрую сотню шагов сами по себе.
        Наверху она застыла на секунду, наметанным глазом высматривая в округе признаки ветра. Он больше не был ей нужен, но привычка осталась.
        Долину внизу обнесло туманом, как это часто бывает в ту пору, когда лето плавно перетекает в осень. Деревню будто накрыло лебединое крыло, но Аделина сразу увидела домик вдовца Грегора. Его выдавала чудесная персиковая крыша, будто кусочек рассветного неба выглянул из облаков. Даже спустя столько лет черепица не выцвела и не потеряла блеска, потому что ее сделали кудесники, способные придавать вещам долговечность и другие удобные свойства. Такие изделия стоили дорого, и в свое время Грегор смог позволить себе только одну эту крышу, посчитав ее самой важной частью дома после фундамента. И он не ошибся - оранжевая черепица служила ему верой и правдой еще со времен молодости Грегора, истекшей задолго до запуска Ветродуя. Благодаря крепкой кровле дом был защищен от плесени и гнили и сохранился не хуже богатых особняков. Разве что местами виднелись щели в деревянных рамах, заботливо забитые сухой травой и замазанные глиной, да облупленная краска, которую хозяин не обновлял с тех пор, как Аделина принесла ему последнее ведерко два года назад.
        - Здравствуй, Грегор! Здравствуй, мой дорогой!
        Странница погладила старенькую калитку. Она выглядела куда хуже самого дома. Верхняя петля проржавела и почти рассыпалась трухой, а нижняя держалась на добром слове. Металлической сетки на заборе не было и в помине: дождь с травой давно загнали ее остатки под землю. Аделина могла бы войти прямо через сад, но это было как-то невежливо.
        От ее прикосновения калитка сама собой качнулась вовнутрь, да так сильно и резко, что окончательно слетела с петель и упала плашмя на терновый куст. Ягоды посыпались на дорожку сизым градом. Сам терн спружинил под дубовым полотном, но вроде бы не сломался. Невидимый Грегор тут же поднял калитку и попробовал приладить ее обратно, да только прилаживать было не на что.
        - Вот беда! - всплеснула руками Странница. - А я как раз принесла тебе смазку для петель… Похоже, теперь придется заменять тебе их скрип своим голосом. Только послушай, как я говорю!
        В последний раз Аделина пила вчера днем, и с тех пор у нее во рту совсем пересохло. Можно было сделать крюк по пути сюда, чтобы набрать воды, но она не стала, потому что приняла важное решение и боялась передумать. Странница шла к дому Грегора всю ночь, пока могла видеть в свете луны торговый тракт, и вот наконец впереди знакомая дорожка и кусты шиповника с еще незрелыми, но уже красными ягодами; дощатое крыльцо, где на ступенях свернулись похожие на бабочек-голубянок лепестки старой краски; натертая уксусом до обманно-золотого блеска медная ручка, веер чистых стекол в полукруге окошка над ней.
        Из открытой двери повеяло теплом, слабым запахом дыма и мыла. Аделина вошла в прихожую, где умещались только вешалка и тумба для обуви, и стала раздеваться. Не успела она расстегнуть куртку-непромокашку, как мужское пальто из добротного твида слетело с крючка и помогло ее снять. Тут же из глубины дома притопали одна за другой мягкие тапки, и Аделина с наслаждением погрузила в них ноги. Но куда большей негой оказался таз горячей воды, который поджидал ее перед креслом у камина, где уютно потрескивал огонь.
        - В самом деле, Грегор! - изумилась Аделина, зайдя в гостиную. - Как ты опять подгадал мой приход? Сомневаюсь, что ты топишь регулярно. Еще не так холодно, чтобы беспокоиться за трубы, да и у тебя вряд ли неиссякаемый запас дров. Разве что старые ветки, которые ты спилил по весне, когда делал обрезку сада. Неужели тебе видно отсюда, как я спускаюсь с холма? Или это Проводник тебя предупредил?
        Она не ждала ответа, по крайней мере, прямо сейчас. Грегор все-таки был домом и, хотя мог в его пределах довольно многое - например, вселяться в любую вещь и использовать ее - к сожалению, не обладал голосом. Так что он молча подоткнул под поясницу гостьи мягкую подушку и подкатил к ней круглый столик на колесах с фарфоровым кофейником, чашкой на блюдечке и связкой каменно-жестких сушек со сроком годности лучше-не-спрашивать.
        В этом доме давно не было обычной заварки, поэтому чай оказался с малиной, судя по цвету и вкусу, и с листьями смородины, судя по запаху.
        - О-о-о, - протянула Аделина, сделав глоток и закрыв глаза от удовольствия. - Я мечтала об этом целых два года, мой дорогой. У тебя самый вкусный чай из всех, что я пила! Благодаря тебе я почти не тоскую по кофе… Хотя, судя по твоей коллекции кофейников, ты бы многое за него отдал. Ей-богу, я гостила у тебя столько раз, но не увидела на кухне ни одного заварочного чайника, зато кофейников сколько угодно. Ты, наверное, был знатный кофеман…
        С правой стороны к Аделине подлетел табурет, на него опустилась печатная машинка с глянцевым синим корпусом. Грегор заправил в нее лист пожелтевшей бумаги и ответил:
        «Но я всегда думал, что это чайники!»
        Странница расхохоталась, да так сильно, что чуть не расплескала на себя чай, а на пол - горячую воду, в которой грела ноги.
        - Ну ты даешь! - воскликнула она, утерев слезы с морщинок вокруг глаз. - Ты всегда такой честный! Это я люблю в тебе больше всего после твоей доброты. Слишком много я повидала людей, готовых завернуть гостя в целый кокон вранья, лишь бы не оконфузиться перед ним. А ты, значит, думал, что это чайники…
        «Я не люблю кофе, - честно признался Грегор, - но для тебя варил бы его с удовольствием каждый день. Надо только найти где-нибудь зерен и смолоть…»
        - Увы-увы, - меланхолично улыбнулась Аделина. - Теперь нам не видать зерен до тех пор, пока мы не запустим Ветродуй и не возобновим торговлю с южными островами. Если честно, я уже не помню вкус кофе. Когда я очнулась полвека назад, весь кофе в Хайзе был давно уже выпит предыдущими Странниками или испортился. Даже тот, что хранили в кудесничьих банках… И какао давно пропало, так что это грустный мир без горячего шоколада со сливками. Я стала капризной в старости, не правда ли?
        «Ты выглядишь расстроенной, - заметил Грегор. - И не торопишься с новостями. Должно быть, хороших нет?»
        Аделина вздохнула, разглядывая его портрет на каминной полке. Когда она впервые попала сюда, ей было только семнадцать, и Грегор казался ей стариком, а сейчас у нее на голове седины было куда больше, чем у него. И чувств к нему тоже было намного больше, поэтому так не хотелось его разочаровывать.
        - Ты угадал, хороших новостей у меня нет… Я говорю о ерунде, потому что боюсь заговорить о главном… Какие, в самом деле, кофейники и зерна, когда проклятье вот-вот станет необратимым… Осталось всего три месяца, мой дорогой. А я так и не нашла последнюю кнопку Ветродуя…
        Аделина помассировала опухшие колени и помяла лодыжки. Ее ступни, распаренные водой, были розовыми, жилистыми и тонкими. Словно бы стоптанные годами путешествий, они напоминали плавники морского окуня.
        - У тебя так уютно, - тихо сказала она. - Тут я чувствую себя как дома. Вот бы остаться здесь с тобой и подождать, когда придет Великий ветер и все снова станут свободными.
        «Мой дом - это твой дом, - простучала печатная машинка. - Ты можешь остаться здесь, когда только захочешь».
        Они повторяли этот диалог уже много раз, но сегодняшний был особенным. Потому что сегодня Аделина не собиралась уходить.
        - Не мог бы ты подать мою сумку? - попросила она, чувствуя, что никакая сила сейчас не способна оторвать ее ноги от целебного тепла воды.
        Грегор не мог вселиться в чужую вещь, поэтому сумку принесло его пальто, которое недавно помогало гостье снять верхнюю одежду. Сумка была сшита вручную из брезента и не слишком ловко - разновеликими частыми стежками. Но зато отличалась крепостью, имела уйму карманов, надежно закрывалась и не промокала. А еще у нее был удобный широкий ремень для носки через плечо и две лямки сзади, чтобы превращаться в рюкзак, если нужно.
        Странница откинула клапан сумки, расстегнула ее и аккуратно извлекла из недр небольшую книгу в красивом, словно бы посеребренном переплете. Она выглядела совсем новой, но лет ей было в два раза больше, чем самой Аделине. Этот дневник изготовил один из первых Странников - кудесник Высшего круга. Созданная им бумага не поддавалась порче, не выцветала, не горела в огне и не впитывала влагу, а обложка не трескалась ни от сильной жары, ни от лютого мороза.
        Аделина положила дневник себе на колени и произнесла:
        - Натан, будьте так добры, уделите мне минуту.
        Книга щелкнула серебряной застежкой. Это означало, что Натан слушает. Странница убрала седую прядь с обветренного лба, пожевала губу и еще долго собиралась с духом, глядя на то, как солнечный свет проникает в гостиную. За панорамными окнами стояли позолоченные им кусты физалиса с алыми фонариками плодов. Таяли бриллианты росы на траве. Блестели гладкие, сочные листья хост, что сбились пестрым стадом у развалин сарайчика, где днем царила безопасная для них тень. Солнце добралось до камина, рассыпалось искрами отражений в подсвечниках, упало в таз, где грелись ноги-плавники, пробежалось блестящей дорожкой по струе кипятка, который Грегор аккуратно лил из самого большого в коллекции кофейника, чтобы подогреть воду. Дом все еще был холодным, и она мгновенно остывала.
        - Нам придется выбрать нового Странника, - наконец произнесла Аделина, перемешивая воду ногами. - Я уже чересчур стара для этой работы. Как бы я ни была опытна, мое тело сильно ослабло, а времени почти нет… Мои стопы так мозжат по ночам, что я не могу спать, а от холода у меня вступает в спину, и я порой неделями не могу разогнуться. Боюсь, к середине осени я стану совсем бесполезна. Если я буду тянуть до последнего, у нового Странника не останется времени на подготовку, поэтому я должна отступить сейчас.
        Она вздохнула и погладила птицу на обложке книги.
        - Мне повезло найти целых две кнопки, и я была уверена, что смогу отыскать последнюю.
        Это долгие годы гнало меня вперед, но теперь я понимаю, что износила себя. Такой дряхлой развалине больше нечего дать миру. Мне пора уйти на покой. Что вы думаете об этом, дорогой Натан?
        Книга вздрогнула, и Аделина убрала с нее руку. Взметнулся белый веер страниц и распался на две части. В середине чистого листа проступила одна-единственная темно-серая надпись:
        «Время прощаться».
        - Вы как всегда лаконичны, мой друг, - грустно улыбнулась Аделина, но это было не все, что книга хотела ей сказать.
        Страницы стали быстро перелистываться, и на них то там, то тут в разных местах возникали отдельные слова или целые фразы.
        «Мы провели… много времени… вместе… Аделина… Бесценный опыт, который… ты… собрала для будущих Странников… я бережно сохраню и передам в целости и сохранности… Не нужно… бояться… будущего. Затишье длится уже долго, но… Я верю - однажды будет Ветер… Мы еще увидимся… когда снова станем людьми… Я хотел бы… тебя обнять… на прощание. Но я… пока еще… просто книга».
        Аделина беззвучно заплакала, прижав серебристый том к груди.
        - Вы всегда были прекрасным другом и советчиком, Натан. И не только для меня. Для многих Странников. Я бесконечно вам благодарна, но у меня совсем нет подходящих слов на прощание. Это так глупо после всего, через что мы прошли. Я чувствую себя такой старой и бесполезной…
        Она отняла книгу от груди, и страницы снова замелькали.
        «Не время плакать… Пора… отправлять письма».
        Бумажные половинки сомкнулись и всей стопкой бухнулись на левую сторону. Стало видно, что из конца книги вырезано несколько листов.
        - Я очень надеюсь, что вам от этого не больно, - вздохнула Аделина. - Все же это кощунство, как ни погляди…
        Внимательный Грегор замаячил перед ней чистым желтоватым листком.
        - Спасибо, мой дорогой, - улыбнулась Странница, - но это очень важное письмо, и я отправлю его прямо по воздуху, так что обычная бумага тут не подойдет. Она может размокнуть от дождя или порваться. Вот почему мне приходится просить Натана.
        Она аккуратно взяла последний лист книги, чуть-чуть потянула, и он отделился так легко и ровно, словно к нему приложили невидимую линейку и провели по ней лезвием. Аделина заправила бумагу в печатную машинку и продиктовала Грегору небольшое послание, а еще одно написала внутри самой книги специальным карандашом и убрала ее обратно в сумку. Когда первое послание было сложено в дельтаплан, Странница обратилась к хозяину дома:
        - Ты не мог бы позвать Проводника? Возможно, кто-то из них сейчас рядом.
        Дымоход запыхтел: это Грегор выпускал из трубы сигнальные кольца. Почти тут же распахнулось окно в гостиную, и внутрь влетел, разметав рыхлый тюль, Проводник. Это был ветер, хорошо видимый из-за мельчайшей серебряной пыли. Он выхватил дельтаплан из рук Странницы и увлек за собой сначала в окно, а потом высоко в ясное небо.
        - Спасибо за помощь! - крикнула Аделина ему вдогонку.
        Она неохотно вынула ноги из таза и подержала над ним, чтобы стекла вода.
        - Новый Странник проснется недели через две, но мне лучше подготовить посылку заранее.
        «Тебе нужно отдохнуть, - возразил Грегор. - Позволь, я упакую все за тебя».
        Аделина шкодливо плюхнула ноги-ласты обратно в воду, взметнув фонтан брызг и заставив солнечных зайчиков бегать по потолку. Она словно стала русалкой и ни за что не хотела покидать свой маленький водоем.
        - Ты уверен, что я могу остаться здесь? Если Ветродуй так и не запустят, тебе придется провести остаток жизни со мной…
        «Я давно этого жду, - заметил Грегор. - Я хочу быть с тобой не до прихода Великого ветра, а до тех пор, пока мы не станем прахом хоть в твоем, хоть в моем обличье. И еще бесконечность после этого».
        Странница рассмеялась, и то ли полная любви улыбка, то ли солнце осветило ее лицо, и оно вдруг стало сияюще-молодым.
        - Я до последнего тащила бы вперед свои старые кости, но меня одолел страх, - призналась она. - Я не знаю, сколько времени мне отведено. Пока ты здесь не меняешься, я старею с каждым годом, а мне так хочется побыть с тобой подольше… Наверное, я мыслю, как эгоистка, но я думаю, что все время быть дома - не так уж плохо. В конце концов, где бы мы ни были, мы всегда ищем дом. В своей душе и в других людях. В родном городе и в чужой стране. Мы всегда и везде хотим просто чувствовать себя дома. Можно сидеть посреди пустыни и быть дома. Можно ютиться в хлипкой хибаре и быть дома. А можно жить в дорогом особняке, но дома не быть. Быть дома - это не место, а состояние души, вот что я поняла за годы скитаний. Мой дом - это ты, Грегор. Я всюду носила тебя с собой, и мне было уютно даже зимой в голом поле.
        Аделина прикрыла глаза и совсем обмякла в кресле. Ее худые руки лежали на подлокотниках, почти сливаясь с ними. Или взаправду сливаясь? Ей почти не было страшно. Она много раз представляла себе этот момент и достаточно устала ради такого покоя.
        «Только не бойся, - расплывались под прищуром черные буквы на желтой бумаге. - Дыши глубоко. Это совсем не больно. Это похоже на то, как засыпаешь».
        Аделина вздрогнула, ощутив на руке что-то колючее: на ладони лежал рукав твидового пальто. Оно стояло рядом, согнувшись в такой позе, словно в него был одет невидимый человек. Этот шерстяной жест успокоил Аделину окончательно. Она закрыла глаза и стала дышать животом, медленно втягивая нагретый воздух. И с каждым выдохом она словно бы опускалась. Проникала в мягкую пустоту под собой все глубже и глубже. И вдруг поняла, что не слышит своего дыхания, не чувствует боли в ногах и тепла на лице от каминного пламени…
        В комнате стало тихо.
        Над тазом все еще поднимался пар, но розовых ног-плавников там уже не было. Пальто стояло в прежней позе, положив рукав на подлокотник. Кисточка кресельной накидки вдруг поднялась и погладила твидовый обшлаг.
        Глава 1
        Безветрие
        С Букашкой что-то случилось.
        Еще вчера это был ярко-желтый фургон, обитый металлом и отделанный внутри красным деревом. Он крепился к полумобилю, на котором, как усы на голове жука, торчали две антенны, и всем своим видом напоминал ильмового листоеда.
        Семейное прозвище дом на колесах получил от брата Рины, когда тот был еще совсем маленьким. Папа тогда покрасил фургон в алый цвет, и он стал точь-в-точь божья коровка, только без черных крапин. Увидев это, Альберт радостно заявил: «Букафка!», и с тех пор Букашка оставалась Букашкой, даже если ее бока отражали звездное небо. А перекрашивали их частенько. Свежие слои эмали ложились на не до конца зашлифованные старые, создавая поверхность с зернистыми бугорками - шагрень, к тому же фамилия семьи была Шегри, поэтому Букашку называли еще Шагреневым домом.
        Папа купил его незадолго до свадьбы, чтобы исполнить свою мечту - стать кочевым художником. С тех пор он постоянно путешествовал, рисуя крупные города и крохотные фермы, оживленные пристани и мертвые деревушки. Все королевство Хайзе от края до края раскинулось на его холстах.
        Папа любил работать быстро и воздушно, поэтому чаще всего писал полотна акварелью и был невероятно плодовит. Раз в два или три месяца мама устраивала выставку, где все его этюды скупали в тот же вечер. Иметь в своем доме пейзаж Алана Шегри считалось признаком хорошего вкуса.
        Ближе к зиме папа брал отпуск, и семья заселялась в лучший отель крупного города. Чтобы не скучать, родители постоянно выходили в свет, а детей вполне устраивало объедаться сластями, которые присылала родня, и читать книги возле камина или играть с ребятами во дворе. Если быть точнее, книгами увлекалась тихая нелюдимая Рина, а в это время под окнами кидался снежками до обледенелых рукавиц и хохотал так, что уши закладывало, Альберт, который легко заводил дружбу даже с теми, с кем познакомился в драке. Они были очень разные, но оба терпеть не могли званые ужины, театры и музеи. Там родителей вечно окружала толпа поклонников, и все считали своим долгом пощебетать над «юными ангелочками Шегри». На Рину и Альберта это нагоняло смертную тоску. Как и те зимние дни перед праздниками, когда мама приглашала учителей, чтобы узнать, справляются ли дети с планом домашнего обучения. Хорошо хоть потом их никто не трогал весь год.
        В апреле, едва подсыхали дороги, папу переполняло вдохновение. Он забирал Букашку из мастерской, и они с Альбертом шлифовали и красили ее, а мама с Риной наводили внутри уют. Когда все было готово, мама зажигала свечи с запахом бергамота и говорила загробным голосом:
        - Готовы ли вы совершить обряд?
        Это, конечно же, было поздно вечером, в темноте. Все, хихикая, садились за стол и соединяли указательные пальцы левой руки, а папа связывал их бечевкой. При этом вид у него был такой притворно суровый, что Альберт начинал похрюкивать.
        - Да окружит нас священная тьма неизвестности! - завывала мама.
        В блестящем бархатном платье и с высокой прической она была прямо как ведьма из театральных постановок. В актерские годы ей попадалось много таких ролей, так что играла она великолепно. Но настоящая мама была совсем другой. И от этого контраста становилось еще смешнее.
        По ее команде все закрывали глаза и водили туда-сюда связанными пальцами, повторяя хором: «Крутись-крутись! Судьба - свершись!» - а потом тыкали наугад в разложенную на столе карту.
        - Озеро Фалькост! - радостно объявлял папа. - Тут мы еще ни разу не были. Завтра же отправляемся!
        И Фургон-хамелеон вез их к новой цели, оставляя позади сотни и сотни дорог. Он был уже стареньким и часто ломался, но никогда еще Рина не видела его в таком плачевном состоянии. Бедная Букашка напоминала свалку. От полумобиля остались только три сдутых колеса, битые стекла и остов кабины, оплетенный вьюнками. Прицеп вообще был сплошной грудой мусора. Под тонкими от ржавчины эмалированными листами виднелась труха и ветошь, осколки зеркал и посуды, сломанные приборы. И все это ощетинилось густой крапивой, а в голове Букашки царствовали муравьи.
        Рина стояла посреди развалин испуганная и растерянная, как цыпленок, который только что вылупился из яйца и увидел обломки скорлупы, недавно служившие ему домом. Еще минуту назад все было в порядке. Минуту назад Рина спала в своей кровати на втором ярусе, а потом что-то выдернуло ее сюда - босую, в одних шортах и майке - и она упала, ударившись коленкой о камень. Было так больно, что аж в глазах побелело. Рина обернулась посмотреть, кто это ее толкнул, и увидела мертвую Букашку. Изъеденную солью, покрытую птичьим пометом, паутиной и мхом. Ни дать ни взять картина из кошмаров, но во сне не бывает так больно, даже если стукнешься о бортик кровати. Да и подобное наверняка разбудит: Рина просыпалась и от укуса комара.
        - Мама! Па-ап? Альберт!
        Тонкий голос полетел вместе с чайками над обрывом. С юга он резко уходил в воду, но назвать его утесом было бы преувеличением. Это был просто высокий берег, откуда открывался живописный вид на деревеньку Рыбоводье под холмом. Сверху видны были все ее бухточки, лодочные сараи и единственная улица, по которой проходил торговый тракт. Выглядел он непривычно пустынно. Дорога из светлых камней лежала среди холмов зигзагами, как не пойманная гимнасткой лента, и ее пыльную белизну не нарушали ни повозки, ни люди, ни козы. И ведь не скажешь, что ранний час. Солнце поднялось над водой уже на две ладони.
        В это время селяне обычно везли в город утренний улов. Заставленные ящиками и бочками, тянулись на рынок Эрге скрипучие телеги со смуглыми, просоленными морем рыбаками. Их жены плели на ходу яркие коврики и корзины, а дети, унизанные ожерельями из ракушек на продажу, заливисто хохотали, превращаясь на кочках в живые погремушки. Рина привыкла просыпаться от их смеха, и внезапная тишина ее напугала.
        Сама деревня тоже выглядела странно. Дома покосились, а сараи для снастей почернели и наполовину ушли в воду. Лодки замерли у берега, как пустые ореховые скорлупки, и ни одного паруса не было видно на горизонте.
        - Э-э-эй! - крикнула Рина, сложив ладони рупором. - Есть там кто-нибудь?!
        Стая бакланов вспорхнула с берега, и опять все стихло. Везде царило мертвое безветрие. Ни плеска волн, ни голосов людей, ни шелеста деревьев - полный штиль. Облака и те не двигались в стеклянно-гладком море. Его как гарпуны пронзали птицы, и, если бы не они, Рина подумала бы, что время застыло.
        Она вдохнула побольше воздуха, приторно пахнувшего водорослями, йодом и мокрой галькой, и снова крикнула:
        - Э-э-э-эй! Где вы все?!
        За спиной что-то бахнуло и задребезжало. Рина резко обернулась. Это был почтовый ящик на ножке, подозрительно целый на фоне всеобщей разрухи.
        «Может, птица туда попала?»
        Помня, что в округе водятся змеи, Рина решила действовать осторожно и огляделась в поисках чего-нибудь длинного. Позади фургона, там, где вчера пышно цвел тонкий прутик дикушки, раскинулась большая и, несомненно, старая яблоня, усыпанная ранетками.
        - Ну и дела, - удивилась Рина. - Вчера был конец апреля, а сегодня уже конец лета, что ли? И откуда тут эта громадина?
        Она отломила от дерева сухую ветку и поддела ею крючок. Дверца грохнулась вниз, как упавшая челюсть, и ящик выплюнул на землю коробку со сдвижной крышкой, обмотанную проволокой. В правом нижнем углу было написано:
        Катрине Шегри
        Дом на колесах, деревня Рыбоводье,
        Южный Адарэн, Хайзе
        ОЭ40 003
        На месте имени отправителя стояла королевская печать. Ну, или подделка под нее, потому что голубым воском, насколько помнила Рина, имел право пользоваться только Рондевул Первый. В поздравительном письме, которое он прислал, когда папу включили в Высший круг художников, было точно такое же изображение ветряной мельницы с семью крыльями - по одному на каждый регион Хайзе. Правда, папа говорил, что поздравление писал никак не король, а кто-то из его секретарей, а король просто печать поставил.
        «Они меня с кем-то перепутали? - подумала Рина. - Я еще даже экзамен на Первый круг не сдала…»
        Она размотала проволоку и аккуратно сдвинула крышку веткой, готовая отскочить в любой момент: птица из почтового ящика не вылетела, значит, шевелилась сама посылка. Но и внутри ничего пернатого не нашлось, только линялая сумка из парусины, совсем не королевская на вид. Рина осторожно потыкала ее - внутри было что-то твердое. Потом боязливо потрогала - кажется, никакой живности. Пальцы нащупали под грубой тканью прямоугольный предмет - книгу? - и мелкие штуковины в карманах. Вынув сумку, Рина увидела под ней ботинки из красной кожи, явно мальчишечьи, но зато новенькие и очень удобные на вид. Это было весьма кстати! Они оказались великоваты - тонкие ноги торчали из них, словно палочки из арбузных леденцов, - но так было куда лучше, чем стоять босиком на камнях и колкой траве. На дне ящика лежала открытка с посланием:
        «Приветствую вас от имени всего королевства, Семнадцатая Виндера Катрина!
        Отныне судьба Хайзе в ваших руках.
        Я ничем не могу вам помочь, кроме пары хороших ботинок. Говорят, у Странников это самая нужная вещь. Я бы отправил вам денег, да только деньги теперь никому не нужны. Я приказал бы своим подданным помогать вам, но никто больше не исполняет мою волю.
        Как король я бесполезен, пока действует проклятье моего сына, и могу лишь пожелать вам попутного ветра. Времени у нас мало, но я убежден, что скоро вы вернете Хайзе свободу!
        С неугасимой надеждой,
        Рондевул Первый»
        У Рины сперло дыхание. До нее начало доходить, что происходит, хотя верить в это совсем не хотелось. Перед глазами стоял недавний вечер: тесная кухонька в передней части фургона, куда, как шутил папа, нельзя приглашать на чай нестройных особ, теплый свет боковых светильников, поздний ужин в кругу семьи. Обычно раскладную мебель выносили на улицу и ели там, любуясь округой, но тогда для этого было слишком сыро и зябко.
        Зато фургон в такое время казался очень уютным. Над столом висел абажур из столовых приборов. Его нижний ряд занимали чайные ложечки, вилки и ножи, на втором висели чашки, а над ними - салфеточный хоровод. В зеркально-чистом серебре и глянце фарфора отражался свет, так что получалась вполне себе яркая люстра, хотя ламп или свечей внутри не было. Вместо них к подносу посередине крепились баночки с маслом, вареньем и медом. Конструкция была ненадежная, поэтому вешали ее только на время чаепитий, и только если фургон никуда не ехал. Но мама все равно гордилась своим изобретением. Оно экономило место, и его удобно было относить в мойку, над которой тоже висел крючок.
        Тем вечером папа, как всегда спокойный и элегантный без повода, читал газету и рассказывал всем новости, пока мама, как обычно веселая и взъерошенная, намазывала батон кому вареньем, кому медом, а кому сгущенкой. Но лучше всего у нее получалось намазывать саму себя: ее передник пестрел липкими пятнами всех оттенков.
        - Ой! - воскликнула она, шлепнув себе на колени особенно большую малиновую каплю.
        Папа с любовью посмотрел на нее и сказал:
        - Ты моя сахарная палитра!
        Потом вернулся к газете и устало покачал головой:
        - Когда уже этого безумца поймают?
        - Ты про кого? - спросил Альберт, которому не был виден заголовок статьи.
        - Про принца Аскара, конечно, - ответил папа слегка раздраженно. - В последнее время все новости только о нем, как будто ничего другого в мире не происходит.
        - Мне так жаль этого беднягу, - вздохнула мама, прикручивая на место банки с намазками. На столе остались только чашки и блюдо с хлебом, который стремительно исчезал. - Говорят, его столкнули с лестницы в детстве, а до этого он был нормальным.
        - А мне кажется, он не сумасшедший. - Альберт облизывал с пальцев мед, золотисто-рыжий, как его и папины волосы. - Он уже давно эти записки с угрозами оставляет, а его не поймали до сих пор. Значит, он умный на самом деле.
        - Ну, судя по его плану, все-таки нет, - возразил папа.
        - Так он его раскрыл наконец-то?! Прочитай! Прочитай быстрее!
        Альберт забарабанил ногами от нетерпения, и посудный абажур опасно зазвенел. Папа одарил сына воспитательным взглядом средней тяжести.
        - Пожалуйста… - нехотя добавил тот.
        Папа прочистил горло и нахмурил брови, вживаясь в роль.
        - «Жалкие ищейки не могут даже напасть на мой след, а я уже почти достроил Ветродуй! Знайте же, что я собираюсь с его помощью заточить всех жителей Хайзе в их дома, как в тюрьмы, чтобы вы поняли, каково мне было сидеть в лечебнице, куда меня упек мой папаша! Вы все проголосовали за мою сестру, лишив меня трона, и я припомню вам это сполна!
        Но будет чересчур милосердно просто дать вам смириться с судьбой. Я хочу посмотреть, как вы барахтаетесь в попытках вернуть себе прежнюю жизнь, поэтому оставлю вам единственного свободного человека. Странника, Искателя, Виндера - называйте, как угодно. Он будет скитаться по Хайзе в полном одиночестве, пытаясь вернуть вам облик людской - так я сам бродил по пустыне после побега. А я понаблюдаю со стороны, как вы медленно теряете надежду. На это у вас будет целых двести лет! Хочу, чтобы вы сполна оценили мою задумку!
        Если же за два века ни одному из Странников не удастся снять проклятье, оно станет необратимым. А ему не удастся, уж поверьте! Но не потому, что это невозможно, ведь я оставлю вам подсказки, а из-за вашей гнусной натуры.
        Вы не хотели видеть меня на троне? Да будет так! Я дарю вам моего папашу на веки вечные! Пусть вами правит бесполезнейший из бесполезных королей!»
        К концу монолога испуганный Альберт перестал жевать, а Рина устало закатила глаза. Папа весь покраснел и шумно дышал, газета была измята, люстра звенела. Зато мама аплодировала с таким восторгом, будто только что посмотрела лучшую постановку в столичном театре. Родители, определенно, друг друга стоили.
        - А вдруг он и правда это сделает? - с серьезным видом спросил Альберт. - Говорят, он объединился с пустынниками, а пустынники умеют кучу запрещенных штук! Ну там… колдовство. Может, они его научили чему-то такому?
        - Он же просто блефует, милый, - улыбнулась мама. - Он хочет привлечь к себе внимание, вот и придумывает эти сказки. Король ничего подобного не допустит.
        - Но он уже старый! - не унимался Альберт. - А принцесса Оливия - девчонка! Она ему противостоять не сможет!
        - Ну, во-первых, принцесса Оливия тебе в бабушки годится, - сказал папа. - А во-вторых, сын мой, очень советую тебе не недооценивать женщин.
        Альберт фыркнул, но спорить не стал, вспомнив, что в его семье целых две женщины, и как минимум с одной из них ему пока никак не потягаться. - А ты что думаешь? - пихнул он сестру локтем. - Если будешь столько есть - потолстеешь. Открывай рот хоть иногда, чтобы говорить, а не откусывать.
        Рина злобно пнула его в ответ. Она не любила, когда ее отрывали от размышлений. Пустынников вообще-то называли колдунами, но Альберт с пеленок придумывал всему свои названия, и они как-то сразу приживались в семейном кругу.
        Никто не знал, правда ли колдуны живут в пустыне, потому что никто туда не ходил. Куда безопаснее и быстрее было добираться до соседних земель на кораблях. Но по королевству ходили слухи о том, что северная пустошь стала приютом для людей, которые занимаются запрещенной магией - колдовством. По законам Хайзе разрешено было только кудесничество, то есть магия, связанная с изменением предметов. А любое магическое влияние на людей еще пару веков назад запретили как небезопасное.
        - Я согласна с мамой, - сказала Рина, допив имбирный чай. - Задумка принца - бред полнейший. До этого он писал, что Ветродуй вызовет Великий ветер, который разнесет проклятье по всему королевству. Да какой искусственный ветер на такое способен? И вообще - мы последние, кому стоит об этом волноваться. Мы же на южной окраине Хайзе, а записки находят на самом севере. Ни одно проклятье сюда не долетит.
        После ужина Альберт продолжил строить теории, а Рина забралась на свою кровать и задернула шторку, чтобы всякая рыжая мелочь не совалась в ее убежище. Она хотела спокойно дочитать книгу про великанов, которую начала вчера, но Альберт был слишком возбужден. Он почти выучил статью наизусть и, конечно, полез к Рине ее обсудить.
        - Ой, сгинь! - отпихнула его сестра. - Ты мне уже надоел за сегодня!
        - Да ты со мной почти не разговаривала! - насупился Альберт.
        - И, представь себе, не соскучилась!
        Рина демонстративно уткнулась в книгу, но Альберт был прямо как ириска - такой же рыжий и липучий.
        - Двинься, я залезу!
        - Ты умылся бы хоть! У тебя на руке сгущенка до сих пор! Всю постель мне изляпаешь!
        - Да я оближу!
        Альберт залез-таки на кровать сестры - благо они легко умещались вдвоем на полуторке - и даже нагло укрылся ее одеялом.
        - Ну ладно, что там у тебя? - сдалась Рина. - Только давай быстрее. Скоро свет выключат.
        - А вдруг кого-то из нас выберут Странником? - громко зашептал Альберт. - Вот представь, ты осталась одна в целом мире! Что ты будешь делать?
        - Радоваться! - зло заявила Рина. - Буду радоваться, что меня наконец-то оставили в покое. Потом запрусь в столичной библиотеке, натаскаю туда разных консервов и буду читать, пока не состарюсь и не умру. А потом крысы обглодают мои счастливые косточки! Все, конец истории.
        И она громко захлопнула книгу.
        - Мне кажется, тебя переходный возраст не в девушку превратит, а сразу в старую каргу! - заявил Альберт и получил за это увесистым томиком по макушке.
        В тот момент Рина была уверена, что, и правда, будет счастлива в одиночестве. Но теперь она испытывала что угодно, кроме счастья, и в первую очередь подумала совсем не о библиотеке и консервах, а о том, что случилось с ее семьей, да и вообще с миром. И можно ли это исправить. А главное - как?
        В открытке не было ни намека на объяснения, в которых Рина отчаянно нуждалась. Она аккуратно расстегнула сумку и достала оттуда книгу в потрясающе красивом переплете с объемным тиснением в виде птицы. Она была защелкнута на серебряную застежку, и открыть ее не вышло, зато на колени упала карта Хайзе с красными точками главных городов - наверное, лежала между страницами. Кроме нее в сумке было что-то вроде монокля с тремя разными стеклами и не на цепочке, а на ремешке: он одевался, как повязка пирата. Рина сначала подумала, что это ожерелье, потому что линзы защищала золотая крышка, похожая на половинку глобуса. Еще в сумке был медный свисток в форме львиной головы. А в крошечном внутреннем кармане лежал перстень, выточенный из белого камня. В последнюю очередь Рина заметила в боковом отделении зеркальце с ладонь величиной. Что со всем этим делать, она понятия не имела, и ни один из предметов не годился на роль ключа. Уже потом, внимательно рассмотрев книгу, Рина поняла, что замочной скважины там попросту нет.
        - Ну и как же ты тогда открываешься?
        Словно услышав ее, серебряная застежка щелкнула. Переплет сам собой распахнулся, и страницы белым водопадом перелились на левую сторону. От испуга Рина выронила книгу. Та шмякнулась в траву, и стало видно, как на бумаге проступают графитовые буквы:
        «Здравствуй, Семнадцатый Странник или Странница!
        Если ты читаешь это письмо, значит, тебя избрали на замену мне - Шестнадцатой Страннице Аделине. Чаще нас называют Ви`ндерами или Винде?рами. Это слово из устаревшего языка означает “искатель”. Ты, наверное, уже заметил, как сильно изменился мир, и поэтому сейчас растерян и напуган, как и я в свое время. Еще вчера все было в порядке, а сегодня ты словно бы попал в дурной сон, не правда ли?»
        - Еще как правда! - выпалила Рина, сев на корточки и склонившись над книгой. Русые волосы до плеч закрыли ей обзор, и она торопливо заправила их за уши.
        «Странники не помнят время, которое провели в заточении. Поэтому нам кажется, что мы уснули в одном мире, а проснулись в другом. На самом деле, прошло уже почти двести лет с тех пор, как принц Аскар запустил Ветродуй, и сейчас ты - единственный человек во всем Хайзе из плоти и крови. Все остальные превратились в дома.
        Думаю, тебя в первую очередь волнует судьба твоих близких, поэтому сразу скажу: с ними все в порядке. Сколько бы лет ни прошло, их тела не состарились ни на минуту. Ищи их там, где они были в момент запуска Ветродуя. Позови, и они откликнутся на твой зов. Ты увидишь кругом ожившие вещи, но не бойся, что сошел с ума. Это заключенные внутри души людей заставляют их двигаться.
        Если никто не ответил - не пугайся. Это значит, что твои близкие спят. Разбудить их можно простым прикосновением. Обычно они вселяются в самые крепкие и долговечные предметы в доме. Или в самые любимые. Как бы то ни было, они выглядят новее и крепче остальных.
        Если и это не сработало, вернись к чтению. Книга подскажет, где еще их можно найти».
        - Я тебя просто обожаю! - Рина от избытка чувств сочно чмокнула послание Странницы. Книга при этом едва заметно затрепетала. - Они не откликнулись, когда я их звала. Значит, они где-то спят!
        Она снова схватила ветку и принялась откидывать железные пластины. Руками трогать не решилась: их края были опасно зазубренными, а еще под ними могли прятаться мыши или змеи, да и к муравьям не очень-то хотелось подходить.
        Сил Рина не жалела, однако с завалами пришлось повозиться. Кусты, проросшие через Букашку, мешали в поисках, и почти все превратилось в труху, которую они использовали как удобрение. От папиных картин и холстов ничего не осталось. Более-менее сносно выглядела только коробка темперы.
        - Папа, ты тут? - спросила Рина, хватая ее.
        Даже когда она стерла грязь и пыль с крышки, коробка осталась безмолвной. Краска внутри тюбиков давно высохла и окаменела. Мамы не было ни в серебряных шпильках для волос, ни в драгоценностях. А что касается Альберта - Рина напрасно искала его кожаный блокнот с заметками о яблоках. Наверное, он давным-давно стал трухой.
        Поиски становились тщетными, и память, как это часто бывает, когда что-то теряешь, начинала подводить.
        - Может, мне только кажется, что тогда все были дома? - пробормотала Рина. - Может, на самом деле дома только я и была, а они все уехали в Эрге готовить выставку?
        Она стряхнула муравьев с ладоней и поддела веткой очередную пластину. Под ней оказался резной ящик наподобие шкатулки, только большой. Очистив крышку, Рина поняла, что это ларец, в котором папа хранил свои туалетные принадлежности. Она освободила его из плена вьюнков и открыла. Внутри лежал набор для бритья, одеколон со знакомым запахом кедра, целая коллекция запонок, ножнички для подрезки усов и маникюрный набор: папа тщательно следил за своими руками. Рина порылась во всем этом, чувствуя легкий стыд. В отличие от Альберта, она никогда не копалась в чужих вещах, а вот братец частенько нырял сюда, чтобы примерить дедушкины золотые часы.
        Они лежали в лакированном чехле, уютно свернутые вокруг специальной подушечки. Альберт спал и видел, когда ему исполнится восемнадцать и папа подарит ему эти часы. Он обожал покойного деда и каждый раз жадно глазел на них, как сорока на блестяшку.
        «Точно! Вот где он может быть!»
        Часы были добротные и красивые - с коричневым кожаным ремешком и циферблатом такого же цвета, на котором блестели золотые цифры и три изящные стрелки. Ясное дело, за столько лет у них кончился завод, и они не работали.
        - Альберт, ты здесь? - спросила Рина, достав часы из шкатулки.
        Тоненькая секундная стрелка дернулась и начала описывать стремительные круги, словно за ней что-то гналось под стеклом. Рина совершенно точно не трогала заводную головку! Значит, это Альберт.
        - Ну наконец-то я хоть тебя нашла! А где мама и папа? Ты знаешь? Я их обыскалась, нигде нет!
        Альберт перестал приветственно крутиться, и тут в движение пришла еще одна стрелка - минутная. Она суетливо бегала: шажок вперед, шажок назад, а за ней ожила фигурная часовая и спокойно пошла по кругу.
        - Мам, пап, вы тоже тут? - ахнула Рина. - Правда же? Правда?
        Альберт закрутился, минутная стрелка задергалась еще сильнее, часовая степенно пошла в другую сторону. Все напряжение вмиг покинуло тело, а Рина только на нем и держалась. Ноги сразу же стали ватными, в горле разбух противный комок, и она разревелась, прижимая часы к груди.
        - Букашка!.. - всхлипывала Рина. - Букашка совсем сломалась! А вы все теперь - часовые стрелки!.. И я хочу проснуться, но не могу… Король мне прислал письмо… Он сказал, что я теперь Странница.
        Это было весомым поводом для хандры, но поплакать вдоволь не удалось из-за муравейника по соседству.
        - Ай!
        Рина стряхнула с ноги муравья и поняла, что по ней ползет уже целый отряд, и они вот-вот проложат дороги по ее спине, а еще она стоит больной коленкой на ворохе грязи и щепок - не очень-то умная идея в мире, где все лекарства просрочены на два века. Рина отряхнулась и отошла подальше от полумобиля.
        - Так, ладно, - сказала она, утерев слезы. - Главное, не впадать в панику. Для начала нам надо придумать способ общения. Давайте так: шаг вперед будет значить «да», а шаг назад - «нет». Колебание туда-сюда - это «не знаю». Потом остальное добавим, ладно?
        Стрелка-Альберт не переставала крутиться.
        - Ну что ты как маленький? - рассердилась Рина. - Я знаю, что ты любишь все делать мне назло, но сейчас вообще не то время!
        Альберт продолжал непослушно крутиться.
        - Ну и вредничай! - фыркнула Рина. От злости у нее даже сил прибавилось. - Мама, ты тут?
        Минутная стрелка сделала шажок вперед.
        - Отлично! Пап, а ты, значит, часовая?
        Фигурная стрелка плавно сдвинулась в том же направлении.
        Рина торопливо надела часы на руку, затянув ремешок как можно туже, но они все равно спадали с запястья.
        «Анжелика, ты должна кормить ее силком! - всплыли в памяти слова бабушки Вельмы. - Сколько еще я должна краснеть за твою дочь перед гостями? Альберт такой замечательный здоровый мальчик, а у Катрины просто болезненная худоба! Она прямо как птичка. Такие тонкие косточки, и саму ее того гляди ветром унесет».
        - Придется сделать тут еще одну дырку… - сказала Рина, отгоняя неприятные воспоминания. - А вам не будет больно от этого? Вы вообще чувствуете боль?
        «Нет», - уверенно заявил папа.
        Альберт закрутился как сумасшедший. Его драгоценные часы собирались испортить!
        - Ой, да знаю я! - вспыхнула Рина. - Я постараюсь очень аккуратно, правда. Иначе я их просто потеряю, а с ними и всех вас заодно. Или ты хочешь, чтобы я оставила тебя тут?
        Братец тут же угомонился. Чего-чего, а проспать все самое интересное, лежа в ящике посреди развалин, он не хотел.
        - Так-то лучше, - буркнула Рина и достала из папиной коробки ножнички для подрезки усов. Она сделала ими еще одно отверстие в ремешке, и вот теперь часы держались хорошо, хотя и выглядели нелепо на ее тонком запястье. Они были слишком тяжелые, слишком массивные, и Рина подумала, что, наверное, понимает теперь, зачем люди увешивают себя золотом. С ним они чувствует себя весомее во всех смыслах. Рине эта тяжесть тоже была приятна, но в другом качестве. Она напоминала, что ее семья тут, совсем рядом, хотя и в таком вот виде.
        - Вам, наверное, интересно, что тут произошло? Если честно, я совсем ничего не помню. Я спала, а потом проснулась, а вас рядом нет, и везде одни руины! Предыдущая Виндера мне написала, что с запуска Ветродуя уже почти двести лет прошло… Звучит как полный бред, но думаю, это правда.
        Альберт закрутился, словно вертушка в ураган. Ему явно не хватало трех вариантов ответа, и он не давал Рине увидеть движение других стрелок.
        - Ладно, давай договоримся, - сдалась она. - Если ты крутишься по часовой, это значит, что ты взволнован. Если против часовой - ты злишься. Если делаешь полукруг вправо, это значит, что ты просишь объяснений, а если влево - ты встревожен. Нижняя дуга - тебе радостно. А верхняя - грустно. Запомнил?
        «Нет», - надуто сообщил Альберт.
        «Не уверен», - поколебался папа.
        «Ой, нет-нет-нет!» - засуетилась мама, мелко семеня назад.
        - Ну, смотрите, тут же есть своя логика. - Рине очень нравилось, когда во всем была своя логика. - То, что положительное - вправо. Поэтому «да» и «я взволнован» - по часовой стрелке.
        Шаг и полный оборот соответственно. А «нет», злость и тревога - против часовой. Они распределены по силе эмоций. Нет - шажок, тревога - полукруг, злость - полный круг. Правая дуга немного похожа на знак вопроса, так ее и будем использовать. Нижняя - это улыбка, поэтому радость. А верхняя - улыбка наоборот. Теперь понятно?
        На этот раз все всё поняли и тут же принялись «разговаривать».
        «Я очень-очень зол!» - сообщил Альберт.
        - Из-за того, что выбрали не тебя, а какую-то девчонку? - фыркнула Рина.
        «Зол-зол-зол!» - не унимался Альберт.
        «Я встревожена!» - объявила мама, описывая дугу туда-сюда, прямо как дворник на лобовом стекле полумобиля в дождь.
        «Я взволнован!» - удивил всех папа, сделав полный оборот, но даже крутился он неторопливо и элегантно.
        Сама Рина была и взволнована, и встревожена, и обрадована, и зла одновременно. Она вернулась к книге и продолжила читать. Сначала хотела из вредности про себя, чтобы досадить Альберту, который требовал объяснений, но в часах были еще родители, а на них Рина не злилась.
        «Миссия Странника - снять проклятье принца Аскара, а для этого нужно снова запустить Ветродуй - огромную мельницу на севере Хайзе, - но только в обратную сторону, против часовой стрелки. Беда в том, что нельзя это сделать, пока устройство не закончено. После того, как оно сработало, принц Аскар вынул из него семь кнопок и спрятал их по всему королевству, да так, что найти их очень и очень сложно.
        Каждая кнопка, если ее вставить в подходящее отверстие на Ветродуе, включает механизм, который выпускает крыло мельницы. Иными способами добиться этого невозможно, лучшие механики и кудесники уже пробовали, так что не трать время на пустые попытки.
        Шесть кнопок мы уже нашли. Осталась только последняя, и большая часть пути к ней пройдена. Я хотела закончить все сама, но мое тело уже слишком старое и слабое, и я боюсь не успеть - через три месяца проклятье станет необратимым.
        Отныне все в твоих руках, молодой Странник, а точнее - в твоих крепких ногах. Не стану утаивать правду - тебя ждет опасный и трудный путь, но предыдущие Виндеры уже выстлали тебе дорогу своим опытом и знаниями. Тебе осталось только сделать последний из тысячи шагов, которые мы прошли, и весь мир будет помогать тебе в этом.
        Прости, но ты не сможешь отказаться от своей роли до тех пор, пока не найдешь седьмую деталь. Только те из Виндеров, кому удалось отыскать кнопку, имеют право снова уснуть. Я нашла целых две и тянула до последнего, чтобы найти оставшуюся. Уверена, она совсем близко, и тебе не придется долго плутать. Поэтому прошу тебя, запусти Ветродуй и закончи мою миссию».
        На этом запись исчезла. Страницы книги вновь были чистыми, словно буквы впитались в них, как чернила в непромокашку.
        - Но почему именно я? - недоумевала Рина. - Почему из всех людей именно меня выбрали? Это просто случайность? Как в лотерее?
        Листы начали переворачиваться сами собой, и на них в разных местах появлялись слова. Это происходило так быстро, что Рина едва успевала читать.
        «Сама судьба… выбрала… тебя… для этой цели… Среди Виндеров не бывает случайных людей… Эту роль… дают лишь тем, кто… способен запустить Ветродуй… Тем, у кого для этого… есть все необходимое».
        - Необходимое - это ноги, что ли? - съязвила Рина. - Даже если я напрягу всю фантазию, вряд ли найду у себя что-то полезное, кроме них. У меня ни талантов, ни опыта, ни мозгов, и мне всего четырнадцать лет! Судьбе надо было выбрать кудесника с парой ученых степеней, а не меня.
        «Вот именно!» - тут же подтвердила мама.
        Папа с ней согласился.
        Оно и понятно, какой родитель захочет подвергать опасности своего ребенка? Но Рине почему-то стало обидно.
        «Дура-дура-дура!» - мерещилось ей в гневном кружении Альберта.
        - А ты бы, конечно, не струсил! - огрызнулась она сквозь слезы. - Что ж, очень жаль, но судьба не заметила твоего героизма!
        Братец был младше ее на четыре года. Раньше они неплохо ладили, но в последние годы Альберт невыносимо раздражал. Мама говорила, что это все переходный возраст Рины. Из-за него она стала такой ранимой и вспыльчивой. Это ее тоже раздражало. К ней относились так снисходительно, будто она заболела или вроде того.
        Книга, судя по всему, работала как справочник и отвечала на заданные вслух вопросы. Это было удивительно. Рина даже не знала, что кудесники способны создать нечто подобное. Чтобы проверить свою догадку, она спросила:
        - А что это за странные штуковины в сумке? Зачем они нужны?
        На бумаге появились новые мелкие буквы. Судя по округлому почерку, это было продолжение письма Аделины.
        «Я посылаю тебе в помощь достояние прошлых Странников. Это поистине бесценные вещи. Самая древняя и важная из них - дневник. Наследие одного из первых Виндеров - На`тана. Относись к нему внимательно и с почтением. Это пожилой и очень мудрый человек. Именно он был тем, кто нашел первую кнопку Ветродуя.
        Закончив свой путь, Натан поместил себя и свои знания в эту книгу, чтобы его опыт не исчез вместе с ним и новому Страннику не пришлось узнавать все заново. С тех пор многие Виндеры вели этот дневник. Все наши самые важные мысли и догадки записаны здесь. И тебе тоже следует вносить сюда ответы на те вопросы, которых нет в книге. Но используй для этого только специальный карандаш, приложенный к дневнику. Ты найдешь его в самом начале».
        Карандаш выглядел как длинный восковой мелок. Но сделан он был явно не из воска, а из твердого материала. Рина вытащила его из крепления на форзаце и убедилась, что стержня внутри нет. Она провела острым кончиком по листу и увидела тонкую графитовую линию, которая тут же впиталась в бумагу. Стоило вернуть карандаш на место, как дневник продолжил проявлять письмо Аделины.
        «Думаю, ты уже понял, что Натан не только показывает мои записи, но и отвечает тебе сам, комбинируя слова Странников. Он бесценный советчик и друг. Его подсказки не раз уводили меня от опасности, поэтому я прожила долгую жизнь. Когда тебе нужно будет что-то узнать, позови Натана по имени и задай ему вопрос. Но не докучай ему, если просто хочется поболтать. Натан отвечает только по делу. Глупые или пустые вопросы он игнорирует».
        - Значит, это не просто кудесничья штуковина, а настоящий живой человек? - осознала Рина. - А я-то думала, тут специальный механизм внутри…
        «Отчасти… ты права, - согласился Натан. - Этот дневник создал кудесник… Приветствую тебя… Семнадцатая… Странница… Как мне… обращаться к тебе?»
        - Можете называть меня просто Рина. Мне короткое имя привычнее, а вообще я Катрина Шегри. И простите, пожалуйста, что я вас уронила. Я это от испуга.
        Книга, к счастью, была цела, только чуть запылилась. Рина подняла ее и бережно отряхнула.
        «Рад встрече… Ри… на… Такого имени… внутри меня нет… Пожалуйста… впиши его».
        - Да-да, конечно. А как мне вас называть? «Как угодно, только… не надо церемоний».
        - Тогда можно дедушка Натан? А то просто по имени мне неловко… Вы все-таки намного старше меня.
        Книга никак не отреагировала, и Рина понадеялась, что молчание - знак согласия, а не символ того, что мудрец оскорблен идиотским вопросом. Чтобы проверить это, она спросила:
        - Дедушка Натан, а зачем нужен монокль?
        На бумаге появился новый абзац:
        «С книгой я отправляю тебе вторую важную вещь. Это карта, сделанная кудесником Эллаем - Шестым Странником. К ней в пару идет тройная лупа. Я не буду объяснять, как она работает, посмотри сама».
        Рина повертела в руках прямоугольник размером с блокнот. Он был чем-то похож на голографическую открытку - такой же толстый, жесткий и со странной рябью на поверхности. Но под разными углами картинка не менялась и была матовой.
        Сама карта показывала полуостров Ирок, хорошо знакомый Рине по школьным атласам. Если включить воображение, можно было увидеть в его контурах спящего медведя. Своей холкой он крепился к материку и граничил в этом месте с пустыней Ниори, его круглая спина омывалась заливом Рей, сложенные вместе задние лапы плескались в водах Андического моря. Одну переднюю он подложил под голову, образовав треугольник внутреннего моря Оби, а другая свободно разлеглась в направлении Южного океана. На кончике задней лапы, у самых берегов моря Харанос, находилась деревня Рыбоводье. Но на карте не было ни ее, ни даже города Эрге. Только столица Южного Адарена - город со знаменитыми мозаичными домами - Лития, до которой отсюда было километров двести. Такой огромный на самом деле, на карте он был отмечен крохотной красной точкой. Еще шесть таких точек обозначали столицы других регионов.
        Рина подстроила ремешок монокля под себя и посмотрела на карту через нижнюю линзу.
        - Ого!
        Теперь пустое зеленое пространство было словно созвездиями испещрено более мелкими городами. И все их Рина отлично видела, как если бы карта была размером со школьную доску. Только ориентироваться в этой паутине стало неудобно. Рина свободным от линзы глазом снова отыскала кончик медвежьей лапы, потом взглянула на него через монокль и без труда нашла Эрге. А потом и Рыбоводье, когда опустила вторую линзу, и карта стала еще подробнее. Теперь она показывала села и деревни, а еще нити мелких рек и торговые тракты. Третья линза заставила каждую точку распахнуться в сеть улиц с номерами домов и даже надписями вроде «Булочная», «Центральная площадь», «Южный рынок».
        - Как все это умещается на таком крохотном прямоугольнике? - поразилась Рина. - Шестой Странник точно был гением… Дедушка Натан, а зачем нужно зеркало?
        «Это ты узнаешь чуть позже».
        - А кольцо?
        Оно было ей велико и держалось только на большом пальце, да и то не слишком крепко.
        «Еще я отправляю тебе королевский перстень, который получила в дар от самого Р. Первого. Его изобрел специалист по ядам, чтобы короля не могли отравить. Отныне в любом месте, как бы доброжелательно к тебе ни относились хозяева, прежде чем есть и пить то, чем они тебя угощают, всегда надевай этот перстень и обмакивай его в жидкость или прижимай к твердой пище. Если в еде содержится яд, камень станет малахитовым. Если нет - останется белым. Не пренебрегай этим правилом и будь осторожен. Многие дома могут выглядеть дружелюбно, но попытаются тебя убить».
        - Но зачем? - ужаснулась Рина. - Я ведь должна их спасти! Зачем им меня убивать?
        Страницы книги перелистнулись почти в самое начало, и Рина увидела другой почерк, более убористый, с узкими буквами и наклоном влево.
        «Я узнал! Я наконец-то узнал, почему меня пытались убить! Дома верят, что если прикончить Виндера, то сам станешь Виндером! И некоторые так отчаялись, что готовы на все ради свободы! А иные не верят, что я гожусь на эту роль. Они думают, я зря трачу время, и хотят заменить меня! На самом деле эта дурацкая легенда - наполовину ложь. Тут все дело в законе замещения. Если Странник погибает, его роль переходит к ближайшему человеку. И далеко не всегда это убийца. Если же Виндер отказывается от роли добровольно, мир получает время на выбор нового, так что есть избранные Странники, а есть заместители».
        Глава 2
        Живые вещи
        После таких новостей Рина ни за что не хотела спускаться с холма. Она даже не пошла к колодцу, чтобы промыть ранку. Просто вылизала ее как кошка, сплевывая грязь, и оставила сукровицу подсыхать. Колено заметно вспухло, ходить было больно, и Рина чуть не плакала от обиды. Как-то глупо все это началось. Самое ценное, что есть у Странника - его ноги, а Рина хромала с первых секунд. Она не хотела думать, что это плохой знак, но все-таки думала.
        - Ничего страшного, - успокаивала она себя. - До меня была целая куча Виндеров. Если я прочту все их записи, то не попаду ни в одну ловушку.
        Но дневник начинали и заканчивали десятки раз. Натан для наглядности проявил все когда-то написанные в нем строки, и Рина увидела, что страницы почти сплошь серые.
        «На прочтение всех томов… уйдет несколько месяцев, - сообщил он, - а у нас… осталось всего три… Я расскажу тебе основное, что нужно знать, а потом будешь задавать вопросы по ходу дела».
        Но даже это оказалось трудной задачей: большинство Виндеров писали так коряво, будто их в это время на мельничном крыле крутило, и мало кто сумел переложить свой опыт на бумагу легко и понятно. Это был не художественный текст, к которому привыкла Рина, и она промаялась с ним до самого вечера.
        «На сегодня хватит, - наконец сообщил дневник. - Позаботься… о ночлеге… пока солнце не село».
        Рина встала, размялась и посмотрела вдаль. Сначала пейзаж был мутноватым из-за напряжения в глазах, но потом стал четким. На юге раскинулось стеклянно-гладкое море цвета грейпфрутового сока. Алое солнце и его отраженный двойник медленно катились на запад, как лимонные кругляши по краю стакана. Рина даже скривилась от такого сравнения. Ранетки на дереве, которое она заметила утром, оказались кисло-горькими, сорта «Кошмар Альберта», не иначе. Они набили ей оскомину, и после них ужасно хотелось есть, но других фруктовых деревьев поблизости не было, рыбачить Рина не умела, а в деревню идти боялась.
        - В общем, я поняла три вещи, - сказала она. - Во-первых, все кнопки и подсказки находили в местах, которые были как-то связаны с принцем Аскаром. Во-вторых, чаще всего их хранят люди, у которых нет особого желания помогать Виндерам. В-третьих, доверять никому нельзя…
        «Мне можно», - возразил дневник.
        - Интересно, где находится последняя кнопка? - пробормотала Рина, бросив в воду очередной яблочный огрызок. - Мне кажется, ее трудно будет найти, потому что каждую новую подсказку прятали лучше предыдущей. Первую написали прямо на воротах дома умалишенных, в котором держали принца Аскара. Это было легко. Ради второй уже пришлось обойти весь город и перетрясти все почтовые ящики. А третья была у старого рыбака, который возил принца на островок посреди озера, когда тот был маленьким, и учил его делать секретики из ракушек. Он ни за что не хотел рассказывать, где они закопали последний. С каждым разом все сложнее и сложнее…
        «Ты… верно… мыслишь, - согласился Натан. - Но мы тоже не спущенные паруса… Мы научились за эти годы упрощать себе задачу… Я расскажу тебе об этом завтра… Сейчас… позаботься о себе».
        - Дедушка Натан, - сказала Рина, глядя на неподвижную воду, - а кто-нибудь из Виндеров пробовал добраться до соседней страны и попросить там помощи? С севера-то пустыня, ее не пройдешь, но с остальных трех сторон - море. Можно доплыть до южных островов или до Артории, если обогнуть мыс. Ветра, конечно, нет, но наверняка где-то есть живые лодки и пароходы. Им ни паруса, ни топливо не нужны.
        «Среди первых Странников… было несколько опытных моряков, - ответил Натан. - Однако никто из них не вернулся из путешествия. И никто не знает, что с ними стало… Некоторые… пытались пересечь пустыню, но безуспешно… Похоже, проклятье не только не выпускает Виндеров за пределы Хайзе, но и защищает его от вторжений. Как иначе объяснить тот факт, что за столько лет в порты королевства не прибыл ни один иноземный корабль?».
        - Ну конечно, это уже проверили до меня…
        Рина вздохнула и перевела взгляд на холмы, окантованные тесьмой дороги. Странники обычно ходили по торговому тракту. И не только потому, что он был самым удобным, просто только он и сохранился за два века. Его построили кудесники по заказу короля, поэтому годы не смогли ему навредить. Ни один камень не треснул, и ни одна травинка не проросла через плотно подогнанный булыжник. Обычные дороги давно уже исчезли, и многие места превратились в дикую глушь. Звери теперь куда вольготнее чувствовали себя рядом с жильем. Сходить с тракта было небезопасно, но иногда приходилось. На этот случай Шестнадцатая Странница передала Рине свисток в виде львиной головы. По ее словам, он отпугивал животных. - Интересно, с какого расстояния хищники чувствуют запах крови? Надо бы колено забинтовать…
        Рина поежилась одновременно от страха и вечерней прохлады. Она хотела запалить костер из рухляди, но не умела: таким в их семье всегда занимались папа и Альберт. Да и они не разводили огонь по старинке, а поливали дрова чем-то горючим и поджигали искроделом. Где теперь все это искать? Пришлось всерьез обдумывать ночевку на яблоне. В конце концов, у нее была для этого пара приличных веток.
        - И почему король не прислал мне еду и одежду? - проворчала Рина, оглядывая хлам, оставшийся от Букашки. - Почему только ботинки? Мне же нужна куча вещей. Бутылка для воды, палатка, ножик, да хотя бы спички!
        Вопрос не был обращен к дневнику, но Натан ответил.
        «Потому что… если у тебя будет все… необходимое… ты сможешь долго… избегать своей миссии… из-за страха… А у нас мало времени… Нужные вещи… дадут тебе… дома… Главное - преодолеть первый порог».
        - По крайней мере, не сегодня, - пробормотала Рина. - Я еще хочу немножечко пожить. Заночую пока на яблоне, поем ранеток… Только бы укрыться чем-нибудь, а то холодно… С этой стороны даже хорошо, что ветра нет.
        Она прикидывала, как бы устроить себе гнездо на ночь, но ее отвлек шум со стороны холмов. Глаза уже достаточно отдохнули, чтобы разглядеть вдали крохотные белые точки. Их было шесть или семь - то ли козы, а то ли овцы - и двигались они ненормально быстро.
        «Дикое стадо? А почему оно бежит? От хищника?!»
        Рина схватила сумку и уже собралась лезть на яблоню, но заметила позади отары странный блеск. Он так заинтриговал ее, что она не смогла уйти, не рассмотрев, что это такое.
        Белые точки делались все больше, разбухали, как рисинки от воды, и скоро стало видно, что это все-таки козы и что гонит их никакой не хищник, а… велосипед. На солнце блестела его металлическая рама. Рину это зрелище впечатлило куда сильнее самоходных стрелок и живого дневника. На велосипеде никто не ехал, он сам по себе крутил педали, подгоняя коз в сторону Рыбоводья. Колеса лавировали между кочек и кротовьих нор с такой ловкостью, словно холмы были идеально-гладкими. Велосипед не подпрыгивал и не заваливался вбок на поворотах. Он двигался изящно, как конькобежец. Рина застыла, разинув рот и не в силах пошевелиться, до тех пор, пока велосипед не подъехал совсем близко - к пологому подъему, который вел к Букашке.
        Увидев наверху человека - если, конечно, велосипед мог видеть - он остановился и включил фонарик. Наверное, тоже не поверил своим глазам. Прошла минута. Две. Козы, утомленные бегом, принялись щипать траву. Рина тихонько сделала шаг вперед, потом еще один и похромала вниз, не обращая внимания на суету стрелок в часах.
        - Клим, это ты? - спросила она.
        Фонарик потух. Велосипед приветственно звякнул и покатился к ней вверх по склону. Так и они и встретились - девочка с ободранным коленом в пижаме и красных ботинках и старый велосипед с корзиной на багажнике, местами зеленый, цвета мятных пастилок, а местами, там, где краска ободралась, обнажив металл, позолоченный закатом.
        - Привет… - Рина прикоснулась к истертому рулю так осторожно, словно перед ней был дикий лев. - Значит, ты пас коз, когда это случилось?
        Клим ответил коротким «дзинь».
        Натан рассказывал, что люди, которые не были дома в момент запуска Ветродуя, превратились в ближайшие пригодные для этого вещи. Клим всегда пас отару на своем велосипеде. Неудивительно, что он в нем застрял.
        - Погоди, но мне сказали, что это было ночью… - Рина отступила на шаг, испугавшись сама не зная чего. - Принц Аскар запустил Ветродуй среди ночи, чтобы как можно больше людей были дома в этот момент. Зачем тебе пасти коз в темноте?..
        Велосипед молчал и не двигался. Да и что он мог, кроме как дернуть за рычажок звонка? Пришлось Рине самой обдумывать версии.
        - А может, ты не пас их, а искал? Ты говорил, что они иногда теряются, и тебе приходится искать их по темноте…
        «Дзинь», - подтвердил Клим.
        Напряжение немного спало, и Рина почувствовала, как трясутся коленки. Она уже готова была лезть на яблоню, если Клим вдруг погонится за ней, но не хотелось ждать такого от друга. Они ведь все еще друзья?
        Клим был старше Рины на два года и жил вместе с бабушкой в маленьком доме у перекрестка. Они познакомились пару недель назад, не считая веков забвения.
        В тот день Рина гуляла по округе и присела отдохнуть под деревом на одном из холмов, откуда открывался отличный вид на Рыбоводье. Клим заметил ее издали и пригнал коз поближе. Когда Рина поняла, что он едет к ней, то чуть не сбежала: для нее не было ничего хуже встреч с незнакомцами и особенно с мальчишками. Но Клим оказался безобидным. У него было загорелое лицо, бледно-голубые глаза и завязанные в хвостик волосы, светлые, как цветущий ковыль. Он поздоровался, спросил, не помешает ли, и предложил ей козьего сыра. Они перекинулись парой слов, а потом просто сидели и молчали, глядя на коз. И в этом молчании, на удивление, не было ничего неловкого. Никто не думал, как бы завязать разговор. Никто не пытался заполнить тишину вопросами. Они просто ели сыр и конфеты, которые Рина прихватила из дома, и все было так, словно было так каждый день много лет подряд.
        «Лучший способ для меня понять, смогу ли я подружиться с человеком, - подумала тогда Рина, - это проверить, приятно ли с ним молчать».
        На другой день они встретились снова, хотя уговора не было. И вот уже две недели Рина пасла вместе с Климом коз, и это доставляло ей даже больше удовольствия, чем книги - редкое явление. И потому в тот ненастный вечер, когда они всей семьей обсуждали планы принца Аскара, Рина была сильно раздражена. Она ходила на прогулку, несмотря на холод, обмотавшись дождевиком, но Клим загнал стадо пораньше из-за непогоды, и они так и не пересеклись. А теперь перед Риной стоял двухсотлетний велосипед.
        - Один звонок - это «да», а два - это «нет», договорились? - спросила она.
        «Дзинь», - подтвердил Клим.
        - Ты меня помнишь?
        «Да».
        - Рада тебя видеть! Как ты? Все нормально?
        «Вполне».
        Клим объехал ее со всех сторон, будто разглядывал. Рине стало страшно, что он попробует столкнуть ее с холма, а еще очень неловко за свою одежду: майка совсем тонкая, а шорты неприлично короткие.
        - А я так себе, - сказала она, стараясь не стоять к нему спиной. - Я спала в часах, а потом проснулась и узнала, что уже двести лет прошло.
        «Так и есть», - подтвердил Клим.
        И все-таки Рина его почти не боялась. Во-первых, они когда-то дружили. Во-вторых, дома пытались убить Странников в основном ради свободы, а Клим был относительно свободен. Еще одной причиной было недоверие к Виндерам. Некоторые люди считали, что куда лучше справятся с этой ролью. Но, судя по тому, что Клим по-прежнему пас коз на этих холмах, он все еще любил свою спокойную деревенскую жизнь, и ему не сдалось рисковать ей ради спасения Хайзе. Чего-чего, а героизма у Клима в крови не было. Рина узнала это от него самого в их без двух веков недавнем разговоре.
        - А какое у тебя любимое время года? - спросил тогда Клим.
        Они сидели под большим орехом у озера, куда он пригонял стадо на водопой, и жевали пресные лепешки с луком, запивая их лимонадом.
        - Все, кроме двух недель в конце года, - ответила Рина. - Ненавижу это время, потому что у нас экзамены, и учителя каждый раз меня донимают.
        А ты уже выбрала, кем хочешь стать, деточка? Как это ты еще не знаешь? А откуда я знаю, кем хочу стать? У меня ничего особо хорошо не получается. Рисую я так себе, актриса из меня ужасная. Это Альберт у нас все родительские таланты собрал. Ты бы видел, какие яблоки он в блокноте рисует и как разыгрывает бабушку ради карманных денег. Чтобы выбрать профессию, нужно знать, в чем ты хорош, а я во всем так себе.
        - Просто выбери то, что тебе нравится, - предложил Клим. - У тебя же есть что-то любимое?
        - Ну, я книги люблю, - сказала Рина без особого энтузиазма. - Одно время даже придумывала свои истории, но записывать их слишком трудно и долго. Я больше читатель и иногда представляю себя библиотекарем, но от этого, если честно, тоска берет. Хочется чего-то большего…
        Клим прилег было на траву, но ему в спину вонзилась сухая ветка. Он замахнулся и бросил ее в воду - почти на середину озера. Томные от жары козы, разлегшиеся в тени деревьев, даже не пошевелились.
        Рина думала, что ей станет легче, если она кому-то расскажет о своей проблеме, но уже пару секунд спустя готова была язык себе откусить.
        - А ты чем хочешь заниматься в будущем? - перевела она разговор.
        Клим рассеянно пожал плечами:
        - Да просто жить. Пасти коз, ездить в город по выходным, кататься на лодке со стариком Мерли, помогать бабушке с огородом. Мне это нравится. Не хочу ничего менять.
        Разочарование было оглушительным.
        «Звучит просто жалко, - подумала Рина. - Мальчишки в его возрасте мечтают стать королями, кудесниками или богачами, да хоть кем-то значимым. А он собирается всю жизнь просто пасти коз?..»
        После стольких книг о героях Рине нравились амбициозные, смелые люди с большими планами на жизнь, а ее новый друг оказался совсем не таким. Это было обидно, потому что Клим нравился Рине своей загадочностью. Он был симпатичный и молчаливый, и она могла воображать про себя, что на самом деле он изгнанный принц маленькой далекой страны, который не может говорить о своем прошлом, чтобы не выдать себя врагам, и поэтому часто молчит. А в это время его мысли занимают подвиги и свершения. Он сидит на холмах, притворяясь пастухом, смотрит на коз и ждет не дождется, когда вырастет и вернет себе законный трон.
        И ночами в пустом хлеве при свете сального огарка он фехтует пастушьим прутом вместо шпаги, изящно пронзая воздух навстречу невидимым убийцам родителей…
        Попрощавшись со своими фантазиями, Рина от неведомого расстройства проревела в подушку всю ночь. Это было глупо до ужаса, и она это понимала, но ничего не могла с собой поделать. Вот что бывает, когда читаешь слишком много историй о принцах, а потом узнаешь, что их на всех не хватит, и пытаешься сделать героя из пастуха, а он мечтает просто пасти коз. Тогда это казалось Рине трагедией, зато сейчас сделало Клима безопасным в ее глазах.
        «Он не из тех, кто побежит спасать мир сломя голову», - подумала она.
        Велосипед сбил стадо кучнее, потом подъехал к Рине и рулем подтолкнул ее вперед.
        - Ты чего? - удивилась она, вынужденно сделав шаг вниз по склону.
        Клим снова ее подтолкнул. Аккуратно, но настойчиво.
        - Куда ты меня ведешь? Хочешь, чтобы я пошла с тобой?
        «Дзинь».
        Кажется, Клим предлагал ей ночлег.
        - А это ничего? - засомневалась Рина. - Твоя бабушка не будет против?
        «Дзинь-дзинь».
        Бабушка Клима была старая и больная, так что на роль Виндеры претендовать не могла, да и внука от себя отпускать наверняка не хотела, но в деревне говорили, что женщина она резкая и грубоватая, поэтому Рина не сразу решилась следовать за Климом. Она бы ни за что не пошла, но солнце садилось, и начало холодать. Контраст между дневной жарой и ночным холодом был прямо-таки осенний. Рина прекрасно понимала, что скоро воздух остынет еще сильнее, а у нее ни костра, ни теплой одежды. Да и змей никто не отменял.
        «У меня нет выбора, - уговаривала она себя. - Мне все равно придется просить помощи у домов. Лучше уж идти к тому, кого я хотя бы немного знаю». - Погоди, я тебя догоню. Мне надо забрать сумку.
        Возвращаясь на холм, Рина заметила, что стрелки все это время пытались с ней поговорить. Мама тревожилась, папа выписывал вопросы, Альберт, как обычно, был зол.
        - Все в порядке, не волнуйтесь, - сказала им Рина. - Я встретила Клима. Это мой друг. Он меня приютит.
        «Нет-нет-нет! Это плохая идея! Это может быть опасно!» - запротестовала мама.
        «Нельзя», - припечатал папа.
        «С ума сошла?! Нет!» - взвинтился Альберт.
        - Ему можно доверять, - шепнула Рина, стараясь не выдать свой страх. - У него нет мотивов мне навредить. Я уже это обдумала.
        И, не став разглядывать реакцию стрелок, она похромала вниз по холму. Клим, кажется, хотел ее подвезти, но Рина сделала вид, что не понимает намеков. Вдруг ему взбредет в голову сбросить ее с высоты? Велосипед подъезжал к ней и так, и сяк, настойчиво дзинькал, но потом перестал, и почти всю дорогу они молчали. В этом было что-то знакомое и привычное, насколько это вообще возможно в заколдованном мире, где люди становятся часами и велосипедами.
        - В твоем доме печка топится! - заметила Рина, резко остановившись. - Значит, бабушка до сих пор не спит…
        «Да».
        Еще недавно деревня казалась безжизненной, но сейчас Рина разглядела дымок, поднимавшийся из трубы зеленого дома, наполовину скрытого фруктовыми деревьями. Идти становилось все сложнее и не только из-за боли в колене. Страх казался осязаемым и нарастал словно снежный ком, который Рине приходилось толкать перед собой.
        - Слушай, а это странно, что твои козы меня не боятся, - попыталась она отвлечься. - Они же никогда раньше не видели людей. Но почему-то не подумали, что я хищник.
        «Дзинь».
        Натан рассказывал, что на животных проклятие не действует. Так что это были отнюдь не двухсотлетние козы, а потомки тех самых коз, которых пасли они с Климом, в каком-нибудь десятом поколении.
        - Твой дом хорошо сохранился, в отличие от моего. Думаю, мы бы вселились в полумобиль, если бы он не сломался, и тоже ездили всюду, как ты. Помнишь, я тебе рассказывала, почему мы застряли тут на две недели? Папа вызвал механика из города, он должен был заменить какую-то деталь, но так и не успел приехать.
        «Да, помню».
        - Обидно, что проклятье не считает фургоны домами, - вздохнула Рина. - Иначе Букашка бы вся сохранилась, и мы бы вселялись в любую вещь внутри нее. Но, с другой стороны, это, наоборот, хорошо: я смогла взять с собой всю семью. Говорят, души, запечатанные в домах, нельзя вынести за их пределы. Только если человек находился снаружи в ночь запуска Ветродуя и вселился в отдельную вещь, его можно перемещать куда угодно. А правда, что тот, кто вселился в отдельную вещь, ни в какую другую перейти не может?
        «Это правда», - подтвердил Клим.
        - Значит, ты до запуска Ветродуя так и будешь велосипедом, а мои родители и брат - часовыми стрелками? Кстати, я забыла вас познакомить, - Рина повернула часы, чтобы показать им Клима. - Вот, это мой друг.
        «Привет», - дзинькнул звонок.
        Мама выписала вежливую улыбку.
        «Я все еще встревожен!» - заявил папа.
        «Ты мне не нравишься!» - покрутился влево Альберт.
        - А это мои родители и брат, они очень рады знакомству, - скороговоркой сказала Рина и поспешно убрала часы, хоть и сознавала, что Клим вряд ли понял язык стрелок.
        Вскоре они спустились с холмов на дорогу и дошли до приземистого, плотно сбитого домика с зелеными стенами. Из-за темных окон он выглядел мрачновато, но на столбе у калитки висел зажженный фонарь. Как только стадо оказалось у ворот, створка отъехала внутрь, пропуская животных во двор, а оттуда в хлев. Помощь Клима тут не понадобилась - коз подгоняла старенькая метла.
        - Здравствуйте, - робко сказала Рина.
        Ей было страшно заходить через ворота. Вдруг тяжелая дубовая створка резко встанет на место и собьет ее? Клим словно бы понял это и медленно въехал во двор, держась наравне с Риной. Та крепко стиснула его руль и боязливо озиралась по сторонам.
        Во дворе пахло соломой и свежим навозом. Земля под ногами была без единой травинки, зато справа, в загороженном палисаднике, бушевали цветы, а слева, за еще одним частоколом, раскинулся сад, полный спелых яблок и винограда.
        Метла загнала коз и сама залетела в сарай. Дверца закрылась на засов, а потом и ворота за спиной резко бахнули, на секунду разогнав воздух до ветра. У Рины аж волосы поднялись. Хорошо, что от страха она обычно немела и не вскрикнула в тот момент, но зато выпустила руль, и Клим уехал вперед. На крыльцо были настелены доски, по которым он скользнул в сенцы через открытую дверь. Когда Рина поспешила следом, фонарь снялся со столба и полетел перед ней. Запах от него исходил неприятный. Наверное, бабушка делала свечи из китового или акульего жира, которого были целые бочки в лодочных сараях у пристани. Клим говорил, что этот жир стоит там десятилетиями и совсем не портится, потому что его хранят в кудесничьей таре. Сало коптило и воняло, но, похоже, это был единственный источник света, не считая велосипедного фонарика, работавшего от солнца.
        - Спасибо, что приютили, - сказала Рина, разуваясь и ступая по грубоватым половикам в маленькую комнату.
        В доме было тепло, но ничуть не затхло и не пыльно. Тут пахло шерстью, молодым вином и яблоками. Тонко нарезанные, они сушились на подоконниках, а на крюках вдоль стен висели пучки лекарственных трав. На полках поблескивали банки с изюмом и курагой, наверняка из собственного сада. У печки стояла большая бутыль, в которой играло вино. Должно быть, ради него бабушка и топила печь: от покойного деда Рина знала, что в холоде оно не бродит.
        Все в этом доме выглядело так, словно его хозяйка была уверена, что в любой момент может снова стать человеком. Она как ни в чем не бывало делала заготовки на зиму, растила овощи на огороде, собирала урожай в саду и доила коз. И так год от года вот уже две сотни лет. Рина бы давно свихнулась на ее месте. Рыбоводье даже вблизи выглядело совсем мертвым, и только дом этой старушки все еще жил. Как тут не проникнуться к ней уважением?
        Лампа светила тускло, и рассмотреть комнату в сумерках было нелегко, но Рина поняла, что это нечто вроде гостиной, объединенной с кухней и столовой. Окна тут выходили на палисадник, а слева, судя по дверям, находились еще две комнаты. Рина окрестила их спальнями, потому что в деревнях редко можно было найти дома с ванными, и к тому же она заметила среди хозяйственных построек баню, легко узнаваемую по трубе.
        Клим взволнованно крутился возле гостьи, но помочь ей ничем не мог. Не зная, что делать, Рина неловко переминалась с ноги на ногу, пока рядом с ней не бахнулся табурет.
        - С-спасибо, - пробормотала она и тихонько села на самый краешек, не став снимать сумку.
        На плечи упало что-то колючее - пуховая шаль. Клим убедился, что Рина в порядке, и поехал обратно в сенцы. Перед ним ловко открывались двери и тут же закрывались, чтобы не выпускать тепло. Рина из окна видела, как велосипед подъехал к дровянику, и невидимая бабушка нагрузила на обе стороны его руля по охапке дров. Они были перевязаны проволокой и держались на больших рыболовных крючках.
        «Почему она сама их не занесет? - задумалась Рина. - Она же может двигать тут что угодно. - И секунду спустя ответила на свой вопрос. - А, точно! В дневнике написано, что человек внутри дома может за раз вселиться только в один предмет. У бабушки не получится одновременно нести дрова и открывать себе двери. Стоп. Но в охапке же много дров… значит, она вселилась в проволоку, которая их держит? Нет. Скорее всего - в крючки».
        От этой мысли Рине стало немного спокойнее.
        «Надо просто следить за вещами, которые двигаются. Тогда она не застанет меня врасплох».
        Когда Клим вернулся в дом, невидимая бабушка открыла топку и подбросила к тлеющим уголькам сухих веток, щепы и поленьев. Потом поднесла к ним старинный искродел - длинную механическую зажигалку с рычажком, - щелкнула им, и загорелся огонь.
        Наблюдать за ожившими вещами было странно, но куда больше Рина удивлялась тому, как быстро к этому привыкла.
        «Ну, я все-таки сама была вещью последние двести лет, даже если сейчас ничего не помню, - сказала она себе. - Где-то внутри воспоминания остались».
        Печь нагрелась, и стало намного теплее. Рина подвинула табурет к беленому боку и прислонилась к нему спиной, поджав босые ступни. Клим еще раз выехал во двор и на этот раз вернулся с двумя ведрами на ручках, полными парного молока. Рина ненавидела козье молоко. Оно было слишком жирным и неприятно пахло. Но когда кружка зависла прямо перед ней, она приняла ее с благодарностью. Наверное, от жажды и голода молоко показалось ей сладким и совсем без запаха. Только выпив его до капли, Рина вспомнила про подарок короля. Она торопливо вытерла губы большим пальцем правой руки, на который надела перстень. Камень остался белым. Рина тихонько выдохнула, ей стало стыдно за плохие мысли о бабушке, но осторожность никогда не повредит.
        Беднягу Клима снова отправили по поручению - на этот раз в огород. Он вернулся оттуда с корзинами, полными тыквы, картошки и зелени. Под звуки готовки, шкворчание и шипение Рина совсем расслабилась и почти задремала. Но тут бабушка громыхнула заслонкой рядом с ней и сунула в печь котелок.
        Потом с Рины сдернули шаль, и табурет вытолкнули из-под ее ног. Она в ужасе застыла, и вдруг мелкие змейки заскользили по ее телу. Рина сначала не поняла, что происходит, а потом увидела, что это шерстяные нити из клубка. Одна обхватила за бедра. Вторая за талию. Третья сомкнулась прямо на горле, как удавка, и Рина бы завизжала, продлись это чуть дольше. Но нити обвивали ее и тут же отпускали, а портняжные ножницы делили их на отрезки. Только когда дело дошло до запястий, Рина поняла, что, кажется, бабушка снимает с нее мерки.
        - Ай! - вскрикнула она: шерстяная нить задела ободранную коленку.
        Бабушка на минуту оставила Рину в покое. Что-то загромыхало на полках в дальнем углу, потом оттуда прилетела большая бутыль темного стекла и встала у печи. Слетевшая с горлышка пробка покатилась по полу, запахло спиртом. Бабушка открыла сундук у стола, порылась в нем и шлепнула на ладонь Рины лоскут чистой ткани.
        - Это чтобы я промыла рану?
        «Дзинь», - подтвердил Клим.
        - Спасибо!
        Рина присела возле бутыли, наклонила ее и смочила ткань. Потом аккуратно, морщась и шипя, промокнула ранку. Ее сильно щипало. Даже глаза заслезились, хотя, скорее, не от боли, а от спиртовых паров.
        Бабушка понаблюдала за картиной «Рина себя жалеет» минуты две, а потом отобрала у нее тряпку и без всяких церемоний прижала к ушибу.
        - А-ай! - взвыла Рина, прыгая на одной ноге. - Больно же! Больно!
        Но бабушка в жалельщицы не записывалась. Она хорошенько обеззаразила рану и туго ее забинтовала. Под конец Рина почти молилась о том, чтобы ее оставили в покое, но бабушка сняла с нее все мерки до последней.
        Потом под Рину снова пихнули табурет, на колени ей упала шаль, а из комода поднялась коробка с вязальной машиной и целый мешок мотков с пряжей. Видимо, бабушка напряла их из козьей шерсти. Вязальная машина работала так быстро, что от нее рябило в глазах. Рычажки и кнопки постоянно перещелкивались, и какая-то деталь сверху металась вправо-влево с такой скоростью, что невозможно было разглядеть ее форму. А потом р-раз! и готов целый кусок ткани, а за ним и отличнейшая кашемировая кофта - очень тонкая и мягкая на ощупь. Она плюхнулась Рине на колени, и тут же заслонка печи отъехала в сторону. Головокружительно запахло тыквенной кашей на молоке и печеным бататом.
        Бабушка мигом собрала на стол, и Рина не стала дожидаться, когда табурет под ней опять запляшет.
        Она так хотела есть, что сама похромала к столу, удивляясь собственной наглости. Каша обжигала губы и долго не стыла, но была невероятно вкусной, как и сладкая картошка.
        «Сюда бы еще риса добавить, - мечтательно подумала Рина. - Но и так пальчики оближешь».
        Она опять забыла про кольцо и запоздало ткнула его в тарелку, стараясь сделать это незаметно для бабушки. После ужина был чай с вишневым вареньем и приторным виноградом, а потом Рину уложили спать - в комнате Клима, судя по обстановке. Тут все было какое-то мальчишеское: стены без узоров и ни одной симпатичной вещицы, а из мебели только стол, сундук да кровать у стены, застеленная сразу тремя покрывалами - одно невзрачней другого. Голое окно без занавесок выходило в темный сад.
        Свеча в фонаре погасла, как только Рина забралась под одеяло, и она дала себе слово не смыкать глаз всю ночь, но в тепле и уюте после целого дня волнений и сытного ужина сдержать это обещание было выше ее сил.
        Глава 3
        Занавесочные сплетни
        Наутро оказалось, что бабушка вязала всю ночь. Плоды ее трудов мягкой башенкой высились на сундуке, и было видно, как в лучах солнца на них оседают пылинки. На кухне что-то уютно шумело, совсем как у папиных родителей на даче. С тех пор как дедушка умер три года назад, бабушка Ната больше не возвращалась в их сельский дом. Ей невыносимо было жить там одной, и она занялась бесконечными визитами к подругам - ездила то к одной, то к другой или снимала комнаты в отелях. Последнее письмо от нее пришло из приморского городка на севере Хайзе, который славился своими курортами. Бабушка Ната отлично проводила там время на пару с кузиной. Она еще не придумала, куда поедет после отдыха, и написала: «Живу одним днем!
        Ничего не загадываю на завтра». Поэтому Рина даже не знала, где бабушка Ната сейчас, и оттого скучала по ней вдвойне. Особенно по той, прежней бабушке, какой она была при живом муже. Тогда Рину будили такие же звуки готовки по утрам. И как здорово было просыпаться от запаха оладий!
        - Доброе утро! - шепнула Рина часам.
        Папа с мамой станцевали синхронную улыбку.
        «Засоня!» - покрутился влево сердитый Альберт.
        Новые вещи решено было надеть прямо на пижаму. Так и теплее, и не сильно колется. Кроме кашемировой кофты, Рину ждали плотные штаны, длинные гольфы, перчатки, шарф и куртка из толстой шерсти с капюшоном и кучей карманов. Для всего этого было еще слишком жарко, но бабушки есть бабушки - они всегда готовятся к зиме заранее. Рина пока надела только кофту и штаны, но подвернула их до колен, чтобы не вспотеть. Ткань была приятного коричневого оттенка, близкого к цвету кофе с молоком.
        «Но у бабушки все козы белые… Чем она красит пряжу, если красильни давно не работают? В луковой шелухе варит, что ли?»
        Луком от шерсти не пахло. От нее исходил тонкий аромат мыла и розового клевера. Рина оставила часть вещей на сундуке, заправила постель и вышла в комнату с печкой.
        - Доброе утро! Большое спасибо вам за одежду!
        Теперь она совсем не боялась бабушку. Если бы та и решила что-то с ней сделать - уже давно бы сделала.
        Клим у стола приветственно дзинькнул, и к Рине подлетела знакомая зеленая бутыль. Пришлось сесть на табурет и вытянуть перевязанную ногу, хотя от воспоминаний о вчерашнем лечении бросало в дрожь. Зато эффект от бабушкиного лекарства был что надо: опухоль почти спала за ночь, а ранка подсохла и затянулась корочкой.
        «Может, мой талант в том, что я везучая? - подумала Рина. - Ведь умудрилась же я познакомиться с Климом, и так вышло, что именно его бабушка единственная из деревни не уснула и приютила меня».
        Эта мысль ей понравилась и придала уверенности в себе. С тех пор как Натан сказал, что Странников выбирает сама судьба, Рина пыталась понять, за что именно выбрали ее. Наверняка в ней скрывался талант, о котором она еще не знала, но пока из подходящих вариантов было только везение и любовь к прогулкам.
        Будильник на подоконнике показывал без четверти восемь, когда Рина села за стол. На завтрак бабушка испекла кукурузные оладьи, вскипятила молоко с корицей и медом и подогрела вчерашнюю кашу. Вкусно было до умопомрачения. Пока Рина ела, бабушка упаковывала ей в дорогу вареный батат, заворачивала в капустный лист морковь и сыр, насыпала в банку изюм, орехи и курагу.
        - Ой, мне не надо так много, - попыталась остановить ее Рина. - Нести будет тяжело, да и в сумку столько не влезет…
        Но в сумку нырнула только фляжка для воды, флакон с настойкой и чистая тряпица, а в боковом кармане уютно устроился искродел.
        - Но разве он вам самой не нужен?..
        Бабушка, наверное, обругала бы Рину, если бы могла. А так она просто громко хлопнула клапаном сумки и принялась загружать еду в плетеную корзину на багажнике Клима. Рина только сейчас заметила притороченный к его раме кошель, из которого выглядывала отвертка.
        «Кажется, вчера этой штуки не было. И зачем Климу возить с собой инструменты? Он все равно сам себя не починит, он же не может вселиться в другую вещь».
        И тут до Рины дошло, что бабушка собирает велосипед в дорогу. В дальнюю дорогу.
        - Клим, ты собрался ехать со мной?
        - «Да!» - весело звякнул тот.
        - А как же козы? И что мы будем делать, если ты сломаешься? Я не умею велосипеды чинить!
        Рина запоздало поняла, что сболтнула лишнего, и ей захотелось дать себе оплеуху. Она так боялась путешествовать по Хайзе одна, а тут Клим сам предложил ей помощь. Вдруг бабушка не отпустит его теперь? Но она продолжала деловито укладывать поверх еды теплые вещи, оставленные в комнате. Рина успокоилась и открыла книгу.
        - Дедушка Натан, куда мне теперь идти? Как выбрать направление?
        «Тебе нужен… Проводник, - ответил Натан. - Скорее всего… он уже нашел тебя сам… Обычно Проводники раньше всех узнают о появлении нового Странника и ждут его на перекрестках, возле дорог или возле мест, где тот остановился».
        - А кто такой Проводник? - напряглась Рина. - Я еще не читала про них…
        На это Натан выдал ей целый абзац:
        «Проводник - это человек, рядом с которым не было ни одного подходящего предмета в тот момент, когда запустили Ветродуй. Скажем, он шел по голой степи или плавал в озере. Такие люди вселились в сам воздух и стали ветром. Первое время они бесцельно скитались по миру, а потом начали помогать Виндерам. Проводники тоже ищут кнопки или передают важные послания. Некоторые знают, в какой стороне находится подсказка, и направляют к ней… Но… надо соблюдать осторожность… Порой они опасны и заводят в ловушки. Хорошо, если это всего лишь дети, они, как правило, просто хотят поиграть. Но бывали случаи, когда ветер приводил Странника в гиблое место или к дому-убийце. Причины, полагаю, все те же. Проводники хотят снова стать людьми, освободить кого-то из близких или сделать Виндером человека, который, на их взгляд, подходит на эту роль лучше всего. Есть и просто злобные создания. Невозможно заблаговременно понять их цель».
        Рина нервно сглотнула.
        - Значит, нельзя заранее узнать, хороший это Проводник или плохой?
        Натан выдал еще один абзац:
        «Я заметил важную особенность. Ветер, который предал меня, темнеет и выглядит почти как черный дым. А если Проводник привел меня к подсказке, цвет его становится серебристым. Так что один и тот же ветер не сможет загнать меня в ловушку дважды. Но любой Проводник прозрачный на вид до тех пор, пока не раскроется его намерение».
        - То есть я должна ему довериться и пойти за ним, даже если он хочет завести меня в ловушку?! - ужаснулась Рина.
        «Большинство людей… как и большинство… Проводников… хорошие», - заверил ее Натан, но это было так себе утешение.
        Рине захотелось свернуться калачиком под теплым одеялом в комнате Клима и никогда оттуда не вылезать, но она понимала, что это не выход и что времени у нее в обрез.
        - Бабушка, мне уже пора. Спасибо вам огромное за заботу! Я изо всех сил постараюсь вас освободить!
        С этими словами Рина взяла сумку и пошла обуваться. Клим уже выехал на крыльцо, из открывшейся перед ним двери пахнуло навозом, утренним туманом и яблоками.
        «Интересно, как они с бабушкой договорились? - раздумывала Рина, пытаясь зашнуровать ботинки потуже. - Может, у них есть свой язык знаков, а я и не заметила?»
        - До свидания!
        На улице было свежо, но не холодно. На траве и листьях блестела роса, сплетенная с паутинками в драгоценные ожерелья. В небе мирно спали стада золотистых облаков. Клим уже выехал за калитку, и оказалось, что коз бабушка давно выпустила: они бродили тесной кучкой по холмам вдалеке.
        - Думаешь, они смогут сами вернуться домой? - встревоженно спросила Рина.
        «Не знаю», - промолчал Клим, и они пошли к перекрестку. Точнее, это раньше тут был перекресток, а сейчас от дорог, которые вели в соседние деревни, даже намека не осталось. Кругом были только тропки, протоптанные козами, и выбритые их зубами склоны холмов. Рина внимательно оглядывалась в поисках ветра, но затишье было абсолютным, и дым из трубы поднимался в небо ровным белым столбом.
        - Если честно, я совсем не понимаю, как это работает… Дедушка Натан говорил, что весь ветер Хайзе собран теперь в Ветродуе - это побочный эффект проклятия. Но если в мире нет ветра, как же тогда смешивается воздух? Получается, если я долго буду стоять на одном месте, то меня окружит углекислый газ, и я задохнусь? И как размножаются всякие одуванчики и растения, которым нужно, чтобы ветер разносил пыльцу? И еще получается, в некоторых местах сплошная засуха, а где-то постоянно идут дожди?
        От Клима ответа не было, и Рина перевела взгляд на часы.
        «Наверное», - поколебался папа. Он был силен в искусстве, но не в науке.
        «Права», - согласилась мама.
        «Нет», - заявил Альберт, хотя и не знал правильного ответа - ему лишь бы что-нибудь вставить.
        Натана Рина спрашивать постеснялась, потому что это явно был не вопрос жизни и смерти. Да и ей предстояли дела поважнее.
        - Клим, ты видишь где-нибудь ветер?
        - «Дзинь-дзинь».
        И вдруг Рина охнула. Порыв прохладного бриза толкнул ее в спину - аж дух захватило - скользнул по рукам и взметнул волосы, а потом громадный каштан у обочины зашелестел. Его длинная тень плясала на дороге, и было видно, как трепещут листья и бьются оземь спелые плоды.
        - Это Проводник! Это он!
        Рина побежала за ним со всех ног, позабыв о больном колене, но ветер не стал с ней играть. Он замер на месте, креня ветви дерева на север, куда вела белая лента дороги.
        - Доброе утро! - выпалила Рина, задыхаясь. - Мне нужно идти в Эрге, да?
        И тут, словно ветер можно было отключить по щелчку пальцев, он исчез. Дерево стояло совершенно неподвижное. Ни один его листочек не дрожал, ни одно пятнышко тени не двигалось на земле. И только разбросанные всюду каштаны напоминали о том, что здесь побывал Проводник.
        Рина торопливо расстегнула сумку и достала книгу.
        - Дедушка Натан…
        Он, видимо, ждал вопроса и не дал ей договорить.
        «Отправляйся… за ним и… держись заданного направления… Когда ты дойдешь до нужного места, ветер появится снова и покажет, куда тебе надо свернуть».
        Клим догнал Рину, пихнул ее в бок и подкрутил седло, сделав его пониже.
        - Ни за что! - смутилась она. - Я тебе очень благодарна, но мое колено уже почти не болит. Я не могу на тебе ездить, это было бы очень грубо с моей стороны!
        Рина так и представила, как Клим стоит на четвереньках, а она сидит у него на спине, восклицая: «Вперед, вперед, мой верный конь!». Выглядело нелепо до ужаса. Но Клим напирал, перегораживал ей дорогу, истерично звенел, и в конце концов Рина сдалась. Она убрала книгу в сумку, надела ее на спину как рюкзак и постаралась выбросить из головы образ Клима, стоящего на четвереньках. На самом деле его предложение было как никогда кстати. Дорога скоро пошла в гору, но крутить колеса совсем не пришлось - Клим справлялся с этим отлично, давая отдых больному колену.
        «Может, этот ушиб тоже часть моего везения? - невольно задумалась Рина. - В этом должна быть какая-то логика. Может, если бы я не поранила коленку, бабушка не пожалела бы меня и не отпустила Клима со мной. Или он сам не захотел бы поехать».
        Белые камни на дороге были подогнаны друг к другу ровно и плотно, поэтому велосипед совсем не трясло. В лицо дул легкий ветерок, пахнувший влажным сеном, и от него было даже прохладно, хотя солнце начинало припекать. Рина поставила ноги на раму, чтобы не мешать Климу, а сама принялась глазеть по сторонам. Когда-то вокруг Рыбоводья были поля хлеба и кукурузы, арбузные бахчи и виноградники, а теперь всюду, на сколько хватало взгляда, простирались заросшие сады и кладбища ветряных мельниц - главного символа королевства.
        В свое время энергия ветра позволила инженерам создать мощные пилорамы, и наступил бум кораблестроения. Омытое морями с трех сторон, Хайзе стало править бал на большой воде. Здесь собирались торговцы со всего мира, и королевство процветало, поэтому никто из жителей даже не думал искать местечко получше в других краях. Но что будет с Хайзе теперь?
        - Нас ждет голод, - мрачно сказала Рина. - А если мы начнем просить помощи у других государств, они поймут, что с нами случилось, и тогда тоже добра не жди. Надо запустить Ветродуй как можно раньше, иначе мы просто не выживем. Те, кто ведет хозяйство, еще смогут как-то себя прокормить, но в городах наверняка давно нет нормальной еды, а в селах почти все спят. Фрукты в садах сгниют к ноябрю. Ловить рыбу или охотиться на дичь мало кто из людей умеет, хоть ее и развелось полно.
        Воображение у Рины было богатое, и она так явно представила тот день, когда люди выйдут из своих домов, что содрогнулась от мысли опоздать. Тогда все эти несчастные проснутся в холодных развалинах, не успев отремонтировать их до снега и запастись дровами и едой. И если какая-то страна решит напасть на Хайзе, ей ничего не будет стоить завоевать его. Потому что королевство уже прошло через самую разрушительную из войн. Оно вело битву со временем, а его еще никто не побеждал.
        - Нет, зря я волнуюсь, - помотала головой Рина, когда груз тревоги стал неподъемным. - У короля было целых двести лет, чтобы все продумать. Он точно готов к любому раскладу. Иначе он бы написал, что у меня есть не три месяца, а гораздо меньше.
        «Согласен», - звякнул Клим, но почему-то поехал быстрее.
        Наверное, чтобы Рина крепче ухватилась за руль и перестала думать о плохом. Если так, то план удался. На спуске велосипед набрал такую скорость, что ветер, засвистевший в ушах, тут же выдул из головы все мрачные мысли.
        - Давай помедленнее! - испугалась Рина. - А то мы так или корзину потеряем, или ты колесо себе проколешь. Мало ли, на что тут можно наехать.
        До Эрге было километров сорок пути - на полумобиле всего ничего, а вот пешком далековато. Благодаря Климу они доехали всего за два часа, если, конечно, куранты на башне над городскими воротами работали правильно. Ринины часы показывали что угодно, кроме времени, но она засекла его по бабушкиному будильнику.
        Эрге был старым городом с богатой историей и за свою жизнь успел побывать частью трех стран. Его возвели у основания Лод-горы, за рекой, через которую вел каменный мост. Лод-гора напоминала перевернутую лодку, поросшую мхом. Она была густо покрыта лесом, и лес этот за два века зеленой клешней захватил те места по бокам от Эрге, где раньше были поля. Гору венчала светло-голубая корона - похожий на замок дом мэра с частоколом высоких башен. Еще Рина узнала рыбный завод на окраине. Когда-то там разделывали акульи туши, закатывали в банки сардины, сельдь и икру, вялили рыбу в огромных печах. Клим рассказывал, что туда жители приморских деревень сдавали по дешевке улов, который не продали на рынке. Когда Рина видела этот завод в последний раз, он выпускал в небо густой темный дым, а сейчас его трубы стояли как потушенные сигары.
        «Интересно, остались ли в мире консервы, которые до сих пор можно есть?»
        На мосту Рину слегка затрясло: почему-то он сохранился не так хорошо, как дорога. От шумной Нейры пахло илом и гнильцой. На середине течение было особенно сильным, и Рина поймала себя на мысли, что река - это водный ветер. После безмолвных полей, спящего неба и стеклянного моря здорово было увидеть что-то настолько живое и подвижное. Но к этой радости примешивался страх: город был уже близко.
        - Клим, ты тут часто бываешь?
        «Да».
        - И много тут живых домов?
        «Много».
        - Ты серьезно? - поразилась Рина. - А почему они не спят? Деревенским хотя бы есть, чем заняться по хозяйству, но что делают люди в квартирах? Это же просто каменные тюрьмы.
        Велосипед подъехал к воротам, и Рина вся сжалась, представив, что железная решетка грохнется сверху и заколет ее. Но никакой решетки наверху не было. Или Рина просто не успела ее разглядеть.
        - Погоди, дай я слезу, а то мы упустим Проводника, - шепнула она, как только они оказались в Эрге. - Где-нибудь в поле его легко увидеть, а тут слишком много всякой всячины, так что ему придется сначала подуть на меня, а когда ты разгоняешься, это создает встречный ветер. Из-за него я могу Проводника не заметить.
        «Я понял», - согласился Клим.
        Под всякой всячиной Рина имела в виду сам город. Он начинался не постепенно, а как-то сразу, и не с низеньких частных домов, а с многоквартирных зданий в несколько этажей. Узкие мощеные улочки ответвлялись от белого тракта и ныряли за необрезанные кусты самшита, каменные арки, увитые плющом, и пузатые эркеры. Кажется, в глубине города был настоящий лабиринт. Рина с тревогой оглядывалась в поисках Проводника, но все вокруг выглядело тихим и неподвижным, не считая реки за спиной. Многие окна в домах были закрыты ставнями. В горшках возле дверей и на балконах вместо цветов поселилась сорная трава. Бурьян заполонил крохотные палисадники со стеклянными фигурками, а вишня и сирень перед пышечной так разрослись, что повредили дорогу.
        - Думаю, нам нужно идти к площади, - шепнула Рина. - Наверное, Проводник ждет нас где-то там.
        На главной улице сохранился каркас из металлических труб, с помощью которого создавали тень в жаркие дни. На узких улочках жители просто перекидывали между крышами домов полотнища, чтобы мостовая не накалялась, но торговый проспект был для этого слишком широк, и мастерам пришлось сварить сотни арок, скрепленных наверху стальной сеткой, на которую натягивали тенты или укладывали соломенные коврики. Они давным-давно истлели, и на дорогу падала только тень от каркаса.
        «Дзинь», - неожиданно раздалось в тишине.
        Рина аж подпрыгнула от этого звука.
        - Клим, это ты? - испуганно шепнула она.
        «Нет».
        - Ой, мамочки, там кто-то есть! Поехали отсюда быстрее!
        Рина запрыгнула на велосипед, но он не сдвинулся с места.
        - Ты чего?! Поехали! Это может быть опасно!
        «Нет».
        Из бокового проулка выехал почти двойник Клима - такой же старенький велосипед, только выкрашенный серебристой краской. Спереди и сзади к нему крепились две металлические корзины, и в каждой лежало по ящику. На седле, обхватив обеими ладошками его узкую часть, сидела обезьянка в светло-серой форме с желтыми полосками и желтой кепочке. Это была форма почтальонов, и ящики в корзинах выглядели как ящики для писем - плоские, с щелями наверху. Рина хорошо их рассмотрела, потому что велосипед остановился довольно близко. Он подкатил к одному из трехэтажных домов, которые стояли вдоль улицы белым рядком, словно зубы, разделенные узкими улочками-щербинками.
        Почтальон не обращал на Рину никакого внимания. Когда он затормозил, из заднего ящика высунулось письмо. Обезьянка шустро схватила его, спрыгнула на крыльцо дома, оттуда скакнула на ручку двери и, повиснув на ней одной рукой, свободной сунула конверт в почтовую щель. Потом она радостно заверещала и понеслась обратно к велосипеду. На этот раз что-то высунулось из переднего ящика. Кажется, фруктовая пастилка. Мартышка схватила ее, сунула в рот, и велосипед преспокойно поехал мимо Рины к следующему дому.
        - Вот это да! - воскликнула она, от удивления забыв о страхе. - Дедушка Натан рассказывал мне, что Странники восстановили почту, но я думала, она работает только для Виндеров.
        Услышав ее, обезьянка испуганно заверещала и забралась в заднюю корзину. Серебристый велосипед остановился.
        - Здравствуйте! - сказала ему Рина. - Это, наверное, вы привезли мне посылку от короля? Я все получила! Спасибо большое!
        «Дзинь!» - подтвердил Клим.
        «Дзинь-дзинь!» - немного погодя ответил почтальон. Наверное, это значило «Привет-привет!» - И покатил вниз по улице мимо Рины, на которую мартышка глазела так, как сама Рина глазела бы на ожившего великана из последней прочитанной книги.
        К горлу подступил глупый смешок. Рина во всех красках представила, как обезьянка в поисках еды пробирается в почтовое отделение, где почтальоны в серой форме и дамы в желтых платьях, сортирующие письма и посылки, решают с ее помощью восстановить сообщение между горожанами. Они дрессируют мартышку совать конверты в щели и за успешные попытки награждают ее чем-то вкусным. Если подумать, на почте всегда можно было разжиться леденцами, орешками и конфетами, помимо марок и упаковочной бумаги.
        - Выходит, люди до сих пор могут общаться! - восторженно сказала Рина. - Теперь я понимаю, почему многие дома не уснули.
        Вдруг начало происходить что-то странное: в одном из ближайших окон заплясали занавески. Они то складывались гармошкой, то извивались, то завязывались в узлы и делали это быстро-быстро, наверное, сотня комбинаций в минуту.
        - Что они вытворяют?
        Рина резко обернулась на стук, когда открылись ставни в доме напротив. Там шторы тоже сходили с ума, причем, сразу в нескольких окнах. Они с минуту вытанцовывали странные знаки, а потом замерли, и Рина боковым зрением уловила движение в первом окне. Что бы ни делали занавески, они делали это по очереди.
        - Мне кажется, или они разговаривают? Это какой-то занавесочный язык?
        «Да».
        - С ума сойти!
        И тут большинство дверей и окон начали распахиваться и громыхать. Двойные створки стучали, словно пытались аплодировать. Рина сначала до смерти испугалась, а потом поняла, что горожане приветствуют ее. И, судя по тому, что из окон бросали цветы - бумажные, засушенные и живые - здесь ей были рады.
        - Здравствуйте!
        Собственный голос показался Рине писклявым и слишком тихим. Она робко подняла руку и помахала домам. Шум усилился троекратно. Горожане ликовали, приветствуя новую Виндеру. Рине захотелось одновременно провалиться сквозь землю, потому что на нее никогда раньше не обращали столько внимания, и воспарить, потому что это оказалось здорово. Раньше Рина только со стороны видела подобную картину: когда маму в театре окружали толпы поклонников, или когда папу на выставке готовы были разорвать на сувениры ценители искусства, да что там, даже Альберт всегда был в центре внимания, и вокруг него вилась толпа восхищенных ребят. Рина была невидимкой на их фоне, но сейчас мир смотрел только на нее и надеялся только на нее. И она вдруг осознала, что для людей, запертых в домах, Виндеры - это герои.
        Рина высоко подняла руки и принялась махать сразу в обе стороны, как принцесса Оливия толпам народа. Дома зашумели еще сильнее. Они хлопали в ладоши-ставни с таким усердием, что, казалось, те вот-вот слетят с петель. Кто-то вытаскивал в форточки шторы на карнизах и размахивал ими, как флагами. Это было похоже на праздничный парад или на день рождения короля.
        «Наверное, про такое и говорят “будет праздник и на твоей улице”, - подумала Рина. - И это я еще ничего не сделала! Что же тут будет твориться, когда я их освобожу? Наверное, король подарит мне титул и кучу денег. И тогда мне вообще не придется думать об учебе и работе! Буду спокойно жить где-нибудь во дворце и сколько угодно читать книжки из королевской библиотеки».
        Прежде Рина о таком и не думала, но теперь даже самые смелые мечты показались ей реальными - только руку протяни и достанешь. Она упивалась вниманием, сколько могла, но в конце концов шум и мельтешение стали невыносимыми, и ей пришлось прокричать:
        - Я очень благодарна за ваше приветствие, но я так не замечу Проводника! Не могли бы вы, пожалуйста, не так громко?
        И в тот же миг словно домино тишины прокатилось по обеим сторонам улицы. Все снова замерло. Двери затворились, шторки заползли обратно в форточки, и дома продолжили бесшумно сплетничать между собой. Теперь только колеса Клима шуршали по сухим цветам и громко стучало сердце Рины.
        «Зря я так боялась, - думала она. - Плохих домов мало. Большинство людей понимают, что нам надо объединиться и действовать сообща. Поэтому и почта работает до сих пор. А если мой талант - это удача, я не попаду ни в один плохой дом».
        И тут словно холодная змейка скользнула по ногам Рины. Это был ветер. Он поднял за собой пыльный вихрь и нырнул влево, под арку, увлекая за собой сухие листья и лепестки.
        - Туда! - вскинулась Рина и побежала следом.
        Дома в этом проулке стояли так близко, что соседям ничего не стоило бы ходить друг к другу в гости через балконы. Кошки, судя по всему, так и делали. Рина заметила парочку вальяжно прогуливавшихся по нагретым солнцем крышам вдалеке. В самом проулке солнца не было совсем, хотя пространство между домами не закрывали тенты. Рина радовалась этому, потому что становилось все жарче. Она вспотела, пока бежала, и только успела подумать: «Ох, вот бы сейчас в душ», - как ее желание внезапно сбылось.
        Рине резко стало холодно и мокро: откуда-то сверху на нее вылили целое ведро ледяной, да еще и грязной воды. Это было похоже на окунание в зимнюю прорубь после бани. А еще на голову плюхнулась вонючая тряпка.
        - Фу!
        Рина с отвращением сбросила ее. Клим возмущенно дзинькнул.
        Одежда промокла, по рукам текли грязевые подтеки, и все тело покрылось гусиной кожей. Рина отошла от злополучного балкона и оглядела сумку.
        - Слава богу дневник не промок! Ладно хоть ткань брезентовая…
        «Этот дневник не мокнет, не тонет и не горит, - напомнил Натан. - Единственный его недостаток в том, что он не имеет ног и не может бегать за вами, как собачка, поэтому потрудитесь его не потерять».
        Рина уже читала эти слова, но напрочь забыла о них с перепугу. Она была почти зла на того, кто вылил на нее грязную воду. Почти, потому что Эрге давно отвык от людей. Но, если подумать, на этой улице тоже валялись цветы и бумажный серпантин. Значит, здесь знали о прибытии Виндеры.
        Рина подняла голову и увидела, что на балконе третьего этажа, том самом, откуда ее только что окатили водой, колыхаются на ветру полотенца.
        «Наверное, хозяева боялись, что я их пропущу», - подумала она. - Все бросали цветы, а эти решили вот так отличиться, чтобы я не прошла мимо. Но могли же поделикатнее способ выбрать! Хотя бы чистой водой облить… Наверное, они просто растерялись и сделали первое, что пришло им голову…»
        - Извините! - крикнула Рина, поколебавшись. - У вас есть подсказка от принца Аскара? Что-нибудь такое, на чем изображена мельница без крыльев? Вы не могли бы, пожалуйста, мне ее опустить?
        Прошло несколько минут, но балконная дверь не открылась.
        «Возможно… подсказка находится… на стене…
        или где-то еще внутри квартиры… поэтому ее невозможно тебе передать, - предположил Натан. - В таком случае… ты можешь только увидеть ее своими глазами… Но будь осторожна… Есть вероятность, что дом заманивает тебя в ловушку таким способом».
        Рина и без него это поняла, но разве можно сплоховать под взглядами десятков людей, которые только что бурно приветствовали новую Виндеру, а теперь смотрели во все глаза из окон, комментируя каждое ее действие на своем занавесочном языке? Страх разочаровать их был куда сильнее всех остальных страхов, и Рина осторожно открыла дверь в подъезд. Велосипед заехал первым.
        Это был самый обычный подъезд многоквартирного дома с рядком почтовых ящиков на первом этаже, пустыми напольными вазами и картинами, такими пыльными, что Рина даже не видела, что на них было изображено. Во всех углах пауки развесили свое творчество; стены, обитые панелями, обычно глянцевые от лака, совсем не блестели, и Рина заметила, что ее ботинки оставляют на полу темный след.
        - Хозяева квартир не могут выйти в подъезд или просто не договорились о графике уборки? - шепнула она.
        Дневник ответил словами Странника:
        «Каждая квартира как отдельная камера в тюрьме. Но тюрьма в этом плане куда гуманнее: преступников, по крайней мере, выпускают в общий коридор, а в многоэтажках никто не может ходить друг к другу в гости, хотя подъезды общие и можно подумать, что жильцы должны бы пользоваться ими так же, как и при жизни. На деле оказывается, что никто из них не способен выйти за порог своей квартиры, а подъезды просто пустуют и рушатся».
        - Вот почему тут такой бардак…
        Рина провела пальцами по стене и чихнула. Клим встал на заднее колесо, как лошадь встает на дыбы, и попробовал запрыгнуть на перила.
        - Не надо! - остановила его Рина. - Там дальше все обвалено, ты не проедешь! Подожди меня тут, ладно? У меня сил не хватит затащить тебя на третий этаж, да и опасно это.
        «Ладно», - нехотя согласился Клим.
        Поднимаясь наверх, Рина уже не могла разобрать, от чего зуб на зуб не попадает - от холода или от страха.
        Лестница была деревянная и не очень крепкая.
        Местами ступени сгнили, поэтому приходилось продвигаться медленно и аккуратно.
        «Дзинь», - встревоженно звякнул Клим, потеряв Рину из виду.
        - Все нормально, - сказала она. - Я почти добралась.
        На лестничной площадке третьего этажа было четыре одинаковых двери, но узнать нужную оказалось легко: обвитый вокруг ее ручки лоскуток ткани колыхался, словно от сквозняка.
        - Дедушка Натан, - шепнула Рина. - По-моему, это какой-то другой ветер. Он совсем крохотный по сравнению с предыдущим. Это значит, что меня сюда привели несколько разных людей?
        «Я думаю, это… один и тот же ветер, - возразил дневник. - Люди, вселившиеся в воздух, способны контролировать ту его часть, которую занимает их душа… Так же, как ты… способна… двигать отдельно… пальцем… рукой… или шеей… они могут превращаться в… едва заметное дуновение… или сильный ветер».
        - Вот оно что! - удивилась Рина и снова взглянула на дверь.
        «Странно, что хозяева до сих пор мне не открыли. Они же знали, что я иду. Я бы на их месте держала дверь распахнутой…»
        Рина ненавидела стучаться в чужие дома, это всегда было неловко и пугающе, но тут делать было нечего, и она постучала.
        «Улыбочку!» - напомнила мама.
        «Ух, что будет!» - взволнованно крутился Альберт.
        «Спокойствие. Только спокойствие», - как бы говорил своей неподвижностью папа.
        После пяти минут без ответа Рина попробовала нажать на звонок, но он не зазвенел.
        «Наверное, уже сто лет не работает. Хотя это теперь слишком недальновидная метафора».
        Рина стиснула зубы и постучала еще раз, немного настойчивее. Опять ничего.
        - Простите, пожалуйста, можно с вами поговорить?
        Снова молчание.
        «Наверное, там кто-то старенький и глухой. Поэтому он и дверь мне не открыл и не заметил, что творилось на улице, вот и облил меня случайно».
        Рина осмелилась крикнуть и в конце концов бахнула в дверь ногой. На этот раз ей открыли и поприветствовали новой порцией грязного душа. Потом дверь с шумом захлопнулась, оставив за собой растерянную Рину и лужу воды, натекшую под ней.
        «Это просто возмутительно!» - крутилась влево мама.
        «Они совсем того?!» - вторил ей Альберт. «Меня это тревожит!» - волновался папа.
        Рина убедилась, что облили ее нарочно, и это осознание было гораздо неприятнее и холоднее, чем сама грязная вода. Надо было бежать отсюда. Немедленно бежать, а потом забыть этот случай, как страшный сон.
        - Дедушка Натан, это был ложный Проводник, - сказала Рина, чуть не плача. - Скорее всего, какой-то ребенок надо мной подшутил.
        «Цвет ветра… стал черным?» - последовал вопрос.
        Рина посмотрела на ручку.
        - Нет, он все еще прозрачный.
        «Если… он не изменился… его целью не было… разыграть… тебя… Продолжай попытки…»
        - Но как?!
        Рина была в ужасе. Она бы с радостью приняла тот факт, что ветер просто поиздевался над ней, и ушла отсюда поскорее. Ее унизили ни за что, и Рине хотелось рыдать от обиды, но она держалась, потому что жильцы дома смотрели на нее во все дверные глазки. Стоит распустить нюни, и шторы расскажут об этом соседям, а те своим соседям, и вскоре все горожане посчитают Рину недостойной роли Виндеры, а некоторые захотят и убить.
        Пока Рина судорожно дышала, пытаясь понять, что делать, дверь слева отворилась, и на пол бросили полотенце с завернутой в него запиской:
        «Деточка, будь осторожна с этой полоумной! Юлия совсем рехнулась от горя, когда овдовела! Она лет десять не выходила из своей квартиры еще до запуска Ветродуя! Шила дома постельное белье и продавала, не выходя из дома, а еду и все остальное ей приносили прямо к порогу. Нам из-за нее приходилось постоянно выходить на улицу с зонтиками, потому что она всех норовила облить помоями! Мы даже хотели жаловаться, но как пожалуешься на несчастную бездетную вдову? Мы же приличные люди».
        - Спасибо, - шепнула Рина и спустилась туда, где Юлия не могла ее подслушать. - Дедушка Натан, - сказала она, вытирая мокрые волосы, чтобы вода не капала на страницы. - тут живет вдова, которая еще до запуска Ветродуя не выходила из дома десять лет. Наверное, она не хочет, чтобы проклятие сняли. Что мне делать?
        «Сделай так, чтобы… она… захотела», - подсказал Натан. - Даже если… ей самой это не нужно… у нее наверняка есть… дети… которых она хотела бы освободить».
        - Она бездетная, - прошептала Рина.
        «Тогда, может быть… ей что-то нужно, - предположил Натан. - Попробуй… заключить с ней сделку… Некоторым Виндерам приходилось выполнять поручения в обмен на подсказки».
        Рина охотнее согласилась бы сломать себе руку, чем снова постучать в злополучную дверь, но горожане ждали ее триумфа. Их нельзя было разочаровать. Рина спрятала дневник в сумку и надела ее как рюкзак, чтобы защитить собой от новой порции воды. - Послушайте, Юлия! Я могу вам чем-нибудь помочь, если это в моих силах. А вы взамен отдадите мне подсказку. Ладно?
        Похоже, Натан оказался прав. Дверь снова открылась, и в этот раз обошлось без грязной воды. Рину впустили внутрь, правда, шлепнули тряпкой по ногам, чтобы разулась, и бросили перед ней стоптанные тапки. Пол влажно блестел, его только что вымыли. Сразу стало ясно, откуда взялась грязная вода.
        «Спокойно, - думала про себя Рина. - Юлии нет смысла меня убивать. Какая из нее Виндера, если она из дома не выходила десять лет? Да и она меня к себе не заманивала. Отпугивала, наоборот. А если она правда сумасшедшая? Но тогда ее бы тут не оставили, а отправили в специальный пансионат».
        Квартира была явно старая и бедно обставленная. У входа теснились стремянка и шкаф с зеркалом, в котором Рина мельком увидела свое весьма жалкое отражение. Потом швабра втолкнула ее в полутемную гостиную с закрытыми шторами, продавленным диваном, двумя креслами, столом и сервантом - все из разных мебельных наборов. На стенах ничего не висело, не считая часов и единственной фотографии над комодом. На ней молодая женщина, похожая на гвоздь, - высокая и худая, как будто с приплюснутой головой под трапециевидной прической, - держала под локоть мужчину с пышными усами и бакенбардами. Фотография была старинная, черно-белая и, судя по надписи на раме, свадебная, хотя скромная одежда жениха и невесты на это никак не намекала.
        Рина стояла посреди комнаты, сжавшись в комок и постоянно оборачиваясь: не прилетит ли нож со спины? Из стола напротив окна выдвинулся ящик, и на столешницу упала стопка газет. Потом откуда-то появились ножницы и начали быстро-быстро делать вырезки. Как только хозяйка разложила их на столе, швабра подтолкнула Рину к готовому коллажу. Его венчала статья с двумя фотографиями. На одной пара молодоженов в куда более роскошных нарядах, чем у хозяйки квартиры и ее покойного супруга, стояла, обнявшись, на фоне родового поместья.
        «Я уже видела его! - вспомнила Рина. - Это тот замок на вершине Лод-горы».
        Ниже крупным планом были показаны украшения невесты - гребень для волос, ожерелье, серьги, брошь и кольцо. В статье говорилось, что это фамильные драгоценности Кантонов, которые молодой мэр города преподнес будущей жене в качестве свадебного подарка.
        Под фотографиями лежали выстроенные в предложения слова, частично вырезанные из той самой статьи:
        «Я… изъявил намерение… получила в подарок от… чета Кантонов… бесподобные фамильные украшения… С… приложение… официальный документ… о передаче имущества… Подпись… дата… Дарственная».
        Нетрудно было понять, чего требовала эта дама с приплюснутой головой. Кажется, по ней и правда стукнули чем-то тяжелым, если в такой ситуации она хотела получить бриллианты с дарственной.
        Рина знала, что это за документ, от папы. Ему приходилось иногда заполнять дарственные, потому что без них он не мог отправить картины своим друзьям. В Хайзе нельзя было просто так отдать дорогую вещь кому-то не из членов семьи. Юлия, видимо, боялась, что Кантоны потребуют драгоценности обратно, когда освободятся, и хотела документально обезопасить себя.
        «Ну, это разумный ход, так что она точно не сумасшедшая, - подумала Рина. - Но зачем ей сейчас бриллианты? На швабре их носить будет, что ли?»
        Вслух она была сама вежливость и сказала только:
        - Хорошо, я вас поняла, но сначала, будьте так добры, покажите мне подсказку от принца Аскара хотя бы издали. Я должна убедиться, что она у вас есть.
        Под самым потолком мелькнул прямоугольный листок, очень белый на фоне старой известки. Рина успела увидеть на нем бескрылую мельницу и поняла, что это оборотная сторона почтовой открытки. Больше ничего разглядеть не удалось, потому что листок окружило серебристое сияние. Комната заполнилась ветром. Шторы на окнах пошли волнами, газетные обрывки закружились в вихре.
        «Проводник!» - осознала Рина.
        Он толкнул подсказку вниз, прямо к ней. Рина ухватилась за нее кончиками пальцев, но хозяйка была начеку. Открытка вырвалась из рук и скользнула в щель над дверью, а потом швабра снова ожила и ошалело погнала Рину к выходу. Та и сама готова была бежать отсюда со всех ног. В прихожей она чуть не упала из-за тапочек, которые слетели с нее прямо на ходу, подхватила ботинки и выскочила за дверь. Здесь хозяйка не могла ее достать, и Рина облегченно выдохнула, сползая по стене.
        «Я жива…»
        Проводник еще некоторое время охотился за открыткой, но безуспешно. Он вылетел спустя минуту ни с чем, и дверь оглушительно бахнула.
        - Неужели вы серьезно?! - Рина была так возмущена, что позабыла о робости. - Какие-то бриллианты для вас важнее свободы? Важнее судьбы всего Хайзе? Это же сумасшествие! - Она замолчала в ожидании ответа, но его не было. - Хотя, о чем это я… Большинство людей всю жизнь выбирают деньги вместо свободы. Просто, когда ты не заперт в своем доме, это не так заметно.
        И она понуро побрела по ступеням вниз.
        Глава 4
        Картинное общество
        Восточная часть Эрге находилась на склоне, и чем выше в гору уходила дорога, тем роскошнее становились магазины и ателье, занимавшие первые и цокольные этажи зданий. То тут, то там виднелись вывески: «Брадобрей», «Книжный салун» и «Пошив одежды». За одной особенно широкой витриной что-то промелькнуло, и на долгую секунду Рине показалось, что внутри ходят люди.
        - Клим, подожди!
        Велосипед послушно затормозил. Рина присмотрелась и поняла, что это манекены. Шарнирные куклы в человеческий рост двигались почти как люди, да и выглядели очень похоже.
        Мраморно-белые женщины с алыми губами и накладными ресницами в летних платьях и плавательных костюмах. Высокие мужчины в легких рубашках с широкими рукавами и зауженных книзу по последней моде брюках. Дети в ярких нарядах. Они махали Рине, зазывая ее к себе, трясли мерными лентами и одеждой, показывали расчески и бигуди. Рина уже обсохла под жарким солнцем, но, судя по отражению в стекле, вид у нее был кошмарный.
        «Надо бы привести себя в порядок, прежде чем ехать к Кантонам, - подумала она. - Выгляжу как замарашка, а там все-таки приличное общество. Что они подумают о такой Виндере?»
        Но ледяная вода уже смыла с нее убежденность в том, что все люди будут ей помогать. Фантазия так и рисовала картины, в которых эти красивые куклы с навеки застывшими на лицах улыбками вспарывают ей горло ножницами и душат портняжными лентами. Поэтому Рина достала дневник, чтобы спросить совета у него.
        - Дедушка Натан, думаете, мне стоит перед визитом к Кантонам переодеться во что-то… Ну… более нарядное или хотя бы чистое? Как-то неприлично идти к мэру в таком виде.
        «Волноваться о чужом мнении - слишком нелепый повод подвергать себя смертельному риску, - заявил дневник. - Конечно, важно произвести на них хорошее впечатление… но не одеждой… Люди, живущие в больших домах, часто имеют большие амбиции… Они могут посчитать… тебя… недостойной роли Виндеры… если ты не будешь… вести себя достаточно уверенно… Странницы… не путешествуют… в платьях… Мэр сразу поймет, что… ты… нарядилась… ради его расположения… Это и выдаст твою слабость».
        - Я все поняла, - шепнула Рина. - Спасибо за подсказку.
        Она помахала обитателям ателье и громко крикнула:
        - Благодарю вас! Но я должна спешить!
        Манекены припали к стеклам, умоляюще глядя ей вслед.
        Окраина города была уже близко. Клим быстро набрал скорость, и Рина стала разделять пальцами спутанные пряди волос, чтобы они просохли в потоках встречного ветра.
        К вершине Лод-горы вели две дороги. Зубчатая железная была ровной как стрела и поднималась к плато, на котором стоял особняк Кантонов, под довольно крутым уклоном. По соседству с ней вился розовый серпантин обычной дороги, напоминавший уложенные друг на друга тонкие ломтики ветчины. Он зарос по бокам бордовыми метелками амарантов, розгами золотарника и диким хмелем, так что Рине приходилось поджимать ноги, когда Клим ехал близко к кустам, выбирая самый безопасный для колес маршрут.
        - Без тебя я бы пыхтела тут полдня, - призналась Рина, когда подъем стал особенно крутым, а Клим при этом ничуть не замедлился.
        «Еще бы!» - весело дзинькнул он.
        Земля была такой влажной, а солнце таким горячим, что воздух дрожал от испарений. Рина щурилась и обгорала, как под линзой, пока они не нырнули в отброшенную Лод-горой тень. Здесь пахло болотом, хотя воды вокруг видно не было, но вскоре этот запах сменился привычным ароматом цветов и нагретой земли.
        Вместе с подъемом по склону в Рине поднимался страх.
        - Слушай, мам, а ты успела познакомиться с Кантонами, когда готовила выставку? - спросила она.
        «Отчасти», - поколебалась мама.
        - Что о них говорят? Они хорошие люди?
        «Да», - ответила мама, но тут же добавила: «Не уверена».
        - То есть, говорят о них хорошо, но ты не уверена, что это правда? - вздохнула Рина. - Эх, жаль, что выставка не успела пройти. Мэр точно пригласил бы вас с папой к себе. Тогда ты бы смогла мне про них больше рассказать… Но они такие богатые. Думаю, они готовы заплатить за свободу хоть сотню бриллиантовых блестяшек. И воспитание, надеюсь, не позволит им обливать меня грязной водой…
        «Что-то я не уверен на этот счет!» - поколебался Альберт, то ли издеваясь, то ли тревожась.
        Папа задумчиво промолчал.
        - И еще эта дарственная… - снова вздохнула Рина. - Если Кантоны спят, у меня есть шанс отыскать украшения и тихонько вынести их из особняка. Но этой Юлии обязательно нужна дарственная, так что в любом случае придется мэра будить. Или, может, я смогу найти печать в его кабинете и составить дарственную сама? Я же знаю примерно, как это делают… Но это рискованно. Вдруг в драгоценности кто-то вселился. Мне понадобится твоя помощь, Клим. В таком огромном доме наверняка полно народу. Я не смогу уследить за всеми вещами. Прикроешь меня с тыла, в случае чего?
        «Конечно», - согласился велосипед.
        Он преодолел последний поворот серпантина и выехал на просторную площадку перед поместьем, где находилась конечная точка маршрута поезда - станция «Белобашенная».
        - Да это прямо как вход во дворец! - поразилась Рина.
        Парадные ворота особняка были даже больше, чем городские, и уж точно помпезнее. Справа от них в стене находилось квадратное окошко с подвешенным над ним колокольчиком.
        «Наверное, там привратник сидит», - подумала Рина и, прежде чем позвонить, попыталась прикинуть, можно ли перелезть на ту сторону самостоятельно.
        Она ухватилась за свисавшую со стены лиану и проверила ее на прочность.
        «Дзинь!» - напомнил о себе Клим.
        - Ах, точно! - обернулась к нему Рина. - Даже если я залезу, тебя никак не втащу. Прости, я не подумала.
        И тут ворота начали распахиваться сами собой. Медленно и величественно, словно занавес в театре.
        «Кантоны не спят!» - подумала Рина, невольно отпрянув от стены и вцепившись в велосипедный руль.
        - Здравствуйте! - робко сказала она.
        За воротами раскинулся пейзажный парк невероятной красоты. Такой большой, что самого поместья за ним даже видно не было. Придавленная страхом Рина потопталась у входа и поняла, что не сможет сама войти внутрь, поэтому села на велосипед и предоставила ему вкатить себя во двор.
        Клим быстро миновал ворота и замедлился, наверное, для того, чтобы Рина успевала оценить обстановку. Но она ничего не успевала оценить. Она была так напугана, что даже не поинтересовалась у привратника, в какой стороне дом, и не попросила о сопровождении. В итоге они с Климом заблудились.
        От круглой площадки, к которой вела подъездная дорога, словно лучи от солнца расходились во все стороны одинаковые мощеные аллеи, и невозможно было понять, какая из них главная. Парк оказался настолько большим, что найти в нем огромный дом, отлично видимый издалека, было не так-то просто. Рина озиралась по сторонам в поисках голубых башен, но ее окружали только самшитовые изгороди, стены из фруктовых деревьев, глянцевые листья гигантских монстер, скульптуры и арки, увитые лозами.
        «Дзинь!» - выдал вдруг Клим и поехал направо: он первым заметил, как накренился и зашелестел куст, облепленный бабочками. Вблизи стало видно, что это не бабочки, а цветы с желтыми краями и пурпурной сердцевиной.
        - Это наш Проводник! - обрадовалась Рина.
        Теперь, когда ветер стал серебристым, его было видно гораздо лучше. Он долго вел их от одной дорожки к другой между каменных беседок, скульптур, солнечных часов, озер, бассейнов и блестящих на солнце теплиц. То там, то здесь среди зелени мелькал фасад поместья, и Рина поняла, что ни за что не сумеет разглядеть его целиком - такой он был огромный. Глаза выхватывали в прогалинах между деревьями то колоннады, то арки, то стены из светлого камня с ажурной лепниной. Клим как-то рассказывал, что это здание называют еще Айсбергом, и оно, правда, было похоже на айсберг. Высокие башни вонзались в небо, как острые обломки ледяной глыбы, и даже позолота на них казалась леденящей. Рина ни за что не хотела бы жить в таком особняке. Она, конечно, мечтала о своей комнате, но после уютной тесноты Букашки даже маленькие дома казались ей пустынными, а это был настоящий замок.
        Парадную дверь уже открыли, и Рине не пришлось затаскивать Клима наверх: на лестнице были предусмотрены пандусы, наверное, чтобы скатывать по ним багаж, детей или старичков в колясках. Въезжать в дом на велосипеде казалось неприличным, поэтому Рина слезла с него и, крепко сжав перекладину руля, вошла в просторный вестибюль.
        Какой же маленькой она казалась себе под этими головокружительными потолками и хрустальными кораблями люстр! Ладони и щеки тут же вспотели. Сердце стучало так сильно, что Рину даже замутило. Она чувствовала себя здесь абсолютно не на своей картине, как говаривал папа, когда обстановка ему не нравилась.
        Вестибюль продолжала лестница, достаточно широкая, чтобы на ней могли свободно разъехаться две Букашки. Наверху в обе стороны от нее расходились полумесяцы ступеней, ведущих на второй этаж. Они были похожи на крылья. Первый пролет упирался в стену с нарисованным на ней золотым деревом. Каждый его лист был овальной рамой для портрета, а все вместе они составляли фамильное древо Кантонов.
        «Главное - вести себя спокойно, - напомнила себе Рина. - Они могут меня убить, если решат, что я никудышная Виндера».
        - Добрый день! - громко сказала она, стараясь не озираться по сторонам как загнанный зверек. - Меня зовут Катрина Шегри. Простите, что беспокою, но мне нужна ваша помощь. Могу я поговорить с господином Кантоном?
        Вместо ответа из-за дальней колонны вынырнул светлый прямоугольник. Он завис на уровне глаз Рины, и стало видно, что это план особняка с подписью «Второй этаж». На нем алой магнитной кнопкой были отмечены Лазурная гостевая, парадная лестница и лифт. Слева к Рине подлетела другая доска - с расписанием. Оно было составлено из отдельных цифр и табличек:
        13:00 - ванные процедуры
        14:00 - обед в Жемчужном зале
        Похоже, Рине предлагали для начала привести себя в порядок и отобедать с семейством.
        «Нельзя отказываться, - подумала она. - Иначе они поймут, что я их боюсь. И у меня будет больше шансов убедить их при обстоятельном разговоре. Кто знает, вдруг они из тех, кто трясется за каждую монетку».
        - Благодарю за гостеприимство!
        Рина хотела еще попросить прощения за свой внешний вид, но не стала - вдруг это сочтут за слабость.
        На второй этаж можно было подняться по лестнице или на лифтах, которых тут, судя по плану, было аж три: для слуг, для хозяев и еще грузовой, чтобы поднимать наверх мебель или статуи. Для Рины алой кнопкой был отмечен парадный лифт, и она сочла это хорошим знаком. Сразу было видно, что Кантоны отнеслись к ней с уважением. Это ее немного успокоило, но использовать лифт она не рискнула, тем более на парадной лестнице тоже имелись пандусы. На их счет Рина сомневалась, что они предназначены для господ в колясках, раз уж в особняке столько подъемников. Скорее всего, по ним закатывали наверх чемоданы гостей, ну, или эти пандусы были предвестниками лифтов. Как бы то ни было, Клим мог без труда подняться по ним наверх, поэтому Рина предпочла лестницу. Поняв, какое направление она выбрала, план полетел вперед, словно дворецкий, показывающий дорогу.
        «Интересно, это кто-то из прислуги или из Кантонов? - размышляла про себя Рина. - Знать бы, сколько людей тут не спит. Чем меньше, тем лучше».
        Поднявшись к стене с портретами, Рина не могла на них не взглянуть. Такое количество картин она видела разве что в художественных галереях. Причем, самые старые портреты находились не внизу, как это обычно бывает, а наверху, судя по золотым табличкам с именами и датами. Особенно Рину привлек висевший на уровне глаз портрет мальчика чуть старше ее, написанный всего за год до запуска Ветродуя. Рина знала, что нельзя верить художнику - папа часто корил портретистов, писавших на заказ, считая, что они показывают людей не настоящими, а такими, какими те хотят себя видеть - но все же портрет был прекрасен. Масляная краска на нем блестела так, будто еще не высохла, и это делало лицо мальчика особенно живым.
        Его звали Яков. У него была жемчужная, словно светящаяся кожа и волнистые волосы, черные и глянцевые, как маслины, только что вынутые из маринада. Но особенно выделялись глаза цвета бутылочного стекла, сквозь которое смотришь на солнце. Чтобы подчеркнуть их редкий золотисто-зеленый оттенок, к костюму был подобран шейный платок в тон и изумрудные запонки.
        «Наверное, это сын мэра», - подумала Рина и не смогла оторвать от него взгляд, пока ехавший сзади Клим не дзинькнул и не пихнул ее.
        Рина очнулась, зарделась и поспешила наверх.
        На втором этаже все оказалось еще роскошнее, чем на первом. Ковры здесь выглядели богаче, а мозаика на потолке была настоящим произведением искусства. Впечатление портил только запах: отовсюду воняло крепким одеколоном, как будто по коридору только что промаршировал отряд гусар. Мама так говорила иногда: «Он надушился, как гусар перед свиданием».
        «Кажется, Кантоны готовились к моему приходу, - догадалась Рина. - Тут, наверное, было довольно затхло, и они разбрызгали везде старый одеколон вместо освежителя. И вот почему ворота открыли, но никто не проводил нас к особняку: они тянули время, хотели успеть подготовиться, пока мы ищем вход».
        Эта мысль придала Рине немного уверенности.
        Лазурная гостевая была и правда лазурной и такой огромной, что вполне годилась на роль бальной залы. Портьеры по бокам присобрали изысканными подхватами в виде оленьих рогов, и через панорамные окна проникало много света. Стены были отделаны голубой тканью с посеребренными узорами, как и стулья, пуфики и танкетка. Такого же цвета кожей обили изнутри входную дверь, где поблескивали созвездия декоративных гвоздей.
        С роскошью этой гостевой не могли сравниться даже самые дорогие апартаменты отелей, которые папа арендовал по особым случаям. Все здесь, от мебели до украшений, выглядело так идеально, словно это была увеличенная комната из кукольного домика.
        «Тут прямо как во дворце, - восхищалась про себя Рина. - Может, это королевские покои, где Рондевул Первый гостит, когда бывает проездом? Тут все почти под цвет герба».
        Слева в нише открылась задекорированная дверь, и Рина услышала шум воды, который исходил из туалетной комнаты, просторной и гулкой от того, что мебели в ней было совсем немного. Посреди пола, выложенного синей плиткой, стояла одинокая ванна. К ее краю крепилась позолоченная мыльница в виде лебедя, из крана лилась вода.
        «Похоже, у них тут своя система отопления», - подумала Рина, подставив руку под горячую струю.
        На вешалке ее дожидался махровый халат. Стопка белых полотенец высилась на тумбе неподалеку. От воды пахло мятой и лавандой - туда добавили эфирных масел. Шапка пены поднялась уже к самым бортикам, и соблазн смыть с себя грязь перевалил за бортики терпения в Рининой голове. - Я хочу искупаться, - сказала она Климу. - Ты подождешь меня в комнате?
        «Не вздумай!» - возмутился тот.
        - Будешь подсматривать? - сделала вид, что не поняла его Рина.
        «Нет, конечно!»
        - Тогда подержи сумку, ладно?
        Она повесила рюкзак на руль и опустила часы во внутренний карман, а про себя подумала:
        «Тут есть куча гораздо более легких способов меня убить. И даже если Кантоны решат это сделать, они сначала узнают, что мне от них нужно».
        Чтобы спровадить Клима, Рина решительно стянула с себя кофту, и он тут же ретировался из ванной. Между тем, чувства уединения совсем не возникло. Казалось, кто-то наблюдает исподтишка, и Рина всерьез подумывала о том, чтобы помыться прямо в одежде, заодно и постирать, но потом смущение стерла раздраженная мысль:
        «Почему это мне должно быть стыдно? Стыдно должно быть тем, кто подглядывает, и тем, кто обливает Виндеров помоями».
        Скинув с себя вещи, Рина запрыгнула в ванну в одной майке и шортах, а потом сняла и их. Пена отлично скрывала все, что другим видеть не полагалось.
        Предчувствие ее не обмануло: в комнате и правда кто-то был. Грязные вещи тут же подняли белые перчатки, сложили аккуратной стопкой на поднос и куда-то унесли. Рина решила не переживать пока по этому поводу. Она быстро вымылась, обмотала голову полотенцем, надела халат и вышла в гостевую, где ее ждали нервный Клим, стопка чистого белья и аккуратно расстеленное на кровати платье темно-вишневого цвета. Оно было довольно простого кроя, сразу видно, что не вечернее, но все-таки выглядело роскошно. Его сшили из бархата, отделанного серебряными нитями, и оно было длинным, даже со шлейфом! Рина никогда еще не надевала таких платьев: девочек, которым не исполнилось пятнадцати, на праздники обряжали в блузы с воланами и пышные юбки чуть выше колен. Рина их ненавидела, потому что они подчеркивали ее худобу, которую бабушка Вельма называла болезненной. Она постоянно требовала кормить Рину силком. К счастью, мама не слушала ни ее, ни прочих родственниц, с которыми встречалась несколько раз в год по праздникам.
        Вообще с Бабушкой Вельмой отношения у Шегри были сложные. Она, как и две другие ее дочери, считала актерство работой для легкомысленных женщин и была вне себя от ярости, когда мама сбежала из дома и поступила в театральное училище. А когда она встретила папу, тогда еще никому не известного бедного художника, сына фермеров, и отправилась с ним колесить по Хайзе, родительница и вовсе оборвала с ней связи.
        Через год появилась Рина, и молодой семье Шегри пришлось туговато. Какое-то время папе не везло с работой, и они жили у его родителей, в том самом сельском доме, который навсегда остался в памяти Рины теплым воспоминанием. В это время муж бабушки Вельмы - тихий незаметный старичок, с годами все более низенький, должно быть, от того, что каблук жены придавливал его к земле - тайком посылал маме чеки. Небольшие, чтобы бабушка ни о чем не прознала, но очень нужные в тот момент. Так Шегри и продержались в те годы, а потом папина карьера пошла на взлет, он стал известен на все королевство, и бабушка Вельма была вынуждена признать его своим зятем. Она поумерила гордость и стала приглашать всю семью в гости дважды в год, а еще отправляла сухие поздравления и подарки на праздники. Часто, кстати, абсолютно неуместные. Например, Рине на десятилетие она подарила очки в золотой оправе с толстенными линзами, в которых мир выглядел, как запотевшее стекло. Альберт заранее содрогался, представляя свой подарок.
        - Мне она точно пришлет курительную трубку! - говорил он. - Хорошо хоть дед признает, что не разбирается в подарках для детей и поэтому просто дает нам чеки.
        Рина, как и все Шегри, ненавидела визиты к маминой маме. Особенно потому, что та всегда приглашала их на торжества, где была куча народа, чтобы похвастаться своим знаменитым зятем. Рину в дурацком наряде, в котором ее худые руки и ноги выглядели еще тоньше из-за пышного подола и буфов, обступали со всех сторон тучные тетушки и начинали жалеть, пока не вмешивалась мама. Особенно Рина не переносила на дух тетю Кристину с тех пор, как она громким шепотом, так, чтобы услышали все, кто был рядом, осведомилась:
        - Ах, Анжелика, дорогая, мне неловко спрашивать, но, возможно, у девочки паразиты? Ты водила ее к доктору?
        В отличие от Рины, мама в такие моменты ничуть не терялась. Она одарила сестру одной из своих леденяще-вежливых улыбок и ответила:
        - Ну что ты, милая, она совершенно здорова. Просто нам с ней повезло унаследовать ту часть семейной породы, которая и в старости позволит нам влезать в платья времен молодости так, чтобы при этом не рвалась шнуровка на корсете. Уверена, ей, как и мне, будет легко поддерживать фигуру.
        Тетя Кристина от злости побагровела, как вишневое пирожное в ее руке, но сделала вид, что не заметила намека на свою полноту и с показной жалостью воскликнула:
        - Ах, так она поздний цветочек! Бедная девочка!
        С тех пор Рина была уверена, что она, и правда, «поздний цветочек» и что длинное платье ей придется ждать целый год. Но сейчас оно лежало прямо перед ней. Значит ли это, что Кантоны посчитали ее взрослой?
        - Слушай, Клим, отвернись, пожалуйста.
        Просить его выехать в коридор было и неудобно, и неразумно с точки зрения безопасности. Клим все понял и встал в угол передним колесом.
        «Надеюсь, у него нет глаз на затылке», - подумала Рина, и тут, на ее счастье, из шкафа достали складную ширму.
        - Только не надо, пожалуйста, меня одевать, - попросила Рина, боясь, что платье оживет и само полезет на нее. - Я справлюсь.
        Но ей все-таки помогли. Чьи-то невидимые руки ловко застегнули пуговицы, подшили подол, затянули шнурки на спине, приладили пояс, и Рина впервые в жизни - не считая тех раз, когда она тайком наряжалась в мамины вечерние наряды в детстве - восхитилась своим отражением. Платье красиво обхватывало ее в талии, но не висело, как на швабре, потому что подол с двумя нижними юбками скрывал худобу бедер, а рукава без буфов, но не очень-то узкие, удачно прятали руки-спички. Внутри платья был даже вшитый лиф, и Рина сразу стала выглядеть взрослее на пару лет. Особенно когда ей расчесали волосы и собрали в высокую прическу, украсив ее гребнем с рубинами.
        Если бы хоть раз Рина явилась в таком виде к бабушке Вельме, мамины сестры умерли бы от приступа зависти. Жаль только, что туфель нужного размера в особняке не нашлось, но Рину это не расстроило: она все равно не умела ходить на каблуках и боялась испортить изящество своего вида кривоногой походкой.
        - Я готова, Клим!
        Велосипед развернулся к ней и застыл. Рине показалось, что он застыл в восхищении.
        «Эх, вот бы увидеть, какое у него сейчас лицо!»
        В этом платье Рина как-то сразу переменилась, и даже вести себя ей хотелось иначе. Элегантнее и взрослее. Наверное, так же чувствовала себя мама в своих нарядах, когда из взъерошенной неуклюжей птички превращалась в предмет воздыхания всех мужчин на светском рауте.
        - Простите, что заставила ждать, - сказала Рина велосипеду и стрелкам. - Судя по времени, нам уже пора спускаться к обеду.
        Она надела массивные дедушкины часы и перстень короля и подумала, что даже они сейчас выглядят вполне к месту и добавляют ей солидности.
        Мама с папой выписывали то улыбки, то тревожные дуги. Наверное, радовались, что дочь в порядке, но волновались, что-то теперь ее ждет. Альберт, на удивление, молчал.
        Рину подмывало спросить: «Ну, как я выгляжу? Красиво, правда?» Но от мамы она слышала, что выуживание комплиментов лишает девушку половины красоты. Так что она сдержалась и посеменила обратно к лестнице мелкими шагами, чтобы мальчишечьи ботинки не были видны из-под подола.
        Клим ехал следом, прикрывая ее со спины, а впереди снова возник план здания, на котором в этот раз был отмечен Жемчужный зал первого этажа.
        Рина, подражая маме, с очень прямой спиной, изящно придерживая подол кончиками пальцев, не очень-то изящно с непривычки спустилась по лестнице. Ее взгляд скользнул по портретам, но не отыскал среди них красивого мальчика. И не только его - большей части нижних картин не было. От них остались только овалы невыгоревшей краски, которую рамы защищали от солнца. Рине стало жутко, но думать об этом было некогда:
        она боялась отстать от плана и потеряться в лабиринте первого этажа.
        Дворецкий провел ее под колоннадой к комнате со стеклянными дверями, за которыми открылся зал с длиннющим, наверное, на сто персон, столом. Один стул, слева от главного, был отодвинут. На остальных восседали те самые овальные портреты, пропавшие со стены. Видимо, все семейство Кантонов собралось в таком виде послушать гостью.
        «Да тут же куча народа! - покрылась мурашками Рина. - Если они решат меня убить, им это ничего не будет стоить».
        Она скорее упала, чем села на предложенный стул, и услышала, как Клим тихо встал позади нее. Кантоны ничего не говорили, и доска с планом больше не подлетала. Было ясно, что начать беседу придется самой.
        - Благодарю вас за теплый прием, - выдавила из себя улыбку Рина. - Позвольте еще раз представиться. Меня зовут Катрина. Катрина Шегри.
        Вообще-то она не любила свое полное имя, но в таком обществе быть просто Риной показалось ей несолидным. Катрина - довольно красивое имя, но только если не знать его дурацкой предыстории. Это все папа, помешанный на живописи.
        По семейной легенде, когда Рина только родилась, он посмотрел на нее и воскликнул:
        - Бог мой, Анжелика, это красивейшее из произведений искусств, что видели мои глаза! Мы с тобой создали настоящий шедевр!
        И он стал всерьез настаивать, чтобы его дочь назвали Картиной. Когда дело касалось искусства, папа порой становился весьма эксцентричным. Но более дальновидная мама заранее поняла, какими насмешками это грозит дочери, и не согласилась. Тогда они с папой впервые серьезно поспорили. Не сумев его переубедить, мама соврала, что хочет назвать дочь Дульсинеей. Папа был в ужасе: это имя казалось ему самым неподходящим, и мама, разумеется, это знала. К тому же она, как хорошая актриса, закатила ему весьма натуральную истерику по этому поводу, но в конце концов согласилась на компромисс, который сама и предложила, - Катрина. Это был самый близкий к Картине, но вполне привычный человеческому уху вариант. Таким образом папа был обведен вокруг пальца дважды: сына он собирался назвать Мольберт.
        Рина не хотела, чтобы люди знали эту нелепую историю, а мама как нарочно рассказывала ее всем подряд вместо анекдота. Катрина терпела это лет до восьми, а потом потребовала называть себя Риной. Альберт в отличие от нее просто хохотал вместе со всеми над Мольбертом. Имя его вполне устраивало, да и вообще он, на зависть сестре, устраивал себя во всем. Наверное, он бы ничуть не смущался, даже если бы мама назвала его Агафонием - именно этот вариант она предложила папе взамен Мольберта.
        Рина расправила подол на дрожащих коленях и выпрямилась, чтобы казаться уверенней и взрослее. Справа от нее, во главе стола, стоял портрет мэра Кантона - того самого мужчины, чью фотографию Рина видела в газете, а по правую руку от него сидела жена. Другие стулья занимали их родители, братья и сестры, за ними Рина увидела портрет красивого мальчика, а в конце стола посадили тех, кого она обозначила про себя седьмой водой на киселе. Все портреты были очень разными, но их объединяло то, что перед ними лежали блокноты и ручки.
        «Это будет больше похоже на допрос, чем на обед», - подумала Рина и вздрогнула, когда на колени легла кружевная салфетка.
        На столе перед гостьей вместо блокнота распахнулись два серебряных крыла из столовых приборов. Они обрамляли блюдо под колпаком, до того отполированным, что Рина четко видела в нем собственное выпуклое отражение: треугольник родинок на левой щеке и серые глаза - наследие бабушки Вельмы. Они весьма подходили к бабушкиному стальному характеру и как-то хищно блестели на ее лице, а вот лицо Рины делали просто блеклым, так что она свои глаза не очень-то любила. Да и нос считала великоватым, а в отражении он показался ей прямо-таки безобразным.
        - Это даже хорошо, что она страшненькая, - без всякого стеснения говорила бабушка Вельма родителям. - Еще одну родственницу актрису я не выдержу. Но вы должны срочно отдать ее в частную школу. Девочка явно обделена талантами, поэтому не говорите мне, что ваш образ жизни развивает в ней творческий дух. Из Альберта еще что-то получится, но в Рине я сомневаюсь. Ей надо больше бывать среди людей и учиться вести себя в обществе, иначе никто не возьмет ее замуж.
        Неприятные воспоминания давили со всех сторон, и Рина не могла от них отделаться, потому что особняк Кантонов вызывал четкие ассоциации со столичным домом бабушки. Каждый раз, приезжая к ней в гости, Рина чувствовала себя униженной и никчемной. И на каждом светском рауте ей хотелось сбежать и спрятаться в своей комнате, где никто ее не увидит и не осудит.
        Наконец колпак подняли, и ледяные глаза бабушки Вельмы исчезли. На блюде дымились овощи с мясом, кажется, кролика. Либо их здесь выращивали, либо бедняга забрел в неудачное время на территорию поместья.
        Рине от волнения кусок не лез в горло, и к тому же она помнила, что еду и воду нужно сначала проверить. Вот только она понятия не имела, как это сделать под пристальными взглядами стольких людей. Вжимать перстень в еду или макать его в воду было как минимум неприлично. Вдруг Кантоны оскорбятся, что их подозревают в отравлении, и просто вышвырнут ее? Отказаться от еды тоже было бы невежливо, и Рина не могла сказать, что обедала недавно - она тут минимум час.
        Она так разнервничалась, что в итоге не придумала ничего лучше, кроме как нарочно пролить воду на тарелку и заодно на ладонь с кольцом. Камень остался белым.
        - Ой, простите! Меня так после ванной разморило, совсем руки не держат.
        Рина понимала, что на кону ее жизнь, но все равно чувствовала себя кошмарно. Теперь ни платье, ни прямая спина не добавят ей солидности в глазах Кантонов. Хотелось уменьшиться, юркнуть под серебряный колпак и вместе с ним спуститься в подклеть, забравшись в подъемник для еды.
        Полотенце мгновенно подтерло пролитую воду. Намокшую еду убрали, и Рина понадеялась, что у повара нет добавки.
        - Мне нужна ваша помощь, - робко начала она и, запинаясь, изложила мэру суть дела.
        Увы, это неловкое блеянье даже близко не походило на ту речь, которую Рина репетировала в уме.
        «Просто фиаско, - подумала она, закончив говорить. - Хуже некуда».
        Над столом еще долго висела тишина. Потом разом поднялись почти все ручки, и члены семейства стали бурно переписываться. Рина напряглась, готовясь к допросу, но как раз ее единственную игнорировали. Блокноты сначала мерно летали от одного края стола до другого, затем начали летать резвее, а потом стал твориться полный кавардак. Члены благородного семейства принялись сминать листы и швырять их в портреты друг друга. Это была настоящая бумажная война. Рина замерла, как статуя, и не сразу заметила, что к ней подлетела записка на подносе:
        «Уважаемая Странница, не соблаговолите ли вы отдохнуть в гостевых покоях, пока господа не завершат обсуждение? Полагаю, вопрос не решится быстро, поскольку речь идет о фамильной реликвии дома Кантонов. Могу я распорядиться, чтобы обед доставили вам в комнату?
        С уважением, главный дворецкий»
        - Д-да, было бы очень хорошо, - сказала Рина и выскочила из-за стола.
        В нее почти прилетел бумажный снаряд, но дворецкий успел остановить его подносом. При этом комья, бившие морду портретам, почему-то никто не останавливал.
        Переведя дух в фойе, Рина вместе с Климом вернулась в Лазурную гостевую и, не снимая платья - ее вещи еще не вернули, так что переодеваться все равно было не во что, - с удовольствием поужинала, тщательно протыкав каждый кусочек кольцом. После этого ей было абсолютно нечего делать, кроме как корить себя за позорную речь, и она нервно меряла комнату шагами.
        - Что они там так долго обсуждают? Это же просто бриллианты, а на кону их жизнь! Будущее их детей! Разве это не стоит дороже всего на свете?
        «Конечно, дорогая», - поддержали ее родители, но она говорила не для них. Она хотела, чтобы ее услышали Кантоны. Услышали и прислушались.
        Устав ходить, Рина уселась в кресло. Кровать выглядела удобней, но у кресла была спинка - отличная защита от удара с тыла.
        «Это все из-за того, что я мямлила, - не могла успокоиться Рина. - Они просто не верят, что я достойная Виндера, вот и не хотят отдавать семейную реликвию. Что, если они прямо сейчас обсуждают, как меня убить?»
        Нервы так натянулись, что Рина аж подпрыгнула от стука в дверь.
        - Д-да-да, входите, пожалуйста.
        В комнату вплыли двое: уже знакомый серебряный поднос, на котором стоял чайный сервиз и вазочка с печеньем, и портрет Якова.
        Рина, прямая и белая от страха, едва заставила себя вежливо улыбнуться.
        Портрет уселся в кресло напротив нее, и перед ним на столик лег блокнот с ручкой, а перед Риной поставили поднос.
        «Прошу прощения за эту суматоху, - написал Яков. - Боюсь, обсуждение затянется до самого ужина. Дело не в том, что мы раздумываем над вашей просьбой. Помочь вам - наш святой долг! Просто, понимаете, прозвучало слово “дарственная”, а у нас половина родственников - юристы, и они сейчас просто с ума сходят, пытаясь переспорить друг друга, как бы так составить документ… с наименьшими убытками для семьи в будущем. Я и мои родители пытались их угомонить, чтобы они не тратили зря ваше время, но, боюсь, они слишком увлечены. Они два века сидели без работы, а тут такой повод… Я нижайше прошу за них прощения от имени всех Кантонов!»
        У Рины отлегло от сердца. Казалось, она прямо сейчас расплывется по креслу от облегчения и впитается в его обивку.
        - О, не беспокойтесь, я все понимаю!
        «Если честно, меня очень тревожит, что вам придется снова навестить эту шантажистку Юлию, - написал Яков. - Недопустимо подвергать юную девушку таким оскорблениям. Я чувствую себя ужасно от того, что не могу вас защитить. Ходят слухи, что Странники способны передать свою роль кому-то другому, если захотят. Как вы смотрите на то, чтобы я стал Виндером вместо вас, Рина? А вы пока побудете тут, в безопасности. У нас достаточно свободных комнат, и мои родители будут рады вашей компании. Я хочу оградить вас от нападок Юлии, да и вообще от этого бремени».
        Клим нервно дзинькнул. Часы выписывали вопросы. Они не понимали суть разговора, потому что Рина стеснялась читать записки Якова вслух.
        - Благодарю вас, - взволнованно сказала она. - Это очень любезно с вашей стороны, но я не могу отказаться от своей роли до тех пор, пока не найду кнопку Ветродуя. Это закон Странников.
        «Очень жаль! - огорчился Яков. - Я не понимаю и не принимаю эту несправедливость. Страдать и жертвовать собой - удел воинов и героев, а не беззащитных девушек. Вы не созданы для этой работы».
        Если бы Рине сказали такое родители, Клим или Альберт, она бы разозлилась, но слова Якова сделали ее счастливой. Сын мэра так напоминал храброго принца из ее фантазий, что от одного взгляда на него у Рины горели кончики ушей, и она жалела, что волосы, собранные в прическу, не скрывают ее смущение.
        «Это тебе не мальчишка-пастух из деревни! - думала она. - Вот они где - амбиции и характер!»
        В беседе с Яковом незаметно пролетела пара часов. Болтали о книгах и путешествиях, в которых Рина хорошо разбиралась и потому тараторила без умолку, рассказывая об интересных местах и сюжетах.
        «Невыносимо прерывать столь интересную беседу, - написал вдруг Яков, - но я вынужден вас покинуть. Мне только что сообщили, что семейство утвердило план, и я должен присутствовать на его оглашении».
        Как только дверь за портретом закрылась, Рина побежала в туалетную комнату. Ей надо было срочно умыться - щеки так и пылали, сердце бешено стучало, и по лицу расплывалась идиотская улыбка, которую не было сил сдержать.
        К ужину Рина переоделась в платье куда нарядней, уже подшитое точно по ее фигуре. Оно было белое с золотым шитьем и ажурной накидкой. Волосы завили и украсили диадемой, а еще принесли нужного размера туфли - видимо, успели переделать их под маленькую ногу или просто нашли подходящие. Ходить в них было неудобно, и Рине приходилось держаться за перила, но чувствовала она себя все равно по-королевски. Ей казалось, что она плывет, даже когда она спотыкалась и когда каблуки застревали в мягком ворсе ковра.
        «Вот бы, и правда, можно было остаться тут вместе с Яковом! - мечтательно подумала она, но тут же возразила сама себе: - Нет, я куда больше ему понравлюсь, если освобожу Хайзе от проклятия. Тогда весь мир будет мной восхищаться, и Яков тоже».
        За окнами почти стемнело, и все свечи в канделябрах были зажжены. Подол платья блестел в их свете, как пушистый, искрящийся под фонарями снег. Блики играли на позолоченном декоре стен, отражались в хрустальных подвесках люстр, выхватывали мерцающие нити из гобеленов, штор и мебельной обивки. Запах одеколона в коридоре почти выветрился. Теперь там пахло свежесрезанными цветами в вазонах, едва видимых в полумраке.
        - Добрый вечер! - сказала Рина, войдя в уже знакомый обеденный зал.
        Тут все было чисто - ни намека на недавний бумажный бой, и портреты спокойно ждали ее на своих местах. Рина гораздо изящнее, чем в первый раз, опустилась на свой стул и почувствовала, как Клим прислонился к его спинке.
        «Простите нас за задержку, уважаемая Странница», - написал ей мэр.
        На стол перед Риной опустился черный бархатный футляр. Его крышка поднялась, и Рина ахнула, увидев, как бриллианты переливаются всеми гранями в свете свечей. Вживую они были куда красивее, чем на фотографии, и каждый камень оказался размером с виноградину. Сверху на драгоценности легла дарственная с именной печатью. После этого крышка мягко закрылась.
        Рина уже хотела поблагодарить семейство и встать, но ее опередила жена мэра.
        «Милая, мне так неловко, что мы вас задержали, - написала она. - Но я настойчиво прошу вас остаться на ночь. Скоро станет темно и холодно, а вам предстоит не самая приятная встреча. Если эта бесстыжая дама опять вас обольет, вы непременно простудитесь! Пусть это случится хотя бы утром, когда воздух будет разогрет. И вы всегда можете снова прийти к нам, чтобы переодеться».
        - Большое спасибо! - сказала Рина. - Я с удовольствием останусь. Ночью на улицах и правда холодно.
        Климово «дзинь-дзинь» она проигнорировала. Пусть сам ночует на улице, если так хочет.
        Теперь, когда вопрос с дарственной был решен, Кантоны всецело переключились на Рину, и ей пришлось говорить весь вечер. Дворецкий раза три подогревал для нее чай и менял блюда, но Рине было не до еды. Только когда часы пробили одиннадцать, жена мэра наконец спохватилась и велела сыну проводить гостью в ее комнату.
        «Теперь вы знаете, что мое семейство еще и невыносимо болтливое, - написал он, пририсовав в конце улыбочку. - Мы окончательно вас утомили».
        - Да ничего страшного, - улыбнулась Рина. - Рассказать новости - это меньшее, чем я могу вас отблагодарить.
        Ей было слегка неловко от того, что в комнату ее провожала целая толпа народа: фонарь - наверное, в нем был дворецкий, - а еще портрет Якова, блокнот и ручка. То есть минимум четыре человека. Не очень-то побеседуешь, когда вокруг столько лишних ушей. Но все-таки Рина была бы рада остаться с Яковом подольше. Путь до Лазурной гостевой показался ей слишком коротким, и она бы многое отдала за еще одно чаепитие с портретом, но у двери в Лазурную гостевую он пожелал ей доброй ночи и отправился обратно на стену.
        Рина умылась, переоделась в ночную рубашку и, обессиленная, рухнула спать, но сон долго не приходил. От волнения мысли скакали в голове, как взбешенные кони на пожаре, и только под утро Рина сумела задремать. Ей снилось, что кто-то нежно проводит кончиками пальцев по ее шее, сдвигая в сторону волосы. А потом вдруг истерично зазвенел Клим, и Рина подскочила, как ужаленная.
        С ее шеи что-то соскользнуло, и она успела заметить краем глаза, как это что-то черной змейкой метнулось к двери. Клим рванул следом.
        «Дзяк-дзяк», - прозвучало из темноты, а потом затихло.
        - Т-там змея? - с ужасом спросила Рина.
        «Нет», - ответил Клим.
        Рина взяла с тумбочки свечу и, подойдя к велосипеду, увидела, что звякала декоративная кисточка с бусиной, слишком крупной, чтобы пролезть в щель под дверью. Рина осторожно взяла эту кисточку и вытянула вслед за ней шелковый шнурок от балдахина. Он безвольно повис на ее ладони - тот, кто вселился в него, уже перескочил в другую вещь.
        - Н-наверное кто-то просто шутил. - Рина почувствовала, как страх врывается в нее сквозь сонную негу. - Может, это дети…
        «Нет!» - возразил велосипед.
        В попытку удушения верить не хотелось, но успокоиться Рина уже не могла.
        - Ладно, Клим, раз уж ты меня разбудил, давай поедем к Юлии прямо сейчас. Я все равно уже выспалась.
        Она подошла к стулу, чтобы взять сумку, и тут прямо над ней что-то громыхнуло. Это была люстра. Громадная хрустальная люстра вырывалась из потолка. Подвески падали на ковер. Рывок, еще один. Рина застыла в ужасе, глядя наверх. Еще один рывок, и гигантский светильник ринулся на нее. Клим с разбега толкнул Рину в живот. Она упала на банкетку перед кроватью. Люстра грохнулась на пол. От нее во все стороны полетели как брызги прозрачные осколки. Клим, чудом не попавший в их плен, оглушительно зазвенел. В его бесперебойном звоне Рине слышалось: «Беги! Беги немедленно!»
        Она побежала к двери. Заперто! Клим с разгона врезался в нее. Дверь даже не дрогнула. Рина обернулась, почувствовав движение за спиной: на нее летел тяжелый медный подсвечник. Она успела отскочить только потому, что намертво вцепилась в руль Клима, и он резко потащил ее за собой вбок. Подсвечник глухо ударился в дверь. Рина вскочила на велосипед, и он понесся к окну.
        «Он его выбьет! - поняла Рина. - Но это второй этаж!»
        Она зажмурилась, вцепившись в руль, и прижалась к раме. Послышался громкий хлопок. Клим резко затормозил, и Рина чуть не вылетела из седла. Она распахнула глаза и поняла, что это хлопнули с грохотом наружные ставни. У Клима был шанс пробить стекло, но не дерево. И тем более не дерево, укрепленное чьей-то душой.
        Велосипед сделал резкий разворот. С пола поднялась острая хрустальная подвеска и полетела на Рину. Клим успел вильнуть в сторону, но было ясно: его везение скоро закончится. По всей комнате валялись осколки битого хрусталя, и колеса с трудом лавировали между ними. Если шины сдуются, всему конец.
        Казалось, что хуже быть уже не может, но тут погасли свечи. Гостевую накрыла кромешная темнота.
        «Это конец, - подумала Рина. - Вот так я и умру».
        Она съежилась, готовясь к тому, что в нее вот-вот вонзится хрустальная пика, но Клим включил фонарик. Столб света выхватил из темноты блестящую подвеску. Она пролетела мимо, но развернулась и едва не угодила Рине в плечо. Клим рванул вбок, к стене. Оттуда стали одна за другой падать картины, оттесняя велосипед к разбитой люстре. Осколок никак не мог достать Рину, поэтому попробовал незаметно вспороть велосипеду колеса. Он подлетел к переднему и почти вонзился в него. Клим встал на дыбы, как конь, осколок пролетел под ним и врезался в стену. В столбе света Рина увидела, что на нее летит второй и поняла, что в тот миг, когда Клим приземлится, этот осколок уже будет у нее во лбу. Она пригнулась к раме и завизжала:
        - Вы убийцы! Кантоны убийцы! Все об этом узнают!
        Комната онемела, словно время поставили на паузу. Клим перестал двигаться, потому что пространство тоже замерло. Рина слышала только собственное прерывистое дыхание. Кажется, сработали именно сказанные ею слова, поэтому она собрала все силы и крикнула:
        - Если я не выйду отсюда живой, все в городе узнают, что это вы меня убили! Потому что таков закон Странников! Я еще не нашла кнопку Ветродуя и поэтому не могу передать свою роль добровольно! Люди в Эрге понимают, что новый Странник появится только в том случае, если предыдущего убили! Они сплетничают обо всем, что я им рассказала, на своем занавесочном языке! Если один из вас принесет драгоценности швее вместо меня, все поймут, что моя смерть - ваших рук дело! Лучше отпустите меня, пока не поздно, иначе не только весь город, но и весь мир узнает о том, что вы убийцы! Почта работает бесперебойно, даже не сомневайтесь! Может, бриллианты для вас ничего и не значат, но вряд ли вы сможете спокойно жить без вашей блестящей репутации!
        Рина замолчала, тяжело дыша. Она до жути боялась, что Кантоны не послушают ее и что Клим проткнул колесо и больше не сможет ехать. Но через минуту в комнате зажглись свечи, и к Рине подлетел блокнот на подносе. Справа от него зависла ручка.
        «Договор о неразглашении», - прочитала про себя Рина.
        Это было вполне в духе Кантонов. Они требовали, чтобы Рина никому и ничего не рассказывала о том, что произошло в их поместье этой ночью.
        - Хорошо, - согласилась она. - Я никому ничего не скажу. Но вы отпустите меня. Немедленно.
        Она коряво подписала листок своим именем и фамилией, и дверь в комнату распахнулась. Клим метнулся к ней стрелой.
        - Стой! Сумка! Сумка, Клим!
        Но велосипед не слушал. Рина зажмурилась, когда он вихрем слетел вниз по лестнице и выпрыгнул в зев парадной двери, а оттуда помчался к воротам. Он ехал с такой скоростью, какую Букашка никогда не набирала. Рине пришлось держать глаза закрытыми, потому что их резал холодный воздух.
        Когда Клим остановился за воротами, она еще долго не могла пошевелиться и разжать пальцы, которыми намертво вцепилась в руль. Дыхание было судорожным и сиплым, ноги горели от царапин, оставленных кустами, которые росли вдоль дорожек. Рина пыталась перевести дух и хоть немного прийти в себя, когда что-то ударило ее сзади по голове. Не до обморока, но ощутимо.
        - Ай!
        Клим торопливо поехал прочь от ворот, но Рина его остановила.
        - Погоди! Это же моя сумка! И одежда!
        Кантоны брезгливо вышвырнули за ворота все ее вещи, и Рина принялась собирать их в свете фонарика. Руки дрожали, но ей не было холодно, несмотря на остывший воздух. Все тело пылало от нервной температуры. Рина была уверена, что это никакая не простуда. Частые прогулки под дождем ее закалили, и одними холодными обливаниями сломить ее было трудно, так что вспотела Рина явно от страха.
        Она обулась и надела отпаренную, но все еще влажноватую одежду, рассудив, что на теле высохнет быстрее. То, что ударило ее по голове и наверняка сделало там шишку, оказалось бархатным футляром. Открыв его, Рина увидела, что драгоценности по-прежнему внутри, как и документ. Она хотела заплакать от облегчения, пережитого страха, обиды и разочарования, но жар как будто высушил все слезы изнутри. Вместо того, чтобы сжаться калачиком и зарыдать, Рина ощутила невыносимую ярость.
        - Что, думаете, я не справлюсь?! - выкрикнула она. - Думаете, я никудышная Виндера, а вы все сделаете лучше?! Так я открою вам секрет! Странниками выбирают только тех, кто на это способен, ясно? Из всего Хайзе выбрали меня, потому что именно я должна это сделать! Не кто-то из вас, таких сильных, богатых и умных, а Катрина Шегри! И я докажу, что меня выбрали не зря!
        Глава 5
        Сброшенные языки
        С горы Рина спускалась пешком: ей нужно было прийти в себя, и медленная ходьба этому помогала. Клим ехал рядом, подсвечивая дорогу, росу на траве и сверчков, бесперебойно стрекотавших в кустах. Или это были цикады? Рина повесила сумку на руль и шагала налегке, глядя то на тающие звезды над головой, то на горизонт.
        - Быстрее бы солнце взошло, - сказала она, обнимая себя за плечи. - Так холодно, как будто я не в Эрге, а где-то на севере.
        Темная скорлупа неба только-только дала трещину, из которой проклюнулись утренние сумерки. Пахло сеном, сыростью и ночными цветами. Одежда сохла медленно, и Рина не рискнула сесть на велосипед, даже когда устала, боясь совсем замерзнуть от встречного воздуха.
        Город внизу был похож на чашу, полную звезд. Он светился так, будто с ним ничего не произошло, но Рина знала, что фонари заряжает солнце, и даже пасмурная погода не была этому помехой, вот почему они горели до сих пор.
        - Так странно, - сказала она после долго молчания. - Я только что чуть не умерла. Думала, буду сидеть и рыдать от ужаса, а вместо этого злюсь на Кантонов. И куда больше я их ненавижу за то, что они не поверили в меня, чем за то, что они пытались от меня избавиться. Наверное, я боюсь прожить пустую жизнь больше, чем умереть.
        И тут вдруг слезы потекли сами собой, как вода из прохудившегося крана. А потом сдавило в груди, и идти стало невыносимо. Рина села на корточки посреди дороги, уткнулась в колени и зарыдала. Клим встал справа от нее, не очень толково, но все-таки загораживая от зарослей колючки, наполовину оперившейся белыми зонтиками семян.
        Рина обняла его за влажное от росы колесо. Резина впитала отвратительный запах одеколона, и хотелось верить, что он скоро пропадет вместе с воспоминаниями о Кантонах.
        - Как я рада, что с тобой все хорошо! Спасибо тебе, Клим, спасибо! Я даже не знаю, как тебя благодарить. Если бы не ты…
        Рина всхлипнула, раздраженно утерла глаза и уселась прямо на землю, потому что ноги быстро затекли на корточках.
        - Только представь себе, они на этом семейном совете решали, кто именно меня убьет! И та бумажная война была из-за того, что никто не хотел марать руки. А знаешь, как я это поняла? В комнате была только одна душа. Будь их несколько, они бы с нами в два счета расправились, но там была всего одна душа - кому-то не повезло дернуть мельницу за отломанное крыло…
        Вдалеке прозвучал гудок, протяжный и очень знакомый.
        Рина снова смахнула слезы, вгляделась в горизонт и увидела за городом, на фоне светлеющего неба, длинный состав поезда со включенным фонарем.
        - Клим, ты тоже это видишь?
        «Дзинь», - ответил велосипед.
        - Неужели поезда еще ходят? - поразилась Рина. - Но как? У них же давно должно было закончиться топливо. И дыма нет… Это сам машинист заставляет поезд двигаться? Неужели он застрял там, прямо как ты в этом велосипеде?
        «Да», - подтвердил Клим.
        - Слушай, можешь мне подсветить?
        «Конечно».
        Рина достала из сумки дневник и спросила:
        - Дедушка Натан, а Странники до меня пользовались поездами?
        «Разумеется, - заверил он ее. - У меня даже есть список… безопасных маршрутов… Но… боюсь, он уже устарел… Со временем все меняется. Тот, кто был тебе другом, может стать врагом от отчаяния. Веры в избавление от проклятья с годами все меньше, и кто-то сходит с ума, а кто-то идет на крайности ради свободы. Если сегодня тебя впустили на порог и накормили, не думай, что завтра на том же пороге тебя не лишат головы».
        - Ясно, - помрачнела Рина.
        «Этот локомотив… здесь не просто так… - продолжил Натан. - Раньше поезда курсировали без дела, но теперь помогают развозить почту. Если состав находится рядом со Странником, зачастую удается заманить его на нужную станцию с помощью Проводника. Это здорово облегчает путь. Для Виндера ценнее подсказки может быть только ночь, проведенная в пути, когда он спал в безопасности, а не шел на своих двоих».
        - То есть этот поезд приехал в Эрге из-за меня? - Рина сразу напряглась. - Но откуда он знает, что нам по пути? Даже я еще этого не знаю.
        Ответом ей были слова раздраженного Странника:
        «Эти клятые подсказки вечно раскиданы друг от друга на большом расстоянии, и мой маршрут похож на зигзаги! На север, на юг, потом снова на север. На запад, на восток и обратно. В столицу, в деревенскую дыру и опять в столицу. Ненавижу это туда-сюдаканье! Чувствую себя как собачонка, которая бегает за костью принца Аскара. Мне все время кажется, что он наблюдает за мной, ехидно посмеиваясь. Но для такого удовольствия этому паршивцу пришлось бы остаться здесь и превратиться в дом или вещь, а он так ненавидит заточение, что решил в отместку все королевство в тюрьму посадить. Этот трус точно сбежал в пустыню и подох там в окружении колдунов, прожив свою, надеюсь, очень короткую и никчемную жизнь. Тем обиднее, что мы все еще бегаем за его косточкой».
        - Вот оно что, - тяжело вздохнула Рина. - Значит, скорее всего, следующая подсказка будет где-то на севере, раз уж эта на самом юге. Тогда ясно. Думаю, если пассажиры поезда спят, можно рискнуть поехать на нем. А они наверняка спят. Сомневаюсь, что кто-то выдержит не уснуть за два века в пути.
        Ну или на крайний случай можно поехать на крыше или на смотровой площадке.
        Рина сама удивилась своим спокойным трезвым рассуждениям. Еще недавно она паниковала, а теперь ей казалось, что этим утром вместо старой Рины с постели поднялась новая - уверенная в себе и задавшаяся твердой целью.
        «Я всегда знала, что должна сделать нечто великое, - подумала она. - Это моя судьба. Я просто рождена для того, чтобы всех освободить. Из всех Виндеров у меня самая важная роль».
        К тому времени, как они спустились обратно в город, слезы высохли, одежда тоже, и больше всего на свете не хотелось снова промокнуть. Настолько не хотелось, что на одной из улиц Рина осмелела и громко крикнула:
        - Извините, нет ли у кого-нибудь зонта?
        Зонтов оказалось много: обычные и пляжные, миниатюрные детские, длинные трости, кружевные дамские, автоматические с красивыми кнопками на рукояти, даже прозрачные. Некоторые горожане бросали их прямо из окон, и часть зонтов сломалась. Более предусмотрительные спускали с балконов на бельевых веревках, пытались пропихнуть в отверстие для почты или просовывали через кошачьи дверки.
        Всего за пару минут улица превратилась в эдакий галечный пляж, на который выбросило стаю разноцветных рыб.
        - Спасибо, мне уже хватит! - размахивала руками Рина. - Мне нужен всего один!
        Но зонты все валили и валили, и было ясно, что горожане не успокоятся, пока не будет найден подходящий. Рина осмотрелась и подняла крепкий темно-синий зонт-трость с позолоченной кнопкой для мгновенного раскрытия. Выбор пал на него не из-за красоты и не потому, что этот зонт выглядел дорого. Просто он походил на изделие кудесников, а такие вещи были намного крепче других, и Рина не могла не учитывать это: в борьбе с жадной теткой, ее шваброй и ведрами нужен был крепкий щит.
        Оставшийся путь Рина проехала на велосипеде. Уже совсем рассвело, небо было ясным, и прошлая ночь казалась просто дурным сном, который исчез вместе с темнотой. Осталась только злость, которая все еще горела ярким пламенем внутри, но это было даже хорошо. Злость придавала Рине сил.
        - Нет, Клим, ты не поедешь наверх, - решительно сказала она, войдя в уже знакомый подъезд.
        Клим категорически не хотел отпускать ее наверх одну, но лестница с прошлого раза целее не стала, и Рине пришлось поднажать.
        - Я не зайду в квартиру, не волнуйся, и защитить себя смогу, - сказала она и демонстративно потрясла зонтом.
        Клим, которому, видно, понравилось геройствовать, вынужден был отступить и остался ждать внизу. Что касается родителей и Альберта, Рина не говорила с ними с тех пор, как вчера пожелала им доброй ночи. Наверняка они сейчас паниковали, и эта паника могла передаться Рине, что было бы совсем некстати перед важным делом.
        «Поговорю с ними потом, когда получу подсказку», - решила она и оставила часы спрятанными под рукавом, чтобы ненароком не глянуть на них по привычке.
        - О, тут остались мои следы. Это хорошо.
        Рина без труда повторила проверенный маршрут по отпечаткам подошв на ступенях и уже вскоре оказалась перед знакомой дверью. Лоскуток ткани на ней не колыхался: Проводника рядом не было.
        «Наверное, скоро появится. Или мне лучше подождать его на всякий случай?»
        Но ждать было невыносимо: Рина слишком хотела получить свою награду за пережитые мучения и рассказать всем, что она справилась. Она раскрыла зонт и его острой верхушкой постучала в дверь.
        - У меня тут ваши бриллианты и дарственная. Я отдам их вам, но сначала принесите мне подсказку! Внутрь я заходить не буду, даже не думайте.
        Прошла минута, две, три, но дверь так и не открыли. Ни после громкого стука, ни после крика:
        - Вы что там, уснули?!
        В конце концов Рина пнула дверь со всей силы и быстро выставила перед собой зонт. Но ей все равно не открыли и не поприветствовали даже грязной водой.
        «Может, она ждет, когда я уберу защиту? Хочет застать меня врасплох? Ладно, в первый раз, что ли… На улице жарко, высохну. Искупаюсь потом где-нибудь».
        Но дверь не открылась, даже когда зонт был сложен и убран за спину.
        - Юлия, вы там оглохли?! - крикнула Рина, закипая. - Я принесла ваши бриллианты! И дарственную! Открывайте!
        Спустя пять минут без ответа до нее начала доходить очень неприятная мысль. Она заставила Рину спуститься на пролет ниже и, отыскав там безопасный уголок, вынуть из сумки книгу.
        - Дедушка Натан, а что, если Юлии не нужны бриллианты? Она же не выходила из дома годами! Значит, ей проклятье никаких удобств не доставляет, а вот ее соседям - очень даже. И это ее наверняка радует. В таком состоянии ей даже удобнее, чем раньше. Ей теперь не нужно ни с кем общаться и шить вещи на заказ, чтобы прокормить себя.
        «В таком случае… бриллианты… - это просто уловка, чтобы… ты… зря потратила время».
        Возможно, Натан проявил бы на бумаге что-то еще. Может быть, даже нечто полезное, способное помочь Рине выкрутиться из ситуации, но его ответ взорвал всю ту ярость, которая успела скопиться внутри, и здравый рассудок был тут же брошен в сумку вместе с дневником.
        - Да вы просто гадина! - завопила Рина, пнув дверь. - Вы с самого начала решили не отдавать мне подсказку! Из-за вас проклятье может никогда не исчезнуть! Я никогда не обниму своих родителей! Никто никого не обнимет! Как вообще можно быть такой бесчеловечной?! Да вы ничем не лучше принца Аскара! Только о себе и думаете! Если вам так нравится сидеть дома, то сидите хоть целую вечность, но разживитесь хоть капелькой совести! Выпустите других людей!
        Рина вопила и колотила в дверь, пинала ее, выдумывала самые изощренные и унизительные ругательства, но только зря потратила силы. В конце концов, словно воздушный шарик, из которого выпустили весь воздух, она без сил опустилась на ступеньку и позволила здравомыслию вернуться.
        Часы за время яростной молотьбы по двери выпростались из рукава, и стрелки принялись танцевать.
        «Я зол-зол-зол!» - бешено крутился Альберт.
        «Какой кошмар! - переживала мама. - Что же делать?! Что делать?!»
        «Спокойствие и поменьше необдуманных поступков», - настаивал неподвижный папа.
        Чувства Рины целиком совпадали с настроем Альберта, так что она обратилась к нему:
        - Я тоже зла, братец! Ужасно зла. Я, наверное, так не злилась, даже когда ты подарил мою любимую книгу той девчонке, как ее там… Да-да, я все еще это помню. И как ты умудрялся выклянчивать сладости даже у самых злобных теток? Наверное, этой даже ты бы не смог понравиться. Я правда не знаю, что с ней делать! Нет, мам, вежливо улыбаться и отвешивать комплименты не поможет. И просто ждать тоже, пап. Тем более, я уже ей наговорила всякого…
        Рина тяжело выдохнула и снова достала дневник. - Дедушка Натан, а может, эта женщина просто уснула? Заперлась в квартире и уснула?
        «В таком случае… дверь… по крайне мере, дрогнула бы… от таких ударов, - заметил Натан. - Ты же… колотила по ней, как сумасшедшая, а она даже на волосок не сдвинулась…»
        Рина посмотрела на дверь за своей спиной. Она открывалась вовнутрь, и даже если ее держал крепкий запор, полотно должно было хотя бы слегка подрагивать, а оно оставалось неподвижным, как бетонная стена. Значит, Натан был прав - это хозяйка держала дверь изнутри.
        - И что тогда делать? - шепнула Рина.
        «Постарайся… найти первопричину, - подсказал дневник. - Узнать, почему… она не хочет выходить из дома… Стоит попробовать… расспросить соседей».
        Рина неохотно оглянулась на ту дверь, из которой ей вчера подали полотенце, и тяжко вздохнула. Идея Натана была так себе по двум причинам. Во-первых, Рина ненавидела стучаться в чужие дома. Во-вторых, Юлия терпеть не могла соседей, и это было взаимно. Наверняка она еще сильнее разозлится, если начать расспрашивать о ее жизни людей, с которыми у нее плохие отношения. Да и соседи могли здорово приврать - это же город сплетников! Рассудив так, Рина не стала стучаться в дверь соседки и, немного подумав, снова обратилась к Юлии.
        - Простите, я погорячилась, - сказала она. - Но вы ведете себя как эгоистка. Я точно знаю, что вы не сумасшедшая, иначе вы не смогли бы меня так провести. Но то, что вы эгоистка - это точно. Почему вы не хотите выходить из дома? Это из-за того, что вы потеряли мужа? Поэтому вы замкнулись в своем горе и никого к себе не подпускаете?
        Левая дверь, в которую Рина решила не стучать, открылась, и оттуда вылетел исписанный с двух сторон листок.
        «Милая девочка, боюсь, это бесполезно!
        Юлия - сущая мегера. Она никогда и ни с кем здесь не ладила! С тех самых пор, как они с мужем переехали в наш дом. И детей у них нет, потому что сами Небеса наказали их за дурные поступки!
        Однажды я попросила Лимана (это муж Юлии) починить мою золотую цепочку, а когда он мне ее вернул, цепочка оказалась короче на целых три звена! Конечно, я всем рассказала, чтобы не попали впросак, а эта мегера взъелась на нас за правду!
        Лиман сначала все отрицал, потом умолял, чтобы мы его простили, обещал все возместить, но было уже поздно! Потому что слухи разошлись и выяснилось, что он облапошил и гораздо более влиятельных людей, у которых были очень дорогие заказы! Оказывается, он годами этим промышлял! Сам мэр заказал ему украшения для своей жены на годовщину свадьбы, а потом узнал, что на них недостает бриллиантов! Какой был скандал! Лимана поймали, но осудить не успели. Он лишил себя жизни в тюремной камере. Не выдержал такого позора.
        И вот с тех пор Юлия совсем съехала со своих швейных катушек и начала обвинять нас всех в его смерти! Можно подумать, мы сами повесили ему на шею петлю и сами у себя воровали! Абсурд! Вот почему я говорю, что эта женщина - сумасшедшая!
        Мы, конечно, терпеть не стали и объявили ей бойкот! И добились того, чтобы она не появлялась в нашем обществе. А она начала обливать нас грязной водой, и мы уже еле сдерживались, чтобы не сдать ее властям вслед за мужем! Но мы же приличные люди. Как можно доносить на сумасшедшую вдову? Мы даже не потребовали у нее компенсации! Просто купили зонтики покрепче и терпели все это ради нее! И вот какова благодарность!»
        Рина прочла письмо несколько раз и задумалась, вспоминая свой визит в квартиру Юлии.
        - А вы раньше бывали у нее в гостях? - спросила она у соседки. - До того, как узнали о воровстве.
        «О, ну конечно, бывала! - тут же прилетела новая записка. - Вообще мы все тут очень дружные! Особенно наша улица. И мы всегда с теплом принимаем новоселов. А они с виду были очень приличные люди, мы часто ходили друг к другу в гости. У нас по пятницам всегда был пироговый вечер! А потом, как говорится, волки сняли овечью шкуру».
        - А какой была их квартира тогда? Они, наверное, жили роскошно.
        «Ну что ты, милая! Не хочу быть грубой, но нищету не скроешь ничем. Они были до ужаса бедны! А мы же приличные люди, закрывали на это глаза. Никак их не унижали. Считали себе ровней! А они залезли нам в карман, да потом еще обвинили нас в этом!»
        - А у них родственники не болели? Из каких они семей? Есть братья или сестры?
        «Не припомню, чтобы у них кто-то серьезно болел… Нет, точно никто не болел. Потому что мы всей улицей помогаем тем, у кого больные родственники. У нас даже есть свой Совет жильцов, и он решает такие вопросы. А семьи у наших соседей, как бы это мягко сказать, не слишком интеллигентные. И Юлия, и Лиман - единственные дети, насколько я знаю. А когда в семье растет только один ребенок, и его воспитывают деревенщины - непременно получается бандит!»
        - Что-то у вас тут не сходится, - нахмурилась Рина, скрестив руки на груди. - Вы говорите, что эти люди даже в те времена, когда воровали, жили бедно. Как это понимать? Если они воровали золото и даже бриллианты, то должно было быть что-то в их квартире, ну, богатое, а там ничего такого нет: я своими глазами видела. Я еще понимаю, если бы Юлии пришлось все продать, чтобы выплатить вам компенсацию. Но вы мне написали, что отказались от нее. Тогда куда Лиман деньги девал? Детей у них нет, больных родственников - тоже. Вы, случайно, не придумали эту историю про воровство? Или соврали, что отказались от компенсации?
        «Милая, что еще за подозрения?! Конечно, мы узнали, куда что девалось. Мы никогда и никого не стали бы голословно обвинять! Лиман не продавал золото и камни, которые присваивал. Он делал из них ювелирный набор для своей женушки и уже почти закончил! Его арестовали после того, как нашли у него в мастерской ожерелье с гравировкой: “Моей любимой Юлии от Лимана”. Безусловно романтично, но не за наш же счет!»
        - И это ожерелье все еще у нее?
        «Конечно, нет! Мэр его продал на аукционе вместе с мастерской, а прибыль разделил между пострадавшими сторонами, которые не отказались от компенсации. Мы-то потеряли совсем немного, а вот богатые люди получили серьезный ущерб! И они от денег отказываться не стали».
        Рина села на ступеньку и долго думала в полном молчании.
        «Как переубедить Юлию, если ей ничего не нужно и никого не жалко? Что такое можно ей предложить в обмен на подсказку?»
        Натан время о времени вздрагивал внутри сумки, напоминая о себе, но Рина не торопилась его доставать. Ей очень хотелось решить эту проблему самой, без чужих советов. Может, это и было глупо, но ведь зачем-то ее выбрали Странницей. Значит, в ней уже есть все необходимое для преодоления таких трудностей. Осталось только найти свой скрытый талант и использовать его, и тогда ни Кантоны, ни кто угодно другой не усомнится в ней.
        Рина повертела мысли так и эдак, потом решительно встала и спустилась вниз.
        «Дзинь!» - встрепенулся Клим, словно бы спрашивая: «Ну, что там?»
        - Пойдем, я хочу кое-что попробовать, - сказала Рина, открывая ему дверь, и вышла на улицу следом.
        Солнце поднялось уже высоко, прогнав тени с брусчатки, и приходилось щуриться, глядя на дома. Они бесперебойно болтали, выделывая тканевые загогулины всевозможных видов, как червяки на крючках, и только бордовые шторы в квартире Юлии все еще были плотно сдвинуты.
        Рина шумно выдохнула, подбадривая себя:
        «Все нормально. Я просто должна постараться говорить, как мама. Я столько раз слушала ее монологи… Я знаю, как она это делает, так что справлюсь».
        Потом она выпрямилась, сложила ладони рупором и крикнула:
        - Послушайте! Это все, конечно, очень неприятная ситуация, но вы тоже неправы! Муж Юлии обокрал вас, пусть даже из любви к супруге, и это плохо. Но в итоге вы потеряли немного золота, а она потеряла мужа! Неравноценный ущерб, знаете ли!
        Замершие было шторы взбунтовались так, что задрожали стекла.
        - Я не говорю, что вы виновны в его смерти! - успокоила их Рина. - Вы же этого не хотели. Просто так вышло. Но кое в чем вы точно виновны! В том, что не поддержали Юлию, когда она лишилась единственного близкого человека!
        Шторы опять принялись возмущаться, но Рина не обратила на это внимания.
        - Возможно, вы и пытались поначалу, но Юлия злилась и винила вас в смерти мужа, поэтому вы оскорбились и перестали проявлять к ней сочувствие. Но ее поведение надо было просто перетерпеть. Все мы ищем причины своего несчастья и перекладываем вину на других, когда не можем ее вынести. Но вы не сделали ей скидку! Вы просто объявили Юлии бойкот и буквально вынудили ее не выходить из дома своими сплетнями! Из-за вас она даже работала, не покидая квартиру, и в итоге совсем замкнулась в себе и в своих четырех стенах. Этот город стал для нее тюрьмой!
        На этот раз шторы умолкли надолго и не шевелились все то время, пока Рина переводила дух.
        - Принц Аскар всегда оставляет подсказки в местах, которые с ним как-то связаны. И именно тем людям, у которых нет причины их отдавать. И теперь я знаю, как связаны принц и Юлия: она тоже пленница, которую считают сумасшедшей! И принц Аскар знал, что она не станет освобождать вас, потому что хочет, чтобы вы на своей шкуре испытали то, что сделали с ней!
        Можете винить ее во всем, это ваше право. Но если вы читали последнюю газету перед запуском Ветродуя, то вспомните, как принц Аскар написал, что мы не снимем проклятье не потому, что это невозможно, а потому, что мы такие, какие есть! Слишком гордые, слишком жадные, слишком тщеславные. Что вы скажете на это? Какова для вас ценность свободы? Не дороже извинения, правда?
        Извинитесь перед Юлией! И тогда, может быть, она перестанет ненавидеть вас настолько, чтобы желать вам пожизненной тюрьмы. И перестаньте сплетничать о ней! Не называйте ее сумасшедшей! Ничто не делает человека таким озлобленным, как бессилие перед несправедливостью и одиночество.
        К концу монолога голос у Рины охрип, и ее била нервная дрожь. Никогда раньше она не выступала перед толпой народа, так что это был, можно сказать, ее ораторский дебют.
        «Мама, наверное, мной гордится», - подумала Рина, отхлебнув воды из фляжки, и продолжила:
        - Если вы согласны, то я соберу ваши извинения и принесу их Юлии. И попрошу почтальонов помочь, чтобы было быстрее… Только дайте мне знать, что согласны! Какой знак у вас означает согласие?
        В этот миг солнце спряталось за неподвижным флюгером в виде корабля, и Рина отчетливо увидела, как открылась балконная дверь по соседству с квартирой Юлии - наверное, она принадлежала той женщине с записками, - оттуда высунулась ярко-желтая занавеска и рухнула прямо на дорогу. А за ней упала и вторая.
        Рина так удивилась, что не смогла подобрать подходящие слова, но говорить, к счастью, и не пришлось: через пару секунд за ее спиной открылось окно, и роскошные голубые ламбрекены плюхнулись на мощение, разбив добрую половину хрустальных подвесок. Если с желтыми шторами еще никто ничего не сообразил, то лазурные стали первой уроненной костяшкой домино: вслед за их падением начали распахиваться и выплевывать свои разноцветные «языки» все остальные окна, и улица мгновенно превратилась в тканевое море.
        Рина смотрела на это, раскрыв рот от удивления. Если и был лучший ответ на ее вопрос - то это был он. И если и было лучшее извинение для Юлии - то это было оно. Горожане изобрели занавесочный язык, с помощью которого общались и поддерживали друг друга целых двести лет, а теперь добровольно лишали себя этого языка. Отказывались от сплетен ради одной-единственной квартиры. И это было куда весомее, чем просто бумажка с подписями.
        - Юлия, посмотрите на это! - хрипло выкрикнула Рина, выбираясь из-под упавших на нее штор.
        Бедняга Клим уворачивался, сколько мог, но в итоге накрыло и его, потому что колеса елозили по шелковой ткани.
        Скинув с себя темно-синее полотно, Рина увидела, что шторопад закончился, и занавески остались всего в нескольких окнах. Судя по тому, что они были задвинуты, их хозяева спали.
        - Ну же, Юлия! - повторила Рина. - Взгляните на это! Ну хоть одним глазком!
        На некоторое время все застыло в немой тишине. А потом бордовая штора Юлии сдвинулась. Затем открылась дверь на балкон, и в тихом безветрии навстречу Рине полетела открытка - размытое белое пятнышко на фоне яркого неба. Рина видела его мутно, потому что мешали слезы. Она поймала открытку и снова поднялась на этаж Юлии. На этот раз дверь отворилась сразу, и ведра с грязной водой за ней не было.
        - Возьмите, - сказала Рина, аккуратно кладя на пол прихожей футляр с бриллиантами.
        Швабра тут же подтолкнула его обратно к порогу, но Рина настаивала.
        - Нет-нет, постойте, не отказывайтесь, - попросила она. - Я знаю, что это не те драгоценности, которые делал ваш муж, а семейная реликвия, которую передавали в семье Кантонов по наследству. Вы просто хотели как-то насолить мэру, чтобы отомстить за своего мужа, но я тоже хочу насолить мэру! Поэтому возьмите их ради меня, пожалуйста!
        Швабра все еще сопротивлялась, и пришлось использовать аргументы посерьезней.
        - Кантоны - гадкие лицемеры, - выдохнула Рина. - Не могу рассказать, что именно они со мной сделали, потому что подписала договор о неразглашении. Но уверена, вы сделаете правильные выводы. И весь город сделает, когда придет время.
        Внутри Рины до сих пор клокотала злость, и она даже подумывала рассказать Юлии все в подробностях. Разве та бумажка, которая осталась у Кантонов, чего-то стоит на самом деле? Но ее остановила мысль о том, что она не хочет уподобляться этим людям, которые обещают одно, а делают другое. Поэтому Рина подумала и сказала:
        - Ваши соседи признали свою вину, но, если честно, я не уверена, что они это искренне. Да и вы наверняка им не верите. Поэтому возьмите бриллианты и уезжайте отсюда как можно дальше, когда все закончится. Туда, где никто вас не знает. Туда, где вы снова сможете поверить в людей.
        У моей бабушки тоже умер муж. Она его очень сильно любила! Просто обожала. И она знала, что ей будет только хуже, если она останется в их общем доме. Поэтому она продала дом и поехала путешествовать. И вам я бы тоже это посоветовала! Я сама много путешествую. Это здорово! Ну а если решите остаться здесь, я отправлю к вам в гости своего младшего братца. Все, кто его знает, шутят, что он, как куркума - такой же рыжий и полезный для настроения. А если он не захочет идти, я приведу его за ухо, честное слово!
        С этими словами Рина убрала руки от футляра, и на этот раз швабра пододвинула его к себе.
        Рина широко улыбнулась и кивнула, а потом поспешила обратно к Климу, который уже выпутался из занавески и ждал ее у подъезда. Рина со всей силы обняла его за руль и, наконец-то поверив своей радости, завопила:
        - Мы нашли подсказку! Мы! Нашли! Подсказку!
        В ответ на ее слова поднялся небывалый шум. Дома захлопали ставнями и дверьми с такой силой, что Рине пришлось закрыть уши, и она была уверена, что в этот раз ликующие горожане не станут умолкать даже в ответ на ее просьбу. С балконов снова кидали цветы, и платья, надетые на швабры, реяли как флаги. Город праздновал.
        Глава 6
        Зал вечного ожидания
        От ликования горожан Рина сбежала на площадь: там было не так шумно, потому что дома находились в некотором отдалении, а еще всюду стояли удобные лавочки, некоторые даже почти чистые. Солнце опять пекло во всю мощь, но Рина догадалась взять с собой зонтик, и под ним было вполне терпимо. Она уселась возле нерабочего фонтана, на дне которого цвели поздние одуванчики, и повертела в руках свой трофей. Это была самая обычная почтовая открытка с изображением театра или городской ратуши.
        Рина осмотрела ее со всех сторон в надежде найти название города, но его нигде не было.
        - Мам, это же театр? - спросила она, показав открытку часам.
        «Да-да!» - подтвердила мама.
        - А ты знаешь, в каком городе он находится?
        «Конечно, знаю, милая!»
        Рина аж подпрыгнула на скамейке от радости и заколотила ногами по брусчатке.
        - Вот же везет! Ну правда, везет просто до невозможности! Этот театр мог находиться где угодно, и мне бы пришлось искать его по всему Хайзе, если бы ты не знала! Так, теперь скажи мне его название, ладно? Я буду медленно диктовать тебе буквы алфавита, а ты, когда я дойду до нужной, делай шажок вперед.
        «Договорились».
        Город назывался Уверхольм, и Рина помнила его смутно, хотя мама сказала, что они там когда-то бывали.
        - Кажется, он далеко отсюда… Пап, это где-то на севере?
        «Не совсем», - поколебалась часовая стрелка. - Тогда на северо-западе? Или на северо-востоке?
        Угадав со второго раза, Рина достала карту и монокль, а дальше с папиной помощью выбрала нужный округ. После этого ей не составило труда найти Уверхольм среди красных точек: он был довольно крупным городом.
        - Так далеко! - неприятно поразилась Рина, проследив глазами путь до новой цели. - Дедушка Натан предупреждал, что подсказки находятся на большом расстоянии друг от друга, но я не думала, что настолько… Если пешком идти, наверное, целый месяц уйдет… Надеюсь, туда можно доехать на поезде.
        Следующие пару минут Рина внимательно изучала железнодорожные пути, ведущие из Эрге, и наконец с облегчением выдохнула:
        - Ура! Туда можно добраться на поезде! Надо поехать на вокзал и проверить тот состав, который мы видели.
        «Отлично!» - бодро дзинькнул Клим.
        Мама и папа тоже обрадовались и вразнобой нарисовали дуги-улыбки. Альберт закрутился вправо, показывая, что страшно взволнован.
        - Только я передохну минутку, ладно? - попросила Рина. - Кажется, у меня нервное истощение. Столько всего произошло со вчерашнего дня…
        Еще недавно Рина была взбудоражена и ликовала, а до этого была вне себя от ярости, а еще раньше была напугана до смерти. После такой лавины эмоций она вдруг почувствовала себя чудовищно усталой и разбитой.
        Рина устроилась на скамейке под зонтом и закрыла глаза, изо всех сил сопротивляясь мысли о том, что нужно ехать на вокзал, а там, возможно, ждет еще одна опасность. Город стих, словно пожалел ее, и сквозь полудрему Рина услышала далекий звон колокольчика. Она успела испугаться, что Клим куда-то уехал и попал в передрягу, поэтому испуганно подскочила, уронив зонт. Но Клим стоял рядом, а звенел тот самый, или похожий на него, серебристый велосипед-почтальон. Только обезьянки на сиденье в этот раз не было, а в передней корзине вместо ящика для писем, из которого появлялись пастилки, лежала коробка, полная круглых, уже чуть подтаявших кусочков льда, похожих на стеклянные бусины. В них было воткнуто мороженое.
        - Это фруктовый лед? - не поверила своим глазам Рина, вынув наугад клубничный в шуршащей розовой обертке. - Да как же он сохранился до сих пор? В городе ведь нет электричества!
        Велосипед не двигался, наверное, ждал, пока Рина возьмет еще.
        - Спасибо! Мне одной штучки хватит, боюсь горло застудить.
        Услышав это, почтальон повернулся к ней другой стороной, и Рина увидела, что во второй корзине лежит дождевик из тонкой, но плотной черной ткани.
        - Ого! - Рина тут же примерила его к себе. - Это намного лучше любого зонта! Вам, наверное, весь город пришлось проехать, чтобы его найти. Спасибо! И горожанам спасибо огромное! Передайте от меня, пожалуйста.
        Велосипед, звякнув, уехал, а Рина осталась сидеть на скамейке, блаженно поедая мороженое. Теперь жара перестала казаться такой уж невыносимой. Рот заполнил клубничный вкус, небо заполнили облака, мысли заполнил покой.
        «Жизнь - прекрасная штука, - подумала Рина. - Особенно в перерывах между тем, как тебя пытаются убить».
        Только тут она вспомнила, что со вчерашнего вечера так и не поговорила толком с семьей.
        - Вы, наверное, испугались, да? - обратилась она к часам.
        Впервые на памяти Рины стрелочная семья была единодушна. Все ответили утвердительно, даже Альберт не стал кривляться.
        - Ужасно было, - вздохнула Рина, обсасывая палочку. - Но мне, и правда, везет! Я все еще жива-здорова и нашла подсказку. Наверное, мой талант в том, чтобы легко выпутываться из неприятностей. Значит, и в будущем все будет хорошо, так что сильно не переживайте.
        Сожалея о том, что не взяла добавку, Рина сунула палочку в урну и нехотя вылезла из-под зонта. - Нам пора, Клим. Лучше хорошенько осмотреть вокзал, пока солнце еще высоко и все хорошо видно. Вечером я туда зайти не рискну.
        «Садись», - тут же подкатил к ней велосипед.
        Почти всю дорогу они ехали с ветерком: Клим спускался к северной окраине Эрге, где за чередой двухэтажек и небольшой площадью с уличными ларьками стояло увенчанное стеклянным куполом здание в три этажа. По цвету стен сразу было видно, что их сложили из кудесничьих кирпичей: обычные были белого, серого, оранжевого, блекло-желтого или песочного оттенка. Должно быть, строительство такого огромного здания из укрепленного магией материала заставило город выпотрошить все карманы. Поэтому на позолоте каркаса сэкономили. Она обсыпалась, истерлась и была слишком пыльной, загаженной птицами и сухими лозами, чтобы производить хоть какое-то впечатление.
        Клим остановился на разумно безопасном расстоянии от вокзала. В наступившей тишине Рина различила шум реки за городской стеной. Откуда-то ярко пахло апельсинами, но идти на их поиски смысла не было: аллергия на цитрусы - мерзкая вещь.
        - Почему-то я уверена, что там все спят, - сказала Рина, прикрывая глаза от солнца ладонью, чтобы рассмотреть вокзал.
        Его окна были огромными, но такими грязными, что вряд ли пропускали внутрь много света, да и в целом вид у здания был неряшливый. Неподалеку разрослась гигантская яблоня с крупными красными яблоками. Они уже поспели, и часть обсыпалась, а другая висела, поклеванная птицами, и над ранками жужжали осы.
        - Думаю, яблоки сладкие, - сделала вывод Рина. - Надо набрать в дорогу, а то неизвестно, когда мы теперь разживемся едой. Бабушкину картошку придется сегодня же съесть, пока не пропала от жары.
        Встав на велосипед и держась одной рукой за ветку, Рина набрала полную сумку яблок. Они были такие крупные, что едва умещались в ладони, и, если потереть матовый бок о ткань, под ним открывался алый глянец кожуры, и яблоки казались натертыми воском.
        - Только глянь, Альберт! - восхитилась Рина, показывая самое крупное часам. - Кажется, лучший сорт для твоей коллекции нашла я! Назовешь его в мою честь?
        - Еще чего! - завредничал Альберт.
        - Узнаю своего братца, - хмыкнула Рина и еле сдержалась, чтобы не сказать: «Но если я все-таки умру, а ты выживешь, назови, ладно?»
        Как ни крути, эта жуткая мысль никуда не уходила и пульсировала в голове все сильнее с каждым шагом, приближающим Рину к вокзалу.
        - Если учитывать, что Ветродуй запустили ночью, народу там должно быть мало, - постаралась она успокоить себя и остальных.
        Судя по карте Эрге, станция находилась в самом здании, так что обходить его не было толку. Рина поднялась ко входу по ступенькам главной лестницы, а Клим въехал по пандусам для тележек и чемоданов. Парадные двери были выкованы из металла, покрытого густой вишневой эмалью, на котором находилось невообразимое количество цветов, кораблей и птиц с облезшей позолотой.
        - Доброе утро! - поздоровалась Рина, но двери не распахнулись.
        Тогда она осторожно прикоснулась к массивной ручке, готовая в любую секунду отпрыгнуть и дать деру, но все было по-прежнему тихо и мертво. Только слегка шуршали под ногами листья, нападавшие с дерева, названия которого Рина не знала. Она немного потопталась на месте и выдохнула:
        - Так, ладно. Чем дольше тяну, тем страшнее.
        И потянула тяжелую створку на себя. Та распахнулась на удивление легко и без скрипа, открывая взору огромный зал ожидания с двумя лестницами, ведущими на второй и третий ярус. Вслед за Риной внутрь вошло гулкое эхо и тихо прошелестел по вековой пыли Клим.
        - Здравствуйте! - на всякий случай еще раз поздоровалась Рина, но ей опять никто не ответил.
        Южная стена здания почти сплошь состояла из стекол, но свет был мутный, рассеянный, как в пасмурный зимний день на далеком севере, когда не поймешь, полдень сейчас или уже темнеет, и кажется, что вечер наступил с утра. Посреди зала свисали на длинной цепи огромные, размером с мельничное колесо, часы с темно-красным циферблатом и россыпью завитушек. Они не работали, и стрелки почти не были видны за толстым слоем налета. На потолке во все стороны расходились хитросплетенные арки каркасов, державших прозрачный купол. Они напоминали металлические деревья со стеклянными кронами.
        - Архитектор точно любил красный цвет, - тихо сказала Рина, оглядывая алые узоры на стенах, бордовые кабинки для продажи билетов, лавки с газетами и ларьки из красного дерева, а еще кресла в зале ожидания, обитые карминовым бархатом. Ну то есть это раньше он был карминовым. Теперь его цвет папа назвал бы «вишня в сахарной пудре». Из-за пыли все здесь было словно присыпанное крахмалом или мукой. Красные, в тон мозаике под ногами, ботинки Рины поднимали с пола облачка и тоже становились блеклыми на глазах. Мириады пылинок витали в воздухе, щекоча нос и заставляя то и дело чихать.
        - И правда, спят, - прошептала Рина, оглядев зал.
        - Спят-пят-ят, - тихо повторило эхо.
        Людей, судя по вещам, было мало. На подлокотниках пары кресел лежали дамские перчатки и сумочки. Местами, на большом расстоянии друг от друга, стояли одинокие чемоданы. На полу валялись свертки, погрызенные мышами. Наверняка в них когда-то была еда.
        Рина медленно шла вдоль рядов сидений, разглядывая багаж ночных пассажиров, для которых так и не прозвучало объявление из громкоговорителей, и ей было по-настоящему жутко, хотя нигде ничего не оживало. Наверное, как раз поэтому.
        - Они так и не доехали, - сказала Рина, остановившись. - Это зал вечного ожидания… Их кто-то ждал дома или в гостях, а они не смогли доехать.
        Застряли тут и ничего не смогли с этим сделать, поэтому просто сдались и уснули. Это ужасно. Застрять вот так, понимая, что ты ничего не сможешь изменить и никогда не доберешься до цели по причинам, которые от тебя не зависят…
        Шаги замерли, стих шелест колес, умолкло эхо, и вместе с тишиной Рину окутал необъяснимый страх. Ей показалось, что она уже никогда не выйдет из этого сонного царства, если проведет здесь еще хоть секунду.
        - Так, надо найти выход на платформу, - быстро сказала она.
        Таблички с указанием путей были, увы, не кудесничьими, а самыми обыкновенными. Они давно проржавели, и Рина не смогла прочитать надписи. - Я думаю, эти лестницы ведут на платформу. Поезду нужно проехать по мосту над рекой, когда он выезжает из города, а этот мост довольно высокий, значит, и платформа расположена высоко.
        И тут, словно в подтверждение ее словам, откуда-то сверху раздался гудок.
        - Точно, он там! - воскликнула Рина и прибавила шагу.
        Платформа оказалась даже не на втором, а на третьем ярусе, но, к счастью, велосипед поднимать вручную не пришлось.
        - Благословенные пандусы, да? - улыбнулась Рина Климу, ехавшему справа от нее.
        Наверху стеклянные деревья смыкались в потолок, который поддерживал ряд относительно небольших, по сравнению с основными, колонн. Вдоль широкой платформы выстроились в ряд магазинчики с вкусными названиями: «Пышки и пончики», «Горячие напитки», «Сладкая вата». Рина вспомнила, как они всей семьей заходили порой на такие вокзалы, чтобы купить карту города, когда приезжали в новое место. Это была давняя папина традиция.
        «Здесь всегда атмосфера путешествий и движения! - весело говорил он. - Новые лица, новые улицы. Это заставляет творческую мельницу внутри меня вырабатывать уйму энергии!»
        Обычно спокойный папа, увидев вокзал, превращался в восторженного мальчишку, и маме приходилось за ним следить, потому что его эксцентричность проявляла себя во всей красе. Он покупал целую стопку местных газет и брошюр с достопримечательностями, а потом вел всех в кафетерий, или они покупали по огромному кулю вкусностей и уминали прямо на ходу хрустящие булки, рогалики с кремом и политые глазурью пончики, запивая их лимонадом и хохоча. Бабушка Вельма, увидев это, упала бы в обморок.
        «Есть не за столом, а на ходу, да еще и руками, да еще и смеяться! Какой кошмар!» - очень похоже передразнивала ее мама.
        Теплые воспоминания потоком хлынули в голову, и Рине, которая никогда не любила толпы, неожиданно захотелось оказаться среди людей. Чтобы все куда-то ехали, тащили чемоданы, спотыкались друг об друга и извинялись. Чтобы непослушные дети носились по перрону, рискуя забежать за желтую линию. Чтобы продавцы в магазинчиках громко зазывали покупателей, словно не понимая, что потрясающий аромат их еды - гораздо более мощная реклама.
        Рина любила тишину ночных вокзалов, но только в мире, где на людей можно было наткнуться на каждом шагу. Здесь она впервые почувствовала себя настолько одинокой, что готова была бежать обниматься со статуей железнодорожного работника у лестницы.
        На перроне ее ждал поезд: темно-зеленый с оранжевыми полосами. У него было целых пятнадцать пассажирских вагонов, и в каждом Рину ждали распахнутые двери, но она не спешила заходить. Сперва она подошла к кабине машиниста и крикнула:
        - Здравствуйте! Мне нужно в Уверхольм! Вы сможете отвезти меня туда?
        - Ту-у-у, - то ли согласился, то ли возразил поезд.
        Рина хотела задать ему уточняющий вопрос, но тут у нее над головой из золотых колокольчиков громкоговорителя прогремел и заполнил все здание приятный женский голос:
        «Поезд номер пятьсот восемь, следующий по маршруту Эрге-Уверхольм, отбывает с пятой платформы в десять часов ровно».
        Волосы на затылке у Рины опустились не сразу. - Д-думаешь, это была запись? - спросила она Клима.
        Велосипед не знал, и Рина стала оглядываться в поисках часов.
        - Надо понять, сколько сейчас времени. Я внизу не рассмотрела циферблат, но, если время объявлено, значит, тут где-то есть работающие часы. Эх, жалко, что вы в этом деле бесполезны, - вздохнула она, посмотрев на родителей и Альберта.
        На удивление, стрелки стояли неподвижно, как солдаты у входа в королевскую опочивальню, и только тонкая секундная - ну точно горделивый мальчишка-паж с ночным горшком для его величества - степенно шагала по кругу. Сейчас дедушкины часы выглядели совсем как обычные и показывали без четверти десять.
        - Так вы знаете время? - удивилась Рина и тут в отражении стекла над циферблатом увидела, что прямо над ней висят часы вроде тех, что в главном зале, но миниатюрные. Они работали и тоже показывали без четверти десять.
        - Так вот где вы подсмотрели! Клим, у нас есть четверть часа, помоги мне, ладно? Я хочу проверить, есть ли тут пустые вагоны. Поезд - не дом, так что, если на нем кто-то и едет, эти люди не могут управлять всем, что находится внутри, только теми вещами, в которые вселились. И они, скорее всего, спят. Значит, если ничего не задеть и найти пустой вагон, ехать будет безопасно. Давай я заберусь на тебя и буду заглядывать в окна. А ты очень медленно поезжай вдоль вагонов, ладно?
        «Дзинь».
        Велосипед подъехал вплотную к поезду, Рина встала на раму и уперлась руками в прохладный металл корпуса.
        - Погоди, не двигайся. Тут все окна пыльные, ничего не видно.
        Рина протерла стекло рукавом, но оно осталось грязным с внутренней стороны. Ничего разглядеть не вышло.
        - Ладно. Делать нечего. Будем смотреть изнутри.
        Затащить велосипед наверх оказалось трудной задачей. Пришлось сначала отсоединить и поднять корзину, а потом уже самого Клима.
        Разобравшись с этим, Рина тихонько отворила дверь тамбура и увидела самый обычный вагон с деревянными скамейками, в котором можно было перевозить животных. Это она поняла по клеткам, в которых обычно держали кур, собачьим ошейникам и кошачьим переноскам. На минуту Рину охватил ужас от мысли, что животные оказались в плену вагона, но ни одного скелетика между скамейками и чемоданами она не увидела, птичьи клетки были открыты, как и котомки, в которых везли зверьков. Видимо, хозяева постарались, чтобы их питомцы были, по крайней мере, свободны.
        Рина шла к тамбуру, осторожно переступая через сумки, порой стоявшие прямо в проходе, и помогая Климу перебраться через них так, чтобы самой ничего не задеть.
        - Похоже, все тут спят, - прошептала она. - На вещах толстый слой пыли, и сразу видно, что они давно никуда не сдвигались со своего места. Пойдем дальше, Клим. Тут почти все сиденья заняты. Это потому, что в такие вагоны билеты дешевле всего. Нам надо двигаться к голове поезда, там вагоны подороже. В них обычно больше свободных мест и кресла с мягкой обивкой. Если повезет, можно найти сразу три в ряд. Это уже почти кровать. А если совсем повезет, можем отыскать пустое купе.
        Миновав еще несколько тамбуров, Рина оказалась в вагоне с красивыми резными панелями и светильниками в виде цветов. Здесь стояли кресла с изумрудной обивкой, и вещей было совсем немного, но Рина, подумав, отправилась дальше. Прошла через ресторан и вагон для бесед, где скамьи стояли напротив друг друга, чтобы люди могли общаться, не заглядывая себе через плечо. Оттуда вошла в вагон-купе и в первом же коридорчике отыскала дверь, которая вела в совершенно пустую комнатку, где не было ни чемоданов, ни одежды на вешалках.
        - Погоди, Клим, пока не заезжай, - предупредила она. - Тут тесновато, надо сначала опустить сиденье и разложить вещи.
        Полка грохнулась, сорвавшись с рычажка, и Рина закашляла.
        - Ужас какой!
        Она с трудом сдвинула окно и стала вытряхивать все, что могла: полотенца, подушки, пледы. Они пахли старой тканью, и это было немного похоже на запах в доме бабушки Клима.
        - Заезжай, а я пока схожу проверю туалет, - сказала Рина, беря с собой полотенце. - Надеюсь, меня там не ждет оживший унитаз.
        К счастью, в ближайшем туалете никто не застрял в зловещий час. Наверное, все в это время спали. Не ожил умывальник, и зеркало не попыталось прихлопнуть Рину по голове, когда она склонилась над краном. Вода сперва текла ржавая и пахла железом, но потом пошла вполне себе нормальная.
        Рина торопливо умылась, намочила полотенце и протерла им сначала себя, а потом все поверхности в купе, включая успевшего запылиться Клима. К тому времени, как она закончила, поезд без всякого объявления тронулся и начал медленно набирать скорость.
        - Ну вот мы и едем, - сказала Рина, глядя в окно.
        За ним еще некоторое время мелькали стальные колонны и магазинчики, а потом поезд вырвался в открытое пространство, и в окно стал задувать горячий встречный воздух. С высоты открывался прекрасный вид на выгоревшие до пшеничного цвета поля и леса, еще не тронутые желтизной. Под мостом бушевала знакомая речка, и только когда поезд проехал по нему, Рина выдохнула окончательно. - Я боялась, что мост нас не выдержит, - призналась она.
        В равномерном движении и стуке колес было столько умиротворения, что усталость навалилась с тройной силой. Рина заставила себя доесть картошку и сыр и пробормотала:
        - Клим, я посплю, ладно?
        «Конечно», - ответил велосипед.
        Рина легла, ничем не укрываясь, потому что поезд быстро нагревался на солнце, и мгновенно уснула под стук колес.
        На все купе пахло спелыми яблоками, в лицо дул теплый воздух, и это напомнило Рине прошлое лето, когда она залезла на крышу Букашки, огороженную бортиками, чтобы почитать при хорошем свете, пока дорога ровная и не пыльная.
        - Жаре-ень! - проныл, открыв люк, вспотевший Альберт.
        - Эй, мы же договорились! - тут же взъелась на него Рина. - На ближайший час крыша моя!
        - А яблочко хочешь? - шкодливо улыбнулся брат, протягивая ей кепку, полную сочных спелых яблок.
        - Ты их опять из чужого сада украл и теперь используешь как взятку? - фыркнула Рина.
        - Тише ты! - шикнул Альберт, закрывая люк. - Мне бы и так дали, просто мы остановились только на пять минут, чтобы продукты купить. Я за такое время не успел бы подружиться с хозяевами, чтобы они меня угостили. Но зато я делаю великое дело! Я распространяю их наследие. Вот, смотри. Этого сорта в справочнике нет, я его назову «Майская заря». - Он показал Рине блокнот, в котором уже успел запечатлеть новый трофей.
        Рисунок был еще не готов, но яблоки выглядели даже очень натурально.
        - Эх, завидую я тебе, - невольно вздохнула Рина.
        - А то! - расплылся в улыбке Альберт. - Рисую я отлично, не то, что некоторые.
        - Да я не этому. - Рина закрыла книгу и захрустела яблоком. - Ты еще такой мелкий, а у тебя уже есть цель на всю жизнь. Ты знаешь, чем займешься.
        Альберт ответил не сразу. Наверное, задумался: надо обидеться или загордиться.
        - Ну вообще-то в этом тоже есть минусы, - сказал он неожиданно честно и без всяких кривляний. - Шутишь? - удивилась Рина.
        - Не-а, - Альберт надкусил яблоко и помахал людям, работавшим в поле. Они помахали ему в ответ.
        - Ну, договаривай, раз начал.
        Рина была уверена, что сейчас братец ляпнет что-нибудь бредовое, мол, минус в том, что плюсов слишком много, но он задумчиво сказал:
        - Минус в том, что все может не получиться, понимаешь? - И посмотрел на нее очень серьезно. - Я уже всему миру разболтал, что у меня будет самый большой и роскошный сад во всем Хайзе. И эта мысль, она меня, можно сказать, грызет. Я ем с ней, сплю с ней. И мне страшно, что это может не получиться. Не могу представить, что тогда со мной будет. Я этим живу, понимаешь? Жи-ву. Так что это я тебе завидую, сестрица. И не закатывай глаза! Я серьезно.
        - И чему же ты завидуешь? - саркастично спросила Рина. - Что у меня ни талантов, ни целей, и я целыми днями только читаю книжки?
        - Да вот именно! - воскликнул Альберт. - Ты не можешь провалиться, потому что у тебя нет ничего грандиозного в планах. Ты свободна! А еще тебя все устраивает в нашей жизни… Я бы лучше не имел никакой цели и талантов и просто жил, как ты… Ну, это я иногда так думаю. Вообще-то редко, не хочу, знаешь ли, быть неудачником.
        Рину его слова не задели. Она почувствовала, что Альберт открылся ей как-то слишком сильно и теперь пытается прикрыться колкостями.
        - А что тебя не устраивает в нашей жизни? - спросила она так же серьезно.
        - Да все! - горестно выдал Альберт. - Ну, почти все. Каждый раз срываемся с места и едем куда-то. Нет, мне нравятся путешествия. Нравится Букашка. Нравится яблоки собирать. Мне все это нравится, но я не такой помешанный на этом, как родители. И не такой, как ты. Твои друзья всегда с тобой. - Он кивнул на книги. - И никто тебе особо не нужен. Тебе и так хорошо. А я так не могу. Я только успею подружиться с кем-нибудь, и мы тут же уезжаем! А возвращаться нам некуда. У нас нет настоящего дома, нет своих комнат и, самое главное, нет сада!
        - Так ты не хочешь путешествовать?
        - Я хочу, но не круглый год… И я ненавижу проводить зиму в гостиницах. Мне так нравилось жить зимой у деда с ба… Хочу побыстрее вырасти и построить свой особняк, а вокруг него разбить сад! Как у деда был, но только намного больше. И еще хочу, чтобы в доме была огромная гостиная, и туда можно было звать в гости хоть половину города! И чтобы мы все там жили…
        - Что, даже я? - не сдержала улыбку Рина.
        Альберт смутился и пробормотал:
        - Ну, так и быть, я выделю в своем огромном доме комнату для моей сестрицы-старой девы, раз уж тебя замуж никто не возьмет.
        Рина рассмеялась и взъерошила рыжие волосы брата.
        - Ну, раз ты собрался меня содержать, тебе придется научиться выращивать золотые яблоки! Потому что я затребую у тебя огромную библиотеку! Есть у меня такая мечта, - сказала она, запрокинув голову и глядя в ясное небо. - Но вообще ты прав, мне и тут нравится. Хорошо быть дома. А дом - это там, где тебе хорошо.
        Глава 7
        Безголовые танцы
        В начале весны мама решила сделать себе модную прическу, как в журналах, но поблизости тогда не было ни одного салона, и она доверила это дело папе. Папа раньше стриг только овец, но Рина была убеждена, что он даже на их шерсти розочки вырезал. У него был талант все делать красиво.
        Стрижка в итоге получилась даже лучше, чем в журнале, и Альберт с первого взгляда назвал ее «Обморок бабушки Вельмы»: мама постриглась под мальчика. Теперь волосы у нее были чуть длиннее папиных и по утрам неизменно стояли дыбом. Всех это очень веселило, а мама даже придумала новую традицию. Только встав и еще не расчесавшись, она подходила к кроватям детей, надев на голову кастрюлю, и стучала по ней половником со словами:
        - С добрым утром, мои цыплятки! Ну и кто я сегодня? Петух или курица?
        - Петух! - бодро выкрикивал Альберт.
        Каким бы он ни был сонным, для него было делом чести успеть высказать свою догадку раньше сестры.
        - Курица, - мямлила Рина с верхней кровати, все еще держа глаза закрытыми. - И если я угадала, то хочу блинчики с шоколадом…
        - А если я угадал, то творожники! - тут же вставлял Альберт.
        Мама торжественно барабанила по кастрюле и снимала ее, являя миру свою утреннюю прическу. Если одна прядь была явно выше других и торчала как антенна, то мама была «петухом», а если волосы топорщились примерно одинаково, то «курицей».
        Традиция, конечно, была глупая, прямо-таки дурацкая, и Рина ни за что бы не участвовала в этой угадайке: она же не ребенок. Но если дать волю Альберту, он обязательно закажет творожники или вафли с вареньем. Рина их терпеть не могла, поэтому каждое утро ей приходилось воевать за свой завтрак.
        Вот и сейчас она лежала и ждала, что мама вот-вот загремит кастрюлей и разбудит ее. И Рина проснется, слегка раздраженная, на своей кровати, вяло пробормочет ответ и откроет глаза лишь на секунду, чтобы узнать: все-таки петух или курица. А потом снова уснет под звуки маминой готовки, пока неугомонный Альберт не почистит зубы и не начнет хватать сестру мокрыми руками за лодыжки, чтобы она быстрее встала. Рине придется отбрыкиваться, ругаться и в итоге неизбежно проснуться. И так начнется еще один самый обычный день в самом обычном мире. Ведь начнется же?
        Рина давно не спала, слушая стук колес поезда. Ветер, задувавший в купе через оконную щель, был прохладный и такой влажный, что, казалось, оседал каплями на носу. Рина с ночи закуталась в одеяло, но все равно продрогла. Она давно собиралась встать и задвинуть окно, но не хотела открывать глаза, потому что тогда надежда исчезнет. Пока веки были опущенными, Рина могла представить, что ей все просто приснилось. И сейчас мама обязательно подойдет к кровати.
        Рина лежала до тех пор, пока могла терпеть, а потом сдалась и хорошенько потянулась. Колено почти перестало болеть, в отличие от шишки на затылке. Было позднее утро или день - из-за тумана даже не поймешь. За окном поезда проносились сосновые леса. Мистические, полные белой дымки.
        После яркого Эрге с его разноцветными домами пасмурный пейзаж за окном показался Рине выцветшей фотографией.
        Солнце едва пробивалось сквозь туман и походило на яичницу, которую долго готовили под крышкой. Тонкая кожица белка на желтке в таком случае запекалась, превращаясь в белую пленку, сквозь которую едва проглядывал желтый цвет. Вот и это солнце было таким, а все небо - сплошной тучевой омлет.
        «Эх, вот бы сейчас поесть горячего омлета с маслом…»
        «Дзинь!» - звякнул Клим, увидев, что Рина проснулась.
        - Доброе утро всем, - сказала она, садясь и зябко ежась. - Скучаю по твоим завтракам, мам.
        «Ох, милая», - расстроилась мама, выдав грустную улыбку.
        «Как спалось?» - поинтересовался папа.
        Альберт тоже выписывал вопросы, но явно не о том, как Рине спалось. Скорее, что-то вроде:
        «Сколько можно дрыхнуть? Какие там новости? Что происходит?»
        Но новостей у Рины особо не было. Они ехали уже третьи сутки, продвигаясь все дальше на север. И почти все время пути за окнами стоял осенний туман. Густой и непроглядный, прямо как будущее Рины.
        - Сегодня уже должны приехать, - сказала она, доедая изюм из банки. - Мне даже не терпится, если честно. Быстрее бы все это закончилось.
        «Да», - согласился Клим.
        Прошлый день Рина потратила на изучение Уверхольма. Она отыскала на карте театр оперы и балета, расспросила родителей, есть ли у них в этом городе хорошие знакомые, к которым можно обратиться за помощью. Прикинула, как лучше всего будет добраться до нужных мест. Почитала дневник, пока было светло: увы, свет в поезде не работал. Поплакала - куда без этого. И спала, сколько могла, чтобы в голову не набивались мрачные мысли. Но они все равно набивались. Как туман заполняли все свободное пространство ума, и Рине заранее не нравился этот Уверхольм.
        «Почему бы… тебе не сделать… записи… пока есть свободное время…?» - предложил Натан после завтрака.
        - Тяжело писать, когда все ходуном ходит, - буркнула Рина. - Да и пока особо нечего…
        На самом деле она отказывалась делать записи в дневнике, потому что не хотела думать о том, что после нее может появиться еще один Странник.
        Что она не сумеет снять проклятье или погибнет. Ей даже думать о таком было страшно.
        «Сделаю записи, когда найду кнопку, - решила она. - Эта книга наверняка будет потом храниться в королевском музее как реликвия. Обидно, если про меня забудут только из-за того, что я не вписала свои достижения сюда. Нет, это глупости, как они могут забыть Странницу, которая сняла проклятье? Мне, наверное, даже памятник поставят! И точно устроят праздник в честь освобождения Хайзе, ежегодный».
        Туман почти исчез к тому времени, когда поезд прибыл в город, но воздух все еще был влажным. Машинист оставил их не на вокзале, а на одной из станций, откуда проще было добраться до нужного места.
        - Подождите нас тут, - попросила его Рина перед уходом. - Вдруг новая подсказка опять будет там, куда вы сможете доехать.
        Поезд выдал короткий гудок, который все сочли за согласие. По правде говоря, Рина думала еще и о том, что в вагоне можно будет безопасно переночевать.
        - Проводника нет, - сказала она, оглядываясь по сторонам. - Значит, пойдем к театру.
        Натан предупредил, что, возможно, на открытке обозначен только нужный город, а сам театр никакого отношения к делу не имеет. Но в таком случае появился бы Проводник, чтобы отвести Рину в нужное место.
        - Смотрите, это вон то здание со скульптурами! - указала она рукой. - Нам даже карта не понадобится. Тут все как на ладони.
        «Дзинь!»
        С платформы, на которой находилась станция, было видно большую часть Уверхольма. Про такие города папа говорил - симметричная скука. Тут не было ни намека на хаос Эрге с его кривыми улочками и разномастными домами, что нависали друг над другом, словно грибы вешенки под склоном Лод-горы. Уверхольм располагался на ровной местности, расчерченной прямыми линиями улиц и перекрестков, где дороги встречались аккурат под прямым углом. Почти все здания здесь были одной высоты и походили на каменные стены, потому что стояли плотно и не отличались по цвету. Внимание привлекала только голубая башня мэрии, огромные арочные ворота, смотровые вышки на окраинах и то самое здание театра.
        Летом Уверхольм наверняка выглядел скучным, как чертеж старательного школяра, но сентябрь украсил его на свой манер. Словно мазки на палитре всюду пестрели красные клены, желтые магнолии, темно-зеленые сосны, бордовые яблони. После жаркого летнего Эрге удивительно было оказаться в месте, где осень давно вступила в свои права.
        - Тут очень тихо, - заметила Рина, когда они въехали в город. - Хотя дома довольно ухоженные. Не думаю, что все тут спят.
        В одном из окон мелькнул белый платочек и помахал ей. Рина помахала в ответ. Вот и все внимание, которое ей досталось. Почему-то этот город не встречал Странников так же бурно, как Эрге.
        «Наверное, просто люди тут спокойные и вежливые, - подумала Рина. - И никто не хочет отвлекать меня от работы».
        Театр находился на полукруглой площади, с обеих сторон окруженной магазинчиками и ресторанами с балетно-оперной тематикой. Мама с папой никогда не ходили в такие места, потому что там подавали самые дорогие блюда в городе, на которые богатых людей раскручивали оперные дивы и танцовщицы. А еще там, как правило, была довольно безвкусная обстановка. Слишком много хрусталя, позолоты, бархата, меха и рюш. Слишком много показной роскоши, одним словом.
        Но верхом помпезности было само здание театра - трехэтажное, с двумя мраморными лестницами, между которыми находился фонтан со скульптурой танцовщика и певицы.
        Окна театра были прозрачными, а на ступенях не лежало ни листочка, хотя клены засыпали ало-желтым ковром всю площадь.
        - Кто-то здесь не спит, - сделала вывод Рина, слезая с велосипеда. - Сторож или уборщица. Хотя в театре могла застрять и целая труппа, если у нее была вечерняя репетиция.
        «Это правда, - согласилась мама. - Будь осторожнее, я волнуюсь».
        - Скажу им, что я твоя дочка, - улыбнулась Рина, пытаясь скрыть дрожь в голосе. - Надеюсь, ты правду говорила, что артисты - это большая семья. Ну, не считая интриг и вечных войн за главные роли…
        «Главная роль теперь у меня…»
        Лестницы вели к колоннаде, за которой скрывались в тени козырька три входные двери, довольно типичные для театров. Благословенные пандусы для Клима, к счастью, были и здесь.
        Перед центральным входом Рина замерла в нерешительности и заглянула внутрь. Дверь оказалась почти целиком прозрачной, и за ней хорошо было видно фойе: блестящий пол из разных видов мрамора, статуи девушек, держащих в руках светильники, огромные колонны и зеркала в пол, пустые вешалки гардеробных, билетные киоски, желтые букеты с искусственными цветами, лестница, по форме похожая на ту, что Рина видела в особняке Кантонов. Она вела на балконы второго этажа, разделенные кулуарами, обрамленными тканью наподобие лож в зале. От этого казалось, будто само фойе - это сцена, а наверху - места для зрителей.
        - Проводника все нет, - сказала Рина, выждав еще немного. - Пойдем, Клим.
        Чего не было видно через дверь, так это того, что наверху все оказалось затянуто нитями, сплетенными в сложную сетку, над которой висел в воздухе блестящий оркестр. Рина бы его так сразу и не заметила, если бы он не заиграл, как только она переступила порог фойе.
        Услышав громкие звуки, Рина до смерти испугалась и не рванула назад только потому, что оцепенела. Клим храбро встал перед ней, но защищать ее было пока не от чего. В фойе не происходило ничего опасного. Просто невидимые музыканты играли марш. Музыка плясала по глянцевому полу, грохотала между колоннами, и казалось, вот-вот разбудит тихий город.
        «Это они меня так приветствуют?» - подумала Рина.
        Оркестр выглядел как фантастическая скульптура из тех, что закрепляют на прозрачных каркасах. Рине вспомнился столичный фонтан «Мальчик выпускает голубей», на открытие которого они ходили вместе с папой, чтобы поддержать его друга-скульптора. Между ладонями мальчика и птицами он закрепил тонкие, но очень прочные стеклянные трубочки, изготовленные кудесниками, так что уже с расстояния пары шагов казалось, что голуби, и правда, летят.
        Оркестр, ясное дело, не был скульптурой. Музыку играли люди, вселившиеся в инструменты, и от осознания того, сколько здесь народу, Рине стало не по себе. Она вцепилась в Клима и стояла, не шелохнувшись.
        «Их очень много. Я не смогу за всеми уследить. Может, лучше пока выйти и подождать Проводника?»
        Театр по мановению палочки дирижера закончил с маршем и перешел на вальс. И тут начала твориться настоящая феерия. Из боковых проходов вылетели удивительной красоты костюмы - не меньше трех десятков - и на секунду Рине показалось, что это стадо самцов павлинов распушило хвосты и кружится на мраморном полу. Перья, блестки, шелк, мерцающие камни и тонкие кружева рисовали повсюду узоры танцевального калейдоскопа. Это было так ярко, вычурно и многослойно, словно артисты надели сразу все свои лучшие наряды, как поступали некоторые подруги бабушки Вельмы с драгоценностями. Но если они выглядели при этом безвкусно, то костюмы были великолепными. Рина давно заметила этот парадокс: то, что в жизни кажется чересчур во всех смыслах, в театре воспринимается как должное. Ведь на это «чересчур» сюда и ходят посмотреть.
        За подолами платьев почти не были видны костюмы, которые вели их в вальсе. Рина недоумевала, как это танцоры управляют одновременно брюками, рубашкой, смокингом, перчатками, да еще и ботинками - ведь человек за раз может вселиться только в одну вещь, и не похоже, что низ просто пришили к верху, иначе он бы волочился по полу. - Только не говорите мне, что в каждом костюме сразу по несколько человек, и все они танцуют синхронно, отвечая каждый за свою часть наряда! - прошептала она.
        «Как это волнительно!» - восхитилась мама.
        Безголовые дамы и кавалеры кружились в ритме вальса, и на мраморном полу, словно цветы, распускались подолы многослойных платьев. Потом часть пар поднялась в воздух и стала танцевать над оставшимися, двигаясь точно на одном уровне. А в это время между ними и оркестром сотни скульптурок позолоченных балерин, застывших в третьей позиции, скользили по натянутым нитям, зажатым между руками. Они двигались потрясающе синхронно и создавали сложные узоры. На глазах у Рины золотая звезда за секунду превратилась в пион, а потом балерины стремительно метнулись к центру, объединились в блестящий круг и разлетелись в стороны, словно лучи или взрыв фейерверка.
        Потом музыка снова сменилась, и зазвучала странная, неземная мелодия. Это явно была новая музыкальная веха, потому что ничего подобного Рина никогда раньше не слышала. Безголовые дамы сбросили юбки и, оставшись в блестящих брюках, стали исполнять диковинный танец. Теперь их движения были ломаными, резкими, ритмичными. Балерины наверху складывались в абстракции, сверкающие под светом громадных люстр, а кавалеры исполняли трюки с собственной одеждой. Белые перчатки изображали птичью стаю и улетали, ботинки бегали кругами вокруг костюмов. Это было безумно и потрясающе одновременно.
        А потом все стихло так же внезапно, как и началось. Опустилась палочка дирижера. Смолк оркестр. Фигурки балерин застыли на нитях, как золотые подвески. Сброшенные юбки вернулись на свои места, и безголовые танцоры синхронно поклонились Рине, но она еще целую минуту не могла ничего сказать, словно ей зашили рот.
        На время выступления она забыла обо всем. Целиком и полностью выпала из своих страхов и забот. Должно быть, это представление готовилось веками. Для одного-единственного Странника. Артисты оказались заперты в театре, но не уснули, а всей труппой стали придумывать новые номера, перешивать костюмы и поддерживать здание в чистоте.
        «Сила искусства выше несвободы, - восторженно подумала Рина. - Само искусство - свобода».
        Она зааплодировала, не жалея ладоней, и хлопала без остановки несколько минут.
        - Если честно, я даже не знаю, что сказать! Это лучшее выступление, какое я когда-либо видела! Вы все делали так синхронно, да еще и на разных уровнях, а это ведь так сложно, это столько труда и фантазии, и такая музыка…
        Костюмы снова поклонились и радостно зааплодировали сами себе. Похоже, они были счастливы, что у них наконец-то появился зритель. Музыкальные инструменты тоже спустились на первый этаж, и Рина особенно отметила их последнюю мелодию. Только потом она вспомнила, что еще не представилась, и нерешительно вышла из-за велосипеда.
        - Меня зовут Рина Шегри, я Семнадцатая странница. Может быть, вы знаете мою маму - Анжелику Аль? Она теперь тоже Шегри. Она раньше была актрисой.
        Безголовые дамы всплеснули руками и облепили Рину со всех сторон, словно осы сахарную статуэтку. Стали поглаживать ее по лицу, трясти за руки, а кто-то даже обнимать. Рина словно попала в тканевое облако, пропитанное духами. Со всех сторон ее щекотали перья и кружева, от шелковых перчаток волосы вставали дыбом, а от приторных духов почти нечем было дышать. Ей так и мерещились слова танцовщиц:
        - Ох, как ты выросла, дорогая!
        - Конечно, я помню Анжелику! Вы с ней прямо одно лицо!
        Кавалеры стояли в стороне, наблюдая за этим беззвучным щебетом и шелестом подолов. Клим, как мог, пытался отбить Рину у дам, даже закручивал в колеса их юбки, но Рина попросила его так не делать. Лучше было не лезть на рожон, потому что у здешних обитателей и без того было много способов ей навредить.
        - Меня привела к вам подсказка принца Аскара, - сказала она, когда приветствия были окончены. - Я нашла вот эту открытку в Эрге. И тут изображен ваш театр. Возможно, где-то внутри есть что-то, связанное с принцем Аскаром или с вот таким знаком? Вы наверняка уже изучили здесь все уголки и поэтому знаете.
        Рина показала дамам изображение бескрылого Ветродуя.
        Они столпились возле открытки, но только растерянно развели рукавами. Кавалеры тоже ничем не смогли помочь.
        - Как жалко, - расстроилась Рина, и тут сквозь яркие платья танцовщиц пробилось высокое узкое и темное. Судя по элегантному, но сдержанному фасону оно принадлежало даме в возрасте. Она принесла с собой портрет красивой женщины с высокой прической.
        - Дина Ларум, - прочитала Рина надпись на рамке. - Директор театра.
        Она тоже представилась и как-то сразу оробела, потому что от строгого платья исходило совсем другое настроение, нежели от нарядов танцовщиц. Директриса не стала обнимать Рину, но протянула ей рукав, отделанный черным кружевом. Рина аккуратно пожала его, стараясь не помять.
        «Пойдемте со мной», - поманило ее платье и направилось к лестнице.
        Рина медлила. Ей было страшно отказать этой строгой властной женщине. Но если здесь ничего нет, зачем терять время и лишний раз рисковать? Рина собрала всю свою решимость и ответила:
        - Простите. Я очень вам благодарна за прием, но тут, похоже, нет подсказки. У нас мало времени, поэтому мне пора идти.
        И, не дожидаясь ответа, она толкнула стеклянную дверь.
        Та не поддалась.
        За секунду Рина покрылась холодным липким потом и ощутимо вздрогнула, когда танцовщицы принялись подбадривающе гладить ее по рукам и спине. Оркестр заиграл незатейливую мелодию, чтобы разрядить атмосферу, но Рина уже была заряжена тревогой от кончиков волос до кончиков пальцев. Дамы мягко взяли ее под руки и легонько подтолкнули к лестнице. Пришлось идти. А что еще было делать?
        «Она хочет увести меня подальше отсюда и убить, когда мы будем наедине? - лихорадочно думала Рина. - Тут большие окна, но народу слишком много. Клим не сможет разбить укрепленное стекло, и мне точно помешают выйти.
        А если подгадать момент и выпрыгнуть из окна на верхнем этаже, когда мы будем наедине с директрисой? Вряд ли она догадается, что мы пойдем на такое».
        Клим заехал наверх по широким перилам, и Рина была несказанно рада тому, что он может ее сопровождать. Вслед за директрисой они миновали череду кулуаров и полутемных коридоров и поднялись на третий этаж.
        Дина Ларум открыла дверь в кабинет и впустила гостей внутрь. Рина сразу заметила проем между массивным письменным столом и стеной. Места вполне хватало, чтобы проехать на велосипеде прямо к окну.
        «Прыгать с третьего этажа, да еще и такого высокого, это почти самоубийство, - подумала она. - Но Клим так хорошо держит баланс. Он может и устоять. И его колеса могут выдержать, потому что укреплены душой. Главное, чтобы он понял без слов, что нужно делать, и успел среагировать, когда все начнется».
        В кабинете было просторно и уютно. Много дерева, много света. Всюду лакированные поверхности и фотографии. На тумбе у зеркала стоял блестящий граммофон, шкаф напротив него был доверху забит музыкальными пластинками.
        Дина Ларум повесила платье на плечики, и оно тут же обвисло, а Рина напряглась, внимательно следя за предметами в комнате.
        «Во что она вселится? В перочинный нож? Вон в ту статуэтку с острым навершием?»
        Но директриса выбрала фотографию. Не одну из тех, что висели на стенах, и даже не одну из настольных. Она вынула ее из шкатулки, которую достала из глубины шкафа. Это был старинный черно-белый снимок. На нем поклонник - симпатичный молодой человек в светлом костюме - дарил огромный букет цветов сияющей девушке с венцом из роз на голове. Фотография не была подписана ни спереди, ни сзади.
        «Она отвлекла меня, чтобы напасть?» - подумала Рина, и сердце заколотилось втрое быстрее, а взгляд заметался по сторонам.
        Ничего в кабинете вроде бы не двигалось, да и Клим не подавал признаков тревоги, но стоило оставаться настороже.
        - Зачем вы мне это дали? - спросила Рина. - Тут нет ни подписей, ни символа Ветродуя.
        На снимок она больше не смотрела, а наблюдала за тем, что происходит в комнате. Вместо ответа из шкафа вылетела пластинка и аккуратно легла на граммофон.
        «Мой милый принц пришел ко мне…», - пропел высокий голос оперной певицы.
        Продолжения Рина не услышала, потому что игла резко поднялась. Потом она снова опустилась, и голос повторил:
        «Мой милый принц пришел ко мне…»
        - Так на этой фотографии вы и принц Аскар?! - догадалась Рина, и тут же шелковый платок заткнул ей рот. Всего на секунду, чтобы не напугать. Похоже, директриса не хотела, чтобы другие об этом знали.
        - Ну, я вам гарантирую, что у этих стен есть уши, - честно сказала Рина. - Поэтому скрывать смысла уже нет. Да и что плохого в том, что принц Аскар когда-то бывал на вашем выступлении и дарил вам цветы?
        И тут Рину осенило, что ответ заключается в самом вопросе.
        - Возможно… - начала она, аккуратно подбирая слова, - он… ухаживал за вами?..
        После минутного молчания директриса вынула из шкафа еще одну пластинку.
        - Вы можете просто написать, - подсказала ей Рина. - У вас тут и бумага есть…
        Но ее проигнорировали, и очередной конверт лег на стол. Рина пригляделась к нему и увидела знакомое имя - Дина Ларум. Это были записи ее выступлений.
        «Ей, и правда, так важно говорить со мной своим голосом? Или она привела меня сюда специально, чтобы я послушала, как она поет, и восхитилась этим?»
        Вслух Рина ничего не сказала, но внутри начала закипать. Ей очень хотелось, чтобы директриса перестала зря тратить ее время.
        «Да, было так…» - пропел и снова замолк уже знакомый высокий голос.
        - Значит, вы что-то знаете о следующей подсказке? - спросила Рина. - Принц Аскар присылал вам что-нибудь с вот таким знаком или, может быть, говорил, где она находится? Или даже ничего не говорил, но вы знаете какое-нибудь место, связанное с ним, где стоит поискать? Мне сгодится любая зацепка. Что угодно. Иначе придется искать по всему городу.
        Из нижнего ящика письменного стола, закрытого на ключ, поднялась резная малахитовая шкатулка. Позолоченный крючок сдвинулся, крышка распахнулась, и Рина увидела внутри целую стопку старинных писем. Наверняка любовных, потому что они тонко пахли парфюмом. На каждом конверте было написано: «Моей дорогой Дине от А».
        - Неужели это принц Аскар присылал их вам? - прошептала Рина одними губами.
        Крышка тут же захлопнулась, словно в попытке не дать секрету выйти наружу, и шкатулка почти врезалась в Рину. Похоже, директрисе тяжело далось это признание, и она не собиралась вдаваться в детали.
        Рина поблагодарила ее за помощь, взяла шкатулку и вышла. Они с Климом возвращались к фойе под звуки оперной арии, которую Дина Ларум продолжала слушать в одиночестве в своем кабинете.
        Внизу было шумно. Костюмы во все складки обсуждали последние горячие новости о романе директрисы и принца Аскара, поэтому Рине удалось избежать очереди из желающих обнять ее на дорожку. Она тихонько выскользнула в стеклянную дверь, прижимая шкатулку к груди, и бегом спустилась по ступеням.
        Снаружи накрапывал мелкий, почти незаметный осенний дождь. Пахло прелыми листьями и дымом.
        - Никогда к этому не привыкну, - выдохнула Рина, согнувшись в три погибели. - Каждый раз так страшно… Хорошо, что ты был со мной, Клим. Без тебя я бы точно от ужаса умерла. Скажи, а ты думал о том, чтобы выпрыгнуть в окно в кабинете директрисы?
        «Дзинь!» - уверенно ответил Клим.
        Рина рассмеялась и приобняла его за руль.
        - Я так и знала! Я все думала, как бы тебе намекнуть, чтобы она не поняла и не опередила нас, и как понять, догадался ли ты, но я почему-то была уверена, что у тебя такой же план. В кабинете не было ни ставней, ни решеток. У нас был шанс пробить стекло…
        «Милая, я с ума сойду от волнения!» - тревожилась мама.
        «Меня все это огорчает», - расстраивался папа.
        «Ну что там? - вопрошал Альберт. - Читай быстрее! Что там в письмах?»
        Дождь закончился, так что Рина вымыла липкие от нервного пота ладони в лужице на дне фонтана с забитым сливом, отерла их о штаны и, сев на единственную не засыпанную листвой скамейку на площади, разложила письма в хронологическом порядке.
        - Никогда бы не подумала, что принц Аскар когда-то был влюблен, - пробормотала она. - Мне казалось, он на такое не способен.
        Стрелки всячески демонстрировали любопытство, и Клим тоже подъехал вплотную, чтобы не пропустить ни слова, но Рина вынуждена была их огорчить.
        - Вы меня простите, но я не буду читать письма вслух, - сказала она. - Это будет неправильно по отношению к Дине. Ей и так пришлось признаться перед всем театром, что у нее был роман с принцем, так что я не собираюсь никому раскрывать их личную переписку. Хотя эти письма, наверное, уже много раз все жители театра прочитали… Но они точно не знали, кто именно их присылал, иначе на мой вопрос не развели бы руками. Эх, наверное, авторитет директрисы теперь рухнет. Тем более она хранила эти письма даже после всего, что произошло, значит, у нее были сильные чувства к Аскару.
        «Как это волнующе!» - закрутилась вправо мама.
        «Я зол-зол-зол! Живо читай!» - возмутился Альберт.
        «Ты права», - коротко согласился папа.
        Из писем Рина узнала, что история любви принца Аскара была несчастной. Он полюбил Дину Ларум с первого взгляда, когда увидел ее на сцене, и даже хотел жениться на ней вопреки воле отца. Дина сперва отвечала ему взаимностью, но потом Аскар что-то натворил и клялся ей, что это не его вина и что он все исправит. Но в итоге король решил завещать трон его сестре, и, наверное, поэтому Дина решила расстаться с принцем и в итоге вышла замуж за богатого кудесника. В последних письмах принц умолял ее не идти под венец и клялся в вечной любви. Он писал так трогательно, что Рина почти прониклась к нему сочувствием.
        - Думаю, я нашла подходящее место, - сказала она, закончив читать. - Принц Аскар постоянно назначал Дине свидания в беседке на озере в городском парке. Думаю, нам стоит поискать где-то там. Дедушка Натан, думаете, я права?
        Дневник ответил ей словами Странника:
        «Это обычная практика для принца Аскара - привязывать подсказки к людям, с которыми он когда-то имел отношения. Должно быть, это его способ наказать их напоминанием о себе».
        А потом добавил:
        «Ты… молодец… Рина».
        Она улыбнулась.
        - Просто мне везет - у меня есть все вы. С такой группой поддержки трудно ударить в грязь лицом.
        Солнце так до конца и не пробилось сквозь белесую дымку наверху, но настроение у Рины было вполне себе солнечное. Внутри она тихо праздновала свою смелость и везучесть, и стало даже как-то обидно от того, что в этом городе ее будто не замечают.
        - Ну что, пойдем искать озеро? Оно должно быть вон в той стороне, я это помню по карте.
        Тут волосы Рины взметнул сильный ветер. Это был уже знакомый ей серебристый Проводник.
        - Здравствуйте! - подскочила она. - Давно не виделись! Вы меня проводите к озеру?
        «Лучше подождать здесь… - остановил ее Натан. - Иначе можно впустую потратить время и силы… Ветер движется намного быстрее человека… Дай ему… проверить… есть ли там подсказка». - И то верно, - кивнула Рина. - Никто не гарантирует, что мы найдем ее в этой беседке. Уважаемый Проводник, не могли бы вы проверить ротонду в центральном парке, там, где…
        Прежде, чем она договорила, ветер понесся прочь, взметая за собой сухую листву.
        Рина снова села на скамейку, достала из корзины яблоко и стала грызть, рассуждая вслух:
        - Кажется, теперь я понимаю, почему Странники не могут собрать все подсказки уже столько лет - это дома их задерживают. Я была уже в трех местах, и везде меня задержали, ну, кроме вокзала. Но это, думаю, потому что машинисты всегда очень пунктуальные.
        Доев яблоко, Рина положила огрызок в урну, хотя вокруг было полно всякого мусора и сухих веток. Ей просто захотелось сделать что-нибудь привычное, как будто мир все еще не съехал с собственной оси, и, если бросить огрызок мимо, из-за угла появится сердитый дворник.
        - Странно все это, - пробормотала она. - Люди же прекрасно понимают, что времени мало, но никто не помогает мне сэкономить его. И, кажется, я начинаю понимать, почему. В этом есть своя странная логика…
        «Какая?» - спросил папа.
        - Люди попросту боятся перемен. Даже перемен к лучшему. Они так привыкли быть вещами и домами, что теперь им страшно снова становиться людьми. Чувствовать боль и голод, стареть… И они сами этого не понимают, поэтому неосознанно строят мне преграды, хотят успеть что-нибудь сделать, прежде чем проклятье исчезнет. Так было с Юлией, и так было с Кантонами. Королевство сейчас в упадке, так что людям придется объединить все усилия, чтобы выжить. Думаю, Юлия это понимала и боялась свободы, потому что соседи сделали ее изгоем. А Кантоны наверняка не хотели потерять свое богатство и статус и поэтому решили поучаствовать в снятии проклятья, чтобы король потом позаботился о них.
        Ну и театр, опять же. Артисты задержали меня своим представлением, потому что больше никогда и никому не смогут его показать. Они снова станут обычными людьми и лишатся многих возможностей. Да и будет ли нам до театров, когда все очнутся? Поэтому они и танцевали для меня как в последний раз.
        Когда Рина догрызла второе яблоко, Проводник вернулся и сложил из листвы перед ней два узора. Бескрылый Ветродуй она узнала сразу, а вот второй символ привел ее в замешательство.
        - Это то, что вы нашли в беседке?
        «Да», - написал Проводник листвой чуть поодаль.
        Рина сузила глаза, но на ум ничего так и не пришло.
        - А там не было других деталей? Может, что-то стерлось?
        «Нет», - сложил ветер из бывшего «да».
        Рина нахмурилась, пытаясь понять, на что похож второй символ.
        «Нарисуй… мне», - попросил Натан.
        - Тут что-то странное, - сказала Рина, доставая карандаш. - Наверное, это птица, только безголовая. Там вот такой овал, посередине волнистая линия, наверное, крыло, а внизу две лапки, как дети птичкам рисуют. Но ни головы, ни клюва. Может, это птица, которая спрятала голову под крыло?..
        Рина закончила рисовать, и дневник неожиданно резво выдал:
        «Я знаю, что это такое!.. В столице… есть… пекарня… ресторан… Называется… “Пироги… на ножках”».
        Рина недоуменно уставилась на последнюю фразу.
        - Пироги на ножках? Дедушка Натан, вы серьезно? Это самое странное название из всех, что я слышала.
        «Вполне серьезно, - ответил дневник. - Это хорошая новость, но есть и плохая… Похоже, пришло время… рассказать тебе, зачем нужно… зеркало».
        Глава 8
        Собиратели тел
        Спустя некоторое время Рина была уже в поезде и читала, закрыв окно и кутаясь в плед. Натан не стал объяснять ей все сам и проявил запись, похожую на газетную статью из-за убористого почерка.
        «По теме Собирашек тут полный хаос, и раз уж у меня выдалась свободная минутка, я решила рассказать тебе, мой последователь, все, что знаю об этих созданиях. Будь добр, читай внимательно: если пропустишь что-то важное, пока будешь копаться в вопросе Собирашек, то наверняка умрешь. УМРЕШЬ, понятно? Уж извини, я конкретная».
        - Что-то мне это уже не нравится, - похолодела Рина.
        На этот раз она читала вслух, и не по себе стало сразу всем.
        «Предыдущие Виндеры каких только названий этим штукам не давали! Одно другого ужаснее, поэтому читать их желательно, сидя на горшке, чтобы штанишки не запачкать от страха. Я лично называю их миленько - Собирашками. Должно же у них быть хоть что-то миленькое, а?
        Они появились из-за кудесников. А если точнее - из кудесников. После того, как Вертушку запустили, кудесники тоже попали под проклятье. Кто-то стал вещью, кто-то домом, ну и так далее. Но если простой народ это проглотил, то кудесники по большей части не смогли. Получается, что магов упаковала в их собственные изделия чужая магия. Они, конечно же, оскорбились и попытались ей противостоять. Но как бы не так! Чем больше магии они в это вкладывали, тем хуже все становилось. Большинство бедняг просто помешались на идее освободиться. Натурально сошли с ума.
        Самые сильные кудесники все-таки смогли выйти за пределы домов и вещей, но не в своих телах (потому что проклятье никуда не делось) и не в своем уме (потому что эксперименты с магией их не пощадили).
        Как бы тебе объяснить попонятнее… Вещи, которые находятся внутри дома, не могут выйти за пределы этого дома. Ну то есть душа в виде вещи из дома выйти не может. Но некоторые кудесники решили этот вопрос ценой своего здравомыслия и вырвались на свободу, создав себе подобия тел из разных предметов. С тех пор они собирают все подряд и то, что им нравится, прикрепляют к себе с помощью магии. Поэтому я и называю их Собирашками.
        Чем сильнее кудесник, тем больше предметов он может на себе нести. Это как червяки-коллекционеры, знаешь, и у каждого из них свои пристрастия. Кто-то охотится на стекляшки, кто-то на ветки. Но есть у них и кое-что общее - все они поголовно будут охотиться на тебя.
        Их одержимость никуда не делась, потому что они так и не стали настоящими людьми. Эти безумцы жаждут вернуть себе человеческие тела и бросаются на все, что их напоминает, поэтому избегай памятников, манекенов, масок и тому подобного. Даже картин и плакатов с изображениями людей. И ни за что не попадайся Собирашке на глаза. Представляешь, какой ажиотаж может у нее вызвать твое живое тельце на двух ножках? Эта тварь тебя на кусочки разорвет от восторга. Буквально. Не хочу пугать, но случаи были. А еще избегай ветра, особенно цветного. Собирашки давно приметили, что мы, Странники, следуем за ветром, и чаще всего за серебристым, которому доверяем. Эти твари используют ветер как ориентир, так что избегай его, если не хочешь стать частью их коллекции.
        А теперь самое интересное. Что делать, если ты все-таки попался. Для начала не паникуй, это не всегда смертельно. Я вот только что попалась, но все еще жива. Пишу это в укрытии, пока где-то рядом рыщет Собирашка. Мне надо выждать время, пока она уползет. Увы, тварюшка попалась маленькая, всего метра полтора, и поэтому быстрая, а еще у нее не такая короткая память, как у гигантов: им приходится контролировать много вещей, и это здорово сужает внимание.
        Я больше люблю середнячков. От них укрываться легче, потому что они движутся медленнее: стараются не потерять свое барахло. А вот гиганты - это уже чистый ужас. Они крушат все на своем пути. Они могут ломать крыши и стены домов, пытаясь добраться до тебя. Это жуткие твари, но и видно их издалека, так что, надеюсь, ты не попадешься.
        Я и мои удачливые (читай выжившие) предшественники пока нашли только один способ отпугивать сбрендивших кудесников - зеркала и зеркальные поверхности. Собирашки хотят быть людьми и когда видят свое отражение, далекое от человеческого, впадают в истерику и убегают прочь. Поэтому всегда носи с собой зеркальце - им можно легко отпугнуть мелочь. От более крупных прячься за блестящим железом, витринами или чем-то подобным. И будь осторожен: твой щит могут попытаться разбить. Крупных зеркал в городах я не встречала уже давно, поэтому лучший вариант - бежать. Бежать и прятаться. И молиться, чтобы ветер-предатель тебя не выдал. Такое, увы, тоже бывало.
        Если удалось оторваться и спрятаться, сиди тихо и не высовывайся минут пятнадцать. Собирашка как глупая рыбеха, которая попалась на крючок и сорвалась с него, а через пару минут попалась снова. Она быстро забудет о том, что искала тебя, и продолжит спокойно “пастись”. Я сейчас жду как раз такого момента. Только помни, что от мелких надо прятаться подольше.
        А пока я жду, расскажу тебе о том, где эти животинки водятся. На дорогах или в лесах-полях их почти нет. В такие дебри Собирашку может заманить только серебристый ветер. Обычно они “пасутся” в городах. И чем город ближе к столице, тем их больше. Ну, это очевидно: самые сильные кудесники всегда кучковались рядом с королем.
        Еще важный момент - в местах скопления Собирашек старайся передвигаться по темноте, всегда оставайся в тени. Собирашки глухие, и обоняние у них не работает, но они каким-то образом видят. Поэтому лично я стараюсь заходить в города только по ночам, двигаюсь по узким проулкам, где нет фонарей, и по возможности маскируюсь.
        На этом у меня все. Я бы еще подробностей добавила, но моя Собирашка уже откочевала на другую улицу. Пора выбираться».
        Рина закончила читать и громко сглотнула. Даже под теплым пледом ее била дрожь.
        - Почему вы мне это сразу не рассказали, дедушка Натан?! Это же очень важно! А если бы я попалась? Я бы не понимала, что делать! Почему вы не предупредили меня в первый же день? Разве вы не должны меня защищать?
        «Я должен… защищать… в том числе и… твою… психику, - пояснил дневник. - Ты… не была готова… узнать это… И не было такой необходимости, потому что… на юге Собирашек нет… Они на севере… куда мы сейчас едем».
        - А почему их нет на юге?
        «Потому что Проводники вывели их… из твоей… зоны… прежде чем ты проснулась».
        - Значит, мы сейчас едем прямо в логово Собирашек?! - похолодела Рина. - Их больше всего в столице, а мы едем как раз в столицу! Может, лучше Проводника туда отправим, и он сам проверит эти «Пироги на ножках»?
        «Подсказки всегда связаны с людьми, которые их хранят… - возразил Натан. - Проводник… не сможет… поговорить с ними… за тебя… Но он может помочь проверить место, на которое… они укажут… Собирашки… пока не главная наша проблема… Впереди долгий путь… Эта железная дорога обрывается в лесу, она не доведет нас прямиком до… столицы… Постарайся… хорошенько отдохнуть… пока есть время».
        После таких новостей Рине было совсем не до отдыха. Она уснула только на рассвете, изможденная тревогой, и проспала тот момент, когда поезд остановился. Клим тихо дзинькнул, чтобы разбудить ее, и Рина подскочила от этого звука как ошпаренная, на секунду почувствовав, что не может дышать: воспоминания о Кантонах все еще были яркими.
        - Доброе утро, - пробормотала она, хотя утро совсем не казалось ей добрым.
        За окном стоял безмолвный березовый лес. Большая часть деревьев уже окрасилась в оттенки желтого, и лес выглядел подсвеченным изнутри. Небо между кронами тоже было золотистым, и, глядя на него, Рина почувствовала странный укол ностальгии по чему-то знакомому, чего не могла вспомнить.
        Она умылась, скромно позавтракала, экономя еду и, попрощавшись с машинистом, вышла из вагона. Было прохладно и свежо, сильно пахло прелыми листьями и грибами. Деревья иногда шелестели, но не от ветра, а из-за птиц, которые шумно перепархивали с ветки на ветку. Где-то невдалеке стучал дятел. Похрустывали под ногами сброшенные березами сухие веточки. Лес был сквозной и светлый, но Рина не видела, где он заканчивается, потому что с обеих сторон дорогу окружали пологие склоны, и поезд стоял как будто в ковше. Рельсы впереди то появлялись из-под лиственного ковра, то исчезали в нем. По бокам от железной дороги валялись гнилые балки, и прямо между шпалами росли молодые деревья.
        - Ничего, - пропыхтела Рина, помогая Климу спуститься. - На пути героев всегда встречаются чудища. Это, конечно, жутко, но без них победа покажется мне слишком пресной. У нас тут почти история о принце, который искал сердце королевства, украденное чудовищем. Только вместо принца - я, вместо камня - кнопка Ветродуя, а вместо чудища - Собирашка.
        «Ага», - согласился Клим, аккуратно лавируя между корней, чтобы корзина лишний раз не подпрыгивала.
        Рина шла пешком, потому что велосипеду и без того было трудно. От железной дороги осталось одно название, и порой приходилось помогать Климу перебираться через поваленные деревья. Некоторые сгнили до такой степени, что колеса увязали в трухе, проминая стволы до середины, и это заставляло колеса буксовать.
        - Хорошо, что Собирашки не водятся в чаще, - сказала Рина, на всякий случай держа наготове свисток. - И хорошо, что они глухие.
        Она приготовилась к чему угодно, но самыми опасными хищниками на их пути были здоровенные желтые муравьи, которые деловито растаскивали по кусочкам дохлую ящерицу. Еще Рина заметила косуль на зеленом пятачке посреди леса, которые тут же ускакали прочь, взбивая копытами листья.
        Когда лес кончился, рельсы стали целее, и вскоре Рина даже смогла ехать по ним на Климе. Вначале она боялась, но велосипед был словно канатоходец, который всю жизнь ездил исключительно по таким вот узким местам.
        Рина иногда слезала с него и шла по рельсам сама или прыгала со шпалы на шпалу, чтобы размяться. Пейзаж вокруг не менялся: дикие поля с высокой выгоревшей травой, заросли лопухов и колючек с пушистыми белыми цветами, тонкие, блестящие на солнце паутинки и десятки заброшенных мельниц вдалеке.
        Слева от дороги вился белый торговый тракт, нырявший к деревушкам, мимо которых шла железная дорога, но на него Рина и Клим не сходили - по рельсам было быстрее, и к тому же Натан советовал избегать любых селений, пока это возможно.
        Так, в дороге, прошел целый день, а на ночь Рина устроила привал в пустой, явно мертвой мельнице, насквозь просвеченной вечерним солнцем. Здесь пахло прелым сеном и сосной, полы верхних уровней почти полностью обвалились вместе с оборудованием, дерево наполовину сгнило, двери и ставни давно упали со ржавых петель. Но каким-то чудом снаружи сохранилась рама, которая позволяла поворачивать крышу мельницы в любую сторону по направлению ветра. Рина с опаской оглядела огромные зубчатые передачи, шестерни и шкивы, горизонтальный вал для привода станков наверху и сказала:
        - Ну, в целом выглядит сносно. Думаю, можно тут заночевать.
        Распугав ящериц и кузнечиков, она оттащила в сторону то, что осталось от половиц, вырвала сорняки и приготовила место для костра. Сухая трава горела прекрасно, а дров внутри мельницы было столько, что хоть до зимы топи, поэтому костер получился знатный. Дым поднимался к потолку, и часть его выходила наружу сквозь дыры в крыше, а другая - в верхние окна.
        Рина поужинала сухарями и парой яблок и прилегла прямо на землю рядом с костром. У нее болела голова от недосыпа, и даже тревога на этот раз не смогла прогнать сонливость. Перед глазами так и крутились мельницы, и в момент, когда Рина почти уснула, ей на ум пришла мысль, заставившая мгновенно взбодриться.
        - Дедушка Натан! - подскочила она. - Вы говорили, что Странник может снова стать вещью или домом после того, как отыщет кнопку. А кто-нибудь пытался вселиться в Ветродуй и запустить его изнутри безо всяких кнопок?
        «Это невозможно, - отрезал дневник. - Принц Аскар предусмотрел такой вариант и предупредил о нем Странников в одной из своих подсказок… Если ты станешь частью Ветродуя, то сойдешь с ума и ни за что не вспомнишь, что… собиралась сделать… Это любимое развлечение принца Аскара - сводить людей с ума. Все кругом сходят с ума из-за него. От заточения, от одиночества, от попыток повлиять магией на магию, от безнадеги… Рядом с Ветродуем даже находиться опасно, потому что он заколдован и меняет сознание. Его лопасти - зеркала, в которые нельзя смотреть дольше трех секунд, иначе они тебя зачаруют. В отражении ты увидишь прекрасный мир, который как будто переходит в реальность. Первые Странники, попавшиеся в ловушку Ветродуя, чаще всего падали в пропасть со скалы, не понимая, куда идут на самом деле».
        - Об этом вы мне тоже не собирались рассказывать до поры до времени? - проворчала Рина, слишком уставшая, чтобы сердиться. - Ну вообще-то я и не думала, что все будет так уж легко в самом конце. Доброй всем ночи. Надеюсь, Собирашки не примут наш дым за серебристый ветер…
        Она уютно устроилась возле огня и тут же уснула.
        Наутро они продолжили путь и таким манером пробирались к столице почти неделю. Рина даже поймала себя на мысли, что происходящее ей нравится. Это было похоже на обычную жизнь - долгие прогулки на природе, любование городами издалека, приятное молчание с Климом, порой лишенное всяких мыслей.
        Бабушкина еда скоро закончилась, но на пути то и дело встречались старые огороды, где все еще росла кукуруза и даже картошка. Рина запекала их на костре, а воду брала из рек, родников и колодцев, которые находила по карте.
        На седьмой день, ближе к полудню, они добрались до столицы Хайзе - Дитромея. Рина бывала тут минимум пару раз в год: в здешних картинных галереях регулярно проходили папины выставки, и тут жила бабушка Вельма.
        Дитромей называли еще Лимонным городом за его веселенькие желтые кровли, на фоне которых, как незабудки среди лютиков, голубели крыши дворца. Они были такого сочного королевского цвета, что почти сливались с небом в ясные дни - не чета поместьям глав округов и градоправителей с их бледной лазурью.
        Сейчас Дитромей было абсолютно не узнать. Казалось, что он сплошь состоит из мертвых домов. Почти все они выглядели покореженными, в стенах зияли огромные бреши, городская стена и вовсе превратилась в руины. Сколько бы Рина ни пыталась, голубых крыш дворца разглядеть не могла - то ли из-за того, что над Дитромеем нависли низкие тучи с белесыми брюхами, готовыми во-вот порваться и разразиться даже не дождем, а снегом или градом, то ли из-за того, что резиденция короля была сильно разрушена.
        Пасмурные сумерки сделали столицу тусклой и мрачной. Один за другим на улицах зажигались фонари, но свет их был призрачным, потому что солнце не могло пробиться сквозь облака весь день, и некому было включить питание от электричества.
        Рина рассматривала город, стоя в отдалении, на холме, и не могла произнести ни слова.
        - Это кошмар какой-то, - наконец сказала она. - Собирашки тут камня на камне не оставили. Как люди будут жить здесь, когда проснутся? Я думала, дела везде обстоят примерно так же, как на юге, но столица теперь - просто груда мусора. И большинство улиц наверняка завалено, что толку тогда от маршрута, который я запомнила? Да и сохранился ли вообще тот ресторан?
        «Скоро стемнеет, - заметил Натан. - Сегодня пасмурно, луны не будет видно… Постарайся не упустить этот шанс».
        «Я встревожена! Очень-очень встревожена!» - заявила мама. И на этот раз переживала не только она одна. Даже стоически спокойный папа сделал несколько кругов влево.
        - Да не волнуйтесь вы так, - постаралась приободрить их Рина. - Я же удачливая, так что мне опять повезет. Конечно, сухой из воды я не вылезу - это уже проверено, но живой из города выберусь точно.
        Пока сумерки не уступили место ночи, Рина оставалась на холме и внимательно разглядывала Дитромей, жалея, что в наборе Странника нет бинокля. Заметить Собирашек оказалось не так-то просто. Натан сказал, что они, как правило, передвигаются ползком, и куда проще определить их местонахождение по звукам, нежели увидеть.
        - Бр-р-р, холодно стало, - Рина, обняла себя за плечи и попрыгала на месте. - Если и дальше буду тут стоять, совсем замерзну, так что пойдемте. Пока доберемся, как раз стемнеет окончательно.
        Она достала зеркальце и сжала его в руке, пытаясь унять дрожь. Казалось, что внутренности заледенели от страха, но в глубине души Рина, и правда, верила, что ей повезет. Один или два удачных случая - это, возможно, совпадение. Но больше четырех - точно судьба.
        - Тебе лучше остаться тут, Клим. Город сильно разрушен, там наверняка полно битого стекла, гвоздей и всяких осколков. Мы будем двигаться по темноте, а без своего фонарика ты не увидишь дорогу. Поэтому лучше подожди меня здесь.
        «Ну уж нет!»
        - Ты же знаешь, что я права!
        «Нет!»
        На этот раз никакие доводы не помогли Рине убедить велосипед дождаться ее на холме, и она сдалась - вынужденно, но не без облегчения.
        - Ладно, твоя взяла, но корзину оставим тут, чтобы не утяжеляла, потом вернемся за ней. И я на тебе не поеду. Так меньше шансов повредить колеса, если ты наткнешься на что-то острое. Будем ориентироваться вон на ту башню, видишь? Это городская библиотека. Булочная должна быть в проулке рядом с ней. И помни, Клим, нужно избегать фонарей и очень быстро передвигаться по освещенным участкам.
        «Да помню я», - звякнул велосипед.
        В его ответе Рине померещилось недовольство.
        «Ему не нравится, что девчонка им командует, - хмыкнула она про себя. - Ох уж эти мальчишки, им бы только геройствовать. Уж извини, Клим, но из нас двоих воин - я, и это моя битва с чудищем».
        Рина и сама не заметила, в какой момент азарт подмешался к страху и начал расти вместе с ним.
        Это случилось, когда она вошла вслед за Климом в дом его бабушки? Или когда постучалась в квартиру Юлии? Или когда выступила перед Кантонами за ужином? Или когда убедила горожан своей речью? Как бы то ни было, удачи одна за другой укладывали доски на подвесной мост над пропастью страхов, и вот уже Рина уверенно шла по нему к городской стене. Но шаг ее стал не таким твердым, когда она увидела в многослойной каменной кладке дыру величиной с зев пещеры.
        «Какого размера Собирашка могла такое сделать?»
        За проломом и гущей ветвей была видна освещенная окраина города, полная битого шифера, остовов стен и кирпичей.
        - Ну и свалка, - прошептала Рина, раздвинув ветки кустарника и нервно озираясь по сторонам. - Думаю, нам нужен вон тот проулок. Да погоди ты, Клим, не торопись!
        Улочка, на которую Рине предстояло попасть, была темной: кудесничьи фонари ставили только на основных улицах, а между домами обычно вешали маленькие светильники или гирлянды, которые сейчас не работали. Натан предупредил, что Собирашки редко бывают на окраинах города, где ничего особо интересного для них нет, но Рина никак не могла собраться с духом, чтобы выйти из укрытия. Она не видела Собирашек, но точно слышала их: кругом было полно подозрительных шорохов, и вдалеке что-то отчетливо грохотало. Это напоминало звуки стройки или завода. Рине резко стало жарко, даже ладони вспотели. Еще минуту назад готовая свернуть горы, она вдруг почувствовала, что не может сдвинуться с места.
        - С-слушай, Клим, а ты ведь мастер в прокладывании маршрута. Ты мгновенно находишь дорогу в любых завалах. Сможешь быстро меня провести?
        «Конечно!» - взбодрился велосипед.
        - Тогда ты вперед, а я за тобой.
        Аккуратно лавируя между разбитыми горшками, грудами кирпичей и поломанной черепицей, Клим поехал к темному проулку. Рина выскользнула из кустов и побежала за ним, почти не глядя под ноги от страха, и очень зря. На полпути к спасительной темноте она запнулась о железный штырь, торчавший из куска бетона, и шлепнулась руками в крошево мелких камней и шифера. К счастью, оба колена угодили в траву, проросшую прямо посреди улицы.
        Рина выдала беззвучное «ох!», тут же подскочила и побежала вслед за велосипедом.
        - Первый блин немножко комом, - выдохнула она, прижавшись спиной к воняющей плесенью сырой кладке. - Ты видел на той улице Собирашек?
        «Нет», - ответил велосипед.
        - Повезло, как обычно, - постаралась успокоить себя Рина. - Но их тут полно, точно тебе говорю. Шумят со всех сторон. Так, ладно. - Она постаралась восстановить дыхание. - Теперь нам нужен третий поворот направо. Только аккуратнее, помни, что нельзя включать свет. И не уезжай далеко от меня.
        В проулке было тихо, не считая хруста под ногами, и в этой тишине Рина отчетливо слышала, как над ее головой закрываются ставни домов. Горожане поняли, что она здесь. И если в Эрге все ликовали при виде Странницы, то на севере она была символом разрушения. Рина даже боялась, как бы ей не скинули на голову цветочный горшок или кирпич, но никто ничего не скидывал, наверное, люди все-таки хотели освободиться.
        Следующая улочка, длинная и прямая, выходила на освещенный проспект, где была почти та же картина, что и на окраине: разрушенные дома, развороченный памятник, всюду обломки, осколки, битые стекла и камни, между которыми как ни в чем не бывало зеленела почти весенняя от дождей трава.
        - Притормози, Клим, - шепнула Рина, выпуская изо рта облачка пара. - Надо хорошенько все осмотреть.
        На самом деле ей нужно было собраться с духом. На подвесном мосту закончились доски, и дальше предстояло шагать над пропастью, создавая их на ходу. Рина затаила дыхание и услышала тихий шелест, постукивание и писк позади себя. Волосы у нее встали дыбом.
        «Так, спокойно, это мышь, - подумала она, с трудом не срываясь в панику. - Собирашки большие, а это что-то маленькое, и оно пищит. Это мышь или крыса. Или дикий кот. Их тут полно развелось».
        Клим выдал очень тихое «дзинь», как бы говоря, что уже просмотрел дорогу, и это прозвучало для Рины как сигнальный свисток. Она бросилась вперед с таким энтузиазмом, что едва не обогнала велосипед.
        Дома в очередном проулке были выше тех, что на окраинах, и нависали над головой темными скалами. Под ногами слабо шуршали волглые листья, нападавшие то ли с деревьев, а то ли со стен, увитых лозами хмеля. Рина не могла избавиться от чувства преследования. Она была уверена, что не только ее ноги и колеса Клима издают это шуршание, но боялась замереть и прислушаться.
        «Это крысы, - убеждала она себя, до посинения пальцев сжимая зеркало, бесполезное в темноте. - Или коты».
        В прореху между тучами выглянула полная луна. Рина в удивлении уставилась на нее, подумав, что наверху все-таки есть ветер, раз облака движутся. И тут что-то вцепилось ей в ногу и принялось быстро карабкаться наверх. Это что-то странно пищало. Оно было холодным, мокрым и гладким, как новорожденный крысеныш, упавший в лужу, но гораздо больше обычной крысы. Рина чувствовала все это, потому что закатала штанины, боясь намочить их в мокрой после дождя траве. Она заторможенно опустила голову и, увидев то, что вцепилось ей в щиколотку, завопила так, что сама чуть не оглохла.
        Это была Собирашка. Маленькая уродливая Собирашка, состоявшая из фарфоровой кукольной головы в черных трещинах с волосами, вывалянными в грязи и листьях, громоздившейся на нескольких сцепленных между собой туловищах резиновых пупсов. К ним словно на невидимом клею крепилось не меньше десятка рук и ног разных размеров, с помощью которых Собирашка карабкалась на Рину, пялясь на нее черными провалами глазниц.
        Это длилось всего секунду, прежде чем Рина отшвырнула ее и сломя голову бросилась прочь.
        Кукольная гусеница резво скакала следом, пища, фарфоровые веки то опускались, то поднимались, и казалось, что Собирашка моргает. Она стремительно догоняла Рину, и та окончательно ударилась в панику и понеслась вперед со всех ног, не разбирая дороги.
        - Быстрее, Клим! Быстрее!
        Рина больше не думала о том, что ей нужно двигаться по маршруту. Не думала о том, что впереди могут быть другие Собирашки. Гораздо больше и опаснее этой. Сейчас она не могла думать ни о чем, кроме жуткой кукольной гусеницы, громыхавшей позади сцепленными магией туловищами.
        Клим не мог вразумить Рину, как ни пытался. Ее надо было остановить, встряхнуть. Может быть, даже залепить ей пощечину, чтобы привести в чувство, но велосипед не мог этого сделать, и Рина бежала, сколько могла, с трудом различая в свете луны препятствия.
        Она остановилась только возле освещенной площади и только потому, что увидела там здоровенную Собирашку размером с многоэтажный дом. Голову ей заменял рыцарский шлем с открытым, как клюв, забралом, а тело состояло из уймы металлических деталей. Чего там только не было: ведра, корытца, мотки проволоки, колеса, мельничные лопасти, ломы и не меньше дюжины статуй древних монархов, которые раньше красовались на стенах дворца.
        В тот момент, когда Рина увидела ее, Собирашка была занята тем, что отламывала острые пики ограждения с крыши Газетного дома и пыталась закрепить их в своем распахнутом клюве вместо зубов. Скрежет при этом стоял страшенный. Все тело чудища лязгало, скрипело и звенело так, что закладывало уши.
        Рина прильнула к стене, восстанавливая дыхание, и только тут поняла, что Клима рядом нет. Она заозиралась по сторонам. Куда он делся? Неужели он ее потерял, пока задерживал кукольную Собирашку? Или не смог проехать где-то и застрял?
        - Клим! - хрипло позвала она. - Клим, я здесь!
        Кричать во весь голос было страшно, хотя Рина знала, что Собирашки ее не слышат, и мгновение назад вопила так, что даже осипла. Она полезла в сумку за бутылкой с водой, но тут из темноты на нее снова уставилось чудовищное треснутое лицо с провалами глаз. Рина отшатнулась и невольно вышла из сумрака в разбавленную фонарями тень. Кукольная Собирашка, здорово потрепанная Климом, но все еще ловкая и быстрая, тут же разглядела ее и бросилась вперед со скоростью борзой.
        Инстинкты окончательно взяли верх над разумом. Рина рванула прямо на площадь, в лапы гигантской зубастой твари, и осознала это, лишь когда громадная Собирашка, отвлекшись от вонзания новых клыков в свой клюв, нависла над ней, щетинясь металлической тушей.
        Увидев гиганта, кукольная Собирашка трусливо юркнула обратно в проулок, а металлическая потянулась к Рине рукой в латной перчатке. Не очень быстро. Вполне можно было убежать, но из всех возможных реакций на опасность у Рины снова сработала «замри».
        Ей казалось, что время застыло. В голове не было мыслей. Оторванная от статуи конечность, на фоне которой Рина выглядела как крохотная статуэтка балерины из шкатулки в руке обычного человека, постепенно удлинялась, вытягивая из туловища металлические кишки. Она почти коснулась Рины, и тут сквозь забивший уши стопорящий страх прорвался бешеный звон Клима.
        «Беги, дурочка! Беги!»
        Велосипед выскочил перед ней, и металлическая рука Собирашки жадно схватила его вместо Рины. Клим вывернул фонарик так, что тот почти сломался, и стал светить им прямо в акулий клюв чудища. Наверное, пытаясь отвлечь его, ослепить.
        А в это время огромные руки сминали велосипедную раму и лопали колеса.
        - Не трогай его! - завопила Рина. - Не смей! Не трогай! Отпусти!
        Она все еще сжимала в руке зеркальце, но какой от него толк в битве с такой громадиной? Она его даже не увидит. И тут в ногу снова вцепилась кукольная Собирашка. Видно, она боялась большую, но как только та отвлеклась - напала опять. Она была все такая же шустрая и уродливая, но в этот раз Рина не испугалась. Теперь ее захватил не страх, а отчаяние. Клима ломали у нее на глазах, а она ничего не могла с этим сделать. Она схватила кукольную Собирашку за волосы и ткнула ее безглазым лицом прямо в зеркало.
        - Смотри! Смотри, какая ты страшная! Посмотри на себя! Ты не человек! Ты просто уродливая кукла!
        Из зеркала на Собирашку уставилась треснутая грязная голова. Одно веко было опущено, второе поднято. Собирашка, изворачивалась всем телом, пища резиновыми туловищами, и когда Рина с отвращением отшвырнула ее, побежала прочь, теряя на ходу кукольные руки.
        Это длилось всего пару секунд, но они показались Рине вечностью.
        «Беги! Да беги же ты!» - все еще вопил изломанный Клим.
        Собирашка смяла его в комок и пыталась выхватить фонарик, но ее пальцы были слишком большими для этого.
        - Прости! - крикнула Рина сквозь слезы. - Я тебя спасу, Клим! Я тебя обязательно спасу! - И побежала в темноту очередного проулка.
        Дверь в первом же доме распахнулась, и Рина без раздумий ввалилась внутрь. На нее набросили то ли старый матрац, то ли одеяло. Оно пахло нечистотами и сыростью. Рина забилась в угол, укрытая этим волглым щитом, и сквозь дыры в нем оглядела место, в котором оказалась.
        Дом, впустивший ее, был разрушен почти до основания. В крыше зиял такой пролом, что сквозь него было видно, как Собирашка наконец отсоединила фонарик от Клима и водрузила его себе на лоб, а потом проглотила велосипед. Закинула, как тефтелю, в свой акулий клюв.
        Рина смотрела на это, зажав себе рот трясущимися руками, и внутри у нее все кричало. Вопило так, что, казалось, лопнут уши. Это из-за нее. Все случилось из-за нее. И нечем тут оправдаться.
        Глава 9
        Кривословные беседы
        Металлическая Собирашка все еще рыскала по округе, светя фонариком Клима. Кажется, ей только сейчас пришло в голову, что свет можно носить на себе. Хотя на площади было много фонарей, она их не трогала, то ли боялась сломать и лишиться ночного зрения, то ли по какой-то другой причине.
        Рина сидела в углу под матрацем, едва дыша. Она боялась, что Собирашка начнет громить все на своем пути, пытаясь найти ее, но чудище так долго возилось с Климом, что, похоже, забыло о Рине. Оно погрохотало рядом еще немного и поволокло свою жестяную тушу на соседнюю улицу.
        - Дедушка Натан, - сказала Рина сквозь слезы, выбравшись из убежища. - Что мне теперь делать? Как достать оттуда Клима? Как его спасти?
        На бледной странице дневника, освещенного луной, проявились буквы, заставившие все в Рине заледенеть:
        «Сейчас это невозможно».
        - Но я не могу его здесь бросить, дедушка Натан, пожалуйста! Придумайте что-нибудь! Вспомните! Он же столько для меня сделал! Он мой лучший друг! Он постоянно ради меня рисковал! Я не могу оставить его вот так! Я должна как-то ему помочь!
        «Рина… если хочешь… ему помочь… будь добра… соберись… для начала… Единственный способ вытащить его оттуда - запустить Ветродуй… Тогда Собирашки снова станут людьми. Вернется ли при этом разум к кудесникам, никто не знает, но захваченные ими вещи с душами внутри точно освободятся».
        - Но как я могу оставить Клима в таком состоянии? - не унималась Рина. - Он же весь изломанный! Ему страшно! Я должна хотя бы объяснить ему, что происходит!
        «Ты не сможешь… - возразил Натан. - Он уже спит… из-за магии кудесника, которая… подавила его сознание… Ему не страшно и не больно…»
        - Это сейчас ему не больно! А если он проснется искалеченным из-за того, что велосипед сломан?!
        А если он, когда очнется, упадет с высоты на железки? Все эти вещи наверняка развалятся и придавят его или пронзят стальными пиками!
        «На кону жизнь всех людей королевства… - напомнил дневник. - Мы не можем впустую тратить время на бесполезные попытки… спасти кого-то одного».
        - Но я должна хотя бы попытаться! - воскликнула Рина.
        «Если так хочешь… умереть ради него… советую поспешить. Выбор нового Странника требует времени, а времени у нас нет», - припечатал дневник и захлопнулся.
        - Предатель!
        Рина размашисто шлепнула ладонью по серой обложке и заревела в голос. Она прекрасно понимала, что, несмотря на громкие слова, сделать ничего не сможет, и от этого ее ненависть к себе была настолько сильной, что Рина невольно переложила часть ее на Натана и в эту минуту хотела оставить его здесь, посреди развалин, чтобы он понял, каково сейчас Климу.
        Она рыдала до судорожных всхлипов, когда вдруг ощутила сквозняк. Серебристый ветер пробыл рядом с Риной всего секунду и тут же метнулся прочь, а ей на колени опустился бумажный дельтаплан. Рина развернула его грязными дрожащими руками и прочла:
        «Дорогая Катрина!
        Вам не нужно идти в столицу! Мы уже нашли подсказку в «Пирогах на ножках» своими силами. Вы наверняка прочтете это письмо, когда будете недалеко от нашего городка. Очень просим навестить нас, чтобы обсудить детали следующего задания. На это уйдет день пути от Дитромея, но ваш визит сильно сэкономит нам время в будущем.
        Самый краткий маршрут от столицы до нашего городка пролегает через лес. Там легко заплутать, поэтому София (Проводница, которая принесла это послание) проводит вас, если, конечно, вы не потеряли свисток. Зверья в лесу предостаточно, будьте осторожны.
        На середине пути есть заброшенная обсерватория, где можно заночевать. Если София застанет вас в столице, то не останется с вами, чтобы не привлекать внимание кудесников. Она будет ждать возле большого дорожного указателя со стороны западного тракта.
        С пожеланием попутного ветра, ученые из Научного городка».
        Рина скомкала листок и швырнула его в стену. Она была в такой ярости, что не находила слов. Что значит, они нашли подсказку без нее? Как такое вообще возможно? И зачем тогда нужна Странница? К чему была эта бесполезная жертва Клима?
        - Почему вы мне сразу не сказали? - тихонько завыла она, прижимая колени к груди. - Почему вы не успели нас предупредить? Это все вы виноваты! Это вы!
        Рина ненавидела Натана, нерасторопную Проводницу и ученых, которые нашли подсказку за нее, ненавидела принца Аскара, но больше всего - свою трусливую беспомощность.
        Она еще долго сидела бы неподвижно в темноте, слишком опустошенная и обессиленная, чтобы двигаться, но в свете фонаря, пробившегося сквозь дыру в стене, блеснуло стекло дедушкиных часов, и Рина в страхе прикрыла их рукавом.
        «Я должна вынести их отсюда, - подумала она. - Если я тут погибну, они тоже обречены. Собирашки точно их подберут и могут разорвать на части».
        Это мгновенно отрезвило Рину. Она вытерла слезы, достала карту и попыталась понять, где находится. Судя по всему, рядом была Печатная площадь, и Рина сидела в одной из переплетных возле главной типографии.
        Натан зашелестел страницами, но читать его сейчас было невыносимо.
        - Мне не нужны ваши советы, - огрызнулась Рина, все-таки швырнув дневник в сумку. - Сначала выберусь отсюда и составлю план. Нельзя все делать на горячую голову. Если ученые смогли сами найти подсказку, они явно знают больше нашего и наверняка помогут мне освободить Клима. Не думаю, что это ловушка. Письмо принесла София, а она много раз меня выручала.
        Натан ничего не попытался сказать, и его молчание было принято за согласие.
        «Иначе он бы меня отговаривал», - подумала Рина.
        Открывать дневник она не хотела даже под страхом смерти. Так велика была ее обида на Натана.
        «Почему он так грубо себя повел? Разве он не мудрый двухсотлетний старец? Неужели ему ума не хватило ответить мне деликатно, утешить и все объяснить? Я ему что, просто вещь? Перестала слушаться - можно выбросить?»
        Без надежного Клима мир вокруг резко изменился. Рине казалось, что на обратном пути она умрет от страха в первом же закоулке. Но то ли ответственность за семью, а то ли злость помогла ей оставаться хладнокровной, несмотря на шорохи и грохот, доносившиеся из темноты.
        - Нельзя выбегать на свет, - твердила она себе.
        Прятаться здорово помогали тучи, нависшие над городом, и даже мороси Рина была благодарна, хотя вымокла до нитки, потому что не стала надевать дождевик - шуршащая ткань мешала понимать, что происходит вокруг.
        Металлическая Собирашка, похоже, распугала всю мелочь на окраине города, и Рине повезло ни на кого больше не наткнуться. Выбравшись из Дитромея, она первым делом направилась к холму, где оставила корзину, и взяла с собой немного еды, а потом отыскала Софию в том месте, которое было указано в письме.
        В темноте ветер походил на серебристый дым или туман, и Рина боялась потерять его из виду. Тяжелые мысли придавливали к земле, так что она как могла прогоняла их. Нужно было просто идти. Идти как можно быстрее.
        «Ученые найдут способ ему помочь, - твердила она про себя. - А пока он просто поспит. Он ничего не чувствует. Ему не больно».
        Трава на полях вымахала здоровенная - лопухи были выше человеческого роста. Наверное, здесь часто шли дожди. Местами почва хлюпала от сырости, но ботинки попались хорошие и не промокали.
        Когда серый рассвет плавно перетек в серое утро и дождь закончился, Рина продралась сквозь заросли мокрой чилиги, порвав в паре мест дождевик, и оказалась на опушке смешанного леса, где пахло сырой землей и торфом.
        - София, подождите! - попросила она и, зажав уши на всякий случай, изо всех сил дунула в свисток.
        Звук получился тонкий, как комариный писк, и очень неприятный. Все птицы, сидевшие на ближайших к Рине деревьях, тут же вспорхнули и улетели. Что-то зашумело в кустах впереди, затрещали ветки, и Рина успела заметить красно-коричневую холку зверя, прежде чем тот скрылся в зарослях дикой малины.
        «Кабан?» - испуганно подумала она, а вслух сказала:
        - Жаль, что эта штука комаров не отпугивает, - и прихлопнула одного прямо на своей щеке.
        Лес был очень древний и очень влажный. Деревья здесь до сих пор не пожелтели, и все вокруг оставалось зеленым, покрытым мхом, грибами, папоротником и молодой порослью. В некоторых местах под ногами чвакало настоящее болото, и Рине пришлось подобрать палку, чтобы продавливать ею кочки, проверяя, можно ли на них наступить. Метод оказался ненадежным, и уже вскоре она попрощалась с сухостью ботинок. Очередная кочка с хлюпаньем ухнула вниз, левая нога провалилась в воду по щиколотку. Ботинок тут же наполнился зловонной жижей, а пока Рина вытаскивала из нее ногу, затопила и правый.
        - Вот же гадство! - выругалась она. - Гадкое болото! Мерзкие кочки и лес этот проклятый! Почему я должна продираться через топь? Не было дороги получше, что ли? Тоже мне составители маршрута! Вроде ученые, а ума, как у дятлов, клюющих бетон!
        К Проводнице у Рины тоже накопилось много претензий, но остаться в глухих дебрях без ориентира было страшно, поэтому Софии она ничего не предъявляла.
        Так, все время свистя, отмахиваясь веткой от комаров и избегая болотистых мест, Рина пробиралась по лесу весь день. К вечеру она смертельно устала и готова была упасть прямо на мокрую землю и уснуть.
        - София, мы вообще успеем добраться до обсерватории до темноты? Я уже все… Я больше не могу идти.
        «Близко, - вывела Проводница на мягком мху, склонив его ворсинки в противоположную сторону, отчего они стали темнее. - Держись».
        Рина с трудом оттолкнулась от ствола и продолжила путь. Впереди ее ждал крутой склон, подниматься по которому было тем еще испытанием. Росистая трава скользила под ногами, да еще всюду, как нарочно, встречались муравейники со здоровенными, шустрыми муравьями, а мошки лезли в лицо, норовя залепить глаза.
        Но за подъем появилась награда. София вывела Рину на свободное от деревьев пространство, и та увидела впереди постройки из кирпича, такого же серого и невзрачного, как небо над головой.
        - Мы точно в правильном месте? - с тревогой спросила она, переступая через то, что осталось от металлических ворот, и оглядывая заросший высокой травой двор.
        Построек вокруг было много: несколько прямоугольных зданий в два этажа, необычные будки, приподнятые над землей, что-то вроде сарайчиков для хранения инвентаря. Пройдя мимо них, Рина увидела купола обсерваторий - большой, средний и малый - похожие на гигантские грибы-дождевики.
        - В какой именно мне идти? - спросила она Софию, но той уже не было рядом.
        «Наверное, отправилась доложить ученым, что довела меня до ночлега», - подумала Рина.
        - Ученые написали, что это место заброшено, но лучше я не буду рисковать, - сказала она часам. - Думаю, вон там, в двухэтажках, жили астрономы. Эти штуки на бетонных столбах я не знаю, что такое. А в круглых точно стоят телескопы. Я лучше туда пойду. Там даже если есть люди, их мало.
        «Хороший выбор», - согласился папа.
        «Моя бедная девочка», - волновалась мама.
        «Что-то мне боязно», - переживал Альберт.
        Раздвигая руками в перчатках заросли сочной колючки, Рина решительно направилась к самому маленькому из трех «грибов», и это был первый раз за день, когда ей повезло: на двери висел замок, означавший, что внутри никого нет. Он сильно проржавел, и Рине не составило труда сорвать его обычной веткой вместо лома.
        - Отлично, - выдохнула она и осторожно открыла скрипучую дверь, которая была гораздо крепче замка.
        Внутри обсерватории стояло гигантское нечто, оснащенное проводами, стеклами и разновеликими колесами, как у телеги. По трубам наверху Рина поняла, что это телескоп, но поняла уже после того, как перестала паниковать. Уходящий под купол астрономический прибор напомнил ей Собирашку, а колеса - Клима, застрявшего в ней. Рина всю дорогу так старательно не вспоминала об этом, что вид телескопа будто ударил ее под дых, и она упала в траву, отшатнувшись от порога. Упала и заревела, прижав колени к груди. С неба шел дождь, и теплые капли на щеках мешались с холодными, некоторые падали на дождевик и стекали по нему на землю.
        - Я такая дура, - всхлипнула Рина. - Если бы я не испугалась эту дурацкую куклу, Клим все еще был бы со мной… Дура! Идиотка!
        Она ударила себя кулаком по лбу, но это не помогло избавиться от чувства вины. Герои в книгах никогда не бросали друзей. Они рисковали собой ради них, и Клим поступил точно так же, а Рина не смогла. Не смогла отвлечь на себя Собирашку, чтобы та его отпустила. Не смогла ничего придумать. Не попыталась проследить за ней. Вообще ничего не сделала.
        «Ты больше не имеешь права бояться, Это твое наказание», - сказала она себе и, дрожа, вошла в темную обитель металлического циклопа.
        Не считая его, в обсерватории было почти пусто. С потолка на стену переходили блестящие конструкции, похожие на перевернутые мосты, между которыми натянули полосу черной ткани. Она была словно неподвижная река из мира вверх тормашками. К основанию телескопа крепилась пара жестких кресел с колесами, вдоль стен стояли выстроенные в ряд шкафы с ветхими книгами. На стене висели странные часы с кучей стрелок, кругов и цифр, по которым Рина, как ни старалась, не смогла определить время, хотя они вроде работали. Все кругом было покрыто толстым слоем пыли и пахло полынью, но, принюхавшись, Рина поняла, что это пахнут ее перчатки, которыми она хваталась за кусты, пока взбиралась по склону.
        - Надо разжечь костер, пока совсем не стемнело, - обратилась она к часам. - Я вся мокрая, как только перестану двигаться, сразу замерзну. Но тут купол закрыт. Дыму выходить некуда. Пап, ты случайно не знаешь, как эта штука открывается?
        Папа, увы, не знал, хотя астрономы у него в друзьях были.
        Рина осмотрела телескоп и попыталась подергать рычаги, но ничего не вышло. До верхних колес она не дотягивалась, а те, что крепились к креслам, двигали сами кресла.
        - Это должно делаться как-то легко, - пробормотала она, внимательно оглядывая обсерваторию, и наконец заметила в нише между двумя шкафами вентиль, покрутив который, открыла наверху смотровую щель.
        Для розжига пригодился журнал по астрономии, который было не так жалко, как книги, а еще Рина сняла пару дверок со шкафов и несколько пустых полок. На бетонном полу разводить костер оказалось удобно, но даже с помощью искродела заставить большие доски гореть было тяжело. Тем более, что дождь усилился, и часть капель попадала внутрь через смотровую щель. Но зато, когда дерево заполыхало, сразу стало тепло, и Рина высушила вещи прямо на себе, поворачиваясь к огню то спиной, то лицом. Обувь она сняла и выжала мокрые стельки, а сама села в неудобное кресло и долго смотрела на огонь, забыв о том, что собиралась нагрести золы из-под досок и испечь на углях картошку. - Кажется, я начинаю понимать Клима, - сказала она. - Я бы многое отдала, чтобы завтра проснуться дома и просто жить дальше своей скучной жизнью. Читать книги. Сдавать эти дурацкие экзамены каждую зиму. Я даже не понимала, как сильно это люблю… Может, и нет ничего плохого в том, чтобы быть никем?
        Рина еще немного посмотрела на огонь и задремала под дождевиком, но вскоре проснулась от холода. Пришлось снова запалить костер, а в оставшихся углях испечь картошку и кукурузу.
        Под утро София вернулась, но снаружи стоял такой густой туман, что ее почти не было видно, поэтому она старалась двигаться поближе к Рине.
        До научного городка они добирались целый день, гораздо дольше, чем обещали ученые. Изо рта шел пар, но Рина не мерзла и подозревала, что дело в температуре. На это указывали плохой аппетит и слабость, из-за которой приходилось часто делать перерывы.
        Только к вечеру густой лес постепенно стал редеть, и София вывела Рину к железным воротам с аркой наверху и надписью «Научный городок».
        Постройки здесь выглядели гораздо лучше, чем в обсерватории. Трава была пострижена, кусты обрезаны, тропинки подметены. Откуда-то пахло дымом и, пройдя за ворота, Рина поняла, что это дымят в железных бочках листья. Видно, их хотели сжечь, но из-за сырости они просто тлели.
        В глубине двора, за огненно-красными кленами, стояло трехэтажное здание из тех, что папа называл каменными коробками. Оно не было украшено ни лепниной, ни эркерами, ни портиками, но зато в его окнах горел свет - не тот тусклый теплый свет, который дарят канделябры, камины или масляные фонари, а яркий электрический. Такой привычный - символ нормального мира - он исходил от ламп, которые свисали с потолка на толстых проводах, не приглушенные ни абажурами, ни хрусталем. Рина хорошо видела их сквозь окна с чистыми стеклами.
        - Ну что же ты стоишь там на холоде, - то ли спросил, то ли констатировал громкий мужской голос. - Скорее заходи внутрь, по нашим прогнозам, скоро зарядит ливень.
        Рина испугалась до коликов в животе. И не из-за того, что с ней вдруг заговорили, а из-за того, как прозвучал этот голос. Он ужасно коверкал фразы, ставил ударения невпопад и выдавал вопросительные и восклицательные интонации там, где им было не место. Некоторые слова выпрыгивали из предложений, как крикливые дельфины из воды, но это, без сомнения, был голос мужчины.
        - Откуда вы со мной говорите? - спросила Рина, озираясь по сторонам.
        - Посмотри наверх, - ответили ей.
        Рина подняла голову и увидела на высоте второго этажа нечто похожее на громкоговоритель.
        - Вы живой человек?
        - Пока еще все мы живы, - заверили ее. - Но я сомневаюсь насчет того, что ты имела в виду под этим вопросом.
        - Я имею в виду, вы такие же люди, как я? - с надеждой спросила Рина. - Из плоти и крови? В обычных телах?
        - Увы, не могу тебя этим порадовать. Но мы к этому стремимся. Заходи. Мы тебе все объясним и покажем.
        От усталости и жара у Рины почти не было сил бояться, так что она безропотно побрела ко входу. Входную дверь пришлось открывать самой, и это далось не без усилий из-за тугих пружин. В фойе стояла такая резкая вонь, что Рина закашлялась и испугалась, что вдохнула ядовитый газ. Но это была просто приторная смесь запахов солярки, лекарств, плесени, чего-то кислого и чего-то тухлого. Спасаясь от нее, Рина зажала нос ладонью. От ладони пахло дымом и печеной картошкой, это было куда приятнее.
        Фойе, в отличие от ухоженного двора, напоминало свалку, какие часто образуются в сараях кудесников. Повсюду валялись провода, деревянные ящики, ломы, лопаты, странные агрегаты, поршни, колеса, разбитые колбы, сосуды с бурым, как высохшая кровь, налетом на стенках. И, словно трон посреди этого мусорного царства, груду хлама венчал расколотый унитаз.
        - Просим прощения за беспорядок, - раздался голос из динамика на потолке. - Мы обычно используем фойе вместо кладовой, потому что большинство производственных помещений переоборудованы под мастерские и лаборатории, а постоянно держать вещи в сарае и приносить их оттуда неудобно.
        - А это, по-вашему, удобно? - почти возмутилась Рина, осторожно идя по узкой, кое-как расчищенной среди завалов тропинке, полной битых стекол и гвоздей.
        Прямо перед ней отодвигались поломанные табуретки и шкафы, забитые всякой всячиной, отскакивали в сторону корзины с угольными брикетами и прозрачными минералами вроде горного хрусталя. - Фойе мы почти не используем, и гости бывают здесь крайне редко, - пояснил ученый. - Прихожая в наше время - самая бесполезная часть дома, потому что никто не выходит и никто не приходит. В остальных помещениях довольно прилично. Чистое пространство - залог ясного ума.
        - А как вы со мной разговариваете? И откуда у вас электричество?
        - Обижаешь, Рина. Как это у светил науки может не быть электричества? В подвале стоит автономный источник питания. Раньше он работал на солярке, но она почти закончилась, и нам пришлось установить трудовые смены. Теперь все сотрудники по очереди заняты тем, что запускают генератор. Мне в первое время казалось просто пыткой проводить по два дня в этой адской машине, но со временем во всем начинаешь видеть пользу. Как показывает практика, если сделать монотонную работу фоном для мыслей, может прийти уйма занимательных идей. Чем скучнее дело, тем изобретательнее ум.
        Фойе выходило в широкий, прямо-таки стерильный коридор. Он напоминал о больнице, где Рина лежала целую неделю после отравления, но здесь не было ни деревьев в кадках, ни скамеек, ни урн. Только мраморный потолок с тремя крупными лампочками в ряд и голые стены с рядами дверей.
        - Куда мне теперь идти? - спросила Рина, оглядевшись. - И вы не ответили на мой первый вопрос.
        - Ты уже близка к объяснению, - заверили ее. - Вторая дверь направо.
        - Лекционный архив, - прочитала Рина надпись на табличке и осторожно вошла.
        Комната была совсем без окон, белая и длинная, как упавший холодильник, и почти вся она от стены до стены и от пола до потолка была занята гигантским механизмом из магнитофонных кассет, встроенных в сложную систему колесиков, блестящих приборов и клавиатур от печатных машинок. Все они переплетались между собой проводами, напоминая стальную паучью сеть.
        - Что это такое? - спросила Рина.
        - Изобретенный нами способ общения, - ответил голос. - Видишь ли, очень неудобно было пользоваться записками. Это замедляло передачу информации, и к тому же возникала куча недопониманий, а слаженная коллективная работа для нас очень важна.
        - А вас тут много?
        - Увы, всего четверо. Неудачники сдались и предпочли уснуть, но мы и без них прекрасно справляемся.
        - А кто сейчас со мной говорит? Сразу вы все?
        - О нет. Сейчас говорю я, профессор Илоний. Изобретатель этой машины. Я назвал ее Синтезатор речи. Я быстрее всех умею с ней работать, и это моя основная миссия здесь, поэтому мне поручили тебя встретить и все объяснить на первых порах, но мои коллеги Олав и Криста скоро присоединятся. С Аглаей вы не познакомитесь - она будет занята генератором в ближайшие сутки.
        - Вы используете кассетные записи? - догадалась Рина. - У вас разные голоса, и я слышу звук клавиш. Получается, вы сначала их печатаете на клавиатуре, а потом машина озвучивает?
        - А ты наблюдательна! - похвалил ее профессор. - Мы используем нарезки, отдельные предложения, слова и даже звуки для создания необходимых фраз. Для этого мы задействовали местный архив с лекциями. Ну, знаешь, в нем хранились записи выступлений и докладов, доказательства теорий, стандартные объявления, фиксирование экспериментов. Все это мы превратили в своеобразный звуковой алфавит, и на его основе я создал систему, которая позволяет быстро переводить печатный текст в звук. Поначалу между словами оставалось много пауз, но теперь заминка крохотная, не правда ли?
        - Я ее даже не замечаю, - призналась Рина. - Кажется, что вы просто говорите обстоятельно. И вы так быстро набираете текст! Наверное, колибри и то реже машет крылышками.
        - Рад, что ты оценила мое творение, - сказал Илоний. - Кстати, возможно, ты уже слышала его, когда была в столице. У короля есть аналогичный агрегат. Мы замучились передавать придворным ученым наши схемы и наработки и объяснять их, но оно того стоило.
        - Я не дошла до дворца, так что не слышала, - призналась Рина.
        - Для этого не нужно идти во дворец - в Дитромее работает радио и транслируется через громкоговорители. Король использует записи собственных выступлений перед народом и каждый день подбадривает жителей столицы и всех тех, у кого есть приемники. Рассказывает им последние новости о наших достижениях и о том, как продвигается работа по поиску подсказок. Это дарит людям надежду и не дает им уснуть. Уснувшие дома - колоссальная проблема, но, к счастью, мое изобретение помогает поддерживать жизнь в большей части Дитромея.
        - Вы большой молодец, - неловко сказала Рина, потому что профессор прямо-таки напрашивался на похвалу.
        - Я не молодец, - поправил ее Илоний. - Молодец - это пятилетний малыш, который доел всю кашу из своей чашки, а я - гений.
        Рина ощутила укол раздражения, но промолчала. Изобретение, и правда, было чудесное, но она не могла восхищаться им в полной мере после целого дня пути. Ей хотелось отдохнуть, высушить вещи, выпить чего-то теплого и поспать, а в первую очередь - выяснить, можно ли помочь Климу.
        Илоний словно не замечал, что она устала, промокла и продрогла, и продолжал нахваливать свою говорильную машину.
        - Извините, - прервала его Рина. - Я плохо себя чувствую. Мне кажется, я простыла. У вас тут есть место, где можно отдохнуть?
        - Да, конечно, проходи в Круглый зал. Центральная дверь в конце коридора. Там тебя ждет затопленный камин и еда. Сейчас найдем жаропонижающее.
        К удивлению Рины, Круглый зал оказался совсем не круглым, а прямоугольным, вытянутым в длину. Круглым в нем был только купол на потолке и концентрическая мозаика прямо под ним, словно след от купола отпечатался на полу.
        Это место куда больше напоминало обсерваторию, чем сама обсерватория, потому что здесь преобладали темно-синие тона, а потолок усеивали золотые созвездия. Такие же узоры украшали колонны и стены, отчего вся комната казалась частью ночного неба. Вместо люстры к центру купола была подвешена позолоченная сфера в виде планеты, окруженной золотыми обручами, на которых сверкали лампочки. Обручи крутились вокруг планеты с разной скоростью, и сама планета тоже медленно вращалась. Напротив двери стоял затопленный камин, а над ним висела старинная карта Хайзе с мириадами пометок, нитей, узелков, надписей и условных обозначений. Перед камином расположился огромный круглый стол темного дерева, блестящий из-за толстого слоя лака. На нем одиноко стояли две вскрытые консервные банки, жестяная тарелка и ложка.
        Рина осторожно подошла к ним и увидела в банках сардины и красную фасоль.
        - Я, конечно, извиняюсь, - сказала она. - Но насколько это съедобно после двухсот лет хранения?
        - Абсолютно съедобно, - заверили ее. - Все консервы мы держали в морозильнике и разморозили прямо перед твоим приходом.
        Рина недоверчиво понюхала содержимое банок. Пахло вполне аппетитно. Она обмакнула кольцо короля сначала в фасоль, а потом в сардины, обсосала его и взялась за вилку.
        - Приятно, что ты следуешь протоколу Странников, - похвалил ее Илоний. - Это тоже было нашей идеей - попросить короля отдать Виндерам его определитель ядов. Тебя уже пытались отравить?
        - Нет, - пробубнила Рина, жуя. - Зато убить - многократно.
        Сардины были пересоленые, но пресная фасоль хорошо справлялась с ролью гарнира, и к тому же у Рины осталась печеная картошка. Получился почти королевский ужин.
        «Это хорошо, что у меня есть аппетит, - подумала она, отхлебывая из бокала что-то горячее со странным запахом, но, по словам Илония, весьма целебное. - Значит, я еще не совсем заболела. Надо будет попросить у них еды в дорогу и консервный нож».
        Когда Рина выходила из Дитромея, она была уверена, что, добравшись до ученых, первым делом начнет расспрашивать их о том, как можно помочь Климу, но теперь сознательно оттягивала этот момент. Ей было страшно узнать правду. Что, если Климу нельзя помочь? Что, если он и правда очнется весь изломанный? Но, проглотив очередную ложку фасоли, Рина все-таки собралась с духом и сказала, тщательно подбирая слова.
        - Послушайте, у меня к вам есть важный вопрос и, мне кажется, только вы знаете ответ на него.
        - И что это за вопрос? - уточнил Илоний.
        - Моего друга, Клима, схватила Собирашка и прикрепила к себе с помощью магии. Вы знаете, как можно его освободить? И еще - когда он освободится от проклятья, будет ли он целым? Он превратился в велосипед, и его так сильно покорежило… Я очень боюсь, что из-за этого его человеческое тело тоже пострадает.
        - Освободить его, увы, пока нельзя, - почти без заминки сказал профессор. - Если он попал в плен к Собирашке, то уже стал ее частью, теперь разъединить их получится только после разрушения проклятья. Даже если отцепить велосипед силой, кудесник снова его притянет, потому что они связаны на магическом уровне, а сам Клим выбраться не сумеет: магия Собирашек сильна, и обычные живые вещи не могут ей противостоять. Боюсь, твой друг вынужденно уснул, потому что кудесник подавил его сознание.
        - Ясно, - помрачнела Рина, вспомнив кукольную многоножку, которая собиралась снова и снова, несмотря на все попытки Клима ее разломать. - А что насчет второго вопроса?
        - Будем надеяться, что он проснется целым и невредимым, - сказал Илоний. - Но гарантировать ничего не могу. Это правда, что наши тела внутри вещей не стареют, но, говоря откровенно, мы не знаем точно, влияют ли на них внешние повреждения.
        Проклятье принца Аскара очень мудреное. Прежде чем заняться им, он выкрал или уничтожил все книги по теме колдовства в закрытом королевском архиве. До того момента, как он спутался с отщепенцами, у них были жалкие крупицы знаний об этой разновидности магии, которые передавались из поколения в поколение. Но принц Аскар выдал им все тайны, и вот почему они сумели создать это чудовищное проклятие. А у нас теперь нет возможности понять, как работает Ветродуй. К тому же система постоянно дает сбои, выходящие за рамки правил. Например, по какой-то причине некоторые из уснувших Странников… Впрочем, это не важно.
        - Еще как важно! - воскликнула Рина. - Говорите!
        - Ну хорошо. Несколько Странников, отыскав кнопку, предпочли снова уснуть в ожидании освобождения и вернулись в дома. Но когда следующие Виндеры попытались спросить у них совета, то уже не смогли их пробудить. И дома этих Странников оказались разрушены так же, как рушатся мертвые дома. Мы до сих пор не понимаем, погибли они или нет. При этом те Странники, которые не уснули, снова став домами, остались живы. И все Виндеры, чье появление нам удалось проконтролировать, появились из домов и вещей, которые сохранились хорошо. Вот почему я не могу тебе сказать, что произойдет, когда человек пробудится из сломанного предмета.
        - Проконтролировать? - ошарашенно повторила Рина. - Но как вы могли проконтролировать появление Странников? Нас же выбирает сама судьба.
        Послышался звук, отдаленно похожий на смех. - Упс, кажется, я проболтался. Не стоило этого делать, но что уж теперь. Судьба не выбирает Странников, Рина. Это уже давно делаем мы, ученые. Именно мы руководим Проводниками и отправляем их проверять наиболее вероятные места расположения подсказок, узнаем новости, информируем короля и Виндеров, просчитываем маршруты поездов. Словом, мы - мозг этой операции. Очень жаль, что не вышло предупредить тебя заранее насчет столицы. У нас был на руках всего один проверенный Проводник, и мы не хотели рисковать, отправляя к тебе обычный ветер. Решили, что безопаснее будет передать письмо с Софией, которой ты уже доверяешь, но она задержалась в Дитромее. Наверное, ей пришлось скрываться от Собирашек, чтобы не привлечь их к тебе, и это ее замедлило.
        Ложка выпала из ослабевшей руки Рины. Она сидела, уставившись в стол, целую минуту, а потом заторможенно произнесла:
        - Вы знали заранее… Вы заранее знали, в каком именно месте я появлюсь, поэтому в тот момент, когда я проснулась, меня уже ждала посылка. Ее отправили заведомо. Она наверняка прошла долгий путь, прежде чем оказаться на юге. И почему я сразу об этом не подумала?
        - Так и есть, - согласился Илоний.
        - Лжец! - Рина вскочила, вытащила из сумки дневник и швырнула его на стол с такой силой, что чуть не уронила бокал. - Зачем было врать про судьбу? Вы меня за дурочку держали?!
        - О, не стоит сердиться на Натана, - поспешил успокоить ее профессор. - Прояви к нему уважение. Он действовал по нашему плану. Видишь ли, по статистике, которую мы собираем уже достаточно долго, наиболее успешными, смелыми и находчивыми оказываются те Виндеры, которые считают, что были избраны на эту роль мистическими силами. Так уж устроен человек. Ему нравится верить в судьбу и предназначение. Ты не должна была об этом узнать.
        Рина грохнулась обратно на стул. Ноги ее совсем не держали, все лицо пылало от жара, по венам струился кипяток.
        - Но почему меня? - тихо спросила она. - Почему выбрали именно меня? Я же совсем обычная, по сравнению с другими Странниками…
        Она только что выпила кружку отвара, но в горле пересохло от волнения. Сердце колотилось так громко, что Рина его отчетливо слышала. Она вся обратилась в слух в ожидании ответа.
        - Принц Аскар с самого начала предоставил королю возможность самому назначать Виндеров, - заявил Илоний, - и дал для этого соответствующие инструменты. Рондевул мог разбудить кого угодно, и первые Виндеры были лучшими из лучших, они многое сделали на своем пути, но время показало, что, если выбирать Странников, исходя из конкретной ситуации, шансы на успех заметно вырастут. Поэтому король всецело поручил это дело нам. Мы используем статистику и будим самых подходящих людей, что помогает экономить уйму времени. - Но чем конкретно я вам подошла? - настаивала Рина.
        В ней все еще теплилась надежда на то, что она особенная. Пусть это и не судьба, но ведь ученые выбрали именно ее. Именно ее из всех жителей королевства.
        - Ты подходила по целому списку параметров, - ответил Илоний. - В последние годы многие люди потеряли веру в освобождение, поэтому убийства Странников участились в разы. Мы заметили, что чем моложе Виндер, тем реже он погибает от рук домов. Особенно жалеют девочек, поэтому нам нужна была юная Виндера, но достаточно смышленая. Ты как раз подходила по возрасту и по итогам экзаменов.
        - А как вы узнали итоги моих экзаменов?
        - Нам передали твои табели из учебного архива и сочинения. Из них мы поняли, что ты обожаешь книги, следовательно, читаешь быстро - это необходимое качество, чтобы как можно скорее разобраться в ситуации с помощью Натана. Еще ты любишь долгие прогулки на природе, а для Виндеры принципиально важно быть в хорошей форме. И, судя по образу жизни твоей семьи, ты много путешествуешь, следовательно, разбираешься в географии. К тому же, твои родители - довольно известные личности, у них полно знакомых по всему королевству, к которым можно обратиться за помощью.
        - И это все? - разочарованно спросила Рина.
        - Думаю, все. А, хотя нет. Я еще забыл упомянуть твое местоположение. С него-то мы и начали поиск. Ты находилась достаточно близко к подсказке. Ну и мы учитывали мотивацию - у тебя есть близкие люди, которых ты хочешь спасти. Это тоже важный пункт.
        Рина катала на языке горечь от недавно выпитого отвара. Она чувствовала себя пешкой, на которую давил чей-то мерзкий сальный палец, заставляя двигаться по заранее разлинованной поверхности доски. И если бы сейчас ей приказали встать, она бы не смогла сдвинуться с места под этой тяжестью.
        - Вижу, ты расстроена, - заметил Илоний. - Но право слово, не вижу для этого причин. Ты проделала отличную работу! Если честно, ты многократно превзошла наши ожидания. Мы и не надеялись, что ты зайдешь так далеко. Если честно, я ставил на то, что ты добудешь для нас максимум одну подсказку, и как же здорово, что я ошибся! Хотя мне и придется теперь крутить генератор целую неделю.
        Рина сжала край столешницы до белизны в костяшках. Она не могла ничего сказать. Ей все еще казалось, что на ее голову давят сверху, не давая открыть рот.
        - Профессор, я прошу прощения, но вы давно вышли за свой временной лимит, - прервал тишину все тот же корявый голос. Он звучал намного медленнее, словно нарочно растягивал слова. - Добрый вечер, Рина. Меня зовут Олав. Я занимаюсь темой подсказок: расшифровываю их, даю Проводникам распоряжения проверить те или иные места и тому подобное.
        Рина молча кивнула: на большее не было сил.
        - Надеюсь, вас взбодрят новости. Я думаю, та подсказка, которую мы нашли в «Пирогах на ножках», - последняя, и она приведет нас к кнопке.
        Из динамика послышались аплодисменты.
        - А как вы узнали, что она последняя? - встрепенулась Рина.
        - Просто круг замкнулся, - коротко объяснил Олав. - Судя по расшифровкам, седьмая кнопка Ветродуя находится в том же месте, где была найдена самая первая подсказка.
        - В доме умалишенных, где держали принца Аскара? - боязливо спросила Рина.
        - Именно там. Неподалеку от Ветродуя. Подсказку нашли прямо на воротах, и мы были уверены, что в этом пансионате ничего больше нет, потому что мы никогда раньше не обнаруживали двух зацепок в одном месте. Но теперь, когда я отследил его логику создания траектории, я уверен, что там находится не очередная подсказка, а именно кнопка. Это очень в духе принца Аскара - привести Странника к тому месту, с которого все и начиналось. Мы уже отправили нескольких Проводников на разведку. Утром узнаем, удалось ли им что-то отыскать.
        - Надеюсь, вы правы, - сказала Рина, испытывая смешанные чувства.
        Надо было радоваться, но почему-то не выходило.
        - Есть и не очень хорошая новость, - признался Олав. - Будет непросто достать эту кнопку, потому что люди в пансионате не спят.
        - Но это же, наоборот, хорошо, - возразила Рина. - Мы попросим врачей или других работников найти ее, и они нам помогут. Это последняя деталь, так что у них не будет повода меня убивать. - Как раз работники спят, - пояснил Олав. - А разбудить их невозможно, потому что для этого придется зайти на территорию, полную бодрствующих безумцев. Эти бедняги не понимают, что произошло, и не сумеют уснуть, даже если захотят. Они могут легко убить вас вообще без причины. И при всем желании невозможно объяснить им происходящее, а даже если и получится, шанс уговорить их отдать вам кнопку ничтожно мал.
        - Но почему? - удивилась Рина. - Разве они не хотят опять зажить нормальной жизнью?
        - Что, по-твоему, для них нормальная жизнь? - встрял Илоний, которого Рина узнала по изменившейся скорости речи. - Обед по расписанию, смена простыней дважды в неделю, прием таблеток и вездесущие надсмотрщики? Сейчас безумцы свободны и могут творить на территории пансионата все, что захотят. Им это очень нравится, знаешь ли.
        - Но только на территории, - вставила Рина. - Мы можем пообещать им, что они смогут выйти за эту территорию… Их же возят в кинотеатры и во всякие такие места иногда? На крайний случай соврем, что освободим их совсем и что они смогут жить, как свободные люди. И еще мы можем сказать, что к ним начнут приходить в гости их близкие, которых они давно не видели.
        - Никто не придет к ним в гости, - отрезал Илоний. - Этот пансионат - человеческая мусорка. Туда свозят тех, кто никому не нужен. Думаешь, почему он построен на самых задворках королевства? А что касается свободы - она им тоже не нужна в том смысле, который ты в это вкладываешь. Безумцы свободны внутри своего пансионата, и им этого достаточно. Настоящей свободы они боятся, потому что не знают, как выжить в обычном мире. Им хватает того, что они имеют сейчас, но, когда очнутся доктора и работники, сумасшедший праздник закончится!
        - И что тогда делать? - поникла Рина.
        - У меня есть план, девочка! - бодро сказал женский голос. - Привет, я Криста, изобретатель. Судя по наблюдениям Проводников, пациенты ведут себя как дети, а что любят дети больше всего? Новые игрушки! Мы смастерим для них занятные вещицы, а ты обменяешь их на кнопку. Проще простого.
        Криста, в отличие от Илония и Олава, говорила почти нормально, сохраняя правильные интонации, но между предложениями возникали заметные паузы. Наверное, ей приходилось выбирать цельные фразы, и это требовало времени.
        - А если они не согласятся? - засомневалась Рина.
        - Согласятся, - припечатала Криста. - Они уже двести лет не получали ничего нового. Они что угодно отдадут за хорошую игрушку. По крайней мере, вероятность очень высока! А если не получится - мы придумаем что-нибудь еще.
        - Но как я объясню им, что именно мне нужно?
        - Легче легкого! - заявила Криста. - Мы не сидели без дела эти два века и пробовали разные способы запуска Ветродуя. В том числе пытались сконструировать свои варианты кнопок на основе слепков отверстий и тому подобного, и у нас остались образцы. Ты возьмешь с собой наш вариант последней кнопки и попросишь обитателей пансионата найти похожую штуковину на их территории.
        - Звучит так просто, что даже не верится, - призналась Рина.
        - Для тебя, возможно, так и есть, - подтвердил Илоний. - Но это результат вековой работы, которому предшествовала тщательная подготовка. В нем нет ничего простого.
        «Да-да, все уже сделали за меня», - мрачно подумала Рина.
        Умом она понимала, что нужно радоваться, но почему-то чувствовала себя так, будто ее облили грязной водой.
        - Теперь, когда ты знаешь план, тебе пора отдохнуть, - сказала Криста. - Здесь будет неудобно, комната большая и быстро остывает, а дров у нас мало, так что мы освободили для тебя место рядом с чугунной печуркой в лаборатории. Она долго держит тепло. Проходи в левую дверь и отсыпайся, девочка. Попозже кто-нибудь принесет тебе градусник. За ночь мы все подготовим, и, если ты будешь хорошо себя чувствовать утром, то сразу отправишься в путь.
        - Ладно, - сказала Рина, вставая. - Спасибо за ужин.
        - И будь добра, оставь Натана здесь, - попросила ее Криста - Мы давно не виделись, хочу с ним поболтать.
        - Да пожалуйста.
        В лаборатории стояли длинные блестящие столы, как в операционной, на которых громоздилось множество инструментов и стеклянной посуды. Пахло чем-то горелым и едким. Возле чугунной печки, выкрашенной синей краской, был подвешен гамак из старого покрывала. Рина осторожно села на него, проверив на прочность, - вроде бы крепкий - сняла ботинки и поставила на печку сушиться, а сама залезла в гамак, укрылась с головой одеялом и тихо заплакала от страха за Клима и обиды.
        «Вот так вот, - с горечью думала она. - Никакая я не избранная. Просто винтик в колесе. Даже не колесико. Просто винтик. И я никогда не сделаю ничего такого же великого, как предыдущие Странники. Так и останусь обычной. Просто девочкой, которая подошла по статистике, и на которую делали ставки, как долго она протянет. Клим зря меня защищал. Теперь он может вообще не проснуться или проснуться и сразу умереть».
        Наревевшись вдоволь, Рина сердито отбросила одеяло и вытерла слезы.
        «Раз я не могу превзойти тех, кто был до меня, я должна стать той, кто все это закончит, - подумала она. - Это как на войне: никто не помнит мелкие битвы. Все помнят, кто начал войну, кто победил и какие крупные сражения стали переломными пунктами. А о мелких боях сразу забывают. Поэтому я должна снять с королевства проклятье. Это мой единственный шанс доказать всем, что я чего-то стою, что жертва Клима была не зря».
        Глава 10
        Крышесносный обмен
        Утром Рина чувствовала себя заметно лучше. За ночь она согрелась и пропотела, вся одежда высохла, и обувать ботинки с нагретыми на печи подошвами было настоящим блаженством.
        Кроме завтрака и дневника, на круглом столе Рину ожидали три безделушки, как назвали их ученые: резная шкатулка, темно-коричневый, точь-в-точь под цвет столешницы, шар и деревянная подставка, на которой стоял деревянный же куб, составленный из множества крошечных деталей.
        - Что это такое? - спросила Рина, аккуратно потрогав шкатулку.
        - Открой, - предложила ей Криста, - и сама увидишь.
        Рина подняла крышку и ахнула: шкатулка была музыкальной, а внутри нее находились цветы из драгоценных камней. Их венчики то смыкались, то раскрывались, превращаясь во все в новые и новые узоры в такт мелодии. Солнечные лучи играли на гранях самоцветов, и радужные блики плясали на крышке шкатулки и на звездном куполе комнаты. Это напоминало одновременно калейдоскоп и танец платьев в театре.
        - Залипательная штуковина, правда же? - весело спросила Криста. - Дамочки любят драгоценности и музыку. Кто-то из них обязательно соблазнится.
        - А это что за коричневый шар? Или это мячик? Можно потрогать?
        - Разумеется, - ответил теперь уже мужской голос.
        Кому он принадлежал, Рина спрашивать не стала. Она подошла ко второй безделушке и взяла ее в руку. Шар оказался упругим, и от пальцев по нему быстро пошли розовые узоры.
        - Ого! - удивилась Рина. - Он меняет цвет? Это мячик-хамелеон? Смотри, Альберт, полный восторг, да? Помню, как ты выпросил у мамы целых три таких и в тот же вечер все потерял.
        «Потрясная штука!» - взволнованно покрутился брат.
        - Этот мяч - настоящий шедевр, не надо сравнивать его с рыночным барахлом. - Тут-то Рине стало понятно, что это говорит Илоний. - Детский вариант имеет всего два цвета, которые меняются в зависимости от температуры. А мое изобретение способно подстраиваться под все, к чему прикасается.
        Рина ударила мячом об пол, шар спружинил и влетел ей в руку частично синим, но его низ тут же снова порозовел.
        - Выглядит весело! - призналась она.
        - Безумцы обожают стучать всем подряд обо все подряд, - заметил Илоний. - Мое изобретение их точно заинтересует. К тому же материал мяча очень прочный. Его нелегко будет повредить.
        Рина кивнула и, полная любопытства, подошла к подставке с кубом. Из всех безделушек она была самая интригующая.
        - А это как работает?
        - Подвигайте рычажки по бокам, - подсказал Олав, которого легко было узнать по медленной речи и вежливому тону.
        Рина подняла первый рычажок, и куб раскрылся, а затем собрался в мельницу. Ее ветровое колесо вращалось, окошки то распахивались, то закрывались, а в дверцу въезжали крохотные фигурки людей, держащих с разных концов деревянные брусочки.
        - Это пилорама! - догадалась Рина и, налюбовавшись ей, подняла второй рычажок.
        Подставка превратилась в море, а мельница сложилась в корабль с деревянным парусом и подвижными веслами. На нем тоже были крохотные человечки.
        Потом корабль превратился в остров, а тот - в рынок. Каждый рычажок менял форму скульптуры, и так рассказывалась легенда о подвигах знаменитого морехода Плифа, которую завершал бал во дворце.
        - Как будто маленький театр! - восхитилась Рина. - Это очень здорово! Неужели вы правда сделали это всего за ночь?
        - Конкретно этой вещью я занимался в свободное время забавы ради, - ответил Олав. - Надеюсь, она подойдет на роль игрушки.
        - Еще как!
        Рина была уверена, что Олав тут самый молодой. Наверное, поэтому он нравился ей больше всех. Профессор точно был самый старый, а Криста - где-то между ними.
        - Кстати, Олав, а что насчет Проводников? Они нашли кнопку?
        - Увы, нет. Либо она хорошо спрятана, либо я ошибся. Вам придется проверить это самой.
        Рина тяжело вздохнула.
        - Садись завтракать, девочка, - предложила Криста, - я пока все упакую.
        - И кстати, во дворе тебя ждет великолепный подарок, - вставил Илоний. - От одного взгляда на него ты сразу же перестанешь страдать по своему велосипеду.
        - Вы придумали, как ему помочь?!
        Усевшаяся было за стол Рина вскочила и, не дожидаясь ответа, побежала к фойе. Там она едва не поранилась, налетев на шкаф с разбитыми стеклянными дверцами, но скорость не сбавила.
        Глупо было верить, что ученые всего за ночь сумели достать Клима из Собирашки, привезти его сюда и починить, но Рина все равно наивно надеялась увидеть велосипед во дворе.
        - Ну что же вы, Илоний, - пожурила его Криста. - Не дали девочке даже позавтракать.
        - Я не виноват, что у нее нет терпения, - парировал тот.
        Слушая их вполуха, Рина выскочила в объятия утреннего холода и тумана. Весь двор был покрыт росой, а может, это были капли дождя. Штанины внизу мгновенно намокли, но Рина этого даже не заметила. Она огляделась и вместо велосипеда увидела у крыльца мопед на широких колесах. Спереди к нему была приторочена корзина, а по бокам - канистры, пахнущие бензином. Позади длинного седла крепились по две солнечные батареи с каждой стороны, похожие на крылья стрекоз.
        - Клим? - неуверенно спросила Рина.
        Вместо мопеда ей ответил профессор.
        - На что ты надеялась, я не понимаю? Мы ведь уже сказали, что не сможем помочь твоему другу. Но зато, как видишь, я решил транспортный вопрос. Не правда ли, замечательная машинка? Я собрал ее всего за ночь! Она абсолютно безопасная - я первым делом установил ограничение скорости. И очень легкая в управлении! Тебе даже учиться не придется. А еще мой мопед почти вездеходный: не увязает в песке, не тормозит в высокой траве, не трясется на кочках. Настоящее произведение искусства из подручных материалов. Это тебе не какой-то там велосипед.
        - Какой-то там велосипед? - зло выдохнула Рина. - Да как у вас вообще язык… то есть эти ваши катушки повернулись, чтобы такое сказать? Как можно сравнивать Клима с этой грудой железок?
        - Что за наглость! - возмутился Илоний, и на этот раз в его механическом голосе и правда прозвучало восклицание. - Тебе стоит быть благодарнее, знаешь ли, а не цепляться к словам. Я упорно трудился, чтобы облегчить тебе дорогу, а ты даже не соизволила оценить мои старания.
        Это окончательно взорвало Рину.
        - Если хотите, чтобы вас и ваш труд ценили, научитесь сначала ценить других людей! - крикнула она. - Клим в тысячу раз лучше любого вашего изобретения! Он рисковал жизнью ради меня! Ваш мопед так сможет? Вы серьезно думаете, что он лучше живого человека?
        - Прости, Рина, - вклинилась в разговор Криста. - Профессор Илоний совсем не это имел в виду.
        - Вот только не надо выставлять меня идиотом! - возмутился Илоний. - И нечего ей потакать! Поработаешь два века в таких условиях, и тебе самой будет не до сантиментов. Сейчас не время и не место для них. Надо думать прежде всего о продуктивности!
        - А, по-моему, человечность - это единственная вещь в мире, которой всегда есть время и место, - сказала Рина и вернулась обратно в Круглый зал.
        Ей было нехорошо от ссоры с Илонием, но такое отношение к себе и Климу она не могла простить ни профессору, ни Натану, с которым не обмолвилась ни словом со вчерашнего вечера.
        Илоний обиделся и заявил, что ждет извинений, а до тех пор он не намерен с ней разговаривать. Но Рина была этому только рада. Во время завтрака Олав показал ей маршрут по карте, закрепленной над камином, и рассказал подробности о Ветродуе.
        - На самом деле это не мельница, - объяснил он. - Принц Аскар просто использовал общеизвестный символ для своих подсказок. Снаружи Ветродуй выглядит как колесо с шестью лопастями, вмонтированное прямо в скалу. Сам механизм находится в ее недрах, и еще там огромное количество мастерских и хранилищ. Беглые кудесники годами строили эту махину внутри каменной полости, а потом подняли наверх и запустили. Так быстро, что никто ничего не успел понять.
        Рина внимательно слушала, поедая тушенку, зеленый горошек и маринованные ананасы. Криста в это время собирала ей сумку и укладывала в корзину мопеда коробки с безделушками.
        - Топлива должно хватить тебе почти до самого Ветродуя, - сказала она, когда Рина вышла во двор. - Мы собрали все, что смогли, и рассчитали путь так, чтобы мопед остановился в том месте, откуда будет виден опознавательный знак. С его помощью ты быстро найдешь вход в пещеру. Там очень темно, так что я положила тебе фонарик в боковой карман.
        - Будьте осторожны и не заходите туда одна, - напомнил Олав. - Обязательно дождитесь Софию. Она не будет сопровождать вас всю дорогу, чтобы не привлекать внимание Собирашек, но присоединится к вам в пещере.
        - А как она узнает, когда нужно ко мне прийти? - спросила Рина.
        - Не беспокойся, девочка. Один из бесцветных ветров последует за тобой, и когда ты добудешь кнопку, он выждет правильное время и сообщит Софии.
        - Но как именно?
        - У Проводников есть особый воздушный язык, - пояснила Криста. - Они общаются, как бы это сказать, прикосновениями. А теперь давай поучимся управлять мопедом.
        Это, и правда, было легко: всего две педали - газ и тормоз - и пара кнопок на руле. Самая большая выпускала и складывала крылья, чтобы можно было заряжать фонарь солнечной батареей, не тратя на него бензин. Другие регулировали скорость.
        Рина осторожно покаталась туда-сюда под руководством Кристы и поняла, что на мопеде ехать куда удобнее, чем на Климе, но Илонию об этом знать не стоило.
        - Спасибо за все, надеюсь в следующий раз увидеть вас уже людьми, - сказала Рина, когда все было готово, и покатила мопед к воротам.
        - Удачи и будь осторожна, девочка!
        - Берегите себя, Рина! Пришлите весточку с Проводником, когда будут новости!
        - И не смей сплоховать после стольких наших стараний!
        Из чащи долго выбираться не пришлось, потому что рядом с Научным городком проходил торговый тракт. Рина побоялась ехать по лесу на мопеде и намучилась, толкая его перед собой, но зато испытала настоящее наслаждение, выбравшись на дорогу.
        Плотные тучи постепенно перешли в жидкие облака, а потом в пронзительно-ясное небо. Лесистые равнины сменила степь с короткой выгоревшей травой. Горы на севере были с глиняно-красными макушками, и отовсюду пахло соломой. Сухой пыльный воздух резал глаза, от него трескались губы. А еще стало холодно. Гораздо холоднее, чем в столице. И все чаще навстречу попадались деревья с пожухлой, наполовину сброшенной листвой.
        - Тут уже были морозы, - заметила Рина. - Мы, и правда, на севере.
        Она с тоской смотрела на тянувшиеся по степи поломанные рельсы, вспоминая, как здорово было ехать с Климом к Дитромею. Ночевать в заброшенных мельницах и печь на углях сладкую картошку. В ту неделю Рина была почти счастлива, а теперь ей было до ужаса одиноко, несмотря на дневник и часы.
        «Как ни крути, а свой путь способен пройти только ты сам, - подумала Рина. - Семья и друзья могут сколько угодно поддерживать и быть рядом, но они никогда не пройдут твой путь за тебя».
        На вторые сутки слева появилась гряда желто-белых скал, и на дороге все чаще встречались завалы. Где-то это был просто песок, где-то грязь и крупные камни - последствия селей и оползней. Рина со страхом приглядывалась к каждому темному нагромождению, каждому кусту и дорожному знаку, потому что северный город Крестоль, на окраине которого находился пансионат, был уже близко, и Олав рассказывал о нем не самые приятные вещи.
        - В этом городе полно Собирашек, - предупредил он Рину во время завтрака. - И они отличаются от тех, что вам приходилось встречать в столице.
        Крестоль довольно скромный по размерам, но Собирашки никуда оттуда не уходят, потому что дорога через этот город ведет прямиком к Ветродую, а значит, там у них есть шанс рано или поздно встретить Виндера. Вот почему Собирашек невозможно увести далеко от Крестоля даже с помощью серебряного ветра. Они преследуют его только в пределах городской черты, не выходя за нее и не отдаляясь от торгового тракта.
        - Но что они там делают такой толпой все то время, пока Странников нет? - удивилась Рина. - Они же любят собирать всякие штуки, а если Крестоль - маленький город, им особо нечем в нем поживиться.
        - В том и проблема. Это делает их еще опаснее. Из-за того, что в Крестоле все давно разобрано и разграблено, Собирашки постоянно сражаются за нужные вещи, отбирая их друг у друга. Поэтому среди них нет крупных особей. Они очень быстрые, агрессивные и обладают хорошей памятью. - И что мне тогда делать?
        - Вам придется обойти город, двигаясь по полям, чтобы попасть на его восточную окраину. Проводники во главе с Софией на время освободят торговый тракт и уведут Собирашек в другую часть Крестоля. У вас появится возможность спокойно и безопасно достать кнопку. Как только сделаете это, немедленно уходите.
        - Какое-то у меня нехорошее предчувствие, - сказала Рина, выпав из воспоминаний. - Или это я просто себя накручиваю?
        Стрелки тоже себя накручивали. И в прямом, и в переносном смысле.
        - Ладно вам, это все ерунда, - слабо улыбнулась Рина. - Вот погодите, скоро я вас достану оттуда и ка-ак заобнимаю! Берегите свои косточки!
        «Гадость какая!» - закривлялся Альберт.
        Заехав на очередной холм, Рина увидела впереди типичный северный городок, окруженный со всех сторон мельницами и заброшенными полями. Единственным, что отличало Крестоль от других, было крупное, но сильно обмелевшее озеро с белыми от соли боками котлована. На его берегу стояли здания в несколько этажей - санатории вроде тех, что любила посещать бабушка Ната.
        По совету Олава Рина съехала с дороги и ушла сильно левее, к скалам, чтобы Собирашки не заметили ее издалека. Засуха не дала степной траве разрастись, и не было риска, что она забьет колеса. Но зато всюду встречались кочки, и Рину, несмотря на все достоинства мопеда, здорово потряхивало. В итоге она слезла, решив сэкономить бензин, и покатила шедевр Илония перед собой под гору. Репьи всех форм и размеров тут же атаковали штаны, и даже сквозь плотную ткань их колючки ощутимо кололись. Рина временами останавливалась, чтобы отодрать их, но в конце концов бросила это бесполезное дело.
        Белая и извилистая, как нарезанный полосками кальмар, дорога уходила все дальше на восток и ныряла в город. Рина же долго шла вдоль окраины, прячась за лесопосадками, которые раньше защищали поля. Сейчас тут и намека не было на их культурное прошлое. Все вокруг заполонила серебристая полынь, чилига и дикая вишня.
        - Неужели они скоро заработают? - сказала Рина, глядя на мертвые мельницы вдалеке. - Когда они вот так стоят, кажется, что время замерло. Думаю, для Хайзе нет более грустного зрелища, чем нерабочие мельницы. Это как в жизни, когда застреваешь и никак не можешь выйти из мертвого штиля. Как будто стоишь в лодке без весел посреди зеркального моря и дуешь изо всех сил на парус, чтобы поплыть.
        Вблизи Крестоля стало ясно, что это весьма оживленный город. Шум на его улицах был слышен даже издалека. В сухом воздухе любое движение поднимало пыль, и Рина видела, как эта пыль клубится в западной части Крестоля, куда Собирашек заманили Проводники.
        - Повезло, что пансионат находится на самой окраине, а не в центре города, - сказала она и вздохнула, вспомнив, что нет у нее никакой особой удачливости.
        С другой стороны Крестоля торговый тракт появлялся снова, и там, на самой окраине, окруженный с двух сторон сосновыми посадками, стоял пансионат. Рина узнала его по высокой сплошной ограде из красного кирпича и кованым воротам, на которых когда-то нашли первую подсказку.
        Оставив мопед возле дороги, Рина одну за другой перенесла безделушки к калитке. Они были хорошо упакованы, но коробки открывались легко. Поставив их в ворох тополиной листвы, Рина с опаской осмотрела двор. Деревья были почти голыми, но бледно-зеленое здание, в которое упиралась центральная дорожка, разглядеть получилось с трудом: все ветки завесили обрывками простыней, хрустальными висюльками от люстр, цветными платками, бесформенным мусором, проволокой, даже колесами от огородных тачек. От дорожки осталась только треть желтых камней, остальные фрагменты валялись то тут, то там под кустами. К шесту, на котором висел скворечник, была зачем-то привязана урна. Словом, жители пансионата навели тут свой особенный вид порядка. Следы их присутствия виднелись всюду, но Рина, сколько ни смотрела, не заметила на территории ни одной живой вещи. - Где они все? - пробормотала она, разглядывая двор через прутья калитки. - Неужели все в здании? Может, у них сохранился какой-то распорядок еще с давних времен, и они на прогулку выходят только в определенные часы? Но это было бы странно…
        Еще раз внимательно осмотрев скамейки, деревья и видимую часть здания, Рина нашла пансионат столь же мертвым, как и мельницы вокруг Крестоля.
        - Эй! - крикнула она, сложив ладони рупором. - Здравствуйте! Есть тут кто?
        Через мгновение что-то блеснуло вдалеке в лучах солнца и с размаху врезалось в калитку. Рина отшатнулась и чуть не грохнулась на спину от неожиданности. Это была кастрюля. Самая обычная нержавеющая кастрюля, только очень грязная и вся во вмятинах. Она так неистово колотила по калитке, что Рине даже пришлось зажать уши.
        - Здравствуйте! - испуганно поздоровалась она, но кастрюля не удостоила ее вниманием и упала на дорожку: тот, кто был в ней, уже куда-то переселился.
        Рина еще с минуту стояла в одиночестве, а потом мимо ворот пролетел, размахивая рукавами, изорванный медицинский халат с волочащимся по земле поясом. Заметив Рину, он испуганно метнулся прочь и спрятался за кустом шиповника. Тот был иссохший и облезлый - так себе укрытие, но Рина не смогла выманить оттуда халат. И тут она сначала услышала, а потом увидела доску с гвоздями, которая двигалась вдоль стены, скользя по ней одной стороной. Кладка была неровная, и доска мелко дребезжала, постепенно стираясь.
        - Добрый день! - сказала ей Рина, но доска, простучав по прутьям калитки, спокойно продолжила путь вдоль забора. Это занятие интересовало ее гораздо больше, чем какой-то там человек.
        В это время вдалеке, за парой чахлых сосен, послышался шум. Присмотревшись, Рина увидела, что там кто-то яростно дерется. Кто бы это ни был, подзывать их она не рискнула: с такими мало шансов договориться. А еще через пару минут справа замаячили два платья со связанными рукавами - как подружки, держащиеся за руки. Они были довольно целые и чистые, и Рина изо всех сил постаралась привлечь их внимание. Платья тоже оказались из пугливых и спрятались за тем же кустом, что и оборванный халат.
        «Да что ж это такое? Почему они меня боятся? Ладно, попробую по-другому их привлечь».
        Рина вынула из коробки музыкальную шкатулку и поставила ее у входа, а сама спряталась под сенью тополя и затихла.
        Открытая шкатулка сверкала, отражая солнечный свет. Блики от драгоценных цветов скользили по стволу дерева, по железным прутьям и каменной кладке. В тишине отчетливо звучал «Вальс камелий», который обожала играть на фортепиано мама.
        «Ну давайте! - думала про себя Рина. - Давайте же, платья! Вам это должно понравиться!»
        Однако первым соблазнился рваный халат. Он подлетел к забору и стал танцевать, кружась и выделывая пируэты грязными рукавами. Через некоторое время платья тоже выглянули из-за куста: более смелое - красное в белый горошек - потащило за собой голубое в рюшах. То отпиралось и даже хотело развязать общий узел, но красное упреждающе хлопнуло его по рукаву.
        Отпихнув халат, который продолжил самозабвенно кружиться в стороне, красное платье почти прилипло к калитке, уставившись на шкатулку. Голубое робко спряталось за ним и выглядывало из-за банта на его плече. Цветы окончательно покорили красное платье, и оно попыталось просунуть рукава за ворота, но ничего не вышло. Проклятье не выпускало души за пределы дома.
        - Нравится? - тихо сказала Рина, заставив платья отпрянуть. - Красивая, да? Я могу вам ее подарить.
        Голубое истерично зарвалось назад, и в этот раз красное не смогло его удержать. Само оно осталось, хотя и немного отлетело от калитки. Голубое стояло в отдалении, нервно скручивая и раскручивая рукава.
        Рина медленно, чтобы не напугать, вынула из рюкзака кнопку, созданную учеными, и показала красному платью.
        - У вас в пансионате есть похожая на эту вещь, - сказала она. - Если вы ее найдете и принесете мне, я подарю вам эту шкатулку.
        Красное платье медлило. Голубое подлетело к нему и осторожно потянуло за плечи назад. В этот момент музыка перестала играть, и рваный халат явно расстроился, выпав из танцевального транса, и заколотил рукавами по забору.
        - Ее можно включить снова, - сказала ему Рина, показав кнопку. - Найдите мне вот такую штуку, а я отдам вам эту. Обмен, понимаете? Обмен.
        Проходившая по второму кругу доска сбила халат и чуть не сшибла красное платье. То вовремя отскочило и, схватив голубое, бросилось то ли наутек, а то ли на поиски кнопки. Рваный халат с третьего раза вроде бы понял, что Рина имела в виду, и отправился составлять платьям конкуренцию.
        - Пока все идет гладко, - выдохнула она, прислонившись к дереву и хлебнув воды: в горле опять пересохло от волнения. - Я думала, тут весь пансионат на ушах стоит, но во дворе довольно тихо. Не так страшно, как я думала.
        Платья пропали минут на десять, а потом Рина увидела, как они летят вдоль забора, спасаясь от ножниц. Теперь им явно было не до поиска кнопки. Рваный халат тоже пропал.
        - Я так сама скоро с ума сойду! - схватилась за голову Рина.
        И тут снова что-то ударилось в калитку. Это была чугунная сковорода, которая стучала по металлическим прутьям столь же долго и яростно, как до этого брошенная неподалеку кастрюля. Рина решила попытать удачи и вытащила из кармана шар-хамелеон.
        - Любите стучать? А у меня вот что есть!
        И ударила мячом по желтым листьям под ногами, а потом по стволу дерева, а потом по сохранившей зелень в тени тополя траве. Мяч тут же стал трехцветным и продолжал менялся, пока Рина стучала им по разным поверхностям.
        Сковороду это так впечатлило, что она перестала колотить калитку.
        - Давайте меняться? - предложила ей Рина. - Вы мне вот такую штуку найдете, а я вам отдам этот волшебный мячик. Идет?
        Сковорода упала, звякнув об кастрюлю, и снова пришлось гадать, отправился ли ее хозяин на поиски или просто за новой жестянкой. Но уже через минуту перед глазами Рины предстала кнопка. Та самая кнопка Ветродуя - длинная деталь сложной формы с навершием в виде лопасти. Она забарабанила о прутья с такой силой, что Рина испугалась за ее сохранность. Кнопка была вся в чем-то вымазана и выглядела премерзко, но это определенно была она.
        - Отлично! Это то, что надо!
        Убедившись, что поблизости нет ножниц и других опасных предметов, Рина быстро просунула руку с мячом между прутьями, а вторую протянула к кнопке. Но не тут-то было. Та с размаху ударила ее по пальцам. Рина вскрикнула, мяч выпал и запрыгал по укрывшей дорожку листве, желтым камням и мусору.
        - Ай, больно, больно!
        Рина прижала руку к груди и запрыгала на месте. Ушиб был сильный, и острая часть детали порезала ей мизинец. Рина сунула его в рот, чуть не плача, и с трудом удержалась от ругани.
        «Сама дура, - сказала она себе. - Видела же, как он себя ведет! Надо было осторожнее!»
        Человек, получивший мяч, быстро потерял интерес к кнопке и принялся бить свою новую игрушку разными предметами, откатывая ее все дальше от ворот. Последняя деталь Ветродуя осталась лежать у калитки.
        Рина заозиралась по сторонам в поисках того, чем можно было подтянуть кнопку к себе. Крона тополя находилась высоко, но зато неподалеку стоял сухой куст. Отломив от него ветку, Рина дождалась, когда вдоль забора прогремит идущая по третьему кругу доска, и дотянулась до упавшего в листву цилиндрика. Аккуратно подкатила его к забору и почти схватила, но кнопка вдруг отлетела назад. Рина разочарованно охнула и только тут заметила за кустом голубое платье. Оно держало в рукавах обвисшее красное, хозяйка которого, видимо, и вселилась в цилиндрик.
        - Ну что, меняемся? - спросила Рина, указав на шкатулку.
        Голубое платье вдруг скрутилось в жгут и змейкой юркнуло в дупло дерева вместе с красным, кнопка нырнула туда же, а секунду спустя Рина увидела рваный халат, за которым гнались те самые ножницы, которые недавно преследовали платья.
        - Теперь ясно, как вы от них отвязались.
        Спустя минуту красное платье само вышло из дупла, держа кнопку туго скрученным концом рукава. Голубое тоже покинуло деревянную пещеру и короткими перебежками последовало за красным. Удивительно, но на обоих не было ни складочки, несмотря на все их выкрутасы.
        Рина решила больше не совать руку за ворота, а крепко сжала шкатулку и просунула в щель между прутьями только наполовину. Красное платье тут же обвило ее свободным рукавом и потянуло к себе, но Рина не отпустила и ухватилась за протянутую кнопку. Вот она. Прохладный липкий металл прямо в ее ладони.
        - Отпускаем на счет три, ладно?
        В этот миг голубое платье вдруг осмелело. Оно тоже обвило рукавом шкатулку и вместе с красным рвануло ее на себя. Рина не сумела удержать ящичек, но это было и не важно - она и так собиралась его отдать. Важно было то, что платья не отдали ей кнопку.
        - Да зачем она вам? - удивилась Рина. - Это же просто грязный кусок металла. Смотрите, у меня есть такая же, только новая! Хотите?
        Но платья уже бежали прочь, прикрывая шкатулку подолами.
        Рина села на корточки, закрыла лицо руками. Правая ладонь пульсировала. В голове все ухало от напряжения. Сердце опять колотилось сильно до тошноты. Немного посидев так, Рина с неохотой достала дневник и сказала ему:
        - Дедушка Натан, кажется, мы забыли одно из правил принца Аскара. Он оставлял кнопки тем людям, которые не хотели их отдавать. Что-то мне подсказывает, что он предупредил здешних обитателей о своем плане и заранее настроил их против Странников. Если они боятся окончания проклятья, то не отдадут мне кнопку ни за какие подарки. У нас остался только куб, но даже если он кому-то понравится, его тоже отберут, и все. Что мне делать?
        «Для начала… извини меня… Рина, - написал ей дневник. В прошлый я… был довольно резок… с тобой… Ты… обиделась…?»
        - Да, я обиделась! Еще как обиделась! И за Клима, и за себя! Но сейчас не время для разборок. Лучше скажите, что делать.
        «Думаю, надо обсудить все с учеными, - ответил Натан. - Они свяжутся с королем, а он… сможет предоставить какой-нибудь… документ со своей печатью… который гарантирует этим людям… например, свободу… в пределах их дома».
        - Им не нужны просто бумажки, - возразила Рина. - Им нужно что-то более весомое… И почему ученые упустили это из виду, я не пойму? Считают себя такими умными, а остальных такими дураками… Но в итоге мы все уже два века бегаем на поводке сумасшедшего принца Аскара. Не стоило недооценивать этих людей.
        «Принц покинул этот пансионат… очень давно, - заметил Натан. - Даже если он перед этим настраивал… здешних обитателей… определенным образом… мало кто мог понять его задумку, а те немногие, кто понял… вряд ли дожили до… запуска Ветродуя… Вот почему мы не делали на это расчет».
        - Он мог создать легенду, - сказала Рина, вставая. - И эту легенду они могли передавать друг другу от старших к младшим, от старожилов - новичкам. И, когда сбылось предсказание принца Аскара, и люди действительно стали вещами и домами, обитатели пансионата поверили в его легенду.
        «Напиши… ученым, - настаивал Натан. - Они что-нибудь придумают».
        - Придумают, как же.
        Рина не хотела ждать, когда ученые что-то придумают. Она хотела найти собственное решение. Хотела доказать всем, что она не бесполезная и не просто винтик в колесе. Хотела сделать нечто по-настоящему значимое. Раздобыть последнюю деталь своими силами.
        - Дедушка Натан, а что, если попытаться как-нибудь выдуть оттуда кнопку? В квартире Юлии Проводница помогала мне достать открытку. Она сможет сделать с кнопкой то же самое?
        «Кнопка… не такая легкая, - возразил дневник. - И невозможно вынести за пределы дома вещь, в которой находится чья-то душа… Но даже если души там не будет… понадобится очень сильный ветер… Ты хоть представляешь… какую реакцию… он вызовет… у Собирашек?»
        Рина пару минут стояла неподвижно, и в это время в голове у нее лихорадочно крутились шестеренки идей. Потом она посмотрела в сторону Крестоля - дома горожан начинались всего метрах в пятидесяти, и длинная улица уходила под гору, теряясь где-то в пылевом облаке восточной окраины. Глаза Рины вдруг расширились, и она выдохнула:
        - Есть идея! Проводник, вы здесь?
        Едва заметный сквозняк тут же пощекотал ее лицо. Рина отбежала от пансионата и быстро сказала:
        - Послушайте, у меня есть план, но мне понадобится ваша помощь.
        Она подробно объяснила, в чем состоит ее задумка, и ветер немедленно отправился выполнять задание. Натан же завозмущался и запрыгал в руках так, что Рина едва не уронила его.
        «Это безумие! - восклицал он. - Мы должны… обратиться за помощью к ученым… а не заниматься… самодурством… Ты хоть понимаешь… насколько это опасно?.. Послушай меня… умоляю… Это плохая идея…»
        Рина не стала его читать и запихнула в сумку. Это оказалось трудно. Примерно как пытаться засунуть в мешок испуганную курицу. Натан отчасти был прав, но Рине надоели советы от умников со всех сторон. В ее идее риска хватало, но это даже хорошо - трудности подстегивают и делают победу слаще.
        Если план сработает, Рина точно войдет в историю, и не как девочка на побегушках, а как великая Виндера, которая не побоялась рискнуть собой ради того, чтобы достать последнюю кнопку.
        В ожидании Проводника она достала куб и нервно ходила с ним туда-сюда. Пальцы дрожали от волнения и предвкушения. Во рту все еще чувствовался привкус железа. Уложенный в корзину Натан шелестел и прыгал внутри сумки, но Рина не слышала его. Она думала только о своей задаче.
        «Всего один шанс, - твердила она себе. - У меня есть всего один шанс их убедить».
        Через пару минут Проводник пощекотал ее челку. Это означало, что все готово. Рина снова с тревогой посмотрела на уходящую вдаль улицу и выдохнула:
        - Вы готовы? Коротко повторяю план, и мы приступаем.
        Сомнения так и терзали ее: воздух вокруг оставался неподвижным, не было ни намека на сквозняк. Казалось, Проводников здесь нет, но Рина искренне надеялась, что они все-таки слушают. Она говорила тихо, но четко, чтобы они все поняли. Ей было страшно, что ветры сочтут ее задумку глупой и не послушаются, но, когда Рина закончила свою речь, Проводник снова пошевелил ее челку.
        - Отлично, спасибо, - сказала она и крепче сжала подставку с кубом. - Действуем по моему сигналу.
        С этими словами Рина быстро пошла к калитке, стараясь не смотреть на город, где пыльная завеса на востоке уже начала дробиться на отдельные клубы: Собирашки разбредались кто куда.
        - Я знаю, что вы меня слушаете! - крикнула Рина обитателям пансионата. - И я знаю, почему вы не хотите отдавать мне кнопку. Вы боитесь снова стать заложниками этого дома, а не хозяевами, так ведь? Поэтому вы даже готовы отказаться от возможности снова стать людьми, хотя наверняка соскучились по своим человеческим телам. По вкусу еды, по объятиям, по всем тем вещам, которые вы могли делать раньше, когда были собой.
        Во дворе было тихо, но Рина кожей чувствовала, что ее слушают.
        - Все это время ученые не сидели на месте, - заявила она. - Они придумали много интересных вещей вроде тех, что я вам показала. И вот эта штука, - Рина подняла куб повыше, - способна решить вашу проблему! Она позволит вам навсегда остаться хозяевами пансионата. Никто вам в этом не помешает. Никто не будет вами командовать. А тех, кто вам не нравится, вы сможете просто выгнать отсюда! Ни один человек, даже сам король, не решится и близко к вам подойти, если вы получите эту вещь. Я отдам ее вам, если вы отдадите мне кнопку. Но сначала давайте я покажу вам, как это работает.
        Во дворе появились уже знакомые Рине платья, заколыхались вещицы на деревьях, и жители один за другим начали слетаться к калитке. Среди них были и колченогие стулья, и халаты, и троица потрепанных пиджаков, и метлы, и топоры, и картины с разбитыми рамами. Может, все они и не верили ни единому слову Виндеры, но любопытство манило их к калитке, как свет притягивает мошек. - Смотрите! - громко сказала Рина и опустила первый рычажок.
        Куб раскрылся в деревянную мельницу. Ее лопасти пришли в движение, и в ту же секунду поднялся ветер. Волосы взметнулись, закрыв лицо, одежда пошла волнами.
        Рина обернулась и увидела пыльную воронку. Сначала это был просто вихрь, закруживший палую листву, мусор и мелкие ветки, но все больше Проводников присоединялись к вихрю, и он разрастался вширь и ввысь. И вот уже позади Рины бушевал настоящий торнадо, взбалтывавший наверху облака. Волосы бешено метались в его порывах, в глаза летела пыль. Рина едва могла дышать, с трудом заглатывая воздух, деревья вокруг ходили ходуном, рискуя сломаться, и только чудом смерч не сдувал Рину: Проводники следили за тем, чтобы не задеть ее - крохотную фигурку на фоне торнадо.
        - Ну как вам? - крикнула Рина. - Отличная вещь, а? Она кого угодно отпугнет! И вы сможете просто вымести наружу всех, кто вам мешает!
        Обитатели пансионата пришли кто в неистовый восторг, а кто - в ужас. Некоторые в экстазе кружились по двору, другие стучали по воротам и калитке, третьи спрятались кто куда.
        - Ветер создает эта мельница! - объяснила Рина. - Я могу включать его и выключать, когда захочу! Смотрите!
        Она щелкнула рычажком, и ветряное колесо остановилось. Проводники, услышав ее, тут же замерли, превратившись в неподвижный воздух. Гигантский смерч за спиной мгновенно исчез. Поднявшаяся в воздух пыль медленно оседала на землю в полном безветрии. Тихо падали тополиные листья.
        - Хотите приручить ветер? - спросила Рина, протянув мельницу обитателям пансионата.
        К ней потянулись рукава, веревки, палки, даже флаги. Они яростно отталкивали друг друга, толпясь у калитки.
        - Если хотите, отдайте мне кнопку! - твердо сказала им Рина. - Я подарю мельницу первому, кто найдет мне вот такую деталь!
        Она вынула из кармана аналог, но это было даже лишним: большинство вещей уже разбежалось по сторонам в поисках кнопки, а часть тут же осыпалась, видимо, чтобы сразу вселиться в нужный предмет.
        Рине было нехорошо на душе. Мама всегда говорила: «Нельзя обижать убогих». И Альберту не раз влетало, когда он пытался передразнивать больных людей или смеялся над ними. Поэтому Рина очень надеялась, что ее задумка хоть немного смягчит их досаду и злость. Она попросила Проводников подыгрываать безумцам до тех пор, пока они не сломают куб, и заодно отпугнуть и отвлечь Собирашек. В том, что куб сломается, она даже не сомневалась - жители пансионата наверняка начнут отбирать его друг у друга.
        Прошла пара минут, но кнопки все не было. Рина нервно оглядывалась на город. Пылевые столбы стали куда ближе. Собирашки, увидев торнадо, неслись сюда с западной окраины Крестоля. Рина нащупала зеркало в кармане и шумно выдохнула, а когда обернулась к калитке, увидела знакомый цилиндрик.
        - Отлично! Теперь я отдам вам мельницу. Но в этот раз вы меня не проведете! У этой мельницы есть секрет, который не даст вам ее включить по-настоящему. Я вам его не расскажу, пока не получу кнопку, ясно? И обращайтесь с мельницей аккуратно! Если вы ее сломаете, она перестанет работать!
        С этими словами Рина подбежала к воротам и просунула деревянную подставку под ними.
        «Ну все, была не была».
        И тут со стороны улицы послышался грохот Собирашек. Обернувшись, Рина увидела в пылевых клубах их бурые, облепленные грязью тела.
        - Слишком рано! - выдохнула она и вскрикнула от неожиданности: прямо ей в затылок ударилась кнопка. Привет, недавно зажившая шишка! Рина сначала не поверила своим глазам, потом схватила цилиндрик и крикнула обитателям пансионата:
        - Поднимите и опустите первый рычажок два раза! Тогда ветер включится!
        Как его выключить, она не сказала нарочно: Проводникам нужно было время и на создание торнадо, и на борьбу с Собирашками, которых от Рины отделяла всего пара сотен метров.
        - Остановите кудесников! - крикнула она зарождающемуся смерчу, а потом, напуганная и взбудораженная, с гудящей от удара головой и бешено колотящимся сердцем побежала к мопеду.
        Глава 11
        Шутка столетия
        В своем гениальном плане Рина не предусмотрела две вещи: скорость Собирашек и синхронность Проводников. Она была уверена, что ветрам ничего не будет стоить задержать кудесников и заодно развлечь обитателей пансиона. Но ветры, как оказалось, могли двигаться одновременно только по общей команде и сохраняли форму смерча лишь в одном положении.
        Когда на пути Собирашек появился торнадо, они просто разбежались в разные стороны, обошли его с боков и продолжили преследовать Рину.
        Увидев это, Проводники разъединились, и теперь каждый пытался остановить свою Собирашку. Но то ли магия кудесников, то ли их сила с легкостью прорывала воздушные щиты, и Собирашки нагоняли Рину. Даже на самой высокой скорости - чтоб его, это ограничение! - от них не получалось оторваться.
        Ветра наносили удары со всех сторон, поднимая облака пыли. Собирашки покрылись ею до такой степени, что были словно бесформенные змеиные клубки. Рина не могла даже сказать, из чего именно они состоят.
        «Не паникуй, - думала она, - Надо просто спрятаться от них на время».
        Но прятаться было негде. Кругом, насколько хватало взгляда, простиралась голая степь с короткой травой. Ни кустов, ни ущелий, ни оврагов, в которых можно было укрыться. Даже лесопосадки закончились. В кармане лежало зеркало, но сейчас оно было бесполезно.
        Стрелки часов нервно выписывали вопросы. Рина делала вид, что у нее все под контролем, но Собирашки и не думали отставать. По пути они дрались друг с другом, не пуская соперников вперед, и это немного сдерживало грохочущую толпу. Но надолго ли?
        «Думай! Думай! Надо найти выход!»
        Прежде, чем на ум пришла хоть сколько-нибудь годная мысль, вдалеке появился дорожный знак - грубо сбитые между собой в подобие мельничного крыла стальные пластины на столбе.
        - Это указатель, про который говорил Олав! Значит, вход в ущелье уже близко!
        Дорога подошла к скалам почти вплотную, и Рина увидела темный зев пещеры за грядой валунов. Он выглядел так, будто часть скалы в этом месте взорвали, и камни остались лежать неподалеку. Между ними проросли чахлые можжевельники и березы, а еще рядом валялись обломки стальных конструкций и бетонные блоки.
        Вести толпу Собирашек к Ветродую было плохой идеей, так что Рина все еще высматривала в округе места, где можно было спрятаться.
        - Впереди хвойный лес! - обрадовалась она.
        Но тут мопед, как нарочно, заглох - ученые, и правда, рассчитали бензин впритык.
        До сосняка добираться было слишком далеко, и Рина сомневалась, что Собирашки ее не догонят. Пришлось слезть и, на ходу надев сумку, бежать к проходу в скале со всех ног.
        «Главное, оказаться в темноте. Сначала спрячусь там и пережду, а потом София покажет мне путь».
        Вход в пещеру находился на небольшой высоте. Рина пробралась сквозь кусты у подножия, поднялась по валунам и бетонным обломкам и вбежала внутрь. Собирашки, судя по грохоту, были совсем рядом, так что Рина понеслась дальше, шлепая по откуда-то взявшейся в пещере воде.
        Свет за спиной быстро тускнел, от влажных скользких стен пахло илом и йодом, как от морских волн. Стены грота облюбовали грибы вроде тех, что растут на деревьях. Дыхание отражалось от камней шумным эхом, как и плеск воды, и топот шагов, к которым скоро примешался жуткий грохот Собирашек.
        Рина уже ничего толком не видела впереди, пришлось замедлиться. Она была уверена, что кудесники отстанут от нее, как только ослепнут, но заметила позади зеленое свечение. Оно исходило от Собирашки, созданной из фосфорных фигурок. Даже под слоем пыли она светилась, как яркая лампочка, и в этом сиянии Рину было видно всем остальным: свет отражали и блестящие от влаги стены, и лужи на полу, и даже сосульки над головой.
        - София! Мне нужна ваша помощь!
        Серебристый ветер мгновенно появился перед Риной.
        - Тут есть какое-нибудь место, где можно спрятаться? - задыхаясь, спросила она. - Желательно, чтобы с дверью. Чтобы закрыться.
        Пещера разошлась сразу на три прохода, и София нырнула в левый. Рина рванула за ней. Назад она уже не оглядывалась. Грудь горела, горло саднило, ноги заплетались, и она то и дело спотыкалась о скользкие камни.
        Собирашки грохотали прямо за ней, сражаясь с ветрами, от которых у Рины раздувались волосы и вся одежда ходила ходуном, охлаждая разгоряченную бегом кожу.
        Пещера постепенно менялась. Стены стали ровнее, и Рина увидела по бокам двери. Хотелось броситься к первой попавшейся и проверить, открыта ли она. Сил уже не было, воздуха не хватало, но Рина продолжала следовать за Софией, пока та не ударилась в одно из деревянных полотен. Оно приоткрылось от ветра. Рина ворвалась в комнату и захлопнула за собой дверь. Каким-то чудом во тьме нащупала и задвинула засов. Все происходило так быстро, что даже думать о своих действиях было некогда.
        Всего секунду спустя Собирашки начали ломиться внутрь. Рина отпрянула и поняла, что старое дерево долго не выдержит.
        - София! Это же не тупик?
        Она достала фонарик Кристы и осветила комнату. Кругом были груды хлама, столы, колеса, механизмы, станки. Все это напоминало бардак в фойе ученых. София свернула влево, Рина последовала за ней и увидела у дальней стены клеть на тросах, похожую на лифт, и подсвеченный ветром рычаг внутри нее.
        - Это подъемник!
        Рина без лишних вопросов заскочила в клеть и дернула рычаг на себя, как показала София. Лифт медленно повернулся дверцей к стене и пришел в движение. В тот же момент Собирашки выломали дверь и ввалились в комнату. София юркнула в трубу, чтобы не привлекать внимание к Рине. Та выключила фонарик и мысленно взмолилась:
        «Ну пожалуйста! Пожалуйста, пусть они меня не заметят! Пусть увлекутся этим мусором!»
        Но они заметили и всем скопом бросились к подъемнику. Рина вскрикнула, когда самая длинная Собирашка взвилась на дыбы, как змея перед броском, уцепилась за дно лифта и стала взбираться вверх. За нее ухватились другие. Клеть шаталась и скрипела от их тяжести.
        - Ой, мамочки, так тросы оборвутся!
        Рина пинала Собирашек, чтобы сбить их, но они не чувствовали боли и, облепив подъемник со всех сторон, тянули к ней свои конечности. Зеркало не работало в полумраке, и фонарик тоже не помог.
        Рина отбивалась как могла, стоя в дальней части клети, которая двигалась вплотную к стене и потому была безопасной. Но кудесники продолжали атаковать с оставшихся трех сторон. Одна из Собирашек сорвала с шеи Рины свисток и заставила выронить зеркало. Другая вспорола куртку на плече, третья вцепилась в сумку. Рина успела выдернуть ее, но дно порвалось. Дневник выпал, и тут же бесформенная клешня подхватила его.
        - Дедушка Натан!
        Книга резко распахнулась, заставив клешню разжаться и, быстро сомкнув страницы, прыгнула назад, прямо в руки Рины. Та поймала дневник, но тут из сумки посыпалось все остальное: карта Эрге, монокль, консервные банки, а главное - кнопка Ветродуя. Она со звоном ударилась о стальную решетку и покатилась к дальнему углу подъемника, откуда к ней тянулся десяток конечностей. Рина грохнулась на колени и успела схватить цилиндрик. Тут же ближайшая клешня цапнула ее за запястье и больно рванула к себе. Ремешок часов порвался. Они остались в лапе чудовища.
        - Нет! - взвизгнула Рина.
        Она зажала кнопку в зубах, бросилась к Собирашке, схватившей часы, и невозможным усилием вырвала их. К тому времени в нее вцепились со всех сторон. Рина пыталась снять куртку, чтобы освободиться, но не выходило.
        «Это конец! - пульсировало в голове. - Они меня разорвут!»
        Собирашки тянули Рину к углу клети. Та скрипела, кренилась, и вдруг ее резко тряхнуло: трос оборвался. Часть кудесников ухнула вниз, другая отвлеклась. Рина сумела вырваться и отбежала к безопасной стене как раз в тот момент, когда подъемник остановился. Распахнув дверцу клети, Рина выскочила на небольшой каменный мост, а оттуда через стальную дверь выбежала наружу. Дверь закрывалась штурвальным запором. Рина быстро закрутила его и уже хотела облегченно вздохнуть, но от испуга чуть не выронила кнопку из зубов.
        Под ногами было крохотное каменное плато. Справа оно переходило в отвесную стену, а слева обрывалось в пропасть. До земли было так далеко, что Собирашки, не успевшие забраться в пещеру, отсюда казались червяками.
        Впереди поднималась вверх серая гармошка лестницы, вырубленной в камне. Ни перил, ни даже веревки, чтобы держаться за нее, не было. С одной стороны - скала. С другой - обрыв.
        Рина присела, судорожно дыша и прижимая к себе дневник и часы. Медлить было нельзя: Соби-рашки уже добрались до стальной двери и пытались выбить ее.
        - Спокойно, - сказала себе Рина. - Не смотри вниз.
        Она не сразу решила, как именно будет двигаться: спиной или лицом к обрыву. Спиной было страшнее, но от высоты сильно кружилась голова, и, раз ветра не было, Рина решила идти именно так, чтобы видеть под ногами каменные ступени. Но сначала надо было освободить руки. Дневник она сунула в боковой отдел сумки. Часы и кнопку положила туда же. После этого затолкала все за пазуху, чтобы Собирашки не достали.
        - И почему за двести лет не нашлось ни одного великого кудесника, который сделал бы тут нормальную лестницу?
        Рина проверила на прочность корень, торчавший из скальной породы. Он оказался сухим и ломким. В голове все пульсировало от страха, колени были ватными и подкашивались. Но больше всего нервировал грохот Собирашек.
        Рина собралась с духом и начала подниматься. Спустя пару ступеней она заметила в стене стальные петли. Они находились далековато друг от друга, но очень помогали идти. Рина старалась дышать животом, чтобы не паниковать. Так учил папа. Под ногами осыпались мелкие камни и слышался странный шум, но Рина не давала себе смотреть вниз.
        До тех пор, пока ей в ботинок не вцепилась Собирашка.
        Она взобралась наверх прямо по отвесной скале. Тварюшка была маленькая, но целиком состояла из столовых приборов, консервных банок и открывалок. Лицом ей служила круглая жестянка, покрытая эмалью с изображением румяного женского лица, - верхняя крышка от пудреницы.
        Рина вскрикнула от резкой боли в стопе и чуть не сорвалась вниз. В тот момент она держалась за стальную петлю, и только это ее и спасло. Собирашка была тяжелая. Рина пыталась сбросить ее, но ничего не выходило: та вцепилась в ботинок намертво, в паре мест проткнув его ножами и задев ногу. В ботинке захлюпала кровь.
        «Не паникуй. Не паникуй, иначе сорвешься».
        Крича от боли, Рина опять попыталась стряхнуть Собирашку. Не вышло. Та пыталась вскарабкаться на нее, но пока не могла зацепиться остальными конечностями за скалу.
        «Сейчас или никогда!»
        Держась за петлю, Рина резко присела и расстегнула туго затянутый ремешок ботинка. Обувь была ей велика, поэтому ботинок вместе с носком легко соскользнул с ноги, а вместе с ним и Собирашка ухнула вниз.
        Рина смотрела на нее пару секунд, судорожно дыша, а потом услышала, как за спиной грохнулась дверь. Собирашки выломали ее.
        - Только не это!
        Рина похромала вверх по лестнице в одном ботинке и чуть не поскользнулась на собственной крови. Нож порезал левую ногу, и ступня стала скользкой, но жалеть себя было некогда.
        «Я не могу тут умереть. Только не за шаг до победы!»
        Обернувшись, Рина увидела, что Собирашки ползут за ней, сбивая друг друга в пропасть.
        Пришлось на время забыть о страхе высоты и почти побежать наверх.
        Каменная лестница поднималась все выше и выше и наконец вывела Рину на ровную каменную площадку. Она упиралась в еще более высокую скалу, куда был вмонтирован Ветродуй. Увидев гигантское ветровое колесо, Рина на миг застыла, пораженная его масштабами. Оно было даже больше колеса обозрения в Дитромее. И каждая лопасть - с яхту величиной.
        Перед Ветродуем стоял металлический ящик, чем-то похожий на игровой автомат. В нем было семь отверстий, шесть из которых уже заполнили. И только последнее - в центре круга - пустовало. - Вот оно! - выдохнула Рина и побежала к ящику, на ходу доставая кнопку.
        Нижнее крыло Ветродуя стояло вертикально, почти касаясь земли, и в нем, как в зеркале, Рина увидела себя. Грязную, хромающую, в изорванной одежде, со спутанными пыльными волосами, но с очень решительным взглядом.
        Побег от кудесников заставил ее забыть о проклятье, и она не сразу поняла, что не так. Ее вдруг резко обдало холодом, а потом жаром, она вся покрылась мурашками. Воздух вокруг ветрового колеса казался густым и наэлектризованным, как внутри грозовой тучи.
        Чем ближе Рина подбиралась к Ветродую, тем сильнее менялся пейзаж в отражении. Вместо скального плато, низкого солнца, зависшего над степью, и шатровых мельниц вокруг Крестоля, Рина увидела зеленые холмы Рыбоводья. А еще прямо перед ней стояла Букашка. Абсолютно целая и такая яркая, словно ее недавно покрасили. Неподалеку сидел папа в своем любимом синем костюме с вышитыми облаками. На спинке раскладного стула развевался на ветру пиджак с серебристой подкладкой. Папа смотрел на деревню и писал закатную акварель. Он был такой живой, такой настоящий, что, казалось, стоит подбежать, и в нос ударит запах кедрового одеколона.
        - Папа! - крикнула Рина.
        Он отвлекся от холста и с улыбкой помахал ей. - Ты сегодня припозднилась с прогулкой! Я уж думал, до заката не успеешь, и можно будет с чистой совестью запретить тебе блуждать в одиночестве по полям, пусть и в поле моего зрения.
        - Как раз к ужину! - крикнула мама из окна Букашки. - Помоги нам накрыть на стол.
        Ее голос прозвучал откуда-то сзади. Рина обернулась и поняла, что фургон все это время стоял за ее спиной. Она опять посмотрела на свое отражение, но увидела вместо него деревню.
        - Давай быстрее, есть хочу! - крикнул Альберт, подходя к раскладному столу со стопкой чашек. - Все давно готово! Только тебя и ждем!
        Рина с удивлением оглядывала зеленые холмы Рыбоводья и море. Она не могла понять, что с ними не так. Это был самый обычный весенний вечер. Она только что вернулась с прогулки, здорово проголодалась и замерзла. И еще почему-то сильно болела нога.
        - Мам, у нас осталась мазь для ушибов?
        - Ты опять стукнулась или натерла?
        - Я… - Рина посмотрела на свои ноги и увидела ярко-красный ботинок, какого у нее никогда раньше не было. Левая ступня оказалась босой, из нее текла алая кровь.
        И тут Рину пронзило воспоминанием: Собирашка, скала, обрыв. Рина судорожно задышала и, когда подняла глаза, увидела вместо холмов скальное плато, по которому прямо на нее бежала грохочущая толпа.
        - Мамочки!
        Рина бросилась к железному ящику. Кнопка вошла в него легко, стоило только немного ее покрутить, чтобы состыковать детали. Рина вставила цилиндрик до щелчка и нажала в центр кнопки, чтобы запустить механизм.
        - Давай же! Быстрее! - молила она, в панике оглядываясь на Собирашек.
        Седьмая лопасть все никак не выходила. Ни после второго нажатия, ни после третьего. Собирашки уже почти нагнали Рину. Ждать было больше нельзя, и она из последних сил похромала к Ветродую, стараясь смотреть себе под ноги.
        Она не успевала. Она не могла успеть с такой ногой.
        Собирашки были совсем близко.
        Секунда, и в Рину вцепилось сразу несколько грязных клешней. Она завизжала и упала на колени, закрыв голову руками.
        - Я не хочу умирать! Не хочу умирать! Только не сейчас, пожалуйста! Все же почти закончилось!
        И Ветродуй услышал ее мольбу.
        Нет, он не выпустил седьмую лопасть, и ветровое колесо не закрутилось в обратную сторону. Просто когда Рина упала на колени и вся сжалась в комок, Собирашки увидели за ней, в зеркальном крыле, свои отражения.
        Грязные клешни тотчас отпустили Рину, она услышала громкий шум и возню. Обернулась и увидела, что кудесники бегут прочь. Огромное зеркало так напугало их, что они сбивали друг друга и один за другим в истерии падали прямо в пропасть. За минуту на плато не осталось ни одной Собирашки.
        Рина зарыдала от облегчения, размазывая слезы и грязь по лицу. Колени болели, нога пульсировала, царапины и синяки на теле жгло, сердце билось так неистово, что в груди все пылало. Но Рина была жива. Она была жива, и все закончилось хорошо. Почти закончилось.
        - Я сейчас! - сказала она часам, вытащив их из сумки вместе с дневником и дав себе немного отдышаться. - Погодите еще чуть-чуть! Я, наверное, кнопку неправильно вставила.
        Дохромав до стального короба, Рина попробовала вынуть цилиндрик, но тот сидел в своем отверстии как влитой. И, судя по тому, как были вставлены другие, Рина все сделала правильно.
        - Заело, что ли?
        Она еще раз нажала в центр кнопки. Та послушно ушла в глубину, но опять ничего не произошло.
        - Ну давай же! - крикнула Рина. - Что с тобой не так? Работай!
        Она заколотила по кнопке кулаком, и вдруг раздался щелчок. Рина вздрогнула и с надеждой посмотрела на Ветродуй.
        В самом центре вала, там, где соединялись лопасти, появилось круглое окошко, и оттуда вынырнуло что-то блестящее, по форме похожее… нет, не на седьмое крыло, а на громкоговоритель.
        Услышав кашель из него, Рина испуганно отпрянула, упершись спиной в ящик.
        - Запись, запись, - сказал хрипловатый голос. - Записывает? Ага, пошла запись. Что ж, приветствую тебя, последний из Странников!.. - Речь прервалась смехом. - Извини-извини, посмейся со мной, потому что это все очень смешно. Такой забавный момент! Все бы отдал, чтобы увидеть сейчас твое лицо.
        - Принц Аскар? - шокировано выдохнула Рина.
        - Если ты слушаешь это, значит, моя последняя шутка удалась. Невозможно не смеяться, думая о том, что вы целых два века верили в тот бред, который я повесил вам на уши, а?
        Передай привет моему папаше, Странник! Передай ему привет и скажи, что я был прав! Он всегда считал меня бесполезным и никчемным. Поэтому я дал ему возможность выбирать Виндеров самому, и он целых двести лет пробуждал лучших из лучших в попытке снять проклятье, созданное таким никчемным мной.
        Ты, наверное, один из этих его героев, да? Счастлив, что дошел до конца? О, ты вправе гордиться собой! Вы все можете собой гордиться! На это ушло всего два столетия и пара десятков избранных умников, часть из которых уже давно в мире ином. Такой уж я никчемный, что поделать! Всего двести лет заставлял вас мучиться. На большее таланта у меня не хватило.
        Но у меня есть сюрприз! Не мог же я совсем вас разочаровать и обойтись без вишенки на торте! Так вот, передай моему папаше последний подарочек от меня!
        На самом деле это проклятье было необратимым с самого начала, - речь снова прервалась смехом. - Ветродуй никогда не запустится в обратную сторону! Это невозможно! Механизм был рассчитан только на один единственный запуск! Вот почему, сколько бы вы ни пытались - а я знаю, что вы пытались! - сделать свои варианты кнопок или починить Ветродуй своими силами, у вас ничего не получалось.
        Но есть и хорошая новость! Ваши муки не будут вечными, как бы я этого ни хотел! Даже у самого мощного проклятья, увы, есть срок годности. Мое будет работать ровно двести лет, а когда это время иссякнет, нет, вы не останетесь навечно в своих домах! Вы получите свободу! Абсолютную свободу!
        Дело в том, что мое проклятье скрепляет воедино три позиции - вещь или дом, душу и тело. Когда оно перестанет действовать, все три ипостаси разделятся. Вещи - отдельно, тела - отдельно, а души полетят себе в мир иной! Если он, конечно, есть. Этот ваш светлый мир, куда мне ни за что не попасть, - принц Аскар снова рассмеялся. - Пощекочи меня мельничное колесо, до чего же вы все смешные и жалкие! Честное слово, даже думать об этом без слез не могу!
        Он продолжал говорить, но Рина его уже не слушала. Она тихонько сползла по ящику на сухую траву и, судорожно дыша, смотрела в пространство перед собой. Ее всю трясло от боли, холода и ужаса.
        Голос принца затих, запись выключилась, граммофон вернулся обратно в свою выемку.
        - Нет, - прошептала Рина. - Быть такого не может. Просто не может такого быть! Нет!
        Она встала и снова яростно нажала на кнопку. Раз, другой, третий. Но даже десятый не сработал. Все было бесполезно.
        - Нет! - крикнула Рина, согнувшись пополам, и со всей дури заколотила по ящику. - Нет! Нет! Нет!
        Она похромала к Ветродую и стала толкать зеркальную лопасть против часовой стрелки.
        - Давай же!
        Мокрая от крови нога скользила по камням и сухой траве. Боковина крыла впивалась в кожу до боли.
        - Давай! - рычала Рина сквозь зубы. - Работай, чтоб тебя! Работай! Давай, двигайся! София! Проводники! Помогите мне! Помогите его запустить!
        Через минуту поднялся ветер такой силы, что Рину буквально вжало в лопасть. Она ухватилась за нее обеими руками, чтобы не сдуло, и, крича, пыталась толкать. Все тело тряслось от напряжения, но ни эти усилия, ни попытки Проводников не смогли сдвинуть крыло даже на миллиметр. Оно стояло на месте, словно впаянное в воздух под собой, и Рина даже проверила - нет ли под ним прозрачного держателя, как в тех скульптурах со стеклянными трубками. Но ладонь свободно прошла под лопастью.
        Тогда Рина сползла на землю и заревела, колотя по гладкому металлу кулаком.
        - Работай, мерзкая ты штуковина! Ты должна работать! Я же вставила последнюю кнопку! Я нашла ее! Ты должна работать!
        Но Ветродуй не двигался. Проводники, поняв, что ничего не выходит, утихли, чтобы не привлекать к Рине Собирашек.
        Она выла, сидя на земле и вцепившись обеими руками в гладкую холодную лопасть. Ветровое колесо не работало. Ничего не двигалось. И в голове все еще звучал мерзкий смех принца Аскара.
        - Дедушка Натан, - наконец всхлипнула Рина, подняв голову.
        Она кое-как подползла к дневнику и взяла его трясущимися от слабости руками.
        - Дедушка Натан, что нам теперь делать? Вы же все слышали, да? Если я напишу ученым, они что-нибудь придумают, правда?
        «Боюсь… даже они тут бессильны… - ответил дневник спустя минуту молчания. - Похоже, принц Аскар планировал это с самого начала… Предыдущие Виндеры… предполагали, что конструкция Ветродуя может не иметь седьмую лопасть… Но верить в это было бы слишком жестоко, поэтому мы просто шагали вперед с надеждой…»
        - А теперь куда шагать? - спросила Рина, глотая слезы. - Вы хотите сказать, что все было зря? Все это было зря? Вы серьезно?
        «Это и мне тяжело принять, - признался дневник. - Я… почти два века… шел в пустоту… И вел… в пустоту… других».
        Рина надломлено рассмеялась. Потом ее невеселый смех перешел в рыдания, а позже в крик.
        - Это неправда! - вопила она. - Все не может вот так закончиться! Так не бывает! Так не должно быть!
        Она снова попыталась сдвинуть крыло Ветродуя и снова сползла с него в полном бессилии. В лопасти все еще отражалась Букашка, папа писал пейзаж, а мама с Альбертом накрывали на стол.
        Рина с трудом отвела от них взгляд и посмотрела на часы.
        - Простите, - выдавила она. - Простите, я не смогла… Не смогла вас вытащить… Мне так жаль, простите, мне так жаль!
        Она не видела, что говорили ей стрелки, потому что весь циферблат был залит слезами и засыпан пылью, поднятой недавним ветром.
        - Я никогда вас больше не обниму-у-у-у…
        Рина прижала часы к груди и зашлась рыданиями, а когда сил совсем не осталось, свернулась калачиком на траве и затихла. Ей хотелось снова стать часами и уснуть, чтобы этот кошмар закончился. Но она все еще отказывалась верить в свой провал и поэтому просто лежала, придавленная словами принца Аскара.
        Наверное, так прошла бы целая ночь, если бы не раны на теле. Сильнее всего пульсировала и горела нога, а еще возле Ветродуя было слишком холодно.
        Рина кое-как встала, отошла к краю плато и села, выставив перед собой больную стопу. Рана оказалась небольшой, но порез обильно кровоточил. Пришлось подтянуть к себе сумку и, прощупав боковые карманы, достать флакон с настойкой.
        - Клим никогда не вернется домой, - всхлипнула Рина. - Бабушка его не дождется.
        Не жалея себя, она обработала рану и перевязала лоскутом, оторванным от собственной майки. Потом снова прощупала все целые карманы куртки. Нашла в одном горсть ранеток, собранных по пути к Крестолю, и раздраженно выбросила их.
        - Ненавижу эту горькую пародию на яблоки. Я хочу попробовать твои яблоки, Альберт… И хочу увидеть твой будущий дом. И папину выставку в Эрге. И мамино выступление. Неужели этого всего никогда не будет?..
        Альберт был в полной ярости от такой перспективы. Мама плакала. Папа стоял на месте, не зная, что сказать.
        Внизу, у подножия скальной гряды, бестолково толклись Собирашки. Дрались друг с другом за разбросанный кругом хлам, позабыв о Рине. Их неведению в этот момент оставалось только позавидовать.
        У Рины уже не было сил плакать и злиться, и она долго в полном молчании сидела на краю плато, ежась от холода. Алое солнце почти коснулось неподвижного травяного моря. Наверху все было тихо и спокойно, и Рина чувствовала себя так, словно опять оказалась на вокзале.
        - Значит, я так и буду сидеть в этом зале вечного ожидания, хотя боролась за билет до крови. Вот он, у меня в руках, но поезд никогда не приедет. Я никогда не доберусь до цели, ради которой столько страдала.
        Это вызвало новую волну ярости и слез.
        - Знаю, глупо себя жалеть в такой момент, - всхлипнула Рина, - но мне… Мне так обидно, что все это было зря. Я правда верила, что могу всех спасти, я рисковала собой столько раз, а все оказалось напрасно…
        Она спрятала лицо в ладонях и еще долго не могла произнести ни слова.
        - Я думала, что за трудностями всегда ждет награда. Что, если ты правда стараешься и преодолеваешь все препятствия на пути к цели, то точно победишь… Все не должно было закончиться так бессмысленно. Просто не могло… Но оно закончилось именно так. И мне до жути обидно…
        Рина подняла дневник и положила его на колени.
        - Даже не представляю, каково вам, дедушка Натан. Я была Странницей всего три недели, а вы так много лет… Но даже после этих трех недель мне так плохо и больно… Я же так старалась, я не отступала, не давала себе поблажек, я все сделала до конца… Но в итоге так и останусь пустым местом… Не будет никакой награды, никакого праздничного торта в конце не будет… Почему со мной всегда так? Вы же мудрый человек, объясните мне, почему? Когда другие стараются изо всех сил, они побеждают, а я нет. Я что, правда такая никчемная?
        Дневник долго молчал, подбирая слова, а потом ответил:
        «Ты вовсе не… никчемная… Рина… Ты очень сильная… И все не так плохо на самом деле… В некоторой степени… ты уже получила свою награду». - Да уж, - всхлипнула Рина. - Мне повезло вернуться в человеческое тело и пострадать в нем пару лишних месяцев. Прямо в лотерею выиграла!
        Слезы собирались на кончике носа и падали на страницы, но не впитывались в них, словно бумага была сделана из гусиных перьев.
        «Ты… ведь хотела, чтобы… тебя… признали, - заметил Натан. - Ты хотела добиться чего-то значимого… и показать всем, на что ты способна… Ты хотела… стать великой… и запечатлеть себя в истории…»
        - Так очевидно, да? - усмехнулась Рина. - Какая ж я жалкая… Но я правда хотела хоть раз отличиться. Хоть раз побыть особенной. Я горела этой мыслью, как огонек на фитиле, и верила, что если доберусь до конца, то превращусь в мощный фейерверк. Но в итоге оказалось, что фитиль был оборван… А я - просто пшик…
        «Не надо драматизировать, - возразил Натан. - Просто ты… искала свою… награду… не в том месте… Я думаю… все это время… ты хотела… чтобы другие люди… помогли тебе… признать… саму себя… Ты желала… чтобы они… восхищались… тобой… потому что сама не могла поверить в то, что… ты чего-то стоишь… Но ты можешь получить… собственное… признание… в любой момент… Это и есть твоя награда… Не стоит завершать все на трагической ноте… в угоду принцу Аскару… Давай… лишим его этого удовольствия».
        Рина кисло улыбнулась.
        - Шутник вы, дедушка Натан. Хотите сказать, что я должна гордиться собой? Я бы с удовольствием. Я бы себя просто обожала, но посмотрите мне за спину! Я ничего не добилась. Я не запустила Ветродуй. Люди так и останутся вещами и домами, и через два месяца мы все исчезнем. Результата нет, понимаете? Может, я и молодец, что старалась, но результата нет.
        «Для этого не нужен… внешний… результат, - возразил Натан. - Достаточно внутренних перемен… Если бы прежняя… Рина… та, какой ты была до запуска Ветродуя, встретила себя нынешнюю и узнала обо всем, что ты сделала за последнее время, что бы она подумала о тебе?.. Разве она не восхищалась бы тобой? Разве не гордилась бы твоими успехами? Разве не удивилась бы тому, на что ты оказалась способна? Разве она обесценила бы твой труд только из-за того, что ты не достигла цели, хотя сделала все, что от тебя зависело, и не отступала до самого конца?»
        Судя по окончанию фразы, кто-то из предыдущих Виндер задавался тем же вопросом.
        - Так вот чего на самом деле хотел принц Аскар, - осознала Рина. - Чтобы мы все почувствовали себя никчемными. Не только я. Все предыдущие Странники, да и вообще почти все жители Эрге так или иначе пытались бороться с его проклятьем. И теперь они все узнают, что это было бесполезно.
        «Давай… не позволим ему… сделать наши… последние дни… наполненными отчаянием», - предложил Натан.
        - Думаете, не стоит говорить людям правду? - вздохнула Рина. - Оставим им надежду?
        «Не знаю, как будет лучше, но отчаиваться точно нельзя».
        - Вот теперь вы и правда похожи на мудрого старца, - улыбнулась Рина. - Иногда вы вели себя довольно странно, и я не могла относиться к вам… ну… с должным уважением. Простите меня за это. И за то, что я вела себя, как последняя дура. Надо было все-таки написать тогда ученым. Они могли придумать более безопасный вариант, а я захотела погеройствовать…
        «Думаю, теперь я могу… сказать тебе правду насчет меня», - признался Натан, но Рина этого не заметила, глубоко уйдя в свои мысли.
        «Действительно, интересно, что бы подумала обо всем этом прежняя я, если бы, например, мы встретились в тот момент, когда Альберт спросил, что я буду делать, если меня выберут Странницей?»
        Почему-то первым делом Рине вспомнилась иллюзия в крыле Ветродуя. В ней все выглядело прежним - Букашка, родители, Альберт. Все было прямо как в прошлой жизни, такой желанной, безопасной и безоблачной. И только одна деталь явно выпадала из этой идиллической картины - сама Рина. В отражении она не была прежней собой. Это была новая Рина. И она очень удивила бы прежнюю себя тем, на что оказалась способна.
        От этого осознания Рина вдруг ощутила внутри себя необычный покой. Как будто что-то давно развинтившееся, какой-то непослушный болтик встал в свою выемку, и весь механизм заработал слаженно. Больше ничто не дребезжало, действуя на нервы и постоянно напоминая о поломке.
        Собственный Ветродуй Рины только что получил свою последнюю кнопку и заработал. Теперь все было так, как и должно было быть, и Рина ощутила себя на своем месте. Где-то там, в глубине души, открылась дверь, за которой ее всегда любила и ждала она сама. Теперь Рина была дома. И, пожалуй, ради одного этого момента стоило пройти весь путь. Для того, чтобы просто прийти домой.
        - Кажется, я поняла ваши слова, - сказала Рина после долгого молчания и продолжила смотреть на закат.
        У нее в голове зарождались новые мысли. И теперь, когда принятие сделало озеро сознания гладким и тихим, из его глубины одна за другой выплывали зацепки, идеи, воспоминания. Поднимались и медленно складывались в решение. А потом словно что-то щелкнуло, и глаза Рины расширились.
        Она посидела еще с минуту, медленно дыша животом. Потом встряхнулась, словно бы решилась на что-то, и посмотрела на часы.
        «Я горжусь тобой, моя девочка», - улыбалась мама.
        «Ты умница, Рина», - вторил ей папа.
        Альберт тоже улыбался, и это было так неожиданно, что сложно было представить, какие слова он хотел сказать.
        Рина быстро вытерла слезы и сняла часы с запястья со словами:
        - Подождите меня немного, ладно? Мне нужно еще кое-что сделать, прежде чем я к вам присоединюсь.
        Она бережно опустила семью в целый карман сумки и отнесла ее в сторону, оставив себе только дневник.
        «Ты… что-то задумала?…» - с тревогой спросил Натан.
        - Да, и мне нужен листок, одолжите? Только у меня нет линейки, ничего, если неровно оторву? Но бумага отделилась сама собой, стоило только чуть-чуть потянуть за уголок. Рина аккуратно написала письмо и сложила из него затейливый дельтаплан. Этому ее научил Альберт, когда увлекался журналами по бумажным поделкам.
        - София! Вы еще здесь?
        Серебристый ветер тотчас явился к Рине.
        - Можете передать это королю? А он пускай передаст ученым.
        Дважды просить не пришлось. Дельтаплан взмыл в воздух и вскоре стал крохотной черной точкой на фоне алого солнца.
        - Надеюсь, мы еще увидимся, София, - шепнула Рина. - Спасибо тебе за все.
        «Все-таки решила… рассказать королю… о последнем… подарке?»
        - Дедушка Натан, не разговаривайте пока, ладно? Мне надо кое-что записать внутри вас.
        Рина убрала волосы за уши и принялась выводить послание. Медленно и вдумчиво, чтобы легко было разобрать слова.
        «Даже думать нельзя о таких глупостях! - зашелестел дневник, стоило ей закончить. - Особенно на горячую голову… постой… послушай меня».
        - Я все понимаю, - тихо сказала Рина. - Я понимаю, чем это мне грозит. Но это не спонтанное решение, наоборот, очень трезвое. Это не такая же глупость, как торнадо. Я хочу попробовать это не ради признания или чтобы войти в историю. Даже если ничего не выйдет, я не пожалею. Я просто хочу сделать все возможное, и я сделаю. Потому что это правильно. Потому что я могу. Надеюсь, мы еще встретимся, когда станем людьми.
        «Погоди… постой».
        - Нет, иначе я испугаюсь и передумаю!
        Она положила дневник на сумку, и тот продолжил бурно шелестеть страницами, привлекая ее внимание, но Рина больше не смотрела на него. Она встала и, обогнув ящик, подошла к Ветродую, в котором все еще отражался прежний счастливый мир. Там дул ветер, и Альберт бегал по холму, запуская бумажного змея, а папа с мамой, укрывшись одним пледом, смотрели на закат, попивая какао. Всего секунду Рина позволила себе полюбоваться иллюзией, а потом закрыла глаза и медленно пошла вперед.
        По всему телу опять прокатилась волна холода, а за ней волна жара и снова холода. Кожа покрылась мурашками. Рину била мелкая дрожь. Проводники, видимо, решив, что она хочет снова попытаться сдвинуть колесо, тоже пришли в движение, и Рина вновь оказалась в объятиях воздушного потока.
        Стоя с закрытыми глазами, она ярко чувствовала щекочущие пряди волос на щеках и то, как ветер треплет ее одежду. Явственно слышала шелест травы и шум сосновых крон. Воздух пах вечерней росой и сеном после дождя. И это был такой сладкий и живой запах, что у Рины защекотало в носу. Она выставила руку перед собой и, сделав еще несколько шагов, прикоснулась пальцами к гладкой стальной пластине. Крыло было ледяным, и вторая волна мурашек, перекрывая первую, пробежалась от кончиков пальцев до ступней.
        - Проводники, послушайте меня. Я сейчас скажу вам очень важную вещь. Пожалуйста, выполните мою последнюю просьбу, ладно?
        Проговорив ее, Рина положила на крыло вторую ладонь и приблизилась к нему всем телом. Ее пальцы слегка дрожали, но лицо было спокойным. Дорожки слез быстро подсыхали на ветру. Рина глубоко вздохнула. Набрала в грудь воздуха и произнесла:
        - Я, Семнадцатая Странница Катрина, хочу закончить свою миссию и передать эту роль новому Страннику. Я выбираю вещью, в которую хочу вселиться, этот Ветродуй.
        В голове сильно загудело. Казалось, что кончики пальцев стали кусочками льда. Стукни ими по металлу, и они разобьются.
        «Чем дольше, тем страшнее», - напомнила себе Рина и легонько подалась вперед.
        Жесткий металл промялся под ее ладонями, как теплый пластилин, а в глубине и вовсе стал мягче пуха. Чем дальше внутрь - тем меньше сопротивления. И вот уже впереди только воздух.
        «Давай, ты справишься. Ты сильная. Сильнее, чем думаешь».
        Рина сделала шаг вперед и слилась с огромным крылом Ветродуя.
        После нее остались только книга и ветер.
        В ту же секунду, когда исчезла Семнадцатая Странница, дневник резко замер и так и остался лежать распахнутым. Его страницы безжизненно опустились, словно из них вынули душу. Проводники тоже стихли, превратившись в неподвижный воздух. Даже солнце, казалось, остановило свой путь на небосводе.
        Весь мир замер в ожидании Ветра…
        Эпилог
        «Привет, будущий Странник! Надеюсь, ты все-таки появишься, когда я исчезну, ведь проклятье никуда не делось.
        Меня зовут Рина. Я Семнадцатая Виндера.
        Прямо сейчас я сижу возле ящика, в который вставлена последняя кнопка. И у меня плохая новость - он не работает. Механизм оказался обманкой. Никакого седьмого крыла не существует, и невозможно снова запустить Ветродуй, потому что он был создан для одного-единственного запуска.
        По крайней мере, именно это я услышала, когда включилась запись, которую оставил нам принц Аскар.
        Я как могла пыталась раскрутить ветровое колесо и своими силами, и с помощью Проводников, но у меня ничего не вышло. И я уверена, что принц Аскар за этим наблюдал. Наблюдал за моим отчаянием. Все говорят, что он ушел в пустыню или уехал куда-нибудь, но вдруг он остался здесь, чтобы следить за нами? Иначе зачем ему все это? Месть имеет смысл, только когда ты видишь реакцию тех, кому мстишь.
        Я думаю, проклятье, наложенное на Ветродуй, создано для того, чтобы никто не пытался вселиться в эту штуковину из-за страха перед ней. И я думаю, именно принц Аскар не дает Ветродую двигаться. Он поместил себя внутрь механизма и оттуда наблюдает за нами - Виндерами. Я бы не была в этом так уверена, если бы не его запись. Мне она показалась подозрительной.
        Для начала, я не уверена, что это вообще запись: она не заработала сразу после того, как я нажала на кнопку, как будто принцу нужно было время, чтобы все настроить. И ее оказалось невозможно воспроизвести заново. Такое чувство, будто принц просто появился ненадолго, сказал, что хотел, и снова пропал.
        И еще я запомнила пару подробностей. Аскар несколько раз упоминал, что водил нас за нос двести лет. То есть называл конкретную цифру. Допустим, он просто предположил, что мы будем маяться с поиском кнопок до самого конца срока.
        Но еще он сказал, что нас было два десятка Странников. Откуда ему знать эту цифру? Нас могло быть три десятка или четыре, или один. Он не сказал «несколько», он сказал именно «два десятка». И упомянул, что мы пытались создать свои версии кнопок.
        Либо он гениальный стратег и провидец, либо все это время следил за нами. И наверняка отсюда. Думаю, именно он охраняет Ветродуй, чтобы никто не смог разрушить его проклятье, потому что тогда веселью придет конец.
        Я хочу проверить свою догадку и поэтому тоже стану Ветродуем. Принцу придется подвинуться там, внутри! Не уверена, что сумею победить его и запустить ветровое колесо сама, но я точно смогу подать Проводникам знак до того, как усну.
        Принц Аскар - сильный кудесник, так что он быстро подавит мою волю. С моим другом, увы, случилось то же самое. Но перед этим у меня будет пара секунд, и я попробую что-то сделать. Ну, не знаю, может, лопасти задрожат или заскрипят. В таком виде, как сейчас, Ветродуй - просто безмолвная неподвижная громадина. Если она таковой и останется - увы… Значит, я ошиблась.
        Как-то странно, что я все это тебе пишу. Когда ты придешь сюда, уже многое будешь знать от короля и ученых. Но это просто такая традиция: предыдущий Виндер пишет письмо новому, кратко вводя его в курс дела.
        Я оставила тебе сумку возле Ветродуя. В ней ты найдешь часы. Пожалуйста, позаботься о них - там моя семья. Натан расскажет тебе, как с ними можно общаться.
        На этом у меня все. Уверена, ты придумаешь, как мне помочь. Может, ученые пробудят сильного кудесника, который точно победит принца Аскара. Или произойдет что-то еще.
        Теперь, когда мы зашли в тупик, на ситуацию можно посмотреть с новой стороны. Мы наверняка найдем выход в том месте, где никогда его не искали, потому что были уверены, что путь только один.
        Мне, если честно, страшно до жути, но у нас осталось всего два с небольшим месяца, и я хочу сделать все, что от меня зависит. Свой путь я прошла, теперь настала твоя очередь. Ты тоже постарайся сделать все возможное. Уверена, что мы еще встретимся.
        С любовью, Катрина Шегри»