Сохранить .
Прощай, Америка! Александр Карлович Золотько
        Близкое будущее. США оккупированы международными силами…
        Русский журналист Михаил Лукаш, аккредитованный в США, однажды утром услышал о расстреле в Нью-Йорке одной бабы. Правда, весила эта баба сто пятьдесят тонн и была известна всему миру под именем статуи Свободы. Впрочем, это злополучное утро преподнесло Лукашу еще один сюрприз. Его ожидала встреча не с кем-нибудь, а с самим генералом Колоухиным, разоблаченным предателем нашей Родины. Встреча стала для предателя роковой, но и Лукаш с этого момента оказался на крючке. Ведь сведения о государственном перевороте, готовящемся спецслужбами в охваченной массовыми беспорядками Америке, слишком дорого стоят. Как минимум - жизни одного русского журналиста…
        Александр Золотько
        Прощай, Америка!
        Золотько А.
        
        
        )

* * *
        ДОБРОЕ УТРО, АМЕРИКА! С ВАМИ - НАШ ПРОГНОЗ ПОГОДЫ. ВЫ УЖЕ СМОТРЕЛИ В ОКНА? ТАМ СНОВА ЖАРА. ШТАТЫ ВСЕ НАГРЕВАЮТСЯ И НАГРЕВАЮТСЯ, ДАВЛЕНИЕ РАСТЕТ. СЕГОДНЯ С УТРА В НЬЮ-ЙОРКЕ ОДНА ПОЖИЛАЯ ЛЕДИ ПОТЕРЯЛА ГОЛОВУ. В ПРЯМОМ СМЫСЛЕ ЭТОГО СЛОВА. ДЕРЖИТЕ СЕБЯ В РУКАХ, МОЖЕТ БЫТЬ, ВСЕ ЕЩЕ ОБРАЗУЕТСЯ. НЕ ТЕРЯЙТЕ ГОЛОВУ, АМЕРИКАНЦЫ!
        Глава 1
        Расстрел - штука специфическая. Как минимум. И на него есть, как минимум, две точки зрения. Того, кто расстреливает, и того, кого расстреливают. И, как это ни странно, эти точки зрения не противоположны. Хотя, казалось бы…
        Лукаш в одном расстреле участвовал. С той стороны, что напротив автоматного дула. Лукаш не суетился, не дергался… А чего, собственно, дергаться, если тебя привязали к стулу. Усадили лицом к спинке стула, обвязали веревками и отошли в сторону, чтобы не попасть под раздачу, если стрелок сгоряча пальнет, не дожидаясь команды.
        Можно было кричать, закрывать глаза, выть, умоляя о пощаде. Никто из присутствующих не озаботился для Лукаша ни кляпом, ни повязкой на глаза. Даже закурить последнюю сигарету никто не предложил.
        Лукаш не курил, но тут было дело принципа. Все-таки с полминуты к жизни дополнительно. Но могли вообще не заморачиваться стульями и веревками. Могли шлепнуть прямо в автомобиле. Водителя из местных - пристрелили. Оператора, бросившегося вдруг наутек по гладкой, как стол, равнине, достали с третьего выстрела, а Лукаша схватили за руки и потащили из машины наружу.
        Больше всех старался переводчик. Такой веселый и услужливый в обычное время, Махмуд вдруг перестал улыбаться, посерьезнел и по дороге к белой глиняной стене возле шоссе Лукаша несколько раз даже ударил. От души, старательно.
        Переводить, кстати, Махмуд тоже перестал, так что точный смысл оживленных переговоров между участниками акции от Лукаша ускользал, по отдельным знакомым словам он понимал, что его сейчас будут убивать, чтобы проклятым иностранцам неповадно было. Или что-то в этом роде.
        И убивать Лукаша собирались не просто так, а перед видеокамерой. Так что последние пятнадцать минут славы ему были гарантированы. Местный оператор в полувоенной форме нацелил камеру, установив ее чуть сбоку от действующих лиц, чтобы зрители потом могли увидеть и героических стрелков и запаниковавшего Лукаша.
        Два автоматчика, которые собирались расстреливать проклятого европейца, лица прикрыли пыльными платками и ожидали команды, косясь на объектив. Они, наверное, хотели выглядеть убедительно. Значимо хотели выглядеть, чтобы потом, в старости, показывать видео своим внукам и говорить с гордостью - смотри, как я красиво стою. И автомат в руках держу уверенно. Ну-ка, угадайте, детки, кто из этих молодых красавцев ваш дедушка. Вот он, справа, дружно вскричат внуки, радостно хлопая в ладоши.
        Отгоняя идиотские мысли, Лукаш ждал выстрела, оператор ждал начала процесса, стрелки ждали указаний, а команда все не поступала. Стоявший невдалеке невысокий мужчина в темно-сером костюме и шляпе о чем-то говорил по мобильному телефону.
        Потом, после расстрела, Лукаш даже удивлялся своему спокойствию. Надеялся, что все обойдется. Людям вообще свойственно надеяться до самого последнего момента, а в тот самый последний момент выругаться и подумать: вот ведь, зараза, какая хреновина получилась.
        И умереть.
        Лукаш, например, именно так и подумал.
        До последней секунды был уверен, что вот сейчас этот тип в костюме выключит телефон и скажет, что все отменяется, что ошибочка вышла… И Лукаш скажет, ну ладно, с кем не бывает. И подумает, что оператора, конечно, жалко, но…
        «Вот ведь зар-раза», - подумал Лукаш, когда мужичок аккуратно выключил телефон, спрятал его в боковой карман пиджака, потом повернулся к стрелкам и скомандовал «Огонь!».
        «Какая хреновина получилась», - подумал Лукаш.
        Автоматы выстрелили одновременно, пули одновременно вылетели из стволов, во всяком случае, Лукаш был уверен, что видел, как эти пули вылетали. Удар в грудь… Один удар в грудь, а второй - в голову. Не так - первый в голову, а второй в грудь, это принципиально.
        И все исчезло.
        Когда сознание вернулось, то рядом уже не было выжженной солнцем дороги, выбеленной все тем же солнцем глиняной стены, а была палата военного госпиталя в Подмосковье.
        Ролик о расстреле в Сеть так и не попал. Помощь к Лукашу подоспела, не то чтобы в последний момент, как бывает в кино, а через целых две минуты после окончания казни, но в целом вовремя. Вертолет успел и участников мероприятия выкосить пулеметным огнем, и Лукаша вывезти.
        Врач потом предположил, что пули прилетели вовсе не одновременно, первой была, скорее всего, пуля в голову, но пошла она по касательной, только зацепила череп и вырвала небольшой клок волос. Но ее ударом Лукаша качнуло в сторону, ровно настолько, чтобы вторая пуля, направлявшаяся к сердцу, пролетела сквозь грудную клетку, почти ничего не повредив. Во всяком случае, ничего особо важного.
        «Ты везучий сукин сын», - сказали приятели Лукашу, и он не возражал. Действительно, везучий. Врачи, обследовавшие Лукаша после лечения, пришли к выводу, что он совершенно здоров, как телесно, так и духовно.
        О том, что каждое утро перед пробуждением Лукаш снова и снова оказывается возле той стены, врачи, естественно, не узнали. А то, пожалуй, замучили бы Лукаша обследованиями с собеседованиями и сделали бы в его медицинской карточке какую-нибудь неприличную запись. Врачи - они такие.
        Вот. Если не обращать внимания на это обстоятельство, расстрел для Лукаша закончился более-менее благополучно. Разве что прибавилось цинизма в характере да иронии во взгляде. Проблемы, говорите? Ну-ну…
        Очередной расстрел в Нью-Йорке? Тоже мне событие! Да, изрешетили известную на весь мир бабу, и что? Солнце перестало светить? Курс доллара вырос до хоть мало-мальски приличного уровня?
        И вообще…
        Собственно, этот расстрел Лукаш проспал.
        Винить его в подобном было трудно - стреляли в Нью-Йорке, а Лукаш спал в Зеленой Зоне Вашингтона, стрельбу затеяли в шесть пятнадцать, а Лукаш только в пять утра заявился к себе в номер и лег спать. Нет, если бы он хоть как-то участвовал в этом забавном мероприятии: стрелком или мишенью… Или если бы его заранее пригласили…
        Хотя вряд ли он рванулся бы из Вашингтона в Нью-Йорк ради личного наблюдения за процессом. С утра Лукашу предстояло выезжать по делу, отлагательств не терпящему, отправление было намечено на девять, так что Лукаш решил позволить себе поспать до семи тридцати. Еще пару часов сна он запланировал перехватить в машине по дороге, вместе получалось почти пять часов - неплохо, нужно признать, получалось.
        За предыдущую неделю он в сутки больше и не спал. Как-то незаметно навалилась работа, Петрович, сволочь ненаглядная, гонял и по официальным и по неофициальным мероприятиям совершенно безжалостно и требовал, чтобы Лукаш был если не душой всякой компании, то уж украшением - точно. Ну и, само собой, быть участником всякой пирушки-фуршета-пати на благословенной территории Зеленой Зоны, Большого Вашингтона и примыкающего к нему штата Виргиния.
        Сам Петрович посещал подобные мероприятия изредка, только в том случае, если вырисовывалась перспектива чего-то уж особенно важного.
        «А твое дело, Михаил, молодое, печень у тебя, Михаил, здоровая… пока. Впечатление ты производишь, как некоторые утверждают, самое благоприятное. Так что, гуляй, пока молодой, - отвечал Петрович на жалобы Лукаша. - Или ты на Ближнем Востоке с Персидским заливом не намахался?»
        И таки да, намахался Лукаш и в Ираке, и в Сирии. Про Иран он предпочитал не вспоминать, да и начальство настоятельно рекомендовало про Большое Иранские Приключения забыть до особых распоряжений.
        А пока твердо помнить, что журналист Михаил Лукаш прибыл в Пока-еще-Соединенные Штаты Америки типа отдыхать.
        Официальная версия, так сказать.
        Чем-то шустрый корреспондент Лукаш заслужил благосклонность владельца информационной корпорации, прогнулся в нужном месте и в нужное время… Или даже вроде как собрался стать зятем одного из топ-менеджеров - черт его, этого Лукаша знает?
        Важно то, что Лукаш парень компанейский, веселый, с чувством юмора, при деньгах и при связях. Причем полученную информацию не зажимает, делится ею с окружающими направо и налево. Ну такой вот широкой души человек.
        Будильник должен был зазвонить в семь тридцать, но первым подал голос инфоблок, отобрав у Лукаша целых пятнадцать минут сна.
        - Да? - сказал Лукаш, не открывая глаз. - Доброе? Это кто сказал? Знаешь, Петрович…
        Петрович знал. Но гуманнее от этого становиться не собирался, спокойно приказал вставать, включить телевизор, после чего прервал разговор.
        - Сволочь, - сказал Лукаш инфоблоку. - Живого человека в такую пору будить.
        В номере было прохладно - вчера наконец-то починили кондиционер. Пришлось дать взятку в евро, в долларах никто ничего уже давно не брал. Не любили долларов в Зеленой Зоне Вашингтона.
        Лукаш встал с кровати, щелкнул пультом. Здоровенная «плазма» на стене включилась. «Нью-Йорк», - задал Лукаш поиск, и на экране возникла колонка с перечнем сюжетов. Внизу, в правом углу, мерцал показатель количества страниц меню. «Твою мать», - сказал Лукаш. Количество страниц перевалило за сотню - каждый канал посчитал своим долгом осветить событие этого утра. Главное событие на Земле, как ни крути.
        А потом Лукаш увидел расстрел.
        Молча просмотрел материал, потом прогнал его в ускоренном темпе, снова просмотрел, почесал затылок и вздохнул.
        Нечестной получилась разборка, если подумать. Совершенно нечестной. Одна баба против двух «рапторов». И толку, что росту в бабе было сорок шесть метров при весе в сто пятьдесят тонн? Ни малейшего шанса у нее не было. «Ну, не факелом же ей отмахиваться», - печально пробормотал Лукаш, в четвертый раз просматривая, как два «эф-двадцать вторых» расстреливают статую Свободы на одноименном острове.
        Все эпохальное событие заняло без малого минуту.
        Кадр, кстати, был на удивление четким и аккуратным. Профессиональным. Объектив захватил пару «рапторов» в тот момент, когда они, не торопясь, приближались со стороны моря. Перед самым островом Свободы истребители сбросили скорость до минимума, можно было даже подумать, что аппараты зависли в воздухе. Потом первый коротко ударил из пушки.
        Полетели клочья меди. Левая половина скульптуры превратилась в дым-искры-взрывы, «раптор» прибавил скорости и сместился вправо-вверх, уступая место своему ведомому. Тот короткой очередью разнес голову Свободе и ушел вслед за ведущим.
        Камера проследила за самолетами до того момента, пока они не скрылись в юго-западном направлении.
        Кроме этого шедевра каналы гнали съемки с мобильников, инфоблоков и прочей бытовой техники, сделанные случайными свидетелями, но такого чистого и техничного материала больше не было.
        Возникало чувство, что кто-то, заранее предупрежденный, разместился на крыше одного из домов у залива, поставил камеру, в нужное время навел и включил. Был предупрежден и ждал, сволочь. Вот ведь точно. Наверное, сейчас ищут федеральные агенты вместе с полицейскими такого шустрого и пронырливого оператора. Найдут ли? В Нью-Йорке сейчас кого-либо найти ой как не просто. Скорее, сам потеряешься. Не войсковую же операцию проводить, прорываясь сквозь межрайонные баррикады.
        Лукаш настроил свой инфоблок на поиск и отбор информации, а сам отправился принимать душ. Спать все еще хотелось дико.
        «Два часа сна - это мало, - сказал Лукаш, стаскивая с себя белье. - Два часа - это даже не отдых, это еще один элемент пытки. Поманили и отобрали». Лукаш оперся лбом о стену, выложенную кафелем, подставил плечи и спину под режущие струи душа.
        Зачем Петрович позвонил и указал на происшествие? В принципе, он не обязан информировать своих людей о всякой мелочи, происшедшей в Полуразваленных Соединенных Штатах Америки. С другой стороны, лишней информация не бывает, к тому же мелочью стрельба в Нью-Йорке не была даже по нынешним интересным временам. Но ведь Петрович и не объяснил, что именно произошло в Нью-Йорке. Только указал на необходимость ознакомиться с теленовостями. Привлек, так сказать, внимание.
        Хотел дать возможность Михаилу Лукашу размять мозги с утра пораньше? Тогда он еще большая сволочь, чем показалось в первый момент.
        Сам же вчера заинструктировал Лукаша до полубезумия, а потом потребовал, чтобы Лукаш шел и веселился на вечеринке, посвященной помолвке дочери какого-то из сенаторов. Если бы еще помнить, какого именно.
        Да и какая разница? Нужно было не проникаться радужными перспективами дочки сенатора, как бы не от штата Нью-Йорк, а тщательно демонстрировать всем свое веселье, жизнерадостность и прочие признаки легкого настроя человека, ничего этакого за пазухой не имеющего… Пить, кадрить, посмеиваться над виновницей торжества… хотя девочке да, повезло, не просто так она себе урвала жениха, а дипломата из солнечной Италии. Теперь она вполне могла вскорости покинуть родину до лучших времен. Сегодня выезд за пределы Штатов - вполне достойная причина выйти замуж. И папа вроде как не подставился, не изображает из себя крысу совсем уж откровенно, и семью можно потихоньку выводить из-под удара.
        Собственно, удара еще может и не быть, еще, возможно, сенаторов и не станут вешать на фонарных столбах, но зачем доводить дело до крайности? Если случится чудо, и Штаты все-таки выкрутятся из ситуации… Чудо, правда, должно быть не просто чудесным, а совсем уж волшебным и фантастическим. По всему похоже - влетели Штаты всерьез и надолго, если не навсегда. И если бы они сами летели в эту яму, так ведь и всех за собой потянули. Некоторых даже пропустили вперед.
        Первой, как ни странно, пострадала Северная Корея, которую вгоняли в землю по самые ноздри коллективно, как только стало понятно, что американцы уйдут с тридцать восьмой параллели. Заинтересованные стороны решили не дожидаться того, что Северная Корея предпримет по поводу убытия американских войск из региона, какие вдруг иллюзии у ребят возникнут, какие амбиции. Решили, что правильнее всего будет вырубить северных корейцев и отобрать опасные игрушки.
        Лупила Южная Корея, лупила Япония, Вьетнам принял участие, российский спецназ озаботился изъятием ядерного оружия, а китайцы не вмешивались, только уговаривали, чтобы не до смерти, чтобы верхушку аккуратно срезали и остановились. Сколько там того лагеря социализма осталось?
        Сам Китай был занят абсорбцией Тайваня. Получилось, в общем, неплохо и на удивление спокойно. Тайваньцы вспомнили, что являются неотъемлемой частью Великого Китая, и согласились на особый статус, как у Гонконга, раз уж отбиться от братских объятий все равно не удавалось.
        И Пекин вполне удовлетворился таким вариантом, им еще много чего нужно было успеть сделать, раз уж американцы либо оставляли бесхозное имущество по всему миру, либо собирались оставить.
        Тут получилось обойтись малой кровью.
        В Персидском заливе - не получилось. И на Ближнем Востоке - не получилось.
        Лукаш помотал головой, отгоняя воспоминания.
        Об этом вспоминать не стоит, лучше подумать о «рапторах».
        Кстати, кто бы ни выбирал машины для исполнения номера, он явно не стремился ввести мировую общественность в заблуждение. «Рапторы» были только в Штатах, атаковали собственную Свободу, значит, свои, штатовские, и следовательно, вопрос сугубо внутренний, для уважаемой мировой общественности совершенно неинтересный.
        Какого хрена вообще кому-то могло понадобиться расстреливать памятник? «Он же памятник», - вспомнил Лукаш цитату из старого фильма. Египтяне вот Сфинкса рванули и пирамиды изрядно поколупали вполне из религиозных соображений, а тут? Странно? Странно.
        Лукаш намылился, смыл пену, снова повторил процедуру.
        Если кто-то хотел продемонстрировать свою нелюбовь к нынешнему правительству или даже к Организации Объединенных Наций, воспользовавшейся временными трудностями и сунувшей свой длинный нос во внутренние дела Америки - так чего по памятнику лупить? Целей мало, что ли, на Атлантическом побережье и возле него?
        Вон Куба рядом! Они еще продолжают праздновать возвращение Гуантанамо в родные кубинские объятия. Можно было устроить им мероприятие в память бухты Кочинос. Так нет же, там юсовцы все проглотили без возражений, молча уходили с базы под радостное и обидное улюлюканье кубинцев и под градом гнилых фруктов и овощей.
        Сеть была заполнена кадрами этого шествия. Полковник армии США, схлопотавший помидором в физиономию, мамаша, вытирающая американским звездно-полосатым попку своему обделавшемуся на радостях младенцу.
        Могли припомнить кубинцам и отомстить. Так нет же, по своем? врезали, по родному.
        Лукаш закрыл воду, выбрался из ванны, стал тереть голову полотенцем.
        Пара «рапторов», как у себя дома… Что значит - «как»? У себя дома. Пара «рапторов» прилетела рано-ранехонько к памятнику, не обращая внимания на все еще действенную систему ПВО, и расстреляла символ свободы, будто мишень на полигоне, будто никого вокруг не было… Стоп-стоп-стоп…
        О том, что вокруг город и люди, пилоты, похоже, помнили. «Рапторы» очень аккуратно действовали, бережно, можно сказать. Держались не на одной высоте со скульптурой, а чуть выше, стреляли под углом, так, чтобы снаряды, пролетевшие насквозь, не добрались до близкого берега, а ударили в воду, не зацепили, не дай бог, еще что-нибудь, кроме позеленевшей медной орясины. Или кого-нибудь.
        Какой в этой стрельбе смысл?
        Вот если бы по штаб-квартире ООН влупили - четкое послание, понятное. Кстати, недалеко. То, что там уже год нету никого, кроме охраны - не важно. Хотя да - могла пострадать охрана… И там застройка поплотнее, осыпающаяся многоэтажка могла дел натворить.
        А тут - чистенько и аккуратненько. Была Свобода, и осталось пол-Свободы.
        Лукаш вышел из ванной, посмотрел на экран. Голова статуи не отлетела напрочь, повисла на согнутых стальных балках и клочьях рваной медной обшивки и медленно раскачивалась под порывами ветра с востока. Как-то Лукаш сильно удивился, прочитав, что толщина этой самой обшивки всего два с половиной миллиметра. Тогда еще с парнями смеялись, что памятник - действительно яркий пример свободы: тонкий слой меди и сталь под ним, затейливо переплетенные стальные балки.
        И что, по-вашему, могла эта обшивка сделать, встретившись со снарядами двадцатимиллиметровой авиационной пушки? Только разлететься мелкими конфетти под частыми ударами этих самых снарядов.
        По телевизору снова показывали остатки памятника.
        Теперь картинку гнали с вертолета, медленно облетавшего остров Свободы по часовой стрелке.
        Рука с факелом уцелела. Правый бок вообще почти не пострадал. Левый - да, левый придется долго восстанавливать. Если до этого вообще дойдет. Проще будет что-то новое построить. Или так оставить. Откинувшаяся на спину, словно капюшон, голова ошалело пялилась в прозрачное небо.
        Вертолет, кстати, осторожно кружит, старается не слишком приближаться к домам на берегу. И это правильно, одобрил Лукаш, очень правильно. В Нью-Йорке сейчас можно очень даже просто схлопотать пулю, а то и ракету. Просто так. Просто потому, что у кого-то есть пуля, ракета, пара минут свободного времени и придурок, появившийся в зоне поражения.
        Месяц назад один вертолет сбили над Манхэттеном. Киношники из Японии зачем-то полетели снимать то, что сейчас творится в Нью-Йорке. Второй вертолет летел выше и сзади, вот оператор на нем и получил шикарные кадры падающего между небоскребами первого геликоптера.
        Один из японцев даже уцелел в момент падения. Правда, до появления спасателей все равно не дожил, зарезали его какие-то неизвестные доброжелатели, обирая с бедняги все ценное и потенциально полезное.
        Лукаш глянул на часы - пятнадцать минут девятого. В девять за ним приедет Джонни. Душка и обаяшка Джонни, всеобщий знакомец и вообще пробивной парень. Сегодня он сопровождает русского журналиста Лукаша в качестве переводчика и представителя федеральных властей.
        Можно будет у него о чем-то спросить, хотя… Джонни может достать все, что угодно, от наркотиков до девочек, он знает, кто с кем спит в Зеленой Зоне, осведомлен о личной жизни каждого из журналистского кагала и Международной Наблюдательной Комиссии, но вот по поводу политики, армии и прочих секретностей Джонни помалкивал.
        Видать, неспроста.
        Разведывательное сообщество Штатов, как его ни реформировали в последние годы, все еще оставалось тем еще клубком змей. «Шпионов реформировали-реформировали, - продекламировал Лукаш, одеваясь, - да так и не выреформировали!»
        А Петрович, оказывается, файл прислал, пока подчиненный приходил в себя в душевой. Не стал трезвонить и тащить мокрого намыленного беднягу на связь, а просто скинул для него информашку. И, кстати, информашку забавную. С пометочкой - ветер.
        Значит, Лукашу следовало полученную у себя не держать, не таить ее, не дай бог, а весело и непринужденно распространить как можно шире. Со ссылкой на свои источники в Пентагоне.
        С источниками, между прочим, у Лукаша получилось очень смешно и показательно. Образ для Лукаша изначально лепили живенький, выглядеть Лукаш должен был человеком общительным, но слегка бестолковым. Не шпионом, боже упаси, но с разносторонними интересами. С ходу запланировали пару-тройку небольших скандалов, должен был Лукаш по приезде на новое место работы сунуться к серьезным мальчикам из серьезных структур с дурацким предложением о сотрудничестве. Посулить денег за предоставление информации, не секретной, ни в коем разе, а интересной. Жареной, так сказать.
        Лукаш и сунулся. К пяти пентагоновским офицерам от капитана до полковника, к двум чиновникам из Госдепа, к нескольким помощникам конгрессменов и еще по мелочи. Чтоб уж если вспыхнул скандал, так вспыхнул… Серьезные люди должны были возмутиться наглостью и мелким уровнем предложения. Они возмутились, как же! Два офицера и один помощник конгрессмена отказались, не поднимая, однако, при этом шума, а остальные радостно согласились дружить на самых льготных условиях.
        Пришлось с ними налаживать сотрудничество, старательно уклоняясь от информации серьезной, зато радостно хватаясь за сведенья личного, даже интимного характера. Бюро расследований сделало несколько кругов вокруг Лукаша, убедилось в том, что шпионажем здесь практически не пахнет, и ушло в тень.
        «Еще пять лет назад фэбээровцы, - сказал печально Петрович, - порвали бы тебя, Мишка, в клочья, а сейчас…» Петрович печально покачал головой, будто ему и в самом деле было обидно за скурвившихся штатовских чиновников и махнувших на все рукой контрразведчиков. Ну и то, что Лукаша не порвали - тоже, наверное, Петровича сильно опечалило. Петрович был большим поклонником сентенции о том, что если человека что-то не убивает, то делает сильнее. Особенно для своих подчиненных. Для молодых подчиненных.
        Лукаш еще раз глянул в инфоблок, убедился, что хорошо запомнил информацию из файла, присланного Петровичем, сунул инфоблок в свою дежурную сумку и пошел завтракать.
        Ресторан, в котором кормилась журналистская братия, находился на втором этаже, на третьем питались члены Специальной комиссии по расследованиям преступлений против человечности. С членами Специальной комиссии журналисты, конечно, общались, но не настолько близко, чтобы сидеть с ними за одним столом.
        Вот, казалось бы, занимаются люди правильным делом - ищут и наказывают виновников тех самых преступлений против человечности. Но только делают они это как-то гадко, да и время выбрано слишком правильно. Безопасно сейчас в Америке ловить этих самых преступников.
        - Ты командовал танком, который, перестреливаясь в Ираке с боевиками, случайно вложил снаряд в ничем не повинный дом? Что значит - случайность? Виноват, преступник, будешь наказан. К тому же, обрати внимание, и родное государство не возражает, оказывает содействие всем и всяческим комиссиям.
        Государство не то, чтобы не возражало, а всячески содействовало. Преступников, правда, ловили все чаще мелких, до полковника включительно. Либо генералы преступлений не совершали, либо их было решено поберечь на будущее.
        «Меня возле этих падальщиков тошнит», - сказал как-то фотограф из Малайзии, выразив общее настроение. Очень точно сказал - тошнит.
        Лифт не работал. Вернее, не работали оба лифта, но тот, что справа, не могли починить уже с неделю, а теперь вот вырубился и тот, что слева. На него тоже повесили табличку «Извините за временные неудобства».
        Лукаш на лестнице нагнал англичанина. Толстого, с одышкой шестидесятилетнего англичанина, действительно, звали Джоном Смитом, что почему-то несказанно веселило окружающих. Настолько веселило, что даже прозвище ему никто не стал придумывать. Джон Смит и Джон Смит, мать его.
        - Видел стрельбу? - поздоровавшись, спросил Смит.
        - Да, - Лукаш притормозил и пошел рядом с англичанином. Тот обижался, когда коллеги его игнорировали. - А что?
        - И как ты оцениваешь все это? - Смит остановился, вцепившись в перила, и попытался перевести дыхание. В горле британца сипело и клокотало, по лицу стекали крупные капли пота. - Брошу я все и уеду отсюда… У меня в номере жарко, словно в финской парной, так тут еще и лифт… И главное, еще вчера утром у меня кондиционер работал, а вернулся вечером - нет. Возникает чувство, что его специально поломали.
        Смит вытер пот с лица и печально взглянул на Лукаша.
        - Ты говорил, что у тебя тоже сломан кондиционер?
        Лукаш кашлянул смущенно. А ведь ему вполне могли починить кондишн за счет бедняги-англичанина. С менеджера станется. В Зеленой Зоне и не такое могло произойти.
        - Я заплатил полсотни евро, - произнес Лукаш виноватым голосом.
        - Да? - задумчиво спросил Смит. - Действительно. А я все никак не могу привыкнуть. Все-таки четыре звезды, Вашингтон… Пятьдесят евро… А фунты они берут?
        - Не поверите, - Лукаш сделал страшные глаза и понизил голос: - Они даже рубли берут. Предпочитают евро, но рубли берут. И юани, и даже тайские баты. Лишь бы не доллары.
        - Полсотни евро, - повторил Смит. - А как думаешь, сколько нужно будет заплатить, чтобы и лифт починили?
        - Джон! - строгим голосом произнес Лукаш. - Не создавайте прецедент! Иначе все это зайдет слишком далеко, я - русский, я - знаю!
        - Что ты знаешь? - спросил сбежавший сверху Квалья.
        Итальянец говорил по-русски чисто, почти как на родном итальянском. Еще он говорил по-английски, по-немецки и по-арабски. Квалья был очень компанейским парнем, имел кучу знакомых, репутацию болтуна, при этом еще ни разу ни с кем не поделился важной информацией. Все в него уходило как в черную дыру. Русские за глаза называли его Канальей, Каналья это знал, но не обижался.
        - Что-то о стрельбе в Нью-Йорке?
        - Я все знаю, - заявил Лукаш. - Я даже знаю, где ты вчера схлопотал этот замечательный синяк.
        - Этот? - переспросил Квалья, указывая на скулу. - Тоже мне секрет! Это знают еще три сотни участников вчерашней вечеринки. Ты скажи, за что я его получил?
        - Ты девицу по заднице шлепнул, - вкрадчивым голосом напомнил Лукаш. - Эдак ласково и игриво…
        - И что? Это повод бить меня по лицу? - Квалья осторожно потрогал синяк и поморщился. - Била, между прочим, меня не девушка. Так девушка ударить не может. К тому же девушкам обычно нравится, когда я их трогаю.
        - Тебя не девушка била, - с готовностью кивнул Лукаш. - Тебя бил ее отец. Это была невеста твоего земляка. А бил тебя сенатор Соединенных Штатов.
        - Матерь божья!.. - простонал Квалья. - Это точно?
        - Увы, - развел руками Лукаш. - Совершенно точно. Я стоял почти рядом. Когда ты летел в кусты, то чуть не задел меня ногой.
        - Но с другой стороны, - усмехнулся Квалья, - она ведь в Италию потом поедет с мужем, так?
        - Ходили слухи.
        - Вот там я и наверстаю, - Квалья щелкнул пальцами. - Она оценит мое постоянство. А задница у нее на ощупь даже лучше, чем на вид, клянусь!
        - Ладно, джентльмены, пойдемте, - предложил передохнувший Смит. - Сейчас внизу парни болтают, обмениваются информацией, а мы тут…
        - Я вам все скажу, - пообещал Лукаш. - В деталях.
        - Слово чести?
        - Какое может быть слово чести у журналиста вообще и в наших местах в частности? - засмеялся Квалья и побежал вниз по ступенькам. - Михаилу можно верить и так, без слова. Но вы уж потерпите, пусть он сразу всем рассказывает. Чтобы ему дважды не повторять.
        - Какой заботливый макаронник, - пробормотал Смит. - Вы сильно удивитесь, если узнаете, что он шпион?
        - Я не удивлюсь, если узнаю, что вы тоже работаете на какую-нибудь разведку, - засмеялся Лукаш. - Может быть, даже на британскую. Вы сами удивитесь?
        - Я уже давно ничему не удивляюсь, - печально проронил истекающий потом Смит. - В нашем мире уже ничему не стоит удивляться… Все катится в бездну…
        В ресторане было людно. Телевизор работал, в кадре маячил журналист и что-то говорил, указывая левой рукой на искалеченную Свободу у себя за спиной.
        - …варварскую акцию, - услышал Лукаш. - Федеральные власти и Военно-Воздушные Силы пока отказываются комментировать происшествие.
        - Да выключите вы эту ерунду! - потребовал Ковач, увидев, что вошел Лукаш. - Михаил, Квалья врал, что вы знаете подробности.
        - Я не врал! - возмутился Квалья.
        - Квалья не врал, - подтвердил Лукаш и прошел к своему столику у окна. - В этот раз - не врал.
        Журналисты и официанты молча смотрели на русского, ожидая обещанной информации.
        - Мне кофе, пожалуйста, - сказал официанту Лукаш, сев к столу. - И что там у вас из еды…
        - Лукаш! - тихонько позвал Квалья, проведя ладонью по своему бритому черепу, словно приглаживая несуществующие волосы. - Миша! Тебя давно пинали ногами коллеги по цеху?
        Остальных, как оказалось, тоже интересовал этот вопрос. Более того, они даже стали намекать, что готовы восполнить этот пробел в образовании уважаемого господина Лукаша.
        - Мы не ведем переговоров с шантажистами, - сказал Лукаш. - И не поддаемся на угрозы.
        - Америка тоже не вела и не поддавалась, - напомнил Смит, усаживаясь напротив Лукаша. - И это ей помогло?
        - Вот это… - Лукаш указал на Смита. - Вот это - низкое британское коварство. Провокация к тому же. Великобритания всегда относилась к России враждебно. И я мог бы послать всех вас на фиг, проиллюстрировав тем самым старинную российскую мудрость «Русские не сдаются», но сегодня я не выспался, я хочу дрыхнуть и, кроме того, в любом случае, вы все узнаете через час. Пресс-конференцию уже назначили?
        - В десять, - произнес кто-то за спиной Лукаша.
        - Ладно, - потянувшись, сказал Лукаш. - Слушайте, бандерлоги… Все меня слышат? Я спрашиваю - все?
        - Все, - нестройным хором ответили журналисты.
        Это был ритуал, и на Лукаша за такие выходки уже даже перестали обижаться.
        - Значит, записываем, - сказал Лукаш. - Диктую один раз и повторять не буду.
        Зашуршали открываемые блокноты.
        «Бедная Сара Коул, - почти с раскаяньем подумал Лукаш о пресс-секретаре Белого дома. - Был у тебя шанс отделаться общими словами, но теперь ты его лишаешься. Теперь прижмут тебя на пресс-конференции эти чудовища, вооруженные информацией, и порвут тебя в клочья, потому что ничего, кроме этой информации, ты им сказать не сможешь. И все подумают, раз уж чудаковатый русский парень все это знает, то ты-то, человек президента, наверняка должна знать куда больше. И если не говоришь, то… Бедная Сара Коул!»
        - Значит, так, - вздохнул Лукаш. - Первый аппарат пилотировал майор Френсис Ти Роджерс, позывной «Пумба». Второй - капитан Дана Стоппард, позывной «Фея». Оба из девяносто четвертой истребительной эскадрильи. Взлетели в пять пятьдесят с базы Лэнгли, штат Виргиния. Учебный полет в паре. Покинули зону полетов, не реагируя на команды с земли. В шесть пятнадцать отработали с памятником и ушли в сторону Техаса, где и приземлились около восьми часов утра на базе Дайс возле Абелина. Официальный Техас своей позиции не озвучил. Хотя, насколько я понимаю, из Техаса выдачи нет.
        - Что? - не понял Махмудка, простой до наивности телевизионщик из Эмиратов.
        - Ну, не выдадут ни пилотов, ни «рапторов», - пояснил Лукаш. - Никогда не выдавали и сейчас пошлют федералов куда подальше.
        - Это все? - спросил кто-то из немцев, Лукаш их еще по именам не запомнил, они только два дня назад сменили Пауля и Карла, которых в журналистском пуле именовали Сладкой парочкой, не имея, в принципе, в виду ничего плохого. Эти немцы вполне могли наследовать прозвище, потому что постоянно держались вместе и даже вопросы задавали хором.
        - Тебе еще размер груди капитана Стоппард назвать? - осведомился Лукаш. - Что знал - я вам сообщил, а дальше… Если вы меня спросите, что обозначает Ти в имени пилота, я вам не смогу ответить. Вы же профессионалы, копайте! А мне нужно завтракать и уезжать. У меня сегодня работа на пленэре…
        Пока Лукаш завтракал, журналисты обговаривали полученную информацию. Махмудка позвонил кому-то и выяснил, что майор Роджерс и капитан Стоппард действительно служили на базе Лэнгли. Квалья попытался внаглую дозвониться на базу и попросить к телефону кого-то из летчиков, но был послан с ходу и категорично.
        Общая идея рассуждений сводилась к тому, что все это неспроста. Особо одаренный в технических вопросах Жак Морель, о котором, почти не скрываясь, говорили, что он, гад, шпионит минимум для трех контор, быстренько прикинул и заявил, что если летчики действительно улетели к Абелину и на самом деле с базы Лэнгли, то без подвесных баков у них это получиться не могло. А раз у них были баки, то о каких учебных полетах шла речь? О каких вообще полетах могла идти речь, если американская авиация благополучно сидит на земле, экономя каждый литр горючего? Нет у военно-воздушных сил США керосина. Неприкасаемый запас есть, а для учебных полетов - нет.
        Так что, если Лукаш не врет - Лукаш молча поднял над головой средний палец и показал его французу - если Лукаш не врет, то пилоты готовились именно к перелету в Техас, и на базе либо совсем слепые сидят, не заметили баков и запроса на горючее, либо…
        И как же это так вышло, спохватились журналисты, что пара «рапторов» свободно вошла в зону Нью-Йорка, а потом беспрепятственно ушла в Техас, проследовав мимо авиационных баз и через несколько рубежей противовоздушной обороны? Лукаш уже закончил завтрак и, забросив сумку на плечо, шел к выходу, когда в ресторане прозвучало: «Это что же теперь будет?»
        - На форт Самтер это, пожалуй, не тянет, - сказал Лукаш, на секунду остановившись в дверях. - Это если вы имеете в виду новую гражданскую войну. Но у Техаса теперь есть еще два «раптора» и еще два пилота. Это еще два повода Мексике задуматься над вопросом - начинать с Техасом разборку или нет.
        - Четыре повода, - пробормотал Ковач. - Два плюс два - четыре.
        Лукаш снова показал палец, на этот раз - большой и вышел из зала.
        У выхода из гостиницы Лукаша нагнал Мартин из ресторана, вручил пакет с продуктами.
        - К ужину вернетесь? - спросил Мартин.
        - Очень надеюсь, - ответил Лукаш, засовывая купюру Мартину в нагрудный карман. - На всякий случай подержи для меня ужин.
        Не то, чтобы в Зеленой Зоне были напряги с продуктами, достать можно было все, но лучше поддерживать добрые отношения с обслугой. На всякий случай. Вот за пределы Вашингтона без запаса еды лучше не выезжать. Придорожные тошниловки еще работали, но что там могли предложить проезжему под видом говядины…
        Разумные люди такие эксперименты на себе не ставили, а Лукаш считал себя человеком разумным. Умные люди вообще старались не выезжать из Зеленой Зоны кроме как в составе конвоя под усиленной охраной. Но то были умные люди, и у них не было такого бессердечного шефа, как Петрович. Хотя да, сам Петрович тоже старался за охраняемым периметром не появляться.
        Лукаш, зажмурившись, замер на пороге отеля.
        Солнце жарило немилосердно, слепило, отражаясь в стеклах зданий напротив и в хромированных деталях автомобилей на стоянке. Повесив сумку на плечо, Лукаш достал из кармана темные очки, надел их и огляделся. Как раз в этот момент перед ним остановился черный джип с федеральными номерами.
        - Подвезти? - спросил Джонни, высунувшись в окно. - Почти даром.
        Лукаш, приподняв очки, потер пальцами переносицу. В голове слегка шумело, кофе почти не помог, только вызвал легкую тошноту и горечь во рту.
        - У тебя заднее сиденье свободно? - спросил Лукаш.
        - Там одна сумка, можешь отодвинуть ее, - ответил федерал. - Ты разве не поедешь на переднем? Мне говорили, что у вас и арабов престижным считается место возле водителя.
        - А у вас его называют местом смертника, - сказал Лукаш, открывая заднюю дверцу. - Я посплю пока.
        Лукаш перебросил увесистую сумку Джонни к заднему стеклу, сунул туда же свою и сел.
        - Я катастрофически не выспался.
        - А я думал, ты мне о расстрелянной Свободе расскажешь, - с деланым разочарованием протянул Джонни. - Ты так интересно выбалтываешь военные и государственные…
        - Высота от земли до конца факела - девяносто три метра, высота собственно фигуры - сорок шесть, вес медной обшивки - тридцать одна тонна, стального каркаса - сто двадцать пять тонн. В футы и фунты переводить не буду, сам поработай мозгами. Что уставился, болезный? Еще про «рапторы» рассказать? Тринадцать с половиной на почти девятнадцать да на чуть больше пяти метров. Вес - тридцать восемь тонн, стоимость… почти на вес золота, если не врут.
        Джонни хмыкнул, рассматривая пассажира через зеркало заднего вида.
        - Ехай, извозчик! - приказал Лукаш, захлопнул дверцу и закрыл глаза. - Трогай! На чеках, я надеюсь, нас останавливать не будут?
        Машина тронулась.
        - На чеках нас останавливать не будут, - пообещал Джонни. - У нас пропуск, мы включены в специальный список - с чего нас останавливать и проверять? У меня появляется соблазн громадного размера, когда выдаются такие поездки. Это ж сколько всего я мог бы провезти отсюда туда и обратно? Можно было бы озолотиться, я думаю. Из Зеленой Зоны - лекарства. Знаешь, сколько сейчас можно взять в провинции за инсулин или антибиотики? Люди даже торговаться не будут, все отдадут. У тебя есть знакомые в посольской больнице? Или у военных?
        - У меня есть знакомые в посольской больнице, - не открывая глаз, ответил Лукаш. - И у военных. Но я не буду заниматься такими операциями. Я брезглив.
        - А за тридцать процентов? - спросил Джонни.
        - Пошел ты…
        - А за пятьдесят? - не унимался федерал.
        - Я сплю, - сказал Лукаш. - Я не выспался и вполне могу что-нибудь сделать не вовремя подвернувшемуся человеку. Намек понятен?
        - Более чем, - засмеялся Джонни. - Спи, я буду ехать аккуратно и осторожно. Но ты подумай по поводу пятидесяти процентов. Лично у меня брезгливость при таком раскладе исчезла бы сразу. Даже если бы и была когда-то…
        Глава 2
        Сон должен был навалиться сразу. Машина шла ровно, дороги в Вашингтоне, несмотря ни на что, поддерживали в хорошем состоянии, ничто вроде бы не мешало Лукашу вырубиться. Однако…
        Эти чертовы «рапторы» не выходили из головы.
        Ничего не происходит просто так. Все имеет причины и следствия. Почему пилоты решили устроить показательное выступление? Надоело смотреть, как правительство пункт за пунктом сдает интересы государства? Неплохой повод, патриотичный. Вдобавок жалованье в армии продолжали задерживать. А если даже и не задерживали, то платили без учета инфляции. Насколько слышал Лукаш, армейским разрешали прерывать контракты без штрафных санкций. Надоело считать гроши от зарплаты до зарплаты - пиши рапорт и сваливай в гражданскую жизнь.
        А вот в Техасе… В Техасе все было иначе. В Техасе зарплату военным платили, выплачивали надбавки и даже, если верить слухам, премиальные выдавали за приведенную в штат технику. Так что капитан Стоппард и майор Роджерс этим утром стали намного богаче, чем были еще вчера.
        Выходит, что это они ради денег? Чушь. Ради денег они улетели, а вот ради чего стреляли?
        «Ладно, - подумал Лукаш, - со временем все станет известно. Уже наверняка из Вашингтона позвонили в Остин и выразили свое глубокое негодование по поводу…»
        - Доброе утро, Вашингтон! - прозвучало в салоне машины. - Мы рады приветствовать всех, кто нас слушает. Погода в столице Соединенных Штатов солнечная, безоблачная и, я даже сказал бы, - лётная. Во всех смыслах этого слова!
        - Выключи радио, - не открывая глаз, потребовал Лукаш. - Не хватало еще слушать этих идиотов.
        Джонни послушно выключил радио.
        - И если ты еще раз попытаешься меня разбудить… - Лукаш вздохнул. - В общем, я и сам не знаю, что с тобой сделаю. Но это будет нечто страшное…
        - Уже боюсь, - засмеялся Джонни, - но на чеках тебя все равно разбудят. Спящий пассажир на заднем сиденье вызывает недоверие у патрульных. А вдруг я тебя усыпил и похитил? Вывезу из Вашингтона, спрячу и стану требовать выкуп. Или просто повешу тебя возле дороги в назидание оккупантам…
        - Хренушки, - возразил Лукаш, - в назидание оккупантам патриоты пишут ругательные надписи на стенах. А вешать должны проклятых федералов, сотрудничающих с проклятыми оккупантами. И, кстати, оккупантами нас еще не называют, это ты торопишь события. Если верить граффити - мы уроды, просто уроды.
        - И еще ублюдки, вон, можешь убедиться справа, - Джонни указал пальцем. - Ублюдки, убирайтесь домой!
        Лукаш приоткрыл глаза и убедился. Написано было по-русски и без ошибок. Рядом с надписью были небрежно намалеваны гениталии. Без таланта намалеваны и без вдохновения.
        - Никакого чувства прекрасного у этих патриотов, - Лукаш зевнул. - Ну можно ведь что-то придумать изящнее. И смешнее. Ну, что-то вроде «Ваньки, гоу хоум!».
        - Ваньки - не самая большая проблема, Михаил, уж ты поверь. К вашим относятся более-менее хорошо. Не особо любят, но и не так, чтобы ненавидеть. А вот кому пришла в голову идея привезти сюда арабов и сербов с вьетнамцами?
        - А также немцев, французов, итальянцев… Весь мир пришел на помощь заболевшим Штатам Америки. С моей точки зрения - такое умильное содружество добрых самаритян получилось. Все вас…
        Машина резко затормозила, Лукаш открыл глаза - они остановились перед чеком у въезда на Твин Бриджес. Перекрытый Джордж Месон Мемориал бридж был справа, мемориал Джефферсона остался тоже справа, но позади.
        - Очередь, будь она неладна, - сказал Джонни.
        У него был богатый набор русских идиом, использовал он их всегда правильно и к месту, говорил без ошибок и акцента. Был у его речи даже московский оттенок, такой «акающий» говорок с проглатыванием гласных. Встретишь такого в России - примешь за своего. В российской провинции он, наверное, мог бы и в рыло схлопотать именно за то, что москвич.
        - Очередь, - повторил за федералом Лукаш. - Минут на тридцать, не меньше.
        - И мы имеем все шансы не успеть к отправлению конвоя, между прочим, - Джонни посмотрел на часы. - У нас времени в обрез.
        - Кто там у нас сегодня на чеке стоит? - Лукаш тяжело вздохнул, понимая, что придется выходить из машины, идти договариваться. - Глянь, чей флаг?
        - Ваш триколор, - присмотревшись к висящему в безветрии флагу, сказал Джонни. - Повезло.
        - Наверное, - Лукаш переложил удостоверение в нагрудный карман рубашки, достал из сумки блок сигарет и вышел из машины.
        Солнце ударило по голове и плечам, словно раскаленный молот. Сразу навалилась слабость.
        «Сейчас бы дождик, - с тоской подумал Лукаш, надевая очки. - Такой сеющий мерзкий дождик. Серое противное небо, низкое и липкое на вид, холодный ветер… Вот было бы славно».
        Подошвы кроссовок немного липли к асфальту, бетонные блоки и мешки с песком чека казались ослепительно белыми. Бронетранспортер в зелено-коричневом камуфляже выглядел здесь совершенно неуместным. Не в цвет.
        Лукаш медленно прошел мимо полутора десятков машин, стоявших перед чеком. В половине из них находились семьи, с детьми и домашними любимцами. На крышах некоторых машин были мешки и картонные ящики с барахлом. Продолжался исход аборигенов из Зеленой Зоны. Чем меньше американцев здесь останется, тем спокойнее будет федеральным властям и международному контингенту.
        Про полчаса ожидания Лукаш явно погорячился. Машины никто не проверял, перед заграждениями чека прохаживал единственный боец с лычками сержанта на погонах, но ничего сержант не проверял и не досматривал. Он, собственно, ничего и не мог досматривать в одиночку, ни одна инструкция ему этого не позволила бы в паре с инстинктом самосохранения. Если здесь, в Штатах, нападений и атак смертников еще не было, то по всему миру ребят на таких вот блокпостах приучили нижней челюстью не щелкать и без прикрытия к машинам не соваться.
        Сержант демонстрировал присутствие, ленивыми шагами прохаживаясь вдоль заграждения. Каска была на голове, бронежилет имелся, но рукава куртки были закатаны выше локтя, автомат висел на шее и руки лежали на автомате, как на перилах.
        «Вылитый немецко-фашистский оккупант из старых советских фильмов. Ему бы еще губную гармошку. Интересно, если он сам не соображает, как все это выглядит, то куда смотрит его непосредственное начальство? Они задумываются, как их воспринимают местные жители, - с тоской подумал Лукаш. - А потом, если все взорвется…
        Какое, на хрен, если?! Когда, блин, все взорвется, вот тогда и станут рассуждать разные-всякие на тему - откуда такая ненависть, мы же ничего такого…»
        Наконец сержант Лукаша заметил.
        - Стоять! - приказал сержант, за оружие не хватаясь, но поворачиваясь к приближающемуся Лукашу левым боком, дулом навстречу. - Назад, пиндос!
        Значит, пиндос, вздохнул Лукаш. Вот ведь.
        - Свои, братан! - Лукаш изобразил на лице улыбку и снял очки, не дожидаясь, пока палец сержанта ляжет на спусковой крючок. - Российский журналист при оккупационном корпусе.
        Левой рукой Лукаш достал из кармана удостоверение, показал его сержанту.
        Сержант опустил ствол автомата.
        - Ты тут старший? - спросил Лукаш.
        - Вообще-то лейтенант Великих, - сержант оглянулся на чек. - Но он сейчас немного занят… А что?
        - Мне нужно проехать, - Лукаш зачем-то указал пальцем на КПП.
        - Всем нужно проехать, - сказал сержант. - Все и проедут, по очереди. Всех досмотрят.
        - Так почему не досматривают?
        - Так перерыв на ланч, - усмехнулся сержант. - Жара, мать ее, вот и приходится делать перерывы.
        - Таки да, - кивнул Лукаш, - жара. А ты, что ж, на солнцепеке?
        - А я через полчаса сменяюсь и в расположение, - сержант задумчиво посмотрел на блок сигарет, который Лукаш держал под под мышкой.
        - Я опоздаю к выезду колонны, и это будет плохо…
        - Плохо, - не стал спорить сержант. - Завтра поедешь.
        - Завтра уже будет поздно… И лейтенант, говоришь, отдыхает?
        - Отдыхает, - сержант оглянулся на бронетранспортер.
        - И часто у вас перерывы?
        - Приказано щадить личный состав, - сержант наморщил конопатый нос, не сводя взгляда с сигаретного блока.
        - А этих, в тачках? - Лукаш кивком указал на стоящие перед чеком машины.
        - Пиндосов, что ли? - улыбка сержанта стала пренебрежительной. - А нам какое дело. Мы несем службу…
        - Вдали от родины, - подсказал Лукаш.
        - Что? Да, вдали от родины, между прочим, - кивнул сержант. - Если им в заднице свербит к переездам, то это их проблемы. Вот досмотровая группа отдохнет, вернется, тогда и начнем пропускать…
        Лукаш оглянулся на машины, над их крышами дрожал раскаленный воздух. Ветра не было, в большинстве автомобилей наверняка не работали кондиционеры, но никто не открыл дверей и не опустил стекол.
        «Американцы наверняка не позволили бы с собой так обращаться, - подумал Лукаш, - а пиндосы… Он, пиндос, виноват уже своим существованием».
        - Если они у себя порядка навести не могут, - словно отвечая на мысли Лукаша, сказал сержант, - то пусть по нашим правилам живут.
        Как-то он это дежурно произнес, словно цитировал кого.
        - Замполит сказал? - криво усмехнулся Лукаш.
        - Офицер-воспитатель, - сержант посмотрел в лицо журналиста. - А что, не так сказал?
        Глаза у сержанта были светло-голубые, почти прозрачные. Безмятежные и спокойные. Взгляд уверенного в своей правоте человека. Ему так сказали, убедили. Он и сам так думает. Как с пиндосами еще можно общаться? С этими бестолковыми уродами, что разваливают собственную страну и чуть не угробили мировую экономику всего за пару лет.
        Ну и если они терпят - значит, все в порядке, так ведь? Значит, их такой расклад тоже устраивает.
        - Закурить не найдется? - не выдержал, наконец, сержант.
        - Есть, - спохватился Лукаш. - Блока сигарет хватит?
        Улыбка сержанта стала широкой и искренней, журналист ему определенно начинал нравиться.
        - Хватит, - сказал сержант.
        - Держи, - сказал Лукаш и сунул блок сержанту. - Я тороплюсь…
        - Понятное дело, - кивнул сержант. - Мы сейчас мигом все организуем. Ты иди в свою тачку, сейчас пропущу.
        Сержант подошел к первой в очереди машине, синему мини-вэну, с пакетами на верхнем багажнике и двумя детьми в салоне.
        - Сваливай вправо! - сказал сержант. - Гоу ту… Райт! Это, квикли, блин!
        Мини-вэн завелся. Бензин у него был паршивый, американцы наконец научились разбавлять топливо. Дети что-то закричали, но Лукаш слушать не стал, быстрым шагом, опустив взгляд, он прошел мимо очереди назад, к своему джипу. Опустился на заднее сиденье.
        - Я начинаю понимать прелесть коррупционных схем, - сказал Джонни, глядя перед собой. - Раньше не понимал, а сейчас… Немного противно, но очень… очень эффективно.
        Сержант освободил дорогу, размахивая руками и несколько раз пнув ботинком в дверцы особо непонятливых пиндосов. На черном «Крайслере» с вашингтонскими номерами вроде как случайно снес прикладом зеркало заднего вида, но водитель вроде как не заметил. Или не обиделся. Может, у него этих зеркал…
        - Поехали, - стараясь говорить спокойно, приказал Лукаш.
        - Поехали, - повторил за ним Джонни.
        Когда они проезжали мимо сержанта, тот помахал им рукой. Джонни улыбнулся и помахал в ответ. «Ваньки, гоу хоум», - пробормотал он еле слышно, держа улыбку. Лукаш сделал вид, что не расслышал.
        Бронетранспортер проводил их взглядом пулемета до въезда на мост, потом отвернулся.
        - Успеваем, - сказал Джонни. - Я же говорил, нужно было брать контрабанду. Загрузить багажник наркотой… Или медикаментами. Хочешь шестьдесят процентов, Лукаш? Это мое последнее слово, между прочим. Шестьдесят процентов - это большие деньги.
        - Я подумаю, - пообещал Лукаш. - Перед следующей поездкой - поговорим.
        - Хорошо! - обрадовался Джонни. - Только давай мы еще с тобой поговорим по дороге. Есть варианты заработать и на обратных поставках…
        «Как мне все это надоело, - с тоской подумал Лукаш. - Все эти разговоры-разговоры-разговоры… Хлюпанье и чавканье вонючего варева в котле под названием Вашингтон. Все следят друг за другом и за американцами, американцы просят помощи, понимают, что без временного международного контингента нынешний президент в Белом доме продержится максимум часа полтора, но при этом начинают потихоньку именовать своих защитников оккупантами, а те, в свою очередь, понимая, что без этого клоуна в Овальном кабинете, территория, которую все еще называют Соединенными Штатами Америки, очень скоро превратится в поле битвы всех против всех, ведут какие-то свои игры, подставляют коллег по миссии, пытаются чего-то заработать на бардаке, который, похоже, только набирает силу.
        И все при этом делают самые невинные лица, говорят о гуманизме, законах, недопустимости анархии и хаоса.
        И обеим сторонам это начинает надоедать. Не может столько вооруженных иностранцев вызывать симпатию у аборигенов. Особенно у тех, кого вроде как защищают от них самих же…»
        Лукаш чуть не заснул, но слева, от аэропорта Рейгана, низко прошел транспортный самолет, набирая высоту, потом Джонни свернул вправо, не останавливаясь, проскочил чек на выезде с моста и въехал на стоянку перед Пентагоном.
        Они успели.
        Лукашу даже не пришлось выходить из машины, Джонни сам сбегал к старшему в конвое, передал бумаги и получил разрешение следовать в хвосте колонны, перед замыкающим бэтээром.
        - Еще пять минут - и опоздали бы, - сказал Джонни, вернувшись в машину. - Пришлось бы возвращаться назад или ехать в одиночку, без конвоя.
        Лукаш, совсем уж было задремавший, вскинулся, потом махнул рукой и снова закрыл глаза.
        Тоже мне, конвой! Этот Джонни не видел настоящих конвоев. И если все будет продолжаться, как идет, то еще насмотрится. Два десятка грузовиков под прикрытием двух бэтээров. А танков не хочешь? А пару вертолетов огневой поддержки в воздухе? Лукаш поездил с такими гуманитарными колоннами на Ближнем Востоке, имел сомнительное удовольствие.
        Вот там был экстрим, а тут… детские забавы… пока…
        Два автомата смотрели на Лукаша, потом из их стволов медленно, словно нехотя, вылезли пули. Из того, что был левее - пуля вышла раньше. Воздух, мутный от висящей раскаленной пыли, подается неохотно, пули с натугой ввинчиваются в него, оставляя за собой явственно видимый след. Тоннели в пыли.
        - …Лукаш, проснись! - кто-то тряхнул Лукаша за плечо.
        - Я не сплю, - сказал Лукаш, прежде чем сообразил, что таки спал, и спал довольно долго, раз уж снова попал на свой давнишний расстрел.
        Четыре часа, присвистнул Лукаш, глянув на часы.
        - Конечно, не спишь, - засмеялся Джонни. - И когда я ходил прощаться к начальнику конвоя, ты не спал, и пока мы ехали по федеральной трассе, и когда свернули в эти дебри. И раз ты не спишь, то можешь посмотреть на городок с простецким названием Бриджтаун. Если верить Гуглу, раньше здесь стоял щит с надписью «Добро пожаловать!» и информацией о количестве населения. Ключевое слово - раньше.
        Лукаш потер глаза и осмотрелся - джип стоял у обочины. Дорога вышла из леса и дальше спускалась к домикам Бриджтауна.
        - Как думаешь, почему они убрали щит? - спросил Джонни.
        - Не хотят, чтобы кто-то знал о количестве населения, - пожал плечами Лукаш. - И никого не хотят видеть у себя в гостях. И, наверное, имеют на это веские причины.
        Чуть дальше, на склоне возле дороги, стоял грузовик. Вернее, то, что осталось от грузовика. Горел он, похоже, долго, никто его не гасил. Черный остов, голые диски колес, куча какого-то хлама на месте кузова. И несколько дырок на дверце кабины. Очень характерные дыры от автоматной очереди. Стоял остов капотом к городку, получалось, что расстреляли его обитатели этого самого Бриджтауна.
        - Как бы в назидание и предупреждение, - сказал Джонни. - Тут неплохо смотрелся бы повешенный. На опушке есть очень хороший дуб, раскидистый такой. Места хватит на нескольких покойников. Представь: ветер раскачивает тела, воронье дерется из-за гниющей плоти, а все проезжие и прохожие понимают, что никто их не ждет в этом городе. И лучше проехать стороной.
        - Книги писать не пробовал? - поинтересовался Лукаш, рассматривая городок.
        - Зачем? - Джонни достал из бардачка бинокль и протянул Лукашу. - Кому сейчас нужны новые книги в этой стране? И в каком жанре писать? Ужасы?
        - Реализм, - сказал Лукаш, выбираясь из машины.
        - Я же и говорю - ужасы, - Джонни тоже вылез наружу. - И кто сейчас станет за это платить? Достаточно просто выглянуть за окно, чтобы… Что-то интересное увидел?
        Ничего интересного Лукаш в бинокль не рассмотрел.
        Городок и городок. Населения никак не больше тысячи. Ну - полторы. Главная улица совпадает с дорогой, ну улицы вдоль нее, две справа и две… три - слева. Дома стоят просторно, отгорожены друг от друга белыми штакетниками. Пара двухэтажных домов официального вида в центре. Ближе к окраине - низкие длинные строения, то ли склады, то ли цеха. Или, может, какой-нибудь коровник.
        Несколько машин во дворах и на улицах. Но ни одна не едет.
        - А людей-то не видать, - сказал Джонни. - Такое чувство, что…
        - Есть люди, успокойся, - Лукаш протянул бинокль федералу. - Можешь сам убедиться. Возле сараев кто-то копошится.
        - Ну и хорошо. А то я совсем запереживал. А вдруг это мертвый город? А вдруг тут уже все вымерли? Я с детства Кингом увлекался, у него про мертвецов очень живо написано… Мы сейчас куда едем?
        Лукаш посмотрел по сторонам.
        - Наверное, к шерифу. Тут же должен быть шериф?
        - Может быть, - кивнул Джонни. - Я бы сказал, что он может быть во-от там! Видишь флагшток?
        Возле флагштока оказалась мэрия. Двери в ней были закрыты, жалюзи опущены и на стук никто не отреагировал.
        Лукаш успел заметить, как дрогнули шторы в соседних домах - кто-то рассматривал пришельцев, пытаясь понять, насколько они опасны.
        - И куда пойдем дальше? - спросил Джонни. - Я чувствую себя персонажем вестерна. Герой въезжает в незнакомый городок, медленно едет по улице, а его сопровождают настороженные взгляды…
        - И стволы винтовок, - закончил Лукаш. - Потом - бац! И персонаж падает с пробитой головой.
        - Или наоборот, стреляет первым, - возразил Джонни.
        - Из чего будешь стрелять? Из пальца?
        - У меня есть оружие в машине. Я могу за ним сходить.
        - Не успеешь. Пришли хозяева, - Лукаш качнул головой, указывая направление. - Шериф, как я полагаю.
        Это и вправду был шериф. Такой… Лукаш задумался, пытаясь подобрать эпитет. Правильный шериф. Внушающий доверие.
        Невысокий коренастый мужик лет шестидесяти, в легкой куртке со значком на груди и револьвером в набедренной кобуре стоял на дороге возле джипа и, скрестив руки на груди, рассматривал пришельцев.
        - А еще один слева за домом, - вполголоса сказал Джонни. - И второй возле дома напротив. Толково стоят, шансов у нас почти нет…
        - Ты специалист по уличным боям? - так же негромко поинтересовался Лукаш.
        - Я же Аннаполис закончил. Морская пехота США, мать ее за ногу…
        - Чем больше я тебя узнаю, тем больше удивляюсь, - пробормотал Лукаш, глядя на шерифа. - Вот как ты думаешь, у него нет, случайно, привычки стрелять первым?
        - Неплохая, между прочим, привычка, - так же тихо ответил Джонни. - Полезная при его работе в наше время.
        - Добрый день, - сказал шериф.
        Произнес он это по-русски, с сильнейшим акцентом, получилось у него нечто вроде «добри дэн». На этом его познания в устном русском, похоже, закончились, и шериф продолжил на английском:
        - Кто вы такие? И что ищете? - спросил он.
        - Ну, судя по тому, что мы говорили на русском, мы, похоже, русские шпионы, - Джонни улыбнулся, но особой уверенности в его улыбке не было.
        - Не очень удачная шутка, - покачал головой шериф, и его правая рука легла на рукоять револьвера. - Попробуй еще раз, сынок.
        - Вот сейчас ка-ак стрельнет… - протянул Лукаш, рассматривая аборигена. - А потом просто зароет в землю где-нибудь за околицей.
        - Ага, сейчас, - хмыкнул Джонни, продемонстрировал шерифу свои пустые руки и медленно, двумя пальцами залез в нагрудный карман своей рубашки. - Вот у меня бумага из Госдепа…
        - Не-а, - еле заметно покачал головой шериф. - Давай по порядку, сынок. Сначала - твои документы и твоего приятеля. Потом - документы на машину. И только потом - вот эту свою писульку.
        Похоже, федералов тут не любили. Как, впрочем, везде, где успел побывать Лукаш. Собственно, даже федералы друг к другу относились без особого восторга, но продолжали работать на федеральное правительство и сотрудничать с миротворческим контингентом ООН.
        Лукаш сунул Джонни свои документы и посоветовал идти медленно и плавно.
        - Не споткнись, - сказал Лукаш. - А то ведь когда в тебя станут стрелять, могут и в меня попасть.
        Джонни передал документы шерифу и отступил на шаг, держа руки по швам. Даже всегдашняя улыбка сползла с его лица. Хотя, казалось бы, шериф еще и не угрожал толком. Так, произнес несколько фраз и чуть двинул рукой. Его помощник возле дома напротив, правда, вовсю рассматривал приезжих через оптический прицел винтовки, но никто ведь и не обещал радушного приема.
        - Хорошо, - сказал шериф, внимательно ознакомившись с документами. - Бумаги на машину…
        - Я могу принести. Минута дела, - предложил Джонни.
        У него оружие в машине, пронеслось в голове у Лукаша. А если паренек перегрелся и схватится за пистолет? Морпех недоученный. Он вообще не производит впечатление человека, способного на глупости… Но и впечатление выпускника Аннаполиса по классу морской пехоты он тоже не производит. А тем не менее… Хотя и тут, кстати, не факт. Все вокруг врут, каждый норовит выглядеть не тем, чем является на самом деле. Даже вон Лукаш иногда…
        - Ладно, - сказал шериф. - Верю. Зачем пожаловали в Бриджтаун?
        Он должен был сказать - в мой город, подумал Лукаш. Это прозвучало бы очень уместно и стильно - в мой город. Я здесь хозяин и даже немного бог.
        - Я сопровождаю русского журналиста, - быстро произнес Джонни, отступая в сторону, освобождая линию прицеливания снайперу. - Знаю, что у него здесь дела, но какие…
        Это правда. Джонни вчера пытался выспросить у Лукаша о цели поездки, но Лукаш ни черта ему не сказал. Поэтому Джонни получил сопроводительную бумагу с просьбой к местным властям оказывать помощь без указания, какую именно помощь нужно оказывать. Всяческую.
        Шериф с интересом посмотрел на Лукаша.
        - Мы можем поговорить в вашем офисе? - спросил Лукаш. - Жарко, солнечно. Снайперы…
        Шериф оглянулся на своего стрелка и сделал неопределенный жест правой рукой. Снайпер опустил винтовку. Краем глаза Лукаш заметил, что второй помощник шерифа тоже расслабился.
        - Мик… хаил Лукач… - медленно произнес шериф.
        - Можно просто Майкл.
        - Майкл. Хорошо говоришь по-американски, - шериф усмехнулся. - Ладно, пошли в офис. Своего переводчика берешь с собой или пусть подождет здесь?
        Лукаш глянул на Джонни.
        Интересно, обидится парень, если оставить его на солнцепеке? Можно было бы в целях воспитания, но полезнее, если Джонни будет в курсе всех, даже самых мелких, обстоятельств дела.
        - Куда я без него? - с серьезным видом ответил Лукаш. - Он же переводчик и представитель власти. Как можно без представителя власти?
        Шериф, похоже, что-то хотел сказать по поводу представителей власти, но передумал. Шериф явно был очень спокойный и уравновешенный человек.
        А еще он был неплохим стрелком.
        В его офисе на стенах висели всяческие дипломы, свидетельствовавшие об успехах Томаса Бредли в соревнованиях по стрельбе. А еще там были кубки, большие и маленькие, и фотографии. Шериф с винтовкой в руках. Шериф с револьвером в руке. Шериф с охотничьим ружьем над тушей дикого кабана. Молодой шериф в форме военного полицейского на фоне гор.
        - Ирак? - спросил Лукаш, указав на фотографию.
        - «Буря в пустыне», - сказал шериф, усаживаясь в свое кресло.
        Посетителям предназначались два потертых стула. Два потертых рассохшихся стула, жить которым осталось пару минут, подумал Лукаш, когда стулья пронзительно скрипнули под ним и под Джонни. Похоже, посетителей в этом офисе особо не баловали. Или они просто здесь бывали нечасто.
        - Ладно, - шериф откинулся на спинку кресла. - Так зачем вы приехали?
        Лукаш оглянулся через плечо на парня, сидевшего в глубине комнаты за письменным столом.
        - Слышь, Микки, - сказал шериф. - Убирайся на улицу, подыши свежим воздухом. Наши гости хотят секретного разговора…
        Микки хмыкнул и вышел.
        - И? - шериф прищурился. - Двери и окна закрывать не будем?
        - Не будем, - сказал Лукаш. - Я приехал, чтобы сделать материал о жизни в небольшом американском городке…
        - Серьезно? - приподнял правую бровь шериф. - И за этим тебя принесло именно к нам? Сколько вы сюда ехали от Вашингтона?
        - Четыре часа, - сказал Джонни с легкой обидой в голосе.
        Какого черта было сюда ехать, если можно было все то же самое увидеть в пятидесяти милях от округа Колумбия?
        А не врешь ли ты, сынок, ясно читалось в улыбке шерифа. Вру, мысленно ответил Лукаш. Безыскусно так вру, даже не стараясь выглядеть достоверно.
        Шериф ждал продолжения.
        - Я хотел бы походить по городу, пообщаться с людьми… начиная, конечно, с первых лиц. С шерифом, с мэром… - Лукаш опустил глаза и кашлянул неуверенно.
        - В России интересуются жизнью простых американских граждан? - спросил шериф.
        - Ну… - протянул Лукаш.
        - Журналист, говоришь… - шериф улыбался насмешливо, не скрываясь. - Зарисовка из жизни аборигенов?
        Лукаш вздохнул и развел руками, мол, сами понимать должны, я человек подневольный, мне начальство приказало…
        - А теперь - серьезно, - сказал шериф. - Я ведь и обидеться могу. И ты поедешь отсюда вместе со своим переводчиком искать дураков где-нибудь в другом месте. А то мне некогда всякую чушь выслушивать. Мне нужно отправлять машины с товаром на ярмарку.
        - Ладно, - Лукаш наклонился и достал из бокового кармана своей сумки колоду карт. Вытащил пиковую семерку и бросил ее на стол перед шерифом.
        - Ага… - сказал тот, взяв карту. - Так, значит…
        - Он в городе? - спросил Лукаш серьезно.
        Шериф перевел взгляд с карты на журналиста, потом снова на карту. Ему очень не хотелось отвечать на этот вопрос. Он понимал, что ничего хорошего от приезда русского журналиста ждать теперь не приходится, но понимал также, что и зависит от него, шерифа, теперь не так уж много.
        - Это у него какое звание? - спросил шериф.
        - Генерал-майор, - сказал Лукаш. - ФСБ, служба внешней контрразведки.
        - Да? - искренне удивился шериф. - А так и не скажешь… Университетский профессор в отставке. Может, не он?
        - Приехал около двух лет назад, живет скромно, уже установил дружеские отношения почти со всеми жителями вашего города. Курит умеренно. Любит выпить, но меру знает. На тыльной стороне правой ладони - небольшой шрам сантиметра два… полтора дюйма, - Лукаш показал пальцем на своей руке, где именно шрам. - Кстати, раньше любил охоту.
        - Он и сейчас любит, - вздохнул шериф. - Форд неплохой стрелок.
        - Форд? - переспросил Лукаш.
        - Джеймс Форд, - сказал шериф. - А как его на самом деле зовут?
        - Колоухин, Олег Данилович, - Лукаш краем глаза заметил, как изменилось выражение лица Джонни.
        Джонни был потрясен. Он, конечно же, слышал о Колоухине. И наверняка знал, что тот осужден заочно на пятнадцать лет строгого режима. И понимал, что в случае задержания бывшему генералу вряд ли светит дожить до конца срока - слишком уж старательно тот выслуживал себе вначале статус политического беженца, а потом и гражданство США.
        Когда в Америку прибыли российские миротворцы, Колоухин был объявлен в розыск и включен в российскую колоду разыскных карт. И за него даже была обещана премия. За информацию или задержание.
        Вот теперь Джонни все понятно. Получается, что Лукаш каким-то образом вычислил бывшего генерала и явился сюда, никого не поставив в известность, чтобы убедиться - Джеймс Форд и есть тот самый Колоухин. Убедиться или задержать, если получится?
        Если задержать, то без участия местного шерифа этот фокус не пройдет, ясное дело.
        - Хочешь его забрать? - спросил шериф.
        - Зачем? - искренне удивился Лукаш. - Я похож на супермена? Я хочу получить эксклюзивное интервью с предателем и изменником родины. Если дедушка даст мне интервью - я уеду. Если откажется - то я просто звякну по телефону в штаб Российского Контингента. В первом случае, у генерала будет часов восемь на то, чтобы сбежать, а во втором, боюсь, гораздо меньше. Тут неподалеку есть военная база, вертолету лететь минут сорок.
        - И много тебе заплатят за интервью? - осторожно поинтересовался Джонни. - Может, лучше задержать бродягу и доставить в Вашингтон?
        - Мне это неинтересно, - отрезал Лукаш. - Но если ты договоришься с шерифом…
        Джонни посмотрел на шерифа.
        - Пятьдесят тысяч, - сказал Джонни. - Евро. Предлагаю половину.
        Шериф молчал, разглядывая столешницу.
        - Это хорошие деньги, - напирал Джонни. - Мы берем генерала, отвозим в Вашингтон и получаем полсотни тысяч. В долларах это будет…
        - Знаете, - Лукаш встал со стула, - я, пожалуй, пойду к Джеймсу Форду пообщаться, а вы тут без меня… И, пожалуйста, после того, как я получу свое интервью. Хорошо?
        - Я провожу, - сказал шериф, вставая с кресла.
        - Может, просто скажете адрес?
        - Чужого он не пустит на порог, - шериф вздохнул и надел шляпу. - Он очень не любит чужих. И у него в доме два дробовика плюс «ремингтон» семьсот под четыреста шестнадцатый патрон.
        Десять пятьдесят семь в миллиметрах, вспомнил Лукаш. А они тут не шутят! Если такая пуля влетит, то…
        - Ладно, сходим вместе, - сказал Лукаш. - Только одна просьба… Мы оставляем моего спутника здесь и ничего не говорим вашим помощникам.
        - Даже так? - шериф покачал головой.
        - Даже так.
        - Ладно, - сказал шериф. - Пошли.
        Глава 3
        Бриджтаун оказался городом аккуратным и чистеньким. Его продолжали подметать, несмотря на трудности переходного периода. Или как там назовут это время будущие учебники истории. Период развала или смутное время. Или еще как… Может, внесут это время в общую продолжительность Второй Гражданской войны.
        …А скажи, Джимми, учитель внимательно посмотрит на Джимми сквозь стекла очков, каким событием началась Вторая Гражданская война? Джимми оглянется на одноклассников, вздохнет и скажет, с расстрела Свободы, мисс Джонсон. А не с убийства русского журналиста в Бриджтауне, голосом киношного провокатора спросит мисс Джонсон, и класс дружно засмеется от такого нелепого предположения.
        Действительно, какое отношение русский журналист Лукаш имеет к историческим событиям американской (да и всемирной истории)? Исчезающе малая букашка на теле цивилизации этот ваш Лукаш.
        Пуля калибром почти одиннадцать миллиметров прилетит журналисту Лукашу в голову от бывшего генерал-майора ФСБ, разбросает его мозги по ухоженной улице Бриджтауна, жители ближайших домов сгребут, матерясь, останки да и отправят их в Вашингтон. Там Петрович мельком глянет на тушку бывшего подчиненного, подтвердит, что да, это действительно везучий сукин сын Мишка Лукаш, которому, наконец, не повезло, тело запаяют в цинковый гроб и перешлют в родные пенаты… И никакого учебника истории.
        Кто-то, может быть, даже огорчится по поводу безвременной кончины Лукаша. Сам Лукаш даже толком представить себе не может, кто именно огорчится, но все-таки, может, найдется кто-то… Сам Лукаш точно огорчился бы по своему поводу.
        Он и сейчас остро себе сопереживал, двигаясь в сопровождении шерифа к месту жительства Колоухина Олега Даниловича, семидесяти двух лет отроду, профессионального шпиона, убийцы по роду деятельности и предателя по зову сердца. Ведь Колоухина наверняка предупредили о появлении чужаков в городке.
        Олег Данилович всегда был человеком осторожным, это позволяло ему выжить в самых непростых обстоятельствах: когда сливал американцам информацию за деньги, когда лично ликвидировал двух агентов, которые могли выдать самого Колоухина, когда сбежал на Запад - это не везение было, это талант к выживанию, умение предусмотреть мелочи и не надеяться на случайности.
        Колоухин умудрился исчезнуть два года назад, когда его бывшие коллеги из России получили наконец возможность почти без ограничений работать на территории США. Вот был и сплыл господин Колоухин, оставив свою американскую жену в положении соломенной вдовы.
        Наверняка, прибыв в Бриджтаун с новыми документами, сразу присмотрел пару-тройку человек, перспективных для вербовки. Не шпионить, нет, а помочь бедному одинокому старику. Как в бессмертном «Острове сокровищ»: посматривай, Джимми, не появится ли в деревне чужак с одной ногой. За малую денежку посматривай, естественно. Или еще за что.
        Колоухин… пардон, Джеймс Форд - специалист старой школы, всегда имеет в рукаве пару тузов и с легкостью их применяет. Не будет он сидеть в этом Зачуханске американского р?злива просто так, не таким образом у него мозги устроены.
        Значит, для начала, должен был он договориться с кем-то из окружения шерифа… нет, не с шерифом, это было бы слишком грубо и непрофессионально. С шерифом нужно подружиться, с мэром нужно подружиться, с местным священником - подружиться. Со всеми остальными горожанами поддерживать ровные доброжелательные отношения, а завербовать одного-двух, не больше, чтобы кто-нибудь из завербованных не проболтался. И один агент - наверняка кто-то из помощников шерифа. Чтобы информация шла напрямую из офиса шерифа к Джеймсу Форду.
        Сейчас в небольших городках, вроде Бриджтауна, за приезжими следят. Постоянно наблюдают за округой и подъездными путями: с силосной башни или с водонапорной… Или выставляют пару дозорных на холмах возле города. А может, и то и другое на всякий случай. Как только кто-то подъезжает к городу - сигнал шерифу. Оттуда информация попадает к бывшему генералу Службы Внешней контрразведки России. Затем уточнение - куда именно приехали чужие, зачем, сколько их… При необходимости даже фотку можно сбросить Джеймсу Форду, чтобы тот сам, своими глазами прикинул - по его душу приехали или просто так. А прикинув, решил, сразу стрелять или дать возможность чужакам живыми дойти до жилища Джеймса Форда.
        Сегодня время подумать у старика Форда было.
        Пока Лукаш и шериф вышли из офиса, пока шериф объяснял своим помощникам, что прогуляется с корреспондентом по Бриджтауну, пока выскочивший следом из офиса Джонни убеждал Лукаша, что должен, просто обязан идти вместе с ними, что ему голову снимет его начальство, если что-то пойдет не так… Пока Лукаш посылал Джонни на фиг, но потом все же разрешил присоединиться, пока они втроем медленно шагали посередине улицы, а шериф отвечал на приветствия обитателей города, вышедших к белым аккуратным заборчикам поздороваться, а заодно глянуть на чужаков…
        Колоухин вполне мог прикинуть и принять решение. И выстрелить из «ремингтона» с дистанции метров в семьсот - было не самым неправильным решением в его положении. Дослать патрон в патронник, опереть винтовку на подоконник открытого по случаю жары окна, прицелиться… Лукаш и выстрела не услышит, умрет в счастливом неведенье. Ба-бах! - и голова разлетается на кусочки. Или пуля аккуратно влетает в грудь и выбрасывает из спины целый фонтан крови-плоти-костей…
        Нет, в общем, изображается все прилично и достоверно. Лукаш идет с сумкой, которая выглядит очень журналистской. Рядом с Лукашем - старина Бредли, приятель, десятки раз, наверное, ходивший на охоту вместе с Колоухиным. Еще плетется какой-то парень почти официального вида, даже в пиджаке и с галстуком, несмотря на жару.
        Это не похоже на захват. Совсем не похоже. Станет кто-то вот так подставляться под возможный выстрел, если можно было пройти через лес, в обход? Или рывком на машине преодолеть те несчастные полторы мили, что отделяли домик Форда от офиса шерифа?
        Нет, запаниковать Колоухин не должен. Насторожиться - да. Но действовать, тем более суетиться - никогда. Лукаш в этом был почти уверен. Ключевое слово - почти.
        - Может, лучше сразу его арестовать? - вполголоса, словно боясь, что Колоухин его услышит, предложил Джонни. - Нет, в самом деле. Тебе-то что? Возьмешь свое интервью у дедушки в наручниках. Шериф, у вас есть наручники?
        Шериф мрачно глянул на Джонни и не ответил.
        - Какого черта ты в игры играть собрался? - Джонни толкнул Лукаша локтем. - А если что-то не так? Он вдруг сообразит, что его все равно будут задерживать…
        - Кто будет задерживать? - не выдержал Лукаш. - Шериф, вы кого-нибудь собираетесь задерживать?
        Шериф еле заметно усмехнулся.
        - Нет, вы скажите это вслух нашему сумасшедшему приятелю, - попросил Лукаш.
        - На основании чего я его должен арестовывать? - спросил шериф, глядя на дом Колоухина, стоявший на вершине небольшого холма. - Корреспондента я еще могу проводить, раз он просил. Проследить, чтобы глупости какой не получилось… А насчет ареста…
        - Пятьдесят тысяч евро, - быстро выдохнул Джонни. - Половина из них - ваша.
        Шериф шумно выдохнул, остановился, достал из кармана платок и вытер лоб, сдвинув шляпу на затылок.
        - Двадцать пять тысяч, - сказал Джонни. - Русские заплатят.
        - Понимаешь, сынок… - медленно проговорил шериф, - твои отношения с этими русскими - это твои личные проблемы. Я отвечаю за безопасность и порядок в Бриджтауне…
        - Но ведь за ним все равно приедут русские. На вертолете прилетят.
        - И что? - повернувшись лицом к Джонни, спросил шериф. - Что значит - русские прилетят? Это что - их гребаная Россия? Это Соединенные, так их, Штаты долбаной Америки, между прочим.
        Джонни пренебрежительно дернул щекой, быстро, но шериф гримасу заметил и нахмурился.
        - Даже если в Вашингтоне кто-то считает иначе - здесь, в Бриджтауне, люди все еще помнят, как называется эта земля. И готовы надрать пару задниц тем, кто забыл…
        - По русским стрелять будете? - уже откровенно ухмыльнулся Джонни. - По вертолету? Вы знаете, что, согласно Соглашению, миротворцы из Международного контингента могут сотворить в ответ на прямое нападение? Да если они весь ваш городок в блин раскатают, то им ничего не будет! Вы это знаете?
        - Знаю.
        - И что?
        Шериф оглянулся через плечо на домик Форда, потом посмотрел на ярко-голубое, чуть выгоревшее небо, затем перевел взгляд на лицо Джонни.
        - Понимаешь, парень, - вздохнул шериф, - меня ведь люди выбрали. Для того чтобы здесь, в городе, был порядок и закон. Даже если федеральные законы сгниют и рассыплются, то наши местные - будут действовать. И по нашим законам, каждый житель Бриджтауна имеет право на защиту.
        - С «Кольтом Питон Комбат» против автоматической пушки?
        Шериф посмотрел на свой револьвер и кивнул.
        - Дурак ты, шериф, - сказал Джонни.
        - Дурак, - снова кивнул шериф, - и что из этого?
        - Поговорили? - уточнил Лукаш, стоявший в стороне, опершись на заборчик. - Можем дальше идти?
        - Если федерал все понял, то можем идти.
        - Федерал понял? - спросил Лукаш у Джонни.
        - Федерал - понял, - угрюмо ответил Джонни. - Ну почему мне всегда попадаются чистоплюи и законники?..
        - Может, это неплохо, что все еще встречаются чистоплюи и законники? - вопросом на вопрос ответил Лукаш. - Может, не все так плохо на этой территории?
        - Пошел ты! - отмахнулся Джонни. - На территории, видите ли… В Соединенных Штатах, тогда, будь любезен. В Соединенных Штатах Америки, мать их… А вот когда это место превратится в территорию боевых действий…
        - Значит, аборигены будут воевать, - закончил фразу Лукаш. - Так ведь, шериф?
        Шериф не ответил, глядя задумчиво себе под ноги.
        Ему сейчас не позавидуешь. Он честно отслужил в военной полиции лет двадцать, потом еще лет пятнадцать-двадцать проработал шерифом, всех знал, обо всех все ведал, искренне полагал, что так будет продолжаться всегда, а тут… То, что грабители стали наведываться в небольшие города, и полиция штата не собирается реагировать на просьбы и требования - понимаешь, Бредли, ты уж как-то сам разбирайся, у нас горючки для машин нет… и для вертолета… думаешь, у нас тут спокойно? Сам разбирайся, Бредли! - это все ерунда.
        Почти совсем ерунда.
        Хуже, когда начинают приезжать мальчики из Вашингтона и рассказывать, что все, закончилась Великая Америка, что сейчас главное - не обидеть добрых парней-миротворцев. А потом приедут и сами миротворцы, неплохие, в общем, ребята, если каждый в отдельности. Но группой, в бронежилетах, шлемах, на бронеавтомобилях да со стволами, окрыленные поставленной задачей и собственной значимостью… Вот это - плохо. Это - по-настоящему плохо! Во всяком случае, так кажется шерифу. Кажется.
        Ключевое слово, мать его, кажется.
        Может быть еще хуже.
        Лукаш в своей жизни видел, как зараза распада и разложения докатывается до каждого дома, до каждой семьи, и вот такие вот аккуратные заборчики превращаются в границы, в полыхающие огнем границы… Да и шериф наверняка такое видел, судя по фоткам в его офисе. Видел, но пока еще не готов признать, что теперь его страна подвергается… как там говорил недавно толстый старый англичанин Джон Смит? Балканизации подвергается?
        Вот сейчас в голове шерифа появляется мысль просто послать русского журналиста и сопровождающего его федерала подальше. Чего они, в конце концов, тут потеряли? Русский генерал или не русский генерал, а гражданин Бриджтауна. Если Штаты своих граждан не защищают, то Бриджтаун… Мысль эта пока еще бледная и робкая, начинает набирать вес, краски и скоро превратится в уверенность, в действие скоро превратится. Это против вертолета с автоматической пушкой «Кольт Питон Комбат» шерифа не потянет, а против Лукаша и Джонни…
        Лукаш краем глаза заметил, что метрах в двадцати от них по улице маячит помощник шерифа. Будто покурить вышел, а винтовку с оптикой вроде как просто забыл оставить в офисе шерифа, держит под мышкой и медленно, глядя только себе под ноги, бредет по улице. Так, деталь пейзажа.
        Дурацкая ситуация. Прогнозируемая, тут Петрович был прав, когда расписывал варианты развития событий, но от того не менее дурацкая.
        «На месте примешь решение, - сказал Петрович вчера вечером. - Не маленький, придумаешь. Ведь если я тебе сейчас рецепт дам, ты ведь там не думать будешь, а вспоминать, подгонять домашние заготовки под изменчивую реальность. И схлопочешь пулю, не дай бог. Сам придумаешь, Мишенька!»
        - Придумывай, Мишенька, - пробормотал Лукаш. - Придумывай!
        - А не позвоните ли вы Джеймсу Форду? - спросил Лукаш неожиданно для себя.
        - Как позвонить? - на лице шерифа появилось удивление. - Ты же хотел неожиданно прийти?
        - Я? - Лукаш надеялся, что его талант выглядеть искренним в любой ситуации все еще работает. - Я такого не говорил и даже в мыслях не имел. Мне нужно интервью взять - и все. Поболтать за жизнь. Может, его и дома нет. Ушел по грибы.
        - Не собирался, - покачал головой шериф. - Дома должен быть.
        - Ну так вы ему и позвоните, спросите. И про меня, как бы между прочим, скажите, что, мол, журналист… - Лукаш оглянулся на Джонни. - Что русский - необязательно. Два журналиста приехали с жизнью глубинки знакомиться. Ходят по городу, по сторонам глазеют… С мэром уже поболтали…
        - Про мэра - не нужно, - сказал шериф. - Мэр неделю назад погиб. На охоте. В воскресенье у нас выборы нового.
        - Хорошо… В смысле - про мэра не нужно, - согласился Лукаш. - Значит, ходят журналисты, с местными жителями болтают. Вы позвоните, а я пока тут поснимаю вокруг. У вас еще по журналистам не стреляют?
        Шериф молча достал из кармана мобильник и отошел в сторону.
        - Я тебе удивляюсь, - быстро, вполголоса сказал Джонни. И в полуголосе его было обиды на целый крик. Истерика даже почудилась Лукашу в тоне федерала. - Тут же верняк! Взяли бы твоего генерала, упаковали, не даст шериф наручники - справились бы веревкой. Знаешь, какие классные узлы меня в Аннаполисе учили вязать?
        - А думать тебя не учили? - поинтересовался Лукаш. - Прикинуть, чем такое мероприятие может обернуться? Нас свободно могли бы не выпустить из города. Еще кстати, не факт, что выпустят. Да и на фиг мне такие приключения? Интервью - это круто. Это значит, что я в Сети так прозвучу, что мама не горюй! И пятьдесят тысяч евро на троих… или на двоих - это ерунда по сравнению с перспективами. Ты уж мне поверь.
        - Да я тебе верю, - печально шмыгнул носом Джонни, - но такая возможность… Пока мы вернемся домой, пока я сообщу… Тут же по мобильнику нельзя, нужно лично, иначе скажут, что не было звонка, что сами нашли… А генерал ваш сбежит. У него наверняка еще есть документы и тайники с деньгами…
        Джонни замолчал, задумавшись.
        - Он дома, - сказал шериф. - Сказал, что не любит общаться журналистами, но если это нужно городу…
        - А это нужно городу? - с восхищением в голосе спросил Лукаш.
        Шериф не ответил, повернулся и молча пошел по улице к дому Форда.
        - Минутку, шериф! - окликнул его Лукаш, доставая инфоблок. - Посмотрите на меня.
        Шериф остановился, подождал, пока Лукаш сделает снимок, даже не попытался улыбнуться. Губы крепко сжаты, глаза прищурены. Запрещать съемки, спасибо, тоже не стал.
        - Вот так, - кивнул Лукаш, - спасибо!
        Теперь можно замотивированно просмотреть кадр, в который, помимо шерифа, попал еще и дом шпиона. Увеличить. Так и есть - одно окно приоткрыто. Немного, но для винтовочного ствола хватит.
        Самой винтовки не видно - опытный человек не станет высовывать ее наружу, опытный стрелок расположится в глубине комнаты и стрелять будет из тени. А бывший генерал - человек именно опытный, бывалый, старой школы. Он мог уже срисовать лица приближающихся, прогнать снимки через Сеть и обнаружить, что один из них - русский журналист Лукаш, постоянно демонстрирующий свою физиономию в репортажах из Вашингтона, а второй - мелкая сошка из администрации, тоже неоднократно мелькавший на официальных и не очень мероприятиях в Зеленой Зоне Вашингтона.
        И обнаружив эту информацию, Колоухин призадумается. Обязательно призадумается. Есть шанс, что это не по его душу. Просто случайное совпадение. Шериф ничего такого ему не сказал, Лукаш краем уха слышал телефонный разговор. Значит, если сейчас стрелять - это испортить отношения с шерифом. Наглухо испортить, он не простит такого свинства в своем городе.
        Значит, разговор, так или иначе, состоится.
        А это - здорово! Просто прекрасно! Братья-журналисты просто обзавидуются, выть будут и скулить. Они сейчас бьются в стену молчания по поводу инцидента с «рапторами», а Лукаш, сволочь везучая, снимает сливки на информационном поле…
        К домику они подошли без проблем. Без стрельбы и смертоубийства.
        Только Лукаш собрался вслед за шерифом подняться на крыльцо, как дверь открылась, и на пороге появился виновник торжества. Неплохо выглядит, не мог не отметить Лукаш. Высокий, сухощавый, седые волосы аккуратно подстрижены ежиком. Не военным, а таким добропорядочным, стариковским. Лицо загорелое, белые лучики в уголках глаз - часто улыбается Джеймс Форд. Или щурится. Или целится.
        И одет хозяин дома вполне демократично. Джинсы, выгоревшие почти до белизны, легкая клетчатая рубаха, рукава закатаны до локтя и открывают крепкие, перевитые жилами, руки.
        - Добрый день! - сказал Форд.
        - Вот журналист! - шериф указал большим пальцем правой руки через плечо на Лукаша и отступил в сторону. - И с ним - федерал.
        - Михаил Лукаш, Информационный канал России, - представился Лукаш и достал из кармана карточку, но хозяин дома махнул рукой и улыбнулся. Широко так улыбнулся, заразительно. - А это…
        Лукаш посмотрел на Джонни.
        - Это Джонни. Он…
        - Джон Стокер, сэр, администрация Зеленой Зоны… - официальным тоном сообщил Джонни. - Сопровождаю.
        - Очень приятно, - снова улыбнулся Форд.
        А улыбочка у него того… Когда он первый раз улыбнулся - вышло искренне и достоверно. Но когда он второй, а потом третий раз продемонстрировал одну и ту же улыбку, абсолютно идентичную, словно отлитую в одной той же форме, вот тут и стало понятно, что дедушка напряжен, однообразно выдает свои старые наработки из способов невербального воздействия на собеседника.
        Хорошо работает, но именно - работает. «Ладно, - мысленно протянул Лукаш. - Ладно».
        - Я готовлю цикл репортажей «Одноэтажная Америка», - сказал он.
        Во взгляде Форда что-то изменилось. Всего на долю секунды. Словно тень промелькнула. Бедняга задумался - реагировать на такой плагиат у классиков или не нужно. Успел, удержался, но допустил неуверенность. Откуда американскому дедушке знать о старой книге Ильфа и Петрова «Одноэтажная Америка»? Нет, вероятность, конечно, есть, но…
        - И вот мы заехали в ваш город, познакомились с шерифом, - Лукаш еле сдержался, чтобы не оглянуться еще и на помощника шерифа, стоявшего у соседнего дома и о чем-то болтающего через забор с хозяйкой. - Теперь вот гуляем.
        - Ну… - в очередной раз Форд продемонстрировал свою искреннюю штампованную улыбку. - Проходите. У меня есть лимонад…
        - Я здесь постою, - сказал шериф. - Вот с господином Стокером постою, поболтаю. Есть у меня пара вопросов к федералам.
        - Да? - Форд с сомнением посмотрел на официальную физиономию Джонни. - Ладно, тогда вы проходите, господин… э-э…
        - Лукаш. Но можно просто - Майкл.
        - Майкл, - сказал Форд и открыл дверь. - Проходите.
        В доме было чисто. Без особых изысков, но чисто и аккуратно, как бывает в жилищах у одиноких стариков и отставных военных. Мебель он, наверное, купил вместе с домом, была она не новая, но вполне приличная. Добротная.
        В общем - типичное жилье провинциального американца. Лукаш остановился на пороге, пытаясь понять, что в доме не так. Диван посреди комнаты перед телевизором, на окнах - жалюзи. Окна закрыты, дверь в соседнюю комнату - тоже закрыта. Там, наверное, находится и «ремингтон». А дробовик вполне может стоять в шкафу возле входной двери. Самое для него место. Подошел к двери, глянул, кто пришел, протянул руку, взял дробовик и - бац! - можно прямо сквозь дверь. А можно немного ее приоткрыть. Вот, на длину цепочки.
        Дверь, кстати, крепкая. Не бронированная, но вроде из дуба. Массивная. Пару секунд может продержаться в случае нападения.
        - Присаживайтесь, - сказал хозяин дома. - Не знаю, чем я мог привлечь внимание прессы… тем более - русской прессы…
        Форд развел руками, словно извиняясь за свою простоту и неинтересность.
        - Вот, на диван, пожалуйста.
        - Спасибо, - Лукаш опустился на диван.
        Мягкая подушка, Лукаш в нее словно провалился. Спинка - тоже мягкая, как и подлокотники. Быстро вскочить не получится - не на что опереться. А хозяин дома скромно присел на краешек массивного стула с высокой спинкой. И еще один плюс в пользу Джеймса Форда. И все так ненавязчиво, вроде бы случайно… И спиной к окну генерал сел вроде бы случайно, ясное дело. Превратился в темный силуэт на фоне светлого прямоугольника - в комнате свет был выключен.
        На стенах висели фотографии в простых деревянных рамках. Много, как это принято в Америке. Но… Лукаш пригляделся. Чтобы рассмотреть снимки в полумраке комнаты, пришлось напрячь глаза. Значит, на снимках - хозяин дома, в одиночку, с другими людьми, с шерифом, опять же, на фоне леса, гор, с ружьями и удочками. Похоже, что все эти фотки появились за последние пару лет. А более ранний период жизни Джеймса Форда не освещен вовсе. С другой стороны…
        «И какого это черта ты проводишь анализ интерьера, - поинтересовался сам у себя Лукаш. - Кого-то хочешь разоблачить? Так незачем. Все и так понятно. Абсолютно ясно и прозрачно. Мы имеем перед собой бывшего генерала. А генерал видит - туповатого, но пробивного журналиста, который попытается разинуть рот, чтобы проглотить кусок намного больше своей глотки.
        Во всяком случае, этот журналист сейчас поставит генерала в ситуацию, когда тому нужно будет быстро принимать решение. Для этого, собственно, и ехал».
        Лукаш вздохнул.
        - Жарко, - сказал хозяин дома. - Так, может, все-таки налить лимонаду?..
        «Выпить яду», - в рифму мысленно проговорил Лукаш. Вспомнил, что читал в досье на генерала о том, как тот ловко убрал человека. Входил в группу, похитившую в Австрии перебежчика. Еще при Советском Союзе. Беднягу нужно было усыпить, чтобы не помешал вывозить его через границу на Родину. Но дома перебежчик мог сдать Колоухина, который к тому моменту уже вовсю работал на американцев. Вот и получился передоз. «Чисто случайно. И сердце вроде у перебежчика барахлило…» В общем, привезли в Москву остывшую тушку. И выкрутился тогда гад, что показательно.
        Так что пить или есть что-нибудь из предложенного Олегом свет Данилычем - себе дороже, сказал вчера Петрович.
        …- И руку не подавай ни в коем случае. Не подставляйся, короче, не помогай ему, пусть сам старается, придумывает.
        У него наверняка что-то такое имеется, не тот человек, чтобы совсем уж без спецсредств. Если американцы не снабдили - сам приготовит. Но не будет же он все время держать эти средства наготове. Ну, там, иголку в кресле или в диване… Так что, если он тебя соберется срочно отправлять на тот свет, Миша, то будет это или отрава в пойле, или что-то совсем простое - пуля, нож, молоток… резинка от трусов. Драться он с тобой не станет, если ты его к стене не прижмешь. Но ты же его не будешь к стене прижимать? Тебя ведь не этому учили?..
        «Меня многому учили, - подумал тогда Лукаш, - сильно оно пригодилось мне, когда посадили на стул и принялись расстреливать? Пригодилось, как же», - но вслух возражать не стал. Петрович не любил, когда ему возражали во время инструктажа.
        - Лимонаду? - повторил генерал.
        - Нет, спасибо, - улыбнулся Лукаш, поправляя на коленях свой инфоблок. - Я не люблю пить по жаре. Еще когда на Востоке работал, понял, что чем больше пьешь, тем больше…
        - На Востоке? В Штатах?
        - Да нет, что вы! - махнул левой рукой Лукаш. - Я сегодня, считайте, первый раз из Вашингтона выбрался. Я тут вообще недавно… Три с половиной месяца, если точно. А на Востоке - в смысле, на Ближнем. И в Средней Азии…
        - Понятно, - кивнул генерал.
        - Я из больницы в Штаты попал, шеф сказал, что вроде как в долгу у меня… - Лукаш покачал головой, снова взмахнул левой рукой - собеседника нужно приучать к неумеренной жестикуляции. Вон Квалья когда говорит - можно вентилятор выключать. И разве заподозришь такого искренне жестикулирующего человека в какой-нибудь замысленной пакости? Лукаш, пока сам досье на Каналью не посмотрел, до конца так и не поверил, что тот имеет за душой минимум трех покойников. Минимум-миниморум, как сказал Петрович.
        - Какую-то инфекцию подцепили? - участливо спросил Форд.
        - Пулю, - сказал Лукаш. - Две. Вот одна по черепу прошла, а вторая - вот сюда…
        Лукаш показал пальцем, куда именно попала вторая.
        - Там, по случаю, всех иностранцев начали расстреливать, особенно иноверцев, вот я под раздачу и попал…
        - Повезло.
        - Что подстрелили?
        - Что живым остались… - Форд прищелкнул языком. - Насколько я разбираюсь в анатомии, пальчиком вы указывали в район сердца.
        - Могу показать шрам, - охотно предложил Лукаш. - Врач сказал, что, во-первых, пуля чуть отклонилась, а, во-вторых, сердце в момент попадания как раз сжалось… И даже не от страха, просто время пришло. Оно ведь обычно расширяется-сжимается, вот и сжалось… Я отлежался, потом реабилитационный период, потом отпуск, а потом шеф мне и говорит - а не поехать ли тебе, Миша, в Америку? Если честно, ехать должен был будущий зять Главного, но в самый последний момент чего-то у него там с невестой не срослось, то ли она его с кем-то застукала, то ли еще что… В общем, меня использовали еще и как орудие мести.
        Говорить-говорить-говорить… Это расслабляет пациента. Говорить и с самым непосредственным видом оглядываться, озирая обстановку. Очень искренне и даже почти наивно. Образ, который для Лукаша разрабатывали, как раз и подразумевал именно такое поведение. Чтобы не перестраиваться каждый раз, а то вдруг окажется, что новый собеседник что-то слышал о Лукаше или даже общался с ним когда-то…
        Сколько еще генерал вытерпит этого идиотизма? Пять минут? Достаточно и пяти минут.
        Вот журналист, совершенно не скрывая своего интереса, приглядывается к фотографиям на стене над телевизором. Интересно же! И нужно что-то узнать о будущем герое интервью… Об одном из героев, конечно. Журналисту предстоит еще много разговоров в Бриджтауне.
        Слова-слова-слова… Это, кажется, из «Гамлета»…
        …Да, только сегодня выехал из Вашингтона… с конвоем, с гуманитарным конвоем, а потом уже сами… вроде ничего такого в Вашингтоне не случилось… не изменилось… чеки на дорогах… пресс-конференция по поводу чокнутых пилотов… а потом я спал… честно, спал… отсыпался после вчерашнего… после пьянки… уже даже не могу… от одного запаха выпивки подташнивает… конечно, молодой, гулять да гулять, но ведь и спать тоже хочется… я сегодня, считайте, часов пять поспал… не больше… на обратном пути еще посплю, а потом уже в Вашингтоне, в отеле… Вашингтон-палас… тот еще притон, если честно… двадцать восемь… в марте… да нет, не из Москвы, учился в Москве, на журфаке, а родом из Орехово-Зуево… это рядом с Москвой небольшой город… отец на железной дороге работал, мать - бухгалтер… повезло, конечно… в армии отслужил, было дело… водителем в хозвзводе… тоже повезло, никаких горячих точек… это уже потом, после университета наверстал…
        Ну и балбес попался Форду журналист, балбес и балаболка. Такого раскрутить на небольшой незаметный допрос - пара пустяков. Особенно такому специалисту, как Колоухин. Ненавязчиво так, легонько подталкивает, вопросы даже не задает, намекает, обозначает… И, что показательно, о себе - ни слова. Но Мишка Лукаш этого не замечает, смотрит радостно по сторонам, руками машет, как только инфоблок не уронил на пол до сих пор? И болтает-болтает-болтает…
        А дверей в комнате, кроме входной, две. И обе закрыты. Одна, та, что слева от дивана, похоже, ведет в коридорчик, а вот другая, та, что справа, в комнату. Как бы не в кабинет. В домике с той стороны три окна по стене. Одно окно здесь, за спиной у хозяина дома, а еще два - в комнате там, за дверью. И тень как-то неудачно скользит в щели под дверью. Даже не скользит, а мелькнула. Приблизилась и замерла. Словно кто-то из глубины помещения подошел к двери и застыл возле стены, прислушиваясь к разговору в соседней комнате.
        А еще он может быть не один, сказал как бы между прочим Петрович. С помощниками может быть. С одним, двумя, а то и тремя… Если он предусматривал уход на крайний случай, то мог прикормить несколько аборигенов. Местных или живущих неподалеку… Такие, как он, очень пекутся о своей безопасности. Привычка у них такая…
        - А у вас собака? - с радостной улыбкой спросил вдруг Лукаш.
        - Нет, а что?
        - Ну, показалось, что там, за дверью, что-то стукнуло.
        - Сквозняк, наверное… - сказал генерал.
        - Сквозняк, конечно, - согласился Лукаш. - Значит, вы тут два года живете?
        - Два, - коротко кивнул генерал.
        - А переехали откуда, простите?
        - Из Сиэтла, - ответил генерал. - Я преподавал в университете.
        - Правда? А мне показалось, что вы военный. Или вы служили все-таки?
        - Показалось. Мне даже в Канаде пришлось пожить, пока война во Вьетнаме закончилась. Я - пацифист, знаете ли… - генерал счел нужным развести руками, демонстрируя, что ему очень жаль, что не смог оправдать ожиданий русского журналиста. - Я всего лишь преподаватель социологии.
        - Социологии? - обрадовался Лукаш. - Это же здорово! Это же мне повезло! А я ломал голову - с кем пообщаться на тему нынешнего положения в Америке. Все эти комиссии, ловля военных преступников, возмещение ущерба Японии по поводу Хиросимы и Нагасаки… Вы, кстати, как к этому относитесь? Должны Штаты выплачивать компенсации?
        - Ну… - протянул генерал.
        - А эта история с индейскими территориями? Нет, историческую справедливость восстанавливать, конечно, нужно, но всему должен быть предел… Так, глядишь, всю землю Штатов вам придется отдать… - журналиста Лукаша охватили неподдельные азарт и восторг. Он искал интервью, а нашел консультанта. - И то, что вы бросили преподавательскую деятельность и уехали в глушь - это просто так или тенденция? Общеамериканская тенденция? Ведь говорят, что крупные города Америки за небольшим исключением обречены на вымирание… Вот, к примеру, что творится в Нью-Йорке! Нет законов, нет порядка, а есть сплошное насилие на какой угодно почве - от религиозной до этнической. Я сам не бывал в Нью-Йорке, но разговаривал со знающими людьми…
        «Чертов диван, - подумал Лукаш со злостью. - Не нужно было на него садиться, нужно было сослаться на то, что несколько часов ехал сидя в машине. Но тогда и разговор бы пошел по-другому… А так…
        А так, между прочим, он все равно идет как-то не так. Что-то в разговоре неправильное… неестественное. И ладно, если бы неестественность эта объяснялась тем, что генерал играет роль профессора и сбился с текста. Но ведь и для генерала, прикидывающегося профессором, Колоухин как-то странно себя ведет».
        Он быстренько прокачал собеседника, провел блиц-опрос, получил информацию и должен был прийти к каким-то выводам. Поверил? Значит, должен был включить профессора. Начать рассуждать по поводу нынешнего положения Америки, всячески демонстрируя вживание в образ. Профессору социологии дай только тему для рассуждений. А Форд не спешит. Не поверил? Насторожился? Тем более должен был активно работать, вводя в заблуждение и все такое…
        Вообще он не должен был соглашаться на интервью. Как можно соглашаться на интервью, если журналист может сфоткать его своим инфоблоком или еще каким гаджетом, потом поместить снимок в Сеть. Нельзя попадать генералу в Сеть, генерала ищут, на фотку отреагируют мгновенно, пришлют ребят… Значит, не боится Олег Данилович разглашения своего псевдонима и разоблачения своего инкогнито. Или, что вероятнее, уверен - никуда фотка не попадет. А это возможно только при одном условии - журналист никуда из города не денется. Но это, опять-таки, снова срыв всех покровов с личности Джеймса Форда перед шерифом. И журналиста наверняка хватятся в Вашингтоне, он ведь маршрут свой зарегистрировал, если не у американцев, то в штабе миротворческого корпуса. В русском посольстве, в конце концов.
        Гораздо проще и безопаснее было бы просто не встречаться с журналистом. Уклониться. Сказать шерифу, что не хочется никого видеть. И все. А так…
        Какая неприятная ситуация для генерала Колоухина! Зачем генерал решил встретиться с журналистом? Или выбора у генерала не было? Хреново, наверное, сейчас на душе у Олега Даниловича, мысли разные в голову лезут неприятные. Но ведь держится старая сволочь, вежливо кивает и даже, кажется, улыбается в нужных местах.
        «Раскачивать его нужно энергично, - напутствовал Петрович. - Если дашь послабление - придется потом разгребать дерьмо. Ты же не хочешь разгребать дерьмо, Миша?»
        «Не хочу», - подумал Лукаш.
        - У вас, простите, кофе нет? - спросил Лукаш, неожиданно прервав свой рассказ о последнем посещении Пентагона. История была дежурная, но забавная. Когда Лукаш ее рассказывал вновь прибывшим в Зеленую Зону, те откровенно ржали. Американцы, услышав ее, старательно переводили разговор на другую тему.
        Возле самого Вашингтона, через реку, но на территории уже штата Вирджиния, неподалеку от Пентагона, имел место быть мемориал морской пехоты США. Большинство иностранцев отчего-то были искренне уверены, что знаменитый памятник морпехам, тот, что с наклонным древком и настоящим знаменем, находится на Арлингтонском кладбище. А он, формально, даже не в столице Штатов. И почти год назад кто-то из миротворцев по пьяному делу решил, что флаг его родины будет смотреться на этом памятнике органичнее, чем этот звездно-полосатый матрац. И флаг был радостно поднят. Поначалу чуть не возник скандал, местные ветераны чего-то там возмущенно писали и кричали, но кто будет обращать внимание на такие мелочи, как истерику престарелых пиндосов?
        А для ребят, приехавших в Штаты со всего мира, - развлечение. Очень бодрит и мобилизует. За год борьба за право поднять свой флаг превратилась в традицию, обросла всяческими правилами. Дольше двух недель подряд один флаг не может реять над символом победы и американского мужества, каждые две недели происходили схватки между соискателями - по десять человек от страны, без оружия и смертоубийства, попарно. Четвертьфинал, полуфинал, финал, со ставками, букмекерами и поддержкой болельщиков. Сейчас там висит белый флаг с красным кругом посередине, японцы в прошлое воскресенье победили немцев и теперь ужасно горды собой…
        Лукаш начал живописать финальную драку немцев с японцами в баре, потом вдруг попросил кофе, без паузы.
        - Кофе? - переспросил застигнутый врасплох генерал. Он явно думал о чем-то о своем, расслабился, пока гость нес всякую необязательную чушь. - Кофе… Да, конечно…
        Ну ведь понятно, что, если отказать журналисту в кофе, тот попросит чаю, а если и по поводу чая послать, то согласится, наконец, на обещанный лимонад. Это значит, что генералу так или иначе придется оставить гостя одного в комнате. И это значит, что тот может совершить какую-нибудь глупость, если и в самом деле тупой журналист, или гадость, если тупым журналистом только прикидывается.
        Лукаш бы гостя в одиночестве не оставил в такой ситуации. Но то - Лукаш. Выбор за генералом.
        И куда, интересно, подевался Джонни? Не может же он столько времени отвечать на вопросы шерифа. Посмотреть поближе на пятьдесят тысяч евро - это для Джонни соблазн. Не удерживает же его шериф под прицелом своего «питона» на крыльце?
        - Значит, кофе… - пробормотал генерал уже совсем дежурным и скучным тоном.
        Он принял решение и теперь начинает действовать.
        Генерал встал со стула. Лукаш улыбнулся чуть виновато.
        - Сэм! - позвал генерал, не отводя взгляда от лица Лукаша.
        Открылась правая дверь, и в комнату быстро вошел коренастый парень лет тридцати пяти. Ничего особенного, обычный сельский парень. В опущенной руке он держал пистолет, «кольт» тысяча девятьсот одиннадцатого года, калибром одиннадцать целых сорок три сотых миллиметра. Пушка старая, но очень надежная. Еще из нее иногда стреляют полуоболочечными пулями. Такая входит как приличная, пробивает дырку своего калибра, а уже внутри свинец расплющивается, пуля превращается в этакий грибок и вырывает из спины мишени кусочек побольше… Куда побольше…
        - Сэм, ты позвонил шерифу? - спросил генерал.
        - Позвонил, - медленно, словно через силу, произнес Сэм. - Сказал… что у Илая… проблема в доме… снова брат напился, нож схватил… шериф сказал, что сейчас придет…
        - Хорошо, - кивнул генерал. - Тогда позови парня, который стоит на крыльце. В костюме.
        Сэм глянул в окно, кивнул и приоткрыл дверь.
        - Сэр, вас просят зайти, - сказал Сэм и отступил в сторону.
        - Извините… - начал Джонни, переступая порог.
        За что именно он хотел извиниться, Джонни так и не сказал. Не успел. Сэм врезал Джонни рукоятью пистолета куда-то за ухо, Джонни упал.
        «Наверное, лицо разбил», - подумал Лукаш, отворачиваясь.
        Глава 4
        Сэм втащил Джонни в комнату, прикрыл дверь.
        - На кухню его, наручники и кляп, - сказал генерал. - Потом вернись к окну и посмотри, чтобы никто к дому не сунулся…
        - А если сунутся? - спросил Сэм, подумав.
        - Сообщишь мне, я тебе скажу, что делать.
        Генерал повернул стул и сел на него верхом. Опер подбородок о руки, сложенные на спинке стула. Молча рассматривал Лукаша, пока Сэм оттаскивал федерала на кухню, пока возился там с ним, защелкивая браслеты и придумывая, чем заткнуть рот.
        - Такие дела, - сказал генерал, когда Сэм наконец прошел через комнату на свой пост. - Не очень хорошо получилось, но и времена такие нехорошие…
        Лукаш был испуган. Губы сжаты, пальцы стиснуты в кулаки, чтобы не дрожали. Журналист весь скрючился, словно ожидая удара. Он не понимает, что происходит сейчас с ним. Почему вдруг появился какой-то Сэм, вырубил федерала… Журналист ведь только попросил чашечку кофе! Всего лишь чашечку…
        - Ну? - сказал Джеймс Форд.
        - Что - ну? - Лукаш сглотнул. - В каком смысле?
        Голос слабый, дрожит, гуляет по высоте и тембру. Того и гляди - сорвется журналист в истерику. А вдруг профессор социологии оказался патриотом и обиделся на корреспондента за всех солдат миротворческого корпуса сразу? Может, у него какие-то личные воспоминания связаны с тем памятником? Вот сейчас подойдет к журналисту и ударит прямо в лицо…
        Во взгляде Лукаша явственно читался ужас.
        Генерал закрыл на несколько секунд глаза, пошевелил губами. Лукашу показалось, что генерал ругался, причем ругался по-русски.
        - Что ты должен был мне сказать? - спросил генерал.
        - Я? Простите, я что-то не так сделал? Я хотел… интервью… просто… Я вас как-то обидел? - Лукаш облизал губы. - Вы, наверное, недолюбливаете федералов?.. Это ваше право… ваше право… Мне, конечно, будет жаль Джонни, но это ваши внутренние дела… Я журналист. Лукаш Михаил… Майкл…
        Лукаш вздохнул со всхлипом.
        - Я тебе задал вопрос, - по-русски сказал Колоухин, делая большие паузы между словами. - Что ты должен был мне сообщить?
        Лукаш снова вздохнул.
        Генерал встал, прошелся по комнате. Лукаш честно проводил его взглядом.
        - Послушай, Миша… - генерал чуть наклонился, чтобы заглянуть Лукашу в лицо. - Все это очень весело, занятно и даже смешно…
        - Да, - кивнул Лукаш.
        Колоухин скрипнул зубами - получилось громко и отчетливо. «Так можно и протезы сломать», - подумал Лукаш.
        - Ты приехал в Бриджтаун для того, чтобы…
        - Цикл статей и материалов в Сеть, - быстро сказал Лукаш. - Одноэтажная…
        - А если я сейчас попрошу Сэма сделать тебе больно? - спросил Колоухин. - Очень больно. Он не блещет интеллектом, но что умеет - то умеет. А еще любит он делать людям больно.
        - Не надо, - попросил Лукаш.
        - Значит, отвечай. Ты ведь ко мне приехал? Не в этот зачуханный городишко, а ко мне. Ты ведь меня знаешь? Знаешь, кто я?
        «Переигрывать не стоит, - подумал Лукаш. - Журналист уже напуган достаточно. Журналист уже должен понять, что хорошая идея оказалась не очень хорошей. С чего это журналисту и дальше дураком прикидываться? Нет смысла. Любой, даже самый тупой журналист теперь будет говорить правду. Правду, правду и ничего, кроме правды…»
        - Я к вам ехал, Олег Данилович, - с явным напряжением произнес журналист Лукаш. - Я…
        - Значит, ко мне… - генерал снова оседлал стул. - Что ты должен был мне передать? Сколько человек с тобой приехало?
        - Джонни, - Лукаш дрожащим пальцем указал на ту дверь, за которую Сэм утащил федерала.
        Нет, палец не вибрировал очень уж заметно, так, подрагивал мелко, но явственно.
        - Я с Джонни… Джоном Стокером приехал. Он приставлен ко мне администрацией Зеленой Зоны…
        И смотреть в глаза генерала. Преданно смотреть, не отрываясь. В конце концов, Лукаш ведь должен был перед поездкой выяснить, насколько опасный человек этот сбежавший генерал.
        - Я просто хотел взять у вас интервью, Олег Данилович. Правда. Вы… Вы такой человек… Когда я узнал, что вы… что вас можно найти здесь, то… это… вас же столько лет пытались отыскать, а тут такая возможность… Вы же в колоде есть, вот… - Лукаш резко потянулся рукой к карману, потом, спохватившись, замер, пошевелил пальцами в воздухе и медленно-медленно достал карту из кармана. - Вот, посмотрите… Вот…
        Лукаш бросил карту Колоухину, карта не долетела, упала на пол, генерал наклонился за ней, не сводя взгляда с журналиста.
        - Вот видите! - Лукаш позволил себе улыбнуться. - Вот вы на карте, семерка пик… извините… С другой стороны - не шестерка же, правда?
        Колоухин молча рассматривал свое изображение на карте. И снова скрипел зубами.
        - Вообще-то когда гадают, - сказал Лукаш, - то пиковая семерка - это неожиданность, обман… или еще спор, тревога, беспокойство… вот. А когда с этой семеркой выпадает валет, то получается предательство друга… извините…
        Петрович все-таки гений. Почти. Когда придумывали эти карты, кто-то предлагал поместить генерала на шестерку, но Петрович сказал, чтобы на семерке. Чтобы, как в старом анекдоте про всемирный конкурс лохов - второе место, потому что лох. И Петрович не ошибся, Лукашу у Петровича еще учиться и учиться.
        Петрович, правда, сейчас в Зеленой Зоне, в прохладном офисе корпункта, а Лукаш совсем рядом с генералом Колоухиным. И настроение генерала, и без того не очень хорошее, становилось все хуже и хуже. С одной стороны - это увеличивало вероятность его ошибок, с другой - могло отразиться на самочувствии Лукаша.
        Ладно, в конце концов, за это Лукашу платят.
        - Кто тебе сказал, где меня искать? - безжизненным голосом спросил Колоухин.
        - Мой шеф… глава корпункта, - ответил Лукаш. - У него связи… Сказал, что по пьяному делу ему один чудак… чуть ли не из госбезопасности… проболтался. Петрович поначалу хотел просто сдать… пятьдесят тысяч евро на дороге не валяются, но потом решил, что интервью будет интереснее… Рейтинги и все такое, вы понимаете, наверное…
        - Понимаю… - процедил генерал. - То есть ты приехал только для того, чтобы взять у меня интервью?
        - Так я вам об этом и толкую! - обрадовался Лукаш. - Вы ответите на мои вопросы, я уеду, а вы… вы можете отсюда скрыться. Разве плохо? Вас бы все равно здесь нашли. Разве лучше было бы, чтоб сразу за вами нагрянули…
        - Пятьдесят тысяч… - пробормотал генерал. - Значит, пятьдесят…
        - Если честно… - Лукаш замялся. - Ну…
        - Что? - спросил Колоухин.
        - Не пятьдесят… Если бы пятьдесят, то я, может… деньги, понимаете ли, они… Я не удержался и позвонил к нашим миротворцам… а они сказали, что информация устарела…
        Пауза. Теперь важно сделать паузу, чтобы хозяин дома мог как-то отреагировать. Если человек закрылся угрюмым молчанием, то эмоционально раскачать его - трудно, очень трудно, а вот если втянулся в диалог… Вот тут все и начнется. Паузу можно тянуть вполне мотивированно - журналист ляпнул что-то, не подумавши, спохватился, испугался и замолчал. И молчит-молчит-молчит…
        - Что значит - информация устарела? - не выдержал наконец генерал. - Меня уценили?
        Перед «уценили» голосок у него дрогнул. Еле заметно, но Лукаш эмоцию уловил. Ждал, потому и зацепил. Теперь - тянуть. Легонько, не дергая.
        - Нет, не уценили… - Лукаш улыбнулся виновато и пожал плечами. - Вообще… ну, то есть… не нужно вовсе… Не до того.
        - Как?..
        - Вот и я не поверил, подумал, что они врут, чтобы не платить. Перезвонил в посольство, объяснил, а мне - не нужно. На кой, извините, ляд, нам это старье… извините… Сам… э-э… подохнет… Так и сказали - подохнет.
        Генерал провел рукой по своим волосам. Вздохнул глубоко. Выдохнул. Снова вздохнул.
        Неприятно это, наверное, вдруг узнать, что тебя списали. Превратили в кучу дерьма, негодного даже на переработку. У генерала было в этой жизни две страсти: он очень хотел жить и безумно любил себя. Деньги ему тоже нравились, но чувство собственной значимости было все-таки на первом месте. И по нему сейчас генерал-майор огреб от всей души. Без сострадания и жалости.
        Он столько лет прятался, два года провел в этой глуши, строил планы, разрабатывал варианты, а оказалось, что ничего этого не требовалось. Его даже убить не хотят. Он боялся, что его постараются похитить, вывезти, допрашивать, чтобы выдавить из него очень важную информацию… А оказалось, что…
        Обидно, наверное.
        И что ему теперь делать?
        Что-то ведь делать нужно?
        Имеется журналист, который сидит на диване и тычет пальцами в больные места души продажного генерала. Убить его? Значит, поссориться с местными. Спровоцировать своих бывших земляков на ответные действия. Да и федералы начнут суетиться, чтобы не обидеть международное сообщество. Отпустить? А если журналист врет? Если он все это придумал для того, чтобы улизнуть?
        Или он вообще не журналист, а парень из Конторы, который прибыл, чтобы убедиться - Колоухин на месте и его можно брать? Столько вариантов, и все нужно обдумать и просчитать.
        - Сэм! - крикнул генерал.
        - Да! - Сэм мгновенно вырос на пороге распахнувшейся двери с пистолетом в руке.
        - Ты связывался с Вилли?
        - Минут пять назад.
        - И что?
        - Он доехал почти до шоссе - пусто. На шоссе видел военные машины, но они проехали мимо. Я ему сказал, чтобы там покараулил. Нормально?
        - Нормально, - кивнул генерал.
        - А еще шериф звонил, спрашивал, какого дьявола я его к Илаю гонял…
        - И что ты ответил?
        - Ничего. А что я ему мог ответить? Он как раз сюда идет.
        Колоухин быстро подошел к окну, отодвинул планку жалюзи и выглянул наружу.
        - Твою мать… - простонал генерал и достал из кармана телефон. - Мать твою… Алло, Бредли?.. Ты бы лучше не шел ко мне… Что слышал. Я серьезно, без шуток. Я… Сэм.
        Генерал оглянулся на Сэма.
        - Одну пулю под ноги шерифу. Одну!
        Сэм вышел. Через несколько секунд в соседней комнате грохнул выстрел.
        - Ты понял, Бредли? - спросил генерал, глядя в окно. - Я не хочу никого убивать, ни горожан, ни тех, кто у меня в доме… Да, заложники, если хочешь. Да мне плевать на то, что ты думаешь! Плевать! Это, между прочим, ты ко мне их привел. Они же тебе сказали зачем? Сказали ведь? И что? Ты, старый приятель, меня сдал. Не позвонил, не предупредил… Вот и пошел ты!.. Хочешь попробовать, выстрелю ли я в приятеля? Уж ты поверь. Просто поверь. Я не хочу никого убивать. Мне нужно время, чтобы подумать и принять решение. Тебе - сообщу первому.
        Генерал сунул телефон в карман, потер лоб.
        - Шериф обидится, - сказал Сэм. - Точно говорю - обидится. Старику не понравится, что с ним так разговаривают.
        - А мне насрать! - отрезал генерал. - Ты звони парням, пусть подтягиваются сюда. В город пусть не лезут нахрапом… пусть сюда, к дому через лес двигаются. Ясно? И следи за округой, чтобы Бредли…
        - Понял… - подумав секунду-другую, ответил Сэм. - Только шериф… он все равно обидится… а если он обидится…
        - Вон отсюда! - заорал Колоухин. - Пошел в комнату и следи за тем, что твой шериф будет делать. Камеры все работают?
        - Работают… - Сэм задумчиво посмотрел на пистолет в своей руке и кивнул. - Работают все четыре…
        - Вот и следи за ними… - генерал несколько раз вздохнул, восстанавливая хотя бы видимость спокойствия.
        Лукаш ждал с самым невинным видом.
        Значит, группа прикрытия у генерала все-таки есть. И скоро парни будут тут, возле дома. Ну сколько им понадобится времени? Минут десять-пятнадцать? Чуть больше? Слишком близко к городу они не стали бы дожидаться указаний генерала, чтобы не вызвать подозрения. А вот интересно, Колоухин объявил тревогу после того, как чужие приехали в Бриджтаун, или уже с утра готовился отбыть из этих мест?
        Чемоданов не видно в комнате, но выглядит Колоухин как-то по-походному, что ли. Лукаш сразу заметил, но внимания не обратил. Ботинки. Точно, ботинки, не совсем стариковская обувь. По дому удобнее ходить в мягких туфлях, а генерал встретил гостей в ботинках.
        И все-таки он ждал посланца. Вот поэтому и впустил Лукаша в дом. Решил, что это важные персоны прислали к генералу Колоухину посланца для переговоров. Ведь такие люди, как Олег Данилович, не валяются на улице, с ними всегда нужно вступать в переговоры… А тут - никто ничего не передавал. Просто журналист хочет воспользоваться лежалым информационным поводом. Лежалым, заплесневелым, вонючим…
        «Не нужно себя накручивать, - сказал себе Лукаш строго. - Работай, следи, просчитывай. Времени у тебя не так, чтобы очень много. Если не успеешь до появления ребят из лесу, то можешь вообще не выжить. Именно - не выжить».
        - Значит… - генерал щелкнул пальцами. - Значит, сам подохнет…
        - Это в посольстве мне так сказали. По телефону. Володя Пузий, из пресс-службы… Молодой, резкий, как прошлогоднее ситро, а, казалось бы, вегетарианец, с чего бы… - Лукаш позволил себе улыбнуться. - А на сайте Контингента, в списке разыскиваемых, вас тоже почему-то нет… Наверное, после моего звонка убрали, спохватились…
        Колоухин поморщился, словно от зубной боли.
        - Так вы мне дадите интервью? - спросил наивный Лукаш.
        Генерал снова что-то беззвучно прошептал, закрыв глаза. Потом достал пистолет. Ловко он его выхватил, только-только правая рука была пустой, и вдруг - резкое движение, и пистолет в ладони. А ствол направлен в живот Лукашу. Не в лицо, в лицо пистолет направлять - пустые понты, как говаривал инструктор Лукаша в давние времена. Целиться нужно в район от паха до груди. Это место сложнее всего убрать с линии выстрела. Пригнуться можно, подпрыгнуть, а вот пузо убрать в сторону - это мало кому удается.
        - Зачем? - спросил журналист слабым голосом. - Не нужно…
        - Я хочу знать на самом деле, зачем ты сюда приехал… - ровно проговорил генерал. - Есть вероятность, что ты действительно приехал за интервью…
        - За интервью, - с готовностью выдохнул, почти выкрикнул Лукаш. - Именно за…
        - Рот закрой! - приказал Колоухин. - Не торопи пулю.
        Пистолет был неподвижен, рука старого убийцы не дрожала. Палец лежал на спуске. Не на предохранительной скобе, чтобы не дай бог не выстрелить, а именно на спусковом крючке. Первой фалангой указательного пальца, как рекомендует наставление. Это дилетанты жмут второй фалангой, уводя в момент нажатия пистолет в сторону, а профессионалы…
        Лукаш кивнул.
        - Хорошо, - одобрил генерал. - Значит, если хочешь жить - отвечай. Кто тебя послал?
        Лукаш вздохнул со всхлипом.
        - Я уже… я уже говорил…
        - Попробуй еще раз, - предложил Колоухин. - Я не знаю, что тебе там обещали твои начальники, но ты можешь умереть. Вначале очень помучиться, а потом - умереть. Они тебе говорили, что я читал одно время спецкурс по активному дознанию?
        Лукаш помотал головой. Начальство не говорило, начальство показало запись одного из тренировочных допросов. Кому-то из курсантов-добровольцев предложили продержаться пятнадцать минут против генерала. Курсант знал, что ничего ему не угрожает, что ни членовредительством, ни тем более смертью допрос закончиться не может, поэтому даже улыбался первые тридцать секунд контакта. Потом улыбаться перестал.
        Раньше Лукаш даже представить себе не мог, что человек способен на такой крик. И не верил, что взрослый человек, специально отобранный, не с улицы, не курсистка какая-нибудь, будет кричать десять минут, не переставая. Крови не было, но через тринадцать минут после начала допроса курсант все рассказал. Его, как тогда утверждал Петрович, даже не наказали, и на послужном списке это не отразилось. Хотя, конечно, Петрович много чего утверждал.
        - Поверь, Миша, - ласково улыбнулся Колоухин, и Лукаш почувствовал, как холодок пополз по его позвоночнику от поясницы к голове. - Лучше тебе говорить самому…
        - Я… - Лукаш кашлянул.
        - Ты, - кивнул генерал. - Ты ведь не полный дебил, правда?
        - Не полный, - согласился Лукаш.
        - Предположим, ты и вправду собрался брать у меня интервью. Предположим. Но ведь после того, как это произошло в Нью-Йорке, а потом грянуло по всей стране…
        - Что, простите, грянуло? - спросил Лукаш.
        На его месте этот вопрос задал бы любой. Пистолет пистолетом, но что грянуло?
        - Ты хочешь сказать, что не знаешь о выступлениях американцев? - удивленно приподнял брови Колоухин. - О том, как пикетчики вломились на территорию базы Ленгли не знаешь? О том, что по ним открыли огонь на поражение? И что объявлено военное положение в Вашингтоне и ближайших штатах?
        - Нет, конечно… - Лукаш был растерян почти искренне. - Я выехал… мы выехали с Джонни в девять, в девять тридцать присоединились к конвою… Я спал. Запретил Джонни слушать радио, чтобы меня не будить, и спал… А что, все так серьезно?
        Генерал дернулся к телевизору. Хотел включить, чтобы показать Лукашу, но в последний момент удержался.
        - Черт, - искренне расстроился Лукаш. - А я не знал…
        А Петрович, сволочь родная, знал. Наверняка знал, что начнется после выходки «рапторов». И даже намекнул Лукашу. Сказать, наверное, не мог, но намекнул. Да и о том, что именно сегодня Свободу расстреляют, похоже, знал заранее. А то ведь такое совпадение…
        Значит, для генерала все выглядело чуть иначе, чем планировал Лукаш. Грянуло в Штатах, и кто-то в этот же день приезжает к Олегу Даниловичу Колоухину. Совпадение? Нет, конечно, не поверит Колоухин в такое совпадение. Только-только собрался выслушать предложение, а тут - бац, и девальвация собственной значимости. Считал себя тузом, а оказалось - семерка. А потому что лох!
        - Значит, я тебе предлагаю договор, - сказал Колоухин. - Ты мне рассказываешь, кто ты и откуда, а я тебе гарантирую быструю смерть. Жизнь обещать не стану, не люблю врать по мелочам, а быструю и, главное, безболезненную смерть - обеспечу.
        «Так, генерал пытается взять себя в руки. Пока только пытается. Разговаривает с журналистом, будто уверен, что тот работает на Контору. Предлагает разговор двух профессионалов. Ладно», - подумал Лукаш и повторил это вслух:
        - Ладно.
        - Что ладно? - спросил генерал.
        - Не хотите давать интервью - не нужно. Обойдусь, - Лукаш осторожно поставил инфоблок на диван подальше от себя. - Не очень и хотелось. Я могу встать?
        Лукаш оперся ладонями о колени и начал подниматься. Быстро, но не слишком - тягучим плавным усилием.
        - Сидеть! - приказал генерал. - Я сказал - сидеть!
        - Да ну вас, в самом деле, - буркнул Лукаш, как человек, который отказывается верить, что в него могут выстрелить. Так бывает с непрофессионалами, им кажется, что выстрелить в человека сложно, что оружие на него направили только для того, чтобы испугать, заставить говорить или отдать ценности. Человек опытный знает, что пистолет вынимают для стрельбы. Но ведь журналист толком жизни не видел. Ну да, ранили его когда-то, если не врет. Он может себе позволить сомнения по поводу своей смерти.
        Генерал выстрелил. В инфоблок выстрелил, как и предполагал Лукаш. Так доходчивее должно было получиться. Если бы в диван, то получился бы просто грохот и небольшая дырка в обивке. Стрелять в журналиста? Его ведь еще нужно допросить, между прочим, а пуля в ноге или плече кажется пустяком только в фильмах. Раненый может и вырубиться, в шок попасть, например. А инфоблок, разлетающийся на куски - это очень емкое и доступное послание для самого тупого человека. Даже для журналиста Лукаша.
        Лукаш замер, согнувшись. Потом все-таки выпрямился.
        Грохот выстрела, щелчок гильзы о стекло фотографии на стене. Резкая вонь сгоревшего пороха.
        - Сидеть! - повторил Колоухин.
        Распахнулась дверь, и в комнату влетел Сэм с пистолетом наготове.
        - Что тут… у вас? - спросил Сэм.
        - Ничего, - сказал генерал, не глядя на своего помощника. - Мы просто разговариваем…
        - А-а… - протянул Сэм, опуская оружие. - А я думал…
        Он не закрыл дверь, успел только повернуться, чтобы уйти на свой наблюдательный пост. То есть он как бы еще не ушел, но уже и не присутствовал. Нет, генерал не расслабился, но внимание его чуть рассеялось, особенно в тот момент, когда напуганный выстрелом журналист обреченно махнул рукой и стал садиться обратно на диван, так же опершись руками о свои колени. Очень естественное движение. Абсолютно достоверное.
        Ноги Лукаша согнулись, Сэм шагнул через порог в другую комнату, Колоухин собрался вести разговор дальше…
        Лукаш закричал. Истошно, с надрывом, в крике его звучал не просто страх - ужас, нечеловеческий ужас выплеснулся наружу с этим криком. Лукаш потратил несколько недель, прежде чем освоил этот крик. Тут не нужны были какие-то особые слова или фразы, информация шла к слушавшим напрямую, в подсознание, к рефлексам, минуя интеллект, опыт, осторожность…
        Ноги резко распрямились, бросая тело Лукаша вперед. Не прямо к генералу, не навстречу пуле, а в сторону, под углом. Колоухин выстрелить успел, пуля ударила в пол, вырвав из половицы щепу. Колоухин успел выстрелить и второй раз, туда, куда должен был упасть Лукаш, но опять только продырявил доску - Лукаш успел оттолкнуться руками и ногами от пола и, перекатившись, ударился всем телом в стул, на котором сидел Колоухин.
        Стул вместе с генералом полетел к окну, Сэм обернулся на грохот и выстрелы, но пистолет не поднял - ему только что сказали, что все в порядке, что это идет разговор. Колоухин пистолет не выронил, удержал его в руке, даже свалившись на пол, но Лукаш оружие отобрал одним движением.
        Генерал закричал от боли, Сэм наконец попытался прицелиться, но до своего выстрела не дожил. Пуля вошла ему в переносицу, Сэм умер стоя и только потом стал падать.
        - Это выпендреж, - сказал инструктор, когда Лукаш несколько раз подряд на занятиях по скоростной стрельбе в ограниченном пространстве стрелял по мишеням именно в район переносицы.
        Выпендреж, согласился тогда Лукаш, но ведь работает.
        Сэм наконец упал навзничь, гулко ударившись затылком об пол. Генерал дернулся, пытаясь перехватить инициативу, но Лукаш автоматически отбил его удар и провел свой. Четко и аккуратно, как на занятиях. Колоухин задохнулся и захрипел.
        Лукаш встал на колени, попытался привести дыхание в порядок. Кажется, он потянул связку под правым коленом и совершенно точно ушиб левый локоть. В кино всякие ниндзя могут вот так кувыркаться минут по двадцать, у нормальных людей, пусть даже подготовленных, больше одного броска не получается. И дай бог успеть отдышаться, пока не началось второе действие и не набежали другие персонажи.
        - Ты… - выдохнул с хрипом генерал. - Ты… кто? За… зачем?
        - Как вам объяснить… - Лукаш медленно встал на ноги и отошел на два шага от Колоухина, от греха подальше. - Есть такая профессия…
        Лукаш сделал паузу, чтобы отдышаться.
        - Родину защищать? - с отвращением и презрением к банальности фразы спросил генерал Колоухин.
        - С вами, генералами, даже бывшими, вечно так… - сказал Лукаш. - Перебиваете не по делу… Мне мой шеф когда-то эту фразу презентовал. После моего первого задания, когда меня тошнило, пучило, канючило и гагачило, было мерзко и противно. Он налил мне стакан водки и сказал: - Есть, Миша, такая профессия - для Родины убивать. Я подумал и согласился - кому-то ведь нужно этим заниматься. Правда?
        - Так ты… - генерал попытался привстать, но тело его пока не очень слушалось. - Ликвидатор?
        - Убивец на государевой службе, - сказал Лукаш. - Я ведь не врал, цену на вас отменили, арестовывать и вывозить - лишняя морока. Вам же только пятнадцать лет присудил наш самый гуманный суд.
        - Да, - быстро сказал Колоухин. - Пятнадцать лет. Меня нужно арестовать… Доставить…
        - Не-а… - покачал головой Лукаш. - Пятнадцать лет для таких как ты - непозволительная роскошь. Скольких ты своими руками убил? Двоих?
        - Не доказано! - хрипло выкрикнул генерал. - Не доказано! А по приговору - пятнадцать лет! Пятнадцать лет!
        Зазвонил мобильник Колоухина.
        - Дай мне его сюда, - приказал Лукаш.
        Генерал толкнул телефон по полу.
        Лукаш поднял мобильник, не теряя генерала из виду. Это он выглядит вроде как ушибленным и беспомощным. А жажда жизни способна творить такие чудеса…
        Звонил шериф, на экране мобильника появилась его фотография и надпись - Томас. Приятели, подумал Лукаш, чего уж там.
        - Да, - сказал Лукаш в мобильник.
        - Это кто? Ты, русский? - спросил шериф.
        - Ну если совсем точно, то мы оба русские, я и ваш Джеймс Форд. Но у телефона - русский журналист Михаил Лукаш.
        - Что там за стрельба?
        - Не в меня и не в федерала, если вас это беспокоит, - сказал Лукаш, напомнив себе мысленно, чтобы не зарываться и не слишком веселиться, все-таки заложник, которому угрожает преступник, редко позволяет себе очень уж развязный тон. - Джеймс Форд отчего-то пристрелил своего подельника… Какого-какого, откуда я знаю. Ну, он вроде вам звонил по поводу поножовщины… Да, Сэм.
        Шериф на той стороне вздохнул.
        - Убил генерал парня. Прямо в лоб ему пулю всадил, - Лукаш подмигнул Колоухину. - А теперь держит под прицелом меня. Вы собираетесь что-то предпринять по этому поводу? Полицию вызвать хотя бы?
        - Дождешься ты ее сейчас, - зло ответил шериф. - Дай мне к телефону Форда.
        - Он не хочет, - выдержав небольшую паузу, сказал Лукаш. - Он не хочет разговаривать. Он будто бы кого-то ждет… Извините я…
        Лукаш выключил телефон и подбросил его на ладони.
        - Значит, ты продолжаешь меня удерживать в заложниках и зачем-то, урод, пристрелил своего соучастника…
        - Я хочу встать, - сказал Колоухин.
        - Не нужно. Поза опрокинутой черепахи тебе очень к лицу, папаша. Знаешь, сколько народу с удовольствием посмотрели бы на тебя в такой позе? Ты же, скотина, легенда в Конторе. О тебе рассказывают как об исключительной сволочи. Так самозабвенно предавать - этому научиться невозможно, с этим нужно родиться… - Лукаш покачал головой. - И не пытайся вставать, по сценарию я смогу отвлечь твое внимание только минут через десять-пятнадцать. Брошусь на тебя, ты выстрелишь, пуля продырявит мне левый бицепс - самое неприятное в сценарии, но тут начальство было неумолимым, нужна достоверная рана. Отчего-то наши решили, что ты должен умереть случайно. Журналист приехал с тобой поговорить, ты испугался, запаниковал, попытался журналиста убить… В общем, то, что ты пристрелил еще и беднягу Сэма - только к лучшему. Так твое намерение лишить меня жизни будет еще нагляднее и достовернее.
        Лукаш присел на край стула.
        - Так что у нас еще пятнадцать минут на светскую болтовню. Может, телик посмотрим? Ты ведь говорил, что там сегодня та-акое показывают…
        - Просто убить? - спросил Колоухин.
        - Могу не просто, - предложил Лукаш. - Могу всадить пулю в живот, скажем, и только потом - в голову. Минут через десять. Шериф на штурм не пойдет, производит впечатление толкового мужика, чего ему своих ребят ради какого-то русского под пули другого русского подставлять? Оставьте этот спор славян между собой… Пушкина еще помнишь?
        - Мне нужно поговорить с твоим шефом, - глухо произнес генерал.
        - Вряд ли, - сказал Лукаш. - Да и мой инфоблок ты сам угробил. Никак мне теперь с шефом не связаться. А везти тебя в Вашингтон… Я уже объяснял - не велено.
        - Ты идиот! - выкрикнул Колоухин. - Мне нужно… шефу твоему нужно, чтобы я с ним поговорил… Я…
        - Ты жить хочешь, генерал, - усмехнулся Лукаш. - Это понятно. Но в мои планы это не входит. Это тоже понятно. Ничего, потерпи, осталось десять минут.
        - Ты идиот! - Колоухин ударил кулаком по полу. - Идиот-идиот-идиот-идиот!.. Ты не понимаешь, что меня нельзя убивать. Я… Я много знаю! Я могу…
        - Не надрывайся, не нужно, - посоветовал Лукаш.
        Это раньше он был тупым журналистом, а теперь… теперь он исполнительный ликвидатор. Не тупой, но очень исполнительный. И если ему сказали, что генерал Колоухин должен умереть в случайной схватке, то так оно и будет. И совершенно неинтересно Лукашу слушать, почему это клиента нельзя выводить в расход. Все перед смертью начинают придумывать небылицы.
        - Ты не слышишь, что я тебе говорю… Да если твое начальство узнает…
        - А оно узнает? - удивился киллер Лукаш. - И кто ему скажет?
        - Твою мать… - простонал генерал. - Но ведь ты же не ради денег работаешь? Ведь не ради денег?
        В голосе проскочила надежда, оценил Лукаш. Лежит ли генерал в позе перевернутой черепашки или сидит в кресле, а профессия продолжает работать. Не предложить напрямую выкуп, а намекнуть. Проверить реакцию, дать возможность человеку проявить себя. Ведь есть шанс. Сам-то Колоухин именно за деньги продался. За деньги и не за что другое. Казалось бы, ценный работник, делавший успешную карьеру… а ведь скурвился. Так чем «чистильщик» лучше? Чистильщику тоже деньги нужны. А у генерала явно что-то припрятано на черный день.
        - Я не ради денег убиваю, папаша, - сказал Лукаш, ощерившись. - Я за идею. А тут еще и дополнительные мотивы - нравится мне таких, как ты, уродов отстреливать, это, во-первых, и, во-вторых, я-то прекрасно знаю, что меня ждет, если я на деньги поведусь. Я знаю, как работают у нас.
        Снова зазвонил телефон.
        - Да, - снова сказал Лукаш.
        - Скажи Форду, что я вызову русских военных. Тут неподалеку база… - шериф прикрыл ладонью трубку и обозвал кого-то придурком безголовым. Наверное, расставляет свое ополчение по номерам, как на охоте. - Я даю ему полчаса на размышления…
        - Сейчас передам, - сказал Лукаш и отключил телефон.
        Через минуту тот снова зазвонил.
        - Не выключайся! - приказал шериф.
        - А это не ко мне, - возразил Лукаш. - Генерал сказал, что если вы только попытаетесь делать глупости, то у вас начнутся проблемы. Он сказал, что кто-то из ваших помощников работает на него, и что сейчас к городу прибудет группа вооруженных поклонников Джеймса Форда, и если что-то пойдет не так, то в Бриджтауне случится бойня. И если вас интересует мое мнение, то он не врет. Он при мне разговаривал со своими людьми. Некий Вилли уехал к шоссе наблюдать за возможным появлением федеральной кавалерии…
        - Вилли? Еще и этот сукин сын снюхался с Фордом!
        - Обидно, правда? - сказал Лукаш и снова отключил телефон.
        Генерал молча смотрел на Лукаша. На висках выступил пот, губы побледнели.
        - Ну что, - Лукаш почесал кончик носа. - Пятиминутная готовность…
        - Нет, - прошептал генерал. - Ты не можешь понять того, что происходит.
        - Могу, - возразил Лукаш. - Но не хочу.
        - Тебе сколько лет?
        - Я же говорил - двадцать восемь.
        - То есть развал Союза ты не помнишь…
        - Нет, не помню. Это очень плохо? Это унижает меня в твоих глазах?
        - Не нужно ерничать, - сказал Колоухин.
        - Я не ерничаю. Не ерепенюсь, не кочевряжусь и не придуриваюсь. Хотя мог бы. Это для тебя сейчас наступает важный момент - время подводить итоги и готовиться ко встрече с Творцом. А для меня - рутина. Тебе придется отчитываться по поводу грехов, а мне даже исповедоваться не понадобится, я святое дело совершаю - очищаю землю от всякой мрази.
        «Не переиграть, - напомнил себе Лукаш. - Клиент поплыл, но еще может засечь фальшь. Работаем уверенно, но без перегибов. Вопрос стоит уже даже не о жизни клиента. Генерал очень не хочет умирать мелким засранцем. Он очень уважает себя, уверен в своей значимости. Он всю жизнь изображал из себя нечто важное, многозначительное, а умирать приходится вот так позорно, лежа на спине и задрав лапки».
        «Он не сможет удержаться, - сказал Петрович. - Если ты всю партитуру выстроишь правильно - не сможет. Должно у него что-то быть на черный день, не мог он на своих новых хозяев не набрать материалов. Не тот зверь. Только не переиграй, тут недоработать лучше, чем перестараться, имей в виду».
        - Ты слышал, что в июле девяносто первого в Киевском военном округе проходили командно-штабные учения? - спросил Колоухин, закрыв глаза. - Слышал?
        - Нет, - ответил Лукаш.
        - Конечно, не слышал. Об этом мало кто слышал. А из тех, кто слышал, почти никто не выжил… - на лице Колоухина появилась бледная улыбка, будто он вспомнил что-то приятное. - Учения были посвящены действиям советской стороны в случае захвата противником Украины в ходе неядерной войны…
        Лукаш молчал, не перебивая. Когда клиент потек, то лучше отойти в сторону и ждать, когда мимо поплывут обломки его самолюбия вперемешку с полезной информацией.
        - По условиям учений, войска НАТО с запада и юга вторгаются на территорию Союза и останавливаются на рубеже Днепра. Или даже за Днепром, - генерал открыл глаза, посмотрел на Лукаша, облизнул губы. - Можно воды?
        - Продолжаем рассказ, время заканчивается. От жажды умереть не успеешь.
        - Ладно. Пусть так… - генерал снова закрыл глаза. - В Белгородской области планировался в этом случае подземный взрыв ядерного заряда. Ударная тектоническая волна должна была пройти вдоль Днепра, сверху вниз, спровоцировав в каскаде Днепровских водохранилищ нечто вроде цунами. Рушатся одна за одной дамбы и плотины, скорость и объем воды нарастает… Киев и другие прибрежные города получают удар, но не это главное. В зону катастрофического затопления попадали предприятия химической промышленности и атомная электростанция, в воду и атмосферу выбрасывались массы отравляющих веществ плюс радиация, и все это неслось дальше, растекалось в стороны от Днепра… Учения закончились знаешь чем? Не хочешь угадать?
        - Не хочу, - сказал Лукаш.
        - И не угадаешь… Учения закончились тем, что было признано… и зафиксировано на бумаге, что дальнейший подсчет потерь среди гражданского населения страны невозможен. Они даже представить себе не могли, сколько миллионов людей должно было погибнуть в результате проведения операции «Аккорд»… Да, «Аккорд», такая ирония в названии…
        - И что? - спросил Лукаш небрежно.
        - Ты полагаешь, что у американских генералов нет своего «Аккорда»? - генерал засмеялся. - Полагаешь, они тоже не имеют плана последнего удара, когда войска противника вступят на территорию Великих Соединенных Штатов? Они терпели, пока был шанс, что все обойдется позором… только позором… Но сейчас, насколько я понимаю, миротворцы занимают базы, берут под контроль ядерный потенциал Америки… Я ведь не дурак, понимаю, что статую расстреливали не просто так! Это очень символичный жест… Слишком символичный, чтобы быть случайностью. Больше всего это похоже на сигнал. На общий сигнал к началу освободительной борьбы против заокеанских оккупантов… Какая ирония… Согласен?
        - Согласен, - честно сказал Лукаш. - И что?
        - Я знаю, как найти центр местного «Аккорда». Слышишь, ты, идиот? Я знаю, как и кто нанесет удар по… по всем вам… Я могу спасти миллионы жизней… Только отвези меня в Вашингтон. Отвези меня к твоему шефу…
        - Ты сам веришь в то, что я тебя куда-нибудь повезу? - Лукаш встал со стула и подошел к генералу. - Ты полагаешь, что кто-то будет вести с тобой переговоры?
        - Но я же могу спасти…
        - Ты можешь отомстить своим новым хозяевам, - сказал Лукаш. - Тем, кто тебя продал. Использовал и выбросил, как ненужную тряпку. Каково оно - быть выброшенной грязной тряпкой?
        - Замолчи! - попросил Колоухин.
        - И от этого что-то изменится? - пожал плечами Лукаш. - Они даже не подумали, что ты можешь заполучить этот их секрет. Для них ты был… и остался ничтожеством, одним из предателей, который ради денег готов на все… даже превратиться…
        Лукаш сплюнул. Плевок ударил в половицу почти возле самого лица Колоухина.
        Когда в доме Джеймса Форда грохнул выстрел, а за ним, почти без паузы, второй, шериф Бредли вздрогнул и выругался. Он хотел позвонить это проклятому русскому, но тут дверь дома открылась, и на крыльцо вышел Лукаш с поднятыми на всякий случай руками. Левый рукав его рубахи был пропитан кровью, капли звонко падали на доски крыльца.
        - Где Форд? - крикнул шериф, приставив ладони ко рту.
        - Там! - ответил Лукаш, указав большим пальцем правой руки на дверь. - Я его, кажется, убил…
        Русский корреспондент сел на верхнюю ступеньку крыльца и закрыл лицо руками. «Это тяжело, - подумал с сочувствием шериф, - убить человека в первый раз!»
        Глава 5
        До самого Вашингтона они доехали без проблем. Почти до самого Вашингтона и почти без проблем. Пару раз их останавливали на перекрестках американские полицейские и еще трижды - патрули миротворцев.
        Ничего такого особо страшного на дорогах Лукаш не увидел. Не было ни потока беженцев, ни колонн военных машин и бронетехники. Мосты охранялись, дорожные развязки охранялись, несколько раз Лукаш видел вертолеты - американские, русские и, кажется, китайские. Однажды ему показалось, что он слышал стрельбу со стороны небольшого городка, но, когда торопливо заглушил радио, все уже прекратилось. Не исключено, что действительно показалось.
        С Джонни они почти не разговаривали. Первый час поездки федерал болтал не переставая, даже не пытаясь справиться с возбуждением, но потом адреналин пошел на убыль, и настроение Джонни качнулось в другую сторону.
        Оно и к лучшему, подумал тогда Лукаш. Он включил радио и пытался представить себе, что именно происходит сейчас в Америке. Получалось, что ничего особенного не происходит. Несколько раз зачитали обращение президента, потом шли сообщения из разных городов с общей интонацией - нужно сохранять спокойствие и не поддаваться на провокации. Похоже, радиостанции все-таки получили указания не раскачивать лодку.
        Уже больше месяца среди иностранных журналистов ходили слухи о создании специальной комиссии по средствам массовой информации, которую успели окрестить комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Несколько газет и небольших теле- и радиокомпаний закрылось, но тут могли быть и совершенно объективные финансовые причины. Рекламодателей, например, на всех не хватает. Да и что рекламировать? Домов и машин с бытовой техникой никто… или почти никто не покупал, а продукты, медикаменты и одежду рекламировать не требовалось, тут бы хватило на всех…
        Лукаш по поводу комитета попытался уточнить у Петровича, а оно тебе нужно, спросил в ответ Петрович, и Лукаш согласился - не нужно. Пусть покойники сами хоронят своих мертвецов. Или как-то так.
        Нужно сохранять спокойствие, призывали радиодикторы, сохранять спокойствие правильно, говорили политические консультанты, спокойствие - залог светлого будущего, обещали психологи. Правильно делали, между прочим, сказал себе Лукаш. А с перепугу они делают правильно, под прицелом пистолета или по внутреннему убеждению - это пока не важно. Главное, чтобы добропорядочные обыватели не успели распробовать вкуса крови.
        Ситуацию еще можно удержать в рамках до тех пор, пока средний обыватель не решил, что все дозволено. Или оправданно. Вот его, обывателя, властям и нужно держать крепко. И вести себя властям нужно спокойно, уверенно, рационально. И тогда все обойдется.
        Вот в Бриджтауне бойни удалось избежать. Шериф взял телефон убитого Сэма, позвонил парням - в телефоне так и значилось «парни» - и посоветовал отваливать от города как можно дальше. Убили Джеймса Форда, сказал в телефон шериф. В ответ у него попросили - вежливо попросили, нужно отдать парням должное - вынести покойного на крыльцо. Это значило, что парни уже на расстоянии прямой видимости от дома. И, прекрасно понимал шериф, на дистанции прямого выстрела.
        Труп генерала вытащили из дома, поставили, поддерживая с двух сторон, на ноги.
        - Так нормально? - спросил шериф.
        - Твою мать, - сказали по телефону.
        - Я спрашиваю - так нормально? - повторил шериф. - Все видно? Он мертвый, сам затеял стрельбу и нарвался. Какие-то вопросы есть? Или пожелания? Мстить будете?
        - Извини, шериф, все в порядке, - сказали по телефону. - Мстить никто не собирается. За это нам не платили, только за сопровождение. Мы уходим.
        - Вот и ладно, - сказал шериф. - Там по дороге встретите Вилли, скажите, что лучше ему в город не возвращаться.
        Лукашу перевязали руку и вкатили какой-то укол. Лукаш попытался предложить денег, но его послали. Джонни вышел из дома своими ногами, но держась рукой за голову. Сел на ступеньку возле Лукаша.
        - Живой? - спросил Лукаш.
        - Нет, мать твою, мертвый! - пробурчал Джонни. - Бродячий мертвец, мать его!
        - Крови, смотрю, нет. Шишка, наверное?
        - Зато какая… - Джонни посмотрел на мертвого генерала, лежащего неподалеку, и вздохнул. - Не помнишь, там, в объявлении на розыск, деньги только за живого? Или за мертвого тоже?
        - Не помню, - сказал Лукаш. - Хочешь забрать туловище с собой?
        - У меня большой багажник, - задумчиво, словно про себя, проговорил Джонни. - Вместится, думаю. И не успеет завоняться до Вашингтона… Если завернуть хорошо. У шерифа должен быть мешок для трупов?
        Мешок у шерифа нашелся. Поверх мешка тело обмотали пластиковой пленкой и скотчем.
        - В багажник положите, - попросил Джонни.
        Лукаш прошелся по дому, придерживая раненую руку, обнаружил в спальне собранные сумки. В одной, помимо бумаг и вещей, находился ноутбук.
        - Наверное, нужно все это забрать в Вашингтон, - сказал Лукаш мрачному шерифу. - А то они сюда приедут за вещами снова. Вам нужно, чтобы сюда ехали федералы и русские?
        Шериф выругался.
        - Полагаю, это знак согласия с моим предложением, - кивнул Лукаш. - Я бы еще оружие забрал… «Глок» из которого мы с Колоухиным подстрелили друг друга… Заберу, чтобы вопросов не было, что да как… А для себя хотел прихватить «кольт» и винтовку. В качестве сувенира. Можно?
        - Забирай, - разрешил шериф. - Так говоришь, бросился на него, а он выстрелил да промазал?
        - Ага. Не так чтобы совсем, - Лукаш глянул на свою перевязанную рану. - Но, в общем, промазал…
        - Везучий ты сукин сын, - сказал шериф. - Я же видел, как Джеймс… генерал стрелял из пистолета. Еще удивлялся, где профессор так научился… А тут… Везучий ты.
        - Сам удивляюсь, - Лукаш выдержал взгляд шерифа и легонько улыбнулся. - Извините, если огорчил.
        - Пошел ты, - буркнул шериф.
        Вещи отнесли в джип, уложили на заднее сиденье. Туда же положили винтовку, завернув ее в одеяло.
        - Пистолеты лучше при себе держи, - посоветовал шериф и протянул еще запасные магазины, которые нашел в доме. - Мало ли что сейчас может на дорогах твориться…
        - До свидания, - сказал Лукаш.
        - Прощай, - ответил шериф, не подавая руки.
        - Вам, наверное, будут звонить… - Лукаш открыл дверцу со стороны водительского места. - Я расскажу, как было. Ничего выдумывать не придется…
        - Не хватало еще… - сплюнул шериф. - Было бы ради чего…
        - Он, наверное, свою кандидатуру на вакантный пост мэра выдвигал? - спросил Лукаш.
        - Да. И, наверное, победил бы… - шериф задумчиво почесал щеку. - Думаешь, это он нашего мэра?..
        - Выкроить себе небольшое королевство из всеобщего бардака - это в его стиле, - кивнул Лукаш.
        - Сукин сын!
        Джонни подошел к машине, прижимая к затылку полиэтиленовый пакет со льдом. Двигался федерал уже довольно четко, не морщился при каждом шаге и направление держал вполне уверенно. «Если и случилось у него сотрясение мозга, то легкое, - подумал Лукаш. - С другой стороны - откуда там мозг? Мозжечок один, для равновесия. И три извилины прямо по черепной коробке - пожрать, потрахаться и денег заработать».
        - Помочь сесть? - предложил Лукаш.
        - Сам-то вести машину сможешь раненой рукой? - спросил Джонни и увидел на сиденье пистолеты. - Ты себе стволы урвал, Майкл?
        - А что?
        - Зачем тебе эта дешевка? Ты бы лучше у шерифа… У него ведь «Кольт Питон Комбат» с трехдюймовым стволом? Так, шериф?
        - Так, - сказал шериф.
        - А продайте мне револьвер, шериф! - неожиданно попросил Джонни. - У меня с собой пятьсот евро. Давайте, шериф!
        Джонни полез в карман правой рукой, левой рукой неловко, за головой, удерживая кулек со льдом на месте ушиба.
        - Пошел ты! - сказал шериф.
        - Тысяча евро, шериф! Что ж вы упрямый такой? Целая тысяча! - Джонни достал, наконец, пять двухсотевровых купюр и развернул их веером, для внушительности, наверное. - Тысяча!
        - Если вы через пять минут не покинете Бриджтаун, - официальным тоном произнес шериф, - то я приму меры.
        - Уже едем, - сказал Лукаш и показал кулак Джонни. - У него контузия, сэр, не обращайте внимания, сэр. Вот моя визитка: если что-то понадобится - что угодно - звоните или стучитесь через Сеть. Я ваш должник, имейте в виду.
        - В жопу таких должников, - ответил шериф, но визитку не выбросил, а аккуратно сунул в нагрудный карман рубашки. - Внимательнее там на дороге.
        Рука у Лукаша почти не болела и совсем не мешала вести машину. Джонни обиженно сопел, пока они ехали по городу, потом, когда джип поравнялся с обгорелыми остатками грузовика на въезде, тяжело вздохнул и выругался.
        - Чем не доволен? - осведомился Лукаш.
        - Ты специально меня достаешь? Тебе мешает то, что я пытаюсь заработать?
        - Ты о чем? О генерале? Так я везу труп только ради тебя - вдруг выйдет получить за него хоть что-то. Хочешь, мы вообще можем соврать, что это ты его убил? Он бросился на меня, ранил, а ты вмешался, обезоружил, но был вынужден стрелять, когда он потянулся за другим стволом… Хочешь?
        - Сотрудник администрации Зеленой Зоны, убивающий бывшего русского шпиона?
        - Сотрудник администрации Зеленой Зоны, спасающий жизнь русскому журналисту.
        - Спасибо, еще лучше. Патриотически настроенные сограждане меня могут не понять, - снова вздохнул Джонни. - Какого беса ты вмешался в мой разговор с шерифом? Я бы накинул еще пару сотен и забрал револьвер…
        - С ума сошел? Контузия таки оказалась сильнее, чем я предполагал?
        - Сам ты… Нужно хоть иногда в Сети не порно смотреть, а полезные сайты. Знаешь, что сейчас стало модным покупать револьверы в качестве сувениров? Миротворцы, дипломаты, журналисты - все ищут безделушки с местным колоритом. Очень американское оружие, то, се…
        - Тысячу за старый револьвер? - прищурился с иронией Лукаш.
        - А шесть тысяч евро не хотел? - с обидой в голосе спросил Джонни. - И это еще до начала нашего бардака, когда револьверы покупали-продавали только местные любители и коллекционеры. Сколько этот старый револьвер сейчас стоит, я даже представить не могу… Приеду домой, свяжусь с парнем одним, тот, если будет нужно, даже сюда приедет.
        - Это какой парень? - спросил Лукаш машинально.
        Ни антикварное оружие, ни торговцы этим оружием Лукаша не интересовали. Он внимательно присматривался к зарослям вдоль дороги, парни генерала могли задержаться, решить напоследок хоть шерсти клок урвать с обитателей Бриджтауна и его гостей, особенно, если гости едут в машине с федеральными номерами. Выстрел в лобовое стекло - и можно собирать бонусы. Просто, как в компьютерной игре.
        - Ты его не знаешь, - отмахнулся Джонни. - Есть один лунатик, помешанный на оружии. Он вроде и в спецвойсках служил, и в частной охранной фирме… специалист по рискованному менеджменту… Краузе. Всякий разговор сводит к оружию, если не остановить, будет трепаться по этому поводу… Хотя, как мне кажется, ни хрена он нигде не служил. Мелкий уголовник, если судить по речи и привычкам. Сколько раз его на брехне ловили… Но по поводу оружия - вроде спец. Вот за «питоном» он точно приедет…
        Выезд на федеральную трассу был перекрыт.
        Стояла машина с эмблемами полиции штата на дверцах и куцый ооновский БРДМ чуть в стороне.
        - А вот сейчас у нас спросят - а почему это вы в крови и с шишкой, - Лукаш посмотрел на Джонни. - А потом найдут в багажнике труп… Расстреляют сразу или погодя?
        - Погодя, - сказал Джонни. - У меня знаешь, какая бумага есть?
        Он со стоном и кряхтением полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник. Из бумажника - пластиковую карточку со своей фотографией и какой-то эмблемой. И еще извлек на свет божий листок бумаги, сопроводительное письмо от федеральных властей с требованием оказывать всяческую помощь.
        Наверное, Джонни даже обрадовался, что возникла возможность эту бумагу наконец предъявить. Шериф смотреть не стал, предпочел проверить права и документы на машину. И был совершенно прав, еще тогда отметил про себя Лукаш.
        Страшные бумаги с самого верха - штука, конечно, весомая, только вот кто сможет опознать с ходу - она и в самом деле с самого верха, или ее распечатали на принтере в ближайшем интернет-кафе? Откуда обычному шерифу знать, как выглядит настоящая подпись президента или министра юстиции? Вот права и техпаспорт - это да, тут все понятно, ошибиться трудно.
        А документы с печатями и титулами - это балбесов пугать.
        Фонари на крыше полицейского автомобиля мигнули, сирена выдала пару тактов, предлагая джипу остановиться. Полицейский вышел из машины и, не торопясь, пошел по обочине. Рука возле кобуры, движения плавные, настороженные. Второй патрульный, оперев приклад помпового ружья о бедро, стоял за автомобилем. Спасибо, хоть не целился. За этот день Лукаш уже начал привыкать к тому, что на него постоянно пялится дуло какого-нибудь оружия.
        Вот и БРДМ развернул ствол четырнадцатимиллиметрового пулемета в сторону джипа. Прямо Лукашу в лицо.
        «А броневик-то еще советского выпуска, - подумал Лукаш. - Кто-то из бывшего Союза. Украина, судя по эмблеме возле ооновской. Можно пойти и поболтать. Сейчас Украина с Россией снова вместе навеки. С тех пор, как Америка прихворнула и стала вроде бы умирать, а Европа заметно растеряла по этому поводу уверенность и апломб, бывшие советские республики, не без намека из Москвы, стали гораздо роднее, вспомнили о славном совместном прошлом. А кто бы не вспомнил?»
        Но Джонни прекрасно справился и сам.
        Подошедшему полицейскому он протянул свою карточку и бумагу, тот молча документы изучил и вернул. Посмотрел на рану Лукаша, оглянулся на бронемашину миротворцев и, чуть понизив голос, спросил:
        - Помощь не нужна?
        - Нет, офицер, все в порядке, - сказал Джонни. - Просто дурацкое недоразумение…
        - Дальше до самого моста постов нет, - сказал полицейский. - А от моста лучше налево, если вы в Вашингтон едете…
        - В Вашингтон, спасибо, - Джонни спрятал документы в карман пиджака и улыбнулся. Немного натянуто, с точки зрения Лукаша, но в целом достаточно убедительно.
        Полицейский кивнул, молча махнул рукой напарнику и пошел обратно к патрульной машине.
        - А ему лень, я смотрю, - сказал Лукаш, когда БРДМ и полицейские остались за поворотом. - Отбывает поденщину…
        - А что прикажешь ему делать? Из штанов выпрыгивать? Но миротворцы, обрати внимание, молодцы. Предоставили возможность американцам разгребать все дерьмо, а сами только присутствуют на заднем плане. Молодцы, подонки.
        - Не без того, - кивнул Лукаш. - Не без того…
        Полицейские работу выполняют, но четко понимают, что есть свои, американцы, и есть всякие другие, понаехавшие. И патрульному наплевать, где и за что получил свою рану американский парень в американской машине, важно, что он свой, и что удалось в мелочи, но подгадить миротворцам. Пока не выстрелить в спину или заложить бомбу, а просто поддержать американцев.
        А те не разделились еще на своих американцев и не своих, не нужно решать, чью сторону выбрать. Наверное, тоже пока.
        Обсуждать это с Джонни Лукаш не стал. Надел куртку, чтобы прикрыть окровавленную повязку поверх рукава, спрятал «кольт» под сиденье, а «глок» сунул за брючный ремень за спину.
        Патрули проверяли документы и с обысками не приставали. Заваруха только начиналась, и никто еще не принимал ее слишком близко к сердцу. Тем более что документы были правильные и внушающие.
        А перед Вашингтоном пришлось остановиться надолго.
        Солнце уже садилось, когда джип выехал к Потомаку, туда, откуда выехал этим утром. Власти Зеленой Зоны настоятельно рекомендовали возвращаться в город тем же путем, по которому уезжали. Утренний сержант, конечно, документов особо не проверял, но видеорегистратор номер наверняка зафиксировал, и лучше экспериментов не ставить.
        Небо над Вашингтоном было сумрачным. Будто испачканным серой краской. Акварелью, если точнее. На скользкой поверхности неба акварель держалась плохо, сползала вниз, к горизонту, оставляя за собой потеки серого цвета. В открытое боковое окно тянуло гарью: паленой резиной, сгоревшим мазутом, еще чем-то сладковатым и неприятным.
        Движение перекрыл танк.
        Каким-то образом механик-водитель умудрился поставить машину поперек дороги и сорвать гусеницу. Теперь танкисты копошились возле танка: гремела кувалда, кто-то доходчиво объяснял кому-то, что таким мудакам даже велосипед доверять нельзя - в общем, процесс шел, но быстрого решения проблемы не обещал.
        Лукаш вышел из джипа.
        - В машину! - донеслось от блокпоста.
        - Ага, - сказал Лукаш по-русски. - Сейчас. Как только - так сразу.
        - Стрелять буду! - предупредили от блокпоста, и бэтээр развернул башню. - Из машины не выходить.
        Прошло всего несколько часов, а настроение у бойцов сильно изменилось. Боеготовность растет, нервы не железные… Лукаш вернулся за руль.
        - Тебя здесь больше не любят? - поинтересовался с сочувствием в голосе Джонни. - Ты забыл сигареты. Может, поэтому тебя разлюбили?
        - Тут сейчас могут так дать прикурить… - сказал Лукаш и осторожно потрогал повязку на ране.
        Вход и выход от сквозного ранения снова начали болеть, налились огнем и пульсировали. Сколько здесь придется стоять - непонятно, а потом нужно будет решать, куда ехать в первую очередь. К Петровичу завезти вещи незабвенного Олега Даниловича Колоухина, а потом уже в госпиталь или к посольскому лекарю, или можно сначала в госпиталь, сдать покойника, получить новую перевязку и пару уколов, а потом уж…
        От блокпоста к машине подошли двое солдат. Очень серьезные ребята, двигались вдоль ограждений пандуса, так, чтобы не перекрыть собой линию огня с бэтээра, один осторожно приблизился к джипу, а второй, держа Лукаша и Джонни на прицеле, стоял так, чтобы в случае чего не зацепить напарника.
        Совсем другое дело, одобрил Лукаш. Нонешние не то, что давешние. Не вовремя только.
        - Документы! - сказал солдат и протянул левую руку к открытому окну. Правую он с рукояти автомата не снял. И автомат на предохранитель не поставил.
        Лукаш, стараясь не заслонять от солдата Джонни, достал из кармана свое удостоверение. Взял документы у федерала и тоже отдал солдату. На бронежилете солдата белым было написано «Жека» и желтой краской намалеван смайлик. Но сам солдат не улыбался, был сосредоточен и даже будто сердит.
        - Я только утром выезжал, - сказал Лукаш.
        - Ага, - не отрывая глаз от документов, кивнул солдат.
        - Журналист. Российское информационное агентство…
        - Я вижу, - сказал солдат и сличил внешность Лукаша с фотографией. Потом перевел взгляд на Джонни.
        - А это… - начал Лукаш, но солдат его прервал и вежливо, на чистом английском, попросил Джонни представиться.
        Джонни назвал себя и свою должность.
        - Хорошо, - сказал солдат.
        Сейчас он попросит выйти из машины и открыть багажник. И вот тут начнутся проблемы с неприятностями. Лукаш станет выбираться из джипа, а «глок» по закону подлости возьмет да и выпадет… А разрешения на ношение оружия у журналиста нет, а если от удара о бетон пистолет вдруг пальнет… «глок» машинка приличная, к самопроизвольной стрельбе не склонная, но тут возьмет и сделает исключение. Пистолет выстрелит, солдат от неожиданности шарахнется, споткнется и упадет, его напарник подумает, что стреляли из машины и не просто так шутки или озорства ради, а вовсе даже на поражение, и нажмет солдатик на спуск своего автомата, а пулеметчик с бэтээра ничего даже думать не станет, отреагирует на предполагаемую перестрелку самым непосредственным образом…
        «А это уже нервы и усталость, - подумал Лукаш. - Нехорошо себя так накручивать. Нужно работать. Звонить Петровичу пока не стоит, нужно действовать аккуратнее».
        Как там говорил утром сержант? Кто тут у них на чеке за главного был? Лейтенант Великих, мать его.
        - Слышь, боец, - сказал Лукаш быстро, чтобы не дать солдату времени на приказ. - Лейтенант Великих сейчас на посту? Не сменился?
        - Нет, не сменился, - ответил солдат. - А вы знаете лейтенанта?
        - А ты не мог бы его вызвать? - Лукаш постучал костяшками пальцев по стойке кабины. - На пару слов. Тебя, я понимаю, Евгением зовут?
        - Ну… - чуть удивленно сказал солдат.
        - У тебя на бронике написано, - указал пальцем Лукаш. - Никаких чудес, только профессиональная журналистская наблюдательность.
        Солдат расплылся в улыбке и стал похож на смайлик со своего бронежилета.
        - Позови лейтенанта, - попросил Лукаш.
        - Серый! - крикнул Жека напарнику. - Вызови лейтенанта.
        Серый свистнул громко и пронзительно. Два коротких - сигнализация, судя по всему, тут отработана. Через минуту из-за бетонных блоков вышел лейтенант Великих.
        Как положено человеку с такой фамилией, лейтенант был невысок и худощав. Не прыщ какой-нибудь, очень ладный и ловко сбитый парень, но ростом в метр семьдесят и весом килограммов в восемьдесят с бронежилетом и ботинками.
        - Вот, товарищ лейтенант, лично вас требует! Журналист. - Жека протянул лейтенанту документы Лукаша.
        - Требует? - радостно удивился лейтенант и посмотрел в удостоверение. - Господин Лукаш, Михаил Александрович, требует лично меня для разговора?
        - Не-не-не-не!.. - торопливо выдал Лукаш, понимая, что лейтенант может решить, что кто-то тут качает права и этого кого-то нужно немного поучить. - Никто никого не требует. Просто просил позвать. Когда я утром ехал, познакомиться не удалось, вы были… э-э… заняты, я общался с сержантом. Такой светлый, с конопушками и голубыми глазами. Имени он своего мне не сказал, мы перекурили по-быстрому, и я поехал.
        - Сержант Быстров, - лейтенант как-то напрягся, мельком глянул на Жеку, а тот отвернулся. - Коля Быстров.
        - Может, и Быстров, - кивнул Лукаш. - Он говорил, что у вас тут с куревом проблема… я обещал закинуть еще сигарет. Вот…
        Лукаш обернулся, потянулся правой рукой к своей сумке и осторожно, чтобы не уронить винтовку, лежащую на сумке, достал сигаретный блок.
        - Вот, передайте ему… Он сменяться собирался, если уже ушел, тогда ребятам раздайте…
        Лейтенант взял сигареты, покрутил блок в руке.
        - Вы не думайте, это не взятка. Он меня выручил сегодня здорово, если бы не помог, то я бы не поспел к конвою, а мое начальство…
        - Сержант Быстров погиб, - глухим голосом произнес лейтенант.
        - Как - погиб? - опешил Лукаш. - Он же утром еще…
        Черт-черт-черт-черт, мысленно выругался Лукаш. Сколько раз слышал от других вот это самое удивленное «Как погиб?», слышал и раздраженно думал, что человек весь мир склонен судить по себе, оценивать по своему отношению к происходящему. Сам не видел - значит, не было. Если вот только утром трепался с приятелем, то обеспечено приятелю бессмертие до следующей встречи…
        - Он же утром смениться должен был… - заставил себя закончить фразу Лукаш.
        Не с первого раза получилось, пришлось проглотить комок, вставший вдруг в горле.
        - Вот так и погиб, - буркнул лейтенант, запрокидывая лицо к потемневшему небу. - Вот тут погиб, перед чеком.
        Лукаш медленно вышел из машины. Только сейчас он почувствовал, насколько воздух пропитан гарью. И еще, что сладковатый запах - это горелое мясо. Будто шашлык забыли на мангале.
        Танкисты гремели кувалдой и ругались. Жека отошел от машины и присел на край парапета.
        - Как же так? - растерянно спросил Лукаш. - Что случилось?
        - А черт его знает, что случилось, - тихо сказал лейтенант. - Машины стояли в очереди на проверку. Как раз досмотровая группа… В общем, только-только парни должны были сменить Быстрова, как вдруг одна машина взорвалась. Пятая или шестая от блокпоста.
        Была машина заминирована или, как потом предположил кто-то, по ней ударил ракетой беспилотник, но взрыв разворотил «Шевроле», разорвал в клочья и разбросал огненные ошметки на стоящие поблизости автомобили. Началась паника, люди кричали, машины пытались развернуться, но сталкивались, сцеплялись бамперами и открытыми дверцами.
        На «Форде» с багажником на крыше загорелись какие-то мешки. Ничего взрывоопасного, но занялось разом, как хорошо высушенный хворост. Люди бросали автомобили и бежали прочь, солдаты с блокпоста ничего не могли поделать, машины, стоявшие в самом конце очереди, перед въездом на эстакаду, разъезжались в разные стороны, люди кричали, тащили, кто детей, кто какие-то чемоданы из багажников…
        Парня в загоревшейся одежде повалили на бетон и обдали струей из автомобильного огнетушителя. Несколько человек лежали между машинами, один или два неподвижно, кто-то пытался встать, а пожилая женщина кричала, зажимая рану на бедре. Кровь текла обильно, видно, осколок перебил артерию. Через несколько секунд женщина замолчала.
        - Раненых вытащить, - приказал лейтенант. - Сюда, за чек.
        Парни бросились к пострадавшим, и тут кто-то заметил, что в «Форде» с загоревшимися тюками на крыше остались люди. Женщина на водительском месте сидела неподвижно, уронив окровавленную голову на руль, какая-то железка, похоже, пробила стекло в дверце и висок, а на заднем сиденье кричали дети.
        Лейтенант сам их не видел, тащил на себе тяжеленного негра с перебитой ногой, потом сказали, что в «Форде» были две девочки: лет пять и семь. Шансов выбраться у них не было. Они только могли кричать и биться ладонями в стекла. Биться и кричать…
        Взорвался бензобак соседней машины, «Форд» обдало огнем, краска мгновенно вспучилась и сгорела. У женщины за рулем вспыхнули волосы, но она даже не пошевелилась.
        Быстров прыгнул к машине, перекатился через капот пикапа, врезал ногой по стеклу в задней дверце. С первого раза не получилось, он ударил прикладом автомата. Что-то крикнул девочкам в салоне. Семилетняя сообразила и протянула к нему руки.
        Сержант выдернул ее из машины и перебросил через пикап, на руки подбежавших солдат. Потянулся за второй девочкой, но та от страха вжалась в угол машины и, зажмурившись, кричала. Руками она зажимала уши.
        Быстров что-то крикнул. Попытался соорудить что-то на своем убогом английском, но быстро понял, что так у него ничего не получится. Ближайшую к нему дверцу блокировал пикап, дальняя прижалась к отбойнику.
        Нужно было уходить, сказал лейтенант. Понятно было, что не успеет Быстров вытащить девочку. Но только он все равно решил достать ее, полез в окно и даже, наверное, дотянулся. Но тут взорвался бензобак «Форда». А потом - полыхнул пикап.
        Только когда подъехали пожарные и залили огонь пеной, а танк вместо бульдозера растащил машины - некоторые сбросив с пандуса, а некоторые вытолкав подальше от въезда на мост - смогли добраться до сержанта. До того, что от него осталось.
        - Вот так, значит… - тихо-тихо сказал Лукаш.
        - Одну девочку он спас, - так же тихо сказал лейтенант.
        - Жизнь за жизнь, - проронил Лукаш мертвым голосом.
        - Что? - не понял лейтенант.
        - Если бы… понимаешь, меня всегда мучил вопрос… - Лукаш смотрел себе под ноги, будто увидел там что-то важное. - Даже не мучил, а так… Когда человек ценой своей жизни спасает сотню… ну десять, пять или даже двоих, там еще понятно, там как бы… ну, арифметика… что больше, что меньше…
        Лукаш чувствовал, что говорит сейчас чушь, что ерунду сейчас городит и вроде даже как-то собирается принизить то, что сделал сержант Быстров. Понимал, что лейтенант может все это воспринять именно так, именно как обиду, и врезать тупоголовому журналисту, - все это Лукаш понимал, но не мог остановиться. Он должен был это сказать. Спросить?
        - А тут… Тут же его жизнь и жизнь… - Лукаш скрипнул зубами.
        - Думал? Арифметика? - лейтенант зло пнул носком ботинка колесо джипа. - Я тоже думал. Когда стаскивал с обгоревшего Кольки броник и подсумки с чудом не взорвавшимися боеприпасами - думал. Ты знаешь, что сгоревшая плоть липнет к пальцам? Знаешь?
        - Знаю, - тихо сказал Лукаш.
        Он, не отрываясь, смотрел на руки лейтенанта. Великих постоянно тер кончики пальцев друг о друга, словно пытался стереть с них что-то липкое.
        - Если бы хоть кто-то из своих… - пробормотал лейтенант. - Своих, а не…
        - Пиндосов? - спросил Лукаш.
        Лейтенант не ответил. Он механически вытер ладони о куртку, глянул на них и снова вытер.
        - Слышь, лейтенант, - Лукаш наклонился к Великих так, чтобы никто больше не расслышал его слов. - А сам ты…
        - Что - я?
        - Ты ведь негра тащил от машин… Тащил ведь? Черного пиндоса на себе волок между машин, ведь так?
        - Так…
        - А ведь любая из них могла взорваться. От огня или тоже была заминирована… Могла взорваться? Молчишь? Так почему ты не побежал? Почему своих ребят… почему не приказал всем отступить? Скажи, лейтенант!
        - Не знаю, - тяжело мотнул головой лейтенант. - Не подумал. Не до того было, наверное… Времени не было…
        - Знаешь, Великих, - Лукаш несильно дернул офицера за ремень разгрузки. - Боюсь, что, если бы время было, ты все равно так же поступил бы. И сержант…
        - Не знаю… Не знаю.
        Лукаш распахнул дверцу джипа, достал из сумки две бутылки водки и два блока сигарет, переложил в полиэтиленовый пакет:
        - Вот, забери ребятам. Помяните…
        Лейтенант посмотрел в лицо Лукаша, прищурился, желваки напряглись.
        - Спасибо, - сказал лейтенант. - Не нужно. У нас все есть…
        - Забери или я разобью бутылки, - пакет в руке Лукаша качнулся, бутылки звякнули. - Это не взятка… Тогда, утром - да, взятка. Сейчас… Ты понимаешь?
        - Понимаю, - чуть помедлив, кивнул лейтенант. Он окликнул Жеку, приказал все забрать и отнести на чек.
        - Откуда сержант родом? - спросил Лукаш уже спокойно.
        - Да какая разница, - пожал плечами лейтенант. - Или ты будешь статью писать?
        - Не буду, - Лукаш вздохнул. - Могу поговорить, чтобы…
        - Не напишут, - криво усмехнулся лейтенант. - Приезжали корреспонденты на пожар, снимали… Уже в Сети куча сообщений. В результате теракта погибло несколько человек, среди них солдат Российского Миротворческого контингента. И все. Если бы мы кого-то пристрелили… случайно или так… уже бы вонь стояла на весь мир. А тут… Среди них - солдат. И в наших новостях все точно так же. Удар по российским миротворцам… Не знаешь, почему так?
        Лукаш не ответил.
        - Ладно, - сказал Великих. - Езжай. Ко Внутреннему Периметру не суйся в городе, объезжай Белый дом подальше…
        - Что, и по Белому дому сегодня?.. А по радио не говорили…
        - Нет, по домику не ударили, но все равно все психуют. Там в центре города здания жгли, стреляли.
        - Вы завтра здесь будете? - на всякий случай спросил Лукаш.
        - Нет, наверное. Тут же везде идет ротация. Завтра здесь вроде испанцы. Задолбаемся чек сдавать…
        К чеку подъехал тентованный грузовик, остановился. На бронетранспортере развернулась башня, пулемет глянул на приехавшую машину.
        - Езжай, - сказал лейтенант Лукашу и протянул руку.
        - Удачи, - сказал Лукаш, ответив на рукопожатие. - Я в пакет визитку свою положил, если я через пару дней с тобой не свяжусь - звякни либо на мой мобильник, либо в корпункт. Спросишь Петровича. Это важно.
        Сел в джип, тронул машину с места. Все получится, лейтенант вроде толковый, поймет и сделает, как нужно.
        - Жалко сержанта… - подал голос Джонни.
        - Лучше заткнись, - попросил Лукаш. - Я сейчас могу и в зубы дать.
        - Хорошо, - сказал Джонни, - я заткнусь.
        Лукаш аккуратно провел машину через чек, протиснул ее мимо танка.
        Бетон эстакады был обожжен и покрыт какими-то пятнами. В вечернем полумраке не разобрать - кровь или копоть.
        Джип оставил слева мемориал Джефферсона, проскочил очередной мост, слава богу, там чека не было, и остановился. Лукаш притормозил машину, прикидывая, как лучше добираться до Госпиталя Вашингтонского университета. Иностранцам рекомендовали обращаться за медицинской помощью именно туда, студентов в университетах уже больше года как не было, всем посоветовали - очень настоятельно посоветовали - убыть в родные пенаты. Держать такой взрывоопасный материал, как студенты, в самом центре Зеленой Зоны было, мягко говоря, неосторожно. Вот их и выдворили, почти без эксцессов. Ходили слухи о задержании нескольких десятков активистов всяческих студенческих организаций, но копаться в этом никто из журналистов особо не стал.
        Лейтенант Великих сказал, что мимо Белого дома лучше не ехать, вдоль реки и через Линкольн-парк Лукаш тоже соваться не хотел.
        Что-то коснулось лица Лукаша - легкое, почти невесомое. Лукаш провел рукой по щеке, глянул на ладонь. Пепел. Черная чешуйка. И еще несколько хлопьев пролетело мимо открытого окна. Где-то жгли бумаги… Или это частичка сгоревшего сержанта Быстрова? Или девочки, которую он так и не смог спасти. Лукаш поспешно стряхнул пепел и закрыл окно.
        - Ты сейчас на площадь Вашингтона? - спросил слабым голосом Джонни.
        - Ага, - кивнул Лукаш. - Вот думаю - как.
        - По Двенадцатой, через тоннель до Кей-стрит. А там уж по ней до самого университета… - Джонни осторожно потрогал свою шишку и сглотнул. - Выпусти меня на повороте. Хреново мне…
        Несмотря на то, что ему действительно было плохо, лицо побледнело, а по вискам стекали капли пота, «хреново мне» Джонни произнес по-русски, уместно, четко и без акцента. Как только Лукаш остановил машину, Джонни распахнул дверцу и буквально выпал из нее на тротуар. На колени.
        Его стошнило.
        «Удар в доме Колоухина оказался чуть сильнее, чем показалось сгоряча. Как бы не потерял бедняга сознание да не упал в собственную блевотину», - подумал Лукаш, быстро вылез из джипа и придержал федерала за плечи.
        - Как ты?
        Джонни слабо взмахнул рукой и помотал головой, сплевывая. Ото рта к земле тянулись тонкие нити слюны.
        - Может, позвонить, чтобы приехала «Скорая»? - предложил Лукаш. - Сразу воткнут тебе капельницу, кислороду дадут…
        Джонни снова вырвало.
        Лукаш оглянулся по сторонам - было темно и пусто. Фары джипа выхватили из темноты кучу тряпья, лежавшую на тротуаре. Осколки стекла возле стены отражали свет.
        - Так что - вызывать «Скорую»?
        - А самому - слабо? - простонал Джонни. - До Университетского Госпиталя меня довезешь…
        Глава 6
        В нагрудном кармане куртки Лукаша завибрировал весь день молчавший телефон.
        Петрович.
        - Да, - тихо сказал Лукаш, отойдя на пару шагов в сторону.
        - Я так понимаю, ты уже в городе, - утвердительным тоном произнес Петрович.
        - Стою в начале Четырнадцатой, прикидываю, как добираться в госпиталь.
        - Что-то серьезное? - спокойно спросил Петрович, даже не попытался изобразить заботу и внимание, гад.
        - Руку мне генерал Колоухин прострелил, левый бицепс, - сказал Лукаш.
        - Во-от… - с каким-то даже удовлетворением протянул Петрович. - А я ведь тебе говорил - с генералом лучше не связываться…
        - Ты мне много чего говорил, - громко сказал Лукаш, покосившись на все еще не вставшего на ноги Джонни. - Не связываться с генералом, видите ли, а задание мне кто выписывал? Взять эксклюзивное интервью? Сам ведь…
        - Там кто-то возле тебя есть?
        - Есть. Вон Джонни блюет. Ему генеральская шестерка чуть голову не проломил. Джонни, не хочешь поздороваться с биг рашен чиф Пиетровитч? - Лукаш протянул Джонни телефон.
        - Без комментариев, - пробормотал Джонни. - Пошел он в жопу, твой биг рашен чиф…
        - Он посоветовал тебе…
        - Я слышал, что он посоветовал, - сказал Петрович. - И спишу это на ушиб головы. А по Четырнадцатой вы не проедете, там все перекрыто.
        - Тогда я по Двенадцатой, через тоннель и до Кей-стрит. Там свободно?
        Петрович, по-видимому, отнял трубку от уха, стала слышна какая-то мелодия - духовой оркестр наяривал что-то веселенькое. «По Кей он доедет?» - спросил Петрович в сторону, и кто-то ему ответил, что доедет, должен, хотя сейчас в Вашингтоне черт голову сломит, но на Кей вроде все чисто.
        - Тут говорят, что по Кей… - начал Петрович, но Лукаш дослушивать не стал.
        - Хорошо, - сказал он в трубку. - Я слышал. Только ты мне скажи, Петрович, куда мне тушку генерала Колоухина девать? Оставить в госпитале или к тебе везти вместе с бумагами и вещами?
        - В смысле - тушку? - чуть помолчав, спросил Петрович.
        - В прямом. Генералу не повезло куда больше, чем мне. Вот по просьбе Джонни я тело и привез. Вроде еще не завонялось… Куда его лучше для опознания?
        - Дурак, что ли, совсем? - с очень натуральным удивлением осведомился Петрович. - Покойника-то зачем тащил? Бросил бы его там…
        - Джонни надеется, что за мертвое тело тоже полагается вознаграждение. В лучших традициях Дикого Запада - доставить живым или мертвым…
        Джонни оперся о капот машины и встал.
        - Выгрузи в госпиталь, - сказал Петрович. - Я туда позвоню, предупрежу. И полицию - тоже предупрежу. Там все нормально было, ты не подставишься?
        - Нападение с захватом заложников, перестрелка генерала с шерифом, моя самозащита и все такое, - вздохнув, перечислил Лукаш. - Шериф подтвердит. И свидетель тоже. Целый федерал…
        - Не очень целый, - поправил Джонни слабым голосом. - Совсем не целый. Умру я, наверное.
        - Выживешь, - пообещал Лукаш. - Зря я тебе, что ли, жизнь спасал?
        - Скажи ему, что за покойника тоже что-то полагается, - сказал Петрович. - Может, даже в полном объеме. Порадуй жадину, а сам в госпиталь, прими помощь, пообщайся с полицией, а потом - ко мне.
        - А сам ты уже не можешь приехать к раненому подчиненному? - желчно осведомился Лукаш. - Я, значит, истекая кровью, прорвался сквозь заставы и патрули, меня чуть не убили и несколько раз целились даже из пулеметов, а ты меня будешь в офисе ждать?
        - Представь себе. Я занят. У меня - посетители. И если ты не перестанешь ныть, то к твоей огнестрельной царапине прибавится еще и пара закрытых переломов с ушибами. Я доступно излагаю?
        - Доступно. Понял, шеф. Есть, шеф. Больше не повторится, шеф. Ты тогда свяжись с нашими оккупантами и по поводу вознаграждения напомни. Мне, как я понимаю, полагается тоже толика малая? Джонни за жмурика не собственного изготовления пятьдесят штук многовато будет…
        - Закрой рот, подбери слюну и отправляйся в госпиталь, - посоветовал Петрович и прервал соединение.
        - А я к тебе, как к порядочному… - тихо сказал Джонни. - Многовато… Из-за твоего интервью мне чуть голову не проломили, а ты… Кстати, если все деньги передадут мне, то есть одна схемка по налогам. Потеряем процентов до десяти, ну до двенадцати… А если ты свою долю будешь получать отдельно и официально, то сколько там у тебя отрежут в России?
        На Джонни информация о деньгах повлияла, как холодный компресс. Голос окреп, движения стали более уверенными, а когда Лукаш и федерал сели в машину, на щеках Джонни вроде даже заиграл румянец.
        - А чего ты ему прямо из Бриджтауна не позвонил? - спросил Джонни, когда Лукаш тронул машину с места. - Он бы еще и вертолет прислал…
        - Кто прислал? Петрович прислал? Не смешите меня, - отмахнулся Лукаш. - А звонить я не стал, ибо даже у мобильных телефоном могут быть уши. Пятьдесят штук евро - это повод перехватить машину? Нас бы выгрузили, зарыли бы где-нибудь…
        - Ну, прямо мегабоевик, - Джонни попытался покачать головой, но зашипел и схватился за голову обеими руками.
        - Боевик не боевик, но зачем светиться из-за ерунды? Доехали и доехали. Если бы он не позвонил, я бы до самого госпиталя сохранял режим молчания. Бывали, знаете ли, случаи…
        Лукаш устал. Болела рука, но не это было самым трудным. С утра он играл балбеса, днем он играл балбеса, а потом исполнил для предателя и перебежчика монолог туповатого киллера на службе государства, сейчас все еще нужно продолжать игру и снова перед единственным зрителем. Хотелось встать под душ, смыть с себя грязь, пот и кровь, а потом… Потом напиться до свинского состояния. К девкам из миссии Красного Креста завалиться, Инга глазки вчера строила совершенно недвусмысленным образом.
        Кому все это может мешать? Петровичу? Так не мешает же. Ничего не изменится, если Лукаш к нему явится не сегодня к полуночи, а завтра утром. А еще лучше - в полдень…
        Перед въездом в тоннель на Двенадцатой машину остановили полицейские. Вот на них бумаги Джонни произвели самое благоприятное впечатление. Только глянув на удостоверение федерала, дородный афрополисмен подтянулся и расправил плечи, а когда посмотрел на сопроводительное письмо с требованием оказывать всемерную помощь, то сразу почтительно согнул спину, будто ожидая какого-нибудь указания и всячески демонстрируя желание помочь и даже услужить.
        Наверное, если бы Джонни потребовал протереть лобовое стекло и сгонять за льдом, полицейский бросился бы приказ исполнять. В Вашингтоне в последнее время самым страшным наказанием был не штраф или увольнение с работы. Это как-то можно было пережить, а вот если тебя выкинут из города, за пределы Зеленой Зоны, вот тут и начнутся настоящие проблемы.
        Полицейский вернул бумаги и отошел в сторону. Лукаш краем глаза заметил, как улыбка сползла с его лица, уступив место недоброму прищуру и брезгливо изогнутым губам. «Но в спину пока еще не стреляют, - подумал Лукаш. - Пока».
        Хотя, с другой стороны, все эти изменения в поведении патрульного Лукашу могли только примерещиться. Лицедеям и лицемерам свойственно подозревать окружающих в неискренности и фальши. «Ты просто устал, - пробормотал Лукаш. - Ты устал, это пройдет. Еще один рывок. Последний. Или предпоследний…»
        Тоннель был пустым - комендантский час, о котором предупредил полицейский и напоминали каждые десять минут все радиокомпании Америки, вступил в свои права. Хотя если события в городе и вправду шли серьезные, то вряд ли много народу отправится на улицу выяснить - а закончились ли перестрелки или еще можно подставить голову под пули?
        Фонари на Двенадцатой уцелели, не было видно разбитых окон и витрин. «Странно, - подумал Лукаш, - затемнение не объявлено, а светящихся окон мало, люди занавешивают окна, словно шторы могут защитить от пули. Хотя, может, люди и правы, незачем привлекать дополнительное внимание к своему жилищу. В моменты катаклизмов лучше быть незаметным, слиться с пейзажем.
        А когда все более-менее уляжется…»
        Сдвоенно взорвались передние скаты джипа. И через полсекунды - задние. Машину повело в сторону, Лукаш вцепился в руль, пытаясь удержать автомобиль на дороге. Удар - джип приложился колесами к бордюру справа и отлетел на середину улицы.
        Снова удар, на этот раз слева, машина выскочила на тротуар и боком влепила по киоску, стоявшему у проезжей части. Загрохотало, задребезжали, вываливаясь на асфальт, осколки витрины, банки и бутылки, джип снова швырнуло на дорогу. Лобовое стекло покрылось сетью трещин, что-то кричал Джонни, упершись руками в «торпеду». Сумка с заднего сиденья ударила Лукаша в спину, из-под капота вылетела струя пара, и машина остановилась.
        - …в общем, обстановка достаточно стабильная, позволяющая уверенно смотреть в завтрашний день, - произнесло радио густым уверенным басом и отключилось.
        - Твою мать… - выдохнул Джонни.
        Лукаш посмотрел на него - лицо в крови. У бедняги снова пострадала голова, рассечена правая бровь, наверное, приложился Джонни о стойку в момент столкновения с киоском.
        - Что… что это было? - спросил Джонни.
        Ответить Лукаш не успел - в глаза ему ударил сноп яркого света, настолько яркого, что вспышку Лукаш ощутил почти физически, даже голова дернулась назад.
        Хруст справа - разлетелось стекло возле Джонни, темный силуэт вырос около дверцы, послышался звонкий треск электроразряда - Джонни дернулся, его тело выгнулось, голова запрокинулась на подголовник, пальцы на руках свело судорогой.
        - Руки! - прогремело слева, дверца распахнулась, и Лукаша выбросили на проезжую часть.
        Раной об асфальт. Больно. Рукав куртки разорвался, и Лукаш проехал по шершавой мостовой окровавленной повязкой. Закричал, попытался встать, но удар снова швырнул его на дорогу. На этот раз - локтем правой руки. От боли Лукаш на мгновение ослеп.
        Что-то загремело рядом с головой, Лукаш заметил пистолет, «глок». «Все-таки вылетел из-за пояса, - подумал Лукаш. - Лежит рядом, только руку протяни. Руку. Протяни».
        Лукаш схватился ладонью левой руки за локоть правой и закричал. Ему больно. Так больно, что он ничего не соображает от боли. Какой тут пистолет к чертям собачьим? Если он только попытается схватиться за оружие, только потянется к нему - его тут же убьют. Походя, может быть, даже с сожалением, но точно всадят пулю между лопаток, а потом в голову, на всякий случай.
        Их же не хотят убивать. Если бы хотели, то Джонни угостили бы не электрошокером, а чем-нибудь огнестрельным. Пуля в голову - и нет проблем. Есть голова - есть проблема… Нет головы…
        Кто-то шагнул к Лукашу, отфутболил пистолет в сторону, к тротуару. Пистолет прошуршал по асфальту и остановился. Лица нападавшего не видно. Он в маске, в самом популярном в мире головном уборе - «балаклаве». Он не хочет, чтобы его узнали.
        Это очень естественное в данной ситуации желание.
        Лукаш, не переставая стонать, перевернулся на спину, оглянулся.
        Возле их машины возились двое. Один открыл багажник и что-то делал с телом генерала. Лукашу показалось, что слышен треск разрезаемой пленки и мешка для трупов. Второй вытащил из салона сумки генерала, поднял их над головой и показал тому нападавшему, что стоял над Лукашем. Видимо, тот был главным.
        - Это все вещи Колоухина? - спросил, наклонившись, человек в «балаклаве».
        - Что? - не сразу разобрал Лукаш.
        - Было только две сумки? - нападавший пнул Лукаша ногой в бок.
        - Две! - выдохнул Лукаш. - Две… Синяя и серая - не его… не генерала… моя и…
        - Только две?
        - Только две…
        - Ноутбук?
        - В большой… в большой сумке…
        - Посмотри! - приказал старший напарнику.
        Тот поставил меньшую сумку на крышу джипа, открыл большую, заглянул вовнутрь.
        - Тут! - крикнул он старшему.
        - Уходим, - сказал старший. - Что с телом?
        - Это он, - третий нападавший захлопнул багажник. - Генерал Колоухин.
        Из-за угла выехала машина, светлый фургон с открытыми задними дверцами.
        Забросив сумки в машину, нападавшие вскочили вовнутрь. Фургон взревел мотором и скрылся за поворотом.
        - Вот ведь… - пробормотал Лукаш и попытался встать. - Твою мать…
        Асфальт под ногами качался. Перед глазами плавали клочья черного тумана.
        - Стоять! - приказал себе Лукаш. - Стоять!
        По левой руке текла кровь, капли падали с кончиков пальцев. Кап-кап-кап… Лукаш посмотрел на темные пятна под ногами, осторожно переступил через них.
        Открылась дверца в джипе, и на дорогу медленно выбрался Джонни. Сел, прислонившись спиной к колесу.
        - И это… - начал Джонни, но губы подчинялись ему слабо, пришлось сделать паузу.
        - Что - это? - спросил Лукаш и сел рядом с федералом.
        Посмотрел на пропитавшуюся кровью повязку, положил на рану ладонь правой руки.
        - И это - в Зеленой Зоне… - выговорил, наконец, Джонни. - И ведь нас ждали… Нас, а не кого другого…
        - Не находишь, что это была плохая идея? - спросил Лукаш.
        - Поджидать нас?
        - Дурак? Брать с собой тело Колоухина…
        - Так оно им… им оно и не нужно… - с трудом произнес Джонни. - Так, глянули… Им вещи нужны были… комп…
        - Это да… - согласился Лукаш. - А звонить по телефону - это очень плохая идея… Совсем-совсем плохая.
        Кровь сочилась между пальцами его правой руки. Надо бы перевязать…
        - Интересно, кто это был? - сказал Лукаш. - Ваши? Цээру? Аэнбэ? Говорили по-американски. Даже друг с другом…
        - Сам ты… аэнбэ… - Джонни поднес к своему лицу руки, посмотрел на дрожащие пальцы. - Ты, видать, здорово приложился… не расслышал. Хотя… ты и сам с акцентом говоришь…
        - До тебя не жаловались…
        - С акцентом, с акцентом, - Джонни уронил руки на колени ладонями вниз - скрюченные пальцы подергивались, скребли по ткани брюк, будто кисти пытались куда-то уползти, не обращая внимания на хозяина… или утащить его куда в темноту, подальше от опасного места. - И эти парни тоже говорили с акцентом. Думали, что чисто, а на самом деле… Арабы. На слух - легкий арабский акцент. Может, даже зона Персидского залива… Не уловил?
        - Нет.
        - А я… у меня была специализация - арабский язык, - Джонни полез в карман пиджака. - У них - очень характерный акцент… Слушай, Лукаш, у тебя мобильник работает?
        - Не знаю, - сказал Лукаш.
        - Ладно, я со своего… - Джонни с трудом достал телефон из внутреннего кармана. - Куда позвоним - в полицию или в «Скорую»? Или твоему Петровичу?
        - В жопу моего Петровича, звони в полицию… - Лукаш закрыл глаза и почувствовал, что проваливается куда-то в темноту.
        Ему показалось, что прошло не больше секунды, ну двух. Вот он прикрыл глаза, а вот волна резкого запаха вырывает его из забытья. Лукаш открыл глаза и обнаружил, что на улице - людно. Справа мигают фонари полицейской машины, слева - «Скорой помощи», над Лукашом склонился врач и держит в руках шприц.
        - Сейчас мы отвезем вас в госпиталь, - сказал врач. - Руку я перевязал, ввел обезболивающее…
        - Джонни… - Лукаш оглянулся по сторонам.
        - Уже в машине, - успокоил Лукаша врач.
        - А покойник?
        - И покойник тоже, - врач выпрямился. - Это нападавшие его?..
        - Ага, убили, потом засунули в пакет… Это я его, - сказал Лукаш и встал. Попытался встать. Ноги отказывались держать его тело.
        - Да? - удивился врач. - Я помогу вам сесть в машину.
        - Мои вещи, пожалуйста, захватите… - Лукаш сунул руку в карман и достал купюру. - Там моя сумка… потом винтовка, завернутая в тряпку, «кольт» под водительским сиденьем… и еще пистолет во-он там… возле бордюра… - поднимите, пожалуйста… это очень важно… из него подстрелили меня и генерала…
        - Полиция разберется, - сказал врач, но купюру принял и спрятал в карман.
        - Полиция - она такая… - согласился Лукаш. - Она… она разберется…
        Что-то случилось со зрением Лукаша - мир вокруг расплылся и потек, превращаясь в багровый водоворот.
        - А я сейчас упаду, - сказал Лукаш. - Честное…
        …Руки онемели, их слишком крепко прикрутили к спинке стула. Да и стул очень жесткий, не прошло и пяти минут контакта с его сиденьем, а задница Лукаша уже почти совсем онемела. Странно, что Лукаша волнует это. Дискомфорт седалища должен был совсем потеряться на фоне предстоящего расстрела, но ведь поди ж ты…
        Может, попросить, чтобы расстреляли стоя? Какая им разница? Им нужно расстрелять одного неверного, а сидя или стоя… Хотя да, Лукашу доводилось видеть хронику, как янки во Вторую мировую в Италии изловили боевых пловцов и, без суда и следствия, вот так и расстреливали, сидя. И получалось очень зрелищно. Убитый не падал, уходя из кадра, а позволял зрителям полностью насладиться всеми деталями казни.
        Пуля бьет человека в грудь, он дергается всем телом назад, но стул стоит устойчиво, руки привязаны крепко… Видно даже выражение лица у покойника… При очень большом желании особо изысканные эстеты могут покадрово наблюдать, как ожидание на лицах итальянских боевых пловцов сменяется гримасой боли, а потом смерть фиксирует агонию… смерть и киноаппарат.
        Вот и Лукаш умрет показательно.
        Нет, в чем-то эти ребята с автоматами правы… Даже тот мужик, похожий на чиновника среднего звена, тоже прав, Лукаш заслужил смерти. Но тем более обидно умирать не за десяток ученых, которых Лукаш с группой настиг и уничтожил в лаборатории, а потому, что ты неверный и просто европеец, подвернувшийся под руку.
        Вот сейчас мужик в запыленном двубортном костюме и шляпе закончит разговор по телефону, спрячет мобильник в карман, аккуратно смахнув с него песок, принесенный ветром, и отдаст команду стрелкам.
        Сколько раз Лукаш уже прошел через это? Тысячу раз? Все уже знает с точностью до минуты, успел пересчитать и помнит, сколько пуговиц на пиджаке чиновника, сколько гильз лежит возле машины - четыре - заметил, что из-за дома выглядывают дети, двое мальчишек, и ждут, когда же, наконец, будет стрельба.
        Лукаш все помнит и должен бы знать, даже во сне, что останется жив, что пули его пощадят, обязан помнить, ведь помнит же, что переводчик раз за разом вытирает лицо носовым платком, а над телом убитого оператора вьется двенадцать мух… Сколько мух и про носовой платок помнит, а то, что выживет - нет, никак не может запомнить. И каждый раз - тысячу? - вначале искренне надеется, что расстрел отменят, а потом, когда следует команда «Огонь!», успевает испугаться. Так испугаться, что сердце замирает… замирает… и пропускает мимо себя пулю…
        …И, проснувшись, Лукаш, как всегда, пытается перевести дыхание и унять колотящееся сердце. Каждый раз.
        Вот как сейчас.
        - Черт! - Лукаш попытался встать, но не смог - сил не было.
        Лукаш открыл глаза - потолок. Белый, дырчатый. Лампа и пожарный датчик. Глаза закрылись сами собой.
        - А у меня - сотрясение мозга, прикинь, - сказал Джонни откуда-то справа.
        - Кто бы мог подумать и заподозрить… - ответил Лукаш и удивился, что гадость удалось сказать только шепотом.
        - Пытаешься меня оскорбить, - даже с некоторым удовлетворением констатировал Джонни.
        - А еще недавно ты говорить не мог, - не открывая глаз, сказал Лукаш. - Блевал себе потихоньку. Молча блевал. Ключевое слово - молча, заметь.
        - Жестокие вы люди, русские, - Джонни вздохнул.
        - У нас даже медведи больше не ходят по улицам, - сказал Лукаш. - Все спились к свиньям собачьим. Рашен водка, ничего не попишешь… Завтра зайди в гости, я тебе стакан водки налью. И дам на балалайке поиграть. Это как банджо, только не круглое, а треугольное, и не четыре струны, а три… Хочешь водки?
        - Мне нельзя, - снова вздохнул Джонни, на этот раз, кажется, искренне. - Врач сказал - нельзя и все тут. Может начаться отек мозга…
        - Отек чего? - спросил Лукаш.
        - Мозга, Майкл, мозга. У меня теперь доказательство есть - фотография, официальная притом. Мой мозг и все такое. Такой забавный…
        - Рад за тебя, - Лукаш открыл глаза, поднял руку и посмотрел на пальцы.
        Пять пальцев на правой руке - зрение работает, слава богу. На левой… Левую руку Лукаш поднять не смог.
        - Не дергайся, Майкл, - посоветовал Джонни. - Доктор сказал, что ничего особо страшного у тебя нет, но принимая во внимание твои старые раны… Оказывается, ты не врал про дырку у сердца. Расскажу своим - удивятся. Все же были уверены, что ты врешь.
        - Не вру.
        - Теперь и я вижу - не врешь. А меня полицейский уже опросил, - Джонни спохватился, что упустил самое важное. - Не так, чтобы очень тщательно, но более-менее подробно. Про генерала спросил, про то, что у нас забрали… Мы на колючку налетели, не знаю, как называется она на самом деле, из полицейских спецсредств. Такая фигня с шипами, которую поперек дороги раскладывают, чтобы машину остановить…
        - Я понял, - сказал Лукаш. - Это я понял. Я не понимаю, чего мне так хреново… Вроде ничего такого со мной не случилось… кроме ранения. А встать не могу…
        - Тебе вкатили литра три какой-то химии через капельницу, потом несколько уколов. Чистили рану, там у тебя куча всякого хлама в канале была, из одежды пуля затащила. Еще ты рану разбередил во время нападения, потерял сколько-то там крови… В общем, тебя могут оставить на пару-тройку дней в госпитале как иностранца, а меня выпрут сегодня же утром. Мест нет в госпитале. Сегодня был такой наплыв пациентов…
        - Я поеду в отель, - сказал Лукаш. - Вот полежу немного, приду в себя и поеду. Вещи мои…
        - Вещи твои вот тут, возле топчана, - пояснил Джонни. - Врач со «Скорой» лично их сюда принес и сложил. Даже винтовку в одеяле. Ты здорово умеешь договариваться с людьми. Только с генералом не договорился. А так…
        - Сто евро, - сказал Лукаш. - Берешь сто евро, даешь их врачу со «Скорой» и просишь нарушить закон. А генералу я сто евро не предложил… такая досада…
        Штора возле кровати отодвинулась в сторону, зазвенев кольцами.
        - Вполне приемлемое состояние, - провозгласил кто-то голосом Петровича. - Одним куском, даже не очень помятый…
        Петровичу что-то ответил врач, но Петрович сказал, что русские сами знают, как их лечить. И вообще, потакать симулянтам - погубить медицину. У вас что, доктор, нечем заняться? Вот и займитесь, доктор, не вводите в соблазн рукоприкладства.
        Доктор обиделся и ушел.
        - А говорят, что я не умею идти на компромиссы, - сказал Петрович.
        - Ты умеешь, Петрович, просто не хочешь. Ведь не хочешь?
        - А зачем? - осведомился Петрович. - Им нужно, они пусть и суетятся.
        - Мне деньги за генерала положены? - вмешался Джонни. - Не так… Мне положены деньги за генерала!
        - Ты что полицейскому сказал? - сердито спросил Петрович. - Кто убил генерала?
        - Майкл… Вернее, я-то ведь не видел, валялся за дверью, но Майкл сказал, что…
        - Вот Майклу деньги за Колоухина и полагаются. Я уточнил - полтинник, как с куста… А ты здесь при чем, прислужник мирового империализма?
        - Я жизнью рисковал! - возмутился Джонни. - Я…
        - И что? Развели лоха… Обманули дурака на четыре кулака… - Петрович показал Джонни свой огромный кулак.
        Было понятно, что хотел он продемонстрировать фигу, но сдержался. Мало ли, как поймет американец этот жест? В Японии, говорят, таким жестом гулящие бабы к себе клиентов зазывали.
        - Вставай! - скомандовал Петрович Лукашу. - С вещами - на выход.
        - Я тебе уже говорил, что шутки у тебя казарменные? - спросил Лукаш, пытаясь встать с кровати.
        - Говорил, - кивнул Петрович и поддержал Лукаша за спину. - И что?
        - Ничего. Просто хочу, чтобы ты знал. И еще, чтобы ты знал, что сука ты непотребная, и я тебя ненавижу… - Лукаш встал.
        - Господи… - простонал Петрович. - Как же я теперь жить-то буду? С таким-то клеймом… Может, сразу в окно прыгнуть?
        - Тут второй этаж, - желчным голосом сообщил Джонни. - Только асфальт попортите. Поднимитесь на крышу и оттуда.
        - Это кто? - спросил Петрович.
        - Джон Стокер, федеральный служащий, - пояснил Лукаш.
        - Вот передай ему, чтобы он федерально служил и не лез под горячую руку представителю четвертой власти. Дольше прослужит. Федераст хренов. Педерал. А ты, Мишка, сам идти сможешь?
        - Не знаю… - честно признался Лукаш. - Стремно как-то… Пол вроде покачивается.
        - Черт-черт-черт… - пробормотал Петрович.
        Он, конечно, мог нести и Лукаша, и его вещи, и даже Джона Стокера, федерального служащего, если понадобится… Но то - если понадобится.
        Из-за шторы появился санитар с креслом на колесах.
        - Доктор велел вывезти.
        - Ты смотри, доктор, а порядочный! - восхитился Петрович и усадил Лукаша в кресло.
        Потом пристроил у него между ног винтовку, завернутую в одеяло, сам подхватил сумку.
        - Слышь, федеральный служащий, - Петрович, наконец, посмотрел на Джонни. - Тебя подвезти или останешься здесь? Я могу поговорить с врачом, все равно место освобождается.
        - Лучше я с вами, - Джонни встал с топчана, на котором лежал. - Потихоньку… Я живу…
        - Знаю я, где ты живешь, - отмахнулся Петрович. - Следуй за нами. Отстанешь - ждать не будем.
        - А ведь большой души человек… - сказал Лукаш, и санитар повез его к выходу.
        Все кровати были заполнены, люди лежали в коридоре, на каталках, на носилках и просто на полу. Слышались стоны, кто-то кричал, захлебываясь и подвывая.
        Резко пахло медикаментами и кровью.
        - Что тут было? - спросил Лукаш, оглянувшись на Петровича.
        - Небольшой погром, - ответил Петрович. - Совсем небольшой… Есть информация о шести с лишним сотнях пострадавших и госпитализированных… И почти сотне погибших.
        - Кого громили?
        - Большей частью - китайцев. И горело больше всего в Чайна-тауне. Вот ты можешь мне объяснить, какого хрена нужно было громить именно китайцев? - Петрович вздохнул. - Почему не евреев, например. Или латиносов…
        - Или афроамериканцев… - сказал Лукаш.
        Санитар, толкавший кресло, хмыкнул.
        - Что я сказал смешного? - осведомился Лукаш.
        - Он имеет в виду, что афроамериканцы как раз и громили. Ты не забыл, что в Вашингтоне более пятидесяти процентов населения - черномазые? Толпа негров разносила Чайна-таун. Заодно досталось и японской компенсационной комиссии. Понесла их нелегкая на улицу с фотоаппаратами, - Петрович поцокал языком. - Нет, они-то были уверены, что если бьют китайцев, то чего опасаться японцам? Как можно спутать сына Ямато с порождением Поднебесной? Только слепой может ошибиться…
        В вестибюле тоже было людно. Раненых, правда, почти не было, зато было десятка полтора солдат из миротворческого корпуса, в голубых касках. Итальянцы. Их начальник, лейтенант, что-то оживленно трещал на ухо дежурной медсестре, двое солдат под присмотром сержанта устанавливали напротив стеклянной двери пулемет, остальные столпились возле кофейных автоматов.
        Пахло кофе и амуницией.
        Санитар остановил кресло перед самой дверью.
        - А дальше - своими ножками, - сказал Петрович. - Я понесу твою сумку и твою железяку, а ты пойдешь под ручку с Джонни… Должна же быть с него хоть какая-то польза…
        - Я все слышу, - слабым голосом произнес Джонни. - Слышу и запоминаю. И когда-нибудь наши пути пересекутся…
        - И двоим нам будет тесно в одном городе, - закончил за него Петрович.
        - Если я понимаю ситуацию правильно, - сказал Лукаш, - то со дня на день в этом городе тесно станет всем. И кто-то может попытаться расчистить для себя местечко… Нет?
        - И тот, кто останется в живых, позавидует мертвым, - зловещим голосом продекламировал Петрович.
        Пока они везли Джонни к его дому, Петрович молча дремал на переднем сиденье. Даже когда машину останавливали патрульные, переговоры с ним вел Николаша, сидевший за рулем. Документы у Петровича и его людей всегда были самые внушительные, настолько внушительные, что даже вздрюченные чрезвычайным положением полицейские и солдаты, увидев бумаги, молча кивали и отходили в сторону.
        Лукаш притих на заднем сиденье, за водителем, и старался не заснуть. Изо всех сил старался, хватит с него на сегодня расстрелов и ожидания смерти. Хватит. Ну, пожалуйста, хватит…
        Джонни попытался затеять разговор, но никто не отреагировал на его жалобы и требования поделить полагающиеся за Колоухина деньги поровну. Джонни выматерился по-английски и затих.
        «Он сегодня тоже здорово вымотался, - с сочувствием подумал Лукаш. - И его сегодня могли убить. Подошел бы мужчинка с «кольтом» к лежащему федералу и всадил бы одиннадцатимиллиметровую полуоболочечную пулю в лоб. Джонни так и не пришел бы в себя… Или пришел бы, смог увидеть, как палец генеральского помощника жмет на спуск и даже, может быть, смог бы рассмотреть, как пуля вылетает из ствола.
        И за что ему все это грозило? За жалованье федерального служащего? За копейки, которые он умудряется заработать, постоянно изобретая какие-то махинации. Петрович выяснял - плавает Джонни в этом смысле мелко. Там сотня евро, там полсотни…»
        - Ладно, - сказал Джонни, когда машина остановилась возле двухэтажного здания у самой границы Зеленой Зоны. - Спасибо, что подвезли.
        Уже выбравшись из машины, он остановился, словно хотел что-то сказать Лукашу, но передумал, махнул рукой и пошел к дому.
        - Как ты, Миша? - спросил Петрович, когда дверь за Джонни закрылась и машина медленно тронулась с места.
        Спросил обычным голосом - тихим и мягким. Без хамского куража и надрыва.
        - Нормально, - ответил Лукаш. - Рука почти не болит. Врач рану почистил и что-то вкатил в вену. Джонни говорил - литра три…
        - Я не о ране, - Петрович повернулся на кресле, положил локоть левой руки на спинку. - Как ты сам?
        - Не знаю. Наверное, тоже нормально. Подумаешь, убил еще одного… - Лукаш вдруг понял, что у него дрожат губы, будто еще секунда - и убивец на государевой службе Михаил Лукаш разревется, размазывая слезы и сопли по лицу, хлюпая носом и захлебываясь жалостью к самому себе. - Все нормально…
        - Николаша, выйди, - скомандовал Петрович. - Останови машину под деревьями и пойди погуляй.
        Николаша остановил машину и молча вышел.
        - Я могу отправить тебя домой, - сказал Петрович тихо. - Собственно, даже обязан… Свою работу ты выполнил. Выполнил на отлично. Мне рекомендовали тебя вывести из игры сразу, как только ты… Врачи там что-то говорили по этому поводу. Ну и положен тебе отпуск… на восстановление.
        Лукаш невесело улыбнулся.
        - Поедешь в тихое место, куда-нибудь в Подмосковье… Или в Карелию. Можно даже в Финляндию, если захочешь. Выспишься, придешь в себя, а потом…
        - На списание? - спросил с улыбкой Лукаш. - На пенсию?
        - А что тут плохого? С сохранением оклада. Я бы все бросил и ушел, честное слово… - Петрович попытался изобразить на лице восторг по поводу такого завершения своей карьеры, но получилось у него не слишком хорошо. - Сейчас поедем в наш офис, тебя глянет Капрельянц, перевяжет, подберет приятный коктейль из спецсредств… Выспишься, а завтра…
        - В отель, - сказал Лукаш.
        - Что? - не понял Петрович. Или сделал вид, что не понял.
        - Поехали в отель, - Лукаш потер ладонью лоб. - Ты же сука жестокая, урод непробиваемый… забыл? Какого черта тебе возиться с подраненным подчиненным… С подчиненным подраненным… Не выходи из образа, Петрович. И не делай из меня идиота, очень тебя прошу.
        - В каком смысле - идиота?
        - В прямом. Если бы ты и вправду хотел меня отправить домой на лечение и реставрацию, то все это мы бы оговорили заранее. Если меня сейчас убрать из игры…
        - Какой игры? - быстро спросил Петрович.
        - Из твоей, Петрович, из твоей. Из той, в которой ты меня использовал втемную, как последний гад… - Лукаш подмигнул Петровичу, тот прищурился, но взгляда не отвел. - Я грохнул генерала - отлично. Насколько я от этого в восторге - никого не волнует. Но мы с тобой оба знаем, что убрать генерала можно было чисто и спокойно, без близкого контакта и всей этой мелодрамы с самострелом.
        - Это твоя идея, между прочим, в руку стрельнуть, - напомнил Петрович.
        - Моя, я знаю. Но ведь можно было просто прийти туда незаметно, расположиться на опушке напротив дома, дождаться, когда Колоухин выйдет на крыльцо… Или пройти в дом ночью и, прирезав генерала, забрать все документы и файлы… Или даже самого генерала выкрасть и всласть запытать в укромном месте… под запись, чтобы остальным перебежчикам и предателям неповадно было. Не так?
        - Так, - кивнул Петрович.
        - Но ты выбрал самый нелепый способ. И это что-то должно значить? Должно значить и то, что все это я провернул в тот день, когда бравые американские пилоты рвали в клочья статую Свободы. И то, что ты так ласково сейчас затеял со мной разговор, проявил такую заботу и участие - тоже что-то означает. Я тебе нужен, ведь так, Петрович? Ты для меня уже что-то придумал?
        - Как тебе сказать, Миша…
        - Прямо и скажи, - устало произнес Лукаш. - Сейчас не можешь - отвези в отель, я там буду в центре внимания - и ранен, и человека убил… Все бросятся ко мне с расспросами, а я буду высокомерен и многозначителен… И через пару дней… или когда там будет нужно, ты меня и проинструктируешь, выдашь либретто, ознакомишь со сценарием… Так?
        Петрович ничего не сказал.
        - Так, Петрович, так! - Лукаш заставил себя засмеяться.
        - Так, - сказал Петрович.
        Глава 7
        Напиться как следует Лукашу ночью не удалось. Капрельянц, к которому Петрович Лукаша все-таки отвез, вкатил Михаилу несколько кубиков какой-то смеси и только потом предупредил, что с алкоголем эта штука напрочь несовместима. И если бы просто головная боль или почти привычная тошнота, так нет же. Двадцать граммов водки - и нести тебя, милый, будет дальше, чем видишь. В тридцать три струи, не считая брызг, пояснил добрый доктор Капрельянц.
        Завтра, после того как поспишь часа четыре - хоть залейся.
        - Все вы сволочи, - сказал Лукаш.
        В отель его привез Николаша, а Петрович снова стал деревянным мерзавцем, просто неспособным на гуманизм или хотя бы сострадание.
        - Завтра с утра отправляешься на пресс-конференцию, - провозгласил он. - И чтобы информация о твоих приключениях у меня была на столе до полудня. Не смог взять интервью - сделаешь репортаж. Сочинение на тему «Как я замочил предателя». В смысле - ты замочил. В конце концов - тоже эксклюзив. Не помню, чтобы кто-то такое обнародовал. Ты как, убивец, к международной славе готов? А там, глядишь, коллектив российской разведки тебе еще и благодарственное письмо пришлет. За верное понимание гражданского долга и личное участие в восстановлении вселенской справедливости.
        Николаша, правда, проводил Лукаша до самого номера и даже хотел лично уложить его в постель. Кто бы мог ожидать такого гуманизма от личного телохранителя самого Петровича? Казалось бы, принес сумки и винтовку, скажи «до свидания» и вали на фиг, так нет, человеческое участие проявляет, заботиться пытается.
        Так мило! Нет, честное слово - мило так, душевно, просто хоть плачь от умиления.
        - Ты знаешь что, Николаша? - сказал Лукаш, притянув к себе Николашу за шею. - Ты вот сейчас езжай к Петровичу, эта скотина уже, наверное, спит. Так ты его разбуди, помоги одеться, возьми под руку и вместе с ним ступай в задницу… И не лезь ко мне в душу!
        - Хорошо, - кивнул Николаша. - Как скажешь.
        И ушел.
        А Лукаш, закрыв дверь номера на ключ, сидел минут пятнадцать перед открытым холодильником, глядел на бутылку с водкой и прикидывал - соврал Капрельянц или нет.
        Скорее всего - соврал. Даже наверняка соврал, что-то было у него в глазах неуверенное, когда он запугивал Лукаша. С другой стороны, а с чего это Лукаш решил, что может вот так запросто определить по лицу человека, врет тот или нет? «Обнаглел ты как-то, Лукаш. Много на себя берешь…
        Помыться и спать. Трезвым, раз уж вход на ту сторону сознания на сегодня тебе противопоказан. Трезвым и бодрым», - осознал вдруг Лукаш.
        Спать совсем не хотелось.
        Рана не болела, голова не кружилась, сердце не колотилось, как бешеное. Ровный стук метронома, ясная голова. Точные уверенные движения.
        Внутри только хреново. И с чего бы это, господин Лукаш? Ты же все правильно сделал. Ты не человека убил, а сволочь. Не в чувствующего и страдающего хомосапиенса выстрелил, а в кучу дерьма. Мир стал чище, к тому же ты ведь идиот романтический, дал ему возможность тебя отправить на тот свет. Ведь дал же?
        То, о чем ты болтал в его доме - это твоя собственная инициатива. Твоя идея. Задача первоначально была простая, как мировоззрение войскового прапорщика. Как там в пошлом анекдоте? Провести пальцем вдоль позвоночника до второго щелчка? Вот именно так.
        Было приказано - войти, уединиться, организовать у генерала панику, такую, чтобы внешний незаинтересованный наблюдатель поверил в искренность твоего рассказа о попытке Колоухина тебя убить и в твое счастливое и невероятное спасение. Ты даже этого внешнего незаинтересованного наблюдателя с собой захватил. Джонни должен был маячить в стороне и подтвердить, что генерал на тебя голос повышал да оружием размахивал.
        Наличие у генерала помощника никто не предполагал. Тебе нужно было, увидев, что в доме на одного стрелка больше, чем ожидалось, начинать работать сразу, а не вести болтовню. Не входила она в обязательную программу. Петрович тебе что сказал? На всякий случай, сказал, потереби урода, такие, как он, обязательно что-то на черный день приберегают. Вот ты ему и объясни, что черный день уже наступил, что пора все рассказать. А если ничего у него за душонкой не окажется - не очень и хотелось.
        Кто ж знал, что генерал начнет про командно-штабные учения Киевского военного округа плести? Кто знал? Никто не знал. И сейчас знает только Лукаш и его непосредственный начальник господин Петрович. Благо хитрый мобильник Лукаша гнал репортаж о происходящем в доме Джеймса Форда непосредственно Петровичу.
        Лукаш достал из холодильника бутылку водки, взвесил ее на руке. Холодная. Что будет большим проявлением силы воли - влупить бутылкой о стену или просто поставить ее в холодильник и перестать о ней думать?
        Черт! К свиньям собачьим всю и всяческую патетику! Пусть стоит в холодильнике, ждет завтрашнего дня. Или даже утра. Проснется Лукаш и, не надевая штанов, прямо из горла высосет эликсир еще до завтрака. А потом отправится на пресс-конференцию - веселый и свободный в самовыражении.
        В самовыражениях.
        Лукаш сунул бутылку назад в холодильник, захлопнул дверцу, не торопясь, расстелил постель. Разделся. Сходил в душ и постоял под теплой мягкой струей минут десять. Не берет, мать его за ногу. Сон куда-то ушел и не хочет принимать Лукаша в свои объятия. Может, жалеет? Помнит, что в конце любого сновидения ожидает Лукаша расстрел, страх и отчаяние.
        Лукаш натянул спортивный костюм, сел в кресло и включил телевизор.
        Найти какой-нибудь сериал, занудный и серый, попялиться на него некоторое время… и баиньки.
        Лукаш переключил несколько каналов. Спорт, ток-шоу, боевик… Новости.
        Если вдуматься - тоже сериал. И тоже занудный. И даже мексиканский, как оказалось.
        …Равнина, выжженная солнцем, несколько машин, украшенных эмблемами, люди в широкополых шляпах и каскетках с длинными козырьками. А еще несколько человек лежат на сухой земле. И, похоже, часа три-четыре, как лежат. Камера не демонстрирует раны и кровь слишком навязчиво, так, указывает на факт их наличия, напоминает время от времени.
        Черная подсохшая лужа возле одного из трупов. Мелькнуло лицо покойника - рот оскален, глаза выпучены - никто не потрудился опустить мертвецу веки. Куртка на груди изодрана и пропитана черной кровью. Лежит убитый на боку, левая рука завернута за спину, правая тянется к пистолету. Пистолет тоже никто не убрал, хотя, казалось бы…
        Бродит фотограф, проводя фотосессию для следствия, парень в форменной куртке с видеокамерой продолжает снимать ход сбора вещественных доказательств. В полной тишине.
        Ветер, солнце, мухи, вьющиеся над телами убитых…
        Лукаш спохватился и включил звук.
        - …в полдень. Мексиканские пограничники потребовали от нарушителей сдаться, но те открыли огонь, - журналистка попала, наконец, в кадр, ветер треплет волосы, заставляет журналистку щуриться. - Я обратилась за объяснениями к представителю федеральных властей Мексики Хуану Лопесу. Скажите, Хуан, что именно здесь произошло?
        Хуан, худощавый черноволосый мужчина лет сорока, попытался взять микрофон из руки корреспондентки, та не отдала. Хуан кивнул и стал говорить в микрофон, чуть наклонив голову и сутулясь. Еле слышный акцент, медленная, невыразительная речь. Мексиканец скорее вспоминал, чем придумывал. Наверное, заучивал текст с бумажки, чтобы не сбиваться перед микрофоном. Было видно, что для Хуана Лопеса это не самый привычный способ общаться с людьми. Он все время, пока говорил, смотрел куда-то в сторону, мимо объектива, и поправлял свои тонкие усики.
        - За последние месяцы, - сказал мексиканец, - резко увеличилось количество случаев попыток проникновения нелегальных мигрантов из Техаса на территорию Соединенных Штатов Мексики. После того как федеральные власти были вынуждены закрыть пункты пересечения границы, люди все чаще пытаются проникнуть через границу тайно.
        - А кто именно пытается перебраться из Америки в Мексику? - спросила журналистка.
        - Из Техаса… - Хуан пригладил пальцами усики, словно боялся, что ветер сорвет их с верхней губы. - Из Техаса в Соединенные Штаты Мексики идут разные люди. Идут те, кто сейчас не может найти работу на территории Техаса, кто потерял надежду на получение социальной помощи и пособия. Некоторые уходят от войны, как говорят они сами. От гражданской войны. Таких людей мы просим вернуться на территорию Техаса, не применяем силу. Наши попытки привлечь внимание Техасского правительства к событиям на нашей северной границе чаще всего наталкиваются на молчание и бездеятельность. Более того, некоторые группы мигрантов сопровождаются в глубину территории Мексики техасскими пограничниками или полицейскими. Вот как в этот раз.
        Хуан Лопес махнул рукой в сторону мертвых тел.
        - Здесь двенадцать человек. Четверо из них - в форме пограничной охраны Техаса. И вооружены они… были американским оружием. Кстати, как сообщили наши пограничники, именно офицеры из Техаса открыли огонь первыми. Они даже ранили одного из федералов, после чего наши люди были вынуждены открыть огонь на поражение.
        - Вы хотите сказать, что вторжение через границу было организовано официальными лицами? - удивилась журналистка. - Властями Америки?
        Хуан Лопес махнул рукой, и кто-то из-за края кадра подал ему полиэтиленовый пакет.
        - Вот, можете взглянуть, - мексиканец поднял пакет, растянул его, чтобы содержимое стало лучше видно. - Это документы, найденные на телах. Тут водительские права штата Техас, удостоверения личности. Пока еще рано говорить о том, настоящие документы или нет, но Мексика начинает самое серьезное расследование, к которому, несомненно, привлечет и представителей международных организаций, вплоть до Организации Объединенных Наций.
        - Благодарю, - сказала журналистка, поворачиваясь лицом к камере. - Невозможно однозначно утверждать, что и кто именно стоит за этим происшествием на границе, но уже сегодня понятно, что трагедия, разыгравшаяся здесь, повлечет за собой очень серьезные последствия. С вами была Линда Страут.
        - Весело, - проронил Лукаш, когда репортаж сменился заставкой. - Значит, пограничники Техаса, а не американские пограничники. И люди идут из Техаса, не из США, не из Нью-Мексико и Калифорнии, а именно из Техаса в Соединенные Штаты Мексики. Четко определены стороны конфликта. Мексика и Техас. Остальные пусть стоят в стороне и ждут развития событий. И того, что их пригласят принять участие в следствии.
        Заставка закончилась, и на экране появился комментатор в студии.
        - Можно было бы не слишком близко к сердцу принимать перестрелку в приграничном районе Мексики, - произнес комментатор уверенным, но чуть-чуть озабоченным тоном. - Можно было бы, если бы не тот факт, что это далеко не единичный случай. И, что печально, он является отражением того, что происходит на северной границе Соединенных Штатов Америки. Традиционно прозрачная и дружественная граница с Канадой вдруг превратилась в арену чуть ли не военных действий, с применением огнестрельного оружия, вертолетов и кораблей.
        Лукаш выключил телевизор.
        То, что происходит на границе с Канадой, он знал. Петрович заставил изучить все, связанное с этим вопросом. Он даже собирался отправить Лукаша в лагерь для перемещенных лиц в Канаде.
        Многокилометровые очереди автомобилей возле пунктов перехода границы, кричащие мужчины и женщины, которых силой тащили прочь от границы, заталкивали в фургоны, лодки и катера, перехваченные пограничными кораблями Канады на Великих озерах, - традиционно прозрачная и дружественная граница больше не была ни дружественной, ни прозрачной.
        На прошлой неделе в Сети появился репортаж о том, как катер с американской стороны был настигнут канадским вертолетом.
        …Вертолет завис над самым катером. Винт вспенивает воду вокруг катера, луч прожектора пришпилил белую скорлупку к темной поверхности озера. В мегафон с вертолета требуют заглушить двигатель и принять досмотровую группу. Сбросили канат, и кто-то стал по нему спускаться в катер. Он был уже на полпути, когда с катера начали стрелять. Частые вспышки выстрелов осветили низко висящий вертолет и темную фигуру на канате. Человек на канате дернулся, замер, пытаясь удержаться, но еще одна очередь простучала по его телу - по бронежилету, защитным очкам, каске, которые с такой дистанции пуль удержать не могли - тело сорвалось, упало вниз, ударилось о борт катера и со всплеском влетело в воду.
        Вертолет шарахнулся в сторону, стрелок из катера вскочил на ноги и выпустил длинную, на весь оставшийся магазин, очередь, даже, кажется, попал. Точно попал - полетели какие-то осколки и клочья. Вертолет качнулся, несколько секунд казалось, что он упадет, но потом вертолет выровнялся, взлетел выше, сделал круг, кренясь вправо… Потом от вертолета к катеру потянулся частый пунктир пулеметной очереди.
        Стрелка перерубило пополам и швырнуло на катерную надстройку. Пули били по палубе, разбивая ее в щепы, разнося в пыль иллюминаторы и выбивая искры, попав во что-то металлическое. Пулемет стрелял до тех пор, пока на катере что-то не взорвалось. Огонь охватил весь катер сразу от носа до кормы, кто-то метнулся сквозь пламя, сам превращаясь в факел, вылетел за борт. Пули пробежали по воде, поднимая белые фонтанчики, человек вынырнул, дорожка из фонтанчиков бросилась к нему навстречу.
        Потом вертолет снизился, с него по канату кто-то спустился в воду, началось спасение раненого канадца…
        Прозрачная и дружественная граница.
        А в лагерь для перемещенных лиц Петрович в результате отправил Анюту с Женькой. Вернулись они под сильным впечатлением и со впечатляющим материалом.
        …Палатки, обнесенные оградой из колючей проволоки, канадские солдаты, патрулирующие лагерь, американцы, стоящие в очереди за супом и за питьевой водой. Женщина, мать троих детей, кричащая, что у нее забрали сына, что у нее украли сына, и никто не хочет ей помочь. Мужчина в костюме, сохранившем остатки былой респектабельности, рассказал Анюте о том, что у него отобрали деньги и часы. Точнее, он сам отдал часы за то, чтобы ему позволили связаться с братом, живущим в Оттаве, но часы у него взяли, а телефон не вернули. Небольшое, могил на десять, кладбище возле ограды. «Суицид», - сказал начальник лагеря. «Некоторые не выдерживают, - сказал начальник лагеря с печалью в голосе, не хотят понимать, что Канада просто не готова к такому потоку беженцев, а, кроме того, необходимо проводить проверку каждого из лиц, пытающихся пересечь границу. Преступники, наркоторговцы, террористы часто пытаются скрыться среди обычных людей. Нужно время. На все нужно время и силы…»
        Северная граница и южная граница - в огне. Восточная и западная? Там тоже непросто. Люди отправляются в плавание на катерах и яхтах, лодках и плотах, лишь бы прочь из Штатов. Лишь бы успеть до начала кровопролития. А навстречу им идет поток контрабанды, оружия, наркотиков.
        Береговая охрана все еще пытается сдерживать этот поток, но с каждым днем это делать все сложнее и сложнее. Нет горючего. Нет людей. Нет возможности ремонтировать корабли. Ходили слухи, что даже появились пираты. Пока промышляют по-мелкому, грабят небольшие корабли, рыбачьи лодки и яхты.
        Вроде бы уже похитили несколько человек и требуют выкуп у их близких.
        О пиратах стараются особо не распространяться, так - треп в соцсетях, информационные агентства об этом не сообщают, продолжают все больше рассказывать о Сомали, но авианосные группы некоторых государств уже патрулируют прибрежные воды Соединенных Штатов.
        Поколения американских военных моряков негодуют на том свете. Крутятся в гробах. Китайская, российская, индийская и таиландская эскадры патрулируют Тихоокеанское побережье Штатов, англичане, французы, итальянцы и бразильцы - Атлантическое. Кто-то мог себе представить, что Америку, великую и непобедимую Америку будут охранять авианосцы Индии, Китая и Таиланда? Да вообще какие-нибудь корабли, кроме собственного военно-морского флота и береговой охраны?
        Понятно, что долго это продолжаться не может, мировая общественность не будет бесконечно тратить время и деньги на охрану Соединенных Штатов. Американцам самим следует что-то решать по поводу своего флота. Денег на все не хватает. И не хватит. Подводные лодки стоят в базах, авианосцы - в базах, в принципе, их можно было бы использовать, если найти деньги на горючее для самолетов, но можно ли верить американским военным?
        Командир атомной подводной лодки типа «Лос-Анджелес» застрелился неделю назад. Поднялся на мостик в парадной форме, достал из кармана пистолет и вышиб себе мозги под пристальным взглядом телекамеры. Командир специально пригласил телевизионщиков, пообещав им яркое и незабываемое зрелище.
        - Да, - сказал Лукаш, глядя в пустой экран телевизора, - зрелище тогда получилось и незабываемым, и ярким.
        Стрелял подводник из пистолета себе под нижнюю челюсть, пуля перемешала его мозг и выбросила вверх крышку черепной коробки вместе с белоснежной фуражкой. Как пробку из бутылки шампанского.
        Лукаш достал из сумки пистолет - допотопный крупнокалиберный «кольт». Увесистая штука. И надежная. Калибр - одиннадцать целых сорок три сотых миллиметра.
        Лукаш нажал кнопку слева от пусковой скобы, ему на левую руку выпал магазин.
        «А вот интересно, - подумал Лукаш, - а в стволе есть патрон или как? Досылал патрон в патронник тот бедняга Сэм из Бриджтауна? Наверное, все-таки дослал, ведь вбегал он в комнату на шум, вполне могло понадобиться выстрелить сразу». Лукаш поднес пистолет к лицу, медленно повернул дулом к себе. Заглянул в ствол правым глазом.
        «А ты зачем себе в руку стрелял? - Это не Лукаш у себя спрашивает и не «кольт» интересуется у него. Это Петрович спросил перед тем, как попрощаться сегодня. - Можно было и без этого кровопролития, правда?»
        - Правда.
        - Тогда зачем?
        - Для достоверности.
        - Не ври.
        - А зачем еще?
        - Не знаю, - сказал Петрович. - Может, ты считаешь, что всякий, отнявший жизнь у человека - любого человека - должен понести наказание. Вот себя и наказал.
        - Я похож на идиота? - спросил Лукаш.
        Петрович не ответил тогда, позвал Николашу и приказал отвезти раненого в отель.
        - Я похож на идиота? - спросил Лукаш у пистолета, но «кольт» выжидающе промолчал. - Твоего владельца, господин «кольт», я убил просто так, без раздумий и последующих терзаний. А ведь он мне ничего плохого не сделал. Не успел, не от него это зависело, но все-таки… Я же не пытался себя наказать за это?
        Лукаш положил палец на спуск пистолета, медленно сдвинул предохранитель.
        - Тут-тук! - сказал Лукаш. - Есть там кто-нибудь? Кто-кто в теремочке живет?
        Пистолет ждал.
        Лукаш повернул пистолет к телевизору и передернул затвор. Патрон вылетел, покатился по полу в коридор.
        - А ты говоришь - идиот, - покачал головой Лукаш. - Хотя…
        Лукаш положил пистолет и магазин на стол возле кровати, встал и поднял патрон, подбросил его на ладони, поставил рядом с пистолетом, стукнув донышком гильзы о крышку стола. Как шахматной фигурой.
        - Хотя, - сказал Лукаш. - А кто, кроме идиота, мог взять себе в качестве сувенира пистолет и винтовку с оптическим прицелом? Только идиот способен тащить все это опасное железо через блокпосты, патрули и заставы. Профессиональный убийца такого делать не стал бы. Точно - не стал. Пришил - и ладненько. И концы в воду. Не то что Лукаш! Этот везучий, но такой бестолковый сукин сын.
        Избыточная подстраховка? Очень может быть. Но все в совокупности - достоверность и непротиворечивость характера. Вчерашняя пьянка, например. Не станет ведь киллер перед акцией пускаться в загул? Дрожание рук после возлияния и недосыпа. А ведь сотни людей видели, как Лукаш хлестал горячительные напитки и ушел с вечеринки одним из последних. Так себя ведут киллеры?
        Настоящие профессионалы соблюдают режим, вовремя ложатся спать, регулярно питаются. Идут на работу без тремора, головной боли и всякой неуверенности. А еще профессиональный ликвидатор не станет убивать генерала таким странным способом. Не будет подставляться под пулю там, где можно все сделать, не приближаясь к мишени ближе, чем на сто метров.
        Так что Лукаш - просто везучий сукин сын. Торговая марка, блин. Вот если бы еще понять, зачем вся эта каша с Колоухиным заварилась - совсем было бы хорошо.
        Лукаш лег, заложив руки за голову.
        Ничего, Петрович скажет. Если не отправит куда-нибудь в Карелию на утилизацию завтра… Лукаш взглянул на часы… сегодня, с утра пораньше.
        Не отправит.
        Если до разговора с Лукашем еще мог, то после…
        Лукаш уснул.
        Утром его снова расстреляли, а в ресторане, во время завтрака, после оваций по случаю счастливого избавления, его пригласили на вечеринку.
        Гулянку по случаю счастливого спасения коллеги журналисты решили закатить, естественно, в «Мазафаке». Возможно, некоторые из акул пера искренне считали, что ресторация, открытая полгода назад неподалеку от здания ФБР, и в самом деле является русским рестораном, но скорее, решили дружески подколоть Лукаша.
        Если бы все зависело от Лукаша, то Квалья, сунувшийся с приглашением к завтракавшему Лукашу под многозначительными взглядами журналистов, был бы послан резко, категорично и однозначно. Может быть, даже схлопотал бы по своей гладко выбритой макушке чем-нибудь тяжелым, но поскольку образ недалекого рубахи-парня требовал жертв и усилий, то пришлось просто встать из-за стола и раскланяться под дружные аплодисменты журналистов.
        Счастливое спасение было? Было. Колоухина пристрелил? Пристрелил. Понятно, что по этому поводу грех не выпить в теплой компании. Гульнуть изо всех сил, встряхнуться и встряхнуть окружающих, век бы их не видеть…
        - На Сицилии, - провозгласил Квалья, - только убив своего первого, мужчина считается мужчиной. Сегодня у нас есть повод отпраздновать совершеннолетие нашего дорогого друга Михаила Лукаша! К тому же в один день он не просто отправил к праотцам ближнего своего, но и сам чуть не был убит и чудом пережил нападение. Я полагаю, с него причитается.
        Все одобрительно зашумели в том смысле, что да, что нужно выставляться по такому поводу. Даже непьющий вроде бы Махмутка высказался за то, что обмыть такое нужно, дабы не гневить Аллаха на будущее.
        - Ладно, - сказал Лукаш. - Большинство из вас, сволочей, в отдельности не вызывают у меня положительных чувств, но вместе вы неплохая компания. Сегодня в девять.
        - В «Мазафаке»! - выкрикнул Квалья, и Лукашу ничего не оставалось, как подтвердить - в «Мазафаке».
        И весь день вечеринка маячила перед внутренним взором Лукаша, как мрачная серая туча на фоне ясного голубого неба…
        Ну да, неба. И ясного голубого. Тучи, тучи, всполохи молний и вонь - оглушающий смрад, пропитавший все вокруг. Это фигурально выражаясь, естественно.
        А так - хоть и жара, но погода замечательная, мусор и обломки с улиц убрать уже успели, а выбитые стекла в окнах заменили фанерными щитами. Все выглядело очень добропорядочно и чинно. Столица великого государства вроде бы…
        Даже фэбээровец, явившийся сразу после завтрака к Лукашу для беседы, был очень чинным и добропорядочным. Респектабельным.
        Темно-серый костюм и белоснежная рубашка, несмотря на утренние жару и духоту были безукоризненны, на носках отполированных туфель горели отражения ламп, голос тихий, спокойный - не специальный агент ФБР, а образец корректности и респектабельности, бальзам для израненной души.
        - Мы решили не приглашать вас к нам, - вежливо улыбнувшись, сказал специальный агент, имя и фамилию которого Лукаш принципиально не запомнил. Кто верит имени и фамилии агентов ФБР на задании? - Если не возражаете, то мы можем пообщаться в вашем номере…
        - Обычно я в свой номер кого попало не вожу, - с не менее вежливой улыбкой схамничал Лукаш, - но раз уж вы настаиваете…
        - Ну что вы, - прищурился американец, продолжая держать чуть поблекшую улыбку на лице. - Я не настаиваю, я прошу вас… Если бы я настаивал, то сюда приехала бы группа, вас вежливо, но настойчиво пригласили бы в машину…
        - Вызвали бы российского консула, - в тон ему подхватил Лукаш. - Я забыл, или все еще существует эта смешная бумага про особый статус граждан России на территории Соединенных Штатов?
        Улыбка, наконец, ушла с лица специального агента. Наверное, чтобы не позориться.
        - Вы, простите, убили человека, - сказал агент. - Гражданина Соединенных Штатов, как бы там потом все ни повернулось. И мне кажется, что…
        Лукаш достал из кармана телефон, демонстративно посмотрел на время.
        - Сейчас половина девятого. В одиннадцать часов состоится пресс-конференция, на которой я должен присутствовать. Мы уложимся в это время?
        - Непременно, - сказал американец.
        И, в принципе, не соврал.
        В мелочи он не лез, вопросы строил ясно, четко и вроде бы без двойного дна.
        - Откуда вы узнали о месте пребывания генерала Колоухина?
        - От своего шефа.
        - А шеф?..
        - Лучше спросить у него.
        - Да, конечно. Почему генерал решил вас убить?
        - Лучше спросить у него, - сказал с улыбкой Лукаш, и агент тоже улыбнулся.
        - А почему он убил своего помощника - лучше спросить у помощника или у самого генерала? - уточнил фэбээровец.
        - Я полагаю - очная ставка все прояснит.
        - Логично. Сколько прошло времени с момента смерти генерала Колоухина до вашего выхода из дома? - специальный агент чуть прищурился, скорее, только наметил прищур, может быть, даже не отдавая себе в этом отчет.
        Еще могло оказаться, что Лукашу этот прищур примерещился, в последнее время Лукашу постоянно что-то чудится. Не мог же человек, не просто так человек, а целый специальный агент, вот так запросто и по-детски демонстрировать начало действительно серьезного разговора. Он бы еще флажком помахал, привлекая внимание собеседника к тому факту, что просто треп закончился, и началось копание в значимом для собравшихся дерьме.
        - Минуты две… - чуть задумавшись, ответил Лукаш. - Ну - пять. Или около того. Мне показалось, что я вышел сразу, но тут я мог и ошибиться. У меня образовалась дыра в левом бицепсе, боли я сразу не почувствовал, отобрал пистолет у Колоухина и выстрелил. Грохот, отдача, пороховая вонь… Потом я увидел кровь у себя на рубашке, почувствовал запах крови… своей и генерала… Пистолет я, кажется, уронил… Я даже перевязывать руку не стал, вышел на крыльцо, зажимая рану. Никак не больше пяти минут. Да вы спросите у тамошнего шерифа. Он был возле дома, сможет все сказать…
        - Мы спросим, - пообещал фэбээровец, - но пока не можем отправить людей в Бриджтаун…
        - Тогда у Джонни спросите. У Джона Стокера. Он был в том же доме…
        - У Стокера мы уже спросили. Он сказал, что не помнит. Лежал без сознания, пришел в себя только после того, как ему на голову вылил воду помощник шерифа.
        - Тогда придется поверить мне, - Лукаш поднял руку, наставил указательный палец на специального агента. - Можно попытаться засечь. «Бах!», о боже, я убил человека! Срань господня, меня ранили! Где же шериф?! И я выхожу на крыльцо. Вообще получается не больше минуты. Прибавим мои передвижения по комнате, дадим время на осознание случившегося… Нет, меня не тошнило по поводу убийства, я не падал на колени с криком «Не-е-е-ет!!!». Пять минут с запасом. А почему это вас интересует? Вы полагаете, что я мог чего-то там перетаскивать с места на место? Убил генерала, а потом переставлял мебель, чтобы скрыть свое преступление?
        - Просто уточняем, - американец заставил себя вежливо улыбнуться. - В протоколе должно значиться все подробно… бюрократия, сами понимаете…
        «Понимаю, - мысленно подтвердил Лукаш. - Еще как понимаю. Нельзя же просто так заявить в голос, что интересуется Федеральное Бюро не столько самим фактом смертоубийства - грохнули генерала, объявленного в розыск, и черт с ним - очень хочется кому-то выяснить, а не мог ли журналист Лукаш прошерстить по-быстрому вещички убиенного на предмет военных и государственных тайн Соединенных Штатов? Сам-то он, журналист Лукаш, не скажет, а вот если прикинуть все по внешним признакам… Два выстрела почти подряд и появление счастливого русского пред ясными очами обитателей Бриджтауна. Менее пяти минут - ничего он не искал и не находил. Более… Возможны варианты.
        - Я слышал, вы привезли с собой оружие…
        - «Глок» я отдал полицейским, - быстро сказал Лукаш.
        - А «кольт» и винтовку?
        - Мы с шерифом решили, что ему это не нужно, а мне… сувенир, если хотите… Я понимаю, что это незаконно, но… С детства мечтал о таких пушках. «Кольт» почти с тяжелый пулемет калибром, представляете? Я увидел - обалдел и не смог расстаться. Или я совсем уж глупость совершил?
        - Да ради бога! - махнул рукой агент. - Зарегистрируйте только. Не думаю, что будут проблемы. Если вам нужно - мы поддержим вашу просьбу. Сегодня-завтра…
        - Большое спасибо! - почти искренне воскликнул Лукаш. - Может, водочки? У меня есть неплохая.
        - Спасибо, мне еще работать, а на дворе жара. Боюсь, развезет, - фэбээровец достал из кармана записную книжку и перевернул несколько листков. - Да, чтобы не забыть… По поводу нападения на вас…
        - И Джонни.
        - Да, конечно, и Джонни. Что вы можете по этому поводу сообщить? Кто, сколько, с какой целью?
        Все это было произнесено с похвальной небрежностью, и заход этот в записную книжку тоже был отыгран профессионально. Ерундовский вопрос, дежурный, чтобы закрыть тему. Ничего агентство не может - да и не собирается - предъявить русскому журналисту, просто набирает материалы для бумаги, которая прикроет задницу агентства в случае чего.
        - Трое. В масках. В «балаклавах», если точнее. Серые комбинезоны, кажется… Оружия я не видел. Был шокер, но это лучше спросить у Джонни… Искали вещи Колоухина, про ноутбук говорили и проверили генеральское тело на аутентичность. - Лукаш задумался. - Еще была машина, светло-серый или белый фургончик, без надписей, номер я не рассмотрел. Между собой говорили по-английски. Я бы даже сказал - по-американски. По моему мнению - чисто говорили, но Джонни сказал - с акцентом. С арабским акцентом, чуть ли не из Персидского залива. Хотя я думаю, что Джонни мог и напутать. Ему здорово приложили по голове в Бриджтауне, сотрясение мозга, кажется… Вы у него уточните…
        Фэбээровец достал из кармана телефон.
        - Уточните у Стокера национальность нападавших, - сказал агент. - Акцент. Да. Я тут заканчиваю и возвращаюсь. Все.
        - Уже уезжаете? - осведомился Лукаш, когда агент спрятал телефон.
        - Еще несколько минут. И пара-тройка вопросов. Почему вас не убили?
        «Хороший вопрос, - одобрил Лукаш. - Честный. Но искать на него ответ придется агенту самостоятельно».
        - Наверное, потому, что я не схватился за оружие. «Глок» выпал, его нападавший видел, но мне было не до того, я орал благим матом, держась за руку. Плохо боль переношу, стыдно даже. Вы ведь всю сцену, наверное, видели на записи камер слежения? Там рядом универмаг, как его… с двойным названием… «Варнес и Нобль», что ли… Там должно быть не меньше десятка камер…
        - Камеры не работали, - сказал агент. - Технический сбой. Так что - вы единственный свидетель нападения, и вас не убили. Правда, странно?
        - Еще как, - кивнул Лукаш. - Но я, знаете ли, не в обиде по этому поводу. Решили не брать грех на душу. Они даже Джонни не убили, а только вырубили шокером…
        - Что тоже странно.
        - О! - вспомнил Лукаш. - Они у меня спросили, какие из вещей - генеральские. Я ответил…
        - И они в благодарность сохранили вам жизнь, - подвел итог американец и встал с кресла. - В общем, если что-то еще вспомните - позвоните…
        Специальный агент протянул Лукашу визитку, тот, не глядя, сунул ее в карман рубахи.
        - Как рана? - спросил агент.
        - Спасибо, почти не болит, - Лукаш встал с кровати, на углу которой сидел, и протянул руку. - До свидания.
        - До свидания, - сказал агент, пожимая руку. - По поводу оружия…
        - Я обязательно обращусь в полицию. И к вам обращусь, если понадобится. И да, сегодня, кстати, вечеринка в честь моего чудесного спасения, милости прошу. Ресторация «Мазафака».
        Улыбка исчезла с лица фэбээровца.
        Не прощаясь, он вышел из комнаты.
        - Сволочь ты, Михаил, - с укоризной сказал Лукаш своему отражению в экране телевизора. - Мог бы просто в рожу плюнуть, а не приглашать в «Мазафаку».
        У владельца ресторации было странное, чтобы не сказать сильнее, чувство юмора. Обслуга из афроамериканцев в атласных косоворотках, сарафанах и кокошниках - еще туда-сюда. Поначалу даже забавно. Балалаечники и ложкари с иссиня-черными физиономиями уроженцев Экваториальной Африки, неплохо исполняющие русские национальные напевы в сопровождении двух гармошек и баяна - тоже, в общем, вызывают скорее положительные эмоции у посетителей, но вот табличка у входа в заведение…
        Такая добротная бронзовая или медная табличка, на заклепках, начищенная, словно колокол на боевом корабле… Смотришь на нее и понимаешь, что табличка эта - на годы. На десятилетия. На века. Что рухнут города, сотрутся горы, а табличка эта все так же будет сиять под солнцем, сообщая вселенной, что собакам и пиндосам вход воспрещен.
        Собакам и пиндосам, мазафака!
        И как должен был отреагировать фэбээровец на приглашение в это заведение?
        - Лучше бы ты его козлом назвал, - сказал печально Лукаш своему отражению. - Тебе нужно меньше общаться с Петровичем, ты у него плохому учишься. Характер портится совершенно. Однозначно.
        Лукаш спохватился, глянул на часы и почти бегом бросился в гостиничный гараж. Времени до начала пресс-конференции оставалось в обрез.
        Хотя, как оказалось, ничего внятного представитель Белого дома сообщить не смог. Ни по поводу вчерашнего китайского погрома, ни по поводу инцидента на авиабазе Ленгли.
        Да, люди попытались прорваться на территорию, охрана применила оружие на поражение, имеются убитые и раненые…
        - Семнадцать убитых, - сказал кто-то из журналистов из задних рядов, Лукаш не оглядывался, но по голосу похоже, что кто-то из немцев. - Семнадцать убитых и двадцать пять раненых. Прокомментируете?
        - Откуда у вас эта информация? - осведомился чиновник, и журналисты недовольно загудели - спрашивать об источниках считалось неприличным. - Я хотел сказать, что информация у вас несколько однобокая. В Сети есть эти данные… есть и другие, со значительно меньшим количеством убитых, но почему вы не упоминаете погибших среди военнослужащих? Четыре человека убиты, двенадцать - ранены. Трое убитых и пятеро раненых - из огнестрельного оружия. Как показывают съемки камер наблюдения - первыми стрелять начали именно нападавшие… И, полагаю, вы это прекрасно знаете, господа журналисты… Вообще, похоже что вы сознательно нагнетаете… провоцируете… Создается впечатление, что вы заинтересованы в нагнетании… раскручивании…
        Сара Коул, пресс-секретарь Белого дома, бросилась к микрофону, но было уже поздно - журналисты взорвались. Кто-то даже пронзительно свистнул. Лукаш успел вскинуть свой инфоблок и запечатлеть, как уважаемый корреспондент респектабельного британского медиахолдинга, толстый одышливый старикан Джон Смит азартно свистит в два пальца.
        Естественно, журналисты склонны к нагнетанию и заинтересованы в накручивании. Они даже деньги за это получают и далеко не всегда от своих официальных работодателей… Но говорить об этом вслух, при свидетелях, да еще на официальной пресс-конференции…
        - Джентльмены, джентльмены… - Сара оттолкнула чиновника от микрофона. - К порядку, джентльмены, иначе я вынуждена буду прекратить…
        - И где они откопали такого идиота? - вполголоса спросил Квалья, наклонившись к Лукашу.
        - Пришла его очередь, - так же вполголоса ответил Лукаш. - У них есть специальный список дежурных дураков.
        - Парни его на кусочки порвут, в дерьме вываляют и вздернут… Надо будет его биографию глянуть, наверняка там найдется, над чем поизгаляться…
        Чиновнику не повезло. Хотя о везении тут речь и не идет. Дурак - он и в Белом доме дурак. Лукаш навел инфоблок на виновника мятежа, увеличил изображение… Боже, какая паника на лице! Какой ужас! Бедняга испуган и возмущен… Только вот в глазах у него - спокойное удовлетворение. Взгляд человека, выполнившего свою работу. У него была такая установка - поссориться с журналистами и сорвать пресс-конференцию? Было бы смешно! С другой стороны, местный зритель, свой, американский, не может не оценить, что вот кто-то все-таки решился сказать шакалам прямо в лицо правду. Если этого не вырежут местные информканалы, то чудак из Белого дома станет героем дня. Остается надеяться, что в юности он не творил ничего такого, что обиженная четвертая власть сможет предъявить ему и окружающим. Травку не курил, растлением не увлекался по молодости. Вон ведь как возмущены журналисты!
        А Сару Коул заклинило на этом «джентльмены-джентльмены», как будто не видит, что в помещении находятся и штук десять дам, половина из которых - явно болезненно радеют за права женщин, и что за это шовинистическое «джентльмены-джентльмены» они бедную Сару попытаются распять… или поджарить на медленном огне…
        Наверное, день сегодня такой - праздник тупицы. Но если чиновник честно и сознательно спровоцировал скандал, то Сара так же честно не понимает, что все только усугубляет.
        - А как вы прокомментируете информацию о том, что нападение на русских миротворцев было осуществлено с американского беспилотника? - Ковач встал со своего места без разрешения ведущей. - Это правда? Ведется ли по этому поводу расследование?
        - Я не имею информации по этому поводу… - чуть побледнев, сказала Сара.
        - А кто напал в нескольких кварталах от Белого дома на русского журналиста? - вскочил со стула Махмутка. - Не является ли это доказательством существования антирусских настроений в правительственных кругах Соединенных Штатов? В высших эшелонах власти.
        - Во дает, - восхитился Лукаш. - И всякое лыко в строку. То, что вчера громили китайцев… негры лупили косоглазых - отходит на задний план, а на авансцену выступает жуткий антирусский заговор, первым о котором заговорил журналист из Эмиратов. А тут еще арабский акцент нападавших на русского журналиста. Это пока к прессе не просочилось, но если об этом узнают, то возможны всякие варианты.
        Узел все затягивается и затягивается, температура растет и растет… Чего еще не хватает для полноценного скандала?
        Вот если сейчас слово возьмет кто-то из китайских корреспондентов и станет выяснять, почему это полиция не вмешивалась в процесс разгрома Чайна-тауна, то… Лукаш поискал глазами китайцев, те сидели в дальнем углу зала и что-то сосредоточенно рассматривали на экранах своих компов, оставив видеооператора и фотокора собирать скандальный видеоряд с пресс-конференции.
        Сара Коул пообещала, что Белый дом предпримет все усилия, джентльмены… Вскочила тетка с какого-то американского телеканала и потребовала, чтобы Сара Коул извинилась перед ней лично и в ее лице перед всеми независимыми женщинами Америки…
        Лукаш встал и вышел из зала. За ним потянулись остальные, оставив Сару Коул на съедение феминисткам.
        - А драки не получилось, - сказал Ковач.
        - Ничего, еще не вечер, - пообещал ему Лукаш. - В «Мазафаке» наверстаем.
        Глава 8
        В вестибюле охранники смотрели телевизор.
        Оказалось, что китайские журналисты не просто так таращились в компы. Кстати, китайцы таки да, очень спокойные и уравновешенные товарищи, смотрели на мониторы молча, не выражая своих эмоций, хотя вполне могли чего-нибудь радостно орать, размахивать руками и подталкивать друг друга в бока, привлекая внимание к тому, как наши, смотри, как наши давят…
        В Сан-Франциско было шумно. И было на что посмотреть понимающему зрителю. Непонимающему тоже было на что глянуть, когда толпа китайцев, не торопясь, двигалась по городским улицам, методично уничтожая все, так или иначе относящееся к имуществу афроамериканского населения города.
        …Вспыхивали машины. Разлетались вдребезги витрины, вырывались с «мясом» решетки и ролеты на этих самых витринах, все, что было в магазинчиках и лавках, выбрасывалось на улицу и безжалостно уничтожалось. Нерасторопных негров, не успевших убежать, ловили и били. Операторы снимали экзекуции крупно, заполняя экраны красным и черным в равных пропорциях…
        Простому и непритязательному зрителю этого было вполне достаточно. Зрелищно и безопасно - что еще можно ожидать в наше суровое время от хорошего шоу?
        А вот зритель вдумчивый получал дополнительные бонусы, разглядывая на экранах и мониторах пикантные подробности процесса.
        …Магазины громили, например, а грабежа не было. Никто не волок, озираясь и радостно повизгивая, телевизоры и системные блоки. Телевизоры швыряли на мостовую, лупили экраном по чему-нибудь острому и твердому, машины переворачивали и поджигали, даже не вырвав изнутри компов и аудиооборудования.
        Изловленных негров били. Безжалостно и умело. Китайские парни умеют быть безжалостными, жизнь их этому научила. Негра хватали, прислоняли к стене или дереву и, как на манекене, отрабатывали несколько ударов ногами и руками. Мимоходом, не напрягаясь особо и не усердствуя.
        Негр падал-сползал-опрокидовался-складывался… его оттаскивали в сторону, аккуратно укладывали возле стены и шли дальше, к следующему. Могло показаться, что толпа движется чуть ли не рядами, как на демонстрации трудящихся в Пекине. И как в Пекине, общий поток трудящихся охвачен со всех сторон охранниками правопорядка, так и в Сан-Франциско медленно идущие массы были окружены молодыми людьми, собственно и громящими магазины и лупящими чернокожих сограждан.
        Полиция не вмешивалась. Как, собственно, и при Вашингтонском погроме. Полиция, в полном боевом, группировалась возле стратегически важных объектов и делала вид, что все происходящее ее, полицию, в общем, интересует мало.
        Наконец кто-то из особо тупых негров догадался выстрелить в китайца.
        Пуля ударила в грудь мужчину средних лет, шедшего в первом ряду колонны. Мужчину подхватили, подняли на руки и быстро передали над головами в глубь строя. Оператор успел крупно взять безвольно запрокинутую голову и струйку крови, вытекающую из уголка рта.
        Выстреливший негр замер на углу, потрясенный собственной глупостью, потом снова поднял двумя руками здоровенный никелированный револьвер, сверкающий на солнце, но еще раз нажать на спуск не успел. Вмешалась полиция.
        Сразу с десяток копов врезали по идиоту изо всех стволов, и стреляли до тех пор, пока не превратили тело убийцы в груду окровавленного тряпья…
        - Мать твою, - сказал кто-то возле Лукаша.
        - Это да, - кивнул Лукаш. - Это тебе не в Зеленой Зоне косоглазых гонять…
        Телевизионщики работали красиво, режиссеры мастерски меняли точки съемок и ракурсы. Кадр: китайцы вдумчиво разносят ночной клуб, - сменяется картинкой исхода афроамериканцев из Сан-Франциско. Мужчины, женщины, дети идут, испуганно оглядываясь назад, на дома, над которыми стоят неподвижно в безветрии черные дымные столбы.
        - Обратили внимание? - спросил Джон Смит, ни к кому конкретно не обращаясь. - Ни одного крупного плана. Ни одного заплаканного детского личика, ни одной бьющейся в истерике гренд-Ма - толпа, толпа, толпа… Тут, даже если и захочешь, никого не сможешь пожалеть… Как можно сострадать невнятной чернорылой толпе? Тысячеглазому червяку? Муравьи бегут от наводнения… вы станете им сопереживать?
        Джон Смит достал из кармана кисет, стал набивать трубку, не обращая внимания на табличку «Не курить», висящую на стене.
        - У китайцев - средние планы. Видно, что делают, но насколько все это забавно - можно только догадываться. - Квалья покачал головой, то ли осуждая, то ли одобряя операторов. - И красное на коричневом не слишком контрастная пара. Если бы резали белых…
        - Когда будут резать белых - учтем, - с нажимом на первое слово произнес охранник, стоявший неподалеку от Квальи. Двухметровый афроамериканец в строгом черном костюме с вызовом посмотрел на худощавого невысокого итальянца и недобро усмехнулся. - Когда белых будут резать…
        - Блэквуд! - крикнул охранник из-за пульта. - Рот свой поганый закрой! Нигер долбаный…
        Охранник за пультом тоже был афроамериканцем. Нигером, но, наверное, недолбаным. И был старше не только по возрасту, но, похоже, и по должности.
        - Рот закрой. И если ты еще раз себе такое позволишь, то вылетишь из Зеленой Зоны вместе с Мартой и девочками. Тебя ведь предупреждали…
        Блэквуд дернулся, словно от удара кнутом, скрипнул зубами и отошел к выходу.
        - Извините, джентльмены, - сказал охранник из-за пульта. - Нервы, вы должны понять…
        - Бывает, - сказал Квалья.
        - Но почему они не сопротивляются? - удивленно спросил Махмутка, неиссякаемый источник наивных вопросов. - Почему они просто бегут?
        - Ты знаешь, сколько народу живет в Сан-Франциско? - спросил Джон Смит, раскурив, наконец, трубку. - Хотя бы приблизительно…
        Махмутка растерянно посмотрел на англичанина, потом перевел взгляд на экран, будто там могла появиться подсказка.
        - Ну, хотя бы приблизительно, - подбодрил англичанин. - Плюс-минус миллион. Ну?
        - Три миллиона, - неуверенно произнес журналист из Эмиратов.
        Его можно было понять: Сан-Франциско город известный, кто в мире не слышал о Сан-Франциско? Явно же мегаполис! Поменьше, наверное, чем Нью-Йорк и Лос-Анджелес, но не деревенька какая-нибудь заштатная.
        Лукаш в свое время тоже очень удивился, внимательно ознакомившись с политгеографией Соединенных Штатов. Когда обнаружил, что столица Калифорнии вовсе не Лос-Анджелес, к примеру, а Техаса - не Даллас. Обидно даже стало за Кеннеди, грохнули его не в столице штата, а черт-те где…
        - Чуть больше восьмисот тысяч, - сказал Джон Смит. - И азиатов в нем больше тридцати процентов, а негров - около восьми.
        - Но ведь не все азиаты китайцы… - неуверенно попытался возразить Махмутка и оглянулся на других журналистов в поисках поддержки. - Еще ведь индусы, японцы, корейцы…
        - Полагаешь, вчера кого-то из чернолицых парней волновало, чью именно раскосую физиономию они разбивают в кровь? - поинтересовался Ковач. - Бей косоглазых и все тут. Очень доступный и понятный призыв. Доступный как для черномазых, так и для желтожопых. И очень поучительный для бледнорожих.
        В Сан-Франциско, похоже, дело приближалось к окончанию. Толпа дошла до границ города и замерла. Где-то в самой глубине толпы какой-нибудь старичок негромко скомандовал - стоп, и тысячи людей одновременно остановились. Дисциплина - сильная вещь. И очень сильная сторона китайского характера.
        По толпе прошло шевеление, люди расступились, и на дорогу стали выбрасывать бесчувственные черно-красные тела. Бросали их, не церемонясь, одного за другим, в кучу, складывая, как хворост для костра. Но камеры снова держали все на общем плане, демонстрируя панораму - вот граница города, вот масса азиатов, спокойная и почти беззвучная, а вот то из чернокожего населения Сан-Франциско, что не успело самостоятельно покинуть город. Не успело покинуть самостоятельно - будет выкинуто насильно.
        Вертолет с оператором на борту сделал круг, камера зацепила бликующую поверхность залива, пробежала по мосту Золотые Ворота и…
        - Ни хрена себе! - выдохнули одновременно все присутствующие, каждый на своем языке, а не на интернациональном английском, что свидетельствовало о самом высоком градусе потрясения. - Твою мать…
        Даже вертолет, кажется, замер неподвижно, камера перестала дрожать, осознав всю важность и необычность происходящего.
        К заливу, не торопясь, двигался корабль. Военный корабль. Большой. На борту крупно были написаны цифры номера - 998.
        - Китайцы, - сказал Жак Морель, тонкий специалист в вопросах военной техники. - «Куньлунь шань», универсальный десантный корабль. Тысяча десантников, четыре вертолета, четыре десантных катера на воздушной подушке и до двадцати единиц бронетехники. Входит… входил в состав китайской авианосной группы в Тихом океане.
        - Всю ночь шел, чтобы успеть вовремя, - добавил Ковач. - И что теперь скажет Ю ЭС Нави?
        «Утрется Ю ЭС Нави, - подумал Лукаш. - В худшем случае. А в лучшем для всех варианте окажется, что визит дружбы уже давно запланирован, что инициатива по этому поводу исходила от американской стороны и что просто так совпало… Вот совпало и все…»
        Перед китайцем шел корабль береговой охраны США, то ли указывая дорогу, то ли демонстрируя, что все происходит по взаимному согласию, а не с применением силы, угрозы применения силы или беспомощного состояния жертвы… Хотя, даже при всем том бардаке и хаосе, творившемся внутри, американские ВМС при желании могли отправить на дно этот самый крупный корабль китайского флота в течение двух-трех минут.
        «Проблема в том, - сказал себе Лукаш, - что такое желание вряд ли может сейчас возникнуть».
        И, если честно, китайцы сейчас были более чем уместны. Злободневны, можно сказать. Американцам сейчас не хватало как раз межрасовых разборок. Экономика сыплется к чертовой матери, крупные города один за другим следуют по проторенному Детройтом пути к банкротству, так что начать убивать ближнего своего за цвет кожи или религиозную принадлежность - подтолкнуть к могиле несколько миллионов населения США.
        «До этого еще дело дойдет. Дойдет, никуда не денется, - сказал вчера на прощание Петрович. - Но пока - рано. И чем позже все это грянет, тем меньше крови прольется. Такие дела, - сказал Петрович. - Мы находимся на переднем крае борьбы за единые и неделимые Соединенные Штаты. Понял, Миша?»
        Миша понял.
        И еще Миша понял, что сегодня-завтра в Вашингтоне грядут чистки, отлавливание погромщиков, наказание виновников и тому подобные веселые игры.
        А мы - представители иностранных средств массовой информации, соберемся в ресторации «Мазафака» и радостно отметим счастливое спасение русского корреспондента.
        - Лукаш, ты сволочь! - прозвучало у Лукаша за спиной.
        - Я тоже тебя люблю, Сара, - Лукаш вызвал на лицо самую обворожительную из своих дежурных улыбок и повернулся к Саре Коул. - Уже отбилась от девочек?
        - Девочек? - глаза Сары сверкнули за стеклами очков. - Что мне эти идиотки…
        - Да как ты смеешь? - возмутилась одна из идиоток, но Сара, не оборачиваясь, подняла резким движением левую руку с торчащим средним пальцем, и журналистка замолчала, решив, что если продолжать конфликт, то можно и нарваться. Сара выглядела очень-очень рассерженной. И ее можно было понять.
        - На этих идиоток мне наплевать! - сказала Сара. - А вот поблагодарить тебя за вчерашнюю пресс-конференцию я еще не успела.
        - Меня не было на вчерашней пресс-конференции. Если ты не в курсе - я генерала убивал в это время. Честное слово!
        Стоявшие возле Лукаша журналисты засмеялись, но, увидев выражение лица Сары, замолчали и быстренько двинулись к выходу из здания.
        - Ты прекрасно понимаешь, о чем я, - Сара подошла к Лукашу вплотную, попыталась заглянуть ему в глаза, что при ее метре шестьдесят и метре восемьдесят пять Лукаша было трудно.
        Лукаш вздохнул и наклонился. Сара имела полное право обидеться на него и хотя бы высказать свое недовольство. До рукоприкладства дело, скорее всего, не дойдет.
        - Я не знаю, откуда ты берешь информацию, но не мог бы ты… - Сара вскинула руку, но не ударила, а легким щелчком сбила с плеча у Лукаша невидимую пылинку. - Не мог бы придерживать свою информацию, не трепаться перед… перед…
        - Я уезжал, а ребята просили… - сказал Лукаш. - Мне тебя искренне жаль, Сара, но свобода информации такая паскудная штука… Вначале мы за нее боремся, а потом она нас достает. Это почти как равноправие полов, ты меня понимаешь.
        - Какой идиоткой я выглядела вчера, - уже тише сказала Сара. - Меня пинали, обвиняли в сокрытии информации, в нарушении этой самой свободы, черт бы ее побрал… Ладно, проехали. Ты-то как? Рука болит?
        Лукаш пошевелил пальцами левой руки.
        - Работает.
        - Больно было? - совсем уже нормальным тоном спросила Сара.
        - Понимаешь, милая… Это ничего, что я тебя называю «милая»? Ничего? Понимаешь, милая, когда пуля попадает в человека, то она, зараза, не просто так продырявливает плоть. Она поначалу идет носом вперед, но через несколько сантиметров, из-за сопротивления материала - у меня знаешь, какие мышцы? Вот, пощупай! - из-за сопротивления материала пуля поворачивается задницей вперед. И в этом месте, где она разворачивается, получается такая пустота… поначалу пустота, а потом кровь… В общем, мне совершенно не больно. Вот нисколечко! - Лукаш показал пальцами насколько ему не больно. - Вот когда я о мостовую приложился рукой, вот тогда… Ты не спросишь у своего шефа, какого хрена в его столице творится такой бардак?..
        - Если бы ты знал, какой бардак творится в его столице на самом деле, - махнула рукой пресс-секретарь Белого дома. - Закурить есть?
        - Не курю. И тебе…
        - Пошел в задницу, - ласковым тоном посоветовала Сара Коул. - За своей мамой следи, ублюдок.
        - Понял. Заткнулся. Готов искупить, - Лукаш оглянулся на замешкавшегося у телевизора Ковача, который внимал дискуссии приглашенных в студию политиков: а высадили бы китайцы десант в Сан-Франциско, если бы вытеснение афроамериканцев прошло не так организованно и безболезненно. - Ковач, дай сигарету и огоньку.
        Ковач, не отвлекаясь от телевизора, бросил Лукашу пачку сигарет и зажигалку.
        - Вот, пожалуйста, травись, - сказал Лукаш Саре.
        Сара закурила.
        - Вредная привычка, - Лукаш демонстративно помахал рукой перед своим лицом, отгоняя дым. - Умереть можно.
        - Ужас, - подтвердила Сара, затягиваясь. - Кошмар. Так страшно иногда становится от мыслей о никотине, что приходится курить, чтобы успокоить нервы. Кстати, по поводу бардака в столице…
        Сара в две глубоких затяжки добила сигарету и от окурка прикурила следующую.
        - Ковач, сигареты я тебе не верну, - сказал Лукаш.
        - На здоровье! - отмахнулся Ковач.
        - Так вот, о бардаке. Когда шеф узнал о тебе…
        - Ой! - воскликнул Лукаш, прижимая ладони к щекам. - Шеф? Узнал? Обо мне? Ой!
        - Дурак, - пожала плечами Сара. - Шут и балбес.
        - А если я тебя за оскорбления по судам затаскаю? - деловито осведомился Лукаш. - За диффамацию и низведение?
        - Хоть за изнасилование, - разрешила Сара. - В извращенной форме.
        - Так вроде еще не…
        - Еще раз перебьешь - прямо здесь, - Сара оглянулась по сторонам. - Во-он в том углу.
        - Знаешь, Сара Коул, ты меня ставишь в неловкое положение, между прочим. Если я заткнусь - это будет оскорблением для тебя, типа я не хочу, чтобы ты меня… в извращенной форме… А если я не заткнусь - это может быть воспринято тобой как открытое признание и даже провокация к изнасилованию… А ты - на работе. А шеф тебе в самый ответственный момент позвонит и потребует быть у него в Овальном кабинете… - Лукаш наклонился к Саре и тихо, чуть касаясь губами ее уха, прошептал: - Но ты можешь назвать любое место и любое время, когда я буду в полной твоей власти…
        - Когда шеф узнал, что на тебя напали неподалеку от Белого дома… - не отстраняясь, сказала Сара. - Он пришел в ярость, лично позвонил мэру и начальнику полиции с требованием разобраться и наказать.
        - Боже, какие мы популисты! - восхитился Лукаш. - До выборов еще два года, я по определению не буду участвовать в голосовании, а сам президент Соединенных Штатов так беспокоится о моей участи… Может, денег даст? В компенсацию?
        - Долларов? - спросила Сара. - Сколько килограммов?
        - Спасибо, я обойдусь. И, кстати, правда, что в Белом доме зарплату платят в евро? - тихо спросил Лукаш. - Официально - в долларах, а втемную…
        - Без комментариев, - отрезала Сара. - И чтобы закончить - шеф выразил желание лично пообщаться с тобой.
        - Мать твою… - искренне удивился Лукаш. - Это еще с каких хренов? Я спокойно занимаюсь богемой и бомондом, не лезу в политику. Ну, разве что генерала убью, да и то нашего, российского. На кой я президенту? И на кой президент мне?
        - Я тоже полагаю, что смысла в этом нет, - Сара оглянулась по сторонам, подошла к кофейному автомату и загасила окурок о его бок. - Но шеф так решил, и кто я такая, чтобы с ним спорить? Я связалась с твоим Петровичем, он сказал, что не возражает, что на этой неделе мы можем на тебя рассчитывать. Я думаю - послезавтра, у шефа график не такой плотный, можно будет потратить пару минут на международный пиар. Ты же тиснешь материальчик на эту тему? Или даже получишь эксклюзивное интервью с президентом. Да и спрашивать тебя никто не будет - хочешь или нет, твой Петрович, если что, пинками тебя пригонит. Так что - до встречи.
        Сара вышла из здания.
        - У тебя с ней что-то было? - спросил Ковач.
        - Не-а, - мотнул головой Лукаш. - И вряд ли будет.
        - Не зарекайся, парень, - Ковач похлопал Лукаша по плечу. - Она баба настойчивая и та еще штучка…
        - И задница у нее - просто шедевр, - закончил за Ковача Квалья. - Я бы, не задумываясь…
        - А я… - начал Лукаш, но тут позвонил Петрович.
        Оказалось, что Лукаш все сорвал и завалил, что он, бездельник, не выполнил прямого распоряжения начальства - ты, сука, во сколько должен был мне предоставить материал про свое геройство? - мало этого, так ты еще и за каким-то хреном приглашен в Белый дом, а я, Петрович, какого-то дьявола должен буду тебя сопровождать на эту встречу в верхах.
        Лукаш переключил телефон на громкую связь, и теперь Квалья с Ковачем сочувственно рассматривали коллегу и качали головами.
        - Я сейчас приеду к тебе, - сказал Лукаш.
        - Да уж постарайся. Напрягись! - прорычал Петрович и отключился.
        - Хороший у тебя шеф, душевный, - одобрительно кивнул Квалья.
        - А ты не лезь в наши загадочные русские души, - посоветовал Лукаш. - Вон, Ковач, насколько славянин, а не лезет. Понимает, что может схлопотать.
        - Понимаю. Хоть и не славянин, а мадьяр, но понимаю. Ты своего шефа в «Мазафаку» пригласи, вот там и поболтаешь с ним в приватной обстановке. В располагающей к контакту…
        - Это «Мазафака» располагает к контакту? - Лукаш сунул Ковачу его сигареты и зажигалку. - Ладно, мне пора к шефу. Общаться.
        Выходя, он услышал, как Квалья говорит Ковачу, что Петрович беднягу совсем загонял, а Ковач соглашается и даже предлагает поговорить с Петровичем, чтобы тот не давил.
        «Ну-ну, - подумал Лукаш. - Поговори. Конечно, ребята молодцы, что так искренне жалеют хорошего парня Лукаша. Но и Лукаш с Петровичем молодцы, раз уж парни искренне жалеют. Хорошо играем. Обалденно».
        А материал о героическом подвиге славного журналиста Лукаша был уже написан. Лично Петровичем, шепнула Анюта Лукашу, когда тот ознакомился со статьей.
        - С ума сойти, - согласился Лукаш. - И ты смотри, как бойко я пишу, оказывается. «Я понял, что только решительные действия могут спасти меня от смерти!» И стал решительно действовать, чтобы спасти себя от смерти.
        - Где? Где это он так? - забеспокоилась Анюта, сунулась к монитору, потом поняла, что это Лукаш так шутит, и влепила ему подзатыльник. - Сам бы написал. А Петрович с шести утра это ваял.
        - Может, я лучше сейчас напишу всю эту ерунду заново? Чтобы не краснеть потом. У меня есть имя и гордость, в конце концов.
        - Жаль, что у тебя есть гордость, - вздохнула Анюта. - Только поздняк метаться, статья уже в Сети. И уже пошли перепосты и ссылки. Знаешь, сколько ты набрал за первый час?
        - И даже неинтересно, - Лукаш вздохнул. - Мне хреново, на меня Сара Коул голос повышала и грозилась изнасиловать, прикинь. И день только начался. А мне сегодня еще в «Мазафаке» пьянствовать…
        - Бедненький… - Анюта погладила Лукаша по голове, но тут из-за дверей кабинета Петровича послышался его рев, и Анюта умчалась на зов.
        - Генерал вскинул пистолет, раздался выстрел, но удара пули я почти не почувствовал - так, толчок, словно в плечо мне ткнули чем-то горячим, - патетически прочитал Лукаш с монитора. - Да, сила Петровича не в литературном даровании…
        Лукаш закрыл страницу с шедевром, запустил ленту новостей.
        - Да-да-да-да-да… - задумчиво пробормотал Лукаш, просмотрев последние новости. - Весело было нам…
        В смысле - им, мысленно поправил себя Лукаш.
        В Лос-Анджелесе вроде бы кто-то из афроамериканцев попытался прорваться в китайские кварталы, но полиция и отряды самообороны азиатов остановили погромщиков. Видео с горящими машинами, парнями, швыряющими камни и бутылки с бензином. Кого-то окровавленного поволокли к «Скорой помощи», кого-то, тоже всего в крови - к полицейской машине.
        Интервью с начальником полиции, который уверенно сообщил, что все под контролем и что беспорядков власти Калифорнии не допустят.
        Национальные гвардейцы, деловито устанавливающие заграждения на улицах и бульварах.
        Азиат из отряда самообороны, кстати, судя по имени в титрах - кореец, а не китаец вовсе, сообщает, что они будут защищать свои дома, несмотря ни на что и спасибо губернатору Калифорнии за оперативные меры…
        Пулемет за мешками с песком и напряженные лица двух пулеметчиков - белого и латиноса.
        В Майами - перестрелка на пляже. Полицейские против кубинцев. Есть жертвы с обеих сторон.
        В Нью-Орлеане толпа громит магазины, не делая расовых различий. Люди растаскивают еду и товары первой необходимости, совершенно… или почти совершенно не обращая внимания на предметы роскоши.
        Лидер Ассоциации коренного населения Америки выступил с заявлением, в котором в очередной раз потребовал от президента возвратить индейским племенам территории, незаконно захваченные белыми колонизаторами в период с шестнадцатого по девятнадцатый век.
        В Нью-Йорке очередное обострение. На улицах стреляют, слышны взрывы, заметны очаги пожаров, но что стало причиной беспорядков - пока неизвестно.
        «Пока, - хмыкнул Лукаш. - Как же, пока. Уже который месяц обещают разобраться с тем, что творится в Нью-Йорке, но пока только уплотняют кольцо блокады и заселяют пятый лагерь для беженцев в Нью-Джерси. Триста тысяч бывших жителей Нью-Йорка остались без крова».
        Трагедия в Оклахоме, на ферме обнаружены пять трупов - вся семья. Тела обезображены, с голов сорвана кожа с волосами. Но слово «скальпированы» не произносится, иначе Ассоциация коренного населения Америки может расценить это как оскорбление и провокацию.
        При перевозке заключенных подвергся нападению тюремный автобус. Двадцать четыре арестанта бежали, трое охранников убиты, двое ранены.
        - Бурлит и клокочет, - сказал Лукаш. - Клокочет и бурлит, того и гляди, выплеснется через край.
        Анюта выбежала из кабинета Петровича и куда-то умчалась, даже не глянув на Лукаша.
        Подал голос его мобильник.
        - Здравствуй, Джонни, - сказал Лукаш. - Тебя уже выпустили из застенков?
        - Мы можем встретиться? - спросил Джонни, не отвечая на приветствие. - Как можно быстрее.
        - Не знаю, - ответил Лукаш, глянув на дверь кабинета Петровича. - Я тут ожидаю накачки от шефа…
        - Очень нужно, - проронил Джонни жалобно.
        - Ну… Где и когда?
        - Ты сейчас в офисе?
        - Да.
        - Через десять минут я буду в кафешке… ну, в той, где мы с тобой завтракали. Напротив входа…
        - Понял. Через десять минут, - сказал Лукаш.
        В конце концов, можно будет узнать у бедняги, что именно у него выпытывали в ФБР и на что давили в первую очередь.
        - Ты о деньгах не спрашивал? - помолчав несколько секунд, спросил Джонни.
        - Нет, но Петрович сказал, что мне вроде полагается… Но ты тут при чем?..
        - Ладно, - вздохнул Джонни, - через десять минут.
        Из кабинета вышел Петрович.
        - Анюта сказала, что тебе не нравится твоя же статья, - почти совсем без угрозы в голосе сообщил Петрович. - Это мятеж?
        - Это врожденное чувство прекрасного и болезненная честность, - ответил Лукаш, пряча телефон в карман. - А это был Джонни, который совсем с ума сошел от жажды наживы и снова напоминал о деньгах. И как-то очень искренне говорил… Может, дадим ему? Вербанем - и дело с концом. Как в старые добрые времена. Мы ему деньги, а он нам…
        - А он дополнительную головную боль, - Петрович покачал головой. - Вот казалось бы - милый молодой человек, выпускник Аннаполиса по специальности «морская пехота». Третий в выпуске, между прочим, но служить не стал, не нашлось для него места, ушел на госслужбу. Не женат, живет вместе с несовершеннолетней сестрой, опекуном которой является. И почему он так суетится, можешь объяснить? К нему, кстати, подкатывались на предмет вербовки, но он послал всех подальше и сообщил в ФБР. Ты не застал Кшиштофа Каминьского, его выперли из Штатов с волчьим билетом. Тогда американцы себе еще могли это позволить… Вернее, им это позволяли… Ладно, заходи, поболтаем.
        Лукаш вошел в кабинет и сел в кресло для гостей. Петрович уселся на свое место. Задумчиво посмотрел на Лукаша.
        - Значит, слушай. Один, девяносто четыре, пятнадцать, триста пятьдесят восемь…
        - Петрович, не начинай, - замахал руками Лукаш, но Петрович был неумолим.
        - Десять, шестнадцать, девяносто четыре.
        - Девяносто четыре уже было, - с обреченностью в голосе произнес Лукаш.
        - Знаю. И тем не менее какие числа я задумал? - Петрович двинул по крышке стола листок бумаги, прикрыв его ладонью. - Быстро!
        - Пятнадцать и десять, - сказал Лукаш.
        - И?
        - И вторые девяносто четыре. Доволен?
        Петрович перевернул листок бумаги, посмотрел на числа, выписанные в ряд. Пятнадцать, десять и вторая девяносто четыре были обведены кружками.
        - Какого хрена мы тут с тобой делаем? - спросил Петрович, доставая из ящика стола флягу и два металлических стаканчика. - Ездили бы по миру, выступали бы. Неплохие деньги бы подняли… А мы тут в заморском дерьме ковыряемся… Это у тебя с рождения такой талант?
        - Сто раз уже обсуждали, - вздохнул Лукаш. - Никакого таланта. У тебя же все по глазам видно. Зрачки играют.
        - О как… - пробормотал Петрович. - Зрачки, говоришь…
        Петрович налил в стаканчики коньяку, потом взял небольшое зеркало со стола, заглянул в него.
        - Глаза как глаза. Немного наглые, но до тебя никто не жаловался. А ты - зрачки… - Петрович взял стаканчик. - Давай, за успех наших начинаний.
        Лукаш стукнул своим стаканчиком о посуду Петровича и выпил.
        - А давай усложним задачу, - сказал Петрович. - Вот я звоню на мобильник Николаше. Николаша? Карандаш под рукой есть? Отлично. Напиши десять чисел, от ноля до ста. Написал? Да, Лукаш тут. И ничего не детский сад. Написал? Теперь выбери три… нет-нет-нет… не три, а сколько хочешь чисел и обведи их кружком. Готово? Даю трубку Михаилу.
        - Привет, - сказал Лукаш в телефонную трубку. - Учти, я не виноват. Это он сам с ума сходит. Нажрался коньяку и барствует.
        - Диктовать? - спросил Николаша.
        - Диктуй.
        Николаша продиктовал. Петрович снова разлил коньяк в стаканчики и с интересом смотрел на Лукаша.
        - Давай, угадывай, - сказал Петрович.
        Лукаш угадал. Пять из десяти, как Николаша и загадывал.
        Петрович отобрал телефон у Лукаша, спросил у Николаши, все ли правильно сказал Мишка, получил подтверждение и положил телефон на стол.
        - А ты говоришь - зрачки, - удовлетворенно произнес Петрович. - И не надо мне про интонации врать. Пора уже смириться с тем, что ты уникум… и этот, как его…
        - Мудозвон, - подсказал Лукаш.
        - Во-во, - обрадовался Петрович, - феномен. Значит - за феномена!
        Они снова чокнулись и выпили.
        - А у тебя хреновое настроение, Петрович, - сказал Лукаш.
        - Зато у меня знаешь, какой удар справа? - Петрович посмотрел на свой кулак. - И еще у меня совершенно нет сострадания к наглецам. Хотя - да, настроение у меня хреновое. Вот знаешь, воняет откуда-то, разит то ли гнильем, то ли дерьмом, то ли трупом прокисшим, а откуда и что именно… Не понять. Понятно, что какая-то фигня грядет, я с этим к начальству сколько раз совался и что?
        - И что?
        - Занимайся своими делами, вот что! О стратегических вопросах есть кому подумать.
        - Так есть же? Ты же не самый умный? Начальство - оно всегда умнее. Ты умнее меня, но по сравнению со своим начальником - балбес балбесом, - Лукаш постучал пальцами по крышке стола. - Если что - у меня тоже хреновое настроение. И тоже отовсюду воняет. И что? Ты тут еще со своими угадайками…
        - Хамишь? - спросил Петрович и кивнул сам себе. - Хамишь… Пользуешься моментом. Вопрос - когда тебе покойничек перед тем как дать дуба, говорил о плане «Аккорд» - врал или нет?
        - О советском или о местном?
        - Не строй из себя большего идиота, чем ты есть, - серьезно предложил Петрович. - Ты понял, о чем я.
        - В обоих случаях - правда, - чуть помедлив, ответил Лукаш. - Во всяком случае, он верил в то, что говорил. И про командно-штабные Советского Союза, и про местный вариант.
        - Вот я так и подумал, - Петрович покачал головой, посмотрел на флягу и спрятал ее в стол. - Что это значит?
        - Откуда я знаю? Мне было приказано убить генерала - одну штуку. Так, чтобы на ликвидацию похоже не было. Собрать его вещи, привезти в Зеленую Зону и дальше ждать от тебя указаний. Я это выполнил, а ты навел на меня тех красавцев. Знаешь, как я локтем ударился? Или скажешь - не твоих рук дело? Зачем только, ведь все равно я тебе ноутбук и вещи вез. Скажешь? Или врать будешь?
        - Интересно поешь, - ухмыльнулся Петрович. - Смысл тебе врать, если ты все равно брехню определяешь? Кстати, а если не «да» и «нет», ты сможешь по молчащему понять, что он задумал? Типа - свернуть налево? Направо? Ты убил Кеннеди? И по реакции определить. Сможешь?
        - Смогу, - тихо проронил Лукаш. - Ты, Петрович, гомосексуальный контакт в жизни имел?
        Степлер пролетел возле самой головы Лукаша и врезался в стену.
        - Еще раз… - Петрович потряс указательным пальцем перед лицом Лукаша. - Еще раз попробуешь - в клочья порву. Имей в виду.
        - А гомосексуального контакта у тебя не было, - с демонстративным разочарованием сообщил Лукаш. - Но на твоем месте я бы не слишком верил в мои мистические способности. Я тебе по секрету сообщу: я в них ни хрена не верю. С чего ты в них вцепился?
        - Не только я, - сказал Петрович. - Ты своего дела не видел, это понятно, а я вот сподобился. Ты в санатории когда восстанавливался, в преф, покер и другие интеллектуальные игры с соседями играл?
        - Было дело.
        - И сколько раз проиграл?
        - Не помню.
        - А твой наблюдающий психолог обратил внимание. И написал в отчете. Менее трех процентов. И, как он полагает, только в тех случаях, когда действительно расклад был ну совсем не твой, - Петрович смотрел в глаза Лукаша, не отрываясь. - В нашей системе, брат Лукаш, обращают внимание на всякие мелочи, изучают их, анализируют - как пристегнуть к реальности. В тебя, правда, не поверили. Не то, чтобы совсем не поверили, рекомендовано избегать использовать тебя втемную и дезинформировать напрямую. Там сильно выкрученные научные формулировки, но если вкратце - все равно брехуна спалишь. Интуитивное распознавание, то, се… И к делу не подошьешь, и нужно к сведению принять. А то начнет тебя кто-то инструктировать и на дело выводить, а ты поймешь, что подставляют, и глупостей наделаешь, обидевшись…
        - Смешно, - сказал Лукаш.
        - Еще как! Но мне даже нравится. Если все здесь у нас завалится, то поедем мы с тобой в турне. Живой детектор лжи!
        - Если у нас здесь все завалится, - Лукаш не отводил взгляда от глаз Петровича, - мы отправимся только в одно путешествие…
        - Или так, - кивнул Петрович и отвел взгляд. - Значит, что? Значит, нужно не завалить…
        Лукаш глянул на часы.
        - У меня сейчас встреча с Джонни. Он очень просил. И наверняка будет снова намекать на деньги. Как поступаем?
        - Ну, в свете твоих талантов… - Петрович выдвинул ящик стола и достал оттуда три пачки денег в банковских бандеролях. - Вот, получи. За Колоухина.
        Пачки одна за другой шлепнулись на стол перед Лукашем. Две пачки двухсотевровых купюр и одна - стоевровых.
        - Можешь не пересчитывать - все точно. Это твои, можешь делать с ними, что угодно. Например, что-то отдать Джонни.
        Лукаш взял деньги, покрутил их в руках, словно прикидывая на вес.
        - Спасибо, барин, - сказал он. - Можно, я руку лобызать не буду?
        - Разрешаю, - важно кивнул Петрович. - И что же ты про вечеруху в «Мазафаке» родному начальнику не говоришь?
        - Не успел. А родное начальство собралось почтить, так сказать?..
        - Родное начальство не исключает, что к вечеру этого насыщенного дня оно очень захочет надраться до свинского состояния и набить кому-нибудь рожу. В «Мазафаке» и то и другое можно организовать без всяких усилий.
        Из кармана рубашки Лукаша подал голос телефон.
        - Иди уже, - махнул рукой Петрович. - Это твой Джонни небось. Прибыл, ждет.
        - А зачем я шмотки генерала и его тело сюда волок - скажешь? - вставая с кресла, спросил Лукаш. - Можешь не отвечать. Скажешь, я вижу.
        - До вечера, - буркнул Петрович.
        Глава 9
        На улице было жарко. У Лукаша давно сложилось впечатление, что в Вашингтоне всегда жара.
        Лукаш честно попытался вспомнить хоть какой-нибудь вашингтонский дождь, но не смог. Ясное дело, что это глюки памяти, дожди наверняка были за время пребывания Лукаша в столице Соединенных Штатов, в конце концов, океан рядом, не могло не быть дождей, но вот как-то не отложились в памяти. Всегда жарко, потно, липко, противно. Или просто противно.
        - Тебе просто не нравится этот город, - сказал себе Лукаш, выходя из дома под упругие прутья солнечных лучей и надевая солнцезащитные очки. - И, между прочим, город тебе ничего плохого не сделал. Люди - да, люди в Вашингтоне разные. Вот ты сам, например. Какого хрена ты тут делаешь? И какого хрена здесь толкутся парни со всего света? Копаются в дерьме, что-то покупают, что-то продают… Вот взять бы всем понаехавшим договориться, оставить этот гадючник на самосъедение и разъехаться по домам. Дома нет проблем? Еще сколько.
        Экономику колотит, денежки прыгают туда-сюда, то обесцениваясь, то снова поднимаясь, а тут еще и ближние соседи ведут себя как попало, пытаясь хоть что-то выгадать на изменившихся раскладах.
        Сколько народу сорвалось с катушек, сообразив вдруг, что никто теперь не примчится на авианосцах защищать ракетами демократию? И сколько стран вдруг осознало, что никто за них не подпишется, если что, не станет стучать кулаком по столу, не введет экономических санкций… Хотя какие экономические санкции сейчас может ввести Америка и против кого?
        Ни хрена Америка не покупает и не продает. Штаты теперь не продают, а распродают - почувствуйте разницу. Самая мощная экономика мира пришла в негодность всего за пару лет… И, как пообещал Петрович, это еще не предел. Все вроде бы держится, не сыплется пока… ну или почти не сыплется. Внешние приличия соблюдены, а то, что позолота слегка облупилась, так это временно… да и кому сейчас сдалась эта позолота? А стояла Америка и стоять будет… Без позолоты, исконная, посконная и домотканая.
        «До первого урагана, - сказал Петрович. - Долбанет что-нибудь серьезное по всему побережью, и сразу станет понятно - справятся Штаты с последствиями, или придется мировому сообществу на полном серьезе гнать сюда медикаменты и одеяла».
        А Петрович просто так трепаться не будет, Петрович талант имеет всякие гадости предсказывать. Тоже феномен, мать его так!
        Кафе называлось «Кафе». Простенько и со вкусом.
        Классическое американское заведение - пять столиков с диванчиками вдоль окон и стойка то ли бара, то ли столовки. По нынешним постным временам «Кафе» имело ряд достоинств. Во-первых, настоящее кофе для своих. Не та ерунда, которую в последнее время стали наливать в забегаловках по всей стране, и даже не та жидкость, что выдавалась за кофе в Америке до кризиса, а настоящий, без дураков. Во-вторых, тут могли и накормить по вполне божеской для иностранцев цене. Ну и, в-третьих, хозяйка.
        - Здравствуй, Марта, - сказал Лукаш, остановившись на пороге.
        - Привет, милый! - ответила Марта.
        Она как раз принесла заказ Джонни, который оказался единственным посетителем.
        - Привет, милый! - сказал Джонни и помахал рукой, точь-в-точь, как Марта.
        - Рискуешь, между прочим, - сказал Лукаш, усаживаясь за стол напротив федерала. - Марта замечательно прикидывается, что у нее нет чувства юмора. Она тебе кофе уже принесла?
        - Еще нет, - сказала Марта, подбоченясь. - Этот янки кофе еще не получил.
        Марта смотрела на Джонни с высоты своего роста, и на лице у нее появилось многообещающе-хитрое выражение.
        - Вот видишь, Джонни, ты еще не получил весь свой заказ, а пытаешься шутить и пародировать. Поверь, плевок в чашку - не самое страшное, что ты можешь сейчас схлопотать.
        Джонни задумчиво посмотрел на свой сэндвич, потом перевел взгляд на лицо Марты.
        - Кофе? - спросила Марта, вежливо улыбнувшись.
        Как там в классическом американском анекдоте коммивояжер говорил о крокодиле? Нельзя сказать, что у него приятная улыбка, но она действительно делает его лицо открытым. Марта, естественно, крокодилом не была, но что-то хищное в ее лице имелось. И не только в лице. Пару раз ее заведение попытались грабить. Ключевое слово - попытались.
        - Ну… - протянул Джонни. - Лукаш, как мне быть?
        - Даже не знаю, - зловеще усмехнулся Лукаш. - Может, терпеть? Или не заказывать кофе… Лучший кофе во всей Зеленой Зоне.
        - Я могу извиниться, - предложил Джонни.
        Марта чуть шевельнула бровью и скрестила руки на своей немаленькой груди.
        - Чаевые? - спросил Джонни.
        Улыбка на лице Марты стала чуть человечнее.
        - Ладно, Марта, - сказал Лукаш, сообразив, что Джонни как-то не расположен к шуткам и в пикировке участвует без азарта, по инерции. - Давай мы его простим на первый раз. Его только что допрашивали с пристрастием в ФБР, боюсь, что на пальцах ног у него теперь некомплект ногтей, плюс имеют место поврежденные почки и печень…
        - Следы от электродов по всему телу, - печально продолжил Джонни. - И в горле першит от сыворотки правды. Така-ая дрянь…
        - С каких это пор сыворотку перорально вводят? - ни к кому не обращаясь, спросила Марта и отправилась за стойку.
        Взревела кофемолка.
        - Хреново? - тихо спросил Лукаш у Джонни.
        - Более чем, - сказал Джонни и вздохнул.
        - Тебя забрали утром?
        - Меня забрали ночью, - Джонни ослабил узел галстука, и Лукаш только теперь рассмотрел, что рубашка у федерала несвежая. - Даже уснуть не дали. Что там уснуть - в душ не попал.
        - И все про нападение допрашивали?
        - Вначале они меня, естественно, предупредили о неразглашении, - сказал Джонни. - Так что - ничего такого не было. Просто пообщались. Меня даже дважды угощали тем, что они именуют кофе.
        Кофемолка смолкла.
        Джонни принюхался - Марта начала варить кофе в джезвах на песке, как делала только для совсем уж своих.
        - Да, - сказал Джонни и тронул пальцем свой сэндвич.
        Похоже, что аппетита у него не было, а заказ он сделал, чтобы как-то оправдать свое присутствие в кафе. Лукаш мог и не торопиться с прибытием на рандеву. Джонни был просителем, посему должен был запастись терпением и покорностью.
        - То есть ты не можешь мне ничего рассказывать… - с деланым разочарованием протянул Лукаш.
        - И не только тебе. Никому. Не могу рассказывать про то, что они интересовались нападением, что расспрашивали о генерале, что им было любопытно узнать - а не был ли ты раньше знаком с покойничком… - Джонни невесело улыбнулся.
        - И про то, сколько времени я находился наедине с покойным и его вещами?
        - И про это тоже.
        - А ты очень удачно был в отключке и ничего не слышал, не помнил… В общем, все свалил на несчастного русского журналиста? - Лукаш неодобрительно покачал головой.
        - У меня были варианты? К тому же и несчастный русский журналист обо мне тоже молчать не стал, как я понял. - Джонни взял в руки свой сэндвич, откусил и принялся с трудом жевать. Как песок или кусок картона.
        Лукашу даже показалось, что слышен шорох или скрип…
        - По поводу акцента нападавших как бы арабов? - спросил Лукаш.
        - По поводу акцента, - Джонни с трудом проглотил кусок и положил сэндвич на тарелку. - В общем, я пообещал аккуратно тебя порасспросить… незаметно. И тут же сигнализировать, если что.
        - На приятелей стучать? - с осуждением покачал головой Лукаш.
        - Стучать и закладывать, - подтвердил Джонни. - Ты кого-нибудь из нападавших узнал?
        Мимо кафе, захлебываясь сиреной, промчалась полицейская машина.
        - Пошел ты в задницу, - ласково посоветовал Лукаш.
        Послышался звук еще одной сирены, но машина, видимо, проехала по соседней улице. «Что-то случилось, - подумал Лукаш рассеянно. - Хотя сейчас каждый день что-нибудь случается».
        Лукаш хотел еще что-то добавить, но тут подошла Марта с двумя чашками кофе.
        - Боже, как пахнет!.. - пробормотал Джонни.
        - Лукаш, - строго сказала Марта, поставив чашки на стол. - Если ты все-таки решил взяться за ум и начал вербовать федералов, то делай это или где-то в другом месте или на английском. Мне ведь тоже интересно.
        - Нужно было учить языки, милая Марта, - Лукаш втянул ноздрями аромат кофе и закрыл глаза. - Не латынь и древнегреческий, а что-нибудь актуальное. Хотя бы язык своих предков. Ты же из Германии? Ну, твой прадед - из Германии? Вдруг ты надумаешь вернуться на родину предков, а языка не знаешь. У них там с этим строго. Нет языка - нет эмиграции.
        - Репатриации, - поправила его Марта и села на свободное место возле стола, бесцеремонно подвинув Лукаша бедром. - У нас это называется репатриация. Только кому я там нужна? Тем более что дед мой был из Бреслау, а это сейчас даже и не Германия. И не Бреслау. А, кроме того, на кой дьявол им мой немецкий? Им нужны деньги на счету или востребованная профессия. Физики, химики, черт с дьяволом, но никак не подержанная баба, сдуру получившая университетское филологическое образование, а потом, спохватившись, ставшая хозяйкой забегаловки… Бизнесвумен, которая даже официантку содержать не может? Найн, фрау, найн! И не нужно про тевтонскую жестокость! Кто-нибудь сейчас себя ведет по-другому? Нужны не японцы и немцы, а полезные немцы и японцы. Полезные русские, чехи и поляки… Полезные евреи, извините за выражение. А остальные пусть и дальше варятся в этом плавильном котле наций.
        - Не скажи, Марта, - Лукаш взял чашку со стола и отхлебнул. - Можно выйти замуж. Этот номер еще проходит. Находишь себе по переписке какого-нибудь бюргера…
        - Какого-нибудь слепого и тупого бюргера, - Марта встала и провела руками по своим бокам. - Разве что на мясо.
        - А педики своих вывозят, - сказал Джонни. - Этот радужный интернационал очень активно набирает здесь мужей и жен. Своих не бросают. Даже натуралов некоторых привечают. Хотя, да. Бедных не берут.
        - То-то и оно, - подтвердила Марта. - Да и какая я немка? Американка, с какого боку ни глянь… Вы тут вербуйтесь на здоровье, а я пойду мыть посуду. Я теперь и за посудомойку. Представляешь?
        - Представляю, - сказал Лукаш. - А что случилось с Катериной?
        - Катерина очень удачно вспомнила, что она все-таки чешка, да еще имеющая родственников где-то в Бр… в Брно, - Марта с видимым трудом произнесла название города. - Подала бумаги, кому-то там заплатила, с кем-то переспала для ускорения процесса… Она может себе такое позволить, с ее бюстом и задницей и в ее возрасте… Мужики всегда к ней липли. Я ее поначалу отговаривала…
        - А почему отговаривала? - спросил Джонни.
        - Как почему? - удивилась Марта. - То есть это хозяйка кафе знает про все эти фокусы с человеческими органами, а федерал - нет? Лукаш, твой приятель - либо дурак, либо неискренний мерзавец. По мне так лучше, чтобы дурак, если честно.
        - Ты веришь в эти сплетни о похищении людей? - Лукаш наморщил нос. - Взрослая, умная женщина…
        - А почему взрослая умная женщина не должна в это верить? У меня талия жиром заплыла, а не мозги, между прочим. Ты не замечал? - поинтересовалась с вызовом Марта. - Ты в курсе, сколько стоит человек, если его правильно разобрать на составные части? Полмиллиона, как минимум.
        - В Штатах сейчас не так много проводится операций по пересадке, цены упали, наверное, в результате по всему миру…
        - Упали. Только не потому, что американцы не имеют денег на операции, а потому, что теперь есть американцы на донорство, чистенькие, здоровенькие американцы, аккуратно записанные в базе данных страховых компаний и медицинских учреждений. Получил доступ к базе и выбирай, как на рынке. В мясном отделе. - Марта тряхнула головой. - Куча народу сейчас мечтает сбежать отсюда куда подальше. Границы - закрыты. Чиновники деньги, конечно, берут, но вот выдавать паспорта - не торопятся. А тут еще и визовый режим для американцев по всему миру. Никуда уже без визы не пустят. Остается что? Правильно, обращаться к нелегалам. К контрабандистам и всякой прочей нечисти… Ты обращаешься к такому типу, он обещает подумать и поискать варианты. На катере до Гаити, или пешком через мексиканскую границу, или на машине через канадскую… под двойным дном, в ящике, в бочке… на самолете… А потом этот тип через пару недель выходит на тебя и говорит, что все дело стоит пятьдесят тысяч евро, деньги, понятное дело, вперед, а если тебе нужна гарантия, то пошел ты в задницу, знаешь, сколько таких, как ты, в очереди стоят? И ты
соглашаешься. А потом происходит одно из трех…
        Марта показала три пальца: большой, указательный и средний.
        - Три. В лучшем случае тебя просто кидают. Ты приходишь на место сбора, а там никого нет, и сам проводник исчезает из города. Ты материшься, бьешься головой о стену, ибо и квартиру ты уже продал, и машину, и как теперь будешь жить - непонятно… Но будешь жить. Во втором случае тебя и вправду повезут к границе, высадят недалеко от нее и скажут - вон она, свобода, иди… Приставят тебе на прощание ствол ко лбу, очистят твои карманы от того, на что ты собирался первое время жить в Канаде, Мексике или на Гаити, а потом уедут. Думаешь, кто-то пойдет на них жаловаться? Молиться будешь, что живым оставили, потому что эти парни тебе объяснят на прощание, ведь есть и третий вариант, - излагая два первых варианта, Марта загнула большой палец и указательный, остался торчащий средний. - Третий вариант, это когда за две недели после твоего обращения какой-нибудь урод проверит тебя по медицинской базе данных, выяснит, что ты здоров, твои данные, группу крови и все такое, свяжется с кем-то в Эмиратах или в Европе, или в России, или еще где… Там ведь знаете, какие очереди за органами для пересадки? Вот пока ты
будешь распродавать свои пожитки и недвижимость, пройдет небольшой заочный аукцион по твоей распродаже. И ты, конечно, уедешь за границу, тут тебя не обманут, уедешь. И даже, в некотором роде, будешь жить долго и счастливо… Вот когда Катерина улетела, я несколько дней волновалась, пока она не позвонила из своего Бр… Бр… В общем, она доехала целиком, а не фрагментами.
        - Какие ужасы ты рассказываешь, Марта, - неодобрительно произнес Лукаш. - Я просто в шоке…
        Марта махнула рукой и ушла в подсобку.
        Лукаш ей соврал. Рассказ Марты его не шокировал. Шок он испытал, когда ему разрешили осмотреть перехваченный в море траулер. Патрульный катер из международных сил принял на борт журналистов, чтобы познакомить мировую общественность с нелегкой службой миротворцев, а тут как раз подвернулся рыболовецкий траулер, попытавшийся удрать от патруля. Военные моряки церемониться не стали, положили пару снарядов по курсу беглеца, а когда тот замешкался, выключая команду «Стоп, машина», разнесли пулеметной очередью стекла в надстройке. Высадили досмотровую группу, а потом через полчаса пригласили на борт и журналистов.
        В холодильниках, под ящиками с рыбой, стояли контейнеры с человеческими органами. Сердца, почки, печень, глаза, кожа, - большой ассортимент, широкий выбор. Капитан траулера успел подать по радио сигнал, заказчик ушел, так что можно было спокойно возвращаться на сушу. И материал у журналистов получился бы совершенно убойный, если бы командир патрульного катера, бразилец из Международного контингента, не взял, да и не приказал повесить всех захваченных на траулере.
        «Вопросы?» - спросил он у Лукаша и еще двух журналистов, составивших ему компанию в этом рейде. И ни у кого не было никаких вопросов. Никто из журналистов даже не попытался что-то отснять незаметно, просто стояли у борта и смотрели, как бразильцы ловко развешивают экипаж на мачте траулера. Ни суда, ни приговора, ни каких-то речей - все быстро и деловито. Петля на шею, толчок, легкий хруст шейных позвонков у тех, кому повезло, и долгая мучительная агония у тех, кому повезло меньше. Это и вправду было похоже на танец, старые книги про пиратов не врали. Ноги дергались, повинуясь какому-то безумному ритму, потом напрягались, замирали и обвисали расслабленно. Ну и расслабленные мочевые пузыри вкупе с отключившимися сфинктерами, ясное дело… Человечек уже перестал дергаться, а из штанины все еще вытекает струйка мочи.
        Один из матросов стал что-то кричать, вырываться, требовать правосудия, ему прострелили коленные чашечки и повесили последним.
        Контейнеры с органами перегрузили на катер, а траулеру всадили несколько снарядов под ватерлинию.
        - Тут большие глубины, - сказал Джон Смит, выбивая пепел из трубки за борт и глядя на тонущий корабль. - Покойники не всплывут.
        - Их успеют съесть, прежде чем сгниют веревки, - добавил газетчик из Аргентины. - Никто и ничего не увидит.
        - Никто ничего и не видел, - сказал Лукаш. - Нужно будет сочинить складную и внутренне непротиворечивую историю про то, откуда взялись контейнеры.
        - Успеем, - буркнул Джон Смит. - Пираты заметили нас и ушли на быстроходном катере, подорвав траулер. Моряки еле-еле успели его обыскать и снять груз. Хотя, я думаю, никто и допытываться особо не станет.
        Командир катера, пригласивший журналистов к себе в каюту, в общем, согласился, что расследования не будет, но за придуманную версию и желание сотрудничать гостей поблагодарил. У Лукаша в номере на стене висит вымпел с эмблемой военно-морского флота Бразилии, подаренный капитаном на прощание.
        Лукаш допил кофе, подождал, пока свою порцию прикончит Джонни, и только после этого спросил:
        - Зачем звал?
        Джонни задумчиво покрутил пустую чашку в руках.
        - В молчанку будешь играть - уйду, - пообещал Лукаш. - У меня полно дел. Еще я эстет, и твое многозначительное печальное молчание не вписывается в мое понимание прекрасного. Пошлю в жопу, а сам пойду отдыхать перед вечеринкой в «Мазафаке». Мне понадобится много сил - журналистский корпус будет обмывать мое счастливое спасение. Как бы не подохнуть на радостях.
        - Мне нужны деньги, - тихо сказал Джонни, оглянувшись быстро на стойку.
        Марты там не было, она и вправду ушла мыть посуду.
        - Это ты сейчас просто воспроизвел основную мысль недавней речи нынешнего президента США по поводу бюджета. К тому же я от тебя это уже слышал раньше. Нужны деньги - пойди продайся. Китайцы, вон, говорят, вербуют все, что шевелится. Много не платят, но на кусок вискаря хватит. Чем плохо? Или, если совсем с ума сошел, вон, с арабами пообщайся. Если повезет - наткнешься на каких-нибудь террористов, они тебе дадут денег и пояс со взрывчаткой. Даже обрезание можно будет не производить… - Лукаш хотел и дальше перечислять варианты, чтобы просто отследить реакцию Джонни, но потом сообразил, что тот вообще не настроен на вербовку. В принципе. Не та реакция с самого начал разговора.
        - Мне нужно много денег, - сказал Джонни.
        - Много - это сколько?
        - Двести тысяч евро.
        - Оп-па… - очень искренне вырвалось у Лукаша. - А сто девяносто тебя не устроят?
        - Двести тысяч евро, - повторил Джонни.
        - Но у тебя же есть дом? - вспомнил Лукаш. - И не просто дом, а дом в Зеленой Зоне. Продай его, если припекло…
        - Ты давно интересовался ценами на недвижимость в Вашингтоне?
        - Нет, а что?
        - За мой дом мне предложили двадцать тысяч евро, - произнес Джонни ровным голосом. - Понимаешь? Двадцать тысяч европейских денег сейчас стоит небольшой особнячок в столице США.
        - Лихо, - пробормотал Лукаш.
        Сейчас в его сумке лежит два с половиной дома. Цены, конечно, должны падать, но не на столько же…
        - Мне предложили двадцать тысяч, но сегодня перезвонили и сказали, что недвижимость в этом районе их не интересует. Спасибо черножопым афроамериканцам, вчера славно поработали, скоро начнут выкупать жилье у белых и желтых вообще за мелочь. Или за возможность живьем выбраться из этого города. - Джонни потер ладонью лоб. - А деньги нужны сегодня вечером, как выяснилось.
        - Зачем тебе деньги? Проигрался? Влез в долги?
        - Не поверишь. Самому иногда кажется, что я участвую в идиотском скетч-шоу. Мне нужно стать индейцем.
        - Смешно, - сказал Лукаш.
        - А мне - нет.
        - На хрена тебе быть индейцем?
        - Возможность выезда в Канаду. Вместе с сестрой. Союз племени ирокезов официально признан ООН. Сейчас рассматривается возможность возвращения племенам их исконной территории в Штатах, а поскольку ирокезы живут по обе стороны границы с Канадой, то члены племени имеют право даже сейчас свободно перемещаться туда и обратно. Землю в Канаде получить не могут, а выехать и поселиться где-нибудь у ее северной границы - без проблем. Еще без гражданства и без права голоса, но это уже не важно. Настоящему индейцу достаточно свободы.
        - И?
        - Двести пятьдесят тысяч за то, что двое бледнолицых внезапно обретут своих давно потерянных родственников и предков. Система работает уже почти год, коренные американцы освобождены от налогов, их бизнес, сам понимаешь, тоже… Если сейчас провести перепись населения, то окажется, что поголовье коренных американцев сильно возросло.
        - Ты говорил - двести тысяч.
        - Ну да. Пятьдесят у меня уже есть. Нужно еще двести.
        - А более дешевых племен у тебя на примете нет?
        - Есть. В Нью-Мексико можно стать краснокожим всего за пятьдесят тысяч. Но граница с Мексикой на замке, а быть индейцем в племени из Нью-Мексико… Или команчем… - Джонни передернул плечами. - Нужно стать ирокезом.
        И он не врал. Было видно, что колотит его совершенно по-взрослому. Похоже, что ему действительно важно… нет, не стать индейцем, а получить право официально выехать из США.
        - Выехать обязательно легально? - спросил Лукаш. - А просто так тебя не выпустят? У тебя проблемы?
        - А у кого-то в этой стране нет проблем? Вон даже у тебя есть проблемы…
        Лукаш хотел сказать, что вот у него-то как раз проблем и нет, что у него все замечательно. Даже рана не болит, а так, свербит потихоньку, напоминая о своем существовании. Хотел соврать, но не успел - зазвонил его мобильник. И звонил Петрович.
        - Давно не слышались, - сказал Лукаш в трубку.
        - Ты в кафе? - спросил Петрович вроде как нейтральным тоном, но где-то там, на краю текста, четко слышалось напряжение.
        - Как тебе и обещал, - сказал Лукаш. - Сидим вот с Джонни, пьем кофе, говорим за жизнь… Тебе, кстати, скальпы не нужны? Скоро к Джонни по этому поводу можно будет обратиться…
        - Заткни вербальник хоть на минуту, - Петрович затейливо, но не слишком азартно выругался, давая Лукашу возможность осознать неуместность каких бы то ни было пререканий. - Куда потом собираешься?
        - В отель, а что?
        - Постарайся не приближаться к району вокзала.
        - А что так?
        - Двадцать пять минут назад там начал работать снайпер. Уже есть информация о восемнадцати трупах.
        «Весело, - подумал Лукаш. - И с каждым часом все веселее и веселее».
        - Ты бы вернулся в офис, - предложил Петрович. Не приказал, а именно предложил, неуверенно и даже как-то растерянно. - Можешь даже Джонни с собой прихватить.
        Лукаш поскреб ногтем висок в задумчивости.
        - Так как? - спросил Петрович.
        - Я, наверное, все-таки в отель.
        - Инфоблок с тобой?
        - Естественно.
        - Я тебе кое-что сброшу. Не сенсация, так - третья категория, но все-таки. В номере глянешь.
        Категория три - это особо секретно и даже зашифрованно. Придется вводить коды и возиться с программами. Это что ж такое снайпер натворил? Ведь не человек же это Петровича, в самом деле.
        Восемнадцать трупов, с некоторым опозданием дошло до Лукаша, и по спине пробежал озноб. Снайпер, это тебе не офисный стрелок, решивший свести счеты с начальством или коллегами. Этот не станет идти по офису, от одной ячейки к другой, матерясь и паля из дробовика или пистолета.
        Кто-то сейчас сидит где-то на крыше или на высоком этаже и методично расстреливает некстати… или кстати подвернувшихся прохожих. За двадцать пять минут - восемнадцать убитых. Петрович ничего не сказал о раненых. И не сказал, что снайпер уже перестал стрелять. Сафари продолжается? То-то полицейские суетятся… И не только полицейские. Миротворцы наверняка тоже поставлены на уши.
        - Марта! - позвал Лукаш. - Марта!
        - Что? - Марта выглянула из двери подсобки. - Еще кофе?
        - У тебя телевизор работает?
        - Неделю назад работал, а что?
        - Включи, пожалуйста, - попросил Лукаш.
        Марта телевидения не любила, новости предпочитала получать от своих многочисленных родственников, приятелей и приятельниц по всем Соединенным Штатам, посему телевизор в кафе всегда был выключен, а пульт валялся где-то под стойкой.
        - Где он? - пробормотала Марта. - Куда его засунули?.. Да, вот.
        Марта включила телевизор, положила пульт на стойку и, бросив через плечо: «Сам возьмешь», снова ушла в подсобку.
        - Что-то случилось? - спросил Джонни.
        - Твоя сестра, кстати, где?
        - Дома, где же еще?
        - Точно? Выходить на улицу не собиралась?
        - После вчерашнего? Она у меня не дура. Сейчас сидит дома в обнимку с дробовиком и шныряет по Сети. Так что случилось?
        - Стреляют, - сказал Лукаш, сходил к стойке за пультом и вернулся к столу. - В районе Юнион Стейшн.
        Телевизор у Марты был, естественно, старый, без выхода в Сеть и функции поиска информации.
        Лукаш несколько раз переключал каналы, прежде чем наткнулся на прямой репортаж с места событий. Лицо корреспондента, стоявшего в кадре с микрофоном в руках, было знакомым, но имени Лукаш вспомнить не смог.
        За спиной телевизионщика было здание вокзала. Улица забита машинами, некоторые стояли, печально уткнувшись одна в другую, а какой-то черный «Форд» лежал на боку возле столба.
        - Стрельба прекратилась так же внезапно, как началась! - прокричал в микрофон тележурналист. - Очевидцы утверждают, что стреляли со стороны парка, но в это трудно поверить - пострадавшие есть в местах, от парка не просматривающихся. Мы попытались получить комментарий от представителя полиции, но…
        За спиной журналиста рвануло. Вроде бы машина, но толком рассмотреть не удалось - полыхнуло, полетели какие-то клочья, камера дернулась, заваливаясь, и стала показывать небо, оператор, по-видимому, упал на спину от неожиданности или был отброшен взрывной волной. В кадр попало облако и полицейский вертолет.
        Звук взрыва донесся до Лукаша и с улицы, задребезжало витринное стекло в кафе. Рвануло еще раз. И еще. И кажется, ближе, чем в первый раз.
        - Твою мать, - пробормотал Лукаш и на всякий случай отодвинулся на самый край диванчика, подальше от оконных стекол. Ни хрена себе… И снова - бах-бах-бах, и стекла - др-др-др…
        Микрофон тележурналиста продолжал работать, были слышны крики, потом снова что-то несколько раз взорвалось. Камера лежала неподвижно, оператор ее или уронил, или… Что-то мелькало, кто-то пробегал мимо камеры, клубы черного дыма затянули небо, почти полностью скрыв все еще висевший неподвижно вертолет.
        Вверху кадра появилась надпись «Но коммент» - режиссер в студии решил хоть так оставить картинку в эфире, прерывать сейчас репортаж по техническим причинам из-за такой ерунды, как гибель или ранение членов съемочной группы, было верхом глупости и непрофессионализма. Шоу, мать его так, должно продолжаться.
        Вертолет, наконец, из кадра убрался. Был слышан звук его двигателя, вопли сирен машин полицейских, пожарных и «Скорой помощи». Кричали люди, но взрывов больше не было.
        Потом кто-то подошел к камере, прикрыл объектив рукой, и, наверное, выключил, картинка исчезла, оставив пустой экран. Не исключено, что какой-то смекалистый прохожий стал счастливым обладателем ненужной ему профессиональной видеокамеры. Через пару секунд включили студию, но это было уже неинтересно.
        Лукаш выключил телевизор.
        - Совсем с ума сошли, - сказала Марта, которая, оказывается, вернулась в зал и тоже смотрела репортаж. - Это возле Юнион Стейшн?
        - Да.
        - Там у меня живет подруга, - Марта достала из кармана фартука телефон. - Если что-то интересное - я скажу. Дебора? Черт, перестань визжать, говори по-человечески! Я знаю, что стреляли - ты цела? Твои тоже целы? Чего же ты кричишь? Спокойно расскажи, что там у вас творится…
        Лукаш покрутил в руках свой мобильник - звонить некому. Еще никто ничего толком не знает… кроме самого снайпера, разумеется. Зарубки на прикладе он, скорее всего, не делает, но количество убитых все равно контролирует.
        Вот если бы связаться, спросить - настрелялся уже супостат или еще планы имеет? Спросить, а отчего это восемнадцать трупов?
        - Результат не круглый, мать твою, - пробормотал Лукаш, доставая из сумки инфоблок. - Что такое - восемнадцать человек? Почему не двадцать? Не двадцать пять?
        Лукаш нес чушь, прекрасно сознавал это и даже не пытался остановиться. Это он так настраивается, прогревает мозги. Да и впустую, похоже. Не его это дело. И тема не его. Если бы грохнули кого-нибудь из бомонда, а так… Вон и Петрович просто предупредил без особого напряжения. Не ходите, дети, в Африку гулять.
        Что такое снайпер нынче - чушь, мелочь, ерунда. Убил два десятка человек? Да хоть сотню. Это вам не волнения на межэтнической почве. Правда, еще вон и машина взорвалась… и, кажется, не одна. Заминировали?
        Хотя машина могла взорваться и от пули того самого снайпера. Запасливый оказался мужик, набрал и бронебойных и зажигательных - развлекаться так развлекаться. Бывший морпех какой-нибудь. Тюлень. Обиделся. Если черный - мстит за аресты своих черных братьев, если азиат - наказывает всех за вчерашний погром. Нефиг делать.
        Сеть уже шумела и клокотала. Очевидцы, естественно, успели выложить первые кадры. У Лукаша даже мелькнула мысль, что вот сейчас он наткнется на качественное, отрежиссированное видео, как при расстреле статуи Свободы, и станет понятно, что вся акция снайпера спланирована, что должна она что-то значить глобальное и злободневное, но на этот раз Сеть была заполнена обычными съемками с телефонов.
        …Улица, машины останавливаются, такси резко принимает вправо, пытаясь уйти от столкновения, выскакивает на тротуар и влетает в витрину… Из магазина выбегает человек, бросается к машине, но вдруг падает, не сделав и трех шагов. На белой футболке растекается ярко-красное пятно. Владелец телефона продолжает снимать, но уже с другого ракурса, почти от самого асфальта. Видно, как натекает лужица крови, как бегут люди…
        …Кто-то снимает девушку, та машет рукой и что-то говорит, потом вдруг ее глаза округляются, и она указывает пальцем за спину снимающего, тот резко поворачивается, не сразу ориентируется в обстановке, но потом захватывает в кадр светло-серый седан на перекрестке. Момент первого попадания пропущен - седан уже идет юзом, налетает колесами на бордюр и останавливается, развернувшись лобовым стеклом к оператору.
        Пробитым лобовым стеклом.
        Пуля вошла как раз напротив места водителя и, судя по всему, водителя достала. Распахнулись дверцы - три сразу, две задние и одна от пассажирского переднего сиденья. «Как-то очень синхронно, - успел подумать Лукаш, - открылись дверцы. Отрепетированно».
        И трое молодых людей синхронно выпрыгнули из машины. Ребята как ребята, лет по двадцать восемь - тридцать. Не стали возиться с мертвым водителем, а сразу метнулись врассыпную. Попытались. Двигались они уверенно, ловко, только и снайпер оказался не пацаном.
        Того, что выпрыгнул с переднего сиденья, пуля ударила в голову - красные клочья, алый пар, брызги. Обезглавленное тело упало на мостовую. Двое с заднего сиденья от машин отбежать успели - один на два шага, второй - на три. Первый получил пулю в основание черепа, из пробитого горла выплеснулась кровь. Второму одна пуля перебила ногу, а другая - ударила в спину. В сердце…
        …группа людей, мужчины и женщины, бегут, обезумев от страха, а пули валят их на бегу, одного за другим. Пятерых - двух женщин и трех мужчин. И, кажется, никто не делил жертв по расовому признаку. Одна из женщин была азиатка, двое мужчин - темнокожие…
        …полицейский что-то кричит, указывает рукой в подворотню, видимо, хочет, чтобы люди туда прятались. Коп стоит над телом другого копа, а потом валится на него, взмахнув руками. Он уже умер, но тело еще этого не осознало до конца, рука дергается, будто все еще указывая прохожим безопасное место…
        …люди стоят вдоль застывших неподвижно машин, пытаются рассмотреть, что же именно происходит там, впереди. Они только слышали крики, видели бегущих, но так и не поняли, что на раскаленные улицы Вашингтона вышла смерть. И только когда взорвалась одна из машин, стоявшая возле автобуса, люди бросились в разные стороны. Загорелось еще несколько автомобилей - взрыв-взрыв-взрыв, ближе и ближе. Оператор побежал вместе со всеми…
        - Не выходи на улицу! - кричит Джонни в мобильник. - И к окнам не подходи! Я скоро буду. Совсем скоро! Алло! Алло!
        Джонни пытается снова вызвать сестру, но все в городе уже сошли с ума, бросились звонить родным и близким - не выходи на улицу, не подходи к окнам, господи, ты где? Ты ведь не у вокзала… ради бога, ответь, ради бога!..
        Лукаш тряхнул головой, отгоняя наваждение. Джонни осторожно положил телефон на стол перед собой, подравнял, чтобы лежал мобильник параллельно краю.
        - Телефон выключился, - объявила Марта, выходя в зал. - Эта корова только успела сказать, что снайперы везде, на всех крышах и во всех подворотнях. Дура, что возьмешь…
        На всех крышах.
        Чушь, конечно. Полная чушь. Один человек, один ствол… Лукаш еще раз запустил ролик с расстрелом пассажиров серой машины. Мутный какой-то ролик, с подвохом, нужно разобраться.
        Один снайпер… Один очень непростой снайпер. Ладно, первый выстрел в водителя, через лобовое стекло. Машину занесло и развернуло. Она неизбежно должна была выскочить из прицела снайпера. Это только так кажется, что оптический прицел делает стрелка всемогущим. Четыре выстрела за полторы секунды - три трупа, ни одного промаха. Может быть… По движущимся мишеням. Менее вероятно… Парни бросились в стороны, наверняка вышли за пределы прицела… и продолжали двигаться до самой смерти. И это уже из области фантастики.
        Когда подобный номер провернул Ли Харви Освальд в Далласе, многие не поверили, что он мог такое сотворить в одиночку. Слишком сложная серия выстрелов для одиночки. Но там-то он стрелял по Кеннеди, сидевшему в открытой машине и даже не пытавшемуся увернуться или спрятаться, а здесь…
        Увидеть, откуда стреляли первый раз, по записи невозможно - просто разлетелась голова. А вот второй выстрел - пуля откуда-то сверху вошла под затылок и прочертила кровью из горла убитого четкий вектор. Последний парень бежал в другую сторону, от убитого его отделяло пять или шесть шагов. Но снайпер успел перенести огонь, пуля ударила в левую ногу как раз над коленной чашечкой, а вторая, без паузы, уже в сердце упавшему…
        - Стоп-стоп-стоп, - сказал Лукаш и снова запустил ролик. Двое были почти на одной линии, еще можно поверить в мастерство стрелка, а вот третий… Если бы в верхнюю часть туловища - тогда еще как-то, но ведь нога… Черт! Нога под выстрел не попадала, прикрыта она была стоявшей с той стороны машиной. А когда раненый упал, то вообще оказался в мертвом пространстве. И тем не менее…
        Можно было прямо здесь вскрыть послание Петровича в инфоблоке, не обращая внимания на вопиющее нарушение правил и конспирации. Но отчего-то Лукашу показалось, что он знает, о чем будет сообщение. Об этих вот парнях, расстрелянных на перекрестке двумя снайперами. Двумя, мать их, снайперами.
        - Ты на машине? - спросил Лукаш Джонни.
        - Нет, - ответил Джонни, не сводя взгляда со своего телефона.
        - Как ты домой доберешься?
        - На метро.
        - А, ну да, - кивнул Лукаш и полез в сумку, пряча инфоблок. Не смог сразу засунуть, мешали деньги.
        - Да, кстати… - Лукаш положил пачки на стол перед Джонни. - Это за генерала. Понимаю, что не двести тысяч, но все-таки…
        Лукаш встал с диванчика и, не оглядываясь, вышел из кафе.
        Глава 10
        Наверное, Петрович, как обычно, был прав. Нужно было вернуться в офис и там отсидеться, пока ситуация со снайперами прояснится. Или пока снайперы не перестанут стрелять. «В офисе прохладно, - напомнил себе Лукаш, двигаясь в противоположную от офиса сторону. - В офисе - безопасно».
        Мимо Лукаша, тронув его за плечо, пробежал Джонни. К метро. Дома одна сестра. Все, что осталось у Джонни от семьи.
        Лукаш хотел крикнуть вдогонку, чтобы Джонни передавал сестре привет, но не успел: над головой с ревом прошел вертолет - не патрульная полицейская стрекоза, а тяжелый, бронированный монстр, способный в одиночку превратить в руины любой квартал Вашингтона или даже небольшой поселок в пригороде.
        Конечно, кивнул Лукаш, как же без тяжелой техники вести поиски снайперов в густонаселенном городе. Еще бы танки двинули, идиоты…
        Из-за угла выехал бэтээр и замер посреди перекрестка.
        Французы, отметил Лукаш. Сегодня они дежурят внутри Зеленой Зоны. Не повезло парням.
        Бэтээр, не выключая двигателя, поворочал башней с крупнокалиберным пулеметом, приноравливаясь к обстановке. Стрелок отмечает ориентиры, командир определяет сектор обстрела.
        Смысла в этом нет абсолютно никакого. Но это неплохо будет смотреться в отчетах - скорость реагирования, темп командования, оперативность развертывания.
        По бэтээру скользнула тень еще одного вертолета.
        Нет, снайпер, скорее всего, увидев штурмовые вертушки над головой, стрелять перестанет. Не полный же он идиот? Ну или какой-нибудь доморощенный камикадзе. Шахид, наконец, добравшийся до Штатов.
        Кстати о шахидах.
        Все еще удивляются… во всем мире удивляются, даже арабы в недоумении - отчего это террористы не хлынули в Америку, мстя и припоминая давешние обиды? Два года бардака и ни одного взрыва, исполненного шахидом.
        Такое чувство, что идет жесткий отбор насильников по национальному и конфессиональному признаку. Если кто в кого и стреляет, то исключительно свои, американские, в американских же. Это если не считать перестрелок на границах, разборок с уголовниками и прочих милых внутриштатовских развлечений. Собакам и китайцам стрелять запрещено. А особенно - мусульманам.
        А шахиды? Где, спрашивается, шахиды? Эти милые ребята и девушки в поясах с пластической взрывчаткой, нашпигованных шариками из подшипников. Почему никто из правоверных не пытается подтолкнуть балансирующую над пропастью Америку? Дать ей пинка под зад и насладиться зрелищем последнего полета Соединенных Штатов.
        - Ваши документы!
        Лукаш не сразу понял, что это к нему обращается солдат, он вообще не воспринял окрик как обращение, отреагировал только на лязг передернутого затвора.
        Солдат в голубой каске и с французским триколором на рукаве держал Лукаша на прицеле, стоя у бронетранспортера, а второй по дуге обходил Лукаша, делая мелкие шаги и стараясь не встать на линию огня пулемета с бэтээра.
        Лукаш поднял руки.
        - Документы! - повторил француз от бэтээра.
        - Достаю, - предупредил Лукаш на французском и осторожно поставил сумку с инфоблоком на тротуар.
        Не то чтобы он был знатоком французского языка, акцент у него был чудовищный и словарный запас слов в триста, но родная речь - это такая приятная штука, что желание выстрелить в человека, ответившего вам на вашем родном языке, хоть и не исчезает, но все-таки уменьшается. На вот столько, на чуточку, но все-таки…
        - В наше суровое время, - пробормотал Лукаш, доставая из нагрудного кармана рубашки пресс-карту, - и чуточка может жизнь спасти.
        - Вот! - сказал Лукаш, поднимая документ над головой.
        Солнце отражалось на пластиковой поверхности карточки, рассмотреть, кто именно запечатлен на фотографии, солдаты не могли, но их движения как-то изменились. Стали менее напряженными? Или это Лукашу кажется?
        Чертов Петрович со своими фантазиями по поводу фантастических способностей Лукаша! Так, того и гляди, Лукаш и сам начнет верить в эту ерунду.
        - Бросить карточку? - предложил Лукаш.
        Солдат подошел к нему и взял протянутый документ.
        - Извините, что я не сразу… - Лукаш медленно опустил руки и улыбнулся тому французу, что стоял возле бронемашины. - Задумался… И жара…
        - Русский… - сказал солдат, возвращая карточку.
        - Пришлось, - сказал Лукаш и пожал плечами, словно извиняясь. - Я не специально, честное слово!
        Француз хмыкнул, и на его на лице появилась улыбка.
        - Я могу идти или как? - спросил Лукаш. - Или движение запрещено?
        - Идите. Только в район Юнион Стейшн…
        - Я слышал. Я знаю. Я - в Вашингтон-Палас. Я там живу. Туда - можно?
        - Можно, - кивнул француз и добавил, исчерпав этим весь свой запас русских слов: - Давай-давай-бистро-досвидания!
        «Ага, - подумал Лукаш. - Сейчас прямо побегу. По такой жаре серьезные и добропорядочные люди не бегают, дома сидят. Вон, улицы пустые. Хотя нет, не пустые. Люди, застигнутые происшествием на улице, в магазинах и кафе, сейчас осторожно пробираются вдоль зданий, от дерева к дереву.
        Домой. Всем нужно домой».
        Лукаш попытался на ходу дозвониться до Петровича, но Сеть все еще была перегружена. - Ладно, - сказал Лукаш. - Чего там. Бывало и хуже.
        Когда он тащил на себе раненого оператора в Дамаске через три демаркационные линии, было куда хуже. Особенно когда начался минометный обстрел. Было так же знойно и потно, только идти нужно было раза в три дальше, да еще с немаленьким Лехой на плече. И на глазах нескольких тысяч мусульман, возбужденных перманентными боевыми действиями. Но ведь дошел же. Запыхался, пару раз чуть не обгадился, но дошел… и Лешку Стропаренко приволок…
        На повороте Лукаш оглянулся - солдат как раз забирался в бэтээр. Дверца захлопнулась, и машина, взревев двигателем, уехала в сторону Периметра.
        Вот нужно было лягушатникам приехать сюда, только чтобы проверить документы у Лукаша. С ума все посходили.
        Вашингтон-палас военные не охраняли. Даже полицейских не было, только свои, отельные секьюрити бродили по вестибюлю, ощутимо маясь неизвестностью и плохими предчувствиями.
        - На улице все спокойно, - сообщил Лукаш охранникам. - Можно расслабиться…
        Охранники печально посмотрели на Лукаша. Посмотрели молча, но многозначительно. Вот чего им не хватало до полного счастья, так это участия и совета со стороны русского журналиста!
        Лукаш настаивать на диалоге не стал, а, убедившись в том, что лифты все еще временно не работают, взбежал по лестнице на свой этаж. В номере первым делом содрал с себя мокрую от пота одежду, швырнул ее на пол. Кондиционер, как это ни странно, работал, в номере было прохладно.
        - Вот и славно, - сказал кондиционеру Лукаш. - Объявляю вам благодарность, господин кондишн. Не в курсе - горячая вода есть?
        Кондиционер прогудел что-то неразборчиво.
        - Ладно, расслабься, сам проверю, - махнул рукой Лукаш и пошел в ванную.
        Горячей воды не было.
        - Ну и пожалуйста, - сказал Лукаш, послушав, как что-то хрипит в кране. - Не очень и хотелось. Подумаешь, в гостинице, расположенной в центре Вашингтона, нет горячей воды! Это в прошлом месяце английский дедушка Джон Смит, впервые столкнувшись с таким аномальным явлением, впал в ажитацию, а сейчас даже он реагирует на подобные вещи совершенно спокойно.
        Лукаш встал под душ, открыл холодную воду и постоял минут пять, закрыв глаза.
        Хорошо! Ну хорошо ведь! И хорошо весьма.
        Потом стало холодно, и Лукаш воду выключил. Вытерся и вышел из ванной. Достал из шкафа белье, джинсы и белую рубаху. Оделся.
        Нужно было включить телевизор. И ознакомиться с тем, что сбросил в инфоблок Петрович. Обязательно. Но - не хотелось.
        Лукаш подошел к застеленной кровати, кстати - нужно будет не забыть оставить горничной пару евро - Стелла старается, вон как подушку взбила и салфетки уложила.
        А в холодильнике у него, между прочим, бутылка водки. И можно было бы уже и приступить к обмыванию счастливого избавления. Хотя пить перед вечеринкой - идея не из лучших. Нужно просто отдохнуть.
        - У меня просто перерыв, - сказал Лукаш и упал на кровать. - У меня - тихий час. Ну что там мог сообщить Петрович? Личность снайпера? Или страшную тайну, что снайпер-одиночка был не таким уж одиночкой?
        Спать, правда, совершенно не хотелось. Абсолютно, хотя в предыдущую ночь выспаться не удалось. И в ночь накануне - тоже.
        Какой хороший кофе варит Марта!
        Подал голос мобильный телефон. Ему, наверное, было одиноко лежать в кармане скомканной пропотевшей рубахи. И, похоже, мобильная связь в городе снова работала.
        - Сейчас, - сказал Лукаш, не открывая глаз.
        Телефон продолжал требовать общения.
        - Сейчас встану, - пообещал Лукаш.
        Телефон замолчал, потом снова задребезжал - Лукаш не любил музыкальных рингтонов, поставишь плохую мелодию - будешь потом все время слушать эту гадость, поставишь хорошую - и ее возненавидишь. А вот дребезжание жестяного будильника, которое Лукаш поставил себе в телефон, все ненавидят и так. Генетически.
        Телефон не собирался умолкать, поэтому Лукаш открыл глаза и встал с кровати.
        Номер высветился незнакомый.
        - Да, - сказал Лукаш, поднося телефон к уху.
        - Это шериф Бредли. Из Бриджтауна. Томас Бредли.
        - Бредли… А, шериф! Добрый день! - Лукаш сел на стул возле письменного стола. - Чем обязан? Федералы приезжали?
        - Кто тут только не приезжал, - сказал шериф. - Как на ярмарку!
        - Что вы говорите? - удивился Лукаш. - И все спрашивали о нашем покойном знакомце? Меня так почти и не теребили…
        - А меня, представь себе, - шериф вздохнул. - Приезжали федералы из Бюро. Приезжали федералы из Безопасности. Прилетали на вертолете ооновцы, мать их так. Эти сразу спрашивали про генерала и про тебя.
        - Хотите, угадаю? - засмеялся Лукаш. - Спрашивали, не был ли я знаком с генералом раньше, и сколько времени прошло между выстрелами и тем моментом, когда я раненный, но счастливый, появился на крыльце?
        - Угадал. А еще приезжал ненормальный тип, про которого твой приятель говорил. По поводу револьвера. То ли Круз, то ли Краузе - я даже и не запоминал. Если бы я его на въезде в город встретил, то сразу бы задержал на предмет определения личности и при любых документах завернул обратно.
        - А так?..
        - А так просто проверил. Выяснил, что он работает в частной армии. Ну, ты знаешь, наверное, эти фирмы по рискованному менеджменту… или как там их. Я в Ираке с такими сталкивался - уроды редкостные.
        - А этот Краузе? Он тоже урод?
        - Урод. Но любопытный. Вначале револьвер у меня торговал…
        - И как? Выторговал?
        - За пять тысяч евро, между прочим, - шериф вздохнул.
        - Жалко револьвер?
        - А чего мне его жалеть? Я пятнадцать лет назад реквизировал у одного психа сотню таких.
        - Вы богатый человек, - с уважением произнес Лукаш. - Но вы сказали, что он вначале торговался, а потом?
        - А потом стал про генерала спрашивать. И про тебя. И про генеральские вещи. Врал, что у тебя их отобрали…
        - В самом центре Вашингтона, прикиньте.
        - Не соврал, ты смотри… Совсем стране задница, - сказал шериф. - Но я тебе не по этому поводу звоню. Ты говорил, что можешь помочь, если что…
        - Могу. В пределах своих способностей, естественно. Что нужно?
        - Нам нужны лекарства. Пока еще что-то есть, но… - шериф сделал паузу.
        - Понятно. Там на карточке мой электронный адрес, сбросьте список необходимого… Что-то я найти смогу, но, боюсь, это будет немного. Много мне бесплатно не дадут…
        - Ты там своего приятеля дерни, федерала, поинтересуйся, если я ему перешлю револьверы - он их сможет продать?
        - Сто штук?
        - Ну, про сто штук я загнул. Но пятнадцать стволов у меня есть «питонов», ну и всякого разного ненужного из запасов и коллекций в городе. У нас люди любят оружие. Я по Интернету полазил - выходит тысяч на сто, сто пятьдесят евро. Вот мы и прикинули, что нужно делать запасы сейчас, а то потом будет поздно. Антибиотики, инсулин и все такое… Времена хреновые идут, нужно запасы делать. Сможешь организовать? Патроны изготовлять мы тут уже наловчились, а вот с лекарствами… Не ивовую же кору жевать вместо антибиотиков…
        Лукаш задумался.
        - Или трудно?
        - Да нет, должно получиться.
        - И хорошо, - одобрил шериф. - У меня мелькнула мысль с этим Краузе потолковать, только он как револьвер у меня купил, больше к этой теме не возвращался, все о тебе да о генеральском наследстве. Да и скользкий тип, неприятный. Мы с ним в офисе разговариваем миленько, я смотрю, а он отпечатки пальцев свои аккуратно стирает. Задумчиво так, между делом. Вот, как по привычке многолетней. Тряпочкой замшевой. Так что ты там осторожнее, что ли…
        «Вот, - подумал Лукаш, - этот шериф - молодец. Просто так не звонит, не хочет быть обычным просителем. В трудные времена хороший совет и предупреждение стоят много. Нужно будет подергать Джонни на тему его знакомца-оружейника. Вечно вокруг Джонни вьются какие-то подозрительные и темные личности. То этот Краузе, то Михаил Лукаш».
        - Спасибо за предупреждение, - сказал Лукаш. - Я все равно ничего такого не знаю, ничего из меня не вытащишь, кроме того, что я уже сообщил, но все равно - спасибо. Нужно придумать, как ваш арсенал перебросить сюда…
        - Это я сам придумаю, - пообещал шериф. - Ты мне перезвони, когда выяснишь. И я тебе через неделю позвоню, напомню. Хорошо?
        - Хорошо. Кстати, а ваши посетители что-то нашли у генерала? Интересно просто. А вдруг у него сокровища в доме были.
        - Может, и были. Только ничего у него не нашли. Я тебе разве не сказал? Сгорел дом. В тот же день и сгорел. Ближе к вечеру.
        - Вот так вот просто взял и сгорел?
        - Мне позвонили, сказали, что дымит. Пока бросились, пока собрались… В огне патроны начали рваться, наверное, из охотничьих запасов Форда… генерала твоего. Так что я людей под дурные пули посылать не стал. Так все и сгорело. Даже машина в гараже сгорела. Машину жалко.
        - Понятно… То есть дом своего владельца пережил всего на пару часов…
        - На семь, если быть точным, - шериф кашлянул.
        Все, что нужно, он уже сказал, все что хотел - выяснил, пора прощаться.
        - Не буду задерживать, - сказал Лукаш. - Хотел спросить, почему это ваш город Бриджтауном называется, у вас же моста нет никакого, но передумал. Это терпит. Жду список лекарств, если смогу помочь - помогу. До свидания.
        Шериф прощаться не стал.
        Значит, через семь часов после отъезда… Все правильно. Машинка сработала вовремя - не зря Петрович так ее нахваливал. Высокая температура, надежность запала, гарантия эффективности. И все заинтересованные лица могут копаться в золе и пепле столько, сколько им будет угодно. Мог генерал сам установить это устройство? Свободно. Он ведь уходить собирался. И снова к российскому журналисту никаких претензий. Откуда у него такие специфические гаджеты, джентльмены?
        Лукаш оглянулся на кровать. Ладно, спать все равно не хочется. Нужно выполнять указания начальства.
        Лукаш включил инфоблок, нашел файл, присланный Петровичем, ввел по памяти код, запустил программу дешифровки. Монитор инфоблока мигнул, теперь изображение на нем можно было рассмотреть только глядя под прямым углом.
        Может, это и профессиональная паранойя, но мало ли чего могли натыкать в гостиничный номер. В тот же кондиционер. Если вдуматься, то федералы просто обязаны были оснастить номер камерами и микрофонами. Жаль, что такой недалекий и лопоухий парень, как Михаил Лукаш, не может исследовать свой номер на предмет жучков. Лукашу это даже в голову не могло прийти, ясное дело. До отвращения прозрачный и доверчивый малый.
        Так. Теперь еще нужно не меняться в лице, читая информацию. Весело. Лукаш ожидал каверзы, но чтоб такое…
        Таки да, таки те четверо в сером «шеви» погибли неспроста. Или придется верить совсем уж в нереальные совпадения.
        Немцы приехали неделю назад. По легенде - трое из них медики Красного Креста, а четвертый прибыл по личным делам. Спецгруппа, волкодавы и ликвидаторы. Элита, царство им небесное… Были нацелены на борьбу с террористической угрозой, но приступить не успели - попали под случайные выстрелы случайного снайпера.
        То, что на территории Штатов работают спецкоманды, Лукаш знал. Работали группы, не вступая в контакт с местными властями, работали точечно, отлавливали наркоторговцев, ликвидировали местных боевиков и встречали приезжих.
        Было этих групп не так, чтобы много, но работали ребята интенсивно и профессионально. Операции оформлялись под несчастные случаи, разборки местных и прочие бытовые и житейские неприятности.
        Несколько высокопоставленных чиновников США, армейских и гражданских, пропавших без вести, были на счету этих групп. Чиновников, скорее всего, не убивали, а вывозили за пределы США. Тюрьма в Гуантанамо продолжала работать, только состав клиентов изменился, и теперь в соседних камерах вполне могли оказаться бородатый парень из какой-нибудь очередной Бригады Мучеников и чиновник из Госдепа или Пентагона. Кубинцы, сдавшие помещение в аренду России за один традиционный доллар в год, были наверняка в восторге от происходящего.
        До последнего времени группы работали без проколов. Во всяком случае, Лукаш не слышал о слишком уж громких накладках. А сегодня…
        И не только сегодня, чуть не выматерился Лукаш. Интересно, когда Петрович собирался обо всем этом рассказать?
        Сегодняшние немцы - понятно. Как только они погибли, Петрович тут же всполошился. Отреагировал очень оперативно, видимо, держал руку на пульсе немецких коллег, и, как только они попали под раздачу, сразу же проинформировал Лукаша… хотя сам по себе одиночный факт не должен бы сильно насторожить.
        «Или должен», - возразил себе Лукаш, подумав.
        Но то, что вчера, во время негритянского… пардон… афроамериканского бунта в полном составе накрылась китайская группа - это уже похоже на тенденцию. Китайские оперативники работали в Штатах давно, красиво работали и аккуратно, хоть в учебник вставляй. Но вчера вечером никто из них, несмотря на весь профессионализм и подготовку, не смог увернуться от обычных погромщиков.
        Никто из двенадцати человек. Три девушки и девять мужчин. Причем двое пропали без вести.
        А за два дня до этого, отправившись на операцию в Мериленде, в засаду попала группа из ЕС, ребята из Польши. Отправились парни в провинцию на двух машинах, напоролись на грабителей. Тамошние отморозки взяли себе за обычай вначале расстреливать машины, а потом уж собирать материальные ценности.
        Машины были сожжены вместе с убитыми, два тела обнаружены не были. И в сводки происшествие не попало. Вернее, попало, но как один из многочисленных фактов растущего напряжения в стране, по документам вся группа была из местных, так что все выглядело так, будто плохие американцы убили своих сограждан. В сгоревшей машине было обнаружено довольно большое количество огнестрельного оружия, и полиция предположила, что это конкуренты перехватили груз наркотиков или крупных сумм денег у курьеров. Так что и пассажиры машины тоже были вроде бы из плохих. Никто особо и рыться не стал.
        Лукаш закрыл глаза, несколько раз вдохнул и выдохнул.
        Честный Петрович отдельно указал, что эта информация о тех, в ком он точно уверен. Но не исключено, что были и другие группы.
        Что значит, не исключено, кстати? Точно - были. Наверняка работали израильтяне, с высокой степенью вероятности по штатам шныряли британцы в поисках ирландских боевиков. Да любая страна могла найти повод и причины для силовых акций в Соединенных Штатах Америки. Кто-то подбирал остатки прошлого, кто-то готовил базу на будущее.
        «Что получается, - спросил у себя Лукаш. - Получается, что кто-то… кто-то очень влиятельный, информированный и решительный начинает… или продолжает зачистку пространства. Предположим даже, что началось все именно с ликвидации польской группы.
        Нет, стоп. В прошлом месяце что-то там произошло с представительством Интерпола. Четверо ушли на яхте в море, связь прервалась, яхту нашли перевернутой, одно тело запуталось в такелаже, три - исчезли.
        Как предположили в береговой охране - утонули.
        А что еще предположить?
        Пулевых отверстий в корпусе яхты не было, погибший - захлебнулся, прижизненные синяки, обнаруженные на теле, могли быть получены во время катастрофы. А сама катастрофа… Ну, ветер налетел. Синоптики, правда, вроде бы шквалов не зафиксировали, но никто ничего по этому поводу вслух не говорил. На море бывает всякое.
        И на дорогах в наше время бывает всякое. И во время погромов может пострадать кто угодно. И снайпер случайно мог расстрелять именно машину с немецкой группой. Все может быть. В отдельности. А вместе…»
        Лукаш запустил программу уничтожения файла.
        Нет, даже если кто-то и обнаружил бы материал, то ничего особо криминального в этом не было. Способность Лукаша находить жареную информацию общеизвестна, Петрович убил на создание этого мифа кучу времени, денег и сил, так что… Но все равно не стоило культивировать небрежность.
        Может быть, еще завести привычку вытирать за собой отпечатки пальцев, как тот неприятный тип с немецкой фамилией. Замшей. Или фланелью.
        Лукаш выключил инфоблок, встал из-за письменного стола и прошелся по комнате.
        Он уже называл Петровича сволочью сегодня? Наверняка называл, как же без этого. Вот все у Петровича так, непросто и с подковыркой. Да, он проинформировал Лукаша, спасибо ему. И что теперь Лукашу с этой информацией делать? Принять меры к обеспечению своей безопасности? Как же, как же…
        В кино, может, главному герою и удается ускользнуть от группы специалистов, собравшихся его уконтрапупить, в реальной жизни этот номер проходит далеко не у всех. Профессионалы - они на то и профессионалы, чтобы делать свою работу чисто и четко.
        В принципе, у потенциальной жертвы всего два варианта действий: бежать, никого не предупреждая, или залечь на дно в каком-нибудь надежном месте. И в обоих случаях стрелять на поражение и без предупреждений в любого, кто хоть как-то вызовет подозрение. А что делать, если ни один вариант не подходит? Просто жить. Просто ходить и надеяться, что его минует чаша сия.
        В конце концов, в городе миллион человек. Какова вероятность того, что выберут именно его? В процентах? В юности эта мысль очень утешала Лукаша, пока его не огорчил инструктор.
        - Вот смотри, - сказал инструктор, - толпа. Тысяча человек стоит плечом к плечу на площади. Смотришь? - Смотрю, - сказал Лукаш, и в самом деле попытавшись представить себе эту картину. Площадь, толпа. Все стоят, не шевелясь и молча.
        - А теперь кто-то бросает в эту толпу с самолета камень, - сказал инструктор. - Сволочь, - засмеялся Лукаш. - Сволочь, - согласился инструктор, но какова вероятность того, что камень попадет в тебя, ты ведь тоже в толпе. Какова вероятность?
        - Одна десятая процента, - быстро подсчитал Лукаш, - а что? - Немного? - Немного. - Ты бы согласился рискнуть с такой вероятностью поражения? - Да. - Одна десятая процента… а для любого другого человека в толпе? - Тоже одна десятая…
        В этом месте разговора Лукаш заподозрил подвох, но не сразу сообразил, в чем именно.
        - А какова вероятность того, что камень попадет хоть в кого-нибудь из стоящих на площади? Не сто процентов, часом?
        - Сто процентов…
        - И родственники погибшего будут биться в рыданиях и вопрошать - отчего это их родной погиб при такой малой вероятности несчастного случая… - инструктор смотрел на Лукаша, не отрываясь. - Понимаешь, в чем дело, Миша…
        - Понимаю, - сказал Лукаш.
        Так что, если от тебя ничего не зависит, сделал тогда вывод Лукаш, то лучше и не дергаться. Если тебя привязали к стулу перед двумя автоматчиками, если ты допустил такое развитие событий, то кричать, плеваться и дергаться - поздно. Без толку и неприлично даже. Сиди и жди дальнейших событий. Надейся, что командующему твоим расстрелом сейчас перезвонят и все отменится. А если не отменится, то все равно остается шанс - одна десятая процента, одна сотая, одна миллионная - выжить, даже получив пулю в голову и пулю в сердце…
        Нужно принять к сведению новую информацию и продолжать жить. Тем более что Петрович никаких новых указаний не дал, оставил все на усмотрение Лукаша. Свою задачу Лукаш выполнил, его вообще теперь можно спокойно, без вреда для дела, отозвать для оздоровления под сень родных берез… Или дать возможность и дальше гулять по раскаленным улицам Вашингтона в ожидании своей пули…
        - Все, - сказал себе Лукаш, - забыли о снайперах и оперативниках. Думаем о чем-нибудь менее неприятном. О том, где от нас хоть что-то зависит. Оцениваем обстановку в режиме реального времени.
        Все течет, все изменяется, и все это может быть неспроста. Вот например…
        Шериф.
        Он просто так звонил или не просто? Лукаш оставлял ему свой номер практически без задней мысли. Все журналисты всегда на всякий случай раздают свои визитки кому попало. Так что звонка Лукаш от шерифа не ждал. Но тот позвонил…
        Зачем?
        Сообщить, что Лукашом интересовались? Не настолько же полюбился русский корреспондент бывшему военному полицейскому за короткие минуты знакомства. И общались без искренности, и расстались без печали…
        Попытка зацепить Лукаша какой-нибудь службой? Неуверенная какая-то. Шериф произвел впечатление человека спокойного, уравновешенного. Где-то даже преданного своей работе. С обостренным чувством долга, как в вестернах: «Это мой город, грязные ублюдки!»
        Это по твою душу, Лукаш?
        Отражение в экране телевизора покачало головой.
        Это просто общая тенденция, братец. Сам же только что говорил. Еще один признак грядущего ба-баха.
        На человеке - ответственность за этот самый Бриджтаун. Отступать ему некуда, значит, нужно готовиться к долгой-долгой осаде. Продукты? Есть там у них что-то из жратвы, выращивают. Плюс охота. Без изысков будут, но с голоду, скорее всего, не помрут. Оружие и боеприпасы? Есть у них и то и другое. И каждый охотник в провинции сам делает свои патроны, плюс еще запасы неучтенного оружия… Для мелких банд - хватит.
        А вот медикаменты… Тут все хуже. Машина «Скорой» не приедет на вызов. И вертолет не прилетит - горючка нынче дорогая, чтобы ее на обитателей какого-то там Бриджтауна тратить. С простудой кое-как можно справиться и народными методами, а вот если что потяжелей… Хронические больные, опять же. Значит, нужен инсулин. Нужны антибиотики. Ингаляторы от астмы. Нужно много еще чего, от шприцов до бинтов и ваты. Даже гигиеническими средствами для женщин, между прочим, следует запастись.
        Все это шериф понимал и раньше, но денег… денег на это не было. А тут Джонни, молодец, просветил, а Краузе - подтвердил, старые стволы стоят неплохо, если их двинуть, то на запас медикаментов хватит. Краузе шерифу не понравился. Джонни… Федералам шериф никогда толком не доверял, эта традиция в штатах поддерживается десятилетиями, а события последнего времени подтверждают актуальность старой традиции.
        Скорее уж шериф поверит русскому. Если выбирать все равно не из чего. Русский свяжет шерифа с Джонни, тот за процент поможет продать стволы - не самая глупая схема для нынешнего времени. И какая диалектическая связка двух вариантов организации жизни в современной Америке! Джонни, который не хочет больше оставаться в Штатах, должен помочь шерифу, который никуда не хочет уезжать. И все это при активном участии русского, которому тут вообще нефиг делать!
        Лукаш включил телевизор.
        Он себя знал, и если ход рассуждений по какому-либо поводу приводил его в дебри диалектики, то нужно было срочно что-то предпринимать. Отвлечься. Напиться. Найти бабу. Напиться - рано. Бабу - мало времени. Отвлечься.
        Было бы неплохо наткнуться на кино. Дурацкое, слезливое, нелепое и мелодраматическое…
        Но кино сейчас в телевизоре не сыскать. Все показывали Вашингтон. И местные каналы, и зарубежные. И все говорят-говорят-говорят…
        Если кто-то хотел привлечь внимание к столице Соединенных Штатов, то ему это удалось на сто процентов.
        Любительские ролики из Сети - и те, что Лукаш уже видел, и новые. Кто-то снял взрывающиеся машины сверху. И продолжал снимать, когда одна из машин взлетела в воздух и зависла на мгновение на уровне третьего этажа, как раз напротив оператора. Работа снайпера была зафиксирована с самых разных ракурсов в десятках роликов.
        Падают люди, переворачиваются машины, летят клочки по закоулочкам…
        Дикторы и комментаторы на фоне заставок с фотографией Вашингтона рассуждают с серьезным и многозначительным видом по поводу причин и следствий. Что привело к кровавому инциденту и к чему этот инцидент приведет страну?
        Бла-бла-бла-бла-бла… Одно гигантское, глобальное, пустое и многозначительное «Бла-бла-бла!»…
        Россия: по сообщению посольства Российской Федерации, среди пострадавших граждан России нет. Правда, повезло, как бы вопрошает диктор у зрителей. Вот, смотрите, сорок пять погибших, сто девятнадцать раненых, а наши - не пострадали.
        Германия: по непроверенным сведениям, в инциденте пострадали граждане Германии. Личности погибших уточняются, Министерство иностранных дел обратилось к Государственному департаменту США с запросом…
        Арабы, евреи, африканцы - бла-бла-бла-бла… Не нужно даже понимать, что именно они говорят, глядя с экрана телевизора, понятно, что они просто демонстрируют своим зрителям оперативность с информированностью. Да какая разница, кто все это устроил, важно, что досталось американцам. Снова досталось американцам, братья мои! Аллах - не фраер, братья мои, знает, что делает…
        Панорама с вертолета. Прямая трансляция, сообщает бирочка. Все завидуйте, телекомпания имеет возможность поднять в воздух «вертушку» и в режиме онлайн продемонстрировать место разыгравшейся драмы. Война войной, а рейтинги нужно поднимать.
        Аппарат не торопясь движется над Массачусетс-авеню, четкие квадраты кварталов, справа в кадр попадает Капитолий… блин, вы обратили внимание, как близко к Капитолию все это произошло, вот, смотрите, слева - Юнион Сейшн, а справа - Капитолий. Еще бы чуть-чуть…
        Вертолет закладывает вираж, облетает здание вокзала, проходит над Стентон-парком и, наконец, камера демонстрирует место происшествия. Если точнее - места или даже - район происшествия. Машины уже погасили, но их черные остовы отлично видны в кадре.
        Пожарные машины, полицейские, «Скорой помощи», несколько военных грузовиков и люди-люди-люди-люди…
        Все-таки Вашингтон еще не стал прифронтовым городом, еще не прониклись его жители духом войны, им все еще любопытно - где, что, кого? Людям все еще недостаточно того, что это не их подстрелили, не их родных или близких. Люди еще не научились радоваться тому, что машины взрывались не в их квартале, а в соседнем.
        Это быстро придет. Этому быстро учатся.
        Изображение качнулось, мимо вертолета телевизионщиков прошел военный геликоптер.
        Это уже не патруль, никто не надеется засечь снайпера, это просто идет демонстрация силы. Чтобы люди видели, что правительство знает об их беде, что у правительства есть чем ответить на происки неизвестного врага. А враг, между прочим, горазд наносить удары только по безоружным, только из-за угла, а как только появилась армия…
        Кстати, да, именно армия, родная американская армия, ни одной машины Международных сил. Это что-то должно означать? Вон, французы ведь приступили к патрулированию улиц, но их, похоже, быстро отозвали.
        Кто-то в Штабе миротворцев решил не дразнить гусей…
        Черт!
        Лукаш чуть не выронил пульт от телевизора. Этого только не хватало…
        Телевизионщики провожали геликоптер камерой, зрелище и вправду было внушающим - тяжелая уродливая машина, обвешанная ракетами и контейнерами с вооружением, медленно шла, кажется, над Флорида-авеню - черное на зеленом фоне, солнечные блики на броне и остеклении кабины - белая полоса, словно щупальце, метнулась из-под деревьев к вертолету. От одного из зданий Университета Галлоудет.
        Взрыв.
        Вертолет качнулся, телекомментатор что-то заорал, помянул всуе Бога и выругался.
        - Они сбили его! - выкрикнул телевизионщик. - Вы видели? Они его…
        - Хрен там, - сказал Лукаш. - Одной ракеты тут мало. С одной ракетой на этот аппарат могли пойти только идиоты и патологические оптимисты. Где-то рядом должен быть еще один стрелок. А лучше - пара. Для надежности.
        Может, на территории пустого университета прятался еще кто-то с переносным ракетным комплексом и, может, собирался влепить винтокрылому монстру еще один подарок в выхлопную трубу, но пилот ему этого шанса не дал.
        Вертолетчиков тоже можно понять, в них только что стреляли, их хотели убить, так что все, что было на вертолете стреляющего, выстрелило одновременно.
        Взрывы корчевали деревья и кусты, трассы снарядов автоматической пушки хлестали клубы дыма и пыли, стараясь дотянуться до тех, кто мог уцелеть после взрывов ракет. Полетели вверх осколки кирпича - досталось и зданию.
        - Есть, есть, есть! - кричал тележурналист в прямом эфире, и режиссер ему этого не запрещал. - Мочи их! Давай, мочи!
        Вертолет продолжал перепахивать парк перед университетом, а журналист матерился, поминая и маму, и господа и святое дерьмо… Сейчас ему это было можно. Ему повезло - ракету выпустили не в стрекозу телеканала. Он остался жить. И мог по этому поводу кричать все, что угодно.
        Ракеты на боевом вертолете закончились, и стало видно, что за ним тянется струйка дыма. Все-таки ракета его достала. Ничего смертельного, картинка от этого даже стала выглядеть еще лучше. Драматичнее, что ли.
        Вертолет набрал высоту и ушел из кадра.
        Лукаш выключил телевизор.
        - Знаете, что самое противное во всей этой истории, - спросил Лукаш у выключенного телевизора. - Самое противное то, что вечеринка в «Мазафаке» все равно состоится. Независимо от.
        Правда, смешно, спросил Лукаш.
        Правда, смешно?
        Глава 11
        В гостиничном ресторане народу почти не было. Официант, заметив появление Лукаша, метнулся к нему, демонстрируя счастливую улыбку и желание всячески услужить.
        - Миша, сюда! - помахал рукой Джон Смит. - Поболтаем…
        Лукаш замешкался.
        Он спустился в обеденный зал только потому, что в номере сидеть не было никакой возможности. Телевизор смотреть - противно, спать - не хотелось.
        «Боишься снова попасть на свой собственный расстрел, - напомнил себе Лукаш с усмешкой - и сам себе ответил: - Да, боюсь. Не хочу. Что в этом предосудительного? Ничего предосудительного, имей в виду.
        Рано или поздно ты с ума сойдешь, - в который раз предупредил себя Лукаш. Просто шизанешься. А поскольку ты имеешь, что выболтать в своем безумии, тебя в лечебницу отправлять не будут, тебя сразу грохнут. Или какой-нибудь полезной микстуркой выжгут тебе остатки мозга и очень гуманно передадут под опеку специалистов. Новые времена, гуманные и толерантные.
        Настолько толерантные, что даже толстого английского дедушку просто так на хрен не пошлешь, не скажешь, что хочется посидеть в одиночестве, разглядывая что-нибудь на тарелке перед собой. Например, бифштекс с кровью. Безжалостно кромсать его ножом и вилкой, радуясь при этом, что есть кто-то слабее тебя и еще беззащитнее.
        Скажете - шизофрения? Да, с гордостью ответим мы, шизофрения, но зато какая!»
        - Ты не поехал на поле битвы? - спросил из дальнего угла зала Жак Морель. - Все умчались туда…
        - Все, кроме Квальи, - поправил француза Смит. - Квалья сейчас, скорее всего, в клубе, готовит вечеринку.
        Британец так и не научился произносить «Мазафака» вслух. Если нужно было помянуть злачное место, Смит произносил нейтральное «клуб», хотя его наверняка коробило то, что эту клоаку приходилось именовать так солидно. Хотя на само мероприятие наверняка придет. Несмотря на свой консерватизм.
        - Этот ваш Квалья… - протянул Лукаш, усаживаясь за столик Джона Смита. - Была бы моя воля…
        Он сегодня только и делает, что присаживается за чужие столики.
        - И что бы вы с макаронником сделали? - оживился Морель. - Поделитесь.
        - Для начала - я бы послал всех свидетелей подальше, - Лукаш пристально посмотрел на француза, и тот отвел взгляд. - А потом дал бы волю своей славянской дикой душе… Кстати, Жак, а из ваших прадедов никто вместе с Бонапартом не ходил на Москву? В смысле - ходил и вернулся.
        - Нет, - сухо ответил Морель.
        - Жаль, могли бы многое порассказать своим потомкам - вашим предкам, о дубине народной войны. Если бы выжили, конечно. Вы вот в курсе, что русское командование стало выплачивать денежное вознаграждение за пленных французов в восемьсот двенадцатом? И знаете почему?
        Француз пожал плечами.
        - А чтобы пленных французиков крестьяне доводили до русского лагеря живыми, - Лукаш спохватился и посмотрел на стоящего рядом со столиком официанта. - Есть что-нибудь натуральное, фруктовое и холодное?
        - Апельсиновый сок, - вежливо улыбнулся официант.
        - Значит, много сока, - Лукаш улыбнулся в ответ, давая понять, что заказ окончен.
        Официант ушел.
        - Вы телевизор смотрели? - спросил Смит, отодвигая тарелку в сторону.
        - Вы по поводу вертолета? Или о снайпере вообще? - осведомился Лукаш.
        - О снайпере вообще и о вертолете в частности, - Джон Смит оглянулся на Мореля. - Мы тут поспорили с коллегой по поводу причин и следствий…
        - Да что тут спорить, - провозгласил Морель. - И так все понятно. Вначале - снайпер. Почти сорок минут работал на улице, и никто ничего ему не смог сделать.
        - Полагаете, его должен был засечь патрульный и сбить с крыши дома метким выстрелом из табельного пистолета? - поинтересовался Лукаш. - Вот так - бах!
        Лукаш прицелился в стену указательным пальцем.
        - Нет. Конечно, не патрульный. Но ведь снайпера не смогли даже блокировать или хотя бы локализовать. Снайпер перемещался по городу легко и непринужденно. И стрелял-стрелял-стрелял… - Морель пошевелил пальцами в воздухе. - И убивал-убивал-убивал…
        - Это что - первый раз такое в Америке? - осведомился желчно Смит. - Это, если хотите знать, нечто вроде национального вида спорта в Соединенных Штатах. Снайпер на колокольне. Я так навскидку и не припомню другую страну, где бы такое происходило еще. Разве что в Румынии, но там…
        - Румыния! - усмехнулся Морель.
        - Да, Румыния, - Джон Смит серьезно посмотрел на Лукаша, игнорируя иронию француза. - Когда там рушилась диктатура Чаушеску, десятки снайперов из тамошней госбезопасности вели огонь по народу, вышедшему на улице, завязались нешуточные бои… Потом, правда, оказалось, что сотрудники госбезопасности в этот момент в ужасе прятались по подвалам, а перестрелку на крышах, как с одной стороны, так и с другой, вели борцы за свободу…
        - Вот! - провозгласил Морель. - Вот в этом - весь британец. Он будет спорить, приводя аргументы в пользу оппонента, не обращая внимания на нелогичность своего поведения, а потом все равно останется при своем мнении. Я ведь и говорю, что в той же Румынии было достаточно одного-двух выстрелов в нужное время и в нужном направлении, чтобы начались паника и психоз. Кто-то из «МИ-6» или ЦРУ пальнул разок, и началась вакханалия, в которой более-менее разобрались только через несколько лет. А Чаушеску с женой расстреляли, кучу коммунистов перевешали только за то, что они, кровавые мерзавцы, стреляли в собственный народ.
        - То есть вы хотите сказать, что сегодня мы стали свидетелями провокации? - спросил Лукаш.
        - Чушь! - сказал Джон Смит, доставая трубку.
        - Вы можете дать другое объяснение? - поинтересовался Морель. - Некто открывает огонь по обывателям-некомбатантам. Для чего? Просто пострелять? Если бы это был сумасшедший, то он просто крепко сел бы на каком-нибудь верхнем этаже или чердаке и стрелял, пока его не снесли бы оттуда вместе с крышей. Если этот кто-то хотел просто выразить свое неодобрение происходящим в стране, то, сделав пару-тройку выстрелов, спокойно ушел бы, пока народ метался в панике. Может, даже побегал бы вместе с остальными или стал бы оказывать помощь пострадавшим… но он начинает боевые действия, что с головой выдает в нем профессионала высокого уровня. И не нужно, Джон, бубнить, вы когда-нибудь пробовали стрелять из снайперской винтовки в городе?
        - Не ваше дело, что я пробовал в жизни! - сказал Джон Смит. - Я много чего пробовал…
        - Господа! - голосом рефери в ринге вскричал Лукаш. - Без драки, господа!
        Официант принес стакан с соком, поставил его перед Лукашем.
        - Я, честно, говоря, рассчитывал на большее, - сказал Лукаш.
        - Они вам еще и льда полстакана набросали, - заметил Морель.
        Официант оглянулся на француза.
        - Ладно-ладно, шучу! - засмеялся Морель, поднимая руки.
        «Вот так мы совершаем необратимые поступки, не понимая, что творим, - меланхолически подумал Лукаш. - Ну как можно ссориться с официантом заведения, в котором ты еще планируешь питаться? Никак нельзя. С обслугой вообще нужно поддерживать хорошие отношения, иначе жизнь станет сложной и непредсказуемой…»
        - Кстати, Джон, а вам починили кондиционер?
        - Представьте себе - нет, - сказал Смит. - Я предложил денег, а мне сказали, что ничем не могут помочь. Разве что через неделю.
        - И вы, надеюсь, не попытались поднять ставки?
        - Я недостаточно глуп для этого, - вздохнул Смит. - Я лучше потерплю неделю. Им все равно захочется получить деньги, придут и починят…
        - В этом есть логика, - не мог не согласиться Лукаш. - Но и в том, что говорит наш большой друг Жак Морель - тоже есть логика.
        - Я вас умоляю… - лицо Смита стало печальным и чуть брезгливым. - Логику можно отыскать где угодно. Даже в…
        Англичанин мельком глянул на своего оппонента и не стал продолжать - Морель с надеждой на лице ждал оскорбления, явно имея, что сказать в ответ. Смит решил не повышать градус дискуссии.
        - То есть вы, Жак, считаете, что снайпер работал для того, чтобы спровоцировать… А что спровоцировать? И кого спровоцировать? Международные силы по поддержанию? Тогда почему стрелял по мирному населению?
        - Туристом тоже досталось, - вставил Смит. - Немцы, пара корейцев, турок…
        - И по туристам, - кивнул Лукаш. - Можно же было. Вот, вчера, например, взорвали бомбу у чека на мосту. Погиб русский солдат.
        - Бомбу, говорите? - Морель поморщился. - Была еще версия про ракету с беспилотника.
        - С беспилотника без опознавательных знаков, - снова брюзгливо вмешался Смит. - Сейчас где что ни взорвется - все ракета с беспилотника…
        - Да, - сказал Лукаш. - Хотелось бы услышать аргументы.
        Сок в стакане был свежим, натуральным и, что бы там ни врал француз, льда в нем было не слишком много. Почти норма. Вот что регулярные серьезные чаевые творят с обслуживающим персоналом.
        - Аргументы? - переспросил Морель. - А что, уже была опубликована информация по поводу взрывного устройства? Обычно после взрыва официальные лица стараются озвучить причину. Взрывное устройство. Шахид-смертник. А что мы видим сейчас? Была взорвана машина. И все, заметьте. Слухи о ракете остаются только слухами. Конечно, американцы могли бы соврать, но ведь и русские тоже собирали обломки и осколки на месте происшествия. Ляпнешь вот так, не подумавши, а тебя и поймают на лжи. Сейчас американцам с русскими лучше не ссориться, не находите? И если действительно это была ракета, то вначале должны договориться руководители государств - раздувать конфликт или нет…
        - В городе полно солдат со всего мира, - вздохнув и не глядя на француза, сказал Смит. - Если кто-то хотел нанести удар именно по миротворцам, то это можно было сделать в любой момент. Солдаты ведут себя в Вашингтоне свободно, особо мерами безопасности не злоупотребляют. Что, трудно перехватить одного-двух поздно вечером? Поймать на девочку, в конце концов… Гранату бросить в машину или бутылку с бензином, выстрелить из гранатомета в броневик… Миротворцы тут уже два года, и до сих пор не было ничего такого… Или почти ничего. Не будем же мы считать провокацией обстрел колонны с гуманитарным грузом.
        - Не будем, - кивнул Лукаш. - А что будем?
        - Снайпер открывает огонь, - сказал Морель. - И стреляет почти час, перемещаясь по городу. Для тех, кто понимает, это сообщение. Письмо, если хотите. В городе есть группа профессионалов, которые в любой момент могут начать боевые действия. Не теракты, а именно боевые действия.
        Морель бросил на стол несколько купюр и встал. Отошел к стене.
        - Вот смотрите, коллеги. Модель сегодняшнего происшествия.
        Лукаш с интересом посмотрел на француза.
        - Я мог бы крикнуть, позвать официанта, - тихо сказал Морель, - но я просто попрощаюсь с вами. Казалось бы, я не требую, чтобы парень с полотенцем примчался к этому столику, но… До встречи в «Мазафаке»!
        Последнюю фразу Морель произнес громко - из двери кухни вышел официант и направился к столу.
        - Если бы я хотел сделать какую-нибудь пакость этому человеку, - сказал Морель, - то мне не нужно было бегать за ним, достаточно подождать его прихода.
        Официант остановился и с подозрением посмотрел на клиента.
        - Смелее, дружище, - усмехнулся Морель. - Деньги - на столе. И чаевые - там же. Хорошие чаевые, имейте в виду.
        Официант кашлянул неуверенно, переступил с ноги на ногу.
        - Видите? - спросил Морель. - Официант обязан подойти. Он подойдет, хотя мое поведение и моя внешность ему доверия не внушают. Если бы он был вертолетом, то я бы мог выстрелить в него. Бах!
        Официант подошел к столу, взял деньги, пересчитал, удивленно посмотрел на Мореля, еще раз пересчитал.
        - Это вам, не пугайтесь, - сказал француз. - Это - компенсация за мое поведение. Я не хотел вас обидеть.
        - Значит, кто-то специально устроил западню для вертолета? - подвел итог Лукаш, дождавшись, когда официант уйдет. - Ракетная установка ждала вертолета, люди возле нее сознательно пошли на смерть… Они же не могли успеть убежать, вертолетчики отреагировали быстро и энергично.
        - Кто сказал, что возле установки были люди? Я имею в виду - живые люди? - спросил Морель. - Мы же с вами прекрасно понимаем, что выстрелить ракетой можно и дистанционно. И положить пару-тройку покойников рядом, чтобы потом, когда эксперты займутся работой, прозвучало, кто именно виновен в гибели людей. А если это будут русские? Кто-нибудь из контингента или туристов. Или журналистов. За всеми ведь не уследишь. С утра кто-то вышел из отеля, его перехватили, укололи чем-нибудь и оставили у ракеты.
        - Почему сразу русские? - изобразил обиду Лукаш. - Почему не французы?
        - Да хоть арабы, - отмахнулся Морель. - Важен принцип. Структура провокации. И полетел ведь к месту бойни не русский или немецкий вертолет, а свой, американский. Нашли горючее для него… И, что самое главное, эта бронированная вертушка оказалась на старте и в готовности. Вжик - и вертолет, бронированный штурмовик с полной подвеской уже порхает над Зеленой Зоной Вашингтона. Это если не обращать внимания на то, что это вообще-то столица великой державы.
        Смит фыркнул.
        - Мировой державы, - повторил Морель, - не колонии, а державы. Вообще-то быстрее всех должны были прибыть вертолеты миротворцев, но…
        - Кстати, сегодня у меня проверяли документы в районе Семнадцатой парни из французского контингента, только, кажется, им приказали убраться с улицы. Быстро убраться, - Лукаш одним глотком допил свой сок, иллюстрируя, как быстро исчезли французы.
        - Надо будет пообщаться с ребятами… - задумчиво произнес Морель. - Ладно, засиделся я что-то… Уже скоро восемь часов вечера, Квалья всех собирает на это время.
        «Всех, значит, - подумал Лукаш. - А виновника торжества, значит, не предупредил? А если виновник торжества обидится и вообще не пойдет? Кто платить будет? Кстати, а кто платит? Это как-то не обсуждалось».
        Все так обрадовались мероприятию, Лукаш так огорчился по самому факту, что даже не поинтересовался, а за чьи бабки, собственно. Вечеруха намечается рыл на пятьдесят, это выйдет в такую копейку, что мама не горюй.
        - Джон, - Лукаш покрутил стакан в руке, остатки льда звякнули о стенку посуды. - Квалья не говорил, за чей счет…
        - А ходят слухи о широте русской души, - печально покачал головой Смит. - Говорят, что русский способен продать все, лишь бы угостить своих друзей…
        - Врут, - быстро сказал Лукаш. - И то - друзей. У вас вот много друзей среди этой братии?
        - Ну… - протянул Смит.
        - Так вот, у меня - еще меньше. И заметьте, я не спрашиваю, вхожу ли я в список ваших друзей. Я просто спрашиваю - кто за все будет платить?
        - Позвоните Квалье…
        - Я как позвоню этому Квалье… - пообещал Лукаш, доставая телефон. - Я ему так позвоню…
        - Успокойтесь, Майкл, - Смит улыбнулся. - Мы скидываемся. Давно не было повода для пьянки. Настоящего повода для настоящей пьянки, вот все и решили, извините, воспользоваться вами…
        - Ну, разве что, - пробормотал Лукаш. - А то ведь с них станется…
        И печальное выражение лица. И облегчение в голосе. Не переигрывать, но продемонстрировать ясно и четко. При нынешних ценах в Зеленой Зоне на выпивку приличный кутеж обойдется в совершенно неприличные деньги. Журналист Лукаш хоть и рубаха-парень, душа и украшение любой компании, но не полный же идиот. И не зять газового олигарха.
        Будем надеяться, испуг и облегчение сыграны хорошо, и у Джона Смита появится замечательный рассказ для коллег о том, как русский отказывался платить за выпивку. Образ - он такой образ, что его нужно поддерживать постоянно не покладая рук. Как говорил инструктор, пока ты работаешь на свой образ, образ работает на тебя. Перестанешь - и окажешься голый средь шумного бала.
        - Я схожу в номер, надену что-нибудь приличное… - Смит положил деньги на стол.
        - Что-нибудь приличное в «Мазафаку»? - Лукаш приподнял бровь в легком изумлении.
        - Представьте себе, - Смит встал из-за стола. - Как бы клуб ни назывался и как бы ни выглядел, я-то остаюсь прежним. Чего и вам желаю.
        Смит вышел из зала.
        - Такие дела, - сказал Лукаш подошедшему официанту. - Спасибо, сок был превосходным.
        - Конечно, - чуть склонил голову официант. - Для вас…
        - Еще раз - благодарю, - Лукаш встал и еле сдержался, чтобы не откланяться. - Хотел спросить у вас, коренного жителя…
        - Да? - официант взял деньги, оставленные Смитом, и посмотрел на Лукаша. - Чем могу помочь?
        - Понимаете… - Лукаш сделал паузу, вспоминая имя официанта. Можно было, конечно, обойтись и без этого, но принципы есть принципы. Имя - ключ к общению. - Понимаете, Филипп…
        Улыбка официанта стала немного искреннее.
        - Мне все время казалось, что местные жители очень боятся остаться без работы…
        - Все боятся остаться без работы, - рассудительно произнес Филипп. - Даже вы, я полагаю, боитесь остаться без работы…
        - Да, конечно, - засмеялся Лукаш. - Конечно…
        Неловкость - признак искренности. Неточно сформулировал свой вопрос - бывает. И так мило смутился… Нет, этот Лукаш - просто душка.
        - Мне казалось, да и говорили мне, что люди не хотят уезжать из Вашингтона. Самым страшным наказанием было - выселить за пределы города. Так?
        - Так, - не задумываясь, ответил официант. - Там… за пределами города, жителей Вашингтона не очень любят, да и не особенно ждут. Кому мы там нужны? Там кто-то будет держать рабочее место для нас? Или талоны на бесплатную еду?
        - Это понятно, - кивнул Лукаш. - Это даже я понимаю… Но за последний месяц… три недели… я обратил внимание на очереди перед блокпостами. Сотни людей выезжают из Вашингтона с вещами, явно не собираясь возвращаться. И в последнюю неделю этот поток увеличился. Если бы после вчерашнего погрома - я бы понял. Но три недели назад и неделю назад - все было пристойно и благообразно. Тут есть деньги, там денег нет. Так что же произошло, Филипп? Как вам кажется?
        Вот теперь официант задумался. Даже полотенце в руке скомкал. Опустил взгляд, словно ученик у доски.
        - Я даже и не подумал как-то… - сказал, наконец, официант. - Действительно… У меня вот и соседи…
        - Но ведь странно же…
        - Странно, - согласился официант. - Я могу только о себе сказать… Я не уезжаю, потому что некуда. Люди на пустое место не уезжают сейчас. К родственникам все больше. А те, у кого родственников в провинции нет… и денег нет, чтобы устроиться на новом месте, те остаются в Вашингтоне, и да, боятся, что их выселят. Я - боюсь. Оставаться я тоже боюсь, жена вчера истерику устроила, плакала, говорила, что негры…
        Официант вздрогнул, осекся и посмотрел через плечо в сторону кухни.
        - Афроамериканцы, сказала жена, не успокоятся. Выдавят отсюда азиатов, потом возьмутся за белых…
        - И зачем им это? - поинтересовался Лукаш. - Зачем афроамериканцам выдавливать, как вы сказали, остальных?
        - Не знаю… Откуда я могу знать? Вы еще спросите, зачем снайпер сегодня стрелял и почему тюрьму штата в Вирджинии сейчас атакуют…
        - А что - атакуют? - удивился Лукаш.
        - Сейчас на кухне смотрели по телевизору, - официант указал рукой на дверь. - Когда я выходил в зал, как раз ворота ломали. Сейчас, наверное, уже охрану скрутили и разбегаются во все стороны. Можно телевизор в зале включить, если вам интересно.
        Лукашу было интересно, но он отказался от предложения официанта и вернулся в свой номер. А вот там уже включил телевизор.
        Гринсвилл Коррекшенал Сентер горел в прямом эфире. Репортаж велся с вертолета, шестигранник тюрьмы хорошо просматривался даже сквозь клубы дыма. Рядом с ограждением полыхало несколько машин, сильно дымило одно из зданий внутри. По двору бегали люди, с высоты похожие больше на насекомых. И невозможно было разобрать - это вырвавшиеся заключенные или охранники, пытающиеся предотвратить прорыв наружу.
        В кадр вползло несколько тентованых военных грузовиков. Камера взяла машины крупнее. Передняя двигалась по дороге, заставленной легковушками, аккуратно сдвигая их капотом на обочину. На подножке кабины стоял солдат в каске, бронежилете и с автоматической винтовкой в руках. Американский солдат, между прочим, не какой-то там миротворец.
        Солдат вдруг вскинул винтовку к плечу, ему было не очень удобно, действовать можно было только правой рукой, левой он держался за стойку двери. Вскинуть солдат винтовку успел и даже выстрелил, кажется - камера чуть-чуть замешкалась с еще большим увеличением - так что выстрел солдата увидеть не удалось, а вот попадания нескольких пуль в него можно было рассмотреть четко и во всех подробностях. Телевизионщики через минуту услужливо прогнали этот момент в замедленном темпе.
        Пуля ударяет в бронежилет, непонятно, пробила или нет, солдат взмахивает правой рукой, пытаясь удержать равновесие, винтовка падает, повиснув на ремешке, идущем от правого плеча. Комментариев за кадром нет, только шум вертолетного движка. Никто никому не мешает просто смотреть на происходящее и самому делать выводы.
        Вторая пуля - снова в жилет. И еще очередь на четыре пули. Первая ударяет солдата по ноге, но тот, вцепившись в стойку кабины, удерживается на подножке. Что-то кричит, видно, как его рот открывается. Следующие пули бьют по бронежилету, одна над другой. И четвертая входит под каску, в лицо. Солдат падает, кто-то из кабины пытается его удержать, но не успевает, мелькают только руки в окне.
        Тело падает на дорогу. Человек не лежит - стоит на коленях, припав лицом и грудью к асфальту. Из грузовика выпрыгивает другой солдат, пытается поднять убитого, положить его на подножку грузовика, который все еще продолжает ехать.
        Пули выбивают фонтанчики из асфальта вокруг убитого и живого. Все гуще и все ближе. Спасатель вскидывает винтовку и начинает стрелять длинными очередями в сторону деревьев, растущих неподалеку от дороги.
        «Напрасно он это, - подумал Лукаш. - Длинными очередями на такое расстояние…»
        Из следующей машины выпрыгивают четверо солдат. Двое тоже открывают огонь по деревьям, двое подхватывают тело и рывком забрасывают его в кузов грузовика.
        Запрыгивают следом. Один запрыгивает, второй только пытается. Подпрыгивает, хватаясь за задний борт, рука срывается, пару секунд солдат держится на одной левой руке, к нему тянутся из кузова, пытаются схватить за ремни амуниции. Но внезапно один из солдат падает на задний борт, теперь уже его пытаются удержать… Стрелки от деревьев перенесли огонь на грузовик, пули рвут тент, попадают ли они в сидящих за брезентом - не видно, только дыры в тенте, одна возле другой. И вдоль кузова. И крест-накрест…
        Грузовик ускоряется, солдат, висевший на одной руке, срывается и падает под колеса задней машины, та дергается в сторону, натыкается на легковушку, тащит ее за собой несколько метров и останавливается.
        Ускорившийся было головной грузовик вдруг подпрыгивает и замирает на месте, из-под кабины вырываются огонь и дым. Водитель выпадает на асфальт, катается, пытаясь сбить огонь с одежды. Из кузова начинают выпрыгивать люди.
        - Вот теперь действительно хреново, - говорит Лукаш. Он видел такие штуки раньше: колонна в узком месте попадает под обстрел, глохнет передняя машина и начинается разгром. У солдат в колонне есть два выхода - залечь за машинами и отстреливаться в ожидании подмоги или переходить в наступление, выбить атакой стрелков из укрытия.
        И в том и в другом случае - будут потери. Много потерь, если организатор засады не дурак.
        Солдаты начали выпрыгивать из остальных машин.
        Теперь по ним стреляли не два или три автомата, огонь стал плотным, концентрированным. Как бы не пулеметы. Какие пулеметы при восстании в тюрьме? Хотя нет, официант говорил о нападении… Кто-то напал на тюрьму, используя тяжелое стрелковое оружие? Чушь, такого не бывает. Не было никогда.
        Солдаты выпрыгивают из машин, падают на землю, некоторые вскакивают и отбегают, некоторые остаются лежать. Вот суетится офицер, размахивая руками. Ему нужно навести порядок, заставить бойцов действовать, а не просто прятаться от пуль. Похоже, офицер решил атаковать. До деревьев - рукой подать, метров сто. Можно броском преодолеть это расстояние, но засада организована правильно. Помимо пулеметов есть еще и снайпер. Возможно, не один. Офицер отлетает к машине, ударяется спиной о колесо и медленно сползает на дорогу. Замирает, сидя.
        Нервы у видеооператора железные. Он продолжает удерживать картинку, толково работает планами. Вот офицера он показал совсем крупно, можно было бы рассмотреть выражение лица, если бы не опущенная голова. Зато рана на груди видна очень хорошо. Ярко. Ярко-красно.
        Крупнокалиберная пуля разворотила бронежилет и плоть, пытавшуюся укрыться за ним. На борту грузовика и колесе широкий алый мазок.
        - Сейчас солдаты побегут, - сказал Лукаш. Да и не солдаты это - национальные гвардейцы, солдаты на уик-энд. Они, может быть, даже когда-то и воевали, но это было давно, умирать не хочет никто. Чтобы остановиться под пулями, а потом пойти-поползти-побежать им навстречу - нужна привычка и очень большое желание, которых у национальных гвардейцев нет. Не с чего им образоваться…
        Люди залегли за машинами, кто-то пытается отстреливаться, но делают это вяло, наверное, с закрытыми глазами, для того только, чтобы было не так страшно… только менее страшно от этого не становится. Пулеметы от деревьев бьют толково, прижимают гвардейцев к земле все плотнее и плотнее. По колесам - видно, как лопаются скаты, как проседают машины. По людям, прячущимся за машинами. Фонтанчики пыли и асфальтовой крошки. И крови.
        Из пробитых бензобаков течет бензин.
        Некоторые гвардейцы начинают отползать - медленно, незаметно для себя самих. Отодвинуться от лужи бензина, от места, куда только что ударила пуля, от приятеля, который внезапно вздрогнул, забился, царапая асфальт ногтями и жалобно крича… Они не собираются бежать - нет, ни в коем случае - им кажется, что они просто плотнее вжимаются в асфальт и землю. Ищут более надежное укрытие. Вот за легковушками. А там, сзади - метрах в ста, деревья. Там можно спрятаться. Можно занять оборону… Можно выжить, мать вашу. Уцелеть в этой мясорубке…
        Побежали.
        По одному, по два, потом - все. Или почти все, некоторым не хватило храбрости даже сбежать с поля боя… с места расстрела, если быть точным. Они остались лежать, обхватив каски руками, что-то истошно крича, будто надеются отпугнуть смерть своим криком.
        Грузовиков в колонне пять. По двадцать человек в кузове - сотня. Может, чуть больше. Рота. Десятка два остались возле машин, убитые или раненые, остальные бросились к дальним деревьям.
        Побежали.
        Они не бросили оружия, нет, ни в коем случае. Они уверены, что не бегут, что просто меняют позицию, что вот сейчас за деревьями, в безопасности, переведут дыхание, придут в себя и после этого… Что-то же они сделают после этого. Или что-то произойдет. В кино всегда что-то происходит в последний момент. Прибывает кавалерия. Бандиты просто прекращают огонь и уходят. Бандитам ведь тоже нельзя тратить слишком много времени, они нападают и уходят. Скрываются.
        Вот и нужно выжить это время. Выждать и выжить.
        До деревьев всего с полсотни метров осталось. Всего полсотни метров.
        И опять оказалось, что засаду организовал толковый специалист. Ударил пулемет. Не тяжелый, не крупнокалиберный, обычный. С фланга. Судя по плотно взлетающим фонтанчикам земли, пулемет работает со станка, его не дергает, пулеметчик только меняет направление огня.
        Пристрелялся.
        Это страшно - фланкирующий огонь на короткой дистанции. Люди падают один за другим, это, наверное, выглядело бы смешно - небольшие фигурки в камуфляже спотыкаются-спотыкаются-спотыкаются… Животики надорвешь.
        В общем грохоте и не расслышишь, что начал работать еще один пулемет, и те, что бегут слева, не видят, как падают их товарищи на правом фланге, не замечают, как смерть мелкой рысью приближается справа, а когда замечают, то уже ничего нельзя сделать, можно только упасть, нелепо взмахнув руками, схватившись за разорванный живот, захлебнувшись кровью из пробитых легких…
        Умирать-умирать-умирать-умирать…
        Камера на вертолете мелко дрожала, словно от возбуждения. Земля за бортом качнулась, дернулась…
        Мимо телевизионщиков пронеслась тень - оператор не успел навести на нее камеру, но Лукаш уже знал, что там происходит. Угадал.
        Снова появились вертолеты. Замечательные вертолеты США, бронированные монстры, специально обученные жечь и убивать. Оператор попытался захватить в кадр вертолет, но потом решил, что успеет, что взрывы, вспышки, обломки деревьев и дым будут смотреться по телевизору лучше, чем просто стреляющий геликоптер.
        Взрывы-взрывы-взрывы…
        Разлетаются в щепы деревья и на их месте встают громадные кусты взрывов. Не исключено, что по вертолетам открыли ответный огонь… хотя вряд ли. В таком аду сохранить хладнокровие…
        Лукаш бы убежал. Попытался бы убежать. И вот стрелки, устроившие засаду, тоже побежали. Попытались бежать. Если бы кто-то и стал стрелять по вертолету в ответ, то никакого толка от этого не было бы. Пули калибром пять и шесть вместе с семь шестьдесят два полетят на фиг в рикошете, а ничего крупнее у засады и не было, не ждали они вертолетов.
        Наконец, оператор все-таки поймал героев дня в видоискатель. Черные, зловещие, угловатые, смертоносные… Изрыгают огонь, расстреливают все, что шевелится там, внизу, где раньше была лесопосадка.
        Телевизионщики отлетели подальше от места боя, набрали высоту - им не хочется схлопотать шальную пулю. Это раньше засада могла не обращать внимания на массмедиа, а в суматохе и от обиды… Попытаться хоть кого-то захватить с собой.
        Появилась цепочка «черных ястребов». Вертолеты приземляются возле расстрелянных грузовиков, из них выпрыгивают солдаты - не национальные гвардейцы, а настоящие, даже издалека видно, как ловко они двигаются. В «хоуки» начали грузить раненых и убитых, солдаты перебежками пошли к засаде… к тому месту, где еще несколько минут назад стояли деревья и были люди. Теперь там дым, пыль и огонь.
        - Такие дела, - сказал Лукаш и выключил телевизор.
        Такие дела.
        Лукаш вдруг заметил, что держит в руках бутылку водки, дверца холодильника так и не закрыта. «Почти полбутылки принял, - поздравил себя Лукаш. - Незаметно так, в азарте. Как пиво под футбол.
        Это, брат, не футбол. Это брат - круче. Это Америка. Рукой подать до Вашингтона. Кстати…»
        Лукаш включил инфоблок, глянул по карте. Сто восемьдесят с копейками миль. И все по шоссе, почти без поворотов. Это что же происходит такое в Соединенных, блин, Штатах?
        Полный беспредел происходит. Это вам не шайка мародеров, атакующая городок в провинции, это даже не снайпер, ставящий на уши столицу государства, это кто-то легко, в одно касание, уничтожил роту национальной гвардии. В прямом эфире.
        Реалити-шоу.
        И что? Кто навел порядок? Миротворцы? Национальные гвардейцы по приказу губернатора штата? Фигушки! Только армия США! Громадными буквами - АРМИЯ США, блин на фиг, мать его к хренам собачьим!
        Задолбанная, безденежная, униженная и оплеванная армия США.
        Офицеры и сержанты, выходящие за пределы базы только в штатском, чтобы снова не набили рожу с криками «Дармоеды!». Солдаты, продолжающие дослуживать срок контракта только потому, что все равно некуда деваться, жрать что-то нужно, правда ведь? Бездельники и убийцы, тяжким бременем висящие на шее налогоплательщиков, вдруг оказались молодцами, вступились за конституционный порядок и законность. На своей территории, между прочим.
        А ведь армии не так, чтобы можно было действовать на своей территории, если Лукаш не ошибается. А он, блин, не ошибается! Существует куча соглашений и постановлений, предписывающая армии сидеть на базах и не высовывать нос наружу.
        Склады закрыты и опечатаны наблюдателями ООН, на каждой базе, в каждой казарме имеется специальный офицер-сержант-прапорщик из какой-нибудь Ботсваны-Ганы-Бангладеш-Малайзии, требующий у бригадных генералов и полковников беспрекословного подчинения с неукоснительным выполнением всех постановлений Совета Безопасности и личных приказов его, прапорщика-сержанта-офицера из Камеруна-Непала-Словении-Монголии.
        Сколько звезд и орлов полетело с погон из-за того, что генералы и полковники не смогли смирить гордыню, срывались и посылали наблюдателей САМОЙ Организации Объединенных Наций к свиньям собачьим. Сами срывали с себя знаки отличия и ордена и дважды (а, может, и больше) стреляли прямо в физиономии под голубыми касками.
        На американскую армию даже внимание переставали обращать, и вдруг…
        Герои! Молодцы! Лучше всех!
        Лукаш сунул бутылку обратно в холодильник, захлопнул дверцу. Нет, понятно, что армия должна была отреагировать, раз пошла такая пьянка. Если никто не принимает меры, то…
        Все красиво, только… Не настоящее все какое-то. Как будто кино про войну. Вроде все ярко, актеры хорошие, боевая техника аутентичная. Немецкая за немцев, русская за русских, а потом вдруг соображаешь, что фабула киношки надуманная, сюжет нереальный…
        В Вашингтоне вертолет появился через… через час, прикинул Лукаш. Всего через шестьдесят гребаных минут после того, как снайпер начал свою работу. Какая готовность сейчас у американской армии? Часовая? Бросьте, не смешите.
        Вертолеты стоят с пустыми баками, значит, их нужно заправить. Керосин - на складе. Привезти. Боеприпасы, снаряды с ракетами, также на складах, и, прежде чем их оттуда извлечь, нужно получить разрешение. Откуда? От начальника базы? Хренушки, маловато власти нынче у начальника базы, сейчас за такой приказ начальник базы сядет всерьез и надолго. Значит, нужно отправить запрос в Вашингтон и не просто так, а самому президенту. А тот должен провести консультации с представителем Совета Безопасности, у него тоже есть свой прапорщик-надзиратель в звании генерал-майора Бундесвера. А тот также не имеет свободы действий в Штатах. Вернее, не может разрешать американцам действовать самостоятельно… И будет герр Мильх связываться с Брюсселем, а те - с членами Совета Безопасности…
        То есть получается, что американцы сами все сделали. Вот так вот лихо продемонстрировали, что есть еще порох в пороховницах! Интересно, это с одной базы все вертолеты, один какой-то полковник взял на себя смелость, или это общее поветрие?
        Такие вот смешные дела творятся в распадающихся на мелкие кусочки Соединенных Штатах. Обхохочешься по самые уши.
        В дверь номера постучали.
        - Да! - крикнул Лукаш, не вставая с кровати. - Кого там черт принес?
        - Меня, - сказал Джон Смит. - Я решил зайти за вами, Квалья попросил проконтролировать, чтобы… А у вас тут прохладно. Хорошо.
        - Хотите водки, Джон? - спросил Лукаш.
        - Хочу, в клубе как раз планирую принять вовнутрь чуть больше обычного… Но в клубе, - Джон Смит вошел в номер и прикрыл за собой дверь.
        Еще бы, в номере работает кондиционер, аккуратный, добропорядочный и даже где-то чопорный британец не мог оставить дверь нараспашку.
        - Квалья боится, что я не приду?
        - Ну… В принципе, можно обойтись и без вас, но тогда тематическая вечеринка превратится в беспредметную пьянку.
        - А вы точно уверены, что ее не отменят? Все-таки погибшие в Нью-Йорке. И вот сейчас я смотрел репортаж из Вирджинии… Траур все-таки… Неприлично праздновать и веселиться…
        - Вы знаете, Майкл, - Смит вытер лицо платком. - Я подумал приблизительно об этом же… Не столько, правда, об убитых, сколько о том, не опасно ли собираться вместе в такое время… Даже позвонил Квалье, уточнил. А он сказал, цитирую: «А чего пиндосов жалеть? Кто виноват, что они довели страну до такого состояния? А журналистов никто не тронет, теракты без журналистов теряют всякий смысл, превращаются в мелкие недоразумения». Конец цитаты. Я подумал, что при всем цинизме фразы есть в ней глубинный смысл…
        - Нас не будут убивать, вы об этом? - уточнил Лукаш. - И не грех по этому поводу выпить.
        Смит не ответил, только пожал плечами.
        «Ну и ладненько, - подумал Лукаш. - Если толерантные европейцы не видят в грядущей пьянке ничего зазорного, то диким славянам и сам бог велел пить, гулять и веселиться. И напиться до свинского состояния.
        А потом вырубиться и пролежать в отключке до самого утра и проснуться в диком похмелье, а не в момент своего расстрела… Хорошая идея, между прочим».
        - А вот назавтра президент снова соберет журналистов, чтобы изложить свой взгляд на происходящее, объяснить, какого хера американская армия, которой положено тихонько загибаться на базах, вдруг принялась воевать. - Лукаш глянул на себя в зеркало, прикинул - стоит переодеваться или «Мазафака» и так сожрет?
        Вот Смит надел костюм. Не смокинг, а легкий полотняный костюм, но все-таки имеет место пиджак и отглаженная рубашка. Вон даже стрелки на брюках.
        - Соберет президент журналистов, а мы явимся с бодуна… Нехорошо может получиться. А какой запашок будет в зале… Закачаешься!
        - Ничего, - спокойно сказал Джон Смит. - Президент в очередной раз потерпит.
        - И то верно, - кивнул Лукаш.
        А переодеваться он не будет. Если он собирался нажраться до положения риз, то какого дьявола надевать фрак? Джинсики, которые он надел перед рестораном, футболка и кроссовки. И не жарко, и отмывать легко. А если дело дойдет и до драки, то и порвать не жалко.
        «Кстати, драка - это интересная идея. Давненько я не дрался. Левую руку, жаль, нельзя будет толком задействовать… - Лукаш напряг бицепс, пошевелил рукой, больно, но терпимо. - А под водочку, так и вообще будет неощутимо».
        - Идемте, Джон, нас ждут великие дела! - провозгласил Лукаш и вышел из номера, пропустив вперед британца.
        Глава 12
        На улице все еще было жарко. Правда, теперь жар, для разнообразия, шел не сверху, от солнца, а снизу, нагретые за день камни и асфальт щедро возвращали полученные калории.
        До «Мазафаки» от Вашингтон-паласа недалеко. Всего несколько кварталов. Чайна-таун, как мог, зализал раны после вчерашнего, но запах гари все еще не исчез, а людей на улице было мало. Да и машин немного. У жителей Вашингтона начинает вырабатываться привычка возвращаться домой засветло. Правильная, между прочим, привычка. Своевременная.
        На перекрестке Лукаш и Смит остановились, пропуская медленно едущую патрульную машину.
        - За рулем - белый, вы заметили? - спросил Смит. - И рядом с ним - тоже. Первый раз вижу подобное в этих местах…
        - Я так понимаю, что после погрома чернокожим официальным лицам в районе Чайна-тауна делать особо и нечего. Если, конечно, они не собираются спровоцировать новые беспорядки. В полиции Вашингтона найдется достаточное количество белых и цветных, чтобы не беспокоить азиатов по пустякам, я надеюсь… А вот, кстати, и наши немецкие друзья. - Лукаш свистнул и помахал рукой немцам, шедшим по противоположной стороне улицы.
        Те помахали в ответ.
        - Погибли их земляки, между прочим, а нашей Сладкой Парочке на это наплевать, - вполголоса, будто боясь, что немцы его услышат, проговорил Лукаш. - Куда катится мир…
        - А вчера погиб русский сержант, - так же тихо ответил Смит. - И вы теперь не можете выпить от горя?
        «Сука, - подумал Лукаш. - Все-таки не случайно именно англичане придумали бокс, это в их характере. Врезать ближнему своему от всей души, без подготовки, хлестко, под вздох. На, Лукаш, получи-распишись…»
        - Не обижайтесь, Миша, - Смит тронул Лукаша за локоть. - Я не со зла. Все мы люди, у каждого из нас есть недостатки и слабости. Кто-то из ваших писателей сказал, что мозг спасает себя от безумия тем, что вначале мы не верим, а потом - не помним. От себя добавлю - просто не принимайте близко к сердцу то, что вас напрямую не касается и то, чего вы не в силах изменить.
        - Я учту, - сказал Лукаш.
        Главной фишкой «Мазафаки» был нетолерантный расизм, возведенный в степень идиотизма. И фишка эта начиналась уже на подходе к заведению. Каждый раз - новое воплощение.
        Сегодня возле входа «Мазафаки» на тротуаре сидели трое белых, одетых в набедренные повязки из мешковины. Лукаш на мгновение замешкался, вспоминая, как называются те штуки, которые были надеты на шеи белых. Почему-то всплыло в голове «ярмо», потом правильное - «колодки». Две доски с прорезанными отверстиями для головы и рук. На ногах кандалы с цепями, все по-взрослому, как на плантациях. За спинами скованных мужчин прогуливался здоровенный негр, одетый в сюртук на голое тело, панталоны и цилиндр. В руках у негра была плетка - шикарное изделие о девяти хвостах, не те штучки, что продают в секс-шопах, а настоящее чудовище, в умелых руках способное убить человека за два-три удара.
        - Твою мать, - пробормотал Смит, - хотел бы я взглянуть в глаза хозяину этого клуба…
        - И что? Вы бы ему не подали руки? - спросил Лукаш. - Мимо этой инсталляции…
        - Перформанса, - поправил Смит.
        - Что? Да, перформанса, я всегда путаю эти термины. Так вот, мимо этого перформанса этим вечером прошла куча народа, все из цивилизованных стран, все культурные и образованные. И что?
        - О! - прозвучало громко за спиной Лукаша, потом последовало многоголосое обсуждение на японском языке.
        Японская делегация из Комиссии по расследованию военных преступлений и геноцида японского народа в полном составе двинулась к рабам и надсмотрщику, расчехляя на ходу фотоаппараты.
        Негр, заметив зрителей, осклабился в улыбке и взмахнул плеткой.
        Засверкали вспышки, японцы радостно перекрикивались, выбирая наиболее выгодные ракурсы. Потом один из них отошел на дорогу, а остальные разместились вокруг надсмотрщика и рабов.
        Улыбка! Фото на память.
        Японец с фотоаппаратом оглянулся, заметил Лукаша и бросился к нему.
        - Сфотографируйте нас, пожаруйста! - попросил японец по-русски и протянул Лукашу аппарат. - Пожаруйста!
        Не дожидаясь ответа, японец бросился к своим коллегам и замер с краю группы.
        - Твою мать, - сказал Лукаш.
        - Можете разбить фотоаппарат о стену, - тихо посоветовал Смит. - Или о голову кого-нибудь из них. Проявите принципиальность. Вам же не нравится происходящее.
        - Смит, напомните мне, как по-английски будет - пошел ты в жопу, - Лукаш нажал на кнопку фотоаппарата. Потом еще раз и бросил камеру владельцу. Тот подхватил ее и поклонился.
        Один из рабов что-то сказал, негр ударил его ногой по ребрам. Не очень сильно и так, чтобы зрители не заметили. Белый зашипел от боли, дернулся, пытаясь встать, но двое других повисли на его цепи, удержали на тротуаре.
        - Сколько им платят, интересно? - сам у себя спросил Джон Смит.
        - А вы бы за какую сумму согласились?
        - Сейчас - только за очень большую, - серьезно ответил британец. - За очень-очень большую. Но нельзя быть уверенным в собственном будущем настолько, чтобы говорить о своей неподкупности и несгибаемости. И цены, в таком случае, лучше знать наперед…
        «Честный такой старик, - с уважением подумал Лукаш. - Или прикидывается. Хотя… Он прав, наверное. На сто пятьдесят процентов - прав. Прижмет - согласишься не только в идиотском перформансе участвовать, а и в чем похуже…» Лукаш и сам зарабатывает на жизнь не искусством оригами и даже не проституцией. Какие уж тут брезгливость и чистоплюйство? Борьба за существование в натуральную величину.
        Японцы вошли в клуб, Лукаш двинулся следом, но Смит тронул его за локоть:
        - Это не вас там зовут?
        Лукаш оглянулся.
        Черный зловещего вида «Форд» стоял у противоположного тротуара. Водитель призывно махал рукой.
        - Меня. Даже в такой тяжелый момент Федеральное бюро расследований продолжает нести нелегкую службу.
        А фамилию фэбээровца Лукаш не запомнил. Тоже мне, профессионал! Подумал тогда, что имя наверняка фальшивое, помянул бессмертного Фокса Малдера и решил, что судьба их больше не сведет.
        Оказывается, свела.
        Кстати, а ведь в черненьком «Форде» мог сидеть не утренний специальный агент ФБР, а какой-нибудь киллер. А Лукаш настолько расслабился, что даже не обратил внимания на машину. Полбутылки водки, расстройство чувств и длительное нервное напряжение. Либо Лукаш возьмет себя в руки, либо в руки его получат патологоанатомы. В лучшем случае. Руки, они ведь разные бывают…
        - Следите за мной? - спросил Лукаш, подойдя к машине, за рулем которой сидел спецагент Кто-то-Там. - Нарушаете Соглашение о статусе…
        - Очень нужно!.. - пренебрежительно протянул агент. - Вы же сами изволили меня пригласить на вечеринку именно сюда.
        - И точно! Вы еще отказались, донельзя меня огорчив. А теперь что - передумали?
        Агент улыбку на лице удержал уверенно и четко.
        - Не сядете ко мне в машину? - предложил фэбээровец.
        - Арест? Только в присутствии российского консула. Похищение - только с применением оружия. И я буду кричать, предупреждаю.
        - Просто поговорить пять минут. Водку без вас всю не выпьют, не беспокойтесь.
        Лукаш оглянулся на «Мазафаку». На фоне рабов сейчас фотографировалась группа журналистов: арабы, Южная Америка, Европа. И никаких возмущенных лиц, только протяжное «чи-и-и-з!». И вспышки фотоаппаратов.
        - Ладно, - сказал Лукаш, отчего это российскому журналисту и не поболтать с представителем федерального агентства у того в машине. Может, чего интересного узнает…
        - А не боитесь, что вас заподозрят в сотрудничестве со мной? - осведомился Лукаш, плюхнувшись на переднее сиденье. - Типа, я шпион, вас завербовал…
        - Не боюсь, - усмехнулся агент. - Я здесь по приказу начальства, так что…
        - К тому же и разговор пишется, - подхватил Лукаш. - Але! Але-але-але! Приветствую своих неизвестных слушателей. В эфире - Михаил Лукаш, Российская Федерация, желтая майка лидера, одна лошадиная сила! А камера у вас где? Куда улыбаться?
        - Можете улыбаться мне, - разрешил американец. - Прямо в лицо, не стесняйтесь. Меня не стошнит.
        - И пожалуйста, - кивнул Лукаш. - Не очень и хотелось.
        Они помолчали с минуту. Агент дал Лукашу возможность настроиться на серьезный разговор. Мимо машины по противоположной стороне прошел Ковач. Этот у рабов фотографироваться не стал.
        - Я заметил, вы не в восторге от инсталляции? - фэбээровец невесело усмехнулся.
        - Перформанса, - сказал Лукаш. - Джон Смит утверждал, что это - перформанс.
        - Но вы все равно не в восторге от зрелища?
        - А почему я должен им восторгаться? Чтобы насладиться унижением Пиндостана в целом и каждого пиндоса в частности, достаточно пройтись по улицам или даже просто включить телевизор. Или выйти в Сеть. Не находите?
        - Или посмотреть в зеркало, - добавил фэбээровец. - Но ко всему привыкаешь. А вы все наслаждаетесь и наслаждаетесь?
        - Дурак, что ли? - искренне обиделся Лукаш, спохватился и выдавил на лицо улыбку.
        Расслабился ты, Михаил, расслабился. Мужичок тебя одной фразой зацепил и чуть не раскачал. Это на тебя так перформанс подействовал, не иначе.
        - Я - не дурак, - спокойно сказал агент. - И вы - тоже не дурак. Тогда почему бы нам не поговорить, как умному человеку с умным человеком?
        - Я не против, - Лукаш еле удержался, чтобы не скрестить руки на груди.
        Не нужно было ему пить в номере. Полбутылки без закуски да на голодный желудок. Хорошо бы он смотрелся в закрытой позе. Как в учебнике по прикладной психологии - человек не хочет искренности и готовится к конфликту. А Миша Лукаш не таков. Он милый… глуповатый, но симпатичный. Хотят с ним поговорить, как с умным человеком - пусть говорят. Каждый имеет право на заблуждение.
        - Снова будете меня про генерала спрашивать? - спросил Лукаш.
        - Снова, - кивнул агент. - Кстати, меня зовут Сэм Шейкмен. Вы, похоже, мое имя не запомнили, а то бы уже использовали его. Вы ко всем знакомым обращаетесь по имени, а ко мне…
        - Ну, мы еще, наверное, не знакомы как следует. И да, я его забыл. Глянул на вашей визитке и напрочь выбросил из головы. Зачем оно мне?
        - А я вот стараюсь ничего не забывать. Вашу просьбу о регистрации оружия помню и даже выполнил. - Шейкмен достал из кармана карточку, протянул ее Лукашу. - Фотографию взял из вашего досье, ту же, что на вашей пресс-карте. Не возражаете?
        - Нет, спасибо, - Лукаш посмотрел на карточку. - И «кольт», и винтовка… Я просто потрясен! И даже номера указаны… А как же отстрел стволов для архива? Если я вдруг надумаю кого-нибудь убить…
        - Снова убить, - поправил агент. - Ничего страшного. Нынешнее положение вещей в стране позволяет совершать действия, недавно просто немыслимые. Например, дать разрешение иностранцу на владение оружием и скрытое его ношение. Но чего только не сделаешь для хорошего человека.
        - Для, казалось бы, хорошего человека, - поправил агента Лукаш.
        - Вы опять собираетесь стрелять в людей?
        - Нет, но в принципе… И еще я прикидываю - сколько вам предложить европейских денег за нечаянную услугу? Вы ведь можете брать деньги у посторонних иностранцев?
        - Боюсь, вы не сможете сейчас предложить ту сумму, ради которой я соглашусь уволиться из Бюро. А разрешение вам оформили по указанию заместителя директора, так что, если вы надумаете нести взятку, то это к нему. А я бы вам не то, что оружия, я бы вам… Я бы вас просто выслал из страны, - улыбка исчезла с лица Шейкмена.
        - Я лично вам не нравлюсь, или это просто великодержавный шовинизм? - разговор велся на русском, Лукашу было наплевать, насколько специальный агент Сэм Шейкмен владеет языком потенциального врага, чтобы с ходу перевести «великодержавный шовинизм». Если разговор тематически позволит, то можно будет воткнуть во фразу «куражащийся юродивый» или «витийствующий пиит», пусть переводит, болезный. Из страны он, видите ли, собрался выгонять гражданина России!
        - Мне не нравится то, что происходит в Америке, - серьезно сказал Шейкмен. - А к вам я отношусь… не лично к вам, а ко всем… э-э доброжелателям, как к насекомым, ползающим по открытой ране. С брезгливостью и отвращением.
        - Зато честно, - после паузы сказал Лукаш. - Вы глубоко переживающий унижение своей родины патриот, но честно выполняете свой долг, готовы работать даже с насекомыми, если прикажет эта ваша родина… Как трогательно! Можно я об этом напишу?..
        Лукаш, конечно, балбес и повеса, но человек вредный, способный обидеться и наговорить гадостей. Это все знают, можете у кого угодно спросить.
        На улице темнело, зажглись фонари. Надсмотрщик расстегнул замки на колодках и увел освобожденных рабов в клуб через боковую дверь, хотя гости все шли и шли в «Мазафаку».
        - Очень популярное место, - сказал Лукаш, чтобы нарушить молчание.
        - Очень, - согласился Шейкмен.
        - Какого хрена его вообще до сих пор не прикрыли? Мне бывает противно, а местным жителям… Это не является антиамериканской деятельностью? Каждый второй журналист, приехав в Штаты, считает своим долгом создать материал о «Мазафаке». Тут вам и пример загнивания страны, скатывание ее к гражданской войне, слабость духа белого населения… Нет, серьезно.
        - Конечно, серьезно. Вот это, - Шейкмен указал пальцем на вход в клуб. - Это еще ерунда! В Вашингтоне есть немало моментов, куда страшнее и противнее, чем этот. Вы только что японцев фотографировали из Комиссии. Они требуют возмещения ущерба за бомбардировку Хиросимы и Нагасаки, за то, что американцев японского происхождения в сорок первом отправили в лагеря, за изнасилованных американскими военными и моряками японских девушек в районе американских баз на Японских островах… Предоставлен список из нескольких тысяч жертв насилия, между прочим…
        - Я в курсе. Немцы вон тоже вам за Гамбург и Дрезден с Любеком выставили счет. Есть возможность - почему и не урвать шерсти клок?..
        - Ну да, - сказал фэбээровец, - ну да… Японцев и немцев понять можно, а вот наши, те, которые у нас здесь выступают и орут, что да, нужно покаяться, нужно прийти с повинной, оплатить, вернуть, извиниться… Перед японцами за атомные бомбы и геноцид, перед немцами - за бомбежки городов, причем не англичане должны все это производить, а мы, будто только мы все это делали. Перед индейцами - за захват их территорий и создание резерваций, перед афроамериканцами - за вывоз их предков из Африки, за эксплуатацию, рабство и сегрегацию… Негры и индейцы, понятное дело, и сами не прочь на этом заработать, но почему белые… тупые уроды хотят унизиться и приползти на коленях? Почему? Вы слышали, что негры, лидеры афроамериканской общины, сегодня вместо извинений по поводу погрома принесли список своих требований. Среди них - создание на территории США собственного афроамериканского государства. В качестве вариантов - Калифорния и Флорида. А еще они хотят компенсацию за нанесенный азиатами ущерб собственности афроамериканцев в Сан-Франциско. Амнистию для всех заключенных с черным цветом кожи. Государственную пенсию
всем афроамериканцам в США, как представителям угнетаемой расы… за все годы существования Штатов.
        Руки агента сжались на рулевом колесе так, что побелели костяшки пальцев.
        - И знаете что? Их не выкинули на улицу, не затолкали эту петицию в глотку до самого ануса. Конгрессмены и сенаторы - не черные, а вполне светлокожие, подписали бумажку в поддержку требований… законных требований. Даже предложили, для начала, выделить территории для создания собственного штата афроамериканцев. Слышите? Для начала…
        - А давайте, я не буду плакать с вами за компанию? - предложил Лукаш. - Это - ваши внутренние дела. Это вы сами довели свою страну до такого состояния, никто вам не помогал. Это вы в прошлом году проглотили осуждение и казнь второго секретаря посольства США в Сомали. Он, кажется, к женщине местной прикоснулся, нарушил тамошние законы… Почему вы не вмешались? Почему не отправили туда своих военных? Ноту протеста вы отправили, а не морских пехотинцев. И что вы теперь хотите?.. И не для того, чтобы поплакаться мне, вы устроили тут на меня засаду… Давайте, говорите или спрашивайте, и я пойду. Мне сегодня очень хочется напиться.
        Тишина.
        Шейкмен молча комкал и запихивал свою обиду себе в глотку. До самого ануса. Потому что Лукаш прав. Потому что не хрен жаловаться, особенно иностранцу. Особенно русскому. Отец рассказывал Лукашу, как подобная история проходила в бывшем Союзе. И как себя американцы вели… и как наши собственные демократы помогали втоптать родную страну поглубже в грязь…
        - Ладно… - хрипло выдохнул Шейкмен. - Извините. Собственно - по делу. Вы можете подробно рассказать о том, как все происходило в Бриджтауне и здесь, в Вашингтоне. Как можно подробнее, с деталями.
        - Могу, но… Собственно, я все уже рассказывал. Не понимаю, зачем еще раз повторяться?
        - Дело вот в чем… Архив Колоухина… Вы, наверное, не в курсе, что разговоры о нем в Вашингтоне пошли еще до того, как вы поехали брать это самое интервью… - лицо Шейкмена было в тени, но, похоже, он усмехнулся. - Ходили слухи, что бывший русский генерал успел за время своего здесь пребывания накопить очень большой объем информации по разным вопросам… Будто бы он на самом деле перебежал к нам от русских только для того, чтобы заграбастать тут материалы, накопленные специальной агентурной сетью. Еще со времен Советского Союза. Вроде бы еще по распоряжению Берии, чтобы не дать конкурентам в советской верхушке захватить эту информацию, было создано несколько точек хранения, секретных и все такое…
        - Чушь, - уверенно возразил Лукаш.
        - Чушь, - не стал спорить Шейкмен. - Более того, Колоухин числился погибшим. Не по официальным данным, по ним он проходил как пропавший без вести. Колоухин числился среди погибших по нашим секретным отчетам. Я не знаю, чем именно он занимался для нас, но в один прекрасный день и он, и еще несколько десятков человек погибли в авиационной катастрофе. Военный самолет во время посадки при плохой погоде… Все, что у Колоухина было дома, у вдовы, было изъято. И не было там ничего такого… особого. Но вот пару-тройку месяцев назад пополз слушок, что существует такой архив, что спрятал его генерал, а кто-то вроде бы знает, где он его спрятал. Месяц назад внезапно в автомобильной катастрофе погибла его вдова. А слухи все не утихали. И чего только нет в этом архиве… Информация о летающих тарелках, о нацистских базах в Антарктиде, о сети нашей агентуры по всему миру…
        - Как в кино…
        - Как в кино… Мы тоже так подумали…
        «Мы» - это у него забавно прозвучало. «Мы» - это кто-то, но явно не ФБР. Или не все ФБР. На кого работаем, Сэм Шейкмен? И какого дьявола ты прицепился к простому русскому парню со своими проблемами и своими откровениями?
        - А потом вдруг появляетесь вы, - сказал Шейкмен. - Веселый и забавный чудак, герой анекдотов и слухов. И оказывается, что вы находите генерала и даже - такое странное происшествие - его убиваете. Защищаясь, случайно, схлопотав при этом пулю…
        - У меня такое чувство, что вы даже разочарованы тем, что выжил я, а не генерал Колоухин.
        - Честно - да, разочарован. Информация о том, что он жив, поступила бы к нам, и дальше было бы уже делом техники его найти и задержать.
        - И выбить из него правду об архиве… - в тон агенту произнес Лукаш.
        - Да, выбить. А то все выглядит глупо и нелепо. Мы знаем, где находится генерал. Можем даже сходить в морг и покопаться в его мозгах. Мы знаем, что у него был ноутбук и что ноутбук попал в Вашингтон…
        - Извините, тут я чувствую немного и свою вину… - вздохнул Лукаш. - Но, с другой стороны, если бы на меня не напали и не отобрали у меня ноутбук, я бы честно отвез его своему шефу, Петровичу… Вы ведь знаете Петровича?
        - Знаю.
        - А он бы передал все в Российское посольство. Петрович - он такой, законопослушный.
        - И очень информированный человек. Я с ним сегодня успел переговорить - он сказал, что сведения о генерале получил от военного атташе Украины, тот уже уехал домой, так что узнать у него, откуда информация, не получается… Я созвонился с ним, он подтвердил, что да, что это он слил информацию, но ее источник предпочел не называть.
        - А ехать в Украину вы не можете, а если даже вы каким-то чудом получите украинскую визу и приедете, то ничего вам там не светит. А то еще арестуют за шпионаж…
        - Примерно это он мне по телефону и сказал.
        - Но если архив есть, то он в Америке, это вас должно радовать.
        - Еще как. Должно. Радовать, - печально произнес Шейкмен. - Но если до вашей поездки в Бриджтаун вся история с архивом выглядела, как попытка заработать немного денег группой толковых парней…
        - Простите, это как?
        - До тех пор, пока шли только слухи, попытка продать архив или его часть была обречена… Кот в мешке, не факт, что архив вообще существует, а если существует, то мало ли что там есть… Поэтому денег на этом особых заработать было бы невозможно. Ну, это как попытка продать «Мону Лизу», пока она еще висит в Лувре. А вот если бы ее оттуда кто-то украл, то предложение о продаже сразу приобрело бы вес. И покупатель не был бы особо придирчив, и светить картину в случае покупки не стал бы… Под это дело, при талантливом художнике в команде, можно было продать штук десять «Мон Лиз» да еще и оригинал себе оставить… - Шейкмен закурил, огонек сигареты осветил его лицо, печальное и усталое. - Вот так и с архивом… Вашими руками кто-то ввел материалы архива в обращение. Теперь, после того как вы со стрельбой его заполучили и так эффектно, простите, проср…, сотни организаций, не считая одиночек-любителей, будут искать этот архив. Искать-искать-искать… А кто-то будет им торговать, полностью или по частям.
        - И бог им в помощь, вам-то что?
        Шейкмен не ответил. Молча докурил сигарету, выбросил окурок в окно.
        - Э-эй, я еще здесь! - Лукаш помахал рукой. - Я все еще здесь, хотя должен быть там. Там светло, шумно, весело… Там вообще должны пить за мое здоровье. Кстати, вон за мной идут…
        Квалья быстрым шагом перешел дорогу от «Мазафаки» к машине, постучал костяшками пальцев по крыше.
        - Все в порядке, Квалья! - крикнул Лукаш. - Мы уже заканчиваем разговор, и я сейчас…
        - Я тогда вот тут постою, - сказал Квалья. - На тротуаре. И мы вместе пойдем…
        - Вот видите - за мной пришли, - Лукаш указал на итальянца пальцем. - А вы молчите, как школьница на первом свидании. Я могу идти?
        - Когда вы убили генерала, - тихо сказал Шейкмен, - вам не показалось, что он собирался уходить из дому? По одежде, по его поведению?
        - Ну вам же Джонни… Джон Стокер наверняка об этом рассказал. И о том, что генерал был одет для прогулки, и о том, что в кабинете у него стояли сумки с вещами. Да и ноутбук был упакован…
        - Говорил, да… - Шейкмен пощелкал пальцами. - Но тогда мне непонятно… Совсем непонятно…
        - Что именно? - помимо воли Лукаш напрягся.
        - Если бы у вас был архив с секретными и очень ценными материалами… и вам пришлось бы быстро уходить… бежать… вы бы понесли эти материалы на винте ноутбука? Через блокпосты, на глазах у своих помощников… Понесли бы на ноутбуке?
        - Нет, - честно ответил Лукаш.
        - Вот именно, - удовлетворенно протянул фэбээровец. - Скорее всего, ничего ценного на винте компа вы бы не оставили… Умеючи, конечно, вся удаленная информация восстанавливается, но это столько мороки… Значит, какой выход?
        - Внешний накопитель, - сказал Лукаш. - Или флешка, в зависимости от объема информации. Но терабайтного накопителя вполне хватило бы. С запасом.
        - Точно, - кивнул агент и снова закурил сигарету. - Тогда вопрос - где бы вы держали эти самые флешку или накопитель? В сумку положили бы? Меня еще отец учил, что деньги, документы и ценности никогда во время переездов нельзя прятать в ручной клади. Только на себе. Ведь так?
        - Наверное… - пожал плечами Лукаш, надеясь, что голос у него звучит естественно и без лишнего напряжения. Во всяком случае, вот так, с ходу, уловить в голосе неискренность агенту будет непросто. А вот при анализе записи… тут есть варианты. Не очень хорошие варианты. Совсем неприятные. И пожаловаться некому, мать его за ногу, как говаривал дед Лукаша. - Он еще мог в доме спрятать. На книжной полке, например… Чтобы перед уходом просто взять и сунуть в карман…
        - Может, и так… Вполне может быть. Нападавшие на вас тело генерала обыскивали?
        - Не видел… Я здорово приложился раной об асфальт, так что мне было не до того… Тело они рассматривали. Точно, один из них крикнул, что это генерал. А вот обыскивал ли…
        - Вы хорошо запеленали тело. Крепко так…
        - Это Джонни настоял, чтобы не завонялось…
        - Нападавшие разрезали упаковку только со стороны головы, чтобы посмотреть на лицо. Остальную упаковку снимали уже наши люди… В карманах были документы, в том числе несколько паспортов, и деньги, довольно крупная сумма. Но никакой флешки там не было…
        - Лукаш! - позвал Квалья и постучал себя пальцем по наручным часам. - Нас ждут.
        - Нас ждут, - сказал Лукаш. - Мне очень жаль, что вы не нашли флешку…
        - Мы нашли ваши отпечатки пальцев на теле генерала, ваш биологический материал…
        - Естественно, у нас такая замечательная драка получилась. Там еще и моя кровь должна быть. А на мне - его. Я, к сожалению, уже принимал душ, но одежда осталась нетронутой. Я могу ее предоставить, если…
        - Одежду - не нужно. Да и непонятно мне, куда бы вы могли деть флешку, если все-таки ее забрали… В доме генерала - сунули в карман.
        - Не брал я никакой флешки… и накопителя не брал. Даже в глаза не видел…
        - Предположим, что брали. Обыскали тело, нашли гаджет…
        - Значит, копеечную фигню я бы взял, а деньги… У него там, кстати, много денег было?
        - Десять тысяч евро.
        - Сколько? Десять тысяч? Да я бы забрал их, не задумываясь… наверное. Никто о них не знал, кроме покойника. Забрал бы, точно.
        - Может быть, но если все-таки вы взяли флешку, то куда могли ее деть? В карман сунуть? Самое естественное - в карман. Но в одежде у вас ее не было, это точно… - Шейкмен снова щелкнул пальцами.
        - Это вы откуда взяли?
        - А это мы вас обыскали, пока вы были без сознания в госпитале.
        - Значит, человека в беспомощном состоянии обыскивать! - возмутился Лукаш почти по-настоящему.
        - Да. А потом - машину и Стокера. И палату. А Стокера прогнали через полиграф, не вступил ли он с вами в сговор или не вздумал играть свою партию… И ни-че-го…
        - Мне вот недавно шериф Бриджтауна звонил… - начал Лукаш.
        - Знаю, - отмахнулся Шейкмен. - Дом сгорел, а шериф привезет оружие менять на медикаменты… И он вам не сказал, что его допрашивали очень подробно и, опять-таки, с применением детектора лжи. Так что, он и сам ничего не находил, и от вас на хранение не принимал… Куда вы могли деть архив, Лукаш?
        - Проглотил.
        - Интересная версия.
        - Это вы бросьте, это я шучу…
        - Это понятно, что шутите. А терабайтный накопитель вы проглотить не могли, при всем старании. Так что - нет. Может, вы и вправду ничего не брали?..
        - Пошел я, наверное, - сказал Лукаш. - Мне нужно напиться и подраться, пока эту контору кто-нибудь не взорвал или не расстрелял.
        - Не беспокойтесь, мы ее охраняем…
        - Серьезно?
        - Конечно. Полагаете, кто-нибудь позволил бы просто так твориться такому почти возле самого здания ФБР? Да и вообще - просто твориться? Если бы мы не имели с этого прибыли… во всех смыслах этого слова, то клуб был бы закрыт еще до открытия.
        - Что-то вы разоткровенничались со мной, - покачал головой Лукаш. - А если я растреплю… со ссылкой на вас?
        - Вперед! Мало ли на нас сейчас клевещут? А на самом деле - мы поддерживаем и охраняем свободу и демократию. Иностранных журналистов - тоже. Сейчас на крышах с десяток снайперов и полсотни оперативников вокруг. Охраняют веселье наших гостей. Так что…
        - Так что если кто-то и начнет по мне стрелять, то это кто-то из ваших…
        - И только если получит прямой и недвусмысленный приказ. Можете смело напиваться. Приятного аппетита! Или как там у вас желают?
        - Идите вы знаете куда? - сказал Лукаш и вышел из машины.
        - И вам того же! - крикнул ему вдогонку фэбээровец и захлопнул дверцу.
        - Вот и поговорили, - пробормотал Лукаш.
        Машина уехала, Лукаш перешел дорогу и подошел к итальянцу.
        - Я уж думал - все, - засмеялся Квалья. - Арестовали тебя.
        - Вы бы выпили не за мое счастливое избавление и первый труп моего изготовления, а за то, чтобы меня побыстрее отпустили, делов-то…
        - Но выпьем мы за твой второй день рождения, - провозгласил Квалья. - Пойдем, нехорошо заставлять людей столько ждать.
        Перед дверью Лукаш остановился, провел рукой по медной табличке с надписью о пиндосах.
        - Представляешь, сегодня эти придурки повесили дополнительную бумажку, - Квалья сдавленно хихикнул. - «Узкоглазым вход тоже запрещен». Нет, ты представляешь?
        - Представляю, - кивнул Лукаш. Он действительно очень живо представил себе, как счастливые японцы, сфотографировавшись на фоне белых рабов, подходят к двери и натыкаются на объявление. Они бы возле него стали фотографироваться? Или потребовали бы дополнительной компенсации от Соединенных Штатов? - И куда же делось объявление? Хозяин проникся чувством вины и отменил несправедливость?
        - Да. Именно так. Сразу после того, как к «Мазафаке» подошли парни из российского контингента. Десять человек, из них трое азиатов, то ли буряты, то ли вообще якуты… Получилось очень смешно. Я застал уже последний раунд, местную охрану аккуратно уложили вдоль стены, а выбежавший не вовремя менеджер доедал сорванное объявление, - Квалья засмеялся и открыл дверь. - Входи, мой русский друг.
        Что русский, то русский. Что друг… Это вряд ли. И заведение иностранцы напрасно считают таким уж русским. Наши сюда приходят поржать и поиздеваться над тупыми америкосами всех цветов и оттенков.
        В вестибюле, напротив входной двери, как положено, стоял медведь с подносом. В смысле - чучело медведя. И уже от него начинало попахивать подделкой. Медведь был местный, гризли. И морда у него была поуже, не то, что у нашего мишки. И цвет другой.
        Справа кто-то завопил. И забренчала гитара. И засуетился бубен. И женский визг, который должен был обозначать цыганский темперамент. Должен был обозначать. А наряженные в цыганские костюмы негры должны были обозначать цыган.
        - К нам приехаль, к нам приехаль, Миша Лукаш до-ро-гой! Мишьенька, мильенький, випейте-випейте…
        Из толпы цыганского веселья выкатился менеджер заведения с заплывшим глазом, распухшей нижней губой и тарелкой в руках. На тарелке стояла рюмка водки и лежал кусок черного хлеба с черной же икрой. Лукаш вздохнул и взял рюмку в правую руку, а бутерброд - в левую.
        - Пейдодна-пейдодна-пейдодна-пейдодна! - заголосили афроцыганки, а что тут пить? Лукаш опрокинул рюмку в рот, посмотрел на хлеб с икрой, совсем уж собрался заявить, что после первой русские не закусывают, но потом решил, что все равно тупые не поймут, и в два укуса прикончил бутерброд.
        Афроцыганки пустились в пляс, из-под цветастых почти настоящих платьев замелькали кеды и кроссовки, и Лукаш прошел мимо них в зал.
        В зале поначалу было темно, потом вспыхнул свет, затрещали хлопушки, полетели змейки серпантина, и посыпалось конфетти.
        - Поздравляем! - заорали люди и бросились к Лукашу, как к родному.
        - Идиоты, - сказал Лукаш.
        Ему пожимали руку, хлопали по плечу, даже целовали в щеки.
        - Речь! Речь! - выкрикнул кто-то, Лукаш решил, что это от него требуют выступления, но оказалось, что декламировать собрался Квалья.
        Бла-бла-бла, провозгласил Квалья, бла-бла-бла… на Сицилии… бла-бла-бла… второй день рождения… бла-бла-бла… Лукаш обвел взглядом присутствующих. Изрядно поднадоевшие физиономии коллег по журналистскому цеху, девочки из Красного Креста, японская делегация, продолжающая фотосессию, снова девочки, только теперь из торговых представительств, просто так девочки, не пойми откуда, пара-тройка дипломатов - небольшого ранга, но любителей выпить на халяву, Петрович, который в общем митинге не участвовал, а сидел за столиком в углу в компании с каким-то азиатом, то ли китайцем, то ли японцем, кто их разберет. Может, даже с якутом.
        - Мы все рады за тебя и желаем тебе счастья и процветания! И долгих лет жизни, - закончил свою речь Квалья.
        Все закричали и захлопали в ладоши.
        - А теперь - сюрприз! - крикнул Квалья.
        Свет снова погас, и официанты внесли в зал торт. Здоровенный такой торт, с десятком бенгальских свечей на нем. Официанты, естественно, были чернокожими, и в темноте казалось, что над воротниками белых атласных косовороток голов нет. Когда безголовые поднесли торт поближе, Лукаш понял, что сделали его в виде карты Соединенных Штатов Америки. Без Аляски, естественно, и Гавайев. В сочетании с бенгальскими огнями все это выглядело так, будто Штаты горят. Будто с десяток ядерных взрывов расцвели над Соединенными Штатами.
        Лукашу в руку сунули нож. Кто-то принес стопку тарелок, торт поставили на стол.
        - Давай, Лукаш, - сказал Квалья. - Режь! Надели каждого кусочком Штатов!
        «Сука, - подумал Лукаш устало. - И здесь без провокации не можем… Как же вы мне все надоели. Снимают небось, сумрак зала для современной техники не помеха. А завтра… Или даже сегодня в Сети и на их каналах появится сюжет, в котором русский дикарь ножом полосует территорию несчастных Штатов Америки. Делим великую державу, рвем на клочки…
        Гости ждали, бенгальские огни отражались в глазах людей и объективах видеотехники.
        Лукаш один за другим выдернул бенгальские огни из торта и бросил их в стоявший неподалеку стакан, будто букет огненных цветов поставил в вазу. Наклонился к торту, принюхался.
        - А он не прокис? - спросил Лукаш, выпрямившись, у Квальи. - А то нажремся и гадить будем дальше, чем видим.
        - Не может быть! - замотал головой итальянец, и отблески бенгальских огней заскользили по его лысине. - Я сказал, чтобы…
        - А ты не говори, ты понюхай, - посоветовал Лукаш. - Или прокис, или это какая-то неизвестная мне специя.
        Квалья недоверчиво посмотрел на Лукаша, потом на торт.
        - Ну если они что-то сделали не так… - пробормотал Квалья и наклонился к торту.
        - С праздником! - воскликнул Лукаш и, положив ладонь на бритый затылок Квальи, припечатал итальянца лицом к торту. - От всей души!
        Квалья дернулся, Лукаш убрал руку.
        - У нас такой обычай! - крикнул Лукаш. - Для лучшего друга!
        Квалья медленно выпрямился. Сейчас он здорово напоминал клоуна, попавшего под сильный ливень. Крем покрывал почти все его лицо, под глазом висела прилипшая мармеладинка. Взбитые сливки на бровях и ресницах. И очень искренняя обида в глазах. Почти ненависть.
        Физиономия Квальи отпечаталась на центральных штатах, больше всего досталось Колорадо, Оклахоме, Миссури и Айове. На месте Небраски и Колорадо был глубокий провал.
        - Дай, дай, я тебя оближу! - завопила какая-то женщина, Квалья обернулся на крик, Лукаш хлопнул его по плечу и двинулся в сторону Петровича.
        Рассказать ему о беседе с фэбээровцем - и напиться. О рассуждениях смышленого Шейкмена можно покуда промолчать. До завтра как минимум.
        Сколько человеку для счастья нужно?
        Люди вокруг смеялись, лезли к Лукашу со стаканами, пришлось взять и себе стакан, чтобы чокаться. А потом на полпути к столику Петровича сменить стакан, потому что нельзя чокаться и не пить. И еще раз пришлось сменить стакан. И еще раз. А потом Лукаша нагнал облизанный Квалья и пришлось выпить с ним отдельно за прекрасного парня Квалью и его волшебную родину. И за то, чтобы все сволочи подохли, а мы, славные ребята…
        - Тебя Сара искала, - сказал успокоившийся Квалья.
        - Это которая Сара? - спросил Лукаш.
        - Это которая Коул. Насколько я нащупал - она явилась без белья под платьем и с очень серьезными намерениями. Я тебе завидую.
        - А я…
        - А от тебя уже ничего не зависит, - засмеялся Квалья. - И отымеет тебя сегодня по всем правилам Белого дома…
        - Тоже мне, Камасутра! - сказал Лукаш.
        И оказалось, что он уже сидит за столиком возле Петровича.
        - Знакомься, - сказал Петрович. - Это - господин Ха.
        - Лукаш, - сказал Лукаш и пожал протянутую руку.
        - Господин Ха - миллионер из Вьетнама, что само по себе уже забавно, - Петрович сделал неопределенный жест рукой и случайно зацепил стакан, стоявший на краю стола. Стакан упал и разбился.
        «Да он же в дымину пьяный, - подумал Лукаш, заглянув в глаза своему шефу. - И когда успел?»
        - А еще господин Ха - сумасшедший, - громко прошептал Петрович, подняв указательный палец.
        Взревела музыка, хор Советской армии имени Александрова исполнял «Полюшко-поле».
        - Вы сумасшедший? - спросил Лукаш у вьетнамца громко, чтобы прорваться сквозь песню. - Здорово! Где это вас так угораздило?
        Господин Ха слабо улыбнулся. Похоже, Петрович и его успел напоить как следует.
        - Он уже почти месяц слоняется по Вашингтону, пытаясь получить разрешение на прогулку по Миссисипи.
        - Можно и по Миссури, - сказал господин Ха. - Но по Миссисипи - лучше. Снизу вверх. На катере.
        - Он сошел с ума, - сказал Лукаш Петровичу.
        - А я тебе о чем, - Петрович покрутил пальцем у виска.
        - Сейчас придется плыть на бронекатере. - сказал Лукаш господину Ха. - Иначе никак… Иначе угробят. Сейчас там такое творится…
        - Так он и хочет на бронекатере, - Петрович достал из-под стола бутылку водки, разлил по стаканам. - Он бронекатер привез на пароходе. Клянется, что на таком по его родному Меконгу рассекали американские оккупанты. А теперь пришла его очередь. Только ему все равно не разрешат. Ни американцы, ни международники…
        - Разрешат, - безмятежно улыбнулся вьетнамец. - Не сегодня так завтра. Это моя давняя мечта. Еще с детства. После того как я посмотрел тот фильм. Почему им можно было, а мне - нельзя?
        - Действительно, - сказал Лукаш. - Тогда - понятно. Если мечта… Тогда обязательно получится. Только вооружить катер - и в путь!.. И вообще, если долго сидеть на берегу реки, то по ней поплывут бронекатера.
        Они чокнулись и выпили.
        - У меня есть связи в Белом доме, - Лукаш повертел в руке пустой стакан. - Личные связи. Я постараюсь помочь…
        - Вон твои связи идут, - шепотом предупредил Петрович. - Бежать поздно. Остается только не опозорить свою страну.
        Лукаш не успел обернуться, кто-то силой развернул его голову и поцеловал. Поцелуй длился вечность или чуть-чуть меньше. Помада имела вкус клубники, а дыхание благоухало водкой и табаком.
        - Я его забираю у вас, - объявила Сара Коул Петровичу, оторвавшись наконец от Лукаша.
        - Надеюсь, не навсегда?
        - Как получится, как получится, джентльмены, - Сара взяла Лукаша под руку и потащила к стойке бара. - А ты никуда от меня не денешься, Майкл. Ты мне должен.
        - Я никуда и не бегу, - обреченно вздохнул Лукаш. - Мне Квалья сказал, что ты без белья. Он тебя ощупал.
        - Конечно, ощупал, - кивнула Сара. - А куда бы он делся? И пока мы в сознании - о деле. Завтра шеф не сможет тебя принять.
        - Какая трагедия…
        - Но я включила тебя в список приглашенных на субботу в Кемп-Дэвид, куда президент отправится со всей семьей отдохнуть. Ты никогда не был в Кемп-Дэвиде?
        - Я никогда не был на Мальдивах, вот это - трагедия… А в Кемп-Дэвиде… Тоже мне - курорт! А ты там будешь?
        - Конечно!
        - С тобой я поеду, - Лукаш обнял Сару Коул и чмокнул ее в щеку. - С тобой - куда угодно. Хоть на Мальдивы. Ты водку пьешь?
        - Да.
        - Тогда мы напьемся и поедем ко мне… - Лукаш наклонился к уху Сары. - Ты не эксгибиционистка? У меня там, кажется, установлены жучки и камеры… Представляешь? Прямо в кондиционере. Ты не будешь стесняться?
        - Я не буду стесняться, - пообещала Сара. - Поехали прямо сейчас.
        Глава 13
        Сразу поехать в номер не удалось - Сара Коул потребовала еще выпить и поволокла Лукаша к барной стойке. Левой рукой она тащила Лукаша, а правой расталкивала народ. «Просто преобразилась баба, - подумал Лукаш, - никаких тебе «джентльменов» и «попрошу вас»… Толчок в бок, резкое движение локтем, да пошел ты, пидор - просто не женщина, а торпеда. Что воздух «Мазафаки» с, в общем-то, приличными людьми делает…»
        - Водки! - крикнула Сара, забравшись на табурет и спихнув с соседнего сиденья Махмудку.
        Тот начал возражать, что-то вякнул по поводу женщины и про необходимость знать женщинам свое место.
        - Миша, меня обижают, - сказала Сара Лукашу.
        - Слышь, Махмудка, - Лукаш обнял беднягу за плечи и наклонился к его уху. - А у тебя в Эмиратах знают, что ты пьешь водку?
        - А ты станешь доносить? - вскинулся Махмудка и попытался отстраниться от Лукаша. - Ты станешь доносчиком?
        И тихо добавил что-то по-арабски, явно рассчитывая на то, что Лукаш арабского не знает. Но в этих пределах Лукаш арабский язык как раз знал. В принципе, он мог сейчас беднягу Махмудку резать прямо на барной стойке. По его, Махмудкиным, понятиям о справедливости и нравственности. Но глаза у журналиста из Эмиратов были мутными, а зрачки плавали свободно и независимо друг от друга. Он явно не до конца понимал, что делает и что говорит.
        Лукаш оглянулся, разыскивая кого-то из соплеменников Махмудки, но тех, как на грех, поблизости не было.
        - Убери свою американскую шлюху, - потребовал Махмудка и попытался стащить Сару Коул с табурета.
        - Что он сказал? - спросила Сара, отпихивая руку эмиратца. - Какого черта блеет этот баран?
        - Сука! - заявил Мухмудка, взял с барной стойки стакан, осушил его и внятно, по слогам повторил: - Су-ка!
        Вот ведь гребаная глобализация! Арабский журналист оскорбляет пресс-секретаря Белого дома на русском языке и, что показательно, пресс-секретарь понимает. Патриотизм Лукаша был, конечно, польщен, но за своих женщин нужно вступаться всегда. Даже если женщина ведет себя, как последняя дура. Или провокатор.
        Но с ней - потом. А сейчас…
        «Только тихо», - приказал себе Лукаш и ударил. Еще с юности был в его арсенале специальный «дискотечный» удар. Повернувшись правым боком к противнику, следовало махнуть опущенной рукой - предплечьем и кистью руки, плечо при этом остается неподвижным. Обратная сторона ладони в этот момент как раз находится на уровне причинного места недруга, концы пальцев хлестко бьют в цель, со стороны удара не видно, просто один из беседующих парней вдруг сгибался вдвое, хватаясь за свое хозяйство, и только от доброй воли бившего зависело, не продолжить ли экзекуцию любым удобным для него способом.
        Лукаш ограничился одним ударом.
        Махмудка заскулил и стал сползать на пол. Встал на колени.
        - Пойди, протрезвей, - наклонившись, сказал ему Лукаш. - Если покажется мало - приходи снова.
        - Будь ты проклят! - простонал Махмудка.
        - Обязательно, - пообещал Лукаш. - Как только, так сразу…
        А обслуга в «Мазафаке» была толковая, как бы там ни было. Конфликт парни отследили, быстренько явились в количестве двух гуталиновых рож, подхватили Махмудку под руки и быстро вытащили из зала.
        - Садись! - крикнула Сара, будто ничего и не произошло. - Выпьем!
        - Выпьем, - вздохнул Лукаш.
        В конце концов, он и сам собирался нажраться до свинского состояния. Так, чтобы его отнесли в номер на руках. То есть вначале дойти до кондиции веселья и молодецкой удали, навалять кому-нибудь, а потом уж довести свой организм до положения риз. Сценарий идеального мероприятия.
        Не учел Лукаш появления прекрасной дамы. Пьяной прекрасной дамы.
        - Слышишь, Лукаш! - Сара обняла Лукаша за шею и звонко поцеловала его в ухо. - А ты ведь урод!
        - Это предварительная ласка? - уточнил, поморщившись от звона в ухе, Лукаш.
        - Нет, серьезно! Ты знаешь, что меня сегодня по твоему поводу несколько раз допрашивали?
        - Это кто же?
        - Тс-с… - Сара Коул приложила палец к губам. - Это секрет!
        - Ну тогда я пойду, - Лукаш допил свою очередную порцию и стал слазить с табурета. - Пойду к тем, кто от меня не таит секретов…
        - Сидеть! - приказала Сара. - Пойдет он… Никуда ты не пойдешь! Без меня.
        - А в сортир?
        - И в сортир… Хотя… - Сара подмигнула. - Можно и в сортир. Давненько я не занималась этим в сортире… И не смотри на меня так! Да, я трахалась в мужском туалете! И что, я стала от этого плохой? Мало ли чем я занималась в университете? Ты тоже не ангел… Человека убил. Вот этими руками…
        Сара схватила левую руку Лукаша и положила ее на стойку перед собой:
        - Этой?
        - Нет, - сказал Лукаш. - Вот этой.
        Он убрал свою раненую руку и предоставил для обследования правую.
        - Вот этой, значит… - Сара наклонилась и вцепилась зубами в ладонь Лукаша.
        - Фу, Сара, фу, - Лукаш взял Сару левой рукой за волосы и оторвал ее голову от своей руки. - Не здесь, милая.
        - Точно, не здесь… А меня спрашивали, не говорил ли ты чего-нибудь о каком-то архиве и каком-то генерале… Фэбээровцы спрашивали, а потом… потом… А вот это - секрет. Давай лучше выпьем.
        - Давай.
        Записи хора имени Александрова закончились, врубили цыганщину. «Очи черные» в диком американском исполнении. Только очень внимательный слушатель мог понять, что исполняется романс на русском языке.
        - Пошли потанцуем! - потребовала Сара.
        - Лучше выпьем, - Лукаш поманил бармена и указал на пустые стаканы перед собой и Сарой. Оставался шанс, что дама вырубится первой, и грех им было не воспользоваться.
        Бармен налил.
        Чокнулись, выпили. Закуска? Какая, на фиг, закуска? Наливай!
        «Однако и темп мы взяли, - подумал Лукаш. - Как будто последний раз…»
        Сзади завизжала женщина, зазвенело бьющееся стекло, и загремела падающая мебель: кто-то схлопотал в рожу и отправился в полет, можно даже не оглядываться.
        - Караоке! - надсаживаясь, завопил местный эм-си, он же - менеджер, он же, не исключено, владелец. Или совладелец заведения. - Специальное караоке для журналистов.
        - Пойдем, - Сара быстро опрокинула в рот свою порцию и спрыгнула с табурета. - Ты обязан выступить!
        - Сара, - с осуждением произнес Лукаш. Он не любил этого развлечения, не находил его ни забавным, ни веселым.
        - Ну я тебя очень прошу… - Сара полезла целоваться к Лукашу, но не дотянулась. - Если ты не пойдешь - я устрою стриптиз прямо здесь!
        Настроена пресс-секретарь была решительно, рука потянула край платья кверху.
        - Все, Сара, идем. Я выступаю, - Лукаш взял Сару за руку и пошел в угол зала, к небольшой сцене.
        Иногда на ней показывали стриптиз, а иногда, вот как сейчас, устраивали караоке.
        На сцене в свете прожекторов стоял пьяный в стельку Вукович, газетчик из Хорватии. Собственно, понять, что он пьян, мог только человек, хорошо знавший хорвата. Движения его были четки, аккуратны, взгляд уверенный - только бледность лица выдавала высокую степень опьянения. Вот с таким же видом он на спор разбил стекла в полицейской машине месяц назад. Разбил и спокойно подставил запястья под наручники.
        - Пшел со сцены! - закричала Сара. - Сейчас выступать будет Лукаш!
        Перед сценой стояло человек двадцать зрителей, большей частью представители международного журналистского корпуса. Они оглянулись на Сару, кивнули, здороваясь, и снова повернулись к сцене. А ничего такого и не происходит. То, что лицо, приближенное к президенту США, напилось в дым, подцепило русского корреспондента на предмет интимных отношений - личное дело этого самого лица и, возможно, президента.
        - Я - следующий, - сказал Лукаш Саре. - Все должно быть честно.
        Музыка в зале стихла. Все будто оглохли одновременно.
        - Выступает Здравко Вукович! - объявил эм-си-управляющий-владелец и черт знает кто еще в массивный никелированный микрофон. - Следующий…
        Барабанная дробь.
        - Лукаш! - завизжала Сара. - Лукаш-Лукаш-Лукаш!!!
        Лукаш поймал на себе сочувствующие взгляды и поморщился.
        - Михаил Лукаш, - эм-си указал черным, с розовыми морщинками на суставах, пальцем на Лукаша.
        Итак…
        Караоке для журналистов в «Мазафаке» было особенным. Тут не нужно было петь и попадать в ритм, тут нужно было подняться на сцену и рассказать смешную историю. Или хотя бы какую-нибудь. Обязательное условие - про пиндосов. Про то, как пиндосы в очередной раз облажались.
        Победителя выбирали зрители, и он получал приз. Причем заранее не говорили, что именно будет этим самым призом. Как-то вручили ящик бренди, а как-то - живого поросенка.
        Проблема была не только в том, что Лукаш не любил этого развлечения, испытывая к нему нечто вроде болезненной брезгливости. Черт с ним, с караоке, один раз - не… не считается. Мало ли что по пьяни можно отчебучить… только вот не было у Лукаша истории, и как бы он ни был пьян, просто так позориться не хотелось. Тем более что, услышав о грядущем выступлении Лукаша, к сцене стали подтягиваться его знакомцы и приятели.
        - Ты решил принять участие? - Ковач хлопнул Лукаша по плечу. - А ведь клялся…
        - Убери руки от моего мужчины!.. - потребовала Сара. - Только я сегодня могу…
        - Считай, один голос за тебя уже есть, - сообщил раскрасневшийся Квалья. - Я - в любом случае за тебя…
        - Два голоса! - поправил Ковач.
        - Три! - сказал Смит. - Но вы все равно постарайтесь…
        Морель молча показал большой палец.
        «Твою мать, - тоскливо подумал Лукаш. - Они же мне все это потом припомнят… Фиаско они не простят».
        - По улице небольшого пиндосского городка, - начал, наклонившись к микрофону, Вукович, - шел патруль миротворцев…
        Говорил хорват на английском, тут все выступали на английском - все номера писались на видео, а потом выкладывались в Сеть. Местный зритель из пиндосов наверняка особенно внимательно отсматривал эти ролики, с большим, надо полагать, удовольствием.
        Так вот, все выступали на английском, но пиндос всегда оставался пиндосом, а Пиндостан - Пиндостаном. Вот и пиндосский город прозвучал как Пиндостаун. Россия внесла свой лексический вклад во все языки мира. Даже у китайцев во время разговоров среди своих между всякими там «сяо-мяо» проскакивало иногда «пиндос» и «пиндостан».
        Американцы тоже уже успели хорошо усвоить, кто такой пиндос, и что ничего приятного в этом слове для них нет. Лукашу доводилось слышать, как американец американца, в пылу ругани, называл пиндосом, получал в ответ - «сам пиндос» и удар в лицо. Или сразу - удар в лицо, без разговоров.
        - Вдруг из одного домика… маленького беленького домика с небольшим ухоженным газоном… вышла девочка… маленькая милая девочка лет пяти, - Вукович обхватил стойку микрофона пальцами и, будто звезда рок-н-рола шестидесятых, наклонил ее. - Миротворцы посмотрели на маленькую девочку и остановились. Это была очень миленькая девочка. Миленькая и ужасно худая…
        - Надо стрелять! - заорал кто-то из глубины зала, на него зашикали.
        - …В городе уже с неделю нечего было есть, - пояснил Вукович зрителям. - Какие-то идиоты обстреливали машины с продуктами, а в самом Пиндостауне никто ничего не выращивал. Кошек, правда, уже съели. «Дяденьки, - сказала маленькая девочка, - я очень хочу кушать, - сказала девочка, - я не ела уже два дня…»
        Голос Вуковича сорвался, будто он собрался разрыдаться. Если честно, актер из хорвата был плохой, переигрывал Здравко, как подвыпивший актер провинциального театра.
        - «Она не ела уже два дня, - сказал один патрульный миротворец другому. Бедная девочка!» - Он полез в карман, достал из него пакетик и протянул маленькой симпатичной худенькой девочке… «Спасибо, дядя», - сказала девочка, хватая угощение. - «Жуй, не стесняйся, - сказал миротворец, - и не бойся - ты не потолстеешь, в этой жвачке нет калорий». Утром, сменившись с дежурства, он позвонил свои родственникам в Сербию, чтобы рассказать об этом забавном происшествии… Его отец, у которого американская бомба оторвала ногу в свое время, очень смеялся… - Вукович поклонился.
        Кто-то из зрителей захлопал. Потом сообразил, что аплодирует в одиночестве, и тоже перестал.
        - Браво! - заорал эм-си в микрофон. - Высший класс!
        Вукович снова поклонился и медленно слез со сцены, полностью сосредоточившись на том, чтобы удержать равновесие.
        Снова загремели барабаны.
        - А теперь… - эм-си сделал паузу и обвел взглядом зрителей. - Теперь на эту сцену выходит виновник сегодняшнего праздника, человек, убивший ближнего своего и которого за это даже не ругали… Если бы каждый из журналистов убил по одному пиндосу, то эта страна уже была бы в порядке… У микрофона… - Микхаи-ил Лу-у-укхаш!
        Мало ему сегодня буряты с якутами наваляли. Лицо, вон почти не тронуто, а тот листок, наверное, афроурод переварил, даже не заметив. Вставить ему микрофон в это самое место, подумал со злостью Лукаш, забираясь на сцену. Врезать прямо с ходу в это милое лицо, что ли? Скинуть урода в зал, может, драка начнется?
        Сара визжала и махала рукой, Квалья свистел в два пальца, парни из Российского контингента, услышав, что сейчас выступать будет русский, подтянулись поближе. Даже Петрович встал из-за стола и медленно двинулся к сцене.
        Небольшие софиты светили прямо в лицо Лукашу, глаза начали слезиться, зрители перед сценой утратили четкость и превратились в дрожащее расплывчатое марево.
        Лукаш тронул рукой загудевший от нечаянной ласки микрофон, пытаясь собраться с мыслями.
        В принципе, можно было бы рассказать историю о том, что возле того самого памятника морским пехотинцам США обычно собирались гомосексуалисты Вашингтона. Традиция у них была такая. Давняя.
        И постоянные схватки солдат миротворческого корпуса за право поднять флаг своего государства на этом памятнике, в принципе, выглядели достаточно двусмысленно.
        А потом поздравить японцев с недавней победой над германцами.
        Если все это толково рассказать, то скандал с дракой почти гарантирован.
        С другой стороны, зачем обижать своих? Они ведь тоже участвуют в этих игрищах и довольно часто поднимают российский триколор над этим стремным местом. И сейчас, разгоряченные и пьяные, могут отреагировать слишком болезненно…
        Про то, что жители Аляски потребовали от федеральных властей восстановить историческую справедливость и передать штат обратно России, Лукаш рассказывал в компании в прошлое воскресенье. А вот ведь создали аляскинские справедливцы Ассоциацию и требуют либо вернуть нечестно купленные земли русским, или доплатить их реальную стоимость на сегодняшний момент. Еще Лукаш добавил, что заодно потребовала Ассоциация возместить ущерб, который американские империалисты нанесли экологии чудного края. Тогда Лукаш чуть не спровоцировал международный скандал - еле успели перехватить немцев, метнувшихся отправлять сообщение в свое агентство. Поверили, бродяги! В то воскресенье смеялись долго и искренне.
        Посмеемся и сегодня? Или ну его на фиг?
        - Нечего вам делать, ребята… - сказал Лукаш, прищурившись, чтобы рассмотреть лица зрителей. - Вот только слушать всякий бред. Зачем? Вам в жизни его не хватает? В реальности?
        - Нет! Не хватает! - крикнула Сара, которой, похоже, было уже совсем хорошо. Стоявший рядом Квалья осторожно поддерживал ее под локоток.
        - Вы сюда бред со сцены слушать собрались или выпить? Вот давайте и выпьем… За американцев! За белых, черных, красных и желтых. За то, что живут еще в этой стране, за то, что остались американцами, не превратились в англичан, ирландцев, русских и поляков… и бьют рожи тем, кто их называет пиндосами. Всем выпивку за мой счет! - крикнул Лукаш. - За американцев!
        - Ну… - протянул разочарованно Квалья. - Нет, выпить, конечно…
        - Выпьем! - заорала Сара, забыв, что еще секунду назад требовала от Лукаша выступления о пиндосах. - Выпьем!
        Зрители отправились к стойке бара, чтобы таки выпить. Лукаш показал разочарованному эм-си средний палец. Тот что-то пробормотал.
        - Слышь ты, афроамериканец! - Лукаш положил негру руку на плечо. - Ты, мазафака, рот свой закрой, мазафака, чтобы туда еще чего-нибудь не прилетело, мазафака…
        Краем глаза Лукаш заметил, что человек пять парней из обслуги двинулись к сцене, явно ожидая команды управляющего. Нормальный человек на месте Лукаша постарался бы свернуть неприятный разговор, но… С другой стороны, ребята из Российского контингента тоже не торопились уходить, правильно оценив ситуацию, и миротворцами они в этот момент не выглядели. Судя по всему, они искренне надеялись, что эм-си, он же управляющий, допустит ошибку.
        Но вмешался Петрович.
        - А не покурить ли нам, Михаил? - спросил Петрович, за руку стаскивая Лукаша со сцены. - Знаю, что не куришь, но начальству нужна компания… Пошли.
        - Я хотел напиться, - предупредил Лукаш.
        - Вот тебе стакан, хотя ты и так уже довольно далеко продвинулся в осуществлении своей мечты, - Петрович вручил Лукашу стакан и потащил его к двери.
        «Калинка, калинка, калинка моя!» - врезали динамики, на сцену выпрыгнула девица в папахе и сапогах. Девица была белая, флаг в ее руках был красным - номер выглядел бы совершенно идиотским, если бы не впечатляющие формы исполнительницы.
        - Пошли-пошли, агитатор! - бормотал Петрович, пока они с Лукашем шли через зал к выходу. - За американцев, видите ли, выпьем. За настоящих патриотов, понимаете ли…
        - Пошли с нами! - сказал Лукаш чучелу медведя и попытался потащить беднягу с собой на улицу. - Не хочешь, скотина?
        - Он подождет, - пообещал Петрович. - Он на работе.
        - И хрен с ним, с этим афромедведем… - Лукаш показал дежурившим у входа неграм в цыганских костюмах средний палец левой руки, правая была занята стаканом. - Я еще вернусь!
        - Вернешься-вернешься, - Петрович выпихнул Лукаша на улицу, отвел его на несколько шагов в сторону от двери. - Ну ты и набрался, парень…
        - А сам-то… - хмыкнул Лукаш. - Кто посуду за столиком бил?
        Лукаш отхлебнул из стакана, удивленно посмотрел на посуду, потом на Петровича. В стакане была вода.
        - Значит, водичку пьем… - обиделся Лукаш. - Значит, некоторым впадлу выпить водяры за чудесное спасение Михаила Лукаша от грязной руки предателя родины? Сволочь ты, Петрович, после этого… Я тебя, кстати, сегодня уже сволочью называл?
        - Наверное. Тебе нужно будет поработать над словарным запасом, сволочь уже не так чтобы в тренде… - Петрович достал из кармана сигареты, закурил. - Как-нибудь разнообразь выступление…
        - Мудак… - с готовностью произнес Лукаш.
        - Не-а, - покачал головой Петрович. - Не пойдет. Сволочь - это описание моего характера, без оценки интеллектуального уровня. Я очень горжусь своим интеллектуальным уровнем и альтруизмом, поэтому…
        - Скотина, - предложил новый вариант Лукаш.
        - Путь будет скотина, - подумав, согласился Петрович. - А сейчас закрой рот и послушай.
        Лукаш молча кивнул.
        Алкоголь каким-то чудом начал быстро выветриваться из его головы. Мир перестал покачиваться, дымка улетучилась. А ведь Лукаш так старался…
        - Ты куда свой инфоблок дел, лишенец? - спросил Петрович.
        - Не знаю… Наверное, в номере. А что?
        - Как-то ты неправильно с техникой работаешь, мальчик. Я тебе еще не припомнил то, что ты свой мобильник вырубил в конце разговора с Колоухиным. Это наводит на разные мысли…
        - И что?
        - А то, что как-то ты себя ведешь неправильно, Миша, - тихо сказал Петрович. - Такое чувство, что тебе наплевать на…
        - Наплевать, - Лукаш сплюнул на асфальт и растер плевок ногой. - Вот так. Причем - на все… И не стоит мне рассказывать, что нужно держать себя в руках, что недопустимо так себя вести… А мне - плевать! Какого черта я вообще тут делаю? И ты тут какого черта делаешь? Хотя да, с тобой понятно, ты архив Колоухина в оборот запускал. Так? Я только для этого был нужен? Только для этого? И жив я остался при налете только потому, что кто-то должен был подтвердить, что да, что украли плохие люди ноутбук с архивом…
        - С тобой фэбээровец говорил? - тихо спросил Петрович.
        - Этот, как его?.. - Лукаш пошевелил пальцами в воздухе. - Шейкмен? Говорил… Он про многое говорил… А ты откуда знаешь?
        - Это я его просил с тобой пообщаться, - сказал Петрович.
        - Про флешку? - уточнил Лукаш.
        - Про все.
        - И зачем?
        - Просто так. Чтобы ты имел в виду. И если бы ты не похерил где-то свой инфоблок, то знал бы, что с этого дня правила игры в Вашингтоне изменились. - Петрович докурил сигарету, оглянулся в поисках мусорника, пробормотал «Какого черта, собственно?» и бросил окурок на тротуар. - Изменились правила, Миша. И если бы ты это знал, то, может…
        - Что - может?
        - Ничего, - Петрович закурил новую сигарету. - Президент США потребовал, чтобы миротворцев убрали из Вашингтона.
        - Что? - не поверил своим ушам Лукаш. - Кто потребовал? Потребовал?
        - Представь себе. Представь себе… Предупредил, что если миротворцы не исчезнут, то он объявит о своем уходе в отставку. Представляешь, что начнется, если он это сделает? Страну просто разорвет к чертовой маме… И так все держится на соплях…
        - Ему что, давно не давали по ушам?
        - Как тебе сказать… Сейчас ведутся консультации с переговорами, серьезные дяди наверху решают - стерпеть наглость или перестать играть в поддавки и расставить точки на всеми буквами. Но, на всякий случай, отдан приказ об отводе миротворцев в казармы, о передаче охраны периметра американцам… Официально - по требованию президента.
        - А неофициально?
        - Неофициально… Выяснили, что взрывы возле нашего чека - это действительно ракета с беспилотника. И, что самое неприятное, никто даже представить себе не может, откуда этот беспилотник прилетел. Из всего следует, что где-то есть центр управления, неподконтрольный ни нам, ни американскому президенту… Не исключено, что имеется где-то несколько сотен беспилотных штурмовиков, которые в любую минуту могут начать отстрел миротворческого контингента. Причем - совершенно безнаказанно. Европейцы не хотят нести потери. Наши… Наши тоже не хотят нести бессмысленные потери. А если мы продолжим работать, то… Кстати, неофициальные операции тоже велено прекратить. Под угрозой полной и немедленной дисквалификации.
        - Это после гибели немецкой группы?
        - И китайской. И европейской. И нашей…
        - Наши тоже? Кто?
        - Ты их не знаешь… Руководство восприняло все происходящее, как намек… очень прозрачный намек, и операции приказано свернуть на любом этапе. Даже на завершающем.
        - Понятно… - протянул Лукаш.
        - Ни хрена тебе не понятно, пацан! - в последний момент Петрович сдержался и не сорвался в крик. - Ни черта тебе не понятно. Ты - журналист, корреспондент информационного агентства. Я - руководитель местного корпункта этого агентства - и не больше. Если со мной что-то произойдет, то никто меня вытаскивать не будет, обратятся к местным властям, попросят принять меры, выслать полицейских к дому… или попросят ФБР расследовать мое похищение… или мое убийство. Вот теперь - понятно?
        - Более чем…
        - Если бы ты не оставил свой инфоблок в гостинице, то уже часа четыре знал бы об этом. И мог бы…
        - Сбежать? Куда и как? - поинтересовался Лукаш. - На пузе через канадскую границу? Дома меня, боюсь, тоже никто не ждет… в смысле, ничего хорошего меня там не ждет… Ты разве не в курсе, почему меня из оперативников перевели в убивцы? Не в курсе, что по своему психологическому профилю я не гожусь в палачи и ликвидаторы? В бою - да, в бою я могу… а вот так, лицом к лицу, безоружного… Это ведь не ты выбрал способ устранения Колоухина? Тебе ведь указали способ… и исполнителя указали. У тебя ведь есть профессионал нужного профиля под рукой… Ведь есть же?
        - Есть.
        - Вот. Меня сунули… подставили, если хочешь… - Лукаш невесело усмехнулся. - Если бы меня кто-то убил после всего этого, то все было бы очень логично, и всех устроило бы… Он слишком много знал! И слишком много видел… Конечно, такого нужно убрать. Ты не поверишь… - Лукаш наклонился к Петровичу и перешел на шепот. - Меня даже генерал перед смертью предупредил, что меня после акции устранят… свои устранят, если чужие не успеют. Пулю в лоб из снайперской винтовки, например. Или прирежут при ограблении… Чик - и я на небесах!
        - Нет, снайпером тебя убирать не станут, - Петрович прикурил новую сигарету от окурка. - Тебя стоит взять, вывезти, выпотрошить на тему того, что же там на самом деле произошло в Бриджтауне, и только потом уже…
        - Я люблю тебя, Петрович! Ты так умеешь успокоить, всегда найдешь доброе слово, чтобы утешить… На кладбище над моей могилой, наверное, такую речугу закатишь!
        - Лучше уж сволочью называй, - тихо сказал Петрович.
        - Хорошо. Как скажешь, сволочь. А сейчас ты чего со мной разговор затеял? Свою душу облегчить хочешь? Типа - предупредил беднягу, что если с ним что-то случится… а с ним что-то случится, я практически уверен… ты не сможешь ничего поделать… Я тебя правильно понял?
        - Ну… если что-то случится, то я, естественно, обращусь к начальству, потребую…
        - В задницу ты его поцелуешь, наше начальство. Облобызаешь несколько плоских от многолетней службе нашей великой родине задниц. И получишь в ответ… А ни хрена ты не получишь в ответ. В крайнем случае - напоминание о том, что приказы нужно выполнять… Не так? Кстати, если меня грохнут - это сыграет только на пользу делу… Значит, архив и вправду существует, раз за него начали убивать. Я-то ведь теперь связан с ним накрепко… Это какой такой Лукаш? А тот, что архив приволок, а его взяли да и…
        - Послушай, Лукаш… Ты никогда не задумывался над тем, почему в Америке так спокойно?
        - Спокойно?!
        - Да, спокойно. Да, Штаты медленно разваливаются. Да, Штаты сами себя сжирают… Но почему никто не вмешивается в это дело? Почему десятки, сотни антиамериканских организаций не бросились на умирающего, не рвут его в клочья? Где все эти террористы, непримиримые и прочие всякие бригады? Тишина… Почему?
        - Не поверишь, - усмехнулся Лукаш. - Думал. И почти теми же самыми словами. Но ничего не придумал. А у тебя, как я понял, есть варианты?
        - Представь себе. Знаешь, как определить, что в лесу крупный хищник вышел на охоту? Нет? Все затихает. Все прячутся - жертвы и хищники поменьше. Прячутся и ждут, когда большой зверь возьмет свое и удалится, чтобы переварить добычу. И потом уж начинается веселье… Ну, и пиршество на трупе, если зверь завалил очень уж крупную добычу и не съел всего. Вот тогда все бросаются к еще теплому трупу, но тоже не просто так, а по ранжиру… по размеру клыков. По очереди, по очереди, пока дело не дойдет до червяков, а потом и бактерий всяких…
        - Полагаешь, огромный страшный зверь где-то рядом?! - вскричал Лукаш. - Где-то здесь? Где же он, мерзкий и противный, я сражусь с ним!
        - А можно демонстрировать свой идиотизм чуть тише? - Петрович отбросил очередной окурок в сторону. - А то люди все приезжают и приезжают, будто никому и дела нет до происходящего…
        Из остановившейся перед входом в «Мазафаку» машины вышел невысокий округлый мужчина лет пятидесяти в светло-сером костюме. Лукаш мельком глянул на него, отвернулся, потом понял, что в мужчине что-то не так, что-то неправильно в его внешнем виде.
        Точно - на груди, прямо поверх костюма, висело ожерелье… или как там эта штука называется у профессионалов - украшение из здоровенных клыков. Наверное, медвежьих.
        Из темноты к мужчине метнулась фигура, Лукаш напрягся, но оказалось, что ничего страшного не происходит. Оказалось, что человек, возникший из сумрака - вполне знакомый человек. Джонни.
        И если это был Джонни, то счастливый обладатель ожерелья (в голове у Лукаша все время крутилось совершенно неуместное - «вампум») - это один из руководителей того самого Союза ирокезов, членом которого так хотел стать Джон Стокер.
        - На два слова! - выкрикнул Джонни. - Всего - на два слова…
        - Ты все уже слышал, - сказал ирокез. - У тебя еще есть уйма времени… Я подожду вас в этом клубе. Привезешь - получишь, что хочешь. И не беспокойся, плохо ей не будет…
        Джонни попытался схватить индейского чиновника за рукав, но тут, откуда ни возьмись, возле них образовалась группа афроамериканцев. Индейца они, понятное дело, не тронули, он же не пиндос, а индеец, а вот Джонни… Пиндос, ясное дело. Пиндос, пристающий к порядочному человеку, да еще и постоянному клиенту почтенного заведения под названием «Мазафака».
        Индеец быстро вошел в клуб, а Джонни…
        В общем, первый удар Джонни прозевал. Как писал один французский писатель, удар он парировал самым неудачным способом - своим собственным телом. Но упасть Джонни не дали. Двое негров подхватили его под белы руки, а еще двое принялись по очереди наносить удары по корпусу. «После вас - нет, после вас - ну что вы - ну, хорошо, тогда я начну, или давайте лучше вместе…»
        Бух.
        У негров не было задачи сразу вырубить пиндоса или с ходу его покалечить. Сначала его нужно было немного поучить, а уж потом, в зависимости от степени обучаемости бедняги, либо отправить его в нокаут, либо - в реанимацию… Либо и туда, и туда одновременно-последовательно.
        - Не лезь, - тихо сказал Петрович. - Их четверо…
        - А мне пофиг, - заявил Лукаш. - Я пьяный.
        Предупреждать оппонентов он не стал. И проявлять особую щепетильность в выборе ударов - тоже. Он даже пожалел, что пистолет остался в отеле, в сейфе на ресепшене. Но и так получилось хорошо.
        Тот негр, что стоял справа, ничего понять не успел, упал как подкошенный, мордой в асфальт. Второй схлопотал в район правой почки, но не упал, а только согнулся, схватившись за бок.
        Лукаш ударил еще раз, теперь уже в область шеи. Пациент захрипел и упал.
        - Отпустите человека, - сказал Лукаш, сообразил, что говорит по-русски, поэтому повторил еще раз, на английском. - Иначе я за себя…
        Человека его противники отпустили - Джонни упал на колени, словно из него выпустили воздух. Джонни, в общем, неплохо перенес операцию, даже лицом не ударился - уперся руками в асфальт и помотал головой.
        - А сейчас мне будет очень больно, - пробормотал Лукаш, увидев, что работники «Мазафаки» решительно переступили через своих лежащих коллег. - Может…
        Он хотел сказать «Может, разойдемся миром», но не успел - пришлось уклоняться от удара справа и одновременно блокировать удар слева, ногой. И снова - справа, и опять слева… быстро, черт возьми, как быстро… Удар скользнул по скуле Лукаша, пришлось отпрыгивать, чтобы выиграть время, но удары не прекратились. Блок, уход, блок… мать твою, плечо… блок, наклон… встречный удар - что-то хрустнуло в кисти… больно, но работать можно… блок… по ребрам - успел провернуться, пропуская удар мимо себя… да ну получи… мать… в ухо… в голове зазвенело… Это тебе не в спортзале рукоблудничать, тут тебя хотят покалечить… н-на, не расслабляйся, правнук далекой Африки…
        Где-то в глубине души Лукаш в начале драки надеялся, что Петрович все-таки подпишется к разборке. Лукаш видел однажды, как его шеф работал против трех уличных бандитов… Надежда, похоже, не оправдывалась… И дыхание заканчивалось… Не то, чтобы совсем закончилось, но в горле начинало хрипеть, а в груди разгорался сухой шелестящий огонь…
        Лукаша захватили за левую руку, крутанули. Боль от рывка соединилась с болью в потревоженной вчерашней ране и попыталась отправить Лукаша, как минимум, в нокдаун. Лукаш ударил ногой в колено противника. Снаружи, под углом. Противник вскрикнул и выпустил руку Лукаша. Нужно было добивать, но второй боец попытался разбить Лукашу лицо. Не попал. На этот раз - не попал…
        «Ну не убивать же их, - мелькнуло в голове. - Они… конечно… уроды… но ведь если бы… за это… убивали… мир стоял бы пустой… или полупустой, в лучшем случае…» Лицо прикрывать все еще получалось, но два или три удара по ребрам Лукаш пропустил. И дышать стало еще сложнее…
        Краем глаза Лукаш заметил, что на асфальте завозился тот негр, что упал первым. Ну вот и все… Покуражились…
        Лукаш ударил от всей души, поймав оппонента на слишком широком замахе. И получил удар слева, по почке… Воздух сразу закончился, превратился в пыль, песок, опилки, забил глотку и легкие.
        «Следующий удар будет последним», - подумал Лукаш… Но следующий удар пришелся не по нему. Рука того негра, что замахивался, вдруг замерла, потом выгнулась внутренней стороной локтя наружу, раздался хруст, звонкий треск, вопль боли… Напарник покалеченного успел повернуться, но остановить удар, летевший в горло, не успел - засипел, дернулся и медленно опустился на тротуар.
        Все-таки Джонни на самом деле чему-то научился в своем Аннаполисе. Морская пехота США, знаете ли. А выглядел временами таким душкой и лапушкой, совершенно беззащитным… И так безвольно пропустил начало экзекуции. Но потом-таки наверстал…
        - Добрый… вечер… - сказал Лукаш, опершись ладонями в колени и пытаясь восстановить дыхание. - Я… я всегда знал, что… что ты умеешь выполнять желания клиентов… Мне уже два часа не удается найти повод для драки, а тут… тут ты…
        - Всегда пожалуйста, - ответил Джонни и потрогал пальцем свою нижнюю губу. - Как это выглядит снаружи?
        - Крови не видно… - Лукаш потряс головой. - Ты не глянешь - у меня там за спиной был такой урод… козел безрогий… Петрович… Он все еще там?
        - Я все еще тут, - прозвучало сзади.
        - Я тебе спасибо хотел сказать… - Лукаш сплюнул вязкую слюну, тонкая ниточка протянулась от его губ до асфальта. - Ты такой, мать твою, заботливый… Ничего себе, все ближнему… А если бы меня убили?
        - Я бы принес на могилу букет подорожников.
        - Послюнил бы, приложил к могиле, и все бы прошло… Ты, Джонни, тоже хорош… Ты же вроде почти индеец, а ссоришься со своими, насколько я сумел заметить…
        - Свои… - Джонни, не глядя, ударил кричащего от боли негра со сломанной рукой. - Я бы его… Нет, ну какой козел…
        - Не-не-не… он не козел, козел - это вон тот, сзади, - Лукаш указал большим пальцем себе за спину. - Твой пусть будет бизоном… или койотом…
        - Сейчас этот ваш койот пришлет афроподмогу, - сказал Петрович. - И вас порвут… и меня, пожалуй…
        - Он сказал, что раз уж денег не хватает, то он готов взять в жены мою сестру… У него три жены есть, им разрешено многоженство… вот моя сестра ему подойдет. Ей уже четырнадцать лет, совсем взрослая… - Джонни по одному проверял суставы пальцев на своих руках, один вправил с легким хрустом. - И ему так понравилась эта идея, что он о деньгах даже слушать перестал… я обещал, что достану остальные… недостающую часть… А он говорит… сто тысяч евро и девушка. И завтра нас уже не будет в этой стране… И больше ни о чем он со мной разговаривать не станет… И не стал…
        Распахнулась дверь клуба, на улицу вывалила толпа. С первого взгляда это было похоже на карнавал, но никто особо не веселился. Черные лица были серьезны. Показ масок ненависти. В русских и цыганских костюмах это выглядело особенно впечатляюще.
        - И тут она ему сказала… - пробормотал Петрович, оказавшийся вдруг возле Лукаша, плечом к плечу. - Дать - дам, а замуж не пойду…
        - А, пожалуй, что и убьют, - подумал вслух Лукаш. - Погуляли…
        - Я обещал сестре сегодня прийти домой пораньше… - сказал Джонни. - Миша, ты случайно своего «кольта» с собой не взял? Дурак.
        - А ты врал, что в бардачке у тебя есть ствол, - ответил Лукаш. - И где он?
        - Так в бардачке, - сказал Джонни.
        Афрорусские сместились влево, афроцыгане - вправо. Управляющий держался сзади. Ему, похоже, непосредственного участия в драках на сегодня было достаточно.
        - Там в клубе - полно народу… - печально проронил Лукаш. - Там одних только наших военных человек десять…
        - Эй, стоп! - прозвучало сзади.
        Решительно так прозвучало, уверенно, оценил Лукаш. Человек знает себе цену, убежден, что полтора десятка разъяренных мужиков - проблема, которая легко решается. Даже в одиночку.
        - А мы тут совсем затосковали, - сказал Лукаш, продолжая рассматривать работников «Мазафаки». Судя по движениям в заднем ряду, кто-то что-то прячет под одежду. Ножи? Пистолеты? Видимо, знают пришедшего.
        - Привет, - радостно поздоровался Джонни, не оборачиваясь. - Я так рад тебя видеть…
        - Пока только слышать, - поправил его уверенный голос. - Ты зачем вообще сюда приперся, Джонни? Ты ведь должен находиться совсем в другом месте… Тебя твое начальство накажет.
        - У меня здесь были дела… - Джонни уже почти справился с дыханием, говорил ровно и спокойно, не задыхаясь.
        - Видел я ваши дела, - Лукаш все еще не решался оглянуться и посмотреть - кто же это так уверенно себя держит в такой непростой ситуации. И кто же одним своим появлением смог так положительно повлиять на лучших представителей темной половины человечества.
        - А это, как я понимаю, тот самый Лукаш? - сказал неизвестный спаситель. - Неплохо он, кстати, работает. Теперь я, пожалуй, поверю, что он смог справиться со стариком. Для непрофессионала остаться в живых и одним куском после такой потасовки - очень неплохой результат.
        - Польщен, - пробормотал Лукаш, пытаясь все-таки сообразить, кто там сзади.
        Голос - незнакомый. На сто процентов незнакомый. И Лукаша, судя по его словам, он раньше живьем не видел. Но хорошо знает Джонни и в курсе последних событий… хотя, кто сейчас в Вашингтоне не в курсе этих самым событий.
        - Андре Краузе, - негромко сказал Петрович. - Сукин сын…
        - Да. Совершенно точно, по всем позициям вы, господин Петров, правы. Сукин сын и Андре Краузе, - говоривший, наконец, вошел в поле зрения Лукаша. Среднего роста, сухощавый, кажется, смуглый, при таком освещении не разобрать. Черные волосы, темная рубаха, темные брюки и туфли. В полумраке такого и не разглядеть.
        - А подойди-ка ты ко мне, уголек… - Краузе поманил пальцем менеджера. - Не прячься за шестерками, дай рассмотреть тебя поближе…
        Шестерки расступились, расчищая дорогу своему шефу… или к своему шефу, тут все зависит от точки зрения. А шеф бледнел. Лукаш никогда раньше не видел, что негр может так стремительно обесцвечиваться. Еще немного, и его лицо просто исчезнет на фоне светло-серой стены.
        - Ко мне, я сказал! - Краузе чуть повысил голос, и менеджер бросился к нему, делая мелкие шажки и не отрывая широко распахнутых глаз от лица говорившего.
        - Не нужно, Андре, - попросил Джонни.
        - Серьезно? - Краузе приподнял бровь и усмехнулся. - Чего не нужно? Оставлять его в живых? Или не делать его инвалидом?
        - Просто отпусти его…
        - Просто… Если бы это было так просто… - Краузе резко поднял руку, менеджер вздрогнул, втянул голову в плечи, но даже не попытался увернуться от удара. Губа лопнула, по подбородку побежала струйка крови. - Я же тебе говорил, чтобы ты не заигрался, уголек… А ты…
        - Они… - менеджер облизал губы, размазал кровь. - Они напали на парней…
        - Я видел, кто и как напал, - процедил Краузе и снова ударил. Не сильно, внешней стороной ладони, но бровь своему собеседнику рассек.
        У него был перстень на пальце, массивный такой, с угловатой печаткой - самое то, чтобы слегка… или не слегка подпортить внешность противнику. Лукаш не любил обладателей подобных украшений. Вот сейчас даже мазафаковский ублюдок ему казался куда симпатичнее, чем спаситель. Такой странный выверт головного мозга и мировосприятия.
        Шериф, когда звонил, сказал, что этот самый Краузе скользкий и неприятный тип. Это он еще мягко сказал. Лукаш искренне полагал, что, встретив таких вот уверенных ребят, нужно либо сразу уходить, не оглядываясь, либо просто мочить на месте, так, чтобы мир стал чище. Вот сейчас он не просто так издевается над менеджером, он провоцирует его на действие. На поступок. Его или его бригаду.
        Менеджер должен понимать, что его авторитет сейчас стремительно рушится вниз, на дно самой глубокой пропасти, что вот-вот наступит момент, когда лучше будет подохнуть, чем дальше жить после такого унижения. А его братья сейчас чувствуют, что это не одного из них опускают и парафинят, что это всех их унижают. А в большой компании мозгов всегда меньше, чем у любого ее члена, взятого в отдельности.
        - Краузе, прекрати… - не совсем уверенно предложил Джонни. - Все уже закончилось.
        - Да? Все? Скажи, уголек, все уже закончилось? Ты больше не будешь обижать белых людей?
        Менеджер что-то пробормотал, еле заметно шевеля окровавленными распухшими губами.
        - Не слышу! - Краузе взял негра за ухо и сильно сдавил. - Не слышу!
        - Все… - прохрипел негр. - Я… Мы…
        - Как будто это зависит от тебя, - процедил Краузе, проворачивая зажатое между пальцев ухо. - Тебе прикажут - и ты снова…
        - Краузе, ты в курсе, что фэбээровцы следят сейчас за этим местом? - спросил Лукаш. - Куча оперативников и даже пара снайперов…
        - Они уехали, приятель. Минут сорок назад поступил приказ валить отсюда. Сейчас у них слишком много работы, чтобы пьянки иностранных журналистов охранять… да еще в таком местечке… Так что нет тут агентов и снайперов. Есть только эта компания, - Краузе отпустил ухо менеджера и небрежно указал на его работников. - Есть вы… и я. Очень простой расклад, если вдуматься…
        Напрасно это он, про расклад. В таких пределах даже эти мальчики арифметику знают. Четверо белых и полтора десятка черных. Очень разозленных черных. У придурка что, бронежилет? Или пулемет? Даже если у него ствол при себе, то он просто не успеет всех положить. Его порвут. И всех остальных порвут. Потом из «Мазафаки» выйдут участники гулянки по поводу счастливого спасения Лукаша и обнаружат, что Миша дал им еще один повод для выпивки. Сейчас, потом через девять дней, потом через сорок…
        - А я, пожалуй, пойду, - неожиданно объявил Петрович. - Пошли, Лукаш, там нас ждут. Водка опять-таки нагревается…
        - Не стоит, - широко улыбнулся Краузе. - Они не пропустят… Хотя… Ладно. Я готов считать инцидент исчерпанным, если уголек с компанией снимут с двери своего заведения табличку. Во-он ту табличку…
        Краузе указал пальцем, негры, хоть и прекрасно знали, куда именно указывает белый, оглянулись. Немая сцена.
        Врал Краузе, когда говорил, что находится здесь в единственном числе. Кроме него где-то здесь были еще трое. Минимум, если судить по трем красным точкам лазерных целеуказателей, скользившим по медной доске на двери. Про собак и пиндосов.
        - Я считаю до пяти, если вы успеваете, то мы просто расходимся, не держа зла друг на друга. Если нет…
        Краузе успел досчитать до четырех, когда доска, вырванная вместе с гвоздями, упала на асфальт перед ним.
        - Молодцы, - одобрил Краузе. - И мы понимаем, что, в случае чего, я сюда вернусь… Или пришлю кого-нибудь… Все понимают? Все? Не слышу!
        Все, прорычали работники «Мазафаки».
        - А сейчас пойдем и выпьем, - сказал Краузе.
        И они пошли и выпили.
        Сара, да и все остальные, временного отсутствия Лукаша не заметили - вечеринка продолжалась, на сцене работали уже две девицы, изображая страстную любовь между Америкой и Россией, причем Америке здорово доставалось от девки в папахе и сапогах, а теперь еще и с плеткой.
        - Я тоже хочу так! - закричала Сара.
        - Не понял, - Лукаш отобрал у нее стакан, выпил. - Ты хочешь, чтобы тебя лупили, или чтобы ты…
        - По очереди, - подумав, заявила Сара. - Это будет так исторически верно. Так складываются отношения между Россией и Америкой…
        - Пиндостаном, - поправил ее Вукович.
        - Пошел ты, - Сара влепила хорвату пощечину, но тот не обиделся, а пошел к сцене, чудом удерживая равновесие.
        - Миша, на пару слов, - сказал кто-то за спиной у Лукаша.
        - Джонни? - Лукаш обернулся и похлопал американца по плечу. - Если ты собрался благодарить, то пошел ты в… в общем, сам придумай, куда тебе с этой благодарностью идти…
        - Тебе нужно уходить, Миша, - тихо, еле слышно в грохоте зала, сказал Джонни.
        - Это еще зачем? - спросил Лукаш, отпихнув в сторону Сару, которая снова полезла целоваться. - Тут так весело…
        - Весело… Как знаешь, только ты имей в виду, Лукаш, я тебя не выдал…
        - Это когда?
        - Я ведь не потерял сознание тогда, в доме. Я не потерял, только притворился. И подполз к двери… Я слышал ваш разговор с генералом и знаю, кто ты такой…
        - И мне за это тебя облобызать?
        - Нет… Ты только знай, что я тебя не выдал… Они не знают, на что ты способен… Они уверены, что ты - слабак… Имей это в виду! Я ничего не мог для тебя сделать… Ничего, извини… - глаза Джонни блестели, словно он собирался заплакать.
        - Хорошо, - кивнул Лукаш. - Сестре - привет! Завтра поболтаем, хорошо?
        Ну, слышал Джонни все. И что? Теперь он знает, что Лукаш не просто трепач и оболтус, что этот его долбаный имидж - только маска, прикрытие, а на самом деле… Ерунда. Сам ты, идиот пьяный, ерунда! Сам ты… Если Джонни только ляпнет кому-то… Нет, он молодец, конечно, что не стал ничего требовать у Лукаша до последнего момента. Даже когда о необходимости найти кучу денег говорил - все равно не стал шантажировать. Сказал об этом только тогда, когда деньги уже не нужны, когда зажравшийся возрожденный ирокез потребовал себе сестру Джонни в жены… Надо бы Петровича предупредить…
        Лукаш оглянулся по сторонам - Петрович куда-то исчез. И Джонни тоже. Зато индейский вождь гордо восседал между двух абсолютно пьяных девиц. Даже пиджак не расстегнул, несмотря на жару в помещении. Потягивал выпивку, держа стакан в правой руке и похлопывал левой рукой девиц по разным упругостям их тел.
        - Лукаш, - Краузе протиснулся к стойке, бесцеремонно отпихнув кого-то из японцев в сторону. - Я хотел спросить…
        - Я с расистами не разговариваю, - сказал Лукаш. - Расизм - это нетолерантно…
        - Зато эффективно. Но я не об этом…
        - И закончим разговор… Хотя… - Лукаш опрокинул в себя еще порцию. - Нет, у нас есть тема… Ты же стволы старые покупаешь… ну, в перерыве между тем, как негров гнобишь… Так?
        - Так.
        - У меня есть на продажу несколько «кольтов», которые Питон Комбат, ствол три дюйма… ну такие же, как ты купил у шерифа в Бриджтауне… - Лукаш обнял Сару за талию, скорее, для того, чтобы поддерживать равновесие, а не проявить свои чувства. - Нужно?
        - Слишком много нельзя сразу продавать - цены упадут, - ответил Краузе. - Но, в принципе, почему бы и нет? Когда?
        - На днях… Дашь визитку?
        - Держи, - Краузе протянул карточку, Лукаш, не глядя, спрятал ее в карман джинсов.
        - А ты на самом деле из компании по рискованному менеджменту? - спросил Лукаш.
        - Что-то вроде этого…
        - Их сейчас в Штатах будет много… - сказала Сара Коул на ухо Лукашу, громко сказала, пришлось немного ее отодвинуть. - Очень много… Вместо миротворцев… Каждое государство наймет себе такую… частную армию для выполнения задач… своих задач так, чтобы не рисковать своими людьми…
        - Ты выбалтываешь государственную тайну! - предупредил Сару Лукаш. - А если я проболтаюсь?
        - Не страшно, - успокоил его Краузе. - Завтра с утра это все и так увидят. Некоторые уже сегодня заметили…
        - Вот! - Сара подняла палец. - Вот именно… Так что…
        - Мы можем отойти на пару слов? - тихо спросил Краузе, когда Сара стала требовать у бармена еще глоток.
        - А я не хочу, - ответил Лукаш.
        Петрович исчез совсем. Нету Петровича. И вьетнамского сумасшедшего миллионера тоже нет… Все плывет перед глазами, еще немного, и нужно будет прекращать заливать в себя водку. Нужно будет уходить в отель… с Сарой или без нее… без нее даже лучше… И драка толком не получилась… Черт…
        Лукаш еще раз обвел взглядом зал.
        О, вождь встал из-за стола и медленно, не теряя достоинства, отправился в сторону сортира.
        - Пойду-ка я припудрю носик, - сказал Лукаш.
        Сара ничего не ответила, она была слишком увлечена разговором с Квальей.
        - И пожалуйста. - Лукаш слез с табурета и пошел к туалету.
        Вождь стоял перед писсуаром, упершись рукой в стену, как раз возле портрета Сталина - оформитель «Мазафаки» был все-таки сумасшедшим. Он украсил стены туалета портретами русских руководителей, от Петра Первого до нынешнего.
        - Хао! - провозгласил Лукаш, взмахнув правой рукой. - Маниту в помощь, краснокожий!
        Ирокез покосился на Лукаша и ничего не ответил.
        - Что, ирокез, и даже сказать нечего белому человеку?
        Индеец снова промолчал. Чувствовал он себя явно не лучшим образом, мочевой пузырь все еще не опорожнился, а тут какая-то пьяная сволочь прицепилась.
        - А ведь ты еще за Ункаса не ответил, - Лукаш шмыгнул носом. - Замочили последнего из могикан, гуроны проклятые… Думаешь, все тебе так просто с рук сойдет? Отольются вам делаварские слезки…
        Моча у ирокеза, наконец, закончилась, он вздохнул облегченно и застегнул молнию на брюках.
        - Слышь, вождь, - сказал Лукаш, на этот раз по-английски. - Ты товарища Сталина забрызгал… Вытри!
        Вождь замер.
        - Я тебе серьезно говорю, вытри. Не по чину вождю ирокезов брызгать на вождя мирового пролетариата. Это я тебе как краснокожий краснокожему говорю…
        - Что вы ко мне прицепились? - возмущенным голосом спросил индеец. - Я требую немедленно прекратить…
        - А я сейчас прекращу… - пообещал Лукаш. - Я вот сейчас ка-ак прекращу…
        Не клеится разговор, Лукаш все время съезжает на русский, а индеец… Да какой он, к черту, индеец? Вон, нос пимпочкой, конопушки - англосакс, как ни крути. Кожа бледная и волосы рыжеватые… Среди индейцев были рыжие? Вот ведь сволочь, и тут - обман! Ладно бы сами индейцы чудили, так ведь всякая-разная сволочь себе позволяет… бизнес устроил, девочку четырнадцатилетнюю в жены брать собрался?
        Индеец попытался проскочить мимо Лукаша и зацепился. Печенью о кулак левой руки зацепился. Крепко так получилось, точно. Захрипел индеец, согнулся…
        - Будут проблемы, - сказал от двери Краузе. - Он ведь в суд подаст…
        - Зато как мне сейчас хорошо, - ответил Лукаш и снова ударил. - С другой стороны, мог же он сам на меня напасть? Ненавидит он с детства бледнолицых, решил мой скайп… пардон, скальп стырить… А у меня скальп почти неношеный, я им очень дорожу…
        Вождь опустился на колени.
        - Где же твоя гордость, гурон? - спросил Лукаш. - Значит, такие бабки за индейскую национальность берешь, а сам на коленях по сортирам ползаешь? Ты не в моем вкусе, бродяга!
        Лукаш пнул индейца в задницу, тот упал и проехал на животе по полу к двери. К ногам Краузе.
        - Прикинь, вымогал у Джонни сестру несовершеннолетнюю себе в жены…
        - Да… - Краузе покачал головой неодобрительно. - Нехорошо это… Джонни обижать, все равно что у ребенка игрушку отбирать…
        Кричать индеец даже не пытался, да и как крикнешь, если Лукаш ударил ногой и, кажется, сломал ему ребро. Тут бы вздохнуть толком, куда уж кричать.
        - Не хочешь принять участие? - спросил Лукаш. - Я угощаю.
        - Я бы с удовольствием, но бесплатно я не работаю… - Краузе усмехнулся и развел руками, почти виновато. - Принципы, знаешь ли…
        Лукаш сунул руку в карман, достал деньги:
        - Полтинника хватит? Евро.
        - У меня слишком большая такса, извини, - снова усмехнулся Краузе. - А тебе хватит уже развлекаться. Там Сара тебя хватилась, вышла на улицу.
        - Повезло тебе, индеец, - сказал Лукаш, прицелился и плюнул вождю на спину. - Меня ждет пьяная женщина.
        Лукаш замахнулся ногой, но бить не стал, переступил через поверженного ирокеза и вышел в зал.
        - Где Сара? - спросил он Ковача, который как раз шел в туалет.
        - А черт ее знает, - ответил Ковач. - Была где-то здесь, потом врезала Квалье по физиономии… Что-то она сегодня в ударе, если ты меня понимаешь… Вышла, наверное…
        - Ну тогда я тоже пошел. Ты там аккуратно, там индейцы…
        Лукаш помахал рукой толпе, Петровича снова не обнаружил и вышел из клуба.
        - Сара! - приставив руки рупором ко рту, заорал Лукаш. - Ты где, любовь моя?
        Прямо перед ним остановилась машина. И снова черная, и снова зловещая, правда, Лукаш ее заметил, еще когда собирался с неграми драться. Стояла машина метрах в двадцати от входа в клуб. А теперь вот - подъехала. Неспроста?
        - Покатаемся, - тихо сказал подошедший сзади Краузе, открывая заднюю дверцу.
        - Это еще почему? Мне мама говорила, чтобы я с незнакомыми в машину не садился…
        - И тем не менее, - Краузе мягко взял Лукаша за локоть. - В тебя сейчас целятся…
        - Что? - удивился Лукаш и посмотрел себе на грудь.
        Точно. Целятся.
        - А почему только двое? - спросил Лукаш, попытавшись стряхнуть лазерные точки с футболки.
        - Трое, только один целится тебе в лоб.
        - О! - Лукаш пощупал свой лоб в поисках точки, не нащупал и тяжело вздохнул. - Вот так прямо на улице и убьете?
        - Мы сделаем все возможное, чтобы этого избежать, - сказал Краузе. - Просто садись в машину.
        - Ладно, поехали, - вздохнул Лукаш и сел в машину. - Но потом сам с Сарой будешь разбираться.
        Глава 14
        Если бы у Лукаша спросили, боится ли он, то Лукаш, конечно, спокойно ответил бы, что не боится. Вот ни грамма не боится. Это если бы кто-то спросил. Но никто не спрашивал, и Лукашу не пришлось врать.
        Он и забыл, что так может бояться. Хорошо еще, что руки тряслись не слишком сильно. Нет, для образа бесшабашного парня, вдруг осознавшего, что шутки закончились и вот сейчас ему может быть ой как плохо - все это нормально. Для образа, мать его так…
        Ведь убивать везут, ясное дело.
        Лукаш глянул искоса на сидящего рядом Краузе. Спокойно сидит, не пытается ни испугать, ни обмануть - сидит, глядит прямо перед собой, дыхание ровное… «Убил бы, - подумал Лукаш. - Профессионал гребаный».
        «Простите, но бесплатно я не работаю». То есть бить несчастного индейца он не стал, потому что ему за это не заплатили, а вот за Лукаша, Джонни и Петровича подписался, несмотря на то… На что, собственно? Если ему верить, то он бесплатно не работает, если он работал, значит - ему заплатили. Из этого следует, что кто-то заплатил за спасение трех неразумных бледнолицых? Следует.
        - Воды в машине нет? - спросил Лукаш.
        - Извини, - не поворачивая к нему голову, сказал Краузе. - Тут недалеко, потерпишь…
        - Ясное дело - потерплю, - кивнул Лукаш. - А если бы я отлить захотел - остановил бы машину?..
        - Отлить хочешь?
        - Нет, я в принципе…
        - Вот если захочешь, то и решим… - Краузе даже чуть улыбнулся, кажется. Уголок рта еле-еле отошел в сторону, раздался скрип плохо выделанной кожи… или Лукашу это показалось.
        - А куда мы, собственно, едем? - поинтересовался Лукаш.
        Самое время пьяненькому журналисту начинать трезветь и проявлять если не признаки беспокойства, то хотя бы любопытства. Нет, понятно, что машина сделала петлю, его провезли мимо Юнион Стейшн к Стентон-Парку. И вот только что проскочили Индепенденс-авеню… Но ведь не на экскурсию по ночному городу его везут.
        - Ведь не на экскурсию меня везете? - повторил вслух Лукаш.
        - Нет, не на экскурсию, - подтвердил Краузе. - С тобой хотят пообщаться.
        - О как… - глубокомысленно изрек трезвеющий журналист. - А похищать ночью - обязательно? У меня секс с пресс-секретарем Белого дома сорвался в результате… Не очень хотелось, конечно…
        - Я не спрашивал. Был заказ, мне заплатили за то, чтобы я доставил тебя в определенное место в определенное время. По возможности - вежливо и без повреждений. Пока мне удается выполнить условия заказа, не находишь?
        - Нахожу, - энергично закивал Лукаш, потом гулко сглотнул. - Что-то меня начинает это… не сблевануть бы в машине…
        - Предупреди, если решишь, - спокойно сказал Краузе.
        Водитель, за спиной которого сидел Лукаш, немного напрягся. Это неплохо. Никто не хочет, чтобы его облевали с ног до головы, посему, если вдруг громко предупредить, что вот, что пошло, то водитель отреагирует. Этот - отреагирует, брезгливый попался. Лукаш пока не собирался бежать, но на всякий случай неплохо набросать парочку вариантов выхода.
        Ведь его везут убивать.
        Все эти штуки с вежливостью и заказанной неповрежденностью - для детей. Или для дебилов, таких, как Миша Лукаш. Это он поверит, что раз уж не с мешком на голове везут и без кляпа во рту, значит, действительно просто хотят поговорить. Поболтать за жизнь. Значит, бояться нечего и можно не дрожать…
        Если бы его хотели пытать-убить, то начали бы, наверное, сразу. Мешок на голову, шокером в ребра… Да просто резиновой палкой или рукоятью пистолета по голове. Камеры на улицах, конечно, это непотребство зафиксировали бы, но… А так - вежливый немец… если судить по фамилии, или француз, если по имени… или какой-нибудь южный африканец, если по отношению к неграм… Или просто интернациональный урод, которому все по фигу, если не платят денег.
        А еще он в Бриджтауне архивом генеральским интересовался.
        Лукаш оглянулся назад, повернувшись всем телом и зацепив Краузе плечом.
        - За нами едет машина, - сказал Краузе, не повернув головы. - Это - охрана. На всякий случай. Этой ночью может произойти все, что угодно, а тебя я должен доставить…
        - Я помню. Целым и невредимым.
        - По возможности, - напомнил Краузе. - По возможности.
        - А… Ну да, по возможности…
        Машина свернула в какой-то переулок и остановилась.
        - Раздевайся, - скомандовал скучным голосом Краузе.
        - Не понял? - соврал Лукаш. Все он понял. Сейчас с него нужно содрать одежду, чтобы не оказалось на теле никаких датчиков и передатчиков. Вряд ли на Лукаше может быть что-нибудь подобное, но убедиться стоит, раз уж все так серьезно и по-взрослому. - Это зачем мне раздеваться? Это что - сейчас последует насилие? Я против, если что…
        - Просто сними всю одежду.
        - И трусы?
        - И трусы, - сидевший на переднем кресле возле водителя парень повернулся к Лукашу и продемонстрировал электрошокер. - Мы можем тебя и сами раздеть, но зачем?
        - Действительно, - кивнул Лукаш. - Я сам, ладно…
        Он стащил с себя футболку, изогнувшись, содрал с себя джинсы, которые, естественно, застряли на ступнях.
        - Это ничего, что я голой задницей буду тереться о сиденье? - спросил Лукаш.
        - Ничего, - спокойно сказал парень с электрошокером и вроде бы случайно нажал на кнопку. Весело затрещал разряд.
        - Хорошо-хорошо, - Лукаш стащил трусы и протянул их парню. - Держи. Пользуйся.
        Тот не обиделся. Отложил электрошокер, взял трусы, ощупал швы, потом забрал остальную одежду и тоже ее проверил. Кроссовки.
        - Что дальше? - поинтересовался Лукаш.
        Машина, которая следовала сзади, подъехала и остановилась рядом с ними.
        - Выходи из машины, остановись, подними руки и сделай несколько оборотов вокруг себя, - сказал Краузе. - Когда я тебе разрешу - сядешь в ту машину и оденешься - вещи на заднем сиденье.
        - Какие вы забавные, мальчики, - вздохнул Лукаш и вылез из машины.
        Начинаем утреннюю гимнастику, сказал себе Лукаш, руки вверх, и начали танцевать. Один оборот - очень медленно, чтобы они успели убедиться, что ничего такого на его теле нет - второй…
        - Хватит, - сказал Краузе, выключая фонарик, - садись в машину.
        - Спасибо, барин! - Лукаш опустился на заднее сиденье, обнаружил пакет. - Что же тут у нас? Сволочи, вы зачем по моим вещам в номере лазили?
        Они принесли его собственную одежду. И запасные кроссовки. Шарили по его вещам, хотя, с другой стороны, все вполне логично - не пришлось ничего подыскивать да еще размер вычислять.
        Лукаш успел одеться, когда Краузе сел рядом с ним.
        - Не кажется, что все это уже переходит границы приличия? - поинтересовался Лукаш.
        - Не кажется, - отрезал Краузе.
        - Ну и ладно. Теперь куда?
        - Увидишь. Все - увидишь.
        Машина тронулась.
        Номер с брезгливым водителем можно забыть, снова заводить разговор про блевотину сейчас будет неуместно и подозрительно. Да и не собирается Лукаш бежать. Он очень даже хочет попасть на встречу с этим неизвестным. И журналист Лукаш хочет, и тайный агент Лукаш хочет, и даже Петрович хочет - все хотят, чтобы встреча состоялась.
        Петрович - так тот вообще с самого начала планировал эту встречу.
        Все, блин, как всегда. Вот есть операция - пойти и убить. Простая, понятная, отягощенная, правда, некоторыми недоразумениями… но все равно - доступная даже для Лукаша. Он пошел и убил. Великолепно.
        На первый взгляд все это для того, чтобы убрать, наконец, предателя и продемонстрировать всем, что у нас - очень длинные и умелые руки.
        Продемонстрировали.
        «Ты там еще между делом его припугни, - сказал Петрович. - Так, для профилактики. Эти уроды всегда что-то держат на крайний случай. Этот - вряд ли, но ты все равно поспрашивай. Припугни и поспрашивай…»
        Лукаш припугнул. Поспрашивал. И тут - на тебе, и вправду что-то есть у бродяги за пазухой. Какая неожиданность! Целый архив! Мы не ожидали, Миша! Мы, честное слово, не ожидали! Мы просто хотели запустить информацию о якобы архиве, чтобы потом ловить на эту приманку всяких нехороших людей, желающих нашей родине и Америке плохого. Мы бы им обещали поделиться информацией, а на самом деле…
        Вот как после развала Союза. Сколько разных-всяких было изловлено и уничтожено при покупке-продаже атомных чемоданчиков и красной ртути. Это потом все пришли к убеждению, что не бывает таких компактных ядерных устройств, да еще и полностью экранированных… Ну и то, что красная ртуть как бы и не существует вовсе. Но пока до этого додумались - как здорово пополнили наши постсоветские секретные службы свои бюджеты да почистили ряды международных террористов!
        Вот и здесь - тот же номер. Не с ядерными чемоданчиками, а с архивом… Выдуманным архивом… Что, не выдуманным? И на самом деле такой архив существует? И там даже есть информация о действиях США в случае грядущей оккупации? Ты смотри, как совпало! Ну ничего, Миша, все нормально. Ноутбук у тебя отобрали и теперь, если кто и вправду заинтересуется архивом - настоящим архивом, не придуманным - то рано или поздно он придет и засветится. И его возьмут.
        А ты, Миша, отдыхай. Тебе Петрович, сердобольный и заботливый Петрович, даже предложит поехать в отпуск. Ты не захотел? Решил, что сможешь принять участие в чем-то важном? Или не захотел возвращаться домой, испугавшись того, что тебя там может ожидать? Как хочешь, Миша, это твой и только твой выбор.
        Ты не спрашивал, а мы тебе не говорили, что кто-то обязательно заинтересуется, а не было ли еще одной копии архива. На флешке или на внешнем накопителе… И кто может дать информацию по этому поводу? Конечно, только тот, кто последним видел генерала живым. И кто мог проверить его вещи, прежде чем выйти из дома под доброжелательный взгляд местного шерифа.
        Логика? Очень простая логика. Кто попытается плотно пообщаться с Лукашом? Правильно, только тот, кто точно знает, что архив существует. Генерал ведь ждал человека. Ждал, он и Лукаша воспринял как посланца. И здорово разочаровался, обнаружив, что это просто - тупой журналюга.
        Вот те, кого Колоухин ждал, и попытаются разобрать Лукаша на мелкие детали в поисках информации - а куда, собственно, подевался второй экземпляр. Или чтобы убедиться, что Лукаш ничего по этому поводу не знает, и флешка сгорела в пожаре…
        Супостат выслеживает Лукаша, потом его изымает из свободного обращения, везет куда-нибудь в укромное место, а там его накрывает Петрович. Ну не сам накрывает, его команда накрывает… И уже наши разбирают злоумышленника на мелкие детали в поисках ответов на множество болезненных вопросов…
        Тут тоже все понятно и просто.
        Лукаш об этом не подумал изначально. Просто даже в голову не пришел такой вариант. А потом уже было поздно соскакивать. В его конторе не принято учитывать мнение исполнителей о полученном приказе.
        Лукашу завидовали, когда он получил командировку в Америку, а он все удивлялся, чего это ему простили ту странную выходку на Востоке. Должны были наказать, хвост отрезать по самые уши, а его всего лишь тщательно опросили, сунули к психологам на обследование и отправили за океан… почти на курорт.
        «Это такая хитрая казнь», - подумал Лукаш и понял, что даже не обиделся на свое начальство. Он ведь действительно не выполнил приказ. Решил, что может себе такое позволить. Если честно, то просто даже и не думал в тот момент ничего, не взвешивал и не отмерял. Посмотрел вокруг, заглянул в подсобные помещения той лаборатории… и начал стрелять. И его группа присоединилась к старшему, у них нельзя сомневаться в решениях командира…
        Машина снова сделала петлю, проехала мимо Библиотеки Конгресса, свернула налево к Гарфилд-парку. Конспираторы хреновы. Ведь понятно, что никто не висит на хвосте, убедились, что нет на Лукаше датчиков, но все равно выполняют обряд уклонения и запутывания следа. Так скоро светать начнет. С другой стороны… С другой стороны - от Лукаша все равно ничего не зависит.
        От Лукаша что-то зависело после разговора с Петровичем. С печальным Петровичем, который, кстати, не врал, который, кстати, и на самом деле был ужасно огорчен тем, что все так обернулось. Все, сказал он, операция свертывается. На любом этапе, хоть на финальном. Про флешку подтвердил. Это по его просьбе фэбээровец с дурацкой фамилией спрашивал Лукаша, а не брал ли тот чего-нибудь чужого…
        Это ведь Петрович предупреждал, что у Лукаша проблемы. Прямо он сказать не мог, наверное, постоянно писал этот разговор для отчета начальству. Или для подтверждения, если понадобится, что на смерть Лукаша начальство не посылало, что было ему объявлено о свертывании деятельности до дальнейших указаний.
        То есть Лукаша привели к самому моменту похищения. Подставили, оформили все чисто и красиво. Мотивированно, черт бы их всех побрал. Оставалось только оснастить его маячком и подготовить группу для вызволения… Но маячком не оснастили - операция-то свернута на любом этапе - и группы не будет. Петрович ясно сказал: максимум - обратятся к местным властям с протестом и требованием.
        Тебя предупредили, Лукаш, а ты, пьяный дурак, все пропустил мимо ушей и попался. Теперь тебя будут немножко мучить и немножко убивать, ты расскажешь все, что знаешь… Про Петровича расскажешь, только про него наверняка и так все всё знают, про свой прокол на Востоке расскажешь… в общем, еще раз подтвердишь, что архив в надежных руках и что лучше всего с обладателями этих надежных рук договариваться.
        А ты - не договорился. Сам дурак.
        А машина упорно движется к реке. В крайнем случае, к Вашингтонскому каналу. Через реку они все равно не поедут, там мосты, на мостах - чеки, а на чеках - доблестная американская армия, воскресшая из мертвых. Нет, не станет Краузе рисковать и тащить похищенного журналиста через контрольно-пропускной пункт. Где-то здесь его выгрузят, на этом берегу.
        Лукаш учил карту Вашингтона, но этот район как-то не слишком хорошо отложился в его памяти. Дома-дома-дома… Канал и река Анакостия. Оказывается, есть в Вашингтоне такая река, не только Потомак. Где выгрузят? Чего тут гадать - привезут, покажут. Дорогу можно и не запоминать - обратно выбираться все равно не придется. Тут тебя оставят.
        Зачем?
        Это главный вопрос, на который Лукаш не мог ответить. Зачем он решил играть в эту игру и дальше, хотя все было понятно после разговора с Петровичем в машине? Даже еще раньше все было понятно, там, в доме генерала. И Лукашу было понятно, и генералу.
        «Тебя убьют, - сказал генерал. - Как только ты вернешься, тебя подставят или просто убьют. Тебя ведь используют, - сказал генерал, большой специалист в подлостях и подставах. - Ты - расходный материал…»
        А Лукаш даже и не спорил с Колоухиным, он и сам все понял в тот момент, когда генерал заговорил об информации. Такое не могло совпасть случайно. Просто - не могло. И это значило, что генерал прав. И также значило, что нужно искать выход.
        Выход.
        Куда? Как?
        Проще всего было - исчезнуть по дороге в Вашингтон. Вывести Джонни из машины пописать на брудершафт и оставить его где-нибудь… притрусить землицей… прикрыть ветками… И рвануть подальше от того места…
        Самое простое - убить Джонни. Потом сбежать? Куда бежать? Как бежать? Границы - перекрыты. А куда это вы, господин Лукаш, собрались? В Канаду? А пропуск? А виза? Нету? А не пошли бы вы назад, господин Лукаш. И, кстати, вас тут уже хватились, ищут, переживают.
        «Никуда ты не убежишь, - сказал генерал, словно прочитав мысли Лукаша. - Бежать бессмысленно. И глупо. Есть два способа выжить в подобной ситуации - исчезнуть так, чтобы тебя даже не стали искать, или начать свою игру. Тогда у тебя появляется шанс», - сказал генерал, когда понял, что выторговать свою жизнь все равно не сможет.
        Исчезнуть? Легко сказать. Да еще, чтобы не искали. Вот сейчас хороший момент? Удобный?
        Наверняка кто-то видел, как Лукаш уезжал от «Мазафаки» и с кем уезжал. Заказчик похищения так наверняка знает, кого посылал за Лукашом. Если сейчас вдруг Краузе и водитель умрут? Они ведь не ожидают от Лукаша особой прыти. Зря, что ли, Лукаш изображал из себя все это время практически безопасного при личном общении человека? И с неграми возле клуба подставлял всякие болевые точки под удары, рискуя вообще стать инвалидом - зря? Там ведь всей работы было на пару ударов. И, кажется, Лукаш произвел нужное впечатление на Краузе, которое потом еще и дополировал в туалете, совершенно непрофессионально пиная беднягу ирокеза.
        Станет агент вести себя так? Обиделся бы за Джонни? Однозначно - нет. Значит, сейчас Краузе не готов… не слишком готов к внезапной активности похищенного. Даже тот парень с электрошокером не слишком снижал шансы Лукаша на удачный исход потасовки. Инструкторы, в общем, оценивали таланты Лукаша в этой области довольно высоко. Хороший у тебя удар, говорили они. Безжалостный. И соображалка работает быстро.
        Значит, если вырубить… да что он сам с собой словами играет? - не вырубить, а убить, свидетелей нельзя оставлять в живых. Убить, машину сжечь. Для своих - он исчезнет наверняка. Для заказчика похищения…
        Вот этот продолжит искать, и никуда от него не денешься. Значит, стоит вначале выяснить, кто заказал. Если привезут к какому-нибудь простому исполнителю, то можно, в зависимости от обстоятельств, либо требовать встречи с САМИМ, либо валить этого исполнителя к чертям собачьим и переходить к варианту «Б», вступать в игру, делать ставки… хотя, ставки уже сделаны. Жизнь Лукаша уже поставили на кон, теперь нужно предъявить свои карты и доказать, что Лукаш полезнее живьем, чем мертвый. Вот так вот…
        Что-то грохнуло. То ли недалеко и не слишком сильно, то ли далеко и громко. Скорее, далеко и громко. Рвануло конкретно, вон эхо раскатистое, многократно отраженное от домов. Даже в машине слышно.
        - Что это? - вскинулся журналист Лукаш.
        Он ведь уже минут пятнадцать как дремал, расслабленно откинувшись на спинку сиденья, неудобно запрокинув голову, как могут только изрядно поддатые люди.
        - Я же говорил - сегодня может произойти всякое, - пояснил Краузе. - Может что-то взорваться, например… И не один раз, - добавил он, когда снова громыхнуло. - Понимаешь, Лукаш, в стране… в этой стране, такой хаос, бандиты распоясались, тюрьмы вон штурмуют при полной бездеятельности миротворцев, а в самом Вашингтоне почти ничего и не происходит… Как полагаешь, разве это справедливо? Хотя черт с ней, со справедливостью. Это нелогично. Совершенно нелогично. Никто не пытается свалить, наконец, этого колосса на глиняных ногах… Подтолкнуть падающего. Вот, кажется, и началось…
        «Сговорились они, что ли, все, - подумал Лукаш. - То Петрович затеял разговор о тишине, то этот рассуждает о нелогичности… Видать, и вправду момент назрел».
        Над машиной с ревом пронесся вертолет, Лукаш наклонился и вывернул шею, пытаясь рассмотреть вертушку, но ничего не увидел, только дома и деревья.
        - Спокойно, Лукаш, это не за нами. Нас никто не ищет… и искать не будет. Пока. А там что-нибудь да и произойдет…
        «Например, меня убьют, - меланхолично подумал Лукаш. - Черт, для того чтобы все это прекратилось, чтобы не везли меня ни к кому на встречу, всего-то нужно два удара. И все! Не исключено даже, что удастся просто сбежать и не умереть в ближайшем будущем. Есть же у меня козырь? Есть! Нужно всего два гребаных удара. Один Краузе, он так и напрашивается на тычок в шею, а второй - охраннику на переднем сиденье. В основание черепа, не жалея ни руки, ни черепа. А потом заняться водителем. Это в кино мертвые водители продолжают жать на педаль газа, в жизни все чуть-чуть иначе.
        Два удара и захват. И все. И можно валить отсюда. Связаться с Петровичем, сказать, что у меня есть кое-что для торга. Мне много не нужно, мне нужна жизнь. Моя собственная, ношеная и потертая жизнь. Станет Петрович торговаться? Станет? Да нет, согласится, наверное. Он не такой уж и гад, этот Петрович. Работа у него сволочная, начальство - не подарок. А так - очень даже приличный человек. Если ему напрямую не прикажут убить меня, то он и не станет это делать.
        Ему ведь сейчас запрещено вести активные действия на территории Америки, но разговаривать со своим подчиненным и выслушивать его предложения никто не запрещал? Это вариант, сказал себе Лукаш. Хороший вариант, устойчивый. Какого хрена ты не стал его отрабатывать там, в клубе? Или даже раньше, в тот момент, когда вернулся из своей судьбоносной поездки в Бриджтаун? Что-то тебя удерживало?
        Нет, понятное дело, тебя ведь собирались подставлять в качестве живца, какой тут торг с живцом на крючке? Но потом, когда тебе объяснил Петрович, что жизнь изменилась, что ты теперь просто журналист… Почему ты не пал ему на грудь и не рассказал все? Понимал, что из клуба ты уже никуда не денешься, что тебя уже пасут… Машину эту видел неподалеку от клуба, явно неслучайную машину… Да и время подходило. Начали уже федералы ту проклятую флешку искать.
        Опять-таки не могли федералы официально предъявить Лукашу обвинения, значит, готовились к неофициальному общению. Готовились? Наверняка. Только им нужно было дождаться повода, просто так задержать иностранца и допросить с пристрастием они сейчас не могут, им за это международная общественность пообрывает все, что висит, и позапихивает оторванное в самые неожиданные места организма.
        Вот если бы удалось все провернуть как-то так… неофициально, чтобы никто ничего не мог предъявить…
        Машина уперлась светом фар в ворота и остановилась.
        Приехали, кажется. Можно уже не уговаривать себя бежать. Можно просто рассматривать все вокруг с детской непосредственностью и чистым любопытством. Как новогоднюю сказку. Убьют или не убьют… И что там за дверью? Лукашу так интересно, так волнительно! Насколько глубока кроличья нора? Достаточно, чтобы сломать шею?
        Ворота медленно сдвинулись в сторону, и машина въехала во двор.
        - Не торопись, - сказал Краузе, увидев, что Лукаш собрался открыть дверцу. - Успеешь.
        - Как скажешь, - немного вибрирующим от волнения голосом ответил Лукаш.
        Знобит, блин, как при простуде. Руки не трясутся, а вот под кожей… Холодок бегает под кожей, толкается мелко-мелко, словно боится, что Лукаш забудет о высоком напряжении ситуации.
        «Тебя будут убивать, - пропел тонкий голосок в голове у Лукаша, - ну и так тебе и нужно. Сам виноват! Не убежал, гордый? Или стало интересно? Любопытство сгубило кошку, ты помнишь? Что ты планируешь узнать? Что ждет эту страну в ближайшее время? Задница ее ждет, полная, грязная задница. Если начнется заваруха в Вашингтоне, если президент не сможет навести порядок в своей собственной столице, то за каким хреном он нужен остальным штатам? Совершенно не нужен. Даже мешает…
        Кто первым заявит об уходе? Техас? Вот как бы да, самый главный претендент на независимость. В Техасе даже специальная армия есть, независимого Техаса, в лучшие времена признанная террористической организацией, а сейчас… Сейчас - хрен ее знает…
        Техас?
        У Техаса под боком Мексика, между прочим. И Мексика активно делает вид, что Техас уже давно самостоятелен и должен сам отвечать за все, что происходит на границе, виновен Техас или не виновен. Если Техас и вправду объявит о независимости, то мгновенно огребет массу неприятностей. Оккупация - не оккупация, а война вполне может начаться.
        Нет, никто из серьезных товарищей первым отделяться не станет. Попробуют на каком-нибудь штате поменьше. На Вермонте каком-нибудь. Или Гавайи. Вот. Это - настоящий кандидат. До континента неблизко, войска так сразу и не перебросишь… Да и не позволят войска перебросить…
        «Так, - приказал себе Лукаш, - а не сосредоточиться ли тебе на выживании, Михаил? Не отложить ли геополитические рассуждения на другое, более спокойное время, а сейчас смотреть и слушать, прикидывать и намечать».
        Двор какого-то промышленного… или складского типа. Слева и справа - забор. В глубине двора двухэтажное здание, нечто среднее между складом и ангаром с примыкающей конторой. По периметру горят фонари. Светильник над входом в здание. Людей не видно.
        Смешно будет, если сейчас откуда-то из тени ударит крупнокалиберный пулемет. Во-он из-за тех ящиков. Сколько тут? Метров десять? С десяти метров тут даже и обычный пулемет прекрасно справится. Пули будут пролетать сквозь машину и тела, даже почти не теряя скорость. И смешается кровь бедняги Лукаша с кровью урода Краузе.
        А урод - спокоен. Молодец, это у него здорово получается - выглядеть спокойным. Или и вправду не боится? С его профессией, в общем, нужно иметь крепкие нервы. С твоей профессией - тоже, напомнил себе Лукаш, но ведь внутренне ты вибрируешь, Лукаш. Интересно, со стороны это заметно?
        - Не нужно так нервничать, - сказал Краузе. - Все будет хорошо.
        - Ага, - кивнул Лукаш. - Я и не нервничаю… С чего ты взял? Мы же поговорить приехали?
        - Именно. Поговорить.
        Открылась дверь в здании, на фоне освещенного прямоугольника появился темный силуэт. Оружия не видно, уже хорошо.
        Человек подошел к машине, стекло опустилось.
        - Почему не заезжаете вовнутрь, в ангар? - спросил подошедший. - Договаривались же…
        - Я передумал, - спокойно сказал Краузе. - Я зай-ду с господином Лукашем, а моя машина подождет меня за воротами. Или есть возражения?
        - Нет возражений, - человек хмыкнул и медленно побрел назад, к двери.
        - Пошли, Михаил! - сказал Краузе по-русски и вышел из машины.
        - Сейчас - пошлю, - пообещал Лукаш. - Вот сейчас все брошу…
        Под ногами захрустел гравий.
        А еще начал дико чесаться старый шрам на груди. И на спине - тоже. Лукаш почесал на всякий случай и шрам на голове. Это на погоду? Или шрамы радуются грядущему пополнению своего количества?
        - Прошу, - Краузе остановился перед дверью, посторонился, пропуская Лукаша.
        Машина задним ходом выехала со двора, ворота за ней закрылись.
        - А ты им не доверяешь? - пробормотал Лукаш.
        - А я никому не доверяю, - так же тихо ответил Краузе. - Я слово держу, требую этого же от своих партнеров, но никому не доверяю. И тебе не советую.
        - Да я особо и… - начал Лукаш, не закончил фразу и вошел в здание.
        Их ждали на втором этаже.
        Может, другие комнаты в здании более обжиты, но тут обитателей давно не было. Только мебель принесли пару-тройку часов назад. Ждали прибытия Лукаша. Зал для переговоров - так себе. Довольно большое пустое помещение, лампы, свисающие на проводах с потолка, стол посреди комнаты и четыре стула вокруг стола. Старый обшарпанный и местами порванный линолеум, пыльные жалюзи, закрывающие все окна.
        - Сейчас придут, - сказал человек, который выходил к машине. - Присаживайтесь.
        Ничего такого в нем не было. На вид - обычный работяга из какой-нибудь мастерской. Оружия не видно. Убийцы обычно мало похожи на убийц. На кого угодно, но не на убийц. Вот Лукаш, например, похож на кого угодно.
        Краузе садиться не стал, отошел к стене, расположился так, чтобы видеть дверь в соседнее помещение и выход на лестницу. Гарантии безопасности это особой не дает, но выглядит куда взрослее, чем поведение Лукаша. Журналист подошел к столу и сел на стул, идиот. А с другой стороны, что ему остается? Краузе привез его, доставил прямо к столу и уйдет, Краузе можно изображать из себя осторожного профессионала, а у Лукаша… Лукашу предстоит долгий и напряженный разговор… до самой смерти, возможно, а в ногах - правды нет.
        - Добрый вечер, - произнес знакомый голос. Его обладатель немного запыхался, видно, поднимался на второй этаж из того же ангара, в который должен был заезжать Краузе. Пожилым толстым людям трудно ходить по ступенькам, одышка, сердце, знаете ли. А еще он курит…
        - А нельзя было просто поболтать в отеле? - спросил Лукаш. - Или это такой тонкий британский розыгрыш?
        Джон Смит обошел стол и сел напротив Лукаша.
        - Нельзя было, Майкл, - сказал британец и достал из кармана трубку и кисет. - Не то место, не то настроение…
        - Я выполнил заказ, - сказал Краузе.
        - Да-да, спасибо, - кивнул Смит.
        Краузе еле заметно улыбнулся, глядя в глаза англичанину.
        - Успокойтесь, Андре, вот ваши деньги.
        В помещение вошел тот самый работяга, положил на стол толстый конверт.
        - Будете пересчитывать? - спросил Смит.
        Краузе взял конверт, открыл его, заглянул вовнутрь.
        - Посчитайте, не стесняйтесь, - подбодрил его Смит. - На слово верить никому нельзя…
        - Мне - можно, - сказал Краузе и спрятал конверт во внутренний карман куртки.
        - Рад за вас, - усмехнулся Смит. - Что-то еще?
        - Я выполнил заказ? - спросил Краузе.
        - Да, а что? Что-то не так?
        - Вы подтверждаете, что заказ выполнен точно и вовремя?
        - Вы намекаете на премиальные?
        - Нет, я хочу услышать от заказчика, что он полагает взаимные обязательства выполненными, и согласен со мной в том, что мы больше друг другу ничего не должны.
        - Совершенно точно! - кивнул Смит, раскуривая трубку. - Вы очень верно сформулировали. Вы мне больше ничего не должны, и я вам тоже. Мы совершенно посторонние люди, и если вы когда-нибудь скажете, что мы имели с вами какие-то отношения, то я очень удивлюсь…
        - Но если мои услуги вам снова понадобятся…
        - Спасибо, они мне в ближайшее время не понадобятся, - Смит выпустил клуб дыма и зажмурился от удовольствия. - Можете отдыхать.
        - Или взять новый заказ у других лиц?
        - Да, конечно. До свидания, - сказал Джон Смит, не подавая руки для прощания.
        - До свидания, - сказал Краузе и вышел.
        Похоже, Джон Смит невнимательно отнесся к разговору. Похоже, Джон Смит так старательно настраивается на беседу с Лукашом, что пропустил странные перепады в интонациях Краузе. Последние фразы, по мнению Лукаша, прозвучали как-то слишком многозначительно. Вот как в кино «За НАШУ победу!». «Или взять новый заказ у других лиц?». Ударение на «новый заказ». И «до свидания» прозвучало не как просто форма вежливости, а словно обещание скорой встречи. Именно - обещание.
        Лукаш побарабанил пальцами по столу. Все такие непростые, многозначительные. Британец сидит с видом вполне уверенным и даже самодовольным. И делает это совершенно напрасно. Получается, он ни в грош не ставит умственные способности Лукаша. Ведь если он сейчас засветился, значит, точно уверен, что Лукаш никому ничего не расскажет, не выдаст, что под личиной старомодного журналиста из Великобритании скрывается… непонятно, кто именно, но явно не слишком приятный человек. Теперь, что бы он ни говорил, любой нормальный человек должен понимать, что живым его отсюда не выпустят. А ведь разговор еще даже не начался.
        - Вы мне симпатичны, Майкл, - Джон Смит выпустил струйку дыма, потом - кольцо.
        - Надеюсь, вы меня похитили не для того, чтобы признаться в любви? - мило улыбнулся Лукаш. - Английский писатель Олдингтон утверждал, что англичане предрасположены к гомосексуализму… Так вот, я не англичанин. Я русский.
        - Вот, у вас даже чувство юмора есть. Олдингтона читали. Это у него где такое сказано?
        - В романе «Смерть героя», - с готовностью пояснил Лукаш. - Страницу назвать не смогу, но где-то вначале. Во вступлении даже. Так прямо и написано.
        - Я женат, Майкл, счастливо женат уже сорок лет, имею трех детей и шесть внуков, поздновато мне начинать ухлестывать за молоденькими мальчиками. Тут уже и девочками особо не интересуюсь… Я готовился уходить на пенсию, между прочим. Если бы не Америка, не эта свинья, которую Соединенные Штаты подложили всему миру, я бы уже поливал цветы в своем саду и высаживал рассаду, - Смит говорил мягким голосом, легкая улыбка блуждала на его губах, а глаза… Глаза были холодными и безжалостными. Очень красноречивыми были у него глаза.
        - Я рад за вас, - заявил Лукаш. - Я вам больше скажу - я рад за нас обоих. Вы никогда не сталкивались с реакцией отвергнутых влюбленных? В вашем исполнении это наверняка было бы еще ужаснее. И опаснее.
        Если дедушка хочет откровенного разговора - пусть сам его и начинает. Журналист Лукаш вначале перепугался, когда его сажали в машину, потом успокоился, а тут еще милый и хорошо знакомый Джон Смит, с которым вместе было выпито немало водки и переговорено… о чем только не переговорено. Прикажете его бояться? Да ну вас, в конце концов. Сейчас все встанет на свои места.
        Ведь встанет же?
        - Ладно, - протянул Смит. - Начну я. Вы брали флешку у генерала Колоухина?
        Лукаш засмеялся - искренне, весело, как могут смеяться только дети и идиоты.
        - Далась вам всем эта флешка, - сквозь смех сказал Лукаш. - Кто ко мне только не цеплялся по ее поводу… И фэбээровец цеплялся, и даже, кажется, Сара Коул цеплялась… Какая, на фиг, флешка? Вы о чем?
        - Небольшая такая, - спокойно пояснил Смит. - На шестьдесят четыре гигабайта, простенькая. Вот такая.
        Смит показал пальцами, какая именно по размеру должна быть флешка.
        - Да хоть вот такая! - Лукаш развел руки в стороны. - Не видел я никакой флешки. Мне было не до того. Я даже вещи его из дома не забирал. Мне все вынесли люди шерифа. Его помощник… имя которого я, к сожалению, забыл. Но шериф скажет. Такой высокий худощавый парень…
        - Тим Свенсон флешку не брал, - сказал Смит. - Это совершенно точно.
        - Ну кто-то другой…
        - Сразу после того, как вынесли тело и вещи, дом был опечатан. Да и без свидетелей в помещении оставался только один человек - вы, Майкл.
        - Этот… Тим Свенсон, вы сами сказали… Он что, не мог взять и не сообщить вам?
        - Не мог. Поверьте, не сообщить нам об этом он не мог, - Джон Смит потер подбородок. - Он не мог не ответить на те вопросы, которые мы ему задавали. Убедитесь сами… Дэн! Дэн! Принеси, пожалуйста.
        Вот сейчас этот самый Дэн принесет голову несчастного помощника шерифа. С выколотыми глазами, разорванными ноздрями и отрезанными ушами. И добрый дедушка Джон Смит скажет, вы мне нравитесь, Майкл, но с вами я сделаю то же самое…
        А ведь еще не поздно уйти. Вырубить Смита и попытать счастья через окно. Или уже поздно?
        Дэн подошел к Лукашу и ударил. Не сильно, но со знанием дела, Лукаш вырубился. Ненадолго, но когда пришел в себя, то оказалось, что руки и ноги у него скованы наручниками. Не очень туго, но вполне надежно. То есть да-а, можно самостоятельно убедиться в серьезности намерений Джона Смита. А там и в их специфических талантах. Все просто мечтают в последнее время продемонстрировать Лукашу свои специфические таланты. Вон даже Сара Коул собиралась… Нужно было сразу сваливать с ней из «Мазафаки», не дожидаясь драки и других развлечений. Сейчас бы лежали в постели с Сарой и курили… Ну или спали бы…
        - А все могло пройти значительно спокойнее, - с какой-то даже жалостью в голосе произнес Джон Смит.
        Голос так и сочился состраданием, а вот глазки… глазки продолжали излучать ледяное спокойствие и как бы препарировать сидящий напротив образец. Насквозь фальшивый и лживый дед… Как с ним только жена прожила сорок лет? И чему он может научить своих внуков…
        - По-моему, вы не до конца осознаете серьезность своего положения.
        - Да. То есть нет. А что, все так серьезно? Краузе сказал, что только поговорить… Он врал?
        - Вряд ли он врал, я ему за ложь не платил, а бесплатно он ничего не делает, такой характер. Мы действительно планировали поговорить, получить от вас нужную нам информацию в спокойной беседе, а потом расстаться… - Джон Смит сосредоточенно чистил свою трубку каким-то хитрым металлическим приспособлением. - А вы начинаете все усложнять…
        - А вы меня ударили, - с обидой в голосе заявил Лукаш. - Я вообще с вами не хочу ни о чем разговаривать после этого… Этот ваш козел…
        Не переигрывай, предупредил себя Лукаш. Ты дурак, но не полный кретин. Пора уже нервничать и бояться. Не прекращать хамить, но делать это неуверенно и даже с истерикой.
        - Вы кого из себя корчите? Джеймса Бонда? У вас тоже номер с двумя нолями? Право на убийство? И право нести чушь? - журналист потихоньку начал сползать к истерике.
        - Знаете, Майкл…
        - Не знаю и знать не желаю! - сорвался Лукаш. - И до тех пор, пока меня не освободят от этих железок, я ни о чем говорить не буду… Слышали? Не буду!
        А сзади у него стоял тот самый Дэн. И ничего нельзя было с этим поделать. И блокировать удар этого Дэна тоже было нельзя. Черт!
        Хорошо бьет. Толково и со знанием дела. Больно. Ничего пока не сломано, но боль пронзила все тело, заставила Лукаша закричать не притворяясь. Наверное, он смог бы вытерпеть эту боль и молча, но туповатый журналист - нет. Да и нет журналисту особого смысла терпеть и играть в молчанку.
        - Я вам поясню, Майкл, - сказал Джон Смит. - Вы, похоже, просто не в курсе. Разговор может проходить в несколько этапов и разными способами. Вначале я просто поставил вам вопрос и предложил поступить разумно. Вы, как большинство людей на вашем месте, отказались. Почему? Очень просто. Вы не поверили в серьезность происходящего. С вами ведь ничего не может случиться, вы ведь главный герой этого фильма, а главные герои почти всегда доживают до финальных титров. Вы взяли флешку, даже не зная, что на ней. Просто сунули в карман, походя, без задней мысли…
        - Я не брал никакой флешки…
        Удар, крик, тишина.
        - Не перебивайте меня, пожалуйста, - попросил Джон Смит. - Иначе Дэн вас просто искалечит. Так вот, вы сунули флешку в карман, просто так. И поехали в Вашингтон. Но в городе на вас напали и отобрали ноутбук. И вы поняли, что во флешке может быть что-нибудь важное и ценное. И вы решили флешку утаить…
        «Господи, как все эти пенсионеры-убийцы похожи друг на друга… Угрозы произносят ласковым, доброжелательным тоном, используя контраст между формой и содержанием. На некоторых это действует, на русского простака должно подействовать. Смит ведь не знает, чем именно закончилось подобное упражнение в Бриджтауне».
        - Можно, я скажу? - тихо попросил Лукаш, с видимым усилием сдерживая дрожь в голосе.
        - Да.
        - Мне это уже говорил специальный агент Шейкмен. И про флешку, и про то, что я ее утаил… Только он так и не смог понять, где я ее спрятал. Они, сволочи, меня обыскивали в клинике. Пока я был в отключке, они меня до нитки обшмонали…
        - Простите, что?
        - Обыскали. Может, даже рентгеном просвечивали и в задницу заглядывали… И ничего не нашли. И в машине - тоже не нашли.
        - И в отеле - тоже, - добавил Джон Смит.
        - Ну?
        - Вот вы мне и скажите - куда дели чужую вещь? Нехорошо себе оставлять чужое.
        - Я ничего себе не оставлял! - повысил голос Лукаш, оглянулся на Дэна и втянул голову в плечи.
        - Без физического воздействия вы в серьезность происходящего не поверили, - вздохнул Джон Смит. - Значит, придется перейти ко второй фазе. Вам станут причинять боль, но так, чтобы это не отразилось на вашей внешности. Без синяков и ссадин. Допрос - это форма сотрудничества. У вас есть шанс выйти отсюда. И этот шанс есть до тех пор, пока мы не перейдем к третьей фазе. К сожалению, в этой фазе вам придется наносить повреждения и травмы, и выпускать вас в таком виде на свободу будет неосмотрительно с моей стороны. Это только в кино и книгах при допросах бьют по лицу и кричат: «Будешь говорить?» Нет, при настоящих допросах человека ломают… в прямом и переносном смысле так, что он просто сам захочет рассказать все, что от него хотят услышать. Вначале он может надеяться на скорое прекращение экзекуции, потом - на то, что его не очень сильно покалечат. Ну и в самом конце он все скажет для того, чтобы побыстрее умереть. Это для него будет единственным способом прекратить мучения. Но умрете вы только тогда, когда я вам это позволю… Может, остановимся на первом этапе? Дело в том, что только положительный
результат может прекратить допрос. Вы говорите, что взяли флешку и сообщаете мне, где она спрятана… Флешку находят, привозят, а вас - отпускают. Я даже готов рассмотреть возможность вашего поощрения некоей суммой денег.
        - Но я не брал этой флешки… - выдохнул со всхлипом Лукаш. - Не брал…
        Было бы неплохо закрыть лицо руками, голос от этого звучит глуше и как-то безысходнее, но наручники не пускают.
        - Может быть. Но тогда это для вас совершенно безвыходная ситуация. Мы будем продолжать допрос, причиняя вам боль. Вы упорствуете, мы работаем. И так до тех пор, пока мы не убедимся, что вы и вправду не брали ничего, и только тогда вы умрете. Я это вам объясняю, чтобы все встало на свои места. Если вы и вправду взяли - у вас есть возможность все исправить. Если не брали - вам не повезло. А флешка действительно сгорела в доме.
        - Да с чего вы вообще решили, что это флешка была? Почему вы так решили?
        Джон Смит встал со стула, со стоном выпрямил спину.
        - Я точно знаю, что она там была. Генерал приготовил ее для меня. По моей просьбе…
        Увлекся англичанин… Это ж какого он мнения о Лукаше, все болтает и болтает, вместо того, чтобы просто перейти к делу. Ну не объяснять же ему, что если он слишком много расскажет Лукашу, то потом нельзя будет журналиста отпускать на свободу. Это ведь и Лукаш поймет. Не сразу, конечно, но рано или поздно - поймет. И запаникует, впадет в истерику. Его придется приводить в чувство, а это - потеря времени. Еще какая потеря. Небрежность в сценарии допроса снижает его продуктивность. Ведь пустячок, а может все испортить. Оба первых этапа допроса, рассчитанные на то, что пациент будет надеяться выбраться отсюда живым, просто слетают на фиг. Нужно переходить сразу к третьему, а психика еще не раскачана, еще не разогреты нервы и не расшатан инстинкт самосохранения… На спецкурсе больше тройки Смит бы не получил.
        А Лукаш его сдал на отлично.
        Это ж сколько времени можно было бы сэкономить… С другой стороны - пусть тянет. Время вроде бы работает на Лукаша, может, и появится в голове хоть какой-то план, позволяющий выжить… получить информацию и выжить…
        - Да, - сказал Джон Смит. - Он приготовил ее для меня. Когда Олег Данилович уходил на Запад из Советского Союза, то работал он не на Америку… не только на Америку. Мы успели завербовать его первыми, потом рекомендовали завербоваться еще и к американцам. Денег в два раза больше и, если что, это на американцев обидится СССР, а не на нас. Побег ему обеспечивали мы… Я обеспечивал, если хотите. И Олег Данилович почти год находился в Англии, прежде чем американцы вытребовали его к себе.
        Смит снова набил трубку, не прекращая размеренно шагать вокруг стола и сидящего возле стола Лукаша.
        - Мы его, конечно, отдали американцам, но перед этим позволили генералу несколько… э-э… своеобразно проводить время. У него были специфические вкусы по части общения с женщинами… Не то, чтобы он был садист, но… К тому же мы попросили его провести несколько практических занятий по ведению допросов с пристрастием… - Смит усмехнулся. - И записывали на видеокассету то, как генерал работает с людьми. И что потом от этих людей остается. Генерал приехал в Штаты, рассказал все, что знал, выторговал себе гражданство и стал жить… неплохо жить. Наверное, ему не хватало адреналина, у меня, если честно, возникло подозрение, что время от времени он позволяет себе съездить куда-нибудь подальше, в глубинку, и выпустить пар, но вести слежку я не мог. Мы бы его и не потревожили, честно. Высокое начальство решило, что генерал потерял всякую ценность для нас, те самые кассеты было приказано уничтожить…
        - Вам? - спросил Лукаш.
        - Мне, - спокойно ответил Смит.
        - Понятно…
        - Конечно, понятно. Я по натуре своей коллекционер. Отложил кассеты туда, где держал весь подобный материал, и стал ждать. У меня приближалась пенсия, деньги небольшие, как вы понимаете… А тут возможна небольшая прибавка. Не захочет же генерал, чтобы эти записи всплыли на Ютубе? Никакая Америка не станет скрывать у себя подобное чудовище. Никакая… Я на него вышел, аккуратно, я все-таки профессионал. Мы поговорили, обсудили сложившуюся ситуацию. Выяснили, что могли бы стать полезными друг для друга… Сами посудите, его уже искали русские, американцы не простили бы ему то, что он работал на нас, ну и общественность в приступе гуманизма никогда не простила бы ему тех замученных людей. Кстати, американцев. Они числились среди пропавших без вести, но на самом деле… Вы понимаете. И ведь что забавно - если бы не начался этот кризис, толку от Колоухина не было бы для меня совершенно. Так бы он и дожил приглашенным профессором в университете. А так… Американцы его привлекли к разработке и подготовке ряда проектов, рассчитывая потом устранить, идиоты, он понял, что терять ему нечего, и по самые локти засунул
руки в секретные архивы… И внезапно приобрел невероятную ценность для заинтересованных служб, стран и даже частных лиц. Ладно, это все лирика. Важно то, что он связался со мной недавно, прислал мне образец информации на продажу плюс небольшой презент и назвал свою цену.
        - И ваше начальство…
        - Мое начальство никогда не дало бы таких денег. Никогда. К тому же зачем мне с кем-то делиться? Знаете, сколько народу в мире желает получить то, о чем говорится в материалах вашего генерала? Он умудрился сорвать банк, этот великий ублюдок. Я не знаю как, каким способом он получил все это, но…
        - Да врал он все! - и ты врешь, Джон Смит, врешь бессовестно и безоглядно. Ты кому эту историю на уши вешаешь? Лукашу, который не имеет шансов ее кому-то рассказать, или своему человеку, этому самому Дэну… Или просто так врешь, по привычке. Прислал вам образец настоящий, а потом… Туфту какую-нибудь сбросил бы…
        - Нет, я потребовал гарантий, он мне эти гарантии предоставил. Есть вещи, которые нельзя придумать… Например, то, что случилось со статуей Свободы. Мы договорились, что мой человек прибудет к нему после того, как… ну вы поняли. Человек отправился в точку ожидания, это в пятидесяти милях от Бриджтауна. Накануне расстрела скульптуры отправился, еще не зная, что этот расстрел состоится. После происшествия он должен был выйти в Сеть, выставить сообщение на одном сайте, потом получить указание и отправиться за той самой флешкой. Генерал собирался покинуть гостеприимную страну как раз перед тем, как все рухнет окончательно. Ему нужны были средства. Потом обычное упражнение с многоступенчатым перечислением денег на указанные счета, мой человек доставляет мне флешку, и…
        - Но тут появился я?
        - Вы… Вы не просто появились, вы приехали вместо моего человека. То есть до последнего момента я получал от него сигналы о том, что все в норме, а потом вдруг оказалось, что генерал убит каким-то идиотом, который и сам не понял, что произошло. В лучшем случае, флешка все еще у вас… или вы знаете, где она находится. В худшем - она попала к кому-то… и мне нужно знать, к кому именно она попала, - Джон Смит докурил трубку и выбил ее о каблук. - Так что - ничего личного. Я просто должен знать наверняка.
        Лукаш вздохнул.
        - Что? - спросил Смит.
        - Я не знаю… я не знаю, что мне делать… у меня нет флешки. Нет у меня флешки, Смит! Сука ты поганая - нет у меня флешки! - Лукаш дернулся, завыл, забился, звеня наручниками. - Нет у меня ничего, нет ничего, ничего…
        - Плохо, - сказал англичанин. - Очень плохо. Я теряю деньги, вы теряете жизнь… Обидно, правда?
        Сзади на Лукаша обрушился удар. Лукаш рухнул на пол вместе со стулом, больно приложился плечом, чудом уберег голову от встречи с полом.
        - Надеюсь, вы понимаете, что мы все равно будем работать с вами… - Джон Смит присел возле Лукаша на корточки и заглянул в лицо. - Это не я придумал, это кто-то умный сказал: настоящее богатство делается либо при строительстве империи, либо при ее разрушении. Сейчас настал момент такой - крушение империи. На падении Союза мне заработать не удалось, там было слишком много своих, расхватывающих все, до чего можно было дотянуться. Но здесь… Мне ведь много не нужно…
        - Ага, внучатам на подгузники…
        - И это тоже. Сегодня начался новый этап в истории Соединенных Штатов. Темные силы, наконец, решат начать действовать в открытую, миротворцы в ужасе шарахнутся в сторону, миротворцы обычно не горят желанием жертвовать своей жизнью ради каких-то там идеалов… или пиндосов… Вы, кстати, не в курсе, откуда такое слово появилось?
        - Не знаю. Не интересовался.
        - Не важно. Сегодня война выплеснется на улицы Вашингтона. Завтра…
        - Это вам Колоухин сказал?
        - Да, представьте себе. Он сказал, что будет отыгран один из вариантов, либо установление военной диктатуры на территории США, либо полная балканизация страны, с началом гражданской войны, естественно. А это - поставки продовольствия, это - торговля оружием, это - разграбление складов, приготовленных в свое время на случай ядерной войны. Вы ведь слышали о запасах опиатов для облегчения мучений больных лучевой болезнью? Слышали? Так это не выдумка, это правда. Еще со времен «холодной войны». Тогда решили их складировать, как лекарство, а потом, как запас валюты, которая никогда не обесценится. Я знаю о трех таких закладках на территории Штатов. Это более трехсот тонн наркотиков. Но даже это - мелочь по сравнению с тем, что еще есть в этом архиве…
        - Ага, - засмеялся Лукаш. - А еще Зона пятьдесят один, немецкая база в Антарктиде, обломки летающей тарелки и трупы инопланетян…
        - Он вам рассказал… - разочарованно протянул Смит. - Он вам рассказал…
        - Да вы что, одурели? Это я сейчас придумал. Самые бредовые россказни вспомнил и перечислил. Идиот старый, какие пришельцы? Ты что?
        - Ладно, - Смит выпрямился, упершись ладонями в колени. - Значит, вы просто человек, попавший не в то место и не в то время… Я вам верю, но дело всегда нужно доводить до конца.
        «Это плохо, - подумал Лукаш. - Это совсем плохо. И дурак ты, Лукаш, что надеялся на очередное чудо. Полный идиот. С тайным желанием подохнуть. Ну да, конечно, ты что-то узнал. Тебе стало легче? Ты руки свои из наручников вытащил? Нет? Что ж так? А в кино вытаскивают…
        Идиот-идиот-идиот… Нужно что-то делать. Когда начнут резать пальцы и уши - будет поздно. Совсем поздно. А еще по полу тянет сквозняком, запросто можно простудиться».
        - Слышь, Смит, - прохрипел Лукаш, откашлялся и повторил: - Слышь, Смит?
        - Что? - спросил Смит.
        - Флешка у меня. Только это не флешка ни фига, а внешний накопитель. На терабайт. Если тебе генерал обещал флешку, то, значит, у меня ее нет… а терабайтник - есть.
        - Хорошо, - сказал Смит, просветлев лицом. - То, что ты заговорил про терабайтник - очень хорошо. Про флешку я бы тебе не поверил, носитель мы с генералом оговаривали… Именно - терабайтник. Как ты его нашел?
        - А можно меня поднять с пола? - спросил Лукаш. - Пожалуйста! Мы же еще не перешли на вторую фазу? Мы еще договариваемся без членовредительства? А мне даже смотреть на тебя неудобно и шея затекает.
        - Ну… - протянул Смит.
        - Подожди, Джон, ну что ты… Я же ничего плохого не хотел. Я только хотел немного заработать… Я даже не успел ничего там посмотреть - некогда было. Все время Джонни возле меня околачивался, нес всякую ерунду про деньги, про пистолеты… Пришлось спрятать накопитель под куртку, а потом, когда мы ехали… Нет, ну поднимите меня с пола, уроды! Давайте договариваться!
        - Зачем? - спросил Смит. - Ты заговорил всего лишь при угрозе пыткой, а если мы продолжим, то ты все расскажешь… все-все-все…
        - Расскажу, конечно… Я жить хочу, я уже один раз умирал, мне хватило… Ты меня можешь запытать, но накопитель не в Вашингтоне… Я как знал… Как знал, черт возьми, что меня перехватят эти арабы…
        - Арабы? - насторожился Смит.
        - А ты что, не слышал? Я так думал, что все в этом гребаном городе уже знают - нападавшие говорили по-английски, но с арабским акцентом. Джонни распознал. Я лично ни черта не услышал, а он говорит - арабы. Из Залива, кажется… Поднимите меня! - крикнул Лукаш. - Без меня вы не найдете. Просто - не найдете. Мы остановились, чтобы отлить, Джонни по-быстрому на левое заднее колесо оправился, а я сказал, что мне нужно… по-большому нужно. Я взял бумагу и пошел в лес. Это не очень далеко, это всего милях в шестидесяти от Вашингтона. Но я - помню, я ориентир запомнил… И там не просто так положил, а спрятал… Не найдете без меня, даже если в клочья порвете. А я… я отведу… Найду. Только если мы с тобой вдвоем - ты и я. Да?
        Смит недоверчиво покачал головой.
        - Ну что ты смотришь, придурок из-за Ла-Манша? Ты мне говорил про накопитель? Говорил? А кроме тебя и генерала о нем кто-то знал? Знал кто-то, я спрашиваю?
        - Нет, только мы с Колоухиным.
        - Вот… Вот видишь? Поднимите меня, - Лукаш несколько раз дернул ногой. - Поднимите! Поднимите!..
        - Дэн, - велел Смит, - подними.
        Дэн легко поставил стул на ножки вместе с пристегнутым Лукашем.
        - Говори, - сказал Смит.
        - Сам-то понял, что сморозил? - ощерился Лукаш. - Сам понял? Возле дороги. Федеральная трасса там, эта… номер… блин… нужно на карте глянуть, не помню я их номеров… Попить дайте, сушит меня… сушняк у меня, дайте воды… слышишь, хриплю я? Воды дайте!
        - Дэн! - сказал Смит. - Принеси. А ты забавный, Лукаш, очень забавный…
        - Сам хохочу с утра и до вечера. В зеркало гляну - и в хохот. До истерики, честное слово… - Лукаш потер ладони. - Даже странно.
        Глава 15
        Вот теперь руки у него тряслись на самом деле, как положено насмерть испуганному организму, тряслись. Даже не так, в момент испуга люди дрожат не сильно, это когда страх немного отходит, вот тогда… вот тогда трясет по-настоящему. Значит, журналиста Лукаша начинает отпускать, значит, поверил он в то, что может выкрутиться из этой ситуации…
        А Смиту сейчас не позавидуешь. Старик думает, шевелит мозгами, скрипит нейронами, серое вещество от напряжения чернеет, белое - краснеет… а Лукаш несет всякую ерунду. Руки болят в запястьях, рванул их наручниками, когда падал. А так, в общем, ничего… запястья саднят, и руки трясутся… сжать в кулаки, чтобы не так стыдно. Смотрит ведь Джон Смит, наблюдает, прикидывает, а не обманывает ли его русский мальчишка?
        А как просто было поначалу - домучить до такого состояния, чтобы бедняга все выложил, вымаливая смерть, легкую и быструю. И в кармане держать информацию о терабайтнике. Начнет бедняга обманывать, чтобы время затянуть, скажет, что флешка на шестьдесят четыре гигабайта - вот такая - за унитазом в номере лежит, тут его придурка лопушистого снова в боль загнать, не объясняя, за что. И снова, если о накопителе не скажет.
        Ведь наверняка все врал Смит о своих переговорах с генералом, о посланце и способе передачи, с чего это ему правду говорить? И об истории своих нежных отношений с Колоухиным тоже, скорее всего, трындел… Или не трындел, теперь уж и не поймешь… Ловушку он выстраивал для собеседника, подробности вроде как случайно вбрасывал, детальки и подробности, чтобы мог бедненький попытаться соорудить небольшую ложь, мог получить надежду затянуть переговоры…
        А тут Лукаш сам, без намеков и мучений, рассказал о накопителе. И накопитель размером с пачку сигарет в задницу не спрячешь, и в машине просто так не пристроишь…
        Значит, где-то скинул товар, бродяга. Отошел погадить на лоне природы и спрятал. И если они даже станут спрашивать Джонни, то он подтвердит - да, останавливались. Да, отходил русский по своим суровым русским делам… А прятал там что-то или нет - никто, кроме Лукаша, не знает. Вопросы?
        - Думаешь, я стану с тобой делиться? - Смит сел на свое место, подпер щеку кулаком. Физиономия перекосилась, съехала набок. - Зачем?
        - А куда ты денешься, дедушка? - нервно хихикнул Лукаш. - Если ты не соврал сгоряча, то только за остатки летающей тарелки тебе кучу бабла отвалят… Денег, в смысле. За базу в Антарктиде… А что, там правда есть база? С тех самых пор? Я читал об экспедиции адмирала… как его… черт, ну не важно… Про то, что его эскадру возле Антарктиды потрепали… но думал, что врут…
        - Не врут, - сказал Смит. - Врут, но не во всем… Есть там база, есть…
        - Ну так не жадничай! - теперь Лукаш уже засмеялся.
        В голосе еще было немного истерики, но так - остаточки. Журналист Лукаш почуял спасение и выгоду почуял, как тут не прийти в себя.
        Подошел Дэн и поставил перед Лукашем на стол стакан с водой.
        - Или руки освободи, - потребовал Лукаш, - или подай мне, что ли…
        Дэн посмотрел на британца.
        - Напои его, - приказал тот.
        Молодец, пять баллов. Никому нельзя доверять. Лукаш выпил воду до половины, сказал: «Спасибо, потом допью». Дэн вернул стакан на стол.
        Тупик, господин Джон Смит, тупик у вас с нами, поздравляю. Пытать и калечить - можно, только как ты потом искалеченного вывезешь из города? В багажнике? Наверное, только можно та-ак влететь… Поехать вместе с Лукашем туда и с сопровождением? Так Лукаш в большой компании с места не тронется. Только со Смитом. Опаньки! А иначе может на чеке заорать, что похитили его и убивают.
        - А что сегодня будет? - как бы невзначай спросил Лукаш.
        Смит непонимающе посмотрел на Лукаша.
        - Ну ты говорил… и Краузе говорил, что сегодня в городе что-то грянет. Мы вон взрывы слышали по дороге сюда, и вертолет пролетал… Что будет?
        - Ночью и утром - обстрелы, взрывы, нападения на официальные учреждения, - нехотя проговорил Смит. - А потом… Армия, наверное, начнет наводить порядок. Кровью и железом, так сказать.
        - Значит, выехать из города сейчас нужно, побыстрее, пока не началось, как следует. Если стрельба пойдет, иностранных журналистов вывезут… или запрут куда-нибудь в надежное место… Сейчас тоже будет непросто выехать, но если есть деньги… У тебя есть деньги, Джонни? - спросил Лукаш.
        - Есть, - с рассеянным видом ответил Смит. - Деньги - не проблема.
        «Интересно, откуда у тебя деньги? Тебе ведь родное правительство столько бы не отвалило, сам сказал. А за обещания Колоухин бы работать не стал… Ой, темнишь, Смит! Деньги, видите ли, не проблема…»
        - Тогда валить нужно, дедуля! Брать машину и ехать, пока не поздно…
        Словно в подтверждение слов Лукаша, неподалеку что-то взорвалось, задребезжали стекла в окнах за жалюзи, лампы на шнурах качнулись, тени поползли по стенам.
        - Ну, пара часов у нас есть, - Смит принял какое-то решение, на лице его проступила уверенность, взгляд снова стал стальным и ледяным. - Дэн, ты можешь съездить к ближайшему дому? Тут полно особняков. Найди тот, в котором еще кто-то живет, войди и привези мне… девочку. Если девочки не будет - мальчика лет до двенадцати… не будет мальчика… девушку какую-нибудь симпатичную… только белую, я тебя умоляю, белую…
        - А семья возражать не будет? - уточнил Дэн.
        - Семью можешь успокоить сам. Возьми с собой Френка и Страуба. И давай, пожалуйста, побыстрее… И пришли сюда кого-нибудь из стрелков. Лина, например.
        - Хорошо, пришлю Лина, - сказал Дэн и двинулся к выходу.
        - Стоп-стоп-стоп-стоп… Эге-гей, стоп, я сказал!..
        Дэн остановился и посмотрел на своего работодателя.
        Эти исполнительные парни на побегушках у старых сволочей… У Колоухина тоже был такой… исполнительный, плохо кончил. Похоже, что и Дэн имеет все шансы прожить очень короткую жизнь.
        - Дети зачем? - спросил Лукаш.
        - Для тебя, Майкл, для тебя… - усмехнулся Смит. - Ты же хочешь принять участие в деле? А мне нужны гарантии. Вот ты их мне и предоставишь. Дэн привезет девочку, ты ее… - Смит сделал паузу. - В идеале - вначале изнасилуешь, а потом убьешь. Ножом, например. Если у тебя не встанет или ты не сможешь работать холодным оружием - просто застрелишь. Вначале в ногу, потом во вторую, потом в руки, потом в живот - насколько патронов хватит. И только последним - в голову.
        - Зачем?
        - Ты же понимаешь - для гарантии. Для гарантии нашей общей безопасности. Запись мы возьмем с собой, как только ты отдашь мне накопитель, я отдам тебе камеру с записью. Подходит такой вариант?
        - Я не буду никого убивать, - быстро сказал Лукаш. - Мы так не договаривались.
        - А мы никак не договаривались, Майкл. Я вообще планировал тебя убить. Так что…
        - Рискуешь, сволочь… - процедил Лукаш. - Но я все равно не стану никого насиловать и убивать, мне это выйдет дороже… Зачем тебе тогда мне деньги отдавать, если у тебя будет такой компромат на меня? Сам же сказал, что держал Колоухин на привязи теми кассетами… Так что - пошел ты в жопу, дедуля, или мы договариваемся без всяких подстав, или…
        Дэн ждал, Смит сидел неподвижно, разглядывая Лукаша, как забавную игрушку.
        - Мы едем с тобой вдвоем, я достаю тот накопитель… Ты сказал, что у тебя есть здесь деньги… Много?
        - Много, - сказал Смит. - Меньше, намного меньше, чем все это стоит, но…
        - Сколько? Десять миллионов евро будет?
        - С ума сошел? - искренне удивился Смит. - Я буду с собой таскать такие деньги…
        Не соврал, ответил честно.
        - Пять миллионов?
        Смит покачал головой и снова не соврал. Во всяком случае, Лукаш лжи не заметил. Ладно.
        - Сколько ты можешь мне дать? - Лукаш облизал губы и посмотрел на воду в стакане. - Сколько?..
        - Прямо здесь… Прямо здесь я могу тебе дать двести тысяч…
        А вот теперь врет, сука. Что-то там у него с глазками… Зрачки играют, что ли…
        - Не-а, - покачал головой Лукаш. - Мало. Думай еще.
        - Да о чем мы торгуемся? - удивился Смит. - Ты сидишь со скованными руками и ногами, за спиной у тебя стоит вооруженный человек, а ты… Я знал, что ты парень недалекий, но чтобы настолько…
        - Это почему я недалекий? Нет, шалишь, я не дурак… Ты не понимаешь, что ли? Я не могу быть твоим партнером. Не получается. Не выйдет мне у тебя большой кусок откусить, подавлюсь… Не так?
        - Так, - кивнул Смит.
        - Счета у меня нет, да ты и не станешь мне ничего переводить. Даже если мы туда и приедем и возьмем терабайтник, то потом… потом тоже ни черта у меня не получится. Ехать с тобой назад, в Вашингтон… Нет, ты меня или уберешь, или просто кинешь… Не так?
        - Так.
        - Вот я и подумал… В конце концов, я ничего такого получить за этот накопитель не рассчитывал. Значит, не нужно жадничать. Деньги у тебя есть, чтобы сейчас в Штатах работать такому, как ты, нужно иметь запас наличности… Чекам и электронным переводам сейчас мало кто доверяет на территории Загнивающих Штатов Америки… Есть у тебя деньги. Что-то здесь, что-то неподалеку… - Лукаш снова облизал губы, он волнуется, ему очень хочется пить. - Колись, старик, сколько у тебя тут денежек… Все равно это мелочь на фоне твоих будущих заработков. За одних инопланетян тебе миллиард отвалят, к гадалке не ходи…
        - Я дам тебе деньги, а потом ты начнешь чудить либо по дороге, либо там на месте, - в голосе Смита прозвучало сомнение, еле-еле, чуть заметно, может, он сам еще не понял, что начинает соглашаться с Лукашем. - Какие у меня будут гарантии?
        Торгуемся, торгуемся, Лукаш даже руки потер, торгуемся по-настоящему, без дураков… С секретным агентом Смит бы торговаться не стал, а вот с журналистиком, наглым, но глуповатым - начал. Выхода нет у Лукаша, но и у Смита не так, чтобы много было вариантов.
        - Гарантии… Простые гарантии. Очень простые… Ты дашь мне денег… скажем, полтора миллиона… - Лукаш усмехнулся, увидев, как отреагировал Смит. Есть у него такие деньги, есть даже больше, так что, в принципе, отдавая названную сумму Лукашу, Смит не рискует остаться на мели. - Полтора миллиона, на меньшее я не согласен… Я беру их с собой в поездку… Там, на месте, ты забираешь накопитель, и мы разъезжаемся в разные стороны. Можем даже вместе вернуться в Вашингтон.
        - Интересные гарантии.
        - Конечно, интересные. Мы же оба понимаем, что, если сунусь к своим… в посольство или в штаб нашего контингента, мне никто ничего не заплатит… Какого рожна им платить за то, что они могут и так забрать? Искать покупателя самостоятельно? Нет у меня таких знакомых, ясное дело. Начну дергаться - и архив потеряю, и голову… Попытаюсь тебя обмануть - твои люди меня порешат… Донести на тебя? Опять-таки придется деньги отдать… да еще и рисковать… Зачем? Сам подумай. Не знаю, сколько ты там собрался получить, но в любом случае больше, намного больше, чем полтора миллиона… - Лукаш смотрел в глаза Смита, не отрываясь. - Подумай, Смит!
        «Вот если прижмет, Миша, то ты становишься таким креативным, - похвалил себя Лукаш. - Вот ведь молодец, какую замечательную конструкцию соорудил. И ведь правда - все в выгоде, никто не рискует… сверх меры. Как только Смит получит этот архив, может сразу сваливать отсюда или даже переходить на нелегальное положение… А журналист Лукаш может спокойно тратить свои денежки на баб и выпивку, у него на большее воображения не хватит…»
        - У меня здесь… здесь, - Смит указал пальцем на пол. - Полутора миллионов нет… Только восемьсот тысяч.
        - Мало, я согласился на полтора миллиона… - Лукаш потянулся к стакану, словно забывшись, но наручники его не пустили. - Твою мать… Думай быстрее, дед, думай… Сам сгоняй к своему тайнику или пошли кого понадежнее…
        Сколько сейчас времени, интересно? Часа четыре? Не меньше, хотя в щели жалюзи свет еще не проникает. Сломалось у Лукаша чувство времени? Бывает.
        Смит барабанил пальцами по столешнице, сосредоточенно глядя куда-то сквозь Лукаша. Нет других вариантов. Нет. Других. Вариантов. Можно, конечно, чтобы люди Смита поехали потихоньку сзади, но на блокпостах не получится держаться рядом незаметно. Сейчас на чеках всех проверяют. Во всяком случае - документы. Лукаша и Смита, как иностранческих журналистов, не станут особо трясти, а вот парней британца - очень даже могут и задержать надолго… Да и увидит их Лукаш… Придется играть по правилам Лукаша, никуда не денешься…
        - Ладно, - решился, наконец, Смит. - Черт с тобой, Лукаш! Получишь ты свои деньги…
        - Полтора?..
        - Полтора, - Смит встал со стула, подошел к Дэну и что-то тихо сказал ему на ухо.
        - И скажи ему, чтобы наручники с меня снял… - потребовал Лукаш. - Я уже рук почти не чувствую… Мы же все равно поедем вместе, нужно учиться взаимному доверию… Я же не боюсь тебя, хоть ты наверняка возьмешь с собой оружие… Снимай наручники, коллега!.. Боишься - вызови еще человек пять… с пулеметами, например.
        - Наручники… - Смит задумался. - Ладно. Дэн! Будешь выходить, пришли сюда кого-нибудь из свободных. Кто там у нас?
        - Из свободных? Из свободных Том и Рик.
        - Вот позови сюда Тома и Рика, - Смит вернулся за стол. - Не то, чтобы я тебе совсем не доверял, Майкл, но…
        - Смешной ты, - сказал Лукаш и еле сдержался, чтобы не блеснуть цитатой из боевика: «Смешной ты, я тебя убью последним…» Убить-то было бы неплохо, но зачем же об этом вслух? И, похоже, Смит имеет ценность. Если его как следует взять да расспросить, кто ему, например, деньги на операцию выдал, большие, надо полагать, деньги. Ну ведь не Смит - тот самый большой хищник, о котором говорил Петрович. Но он может знать, где этот хищник спрятался. Вот бы остаться в живых, да еще и Смита зацепить…
        - Расстегни его, Рик, - приказал Смит, когда двое парней вошли в помещение, и бросил одному из них через стол ключ. - И руки, и ноги… И просмотри, чтобы он… он мне живым нужен. Ясно?
        - Ясно, - кивнул Рик и снял с Лукаша наручники, быстро, ловко и так, чтобы не заслонять при этом Лукаша от выстрелов приятеля.
        - Хорошо-то как!.. - протянул Лукаш и стал демонстративно массировать запястья.
        Ссадин на них не было, но синяки образовались на обеих руках.
        - Вот, смотри, - сказал Лукаш и взмахнул руками. - Я не скован и ничего страшного не произошло.
        Пистолет вдруг оказался в руках у Рика. Быстро, нужно отдать ему должное. Ничего особо угрожающего в движении Лукаша не было, парень реагировал не на угрозу, именно на движение.
        - Ты бы лучше не дергался, - посоветовал Смит. - Просто - на всякий случай.
        - Ребята, вы тут совсем с ума сошли… - покачал головой Лукаш. - Нельзя же так…
        - Можно, - сказал Рик и усмехнулся, пряча оружие за пояс.
        - Верю, вот тебе - верю, - Лукаш через плечо глянул на второго парня, кивнул ему и сказал: - Тебе… Том, насколько я понимаю? Тебе, Том, я тоже верю…
        Том сунул пистолет за ремень и на улыбку не ответил.
        - Ладно… Продолжаем разговор. Колоухин говорил что-то о плане на случай оккупации страны. Что-то вроде советского плана «Аккорд» девяносто первого года, - Лукаш взял со стола стакан, взял медленным, тягучим движением, сделал небольшой глоток, откинулся на спинку заскрипевшего стула. - Что-то там о подземном ядерном взрыве, цунами в Днепровских водохранилищах и чем-то там еще… Это правда?
        - Правда. Что бы он тебе ни говорил - это правда. Он присылал мне список тем… Там много чего… Склады химического и бактериологического оружия на территории США и за его пределами… Секретные склады, имей в виду. Там много чего разного и веселого… И, что самое забавное, нынешний президент не в курсе. Можешь оценить юмор ситуации? Он не знает, что, скажем, мосты через Потомак и Анакостию заминированы. Что существует сеть тайных убежищ и складов по всей территории Америки, есть подготовленные группы на нелегальном положении… И эти группы могут начать действовать по приказу штаба… Только вот местоположение штаба и его состав нынешняя администрация не знает. Понял? А штаб будет выполнять любой приказ, содержащий условные сигналы. Кто владеет этой информацией - владеет этой подыхающей страной и даже целым миром! Как бы высокопарно это ни звучало… - Смит покрутил в руках трубку и спрятал ее в карман.
        - Жалеешь, что все это придется продать? А не самому пользоваться?
        - Всего не проглотишь, Майкл. Я только хочу обеспечить свою старость и будущее своей семьи… Это плохо?
        - А ты у своей семьи спроси, - посоветовал Лукаш.
        Не сорваться. Теперь главное - не сорваться.
        - А тебе это зачем, Майкл? Ты же получишь деньги и все… больше эта тема тебя интересовать не должна… - прищурился Смит.
        - Как сказать… - Лукаш задумался на несколько секунд, словно шлифуя формулировку вопроса. - Меня интересует, что именно произойдет в Вашингтоне до конца этой недели…
        - А что-то произойдет? - фальшиво удивился Смит.
        - Люди бегут, - пояснил Лукаш. - За последнюю неделю поток выезжающих из города увеличился в несколько раз… еще до того, как черные начали громить желтых… Люди ведь не просто так переполошились?
        - Может быть. Ты тоже заметил, что люди пытаются выбраться из этого города? Как крысы с тонущего корабля… Они не знают, чего боятся, но рефлексы… инстинкты гонят их прочь… выдавливают из города…
        - И это имеет под собой веские причины? Инстинкты не обманывают людей? Мне нужно понять, оставаться здесь или сваливать отсюда сразу же, после того, как мы с тобой расстанемся? Если здесь заварится каша, то и деньги могут не пригодиться… Или придется их потратить на покупку билета. - Лукаш отпил еще немного воды и посмотрел на Смита сквозь стакан. - Меня президент приглашает в гости, в Кемп-Дэвид, карьерный рост, мать его так, с одной стороны, с другой - на фиг мне такая карьера, согласись? Это он сейчас президент, а случись что - так, ерунда на постном масле…
        - Когда он едет в Кемп-Дэвид?
        - Не знаю… Мне сказала Сара Коул, что я приглашен… один из приглашенных журналистов, в конце недели…
        Смит задумался.
        - Колись, Смит, колись!
        - Лично я постараюсь отсюда уехать как можно быстрее, - ответил наконец Смит. - Ты - решай сам. Деньги ты где планируешь хранить? В местном банке? Перевод будешь делать? Все полтора миллиона евро наличными будешь отдавать? Или оставишь их в гостинице, когда поедешь в Кемп-Дэвид? С собой возьмешь?
        - Понял, - кивнул Лукаш с серьезным видом. - Это я понял… Нужно будет сразу с нашими миротворцами переговорить, из местного аэропорта каждый день борта на Кубу летают, а там…
        Лукаш хотел продолжить разговор - мягко, ритмично, убаюкивающе. Доверительно и по-свойски. Он не собирался сейчас делать что-либо эдакое, но наработки на будущее никогда не помешают. Лучше, если охрана расслабится. На всякий случай.
        И Джон Смит смотрит на русского журналиста уже не так напряженно, слушает, как этот мальчишка строит планы на будущее. Сам он тоже что-то прикидывает, возможно, даже намечает способ, которым отправит, на всякий случай, этого мальчишку на тот свет. Как ни крути, а так будет надежнее.
        Теплая и дружеская обстановка, мать ее так! Вот только дождемся денег и…
        В помещение вошел еще один тип. Несколько встревоженный, как сумел заметить Лукаш. Настолько встревоженный, что держал пистолет в руке, словно собирался им немедленно воспользоваться.
        Игнорируя Лукаша, тип подошел к Смиту и начал ему что-то шептать на ухо, зачем-то оглядываясь на окно.
        - Что? - не поверил услышанному Смит. - Ты ничего не напутал, Рэббит?
        Рэббит, судя по энергичным гримасам, ничего не напутал, а принялся снова шептать.
        Смит посмотрел на Лукаша, и вот теперь в его взгляде ясно прочиталась неуверенность.
        - Кто-то крутится возле периметра, - сказал Смит. - Ты ни о чем таком не знаешь?
        - Нет, - покачал головой Лукаш.
        - Свяжись с Дэном, пусть они возвращаются, - приказал Смит Рэббиту. - Пусть сразу же возвращаются… И в случае чего - огонь на поражение…
        - А деньги? - спросил Лукаш.
        - Пошел ты!.. - отмахнулся Смит, теряя всякую вальяжность. - Сиди и не вмешивайся…
        Лукаш раздосадованно сплюнул на пол.
        - Выключите здесь свет, - сказал Смит.
        Щелкнул выключатель, и свет погас.
        Рэббит ускакал на двор, а Смит подошел к окну, осторожно отодвинул одну из планок жалюзи, выглянул наружу.
        «Нервничаем, - констатировал Лукаш. - А мне что делать? Нервничать или расслабиться?»
        - Рик, сбегай за оружием, - не оборачиваясь, приказал Смит, продолжая смотреть в щель.
        Теперь стало видно, что на улице все-таки светает. Но очень неуверенно и как-то сумрачно. «Неужели тучи, - подумал Лукаш. - А там, гляди, еще и дождь влупит, для разнообразия и чтобы подчеркнуть напряженность момента».
        Смит снял пистолет с предохранителя, Лукаш расслышал характерный звук. Без команды Том приблизился сзади к Лукашу. Метра два, прикинул Лукаш на слух. И наверняка целится из пистолета в спину. В комнате темно, но не настолько, чтобы не рассмотреть силуэт Лукаша.
        Интересно, это Смит просто так испугался, или на самом деле сработали датчики охранной системы? Если сработали - кто именно явился сюда и по чью душу? Конкуренты Смита? Квалья во главе своих сицилийцев или, скажем, Морель во главе Иностранного легиона? Это будет плохо… Начнут перестреливаться, могут случайно попасть и в Лукаша… И менять партнера сейчас не время… Еле-еле удалось запудрить мозги дедушке, а тут… Снова придется что-то выдумывать?
        А ведь есть, есть вариант, при котором Смиту… или кому-то другому… не нужно ехать вместе с Лукашом за накопителем. Достаточно выдавить из Лукаша место на трассе, где он отходил по нужде… того же Джонни взять, чтобы место указал, отправить туда вместе с ним человечка из особо доверенных с веб-камерой и в режиме онлайн заставить Лукаша вывести того человечка к тайнику. Не получится? Еще как получится…
        Если бы у Смита было чуть больше времени, он бы и сам этот вариант просчитал… Лукаш ему этого времени не дал, но если все затянется надолго, то Смит все придумает.
        Тихо вокруг, только тяжелое дыхание Смита заполняет собой помещение. Неужели он не предусмотрел пути отхода отсюда? Такой старый и опытный человек, и вдруг такая непредусмотрительность… Или он полагает, что сейчас еще не время эвакуироваться? Просто бродяга какой-нибудь прошел слишком близко от сенсора.
        Вот сейчас вернется бедняга Дэн… Почему бедняга? Да потому, что шеф решил его подставить. Если это противник шныряет возле ограды, то, понятное дело, никого он не пропустит вовнутрь, нарвется Дэн со товарищи на засаду и предупредит Смита. Сколько прошло времени с момента начала суеты?
        Дэн успел далеко отъехать?
        При любом раскладе нужно принимать меры. Меры они такие меры, что их нужно принимать точно по расписанию, как лекарства. И те и другие при правильном приеме и дозировке помогут продлить жизнь.
        - Черт, - сказал Лукаш громко и ударил стаканом о край стола.
        Осколки зазвенели, разлетаясь, дно осталось в руке Лукаша.
        - Безрукий, - пробормотал Смит.
        - Я нервничаю, - пояснил Лукаш, поворачивая лицо к Тому. - Извините…
        Том, оказывается, теперь стоял к Лукашу боком, держа под прицелом дверь. Парень взвесил риски и оценил опасность, исходящую от неизвестных выше, чем исходящую от Лукаша. Лукаш на его месте тоже, наверное, поступил бы так же.
        Щелк! Щелк-щелк-щелк!
        Это стекла. Пули прошивают стекла, рвут жалюзи и ударяются в потолок, разбрасывая бетонную пыль. На зубах Лукаша захрустело.
        Черт, выдохнул Лукаш, падая на пол со стула. Снизу стреляют, ясное дело, лучше уйти под директрису огня, вот и Смит так решил, грохнулся на пол и пополз к двери. Том, красавец, уже там, уже исчез в дверном проеме.
        - Твою мать, - бормотал Смит. - Мать твою…
        - Правда, неожиданно? - спросил Лукаш.
        - Пошел ты…
        - Лучше - пополз, - нервно засмеялся Лукаш. - Бояться ведь нечего? Ведь тут полно твоих людей? Отобьются?
        Внизу - во дворе - ударил автомат. Судя по звуку - короткоствольная машинка для перестрелок в подъездах. Это против снайперов, работающих с глушителями и пламегасителями? Тяжело сейчас найти нормальных исполнителей.
        Стреляя длинными очередями в темноте, ты ведь себя слепишь, дурашка. Слепишь и глушишь. А умные дяденьки тебя из темноты выцеливают и… автомат захлебнулся и замолчал.
        «Такие дела, парень, лежишь теперь, наверное, с пулей во лбу», - подумал Лукаш, выбравшись на лестничную клетку и поднимаясь на ноги. Рядом с ним поднялся Смит.
        - Вниз, - сказал он, с трудом переводя дыхание. - Давай бегом - вниз!
        Грохнул выстрел из дробовика. Все так плохо? Противники сошлись вплотную или у кого-то не выдержали нервы? Сейчас выскочит кто-то с помповухой и начнет лупить перед собой, передергивая цевье ружья и выкрикивая, срываясь на визг, что-то вроде «Умри, сука!», а сука, вместо того чтобы по-честному умереть, снимет идиота одиночным выстрелом…
        Лукаш сбежал по ступенькам на первый этаж, прижался к стене, чтобы не схлопотать пулю сквозь входную дверь. Она хоть и металлическая, как заметил Лукаш при входе, но не бронированная.
        Во дворе кто-то закричал. Пронзительно и отчаянно. Кому-то очень больно… Очень-очень больно, настолько, что все остальное кажется мелким и незначительным. Испытывая такую боль, нельзя думать о безопасности и маскировке. Крик оборвался на высокой ноте.
        - Сюда, налево, - сказал Смит. - Быстрее…
        Он даже подтолкнул Лукаша в спину, боится его потерять.
        Дверь вела в ангар. Там свет тоже не горел, только в небольшие окна под самым потолком медленно просачивался снаружи тусклый ртутный свет. Странный такой рассвет.
        Смит, захлопнув за собой дверь и лязгнув засовом, замер. Всматривается, наверное, в темноту, вслушивается… На дворе не стреляли, похоже, охрана уже закончилась, теперь неизвестный противник начинает просачиваться на территорию. Снайперы прикрывают бойцов издалека, а те…
        - Том!
        «Ответа нет», - мысленно прокомментировал Лукаш.
        - Том!
        «Куда мог подеваться этот несносный мальчишка?» - подумал Лукаш и удивился, что еще способен думать о ерунде и даже цитировать классику американской литературы.
        - Я здесь, - из темноты вынырнул Том.
        - Хорошо, - облегченно выдохнул Смит. - Кто с тобой еще?
        - Рик и Бродяга.
        - Двигаемся к подвалу, - приказал Смит. - Бродяга и Рик - прикрывают нас сзади, ты - впереди.
        - Понял, - прошептал Том.
        Голос у него оставался бесстрастным, но Лукаш уловил в нем нотку облегчения, оставаться прикрывать? Вон, двое или трое вместе с Рэббитом уже прикрывали ворота. Встретившись с серьезным противником, нужно уходить, героизм тут неуместен.
        Том негромко свистнул, через несколько секунд возле него появились еще две тени. Том быстро обрисовал им диспозицию, они не возражали.
        - Быстрее, - приказал Смит. - Фонарь у тебя?
        - Да.
        - Сейчас не включай, потом, когда спустимся… Не отставай от него, Майкл, - Смит тронул Лукаша за плечо. - Сейчас налево, а потом вниз…
        Рвануло совсем рядом. Нападавшие не будут церемониться с дверями и замками. Пластиковая взрывчатка открывает все двери.
        - Бегом-бегом! - скомандовал Смит и толкнул Лукаша. - Бегом…
        Сейчас рванут дверь в ангар. Или ворота. Или и то и другое…
        Впереди что-то лязгнуло, Лукаш дернулся, но сообразил, что это Том открывает люк в подвал. Дробный стук ног по ступенькам, отблеск света - Том включил фонарь.
        - Вниз, - Смит снова толкнул Лукаша в спину, на этот раз стволом пистолета. - Жить хочешь? Вниз!
        «Хочу, - подумал Лукаш. - Очень хочу, только ты ведь все равно мне жизнь оставлять не собираешься. Ведь не собираешься?»
        Лестница круто уходила вниз, даже не лестница - две трубы с приваренными между ними прутьями. И никаких перил.
        Лукаш прыгнул вниз, придерживаясь правой рукой за край люка, приземлился и сразу же отскочил в сторону. А то если Смит навернется сверху, может и покалечить…
        Но Смит не навернулся, спустился быстро, успев окликнуть своих людей.
        От лестницы шел небольшой коридор, метра три: бетонные стены, бетонный пол, бетонный потолок, украшенный светильником в металлической сетке. И крашенная в серый цвет металлическая дверь в конце коридорчика. Том освещал ее фонарем.
        Спрыгнул Рик, потом, по-видимому, Бродяга, захлопнул люк как раз в тот момент, когда наверху рвануло, Лукаш успел заметить вспышку, прежде чем люк рухнул.
        - Засов, - приказал Смит и прошел к двери.
        В подвале ощутимо пахло страхом.
        Смит повозился у двери, что-то несколько раз звякнуло, похоже, кодовый замок.
        - Помогите открыть, - прохрипел Смит, Том подошел к нему, и дверь с лязгом распахнулась. - Лукаш, за мной!
        В люк над головой кто-то с силой ударил чем-то тяжелым.
        - Быстрее, - Смит поднял пистолет и прицелился в Лукаша. - Без глупостей…
        - Дурак, что ли? - пробормотал Лукаш, проходя мимо англичанина. - Убери пушку, дедуля, я и сам готов лететь… Меня эти ваши внутренние разборки…
        - Ты не понял? Это ведь за тобой. За тобой это… - Смит закашлялся, но останавливаться не стал, шел по коридору вперед, толкая перед собой Лукаша. - Кто-то еще хочет с тобой поговорить… И это явно не твои, да? Твои тебя просто бы никуда не выпустили…
        Сзади лязгнула, закрываясь, дверь. Похоже на убежище. На противоатомное убежище. Наверное, осталось здесь со времен «холодной войны» или Карибского кризиса.
        Загорелись светильники на бетонном потолке, такие же, как тот, в коридоре, в металлической сетке. Пыльные и мутные. Их давно никто не вытирал.
        Еще одна дверь, и снова Смит набрал код на панели. Несколько раз провернул кремальеру. Теперь уже Лукаш помог открыть дверь, пришлось напрячься, поддавалась она неохотно, петли визжали, да и весила дверь немало - сантиметров двадцать стали все-таки. У неизвестного противника никакой пластиковой взрывчатки не хватит…
        За дверью снова был коридор, на этот раз подлиннее, насколько смог заметить Лукаш. И несколько дверей справа и слева.
        - Это что такое? - спросил Лукаш.
        - Подарок нашего общего знакомого, - Смит прислонился к стене и попытался перевести дыхание. - Мне ее местоположение Колоухин указал, как знак доброй воли… Я говорил тебе о базах на территории Штатов? Вот одна из них… Еще с шестидесятых. Оружие, взрывчатка, боеприпасы… Даже ручной станок для печатанья листовок есть с небольшим запасом бумаги. Оружие старое, еще времен Второй мировой, но вполне рабочее. Почти сотня «гарандов», столько же «томпсонов», «кольты»… Я проверял - все работает. Гранат, правда, нет, но, сам понимаешь, за столько лет они бы…
        Смит глубоко вздохнул и закрыл глаза:
        - Оторвались, кажется…
        - Кажется, - сказал Лукаш.
        - Если кто-то сунется за первую дверь, то там все взорвется… - Смит достал левой рукой из кармана ключи, подошел к двери, открыл замок. - Умели раньше делать, не то что сейчас… Без смазки, без чистки - работают…
        «А сейчас он сообщит мне пренеприятную новость, - подумал Лукаш. - У нас ведь появилось немного свободного времени и не стоит рисковать и выскакивать наверх, как чертик из табакерки. Вдруг там, наверху, засада? И значит это, что Лукаша нужно колоть на месте. Просто и со вкусом. Смит, пока бежал, обдумал новый вариант.
        Колоть, говорите?»
        - Проходи, - сказал Смит. - В комнату, выключатель справа от двери.
        Лукаш остановился на пороге.
        - Только после вас, сэр!
        - Не умничай, - Смит выразительно посмотрел на пистолет в своей руке и перевел взгляд на своих ребят. - Просто делай то, что тебе приказано.
        Лукаш глянул на темноту за дверным проемом и покачал головой.
        - Том! - сказал Смит и отступил на два шага от Лукаша и двери.
        Вот ведь балбес, это наверху, в той комнате численное преимущество очень уж много значило, а здесь… Коридор - неширокий. Метр в самом лучшем случае. Ты получаешься у меня за спиной, мистер Смит, а Том - загораживает меня от своих приятелей. Ну и приятели не могут стрелять, во-первых, из-за него, а во-вторых, ты ведь, дедушка, на линии огня. А сам ты стрелять не будешь, я тебе нужен. Был бы ты более высокого мнения о Лукаше - просто прострелил бы ему ногу, и всех делов, конец конфликта. Но ты ведь уверен, пацан особой опасности не представляет. И Том твой заразился от тебя этой же уверенностью…
        Том шагнул к Лукашу и протянул руку. Левую руку, в правой у него был пистолет. Том у нас профессионал, врукопашную трех таких, как русский журналист, порвет. А то и четверых. Лукаш даже и пытаться не будет… чтобы такого крутого вооруженного парня, да в присутствии двух крутых вооруженных парней, да голыми руками… Это смерть, Миша, это смерть…
        - Не надо, - пробормотал Лукаш. - Я сам… Я сам справлюсь…
        И справился.
        Дно стакана он так и не бросил во время бегства. Держал его в ладони, рискуя порезаться. И вот теперь, как в старом анекдоте - пригодилось.
        Том замер, когда осколок стекла вошел ему в шею. Справа, под ухом.
        Рывок - кровь брызнула на стену, Том захрипел, схватился за рану и выронил пистолет… но оружие на пол не упало, Лукаш перехватил его и выстрелил в стоявшего за спиной Тома Бродягу. В лицо, потому что под одеждой у того мог быть бронежилет. И выстрелил еще раз, когда Бродяга осел на пол. Быстро осел, не так, как в кино. Это на экране человек падает медленно. А в жизни - упал и открыл того, кто прятался за ним. И подставил под пулю. А пуля, не мешкая, ударила Рика в переносицу… Понты, говорили инструкторы Лукашу, а он говорил, что да, что понты, но ведь работает… Без промахов ведь…
        Том все еще умирал. Стоя умирал, не падая.
        В ушах у Лукаша звенело после выстрелов в замкнутом пространстве, перед глазами все плыло, но времени приходить в себя - не было. Лукаш сделал шаг назад и с поворотом ударил локтем. Смит отлетел к стене и медленно сполз на пол.
        - Вот так, - сказал Лукаш и добил Тома выстрелом в голову. - Таким вот образом…
        Наклонился и вытащил из руки Смита пистолет. По-быстрому обыскал, достал отключенный мобильник, нашел в другом кармане аккумулятор. Смит не хотел, чтобы его засекли по телефону. Это он прав. Система распознавания голоса плюс определение положения здорово снижают шансы сохранить инкогнито.
        Лукаш поставил аккумулятор в телефон, прижал палец Смита, все еще пребывавшего в отключке, к сенсорной панели. Сигнала здесь не было. Бункер надежный. Как там сказал Смит? Умели раньше делать, не то что сейчас…
        И как прикажете теперь поступать?
        Сколько будем здесь сидеть?
        Лукаш оглянулся по сторонам - можно было, конечно, поискать стул в одной из комнат, но это означало оставить Смита без надзора минут на пять… на целых пять минут. Мало ли что дедушке может прийти в голову за такую прорву времени. Лучше посидим здесь, подождем…
        А кто-то сейчас сидит у входа в подвал и ждет, когда мыши полезут из норы. Возвращаться, наверное, нельзя… там ведь еще и заминировано все, если верить Смиту… Пить хочется. Без дураков - очень хочется пить. Может, тут и краны работают, в этом чуде инженерной мысли?
        Смит застонал.
        - А я думал, ты подохнешь, - сказал Лукаш. - А тебя и оглоблей не убьешь…
        - Ты… - прошептал Смит.
        - Говори громче, у меня в ушах звенит после стрельбы… - Лукаш оглянулся и увидел, что ручеек крови Тома подбирается к подошве его кроссовок. Лукаш убрал ногу в сторону.
        - Справился… - прошептал Смит. - Кто бы подумал…
        - Если захочешь жить - не такое сможешь, - Лукаш взял пистолет Смита и запустил его по полу коридора. Пистолет уткнулся в бок Рика и остановился. - Они, значит, не очень хотели…
        - И Колоухина, значит, ты случайно убил… - с осуждением в голосе проронил Смит.
        Нос ему Лукаш, похоже, сломал, из ноздрей текла кровь, две алые струйки сбегали мимо уголков рта и каплями падали с подбородка Смита.
        - Убил, - не стал спорить Лукаш. - Не случайно. А что?
        - Вы его допросили? - спросил Смит.
        - Нет. Он сам все рассказал… ну, что успел за пять минут перед смертью. Тащить его с собой я не мог… Отправлять за ним команду - мы тоже не могли, кто-то наверху у нас, похоже, торгует информацией. Вот так и порешили… во всех смыслах…
        «…- возьми накопитель, сказал Колоухин. Они поимели меня, а ты… ты поимеешь их… если хватит ума и везения… только имей в виду - накопитель будут искать… многие будут его искать… и ты просто подохнешь… нет, не просто, а будешь подыхать очень непросто… с муками подыхать будешь… если отдашь накопитель - тебя убьют, если не отдашь… сволочь ты, журналист… своими руками тебя бы порвал… а так… так ты побегаешь… и не исключено, что еще и мне позавидуешь… ты ведь меня быстро убьешь, да?..» И было столько надежды в голосе генерала, что Лукаш кивнул. Выстрелил себе в руку и сразу же - генералу в голову, под нижнюю челюсть…
        - Как будем выбираться? - спросил Лукаш. - Сзади, боюсь, нас ждут. А что там впереди - я не знаю… Я даже кодов на замках не знаю.
        - А зачем я буду тебе все это рассказывать? - Смит поднял руку к лицу, дотронулся до подбородка и посмотрел на свои пальцы. - Да ты и кровь мне пустил…
        - Это я еще не старался, - сообщил Лукаш скучным голосом. - Совсем не старался, уж ты поверь…
        - Да ну?! И почему я должен тебе помогать? Мы тут закрыты, ты хочешь выбраться - давай торговаться… Тут есть несколько выходов… - Смит потрогал свой нос и поморщился. - Давай торговаться…
        Лукаш молча протянул руку и нажал пальцем Смиту на шею.
        Смит захрипел, задергался, засучил ногами, его тело выгнулось в напрасной попытке вдохнуть воздуха.
        - И это я тоже еще не старался, - сказал Лукаш, борясь с тошнотой, подступившей к горлу. - Тут же, наверное, есть вода… Так что недели три я протяну даже без еды. В крайнем случае начну есть человечину… Ты мне веришь? Мне так кажется, что ты тут все-таки сделал запасы. Новые запасы еды и питья, так что… Мне даже скучно не будет, я стану заниматься тобой… Вот так…
        Лукаш снова нажал на нервный узел, и Смит снова захрипел.
        - Я доступно объясняю, коллега? Ты ведь веришь, что я это умею? Я не буду тебе рассказывать о методике, ты сам все это знаешь, я буду демонстрировать тебе нашу школу быстрого дознавания… - Лукаш протянул руку, Смит вздрогнул, дернулся и попытался отодвинуться. - Вот, ты мне веришь. Значит, ты говоришь мне коды, указываешь запасной выход, а я… Я даже убивать тебя не стану. Тебя увезут в Гуантанамо, там допросят… и твоя дальнейшая судьба будет зависеть только от тебя самого… Думай, соображай…
        Запасной выход из бункера выводил к реке. Трансформаторная будка была настоящей, один из трансформаторов сдвигался в сторону рычагом, открывая люк. Выбравшись, Лукаш оглянулся - снаружи и не заметишь. Умели раньше строить. Дверь будки открывалась и изнутри тоже, Лукаш провернул ключ в замке и вышел наружу.
        Снаружи, оказывается, дул ветер. И еще как дул!
        Несло бумаги, листья, ветки, пластиковые бутылки. И тучи по небу неслись, словно улепетывали от чего-то неимоверно страшного.
        Пахло гарью.
        Издалека донеслись звуки выстрелов. Стреляли очередями. Над городом поднималось несколько дымных столбов. Лукаш посмотрел вправо, на мемориальный мост Франсиса Кейса. Машин на нем не было. Лодки и катера, во множестве пришвартованные к берегу и причалам, бились друг о друга, хрустело и лязгало, но никто не бежал их растаскивать. Больших яхт не было, те, у кого имелись большие яхты, давно уже уплыли на них туда, где нет угрозы гражданской войны.
        Волны с яростью бились о берег, словно были морскими, да еще во время урагана…
        - Весело, - сказал Лукаш. - А мне ведь хотелось просто мелкого дождика. Мелкого прохладного…
        Дерево неподалеку вдруг дернулось и с протяжным хрустом легло на землю, вывернув наружу свои корни.
        Лукаш достал из кармана телефон. Не Смита, мало ли, на что завешен у хитрого старика аппарат, может, выйдя в сеть, он сразу подаст сигнал тревоги? У безвременно погибшего Тома оказался вполне приличный одноразовый телефон. Он его не выключал именно потому, что никто не мог отследить номер одноразового аппарата.
        Молодец, Том, просто молодец! Лукаш набрал номер Петровича и отошел за трансформаторную будку.
        Не бегать же ему, в конце концов, до самой смерти, как предлагал Колоухин.
        - Да, - сказал Петрович в трубке.
        - Это я, - сказал Лукаш и сел на пороге трансформаторной будки.
        - О как… - удивился Петрович. - Живой?
        - А то…
        - А мы тут с Николашей поспорили… Я сказал, что тебя грохнут, а он… он сказал, что тебя и рельсом не убьешь… Снова повезло?
        - Пошел ты… - буркнул Лукаш. - Ты можешь меня забрать отсюда?
        - Могу, - не переспрашивая, откуда именно нужно забирать, сказал Петрович. - Через десять минут буду.
        Через десять минут… Это значит, что каким-то образом Петрович все-таки Лукаша отследил. Не до самого бункера, но…
        «…Тебя не отпустят, - сказал генерал. - И убивать не станут, если ты продемонстрируешь верность и ловкость… только сначала - ловкость, а потом уж - верность, не перепутай… не тридцать седьмой же год на дворе, просто так даже в Конторе не убивают… отправить на смерть - да, наказать за нарушение - да… за предательство, - подсказал Лукаш, - за предательство, подтвердил генерал… так что, все в твоих руках… ты, главное, домой не возвращайся… пока ты здесь… в Штатах, ты нужен… а если вернешься… ну, ты понял… сам находи себе дело, будь самым необходимым… незаменимым… Шахерезаду помнишь?.. вот так и ты, никогда не доводи свою историю до конца, всегда оставляй продолжение… всегда…»
        - Вот ты где! - сказал Петрович и подошел к Лукашу.
        - И где у меня жучок? - не здороваясь, спросил Лукаш. - Неужели засунули в рану?
        Лукаш постучал пальцем по заскорузлой от крови повязке.
        - Угадал, - Петрович сел рядом с Лукашем, подстелив под себя полы пластикового плаща. - А в городе - кошмар…
        - Я вижу…
        - Ты не понял… В прямом смысле - кошмар, - Петрович достал из-под плаща инфоблок Лукаша, протянул. - Вот, взгляни… Ночью и под утро было несколько взрывов. Все - у негров. Два жилых дома, церковь, офис какой-то общественной организации. Да, «Мазафаку» разгромили… Только в ней убито полтора десятка мальчиков и девочек из обслуги. Всего по предварительным прикидкам погибло более пятидесяти афроамериканцев…
        Лукаш включил инфоблок.
        …Горит дом, пожарные пытаются загасить огонь, но ветер раздувает его все сильнее…
        …Массивная деревянная дверь валяется на тротуаре. Несколько тел перед входом. Мужчины и женщины, негры в цыганских костюмах и в русских косоворотках. Множественные раны, одежда и тела изорваны пулями. Из дверного проема вырываются клубы белого дыма… Крупным планом - табличка, лежащая возле двери. «Собакам и пиндосам»…
        …Улица перегорожена горящей машиной, люди бегут вдоль домов, кто-то спотыкается, падает и больше не встает… Пули выбивают крошку из стены дома, расплескивают кровь, попадая в мертвые тела и в тела живых.
        …Человека убивают прямо посреди улицы - чернокожие подростки прислонили к дереву белого мужчину и по очереди бьют его ножами… не особо торопясь, не подгоняя смерть - в бедро, в руку, в плечо, в другое бедро… белый кричит, его рот открывается в беззвучном вопле…
        …Вешают черного. Петлю закинули на ветку дерева, подогнали какую-то тележку, поставили на нее негра, накинули петлю, рванули тележку в сторону… Тело задергалось, забилось, замерло… Белые парни перевезли тележку к следующему дереву, на котором уже висела петля… привели очередного негра…
        …Перестрелка, запись ведется с уличной видеокамеры, качество ролика - ниже среднего. Но видно, как несколько человек, кажется, китайцы, перебегая от дерева к дереву и прячась за машинами, стреляют в других людей, чернокожих. Среди афроамериканцев двое или трое в полицейской форме…
        …Танк медленно ползет по улице, давя машины. Сзади из подъезда выбегает человек… швыряет в танк бутылку с бензином. Вспышка, огонь стекает по броне, пулемет на танковой башне разворачивается и успевает срезать очередью человека, уже почти добежавшего до подъезда… Танк едет дальше, не обращая внимания на огонь…
        - Талантливо выбрали место для провокации, - сказал Петрович. - Сколько негров в США? В процентах? Двенадцать процентов. А в Вашингтоне? Чуть больше пятидесяти. Понимаешь? Если сейчас по всей стране начнется, то… Если негры победят здесь, то во всех остальных городах США им достанется… мало не покажется никому…
        Лукаш выключил инфоблок.
        - Значит, - сказал он, - все? Ты говорил по поводу единой и неделимой Америки… Все? Теперь уже ничего нельзя поделать?
        - Почему нельзя? Армия себя еще не проявила. Очень хочет, но еще пока сдерживается. Нужно, чтобы все поняли опасность происходящего. И тогда оценят действия военных, - Петрович потер лицо ладонями. - Ни хрена я сегодня не выспался…
        - За мной, бедняжка, бегал, жизнь мне спасал? - спросил Лукаш с невеселой улыбкой. - А врал, что не сможешь вмешаться…
        - Я и не смог, - сказал Петрович. - Почти всю ночь просидел в посольстве, демонстрируя невмешательство и строгую дисциплину. За сигналом от твоего жучка следил, да, но сугубо из меркантильных соображений, даже посол согласился, что вещь дорогая в тебе, ценная, да и если ее при вскрытии твоего трупа найдут, то возникнет много лишних вопросов. Мне удалось посла уболтать, и мы с ребятами держались от тебя неподалеку… Когда там началась стрельба, а потом сигнал вдруг исчез, я прям весь переволновался, это ж за технику отчитываться придется…
        - А кто же тогда напал на Смита? - не то чтобы Лукаша это сильно волновало, его сейчас ничего не могло удивить или заинтересовать.
        - А где он, кстати?
        - В бункере, там, - Лукаш указал правой рукой вовнутрь трансформаторной будки, заметил, наконец, что рука у него в крови, и попытался вытереть ее об одежду. - Ты не ответил на мой вопрос - кто напал на Смита?
        - Твой знакомый - Краузе. Он и его люди.
        Так вот почему так многозначителен был Краузе при прощании со Смитом. До свидания, значит? То есть, если бы Смит тогда сказал, что Краузе ему еще нужен, что вот тебе деньги, Андре, и обеспечь мне охрану объекта, то все вышло бы по-другому? Бедный жадный Джон Смит…
        - Но это же ты заплатил Краузе, - сказал Лукаш. - Сколько он взял?
        - Сто тысяч евро, - Петрович зевнул. - Только нанял его не я… Меня бы распяли, если бы я только попытался… Твои разговоры со Смитом я слышал, но ничем помочь…
        - Даже не собирался, - подхватил Лукаш. - Сука.
        - Не без того, - сказал Петрович, - не без того…
        - Так кто же мой богатый спаситель? - крикнул Лукаш, ветер еще усилился, и его приходилось перекрикивать.
        - Так Джонни… Он как только увидел, что в клуб прибыл Краузе, так сразу бросился ко мне, стал рассказывать, что это за тобой, что тебя нужно спасать… Я ему объяснил, что никто тебя спасать не будет… В общем, он ушел и сам принял решение. Деньги у него были с собой, как я понимаю. Ирокезы у него их не взяли, вот он их Краузе и отдал…
        - Нужно вернуть деньги ему, - сказал Лукаш.
        Взрыв. Еще один. Россыпь близких выстрелов.
        - С каких это делов я ему что-то должен возвращать? - удивился Петрович. - Это его личные дела. При чем здесь я?
        - Сука, - снова сказал Лукаш.
        - И снова не буду спорить.
        - Теперь Джонни не сможет выехать из страны…
        - Почему?
        - А деньги?
        - Деньги-деньги, все вы, молодежь, меряете на деньги… Началась эвакуация иностранцев, гражданских лиц и работников социальных служб… Ты в курсе, что у Джонни - бабка со стороны отца - русская?
        - Серьезно? - удивился Лукаш.
        - Мы найдем документы, - сказал Петрович. - А русского мы не можем бросить на произвол судьбы. Хотя не исключено, что все еще удастся остановить. Поговорим с твоим Смитом, может, он что-то и знает о планах и организаторах… Но твоего Джонни за его бескорыстие и русское происхождение мы должны любить, холить и лелеять… Кто бы мог подумать, что среди потенциальных противников могут быть такие порядочные люди. Мы о них забывать не можем…
        - Не можем, - Лукаш улыбнулся. - Но это похоже на вербовку.
        - Конечно, похоже, еще бы оно не было похоже. Поэтому о его происхождении ты ему сам и расскажешь, доверительно и наедине. Типа, поблагодаришь его и… ну, ты врать умеешь, у тебя получится…
        - Польщен доверием…
        - Тебе Краузе привет передавал, - после паузы сообщил Петрович. - Мы же, сам понимаешь, к месту разборки приехали… Случайно мимо проезжали, а тут - стрельба. И микрофон с тебя нужно снять, отчет и все такое… - Петрович вздохнул. - Заодно и с Краузе пересеклись… Случайно.
        - Случайно… Ты его недолюбливаешь?
        - А ты? Кто его может любить? Урод, он и есть урод. Передал тебе привет, вещи твои отдал… с усмешечкой поганой, многозначительной такой. Напомнил про какие-то револьверы. Сказал, что ты ему обещал.
        - Он в Бриджтауне очень интересовался наследством Колоухина, нужно за ним присмотреть… И ни хрена я ему не обещал… Человек просил обменять раритеты на лекарства…
        - Я знаю, - кивнул Петрович.
        - Подслушивали мой телефон?
        - Естественно. А ты как думал?
        - Ты поможешь шерифу? - спросил Лукаш после паузы.
        - Сам и поможешь.
        - Я не уезжаю домой? - удивился Лукаш.
        - Я же сказал - эвакуируется гражданское население и специалисты. Ты же, блин, не гражданское население? У тебя еще интервью с президентом этой страны, не забыл? - Петрович подмигнул. - Вот скажешь, где ты спрятал накопитель - и все, работай.
        - А если не скажу?
        Петрович многозначительно промолчал.
        - Тебе ведь будет меня не хватать, - усмехнулся Лукаш. - Правда?
        - Очень-очень. Где терабайтник? По такой погоде вертолет не пошлешь, а на машине добираться и долго и опасно. Говори, давай!
        - Только вместе со мной… Я покажу. И мне, между прочим, за него полтора миллиона евро обещали…
        - Я слышал. И если я еще раз услышу про эти полтора миллиона… Вот карта, показывай.
        - Да в Вашингтоне накопитель. В Вашингтоне. Я его вместе с водкой и сигаретами лейтенанту Великих на чеке отдал. Записку сопроводительную написал, когда выходил из машины до ветру… безадресно. Просил подержать у себя, а через три дня, если я не появлюсь, связаться с тобой… - Лукаш закрыл глаза, прислонился к дверной раме. - Вы меня подставляете, обманываете, на верную смерть отправили, а я зачем-то все равно работаю на вас…
        - На родину ты работаешь, Лукаш. На родину!
        - Может, и так, - пожал плечами Лукаш. - Может, и так… Что будем делать дальше?
        - Заберем накопитель, передадим его наверх. Я сообщу, что ты провел блестящую операцию… Кстати, о блестящих операциях… Что там у тебя произошло на Востоке? Почему тебя перевели сюда? Только без брехни. Я этого не люблю.
        - Без брехни… Я должен был с группой выйти на лабораторию… биология, физиология, с точки зрения военного применения… Забрать информацию, уничтожить лабораторию… Вывезти научный персонал. Они на американцев работали, потом, когда поняли, что подкормки больше не будет, связались с нашими, предложили… ну, наши, как я понимаю, отказываться не стали… Отправили меня.
        По легенде, Лукаш был тележурналистом. В группу входили два нефтяника, врач из гуманитарной группы, три археолога… Получив приказ, все собрались возле тайника со снаряжением, потом вышли к лаборатории. Охрана объекта была из местных, они никого не собирались ни впускать, ни выпускать. Два десятка солдат и три офицера. Их прошли без потерь. А вот в лаборатории. Ученые ведь работали не с белыми крысами и кроликами… не только с кроликами и крысами. С людьми они работали тоже. И когда готовились уходить к новому хозяину, виварий почистили. Во всех смыслах. Лукаш нашел в клетках полтора десятка детей. Мертвых детей. «Мы улетаем? - спросил заведующий лабораторией. - Мне нужно забрать личные вещи, - сказал заведующий лабораторией». - «Конечно, - сказал Лукаш. - Как же без личных вещей». - И нажал на спуск.
        - Тогда понятно, - протянул Петрович.
        - Что понятно?
        - Почему следствия не было, а тебя просто сплавили сюда. Кому нужно, чтобы такое дерьмо всплыло на всеобщее обозрение… Даже если бы только в наших структурах…
        - Наверное, - пожал плечами Лукаш. - Только ты обратил внимание - наши хотели к себе ученых, думаешь, у нас они бы работали только с кроликами и с белыми крысами? Тоже для родины? Для нашего отечества?
        Петрович не ответил.
        - А ты - понятно… Ладно, что я буду делать дальше? С архивами работать? Я бы хотел глянуть на инопланетян. Хотя бы одним глазком. Или смотаться в Антарктиду. Получится?
        - Не знаю. Боюсь, нам будет слегка не до того… Насколько я знаю, нам еще нужно разгребаться здесь. А тебе предстоит путешествие на катере с сумасшедшим вьетнамским миллионером господином Ха, - Петрович хлопнул Лукаша по плечу. - Миссисипи в это время года ужас как хороша… Особенно, как я полагаю, после урагана.
        - Вы все сошли с ума, - сказал Лукаш. - Вы все сошли с ума!
        ДОБРОЕ УТРО, АМЕРИКА! С ВАМИ СНОВА НАШ ПРОГНОЗ ПОГОДЫ. НУ ЧТО, ДОЖДАЛИСЬ? НА ВСЕМ АТЛАНТИЧЕСКОМ ПОБЕРЕЖЬЕ - ШТОРМ. ГРЕМИТ И СВЕРКАЕТ, УЖЕ ЕСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕРТВЫ. НО ЭТО ПОКА - ШТОРМ. СЛЕДОМ МОЖЕТ ПРИЙТИ БУРЯ. ДЕРЖИТЕСЬ ЗА ЗЕМЛЮ, АМЕРИКАНЦЫ. И ДРУГ ЗА ДРУГА ДЕРЖИТЕСЬ. ТОГДА НАВЕРНЯКА МЫ ПЕРЕЖИВЕМ И БУРЮ, И ШТОРМ. ДЕРЖИТЕСЬ!

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к