Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Злотников Роман : " Рыцари Порога Путь К Порогу Братство Порога Время Твари " - читать онлайн

Сохранить .
Рыцари Порога: Путь к Порогу. Братство Порога. Время твари Антон Корнилов
        Роман Валерьевич Злотников
        Земли, некогда опаленные Великой Войной, возрождаются. Давно исчезли следы пожарищ и крови. Королевства людей набирают силу. Казалось бы, наступает расцвет мирной жизни - гномы-ремесленники совершенствуют свое мастерство, в пустошах ведется охота, в которой нет равных полудиким оркам, а Высокий Народ чтит и хранит свои древние тайны… Но угроза приходит из страшных мест, название которым - Пороги. Оттуда, из трещин между мирами, веет смертью и разрушениями. Орды жутких существ стремятся захватить едва возродившийся мир. Кто в итоге воцарится - Человек или Тварь? Только немногие способны противостоять чужакам.
        Имя им - Рыцари Порога.
        Содержание
        Роман Злотников, Антон Корнилов
        Рыцари Порога
        Серия «Коллекция лучшей фантастики»
        Серийное оформление - Ольга Жукова
        Иллюстрация на обложке - Иван Хивренко
        Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
        
* * *
        Путь к Порогу
        Часть первая
        Дым над городом
        Глава 1
        - Так я ж говорю, - навалившись на стол продранными локтями, прохрипел мужичок с головой безволосой и желтой, как репка, - городок наш так называется - Мари. А ты - баба, баба… Понимать надо! - наставительно добавил он и постучал грязным кулаком по своей «репке».
        - А я и понимаю, - не стал спорить парень, долговязый, костлявый и рыжеволосый, по виду - откуда-то с самого Запада. - Чего ж тут не понять! Ты закусывай давай, а то уже хорош…
        - Хорош, - приняв упрек за похвалу, самодовольно повторил репоголовый и икнул так сильно, что стол, за которым они сидели, подпрыгнул, громыхнув всеми кружками, мисками и кувшинами. - Я б закусил, так это… кончилось оно… - Он демонстративно опрокинул вверх дном свою кружку и с презрением глянул в миску с огурцами. - Нечего закусывать… Мы ж не пожрать тут собрались.
        Рыжеволосый парень свистнул, подзывая трактирного служку, копошившегося под стойкой. И, ожидая его появления, в который раз быстро и цепко оглядел зал. Время для выпивки еще не настало, и трактир был почти пуст. Несколько местных забулдыг уныло гундели над своими кружками. Вторя их бессмысленной беседе, под потолком жужжали жирные мухи. На улице колыхалась удушливая вечерняя жара, как и всегда в разгаре лета на Юге, и в зале трактира, несмотря на открытые окна, было душно и полутемно. Ни одного светильника еще не зажигали.
        Парень перевел взгляд на пьянчужку, с которым вот уже, наверное, час вел разговор.
        Репоголовый, расслабленно икая, тоже разглядывал собеседника. И того, кто сидел рядом с ним. Был бы мужичок трезвее, парочка вызвала у него, скорее всего, тревогу или, по крайней мере, недоумение. Но сейчас, в состоянии крепкого подпития, ему, очевидно, было просто-напросто наплевать на все, кроме того, что эти ребята платят за его выпивку.
        Парня с красно-рыжими волосами, стянутыми на затылке в тугой пучок, сложно было причислить к какому-либо сословию. Одет как обычный путешественник: простая кожаная куртка, с капюшоном на случай дождя, крепкие штаны, заправленные в короткие сапоги, пояс со множеством висящих на нем мешочков и узелков. Но ни оружия, ни сумки на нем не наблюдалось, зато обращало на себя внимание обилие дешевых аляповато-ярких амулетов, браслетов, да еще истрепанный длиннющий красный шарф, обмотанный вокруг тощей шеи, и непонятный инструмент в черном холщовом футляре, висящий на перевязи за спиной.
        А вот с его спутником все было ясно с первого взгляда. Мощное тело, почти вдвое больше человеческого, покрытое серой кожей, настолько прочной, что ей не страшен был прямой удар ножа, зеленоватые волосы, клочками торчащие на бочкообразной груди, здоровенных плечах и башке, похожей на громадный булыжник, отсутствие бровей, сплюснутый крошечный носик и уши, размером и формой напоминающие крылья нетопыря, - все это могло принадлежать только чистокровному огру. Одет он был, как и подобает существам его племени, лишь в короткие штаны, подпоясанные широким ремнем, на котором висели грубый нож без ножен и двойной топор с короткой рукоятью. Его широченную шею плотно облегал кожаный ошейник с металлическими заклепками-шипами, говоривший о том, что если когда-то огр и был свободным, то теперь полностью и безоговорочно принадлежит долговязому парню.
        Вообще, огры плоховато ладили с людьми, равно как и люди с ограми. Последние жили разобщенными племенами и изредка выходили к людям исключительно по торгово-меновым вопросам. Положение изменялось, если племени выпадал голодный год. Огры меняли либо место охоты, либо ее объект. И тогда людям, проживающим неподалеку от стойбища племени, приходилось туговато. Дикарские налеты заканчивались обычно одним и тем же: дворянин, люди из владений которого обретали бесславный конец в желудках голодных огров, собирал войско и вырезал племя подчистую.
        Иногда, правда, старейшина племени принимал иное, более цивилизованное решение, а именно продавал кое-кого из своих собратьев в вечное рабство, принимая в плату еду и оружие. И уж тогда огр-раб обязан был служить своему господину беспрекословно, ибо свято верил, что суровые духи избрали его для жертвы во имя жизни сородичей.
        Если рыжеволосый трещал без умолку, затыкаясь только тогда, когда начинал говорить репоголовый пьянчужка, и с удовольствием прихлебывал сладкое местное пиво, то огр угрюмо молчал и к кружке не притрагивался, хотя время от времени опускал в нее взгляд, в котором ясно читалось тоскливое вожделение. Огры обычно с большим трудом овладевали человеческими языками, а спиртное им было запрещено продавать законом королевства Гаэлон, ибо, несмотря на исполинские габариты, пьянели огры быстро, а окосев, теряли те крохи разума, что теплились в их камнеподобных головах.
        Служка - обычный южанин, темноволосый и низкорослый - соизволил наконец приволочь за столик еще пару кружек.
        - Я говорю, Мари - это так городок наш называется, - оживился репоголовый, хлебнув пива. - Название, конечно, того… - Он хихикнул. - Так ведь как оно дело было. Раньше тут деревенька стояла захудалая, ею граф Конрад владел. Знаете, конечно, кто ж нашего графа не знает!..
        - Еще бы, - с готовностью кивнул парень.
        - А у Конрада при дворе живо… ну этот… пись… малюет который картинки всякие…
        - Живописец.
        - Я ж так и сказал. Господин Сули - так его имя. Умнейший человек и первый собутыльник графа. Вот когда лет десять назад графиня-то померла, его сиятельство затосковали. Вызвал он господина Сули и говорит: хочу, мол, фигуру каменную своей покойной супруги в спальне иметь. А Сули заартачился. Я, грит, только картинки малевать мастер, а фигуры делать не умею. Но… графское слово есть графское слово, и десять золотых гаэлонов есть десять золотых гаэлонов. Согласился то есть. Только сначала он из глины фигуру вылепил… Его сиятельство посмотрели, носом покрутили и сказали, что ни монетки медной господин Сули не получит, потому как на графиню фигура не похожа. С мерином, на котором навоз из конюшни возили, как люди сказывали, сходство было, а на покойницу - ну, ни капельки… Вот так. Господин Сули в мастерской обижается, а его сиятельство в своих покоях нервы успокаивает. Порознь, значит. Хотя утешение им из одного погреба таскали. Из винного то есть. Так до ночи и утешались. К ночи у господина Сули обида взыграла - старался же! Взял он остатки глины и вылепил огромадные усы и огромадные… эти самые…
которые тоже только у мужиков могут быть. И присобачил все это дело на фигуру. А тут его сиятельство графа Конрада, который передумал и решил фигуру взять, вносят… Ну было дело!..
        В таверну, скрипя старыми кожаными куртками, пришедшими в такое состояние, что не подходили графской дружине даже в качестве учебных и потому их передали городской страже, вошли трое стражников. Огр, до сих пор сидевший неподвижно, словно осколок скалы, тихо зарычал и оскалил желтые клыки. Рыжий, стрельнув на стражников быстрыми лисьими глазами, ощутимо толкнул его локтем в бок. Огр успокоился, только башку держал теперь повернутой к трем вооруженным людям.
        Стражникам парочка тоже явно не понравилась. Они уселись за соседний стол, не выпуская из рук алебарды, и в ожидании служки хмуро осматривали чужаков.
        Городок Мари лежал в плодородной равнине, перепоясанной юркими и светлыми речушками, с одной стороны защищенной густыми и шумными лесами, где, говорят, и по сию пору можно встретить осторожного эльфа-одиночку, а с другой - Железными горами, в которых копошатся гномы, занимаясь исконным ремеслом. Люди в этой долине живут темноволосые и большеглазые, как и везде на Юге. Высокорослого тут редко встретишь, все больше низенькие и коренастые. Поговаривают, что такие антропометрические особенности обусловлены близким соседством с гномьими поселениями, но это, конечно, досужие сплетни! Хотя… мало ли что может произойти, если на предгорной тропке случайно встретятся зеленая девчонка, забредшая в глушь за дурной козой, и юный мускулистый коротышка, собирающий хворост для розжига печей. Все-таки здесь люди с местными гномами не враждуют. Они вообще предпочитают всякого рода вражде проводить время в труде и веселье и помирать в собственных постелях.
        Мир царит в счастливом королевстве Гаэлон, от Юга до Севера, от Запада до Востока. Последняя война с соседним королевством - Марборн - закончилась аж двести лет назад. С тех пор жители Гаэлона и знать не знают, что такое смерть и ужас настоящего большого кровопролития. А от Великой Войны, кипевшей во многих королевствах тысячелетия назад, остались лишь легенды. И редко что ужасного случается в городке и долине: ну разве забредет банда голодных огров или соседский барон решит пополнить казну неожиданным налетом, а то объявится из далекого черного леса одичалая ведьма. Ну или еще какая напасть придет извне. Потому-то в городках, подобных Мари, чужакам не очень рады.
        - …а как его сиятельство трость свою фамильную о голову господина Сули сломали, так велели его в свинарник на цепь посадить. Месяца два Сули там отвалялся, потом граф, конечно, оттаял… - не замечая появления в трактире новых лиц, продолжал заливать репоголовый забулдыга. - А как раз в деревеньке, которая на этом месте стояла, где теперь наш город, староста - поохотиться он любил - задумал полакомиться тролльими ушками и отправился за Железные горы. Но по дороге заблудился, отбился от товарищей, и получилось наоборот - тролль схавал самого старосту вместе с ушками и всем прочим. Вот его сиятельство на место старосты своего бывшего собутыльника и двинули. Деньжищ ему отвалили еще и людей дали. Так городок вырос. А название ему граф велел дать в честь имени покойной графини. И фигуру - только не ту, а такую же, но больше раза в три, из камня сделанную, на Алой площади поставить. Господин Сули и по сей день наш городской голова. Вот как, господа… Заезжие люди завсегда этой историей интересуются. Потому как необычно и любопытно…
        - Эй, Гас! - окликнул пьянчужку один из стражников, которым уже принесли пиво. - Успел нализаться, что ли? Не тебе в караул ночью идти?
        - Так то ж ночью, - хихикнул мужичок. - До ночи я отосплюсь. До ночи еще о-го-го сколько! Мне ж ночью еще силы понадобятся…
        - Отребье! - буркнул стражник, погружая в кружку усы.
        Обращался он к репоголовому, а сам смотрел на чужаков. Огр снова тихонько зарычал, а рыжий, опять толкнув его локтем, моментально схватил ситуацию.
        - Прошу нас простить, господа, это наша с Ххаром вина, - проговорил он, церемонно приподнявшись. - Жаркий сегодня вечер, вот мы и решили пропустить по кружечке, а господин Гас любезно развлек нас беседой.
        - Да! - подбоченился репоголовый, видимо, гордый оттого, что его назвали господином. - Любезно! Господа не местные, им любопытно…
        - Нам тоже, - включился в разговор второй стражник. - Откуда это вы такие красивые и куда?
        - Да можно сказать: ниоткуда и никуда, - весело откликнулся рыжий. - Меня зовут Корнелий, я менестрель. - Парень указал на футляр за своей спиной. - Странствую, слушаю истории, сочиняю песни. А это, - предупредил он следующий вопрос, хлопнув огра по плечу, - мой… мм… товарищ. Я-то не воин, а на дорогах с одиноким путником всякое может случиться. Я его в кости выиграл. Не желаете, господа, по кружке? Что-то у меня сегодня очень хорошее настроение. Видать, отличная ночью выйдет песня про город с именем Мари!
        Стражники переглянулись. Речь рыжего Корнелия, очевидно, показалась им убедительной.
        - Можно, - сказал один из них. - А твой… э-э-э… товарищ, он не это самое? Ничего такого не подумай, - проговорил он, повернувшись уже к огру, - но я первый раз вижу такого, как ты, так близко и… э-э-э…
        - Без цепей, - завершил за него Корнелий. - Не беспокойся, Ххар очень добрый малый. Он и мухи не обидит… Без моего на то позволения.
        Огр не изменил выражения морды, так что осталось неясным - понял он высказывание стражника или нет.
        - Так как насчет кружечки пива? - повторил Корнелий.
        - Если только по одной, - проворчал второй стражник, - мы-то пока на службе… - И покосился на уже изрядно помутневшего Гаса.
        - А что, - махнув рукой служке, тут же осведомился Корнелий, - господин Гас тоже состоит в городской страже?
        Стражники дружно заржали. Тот, заговоривший с чужаками первым, с мокрыми от пива усами, собрал и отнес в угол алебарды.
        - Не в стра… страже… - пытаясь сидеть на лавке прямо, произнес Гас. - Я в ночном карауле. По указу господина Сули каждую ночь пятеро горожан обязаны охранять город. Раз в неделю жребий бросаем. Городская-то стража, которая жалованье получает, ночами на сторожевых вышках отсыпается.
        - Не отсыпается, пень ты трухлявый! - рявкнул мокроусый, вернувшись за стол. - А ведет наблюдение за подступами к городу! А такие, как ты, тюфяки с гнилыми дубинками по кабакам да харчевням разгуливают! Ночной караул!.. Так и ждете, чтоб от жен сбежать и всю ночь шататься с пивом да песнями.
        - Кто тюфяк?! - обиделся Гас и завращал головой, словно в поисках достойного аргумента. - Да у нас такие люди в нынешнем карауле! Кузнец Соб! Этот и без дубинки любого вора надвое переломит! А вон! - ткнул он пальцем в окно. - Старый Гур, видите, идет? Сюда, между прочим. Тоже, наверное, горло промочить. Ты и этому достойному человеку скажешь, что он пьяница?
        - Заткнулся бы да спать шел, - сказал Гасу один из стражников с широким добродушным лицом. - А про Гура никто в городе ничего плохого не скажет. Гончар это наш, - пояснил он, обращаясь уже к Корнелию. - Мастер хоть куда. Вон из того окна его дом виден. Смотрите, господин, на крышу смотрите! Вы еще где-нибудь такую крышу видели? Крыша у него такая, какой крыши во всем городе нет. Старый Гур, он гончар, сам черепицу лепил и обжигал. Сам и крышу выкладывал - черепичка к черепичке. Одна из красной глины, другая из белой, одна из красной, другая из белой - как красиво получилось!
        - Великолепно! - с готовностью восхитился Корнелий. - Такую красоту даже в Дарбионе редко встретишь.
        - А ты что же, - недоверчиво проговорил мокроусый, принимая от служки новую порцию пива, - в самом Дарбионе бывал? Столице нашего королевства? Может, скажешь, государя самого видал?
        - Скажу больше, - улыбнулся Корнелий. - Государю нашему, светоносному Ганелону, мне выпала честь исполнить одну из моих лучших песен!
        В трактир вошел старик, ведя за руку мальчика. Был старик высок и прям, волосы его, еще довольно густые, длинными прядями вились до плеч, а суровое мужественное лицо подошло бы скорее воину, чем гончару. Словом, старик принадлежал к той породе мужчин, на которых неизменно оглядываются женщины на улице. Мальчику, по всей видимости, было не больше девяти лет, и он очень походил на старика. Разве что волосы его были темны и коротко острижены, а лицо смягчено наивностью детства. У пояса его на веревочной перевязи висел деревянный меч.
        - Гур-р-р! - заорал Гас, замахал руками и от избытка чувств рухнул с лавки.
        Старик оглянулся на него, коротко усмехнулся, кивнул в знак приветствия, отдельно - стражникам. Потом задержал взгляд на чужаках, но ровно насколько это позволяли приличия, и кивнул отдельно каждому занятому столику. Затем Гур направился прямо к прилавку трактира, где маячил трактирщик - низкорослый и толстый мужик с пухлым и лоснящимся, как потекшее масло, лицом. Увидев старика, трактирщик моментально скуксился и попытался нырнуть под прилавок.
        - Господин Горн! - Голос у старика оказался под стать его виду - низким и внушительным. - Позвольте мне закончить наш вчерашний разговор.
        - Во, - высказался добродушный стражник. - Не пиво лакать старый Гур пришел, а с жирным Горном разговоры разговаривать. Тот, вишь… - он обращался к внимательному Корнелию, который уже пересел за их столик, - тот, вишь как, купил три десятка кружек у Гура, а монеты отдал только половину. А надысь здесь мужики гуляли, ну и, как водится, кружки-то поколотили. Не все, а пяток. Трактирщик теперь за эти пять платить не желает. Говорит, мол, значит, так сделаны плохо, что разбились. Ну ничего, заплатит он деньги, я Гура знаю.
        - А этот Горн толстозадый не раз за свою скупость двойной монетой платил, - добавил другой стражник. - Помните, братцы… - Он прервался, захрюкав от сдерживаемого смеха. - Помните… Арарна?
        - Арарн-ведьмак трактирщику шишку вывел на шее, - под общий хохот объяснил менестрелю добродушный стражник. - У Горна шишка вдруг вздулась, огромадная такая. Он ее и так, и этак, и прижигал даже - ни в какую, только растет. Ибир-травник не смог помочь. Пришлось к Арарну идти. Тот дорого берет, потому что знахарством не занимается, он вообще-то серьезный мужик, правда, вспыльчивый очень. Его из Сферы Огня выперли за то, что он там кому-то не тому потроха прижег. Ну вспыльчивый, говорю же… Пошептал Арарн, шишка перестала расти. И за две недели обратно в шею ушла. Время платить, а трактирщик, как всегда, отмахивается. Мол, шишка сама собой убралась. Арарн поначалу подмастерьев подсылал, а тут сам явился: «Плати!» Горн: «Не буду!» Нашел с кем связываться. Ну ведьмак и рассердился. Снова пошептал, и шишка еще пуще вздулась. Прямо как вторая башка вымахала! Да еще с глазами и пастью. А пасть огнем пышет и ругается такими погаными словами, что слушать невозможно. Горн с месяц из дома выйти не мог. Потом послал Арарну денег, да в два раза больше, чтобы тот заклятие снял…
        Старик воздвигся у прилавка так прочно, что сразу было видно: пока своего не получит, с места не сойдет. А мальчик во все глаза уставился на огра, одиноко возвышавшегося за столом, из-под которого, словно пар от бурлящего котла, поднимался густой храп господина Гаса.
        Трактир постепенно наполнялся народом. Ремесленники, зашедшие освежиться после долгого трудового дня, весело галдя, рассаживались за столиками. Сапожники, распрямляя спины, онемевшие от долгого сидения в скрюченной позе, вытягивали под столы босые ноги (по местному обычаю мастера сапожного дела и их подмастерья имели право надевать обувь только в холодное время года). Портные щурились уставшими от слежения за стежками покрасневшими глазами, выглядывая среди посетителей знакомых и друзей. Торговцы с рынка, расположенного близ трактира: зеленщики, рыбники, мясники, молочники и другие, - сдав выручку хозяевам лавок, охрипшими за день голосами делились друг с другом последними базарными новостями.
        Пара гномов, одетых в пухлые куртки (вечно эти гномы даже и летом одеваются, как зимой, потому что привыкли мерзнуть в своих подземельях), полосатые штаны и запыленные дорожные сапоги, сваливали под стол тяжелые мешки. Гномы, наторговавшие за свои изделия продуктов и одежды, задержатся здесь ненадолго. Выпьют пару кружек, возьмут с собой мех-другой крепкого самогона (вино и сладкое пиво местные гномы презирают за низкую концентрацию алкоголя) и отвалят в свой Грандхур - подземное поселение, расположенное неподалеку от Мари.
        Гномы важно кивали направо и налево массивными бородатыми головами, приветствуя знакомых, но уселись вместе, за один угловой столик, не мешаясь с людьми. Никто из горожан дурного слова никогда гномам не скажет, но все равно маленький народец держится особняком. Это все гнилая отрыжка той самой Великой Войны, на которой гномы сражались не на стороне людей. Не по своей, конечно, воле, но все-таки…
        Прошло то время, когда подземные карлики гордо носили свои здоровенные топоры с двойными лезвиями. По окончании Великой Войны гномам строжайше запрещено иметь оружие, - а каково это выносить когда-то воинственному народу? Говорят, в своих пещерах они еще устраивают поединки и даже большие турниры, но это же не проверишь. А ведь их едва не истребили полностью после той Войны. Но вовремя спохватились: подземный народец обладал особой магией, позволявшей им ковать металл крепости, равной которой люди выковать никогда не могли. Магия Крови - так называют эту магию люди, потому что правильное название не выговорит человек, даже хорошо знающий гномьи наречия, - язык сломает. Мечи, топоры и боевые ножи, например, выкованные гномами, ни в какое сравнение не идут с оружием, изготовленным людьми. Правда, и стоят они столько, что позволить их себе могут только дворяне, да и то не все. Конечно, металлические изделия, не предназначенные для войны, гномы продают гораздо дешевле, так ведь и куют их без помощи своей магии. Магия Крови - только для оружия…
        Служка, позевывая, зажигал масляные светильники на стенах, реагируя на призывы новых посетителей вялыми и невнимательными кивками: мол, подождите, пока закончу, разорались, нечего тут… Явился второй служка и принялся наконец разносить кружки по столикам. Этот оказался более расторопным - его жизненной энергии хватало не только на то, чтобы позевывать, переставляя ноги, но еще и почесываться.
        В проемах окон одна за другой появлялись разгоряченные любопытством мальчишеские физиономии. Объектом их пристального изучения был, несомненно, огр, все так же в одиночестве сидевший за столиком. Двое пацанов - один низенький, толстый и круглощекий, второй костистый и смуглый - осмелились даже войти в помещение и стать у порога в позах, ясно показывающих: чуть только огр повернет в их сторону клыкастую морду, они сразу зададут стрекача. На поясах у этих двоих болтались такие же деревянные мечи, как и у мальчика, пришедшего с гончаром.
        Серокожий гигант не обращал на малолетних соглядатаев никакого внимания. Он, откровенно говоря, ни на что не обращал внимания, лишь изредка вожделенно шевелил ноздрями, когда служка проносил мимо него кувшин или кружку с пивом. Мальчик, пришедший со стариком гончаром, присоединился к парочке у порога. Сам старый Гур, ухватив трактирщика за ворот костистыми пальцами, втолковывал ему что-то, почти неслышное во все возрастающем гаме. И тут шум прорезал ясный, чистый и громкий струнный перебор. Это менестрель извлек из чехла свой инструмент, отодвинулся на лавке подальше от стола и, не дожидаясь, пока трактир стихнет окончательно, звонко прокричал:
        - Вниманию почтеннейших горожан! Известная во всем славном королевстве Гаэлон баллада о Рыжей Марте…
        Конец реплики потонул в восторженных воплях и гоготе - видимо, баллада и вправду была широко известна. Только старый гончар недовольно поморщился и, на минуту отвернувшись от Горна, громко произнес:
        - А более пристойного произведения у тебя нет, менестрель? Здесь, между прочим, дети!
        - Угомонись, папаша! - оглянувшись на гогочущих стражников, пьяно сощурился рыжий Корнелий. - Народ желает веселья. А недоросткам явно пора разбежаться по постелям.
        - Рыжая Марта! - орали за столиками. - Давай балладу! - И Гуру пришлось, передернув, плечами, прекратить разговор. Он только процедил сквозь зубы:
        - Проклятый пустозвон… - и махнул рукой мальчику, повернувшемуся на его голос. Тот недовольно вздохнул, но все же подчинился. Вместе с ним покинули трактир и двое его приятелей. Впрочем, тут же их физиономии появились в раскрытом окне.
        - Подобна тыквам гру-у-удь ее!.. - ударив по струнам, завел рыжий менестрель свою балладу.

* * *
        - Он что, так и сидит там весь день? - спросил Перси, не отрывая взгляда от громадной серой спины.
        - Когда мы с дедушкой пришли туда, сидел, - сказал Кай.
        - И ни разу не пошевелился? - поинтересовался Бин.
        - Ну… можно сказать, ни разу, - подтвердил Кай. - Видал? Настоящий огр!
        - Разве славные рыцари допустят, чтобы свирепый огр угрожал людям? - послышался позади троицы издевательский голос. - Чего ж вы не достанете свои деревяшки и не треснете его по башке?
        Все трое одновременно обернулись. Позади них стоял Аскол, сын рыбника Харла, одного из самых богатых горожан. На прыщавом лице парнишки уже пробивались реденькие усы. Для вечерней прогулки Аскол вырядился шикарно: поверх домотканой рубахи накинул кожаную куртку со шнуровкой, на голову нацепил берет из самого настоящего красного бархата, а на ноги - высокие сапоги с посеребренными пряжками. Словом, не хватало еще длинного плаща и меча в узорных ножнах - и любая кухарка впотьмах легко приняла бы сына рыбника за молодого аристократа, вышедшего глотнуть вечернего воздуха. Тем более что для прогулки Аскол обзавелся не только нарядом, но и свитой. Четверо мальчишек, каждый из которых был младше сына рыбника года на три, переговаривались за его спиной.
        - Больно надо, - буркнул Кай. - Сам подойди и тресни, если хочешь.
        - Обращаясь ко мне, изволь говорить: господин, - оттопырив нижнюю губу изрек Аскол, и его свита радостно заржала. Хихикнул и кое-кто из тех пацанов, что вроде Бина, Перси и Кая созерцали огра через окна трактира.
        - Не дорос еще, - ответил Кай.
        - Чего-о? - угрожающе протянул Аскол.
        Трое с деревянными мечами стали плечом к плечу. Пацаны понемногу отлипали от окон. Кажется, готовилось зрелище поинтереснее неподвижного и все время молчащего огра. Кто еще не был в курсе, тому быстренько объяснили: только вчера Аскол и пара его прихлебателей отколотили Перси, отобрав у того деревянный меч. Подобный случай был далеко не первый. Аскол с компанией вечно кого-нибудь колотили, причем мальчишкам из неразлучной троицы доставалось больше и чаще других. Но в это утро случилось такое, чего никогда раньше не бывало: Бин с Каем подкараулили Аскола одного. Так никто и не узнал, что произошло, но кое-кто видел сына рыбника, во весь дух бегущего по направлению к собственному дому. Сам Аскол ситуации не прояснял. Ну бежал и бежал. Мало ли почему люди бегают по улицам, может, на то надобность какая была, спешил, может быть.
        - Значит, забыл, - с каким-то зловещим удовлетворением проговорил Аскол. - Значит, все забыл! Ничего, придется напомнить… вшивота голодраная!
        Распахнув куртку, сын рыбника медленно потянул руку за пояс. Все смотрели только на него, и мало кто заметил, что Кай в этот момент, напрягшись как струна, ступил чуть вперед, а Бин и Перси, на шаг отступив за его спину, прижались к стене трактира.
        Аскол достал трубку. Самую настоящую глиняную трубку и маленький кожаный мешочек с табаком. Действуя с неумелой небрежностью, но не забывая тем не менее изредка опасливо оглядываться на дверь трактира, он принялся набивать трубку табаком. Тут только Кай осторожно выдохнул. Надо было сразу догадаться, что не посмеет Аскол затевать драку в людном месте, да еще когда они - втроем - стоят плечом к плечу.
        Теперь уже - не посмеет.
        Грохнула дверь трактира. Аскол вздрогнул, но это были всего лишь гномы, которым до шалостей человеческих детей никакого дела не было. Кряхтя, выползли они, нагруженные мешками и мехами с самогоном, и, негромко переговариваясь на своем каркающем языке, отправились вдоль по улице.
        Сын рыбника, на которого окружающая детвора смотрела завистливо и с почтением, зачмокал губами, раскуривая трубку, а когда из нее повалили клубы серого дыма, вдруг так закашлялся, выпучив глаза, что его щегольский берет съехал на затылок. Аскол, хрипя и всхлипывая, успел натянуть берет обратно, так что, наверное, мало кто заметил на его лбу недавнюю ссадину.
        - Табак дерьмовый, - прохрипел, вытирая слезы, Аскол и, спрятав трубку, отвесил одному из своей свиты пинок. - Ты что мне припер? Говорил же, бери что получше! Ладно, - выпрямившись, сказал он. - Чего тут смотреть? Огра, что ли, не видали?
        Вообще-то, скорее всего, никто из присутствующих не видел еще так близко настоящего огра, но с Асколом как-то быстро все согласились: чего там смотреть, подумаешь, экая невидаль!..
        - Сегодня Арарн-ведьмак своего подмастерья наказывать будет, - вытерев слезы, объявил Аскол. На Кая и его приятелей он больше не смотрел. - Этот дурачок порошки смешивал, да чихнул не вовремя. Себе волосы на башке спалил и какие-то свитки пожег, что на столе были. Арарн его плетью отчесал для начала, а вечером, сказал, серьезный разговор будет. Это ихняя кухарка нашей кухарке проболталась.
        - Ослиные уши ему замастрячит, - восторженно хихикнул кто-то из свиты. - Или поросячий хвост! Или еще чего удумает.
        - Арарн окна никогда не закрывает, - сказал Аскол. - Потому от его порошков дух такой идет, что помереть можно. Айда поглядим!
        Предложение было заманчивым, и мальчишки, несколько минут назад глазевшие на огра, присоединились к свите Аскола.
        - А вы куда? - скривил губы сын рыбника на Кая и его приятелей, хотя ни один из них не сдвинулся с места. - Вы, слышь, со своими деревяшками играйтесь или пирожки из грязи лепите, мелкота! Рыцари помойные…
        Кай сцепил зубы, сдержав резкий ответ. Бин и Перси тоже промолчали. Когда процессия во главе с Асколом скрылась из вида, Бин вдруг освобожденно рассмеялся:
        - Видали? Сколько их было! А он даже не рыпнулся!
        - А я уж думал - все, - тоже с улыбкой вздохнул Перси. - Сейчас отколотят так, что рук-ног не соберем. Теперь кончено, Кай, как ты его треснул по тыкве, так он и отстал от нас. Все, отстал!
        - Не-а, не отстал, - серьезно проговорил Кай, у которого дрожь в коленях только еще начала проходить. - Это он при всех связываться не решился. А если бы…
        Он повернулся к окну и вдруг вскрикнул, ударив себя по коленке:
        - Смотрите, огр передвинулся! С этим Асколом, чтоб его хапуны задрали, мы его чуть не упустили!
        Бин и Перси снова налегли грудью на подоконник.
        - Передвинулся? - озадаченно переспросил Бин. - По-моему, где сидел, там и сидит.
        - Передвинулся, - убежденно повторил Кай. - И голову наклонил.
        - Он уже сколько сидит! - заметил Перси. - Он хоть и огр, но не изваяние. Должен же когда-нибудь пошевелиться.
        - Вот именно! - притопнул ногой Кай. - Сидит и сидит. Один! А зачем?
        - На нем ошейник, - сказал Бин. - Значит, не дикий.
        - Ошейник? А где его хозяин?
        - Ну может быть, вон…
        - Слушайте, - глаза Кая загорелись, - а если нет никакого хозяина? Если он сам нацепил на себя ошейник, чтобы все думали, что он не дикий? А все и думают! Вон стражники сидят и нисколько не беспокоятся. Песни орут и ржут, пьяные. А он… ждет!
        - Чего? - спросил Бин, и Перси взглядом дал понять, что присоединяется к вопросу.
        - Чего… - помедлил Кай. - А то непонятно? Выбрать момент и сожрать кого-нибудь! Вы когда-нибудь где-нибудь от кого-нибудь слышали о добром огре? Они же все дикари, головорезы и людоеды! Как хотите, а я…
        Тут дверь трактира распахнулась, и Кай, пригнувшись, юркнул за угол. За ним последовали Бин и Перси.
        На улице показался старый Гур. Недовольно бурча себе под нос, он волок за шиворот совершенно пьяного Гаса, который едва переставлял ноги, но тем не менее воинственно размахивал руками и орал непотребный вздор:
        - Ночной кар-раул! Ур-ра!.. Где моя дубинка?! Ее гру-у-у-дь подобна ты-ы-ы-ыквам!.. Дайте мне како… какого-нибудь воришку, я его в землю вколочу по самую маковку! Кто пьяный?.. Да я такой трезвый, что любого пьяного переплюну!..
        Когда они скрылись, мальчишки снова вернулись к окну.
        - Как хотите, - продолжил Кай, - а я хоть до утра буду за ним следить.
        - И мы, - поспешил заверить Бин.
        - А когда, - сглотнув, заговорил Перси, - когда он… ну это… выйдет из трактира, что мы… Что нам то есть?.. Он вон какой, а мы…
        - А я уже все придумал, - возбужденно начал Кай. - Как только он выходит, незаметно идем за ним следом. И если увидим, что он уже выбрал жертву, - прыгаем на него! Главное - орать погромче, чтобы сбить его с толку! И лупим мечами! Он выпускает жертву и бежит за нами…
        Толстый Перси охнул. Кай запнулся, поглядев на него.
        - Мы с Бином бежим, - пояснил он. - А ты пойдешь следом, чтобы огр тебя не видел, и в случае чего позовешь стражников.
        Перси облегченно выдохнул. Тогда Бин осторожно потянул Кая за рукав.
        - Я это… - басом проговорил он. - Тоже… не очень хорошо бегаю. И в потемках вижу плохо, ты же знаешь. Как споткнусь, да как навернусь…
        - Ладно, - махнул рукой Кай, ему не терпелось закончить мысль. - Оба идете так, чтобы огр вас не видел. Оба бежите за стражей.
        Перси и Бин переглянулись.
        - А когда чудище кинется за нами… то есть за мной… я бегу к рынку. За рынок, где Дерьмовая Дыра. И… Понимаете?
        - Э-э… - сказал Перси.
        - Не понимаем, - уточнил Бин.
        - Вы что, не знаете, что такое Дерьмовая Дыра?
        - Знаем, - в один голос ответили Бин и Перси.
        Еще бы они не знали! Каждый горожанин знал, что такое Дерьмовая Дыра. Она была такой же достопримечательностью Мари, как Алая площадь, названная так, потому что выкладывали ее редким минералом, который гномы называли «алая голова», - круглыми и гладкими камнями, матово отливающими на солнце. Такой же, как несуразная статуя покойной графини на этой самой площади, и… Пожалуй, больше достопримечательностей в городке Мари не было. Дерьмовой Дырой пугали малых детей: «Не будешь маменьку с папенькой слушаться, придет страшный тролль и отволочет тебя в Дерьмовую Дыру!»
        Дырой называли глубокий овраг на пустыре неподалеку от рынка, в который торговцы год за годом сбрасывали мусор. За долгое время гниющая дрянь, заполнившая овраг, превратилась в однородную вязкую массу, на поверхности кое-когда вздувались и оглушительно лопались огромные пузыри - результат процессов разложения того, что в зловонных недрах Дыры еще могло разлагаться. Взрослые там не появлялись, кроме случаев, когда надобилось вылить в Дыру очередную лохань помоев, а вот отчаянные мальчишки, доказывая друг перед другом храбрость, придумали опасную игру - перебегать овраг от края до края по вязкой вонючей поверхности. Надо было бежать, как ветер, и, упаси Светоносный, не поскользнуться - а то затянет на самое дно, как не один раз затягивало неосторожных городских коз и свиней.
        - Ну? - сиял Кай. - Понимаете? Я перебегу Дерьмовую Дыру, а огр - он же тяжелый - пойдет на дно! А стража подоспеет, как раз когда он будет барахтаться и орать. Они все увидят, понимаете? Это самое важное, все увидят и всем расскажут! Как вам?!
        - Э-ге-ге… - неопределенно высказался Бин.
        - Да знаю я! - видимо, поняв его сомнение по-своему, сказал Кай. - Было бы лучше сразиться с огром один на один, но… Если враг намного сильнее, можно и схитрить. Это все равно будет по-рыцарски. Мой папенька, например, когда бился с Ледяным Великаном, выманил его с горной тропы в болото и там утопил. Мне матушка рассказывала, давно-давно. Ледяной Великан был огромный, как холм, волосатый, потому что жил на вершине высокой-превысокой горы, где круглый год лежит снег, и от его вони дохли пролетающие мимо птицы.
        Перси и Бин снова переглянулись. Они знали, что теперь Кая никакими силами не оторвать от этого огра. Потому что огр - это огр. А рыцарь - это рыцарь. А долг рыцаря - в том, чтобы защищать людей от нелюдей.

* * *
        Кай был знаком с Бином и Перси, сколько сам себя помнил.
        Перси живет напротив, через мостовую, в маленьком домике, набитом народом, как стручок - горохом. Папенька Перси портной - день-деньской сидит посреди единственной комнаты, согнувшись дугой, машет рукой, в которой зажата игла, - будто плывет куда-то - и тихонько напевает себе под нос. Или не тихонько, а в полный голос - это когда отнесет заказ и возвращается домой, заглянув по дороге в трактир. Кроме папеньки и Перси в домишке еще живут три его младшие сестренки, вечно канючащие надоеды, и матушка, такая большая, что того и гляди из-под подола у нее посыпятся еще ребятишки. Перси тоже большой, куда больше Кая, хотя они одного возраста, и вечно голодный, сколько ни сожрет.
        А Бин живет у рынка. Дом у него такой же маленький, как у Перси, но, кроме матушки, у Бина никого нет. Матушка Бина - женщина ничего, красивая, всегда веселая и нарядная, будто у нее каждый день - праздник. И очень гостеприимная: вечерами у нее собирается столько гостей, что для Бина не хватает места - он то и дело ночует на рынке, под рядами лавок. Папеньки у Бина нет.
        А вот у Кая - есть. Просто такое особенное ремесло у папеньки - он должен биться с чудовищами и дурными людьми, чтобы защищать других людей, хороших. Но чудовищ и разбойников много, так что работы у папеньки Кая невпроворот. Кай и не видел его никогда. Но он на папеньку не обижается. Он понимает, что дело, которым тот занимается, - самое благородное на свете. Тем более маменька говорит, что когда-нибудь папенька возьмет да и вернется. Она часто рассказывает об этом дне, словно они с папенькой договорились, как оно все будет. «Как-нибудь утром, - слышал Кай с самого раннего-раннего детства, - ты проснешься оттого, что услышишь стук копыт. Выглянешь в окно, а там дедушка уже открывает ворота. И папенька наш въезжает во двор. У него белый жеребец, а на жеребце позолоченная сбруя. Сам папенька в сверкающих доспехах, волосы его, вот такие же, как у тебя, - черные-черные и легкие, взлетают, когда конь переступает с копыта на копыто. Одной рукой он крепко держит повод, а в другой руке у него сияющий шлем с белым султаном. А на боку длинный меч в золотых ножнах, дарованный самим королем, потому что всем
рыцарям, которые долго-долго и хорошо бились с чудовищами, его величество славный государь Ганелон дарует такие мечи…»
        Раньше, когда Кай был совсем маленьким, папенька присылал послания. Эти послания голуби приносили, особым магическим способом наученные запоминать человеческую речь и передавать ее потом вполне понятным клекотом. Голуби прилетали ранним утром, когда Кай еще спал, и вечером, укладывая его, матушка пересказывала, что наговорили ей посланники. С какими ужасными великанами, троллями и ограми сражался папенька, и как он их всех победил и уже хотел было возвращаться, но тут его величеству снова пришла весть из дальних мест обширного королевства Гаэлон, и он призвал своего любимого слугу, самого отважного и сильного рыцаря, и отдал ему приказ немедленно отправляться в путь. Кай становился старше, и голуби-посланники прилетали все реже и реже. А потом и вовсе перестали прилетать. Видно, в таких уж глухих и диких далеких краях исполнял свой тяжкий и благородный долг папенька.
        С самого-самого детства Кай знал от матушки, кто таков его папенька. Правда, все эти рассказы матушка ведала ему, когда оставалась с ним одна. При ком другом - редко. А при дедушке Гуре почти никогда. Дедушка (он матушкин отец) почему-то очень не любил эти рассказы и сейчас не любит. Кай не раз слышал, как он говорил матушке: «Задурила парню голову! Давно бы его к ремеслу приучить, а у него все через пень-колоду. Я в его время такой кувшин слепить умел, что и на продажу не стыдно нести, а он…»
        Кай ремеслу учится, но только для того, чтобы дедушка не ругался. Кай вовсе не собирается становиться гончаром. Вот еще! Его папенька - рыцарь, с которым сам государь Ганелон беседы ведет, и Кай будет рыцарем. Это ничего, что в нем голубой крови нет. Все знают: честь и доблесть не только от цвета крови зависят. Главное - подвиг совершить, настоящий, рыцарский, такой, о котором все годами вспоминать будут, и тогда…
        О том, что произойдет после свершения им подвига, Кай думал с замиранием сердца. Тогда он будет достоин того, чтобы любой рыцарь посвятил его… А вдруг получится у него совершить нечто такое, что слухи дойдут и до папеньки. Или даже до его величества короля Ганелона! Уж папенька в этом случае, конечно, вернется. И уж непременно посвятит Кая в рыцари. А может быть, даже повезет его в Дарбион, в королевский дворец, где сам Ганелон на главной дворцовой площади в окружении самых доблестных рыцарей королевства возложит на плечо вставшего на одно колено Кая свой золотой меч и скажет заветные слова…
        Правда, сколько ни искал Кай в городке и в его окрестностях, ни великанов, ни троллей, ни огров, ни злых колдунов не обнаружил. Есть гномы, которых закон королевства защищает почти так же, как и людей. Есть Арарн-ведьмак. Он хоть и маг, но не злой. Вспыльчивый, конечно, и раздражительный. Когда спешит по каким-нибудь своим делам по городской улице, склонив голову в высоком колпаке, украшенном багровыми языками пламени, скрестив руки на груди, можно разглядеть искры, вылетающие из-под полы его длинной мантии. Арарн - единственный маг в округе. Вообще-то дедушка говорил, что по уставу Ордена Королевских Магов полагается каждому городу иметь представителя каждой из четырех Сфер, но ведь этим четверым платить надо о-го-го сколько, и не всякий город может себе это позволить. Тем более такой захолустный, как Мари…
        Троллей, говорят, видели на дальних Вонючих болотах, но до болот два дня пути, да и победить тролля, даже парочку - совсем не выдающееся деяние.
        Трудно в городке Мари найти достойное дело для того, кто всем сердцем желает стать рыцарем. Не представилось еще случая Каю и его друзьям. Бин и Перси тоже мечтают о ратной доле, но все чаще и чаше Каю кажется, что их выбор - вовсе не выбор сердца, а простое желание почета и уважения, которого в жизни от людей добиться ох как сложно. У них с Каем уговор. Как только он совершит подвиг и пройдет посвящение, они тут же отправятся в странствия на поиски чудовищ, угрожающих жизни добрых людей. Как и папенька Кая. Все втроем отправятся. Тогда-то Бину и Перси представится возможность на деле доказать готовность стать рыцарем.
        Почему-то то, что Каю первому удастся совершить подвиг, сомнений ни у кого не вызывало.
        Откровенно говоря, полгода назад у Кая, Бина и Перси был шанс совершить нечто такое, о чем долго бы говорили в городке. В тот день они забрались далеко в лес не в поисках подвига, если честно, а в поисках земляники. Матушка Перси послала сына, а с ним пошли и Кай с Бином. На обратном пути они наткнулись на лесную ведьму. К счастью для них, ведьма оказалась полностью свихнувшейся старухой (с лесными колдуньями такое часто бывает: долгое одиночество, злые помыслы и беспрестанные занятия магией губительно действуют на человеческий мозг), поэтому мальчишки и не могли сказать точно, кто испугался сильнее - они или ведьма. Старуха, пронзительно взвизгнув, кинулась прочь. Высоко подпрыгнув, она заметалась по нижним ветвям деревьев, истошно завыла - сорванные листья и клочья ветхой одежды полетели в разные стороны. Забираясь все выше, перепрыгивая с ветки на ветку, она стремительно теряла человеческое обличье, и уже через минуту вой превратился в жуткое шипение, лишившееся одежды тело покрылось густой шерстью - и дикая лесная кошка скрылась в лесу.
        А мальчики опомнились только на опушке леса. Кай, в руках которого была корзинка с ягодами, конечно, ее потерял. Последствия неожиданной встречи для Бина и Перси оказались еще серьезней. Перси обмочился, а Бин неделю не мог выговорить ни слова, да еще недели две потом заикался.
        Но это случилось полгода назад, когда они были зелеными сопляками. Теперь им по девять лет, а Бину - почти десять. Теперь у каждого - меч, вырезанный из сосновой ветки, с заточенными краями и острым, как иголка, концом. Таким мечом, наверное, можно проткнуть человека, если ударить посильнее. Да и просто рубануть - мало не покажется. Вот Асколу не показалось…
        Этот великовозрастный дурак, которому вообще-то уже полагалось интересоваться девками, а не верховодить кучкой малолеток, давно привязывался к ним. Непонятно, что его бесило больше всего: деревянные мечи на поясах, игры, в которые они играли только втроем, никого больше не принимая, или что-то еще, но с какого-то времени Аскол просто не давал им прохода. Из какой-то интуитивной осторожности сын рыбника со своими прихлебателями предпочитал отлавливать мальчишек по одному, а если встречал троицу вместе, всегда отделывался парой язвительных замечаний - конечно, в том случае, когда, исходя из количества своей свиты, не бывал полностью уверен в удачном для себя исходе потасовки. Так и продолжалось до сегодняшнего дня…
        …Впрочем, в этот вечер Кай забыл о паскудном Асколе, как только он скрылся из вида со всей своей «армией».
        Огр - вот что волновало сейчас Кая. Настоящий огр, страшный и наверняка свирепый, то есть вполне подходящий, стоял между мальчиком и будущим посвящением.
        - Наверное, полночь уже, - проговорил Бин.
        - Я есть хочу! - проныл Перси и погладил себя по животу, который вполне явственно отозвался голодным бурчанием.
        Кай ничего не ответил. Глаза его следили за огром, который молча сидел посреди гудящего трактира, а разум, кажется, витал где-то далеко. Время от времени дверь трактира хлопала - все меньше посетителей входило, все больше покидало веселую гулянку.
        - Кай, а Кай, - толкнули его в плечо.
        Мальчишка неохотно обернулся.
        - Матушка мне велела пораньше дома быть, - сказал Бин, пожимая плечами от ночного холода. - Чего-то неможется ей, а очаг развести некому. Может, он до утра сидеть будет, что ж нам, так и ждать до утра?
        - А я сейчас от голода помру, - сообщил Перси. - Пошли отсюда, а?
        Кай куснул губу.
        - Ну вы и… - начал он и махнул рукой: - Идите, чего уж.
        - А ты? - осведомился Перси. - Твоя-то матушка тебя, наверное, тоже заждалась.
        Кай не ответил. Матушка, конечно, ждет. А может, она подумала, что он отправился в ночной караул с дедушкой Гуром? Дедушка не раз уже обещал. Правда, в этом случае все равно следовало бы отпроситься. Но… Огр же! Настоящий огр сидит всего в нескольких шагах. Нет, нельзя сейчас уходить. Если он сейчас уйдет, а наутро узнает, что чудовище сожрало кого-нибудь?
        - Идите, - кивнул Кай и снова повернулся к окну, - сам справлюсь.
        Мальчишки потоптались еще, потом Кай, в очередной раз подняв ногу, чтобы растереть онемевшую от холода босую пятку, вдруг ощутил, что остался один.
        - Ну и что, - вслух буркнул он и повторил: - Сам справлюсь.
        Трактир шумел. Рыжий менестрель под общий гогот залихватски выкрикивал какие-то куплеты, в смысл которых Кай не вслушивался. А огр все сидел и сидел за столом. Небо потемнело и, съежившись от ночной прохлады, вроде бы стало меньше. Ну и пусть, что Бин и Перси ушли. Сегодня необычный день. Матушка говорила: удача одна не ходит. Значит, если день начался с победы, то победой он и закончится. Мало-помалу мысли мальчика возвращались к сегодняшнему утру…

* * *
        - Вот он, - сказал Бин, раздвигая колючие ветки шиповника. - Идет, гадина!
        - Я же говорил, он всегда этой дорогой ходит, - облизнув внезапно ставшие сухими губы, заявил Кай. - От Ибира-травника так ближе.
        По тропинке, петляющей меж густых кустов, шагал Аскол. Даже сейчас, когда его здесь, на глухих задворках, никто не мог видеть, он вышагивал важно, будто городской голова господин Сули на Параде Ремесел. От мягких кожаных башмаков разлеталась пыль, колыхался на груди распахнутый ворот красной рубахи. В руках Аскол нес бережно, будто золотой слиток, пучок сине-зеленой травы.
        - Для папаши своего жирнозадого, - промычал Кай. - Чтоб брюхо не пучило. Почитай, каждое утро к Ибиру за свежей травкой бегает.
        Бин промолчал. Каю пришлось толкнуть его:
        - Ну что? Как договаривались?
        - Может, ну его, а? Чтоб его хапуны забрали, связываться еще…
        - Ну уж нет, - мотнул головой Кай, которому тоже очень хотелось домой. - Раз уж пришли, надо закончить… все это.
        Бин кивнул, прерывисто вздохнул и исчез в кустах. А Кай выпрямился и шагнул на тропинку - навстречу Асколу. И сразу, чтобы предупредить возможную нерешительность, вытащил деревянный меч из веревочной петли на поясе.
        На прыщавом лице сына рыбника мелькнул испуг, тотчас же, впрочем, сменившийся всегдашней издевательской усмешкой.
        - Опа! - остановившись, сказал он. - Рыцарь говняный! Какими судьбами? Дракона выслеживаешь? Пошли со мной, у нас как раз поросенок запоносил, а никто поймать не может, чтоб лечебный корешок в пасть сунуть. Монетку заработаешь… - Услышав позади шаги, Аскол резко обернулся. К нему приближался Бин с мечом в руках. Бин шел, опустив голову - то ли потому, что утреннее солнце слепило ему глаза, то ли для того, чтобы не встретиться ненароком с Асколом взглядом. - Опа, - еще раз сказал тот и отступил ближе к кустам. Глаза его забегали, но голос не изменился: - Я ж вам говорил, соплежуи, чтоб на моей улице со своими деревяшками не появлялись! Говорил, а? Вчера только толстому наваляли, вы тоже хотите?
        Кай молчал, не зная, как начать. Бин, остановившись в нескольких шагах от сына рыбника, молчал тоже.
        - А ну дай сюда свою деревяшку! - осмелел Аскол и, сунув травяной пучок за пазуху, шагнул к Каю. - Дай, я сказал!
        Кай отступил.
        - Дай сюда, помойник вонючий! - заорал, привычно свирепея, Аскол. - А то хуже будет! Ты что, не знаешь меня, что ли?
        Он был на две головы выше Кая. Потому с тем же торопливым чувством, с каким вытаскивал свое оружие, Кай размахнулся мечом и, зажмурив глаза, совсем не целясь, ударил.
        Деревянная рукоять больно толкнулась в ладонь. Кай открыл глаза и увидел Аскола, грозного Аскола, сидящего в самой пыли с широко раскинутыми ногами. Одна нога его оказалась боса - башмак валялся в нескольких шагах, а на прыщавом лице мешались совершеннейшее изумление и страх - самый настоящий страх. Бин, так и стоявший сзади на тропинке, открыл рот.
        Сердце Кая оглушительно стучало. Зрение мутилось - Аскол словно перестал быть Асколом. Будто удар деревянного меча снял заклятие, превратив опасного, злого и сильного парня в обыкновенного перепуганного мальчишку. Куда подевался тот злыдень, изобретательный на обидные прозвища, умелый драчун и непобедимый главарь шайки, после столкновений с которой Кай сводил синяки и ссадины листьями благоцвета и, что греха таить, иногда плакал ночами от бессильной злости? Какое-то новое, распирающее чувство родилось в груди Кая. «Наверное, - мгновенно подумал он, - то же самое испытал и папенька, когда сразил своего первого дракона. Как оказалось легко срубить поганую голову!..»
        Кай снова поднял меч.
        Аскол закопошился в пыли, торопливо поднимаясь. Кай дал ему встать на ноги и ударил снова - на этот раз метя прямо в лоб. Сын рыбника опять полетел в пыль. И теперь он не спешил подниматься. Из глубокой ссадины пониже линии волос на лицо Аскола выкатилась красная капля. Увидев кровь, Кай почему-то отступил и опустил меч.
        - Не надо… не надо… хватит… - бормотал Аскол неузнаваемым голосом, по-крабьи отползая. Кай шатнулся в сторону, уступая ему дорогу. Очнувшийся от оторопи Бин вдруг рванулся к поверженному врагу, размахивая мечом. Но Кай удержал его.
        Аскол все полз, повернув бледное лицо к Каю. А оказавшись на безопасном расстоянии, внезапно вскочил.
        - Конец вам! - выкрикнул он неожиданно визгливым, почти плачущим голосом. - Вы покойники, вшивота помойная, свиньи! Покойники!.. - И, развернувшись, побежал, неуклюже подпрыгивая.
        - Вот это да! - услышал Кай голос Бина. - Я и не думал… То есть я думал… Зря мы так. Теперь он нас точно убьет…
        Кай повернулся к другу, в первое мгновение не поняв смысла его слов. Новое чувство кипело в груди, словно кипяток. Он рассмеялся, давая ему выход.
        - Свихнулся? - тоскливо поинтересовался Бин. - Ты что, не знаешь, какой он? Слышал, что он говорил? Нам теперь точно конец!..
        На повороте тропинки Аскол вдруг упал, взмахнув руками. Вскочил и снова побежал, успев, правда, обернуться и погрозить грязным кулаком.
        Кай снова рассмеялся.

* * *
        Хлопнула дверь трактира, выпуская очередного посетителя. Рыжий парень, тот самый менестрель, шатаясь и икая, вывалился на улицу. Кай вздрогнул, возвращаясь из мира мыслей в реальный мир. И тотчас сунул голову в окно.
        Огра за столом не было.
        Рыжий покачнулся, едва не упал и по-дурацки закружился на одном месте, пытаясь поймать висящий за спиной черный футляр, будто собака - хвост. Когда ему это удалось, он удовлетворенно икнул, футляр отпустил, кивнул сам себе и, выписывая длинными ногами кренделя, пошел вдоль по мостовой.
        Снова хлопнула дверь, и на пустынной темной улице возникла громадная фигура огра. Кай, задохнувшись от мгновенного испуга, сполз по стене под окно. Секунду огр стоял совсем рядом - от него разило какой-то особой вонью, как из пещеры, наполненной древними костями, - потом, переваливаясь, двинулся вслед за менестрелем. Огр шел, втянув голову в плечи, время от времени озираясь по сторонам. Менестрель, который, конечно, преследования не замечал, принялся насвистывать какую-то беспечную песенку.
        «Началось… - стукнуло сердце Кая. - Вот оно!..»
        Он хотел подняться, но ноги послушались только со второго раза. Мальчишка взялся за рукоять меча и тут же выпустил. Огр - это не Аскол. Даже смешно думать, что его можно хоть чуть поцарапать этой деревяшкой.
        Каю пришлось глубоко вдохнуть, прежде чем он решился сделать шаг по направлению к огру. Страх, словно громадный паук, вцепился в него, не позволяя идти. Но мальчик все равно шел. «Это же не так трудно, - говорил он себе. - Главное - отвлечь чудище на себя, а потом бежать. Бежать изо всех сил! Огры - плохие бегуны, это все знают. Жаль, что Бина и Перси нет и некому вызвать стражу, но… обо всем расскажет этот рыжий, которого я спасу от верной смерти. У меня получится! Удача не приходит одна…»
        Если бы не утренняя победа, Кай вряд ли теперь решился бы на преследование - он это ясно чувствовал. Просто до сегодняшнего дня он не знал, как важно, всего одно мгновение не думая ни о чем, просто встать и пойти, покрепче сжав меч. Точно, не будь утренней стычки с Асколом, он бы не решился. Составлять план и мечтать о подвиге - это одно. А кинуться на ужасное чудовище в одиночку, вооруженным только деревянным мечом, - это совсем другое.
        Рыжий менестрель был пьян в стельку. Вот его занесло далеко в сторону, он наткнулся на забор и едва не упал.
        Огр ускорил шаг. Почти побежал и Кай.
        Менестрель, поймав равновесие, длинно выругал забор и даже стукнул по нему кулаком, видимо, всерьез на него обидевшись. После чего продолжил путь, но по такой замысловатой синусоиде, что, сделав несколько шатких шагов, вернулся к забору и снова врезался в него. На этот раз приложился он основательно. Кай услышал звук, который получается, когда топором бьют по неподатливой чурке, а рыжий менестрель опрокинулся во весь рост на мостовую.
        Огр кинулся к нему.
        «Получится!..» - громыхнуло в голове у Кая, который, воздев над головой меч, подбежал к чудищу, уже с глухим рыком склонившемуся над пьяным.
        Прежде чем ударить, мальчик непроизвольно зажмурился. Меч попал по широченной спине огра плашмя, поэтому звонкий шлепок разнесся на всю улицу. Выронив меч, Кай развернулся и бросился бежать.
        Осмелился оглянуться он только через несколько минут. Огра нигде не было видно. Не было слышно даже его шагов. Зажимая рот рукой, чтобы не выдать себя шумом дыхания, Кай медленно, беспрестанно вглядываясь в липкую тьму, пошел обратно.
        Огра он нашел там же, где и оставил. Чудище склонилось над распростертым телом и урчало. Неподалеку белел брошенный меч.
        «Он даже не почувствовал удара!» - в отчаянии подумал Кай.
        Секунду мальчик стоял, слушая удары собственного сердца, которое, казалось, бухало на полгорода, потом, стараясь двигаться как можно тише, направился к огру. «Надо было заорать! - мелькнула в его голове мысль. - Светоносный, неужто он его уже жрет?!»
        Он подкрался к мечу, наклонился, чтобы поднять его, и, выпрямившись, вдруг ткнулся взглядом в серокожую громаду, воздвигшуюся прямо перед ним.
        Огр, очевидно, просто притворявшийся, что не замечает мальчика, схватил его чудовищной лапищей за шиворот и с ревом оторвал от земли.

* * *
        - А теперь объясните мне, добрый господин, почему и с какой целью вы напали на моего товарища? - изысканно вопросил менестрель, возлежавший на мостовой, удобно подложив руку под голову.
        Кай, висевший между небом и землей, еще не обрел дар речи.
        - Быть может, вас интересовало содержимое моего кошелька? - продолжал рыжий менестрель. - Смею вас уверить, кошелек совершенно пуст. В этом городишке живет странный народ. Если я угостил кого-то кружкой-другой, не значит ли это, что потом неплохо бы угостить меня? Тем более что я весь вечер драл глотку, ублажая весь трактир… Кстати, мое имя - Корнелий.
        - К-кай… - с трудом выговорил Кай.
        Огр, который удерживал мальчика в висячем положении на согнутой в локте руке так же легко, как будто это был тряпичный лоскут, снова заурчал.
        - Отстань, Ххар, - поморщился Корнелий. - Никуда я отсюда не пойду, я же сказал. Ночь не такая уж и холодная. Видали мы с тобой и похолоднее. Трактирщик не разрешил остаться переночевать, потому что мне уже нечем было заплатить. И это в то время, когда во всем королевстве менестрели, по обычаю, не платят за ночлег и выпивку! Клянусь веселым Гарнаком, покровителем менестрелей и пьяниц, этот Горн - самый скупой трактирщик во всем Гаэлоне. Он сказал, что я начал платить тогда, когда он еще и не догадывался о роде моих занятий, то есть я вошел в трактир как обычный посетитель, значит, и выйти должен как простой посетитель. Говоришь, имя твое Гхай? Не совсем обычное имя для гнома. И с какой поры маленький народец разбоем занимается? - Корнелий расхохотался пьяным раскатистым хохотом. - Скажи мне, господин Гхай, в этом городишке есть еще места, где собираются, чтобы выпить и послушать старые добрые баллады и веселые застольные песенки?
        - Я… - с трудом выговорил Кай и прокашлялся, - никакой не гном. Я… не разбойничал.
        Корнелий приподнялся на локте и, гримасничая от напряжения, долго вглядывался в своего пленника. Потом хрюкнул и снова расхохотался.
        - Клянусь веселым Гарнаком! - воскликнул он. - Это ж пацан! А меч… - он перевел взгляд на валявшийся рядом меч Кая, - простая деревяшка? Что ж в этом городе творится, а? Трактирщики выкидывают менестрелей на улицу, а мальчишки темными ночами нападают на огров!
        - Пусти меня! - набрался смелости Кай и дернулся в крепкой хватке Ххара. - Скажите ему, господин менестрель, пусть он меня отпустит. Я матушке скажу! Я… дедушке скажу, он сейчас в ночном карауле!
        - Твой дедушка - добрый господин Гас? - тут же поинтересовался Корнелий, очевидно, что-то припоминая сквозь пьяный дурман.
        - Гур! Мой дедушка - Гур!
        - Гур… - наморщился Корнелий. - Наверное, слышал… Неважно. Так объясни, пожалуйста, сначала, добрый господин… как тебя?.. Гхайрл?..
        - Кай!
        - Ну да, Кай. С чего ты вдруг набросился на моего здоровяка? Он что, тебе ногу отдавил или посмотрел косо?
        - Он же огр! - выпалил Кай. - Он огр и… Я не знал, что он ваш… Я думал, он набросился и сейчас вас сожрет!
        - Еще интереснее. - Менестрель сел на мостовой, обретя позу шатаемого ветром цветка. - И ты в одиночку набросился на него?! С этой деревяшкой? Говори! Пока не объяснишь, будешь болтаться, как груша. Ххар тебя до самого утра держать может. Ты ему своей деревяшкой так двинул, что у него наверняка прыщ на заднице вскочит.
        Каю очень хотелось на землю. Ему очень хотелось домой и быстрее спать, чтобы забыть эту дурацкую ситуацию, в которую его угораздило попасть. Путаясь и запинаясь, он заговорил. А когда закончил, Корнелий взорвался таким громоподобным хохотом, что опять свалился на мостовую, и ему пришлось с минуту подрыгать ногами, чтобы успокоиться и снова принять сидячее положение.
        - О, веселый Гарнак! - всхлипнул рыжий, вытирая слезы. - Чего только не бывает в славном Гаэлоне! Значит, ты намеревался совершить подвиг? Деревяшкой?.. Ну знаешь, это не совсем по-рыцарски. Хотя… - Менестрель посерьезнел. - Гидруг Разящий, когда у него сломался меч, прикончил Зарейскую Семиглавую Тварь колом! Так что…
        - А кто такой Гидруг Разящий? - немедленно спросил Кай.
        - Один из двенадцати рыцарей Ордена Пылающего Круга, - ответил Корнелий. - Разве ты не знаешь? Ты же намереваешься стать рыцарем! Ты должен знать историю рыцарства Гаэлона! Неужели к вам в городок никогда не забредали менестрели?
        - Н-нет… Может быть… Не помню. А все менестрели знают историю рыцарства?
        - Ни один из менестрелей, - важно заявил рыжий, - не знает историю рыцарства так хорошо, как я! Отпусти его, Ххар, пусть идет домой. Нашего Кая Атакующего Огрские Задницы матушка, вероятно, заждалась.
        Лапища огра разжалась, и Кай брякнулся на мостовую. Но уходить уже не спешил.
        - Господин Корнелий, - несмело обратился он к менестрелю, снова улегшемуся на мостовую, - не согласитесь ли переночевать в моем доме? Матушка утром покормит вас завтраком.
        - Матушка? - переспросил, не поднимая головы, Корнелий. - А что скажет папенька?
        - Папеньки сейчас нет, он в походе. Он рыцарь, ему сам государь его величество Ганелон золотой меч даровал за ратные подвиги!
        - Да? - живо заинтересовался Корнелий и снова поднялся. - Значит, сэр Кай живет только с матушкой? А ведь есть еще и дедушка… Который в ночном карауле… Что скажешь, Ххар?
        Огр рыкнул и пару раз мотнул башкой - вниз-вверх.
        - Мы согласны, - вставая на ноги с помощью Ххара, проговорил Корнелий. - Но помните, господин сэр Кай Добросердечный, менестрели за ночлег и завтрак расплачиваются балладами. Это золотое правило мастеров нашего дела. Идет?
        - Очень хорошо, господин менестрель! - улыбнулся Кай.
        Глава 2
        Громкие крики выбросили Кая из сна. Он вскочил и зажмурился от яркого солнца, ударившего ему в глаза через распахнутую дверь сарая. Мгновенной чередой пробежали перед ним события завершения вечера. Вот они вместе с менестрелем и огром вернулись домой. Вот матушка, набросившаяся было на Кая с упреками, увидев огра, раскрыла рот и застыла на месте, а рыжий Корнелий, согнувшись в каком-то диковинном полупоклоне, начал разливать длинную медовую речь и разливал ее, пока не упал.
        Потом они - матушка, Корнелий и Кай, - оставив огра на пороге, долго сидели в комнате. Корнелий пел, наигрывая на своем инструменте, похожем на гуся без лапок, и то и дело прикладываясь к кувшину вина, который матушка поставила на стол. Сначала менестрель пел о рыцарях давних времен, и тесная полутемная комнатка осветилась сиянием доспехов, всполохами пламени из пастей невероятных чудовищ, брызгами искр от ударов стали о сталь. Потрескивание масляного светильника заглушил грохот битв и восторженные вопли толпы на турнирах и рев драконов.
        Несколько старинных песен-легенд спел менестрель, малопонятных из-за обилия древних слов, о Великой Войне. О войне между людьми и эльфами, о войне за право обладания миром, о войне, в которой когда-то люди ценой чудовищных жертв и разрушений все же одержали безоговорочную победу, навсегда изгнав жалких недобитков Высокого Народа в зачарованные чертоги, скрытые от глаз любого человека.
        Потом Корнелий запел другие баллады. Вроде тоже о рыцарях, но место чудовищ заняли прекрасные дамы, с которыми рыцари не сражались, а совсем наоборот. Глаза мальчика стали слипаться, и матушка велела ему идти спать на сеновал, добавив, что господин Корнелий скоро присоединится к нему…
        Крики неслись со двора. Съехав с вороха сена, Кай ринулся к дому.
        У дверей творилось нечто невообразимое. Дедушка Гур, с совершенно красным лицом, растрепанными седыми волосами, молотил громадного Ххара длинным обломком копья по плечами и локтям, которыми тот закрывал морду. Огр приплясывал на месте, жутко взрыкивал, скалил из-под рук желтые клыки, но прохода не освобождал.
        Вдруг невесть откуда вылетел Корнелий - босиком, в одних штанах, с растрепанной рыжей шевелюрой, с целой грудой перестукивающихся амулетов на тощей груди. Он гаркнул что-то Ххару на одном из огрских наречий, и тот с неожиданным для своей туши проворством отпрыгнул в сторону. Старый Гур, напоследок наподдав обломком копья огру по загривку, по инерции ввалился в дом, но на пороге столкнулся с матушкой - простоволосой, в одной ночной рубашке.
        - Анна! - заревел дедушка. - Что здесь творится? Меня в мой собственный дом не пускает какой-то тупоголовый огр! Откуда здесь огр? Откуда здесь… - Он перевел яростный взгляд на Корнелия и вдруг узнал его: - Пустозвон! А ты что здесь делаешь?! Анна! Что он здесь делает?
        - Дедушка, - попытался было вступиться Кай, но Гур крепко ухватил его за плечо:
        - Беги за стражей, Кай!
        - Папенька… - только и смогла вымолвить матушка.
        - За стражей, Кай! - рявкнул старый Гур и, взяв свою палку наперевес, снова шагнул к огру.
        Но тут, пихнув в бок Ххара, вперед вышел менестрель. Одеться он, конечно, не успел, но волосы пригладил.
        - Добрый господин, - с достоинством поклонился рыжий, - позвольте разъяснить недоразумение, а уж после того посылайте за стражей сколько вам будет угодно. Мое имя Корнелий. Меня и моего товарища Ххара любезно пригласил вот этот молодой человек.
        - Кай?! - удивленно уставился на внука старый Гур.
        - Ему негде было ночевать… - пробормотал Кай. - Он… он хороший. Он такие баллады поет!..
        - Какие баллады он поет, я знаю! - хрипнул дедушка и остановил взгляд на дочери. - Анна! Ты… Он что, всю ночь тут провел? - заревел опять Гур. - Где ты спал, пустозвон?!
        - В сарае, на сеновале, господин, - снова поклонился Корнелий. - Смею развеять ваши оскорбительные подозрения, которые, поверьте, мне больно выслушивать, - мы, менестрели, знаем, что такое благородство и честь.
        - Анна, иди в дом, оденься! - топнул ногой дедушка.
        Матушка тут же исчезла в доме, а Кай глянул на менестреля. Пробуждение было, конечно, неожиданным, и осмотреться там, в сарае, ему было некогда, но… вряд ли он не заметил бы, что рядом кто-то спит. Да и еще - дедушка сейчас рассержен и не способен обращать внимание на детали, но ему-то, Каю, видно, что ни соломинки в густых рыжих волосах менестреля нет. И… кто ж раздевается, когда приходится спать в сарае?
        - Позвольте еще раз принести свои извинения за причиненные неудобства, - изысканно произнес Корнелий. - Я как раз, проснувшись, проветривал свои одежды, а то услышал бы шум раньше и раньше прекратил бы безобразие. Огра я накажу, уж поверьте. Но… я назвал свое имя, а ваше имя, добрый господин, мне неизвестно.
        - Гур! - отрывисто буркнул старик.
        - Гур?! - вдруг округлил глаза Корнелий. Он даже отпрянул, прижав руки к груди, как будто увидел перед собой по меньшей мере его сиятельство графа Конрада. - Тот самый Гур?!
        - Откуда ты меня знаешь, пустозвон? - с мрачным удивлением спросил дедушка.
        - Как?! - всплеснул руками менестрель. - Господин Гур, кто же вас не знает? Я в этом городе второй день, но мне уже столько о вас рассказали!
        - Что же, интересно, обо мне рассказывают? - недоверчиво осведомился старик. - И кто? Гас?
        - Никакой не Гас, - уловив нотку презрения в голосе Гура, моментально ответил менестрель. - Намного более достойные господа… стражники. Весь город восхищается вашим мастерством, а красота вашего дома, в особенности крыши, затмевает красоты, виденные мною во многих городах Гаэлона. Я слышал даже, что сам господин Сули намеревается перестроить крышу своего дома под стать вашей. А еще говорят…
        - Пустозвон! - махнул рукой дедушка, но уже не сердито, а скорее устало. - Пошел вон отсюда. Забирай своего вонючего огра и проваливай!
        - Как скажете, добрый господин Гур, - в очередной раз поклонился Корнелий. - Но вечером я обязательно загляну к вам, чтобы расплатиться за постой. Мы, менестрели, всегда платим за ночлег звонкой монетой - таково золотое правило мастеров нашего дела.
        Кай хотел было напомнить рыжему Корнелию о том, что золотое правило менестрелей - платить за ночлег исполнением баллад, но промолчал. В конце концов, Корнелий проведет с ним еще один вечер, а за вечер сколько можно спеть баллад!
        Поклонившись еще трижды, Корнелий исчез за углом дома, утянув с собой и огра. Кай шмыгнул за ним и успел увидеть, как матушка, уже спрятавшая волосы в чепец и затянутая в платье, подала менестрелю из распахнутого окна ворох одежды и инструмент в чехле. Принимая ворох, Корнелий как-то воровато оглянулся, увидев Кая, с испугом замер, но потом, мгновенно оправившись, весело подмигнул. «Думал, что дедушка, - догадался Кай. - Значит, матушка ему почистила одежду, а не он сам. И почему они боятся, как бы дедушка не узнал?..»
        Подмигнув, рыжий менестрель и не думал уходить, как обещал старому Гуру, хотя огромный Ххар просяще урчал, осторожно трогая хозяина за плечо. Корнелий о чем-то разглагольствовал, ежеминутно приседая в таких причудливых реверансах, что казалось, будто он танцует. А матушка смеялась, зажимая рот ладонью. Такой счастливо-раскрасневшейся Кай матушку видел давным-давно - в те вечера, когда она рассказывала ему о подвигах папеньки. Кай и теперь помнил, как она рассказывала - сначала вела повествование ровно, чуть улыбаясь, а потом словно переставала видеть Кая, хоть и не закрывала глаза, словно говорила сама себе: «Как-нибудь утром ты проснешься оттого, что услышишь стук копыт. Выглянешь в окно, а там дедушка уже открывает ворота. И папенька наш въезжает во двор. У него белый жеребец, а на жеребце позолоченная сбруя…»

* * *
        Нагрудная пластина скакуна была оснащена двумя изогнутыми клинками, расходящимися по обе стороны крупа отточенными косами. Конь мчался вперед, а огры, те, что попадались ему на пути, рушились срубленными дубами на землю, пятная ее своей кровью. Всадник длинным мечом рубил направо и налево, одним умелым ударом отсекая головы тем, кто ухитрился ускользнуть от гибельных клинков нагрудной пластины. Стоны и вопли умирающих серокожих чудовищ летели вслед за всадником отвратительно косматыми воронами.
        Тропа пошла вверх. На камнях скалы, вершину которой заливал неземной свет Голубой Розы Живого Серебра, свалка стала гуще. Скакун устал, да и тяжело ему было бежать на подъем, зато длинный меч сэра Кая поднимался и опускался чаще. Наконец, один из огров, умирающий под копытами коня, успел длинным ножом распороть брюхо животного. Скакун споткнулся и упал. Всадник вылетел из седла и на мгновение скрылся под ревущей серой массой. Но только на мгновение!
        Копошащаяся груда будто взорвалась. Взметнулись вверх струи крови, отрубленные серокожие ручищи, остроухие головы, обломки топорищ и ножей. Сэр Кай, тяжело дышащий, с окровавленным мечом в руках, оказался в плотном кольце рычащих огров. Он взмахнул над головой мечом, готовясь к последней смертельной схватке, но тут кольцо, дрогнув, раздалось в стороны, и, раздвигая серокожих гигантов огромными плечами, к сэру Каю шагнуло чудище, почти вдвое выше самого высокого огра.
        На голове чудища - громадной, темной и голой, будто обкатанный морскими волнами валун, - тускло белела костяная корона, крохотные глазки пылали так, что в пропитанном кровью воздухе явственно запахло раскаленной серой, с длинных желтых клыков капала на бугрящуюся мускулами грудь черная слюна. Сэр Кай сразу узнал в чудище Хавутара - повелителя всех диких огров, мастера грубой первобытной магии темных духов, обитателей подземных пещер, куда нет хода не только человеку, но и даже гному.
        Огры восторженно взвыли, теснясь к ближайшим камням, освобождая место для поединка. Хавутар, не сводя пылающих глаз с сэра Кая, медленно вытянул из-за спины невероятных размеров сдвоенный топор и глухо прорычал:
        - Чего размахался? Чуть не зашиб меня!
        Кай плашмя ударил мечом по колену, стряхивая с деревянной поверхности зеленые капли, лоскутки листьев и раздавленные головки чертополоха, и снова принял боевую стойку.
        - Защищайся, мерзкий Хавутар! Это говорю тебе я, сэр Кай Громоподобный, самый славный из двенадцати рыцарей Ордена Пылающего Круга! Не удержать тебе Голубую Розу Живого Серебра, чья только роса способна излечить раны моего друга, сильного и смелого Гидруга Разящего, - ужасные раны, полученные им в схватке с мерзкой Зарейской Семиглавой Тварью.
        - Чего?! - вытаращился Бин.
        - Ты ничего не слышал о рыцарях Ордена Пылающего Круга? - осведомился Кай.
        - Какого круга? - раскрыл Бин рот.
        - Пылающего, - ответил Кай с таким видом, будто он сам не только вчера впервые услышал об этом Ордене, а прожил там в качестве почетного гостя по меньшей мере неделю.
        - А… ага… - неопределенно пробормотал Бин и оглянулся на окна своего дома, свежевыкрашенного в нарядные цвета, но густо заросшего чертополохом. Впрочем, благодаря бурной деятельности славного рыцаря сэра Кая Громоподобного заросли теперь были порядком прорежены. - А… а мамаша меня вчера так отчесала за то, что по ночам шляюсь, - договорил он, исподлобья глядя на друга. - Мне прибраться надо было, потому что гости с утра должны прийти… А… а тебя?
        - А меня - нет, - беспечно мотнул головой Кай. - Пошли, что ли?
        Они двинулись привычным маршрутом - обратно к дому Кая, чтобы зайти еще и к Перси. Толстяка Перси они всегда последним вытаскивали на улицу. Рано утром в жилище его отца-сапожника нечего и думать было соваться: многочисленное и крикливое семейство Перси, переполнявшее крохотный домишко, шумно завтракало, прежде чем разбрестись по своим делам.
        На узких городских улочках царил час кухарок. Метя передниками камни мостовой, тяжело пыхтели нагруженные корзинами тетки. В корзинах пищали цыплята, растерянно гоготали приготовленные для обеденного заклания гуси, выкрикивали отчаянные гортанные ругательства утки. Пожилая гномиха, похожая на тряпичный шар, деловито катилась посередине улицы, неся на палке через плечо с десяток маленьких узелков, из которых раздавалось сдавленное мяуканье. Гномиху заметно сторонились - не все одобряли кулинарные предпочтения маленького народца. Двое мальчишек, помладше Кая, волокли на веревке упирающегося, визжащего поросенка, за ними следом шествовала дородная старуха, из корзины которой надменно озирал окрестности глупый индюк.
        Кай, подпрыгивая, почти бежал по краю мостовой - там, где кончались камни и начиналась липкая грязь сточной канавы. Деревянный меч, на веревочной перевязи болтающийся у пояса, он придерживал за «эфес». Бин едва поспевал за ним. Кай пересказывал вчерашнее происшествие торопливо, восторженно и абсолютно честно, лишь чуть-чуть приукрашивая некоторые факты, но исключительно ради придания художественной ценности рассказу. Бин только дважды недоверчиво воскликнул:
        - Да что ты говоришь!
        Первый раз, после слов: «Врезал я этому огру мечом, а он как заорет, как кинется на меня, я ему еще раз - тут он заскулил и приготовился бежать…», а второй раз после: «Этот Корнелий все-все про древних рыцарей знает, он самому его величеству Ганелону баллады пел…»
        - Дедушка Корнелия чуть было не пришиб с утра, а матушка - ничего, ей Корнелий понравился, - закончил Кай, и Бин как-то непонятно, по-взрослому усмехнулся.
        - Что? - вскинулся Кай.
        - Ничего, - отвел глаза Бин и спросил: - А где этот Пылающий Орден можно найти?
        - Сейчас? Нигде уже. Это ж было давным-давно!
        - А-а… А нынешние-то рыцари в какой Орден объединились?
        - Не знаю, - ответил Кай. - Про это Корнелий ничего не рассказывал…
        Он вздохнул. Как-то странно получалось. Баллады говорили о древних-древних временах, когда славному рыцарю стоило только переступить порог своего замка, как на него тут же скопом накидывались всевозможные колдуны, чудовища и великаны вперемежку с прекрасными девами. А о нынешних временах менестрель ничего не пел. Наверное, должно пройти много-много лет, прежде чем сложат баллады о современных героях. Таких, как папенька, например…
        Увлеченно разговаривая, мальчишки быстро шли по петляющим улицам. Лишь один раз остановились поглазеть через низкий плетень на двор Брада-сапожника. Там Брад, да еще Нил, тоже сапожник, со своими подмастерьями сколачивали из длинных и сухих березовых поленьев огромную подошву - ну должно быть, шагов в шесть длиной, шага в два шириной. Это какой же сапог будет? Вышиной с колокольню? А из чего голенище делать? Вряд ли из кожи - уж больно накладно.
        Для Парада Ремесел стараются. Веселый праздник - этот Парад Ремесел, сам господин Сули его придумал два года назад. На Параде лучшие мастера каждого ремесла представляют свою работу. И чем громаднее получается изготовленная штука, тем больше мастерам почет. В прошлом году расстарались кузнецы. Выковали такую здоровенную подкову, что со двора кузни выкатить не смогли. Стали лошадьми тянуть, а она развалилась - кто ж такую огромную дуру из хорошего металла ковать станет? Но лучше всего, когда колбасники, кондитеры и хлебопеки свой товар представляют. Все вместе зараз полгорода накормить могут. Ну не половину, а около того. В том же году, когда кузнецы опростоволосились, колбасники десяток свиных сарделек на Парад вынесли - каждую всемером, а хлебопеки хлеб на телеге везли, а кондитеры торт волокли на жердях, аж с городской колокол тот был. Правда, пустой внутри - в него карликов для смеха посадили…
        Из проулка сломя голову выбежал лопоухий мальчишка - он намеревался пересечь улицу и нырнуть в противоположный проулок, но Бин с Каем невольно загородили ему дорогу. Оба знали этого лопоухого. Его звали Дранк, и он принадлежал к компании, в которой верховодил Аскол.
        Встретившись взглядом с Каем, Дранк испуганно отпрянул, ойкнув к тому же. Не ожидавший подобного эффекта Бин победоносно взглянул на Кая. А Дранку рявкнул:
        - Ослеп, что ли? Людей с ног сбиваешь… Может, по шее хочешь?
        - Да оставь ты его! - махнул рукой Кай. - Пошли быстрее. А я еще чего подумал: может, сегодня все вместе на нашем сеновале ляжем? Сегодня Корнелий ведь снова придет… Вот я и спрошу про рыцарей нашего времени. Не может быть, чтобы не было такого же славного Ордена, как Орден Пылающего Круга, в наши дни.
        - Ага, - кивнул Бин и сплюнул под ноги Дранку: - Ладно, вали к своему Асколу! Небось соскучился по затрещинам атаманским…
        Дранк отпрыгнул в сторону. Уверенные в том, что мальчишка сейчас взорвется водопадом ругательств и угроз, прежде чем броситься наутек, друзья удивленно переглянулись, когда Дранк вдруг округлил глаза и выпалил:
        - Аскол! Вы что, не знаете, что ли?..
        - Что? - спросил Кай.
        - Арарн-ведьмак-то вчера… Когда подмастерья своего отчитывал, в окно глянул и нас заметил! Как заорет, как замашет руками - из пасти искры как сыпанут! Мы все - кто куда!.. Я до самого дома бежал, не оглядываясь.
        - Неужто ведьмак Асколу задницу поджарил? - хмыкнул Бин.
        - Кабы так! Я-то сам не видел, ко мне с утра пацаны забежали. Говорят, Аскол не убег. Споткнулся, говорят. А Арарн-ведьмак его поймал и… зашипел по-змеиному. Потом плюнул ему в лицо, и стал у Аскола вместо носа поросячий пятак. И вроде как сказал Арарн, мол, пока твой папаша мне не заплатит… - Ему не удалось договорить: Кай и Бин дружно расхохотались. - Вам смех! - оскорбленно крикнул Дранк. - А он, Аскол-то, всю ночь пролежал в кустах у скотобойни, возле Дерьмовой Дыры. Домой идти боится. И посейчас лежит, на люди показываться стыдится. Наши пацаны, почитай, все там.
        - Брешешь! - предположил Бин. - Как пить дать брешешь.
        - Кобель твой брешет! - огрызнулся Дранк. - А я говорю, что люди рассказывают…
        Пробормотав что-то еще, Дранк прошмыгнул мимо приятелей и кинулся в проулок. Мальчишки снова прыснули.
        - Вот умора! - отхохотавшись, выговорил Бин. - Поросячий пятак! Нет, Арарн все-таки мужик что надо!
        - Мировой мужик, - согласился Кай.
        Внезапно замолчав, они посмотрели друг на друга.
        - На замануху похоже, - проговорил наконец Кай.
        - Да ну! - отмахнулся Бин. - Мы только одним глазком. Уж очень хочется! Мы тихонько, нас никто и не заметит.
        - Ладно, пошли, - согласился Кай.

* * *
        От скотобойни тянуло приторным запахом крови, но чем дальше Кай и Бин углублялись в заросли лопухов и чертополоха, тем явственней ощущалась гнилая вонь Дерьмовой Дыры.
        - Да где ж они?.. - прошипел Бин, вытягивая шею, чтобы хоть что-то разглядеть поверх буйной чащи пыльных сорняков.
        - Не шуми, - толкнул его в спину Кай.
        - Да что - не шуми! Нет тут никого. Посмеялся над нами Дранк - точно! Сейчас насквозь эти кусты пройдем и как раз в Дерьмовую Дыру угодим. Надо было все же дать разок по шее этому…
        Тут голос Бина сорвался на испуганный вскрик - он мотнулся куда-то вперед и влево и неожиданно исчез. Кай дернулся за ним. И, уже ощутив, что неудержимо скользит вниз по крутому склону невидимого из-за лопухов овражка, взмахнул руками, пытаясь уцепиться за что-нибудь. Ладони резанула боль от шипов чертополоха, в уши ринулся шум веток, и почва под ногами Кая брыкнулась, переворачиваясь. Он покатился неведомо куда, успев только прикрыть руками лицо, чтобы защититься от колючек.
        Овражек оказался неглубоким и узким. Скорее даже, это был вовсе не овражек, а русло ручья, стекавшего когда-то в Дерьмовую Дыру. Здесь, внизу, было сыро и грязно и еще сильнее воняло.
        Гадливо морщась, Кай поднялся, стряхивая с себя комья липкой грязи.
        - Ну Дранк, - пробормотал он. - Гадина!.. А ты, Бин, говорил еще… - Кай замолчал, вдруг поняв, что никакого Бина рядом нет.
        «Должно быть, скатился ниже», - решил он и зашлепал, с трудом вытаскивая босые ноги из грязи, по направлению склона. Через несколько шагов он заметил, что края овражка стали много ниже. Мальчишка дотянулся до толстого стебля, свисавшего над головой, схватился за него и вытянул себя наружу.
        Какой-то приглушенный вскрик долетел до него.
        - Да здесь я, здесь, - пробормотал Кай, узнав голос Бина. - Мог бы и подождать…
        Он поднялся и, раздвигая кусты, пошел на звук. Когда со всех сторон неожиданно захрустели ветви, Кай еще ничего не понял. Неосознанным движением он схватился за рукоять меча, и тут на него навалились сразу несколько человек, раньше укрывавшиеся за широкими листьями лопухов. От тяжести Кай свалился сразу же. Это была настоящая, умело организованная засада. Нападавшие не говорили ни слова, Кай слышал только надсадное дыхание и тревожный шум крови в голове, пыль сразу запорошила ему глаза так, что он совсем не мог смотреть, а утереться никак не получалось - руки ему сразу же завернули за спину. Кто-то, больно надавив коленом в бок, вытянул из-за пояса деревянный меч. Кто-то, должно быть, двое или трое, вздернули его на ноги и поволокли куда-то сквозь кусты.
        - Наконец-то, - услышал Кай знакомый до боли гнусавый голос и, с трудом проморгавшись, открыл глаза. - С самого утра жду, - добавил Аскол. - А вас все нет и нет.
        Он стоял, уперев руки в бока, прямо перед Каем на небольшой, видимо, совсем недавно вытоптанной лужайке. Никакого, конечно, поросячьего пятачка на его лице не было, только торжествующая ухмылка. Вся его шайка была в сборе, и даже более того… Бина, тяжело дышащего и полностью обескураженного, держали позади Аскола трое пацанов, одним из которых был паскудный Дранк, двух других Кай не знал. Его самого держали двое. Третий сидел на корточках близ Аскола и поигрывал двумя деревянными мечами. Еще парочка, только что продравшаяся через кусты, теперь, чертыхаясь, очищала одежду от колючек.
        «Шестеро, - подытожил Кай. - Да еще Аскол. Семеро… Да еще эти двое - должно быть, наблюдатели. Девять…»
        - Рыцари безмозглые! - хохотнул сын рыбника. - В башке - лягушачья икра!
        Вокруг засмеялись.
        - Чурбаки дубовые! - продолжал веселиться Аскол. - Какие ж вы рыцари, к хапунам, если вас никто не посвящал? А?.. Какие, я спрашиваю? Хреновые, вот какие! - ответил он на свой вопрос. - Ну как, братцы? Поможем ребятишкам? Дай-ка! - не глядя, протянул руку, в которую тотчас вложили один из мечей.
        «Не мой, - с каким-то странным облегчением подумал Кай. - Бина…» Он вдруг поймал себя на мысли, что совсем не испытывает страха. Словно что-то сломилось в нем тогда, на кривой тропинке, залитой утренним солнцем, ведущей от дома травника к дому рыбника Харла. Что-то сломилось, растаяло и исчезло. А на его месте, питаемое суровым пламенем древних легенд Корнелия, поднялось, как поднимается весной из-под рыхлого усталого снега упругий молодой цветок, что-то совершенно новое, чему Кай еще не нашел названия.
        - Поможем ребятишкам? - наступал на Кая, помахивая мечом, Аскол. - А? Чего скажете?
        Кто-то что-то ответил, кто-то снова заржал - Кай этого не услышал. Он смотрел в глаза Асколу, который все подступал, подступал к нему, но никак не мог решиться поднять меч для удара. Он смотрел в его глаза, водянисто-серые, как болотная вода, и видел, что на неглубоком дне их плавал страх. И Кай понимал, откуда этот страх. Потому что в его глазах Аскол страха не видел.
        - Этого на сладенькое оставим, - сплюнул Аскол и круто развернулся. - Начнем во-от с кого. Ну-ка… Покажи, что умеешь, - обратился он к Бину.
        Бин дернулся, но его держали крепко.
        - Ну-ка, защищайся! - приказал Аскол. - Чего дрыгаешься?
        Бин тяжело дышал. Вытянув шею, он глянул в лицо Каю, с натугой сглотнул и сжал губы.
        - Ничего не умеет, - делано огорчился сын рыбника. - Кроме того, что сопли на кулак мотать. Ну-ка… - Он размахнулся и, примериваясь, несильно, ударил Бина по плечу. Тот зашипел сквозь зубы. - Посвящаю тебя! - гнусаво завыл Аскол. - В рыцари Дерьмовой Дыры…
        Тут пацаны захлебнулись от смеха.
        - …и нарекаю… - Аскол на секунду задумался: - Бин - Коровий Блин!..
        Каю показалось, что он сейчас оглохнет от взрыва хохота, ударившего в оба уха. Аскол знал, что делает. Сейчас он изобьет их при всех так, что следы будут видны еще несколько дней, а уж позорные прозвища, которые они сегодня получат, не забудутся никогда.
        - Стой, не падай! - орал Аскол, лупцуя Бина его же мечом по спине, плечам и груди. - Стой прямо, Бин Коровий Блин! Нравится деревяшками махать, соплежуи? Нравится? Сейчас ты у меня помашешь, сучонок…
        Пацаны хохотали, но из голоса Аскола смех уже исчез. Он бил все сильнее и сильнее. Прыщавое и мокрое лицо его раскраснелось, из распяленного рта летели нити слюны. Очередной удар пришелся Бину по уху - мальчишка выгнулся и закричал.
        С этой секунды хохот стал смолкать. И все тише становилось на поляне. Аскол уже не вопил, он лишь сипло дышал, покрякивая при каждом ударе, гулко отдающемся среди пыльных кустов. Меч поднялся и опустился еще три раза - на нестриженую голову Бина. При последнем ударе послышался треск, меч обломился и, соскальзывая, острым сколом глубоко вспорол Бину щеку. Кровь брызнула так далеко, что Аскол отшатнулся. Бин тонко заскулил и обмяк в руках мучителей - впрочем, его тут же отпустили, - он упал и скорчился на траве.
        Пацаны, пораскрывав рты, смотрели на своего предводителя. А сын рыбника, словно ничего вокруг не видя и не слыша, снова поднял обломок меча.
        Тогда Кай рванулся. Его уже почти не держали: достаточно было одного резкого движения, и мальчишки брызнули в разные стороны.
        Аскол, вероятно, нутром почуял опасность. Он быстро обернулся, отмахнувшись мечом, но Кай бросился не к нему, а к тому, кто держал его меч. Мальчишка отшвырнул от себя деревяшку, не успел Кай сделать и пару шагов.
        Кай поднял свой меч. Рукоять удобно и прочно легла в ладонь. Он смотрел на искаженную бешенством физиономию Аскола, на побелевшие искривленные губы, на которых осели брызги крови, на раздувающиеся ноздри - и видел не человеческое лицо, а злобную харю тролля-людоеда.
        Странное полуощущение-полумысль вспыхнуло в его голове так мгновенно и сильно, что Каю на секунду стало трудно дышать. Вот она - та самая битва, настоящая битва, не вчерашнее смешное приключение с неуклюжим огром. Он защищает человека от опасной твари, и его руки сжимают оружие, и его голова легка, и нет дрожи в коленях.
        Аскол заорал и бросился вперед.
        Острое деревянное лезвие мелькнуло у лица Кая - он едва успел увернуться. У него было несколько мгновений, пока сын рыбника, рыча от злости, восстанавливал утраченное равновесие и разворачивался, и Кай не упустил их.
        Раз - он присел на колено, с силой ткнув острием меча троллю под ребра. Когда тролль завыл и отшатнулся, два - удар по плечу наотмашь заставил злобную тварь выронить обломок меча и упасть на колени. Дальше было совсем просто. Не давая троллю подняться, Кай бил снова и снова, уже не особенно заботясь о том, куда попадет.
        Тролль надрывно закричал, прося пощады.
        Кай отскочил назад. Вдруг он подумал о том, что совершенно забыл про остальных мальчишек. Неужели они не сообразили накинуться на него со спины всем скопом? Он оглянулся, но никого вокруг себя не увидел. Только Бин все еще лежал, скорчившись, в траве, да в нескольких шагах от Кая, обхватив руками голову, протяжно выл Аскол, сын рыбника, выдувая носом зеленые пузыри.
        Бин поднял голову. Лицо свое, окровавленное, он зажимал обеими руками, и между пальцев еще бежала кровь.
        - Разбежались все, - неожиданно серьезно и хрипло проговорил Бин.
        Кай минуту молчал, не зная, что говорить. Он еще раз посмотрел на Аскола. Тролль исчез, как его и не было. Остался мальчишка, жалкий прыщавый Аскол, сын толстопузого рыбника Харла. И теперь это был вовсе не враг, а какое-то прыщавое недоразумение, недостойное удара мечом.
        Кай вложил меч за веревочный пояс и, ощущая у бедра его надежную тяжесть, подошел к Бину и помог ему подняться.
        - Больно? - спросил он.
        - Сейчас не очень. - Бин, морщась, отвел руку от лица. - Только как-то горячо… Жжет. Посмотри, что там…
        Лицо Бина было густо измазано кровью, глубокая кривая ссадина на левой щеке выглядела жутко: края вспоротой кожи побелели, в глубине виднелась запекшаяся чернота, а из уголка ссадины бежала тонкая струйка крови.
        - Да ничего такого… - соврал, сглотнув, Кай.
        - Шрам останется, - полуутвердительно проговорил Бин. Видимо, мысль о том, что у него появится настоящий боевой шрам, доставила ему удовольствие.
        - Шрам останется - будь здоров, - подтвердил Кай. - Пошли отсюда. Надо подорожник найти или благоцвет. Приложить, чтоб кровь остановилась.
        - И умыться, - вздохнул Бин. - Ох, от мамаши мне достанется!
        - Да ладно, - пожал плечами Кай. - Ты ж не виноват. Пошли. Перси нас заждался.
        Уходя, он еще раз оглянулся на того, кто был виноват. Аскол уже не выл. Он лежал ничком в траве, и длинное тело его вздрагивало от сдерживаемых истерических рыданий.

* * *
        До Перси Кай добрался в одиночестве. Покинув заросли у Дерьмовой Дыры, приятели умылись у колодца неподалеку от городского рынка в Ледяном Ключе, где вода была такой холодной, что нельзя было сделать два глотка подряд. У Ключа вечно толпились торговцы и прочие горожане с бадьями, ведрами и мехами, но Бин так жалко выглядел, что мальчишек пустили без очереди.
        Лист подорожника, приложенный к раненой щеке, быстро унял кровотечение, но рана все равно смотрелась страшновато. Потом Бин заявил об ужасном голоде, разыгравшемся, очевидно, вследствие переживаний, и предложил Каю заглянуть к нему домой, перехватить хотя бы краюху хлеба. «Мамаша все равно спит, - сказал Бин. - Она так рано никогда не просыпается», - добавил он, глянув на солнце, которое уже клонилось к горизонту. Кай, вспомнив, что сегодня так и не успел позавтракать, предложение поддержал.
        Но ожидание Бина не оправдалось. На его беду, мамаша не спала. Вообще-то Кай давно уже ее не видел (Бин никогда особо не приглашал в гости) и, разглядев сейчас, поразился: какая же все-таки красивая мамаша у Бина, прямо как графиня, а то и королева! Лицо белое-белое, губы красные-красные, платье такое пышное, что под подолом свинью с десятком поросят спрятать можно. Только руки, хоть и унизанные перстнями с громадными тусклыми камнями, крестьянские - темные, с узловатыми пальцами. Когда перед ней предстал раненый сын, она всполошилась и первым делом прокляла разбойника и душегуба Кая, втравившего Бина в ужасную драку, а вторым - пустила в ход тряпки и настойку благоцвета. Голова Бина мгновенно стала похожа на капустный кочан. Дальнейшие этапы лечения Кай наблюдать не стал. Он подхватился прочь, как только мамаша Бина отвлеклась от отпрыска и, очевидно вспомнив о непрошеном госте, обернулась к камину, у которого стояла массивная закопченная кочерга.
        А с Перси даже поговорить не пришлось. На стук в окошко выглянула конопатая Тонка, младшая сестренка Перси, и, ковыряя в носу, сообщила:
        - А он отрубей обожрался, которые для индюка приготовили. Лежит, охает. Папка его драть хотел, а потом не стал. Сказал, что на Парад Ремесел его самого вместо индюка зарежет и зажарит. Жалко вообще-то… - серьезно добавила Тонка. - Перси хороший, он мне куклу из соломы сделал.
        - Может, и не зажарит, - обнадежил девчушку Кай, - может, передумает…
        Так и пришлось Каю возвращаться домой одному. Дома он застал дедушку Гура, который, проспав весь день, теперь ужинал (или, точнее сказать, завтракал) перед выходом в ночной караул. Хотя на столе снеди было точно в праздничный день - и жареная курятина, и пареная картошка, пересыпанная сочными корешками мясоеда, и кукурузная каша с чесночной подливкой, - дедушка ел без аппетита и недовольно бурчал под нос. Мол, чтоб хапуны уволокли этого премудрого господина Сули в огненные реки Темного Мира за то, что придумал этот проклятый караул. Толку с караула как с навозной мухи - людям только надоедать стуком колотушек, и больше ничего. Ведь как господин городской голова порешил: ночной караул покой горожан оберегать должен от воров и буйных пьяниц, а на деле что получается? Настоящих воров ловить - специальный навык нужен, а насчет буйных пьяниц, так некоторые из караульных любому выпивохе-буяну сто очков вперед дадут.
        Взять того же проклятущего Гаса. Ну зачем этого никчемника в караул назначили? Явился он не проспавшись, кожаный шлем нацепил набекрень, а выданное копье волочил за собой, как беременная баба - метлу. И это еще полбеды. К полуночи сбежал в трактир и так там нажрался, что какого-то приблудного кобеля принял за собственную козу и пытался его подоить. Когда у него это по понятным причинам не получилось, Гас обиделся сразу на весь свет и решил выместить злобу на кузнеце Собе, которого с пьяных глаз перепутал с одноруким и колченогим городским нищим Стифом. Кузнец Соб единым могучим ударом положил конец заблуждениям Гаса и едва не положил конец самому Гасу…
        Кай, уплетая кукурузную кашу, слушал дедушку Гура, и ему почему-то казалось, что дедушка говорит вовсе не то, что хочет сказать. Дедушка как-то странно посматривал на матушку, которая, непривычно возбужденная, металась от плиты к столу. То и дело принималась чистить метелкой и без того вычищенные комнаты и несколько раз вполголоса запевала одну песню, ту, что вчера вечером пел ей рыжий Корнелий: о славном рыцаре, у которого могущественный колдун похитил возлюбленную, и он (рыцарь то есть) дал с горя обет жениться на первой встречной. А встретилась ему уродливая нищенка, которая впоследствии и оказалась той самой возлюбленной, заколдованной, конечно, колдуном, потому что не ответила взаимностью на его порочную страсть. Запевала и тут же обрывала себя. Поев, дедушка взял с собой узелок с едой, направился к выходу, а на пороге остановился.
        - Ну, Анна!.. - проговорил он, сведя на переносице седые брови. - Ну смотри у меня!..
        Матушка на это непонятное предупреждение только покраснела и опустила глаза. Впрочем, когда дедушка ушел, она снова запела песню - уже в полный голос и нисколько не стесняясь.
        «И чего дедушка злится? - подумал Кай, с полным животом направляясь во двор. - Хорошая же песня…»
        Он взгромоздился на плетень, высматривая в сгущающихся сумерках вертлявую фигуру менестреля и его громадного спутника-огра. Матушка тоже не единожды выходила на крыльцо.
        - Кай! - звала она. - Сынок! Темно уже, пора спать ложиться!
        Какое там - «ложиться»! Кай только фыркал в ответ, а матушка, как ни странно, не настаивала. Возвращалась в дом, с тем чтобы через четверть часа снова выглянуть и позвать.
        «Неужто не придет? - забеспокоился Кай, когда уже совсем стемнело. - Обещал ведь!»
        И только он так подумал, как вблизи раздались тяжелые шаги, и знакомый голос проговорил:
        - Здесь, что ли? Ни хрена не помню… Эй, дружище Ххар! Хватит задницу чесать. Отсидел, что ли, за день, бездельник? Ну-ка глянь… Этот дом или какой другой?
        - Этот! - закричал Кай, слетая с плетня. - Сюда, господин Корнелий, сюда!
        Глава 3
        Как того и следовало ожидать, Корнелий был уже крепко выпивши. Очевидно, он все-таки разыскал в городе таверну, хозяин которой не являлся таким скупердяем, как толстозадый Горн, и в отличие от него следовал обычаям, по которым менестрель платит за выпивку исполнением песен и баллад.
        Огр, устало рыкнув, опустился на землю и вытянул громадные ножищи. А рыжий Корнелий брякнулся на крыльцо и хлопнул по плечу Кая, немедленно присевшего рядом.
        - Ну как дела, сэр Кай Гибельный Клинок? Скольким ограм сегодня удалось пронзить поганые сердца и прочие части тела? Вижу по глазам… - тут менестрель громко икнул, - что для десятка-другого злодеев этот день вряд ли может считаться счастливым. А?
        Кай не успел ответить. Корнелий вдруг шумно втянул ноздрями воздух, покрутил рыжей башкой и, наткнувшись взглядом на открытое окно, непонятно для мальчика рассмеялся:
        - Ох уж эти кумушки! Всегда одно и то же… - и на мгновение сладко зажмурился.
        «Какие еще кумушки? - внутренне удивился Кай. - Что-то матушка не показывается. Слышала же, что господин Корнелий пришел…»
        Менестрель пошарил за пазухой и вытащил глиняную фляжку.
        - Дедушка ушел? - деловито осведомился он.
        - Ага, - кивнул Кай.
        - Ну, - поднял Корнелий фляжку, - тогда за дедушку!
        Выпив, он снова расслабленно икнул и откинулся на ступеньки.
        - Господин Корнелий! - вспомнил Кай вопрос, который так обеспокоил его днем.
        - Мм? - не открывая глаз, отозвался менестрель.
        - Господин Корнелий, а в наши дни?
        - Что «в наши дни», сэр Кай Непобедимый Истребитель Чудовищ?
        - Ну рыцари… Те, про которых в балладах поется, они в старину жили. А в наши дни? Неужели нет ни одного, о ком можно сложить балладу?
        - Не-а… измельчали нынче дворяне, - бездумно ответил Корнелий, потом открыл глаза, глянул в вытянувшееся лицо мальчика и усмехнулся: - То есть, конечно, есть. Как же им не быть. - Он поднял голову. - Орден Горных рыцарей, - проговорил таким тоном, будто сообщал само собой разумеющееся. - Неужто ты не слышал про Горных рыцарей?
        - Н-нет…
        - Неужто в вашей глуши и про Пороги уже забыли? - удивился менестрель.
        - Пороги?.. - повторил мальчишка.
        Про Пороги-то Кай слышал. Немного, но слышал. Похоже на сказки, да только это вовсе никакие не сказки. Будто есть такие места, где обычный мир - тот, в котором живут люди, гномы и всякие другие разумные существа, давно уже привыкшие и притершиеся друг к другу, - немного того… трескается. Ничего ведь вечного не бывает. И самый прочный камень дает трещину. А из той трещины, говорят, нет-нет да и пролезет какая-нибудь тварь из другого, неведомого мира. Может, из самого Темного Мира, где обитают демоны, а может, из такого места, которому даже названия нет на человеческом языке. Только говорят, что давно уже твари не показываются. Спокойно на Порогах, трещины мира затягиваются мхом времени…
        - Спокойно? - поразился менестрель словам мальчика. - И кто же это говорит, интересно? Знаешь, если до вас не доходят вести с Порогов, это не значит, что там ничего не происходит. Это значит, что Орден рыцарей Порога делает свою работу. И хорошо ее делает! И Великий Договор Порогов до сих пор не забыт.
        - А что это за Договор? - спросил Кай.
        - Когда-то в незапамятные времена древние короли людей заключили Великий Договор Порогов, - охотно начал менестрель. - По этому Договору каждому правителю каждого государства надлежит лучших из лучших своих рыцарей отсылать в Крепости Порогов, да еще золота выделять для их содержания, на провизию да на оружие. И никакие распри, никакие войны не могут королям помешать исполнять этот святой уговор. Так повелось испокон веков, так есть и поныне. Ну почти так… Да-а, Великий Договор Порогов!.. Давно это было. Так давно, что имена королей, заключивших Договор, стерлись из человеческой памяти. А может, и не было никаких королей, - Корнелий задумчиво поскреб свою рыжую шевелюру, - может, сам Светоносный открыл людям истину: чтобы выжить в этом мире, нужно держать проклятые Пороги на замке. Сомневаюсь я, что те короли, пусть самые мудрейшие и древнейшие, смогли додуматься до такого. Ну да ладно. - Менестрель криво усмехнулся. - Рано еще тебе об этом думать…
        - Ничего не рано! - воскликнул Кай. - А где?.. Где эти Ордена?.. Ну где ихние замки?
        - Крепости, - поправил Корнелий. - Крепости Порога. Где ж им быть?.. Где Пороги, там и Крепости… - Он еще отхлебнул из своей фляжки добрый глоток и прокашлялся: - В далеких Скалистых горах, - неожиданно певуче заговорил менестрель, словно начиная очередную балладу, - до которых от вашего городка недели три конного пути, в месте, называемом Перевалом, стоит неприступная Горная Крепость, куда его величество Ганелон посылает самых лучших своих рыцарей, чтобы несли они тяжкую, но почетную службу…
        - Ты же говорил, что рыцари всех королевств съезжаются в Ордена Порогов? - напомнил Кай.
        Корнелий хмыкнул:
        - Говорил. Говорил, что рано тебе об этом еще… Не поймешь.
        - Почему это не пойму? - обиделся Кай.
        - Потому что… Договор договором, а Горный Порог находится в пределах нашего королевства. И Магистр Ордена Горной Крепости клялся в верности его величеству Ганелону. А уж как выгодно распорядиться иноземными воинами и их золотом, его величество знает превосходно… - Тут Корнелий осекся и настороженно огляделся по сторонам, будто испугался, что кто-то его подслушает. Потом шмыгнул носом, состроил комично-устрашающую гримасу и завел замогильным голосом: - Так вот, в далеких Скалистых горах стоит неприступная Горная Крепость, рыцари которой защищают мир людей от диковинных и жутких тварей, время от времени показывающихся из-за Порога. Говорят, рыцари сражаются там со страшными драконами, самый маленький из которых ростом с городскую колокольню.
        - Двухголовыми? - тихо спросил Кай.
        - Двухголовыми, - прокашлявшись, подтвердил менестрель обычным своим голосом, - а также трехголовыми, четырехголовыми и даже пятиголовыми. Великая честь - вступить в Горный Орден… - Корнелий продолжал, глядя не на мальчика, а куда-то в темное небо: - Я сам видел на воротах дворца его величества Ганелона драконьи клыки. Даже жутко подумать, что на самом деле на свете существуют такие чудовища! Одни клыки… вот примерно с тебя размером. А есть и такие, что и ростом со взрослого мужчину будут. Так-то вот, сэр Кай Громоподобный и Молниеносный. А рыцари Порога перед вступлением в Орден дают особую клятву, в которой обещают служить не только его величеству и защищать не только его величество, но - все человечество!
        Корнелий замолчал. Кай тоже помолчал, переваривая сложное слово.
        - А баллады? - спустя минуту шепнул мальчик.
        - Что?
        - Баллады про Горный Орден вы знаете, господин Корнелий?
        - Баллады-то? - переспросил менестрель и задумчиво почесал безволосый подбородок. - Баллады-то знаю. Только исполнять их не хочется.
        На это Кай даже и не нашелся что ответить.
        - Да не поймешь ты… - пожевав губами, отмахнулся Корнелий. - То, что складывают про подвиги рыцарей Порога, не баллады вовсе, а… придворные песнопения. Слова там все мертвые. Потому что служба на Порогах - не героические приключения, а тяжелая работа. Опасная, почетная… но все же работа. Ладно… - Рыжий менестрель коротко хохотнул. - Считай, поговорили. А ты, сэр Кай Любознательный, - вдруг спросил он, - что, намылился на королевскую службу подаваться?
        - Да! - неожиданно для себя выпалил Кай. - Я - как папенька.
        Корнелий фыркнул:
        - И сейчас, наверное, думаешь, что Горный Орден - это то, что нужно?
        Кай покраснел. Он еще не успел об этом подумать. Но в словах менестреля он услышал явственную насмешку.
        - Думаешь, там все так же красиво будет, как в древних балладах поется? Там смерть, сэр Кай Простодушный! Там такие чудовища, от одного вида которых тебя карачун хватит, - продолжал Корнелий.
        Кай возмущенно вскинулся, но Корнелий не дал ему разразиться гневной речью о том, что он совершенно не боится, что он-то как раз и готов, и хочет…
        - А… ты разве дворянин? - усмехнулся менестрель.
        Кай гулко захлопнул рот, не понимая, в чем дело.
        - То-то и оно-то… - вздохнул Корнелий. - Пройти службу в Горной Крепости - это великая честь для всех знатных ратников нашего королевства! Простолюдинам там делать нечего. А вот Северная Крепость - другое дело. - Он прервался, чтобы отпить из фляжки. - Еще одна Крепость стоит на берегу Вьюжного моря. Слышал о таком?
        Кай помотал головой.
        - Потому что далеко, вот и не слышал. Там Северная Крепость стоит, а в ней Орден Крепости Северного Порога располагается. Побережье Вьюжного моря принадлежит Утурку - Королевству Ледяных Островов. Только тамошним жителям самим бы прокормиться, не то что Крепость Порога содержать. Почти круглый год морозная темень, бураны, снег выше головы, а где нет снега - лед и камень. Грабежом морских судов живут люди Утурку. Поэтому самое большее, что может выделить ихний король, - это пару вооруженных дрянными топорами воинов. И кто ж им, разбойникам, рыцарей и золото поставлять будет? Вот его величество Ганелон, как правитель ближайшего к Утурку государства, припасами и рыцарями для Северной Крепости и распоряжается. Говорят, рыцари Гаэлона в Северный Орден не очень-то и стремятся. Твари, с которыми там приходится иметь дело, еще пострашнее драконов. Громадные черви с панцирями из древнего черного льда, который не может пробить ни один меч, и только летнее солнце способно растопить. Да… Только лета в тех краях не бывает… туда-то его величество иноземных рыцарей и отправляет. А тем куда деваться? На чужбине
особо не повозмущаешься, да и Договор надо соблюдать. А Магистр Северной Крепости нашему государю по гроб жизни обязан - через Гаэлон ему провизия и пополнение идут. Еще я слыхал, в гарнизоне Северной Крепости не все рыцари знатного происхождения. Есть и простые ратники, которые доблестью своей стараются заслужить дворянский титул. Так вот что я скажу тебе…
        Что хотел менестрель сообщить Каю, так и осталось неизвестным, потому что на крыльце вдруг появилась матушка и, глядя на мальчика из-под руки, проговорила:
        - Куда ты запропастился, сынок? Ужин давно на столе, а тебя все нет…
        Кай аж рот раскрыл. Какой ужин? Он ведь уже поужинал с дедушкой. То - «ложиться пора», то - «ужин на столе»?.. Непонятное что-то такое с матушкой творится последнее время.
        - Господин Корнелий, и вы здесь? - всплеснула руками матушка. - Проходите в дом, мы как раз за стол садимся…
        - С превеликим удовольствием, сударыня! - вскочил на ноги менестрель и отвесил учтивый поклон.
        Встал и Ххар.
        - Сынок, сбегал бы за вином, - обратилась снова матушка к Каю.
        - Это дело! - обрадовался Корнелий.
        - Ладно, - буркнул Кай, которому вообще-то не хотелось никуда бегать. Хорошо, что трактир в двух шагах.
        - Знаешь ведь, где Старк-винодел живет? - продолжала матушка.
        - Старк?! - воскликнул Кай. - Ну, ма-ам!..
        Где находится увитый виноградной лозой до самой крыши дом Старка-винодела, он, конечно, знал. Приходилось туда ходить - не часто, только по большим праздникам. Это тебе не трактир Горна. Старк жил на другом конце городка. Пока туда, да пока обратно… вернешься - матушка точно спать уложит. Какие тогда баллады?! Да и про Горный и Северный Ордена расспросить еще надо…
        - Не хочу я! - заупрямился Кай. - У Горна что, вина нет?
        - Темноты испугался? - засмеялся Корнелий. - Эх ты, сэр Кай Боязливый. Я с тобой Ххара отправлю. С ним небось поспокойнее будет.
        - Ххара? - разинул рот Кай и с сомнением посмотрел на громадного огра. - А он меня слушаться будет?
        - А то, - кивнул Корнелий. - Как меня самого. Только не вздумай ему вина давать. А ты… - повысил голос менестрель и посмотрел на огра, - не вздумай клянчить!
        Огр рыкнул что-то и обиженно засопел.
        - Вот и хорошо, сынок, - ласково улыбнулась матушка.
        - В путь, сэр Кай Молниеносный! - потрясая кулаками, напутствовал рыжий Корнелий. - Да хранит тебя Светоносный в нелегком твоем путешествии, да не затупится меч, да не дрогнет рука… и не прольет ни капли…

* * *
        Досада Кая улетучилась скоро. Шагать по темным городским улицам в сопровождении здоровяка-огра оказалось делом веселым. Первый же из встретившихся ему прохожих с громким воплем кинулся на близлежащее дерево и исчез в густой кроне со скоростью, которой позавидовал бы иной кот. Реакция второго была прямо противоположной. Сапожник Брад, после трудов праведных совершавший вечернюю прогулку в обнимку со здоровенной глиняной бутылью, завидев Ххара, замер, будто окаменев.
        - Да вы, господин Брад, не обращайте на него внимания, - важно заявил сапожнику Кай. - Он совсем ручной. Без моего приказания шагу не сделает.
        Сапожник ничего не ответил, видимо, не в силах пошевелить онемевшей челюстью, и Кай с огром двинулись дальше.
        Проходя мимо большого двухэтажного дома рыбника Харла, мальчик чуть притормозил, борясь с искушением постучать в окошко. Вот было бы здорово, если б выглянул не какой-нибудь слуга, а Харл собственной персоной или - еще лучше - его отпрыск Аскол и увидел бы перед собой клыкастую морду огра. Хотя с Аскола, пожалуй, уже хватит…
        Время было уже позднее, и больше никто им по пути не встретился. Впрочем, у самого дома Старка мимо огра и мальчика промчался какой-то шальной незнакомец. Задыхаясь на бегу и размахивая руками, он пробежал, кажется, даже не заметив их. Зато Ххар этого странного незнакомца почувствовал заранее. За несколько мгновений до того, как Кай услышал торопливый перестук шагов по мостовой, огр вдруг остановился и, напружинив шею, стал напряженно втягивать ноздрями сырой ночной воздух. Уши его зашевелились, на плечах и спине заходили под толстой серой кожей могучие мышцы. Когда незнакомец скрылся во тьме, огр еще некоторое время не двигался, то ли вслушиваясь во что-то, то ли к чему-то принюхиваясь.
        - Ты чего? - спросил его Кай. - Эй, дружище Ххар, пошли скорее, а то до утра провозимся… Дружище Ххар!
        Огр низко и приглушенно зарычал. Потом вздрогнул и, опустив башку, посмотрел на мальчика.
        - Все нормально, - успокоил его Кай. - Какой-то псих. Пошли.
        Ххар повиновался. Но через несколько шагов остановился опять. Где-то далеко завыла собака. Ей тут же отозвалась другая. Кто-то, наверное, улицы за три-четыре от Кая, прокричал что-то тревожное. Крик взлетел в темное небо и рассыпался меж звезд.
        Тут уж остановился и Кай.
        Что-то неладное происходило в городе - ясно понял он в ту же минуту. Вроде зарева нигде не было видно и запаха гари не чувствовалось, но жуткое ощущение большой опасности, какое бывает, когда наблюдаешь бушующий пожар, разгоралось с каждой минутой. Кай недоуменно посмотрел на огра. Ххар снова зарычал и затоптался на одном месте. Потом вдруг опустил лапищу и снял с пояса боевой топор.
        И тотчас гулко загудел городской набат.
        Это могло означать только одно - налет.

* * *
        Сам по себе налет не нес большой опасности. Обычное дело: кто-то из сиятельных особ, обитающих неподалеку, вдруг решил, что ему неохота выплачивать жалованье своим воинам, они ведь воины - вот и пусть добывают золото мечом. Так уж повелось в королевстве Гаэлон, да и во всех других королевствах: дворяне, владения которых соседствуют, общаются между собой отнюдь не посредством дружеских визитов, а наоборот: норовят грызануть друг друга. Наверное, оттого, что внешних врагов у Гаэлона нет, не с кем королевству тягаться, а оружие не должно ржаветь, и сиятельные брюхи не должны затягиваться жиром. И государь в подобные распри никогда не вмешивается. Потому как не полагается. Не по законам Гаэлона, а по рыцарскому кодексу, который, между прочим, превыше всяких законов.
        О подобных пунктах рыцарского кодекса Кай никогда не задумывался. Он четко знал одно: случись налет, где бы мальчик в тот момент ни оказался, он должен немедленно мчаться домой и вместе с матушкой прятаться в погреб. Налет редко когда продолжается больше нескольких часов, и вряд ли налетчики за это время решат покуситься на их домик, совсем не выглядящий так, будто в нем живут состоятельные люди. Другое дело - дом рыбника Харла или кого-нибудь еще из городских богачей.
        Знал Кай и еще кое-что: матушка ни за что не пойдет в погреб без него. Она будет искать его по всему городу, пока не найдет. А молодым женщинам на улицах во время налета показываться ни в ком случае не стоит - на этот счет немало поганых историй ходило. Да и детям, особенно девочкам, - тоже. Об этом также часто предупреждали.

* * *
        Поэтому, когда ночное небо раскатилось и лопнуло набатным громом и губы Кая прошептали: «Налет», в голове мальчика запрыгало одно слово - «матушка».
        Не думая больше ни о чем, он рванул по улице обратно к дому, а следом за ним покатилась раздувшаяся ватным шаром пугающая тишина. Только выли, шмыгая тут и там, ошалелые собаки, небо стонало городским набатом, да изредка где-нибудь близко вспыхивал чей-то обезумевший вопль, и железным горохом по мостовой то тише, то громче стучали копыта коней налетчиков. Деревянный меч колотил Кая по ногам, но некогда было отцепить и выбросить бесполезное теперь оружие.
        Вот вылетели из-за угла и пронеслись мимо трое всадников с развевающимися черными плащами за спинами, пронеслись, едва не затоптав Кая, - и затоптали бы, как мышонка, если б он не прижался к стене случайного дома. У одного из всадников в руках был факел. Пламя развевалось, словно флаг, и длинным шлейфом летели искры вслед за лохматыми языками.
        Только тогда мальчишка догадался нырнуть в проулок.
        Он несся, ломая кусты, оскальзываясь на мокрой от ночной росы траве, то и дело теряя из-под ног ту самую тропинку, на которой так недавно солнечным ярким утром они с Бином устраивали засаду на вредоносного Аскола.
        Еще немного осталось, еще совсем чуть-чуть. Сейчас выбежать на улицу, там будет двухэтажный домина Харла-рыбника, а оттуда уже рукой подать… Кабы Корнелий догадался удержать матушку дома! Все-таки Кай же не один, с ним огр Ххар, нечего ей на улицу выбегать.
        Мальчик оглянулся и чуть не упал. Он на мгновение даже остановился. А где же Ххар?! Когда и где он потерял огра? «Неважно, - тут же мотнул головой Кай. - Домой, скорее домой…»
        Кровь стучала в ушах, сливаясь с ударами городского набата, поэтому он и не услышал шума впереди.
        Дом рыбника, грузно возвышавшийся над прочими зданиями улицы, брали приступом.
        Массивная дверь, у которой возились два воина в темных одеждах без доспехов, трещала под тяжелыми ударами топоров. Рядом с этой парой танцевал, нелепо перебирая длинными ногами, долговязый детина, одетый только в короткие холщовые штаны да короткий черный плащ, скомканный вокруг шеи. Детина удерживал обеими руками большой башенный щит над нападавшими. Шесть длинных арбалетных стрел торчали из щита, а седьмая - из затылка воина, неподвижно лежавшего поодаль. В чердачном окошке маячило чье-то совершенно белое лицо над тупым рылом арбалета. В одном из окон первого этажа дома Харла мерцали красные отблески - наверное, туда бросили факел, изо всех других окон летели протяжные перепуганные стоны. Троица всадников, чуть не затоптавшая Кая, гарцевала в стороне. Видимо, всадники колебались - присоединиться к штурму или поискать более легкую добычу.
        «Не останавливаться, - сказал сам себе Кай, чей кратчайший путь домой лежал мимо осажденного дома, - и не смотреть на них…»
        Сам сказал, и сам не смог удержаться от того, чтобы не глянуть на всадников. И всадники заметили его. Один - крепкий длиннорукий мужик в сияющем панцире, надетом поверх плотной кожаной куртки, - даже свистнул и заухмылялся, уцепившись взглядом за мальчишку. Он что-то крикнул раззявленным желтозубым ртом, но его товарищ, на чьем шлеме устрашающе торчали бычьи рога, злобно на него ощерился и, размахнувшись, звонко шлепнул открытой ладонью по панцирю. Кай, зажмурившись, бросился обратно, не рискнув пересечь улицу у дома рыбника. Он только успел услышать, как жалобно хрустнула, расколовшись, дверь и как радостно заревели нападавшие…
        Оказавшись в кустах, он упал - не потому что споткнулся, а просто ноги отказались держать его. Лежа на земле, мокрый от росы, Кай неожиданно для себя всхлипнул. Он попытался встать - это получилось у него не с первого раза. Он поднялся и вдруг услышал приближающиеся шаги, это «кто-то» торопливо пробирался к нему со стороны мостовой. Несколько раз хрустнули ветви, обломанные грубой рукой. Кай поспешно опустился на корточки. Сверкнул огонь сквозь густой и высокий кустарник, заблестели красным и желтым отражения языков пламени на листьях.
        Кай затаил дыхание, когда увидел прямо перед собой того самого желтозубого воина в кирасе. Оружия в его руках не было, только подожженная палка. Воин тяжело дышал, хотя через кустарник пробирался совсем недолго. Остановившись, он затоптался, далеко в стороны выставляя руку с импровизированным факелом. Огонь плескал на начищенную кирасу брызги кровавого света и на секунду осветил его лицо, остроскулое и тонконосое. Если бы воин догадался посветить себе под ноги, наверняка заметил бы Кая.
        - Ну где ты, птичка?.. - сквозь зубы вдруг проговорил желтозубый и свободной рукой зачем-то закопошился под кирасой.
        Чувствуя, что еще один шаг - и воин наткнется на него, Кай, как мог неслышно, опустился на четвереньки и чуть подвинулся назад. Сломанная ветка, попав под его ногу, хрустнула. Воин вздрогнул и взмахнул факелом.
        - Вот ты где! - громко и свободно сказал он и резко выдернул руку из-под кирасы.
        Свесились и затрепыхались, как две обезглавленные змейки, кожаные шнурки, штаны воина с легким шорохом съехали вниз, обнажив нелепо забелевшие в темноте ноги. Не понимая ничего, Кай замер, съежившись в комок.
        И тут же знакомая пещерная вонь накрыла его густым облаком. Желтозубый, подняв удивленные глаза куда-то за спину Кая, вдруг изменился в лице и дико заорал. А потом что-то чудовищной птицей метнулось над головой Кая - и голова воина взорвалась снопом красных капель.

* * *
        Кай никогда не думал, что огры обладают способностью незаметно подкрадываться. Он всегда считал этих существ безмозглыми, грубыми и неотесанными дикарями, которые и знать не знают, что такое тактика, и которых искусный воин может искрошить добрый десяток, не особенно напрягаясь.
        Когда воин с раскроенной головой мешком повалился навзничь, Ххар быстро вздернул мальчика за шиворот на ноги и легко толкнул в сторону. А сам, даже не вытерев окровавленный топор, напролом через кусты зашагал к мостовой. Прямо навстречу встревоженным воплем товарища грабителям.
        - Не туда! - крикнул Кай и тут же осекся, поняв, что Ххар попросту отвлекает на себя врагов. Потому что хозяин приказал ему охранять мальчика и потому что слово хозяина - закон.
        Ярко пылало окно дома Харла, и в этом тревожном лоскутном свете на мостовой перед домом рыбника винтом закрутилась яростная схватка. На огра бросились сразу трое. Первый, не ожидавший лицом к лицу столкнуться с громадным чудовищем, опешил только на мгновение, и этого мига огру хватило, чтобы могучим ударом топора наискось развалить ему грудную клетку от основания шеи до живота. Двое других закружились вокруг Ххара, выставив перед собой мечи, стараясь держать безопасную дистанцию. Один из них несколько раз замысловато свистнул, очевидно подавая какой-то сигнал. Огр зарычал и, перехватив топор, снял с пояса тяжелый и грубый нож…
        Дальше Кай не стал смотреть. Будто очнувшись, он поднялся и пошел, раскачиваясь на ослабевших ногах. Бежать никак не получалось. Неожиданно перед мальчиком вырос глухой забор. Ударившись об него, Кай упал. Снова встал и побрел вдоль забора, который, как он помнил, должен вывести был его на улицу, чуть дальше дома рыбника. В голове у мальчика мутилось. То, что происходило вокруг, представлялось сплошным, вязким ночным кошмаром, и выбраться из него можно, только проснувшись. Но как это всегда бывает во сне, желаемое пробуждение все не приходило. Мальчик обессиленно брел вдоль забора и остановился, когда забор закончился. Осталось пересечь опасную мостовую, пробежать не больше сотни шагов - и он окажется дома.
        Ступив на улицу, Кай не удержался и оглянулся. Мечущихся в неровном огненном свете теней стало больше - должно быть, к дому Харла подтянулось подкрепление. Но, судя по звону стали и воинственным выкрикам, огр еще держался. Набат по-прежнему гудел над городом, и теперь отовсюду неслись вопли перепуганных горожан и пересвист грабителей.
        Вдруг что-то оглушительно треснуло внутри жилища рыбника, и крыша двухэтажного дома внезапно вспыхнула, будто облитая горючей жидкостью. На мостовой перед домом Харла стало светло как днем.
        Кай увидел гарцующих коней, рвущихся прочь от пожара. Какой-то человек, голый по пояс, размахивая руками, в каждой из которых было зажато по длинному ножу, бегал от коня к коню, собирая их в кучу подальше от огня, не давая разбежаться. Увидел, как пятеро или шестеро грабителей наскакивают на огромного огра, словно псы на медведя, как Ххар, отчаянно отбивается топором и ножом, уже не успевая делать выпады. Вот меч одного из ночных налетчиков полоснул огра по груди - Ххар отпрянул, и копье с зазубренным наконечником глубоко вошло ему в спину. Человек, ударивший его копьем, быстро и сильно налег на древко, обломив копье так, чтоб наконечник остался в теле. Ххар упал на одно колено, но сумел раскрутить над головой топор, отпугнув сунувшихся к нему было врагов. Через минуту он поднялся, но снова упал на колени, когда еще одно копье ударило его в бок…
        Собрав последние силы, Кай побежал. Огонь освещал ему путь, бросая под ноги изломанную тень. Он не заметил, как из кипящей схватки вынырнул низкорослый воин в тусклой кольчуге и рогатом шлеме - тот самый, что злобно щерился на убитого Ххаром желтозубого, и устремился за ним следом.

* * *
        Матушка стояла на пороге. Увидев Кая, она сдавленно вскрикнула и бросилась к сыну. Мальчик прижался ней, не понимая, почему она тут же принялась отдирать его от себя, стремясь запрокинуть его лицо, почему дрожащими пальцами она ощупывает ему голову и отчего под ее пальцами так скользко и горячо.
        - Больно? Больно?.. - повторяла матушка.
        Только заметив кровь на ее ладонях, Кай сообразил, в чем дело.
        - Я не ранен! - заговорил он и сам поразился тому, как тонок его голос. - Это… не моя…
        - Скорее! - послышалось из дома.
        Матушка вздрогнула и потащила Кая в дом, в темную глубину комнат, где маячило совершенно белое лицо рыжего менестреля. Только когда захлопнулась дверь и вспыхнул масляный светильник, Корнелий больно схватил мальчика за руку и хрипло выкрикнул:
        - Ххар?!
        Ответить Кай не смог. Горло его вдруг стиснули горькие спазмы, а из глаз сами собой брызнули слезы. Корнелий отпустил его руку и замотал головой.
        - Чтоб им всем… - скрипуче выговорил он.
        Светильник, который он держал в руке, осветил стол с остатками покинутого ужина, инструмент на скамье и откинутую крышку погреба.
        - Туда, - прерывисто дыша, сказал менестрель. - Быстрее!
        - Давай, сынок… - подтолкнула матушка Кая.
        Дверь с треском распахнулась. Маятная гарь уличного пожара, расцвеченная мутными огненными всполохами, ворвалась в комнату. Светильник выпал из рук Корнелия, разлился жидким пламенем по полу.
        - С-сучье отродье!.. - упершись взглядом в Кая, прошипел воин в рогатом шлеме и шагнул со двора в дом.
        Масло на полу разгоралось сильнее. В свете огня матово отливала кольчуга воина, языки пламени, стремительно росшие к потолку, озарили оскаленное лицо воина багровыми отблесками. Кай похолодел - ему вдруг показалось, что это убитый желтозубый вошел в его дом. Нет… они просто похожи: воин в рогатом шлеме и тот, кто сейчас с разрубленной головой валялся в кустах у дома рыбника Харла. Очень похожи - острые скулы, тонкий нос, напоминающий птичий клюв… Только воин, который стоял сейчас перед мальчиком, много старше.
        - Сучье отродье! - хрипло повторил воин и, подняв на уровень груди короткий и тяжелый меч, пошел прямо на Кая.
        Корнелий отшатнулся назад таким судорожным движением, что с грохотом опрокинул стол. Матушка, вскрикнув, кинулась наперерез грабителю, а он, не глядя, отмахнулся от нее безоружной рукой. Матушка отлетела к стене.
        Кай словно врос в пол. Страшная, невиданная им раньше ярость кривила лицо рогатого. Никто и никогда не смотрел так на мальчика. В узких глазах ночного налетчика клубилась черная муть убийства.
        Пронзительно закричала матушка, и этот крик вывел Кая из плена оторопи. Он отпрыгнул назад - как раз в тот момент, когда рогатый, примерившись, размахнулся мечом. Матушка снова бросилась на врага и получила еще один удар. На этот раз гораздо сильнее предыдущего. Удар опрокинул ее на пол. Он закашлялась, замычала, плюя кровью. Путаясь в юбках, она пыталась подняться, но снова валилась, не в силах устоять на ногах.
        Кай оглянулся.
        Рыжий менестрель, выпучив глаза, как лягушка, распластался на полу рядом с опрокинутым столом. Полувздохи-полустоны слетали с его белых губ. Господин Корнелий был перепуган до смерти.
        Не отдавая себе отчета в действиях, привычным движением Кай выхватил из-за пояса деревянный меч. Налетчик не засмеялся. С той же гримасой ярости, застывшей на лице, он отследил траекторию появления оружия и снова шагнул вперед. Кай сделал прямой выпад. Он не думал, что его неуклюжий удар повредит врагу. Скорее всего, он вообще ни о чем не думал. Просто безмысленно подчинился отчаянию боя, охватившего его с того момента, как он обнажил свое оружие. Рогатый легко отразил выпад, перерубив деревянный меч у самого перекрестья. Кай выпустил из рук обломок. Стук деревяшки об пол отрезвил его. Вскрикнув, мальчик подался назад. Хрупкий полый предмет лопнул под его ногами, протяжно и тоскливо запели, лопаясь, струны. Кай упал, ударился затылком и тут же увидел над собой стальную молнию гибельного замаха. И тогда снова закричала матушка, в третий раз бросаясь на воина. Она кошкой вцепилась в его руку - там, где кончался кольчужный рукав, не давая мечу опуститься на уготованную цель.
        Рогатый завыл, кружась на одном месте, стараясь стряхнуть с себя намертво прилипшую женщину. В борьбе он потерял меч, со звоном полетевший ему под ноги, но очень скоро вновь овладел положением. Удерживая на правой руке матушку, тянувшуюся к его горлу, левой он начал бить ее по голове - не так, как бьют слабую женщину, а как бьют равного по силе мужчину.
        Стоны, крики, потрескивание пламени и тяжкие удары обрели в сознании Кая материальные очертания. Как паутиной эти жуткие звуки опутали его, на время погрузив в мутное небытие. Словно сквозь толщу воды видел помертвевший мальчик, как рогатый воин отдирает от себя уже почти потерявшую сознание матушку. Как откуда-то сбоку, дико вереща, отгоняя собственным визгом смертельный страх, падает на дерущихся рыжий менестрель. Как клубок тел, извиваясь, катится по полу, сминая языки пламени, дальше, дальше - и наконец выпадает из поля зрения.

* * *
        Омертвение прошло настолько, что у Кая получилось повернуть голову. Через минуту он даже поднялся на ноги. Темнота душной комнаты хранила безмолвную неподвижность, только кое-где еще тлело дерево пола. Привыкшие к сумраку глаза различили белый силуэт у стены. «Матушка…» - понял Кай. Словно отвечая на его немой зов, она пошевелилась и застонала. Мальчик доковылял до матери, упал на колени и приник к теплому телу. Дрожащие руки неожиданно крепко стиснули его. И, тотчас ослабнув, опали.
        - Живой, живой… - прошептала матушка.
        «Все кончилось… - уверял себя Кай, больше всего сейчас боявшийся, что тишина снова нарушится криками боли и насилия, - все уже кончилось…»
        Хриплый стон заставил его поднять голову и повернуться.
        «Корнелий», - вспомнил Кай.
        Даже не пытаясь встать, он пополз на звук. На середине пути под его ладонями лязгнул меч, испачканный чем-то густым, липким и холодным. Потом Кай наткнулся на тело, облаченное в металл кольчуги. В этом теле не было жизни, оно было остывающим тяжелым куском плоти - и это чувствовалось с первого прикосновения. Кай даже не вскрикнул. Он нисколько не испугался. Напротив, испытал чувство, похожее на радость. Враг мертв! Его больше не стоит опасаться. Мальчик услышал еще один стон и сменил направление.
        Почти сразу же он увидел белеющее в темноте лицо менестреля. Несколькими секундами позже руки его нащупали податливое тело, облепленное пропитанной кровью одеждой. Корнелий что-то шептал в перерывах между стонами. Так тихо шептал, что мальчик вынужден был наклониться к самому его лицу, чтобы расслышать.
        - С ней все в порядке… - проговорил рыжий, и Кай понял, что Корнелий видит его. - Она… ей надо отдохнуть… - Он натужно закашлялся, обдав лицо мальчика горячими мельчайшими брызгами. - Прямо в живот… - откашлявшись, как-то совсем по-детски пожаловался менестрель.
        - Больно? - выговорил Кай.
        - Нет… уже нет. Холодно. И пить хочется…
        Мальчик дернулся, но менестрель неожиданно схватил его за руку ледяными мокрыми пальцами:
        - Не надо… Останься…
        Минуту он молчал. Потом заговорил снова:
        - Я ведь… никогда не дрался… Никогда в жизни… Смешно… С самого детства прославлял чужие подвиги, а сам… ни разу не брал в руки меч… до сегодняшней ночи… А как ты… я… деревянной палкой… против стального клинка…
        Корнелий снова закашлялся. Когда он заговорил, шепот его звучал хрипло и низко.
        - …потому что это был мой путь, - менестрель продолжал свою мысль, начало которой не прорвалось наружу из его сознания. - У тебя… другой… Я вижу… Теперь вижу… Большой путь… Великий… - он опять закашлялся и кашлял долго, - воин… - договорил менестрель свое последнее слово.
        В темноте Кай не мог различить его взгляда, но чувствовал, что Корнелий смотрит на него, смотрит как-то особо, должно быть, потому, что рыжему менестрелю, как и всем обреченным, за мгновения до смерти открылась истина.
        Поняв, что Корнелий больше не скажет ничего, Кай пополз обратно к матери, которая уже шевелилась, шурша одеждой. Но не дополз. На середине комнаты он потерял сознание.

* * *
        С громким петушиным пением в городок Мари пришло утро нового дня. Горожане подсчитывали потери. Шесть домов, включая большой каменный дом рыбника Харла, в разной степени пострадали от огня. Более четырех десятков домов оказалось разграблено. Шестнадцать человек, пятеро из которых были стражниками, а трое - ночными караульными, погибло в стычках. Еще несколько десятков горожан были избиты или ранены. Нападавшие забрали с собой трупы своих товарищей. Кроме одного. Того, что нашли в доме гончара Гура. Труп воина в рогатом шлеме опознали. Он оказался ратником гарнизона герцога Халима, о чем городской голова господин Сули не замедлил сообщить своему властелину графу Конраду.
        Спустя две недели после налета Конрад отправился к владениям герцога с большим отрядом воинов…
        Впрочем, ничего этого Кай так и не узнал. Наутро стража принесла в их дом исколотое мечами тело дедушки Гура. Через день стражники вернулись и забрали тело. Старого гончара Гура, как и прочих погибших в ту злосчастную ночь, отцы города похоронили за счет казны графа Конрада на городском кладбище.
        Пережитое отозвалось Каю. Три дня он пролежал в бреду. Не видел, как хоронили дедушку, не слышал, как приходили к нему друзья - Бин и Перси. А через пять дней после похорон матушка, едва оправившись от ран, продала осиротевший дом, откопала кошель с серебром, спрятанный в огороде, наняла повозку, и они с Каем навсегда покинули городок Мари.
        Часть вторая
        Лысые холмы
        Глава 1
        В Лесном Чертоге Алмазного Дома, в Поющей Башне Хрустального Дворца, принц Орелий Танцующий-На-Языках-Агатового-Пламени давал бал.
        Посреди громадного зала, стены которого подпирали изваяния из красного янтаря, а с потолка, настолько высокого, что его вовсе не было видно в дымке солнечной пыли, свисали серебряные цепи со спящими птицами Тиу, кружился человек в одежде из золотой паутины, переливающейся множеством цветов. Человек был тучен, плешив и немолод. Заходя на очередной поворот, он неловко взмахивал руками; выкидывая замысловатое коленце, надувал щеки и натужно пыхтел, но все же старательно вел диковинный узор древнего эльфийского танца, неимоверными усилиями изученного в течение тысячи периодов бодрствования, поступательно прерываемых тысячью периодами сна. Человек помнил, что его имя - Барлим. Помнил он и то, что когда-то его называли наследным принцем королевства Марборн, но сколько прошло лет (а быть может, веков… или недель?..) с того времени, он и сам сказать бы не смог.
        Сложнейшими переливами звенела мелодия в сверкающей бальной зале Поющей Башни - так могут звучать не видимые человеческому глазу струны водяных нитей, когда их касается белый луч полной луны или трепещущие от дуновений южного предутреннего ветерка нежные лепестки пурпурной росянки, расцветающей на одно лишь мгновение в свете последней ночной звезды.
        Птицы Тиу время от времени сонно встряхивали хохлатыми головами, и тогда золотые отблески от их сияющих перьев скользили по залу радужным пламенем, выхватывая из серебряного сумрака неподвижные фигуры, возлежавшие вдоль стен на тонконогих скамьях с причудливо изогнутыми спинками. Позы лежащих на скамьях были непринужденно небрежны, но вместе с тем исполнены неуловимого изящества. Лица их скрывали маски из блестящего металла, украшенные драгоценными камнями, и одежда из золотой паутины безмолвно вспыхивала под отблесками сияющих перьев Тиу.
        Барлим танцевал в одиночестве, обливаясь потом. Мысли, такие же несуразные и неловкие, как он сам, обгоняя друг друга, подпрыгивали в его голове.
        «Смотрят… - думал престарелый принц, налитым кровью глазом поглядывая на возлежащих вдоль стен. - Наверняка восхищаются, но не спешат изумленными восклицаниями прерывать мое искусное выступление!.. Вот же деликатный народ эти эльфы! А чего это я один пляшу? Вроде давно уж остальные танцоры должны присоединиться… Не хотят мешать. Вот же ж деликатный народ! Да так оно и лучше будет - Офликсивия, моя Офликсивия, теперь смотрит лишь на меня одного! Не зря я столько времени потратил на изучение этого идиотского… Ох, сердце прямо к горлу подкатывает, дышать трудно… этого, будь он проклят… или как она бишь там прозывается, эта ихняя пляска?.. Где вот только она, моя нежная Офликсивия? Пес их разберет с этими масками!.. Где она, моя голубушка? Небось глаз от меня оторвать не может, слова не в состоянии вымолвить… Великие боги, как же я люблю ее! И какое же счастье понимать, что и она меня любит!..»
        Продолжая машинально вести древний танец, Барлим вдруг упал в пучину воспоминаний (надо сказать, что в последнее время такое с ним случалось не часто). И то верно, до воспоминаний ли было ему здесь, подле своей прекрасной возлюбленной, в тайном эльфийском Чертоге, куда смертным открывается вход лишь раз в столетие и только по воле хозяев. До того как попасть в Лесной Чертог Алмазного Дома, Барлим прожил ровно пятьдесят три года в королевском дворце Уиндрома, столице славного королевства Марборн.
        Отец Барлима, его величество король Марборна Марлион Бессмертный, несмотря на свои семьдесят пять лет, старикан был крепкий и помирать, кажется, вовсе не собирался. Каждое утро он начинал с омолаживающей ванны, травы для которой покупались в далеком горном княжестве Истарии, нередко выезжал в густые марборнийские леса охотиться на вепря, да еще имел привычку каждые два года брать себе в жены принцесс из близлежащих княжеств. Отчего-то жены Марлиона, проведя год-полтора в королевском дворце, чахли и умирали. Может быть, причиной тому было дурное здоровье монарших избранниц, а может быть, тоска по родине. Но как считал Барлим, скорее всего - ветреный нрав Марлиона Бессмертного и искусство преданных его величеству королевских магов, коими повелитель Марборна, одержимый идеей вечной жизни, был окружен с юности.
        Самого Барлима венценосный папаша никогда не расценивал в качестве наследника на престол, видимо всерьез полагая, что жить будет если не вечно, то, по крайней мере, лет двести. Именно поэтому с детства наследный принц был предоставлен самому себе. Пиры, балы, охота, попойки с придворными приятелями, ночные вылазки в трущобы Уиндрома, славившегося своими публичными домами, куда девочек поставляли со всего света, - вот, пожалуй, полный список всех государственных дел, которыми был обременен Барлим.
        Военному искусству, науке дипломатии, магическим навыкам и ораторскому мастерству принц не обучался никогда. Лишь когда Барлиму стукнуло пятьдесят три, Марлион решил-таки вывести отпрыска на политическое поприще, а именно: обязал его предложить руку и сердце дочери короля Гаэлона Литии. Королевство Гаэлон располагалось всего в трех днях конного пути от Марборна - неприступные скалистые горы разделяли два государства, и, чтобы добраться из одного королевства в другое, надо было долго петлять объездными горными тропами. Это обстоятельство и оказалось спасительным для прадеда Марлиона - Хагбена Грозного - сто шестьдесят лет назад, когда грянула большая война между Гаэлоном и Марборном.
        В те времена война велась по всем правилам. Послы Хагбена Грозного явились в Дарбион, зачитали вековую формулу ультиматума, в котором, учтиво именуя короля Гаэлона шелудивым псом, милостиво предложили ему сложить с себя королевский сан, признав повелителем Гаэлона Хагбена Грозного.
        Король Гаэлона, придерживаясь рыцарского этикета, закатил пир, на котором отклонил предложение, вызвав безмозглого ублюдка Хагбена (так по правилам полагалось величать бросившего вызов) со всей его армией на бой на предгорную Ривенстальскую равнину.
        После пира послы, основательно похмелившись, отбыли на родину. И в назначенное время на Ривенстальской равнине грянула битва. Хагбен Грозный был оттеснен к скалам, лишился правого глаза и едва не лишился всего войска. Только чудом удалось ему уйти от преследователей тайными горными тропами. Две недели Хагбен в Уиндроме зализывал раны, а затем со скал спустилось войско королевства Гаэлон.
        Нечего было Хагбену противопоставить врагу, поэтому гаэлоняне неспешно добрались до Уиндрома, грабя и сжигая попадавшиеся по пути города и селения. Осада Уиндрома продолжалась недолго. Хагбен Грозный, которого уже тогда стали называть Хагбеном Одноглазым, во избежание полного разрушения столицы пустил гаэлонян в город, своевременно обезопасив себя и городских жителей подписанием мирного договора, в котором обязался выплатить контрибуцию в размере трехсот тысяч золотых монет. Сумма даже в те времена не поражала размерами; поэтому Хагбен единственным своим глазом посмотрел сквозь пальцы на то, что гаэлоняне все-таки малость пограбили Уиндром, пожгли несколько десятков домов, зарубили полсотни мужчин, а сотню-другую девушек и женщин лишили чести.
        Так закончилась война. Время шло, ширился и креп оправившийся от ран Марборн, но Гаэлон все же оставался более могущественным королевством. И спустя более чем полтораста лет Марлион решил снова попытаться завоевать опасного соседа. Но методами не своего прадеда, а собственными.
        У короля Ганелона в далеком Дарбионском дворце родилась дочь Лития. Девочке исполнилось три года, когда правитель Марборна прислал ее отцу с послами драгоценные дары и письменные заверения в дружбе между государствами. Послы приезжали в Дарбион каждые полгода, и такие визиты стали для короля Ганелона доброй традицией. А когда Литии стукнуло шесть, вместе с дарами его величество Ганелон получил огромный портрет наследного принца Марборна Барлима. К портрету прилагались письмо и придворный менестрель, вдохновенно прочитавший это самое письмо под нежный перебор струн девочке, которая в тот момент была более увлечена исследованием полости собственного носа, чем прослушиванием послания.
        Его величество Ганелон сказал: «Хм…» - и удалился на совещание с министрами.
        Есть основания полагать, что министры королевского двора Гаэлона пришли примерно к такому же соглашению, как и министры королевского двора Марборна. Если объединить могущества двух государств, тогда соединенному королевству не будет равных среди прочих королевств, коими являются: Орабия, Линдерштейн, Крафия и еще шесть королевств помельче. А уж тогда и рукой подать до создания Великой Империи, правителем которой будет… Ну тут мнения министров Гаэлона и министров Марборна, надо думать, несколько разнились.
        И его величество Ганелон молвил: «Что ж, пусть будет так».
        Через короткое время в Дарбион прибыл с многочисленной свитой сиятельный жених, и состоялась помолвка шестилетней принцессы Литии и пятидесятитрехлетнего принца Барлима. Оставалось подождать лишь семь лет, пока Лития не ступит в возраст, достаточный для свершения таинства брака.
        Но спустя два года, в ночь древнего праздника лунного равноденствия, в Уиндром явились эльфы…
        Давно не видели среди людей представителей Высокого Народа. С самой Великой Войны, когда эльфы вдруг покинули свои тайные Чертоги и ни с того ни с сего обрушились мощью своей древней магии на людские города и поселения. Жестока была Великая Война. Эльфов было куда меньше, чем людей, но все же армия каждого отдельного королевства уступала по численности эльфийским войскам, не говоря о том, что боевой мощи эльфов люди почти ничего не могли противопоставить. Взбунтовались некоторые племена гномов, доселе живших с людьми в мире и согласии, и встали на сторону Высокого Народа.
        Воины эльфов появились в разных концах света одновременно. Четыре армии, вырезая целые провинции, сжигая города, двинулись с севера и юга, с востока и запада к центру обжитых людьми территорий - к землям, на которых позже возникло славное королевство Гаэлон. Эльфы не вели никаких переговоров, не вступали с правителями королевств и княжеств в соглашения и не брали пленных. Они шли, убивая. Небо чернело от горгулий, на которых восседали эльфийские лучники; вой громадных серебряных волков-скакунов повергал в ужас людей, и целые армии бежали от отрядов эльфийских всадников.
        Наконец наступило время, когда людям уже некуда было бежать. Люди сражались отчаянно, но гибли сотнями, окруженные со всех сторон, пока не осталось их меньше тысячи, лучших из лучших, последних - воителей и магов. Они укрылись в последнем замке, опоясав его дополнительными стенами и башнями, укрепив его мощной магией, и нарекли Цитаделью Надежды.
        Когда армии эльфов подошли к стенам Цитадели, грянула битва, длившаяся несколько месяцев. Велики были отчаяние и ярость последних защитников человечества, и, как говорят, родилась из этого особая магия, способная противостоять древней магии Высокого Народа. И разбились о стены Цитадели Надежды силы эльфов, дрогнули их отряды и подались в бегство. Тогда покинули воины Цитадель и пошли вослед за эльфами, поднимая по дороге остатки поверженной человеческой расы. Не щадили люди эльфов, как эльфы не щадили их.
        Те воины Высокого Народа, что избегли смерти, навсегда скрылись в тайных своих Чертогах. Те же, что не успели, были безжалостно истреблены. И исчез Высокий Народ с глаз людей. Немногочисленные эльфийские города, которые стояли рядом с городами людей до Великой Войны, сровняли с землей, потопили эльфийский флот - чудесные корабли, способные бежать против течения и против ветра, сожгли библиотеки с удивительными поющими книгами, созданные мастерами-эльфами… И воцарилось на земле царство Человека.
        Так гласила легенда о Великой Войне и Цитадели Надежды.
        Века прошли со времен Великой Войны, и снова стали появляться эльфы среди людей. Но приходили они уже без оружия и, сожалея о произошедшем, приносили людям богатые дары. Человеческий век короток, и не многим длиннее память людей. Были дары Высокого Народа столь щедры, что правители королевств принимали эльфов, не обнажая против них мечей. Тем более что взамен эльфы ничего не требовали и даже оказывали избранным честь: уводили их с собой в свои Чертоги, даруя им вечную жизнь в наслаждениях и забавах…
        Барлим, кружащийся сейчас в танце посреди бального зала Поющей Башни Хрустального Дворца, почти не помнил, как во дворце его отца появились эльфы. Память о тех днях стерлась в его сознании, и это не было удивительным. Ведь с той самой первой секунды, когда он увидел красавицу Офликсивию, Барлим уже ничего не замечал вокруг.
        О Офликсивия! Золотые локоны падают на хрупкие плечи; личико чистой и благородной голубоватой бледности поражает не только красотой, но и внутренним светом ума. Длинные ресницы льют на щеки нежные тени, а глаза - синие-синие, такие синие, что можно подумать, будто не бывает таких в действительности. А линии лица очерчены так тонко и естественно-идеально, что обычай смертных красавиц мазать рожу помадами и румянами, чтобы подчеркнуть достоинства внешности, представляется чем-то невыразимо глупым и грубым, вроде огрских ритуалов.
        О Офликсивия! Барлим был готов убить любого, кто кинет на эльфийку неподобающий взгляд, но, к счастью, Высокий Народ столь учтив и галантен, что ни у кого из смертных (а тем более знатного рода) не возникло и мысли проявить при общении с ними хотя бы нотку неуважения. А то мгновение, когда милая Офликсивия после бесчисленного количества преподнесенных ей стихов и спетых баллад (пришлось раскошелиться на придворных стихоплетов и менестрелей) наконец открыла ему свои объятия и, пав принцу Барлиму на грудь, призналась в ответных чувствах… Как Барлим тогда не сошел с ума от счастья - непонятно.
        И сейчас, танцуя в просторной зале, освещенной сияющими золотыми перьями птиц Тиу, он не уставал радоваться своей удаче. Она любит! Красавица Офликсивия, милая Офликсивия - любит его, наследного принца Барлима. Пусть он немолод и некрасив, но она - любит! Иначе зачем ей звать его с собой в Лесной Чертог Алмазного Дома? Он здесь, чтобы они были вместе навсегда… Эльфы даруют ему вечную жизнь и молодость и неисчислимые богатства. Вот-вот, со дня на день, ждал Барлим церемонии бракосочетания, которая, как утверждает его любимая, уже готовится. А потом… Что будет потом, когда они станут мужем и женой!
        Вот удивительно: помимо мыслей о несравненно счастливом будущем Барлима частенько (особенно когда он оставался один) посещали и кое-какие другие. Должно быть, папаша Марлион зря не видел в отпрыске даровитого политика. «На что мне сдалась эта соплюшка Лития? - размышлял, подустав от восторгов по поводу возлюбленной, наследный принц. - Подумаешь, родство с династией Ганелонов… Что могут дать мне и моему королевству эти вшивые гаэлоняне? Да еще, не ровен час, ихний король затеет интриги и будет подминать под себя нашу династию, налегая на то, что казна у него чуть поболее нашей. А брак со знатной эльфийкой открывает передо мной широ-окие перспективы! Ведь люди до сих пор побаиваются Высокого Народа. И богатств у эльфов не счесть, и магия их гораздо сильнее той, что обладают люди. Вот женюсь и вернусь к себе в Марборн! И тогда-то уж вознесется мое королевство над всеми другими, и преклонят колени правители близлежащих королевств - сначала они, а потом и венценосные особы дальних земель…»
        Принц Орелий Танцующий-На-Языках-Агатового-Пламени оторвался от поющей книги, нашептывающей ему древние баллады о былых славных событиях иного мира - мира, откуда пришел в эту землю его народ, - бросил невнимательный взгляд на тучного старика, что, задыхаясь, кривлялся в центре зала, и обратился к своей сестре, Офликсивии:
        - Он еще не надоел тебе?
        - Он бесподобен, - улыбнулась принцесса. - Глупость, помноженная на тщеславие, и неистовая страсть дают забавное сочетание. К тому же… - она беззвучно рассмеялась, - неужели ты забыл, как он ест? Порой я не могу проглотить и кусочка - так смешно мне бывает сидеть подле него на пирах.
        - Не тебе одной, - улыбнулся Орелий. - Но все же… Твой избранник, сестра, чересчур уродлив даже для человека. Его присутствие в моем Дворце оскорбительно для многих из придворных.
        - Ты забыл свою протеже? - парировала, пожав плечиками, Офликсивия. - Ту, что ты привел четыреста лет назад? Вот уж действительно была потеха! Какие невероятно чудовищные одеяния сооружали наши мастера под ее руководством. И как смешна она была, уверенная в том, что выглядит в них восхитительно.
        Она снова звонко рассмеялась под своей маской. Не удержался от смеха и принц.
        - Мне кажется, пора прекращать представление, - сказал Орелий. - Аликсиандрию, что сидит напротив меня, скоро станет плохо от смеха. Да и твой… как бишь его… что-то совсем неважно выглядит. Он красен, как глаз крылатого тельца, и давно хватает ртом воздух, которого ему явно не хватает.
        - Еще немного, братец, - попросила Офликсивия, - он справился с дыханием-нерожденной-стрекозы и переходит к кружению-белого-луча-в-ясную-морозную-ночь. Я хочу видеть, как у него получится кружение-белого-луча!
        - В танце тридцать четыре коленца, - напомнил принц Орелий. - Он преодолел шесть, и я более чем уверен, что с девятым ему ни за что не справиться. Он просто сломает себе позвоночник и вывихнет ноги.
        - Ну я прошу тебя!..
        - Хорошо, - согласился Орелий и опустил руку, которую протянул было к крупному алмазу на стене над своей головой. - Но только кружение-белого-луча-в-ясную-морозную-ночь!
        Барлим, как того требовал ход танца, высоко подпрыгнул, выбросив вверх руки. Приземлиться на колени ему не удалось - он тяжело рухнул на пузо, больно ушибив ладони. Со второй попытки поднявшись, наследный принц королевства Марборн крутнулся вокруг своей оси. Бальный зал, заполненный золотыми отблесками перьев птиц Тиу, поплыл перед его глазами. В висках тяжко застучала кровь. Сердце, бешено бившееся от недостатка кислорода, треснуло мгновенной острой болью. Барлим издал гортанный стон и упал.
        Но снова поднялся и, шатаясь, попытался утвердиться на носке одной ноги, вытянувшись кверху в струну. Нога подломилась, и он опять оказался на полу. Зрение его то меркло, то вспыхивало вновь.
        - Уже совсем не смешно, - вздохнула под маской Офликсивия. - Пожалуй, пора заканчивать.
        Орелий кивнул и коснулся сияющего алмаза. Музыка тотчас угасла, как гаснет от легкого дуновения пламя свечи.
        Барлим барахтался на полу, выложенном восьмиугольными плитами прозрачного мрамора, искусно инкрустированными крупными ярко-зелеными бриллиантами. Музыкальный ритм, придававший ему сил, пропал, и он вдруг со страшной силой ощутил всю усталость, которой пропиталось его дряблое тело. Мышцы наследного принца свело, в голове заледенело, руки и ноги сделались безжизненными, будто тряпки, а сердце, пару раз сильно трепыхнувшись, остановилось.
        - Офликси… - мокрым ртом провыл Барлим и дернулся в судороге.
        Когда же конвульсии отпустили его, жизненной энергии хватило лишь на то, чтобы договорить имя возлюбленной.
        - …вия! - хрипло гукнул Барлим и вытянулся на полу.
        Глава 2
        Извилистая Лиска была вообще холодной речкой, а уж на Валунах вода ее становилась совсем ледяной. Это все из-за ундин. Скользкие безмолвные полурыбы-полулюди жили ниже по течению в подводных пещерах. Говорят, они специально отваливали донные камни, освобождая родники, чтобы люди пореже совались в места их обитания. Настоящие ундины - вовсе не зеленоволосые красавицы из сказок, которые непременно в тебя влюбятся, наградят даром дышать под водой и уведут к своему папаше - речному князю, настоящие ундины - они другие. Они, как знающие люди говорят, похожи на морских змей, только с лапками на передней части туловища и с почти человеческими лицами, но вооруженными мощной пастью, утыканной острыми и прозрачными, как стекло, зубами. Вот эти твари недавно утащили у Кривого Яна лошадь. Да и самого бы Яна уволокли, если бы тот вовремя не прочухался от пьяного сна и не задал деру. А Ян - мужик здоровенный, не то что Кай, которому в его почти одиннадцать лет и десяти никто не даст.
        Холодный весенний день быстро пропитывался вечерним сумраком. Кай вытащил удочку, мельком глянул на крючок, на котором болтался осклизлый комок наживки, и снова закинул лесу в воду. Что-то плеснуло и зашуршало дальше по берегу, в зарослях камыша. Кай мгновенно вскочил, схватив лежащую рядом палку с отточенным и обожженным на костре наконечником. Крадучись, он прошел несколько шагов по направлению к предполагаемому источнику шума. Дойдя до камышей, стеной возвышавшихся над ним, он опустился на корточки, стараясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь стебли. Это не могла быть рыба - какая рыба гуляет по камышам? Да и шум был явно произведен существом гораздо крупнее местных рыбешек. И это не мог быть человек - после той истории с Кривым Яном никто из Лысых Холмов в этом месте реки, на Валунах, не осмеливался появляться.
        Плеск, сопровождаемый шуршанием, повторился - на этот раз он звучал явственней и громче. Кай крепко стиснул свою палку. Неужели на самом деле ундина? Так близко к берегу - это было бы большой удачей!.. Снова плеск, будто кто-то с силой шлепнул по поверхности воды чем-то плоским. «Наверное, хвостом, - подумал Кай, почти уверенный, что ему удалось наткнуться на настоящую ундину. - И здоровый, должно быть, хвост…» На мгновение в его груди похолодело, но, рассердившись на себя за этот испуг, он прогнал холод. «Это всего лишь ундина. В Северной Крепости рыцари сражаются с чудовищами гораздо страшнее каких-то паршивых ундин! Если ты хочешь быть достойным службы в Ордене рыцарей Порога, страху не место в твоем сердце. Иди смело!.. Тварь не видит тебя, иначе она не стала бы плескаться так открыто…»
        Кай медленно продвигался вперед, шаг за шагом погружаясь в заросли камыша. Он старался не шуметь и замирал всякий раз, когда до него долетал какой-нибудь посторонний звук.
        Что-то большое и темное мелькнуло впереди. Кай поднял палку, как копье, и, уже не скрываясь, рванулся вперед.
        Чудище с пронзительным визгом шарахнулось прочь от него, но не в воду, а к берегу. Сообразив перерезать ему путь, мальчик побежал не следом, а напрямик к твердой земле. Выскочив на берег, Кай, перемазанный по пояс в черной грязи, взмахнул палкой, готовясь метнуть ее в спасающегося бегством врага. Он даже открыл рот для воинственного вскрика, но на замахе рука его вдруг ослабла.
        - Тьфу ты! - вслух ругнулся Кай, увидев удирающего к прибрежным ивам громадного бобра. Последний раз мощный хвост животного мелькнул меж камней и пропал.
        Кай вернулся к тому месту, где провел последние несколько часов. Собрал удочку, связал ее с палкой лесой и закинул на плечо. Нет тут, наверное, никаких ундин. Должно быть, врал Кривой Ян. С него станется. Свел, поди, свою клячу в город, обменял на мех крепкого вина да, возвращаясь, придумал сказку про страшных тварей, едва не лишивших его жизни…
        Размышляя таким образом, мальчик поднялся на высокий речной берег, откуда открывался вид на широкую долину, залитую сейчас, точно кровью, густым светом заходящего солнца. Багрово отливали песчаные, лишенные растительности вершины пологих холмов, меж которых тут и там поблескивали вечерние огоньки деревенских хижин.
        Лысые Холмы - так называлось это место. Лысыми Холмами называли местные и деревушку. С южной стороны жидким огнем под лучами заката сияло Круглое озеро, рядом расстилалось кукурузное поле. А с севера громадной шкурой чудовищного животного темнел лес. За этим лесом, как знал Кай, где-то далеко на севере стоял и городок Мари.
        Там по-прежнему живут Бин и Перси. Может быть, они все еще бегают по узким городским улицам с деревянными мечами, разя придуманных врагов, а может быть, играют в какие-то новые игры. Там, в Мари, наверное, все так же бурлит шумливый рынок, толкутся у Ледяного Ключа горожане, а Дерьмовая Дыра до сих пор заставляет людей, оказавшихся поблизости, морщить носы. Все так же поют песни в городских харчевнях и трактирах, мерно расхаживают по мостовой стражники, звеня кольчугами, а господин Гас, вероятно, как и раньше, раз в неделю с воем бегает по улицам, преследуемый собственной женой, вооруженной каминными щипцами и орущей, что «проклятый пьянчуга на этот раз точно доведет ее до смертоубийства». Господин городской голова в жаркие августовские дни принимает на Алой площади Парад Ремесел, раскидывая в толпу медные монеты, и грохочут барабаны под свист труб и крики горожан, и ветерок треплет цветочные гирлянды, украшающие несуразную статую графини Мари, и ярко сверкает солнце на «алых головах», которыми вымощена площадь. И конечно, каждый летний вечер узкие улочки тонут в дурманном тумане цветущего
благоцвета…
        Может быть, это не так, но сейчас Кай был убежден, что Мари - лучший город во всем Гаэлоне, жители Мари добрее, трудолюбивее и веселее, чем где бы там ни было.

* * *
        Кай на минуту задержался на высоком берегу Лиски. Вот уже год, как они с матушкой живут в Лысых Холмах. Здесь все совсем не так, как городе. Добротных каменных или деревянных домов нет ни одного, только низкие хижины, построенные точно наспех. Ни за что не поверишь, что в таких лачугах люди живут по нескольку десятков лет.
        Деревенские все крикливые и неопрятные. Никто никаких ремесел здесь не знает, кроме, пожалуй, кузнеца Танка да Хила-скорняка. Масло сбить, огород вскопать, овец постричь, землю киркой поковырять и тому подобная ерунда - разве ж это ремесло? Это любой сможет. Одежду - простецкие рубахи да штаны - в Лысых Холмах шьют старухи, а что посложнее - куртки или обувь - приобретают у бродячих торговцев. Торговцы же снабжают деревенских и кое-какой утварью, хотя, казалось бы, под берегами Лиски полным-полно красной глины - чего стоит слепить и обжечь горшки и миски?..
        Зимой здесь вообще не работают, только шляются из хижины в хижину, пьют крепкий кукурузный самогон и точат лясы. А с наступлением теплых дней долбят кирками и мотыгами каменистую землю на кукурузных полях и таскают туда противную солоноватую воду из Круглого озера. Уходят на поля еще затемно, а возвращаются в полдень, когда начинает печь солнце, и после полудня до самых сумерек уж не показываются за пределами собственных огородов, кое-как прикрытых кривыми плетнями. В каждом дворе квохчет, гогочет, блеет или хрюкает живность, такая же грязная и вонючая, как ее хозяева.
        Деревенские жадны до денег. И хотя у многих припрятаны горшки с медью и серебром, редко кто позволит себе потратить паршивую медную монетку. С торговцами расплачиваются яйцами, маслом, тушками домашней птицы, шкурами, выделанными у Хила, и кукурузной мукой.
        Есть, правда, харчевня. «Золотая кобыла» называется. Хороший деревянный двухэтажный дом с крытым двором, конюшней и сараями. Но харчевня располагается в получасе ходьбы от деревни, на большой проезжей дороге, и деревенские появляются там редко. Что им там делать, если вина и пива в Лысых Холмах не пьют, потому что за него надо платить монетами, а самогон варит каждый второй?
        Хозяин харчевни Жирный Карл хоть и местный, но выглядит совсем не как деревенский. Когда тепло, он ходит в белой полотняной рубахе, свободных красных штанах и высоких сапогах, словно какой-нибудь граф, а в холода надевает длинный красный камзол. Широкополую шляпу с красными же петушиными перьями он не снимает с лысой головы круглый год. Жирный Карл, наверное, самый большой богач в Лысых Холмах. Сравняться с ним может разве что господин Марал, деревенский староста, дюжий бородатый мужик.
        Господин Марал живет вроде бы в деревне, но как бы и нет, потому что дом его располагается на самом отшибе, под большим холмом. На холме мельница стоит. Кроме мельницы Марал имеет еще собственное кукурузное поле, несколько коров, конюшню и целое стадо коз. И зимой, и летом староста носит косматую куртку из шкуры черного барана, поэтому очень похож на могучего лесного медведя.
        Еще одним влиятельным лицом в деревне является мудрейший Наги, жрец богини плодородия Нэлы, очень почитаемой в Лысых Холмах, как, наверное, и во всех деревнях. Говорят, что он - мудрейший, хотя доказательств его мудрости Кай никогда не слышал. Зато видел самого Наги - полуслепого и почти глухого старикашку, вечно завернутого с головы до ног в темный плащ. Жрец редко покидает свой храм - единственное каменное сооружение в округе, похожее на дурно построенную сторожевую башню. Но монеты, по крайней мере, у него точно водятся.
        В первое воскресенье каждого месяца деревенские носят ему подношения: мясо, рыбу и кукурузные лепешки. В первое воскресенье каждого месяца над храмом Нэлы курится черный дым - это богиня вкушает дары смертных. Конечно, мудрейший Наги не все принесенные дары сжигает. Большую часть продуктов забирает Жирный Карл, а взамен отсылает жрецу кошель медных монеток. Так уж принято.
        Если Жирного Карла, особенно когда он на вороном жеребце выезжает в деревню по своим делам, легко перепутать с какой-нибудь сиятельной особой, то господина Симона, графского мытаря, тоже проживающего в Лысых Холмах, нипочем не отличишь от обычного нищего. Вот уж кто был бы богатейшим человеком в деревне, если б не страсть к выпивке и природная неряшливость. Одевается Симон как попало, в такое рванье, которое не каждый деревенский на себя нацепит, чтобы, например, скотный двор почистить. Неизменно поддатый, он праздно шляется по деревне или сидит за кружкой пива в «Золотой кобыле».
        Отношение к нему двойственное. С одной стороны, его здорово боятся и в глаза и за глаза иначе как «господином» не величают, потому что, какой бы он ни был пьянчуга и бездельник, все-таки он - человек, непосредственно самому его сиятельству графу Конраду служащий. Да еще когда-то при графском дворе жил конюхом и время от времени такими мудреными словами говорит, что его даже Жирный Карл понять не в силах. А с другой стороны, могут и поколотить Симона, когда он напивается так, что наутро вряд ли вспомнит происхождение синяков и ссадин.
        А праздников в деревне много, больше, чем в городе. Только какие-то все невеселые и самому Каю малопонятные. То затеют в Лысых Холмах ловить кошек и собак да сжигать их близ кладбища в просмоленных мешках, а сквозь дым гонять домашний скот - считается, что такой дым предотвращает болезни животных. То возьмутся ночью с громким пением особых песен закидывать кукурузные поля фруктами и овощами, что родятся на деревьях и грядках почернелыми и скукоженными и которые весь год для такого случая собирают. Говорят, это чтобы умилостивить Злого Сеятеля - черного духа, портящего урожай. То жгут на холмах вокруг деревни семь костров, отгоняя невидимых глазу смертных Красных Птиц, духов большого пожара… В день праздника и еще день после праздника никто, конечно, не работает - пьют самогон, поют песни да частенько дерутся.
        Так живут Лысые Холмы. Так же - больше года - живут и Кай с матушкой. Скучно здесь Каю, куда как хуже, чем в городе. Но он твердо знает, что жить ему тут осталось только три года.
        Через три года стукнет ему четырнадцать лет, будет он считаться мужчиной и получит право выбирать любое занятие или ремесло, какое пожелает или на каком родные настоят. Кай уверен, что ни крестьянином, ни мастеровым человеком он не будет. Не прельщает его и торговое дело. Он уже давно решил, что посвятит свою жизнь одним ратным подвигам.
        Сколько раз в мечтах мальчика вставала Северная Крепость - неприступная громада из серого камня под серым, всегда сумрачным холодным небом. Занесенная злым снегом, возвышается она на горной вершине над таинственным Вьюжным морем, над ледниками и снежными западнями. Далеко до нее добираться, сложно и опасно, но все же туда ходят караваны, доставляющие провизию рыцарям Ордена Северного Порога. А как доберется Кай до Крепости, уж никто его оттуда, мужчину, не прогонит. Не достанет меча, так будет поначалу огонь разжигать или оружие чистить или хотя бы комнаты мести - мало ли дел найдется. А уж в том, что представится случай проявить себя, заработать место в строю Ордена, Кай не сомневается. Не может быть иначе, раз он не мыслит себя никем, кроме как рыцарем, защищающим людей от неведомых чудищ из-за страшного Порога.
        Только вот матушку жалко оставлять. Чужая она здесь, в Лысых Холмах, это Кай понимает.
        Он не очень хорошо помнит первые дни в деревне. Он тогда еще был слишком слаб, чтобы выходить на улицу, поэтому несколько дней провел в хижине дедушки Лара и Бабани, никуда не выходя. Бабаня - это старуха Лара, ее все так в деревне называют. Она круглая, перемотанная тряпьем с ног до головы. Позже Кай узнал, что это тряпье служит ей одеждой и зимой, и летом. И лицо у нее круглое, совсем без морщин, а глазки маленькие, так что не поймешь сразу, злая она или добрая.
        Спервоначалу-то Каю показалось, что она добрая. Да и сам Лар, заросший седыми волосами, костистый и худой, похожий на старое сухое дерево, покрытое белым мхом, - тоже ничего. Когда они ехали в деревню, матушка говорила Каю, что Лар и его старуха им родня. Не настоящая (Лар приходится отцом дочери сводной сестры дедушки Гура или что-то вроде того), но ближе никого нет, поэтому вести себя с ними надо как с самыми что ни на есть родными людьми. Да и старики приняли их радушно. Каю Бабаня сразу уступила свое спальное место - узкую и длинную скамью, тянущуюся вдоль всей стены хижины, а сама перебралась на лежанку в углу у двери. В тот первый день угощали только кукурузными лепешками да водой, потому как больше ничего в хижине не было. Матушка хотела пойти в харчевню купить что-нибудь еще из еды, но Бабаня ей не разрешила. Взяла монетки у матушки, сходила сама, вернулась с немалым мешком снеди, да еще привела троих деревенских с собой.
        За столом сидели долго. Кай, в голове которого все еще кроваво шумело, несколько раз засыпал и просыпался на узкой скамье, а застолье все продолжалось. Говорила все больше Бабаня, резковато, звонко и быстро, словно сыпала сухой горох в жестяную миску, да шумливо вскрикивали гости. А Лар почти и не говорил, но когда раскрывал рот - темный провал в чащобе густой пегой растительности, - гости уважительно замолкали.
        Помнит еще Кай, как к нему подсаживались гости, подуставшие от застольных разговоров и от этих разговоров такие задушевно расслабленные. Лучше других он запомнил тощего мужичонку в продранной на локтях рубахе с длинной, почти прозрачной светлой бороденкой. Мужичонка, раскачиваясь взад-вперед на корточках у скамьи, будто его голова была налита свинцом, неприятным тонко-режущим голосом косноязычно втолковывал мальчику о том, какие хорошие люди дедушка Лар и Бабаня, о том, как в Лысых Холмах их уважают и почитают за справных хозяев.
        - Понимать надо! - вещал мужичонка, кивая тяжелой головой. - Это ж… не каждый так… Было три мешка кукурузы, так? Так. А Сухорукий Бад коз своих почем продавал? Вот, то-то оно и есть… А Лар-то, он не того… Не промах Лар-то. Сколько он раз к Сухорукому ходил? Ага!.. Понимать надо! Тот прямо ни в какую! За два мешка, говорит, кошку у меня возьми, а козу не того… А Лар-то что? Он-то ведь не это самое… А вот как старуха у Сухорукого занемогла, так тот и заюлил… Сам к Лару прибежал, мол, бери за два. А Лар-то что? Он не таков, Лар-то, не промах! Сам виноват, гад сухорукий, надо было сразу соглашаться. А теперь: где два, там и полтора, а где полтора, там и один… Понимать надо! Ух и вредные они - Сухорукий со своей старухой, вот еще увидишь. Никто у нас их не любит. А твои-то! У нас так в деревне говорят: Лару и Бабане в рот палец не ложи… Никто и не ложит. Понимать надо! Люди с головой! А кур сколько у Бабани?.. Ага! За ними смотреть надо?.. Так. На поле ходить?.. А дом посмотри какой! А?.. Прям как у Карла харчевня, только поменьше. Во. Понимать надо!..
        Не зная, как отвязаться от этого надоеды, Кай, в голове которого шумело и перекатывалось бесконечное «понимать надо», бормотал:
        - Да… да… - И, сам пылая непрекращающимся жаром, невыносимо страдал от поглаживаний по спине горячей и твердой ладонью.
        Гости менялись. Одни уходили, другие приходили. Но почти каждый считал долгом потолковать с сонным из-за болезни мальчишкой и сообщить ему, какие все-таки хорошие люди старик Лар и Бабаня. А за маленькими окнами стучал меленький дождик, и мир за его пеленой казался серым и насквозь промокшим: разбухшие жирной грязью дороги и хижины, нахохлившиеся, будто замерзшие птицы.
        Но застолье кончилось, прекратился дождь. Кай поправился. Правда, не совсем. Та жуткая ночь, которую он пережил в Мари, казалось, надолго выбила его из привычной колеи жизни. Он будто погрузился на холодное дно глубокого колодца, а внешний мир воспринимал сквозь толщу воды. Спал он также на Бабаниной скамье вместе с матушкой, а Бабаня и Лар - в углу на лежанке. Дня через три после приезда они с матушкой стали выходить гулять по деревне. Тогда Кай не задумывался о том, плохо ли здесь, в Лысых Холмах, или нет. Ему было все равно. Как шли они с матушкой по деревне, все, кто им попадался по дороге - и знакомые и вовсе незнакомые, - здоровались, кланялись, а то и заводили разговоры на какие-то темы, которые Кай не понимал, да и не пытался понять.
        Как, впрочем, и матушка. На вопросы она отвечала односложно, рассеянно улыбаясь. Она и с Каем почти не разговаривала. Нет, какие-то слова они друг другу говорили, но слова эти были настолько необязательными, что их совсем можно было не говорить. Вот о том, что они вместе пережили, она не говорила точно. Кай нередко слышал, как по ночам она плакала и шепталась с кем-то невидимым, будто жалуясь.
        Деревенские часто приходили в дом Бабани и Лара. Тогда Бабаня по заведенному порядку обращалась к матушке, а та доставала кошель, и Бабаня шла в таверну. Нередко, когда собирались гости, Бабаня раскрывала матушкин сундук и вытаскивала платья и чепцы. Деревенские, простодушные и наивные, как дети, восторгались матушкиной одеждой, рассматривали ее так и сяк, мяли в руках ткань, норовили примерить. Бабаня важно стояла рядом, кивала, тоненькой скороговоркой комментировала примерку так, будто одежду шила самолично и имела теперь полное право ею гордиться.
        Бывало и такое, что кто-то из деревенских уходил не с пустыми руками. Какая-нибудь тетушка, нацепив на себя поверх грубого платья кружевной фартук, трепала огрубевшими руками с навечно въевшейся грязью белоснежные оборки и взглядывала в матушкино лицо так умоляюще, что той не оставалось ничего другого, как попросить ее принять вещь в подарок. Тетушка благодарила почти со слезами. Матушка растерянно улыбалась. «Ну чисто дети», - невнимательно думал тогда Кай. Только позже он стал замечать, что все это было похоже на какую-то игру.
        Друг с другом деревенские общались совсем иначе. А на него и на матушку смотрели с веселым недоумением, с какой-то даже жалостью, как на глупцов, не знающих истинной цены вещам, беспомощных созданий совершенно другого, непохожего на здешний, мира. Бабаня Кая даже за водой в колодец первое время не пускала: «Куда тебе, утопнешь еще…» А матушке не давала в руки и метлы: «Сиди уж, сама я, чего пачкаться будешь…» А уж о том, чтобы матушка на кукурузное поле пошла, не могло быть и речи. Бабаня всплескивала руками и причитала: «И не удумай! Сгоришь! Враз сгоришь!» Заросший седым мхом старик Лар, сидя на своем табурете, постукивал узловатыми коричневыми пальцами по столу и хмурился в кустистые брови, словно попытки матушки взяться за какую-либо работу очень его обижали…
        Прошел месяц, прошел и другой. Гости уж не приходили в дом Лара, потому что монетки в кошеле иссякли. Матушкино платье износилось, а в сундуке замены не было. Осталось лишь то, что она по праздникам надевала. Матушка как-то примерила его, но Бабаня стала ворчать (она теперь часто ворчала), что вот, мол, некоторым удовольствие доставляет богатство свое в нос тыкать, и матушка платье сняла, а потом и вовсе отнесла его в таверну и обменяла у Жирного Карла на полмешка кукурузной муки. Старое же все подшивала и подшивала.
        Несмотря на то что матушка почти каждый день теперь бралась то за метлу, то за ухват, Бабаня не давала ей работать, да еще и поругиваться начала: «Чего хватаешься, раз не умеешь!..» Матушка отступала. Она теперь чаще плакала по ночам, вроде не громче, чем раньше, но Бабаня просыпалась и хрипло кашляла до тех пор, пока матушка не затихала.
        И вот пришел день, когда матушка, как обычно, проснувшись рано, взяла в руки метлу, а Бабаня завела свое: «Сколько раз было говорено!..» - но старик Лар, приподнявшись на лежанке, прочистил горло и громко и медленно проговорил:
        - Ну-к что ж… Ежели на месте не сидится, то пускай… - Он замолчал, а Бабаня, понаблюдав, как матушка, склонив голову, старательно выметала из хижины сор, сказала:
        - И водицы натаскать надо бы… Ноги у меня ломит. Видать, назавтра дождь будет.
        Дождя на следующий день не было, но Бабанины ноги ломило еще пару дней, вследствие чего она вынуждена была переместиться на свою скамью, а Каю с матушкой выделили пук соломы в углу хижины - между камином и стеной…
        Наступила осень, на редкость мерзкая, дождливая, а за ней в Лысые Холмы пришла зима. Бабаня всю холодную пору прохворала. К тому же из-за болезни, видимо, нрав ее стал чрезвычайно сварливым. По хозяйству хлопотала теперь матушка, и как она ни старалась, не получалось у нее делать все так же ловко и хорошо, как у Бабани - по крайней мере, сама Бабаня так говорила. Лар по-прежнему рот открывал нечасто. И высказывания его по большей части адресовались матушке.
        - Не умеешь - не берись! - гулко изрекал старик, кладя конец Бабаниной визгливой скороговорке на тему того, что некоторые, курятник чистя, ручки запачкать боятся, и снова надолго погружался в угрюмое молчание. - Лягушку землю пахать не выучишь, люди говорят, как ни старайся, - замечал Лар оханья Бабани о том, что ее прежде времени угаром уморить хотят - это когда матушка разводила в камине огонь. - Кто с малолетства работать не привык, того и кнутом не приноровишь, все из рук валиться будет, - говорил Лар, когда Бабаня, попробовав приготовленную матушкой похлебку, сморщилась так, что ее глазки полностью исчезли…
        Миновала зима, а с наступлением весны матушка пошла работать на кукурузное поле. Странное дело - пока матушка целыми днями сидела сложа руки, деревенские относились к ней как к знатной особе, точно признавали за ней право не заниматься грязной работой. Но стоило ей одеться в грубое платье и заняться той же работой, что и они, деревенские бабы сразу же стали смотреть на матушку, как на существо низшее, только потому что управлялась она не так сноровисто. Мужики, еще полгода назад кланявшиеся ей на улице, теперь непонятно для Кая ржали и присвистывали ей вслед. Бабаня беспрестанно ворчала, а старый Лар хоть молчал по большей части, но от угрюмого его взгляда становилось не по себе. И Кай перебрался ночевать в козлятник. Там даже в сильные холода было тепло, правда, к запаху он привыкал долго…
        Кай поначалу старался помогать матушке во всем, но она не позволяла ему.
        - Не нужно тебе этого, - говорила она. - Пошел бы ты, сынок, с ребятишками поиграл. Подружился бы с кем-нибудь…
        Но друзей среди пацанов Лысых Холмов Кай не нашел. Игры теперь мало интересовали его. Потому что перед глазами все чаще и чаще вставала суровая и прекрасная Северная Крепость - до тех пор, пока не заслонила собой весь окружающий, серый, безрадостный мир. Предсмертные слова Корнелия о грядущем пути накрепко врезались в сознание мальчика, и теперь он не мог поверить в то, что первый раз услышал о своем предназначении от рыжего менестреля совсем недавно. Ему казалось, он знал, что ему начертано стать рыцарем Порога давным-давно, еще раньше того времени, когда научился понимать и думать. Ему казалось, он родился с уже написанной кем-то всесильным судьбой.
        Видимо, так оно и было.

* * *
        Когда Кай спустился с высокого берега, красное солнце уже почти полностью скрылось за темной тучей далекого леса - осталась лишь яркая, будто раскаленная полоска. «Успеть до деревни, пока солнце совсем не село», - привычно загадал мальчик и, перехватив поудобнее удилище и палку, рванулся с места.
        Впрочем, уже через несколько шагов бег его стал размеренным, а дыхание ровным. В Северной Крепости, уж конечно, пригодится умение бегать быстро, и чтобы дыхание при этом не сбивалось. В Северной Крепости много чего пригодится. Надо быть сильным, ловким и выносливым - кому ж нужен дохлый и неповоротливый ратник?
        Кай давно привык бегать тогда, когда можно было пройти пешком, взбираться по крутому склону там, где можно склон обойти. Увидев где-нибудь по дороге увесистый валун, он не мог просто пройти мимо, не попытавшись поднять его и пронести хотя бы несколько шагов. Причем Кая совершенно не волновало, наблюдает ли за ним кто-нибудь или нет. Поэтому уже давно деревенские считали его тронутым: и взрослые, и дети. Кроме, конечно, матушки. И еще одного человека - кузнеца Танка.
        Кай добежал до храма Нэлы в тот момент, когда солнце, напоследок вспыхнув красными лучами, совершенно скрылось за лесом. Он остановился, перевел дыхание и улыбнулся. Успел-таки. С этого храма, стоящего на краю, и начиналась деревня. Вот она - в окнах крайних домов тлеют огоньки светильников; сильно пахнет теплым дымом, ворчат собаки и повизгивают свиньи.
        Кай побрел по улице к хижине Бабани и Лара. Одно название, что - улица, а на самом деле просто широкая утоптанная тропинка. Летом идешь - по щиколотку тонешь в сухой пыли, зимой пробираешься по колено в снегу. После сильного дождя и вовсе пройти трудно - завязнешь в грязи. Что стоит деревенским выложить ее камнем, как в городе? Как-то Кай в хорошую минуту, во время ужина, когда Бабаня не очень ворчала, сказал об этом Лару, но тот только покрутил своей косматой башкой. Ответила Бабаня. «Деды наши ходили, отцы ходили, и мы будем ходить, - протараторила она. - А ежели кому не нравится, пусть назад в свой город уматывает. Ишь ты - ноги он испачкать боится!.. Ишь ты - барон какой! Право слово - Барон…» Кай и замолчал. Прозвище, которое дали ему деревенские, произнесенное теперь Бабаней - какой-никакой, а все-таки почти что родной бабкой, - больно задело его.
        Деревня была безлюдна. В городе в такое время, наоборот, полно народа, улицы наполнены ремесленниками, которые, переодевшись и смыв копоть и грязь, спешат в трактиры пропустить кружечку-другую после рабочего дня. А здесь - никого. Все сидят по домам. Только иногда вдоль плетня проплывет тень - наверняка к хижине Рабки, одинокой вдовой бабенки, торгующей самогоном, дешевым и кислым из-за примесей отвара «волчьего глаза» - ядовитой пунцово-алой ягоды, которая цветет все лето.
        Вот и хижина Рабки, покосившаяся и низкая, пропахшая дурманно-кислым смрадом настолько, что, просто постояв рядом несколько минут, можно опьянеть.
        Кай, стараясь дышать ровнее после долгого бега, обогнул вонючую хижину, снова остановился. Потом, поколебавшись немного, направился к деревенскому колодцу. Шероховатый камень, из которого был сложен колодец, белел в темноте неподалеку от кузницы, крытой почерневшим от дыма камышом. Подойдя к колодцу, Кай потрепал холодный крюк, на который вешали ведра. Пить ему не хотелось, да и не из чего было напиться. Кузница была темна - не тлели угли, и совсем не пахло дымом, только в окошке хижины, примыкавшей к кузнице, теплился огонек.
        Кай осторожно прокрался к хижине, встал под окошко.
        - Наторговал! - услышал он скрипучий женский голос. - Сколько раз говорили дураку: не ходи сам торговать, отдай господину Карлу, он с выгодой продаст, в барыше останешься! Чего ты суешься куда не следует? Ить вот единственный кузнец в округе, гномов поблизости нигде нет, был бы с умом - в золоте купались бы! Нет, своевольничает! Ну не умеешь ты торговать, не берись! Эту пару плугов за серебро сбыть можно было, а ты что принес?.. Медью взял! Дурак и есть…
        - Так вишь, как оно… - отвечал низкий и гулкий мужской голос, - я же не это… Карл, он, конечно, того, так я ведь…
        - Тьфу, дурак! Орясина! Чтоб тебя хапуны сожрали, тупоголового!..
        Кай едва удержался от радостного вскрика. Кузнец Танк вернулся! Два дня назад он уходил на дальние поселения, где, как ему говорили, мужикам плуги позарез нужны, - и вот вернулся! Мальчик бы прямо сейчас свистнул условным свистом, но по голосу жены Танка - горбатой Айны - легко было догадаться, что встревать в серьезный разговор не стоило. Айна для встречи непрошеного гостя могла и за ухват взяться. И тут даже Танк не посмел бы вступиться за Кая. Все Лысые Холмы побаивались кузнеца Танка, а он не боялся никого. Кроме собственной благоверной.
        Стараясь ступать как можно тише, Кай отошел на несколько шагов, а затем вприпрыжку побежал домой. Завтра утром, чуть встанет солнце, он будет в кузнице. Тут уж Айна ничего не возразит. Чего ж ей возражать, когда Кай с охотой помогает Танку столько, сколько тот скажет, да еще и ничего не просит за работу?..
        Окна хижины Бабани и Лара были темны. Но это вовсе не значило, что дома уже спят. Старики считали трату масла на освещение непозволительной роскошью, даже иной раз ужинали в темноте. Бабаня сейчас, наверное, как обычно, возлежит на своей скамье и ворчит, ни к кому специально не обращаясь, сама с собой. Лар пялит глаза в темноту и жует пустым ртом. А матушка, конечно, уже спит. Намаялась за день.
        Кай вздохнул. Сколько раз он обещал себе, что будет больше помогать матушке, но все время находились дела важнее. Да и матушка ведь не часто просила. «Побегай, - говорила она, - успеешь еще спину наломать…»
        Миновав дверь, он по привычке направился к козлятнику. Проходя мимо окошка хижины, услышал торопливый говорок Бабани. Так и есть - опять разворчалась. Кай досадливо поморщился и прошел бы мимо, но вдруг услышал голос матушки.
        И остановился.
        - Ну что вы, маменька, пустое болтают… Я же на глазах у вас каждый день, - говорила матушка голосом усталым и глухим. - Если всякого слушать…
        - А и послушать иной раз добрых людей стоит, - тараторила Бабаня. - Добрые люди, они все видят. Уж ежели мне не первый и не второй говорит, что подолом машешь перед каждым встречным, так не зря, верно!
        - Маменька, да как же это!..
        - Ты, Анна, руками тут не маши, а меня послушай. Живем мы, сама видишь как. С хлеба на воду, да и хлеб-то не каждый день видим. Силы у меня уж не те, чтобы тебя, бабу здоровую, бессовестную, с пацаном твоим кормить. Он малый-то малый, а жрет не меньше большого. И работать не заставишь, вечно с Танком полоумным крутится. Попомни мое слово, варнаком, душегубом вырастет!
        - Маменька, так ведь…
        - Тише ты, - вдруг раздался гулкий голос Лара. - Дай сказать. Дело тебе говорят, так слушай.
        У Кая сильно забилось сердце. По тону старика и Бабани он понял, что происходит что-то серьезное. Недоброе что-то начинается. Чего еще старики надумали?
        - Баба ты в годах уже, - продолжала Бабаня. - Лет пять еще пройдет, на тебя уж никто и смотреть не будет. Сейчас самое время мужика справного найти, при деньгах, чтоб и с нас хоть немного заботы снять. Хороший-то парень, из семьи доброй, тебя вряд ли возьмет - хоть недолго ты у нас, да натуру свою бесстыжую показала…
        - Маменька! - воскликнула снова матушка и, видимо, заплакала - голос ее прервался.
        - Раз люди говорят, так оно и есть, - отрезала Бабаня. - Ни с того ни с сего никто языком трепать не станет. Да и я сама видела - мужики гогочут и свистят вслед, знать, повод даешь. Вон кто из наших по улице пройдет, небось не свистнут. Ты вот что, Анна, - тут голос старухи изменился, она заговорила с расстановкой, вкрадчиво. - Я уж покумекала, как быть, теперь за тобой дело. Ты господина Симона, графского мытаря, видала? Монетки у мужика водятся. За ним бы надзор еще хороший, чтоб опамятовался… Слышь, Анна?
        Матушка долго молчала. Кай ждал, сдерживая взволнованное дыхание.
        - Как баба за мужиком встанет, так никто про нее худого слова говорить не будет, - произнесла еще Бабаня. - Ты ж и нас пойми - тяжко нам, старым, вас кормить. Денег у него уйма. Вместо того чтобы пропивать, дом бы поставили хороший, нам бы помогали. Мы-то, чай, не чужие люди. Ежели б не мы, ты бы со своим кутенком с голоду давно померла бы. Ну что?
        Матушка заговорила, и Кай с трудом узнал ее голос.
        - Пьяница ж он, - сказала матушка.
        - А тебе не принца ждать! - прорезался снова старый Лар. - Бери что есть да за добро не забывай благодарить.
        После этих слов матушка опять замолчала. Бабаня трещала еще долго, и все одно и то же. Сердце Кая внезапно угомонилось и забилось не как раньше, а медленно и натужно, словно захолодело у него в груди. Он опустил голову и побрел в козлятник. Там, прижимаясь к теплым козьим тушам, сворачиваясь клубком, чтоб накопить тепла на всю ночь, он еще подумал: «Надо с Танком потолковать завтра. Может, что присоветует… Да что он может посоветовать?»

* * *
        Проснувшись с первыми лучами солнца, Кай прокрался в хижину. Бабаня с Ларом еще спали. Пошарив в охапке соломы, мальчик нашел кусок кукурузной лепешки - матушка давно приноровилась оставлять завтрак так, чтобы ему лишний раз не приходилось просить еды у старухи. Сунув лепешку за пазуху, мальчик прихватил деревянное ведро и попытался было выскользнуть во двор, но на скамье закопошилась куча тряпья и послышался сиплый кашель - это проснулась Бабаня.
        - Шаромыжничает все, - закряхтела старуха. - И днем, и ночью покоя нет…
        - Я воды наносить хотел, - буркнул Кай, предъявив ведро. Вчерашний разговор мигом вспомнился ему. Бабаня проворчала что-то, переворачиваясь на другой бок.
        - А матушка где? - спросил мальчик.
        - К ручью ушла твоя матушка, - не сразу откликнулась Бабаня. - Белье полоскать. Оно вон как у нас - добрые люди с вечера все дела поделают, а не с утра пораньше спохватываются.
        Не говоря больше ничего, Кай с ведром в руках вышел во двор. Теперь вот придется возвращаться от колодца, едва с Танком поздоровавшись. А старуха еще дело найдет, как только он на глаза покажется. Умывшись во дворе, Кай вылил остатки воды и припустил по пустынной улице, залитой холодным утренним солнцем.
        Набрав воды из колодца, Кай подумал немного и решил не ходить домой. Ну ее, эту Бабаню! Недавно только целую бочку натаскал, хватит ей. От недалекой кузницы едко пахло дымом и слышались шумные вздохи - точно дракон готовился чихнуть. Громадный Танк, как обычно голый до пояса, раздувал мехами огонь.
        Взяв ведро, Кай побежал на кузницу.

* * *
        С Танком он познакомился осенью. Вот у этого самого колодца и, надо сказать, не по своей воле. С того времени, когда они с матушкой перебрались со скамьи на охапку соломы в углу хижины, когда Бабаня переложила на матушку всю работу, никакого желания налаживать с деревенскими близкие отношения у Кая не было. Уж очень непонятно и круто поменялось отношение к ним жителей Лысых Холмов. Местных детей Кай видел, конечно, и раньше, но близко они к нему не подходили. Заметив его, проходящего по улице, чумазые и оборванные пацаны прекращали свои игры и, раскрыв рты, провожали настороженными и удивленными взглядами, точно какого-нибудь диковинного уродца. Постепенно настороженное удивление сменилось веселыми ухмылками, и в один прекрасный день Кай получил это идиотское прозвище.
        - Барон! - захлебываясь от восторга, кричали пацаны из-за плетней. - Гля, барон идет! Эй, ваше высочество, вон корова нагадила, не запачкайтесь!
        Память о выходках Аскола и его шайки, а особенно о бесславном конце атамана городской ребятни, была еще свежа, поэтому Кай сначала вовсе не обращал внимания на крики в спину. Никакого страха он не испытывал. Лишь недоумение и обиду - и то не столько за себя, сколько за матушку. Северная Крепость вставала перед ним каждое утро, как солнце; но и ночью Крепость не покидала его в снах.
        Так получилось, что к одиннадцати годам Кай осознал, что мир людей может быть гадок и жесток, но помимо этого мира есть и еще кое-что. Начертанный судьбой путь, ступить на который может лишь тот, кто достоин. А Кай хотел быть достойным. У него было время - три года. И эти года стоило потратить с пользой, не отвлекаясь на всякие гнусные мелочи.
        Да, Кай не боялся. Но он по опыту знал, что лишь словесными оскорблениями деревенская детвора не ограничится. Рано или поздно им придется столкнуться лицом к лицу.
        Так и случилось.
        Прошлой осенью, когда уже землю покрыли первые заморозки, Кай отправился за водой. Утро было холодным; перекинув веревочную ручку деревянного ведра через плечо, мальчик бегом добрался до колодца. То, что у колодца стоит компания деревенских пацанов, он заметил слишком поздно. Но отступать и не подумал. Просто остановился на секунду от неожиданности, затем пошел вперед.
        Мальчишек было четверо. Двое - очень похожие друг на друга, должно быть, братья-близнецы, ровесники Каю, но пониже ростом и пошире в плечах. Кай не знал их имен. Еще один, долговязый и белоглазый, с длинным лошадиным лицом и вечно полуоткрытым слюнявым ртом, был Каю знаком, потому что жил в хижине по соседству - кажется, имя его было Арк. Несколько раз мальчик слышал, как папаша Арка драл своего отпрыска за какие-то шалости, а тот по-девчоночьи визжал на всю деревню. Четвертого Кай видел только издали. Это был парень много старше его - лет, наверное, четырнадцати, нынешним летом уже работавший в поле вместе со взрослыми. Имя его тоже было Каю известно - Гилль; и приходился он каким-то дальним родственником старому Лару, а значит, почти родственником Каю. Бабаня частенько ставила Гилля в пример, говоря: «Вот уж молодец так молодец! И старших почитает, и работа в его руках спорится. Справный мужик растет, не то что некоторые городские белоручки…» Этот Гилль даже в гости заходил к Бабане и Лару, в те дни, когда у матушки еще звенели в кошельке серебряные монеты. За стол его не сажали, он стоял у
двери и исподлобья пялился то на матушку, то на Кая, то на угощение на столе…
        Кая, верно, не ждали увидеть у колодца. Пацаны, собираясь куда-то по своим мальчишечьим делам, наполняли водой небольшой мех. Увидев Кая, подходящего к колодцу с ведром, они посторонились, но вовсе уходить, кажется, не собирались. Кай укрепил ведро на крюке и стал спускать веревку вниз, слыша краем уха, как они возбужденно шушукались за его спиной. С тех пор как он оказался в деревне, меча Кай не вырезал - он совсем оставил свои игры. И теперь первый раз пожалел об этом.
        Ведро гулко плюхнулось в колодец. Подождав, пока оно утонет, Кай с трудом вытащил его, обжигаясь о промокшую веревку, и поставил на камни колодца, оттирая заледеневшие от холодной воды руки о штаны.
        - Эй! - услышал он голос Гилля позади себя. - А здоровкаться кто будет?
        Кай не успел ответить.
        - Городской, а невежливый, - поддакнул один из близнецов.
        Обернувшись, Кай увидел, что они стоят полукругом, закрывая ему дорогу назад. Арк раззявил рот, запустив туда грязный палец, и смотрел на Кая с тупым интересом. Близнецы, стоявшие плечом к плечу, посмеивались, а Гилль, скрестив руки на груди, постукивал обутой в деревянный башмак ногой по подмерзшей земле.
        «Начинается», - подумал Кай. Страха не было. Он был уверен в себе. Он еще помнил ощущение победы, когда враг, минуту назад грозный и сильный, - поверженный, скулит на земле.
        Взяв в руки ведро, Кай двинулся на деревенских.
        - Может, он глухой? - предположил Гилль. Арк глупо хихикнул шутке.
        - Так лечить надо, - сказал один из близнецов, а второй прикрикнул:
        - Эй, Барон! С тобой говорят! Что, себя лучше нас считаешь, раз поздоровкаться не хочешь?
        Кай остановился, потому что мальчишки расступаться не собирались.
        - Здравствуйте, - сказал он.
        - Дошло, - усмехнулся Гилль. - Однако все равно полечить не помешает. Слышь! Для тебя стараемся. Как жить-то дальше будешь тугоухим?
        В следующее мгновение парень, не размахиваясь, открытой ладонью ударил Кая по уху. Это произошло так быстро, что мальчик не успел ничего сообразить. В голове больно зазвенело. Он пошатнулся, выронив ведро. Близнецы расхохотались. Арк извлек палец изо рта и тоже загыгыкал.
        - Для тебя, говорю, стараюсь, - повторил Гилль. - Теперь лучше слышишь? А раз так, дай монетку! Чего молчишь? Братва, да он еще и немой!
        Взметнувшуюся во второй раз руку Кай углядел, но защититься не успел. Гилль ладонью разбил ему губы. Кай не удержался и упал на колени.
        - Теперь две монетки должен, - с притворным сожалением вздохнул Гилль.
        Оторопь прошла, уступив место злости. Кай вскочил на ноги и кинулся на Гилля. Но тот неожиданно легко увернулся, пнув Кая ногой в бедро. Взбесившись от бессильной злобы, Кай наугад замахал кулаками, и один из его ударов вдруг достиг цели: Арк, схватившись за ушибленный подбородок, с воем отбежал прочь.
        - Ну га-ад! - удивленно протянул Гилль. - Ну сам напросился…
        Хищно оскалившись, он оглушительно свистнул. Близнецы, почему-то оказавшиеся сзади Кая, отлично поняли сигнал. Двумя одинаковыми рыбками, они кинулись ему в ноги, крепко стиснув колени мальчика. Кай рванулся, стараясь освободиться, но не смог и повалился ничком.
        Гилль тут же прыгнул мальчишке на спину и принялся молотить костистыми, твердыми, будто булыжники, кулаками ему по голове. Ревущая боль оглушила Кая. Он едва слышал, как кричали пацаны. Он дергался, брыкался, пытался перевернуться и сбросить с себя парня, но ничего не получалось. Кай был ошеломлен. В первый раз он столкнулся с такими противниками. Как же так? Он не боялся драться, он не сомневался, что сможет защитить себя так, как делал это раньше: переступив страх и нанеся первый решительный удар. Но сейчас вдруг выяснилось, что этого вовсе не достаточно.
        Близнецы держали его за руки, Гилль долбил его кулаками. Кай извивался, стараясь достать его, но кулаки месили воздух, ударяясь в землю. Сколько это продолжалось, Кай не помнил. Он пару раз закричал - не от боли, а от ярости, от невозможности сделать хоть что-то. И шквал ударов вдруг стих. Гилль, отдуваясь, чуть откинулся.
        - Поори, поори, - тяжело дыша, разрешил он. - Может, кто и услышит… Гнида городская… Что, уже разнюнился?
        Кай перевел дух и тут же, отчаянно извернувшись, цапнул Гилля зубами за колено. Немедленно заныли зубы, со скрипом впившись в покрытую грубой холщовой тканью плоть, и Гилль пронзительно закричал, повалившись на бок. Глубоко вдохнув воздух в смятые легкие, Кай задрыгал ногами. Правую ему удалось высвободить сразу. И он наугад влепил пяткой кому-то из близнецов в морду, второй отвалился сам.
        Кай поднялся. Он задыхался, кровавые пятна плавали перед его глазами. Во рту было солоно, а голова жутко гудела. Он все еще не был напуган. Он был ошарашен. Он чувствовал себя примерно так же, как и в ту страшную ночь в хижине дедушки Гура - лицом к лицу с настоящим кровожадным врагом. О том, что мальчишечья драка может быть такой по-взрослому жестокой, он никогда не думал.
        Перед ним появился Гилль с искаженным от ненависти лицом. Кай тут же упал от тяжкого удара в челюсть. Он поднялся опять, но парень умело достал его еще раз. Кай запрокинулся назад, и его моментально снова сбили с ног.
        - Ну теперь молись, гнида!.. - услышал он.
        Не имея сил встать, он сжался, ожидая очередной серии ударов. Но почему-то его никто не трогал. Капали медленные секунды, но ничего не происходило.
        - Вот разбойники! - послышался чей-то незнакомый голос совсем рядом. - Вот уж душегубы! Четверо на одного…
        Кай поднял голову. Мальчишек не было видно. А над ним стоял здоровенный мужик. Наголо бритая большая голова его сияла под утренним холодным солнцем. Лицо тоже было брито до синевы. Несмотря на холод, мужик был гол до пояса, а на его широченной груди, покрытой давними шрамами, блестели капли пота. Такого великана Каю еще не приходилось видеть - мужик, наверное, всего на голову был ниже огра Ххара, а по объему мускулов, пожалуй, не уступал ему.
        - Давай-ка… - проговорил мужик и, взяв Кая за руку, легко вздернул на ноги. - Ух, как тебя… Рожа прямо как яичница. А я слышу, орет кто-то. Выглянул, а тут вон оно что… Ну разбежались, конечно. Знают меня… Досталось тебе, брат. Ну чего молчишь? Меня Танком кличут. Кузнец я здешний. А ты, я слыхал, Барон?
        Кай прокашлялся.
        - Не Барон, - выговорил он. - Кай…
        Мужик как-то по-детски удивился. Вообще, приглядевшись, Кай заметил, что в лице его было много детского: бесцветные брови, широко распахнутые голубые глаза, пухлые губы и, главное, простовато-наивное выражение, будто этот человек каждую секунду был готов добродушно рассмеяться.
        - Ишь ты!.. Не барон. А я-то думал, и впрямь голубых кровей… А оно во как. - Он все-таки рассмеялся. - Нашим-то только дай языком помолоть… Барон, вишь как. А чего с этими головорезами не поделил?
        Кай пожал плечами.
        - Ага, - серьезно проговорил Танк. - Понял. Чужака они в тебе видят, - глубокомысленно заключил он. - Теперь проходу не дадут. Ты вот что… - неожиданно сменил он тему. - Ты в следующий раз, как полезут, сам первый не кидайся. А то получается, на одного кинулся, других не видишь, а они-то как раз в это время… - Кузнец еще раз оглядел мальчика с головы до ног, сочувственно поцокал языком и, прицепив ведро к крюку, спустил его в колодец. Вытащил ведро и сказал: - Ну-ка, подставь руки. Умоешься немного, а то глядеть страшно. Мамка небось перепугается…
        Кай тогда сразу почувствовал в этом Танке что-то неуловимо родное, что-то притягивающее. Хотя деревенский кузнец вовсе не был похож на менестреля Корнелия, все-таки что-то общее у них было. К тому же Танк казался проще и ближе рыжего менестреля.
        Этот верзила разговаривал с мальчиком так, как взрослые никогда не разговаривают с детьми - будто ничуть не считал себя выше Кая. Пока он умывался, Танк, помогая ему, спрашивал про матушку, про папеньку, про то, как живется в городе и почему случилось так, что Кай с матушкой стали жить в Лысых Холмах. Кай отвечал искренне и подробно. Сколько уже времени никто так не разговаривал с ним!
        - Забавный ты малый, - заключил Танк, когда Кай привел себя в порядок. - А насчет этих разбойников… Заклюют они тебя. Вишь, смелость в тебе есть, а вот силенок маловато. Да и драться совсем не умеешь.
        Последнее высказывание поставило Кая в тупик. Как это - он не умеет драться? Да сколько поединков на деревянных мечах он провел, из скольких выходил победителем! Если бы у него сейчас был с собой меч, он бы показал!..
        Выслушав мальчика, Танк расхохотался:
        - Показал бы!.. Как носом землю пахать! Да рази ж ты не видишь: этот Гилль тебя и с завязанными глазами уложит. Потому как сноровка у него имеется… Ну ладно, вали домой. И я пойду. А то зябнуть начал после кузницы-то. Забегай, если что… Вона я где живу.
        Обернувшись, Танк указал мускулистой ручищей на крытую камышом кузницу и низкую хижину, притулившуюся рядом с ней. Из маленького окошка вдруг выглянуло некрасивое рябоватое женское лицо, и Кай первый раз услышал пронзительный голос горбатой Айны:
        - Чего ты там рассусоливаешь, орясина! А ну быстро к горну! Господин Карл уж два раза присылал, а у тебя все не готово! Четвертый день, как господин Карл решетки заказал, а он языком стоит мелет непонятно с кем!.. А ну живо!..
        Огромный Танк втянул голову в плечи и заторопился.
        - Пойду я, ага… Вишь, как она… Дело делать надо…
        Вернувшись домой, Кай матушку не застал. А на ворчанье Бабани, что, мол, бандитом растет, в драку лезет, перед добрыми людьми позорит, морду полосует да штаны рвет, а штаны не морда, сами не заживут, их чинить надо, отделался невнятными объяснениями своей невиновности, ничуть, впрочем, не подействовавшими. Когда старуха успокоилась, он попытался расспросить ее о кузнеце и в ответ получил следующее:
        - Вот уж истинно - варнак к варнаку тянется! Нашел себе приятеля! Да этот Танк-то самый главный душегуб в округе и есть! Нездешний он, перекати-поле, сам мать-отца своих не знает. Одно название, что кузнец, а на самом деле - разбойник! Он разбойником и был. Сам-то не похвалялся, нечем тут похваляться, понятное дело, добрые люди сказывали. По восточным морям на кораблях плавал, прибрежные города грабил и торговых людей топил. Там и выучился людей калечить!
        Кай оторопел. Никак ему не верилось, что добродушный верзила был когда-то морским разбойником. Шрамы у него на груди… Так мало ли где пораниться можно. Врут, поди, деревенские. О том, что болтать и напраслину наговаривать жители Лысых Холмов горазды, мальчик уже по собственному опыту знал. Он и сказал об этом Бабане. Вернее, только начал говорить, старуха так раскричалась, что Каю пришлось прикусить язык.
        - Дожила, на старости лет вруньей называют! И кто? Кутенок паршивый, голодранец! Да этот Танк еще лет пять назад шестерых покалечил… Чуть до смерти не убил. Трое через полгода умерли, двое - через год. Один только из тех шестерых посейчас живет - Бад. И у того левая рука с той самой ночи не поднимается. Потому и зовут - Сухоруким. Праздник был! Добрые люди что на праздник делают? Вино пьют, песни поют да шутки шутят. А этот верзила тогда и месяца у нас не прожил, никто его и не знал толком. Не говорил ни с кем - бирюк бирюком. Вот и решили его немного растормошить…
        И вышло по рассказу Бабани, что «добрые люди», попив вина и попев песен, возжелали в честь выдавшегося в тот год обильного урожая пришляка раздеть догола, свиным жиром вымазать, обвалять в кукурузной трухе, что после обмолота остается, и выпустить на поле бегать. Так в старину делали, чтобы духов посмешить в награду за урожай. И двинулись почти что всей деревней к наскоро сложенной из камыша хибаре, где тогда Танк жил. С факелами и дубинами пришли. Только пришли своим ходом, а обратно бегмя бежали. Правда, не все. Шестеро у хибары лежать остались. Еще трое сами уползли. О той ночи долго судачили. Говорили, когда к хибаре подошли, Танк уже не спал. Вышел глянуть, что за шум. Тут и кинулись на него со всех сторон. А что случилось потом, наутро никто толком сказать не мог. Здоровые мужики разлетались, будто котята. Через пару минут Танк стоял один над шестью бесчувственными телами. У двоих были переломаны руки и по нескольку ребер - и эти двое отделались легче остальных. Четверо видимых повреждений не имели, но, очухавшись, стали жаловаться, что «нутро болит». Так и померли, кто через полгода, а кто
через год. Те трое, что уползли своим ходом, - их Танк даже не тронул. Их свои же деревенские посшибали, когда наутек ринулись.
        Кай на Бабанин рассказ ничего не сказал. «Врет она все», - подумал он. А на следующее утро, хоть спина и лицо здорово ныли после вчерашнего, первым делом побежал в кузницу. На его счастье, Айны дома не оказалось - ушла к какой-то соседке по своим бабьим делам. А Танк приветствовал мальчика дружески. Он был в кузнице, заканчивал решетки для Жирного Карла. Кай вызвался раздувать горн и за работой осторожно завел разговор о той драке, случившейся пять лет назад. Тут и выяснилось, что ничего Бабаня не врала.
        Кузнец отложил молот, тяжело вздохнул и присел на точильный камень. Он даже в лице изменился: бесцветные ресницы задрожали, а пухлые губы заметно побелели.
        - Не хотел я… - тихо проговорил Танк. - Зарок давал не убивать никого, а вишь, как оно вышло. Я ж и старался, чтоб осторожно, да их слишком много было. Головой понимаю, как бить надо, а руки не слушаются… Вишь как, помнят руки мои… Я ж этими руками…
        Он не договорил, глянул на мальчика виновато, словно тот его обвинял. Потом, будто оправдываясь, продолжил:
        - Что душегубом меня называют, так то верно. Душегуб я и есть. Только не по своей воле. Родился-то я на Востоке, далеко отсюда, в Марборне. Таким, как ты, был соплегоном, когда меня парни из Морского Братства умыкнули. Почитай, лет тридцать я с ними по морям скитался. Так что промысел разбойный с молоком материнским впитал, как говорят. Правда, молоком меня не поили, а матушка… Я уж и забыл на лицо, какая была. Я ж малый был, а малый - что слепой: в какую сторону повернут, в такую и пойдет. Я года на три постарше тебя был, а уж в портовых драках моряков уродовал да на абордаж ходил. Знаешь, что это такое? У-у, брат!.. Это когда два корабля бортами сцепляются и на обеих палубах рубка идет - люди, как мясной ком многорукий да многоногий, с одной палубы на другую перекатываются. Охрана торговая - вся сплошь с мечами да топорами, а мы - кто с ножами, кто и вовсе без ничего. В свалке так сподручнее, там мечом не помашешь. Там за один вдох все решается - или ты его, или он тебя. Особая наука есть у Морского Братства, веками отточенная: как живого человека голыми руками вмиг жизни лишить. Не каждому она
дается, да и сила тут нужна редкая. А я, вишь как, способный оказался… Насмотрелся я, брат, мастеров этого дела: на десять жизней хватит. По три ребра одним хватом вырывали… Хребет рвали прямо из тела, вишь как… Ну и ладно. Не нужно тебе этого слушать, ага…
        - Мне тоже надо, - проговорил Кай, когда кузнец замолчал.
        Танк вытаращился на него.
        - Не хребет рвать, - заторопился Кай. - Мне, чтобы это… Чтобы голяком по кукурузному полю не бегать, - неожиданно закончил он.
        Танк фыркнул и расхохотался. Потом надолго о чем-то задумался.
        - Ладно, - сказал он. - Моя старушка все меня пилит, чтоб я камин сложил, как у людей. А у меня что-то руки не доходят, вишь как. За Круглым озером овраг есть, знаешь?.. Там ручей течет. Когда храм Нэлы складывали, камни там брали, в ручье. Натаскаешь мне две сотни булыжников, будем дальше разговоры разговаривать. Только мелкие не бери. С мою голову бери, не меньше… - и, крайне довольный собой, Танк снова расхохотался.
        Кай даже не улыбнулся.
        - Хорошо, - сказал он. - Можно прямо сегодня начать?..
        С тех пор так и пошло. Всякий раз, когда у него выпадала свободная минута, Кай бежал к кузнецу. Работа для него находилась всегда, а если не было работы, Танк обязательно выдумывал какое-нибудь занятие: Кай карабкался на деревья, переплывал ледяную Лиску, таскал камни, бегал, обливаясь потом, вокруг деревни. Камни для камина давно уже были перенесены к хижине, камин давно был сложен, но Танк все не спешил обучать мальчика своему смертельному искусству. «Вишь, оно как, - говорил он, когда мальчик заводил об этом речь, - только силу и сноровку в себе почуешь, как удаль дурная наружу проситься будет. Покажется, что ты лучше других, что никто тебе не ровня, а это нехорошо, брат… Лучше вот что… лучше принеси мне сорочье гнездо…» И Кай шел в лес искать гнезда, а сороки, как известно, птенцов на верхушках самых высоких деревьев высиживают, низко не гнездятся…
        О дружбе кузнеца и городского Барона быстро стало известно всей деревне. Взрослые, видя мальчика, перетаскивающего с места на место громадные камни или безо всякого повода несущегося по пыльным тропинкам, останавливались и, качая головой, крутили пальцем у виска. Бабаня то и дело поднимала крик о том, что «на всю деревню опозорил, голодранец городской, добрым людям на смех выставил». Сколько раз она обещалась сходить к «этому дурню здоровенному», потолковать с ним, чтобы он отстал от парнишки, а то «стыда не оберешься», но все не шла. Старик Лар ничего не говорил, только сопел в бородищу. И матушка помалкивала. Она совсем мало стала говорить. А плакать по ночам - больше. Теперь она вовсе не отличалась от деревенских баб: одежда ее истрепалась, а лицо потемнело. И руки сделались грубыми. Кай сам понимал, что ему бы стоило больше помогать ей, несмотря на всю ее неохоту, но к Танку тянуло сильнее, и ничего он не мог с этим поделать.
        С Гиллем и его компанией Кай снова столкнулся примерно через неделю после первой драки. Пацаны уже сознательно подстерегли мальчика и, напомнив про «две монетки», излупцевали почище прошлого раза, потому что никто Каю на помощь не пришел. Кай явился в кузницу с распухшим носом и губами, превратившимися в две синие лепешки. Он думал, что уж теперь кузнец покажет ему, как защищать себя, но тот, вызнав от мальчика детали драки, подумал и сказал:
        - Значит, быстрый Гилль для тебя слишком? Оно так и есть… Ну-ка, встань-ка вон туда… - и, набрав в пригоршню мелких камней, принялся швырять их в Кая один за другим, требуя, чтобы мальчик камни ловил. Хотел Кай обидеться и уйти, но… остался. На следующий день упражнения с камнями повторились, а потом и на следующий, а потом и на третий. Через две недели мальчик упустил только пару десятков из доброй сотни. А через полтора месяца он не упускал ни одного камешка.
        А еще через пару дней Кай встретил Гилля недалеко от дома. Гилль был один, тащил дрова для очага, и драки, возможно, и не случилось бы, но Кай напал первым. Может быть, потому, что Гилль не ожидал нападения, может быть, потому, что он оказался без поддержки своей компании, может быть, еще по какой причине, но этот бой закончился вничью. Пацанов растащила мамаша Гилля - отправила сынка домой, а Кая, держа за ухо, приволокла к Бабане.
        Старуха, причитая, что «кутек вовсе свихнулся, на людей кидается», сурово отодрала Кая хворостиной, а на следующий день Кай получил еще и от Гилля, который поспешил взять реванш, собрав всю свою кодлу и подкараулив Кая в сумерках у плетня его же дома.
        - Камешки будем кидать? - спросил мальчик у Танка наутро, щурясь обоими подбитыми глазами.
        - Сколько их было? - подумав, спросил Танк.
        - Пятеро, - ответил Кай. - Четверо тех же и еще один… Не знаю, как зовут. Конопатый такой…
        - Племянник Бада Сухорукого, - кивнул кузнец. - Но это неважно… Значит, пятеро. Сложно увернуться от пятерых…
        - Будешь меня учить?
        Кузнец ничего не ответил, поставив у наковальни молот, почесал бритый затылок и, оглянувшись на окно своей хижины, проговорил:
        - В лес пойдем. Давно собирался угля нажечь.
        В лесу, стащив сваленные древесные стволы в угольную яму, Танк разжег костер, велев Каю стоять на месте, отошел на полсотни шагов. Потом подозвал Кая. Когда мальчик подбежал, стряхивая с опухшего от побоев лица лесную паутину и выбирая из волос листья, кузнец рассмеялся.
        - Вернись к яме, - сказал он. - И подойди ко мне еще раз. Постарайся сделать это так, чтоб я не слышал.
        - Как это? - оторопел Кай.
        - Скользи меж ветвей, - пояснил кузнец. - Как это… как рыба. Ни одной ветки задеть не должен… вишь как…
        Кай усмехнулся. Он понял.
        - А тебя тоже так учили? - спросил он.
        - Ага, - сказал кузнец. - Только вместо веток деревьев Братья с ножами были… И на месте они не стояли. Давай. Сначала медленно, потом быстрее.
        Кай бегал по лесу туда-обратно до самого вечера. Ночевать он ушел домой, а Танк остался в лесу. На следующий день все повторилось. Через неделю на вечерней улице его встретили трое: Гилль с близнецами. Каю досталось в драке здорово, но и Гилль вернулся в тот вечер домой с расквашенным носом, а один из близнецов надолго зажмурился на один глаз. За ту зиму Кай сталкивался с компанией деревенских еще четырежды. Два раза его подкарауливали, два раза они встречались случайно. В пятый раз, когда Кай наткнулся на Гилля с компанией у пастбища, куда вел Бабаниных коз, деревенский атаман, оглянувшись на своих прихвостней, сплюнул себе под ноги и молча обошел мальчика. В тот день Кай понял, что отвоевал себе право ходить по деревне, не боясь быть избитым.
        Когда Танк узнал об этом, то сказал:
        - Теперь можно.
        Они опять на целый день ушли в лес. Вопреки ожиданиям мальчика Танк показал Каю лишь ничтожно малую часть из того, что знал. «Большего не жди, - сказал он вечером, - и тому не следовало учить, но раз уж слово дал… А лучше всего - забудь все это. И вспомни лишь тогда, когда жизни твоей угроза есть…»
        Это произошло месяц назад, когда на земле еще лежал снег.

* * *
        - А, брат, явился! - приветствовал тащившего ведро Кая кузнец. - По воду послали? А я, вишь как… проторговался маленько. Плуги-то у поселян деревянные были, легкие. Еле уговорил их железные купить. И то - монетки давать не хотели, яйца да шкуры сулили. А на что мне их шкуры?.. Не надо было соглашаться совсем, да… - Он махнул рукой и добродушно рассмеялся. - Не торговец я. Надули меня, сволочи. Эти плуги деревянные - тьфу! А они… задурили башку. Я, считай, задаром товар отдал… Как жизнь-то вообще?
        - Хорошо, - ответил Кай, но тут же вспомнил про вчерашний разговор, подслушанный у окошка хижины Бабани и Лара. - Ну… нормально… - добавил он.
        - Чего так? - Танк уловил изменение интонации. - Опять, что ли?.. - Не договорив, он испуганными глазами ощупал Кая, особо задержавшись на лице и костяшках пальцев.
        - Не дрался я, - бормотнул Кай.
        - Вишь как! - выдохнул Танк. - А я-то забоялся… Помни, брат, только для спасения жизни можно то, что я тебе показывал, применять. А чего кислый? Старики опять бухтят?..
        Кай кивнул, окончательно решив не посвящать в свои проблемы кузнеца. Он-то чем сможет помочь? Вот если бы Бабаня с Ларом не за пьянчужку Симона надумали матушку выдать, а за Танка - вот было бы здорово! Но у Танка уже есть жена…
        - Их дело стариковское, - повеселел кузнец. - Ты на них и не смотри вовсе. На-ка, бери молоток. Эх, брат, силы-то в тебе как прибавилось!.. Глядишь, через год и молот поднять сможешь. Так-то я однорукий кузнец, а буду двуруким, двуруким-то сподручней. Я ж вижу, из тебя славный кузнец выйдет. А среди людей кузнецу почет завсегда обеспечен… - говорил это Танк и поглядывал на мальчика искоса. Кай давно уже поведал кузнецу свои мысли о Северной Крепости Порога, Танк выслушал внимательно, вроде бы даже уважительно, но иногда - а последнее время все чаще и чаще - заговаривал о прибыльном и почетном кузнечном ремесле как о деле, которому вполне может посвятить свою жизнь и самый достойный человек.
        - Нет их на Валунах, - невпопад сообщил Кай.
        - Кого?
        - Да ундин. Два вечера подряд стерег.
        - Вот они тебе втемяшились… - проворчал Танк. - Ежели не мешают, так нечего и лезть.
        - А Яна-то едва не сожрали?
        Танк долго молчал, помахивая молотом.
        - А пусть и сожрали бы, - буркнул он. - Невелика беда… Сам виноват.
        Наверное, до полудня Кай проработал в кузнице. Когда солнце встало в зените, Танк бросил в чан с водой очередную подкову и отложил молот.
        - Пошамать неплохо бы теперь, - пробасил он. - Что-то старушка моя запаздывает. С утра ушла яиц наменять, до сих пор нет. Поди, языками на улице зацепилась с кем-нибудь и лясы точит, вишь как… У нас, брат, куры чего-то не несутся. Прямо беда, вишь как… Точно сглазил кто.
        Только он договорил, как возле кузницы показалась горбатая Айна. Шла она от колодца, и Кай инстинктивно подался в сторону - кто знает, что у нее за настроение. Эта визгливая бабенка может и за стол посадить, может мимо пройти, не заметив, а может и шваркнуть по затылку: «Пошел вон, пащенок, нечего трудовых людей с дела сбивать!» Тут уж и Танк не поможет. Даже не вступится. А если и вступится, сам по затылку огребет.
        Однако Айна, хоть и заметила Кая, кричать не стала. Просеменила к хижине, но у самой двери вдруг замялась и повернула обратно. Кай удивленно заморгал. Странное лицо было у Айны: не как обычно - словно сжатое в острый злой кулачок, а какое-то непривычно растерянное. И шла она, взглядывая не на мужа, а на него, на Кая. Мальчик оглянулся на Танка - кузнец, тоже заметивший необычность поведения супруги, чесал бритый затылок.
        - Яиц-то наменяла, ага? - спросил он.
        Айна невнимательно посмотрела на мужа, пожевала губами и перевела взгляд на Кая.
        - Ты это… малец… - заговорила она. - Бабаня-то там, это… Домой тебя кличут.
        Кай раскрыл рот. Подобной заботы от горбатой жены Танка он никак не ожидал. А Бабаня… Зачем он ей понадобился? Воды же полная бочка во дворе…
        - Ага, - кивнул мальчик.
        Айна шевельнула челюстью, будто хотела сказать что-то еще, но ничего не стала говорить. Стрельнула глазами на Кая, потом на Танка, медленно развернулась и, сгорбленная, засеменила к хижине.
        - Пойду я, - вздохнул Кай, поднимая с земли ведро с водой. - Вечером еще зайду, ладно?
        - Забегай, - сказал Танк.

* * *
        Какие-то странные звуки неслись из хижины Бабани и старого Лара - вроде бы песня, а вроде и нет… Кай не сразу догадался, что это заунывные старушечьи причитания. Еще ничего не понимая, он толкнул ветхую калитку и вошел во двор.
        Во дворе стоял Лар, босой и в одной рубахе. Он как-то странно топтался на месте, точно вышел по делу, а по какому - забыл. Увидев мальчика, старик запустил узловатую руку в серую бородищу и проговорил нечто непонятное:
        - Оно-то так… Гляди-ка что…
        А из хижины все лился распевный вой. Кай кинулся в хижину.
        То, что он увидел, мозг воспринял не сразу, а постепенно, по частям. У лавки сморщилась темным комом Бабаня. Седые ее космы разметались над лицом, платок с головы она стиснула обеими руками у покривившегося мокрого рта.
        - Ой-е-ешеньки… - с новой силой завопила она, уставив маленькие темные глазки на застывшего у порога мальчика. - Ой, и что же это такое-то?..
        Возле окна, сгорбившись так, что длинные руки свисали ниже колен, стоял чернобородый мужик, в котором Кай узнал соседа, отца Арка.
        А прямо посреди комнаты, в луже какой-то багрово-черной грязи, лежала матушка. Одежда ее была невероятно изорвана и запачкана - не было даже понятно, где кончается платье и начинается покрытое жирной грязью обнаженное тело. И дрожало крупной дрожью матушкино лицо - неузнаваемо распухшее, все в больших и бесформенных синих и черных пятнах, даже глаз видно не было. Матушка, подергиваясь на полу, тяжело, с хрипом стонала.
        Закричав так, что в горле его что-то оборвалось, Кай ринулся к матушке, больно ударился коленями об утоптанный земляной пол. Матушка открыла глаза: один белый, в котором горошиной прыгал черный зрачок, второй совершенно красный, страшно выпученный, набухший кровью, - эти глаза не видели Кая. Мальчик еще раз закричал и вдруг почувствовал, как матушкины руки, зашарив по грязному полу, нашли и крепко, до боли, стиснули его пальцы.
        - Сыночек… - вместе с хрипом вырвалось из неровно колышущейся груди матушки. - Сыночек…
        Кай попытался ответить, но то, что лопнуло в его горле, уже налилось тугим комом и не пропускало слова.
        - Коня повел к ручью… - бормотал отец Арка. - Поить, значить… Гляжу, а она лежит: вполовину в воде, вполовину так… Исколочена, аж глянуть страшно. Упала, значить, и расшиблась вся… Думал, померла уж. На коня взгромоздил, ан нет - голос подавать стала. Жива еще, значить…
        Матушка позвала Кая еще раз и замолчала, сцепив разбитые губы. Хриплое дыхание вырывалось из нее теперь через ноздри, в которых спеклось что-то черное. Чернобородый сосед еще бормотал, Бабаня голосила. В хижину заходили привлеченные ее причитаниями тетки и мужики - хижина то наполнялась народом, то пустела, то опять наполнялась. Кто-то что-то говорил, кто-то порывался советовать и за кем-то бежать, но ни один человек почему-то не осмеливался подойти и склониться над стонущей женщиной, крепко держащей руки онемевшего от ужаса мальчика.
        Матушка так и не отпустила Кая - даже тогда, когда чернобородый и старик Лар переносили ее на скамью. На скамье она неожиданно перестала стонать, только в ее груди продолжало страшно булькать и сипеть. Кай просидел рядом с лавкой до самой ночи. Бабаня, не прерываясь, бессмысленно голосила, а ему ужасно хотелось тишины. Ему казалось, что, когда станет тихо, матушка перестанет сипеть и булькать и спокойно заснет. А утром проснется здоровой. И заговорит с ним. Но Бабаня куда-то ушла, а матушка все не затихала. Кай положил гудящую голову на край скамьи и провалился в дурной мутный сон-оторопь.

* * *
        Просыпался Кай с трудом. Вязкое небытие не отпускало его. Он вроде приподнимался, будто скидывая с себя глухое ватное одеяло, но за одним одеялом оказывалось второе, за вторым третье, а за третьим - четвертое. И вдруг неожиданно взорвавшееся в его голове страшное воспоминание вышвырнуло мальчика в холодное и белое утро.
        Кай дернулся на полу и открыл глаза, не сразу сообразив, что руки его свободны. А матушкина рука, черная и сухая, точно обугленная ветвь, свисала с лавки прямо над его лицом. Мальчик поднялся.
        Бабаня больше не голосила. Она сидела в углу хижины на охапке соломы вместе с двумя такими же замотанными в тряпье старухами, и из угла доносилось испуганное бормотание и оханье. Старик Лар за столом хлебал из глиняной чашки густое, исходящее паром варево. Увидев мальчика, он вздрогнул, приостановил ложку у рта, но уже через мгновение принялся хлебать снова, посверкивая на Кая глазами из-под косматых бровей.
        Матушка лежала, укрытая до подбородка козлиной шкурой, и дышала тихо-тихо и очень редко. Грязь и кровь с ее лица никто не смыл. Кай посмотрел на Бабаню, немедленно всхлипнувшую: «Ох, горюшко…» - и поднялся на затекшие одеревеневшие ноги.
        Плошку с водой и чашку он донес до скамьи, но вымыть матушку ему не дали. Старухи отобрали у него плошку, хотели вывести из хижины, но он вырвался и забился под стол - оттуда хорошо было видно скамью. Старухи омыли только лицо, но белее оно не стало. Кожа под грязью и запекшейся кровью оказалась синяя, с глубокими черными ссадинами на щеках, лбу и подбородке. Когда старухи отошли, Кай снова сел у скамьи и взял матушку за черную, едва теплую руку. Матушкины пальцы лишь слегка дрогнули, отвечая на пожатие мальчика.
        Снова приходили соседки, тихо говорили с Бабаней, которая встречала протяжным плачем каждого посетителя, сочувственно качали головами. На столе появлялись кукурузные початки, ковриги хлеба, лепешки и прочая нехитрая снедь, которую хозяйственный Лар по уходе дарителей ловко куда-то прятал. Пришла Кагара, знахарка, подожгла какую-то дрянь в жестяной миске, низко склонившись, прошептала что-то над матушкой и отошла. Посмотрев на Бабаню, мотнула кудлатой, неприбранной головой и молча удалилась, и еще несколько часов в хижине пахло резко и неприятно, отчего першило в горле и чесались глаза…
        Непонятно было: то ли несчастье наконец уравняло городскую приблуду с Лысыми Холмами, то ли деревенские приходили выразить сочувствие не матушке, а Бабане - Кай об этом совсем не думал. Он вообще не обращал внимания на то, что происходит в хижине. Только одна мысль неустанно стучала в его голове: когда же все это кончится? Когда страшная синева сойдет с матушкиного лица, когда ее глаза станут ясными и все снова будет так же хорошо, как раньше? Потому что то, что было до того, как он увидел матушку лежащей на полу хижины, теперь казалось ему невероятно добрым и счастливым временем… Иногда черным огнем вспыхивало нестерпимо жуткое: а что, если она не выздоровеет?.. Но усилием воли мальчик всякий раз гасил эту мысль. Заглянуть за этот порог у него не хватало сил.
        Ближе к вечеру зашел Танк. Он неуклюже потоптался у порога, густо прокашлялся и, видимо не зная, куда девать руки, стал колупать стену хижины. Кай не обернулся к нему. Так ничего и не сказав, кузнец тихо вышел.
        И снова в хижине сгустилась темнота. Лар с Бабаней, проводив последних посетителей, легли спать. Матушка лежала с закрытыми глазами, тихо-тихо дыша. Когда она вдруг шевельнулась, Кай встрепенулся и поднес к дрогнувшим губам давно приготовленную чашку с водой. Но вода полилась по подбородку. Матушка застонала и открыла глаза.
        - Сыночек… - позвала она не тем чужим и пугающим хриплым голосом, а своим прежним. - Сыночек…
        - Матушка! - выдохнул Кай.
        Матушка смотрела в потолок, и кто ее знает, видела ли она что-нибудь, кроме тьмы.
        - Страшно, - сказала матушка, - страшно…
        - Не бойся, - проговорил Кай, и слезы из его глаз потекли сами собой, - Кагара приходила наговор тебе делать. Теперь все заживет…
        - Страшно, - повторила матушка. - Вижу огонь… И кровь…
        Она надолго замолчала, переводя дыхание. Молчал и Кай, пытаясь понять, о чем говорит матушка.
        - Длинный… - едва слышно прошелестели ее губы, - путь…
        Последнее слово застыло на губах, и матушка перестала дышать. Кай до самого утра просидел у скамьи, держа мать за руку. Когда стало светать, рука похолодела и сделалась твердой. Кай вдруг с невыразимой ясностью понял, что матушки больше нет. Он поднялся и вышел по двор. Там он долго стоял, не зная, куда ему идти теперь, когда он остался совсем один. Растерянный взгляд его остановился на козлятнике, по раннему времени еще закрытом. Мальчик втиснулся между сонно блеющих коз и мгновенно уснул.
        Глава 3
        Издавна повелось, что маги устраивали свои жилища в высоких башнях. Башня являлась символом средоточия энергии мира. Корни ее черпали энергию из недр земли, а верхние этажи пропадали в течениях энергетических потоков небес.
        Икоон, архимаг Сферы Смерти, быстро шагал по подземному коридору подвала Дарбионской королевской башни Сферы Смерти, направляясь в Нижнюю библиотеку, чтобы лично проверить сохранность свитков. Архимаг был крепким пятидесятилетним мужчиной с твердым скуластым лицом, на котором блестели крупные темные глаза. Буйная черная шевелюра безо всякого признака седины выбивалась из-под мехового колпака, а длинный балахон, расписанный охранными рунами, не скрывал ладно скроенной, мускулистой, не успевшей еще обрюзгнуть фигуры.
        Икоон не являлся самым знающим и талантливым магом в Сфере Смерти. Он не создал ни одного выдающегося заклинания и не мог отправляться в ментальное путешествие в Темный Мир более чем на пять - десять минут. Он обладал другим талантом: Икоон был способен видеть людей - причем без какой-либо магической помощи. Он умел разговаривать с людьми так, что они, вроде бы не соглашаясь с ним и споря, все равно поступали так, как хочется ему, Икоону. У него были обширные связи в Дарбионе, в Ордене Королевских Магов и, как говорили, даже при дворе его величества Ганелона, поэтому маги его Сферы никогда не испытывали недостатка в золоте, и лучшие из них довольно часто навещали королевский дворец, дабы продемонстрировать его величеству свое искусство.
        Икоону осталось пройти еще два поворота, когда в лицо ему дохнул ледяной ветер, и факелы, укрепленные по стенам коридора, вмиг погасли. В первый момент архимаг не испугался. С чего ему было бояться? На его запястьях, на груди, на поясе под балахоном и даже в волосах прятались бесчисленные амулеты и обереги, долженствующие спасать жизнь и рассудок хозяина. Кроме того, рядом находился его главный советник - Митра, маг еще молодой, но, как признавали многие из Сферы Смерти, необыкновенно даровитый. К своим тридцати годам Митра достиг такого уровня знания, какого иные не достигали и к восьмидесяти. К тому же, помимо всего прочего, Митра отдавал предпочтение боевой магии: в его памяти надежно хранились десятки заклинаний, с помощью которых живые люди мгновенно превращались в куски холодной мертвой плоти, а демоны в ужасе бежали в свой Темный Мир.
        Архимаг и его советник остановились. Икоон услышал, как Митра тихонько загудел Песнь Хаоса - простейшее заклинание, помогающее магам, практикующим магию Смерти, концентрировать в себе энергию. Икоон и сам почувствовал, что неподалеку от них находится нечто, не принадлежащее этому миру, и стиснул Коготь Зорга, висевший на его груди под балахоном.
        Впереди возникло белое свечение. И в этом свечении появился юноша в свободном белом одеянии, которого можно было назвать красивым, если бы не чересчур бледное лицо и ярко-красные глаза.
        Вот тогда-то Икоон почувствовал страх. В юноше он узнал Хариоя, Высшего демона, которого маги Смерти вызывали крайне редко. Почти никогда не вызывали. Хариой был одним из самых могущественных демонов Темного Мира и потому - одним из самых неуправляемых.
        - Интересно, - вкрадчиво молвил Хариой, - я здесь давно и не вижу вокруг себя защитного круга. Смертные решили даровать мне свободу в своем мире?
        - Я не вызывал тебя… - просипел Икоон.
        - Было бы забавно, - словно не слыша архимага, проговорил демон, - совершить здесь прогулку без провожатых.
        Митра, закончив Песнь Хаоса, поднял перед собой руки.
        - Смертный собирается прочитать какое-либо из Отталкивающих Слов? - поинтересовался Хариой, приподняв светлые, сросшиеся над переносицей брови. - Это меня не изгонит. Хотя наверняка причинит неудобство.
        Митра вздрогнул и хриплым от волнения голосом принялся произносить длинные фразы на Тайном Языке, доступном лишь тем, кто познал высшую магию. Если б Икоон не был так испуган, он бы одобрил это решение. Сильное заклинание Изгнания могло обездвижить демона на какое-то время, за которое маги успели бы бежать, поднять по тревоге всю Сферу. А с такой мощью они, конечно, сумели бы совладать с Хариоем.
        Белый юноша исчез. Свечение погасло, и вдруг совсем рядом с людьми из тьмы соткалось бледное лицо. Хариой улыбнулся и легонько дунул в ухо Митре. Советник архимага Сферы Смерти повалился на каменный пол с костяным звуком, точно его тело, лишившись жизни, враз окоченело. Впрочем, так оно и было… Хариой возник в белом свечении на том же самом месте, где Икоон увидел его в первый раз.
        И архимаг овладел собой.
        - Скажи мне. - попросил он демона, - что я могу для тебя сделать? Ты получишь все, что пожелаешь, и уйдешь обратно.
        Хариой расхохотался громовым смехом, колыхнувшим своды подземелья.
        - Обычно все происходит точно наоборот. Обычно вы, смертные, требуете от меня что-то и, получив, отпускаете меня домой. Забавно, что мы поменялись местами.
        Икоон покрылся холодным потом. Проклятие, что же произошло? Неужели какой-то недоучка, возомнивший себя опытным магом, решился вызвать это чудовище в мир людей? И не закрыл защитный круг? Или вообще забыл его начертить? Это совершенно невообразимо… Скорее всего, энергии жалкого школяра не хватило на то, чтобы его круг сдержал Хариоя. «Боги! - мысленно взмолился архимаг. - Дайте мне выпутаться из этой напасти!.. И дайте найти этого проклятого недоучку! О, какую страшную казнь я ему выдумаю!»
        - Мне нравится ход твоих мыслей, - одобрил демон. - Но тот, кто вызвал меня, далеко не жалкий школяр и недоучка. Мне так кажется… И я не намерен уходить, пока не узнаю, зачем я здесь. Но и после этого я не желаю покидать ваш гостеприимный мир. Я собираюсь здесь развлечься…
        Архимаг лихорадочно соображал. Для того чтобы изгнать Хариоя, существует одно-единственное заклинание, именно ради этого и созданное, - Великая Прощальная Песнь Белого Хариоя. Но оно настолько длинное, трудное для запоминания и редко применяемое, что никто не хранит его в памяти. Никто, кроме, пожалуй… Ладно, все равно этого человека здесь нет. Заклинание сейчас недоступно. Что же делать? Положиться на силу амулетов и бежать? Бежать от демона? Да он не сможет и пары шагов сделать, как рухнет мертвым! Даже смешно…
        Хариой, которому прочитать мысли смертного было так же легко, как человеку прочитать страницу книги, с готовностью рассмеялся. Но тут же смолк.
        - Ты надоел мне, - голосом вовсе не вкрадчивым, а резким проговорил демон. - Какой смертью ты хочешь умереть?
        Архимаг собирался было вскричать о том, что он вовсе не собирается умирать, но тут же в его мозг толкнулась спасительная мысль, которую, должно быть, почувствовал Хариой. Хрустальная склянка на его запястье! Склянка, в которой переливается черным пламенем кровь Барадара - Высшего демона, такого же сильного, как и Хариой! Это должно помочь! Конечно, это не изгонит Хариоя в Темный Мир, но замедлит его настолько, что Икоон сумеет бежать прочь из подземелья!
        Демон стал расти. Удивительно, он казался громадным, но все еще находился в рамках стен, потолка и пола, по которым побежали черные волны. Архимаг сорвал с запястья склянку, чувствуя, как уже наливаются смертельным холодом его конечности. Хариой зашипел. Глаза его под сросшимися белесыми бровями ярко сверкнули. Икоон вскинул руку, чтобы разбить склянку о пол, но не мог разжать пальцы. Из носа и рта его хлынула кровь. Амулеты и обереги один за другим с жалобным звоном лопались, раня тело. Последним взорвался Коготь Зорга, осколком глубоко поранив Икоону подбородок. Архимаг задыхался. В левом его глазу, вероятно, лопнул капилляр - зрение заволокло красным туманом.
        Икоон пал на колени.
        Но тут что-то стало происходить с Хариоем. Белое свечение, которое он излучал, мутнело и темнело. Невыразимая мука исказила бледное нечеловеческое лицо. Демон зарычал, и с низкого потолка посыпались мелкие камни. Откуда-то - непонятно откуда - зазвучало гортанное низкое пение, и его звуки, точно были материальными, били в Хариоя, заставляя отступать в иное пространство.
        Почти потерявший сознание архимаг рухнул ничком. Кулак его с размаху ударился о пол, осколки склянки вонзились в кожу, и на камни заструилась огненно-черная жидкость.
        Хариой взмыл, молниеносно окутавшись белым пламенем. Он крупно затрясся, превращаясь в плоский силуэт, который покрылся, словно паутиной, мельчайшими алыми трещинками. И, вспыхнув последний раз ослепительно-белой вспышкой, исчез.
        Архимаг Сферы Смерти Икоон не менее ста раз вдохнул и выдохнул, прежде чем полностью пришел в себя. С ног до головы покрытый липкой кровью, ослабевший и опустошенный, в превращенном в лохмотья балахоне, он приподнялся и дрожащими руками высек из пальцев желтую искру, зажегшую над ним один из факелов. Неровный факельный огонь осветил узкий подземный коридор, неподвижное тело Митры, скорчившееся на полу, и большое обугленное пятно на потолке - как раз над тем местом, где Икоон видел демона. Архимаг всхлипнул.
        Что это такое было? Неужели у него получилось изгнать Хариоя? Невероятно! Значит, он недооценил мощь своих амулетов… Да, он самолично изгнал Высшего демона. Но какой ценой! Он едва остался жив! А вот Митра…
        Икоон с трудом подтянул под себя ноги и сел. Провел рукой по груди, по волосам, по поясу, осмотрел руки… Ни одного амулета не сохранилось - все уничтожены! А ведь многие из этих артефактов были созданы тысячелетия назад магами, чьи имена давно стерлись из человеческой памяти, и многие из них не подлежат восстановлению. И, кстати говоря, замене какими-либо другими. Архимаг стал теперь почти полностью беззащитен…
        При мысли о том, что подобное может повториться, Икоон застонал, охваченный ледяным ужасом. Он-то считал себя не уязвимым ни для людей, ни для демонов. Многочисленные артефакты и боевой маг Митра надежно защищали его. Великие боги, в чем же он ошибся?!
        Нет, нет, такое не должно случиться снова! Нужно как можно скорее подумать о том, как обезопасить себя! Выучить наизусть десяток сложнейших заклинаний, способных изгнать могущественных Высших демонов, которых ненароком да вызовет какой-нибудь недоумок? Нет, его нетренированный мозг просто не выдержит такой нагрузки. Да и мало ли опасностей, помимо могущественных демонов и самонадеянных новичков? Носить свитки на все случаи жизни всегда с собой? Опять не то…
        Внезапно Икоон вскрикнул. Мысль, пришедшая ему в голову, показалась такой простой и удачной, что он даже поразился - как раньше об этом не подумал!
        Гаал! Гаал по прозвищу Книжник! Один из лучших магов Сферы Смерти, но такой тихий и незаметный, что про него и не вспомнишь не то что ненароком, но даже когда он зачем-либо понадобится. Гаал Книжник! Это имя уже всплывало в памяти архимага совсем недавно. Ведь он один знает наизусть Великую Прощальную Песнь Белого Хариоя - и еще несколько таких же сложных и мощных заклинаний. В его лысой башке понапихано столько знаний на все непредвиденные случаи, сколько не в каждой библиотеке найдешь… К тому же он сметлив и продвинулся в области теоретической магии, пожалуй, дальше прочих магов Сферы Смерти. Гаал Книжник! Вот кого надо было делать своим советником, а не этого Митру, который только и способен, что троллей гонять своими Ветрами Смерти и Черными Клинками! Да, Гаал - теоретик. Ну и пусть. Ведь Икоон-то - самый что ни есть практик! Они прекрасно сойдутся…
        - Гаал Книжник… - тихонько выговорил Икоон и слабо посмеялся.

* * *
        Когда архимаг Сферы Смерти, охая и постанывая, уковылял прочь, Константин позволил себе стать видимым. Если бы кто-нибудь сейчас присутствовал в гулком и сыром подземелье, этот «кто-нибудь» увидел бы высокого сухопарого мужчину с вытянутым костистым лицом, на котором выделялся нос, кривой и горбатый. На вид Константину было лет сорок - сорок пять, но голова его была совершенно седая. Он был одет в длинную кожаную куртку и просторные кожаные штаны, заправленные в низкие сапоги на мягкой подошве, позволяющей передвигаться бесшумно.
        Константин покрутил головой, разминая затекшую от напряжения шею, и тряхнул пальцами, еще ноющими от выброса энергии, произошедшего тогда, когда он читал Великое Прощальное Слово Белого Хариоя. Вызвать демона не составило особого труда, но довольно нелегко даже для него было сохранять пелену невидимости такой силы, что даже Высший демон не смог его почуять, и одновременно читать сложнейшее заклинание. Но он справился. Пусть этот выскочка Икоон думает, что сам сумел изгнать Хариоя в Темный Мир. Главное - дело удачно завершилось. Теперь старина Гаал станет правой рукой архимага Сферы Смерти, а значит, получит возможность влиять на решения Икоона. Вернее, сам Константин посредством Гаала будет исподволь направлять деятельность Сферы Смерти.
        Чувствуя, как от радостных мыслей убегает усталость, Константин несколькими привычными легкими пассами провесил портал и ступил в его радужную паутину…
        …И в то же мгновение вышел в просторную комнату, светлую из-за трех высоких и широких окон, да еще дополнительно освещенную тремя большими масляными светильниками. Уселся в свое кресло и расслабленно вытянул ноги. Голова чуть шумела, но эта комната, находящаяся на самом верху башни, уставленная вдоль стен стеллажами с книгами и свитками, всегда успокаивала Константина. Без малого десять лет провел он в своей башне, никуда надолго не отлучаясь (разве что спускаясь в лабораторию, расположенную в подвале), и почти все это время находился в комнате, которую привык называть Светлой.
        Да, десять лет… Годы кропотливого умственного труда: чтения чужих рукописей и написания своих, годы бесконечных опытов в лаборатории, постоянно затянутой клубами разноцветного магического дыма. А до этого были семь лет странствий по королевствам и княжествам, недолгие остановки в шумных городах и местах, где никогда не ступала нога человека.
        А началось все в то давнее время, когда Константину исполнилось четырнадцать лет и он получил право выбирать себе жизненный путь. Сын удачливого торговца, он не пошел по стопам отца, а решил положить свою жизнь на изучение магии. За немалые деньги поступив в Сферу Жизни в качестве ученика, Константин, благодаря исключительному таланту, сопряженному с поистине неистовым трудолюбием, скоро добился внушительных успехов. Ему прочили большое будущее - на стезе придворного мага. Но уже тогда юноша смутно чувствовал какую-то недостаточность в системе получения знаний. Словно было еще много чего, что ему стоило знать, но никто не наталкивал его на это.
        Подчинясь больше инстинкту, чем разумным внутренним доводам, он оставил обучение в Сфере Жизни и перешел в Сферу Огня. Такой неожиданный финт очень не понравился новым его учителям, посчитавшим юного мага тщеславным верхоглядом. Нагружая его заданиями, преподаватели Сферы Огня попытались сбить с юноши спесь. Но Константин без особого труда за недели постигал то, для чего остальным нужны были годы. И опять неясное чувство того, что он упускает нечто важное, сподвигло его покинуть Сферу Огня ради Сферы Бури. Но тамошние маги и вовсе отказались принять юношу, которому к тому времени исполнилось семнадцать лет.
        Три года Константин промыкался в чужом городе, практически без средств к существованию, но не унизился до какого-либо ремесла или до того, чтобы зарабатывать деньги с помощью магических навыков, которые уже имел. Он поступил в услужение к знахарю, лечившему людей тайными травами. Затем променял знахаря на престарелую и полусумасшедшую ведунью, говорившую с духами мертвых гораздо чаще, чем с живыми людьми. Наконец, поняв, что почерпнул от своих хозяев все, что мог, не собрав в дорогу вещей, которых у него, по правде говоря, тогда не было, Константин отправился странствовать.
        Эти три года не прошли зря. Теперь он знал, что ищет. Маги Королевского Ордена разделили необъятное пространство магической науки на четыре области - Сферы. И поэтому любой, даже самый сведущий, маг той или иной Сферы не был способен понять картину сущего во всей полноте. Конечно, для такого разделения были видимые логичные причины. Емкость и сила человеческого мозга имела пределы. Один человек не мог одновременно держать в сознании такую чудовищную массу знаний. Но Константин-то мог! А значит, и мог кто-то еще. Это натолкнуло его на мысль, что подобное разделение вовсе не случайно. И, лишенный возможности систематического обучения по всем четырем областям, Константин начал искать пути познания мира самостоятельно.
        Нередко в заброшенных землях ему попадались бежавшие от людей отшельники - так же, как и он, постигающие суть всего сущего своими силами. По большей части это были заросшие бородами плешивые старики, с трудом воспринимающие окружающую их действительность, зато чрезвычайно сильные в метафизических плоскостях. Но иногда встречались и другие. Те, кто слишком хорошо знал и понимал, что происходит вокруг. Но не спешил делиться своими знаниями с другими. Собирая по крупицам сведения о мирах, куда смертный может входить лишь как гость, ища знания о мире, в котором он родился и живет, Константин в один прекрасный день будто прозрел.
        Пошел пятый год его странствий, когда он окончательно утвердился в мысли, что пространство магического познания разделили на четыре Сферы вовсе не случайно. И совсем не маги Королевского Ордена сделали это. Разделение произошло много веков назад, и вряд ли за него были ответственны люди…
        Сделав свое открытие, Константин понял, что не напрасно те, кто узнал это до него, жили, чуждаясь остальных людей и со случайными прохожими стараясь общаться как можно меньше. Знание это оказалось смертельно опасным.
        Еще два года скитался Константин, везде находя подтверждения своему неожиданному открытию. А когда целиком и полностью убедился в том, что никак не может ошибаться, решил начать действовать. Правда, по его мнению, для начала каких бы то ни было действий подготовка его была слабовата. Зато, чтобы получить столько золота, сколько ему надобно, магических навыков хватало с лихвой.
        Он посетил множество библиотек, обсерваторий и лавок, торгующих магическими товарами, он входил гостем в Башни Сфер, каковые находились в каждом крупном городе, - золото открывало ему двери везде. Он скупил столько свитков и книг, сколько не было, наверное, ни у одного самого могущественного мага. Он выстроил себе башню в безлюдном месте, но не очень далеко от людских поселений, и в подвале башни устроил лабораторию. Здесь он намеревался довести свое магическое искусство Смерти, Бури, Огня и Жизни до уровня, который назначил себе сам.
        Константин полагал, что на это уйдет не более пяти лет. Но застрял в своей башне на все десять, так как, постигая, открывал новые и новые горизонты для дальнейшего постижения. Он не боялся, что кто-нибудь ему помешает. Снаружи его башня выглядела низким полуразвалившимся каменным строением, обладающим к тому же дурной славой. Окрестные жители давно привыкли избегать появляться поблизости - жуткие завывания и жалобные стоны отпугивали их. А Константину оставалось только время от времени обновлять заклинания Иллюзии.
        На одиннадцатом году Константин все же сказал себе: «Хватит!» Он не намерен увлекаться теорией магии, безнадежно пытаясь достичь абсолютного совершенства. Ему уже тридцать семь лет - года его в расцвете, он полностью здоров, ум его остер, и ненависть его к тем, кто заслуживает этой ненависти, нисколько не притупилась.
        Пришла пора встать у истоков изменения своего мира.
        Промедлить еще десять - пятнадцать лет значило бы упустить драгоценное время, превратиться в дряхлого старца, которому остается лишь молчать. Как молчали и молчат немногие, знающие истину.
        Во-первых, надлежало выйти к людям. И найти контакт с теми, кто держал в руках нити управления большинством. И отыскать среди них единомышленников. А если таковых не окажется, открыть кое-кому, кто этого достоин, правду.
        Последнее и оказалось самым сложным. Константин делал ставку на магов, справедливо полагая, что скованная кодексами знать вряд ли примет его мысли.
        Четыре года ушло на то, чтобы приставить к архимагам Сфер Бури и Огня верных людей. Константин намеренно выбирал людей, которые настолько честолюбивы и умны, что никогда не будут действовать на первых ролях, стремясь влиять исподволь. Те, кто стремился стать во главе общества, не вызывали у него доверия. Тем более он сам не собирался становиться во главе какой-нибудь из Сфер, и даже - во главе Ордена Королевских Магов. Хотя давно понял, что по могуществу превосходит самого великого мага Гаэлона.
        Сегодня Константин устроил старину Гаала советником архимага Сферы Смерти.
        Осталось установить контроль за Сферой Жизни, а оттуда уже рукой подать до Ордена Королевских Магов Гаэлона.
        Вот когда он будет контролировать Орден, начнется по-настоящему трудная работа. В обозримом мире существовали шесть королевств, примерно равных по могуществу, и в каждом из этих королевств был свой Орден магов.
        Но и поставить во главе королевских магических Орденов своих людей являлось только малой частью того, что Константин наметил себе сделать.
        Решающие битвы еще впереди. Хотя и того, что он уже успел, - не так мало. Главное, это то, что люди, с которыми он работал, безоговорочно верили ему. Потому что сами давно чувствовали ту смутную недостаточность, недоговоренность и неправильность всего происходящего вокруг них. За годы опасных странствий Константин научился видеть людей гораздо глубже архимага Сферы Смерти Икоона.
        Константин почувствовал чье-то присутствие рядом со своей башней. Прикрыв глаза, он мгновенно определил, кто стоит у входа, и, ненадолго рассеяв иллюзию, позволил посетителю войти.
        Пока тот взбирался в Светлую комнату по длинной винтовой лестнице, маг извлек из окованного медью сундука, постоянно хранившего в себе холод, большую бутыль с вином, взял с полки два бокала. Немного подумал и, улыбнувшись, один бокал убрал.
        Дверь отворилась, и в комнату вошел невысокий человек, одетый небогато, но опрятно. Он был очень худ и болезненно бледен. Длинные и редкие черные волосы, заплетенные в две косицы, свисали человеку на грудь. А под горлом на золотой цепи, довольно странно смотревшейся на простой ткани, сиял медальон в виде пылающего солнца, оплетенного древесными ветвями, - знак принадлежности к Сфере Жизни.
        - Здравствуй, Гархаллокс, - приветствовал его Константин, наливая вина в бокал.
        - Здравствуй, - глухим голосом ответил посетитель, присаживаясь на низкую скамью в углу.
        - Неважно выглядишь, - заметил Константин. - Ты добирался от города пешком?
        - Да.
        - Сегодня же купишь себе лошадь. Я настаиваю. Ты не находишь это нелогичным - твои люди имеют хорошую одежду, хорошую еду, и серебро звенит у них в карманах, а ты выглядишь как… паломник, сбившийся с дороги на пути к своей святыне.
        - Неплохое сравнение, - неожиданно улыбнулся Гархаллокс. - Только вот с дороги я не сбивался…
        - Верю, - кивнул Константин.
        - И не собьюсь, - договорил Гархаллокс. - Ты знаешь, откуда я родом… - Лицо его исказилось, он со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. - Подле нашей деревни все еще цел тот курган, что вырос на месте оврага, который они до краев наполнили телами убитых ими людей… - продолжил Гархаллокс. - Это было сотни лет назад, но память все еще жива!
        - Мне жаль, что на землях людей осталось слишком мало мест, где еще жива эта память, - в тон ему отозвался Константин.
        Они помолчали. Затем Гархаллокс откашлялся и через силу улыбнулся.
        - Судя по всему, - он кивнул на бокал с вином, - добрейшего Гаала ждет повышение?
        - Я на это надеюсь, - ответил Константин и пригубил вино, - если, конечно, напыщенный дурак Икоон, оправившись от пережитого, не вообразит, что это он самолично изгнал в Темный Мир Хариоя и поэтому теперь вообще не нуждается ни в советниках, ни в защитниках. Выпьешь со мной?
        - Не вообразит, - серьезно сказал Гархаллокс. - Ты же знаешь, что я не пью. Хотя… меня тоже можно кое с чем поздравить.
        - Да неужели? - усмехнулся Константин. - Золото поистине творит чудеса.
        - Спасибо тебе за него, - на мгновение склонил голову собеседник. - Да, я удостоен чести состоять в Дарбионской Сфере Жизни старшим хранителем библиотеки. А старший хранитель библиотеки, как ты помнишь, имеет право всякий раз, как ему понадобится, навещать дворцовую библиотеку его величества Ганелона.
        Константин отпил еще вина и снова наполнил бокал. Он помнил.
        - И какие же новости обсуждает двор? - спросил он.
        Гархаллокс выпрямился:
        - Король Марборна Марлион Бессмертный занедужил после того, как ушел его сын, наследный принц Барлим.
        - Этой новости уже несколько месяцев, - заметил Константин.
        - Марлиону становится все хуже. Теперь уже речь идет о том, что… протянет он не более полугода.
        - А это уже интересно! Насколько я знаю, кроме Барлима, прямых наследников у Марлиона нет. Старикан сумел пережить всех своих родственников.
        - Почти всех, - уточнил Гархаллокс. - За исключением своего двоюродного брата Ахакса.
        Константин удивленно вскинул голову и отставил бокал:
        - При дворе всерьез полагают, что Ахакс займет престол? Ему же более восьмидесяти лет! И возможно, ему осталось еще меньше, чем Марлиону.
        - Он женат на герцогине Альварийской…
        - Я знаю.
        - …дядя которой приходится двоюродным дедом его величеству Ганелону. Родство, конечно, не прямое, но все-таки…
        - А этого я не знал, - нахмурился Константин. - Что же получается?.. Дай-ка угадаю: Дарбион приложит все усилия, чтобы утвердить дряхлого маразматического старца на престоле Марборна, а после кончины нового короля, которой, я думаю, ждать совсем недолго, престол займет прямой родственник герцогини Альварийской.
        - Ганелон потирает руки, - подтвердил Гархаллокс. - Династия, которой он принадлежит, будет править в Марборне.
        - А это, - вздохнул Константин, - начало Империи. - Да.
        - Этого не должно случиться, - качнул головой Константин. - Сейчас - слишком рано. Не надо давать им повода. Возможно, министры королевского двора Марборна очень постараются приблизить смерть бедного Ахакса, и, возможно, им это удастся…
        - Его величество уже выслал большой отряд в замок Ахакса, - проговорил Гархаллокс, - так сказать, с родственным визитом. Надо думать, этот отряд будет сопровождать Ахакса и к месту коронации.
        - А если у министров не получится убрать Ахакса, коронация все же состоится. И кто знает, что из этого выйдет. Уверен лишь в одном - они точно не оставят это событие без внимания. Быть может, они будут действовать как обычно. Но и его величество Ганелон сдавать свои позиции не намерен.
        - Он настроен серьезно, - кивнул Гархаллокс. - Он так просто не отступит.
        - И значит, велика опасность, что они вновь будут проливать кровь. Мы не должны этого допустить. В отряде, ушедшем в Марборн, есть наши люди?
        - Гаварн и Лючит - мечники. И Свами - капитан алебардистов.
        - Мне незнакомы эти имена.
        - Эти люди с нами совсем недавно. Они мои земляки, и я ручаюсь за них.
        Константин вздохнул. Хотя они не были друзьями, он верил Гархаллоксу, как самому себе, но и твердо знал: чем больше людей посвящены в тайну, тем больше вероятность того, что тайна будет раскрыта. С другой стороны, для дела, которое он начал, понадобится не один десяток верных соратников.
        Но не сейчас.
        - Осторожнее, - сказал маг, глядя в глаза Гархаллоксу. - Пока не время открывать людям глаза. Сколько с тобой? Сколько знают то, что знаем мы?
        - Двенадцать человек вместе со мной. - Гархаллокс плотно сжал бледные губы. - Но - знают куда больше.
        - Более ни одного не посвящать в нашу тайну! - твердо проговорил Константин. Он хотел сказать «мою тайну», но вовремя спохватился. Это была уже не только его тайна. И не только его дело.
        - Пусть знают! - почти выкрикнул Гархаллокс. - Люди должны знать! Ты сам недавно жалел, что на землях людей осталось слишком мало мест, где люди помнят и знают. Твои глаза открылись, почему теперь ты хочешь держать остальных слепцами?!
        - Потому что слишком рано, - ответил Константин. Он поднялся и сверху вниз посмотрел на маленького и худого Гархаллокса. Тот не отвел глаза. - Если они поймут, что мир начал меняться, они снова придут к нам, - возвысил голос маг. - Не смей совершать действия без моей воли и моего разрешения! Ты понял меня?
        Гархаллокс молчал. Они оба молчали, глядя в глаза друг другу. Гархаллокс первым перевел взгляд в окно.
        - Прости, - сказал он. - Я принял твои слова. Константину не требовалось прибегать к магии, чтобы услышать искренность в его речи. Он снова сел. И продолжал уже спокойнее:
        - Ты слишком торопишься. Я иду другой дорогой - она длиннее, но и безопаснее. А тот путь, который избрал ты, обрывается пропастью, в которую обрушатся многие жизни. И - что самое важное - ты погубишь все дело. Наше общее дело! Дело, общее для всех людей. Пусть твои люди из отряда, посланного в Марборн, ничего не предпринимают. Найди тех, кто убивает за деньги, и пошли их. Часто золото служит лучше верного меча. Пусть наемники не видят твоего лица и не знают твоего имени. Ахакс должен умереть до того, как взойдет на престол.
        - Я сделаю так, - ответил Гархаллокс.
        Константин налил себе еще вина.
        - У тебя что-то еще? - спросил он.
        Гархаллокс замялся.
        - Я все еще пытаюсь, - начал он, - отыскать Цитадель Надежды.
        - И как успехи? - поинтересовался Константин.
        - Легенда ничего не говорит о том, в каком месте она находится. Ясно лишь, что на территории нашего королевства. Я подумал… не мог бы ты…
        - Не мог бы! - отрезал маг. - Я не собираюсь тратить время и силы на то, что этого не стоит. Цитадель - миф! Ее не существует и никогда не существовало. Это просто красивая метафора… человеческой силы.
        - Да, но если она все-таки есть? - негромко проговорил Гархаллокс. - Это место может обладать такой магией, которая решит все дело!
        - Это миф, - твердо повторил Константин. - И я знаю, кто его выдумал. И даже знаю - зачем. Неужели не понятно, что они просто хотят запутать нас? Запутать тех, кто познал истину?
        - При всем уважении, - помолчав, сказал Гархаллокс и поднялся, - хочу заметить, что ты нередко закрываешь глаза на то, на что ни в коем случае не следует.
        - Ты имеешь право на свое мнение. Главное, чтобы это не мешало общему делу. Возьми золота, сколько нужно, и уходи. Мне необходимо подумать. И еще одно. Прежде чем ты уйдешь… Постарайся проявить себя на новой должности. Но не слишком выделяйся. В советники архимагов выбирают тех, кто знает и умеет больше других. И всегда готов услужить тем, кто стоит выше. Впрочем, я уверен, что ты это знаешь.
        - Знаю, - согласился Гархаллокс.
        - Хотя постой… - Константин поднялся, пожевал губами. - Такой путь к должности советника архимага потребует много времени, которого у нас нет. Нужен способ достичь цели быстрее. Я уже думал об этом. Вот что… Не хочешь ли ты спасти жизнь его величеству?
        - Я готов служить его величеству до последней капли крови, - ответил Гархаллокс, и было непонятно: говорит он искренне или лукавит.
        - Вот и отлично! Пусть к тебе в твоей новой должности привыкнут при дворе. А через… скажем, год… тебе представится случай послужить королевству и его повелителю.

* * *
        Как хоронили матушку, Кай не помнил, потому что проспал двое суток кряду. На третий день он, не отряхнув ног и одежды, вошел в хижину, поел то, что поставила перед ним Бабаня, и снова вернулся в козлятник.
        Проспав до утра четвертого дня, Кай снова вышел во двор. Целый день он бездельно слонялся по двору, заходил в хижину. Им овладела болезненная апатия, подобная той, что мучила первое время, после того как они с матушкой приехали в Лысые Холмы. Кай будто ослеп и оглох; вернее, все, что он слышал и видел, не доходило до его сознания. Бабаня и Лар его не трогали. Они посматривали в его сторону с каким-то суеверным страхом, словно считали, что смерть никуда не ушла из их дома, словно думали, что она до поры до времени затаилась в этом безмолвном маленьком человеке. На пятый день с самого утра Бабаня ушла куда-то и вернулась уже ближе к вечеру - не одна.
        Вслед за ней во двор на вороном жеребце въехал Жирный Карл в неизменной своей шляпе с красными петушиными перьями, а за Карлом плелся, втянув голову в плечи, долговязый парень в добротных штанах, белой рубахе и новой, лоснящейся в лучах закатного солнца кожаной безрукавке. Черты лица парня были мелкие и какие-то невыразительные, будто нарисованные тонким угольком, но нижняя губа, толстая и мокрая, капризно оттопыривалась точно так же, как и у Карла.
        Кай в это время сидел на земле возле козлятника. Без интереса скользнув взглядом по пришедшим, он опустил голову и не видел, как Жирный Карл, грузно спрыгнув с коня, ощупал его глазами с головы до ног, а парень, поджав губу, вдруг зыркнул на мальчишку быстро и злобно, точно ожег плетью.
        Бабаня, Карл и парень вошли в хижину. Через минуту во двор выглянул старик Лар, кашлянул и, раскрыв мохнатый рот, буркнул:
        - Слышь-ка… Эй! Поди сюда, - и снова скрылся. Кай вошел в хижину. Жирный Карл сидел на табурете боком к столу, положив на грязную столешницу тяжелый локоть и вытянув ноги на середину хижины. Парень, брезгливо принюхиваясь, сидел на скамье, той самой, где матушка проговорила свои последние слова. Бабаня и Лар почтительно стояли у стены, напротив хозяина «Золотой кобылы».
        - За худое дело боги взыщут, раз людской суд не покарал, - размеренно говорил старикам Карл в тот момент, когда Кай переступил порог хижины. - А человечья участь - грехи свои искупать, как могут. Вот и… - Заметив Кая, Жирный Карл прервался. - А ну-ка, - поднял он руку, - подойди сюда.
        Кай шагнул к Карлу. Тот крепкими, будто железными, пальцами ощупал его плечи и руки. Хмыкнул в рыжие усы и удивленно пошевелил жидкими красноватыми бровями.
        - Хорош, - сказал он, жестом отпуская мальчика. - Жить будешь у меня на кухне, там тепло. Жрать дам вдоволь, но и работать надо будет с утра и до вечера, без баловства всякого. Из баловства вырасти уж пора. А если что… - он предъявил здоровенный волосатый кулак, - во! Я этого деру, - Карл мотнул головой в сторону парня на скамье, - и из тебя дурь выбью. От воровства тебя избави боги - за воровство наказываю особо. - Карл пожевал сочными губами и продолжил: - Главное на тебе будет: лошади и конюшня. С лошадьми управляться умеешь? Ну не умеешь, так приноровишься, наука нехитрая. Еще - подать-принести, во дворе снег чистить, пыль мести, ворота закрыть-открыть… Ну дел полно. - Хозяин «Золотой кобылы» перевел взгляд на Бабаню. - Одежонка у него какая-никакая есть?
        - Какая одежонка! - всплеснула руками старуха. - Голь перекатная! Что было, давно пропили-проели.
        - Ну значит, и нечего рассусоливать, - хлопнул Карл по столу ладонью и поднялся. - Сэм! - окликнул он парня. - Поди с пацаном во двор. Подождите меня там.
        - Оно так, - неожиданно прогудел старый Лар. - Может, и человеком станешь. Главное - трудиться, рук не покладая, да старших почитать. Тогда боги милостью одарят.
        Наверное, если бы Кая повели не в харчевню «Золотая кобыла», а в самый темный омут Лиски, он бы и тогда не стал сопротивляться. Ему было совершенно все равно: куда идти и что делать. Только на пороге он замялся, точно его что-то остановило. Он оглянулся, чтобы последний раз окинуть взглядом затхлые внутренности темной хижины, где они с матушкой провели больше года, и увидел, как Жирный Карл, достав из-за пазухи большой кожаный кошель, по одной выкладывает на стол большие серебряные монеты, а Бабаня цепкими глазками следит за движениями его руки. Но потом парень, которого звали Сэм, подтолкнул его в спину.

* * *
        На большой проезжей дороге, примерно в получасе ходьбы от деревни, высится добротный двухэтажный домина с конюшней, сараями и крытым двором - харчевня «Золотая кобыла». Хозяин «Кобылы» - Жирный Карл, а до него владел харчевней отец Карла, Георг. А до Георга - его отец, дедушка Карла - Дек.
        У самого Жирного Карла было три сына. Двое старших, достигнув зрелого возраста, покинули родительский дом, умудрившись открыть в Мари кое-какую торговлишку. А младший, Сэм, хоть и минуло уже полных восемнадцать лет с тех пор, как он покинул чрево своей мамаши, все подвизался при «Золотой кобыле», не имея ни малейшего желания учиться какому-либо ремеслу или - по примеру старших братьев и отца - зачинать свое торговое дело. Помощи в управлении харчевней от него тоже было маловато. Все, на что был способен Сэм, - это следить за прислугой (особенно за женской ее частью) да угождать знатным и богатым посетителям, которых время от времени заносило на Лысые Холмы. Всего две вещи на этом свете интересовали Сэма: бабенки, сдобные и сухопарые, вдовые и замужние - всякие да монетки медные и серебряные - золотых ему видеть пока не приходилось. Жирный Карл изредка колотил нерадивого отпрыска, пытаясь вбить в его нескладную башку хоть какое-то понятие об ответственности, но особо не усердствовал, потому что имелся у Сэма могущественный защитник, против которого не то что Карл, но и сам деревенский староста
господин Марал не осмелился бы выступить. Имя этого защитника было: Марла.
        Марла с юности отличалась тяжелым характером, массивным телосложением, зычным голосом и непреодолимой тягой к разрешению конфликтов посредством рукоприкладства. Именно за эти качества Жирный Карл и выбрал ее в жены (понятие «полюбил» в данном случае все-таки было бы неуместным). Марла трудилась посудомойкой в харчевне отца Карла.
        Когда старый Георг дал дуба, харчевня досталась его единственному сыну. Юный, но уже очень даже упитанный Карл с первого дня обладания наследством произвел в таверне коренные изменения. А именно: выгнал двух старух-разносчиц, которые, по его мнению, только и занимались тем, что судачили между собой, игнорируя требования клиентов подать очередное блюдо или кувшин с пивом, и рассчитал вышибалу, глухого Ганна. На эти две освободившиеся вакансии он воздвиг Марлу, беременную тогда его первым сыном.
        И, надо сказать, Марла доверие Карла оправдала в полной мере. Ревущей медведицей носилась она меж столиками, запрашивая заказ с такой угрозой в хриплом голосе, что посетитель со страху частенько заказывал гораздо больше, чем мог съесть или выпить, да к тому же оставлял неплохие чаевые. Помимо всего прочего, драки, возникавшие в таверне, разрешала тоже Марла - с видимым удовольствием и даже не пользуясь дубинкой, оставшейся ей после глухого Ганна.
        Дела «Золотой кобылы» пошли в гору, и Жирный Карл оглянуться не успел, как Марла взяла власть в харчевне в свои руки так деловито и неожиданно, что новоиспеченный супруг даже растерялся. Если бы не третьи роды, в результате которых на свет появился Сэм, вполне возможно, сам Карл плавно переместился бы с места владельца таверны куда-нибудь в посудомойки.
        Долговязый увалень Сэм, покидая обширную утробу своей мамаши, очевидно, по причине врожденной зловредности, что-то такое испортил напоследок в ее организме, и у Марлы отнялись ноги. Не сразу, первое время она еще ходила, опираясь на здоровенную суковатую палку, а потом и вовсе слегла. Последние годы она не появлялась за пределами своей комнаты на втором этаже харчевни.
        Комната была огромной, немногим меньше залы для трапезы. В центре нее стояло огромное кресло, в котором полулежала чудовищно разбухшая за время вынужденной неподвижности Марла, а вокруг кресла давно образовалась опасная зона диаметром в три шага - именно такой длины была та самая суковатая палка Марлы. Лишь два человека на всем свете могли безнаказанно появляться в опасной зоне: глупая служанка Лыбка, ухаживавшая за хозяйкой, и любимый сынок Сэм.
        Пусть Жирный Карл сколько угодно ворчит и злится, Сэма мамаша Марла не отпустила бы от себя ни за что. Сэм заменил ей весь внешний мир. Каждый вечер по часу, а то и больше, он просиживал у распухших мамашиных ног и вещал о том, что происходит в харчевне, в деревне и ближайших окрестностях. Этими-то новостями, неизменно окрашенными в ядовитый сок сэмовских мыслей, и питалась Марла. Без этого она не могла обойтись. И если сынок находил нужным пожаловаться мамаше на кого-нибудь, этот «кто-нибудь» - хоть сам Жирный Карл! - призывался в берлогу Марлы и получал громоподобную нецензурную отповедь. А то и удар палкой, если неосторожно ступал в опасную зону…
        Нынче в таверне Карла управлялись три служанки: Сали, Шарли и Лыбка. Шарли, грубая, худосочная и уже немолодая брюнетка с вечно горящими, точно у чахоточной, глазами, казалось, ненавидела весь свет. Двигалась она порывисто, подавая кушанья, стучала миской о стол так, что та аж подпрыгивала. Когда Шарли перестилала постель, простыни в ее руках трещали, словно готовые разорваться. Впрочем, прислуживала она редко, только если в таверне было столько народу, что другие слуги не справлялись. Карл держал ее лишь потому, что стряпать лучше Шарли не умела ни одна женщина в деревне.
        Лыбка была пухлой полуидиоткой с неизменной глупой улыбкой на прыщавом лице. Проезжие гости, те, что бывали в харчевне Карла не один раз, прекрасно знали, кого позвать наверх погреть постель для холодной ночи. Лыбка являлась, волоча завернутый в тряпки горячий булыжник из камина, которым в общем-то и полагалось греть постель, а возвращалась только утром с тем же булыжником, всю ночь остывавшим в углу комнаты или под кроватью. Карл против такого положения вещей нисколько не возражал, должно быть, потому, что Лыбкины услуги гостями оплачивались отдельно. Сама Лыбка тоже ничего не имела против дополнительных обязанностей, так как поваляться в постели с каким-нибудь случайным торговцем пару часов для нее было несомненно приятней, чем всю ночь носиться с подносами и кувшинами. К тому же других шансов потешить женское естество у нее почти что и не было. Даже Сэм ею брезговал, пользуя лишь тогда, когда не удавалось подцепить кого-то еще.
        А вот Сали сыну Жирного Карла не давала покоя с первой минуты, как поступила в услужение в «Золотую кобылу». Честно говоря, и сам Карл попытался как-то прижать пышногрудую служанку в уголке, но был застукан Лыбкой, предательски подманен к постели собственной, парализованной в нижней части туловища супруги и жестоко проучен железной сковородкой для жаренья крупной рыбы - ноги у Марлы не двигались, зато руки работали отлично. Несколькими днями позже за горячее желание познакомиться с новой служанкой поближе поплатился и Сэм. Только не от мамаши ему досталось. К Сэму зашел поговорить верзила Кранк, молодой еще, большой и сильный мужчина, знаменитый на все окрестные деревни кулачный боец и, по совместительству, муж Сали.
        Жирный Карл, принимая Кая, не солгал. Работы действительно хватало. Все время, не занятое уходом за лошадьми и конюшней, выполнением обязанностей привратника и дворника, уходило на то, что хозяин «Золотой кобылы» именовал «подать-принести». Кай таскал воду, носил дрова, которые колол во дворе на здоровенной мшистой плахе глухонемой старикан Джек, прислуживавший в харчевне еще при дедушке Карла. Топил печи, бегал по комнатам с полотенцами и бельем, чистил рыбу, мыл овощи, дегтярил постояльцам сапоги и проветривал платье, ощипывал птицу… Поручения сыпались на мальчишку, как горох из худого мешка. Пожалуй, только старик Джек не сваливал на него свои обязанности, да и то потому, что от рождения не мог говорить. Хотя и в том, что кормить будут от пуза, Карл тоже не солгал. В «Золотой кобыле» ели из одного котла и хозяева, и прислуга, и гости; если, конечно, эти гости были - проезжие торговцы, кучеры или иная обслуга, странствующие ремесленники или жрецы. Для знатных посетителей готовили особо.
        В каждодневных заботах время бежало быстро, как ручей. Лысые Холмы перестали существовать для Кая, и о тренировках пришлось забыть. Мальчик редко появлялся в деревне, а если и появлялся, забежать к кузнецу Танку никак не успевал.
        Впрочем, таким положением вещей Кай был даже доволен. Прочная паутина хлопот крепко держала его в суете жизни, не пуская в беспросветную глубину мрачных мыслей о матушке и безвозвратно ушедшем прошлом. И хотя обитатели харчевни относились к мальчику куда лучше деревенских, здесь, в «Золотой кобыле», детство одиннадцатилетнего Кая закончилось.
        Но далекая Северная Крепость продолжала являться ему во снах. Мальчик был абсолютно уверен, что рано или поздно достигнет ее суровых и прекрасных стен. Оставалось только ждать. И он ждал.
        Прислуга «Золотой кобылы» и сам Жирный Карл быстро привыкли к исполнительному и молчаливому мальчишке. Дальше озвучивания приказаний общение не шло, но и за случайные огрехи в работе Кая не драли. Служанки ограничивались словесной выволочкой, невольно уважая в мальчике безотказного и старательного работника, появление которого значительно облегчило им существование в харчевне, и Жирному Карлу на него никогда не жаловались; да и жаловаться-то было особо не на что. Не было врагов у Кая в «Золотой кобыле», кроме, пожалуй, одного.
        Отчего-то Сэм невзлюбил мальчика и всегда искал повод придраться к его работе. Находил - отвешивал тяжелый подзатыльник. Впрочем, когда не находил - тоже отвешивал.
        Первый раз Кай столкнулся с Сэмом на второй день своего пребывания в «Золотой кобыле». Мальчику было приказано вычистить конюшню и вымести двор. Все время, пока он работал, Сэм разгуливал по двору с видом хозяина, ревностно инспектирующего свои владения. Едва Кай, закончив в конюшне, появился с метлой в руках во дворе, Сэм нырнул в конюшню. И сразу вынырнул, сморщив нос. Кай, предчувствуя недоброе, двор вымел тщательно - даже, кряхтя от натуги, повалил плаху для рубки дров и убрал из-под нее многолетнюю труху. Потом, сопровождаемый жгучим взглядом Сэма, вернулся на кухню, где прислуга уже заканчивала завтрак. Но не успел мальчик ополовинить миску кукурузной каши, на кухню с перекошенным от злости лицом влетел Сэм.
        - Жрешь?! - заорал он, смахивая на пол миску из-под рук Кая. - Сначала дело сделай, потом жрать садись! Ты чего, брюхо набивать сюда пришел, а? Брюхо набивать, я спрашиваю?!
        - Так я же… - изумленно начал Кай, но Сэм не дал ему говорить. На глазах у всех он за ухо выволок мальчика во двор, где швырнул лицом в свежую кучку «конских яблок».
        Служанки, выкатившиеся на крыльцо, зашушукались. А торговец, только что въехавший во двор и теперь распрягавший нагруженного тюками с поклажей толстого рыжего мерина, весело заржал.
        Так и повелось с тех пор. Если Сэм не шлялся по деревне и окрестностям, навещая вдовушек, которые принимали его, когда ему удавалось раздобыть монетку-другую, или не подсматривал за бабами, полощущими в ручье белье (что тоже было одним из его излюбленных занятий), Каю приходилось держать ухо востро. Но все равно не было ни одного случая, чтобы Сэм не нашел, к чему придраться. И каждая медяшка, достававшаяся мальчику от расщедрившегося посетителя, по установленному с первого дня порядку шла в карман Сэму. Кроме Кая сын хозяина харчевни грабил только старого Джека да иногда - глупую Лыбку.
        Кай никак не мог понять причин странной ненависти Сэма. Был бы Сэм сопливым пацаном, как те, деревенские, он бы видел в таком к себе отношении привычное неприятие чужака. Но Сэм не был пацаном, которому можно дать сдачи, он был взрослым мужчиной - на его подбородке уже вилась редкая, совсем прозрачная бородка. Мужики и бабы из Лысых Холмов никогда не шпыняли Кая, они даже редко замечали его. Но Сэм…
        Впрочем, время шло, и к зловредному сыну Жирного Карла Кай тоже привык. Получая очередную взбучку, он вставал, отряхивался и шел дальше - выполнять бесконечные поручения. И вот то, что мальчик никогда не плакал, никогда никому не жаловался, воспринимая приставания парня как нечто хоть и неприятное, но естественное, вроде снега или дождя, кажется, бесило Сэма больше всего. Когда долговязый переросток лютовал больше обычного, Кай просто старался пореже встречаться с ним и постепенно усвоил привычку: выходя из кухни, из конюшни или откуда-то еще, принимаясь за какую-либо работу, сначала оглядеться и уяснить - не попадется ли ему по дороге паскудный сын хозяина. Так некоторые, высовывая руку в окно, определяют, какая на дворе погода.
        Миновало лето, отстучала дождями по черепичной крыше «Кобылы» скоротечная осень, пришла зима. Зимой работы стало поменьше - люди-то предпочитают путешествовать в теплое время, когда каждый кустик ночевать пускает, а зимой… А ну как ночь застанет в промерзшем лесу или посреди заснеженного поля? Заснешь в одном мире, а проснешься - в другом.
        Основным занятием Кая от осени до весны стала заготовка дров. Отапливать такую громадину, как двухэтажная харчевня, было непросто. Сначала он на худой кобылке Игорке ездил в лес с глухонемым Джеком, а ближе к весне окреп настолько, что его отпускали одного. Каю пошел тринадцатый год.
        А когда стаял снег, когда солнце разбудило землю, Кай вдруг ненадолго очнулся. Будто треснула, словно панцирь льда на реке, невидимая раковина, закрывавшая его от внешнего мира.
        «Еще один год, - сказал он себе. - Еще один год, и кончится эта дрянная жизнь. Начнется новая. Начнется долгий путь к Северной Крепости…»
        С наступлением тепла Жирный Карл все так же отпускал Кая в лес. Уже не только за дровами. Лок - охотник, обычно доставлявший Карлу дичь, - что-то давно не появлялся в «Золотой кобыле». Может, задрал его в зимнем лесу оголодавший зверь, а может, сам Лок подался в другие края в поисках лучшей доли. Кай освоил нехитрую науку ловли птиц при помощи силков и теперь большую часть времени проводил в лесу. Надо ли говорить, что такое положение вещей ему очень нравилось. И не только ему - Карл тоже был доволен. Почти каждый день пропадая в лесу, дичи Кай приносил немало, и она доставалась хозяину «Золотой кобылы» совершенно бесплатно.
        А в середине лета неожиданно объявился Лок. Охотник пришел не один.

* * *
        Кай рубил дрова во дворе - он все чаще и чаще делал это вместо дряхлого Джека. А Сэм сидел на крыльце, с угрюмой задумчивостью ковыряя брезгливую нижнюю губу. Вдруг Сэм насторожился. А через несколько мгновений и Кай опустил топор, услышав дробный перестук конских копыт.
        К «Золотой кобыле» приближался небольшой отряд всадников. Такое количество гостей было необычным для захолустной харчевни и, следовательно, сулило немалый барыш. Сэм шмыгнул к воротам, глянул в щель, охнул и опрометью кинулся в харчевню, откуда уже через минуту показался сам Карл в накинутой на плечи чистой белой рубахе, вытирая волосатые здоровенные ручищи передником.
        - Чего стоишь?! - зашипел Сэм на Кая. - Отпирай!
        Мальчик, бросив топор, кинулся к воротам, куда уже требовательно колотили в несколько кулаков. С трудом отбросил большой засов и поволок в сторону одну из створок ворот. За вторую створку взялся Сэм, которого отправил ему на помощь Жирный Карл.
        Когда кони приезжих вступили во двор таверны, Сэм не смог удержаться от негромкого восклицания:
        - Великие боги!..
        А у Кая так и вообще не нашлось слов.
        Первым въехал всадник на рослом скакуне, покрытом длинной попоной. Гордо вскинутая голова всадника увенчивалась остроугольным шлемом, спину покрывал желтый плащ с вышитой оскаленной львиной мордой. Щит с таким же гербом был приторочен к седлу. По обе стороны пояса воина висели в золоченых ножнах короткие мечи, а на груди сверкала походная кираса, плечи которой украшали пучки красно-желтых прядей, должно быть срезанных с гривы самого настоящего льва.
        «Вот это рыцарь!.. - пролетела в голове Кая восхищенная мысль. - Наверное, не меньше чем граф. Да какой там граф! Барон! А то и - герцог. А может быть…»
        Однако всадник, въехавший следом, оказался еще ослепительней первого. Был он облачен в сияющий боевой доспех, нисколько не запыленный. Плащ с гербом ниспадал с его плеч на конский круп. Длинный меч в узорчатых ножнах был приторочен поперек седла, массивная рукоять с навершием в виде зубастой башки виверны сияла на солнце, а шлем рыцаря являл собой нечто совсем невообразимое: будто отрубленную львиную голову облили толстым слоем самого настоящего золота и сильным колдовством придали невиданную прочность. Грубое бородатое лицо надменно смотрело прямо перед собой меж разверстых зубастых львиных челюстей.
        «Если этот, который первый, герцог, значит, второй - не кто иной, как король!» - обалдело подумал Кай.
        Следом вошла лошадь, убранная, пожалуй, красивее предыдущей. А на ней - у Кая от восторга аж защипало в глазах - сидел мальчик тех же лет, что и он. И на нем были самые настоящие доспехи, и на поясе висел в ножнах, оплетенных самыми настоящими золотыми нитями, самый настоящий меч, выкованный точно под рост мальчика. Шлема на его голове не было, и белокурые волосы, остриженные над бровями и ушами, сзади лежали длинными косицами. Не глядя по сторонам, мальчик твердо держал в руке поводья; челюсть его чуть подрагивала от напряжения, потому что он старательно выпячивал ее, очевидно, подражая бородатому рыцарю. Так не по-здешнему великолепно выглядел этот паренек, что Кай даже не почувствовал зависти. Разве можно завидовать сиянию полуденного солнца? Оно такое, какое есть, заливает живительным светом ничтожную землю, населенную людьми, которым никогда не суждено до него дотянуться. Даже Сэм разинул рот, глядя на юного всадника.
        Во двор въехали еще двое. Были они вооружены и одеты попроще, и кони их к тому же были отягощены мешками с поклажей, а на каждом мешке красовался все тот же львиный герб. Позади последнего всадника криво сидел охотник Лок - обросший седой бородой и непривычно исхудавший.
        - Вот, добрые господа, - проскрипел охотник, с трудом сползая с лошадиного крупа. - Как и обещал: лучшая харчевня в здешних местах.
        Жирный Карл отшвырнул передник на руки подбежавшей Лыбке и кинулся к первому всаднику. «Дурак, - беззвучно подосадовал Кай. - Неужели не видит, кто здесь главный?»
        Но хозяин «Золотой кобылы», как выяснилось, в субординации разбирался прекрасно.
        - Чего изволит ваш господин? - голосом сладким, каким никогда прежде не говорил, осведомился он у всадника.
        - Выпить, - хрипло ответил всадник. - И пожрать. Мы едем в Крепость, хозяин. Знай, кого принимаешь в своей конуре!
        Жирный Карл раскрыл рот.
        «В Крепость? - механически отметил Кай. - Неужели?..»
        - Приготовить постели? - с надеждой вопросил Карл. - С большой дороги не худо бы передохнуть. Роскоши здесь вы не найдете, но все, чем я обладаю, безоговорочно в ваших услугах. Приготовить постели? Путь до Крепости длинный…
        Сэм тем временем, уловив почти незаметный знак отца, бросился закрывать ворота, за каковое преждевременное действие получил щелчок латной перчаткой от воина, въехавшего во двор последним.
        Первый всадник оглянулся на второго.
        - Успеем до города, - прогудел из-под своего диковинного шлема рыцарь. - Не ночевать же в этом гадюшнике. К тому же… - Он скользнул взглядом по глупо улыбающейся Лыбке. - Чую я, мне здесь будет скучновато. Выпить и пожрать! Мы ненадолго.
        - Все понял, - активно закивал Карл, отчего его жирная шея залоснилась шевелящимися складками. - Все будет в лучшем виде! Желаете гномьих лакомств? Мне на днях завезли свежайших…
        - Кошек?! - громыхнул первый воин, и вся кавалькада, за исключением мальчика, с готовностью заржала.
        Жирный Карл шлепнул себя ладонями по груди и зашелся в безудержном хохоте.
        - Добрые господа! - вытирая несуществующие слезы, проговорил он наконец. - Веселые господа! Нет, я имел в виду вовсе не кошек. Каменные грибы, которые даже липового меда слаще. Сам горный народец ценит их на вес золота! В нашей глухомани никто не способен оценить по достоинству этот деликатес, но я всегда держу дюжину про запас на тот случай, если меня вдруг посетят такие важные господа…
        - А вино? - спросил первый воин, - Какое пойло у вас считается самым лучшим?
        - Лучшее вино! - столь угодливо, сколь и уклончиво ответил Карл. - Для вас - все самое лучшее.
        - Час, - определил рыцарь в львином шлеме. - Не больше.
        Он сделал движение, будто собирался спрыгнуть с коня, но, конечно, не спрыгнул. Вместо него спешился первый воин. Умело и почтительно он принял закованную ногу господина в свои ладони, помог ему сойти на землю, умудрившись невесть откуда взявшейся тряпочкой наскоро протереть случайно запылившиеся участки доспеха. Мальчик в сверкающих доспехах дождался, пока и ему помогут спешиться. Потом все трое, ведомые пятившимся Карлом, направились в таверну.
        Пара оставшихся рыцарей спешивалась долго и основательно. Спрыгнув с коней, они первым делом освободили животных от тяжеленных тюков, в которых что-то металлически звякало. Потом один из них поискал глазами среди державшихся по почтительном расстоянии слуг, и вперед неуклюже выпрыгнул Сэм.
        - Позвольте, господин, - заговорил сын Жирного Карла тоже каким-то новым голосом, которого Кай у него никогда не слышал. - Я накормлю и напою коней. Протру сбрую и…
        - Не вздумай расседлывать, - предупредил воин, опуская руку в кошель, притороченный к поясу.
        Пока он рылся там, его товарищ быстро и деловито собрал с седел четырех коней притороченное оружие, не забыв щиты и седельные сумки, и, сгибаясь под этим добром, направился ко входу в харчевню. Сунувшихся ему помочь он молча наградил пинком.
        - На-ка… - Воин швырнул Сэму монетку. - Если все будет хорошо, получишь еще столько же. Понял?
        Сэм поймал монетку, как чайка неосторожно блеснувшую рыбешку, сложил руки на груди и истово посмотрел на своего благодетеля, словно пытаясь сказать, что скорее даст отрезать себе оба уха, чем допустит хотя бы одно незначительное упущение со своей стороны.
        Когда все четверо скрылись в дверях харчевни, Сэм шумно выдохнул и раззявил рот до ушей с видом человека, только что удачно завершившего сложнейшее задание. Потом торопливо раскрыл ладонь. Шарли и Сали поспешили к нему.
        - Серебро! - донесся до Кая удивленный шепот одной из служанок. - Настоящее королевское серебро!
        - Тише ты! - цыкнул на нее Сэм и обернулся к Каю. - А ты что стоишь? Оглох? Сказано: накормить, напоить, бока протереть. Под седлами посмотри, чтоб того… И вообще… смотри у меня! Быстро! Пошел!
        Кай и пошел. Он все еще находился под впечатлением сияющей кавалькады. Если б ему сказали пойти и прыгнуть в пропасть, он бы и это выполнил, потому что мысли его были заняты сейчас совершенно другим. Великие боги, да что там пропасть! Он бы с радостью дал отсечь себе правую руку только за то, чтобы получить возможность хотя бы заговорить с юным всадником. А уж каким-то неведомым чудом оказаться на его месте… Об этом Кай даже думать не смел.
        Взяв под уздцы первых двух коней, он направился к колодцу, рядом с которым была вкопана в землю длинная поилка. Сэм, прогнав служанок обратно в харчевню, прилип физиономией к окну.
        Кай по очереди отвел коней к поилке. В ожидании, пока усталые животные напьются, он остановился посреди двора.
        О какой Крепости говорил Жирный Карл? Неужто о Крепости Порога? Эти рыцари едут в Крепость? И парень, одних лет с ним, с Каем, - тоже?.. Он небось сын этого рыцаря. Они небось будут рука об руку сражаться с чудовищами, а потом сидеть рядом за одним столом, где безмолвные слуги наливают душистое вино в золоченые кубки. А может быть…
        Неожиданная мысль о том, чтобы прямо вот сейчас попытаться увязаться за рыцарями к Порогу, заставила руки Кая задрожать. Полубезумным взглядом он обвел двор. И увидел Лока.
        Лок! Он явился вместе с рыцарями! Уж он-то точно должен знать!
        Некоторое время мальчик, чьи руки продолжали сноровисто обихаживать лошадей, глядел на седые волосы охотника, гладко собранные на затылке в маленький пучок, легкую и спутанную, будто пакля, серую бороду, наполовину закрывавшую исхудалое лицо, и пошитый из медвежьей шкуры костюм, который покрывали листики и веточки всех мастей так густо, что можно было подумать, будто Лок полдня провалялся в лесу, а теперь приехал к таверне «Золотая кобыла», не удосужившись отряхнуться. Впрочем, Лок всегда выглядел именно так. Говорят, какая-то лесная ведьма в обмен на неведомую услугу наложила заклятие на одежду Лока: лесной мусор, когда-то прилипший к его куртке и штанам, ни за что не отстанет - только если его спалить вместе с одеждой. Такой наряд позволял охотнику пробираться по лесу, не рискуя быть замеченным ни человечьим, ни звериным глазом. Между ног Лок поставил длинный лук, что-то внимательно разглядывая на его огловье, и, казалось, был так увлечен этим своим занятием, что на мальчика вовсе не обращал внимания. Кай кашлянул. Лок поднял голову.
        Встретившись глазами с охотником, Кай поклонился. Лок кивнул. Мальчик криво улыбнулся, не зная, как начать разговор.
        - Видал, какие? - проговорил вдруг охотник, пропуская между ловкими пальцами вощеную нить. - Зна-атные господа…
        - Так и есть, господин Лок, - ответил Кай.
        - Господин следопыт Лок, - важно поправил охотник.
        - Господин следопыт Лок, - послушно повторил мальчик, припомнив, что Лок предпочитал называть себя не охотником, а следопытом.
        Просто так, почти на равных, с Каем никто в Лысых Холмах или харчевне не разговаривал. Ну исключая, пожалуй, Танка. Кай давно привык к тому, что здесь он - чужак. Правда, и следопыт Лок не мог считаться взаправдашним деревенским. Большую часть времени он проводил в лесу, его и самого считали не совсем нормальным, и поговорить с живым человеком, хоть с каким, охотник был рад. Чего ж не покалякать изгою добровольному с изгоем вынужденным?
        - А я, парень, приболел, - сообщил Лок, натягивая лук. - Думал, и вовсе не встать мне. Лихоманка, парень… Поначалу-то оно вроде ничего было, только башка гудела да в грудях нехорошо. Кашлял. Хотел к Кагаре идти в деревню, да все что-то… Оно-то вона как было - по вечерам шибко трясся и видения всякие видел. Ну думал, утром-то уж как рассветет, и выйду. А поутру вроде перемогался, только ноги слабые были. А вечером все по новой. Ну и как-то к ночи слег, а утром так и не встал. Ослабел совсем. Только-только сил хватило из землянки выползти, снега в котелок набрать. Хорошо, лося завалил прямо перед тем, как морозы ударили. Да и грибов насушил. Дров-то я всегда загодя рублю на случай морозов. И ведь самая гадость-то - вроде недельку-другую отвалялся, трепать перестало, а слабость никуда не уходит. Нет сил никаких - и все тут. Только когда солнце греть начало…
        Наверное, Лок еще долго распространялся бы о своей болезни, если б Кай, снова кашлянув, не перебил его учтиво:
        - Господин следопыт Лок…
        - Ага? - немедленно откликнулся охотник, польщенный верным обращением.
        - А рыцари, которых вы в харчевню привели, они куда путь держат?
        Лок положил лук к ногам, потянулся и усмехнулся.
        - В Горную Крепость едут, поди-ка, - сказал он. - Это тебе не простые рубаки, баронские да графские псы. Я, слышь… - он огляделся и понизил голос, - у Черного ручья их заметил и через весь лес за ними шел. Кто ж его знает, что за люди. А у самой опушки вдруг последнего потерял. Прямо так вот раз - и нет его. Как так, думаю? И только, это самое, думать начал, как мне сзади кто-то стрелой арбалетной в спину ткнул. Я, слышь, чуть не обделался. Оказывается, этот, который сзади ехал, взял в сторону, отстал. Я решил, по нужде человеку понадобилось. Думал подождать его. Жду-жду, а он - на-ка! Арбалетом мне в спину. Это сэр Генри, у которого львиная башка на голове, меня да-авно уже углядел. И послал оруженосца проверить… Он - Горный рыцарь, вот он кто! Рыцарь Порога.
        Понял, парень? Видал, у него на рукояти меча - голова виверны? Знаешь, что это за знак? То-то… Это знак Братства Порога. Ежели какой рыцарь к Братству не принадлежит и вдруг удумает себе такую же рукоять сделать - первый же рыцарь Порога обязан вызвать его на поединок. То есть, другими словами: кранты самозванцу, потому как против рыцаря Братства никто не выстоит. В Горную Крепость, значит, едут… А парнишка энтот - евонный сын. Или племяш? В общем, родня… Слыхал, его Эрлом кличут. Да… Знаешь, что это такое - Горная Крепость?
        - Знаю, - выдохнул Кай. - И Горную Крепость знаю, и Северную…
        - Северную? - удивился Лок. - Ишь ты!.. И я слыхал про Северную Крепость. Только сдается мне, нет такой Крепости. Может, в старину когда была, а сейчас одни сказки остались. Говорят, когда-то было три Крепости.
        - Три?! - расширил глаза Кай.
        - Ну. Три Порога, значит, и три Крепости. Порогов-то три было, так старые люди говорят. А сейчас только Горная Крепость Порога и осталась.
        Кай некоторое время переваривал услышанное. Как это - нет Северной Крепости? Не может такого быть! Да врет он все, этот Лок. Сам ничего не знает. Не бывал нигде, кроме своей лесной чащобы, вот и не знает ничего. Вот господин Корнелий, тот точно знает. Знал…
        - А как же… - внезапно охрипнув, спросил мальчик. - Если Порогов три, то и Крепостей должно быть три. Куда же еще одна Крепость подевалась?
        Лок неохотно задумался.
        - А пес его знает, - ответил он наконец. - Наше-то какое дело? Есть или нет. Чудищ-то, которые из-за Порогов лезут, в наших краях никогда и не видали. Значит, все хорошо. А нам и нечего рассуждать. Старые люди говорили: у того, кто мало знает, сон крепок. Понял, парень? Я тебе вот что скажу: я-то, почитай, уж седьмой десяток живу на этом свете. Про Северную Крепость от деда слышал сказки, когда сам мальцом был. А на Горный Порог рыцари нет-нет да проедут. Сам видал, своими глазами. Как и ты сегодня. В нашей-то жизни, как в ночном лесу: мало ли что услышишь да что причудится. Ежели всему верить, недолго и сбрендить. Верить нужно, парень, только своим глазам. Вот и думай!
        Крайне довольный собственной глубокомудрой речью, старый охотник внушительно замолчал и снова взялся за лук, давая понять, что разговор окончен.
        Кай поплелся к новой паре лошадей.
        «В далеких Скалистых горах, - вдруг зазвучал у него в голове голос рыжего менестреля Корнелия, - в месте, называемом Перевалом, стоит неприступная Горная Крепость, куда его величество посылает самых лучших своих рыцарей, чтобы несли они тяжкую, но почетную службу. Чтобы защищали мир людей от диковинных и жутких тварей, время от времени показывающихся из-за Порога. Великая честь - вступить в Горный Орден…»
        Мальчик остановился, сглотнул. И повернул к конюшне.
        «Ведь в Горной Крепости тоже надо пол мести, еду готовить да дрова рубить, - думал Кай, снимая со стены скребок, - не аристократы ведь этим занимаются…»
        Мысль показалась ему такой простой и неожиданно-прекрасной, что он рассмеялся вслух. Как же раньше это не пришло ему в голову?! Лок, все еще сидевший на бревне, удивленно посмотрел на мальчика.
        Через час, а то и больше во двор вышел один из воинов - тот, что ехал последним.
        - Готово? - щурясь на солнце, спросил он. И сам увидел, что все в порядке. - Ловко! - похвалил воин.
        Как ни готовился Кай произнести эту фразу, у него все равно перехватило дыхание и сбилась речь.
        - А можно… - просипел он, опустившись на колени и дотронувшись до кольчужного сапога.
        Договаривать не пришлось. Видать, не первый мальчишка на случайном постоялом дворе задавал рыцарям Горного Ордена такой вопрос.
        - А чего ж, - широко усмехнулся воин, - парень ты решительный. Нам такие нужны. Только вот… Знаешь ли ты, что такое Порог?
        - Да! - почти выкрикнул мальчик, в ушах которого звенело.
        - Чтобы сражаться с чудовищами, одной решительности маловато. Настоящая храбрость нужна.
        - Да я… - задохнулся Кай. - Да мне…
        - Верю, - прервал его воин и нарочито сурово нахмурился. - Но и храбрость - это еще не все. Сила нужна!
        - Я сильный! - крикнул Кай.
        - Ну-ка… - Воин заозирался, зачем-то подмигнул своему товарищу, вышедшему на крыльцо с тонкой щепочкой в зубах, и остановил взгляд на здоровенной плахе для рубки дров. - Подними эту дурынду и вытащи ее за ворота. Такое будет тебе испытание. Сможешь - возьмем тебя с собой. Не осилишь… не обессудь тогда.
        Кай ринулся к плахе. Упал на колени, обхватил ее - длины рук не хватило для полного охвата - и поднатужился. Глаза его налились кровью, в висках запульсировало, но плаха как стояла, так и осталась стоять на месте. Может быть, чуть шевельнулась. Кай, не видя и не слыша ничего вокруг, надрывался до тех пор, пока не сообразил: плаха-то из-за собственной тяжести, должно быть, плотно впечаталась в утоптанную землю. Тогда он отпустил плаху, передохнул несколько мгновений и снова вцепился в нее. Теперь он сначала качнул тяжеленный деревянный пень взад-вперед, а когда почувствовал, что края плахи свободно отрываются от земли, напружинил ноги и рванулся кверху.
        Мир тотчас потонул в каком-то странном гуле, больно ударившем мальчика по барабанным перепонкам, в глазах потемнело. Откуда-то издалека долетело исполненное изумления восклицание. Потом вспыхнула страшная боль в плечах и спине, и земля ушла из-под ног Кая.
        Наверное, он на какое-то мгновение лишился чувств. Когда же пришел в себя, то понял, что лежит верхом на опрокинутой плахе. Сильно ноют спина и руки, а из носа ползет что-то щекотное и теплой солью застывает на губах.
        - Всего-то шажок сделал, - услышал мальчик сквозь звон в ушах и обернулся на голос.
        Воин стоял, скрестив руки на груди. По губам его блуждала усмешка, но в глазах поблескивало удивление.
        - Нет, парень, не тянешь, - покачал головой воин.
        - Я сейчас… - прохрипел Кай. - Только дух переведу… Он сполз с плахи и, шатаясь, встал на ноги.
        - Прекратить! - Этот резкий приказ остановил мальчика, когда он снова наклонился над непокорным пнем.
        Воин оглянулся и мигом вытянул руки по швам. С крыльца медленно спускался рыцарь. Свой шлем, сделанный в виде львиной головы, он держал в левой руке у груди. Мальчик в доспехах стоял рядом с ним, чуть позади, но не заступая за спину рыцаря - будто равный. Рыцарь смотрел прямо на Кая, взгляд его был строгим и, как показалось мальчику, злым. И парнишка тоже смотрел на Кая. Но в его взгляде не было суровости. И надменности, с которой он въехал во двор «Золотой кобылы», тоже не было. А был - живой интерес.
        - Прекратить! - повторил сэр Генри. - Опять? Я же запрещал! Что за ярмарочный балаган?! Седлать коней, живо!
        Ратники бросились к скакунам. А сэр Генри, ожидая, пока они закончат работу, водрузил шлем на голову и - пугающий, громадный - направился прямо к мальчику. Кай даже невольно попятился.
        - Как звать? - отрывисто вопросил рыцарь.
        На крыльце появился Жирный Карл. Мигом уяснив для себя обстановку, он уставился на Кая и, беззвучно крича, ожесточенно зажестикулировал. Кай догадался опуститься на колени.
        - К-кай, - только тогда ответил он.
        - Сын? - не оборачиваясь, бросил рыцарь Порога через плечо. Как он, не видя, понял, кто стоит у него за спиной? Впрочем, Карл тоже не растерялся и ответил мгновенно:
        - Нет, добрый господин. Сирота. На воспитание взятый. Из милосердия…
        - Крестьянин? - снова спросил сэр Генри и сам себе ответил: - Вряд ли. Не похож… Что ж, Кай… Неважно, кем ты ступаешь на дорогу. Важно, кем заканчиваешь путь. Понял?
        Хоть вопрос адресовался и не ему, Жирный Карл глубокомысленно нахмурился, а Кай, ничего не поняв, проглотил настойчиво рвущуюся из груди фразу о готовности предложить себя в качестве прислуги в Крепости. Рыцарь сделал знак ближайшему воину, тот с готовностью запустил руку в кошель, висящий на поясе, извлек оттуда монетку и, окликнув Кая, бросил монетку мальчику. Сэр Генри с помощью ратника сел на коня и первым во главе кавалькады выехал в ворота, у которых стояли красные от натуги Сэм и старый Джек. Юный всадник уже в воротах оглянулся на Кая, но мальчик этого не заметил.
        Кай не сразу поднялся на ноги. Понимание того, что сам славный рыцарь Порога сэр Генри заговорил с ним, постепенно входило в его сознание и наполняло клокочущим ликованием. Он не заметил, как Сэм, подскочив, выхватил у него крохотную, похожую на рыбью чешуйку, серебряную монетку, которую мальчик так и держал на вытянутой ладони.

* * *
        Следующие два дня Кай жил, переполненный щекочущей радостью, которая все не иссякала. Он даже не замечал, как сильно болят мышцы, которые он едва не надорвал, когда пытался поднять колоду. Как ему тяжело нагибаться. Как враскоряку он передвигается по двору и таверне. В груди у него, точно волшебный горшок из старой сказки, кипело нескончаемое счастье.
        Служанки Сали и Шарли посмеивались над ним и стариком Джеком, который, очевидно вследствие угасания рассудка, воспринял развернувшуюся во дворе сцену по-своему и теперь каждый раз, встречая Кая, снимал шапку и кланялся в ноги. Лыбка, подзуживаемая Сэмом, глупо гоготала, а вот реакция самого сынка хозяина «Золотой кобылы» была довольно странной. Он отчего-то возненавидел мальчика еще больше: дважды поколотил его, придравшись к каким-то явно надуманным оплошностям, а к вечеру второго дня, заметив Кая, копавшегося в конюшне, неожиданно взъярился, влетел в конюшню, закрыл за собой дверь и, прижав мальчика в углу, жестоко надрал ему уши безо всякой на то причины.
        - Ах ты… молодой господинчик… - хрипел Сэм, усердствуя, - ах ты… Я т-тебе покажу!..
        Впрочем, даже это происшествие не могло испортить Каю настроение. Он только недоумевал, с чего это Сэм вдруг удумал дразнить его «господинчиком». Но на следующий день после экзекуции внезапно понял: сын Жирного Карла в мутном и мелком, словно лужа, своем сознании почему-то связал воедино Кая и сиятельного юного всадника. Будто углядел в них что-то общее… и это его жутко обозлило.
        На третий день, чуть свет получив от Жирного Карла наказ отправляться в лес, Кай обвязал вокруг пояса плетенную из конского волоса бечеву, закинул на плечо мешок, в котором бултыхалась тыквенная фляга с водой и кукурузная лепешка, и вышел во двор. Привычно оглядевшись по сторонам, Кай не заметил поблизости Сэма, пересек двор и вышел за ворота.
        Несмотря на раннее время, солнце уже припекало ощутимо. Кай быстро свернул с проезжей дороги и прошел лугом до Вялого ручья, в это время года уже давно пересохшего. Дальше начиналась холмистая долина, в центре которой лежала деревня, а к северу от долины темнел лес. Срезая путь, мальчик быстро взбежал на пологий холм и на минутку остановился. Вон она - деревня Лысые Холмы, скопище темных хижин, прижавшихся друг к другу, как жмутся овцы холодным осенним днем. Над хижинами тянутся в светлое небо тонкие полоски дыма. Как-то там Бабаня и Лар? Сейчас уже Кай вспоминал о стариках с легкой грустью, как о взаправдашних родных людях. Как-то там кузнец Танк? Вот кого надо обязательно навестить и рассказать ему сногсшибательную новость. Интересно, что на это скажет Танк?
        Улыбнувшись, Кай скатился с холма, взбежал на другой и, спустившись с него, быстро отыскал тропинку, ведущую к лесу.
        «А что? - думал он, шагая по тропинке. - Пожалуй, сегодня и забегу к Танку, только с ловлей покончу поскорее…»
        На самой опушке росли лопухи. Огромные в этом году лопухи вымахали - под их широкими, как воинские щиты, листьями можно было спрятать отряд человек в десять. Сейчас из-под лопушиных щитов чадил синеватый едкий дымок дурноглаза - его-то и почуял Кай. И остановился.
        Сам Кай дурноглаз никогда не курил, но накурившихся видеть доводилось. Мутноглазые, они без причины хохочут, несут всякую чушь и способны на самые дикие поступки, до которых и пьяный не додумается. Мужики в деревне редко баловались этим дурманом - разве уж самые распрегорькие пьяницы, и то не часто, а только тогда, когда самогона не могли достать. Молодые парни, те иногда курили, в большинстве случаев - чтобы побахвалиться перед сверстниками.
        Кай пригнулся и, двигаясь тихо, не задев ни одной веточки, ни одного листа (вспомнилась лесная наука Танка), прокрался в глубь лопуховых зарослей. Когда отчетливо стали слышны голоса, он чуть приподнял голову. Увидев сидящих в кружок людей, Кай вздрогнул, но тотчас неслышно усмехнулся.
        Это была знакомая ему компания: Гилль, Арк и близнецы. Спиной к Каю сидел еще кто-то, крупнее пацанов - должно быть, парень из деревни.
        «Далеко забрались, - подумал Кай. - Стало быть, опасаются, как бы родители дурного запаха не учуяли…»
        В то время, пока жил в «Золотой кобыле», Кай не раз видел деревенских мальчишек. Иногда кто-то из них забегал в харчевню по родительским поручениям: купить что-нибудь, а то и взять в долг монетку-другую или, наоборот, долг отдать. Жирный Карл, человек предприимчивый, помимо того что содержал харчевню, еще и занимался ремеслом ростовщика. Пацаны поддерживали с Сэмом подобострастно-дружеские отношения, это Кай тоже замечал, а Гилль - тот держал себя с сыном Карла чуть ли не ровней.
        Этот незнакомый парень, насасывая глиняную трубку, что-то говорил. А пацаны, раскрыв рты, слушали. Какие-то удивительно знакомые нотки сквозили в голосе парня, и когда Кай вдруг понял, где он слышал этот голос, то снова вздрогнул - на этот раз сильнее, чем в предыдущий.
        Парень обернулся на шорох. Кай едва успел нырнуть в лопухи, но бросить взгляд на лицо парня все же смог. Точно, это он!..
        - Вот так, братва, - сказал Сэм. - Только чу - ни слова никому!
        Голос Сэма был едва узнаваем. Он чуть ли не шипел, будто удавка хриплой ненависти накрепко перехватила ему горло. Сын Жирного Карла был заметно опьянен дурноглазом, он раскачивался из стороны в сторону и время от времени встряхивал головой, будто отгоняя муху.
        - …Я этой суке и говорю: давай, мол, по-хорошему, не выеживайся, мол! - вел дальше свой рассказ Сэм. - А она так смотрит на меня, будто я козявка какая-то, и портки мокрые в руках держит. Я ей говорю: серебром заплачу! Никогда городскую не пробовал, тут и серебра не жалко… Вот честно, пацаны, - может, и заплатил бы, коли она по-доброму согласилась. А она вдруг раз - и этими портками мне по морде! И так… прямо как графиня какая: пошел вон, щенок!.. Ну время раннее, никого нет, да и место там глухое, у ручья… Короче, размахнулся я и врезал ей в грудя… Вы еще малые, не знаете - ежели бабу разок прищучить пожестче, то она потом шелковая будет. Вон Лыбка-то. Поначалу брыкалась, а как кровь ей пустил первый раз, так потом слова поперек не говорила. Правда, надоела скоро. Дура она и воняет еще.
        Каю вдруг показалось, что мир вокруг него чернеет, как небо за несколько минут до сильной грозы. Голова закружилась. Он попробовал вдохнуть, но воздух не шел в грудь, будто горло и ноздри плотно забились деревянными стружками.
        - …А она как заорет, сука эта! Я ей еще - прямо в харю. Она повалилась. Я на нее прыгнул - и башкой о камень, чтобы не дрыгалась. А она все ногами меня отпихивает и вопит. Пришлось еще… поучить. Как кровь полилась, я малость в ум вошел. Ну сами посудите: шалава городская, дрянь, отребье, голодранка, а ставит из себя. К тому же мог услышать кто, потом хлопот не оберешься. Ну она затихла… Платье я на ней разодрал… Эх и кожа у нее, пацаны! Они ж там, в городе, говорят, особой глиной моются, чтобы кожа не шершавела. Белая кожа! Гладкая, как… как… ну как вот у телочка новорожденного. И вся она мягкая такая - куда там Лыбке. Да и вообще деревенским. Те или толстые, вроде бурдюка с водой на ощупь, или жилистые, как курицы старые, а эта… Ровно цыпленочка щупаешь!.. До вечера бы с нее не слезал, да издали голоса стали раздаваться. Какая-то сволочь рядом проходила. Я и убег. Я ж не думал, что она такая дохлая окажется. Вон Лыбке раз кувшин о голову раскокал, а ей хоть бы хны. Ржет, дура! А эта вот… Убег я, говорю. Но, кажется, кто-то видел меня. Папаша, как слух пошел, сразу меня к себе затащил и первым
делом за ухи… Куда деваться, сознался я. Ну он - к Маралу-старосте. Тот Наги позвал. Покумекали они, что делать-то, чтоб наружу не вышло: за такие фокусы ведь и плетьми засечь могут, ежели, конечно, графские люди узнают. И порешили: кто больше всех рот раскрывал, серебром тот рот заткнули. А старикам ейным тоже сунули сколько надо. И этого щенка… - Сэм грязно выругался, - вонючку подзаборную, мохнорылого ушлепка, к себе в харчевню взяли. Так Наги велел. Чтобы, говорит, Нэла на деревню не прогневалась и черную саранчу на урожай не наслала…
        Чернота сгустилась. И полностью поглотила весь мир, и самого Кая в придачу.
        Глава 4
        До конца своих дней не помнил Кай, что произошло дальше в тот день. А в деревне говорили всякое. Много оказалось очевидцев произошедшего.
        Сали припоминала, что солнце еще на вершину небосвода не взобралось, а уж Кай вернулся из леса в «Золотую кобылу». Говорила, что шел он, тряся головой, без мешка, без силков и, уж конечно, без добычи. И руки странно растопыривал перед собой - будто то ли обнять хотел кого-то, то ли схватить. Служанка харчевни, естественно, удивилась: чего это такое происходит? Уж не на ведьму ли пацан нарвался в лесу? Окликнула его, даже метлой шлепнула по затылку, когда он, не поглядев на нее, мимо прошел. Кай не отозвался. Будто и не услышал, и не почувствовал ничего. Она за ним хотела пойти, да тут Шарли ее окликнула - надо было кур щипать. А после курятника закрутилась и уж думать забыла про сироту-приблуду.
        А Лыбка рассказала, что зашла на кухню воды испить, а там Кай сидит и здоровенный кухонный нож, которым туши разделывают перед варкой, на точильном камне точит. Ну точит и точит, делов-то. Она мимо него пошла, да, видать, не протиснулась толстой задницей, начала кричать: чего, мол, раскорячился на всю кухню! А Кай, говорит, как зыркнет на нее, а глаза у него, точно у быка, кровью налитые, страшенные. Она и выскочила из кухни, от греха подальше. И сколько ее впоследствии ни спрашивали, ничего, кроме повторений об этих страшенных бычьих глазах, от бестолковой бабы добиться не могли.
        А Шарли, которая в тот день стряпала, как обычно, на кухне Кая не видела. Точильный камень - да, валялся прямо посреди кухни, она еще споткнулась об него, а Кая не было. Видать, наточил нож да и спрятался куда-то. До поры до времени.
        А вот Кривой Ян и Бад Сухорукий о том дне много чего могли порассказать. Они как раз с утренней рыбалки в «Золотую кобылу» пришли. С уловом им тогда повезло, да так, что обменяли они свою рыбу на пару медных монет, да еще по кружке пива досталось обоим. Так вот сидели они, потягивая пиво и размышляя на тему: вернуться ли в деревню, где можно приобрести у Рабки кувшин-другой крепкого самогона, но есть опасность нарваться на собственных супружниц, или же шикануть и спустить весь заработок на пиво? В трапезной еще торговец, направлявшийся в Мари, жрал цельного гуся, а двое его слуг развлекались игрой в кости. Вот что Кривой Ян рассказывал:
        - Мы только по второй кружке взяли, как вваливается в трапезную этот парнишка, сын Карла - Сэм. Малость его пошатывало еще, это я помню. Вваливается, озирается по сторонам и, не здороваясь ни с кем, проходит прямо за стойку, где Лыбка стояла. Лыбку он подзатыльником наградил, а сам нацедил себе кружку пива. Только из-за стойки вышел, как вдруг дверь чулана, где дорожные плащи на ночь запирают, распахивается. И пацан этот выходит. В руках - нож здоровенный! Выходит и прямиком идет к Сэму. Тот рот распахнул, кружку выронил… А этот щенок, ни слова ни говоря, как начал свой нож прямо в рожу Сэма пихать! Тут мы все обалдели. Сэм орет, визжит, на колени упал, крутится собачкой, уползти пытается, рожу локтями прикрывает, а этот… как его?.. Кай… вокруг него вьется и все норовит в рожу ударить. Кровища брызжет!.. Сами видели: не только пол и стойка - стена в кровавых пятнах была, а та стена шагах в пяти от них. Даже на потолке следы потом обнаружили! Торговец первым опамятовался. Крикнул своим слугам, а те - здоровенные такие лбы, они ж не просто на посылках, они еще охраняли его, на дорогах-то глухих мало
ли чего случиться может… Да! Так вот слуги кинулись на мальчишку: один его схватил, второй Сэма оттаскивает в сторону. Сэм уж не визжал, сразу в руках слуги обмяк. А рожа у него… Это уж не человечья рожа была. Это какая-то красная маска - кожа и мясо свисали ошметьями, не поймешь, где глаза, где нос… Кай сразу нож выпустил и вроде на мгновение… как деревянный стал. Тут уж и мы с Бадом подоспели. Ну начали руки пацану крутить, Бад ему еще врезал разок - правильно, надо ж такое сотворить! Вот тут-то и началось. Как оно там дальше было, я не упомню. Последнее, что помню: слуга торговца пацана за одну руку держит, Бад за вторую, а я сзади это… шею ему обхватил, чтоб, значит, не вырывался. Тут… как будто потолок на меня рухнул. В себя я пришел, уж когда все кончено было. А нос мой - вот, гляньте! - до сих пор на сторону смотрит…
        Бад Сухорукий хоть и в памяти был, но ничего толком сказать не мог. По его словам, в мальчишку будто злой дух вселился. Вроде и пацан, от горшка два вершка, а как крутанулся, так и посыпались взрослые мужики в разные стороны. У самого Бада здоровая рука в суставе так вывернулась, что только Кагара сумела ее из-за спины вывести и в нормальное положение поставить. А слугам торговца - и первому, и второму - еще пуще досталось. У первого два ребра хрустнули и нога подломилась, аж осколок кости наружу вылез. А второй и вовсе встать не смог, так на телеге его из «Золотой кобылы» и увозили. А он еще горючими слезами заливался и все твердил о том, что пацан ему хребет хотел вырвать - мало-мало не вырвал, но повредил основательно - ноги у мужика едва шевелились. А сам торговец не дрался, нет. Он под стол спрятался. А Лыбка во двор вылетела как пробка из бутылки - во дворе-то как раз мужики из Лысых Холмов телегу разгружали. Их Марал послал десяток мешков кукурузной муки Жирному Карлу отвезти.
        - Вот точно так же и в ту ночь было, - неизменно добавлял шепотом Бад в конце своего рассказа, - когда мы Танка хотели на поле голым пустить. Еще бы силенок щенку побольше, и живыми мы бы не ушли…
        Мужики подоспели, когда все было кончено. Трое валялись посреди опрокинутых столов, корчась и воя. Кривой Ян лежал как мертвый. А в луже крови, рядом со стойкой, закрыв изуродованное лицо окровавленными руками, скрючился бесчувственный Сэм. Такова кровавая лужа была, что, когда парня поднимали, один из мужиков поскользнулся и грохнулся на пол. А Кай стоял посреди трапезы, ссутулившись, поводил невидящими глазами вокруг, точно не помнил, что произошло и как он здесь оказался. Окровавленный нож валялся у его ног. Мальчика повалили, стали вязать веревками - он не сопротивлялся. И не говорил ничего. Тут на крики спустился со второго этажа харчевни сам Жирный Карл, прилегший после сытного обеда вздремнуть. Кая, связанного, отволокли и бросили в погреб, на крышку которого для пущей безопасности водрузили здоровенный камень. А Жирный Карл лично кинулся в Лысые Холмы за Кагарой - даже коня не оседлал, так без седла и скакал.
        Уже ночью того же дня видела Лыбка, как спускался Карл в погреб. Пробыл он там около часа и вышел, тяжело дыша и устало потряхивая здоровенными волосатыми кулаками, костяшки которых были сбиты.

* * *
        Наутро созвали судебный сход.
        Из деревни на телеге, запряженной могучим рыжим мерином, приехал Марал. Сам староста правил, а в телеге на охапке кукурузных листьев сидел старикашка Наги, да валялся, как обычно пьяненький, графский мытарь господин Симон. Мужики, те пятеро, что вязали Кая, уже ожидали во дворе харчевни. Еще несколько человек деревенских топтались у ворот - весть о произошедшем молниеносно разнеслась по Лысым Холмам. Но Карл распорядился, кроме свидетелей, никого не пускать. Бада Сухорукого и Кривого Яна не было. Они отлеживались в деревне в своих хижинах. Не было и торговца. Жирный Карл, поразмыслив, отправил его ранним утром, наградив немалым кошелем серебра и наказом: чтобы тот никому ничего никогда…
        Мужиков оставили во дворе, а старосту, жреца и мытаря Карл первым делом отвел наверх, в ту комнату, где в постели, обложенный подушками, лежал Сэм. Голова парня была плотно обмотана чистыми тряпками, открытым оставался лишь правый глаз - вытаращенный и слезящийся. Тут же находилась и Кагара, она собирала расставленные по углам комнаты медные плошки, в которых еще курился серый пепел. Под потолком комнаты влажно поблескивали, перекатываясь, волны какого-то странно плотного дыма. Дряхлый подслеповатый Наги начал тревожно принюхиваться, а господин Симон сморщил нос и полез за пазуху за глиняной фляжкой.
        - Ну? - коротко спросил Карл.
        - Не помрет, - прошамкала Кагара.
        - Только-то? - горько скрипнул зубами хозяин таверны. - Это я и без тебя знал. Выйди отсюда!
        Когда Кагара удалилась со своими плошками, Жирный Карл обернулся к сопровождающим.
        - Одно ухо напрочь отрезано, - сказал он, щуря глазки, которые начали наполняться слезами, - глаз вытек. Половина зубов выбита, и губы лохмотьями висят, а щеки… Дыры такие, что видно, как язык ворочается. И неизвестно, затянутся они или нет. Эх-х!.. Марла едва не померла, как узнала… Щ-щенок паршивый!
        Сэм что-то промычал сквозь тряпки. Карл кликнул Лыбку, и четверо покинули комнату.
        - Обычной мальчишеской дракой это не назовешь, - спокойно молвил Марал. - Ты говорил с… этим?
        Хозяин «Золотой кобылы» понимающе кивнул.
        - Молчит, псенок! Все руки об него отмолотил. Раз только заорал, будто снова взбесился, а потом опять замолчал.
        - Судить надо, - сказал Марал. - Только… - Он опять пытливо взглянул на Жирного Карла. - Вначале свидетелей не зови.
        Тот снова кивнул.
        - Сам бы догадался, - буркнул он. - Пойдемте со мной. В комнату Марлы.
        Господин Симон, опрокинув фляжку над пастью, вытряс последние капли и, икнув, вмешался разговор:
        - Прикажи, чтоб это… Чтоб принесли…
        - Не время сейчас, господин графский мытарь, - сдержался Карл.

* * *
        Кая приволокли волоком, не потрудившись развязать даже ноги. Приволокли и поставили на колени в центре комнаты. Мужики поддерживали его так, чтобы лицо мальчика было видно Марле. Марла сидела в своем кресле, не шевелясь, уперев подбородок почерневшего от страшной новости лица в кривую рукоять своей палки-дубины. Марал и Карл, стулья которых стояли близко друг к другу, о чем-то тихо-тихо шептались, Наги величественно глядел в никуда.
        Карл мотнул головой, приказывая мужикам удалиться. Когда они покинули комнату, Кай продержался на коленях всего несколько мгновений. Затем повалился на бок.
        - С-сучье отродье!.. - прошипела Марла.
        Одежда Кая была изодрана - меж веревочных петель торчали грязные тряпичные клочья. Но лицо, опухшее от побоев, было неожиданно бело. И широко открытые глаза были спокойны. По очереди мальчик оглядел присутствующих - лежа, он мог видеть всех. И все, кроме Марлы и Наги, опустили глаза. Первым к Каю обратился Жирный Карл:
        - Скажи, зачем ты напал на моего сына?
        - Потому что хотел убить его, - чисто и просто, будто давно дожидался этого вопроса, ответил мальчик.
        - Выродок! - рявкнула Марла и грохнула палкой о пол.
        - Почему ты хотел убить его? - стараясь оставаться спокойным, задал новый вопрос Карл. Ему вдруг стало не по себе от этого мальчишки. Теперь он совсем не был похож на того пацана, которого Карл вечно шпынял по разным хозяйственным делам. Словно за несколько часов Кай повзрослел на двадцать лет.
        - Потому что он убил мою мать, - так же ровно ответил Кай.
        - Но если тебе стало известно подобное… - монотонно заговорил Марал.
        - Потому что он убил мою мать, и вы все знали об этом, - договорил Кай. - Потому что он не понес никакого наказания…
        - Ах ты!.. Да кто тебе про моего мальчика такое?.. - взвилась Марла, но Карл, чувствуя, что мальчишка сказал не все, остановил ее:
        - Погоди-ка… Ты же понимаешь: то, что ты сейчас сказал, очень серьезное обвинение. С чего ты взял, что кто-то убил твою мать, а не сама она расшиблась о камни по собственной неосторожности?
        Кай минуту помедлил. Натужно покривил губы в подобие ухмылки. Потом медленно и отчетливо назвал имена тех четверых, которых видел вчера с Сэмом на опушке леса.
        - Сэм… сам рассказал им об этом. Я слышал. Спросите их.
        - Спросим, - зловеще севшим голосом пообещала Марла, - спросим, дорогой мой, не сомневайся. Врет он! - вдруг закричала она. - Врет он все! Он завидовал моему мальчику, потому и напал на него!
        Но Кай больше ничего не сказал. Глаза его потухли. Всем сразу стало ясно, что от него ничего не добиться.
        - Эти четверо… - повернулся Карл к Маралу.
        - У ворот стоят, - ответил староста. - С самого утра. Придется их позвать. Как и пятерых мужиков, которые вязали мальца.
        - И Кривого Яна с Бадом Сухоруким, - угрюмо произнес Карл.
        - Плюнь на них, - посоветовал староста тоном, по которому можно было понять, что он давно уже все обдумал. - Малец изувечил четверых взрослых здоровых мужиков. Кто этому поверит? Это только запутает дело, которое и без того…
        - Говорят, приблуда с Танком-кузнецом крутился, - сказал Жирный Карл. - Этого душегуба чокнутого надо было из деревни гнать в три шеи еще пять лет назад! Говорил я тогда тебе…
        - Зовите свидетелей! - громогласно распорядилась Марла. - Сначала пацанов!
        Староста посмотрел на Карла. Тот согласно кивнул и добавил:
        - А этого опять надо в погреб спустить. Эй, где вы там? Тащите псенка обратно!
        Когда уволокли Кая и привели испуганно переглядывающихся пацанов, Марла рыкнула:
        - Дайте мне с ними наедине поговорить!
        Карл нахмурился, но Марал быстро поднялся и, запустив в бороду пятерню, сказал:
        - Все правильно. Пусть поболтают по душам. Пойдем, - и, взяв под локоток, вывел успевшего задремать Наги. Господин Симон сбежал еще раньше. Воспользовавшись требованием Марлы, он спустился в трапезную и утвердился возле стойки, откуда больше никуда не желал отлучаться.

* * *
        За закрытой дверью перекатывался голос Марлы. То, наливаясь силой, гремел вовсю, то снижался до совсем неслышного шепота. Жирный Карл и староста Лысых Холмов разговаривали без свидетелей - старенького Наги пришлось отвести в одну из комнат харчевни.
        - До окрестных деревень слух докатится, это уж как пить дать, - говорил Марал. - Через пару дней все будут судачить о мальчишке и его мамаше.
        - Да, - угрюмо подтвердил Карл. - Народ, чтоб его!.. Всем рты не заткнешь. Ведь думал же: дело кончено. Старики, родственники этих городских, серебром получили, мальчишка в харчевню взят.
        - Ты все правильно сделал, - положил руку на плечо хозяину «Золотой кобылы» Марал. - Только вот сынку своему надо было в первую очередь язык укоротить.
        Жирный Карл сжал и разжал кулаки.
        - А если он одержим демонами? - с надеждой вдруг предположил он. - Таких ведь закон велит на костре сжигать?
        - К смертной казни может лишь граф приговорить, - напомнил Марал. - Я бы очень не хотел, чтобы до его сиятельства дошел этот случай. Ты, я думаю, тоже. Ты его видел? Непохоже, чтобы парень был одержим. Да и любой, самый слабый маг скажет тебе, что это не так. Вот что надо сделать: за нападение с целью убийства преступник карается полусотней ударов плетью прилюдно.
        - Да знаю я! - отмахнулся Карл. - Влепим ему плетей - и что? Думаешь, это его угомонит? Отлежится и снова за нож возьмется. Опять все сначала? Ежели такая канитель завяжется, точно до графа слухи доползут. Удавить бы его по-тихому!.. Но уже не получится. Разговоры пойдут. Эх, раньше надо было!..
        - Дослушай! Выпороть мальца надо. Только вот пороть-то можно по-разному. Можно и две сотни выписать, а человек на второй день встанет. А можно и с трех ударов шкуру спустить. Понимаешь? Настоящие мастера этого дела есть. Я знаю. За день отыщу. Не из нашей деревни, но это даже и лучше.
        Жирный Карл сообразил быстро.
        - Я серебра не пожалею, - затараторил он. - Пусть сучонок сорок ударов помучится, как сынок мой мучился, а на пятом десятке сдохнет! Пусть он… А свидетели? - вдруг осекся хозяин таверны. - Эти пацанята?
        Староста Лысых Холмов усмехнулся:
        - Со свидетелями дело, я думаю, уже решено.
        Не успел он закончить, как приоткрылась дверь, и из комнаты просунулась лохматая голова.
        - Господин Карл, - прерывающимся голосом позвал Гилль, на щеках которого цвели пунцовые пятна, - господин Марал… Тетушка Марла просит вас к себе…

* * *
        Как и рассчитывали Жирный Карл и Марал, дело решили очень быстро.
        Через несколько минут комната Марлы была забита народом так плотно, что, когда вносили связанного Кая, мужикам, столпившимся у порога, пришлось потесниться. Из комнаты вынесли всю мебель, кроме, конечно, кресла Марлы. У стен стояли пятеро мужиков, связавших Кая в тот злополучный день, и четверо деревенских пацанов. Сам Жирный Карл, староста Лысых Холмов Марал и жрец Наги разместились у кресла. Причем Марал, учтиво поддерживающий Наги под руку, вполголоса напоминал старикану, который по причине старческого маразма успел все забыть, суть дела. Притащили даже и прислонили к стене наклюкавшегося до полной невменяемости господина графского мытаря Симона. Кроме них умудрились втиснуться три служанки: Шарли, Сали и Лыбка.
        Кая держали двое. Он обвис в их руках, полуприкрыв глаза, точно впавший в забытье.
        - Как говорит преступник, - прокашлявшись, начал Карл, - он напал на моего сына, потому что тот, дескать, виновен в гибели его матери, которая, как все знают, расшиблась в прошлом году, упав в ручей. Якобы он слышал, как Сэм признавался в этом чудовищном злодеянии мальчишкам из деревни Лысые Холмы. Я попрошу свидетелей ответить: все было так, как говорит преступник? Гилль?..
        - Нет, - замотал головой Гилль. - Я вчера Сэма-то и не видел. Я вот с этими… с Арком, Нилом и Лэном на Лиску ходил рыбу ловить.
        - Арк?..
        - Я это… - по-дурацки отвесил лошадиную челюсть Арк, - ну как ее… рыбу ловил. Тоже…
        - Нил?..
        - Не видал Сэма, - глядя себе под ноги, буркнул один из близнецов. - Ни Сэма, ни Ба… То есть Кая не видел.
        - Лэн?..
        - И я не видел, - ответил второй близнец.
        - Следовательно, преступник лжет! - повысил голос Жирный Карл. - Все это слышали?
        - Все… все… - вразнобой загомонили мужики.
        - Ага! - подтвердила и Лыбка, лупая пустыми глазами.
        - В присутствии овеянного благодатью Нэлы мудрейшего Наги, уважаемого Марала, старосты Лысых Холмов и мытаря его сиятельства графа Конрада господина Симона утверждаю, что преступник напал на моего сына безо всякой причины. Все это слышали?
        Мужики многоголосо подтвердили слова Жирного Карла. Господин графский мытарь Симон, услышав свое имя, открыл один глаз и удивленно икнул. Затем слово взял Марал.
        - Как староста деревни, - заговорил он, - властью, данной мне его сиятельством графом Конрадом, за беспричинное нападение с целью смертоубийства и нанесение тяжелейших увечий невинному юноше приговариваю отрока Кая, урожденного города Мари, к публичной порке… - Марал сделал паузу и закончил: - Полсотни плетей! Наказание назначаю на воскресенье на площади у храма милосердной Нэлы!
        Примерно минуту стояла тишина, которую нарушил благоговейный голос одного из мужиков:
        - Вот так сказанул! Ай да Марал! Я и не понял ничего…
        Потом сдержанно зашумели. Кай молчал. Только полузакрытые веки его чуть подрагивали. Жирный Карл наклонился к нему:
        - Благодари за столь милостливое решение!
        Мальчик открыл глаза. Моментально снова воцарилась полнейшая тишина.
        - Это же неправда… - бесцветно выговорил Кай.
        - Заткнись, щенок! - взвизгнула Марла. - Как ты смеешь?! - Она застучала палкой. - Вон отсюда! Все вон! Вон, я сказала!!!
        Толкаясь, деревенские поспешно ретировались. Жирный Карл сам вытащил Кая из комнаты и передал его мужикам, чтобы те вернули мальчика в погреб.
        Несколько минут спустя хозяин таверны и староста деревни сидели в трапезной. Перед каждым стояла кружка с крепким вином.
        - Мальца не корми, - негромко, хотя в зале, кроме них, никого не было, советовал Карлу староста, - чтобы у него сил не было что-нибудь вякать при людях. Но поить не забывай, а то загнется прежде времени. Два дня у нас есть. За два дня я нужного человечка отыщу. Не тревожься, все пройдет гладко. Пацанам серебром заплати. Да не им, конечно, монеты давай, а родителям.
        Карл потер лоб и перегнулся через стол к старосте.
        - Кузнеца отошли, - шепнул он. - Найди причину какую-нибудь и отправь его… куда-нибудь… На всякий случай. Вдруг да выкинет что?..
        - Да, - согласился Марал. - Я и сам об этом думал. Ну? - Он поднял кружку. - За удачное завершение этого дела!
        Кай в полной темноте холодного погреба забылся тяжелым болезненным сном. Собственная участь уже не волновала его. Страшное потрясение, голод, холод и побои почти совершенно погасили в нем огонь жизни, времени которой осталось - два дня.

* * *
        Король Гаэлона его величество Ганелон был не старым еще мужчиной, с широкой окладистой бородой, которая очень шла его круглому добродушному лицу. Его величество мог позволить себе такое качество, как добродушие. Королевство Гаэл он уже вторую сотню лет не знало войн, и государств, равных ему по могуществу, поблизости не было, а значит, не было врагов.
        В этот день его величество был занят поздним завтраком: в окружении министров он восседал в Западной трапезной. Сам Ганелон и прочие сиятельные особы были увлечены не столько едой и питьем, сколько освоением новинки - стол, за которым они сидели, громадный, четырехугольный, с резными золочеными ножками (если ножками можно было назвать массивные подпоры, выполненные из цельных бревен), имел в центре возвышение с круглой поверхностью, от края до края которой рослый человек сделал бы пять шагов. На этом возвышении кружились в танце три полуобнаженные танцовщицы. О таком развлечении двор Ганелона еще не слыхивал. Идею вместе с танцовщицами в дар королю привез купец из далекой восточной страны, купивший себе право доставлять в Дарбионский королевский дворец пряности и ткани - такие тонкие, что кипу, умещавшуюся в тюке, который едва могли поднять двое взрослых мужчин, без усилий можно было пропустить сквозь узкое золотое кольцо.
        Придворные музыканты, взмокшие от малоуспешных попыток попасть в такт чужеземному танцу, старательно выпиливали кто во что горазд, но их никто не слушал. Ганелон меланхолично оглаживал бороду, а министры хранили на лицах непроницаемое выражение, потому что пока не могли понять: как его величество оценит это диковинное срамное действо.
        - Ишь ведь ты! - крякнул наконец Ганелон в своем глубоком кресле и, усмехнувшись в бороду, прищелкнул пальцами.
        Министры зашевелились на мраморных скамьях. Первый министр Гавэн, сухощавый и полностью лысый, первым негромко посмеялся и, будто уже не в силах сдерживать восторга, прихлопнул в ладоши.
        Западная трапезная была заперта - не ровен час, занесет сюда ее величество королеву Ариадну или кого из ее фрейлин, а то и малолетнюю принцессу Литию. Поэтому мажордому пришлось довольно долго молотить кулаками в резную дубовую древесину массивной двустворчатой двери, прежде чем его услышали. Он спешил сообщить его величеству о том, что архимаг Сферы Жизни старик Раншаль просит аудиенции короля.
        Ганелон поморщился. Вообще-то такого рода приемы полагалось проводить в тронном зале или в зале для совещаний, но… кто еще может нарушить дворцовый королевский этикет, кроме самого короля? Поэтому его величество жестом прогнал танцовщиц и музыкантов и кивнул мажордому:
        - Зови!
        Министры выпрямились на скамьях, умело придав физиономиям деловое выражение.
        Вошел Раншаль, высокий и сухой, как старая сосна. Длинный белый балахон с глубоким капюшоном не скрывал костлявого тела. Несмотря на возраст, двигался Раншаль порывисто. Прошелестев через всю трапезную, он склонился перед королем. А выпрямившись, скрипучим голосом сообщил:
        - Секретное дело.
        Ганелон едва сдержался, чтобы не скривиться: вечно эти маги строят из себя!.. Не выгонять же министров, с которыми он собирался продолжить волнующее развлечение, а потом и обсудить. Его величество сделал архимагу знак, долженствующий означать: приблизься и говори шепотом, раз уж дело такое секретное.
        Раншаль не выказал недовольства. Это, видимо, указывало на то, что дело и впрямь серьезное. Он почтительно наклонился к уху короля и зашуршал старческими сухими губами. Шуршал он довольно долго, а когда выпрямился, Ганелон погладил бороду и осведомился:
        - И что же, можно верить этому писарю?
        - Не писарю, позвольте сказать, ваше величество, - заметил Раншаль, - а старшему хранителю библиотеки.
        - Как его имя? - наморщился король.
        - Гархаллокс, ваше величество.
        - Никогда не слышал. Это такой жирный, с масляными пятнами на мантии и вечно потеет? Нет?.. Ну да ладно. Так он говорит, что я непременно погибну на завтрашней охоте?..
        Король запнулся, и по его широкому лицу пробежал целый спектр чувств: неудовольствие оттого, что проговорился, досада на себя за то, что он - повелитель могущественного королевства - вынужден осекаться в тот момент, когда ему возжелалось заговорить, раздражение против архимага, ибо тот стал причиной всех этих неудобств.
        Министры начали переглядываться между собой.
        - Никакого секрета я тут не вижу, - объявил Ганелон. - Какой-то придворный книжник из Сферы Жизни вычитал в каких-то свитках, что завтрашняя охота для меня может быть опасной. Каково?
        Кое-кто из министров позволил себе хмыкнуть. Остальные успели соотнестись с выражением лица главного министра Гавэна, отобразившего крайнюю степень тревоги за драгоценную жизнь короля, и последовали его примеру.
        - Простите, ваше величество, - проскрипел Раншаль. - Я не говорил о том, что охота может быть опасной. Я узнал, что охота непременно будет опасной, и счел своим долгом предупредить ваше величество. Главный хранитель библиотеки Гархаллокс - муж довольно сведущий и силен в предсказаниях. Еще ни одно из его пророчеств не оказалось ложным.
        - Я намеревался завтрашним днем выехать в Колючие Заросли, где утром для меня обложат черного вепря, - выпрямившись, сообщил король. - И ничто этого решения не отменит.
        Архимаг Раншаль всплеснул руками. А министры понимающе завздыхали. Легкая досада на главу Сферы Жизни, прервавшего развлечение, вылилась во вполне понятное королевское упрямство. Должно быть, каждый монарх, трезво осознавая, что он смертен, как и все прочие люди, в глубине души предполагал, что боги хранят его жизнь с особым тщанием.
        - Я прошу ваше величество прислушаться… - снова завел свое Раншаль.
        - А я прошу мне не перечить! - возвысил голос Ганелон и взмахнул рукой, что значило: аудиенция окончена.
        - Ваше величество! - поднялся со своего места Гавэн. - Позвольте мне сказать.
        Ганелон, поколебавшись, кивнул. Мнение первого министра он ценил - как иначе первый министр стал бы первым министром?
        - Ваше величество, - в преувеличенно искреннем смущении одергивая рукава шикарного камзола, заговорил Гавэн, - бывает так, что боги открывают линии судьбы самым ничтожным из нас… - Он коротко оглянулся на архимага и поправился: - Как и самым достойным. Боги выше всякого рода предпочтений. А ваша жизнь столь важна для королевства… и для всего мира людей, что даже малейшая опасность грозит для всех неминуемыми бедами! Не убоюсь сказать: ни в коем случае нельзя выезжать вам завтра из дворца. Можете казнить меня, если таково ваше желание, но я лучше лишусь головы, чем мир лишится самого наимудрейшего и наимилостивейшего монарха. От лица всего человечества я нижайше прошу вас…
        Ганелон в недоумении дернул себя за бороду, и Гавэн смолк. Министры затаили дыхание… И король вдруг расхохотался.
        - Ты смотри мне! - погрозил он потупившемуся первому министру пальцем. - Если завтра на охоте, куда я, так уж и быть, не поеду, ничего не случится… Как бы и вправду твоя многомудрая голова не отделилась от тела!
        - Ради безопасности вашего величества и процветания королевства я готов на все! - горячо заявил Гавэн.

* * *
        …Вечером того же дня Гархаллокс в коляске, запряженной тройкой сытых коней, прибыл к башне Константина. Состоявшийся немедленно разговор оказался короток.
        - Мне кажется, - молвил Гархаллокс, - что тебе не стоит беспокоиться о происшествии, которое непременно должно случиться на королевской охоте. За тебя об этом побеспокоятся другие… чтобы не лишиться многомудрой головы.
        - Почему? - заинтересовался Константин. - Я подготовил довольно забавную вещь: вместе с королем и его людьми на черного вепря вздумает поохотиться залетная горгулья. И в самый последний момент она решит сменить жертву…
        Старший хранитель библиотеки Сферы Жизни подробно пересказал то, о чем говорили в Западной трапезной королевского Дарбионского дворца.
        - Этот Гавэн… - задумчиво проговорил Константин. - Он мне интересен. Ты говоришь, что он тщеславен, хитер, смел и умен настолько, что золоту предпочитает реальную власть?
        - Так и есть.
        - Посмотрим, что он предпримет завтра, - решил Константин. - Но горгулья все-таки навестит Колючие Заросли. Пусть этот первый министр постарается оправдать королевское доверие, но и тебе надо заслужить его уважение. Так ты скорее станешь советником архимага Сферы Жизни.
        - Я уже думал об этом. Но… два покушения в одно время - это слишком. Как бы одно из них и вправду не удалось.
        - Успокойся. Облик горгульи приму я сам. Кстати… хорошие лошади. И неплохая коляска!
        Улыбнувшись немного смущенно, Гархаллокс поблагодарил мага.
        - Хотя скромному книжному червю, как мне кажется, не полагается столь явно выделяться, - добавил Константин.
        - Мои доходы позволяют иметь коляску, - возразил Гархаллокс. - И… ведя жизнь аскета при дворе, я выделяюсь еще больше.
        - Пожалуй, ты прав, - подумав, проговорил Константин. - Присмотрись к этому Гавэну. Но осторожно! Потому что после сегодняшнего дня, я уверен, он будет присматриваться к тебе сам. Постарайся понравиться ему - то бишь стань полезным. И еще… я знаю, что ты все же продолжаешь поиски Цитадели Надежды.
        - Но не в ущерб общему делу.
        - Могут пойти слухи. Легенда о Цитадели Надежды еще весьма популярна в Гаэлоне. Впрочем, я тебе доверяю… О чем еще говорят при дворе?
        - На севере Скалистых гор пало подряд несколько мелких княжеств…
        - Снова Ухрам?
        - Да. Этот молодой князек последователен и амбициозен много больше, чем мы предполагали. Он не остановится, пока не завоюет все Скалистые горы.
        - А что намерен предпринимать его сиятельный сосед - Ганелон?
        - Ничего, - пожал плечами Гархаллокс. - Что могут значить дрязги грязных варваров для просвещенного повелителя могущественного государства?
        - В Скалистых горах не менее десятка княжеств. Объединившись под началом одного правителя, они будут представлять серьезную опасность для приграничных королевств К тому же… они могут обратить внимание на эту ситуацию.
        Гархаллокс поднялся со стула и поклонился.
        - Я займусь этим, - сказал он.

* * *
        Слух о готовящемся зрелище разнесся по окрестностям быстро. Развлечений в этом краю было все-таки маловато, поэтому люди, желающие посмотреть на порку, начали стекаться с близлежащих деревень и поселений уже к вечеру первого дня.
        Первыми в Лысых Холмах, как водится, появились торговцы и потешники со своими балаганами и тряпичными куклами, пляшущими на нитях. Кто победнее до побережливее, заночевали близ деревни. Кто побогаче - сняли комнаты в «Золотой кобыле». Для них Жирный Карл - к большому неудовольствию Марлы - устроил показательный выход в трапезную пострадавшего Сэма. Парня выводили под руки Сали и Лыбка. Сэм тряс замотанной тряпками головой и жалобно стонал.
        Этот ход себя оправдал вполне. Наутро воскресенья на втором этаже харчевни не оказалось ни одной свободной комнаты, а трапезная была забита под завязку, не успело взойти солнце. Жирный Карл втайне сожалел о том, что следы крови со стен, пола и потолка тщательно замыли, и даже ездил к Маралу с предложением отложить наказание хотя на один день. Но староста не согласился. «Барыши барышами, - сказал он, - а дело затягивать не годится. Слышал, что народ промеж себя говорит?»
        Карл слышал. Пришлым преступник представлялся огромного роста злодеем со зверской физиономией, обладающим чудовищной силой. Он сам уже немного побаивался, как бы не вышло конфуза, когда на помост, который теперь на скорую руку сооружали перед храмом Нэлы, выведут избитого и заморенного двенадцатилетнего мальчишку. Но жажда наживы пересиливала этот страх. «В конце концов, - успокоил Карла Марал, - и после наказания народ на денек-другой задержится…»
        К полудню площадь перед храмом (попросту - относительно ровная небольшая каменная площадка) была заполнена громогласно гомонящей толпой. Половина из пришедших полюбоваться на порку были уже пьяны. Люди толкались у торговых палаток, установленных поодаль, где продавалось или выменивалось на продукты и звериные шкуры вино по такой цене, что в другой день никто бы и не подумал ее платить. Толкались и возле балаганов, которые уже понемногу, один за другим, начинали сворачиваться - ибо наступало время главного представления.
        На помосте, возвышающемся над землей на высоту человеческого роста, крепенький мужичок не из местных, облаченный лишь в короткие штаны и кожаный фартук, замачивал в деревянной бадье с рассолом с полдесятка плеток, извлекая их поочереди из большого мешка. Плетки, с короткими рукоятками и довольно длинными узкими ремешками, вовсе не выглядели устрашающими, но, когда мужичок, проверяя, резко взмахнул одной из них в воздухе, как-то по-особому захлестнув рукой, ремешок свистнул так остро-пронзительно, что ближайшие к помосту мужики невольно поежились. Мужичок, заметив это, мотнул круглой, коротко остриженной головой и засмеялся.
        В «Золотой кобыле» готовили две телеги. На одной решили везти связанного Кая, на другой Сэма в сопровождении двух доброхотов, которым Карл пообещал бесплатную выпивку. В суматохе отправки процессии мало кто обратил внимание на четырех всадников, въехавших во двор харчевни. Да и сами всадники, укрытые длинными и просторными дорожными плащами, вроде бы не особенно интересовались происходящим.
        Эти четверо, не торопясь, спешились с крепконогих низкорослых коней, тяжело нагруженных большими тюками. Двое - мужчины среднего возраста - занялись конями, остальные - высокий сухопарый старик с аккуратно подстриженной седой бородой и длинноволосый юноша, чьего лица, должно быть, еще никогда не касалась бритва, - перекинувшись парой слов, разошлись в разные стороны. Юноша отправился в харчевню, очевидно, распоряжаться насчет обеда и постоя, а седобородый, совсем по-стариковски крякнув, присел рядом с пьяненьким мужиком из Лысых Холмов по имени Гог, с кружкой пива в руках отдыхавшим на бревне в сторонке от шумных сборов.
        Неизвестно, о чем заговорил с Гогом старик, но уже спустя минуту Гог, дружески обняв старика за плечи, что-то горячо шептал тому на ухо, а еще через пару минут принялся совать незнакомцу свою кружку.
        В то же самое время юноша в трапезной харчевни, расплачиваясь с Лыбкой за постой, задержался у стойки немного дольше, чем требовалось, чтобы просто отдать деньги и обменяться необходимыми фразами.
        Вернувшись во двор, юноша нашел старика. О чем-то коротко посовещавшись, они взлетели на коней, с которых их товарищи успели снять тюки, выехали за ворота и поскакали по направлению к Лысым Холмам.
        Очень скоро они оказались у храма Нэлы. Толпа, сгрудившаяся на площади, возбужденно гудела, потому что до начала порки времени оставалось совсем немного. Тем не менее чужаки не кинулись в толпу отвоевывать у деревенских зевак места, с которых лучше видно помост, как, наверное, следовало бы ожидать. Старик направился к палатке, где торговали вином, приобрел целый кувшин, беспечно пристукнув по прилавку кошелем, набитым серебряными монетами, чем моментально заслужил доверие и уважение располагавшейся неподалеку подпитой компании.
        Юноша же, которого отправившийся промочить горло старик оставил присматривать за лошадьми, приказом старшего товарища пренебрег. Да и кто бы на его месте поступил иначе, если проходящая мимо девушка послала в его сторону игривый взгляд, качнув при этом не по летам налитыми бедрами?
        Устремившись вслед за деревенской кокеткой, парень тут же нарвался на ее мамашу, покупавшую в одной из палаток сахарный пряник. Мамаша, отвесив расшалившейся дочери леща, обрушила на несостоявшегося ухажера гневную отповедь. И верно: кому ж понравится, когда к твоей кровинушке льнет какой-то нездешний прохвост? Но юноша, хоть и смутился сначала, не отступил. Отвесив толстозадой бабище учтивый поклон, он изъявил готовность расплатиться за пряник и, облокотившись о прилавок, завел длинную речь, по окончании которой бабища гыгыкала и стреляла глазками не хуже своей малолетней вертихвостки.
        Впрочем, с крестьянкой юноша проговорил недолго. Откланявшись и украдкой послав воздушный поцелуй ее дочери, которая, разобидевшись, крутилась неподалеку, он поспешно возвратился к коням, где его уже поджидал старик с кружкой вина в руках.
        Должно быть, крепкое вино ударило в голову седобородому, потому что ругаться на юношу за отлучку он не стал, а, напротив, выслушав, потрепал по плечу.
        Потом над толпой пролетел зычный голос, призывающий к тишине, и все до одного зеваки обернулись к помосту, где стоял, уперев руки в бока, здоровенный чернобородый мужик, одетый в косматую куртку из шкуры черного барана и поэтому очень похожий на лесного медведя.
        - Здешний деревенский староста, - шепнул юноша старику, - Маралом зовут.
        Старик кивнул.
        - И вот что интересно, - сказал он, погладив бороду. - Почти все знают истину, но предпочитают тот вариант, который для них более удобен. Люди… - тихо добавил он и сказал еще кое-что, предназначаемое, скорее, не юноше, а самому себе: - Впрочем, как и всегда…
        - Можно мне пойти, Герб? - спросил юноша. Старик покачал головой.
        - Я сам это сделаю, - проговорил он.

* * *
        Кай лежал на телеге, зажмурившись. После долгого времени, проведенного в темном подвале, он никак не мог привыкнуть к яркому свету. Перед тем как погрузить на телегу во дворе «Золотой кобылы», его развязали, но руки и ноги мальчика еще не вполне обрели нормальную подвижность. Он даже не мог перевернуться на живот, чтобы спрятать лицо в соломе.
        Вряд ли Кай понимал, что с ним делают и что ему сейчас предстоит. Марал рассчитал правильно - от длительного недоедания и вынужденной неподвижности со стянутыми конечностями сознание мальчика было затуманено.
        Но сквозь этот туман просачивался шум толпы. Запахи табака, вина и поджариваемого на углях мяса вызывали тошноту. Вот кто-то совсем рядом начал говорить, и толпа смолкла - голос несся откуда-то сверху, словно говоривший стоял на возвышении. Речь была недолгой, и, когда она окончилась, толпа взревела.
        Чьи-то сильные руки подняли Кая с телеги и куда-то поволокли. Вокруг мальчика шумело, но сил, чтобы поднять голову, не было. Все, что он видел, - это пробегающая внизу земля с клочками истоптанной травы. Потом трава сменилась деревянными ступенями, потом - свежеоструганными досками. В нос ударил одуряющий запах недавно срубленной сырой древесины.
        Кая положили на большую колоду лицом вниз и, протянув вперед руки, крепко стянули запястья веревками. Вроде бы орудовал один человек. Это он высоким от возбуждения голосом все приговаривал:
        - Та-ак, вот та-ак, еще немножко… - От этого человека резко пахло потом и еще незнакомо и неприятно, чем-то соленым.
        Щекой Кай упирался в нагретую солнцем шершавую поверхность колоды. Перед его глазами мутно качались лохматые головы. Потом доски заскрипели - на помост вошел кто-то еще. Через несколько мгновений Кай услышал густой голос деревенского старосты Марала:
        - Властью, данной мне его сиятельством графом Конрадом, за беспричинное нападение с целью смертоубийства и нанесение тяжелейших увечий невинному юноше приговариваю отрока Кая, урожденного города Мари, к публичной порке в пятьдесят плетей! Приговор приводится в исполнение немедленно!
        Эта длинная и малопонятная фраза бессмысленным гулом отдалась в голове Кая. Он даже не сделал усилия, чтобы уяснить для себя ее значение. Над мальчиком что-то свистнуло. Солнце все еще резало глаза, поэтому Кай опустил веки.
        Мужичок в кожаном фартуке, красуясь перед толпой, широко расставил ноги и еще раз взмахнул над головой плетью. Узкий кожаный ремень, смоченный в рассоле, пронзительно свистнул в горячем воздухе. На первые ряды зевак полетели соленые капли. Кто-то восхищенно цокнул языком, кто-то крикнул хриплым пьяным басом, перекрывающим шум толпы:
        - Давай, ожги!
        Нездешний мужичок зачем-то облизнулся, оскалился, занес плеть над привязанным к колоде мальчиком… И вдруг замер, будто заметив что-то. Кожаный ремешок бессильно опустился ему на плечо.
        Толпа на мгновение затихла, не понимая, в чем дело. А к помосту, раздвигая оторопевших крестьян, пробрался старик с аккуратно подстриженной белой бородой, в длинном дорожном плаще. Неспешно поднявшись по ступенькам, он спокойно отодвинул в сторону изумленного до крайности экзекутора и принялся развязывать веревки на руках Кая. Много времени у него это не заняло - подцепив пальцем узел, он легко распустил его, будто узел был едва стянут.
        К этому моменту очнулся мужичок с плетью. Пока старик занимался веревкой, он глядел на него во все глаза, пытаясь определить, что же за человек перед ним и по какому праву он вмешивается в процедуру публичного наказания. Запыленный дорожный плащ и выглядывающие из-под него грязные стоптанные сапоги ясно говорили о том, что их владелец небогат и путешествует довольно давно, - стало быть, родина его, скорее всего, находится далеко от этих мест. Но манера держаться и абсолютно спокойное непроницаемое лицо старика, с которым он вошел на помост, поставили экзекутора (да и наверняка всех остальных на площади) в тупик. Седобородый совершал из ряда вон выходящий и, конечно, противозаконный поступок неторопливо и безволнительно, будто делал нечто совершенно естественное.
        Толпа молчала. Но кое-кто уже начинал шушукаться. Недалеко от помоста, стоя на телеге, в которой находился перевязанный тряпками Сэм, староста Марал и Жирный Карл недоуменно переглядывались.
        - Эй! - окликнул старика экзекутор. - Ты чего это? Эй?
        Старик не обернулся. Он снял мальчика с колоды, попробовал поставить на ноги, а когда ноги Кая подломились, осторожно поднял его и положил на плечо.
        - Эй! - раздался в перешептывающейся тишине голос Марала, и множество голов повернулись к нему. - Ты кто такой? Назови свое имя, чтобы его сиятельство граф Конрад узнал, кто осмелился противиться его власти!
        Старик, не удостоив старосту взглядом, держа безвольно обвисшее тело мальчика на плече, шагнул к ступенькам, ведущим вниз с помоста. Передние ряды зевак вдруг шарахнулись назад, и в толпе послышались негодующие крики тех, кому в создавшейся давке оттоптали ноги.
        Тогда мужичок, обменявшись взглядом с Маралом, вдруг взмахнул своей плетью и молча ринулся на старика. Седобородый успел сделать еще один шаг, когда экзекутор настиг его. Многие в толпе так и не поняли, что же произошло в то мгновение. Старик, не поворачиваясь к нападавшему, неуловимым движением ушел чуть в сторону, одновременно резко взмахнув свободным локтем.
        Экзекутор словно поскользнулся на невидимой арбузной корке. Ошеломленно вякнув, он грохнулся на спину, задрав ноги, проехал на спине несколько шагов и кувырком покатился вниз по ступенькам.
        - Разбойник! - задохнулся от крика староста Лысых Холмов. - Да что ж вы смотрите, добрые люди! Вяжите его!
        Старик остановился и, прищурившись, первый раз мельком глянул в сторону Марала.
        - Бей его! - крикнул еще Марал, размахивая руками. - Бей! Именем его сиятельства графа Конрада!
        - Пять серебряных монет тому, кто… - рыкнул Жирный Карл, но, не закончив, соскочил с телеги, одним движением выдернул оглоблю и рванулся к помосту, на ходу распихивая зевак пинками. Вторую оглоблю схватил еще кто-то из мужиков. И сразу несколько человек, торопясь, будто боясь, что драка успеет закончиться без их участия, побежали к ближайшему плетню за кольями.
        Длинноволосый юноша, стоявший у коней, проводил их взглядом, вздохнул, погладил по холке своего скакуна и снова обернулся к помосту.
        Старик спокойно ждал нападавших - и под его взглядом ободрившиеся было деревенские буяны несколько стушевались. Кто знает, как повернулось бы дело дальше, если бы не Жирный Карл. Рыча, хозяин «Золотой кобылы» первым вскочил на ступеньки, а уж за ним повалили мужики.
        Седобородый, на чьем плече все еще лежал Кай, взмахнул свободной левой рукой. Будто черная вода плеснула с его пальцев. Но капли не слетели вниз, а, замедлившись, вытянулись дымными нитями и за доли мгновения переплелись между собой, превратившись в темное полупрозрачное подобие извивающейся плети или сотканную из черного дыма змею.
        Вздох ужаса пронесся над толпой.
        Подчиняясь движениям руки старика, «плеть» неимоверно удлинилась, метнулась над головами завопивших от страха крестьян и, сжавшись, точно и резко сшибла в толпу успевшего подняться на помост Карла. Те, кто шел за ним, закопошились, запутавшись друг в друге, и «плеть» пошвыряла их, одного за другим, в самую гущу людской кучи.
        Один, попытавшийся спрятаться под помостом, был извлечен дымной «змеей» за ногу и, словно дохлая жаба, откинут на край площади, где и остался лежать, едва постанывая не столько от боли, сколько от страха. Нога его, в тех местах, которых коснулась жуткая колдовская «плеть», густо дымилась, но дым был не черным, а красным. Осознав, что таким образом кровоточит подранная, будто жесткой теркой, кожа, пострадавший оглушительно заорал.
        - Колдун! - завопил кто-то. - Люди добрые, спасайтесь, колдун!
        Марал, разинув рот, растопырил руки. То ли он попытался спрыгнуть с телеги, то ли сделать что-то еще, но ноги его подкосились, и он грузно шлепнулся задницей в ворох соломы. Староста наверняка раздавил бы несчастного Сэма, если бы тот заблаговременно - когда еще только выросла из руки старика страшная черная «змея» - не сполз под телегу.
        - Колдун! - кричали в толпе.
        Услышав эти крики, старик нахмурился. Он снова взмахнул рукой, «плеть», оторвавшись от его пальцев, взлетела высоко в небо и там истаяла. Вслед за этим седобородый закинул полу своего плаща на плечо, обнажив блеснувший на поясе меч. Длинную рукоять меча венчала массивная голова виверны. И так - в распахнутом плаще, неся на плече бесчувственного мальчика, - старик медленно, давая возможность крестьянам убраться со своего пути, спустился с помоста.
        - Болотник! - вдруг заорал кто-то, и этот крик был подхвачен многими голосами: - Болотник! Это болотник!..
        И тогда те, кто еще не разбежался с площади, кинулись в разные стороны. Мыча и встряхивая головой, полз к телеге Жирный Карл. Правая сторона его лица исходила тянущимися вверх красными тающими нитями. Пошатываясь и держась за спину, спешно ковылял в сторону, противоположную деревне, потерявший свою плетку нездешний мужичок. Староста Лысых Холмов Марал так и остался сидеть на телеге.
        - Болотник… - хриплым шепотом повторял он. - Это же болотник!.. Надо же… болотник…
        Старик отнес мальчика к лошадям. Юноша бережно принял обмякшее тело и, подождав, пока старик усядется на своего скакуна, передал ему мальчика. Спустя несколько мгновений два всадника направились обратно - в харчевню «Золотая кобыла».
        Глава 5
        Каю снился странный сон. Будто бы и не было вовсе ничего ужасного, что приключилось с ним в последние дни. Будто бы он снова оказался в харчевне «Золотая кобыла», но не на дворе, не в конюшне или на кухне, а в трапезной. Он сидел на скамье за одним из столов, и какой-то человек, по виду старый, с седой бородой, но сильный и обладающий ясным голосом, в котором не слышалось ни нотки старческого козлиного дребезжания, поддерживал его. И пуста была трапезная. Кроме самого Кая, старика и еще какого-то молодого мужчины с длинными темными волосами, ниспадавшими ниже плеч, никого в трапезной не было.
        Вот подошла Лыбка. Не обычная, растрепанная и крикливая Лыбка, а какая-то новая - очень тихая, глядевшая в пол.
        - Бульона с гренками, - приказал ей длинноволосый и добавил, обращаясь к старику: - Не меньше двух дней у него и крошки во рту не было.
        - Три, - уверенно сказал старик.
        - Так у нас… господин… - едва слышно выговорила Лыбка, - бульона-то отродясь… не бывало.
        - Так свари! - коротко ответил старик.
        Лыбка опрометью кинулась прочь из трапезной, но седобородый остановил ее:
        - Погоди. Принеси сначала воды и красного вина.
        Потом Кай пил окрашенную вином воду и чувствовал, как это питье возвращает ему силы, а вместе с тем и способность мыслить. Какие-то сомнения закопошились в его голове. Сон все это или явь?
        Темный и холодный подвал… Потом свет масляного светильника… И оскаленная харя Жирного Карла, с шипением выплевывающая слова, из которых получалось, что он, Кай, едва не убил Сэма… А потом - всплывший в памяти страшный разговор, подслушанный на опушке леса… И снова приступ бешеной ярости, выплеснувшийся в дикий крик… Побои… Здоровенные кулачищи, вылетающие из расцвеченного кровавым светом полумрака… И мечется на фитиле огонек, бессильно пытаясь разогнать тьму…
        Так все это было на самом деле? Или?..
        Суд и лживые слова всех этих гадов… Их мерзкие рожи, на которых читались только ненависть, презрение и гадливость и лишь на некоторых - равнодушие… Потом - яркий день и шум толпы… Наказание уже свершилось? Но кто тогда эти люди - старик и юноша? И куда подевался Жирный Карл и этот недорезанный урод Сэм?.. Как же он их всех ненавидит!..
        Кай пытается спросить у старика, что все это значит, и куда пропали Карл с Сэмом, и что случилось со служанкой? Но язык не может выговаривать слова, даже голова с трудом поворачивается и все норовит упасть на грудь.
        Непривычно тихая Лыбка приносит большую тарелку с горячим бульоном, и сознание Кая снова меркнет. Непослушной рукой он берет ложку, проглатывает раз, другой - и ложка вываливается из его рук. Затем опять появляется у его рта - это уже старик кормит его. Но бульон выливается на грудь. Нет сил, чтобы глотать, нет сил даже на то, чтобы почувствовать боль от ожога.
        И все проваливается в темную муть.

* * *
        Кай проснулся в теплой и мягкой постели, но комнату, где стояла кровать, узнал не сразу. Он переводил взгляд с маленького окна, на котором трепетала от утреннего ветерка занавеска, на грубо сколоченный табурет в углу, с табурета на закрытую дверь - и обратно. Комната казалась ему очень знакомой, и в то же самое время он не мог понять, где он все это видел.
        Приподняв голову, он заметил стоящий в углу глиняный горшок. Увидев этот горшок, которому полагалось вообще-то находиться под кроватью, Кай вдруг все понял. Он все еще в харчевне «Золотая кобыла»! Сколько же раз ему приходилось по утрам выносить такие вот горшки - и из этой, и из других комнат харчевни! Только почему он валяется здесь, словно толстопузый богач торговец? Что происходит?!
        В голове мальчика, уже значительно прояснившейся, пробежали последние события. Только с того момента, как его привязали к колоде, и до того, как он оказался в трапезной харчевни, зияло большое непроглядно-черное пятно. Нет уж, Жирный Карл ни за что на свете не пустил бы его в эту комнату. Он скорее сдох бы, чем сделал это… Но ведь Кай здесь. Не значит ли это, что…
        Тут дверь отворилась, и в комнату вошел незнакомый лысый мужчина в потертой кожаной одежде. В руках он держал глубокую миску, из которой шел пар. Ногой придвинув себе табурет, мужчина уселся и, поставив миску себе на колени, извлек из-за пазухи большую деревянную ложку.
        И улыбнулся Каю.
        Странная была эта улыбка и даже, пожалуй, страшноватая. Да и от самого мужчины веяло чем-то необычным, чем-то совсем нездешним. Голова незнакомца, как теперь понял Кай, облысела вовсе не от времени (мужчина был далеко не старик). Она была покрыта синевато-белыми бесформенными пятнами, по краям этих проплешин робко проглядывали почти бесцветные коротенькие волосинки. Кроме того, на левой стороне подбородка темнел округлый шрам - очень необычный, обрамленный круговыми резкими морщинами. Словно в лицо этому человеку вонзили крючковатый клинок и принялись вращать, накручивая на лезвие живую кожу. Оттого левый уголок рта незнакомца всегда был оттянут книзу, и, когда незнакомец улыбался, губы его принимали форму зигзага.
        - Кто ты? - спросил Кай.
        - Меня зовут Рах, - ответил мужчина глухим сыроватым голосом и опустил ложку в миску.
        - А где… - Кай наморщился, вспоминая. - Где… старик с белой бородой… такой, короткой, подстриженной?..
        - Его имя Герб, - сказал Рах. - Он внизу. Заканчивает завтрак.
        - Герб… - повторил мальчик. - И молодой мужчина с длинными волосами…
        - Трури, - кивнул Рах.
        - Трури…
        У Кая было столько вопросов, но, как только он пытался сформулировать их, в голове возникала сумятица, мешавшая все мысли. Он хотел знать, кто эти люди, почему они возятся с ним, куда подевался Жирный Карл, и вообще почему в харчевне так странно тихо, и что случилось там, на площади?
        - Жирный Карл… - выговорил Кай. - Вы… убили его?
        Лысый Рах слегка удивился:
        - Нет…
        - А где он?
        - В последний раз я его видел на кухне, - сказал Рах. - Он готовил тебе этот бульон.
        Каю показалось, что он ослышался. Того, о чем говорил этот человек, просто не могло быть! Видимо, на лице мальчика отразилось недоумение такой силы, что Рах сказал:
        - Довольно вопросов. Ты еще слишком слаб. Поешь и поспи. Нам скоро надо уезжать.
        Уезжать?! Эти люди уедут, и что тогда станет с ним, с Каем? Да Жирный Карл из него самого бульон сварит!
        - Вы уедете? - простонал мальчик.
        - Конечно. Мы не можем оставаться здесь надолго. Нас зовет долг.
        Эти слова были произнесены тоном простым и естественным, и Кай не нашелся, какой еще задать вопрос. Долг? О каком долге говорил Рах? Кто вообще мог дать денег таким странным людям? Но… Они уедут!
        - Пожалуйста! - попросил Кай, чувствуя, что слезы помимо его воли вот-вот потекут из глаз. - Пожалуйста…
        - Ты хочешь поехать с нами? - догадался Рах.
        - Да!
        - В таком случае мы возьмем тебя с собой, - сказал Рах.
        Кай не стал спрашивать куда. Это его попросту не интересовало. Лишь бы подальше отсюда! И поскорее… Опасаясь говорить дальше (а вдруг этот удивительный человек передумает?), Кай поспешно принялся глотать бульон. Когда он захлебнулся и закашлялся, Рах спокойно произнес:
        - Не торопись.
        Дальше мальчик хлебал бульон пополам со слезами. Он все-таки расплакался.
        Хорошо еще, что Pax этого так и не заметил. По крайней мере, уходя, он потрепал Кая по плечу и сказал:
        - Храбрый парень…
        Кай уже засыпал, когда дверь в комнату снова отворилась, и вошел тот седобородый старик - Герб. Ни слова не говоря, он откинул одеяло, внимательно осмотрел мальчика, поднял пальцами его подбородок, заглянул в глаза. Потом кивнул, словно не Каю, а своим собственным мыслям, достал из принесенного мешка крохотную фляжку из какого-то диковинного пузыря, похожего на высушенный рыбий, только гладкого, на вид очень прочного и абсолютно прозрачного, капнул несколько капель из этой фляжки Каю на язык. Так же, как и Pax, потрепал мальчика по плечу, но ничего не сказал. И вышел, неслышно прикрыв за собой дверь.

* * *
        Жирный Карл домыл посуду и осторожно присел на скамью. Ему показалось, что в пустой и холодной кухне мусорно, он машинально взялся было за метлу, но тут же со злостью отшвырнул ее.
        Проклятье!
        Чтоб хапуны разорвали этих нелюдей, болотников! И как только повелитель великого королевства Гаэлона его величество Ганелон не разгонит их? Мыслимо ли это: так надругаться над властью деревенского старосты, а значит, и властью его сиятельства графа Конрада, а значит, и над королевской властью?! Что приспичит им, то и творят, паскуды! И, главное, не найдешь на них никакой управы!
        Послать гонца к графу?.. К тому времени болотников уже и след простынет. Да и будет ли граф с ними связываться? Ратников против них высылать явно не станет, потому как точно не захочет тех ратников потерять. Все, что он может, - это призвать подлецов к порядку, но эти гады в первые же минуты своего пребывания в Лысых Холмах умудрились вынюхать всю правду о чокнутом псенке и его вшивой мамаше и, конечно, не преминут наябедничать.
        Откуда они вообще появились здесь?
        Не один десяток лет о них ни слуху ни духу не было. Даже торговцы, известные трепачи и врали, ни одной, самой маленькой, истории не привозили… И что теперь делать?
        Марал от испуга задал драпака, а куда - про то никому не сказал. Деревенские из Лысых Холмов еще неделю носу из своих халуп не высунут и вблизи «Золотой кобылы» не объявятся. Господин графский мытарь Симон впервые за свою сознательную жизнь второй день подряд трезвый ходит. А эти сучки, Сали и Шарли, сбежали в деревню, и никакой руганью, никакими уговорами, угрозами и посулами их убедить остаться не удалось. Даже глухонемой Джек сидит в конюшне и выходить отказывается. На всю харчевню только он сам, Карл, и остался. Ну еще Лыбка, дура набитая, из-за тупости своей слабо понимающая что к чему. Беднягу Сэма, лежащего в одной из комнат, полумертвого от страха и ран, и Марлу, тоже, кстати говоря, против обыкновения притихшую, можно в расчет не брать. Так вот и получается, что приходится четырех гадов-болотников и этого проклятущего щенка обслуживать одному…
        Карл пнул ногой метлу и вслух злобно выругался. Потом, спохватившись, зажал себе рот рукой. Чего доброго, услышат… Услышали же, сволочи, когда он вчерашней ночью, втихую собрав денежки в кошель, выводил израненного Сэма во двор. И как тихо шли - ни половицей не скрипнули, не дышали почти! А во дворе, возле конюшни с уже оседланным и приготовленным для бегства вороным жеребцом, ждал их этот старик… Который - как самолично видел Карл - еще минуту назад сидел над кружкой пива в пустой трапезной, одиноко над чем-то размышляя или даже, может быть, подремывая. Дождался и доступно объяснил, что самым лучшим решением для Карла будет остаться в харчевне и добросовестно выполнять свои обязанности.
        Вообще, странно, что болотники его до сих пор не казнили. Ведь душегубы они отчаянные. Вона как они его уходили…
        Подождав немного и убедившись, что ответной реакции со стороны всевидящих и всеслышащих болотников можно не опасаться, Карл подошел к лохани с водой и поглядел на темное, колышущееся отражение.
        Правая щека его вздулась красным пузырем. Похоже было на то, будто Жирного Карла кто-то схватил за ухо и с силой повозил физиономией по шершавой каменной стене. Одно слово - душегубы!
        И самое поганое: ведь знают, что щенок сына его покалечил, а заставляют самого Карла за щенком ухаживать! Того и гляди Сэма с кровати сдернут, велят ему горшок псенка выносить. Нелюди! Вот как издеваются! Правду говорят, нет в них сердца человеческого, в болотниках…

* * *
        На следующее утро Кай выбрался из своей комнаты. Позавтракав бульоном, который принесла ему в трапезную Лыбка, он вышел во двор, где Жирный Карл, пыхтя и обливаясь потом, колол дрова. Мальчик попятился было, готовясь убежать, но на крыльце за его спиной откуда-то появился один из этих странных людей - Крис, средних лет коренастый мужчина с широченными плечами. С первого взгляда неповоротливый и неловкий, этот Крис, как уже успел заметить Кай, двигался настолько тихо, что его не то что не было слышно - пламя свечи не колыхалось, когда он проходил мимо.
        Наткнувшись спиной на Криса, мальчик обернулся и встретился с ним взглядом. Что-то такое было в серых глазах мужчины, что-то, что заставило Кая выпрямиться и пройти через весь двор, даже не посмотрев на Карла, - что-то, чему мальчик не сразу подобрал слово. Спокойная сила - вот, пожалуй, что читалось во взгляде Криса. Это в обшем-то незначительное открытие поразило мальчика. К вечеру, поразмышляв над этим и понаблюдав за удивительной четверкой, он понял: эта сила - главное, что есть в них во всех. Сила и уверенность. Понимание собственной силы не оставляло места для страха и ненависти. А еще они были абсолютно и безоговорочно уверены в том, что делают, и потому - спокойны и невозмутимы.
        Но он-то, Кай, был вовсе не таким! Если искалеченный Сэм теперь не возбуждал в нем никаких чувств (включая и жалость), то Жирного Карла Кай боялся и ненавидел всей душой. Даже больше ненавидел, чем боялся.
        Пожалуй, он улучил бы момент и напал на бывшего своего господина с ножом, если б у него было побольше времени, чтобы окончательно окрепнуть. Пусть не одолел бы, но… будь что будет!..
        Однако на следующий день, когда Герб убедился, что мальчик может есть твердую пишу и довольно сносно сидит на лошади, они, уже впятером - Герб, Трури, Рах, Крис и Кай, - покинули Лысые Холмы.
        Кай, ехавший впереди процессии, в одном седле с Гербом (перед стариком, потому что сзади не было места из-за огромного тюка, с которым Герб сюда и приехал), неожиданно подумал, что вот уже несколько дней его мысли не возвращались к Северной Крепости.
        Часть третья
        Начало пути
        Глава 1
        Дорога бежала вперед, ныряла в светлые зеленые перелески, поднималась на холмы, покрытые выжженным солнцем песком, точно плешивые головы, щедро усыпанные перхотью, опускалась в низины, где под копытами коней чавкала жирная грязь. Дорога то расширялась в две колеи от колес телеги, то сужалась до едва заметной в траве тропинки. Герб с Каем ехали впереди, за ними на расстоянии в половину лошадиного крупа, не переставая насвистывать, трусил Трури, замыкали процессию Pax и Крис. Похоже, они были старыми друзьями, потому что кони их шли бок о бок, позволяя всадникам изредка обмениваться короткими, негромкими фразами. Монотонно поскрипывали большие тюки, укрепленные позади седел на каждой лошади.
        В пути вообще разговаривали очень мало. Кай еще в первый день путешествия подумал: эти четверо так давно знают друг друга и, должно быть, так много перенесли вместе, что все темы для разговоров уже исчерпаны. Чем больше он наблюдал за этими людьми, тем больше убеждался: кажется, они знают что-то такое, большое и глубокое, на фоне чего обычные разговоры представляются попросту излишними.
        А что он знал об этих людях?
        Главное - это то, что они спасли его, выходили и увезли из проклятой харчевни. Они спокойно и уверенно восстановили справедливость, правда, не совсем такую, какую хотелось бы Каю. Если Герб и его спутники убедились в том, что Сэм, Жирный Карл и староста Марал со всеми его прихвостнями - настоящие преступники, почему они даже не попытались наказать их? Точно им не было до них никакого дела. Уезжая, Герб даже расплатился по счету с Жирным Карлом. Тем не менее эти люди чрезвычайно нравились Каю - таких, как они, он никогда не встречал. Поэтому (больше инстинктивно, чем осмысленно) мальчик очень хотел понравиться странной четверке. Как и они, он молчал, не приставая с расспросами и не произнося слов, в которых не было острой необходимости. Впрочем, у его молчаливости была еще одна причина - он все же не совсем оправился после последних кошмарных событий.
        Вдобавок Кай слышал, как там, в «Золотой кобыле», Герба, Трури, Раха и Криса называли болотниками. Что означало это слово, он не знал, но понял, как обитатели харчевни произносят это слово - с суеверным ужасом.
        Что ж, болотники так болотники…
        К вечеру первого дня путешествия Кай все-таки решился задать Гербу вопрос: «А куда мы едем?»
        - Домой, - улыбнувшись, ответил старик. - На Туманные Болота.
        - Вы там живете? - спросил мальчик, подумав: «Вот оно что! Вот почему - болотники!»
        - Да.
        - А где это? Далеко?
        - Да…
        Первую ночь они провели в какой-то случайной таверне, рангом много ниже «Золотой кобылы» - попросту большой, огороженной высоким забором хижине, где лошадей привязывали к деревьям, а путники все вместе ели, пили и спали в единственной комнате.
        Второй раз переночевали на постоялом дворе, стоящем на краю большой деревни, - тот оказался много шикарнее харчевни в Лысых Холмах. Трапезная занимала весь первый этаж огромного каменного дома: если сесть в одном конце зала, противоположную стену было уже непросто увидеть в табачном дыму и чаду факелов и светильников.
        Путники попали в таверну в разгар какого-то местного праздника. В центре зала, освобожденном от столов, под заливистый свист и визг многочисленных дудок, плясали мужчины и женщины, а в углу, на огромной жаровне, вращаясь на железном вертеле размером со ствол небольшого дерева, целиком зажаривался молодой бычок.
        Парень, которому доверили крутить ручку вертела, успел уже порядком напраздноваться: выполняя порученную работу, он во всю глотку горланил песни и даже умудрялся приплясывать - с большим, кстати говоря, риском для собственной жизни, ибо, оступившись, рухнул бы в огонь и разделил участь злосчастного бычка. И вряд ли кто смог бы ему помочь. Относительно трезвыми в таверне оставались лишь служанки, сбивавшиеся с ног, разнося по столам кружки и кувшины.
        Неподалеку от жаровни пригрелась компания гномов. Маленький народец оказался вовсе не чужд человечьему празднику. Один из гномов, возвращаясь со двора, вследствие выпитого перепутал стол, уселся за соседний и изумленно захлопал глазами, обнаружив вместо своих низкорослых собратьев верзил-крестьян. Крестьяне, впрочем, тоже удивились.
        - Арьян… - выговорил заплетающимся языком один из них, пристально глядя на гнома. - Ты это… больше не пей… А то тебя от пива чего-то того… съежило… И борода до пупа оттянулась…
        Какой-то мужик с реденькой рыжей бороденкой - вполне может быть, тот самый Арьян, - блуждая меж столов, сумел вычислить место дислокации своих собутыльников только примерно, поэтому бухнулся на свободный табурет, оказавшийся у соседнего стола, за которым сидели гномы. Тут пришел его черед изумляться причудливым переменам действительности.
        - Ребятишки… - прокряхтел он, окинув мутным взглядом подземных мастеров. - Ну-ка марш домой к мамкам! Думаете, паклю на мордашки намотали, так за взрослых сойдете? Марш, кому сказал, детям тут не место!..
        Болотники в общем веселье не участвовали. Они заняли дальний стол, съели по тарелке кукурузной каши и по порции вареной говядины. Впрочем, когда к Крису, шатаясь, подковылял какой-то хмельной мужичонка и с потешной свирепостью потребовал немедленно угостить его выпивкой, Крис молча кивнул и извлек из поясной сумки мелкую медную монетку.
        Каю это не понравилось. Как он успел заметить, денег у его спутников было немного. И пусть крохотная медная монетка не могла нанести ощутимого ущерба кошельку путешественников, пьяные хари крестьян все еще были ненавистны мальчику. Он бы предпочел, чтобы Крис развернул гримасничающего попрошайку ударом по дурной косматой голове. Пускай тот поднял бы крик, на который сбежались его приятели! Болотники бы им показали! И он сам, Кай, непременно ввязался бы драку. Ух, он бы им показал!.. Ну почему Крис так поступил? А паскудный мужичонка, прихватив со стола монетку, горделиво удалился, подмигивая кому-то за соседними столиками - вот, мол, дурачки-чужестранцы предпочли откупиться, чтобы не связываться. И даже не поблагодарил.
        Кай промолчал, отвернувшись в сторону, чтобы никто из болотников не заметил выражения его лица. Правда, почему-то все четверо в тот же момент дружно расхохотались, и Герб хлопнул Кая по плечу, отчего досада мальчика несколько уменьшилась.
        Спать легли на крытом дворе, возле лошадей и сваленных кучей тюков.

* * *
        А на следующий день случилось нечто, чему Кай объяснения подобрать так и не смог и о чем долго вспоминал с горьким стыдом.
        Утром мальчик проснулся в дурном расположении духа, причину которого он сам для себя едва ли мог точно определить. Плотно позавтракав в таверне предусмотрительно оставленной еще с вечера кашей, болотники погрузили тюки на лошадей и еще затемно покинули двор, заваленный бесчувственными телами, словно после яростной битвы.
        Дорога, по которой они ехали теперь, изменилась - ее почти не было видно в траве. И по пути уже очень редко попадались селяне, и по сторонам дороги уже не встречались низкие одинокие домишки.
        Болотники с самого утра и до обеденного привала не проронили ни слова - ни один. Только Трури, по своему обыкновению, негромко насвистывал, покачиваясь в седле. Часа два спустя после полудня они остановились у ручья, близ которого росла дикая слива. Напоив коней и поев кислых жестких фруктов, четверо мужчин и мальчик продолжили путь.
        Дурное настроение Кая усилилось. Странное поведение его спутников на деревенском постоялом дворе сбило мальчика с толку, и поэтому их молчаливость стала теперь настораживать Кая. А первым заговорить Кай не пытался из какого-то дурацкого упрямства. Он стал припоминать и другие странности этих людей, которых и раньше не мог объяснить… И, должно быть, вследствие не затянувшейся еще психической раны Кая начали мучить сомнения. Он все больше не понимал, что ждет его впереди.
        Кто они такие, эти болотники? И так ли они благородны и честны, как показалось ему сначала? Может быть, они просто хотят выглядеть такими? А на самом деле…
        Ночь застала путников в диком поле, густо поросшем полынью. Кое-где из низинок торчали белеющие в темноте березки - вот и все, что можно было разглядеть при свете крупных звезд, желтыми пчелами облепивших сине-черный небосвод.
        Всадники спешились, освободили от груза тюков лошадей. Они по-прежнему не разговаривали, но в каждом их движении, в органичной череде этих движений ясно прочитывался определенный смысл. Будто четверо заранее договорились о том, что каждый из них будет делать.
        Герб похлопал по крупу своего жеребца, зашел спереди и, оттянув ему мохнатое ухо, проговорил несколько непонятных слов. Жеребец тряхнул мордой, зафыркал и медленно ушел куда-то во тьму. Крис в это время укладывал тюки так, чтобы они образовали правильный четырехугольник. Pax, вооружившись тяжелым ножом, отошел к низинке, откуда тотчас послышались резкие удары клинка о древесину - наверняка он готовил дрова для костра. Трури извлек из поясной сумки какую-то веревку, в которой Кай с некоторым удивлением угадал сплетенный из конского волоса силок. Кого он собрался здесь ловить, в этой пустой степи? Мышей? Ночью?.. Тихонько посвистывая, юноша удалился, а Герб ножом ловко и быстро снял слой дерна в центре «квадрата» и принялся копать ямку.
        Кай присел у одного из тюков. Ноги его и спина гудели от усталости. Очень хотелось есть и пить. Он попытался припомнить: захватили ли с собой болотники какие-нибудь припасы и воду из таверны - и не смог.
        Где-то недалеко тонко заржал жеребец Герба. Зафырчали и забеспокоились кони болотников. Старик прервал свою работу, поднял голову и, посмотрев на Кая, мягко приказал:
        - Принеси воды.
        Кай поднялся. С минуту он молчал, соображая, но Герб продолжал копать и больше, казалось, не обращал на мальчика внимания. Снова долетело из темноты лошадиное ржание. Кай, мысленно чертыхнувшись, поплелся на этот звук. Герб резко и громко выкрикнул какое-то непонятное слово, и кони двинулись вслед за мальчиком.
        Кай настолько устал, что не сразу это заметил. Он даже не подумал, во что он будет набирать воду и где он вообще эту воду возьмет. Впрочем, довольно скоро он наткнулся на жеребца Герба - животное стояло над маленьким озерцом, подпитываемым, видимо, подземным ключом, и хлюпало мордой в воде. Кони Трури, Раха и Криса немедленно последовали его примеру. Кстати, к седлу жеребца Герба - как теперь заметил Кай - был приторочен небольшой котелок. Кай снял его и, ожидая, пока кони напьются, грязь и ил улягутся, чтобы можно было попить самому и набрать воду, уселся рядом.
        Что-то очень не по себе было мальчику.
        Он думал о том, что раньше болотники вели себя много приветливее - когда ухаживали за ним в «Золотой кобыле». А теперь, в этой дикой местности… они и слова ему не скажут. На самом деле - кто же они такие? И почему все-таки они так легко согласились взять его с собой? И как так получилось, что он, Кай, уже умудренный горьким опытом жизни - не верить никому, - вдруг проникся к ним почти безграничным доверием. Колдовство? Эти четверо - искусные и хитрые колдуны! Недаром же их все так боятся. И кони у них… сами воду ищут. Может, эти болотники увозят мальчиков в глухие места, чтобы… Чтобы - что?
        Кай поежился. Какие-то совсем уж несуразные мысли полезли в голову.
        Припасов не взяли… Трури с силком ушел куда-то во тьму и пропал… Ну некого ловить в пустом поле, зачем ему силок?..
        Кай вздрогнул и заозирался, будто ожидал, что вот-вот и правда из темноты бесшумно шагнет коварный болотник с силком в руках. Не ему ли, Каю, уготована участь попасть на костер, который сейчас разводит Герб?
        Нет, чушь какая!..
        А вдруг не чушь?
        Кони между тем напились. Кай подождал немного и напился сам из котелка. В лагере развели костер. А мальчик стоял с котелком в руках и щелкал зубами от ночного холода и страха. Возвращаться к костру он боялся. Но и бежать ему было некуда. Он знал, что далеко не уйдет.
        Все же он отбежал на несколько шагов, опустился в одуряюще пахнущую полынь и… сам не заметил, как заснул…
        Проснулся неожиданно - оттого, что кто-то потряс его за плечо. Кай открыл глаза и обнаружил себя лежащим на земле у костра, завернутым в плащ. Он рывком поднял голову и наткнулся взглядом на Трури, который, сидя на корточках, скреб ножом шкурку, похожую на лисью. Трури подмигнул мальчику. Остальные болотники сидели вокруг костра, на котором кипел котелок. Из котелка пахло вкусно - правда, не мясом, а травяным отваром.
        «Неужели все съели? - изумился мальчик. - До единого кусочка?»
        Трури, на которого снова упал взгляд Кая, опять подмигнул. Это окончательно вывело из себя мальчика. Они молчат, не разговаривают с ним, морят его голодом, да еще и смеются над ним! Он вскочил, сбросив с себя плащ. Теперь все болотники смотрели на него.
        - Ты хочешь о чем-то спросить? - подал голос Герб.
        - Да! - выкрикнул мальчик.
        - Спрашивай.
        Кай открыл рот, но осекся. Что спрашивать? Зачем они взяли его с собой? Что им от него надо? Четверо взрослых людей серьезно смотрели на него, двенадцатилетнего пацана. И Кай спросил первое, что пришло в голову:
        - Это… была лиса?
        - Нет, - ответил Трури, - степная собака.
        - Как ты… достал ее?
        - Их здесь множество, - охотно ответил юноша. - Посмотри внимательнее… - Он пошарил ладонью вокруг себя, нашел и протянул мальчику несколько темных катышков. - Это их помет. Степные собаки - ночные животные, они охотятся при свете звезд. Основная их еда - мыши и тушканчики. - Трури вдруг улыбнулся и, как-то по-особому сложив губы, издал тонкий писк. - Так пищат мыши, когда чуют опасность.
        - Ты ее подманил! - догадался Кай. - Но…
        Он посмотрел на шкурку, потом перевел взгляд на догорающий костер.
        - Пора есть, - сказал Герб и, сняв котелок, быстро разбросал тлеющие угли. Ножом раскопав прогретую землю под кострищем, старик один за другим стал доставать куски печеного мяса, завернутого в листья. Каждый из сидящих вокруг костра получил свою долю. Куски были совсем небольшими, оттого и пропеклись быстро и хорошо. Жадно разжевывая горячее и все-таки довольно жесткое мясо, Кай, помимо удовлетворяемого голода, ощущал еще и стыд. Доев мясо, путники снова разожгли костер и выпили травяной отвар, по очереди глотая из котелка. Вкус отвара Каю был уже знаком - именно этим зельем старик Герб поднял его на ноги в харчевне «Золотая кобыла». Воспоминание об этом заставило мальчика покраснеть. Передавая котелок по кругу, он робко взглянул в лицо старику. Ответный взгляд Герба был серьезен, суров, но никак не укоризнен.
        - Люди часто говорят слова, которые вообще можно было не говорить, - сказал Герб. - Дар речи дан человеку, чтобы познавать окружающий мир и делиться опытом. Негоже мужчине и воину попусту болтать языком. Если ты хочешь что-то узнать - спрашивай. Ни один из нас не откажет тебе в честном ответе. Ты понял меня, Кай?
        - Да, - сказал мальчик.
        Этим вечером Кай полностью и безоговорочно доверился своим новым друзьям, потому что он ощутил, что они и есть - друзья. То есть люди, от которых ему не придется ждать чего-то плохого, люди, которые всегда защитят и поддержат его.
        Поужинав, путники расположились на ночлег. Тепло вновь разожженного костра отражалось от тюков, расположенных на равном расстоянии от костра, поэтому привалившиеся к ним болотники проспали до утра, не чувствуя холода.

* * *
        Четвертый день пути оказался длинным и тяжелым. Обеденный привал случился в лесу, где Трури приманил и поймал в силки пару зайцев. На этот раз Кай вызвался его сопровождать и выяснил, что юноша обладает удивительной способностью подражать голосам не только всех живых существ, но изображать шум ветра, вой бури, плеск речных волн и треск пламени. Еще больше изумился мальчик, когда Трури сказал, что этот дар не достался ему с рождения, а был развит путем долгих тренировок. Когда юноша по просьбе Кая свистнул так оглушительно, что спугнул стаю птиц, расположившихся на дереве неподалеку, мальчик восхищенно проговорил:
        - Уши резануло… как ножом.
        - Бывает, что звук режет сильнее самого острого меча, - сказал на это юноша.
        - И убивает?
        - И убивает, - подтвердил Трури. - Всякое явление действует на живое существо, действие может быть слабым, почти неощутимым, а может - сильным, очень сильным. Огонь греет, но может и обжечь. Ветер не всегда освежает - ураган способен разрушить самую крепкую стену. Понимаешь?
        Вместо ответа Кай наморщился. Потом его осенило.
        - Это… как магия? - спросил он.
        - Это и есть магия. Когда познаешь суть явления, то смотришь на это явление по-другому и получаешь способность управлять им. Это и есть магия, - повторил Трури. - Но и магии нужно долго и упорно учиться, если хочешь чего-то достичь. Я был немного постарше тебя, когда начал понимать природу звука…
        Кай слушал юношу, словно зачарованный. Наверное, именно в этот день он впервые понял, что мир начал поворачиваться к нему иной, доселе неведомой стороной.
        - А как постичь суть? - спросил он Трури.
        - Нужно учиться слышать то, что не слышат другие. Видеть то, чего другие не замечают. Ведь даже два полена в очаге сгорают неодинаково, и с закрытыми глазами по треску пламени можно многое рассказать об этих поленьях: от какого они дерева, когда были срублены, как долго они горят, толщиной они в палец или в ладонь… Человек может услышать многое, если не закрывает уши. Человек способен увидеть многое, но только тогда, когда у него открыты глаза. Чего проще было заметить вчера помет степной собаки под ногами, а?
        - Да, - сказал Кай.
        Они вернулись в лагерь, где их уже ждал жаркий костер. Кай уселся возле пламени так близко, что жар щипал ему лицо, закрыл глаза, пытаясь уловить смысл в огневом треске. Эксперимент этот принес кое-какие плоды, но, надо сказать, довольно неожиданные - одна зловредная искорка ужалила Кая в нос, напомнив ему о том, что опыт дается не только трудом, но и болью. Трури немедленно расхохотался, но мальчик не обратил на это никакого внимания - просто уселся подальше от огня и снова закрыл глаза. Тренировки с Танком приучили его делать свое дело, не глядя на то, как реагируют на это окружающие.
        Кай начал учиться.
        После обеда путники продолжили путь через лес. Теперь мальчик пересел к Трури.
        - Я хочу научиться слушать, - заявил он юноше, и тот серьезно кивнул:
        - Я научу тебя, если таково твое желание.
        Задавая вопросы и получая подробные ответы, мальчик поражался тому, как из общего фона лесного шепота точно вычленяются отдельные звуки и как эти сегменты, обретая объяснение, снова складываются в гармоничную картину. Непонятный поначалу стрекот мог сказать о том, что на лужайке шагах в десяти от того места, где проезжал маленький караван, резвится пара зайцев, а это значит, что поблизости нет ни волков, ни лисиц, ни прочих лесных хищников. Вот прошуршало что-то, невидимое и легкое, от одного дерева к другому - это белка ищет себе пропитание, прыгая по верхним ветвям. Значит, в этой части леса орешника точно не встретишь. Вот долетел откуда-то легкий стук - это упал в мох у подножия дерева плод. То есть, если на минутку свернуть с пути, можно набрать диких груш…
        - А другие? - спросил Кай. - Они тоже могут слышать то, что слышишь ты?
        - Они могут и много другое, - ответил Трури.
        После этого Кай ненадолго притих. Он понял, почему болотники, путешествуя по безлюдным местам, не брали с собой никаких припасов, даже воды. Весь мир был открыт перед ними, словно их собственный дом. Ведь идя из одной комнаты в другую, незачем брать с собой еду.
        Из леса путники вышли только к вечеру. Залитая заходящим красным солнцем долина открылась им словно на ладони. Багровый солнечный шар опускался за невиданный синий горизонт - не сразу Кай понял, что это такое. Вода!.. Водоем такого размера мальчик видел впервые. Море? Похоже, что море… А на берегу темнели высоченные стены и башни какого-то удивительно громадного города. Длинные флаги трепетали на острых шпилях… Город был словно невероятная гора, под его стенами тесно лепились друг к другу маленькие домишки, а еще ближе - лоскутами лежали на земле возделанные поля.
        Кай снова ткнулся глазами в каменную громаду на берегу моря и ахнул:
        - Дарбион!..
        Глава 2
        - Это Гарлакс, - обернувшись, объяснил Герб. - Дарбион много южнее, в неделе конного пути отсюда. Это большой город, самый большой в Гаэлоне и, уж конечно, гораздо больше Гарлакса.
        - И красивее? - спросил Кай.
        - У разных людей разные понятия о красоте, - помедлив, проговорил Герб. - По мне - так лес, через который мы проехали, стоит всех городов королевства, вместе взятых.
        Кай недоуменно помотал головой. Какой же тогда должен был Дарбион, если даже эта громадина поражает воображение? А какие высокие стены! Этому Гарлаксу никакие налеты не страшны. По сравнению с Гарлаксом город Мари - никакой не город, а так… просто большая деревня.
        - Значит, уже через неделю мы будем в Дарбионе? - спросил Кай.
        - Через неделю мы будем в двух неделях конного пути от Дарбиона, - усмехнулся Трури.
        Кай почесал затылок.
        - Я просто подумал… - начал он, но осекся, захваченный новой мыслью: - Мы сегодня будем ночевать в Гарлаксе?
        - Ага, - ответил Трури. - Сегодня можешь выспаться как следует; двинемся дальше только ближе к полудню.
        - А как называется это море?
        - Это не море, - без усмешки объяснил Трури, - это река. Нарья - самая большая река в королевстве, она течет с севера на юг через весь Гаэлон, поэтому для торговцев - она что-то вроде большой дороги.
        - Гарлакс - торговый город, - заговорил Герб, когда Трури замолчал. - Очень богатый и поэтому довольно грязный. Ремесленного люда здесь мало, зато полным-полно купцов, менял, ростовщиков, бродячих магов, балаганных шутов и менестрелей…
        - Менестрелей? - заинтересовался Кай.
        - А также воров, бродяг, наемных убийц и попрошаек, - закончил Герб. - Здешний городской голова господин Арам приказал отлить статую, изображавшую его самого, из чистого золота. Статую установили над воротами его дома, и охраняли ее тринадцать городских стражников. В первую же ночь статую попытались украсть, но стражники отбились, с большим, правда, трудом. На вторую ночь караул удвоили. Статуя простояла неделю, и за это время на нее было совершено еще три нападения. А когда число стражников, охранявших статую, достигло тридцати пяти человек, статуя все-таки исчезла. Вместе со всеми охранниками. Вот история, характерная для Гарлакса.
        От опушки леса казалось, что до города - рукой подать, но путники ехали еще три четверти часа, пока не достигли городских ворот. Домишки у возделанных полей, издали на фоне высоких крепостных стен выглядевшие убогими, вблизи оказались добротными деревянными домами - куда там утлым хижинам Лысых Холмов! Когда путники проезжали мимо одного из таких домов, его хозяин, куривший трубочку на крыльце, окликнул едущего впереди Герба:
        - Добрые господа направляются в город?
        - Это так, - ответил Герб, чуть придержав коня.
        - Позвольте предложить вам переночевать у меня, - поднявшись на ноги и отвесив поклон, продолжил крестьянин. - Всего за две медные монеты вы получите теплые и мягкие постели, а еще за три - вкусный, горячий ужин.
        - Благодарю тебя, - кивнул Герб и снова натянул поводья, - но мы намеревались переночевать в городской таверне.
        Крестьянин, видимо, уверенный в том, что его предложение придется путешественникам по душе, раздосадованно крякнул и, зажав трубочку в кулаке, побежал за всадниками.
        - Добрые господа, очевидно, едут из далеких краев! - прокричал он. - И с местными обычаями незнакомы. Кто ж суется в эту клоаку на ночь глядя?! Говорят, снова в городе Красавчик объявился, чтоб его хапуны разорвали, душегуба… Да и цены у меня втрое меньше, чем в городе. Добрые господа! На ужин я подаю сливовое вино и пшеничное пиво!..
        Но путники больше не отвечали ему. И через несколько минут под копытами их коней загрохотал опущенный через ров мост.

* * *
        Несмотря на то что мост был опущен, городские ворота, по обе стороны которых горели большие факелы, оказались закрытыми. Заперта была и высокая (в нее, не пригнув головы, мог проехать всадник) калитка в левой части ворот. Герб, не спешиваясь, постучал кулаком в калитку. Заскрипело, открываясь, маленькое оконце, и возник в том оконце мрачновато поблескивающий глаз.
        Обладатель глаза по ту сторону калитки звучно рыгнул и осведомился:
        - Кто такие будете? - Не дождавшись ответа на вопрос, стражник, должно быть углядевший тюки, ответил сам себе: - По торговому, что ли, делу? Ну стало быть, четыре медные монеты с вас. По монетке с человека. Пацан, так и быть, бесплатно.
        - С каких пор, - ровным голосом спросил Герб, - за въезд в город королевства Гаэлон взимается плата? В законах королевства ничего об этом не говорится.
        Невидимый страж расхохотался так, что по окончании смеха рыгнул целых два раза подряд. Из-за вырвавшихся из оконца пивных паров Кай чихнул. Стражник, вероятно, только заступил на смену, перед этим сытно пообедал дома, пропустив не одну кружку пива, и потому настроен был весьма благодушно.
        - Оно так и есть, господин, - проговорил он. - По закону въезд бесплатный. Только законы законами, а стемнело уже давно. Добрые люди по своим домам храпят за надежными дверьми и ставнями. На улицах полным-полно всякого сброда. Заплатите - ребята проводят до любой таверны, какую укажете. А не заплатите… Идите на свой страх и риск.
        - Мы в провожатых не нуждаемся, - подал голос Трури.
        Стражник снова рассмеялся, лязгнув запором. Калитка отворилась, открыв освещенную факелами площадку перед сторожевой башней. На площадке пятеро стражников, усевшись кругом на пустых бочонках, увлеченно играли в кости. Столом им служила прохудившаяся бочка с рассохшимися ободьями. Кай удивленно расширил глаза, когда увидел на этой бочке перед каждым стражником груды медных и серебряных монет. Надо же, Жирный Карл такую кучу денег и в неделю-то не выручал, а здесь - смотри-ка!.. Алебарды стражников были прислонены к стене сторожевой башни.
        - Ишь какие… - пропуская путников в город, добродушно проворчал стражник, оказавшийся здоровенным толстым мужиком в кожаном панцире. - Провожатые им не нужны. Ну не нужны так не нужны… Вишь ты, важные какие!.. Пацана-то оставили бы здесь, до утра подождать…
        - А монетку, хоть одну, следовало бы заплатить, - меланхолично подал голос один из игроков, тряся в руке глиняный стакан, в котором гремели, прыгая, восьмигранные кости. - Кому поутру ваши трупы-то голозадые убирать? Нам. По справедливости-то надо хотя бы одну монетку заплатить. Или две.
        - Кидай, не бубни! - оборвали стражника его товарищи.
        - А ты чего здесь крутишься, шкура? - рявкнул вдруг толстяк в кожаном панцире, враз утратив свое добродушие, на огневолосую девицу, которая, сверкая в полутьме голыми коленками, уже второй раз продефилировала мимо стражников. - А ну вали отсюда, чтоб я тебя не видел!
        Ночной Гарлакс был совершенно не похож на родной Мари, где в такой поздний час уж и не встретишь на улице прохожих. Разве что пройдет с развеселой песней, раскачиваясь, словно рыбацкая лодка на волнах, какой-нибудь забулдыга. Внутренности этого большого торгового города напомнили Каю матушкины сказки о подземельях гоблинов - узкие улочки кишели народом, и был ночной народ странен и, пожалуй, страшен.
        Какие-то оборванные люди копошились грязными кучами под стенами домов, грубо ругаясь, словно что-то деля или о чем-то споря. При приближении путников людские кучи на минуту настороженно стихали, но стоило болотникам удалиться, гомонящая возня закипала снова. Ни из одного окна не падал свет на мостовую, закрыты были окна тяжелыми ставнями. То и дело кто-то крысиной побежкой пересекал дорогу четверым всадникам, возникая из тьмы и скрываясь во тьму. Изредка с жалобными стонами подкатывал под копыта косматый оборванец, привычно плачущим голосом выпрашивая подаяние. Дважды едущий впереди Герб вынужден был сворачивать с дороги, чтобы не раздавить валявшегося посреди мостовой то ли пьяного, то ли убитого… Трижды долетали издалека отчаянные крики боли и страха. И пахло здесь совсем не так, как в ночном Мари - нагретой за день пылью и цветущей сиренью, - а мерзко воняло гниющими отбросами и застоявшейся в канавах тухлой водой. Кое-где под стенами домов вспыхивали пуки соломы, освещая грязные, перекошенные физиономии, склонившиеся над чем-то, будто ночные волки над своей добычей, вспыхивал огонь и тут же
гас.
        - Мне здесь не нравится, - прошептал Кай, уже давно пожалевший о том, что они не остановились на ночлег в деревенском доме.
        - Мне тоже, - ответил Трури.
        Их обогнал Рах. Он поравнялся с Гербом, и Кай услышал, как он вполголоса сказал старику:
        - Пятеро…
        - Да, - ответил старик. - Почти от самых ворот ведут.
        - Позволь мне?
        - Конечно. Только надолго не задерживайся. Нам необходимо выспаться, а завтра рано утром ты с Крисом мне понадобишься.
        - Я постараюсь поскорее…
        Рах остановил коня, спешился и хлопнул своего скакуна по крупу, отдав ему резкое гортанное приказание. Низкорослый жеребец покорно потрусил в конце процессии. А болотник неслышно исчез в темноте.
        Не успел Кай спросить Трури, что все это значит, как юноша заговорил сам:
        - Еще немного осталось. Здесь неподалеку трактир «Сисястая корова». Веселое заведение. Днем и ночью там не смолкает музыка. Тамошний хозяин, чтобы развеселить посетителей, помнится, ел глиняные кружки. Штуки три мог зараз слопать.
        - Как это? - удивился мальчик. - Кружки…
        - В этом городе и не такое можно увидеть.
        - Давно ты здесь был?
        - Очень давно, - ответил Трури. - Я здесь родился. А потом меня нашел Герб.
        Это известие почему-то очень поразило Кая. Родился - здесь?! Трури, ясноглазый юноша с чистым лицом, вовсе не был похож на обитателей здешних трущоб.
        - Я был совсем малышом, - продолжал Трури. - И почти не помню того, как мои родители предложили Гербу купить меня.
        - И он купил?
        - Торговля людьми противоречит законам Гаэлона, - ответил юноша и усмехнулся. - Я достался Гербу даром.
        «А что было потом?» - хотел спросить Кай, но не успел.
        Всадники въехали в темную улочку, такую узкую, что на ней с трудом могли разминуться двое прохожих. Тут их нагнал Pax, быстро и бесшумно вскочив в седло своего жеребца.
        И тотчас дорогу болотникам преградила какая-то темная фигура, почти неотделимая от ночной смрадной темени города. Герб остановил коня.
        - Добрые господа… - развязно проговорил человек. Луна, вышедшая из-за туч, осветила его капюшон, полностью скрывающий лицо, и невероятно изорванный плащ. - Добрые господа, не подадите ли монетку старому больному человеку?..

* * *
        Красавчик Гиза был веселым человеком и, как полагается всем веселым людям, очень любил хорошую шутку. Первую свою шутку он отмочил в шестилетнем возрасте: набил папаше в трубку вместо табака семян разрыв-травы. Папаша, раскурив трубку, остался не только без трубки, но и без носа и двух пальцев на правой руке.
        Выдран за это малолетний Гиза был нещадно - так, что и через три года при воспоминании о том дне сильно зудели у пацана места, по которым прошелся папашин кожаный ремень. Поэтому, сыграв с соседом очередную свою шутку (на этот раз совершенно невинную: подумаешь, всего-то повесил у него над крыльцом его же собственную кошку), девятилетний Гиза призадумался. Сосед, хромоногий скорняк, как ему было прекрасно известно, чувством юмора не обладал. Зато обладал увесистой суковатой палкой, с которой не расставался ни на улице, ни дома. Автора уморительной хохмы вычислять никто не будет, так как все обитатели безымянной улочки беднейшей части Гарлакса, где и проживал веселый малыш, были в курсе его увлечений. А отведать суковатой палки, которая, должно быть, бьет покрепче отцовского ремня, у Гизы никакого желания не было.
        Немного покумекав, он поджег соседский дом, и поджег основательно - с четырех углов, напихав в щели побольше сухой соломы. Дело было ветреной летней ночью, и результат этой забавы превзошел все ожидания. Выгорела дотла половина улицы, в том числе и родительский дом Красавчика Гизы.
        Осиротевший пацан прошатался день по городу и, даже не успев как следует проголодаться, был подобран у трактира «Сисястая корова» сердобольной вдовой богатого торговца тканями. Бездетная вдовушка, умилившись конфетно-красивым белокурым отроком, сама привела его за руку в свой дом, откуда ее три месяца спустя вынесли ногами вперед, а проломленной головой, соответственно, назад.
        Обыскивая дом, городские стражники и соседи-доброхоты не обнаружили ни золота, ни драгоценных камней, до которых покойная вдова была большая охотница, а лишь забившегося в угол заплаканного мальчишку, который, всхлипывая, и поведал им душераздирающую историю о страшных дядях с во-от такенными ножами и дубинками, насмерть уходивших его добрую покровительницу и только чудом не заметивших его самого. Надо ли говорить, что пригретый кем-то из соседей пацан бесследно исчез на следующий же день.
        После этого случая шумный Гарлакс очень долго ничего не слышал о Гизе. Только через шесть лет вынырнул пятнадцатилетний юноша на глаза людские, появившись в чистеньком и тихом трактире центральной части города. Гиза стал еще красивее, ибо к природной привлекательности добавилось еще и очарование мужественности. Где он был все эти годы и чем занимался, никто никогда не узнал (говорили, впрочем, что он находился на содержании у какой-то престарелой графини), но сразу было видно, что времени даром Красавчик не терял.
        Гиза был хорошо одет, сдержан в манерах и галантен в обращении с прекрасным полом. Никакого труда ему не стоило, поговорив четверть часа, загадочно поулыбавшись и похлопав длинными и пышными ресницами, так расположить к себе собеседницу, что она уже готова была считать его сказочным принцем-инкогнито, дарованным самой судьбой в качестве компенсации былых сердечных неурядиц.
        Как известно, богачи - люди, невоздержанные в своих пристрастиях, особенно в таком городе, как Гарлакс. В трактирах и харчевнях только и разговоров, что такой-то, обожравшись разносолами, отдал концы, такой-то упился вусмерть, а такой-то, играя в кости, так разволновался, что его прямо за столом хватил удар.
        Богачи помирают, а жены их, как существа более благоразумные, живут дольше. Ну если, конечно, не встретят на своем пути юного, прекрасного и такого пылкого незнакомца - тогда женское благоразумие тает стремительно, как сосулька на ярком весеннем солнце. И в темных и смрадных трущобах Гарлакса, где Гиза сбывал награбленное, самые авторитетные воры и убийцы из Ночного Братства признали прекрасноликого юношу своим братом по ремеслу и, как водится, дали ему второе имя - Красавчик.
        Три года Гиза кочевал из одного дома в другой, купаясь в неистовых волнах женской отцветающей страсти, пока какая-то из его многочисленных возлюбленных почему-то не почила с миром, отведав вина с ядовитым порошком, а выжила в доме городского лекаря. Эта особа, будучи по натуре бойкой и решительной, отомстила предателю с истинно женским коварством. Раздобыв магическое зелье, способное самого ослепительного красавца превратить в жабоподобного урода, она подстерегла Гизу да и запустила в него глиняным пузырьком. Но Гиза успел увернуться, и пузырек разбился не об его лоб, как хотела того мстительница, а о локоть, и всего только несколько капель жуткого зелья попало на лицо. Правда, и такого количества хватило на то, чтобы отнять у Гизы самое сокрушительное его оружие - красоту. После того страшного случая левая половина лица Гизы представляла собой отвратительную черно-зеленую пупырчатую маску, левый, ослепший, глаз недвижно торчал багровым наростом, а левая рука, скрючившись, превратилась в подобие лягушачьей лапы.
        Снова исчез Гиза. И объявился через год - уже не один. С ним был здоровенный огр, чересчур тупой и свирепый даже для огра и потому взамен своего труднопроизносимого имени получивший прозвище - Балда.
        Парочка прочно обосновалась в Гарлаксе, и ночные их вылазки вскоре начали наводить ужас на весь город, ибо Гиза, не в силах справиться со своим веселым нравом, не ограничивался банальным грабежом, но выплескивал жажду забав на своих жертв, которые, как правило, такого не переживали. Правда, после того, как Гиза взял дом местного пирожника Урла, вынеся все ценности, а несчастного хозяина, начинив рубленой бараниной, подвесил над жаровней с тлеющими углями, городской голова господин Азар назначил цену в двадцать серебряных монет за Красавчика, живого или мертвого. Но говорили, что стражники того района, где орудовал Гиза, получали от него немалую дань - а чем еще можно было объяснить, что Красавчик до сих пор не пойман и даже, по слухам, увеличил свою банду до пяти человек?

* * *
        …В ту ночь Красавчик со своими ребятами только вышел на охоту, как пришла ему весточка, что через западные ворота в город въехали четверо всадников. «По виду непонятно кто, - нашептала на ухо Гизе рыжая шлюха Марта, - тюки у них огромадные на лошадях. Может, торговцы? Но уж больно серьезные и важные…»
        - И не таких ломали, - хмыкнул Гиза из-под своего капюшона и в качестве награды ущипнул Марту за задницу. - Раз отказались от провожатых, пусть пеняют на себя.
        План в голове Красавчика возник моментально. Ближайшая от ворот таверна - «Сисястая корова», туда-то, скорее всего, и направляются чужаки. Но даже если и не туда, все равно Тухлого переулка им не избежать - через него поедут. А Тухлый переулок - место о-очень удобное для близкого знакомства с такими важными господами, будь они хоть трижды важные и будь их хоть втрое больше…
        - Петля, Дед, Корявый и ты, Балда, - скомандовал Красавчик, - айда за мной!
        Всадников догнали довольно быстро. Некоторое время неслышными тенями следовали за ними, неторопливо трусившими по грязной мостовой, и привычным глазом определяли ценность потенциальной добычи. Что-то настораживало опытного Красавчика в этих четверых, но что именно, понять не мог. «Ладно, - отмахнулся он от сомнений. - Из Тухлого переулка живыми все равно им не уйти…»
        Когда всадники приблизились к Тухлому переулку, Красавчик остановил свою команду.
        - Делаем все как обычно, - прошипел он на ухо мужику, лицо которого покрывала буйная пегая растительность, отчего оно было похоже на медвежью морду. - Слышь, Дед? Остаешься за главного. А ты, Балда… - Гиза, поднявшись на цыпочки, схватил огра за острое ухо, - ежели еще раз рыкнешь не вовремя - язык отрежу! Не шуметь. Я пошел вперед…
        Чуть кренясь на левую сторону, Красавчик добежал до стены ближайшего дома, взлетел на бочку, а с бочки вскочил на низкую крышу - и помчался по крыше, скоро скрывшись в густой мгле.
        - Значить, как раньше… - захрипел оставленный за старшего Дед и хлопнул по плечу круглолицего малого, с обмотанной вокруг руки удавкой. - Ты, Петля, с Корявым по одной стороне, а я с Балдой - по другой. Ясно?
        - Ясно, - кивнул Петля.
        - Ясно, - сипнул Корявый, здоровенный мужик какого-то неуловимо несуразного телосложения, будто сколоченный из суковатых бревен.
        - Начали… - хотел проговорить Дед, но не успел, потому что возникшая неведомо откуда сила закрутила его тело винтом и с маху швырнула о мостовую.
        Позабыв угрозу Красавчика, огр Балда раззявил пасть, чтобы ошарашенно рыкнуть, и тут же грянулся навзничь, еще в полете потеряв сознание от точного и чудовищно сильного удара под дых. Мгновением позже, получив крепкий тычок в горло, беззвучно осел Корявый. Прежде чем приложиться лбом об стену, Петля вдруг очень близко увидел соткавшегося прямо из вонючей ночной мглы незнакомца. Страшно было его лицо: на безволосой голове виднелись следы давних ожогов, с левой стороны подбородка темнел диковинный округлый шрам. Но даже не это испугало Петлю, а то, что не было гримасы ярости на этом лице, как у всякого человека, вступающего в бой. Незнакомец выглядел спокойным и деловито-сосредоточенным, словно не раскидывал в разные стороны банду опаснейших головорезов, а, скажем, обрубал ветви кустарника, чтобы расчистить себе путь.
        Впрочем, поручиться за то, что именно эта мысль мелькнула в круглой голове Петли, никто бы не смог.
        Ровно через два удара сердца после того, как появился, Pax снова нырнул во тьму, оставив у стены четыре бесчувственных тела.

* * *
        - Добрые господа, не подадите ли монетку старому больному человеку?.. - проговорил Красавчик.
        - Если тебе нужна монетка, - ровно сказал старик впереди процессии, - ты можешь пойти в трактир и продать нож, который держишь в рукаве.
        «И как углядел, что блеснуло? - подумал Гиза. - Темно же…» Тем не менее он без удивления в голосе продолжил разговор:
        - Довольно бессовестно, добрые господа, издеваться над бедным человеком, у которого второй день крошки не было во рту…
        При этом Красавчик не смог удержаться, чтобы не бросить быстрый взгляд на низкие покатые крыши, откосы которых почти смыкались над Тухлым переулком.
        - Удобное место, - сумев перехватить его взгляд, ответил старик. - Очень легко и просто камнями или дубинами сверху проломить головы тем, кто едет по этой улице. Или петлей сдернуть всадника с коня. Четверо парней на крышах способны в несколько мгновений положить небольшой отряд.
        На это уже Гиза не нашелся что ответить. Он непроизвольно вздернул голову, чтобы лучше видеть старика. Но и тот, видно, успел рассмотреть его лицо.
        - Сдается мне, это тебя величают Красавчиком, - сказал он. - Прозвище точнее действительно трудно подобрать.
        Гиза отступил на шаг. Потом еще на шаг. Почему ребята медлят? Они уже давно должны были… да-да, сделать именно то, о чем говорил этот странный старик!
        - Убирайся с дороги, Красавчик, - услышал он голос старика. - И будь уверен: еще раз попадешься нам - разговор будет совсем другим.
        Гиза скрипнул зубами. Бешеная ненависть зашумела в его голове. Еще немного, и он бы бросился с ножом на этого старикана, но инстинкт подсказал, что он вряд ли даже успеет обнажить оружие. Поэтому, не колеблясь, бандит повернулся и бегом припустил прочь.

* * *
        - Что это было? - шепотом спросил Кай, когда болотники продолжили путь.
        - Ночные Братья, - тоном, которым говорят о пролетевшей мимо летучей мыши, откликнулся Трури. - Грабители то есть. Их полным-полно в этом городе. Столько, что городская стража предпочитает вести с ними дела, нежели бороться. А вот, погляди, и «Сисястая корова»…
        Впереди засиял желтоватый свет. Подъехав ближе, Кай увидел низкий, словно расплющенный ударом чудовищного молота, домишко с небольшой пристройкой под крышей. Окна этой пристройки, как и окна первого этажа, ярко светились. Над полуоткрытой дверью, из которой вместе с клубами жидкого синеватого дыма струился приглушенный гомон, был укреплен факел, освещавший несуразную деревянную вывеску, изображавшую то ли дурную горбатую лошадь, то ли перевернутую вверх тормашками пузатую свинью. А может, и двухголовую помесь курицы и быка, но уж никак не корову, тем более «сисястую».
        Болотники спешились. Рах повел лошадей, груженных тюками, на задний двор «Коровы», а остальные во главе с Гербом вошли внутрь таверны.
        Кая сразу оглушил многоголосый шум, царивший в тесной трапезной, так густо уставленной кривоногими столиками и короткими низенькими скамьями, что пройти к стойке было трудновато. Столики, точно муравьями, были облеплены полупьяными, пьяными и пьянющими оборванцами. Таких живописных лохмотьев, таких физиономий, щедро украшенных язвами, шрамами, синяками и ссадинами, мальчику еще никогда не приходилось видеть. Из-за удушающего смрада перегоревшего самогона, табачного дыма и вони немытых тел Кая едва не вывернуло наизнанку.
        - Из здешних ночных заведений, - молвил Трури, когда Кай попятился назад, ткнувшись затылком в его грудь, - «Сисястая корова», наверное, самое приличное. Не бойся. Нас тут знают, в трапезной нам надолго задержаться не придется.
        - Самое приличное?.. - только и выговорил Кай.
        Болотников и впрямь здесь знали. Не успел Крис, идущий последним, перешагнуть порог, как к ним уже поспешил, выпрыгнув из-за стойки, вертлявый и смуглый парень, голорукий, одетый в одни только короткие штаны и невероятно грязный передник. Растолкав длинными мускулистыми руками протестующе мычащих оборванцев, легко перепрыгнув через дюжину скамеек, парень молниеносно оказался прямо перед Гербом.
        - Давненько вас не было видно, уважаемый Герб, - быстро сломившись пополам и выпрямившись, тонким голосом проговорил парень.
        - И тебе привет, Пузо, - отозвался старик.
        Кай удивленно уставился на худого парня с таким неподходящим прозвищем и тут вдруг увидел, что никакой это не парень. Это взрослый и, наверное, даже старый мужчина. Лицо его при ближайшем рассмотрении оказалось покрыто мельчайшей серой паутиной тонких морщин, губы бледны и тонки, а в желтоватых кошачьих глазах таилась тревожная настороженность.
        - Почему - Пузо? - потянувшись к Трури, спросил Кай.
        - Потому что самая выдающаяся часть тела этого человека - утроба, - усмехнувшись, ответил ему на ухо тот.
        - Это он ест за деньги глиняные кружки?
        - Смотря за какие деньги, - услышал мальчика тавернщик. - За пять медяков могу кружку сжевать. А за серебряную монетку - целых три, да еще кувшин в придачу. А уж за золотой гаэлон можно расстараться и скамейку проглотить. И безо всякой магии. Я, молодой господин, из бедной семьи вышел, вот и привык всякую гадость жрать. У молодого господина есть деньги?
        - Привычка ко лжи не украшает мужчину, - сказал Герб, но не ему, а Каю. - И деньги, чеканки двора его величества, негоже тратить на сомнительные развлечения.
        - Я не врал, а приукрашивал, - хмыкнул Пузо и тут же, опять поклонившись, осведомился: - Господа желают комнату?
        Не дожидаясь ответа, он повел болотников к стойке, за которой виднелась лестница, ведущая, очевидно, в пристройку. По пути Пузо так ловко и бесцеремонно отвешивал пинки, раздавал подзатыльники, что двигавшиеся в его фарватере путники добрались до лестницы так же быстро, как если бы шли по просторной мостовой. На мгновение обернувшись, Пузо что-то шепнул старику, а сам взлетел по ступенькам наверх.
        Скрипнула дверь, раздалось невнятное визгливое восклицание - и вниз по лестнице скатилась полуодетая девица, а следом за ней, торопливо натягивая штаны, вывалился ошеломленно мигающий красными пьяными глазами бородатый мужик.
        - Пожалуйте, господа! - крикнул, высунувшись из-за двери, Пузо.
        Комната была совсем крохотной, и большую ее часть занимала широченная кровать, правда, безо всякой перины и покрывала. Через два маленьких окна лилась в комнату липкая темень, рассеиваемая, впрочем, светом масляного светильника, подвешенного к потолку.
        - Подождите минуту, - снова поклонился худощавый Пузо, - и я принесу вам ужин. - На пороге он, однако, задержался. - Может быть, уважаемый Герб желает чего-нибудь еще?
        Старик, кажется, ждал этого вопроса.
        - Да, - ответил он. - Мне нужно четыре куска черного золота, склянку русалочьих слез, меру бормочущего порошка и брусок каменного пламени в палец величиной.
        Пузо, кивавший по мере того, как Герб перечислял все эти загадочные штуки, при словах «брусок каменного пламени» нахмурился.
        - Черное золото, русалочьи слезы и бормочущий порошок достать нетрудно, - сказал он. - Этого добра в Гарлаксе пруд-пруди. А вот с каменным пламенем сложнее. Разве что у Тианита есть немного? Но я к нему не пойду… - Тавернщик вдруг сморщил лицо и, сложив из пальцев обеих рук «трехрогую козу», сделал отмахивающий жест.
        - Значит, завтра придется навестить еще и Тианита, - усмехнулся Герб.
        Пузо поклонился и исчез, неслышно притворив за собой дверь.
        Пока Рах и Трури чистили дорожные плащи, чтобы уложить их на дощатую поверхность кровати, Кай подошел к старику.
        - А кто такой этот Тианит?
        - Маг Сферы Смерти, - ответил Герб.
        Почему-то это высказывание заставило Кая поежиться. Старик заметил это.
        - Ты ведь знаешь, - сказал он, - что по уставу Ордена Королевских Магов любому городу полагается иметь представителя каждой из четырех Сфер.
        - Ага, - кивнул мальчик. - У нас в Мари Арарн-ведьмак был. Говорят, он в Сфере Огненных Магов состоял.
        - Сфера Огня, - поправил Герб. - Еще есть Сфера Жизни, члены которой учатся повелевать всеми живыми существами. Есть Сфера Бури. Маги, принадлежащие к ней, способны управлять стихиями воды и ветра. А есть Сфера Смерти. Тамошние маги поднимают мертвых и вызывают на службу демонов из Темного Мира. Как правило, люди испытывают к магам этой Сферы непреодолимый ужас, хотя по мне так Сфера Смерти нисколько не могущественнее прочих Сфер. И конечно, тоже служит людям. А Тианит - мой давний знакомый. Приятный собеседник, довольно знающий маг… Правда, он несколько мрачен и замкнут - в силу особенности своих занятий.
        - А вы? - осторожно спросил Кай. - Из какой Сферы?
        - Мы Ордену Королевских Магов не принадлежим, - объяснил Герб. - Закон королевства не запрещает заниматься магией людям, не являющимся членами какой-либо из Сфер. К тому же, - добавил он, - теоретические магические изыскания - совсем не наше дело. Магия необходима нам, чтобы выживать. Ты что-то еще хочешь знать?
        Конечно, Кай хотел. Но тут вошел Рах, а следом за ним и Пузо, в руках которого каким-то чудом умещались большой поднос, уставленный исходящими паром тарелками, свиной окорок, круглый хлеб, размером не уступавший мельничному жернову, кувшин и несколько кружек. При виде еды у изголодавшегося мальчика тут же вылетели из головы все вопросы.
        После ужина, укладываясь на большой постели между Гербом и Рахом (Крис устроился на полу, а Трури отправился ночевать на конюшню, чтобы охранять тюки), Кай чутко прислушивался к шуму внизу. Мальчику жутко хотелось спать, но, уходя, длинноволосый юноша задал ему урок: не открывая двери, выяснить, сколько человек находится в трапезной.
        Крепко зажмурившись, Кай до головокружения разбирал невнятные вскрики, обрывки песен и ругательства, густо разбавленные звоном кружек, скрипом скамеек и глухим стуком падающих тел - внизу то и дело вскипали потасовки.
        - Семнадцать… - уже засыпая, прошептал он.
        - Неверно, - раздался голос старика. - Четырнадцать мужчин и семь женщин. Двое только что вышли, трое вошли… Двадцать один человек. А с Пузом - двадцать два. Сосредоточься и попробуй еще раз.
        - А я ведь почти правильно угадал! - похвалился Кай.
        - Ты не угадываешь, а слушаешь. А «почти правильно» - только подслащенная замена слову «неправильно».
        Кай смог заснуть лишь через час с четвертью. Последняя его попытка была более удачной, чем предыдущая. Он верно назвал количество женщин, а в общем ответе ошибся всего на трех человек.

* * *
        Кай проснулся один в пустой комнате. Он сбросил с себя плащ, пахнущий дорожной пылью, поднялся, подошел к окну и выглянул на улицу. Утреннее яркое солнце преобразило город. Улицы, в ночной тьме казавшиеся подземными норами, раздались вширь - и по ним теперь не сновали похожие на крыс нищие, а чинно шествовали кухарки с корзинами, вышагивали, покачивая алебардами, городские стражники. Из окон, освобожденных от глухих ставень, неслись ароматы готовящихся к обеду кушаний и буднично деловитые голоса.
        Кай вдохнул полной грудью, обернулся и… вздрогнул. За его спиной стоял Крис. Привычно удивившись чудесному умению болотников передвигаться абсолютно неслышно (а как, интересно, он умудрился бесшумно отворить скрипучую дверь?), мальчик вежливо пожелал Крису доброго утра.
        - И тебе доброе утро, - кивнул болотник. - Внизу уже готов завтрак, а во дворе есть колодец, где можно умыться.
        - А где все? - спросил Кай.
        - Внизу, - ответил Крис. - Все, кроме Герба. У нас есть еще время для отдыха, пока он не вернется.
        «А куда он направился?» - хотел спросить Кай, но тут же вспомнил вчерашний разговор о магах. Вот придет старик, можно будет более подробно поговорить на эту тему. Мальчик задал другой вопрос:
        - А куда мы поедем после Гарлакса?
        - Нам предстоит долгий путь, - проговорил Крис. - Теперь нам долго не придется ночевать в теплых постелях таверен и постоялых дворов. Из Гарлакса, где мы обычно делаем последние покупки, двинемся на Запад. Места там глухие, больших городов на дороге больше не попадется. В полудне пути отсюда начнется Паучий лес, из которого мы выйдем хорошо если через два дня…
        - А почему - Паучий? - приводя в порядок одежду, осведомился Кай, которому не очень понравилось название.
        - По большей части в том лесу растут железные деревья, самому юному из которых не меньше двухсот лет.
        - Железные деревья?
        - В тех краях, откуда ты родом, железных деревьев не сыщешь. Разрастаясь, они переплетаются кронами, совершенно не пропуская к земле солнечный свет. Оттого, кроме железных деревьев и серого мха, в сердце леса ничего больше не растет, поэтому и животных там редко встретишь. Зато уйма птиц и насекомых - особенно пауков, любящих темень и сырость. Ну… сам посмотришь.
        - Пауки - это не самое плохое, - повеселел Кай. - Волки, медведи и рыси - намного хуже.
        - Волков там нет, - подтвердил Крис. - Медведей и рысей тоже. Разве что на самом краю леса. Но твари, для которых у людей не нашлось имени, встречаются.
        Кай испытующе посмотрел на него. Болотник спокойно улыбнулся в ответ. Нет, он не шутил и не пытался его напугать. Как уже понимал Кай, это было не в обычае болотников. Крис попросту подробно отвечал на заданный ему вопрос.
        - А дальше?
        - Как выйдем из Паучьего леса, - продолжал Крис, - места пойдут глухие. Потом начнутся Каменные Пустоши. Дорога через них нелегкая - очень трудно в Каменных Пустошах сыскать воду и еду. Да… Потом поедем через дикие земли - нам еще долгий путь предстоит пройти, прежде чем мы достигнем Горши. А до нашего болота мы будем сплавляться вниз по Горше. Слыхал о такой реке?
        Кай помотал головой.
        - Неудивительно, - заметил Крис. - Горша впадает в Туманные Болота. Вот там-то мы и живем. Там-то ты и начнешь учиться всему, что знаем мы.
        - Ух ты!.. - выдохнул мальчик и больше ничего не смог сказать. Он будет учиться всему, что знают и умеют болотники! Он станет таким же умелым воином, как они! Да после такого обучения не только в Северную Крепость - в Горную Крепость возьмут на службу!
        - А теперь пойдем завтракать, - сказал Крис.

* * *
        В трапезной сейчас было тихо. Кроме столика, за которым завтракали болотники, занято было еще два стола. За одним, опустив косматую голову на залитую вином и изрезанную ножами столешницу, натужно храпел какой-то оборванный тип, а за другим сидел, покачивая на коленях потертый струнный инструмент, похожий на скверного гуся, худощавый мужчина. Голову он склонил к своему «гусю» так низко, что ярко-рыжие лохмы полностью закрывали лицо. Кай, едва увидев рыжего, остановился как вкопанный. Глаза его заметались по трапезной, словно он надеялся увидеть где-нибудь рядом громадного серокожего огра. Трури, Рах и Крис удивленно посмотрели на побледневшего мальчика.
        - Господин Корнелий… - прошептал Кай. Рыжий протяжно вздохнул и поднял голову.
        «А, сэр Кай Истребитель Огров, привет тебе!» - зазвучало в ушах мальчика.
        - Господин Корнелий! - закричал Кай.
        Широкое рябое лицо с уродливо расплывшимся перебитым носом выражало тоскливую муку. В глазах, недоуменно уставившихся на мальчика, бултыхалась муть. Кай мотнул головой, отгоняя наваждение.
        - Тебе, малый, чего? - произнес рыжий. - Есть монетка?
        Голос у него был низкий и хриплый, точно не говорил он, а рычал. Кай сглотнул.
        - Одна медяшка, - хрипло простонал рыжий, - и сладкозвучное мое пение заставит тебя смеяться. Или плакать… Это уж на твой выбор. Столько, сколько я знаю песен, побасенок, куплетов и баллад, не знает никто в этом городе… О, веселый Гарнак, как башка-то болит!..
        Выговорив это, рыжий схватился за горло и мучительно рыгнул.
        - Ты его знаешь? - спросил Трури, оказавшийся рядом с Каем.
        - Нет, - ответил Кай. - Показалось…
        - Одна медяшка! - заново начал рычать-причитать рыжий. - Одна-единственная медяшка, добрые господа! Не дайте помереть с похмелья самому талантливому менестрелю города Гарлакса… Да что там города - всего королевства!..
        Кай посмотрел на юношу. Тот кивнул: один раз мальчику, другой раз - тавернщику, безучастно наблюдавшему за этой сценой. Пузо нырнул под стойку и вынырнул с полной кружкой в руках. Менестрель, не выпуская из рук своего инструмента, рванулся к стойке словно утопающий к берегу. Вытянув кружку одним глотком, он поднял расцветшее лицо. Перебитый нос его запунцовел.
        - Другое дело, - рыкнул менестрель. - Чего угодно молодому господину? Веселую песенку? Э-эх, вы-ыбрал в жены я осли-ицу!.. - ударив по струнам, заревел он так, что Кай зажал уши.
        - Не надо петь? - удивился этому жесту рыжий. - А чего ж тогда? Ну-ка, глянь…
        Он грохнул своим инструментом по стойке и извлек из поясной сумки несколько разноцветных тряпичных мячиков. Подкинул в воздух сразу два, потом еще два… Кай удивленно заморгал - мячики не падали на пол. Менестрель ловил их и подбрасывал снова, ловил и подбрасывал. Мячики образовали цветной круг, и круг вращался, подчиняясь почти неуловимым движениям рук рыжего, пока один из мячиков не отлетел вдруг в сторону. Менестрель сделал судорожную попытку поймать мячик… и упустил все остальные.
        - А? - тем не менее с дурашливой гордостью осведомился он. - Как? Здорово?.. А чем еще может порадовать бедный менестрель такого красивого молодого господинчика? Нешто последние слухи желаете узнать? Эт-то запросто, - и рыжий заговорил, машинально перебирая струны: - Говорят, Красавчика сегодня ночью какие-то залетные душегубы причесали. Всю банду его прямо втоптали в мостовую! Правда, не сдох никто, но ближайшую неделю в этой части города спокойно будет. А сам Красавчик, говорят, из передряги невредимым выкрутился. Он такой, с него станется… И еще говорят, поклялся свирепо отомстить обидчикам. А чего ж - и отомстит. Ежели в городе не повстречает их, так еще где настигнет. У него-то, у Красавчика, и в здешних лесах дружки-товарищи есть… Пожалуйте, добрый молодой господин, за свежие новости еще кружечку. Ведь никто пока еще не знает, только я один знаю…
        Кай снова посмотрел на Трури. Юноша нахмурился.
        - Пожалуйста, - попросил мальчик. А сам подумал, что, если бы не перешибленный нос и не хриплый бас, этот рыжий менестрель был бы вылитым Корнелием. Чем-то родным до слез веяло от его беззаботной пьяной болтовни под перебор струн.
        - Еще одну, - сказал Трури тавернщику.
        - А вот толстая Стилка с улицы Трех Мерзлых Петухов, - выхлебав вторую кружку, бодро зарычал менестрель, - ну жена Лавы-травника, ну та самая, что в прошлом году с Гагой-булочником путалась, теперь, говорят, городских стражников полюбила. Которую ночь, говорят, ночует в караульной башне. Нарочно, говорят, день-деньской буянит, чтоб ее стража загребла. Колотит своего Лаву прямо на улице на глазах всего честного народа почем зря. А наши доблестные стражники… - Рыжий менестрель густо загоготал. - Наши стражники, говорят, когда в последний раз ее в караулку волочили, все советовали: ты, Стилка, дескать, не по носу благоверному стучи и не по шее, а рога ему лучше пообломай, а то он, дескать, в двери уже проходит только на четвереньках - рога мешают… Пожалуйте, добрый молодой господинчик, еще кружечку, я вам и не то расскажу…
        - По-моему, достаточно, - сказал Трури.
        Тут дверь распахнулась, и в таверну ввалилась компания каких-то ранних пьяниц. Рыжий менестрель, подхватив свой инструмент, бочком подскакал к ним, взлетел на скамью и проревел:
        - Пей пиво! Пей! Пей! И бутылки об пол бей!
        - А вот и музыка! - умилился один из выпивох. - Слышь ты, рыжий, сидай к нам. А ну хозяин, тащи за стол, чего у тебя там есть… И пива побольше!..
        - И покрепче! - гулко поддакнул менестрель, пританцовывая на скамье.

* * *
        В трапезной таверны было темновато - маленькие окна не пропускали достаточно света. Да еще казалось, что винный перегар, табачный дым и нечистое дыхание забулдыг давно образовали в помещении особую атмосферу, удушливо-сумрачную и зловонную. Потому на столы, занятые посетителями, Пузо ставил сальные свечи - толстенные, мутно-желтоватые, горевшие тусклым огоньком, зато нещадно чадившие.
        - Искусство управления звуком, - объяснял Трури за завтраком, - начинается с умения слушать. Это как бой на мечах. Сначала учишься держать в руках клинок, а уж потом - наносить удары и парировать их.
        Позади Кая скрипнула дверь. Выпустив из рук ложку, которой хлебал бульон, он дернулся, чтобы обернуться, но вовремя удержался.
        - Один, - напрягшись, проговорил он. - Мужчина. Большой.
        - Плохо, - сказал на это Трури.
        Кай удивился. Неужели он не отличит стук шагов, который производит один человек, от стука шагов двоих или троих? Это же проще простого! Он все-таки оглянулся и увидел, как через порог переползал, пыхтя и едва держась на ногах, толстый мужичонка, волочащий на спине мертвецки пьяного собутыльника.
        - Нечестно! - воскликнул мальчик.
        - Почему? - удивился юноша. - Я на твоем месте с закрытыми глазами мог бы сказать, сколько лет каждому из этих двоих, во что они одеты и какого цвета у них волосы.
        - Так то же ты… - вздохнул мальчик.
        Он снова взялся за ложку, но уже через несколько глотков отложил ее. Вой и гомон, окрепшие в трапезной, раздражали его. Ему уже хотелось поскорее покинуть это место, поскорее выехать из города, чтобы продолжить путь к загадочным Туманным Болотам.
        Сколькому еще предстоит научиться! Бездна потаенных знаний, только чуть приоткрывшаяся, ничуть не пугала его. Наоборот, он жаждал побыстрее окунуться в эту бездну. А потом, когда постигнет все, что знают болотники, перед ним ляжет дорога к Северной Крепости, дорога к рыцарским подвигам и ратной славе!
        - А скоро Герб вернется? - спросил Кай.
        - Ты спешишь? - услышал он голос старика рядом с собой и, вздрогнув, выронил ложку.
        Трури расхохотался.
        - А что? - с деланой обидой надул губы мальчик. - Вы же безо всякого шума передвигаетесь! Как я мог услышать, что Герб вошел в таверну?
        - Услышать, правда, для тебя было бы трудновато, - проговорил старик, садясь за стол и кладя себе на колени небольшой мешок из плотной черной ткани. - Но увидеть - было бы легко. И для этого не обязательно оборачиваться, - предупредил он неосознанное движение мальчика.
        - Как это?
        Старик указал кивком на свечу перед Каем. Скрипнула дверь, и тусклый огонек, дрогнув, выгнулся крохотным язычком.
        - Посмотри, что делают они, чтобы узнать, кто вошел в таверну, - сказал Герб, повернувшись к компании, которая восторженными криками приветствовала очередного своего товарища. - Кто-то оборачивается к двери, кто-то орет на ухо тому, кто сидит рядом лицом ко входу, спрашивая; а кто-то делает и то и другое одновременно. Ты не находишь это глупым?
        Кай помедлил с ответом. Проще всего было бы сказать: да. Но мальчик вдруг задумался, а сам он не поступал ли так, как эти… за столом? Хотя вообще-то не всегда. Когда он жил в «Золотой кобыле», ему вовсе не обязательно было оглядывать двор, чтобы убедиться в том, что зловредный Сэм не встретится на пути. Жизнь забитого сироты-приблуды научила его замечать приметы, на которые не обращали внимания остальные. Правда, куда там было усвоенным им привычкам до сложной науки болотников. Когда он приоткрыл Гербу систему взаимоотношений с хозяйским сынком, тот прихлопнул мальчика по макушке, на которой топорщились давно не стриженные космы:
        - Молодец. Трури говорил мне, что ты быстро схватываешь. Он уже объяснил тебе, что воин прежде всего должен уметь знать, что происходит вокруг него?
        - Да, - сказал Кай.
        - Трури научит тебя слышать.
        - Да… Но я бы хотел… если можно, я бы хотел еще научиться смотреть…
        - Если таково твое желание, я буду учить тебя смотреть.
        Кай просиял.
        Болотники быстро закончили завтрак. Герб, отказавшийся от еды под предлогом того, что уже успел подкрепиться в доме мага Сферы Смерти, отправился седлать коней. Кай вызвался ему помогать, но старик сказал, что справится сам.
        Вообще, как давно приметил мальчик, понятие субординации было вовсе не знакомо болотникам. Каждый распоряжался своим временем так, как считал нужным. Другое дело, что при этом он в первую очередь имел в виду не собственную выгоду, а интересы общего дела.
        Примерно через три четверти часа путники покинули город. Хорошо отдохнувшие кони бодро понесли их вперед. Паучьего леса они достигли, когда солнце уже начало клониться к земле. Первые несколько часов Кай ехал вместе с Трури. На глазах у мальчика была плотная повязка. Ничего совершенно не видя, он старательно вслушивался в окружающий мир, описывая Трури места, через которые они проезжали. Поначалу повязка очень мешала Каю, но мало-помалу он перестал ее замечать. Правда, ко второй половине дня внимание его стало ослабевать. И на опушке Паучьего леса мальчик попросил у Трури разрешения пересесть к Гербу.
        - Я вовсе не устал, - поторопился объяснить он, снимая повязку. - Мне просто… нужно подумать о чем-то другом. А то голова кружится.
        Трури, хохотнув, понимающе подмигнул Каю и, поравнявшись с Гербом, который ехал впереди, легко поднял мальчика на руки и пересадил его к старику.
        - Вот и славно, - встретил Герб Кая. - Ну-ка, оглянись по сторонам и скажи, что ты видишь?
        Кай понял, что отдых ему не грозит. Но сдаваться он не собирался. Из древесного мха старик соорудил ему тугие ушные затычки, и теперь уже мир звуков перестал существовать для мальчика.
        - Это на первое время, - пояснил Герб, перед тем как заткнуть мальчику уши, - чтобы ты не отвлекался на то, что слышишь.
        Глубоко вздохнув, Кай, не слыша собственного голоса, добросовестно начал перечислять все, на что падал взгляд.
        Дорога, по которой они въехали в лес, становилась все уже и уже, протоптанные проплешины - чем дальше, тем заметнее - затягивала трава. Лес еще не успел сгуститься как следует, и железных деревьев не было пока заметно, но дорога уже почти пропала из-под конских копыт. Осталась едва заметная тропа, петляющая меж деревьев. Впрочем, кони, понукаемые болотниками, уверенно двигались вперед, труся между молодыми деревцами, шумящими тонкой, почти прозрачной листвой. На опушке Паучьего леса деревья росли так редко, что легко можно было разглядеть путь на много шагов вперед.
        - Деревья… - говорил Кай, мотая головой, - деревья… осины… Птица пролетела… Еще птица… Осина… Вот лопухи… Там шиповник растет… Еще птица… Дорога вроде кончилась… А, нет, не кончилась, это просто за лопухами не видно. Вон гриб растет…
        Старик молчал. Через полчаса мальчик почувствовал себя глупо и вытащил затычки. Герб тут же остановил коня.
        - Если не хочешь учиться, зачем тогда спрашивал меня? - строго спросил Герб.
        - Я хочу! - возразил Кай. - Я хочу, но… мы едем по лесу, где… все одно и то же… Чего тут можно увидеть необычного? Деревья, трава, кустарники, птицы… Бабочки иногда попадаются… Что еще? Вот солнце… уже покраснело…
        Старик молчал.
        - Впереди лес вроде сгущается, - продолжал Кай. Оглянулся назад и подтвердил: - Ага, сгущается…
        - Птицы, - подсказал Герб.
        - Птицы, - послушно повторил Кай и завертелся. - Позади нас на осину садится стая - это мы ее спугнули, когда проезжали, а впереди - нет их. Не вижу птиц. И не слышу!
        Он осекся. Опыт лесного промысла подсказывал ему, что такое положение вещей не совсем нормально. Кай посмотрел на Герба.
        - Птиц кто-то разогнал, - проговорил старик, тронул пятками своего коня, и маленькая кавалькада снова двинулась вперед. - Лесных зверей тут совсем немного, - спокойно объяснял Герб, - да и не боятся их пичужки, обитающие высоко в кронах деревьев. Значит?..
        - Люди? - округлил глаза мальчик. - Охотники?
        - Мы идем по лесу, ни от кого не скрываясь, - сказал Герб. - Птицы - создания чуткие, их легко растревожить даже малейшим шумом. Ты и сам заметил, что по пути мы то и дело невольно поднимали в воздух целые стаи. Те, кто разогнал птиц там, впереди, явно не хотят, чтобы их заметили прежде времени.
        - А кто это?.. Которые впереди?..
        - Скорее всего, разбойники, - ответил Герб.
        Их нагнал Pax.
        - Сдается мне, - сказал он, - это наш недавний знакомый.
        - Глупо было бы предполагать, что он просто так утихомирится, - подал голос Крис.
        - Разбойники нападут на нас? - спросил Кай.
        - Нисколько в этом не сомневаюсь, - весело отозвался Трури.
        Болотники спокойно ехали вперед. Никто из них не спешил обнажать оружия.
        - Одиннадцать человек, - негромко сообщил юноша, чуть обогнав ехавшего впереди Герба, - плохо вооружены: стальные клинки только у троих. Кожаные доспехи - и то не у всех… Впрочем, у одного кольчуга. Недурно выкованная… - Он на мгновение замолчал, прикрыв глаза. - Я бы даже сказал - тонкой работы.
        Кай вглядывался в мешанину ветвей и листьев. Закрывал глаза, стараясь распознать в привычном лесном шуме что-то необычное. Как Трури все это видит? Или - слышит?..
        - Услышать металл легко, - словно угадав мысли мальчика, проговорил Герб. - Стальное оружие не говорит о себе, оно - кричит. А скрип кожаного доспеха и скрип дерева - для знающего человека звуки такие же разные, как смех и плач.
        Кай, напрягая слух, жадно вглядывался вперед, стремясь увидеть или услышать хоть что-то, что могло показаться необычным. Какая-то лесная птица, названия которой он не знал, метнулась к деревьям, за которыми, если верить болотникам, ждала засада, спустилась к кроне и вдруг, отчаянно захлопав крыльями, снова поднялась ввысь.
        - Вон! Вон! - закричал мальчик, схватив Герба за рукав.
        - Тише, - улыбнулся старик. - Не так громко. Это дозорный. Он прячется в ветвях. Наверняка уже заметил нас и дал знак своим товарищам.
        В этот момент в небо взвился резкий клекот. Трури поморщился, словно искусный музыкант, услышавший фальшивую ноту.
        - Мало того что свистнуть как следует не умеют, - пробормотал он, - так еще и воображают, будто сизые кречеты могут в лесах селиться… Это же степная птица! Итак, дозорный слева от дороги в полусотне шагов, а лучники справа, трое, - закончил Трури. - Раз уж я еду впереди, - он чуть обернулся в седле, обращаясь, как понял Кай, ко всем болотникам разом, - может, я и займусь этим?
        - У нас не так много времени до заката, - возразил Герб, - а я подумал, что было бы неплохо разбить лагерь, когда по дороге нам станут попадаться железные деревья - в таком случае вторая ночевка придется как раз у Сухого Ключа. Поэтому мы не можем себе позволить надолго задерживаться.
        - У меня коняка порезвей, - прогудел Крис. - Не пристанет, когда вас догонять буду. Стало быть, мне работа предстоит.
        - Так будет лучше, - подтвердил и Рах.
        - Да, - кивнул Герб.
        Трури пожал плечами и придержал коня. Вглядевшись в его лицо, Кай понял, что юноша чуточку разочарован. Старшие болотники оставались невозмутимы. Они свернули с лесной тропы, а Крис, ударив пятками своего коня, поскакал прямо на засаду.
        Глава 3
        Красавчик еще раз проверил спуск арбалета и, облизнув губы, чуть приподнялся в траве. Перед ним лежала маленькая полянка, со всех сторон окруженная высокой травой. Очень удобная полянка - те, кто ступят на нее, окажутся как на ладони, а вот спрятавшихся в траве вокруг полянки ни за что не заметить. Остроглазый Фара уже подал знак, что четверо ублюдков с малолетным поганцем близко. Небось плетутся себе по тропинке, не подозревая о том, что ожидает их впереди… Не сдержавшись, он скрежетнул зубами. Ух, если бы повезло взять хоть кого-то из этой четверки живьем! Лучше всего, если этим счастливчиком окажется тот паскудный старик с белой бороденкой, подстриженной так ровно, что можно подумать, будто он каждое утро начинает с похода к цирюльнику. Ух, если б повезло!..
        Но Красавчик был опытным головорезом. Он понимал: если кто-то один из четверых путников так ловко ухайдакал всю его банду, что никто из ребят толком ничего и не помнит, то эти гады - народ опасный. Может, какие-нибудь королевские агенты… или еще что-то в этом роде.
        Недаром Гиза золотом заплатил Лесным Братьям за сегодняшнее мероприятие - авансом больше половины выдал. Не так жаль золота, как собственной репутации. Эти ублюдки приехали и уехали, а ему в Гарлаксе и окрестностях еще жить и работать до того самого момента, как оборвется его жизнь - либо честным ударом меча в лихом бою, либо предательским тычком кинжала при разделе добычи (такое ох как часто случается), либо гибельным натягом позорной петли. Последнее, конечно, предпочтительней. Потому что с нынешней властью в Гарлаксе виселицы особо опасаться не приходится. Знай себе серебро отстегивай толстозадым стражникам…
        И никуда эта четверка не денется, будь они хоть тысячу раз опытные и искусные воины. Одиннадцать головорезов, закаленных в битвах и убийствах, лежат рядом с Красавчиком. Трое лучников сидят, притаившись, на верхних ветвях осин, скрытые густой кроной. Четырнадцать человек, не считая дозорного Фары и самого Красавчика, четырнадцать против четырех! Как только всадники ступят на полянку, свистнет тетива, вопьются смертоносные стрелы в спины врагов, и враги - те, кто останутся живы, - рванутся вперед, прямо на засаду! Ни единого шанса нет у этой четверки!
        Впереди послышался хруст ветвей и дробный топот.
        Гиза напрягся, положив палец на спуск арбалета, прищурился. Попались, голубчики! Он явственно ощутил, как вокруг него затаили дыхание, сжимая в руках оружие, спрятавшиеся в траве Лесные Братья. Вот-вот упруго треснет тетива, отправляя в полет стрелу с отточенным до содрогающей остроты наконечником, и заметаются среди деревьев вопли боли и ужаса…
        Топот стал ближе, и на поляну выскочил человек. Красавчик Гиза выпучил глаза, узнав в нем дозорного Фару. Разорванная рубаха бандита летела позади него, будто встрепанные крылья, один рукав был разодран до плеча, а второго не было вовсе, и обнаженная рука блестела красным, словно с нее спустили кожу. А от этой руки несся вслед за Фарой шлейф кроваво-красного дыма.
        Вокруг Гизы недоуменно зароптали невидимые разбойники.
        - Тихо! - скрипнул зубами сам ничего не понимающий Красавчик и вскинул вверх руку.
        Фара споткнулся и покатился по траве. Только тогда он заорал, истошно и нечленораздельно, точно у него лишь в этот момент прорезался голос. Пока Гиза лихорадочно соображал, что же предпринять, кроны близлежащих деревьев взорвались зелеными брызгами сорванных листьев, и оттуда с перепуганными воплями, будто сорванные чудовищными порывами ветра, вылетели один за другим, размахивая руками и ногами, трое разбойников. Со всего маху грянувшись о землю, двое тут же затихли, а третий забился-застонал, тиская в обеих руках неестественно согнутую ногу.
        На поляну выехал круглолицый коренастый воин на низкорослом коне. Конь бежал небыстрой трусцой, а в руках воина не было оружия - руки он держал перед собой, неторопливо потирая, словно разминал суставы.
        Красавчик вскочил так стремительно, что звякнула его кольчуга тонкой гномьей работы, снятая год назад с одного заезжего купчика, мнившего себя, как еще помнил Гиза, умелым воином, но погибшего от удара ножом в затылок, не успев даже обнажить меч.
        Вцепившись в арбалет, Красавчик оглянулся. То тут, то там поднимались из травы Лесные Братья с дубинами и палицами в руках. Братья обалдело переглядывались, и самому Красавчику было очень не по себе. Круглолицего он узнал сразу - один из тех, четырех! Но где же остальные? И почему воин не вооружен? И что же все-таки приключилось с Фарой и тремя лучниками?
        «Окружают! - мгновенно сообразил Красавчик. - Другие трое заходят с тыла или флангов!» - и, наставив арбалет на врага, нажал крючок.
        Привычное чувство, что болт пошел верно, радостно обожгло Гизу, но в тот же момент круглолицый небрежно взмахнул рукой, будто отгоняя назойливую муху, и болт, который должен был вонзиться ему в лицо, кувыркаясь, отлетел в сторону.
        - Взять! - взвизгнул Красавчик, уронив арбалет и потянувшись к мечу на поясе. - Взять! - снова крикнул он, но, вспомнив о возможной угрозе с других сторон, заверещал: - Косматый, Сучок, Лис - оборона кругом!
        Всадник остановил коня и поднял руки.
        «Сдается? - толкнулась в голове Гизы шальная мысль. - Да что творится-то, в конце концов?!»
        Всадник выписал в воздухе замысловатый знак, диковинно растопырив пальцы… И вдруг земля ушла из-под ног Красавчика. Тошнота подступила к горлу, а перед глазами замельтешили разноцветные точки. Вой и крики ударили в уши, Гиза попятился, но неожиданно обнаружил, что его ноги по колено увязли в мутной и липкой грязи, в которую почему-то обратилась упругая лесная почва. Он рванулся - раз и еще раз, но добился только того, что погрузился в вязкую топь по пояс. Обезумев от ужаса, Гиза заревел. Тошнота терзала грудь, и, чтобы хоть как-то сдержать восстающую из желудка муть, бандит схватил себя за горло. Руки нащупали навощенный шнурок и, скользнув по шнурку, опустились на костяной оберег. И тотчас мир изменился.
        Тошнота исчезла, как ее и не было. Гиза обнаружил себя лежащим на земле. Рядом валялись его арбалет и меч, а вокруг творилось нечто невообразимое. Лесные Братья катались по полянке: побелевшие от испуга глаза выкачены, из раззявленных ртов с нитями слюны рвутся рваные вопли. Разбойники, побросав оружие, с сумасшедшей силой колотили вокруг себя кулаками, выбивая ошметья земли и травяные клочья, сучили ногами, словно пытались побежать не вставая. А всадник, нахмурясь, все поводил в воздухе руками, будто перед ним был большой котел, и он окунал в этот котел кого-то невидимого…
        Тяжело дыша, Красавчик приходил в себя после страшного напряжения. Оберег он так и не выпустил из рук. Вот и пригодилась эта безделушка, вырезанная из древней желтой кости, изображающая оскаленную пасть какого-то неведомого зверя. Этот оберег он года полтора назад выиграл в кости у одного старикашки в разрисованном лиловыми языками пламени балахоне - то ли изгнанного из Сферы мага, то ли просто выжившего из ума старого пердуна. Старикашка, проиграв содержимое кошелька, поставил на кон этот оберег, запросив за него аж два золотых гаэлона. Те, кто сидел за столом, расхохотались, а Гиза, кивнув, молча бросил золото на стол… «Репутация дороже золота» - так всегда говорил Красавчик. Вещица ему понравилась, а от звонких монет в тот вечер оттягивались карманы…
        - Так вот кто вы такие, - прошептал Гиза, скаля зубы с земли. - Колдуны, значит, чернокнижники!.. Ну ничего. Красавчик и не таких ломал!..
        Не спуская единственного глаза со всадника, все еще продолжавшего свои пассы, Гиза, левой рукой стискивая оберег, правой дотянулся до меча. Потом осторожно оттолкнулся ногами и в несколько рывков откатился в тыл всаднику. Задержав дыхание, вскочил и со всей прытью, на которую был способен, кособоко кинулся с мечом в руках на круглолицего. Когда стальной клинок свистнул в воздухе, когда крохотная доля мгновения осталась до того, как меч разрубит бок проклятого колдуна, Красавчик не выдержал и победно заорал.
        Вернее, только открыл рот для крика, который, не прорвавшись наружу, накрепко застрял в его глотке. Потому что круглолицый, не оборачиваясь, извернул туловище и звучно припечатал Гизу каблуком в лоб.
        Красавчик рухнул навзничь, и разум его потух.

* * *
        Очнувшись, Гиза увидел такое, что тотчас пожалел о том, что слишком рано пришел в себя. Лесные Братья - волосатые, бородатые мужики, покрытые боевыми шрамами, повидавшие на своем веку столько крови, сколько не каждый мясник видал, - ползали по полянке, воя от ужаса, натыкаясь друг на друга, точно слепые овцы. Но не это было самым страшным. Красавчик повернул голову, и волосы его зашевелились.
        Всадник, точно изваяние, возвышался в центре полянки. Руки он раскинул в стороны, а с его растопыренных пальцев струились дымные струи, сливавшиеся в две полупрозрачные плети - по одной с каждой руки. Неимоверно длинны были эти плети. Извивающиеся змеями, они окружали поляну. То тут, то там вдруг взлетали вверх острые, дымные оконечья и жалили отбивавшихся от общей кучи разбойников.
        Красавчик, жмурясь от страха, пополз к краю поляны. Сейчас он поднимется на ноги, одним прыжком перелетит через жуткую извивающуюся преграду и исчезнет в лесных зарослях. Только бы получилось! Иначе нельзя. Иначе - верная смерть. Зря все же он связался с этими нелюдями - явственно понял Гиза. Один раз посчастливилось уйти живым, снова сунулся в пекло…
        В его памяти всплыла вдруг угроза старика: «Будь уверен, еще раз попадешься нам - разговор будет совсем другим…» В том, что всадник собирает Лесных Братьев в кучу, чтобы покончить с ними со всеми разом, он не сомневался. Не сомневался и в том, что этот гад, выполняя обещание седобородого, отыщет для Красавчика такую мучительную смерть, что демоны в багровых глубинах своего Темного Мира взвоют от радости.
        Гиза остановился, когда на расстоянии вытянутой руки от него заколыхалась переливающаяся лоснящейся чернотой дымная «плеть-змея». Он вскочил, и тут же «змея» вздыбилась и острой головкой ударила его в грудь, отшвырнув в самую гущу стонущих Братьев. «Конец», - понял Красавчик.
        Всадник всплеснул руками, и «плети» медленно истаяли, образовав над полянкой едва заметное серое облачко.
        - Снимайте одежду, - низким спокойным голосом проговорил он. - Да поторопитесь, и так я с вами уйму времени потерял. И учтите: кто хоть палец протянет к оружию - горько об этом пожалеет!
        Последнее предупреждение было явно излишним. Половина разбойников плакали, точно малые дети.

* * *
        Крис нагнал товарищей, когда уже стемнело. Кай, все еще ехавший с Гербом, притихший и безмолвный, с некоторым испугом глянул на него.
        - Порядок, - молвил Крис в ответ на молчаливый вопрос Герба.
        - Он что, их всех убил? - шепотом спросил мальчик.
        - Нет, - несколько удивленно ответил Герб. - Он просто обезопасил дальнейшее наше движение.
        Тут пришел черед удивляться Каю. За то время, пока Крис отсутствовал, Трури успел рассказать мальчику все, что знал о Красавчике.
        - Никого не убил? - переспросил Кай. - Даже этого… который главный? Который своих родителей пожег?
        Герб кивнул, а Крис сказал на это:
        - Я заставил их снять одежду и развести костер. Когда огонь разгорелся, они свалили туда свое тряпье и дубины. Потом - для острастки - врезал каждому по три плети. Красавчику досталось пять. Герб ведь предупреждал его, что, попадись он нам снова, разговор будет совсем другой.
        Кай на некоторое время замолчал.
        - Почему? - спросил наконец он у Герба. - И Жирного Карла, и Сэма вы не тронули. Этого душегуба Красавчика, такого злодея, что про него только жуткие сказки складывать, который намеревался вас убить, даже дважды пощадили?.. Почему вы так поступаете?
        - Мы не сражаемся с людьми, - молвил Герб.
        Еще несколько минут прошло в тишине. Кони все так же неторопливо трусили вперед. Правда, дороги под их копытами уже не было. Лес заметно изменился: теперь чаще попадались по пути громадные деревья с ровными и черными стволами - это и были те самые железные деревья, о которых рассказывал мальчику в трапезной «Сисястой коровы» Крис. Стволы железных деревьев были голы и гладки настолько, что ладонь скользила по ним, как по черному льду. Далеко-далеко наверху мерно шумели кроны, совершенно невидимые в темноте, и оттого казалось, что железные деревья подпирают само черное небо. Пусто и гулко было среди этих стволов: кустарник встречался уже крайне редко, а вместо травы землю покрывал толстый ковер серого мха.
        - Как они сумели вычислить нас? - спросил вдруг Кай.
        - Пузо, - не задумываясь, ответил Герб.
        - Это он рассказал Красавчику, какой дорогой мы поедем?
        - Он единственный, кто знал, какой дорогой мы поедем.
        - Он же твой друг? - воскликнул Кай. - Ну по крайней мере, мне так показалось…
        - Он знает меня давно, и я знаю его давно. Но это вовсе не значит, что он мне друг, - сказал старик. - Пузо знает и многих головорезов Гарлакса, однако среди них у него нет друзей.
        - Так ты предполагал, что он продаст тебя Красавчику, и ничего с ним не сделал?
        - Нет.
        - А Красавчик… Я думал про него. Сколько он уже людей невинных погубил! И сколько еще погубит. Почему вы его так просто отпустили? Я бы таких гадов… Прямо без разговоров бы их… - Кай осекся, сглотнув слюну. Он хотел еще сказать, что на этом свете гораздо больше дурных людей, чем хороших. Хороших вообще мало. Есть подлые сволочи вроде Жирного Карла, Сэма, старосты Марала, есть душегубы и головорезы, такие как Красавчик Гиза и его прихвостни, есть просто равнодушные, никчемные и пустые, словно треснувшие глиняные кувшины. Этих никчемных, пожалуй, не стоит трогать - много чести. А сволочей и головорезов следует убивать. На земле станет чище. Это же так просто и понятно: если не мы их, то они нас!.. Кай уже начал свою речь, но сгоряча запутался и прервался. Герб, дождавшись паузы, проговорил:
        - Я уже сказал, что мы не сражаемся с людьми. Это недостойно болотников. Будь человек гаже и подлее в тысячу раз этого симпатичного господина, с которым ты имел честь вчера познакомиться, мы вовсе не собираемся судить его. Не наше это дело.
        - Я не понимаю… - пробормотал Кай.
        - Это непросто понять. Я мог бы объяснить, если ты меня об этом попросишь, но… в таком случае ты поймешь - разумом. А необходимо, чтобы ты понял сердцем. А до этого тебе еще далековато. Итак, чтобы не терять попусту время, продолжим. Оглянись вокруг. Еще раз. А теперь закрой глаза и перескажи мне все по памяти…
        Через несколько часов путники расположились на ночлег у маленького ручейка, живым серебром журчащего среди серого мха. Трури, вооружившись силками, отправился на охоту, но Кай на этот раз не составил ему компанию. Мальчик чувствовал себя очень уставшим и понимал, что эта усталость вовсе не из-за долгого пути. Сотни оттенков звуков осели в его голове и теперь назойливо копошились там, словно клубок насекомых. Глаза чесались от напряжения, веки закрывались сами собой. Он едва успел завернуться в дорожный плащ и, даже не дождавшись, пока болотники разведут костер, крепко заснул.

* * *
        Утром следующего дня Кая разбудило не солнце. Трури поднял мальчика.
        - Пора в путь, - сказал он.
        Открыв глаза, Кай оказался в сером вязком сумраке. Сквозь густые кроны железных деревьев солнечные лучи просеивались мелким крошевом тусклого света. После скудного завтрака, состоящего из остывшей жареной тушки какой-то лесной птахи и ледяной воды, Трури посадил Кая впереди себя и надел ему на глаза черную повязку, хотя острой необходимости в том не было. Несколько часов мальчик провел в обществе юноши, затем пересел к Гербу.
        Паучий лес полностью оправдал свое название. Повсюду из темноты свешивались липкие комья паутины, едва слышно шурша, пробегали по стволам железных деревьев невидимые в полутьме черные пауки. Несколько раз отвратительные твари неожиданно опускались на плечи или голову Кая, вызывая вскрики омерзения. Впрочем, с помощью Трури мальчик довольно скоро научился различать тонкий скрип растягиваемой паутины и удачно уклонялся от гадких насекомых. Герб же приноровил мальчика заранее замечать гнездовища пауков по особому расположению чуть белеющих в сумраке комьев паутины.
        На привале болотники пообедали какими-то грибами, которые обнаружил крепыш Крис в корнях деревьев. Костер не разводили, поэтому пришлось есть грибы сырыми. Разжевывая кисло-горьковатые расползающиеся волокна, морщились только Кай да еще Трури. Во время отдыха Кай неожиданно для себя разговорился с Крисом. Началось с того, что мальчик спросил болотника что-то о железных деревьях и тут же получил полноценный рассказ о них.
        - Свалить железное дерево - задача непростая, - заговорил Крис, как и мальчик, укрытый с головой плащом, чтобы уберечься от назойливых пауков. - Для людей почти непосильная. Да и никогда люди в своих целях железную древесину не использовали. Железное дерево почти не поддается стали и совсем не горит. Эта древесина крепче иного камня. Говорят, в давние времена, еще до Великой Войны, эльфы, пока их не изгнали, с помощью магии валили железные деревья и строили из них корабли для своего несокрушимого флота…
        - Разве у эльфов был флот? - удивился Кай. - Я думал, они жили только в лесах.
        - До Великой Войны эльфы жили повсюду. Вышли они из лесов, это верно, леса были их домом. Но в землях Гаэлона, Марборна и других королевств они строили крепости, бороздили на своих кораблях реки и моря… Эльфов было меньше, чем людей, но ненамного. А уж о том, что их магия сильнее человеческой, и говорить не приходится. Все это помнят. Высокий Народ - древнейшая раса, потому и знаний они накопили поболее нашего. Да и об их высокомерии до сих пор легенды ходят. Я слышал, они относились к людям… ну как люди относятся, допустим, к ограм…
        - И небезосновательно, - вставил подошедший к ним Герб.
        - Как это? - спросил Кай.
        Крис нахмурился, потер лоб и просительно посмотрел на старика. Тогда Кай, наверное, впервые подумал о том, что Крис - самый простоватый из болотников. Но Герб усмехнулся и сказал только:
        - Давно это было. Грянула Великая Война - война эльфов с людьми. Тысячи воинов с той и с другой стороны нашли свою смерть на полях сражений. Но люди победили - изгнали эльфов. С тех пор Высокий Народ редко оставляет свои тайные лесные Чертоги. Только тогда, когда им это действительно необходимо.
        Этого Кай осмыслить не мог. Что за необходимость заставляет эльфов появляться среди людей? Дело ведь простое: возгордились кичливые лесные обитатели, получили по мордасам и спрятались зализывать раны. Чего им опять-то лезть к людям? Еще, что ли, хотят?
        - Пусть только сунутся, - проворчал Кай в такт своим мыслям. - Мы им снова накостыляем!
        - Боюсь, все не так просто, - проговорил старик, тронул себя за бороду и отошел в сторону.
        А Кай продолжал разговор с Крисом. Мальчика до сих пор не перестала изумлять готовность болотников честно и подробно отвечать на его вопросы, какими бы они ни были.
        С эльфов беседа логически перетекла на магию. Раньше Кай считал магию явлением, недоступным пониманию обыкновенного человека и потому пугающим. Но по объяснениям болотников выходило, что в основе магии лежит умение видеть и понимать в общем-то несложные законы природы и что практически любой человек способен постичь хотя бы азы этого искусства.
        - Вот и тот менестрель в «Сисястой корове», - обрадовавшись тому, что сможет подтвердить мысль Криса, вспомнил Кай. - На вид - обычный пьяница, а как он заставлял тряпичные мячики летать по воздуху!
        Крис рассмеялся.
        - А это никакая и не магия, - сказал он. - Просто ловкость рук. Вот погляди…
        Он оглянулся в поисках подходящих предметов, но, не найдя ничего, вытянул из сапог по кинжалу и еще два кинжала снял с пояса. Кай удивился, увидев эти кинжалы. Вроде бы и не из стали были сделаны клинки - металл (если это был, конечно, металл) отливал каким-то матовым зеленым светом и на вид был не совсем гладок, а как-то странно шероховат. Кай раскрыл рот, глядя, как засверкали в сумраке Паучьего леса зеленоватые лезвия, послушно закружились в воздухе.
        - Ух ты!.. - выдохнул он. Вот так увалень Крис! Куда там рыжему пьянице из Гарлакса! - А сколько ты можешь удерживать кинжалов в воздухе?
        Крис вполне серьезно задумался. Руки его двигались точно сами собой, а кинжалы летали, ровно посверкивая, по кругу.
        - Не могу точно ответить, - сказал он наконец. - Столько, сколько нужно.
        - Ну пять?
        - Да.
        - Семь?
        - И семь смогу. Я же говорю - столько, сколько нужно.
        - А десять?
        - И десять.
        - Здорово… А как ты это делаешь? Десять кинжалов сразу?..
        - Научить?
        - Ты можешь научить меня этому? - загорелся Кай.
        - Конечно, - кивнул Крис, и кинжалы один за другим рукоятями улеглись в его ладони. - Если таково твое желание. Только начинать надо не с кинжалов, а… с тех же тряпичных мячиков. Вот погоди, я смастерю тебе пару штук. На вечернем привале и начнем. А пока… Герб ждет тебя. Вы ведь еще не закончили ваши сегодняшние упражнения.
        - Хорошо! - сказал Кай и поднялся. Отдых закончился. Пора было снова отправляться в путь.
        К вечеру мальчик почти не чувствовал усталости. Старик Герб похвалил его - Кай быстро втянулся в ритм обучения. И Трури ободряюще похлопал его по спине.
        На ночлег путники остановились в месте, которое Герб назвал - Сухой Ключ. Ключом оказалась глубокая и узкая трещина в земле (человек длинным прыжком вполне мог перепрыгнуть эту трещину), на дне которой гулко плескалась вода. Сколько Кай ни всматривался, уперевшись руками в острый край берега Ключа, воду он разглядеть не смог. Понадобился силок Трури, чтобы Герб, привязав к сплетенной из конского волоса бечевке свой котелок, смог достать воду.
        Поужинали теми же грибами.
        - Конечно, невкусно, - прокомментировал Крис, заметив, как скривился Кай, когда он принес охапку белесых бесформенных волокнистых комков, - но здесь ничего другого найти невозможно. Не пауков же трескать… Они, грибы-то эти, печеные или жареные, легче в глотку бы лезли, но дров для костра тоже не отыскать.
        Коней накормили ветвями кустарника, которых путники нарубили на предыдущем привале целую охапку. Кай прислонился спиной к холодному и гладкому стволу железного дерева, вздохнул, но тут же согнал со своего лица тоску и с преувеличенным жаром принялся за грибы. Вот еще, не хватало перед болотниками нюни распускать. Да он, если надо, будет этот серый мох жрать! Или стволы железного дерева обгладывать. Все, что угодно, только бы выглядеть своим среди этих чудесных людей.
        После ужина Кай получил первый урок «жонглирования» - таким диковинным словом назвал Крис искусство поддерживать в воздухе одновременно несколько предметов. Сначала медленно, просто перекладывая из руки в руку два тряпичных мячика, набитых мхом, мальчик освоил схему действий. Потом ускорил движения.
        - Неплохо, - сказал Крис в конце, - главное, не смотри на них и не думай, как ловить да как подбрасывать. Твои руки сами за тебя все сделают. Они уж научились, руки твои. Теперь не мешай им… Неплохо! Поработай еще чуть, а завтра я третий мячик сварганю…
        Путники уже легли спать, а Кай успел уснуть, когда Pax поднял голову из капюшона своего плаща и оглянулся вокруг, как будто что-нибудь можно было увидеть в непроглядной тьме, и негромко произнес:
        - Близко кружат, слишком близко.
        - К полуночи следует ждать гостей, - зевнув, подтвердил Трури. - А то и раньше.
        - Спите, - посоветовал Герб. - До полуночи времени много, а нам следует выспаться. Я намерен к завтрашнему вечеру выбраться из этого места.

* * *
        Ужасающий рев вырвал Кая из спокойного сна. Он вскочил, мигом отрезвев от сонной одури, точно и не спал. Душераздирающий рев - словно сотне людей разом каленым железом прижгли пятки - снова долетел откуда-то из молчащих во тьме деревьев. Но еще до того, как услышать это, мальчик почувствовал, как вскочили на ноги четверо болотников, услышал короткий лязг выхватываемых из ножен мечей.
        Какой-то огонек замелькал совсем близко, красный огонек, от которого побежали тусклые отблески по стволам железных деревьев. Один огонек, второй - с другой стороны… Кай закрутился на месте: еще огонек и еще… Не меньше шести или семи красных огоньков, прорезая тьму, закружились вокруг маленького лагеря. Шесть или семь, но от быстрых отблесков на гладких стволах казалось, что огоньков много больше - с полсотни.
        Рев раздавался теперь отовсюду. Он вылетал из множества глоток и сливался в единый, непрекращающийся, вызывающий дрожь, низкий гул, похожий на то, как ревет заточенный в подземелье древний страшный дракон.
        - Что это? - стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, спросил Кай.
        Неясные тени медленно и бесшумно передвигались вокруг него. И одна из теней резко ответила голосом Герба:
        - Ляг и накрой голову плащом! - А потом добавила чуть мягче: - Не бойся. Скоро все кончится.
        Кай послушно улегся. Но голову прятать не стал. Огоньки приблизились. От несущегося отовсюду рева закладывало уши. Теперь можно было разглядеть, что под этими красными пятнышками света скалились громадные, искривленные в разные стороны - точно зубья непоправимо испорченной пилы - белые клыки; таращились мутные, словно клочья белесого тумана, глазищи.
        - Рах и Трури, - внятно произнес где-то совсем рядом старик, - держите север и запад. Мы с Крисом - восток и юг. Без моей команды ничего не предпринимать. Ждем…
        Тут голос Герба как-то странно изменился - стал шелестящим и призрачным, точно старик заговорил на языке демонов. Несуразные слова, исковерканные и страшные, поднялись в воздух стаей черных ворон…
        И вдруг - не успело еще эхо этих неслыханных слов растаять в черном воздухе - ослепительная паутина зеленых молний заметалась меж черных стволов. И в свете мгновенной этой вспышки мальчик увидел какие-то громадные шары на тонких и длинных ножках, оскаленные чудовищными клыкастыми пастями. Над пастями на коротких усиках качались круглые наросты, упруго налитые светящейся красной кровью. Вот и все, что успел рассмотреть Кай до того, как зеленые молнии извивающимися иглами впились в страшилищ. Рев скукожился и превратился в истошный визг.
        Потом Герб оглушительно крикнул:
        - Вперед! - И засвистели в кромешной темноте клинки. Битва длилась не больше десяти ударов сердца. Лязгали мечи обо что-то твердое, будто камень, несколько раз звучно хрустнуло костяным хрустом - и красные огоньки стали взрываться снопами пунцовых искрящихся капель…
        Когда стало тихо, мальчик ощутил рядом с собой кого-то. Он напрягся, пытаясь побороть навалившийся страх, но невидимый крепко и тепло сжал его руку, и Кай услышал голос Трури:
        - Перепугался? Ну все уже, все…
        «Я… не перепутался», - хотел ответить Кай, но из его глотки вышел только сиплый свист.
        Трури коротко хохотнул и тут же осекся.
        - Я уже не боюсь, - поправил себя мальчик уже более внятным голосом.
        - Вот и славно, - откуда-то сзади проговорил Рах и, судя по кряхтению, уселся на землю. - А ничего страшного и не было.
        - Тем более что все закончилось, - раздался голос Криса.
        - Скоро утро. - Это сказал Герб, и, как показалось мальчику, недовольно. - Спите, не время сейчас много разговаривать. Чуть свет - надо продолжать путь, если хотите завтрашним вечером поужинать чем-нибудь более съедобным, чем эти грибы.
        Все тут же замолчали. Кай послушно улегся, накрылся плащом и прижался к лежащему рядом Трури. Какое тут спать! А он почти что и забыл рассказ Криса о «чудовищах, для которых люди не нашли имен». Вот, значит, что он имел в виду! Но юноша рядом с ним уже дышал ровно. Близость болотников, а главное - спокойный и ровный разговор сразу же после битвы с ужасными тварями утихомирили дрожь. Очень скоро Кай и сам не заметил, как заснул.

* * *
        Утренний свет прошел сквозь сито листвы железных деревьев серым тусклым крошевом. Когда Кай проснулся, в центре лагеря неярко горел костер, на котором аппетитно потрескивали насаженные на прутья куски мяса.
        - Прямо к завтраку, - приветствовал пробуждение мальчика Pax и весело подмигнул.
        Болотники уже рассаживались вокруг костра. Трури протянул Каю котелок, наполненный горячим и пахучим травяным отваром. Хлебнув несколько раз из котелка, мальчик почувствовал прилив сил, а вместе с тем - жуткий голод. Он схватил из рук Криса, который, похоже, кашеварил в этот день, прут с мясом, невнимательно подумал о том, что прут на ощупь какой-то странный, и впился зубами в самый большой, исходящий пахучим соком кусок.
        Вкус мяса оказался непонятным - трудно было даже определить, что это - мясо или рыба. Кай, осторожно проглотив, поднял глаза на болотников. Они сосредоточенно жевали, вытянув ноги к уже начавшему гаснуть пламени. Мальчик посмотрел на прут в своих руках и вдруг понял, что никакой это не прут. Это что-то вроде гибкого рачьего уса, только очень длинного и прочного. Где-то он уже видел такой ус…
        И тогда в памяти Кая мгновенно вспыхнуло ночное происшествие. Страшный рев из темноты, ужасные клыкастые пасти, налитые кровью наросты, которые покачивались вот на таких вот усиках…
        Мальчик закашлялся. Проглоченный кусок неудержимо полез вверх по пищеводу.
        Трури засмеялся.
        - Я бы на твоем месте, - сказал он, - не брезговал горячей пищей. Ее и так немного.
        - Это… - едва выговорил Кай. - Это те, которые ночью?
        - Они самые, - подтвердил юноша. - Недурно, да? Я первый раз их ем.
        - Питательное мясо, - отозвался Герб, принимаясь за очередной кусок. - Немного, правда, солоновато.
        - Были бы травы, - сказал Крис, - хоть какие-нибудь, получилось бы вкуснее.
        - А брюшной жир этих тварей - отличное топливо, - сказал Рах, - правда, конечности больше плавятся, чем горят, но, смоченные жиром, представляют собой неплохие дрова.
        Кай посмотрел на свою порцию мяса. Аппетит его испарялся быстро, словно роса на жарком летнем солнце.
        - Какие они были страшные… - вымолвил он. - А как они… называются?
        - Я же говорил, что у этих тварей нет имен, - напомнил Крис. - Откуда взяться именам? Сами себя они, понятное дело, никак не назовут, а люди в этих местах появляются крайне редко. Почти никогда. И разве эти твари - страшные? Вот доберемся до Туманных Болот, тогда ты увидишь, что такое настоящие страшные и опасные твари.
        - Ешь, - строго сказал Герб. - Смочи горло отваром и ешь. Вряд ли нам сегодня предоставится возможность поесть так сытно.
        Мальчик еще минуту колебался. Потом голод пересилил отвращение. Да и желание ни в чем не отставать от болотников сыграло свою роль. Он дожевал свою порцию и обильно запил ее водой. Потом, когда болотники седлали коней, Кай отошел в сторону от лагеря по нужде и вдруг наткнулся на темнеющую меж черных ветвей кучу. Мертвые посеревшие глазищи слепо пялились на него из этой кучи, окоченевшие ножки, переломанные множеством сочленений, перепутались меж собой под осколками багрового панциря, тусклый лесной свет мерцал на остывших громадных клыках.
        Кай содрогнулся.
        «Если эти страшилища не представляются болотникам по-настоящему опасными тварями, - подумал он, - что же тогда ждет меня на Туманных Болотах?»

* * *
        Этот день мало чем отличался от предыдущего. Часть времени Кай ехал на одном коне с Трури, часть - рядом с Гербом. На обеденном привале, пожевав грибы, Кай вместо отдыха жонглировал с Крисом уже тремя тряпичными мячиками - правда, с переменным успехом, хотя два мячика он держал в воздухе уже уверенно.
        Ночное происшествие быстро забылось. Никогда еще в жизни Кай не чувствовал себя так хорошо. Когда выдавались свободные минутки от занятий с Гербом и Трури, мальчик засыпал болотников вопросами - обо всем на свете. По правде говоря, его не столько волновали ответы, просто очень приятно было выслушивать подробные и обстоятельные объяснения взрослых людей, которые говорили с ним, мальчишкой, на равных.
        Кай спрашивал обо всем, что приходило в голову: о том, как работает подъемный мост через ров у стен города Гарлакса, как роют такие глубокие рвы и как строят такие высокие стены; почему коровы такие большие, а безобидные и почему осы совсем маленькие, а больно жалятся?.. Впрочем, болотники, отвечая на бесконечные мальчишеские «почему», требовали полного внимания и, когда замечали, что Кай, отвлекаясь, перестает слушать, строго проверяли, поняли ли он их или нет.
        Когда начало темнеть, железные деревья неожиданно расступились, открыв прозрачно-зеленоватую просеку. Свежий ветер хлынул в грудь Кая - это было так приятно, что он не удержался и рассмеялся.
        Лагерь разбили на самой опушке леса, пустив коней, чтобы они отыскали воду. Кай вместе с Трури, взяв силки, отправился на охоту, в которой оба очень преуспели. Мальчик заметил, что уроки болотников не прошли даром. Птиц и мелких зверей он выслеживал безо всякого труда, а уж приманивать их было совсем легко. Итогом недолгого похода за дичью стали три зайца и четыре лесные перепелки. Зайцев Кай под руководством Раха быстро разделал и куски мяса нанизал на прутья. Мальчик хотел было точно так же поступить и с птицами, принялся уже было их ощипывать, но Рах подсказал ему более простой способ приготовить перепелок. Он обмазал тушки глиной, которую нашел на берегу ручья, и закопал в землю, а сверху развел еще один костер. Не успели они дожарить всю зайчатину, как жаркое из перепелок было уже готово. Рах ножом вытащил тушки из горячей золы, снял глиняный панцирь, вместе с которым отвалились и перья.
        После ужина, вдохновленный удачно прошедшим днем, Кай заявил Крису, что уже достаточно наупражнялся с тряпичными мячами и желает заменить их кинжалами. Крис не стал возражать. Он протянул мальчику два кинжала, и тот довольно ловко держал их в воздухе два десятка ударов сердца.
        - Ну как? - гордо осведомился Кай, поймав в обе руки по кинжалу.
        - Неплохо, - ответил Крис. - Быстро учишься. Что ж… Продолжай. Возьми. - И отдал мальчику три тряпичных мячика, присовокупив к ним четвертый, который сделал недавно.
        Кай принял мячики безо всякого энтузиазма. Повертел их в руках и сморщился.
        - Да ну их, - сказал он. - Я ж кинжалами уже умею.
        - Так не пойдет, - нахмурил брови Крис. - Ты еще не получил ответа.
        - Какого ответа? - опешил мальчик.
        - Ты спрашивал, как мне удается жонглировать десятью кинжалами, так?
        - Так, - вспомнил Кай.
        - Я пообещал научить тебя, если таково твое желание, правильно?
        - Ага, - сказал Кай, чувствуя тоску от нехорошего предчувствия.
        - Ты задал вопрос, я пообещал тебе дать ответ. Выходит, я обманул тебя?
        - Да нет же! - махнул рукой мальчик. - Ведь я сам не хочу больше. Зачем? Я же просто так… ради интереса. Ну двумя кинжалами я научился, мне хватит.
        Неожиданно Кай понял, что к этому разговору прислушиваются все болотники. И все смотрят на него.
        - А чего такого-то? - растерянно проговорил мальчик. - Я и тремя кинжалами могу. Сами же говорили, что я быстро учусь. Мячиками смог же. Дай кинжал, я покажу!
        Крис дал Каю третий кинжал. Мальчик некоторое время примеривался, не решаясь начать, потом подкинул кинжалы один за другим. Два кинжала тут же упали на землю, а третий глубоко пропорол Каю ладонь. Мальчик стиснул зубы и сжал раненую руку, с которой катились в траву крупные капли крови.
        - Мне не больно, - впрочем, тут же заявил он.
        Крис промолчал. А к Каю подошел Трури.
        - Пойдем, - сказал юноша. - Надо унять кровь.
        Они отошли за деревья, к ручью. Трури недолго поискал в траве и выпрямился, держа в руках широкий лиловый лист. Затем промыл мальчику рану, наложил на порез лист и плотно замотал той самой повязкой, которой завязывал ему днем глаза. Кровь перестала сочиться почти сразу же, но боль еще жгла ладонь.
        - Ну и зачем мне это дурацкое жонглирование? - засопел носом Кай. - Я понимаю, умения слушать и смотреть необходимы для воина, а жонглирование? Я же не собираюсь становиться менестрелем или шутом. Я хочу быть воином!
        - Воин - это прежде всего мужчина, - сказал Трури не тем обычным тоном, с которым всегда говорил с Каем, а каким-то новым: суровым и строгим. - А мужчина должен держать свое слово и вправе требовать это от других, которых он считает достойными. Когда ты спросил у Криса, как жонглировать кинжалами, ты взял на себя обязательства научиться этому.
        - Ничего я не брал, - буркнул мальчик. - Я просто спросил. Что, нельзя, что ли?
        - У нас, у болотников, такие правила, - свел брови на тонкой переносице Трури. - Ты можешь спросить о чем хочешь. И любой болотник ответит на твой вопрос, и ответит честно и подробно. И можешь быть уверен, никто никогда тебе не соврет. А ты обязан разобраться в том, что тебя интересует, до самого конца. Влезть по макушку. Понимаешь?
        - А если я не хочу влезать по макушку? - уперся Кай. - Если я так просто спросил?
        - Болотнику недостойно так просто болтать языком. Если ты спросил, значит, тебя это интересует.
        Кай некоторое время молчал. Потом заговорил снова:
        - А если меня то, что я спросил, не очень интересует. То есть интересует, конечно, но не, так чтобы уж очень…
        - Значит, не беспокой товарищей. Ищи ответы сам.
        - Как это?
        - Как в таверне, помнишь? В «Сисястой корове»? Все ответы - вокруг нас. Просто надо суметь их увидеть.
        - По огоньку свечи? - вспомнил Кай.
        - По огоньку свечи, - подтвердил Трури, улыбнувшись, кажется, тому смыслу, который увидел в этой фразе сам.
        Кай вернулся в лагерь и подошел к Крису.
        - Когда будет считаться, что я получил ответ на свой вопрос? - спросил он.
        - Когда научишься жонглировать десятью кинжалами, - суховато сказал Крис.
        Кай молча поднял три тряпичных мячика и запустил их в воздух - один за другим.
        Глава 4
        Густо растущие деревья и кустарники сменялись просеками - сила Паучьего леса иссякала. День клонился к закату, Кай сидел рядом с Гербом и по заданию старика пристально оглядывал окрестности. Он давно чувствовал какие-то неясные перемены в этой части леса, но пока не мог выразить это словами. Но когда мальчик заметил на одном из деревьев свежие обрубы ветвей, картина полностью сложилась в его голове.
        - Неподалеку живут люди! - радостно сообщил Кай. - То-то я смотрю: зайцы не шмыгают. Днем ехали - прямо дорогу перебегали коням, а сейчас - ни одного нет. И куч валежника нет - кто-то здесь хворост собирает. И трава кое-где примята, как будто кто-то недавно проходил.
        - Хорошо, - кивнул старик и вдруг нахмурился.
        - Что? - спросил Кай.
        - Пока не могу ответить, - сказал Герб.
        Мальчика оглянулся на Трури. Юноша, полузакрыв глаза, напряженно прислушивался к чему-то. Крис и Рах, ехавшие рядом, время от времени обменивались взглядами, словно безмолвно разговаривали.
        К вечеру путники достигли опушки. И тогда Кай почуял запах дыма. Очень скоро они увидели одинокий дом, стоящий на самом краю леса.
        Дом был похож на маленькую крепость: сруб из массивных бревен с добротной деревянной крышей окружал высокий частокол. Из центра крыши торчала обмазанная глиной труба дымохода - и эта труба слегка дымилась.
        Болотники остановили коней.
        - Неплохое сооружение, - сказал Герб. - Много труда ушло на его создание… Надо бы покликать хозяев. Может, переночевать пустят?
        - Герб… - как показалось мальчику, озадаченно позвал Трури.
        - Да, - не оборачиваясь, откликнулся старик.
        Кай спрыгнул на землю и побежал вдоль частокола в поисках калитки. Он не обратил внимания на их короткий и непонятный обмен репликами. Мальчику очень хотелось выспаться в тепле, под крышей: пусть на охапке соломы, но зато - в настоящем человеческом жилище. И съесть на ужин не пропахший дымом кусок мяса, а, например, миску кукурузной каши, заправленной молоком или сметаной, с пахучим деревенским хлебом.
        Обежав вокруг, Кай вернулся к болотникам и пожал плечами:
        - Нет калитки… Как такое может быть? Как же они, которые там живут, выбираются наружу? И возвращаются домой?
        - Приставляют лестницу к частоколу, - объяснил Крис, поскольку, спрашивая, Кай смотрел на него. - А потом убирают. Люди, живущие в глухих местах - таких, как эти, - нечасто вырезают калитки. С лестницей спокойнее: от разбойного люда легче обороняться.
        - Мы же не разбойники, - сказал Кай. - А может, они нас не заметили еще? Надо покричать. Там точно кто-то есть: из трубы дымок чуть курится…
        - Будь уверен, заметили, - сказал Герб. - А покричать стоит - это верно.
        Когда старик подъехал вплотную к частоколу, его конь вдруг захрапел, закрутил мордой и попятился обратно. Гербу пришлось несколько раз шлепнуть его ладонью по шее, чтобы успокоить.
        - Хозяева! - зычно позвал старик. - Эй, есть кто дома?
        В ответ не раздалось ни звука.
        - Мы путники, - заговорил снова Герб. - Нам нужны ночлег и ужин. У нас есть деньги, мы щедро отблагодарим вас за вашу доброту!
        И снова никто ему не ответил.
        - Н-да, про законы гостеприимства тут явно не слыхали, - пробормотал старик и снова сдержал рванувшуюся в сторону лошадь.
        - Давайте, я перелезу во двор, - предложил Кай, пуще всего боявшийся, что болотники, так и не дождавшись отклика, поедут дальше и им опять придется ночевать под открытым небом.
        - Не нужно, - качнул головой Герб.
        - Да, может, они спят уже, - предположил мальчик. - Может, не слышат…
        - Не нужно, - повторил старик. - Я сам.
        Он уперся руками в шею коня, выпростал ноги из стремян, подобрал их и вдруг легко вскочил на седло. Потом схватился за острые верхушки кольев и перемахнул через частокол. Довольно долго ничего не было слышно. Потом во дворе забубнили несколько голосов. Наконец раздался деревянный стук, и над частоколом появилась седовласая голова Герба.
        - Принимайте лестницу, - сказал он.
        Голова исчезла, и тотчас на ее месте появилась верхушка лестницы, сделанной из древесных ветвей, скрепленных ивовыми прутьями. Лестница поднялась выше и опрокинулась наружу. Первым полез Крис. За ним - Рах. Трури пропустил вперед Кая.
        - А кони? - спросил мальчик. - И эти… тюки?.. Неужели останутся здесь на всю ночь?
        - Не беспокойся о них, - непонятно ответил Трури.
        Кай перелез через частокол и оказался в тесном дворе - болотники стояли плечом к плечу, а напротив них, у закрытой двери дома, хмуро переминался с ноги на ногу немолодой уже мужчина в грубо скроенной одежде из звериных шкур. Шапка седых волос на его голове на висках переходила в косматую бороду, из-под густых нависших бровей угрюмо поблескивали черные глаза. За его спиной укрывалась женщина, одетая точно так же, нерасчесанные, спутанные ее волосы падали на серое лицо. Весь вид хозяев дома красноречиво говорил о том, что гостям они совсем не рады.
        Во двор спрыгнул Трури и втащил за собой лестницу.
        - Что ж, мы так и будем стоять здесь? - осведомился Герб.
        - Тесно у меня, - пробурчал мужчина, - грязно и копотно. Там… сынишка еще. И дочь. Вы, господа, к такой грязи-то непривычные, во дворе вам сподручнее ночевать будет.
        - Угощать тоже на дворе будешь?
        - Угощать-то нечем…
        - Не скупись, - проговорил Pax, неприязненно глядя на мужика. - Мы заплатим.
        - К чему в такой глуши ваши деньги? - буркнул мужик. - Не нужны мне ваши деньги… И вас я не звал. Подальше отсюда… ежели на солнце ехать, поселение будет. К ночи там окажетесь. Там и вино есть, и ночлег достойный…
        - Я знаю эти места, - сказал Герб. - До ближайшего поселения день конного пути, не меньше. А этого дома я раньше не видел.
        - Я недавно его отстроил, - проговорил мужик, опуская глаза в пол. - Уезжайте, господа, не надо вам здесь ночевать.
        - Уезжайте, - тонким хрипловатым голосом повторила женщина.
        Кай удивленно посмотрел на эту пару. Чего они так противятся? Герб сказал же, что заплатит. Неужели они ему не верят?
        - Веди в дом, - твердо приказал Герб и распахнул плащ.
        Мужик уперся взглядом в выполненную в виде головы виверны рукоять меча, висевшего на поясе старика, вздрогнул и побледнел. Женщина стиснула его руку - можно сказать, повисла на руке. Мужик некоторое время молчал, потом посторонился.
        Герб распахнул дверь, и болотники вошли в дом. Когда Кай шагнул в дверной проем, Трури, стоявший рядом, как будто сделал движение, чтобы удержать его, но… не стал.
        Внутри дома действительно было очень грязно. И очень темно. И пахло не так, как обычно пахнет там, где живут люди. Мокрой псиной воняло в этом доме. В центре тлели угли погасшего костра, единственного источника света и тепла в этом жилище, больше напоминавшем звериную берлогу. Тонкие струйки серого дыма тянулись в примитивный дымоход. Ни одного окна не было. «Кого они так боятся?» - подумал Кай.
        У кострища сидела женщина, босоногая и простоволосая. Только присмотревшись, Кай понял, что она очень молода. Пожалуй, даже моложе Трури. И красива. Вернее, была бы красивой, если ее хорошенько отмыть, вытащить из звериной шкуры, приодеть и причесать. Наверное, те же мысли посетили Трури. Юноша уставился на девушку и смотрел на нее, не отрываясь.
        Что-то зашевелилось в темном углу. Когда глаза Кая привыкли к темноте, он увидел маленького мальчика, возившегося с чем-то… с какими-то деревяшками. Болотники осматривались, молчали. Мужчина и женщина молчали тоже, стоя у порога полуоткрытой двери.
        Кай подошел к мальчику. Тот недоверчиво глянул на него и испуганно притих. Кай присел рядом.
        - Что это? - спросил он, указав на кучку наломанных сучьев, и тут же догадался: мальчик мастерил меч, пытаясь примотать ивовым прутиком ветку покороче к длинной и прямой ветви.
        Мальчик не ответил, хмуро засопев.
        - Не так. - Кай поднял ветви. - Надо прутик вот так… перехлестнуть.
        - Он ломается тогда, - ломаным баском ответил мальчик.
        - Так намочить надо, - уверенно сказал Кай. - Хотя бы поплевать на прут. Уж мне-то поверь, я столько мечей намастерил… А скоро у меня настоящий будет!
        Мальчик посмотрел на болотников и вдруг задрожал.
        - Ты чего? - удивился Кай. - Не бойся. Это… мои друзья. Они хорошие. Они знаешь какие! Они называются - болотники.
        - Добрые господа… - надреснуто заговорил вдруг молчавший до этого мужик. - Добрые господа, мы ушли от людей. Мы никому не делаем зла. Уходите, пожалуйста. Уходите до того, как выйдет луна!
        - Мы не можем этого сделать, - сказал Герб. Голос его звучал твердо и ровно. - Ты знаешь, кто мы?
        Мужчина склонил голову.
        - Да.
        - В таком случае ты понимаешь, что мы не можем уйти. Плохое место выбрал ты для своего убежища…
        - Хотя бы детей… - прошептал мужчина.
        - Нет, - качнул головой Герб.
        Он вытащил из ножен меч. Кай открыл рот, глядя на неровный красноватый клинок. Что старик собирается делать? Женщина охнула и вдруг пронзительно закричала. Девушка подскочила, бросилась к ней, обняла и тоже заплакала. Трури отвел глаза. Теперь он смотрел на тлеющие угли. Кай видел, как юноша кусал губы.
        - Не здесь… - сказал мужчина, и голос его прервался. Герб кивком указал на дверь.
        Они вышли все трое, будто сцепленные друг с другом. Женщина опиралась на мужчину, а девушка висела на женщине. Мальчик дрожал, обхватив голые колени. Кай хлопал глазами, не понимая, что происходит. Герб вышел во двор следом за хозяевами. Крис плотно прикрыл за ним дверь. В помещении стало совсем темно.
        - Трури… - позвал Кай. - Что происходит?
        За закрытой дверью послышался глухой удар упавшего на землю тела. Затем женский истошный вопль на два голоса - и еще один удар. И еще один.
        И сразу стало тихо.
        - Тебе лучше уйти, - сказал Трури, не глядя на Кая.
        - Почему? - глупо спросил он.
        Рах вытянул из ножен свой меч. Клинок этого меча был совершенно черный, искривленный и зазубренный на тыльной стороне лезвия. Рах шагнул к сжавшемуся в углу мальчику.
        - Уходи! - почти крикнул Трури.
        Дверь открылась. На пороге стоял Герб, вытирая клинок своего меча куском звериной шкуры.
        - Нет, - сказал он. - Пусть останется. Пусть смотрит.
        Кай уже догадался, что сейчас произойдет. Но почему - не понимал. Ему было страшно. И смотреть он не стал. Он вскочил и отбежал от мальчика на несколько шагов, отвернулся и, как будто этого было недостаточно, крепко зажмурился.
        Через один удар сердца Кай услышал тонкий писк, потом тихий шорох. «Все», - подумал он.
        Рах тряхнул мечом, сбрасывая с черного лезвия капли крови прямо на скорченное маленькое тельце. И тут что-то взорвалось в груди Кая. Он ринулся прочь из этого ужасного дома - Герб посторонился, чтобы дать ему пройти. Выбежав во двор, он едва не наткнулся на три тела, рядком лежащие у частокола. Быстрый бег не удалось погасить мгновенно, Кай споткнулся о мертвую неподвижную ногу и рухнул на землю. Под левой ладонью мокро хлюпнуло. Кай поднялся и попятился от мертвецов. Ударился спиной о прислоненную к частоколу лестницу и чуть не упал снова. Только оказавшись по ту сторону частокола, он заметил, что левая его ладонь густо выпачкана кровью. Кай опустился на колени, сорвал пук травы. Кровь, еще теплая и ужасно липкая, оттиралась с трудом.
        «Что это? Что это? Что это?.. - стучало в его голове. - Почему?!» Слезы сами собой потекли из его глаз.
        Он не заметил, как рядом с ним очутился Трури. Кай поднял на него глаза.
        - Зачем? - спросил он. - Они же… ничего не сделали… Они же… просто люди…
        - Они не люди, - ответил Трури. - Если бы мы встретили их, когда вышла луна, они бы напали на нас.
        - Они…
        - Это происходит так. Кто-то выживает после нападения оборотня, и человеческая кровь, отравленная кровью твари, превращает жертву в хищника. Иногда новоообращенный оборотень пожирает свою семью, потому что человеческая сущность не в силах сопротивляться жажде крови. Иногда он намеренно заражает близких, чтобы предотвратить это, потому что оборотни не жрут себе подобных. Так было с этой семьей. Возможно, когда-то они были хорошими людьми, даже вероятно были хорошими, ибо ушли от людей, чтобы обезопасить и себя, и других. Но сейчас они не люди. Они свирепые твари, отнимающие человеческие жизни. А все мы давали клятву, которая обязует нас сражаться с тварями, убивающими людей. Мы не сражаемся с людьми. Мы истребляем тварей, какое бы обличье они ни принимали.
        - Этот… который с бородой… - всхлипнул Кай, - говорил, что они не делают зла. Тут никого нет, они не могут никому повредить.
        - Я ему не верю, - сказал юноша и присел рядом с мальчиком. - Мы же встретили их на своем пути. На нашем месте мог оказаться кто-то еще, кто не смог бы распознать в этой нелюдимой семье опасных тварей. Оборотни не властны над своим звериным началом. Лунный свет заставляет их выходить на охоту, и они ничего не могут с этим поделать.
        - В их доме нет окон! - выкрикнул Кай. - В частоколе нет калитки! Неужели не ясно, что они ночами сидят взаперти!
        - Они сами обрекли себя на отшельничество, да, - подтвердил Трури. - Но мы не могли просто проехать мимо. Пройдет год или два… Кто его знает, выдержит ли обветшавший частокол? Или тот волчонок, с которым ты говорил, подрастет и вымахает в здоровенного волка, способного грудью вышибить дверь, сорвав запор, или одним прыжком преодолеть частокол… Тварь - всегда тварь.
        На это Кай ничего не ответил. Он чувствовал в словах юноши правду, но это была какая-то другая правда… которую он пока неспособен был принять сердцем.
        Болотники все не показывались из-за частокола. Трури положил руку на плечо Каю.
        - Мне ведь тоже было… нелегко, - вдруг признался он, - это у меня в первый раз так… Когда тварь принимает обличье человека.
        Кай молчал, пока не высохли слезы. Потом прерывисто вздохнул и спросил:
        - А как вы поняли, что это… не люди? Вы же поняли, что здесь что-то не так, еще раньше, до того, как оборотней почуяли кони.
        - Ты тоже этому научишься, - сказал Трури. - Когда годами бьешься с тварями, чувствуешь их на расстоянии.
        С верхушки частокола спрыгнул Герб. За ним - Крис и Pax.
        - Нужно натаскать хвороста, - прямо глядя на Кая, сказал Герб. - Поскорее.
        Было уже совсем темно, когда путники покинули это место. Поднимающийся ветер бил им в спины горьким дымом. Кай несколько раз оглядывался на опустевший дом, пока он не скрылся во тьме совершенно. И тогда пламя вдруг вспыхнуло так ярко и бурно, что на мгновение осветило путь болотникам, отъехавшим уже на порядочное расстояние. Никто, кроме Кая, не оглянулся на гигантский костер.
        - Будем ехать всю ночь, - проговорил Герб, - утром доберемся до поселения, где и отдохнем. Это происшествие здорово задержало нас. Кай! - окликнул он мальчика, который сидел на одном коне с Трури. - Постарайся поспать в седле.
        - Хорошо, - отозвался Кай.
        У него это почти получилось. Но когда уже мысли и образы стали путаться в голове, увязая друг в друге, Трури неожиданно остановил коня и спрыгнул на землю. Кай открыл глаза.
        Юноша склонился на чем-то, белеющим в высокой траве. Присмотревшись, Кай понял, что это такое - кости!
        Разбросанные кости и оскаленный белый человеческий череп.
        - Давно уже лежит, - выпрямившись, сообщил Трури. - Волки… Следы волчьих клыков. Он врал нам. Кто-то из них все-таки выходил на ночную охоту.
        - Он врал, - подтвердил Герб. - Я это понял еще тогда, когда он соврал в первый раз. О месторасположении ближайшего поселения.
        Трури снова сел в седло, и болотники продолжили путь. Кай задремал в мерно покачивающемся седле лишь под утро.

* * *
        Поселение оказалось крохотной деревенькой, состоящей всего из шести хижин, только три из них были заселены.
        - Оно-то вона как… - сообщил путникам дряхлый старик, греющий на утреннем солнышке старые кости, - раньше-то веселее было. А с полгода назад оборотни объявились в окрестностях. Сначала коров резали, потом люди стали пропадать. Вот, кто помоложе, и подались отсюда… В город пошли. Не знаю, дошли уж или нет?.. Скот угнали, который остался, который не разбежался… Поле, конечно, запустили… Тут одни старики да старухи. Огородами кормимся кое-как… Охотиться и в поле работать сил уж нет…
        Пока Кай спал в одной из хижин, Рах с Трури отправились на охоту и очень скоро вернулись. Каждый нес на плечах по отощавшей свинье. Увидев добычу, старик растерянно заморгал:
        - Мои порося-то… Как же это?..
        - Толку от них не было бы все равно, - сказал Герб. - Одичали.
        Одну свинью оставили, другую зажарили целиком, и к пробуждению Кая был готов горячий сытный обед. После еды болотники отдохнули немного и засобирались в путь. Старики сгрудились у своих ветхих хижин, провожая.
        - Оно-то вона как, - вздыхал старик, наевшийся до отрыжки, - тварей уж нет, опасаться нечего - это хорошо. Только мы и раньше не боялись. Нам-то чего, век наш прожит. Что в клыках оборотней помирать, что так года доживать… А денег нам, парень, не надо, - отверг он предложение Криса. - Зачем они тут? Проезжающего раз в полгода встретишь, и то - лихой человек какой-нибудь. Торговцев не бывает…
        И потянулась необъятная глухая степь. На глинистой каменистой почве росла только чахлая трава и низкие кустики. Изредка встречались пологие холмы, иногда неглубокие впадины, как бы компенсирующие холмовые возвышенности. В этих впадинах шумели рощицы, там же можно было отыскать воду.
        Кай теперь часто думал о том, что еще пару недель назад эти безлюдные места показались бы ему абсолютно безжизненной пустыней и, оставь его здесь одного, он, наверное, продержался бы ровно столько, сколько смог бы человек его возраста продержаться без воды и пищи. Но теперь он научился видеть и слышать мир, скрытый от глаз случайного человека.
        Через четыре дня путешествия он уже добывал пищу почти без помощи Трури, хотя и в его сопровождении. Еще через четыре дня охота и поиск воды представлялись ему занятием таким же простым, как поход на кухню за припасами. По полету птиц, расположению и виду растительности Кай легко определял, где могут укрываться звери; основываясь на силе и направлении ветра, форме облаков, мог сказать, холодная или теплая ночь их ожидает и где лучше останавливаться на ночлег. Характер рельефа сообщал, где можно найти воду. На привалах мальчик жонглировал уже семью мячиками и без особого труда удерживал в воздухе четыре кинжала. Но тем не менее занятия с Гербом и Трури продолжались, а их задания становились все сложнее, потому что, как уже уяснил себе Кай, тайны окружающей действительности, открываясь, являли ему новые, более глубокие секреты.
        Мальчик снова начал уставать от занятий, ему не хватало дней, чтобы понять и усвоить то, что он уже узнал; а тут еще на одном из привалов он неосторожно поинтересовался у Раха, как тому удалось в Гарлаксе уложить четырех опытных противников так быстро, что те не успели даже подать голос.
        - Я научу тебя бою без оружия, если таково твое желание, - сказал на это Pax.
        Кай прикусил язык, но, заметив, что болотники, слышавшие разговор, смотрят на него, вздохнул и сказал:
        - Научи.
        Минутой позже он ободрился, вспомнив о навыках, которые дал ему Танк. Он рассказал Раху о кузнеце из Лысых Холмов, предупредил, что тот велел ему использовать эти приемы только тогда, когда есть реальная опасность жизни. Болотник выслушал мальчика и попросил показать один из приемов. Не успел Кай и шагнуть к Раху, как вдруг небо перевернулось в глазах мальчика, и он ощутил себя лежащим на земле.
        - Первая ошибка, - спокойно сказал Pax, когда Кай кое-как соскреб себя с земли и поднялся. - Прежде чем вступить в схватку, ты должен одним быстрым взглядом оценить противника, узнав о нем как можно больше. От того, сколько ему лет, более силен он, чем ловок, или наоборот, какие у него привычки и какой характер, до того, как именно он в данный момент стоит, на какую ногу опирается, как двигается. Те знания, которые дают тебе Герб и Трури, разве только для охоты следует применять? Если научишься оценивать противника, ты всегда будешь знать его дальнейшие шаги. Ты победишь еще до того, как начнется бой. Опытные бойцы видят, как будет протекать схватка и чем она закончится, только раз взглянув на противника…
        Так Pax начал учить Кая. Специально для этого болотники решили ненамного увеличить время привалов. И вот удивительно: вроде бы Pax взялся обучать мальчика драться, а получалось, что по большей части Кай учился понимать внутреннюю сущность человека по его поведению и внешнему виду, да еще концентрировать и распределять силы собственного тела, которые Pax называл «энергией». Скоро Кай с удивлением понял, что в искусстве боя это самое главное. А приемы, которые показывал ему кузнец Танк, определенная череда движений руками и ногами - вроде как вещь вполне второстепенная.
        Время летело так быстро, что мальчик почти не замечал, как день сменяет ночь. Он теперь довольно редко задавал вопросы, потому что свободных минут у него почти не было.
        Места становились все глуше, поселения почти не встречались путникам. Потом местность изменилась: под копытами коней застучали голые коричневые плоские булыжники - они покрывали всю поверхность земли, за исключением оазисов с зеленой растительностью, которые попадались крайне редко - путники шли через Пустоши три дня и три ночи и встретили только один.
        - Каменные Пустоши, - сказал Герб, когда перед ними раскинулась коричневая пустыня, - теперь уже осталось не так долго…
        И Каю показалось, что не успел он выговорить эти слова, как ударил ветер, который не стихал все время, пока они пробирались через Пустоши.
        Это была, пожалуй, самая трудная часть путешествия. Для Кая, по крайней мере. Хотя, пока они шли через Каменные Пустоши, занятия он прекратил, в эти три дня ему стало совсем не до них.
        Пустоши действительно были пусты. Ничего не было в этих мертвых землях, кроме камней - то маленьких и плоских, то огромных, похожих на древних великанов, которые присели когда-то отдохнуть, да так и заснули вечным сном. Ничего не было, кроме камней и ветра.
        Ветер не прекращался ни на минуту. Иногда он слабел, и его силы хватало лишь на то, чтобы трепать волосы путников, срывать с голов капюшоны да развевать гривы коней. Иногда же задувал сильнее, и тогда низкорослые мохноногие кони болотников жалобно ржали, покачиваясь под бесплотными ударами, а путники укрывали лица плащами, чтобы иметь возможность дышать. Ветер гнал по потемневшему небу рваные клочья облаков, страшно завывал в щелях громадных валунов…
        Болотники заранее позаботились о припасах и воде и почти не делали остановок - разве только для того, чтобы дать отдых коням, которые, несмотря на свою почти невероятную выносливость, на второй день путешествия начали спотыкаться.
        Но к концу третьего дня Пустоши кончились. Поначалу стих ветер, а меж камней стали попадаться пучки чахлой желтой травы. Заночевали путники в перелеске и почти половину следующего дня отдыхали от воющего безлюдья гиблых Пустошей.
        Потом двинулись дальше. Места, через которые они ехали, по-прежнему были безлюдны. То угрюмые леса встречались путникам, то веселые, залитые сочной зеленью холмистые равнины.
        Бывало, что целыми днями они шли по каменистым пустыням, где даже воду можно было обнаружить только в вонючих мелких лужицах. Бывало, что несколько часов уходило на то, чтобы переправиться через узкую, но бурную речушку, с течением настолько сильным, что волны разбивались в хрустальную пыль о торчащие из-под воды острые камни…
        Все это время Кай не переставал учиться. Через неделю он мог жонглировать пятью кинжалами, еще через неделю - семью. Его учителя сменяли друг друга с утра до самой ночи, а то и ночью поднимали мальчика, чтобы задать неожиданный вопрос. Кай привязался к болотникам так, как еще не привязывался ни к кому из людей… Ну кроме, конечно, покойной матушки да дедушки Гура. Да еще, наверное, рыжего Корнелия и кузнеца Танка. И чем больше Кай узнавал болотников, тем больше находил в них интересного и непонятного…
        Хотя в характерах своих спутников он разобрался уже давно. Крис, несмотря на все свои познания и умения, был простоват и прям. Если бы ему отпустить погуще бороду да переодеться в простую домотканую рубаху, не отличить было бы от обыкновенного деревенского мужичка. Рах в общем-то тоже создавал впечатление молчаливого простака, но, если поговорить с ним да внимательнее приглядеться, сразу становилось понятно: он далеко не прост и много всякого повидал в своей жизни; наверняка такого, о чем предпочитает не говорить.
        К Гербу Кай проникся глубочайшим уважением. Этот крепкий еще седобородый старик знал положительно все и положительно все умел. Даже его суховатая педантичность (взять хотя бы то, что он раз в два дня тщательно подрезал кинжалом свою бороду и волосы) казалась Каю признаком особого достоинства, точно Герб был королевского рода.
        Но больше всего Каю нравился Трури. Мальчик прилип к юноше безоглядно доверчиво, наверное, потому, что тот хоть и был настоящим болотником, но все же сохранилась в нем некая слабинка, крохотная трещинка, не затянутая еще мускулатурой зрелости. Трури был ближе Каю. Оттого, должно быть, и наука юноши давалась ему легче. Через две с лишним недели обучения мальчик ориентировался в полной темноте так же свободно, как при ярком свете. И Трури понемногу стал переходить к следующей ступени постижения природы звука. Как-то в безымянном лесу он, не сходя с места, тонким свистом приманил пару громадных вепрей и свистом же убил их. Мальчика поразило то, что приносящий смерть свист был совсем неслышен. От него только неприятно вибрировало в ушах…
        - Вот пока что, - оставшись довольным демонстрацией, пояснил Трури. - Для начала это то, чему я тебя научу.
        Вскоре после этого события они выехали на хорошо утоптанную дорогу, которая привела путников в большой рыбацкий поселок на берегу неширокой, но бурной реки. Кай уже знал, что эта река называется Горша и что, сплавившись вниз по течению, они наконец-то достигнут Туманных Болот.

* * *
        Поселок назывался Тихая Заводь и никак не соответствовал своему названию, по крайней мере в тот день, когда там оказались болотники. Заводь, положим, наличествовала, но назвать ее Тихой ни у кого бы не повернулся язык. Даже на краю поселка было слышно, как бурлит неистовая Горша. Этот утробный низкий гул не мог заглушить даже разноголосый неутихающий гомон, свист дудок и бой маленьких звонких барабанов с мембранами из высушенных пузырей речной рыбы. В Тихой Заводи второй день гремел праздник Большого Улова.
        - Горша кишит рыбой, - объяснил мальчику Герб, когда они подъехали к изукрашенным венками из тростника хижинам, - но в это время вниз по течению спускаются косяки ревунов. Ревуны нерестятся далеко в верховьях, в ущельях Синих гор, там же и достигают зрелости. Когда в ущельях иссякает мелкая рыбешка, которой питаются ревуны, косяки начинают искать новые места обитания, выходят на большую воду, попадают в течение, и… Тут их уже поджидают с сетями и бреднями.
        - А почему - ревуны? - спросил Кай. - Они что - ревут?! Рыбы же не разговаривают… То есть не издают звуков, как животные, например.
        - Увидишь - поймешь, - улыбнулся Герб. - Спинной плавник этих созданий загибается на манер дудки, и, когда рыбина всплывает на поверхность, из полости плавника выходит вода, и врывается воздух, с таким… забавным звуком.
        О диковинной рыбе Кай забыл сразу, как только увидел обитателей поселка. И было отчего: жители Тихой Заводи выглядели не совсем обычно. И мужчины, и женщины были приземисты, сутулы и коротконоги, лица их круглы и бледны настолько, что можно было подумать - солнце неспособно оставить на их коже следы загара. Огромные глаза, казалось лишенные век, влажно поблескивали, а кисти рук поражали несоразмерной величиной.
        - А чего они такие?.. - прошептал мальчик, безотчетно прижавшись к старику.
        Герб усмехнулся:
        - Говорят, когда-то давным-давно здесь жил отшельник. Ловил себе рыбу, выращивал ячмень, пек лепешки… Пропитания в этих краях хватает. Жил-поживал… да и сошелся с ундиной, обитавшей неподалеку. У них пошли дети, а у тех детей - свои дети. А потом на этом месте вырос поселок.
        Кай долго молчал, о чем-то напряженно думая.
        - Они - люди? - задал он вопрос.
        - Они - люди, - спокойно подтвердил Герб. - В их жилах течет кровь далеких предков - нечеловеческих тварей, но в этом случае кровь человека победила. За всю долгую историю поселка не было никогда такого, чтобы жители Тихой Заводи причинили кому-нибудь вред. У здешних мужчин нет даже оружия, кроме рыбацких острог. Им не с кем сражаться. В Тихой Заводи свои сказания, свои песни и свои обычаи. Они сознают, что не такие, как все, и считают это не гордостью своей, а тяжким грузом. Долгими годами мирного труда и тихой жизни здешние жители заслужили право быть людьми. Говорят, что все чаще и чаще у них рождаются дети, в облике которых нет ничего необычного. Это, я думаю, связано с тем, что, хотя сушей пройти сюда трудно, Горша, которая у Синих гор отходит от судоходной Нарьи, время от времени доставляет в Тихую Заводь новую кровь. Человеческую кровь. Да и здесь неподалеку хутора кое-где есть. Понимаешь? Кай кивнул.
        - Тогда - пока мы расседлаем коней - сбегай к ярмарочным палаткам и купи горшок цветочного меда. - Старик сунул мальчику в руку медную монетку.
        Кай припустил было к палаткам - туда, откуда доносилась веселая музыка и то и дело взлетали к синему небу задорные припевки, но его негромким свистом окликнул Трури. Мальчик оглянулся, и юноша подмигнул ему. И тут же отвернулся к своему коню. «Чего это он?» - подумал было Кай и вдруг сообразил…
        Обратно он прибежал довольно скоро - болотники еще не сняли все тюки. Герб стоял у одной из хижин, разговаривая с лупоглазым хозяином. Очевидно, договаривался насчет ночлега. Кай подошел к ним.
        - Это цветочный, - сказал он, протягивая Гербу глиняный горшок. - За древесный просят дешевле, но в этом году он явно не удался. Разве что липовый. Рыбу здесь отдают почти даром: на медную монетку можно купить два десятка длиннохвостиков и десяток усачей. Или пять полосатиков и пару больших голованов. Сушеная рыба чуть дороже и почти равняется в цене с копченой. Только здесь коптят холодным дымом, горячим дымом никто не коптит. А вот кукурузные лепешки дороговаты, но это потому, что ярмарка, а в обычные дни они стоят столько же, сколько везде…
        Кай говорил долго, почти вдвое дольше того времени, в течение которого находился меж палаток. Трури, освободившись, тоже подошел.
        - Рукки недавно поколотил Игги за то, что тот в его отсутствие наведывался в его хижину к молодой жене. Катти Невезучий вчера запутался в своей сетке и чуть не потонул, - продолжал Кай. - А Инни Длинные Руки после праздника будут прилюдно сечь за то, что он опять выбирал рыбу из чужих сетей. У Криворотой Одди родилась тройня, и старейшины расценили это как добрый знак… Ты был прав, здесь мало чего случается. А ревуны действительно диковинные рыбы, - закончил Кай. - Из их плавников дудки делают. А еще говорят, с утра стояли три жаровни, на которых жарили нарезанное соломкой филе ревунов и раздавали бесплатно каждому желающему по маленькому кусочку. Завтра утром тоже жаровни поставят.
        - Хорошо, - улыбнулся Герб, и мальчик понял, что он с честью выдержал экзамен, - только следующим утром нас тут не будет.
        - Мы здесь наймем лодку? - осведомился Кай. - Придется две, а то и три нанимать. Здешние лодочки совсем маленькие - на одного человека, я видел. И… их ведь покупать придется насовсем, потому что обратно кто погонит?
        - Молодец! - сказал Герб. А Трури рассмеялся:
        - Ты смотри, все по косточкам разобрал, ну даешь!.. Только мы здесь лодку брать не будем. Проедем ниже по течению. Навестим Ашу.
        - Кто это? Он тоже из Тихой Заводи?
        - Он с Туманных Болот.
        - Он болотник? - оживился Кай.
        - Да, - кивнул Трури, - когда-то он учил Герба, как я теперь учу тебя.

* * *
        Ниже по течению Горши раскинулись цветущие луга. Воздух, насыщенный ароматами трав и цветов, был густ и влажен. По правую руку от путников шумела бурная река под высоким берегом, а по левую - синела длинная полоска далекого леса. Как сказал мальчику Трури, здесь заканчиваются владения короля Ганелона. На вопрос Кая: «Разве не королевству Гаэлон принадлежат Туманные Болота?» - юноша ответил:
        - Должно быть, никому из почивших и ныне здравствующих монархов не приходило в голову биться за эти земли…
        Когда стало темнеть, болотники увидели пасущийся на лугу большой табун лошадей - таких же низкорослых и мохноногих, как их скакуны, а через час маленький караван остановился у большой хижины, крепкой, чисто вымазанной глиной, с большими окнами и входом, который вместо двери закрывала тростниковая циновка. Перед входом темнело кострище, выложенное камнями.
        - Надо развести огонь, - сказал Герб, соскакивая с коня. - И приготовить ужин. Припасы можно найти в погребе, что за хижиной. Здесь мы и заночуем.
        - Разве не надо спросить разрешения хозяина? - поинтересовался Кай.
        - Он не против, - ответил юноша.
        - Откуда ты знаешь?
        - Он видел нас, когда мы проезжали мимо.
        - Табун лошадей! - вспомнил Кай. - Здесь живет табунщик?
        - Его зовут Аша. Он обучает лошадей болотников.
        - Это он учил Герба?
        - Да.
        Кай невольно оглянулся на старика. Сколько ему лет, интересно? И сколько же тогда лет его учителю?..
        Аша появился, когда ужин был готов. Он подъехал на серой кобылице - неслышно появился из темноты, поздоровался со всеми низким, но уже заметно надтреснутым голосом. Кай смотрел на Ашу во все глаза и видел высокого, крепкого еще сухопарого старика с пергаментным лицом и белой густой бородой, ниспадающей до середины груди. Длинный дорожный плащ, скрепленный шнурками под горлом, покрывал круп лошади до самого брюха. Поперек седла покачивалась большая крепкая палка. Какая-то странность была в этом старике, но какая - Кай определить не смог до тех пор, пока Аша не спрыгнул с лошади. А определив, разинул рот. У старика не было левой руки и правой ноги - увечья удачно маскировались длинным плащом. Правда, передвигался Аша хоть и с помощью палки, зажимая ее на манер костыля под мышкой единственной руки, но довольно ловко.
        - На Туманных Болотах, как видно, появится новый воин… - глянув на Кая, проговорил Аша. - Как тебя зовут?
        - Кай, - сказал мальчик.
        - Мое имя - Аша, - на мгновение склонил голову старик и повернулся к Гербу: - Труден ли был ваш путь? - спросил он, с некоторым трудом присаживаясь у костра.
        - Не труднее, чем обычно, - почтительно ответил Герб.
        Два старика заговорили. Герб рассказывал о путешествии, о поиске и покупках каких-то «огней василиска», «жабьих когтей» и прочих малопонятных Каю штуках. Изредка Крис или Pax вставляли слово. Трури помалкивал. И Кай несколько оробел, видя, с каким почтением говорят с Ашей старшие болотники.
        - Почему у него нет руки и ноги? - шепотом спросил Кай у Трури.
        - Пылающий Прыгун, - так же шепотом ответил юноша. - Аша повстречался с ними пару десятков лет назад. В пасти Прыгунов есть особые железы, которые извергают жгучую жидкость. Проще говоря, выглядит это так, будто тварь плюется огнем… в общем, очень похоже, хотя сама тварь ничего страшного собой не представляет. Прыгунов было четыре, а Аша - один. Троих он сумел убить, но сам ослаб от ран настолько, что последняя тварь его достала. Плохо то, что в раны, которые наносит Пылающий Прыгун, непременно попадает жидкость из желез, поэтому такие раны почти не лечатся даже при помощи сильной магии… Аше спасли жизнь, но жить на Туманных Болотах ему уже было трудно. Поэтому он сам выбрал себе занятие по душе. Да еще он присматривает за лодками, которые принадлежат жителям Туманных Болот.
        - Как же калека управляется с целым табуном? - изумился Кай. - Да еще обучает лошадей? И присматривает за лодками?
        Трури ответил несколько резче и громче, чем ожидал мальчик:
        - Он болотник! Да, ему трудновато выжить на Туманных Болотах, но обучать животных и следить за лодками он вполне в силах.
        - А кроме этих… Прыгунов, какие еще твари встречаются на Болотах? - помолчав, спросил Кай.
        - Много разных, - проговорил Трури. - Всех и не перечислишь. Да к тому же и новые появляются время от времени, о которых раньше не слышали.
        - Зачем же вы там живете, если это так опасно?
        - Потому что это наш долг, - ответил юноша.

* * *
        Утром они погрузили тюки в большую лодку с двумя парами здоровенных весел и двинулись вниз по течению. Лодка летела по волнам бурной реки так резво, что веслами пользовались, в основном чтобы притормаживать на многочисленных порогах, да еще менять направление, чтобы не расшибиться о случайный торчащий из воды камень, потому что руля у лодки не было. Болотники - все четверо - постоянно были заняты на веслах. Кай попробовал было сменить Герба, когда ему показалось, что старик начал уставать, но справиться с веслом не смог - тяжеленное, оно вырывалось из его мгновенно онемевших от страшного напряжения рук. Тут на помощь мальчику пришел Pax.
        - Гляди на меня, - сказал он. - Не пытайся бороться с веслом. Представь, что оно - часть твоего тела. Возьми его вот так… Двигайся вместе с ним всем телом, но следи, чтобы оно двигалось так, как нужно тебе.
        На второй день Кай уже ненадолго подменял кого-нибудь из болотников. На третий день, когда берега Горши стали пологими, густо поросшими небывало высоким камышом, из-за которого ничего не было видно, течение замедлилось, а в воздухе установился запах гниющей сырости.
        Герб объявил:
        - Почти дома…
        Лодку подвели поближе к берегу. Очень скоро в камышах обозначилась широкая просека, куда и причалили путники. Кай первым выскочил из лодки - и сразу же по колено провалился в вязкий ил, который затягивал берег. С трудом выдирая ноги, он выбрался на берег и огляделся.
        Легкий туманец окутывал все вокруг, тогда как над водой тумана не было. Кай нашел это странным, но сразу же перестал об этом думать. Испытывая странное волнение, он смотрел на раскинувшуюся перед ним равнину, напоминающую грязевое море. Точно застывшие волны, вздымались опушенные зеленым мхом кочки, таращились в темное небо мутные глазищи свинцовых луж, кое-где криво торчали, будто мачты покинутых кораблей, черные скособоченные деревца. Кай оглянулся на болотников. Они уже вытащили лодку на берег и теперь выкидывали на твердую землю тюки. Трури, чей тюк упал первым, склонился, развязывая тесемки.
        Кай повернулся и прошел несколько шагов от берега. Серый мох чавкал под ногами.
        Тишина здесь стояла необыкновенная. Впрочем, это только поначалу казалось, что на болоте совершенно тихо. Опытный уже Кай мог различить тоненький посвист невидимых пока насекомых, какое-то натужное и таинственное гудение под землей. Хоть туман не скрывал расположения ближних предметов, на расстоянии в полсотни шагов из-за него ничего не было видно.
        Позади Кая что-то легонько лязгнуло. Он обернулся и вскрикнул от мгновенного испуга.
        Болотники стояли над опустевшими тюками, и вид их был диковинный и жутковатый. Таких доспехов Кай еще никогда не видел.
        Нагрудный панцирь Герба отливал ядовито-лиловым и был усеян мелкими и тонкими, но по виду опасно-острыми шипами, которые на плечах становились длиннее и чуть загибались наружу. Суставные сочленения на руках и ногах также были снабжены шипами, но гораздо более толстыми и длинными, напоминающими шпоры. Наручи и поножи, тускловато-лиловые, тоже щетинились шипами. Щит - неправильной формы шероховатый пятиугольник грязно-лилового цвета - напоминал кусок панциря огромного краба. Да и вообще, как, приглядевшись, понял Кай, доспехи и были выполнены из панцирей каких-то неведомых членистоногих, но уж точно не из металла. В правой руке Герб держал лиловый шлем: гладкий, но с тремя длинными шипами на верхушке и с забралом, сделанным в виде челюстей, утыканных устрашающими зубами… Хотя, возможно, это и были самые настоящие челюсти какой-нибудь твари. На поясе в ножнах из какой-то диковинной черной кожи висел меч с головой виверны на рукояти.
        Трури был одет в рубаху, облегающую его, как вторая кожа, длинную, до середины бедра - кольчужную, как сперва показалось Каю. Но это была не кольчуга. Это была чешуя, отливающая металлическим блеском. Штаны были тоже из чешуи, но с чешуйками поменьше, размером с медную монету; а вот сапоги выглядели не чем иным, как лапами с пальцами и когтями, точно с нижних конечностей какого-то монстра целиком содрали шкуру.
        Трури надел шлем, и шлем этот представлял собой нечто невообразимое: нагромождение наростов и костяных рогов самых разных размеров и конфигураций. Шлем полностью скрывал лицо, оставались только два отверстия для глаз и узкая прорезь для рта. Щита у юноши не было - на его поясе висели два коротких меча с навершиями в виде голов виверны. Судя по форме ножен, мечи эти должны были напоминать серпы.
        Доспехи Криса выглядели бы совсем обычными, если бы не их прозрачно-голубоватый цвет и… полное отсутствие суставных сочленений. Материал, из которого были изготовлены доспехи, наверное, прекрасно гнулся и растягивался.
        Рах облекся в громоздкую на вид броню, собранную словно из осколков серых каменных плит. Шлем, очень напоминающий булыжник, выглядел чересчур большим, как, впрочем, и щит, похожий на обломок скалы, за которым можно было укрыться полностью, только немного согнув ноги и опустив голову. Кай подумал, что в таких доспехах очень тяжело передвигаться, да и громыхают они и скрипят, должно быть, громко. Но Рах, будто услышав его мысли, легко и абсолютно бесшумно переступил с ноги ногу. Так вот что находилось в тюках болотников!
        - Можешь закрыть рот, - посоветовал Герб, - мошка залетит, - и, когда Кай сомкнул губы, добавил: - Это вовсе не шутка. В Туманных Болотах водятся серебрянки - крохотные белые мошки с блестящими крылышками, очень похожие на капельки воды. Они любят тепло и влагу и только ждут момента, чтобы залететь кому-нибудь в рот. Там они, конечно, погибают, но пару раз куснуть успевают, а их укусы очень болезненны. Хотя и не смертельны… Тебя удивляет вид нашей брони?
        - Очень, - признался Кай.
        - Видишь ли, на Болотах довольно влажно из-за гнилостных испарений, а металл не любит влагу. Металлическое оружие и доспехи самой искусной закалки быстро ржавеют и превращаются в труху. Даже оружие, выкованное гномами с помощью Магии Крови, здесь долго не держится. Поэтому мы используем части тех тварей, что водятся на Болотах. Конечно, изрядно укрепленные эликсирами и магией. Иначе оружие не смогло бы противостоять тварям. Наши доспехи и наше оружие гораздо крепче и надежнее металлического, к тому же частью сохраняет и магию тварей.
        - Болотные твари обладают магией? - удивился Кай.
        - И еще какой! Некоторые могут убить человека сотней разных способов еще до того, как приблизятся… или до того, как люди их увидят. Поэтому у нас есть правило: на Болотах только в доспехах и при оружии. Придет время, и у тебя появятся доспехи, и ты будешь обязан выходить на Болота только в них.
        - Я думал, доспехи носят только рыцари, - покрутил головой Кай, у которого при мысли, что у него тоже когда-нибудь будут самые настоящие, екнуло от восторга сердце.
        - Конечно, - спокойно проговорил Герб. - Мы ведь рыцари.
        Кай снова разинул рот, позабыв о предупреждении насчет серебрянок.
        - Рыцари?! - выпалил он.
        - Что-то не так? - улыбнулся Трури.
        - Ну-у… рыцари, они такие… у них латы сверкающие, а не… как у вас… И плюмажи. И красивые кони в богатой упряжи… - он припомнил свою встречу с сэром Генри в «Золотой кобыле», - и свита…
        - По-твоему, плюмажи, сверкающие латы, красивые кони, богатая упряжь и свита делают рыцаря рыцарем? - серьезно спросил Герб. - Разве ты сейчас мне описал рыцаря? Ты описал герцога, выехавшего с кучкой прихлебателей осмотреть свои владения. Зачем, ты думаешь, нужен рыцарь?
        - Защищать слабых и сражаться с нелюдями, - быстро и без запинки ответил Кай.
        - А что важнее: богатая упряжь или защита слабых и сражения с нелюдями?
        - Конечно, защита… - пожал плечами мальчик. - И сражения…
        - Так вот и не делай поспешных выводов, - сказал старик. - Тебе еще предстоит многому научиться и многое понять, чтобы стать рыцарем Порога!
        Кай захлопал глазами. После того как он покинул родной Мари, мальчик никому и никогда не говорил о своей заветной мечте: добраться до Северной Крепости Порога и заслужить право посвящения. Герб что, читает мысли?
        - …рыцарем Порога, - договорил тем временем старик. - Как мы.
        Каю показалось, что он ослышался. За время путешествия он привык к тому, что болотники никогда не врут, и принял это всем сердцем. Дальнейшее его лопотание было настолько невразумительным, что Трури, по своему обыкновению, расхохотался - даже Крис и Рах фыркнули, переглянувшись, а Герб, подняв руку, проговорил:
        - Достаточно. Мужчина должен ясно выражать свои мысли.
        - Я же… - Кай сглотнул. - Как же так? Я знаю, что один Порог находится в Скалистых горах, там стоит Горная Крепость. А второй Порог - на берегу Вьюжного моря, там, где Северная Крепость. А третий… - тут он начал кое-что припоминать. И замолчал.
        - А третий, - продолжил Герб, - находится в сердце Туманных Болот. Здесь стоит наша Крепость. Крепость Болотников.
        Изумление, поразившее Кая, было настолько велико, что он смог заговорить внятно только через несколько часов.

* * *
        Спрятав лодку в камышах на твердой земле, путники продолжили путешествие. Болотники двигались по топи, держа строй. На расстоянии в три шага друг от друга шли Герб и Крис, каждый из которых нес на спине по большому черному мешку, позади них - Кай. Замыкал шествие Pax, а Трури, обогнав товарищей на два десятка шагов, выступал впереди. Болотники молчали, вслушиваясь в шелестящую тишину. Они не вертели головами, но Кай знал, что они замечают все, что происходит в поле их зрения. Кай подобрался поближе к Гербу.
        - А почему вы не говорили раньше, что вы - рыцари Порога? - спросил он.
        - Потому что ты не спрашивал, - коротко ответил старик.
        «Все верно, - подумал Кай. - Болотник не болтает попусту языком. Таково правило».
        - Все-таки… Как-то… - Мальчик сморщился, пытаясь найти нужные слова. - Странно. Я думаю, что если бы вы сказали мне, что вы рыцари Порога, в самом начале путешествия, я бы точно не поверил. Не обижайся, но вы… не похожи на рыцарей. На тех рыцарей, которых видел я, - торопливо добавил он. - А я ведь говорил с сэром Генри!
        - Кто это? - поинтересовался Герб.
        - Ты не знаешь? - удивился Кай. - Это же… Он тоже рыцарь Порога. Он - из Горной Крепости. И он… совсем другой.
        - А мне казалось, ты научился видеть не то, что на поверхности, а то, что скрыто, - усмехнулся Герб. - Да, рыцари из Горной Крепости - превосходные воины. Лучшие из лучших. Но на Туманных Болотах они бы не выжили.
        - Что?!
        - Понимаешь, Горный Порог называют еще Порогом Драконов. Кроме драконов, другие твари из-за Порога в Скалистых горах не появляются. И разновидностей драконов не так уж много. За долгие столетия рыцари Горной Крепости досконально изучили повадки этих тварей, их слабые стороны и то, чего в первую очередь в сражении с ними следует опасаться. Работа рыцарей Горной Крепости трудна и опасна, но гибнут они очень редко.
        - Значит, вы сильнее их?
        - Рыцари Горной Крепости выполняют свой долг. Защищают людей от тварей из-за Порога. Недостойно принижать их тяжкий труд. - Старик помолчал немного и честно ответил: - Да, сильнее.
        - А Северная Крепость? - поинтересовался Кай.
        - Вьюжное море сурово, - покачал головой Герб. - Там трудно найти пропитание, поэтому с обжитых мест по королевскому приказу туда доставляется пища… которой, как я слышал, все же недостает рыцарям Северного Порога. Не всякий благородный муж, выросший и воспитанный в большом городе, выдержит испытание голодом и холодом. Да и тамошних тварей обычным оружием не взять. Кроме доблести и силы требуется еще и немалая сноровка, умение орудовать крюками, лазая по ледникам, выдерживать в ледяной воде достаточно времени, чтобы подманить тварь… И многое другое. Поэтому выживают там только те рыцари, что родом с Севера. Почти половина рыцарей Северной Крепости - воины из Утурка, Королевства Ледяных Островов. Ты ведь знаешь о Великом Договоре Порогов?
        - Да, - ответил Кай, в голове которого промелькнуло воспоминание о рыжем менестреле Корнелии. - Немного…
        - По этому древнему Договору каждое королевство обязано ставить заботы о Крепостях Порога превыше остальных государственных дел. Но в действительности лишь те государи, чьи владения располагаются поблизости от Порогов, относятся к Договору с должной серьезностью.
        Прочие вспоминают о Порогах раз в год, когда приходит срок отправлять в Крепости золото и рыцарей.
        Кай от всей души пожалел тех неведомых ему иноземцев, что вынуждены по воле древнего Договора и своего государя блуждать в безлюдных и гиблых землях в поисках Болотной Крепости. Он сказал об этом Гербу. Тот усмехнулся:
        - Видишь ли, мальчик мой, Болотная Крепость так далеко от мест, где живут люди, что о нас почти никто не помнит. Каждый слышал о болотниках, но далеко не каждый помнит, кто они такие на самом деле. Нас называют разбойниками, колдунами и нелюдями, и только один из сотни еще помнит, что мы - рыцари! Рыцари Великого Братства Порога… Гаэлон - королевство, равного которому по величине и могуществу не было и нет в этом мире. Обширность Гаэлона - его проклятие, потому что все три Порога так или иначе соприкасаются с его владениями. Но в проклятии и залог его могущества. Потому что к королям Гаэлона испокон веков сходятся лучшие воины и текут золотые ручьи от правителей других государств, верных Великому Договору.
        Герб замолчал и молчал довольно долго. Кай понял, что старик еще не все сказал, и терпеливо ждал продолжения.
        - Горькая правда в том, что почти все золото идет на содержание Горной Крепости. Сильнейшие воины пополняют ряды ее Ордена. Какие остаются, поступают в Северную Крепость… - Герб снова сжал губы, но на сей раз пауза оказалась короткой. - Впрочем, мы давно научились обходиться собственными силами. Иначе нельзя. Ибо, кроме нас, некому больше исполнять наш долг! Каждая из Крепостей должна стоять незыблемой твердыней на пути тварей из-за Порога. Все мы должны верой и правдой служить своему повелителю и всему человечеству.
        - А… твари Туманных Болот? - помедлив, спросил Кай. - Ты говорил о драконах Горного Порога и ледяных чудищах побережья Вьюжного моря. А с кем здесь сражаетесь вы?
        - Разновидностей тварей, появляющихся из-за Болотного Порога, не счесть. И все время приходят новые, те, о которых никогда раньше не слышали. И возвращаются те, о которых уже успели позабыть. Тварей сонмы и сонмы! В плохой год они кружат вокруг Крепости, не упуская случая напасть. Но бывает и доброе время, когда твари выходят из-за Порога редко… Магия тварей могущественна, сила их превосходит силу человека в сотни раз. Каких-то можно одолеть исключительно магией, каких-то магия не берет совершенно, и надо изловчиться и сразить их честным клинком. Иногда появляются и такие, которых почти невозможно уничтожить - ни магией, ни оружием.
        - А… как же тогда… с ними бороться? - поразился Кай.
        - Бывает… - медленно проговорил Герб, - что рыцарям приходится жертвовать собой, чтобы только остановить тварей…

* * *
        Они шли по болотам еще больше суток, когда наконец достигли глухого мрачного леса, деревья которого напоминали больше безлиственные мертвые сучья, чем живые растения. Выбравшись из этого жутковатого места, путники увидели большой поселок, стоящий прямо на болоте, посреди тщательно возделанных участков, где росли гречиха, овес и рис.
        - Это и есть Крепость? - удивился Кай.
        Трури снял свой шлем и тряхнул головой, рассыпая волосы по плечам.
        - Не совсем, - сказал он, - это Укрывище. Здесь живут женщины, дети и наши охотники, которые доставляют в Крепость провизию. А также - болотники, которые увечны или слишком стары, чтобы ходить в дозор к Порогу. Оказывая должное уважение их подвигам, ратному труду, который они несли в Крепости, опыту и возрасту, мы называем их Мастерами. Они готовят молодых болотников, прежде чем те будут готовы войти в Крепость. Здесь мы и расстанемся.
        - Расстанемся?!
        - Нам нужно возвращаться в Крепость. Болотников мало, каждый рыцарь на счету. Уже завтра кто-то из нас выйдет в дозор. А ты еще долго пробудешь в Укрывище, тебе многому надо научиться.
        - А мне… разве нельзя будет приходить в Крепость, пока я не пройду обучение?
        - Конечно, можно, - усмехнулся Трури. - Все, кто пожелают, могут войти в Крепость. Но обязательно в сопровождении опытного болотника. Поверь, мы еще не раз увидимся. И я, и Крис, и Pax, и Герб - мы будем навещать тебя. Ты ведь не получил ответы на многие вопросы.
        - А сколько я буду обучаться?
        - Не могу точно ответить. Я учился шесть лет, но я был… гораздо слабее тебя. Жизнь в трущобах Гарлакса, знаешь ли, никогда не бывает сытой.
        - Значит, шесть лет, - задумчиво проговорил Кай. - Ну или пять…
        - Пять или четыре, - авторитетно заявил Трури. - Скорее, четыре. Уж я-то по тебе вижу.
        - А потом я смогу выходить с патрулем? Жить в Крепости с вами и добывать себе доспехи и оружие из частей тел убитых мною тварей? - скороговоркой выпалил мальчик.
        Трури фыркнул, но все же удержался от смеха.
        - На время обучения будет достаточно тех доспехов и оружия, что можно найти в арсенале, - сказал он, - а после обучения ты еще некоторое время останешься в Укрывище. Но сможешь вместе с охотниками добывать провизию в окрестных лесах. Еще необходимо помогать возделывать поля.
        - Поля… - пробормотал Кай несколько разочарованно.
        - Не следует спешить в Крепость, - серьезно сказал Трури. - Тебя допустят туда только тогда, когда ты научишься всему, чему можно обучиться, не приближаясь к Порогу. Да и обеспечение Крепости провизией - дело столь же важное, сколь и патрулирование. Понимаешь?
        - Понимаю, - вздохнул Кай, внутренне нисколько не согласный с юношей.
        Они подходили ближе к Укрывищу, и серый туман понемногу рассеивался, открывая простор черной воды, лежащей по другую сторону хижин. Еще через несколько шагов стало возможным разглядеть массивный силуэт Крепости, возвышавшейся, словно прямо на водной глади. Только войдя в Укрывище, Кай сумел рассмотреть, что Крепость располагается на острове, находящемся посреди озера с черной неподвижной водой, над которой стлалась зеленоватая дымка.
        Крепость была небольшой, с невысокими стенами, но, сложенная из громадных серых камней, производила впечатление чудовищного сторожевого пса, напрягшегося перед прыжком. Мощные сторожевые башни были освещены сверху большими кострами, разгоняющими темный туман. Позади Крепости, прямо от стен до берега, тянулись возделанные участки, а за Крепостью зловеще клубилась мгла.
        Навстречу путникам из хижин выходили люди. Кай услышал приветственные восклицания, смех - как всегда бывает, когда путники возвращаются домой, где их очень ждут. Все это так не подходило к мрачной и жуткой атмосфере Туманных Болот, что у Кая внизу живота ослабли и потеплели какие-то мышцы, которые - как он только что ощутил - скрутило предчувствие неясной опасности, когда мальчик ступил на Болота.
        Среди людей, появившихся из хижин, было несколько подростков и детей. Они с интересом смотрели на Кая, и Кай не видел в их глазах враждебности. Это удивило его. Но, вспомнив, что он теперь среди друзей, мальчик ответил им открытым взглядом и улыбнулся.
        Часть четвертая
        Осада
        Глава 1
        Из пещерной мглы под неровный факельный свет выступило существо. Оно очень напоминало обычного человека, но ростом было вдвое меньше и вдвое же шире в плечах. Густая черная борода полностью закрывала бочкообразную грудь, на кудлатой голове плотно сидел тяжелый кованый шлем с парой изогнутых рогов.
        - Потушите факелы, - глухо проговорил гном.
        Урхам первым ткнул свой факел в жидкую грязь под ногами. Потухшую палку он заткнул за пояс. Двенадцать воинов рода Черного Орла последовали его примеру. И людей окружила мгла.
        Урхам знал, что и темнота имеет степени, что она может быть разной. Эта мгла - серая, негустая и вязкая, не дававшая видеть на расстоянии в половину вытянутой руки, - только предвестник той абсолютной слепой тьмы, в которой даже трудно дышать; тьмы, ожидавшей людей, когда они углубятся в гномьи пещеры более чем на сотню шагов. Им довольно долго придется продираться через эту тьму, пока впереди засияет свет…
        Гномы, хоть и обладают способностью сумеречного зрения, все же предпочитают освещать свои жилища добрым красным пламенем. Говорят, у них имеется какая-то особенная система освещения, выработанная веками жизни в пещерах, - система, позволяющая затрачивать минимум дров и угля для того, чтобы озарять ровным ярким светом огромные подземные залы и даже целые подземные города. Секрета этой системы никто из людей, конечно, не знает, но поговаривают, что все дело в особой конструкции плавильных печей и в гигантских серебряных зеркалах, хорошо отражающих свет…
        Но, как бы там ни было, ни Урхам, ни его люди ничего такого не увидят сегодня. Они вообще ничего не увидят в течение того времени, как их будут вести через Кархам Гхарм - древний Город Мастеров Маленького Народа. Только Великий Дух Черного Орла знает, сколько понадобилось долгих уговоров, щедрых посулов и заверений в вечной дружбе, чтобы старый Шаграгал, король Кархам Гхарма, все-таки согласился помочь роду Черного Орла.
        Гномы проведут двенадцать человек (не больше!) через свой город и выведут на поверхность как раз по ту сторону неприступных Волчьих Ворот, а в обмен на это род Черного Орла целый год будет поставлять Маленькому Народу Кархам Гхарма хворост, дрова и туши горных баранов, не требуя никакой платы. Но в качестве одного из непременных условий Шаграгал потребовал, чтобы люди шли в полной темноте по тайным ходам без факелов, а как только отряд с проводником приблизится к Городу Мастеров, людям завяжут глаза. Урхам, ведя переговоры, конечно, не удержался от соблазна попытаться выторговать у подземного короля отряд гномов-воинов, горячо уверяя, что никто никогда о нарушении закона Гаэлона, запрещающего Маленькому Народу носить оружие, не узнает, но Шаграгал был непреклонен. Хотя чего только Урхам не обещал взамен!
        - Нет и нет, - сказал Шаграгал. - Только пустив вас в свои чертоги, мы уже страшно рискуем.
        - Король Ганелон далеко, - говорил Урхам, подливая в чашу Шаграгала крепкое вино. - Король ничего не узнает.
        - Я не боюсь Ганелона, - горделиво выпрямился старик гном. - Но… если о нашем договоре станет известно тем-кто-смотрит, последствия могут быть самые серьезные. И для вас, и для нас…

* * *
        Теперь Урхам и его воины молча топали по жидкой грязи, ориентируясь на стук шагов провожатого, идущего впереди. Люди - все двенадцать - были полностью обнажены. Ни клочка одежды не было на их телах, тщательно натертых черным илом, - только веревочная перевязь, на которую крепились короткие стальные мечи и метательные ножи. Урхам шел первым, сразу за гномом.
        Предводитель рода Черного Орла Урхам по прозвищу Дикий за время своей жизни всего лишь девятнадцать раз видел снег на предгорьях Скалистых гор, хотя внешне никак не выглядел юнцом. В Скалистых горах взрослеют рано. Урхам был самым высоким в своем роду и самым сильным. Суровое его лицо уже украшала короткая жесткая борода, а густые космы волос скрывали полдюжины шрамов. Жуткие отметины многих битв темнели и на могучей груди его, и на шее, и на длинных мускулистых руках, и на крепких, не знающих усталости ногах. Только на спине шрамов не было, ибо никогда еще Урхам Дикий не поворачивался к врагу спиной.
        Чутко прислушиваясь к тому, что происходит вокруг, Урхам ступал босыми ногами по липкой и холодной грязи. Предвкушение яростной битвы горячило его кровь. Пройдет меньше часа, и они выберутся на чистый воздух Волчьего Ущелья. Люди рода Хрипящего Кабана не ждут их по ту сторону, и Ворота охраняет всего только дюжина воинов. Дюжина! А хватило бы и пары воинов, чтобы в узком и длинном проходе меж высоких скал сдерживать тысячи и тысячи вооруженных захватчиков.
        Скверное это место - Волчьи Ворота! В незапамятные времена, пока не поселились в окрестностях люди, ущелье было местом обиталища ужасных демонов - свирепых чудовищ с телом человека и головой волка. Ходят слухи, что еще и сейчас по ночам можно услышать их страшный вой…
        Но Урхам не боится никого - ни людей, ни демонов. Урхам со своими воинами перебьет защитников Ворот, напав с тыла, и, дождавшись, пока подтянутся остальные силы, двинет дальше - к Лесу Башен Тархарда. Именно так здесь, в горах, называют свои селения горцы…
        Лес Башен Тархарда, предводителя рода Хрипящего Кабана, по праву считается неприступным, потому что нет к нему другого пути, кроме как по Волчьему ущелью через Волчьи Ворота. Этот проклятый Тархард имеет смелость совершать набеги на земли рода Черного Орла - молниеносные набеги - и скрываться потом в своем надежном убежище. Он имеет смелость смеяться над Урхамом! Над тем, кто огнем и мечом завоевал почти половину Скалистых гор! Над тем, чье имя приводит в трепет предводителей множества родов, пока что избежавших участи быть завоеванными. Но ничего… У Урхама впереди долгая жизнь. Дух Великого Черного Орла ведет его, и настанет тот час, когда Скалистые горы будут принадлежать только роду Черного Орла, а прочие роды будут служить избранным Духом. А потом…
        Урхам часто представлял самого себя через, скажем, пять-шесть лет во главе многотысячного войска, неистовой лавиной низвергающегося с гор, чтобы сжечь и разрушить все, что встанет у него на пути. Что там Скалистые горы! Весь мир будет принадлежать Урхаму из рода Черного Орла. А сегодня Лес Башен Тархарда наполнится кровью. И алые струи побегут вниз по стенам в горную речку, на берегу которой всегда стоят селения горцев. Весь род Хрипящего Кабана будет вырезан подчистую - от младенца до старика! Это плата за непокорность и заносчивость. Это - урок всем жителям Скалистых гор. Никакой пощады! Никакой жалости! Никакого страха и никаких сомнений! Только так можно стать великим победителем!..
        Впереди замелькали отблески красного света, и гном остановился. Из мешка, висящего за спиной, он извлек двенадцать плотных кожаных повязок и старательно повязал их на глаза людей.
        - Помните слово, данное вами, - сказал он, закончив. - Вы не должны трогать повязок. Вы не должны видеть великого Города Мастеров. Это - не для человеческих глаз.
        - Хватит трепаться! - оборвал его Урхам. - Воины Черного Орла уже сказали свое слово, и во всех мирах людей и духов не найдется чего-то, что могло бы заставить их нарушить обещание. Веди нас!
        - Возьмитесь за руки, - сказал гном.
        Воины исполнили его требование. Урхам в своей левой руке ощутил руку ближайшего к нему воина, а в правой - маленькую, но крепкую ладонь проводника. Должно быть, такая вереница со стороны выглядела забавно, но подобная мысль не пришла в голову Урхама. Мыслями он был уже там - на поверхности.
        - И ни за что не расцепляйтесь, - закончил гном.
        Вереница двинулась дальше. Плотная повязка не пропускала ни крошечного лучика света, но, не имея возможности видеть, Урхам слышал и чувствовал происходящие вокруг изменения.
        Он чувствовал, что пространство, распахнувшись, стало необъятно огромным. Сотни незнакомых диковинных запахов ворвались в его ноздри, множество различных звуков, природу которых он не мог определить, застучались в его уши. Грудь Урхама заколыхалась, когда он уловил среди многоголосья Кархам Гхарма натужный скрип древнего и наверняка невероятно громадного механизма. Быть может, это те самые легендарные серебряные зеркала, отражающие огненный свет, который освещает древний подземный город?
        Странное чувство посетило Урхама, возможно, это был страх - то, что он не испытывал ни разу в жизни. Страх неведомого, который обязательно посещает всех, кто вдруг попадает в незнакомый мир, живущий по своим законам, недоступным для понимания людей. Этот страх, будто червь, вполз в тело воина и беспокойно ворочался там, терзая плоть. Страх был так силен, что Урхам потерял ощущение времени. Ему казалось, что он идет уже очень давно и конца пути не видать. А что, если это демоны взяли его за руки и влекут в жуткие глубины своего Темного Мира? Тело Урхама покрылось потом, он стиснул зубы, чтобы не закричать. И тут же услышал прерывающееся всхлипываниями невнятное бормотание позади себя. Это один из его воинов, теряя рассудок, возносил мольбу Великому Духу Черного Орла…
        Однако вскоре все закончилось. Под босыми ногами воинов опять захлюпала липкая грязь. Пространство снова сомкнулось, воздух стал густым и спертым. Страх уходил из сердца, уступая место стыду. Наконец, когда ощутимо посвежело, гном-проводник отнял руку, остановился и проговорил:
        - Можете снять повязки и зажечь факелы.
        В свете пламени Урхам увидел лица своих людей. Все его воины были мокры от пота с ног до головы, кое-кто еще трясся, будто в лихорадке.
        - Что это было? - хриплым голосом спросил Урхам у гнома.
        - Чтобы поддерживать в печах огонь, который способен плавить металл, мы используем особую магию, - неохотно проговорил проводник. - Давно уже известно, что люди ее не переносят. Много печей - много магии. Поэтому ни один человек никогда не сможет войти в наш город и оставаться там долго… Этот ход ведет на поверхность. Он недолог и прям, но вам встретятся три хода по левую сторону и один по правую. Я бы не советовал вам сворачивать. Слева путь обрывается пропастью над Ледяной Рекой, а правый ведет в Вонючую Яму, где кишат слепые змеи.
        Урхам сплюнул и наступил на повязку. Он уже полностью пришел в себя.
        - Здесь я вас оставлю, - сказал гном.
        - Убирайся! - рыкнул на него Урхам. Свежий воздух, говорящий о близости выхода, придавал ему уверенность. Жгучее предвкушение скорой битвы снова охватило его.
        Почти бегом отряд покинул подземелье. Впрочем, когда до выхода оставалось несколько шагов, воины остановились. Ухрам вытащил меч и, пригнувшись, первым шагнул в густые заросли, прикрывавшие черную дыру пещеры. Солнце слепило глаза, чистый воздух обжигал кожу, словно отравленную подземным мраком, но Ухрам уже не думал об этом. Он полностью сконцентрировался на том, чтобы проползти через заросли как можно тише. Это ему вполне удалось. Он осторожно раздвинул ветки, выглянул наружу и… едва не вскрикнул от изумления, увидев прямо под собой - может быть, на расстоянии вытянутой руки - нечесаные макушки обряженных в косматые звериные шкуры воинов Хрипящего Кабана.
        Воины - Ухрам мгновенно пересчитал их: шесть человек - стояли кружком, опершись на копья, напротив темной и узкой, но очень высокой расщелины в скале. Это и были Волчьи Ворота - единственный путь к замку Тархарда. Еще двое воинов дремали в тени большого валуна, один сидел, скрестив ноги на этом валуне, и зорко оглядывал окрестности. Трое сидели у длинного шеста, крепко вбитого в каменистую почву. На шесте на манер большой плоской чаши лежал широкий круглый щит, очевидно когда-то взятый в качестве трофея у какого-нибудь неудачливого королевского рыцаря, а на щите был разложен костер. Дым от костра поднимался к синему небу тонкой черной стрелой. Ухрам смотрел на все это с высоты в два человеческих роста.
        Оказалось, что подземный ход вывел воинов рода Черного Орла на небольшую площадку, располагавшуюся на почти отвесной стене скалы. Лучшей позиции для нападения и придумать было нельзя. Ухрам вытащил нож, примерился и метнул его в дозорного. В следующее мгновение он уже летел вниз, оскалившись в безмолвном боевом кличе. Воины рода Черного Орла посыпались вслед за своим предводителем.
        Схватка была короткой и кровавой. Защитники Волчьих Ворот не успели оправиться от изумления - захватчики, в буквальном смысле слова свалившиеся им на головы, зарубили их мгновенно и безжалостно. Ухрам, черный ил с тела которого был частично смыт горячей кровью врагов, оглянулся и заметил дозорного, скорчившегося под валуном рядом с трупами соплеменников. Парень явно хотел прикинуться мертвым, но его выдавали подергивающиеся, вероятно от сильной боли, мышцы живота - в шее воина Хрипящего Кабана торчал метательный нож. Ухрам по прозвищу Дикий усмехнулся. Раздувая ноздри, он подошел к раненому, ударом ноги перевернул его на спину, запустил пальцы ему в рот - и сильным рывком выдрал нижнюю челюсть. Фонтан крови плеснул из распахнувшегося горла на грудь Ухраму, раненый замычал, дернул ногами и затих. Предводитель рода Черного Орла отшвырнул окровавленную челюсть и расхохотался.
        Получилось! Осталось всего ничего: послать через одного из своих людей радостную весть войску, ожидавшему по ту сторону ущелья. Ухрам Дикий поднял руку с мечом, чтобы жестом отдать приказ… и вдруг торжествующая ухмылка сползла с его лица.
        Небывалый красный туман струился по земле - будто призрачный поток крови духов омывал Волчьи Ворота. Трупы воинов рода Хрипящего Кабана почти не были видны под извивающимися струями этого тумана. Воины Ухрама заозирались. Вскрики испуга колыхнули напряженную тишину.
        И тогда в небо вонзился жуткий волчий вой. Вокруг потемнело, словно кто-то могущественный накрыл Волчье Ущелье громадными ладонями. В воздухе запахло серой. Ухрам, выставив меч, закрутился на месте. Впервые он столкнулся с противником, которого не мог увидеть, следовательно, не мог атаковать. А в том, что его ждет еще одна схватка, он не сомневался: об этом говорил ему инстинкт воина.
        Предчувствие не обмануло его. Но вряд ли он ожидал увидеть то, что увидел спустя пять ударов сердца.
        Из красного тумана, словно из-под воды, медленно поднимались жуткие существа: тела их, исковерканные нелепо раздутыми мускулами, походили на человеческие, но головы были совершенно волчьи. В первые несколько мгновений существа были прозрачны, будто призраки, но, поднявшись на земную твердь полностью, обрели плоть. Не менее десяти чудовищных тварей, молча скаля ослепительные клыки, стягивали перепуганных горцев в гибельное кольцо.
        Ухрама Дикого затрясло от ужаса. Он и не представлял, что на свете может быть такой страх. Но, перебарывая себя, предводитель рода Черного Орла издал оглушительный крик и, вскинув меч, кинулся на ближайшую тварь.
        Стальной клинок, ударившись в серую плоть, вспыхнул снопом искр и раскололся пополам… Ухрам, спружинив ногами, попытался отпрыгнуть, но… мешком повалился на землю. Мышцы тела почему-то отказались ему служить. Он открыл рот, чтобы закричать от ярости и страха, но с удивлением обнаружил, что не испытывает ни того ни другого. Через мгновение вязкое безразличие опутало его совершенно, и он уже ничему больше не удивлялся.
        Сильные нечеловеческие руки вздернули его в воздух. Острые зубы прошлись по телу, царапая кожу до крови - демон неторопливо выбирал, откуда бы вырвать первый кусок мяса. Ухрам Дикий, полузакрыв глаза, обвис в объятиях чудовища: скованный демонической магией, он не мог сопротивляться даже мысленно. И когда волчьеголовый одним движением мощных челюстей перекусил его пополам, он даже не вздрогнул от боли. И еще несколько мгновений мог слышать, как вокруг него раздается голодное урчание, громкое чавканье и хруст костей.
        …Когда все было кончено, на одном из скальных уступов над Волчьими Воротами задрожал воздух. Картинка реальности посерела и съежилась, будто вывернувшись наизнанку. И в мутном этом пятне появилось очертание человека. Константин, став видимым, позволил себе пошевелиться и вздохнуть.
        Сила заклинания иссякала, и демоны Волчьего ущелья, разбухшие от проглоченного мяса и выпитой крови, урча, уходили под землю. Струи красного тумана все редели, будто развеиваемые ветром. Очень скоро у Волчьих Ворот не осталось никого, кроме Константина. На камнях темнели только пятна крови, и валялось тут и там переломанное оружие - демоны пожрали даже трупы воинов рода Хрипящего Кабана. Сигнальный костер уже затухал, некому было поддерживать огонь. Скоро он угаснет совсем, дым не будет виден из селения Тархарда, обеспокоенный горец немедленно вышлет сюда большой отряд. А войско бедного Ухрама, наверное, до самой темноты будет томиться среди скал в тщетном ожидании вести от своего предводителя…
        Константин вздохнул и присел прямо на камни. Он очень устал. И вовсе не из-за магических упражнений. Вызвать к жизни древних демонов оказалось не особенно трудно - эти земли принадлежали демонам испокон веков, оставалось всего лишь разбудить их. А насытившись, чудовища ушли сами. Дело было в другом.
        Гархаллокс ничего не смог поделать с предводителем рода Черного Орла Ухрамом Диким. Посланные им наемные убийцы погибали, едва переступив границу территории рода. Оставаться незамеченным в Скалистых горах было невозможно - чужаков здесь убивали сразу же, как только обнаруживали. Гархаллокс был силен в теории магии, но практическая его подготовка оставляла желать лучшего, так что и магией поразить Ухрама он не сумел. Константину пришлось делать все самому.
        И у него получилось. Скалистые горы так и останутся обиталищем разрозненных племенных княжеств. Еще одна попытка людей объединиться провалилась. Так и должно быть. Не настало пока время для этого. Когда оно придет - об этом может судить только он сам, Константин… Или, как называют его члены тайного общества, созданного верным Гархаллоксом, человек-которого-нет.
        Отдохнув немного, Константин поднялся. Пора возвращаться в свою башню: скоро явится Гархаллокс с обычным своим отчетом. Что там он говорил в последний раз? Ага, об этом типе - первом министре Гавэне. Гархаллокс так и не решился прибрать его к рукам - уж слишком первый министр хитер и скрытен. Вовсе не до золота жаден он, а до власти. Такие люди чересчур опасны, от таких надо держаться подальше.
        И еще говорил Гархаллокс, что Гавэн собирается посетить Горный Порог. Зачем? Навестить своего двоюродного брата, недавно назначенного его величеством (не без влияния, конечно, самого Гавэна) Магистром Ордена Горной Крепости? Так или иначе, они (или, как именуют их гномы: те-кто-смотрит) всегда пристально наблюдали за Порогами. Как бы тут чего не вышло…
        Нужно слушать во все уши и смотреть во все глаза.

* * *
        Тут и там на кочковатой поверхности Гнилой Топи громоздились пышные подушки синего мха - ступишь в такую и провалишься в мох по колено. Причудливо искривленные деревца торчали из илистой земли, точно когти неведомого чудовища, давным-давно подохшего здесь и затянутого глубоко в трясину. Жирными змеями тянулись меж деревьев черные грязевые полосы - вот туда наступать не стоило: черная грязь засасывала почти мгновенно, не оставляя ни единого шанса спастись. Серый туман клубился над Гнилой Топью.
        Когда впереди чуть слышно затрещали длинные искры синеватых всполохов, Эул коротко приказал:
        - Два шага.
        Он опустил забрало, короткие рога на его мощном шлеме качнулись.
        Цепь, состоящая из болотников, держащихся друг от друга на расстоянии руки, растянулась - сначала отступили в стороны фланговые, за ними - все остальные. Так что спустя несколько ударов сердца один воин оказался от другого на расстоянии ровно в два шага.
        Всполохи затрещали громче и чаще. От них, словно дым от огня, стали отделяться белесые комья какой-то невесомой субстанции. Комья заметались над болотниками, которые все почти одновременно подняли левые руки и коснулись Белых Оберегов, прикрепленных к доспехам на левой стороне груди. Белесые комья метнулись прочь и бесследно растворились в туманном воздухе. Белые Обереги, как и Пульсирующие Агаты, Черные Пальцы, Алые Когти и еще с десяток других амулетов, входили в обязательный комплект снаряжения болотников, выступающих в дозор к Порогу.
        Белесые бесплотные комья сами по себе были неопасны. Их называли - Мороки. Они, правда, обладали собственной магией, способной замутить зрение и вызвать сильное головокружение, но воздействие Белых Оберегов рассеивало ее. Главное, появление Мороков часто говорило о том, что где-то неподалеку рыщет тварь. Мороки сопровождали некоторых тварей, высасывая остатки энергии из их жертв.
        Когда правый фланговый поднял руку с замысловато сложенными пальцами, Эул четко произнес:
        - Клешня.
        Кай шел в цепи третьим, в самой середине, рядом с Эулом. Увидев знак, поданный фланговым, он не удержался от прерывистого вздоха. И тут же украдкой огляделся: надеяться на то, что никто его вздоха не заметил, было бы глупо. Конечно, заметили, просто не подали виду. Кай был самым младшим среди патрульных. Ему шел только семнадцатый год - и это был его второй выход к Порогу.
        Первый патруль, в составе которого находился Кай, выдался спокойным. Болотники не встретили ни одной твари, что, впрочем, было неудивительно. Ведь они удалились лишь на полдня пути от Крепости, и тогда - в последние недели осени - активность тварей была минимальной.
        А теперь…
        Кай стиснул зубы и крепче перехватил рукоять меча. Он не имеет права волноваться. Даже в пылу схватки он должен оставаться абсолютно спокойным. Фигура, сложенная из пальцев флангового, сказала ему, что справа, не менее чем в десятке шагов, притаился Дробящий Увалень. Эти твари считались не особо опасными, главным образом, потому, что всегда появлялись поодиночке. Если бы рядом находились другие твари, дело приняло бы совершенно иной оборот…
        Выяснив месторасположение противника, болотники перестроились в «клешню» - особый боевой порядок, позволяющий быстро взять врага в кольцо. Эул, наклонившись к Каю и сверкнув глазами из узкой прорези забрала, хрипло шепнул:
        - Помнишь, что надо делать?
        - Конечно, - торопливо ответил Кай.
        - Черное Слово Охама, - быстрой скороговоркой произнес Эул названия заклинаний, необходимые в битве против Дробящего Увальня. - Вязкое Слово Охама, Чадящие Письмена Ликкена и Малая Громящая Поступь Сивина…
        Кай закивал.
        - Не лезь на рожон, - строго предупредил Эул.
        - Я и не…
        - По тебе видно, что полезешь, - отрезал Эул. - Смотри у меня!
        Кай решил не отвечать. Эул - рыцарь с седой уже головой - отличался крайней строгостью к своим подопечным, когда ходил старшим в патруле, а если шел в дозор, то Магистр непременно назначал старшим его. Родившись на Болотах, Эул никогда не видел большого мира. Рассказывали, что мать его принесла двойню и до зрелого возраста Эул не отходил от своего брата-близнеца дальше чем на десять шагов. В одном из дозоров брат Эула получил смертельное ранение - Зубастый Богомол жуткой своей клешней раздробил ему грудную клетку, буквально располовинив тело болотника. Травами и магией удалось еще три дня поддерживать жизнь раненого. Эул, хоть не получил в той схватке даже малой царапины, эти три дня провалялся в бреду, деля с братом боль и смертную муку. На рассвете четвертого дня брат Эула тихо отошел. А сам Эул, оправившись, целиком и полностью принял на себя вину за его смерть. С тех пор и до сего времени в каждый свой дозор Эул требовал от патрульных болотников беспрекословного подчинения, ювелирно точного выполнения плана, который создавал лично, не терпя никаких предложений и возражений…
        Впереди, в гуще тумана, возник смутный силуэт - громадный и неподвижный.
        Болотники замедлили шаг, опуская забрала шлемов.
        Эул махнул рукой и прокричал первые строфы Черного Слова Охама…

* * *
        Обучение у Мастеров далось Каю легче, чем он ожидал. То ли сказалась длительная подготовка во время путешествия к Туманным Болотам, то ли - выработанная в «Золотой кобыле» привычка делать несколько дел одновременно, да еще следить, чтобы поблизости ненароком не оказалось паскудного Сэма. А еще вероятней - глубокое понимание того, что он, двенадцатилетний мальчишка из далекого-далекого городка Мари, наконец-то оказался на своем месте.
        Нигде и никогда Кай не чувствовал себя так хорошо, как здесь. На Туманных Болотах все до единого делали одно общее дело, поэтому здесь не было места лжи, равнодушию, зависти и злобе. Конечно, среди учеников, бывало, вспыхивали ссоры - мальчишки есть мальчишки, но одним из правил, установленных Мастерами, было выяснение отношений исключительно на тренировочной площадке. Там мальчишки деревянными мечами выбивали друг из друга глупую злость. И ведь не зря Мастера ввели такое правило!
        Кай сколько раз замечал, что после серьезного поединка бывшие противники, уняв кровь из расквашенных носов, становились друзьями.
        Как-то так вышло, что в Укрывище друзей Кай не завел. У него был друг - Трури, а с другими болотниками мальчик общался одинаково ровно. К взрослым относился с почтительным уважением, к своим соученикам - доброжелательно. Но близости не получалось. Должно быть, Кай чересчур был увлечен обучением.
        Умение драться одному против нескольких, полученное в Лысых Холмах, да еще помноженное на уроки Раха, довольно скоро сделало Кая одним из лучших бойцов среди учеников Укрывища. Он уступал лишь Дарку, смуглому, резкому и крепкому, как кинжал, парню из далекого восточного города, находящегося почти на самой границе с королевством Марборн.
        Дарк был старше Кая на три года и, будучи от природы превосходным бойцом, все время посвящал изучению искусства боя разными видами оружия, воспринимая прочие уроки без особого интереса. Ему давно пора было ходить с охотниками в леса, но охоту (не говоря уже о работе по хозяйству) Дарк почитал за бесполезное занятие и всей душой рвался в Крепость. Нельзя сказать, что Дарк был совершенно безнадежен по части других умений; он выполнял задания прилежно, так что Мастерам не к чему было придраться, но без понимания необходимости получаемых знаний. Дарк окончил обучение в Укрывище, был переведен в Крепость и через полгода занятий по строевой подготовке вышел в составе своего первого патруля. Покинув Крепость утром, в полдень он погиб в схватке с Гадким Дикобразом - ядовитой тварью, источавшей ужасающий смрад и обладавшей способностью метать отравленные иглы на дальние расстояния с поражающей точностью. Дарк погиб, не успев нанести ни единого удара…
        Находясь в Укрывище, Кай ни минуты не сидел на месте, усвоив правило: «Лучший отдых - это смена работы». В свободное от занятий время он собирал хворост, рубил на дрова чахлые болотные деревца, таскал тяжелые корзины с жирным густо-зеленым илом, которым удобряли поля, - словом, делал все, до чего доставали руки. Он сильно вытянулся, плечи его раздались, но тело не стало массивным: крепкие кости обтянули мускулы - ни капли лишней плоти не наросло на нем. Когда Каю стукнуло тринадцать, его начали брать на охоту.
        Охотниками на Туманных Болотах были престарелые болотники и те, кто упустил время, метаясь между Болотами и большим миром и потерял шанс стать рыцарем; те, кому не далось обучение, и еще те, кто оказался слишком робок, чтобы войти в Крепость.
        Ни над вторыми, ни над третьими, ни над четвертыми никто никогда не насмехался. Более того, болотники из Крепости ничуть не считали себя выше охотников. Поначалу Кай не понимал этого, но, когда перестал над этим задумываться, вдруг вспомнил и - понял. У каждого болотника - будь он сопливый пацан, только пришедший в Укрывище, или опытный ратник, имеющий за плечами несколько лет жестоких сражений с тварями, или увечный бессильный старец - было нечто объединяющее, нечто роднящее сильнее кровной близости.
        Долг. Долг перед людьми, опутанными своими слабостями и потому беззащитными. Долг обязывал держать страшный Порог на замке, не допуская в мир кровожадных тварей, в которых вовсе не было ничего человеческого. Те, кто мог сражаться с тварями, сражались. Те, кто был способен бить зверя, бил. Те, кому силы и умения позволяли лишь работать в поле, - работал. Люди Туманных Болот клали камни в стену, закрывающую мир от чудовищ: кто-то клал камни побольше, кто-то - поменьше. Но каждый вклад считался равноценным. И только осознавший это получал право называть себя болотником.
        Кроме Укрывища на Болотах было еще несколько маленьких хуторов, откуда также поставляли в Крепость провизию и продукты нехитрых ремесел. Леса Болот вовсе не кишели дичью, и в голодное время (в основном весной или в середине зимы) охотникам приходилось по нескольку дней блуждать по округе, ночуя на хуторах. Участвуя в таких походах, Кай понял, насколько важным для болотника являлось умение концентрировать внимание, для того чтобы контролировать окружающий мир. Применяя на практике умение знать, что вокруг тебя, Кай очень быстро показал себя лучшим охотником на Болотах.
        Шло время, и, по мере того как умы учеников крепли, становилось более основательным обучение их магии. Мастер магии Дон, сухонький и живой старичок с черными бусинками глаз на иссушенном годами лице, учил мальчишек познавать суть явлений мира, открывая потаенные механизмы управления этими явлениями. Только после этого ученики получали возможность приступить к работе с заклинаниями, основам создания и правилам пользования амулетами и оберегами.
        Почти четыре года Кай прожил в Укрывище. Первые полгода его навещали Герб, Крис, Pax и Трури - до тех пор, пока не признали, что он получил ответы на свои вопросы. После этого Кай нечасто видел бывших своих спутников - всех, кроме Трури. Уже на Туманных Болотах мальчик сообразил, что умение юноши управлять звуком вполне уникально. Никто из болотников не обладал навыками управления звуком такого уровня. Скорее всего, у Трури имелось к этому природное дарование, и мальчик старался изо всех сил, чтобы перенять все, что знал и умел юноша. Трури охотно учил его, но, лишь получив основательную магическую подготовку, Кай сумел немного приблизиться к его уровню, превзойдя в этом умении всех остальных болотников.
        Каждый болотник умел слушать, почти все могли подражать голосам животных и птиц, многим было доступно особым свистом, который нельзя услышать человеческим ухом, отпугнуть зверя или даже ошеломить тварь, но ни кто, кроме Трури и Кая, не мог этим свистом убивать. Благодаря частым занятиям с Трури и упорным тренировкам Кай добился того, что на охоте мог обходиться без оружия. Правда, разовая атака требовала от него чрезвычайного напряжения сил, а юноша мог воспроизводить особый свист без особого труда.
        Главой Ордена Болотной Крепости вот уже второй десяток лет был Магистр Скар - большой и тучный старик, бреющий до серебряного блеска лицо и голову. Несмотря на почтенный возраст, Магистр иногда ходил с патрулем к Порогу, но большую часть времени проводил в Крепости. При необходимости Мастера подавали Магистру списки учеников, по их мнению достойных перевода в Крепость, но сам Скар никогда не вызывал молодых болотников к себе в башню. Так не было принято. Ученик, которому становилось известно, что его имя назвали Магистру, сам решал, готов он или не готов идти в Крепость. Дарк в свое время трижды добивался аудиенции, и трижды Скар, побеседовав с ним, отказывал. На четвертый раз он все же разрешил Дарку жить в Крепости, но настоятельно советовал хотя бы год воздерживаться от патрулирования. Дарк выдержал всего полгода…
        Пошел пятый год жизни Кая в Укрывище. Многие из тех, кто начинал с ним учиться, уже давно были в Крепости, но Кай все продолжал тренировки, походы с охотниками и изнурительный труд на полях и по хозяйству Укрывища. Вовсе не участь Дарка пугала его. Он чувствовал, что еще не вполне готов выйти к Порогу. На чем основывалось это чувство, он не понимал сам. Его никто не торопил, только некоторые Мастера все чаще и чаще стали просить шестнадцатилетнего парня потренировать молодежь.
        Люди попадали на Болота разными путями. Кто-то родился здесь, а кого-то приводили рыцари, время от времени навещающие большой мир, чтобы приобрести компоненты для магических опытов и вообще все то, чем не могло обеспечить болото. Но не было никого, кто бы явился самостоятельно. Добраться до Туманных Болот в одиночку было практически нереально. Случайно заблудившиеся на необжитых землях путешественники погибали задолго до того, как могли увидеть Болота, а беглые преступники, скрывающиеся от правосудия, в здешних краях не появлялись. Почему-то такие люди (в большинстве своем отлично подготовленные для выживания) не могли подойти к Болотам даже близко - будто что-то невидимое и необъяснимое не пускало их сюда. А может, это было просто звериное чувство опасности?..
        Пошел шестой год жизни Кая в Укрывище. Как-то раз, вернувшись с охоты, он, как обычно, собрался в Крепость, чтобы переправить туда припасы. Сидя на берегу черного озера, Кай дожидался болотника, который будет сопровождать его. Был конец зимы. В это время (как и в последние дни осени) твари редко появлялись из-за Порога. Но однажды установленное правило: находиться близ Крепости только под охраной вооруженного рыцаря-болотника - соблюдалось свято. Как, впрочем, и все остальные правила.
        Завидев скользящую по черной воде маленькую лодочку и стоявшего в ней человека, Кай вскочил. Дело было в том, что он уговорился с Трури, что именно он придет за ним из Крепости. Каю не терпелось рассказать другу, как он особым свистом сбил с копыт огромного болотного хряка. Хряка пришлось, правда, добивать ножом, но Кай был уверен, что и без вмешательства острого лезвия животное вряд ли оправилось бы от воздействия свиста.
        Но болотник в лодке совсем не был похож на Трури. Приглядевшись, за пеленою зеленых надводных испарений Кай узнал Криса. «Наверное, Трури ушел в дозор, - с досадой подумал Кай. - Плохо… Теперь дня два его дожидаться…»
        Лодочка причалила.
        - Приветствую тебя, - прогудел Крис.
        - И тебе привет, - весело откликнулся Кай. - А что Трури - ушел к Порогу?
        - Нет, - ровно ответил болотник, - Трури ушел намного дальше.
        - В большой мир? - удивился Кай. - Он ничего не говорил мне об этом.
        - Трури ушел в Высокий Мир по солнечной тропе, - молвил Крис торжественно, но не без нотки печали.
        Кай, наверное, с минуту не мог ничего сказать. Потом охрипшим голосом попросил:
        - Расскажи, как это произошло.
        … На участках позади Крепости работали болотники, среди которых не было ни одного рыцаря. Как это предписывалось правилом, рядом находился и один из рыцарей при оружии и в полном боевом облачении - Трури. Так как в этот период активность тварей была снижена, Трури предпочел не вести пристальное наблюдение, а помогать работникам нагребать в корзины жирный ил с берега. Тварь, подобравшуюся слишком близко к Крепости, он увидел первым. Но увидел слишком поздно.
        - Это был Хозяин Тумана, - сказал Крис.
        Лицо Кая вытянулось, но он смолчал. Хозяин Тумана - жуткая тварь, обладающая мощнейшей магией, - никогда не появлялся на Болотах в одиночку. Кай часто слышал рассказы о самых опасных чудовищах, которые могли встретиться у Порога. Хозяин Тумана был одной из самых опасных. Пожалуй, самой опасной. Если не считать, конечно, Черного Косаря - твари, которую убить было невозможно ни магией, ни оружием. Но Черного Косаря не видели близ Крепости уже более двух сотен лет. Болотники давно уяснили, что чем тварь сильнее, тем реже она появляется из-за Порога. Хозяин Тумана приходил более десяти лет назад и, конечно, в период, когда активность тварей была максимальной.
        - Он просто не должен был появиться, - говорил Крис. - А если бы и появился, то никак не мог подобраться так близко… Со всей своей сворой незамеченным миновать патрули?.. Но… твари на то и твари, что их поведение по большей части не поддается разумным объяснениям.
        Кай, естественно, никогда не видел Хозяина Тумана, но, основываясь на рассказах старых болотников, довольно четко представлял его себе: громадная, высотой в три человеческих роста, мешанина черных костей, накрытая серым, сливающимся с туманом пологом, который, очевидно, являлся аналогом шкуры. Из-под этой шкуры угрожающе торчали полдесятка зазубренных клешней на длинных костяных конечностях, а позади Хозяина, прячась под его туманным пологом, ковыляла, ползла, извивалась, прыгала его свора, состоящая из тварей поменьше и слабее.
        Хозяина Тумана очень трудно было убить: никто не знал, где располагаются его жизненно важные органы и органы восприятия - и есть ли они вообще. Уничтожали Хозяина, разрушая целостность его костяной конструкции, - попросту рубили на части оружием и магией. Говорили, что когда Хозяин Тумана неподвижен, его невозможно увидеть, шкура тотчас укутывает его и свору, полностью сливаясь с болотным туманом, который никогда не рассеивается. Но все-таки не могла же тварь постоянно быть неподвижной: чтобы достичь Крепости, ей необходимо было двигаться. Возможно, Хозяин Тумана передвигался с частыми остановками, поэтому патруль и пропустил его. Но почему тварь не напала на патруль?.. Впрочем, Крис прав: твари на то и твари, что их поведение не поддается разумным объяснениям. Или у них есть своя логика?
        Болотники нередко спорили: обладают ли твари, приходящие из-за Порога, разумом? Кое-кто отвергал версию, стоящую за разумность тварей, но большинство, особенно старые рыцари, говорили, что - да, обладают. Но это их логика, не имеющая ничего общего с образом человеческого мышления. Не имеющая даже ничего похожего на примитивное поведение животных. Ведь твари выходят на охоту вовсе не затем, чтобы насытиться. Лишь редкие разновидности пожирают плоть убитых людей - и затем ли, чтобы утолить голод? И уж тем более твари Туманных Болот не охотятся друг на друга, не убивают друг друга. Они выходят уничтожать людей! Что движет ими? И кто они вообще такие? На эту тему в Укрывище нередко вспыхивали споры, причем не среди учеников, а между Мастерами. Каю более других запомнилась теория, которую выдвигал Мастер магии Дон. «Твари из-за Порога - вовсе не то, что мы привыкли считать живыми существами, - говорил он. - Возможно, это порождения энергии чуждого мира, преобразованные в формы, отвечающие условиям нашего мира. Положим, нечто, находящееся за Порогом, стремится прорваться к нам. Вполне логично, что
сначала оно уничтожит препятствие, мешающее вторжению. Затем, закрепившись, начнет изменять наш мир по собственным законам, чтобы превратить наш мир в привычную для себя среду обитания. Это предположение объясняет и то, почему болотные твари просто несопоставимо сильнее тварей из-за Горного и Северного Порогов. Чем дальше от нас неведомый мир, чем более он чужд, тем уязвимее мы перед его силой…»
        - У Трури не было времени, чтобы позвать на подмогу, - продолжал Крис. - Прикрывая работников, он бросился на тварь один.
        Кай стиснул зубы. Дальше можно было не рассказывать. Чем закончилась битва, и так понятно. Никто и никогда не смог бы одолеть Хозяина Тумана и его свору в одиночку. Никто и никогда не смог бы даже продержаться в схватке дольше двух-трех ударов сердца.
        - Трури сдерживал тварей сто ударов сердца, - проговорил Крис. - Этого хватило, чтобы люди убрались с поля, а из Крепости выбежали все рыцари, кто там был. Атаку отбили. Двое наших серьезно ранены клешнями, но их вылечат. Еще троим досталось магией, но и с ними все будет в порядке.
        У Кая появилась надежда.
        - Может быть, лекарям все-таки удастся исцелить и его раны? - спросил он. - Ты видел, как он умирал? Пусть он не сможет больше сражаться, лишь бы жил…
        - Там нечего исцелять, - нахмурился Крис. - От парня остались лишь кровавые ошметья.
        Они немного помолчали. Что тут говорить?
        - Никто не смог бы сдерживать Хозяина Тумана так долго, - произнес наконец Крис. - Трури был великим воином! Очевидно, ему сразу удалось ошеломить если не самого Хозяина, то его свору особым свистом. А потом ударить магией. Но и то, что он бился столько времени после этого… - Крис покрутил головой, - настоящее чудо!
        Кай не то чтобы в этот момент принял решение. Дальнейшие его действия в тот день представлялись ему вполне логичной чередой.
        - Однако пора ехать, - сказал он.
        Крис без слов стал переносить в лодку тушки убитых животных.
        Прибыв в Крепость, Кай сразу направился в Высокую башню, где располагалась резиденция Магистра. Церемонию погребения останков болотника он не застал. На Туманных Болотах не было принято предавать тела погибших рыцарей земле. То, что оставалось от болотников, опускали в черные воды озера.
        Кай поднялся по узкой винтовой лестнице на самый верх башни и остановился у закрытой двери. Охраны у Магистров Ордена Болотной Крепости никогда не существовало, потому что в этом не было необходимости.
        - Я прошу аудиенции! - громко проговорил Кай.
        - Входи, - раздалось из-за двери.
        Кай вошел и, на мгновение остановившись на пороге, опустился на одно колено. Затем выпрямился и шагнул вперед. Скар, низко наклонившись, сидел за столом, на который падал прямой солнечный луч из узкого окна. Серебряная щетина на его голове и лице поблескивала под светом желтого солнца. Скар щурился.
        Кай вдруг подумал о том, что ему самому уже давно не приходилось щуриться от яркого солнца - на Болотах туман стлался высоко над землей. Стол Магистра был завален бумагой - столько бумаги сразу Кай никогда не видел. В руках Скар держал длинное перо, в котором Кай безошибочно определил хвостовое перо дикой утки. Такими же перьями пользовался он сам, когда в Укрывище его учили грамоте и счету.
        - Тебя зовут Кай, - проговорил Скар, откидываясь на высокую спинку стула. - Я слышал, что ты один из самых способных учеников Мастеров Укрывища. Твое имя мне назвали… почти год назад.
        - Я хочу перейти в Крепость, - сказал Кай.
        Магистр кивнул и положил перо на стол перед собой.
        - Да, - проговорил он. - Я знал, что путь охотника - не твой. Твой путь - путь воина.
        Кай едва заметно вздрогнул: снова эти слова о пути. Он уже дважды слышал это применительно к себе: от рыжего менестреля Корнелия и от матушки… Когда оба они были при смерти.
        - Я знаю, что Трури был твоим другом, - неожиданно проговорил Скар. - По тебе заметно, что ты опечален его гибелью. Напрасно.
        Кай, до этого смотревший в пол, поднял глаза на Магистра. Тот глядел прямо на него.
        - Напрасно, - повторил Скар, - я, например, не чувствую грусти. У Трури был свой путь, и он прошел его до конца. Славный путь, - чуть улыбнулся Магистр.
        - Но он погиб! - воскликнул Кай. - А ему было… Он был немного постарше меня. Он столько еще мог прожить! И он был великим воином!
        - Да. Но, может быть, его предназначение - привести тебя наконец в Крепость?
        - Меня?! - растерялся Кай. - При чем тут я?.. И я… все равно рано или поздно пришел бы в Крепость.
        - Судьба плетет причудливый и сложный узор, - сказал Скар. - Может быть, обязательно нужно было, чтобы ты оказался в Крепости именно в тот момент, когда ты здесь оказался.
        Скар с легкостью, неожиданной для его крупного тела, поднялся из-за стола и подошел к Каю. Он оказался на две головы выше Кая и почти втрое больше. Белые пластины, покрытые крохотными шипами с красными остриями, покрывали могучую грудь Магистра. Белые же наплечники оставляли мощные руки обнаженными по локоть. На поясе из грубой зеленой кожи висел недлинный, но довольно широкий меч в ножнах и полдюжины кривых ножей.
        - Преклони колени, - спокойно приказал Скар.
        Пока еще ничего не понимая, Кай опустился на колени.
        Коротко лязгнул вынимаемый из ножен меч, и тут же парень ощутил холод лезвия на своем плече.
        - Властью, данной мне Первыми Стражами, а также его величеством Ганелоном, мудрым и славным правителем королевства Гаэлон, - услышал Кай, - посвящаю тебя в рыцари Порога! Клянешься ли ты быть верным своему королю?
        Кай был ошеломлен. Он никак не думал, что станет рыцарем в этот день. Он считал, что это право нужно заслужить в сражениях с тварями или совершить героический подвиг, или провести в дозорах определенное количество времени, или… По крайней мере, он не полагал, что это событие произойдет так буднично и просто. Никакой заранее подготовленной церемонии, даже никаких зрителей. Просто формальное действо - и ничего больше.
        Скар, задав вопрос, ждал.
        - Да, - сумел-таки выговорить Кай. - Клянусь!
        - Клянешься ли ты быть верным своему Ордену?
        - Клянусь…
        - Клянешься ли ты, не зная ни страха, ни сомнений, служить верой и правдой Ордену и королевству от этого дня и до самой своей смерти?
        - Клянусь.
        - Клянешься ли ты всегда и везде защищать человека, слабого и сильного, богатого и бедного, знатного и простолюдина, малого и старого, больного и в добром здравии, подданного твоего королевства или какого бы то ни было, кроткого и одержимого страстями?
        - Клянусь.
        - Клянешься ли ты противостоять тварям и нещадно уничтожать их, в каком бы обличье они тебе ни являлись?
        - Клянусь, - снова повторил Кай, и тогда Магистр Ордена Болотной Крепости проговорил:
        - Встань, рыцарь!
        Кай поднялся. Он все еще не мог поверить. А Скар спокойно вложил меч в ножны, обогнул стол и уселся на стул.
        - Я думал… - растерянно произнес Кай, - что это…
        - …будет немного по-другому, - закончил за него Магистр. - В Болотной Крепости принят такой вариант ритуала.
        - Но я же… я еще не заслужил право…
        - Ты заслужил право выйти к Порогу, - проговорил Скар. - Никто, кроме рыцарей Порога, не может ходить в дозоры. Иди, сэр Кай, и будь сильным! Потому что не тварь убивает человека, а его собственные слабости. Иди, сэр Кай, и будь достоин!
        Кай продолжал стоять перед столом.
        - Что-то еще? - спросил Скар и впервые за все время беседы улыбнулся.
        Кай посмотрел на него.
        - А что вы пишете? - вдруг спросил он.
        Магистр не удивился вопросу.
        - Это хроники, - сказал он. - Хроники ратного труда рыцарей Ордена Болотной Крепости. Я делаю это не ради своего удовольствия. Или не ради прославления своего Ордена. За долгие годы существования Орден накопил множество знаний, которые по традиции передавались от поколения к поколению из уст в уста. Я подумал, что при таком положении дел существует опасность искажения и забвения каких-либо моментов. Я ответил на твой вопрос?
        - Да, - сказал Кай.
        Попрощавшись, он покинул комнату.

* * *
        Кай медленно спускался вниз по лестнице. Магистр говорил о пути. Неужели у каждого человека есть свое предназначение? И ничего нельзя изменить в скрижалях судьбы? Остается только соответствовать раз и навсегда предопределенному порядку… Человек совершает шаг, оставляя след в пыли времен. Цепи следов, переплетаясь, образуют общий узор… Кажется, именно это хотел сказать Скар. Но… каково предназначение, например, Жирного Карла, или ублюдка Сэма, или кровожадного душегуба Красавчика? Или безымянного сребролюбивого стражника из торгового города Гарлакса? Или болотника Дарка, рыцаря Ордена Болотной Крепости, который так и не успел сразить ни одной твари?
        Внезапно Кай понял. Да, так и есть! Просто есть те, кто сумел найти свой путь и не испугался встать на него, а есть те, кто никогда ни о каких путях не задумывался. А просто жил как живется. Как случается… Но при этом все эти люди оказали какое-то влияние, большое или малое, на его жизнь - хотя бы на его образ мысли. Несомненно, что все люди связаны между собою прочной паутиной невидимых нитей. Быть может, предназначением Дарка было - преподать урок остальным юным болотникам? Кто знает…
        И тут парня захлестнула волна запоздалого восторга. Великие боги, он же сегодня стал рыцарем! Ему только шестнадцать лет, а его заветная мечта уже исполнилась, и это случилось так быстро и неожиданно - он и подумать не мог, что это произойдет именно так!..
        В этот же день Кай проследовал в арсенал, где ему помогли подобрать доспехи и оружие, а также выдали комплект оберегов и амулетов.
        - Гляди-кась, панцирь как влитой сидит! - сказал, затянув на Кае ремешки доспеха, хранитель арсенала болотник Гар, еще довольно молодой мужчина, конопатый и буйноволосый, постоянно шмыгающий носом. Его можно было принять за дурковатого деревенского парня, если не знать, что за плечами этого Гара шесть лет ратной службы в Ордене и более двух сотен уничтоженных тварей.
        Каю и самому нравился этот панцирь, серебристо-серый, гладкий, с двумя полосами красиво изогнутых шипов, идущими вертикально через плечи. Впечатление, правда, немного портили пятна копоти по краям доспеха.
        - Гляди-кась, - продолжал Гар, - его из кости Рыжего Демона делали. Прямо целиком кость вынули, которая на спине у Демона была. Ничем этот панцирь пробить нельзя, а он - легкий, да? Только огонь притягивает шибко. Рыжий Демон пламенем из ноздрей пышет, и заместо крови у него черная гарь, ему-то любой огонь нипочем, а старый Нак в этом доспехе поджарился. Вон, гляди-кась, закоптило как… Заклинаниями надо этот доспех заряжать - от огня, значит, да следить, чтобы не иссякли, а как тут им не иссякнуть, когда напорешься на какого-нибудь страшилу, который из противника магию тянет…
        Кай поспешно снял панцирь.
        - Всего лучше, когда сам под себя доспех мастеришь, под свое тело подгоняешь, - бормотал Гар, громыхая расставленными по глубоким полкам разнокалиберными изделиями из роговых пластин, костей и чешуйчатых шкур тварей, - да своей собственной магией напитываешь. Ну то есть заклинаниями, которые привычны, на которых ты уже собаку съел. Тебе сейчас хорошо просто крепкие латы подобрать, чтобы движений не стесняли да тело защищали от клыков, зубов, игл, клешней и прочих таких-сяких штук… Ты ж растешь еще, когда расти перестанешь, тогда и о своих собственных латах думать начнешь. А магическую защиту амулеты дадут - большего тебе покудова и не надо. Тебя покудова товарищи прикрывать будут. В ближние дозоры ходить будешь - всего на полдня пути от Крепости, в центре цепи, а вторым или первым фланговым тебе еще когда стать предстоит…
        В конце концов Кай остановился на грязновато-багровом, утыканном лезвийно-острыми зазубринами доспехе, сделанном из подбрюшных пластин Крылатой Гадюки. Гар посоветовал ему выбрать черный, узкий и длинный щит из надглазной кости Гадкого Дикобраза. А меч Кай присмотрел почти сразу же, как только вошел в просторный подвал арсенала. Выточенный из клешни Зубастого Богомола прямой и длинный клинок отличался от его учебного меча разве что весом.
        На следующий день Кай начал занятия по тактике в составе группы таких же, как и он, молодых рыцарей, еще ни разу не выходивших к Порогу. Занятия продолжались около полугода, потом последовал первый выход в ближний дозор.
        А затем и второй.

* * *
        …Эул махнул рукой и прокричал первые строфы Черного Слова Охама.
        Тотчас туман разлетелся в клочья. Громадная фигура Дробящего Увальня метнулась в воздух и, подняв грязевые фонтаны, тяжко грохнулась всего в десяти шагах от оконечий клешни. Фланговые ринулись вперед и в стороны, окружая тварь. Кай во все глаза смотрел на Увальня. Первый раз он видел живую тварь из-за Порога.
        Дробящий Увалень был величиной с небольшой дом. Словно состоящий из бесформенных, угловатых, непрестанно шевелящихся булыжников, он походил на оживленную гигантскую статую голого пса. Приземлившись на все четыре массивные лапищи, несколько мгновений он поводил из стороны в сторону крохотной - для размеров его тела - головой, на которой из-под камнеподобных наростов злобно посверкивали шесть пунцовых глаз.
        Эул закончил произносить Черное Слово Охама, и вязкая земля под тварью закипела. Два черных щупальца, разбрызгивая грязные капли, восстали из земли и мгновенно опутали передние лапы Увальня. Болотники, занявшие позиции вокруг твари, один за другим заканчивали Черное Слово, и одно за другим поднимались щупальца и захлестывали громадную бугристую серую тушу.
        Кай кричал вместе со всеми, но слова заклинания отчего-то путались в его голове, а изо рта вылетали какие-то невнятные бессмысленные восклицания.
        Дробящий Увалень утробно заревел, топчась на месте, - щупальца пока удерживали его, но уже начали рваться, рассыпаясь грязными каплями.
        Тогда, подчиняясь взмаху руки Эула, в тыл твари выступили фланговые и одновременно хлестнули Увальня Малой Громящей Поступью Сивина - невидимые молоты ударили по покатой задней части спины чудовища, и во все стороны полетели острые осколки серой шкуры.
        Рев Дробящего Увальня, мгновенно истончав, взвился к небесам. Кай задохнулся, почувствовав, как каждая клеточка его тела дрогнула, точно готовая взорваться. Алые Когти на его груди упруго запульсировали. Это была магическая атака твари, и амулет успешно отразил ее.
        Эул отдал приказ - кольцо стало стягиваться медленно, потому что все болотники видели, как напружинились лапы Дробящего Увальня. Тварь была готова прыгнуть, но пока еще не было понятно, в каком направлении. Эул первым завел Вязкое Слово Охама. Его тут же поддержали. Наученный горьким опытом предыдущей ошибки, Кай глубоко вдохнул, пытаясь сконцентрировать энергию, и перекошенным ртом начал выкрикивать слова заклинания.
        Вокруг Увальня запузырилась земля. Серые мощные лапищи, дрожа, стали медленно погружаться в только что образовавшуюся топь, но Кай не ощутил знакомого нутряного толчка, а его мозг затрепетал от массы сконцентрированной энергии. Это значило, что он опять что-то напутал в заклинании и его доли в общей магической атаке болотников не оказалось.
        И тут Увалень снова заревел. Теперь рев твари был рокочуще-низким, и этот рев словно поджег воздух - ближние деревца рассыпались черной трухой, земля задымилась. Вокруг Дробящего Увальня заметались тонкие черные струи, и на доспехах дозора расплылись пятна жирной копоти. Сокрушительная волна жара покрыла тело Кая соленым потом, но звонко треснул на его груди Пульсирующий Агат, и жар исчез. Дробящий Увалень бешено взбивал лапами жидкую грязь топи. Ему почти удалось выбросить свою огромную тушу на твердую землю, но Эул быстро и точно проговорил Чадящие Письмена Ликкена. Со всех сторон в тварь бесцветными и бесшумными искрами полетели сгустки энергии. Кай прокричал заклинание и застонал от долгожданного освобождающего толчка - у него наконец получилось правильно произнести тайные слова.
        Серая бугристая шкура твари молниеносно раскалилась докрасна, по ней побежали ослепительно-желтые змейки трещинок.
        - Берегись! - обернувшись к Каю, крикнул Эул.
        Дробящий Увалень прыгнул.
        Время замедлило ход - мгновения увязли в минутах. Кай видел, как прямо на него летит чудовищно громадная туша с растопыренными лапами. Крошечный ротик-присоска твари вытянулся пиявкой. В голове Кая молниеносно пронеслась ненужная уже мысль-воспоминание о том, что Дробящий Увалень не обладает ни когтями, ни зубами. Он убивает жертву ударом невероятно сильных лап, а потом высасывает жизненную субстанцию своей присоской.
        И тут словно что-то включилось в Кае, какой-то дремавший до этого механизм. Он вдруг с предельной ясностью ощутил свое тело, в голове вспыхнуло видение предстоящей схватки - будто она уже закончилась и ему осталось только отыграть отведенную роль.
        За долю мгновения до того, как на него обрушился Дробящий Увалень, Кай резко крутнулся в сторону и сильным скользящим ударом, многократно увеличенным вращением тела, рубанул мечом по левой лапе Увальня, изменив траекторию падения твари. При этом Кай не остановился, а пошел на очередной оборот.
        Дробящий Увалень громоздко рухнул набок, и тут же еще более сильный удар сотряс его башку. Клинок угодил точно под ухо, меж двух серых камнеподобных пластин, и вошел почти по рукоять.
        Рев твари перешел в визг. Громадная туша забилась, размахивая лапами. Увалень изогнулся, резко поднимаясь, и Кая, в это самое мгновение напрягшегося, чтобы вытащить меч, оторвало от земли. Клинок обломился - Кая отбросило на несколько шагов, пару раз перевернув в воздухе.
        Он упал на руки, кувыркнулся и вскочил - хоть бросок был и неожиданным, но у Кая получилось сгруппироваться. Он на мгновение остановился, отходя от жуткого напряжения. Звуки битвы словно отдалились, а в ушах забилось собственное оглушительное дыхание.
        Дробящий Увалень ревел и неистово бился в кольце болотников - во все стороны летели ошметья грязи и целые куски мха. Никто из рыцарей не мог подступиться к твари. Поняв это, Кай от досады прикусил губу. Он-то метил в один из нервных центров Увальня, в тот, что отвечает за координацию движений, - и удачно попал, лишив тварь возможности предпринимать осмысленные действия. Вот только теперь к этой ожившей, невероятно могучей молотилке было не подойти. Хаотичность движений твари не позволяла хотя бы приблизительно рассчитать атаку. Один из болотников взвился в мощном прыжке, но, попав под взмах задней лапы, словно мяч, отлетел в сторону.
        Кай выругался и побежал к месту схватки. Он допустил промах, ему теперь и расхлебывать это дело.
        Ему оставалась всего пара шагов, когда стоящий впереди него рыцарь в зеленых латах, сплошь покрытых пятнами копоти и грязи, вырвавшись из кольца, зачем-то сорвал с себя шлем и, мазнув ладонью по рассыпавшейся копне белых волос, метнул в Увальня нечто настолько крохотное, что Кай даже не разобрал, что именно. Раздался оглушительный треск, будто переломили пополам большое дерево, и тварь замерла, мгновенно покрывшись коростой голубого льда, который, ярко сверкнув, тут же начал быстро таять. Но зеленый болотник успел: в два прыжка, сделав вынужденную остановку на бедре твари, он оказался на скособоченной серой спине и с размаху погрузил длинный прямой меч меж пластин в то место, где голова соединяется с шеей.
        Без звука чудовищная туша Дробящего Увальня обмякла. С нее ручейками сбегала вода, в которую превратился магический лед. Кай шумно выдохнул, снял шлем и вдруг увидел рядом с собой Эула.
        - Эул, я… - виновато сморщившись, начал он, но Эул отвернулся.
        Айя спрыгнула с поверженного монстра. Волосы ее, как тотчас заметил Кай, с левой стороны были забраны двумя длинными заколками, словно вырезанными из голубого льда. Эул оглянулся туда, где двое болотников вели под руки Грева, сбитого лапищей Дробящего Увальня. Впрочем, пройдя пару шагов с поддержкой, Грев дальнейший путь продолжил самостоятельно, только чуть прихрамывая и держась за грудь. Его голубая кираса, сделанная из панциря Зудящего Краба, украсилась паутиной черных трещин.
        - Я в порядке, - кашлянув, сообщил Грев.
        Эул, зыркнув на него суровым взглядом, приказал:
        - Строиться!
        Кай понял, что старший патрульный сейчас ничего ему не скажет. Они находились в дозоре, и солнце уже перевалило за половину, значит, была пора двигаться обратно к Крепости. Они вернутся, и уже в Крепости Эул наверняка выдаст Каю все, что полагается.
        «Болотники в битве должны действовать, как единый слаженный механизм, - застучали в голове Кая слова одного из Мастеров Укрывища, - предпринимая какой-либо шаг, рыцарь обязан знать, что этот шаг принесет его товарищам…» Разве Кай, убивая нерв координации движений Дробящего Увальня, подумал, что подвергнет опасности всех остальных патрульных? Впрочем, Айя довольно быстро обездвижила тварь… Быстро, но недостаточно быстро. Пострадал Грев. Получается, она виновата в этом? Нет, негоже болотнику, прикрываясь случайностью, отводить от себя вину. А если бы при Айе не было Искр Голубого Плена? Они, конечно, были, только вот Кай об этом не знал. Ведь Кай, собираясь в дозор, был полностью озабочен тем, что его ждет на Болотах. Он не обратил внимания, какие амулеты и артефакты, кроме обязательных, взяли с собой его товарищи. Значит, вина полностью на нем, на Кае…
        Болотники выстроились цепью и двинулись в обратный путь. От Гнилой Топи до Крепости - несколько часов ходьбы, которые надо было преодолеть, пока не стемнело. Но через десять ударов сердца цепь остановилась. Эул поднял руку. Давящая тишина сгустилась над шестеркой рыцарей.
        «В чем дело?» - хотел спросить Кай, но не решился нарушить эту тишину. Он знал, что Дробящий Увалень всегда появляется на Болотах в одиночку. Никогда еще не случалось такого, что вместе с этой тварью приходила еще какая-нибудь. Впрочем, Кай знал об этом от Мастеров, которые не уставали повторять, что на Туманных Болотах нет ничего невозможного, - и, помня об этом, надо быть всегда готовым.
        Из серой клубящейся дали Болот долетел странный отзвук, похожий на отразившееся в громадном могильном склепе эхо безумного хихиканья. Кай заметил, что болотники начали переглядываться, словно безмолвно спрашивая друг друга о природе этого звука, и перевел взгляд на Эула. Напряженно нахмурившись, старый рыцарь пошевелил губами. Теперь все болотники смотрели на него.
        - Он вернулся, - проговорил Эул. - Черный Косарь.

* * *
        По правилам рыцарей Ордена Болотной Крепости, никто не мог выйти к Порогу в одиночку, какое бы неотложное дело его ни звало. Но каждый имел право кликнуть с собой желающих, собрать ватагу - называли такое мероприятие болотники. По большей части собирали ватагу тогда, когда нужно было вернуться на место битвы, чтобы забрать трофеи, части тварей, из которых затем приготовлялось оружие и доспехи, ибо патрульным не разрешалось отвлекаться ни на что другое, кроме как на собственно патрулирование.
        И на это были вполне понятные причины, которые понимали все. Достаточно было чуть-чуть ослабить внимание, и опасность неожиданного нападения тварей из-за Порога возрастала многократно. Туманные Болота, как бы ни казались они в тот или иной момент безжизненно спокойными, непредсказуемы. Это было первым, что должен усвоить болотник.
        Убитая тварь по традиции принадлежала тому, кто нанес решающий смертельный удар. Но болотник, уничтоживший тварь, мог и отказаться от своих трофеев, передав право на обладание ими тому, кто об этом попросит прежде других.
        Кай, сидя на своей кровати в казарме на двенадцать человек, тщательно чистил доспех от налетов копоти. На соседнем месте бруском огневого камня стачивал зазубрины на мече Хлаф - один из тех, кто вместе с ним сегодня патрулировал Гнилую Топь. Оранжевые искры вспыхивали на синеватом клинке Хлафа каждый раз, когда он с силой проводил по нему бруском. Парень, ожидавший упреков со стороны товарищей, время от времени искоса посматривал в сторону своего соседа, но Хлаф, тридцатилетний молчун, уже второй год ходивший в дальние дозоры, а в последние несколько месяцев участвовавший в походе к Истокам, безмолвно продолжал свое дело.
        В казарме появился Грев. Свою поврежденную кирасу он сменил на куртку из кожи Крылатой Гадюки. В арсенале было несколько таких курток, но для постоянного ношения никто из рыцарей эти доспехи не выбирал. Несмотря на чрезвычайную прочность, кожа Крылатой Гадюки была очень тяжелой, и к тому же никакой магией невозможно было вытравить из нее кислую вонь твари.
        Грев окликнул Хлафа.
        - Ватага? - поднял большую, коротко стриженную голову рыцарь.
        - Айя уступила мне право забрать останки Увальня, - подтвердил Грев. - Ей ни к чему его шкура, она предпочитает доспехи из чешуи Тысячеголова.
        - Ну что ж, - проговорил Хлаф и последний раз высек сноп оранжевых искр из своего меча. - Когда отправляемся?
        - Немедленно.
        - Ну что ж… - повторил Хлаф и поднялся.
        Трупы тварей, оставленные на Болоте близ Крепости, будучи останками существ иного мира, истаивали очень быстро. Надо было поторопиться, чтобы принести части убитых чудовищ в Крепость или в Укрывище, где их, в предупреждение распада, обработали бы оружейники.
        - Грев! - позвал Кай болотника, который замер в ожидании в дверях. - А можно мне с вами?
        - Нельзя, - быстро, будто ответ у него был уже готов, ответил Грев.
        - Но почему?! - вскинулся Кай. - Правила Болотной Крепости гласят, что каждый рыцарь имеет право войти в ватагу!
        - По двум причинам, - продолжил Грев. - Во-первых, ватага уже собрана. Хлаф - последний, кого я собирался позвать.
        «Значит, меня и не собирался, - горько подумал Кай. - Конечно, я ведь все испортил, едва не погубив его…»
        - А во-вторых, Эул просил тебя подойти к нему, - закончил Грев.
        Кай сглотнул, испытав острый приступ стыда. Вот оно!.. Основное правило поведения на Болотах: доверяй товарищу и поддерживай его во всем. И это-то правило он нарушил.
        Кай надел доспех, скоро и точно затянул ремешки, закрепил за спиной щит и, вложив в ножны новый меч, на котором поблескивало навершие в виде головы виверны, снятое со сломанного в битве меча, направился к Эулу.
        Эул жил в казарме Восточной башни. Проходя через двор, Кай заметил Герба, выходящего из дверей арсенала. Подчиняясь неожиданному импульсу, парень пригнул голову и почти бегом достиг Восточной башни.
        У дверей казармы он столкнулся с Айей. Губы ее были поджаты. Хмуро кивнув Каю, она скрылась в лестничном пролете.
        Эул стоял у окна. Он был без доспехов, в одних коротких штанах. Однорукий лекарь Арсак, единственный болотник, который, не выходя в дозоры, постоянно проживал в Крепости, втирал в плечо Эулу дымящийся густой коричневый отвар. Кай поразился обилию разнообразных шрамов, покрывавших могучий торс старого рыцаря.
        - Мне показалось, - проговорил Эул, - что там, в Гнилой Топи, ты хотел мне что-то сказать.
        - Да, - опустил голову Кай.
        - В дозоре не место разговорам. Говори здесь и сейчас.
        - Я… - начал парень и остановился, чтобы перевести внезапно сбившееся дыхание, - мне жаль, что из-за меня пострадал Грев. Я готов понести любое наказание, которое… - Тут он снова запнулся.
        - Свод правил Ордена Болотной Крепости не предусматривает наказаний для своих членов, - сказал Эул. - Давным-давно заведено так, что каждый рыцарь сам перед собой отвечает за собственный проступок.
        Все это Кай знал. С тех пор как он начал размышлять и жить, как болотник, он и думать забыл о том, что может в чем-то провиниться и понести заслуженную кару. Образ жизни болотников попросту не предполагал преступников в своих пределах. Даже оступившиеся случайно появлялись крайне редко.
        - Я виноват в том, что был слишком занят собой, когда патруль готовился к выходу в дозор, - сказал Кай. - И в том, что лишил тварь возможности двигаться осмысленно, не подумав о том, готовы ли к этому мои товарищи.
        Казалось, это был один из тех ответов, которые ждал Эул.
        - Хорошо, - сказал он.
        - Что? - вскинул голову Кай.
        - Хорошо, что ты не искал себе оправдания, как это всегда делают люди, - проговорил Эул. - Теперь послушай меня. Ты еще молод и неопытен, но это не снимает с тебя ответственности за твои действия, хотя и определяет их. Именно из-за неопытности ты не заметил Искры Голубого Плена у Айи. Что до второго поступка, который поставил себе в вину… Нанеся первый удар, ты спас себя от Увальня и легко мог бы увернуться от последующей его атаки. Ты этого не сделал, как не сделал бы этого любой из рыцарей. Второй удар был наиболее ощутимым для твари из всех ударов, которые ты мог нанести из своего положения: после этого удара Увалень не мог ни нападать, ни защищаться. Но ты не подумал о том, какое направление примет затем ход схватки, и последствия твоей атаки поставили под угрозу жизни остальных патрульных…
        Кай помотал головой.
        - Я не понимаю, - признался он. - Получается, я виноват и… не виноват. Я дрался с Увальнем лицом к лицу и, как мне казалось, сделал все, что мог… И все же я поступил не совсем правильно… Где же истина?
        - Истина в том, - повернувшись к нему от окна, сказал Эул, - что в сражении все определяет итог. Победа или поражение. Мы победили. Почему же тогда ты чувствуешь вину?
        Кай молчал.
        - Победу можно купить, - продолжал Эул. - Заплатив золотом или чужими жизнями. Но будет ли тогда твоя покупка настоящей победой?
        Кай все так же молчал. То, что говорил старый болотник, было слишком сложным для него.
        - Нужно помнить, во имя чего ты сражаешься, - закончил Эул. - К чему ты идешь. И тогда ты научишься совершать шаги, не испытывая вины за свой выбор.
        - Так… как мне следовало поступить?
        - Я не знаю, - ответил Эул. - Только ты можешь знать, и никто другой. У всех нас есть Долг. И есть правила Ордена Болотной Крепости, которые столетиями вырабатывали те, кто до нас верой и правдой служили Долгу. Если ты считаешь нужным пожертвовать собственной жизнью во имя Долга, сделай это. Но не смей решать за других! - Проговорив это, старый рыцарь болезненно сморщился, будто вдруг ему почудилось нечто, давно не дававшее ему покоя.
        Поняв, что теперь пора уходить, Кай все же остался. Ему хотелось разобраться.
        - Грев решил пожертвовать собой? - спросил он и тут же сам понял, что спросил невпопад.
        - Это было бы очень глупо, - несколько удивленно поднял брови Эул. - Во имя чего? Во имя того, чтобы добить тварь, которая и так обречена на гибель? Он рискнул, и риск был не так уж велик. Грев знал, что его доспех выдержит удар практически любой силы. И доспех выдержал. Он-то видел, что у Айи были Искры Голубого Плена, но он видел и то, что она не смогла в нужный момент снять шлем. Он решил использовать шанс уничтожить тварь, и хоть шанс был ничтожным, все же попытался.
        - Готово, - проговорил лекарь, вытер руку о кожаный передник и спрятал горшок с отваром в наплечную сумку.
        - Спасибо, - поклонился ему Эул.
        С внимательным интересом поглядев на рыцарей - юного и старого, - лекарь покинул казарму. А Эул опустился на свою кровать.
        - А… Айя? - начал Кай.
        Эул похлопал ладонью рядом с собой. Кай присел на его кровать.
        - Застежка шлема Айи была украшена резной деталью в виде трилистника, - усмехнулся Эул, - и эта деталь в неподходящее время заклинила язычок застежки. Вроде бы случайность, повлекшая за собой незначительную заминку.
        - Это потому, что она - женщина, - объяснил Кай. Наконец-то нашлось то, что он мог легко объяснить.
        - Она - рыцарь Ордена Болотной Крепости. Она - рыцарь Порога! - возвысил голос Эул. - Ты не искал оправданий для себя, почему теперь ты ищешь оправдания для нее? Среди рыцарей нашего Ордена очень редко встречаются женщины. Но все же встречаются.
        Так оно и было. Если для всех других рыцарских Орденов женщина-рыцарь являлась повергающим в изумление нонсенсом, то болотники не делали различий меж полами, когда допускали воинов к Порогу. Женщины физически слабее мужчин, они более подвержены магии - только этим и объяснялось такое малое их количество среди рыцарей Ордена.
        - Когда приходит время, наш Орден совершает походы к Истокам, - говорил Эул. - Дальние-дальние походы… За Гнилую Топь, за Змеиные Поросли, за Черные Протоки, за Лес Тысячи Клинков… Фактически мы ступаем по ту сторону Порога. И разоряем гнезда тварей, обеспечивая тем самым год или два относительно спокойной жизни. И вот там, у Истоков, такая случайность может стоить жизни всем участникам похода. Не только твоей жизни. Понимаешь?
        - Да, - кивнул Кай.
        - Сомневаюсь, - усмехнулся Эул. - Айя второй раз допустила оплошность, подобную сегодняшней. И только что она приходила ко мне сообщить, что неправильно выбрала путь. Она сказала, что путь воина - не для нее. Сейчас она отправилась к Магистру.
        Кай был поражен. В его голове не укладывалось то, что человек в здравой памяти мог решиться на такое. Быть рыцарем - это лучшее из того, что есть! Ведь Айя уже почти год ходит в дозоры! И вдруг - из-за какой-то пряжки… Ведь достаточно только больше работать над собой…
        - Ты что-то еще хочешь спросить?
        - Нет, - выговорил Кай.
        - Тогда - до свидания. И помни: не зря рыцари даже в Крепости не снимают свои доспехи и не расстаются с оружием. Битва ведется не только на Болотах, у Порога.
        Это Кай слышал и раньше. Но только сегодня полностью уяснил смысл этой фразы.
        - Наступают тяжелые времена, - проговорил еще Эул. - С приходом зимы твари становятся активнее, они чаще появляются из-за Порога. А тут еще и Черный Косарь. Кто знает, когда он покажется. Может быть, уже завтра, а может быть, целый год будет изводить нас своим воем… Но… опыт говорит мне, что, прежде чем сойдет снег, много рыцарей поляжет на Болотах.
        Глава 2
        У арсенала Кай вновь встретил Айю. Впервые увидев ее без доспехов, он остановился как вкопанный. Рыцари в Крепости никогда не снимали доспехов - даже на время сна. Доспехи позволительно было снимать только для того, чтобы почистить или отремонтировать.
        Длинная, до самых пят, рубаха была Айе, пожалуй, несколько тесновата. Меховая безрукавка не могла скрыть полной груди и налитых бедер. Белые волосы ее сейчас были распущены, и заколки, начиненные магией, не блестели в них.
        Конечно, на хуторах были женщины - и старухи, и совсем молодые, но раньше Кай не обращал на них особого внимания. Теперь же он испытал странное волнение. Чувство это было новым, совершенно неизведанным: нечто среднее между испугом и голодом - таким голодом, когда знаешь, что через несколько минут тебя ждет сытный обед. Может быть, это потому что Кай привык видеть Айю только в доспехах и при оружии, а может быть, мелькнула в его голове мысль, девушка сильно отличалась от женщин, проживающих в Укрывище и его окрестностях. Кай вдруг вспомнил о том, что она, кажется, ровесница Трури, то есть всего на несколько лет старше его самого.
        Заметив его реакцию, и Айя как-то по-новому взглянула на парня.
        - Кажется, ты сейчас свободен, - сказала она.
        Кай кивнул и непроизвольно сглотнул какой-то сухой комок в горле.
        - Проводишь меня за озеро?
        «Это зачем еще?» - хотел спросить Кай и вдруг вспомнил, что Айя теперь уже не рыцарь и по правилам при передвижении из Крепости или в Крепость ее должен сопровождать болотник-рыцарь.
        Он снова кивнул. Потом метнулся в сторону (кажется, слишком поспешно) и, подбежав к первому встретившемуся болотнику, сообщил о том, что собирался сделать. Рыцарь, оказавшийся старым знакомцем Кая - Крисом, дал понять, что принимает его сообщение к сведению, и тоже изменившимся, новым и долгим взглядом посмотрел в сторону Айи.
        А она уже направлялась к воротам Крепости.
        Через несколько минут Айя сидела на корме узкой лодчонки, а Кай правил шестом к затянутому туманом берегу. Новое, неизведанное чувство никуда не делось из его груди - парня почему-то все время тянуло оглянуться на девушку и еще раз увидеть, как белая рубаха розово обтянула ее круглые колени.
        Они были на середине озера, когда Кай придумал, о чем заговорить.
        - Я удивился, когда Эул сказал, что ты уходишь из Крепости, - произнес он и все-таки оглянулся.
        - А вот Эул вовсе не был удивлен, - ответила Айя. - И Магистр тоже. Мне кажется, они давно это знали. Да и я знала… - добавила она. - Только никак не могла решиться уйти. Понимаешь… я родилась здесь. И мой дед родился здесь. И дед его деда - тоже. Никто из моей семьи никогда не был в большом мире. Туманные Болота, Крепость и Порог - вот наша жизнь. Мой отец был рыцарем, он погиб, когда мне было четырнадцать. Моя мать была рыцарем, она погибла за год до смерти отца. С самого раннего детства я считала, что путь воина - это мой путь. Только… оказавшись в Крепости, я стала сомневаться. Нет, не сомневаться… Чувствовать, что… Вернее… Мне трудно объяснить…
        Кай терпеливо ждал, мерно отталкиваясь длинным шестом от илистого озерного дна.
        - Мой прадед был одним из тех, кто остановил Черного Косаря, когда тот приходил к Крепости последний раз, - не сумев выразить своих чувств, сменила тему Айя. - Все члены моей семьи помнили об этом и старались быть достойными своего великого предка. И я тоже…
        В молчании они причалили к берегу. Кай сошел первым, и следом за ним легко соскочила Айя.
        - Может быть, ты проводишь меня на дальние хутора? - спросила вдруг Айя.
        Кай неопределенно развел руками. Правила не запрещали передвижения болотников близ Укрывища и на прочих заселенных местах не под защитой рыцарей. Да никто рыцарей об этом никогда и не просил.
        - Наверное, мне пора возвращаться в Крепость? - полувопросительно выговорил он.
        - А мне показалось, ты хочешь больше узнать о Черном Косаре, - сказала Айя и посмотрела на Кая так, что тот неожиданно для самого себя покраснел.
        - Хочу, - буркнул он.
        - Так пойдем.
        Они двинулись мимо Укрывища, по кромке озера к темнеющему вдали Голосящему Лесу, в котором Кай когда-то охотился на вепрей, лис и крикливых болотных куропаток, коим лес и был обязан своим названием.
        - Черный Косарь - ужас Туманных Болот, - начала Айя, и Кай почти сразу понял, что она наизусть рассказывает с детства затверженное. - Эта тварь появляется из-за Порога крайне редко. У других тварей есть определенное время, когда их чаще всего можно встретить, а Черный Косарь приходит и уходит, когда ему вздумается, оставляя за собой мертвых болотников. Черный Косарь сильнее и проворнее любой твари, он обладает несокрушимой магией, но даже это не главное. Главное в том, что его невозможно убить. Можно только попытаться сделать это. Наши заклинания не действуют на него, наши клинки не могут пробить его брони…
        - Но в Укрывище мне говорили, что в истории Болотной Крепости есть четыре случая, когда убивали Черного Косаря. Четыре этих твари были уничтожены. Значит, есть способ?
        - Способа нет, - ответила Айя, - об этом также говорят Мастера Укрывища.
        - Но…
        - Четыре твари были уничтожены, это правда. Правда и в том, что болотники - те немногие, выжившие после страшных битв с Косарем, - так и не смогли понять, что убило тварь. Мужество и самопожертвование - вот то единственное, что противопоставляли Черному Косарю… Двух тварей уничтожили в незапамятные времена на Болотах, и сведений о тех схватках почти нет. Третья тварь прошла через все патрули, из которых не уцелел ни один рыцарь. Косарь вошел в Крепость, перебравшись под водой озера и разрушив стену. Неимоверными усилиями его удалось оттеснить обратно к воде, где и продолжалась схватка. В том бою пали почти все рыцари нашего Ордена, а Косарь ушел под воду, и до сих пор неизвестно, погиб ли он или просто вернулся за Порог. В последней схватке с Черным Косарем, как я уже говорила, участвовал мой прадед. Ему и еще одному рыцарю удалось выжить. Тот рыцарь умер в беспамятстве через несколько дней от ран и магического воздействия. А мой прадед был в сознании до самого мгновения своей смерти. Кроме лекарей и магов, старавшихся поддержать в нем жизнь, с ним неотлучно находился его сын - мой дед. Он говорил
с умирающим отцом, когда тот находил в себе силы для этого…
        - Что-нибудь сохранилось в памяти вашей семьи из тех разговоров? - живо заинтересовался Кай.
        - Все, до последнего слова, - ответила Айя. - Они говорили о схватке с Черным Косарем. Прадед, как и прочие рыцари, так и не смог понять, каким же способом удалось повредить тварь настолько, что она издохла. Он мог только предполагать.
        - Странно, - произнес Кай, - Мастера Укрывища никогда не говорили нам об этих измышлениях. И от других болотников я ничего не слышал.
        - После смерти прадеда, - пояснила Айя, - состоялся общий сбор всех рыцарей. На нем стоял вопрос: вводить ли в курс обучения то, о чем говорил прадед. И после долгих споров порешили, что не стоит.
        - Почему?!
        - Он был при смерти. Его сознание было замутнено. К тому же все его доводы невозможно было сопоставить ни с какими другими. Он и сам признавал, что может донести лишь факты, но… магия Черного Косаря такова, что сражающиеся против этой твари видят то, чего нет, и слышат то, чего нельзя услышать. Поэтому болотники признали, что такие сведения могут лишь повредить в грядущих сражениях с Черным Косарем и привести к еще большим потерям.
        - Но ведь ты знаешь, что говорил твой прадед?
        - Да. Впрочем, он успел сказать не так уж и много. Но если таково твое желание, я передам тебе все, что знаю.
        - Я хочу знать!
        Прежде чем начать рассказ, Айя несколько минут помолчала, собираясь с мыслями. Они уже шли через Голосящий Лес. Чахлая серая травка похрустывала под ногами. Белый шар луны, огромный и размытый из-за пелены тумана, выкатился на черное небо. Айе понадобилось совсем немного времени, чтобы передать слово в слово тот давний разговор, двести лет хранимый ее семьей, из которой осталась она одна.
        - Есть хищник и жертва, - говорила Айя, полузакрыв глаза, - и есть нити. Из бурлящей крови, звона клинков, ярости и силы, рваного страха и отчаянной жажды возникают они. Нити стягивают бьющихся воедино - и вот уже нет ни хищника, ни жертвы. Потому что их никогда и не было. Потому что хищнику всегда казалось, что он хищник, а жертва никогда не забывала о том, что она жертва. Но на самом деле все не так, и это становится понятным, лишь когда два станут одним. И забьется одно сердце. И тот один отсечет от себя ненужное и слабое, оставив истинную сущность. В этом великая тайна и единый закон. Вот и все, что сказал мой прадед перед смертью…
        - Немудрено, что эти слова решили сохранить в секрете, - помедлив, проговорил Кай. Он несколько минут напряженно размышлял, а потом попросил Айю повторить то, что она сказала. Кай и в первый раз запомнил все до последнего слова. Запомнил, но не понял. Может быть, подумал он, понимание если не придет, то приблизится, когда он снова выслушает девушку?
        Но этого не случилось.
        Остаток пути они прошли молча. Наконец на лесной поляне на широком покрывале из мха они наткнулись на маленькую хижину. Кострище перед входом давным-давно заросло, но было видно, что охотники из Укрывища или с хуторов, проходя мимо, не ленились подправить стену или вытоптать на полу вездесущий мох.
        - Здесь жила я со своей теткой, - проговорила Айя, отворяя скрипучую дверь и ступая в темную прохладу хижины. - Она была охотником. Умерла не так давно. От старости - что нечасто случается на Болотах.
        Кай вошел вслед за ней. Он увидел широкий топчан в углу, грубо, но прочно сколоченный стол, две скамьи у стола. Айя скинула меховую безрукавку и присела на топчан. В полутьме ее крупное тело, плотно обтянутое длинной рубахой, белело будто обнаженное. Кая прошиб пот.
        - Знаешь, - проговорила девушка, - то, что я тебе сказала, за последние двести лет впервые сообщается не членам нашей семьи.
        - Тогда почему… - хрипло выговорил Кай и прокашлялся. - Тогда почему ты сказала это мне?
        Айя пожала плечами:
        - Не знаю. Я поняла… нет, почувствовала, что тебе можно это сказать. Даже - нужно сказать. Мои родители, мои предки ждали Черного Косаря. Они думали, что уничтожить эту тварь, понять, как ее уничтожать, - их личный Долг. И, видимо, они не ошибались…
        - Но, кроме твоего прадеда, никто из твоих…
        - Погоди. Я осталась одна. Последняя из своей семьи. Если я останусь в Крепости, я буду одной из тех, кто погибнет в схватке с этой тварью. Разве это может помочь общему делу? Вот, должно быть, поэтому… - Айя говорила эти слова медленно, читая собственные, только что родившиеся в голове мысли, - должно быть, поэтому я ушла из Крепости. Я передаю тебе самое ценное, чем владела моя семья. А у меня другой путь… Я не хочу, не должна допустить, чтобы мой род оборвался на мне…
        Она прерывисто вздохнула, и Кай вдруг понял, что Айя крайне взволнована, но изо всех сил пытается не выдать своего волнения. У него самого ощутимо подрагивали ноги. И самое странное: он никак не мог понять, что такое с ним творится. И никак не мог с собой бороться. Айя откинулась назад и полулегла, подняв ноги с пола.
        - Подойди ко мне, - очень тихо попросила она.
        Кай двинулся вперед, остановился прямо перед девушкой. Его тело впервые за многие годы отказывалось ему подчиняться. Он чувствовал себя небывало расслабленным и, вместе с тем, чрезвычайно напряженным.
        Айя протянула к нему руки, щелкнули замки, и тяжелый ремень, на котором висел меч в ножнах, со звоном упал на пол. Лязгнул укрепленный за спиной щит.
        И тут непрошеная мысль обожгла сознание Кая. Он рванулся назад, затем вперед, подхватил с пола ремень и кинулся к выходу.
        - Вернись! - Голос девушки прозвучал как приказ.
        Кай задыхался. Поэтому следующую фразу у него получилось выговорить, прерываясь на натужные паузы:
        - Рыцарю… запрещается… находиться без доспехов… на Болотах…
        Он еще задержался у порога хижины. Он не видел, а почувствовал, как Айя до крови закусила губу. Потом повернулся и побежал.
        Взять себя в руки ему удалось только у берега озера.

* * *
        Наутро Каю нужно было выходить в дозор в составе патруля, где старшим должен быть Герб. Давно уже стемнело, и настало время ложиться спать. Но Кай, пройдясь немного по двору Крепости, вдруг остановился и решительно направился к Высокой башне.
        Из-за полуоткрытой двери комнаты Магистра выбивались лоскуты света.
        - Я прошу аудиенции! - остановившись у двери, громко произнес Кай.
        - Входи, - тут же ответил Магистр.
        Кай прошел в комнату и остановился у стола, за которым с пером в руках сидел Скар.
        - Мне нужно прочитать ваши записи, - твердо выговорил парень в ответ на вопросительный взгляд Магистра. - Те, в которых рассказывается о схватках с Черным Косарем.
        Скар, кажется, не удивился.
        - Я могу дать тебе черновики, - раздумчиво сказал он. - Если таково твое желание.
        Кай вернулся в казарму с большой кипой пергаментных листов, перевязанных бечевкой. Эти записи в последующие дни занимали все его свободное время. Каю пришлось даже немного сократить время каждодневных тренировок с оружием и занятий по строевой подготовке. По мере того как он изучал хроники сражений с Черным Косарем, у него возникали собственные мысли. Через несколько недель ему пришлось навестить Укрывище, чтобы взять чистого пергамента, перьев для письма и чернил, которые изготовлялись из смеси желчи Крылатых Гадюк и крови Белого Слизня.

* * *
        - Здесь совершенно безопасно, - проговорил Магистр Ордена Горной Крепости.
        Слуги установили на вершине холма большое кресло. Гавэн уселся в него и запахнул плотнее дорожный плащ. С холма открывался вид на большое плато, окруженное стенами серых гор - лишь с северной стороны темнел вход в пещеру. Впрочем, как объяснил Гавэну Магистр, это была вовсе не пещера, а ход сквозь горную гряду на другое плато. Всю растительность на холме вырубили заранее, чтобы она не помешала первому министру наблюдать. Кроме Гавэна, Магистра и десятка слуг на холме находились еще и три тяжеловооруженных конных рыцаря Ордена.
        - На случай, если что-то пойдет не так, - объяснил Магистр Гавэну, хотя прекрасно знал: ничего не так пойти не может. Рыцари здесь лишь для того, чтобы первый министр чувствовал себя увереннее.
        - Холодно у вас здесь, - пожаловался Гавэн, и Магистр понял, что первый министр все же нервничает. Да и кто бы не нервничал, оказавшись близ Порога в сезон максимальной активности тварей.
        - Иногда бывает жарковато, - не удержался Магистр. Гавэн коротко глянул на него. Глава Ордена Горной Крепости сэр Генри для Магистра был довольно молод - ему не исполнилось и сорока лет. Но знатность рода, былые ратные успехи на нелегкой службе у Порога и - главное - родство с ним, Гавэном, первым министром королевского двора, позволили рыцарю возглавить самый могущественный рыцарский Орден в Гаэлоне.
        Вовсе не из-за любви к двоюродному брату Гавэн упросил короля даровать сэру Генри великую честь стать Магистром Ордена Горной Крепости. Как все умные люди, занимающие высокое положение, первый министр немало думал о том, как бы это положение упрочить. Завистников и интриганов при дворе хоть отбавляй - а вдруг дойдут до короля какие-нибудь наветы или поклепы? Его величество, как и все монархи, человек вспыльчивый, а есть такие мастера клеветы, что любую небылицу преподнесут так, что сиятельный государь, не разбираясь, отправит неповинную жертву на плаху. А вот с первым министром Гавэном подобного точно не случится.
        Во-первых, Ганелон ему безоговорочно доверяет и полностью убежден в его преданности (после той истории в Колючих Зарослях); во-вторых, сковырнись первый министр со своего поста - и все в королевстве пойдет кувырком. Потому что королевские приказы - королевскими приказами, но только один Гавэн знает, как сделать так, чтобы все, что пожелает его величество, исполнилось точно и в кратчайшие сроки. Ибо везде, ну просто всюду у первого министра есть люди, обязанные ему если не жизнью, то богатством или положением. И все из кожи вон лезут в стремлении угодить Гавэну, поскольку отлично знают: не потрафишь первому министру - угодишь в немилость к самому королю.
        А вот сэр Генри… Что-то не особо заметно, что этот мужлан испытывает к двоюродному брату горячую благодарность за участие в своей судьбе. Ох уж это извечное презрение рыцарей к чиновничьему братству!.. Можно подумать, если бы Гавэн не подсуетился, он получил бы должность Магистра. Возможно, получил бы, но лет этак через пятнадцать - двадцать. Воитель сэр Генри, конечно, доблестный, но всем известно: чтобы чего-то добиться, помимо личных качеств, какие бы они ни были исключительные, необходимо обладать еще и тугим кошельком или же нужными связями. Так было всегда, так пребудет и вовеки!
        Это (тут Гавэн мудро нахмурился в такт своим мыслям) основа жизни. Побольше бы сэру Генри почтительности… каковое чувство, прекрасно знал Гавэн, прямо свидетельствует о готовности выполнить любую просьбу. Но такие уж существа эти рыцари Порога, что ратное служение свое ставят превыше всего. А на то, что лежит вне пределов этого служения, смотрят с недоумением, как на вещи в этом мире вовсе излишние. Хоть в лепешку для них расшибись, все одно - не для себя выгоду понимают, а для своего Ордена…
        Откуда-то (сам Гавэн не понял, откуда именно) долетело едва слышное гудение. Сэр Генри, громыхнув доспехами, быстро поднес рог, висящий у него на шее, к губам. Раздавшийся вслед за этим звук был такой силы, что с Гавэна едва не сдуло большую меховую шапку.
        Подчиняясь сигналу, из-под холма появился рыцарь в полном облачении. Он с достоинством выступал по пыльной каменистой земле, на его шлеме высоко колыхались несколько пышных пурпурных перьев, с плеч струился длинный пурпурный плащ с ослепительно-белой меховой оторочкой. На левой его руке был укреплен большой четырехугольный щит, правая рука была свободна, и он расслабленно помахивал ею при ходьбе. За рыцарем - шагах в семи-восьми - поспевал отряд в два десятка ратников, вооруженных длинными тяжелыми копьями.
        - Твоему сыну только пятнадцать? - пошевелился в кресле Гавэн. - Скажите пожалуйста, совсем взрослый мужчина! И, кстати говоря, у него твоя походка. Ни за что не отличил бы вас друг от друга… по крайней мере, на таком расстоянии.
        - Эрл - прекрасный воин, - гордо проговорил сэр Генри. - Я смотрю на него и вижу великого воителя, о котором будут слагать легенды! Поверь, брат, не отцовские чувства говорят во мне, а жизненный опыт и знание людей.
        - Я имел честь пообщаться с Эрлом сегодня, - сказал первый министр. - Он хорошо воспитан и учтив, как полагается отпрыску знатного рода, но, как мне показалось… не прими мои слова превратно, брат… он немного… простодушен. И это вполне объяснимо. С самого раннего детства Эрл не знал ничего, кроме Крепости Порога.
        - Мой сын сопровождал меня в походах с тех пор, как ему исполнилось тринадцать лет, - сообщил сэр Генри. - В четырнадцать он уже свалил свою первую тварь. Ему некогда было учиться искусству лжи и притворства, то бишь всему тому, что вы называете «придворный этикет». Не прими мои слова превратно, брат.
        - Ты прочишь своему сыну славное будущее, - задумчиво проговорил Гавэн, - я понимаю, что служение его величеству в Крепости у Порога - дело крайне важное…
        - Служение его величеству, - довольно резко прервал министра сэр Генри, - дело единственно важное!
        - Так и я о том! - развел руками Гавэн. - Разве я со своей стороны не делаю все, чтобы твоя Крепость ни в чем не знала нужды? У его величества столько забот о королевстве целиком, что охватить умом всякие мелочи он просто неспособен. На это, к слову, не способен ни один смертный. Мы, министры, затем и нужны, чтобы помогать монарху…
        - Я и мои люди бесконечно благодарны тебе, брат, - проговорил с легким поклоном Магистр, хмурясь, потому что пока не понимал, куда клонит Гавэн. А в том, что сановный родственник посетил его не бездельно, Магистр ни минуты не сомневался. Он слишком хорошо знал Гавэна. Официальной версией была инспекция деятельности рыцарей Горной Крепости. На это имелась и скрепленная королевской печатью грамота. Но для подобного мероприятия (естественно, исключительно формального) обычно высылали доверенных лиц, придворным рангом гораздо ниже Гавэна.
        Они помолчали немного, глядя на то, как юный рыцарь неподвижно и одиноко стоял посреди плато. Отряд копьеносцев, шедший за ним, рассыпался широким полукругом. Слишком широким. Будь Гавэн более искушен в ратном деле, он бы удивился такому расположению воинов. Было похоже на то, что рыцарь готовится в одиночку принять бой. А зачем тогда копьеносцы?
        Первый министр ощутил странную вибрацию земной поверхности. Уже через несколько мгновений земля под ножками его кресла подрагивала вполне явственно. Гавэн инстинктивно поджал ноги.
        А потом из черной дыры в сплошной стене гор вырвалось нечто неестественное и ужасное. Такого Гавэн не видел никогда. Чудище было громадным. Если бы какому-нибудь безумному магу пришло в голову увеличить обыкновенную пещерную ящерицу до таких размеров, чтобы она втрое превышала размеры самого большого зубра, наделить ящерицу парой перепончатых остроугольных крыльев и ужасной пастью, в которую свободно поместилась бы большая свинья, - пожалуй, тогда и получилось бы нечто подобное.
        Первый министр вжался в кресло и зажмурился, когда дракон, тяжко грохоча, мерно перебирая мощными когтистыми лапами, поскакал прямо к юному Эрлу. Могучий хвост твари был воинственно задран кверху, из разверстой пасти вылетали языки пламени и облачка черного дыма. Приоткрыв правый глаз, Гавэн успел увидеть, как одинокий рыцарь - такой маленький и слабый на фоне приближающейся к нему твари! - спокойно повернулся лицом к холму, выхватил из ножен длинный меч и отсалютовал им. Потом дракон, остановившись на мгновение, чтобы подняться на дыбы, жутко заревел, выплеснув вместе с ревом сноп дымного огня, и Гавэн снова поспешно зажмурился. Ему очень хотелось вскочить из кресла и броситься наутек. Вовсе не достоинство высокопоставленного чиновника держало его на месте. Гавэна попросту парализовало от страха. Великие боги! Сейчас страшилище на бегу проглотит его племянника, затопчет жалких копьеносцев и ринется на холм! Эти трое закованных в железо конников и сам Магистр сэр Генри - что они могут сделать против такой громадины?..
        Текли жутко длинные секунды, но драконий рев все не приближался. Когда первый министр услышал, как громоподобные раскаты рева стали прорежаться резкими и хлесткими звуками, будто сталь билась о сталь, он осмелился открыть глаза.
        В первое мгновение он ничего не увидел. Вернее, ничего не понял из того, что увидел. Посреди плато колыхалось огромное сплошное облако черного дыма, похожее на гигантскую грязную тряпку, невесть каким образом зависшую в воздухе. Сквозь черную муть молниями мелькали всполохи огня и ослепительные вспышки мечущейся стали. Вдруг рев оборвался тонким визгом, от которого у Гавэна заледенели зубы, и облако дыма стало рассеиваться.
        - Не очень-то и быстро, - раздался рядом голос сэра Генри.
        Гавэн поднял голову и с изумлением убедился, что Магистр ничуть не встревожен происходящим. Сэр Генри спокойно стоял, скрестив руки на груди, и, прищурившись, наблюдал за схваткой. Можно подумать, его сын сейчас не рубится в одиночку с невыразимо ужасным чудовищем, а… скажем, занят рыбной ловлей! И любящий папаша досадует, что отпрыск недостаточно быстро подсек рыбу, и она сорвалась.
        - Эрл перебил Мелкозубу жгучую железу, - заметив, что Гавэн смотрит на него, пояснил Магистр. - Теперь тварь не сможет плеваться огнем и застилать место битвы едким дымом. Ну и, конечно, здорово ослабнет, теряя кровь.
        - Кому перебил? - пискнул министр.
        - Мелкозубу, - повторил сэр Генри. - Так мы здесь называем эту зверюшку. Клыки у нее мелковаты, так что на стену замка стыдно повесить, вот и… Долго же Эрл с ним возился! Прости, брат, я рассчитывал показать тебе более достойное зрелище.
        Гавэн дико уставился на него.

* * *
        А тем временем на плато схватка заканчивалась. Дракон, жалобно взрыкивая и припадая к земле на каждом шагу, полз вперед. Хвост его бессильно волочился и то и дело вздрагивал, поднимая пыль. Откуда-то из-под нижней челюсти твари упруго выплескивала, пульсируя, тонкая и сильная струя крови. Эрл неторопливо отступал, поигрывая мечом, делая пробные выпады то вправо, то влево - он явно примеривался для последнего удара.
        - Ненужное бахвальство, - проворчал сэр Генри. - Давно пора кончать зверюшку…
        Эрл словно услышал отца. Ловко метнувшись в одну сторону, он легко увернулся от замаха громадной когтистой лапы и, прыгнув обратно, с размаху вонзил меч в то место, где шея чудовища соединялась с туловищем. И отскочил, прежде чем жалобно захрипевший дракон всем своим весом грянулся оземь.
        Юный рыцарь снова повернулся к холму лицом, отсалютовал окровавленным мечом и, вытирая на ходу клинок полою плаща (только немного понизу обугленного), направился к отцу и дяде. Копьеносцы толпой ринулись к чудовищу, еще крупно подергивающемуся на залитой кровью земле.
        Гавэн уже успел справиться с собой. Мышцы его тела расслабились, отчего по рукам и ногами министра побежали мурашки.
        - Если ты хотел поразить меня, брат, ты своего добился, - сказал он. - Твой сын и мой племянник - великий воин! Сразить такую тварь в одиночку…
        - Ему еще предстоит стать великим воином, - возразил сэр Генри. Он смотрел на Эрла, приближающегося к холму. - Мелкозуб - тварь неопасная. На битву с более крупной тварью я бы тебя не взял. Я намеренно приказал выманить дракона поближе к крепости. С другой тварью такой номер не прошел бы…
        - Но… если это - неопасная тварь… то каких тогда вы считаете опасными?
        - Орден Горной Крепости разит драконов уже много сотен лет. За это время мы отточили искусство битвы с ними до совершенства. Здесь главное - знание слабых сторон тварей и отлаженный механизм действий. Иногда из-за Горного Порога появляются драконы, которых можно одолеть только большим отрядом хорошо вооруженных и подготовленных воинов. Однако не думаю, что тебе это интересно, брат…
        - Нет, почему же… - вежливо сказал Гавэн. - Но сейчас я хочу поговорить о другом. Как бы ты отнесся к тому, если я предложил бы Эрлу положение гораздо блистательнее того, которого он может добиться в Крепости?
        Сэр Генри ответил не думая:
        - Более почетного звания, чем Магистр Ордена Горной Крепости, нет и быть не может! - сказал он. - А я приложу все усилия, чтобы мой сын оказался достойным этого звания. Наш великий долг - служба его величеству! Наше место - здесь, в Крепости, которая стоит на пути свирепых тварей из-за Порога.
        Гавэн помолчал немного, пожевал губами. До чего же трудно говорить с этими рыцарями! Другой бы уже на коленях ползал, подкинь Гавэн ему такую наживку. Ибо все знают: первый министр слов на ветер не бросает.
        - Вы служите его величеству королю Ганелону, - начал он. - Ваше место - Крепость. Ваши враги - твари, появляющиеся из-за Порога. Но не думал ли ты, брат, что у его величества могут быть другие враги, с которыми никто, кроме доблестных рыцарей Горного Порога, не справится?
        - О чем ты говоришь, брат? - нахмурился сэр Генри.
        - Сейчас в окрестностях Гаэлона - мирно и тихо, - продолжал Гавэн. - Но - уж поверь мне, брат, - это скоро закончится. Королевство слишком долго живет спокойно. И его величество, да продлят боги его жизнь, знать не знает, что такое - война. Пожалуй, во всем Гаэлоне только рыцари Порога умеют крепко держать меч. А если грядет война? Совсем недавно бурлили княжества в Скалистых горах, и кто знает, что случится в дальнейшем… А среди нынешних дворян - я уж не говорю о дворе, состоящем из одних пьяниц, обжор и бездельников, - нет ни одного, кто мог бы повести в бой войска…
        Гавэн нацелился было говорить в таком духе еще долго, но сэр Генри прервал его:
        - Надо думать, ты хочешь забрать Эрла в Дарбион. И это не приказ его величества.
        Первый министр подавил вздох облегчения. Сэр Генри быстро все понял. Надо же, он все-таки повзрослел!..
        - Пока не приказ его величества, - ответил Гавэн. - Я планирую, что он отдаст его через… два года.
        - Ты планируешь действия его величества на годы вперед, брат? - усмехнулся Магистр.
        Гавэн предостерегающе выставил ладонь:
        - Никто не может упрекнуть меня в том, что я не предан своему королю и своему королевству всем сердцем, - сказал он. - Все, что я сделал, делаю и буду делать, направлено на благо державы…
        «И на упрочение собственной власти», - хотел добавить Магистр, но не стал этого делать. Не то чтобы он боялся обидеть брата или вызвать его недовольство… Просто ему было скучно говорить об этом. Поэтому он сказал:
        - Раньше чем через два года я бы тебе и не отдал Эрла. Пусть уже сейчас он сильнее некоторых рыцарей моего Ордена, но он чересчур молод. Он не постиг еще и половины всего, что должен постичь. А насчет Дарбиона… Никто не в состоянии уйти от своей судьбы. Эрлу суждена долгая жизнь, полная великих свершений и подвигов, которые впоследствии станут легендами, - я отчетливо чувствую это. Я не вправе судить, куда свернет его путь, я лишь знаю, чем он закончится. Славой! Величайшей славой, какой не было еще ни у одного из представителей нашего рода! Мой сын рожден быть великим.
        Первый министр почувствовал удовлетворение оттого, что нащупал слабое место своего брата. Все же он не очень хорошо знал его. Они дружили в раннем детстве, но после четырнадцати лет почти не виделись - судьба развела их по разным дорогам.
        - А откуда такой точный срок - два года? - вдруг спросил сэр Генри.
        Гавэн улыбнулся:
        - Через два года Литии, дочери его величества, исполняется шестнадцать лет. У меня есть все основания полагать, что тогда Ганелон и отдаст тот самый приказ…
        Мгновенный блеск промелькнул в глазах Магистра Ордена Горной Крепости.
        «В чем тогда смысл твоего нынешнего визита, старый лис?» - подумал сэр Генри.
        «Чтобы ты крепче вбил себе в башку, что это я сделал твоего сына великим, я, и никто другой!» - подумал Гавэн.
        Обменявшись взглядами, они поняли друг друга без слов.
        На холм поднялся Эрл. Он шел, держа шлем, перья в плюмаже которого были сплавлены в бесформенную массу, в руке. Меч был вложен в ножны, а щит укреплен за спиной. Юное лицо сияло каплями пота и ощущением победы над грозным врагом. Первый министр поднялся ему навстречу.
        - Я видел то, что ты сделал, - сказал Гавэн. - Это восхитительно! Это поражает! У меня нет слов…
        Эрл поклонился.
        - Мой меч служит королю и Стражам, и никому больше, - проговорил он строку из клятвы верности рыцарей Горной Крепости. - Мы делаем то, что должны.
        - А теперь прошу дорогого гостя проследовать в Крепость, - сказал сэр Генри. - Обед уже готов.

* * *
        Эта зима выдалась нелегкой для болотников. Патрули рисковали удаляться от Крепости не более чем на два дня пути - полчища тварей теснили рыцарей от Порога. Старые болотники не припоминали, чтобы когда-либо раньше активность монстров была такой высокой. К тому времени, когда снег плотно лег на землю, а морозы сковали зловонные воды Черных Протоков, погибло уже шестеро болотников. Трое еще поздней осенью ушли в большой мир и до сих пор не вернулись.
        В эту зиму область у Порога патрулировалась посредством четырех групп рыцарей: два патруля ходили по маршрутам дозоров средней дальности, еще два патруля охраняли Болота близ Крепости - все четыре маршрута пересекались в определенных местах. Таким образом рыцари-болотники могли полностью контролировать огромную территорию Болот, с южной и северной сторон огражденную непроходимыми топями. На востоке стояла неприступная Болотная Крепость, надежно защищавшая мир беспечных людей от чудовищных тварей, появляющихся из-за Порога, располагавшегося в трех днях пути на запад от Крепости.
        Каждый патруль состоял из шести болотников. Учитывая то, что Орден Болотной Крепости насчитывал около сотни рыцарей, а по правилам Ордена в Крепости постоянно должны находиться на меньше тридцати человек, вернувшимся из дозоров болотникам редко когда удавалось отдохнуть дольше суток. Рыцарей не хватало, да и то, что происходило у Порога, теперь больше напоминало развернутые военные действия, чем обычное патрулирование. Поэтому все понимали, что если через месяц активность тварей не спадет, существует опасность, что оборона Порога может дать трещину.
        И все чаще на Болотах слышали тонкий вой Черного Косаря, который, словно издеваясь, не спешил показываться людям…

* * *
        …В тот день патруль, в составе которого были Кай (ходивший уже вторым фланговым), Герб, Pax, Грев, Лис (опытный рыцарь громадного роста, известный своей почти нечеловеческой силой) и Старх (молодой парень, на год или два постарше Кая, но только пару месяцев назад пришедший из Укрывища), ночевал в Лесу Тысячи Клинков. Рано утром они вышли из Крепости, а в полдень, достигнув Гнилой Топи, нарвались на трех Пылающих Прыгунов. Герб - старший в патруле - мгновенно перестроил болотников в звезду - боевой строй, позволяющий рыцарям держать круговую оборону, причем троих, занимающих передовые позиции, поддерживали трое с тыльного кольца. В битве с Пылающими Прыгунами выбирать тактику нападения не имело смысла - эти твари кидались в атаку, едва завидев противника. Битва оказалась короткой, но яростной - Прыгунов уничтожили за несколько минут. Потерь среди рыцарей Ордена Болотной Крепости не было. Греву досталось от мощных челюстей твари - Прыгун едва не отхватил ему ногу, но прочный доспех выдержал и рыцарь отделался двумя громадными синяками; а Старху опалило лицо ядовитой слюной.
        Ближе к вечеру возле Леса Тысячи Клинков Pax сбил болтами из тяжелого арбалета четыре Крылатые Гадюки. В каждом патруле полагалось находиться только одному рыцарю (как правило, это был старый и опытный болотник), при котором, помимо стандартного вооружения, был еще и арбалет. Болотникам повезло - налетевшая на них стая насчитывала всего около десятка особей. Потеряв четверых товарок, Гадюки ударились в бегство, обратно к Порогу.
        Крылатые Гадюки нападали с воздуха. Каждая тварь в отдельности особой опасности не представляла, но они появлялись всегда стаями. Легче всего их было сбить издали, но сложность была в том, что снизу тварь защищали мощные пластины, между которыми угодить стрелой или болтом мог далеко не каждый, потому что зазоры появлялись и исчезали почти мгновенно, подчиняясь движениям мускулов широченных крыльев и лап, вооруженных острыми, истекающими смертельным ядом когтями. После этой схватки Кай положил для себя удвоить тренировки с луком и арбалетом - как выдастся для этого, конечно, свободное время.
        Ночевали в чаще Леса Тысячи Клинков, с трудом отыскав небольшую кочковатую полянку среди плотно стоящих друг к другу ноженосцев - деревьев с кривыми ветвями, на которых вместо листьев торчали кривые плоские шипы, похожие на охотничьи ножи.
        Поспать болотникам удалось всего несколько часов. Среди ночи все шестеро проснулись почти одновременно - каждый почувствовал, как неествественно быстро потеплел воздух. «Секущий Ползень», - сразу узнал Кай и крепче перехватил ручку щита.
        Рыцари вскочили на ноги, обнажив мечи, и выстроились кругом, в центре которого встал Герб. В руках старика не было меча, и щит он не снимал со спины. Герб развел руки в стороны, кончики пальцев его засветились багровой кровью; сияющими каплями магическая субстанция падала на черную землю, из-под которой, все нарастая, стало раздаваться мерное гудение.
        Десять ударов сердца, кроме этого гудения, ничего не было слышно.
        Потом вдруг вокруг болотников взорвалась земля - из нее, разбрызгивая черные комья, мгновенно выросли длинные, зазубренные лезвия на мощных, покрытых грубой бурой шерстью конечностях. Невероятно сильные удары обрушились на рыцарей. Пятеро болотников, на каждого из которых приходилось по два-три лезвия, подняв щиты, отражали удары. Им оставалось только обороняться - длина лезвий превышала высоту человеческого роста, а многосуставчатые конечности, на которых лезвия крепились, искривленными корягами вздымались много выше деревьев-ноженосцев. Удары усиливались раз за разом - поляна стала похожа на гигантскую ладонь уродливого великана, сжимавшего когтистые пальцы, чтобы раздавить попавших на нее людей. Тело Секущего Ползня, непропорционально маленькое, скрывалось, постоянно перемещаясь под землей. Немалого труда стоило увидеть его.
        Герб, стоявший посередине «ладони» и напряженно глядевший в землю, неожиданно вскинул вверх руки, будто что-то увидел среди содрогающихся и урчащих подземным гулом кочек. Кисти рук старого болотника вспыхнули ослепительным, режущим глаза светом, он свел ладони над головой, и из них полыхнул кверху ярко-алый заостренный луч, напоминающий меч.
        Не медля ни секунды, Герб вонзил луч в землю.
        Он попал, потому что промахнуться не мог.
        Земля всколыхнулась так, что половина патрульных повалились с ног. Отчаянный, полный ужасной боли вопль вырвался из-под земли. Зазубренные лезвия судорожно вытянулись к черному небу, мелко забились в агонии… и снова втянулись в землю. Несколькими ударами сердца позже из ям, куда ушли лезвия, ударили фонтаны черной крови.
        Остаток ночи рыцарям пришлось досыпать в липкой зловонной грязи, в которую превратилась разрыхленная, обильно политая черной кровью твари земля поляны.
        Следующий день выдался труднее предыдущего. Болотники двинулись заданным маршрутом по северному краю Черных Протоков - узких, соединенных между собой озер, образованных бившими из глубины топей ручьями. Под ногами рыцарей скрипел черный, мутно-прозрачный лед, под толщей которого неслись, сталкиваясь, упругие струи быстрого течения, многократно меняющегося в течение дня.
        Утром на патруль дважды налетала большая стая Крылатых Гадюк - около полусотни особей. Осмелевшие от своей многочисленности твари, не обращая внимания на свистящие в туманном болотном воздухе болты Раха, обрушивались сверху на болотников, пытаясь достать их ядовитыми когтями и длинными, точно у волков, пастями, утыканными острыми зубами, также выделявшими ядовитую слюну. Результатом первой схватки стало пять тварей, убитых из арбалета Рахом, и еще четыре - мечами и магией остальных болотников. Когда Гадюки атаковали во второй раз, Кай изловчился особым свистом сбить трех тварей на землю, где и добил их мечом. Использование свиста повлекло за собой и другие последствия. Стая Крылатых Гадюк на какое-то время потеряла способность ориентироваться. Монстры заметались в воздухе, натыкаясь друг на друга. Несколько упали и были тут же уничтожены. Pax выпустил в цель остававшийся у него запас зарядов и убил более десятка Гадюк. Остальные с пронзительными воплями скрылись в клубах тумана.
        - Трури хорошо тебя выучил, - сказал на это Герб, подойдя к Каю после боя, пока другие осматривали оружие и доспехи в поисках повреждений, а Pax выдирал болты из неподвижных туш Гадюк.
        - Был бы он жив, мы бы успели больше, - ответил Кай. И присел на землю, завернувшись в широкий плащ из волчьей шерсти (плащи полагались болотникам на холодное время года и выдавались в арсенале). От использования особого свиста голова его кружилась, а руки ощутимо дрожали. И очень хотелось есть. По опыту Кай знал, что должно пройти не менее двух часов, прежде чем он полностью придет в себя.
        - Когда противников много, а у тебя лишь нож, - проговорил, глядя на парня, Герб, - неразумно было бы метать нож в одного из врагов. Останешься безоружным. Понимаешь, о чем я?
        Кай понимал. Его навыки особого свиста были еще слишком слабы, чтобы применять их в дозорах. Если бы схватка продолжалась еще несколько минут и он не был прикрыт патрульными, он бы погиб.
        Рыцари продолжили путь. На краю Гнилой Топи они были атакованы стаей тварей, подобных которым еще не видели на Болотах. Жуткие создания, похожие на чудовищную помесь собак и рыб: лупоглазые, покрытые тусклой чешуей и с огромными мелкозубыми пастями, извергающими вонючую слизь, они передвигались абсолютно бесшумно, точно перебирали тонкими мохнатыми лапами не по болотной грязи, а по воздуху, и, нападая, не издавали никаких звуков.
        Должно быть, магия тварей заключалась в том, что их невозможно было увидеть, пока они не подбирались вплотную. Чудовища словно соткались из тумана позади цепи. Здоровяк Лис, первым заметивший врага, мгновенно оценил ситуацию: вместо того чтобы принять оборонительную позицию, он предпочел с громким криком ринуться в битву, прикрывая товарищей. Рыцарь успел поразить лишь одну тварь - разрубил ее своим громадным двуручным мечом надвое и тут же был растерзан в клочья.
        На применение магии времени не осталось. Молниеносно перестроившись в клещи, рыцари вступили в бой. Ожесточенно работая мечами, они медленно затянули стаю в кольцо и уничтожили до последней твари.
        Победа досталась дорогой ценой. Кроме Лиса погиб Старх. Рыбы-псы словно не чувствовали боли от ран, клинки рассекали их тела, но твари, волоча за собой сизые внутренности, с неиссякаемой энергией бросались на рыцарей и, только рассеченные на куски, замирали, да и то не сразу. Какое-то время отрубленные конечности еще дергались, судорожно хватая болотников за ноги, мощные челюсти на отсеченных головах злобно клацали…
        После схватки рыцари не говорили - не стоило тратить силы на пустые разговоры. Им оставалось еще преодолеть Гнилые Топи, чтобы к вечеру вернуться в Крепость. Кая пошатывало, он уже несколько раз проклял себя за то, что решил использовать особый свист. Pax сумрачно молчал, помогая Греву перевязывать тряпицей изрядно порванную ногу. Герб (несмотря на возраст, он, кажется, вымотался меньше других) взвалил на плечи тело Старха, и патруль, почтив общим поклоном память павшего товарища, двинулся дальше.
        От Лиса остались одни кровавые клочья, поэтому Pax захватил с собой лишь его меч - не для того, чтобы вместо тела предать его черной озерной воде, а для того, чтобы оружие послужило кому-нибудь еще.
        Четверо шли по кочкам, поросшим мхом, между кривыми деревцами, огибая лужи со смрадной стоячей водой. Патруль возвращался в Крепость. Белесый туман окутывал мрачные Болота, скрывая от рыцарей окружающий мир, и мир этот изменялся все больше и больше, по мере того как гас солнечный свет.
        Позади все чаще вспыхивал многоголосый шум, в котором опытное ухо легко различало визг и нечеловеческий хохот Пылающих Прыгунов, низкий, стелющийся по земле рык Дробящего Увальня, яростный клекот Крылатых Гадюк, шипение Гадкого Дикобраза и вопли других тварей, уже вышедших на охоту, но до поры до времени прячущихся в тумане.
        Этот туман искажал звуки, но Кай ясно различал расстояние, которое отделяло поредевший патруль от тварей. Ближе всех был Дробящий Увалень, но и он находился, по меньшей мере, часах в двух ходьбы по направлению к Порогу.
        Болотники шли к Крепости, ни на йоту не отклоняясь от заданного маршрута, но Кай не мог отделаться от ощущения, что они бегут с поля сражения, а сзади их настигают торжествующие полчища врагов.
        - Скверно, - проговорил Герб, идущий рядом с парнем. - Не припомню, чтобы на Болотах было так скверно. И что хуже всего: с каждым часом становится все сквернее. Сдается мне, что не пройдет и пары дней, как мы уже не будем выходить в дозоры. Твари осадят Крепость. На моей памяти такого не бывало, но история нашего Ордена знает два подобных случая…
        - Позволь мне понести Старха, - обратился к нему Кай.
        - Моих сил хватит еще на три четверти часа, - мгновенно подсчитал старик. - К этому времени ты отдохнешь от своего свиста, а я почувствую усталость.
        Кай шел левым фланговым. Правым фланговым после гибели Лиса стал Рах. Грев двигался между ним и Гербом. Видно, челюсти рыбопсов, не получивших еще имени, серьезно повредили ногу рыцаря. Он отстегнул от пояса меч в ножнах и опирался на него при ходьбе, как на трость. Лицо Грева белело под поднятым забралом болезненной бледностью, над бровями поблескивали мелкие капли пота.
        Прошло около получаса, но Герб вдруг остановился. Подумав, что силы уже оставили старика, Кай шагнул к нему, но Герб не спешил спускать с плеч бездыханное тело Старха. Глядя прямо перед собой, он прошел немного вперед. Кай догнал его, остановился рядом… и стиснул зубы.
        Среди полуоплывших комьев мягкой илистой земли, пучков вырванного с корнем мха лежали четыре человеческих тела, жутко искромсанных. Вокруг них валялись обломки доспехов, какие могли носить только рыцари Ордена Болотной Крепости. Чуть поодаль громоздились две громадные туши, почти наполовину погрузившиеся в топкую грязь.
        Подошли Грев с Рахом. Герб опустил тело Старха на землю. Четыре рыцаря стояли над трупами пяти товарищей и молчали. Говорить было незачем - перед каждым встала картина произошедшего. Для любого болотника восстановить ход событий, основываясь на консистенции крови, свернувшейся на латах, положении тел, характере повреждений и прочем, было делом почти мгновенным.
        Не четверо погибло в этой схватке, отгремевшей более трех часов назад, а трое. Дальний патруль, чей маршрут следования пересекался здесь с маршрутом патруля Герба, наткнулся на Хозяина Тумана - это случилось еще утром. В битве с Хозяином и его сворой погибло три рыцаря, тело одного из которых уцелевшие болотники взяли с собой. Двоих оставили - видно, забирать было особо нечего… Третий - Гал, молодой рыцарь, обучавшийся в одно время с Каем, - оказался ранен настолько тяжело, что не мог самостоятельно передвигаться. Пережив по пути к Гнилой Топи схватку с Гадким Дикобразом (об этом говорила рана одного из рыцарей, перевязанная тряпкой, от которой еще густо несло целебной мазью, нейтрализующей яд Дикобраза), трое болотников вступили в бой со стаей Зубастых Богомолов.
        Эти твари и впрямь напоминали насекомых, благодаря которым получили свои имена, - с той только разницей, что размером превосходили откормленного быка и обладали страшными клешнями, способными раздробить здоровенный валун. Нападая, они выпускали клубы черного дыма, лишь раз вдохнув который человек слеп и умирал в жутких судорогах. Тяжелый этот дым не рассеивался ветром, прогнать его можно было только магией. По степени опасности Богомолы уступали лишь Хозяину Тумана. И конечно, легендарному Черному Косарю… Обычно Зубастые Богомолы появлялись из-за Порога поодиночке, но нередко объединялись в небольшие стаи, по три-четыре особи. На такую стаю и вышли рыцари: двое израненных, обессиленных предыдущей битвой и один едва живой…
        Кай в последний раз скользнул взглядом по изрытой земле и посмотрел на две неподвижные туши.
        - Их должно быть четыре! - сказал он, чутко оглядываясь по сторонам. - Две твари ушли!
        Герб качнул головой:
        - Ушла только одна. И ушла недалеко. Тварь изранена. Она оставалась неподвижной долгое время и начала двигаться совсем недавно.
        Кай удивленно глянул на старика, но смолчал.
        - Оружие, - коротко приказал Герб. - Pax и Грев. Рыцари собрали оружие павших болотников, включая и мечи тех, кто погиб в схватке с Хозяином Тумана: два клинка в ножнах, связанные между собой бечевкой, лежали рядом с откушенной по локоть, окровавленной рукой одного из рыцарей.
        - Клин, - отрывисто проговорил старик. - Скорым шагом вперед!
        Выстроившись клином - диагональной шеренгой, боевым строем, позволяющим молниеносно перестроиться в любой другой, - рыцари двинулись в гущу тумана. Всего через несколько шагов Герб, идущий впереди, ненадолго сменил направление, чтобы обойти застывшую тушу третьего Богомола, который подох от ран недалеко от места битвы.
        Кай шагал следом за Гербом. Только когда труп твари скрылся позади них в тумане, он понял, почему старик приказал спешить. Казалось бы, Зубастый Богомол, уже изрядно потрепанный в схватке, не представлял особой опасности для ближнего патруля, на который неминуемо выйдет - если уже не вышел. Зачем тогда тратить силы на то, чтобы его догнать?
        Вовсе не за Богомолом вел старик свой отряд - догадался Кай. Полностью уничтоженный дальний патруль оставил незакрытым окно шириною на весь остаток пути, который не успел пройти. И через это окно к Крепости хлынули твари. Кто знает, сколько их сейчас бродит по территории Гнилых Топей, сколько скрывается в тумане, выжидая? А Грев ранен, да и остальные болотники обессилены схватками и долгим переходом почти без отдыха. У Кая не осталось ни одного заклинания, и сила амулетов давно истощена… Герб попросту уводил людей от опасности, пытаясь добраться хотя бы до мест, охраняемых одним из ближних патрулей.
        Недалеко впереди вспух угрюмый стон: «У-ум… у-ум…», в котором легко было узнать голос Дохлого Шатуна, и почти сразу же пахнуло характерной для этой твари трупной вонью. Где-то слева, может быть шагах в двухстах, раскатился звонкий щелкающий посвист Рогатого Змея - знак того, что Змей заметил добычу и готов напасть.
        - Не останавливаться! - негромко прикрикнул Герб. И после этих слов в сердце Кая толкнулся страх. Страх вовсе не за свою жизнь. Ведь они - бегут! Спасаются бегством от тех, кого обязаны уничтожать. Если уж рыцари Ордена Болотной Крепости бегут, что же тогда крепкого остается в этом мире?
        Герб ускорил шаг. Подняв шит, он отвел назад руку, сжимающую меч. Кай рванул было за ним, но, не оборачиваясь, старик выкрикнул:
        - Не встревать! Круговая оборона!
        Из тумана выступила громадная фигура, поводящая перед собой чудовищными клешнями. Герб кинулся на нее. Скользнув под одной из клешней, ударом щита вскользь он отбил вторую и с размаху всадил меч в сочленение, соединяющее вооруженную клешней конечность с телом. И тут же отскочил.
        Богомол зашипел. Тряся башкой, он отступал, и левая клешня его безжизненно свисала вдоль тела, и движения были замедленны. Кай успел еще заметить, как Герб снова кинулся в атаку, - и тут начался весь этот кошмар.

* * *
        Дохлый Шатун и Рогатый Змей напали одновременно с разных сторон. Кай принял Шатуна, Рах и Грев выступили против Змея, как против врага более опасного.
        Тухлая вонь окутала Кая, когда из туманных клубов на него вышла, медленно переставляя толстые лапы, тварь, похожая на огромного голого медведя. Лоснящаяся зловонным жиром кожа свисала хлюпающими складками, мощные челюсти были сомкнуты, а глазки поблескивали тусклым желтым светом. Кай тут же отвел глаза - ни за что нельзя было встречаться взглядом с Шатуном. Мастера Укрывища говорили, что тварь способна заставить мозг человека закипеть и взорваться.
        Тварь выглядела крайне медлительной, но впечатление было обманчивым. От вони Дохлого Шатуна замутило, но Кай знал, что это не просто тошнота. Через несколько вдохов ядовитые пары проникнут в кровь, и суставы застынут, лишив тело возможности двигаться. Кай не стал задерживать дыхание. Вонь твари имела магическое происхождение, и только магией можно было ее рассеять, но нужного заклинания сейчас не было в памяти парня, заклинания, которые он приготовил в Крепости, давно уже израсходованы. Единственный выход был - покончить с Шатуном как можно скорее. А для этого надо было решиться… И он решился.
        Кай кинулся вперед, занеся меч для удара. Шатун отпрянул, присев на задние лапы. Сделав ложный выпад, парень швырнул в тварь щит и меч. Со стороны казалось, что оба броска прошли одновременно, но на самом деле щит полетел в Дохлого Шатуна на крохотную долю мгновения раньше. Тварь отреагировала на щит, втянув башку в плечи, но от меча уйти не успела. Клинок рассек жирные складки, глубоко погрузившись в тело. Шатун зарычал, напрягся, словно для рывка, но, вдруг обмякнув, обрушился на землю. Кай скакнул к нему, подобрал щит, выхватил меч и откатился в сторону - туда, где Рах и Грев добивали Рогатого Змея. Только после этого Кай смог позволить себе облегченно вздохнуть - получилось!
        Грев, прикрывая Раха, отбивал мечом судорожные броски длинного и гибкого змеиного тела, покрытого неисчислимым множеством острейших рогов разных размеров и конфигураций, а Рах, укрывшись за спиной товарища, торопливо договаривал Секущее Слово Оома - и пальцы болотника точно росли, наливаясь ярким желтым светом. Забрало со шлема Грева было срезано ударом одного из рогов, лицо заливала кровь. Рука, которой он удерживал щит, заметно подрагивала, когда удар приходился на щит, кровь густо брызгала из-под щита. Последнюю строфу заклинания Рах прокричал. Грев, услышав, отскочил назад, и Рах нырнул вперед, вытянув руки. Длинные и кривые желтые светящиеся когти, выросшие на пальцах болотника, за один взмах рассекли тварь на множество кусков - точно головку сыра.
        Отчаянно завизжав, опрокинулся Зубастый Богомол. На мгновение место схватки окутала ватная тишина. Потом затрещали вокруг синие всполохи, и над головами болотников заметались стаи Мороков. Голова Кая закружилась, но не очень сильно: видно, в его Белом Обереге осталось еще немного энергии.
        - Клин! - тяжело дыша, выкрикнул Герб. - Не разрывая строя - вперед! Скорым шагом!
        Усы и борода старика были выпачканы кровью: алой, человеческой - своей - и пурпурно-черной кровью твари.
        Герб снова пошел первым. За ним поспешил Кай. Каждый сустав его мучительно ныл, но подвижность тела, кажется, пока не снизилась. Грев двигался с большим трудом, но Рах, идущий последним, не пытался помочь ему: нельзя было ослушаться приказа, нельзя было разрушить строй - он понимал это, как понимал и сам Грев.
        Клубы тумана распахнулись точно ворота, выпустив жуткую, гротескную до фантастичности фигуру. Тварь была просто невероятных размеров, передвигалась она на двух толстых, бревноподобных лапах, словно человек. Передних лап не было вовсе, а над кожистым мешком головы кружились-метались существа, напоминавшие бескрылых летучих мышей. Впрочем, эти «мыши» самостоятельными существами не являлись: связанные с головой твари длинными усиками-пуповинами, они были ее глазами - покрытыми шерстью шарами, окруженными, будто ресницами, вращающимися кривыми костяными лезвиями.
        Тварь эта имела имя - Пучеглаз. В радиусе нескольких шагов вокруг нее корявые деревца согнулись к земле еще больше, древесная кора закипела, ветви вязкими струями потекли вниз. Кай почувствовал, как кожу на лице стянуло невидимыми обжигающими нитями. Он открыл рот, чтобы глотнуть воздуха, но в гортань будто рванулся жидкий огонь. В глазах парня потемнело.
        Герб, от доспехов которого повалил пар, поспешно отпрыгнул назад, едва не сбив с ног Кая. Старик перебросил меч в левую руку, на которой был укреплен щит, а правой сорвал с пояса сухой рыбий пузырь, где плескалась ядовито-синяя жидкость. С тонким треском пузырь лопнул под его пальцами, жидкость мгновенно испарилась - и воздух немедленно посвежел.
        Кай и сам не понял, как оказался на земле. Кажется, он на какое-то время отключился. Когда же пришел в себя, вокруг кипела схватка. Герб отбивался огненными плетями от невесть откуда взявшейся стаи рыбо-псов. Проломленный щит и меч, раскрошенный челюстями тварей на множество обломков, валялись под его ногами. Плети при попадании в тварей вспыхивали снопом оранжевых искр, вырывая из тел рыбо-псов куски вонючего мяса.
        Теперь Pax защищал Грева от налетавших с невероятной ловкостью глаз Пучеглаза. Вращая мечом с такой скоростью, что трудно было заметить клинок, болотник отбивал от себя и от товарища шерстяные шары, отсекал костяные «ресницы». Когда ему удавалось пронзить мечом глаз, тот взрывался фонтаном слизи и бессильно повисал на подергивающемся усике. Перерубить усики Pax не пытался, он знал об их прочности - болотники плели из них кольчуги. Грев, скорчившись на земле, читал заклинание.
        Кай поднялся на ноги и снова упал. Вовсе не усталость терзала его. Магическая защита парня очень ослабла - магия тварей из-за Порога вытянула из него все силы. Но надо было встать - Pax явно не справлялся. Пока он парировал удары, но надолго его не хватило бы - тварь была много сильнее.
        Вот треснул его щит: костяные «ресницы» выломили из него порядочный кусок. Pax отступил, качнувшись от удара, и это крохотное замешательство стоило ему страшной раны. Свистнул очередной шерстяной шар, завизжали, крутанувшись вокруг шара-глаза костяные ножи - щит вместе с отрубленной по локоть рукой отлетел в сторону. В то же мгновение Грев дочитал заклинание. Правая его рука, сжатая в кулак, занялась черным пламенем, он ударил кулаком в землю - и по ней к Пучеглазу побежала пылающая черная дорожка. Еще через мгновение громадный монстр, объятый магическим огнем, зашатался. Усики вздернулись вверх, словно волосы встали дыбом на голове напуганного до смерти человека, и тварь, точно срубленное дерево, повалилась навзничь.
        Кай бросился к Раху, но Грев опередил его. Морщась от боли в раненой ноге, рыцарь содрал с себя ремень и скоро перетянул кровоточащую культю. Герб в последний раз взмахнул огненными плетьми. Последний уцелевший рыбо-пес упал в грязь с развороченным хребтом.
        Плети тут же угасли. Шатаясь, Герб подошел к связке мечей и выдернул себе один. Потом подобрал треснувший щит Раха.
        - Клин… - хрипло выговорил старик. - Вперед! Не останавливаться…
        Кай глянул в лицо Герба и закусил губу. Борода рыцаря, всегда аккуратно подстриженная и причесанная, теперь была всклокочена и черна от крови и грязи. Под левым глазом тянулась глубокая рана с драными краями, а вместо правого глаза чернела пульсирующая кровью пустота. «Сегодня мы все погибнем», - вдруг ясно понял Кай.
        Они снова выстроились клином и снова двинулись в путь. Отравленное магией тело отказывалось подчиняться Каю. Чтобы просто идти, требовались чудовищные усилия воли. Как еще передвигались израненные Pax и Грев, он просто не представлял. Но когда налетела стая Крылатых Гадюк и надо было драться, Кай дрался. Он не думал о том, каким образом у него это получалось. Отвага смерти заполнила его душу, и он просто делал то, что было нужно. Рыцари рубились с тварями мечами, так как арбалет Раху пришлось бросить: нести с собой что-то еще, кроме мечей и щитов, уже было не по силам ни одному из уцелевших болотников.
        Крылатые Гадюки сорвали со спины Кая плащ и глубоко пропороли левое плечо, сильно помяв наплечник и полностью оторвав пластины, защищавшие предплечье. Рах сильно ослабел, Греву пришлось прикрыть его своим телом, и он сам попал под смертоносные когти. Одна из летучих тварей подняла Грева высоко к черному небу, где рыцарь был в мгновение ока растерзан.
        Тогда Кай снова воспользовался особым свистом. Если бы он не сделал этого, они погибли бы все. И на особый свист неожиданно нашлись силы. Страх отпустил Кая. Мысль о том, что он фактически уже мертв, прочно утвердилась в мозгу. Ему оставалось только утащить за собой в могилу как можно больше тварей и этим самым исполнить до конца свой Долг.
        До Тихого леса, где начинались земли, расчищенные ближним патрулем, оставалось совсем немного - вот-вот из тумана встанут голые ветви корявых деревьев. Они остановились на несколько мгновений, которые понадобились для того, чтобы Кай полил раны от когтей Гадюки отваром, нейтрализующим яд. Когда он сделал это, в его сердце зародилась надежда на то, что им все-таки удастся каким-то чудом остаться в живых. Всего полчаса ходьбы или даже меньше отделяли болотников от Тихого леса.
        Кай отогнал от себя эту мысль, она мешала сосредоточиться на контроле над окружающим миром. И тут кочка впереди шеренги из трех рыцарей вдруг вздыбилась, сбрасывая комья мокрой земли. Массивные желтые бивни блеснули под лунным светом, вспыхнули и завращались красные огоньки глаз, гроздью рассыпанные на широкой морде Серого Горбуна, магия которого молниеносно превращала в серую труху все живое, на что упадет взгляд твари.
        Серого Горбуна можно было убить только на расстоянии, но арбалета уже не было. Герб, который истощил все свои заклинания, прикрывая лицо щитом, швырнул в тварь один за другим три кинжала, но они лишь слегка поцарапали толстую шкуру, покрытую густо, как шерстью, мельчайшими и длинными шипами.
        Серый Горбун, пригнув утяжеленную бивнями башку, ринулся в атаку. Серая труха, в которую превратился болотный мох, разлеталась под его острыми копытами. Шипастый гребень на огромном горбу раскачивался из стороны в сторону.
        Рах через силу улыбнулся и воткнул в землю свой меч. Не переставая наговаривать срывающимся голосом неизвестное Каю заклинание, шатаясь и хромая, он пошел навстречу твари. Рах шел, закрыв глаза, и тело его с каждым шагом странно раздувалось - до того, что затопорщились пластины доспехов, будто наливаясь чем-то изнутри. Из культи брызнула длинная струя крови, треснув, лопнул стягивавший ее ремень. Серый Горбун в прыжке нанизал болотника на один из бивней, и Раха вдруг разорвало с такой силой, что содрогнулась земля. Когда рассеялся черный дым и клочья плоти посыпались на землю, стало видно, что тварь разорвало вместе с рыцарем…
        Через несколько шагов перед Гербом и Каем проявились первые деревья Тихого леса. Рыцари остановились. «Спасены? - со странным равнодушием подумал парень. - Спасены…»
        Герб, ссутулившись, оперся на обнаженный меч. Он тяжело дышал и никак не мог отдышаться. И Кай увидел то, что видел старик.
        Земля на опушке была сильно изрыта и усеяна сломанными ветвями. Несколько деревьев оказались сломаны у корней. Пройдя десяток шагов в глубь леса, Кай остановился. Перед ним лежало окровавленное и неподвижное тело человека в измятых и переломанных доспехах. Рядом поблескивал сломанный меч. Парню понадобилось пройти еще совсем немного, чтобы набрести на место битвы. Пять человеческих тел - искромсанных, обугленных, разорванных на куски - лежали вперемешку в тушами убитых тварей, корявых и уродливых даже в смерти. Не оборачиваясь, Кай почувствовал, что его нагнал Герб.
        - Ближний патруль перебит, - сказал Кай, хотя в словах не было необходимости.
        Ближний патруль перебит. Значит, твари прорвались к самой Крепости. И у рыцарей не осталось ни малейшего шанса пережить эту ночь.
        Позади них белесый болотный туман закипал воем чудовищ. В гуще Тихого леса раздался громкий треск ломаемого дерева… и замогильный хохот Черного Косаря.
        Глава 3
        Магистр Ордена Болотной Крепости Скар в полном боевом облачении стоял в своей башне у окна, положив утяжеленные латными рукавицами ладони на рукояти мечей, висящих в ножнах на поясе. За окном над Туманными Болотами ревела ночь.
        Над Лесом Тысячи Клинков взметнулись одна за другой несколько красных огненных вспышек - это большая стая Пылающих Прыгунов двигалась через Лес. Гнилую Топь покрывало искажающее тьму зыблющееся марево - значит, Гнилая Топь кишит Серыми Горбунами и Дохлыми Шатунами. От Черных Протоков неслись визгливые взрыкивания Зубастых Богомолов, а Змеиные Поросли исходили шелкающим шипением Гадких Дикобразов и свистом Рогатых Змей. Где-то совсем недалеко, наверное в получасе ходьбы от крепостных стен, землю содрогала поступь Дробящего Увальня.
        Магистр Скар поднял взгляд на луну, в то же мгновение рассеченную острым клином Крылатых Гадюк, и крепче сжал рукояти мечей с навершиями в виде голов виверн.
        Осада неизбежна. В Крепость уже начата доставка дополнительного продовольствия. Мастерам отдали приказ готовить из наиболее сильных охотников отряд лучников, который при необходимости можно расставить на стенах. Расположение Болотной Крепости позволяло сообщаться с Укрывищем и хуторами во время осады - твари не могли пройти к селениям людей, не миновав Крепости. И это было весомое преимущество.
        Пожалуй, единственное в создавшейся обстановке.
        Скар покинул свою комнату, спустился во двор, чтобы проверить, как проходит подготовка к осаде. Внутреннее пространство Крепости было охвачено кипучей деятельностью. Болотники, полностью облаченные в доспехи и вооруженные, работали молча и сосредоточенно. Отряд рыцарей во главе с Эулом разбирал трапезную - эти камни пойдут на укрепление стен. На смотровых площадках сторожевых башен шла работа по заготовке снарядов для располагавшихся там метательных орудий.
        Осмотрев башни, Скар вернулся во двор и подозвал первого болотника, попавшегося ему на глаза. Получив приказ начать в Укрывище изготовление новых орудий, для того чтобы поместить их на стенах, рыцарь немедленно отбыл к задним воротам, где находился причал для лодок. Еще раз обойдя двор, Скар снова поднялся на одну из угловых сторожевых башен, где в большой бронзовой чаше, укрепленной на прочной треноге, пылал костер, поддерживаемый магией, - пламя костра было синеватым, очень ярким и совсем не давало дыма.
        - Никого не вижу, - ответил дозорный на безмолвный вопрос Магистра. - Если бы было чуть светлее… Да, и еще, - помолчав, встрепенулся он, - час назад я слышал Черного Косаря! В Тихом лесу, совсем близко от Крепости…
        Скар постоял еще немного, заложив руки за спину и покачиваясь на каблуках, и направился к винтовой лестнице, ведущей вниз.
        Он пересек двор и поднялся в казармы. Сейчас они были пусты, лишь в одной из них раскинулся в беспамятстве на своей кровати Шелл - рыцарь, недавно вернувшийся из вылазки, в которую Скар направил отряд в составе девяти бойцов, когда стало понятно, что Болота не контролируются и патрулям нужна помощь. Три часа назад ушел отряд на Болота, и менее часа назад на стену в большой корзине подняли Шелла, который был так изранен, что не мог говорить. Магистр скрипнул зубами. Когда он принимал решение отправить отряд на кишащие тварями топи, он правильно оценил ситуацию. То, что она изменится, и так скоро, никто не мог предугадать.
        - Как он? - спросил Скар у однорукого лекаря Арсака, сидевшего в изголовье раненого.
        - Выживет, - ответил лекарь, - но вряд ли сможет нести службу в Крепости. Впрочем, время покажет. И я сделаю все, что от меня зависит.
        Шелл лежал обнаженным. Грудь и живот его были покрыты источающими гной язвами от яда Рогатого Змея - такими глубокими, что в одном месте просвечивало ярко-белое ребро. Из-за расколотого черепа лицо было деформировано. Покрытые сечеными ранами ноги искривлены от множественных переломов и обуглены - в последней схватке отряд, из которого выжил один Шелл, сразился с Дробящим Увальнем.
        Арсак держал над искалеченным телом ладони. Ладони казались чистыми и сухими, но с подрагивающих дымящихся пальцев лекаря на Шелла падали маслянистые капли и, не долетая до плоти, растворялись, окутывая полумертвого рыцаря желтоватой дымкой. На посинелых губах Шелла застыли белые разводы от отвара живительного корня - растения, произраставшего у Истоков - по сути, на землях, находящихся за Порогом. Живительный корень был вещью из другого мира - мира, откуда приходили твари. Отвар, который приготовлялся из корня, пуще всех прочих препаратов ценился лекарями Туманных Болот. Он заставлял сердце биться даже в том случае, когда повреждения были несовместимы с жизнью. Действия дозы, которую получил Шелл, должно было хватить на несколько часов, а за это время Арсак успеет привести в порядок его тело, исцелив наиболее тяжелые раны.
        Скар покинул казарму и вышел в коридор. Пройдя несколько шагов, он остановился и, подчиняясь безотчетному импульсу, вошел в комнату, где жил Кай. Как и другие, она была пуста. Магистр присел на кровать Кая и, нахмурившись, положил руку на кипу пергаментных листов, сложенных в изголовье.
        Рыцарю-болотнику не полагалось испытывать жалости к погибшим на поле брани соратникам, но Скару казалось, что время парня еще не пришло. Поэтому он почувствовал горечь, когда подумал о том, что его уже нет на свете. Тридцать два рыцаря погибло в эти страшные сутки на Болотах - немыслимое число, ужасная потеря, если принять во внимание то, что весь Орден насчитывал немногим более сотни воинов. А сколько еще погибнет во время осады?..
        О том, что твари из-за Порога сумеют прорвать оборону Крепости и выйти в большой мир, Магистр не думал. Этого просто не могло случиться.
        Скар взял несколько листов пергамента, скользнул взглядом по ровным строчкам, написанным им самим. Он вдруг понял, что рукопись сложена не по порядку. Так и есть: сверху лежали листы, в которых содержалась информация о Черном Косаре, - этот пергамент был порядком истрепан, видно, парень не один десяток раз брал в руки листы, вчитываясь в написанное. Магистр пролистал рукопись. Ему попались несколько страниц, почерк на которых явно не мог принадлежать ему, Скару. Это Кай убористо и мелко исписал - Скар быстро посчитал - двенадцать страниц. Магистр поднес к глазам первый попавшийся лист.
        «…странно, что магия не только не может убить эту тварь - магия просто никак не действует на нее, а это нелогично. Любое воздействие ведет к результату, но в случае с Черным Косарем никакого результата не наблюдается…» - прочитал Магистр и удивленно покачал головой. Потом вытащил наугад еще один лист: «…то, что никакое оружие не способно пробить панцирь Косаря, даже не способно хоть слегка повредить его, объясняется не механическими свойствами панциря, а тем, что он имеет магическую защиту. И магия эта заставляет панцирь изменять свои свойства, придавая ему качества того оружия, каким атакуют тварь, потому что самый простой способ противостоять чему-то - стать им. Вода не может повредить воде, огонь - огню, сталь - стали, камень - камню. Поначалу, как только эта мысль пришла мне голову, я подумал, что моя догадка - всего лишь догадка, одна из многих. Очень уж простое получилось объяснение. Но, поразмыслив, я рассудил так: Черный Косарь - живое существо, дитя природы; пусть даже природы иного мира. А природа в мудрости своей не ходит обходными путями… Таким образом, тварь может отражать и почти все
боевые заклинания, начиная с Малого Пылающего Слова Кхерма и заканчивая Великими Письменами Небесного Молота. Почти все - но не все!..»
        - Очень хорошо… - проговорил Скар и печально улыбнулся. Все же погибший парень оставил свой след в истории Болотной Крепости. Кто знает, может быть, пройдет время, и люди узнают способ уничтожения Черного Косаря?
        Он взял последний лист, исписанный Каем лишь наполовину.
        «…Но как же Косарь противостоит заклинаниям, воздействующим на органы мышления или на нервы? - читал Магистр. - Эти заклинания ведь тоже бессильно стекают с панциря твари, словно вода… Моя догадка с видоизменением свойств панциря здесь не работает. Должно быть какое-то другое объяснение…»
        На этом рукопись Кая обрывалась. Скар некоторое время рассматривал рисунки парня, которые нашел в самом низу стопки. Кай, ориентируясь, видимо, на записи Магистра и на рассказы болотников, попытался изобразить легендарную тварь. Рисунков оказалось довольно много, и некоторые были больше похожи на чертежи.
        Скар помедлил немного, разглядывая человекоподобное существо, наглухо закрытое угловатыми щитами черной брони: могучие плечи, на которых топорщились ряды коротких, жутких на вид шипов, треугольную голову, лишенную шеи, узкую прорезь единственного глаза посреди того, что могло сойти за лоб. И мощные передние конечности, удлиненные двумя дополнительными суставами и заканчивающиеся страшными лезвиями, и впрямь напоминавшими косы…
        Рисунки были выполнены теми же черными чернилами, которыми Кай делал записи. Скар подумал: если бы парень использовал цветные - вряд ли он нашел бы цвет, соответствующий окрасу панциря Черного Косаря. Панцирь твари, как утверждала легенда, только с первого взгляда можно было назвать черным - это слово вряд ли в полной мере подходило к истинному облику Косаря. Он был словно «окутан пеленой первозданного мрака, который никогда не знал солнечного света» - именно так звучали слова, рожденные более двухсот лет назад. И мрак этот был настолько глубок, что даже в самой темной ночи жуткая фигура монстра чернела непроницаемой тенью на фоне зыбкой земной темноты… Магистр дал себе слово: как только выдастся свободное время, подробнее ознакомиться с трудами погибшего рыцаря.
        Он поднялся и покинул казарму. В коридоре его встретили. Новость, которую сообщили Магистру, заставила его кликнуть Арсака и поспешить к лестнице, ведущей во двор.
        У ворот плотным кольцом стояли рыцари, оставившие свою работу. Болотники молчали, никто не сказал ни слова и тогда, когда подошел Скар, - перед Магистром рыцари расступились, и рядом с корзиной, которую использовали, чтобы при закрытых воротах доставлять в крепость болотников, он увидел двух рыцарей. Скар не сразу узнал в одном из них Герба.
        Вид старика был ужасен. На окровавленном и закопченном лице поблескивал один глаз - на месте второго запеклась кровь. Борода была наполовину сожжена. Герб едва стоял, поддерживаемый двумя рыцарями; ноги его подергивались в коротких судорогах, губы прыгали, а короткие волосы стояли дыбом - это могло быть только результатом воздействия магической атаки, а на доспехах рыцаря виднелись следы от мощных ударов. Скар удивленно поднял брови: характер повреждений говорил о том, что Герба били мечом. Как такое могло быть?
        Поодаль, раскинув руки, лежал Кай. К нему тут же кинулся Арсак, шедший следом за Магистром. Кирасы на парне не было - только рубаха, изорванная, испачканная грязью, кровью и копотью, но лицо его казалось неожиданно чистым, очень спокойным и очень белым. Слишком белым. Смертельная бледность заливала лицо Кая, и причину этого Скар определил сразу: в левой стороне груди парня торчала рукоять кинжала, вбитого точно и умело - прямо в сердце.
        Заметив Скара, Герб дернулся всем телом и затряс головой, силясь выдавить хотя бы слово. Это удалось ему не сразу.
        - М-магистр… - прохрипел он.
        - Что произошло? - спросил Скар.
        - М-магистр… Больше никого… все… п-погибли…
        - Отнесите их в казарму. - Магистр понял, что в своем теперешнем состоянии Герб вряд ли сможет сообщить что-то важное. - Арсак! Немедленно займись…
        «Обоими», - хотел сказать Магистр, но осекся.
        - Немедленно займись сэром Гербом, - глухо договорил Скар.
        Рыцари подхватили старика на руки, но он протестующе замычал. От страшного напряжения вскрылись его раны, ноги задергались, словно в сильном припадке, и он обвис на руках рыцарей.
        - Ч-черный Косарь, - с великим трудом выговорил Герб и повернул голову в сторону бездыханного Кая.
        - Черный Косарь? - переспросил Скар. - Вы встретили Черного Косаря?! Он убил Кая? Это скорбное известие, сэр Герб, но сегодня погибло более тридцати рыцарей… - Тут Магистр запнулся: что это с ним? Если Кай принял смерть от твари, откуда тогда взялся кинжал, торчащий в его груди? Такая простая мысль - и не могла прийти ему на ум раньше. Да и кое-что еще… Скар почувствовал удивление от странного, давно неиспытываемого чувства, что он ничего не понимает в происходящем: - Погоди… Ты ведь жив… А Черный Косарь никого не оставляет в живых. Ты сразил эту тварь?
        - Н-нет… - промычал Герб. - Н-нет… Он… К-кай…
        - Он сразил Черного Косаря?!
        - Д-да… - выдохнул старик. - Я нес его… я спешил… - Герб закашлялся кровью. - Теперь вы… должны успеть…
        - Успеть - что?
        - Кай… Он ж-жив.
        Магистр повернулся к Арсаку. Тот сосредоточенно ощупывал грудь и горло парня. От сильных нажатий тело Кая безжизненно трепыхалось.
        - Он мертв, сэр Герб, - проговорил Скар.
        Старик ничего не ответил. Он не мог больше держаться и наконец потерял сознание.
        Эпилог
        Весной Туманные Болота оттаивали, и освобожденный зловонный дурман поднимался из вязких топей, пропитывая теплый туманный воздух. Оттого туман в весеннюю пору казался гуще. Непривычно яркое после долгой зимы солнце подкрашивало его сверху нежно-розовым, а редкие лучики, сумевшие пробиться сквозь разбухшие ватные комья, выглядели призрачными струйками застывшего золотого дождя. Пожалуй, весной на Туманных Болотах было даже красиво.
        Ранним утром трое путников вышли к Укрывищу. Двое из них были нагружены заплечными мешками: Герб, чье лицо наискось пересекала черная повязка, и Гар, в чьих волосах появились нити седины. Оба, в полном боевом облачении и при оружии, шествовали по бокам от какого-то человека - низкорослого, закутанного в замызганный дорожный плащ.
        Возвращения рыцарей из большого мира ждали давно. Все, кто в тот момент был близ хижин Укрывища, вышли встречать их. Вернувшихся болотников шумно приветствовали, на ходу завязывая разговор. Маленького незнакомца - бледного и конопатого, смешно перепрыгивавшего через лужи и спотыкавшегося на кочках, - приветствовали тоже. Но никаких вопросов не задавали, пока что дружелюбно присматриваясь. Хотя, наверное, каждый хотел знать: кто это такой и зачем он здесь. Уж очень как-то… не к месту смотрелся здесь пришелец.
        Кроме плаща, ничто не выдавало в нем путешественника. Он был безоружен, перекинутая через плечо маленькая сумка могла вместить разве только пару луковиц; сапоги, пошитые из хорошо выделанной кожи, не были приспособлены для долгих переходов и давно уже требовали ремонта; а выражение лица ясно выражало досаду и глубоко сдерживаемую злость.
        Трое не стали задерживаться в Укрывище. Они почти сразу же сели в лодку и отбыли в Крепость. А оказавшись там, незамедлительно проследовали к Магистру Скару.
        - Вверх по лестнице, - коротко указал Герб, когда они поравнялись с Высокой башней. - Проводить?
        - Я сам, - пропыхтел незнакомец.
        Поднявшись, он остановился у закрытой двери, поднял кулак, чтобы постучаться, и вдруг передумал. Незнакомец нахмурился, распахнул плащ, и на груди его блеснула золотом массивная цепь - знак принадлежности ко двору короля Ганелона. Затем человек коротко выдохнул и, резко отворив дверь, шагнул за порог.
        Магистр Скар встретил его прямым взглядом, под тяжестью которого неожиданный порыв маленького человека угас так же быстро, как и вспыхнул. Впрочем, брюзгливое выражение с лица не сошло.
        - Мое имя - Карахас! - выпятив грудь и приподнявшись на носках, будто желая казаться выше, проговорил незнакомец, пожалуй, громче, чем следовало. - Я имею честь являться посланником его величества короля Ганелона! И мне нужен Магистр Ордена Болотной Крепости Скар!
        Скар поднялся, как только прозвучало имя короля.
        - Я Магистр Ордена Болотной Крепости. И меня зовут Скар. Какие вести принес ты, посланник? - очень серьезно спросил он.
        Маленькому Карахасу, кажется, очень понравился тон, в котором заговорил с ним Магистр. Посланник крайне оживился.
        - В первую очередь, - начал он, торопясь, отчего с тонких его губ полетели капельки слюны, - хочу выразить глубочайшее неудовольствие поведением ваших… с позволения сказать, рыцарей! Они силой притащили меня в эту вашу проклятую дыру! Они обращались со мной, словно я… мешок с гнилыми яблоками! Просто схватили за шиворот и швырнули поперек седла. Такого неуважения я не встречал нигде и никогда! Они истязали меня! Почти два месяца подряд они истязали меня и мучили…
        - Я обязательно выясню все обстоятельства конфликта, - заверил Магистр. - Какие ты принес вести, посланник?
        - Когда его величество узнает обо всем, этих двух дуболомов… самих сунут в мешок и швырнут подыхать в помойную яму! - Карахас и не думал останавливаться. - Да, в помойную яму! И я лично длинным шестом буду топить их, если вдруг они всплывут из дерьма!
        Скар, вероятно, понял, что, пока посланник не выговорится, ничего важного от него не добиться. Поэтому Магистр уселся за стол, воздвиг локти на стопки исписанного пергамента и сказал:
        - Я мало что понимаю из твоих слов. Излагай спокойно и подробно.
        - Спокойно?! - взвился Карахас. - Да я перенес такое, что… что… Неслыханно!
        О, как долго он ждал этого момента! Как мечтал он, королевский посланник Карахас, наконец предстать перед облеченным властью лицом и выразить все, что ему пришлось пережить по воле этих двух неотесанных болванов.
        Ведь как оно все было: всего пять месяцев назад жил Карахас, поживал, не ведая горя и печали. Служебные обязанности не докучали ему. Раз в полгода, а то и того реже, летал он на откормленном коне по близлежащим вотчинам, передавая благородным графам, герцогам и баронам указы его величества. И благородные графы, герцоги и бароны принимали его сообразно должности: то есть сажали с собой за стол, чуть ли не почтительно выспрашивали последние придворные новости, да еще и совали в сумку при прощании пару-тройку золотых гаэлонов.
        А тут вдруг вызвал его к себе первый министр господин Гавэн и выдал такое задание, что Карахасу прямо там, в покоях министра, стало дурно. Дескать, должен посланник отправиться не куда-нибудь, а к самому Болотному Порогу, расположение которого придворные географы знали лишь приблизительно. И передать Магистру Ордена Болотной Крепости приказ его величества: отослать из Крепости в Дарбион лучшего рыцаря. Ибо близится шестнадцатый день рождения принцессы Литии, и его величество решил сделать дочери поистине королевский подарок. А именно - подарить ей… трех рыцарей из трех Орденов Порога, чтобы те хранили принцессу от всех напастей. Трех лучших рыцарей! Ничего подобного никогда не получала на свой день рождения ни одна из дочерей ни одного из монархов. Только великий Ганелон мог позволить себе преподнести любимой Литии такой подарок!.. И великий Ганелон сам пребывал в восторге от своей идеи…
        Заметив глубокую скорбь, разлившуюся по конопатому лицу Карахаса, Гавэн рассмеялся и, понизив голос, сообщил следующее. Мол, от Горной Крепости ожидается сэр Эрл; да-да, тот самый, что год назад отправил принцессе в дар две телеги, груженные драконьей белой костью, которая в Марборне и прочих королевствах почти на вес золота идет, да и в Гаэлоне - недешево. Он, несомненно, лучший рыцарь Горной Крепости и лучший рыцарь во всем королевстве. Две телеги с костями драконов, которых самолично забил, да еще свой собственный портрет, который, как говорят, принцесса с тех пор хранит под периной.
        В принципе достаточно будет и одного Эрла, ибо воин он великий - никто в королевстве даже близко с ним сравниться не может… Но для порядка еще нужен рыцарь из Северной Крепости, и имя рыцаря этого уже известно…
        Тут в голове Карахаса промелькнула догадка о том, что северный ратник явно окажется не таким блистательным, как сэр Эрл. Какой-нибудь неотесанный вояка с переломленным носом и ужасным шрамом на всю рожу… К чему бы, скажите, пожалуйста, родному дяде подкладывать свинью своему племяннику?
        - В Северную и Горную Крепости посыльные уже отправлены, почти месяц назад, - продолжал первый министр господин Гавэн. - А ты, голубчик Карахас, поедешь на Туманные Болота. Вроде там находится Болотный Порог и третья Крепость, про которую сколько уж лет ничего определенного слышно не было… Далеко, конечно, но ехать надо. Потому что его величество настаивает именно на трех рыцарях из трех разных Крепостей. Иначе, дескать, и подарок не подарок. Только вот… в народе про болотников разные штуки рассказывают… нехорошие… Мол, странные это люди, темные какие-то. Может, одичали они в своей глухомани совсем? Может, они с тамошними тварями сроднились, сами в тварей превратившись?.. Его величеству, конечно, никто перечить и не думает, но… сам, голубчик Карахас, рассуди: к чему при дворе такой дикарь? Ни манер, ни вида стоящего. Небось еще и воняет…
        Тогда Карахас еще раз отвлекся на неожиданную мысль: похоже, что первый министр господин Гавэн сам королю идею с подарком и подсказал. А теперь боится, как бы она ему боком не вышла, когда и вправду грязный болотник во дворец припрется. Хитрый он, господин Гавэн.
        - Поэтому, голубчик Карахас, езжай не торопясь, - закончил Гавэн. - До самой-то Болотной Крепости ты вряд ли доберешься. Так что попросту весть отправь с оказией, но так изловчись, чтобы доказательства этой оказии представить можно было. Если его величество в неудовольствие впадет, я тебя, не сомневайся, прикрою. Но про разговор этот - забудь! А не то… - И отсыпал Карахасу монет сверх полагающейся суммы.
        Королевский посланник наставления первого министра понял прекрасно. Ехал не спеша, остановки делал часто. Сам для себя положил, что месяц-другой в пути проведет и обратно вернется, потому что куда именно нужно ехать, он и представления не имел. Цели своего путешествия он не скрывал. Бояться ему было нечего, так как в каждом городе выделяли ему отряд стражников, который сопровождал посланника аккурат до другого города.
        И вот в одну прекрасную ночь в комнате постоялого двора города Гарлакса, где изволил почивать Карахас, возникли эти двое. Каких?.. Который седобородый и одноглазый - Герб. А рыжеватый, с дурацкой придурковатой рожей, носом постоянно шмыгающий - Гар. И объявили о том, что они с радостью великой сопроводят его в Болотную Крепость, потому что сами болотниками и являются.
        Отказаться от такого предложения у Карахаса не получилось. Грамоту королевскую, которую он всучить этой парочке пытался, у него не приняли, говоря какую-то муть насчет того, что у каждого имеется свой долг, который необходимо выполнять. Карахас, конечно, рассмеялся этим дикарям в лицо и посоветовал оставить его в покое. Тогда рыжеволосый Гар просто взял его за шиворот, выволок из трактира и бросил поперек седла. Так все и началось.
        Дважды Карахас пытался бежать, и дважды его побег прерывался в самом начале - болотники словно наперед знали о каждом шаге посланника. В каком-то городе, названия которого он не запомнил, Карахас прямо на улице потребовал от попавшихся по дороге стражников освободить его, государственного человека, от этих разбойников, а их самих немедля арестовать. Но стража молча отступила от болотников, хотя те даже не обнажили оружия. И Карахас сдался, почувствовав в своих провожатых непонятную ему несокрушимую уверенность и силу. Он вдруг ясно осознал, что ничто на свете не помешает болотникам довести до конца начатое ими дело.
        Потом случилось многое. Долгий-долгий путь, труднее которого посланник не знал и даже не мог себе представить, что вынесет такие страшные испытания и останется в живых. Сначала он не уставал грозить своим похитителям самыми страшными карами, какие только мог придумывать. Потом, когда сил на угрозы не осталось, плакал и умолял отпустить. Потом его охватила апатия ко всему происходящему - и это было самое легкое время. Карахас точно не жил, а спал. Проснулся он, когда до Туманных Болот остались считаные дни. Он осознал, что его мучения подходят к концу, что он еще жив, а раз так - эти звери непременно ответят за свои действия…
        Ничего этого Карахас Магистру Ордена Болотной Крепости, конечно, рассказывать не стал. Он выдал ему давным-давно подготовленную речь, где ярчайшими красками живописал пропасть унижения и нечеловеческих страданий, в которую ввергли его нелюди, осмелившиеся называть себя рыцарями Порога. Скар терпеливо выслушал посланника и, когда тот иссяк, повторил в третий раз:
        - Какие вести привез ты?
        - Ты не слушал меня, Магистр? - взвыл Карахас.
        - Я выслушал тебя очень внимательно, - ответил сереброглавый старик, - и, будь я на твоем месте, упал бы в ноги сэру Гербу и сэру Тару и, омывая слезами их сапоги, от всего сердца благодарил бы за то, что они не дали впасть в ужасный грех отвращения от своего долга. Разве ты не чувствуешь радость от сознания завершенности своей миссии?
        Посланник обомлел. Единственное, что он сейчас чувствовал, - это полнейшую опустошенность.
        «Они все здесь чокнутые, - подумал он. - Все до одного…»
        Говорить больше не имело смысла. Карахас вытряс из своей сумки засаленную и потертую бумагу с наполовину осыпавшейся королевской печатью. Магистр благоговейно поднял грамоту, сломал печать и погрузился в чтение.
        - Что ж, - молвил он, отложив бумагу. - Значит, лучшего из лучших… Что ж… Чего хочет король, того хотят боги!.. Впрочем, его величество не мог знать, что два года назад мы пережили тяжелейшую осаду. В то время погибло большинство рыцарей Ордена, и мы еще не оправились от этой потери…
        - Лучшего из лучших! - злорадно повторил Карахас. Как бы он желал сейчас, чтобы в грамоте было прописано, что в Дарбион вызывается не один, а десяток рыцарей. Все, что угодно, лишь бы этим ненормальным гадам было хуже!
        - Сложная задача - выбрать из рыцарей Ордена Болотной Крепости достойнейшего, - задумчиво проговорил Магистр. - Хотя… Наверное, сэр Кай может считаться лучшим.
        - Вот он и нужен королю! - выпалил посланник.
        - Сэр Кай погиб в первые дни осады, - словно не слыша слов своего собеседника, продолжал Скар. - Он стал пятым рыцарем за всю историю Крепости, сразившим Черного Косаря.
        - Что еще за Черный Косарь?
        - Тварь, которую невозможно убить. Клинок не причиняет вреда ее панцирю, магия бессильно иссякает, никак не действуя на тварь.
        - Бессмыслица, - фыркнул Карахас. - Как можно убить тварь, которую нельзя убить?
        Магистр пристально посмотрел на конопатого посланника.
        - Кай долго изучал все, что касалось Черного Косаря, - сказал он. - И он вплотную приблизился к разгадке тайны. Можно сказать, он раскрыл тайну, но подтверждения тому не имел. В тот день вместе с Гербом, с которым ты уже имел честь познакомиться, и другими патрульными Кай был в дальнем дозоре.
        - Прости меня, Магистр, - поднялся Карахас, - но я слишком утомлен, чтобы слушать истории, я хочу…
        - Сядь! - резко проговорил Скар. - Ты задал вопрос и должен получить ответ.
        - Но я не…
        - Сядь!
        Посланник сел.
        - «Есть хищник и жертва, - нараспев произнес Магистр, - и есть нити. Из бурлящей крови, звона клинков, ярости и силы, рваного страха и отчаянной жажды возникают они. Нити стягивают бьющихся воедино - и вот уже нет ни хищника, ни жертвы. Потому что их никогда и не было. Потому что хищнику всегда казалось, что он хищник, а жертва никогда не забывала о том, что она жертва. Но на самом деле все не так, и это становится понятным, лишь когда два станут одним. И забьется одно сердце. И тот один отсечет от себя ненужное и слабое, оставив истинную сущность. В этом великая тайна и единый закон…» Кто бы мог подумать, насколько это верно! Догадка Кая о свойствах панциря Черного Косаря оказалась правильной.
        Тут Магистр ненадолго прервался, чем сразу попытался воспользоваться Карахас. Он снова поднялся, но Скар пригвоздил его взглядом к стулу:
        - Сядь! Ты еще не получил ответа! Да, он правильно рассудил, что простейший способ защититься от чего-то - стать этим «чем-то». Панцирь Черного Косаря и впрямь становился тем, чем стремились уничтожить тварь. Но и это еще не все. Магия Черного Косаря была в том, что тварь сплетала себя воедино со своими противниками. Нити…
        Да, нити… Незримые нити. Магия Черного Косаря соединяла свою сущность с сущностями бьющихся против нее людей. Каждый из воинов становился одним целым с тварью. Люди не могли убить тварь, потому что ни один человек не способен убить себя - это заложено в его природе!..
        «Ну и галиматья!» - подумал Карахас, а вслух сказал:
        - Мало ли самоубийц…
        Магистр усмехнулся:
        - Всегда и везде самоубийство считалось страшнейшим грехом. Человек, заблудившийся в лабиринтах собственного разума, - вот кто такой самоубийца. Человек убивает себя не клинком или ядом. Он убивает себя своим разумом, ибо духу человеческому самоуничтожение безоговорочно претит. А магия Черного Косаря пленяла дух, оставляя разуму свободу убивать того, кого тот полагал тварью. Не в силах постичь разумом, что духом они слились с духом твари, окутанные облаком магического дурмана, люди убивали друг друга, ибо каждый видел в твари себя самого… Когда Герб и Кай вышли на Черного Косаря, оба рыцаря были совершенно обессилены. И, вступив в бой, принялись биться друг с другом, уверенные в том, что бок о бок сражаются с Черным Косарем. Если бы они были полны сил, эта битва закончилась бы быстро. Но, к счастью, из-за того, что оба бережно расходовали остатки жизненной энергии, Каю хватило времени, чтобы опомниться. Он уже знал ответ, но не мог быть уверенным в нем. И тогда он решил воспользоваться единственным шансом и рискнуть. Он осознанно сделал то, что четверо рыцарей до него совершили случайно, жертвуя
собой во имя жизни товарищей. Он вспорол ремни своей кирасы, обнажив грудь, и вонзил в себя кинжал, убив тварь! Черный Косарь издох, и пелена спала с глаз Герба. Герб и донес Кая, который еще дышал, до Крепости. Фактически Кай быт уже мертв - как только клинок кинжала покинул бы его плоть, со струей крови жизнь выплеснулась бы из него. Жить ему оставалось считаные минуты. Но когда лекарь склонился над Каем, сердце рыцаря уже не билось… Я ответил на твой вопрос, Карахас?
        - Да, - сказал посланник, радуясь, что Магистр наконец замолчал. - Так ты дашь мне достойнейшего рыцаря своего Ордена?
        - Я пошлю с тобой сэра Кая.
        Проговорив это, Магистр встал из-за стола и подошел к окну. Волосы зашевелились на голове Карахаса. Мгновенный страх пронизал его. «Они все здесь сумасшедшие! - снова мелькнула у посланника мысль. - Великие боги, за что вы загнали меня в это проклятое место?» Фантасмагорическая картина - безмолвный труп с осыпающейся гнилой плотью ведет его через болота - так напугала Карахаса, что он на минуту застыл на своем стуле. Посланник даже не разобрал, что Скар крикнул в окно. Когда Магистр вернулся за стол, испуг немного отпустил Карахаса.
        - Теперь мне можно отдохнуть? - робко спросил он.
        - До утра, - согласился Скар, - ибо, как я понял из королевской грамоты, твое дело не терпит отлагательств.
        До утра так до утра. Главное - поскорее выбраться отсюда. Карахас поднялся, но в тот момент, как он шагнул к выходу, дверь открылась, и на пороге остановился высокий юноша.
        Он был молод - на вид ему никто не дал бы больше девятнадцати-двадцати лет. Но в длинных темных волосах отчетливо виднелись две совершенно белые пряди, обрамляющие не по годам строгое лицо. Королевского посланника поразили доспехи юноши, выполненные из гладких черных пластин, будто его от пят до шеи обернули в черные зеркала. Только эти зеркала не отражали свет: в них словно навечно затаилась сама душа тьмы - так непроглядно черны были доспехи.
        Еще юношу опоясывал широкий ремень из какой-то диковинной белой кожи, на котором висел длинный меч с рукоятью в виде головы виверны, за плечами угадывался треугольный щит, кажется сделанный из того же материала, что и доспехи.
        Скар почувствовал тонкий укол стыда - так было всегда, когда он видел эти доспехи. Два года назад, в ту страшную ночь, первую ночь осады, унесшей жизни стольких рыцарей, он послал отряд забрать останки Черного Косаря. Магистр рисковал жизнями своих людей, но не мог упустить возможности заполучить панцирь легендарной твари - панцирь, который невозможно пробить никаким оружием и повредить никакой магией. Для Ордена этот панцирь представлял ценность, которую трудно было даже представить.
        - Сэр Кай, - представил юношу Магистр Ордена Болотной Крепости оторопевшему человечку.
        Юноша склонил голову в вежливом поклоне.
        - Королевский посланник Карахас, - вытянул руку к человечку Магистр.
        Королевский посланник разинул рот.
        - Но он же… ты ведь сам сказал… Он мертв! Как такое может быть?!
        - Я не говорил тебе, что он умер. Я сказал, что его сердце перестало биться. Отвар живительного корня вновь запустил его сердце. А так как других серьезных ран на теле Кая не было, оно восстановилось довольно скоро. Я ответил на твой вопрос?
        - Да… Но…
        - Пришла пора тебе покинуть Крепость, - обратился Скар к Каю.
        Должно быть, в этот момент юный рыцарь удивился не меньше посланника Карахаса.
        - Мое место здесь, Магистр Скар! - воскликнул он. - Всю жизнь я шел к Крепости, и сейчас, когда я наконец твердо ступил на свой путь, ты гонишь меня?
        - Как и все мы, ты давал клятву служить королю верой и правдой, - сказал Магистр. - Теперь его величество призывает тебя. Твари встречаются не только близ Порога, сэр Кай. Твой долг защищать людей и сражаться с тварями… - магистр бросил мимолетный взгляд на завязшего в пароксизме изумления Карахаса и закончил: - …даже если люди неспособны оценить твой подвиг и воздать ему должное. Иди и будь наготове!..
        Братство Порога
        Пролог
        Тесная комнатка, в которой едва помещались два кресла, была сплошь задрапирована темными пыльными портьерами и оттого казалась еще меньше. Неровное трепещущее пламя масляного светильника, подвешенного к низкому потолку, бросало на лица двоих находящихся в этой комнатке людей лохматые желтоватые отблески, подобные осенним листьям, колеблемым холодным ветром.
        Константин поднес к губам костяной рог, над которым висело тяжелое серое облачко, и отпил глоток отвара, приготовленного из трав, собранных на огненных пустошах Темного Мира и потому не имеющих названия ни на одном из человеческих языков. Гархаллокс, сидевший в глубоком кресле напротив Константина, в который уже раз за сегодняшний вечер не смог удержаться от озноба, волной пробежавшего по спине. Он невольно подумал, что его старый друг и соратник теперь почти перестал принимать привычную для людей пищу, предпочитая укреплять тело и дух магическими снадобьями. Видимо, из-за наполненности магической энергией от Константина исходило явственное шуршащее потрескивание, и время от времени меж пальцев его рук пробегали голубые искры. Из-за частых посещений Темного Мира, необходимых для совершенствования магического мастерства, кожа на лице и руках Константина приобрела мертвенно-свинцовый оттенок, уши заметно заострились, а на переносице резко обозначился острый хрящ, придав носу, и раньше-то кривому и горбатому, поразительное сходство с птичьим хищным клювом. Чуждая человеку природа Темного Мира
преобразила Константина, приблизив его облик к облику обитателей этого ужасного места - демонов.
        Константин отпил еще глоток, хрипло вздохнул и задал Гархаллоксу вопрос, который тот давно ожидал:
        - Насколько мы сильны?
        - Настолько, насколько это возможно, - ответил Гархаллокс.
        - Ты уверен в своих людях?
        Гархаллокс с готовностью кивнул:
        - Настолько, насколько это возможно. - Он не нашел лучшего ответа. - Они ничего не знают о нас, - добавил он. - Они давно уже не появлялись среди людей.
        - Давно, - подтвердил Константин. - Они приходили к людям четырнадцать лет назад. Когда забрали принца Барлима, сына Марлиона Бессмертного, короля Марборнийского. Ты помнишь то время. Престарелого Барлима его папаша вознамерился просватать за Литию, которой тогда было всего шесть лет. Если бы желание Марлиона сбылось, королевства Марборн и Гаэлон объединились бы в одно, а это, в свою очередь, означало бы возникновение Империи. Они не допустили этого, попросту убрав с политической арены главное действующее лицо - наследного принца Барлима. Четырнадцать лет назад. Хотя, конечно, разве это срок для них - четырнадцать лет…
        - Да, - сказал Гархаллокс.
        - Однако это не повод, чтобы медлить. Они - дети не Солнца, как мы, люди, они - дети Луны. Через семнадцать дней сила Луны начнет иссякать, и в течение пяти последующих дней она будет минимальной. Значит, и их магия будет наименее могущественной, и у них останется меньше шансов, чтобы помешать нам. Или совершим то, что задумали через семнадцать дней, или нам придется ждать до следующего года. Я не намерен ждать еще год!
        - Я тоже думал об этом, - кивнул Гархаллокс. - Время Солнечного Равноденствия - самое удачное. Ждать дольше опасно.
        - Нас много, и мы сильны, - проговорил Константин. - Так?
        - Да, - подтвердил Гархаллокс.
        - О нас никто не знает.
        - Да, - снова сказал Гархаллокс.
        - Значит, у нас осталось всего семнадцать дней для подготовки. Точное время, когда мы начнем, я назову позже. Ты и сам можешь читать по звездам и говорить с духами, но все-таки будет лучше, если это сделаю я.
        - Да, - еще раз сказал Гархаллокс, на этот раз чуть помедлив.
        И замолчал. Константин тянул из рога свой отвар, внимательно разглядывая товарища, Гархаллокс тоже рассматривал его. Они давно не виделись. Сколько? Пожалуй, более двух лет. Константин был вынужден отметить, что Гархаллокс сильно изменился. Когда-то изможденно-худой и бледный до болезненности, сейчас он порядочно растолстел, отпустил опрятную седоватую бороду, похожую на плотно набитую подушку. Что ж, надо думать, теперь он питается хорошо… Одет Гархаллокс, как и подобает человеку его рода занятий и положения. С округлых плеч разбегалась гладкими складками многослойная белая ткань сутаны мага Сферы Жизни, расшитая нитями голубого, черного и красного золота. Стоимость материала, использованного для пошива сутаны, как и стоимость самой работы, трудно было даже вообразить. Но ровно и тепло светившийся в полумраке золотой медальон в виде Солнца, оплетенного древесными ветвями, искусно украшенный множеством драгоценных камней, обладающий к тому же и мощной защитной магией, вовсе не имел цены. Гархаллокс приобрел сановную уверенность и некоторую покровительственную снисходительность в суждениях. Лишь
когда разговор заходил о них, давно похороненные в глубинах памяти воспоминания - воспоминания его предков - оживали. Он бледнел, глаза его вспыхивали, и Гархаллокс ненадолго снова становился похожим на себя прежнего…
        Да, теперь он архимаг Сферы Жизни, один из девяти членов Совета Ордена Королевских Магов и, пожалуй, самый влиятельный среди этих девятерых. Достиг бы он того, чего достиг, если б не золото и поддержка Константина?
        Никогда.
        Константин хорошо помнил те времена, когда Гархаллокс был лишь одним из немногих, знавших истину, и опасность этого знания породила в нем скрытность и нелюдимость. Низший маг Сферы Жизни, не обладающий выдающимися способностями и амбициями, он был обречен до смертного часа влачить существование рядового чародея Сферы. У него была только причина продолжить то дело, которое когда-то начал Константин, но недоставало для этого ни сил, ни возможностей. Если бы Константин не нашел его тогда - о боги, сколько лет назад! - что бы оставалось делать Гархаллоксу?
        Молча ненавидеть.
        Но как же он все-таки сильно изменился! Ядовитая сладость власти черной кровью запеклась на его губах. Теперь он силен и чувствует это; и сознание этого чувства наполняет его удовлетворенным спокойствием.
        Константин прислушался к мерному гулу, приглушенному тяжелыми полами портьер - будто за ними дышало море.
        «А каково было бы мне, если б я его не встретил?» - внезапно подумал Константин.
        Большого дела нельзя сделать в одиночку. И, видно, боги свели их вместе. Наверное, на то была воля Светоносного. А значит, они правы. И победа рано или поздно будет за ними.
        - Пора, - проговорил Гархаллокс, с некоторым трудом поднимая из мягкого нутра кресла свое большое тело. Он огладил бороду и, накинув на плечи длинный плащ, скрыл под ним великолепие своей сутаны. Золотой знак архимага Сферы Жизни перед тем, как исчезнуть под плащом, блеснул в неровном свете тусклой масляной горелки настолько ярко, что Константину пришлось прищуриться.
        Он усмехнулся появившейся вдруг мысли о том, что если бы он только захотел, этот не имеющий цены медальон красовался бы на его собственной груди. Да что там Сфера Жизни! Захоти он, получил бы и выкованное из черного серебра изображение оплетенного змеей черепа с живыми глазами - знак архимага Сферы Смерти. И Сосуд Ветра - каплю вечного льда, в которой можно разглядеть сплетающиеся струи смерча - знак архимага Сферы Бури. И мечущуюся внутри сложной спирали багровую искру Идеального Пламени, горящего и не сгорающего, знак архимага Сферы Огня… Эти медальоны, означающие власть над всеми четырьмя магическими Сферами, Константин мог бы иметь, если б на то было его желание.
        Но хотел он не этого. Хотя знал, что во всем мире людей не найдется мага сильнее его. Да даже если б и нашелся, что мог бы сделать тот выскочка, всю жизнь проведший в изучении лишь одной области магического искусства, в незапамятные времена разделенного на четыре Сферы? Что бы мог поделать этот неведомый чародей против мага, в равной степени безукоризненно овладевшего всеми тайнами магии, доступными человеческому существу? Против мага, одинаково искушенного во всех четырех Сферах? Константин знал свою силу и ни за что не стал бы открывать ее миру.
        Ибо все, что происходило в этом мире, было известно им. Ибо это они положили начало разделению областей познания магического искусства. Чтобы ни один, даже самый сведущий в своей Сфере маг не сумел понять истинную картину сущего. Чтобы ни один из людей не мог противостоять их магии…
        - Пора, - повторил Гархаллокс, который уже успел зашнуровать свой плащ и теперь выжидающе смотрел на товарища.
        Константин, не торопясь, допил свой отвар, спрятал рог в складках темной мантии, провел ладонью по почти облысевшей голове (затрещали, осыпаясь на пол, голубые искры) и поднял с колен высокую меховую шапку.
        - Надень лучше вот это, - проговорил Гархаллокс, протягивая ему изрядный лоскут плотной черной ткани.
        Лоскут при ближайшем рассмотрении оказался колпаком, полностью скрывавшим лицо, оставляя открытыми только узкие прорези для глаз.
        - Эта штуковина оскорбляет мое чувство прекрасного, - усмехнулся Константин. - Ты считаешь, она необходима?
        - Так будет лучше, - с уверенностью проговорил Гархаллокс, - твоя жизнь слишком ценна для всех нас. Твое лицо… оно стало приметнее, чем было раньше. Тот, кто лишь раз его увидит, уж точно не забудет до конца жизни. Извини…
        - Среди твоих людей могут оказаться предатели?
        - Это наши люди, - уточнил Гархаллокс. - Не мои - наши. Это ты первым начал искать тех, в ком еще жива ненависть к ним, ненависть, прошедшая через многие поколения. Ты знаешь, какова она, эта ненависть к ним. Ты нашел меня. А я просто продолжил твое дело. Теперь нас много. И я уверен, что все мои… все наши люди преданны нам - тебе и мне - до последнего вздоха. Но… не мне тебе объяснять, что существует уйма способов выведать у человека необходимые сведения без его на то воли. Это вовсе не трудно. Тем более для них. Ты сам учил меня когда-то осторожности, - помедлив, добавил он. - Когда только мы вдвоем составляли Круг Истины.
        - Никаких названий! - поморщился Константин. - Что еще за Круг Истины?! Если мы хотим сохранить наше общество в тайне - никаких названий. Никаких тайных знаков! Никаких ритуалов! Никаких шифрованных посланий! Ничего такого, что могло бы привлечь внимание непосвященных! Нам ни к чему все эти… игрушки для взрослых.
        - Я помню и знаю. Круг Истины - так называю общество я, и только я. Прости мне мою слабость.
        «Круг Истины, - мысленно повторил Константин слова своего друга и соратника, - а вообще-то неплохо!.. - Он вспомнил, что ему предстоит сейчас совершить, и с каким-то сладострастным нетерпением стиснул зубы. - Посмотрим, посмотрим… Неужели наши дела так хороши, как говорит Гархаллокс? О, как давно я не был среди людей!..»
        Пока Константин надевал колпак, Гархаллокс, раздвинув портьеры, покинул комнату - ярко сверкнула и тотчас сомкнулась щель, на мгновение озарив каждый пыльный уголок тесного помещения.
        По ту сторону портьер послышались раскаты глухого рева. Константин немного подождал, пока шум утихнет, потом резко откинул портьеру и шагнул вперед. Мир звуков молниеносно съежился и исчез, словно сухой древесный лист в костре.
        То, что увидел Константин, ошеломило его.
        Как мог поместиться под башней, где располагалась резиденция архимага Сферы Жизни, этот громадный подземный зал? Даже освещенный несколькими сотнями факелов, укрепленных вдоль стен, он выглядел полутемным. На возвышении, где, выйдя из тесной комнаты, оказался Константин, яркий свет пламени резал глаза. Факелы на противоположной возвышению стене казались крохотными звездочками, мерцающими на ночном небосводе, а в центре зала, куда не доставали световые лучи, плавали густые тучи нетронутого мрака.
        И этот зал был заполнен людьми, одетыми в одинаковые темные плащи, под которыми таилась их мирская одежда. Это там, в большом мире, они были теми, кому богами доверены нити людских судеб: богатыми торговцами, аристократами, родовое древо которых знало и королей, старшинами цеховых гильдий, верховными жрецами, воинскими начальниками, ворами, пользующимися немалой властью в ночном мире… и магами. Магов, пожалуй, было большинство. Но здесь никто не имел ни имени, ни звания, ни возраста. Здесь они были абсолютно равны, потому что каждому из них открылась истина, а истине чужда иерархия. Они подчинялись только Гархаллоксу, Указавшему-Путь, как одинаково любимые дети подчиняются отцу. А Константин был для них Тем-О-Ком-Рассказывают-Легенды, недостижимым и в полном смысле этого слова мифическим… даже не человеком, а образом, в реальности существования которого кое-кто мог и сомневаться.
        До этой ночи.
        В голове Константина сами собой вылепились слова: «Это именно то, к чему я так долго шел…» Он не успел додумать до конца эту мысль.
        Настало время действовать. Время делать то, ради чего он пришел сюда сегодня.
        Он закрыл глаза, привычным толчком воли вошел в транс и внутренним взором окинул толпу. Словно мириады пчелиных роев, закружились перед ним обретшие материальность человеческие мысли. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы разглядеть в их клокочущем сонме дурных шершней потаенной вины, сплошь покрытых отвратительной шерстью страха.
        …Вот Гиг, капитан дворцовой стражи. Ему тридцать шесть лет, он приземист, конопат и, несмотря на возраст, абсолютно лыс. Его, сироту, умирающего от голода, подобрали странствующие монахи храма Безмолвного Сафа и передали на воспитание солдатам городского гарнизона. Он вырос в казарме, впитав с тюрей из кусков заплесневевшего хлеба и разбавленной водки нехитрую солдатскую премудрость. У него лиловое родимое пятно на внутренней стороне левого бедра, больше всего он любит тонко наструганную, провяленную до каменной твердости конину и темное пиво, которое подают в кабачке кривого Ануганда, что близ южной городской стены; и терпеть не может, когда собеседник в разговоре толкает его локтем в бок и подмигивает. Он никогда не знал честной женщины, деля трактирные ложа с дешевыми шлюхами. За все время службы - сначала в гарнизоне Дарбиона, потом в дворцовой страже - он не попал ни в одну серьезную стычку и не заработал ни одной раны. Природным чутьем избегая опасности, как в сфере военной, так и в сфере немудреных казарменных интриг, он счастливо пережил многих своих сверстников и дослужился до
капитанского звания. Его вина в том, что он в последнее время зачастил на приемы к генералу Гаеру и даже, встречаясь с генералом во дворце, неоднократно пытался завязать разговор, добиваясь того, о чем не успел попросить во время приемов. К чести Гаера можно сказать, что он долго старался не замечать назойливости подчиненного и все-таки не выдержал и ударом ножнами по лицу положил конец приставаниям капитана. Впрочем, кто мог поручиться, надолго ли?.. Это здесь, облаченные в черные безликие плащи, Гиг и Гаер могут дружески поболтать, а в большом мире никто не должен допускать даже тени малейшего подозрения по поводу странности их отношений.
        …А вот Катарис, рожденный в семье марборнийских торговцев и двадцать три года назад осевший в Дарбионе, где на папашины капиталы открыл палатку, торгующую рыбой. Катарису немного за пятьдесят, у него три дочери и два уже взрослых сына, один из которых усердно помогает отцу. Старается - молодец, парень! - готовясь через пару десятков лет принять предприятие в свои руки. А второй - подонок. Вытребовав совсем недавно у отца долю наследства, пропивает ее по грязным дарбионским кабакам, скотина такая!.. А девятнадцать лет назад Катарис, везя товар в близлежащую деревню, напоролся на двух нищих, оказавшихся самыми настоящими грабителями, и в отчаянной свалке зарезал обоих случайно попавшимся под руку ножом. С испугу и сам не понял, как это так у него получилось… С той поры одна-единственная рыбная лавчонка Катариса превратилась в четыре, потом - в шесть, а потом и вся торговля рыбой в Дарбионе отошла к нему. Катарис разбух, будто перекачав в собственное брюхо жир всех тех мелких торговцев-рыбаков, которых разорил. А тот самый нож везде носит с собой, словно талисман. Но в последнее время лишь одна
потаенная страсть терзает Катариса, будто заведшийся в брюхе червь: неутолимая глухая злоба по отношению к собственной сварливой и крайне подозрительной жене, чудовищно растолстевшей от многих родов… Вина Катариса в том, что он, снедаемый этой ненавистью, мечтает вскоре прирезать ненавистную супругу.
        На семейные склоки Константину было глубоко наплевать, но эти мечты о будущей свободе подвигли Катариса на совершеннейшее пренебрежение своей половиной и зародили в ее душе опасные сомнения и сильную подозрительность. А это уже ставило под угрозу все их дело. Потому что своими подозрениями, подкрепленными частыми отлучками торговца по делам, связанным с их тайной, она поделилась со всеми окрестными кумушками. И теперь о Катарисе начали ходить чрезвычайно подозрительные слухи, вполне способные закончиться застенком городской стражи. А уж там из него вытрясут все. И тогда о тайне можно будет забыть. А тайна - это единственное, что может помочь им всем не только победить, но даже просто остаться в живых до того времени, пока не наступит срок…
        Константин много чего еще мог прочитать в головах у этих двоих, но не стал этого делать, отмахнулся от мелких никчемных мыслей и мыслишек, крепко поймав в воображаемый кулак только две, нужные ему сейчас. Какие разные эти двое! Но объединяет их одно. Оба они родом из тех мест, что века и века тому назад с лютой и бессмысленной жестокостью были опустошены ими. Не так уж и много в мире подобных мест, где еще жива память о прошлом. Немного осталось и людей, в сердцах которых еще тлеют переданные от отцов и дедов страх и ненависть.
        Это особый страх и особая ненависть. Это подспудные, неосознанные, потаенные чувства. Есть такие люди, которые боятся пауков или каких-либо других гадов, хотя эти гады никогда не причиняли им ни малейшего вреда. С отвращением, вяжущим лица, они стремятся уничтожить тварей, где только их увидят. Откуда взялся страх? С тех давних времен, когда их предки жили в местностях, кишащих этими тварями, смертельно опасными и коварными.
        Страх и ненависть перед ними - почти сродни такому страху. Почти - потому что они во сто крат сильнее.
        И пожалуй, все люди, в чьей крови разлита древняя ненависть к тем-кто-смотрит, собрались здесь, в громадном подземном зале, в самом сердце Дарбиона, под резиденцией архимага Сферы Жизни Гархаллокса. Ну, конечно, не все до одного… Только те, кто может обладать определенным влиянием. Для большого дела такие люди гораздо важнее каких-нибудь простых солдат, грязных нищих или темных крестьян.
        Константин ненадолго задумался: какую участь избрать для Гига и Катариса? Он открыл глаза, которые тут же почернели в прорезях колпака, словно наполнились темной водой. Для уровня заклинаний, которые он собирался применить, ему уже не требовалось ни дополнительной концентрации, ни произнесения тайных слов вслух. Движением мысли он создал канал для передачи энергии и, разделив его, освободил малую часть магической силы…
        Абсолютная тишина стояла в зале. Лишь с легким шорохом люди в черных плащах расступились, оставив два небольших участка пространства, на которых медленно и безвольно зашевелились с опустевшими лицами гвардеец и торговец, снимая с себя одежду. Константин шевельнул бровью, и движения его жертв ускорились. Спустя десять вдохов и выдохов они стояли на каменном полу посреди разбросанной одежды полностью обнаженными.
        А потом плоть их тел заходила волнами. Едва держась на ногах, несчастные начали извиваться, точно их, погруженных в жидкость, били струи стремительного течения. Под кожей Гига и Катариса вздулись громадные пузыри темной крови - это каждая косточка в их телах, подчинившись воле Константина, захрустела суставами, поворачиваясь вокруг своей оси. Гиг заревел диким быком, но из его горла плеснул фонтан крови, и рев, сменившись бульканьем, стих. С посиневших губ Катариса вместе с нитями слюны вырвался лишь тихий сип. И те, кто только что были людьми, словно два багровых мешка, сшитых в форме человеческих тел, с отвратительным чавканьем опустились на каменный пол.
        Изуродованные тела еще подергивались, испуская клокочущее хриплое дыхание - казнь свершилась так быстро, что жизнь не успела покинуть Гига и Катариса. Никто из находящихся в зале людей не произнес ни слова, не издал ни звука. Взгляды присутствующих оторвались от агонизирующих полутрупов и снова вонзились в неподвижную фигуру Константина.
        «Только двое, - подумал Константин, оглядывая толпу, - всего только двое. Остальные чисты. Конечно, маги чисты, в них-то я был уверен, ведь они лучшая часть человечества, маги всегда видят дальше и больше, чем обычные люди… Но кроме них… Только двое! Это кажется невозможным, но это так… Великие боги, как сильна и страстна ненависть, пронесенная через века!.. Они посеяли эту ненависть, им теперь и пожинать ее плоды… Да, это сам Светоносный свел меня с Гархаллоксом…»
        Все смотрели на него. И Константин, повинуясь безотчетному импульсу, сорвал с головы колпак. Довольно долго он стоял совсем неподвижно. Затем резко повернулся и скрылся за портьерами.

* * *
        Опустившись в кресло, он счастливо выдохнул. Радость, какая бывает при удачном завершении очень большого дела, дела всей жизни, пузырилась в нем, будто королевское вино. Искры пробегали меж его пальцев чаще, чем до посещения зала, и среди голубых вспыхивали алые и желтые. Энергетическое потрескивание, источаемое его телом, стало громче. Через некоторое время к Константину присоединился Гархаллокс. Уверенное торжество упокоилось на его сытом лице. Взглянув на него, Константин вдруг решил: одного кивка достаточно, чтобы выразить свое отношение к его работе.
        - Итак, - продолжая прерванный разговор, произнес Константин, - я слушаю тебя. Говори.
        Гархаллокс моментально понял, что от него хотят услышать.
        - Не все наши люди находились сегодня в зале, - начал он.
        Константин досадливо покривил губы.
        - Слишком опасно для них было бы - даже инкогнито - прибыть сюда из своих королевств, отложив дела, которые нельзя откладывать, не наведя на себя подозрений, - поспешил объяснить Гархаллокс. - Каждый из тех, кто не имел чести предстать перед тобой, - знатная и влиятельная особа при своем дворе. Герцог Уман Уиндромский из Марборна, князья Лелеан и Гиал из Крафии, воевода Парнан из Кастарии, придворный ювелир Гавар из Линдерштейна - последний хоть и не знатен, но очень богат; он обязан каждый день находиться при дворе, и его отсутствие вызвало бы ненужные толки…
        - Они преданы нашему пути? - спросил Константин, внимательно выслушав пять имен, широко известных в пяти близлежащих королевствах.
        - До последнего вздоха. Как и те, кого ты сегодня видел. Они осведомлены о том, что время Великих Перемен близко. Они готовы, и они ждут условного сигнала.
        - Сегодняшнее собрание лишено смысла, если хоть один из наших людей на нем не присутствовал, - сказал Константин. - Разве ты не мог этого понять? Среди тех, кто был в зале, я нашел двоих, на кого нельзя положиться. А если таковые есть среди тех пятерых?
        - Ты уверен во мне? - выпрямился в своем кресле Гархаллокс.
        - Да.
        - И я так же уверен в них. Ты доверял мне все эти долгие годы, почему же теперь сомневаешься?
        - Потому что мы воздвигаем новое здание, и в основание его должны лечь скальные камни, а не глина…
        Договорив, Константин закусил губу. Неужели то, к чему он шел всю жизнь, вскоре осуществится? Старый порядок подспудного страха и беспечной слепоты уйдет навсегда… Короли и князья - заплывшие жиром представители одряхлевших династий, не видящие дальше бородавок на собственных носах, полетят вверх тормашками с насиженных мест. Короли и князья, живущие по заветам тех-кто-смотрит так давно, что уже забыли об этом, величаво полагающие властителями человека себя, а не их, в одночасье покинут этот мир. А престолы, с которых горячая кровь смоет тысячелетнюю вонь замшелых задниц, займут те, кто по праву должны властвовать. Знающие истину. Знающие право людей решать все за себя, а не быть тупыми животными, исподволь ведомыми ими, потаенными пастырями…
        Несомненно, такого крупного переворота еще не знала история мира, и вряд ли когда узнает. Скоро, скоро грядет событие, равное по значению легендарной Великой Войне… А может быть, даже превосходящее ее.
        Шесть крупнейших королевств, включая и Гаэлон, шесть величайших государств, граничащих друг с другом, станут основой и оплотом новой великой Империи…
        Империи Людей. Империи людей, свободных от их неусыпного ока. От их всеобъемлющего контроля над человеческими жизнями.
        Он так долго жаждал этого, что сейчас, когда оставался всего один шаг, не испытал никакого сильного чувства. Словно все, что должно произойти, уже произошло когда-то, в каком-то неведомом мире, зеркальном этому, его родному, и оттого Константин знает все наперед.
        - Орабия, - сам не зная зачем, сказал вдруг Константин и тут же понял, что проговорил название этого далекого восточного королевства одновременно с Гархаллоксом.
        Тот взглянул на него изумленно:
        - Ты… увидел, о чем я думаю? - спросил он.
        - Как обстоят там дела? - не вдаваясь в подробности по поводу охватившего его странного ощущения, осведомился Константин.
        - Лучше, чем где-либо еще. Но есть некоторые проблемы, которые требуют… некоторого вмешательства извне. Если мне… То есть, когда мне все удастся - во главе государства встанет нужный человек, готовый сотрудничать с нами. И дальше все будет совсем просто.
        - Что ты намерен делать?
        - Дети Ибаса, - ответил Гархаллокс. - Я решил воспользоваться их помощью.
        Константин размышлял не дольше нескольких мгновений.
        - Хорошо, - сказал он. - Да будет так. И еще…
        - Что, Константин?
        - Доведи дело в Орабии до конца. А потом с чернолицыми буду работать я. Лично.
        - Как скажешь, Константин.
        Часть первая
        Круг Истины
        Глава 1
        Было так: из Великого Хаоса явился Неизъяснимый и создал все сущее. И создал Харана Темного, Вайара Светоносного и Нэлу Плодоносящую, чтобы встали они над всем сущим. И зачала Нэла от Вайара, и вышли из чрева ее трое сыновей - Андар Громобой, Гарнак Лукавый и Безмолвный Саф. И вышли из чрева ее трое дочерей - Ала Прекрасная, Илла Хранительница и Васса Повелительница Бурь. И Харан Темный совокуплялся с дикими зверьми и породил расу демонов. А сыновья и дочери Светоносного и Плодоносящей стали прародителями рода человеческого. И вышел из чрева Нэлы последний отпрыск - Ибас, в котором не было ни мужского, ни женского. Треугольный горб имел Ибас - такой большой, что можно было подумать, будто он носил на спине еще кого-то. Был Ибас черен и уродлив, ибо силы матери забрали старшие дети. Стал он злобен и нечестив, ибо смеялись и глумились над последышем Андар и Гарнак, Ала и Илла и Васса. Лишь Безмолвный Саф, что нес в себе дух чистого познания и бесконечной мудрости, не смеялся, ибо понимал много и мог видеть сквозь время. И Вайар Светоносный разгневался, узрев урода, и выхолостил чресла сыновей своих
и омертвил чрева дочерей своих. А Ибаса низверг с небес, наложив на него наказ и запрет: вечно пребывать среди смертных и не помышлять о возвращении, ибо недостоин он как Вечного Поднебесья, где правил Вайар, так и Темного Мира, обиталища Харана, повелителя демонов. И великая обида породила великую злобу. Так страшен стал Ибас для смертных, что даже истинное имя его никто не смел произносить, и стало у Ибаса много имен. На Востоке смертные называли его Последней Упавшей Звездой; на Западе - Великим Чернолицым; на Севере - Убийцей Из Бездны; на Юге - Блуждающим Богом. Только кочевой народ, прозванный чернолицыми, по одному из имен бога, которому они поклонялись, называл Ибаса - Отец.

* * *
        В далеком королевстве Орабия, где солнце палит так жарко, что воздух тягуч и мутен и птицы с трудом рассекают его крылами, где в гибельных пустынях красный песок режет глаз случайных путников, обреченных никогда не достичь конца своего пути, жизни уделено место лишь в немногочисленных оазисах. Самый большой из них, называемый Нхакбар, лежит на трех зеленых холмах, меж которыми синеют под раскаленными орабийскими небесами воды Озера Королей. Посреди озера высится скалистый остров, а на острове сияет округлыми зеркальными куполами, непостижимо удивительными для редких иноземцев, громада королевского дворца.
        Третий месяц на стенах дворца ночами не зажигают огней. Полумрак и мертвенная тишь царят во дворце, ибо старый король Идж-Наден вот уже третий месяц не поднимается с постели. Дни Идж-Надена сочтены, скоро дух его уплывет на небесном челне к Неизъяснимому. Полумрак и мертвенная тишь царят во дворце; всеми любим король Идж-Наден, мудрый и милостивый правитель, и семья его и народ его глубоко скорбят. И плачет, запершись в одиночестве, любимый сын и наследник короля - принц Алихан. Никто не сомневается в том, что именно Алихан станет правителем Орабии после смерти Идж-Надена и так же, как и он, будет блюсти древние традиции славного королевства.
        И только один человек во всем дворце наедине с самим собой сохраняет невозмутимое спокойствие и время от времени улыбается, прищурясь в никому не ведомые и не видимые дали. Потому что известно ему то, чего никто во всей Орабии не знает… Имя этого человека - Сансан. Он сын брата короля.

* * *
        Отстучали по стене дворца шаги стражей. Не зажигали факелов на стенах, но даже если бы и зажигали, даже если бы сейчас была не темная ночь, а ясный день, стражи ни за что бы не увидели человека, слившегося с дворцовой стеной в том месте, где она примыкает к стене королевской башни - хоть и прошли рядом с ним так близко, что он слышал их дыхание. Потому что там, где есть свет, есть и тень. А для человека, прятавшегося от стражи, тень - укрытие такое же надежное, как для нерожденного дитя - материнская утроба.
        Стражники в белых плащах поверх стальных кольчуг, покачивая длинными копьями, дошагали до восточной сторожевой башни, встретились с патрулем, стерегущим восточную сторону стены, и повернули обратно. Когда они снова прошли мимо человека в тени, он закончил счет. Тридцать вдохов и тридцать выдохов. «Этого времени хватит», - решил человек. Белые плащи стражи еще явственно мерцали во тьме, когда человек вышагнул из тени и прыгнул высоко вверх - на отвесную стену королевской башни. Птица не смогла бы найти щели для своих когтей, чтобы зацепиться за стену, но человек уверенно полз вперед и вверх туда, где колыхались на ночном ветру шелковые занавеси окна королевской опочивальни.
        У человека не было имени. Он не знал своих родителей, своей родины и своего возраста. Он не знал даже - мужчина он или женщина. Когда чернолицые взяли его к себе, он был настолько мал, что не понимал ничего из всех явлений мира, кроме голода и холода. В тот же день, когда его поднесли под огненный взгляд Отца, над ним был проведен обряд посвящения: ему отсекли гениталии и предали его душу Великому Чернолицему. Когда он стал осознавать себя, он уже был чернолицым. Его принялись учить, как только он стал ходить. К тому времени как он постиг половину из всех искусств, которым его обучали, ему начали втирать в зубы и десна пепел драконьих рогов, а в глаза капать ядовитый отвар из желчи василиска - и его зубы навсегда стали черными и крепкими, как камень; белки его глаз потемнели, а зрение приобрело кошачью остроту. Когда в положенный природой срок его тело перестало расти, его уже нечему было обучать. Он мог двигаться бесшумно, словно ветер, плыть под водой, задерживая дыхание на столько, на сколько было нужно. Мог карабкаться по скалам, даже если были они гладкими, точно зеркало. В пустой комнате мог
спрятаться так, что никто не сумел бы его найти - ибо в мире есть свет, созданный Неизъяснимым, а там, где есть свет, есть и тень. Он мог убивать голыми руками и владел всем оружием, какое только порождал человеческий разум, но лучше всего владел мицу, излюбленным оружием чернолицых - перчаткой с четырьмя тонкими ножами, прячущимися меж пальцев. Когда он перестал расти, его тело начали покрывать сплошной черной татуировкой. Для того чтобы на его теле не осталось ни одного светлого пятнышка, понадобилось довольно много времени. Это должно быть больно, но он давно забыл, что это за чувство - боль. И с нетерпением дожидался того времени, когда работа будет закончена, кожа заживет и он наконец сможет служить своему Хозяину.
        И однажды этот день настал.
        Мало кто знал, где находятся храмы чернолицых, но сами чернолицые жили среди людей. Они никогда не сеяли хлеб, не собирали плодов, не охотились, не занимались торговлей и не участвовали в войнах. Тем не менее золота у них было в достатке. «Отец щедро одаривает своих детей», - сказали бы чернолицые, если б среди торговцев, с которыми чаще всего общался кочевой народ, нашелся кто-нибудь, решивший спросить: как же так получается, что кошельки чернолицых всегда полны золотых монет чеканки какого угодно государства? Но таких вопросов чернолицым никто никогда не задавал. И вовсе не по той причине, что сам вид этих людей внушал ужас. Просто все знали, откуда текут в кошели чернолицым золотые реки…
        Дети Ибаса, народ чернолицых, был братством наемных убийц.
        …Человек полз по отвесной стене королевской башни. Он полз быстро, хоть и не спешил, так как точно рассчитал время, когда стражи в очередной раз вернутся сюда. Он с легкостью и удовольствием убил бы всех стражей, могущих помешать ему, - как делал это много раз, - но сейчас ему нужна была лишь одна жизнь.
        Он достиг окна и неслышно скользнул в опочивальню. Под узорчатым балдахином, согревая иссохшее от болезни и старости тело короля, лежали две наложницы. Они не спали - им предписывалось под страхом смерти бодрствовать и слушать дыхание короля, но чернолицый легко и незаметно усыпил обеих молниеносным наложением рук на яремные вены. Они очнутся через час, уверенные в том, что все время находились в сознании. Чернолицый стиснул два пальца на горле короля - сильно, но аккуратно, потому что никаких следов на морщинистой обвислой коже остаться не должно. Когда жизнь замерла в теле старика, он раскрыл ему мертвый беззубый рот и вынул из поясной сумки крохотный горшочек. Откупорив запечатанное глиной горлышко, чернолицый осторожно влил в королевский рот нечто вязкое и темное, похожее на жидкую грязь. Потом сомкнул королю челюсти и помассировал безвольную плоть горла - чтобы субстанция из горшочка прошла как можно дальше по пищеводу. Постоял неподвижно, безучастно наблюдая. Ему осталось только убедиться, что все получилось, как нужно.
        Изменения пришли довольно быстро. Острый кадык на мертвом горле задвигался, по телу прошли судороги - и вдруг король открыл глаза. Убийца заглянул в них и удовлетворенно кивнул сам себе. В глазах короля тускло мерцал разум. Но жизни в том разуме не было - лишь натужная осмысленность…
        Чернолицый выглянул в окно. Небесная чернота уже мутнела, готовясь рассеяться. До наступления утра оставалось два часа с небольшим. Чернолицый, который не забывал следить за временем, чтобы на обратном пути не попасться на глаза страже, выскользнул из окна королевской опочивальни.
        Все сделано в точности.
        Скоро тело венценосного мертвеца окоченеет, но до этого опочивальню посетят придворные лекари, чтобы, как обычно, проверить состояние больного. Тогда и должно произойти то, для чего чернолицый был послан этой ночью в королевский дворец.
        Так оно и случилось. Утром, когда в королевскую опочивальню пришли лекари, Идж-Наден растянул костенеющие губы и произнес несколько слов: хрипло и монотонно, словно говорил не он сам, а кто-то, сидящий в его голове. Из тех слов оцепеневшие лекари поняли, что последняя воля умирающего короля такова: вовсе не принц Алихан будет владычествовать над Орабией. Не принц Алихан, а сын брата короля Идж-Надена - Сансан.
        К вечеру этого же дня тело старого короля совершенно окоченело. Но еще долго мертвые стеклянные глаза Идж-Надена упрямо пялились в потолок, а из криво растянутого рта, будто полудохлый ручеек из-под тяжелого камня, лилась едва слышная речь, в которой уже не было никакого смысла. К полуночи старый король затих навсегда.
        Осмелиться нарушить последнюю волю любимого монарха никто не посмел. Через два дня Сансан в тронном зале дворца принял ятаган с черным алмазом на рукояти - знак королевской власти. А еще через три дня по странному стечению обстоятельств погиб, утонув в Озере Королей, сын покойного Идж-Надена - принц Алихан.
        Глава 2
        В этом мире не было королевства могущественней Гаэлона.
        Пожалуй, только королевство Марборн, располагавшееся близ Гаэлона по ту сторону Скалистых гор, могло осмелиться затеять спор - кто более могущественен? И по правде говоря, не раз затевало. Произошедший около двухсот лет назад последний такой спор (впрочем, как и все предыдущие) вылился в кровавую войну, завершившуюся полным поражением Марборна и жестоким разграблением его столицы - славного города Уиндрома. Правителям других крупных государств: далекой Восточной Орабии, западных Линдерштейна и Крафии и прочих королевств и княжеств помельче - на Севере и Юге - подобные глупости в голову никогда не приходили. Разве волкам и лисам может когда-нибудь взбрести на ум напасть на медведя, грозного властелина леса?
        Тишина и спокойствие царят во всем мире в эти благословенные времена, и обитатели его забыли про вражду. Лишь изредка налетит на какой-нибудь мелкий поселок одичалая от голода орда огров, да загрызут пару одиноких охотников болотные тролли. Так ведь то ж неразумные создания, полузвери… Те, в ком божественная искра разума сильнее первобытных инстинктов, давно привыкли дружить со своими соседями. Ну, если не дружить, так терпеть. А если не терпеть, то - сторониться.
        Вот поэтому вряд ли кто-то удивился бы, увидев, как по одной из проезжих дорог Гаэлона шагает путник: одинокий и безоружный, с большим тюком за плечами. Путник выглядел совсем молодым, но несколько упавших на лицо длинных прядей его были абсолютно седыми. Кроме этой странности, пожалуй, ничего приметного в облике путника найти было нельзя.
        День уже перевалил за половину.
        Судя по запыленной одежде, путник шел издалека, по ровному дыханию и мерным шагам можно было сказать, что ходить на дальние расстояния он привык. Когда по обочинам дороги все чаще стали попадаться крестьянские хижины, стоящие меж ухоженных полей, путника догнала телега, запряженная здоровенным битюгом.
        Телега, не отягощенная ничем, кроме троих седоков, бежала резво. Правил ею гном в потрепанных одеждах, с всклокоченной бородой и опухшим, видимо, от пьянства, зверским лицом, покрытым шрамами. Позади него, то и дело прикладываясь к большому кувшину, сидели двое людей: широкоплечий детина в рваной рубахе и коротких штанах и длинноволосый испитой хлыщ, меланхолически наигрывающий на потертой лютне; проще говоря, компания, путешествующая на телеге, ни с первого, ни со второго, ни с какого другого взгляда доверия не внушала.
        Обогнав путника на несколько шагов, телега вдруг сбавила ход, и длинноволосый, перекинувшись парой слов со своими товарищами, надтреснутым звенящим голосом крикнул:
        - Эй, дружище! Давай к нам, чего ноги зря сбивать!
        Парень с удовольствием переложил свою поклажу на телегу и легко запрыгнул следом. Гном, на секунду обернувшись, мгновенно и цепко оглядел нового седока и, чмокнув губами, хлестнул битюга кнутом.
        - Спасибо, - проговорил путник. - Мой путь неблизок, и я, честно говоря, уже начал уставать.
        - Оно что ж… ага… - невнятно пробормотал верзила и протянул парню кувшин. - На, прополощи горло-то.
        Тот отхлебнул глоток и с благодарным кивком вернул кувшин. Верзила передал его длинноволосому хлыщу. Хлыщ приложился к кувшину надолго; наконец оторвавшись, он утер губы рукавом и довольно рыгнул.
        - Позвольте осведомиться, добрый господин, - начал хлыщ. - Коли уж мы были так добры, что усадили вас на эту колесницу, влекомую быстроногим скакуном, извольте сообщить, куда держите путь?
        - В Дарбион, - ответил парень.
        - Великодушно прошу простить меня за недостойное любопытство, но мои друзья изнывают от нетерпения узнать, какое дело ждет вас в славном городе Дарбионе?
        - Я направляюсь в королевский дворец.
        Троица переглянулась.
        - Торговать изволите? - решил уточнить хлыщ.
        - Я не торговец, - так же просто и кратко ответил путник.
        - Вы, смею заметить, и не похожи на торговца, - тут же заверил длинноволосый. - Это меня, глуповатого, сбила с толку ваша поклажа. В подобных тюках торговый люд возит свои товары. А ежели вы утверждаете, что ваше ремесло вовсе не торговля, тогда я прямо-таки теряюсь в догадках: что там?
        - Мое снаряжение.
        Дальше разговор не клеился. Хлыщ явно озадачился и замолчал, собираясь с мыслями. Остальные тоже молчали, лишь переглядываясь. Должно быть, троица, до появления в телеге четвертого пассажира, беседовала о чем-то своем и сейчас, по какой-то причине, прерванного разговора продолжать не пожелала. Да и парень лишних вопросов не задавал - он был занят тем, что умело и старательно растирал свои уставшие ноги. По виду его никак нельзя было сказать, что он чем-то обеспокоен или встревожен; хотя вряд ли кто-то на его месте рискнул бы сесть в одну телегу с подобными подозрительными типами.
        В прорехах лохмотьев широкоплечего детины виднелись давние шрамы и грубые татуировки, руки его были мускулисты, покрыты голубой сетью толстых вздувшихся вен, между тем на ладонях и пальцах не было и следа трудовых мозолей. Скорее всего, этот человек был или бродягой, или разбойником; или, как это чаще всего бывает, и тем, и другим одновременно. Длинноволосый, судя по привычке витиевато выражаться с целью произвести впечатление и по ловкости, с которой его пальцы перебирали струны, мог быть менестрелем - но менестрелем давно и безнадежно изгнанным из своего круга, не иначе как по причине пьянства и развившихся от этой привычки скверных наклонностей.
        Если о роде занятий этих двоих мог догадаться и ребенок, то определить, как гном попал в эту компанию, было сложнее.
        Маленький Народец - гномы - усердно добывали руду и ковали металл в подземных своих обиталищах, выходя на поверхность, только чтобы обменять мастерски исполненные произведения на то, что может предложить им человеческая цивилизация; из всех ее достижений отдавая, впрочем, безоговорочное предпочтение забористой кукурузной водке. Когда-то давным-давно гномы жили среди людей, участвовали в людских войнах, прославившись свирепостью и отвагой; случалось и такое, что брали в жены дочерей человеческих, но сейчас редко кто из Маленького Народца переступит порог жилища человека. Разве что в трактирах и кабаках дозволено бывать гномам. А вот носить при себе оружие - давно и строжайше запрещено. Это все после той, Великой Войны, прокатившейся кровавым колесом по древним королевствам сотни лет тому назад, когда не было еще и в помине ни королевства Марборн, ни даже Гаэлона; Великой Войны, когда восстал Высокий Народ - эльфы - в безумном желании истребить род человеческий, и некоторые из гномьих родов встали на сторону Высокого Народа, обратив свои топоры против людей… Маленький Народец - гномы - потомки тех,
кто сражался с человеком, человеку покорились. Правда, кое-где поговаривают, что в своих подземных городах гномы куют оружие не только для воинов-людей, но и для себя и время от времени проводят между собой воинские турниры… да только как эти слухи проверить? Отыскать ходы в обиталища Маленького Народца не в силах человеческих…
        Можно было только предположить, что этот гном предпочел общество людей обществу сородичей по причине совершенного им когда-то преступления, ибо все знали о том, что Маленький Народец для своих преступников давным-давно установил два вида высшей меры наказания: смертная казнь или вечное изгнание.
        - Эх! - воскликнул вдруг менестрель, в очередной раз глотнув из кувшина. - Не потешить ли мне достопочтенную публику исполнением баллады? К примеру, о Рыжей Марте, а?
        Услышав про Рыжую Марту, верзила довольно загоготал:
        - Давай про Марту!
        А путник, чуть улыбнувшись вроде как самому себе, какому-то своему воспоминанию, качнул головой.
        - Я впервые в этих краях, - сказал он. - Если тебя не затруднит, не мог бы ты спеть что-нибудь о великом королевстве Гаэлон?
        - Добрый господин - иностранец? - сразу заинтересовался длинноволосый.
        - Нет, но я был рожден на самой окраине королевства, в глухом месте, куда редко доходят новости из большого мира.
        Верзила пренебрежительно скривился. Но менестрель тряхнул сальной гривой и ударил по струнам.
        - О великом королевстве так о великом королевстве, - проговорил он под струнный звон. - Только уж, добрый господин, за труды мои расстарайся поставить нам в ближайшей таверне кувшин-другой доброго вина.
        - Два! - тут же вставил верзила.
        - С удовольствием, - ответил парень.
        И менестрель запел. Поначалу пел он баллады о ныне здравствующих рыцарях, владетелях здешних земель, герцогах, графах и баронах, об их сражениях с великанами, могущественными колдунами и повергающими смертных в ужас демонами Темного Мира; то есть те баллады, сложенные на заказ, которые чаще все исполнялись по кабакам и постоялым дворам, баллады, в которых кроме льстивой выдумки не было ничего. И парень слушал менестреля, рассеянно улыбаясь. Тогда длинноволосый, видя, что путнику подобный репертуар явно не нравится, сменил тему. Чтобы привлечь внимание слушателя, он двинул, очевидно, свой главный козырь: древнюю балладу о Великой Войне, исполнявшуюся по всем окрестным королевствам практически одинаково.
        Пройдоха-менестрель угадал. Глаза парня вспыхнули интересом, когда он слушал о том, как в давние-давние времена эльфы, будто все разом сойдя с ума, ни с того ни с сего вдруг ополчились против человечества. Как мощная магия Высокого Народа сокрушала попытки магической обороны людей, как серебряные волки эльфийской кавалерии сминали конных воинов, как лучники верхом на горгульях уничтожали целые армии, как белый небесный огонь, низвергнутый на землю магией эльфов, сжигал города… И о том, как горстка выживших людей, запертая в крепости, названной Цитаделью Надежды, сумела-таки выстоять против штурмовавшего ее с земли и воздуха врага - выстоять и погнать прочь армады Высокого Народа. Сочиненные невесть когда и невесть кем строки повествовали о водопадах крови и горах трупов - цене, которую заплатили люди за победу в этой войне. И об изгнании эльфов из мира людей в Тайные Лесные Чертоги, и о многих веках ненависти - о том, что получили эльфы в наказание за вероломный, бессмысленный и жестокий мятеж…
        Завершив длинную балладу, менестрель схватил кувшин и, выпучив глаза, присосался к нему.
        Путник сморгнул и в задумчивости провел ладонью по лицу.
        - Короток отпущенный человеку век, а Высокий Народ живет тысячи и тысячи лет, - тихо выговорил он, явно озвучивая не свои мысли, а чьи-то еще. - Люди почти забыли о страшной участи своих предков, а эльфы - вовсе не потомки коварных мятежников, а те самые, которые на телах своих носят рубцы, полученные во время Великой Войны, - снова входят в их города. Правда, без оружия и с богатыми дарами, но, говорят, нет-нет да и уволокут с собой в Чертоги неугодных им…
        Троица как один подняла головы, уставившись на парня. Во взгляде обернувшегося гнома парень без труда увидел искорки страха. Бородатый коротышка подстегнул битюга, и телега загромыхала по дороге быстрее.
        «Видать, правду говорят о том, что Маленький Народец в своих пещерах знает больше, чем говорит, - подумал путник. - Недаром именно от гномов пришло еще одно название эльфов: те-кто-смотрит…»
        - Чего это вы такое сказали, добрый господин? - недоуменно почесывая шевелюру, заговорил менестрель. - Эльфы вовсе не уволакивают неугодных, а они, это самое… забирают счастливца-избранного, которому в Чертогах уготована долгая-долгая жизнь, полная забав и наслаждений… Даже грудные дети это знают!
        - Это сказал не я, - ответил парень. - Это сказал Магистр Скар. Вернее, не сказал, а написал в хрониках, которые я имел честь прочитать. Это не его мнение, это лишь изложение древних фактов, впрочем, так и не нашедших подтверждения. Магистр специально подчеркнул: ему неведома истина, как все происходило и происходит на самом деле - так, как сказал сейчас я, или так, как говорит большинство… Ну да ладно, - тряхнул он головой. - Насколько я понял, вы направляетесь в Дарбион?
        - Ага, - откликнулся менестрель. - А разве мы об этом говорили? Хотя… эта дорога ведет прямиком туда и никуда больше. Эх… сейчас бы еще кувшинчик!
        - Оно бы тады - да неплохо было бы! - заухал верзила и с сожалением потряс пустой кувшин.
        - Обещаю купить, как только увидим, где это можно сделать, - сказал парень. - Чем ближе к Дарбиону, как я понимаю, тем вино дороже.
        - Верно изволите говорить, добрый господин! - оживился менестрель. - Ах, какое я вино пил два месяца тому назад, когда из Горной Крепости прибыл сэр Эрл! И притом совсем задаром пил! Вот уж был праздник так праздник!
        - Надо думать, хорошее вино досталось знати, - заметил путник. - Неужели простолюдинам выставили дорогое угощение?
        - За-ради такого праздника - выставили! - подал голос верзила и, видимо, вспомнив вкус дармового вина, даже зачмокал и зажмурился.
        - За городскую стену выкатили шесть по шесть бочек, - уже рассказывал менестрель. - Это чтобы народ приветствовал кавалькаду из Горной Крепости Порога еще на подъезде к городу. Ну и чтоб давки не было. А какая была кавалькада! Впереди скакали полсотни рыцарей в сверкающих доспехах, с развевающимися по ветру плюмажами, за ними, приотстав на десяток-другой шагов, - сам сэр Эрл! На самом высоком скакуне! В полном боевом облачении! И плюмаж у него был выше всех! И мечом он во все стороны: раз-раз! Салютовал! А следом за сэром Эрлом на шести подводах везли головы убитых им драконов! Я такого зрелища ввек не забуду! И такого количества вина тоже…
        - А я ничего толком не помню, да, воно как, - простодушно признался широкоплечий. - Только первые восемь кружек, ага…
        - Видно, сэр Эрл - великий воин, - проговорил путник.
        - Самый великий из всех, кто был, есть и будет! - с жаром заявил менестрель. - Он же, добрый господин, извольте знать, рыцарь Порога! Настоящий рыцарь Порога! Он в одиночку на драконов выходит! А вы хоть раз видели дракона? Ну, не живого, конечно, а… его отрубленную башку хотя бы? Размером она… - Менестрель покрутил головой в поисках предмета для сравнения и, не найдя подходящего, закончил: - Размером с дом в два этажа! А вы хоть знаете, что такое Порог?
        - Я знаю! - важно заявил верзила. - Это оно так… Это такое место, где мир… ну, трескается, вот как… кувшин, например. Такой Порог в Скалистых горах есть. Через трещину драконы лезут, а Горная Крепость и рыцари Порога, которые там сидят… не пущают их к людям. И сильнее тех рыцарей никого в мире нет. Так? - обернулся он к менестрелю.
        - Так, да не так, - сказал тот. - Есть не один Порог, а два. Еще один на берегу Вьюжного моря находится. Там Северная Крепость Порога стоит. И через эту… трещину… не драконы лезут, а… другие какие-то твари. Говорят, они даже пострашнее драконов!
        - Брешут! - уверенно сказал верзила. - Какие твари могут быть страшнее драконов? Да и нет никакого Северного Порога. Сказки все это.
        - Нет? - прищурился менестрель.
        - Нет!
        - И как это нет, если я своими глазами рыцарей Северного Порога видел? И своими… своей кружкой с ними чокался? И пил пиво с ними своими… своим ртом! Ты-то в это время в Гарлаксе торговцев да менял гра… охранял, то есть, по найму. Да, - повернулся он к парню. - Недели три назад в Дарбион прибыли рыцари из Северной Крепости Порога. Они, конечно, вояки те еще - здоровенные быки, все как на подбор, - один на моих глазах коняку за задние копыта поднял и встряхнул, будто тряпку, просто для забавы… Только до рыцарей Горной Крепости и сэра Эрла им далеко… Тот, он такой!.. - и, не в силах передать словами все великолепие рыцарей Горного Порога, менестрель нарисовал чумазыми руками в воздухе нечто замысловатое. - Благородный господин! Истинный рыцарь!
        - Можа и есть Северный Порог и Северная Крепость, - шмыгнул носом верзила, - тока я нипочем не поверю, чтоб нормальный рыцарь с тобой за один стол сел.
        - Со мной? - возмутился менестрель. - Да ты знаешь, где я пел года… лет… ну, лет десять назад? Дело было так, добрый господин, - теперь он обращался исключительно к незнакомцу, игнорируя обидевшего его своей недоверчивостью верзилу. - По вам видно, вы нездешний, потому, наверно, еще не знаете, что его величество король Гаэлона Ганелон Милостивый повелел лучшим рыцарям Порога прибыть в Дарбион, дабы охранять принцессу Литию - дочь его величества, значит, - от всех напастей. Такой подарок сделал король дочери, когда ей шестнадцать лет исполнилось. По одному рыцарю от Крепости Порога! А каждый такой рыцарь целой армии стоит! Поистине королевский подарок! Вот сначала сэр Эрл прибыл, а потом приехал и… как его бишь… северного рыцаря зовут-то? Атар… Или Отор? А, неважно. Правда, особого праздника по поводу прибытия северян не было. Они пару дней во дворце пировали, а потом, нагрузившись припасами - потому как, говорят, на побережье Вьюжного моря с провизией туговато, - отбыли обратно. Не все, конечно; один во дворце остался, тот, который из них наилучший и принцессе в охрану предназначался. И не сразу
отбыли. Еще целую ночь гуляли по городским кабакам, пока им подводы готовили. Один кабак разнесли, в другой пошли, а из другого в третий. Тут-то я им и встретился. Им как раз по-настоящему повеселиться захотелось - для чего музыка, дух поднимающая, и понадобилась…
        Длинноволосый менестрель все трепался, то и дело хлопая незнакомца по плечу или дергая за рукав - вызывая все внимание на себя, а между тем впереди уже показались высокие городские башни. Гном нахлестывал битюга, и тот споро бежал мимо добротных домов богатых крестьянских селений: где-то среди них промелькнуло деревянное строение, означенное вывеской трактира, но телега не остановилась и даже не замедлила ход. Верзила, теперь замолчавший и посмурневший, вскидывал на парня быстрые взгляды исподлобья. Наконец, когда очередная деревня осталась позади, телега въехала на кривой мостик, переброшенный через узкую речушку, заросшую по берегам густой осокой и почти сплошь затянутую тиной. Гном остановил битюга. И менестрель моментально замолчал, отодвинувшись от парня.
        - Ну-к что ж, ага, - заговорил верзила, вперяя в него угрюмый взгляд. - Мы, значит, тебе благо сотворили, а заплатить ты сам обещал. Мы люди бедные, у нас каждая кроха на счету.
        - Конечно, заплачу, - спокойно ответил парень, - только поблизости я не вижу ни кабака, ни таверны, ни даже какого-нибудь человеческого жилища. Мы ведь вроде договаривались на два кувшина вина?
        Менестрель захихикал, пряча, впрочем, глаза от прямого взгляда парня:
        - За пение мое отблагодарить меня особо надо! Тут уж два кувшина маловато будет…
        Поднялся и гном, поигрывая тяжелым кнутовищем.
        - Ну, хорош, - хрипло выговорил детина. - Чего тут непонятного? Выворачивай карманы да вали с нашей телеги. А поклажа, само собой, с нами поедет. А будешь фордыбачить… - и он вытащил откуда-то из-за спины длинный нож с грубо вытесанной деревянной рукояткой, - дошло? Раз - и под тину…
        Парень наклонился вперед, чуть приподнялся, словно для того, чтобы на самом деле достать кошелек. Широкоплечий оборванец настороженно следил за каждым его движением - устрашающего вида нож, вроде того, каким крестьяне обычно забивают домашнюю скотину, был приставлен к боку незнакомца. Что произошло в следующее мгновение, наверняка не понял никто из троицы. Парень коротко и быстро всплеснул обеими руками, одновременно неожиданно и как-то странно извернувшись всем телом, - и верзила, жалобно вякнув, кувыркнулся с телеги спиной вперед и с шумом скатился по крутому берегу в заросли осоки.
        Незнакомец стоял на телеге, выпрямившись в полный рост. Должно быть, он успел вскочить на ноги из неудобной для боя сидячей позы в самый момент удара. Менестрель взвизгнул и прижался к борту телеги, увидев в руках парня тот самый нож, который мгновение назад крепко держал верзила.
        Гном, оскалившись, взмахнул кнутом - длинный плетеный ремень, словно язык гигантской змеи, со свистом обвился вокруг правой кисти незнакомца. Парень не стал даже перебрасывать нож в другую руку. Кажется, он так и продолжал глядеть на менестреля, и головы не повернув в сторону гнома. Он с силой поднял вверх захваченную руку и резко дернул на себя, одновременно обрубая ножом ремень, в результате чего гнома, не успевшего выпустить кнутовище, швырнуло из телеги в прибрежную осоку с другой стороны моста.
        Незнакомец тряхнул правой рукой. Обрывки веревочного ремня и нож-свинокол упали на дно телеги. Этот стук и вывел обомлевшего менестреля из полуобморочного состояния.
        - Добрый господин! - захрипел он, мотая от ужаса патлатой головой и силясь влезть на борт телеги, но все оскальзываясь вспотевшими ладонями; в выпученных его глазах отразилась бешено работающая мысль. - Добрый господин! Поелику существо я невинное и беззащитное, этими злыми разбойниками коварно плененное… выражаю вам горячую благодарность за освобождение…
        Путник сунул руку за пояс.
        Менестрель, которого осенила вдруг полубезумная мысль: что этот странный человек собирается расправиться с ним каким-нибудь чудовищно-изощренным способом, для коего недостаточно простого ножа, а нужно особо изуверское оружие, - взвизгнул и взлетел-таки на борт телеги, словно перепуганная клушка на плетень.
        - Добрый господин! - завизжал он. - Меня нельзя убивать! Знаете, какие люди в Дарбионе меня ждут?! Слыхали о Карфе и Грисе из Ночного Братства? Они… ого-го! Они за меня полкоролевства перережут и передушат, они… И не только они! Знаете, какой я важный человек, добрый господин?! Меня нельзя убивать!..
        Незнакомец выпростал руку и протянул менестрелю открытую ладонь, на которой в лучах клонившегося к закату солнца тускло поблескивала медная монетка.
        - Мне понравилось, как ты спел балладу о Великой Войне, - сказал он. И, поскольку менестрель не осмелился принять монету, бросил ее ему на колени.
        Затем спрыгнул с телеги, взвалил на плечи свой тюк и зашагал по мосту - в сторону золотящихся под красным закатным небом башен Дарбиона.

* * *
        Посреди лесистых равнин Гаэлона, словно сердце, толкающее золотую кровь по венам торговых дорог, раскинулся огромный город Дарбион. Высокая стена окружала Дарбион, и говорили дарбионцы: если бы кто-то вздумал опоясать город по стене ремнем толщиною в палец младенца, пришлось бы на кожу для этого ремня забить коров в округе на полдня пути во всех четырех направлениях. В центре Дарбиона высился королевский дворец, построенный еще в те времена, когда самого города не было и в помине. И с тех самых пор, как древние неведомые мастера воздвигли этот дворец, не сотворили человеческие руки ничего, что могло бы с ним сравниться. Острые зубцы дворцовой стены покрывала особая позолота: днем она сияла желтым пламенем, а ночью, впитавшая солнечное тепло, мерцала призрачным светом - будто на стенах дворца кто-то расставил и зажег гигантские свечи. Девятнадцать башен поднимались к небу так высоко, что пронзали облака. Серебряные колокола, укрепленные на шпилях сотни лет назад, наполняли дворец нежным, едва слышным звоном, а оттого, что верхушки башен никогда не показывались из-за облаков, казалось, будто
сладкозвучно звенит само небо. Придворные стражники, которым было доверено чистить небесные колокола, клялись, что там, наверху, башни раскачивались из стороны в сторону, словно колосья на ветру. Мало кто им верил, потому что подножия башен были массивны и нерушимы - за долгие годы ни один камень в них не пустил и самой малой трещинки.
        Даже зубаны, вездесущие крылатые твари, похожие на крупных оперенных крыс - неведомо откуда свалившаяся на Гаэлон и окрестные королевства напасть, - не смели подлетать близко к дворцу; зубанов пугал небесный золотой перезвон.
        Центральные улицы Дарбиона поражали своей шириной - на самой большой свободно могли разъехаться пятеро конников. Правда, блистающие чистотой днем и ярко освещенные в сумерках, улицы эти имели обыкновение разветвляться узкими и темными переулками - как от толстого древесного сука разбегается тонкая поросль. И если по широким улицам, где величаво шествовали, погромыхивая алебардами, городские стражники, можно было спокойно ходить и днем и ночью, то в извилистых переулочках случайному прохожему лучше было не появляться.
        В таком переулке, находившемся, может быть, в каких-то двух сотнях шагов от стен королевского дворца, и располагался кабак, носивший громкое название «Серебряный лев», а завсегдатаями давным-давно переименованный в «Тошниловку». Каковое название, кстати говоря, в полной мере соответствовало качеству предлагаемых здесь напитков.

* * *
        В эту ночь, как, впрочем, и во все остальные, «Тошниловка» громыхала разудалым весельем. Грязное и продымленное помещение, где под низким потолком раскорячилось с полдесятка криво сбитых столов и десяток колченогих лавчонок, было заполнено разношерстным сбродом. Нищие, смывшие с рож фальшивые язвы и бельма, орали песни и бодро хлопали о залитые вином столики серебряными монетами, извлекая их из-под донельзя засаленных лохмотьев; местные воры-карманники, сменившие неприметную одежонку на нелепые роскошные наряды, важно потягивали из глиняных кружек крепкое пиво; здоровенные громилы - ночные грабители, - то ли готовясь к очередной вылазке, то ли празднуя уже совершенное удачное дело, глотали вонючую ячменную водку, что-то увлеченно обсуждая между собой и время от времени бросая по сторонам профессионально волчьи взгляды. А в дальнем углу, подальше от света, но за столом крепким и даже покрытым скатертью, сидели совсем уж темные типы: завернутый в донельзя изношенную хламиду старик громадного роста и двое совсем молодых парней, одетых неожиданно богато и даже вычурно - словно пребывающие в фаворе
придворные.
        Старика звали Хаба. Четверть века назад он был известен под другим именем, и имя это гремело далеко за пределами Дарбиона. В то время не было разбойника храбрее, хитрее и беспощаднее его. Говорили, что на пике своей славы он в одиночку останавливал торговые караваны и, даже не обнажая меча, при помощи лишь грозной славы собственного имени повергал в дорожную пыль толстозадых купцов, а их вооруженную охрану - в позорное бегство… Впрочем, при всем своем устрашающем могуществе он не забывал платить полагающуюся подать как почтенным членам Ночного Братства Дарбиона, так и городской страже, которая все его подвиги записывала на счет менее щедрых и удачливых головорезов. Поэтому, когда слухи о его бесчинствах достигли-таки ушей короля, когда в один из его схронов вломились королевские гвардейцы и он был надежно упрятан в самый далекий и темный подвал дворцовой тюрьмы - и в том подвале все же замерцал ему слабый лучик надежды.
        Два вида оружия традиционно использовало Ночное Братство - ножи и золото. И если воровские клинки непременно обломались бы о каменные стены королевской темницы, то звонкая монета с убийственной точностью поразила намеченные цели. Знаменитого разбойника, конечно, казнили: при большом стечении народа, на Площади Плах, грохочущим весенним утром, когда солнце яростно кипело в витражах дворцовых окон, его, обряженного в белый балахон с черным глухим мешком на голове, привязали тяжелыми цепями к столбу и сожгли на медленном огне. А на второй день после этого события в трущобах Дарбиона появился некто по имени Хаба. И трудно же было узнать в Хабе того лихого молодца, что вскрывал купеческие дома легко и небрежно, будто бывалый пьяница заткнутые щепками узкогорлые кувшины с дрянным вином; того, от чьего взгляда трепетали суровые наемники, не один год ходившие с торговыми караванами по всему необъятному Гаэлону; того, кто убивал за мимолетный неосторожный взгляд и за ночь пропивал с дружками столько, сколько другому хватило бы на целую жизнь. Всего-то несколько месяцев, проведенных в луже гнилой воды на
дне стылого каменного мешка, согнули когда-то статного и высокого мужчину, пытки и побои изуродовали лицо и сломили гордый и неукротимый прежде нрав. И уже никто не видел в руках Хабы ножа или меча, а только стакан с ячменной водкой или кружку с кислым пивом. Даже от кабацких драк - излюбленной забавы любого вора - он предпочитал держаться в стороне, вечно угрюмый, ненавидящий всех и вся. И хотя истинное имя его с течением времени забылось, но легенды еще жили. Именно поэтому в любом кабаке или трактире, на входной двери которого был нацарапан тайный знак Ночного Братства, всегда ждал Хабу стол и кров.
        Шикарно разряженных парней, сидевших рядом с Хабой, звали Карфа и Грис. В смрадном нутре «Тошниловки» они выглядели парой золотых жуков, увязших в навозной куче. Карфа, чья завитая и обильно смоченная благовонным маслом голова сидела в кружевном воротнике, словно лягушка в сметане, при каждом движении позвякивал, будто закованный узник - столько было на нем понавешено золотых цепочек, цепей и цепищ, амулетов, пуговиц размером с суповую миску, пришитых в самых неожиданных местах, и прочих безделушек. А бархатный камзол Гриса был украшен, помимо драгоценной сбруи, еще и жирными пятнами самых разных цветов и размеров. К тому же лишних пуговиц (Грис явно питал к ним горячее пристрастие) на нем уместилось гораздо больше, чем у его соседа, потому что парень, в отличие от сухопарого Карфы, телосложением напоминал беременную медведицу.
        Несмотря на свою молодость, Грис и Карфа являлись далеко не последними людьми в Братстве и высокого этого положения достигли благодаря вовсе не изворотливой смелости и ловкости в подлом ночном бою. Видно, тот самый легендарный душегуб, сожженный четверть века назад на Площади Плах, был последним представителем своего времени. Теперь уж в чести у Братства были не отчаянная удаль и беспощадная сила, а холодный рассудок и неукротимая наглость.
        Неизвестно, кому из этих двоих - Карфе или Грису - первому влетела в голову такая удивительная и на первый взгляд сумасшедшая мысль: чем ныкаться по засадам в темных переулках или в густых придорожных кустах и рисковать жизнями в молниеносных стычках, куда как удобнее, чтобы торговцы своими же руками и совершенно добровольно отдавали Братьям товары и злато-серебро. Но еще более удивительным было то, что эта безумная идея… начала работать - и причем довольно быстро. Поворотливые купеческие умы быстро смикитили, что гораздо выгоднее каждый месяц отваливать представителям Ночного Братства определенную сумму - хоть и немалую, но зато позволяющую безо всякой опаски за жизнь собственную и жизни своих близких передвигаться и вести торговые дела на доброй трети громадного Дарбиона и на некоторых окрестных дорогах. Правда, только в светлое время суток. Под воровским прищуром луны Ночное Братство по-прежнему безраздельно властвовало в Дарбионе…
        Как раз тогда, когда с треском распахнулась дверь «Тошниловки», впуская очередного посетителя, за дальним столом у представителей старого и нового поколения Ночного Братства Дарбиона мало-помалу разгорался принципиальный спор о чести и достоинстве уважающего себя рыцаря глухих дорог и темных переулков.
        - Где оно видано, - с ненавистью хрипел Хаба, - чтоб честный душегуб в надушенных тряпочках щеголял, да еще всякими висюльками себя обвешивал, как баба? Одно дело здесь, перед своими повыставляться, а другое - при народе… Да по энтим висюлькам его каждая собака узнает… носа потом никуда не высунешь… Честный вор так должен одеваться, чтоб на нем глазу не за что зацепиться было, чтоб… Ух вы!..
        Недоговорив, Хаба злобно сопанул носом и заскрежетал зубами. Пожалуй, он один во всем кабаке не оглянулся на того, кто вошел. Все остальные посетители «Тошниловки» мгновенно и тщательно ощупали незнакомца взглядами. Уж очень не похож он был на тех, кто привык коротать ночь в подобных заведениях. Это был здоровенный парень, облаченный в добротные кожаные доспехи. Длинные белые волосы, заплетенные в две толстые косы, выдавали в нем уроженца Севера, а жидкая бороденка, похожая на клочок паутины, приставший к подбородку, говорила о том, что парню вряд ли больше девятнадцати лет. Устрашающего вида двуручный меч с обмотанной тряпками рукоятью покоился в его наспинной перевязи, на широком ремне висело несколько метательных ножей, палица с короткой рукоятью, пара странного вида крюков, моток веревки и множество изогнутых железяк непонятного предназначения. На ногах парня красовались меховые унты, снабженные стальными шипами на подошвах, такими прочными и острыми, что оставляли на деревянном полу внушительные зазубрины. Войдя, парень прямо направился к центральному столу, стоящему посреди желтого светового
пятна от потолочной люстры, в качестве которой в «Тошниловке» использовалось тележное колесо с укрепленными на осях и спицах большими сальными свечами. Движением руки, каким обычно убирают не стоящий внимания мусор, северянин смахнул со скамьи пару уснувших забулдыг, плюхнулся на стол и ловким щелчком бросил ковылявшему мимо него служке серебряную монету.
        Схватив монету, как голодная чайка хватает неосторожно сверкнувшую над водной поверхностью рыбку, служка моментально оживился…
        - Совсем Братство обмелело, - продолжал гудеть над своей кружкой Хаба. - Да на себя гляньте! Я, бывало, десятерых раскидывал голыми руками, да из энтих десятерых только пятеро на своих ногах удирали. А вы? Тьфу, козел лягнет - пополам сломаетесь.
        Карфа и Грис с ухмылками переглянулись. Свирепый тон старого головореза нисколько их не испугал. Они прекрасно знали, что по-другому Хаба разговарить попросту не умеет. Устрашающе хриплый голос и манера вести разговор, способная довести людей, неосведомленных об этой особенности душегуба, до обморока и непроизвольного мочеиспускания, - пожалуй, единственное, что осталось от того легендарного разбойника, когда-то наводившего ужас на весь город и его окрестности. А привычку при виде городской стражи или дворцовых гвардейцев сгибаться в три погибели, моментально бледнеть и судорожно искать лазейку, чтобы удрать да подальше, головорез приобрел уже в тюремных подвалах Дарбионского королевского дворца.
        - Жизнь, знаете ли, любезный друг, прелюбопытнейшая штука, - высказался Карфа, поднимая глиняную кружку с обкусанными краями жестом, настолько преисполненным достоинства, что можно было подумать, будто он держит золотой, инкрустированный драгоценными камнями кубок, - теперь честному вору вовсе не требуется самому кинжалом размахивать. Теперь, у кого есть здесь… - он легонько пристукнул по лбу пальцем, - есть и здесь, - закончил он и предъявил ярко-красный тугой кошель из крашеной кожи, прошитой серебряными нитями. - Пусть дуболомы с тыквенной кашей в башках жизни на кон ставят. А мы, любезнейший, получаемся как бы - а-ри-сто-кра-ти-я, - последнее слово Карфа выговорил по слогам и с некоторым трудом.
        Грис в знак согласия с озвученной сентенцией элегантно высморкался в полу своего красного бархатного плаща.
        Хаба шумно пососал из кружки и вдруг зло расхохотался:
        - Ишь ты, голубых кровей, значит! Смотрите, как бы вам энти кровя-то свои же и не повыпустили!..
        Ни Грис, ни Карфа на последнее высказывание не отреагировали - в этот момент служка, из-за свисающих на лицо длинных волос очень походивший на грязного нечесаного пса, приволок им большой деревянный поднос с едой.
        Качество блюд в «Тошниловке» примерно соответствовало качеству напитков. Поэтому Грис поскреб немного зубами поданную ему кабанью ляжку, твердую и шершавую, точно деревянный горбыль, а затем, отчаявшись откусить хотя бы маленький кусочек, сбросил ее на пол, прижал ногой, напрягся до красноты и только так сумел оторвать изрядный шмат.
        Карфа глянул на товарища с укоризной и демонстративно расправил кружевной воротник, на котором уже красовалось преогромное лоснящееся пятно. Он-то сам откушивал толстые кровяные колбасы: рубил их, орудуя большим кинжалом, и отправлял в рот по кусочку, изящнейшим образом оттопыривая при этом украшенный массивным перстнем мизинец. Попадавшиеся ему на зуб клочки шкур, осколки костей и копыт и совсем посторонние предметы вроде щепок, камешков и крысиных коготков он деликатно сплевывал через стол.
        - Чистоплюи вонючие! - понаблюдав немного за трапезой парней, презрительно высказался Хаба. - Золота много? Так его пропивать надо, проедать, да на девок изводить! Честный вор никогда не станет его в сундуки складывать, как купчишка какой-нибудь. Или вельможа. Уже с купчишками ручкаетесь; небось скоро с вельможами дружбу водить станете? А потом?.. Титулов себе накупите?.. - Последняя мысль его так неприятно поразила, что он передернулся с ног до головы, словно его окатили ледяной водой.
        - Может, и накупим, - согласился, гулко отрыгивая в аккуратно сложенную ладонь, Карфа, - а что такого-то, любезный друг? Завидки берут, что ли?
        Грис, который успел сожрать свою порцию и теперь сыто икал и ковырял костью в ухе, с готовностью подгыгыкнул другу. Он вообще был великий молчун и с окружающим миром общался по большей части посредством нечленораздельных звуков, а требования и просьбы оформлял при помощи тумаков.
        - Не завидки! - глухо взревел Хаба. - Не завидки! А… Честный вор к этой погани… к этим… которые на золоченых креслах сидят да с золота-серебра жрут-пьют, ничего, кроме презрения великого, не должен чувствовать. Харкать он на них должен соплями зелеными! Вот так харкать! Вот так! И на вас, прихлебаев сраных! Вот так! Вот так!
        И взбесившийся Хаба тут же показал, как именно и какими такими зелеными соплями должен харкать на власть имущих всякий честный вор. Карфа и Грис переглянулись. Если Грис еще только непонимающе насупился, отвесив мокрые губы, то Карфа уже почувствовал вполне определенную обиду. Да и кто бы на его месте не почувствовал? Этот замшелый кусок дерьма, только и живущий за счет Братства, кормится за их столом да еще смеет голос повышать?!
        - Королевскими псами хотите стать? - отплевавшись, хрипнул старик. - У-у, гниды… я бы вас… Потроха выпущу! И самих же жрать заставлю.
        Грис, до которого наконец дошло, что его оскорбили, возмущенно икнул и стал подниматься со скамьи.
        - Сядь, любезный друг, - зловеще выговорил Карфа и ткнул Гриса локтем в бок. - Сядь, не отсвечивай своей тушей. Неподобает таким, как мы, господам оборачиваться на тявканье беззубых шавок…
        Пока он говорил эти слова, из рукава его камзола выскользнул нож, и теперь Карфа, пряча руки под столом, лихорадочно соображал - пырнуть этого зловредного старикана немедленно или выждать до тех пор, пока он немного успокоится. Вдруг у Хабы еще не притупились окончательно его боевые навыки и он сумеет уйти от удара? А по неписаному закону Братства вор, подвергшийся нападению вора, имеет полное право ответить на удар, который не достиг цели, тогда, когда ему пожелается. А Карфе вовсе не хотелось получить в гомонящей толпе стальную иглу в бок… Или чтобы на него сверзился с крыши камень… Или помереть от глотка отравленного вина… Или… Кто угадает, какие еще способы подлого убийства хранятся в нечесаной вшивой башке этого старика? Чего он так взбесился вообще? Сам на себя не похож. Видать, здорово насолили ему королевские приспешники, если старая рана кровоточит до сих пор…
        - Беззубая шавка… - просипел тем временем Хаба, медленно багровея, - это, значит, я - беззубая шавка?..
        Толстостенная глиняная кружка треснула в громадном кулаке старика, и мутное вино хлынуло на стол. Из-под косматых бровей плеснул в лицо Карфе взгляд такой устрашающей силы, что последний почувствовал холод в желудке, а рука его, сжимающая нож, обмякла.
        Кто знает, может быть, в эту ночь снова ожила бы давняя легенда о жутком душегубе - но тут случилось нечто совершенно неожиданное. За спиной Хабы внезапно и бесшумно выросла громоздкая фигура. Грис и Карфа пооткрывали рты. Давешний северянин, уперев руки в бока, глянул на старого разбойника сверху вниз и спокойно произнес:
        - Я б тебя, старая ты гадина, в землю вколотил бы по маковку за такие слова, но в тех краях, откуда я родом, с малолетства учат, что воину не след трогать детей, женщин и немощных стариков. Поэтому даю тебе шанс попросить прощения за поганые свои слова, пока не запихнул их тебе обратно в глотку и не протолкнул грязной метлой до самых потрохов! - произнеся эту тираду на едином выдохе, парень для пущей убедительности указал на стоящую у двери кабака куцую метелку, рядом с которой, пуская нечистым носом пузыри, храпел какой-то подгулявший оборванец.
        В кабаке молниеносно установилась полная тишина. Десятки глаз со всех сторон впились в окаменевшего старика Хабу. Ибо неписаный кодекс Ночного Братства гласил - всякий вор должен сам держать за себя ответ, поэтому вмешиваться в дела другого, будь он тебе даже наилучшим другом, было строжайше запрещено. Однако кинься сейчас Хаба на обидчика, его поддержала бы вся «Тошниловка». Потому что такой неописуемой наглости на своей территории никто из Братьев, конечно, не вытерпел бы. Но Хаба, минуту назад разъяренный до крайности, неловко задрав голову, обернулся на возвышавшегося над ним незнакомца - и вдруг страшно побледнел. Втянул в плечи свою косматую башку и, съежившись в трясущийся уродливый ком, что-то невнятно пробормотал.
        Северянин нахмурился, открыл рот, видимо для того, чтобы потребовать от стушевавшегося бандита более членораздельного высказывания, но тут его внимание привлекла Рыжая Магда, которая, покачивая налитыми бедрами, проследовала с кувшином пива к его столику. Пухлые молодые губы парня дрогнули и разжались, проговорив:
        - Смотри у меня, вонючая плесень, - он пнул напоследок лавку, где трясся в непонятном пароксизме ужаса Хаба, и удалился.
        Мало-помалу многоголосый шум в кабаке снова потек к черному потолку и сгустился, будто смрадный дым. На совершенно уничтоженного Хабу никто уже не смотрел, точно его и не было здесь, точно он давно провалился сквозь грязный пол; а вот в сторону нахального чужака то и дело летели потаенные взгляды, в которых мутно мешались злость и угроза.
        Но парень, казалось, не замечал этих взглядов. Вернувшись за свой столик, он первым делом завладел кувшином с пивом, принесенным Магдой, а немедленно после этого - и самой Магдой. Разместив рыжую служанку на коленях, северянин в несколько длинных глотков осушил кувшин и, преисполнившись вследствие этой процедуры крайней бодрости духа, вплотную занялся девушкой. Магда, никогда не отличавшаяся целомудрием, тем не менее визгливо протестовала против пощипываний, похлопываний и прочих немудреных знаков внимания, щедро оказываемых ей парнем, в результате чего на помощь к ней прибыл летучий отряд в составе Колченогой Зары и Нады Кривой, вооруженных двумя кувшинами пива. Только отбить товарку у ворога отряд не сумел, а вышло даже наоборот: беловолосый и Зару, и Наду, и пиво захватил в плен. Непонятно, что больше подействовало на служанок: могучие плечи северянина, молодая свежесть его лица или тугая наполненность кошеля, в которой среди меди и серебра горделиво поблескивали и золотые монетки, - но, рассевшись за столом, девушки довольно скоро оставили попытки спастись бегством. Зато затеяли громогласную
склоку по поводу того, кому из них достанется насиженное Магдой место после того, как глупое хихиканье Рыжей окончательно надоест парню.
        Лохматый служка, вынужденный теперь разносить заказы в одиночестве, сбивался с ног, но поспеть к каждому столику не успевал, о чем ему постоянно напоминали руганью и тычками. Но - вот интересно - никто из находившихся в ту ночь в «Серебряном льве» не посмел вслух высказать свое неудовольствие верзиле-незнакомцу, нахально узурпировавшему три четверти здешнего обслуживающего персонала. Воры теперь словно не видели северянина. Будто инцидент с Хабой установил парня на особую ступень неприкосновенности, даровал ему право беспрепятственно творить в кабаке все, что вздумается. И угрожающие взгляды скоро угасли. Хотя… возможно, такое отношение было просто следствием традиционного для Ночного Братства профессионального коварства. Братья - они такие… Улыбаются в лицо, славословят до сахарного привкуса на губах собеседника, а через миг этот самый собеседник, не успев стереть с лица довольную ухмылку, валится наземь, безуспешно пытаясь вытащить холодеющими руками ловко загнанный между ребер нож…
        Грис, закончив клацать зубами по обглоданной до блеска кости, повертел ее в руках и, не найдя лучшего применения, с грозным рыком швырнул ею в пробегавшего мимо служку. На нормальном человеческом языке это должно было означать: «Эй ты, быстро давай сюда пожрать и выпить!» В «Тошниловке» давно привыкли к манере общения пузатого молчуна, поэтому служка незамедлительно сменил курс, решив, должно быть, что вино и колбасы, которые он тащил громилам, сидевшим у противоположной стены, Грису нужнее.
        Когда служка опустил деревянный поднос на стол, Карфа брезгливо ухватил его за сальную прядь двумя пальцами и прошептал на ухо несколько слов. Служка кивнул и исчез.
        - Да, любезный друг, - откупоривая бутылку, сказал Грису Карфа, - сердце рыдает, когда видишь такое неуважение к Братству. Ночь - наше время, и кабаки - наш дом. Тебе понравится, если какой-нибудь гад ввалится в твой дом, наследит всюду грязными сапожищами, облапает жену и… - он бросил мимолетный взгляд на все еще тихо вздрагивающего Хабу и закончил: - И пнет твою собачонку?
        Грис, который в этот момент забил в пасть сразу несколько колбас и безуспешно пытался впихнуть между ними горлышко бутылки, не мог ответить, даже если бы и захотел. Он только энергично потряс головой и ударил друг о друга толстые кулаки.
        - И мне бы не понравилось, - заключил Карфа. - Я думаю, что этого беспардонного и невоспитанного типа следует наказать. Здесь его, конечно, никто не тронет, но вот когда он, как следует накачавшись, выйдет на улицу… А уж то, что он накачается как следует, - яснее ясного. Девки постараются. Да он и без них славно справляется. Вон - пятый кувшин уже дует… Верно я говорю?
        Грис снова утвердительно мотнул башкой и шлепнул кулаками.
        И тут раздался голос с того света…
        - Не надо, - едва слышно пролепетал мертвец, которого когда-то звали Хаба; мертвец, потому что вор, прилюдно подвергшийся оскорблению и не ответивший на это оскорбление достойно, считался потерявшим лицо. А следовательно, не было ему уже места среди других людей. И неписаный закон Ночного Братства уже не защищал его.
        - Не надо… - пролепетал Хаба, - не надо его трогать…
        - Сейчас кто-то что-то сказал? - с показным удивлением закрутил Карфа головой. - Или это ты, любезный друг, пустил ветры, что с тобой обыкновенно бывает после десятка-другого славных кровяных колбас?
        Грис по достоинству оценил шутку товарища. Он заржал так, что непрожеванные ошметья колбасы полетели у него не только изо рта, но и из носа.
        - Не надо, - повторил Хаба, - вы… не знаете… Молодые еще…
        Как и полагается всякому мертвецу, Хаба теперь говорил голосом шелестящим и зыбким, точно шорох сухих листьев.
        - Купчишек можете тормошить как хотите, - говорил мертвец Хаба, - лавочников резать ради забавы… Жрецам святость из брюха выпускать красной струей. На голодный зубок даже какая-нибудь рабочая скотинка пойдет. Но упаси вас святой Гарнак, покровитель воров, пьяниц и менестрелей, тронуть государева человека. Это я вам лучше других могу рассказать, потому что никто, кроме меня, и не расскажет… Жил я себе вольной птицей, делал, что хотелось, и никто мне не то что слова сказать - глянуть косо не смел. И тут попутал меня Харан Темный остановить на лесной дороге троих всадников. Рыцарь был один… И двое с ним. Как вышел я, показался - думал, тут же в пыль носами своими железными ткнутся, а они - нет, не того… Забрала опустили и, не слезая с коней, прямо на меня. Конями потоптать хотели, как гада ползучего. Ну, озверел я… А только потом узнал, что следом за этими тремя полсотни королевских гвардейцев ехали. Прямо над трупами меня и взяли…
        - И что с того? - снизошел Карфа. - Мало ли знатных пустозвонов смерть свою находят на лесных дорогах от рук удальцов?
        - А где те удальцы? Да и знатный знатному рознь… Тот, кого я порешил, королю нашему Ганелону родней приходился. И ехал по какому-то королевскому делу в самую Горную Крепость. А о том, что супротив государевой власти идти не моги - это мне кажный день в королевских подвалах объясняли… Ох, там мастера есть, куда нашим до них… Из нутрей куски мяса вырезали, шкуру прямо на мне шили костяной иглой, как худой мешок, да то мясо свое меня же и жрать заставляли сырьем. Это первые два дня так было… - Ужас засверкал в повлажневших глазах Хабы. - Так меня к серьезным пыткам готовили…
        - Нет над нами короля! - важно, но, впрочем, совсем негромко объявил Карфа. - Мы, Ночные Братья, сами себе и короли, и принцы, и бароны!
        - Для вас его, может, и нет, а вы для него - есть, - не совсем понятно прохрипел Хаба.
        Карфа многозначительно хмыкнул, показав, что не намерен искать смысла в только что высказанной бредятине. А бесхитростный Грис, недоуменно похлопав бесцветными ресницами, стянул с башки бахратный берет, утер им сальные губы и, подумав, туда же высморкался.
        - За своих Ганелон шкуру спустит со всякого обидчика, - глухо закончил тем временем Хаба, - а за тех, кто хоть малым связан с Крепостью, которые берегут смертных от Тварей, лезущих из-за Порога, его величество голову оторвет и глиной набьет, брюхо выпотрошит и кишки на репейнике развесит… Этому в тюремных подвалах очень хорошо учат… - снова вспомнил он.
        - Закройся, - бесцеременно посоветовал Карфа и надменно отвернулся от старика, который еще несколько минут тому назад был представителем славного Ночного Братства Дарбиона…
        Но потом любопытство взяло верх.
        - А с чего ты, старый пес, взял, что этот верзила как-то связан с Крепостями? - осведомился он. - На вид - обычный наемник. Обычный наемник, и ничего больше. Только норовистый очень. Да молодой, никто еще не обламывал его как следует.
        - Знаю, - сказал Хаба. - Рукоять меча зря тряпками не обматывают…
        Карфа, очевидно, хотел спросить что-то еще, но тут к нему скользнул косматый служка с кувшинами вина в обеих руках.
        - Серебра - не сосчитать, - тихо сообщил служка, - а золотых галеонов - не менее сотни. И это только в одном кошеле. Второй на поясе висит, слева. Там-то деньжонок побольше будет. Кошель железной паутиной оплетен и цепочкой крепится - чтоб не срезали.
        - Хороший куш, - кивнул Карфа насторожившемуся Грису. - Не стыдно будет нам старину вспомнить. Сколько парней можешь поблизости собрать?
        Поразмыслив, Грис растопырил пальцы на руках, что должно было означать - десять.
        - Троих довольно будет, - усмехнулся Карфа, - воин он - по всему видать - сильный, но куда ему против наших молодцов… Ты - троих, и я… троих. Да и здесь парочка найдется, кто в плечах покрепче и у кого в башке хмеля поменьше… только подмигни.
        Договорив, Карфа и впрямь подмигнул соседнему столику. То же самое сделал и Грис. И тотчас двое неприметных оборванцев один за другим побрели к выходу из кабака, шатаясь и горланя при этом очень натурально.
        Вскоре покинул «Серебряного льва» и Хаба. Уходил он, сгорбившись сильнее обычного, а у самого порога вдруг запнулся, словно хотел оглянуться. Но не оглянулся. Грохнула, захлопнувшись за ним, тяжелая дверь, навсегда отсекая когда-то легендарного душегуба от собратьев по ремеслу.
        С той ночи больше никто Хабу не видел. Вполне вероятно, что он подался прочь из города и осел в лесной глуши, промышляя охотой на животных и случайных путников, где с годами окончательно озверел. А может быть, кто-то, таивший на него злобу, подстерег Хабу, лишенного теперь защиты Братства, и свел с ним давние счеты. А может, задремал хмельной старик под кустом, да обглодали его, бесчувственного, зубаны. Или, попросту хватив с горя лишка, свалился Хаба в сточную канаву и подох сам, без чьей-либо помощи. Никто не знал, как закончил свою жизнь Хаба, потому что никто и не думал искать его.
        - Так что там этот старый пес про тряпки тявкал? - задумчиво выговорил Карфа, опустошив половину кувшина после ухода старика. - Мол, рукоять ими зря не заматывают?..
        Грис выпучил глаза и замотал головой.
        - Вот и я не понял, - хмыкнул Карфа, - совсем этот болван из ума выжил, сам не понимает, что несет. Главное - вот что. Чтоб не подумали уважаемые собратья, что этот верзила и нас сумел напугать - разберемся с ним по полной.
        В молчании прошло еще несколько минут, в течение которых Грис от нечего делать сожрал целую миску сухарей, оставленных Хабой. А Карфа все сидел, потирая лоб, будто какая-то мысль не давала ему покоя.
        - А если что пойдет не так, любезный друг, - медленно произнес он, - мы всегда сможем Гадхарда разбудить.
        Видимо, Карфа сказал что-то совершенно неожиданное для Гриса, потому что тот вместо последнего сухаря прикусил глиняную миску.
        - Надеюсь, мой любезный друг, до этого не дойдет, - вздохнул Карфа. - Хотя… кто знает… Этот пень Хаба, может, и сумасшедший, но чутье у него, прямо как у зверя дикого… В любом случае - у верзилы нет шансов. И еще… надо будет послать весточку страже, чтоб не торопилась, ежели какой шум услышит. Никто не должен помешать нам веселиться.
        Карфа вдруг усмехнулся.
        - Что нам король! - сказал он. - А, любезный друг? Что нам эти замшелые понятия о воровской чести? Новые времена - новые правила. Да если мы захотим, мы хоть завтра можем при дворе щеголять, а его величество даже не будет знать, кем мы были еще вчера… Так-то! Главное - нужных людей знать! Эх, любезный друг, я так рад, что судьба свела нас с Немым…
        У Гриса вдруг вытянулась физиономия.
        - Понял, понял… - закивал Карфа. - Ни слова никому о Немом… Конечно…

* * *
        Оттар покрутил в руке кувшин - на дне кувшина гулко плеснуло. Оттар усмехнулся и швырнул кувшин через плечо, нимало не заботясь о том, куда именно он полетит и не приземлится ли на чьей-нибудь макушке.
        Великий Громобой! Подумать только, еще два месяца назад он с радостью пробежал бы сотню-другую горных лиг за одну-единственную кружку теплого, прокисшего, мутного - какого угодно, лишь бы самого настоящего пива! Это сейчас, когда он легко может позволить себе глотать пиво хоть целыми бочонками, грех было б опускаться до вспененных и нагревшихся подонков, если в любую минуту ему проще простого заполучить вкусный, крепкий и в меру охлажденный хмельной напиток.
        Вот Рыжая Магда со стуком поставила перед ним очередной запотевший кувшин. Поставила и уютно шлепнулась Оттару на колени, тем самым решительно положив конец попыткам Колченогой Зары и Нады Кривой занять эту позицию. Зара и Нада, с двух сторон украдкой двигавшиеся по скамье поближе к Оттару, уставились на Магду ненавидящими взглядами и зашипели, как кошки.
        Да что Зара и Нада! Одна хромая, при ходьбе переваливается с ноги на ногу, будто больная утка, а вторая с громадным молочного цвета бельмом на правом глазу… Вот Магда - совсем другое дело. Эх, Магда! Задница - как два пышных каравая, только что вынутых из печи, груди - упруго покачивающиеся при каждом движении мехи, налитые молодым вином, и при всем при этом великолепии - неожиданно тонкий змеиный стан… А ямочки на раскрасневшихся щеках! На щеках, которые нельзя не ущипнуть, как нельзя не куснуть неожиданно открывшееся в прогале листвы румяное яблочко. А ноги! Белые-белые - чуть шлепнешь, и на коже вспыхивают дразнящие пунцовые пятнышки. А руки!.. Но, пожалуй, больше всего Оттара волновала грудь рыжеволосой. Так и тянет опустить разгоряченное лицо в глубокий вырез, словно в пьянящую морскую волну…
        Оттару только недавно исполнилось девятнадцать. И жизнь его складывалась так, что до прошлого месяца отведывать женской ласки ему не приходилось. Когда он прибыл в Дарбион, ему были не совсем понятны жгучие взгляды, которыми щедро осыпали его особы противоположного пола: от сопливых девчонок с цыпками на босых ногах до почтенных матрон, которым впору на загривке закручивать палочкой дряблую кожу, чтоб она не болталась складками от щек и шеи до самой груди. Но это только поначалу. В первую же ночь, которую он провел в специально отведенных для него покоях дворца его величества Ганелона, подчинясь внезапно охватившему его невыразимому удушливо-горячечному чувству, он сгреб в охапку служанку, наклонившуюся, чтобы взбить ему постель… Сгреб-то сгреб, а что делать дальше - понятия не имел. Впрочем, служанка… как, бишь, ее звали?.. даже не растерявшись, мигом разъяснила все затруднения. С той самой ночи будто какой-то маленький демон поселился в светловолосой голове юного Оттара. О чем бы он ни думал, всякий раз мысли его сворачивали в ту укромную темь, где жаркими кольцами сплетаются мягкие тела, где
пыхтят невиданные никогда ранее перины и прыскают в стороны сладкие нутряные стоны…
        В помещении «Тошниловки» окон не было. И дверь, впуская и выпуская посетителей, отворялась все реже и реже - но одного мимолетного взгляда на посиневшую уже запорожную темноту Оттару вполне хватило, чтобы определить - до полного рассвета осталось совсем немного. Пора уже было покидать кабак. Оттар урвал бы еще пару минуток, чтобы подняться с Магдой наверх (что он проделывал уже дважды), но по взглядам окружающих (Братья напрасно думали, что юный северянин не замечает, как за ним пристально наблюдают) давно уже понял, что просто так ему уйти не дадут.
        «Идиоты с пингвиньими мозгами! - тиснув напоследок Магду за пышный зад, подумал Оттар. - По их глазам и поведению можно читать мысли так же легко, как следы на свежем утреннем снегу!»
        Если раньше он чувствовал только ненависть и густо смешанную с опаской угрозу, то теперь расслабленной уверенностью разило от воров так же явственно, как от него самого - крепким пивом. Надо думать, что за порогом «Серебряного льва» Оттара ждет сюрприз.
        Оттар допил пиво; отправив кувшин в последнее путешествие до ближайшей стены, довольно отрыгнул и поднялся, предварительно переместив рыжую кабацкую прелестницу со своих колен на скамью. Магда, Зара и Нада всполошились. За то короткое время, которое понадобилось парню, чтобы швырнуть еще одну серебряную монету лохматому служке, уже спешившему к нему поправить наспинную перевязь, одернуть нательную рубаху под тяжелой кожаной курткой и пятерней расчесать жидкую бороденку, он успел выслушать три полноценных признания в вечной любви, плавно переходящих в предложения руки и сердца с подробным перечислением всех видов имущества не только признающихся, но и их родственников.
        В ответ на такое Оттар счастливо загоготал и потянул себя за реденькие усишки. Непонятно, как и почему, но женщины углядели в этом жесте нечто настолько обнадеживающее, что, будто завороженные, двинулись следом за парнем, видно, намереваясь проводить его до самого дома - но у двери их остановили очень серьезные и вроде бы совершенно не пьяные здоровяки, из тех, кто пришел в кабак совсем недавно. Оттар, безусловно, должен был заметить это происшествие (тем более что Зара оглушительно заорала, когда ее, вздумавшую упираться, двинули кулаком по шее), но почему-то не заметил.
        Парень вышел под светлеющее уже небо, на котором сонно моргали, угасая, звезды, и с хрустом расправил плечи. Узкий переулок, ведший на одну из центральных улиц, резко сворачивал через полдесятка шагов. Оттар на минуту остановился, повернувшись к стене, словно застигнутый желанием справить вполне понятную нужду, и прислушался. В предутренней тишине что-то ворохнулось за поворотом, металлически лязгнуло откуда-то сверху и чуть приоткрылась дверь кабака позади северянина.
        «Прыгнут с крыши, - определил Оттар, - да из-за поворота встретят. А те двое, значит, сзади подскочат, когда для них время придет…»
        Он едва удержался от улыбки. Великий Громобой, эти полудурки даже и представить себе не могут, с какими противниками ему приходилось иметь дело там, откуда он прибыл! Ну что ж, сейчас они получат отличный урок на тему, что жертву нужно выбирать более тщательно.
        Услышав все, что хотел услышать, Оттар с удовольствием пожурчал. Затем не спеша завязал шнурки штанов и, беспечно насвистывая, двинулся вперед. Переулок был настолько узок, что обнажать длинный двуручник не имело смысла, поэтому он держал руки поближе к висевшим на ремне ножам - со стороны, впрочем, имея вид гуляки, вышагивающего уперев руки в бока.
        До поворота оставался один шаг, когда под чьей-то осторожной ногой скрипнул деревянный настил крыши - как раз над головой Оттара.
        - Началось, - предвкушая жестокую забаву, прошептал он.

* * *
        Грабитель не прыгнул с крыши - он с нее соскользнул, метя угодить Оттару на плечи. Но северянин с ловкостью, совершенно невообразимой для его крупного тела, ушел в сторону и, одновременно опустившись на колено, встретил нападавшего сильным секущим ударом ножа снизу вверх. Длинный кривой клинок распорол вора от низа живота до самого подбородка - как рыбу.
        Оттар выхватил второй нож и, перепрыгнув через бьющееся в судорогах тело, стремительно ринулся вперед - низко нагнувшись, словно собираясь броситься в набегающую морскую волну. За поворотом его ждали двое. Впрочем, «ждали» - не совсем подходящее для этого слово. Появление парня именно в то мгновение, когда он появился, оказалось для них полной неожиданностью. Первый, очевидно, не успел ни понять, ни разглядеть ничего - только почувствовал, как мимо него мощно просвистел темный вихрь - а потом жизнь его, клокоча, хлынула на покрытую нечистотами землю - из глубокой рассечины, идущей наискось через живот.
        Второй грабитель, держа перед собой обеими руками несуразно выкованный узкий меч, попятился назад, изо всех сил тараща глаза, чтобы уловить смысл в молниеносных движениях противника. Прежде чем он сообразил принять оборонительную позицию, пара кривых ножей северянина, с лязгом скрестившись на манер чудовищных ножниц, отсекла ему голову. Укороченное тело, брызжа черно-красными струями из среза шеи, еще несколько мгновений стояло прямо, а затем, будто лишившись костей, сразу обмякло и опустилось на землю.
        Оттар вылетел на затопленную синей полутьмой улицу и всплеснул ножами, стряхивая с них капли крови. Позади него вспухали изумленные голоса и вразнобой стучали шаги. Спокойно ожидая преследователей, он деловито вытер кривые клинки о штанины и вложил ножи в ножны. Потом, когда шум приблизился, когда короткие пересвисты полетели с разных сторон - из соседних переулков, - он закинул руки за спину и освободил из ножен двуручник. Привычное, но все еще волнующее ощущение силы заставило его улыбнуться - так было всегда, когда в его руках оказывался этот меч, захваченный когда-то его отцом в одном из морских набегов во Вьюжном море и переданный ему в день его совершеннолетия. О, Андар Громобой, вот уже более двух месяцев прошло с тех пор, как Оттар в последний раз обнажал свой двуручник для битвы! Парень сорвал с рукояти тряпки, и последний луч умирающей Утренней Звезды сверкнул на навершии меча, выточенном в виде головы виверны.
        На пустынную улицу высыпали Ночные Братья. Двое, показавшиеся слева, были вооружены короткими прямыми мечами, одинаково удобными для колющих и рубящих ударов; двое, что выбежали из переулка справа, в руках держали метательные ножи без рукоятей, на поясах же у них висели: у одного кривой ятаган с зазубренным, как у пилы, лезвием, а у второго бронзовая палица с острым трехгранным клином - такая палица называлась «вороний клюв» и была предназначена для битвы с облаченным в латы противником. «Клюв» легко пробивал любой доспех, выкованный руками людей, и даже некоторые из доспехов, созданных в гномьих подземельях. Кроме того, из-за спины у вооруженного палицей вора выглядывал арбалет - это Оттар отметил особо.
        Три ножа, брошенных один за другим, пролетели мимо Оттара - он не шелохнулся. Четвертый нож парень отбил коротким движением меча. И, шумно выдохнув сквозь хищно оскаленные зубы, взмахнул мечом над головой, разминая мышцы плеч и спины: пришло время славной рукопашной битвы.
        Трое бросились на него одновременно. Тот, с «вороньим клювом», немного поотстал, укрываясь за спинами товарищей, чтобы наладить арбалет для выстрела. То, что произошло в следующий момент, ни он, ни троица, кинувшаяся в бой, никак не ожидали. Оттар шагнул вправо, присев на ногу, без усилий нанизал вооруженного ятаганом грабителя на длинный клинок двуручника и, словно крестьянин, бросающий вилами сноп соломы на скирду, швырнул нанизанного (безвольно болтающиеся ноги вора описали полукруг над камнями мостовой) в подбежавшую с другой стороны пару его товарищей, сбив обоих наземь.
        Парень дал им подняться. Время, за которое легко можно было добить грабителей, он потратил на то, чтобы устрашающим взмахом окровавленного меча обратить в бегство обладателя «вороньего клюва». Вор, так и не сумев как следует прицелиться, выронил свой арбалет и пустился наутек. Когда Оттар, раздувая ноздри, обернулся, помятые грабители, растерянно переглядываясь, мелкими шажками отступали вдоль по улице. Оттар опустил меч. Преследовать этих болванов он не собирался. И так уже порядочно задержался.
        Но из черного горла переулка, в котором располагался «Серебряный лев», вышагнул еще один громила, неся на руках, будто ребенка, огромную дубину, утыканную ржавыми гвоздями. А за ним еще двое, нисколько не уступающих размерами первому, - Оттар узнал в них тех, кто на пороге кабака задержал женщин, не дав им увязаться за парнем. Один из здоровяков поигрывал мечом (другая рука его была плотно замотана кожаным плащом, такое применение плаща в скоротечных городских драках успешно заменяло щит), а второй держал в руке толстую цепь с тяжеленным шипованным шаром на конце. Эта цепь с шаром называлась «утренняя звезда». В неумелых руках бесполезная, в руках опытного воина она являлась поистине страшным оружием.
        Троица смотрелась сильно - особенно на фоне этих мелких подонков, компанию которых Оттар только что разогнал. Поняв, что настоящая драка ему только предстоит, северянин крякнул, мотнул головой и покрепче перехватил рукоять меча. Громила с «утренней звездой» углядел сверкнувшую голову виверны на навершии двуручника и быстро и тихо что-то сказал товарищам. Казалось, на мгновение бандиты замешкались. Но потом обладатель дубины заливисто свистнул, подавая кому-то знак, и трое, снова обретя уверенность, медленно двинулись на Оттара, по мере продвижения увеличивая расстояние между собой - явно намереваясь окружить парня.
        Оттар отступил на шаг. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы оглядеться и оценить обстановку. Парочка, уже собравшаяся бежать, приободрилась и, ощетинившись мечами, держалась теперь позади громил, словно шакалы в тени львов. Чуть поодаль маячил грабитель с арбалетом. Оттар улучил удобный момент и уже собрался броситься в первую атаку, как вдруг заметил на улице еще одного человека.
        Северянин не успел его как следует рассмотреть, хотя с первого взгляда понял, что к Ночному Братству он никакого отношения не имеет - самый обычный прохожий в неприметной, запыленной одежде, с громадным тюком за плечами, которого какие-то неотложные дела выгнали из дома в такую рань. Только вот обычный прохожий, наткнувшись на пустынной улице на семерых вооруженных мужчин, способен лишь на одно действие - задать драпака и как можно быстрее. А этот человек бежать никуда не собирался. Он даже заинтересованно замедлил шаги.
        Но долго рассматривать чудака Оттару было некогда. Вот-вот рассветет, а с первыми лучами солнца он должен быть во дворце. Следовательно, для того, чтобы утихомирить парней из Ночного Братства, времени у него было в обрез.
        Издав боевой рык, испокон веков передающийся в его роду от отцов к сыновьям, Оттар прыгнул вперед на вооруженного дубиной громилу. Тот отпрянул, но северянин атаковал вовсе не его - это движение оказалось обманным. Неожиданным длинным боковым выпадом Оттар распорол бок держащемуся позади прочих бандиту с «утренней звездой». И в следующее мгновение крутнулся вокруг своей оси, едва успев расколоть мечом арбалетный болт, свистнувший в лицо…
        Раненый, выронив цепь, со стоном повалился на мостовую. Бандиты одновременно с двух разных сторон кинулись на Оттара, тот свирепо осклабился, завращав над головой своим двуручником. Залязгала сталь о сталь, и еще раз брызнула кровь, и снова засвистели арбалетные болты - когда вдруг над спящими домами поплыл низкий и густой - совсем нечеловеческий - рев, шедший будто бы из самих черных подземных глубин.

* * *
        Боги были милостивы к Гадхарду. Он был рожден от любви - в отличие от большинства существ, чьими отцами были болотные тролли, а матерями - дочери человеческие. Более того: в его жилах, помимо полузвериной тролльей крови, текла благородная графская кровь. Родительницу свою Гадхард не видал никогда в своей жизни, зато десятилетие спустя, побывав в землях, которые мог бы считать своей родиной, наслушался о ней достаточно. Сказания о Неистовой Графине, которая в безуспешных попытках удовлетворить свою страсть совокуплялась со всем, что было способно к совокуплению, еще жили в окрестных деревнях, несмотря на то что сама Графиня померла давно - в час рождения Гадхарда. Статью и размерами получившийся в неведомого своего папашу, выходя на белый свет из материнского чрева, младенец Гадхард попросту разорвал свою мать пополам.
        Само собой, законный супруг Неистовой Графини появлению такого наследника не обрадовался. Еще не остыл труп его супруги, как приказал граф дворовым людям уволочь истошно орущего зеленокожего урода туда, где ему самое место - в болотную топь. Двое здоровенных мужиков обмотали младенца холстиной, обвязали накрепко веревками, чтоб не брыкался по дороге, и, зацепив холстину крюками, с великим трудом оттащили извивающийся сверток к болоту, на берегу которого любила прогуливаться в одиночестве безвременно почившая Графиня. Волочить тяжеленное страшилище по кочкам, рискуя в любую минуту утонуть, им не хотелось. Поэтому мужики разрезали веревки и, вооружившись длинными кольями, загнали гигантского ползуна в топкое место. Ушли они только тогда, когда он, полностью скрывшись под черной водой, начал пускать пузыри.
        Хоть тролли и ненамного умнее диких зверей, хоть и живут они всего лет сорок - пятьдесят, но, отличаясь громадными размерами и соответствующей силищей, могут находиться под водой от нескольких часов до нескольких дней. Воля богов была такова, что новорожденный Гадхард выбрался на сушу. Кто знает, как повернулась бы его судьба, если б его подобрали зеленокожие сородичи или мирные охотники; но новой семьей для Гадхарда стали Лесные Братья, немногочисленный отряд которых в сумерки вышел из леса неподалеку для разведки местности. Лесные Братья же и дали ему имя: Гадхард. Что на их разбойничьем жаргоне означало - Живая Добыча. Очень скоро выяснилось, что физически найденыш мало чем отличается от народа, к которому принадлежал его папаша (разве что мордой он больше походил на человека, а не на громадную жабу, как другие тролли, да и на голове у него росла вполне человеческая шевелюра, тогда как все тролли были лысы), зато по уровню умственного развития он вполне мог сравниться с человеком; правда, не со всяким, а только со страдающим слабоумием. До десяти лет (почти уже зрелый возраст для троллей)
Лесные Братья не спускали его с цепи, методично обучая приемам палочного боя и время от времени используя в качестве боевой машины в битвах с охранниками торговых караванов.
        Равно как и другим хищникам, Лесным Братьям приходилось часто менять места охоты в поисках новых жертв. И как-то забралась ватага в далекие заболоченные леса, и на первой же стоянке Братья напоролись на самку тролля с целым выводком детенышей. Троллиха яростно защищалась, убив троих разбойников и покалечив с полдесятка, но ее удалось-таки одолеть, исколов копьями ноги. Детенышей хладнокровно пустили в общий котел, а самку не стали убивать, ради смеха бросили Гадхарду. Но, против ожидания Братьев, Гадхард не набросился на жалобно скулившую раненую троллиху, как подобает любому уважающему себя самцу. Он довольно долго кружил вокруг нее, звеня своей цепью, обнюхивая и пытаясь заговорить (Гадхард овладел человечьим языком на таком уровне, что вполне был способен поддерживать простой разговор). Убедившись в том, что она не понимает его и даже, видимо, не видит особого различия между ним и мучителями-людьми, Гадхард в замешательстве отошел. Вечером ему швырнули изрядный кусок ее мяса, но Живая Добыча даже не шелохнулся. С того времени часто стали замечать Братья, как ночами Гадхард негромко говорит сам
с собой, и не раз бивали его за то, что он царапал когтями свой ошейник и грыз звенья цепи. Если бы кто-то из лесных молодцов имел привычку задаваться вопросами по поводу окружающей действительности, он, наверное, пришел бы к выводу, что их зеленокожий гигант-питомец впервые в жизни задумался над тем, кто он на самом деле такой?
        Но настал тот день, когда в одном из боев цепь, удерживающая Гадхарда, лопнула. Ощущение свободы неожиданно опьянило Гадхарда. В нем вдруг проснулась голубая графская кровь. Получив возможность двигаться так, как ему хочется, а не туда, куда его направляют, он впал в безумство. Когда кровавая пелена спала с его глаз, оказалось, что он стоит на лесной тропе совершенно один, покрытый кровью с головы до ног, с размочаленным обломком дубины в лапище. А вокруг вперемешку валяются трупы торговцев, их наемников и кое-кого из Лесных Братьев с размозженными головами.
        Гадхард подобрал обломок меча, рукоять которого мертвой хваткой сжимала оторванная по плечо рука, содрал с его помощью со своей шеи многослойный кожаный проклепанный ошейник и огляделся. Лесная тропа вела с запада на восток. На востоке располагался лагерь Лесных Братьев, и полутроллю хватило умишка избрать противоположное направление. Он двинулся на запад. Шел несколько ночей подряд, светлое время суток проводя в ямах или на деревьях. На второй день пути Гадхард повстречал одинокого тролля и с омерзением отшатнулся от него. Когда же тот сам заинтересованно потянулся к нему, дивясь густым волосам на голове, лохмотьям набедренной повязки и свежесломанной дубине в лапах (тролли не нуждались в оружии, обходясь мощными когтями и зубами), Гадхард обложил его самыми грязными ругательствами, какие только слышал от своих старых хозяев. Это не помогло - тролль не понял полутролля. Тогда Гадхард дубиной раскроил ему башку. Брезгливо обошел труп и направился дальше.
        Несколько раз ему попадались человеческие поселения. Гадхард не входил в них. Зато подолгу сидел где-нибудь в укрытии густой травы и, взволнованно дыша, наблюдал. Его неудержимо тянуло к людям.
        Боги по-прежнему не оставляли его своей милостью. Гадхард утвердился в мире людей, заняв место, к которому привык с самого своего рождения. Он стал одним из воинов Ночного Братства. Городские воры оказались умнее лесных головорезов. Гадхарда не стали сажать на цепь, относясь к нему почти как к равному. День-деньской полутролль спал в подвале под кабаком «Серебряный лев». Жратвы и питья ему давали вдоволь и, помимо этого, справили железную дубинку с шипованным набалдашником, которую в одиночку не под силу было поднять никому из людей. За Гадхардом посылали только тогда, когда требовалось задействовать его нечеловеческую силу - в бою он стоил целого отряда отборных ратников. Правда, с годами характер полутролля испортился: видимо, люди, к числу которых он себя безоговорочно причислил после короткого опыта общения с сородичами по отцовской линии, разочаровали его. Что в принципе неудивительно, учитывая род занятий персонажей, с которыми ему приходилось общаться. В последнее время, впадая в ярость битвы, Гадхард не успокаивался до тех пор, пока не упивался кровью и стонами жертв досыта. Поэтому
верхушка Братства прибегала к услугам Гадхарда все реже и реже…

* * *
        Этих головорезов нельзя было обвинить в отсутствии тактики. Оттару пришлось изрядно попотеть, сражаясь одному против четверых, еще и при том условии, что подлец-арбалетчик так и норовил выскользнуть из поля его зрения, чтобы изловчиться выстрелить наверняка. Бандиты не нападали очертя голову, особенно после того, как еще один из них напоролся на клинок северного двуручника, - они действовали осмотрительно, грамотно пользуясь численным преимуществом с целью вымотать противника и подставить его под арбалетный болт. Атаки северянина вязли в глухой защите, причем Ночные Братья, остерегаясь грозного двуручника, предпочитали не отражать удары, а попросту отпрыгивать на безопасное расстояние. Преследовать врага Оттар не мог, не подставив себя под клинки других окруживших его бандитов.
        И когда уже третий арбалетный болт пробуравил холодный предутренний воздух в тщетной попытке достичь цели, северянин вдруг сам, повернувшись спиной к бандитам, со всех ног бросился наутек.
        Маневр был настолько неожиданным, что сразу двое головорезов ринулись вдогон, среагировав не разумом, а инстинктом.
        В это мгновение Гадхард, топоча по переулку, впервые испустил свой рев.
        Северянин пробежал всего несколько шагов. На приличной скорости он внезапно повернул обратно: это вышло у него так ловко, что момента торможения никто и не заметил - можно было подумать, будто он врезался в невидимую стену и, пружинно оттолкнувшись от нее, швырнул себя на не успевших ничего сообразить преследователей. Оттар бешеным винтом пролетел обочь бандитов: дважды свистнул меч, и одна за другой две головы с выпученными глазами и раззявленными в безмолвном крике ртами со стуком покатились по мостовой.
        Во второй раз Гадхард заревел, показавшись из темени узкого переулка.
        С видимым облегчением бандиты бросились врассыпную; тот, кого северянин успел ранить, даже уронил свой меч, с мучительным стоном обхватив пятерней глубокий кровоточащий разрез на плече. А Оттар остановился. И, набычив могучие плечи, сжал обеими руками перед собой меч с окровавленным лезвием. Его глаза налились кровью. Если то, что происходило до появления полутролля, было всего лишь затянувшейся забавой, то теперь перед ним встал настоящий враг.
        Тролли обычно передвигаются на четырех конечностях, ибо передние их лапищи гораздо длиннее задних. Гадхард шел прямо, подобно человеку. Тролли никогда не используют оружия. Гадхард был вооружен огромной дубиной и держал ее вовсе не как кусок дерева, а как опытные воины держат привычный для их рук инструмент смерти. Ощеренная пасть полутролля шумно сипела нитями желтой слюны, но маленькие глазки внимательно ощупывали северянина, будто ища слабые стороны. Оттар видел перед собой чудовищный сплав звериной свирепости и почти человеческого разума - он быстро это понял, и, видимо, понимание это несколько сбило его с толку: когда Гадхард, низко приседая на каждом шагу и раскачиваясь, понес свою ужасную тушу все быстрее и быстрее прямо на него, северянин, покачивая перед собой мечом, непроизвольно отшагнул назад.
        Гадхард стремительно бросился в атаку. Лапища полутролля была очевидно длиннее руки северянина, и двуручник значительно уступал по размерам громадной дубине - поэтому Оттар не рискнул ударить на опережение, а отскочил в сторону; дубина врезалась в мостовую и взорвала ее, точно слой снежного наста, - осколки камней градом застучали о стены близлежащих домов. Уйти от первого удара Оттару удалось без особого труда, но второй удар последовал с интервалом практически в мгновение. А за ним третий. И четвертый.
        Окованная железом дубина летала с невообразимой легкостью, плела гибельную паутину, словно презирая законы инерции, подчиняясь будто не мышцам, а мыслям хозяина. Оттар проворным шмелем крутился вокруг полутролля, тщетно ожидая момента для контратаки. Грозное оружие северянина - длинный двуручник - в этой схватке оказалось бесполезным, и Оттар отшвырнул его, вытянув из-за пояса пару кривых ножей. Один из них он тут же изловчился метнуть во врага. Брошенный с близкого расстояния, нож тем не менее глубоко вошел в брюхо страшилища, но Гадхард смахнул его небрежным движением левой лапищи, как ужалившего овода. Длины ножевого лезвия попросту не хватило на то, чтобы пробиться сквозь толщу шкуры и мускулов и поразить внутренние органы…
        Углядеть молниеносную прореху в свистящей паутине, поднырнуть под смертоносную дубину и успеть нанести точный удар в наиболее уязвимое место было единственной надеждой Оттара одержать победу, а значит - выжить. Но Гадхард, свирепея от того, что его дубина попусту сотрясала мостовую, двигался все быстрее и быстрее, не давая северянину ни малейшего шанса.
        И вдруг огромный полутролль замер на месте с занесенной для очередного удара дубиной, словно каменное изваяние.
        Не поняв причин такого странного поведения, Оттар тем не менее не упустил возможности. Мгновенно взметнувшись в отчаянном прыжке, он коротким и резким ударом ножа глубоко распорол Гадхарду горло, едва не отделив голову от шеи.
        Полутролль не рухнул на мостовую, как того следовало ожидать. Почему-то замерев, он даже не изменил позы - только дернулась голова от сильного удара ножа. Остановившиеся глаза Гадхарда побелели, и зеленая его кожа начала быстро темнеть, будто внутри чудовищного тела вспыхнул черный огонь. Со слышным треском по громадному телу полутролля побежали черные червячки трещин. Кровь, хлынувшая из страшной раны под подбородком, почти сразу же запеклась уродливыми смоляными наростами на груди.
        Тяжело дыша, Оттар прыгнул к своему мечу и, только схватив его, как следует огляделся.
        Вокруг совсем рассвело. И колыхалась под мутновато-розовым небом тишина, хотя никакого сомнения в том, что вся улица давно проснулась от грохота битвы, не было. Совершенно почерневшая туша высоченным столбом торчала посреди улицы. Да валялись остывающие тела сраженных северянином бандитов. И стоял у сточной канавы под стеной ближайшего дома давешний знакомый. Неуклюжий тюк все так же громоздился за его плечами, а с еще двигавшихся пальцев правой руки тянулась к превратившемуся в изваяние полутроллю тающая энергетическая нить - уже почти невидная.
        В груди Оттара колотилось сердце. Он харкнул соленой слюной на мостовую и проговорил первое, что пришло в голову:
        - Я б его и так скоро завалил… Пиво… кха… в брюхе бултыхалось, к земле тянуло… Не думал, что старые сказки о троллях, которые каменеют под первыми лучами солнца, правда.
        Незнакомец ответил неожиданно серьезно:
        - Дневной свет никак не влияет на троллей. Я применил Малые Оковы Гарда, потому что эта тварь напала на тебя.
        Оттар не имел ни малейшего понятия даже об азах магического искусства. На его родине занятия магией считались привилегией одного рода, представители которого практиковали только простейшую исцеляющую магию да могли вымолить у духов моря попутный ветер для парусов боевых драккаров. Северянин лишь сейчас осознал, что именно этот невзрачный парень со свалявшимися длинными волосами, в заплатанной дорожной одежде, которая давно уже нуждалась в чистке, в стоптанных сапогах и безо всякого оружия победил свирепого великана. И, вполне возможно, спас ему жизнь. Ну, по меньшей мере, уберег от серьезного увечья. Он что, маг? При дворе его величества Ганелона Оттар видал магов. Все они были почтенными старцами, а незнакомец вряд ли старше его самого… Только у парня с висков на плечи падали две совершенно белые пряди, и эта седина, обрамлявшая юное лицо, придавала ему какой-то… нездешний вид.
        - Ты маг? - делая шаг в сторону и подбирая с земли брошенную им в начале схватки тряпку, чтобы вытереть меч, спросил Оттар первое, что пришло в голову. - Наверное, ученик какого-нибудь великого кудесника? Или… - тут новая мысль вспыхнула в его мозгу и заставила ухмыльнуться, - или ты старый хрен, повесивший на себя чары молодости, как старуха вешает на рожу кисею, чтоб морщин не было видно?!
        Северянин и в мыслях не держал оскорбить парня. Он говорил так, как привык, то, что думал. Если б ему сейчас сообщили, что высказывание его кому-то может показаться грубым, он бы очень удивился. И парень его понял.
        - Мне девятнадцать лет, - чуть улыбнувшись, сказал он. - И, хотя я кое-что понимаю в магии, до моих учителей мне еще очень далеко. Так что я не могу назвать себя магом.
        - Ишь ты! - только и ответил Оттар.
        Улица дохнула прохладным утренним ветерком - и каменная глыба, которая когда-то была Гадхардом, покачнулась и, с ужасающим грохотом обрушившись на мостовую, разлетелась мириадами мельчайших осколков.
        Где-то недалеко чуть слышно скрипнула ставня - какой-то горожанин, в котором любопытство пересилило осторожность, все-таки решился выглянуть на улицу. Северянин вздрогнул и ловко закрутил рукоять своего меча тряпкой. Потом поместил двуручник в наспинные ножны и воровато оглянулся.
        Оттар досадливо сплюнул и, с благодарностью кивнув незнакомцу, повернулся и быстро побежал вдоль по улице, держась ближе к стене - ища прогал переулка, куда можно было бы свернуть.
        Когда северянин нашел, что искал, когда его принял затхлый, узкий и извилистый, словно кишка гигантской дохлой рыбы, переулок - он замедлил шаги. Почувствовав что-то неладное, Оттар обернулся и обомлел.
        Незнакомый парень, улыбаясь, стоял за его спиной. «Не иначе опять колдовство какое! - ворохнулось в голове у северянина. - Как он мог следовать за мной так споро и бесшумно, да еще и с тюком за спиной. И… чего ему надо-то вообще?»
        Последний мысленный вопрос Оттар проговорил вслух:
        - Может, тебе денег надо или еще чего? Я ведь, стало быть, теперь вроде как должник твой… Кто другой мимо бы прошел, а ты - вон оно как.
        - Мне не нужны деньги, - ответил парень.
        - Да? Ага… Ну, так… спасибо тебе, дружище.
        - Благодарность тоже ни к чему, - сказал незнакомец, - я сделал то, что должен был. Напротив, это я обязан тебе за то, что ты дал мне возможность исполнить мой святой долг.
        Оттар подергал себя за тонкий ус. Он мало что понял из слов парня.
        - Ага… так. Хотя, если уж ты такой сильный маг, можно было и этих полудурков покрошить. Нет, я и их рано или поздно растоптал бы, но…
        - Этого я сделать не мог. Я не сражаюсь с людьми.
        И снова северянин проглядел смысл в высказывании парня.
        - Значит, денег тебе не надо… - сказал он только. - Ты, верно, из тех магов, что могут создавать золото из куриного помета… Хы… Или… Вот что! Могу словечко за тебя замолвить перед самим Гархаллоксом, архимагом Сферы Жизни. Хочешь быть придворным магом? Это я враз устрою. Я-то ведь… - Тут он прикусил язык и снова оглянулся. - Решайся быстрее, а то мне на самом деле ни мгновения нельзя здесь больше оставаться… Совсем уже светло…
        - Я не хочу быть придворным магом, - ответил незнакомец. - И мне не нужна помощь. Но, сдается мне, мы идем в одном направлении, так что я не вижу причин, почему бы нам не идти вместе.
        - Что? - вытаращился Оттар. - Да ты хоть знаешь, куда я иду?
        - Знаю, - просто сказал парень. - Ты направляешься в королевский дворец. Тебя зовут сэр Оттар. Ты рыцарь Северной Крепости Порога. Ты один из тех, кого его величество Ганелон призвал охранять покой принцессы Литии.
        Северянин недоуменно шмыгнул носом. Потом наконец сообразил:
        - Да ты и мысли читать можешь?
        - Мысли я читать не могу, - возразил незнакомец. - Это довольно сложно, да и не всегда нужно. На рукояти твоего меча голова виверны - отличительный знак Ордена Рыцарей Порога. Ты не принадлежишь Ордену Горной Крепости - даже ребенок узнает в тебе чистокровного северянина, подданного Утурку, Королевства Ледяных Островов, следовательно, ты - рыцарь Ордена Северной Крепости Порога. Рыцарь Северного Порога может находиться так далеко от своей Крепости только по двум причинам: в походе за провиантом (в Горную-то Крепость все необходимое доставляется королевскими ратниками) или по особому велению своего Магистра. Поход за провиантом - дело ответственное и спорое, вряд ли рыцари, занятые в нем, могут позволить себе почти две недели подряд проводить ночи в кабаках…
        Оттар хрюкнул что-то себе под нос и чуть покраснел.
        - Получается, - продолжал незнакомец, - что тебя привело в Дарбион особое веление твоего Магистра…
        - Особое веление, - неохотно подтвердил Оттар.
        - Правда, я знаю, что рыцари Порога, оберегающие принцессу, по королевскому приказу обязаны находиться при Литии неотлучно…
        - Обязаны, - снова согласился Оттар. - Теперь мой долг верой и правдой служить ее высочеству принцессе… И выполнять уже ее веления… - Он напрягся, припоминая сказанную ему когда-то формулировку. - А она велела мне… это самое… патрулировать окрестные ночные заведения для увеселения… чтобы заранее распознать опасность… и это самое… предупредить ее… опасность то есть. А рыцарь из Горной Крепости, сэр Эрл, в это время оберегает покой принцессы близ ее покоев. Особливо ее высочество наказывала, чтоб про мои отлучки ночные никто ничего не знал. А то слухи пойдут всякие… К чему двору его величества слухи? Потому-то я рукоять меча в тряпки заматываю. Ну, правда, иной раз не обходится без каких-нибудь происшествий. Как вот сейчас, например. Пристают всякие балбесы…
        Незнакомец с седыми прядями в длинных волосах кивнул без улыбки и сказал серьезно и даже заинтересованно:
        - Увидеть врага прежде, чем он тебя увидит, - значит наполовину победить его. Довольно разумно. И какова же обстановка в городе?
        Северянин махнул рукой.
        - Да что тут может произойти? Тишь да гладь. Одно слово - горожане. Переваливаются с боку на бок, как тюлени на камнях, лоснящиеся брюха поглаживают. Их бы на Побережье к нам…
        И тут мгновенная пощечина черного ветра с Вьюжного моря захлестнула его глаза, и он увидел грозно трещащее от вечного мороза серое небо, иссеченное всплесками красных молний. Он увидел необъятный бушующий простор ледяных вод, качающих темные льды айсбергов, и беззвучно поднимающуюся из морских недр огромную угловатую башку, туго обтянутую бесцветной, как бы выскобленной, шкурой, на которой мутно поблескивает россыпь выпученных глаз, увидел, как, втягивая в себя струи соленой воды, разверзлась пасть, оскаленная сотнями беспорядочно торчащих зубов, каждый из которых был длиннее его двуручника по меньшей мере вдвое…
        - Тишь да гладь? - негромко переспросил незнакомец. - Мне так не показалось. Мне кажется, здесь происходит что-то тайное. Как перед бурей… будто воздух набух и давит… Одни зубаны чего стоят… Впрочем, мне самому пока трудно сказать определеннее. Пока…
        Оттар снова махнул рукой, да еще и сплюнул.
        - Да ничего тут случиться не может. Одно слово - тюлени. Даже еще хуже. Я ведь, стыдно сказать, сам попросил у принцессы дело мне какое-нибудь найти. Я ж не дурак, вижу, что я при ней не очень-то и нужен… Вот сэр Эрл - другое дело, он во дворце как рыба подо льдом - вольготно ему, а мне здесь совсем паршиво. Душно во дворцовских покоях. Перины эти… А под кроватями знаешь что? Глиняные миски глубокие. Знаешь для чего?.. Сказать даже стыдно. Как будто ноги отвалятся во двор прогуляться. Да и миски эти за тебя служанки выносят. Много здесь лишнего, - вздохнул Оттар. - Непонятно это все… зачем так?
        - Служба при дворе, должно быть, легче той, к которой ты привык в Северной Крепости, - ровно проговорил на это незнакомец.
        Северянин снова вспыхнул. Да что же это такое?! Почему его постоянно в краску бросает-то?.. Этот тип… вроде обыкновенные слова говорит, а каждое слово в душу падает, как в колодец, и эхо от тех слов, и круги в глубине… Оттар резко глянул в глаза парню, но, встретившись с ним взглядом, вдруг сразу остыл. Не было насмешки ни в глазах, ни в словах незнакомца. Ведь правду парень говорит. Только вроде получается, его правда не такая, как то, что понимают под этим словом все остальные. На самом деле Оттар здесь баб щупает и бражничает, когда ребята там, в его Крепости… Северянин поймал себя на том, что давно уже чувствует непонятное доверие к совершенно незнакомому парню - какое-то братское доверие. Незнакомец, как и он сам, говорил то, что думал - слова его не виляли, подобно крикливым чайкам, выискивающим добычу над морскими волнами.
        Они продолжили путь по переулку и скоро вышли к королевскому саду, огороженному высокой стеной с заостренными прутьями на вершине. Обычно на этих прутьях красовались полуистлевшие отрубленные головы казненных преступников, но сейчас было пусто, только темнели на кромке стены несколько косматых тушек нахохлившихся зубанов - давно в Дарбионе не происходило ничего дурного.
        - Во, глянь! - брезгливо наморщился Оттар, указав на тварей. - Раньше только по деревням да окраинам шебуршили, а теперь и у самого дворца… Вчера, я слышал, дворцовой кухарки младенца одна такая гадина уволокла. И откуда только взялась эта погань?
        Собеседник северянина ответил не сразу.
        - Зубаны явно не создания природы, - сказал он. - Они появились сразу и ниоткуда, примерно четыре месяца назад. Они нападают на домашний скот, истребляют птиц, отчего расплодившиеся сверх всякой меры насекомые уничтожают пашни, сады и виноградники. Несомненно, это продукт магических экспериментов. Должно быть, какой-нибудь маг-недоучка сотворил этих гадов случайно… В лучшем случае.
        - А в худшем?
        - А в худшем - не случайно, а с какой-нибудь целью.
        Оттар пожал плечами. В его голове не укладывалось подобное: как можно было тратить время и силы на создание чего-то заведомо ненужного и даже вредного? И какую цель преследовал маг, творя зубанов? Эти омерзительные твари, жирные, противно пищащие, неуклюже шарахающиеся в воздухе тут и там, пожирают все, что могут пожрать, воруют человеческих детей… Говорят, случалось и такое, что стая зубанов атаковала где-нибудь в глухом месте одинокого путника, ослепляла ударами лохматых крыльев по лицу и, вырывая острыми зубами клочки одежды и плоти, валила наземь, чтобы за пару часов обглодать до косточек.
        - Ну, а имя мое как ты угадал? - поинтересовался Оттар, когда они шли вдоль стены и в памяти северянина снова возникла громадная угловатая башка с оскаленной пастью. Неужто и в Дарбионе его знают как того самого Оттара, повергнувшего Серого Подледника, одну из самых страшных Тварей, приходящих из-за Северного Порога?
        - Я пришел в Дарбион на закате, - ответил незнакомец. - Ночь провел в харчевне «Веселый Монах», что неподалеку от городского рынка. Мне нужно было осмотреться.
        - Осмотреться в харчевне?!
        - Я услышал многое из того, что происходит в городе. Слышал и о тебе.
        Оттар с готовностью напыжился.
        - Это не ты ли учинил драку с пьяными торговцами на ночном рынке? - продолжил парень. - Они, вдесятером охранявшие подводу с рыбой, приняли тебя за грабителя, а ты разогнал их оглоблей от этой же подводы… И тот, о ком рассказывали, что он в одиночку разгромил окраинную таверну, обидевшись на то, что пиво ему подали в треснувшем кувшине, - разве не носил имя Оттар?
        Северянин долго не отвечал. Наконец проговорил, шмыгнув носом:
        - Эти… которые с рыбой, первые начали. Обрадовались: десятеро на одного… А в той таверне… я им серебром платил, а они? Пиво же из кувшина вытекало!
        - Судя по тому, что твой обидчик бежал три квартала с тем же кувшином, засунутым в задницу, кувшин все-таки был довольно крепок, несмотря на трещину, - возразил незнакомец.
        - А ты, я гляжу, не только в магии силен, - не поднимая глаз, буркнул Оттар, - недостойно приличного человека слухи собирать…
        - Если бы я держал уши закрытыми, я бы вовсе ничего не услышал, - спокойно ответил парень.
        Оттар остановился под стеной. Огляделся. И принялся отвязывать крюк от пояса.
        Незнакомец впервые нахмурился.
        - Почему ты хочешь пробраться в дворцовые покои воровски, незаметно? - спросил он. - Разве стража не пропустит тебя?
        - Ну, потому что… э-э… о моих ночных вылазках должна знать только принцесса, вот почему.
        - О твоих ночных вылазках знает весь город.
        Северянин недоуменно заморгал.
        - Какой же ты странный человек! - выговорил он, вроде как осердясь на бестолковость собеседника. - Да, знают… Но стража как бы не знает о том, что я каждый день покидаю дворец. Ты действительно не понимаешь или прикидываешься? Я готов отгрызть себе голову, если на то будет веление принцессы, но она ясно дала мне понять, что я сейчас вовсе не нужен ей во дворце. Я шляюсь ночами по кабакам и тавернам, а днем дрыхну, потому что так пожелала ее высочество. А вот сэр Эрл из Горной Крепости - другое дело. Лития не разлучается с ним ни на минуту, даже ночи он проводит под ее балконом, и думается мне, дело идет к свадьбе… Теперь понял?
        - Нет, - покачал головой парень с тюком за плечами. - Если принцессе достаточно иметь для охраны лишь одного рыцаря Порога, зачем же торчать в Дарбионе еще двоим? В Крепостях каждый воин на счету…
        И опять незнакомец оказался прав. Но его правда опять выглядела какой-то… другой… Оттар открыл было рот, чтобы врезать этому чудаку хлестким словцом, но… вместо этого рассмеялся. Нет, он все-таки почему-то не мог злиться на него.
        - Ну, ты даешь, братец, - отсмеявшись, проговорил Оттар. - Откуда ты такой взялся? Да и что значит: «зачем торчать в Дарбионе еще двоим»? В королевском дворце только я да сэр Эрл - рыцари Порога.
        - Насколько мне известно, его величество призвал в Дарбион рыцарей из каждой Крепости Порога.
        - Само собой… - несколько удивленно ответил Оттар. - Таково было повеление его величества.
        Это простым обывателям для жутких и интересных сказок зимними вечерами было достаточно только Горной Крепости; даже о Северной Крепости, что расположена на Побережье Вьюжного моря, знали очень немногие. А северянин принадлежал к Братству Рыцарей Порога. Как и все без исключения рыцари Порога, он проходил обучение в своей Крепости - где, помимо боевых искусств, изучали еще и историю Порогов. О том, что три Крепости надежно запирают три Порога, прибывшие в Крепость ученики узнавали в первый же день. Если, конечно, не знали об этом раньше.
        Горная Крепость вырублена в черном камне Скалистых гор в месте, называемом Перевалом. Там находится Горный Порог. Гряда Скалистых гор проходит по границе между королевствами Гаэлон и Марборн, а Перевал принадлежит Гаэлону.
        Северная Крепость стоит на самом краю великого королевства Гаэлон, на берегу далекого Вьюжного моря, где промозглая тьма заслоняет промерзшую землю от солнца, где плети беспощадного ветра секут ледяные волны, где на черном морском дне таится Северный Порог. На суровых просторах Вьюжного моря издавна властвуют жестокие воины Утурку, Королевства Ледяных Островов.
        А третий Порог… О том, что третий Порог существует, знали очень немногие. Конечно, король и его министры; конечно, маги, кое-кто из знати; и еще - та малая часть людей, которым богами вложена способность знать больше других. Но еще меньшему количеству было известно, что этот Порог находится в месте, которое называют Туманными Болотами. И уж вовсе почти никто не знал, где эти самые Туманные Болота располагаются. Болотный Порог, говорят, запирает Болотная Крепость. Земли, где раскинулись гнилые топи Туманных Болот, не принадлежат никому.
        - Ежели в городе говорят, что из Болотной Крепости кто-то прибыл, - это чистой воды враки, - сказал Оттар. - Уж я-то знал бы, ежели бы что… Туда, в глухомань эту, поди и королевский посланник недоскакал, сгинул где-нибудь по дороге. Да и вряд ли посылали посланника-то. Я слыхал, тамошняя Крепость совсем с внешним миром не сообщается, поэтому болотные рыцари, издавна только с Тварями дело имея, сами одичали. Народишко давно плетет слухи про каких-то болотников, такие небылицы выдумывают, что уши вянут… Кто-то говорит, что болотники - такие злобные колдуны, полулюди-полудемоны, а кто-то говорит, что болотники и есть те самые рыцари Болотного Порога. Всякое врут. Знаю одно: боятся болотников в народе-то, душегубами называют…
        - Напрасно боятся, - ответил незнакомец. - Болотники не сражаются с людьми.
        - Смотри-ка! - хохотнул опять Оттар. - Прямо как и ты…
        Тут он осекся и уставился на парня во все глаза.
        - Ты… что ли?..
        - Я, - сказал незнакомец.
        - Ты… болотник? То есть рыцарь-болотник? Великий Громобой! Самый настоящий?..
        Северянин отступил на шаг и оглядел парня с нечесаной макушки до стоптанных подошв сапог, словно ожидая увидеть незамеченные ранее клыки или рожки… Потом фыркнул и помотал головой с такой силой, что толстые косы хлестнули его по обветренным щекам.
        - Тьфу ты! - изумленно выговорил он. - Да не верится. Не верится, и все тут… Ты не врешь?
        - Врать недостойно воина, а тем более - рыцаря.
        - Но ты… ты как-то не очень…
        - Похож на рыцаря? - закончил за Оттара парень.
        - А… оружие… и доспехи… Свита… Ну, конь боевой… Ты так и пришел в Дарбион? Один? Пешком? В этих отрепьях?
        - Коня я был вынужден оставить на половине пути, потому что там, где я шел, никакой конь не прошел бы. Свита… к чему мне свита? А оружие и доспехи у меня здесь. - Незнакомец опустил на землю тяжелый тюк и устало повел плечами.
        Оттар в замешательстве подергал себя за усишки.
        - Ну, а почему ты… - неуверенно проговорил он, - почему ты не надеваешь доспехи, чтобы…
        «Хоть немного походить на рыцаря», - хотел договорить он, но не стал этого делать.
        - Зачем мне здесь доспехи? - абсолютно искренне удивился парень. - Доспехи и оружие необходимы для битвы, а не для прогулок по городу или во дворце.
        - Ты рыцарь Порога? - все не мог поверить Оттар. - Ты рыцарь из Болотной Крепости Порога?
        Парень усмехнулся.
        - Да, - сказал он.
        Оттар с минуту смотрел на него, потом решительно повесил крюк, который успел уже отцепить, опять на пояс.
        - Ну-ка пойдем, - сказал он. - Пойдем, пойдем… Через ворота, как полагается. Чего это мы в самом деле будем через стены карабкаться, как ворюги?
        Простодушный северянин теперь чувствовал к парню почти что любовь, как к вернувшемуся из долгого-долгого путешествия брату.
        Он хотел было подхватить тюк болотника на плечо, но тот опередил его. Оттар быстро пошел вдоль стены в обратную сторону. Парень поспевал за ним.
        - А как тебя зовут-то? - обернулся на ходу северянин.
        Болотник остановился. Опустил свой тюк и протянул руку.
        - Кай, - сказал он. - Сэр Кай. Рыцарь Ордена Болотной Крепости Порога.
        - Сэр Оттар, - сказал северянин, - рыцарь Ордена Северной Крепости Порога, - и крепко пожал ему руку. - Ну, здравствуй, брат.
        Глава 3
        Королевство Крафию со всех сторон надежно защищало от воинственных соседей кольцо Белых гор, потому-то Крафия подвергалась испытаниям войной крайне редко. На протяжении веков соседнее маленькое, но воинственное княжество Линдерштейн пыталось расширить владения за счет присоединения к себе горного королевства, но всякий раз обламывало зубы о Белые горы. Лавины с заснеженных горных вершин накрывали неосторожные отряды врага; пропасти неожиданно распахивали черные пасти, скидывая с себя покрывало коварно-тонкого наста, и поглощали целые армии; даже горные тропы, тайны расположения которых противнику пытками удавалось вытянуть из местных жителей, вдруг исчезали меж камней, точно вспугнутые змеи… Конечно, к чему было Крафии содержать большое войско, если в ее городах успешно функционировало столько чародейских школ, университетов, библиотек, магических мастерских, храмов и монастырей, сколько не было во всех королевствах Запада, а то, пожалуй, и всего мира? Крафия по праву считалась самым просвещенным королевством. Говорили, будто сам Безмолвный Саф, Хранитель Бесконечной Мудрости, осенил Крафию своим
благословением. Маги и жрецы, овладевшие натурой ветра и камня, тщательно защищали свои владения. А пытливые умы со всех концов света стекались сюда, чтобы обрести учителей, которые помогли бы им познать Вечную Истину Вселенной. И наверное, каждый, впервые оказываясь в Главном Университете, мечтал опровергнуть выбитую в камне ворот надпись: «ВЕЧНАЯ ИСТИНА НЕПОЗНАВАЕМА».
        Князь Лелеан в просторной светлой комнате верхнего яруса Бирюзовой Башни Главного Университета вздохнул и осторожно свернул древнюю рукопись. Поместив рукопись в тубус, он подошел к стене и нажал рычажок, открывающий тайник, мельком оглянувшись через плечо перед тем, как это сделать (это была излишняя предосторожность, поскольку князь в комнате был один, к тому же в Главном Университете никогда не было и не могло быть шпионов). Надежно заперев тубус в тайник, Лелеан вернулся за свой стол, где с одной стороны аккуратными стопами возвышалась не исписанная еще белейшая камышовая бумага, а с другой - в высокой костяной подставке, словно бутылки в винном погребе, рядами лежали уже заполненные тубусы.
        Князь обмакнул перо в чернильницу и задумался над белым листом. С того самого дня, как он совершенно случайно обнаружил тайник, а в нем древнюю рукопись, жизнь его переменилась. К чему погружаться в дурманные эмпирические пучины, пытаясь познать тайны Вечности, если, даже и познав, ничего не сможешь изменить? Рукопись говорила совершенно о другом. Неведомый ее автор открывал тайну этого мира, мира, в котором волею богов уготовано жить Лелеану, его родным и близким, его детям и его внукам. Неведомый автор говорил о том, что вовсе не люди - самая многочисленная раса - являются хозяевами своего мира. Более того - этот мир никогда не принадлежал им.
        Они - так называют их люди. Те-кто-смотрит - так называют их гномы. Вот кто является истинными владетелями всего сущего. Вот для кого люди - всего лишь послушные и слепые домашние животные. Они только позволяют людям существовать, пока люди нужны им. А если они найдут способ обходиться без людей?.. Они - безмерно могущественны, чувства жалости и сострадания присущи человеку, но не им. Им ничего не стоит истребить людей, всех до единого, от невинного младенца до дряхлого старика, потому что люди - это единственная раса, которая хоть как-то может противостоять им…
        Три года князь был одинок в своем знании о тех-кто-смотрит. Только через три года он осмелился довериться одному-единственному человеку - Гиалу. И Гиал понял его и разделил его ненависть. А еще через год Лелеан и Гиал узнали, что не им одним известна истина - их нашел Гархаллокс.
        Последние годы, еще до встречи с Гархаллоксом, Лелеан писал поэму, в которой пытался зашифровать открывшееся ему знание. Писать открыто он не решался вовсе не из трусости. Он доподлинно знал, как они расправляются с теми, кто им неугоден, а ему предстояло еще столько совершить! Он просто не имеет права рисковать!
        Потому что скоро все изменится. Потому что скоро придет Царство Человека.
        Князь богат. Под его властью чуть менее тысячи верных ему воинов и десятки сильных магов. Его родной брат и ближайший друг - князь Гиал - владеет семью сотнями воинов и состоянием, вполовину меньшим состояния Лелеана. О, как страстно ждут Лелеан и Гиал указаний от Гархаллокса, указаний к началу действий! И тот, и другой отдадут все, что имеют, вплоть до родовых замков и самой жизни - лишь бы спала с людских глаз пелена забвения и обмана, лишь бы исчезла тяжесть смертельной опасности, лишь бы быть уверенным в будущем своих потомков. И Лелеан знает, что Великие Перемены уже не за горами. То время, когда привычный порядок обрушится, уже настало. Может быть, сигнал из Дарбиона придет через неделю. Может быть, завтра. А может быть, уже сегодня…
        За лишенной запора дверью комнаты послышался какой-то шорох. Князь очнулся от своих раздумий и встал из-за стола. Неясное предчувствие заставило его обнажить короткий и легкий серебряный клинок искусной гномьей ковки.
        - Кому угодно посетить место моего уединения? - громко вопросил князь.
        Услышав голос Гиала, Лелеан усмехнулся своей подозрительности, вложил меч в ножны и приказал двери открыться. Через минуту братья развернули бумагу, взятую из тубусов, и погрузились в обсуждение последней главы поэмы. За разговорами они не заметили, как день угас.
        Когда солнце полностью скрылось за вершинами Белых гор, тень в углу комнаты ожила.
        Лелеан прервал фразу на полуслове и, закатив глаза, вдруг повалился навзничь. Не успело его тело коснуться пола, как Гиал вдруг ощутил острый холод под левой лопаткой. Он попытался обернуться, чтобы увидеть своего убийцу, но тело перестало его слушаться. Гиал упал у стола уже мертвым.
        Человек, обнаженный и черный, словно сотканный из непроницаемого мрака, стряхнул капли крови с длинных тонких лезвий, поблескивающих меж пальцев его правой руки. Сжал пальцы, и лезвия тотчас исчезли.
        Чернолицый удостоверился, что оба князя не подают признаков жизни. Дальнейшие его действия были несколько странны. Достав из мешочка на поясе костяную иглу и моток вяленых бычьих жил, он умело и быстро зашил раны на телах трупов. Затем нательной рубахой Гиала старательно вытер обильно залитый кровью пол, а рубаху закопал в каминной золе. Потом тщательно осмотрел угол, в котором просидел несколько часов в ожидании назначенного времени, и, не найдя там никаких следов своего пребывания, бесшумно скользнул в окно.

* * *
        По ту сторону Белых гор Гавар, придворный ювелир князя Линдерштейнского, задыхаясь от вечернего зноя, прогуливался по двору собственного двухэтажного каменного дома. В руках Гавар держал арбалет. Тучный ювелир пыхтел и обливался потом, цокая каблуками сапог по мраморным плиткам. Толстенная золотая цепь побрякивала на его голой оплывшей груди, красные шаровары были насквозь мокры от пота. Слуги и домашние скрылись в доме и затихли - Гавар был обуян дурным настроением, а когда такое случалось, никто не рисковал попадаться ему на глаза. Услышав тяжелое хлопанье крыльев, Гавар развернулся, одновременно вскидывая арбалет. Здоровенный зубан с раздувшимся брюхом неуклюже брякнулся на бортик журчащего фонтана, под которым неподвижно лежал труп большой собаки с застрявшим в шее арбалетным болтом. Зубан на минуту окунул башку в воду и, напившись, словно издеваясь над хозяином дома, разинул клыкастую пасть, выкатил бельма и душераздирающе запищал.
        Хотя от фонтана его отделяло не более десяти шагов, Гавар долго прицеливался, всхрипывал, хлюпал носом и ожесточенно дергал бровями, стряхивая капли пота, катящиеся со лба. Зубан снова запищал и захлопал лохматыми крыльями, явно собираясь взлететь, - и ювелир нажал крючок. Тяжелый арбалетный болт, пронзив тварь насквозь, сшиб ее в воду, где плавали уже три такие же зверюги, которые на свое несчастье решили утолить жажду во дворе дома ювелира.
        - Готов! - торжествующе заорал Гавар, швыряя арбалет себе под ноги. - Гадина! Вонючая гадина! С-скотина! Сдох, мр-разота!
        Надо сказать, что тирада эта предназначалась вовсе не безвременно почившей твари. Посылая болты, ювелир видел перед собой не зубанов (и не сторожевую псину, которая в неурочный час выбрела глотнуть свежего воздуха), а проклятого краснобородого Марака-орабийца, ненавистного чужестранца, прибывшего ко княжескому двору Линдерштейна всего полгода назад и уже умудрившегося затмить Гавара мастерством огранки драгоценных камней. Этот-то Марак и был причиной дурного настроения Гавара, именно из-за краснобородого чужестранца лишились жизни вредные крылатые твари и ни в чем не повинная собака… Проклятый орабиец! Чего доброго, этот смуглолицый пройдоха отобьет у Гавара последние заказы и - не допусти, Светоносный! - вселится в его прекрасный дом!
        - Ублюдок… - прохрипел охваченный мрачной жаждой убийства ювелир, заряжая очередной болт и оглядываясь в поисках новых жертв. - Ничего… Ничего… Недолго ждать осталось!
        Род Гавара испокон веков жил в здешних местах. В роду Гавара ювелирное ремесло передавалось из поколения в поколение. И из поколения в поколение передавались сказания о былых, совсем уже легендарных временах, когда грянула Великая Война, когда в эти земли пришли те-кто-смотрит. Когда люди были вырезаны от млада до стара, дома снесены до основания, а леса и пашни выжжены до черной золы. Гавар и каждый в его роду знали, что опасность повторения прошлого все еще висит над ними и с веками нисколько не ослабла. Поэтому, когда в жизни ювелира появился Гархаллокс, Гавар искренне и с восторгом поклялся в вечной верности обществу без названия, в которое вступил, и не жалел золота на его нужды. Необходимо добавить, что не только впитанная с материнским молоком ненависть к ним двигала придворным ювелиром, а еще и холодный расчет, на котором также был взращен Гавар. Как любой делец от природы, он в каждом явлении жизни прежде всего смотрел на возможную прибыль. Потому и давал Гархаллоксу столько золота, сколько тот просил, - и даже не торговался, ибо знал, что рано или поздно его пожертвования воздадутся ему
сторицей.
        «Ничего, - думал Гавар, высматривая в небе еще кого-нибудь, чтобы удовлетворить горевшую в груди злую жажду. - Скоро все кончится. Скоро я не в два этажа, а в три дом выстрою. Два дома! А то и три! А этого паскудного Марака привяжу к кобыльему хвосту, и пусть мчат его до самой его поганой Орабии. Тогда уж не я перстни да ожерелья ковать буду, а мне будут ковать. Ничего…»
        На высокую изгородь сели еще три зубана. «Сколько ж этой гадости развелось… - неприязненно подумал Гавар. - Откуда они лезут-то? Ведь никогда никто про этих тварей и не слыхивал… Не иначе их работа… Кур таскают, скот портят… На людей нападают, сволочи зубатые-крылатые…»
        Он нацелил на одну из тварей арбалет, но выстрелить не успел. Зубаны перелетели со стены на бортик фонтана.
        - Сейчас напьетесь… - пробормотал Гавар, отступая на шаг, чтобы упереться спиной о стену дома, - сейчас досыта нахлебаетесь…
        Он так и не нажал на крючок. Тонкая волосяная струна удавки, скользнувшая откуда-то сверху, молниеносно и плотно обхватила жирную шею. Гавар уронил арбалет и захрипел, выпучив глаза. Каблуки его сапог оторвались от земли и пару раз ударили в стену. А потом безвольно обвисли. Придворный ювелир из Линдерштейна рухнул под стену собственного дома мертвым. Это случилось ровно тогда же, когда сердца князей Лелеана и Гиала из Крафии перестали биться.
        Чернолицый, мгновенно намотав удавку на руку, черной ящерицей слетел из-под балконного карниза и перемахнул через двор на стену. Держась в тени, он двигался так быстро, что даже если бы кто-то и мог его сейчас видеть, этот кто-то заметил бы лишь нечто вроде порыва черного ветра.
        Ровно в ту же минуту, когда умерли Гавар, Лелеан и Гиал, за тысячи и тысячи лиг отсюда, в королевстве Марборн герцог Уман Уиндромский, охотясь в лесу на вепря, в азарте погони оторвался от своих людей и… должно быть, напоролся грудью на острый сук - на полном скаку кувырком слетел с коня и рухнул в кучу валежника бездыханным…
        Ровно в ту же минуту на северо-востоке от Гаэлона, в обширном царстве Кастарии, почти сплошь покрытом густыми лесами, царский воевода Парнан, низкорослый и широкоплечий, будто гном, продрал к вечеру глаза после дружеской попойки. Мыча и пятерней пытаясь расчесать колом стоящую бороду, доковылял до ушата с ледяной водой и с наслаждением ухнул туда гудящую головушку… которой чья-то железная рука не давала подняться точно столько, сколько нужно человеку, чтобы захлебнуться.

* * *
        …Ровно в ту же минуту в королевстве Гаэлон, в городе Дарбион, посреди громадного пустого подземного зала резиденции архимага Сферы Жизни Константин, сидящий в центре круга, начерченного на полу драконьей кровью, вздрогнул и поднял голову. Глаза Константина были мутны и белы, ибо сейчас смотрел он не в окружающую его глухую полутьму, колышимую слабым светом пяти свечей, расставленных по границе круга. Он смотрел сквозь пространство, и взгляду его были доступны пять мест в пяти крупнейших королевствах, соседствующих с великим Гаэлоном.
        Чернолицые сработали идеально. Никто, кроме них, не сумел бы справиться с поручением настолько точно. Глаза Константина чуть потеплели, и он улыбнулся. Ведь суть задуманного им дела была как раз в том, чтобы смерть всех пятерых наступила одновременно.
        И мгновение спустя пять свечей, под которыми были начертаны имена пяти обреченных, погасли - словно кто-то из полутьмы задул их ледяным дыханием.
        И непроглядный мрак окутал подземный зал.
        - Благодарю тебя, Ибас, Сеющий Смерть, - проговорил Константин.
        Из мрака неожиданно раздался голос - нечеловеческий и потому неслышимый для уха обычного человека:
        - Я принимаю твою благодарность…
        Лицо Константина застыло. Впервые он услышал голос бога. Страх ударил в его душу, и Константин неимоверным усилием воли приглушил его. Надо было закончить дело.
        Константин, уже не улыбаясь, поочередно протянул руку к погасшим свечам. С острого когтя его указательного пальца закапало на остывающие фитили пламя. Свечи вновь вспыхнули. Но мрак не рассеялся, потому что это пламя было черным.

* * *
        Лелеан и Гиал поднялись с пола. Пронзенные сталью сердца их не бились, но вряд ли кто-нибудь отличил бы сейчас восставших из мертвых князей от живых людей. Они будут двигаться, мыслить и говорить, пока их горящие черным пламенем свечи не растают до конца…
        Встал и Гавар, придворный ювелир из Линдерштейна, и, не поднимая своего арбалета, пошатываясь, пошел в дом…
        Открыл глаза герцог Уман Уиндромский. Перепуганная челядь, сгрудившаяся над его только что бездыханным телом, разразилась воплями облегченного восторга… «Надо же, - заговорили они, перебивая друг друга, - эта рана в груди господина оказалась не смертельной!..»
        Воевода Парнан поднял голову и в три длинных судорожных плевка изверг заполнявшую его грудь воду…

* * *
        Его величество Ганелон, повелитель великого Гаэлона, крепкий еще старик, обладал редким для монархов качеством - добродушием, по каковой причине к концу жизни и получил от благодарных подданных прозвище: Милостивый. В самом деле, отчего бы Ганелону и не быть добродушным? За все время его правления в королевстве не случилось ни войны, ни заговора, ни большого голода, ни эпидемии; и здоровьем Ганелон и вся его семья могли только похвастаться. Лишь в одном обделили его боги - не дали наследника. Но и по этому поводу Ганелон Милостивый не печалился. Несмотря на то что было ему без малого шестьдесят восемь лет, он был уверен, что жизнь его продлится еще долго, да и любимая дочь Лития вот уже шестнадцать лет радовала его глаз и сердце. Ну и что с того, что пока не вышел из королевских чресел отпрыск мужского рода? Даже если таковой и не появится, род Ганелона с его смертью (о которой он, кстати говоря, никогда и не задумывался всерьез) не прервется. Королевская кровь струится в жилах юной принцессы, а достойный супруг для нее вроде бы уже и подобран… И знатен, и богат этот молодой счастливчик, и предан
своему повелителю, и к тому же доблестный воин, слава о котором уже вышла за пределы королевства Гаэлон. Пусть в роду его не было королей, но… к чему искать печали и беспокойства там, где легко можно увидеть радость?
        Последняя фраза, возникшая в монаршей голове, вполне могла быть жизненным девизом его величества Ганелона Милостивого.
        Его величество пошевелился на троне и с ухмылкой глянул на первого министра Гавэна, только что вошедшего в тронный зал с обязательным ежеутренним докладом и теперь смиренно стоящего у первой из пяти ступеней, ведущих к трону, - в ожидании, когда ему позволено будет говорить.
        «Ах, старый лис, - расслабленно подумал Ганелон, запустив пятерню в пышную бороду, - тебе-то грядущая свадьба несет наибольшую выгоду. Денно и нощно должен богов благодарить за то, что даровали тебе такого племянника - будущего зятя короля!»
        Ганелон подмигнул почтительно склоненной лысине своего первого министра (это игривое действо было в немалой степени продиктовано солидным кубком крепкого сливового вина, выпитым за завтраком) и проговорил:
        - С чем пожаловал, Гавэн?
        Министр немедленно распрямился. Долговязый и лысый, с начисто выбритым лицом, он был очень похож на ящерицу-переростка, зачем-то поставленную на задние лапы и обряженную в богатые одежды. Только вот глаза его были не по-ящериному юрки и умны - истинно лисьи глаза.
        - Прошу простить меня за дурные вести, - быстро заговорил Гавэн, - но говорить правду, какой бы горькой она ни была, - мой святой долг.
        Ганелон подергал себя за бороду и усмехнулся. Нечто подобное Гавэн говорил ему каждое утро на протяжении многих-многих лет. Вести, объявленные как дурные, на поверку оказывались совершенно пустячными, не требующими даже высокого королевского вмешательства. Посредством такого словесного пируэта первый министр выказывал собственную исключительную обеспокоенность делами государства, даже маловажными и не стоящими особого внимания.
        - Валяй, - милостиво разрешил Милостивый.
        - Во-первых, осмелюсь снова напомнить вашему величеству о тварях, именуемых в простонародье зубанами, размножившихся в королевстве до степени угрожающей, - начал Гавэн. - И еще вынужден сообщить, что эти… зубаны беспокоят народ не только в одном Гаэлоне. Как мне стало известно, они появились сразу в нескольких государствах, соседних с ним.
        Сливовое вино, бродившее в крови монарха, снова заставило того ухмыльнуться:
        - Опять эти летающие крысы! Если так дальше пойдет, ты скоро будешь докладывать мне об увеличении количества блох на задницах городских шавок, - высказался он.
        Гавэн с готовностью хохотнул, отдавая должное искрометности королевского юмора, но быстро посерьезнел снова.
        - Боюсь, с зубанами дело обстоит не так уж просто, как вашему величеству изволит казаться, - сказал он. - В городах этих тварей с утра до ночи отстреливают стражники и простые горожане - и тем не менее сообщения об украденных тварями младенцах и детях… более старшего возраста появляются все чаще. Несколько подгулявших и просто немощных горожан, имевших неосторожность показаться в пустынных местах в одиночку, загрызены насмерть…
        - Туда им и дорога, - со свойственным ему добродушием отозвался король. - Пореже надо пьянствовать и болеть.
        Первому министру пришлось снова посмеяться.
        - На рынках от зубанов просто спасу нет, - продолжал он, стерев с лица улыбку. - Торговцы промежду собой разговоры разные разговаривают. И простые горожане тоже… И это еще не все: в деревнях, селах, на фермах и хуторах зубаны представляют собой настоящее бедствие. Помимо того, что зубаны сами опустошают пашни, огороды и сады, скотину домашнюю портят, они еще и истребили всех птиц, которые поедали вредных насекомых… Крестьяне волнуются, ваше величество, - выделил голосом последнюю фразу Гавэн, - говорят, боги прогневались за грехи и отняли урожай… Великий голод, говорят, наступит скоро.
        - Ну, пусть не грешат, - рассудил Ганелон.
        - И среди знати неспокойно, - перешел на шепот первый министр и развернул длинный свиток, - вот список тех, кто у вашего величества помощи просит, чтобы защитить родовые земли от полнейшего разорения. Извольте ознакомиться: барон Андорзский, граф…
        Ганелону хватило терпения выслушать только десяток имен. Потом он махнул рукой.
        - Значит, так, - подытожил он. - Смутьянов отлавливать и безо всякой жалости четвертовать. Просителям от казны выслать по сотне золотых гаэлонов. Все.
        - А с тварями как быть, ваше величество? - внимательно выслушав, поторопился спросить Гавэн.
        - Отстреливать, - пожал плечами король и выпрямился на троне. Кажется, благодушное настроение его постепенно испарялось. - Что, у нас мало воинов? Вымести все казармы и… пожалуй, объявить по окрестностям плату за каждую зубастую голову. Копья, пики, луки и арбалеты отпускать всем желающим из дворцового арсенала по низкой цене. Все! Чтоб я больше об этих зубанах не слышал! Ты начал из ума выживать, министр? Из-за какой-то дряни поднимаешь панику!
        - Осмелюсь заметить, ваше величество, - втянул в плечи лысую голову Гавэн, - что я на вашем месте не стал бы давать простолюдинам хорошего оружия, у некоторых из них и так его предостаточно. Вы же знаете, когда чернь перепугана, она теряет разум. Может пролиться кровь. И, боюсь, уже совсем не тварей. Может случиться резня, ваше величество. А как народ друг друга кромсать начнет понемногу, там и до смуты недалеко.
        Ганелон фыркнул и презрительно скривил губы:
        - Ты пьян с утра или городишь чушь, министр! Если положение так серьезно, я бы услышал об этом раньше! - Он наклонился к Гавэну. - Или ты врал мне последние дни, говоря о том, что в королевстве все спокойно?
        - Я никогда не посмел бы даже в мыслях обмануть ваше величество! - Голос первого министра сорвался на фальцет. - Вся моя жизнь, ваше величество, посвящена смиренному служению вам и вашим землям!
        - Тогда чего ж ты меня пугаешь?
        - В Дарбионе все-таки потише, - продолжал Гавэн, - но окрестности последнее время прямо бурлят. Я и сам узнал об этом совсем недавно, ваше величество. Там зубанов по какой-то причине много больше. Мне доносили, что люди без особой надобности из дома не решаются выходить. И простым отстрелом теперь не обойтись. Люди убивают одну тварь, а через минуту на ее труп слетается десяток… Без магии тут не справиться.
        - Что говорят в Ордене Королевских Магов?
        - Что зубаны - создания злоумышленной магии. Продукт мощного заклятия. И потому избавиться от них крайне сложно. Необходимо найти того… или тех, кто это заклятие наложил на наши земли.
        - Архимага Гархаллокса ко мне, - выговорил сквозь зубы Ганелон. - Постой! Не сию минуту! Что еще у тебя?
        - Прибыл второго дня посол из Марборна…
        - Второго дня? - изумился Ганелон. - Почему я до сих пор не извещен? Почему не созван торжественный прием? Что с тобой, Гавэн?
        - Посол прибыл инкогнито, - сообщил первый министр и знаком попросил разрешения приблизиться.
        Ему было позволено взойти на третью ступень.
        - Дело немного щекотливое… - начал Гавэн. - Вовсе не требующее огласки.
        - Ну-ну? - заинтересовался Ганелон.
        Быстрой и тихой скороговоркой первый министр поведал суть дела. Когда по землям людей разнеслась весть о том, что Ганелон Милостивый позволил себе призвать рыцарей Порога в Дарбион для охраны своей дочери, каждый из соседствующих повелителей, вслух возмутившись (не очень, впрочем, громко), мысленно позавидовал. Действительно: с одной стороны, ослаблять Крепости, стоящие на защите всех людей, ради удовлетворения гордыни - неслыханная наглость, а с другой стороны… почему это Ганелону можно, а другим нельзя?
        Твари из-за Порогов одинаково страшны для жителей всех королевств. Именно поэтому в незапамятные времена древние короли человеческих государств заключили Великий Договор, по которому условились своих рыцарей - лучших из лучших - ежегодно отправлять в Крепости. А вместе с ними - провизию и золото на их содержание. И никакие войны и конфликты не могут сподвигнуть правителей королевств нарушить этот Договор, ибо ужас перед Тварями не идет ни в какое сравнение со страхом, который могут внушить существа этого, привычного для всех, мира. Велико и обширно королевство Гаэлон, больше всех королевств, когда-либо созданных людьми. Оно так или иначе граничит со всеми тремя Порогами, и рыцари из соседствующих государств со своими обозами стекаются в Гаэлон, чтобы король Гаэлона его величество Ганелон мог распределить их по Крепостям. По традиции, века и века назад накрепко сложившейся, все распоряжения относительно Крепостей Порога принимал правитель Гаэлона… Пусть поговаривают, что Ганелон проводит распределение, не забывая о пользе для собственных владений, пусть шепчут: Гаэлон грабительски богатеет за счет
других королевств… Правда в том, что никто не завидует его величеству Ганелону. Ибо, если поблизости от тебя находятся трещины мира, то трещина в твоем сердце не зарубцуется никогда, твоя душа никогда не узнает абсолютного покоя. Но все же… Все короли соблюдают Договор, все королевства содержат Пороги - так почему же позволить себе заполучить во дворец охрану из сильнейших в мире воинов может только Ганелон Милостивый?
        Поэтому Марлион Бессмертный, король Марборна, второго по могуществу государства людей, возжелав получить себе такую же охрану, какая есть теперь у принцессы Литии, не сумел удержать жгучего своего желания…
        Когда первый министр закончил говорить, Ганелон откинулся на высокую спинку трона и довольно рассмеялся. Прибывший инкогнито посол просьбу своего монарха подкреплял увесистым ларцом, в котором, похожие на гроздья крупного винограда, хранили матовое благородное тепло черные бриллианты, - каковой ларец был тут же внесен в тронный зал и продемонстрирован Ганелону. Вся эта ситуация очень понравилась повелителю королевства Гаэлон. Король Марборна, по сути, равный самому Ганелону, испрашивает у него разрешение… Именно поэтому Ганелон сладко потянулся, хлопнул себя ладонями по коленям и, снова придя в прекрасное расположение духа, вяловато-капризно выговорил:
        - Что ж, я не против. Отправь посланников в Крепости.
        Гавэн поклонился в знак того, что услышал и понял приказ.
        - Вина! - гаркнул король так зычно, что слуга, стоявший в другом конце огромного зала, у дверей подле стражников, услышал и метнулся исполнять повеление.
        Ганелон перевел взгляд на первого министра. Тот, окончив свой доклад, должен был уже удалиться. Но Гавэн не уходил.
        - Не видишь, что ли, что я устал? Оставь меня, Гавэн.
        Первый министр, поклонившись, стал пятиться.
        - Постой, - нахмурился король. - Что там у тебя еще?
        - Сущая безделица, - остановился первый министр. - Не стоит и упоминать.
        - Хватит мямлить. Говори.
        - Ваше величество, сегодня во дворец прибыл рыцарь из Болотной Крепости.
        - Из Болотной?.. - удивился король. - Зачем?
        - Ну как же… - почтительно проговорил Гавэн, - по вашему велению…
        - Ах, ну да, помню… Ну и что? Погоди… Из самой Болотной Крепости?! - Ганелон снова хлопнул себя по коленям и расхохотался. - Великие боги! Я и не думал, что оттуда кто-то прибудет. Я должен на него посмотреть! Сколько себя помню, никаких вестей из этой Крепости я не слышал. Только всякие небылицы. Ты видел его?
        - Конечно, ваше величество.
        - И как он тебе показался? Правду говорят, что болотники - полулюди, обросшие шерстью и с когтями вместо ногтей?
        - Этот юноша выглядит вполне как человек, - сообщил первый министр. - Но не выглядит как рыцарь.
        - Это как?
        - Велите казнить меня, ваше величество, но я взял на себя смелость не представлять болотника принцессе, пока вы сами не решите - достоин ли этот человек нести службу во дворце, оберегая жемчужину королевства. Не сомневаюсь, что вы, ваше величество, с вашим умом и проницательностью мгновенно разглядите самую сущность этого болотника.
        - Как его зовут, кстати? - спросил король.
        - Кай, - ответил Гавэн.
        - Кай?
        - Сэр… Кай, - поправился первый министр, чуть запнувшись, будто не был уверен - стоит ли прибавлять к этому имени приставку, означающую, что обладатель ее есть благородный рыцарь.
        - Интересно знать, что это за существа такие - болотники, - хмыкнул король. - И на что они способны. Зови его сюда… Близится время Турнира Белого Солнца! - потянувшись, проговорил он. - Неплохо было бы…
        Тут его величество прервал себя на середине фразы и хлопнул в ладони:
        - Погоди-ка! Клянусь богами, нынешний Турнир Белого Солнца выдастся крайне интересным! Об этом Турнире будут говорить во всех королевствах еще долгие годы! О, Светоносный, это может быть очень забавно!
        У Гавэна вытянулось лицо.
        - Ваше величество… - пробормотал он. - Уж не хотите ли вы, чтобы на Турнире Белого Солнца выступили рыцари Порога? Ни один рыцарь в здравом уме не рискнет сойтись в поединке с рыцарем Порога!
        - А кто говорит о поединке? - осведомился Ганелон. - И кто говорит о том, что против рыцарей Порога нужно выставлять исключительно знатных воинов?
        Первый министр закрыл рот и задумчиво пожевал губами. Кажется, он начал понимать, что пришло в голову королю.
        Чуть приотворилась створка золоченых высоких дверей, и по ведущей к трону малахитовой дорожке с большим кубком в руках засеменил слуга.
        - Послушай-ка, Гавэн, - приняв кубок и удобно откинувшись на спинку трона, начал Ганелон, захваченный только что пришедшей ему в голову идеей и моментально забывший о таких мелочах, как терзающие его королевство непонятные твари и возможные смуты среди черни, - вот что мы сделаем…
        Гавэн шепотом отдал распоряжение слуге пригласить в тронный зал рыцаря Порога сэра Кая и, изобразив на физиономии мину глубочайшего внимания, снова поднялся на третью ступень. Через несколько минут двери тронного зала распахнулись.
        - Рыцарь Ордена Болотной Крепости Порога сэр Кай! - провозгласил слуга и отступил, склонив голову.
        Следом за ним в тронный зал вошел второй слуга, одетый гораздо беднее первого, наверное (как подумал отвлекшийся от разговора с первым министром Ганелон), оруженосец болотного рыцаря, и почему-то напрямую направился к королю.
        Король изумленно смотрел, как невысокий длинноволосый юноша в недавно вычищенной дорожной одежде и безо всякого признака оружия приблизился к трону и опустился на одно колено.
        - Рыцари Болотной Крепости особы настолько важные, что вместо себя на прием к государю присылают оруженосца? - едва сдерживаясь, обратился Ганелон к Гавэну.
        - Ваше величество… - предостерегающим шепотом начал первый министр.
        - Пошел вон! - заорал побагровевший король на невежу-оруженосца, ища руками, чем бы в него запустить.
        - Ваше величество… - прорвался-таки к монаршему уху Гавэн.
        После короткого сообщения первого министра король растерянно заморгал, прокашлялся, подергал себя за бороду и переспросил вполголоса:
        - Это точно он?
        - Конечно, ваше величество, - поклонился Гавэн.
        - Он что, так и явился во дворец?
        - Его доспехи и оружие были при нем… уложенные в тюке.
        - Почему в тюке?.. - не понял король. - Как это - в тюке?
        Первый министр пожал плечами и смиренно поклонился. А Ганелон ощупал взглядом коленопреклоненную безмолвную фигуру, покрутил головой и вдруг… расхохотался.
        - Встань, встань, сэр Кай, - проговорил он, протягивая одну руку для поцелуя, а другой показушно замахиваясь на Гавэна. - Ты что это, не мог обрядить рыцаря как положено, а, первый министр? Эй, кто там! - зычно крикнул король. - Принесите нам вина!.. Значит, вот вы какие, болотники… Ну, удивил так удивил. Я, признаться, не то ожидал увидеть. Ну что ж, скоро тебе предоставится возможность показать, чего ты стоишь на самом деле…

* * *
        Резиденция архимага Сферы Жизни представляла собой высокую башню - так издавна повелось, что маги селились в башнях. Башня являлась местом средоточия энергии мира. Корни ее черпали энергию из недр земли, а верхние этажи попадали в течения энергетических потоков небес. Башня архимага Сферы Жизни по традиции была самой высокой из башен архимагов всех магических Сфер.
        Гархаллокс медленно поднимался по винтовой лестнице на открытую площадку под самой крышей башни. Там, откуда люди на земле кажутся лишь суетливыми муравьями, там, где нет никаких других звуков, кроме никогда не смолкающего свиста ветра, Гархаллокс оставался наедине со своими мыслями и чувствами. Когда архимагу было необходимо на что-нибудь решиться или что-то обдумать, он всегда поднимался под крышу своей башни. Мало кто знал об этом.
        Архимаг Сферы Жизни переступил последнюю ступеньку и остановился на голой площадке. Северный ветер тотчас вцепился в его бороду. Гархаллокс плотнее запахнулся в свой плащ и, ссутулившись, надвинул на лоб капюшон, чтобы лучи полуденного солнца, чуть смягченные близкими здесь облаками, не слепили глаза.
        Несколько минут он размышлял, ежась под ударами ветра, но, не успев полностью погрузиться в свои мысли, Гархаллокс услышал за своей спиной громкий треск.
        Поняв характер звука, архимаг тем не менее не стал оборачиваться. И, когда материя пространства снова сомкнулась, закрывая портал, Гархаллокс услышал голос позади себя:
        - Приветствую тебя, старый друг.
        - И тебе желаю здравствовать, Константин, - отозвался Гархаллокс и, все же обернувшись, облокотился о парапет.
        Константин, одетый в серый балахон, стоял, окруженный еще потрескивающими тающими искрами, скрестив руки на груди, постукивая пальцами по плечам. Гархаллокс обратил внимание на ногти Константина - это не были человеческие ногти. Темные, длинные и заостренные, они скорее напоминали когти зверя. Архимаг невольно содрогнулся. В тот час, когда они встречались в последний раз, почему он не заметил этих изменений? Может, потому что тогда их не было?..
        - Мне показалось, что ты хотел меня видеть, - проговорил Константин.
        Гархаллокс ответил через минуту.
        - Д-да, - сказал он. - Я хотел видеть тебя и говорить с тобой. Но я не звал тебя.
        - Прежде, чем начнешь говорить, я хотел бы знать: давно тебе известно о планах Ганелона по поводу рыцарей Порога?
        - Конечно, я знаю все, что происходит во дворце.
        - Ты помнишь, почему началась Великая Война? А если помнишь, почему не предотвратил осуществление этой безумной идеи? И почему не сообщил мне?
        - Король призвал к себе лишь троих рыцарей из трех Крепостей, - ответил Гархаллокс, немного сбитый с толку неожиданной темой разговора. - Разве это так важно для Крепостей Порога… и для них? Я был очень занят последнее время. Наш Круг Истины требовал…
        - Никогда больше не произноси при мне этого названия!
        - Прости, Константин.
        - Все, что каким-то образом касается Порогов, важно для них, - сказал Константин. - Ну что ж… Быть может, все это и к лучшему. В любом случае сделанного не изменишь. Мы имеем возможность посмотреть на их реакцию. Итак… теперь можешь говорить то, что собирался сказать мне.
        - Ты прибег к услугам Детей Ибаса, как и хотел… - помедлив, начал архимаг.
        Он выдержал еще одну паузу, собираясь с мыслями.
        - Ты убил этих людей, - проговорил Гархаллокс. - Ты убил всех пятерых. Тех, кто не мог присутствовать в зале собрания тогда, когда ты был там. Тех, кого не смог проверить.
        - От тебя ничего не скроешь, - усмехнулся, не меняя позы, Константин. - Твои магические способности стали сильнее - не зря ты носишь звание архимага.
        - Неужели ты не понимаешь, что у нас слишком мало людей, чтобы так… Да и разве в этом дело? Ты убил их!
        - Я говорил тебе: успех нашего предприятия зависит от каждого человека. Ты знаешь, как они сильны. Мы не можем рисковать. К тому же… Мы не потеряли этих пятерых. Когда понадобится, они сделают все, что должны. Они беспрекословно подчинятся мне или тому, на кого я укажу. Тебе, Гархаллокс, например.
        - Чернолицые убили их. Они мертвы.
        - Они умерли, чтобы спасти человечество. Так или иначе они выполнят свое предназначение.
        - Князья Лелеан и Гиал писали поэму, - тихо проговорил Гархаллокс. - Мне посчастливилось прочитать отрывки. Эта поэма стала бы лучшим и правдивейшим рассказом о том, какова была жизнь людей на этих землях. Эта поэма никогда не будет закончена. Герцог Уман был храбрым воином и любящим отцом. Он был хорошим человеком, преданным нашему делу до последней капли крови. У ювелира Гавара осталось четверо детей, которые…
        Гархаллокс не сумел договорить, потому что Константин вдруг громко расхохотался.
        - Прости… - вытирая когтистой щепотью слезы с серого лица, выговорил он, справившись с приступом смеха. - Не смог удержаться. Вот теперь я узнаю тебя прежнего - ясноглазого идеалиста, не умеющего верно расставить приоритеты. Опомнись, друг! Всего лишь пятеро! Я готов убить сотни тысяч, лишь бы их потомки жили в свободных землях. Пятеро!
        - Ты мог проверить каждого. Совсем не нужно было убивать их. А ты убил их и превратил в зомби, лишенных чувств и разума, обреченных жить и действовать по чужому слову. Их тела уже разлагаются, гораздо медленнее, чем у обычных мертвецов, но все же разлагаются. Им осталось жить не более месяца… Нет, не жить… Существовать. Разве прочитать их мысли было так трудно для тебя?
        - Не трудно, - согласился Константин. - Но для этого понадобилось бы время. Наведение порталов потребовало бы колоссальных энергетических затрат - ведь мне пришлось бы появиться в пяти разных концах света в течение двух-трех дней. Ну, в крайнем случае, четырех. Иначе недостало бы времени перекоординировать их роли в нашей игре. Да, главное - время. Которого у нас нет совсем. У нас осталось всего восемь дней. Восемь! Что было бы, если б выяснилось, что кому-то из пятерых нельзя доверять? Они ведь играют далеко не последние роли… Нужно было бы назначать новых исполнителей, нужно было бы многое менять. Это здорово бы все усложнило. А я поступил проще. Теперь они сделают то, что от них требуется, и даже не подумают поступить иначе. И потом… Разве в Орабии ты не сделал то же самое с немощным умирающим стариком? С помощью тех же чернолицых?
        Архимаг Сферы Жизни опустил глаза.
        - Он уже отжил свое, - сказал за него Константин. - А те пятеро были молоды и полны жизни. Идж-Наден был все равно что покойник - время его жизни свелось к нескольким часам… Ты бы попросту не успел поступить как-то по-другому. Зато теперь Сансан, сын брата короля, пришел к власти. Сансан, который стал одним из нас два года назад. Так, старый друг?
        Гархаллокс промолчал. Он сам думал об этом, и эти мысли мучили его.
        - Не бывает людей исключительно хороших и полновесно дурных, так? Срубая дерево, не имеет значения, рубишь ты молодую поросль или клонящегося к земле патриарха. Ты уничтожаешь жизнь. Так ведь?.. Я знаю, что ты хочешь сказать, Гархаллокс, старый друг и соратник, архимаг Сферы Жизни. Но я знаю и то, что любое большое дело не обходится без жертв. А мы должны закончить то, что начали. Во что бы то ни стало. Любыми способами.
        - Даже их способами?
        Константин внимательно посмотрел на Гархаллокса.
        - Какая разница, чем ты рубишь дерево: мечом или топором? - сказал он.
        - Раньше я так и думал, - ответил Гархаллокс. - Но только сегодня понял, что это не так. Ты изменился, Константин. Ты очень изменился, - решился он наконец сказать.
        Кривая усмешка исказила лицо Константина, стерев с него остатки человеческого.
        - Мы уже у самой цели, - звенящим голосом заговорил он. - Ты помнишь, кто наш враг? И какая ставка в этой игре? Ты правильно сказал: нас очень мало, тех, кто знает истину. Тех, кто знает, что когда-то в этом мире вовсе не было людей. Но были Пороги. И те-кто-смотрят, родные дети этого мира, были бессильны перед Тварями, появляющимися из-за Порогов, перед магией Тварей. И тогда они привели сюда людей - это случилось так давно, что в человеческой памяти не сохранилось даже преданий об этом времени. Только люди - не гномы, не огры с троллями - сумели противостоять Тварям. И люди стали щитом между Тварями из-за Порогов и теми-кто-смотрит, детьми и повелителями этого мира. Со временем людей стало больше - много больше, чем тех-кто-смотрит, они выстроили города, они объединили города в королевства. Люди стали сильны, но они не боялись их. Люди всегда с почтением относились к ним, к тем-кто-смотрит, к Высокому Народу, к эльфам - в разные времена их называли по-разному. Люди отдавали должное их могучей древней магии, их искусству и тайным знаниям, накопленным в течение тысячелетий. Люди считали Высокий
Народ своими друзьями, своими мудрыми старшими братьями. Так продолжалось до тех пор, пока кто-то из древних королей не вздумал объединить королевства в единую великую империю. И начались раздоры и войны. Внимание к Порогам ослабло. Это не входило в их планы. Подумать только! - Константин взмахнул рукой и оскалил желтые зубы (Гархаллокс отметил, какими они стали - длинными и заостренными). - Послушные животинки перестали тащить свое вековое ярмо! И поставили под удар их благополучную жизнь. Тогда Высокий Народ решил наказать своих… младших братьев. Держать Пороги на замке - вот единственное предназначение людей в этом мире! Так началась Великая Война. В человеческих преданиях ее называли «мятежом эльфов», мол, немногочисленные древние существа ни с того ни с сего взбунтовались и обратили мечи и магию против тех, с кем веками мирно жили бок о бок. Мирно жили! А чем было это мирное сосуществование на самом деле? Они попросту снисходительно терпели людей, как хозяин постоялого двора терпит дворнягу, защищающую его от ночных воров. И вот дворняга, одурманенная весной, сорвалась с цепи…
        - Я все это знаю, Константин, - попытался вклиниться в монолог Гархаллокс. - Ни к чему сейчас…
        Но Константина было не остановить. Глаза его сверкали.
        - Ты это знаешь! Я это знаю! А кто еще?! Сотня-другая человек? Меньше тысячи! Капля в человеческом море!.. Они погрузили весь мир людей в ложь! Они заставили нас думать, что мы повелеваем своими жизнями! Зачем? Чтобы окончательно обезопасить себя! Значит, и их могуществу есть предел! Значит, они все-таки опасаются нас… Гархаллокс, если они убивали раньше - века и века назад, значит, они будут убивать снова… Для них ничего не стоит истребить сотни тысяч, чтобы оставшиеся в живых на долгие века уяснили, что можно делать, а что нельзя. Да, сейчас они действуют по-другому, бескровными методами, но эта дикая бойня, называемая Великой Войной, может повториться, когда они посчитают нужным снова обнажить оружие. И пока мы не перевернем этот мир, ничего не изменится… Эта угроза всегда будет довлеть над нами. А ты мне толкуешь о смерти пятерых людей! И мы будем убивать. Мы убьем еще сотни и сотни - виновных и невиновных, тех, кто хоть как-то мешает установить новый порядок. И не будет больше власти тех-кто-смотрит! Высокий Народ покорится или погибнет. Вот так! Люди заслужили право властвовать над этими
землями!
        Константин замолчал, тяжело дыша. Гархаллокс понял, что нужно сменить тему разговора.
        - В прошлый раз ты сказал мне, что сам будешь работать с чернолицыми. Но не спросил меня о людях, которые могут вывести тебя на них…
        - К чему мне люди! - раздраженно перебил его Константин. - Люди слабы и ненадежны. Достаточно было создать стаю назойливых тварей, чтобы до смерти перепугать их…
        От этих слов по спине Гархаллокса пробежал холодок. Он не мог вспомнить, говорил ли что-то подобное его друг раньше или нет.
        - Я вознес мольбу Ибасу, - сообщил Константин. - Такой сведущий маг, как ты, и сам мог бы догадаться, что это - наиболее простой и надежный путь к чернолицым. Я говорил с Ибасом… А потом он говорил со мной, - помедлив, неохотно добавил Константин.
        - Чернолицые берут кучу золота за свои услуги. Я не помню, чтобы ты спрашивал меня о золоте. И не заметил у тебя с собой сундуки с монетами. Насколько мне известно, для изготовления золота нужны зелья и оборудование, которого здесь нет. И это уже не говоря о потайных заклинаниях, магической силы для действия которых не достанет и у десятка опытных магов. Я знаю, что ты стоишь сотни опытных…
        - Ибас не просил у меня золота, - не дослушав, проговорил Константин. - Золото для людей. Ибас - бог. А богам не нужно золота.
        Часть вторая
        Твари большого мира
        Глава 1
        Латы и щиты нападавших были кричаще раскрашены черным и красным. Красно-черными были и перья плюмажей, а боевых коней поверх доспехов покрывали охряного цвета попоны, распоротые по низу в бахрому. Горяча себя свистом и гиканьем, потрясая мечами и щитами, они описали широкий круг вокруг трех всадников, из которых лишь двое были воинами, и по сигналу трубы ринулись в атаку сразу со всех сторон. Принцесса не смогла удержаться от вскрика, и испуг девушки словно передался ее коню; животное, всхрапнув, присело и забило в воздухе передними копытами, угрожая встать на дыбы.
        По левую руку принцессы сэр Оттар приподнялся в стременах и оглушительно загрохотал коротким мечом по щиту, издав похожий на волчий вой яростный боевой клич.
        По правую руку сэр Эрл с лязгом выхлестнул из ножен сияющий меч и отсалютовал им, звонко выкрикнув имя принцессы. Сэр Эрл и начал бой.
        Он замысловато взмахнул левой, свободной от щита рукой, на запястье которой, неслышно в топоте и гаме атаки, бряцнули амулеты, и швырнул в нападавших оранжевый ком огня, мгновенно разорвавшийся на десятки тонких изломанных молний. Большинство молний с шипением зарылись в песок, или растаяли в синем полуденном небе, или ударили в удачно подставленные щиты, но некоторые достигли своих целей - сразу трое черно-красных с воплями вылетели из седел. Сэр Эрл, успевший уже надеть щит, крутанул над головой меч и, пришпорив боевого коня, рванулся навстречу атакующим.
        Сэр Оттар со своего фланга предпочел контратаке глухую оборону. Было заметно, что он не совсем уверенно чувствует себя в седле, хотя за короткие минуты боя не пропустил ни одного выпада и мощными ударами щита поверг наземь двоих врагов.
        Сэр Эрл бился аккуратно и сдержанно, искусно оплетая противника стальной паутиной, ювелирно точными выпадами заставляя черно-красных, отступая, мешать друг другу.
        Снова заревела труба, и нападавшие брызнули от рыцарей, точно воронье от львов. Среди поверженных черно-красных не оказалось ни одного убитого; все они отползли сами, забрав с собой тех, кто не мог подняться. Рыцари поторопились спешиться и отпустить коней, причем сэр Эрл, едва очутившись на земле, схватил под уздцы, успокаивая, все еще волновавшегося скакуна принцессы. Очередной сигнал трубы объявил новую атаку.
        Нападавших на этот раз было почти вдвое больше: черно-красные нападали пешими, и их ряды пополнились воинами в куртках из косматых звериных шкур, вооруженными топорами. Из доспехов на этих воинах тускло поблескивали лишь кирасы и шлемы, а лица были натерты золой. Плотным сужающимся кольцом ратники двинулись на рыцарей и оберегаемую ими принцессу.
        Сэр Оттар с удовольствием отбросил прочь щит и короткий меч и, радостно захохотав, вытянул из наспинной перевязи громадный двуручный меч. Вид чудовищного стального лезвия в руках северянина был настолько угрожающ, что атака с левого фланга на короткое время застопорилась - враги топтались на месте, никто не решался напасть первым. Тогда сэр Оттар бросился в атаку сам.
        Впрочем, это случилось через несколько мгновений после того, как сэр Эрл снова пустил в ход магию. Сорвав один из амулетов, он подбросил его высоко вверх, и тотчас возникший из ниоткуда песчаный смерч смешал ряды противника с правого фланга, опрокинув несколько человек на землю.
        Пешая схватка оказалась еще быстротечнее конной. Двуручник северянина с одинаковой легкостью сокрушал щиты, мечи и топоры, плющил доспехи, отбрасывая врагов на полдесятка шагов назад… И если сэр Оттар в битве был поистине страшен, то рыцарь Горной Крепости, казалось, не сражался, а танцевал - настолько изящны и красивы были его движения. Тяжелые доспехи словно вовсе не мешали ему. Безопасное пространство вокруг принцессы, восседавшей на коне в самом сердце схватки, стремительно расширялось. И вот наконец жалкие остатки нападавших бросились наутек - еще до того, как труба огласила конец сражения…
        И трибуны взревели.
        - На этот раз песок окрасился кровью, - удовлетворенно выговорил его величество Ганелон Милостивый и одобрительно похлопал сидящего рядом с ним Гавэна по руке. - Смотри-ка, двое или трое ратников лежат не двигаясь. Неужто рыцари их насмерть уходили? Вот так да!
        - Эта затея, ваше величество, - почтительно сказал первый министр, - по великолепию своему превосходит все, что я когда-либо видел.
        - То-то! - хохотнул Ганелон.
        Он окинул взглядом ристалище, в центре которого под восторженные вопли толпы, держа под уздцы скакуна принцессы, салютовал мечом королевским креслам сэр Эрл в великолепных сияющих доспехах, которые, кажется, вовсе не запылились; а сэр Оттар, горделиво выпятив грудь, облегаемую кожаным панцирем, поигрывал своим двуручником, поворачиваясь каждый раз в ту сторону, откуда выкликивали его имя.
        Слуги тем временем утаскивали помятых и покалеченных воинов. Король попытался припомнить: сколько же воинов он распорядился выставить против двух рыцарей Порога… По всему выходило, что не меньше полусотни. И теперь из этой полусотни хорошо если десяток смогут твердо стоять на ногах. Но сэр Эрл и сэр Оттар не то что не получили ни одной раны - они вроде как даже и не устали.
        Никогда еще Турнир Белого Солнца не приносил его величеству такой радости. Во-первых, ристалище, вынесенное за пределы города, на этот раз сделали едва ли не в полтора раза больше, чем обычно. А зрительские места для знати - едва ли не вдвое выше. Во-вторых, надоедливых зубанов не видно ни одного: это архимаг Гархаллокс, сидящий сейчас через два человека от короля, постарался. Установил над трибунами и ристалищем защитный купол, силы которого должно хватить аж на целый день…
        Первые несколько часов Турнира прошли как обычно: герольды выкрикивали имена участников, зачитывая их титулы, звания и заслуги, затем рыцари королевства Гаэлон сшибались в конном поединке на турнирных копьях, после чего (если были, конечно, в состоянии) рубились пешими на мечах. Наверное, не только для Ганелона, но и для многих зрителей первая часть Турнира тянулась вяло и неоправданно долго - известие о том, что на Турнире будет драться сам сэр Эрл, рыцарь Горной Крепости Порога, разлетелось далеко за пределы Дарбиона в самое короткое время.
        Надо было слышать, как неистовствовала толпа, когда на ристалище появился сэр Эрл! Юный рыцарь и правда выглядел блистательно: доспехи сверкали на солнце, словно самое настоящее золото, алый с желтым плащ струился с плеч воина на круп скакуна и еще ниже - скользил по земле; шлем, выполненный в виде львиной головы с клыкастым забралом, смотрелся скорее красиво, чем устрашающе; а плюмаж был пышнее и длиннее, чем у других рыцарей, и очень напоминал львиную гриву. Большой круглый щит с гербом - оскаленной львиной головой, с небрежным изяществом закинутый за спину, прекрасно отражал яркие солнечные лучи, создавая впечатление, будто от рыцаря исходило золотое сияние.
        Выход рыцаря Северной Крепости публика встретила не менее шумно, но в этом шуме явно читались совершенно другие эмоции. За то сравнительно недолгое время, пока северянин находился в Дарбионе, о его ночных похождениях уже начали складывать чуть ли не легенды - верзила-воин, с младых лет не знавший ничего, кроме тяжелых морских походов и смертельных битв, чувствовал себя в тесных городских стенах словно медведь в бочке.
        Загудели трубы, и на ристалище началось новое действо. Три десятка лучников, выстроившись по периметру ограждений, принялись осыпать принцессу (ее скакуна уже успели увести) стрелами. Сэр Эрл и сэр Оттар змеями закружились вокруг визжащей принцессы, закрывая ее щитами и отбивая стрелы мечами. И пусть более-менее знающий человек заметил бы, что лучники стреляют не залпами, а один за другим, делая между выстрелами значительные промежутки - но стрелы-то были боевыми, с заточенными до положенной остроты наконечниками! Щиты рыцарей очень скоро стали похожи на гигантских ежей, и трибуны клокотали, исходя восторженными воплями. И тут Ганелон вдруг сморщился, будто вспомнив о чем-то неприятном.
        - А где болотник? - осведомился он у Гавэна.
        Гавэн, тут же отвлекшись от ристалища, безошибочно указал вниз. Там, под возвышением, на котором располагались места для короля и знатнейших семей королевства, поодаль от стражников, почти у самого деревянного барьера, ограждавшего зрителей от сражавшихся, стоял сэр Кай, рыцарь Болотной Крепости Порога. Не было похоже на то, что он, как и прочие присутствующие на этом необычном турнире, увлечен редким зрелищем. Кай одинаково внимательно следил за тем, что происходило на ристалище и на трибунах, не забывая время от времени поглядывать и туда, где сидела ее высочество принцесса Лития, настоящая принцесса, а не глупая фрейлина, исполнявшая ее роль.
        - И что он там делает? - поинтересовался Ганелон.
        - Надо думать, то, что должен, - пожал плечами Гавэн. - Охраняет жизнь принцессы.
        - От кого? - усмехнулся король. - Здесь добрых две сотни рыцарей, которые жизнь отдадут, чтобы с головы моей дочери волосок не упал.
        Первый министр снова пожал плечами.
        Король, кривя губы, смотрел на болотника. Парень выглядел точно так же, как и тогда, впервые войдя в тронный зал Дарбионского королевского дворца; и хотя его платье сейчас было аккуратно вычищено, казалось, кое-где на нем еще лежит дорожная пыль. Что за невзрачный человек! Рыцарь… Ну, не похож он на рыцаря, никак не похож… Строго говоря, Ганелон вспомнил об этом Кае лишь спустя восемь дней после того, как произошло их первое знакомство. Хотя, как подумал сейчас король, он видел болотника во дворце довольно часто: точнее, всякий раз, когда видел принцессу. Только болотник держался так неприметно - всегда не рядом, а в нескольких шагах от Литии, где-то в тени, - что взгляд скользил по его серой фигуре, ни за что не цепляясь. «Будто шпион», - ворохнулась в голове короля неприязненная мысль.
        Как выяснилось сегодня, болотник наотрез отказался участвовать в Турнире Белого Солнца, толком не объяснив причин. А его величеству до последнего боялись об этом доложить. Понятно - Ганелон разгневался бы на этого плюгавца, да еще как разгневался. Ведь по всем городам и весям раструбили, что на Турнире будут биться трое рыцарей Порога! Ну какой еще монарх может похвастаться тем, что на турнире, который он устроил, обнажит свой меч с навершием в виде головы виверны хотя бы один рыцарь Порога?! Пришедшая сегодня же весть о том, что в Марборн к Марлиону Бессмертному уже прибыл рыцарь из Горной Крепости, настроения Ганелону не улучшила. Сегодня в Уиндромском королевском дворце появился горный рыцарь, завтра прибудет северный рыцарь. А там, глядишь, и еще один болотник к Марлиону пожалует. И, уж конечно, не такой завалящий, как сэр Кай, а настоящий благородный воин… Ну или, по крайней мере, хоть немного получше сэра Кая. Потому что хуже - некуда. Отказался от Турнира Белого Солнца! Одевается словно… Да любой слуга приличнее его смотрится. А если Марлион тоже пожелает турнир устроить? А он пожелает -
Ганелону ли не знать этого тщеславного старикашку! Хотя, говорят, сдал он последнее время, сильно сдал… Ну а если?.. Что же это получается: на турнире короля Гаэлона сражались двое рыцарей Порога, а на турнире короля Марлиона будут сражаться трое?!
        К тому же два дня назад прибыл посланник из Орабии, передавая от своего государя точно такую же просьбу, какую посланник из Марборна привез от Марлиона восемь дней назад. Не исключено, а очень даже вероятно, что вскорости нужно ждать послов из Линдерштейна, Крафии и… откуда-нибудь еще… Судя по всему, рыцари Порога становятся чем-то вроде модной игрушки при дворах окрестных королевств. А если так, то игрушка самого Ганелона Милостивого - по праву - должна быть самой лучшей!
        - А не может ли быть такое, что этот тип самозванец? - спросил вдруг король у Гавэна.
        Этот вопрос застал первого министра врасплох.
        - Не думаю, ваше величество, - ответил он. - На всей земле не найдется человека, который осмелился бы выдавать себя за рыцаря Порога.
        - Очень жаль, что я не вправе заставить его сражаться на ристалище, - промычал в бороду Ганелон. - Я бы с удовольствием посмотрел, что он на самом деле из себя представляет.
        - Сэр Оттар и сэр Эрл относятся к сэру Каю с должным уважением, - сообщил Гавэн. - А их в этом случае вряд ли можно обвести вокруг пальца.
        - Дочь моя, - обратился к Литии король, - неужели сэр Эрл считает этого… мышонка настоящим рыцарем Порога?
        Ганелону пришлось повторить свой вопрос, потому что в этот момент сэр Эрл под восторженные крики толпы как раз направлялся к креслам королевской семьи, чтобы преклонить колени перед возлюбленной.
        - Ах, папенька, - невнимательно пробормотала принцесса, - я не припомню, чтобы сэр Эрл говорил со мной о болотнике.
        - Ну да, - хмыкнул Ганелон, - только о болотнике вам и говорить… Как будто вам говорить больше не о чем…
        Горный рыцарь остановился у барьера, опустился на колено и, спустя мгновение подняв голову, поймал обеими руками и прижал к груди цветок, который бросила ему ее высочество принцесса Лития.
        - Пора возвращаться во дворец, - заворочался и закряхтел Ганелон, обращаясь к Гавэну. - И это, еще… Народу выстави не пять бочек, а… все семь… Пусть зальются. А то у меня уши мхом зарастают от твоего нытья: зубаны, голод, смуты…

* * *
        Лекарка, принимавшая младенца Эрла, бухнулась в обморок, когда увидела, что держит на руках ребенка, с ног до головы покрытого густым светло-желтым пушком. Служанки успели подхватить младенца и, едва завязав ему пуповину, отнесли отцу. Граф Сантальский, рыцарь Ордена Крепости Горного Порога сэр Генри, на чьем родовом гербе красовалась львиная голова, при виде сына вовсе не пришел в ужас. Напротив, он сразу понял, что мальчика, родившегося львенком, ожидает великое будущее. Это позже подтвердили и жрецы Нэлы Плодоносящей, и служители Вайара Светоносного, и маги-прорицатели Сферы Жизни. Впрочем, даже без их вмешательства все окружающие понимали, что маленький Эрл - не обыкновенный ребенок, и наперебой сулили ему судьбу героя, о котором еще долго после смерти будут слагать легенды.
        Желтый пушок сошел с тельца Эрла на третий день после рождения. К этому времени его отец, сэр Генри, уже начал рассылать с гонцами письма лучшим мастерам: мечникам, наездникам, пловцам и прочим - с просьбой явиться в свой замок на долгую и щедро оплачиваемую службу. Только дождавшись прибытия первых наставников (к этому времени юный наследник уже научился держать головку), сэр Генри отбыл обратно в Горную Крепость, которую покидал, чтобы присутствовать при рождении сына.
        На протяжении последующих десяти лет сэр Генри наведывался в родовой замок трижды. В первый раз, когда Эрлу исполнилось два года - тогда сэр Генри сам посадил сына на коня и не уехал до тех пор, пока не убедился, что мальчик держится в седле без посторонней помощи. Второй раз - на его седьмой день рождения, тогда сэр Генри обнажил свой меч и впервые скрестил его с клинком сына, дабы проверить, не напрасно ли мастера-наставники едят свой хлеб. И, наведавшись домой в третий раз, граф Сантальский устроил сыну испытания по рыцарским искусствам, которые тот с честью выдержал. Сэр Генри наградил мастеров и оставил их в своем замке на полном обеспечении до конца жизни. А сам вместе с сыном отправился в Горную Крепость, с тем чтобы больше никогда не возвращаться в большой мир.
        В Горной Крепости Порога Эрлу пришлось еще труднее, чем дома. Впрочем, он так привык к бесконечным тренировкам, что не мыслил себе другой жизни. Едва начав постигать окружающий мир, он уверился, что он не такой, как все, и его путь - это длинная лестница, где каждая ступень предопределена заранее, а на вершине ждет вековая слава. Пожалуй, вернее было бы сказать, что он родился рыцарем; ничего другого в его судьбе не было и быть не могло.
        В Горной Крепости воспитывались и несколько сверстников Эрла, и дети постарше. Мальчик довольно скоро и безо всякого удивления понял, что он сильнее, быстрее и знает и умеет больше, чем они, и воспринял это как должное. Это ведь ему, а не им суждена величайшая слава, какой еще не было ни у одного представителя рода человеческого.
        Своего первого дракона он сразил в четырнадцать лет. А спустя год в Горную Крепость явился первый министр королевского двора Гаэлона Гавэн, родной брат сэра Генри. К этому времени граф Сантальский уже заслужил право стать Магистром Ордена Горной Крепости Порога, к этому времени ни у кого не оставалось ни малейшего сомнения в том, что место отца когда-нибудь займет сын. Эрл уже в пятнадцать лет был одним из лучших горных рыцарей.
        Но визит Гавэна изменил планы сэра Генри и судьбу Эрла. Именно первый министр натолкнул его величество Ганелона на мысль о том, что лучшим подарком принцессе Литии на совершеннолетие будут рыцари Порога - по одному из каждой Крепости - сильнейшие воины из всех существовавших когда-либо, лучшие хранители, каким только можно доверить жизнь и безопасность прекраснейшей жемчужины Гаэлона. Преподнести любимой дочери подарок, какой не мог бы позволить себе ни один из здравствующих монархов, - разве Ганелон сумел бы отмахнуться от такой идеи?
        Новый виток действительности ладно поместился в очередное кольцо судьбы юного рыцаря. Светоносный не дал Ганелону наследника, но даровал красавицу дочь, скоро вступающую во взрослую жизнь. И после смерти Ганелона будущий супруг Литии будет править Гаэлоном, величайшим из королевств людей, и нет никакого сомнения в том, кому именно Светоносный уготовил роль короля Гаэлона. Ибо сэр Эрл был истинный рыцарь, одинаково безукоризненно владеющий всеми семью рыцарскими искусствами и к тому же обладающий внешностью, способной покорить сердце любой красавицы.
        И когда пришло время, Магистр Горной Крепости сэр Генри отпустил лучшего рыцаря Крепости, единственного своего сына - сэра Эрла в большой мир. Потому что такова была воля Светоносного, и не в силах Магистра и отца было сопротивляться ей.
        Когда сэра Эрла впервые подвели к принцессе Литии, окружающие ахнули. Даже его величество Ганелон Милостивый довольно хмыкнул и покрутил головой. Девица и юноша смотрелись друг подле друга так органично, как смотрятся звери одной породы - это было идеальное попадание. Лития была невысока, но благодаря утонченности фигуры выглядела выше своего роста, золотые ее локоны, охваченные сияющей диадемой, рассыпались по плечам - и это выгодно отличало ее от фрейлин с их вычурно замысловатыми прическами, напоминавшими сторожевые башни. Нельзя сказать, что лицо принцессы отвечало всем канонам красоты, но очарование Литии заключалось вовсе не в правильности черт, а… в чем-то трудноуловимом, что непросто было понять с первого взгляда. То ли в волшебной грации ее походки, то ли в нежном журчании голоса, то ли во влажном блеске глаз из-под пушистых ресниц… Пожалуй, лучше всего о магическом обаянии возлюбленной сказал юный Эрл в целой серии стихотворений, посвященных принцессе… Сам же сэр Эрл, несмотря на то что ему еще не исполнилось и двадцати, ростом и статью превосходил многих взрослых мужчин. Длинные его
волосы отливали солнечным светом и вились, как у женщины, и лицо, не знавшее еще бритья, было свежо пока не мужской, а юношеской красотой; но при взгляде на широкие плечи, мощную грудь и налитые мускулами руки, вряд ли кто-то попытался бы пошутить по этому поводу, даже будучи уверенным в том, что рыцарь его не услышит. Самое удивительное было в том, что вместе Эрл и Лития будто вспыхивали еще ярче, зажегшись друг от друга, - и тут уж никто не мог усомниться, что нити судеб этих двоих переплетены волей самого Светоносного. Да и сами молодые люди чувствовали это, днем не расставаясь ни на минуту, а ночи проводя в ожидании утра - в ожидании утра и того дня, когда они благословением Нэлы получат право быть вместе не только под лучами солнца, но и при синем свете луны.
        И сейчас, на пиру, после Турнира Белого Солнца, сидя по правую руку от принцессы и привычно ловя на себе восхищенные взгляды придворных, сэр Эрл не думал о том, насколько он счастлив, что его жизнь складывается именно так, а не иначе. Он просто знал: все идет так, как надо; он был полностью уверен в себе и во всем происходящем.
        Стол для пиршества имел пять шагов в ширину и тридцать в длину - он занимал почти все пространство трапезного зала, который вместо одной из стен ограждался от бального зала рядом колонн. Во главе стола, как и полагается по давней нерушимой традиции, сидели король, министры, принцесса и сэр Эрл (присутствие последнего, впрочем, являлось небольшим отступлением от традиции). Архимаг Гархаллокс и восемь членов Совета Ордена Королевских Магов занимали места по обе стороны стола ближе к королевским креслам, подальше от короля помещались со своими дамами рыцари древних родов, владеющие обширными землями, за ними - рыцари не столь знатные и не шибко богатые. Музыканты, выстроившиеся вдоль стен, пиликали, дудели и горланили кто во что горазд; их, конечно, никто не слушал, но попробовали бы они замолчать! Тогда самый распьяный гость, и в трезвом-то состоянии не отличающий руладу флейты от хохота болотной выпи, вооружившись мечом или пустой кружкой, с возмущением бросится восстанавливать звуковое сопровождение. На пиру должна быть музыка - и точка! К чести музыкантов можно было сказать, что та неопределенная
и бесконечная мелодия, которую они вели без перерыва, как нельзя лучше подходила многочисленному сборищу, где кое-кто, опрокинув четыре-пять-шесть кубков, уже пытался петь - охотников до пения случилось довольно много, песни они исполняли разные, и выдаваемый музыкантами хаотичный фейерверк звуков идеально накладывался на любую мелодию.
        Спустя час после начала пира, когда королевские гости успели утолить первый голод, в зале появились трое бродячих магов, нанятых специально для увеселения (так сложилось, что придворные маги Дарбиона редко унижались до того, чтобы позорить тайное свое мастерство прилюдной демонстрацией нехитрых фокусов на потребу пьяной публике).
        Маг, выступавший первым, - рыжий парень с корявым деревенским лицом - развлекал присутствовавших тем, что заставлял различные предметы - посуду, свечи и куски еды - летать в воздухе, выписывая самые фантастические фигуры; причем сам прыгал и кривлялся не хуже мисок и кружек. Незамысловатое это представление не успело даже надоесть: когда увесистый кабаний окорок случайно приложил герцога Апийского по затылку, стража прогнала парня вон, по дороге изрядно намяв бока рукоятями алебард.
        Второй маг - немолодой и уже седоватый мужчина с внушительным брюшком - громко заявил, что собирается поразить публику искусством трансформации, которым, дескать, овладел в совершенстве. Избрав себе в жертвы придворного шута, он начал цепь поступательных трансформаций. Превращая несчастного шута в теленка, из теленка в козла, из козла обратно в теленка, маг хранил на физиономии самое серьезное выражение, очевидно, втайне надеясь поразить своим искусством членов Совета Ордена Королевских Магов, среди которых были архимаги всех четырех Сфер, - авось да и допустят к испытанию на пригодность к одной из Сфер. И эти фокусы закончились довольно быстро: животные у мага получались на удивление уродливые; к тому же почти мгновенно теряли заданную форму, возвращаясь в человеческий облик. Да и еще шут, обратившись в очередной раз в козла, не удержался и так наподдал магу рогами в живот, что тот напутал в очередном заклинании - и шут, снова став человеком, сохранил козлиные рога, которыми наверняка запорол бы мучителя насмерть, если б их не разняли все те же стражники.
        Видимо, в день Турнира Белого Солнца боги не были благосклонны к бродячим магам. Выступление третьего мага тоже не обошлось без курьеза. Высокий сухопарый старик в разрисованной таинственными знаками хламиде, глотая какую-то жидкость из маленькой глиняной бутылочки, выдувал губами радужные пузыри, в которых силой мысли создавал объемные картинки. Старикан, взяв небольшую паузу, чтобы отдышаться, неосторожно поставил свою бутылочку на стол рядом с тем же герцогом Апийским, увлеченным разговором с одной из фрейлин принцессы. Герцог, желая промочить горло, не глядя, схватил бутылочку, сделал преогромный глоток, побагровел и закашлялся. В то же мгновение из его рта вырвался здоровенный пузырь, в котором появилась картинка, откровенно говорившая о том, какие именно планы строил герцог относительно своей собеседницы. Пузырь, поднявшись под свет свечных люстр, явил на всеобщее обозрение такое, что мужчины радостно загоготали, а дамы завизжали, тем не менее вытягивая шеи, чтобы лучше рассмотреть картинку…
        Через тринадцать человек от «королевского» края стола шумно обгладывал оленью ногу сэр Оттар. Турнир разжег в северянине, и так, мягко говоря, не страдавшем отсутствием аппетита, зверский голод. На пиршественном столе довольно быстро образовалась зона опустения, радиус которой был равен длине руки Оттара. Пузатый барон Трарег, владетель замка близ Дарбиона, усаженный возле северного рыцаря, сладострастно нацелился было на бараний бок, который слуга только что поставил перед ним, как вдруг сэр Оттар, швырнув под стол голую кость, сверкнул в сторону барона таким взглядом, что последнему не оставалось ничего другого, как смиренно предложить блюдо герою Турнира Белого Солнца. Заодно с бараниной сэр Оттар загреб кубок с вином и миску вареных сазаньих голов - и барон затосковал. Через пару человек от барона, имевшего привычку посещать Дарбион исключительно в дни больших празднеств, сидел какой-то юноша, безоружный и одетый настолько неприглядно, что барон даже удивился - как этого типа пустили за королевский стол да еще посадили ближе к королевским креслам, чем к противоположному краю стола. Тип
меланхолично покусывал ломоть белой лепешки, словно в рассеянной задумчивости, а между тем прямо перед ним возлежал на оструганной деревянной плашке целиком зажаренный на вертеле поросенок, при взгляде на которого барон проглотил слюну объемом с кулак. Не посмев побеспокоить северного рыцаря, который с поистине волчьим рычанием вгрызался в бараньи ребра, Трарег, в желании выяснить, кто же есть этот странный незнакомец, толкнул своего соседа с другой стороны. Но сосед, во время обеда явно отдававший предпочтение вину, а не кушаньям, громогласно храпел, упав головой в блюдо с костями. На голове той пунцовела обширная плешь, к которой прилип жухлый капустный лист.
        Минуту барон Трарег, терзаемый голодом и жаждой, решал, что ему делать дальше. Оставаться рядом с рыцарем Северной Крепости очень не хотелось: барон не без оснований подозревал, что в таком соседстве насытиться ему вряд ли удастся, даже если слуги будут подавать ему кушанья чаще, чем другим гостям. Но и поменять свое законное место на место подальше от королевского кресла значило упасть в глазах сотрапезников. В конце концов победил голод.
        Трарег выкарабкался из-за стола, приблизившись к незнакомцу, внушительно выпятил все имеющиеся у него в наличии подбородки и открыл рот, чтобы объявить свое категорическое требование (в том, что этот выскочка повинуется безоговорочно, барон нисколько не сомневался).
        - С удовольствием, - не поворачиваясь, проговорил парень и поднялся со скамьи.
        Барон, с костяным стуком сомкнув челюсти, попятился. Вот оно что! Этот тип - колдун! С какой легкостью он прочитал чужие мысли! На это не всякий придворный маг способен!
        - Я не копался в твоей голове, - с улыбкой сообщил парень. - У старины Оттара сегодня зверский аппетит, правда?
        Трарег, не нашедший что ответить, глупо хлопал глазами, глядя, как парень садится на то место, с которого только что встал он сам.
        - Сегодня вы с сэром Эрлом убили троих ратников, - проговорил Кай, оказавшись рядом с Оттаром.
        Северянин со свистом выпил мозг из вареной рыбьей головы, утер губы ладонью и повернулся к болотнику:
        - Это же турнир. Ни один турнир не обходится без жертв, - сказал он. - Тем более Турнир Белого Солнца. Кто-то сильнее, кто-то слабее. В бою погибают слабые.
        - Это был не бой, а представление. Тебе ли не знать, что такое бой.
        Оттар оторвал от бараньего бока очередное ребро, но, вместо того чтобы впиться в мясо зубами, почесал костью нос.
        - Н-ну… - выговорил он, - никто ж их не заставлял. Сами вышли против нас. Никто никого на ристалище силком не тащил. К тому же их было вдесятеро больше… Даже еще больше. Все честно. Да мне говорили, что отбою не было от желающих, потому что отличившимся в битве обещали рыцарское звание. О победе над нами, правда, речи не шло… Потому-то… - тут Оттар горделиво усмехнулся, - никто из местных рыцарей и не попытался вступить со мной или с сэром Эрлом в бой. Кому ж охота на глазах у всех пыль глотать и носопыркой землю бороздить? Правда, Эрл-то сначала хмурился вроде тебя, - мол, не пристало благородным рыцарям рубиться с простолюдинами, но этот хитрюга Гавэн намекнул ему, что другого случая поразить ее высочество своим воинским мастерством в ближайшее время может и не представиться. И все! Спекся наш благородный сэр. Побежал на ристалище как миленький.
        - Рыцари Порога не сражаются с людьми.
        - Это болотники не сражаются с людьми! - отмахнулся северный рыцарь. - По какой-то глупой причине, которую я не в силах понять. По-моему, так: ежели кто против тебя обнажил меч, надо так ему врезать, чтоб он забыл, какой рукой этот меч брать.
        - Рыцари Порога защищают людей. Защищают от Тварей. В этом наш святой долг.
        - И я так говорю, - кивнул Оттар. - Одно другому не мешает. А ежели супротив тебя такая сволочь… такой гад, что - кабы можно было б - ты б его десять раз убил… Все равно и с такими не сражаться, что ли? Знаешь, брат, иной человек не лучше Твари будет…
        - И тем не менее он человек, - серьезно возразил Кай. - Я, может быть, лучше тебя знаю, какими могут быть люди… - На мгновение его лицо посерело, словно болотник вспомнил нечто давнее… и очень страшное… - Но люди есть люди. Не Твари. Люди - злые, глупые, ленивые, вспыльчивые, жадные, жестокие… неразумные - все равно люди. Нельзя сражаться с людьми. Допустимо их только вразумить. Даже если человек сотню раз заслуживает смерти, не дело рыцарей Порога судить его. Пусть этим занимается кто-то еще, кто способен взвалить на себя такую ношу. Долг рыцарей Порога - защищать людей.
        Оттар запил эту тираду целым кубком вина и протяжно выдохнул.
        - Сколько ты твердил мне это, я все равно не понимаю, - признался он. - Эй, кто там есть! Еще вина!
        Пробегавший мимо слуга обернулся на крик и красноречиво потряс пустым медным кувшином. В зале метались не менее двух десятков слуг, разнося кушанья и напитки - но и это количество народа не могло вовремя обеспечить собравшихся в зале бражников и обжор всем необходимым.
        - Вино внесут, не успеешь ты сделать подряд шесть вдохов и выдохов, внесут пять больших кувшинов, тебе точно хватит, - сообщил Кай. - Да… Пожалуй, прав был Герб: все это невозможно принять на веру. Через это нужно пройти.
        - С чего ты это взял?
        - Он сам говорил мне это, и я убедился в его правоте.
        - Да нет! Я не про твоего Герба, о котором ты мне все уши прожужжал! С чего ты взял, что вино внесут именно через…
        Двустворчатые двери распахнулись, и в трапезный зал один за другим скорым шагом вкатились пятеро слуг, волоча на плечах здоровенные кувшины с вином. Пирующие встретили процессию бурными воплями восторга.
        Северянин дико посмотрел на болотника и обалдело мотнул головой.
        - Как ты это делаешь, а?
        - Смотрю во все глаза и слушаю во все уши. Ничего другого и не требуется.
        - Болтаешь, - проворчал Оттар. - Магия это все.
        - Для того чтобы видеть и слышать все, что происходит вокруг тебя, не нужна магия. Нужна только привычка. Если хочешь, я объясню.
        Оттар не пожелал объяснений. В этот момент он был занят более увлекательным делом - подставлял под пенную багровую струю, бьющую из узкого горла кувшина, свой кубок. Кай дождался, пока слуга наполнит кубок северянину, потом поманил слугу к себе и шепнул ему на ухо несколько слов.
        Тот, послушно покивав, кинулся на другую сторону стола.
        - Куда ты его услал? - забеспокоился Оттар.
        - Я попросил Гелля спасти жизнь во-он тому человеку, - сказал Кай и указал через стол на немолодого уже краснолицего мужчину в лиловом кафтане с герцогской золотой цепью на груди.
        - Ты знаешь слуг по именам? - удивился северный рыцарь. - Надо же… Я только служанок. И то не всех… помню. А что с этим лиловым? Мне кажется, он прекрасно себя чувствует…
        - Ему тоже так кажется, - улыбнулся Кай, глядя, как герцог, размахивая руками, в каждой из которой он держал по кубку, и расплескивая на соседей из этих кубков вино, орал какую-то песню, ни слова из которой в общем гаме разобрать было невозможно.
        - И что?
        - Через несколько минут его хватит удар, - сказал Кай. - Он рухнет под стол, а соседи ничего не заподозрят, решив, что он просто выпил сверх меры. Если его немедленно не передать лекарю, а еще лучше - магу, он умрет. Только этого не случится. Гелль и Сит спасут его.
        - Магия, - довольно засмеялся Оттар. - Без помощи магии нельзя предсказать все это.
        Кай снова улыбнулся.
        - Посмотри внимательнее на цвет его лица, - сказал он. - И на жилы, вздувшиеся на шее.
        Северянин прищурился, пригляделся и вздрогнул.
        - Ну… я слышал, что при ударе человек падает и дергается всем телом, словно нерпа на льду, - возразил он. - Человек, который нажрамшись, себя так не ведет. Почему ты думаешь, что его соседи этой странности не заметят?
        - Потому что положение, в котором он сейчас сидит на скамье, говорит, что упадет он именно под стол. Кроме охотничьих королевских псов, глодающих под столом кости, его никто не увидит. Его соседи никак не реагируют на то, что их поливают вином, - вряд ли они скоро заметят его отсутствие. Если не вмешаются Гелль и Сит, он обречен. А они вмешаются.
        - Твои Гелль и… как его там в таком столпотворении уже забыли про… - начал было Оттар, но замолчал, потому что увидел, как слуги, оставив свои кувшины, вытягивают из-за стола герцога, уже начавшего мелко подергиваться.
        - Не забыли, - ответил Кай. - Любой слуга во дворце в точности выполнит то, что я ему скажу. Потому что золото, которое мне платят из казны, я раздаю им. К чему мне золото здесь, где кормят, поят и дают ночлег задаром?
        Несколько минут Оттар размышлял над сказанным, отвлекшись только пару раз, чтобы допить вино из кубка и обглодать последнее баранье ребро.
        - И правда, никакой магии, - пробормотал он наконец, - все так просто… Видеть и слышать…
        - Просто, - подтвердил болотник, - для того, кому это искусство необходимо каждый день, с утра до ночи и даже во сне, чтобы выживать. Враг никогда не застанет тебя врасплох.
        - Ага! - возликовал вдруг северянин. - Я ж тоже так умею… Ну, почти так! Меня еще отец учил в первом моем морском походе: присмотрись к противнику, на глазок прикинь, в чем его слабые стороны, а в чем сильные; как он держит оружие, как двигается, как ведет себя. Чем больше ты о нем узнаешь, тем больше шансов на победу. Только я вот что заметил - это, конечно, все хорошо… видеть и слышать… но в горячке боя - где там прислушиваться и приглядываться. Враз топором промежду глаз схлопочешь!
        - Не прислушиваться и приглядываться, - рассмеялся Кай. - А видеть и слышать. Суть этого искусства в том, что ты не только во время битвы всегда знаешь, что происходит вокруг тебя. По звуку одного шага человека, находящегося в полулиге за твоей спиной, ты определяешь его пол, возраст, вес и рост, как он одет, какое при нем оружие, когда и куда он был ранен… По полету птицы в лесу - где ее гнездо, какие ягоды и грибы можно найти поблизости, какие звери бродят в окрестностях и насколько они опасны. Для человека, в полной мере овладевшего этим искусством, нет ничего непонятного в окружающем его мире.
        - Получается… - наморщил нос Оттар, - ты всегда как бы… на войне?
        Кай пожал плечами и отломил кусок лепешки.
        - Наверное, так, - ответил он. - Видеть и слышать - это первое, чему учат на Туманных Болотах. Это искусство уже навсегда влилось в мою кровь. По-другому на Болотах не выживают.
        - Хотелось бы мне там побывать… - с непонятной интонацией проговорил Оттар. - И хотя бы одним глазком поглядеть на тамошних Тварей…
        - Боюсь, это не доставило бы тебе удовольствия.
        Оттар усмехнулся. И, помолчав, добавил:
        - Ежели б я с тобой не трепался всю эту неделю, я бы просто назвал тебя трусом, когда узнал, что ты не будешь сражаться на Турнире Белого Солнца. Да каждый тебя так назвал бы. Я тебе даже больше скажу, многие сейчас…
        - Я знаю, что говорят обо мне.
        С того самого момента, как болотник появился во дворце, Оттара непонятно тянуло к нему - и чем больше северянин общался с Каем, тем больше тянуло. После первого разговора северянин бесхитростным своим разумом определил болотника как человека, с которого жизнь долгие годы стесывала все лишнее и в конце концов оставила одну лишь истинную сущность, такую гранитно-прочную, что сломала об нее свой клинок, поэтому Оттар после первого разговора больше не удивлялся болотнику: ни его словам, ни его поступкам. Вернее, старался не удивляться, и не всегда у него это получалось. Он все чаще ловил себя на мысли, что Кай поступает так, как и должно поступать, говорит то, что и нужно говорить на самом деле. «Все кабы такими были бы, - иногда думал рыцарь Северной Крепости, - вот житуха правильная бы пошла…» Сам Оттар подражать Каю даже не пытался. Потому что подспудно чувствовал: стать таким, как болотник, невозможно, а подражать Каю… было как-то стыдно и смешно. Подумать только: придворные ему чуть ли не в глаза смеются, из-за одежды принимают за слугу, а Кай будто этого не замечает. То есть… Все он, конечно,
замечает. Абсолютно все, чего обычный человек никогда не заметит. Но смотрит на таких насмешников вовсе не презрительно и не снисходительно, а вроде как совсем беззлобно - так взрослые люди наблюдают за играми детей. Сам северянин так не смог бы. Не выдержал бы просто. Ну, скажем, пару насмешек и стерпел бы, укрепившись изо всех сил, а потом - как вмазал бы!.. Ух, как вмазал бы!
        - Хотел бы я посмотреть на тебя в бою, - сказал Оттар.
        Пир тем временем перевалил за половину: все, кто был голоден, насытились, все, кого мучила жажда, надрызгались до разных степеней освинения. Музыканты музицировали уже в полную силу, пытаясь конкурировать со своими собратьями по ремеслу, появившимися за колоннами, в бальном зале, где начались танцы, - поэтому шум стоял невообразимый. Но все стихло почти моментально, когда его величество Ганелон Милостивый воздел к потолку руку с кубком.
        - Рыцарь Горной Крепости Порога сэр Эрл, - начал король в полной тишине, нарушаемой только тихим перешептыванием да ворчанием собак под столом, - желает исполнить сочиненную им балладу.
        Устало опустив руку, Ганелон отпил из кубка и откинулся на спинку кресла, сложив руки на животе. Сэр Эрл поднялся, прижимая к груди лютню, - его приветствовали громкими и, кажется, совершенно искренними криками восторга.
        - Подвезло нашему горному, - сказал Каю на ухо Оттар. - Слыхал, как его на турнире приветствовали? И тут еще… Я знаю, редко такое бывает, чтоб и чернь, и дворяне любили одинаково…
        Кай кивнул. При дворе уже почти открыто говорили о том, кто именно будет следующим королем Гаэлона. «Почти» - потому что вслух обсуждать тему, в которой упоминается смерть действующего государя - пусть и гипотетическая, - было как-то не принято…
        - Наверное, лучшего короля и не придумать, - продолжал размышлять северный рыцарь. - С какой стороны ни посмотри: нет в нем изъянов…
        Слуги неслышной побежкой метались вдоль стен, зажигая факелы. Зал, освещенный до этого только большими люстрами с толстыми сальными свечами, постепенно наполнялся теплым красновато-желтым светом. А казалось, будто это от баллады, ведомой сильным, хотя и юношески-высоковатым голосом, от мерного перебора струн становится светлее.
        Ее высочество принцесса Лития, первые несколько минут сидевшая, потупив взор и перебирая пальцами оборки платья, скоро перестала сопротивляться своим чувствам и подняла глаза на возлюбленного.
        В памяти Кая сам собой всплыл тот день, когда после аудиенции у короля первый министр Гавэн провел его в дворцовый сад, чтобы представить ее высочеству принцессе Литии.
        Сад был огромен, но Гавэн шагал по ровным дорожкам, над которыми нависали густые кроны, уверенно. Вдоль дорожек была натянута тонкая золоченая цепочка, легко скользящая сквозь кольца, укрепленные на столбцах в половину человеческого роста. На ходу первый министр подергивал цепочку явно условленное количество раз - и цепочка легонько звенела. Кая позабавило это наивное изобретение. Наконец в ответ на сигналы Гавэна цепочка звякнула четыре раза подряд, и через несколько минут они вышли на небольшую площадку, где меж двух толстых буковых стволов висели качели. На качелях сидела Лития. Кай, которому за все его девятнадцать лет нечасто выпадало видеть женщин, тогда едва не споткнулся, заметив принцессу. Ее высочество отличалась от виденных Каем раньше женщин так же разительно, как лесная вольная птица отличается от суетливой крестьянской квочки. Лития показалась болотнику существом совершенно иного мира, на котором дорогие одежды и драгоценные украшения смотрятся как нечто естественное; если постараться, можно мысленно надеть, например, на служанку из «Веселого Монаха» такое же платье и такие же
драгоценности, но абсолютно невозможно было представить принцессу Литию в наряде служанки - все равно что припоминая облик знакомого человека, вдруг вообразить его с содранной кожей. Рядом с принцессой стоял в красном камзоле и при мече, висящем на поясе в ножнах, молодой воин. За спиной воина помещалась лютня, и легкий ветер трепал золотые кудри на его непокрытой голове.
        Кая удивило то, что оба молодых человека дышали часто и неровно, к тому же на их щеках рдели алые пятна - словно следствие перенесенных физических нагрузок. Кай удивился бы еще больше, если б ему сказали, что принцесса и горный рыцарь только что бегали друг за другом меж деревьев. И лютня за спиной рыцаря тоже повергла его в недоумение. Гавэн, представив Кая, сослался на неотложные дела и удалился.
        - Впервые мне предоставилась счастливая возможность увидеть воочию рыцаря Болотной Крепости, - вежливо проговорил сэр Эрл, - и, должен признаться, я очень рад нашему знакомству. Чернь и понятия не имеет о том, что, помимо Горной и Северной Крепостей Порога, есть еще одна. И между тем распространяет лживые и пугающие сказки про неких болотников, которых никоим образом не связывает с рыцарями Порога.
        - Я слышал об этом, - ответил Кай.
        - В Горной Крепости принято считать, что болотные рыцари - суровые и нелюдимые воины, навсегда оторванные от большого мира и поэтому не имеющие ни малейшего понятия о рыцарском этикете. Мне очень приятно узнать, что мы ошибались. Я вижу перед собой воина, достойного украсить собой королевский двор.
        - Благодарю, - сказал Кай, немного сбитый с толку непривычной учтивостью.
        - Сэр Эрл, а почему сэр Кай безоружен? - вдруг подняла голову принцесса. - Сэр Кай, - не дожидаясь ответа горного рыцаря, обратилась она к болотнику, - почему при вас нет меча?
        Кай почувствовал, как его лицо заливает краска. Он лихорадочно подыскивал слова, которые звучали бы так же благородно, как те, которые говорил ему сэр Эрл, но в голову ничего не приходило. И вот это - что он молчит, когда нужно дать очень простой ответ, - заставило его покраснеть еще больше.
        Он пробормотал что-то не совсем вразумительное, и принцесса рассмеялась.
        - Сэр Эрл! - прикоснулась она к рукаву красного камзола. - А сэр Кай храбрее вас! Вы не расстаетесь с мечом, а сэр Кай не боится защищать мою жизнь голыми руками.
        Горный рыцарь вежливо улыбнулся.
        Видимо, возбуждение от игры еще не отпустило принцессу, потому что она с ребяческим кокетством снова обратилась к Каю:
        - А отчего у вас седые пряди? Сколько вам лет? Вы совсем не похожи на старика.
        Кай беспомощно оглянулся на сэра Эрла. Он положительно не знал, как рассказать этой прекрасной девочке о давней схватке с ужасным Черным Косарем, самой страшной Тварью, какая только выходила из-за Болотного Порога, с Тварью, которую невозможно было убить, а можно было только попытаться убить, Тварью, встреча с которой оставила на голове болотника эти отметины. Горный рыцарь с готовностью пришел на помощь Каю.
        - Седина у молодого человека - это те же шрамы, - сказал сэр Эрл, - только шрамы не тела, а рассудка… Я слышал, что Твари с Туманных Болот обладают мощной магией.
        - Это так, - подтвердил Кай.
        - Магические Твари? - заинтересовалась Лития. - О, расскажите мне, пожалуйста! Они настолько страшны, что от одного вида их испытанный в боях воин может поседеть? Какая она была, та Тварь, что выбелила вам волосы точно у старика?
        - Ее звали Черный Косарь. Эта Тварь защищена панцирем, который невозможно пробить никаким человеческим оружием, лед и пламя бессильны против него, и магия стекает с него точно вода.
        - Но… вы все-таки убили этого… Косаря?
        - Да. И из его панциря сделаны мои доспехи.
        - Как я хочу взглянуть на эти доспехи! - захлопала принцесса в ладоши. - Но… как же вы убили Тварь, если ее… если ее, насколько я поняла, невозможно убить?
        - Боюсь, вам, ваше высочество, рассказ сэра Кая не доставит удовольствия, - вмешался горный рыцарь. - Этот рассказ может напугать вас, а вам, в вашем юном возрасте, седина будет совсем не к лицу.
        - Это так, - подтвердил Кай и, опасаясь, что расспросы продолжатся, поспешил откланяться.
        Возвращаясь из дворцового сада, он едва удерживался от того, чтобы не побежать. Да что с ним, в самом деле? Неужели все красивые женщины обладают способностью путать мысли мужчин? Он никогда не слышал о подобного рода магии… Поэтому и не знал, как ей противостоять. Впрочем, довольно быстро Кай взял себя в руки. Никогда нельзя позволять себе быть слабым. А разговаривая с принцессой Литией, он именно чувствовал себя слабым. Там же, в тени ухоженных деревьев дворцового сада, под тихий звон позолоченной цепочки Кай дал себе слово изо всех сил сопротивляться этой магии. Но, великие боги, как трудно было это слово держать! Как могущественна была эта магия, и самое главное - Кай не знал ни одного заклинания, которое помогло бы ему. Приходилось сражаться с самим собой, используя исключительно силу духа.
        И Кай приступил к исполнению своих обязанностей. Постоянно находиться в непосредственной близости от принцессы не имело смысла - это место было уже накрепко занято сэром Эрлом, и сама Лития таким положением была более чем довольна. Кай избрал для себя другую роль. Начиная с вечера того дня он всюду следовал за ее высочеством незаметной тенью, на расстоянии в десяток-другой шагов. Через три дня он изучил особенности поведения принцессы, ее привычки, обычные маршруты прогулок и круг повседневного общения настолько хорошо, насколько, возможно, не знали этого ни Ганелон, ни сэр Эрл. А через неделю Кай мог безошибочно определять не только то, как поведет себя Лития в той или иной ситуации или куда она направится в следующую минуту, но - и даже что она закажет себе на ужин. Если бы он поделился с кем-нибудь этими сведениями, его бы в лучшем случае сочли лгуном, а в худшем - коварным чародеем, способным читать мысли, но Каю не приходило в голову хвастаться своими достижениями - он просто делал то, ради чего прибыл в Дарбион. Каю отвели покои в самом дальнем уголке дворца, рядом с дворцовой кухней -
настолько близко, что в комнате, предоставленной болотнику, днем и ночью воняло кухонным чадом. Впрочем, болотник посетил эту комнату только один раз, чтобы расположить там тюк со своими вещами, и больше туда не заходил. Он охранял принцессу, а значит, должен был постоянно видеть или слышать ее. Днем, когда Лития бодрствовала, он всегда был возле нее, ночи проводил в зале, неподалеку от королевских покоев, где располагались опочивальни короля и принцессы. Кроме этого, самолично выковал надежно запирающиеся решетки для окон опочивальни принцессы, удивив мастерством придворного кузнеца. Когда и где он спал? Рыцарю Болотной Крепости Порога вовсе не нужно было ложиться в постель, чтобы получить полноценный отдых. Там, на Туманных Болотах, в дозорах близ ужасного Порога Каю приходилось спать даже стоя - и в этом состоянии он, как и всякий болотник, все равно продолжал контролировать действительность вокруг себя.
        И вот теперь на пиру в честь Турнира Белого Солнца, при долгом взгляде на принцессу Кая вновь охватило это странное чувство… почти смятения, которое поразило его при первой встрече с принцессой Литией. Впрочем, мгновенно болотник овладел собой.
        И вдруг насторожился - выпрямился, как струна, скользнул глазами по обращенным к сэру Эрлу лицам - и остановил взгляд на двери, у которой застыли стражники с алебардами.
        Вероятно, он услышал или почувствовал нечто, чего не могли слышать и чувствовать другие, потому что пальцы рук его, лежащих на столе, вдруг сплелись в какой-то причудливый знак. Сэр Оттар оглянулся на товарища и, впервые увидев на его лице тревогу, открыл рот.
        - Они не прошли коридор… - пробормотал Кай.
        - Что? - немедленно наклонился к нему северный рыцарь.
        - В этот зал можно попасть только по одному коридору. Он прямой и разделен тремя дверями. Когда кто-то идет по коридору…
        И тогда распахнулись двустворчатые двери зала. В зал вошли трое. Песня сэра Эрла оборвалась вскриком лопнувшей струны. Мгновенный шорох пролетел по залу - все пирующие обернулись к дверям. Кто-то вскрикнул, кто-то в изумлении пришлепнул себя ладонями по щекам, некоторые из дам даже негромко взвизгнули. Эрл опустил лютню. Его величество Ганелон Милостивый выронил кубок и резко подался вперед. И наверное, мало кто заметил, как смертельно побледнел архимаг Сферы Жизни, один из девяти членов Совета Ордена Королевских Магов Гархаллокс.
        В абсолютной тишине тоненько заскулили собаки, и этот вой с каждым мгновением становился все тревожнее и острее.
        А те трое без остановки, хотя и не торопясь, шли к королю, и все, кто был в зале, смотрели на этих людей.
        Впрочем, это были вовсе не люди.
        Глава 2
        - Коридор разделен тремя дверями, - договаривал Кай, не сводя глаз с пришельцев, - тот, кто идет сюда, никуда не денется от того, чтобы открывать эти двери одну за другой. Потоки воздуха от этого колеблют огоньки свечей… вон там, на люстрах. И по характеру колебаний можно узнать: сколько человек направляется сюда, как быстро они идут, идут ли налегке или что-то несут с собой… Именно так я узнал, когда именно внесут вино и в каком количестве. А эти… они не шли через коридор, я могу в этом поклясться. Они возникли прямо перед входом в зал. Вот это действительно магия.
        Оттар, которому было очень не по себе, глянул на болотника. Кай выглядел серьезным, спокойным и собранным. Впрочем, и в первый момент он вовсе не испугался. Создавшаяся ситуация предполагала опасность - болотник попросту среагировал на нее, приготовившись произнести защитное заклинание. Северянин сглотнул, потер ладони одну о другую, отметив, как они вдруг сильно вспотели, и снова повернулся к пришельцам, которые уже вплотную приблизились к Ганелону. Король ожидал пришельцев стоя - поднялся он со своего места несколькими мгновениями спустя после того, как распахнулись двери трапезного зала.
        - Ты встречал раньше подобных… существ? - спросил Оттар у Кая.
        - Нет.
        - И я… Так вот они какие… Высокий Народ… Эльфы…
        - Те-кто-смотрит, - добавил болотник.
        - Не надо громко говорить об этом в их присутствии, - напрягся северянин. - Я слыхал, им очень не нравится, когда их так называют.
        - Громко или нет - неважно, - ответил Кай. - Высокий Народ, если того захочет, прочитает мысли людей так же легко, как хороший охотник прочитает следы зверья в лесу.
        - Я никогда не думал, что они… такие… - глядя во все глаза на эльфов, пробормотал Оттар.
        Вид эльфов и впрямь был странен и удивителен, хотя они отличались от людей гораздо меньше, чем, скажем, огры или тролли. Рост представителей Высокого Народа намного превышал человеческий, но из-за изящного телосложения эльфы отнюдь не выглядели великанами. Помимо роста, в облике эльфов поражал цвет кожи. Кожа их была белой; не бледной, как у альбиносов, и не мертвенной, как у умерших людей, а совершенно белой и точно светилась изнутри. И еще глаза… Высокий Народ смотрел на мир несоразмерно огромными глазами миндалевидной формы, темными и влажными, на дне которых плавали золотые или голубые искорки. Волосы эльфов были нежно-зеленого цвета, словно молодая древесная листва: длинные и ровные пряди ниспадали до самого пояса; волосы были густы, но не могли скрыть остроконечных ушей.
        Все эти особенности расы эльфов по отдельности могли выглядеть уродством, но эльфы совсем не производили впечатление уродов. Их внешность изумляла, но чем больше ты смотрел на них, тем отвратительно несовершенней казался сам себе. Словно ты видел идеал того, каким должно быть истинное разумное существо, и прозревал: те человеческие красавцы и красавицы, которыми ты раньше восхищался, представлялись теперь неумелыми слепками с безукоризненных образцов - Высокого Народа.
        Одежда пришельцев переливалась в свете факелов, словно разноцветная рыбья чешуя; она туго обтягивала стройные тела, но, видимо, совсем не стесняла движений. Хотя руки тех-кто-смотрит были обнажены от самых плеч, за каждым из эльфов скользил по полу полупрозрачный плащ, невесомо-легкий на вид. На поясах у эльфов блестели матово-серебряным блеском недлинные и удивительно тонкие мечи без ножен.
        Вроде бы король и не отдавал приказа, но, как только эльфы подошли к нему на расстояние в три шага, министры повскакали со своих кресел, и расторопные слуги развернули эти кресла так, чтобы сидящие на них оказались лицом к креслу Ганелона.
        - Принц Хрустального Дворца Орелий, Танцующий-На-Языках-Агатового-Пламени, приветствует повелителя королевства Гаэлон Ганелона Милостивого и его народ, - проговорил пришелец в белом плаще так мелодично и протяжно, что, казалось, он вот-вот запоет, - проговорил и уселся в приготовленное кресло.
        - Рубиновый Мечник Аллиарий, Призывающий-Серебряных-Волков, приветствует повелителя королевства Гаэлон Ганелона Милостивого и его народ, - тонко протянул, усаживаясь, второй, чей плащ был светло-алого цвета.
        - Хранитель Поющих Книг Лилатирий, Глядящий-Сквозь-Время, приветствует повелителя королевства Гаэлон Ганелона Милостивого и его народ, - нежно проговорил третий пришелец. Его плащ медленно менял цвет, как набегающая на берег волна - от темно-синего до бирюзового и обратно.
        - Повелитель Гаэлона приветствует Высокий Народ, - выговорил Ганелон внезапно севшим голосом, прокашлялся и опустился в свое кресло.
        Принц Орелий поправил прядь своих волос. И тотчас тишина в зале проросла робкими побегами шума: негромко заговорили люди, отведя взгляды от непрошеных гостей, в соседнем бальном зале зазвучала музыка, но совершенно стих собачий скулеж. Сэр Эрл, быстро наклонившись, что-то сказал принцессе, и она тут же поднялась. Одновременно встали со своих мест фрейлины и, окружив Литию, увели в бальный зал. Сам рыцарь уселся в свое кресло и, отложив лютню, сцепил руки на коленях.
        - Высокий Народ желает чего-нибудь? - спросил Ганелон, делая неопределенный жест в сторону пиршественного стола.
        Эльфы переглянулись, улыбаясь друг другу.
        - Сейчас мы не испытываем ни голода, ни жажды, - ответил за всех Рубиновый Мечник Аллиарий. - Но благодарим за предложение.
        - Если бы мне было известно заранее о вашем визите, я подготовил бы вам угощение, - после небольшой паузы нашелся король, очевидно припомнив о том, что предлагать эльфам человеческую пищу все равно что сыпать людям перепаренный ячмень или гнилую свеклу. - Осмелюсь спросить, что привело вас в мое королевство, - произнес Ганелон уже окрепшим голосом, - чем я и мой народ можем служить Высокому Народу?
        - Мы прибыли, чтобы выразить свое восхищение славным рыцарям Порога, - ответил Принц Хрустального Дворца и одарил онемевших министров, которым слуги уже подставляли кресла, очаровательной улыбкой. - Донеслось до меня, что в вашем королевстве большой праздник, называемый Турниром Белого Солнца. Не будучи приглашенными, мы не решились присутствовать на Турнире, однако не засвидетельствовать вашему величеству и героям Турнира свое почтение не могли…
        Под прямым взглядом огромных глаз эльфа Ганелон неожиданно успокоился. В самом деле, Великая Война закончилась несколько сотен лет назад, и после нее не было случая на этих землях, чтобы Высокий Народ каким-то образом навредил людям. Напротив, будто пытаясь загладить вековую свою вину, эльфы посещали королевства людей с богатыми дарами и даже - случалось - оказывали избранному ими человеку величайшую честь: забирали его с собой, в свои Тайные Чертоги. Никогда еще не было такого, чтобы счастливчик вернулся к людям от Высокого Народа. И вовсе не потому, что эльфы его удерживали силой - конечно, нет, смешно было бы даже думать об этом! Ведь суть такого дара заключалась в том, что Высокий Народ как бы признавал избранного равным себе. В эльфийских Чертогах такого гостя ждали наслаждения, недоступные человеческому разуму; яства, для описания которых в скудной речи людей не найдется подходящих слов, напитки, по сравнению с коими лучшие вина из лучшего королевского погреба - трехнедельные помои; и самое главное - живущий среди эльфов обретал Вечную Жизнь. Нет, он, конечно, был смертен (ведь только боги
бессмертны), но жизнь его длилась так же долго, как жизнь Высокого Народа - тысячелетия и тысячелетия…
        Рубиновый Мечник Аллиарий, Призывающий-Серебряных-Волков, обвел притихших людей долгим взглядом. На мгновение реальность точно застыла. Слуга, с поклоном подававший королю кубок с вином, замер изваянием, и кубок пролетел мимо вытянутой, остановившейся в воздухе королевской длани на пол. Но спустя мгновение реальность снова ожила.

* * *
        - Гляди какая! - не беспокоясь, что его услышат, гаркнул Оттар, тыча пальцем во фрейлину Аннандину, сидящую прямо напротив него. - Она давно мне это самое… глазками играет, а у меня все времени не хватает. То одно, то другое… То есть то одна, то другая… Глянь, разве не хороша?
        - Да… - проговорил Кай, морщась. Что-то было не так. Ощущение какой-то неправильности происходящего раздражало его, будто соринка в глазу. Что произошло?
        - Мх-х, лапочка… - проурчал северянин, - сегодня я тобой займусь.
        - Нет, - сказал Кай.
        - Что?
        - Нет, - повторил болотник.
        - Чего нет-то? Почему нельзя? Если она сама?..
        - Не то… - снова сказал Кай, и до него вдруг дошло, что именно не так. Только минуту назад они с северянином разговаривали совсем о другом. О чем же?
        Он даже чуть приподнялся, оглядывая зал. Все было так, как и должно быть, только… Кай огляделся снова, пока не понимая… Потом несколько раз подряд сморгнул и вдруг - увидел.
        Увидел то, что почему-то не мог увидеть мгновением раньше.
        Принц Орелий, удобно развалившись в кресле, беседовал с Ганелоном, который зачем-то то и дело подносил ко рту сжатый кулак. Рубиновый Мечник Аллиарий, поднявшийся со своего места, скрестив руки на груди, стоял поодаль от Танцующего-На-Языках-Агатового-Пламени и поглядывал на гудящий как ни в чем не бывало зал, чуть улыбаясь - с таким видом люди взирают на игры забавных животных. Хранителя Поющих Книг Лилатирия в трапезном зале не было. Чуть напрягшись, Кай уловил его присутствие в соседнем зале для танцев. Десять вдохов и выдохов болотник изучал поведение эльфов и людей.
        Никто из пирующих не видел эльфов, понял Кай. Подобного эффекта можно было достичь, применив отводящие глаза заклинания, но это не было воздействием магии (в человеческом понимании этого слова) - болотник не спускал глаз с эльфов с того самого момента, как они появились в зале, - никто из них даже не пытался прочитать заклинание или задействовать какой-либо амулет. Рассудок людей не мутился, зрение их не затуманивалось: пирующие попросту не смотрели в сторону эльфов, точно это не приходило им в голову - представители Высокого Народа, находящиеся сейчас в трапезном зале, легко и как бы естественно выпадали из поля зрения людей.
        Горный рыцарь сидел рядом с пустым креслом, держа руку на столе так, что ладонь не касалась поверхности стола. Эрлу казалось, что его рука лежит на руке принцессы Литии точно так же, как и Ганелон полагал, что прихлебывает вино из кубка. Если они не находятся под воздействием магии - тогда что же действует на них?
        «Итак, это не магия, - подумал болотник, - по крайней мере, не та, которой пользуются люди. Очнувшись, я не почувствовал ни малейшего признака недомогания. Значит, это и не дурманный дым. Скорее всего, эльфы могут влиять на сознание людей с помощью особых способностей - естественных для их расы… Недаром давным-давно умение эльфов очаровывать людей вошло в поговорку. Как прекрасные цветы испускают благоухание, так Высокий Народ распространяет вокруг себя ментальные флюиды, воздействующие на чувства человека таким образом, каким эльфы пожелают…»
        Другого объяснения у Кая не оказалось, следовательно, дальнейшие его действия определялись последним выводом. Получается, если сохранять ясность духа и иметь в виду возможное ментальное влияние со стороны Высокого Народа, этому влиянию с успехом можно сопротивляться. Но все-таки магия это или нет? Если нет, насколько же тогда могущественна их магия?!
        Кай поднялся со скамьи. Он знал, что ему делать дальше. Он направился в бальный зал, куда ушел Глядящий-Сквозь-Время. И где находилась ее высочество принцесса Лития. Кай продолжал нести свою службу. Он готов был сделать все, что угодно, лишь бы жизнь принцессы была в безопасности. Но он не расценивал эльфов как врагов. В конце концов способность к очарованию была неотъемлемой частью натуры Высокого Народа, как, скажем, способность дышать под водой была частью натуры амфибий. В записках Магистра Скара, которые болотник изучал в своей Крепости, о Высоком Народе было совсем немного - только сухая информация, обрывки слухов, зачастую противоречащих друг другу. И уж точно Кай не нашел там указаний к действиям. Магистр Болотной Крепости Порога Скар большую часть своей жизни провел на Туманных Болотах, а там некогда было много раздумывать о древних нечеловеческих расах. Там нужно было выживать самому и помогать выживать другим.

* * *
        Принц Хрустального Дворца Орелий, Танцующий-На-Языках-Агатового-Пламени, последний раз покидал Лесные Чертоги около пятисот лет назад. Он уже и забыл, насколько отвратителен быт этих гилуглов. И тем более отвратительно было то, что их города, дворцы, внутреннее убранство жилищ, даже их одежда и оружие, даже их магия - все это являлось примитивной пародией на жизнь Высокого Народа.
        Впрочем, иначе и быть не могло: в те далекие времена, когда Высокий Народ и гилуглы жили рядом друг с другом, у кого последние могли учиться? Маленький Народец тогда редко появлялся на земной поверхности - это было время расцвета его подземных городов; вот Высокий Народ и стал тем недосягаемым идеалом, к которому стремились гилуглы… Орелий прекрасно помнит, какими были гилуглы в те времена - грязными, жадными, жестокими и трусливыми. Впрочем, они и сейчас остались такими - разве что сменили невыделанные звериные шкуры на одежды из ткани; выйдя из пещер и землянок, поселились в домах из камня и дерева; овладели основами магии и основами того, что они называют искусством. Принц Хрустального Дворца никогда не понимал своих соплеменников, которые относились к гилуглам доброжелательно-снисходительно, как сами гилуглы относятся к своим домашним животным - скажем, к собакам. А Орелий никогда не забывал о природном коварстве гилуглов - разве они способны прочувствовать оказанную им милость, если норовят исподтишка выкинуть какую-нибудь гадость, а то и цапнуть протянутую длань? Каждый из гилуглов - уверен
был Принц Хрустального Дворца - в самой глубине своего сердца истинный раб; и чем чаще он будет вспоминать хозяйский бич, тем смиреннее и старательнее будет. Вот поэтому Орелий с радостью вызвался войти в число тех, кто принял на себя миссию, с которой эльфы сегодня вышли к сынам человеческим - в королевства Гаэлон, Марборн и Орабию, в княжество Линдерштейн.
        Орелий, далеко вытянув ноги, полулежал в неудобном для него, чересчур маленьком кресле. Его осязательные рецепторы страдали от вязкой вони человеческого жилища; казалось, даже поры кожи впитывали слоистый смрад, состоящий из сотен запахов и запашков разной степени отвратительности. Но Орелий заставил себя не думать о неудобствах. В конце концов они здесь ненадолго. Принц Хрустального Дворца мысленно усмехнулся, глядя на то, как на лице сидящего напротив него Ганелона подобострастие и страх боролись с привычной горделивой сановностью. Даже будучи монархом, властителем тысяч и тысяч себе подобных особей, гилугл все равно оставался рабом. Так оно и есть и не может быть иначе. Но, подумать только, совсем недавно гилуглы осмеливались сражаться с его Народом! Сражаться! А ведь сражаться - значит полагать себя не просто равным своему врагу, но и допускать мысль о том, что можешь повергнуть его!
        Гилугл-монарх, исчерпав скудный запас слов, глядел на Орелия, ожидая продолжения разговора.
        - Мне хотелось бы узнать, - заговорил Танцующий-На-Языках-Агатового-Пламени, стараясь выражать свои мысли как можно проще, чтобы гилугл быстрее и яснее понял его, - как обстоят дела на Порогах?
        Гилугл глупо моргнул. А Орелий постучал длинными пальцами по подлокотнику кресла. Можно было и не спрашивать. Конечно, он ничего не знает о Порогах. А ведь когда Высокий Народ дал королям людей Великий Договор Порогов, предполагалось, что именно повелитель земель, которые гилуглы называют королевством Гаэлон, будет хотя бы минимально контролировать функционирование Порогов. Перспектива более надежного контроля не рассматривалась. Жизнь гилуглов слишком коротка и уныла, а потому они стремятся наполнить ее сонмом бессмысленных мельчайших забот, за которыми не видят ничего большего. Твари, приходящие из-за Порогов, представляют собой самую ужасную опасность, какую гилуглы могут только вообразить, а между тем многие гилуглы имеют о Порогах лишь расплывчатое представление, а некоторые из них вообще ничего не знают об этом… более того, предпочитают не знать. Впрочем, и это понятно. Что вообще можно осмыслить и повидать за какие-то шестьдесят - семьдесят лет? Но ведь то, что этот мир просто перестанет существовать, если Пороги рухнут, все-таки могло поместиться в их головенках! Это так просто, что даже
не требует дополнительных объяснений, но тем не менее это приходится вдалбливать снова и снова.
        - Видимо, на Порогах все благополучно, - не дождавшись ответа, продолжил Принц Хрустального Дворца, - если вы позволяете призывать защитников Порога себе на потеху.
        Гилугл-монарх промямлил что-то невразумительное и бессмысленное, и Орелий решил не затягивать, зная о том, что эти создания лучше понимают прямые мысли. Принц неожиданно для себя отбросил приготовленную заранее витиеватую речь, с помощью которой собирался навести короля Гаэлона на необходимую ему мысль. Пусть с гилуглами любезничают те из Высокого Народа, кому доставляет это удовольствие.
        - Ничего нет более важного, чем оборона Порогов, - веско проговорил Орелий. - Ничего в этом мире. Все ваши силы должны быть направлены на поддержку Крепостей - только в этом случае вы можете существовать в спокойствии. А ослаблять Крепости непозволительно.
        Умственная несостоятельность гилуглов компенсировалась довольно развитыми инстинктами, гилуглы отлично улавливали чувства более развитых существ - Орелий хорошо знал об этом. Как правило, эльфу проще было дать почувствовать гилуглу, что от него требуется, нежели формулировать мысль словесно. Именно так Рубиновый Мечник оградил беседу Орелия и короля Ганелона от излишнего внимания со стороны прочих в этом зале - просто дав королевским гостям почувствовать, что не нужно смотреть в сторону пришельцев.
        - Нельзя ослаблять Пороги, - проговорил Принц Хрустального Дворца, - ни в коем случае нельзя каким-либо образом, прямо или косвенно, мешать их делу. Защитники Порога должны неукоснительно находиться в Крепостях и заниматься тем, чем должны. И условия Великого Договора Порогов должны соблюдаться беспрекословно. Я, Принц Хрустального Дворца Орелий, Танцующий-На-Языках-Агатового-Пламени, от лица Неспящих Повелителей и от лица всего Высокого Народа налагаю на весь ваш род сей наказ и запрет. Сказанное сейчас сказано всем королям, в чьи жилища прибыли защитники Порогов, сказано всем королям, только задумавшим такое. Защитники Порога, в этот момент находящиеся не там, где должно, обязаны в самые короткие сроки вернуться обратно в свои Крепости. В случае невыполнения этих условий вас ждет наказание неизмеримо суровее того, которому вы подвергнетесь сейчас.
        Сказав все это, Орелий открыл гилуглу, королю Гаэлона, свои чувства. И с удовлетворением наблюдал за результатами: лицо короля побелело и застыло, точно камень. Невероятно расширившиеся глаза померкли, как у мертвого. Гилугл разинул рот и некоторое время даже не мог дышать. Когда наконец в его посиневший рот ворвался воздух, король засипел, хватаясь скрюченными пальцами за грудь.
        «Пожалуй, он понял, - подумал Танцующий-На-Языках-Агатового-Пламени. - Главное, чтобы запомнил надолго. У этих созданий такая короткая память… Ничего, Глядящий-Сквозь-Время постарается его память укрепить…»

* * *
        Когда Орелий отвел свой взгляд от Ганелона Милостивого, король обмяк и тут же покрылся холодным потом. Тот ужас, который он только что пережил, невозможно было описать словами. Ганелону показалось, что вся окружающая реальность вдруг рассыпалась на крохотные частички и каждая частичка обратилась в жуткую черную пчелу с железными челюстями… Короткие мгновения, пока длился этот кошмар, растянулись в вечность… Ганелон замер в своем кресле, пока в его воспаленном мозгу пульсировали слова Принца Хрустального Дворца.

* * *
        Сэр Эрл встретился взглядом с эльфом, который разговаривал с его величеством. Очевидно, разговор был очень коротким и несодержательным: в памяти горного рыцаря не отложилось ни слова. Эльф длинно улыбнулся рыцарю - и эта улыбка подействовала на Эрла довольно неожиданно. Он вдруг почувствовал себя легко и спокойно, словно на минуту окунулся в прохладную ключевую воду.
        - Конечно, мы воспользуемся любезным приглашением вашего государя, - доброжелательно вымолвил эльф, поднимаясь с кресла, - и побудем в Дарбионе еще немного. Не будете ли вы столь добры представить меня гостям?
        Сэр Эрл встал.
        Он припомнил о том, что, встревожившись из-за появления эльфов, поручил фрейлинам вывести из зала ее высочество принцессу Литию и вроде бы собирался сейчас разыскать ее, но эта мысль тут же потухла под мягким светом глаз Орелия. А почему, собственно, он тревожился? Почему это он вдруг решил, что эльфы несут с собой угрозу? Они, безусловно, пришли с миром, и долг дворянина и рыцаря велит ему уважить дорогих гостей.
        - С радостью и удовольствием, - поклонившись, ответил сэр Эрл. - Прошу следовать за мной…

* * *
        От первоначального испуга, рожденного нежданным пришествием, не осталось и следа. Эльфы так органично вплелись в общий фон праздничного пиршества, что их присутствие ни у кого уже не вызывало ни малейшего удивления, ни тем более страха. Пир шел своим чередом - так казалось пирующим, потому что изменений не заметил никто.
        Архимаг Сферы Жизни Гархаллокс стоял чуть поодаль от эльфа, назвавшего себя Рубиновым Мечником Аллиарием, Призывающим-Серебряных-Волков. Гархаллокс с удивлением обнаружил, что страх, сжавший его сердце при появлении представителей Высокого Народа, испарился полностью. Очень быстро испарился. Чересчур быстро. Единственное, что чувствовал сейчас архимаг Сферы Жизни, - облегчение от того, что непонятная ситуация так благополучно и скоро разрешилась. Итак, они здесь. Знает ли об этом Константин, находящийся неподалеку отсюда, в подземелье дворцовой башни архимага Сферы Жизни? Должно быть, знает. Он предсказывал их появление, он опасался, что так и будет. И оказался прав. Как теперь повернутся события? Как это пришествие Высокого Народа повлияет на их общие планы?
        Аллиарий был окружен плотным кольцом рыцарей и магов, и Гархаллокс мог слышать отголоски неторопливой беседы, тон которой задавал эльф. Как ни старался, Гархаллокс не сумел уловить все ускользающего смысла этой беседы - это был какой-то бесконечный обмен любезностями и ничего не значащими фразами. За стеной колонн, взамен неудобоваримой какофонии, полилась тягучая, будто мед, мелодия: королевские гости, не занятые разговором с Аллиарием, и те, кто не был полностью поглощен бражничеством, потянулись в бальный зал. Но и бражничающие то и дело оборачивались к эльфам и опрокидывали кубки, только провозгласив в их честь тост.
        Архимагу показалось, что весь дворец опутан невидимой паутиной, бесчисленные нити которой тянутся от голов эльфов к людским головам. Он давно и тщательно изучал все, что было известно о Высоком Народе, и знал о способности эльфов очаровывать людей. Знал и о том, что подразумевалось под этим. Эльфы не просто вызывали у людей непреодолимую симпатию, они легко могли заставить их ощутить любые чувства, какие хотели. И это не было магией - просто Высокий Народ ментально был развит несоизмеримо лучше, чем люди. Магию эльфы применяли в исключительных случаях. Например, в бою.
        Гархаллокс огляделся. Первый министр Гавэн куда-то исчез. Его величество Ганелон Милостивый будто в глубокой задумчивости сидел в своем кресле, держа в руках только что поданный ему кубок, полный вина. Гархаллокс подошел ближе к Рубиновому Мечнику, возвышающемуся над почтительной толпой. Аллиарий мгновенно отреагировал на него, повернувшись и одарив улыбкой. Гархаллокс ответил тем же, присовокупив к улыбке еще и поклон; причем секунду спустя осознал, что сделал это не совсем по собственной воле. Чувство, заставившее его почтительно поклониться, принадлежало не ему, а эльфу. Только поняв это, архимаг вдруг ощутил страх, разогнавший теплую муть искусственного спокойствия в его груди.
        Аллиарий уже говорил с кем-то еще, а Гархаллокс начал пятиться, потом повернулся и пошел быстрее. Прочь, прочь отсюда! Пока эти нелюди не заставили его сделать что-нибудь еще… Страх его рос по мере того, как он удалялся от Рубинового Мечника. Незримые нити эльфийской паутины коснулись и его - он чувствовал то, чего не хотел, делал то, о чем даже и не подумал бы раньше.
        Он склонил свою голову перед эльфом! Не из дипломатических соображений, не из трусости и покорности, а потому что так захотел эльф. Один из Высокого Народа. Тот-кто-смотрит. Древний и лютый враг человечества. Куда подевалась та ненависть, привычная и тяжелая, не дававшая ему покоя долгие годы?!
        Гархаллокс остановился посреди пиршественного зала. Потом спохватился и, чтобы не привлекать внимания, уселся за стол, на первое попавшееся свободное место. Теперь он уже не хотел покинуть зал. Ведь он вспомнил о своей ненависти только сейчас… Только сейчас, впервые с момента пришествия во дворец Высокого Народа! Неужели люди так слабы перед Высоким Народом, что могут ненавидеть лишь издали? А стоит им попасться эльфу на глаза, как воля их расползается болотной тиной? Этого просто не может быть.
        «Наши предки сражались с ними. Наши предки убивали их, - думал архимаг. - Наши предки победили их! Может, воля предков была сильнее нашей? Может, мы уже разучились ненавидеть по-настоящему за долгие века ложного спокойствия и мира? Если это так - никакая магия, никакие армии не помогут нам совершить то, что мы должны совершить…»
        И тут рядом с ним послышалась возня. Граф Панийский, до этого времени мирно почивавший, уткнувшись багровой мордой в блюдо с костями, поднял голову и вялым движением смахнул с плеши пожухлый капустный лист.
        Гархаллокс брезгливо поморщился.
        Граф, промычав что-то, покрутил головой в разные стороны и уставился на архимага. Гархаллокс хотел было отодвинуться, но неожиданно заметил, что глаза едва очнувшегося пьяницы ясны.
        - Ты встревожен, мой друг? - вкрадчиво осведомился граф Панийский.

* * *
        Когда сэр Эрл и Принц Хрустального Дворца Орелий вошли в бальный зал, из многих пар там кружилась только одна - несмотря на то что мелодия, которую играли музыканты, заставляла сердца людей биться сильнее, а ноги - пускаться в пляс.
        Хранитель Поющих Книг Лилатирий, Глядящий-Сквозь-Время и принцесса Лития скользили друг вокруг друга так грациозно, так изящно то сплетались в одно целое, то расходились на расстояние вытянутой руки, подчиняясь переливам прекрасной мелодии, что танцевать рядом с ними казалось совершеннейшим кощунством. Танец вел эльф. Он искусно направлял движения принцессы и каждым своим па виртуозно подчеркивал па Литии. Несоразмерная разница в росте юной девушки и эльфа нисколько не выглядела гротеском; напротив, она придавала красоте танца восхитительную фантастичность.
        Горный рыцарь остановился как вкопанный. Вокруг него зашептались, переглядываясь, но вряд ли он слышал это и уж наверняка не видел направленных в его сторону взглядов. Глаза Эрла следовали за движениями возлюбленной не отрываясь.
        Музыка все лилась и лилась - хотя давно уже пора было сделать паузу, чтобы дать отдохнуть партнерам. Или это только так казалось горному рыцарю?..
        Он даже не вздрогнул, когда на его плечо опустилась большая ладонь.
        - О… - сочувственно проговорил принц Орелий. - Могу поклясться золотыми хвостами птиц Тиу, что вам небезразлична эта обворожительная юная особа.
        Сэр Эрл вынужден был прокашляться, чтобы его голос стал слышным.
        - Это всего только танец, - сказал он. - Разве ее высочество могла отказать высокому гостю в удовольствии составить пару?
        - Я более чем уверен: так оно и есть, - ответил принц Орелий. - Иначе и быть не может. Не прошло и часа, как я здесь, но уже столько слышал о вас, что полностью убедился: если кого-то по праву можно считать самым блистательным рыцарем королевства - то только вас. Ваше выступление на Турнире Белого Солнца поразило всех зрителей, а ваша красота удивляет даже меня. Поверьте, уж кому как не Высокому Народу разбираться в красоте. Вы лучший представитель своей расы из тех, кого я видел. А я видел многих славных воинов за те долгие тысячелетия, пока наши народы живут рядом.
        - Благодарю вас, принц, - ответил Эрл, не отводя взгляда от принцессы, - но вы слишком любезны.
        - Я искренен, - сказал Орелий. - Эльфы не знают, что такое ложь. Она нам ни к чему, ложь - удел слабых и несвободных.
        Музыка стихла. И горный рыцарь рванулся вперед намного стремительнее, чем то позволяли приличия. Он подоспел к Литии тогда, когда Лилатирий, приложив обе руки к сердцу, склонился перед принцессой в изящнейшем поклоне:
        - Ваше высочество, милость, которая позволила вам даровать мне танец, сравнима только с милостью благодатного дождя, пролившегося на иссушенные жестоким солнцем земли.
        Горного рыцаря Глядящий-Сквозь-Время встретил вежливым кивком.
        - Я счастлив приветствовать безусловного победителя Турнира Белого Солнца, - сказал Хранитель Поющих Книг. - И победителя сердца прекраснейшей из юных красавиц этого королевства.
        Матовый взгляд Лилатирия ласковым шелком лег на лицо Эрла, но глаза рыцаря яростно сверкнули в ответ.
        - Благодарю вас, - довольно сухо проговорил сэр Эрл. - Вы позволите похитить у вас ее высочество?
        - О, если б я имел право сказать: «нет»! - шутливо вскинул вверх руки Хранитель Поющих Книг.
        - Не правда ли, господин Лилатирий чрезвычайно мил? - обмахивая ладошкой раскрасневшееся лицо, заговорила Лития.
        - Господин Лилатирий весьма любезен, - без особой на то охоты согласился сэр Эрл, бережно беря за руку возлюбленную. - Могу ли я поговорить с вами наедине, ваше высочество?
        - Но, сэр Эрл… - смешалась вдруг Лития, - я…
        - Мне необходимо сообщить вам кое-что важное, - сказал горный рыцарь, в конце фразы чистый его голос снова стал хриплым.
        У принцессы едва заметно дрогнули губы.
        - Но, сэр Эрл… Эрл… - договорила она, - я и следующий танец обещала господину Лилатирию.
        Эрл невольно отступил на шаг, выронив из своих ладоней руку принцессы. Ответ Литии подействовал на него как пощечина. Горный рыцарь на какое-то мгновение потерял себя в пространстве. Растерянно он обвел взглядом притихший зал, но не увидел ничего, кроме мутных разноцветных мазков. Лишь одно лицо остановило на себе его внимание: спокойное и серьезное лицо болотника Кая. Рыцарь Болотной Крепости Порога стоял у стены, скрестив руки на груди, и вроде бы не смотрел в их сторону.
        - Ваше высочество, - повторил Эрл, - я прошу тебя…
        Принцесса опустила голову. Заигравшая вновь музыка избавила ее от необходимости отвечать. Хранитель Поющих Книг Лилатирий подал ей руку, и они закружились в танце. Сэр Эрл отступил еще на шаг. Обернувшись, он поискал глазами принца Орелия, словно ожидая от него поддержки, но Танцующий-На-Языках-Агатового-Пламени уже беседовал с кем-то в другом углу зала.
        Несколько шагов рыцарь Горной Крепости прошел точно во сне, ссутулясь и нетвердо ставя ногу. Перед ним расступались, давая дорогу. Тихий шепот шелестящим шлейфом следовал за ним. Высокая фигура эльфа в светло-алом плаще неслышно выросла на пути рыцаря.
        Эрл остановился, хотя Аллиарий сделал движение, говорившее о его намерении вежливо посторониться.
        - Прошу меня извинить, сэр Эрл, - певуче заговорил эльф. - Но мне показалось, что вы немного расстроены.
        Горный рыцарь изо всех сил сжал пальцы на рукояти меча, висевшего в ножнах на поясе.
        - Вы позволите?.. - осведомился Аллиарий и осторожно взял своей большой рукой Эрла за плечо. Дальше он говорил, идя с рыцарем бок о бок и аккуратнейшим образом поддерживая его под локоть: - Вы великий воин, сэр Эрл, - говорил Аллиарий. - Ваше имя известно далеко за пределами Дарбиона. Меня называют Рубиновым Мечником, Призывающим-Серебряных-Волков. Я тоже воин, сэр Эрл, и я думаю, что вы легче поймете меня как вашего собрата по клинку.
        - Не хочу показаться грубым, - проговорил горный рыцарь, - но сейчас меня ждут неотложные дела…
        - О, конечно! Я не задержу вас надолго. Случайно я наблюдал за вами, когда вы разговаривали с вашей возлюбленной, и эта сцена надорвала мое сердце. Я хочу попросить у вас прощения за то, что Глядящий-Сквозь-Время невольно - поверьте мне, невольно! - расстроил вас. Мы, Высокий Народ, не способны на коварство. Пожалуйста, не позволяйте дурным мыслям затуманить ваш рассудок. Хранитель Поющих Книг вовсе не желает разбить священный сосуд вашей любви, и к тому же… - тут Рубиновый Мечник выдержал небольшую паузу, как бы для того, чтобы подобрать подходящие слова. - Послушайте меня, сэр Эрл. Принцесса слишком юна, чтобы понимать ценность истинной любви, в этом и заключается причина неосторожных ее слов, которые так обидели вас. Лилатирий попросту любопытен ей, не более того.
        Горный рыцарь едва заметил легкое покалывание в том месте, где его тела касалась рука эльфа, - едва заметил и тотчас забыл его. Клокочущая в его груди ярость постепенно унималась, а слова Рубинового Мечника легко входили в самую глубину разума рыцаря. Пальцы Эрла на рукояти меча ослабли. Он прерывисто вздохнул.
        - Я от всей души надеюсь, что сказанное вами - истина, - медленно проговорил Эрл. - И в любом случае благодарен вам за вашу доброту и заботу.
        Аллиарий отпустил руку рыцаря и с улыбкой поклонился.
        - Выпейте вина, - посоветовал он. - Вино благотворно освежает рассудок. О, если бы вы могли попробовать то вино, которое подается в Рубиновой Башне Хрустального Дворца!..
        Рубиновый Мечник смотрел вслед уходящему рыцарю, когда в сознании эльфа зазвучал голос Принца Хрустального Дворца:
        «Аллиарий, мне уже порядком надоело играть с этими гилуглами. Не понимаю, неужели тебе они не наскучили?»
        «Они довольно забавны в проявлении своих чувств, - ответил Призывающий-Серебряных-Волков. - А ты, Орелий, несносен. Как ты грубо обошелся со стариком-гилуглом! Как раз в их стиле. Если бы главную часть нашей миссии поручили мне… О, я бы досыта насладился этой беседой!»
        «Мне скучно, Аллиарий. Меня раздражает это каменное жилище. Мне было бы легче полсотни лет провести на вершине одинокой скалы, созерцая пустынный пейзаж, чем ждать здесь рассвета…»
        «Эта юная самка-гилугл очень потешна! - включился в разговор Хранитель Поющих Книг. - Мне здесь нравится, принц, я прекрасно провожу время!»

* * *
        - Ты встревожен, мой друг? - услышал Гархаллокс хорошо знакомый голос.
        - А разве ты сохраняешь спокойствие, Константин? - вопросом на вопрос ответил архимаг.
        - Я просто не вижу причин для беспокойства, - вылетело изо рта графа Панийского. - Будь добр, уложи башку этого идиота на его же руки, а не то он сейчас грохнется с лавки и разобьет себе затылок. Тогда мне придется искать иной способ говорить с тобой.
        Гархаллокс исполнил, что от него требовалось, и осторожно огляделся. Похоже, никто не смотрел в его сторону, никто не замечал ничего подозрительного - да и что было подозрительного в том, что два гостя ведут застольную беседу; правда, один из них немного… переусердствовал. Для правдоподобности и архимаг взял в руки кубок с вином.
        - Что мне предпринять, Константин? - спросил архимаг.
        - Ничего. Единственное, что я разрешаю тебе делать, - это наблюдать за ними. Любопытное зрелище, не правда ли?
        - Я бы сказал не так, - признался Гархаллокс. - Мне… не по себе. Я только сейчас понял, насколько они сильны. Я чувствую, что эльфы безо всяких усилий могут уничтожить всех в этих двух залах, даже не обнажив оружия - просто внушив им ненависть друг к другу.
        - Они не станут этого делать… - Тут речь Константина прервалась отвратительным гортанным рыком - граф Панийский спьяну рыгнул. - Извини… Забавно, что я извиняюсь за этого кретина… Итак, они не станут этого делать. Просто потому что пришли не за этим. Они скоро уйдут, забрав с собой плату за королевский проступок.
        - Они заберут Ганелона? - удивился Гархаллокс.
        - Конечно нет. Ганелон останется, чтобы выполнять их волю.
        - Ты слышал, о чем говорили эльфы с его величеством? Никто не мог этого слышать, они не позволили это никому. Даже я не смог… Вернее, я опасался пытаться…
        - О теме разговора короля с эльфом нетрудно догадаться. Как нетрудно догадаться и о том, какое наказание ждет Ганелона за то, что он затеял всю эту тщеславную возню с рыцарями Порога. Тебя поразил страх перед Высоким Народом? - неожиданно спросил Константин.
        - Я… - замялся Гархаллокс. - Я просто… Эльфы очень сильны, Константин. Мы говорим сейчас с тобой, а… если кому-нибудь из этих троих придет в голову прочитать мои мысли?
        - Я так не думаю. Разве ты не видишь их слабое место? По человеческим меркам целая эпоха минула со времен Великой Войны, и Высокий Народ уверился в том, что люди испытывают перед ними не ужас или ненависть, а благоговейный трепет. То, что испытывали до Великой Войны. Да ты и сам это понимаешь, наблюдая за реакцией тех, кто находится сейчас в этом зале… Эльфы ни за что не пойдут на крайние меры, потому что их полностью устраивает установленный в мире порядок и им ни к чему менять его. Сейчас у эльфов другие методы управления людьми. А сами люди предпочитают не вспоминать о Высоком Народе, который обретается где-то там… очень далеко… незнамо где… в Лесных Чертогах. И предпочитают также не думать о том, что Великая Война, а попросту - кровавое истребление человечества - вполне может повториться. Стоит только эльфам захотеть этого. Стоит только людям снова серьезно провиниться перед ними…
        - Да, - проговорил Гархаллокс, - я понимаю это. Но все же…
        - Ты спрашивал меня, что предпринять. Я отвечаю: ничего. Эльфы скоро уйдут. Они ничего не знают о нас. Они пришли не к нам. Просто наблюдай, Гархаллокс. И ни в коем случае не вздумай мешать эльфам, что бы они ни делали. Понимаешь?
        - Я понимаю тебя, Константин.
        - Вот и славно, - донеслось изо рта графа Панийского, - а теперь… э-э… н-налей мне еще вина! Эй, кто там! Поскорее!
        Поняв, что разговор с Константином окончен, Гархаллокс поднялся с лавки, на которой заворочался пробудившийся граф Панийский.

* * *
        Сюда, на этот балкон дворцовой башни, не доносился шум пира. И музыки слышно не было. Только бледнел на черном беззвездном небе тонкий серп луны, да где-то далеко внизу, откуда пахло мокрой зеленью, свистели какие-то ночные птахи. И то и дело оглашали сырой воздух пронзительными воплями неуклюжие темные пятна летающих тут и там наглых зубанов.
        Сэр Эрл откупорил захваченный с собой кувшин крепкого сливового вина, сделал большой глоток и опустил локти на парапет. Лохматыми огоньками горели факелы на дворцовой стене, и за стеной кое-где поблескивали освещенные окна богатых домов центральной части Дарбиона. Эрл отпил еще вина, потом еще и еще. Потом поставил тяжелый кувшин на балконный парапет. Вино не помогало.
        Слова Аллиария подействовали на него как бальзам. «Наверное, - подумал сэр Эрл, - это благодаря тому, что он говорил то, что я и хотел услышать…» Но эффект этого бальзама уже начал иссякать, и рана вновь закровоточила. «Если она готова забыть меня так быстро, - размышлял горный рыцарь, - может быть, сила ее любви изначально была недостаточной?.. Но с чего я взял, что она готова меня забыть? Она всего лишь очарована искусством танца этого эльфа - неужели из-за одного только этого она позабудет наши чувства, которые я надеялся отразить во всех своих стихах и песнях?.. Это просто невозможно!»
        За балконной дверью проходил коридор, по которому изредка проносились слуги, нагруженные блюдами с яствами или кувшинами с вином. Услышав в коридоре звонкое девичье щебетание на фоне рокочущего мужского говора, сэр Эрл покрылся потом. На мгновение ему показалось, что он слышит голос принцессы… Выглянув в коридор, рыцарь увидел одну из фрейлин принцессы - Аннандину. Заливаясь счастливым смехом, фрейлина быстро семенила, подобрав подолы многочисленных своих юбок, а за ней бухал сапожищами северный рыцарь сэр Оттар, уже крепко навеселе, и, погогатывая, бесцеремонно похлопывал широкой ладонью по объемному заду Аннандины. Заметив горного рыцаря, фрейлина ахнула и остановилась, немедленно залившись краской. Эрл поманил ее пальцем.
        - Как давно ты покинула свою принцессу? - сурово осведомился рыцарь.
        Фрейлина изумленно посмотрела на горного рыцаря и… не нашлась, что ответить. За ее спиной возник Оттар. Он взял Аннандину за плечи и легко отставил ее в сторону.
        - Иди-ка отсюда, - обращаясь к девушке, распорядился северянин с прямотой, подразумевающей довольно близкие отношения. - Иди, иди… Подождешь меня в моих покоях. Я пока… погутарю с сэром Эрлом. О, вино! - углядел Оттар кувшин, схватил его, но тут же разочарованно присвистнул. Потряс пустой кувшин в надежде, что там хоть что-то булькнет, и швырнул за парапет.
        Эрл в некотором замешательстве протер глаза, отчего-то, кстати говоря, изрядно зудевшие, точно в них насыпали песка. Что же это? Ведь кувшин только что был полон почти до краев? Он сделал из него лишь несколько глотков.
        - Что… происходит в зале? - спросил сэр Эрл, не решаясь задать главный вопрос.
        - Дак… почти что уже и ничего, - ответил северянин. - Пир закончен. Слуги растаскивают объедки, недопитые кружки и всех тех, кто, это самое… ужрался до поросячьего визга.
        - А что… - начал горный рыцарь и мучительно передернул плечами, - что ее высочество? - все-таки договорил он.
        Оттар вздохнул и встал рядом с Эрлом, опершись о парапет.
        - Ты, брат Эрл… это… - напряженно двигая белесыми бровями, начал северянин. - Ты не особо того… Бабы, то есть… э-э, дамы… Они ведь сам знаешь какие. Они ведь такие… Увидят в другом кавалере чего-нибудь эдакое, чего у других нет, и, значит…
        - Я не понимаю тебя, - прервал косноязычное бормотание северного рыцаря холодеющий от дурного предчувствия сэр Эрл. - Говори толком. Что сейчас делает ее высочество?
        - Ну… Когда я уходил из трапезного зала, там этот… который в зеленом плаще, как его бишь?.. Ли… Ли… Неважно. Пел ее высочеству песню, ей же и посвященную. Вроде бы сам по ходу сочинял и пел. Да так пел, собака, что меня ажно слеза чуть не пробила.
        - А она? - прошептал Эрл.
        - А она… - Оттар опять замялся. - А она как раз того… прослезилась…
        Сэр Эрл, стиснув зубы, ринулся в коридор.
        - Постой! - ухватил его за руку Оттар. - Куда ты? Принцессы давным-давно нет в зале! Ее давным-давно почивать повели!
        - Что значит… - остановился горный рыцарь. - Как это почивать? Как это - давным-давно?
        - Так и есть, - подтвердил Оттар, отведя глаза, - я, значит, с этой Аннандиной малость побаловался в своих покоях, а потом снова жрать захотел. У меня всегда так - как побарахтаюсь с какой-нибудь милашкой, после этого прямо быка сожрать готов с рогами и копытами… Ну, мы в трапезный зал и вернулись. Тогда уже светать начало.
        - Избавь меня, пожалуйста, от таких подробностей… Погоди… Светать?!
        - А то как же! Я, знаешь, не то что до света, я и ночь и день могу кувыркаться. Если, конечно, пташка подходящая и сама бревном не это самое… гхм… Прости… Значит, о чем я? Ага, как мы с Аннандиной из зала утекли, этот в зеленом плаще ей песню пел. А как вернулись под утро, в зале уже почти никого и не было.
        - Под утро? - вымолвил пораженный Эрл.
        - Да что с тобой?! Ты уж не пьян ли? Оглянись!
        Рыцарь Горной Крепости Порога сэр Эрл рывком оглянулся. И схватился за балконный парапет, чтобы не упасть. Синеву небосвода заливало белое солнце. В утреннем туманце над городом извилистыми иглами от земли к небу тянулись струйки дыма - в домах и лавках уже разожгли печи, чтобы готовить завтрак.
        - Я… - проговорил Эрл с трудом ворочающимися губами, - я простоял здесь всю ночь… Всю ночь… Он сказал мне: выпей вина. И я… пил вино. Всю ночь…
        - Кто сказал? - моргал глазами Оттар. - Всю ночь?! Странно. Странно и не похоже на тебя. То-то я гляжу: ты куда-то исчез. А потом и я сам исчез…
        - Вместо того чтобы быть с ней… - Горный рыцарь скрипнул зубами. - О боги! Который теперь час?..
        - А то сам не видишь, - прищурился северянин на солнце. - Половина восьмого утра…
        В проеме балконной двери возник запыхавшийся мажордом.
        - Сэр Эрл! - выпалил он. - Его величество король Гаэлона Ганелон Милостивый требует вас к себе! И вас, сэр Оттар.
        - Что случилось?! - закричал Эрл.
        - Н-не могу знать, - вжал голову в плечи мажордом. - Но… Его величество очень требуют…

* * *
        Добрые вести разносятся быстро, а дурные - еще того быстрее. Уже к полудню весь королевский двор гудел, пораженный новостью, которую с необыкновенным проворством разнесла по дворцу фрейлина принцессы Изаида. Его величество, рассказывала Изаида, с утра пораньше собрал в тронном зале всех своих министров, всех архимагов Сфер; а кроме них подле короля находились рыцари Порога: сэр Оттар, сэр Эрл и этот… серенький, невзрачный и неразговорчивый юноша, которого все называют болотником и который тоже вроде как рыцарь Порога, хотя на рыцаря нисколько не похож, - сэр Кай. Ну и еще трое эльфов и, конечно, ее высочество принцесса Лития. Сама же Изаида, в то утро ставшая особой невероятно популярной при дворе, все время сидела рядом с Литией, чтобы утирать ей слезы шелковым платком и давать нюхать пузырек с розовой солью, потому что принцесса была страсть как взволнована.
        - И вот, - выпучив глаза и то и дело всплескивая руками, страстно шептала Изаида в охотно подставляемые ей уши, - его величество Ганелон Милостивый, белый, как подушка, и с красными, полными слез глазами, объявил собравшимся о том, что дочь его, принцесса Лития, приняла решение посетить эльфийские Тайные Лесные Чертоги, куда любезно пригласил ее Лилатирий, Хранитель Поющих Книг, Глядящий-Сквозь-Время. Сама-то принцесса, пока его величество говорил, молчала, ни на кого не смотрела, только плакала. А как его величество еще раз при всех спросил у дочери: по доброй воле принимала она решение и не переменила ли его, Лития лишь головой покачала. Потом подняла глаза на сэра Эрла, который сидел, закусив губу так, что на подбородок его катились капли крови, и зарыдала еще пуще. Потом говорили эльфы. Сначала Принц Хрустального Дворца, за ним Рубиновый Мечник, а последним встал Лилатирий, Глядящий-Сквозь-Время.
        О чем именно говорили представители Высокого Народа, глупая фрейлина толком рассказать не смогла. Поведала лишь, что речь эльфов была цветиста, словно песня, и обволакивала сердце, будто мед. А Лилатирий (его слова все же удержались в памяти Изаиды) попросил не таить на него злобу и признался, что до сего дня не видел девы прекраснее принцессы Литии, поразившей его душу и разум настолько, что он готов сложить к ее ногам все эльфийские Тайные Чертоги до единого. И еще сказал Глядящий-Сквозь-Время, что никогда не осмелился бы открыть свое сердце ее высочеству, если б не усмотрел в ней ответного чувства. Тут король снова спросил у дочери: правда ли то, что полюбился ей эльф. И принцесса ответила: да. И прибавила еще: более всего на свете.
        - И тогда… - тут фрейлина неизменно брала интригующую паузу и держала ее, пока изнывающие от нетерпения слушатели не начинали роптать, - и тогда поднялся сэр Эрл и встал перед своей возлюбленной, чье сердце навеки для него замолчало, и сказал… сказал, мол, что принцесса сделала свой выбор и он не вправе убеждать ее вспомнить былые чувства. И снова опустился в свое кресло, и поник головой, и уж больше не размыкал уст. А сэр Оттар совсем ничего не говорил. Он только поворачивался из стороны в сторону, кусал свои косы и бороду и крякал… Да и министры помалкивали. А маги поглядывали на архимага Сферы Жизни Гархаллокса, но так как тот хранил молчание, молчали и они.
        А когда все закончили говорить, наступила тишина, от которой, по выражению Изаиды, у нее в животе будто птица забила крылами. И молвил его величество король Гаэлона Ганелон Милостивый: да будет так.
        Несколько часов носилась по дворцовым коридорам неутомимая фрейлина, окруженная толпой слушателей, и все повторяла и повторяла свою историю. Те, кто внимал Изаиде, когда она рассказывала о произошедшем в первый раз, слушали снова и снова с неослабевающим интересом, потому что рассказ фрейлины с каждым разом обрастал новыми душещипательными подробностями. Когда день перевалил за половину, история Изаиды имела уже мало общего с первоначальным вариантом. В конечной версии все действующие лица рыдали в голос, причем исключительно кровавыми слезами, поминутно хватались за рукояти мечей и кинжалов, произносили страшные клятвы и раздирающие душу монологи… Даже неприглядного молчуна болотника обуянная вдохновением фрейлина наделила парой страстных реплик…

* * *
        А ближе к вечеру возбужденно шумевший весь день дворец затих. И когда первые синие сумерки опустились на Дарбион, на стенах и башнях королевского дворца тоскливо запели трубы. Вдоль стен церемониальной галереи, ведущей к главным дворцовым воротам, выстроились вооруженные алебардами стражники и мечники королевской гвардии. А из центральных комнат дворца двинулась по галерее печальная процессия. Впереди несли паланкин, в котором возлежал обессилевший от горя король Ганелон, за паланкином тянулась многочисленная его свита, далее шествовала ее высочество принцесса Лития под руку с прекрасным эльфом Лилатирием; сэр Оттар и сэр Эрл сопровождали эту пару, до конца неся свою службу, следом шли Орелий и Аллиарий, а за ними слуги, нагруженные вещами принцессы и богатыми дарами.
        До распахнутых в дворцовый двор главных ворот оставалось всего несколько десятков шагов, когда процессия неожиданно остановилась.
        В проеме ворот неподвижно стоял одинокий рыцарь, облаченный в странные, не виданные никогда и никем доспехи, сработанные из гладких черных пластин непонятного происхождения, но явно не отлитые из железа. Казалось, будто рыцарь с ног до головы обернут в черные зеркала, только зеркала эти не отражали огненный свет зажженных у ворот факелов и не поглощали его. На угловатом шлеме рыцаря вместо плюмажа свисала длинная прядь тонких и упругих серебряных игл, а опущенное забрало скрывало его лицо. За спиной рыцаря угадывался треугольный щит, сделанный из того же удивительного материала, что и доспехи, а на широком поясе, вырезанном из белой кожи неведомого зверя, висел в ножнах меч с рукоятью в виде головы виверны. На черной груди рыцаря и на его запястьях поблескивало множество амулетов.
        Черный рыцарь выглядел так зловеще, что стражники у ворот не решались подойти к нему, несмело переглядываясь и подталкивая друг друга. Впрочем, рыцарь, кажется, не обращал на них никакого внимания. Он просто стоял, прочно расставив ноги, не выказывая ни малейшего желания освободить путь процессии.
        Пение труб смолкло. И в установившейся полной тишине было слышно, как тонко звенели высоко-высоко в вечернем небе колокола башен Дарбионского королевского дворца.
        Полог паланкина откинулся. Усыпанная перстнями рука короля Ганелона взмахнула в сторону стражников у ворот. Тотчас двое подскочили сзади к рыцарю, намереваясь схватить его за руки.
        Рыцарь повел плечами. Движение это было коротким и на вид совсем безобидным, но стражники, гремя кольчугами, разлетелись в разные стороны. Еще четверо бросились на рыцаря, подняв алебарды.
        Но и тогда рыцарь не обернулся и не обнажил меча. Ударом локтя он перебил направленную в его голову алебарду, широкое лезвие которой полетело далеко вперед и лязгнуло о мраморные плиты пола всего в какой-то паре шагов от королевского паланкина. Две другие алебарды рыцарь перехватил в замахе, просто закинув руки за спину; вырвал их у стражников и отбросил прочь. Трое обезоруженных стражников и четвертый, так и не осмелившийся напасть, бессильно отступили.
        Полог паланкина распахнулся на всю ширину. Король Ганелон привстал, опираясь на плечи слуг, и крикнул:
        - Кто ты и что тебе нужно?! Отвечай немедленно, не отягощай и без того страшную участь возразившего королевской воле!
        Голос короля был надорван и глух. Закончив фразу, Ганелон дернул шеей, будто хотел оглянуться на эльфов, возвышавшихся над толпой придворных. Те, кто видел короля в этот момент, говорили потом, что на бледном лице Ганелона ясно читался испуг.
        Рыцарь поднял забрало.
        Процессия перестала быть стройной - придворные сбились в кучу, подавшись вперед, стремясь рассмотреть лицо того, кто допустил безумство преградить путь королю. Мгновение спустя над копошащейся толпой разнеслось повторяемое множеством голосов имя.
        - Сэр Кай! - выкрикнул Ганелон. - Рыцарь Порога, что ты делаешь?
        - Она останется, - спокойно проговорил Кай.
        - Что?! - не поверил своим ушам король.
        - Ее высочество останется во дворце, - так же спокойно, но голосом отвердевшим повторил болотник. - Пусть эльфы возвращаются в свои Чертоги без принцессы Литии.
        Вокруг загомонили. Кто-то даже засмеялся - и этот смех не казался странным. Происходящее было настолько невероятным, что даже такую реакцию нельзя было считать ненормальной.
        К королю выбился Лилатирий, за ним, держа его за руку, поспевала принцесса. К Глядящему-Сквозь-Время неторопливо шли через толпу Принц Хрустального Дворца и Рубиновый Мечник.
        - Рыцарь, - заговорил Хранитель Поющих Книг, заговорил вкрадчиво и негромко, но отчего-то его голос покрыл людской гомон, - я прошу тебя не делать глупостей, о которых потом ты горько пожалеешь…
        Кай встретил почти материально обволакивающий взгляд эльфа усмешкой.
        - Принцесса останется, - снова сказал он.
        Рядом с Лилатирием встали Аллиарий и Орелий.
        - Не сметь! - заревел король, протянув сжатую в кулак руку к Каю. - Не сметь, рыцарь! Слушай королевскую волю и преклони передо мной колени!
        И тотчас тонко прорезал этот крик голос принцессы Литии:
        - Кто ты такой, чтобы указывать, как мне поступить, сэр Кай?! Пошел прочь!
        - Я только выполняю свой долг, ваше высочество, - чуть склонил утяжеленную шлемом голову Кай.
        - Не гневи своего короля, рыцарь, - сказал принц Орелий сквозь плотно сжатые зубы.
        И снова Кай ничего не ответил эльфам. Он снял со спины треугольный щит, мгновенно продел в его ремни левую руку, а правой с режущим свистом выхватил из ножен меч. Как и доспехи болотника, этот меч не был сделан из металла. Неправильной формы клинок, поблескивающий кроваво-красным, был словно выточен из панциря какого-то неведомого чудища.
        Тогда облик эльфов мгновенно и разительно изменился. Орелий, Аллиарий и Лилатирий неестественно вздыбили плечи, подняв длинные руки на уровень плеч. Все трое стали похожи на громадных приготовившихся к атаке хищных птиц. По лицам эльфов побежали под белой кожей волны, зеленые их волосы встали дыбом, концами касаясь высокого потолка, а глаза и раскрытые рты засветились алым - теперь эльфы были поистине страшны; так страшны, что в толпе придворных послышались крики ужаса, а кое-кто из стражников, стоящих у ворот и вдоль стен, побросал оружие. Воздух в галерее затрещал, взметнувшееся вверх пламя факелов окрасилось мертвенно-синим цветом. Толпа шарахнулась назад, несколько человек упали в панике и не смогли подняться - по упавшим бежали, давя в кровь тела.
        Болотника словно шатнуло невероятно сильным порывом ветра. Забрало с громким лязгом опустилось само собой; пучок длинных игл на шлеме и волосы, выбивавшиеся над доспешным воротником, рвануло и растрепало. Один за другим на груди Кая будто налились кровью и лопнули пять или шесть амулетов, два амулета на левом запястье разорвало в мелкие осколки. Болотник чуть присел, наклонившись вперед, выставив перед собой щит, а руку, сжимающую меч, отвел назад. И хотя никто не видел, как под забралом зашевелились его губы, шепча заклинания, но белые раскаленные искры, летящие от его доспехов, были заметны всем. Он сопротивлялся ощущаемому лишь им одним ветру…
        И выстоял.
        Эльфы с шипением опустили руки. Волосы их, мелко потрескивая, снова улеглись в аккуратные пряди.
        - Взять его! - заорал король, срываясь на какой-то уж совсем неприличный визг. - Чего вы смотрите, бараны?! Взять его!!!
        Болотник крутнул над головой необыкновенный свой меч.
        На него кинулись сразу со всех сторон. Мечники королевской гвардии и стражники, вооруженные копьями и алебардами. Кай закружился в молниеносно сужающемся кольце нападавших. Странный его клинок перерубал древки копий и мечи с одинаковой легкостью. Никто из противников не сумел даже коснуться его доспехов своим оружием. Впрочем, никто из противников и не получил серьезных ран. Болотник использовал меч для защиты, щитом же наносил сильнейшие удары, расшвыривая нападавших с таким расчетом, чтобы каждый сбитый с ног валил своим телом еще двоих или троих. Менее чем через минуту вокруг Кая не оказалось никого - только копошащиеся на полу стражники и гвардейцы жалобными стонами нарушали воцарившуюся напряженную тишину.
        Рукой, сжимающей меч, болотник поднял забрало.
        - Принцесса останется во дворце, - сказал он ровно и без одышки.
        Король молчал, видимо не находя слов, ошеломленный бешеным упорством этого человека. Ганелон переводил испуганный взгляд с рыцаря на окаменевших эльфов и обратно.
        И тут эльфы словно ожили. Они задвигались, поворачиваясь в разные стороны. Меж плотно сжатых их губ плескали струйки белого дыма, а горящие взгляды молниеносными лучами рыскали поверх голов людей. Болотника захлестнула вторая волна атакующих. Но на этот раз стражники и гвардейцы действовали слаженно и уверенно, словно долго и тщательно отрабатывали эту атаку. Послышались резкие команды гвардейских капитанов и старшин дворцовой стражи.
        Головную часть процессии заслонил многочисленный отряд гвардейцев, поднявших и выставивших вперед щиты, а в широком проеме ворот показались стрелки, до этого времени стоявшие строем во внутреннем дворе дворца.
        Кай не шелохнулся, когда сзади на него обрушился вихрь тяжелых арбалетных болтов. Несколько болтов пролетели мимо рыцаря и вонзились в щиты гвардейцев, но большинство ударили в защищенную удивительными черными пластинами спину болотника, в закрытые доспехами ноги и в шлем. Ударили - и бессильно осыпались на мраморные плиты пола: черные доспехи выдержали шквал выстрелов, не получив даже царапины.
        Пока стрелки перезаряжали арбалеты, пока, стеная, расползались поверженные в результате первой атаки ратники, Кай, не торопясь, вложил меч в ножны, оставив, впрочем, на левой руке треугольный щит.
        Следующий залп захлебнулся, едва успев начаться.
        Болотник взмахнул руками, поворачиваясь вокруг своей оси. Из его пальцев, защищенных черными латными рукавицами, вдруг выросли длинные черные дымные плети - на первый взгляд бесплотные…
        Кай, оказавшись лицом к выходу во двор, хлестнул двумя извивающимися дымными плетьми стрелков. Затем, мгновенно развернувшись, ударил по гвардейцам. Плети казались бесплотными только на первый взгляд. Страшными ударами они швыряли людей на несколько шагов, раздирая в лоскуты кожаные панцири, разбивая арбалеты, ломая щиты, а на гвардейских кольчугах оставляя большие дымящиеся пятна копоти. И снова никто из воинов не получил смертельных ран, но эффект примененного болотником заклинания был ошеломительный. Те, кого не задели плети, отступили в страхе, опустив оружие, глядя на напарников, сбитых с ног магией болотника, - эти корчились в судорогах, окутанные быстро развеивающимися клочьями черного дыма.
        Рыцарь всплеснул руками, стряхивая с пальцев черные капли. Потом развернулся к эльфам и выхватил из ножен меч. Сильно поредевшая толпа придворных беспорядочно подалась назад. А трое представителей Высокого Народа обменялись короткими взглядами.
        И тогда под потолком церемониальной галереи бесшумно родился белый шар. За короткие мгновения он расползся белесой туманной дымкой, накрыв беспорядочную толпу плотной завесой.
        Подняв меч, Кай ринулся вперед, но грянула ослепительная вспышка - и все вдруг закончилось. Белесая дымка распадалась лоскутами, которые, становясь все прозрачнее, быстро таяли. А когда они истаяли совершенно, стало видно, что трое из Высокого Народа больше не возвышаются над людской толпой.
        Эльфы ушли. Они отступили, даже не попытавшись завязать настоящий бой. И Кай опустил меч.
        Толпа вновь загомонила. Голоса становились все оживленнее, будто с исчезновением эльфов исчезло и что-то незримо довлеющее над людьми. Король тяжело дышал в своем паланкине. Вот он поднял руку и провел дрожащей ладонью по лицу - раз, другой, словно стирая мутную слизь.
        Люди расступились вокруг принцессы. А Лития в расшитом золотом и драгоценностями белом платье, пышном, как пена морской волны, стояла, пошатываясь. Она касалась пальцами полуопущенных век, производя впечатление человека, который не понимает, куда попал и что с ним происходит.
        Кай вложил меч в ножны, снял с руки щит и ловко укрепил его за спиной. И только после этого снял шлем. Держа шлем у груди, на локте левой руки, он подошел к принцессе и опустился перед ней на одно колено.
        Лития не видела его. Вряд ли она могла видеть и воспринимать хоть что-то. В общем молчании к ней подошли два ее хранителя - рыцари Порога. Сэр Оттар шел, опустив голову, бормоча себе под нос и постоянно пожимая плечами, как будто собирался оправдаться перед кем-то, но никак не решался. Горный рыцарь, напротив, ступал очень твердо и голову держал высоко. Он был очень бледен, но смотрел поверх лиц людей. Рыцари взяли принцессу под руки и повели во дворец.
        Кай поднялся и пошел вслед за ними по немому коридору из расступившихся с разинутыми ртами придворных и стражников. Когда четверо скрылись из виду, галерея стала быстро наполняться шумом - люди заговорили все разом…

* * *
        Сэр Оттар и сэр Эрл шагали к покоям ее высочества принцессы Литии. Оба они были в полном боевом облачении, поэтому лязг доспехов горного рыцаря и клацанье подбитых шипами сапог северянина бежали далеко впереди них по пустынному дворцовому коридору, словно волны, предупреждающие появление кораблей. Рыцари шли молча. Двуручник, поскрипывая в перевязи, покачивался за спиной у северного рыцаря; за спиной же сэра Эрла поверх плаща висел щит с родовым гербом, а меч находился где и должен был, у левого бедра. Пройдя коридор до конца, они поднялись по широкой мраморной лестнице и оказались в просторном полутемном зале. Белые колонны, подпирающие высокий потолок, были расставлены в каком-то загадочном порядке, словно специально создающем у человека, попавшего в этот зал, впечатление, будто он в сумерках блуждает в колдовском осеннем лесу среди голых деревьев. Синеватый холодный свет, косо падающий из длинных, но очень узких окон, только усиливал это ощущение. Сэр Эрл знал: если зажечь все свечи в потолочных люстрах и факелы на стенах, гладкие колонны вспыхнут мириадами отраженных огней и зал будет
выглядеть сказочно нарядно, но сейчас здесь было мрачновато.
        Рыцари пересекли зал, все так же не говоря друг другу ни слова. Только мельком оглядывались по сторонам и будто прислушивались, стараясь услышать что-то еще, кроме звона собственных доспехов и стука шагов. Казалось, они хотели найти здесь кого-то. У входа в короткий коридор, за которым начинались покои королевской семьи, стражники за три шага отсалютовали им алебардами.
        Сэр Оттар кивнул им.
        - Что-то не вижу я его тут, - негромко проговорил сэр Эрл, обращаясь к северянину.
        - Да куда он денется-то? - откликнулся Оттар. - Не может быть, чтобы он куда-то… Где-нибудь неподалеку… Он всегда здесь, когда принцесса в своих покоях отдыхает. А может, и сам отдыхает у себя в конуре. Шутка ли… Ну, или, может быть, он сейчас с… гхм…
        Оттар не стал договаривать, кашлем заглушив неловкое, судя по всему, окончание фразы. Впрочем, горный рыцарь понял его. Юное его лицо покрылось красными пятнами.
        - Ее высочество одна? - резко спросил он у стражников.
        - Никак нет, сэр, - почтительно ответили ему.
        - Кто с ней? - еще резче произнес Эрл.
        - С нею фрейлина, сэр, - с легким поклоном ответил один из стражников. - Не одна, значит, ее высочество, - сделал он вывод.
        - Точно! - звонко хлопнул себя по лбу затянутой в ратную перчатку рукой Оттар. - Аннандина! Ну да, я вспомнил! Она ж говорила, что сегодня будет весь день меня ждать, ежели только ее высочество не призовет. А я ж еще утром к ней заходил, а в комнате никого…
        - Никак нет, сэр, - повернулся к нему тот же стражник. - Ее высочество изволит почивать, а госпожа Изаида, значит, при ней. Сон ее, значит, охраняет. Ежли что дурное ее высочеству приснится, госпожа Изаида, значит, ее высочество разбудит.
        - Вот шмара! - громко возмутился Оттар. - Я про Аннандину, конечно. Обещала, а сама… Где ж она шляется?
        - Давно ее высочество изволит почивать? - чуть поморщившись на реплику северянина, осведомился горный рыцарь.
        - Часа два уже. Только вот недавно госпожа Изаида посылала за водой. Пить ее высочеству, значит, захотелось. Все спокойно, сэр. Не стоит беспокоиться.
        Рыцари отошли в глубь зала.
        - Его здесь нет, сам видишь, - проговорил сэр Эрл.
        - А мне почему-то кажется, что он где-то здесь… - ответил Оттар и хотел было что-то еще добавить, как вдруг вытянул шею, прислушиваясь: - Чуешь?
        - Нет, - нахмурился сэр Эрл, - хотя постой-ка… Да, вон там!
        Они быстро зашагали в направлении предполагаемого источника шума и скоро уперлись в стену зала, почти полностью закрытую огромным гобеленом, плохо различимым в полумраке. Северный рыцарь несколько раз ударил кулаком в гобелен, за которым глухо отозвался камень. Продолжая постукивать, он прошел несколько шагов, пока под его крепким кулаком гулко не зазвучало дерево. Подняв край гобелена, северянин обнаружил в стене маленькую дверцу.
        - Входите, братья, - отозвался за дверью знакомый рыцарям голос.
        Сэр Эрл и сэр Оттар переглянулись. Северянин толкнул дверь и, пригнув голову, шагнул в тесную каморку, наполненную затхлым чадом так густо, что факел, укрепленный на стене, едва горел придушенным желтым пламенем. Это было крохотное помещение, где с трудом помещался маленький трехногий стол и две короткие скамьи - здесь дежурили слуги, ожидая приказаний от обитателей дворца. Из каморки вел узкий проход с винтовой лестницей, спускавшейся через все этажи до самой кухни. Сами слуги, двое угреватых юнцов в просторных, свисавших с их худосочных тел одеждах, сидели на скамье лицом к вошедшему Оттару. Устроившийся напротив них на такой же скамье Кай обернулся к северянину.
        - Здравствуйте, братья, - поздоровался он. - Извините, что сразу не вышел к вам. Был как раз мой черед ставить на кон…
        Болотник был одет так, как одевался обычно, и оружия при нем никакого не наблюдалось - в руках он держал пару восьмигранных костей. А на трехногом столике тускло поблескивали медные монетки.
        Сэр Эрл и сэр Оттар снова посмотрели друг на друга. Рыцарь, играющий в кости с прислугой, представлял собой зрелище небывалое. Если Оттар мог позволить себе такое в изрядном подпитии и где-нибудь в кабаке - и то лишь потому, что ему этого захотелось, а равных партнеров поблизости не нашлось, - то Эрл по-настоящему изумился. Здесь, во дворце… в каморке, куда даже и заглянуть-то зазорно!.. Такое нарушение рыцарской чести по тяжести своей было бы сравнимо, пожалуй, с пусканием брюшных ветров при даме… И ведь болотник не смутился - будто не считал, что поступает как-то не так. Будто и не думал, что своим поведением оскорбляет не только свой Орден, но и все рыцарство в целом. Поистине причуды болотного рыцаря не поддавались описанию!..
        Слуги вскочили при виде северного рыцаря, едва не расшибив себе головы о низкий потолок, но Оттар не обратил на них никакого внимания.
        - Ты играешь в кости? - изумленно спросил он у болотника. - Вот уж никогда бы от тебя не ожидал… Особенно… сейчас… с этими…
        - Прекрасная игра, - ответил Кай. - Я давно хотел попробовать, да все не выпадало возможности.
        - Чего тут прекрасного? Тряси и кидай. Повезет - огребешь выигрыш, не повезет - снимай портки.
        - Не скажи, - улыбнулся Кай.
        - Ну-ка, брысь отсюда! - спохватился Оттар, поддав сапогом с шипованной подошвой скамейку, на которой притихли слуги.
        - Погодите, - остановил их болотник. - Заберите свои деньги. А кости, если позволите, я оставлю у себя. Было бы нечестно забирать выигрыш, - пояснил он северному рыцарю, пока оба парня торопливо сгребали монетки со столика и по очереди проскальзывали в низкую дверь, - на вид все восемь граней этих костей одинаковы. Но если внимательно прислушиваться к ощущениям, понимаешь, что стороны сточены по-разному, а значит, можно рассчитать силу броска и возможность выпадения того или иного числа. Такие упражнения хорошо тренируют ловкость пальцев, глазомер и мышление.
        - Да чего там тренировать-то?.. - озадаченно почесал в затылке Оттар, кажется, забывший уже о том, что за дверью стоит горный рыцарь, не решившийся войти в грязную каморку прислуги. - Как ни бросай, все равно не выпадет сколько тебе надо. Слова заветные надо знать, чтобы кости правильно ложились. Я знаю. Не всегда, правда, срабатывает, но в здешних кабаках со мной уже редко кто соглашается перекинуться костяшками.
        - Заветные слова тут совсем ни при чем, - сказал Кай. - Вот посмотри… Загадай число.
        - Три! - уверенно сказал Оттар.
        Кай тряхнул в кулаке кости, закрыл глаза, сосредоточился - и рассчитанным движением пустил кости по столу. Северянин склонился над столом, хмыкнул, передернул плечами и проговорил:
        - Наверное, ты тоже заветные слова прошептал… Ладно! - Он уселся на скрипнувшую под ним скамью. - Давай пока по маленькой, а там разберемся, чьи заветные слова лучше работают!
        - Не соблаговолите ли, братья, покинуть эту конуру? - едва сдерживаясь, осведомился из-за двери сэр Эрл. - Брат Оттар, видимо, запамятовал, зачем мы здесь.
        Оттар смущенно прокашлялся и вместе с Каем вышел в зал. И тут же потерянно замолчал, точно хотел что-то сказать, но не знал, с чего ему начинать. И сэр Эрл, до этого державшийся с привычным холодным достоинством, отчего-то несколько раз неловко моргнул. Даже скрытое раздражение из-за недопустимого поведения сэра Кая сейчас отпустило его. Молчание нарушил северный рыцарь.
        - Ты это… брат Кай… ты прости за то, что мы… за то, что я… Ну, за то, что получилось, что ты с этими гадами в одиночку бился. Я ж ведь… Мне бы и в голову не пришло с эльфами биться. А тем более - против воли на то его величества. Я, конечно, не подданный Гаэлона, но я его величеству присягал, когда сюда охранять принцессу прибыл. Я, конечно, не струсил! - вскинул голову Оттар. - Но… обнажать оружие против Высокого Народа, это как-то… Нельзя это…
        - Я не вижу причин извиняться за то, что мы соблюли рыцарскую честь и не нарушили данную нами клятву верой и правдой служить его величеству и исполнять его волю во всем, - неожиданно скрипучим голосом проговорил сэр Эрл, почему-то глядя не на Кая и не на Оттара, а куда-то в сторону. - Но… я хочу поблагодарить тебя, брат Кай, - с видимым трудом закончил он, - за то, что ты осмелился дать отпор эльфам. Я хочу… я надеюсь, что ты понимаешь меня.
        - Не совсем, - серьезно ответил Кай. - Наш долг - долг рыцарей Порога - биться с Тварями, защищая от них людей. И неважно, что Твари очень похожи на людей и способны заморочить им голову и опьянить сердца. Я сделал только то, что должен был сделать.
        - Ты нарушил клятву верности королю, - произнес сэр Эрл, стараясь придать своему голосу уверенность.
        - Король, как и все прочие, был под властью эльфов, - сказал сэр Кай. - Это не он отдавал приказания, это Высокий Народ говорил через него.
        - Но король есть король, - еще тише ответил сэр Эрл. - И королевское слово есть королевское слово. Мы не можем…
        - Мы не можем, - вдруг согласился Кай. - Но мы должны. Сэр Эрл… Брат Эрл, не кляни себя за то, что именно я не отпустил принцессу в эльфийские Чертоги.
        Эрл от неожиданности даже не нашелся что ответить. А Оттар тихонько присвистнул, только сейчас поняв, что горный рыцарь отчаянно завидует болотнику и в мыслях проклинает себя, не осмелившегося наперекор всему и всем встать на дороге эльфов. Верность клятве и всеобщее убеждение в том, что сражаться с эльфами полный абсурд, - довольно веские причины для оправдания, но… почему злая вина терзает сердце Эрла, не отпуская ни на мгновение?
        - Ты осуждаешь меня… нас за то, что мы не встали рядом с тобой в той битве? - прямо спросил Эрл болотника.
        - Я не вправе судить вас и тем более осуждать, - искренне ответил Кай.
        - Это что получается? - наморщил лоб Оттар. - Это получается, что Высокий Народ и те поганые Твари, которые лезут из-за Порогов, как бы одно и то же?
        - Только окончательно придя к такому выводу, я решил поступить так, как поступил, - подтвердил Кай.
        - Ну, нет… - все еще размышлял вслух северный рыцарь, - как-то оно не это… Хотя…
        Сэр Эрл уже овладел собой.
        - Но ты должен понимать, брат Кай, - твердо выговорил он, - что твой поступок повлечет за собой определенные последствия.
        - Я понимаю, - просто ответил болотник и улыбнулся. - Недаром же вы шли ко мне не одни.
        Рыцари - северный и горный - с удивлением переглянулись.
        - Отряд королевских гвардейцев из пятнадцати человек, - сказал болотник. - Двенадцать вооружены мечами, у троих, помимо мечей, еще и пики. И еще капитан… хромающий на правую ногу, я думаю, вследствие давней раны. Вы оставили их на лестнице ярусом ниже.
        - Это ты тоже услышал? - выпучил глаза Оттар. - И что пятнадцать человек, и что не стража, а гвардейцы, и у кого мечи, а у кого пики, и что капитан хромает?
        - Это невозможно услышать никоим образом, кроме как - магическим! - воскликнул сэр Эрл. - Сейчас нас отделяют от отряда гвардейцев десятки каменных стен и сотни шагов по коридорам!
        - Но я действительно слышал, - рассмеялся болотник. - Слышал от Тиля и Гауга.
        - Кто такие? - удивился северный рыцарь. - Духи, которые служат тебе?
        - Не мне, а его величеству, - ответил Кай. - И не духи, а люди из плоти и крови. Ты их только что прогнал прочь.
        - Слуги, что ли? - Оттар даже несколько огорчился. Он явно ждал какого-нибудь другого, более неожиданного объяснения. - Э-э…
        - Будь осторожен, брат Кай, - высказался и Эрл, - если кто-нибудь узнает и донесет его величеству, что ты наводнил его дворец своими шпионами… К тому же недопустимо для рыцаря якшаться с чернью…
        Тут пришла очередь удивляться Каю:
        - Шпионами? Я не прошу никого помогать мне, люди делают это добровольно. И я не держу это в тайне, как видите… Итак, вы пришли, чтобы заключить меня под стражу?
        - Нет! - закричал Оттар, замахав руками. - Ты с ума, что ли, сошел? Скорее гномы откажутся от крепкого пива, чем один рыцарь Порога сознательно причинит вред другому рыцарю! Ну да, под стражу, - вдруг успокоился он. - А это кто тебе сказал?
        - Об этом нетрудно догадаться и самому, - усмехнулся Кай.
        - Его величество благодарен тебе за то, что ты оставил при нем его единственную дочь, - хмуро сообщил Эрл, - но ты прилюдно и трижды осмелился нарушить королевскую волю и подверг жизнь его величества смертельной опасности. До окончательного расследования этих преступлений и вынесения тебе справедливого приговора король Гаэлона его величество Ганелон Милостивый решил ограничить твою свободу.
        - Только тут такая штука получается, - заговорщицки хохотнул Оттар и подмигнул Эрлу, - мы тебя вроде как заключим под стражу, а на самом деле получится, что не заключим, - бесхитростно раскрыл он сразу все карты. - Это все его дядюшка придумал. Тот самый хитрю… то есть тот самый первый министр его величества господин Гавэн.
        Эрл выпрямился и вздернул вверх подбородок.
        - Рыцарь Болотной Крепости Порога сэр Кай! - громко произнес он, и звук его голоса чугунным шаром покатился по пустому залу. - По приказу его величества Ганелона Милостивого тебе под страхом смертной казни запрещается покидать стены королевского дворца и носить при себе оружие. А также его величество отлучает тебя от рыцарей своего двора. Ты лишен права обнажать оружие в честь его величества. Ты более не рыцарь короля, сэр Кай, рыцарь Болотной Крепости Порога.
        - Так-то, - вздохнул Оттар. - Хотя, ежели бы его величеству и впрямь хотелось лишить тебя оружия, он должен бы был приказать отрубить тебе руки и ноги. И голову. А за стены дворца ты и так не собирался выходить. Ну а… ежели тебе понадобится что-то, уж будь уверен, я сбегаю куда угодно. А насчет отлучения от двора ты не печалься… Будет воля богов, и вымолишь прощение у его величества. Его величество, как я понял, вовсе не зол на тебя. Но по-другому-то нельзя… Да ты не переживай, все это ненадолго. Никакого приговора тебе не вынесут. Нам только пару дней осталось здесь париться. А уж через два дня… - северянин сладко потянулся. - Я вернусь в свою Крепость на Побережье Вьюжного моря. Эрл - в Горную Крепость. Ну а ты - к себе, на свои Болота…
        - Что? - не поверил Кай.
        - Так ведь… - умерил свою веселость Оттар, - сам король говорил о том, что возвращает нас обратно. И очень скоро. Разве ты не рад? Мне-то здесь вона как надоело! - Северянин чиркнул себя ребром ладони по горлу. - Я по настоящему делу стосковался.
        - В своем решении его величество непреклонен, - подтвердил горный рыцарь, и его лицо омрачилось. - Хотя господин Гавэн и пытался его переубедить. Все, что удалось Гавэну, - выбить небольшую отсрочку.
        Кай внимательно посмотрел на Эрла.
        - Я не должен напоминать тебе, - проговорил болотник, - о том, что защищать человечество от Тварей - наш Долг. И ничто на свете никогда не станет превыше этого Долга. Поэтому в своих решениях рыцарь Порога обязан руководствоваться именно этими соображениями и никакими другими. Мы будем там, где нужнее. Но сейчас… - Кай не договорил, задумавшись.
        - Ты не должен напоминать мне, - повторил слова болотника горный рыцарь.
        - Оно-то, конечно… - простодушно вздохнул Оттар. - Как у тебя, брат Эрл, с принцессой-то все ладно получалось. По всему видать, и она тебя любит…
        - Прошу тебя, брат Оттар, оставить при себе свои сожаления! - резко выпалил рыцарь Горной Крепости. - Ее высочество предпочла другого, о чем и сообщила при всех.
        - Ну-у… - протянул северянин. - Ты не это… не дури. Эльфы задурили всем головы, и ее высочеству в том числе. Сам же это понял. Никого она не это… не предпочитала. У тебя ж просто зудит, что не ты обнажил меч против… - Тут Оттар и сам понял, что наговорил лишнего, и затих.
        Эрл промолчал на это. Он смотрел в сторону, постукивая облаченной в кольчужную перчатку рукой по поясу. И по всему было видно, что простодушный северянин оказался прав в своем анализе его чувств.
        Двери опочивальни принцессы распахнулись.
        - Ее высочество принцесса Лития, - глядя на рыцарей, бодро отрапортовал стражник.
        Принцесса появилась в сопровождении фрейлины. Не глядя ни на кого, опустив голову, она быстро направилась через зал, но, поравнявшись со склоненными в поклоне рыцарями, все-таки замедлила шаги и остановилась. Головы она так и не подняла.
        - Как вы изволили почивать? - напрягшись, выдал Оттар, потому что молчание несколько затянулось. - По вам видно, что хороший сон пошел на пользу. Я-то вона как думаю, ваше высочество: ну, случилось и случилось, и нечего теперь… Как говорят у нас в Королевстве Ледяных Островов - сколько бы ни длилась зимняя ночь, рано или поздно выглянет солнце…
        - Благодарю вас, сэр Оттар, я чувствую себя хорошо, - ответила принцесса каким-то новым голосом, ровным и усталым, в котором не сверкали, как раньше, искорки смеха. - Я собиралась прогуляться в саду. Если желаете, господа, пожалуйста, составьте мне компанию.
        - Желаем, ваше высочество, - сказал за всех Оттар и, пользуясь тем, что принцесса смотрит в пол, нагло подмигнул фрейлине Изаиде, тотчас от этого счастливо зардевшейся.
        - Хотелось бы узнать, - обратился Кай к Оттару, - разрешено ли мне выходить в дворцовый двор? Или я постоянно должен находиться под дворцовой крышей?
        - А пес его… гхм… То есть об этом ничего не говорилось, - сказал северянин. - Наверное, можно во двор. По крайней мере, - хмыкнул он, - стража тебя точно не посмеет остановить.
        - Меня не уведомили о последних распоряжениях его величества, - подняла-таки голову принцесса Лития, - насколько я поняла, на сэра Кая наложен какой-то запрет?
        - Сэр Кай, - отчеканил Эрл, глядя куда-то поверх головы принцессы, - заключен под стражу и лишен права носить оружие за неповиновение королевской воле.
        Лития едва заметно вздрогнула, услышав голос горного рыцаря.
        - А мне кажется… - тихо проговорила она, - сэра Кая нужно щедро наградить за то, что он помешал эльфам… помешал мне… помешал всем нам совершить страшную ошибку.
        - Ваше высочество, если таково ваше мнение, может, попытаться повлиять на его величество, - ответил сэр Эрл. - И смягчить наказание сэра Кая… которое и так не столь сурово.
        - Во дворце только и разговоров про сэра Кая, - ляпнул Оттар. - Менестрели, говорят, уже баллады складывают о той битве. Даже про Турнир Белого Солнца уже забыли!.. Да и, к слову сказать, Турнир Турниром, а настоящая битва - это… совсем не это!..
        Тут северянин опять прикусил язык, да было поздно. Губы сэра Эрла сжались в тонкую белую полоску.
        - Прошу меня простить, - сказал он принцессе, впервые посмотрев ей в глаза. - Неотложные дела требуют моего присутствия. Я буду неподалеку, и если у вас возникнет необходимость во мне, вы сможете меня позвать.
        Лития не выдержала взгляда Эрла и опустила ресницы. Горный рыцарь поклонился и, звеня доспехами, зашагал меж колонн.
        - Сэр Эрл! - невольно сорвалось с губ принцессы.
        Эрл остановился, но только на мгновение.
        - Эх, дела-а… - виновато пробормотал Оттар. - Я ж не хотел! Ну, что за… Я ж только хотел… - Он потоптался в растерянности… потом сорвался с места и скорым шагом двинулся вслед горному рыцарю.
        Фрейлина Изаида, у которой аж глаза пылали от удовольствия, что она присутствовала при такой душещипательной сцене, спохватилась и с преувеличенным старанием принялась обмахивать лицо Литии надушенным платком. Принцесса всплеснула руками:
        - Ах, оставь, пожалуйста! - И Изаида отбежала в сторону - не слишком, впрочем, далеко, чтобы не пропустить ни слова.
        Кай смотрел на все это с некоторым удивлением. То странное состояние, которое охватывало его на первых порах, когда ему приходилось разговаривать с принцессой, беспокоило его все реже. Он быстро привык смотреть на Литию как на объект, замыкающий на себе все обязанности его новой службы, и приучился не думать в этой связи ни о чем другом. То, что произошло сейчас, озадачило его. Ему казалось, он понимал, что чувствуют и Эрл, и Лития; более того, он склонен был предполагать, что они оба понимают чувства друг друга. Но почему в таком случае эти двое не могут просто поговорить и разъяснить возникшее между ними недоразумение, а вместо этого еще сильнее закручивают и без того тугую пружину?
        - Сэр Кай, - подняла на него повлажневшие глаза Лития, - будьте добры, проводите меня в сад.
        - Как прикажете, - снова поклонившись, ответил Кай. - Но почему бы вам не попросить об этом сэра Эрла?
        - Вы смеетесь надо мной, сэр Кай? - ахнула принцесса.
        - Я ни за что не посмел бы осмеивать вас, - серьезно проговорил болотник, отметив при этом, как задрожали губы Литии. - Просто я думаю, что наилучшим способом примириться был бы честный разговор.
        - Но если сэр Эрл сам не хочет со мной разговаривать? - чуть не плача, воскликнула принцесса.
        - Он хочет, - убежденно сказал Кай. - Я уверен в этом.
        - Но тогда почему же он даже не смотрит на меня?..
        Разговаривая, они незаметно друг для друга зашагали вперед. Изнывая от любопытства и уже прикидывая, в какой форме эффектнее будет преподнести новости своим товаркам, Изаида засеменила за ними, стараясь не дышать, чтобы поменьше обращать на себя внимание.

* * *
        Оттар догнал Эрла, когда тот, все ускоряя шаг, шел по коридорам верхнего яруса дворца - как понял северянин, шел наугад.
        - Брат Эрл! - окликнул горного рыцаря Оттар. - Дай-ка два слова скажу!
        Сэр Эрл не сразу, но остановился. Оттар подошел к нему, но нужные слова, которые вроде бы сами собой подобрались на ходу, куда-то улетучились.
        - Ты это… - скребя в затылке, заговорил северный рыцарь. - Ну… Хочешь выпить?
        - Я не хочу вина, - мотнул головой Эрл.
        - Тогда это… - Отказ от выпивки поставил северянина в тупик - что еще придумать, чтобы помочь рыцарю, он не знал.
        - Она сама отказалась от меня! - почти выкрикнул Эрл, схватив Оттара за плечи. - Разве ты не слышал этого?! И потом… Разве дамы могут в полной мере осмыслить, что это значит - рыцарская честь?! Она… Она… Может быть, она считает меня…
        «Трусом», - должен был договорить он, но не смог произнести этого слова.
        - А тут еще этот болотник… - кусая губы, закончил горный рыцарь и опустил руки.
        Оттар взглянул ему в лицо.
        - Ты это… - вдруг разволновался он. - Ты о Кае не это самое… ты не таи на него злобы! Так нельзя! Мы - рыцари Порога! Мы - Братство Порога! Мы не можем враждовать друг с другом! Мы ж это… Мы ж как братья!
        Эрл ничего не ответил на это.
        - А если болотник откажется вернуться в свою Крепость? - предположил он. - Он не последовал слову короля однажды, он может ослушаться его приказа снова… Его представления о Долге рыцаря Порога позволяют ему это… Как такое вообще могло получиться? Что там творится в Болотной Крепости? Почему он считает себя выше нас?
        - Да? - удивился Оттар. - Выше нас? Да разве это так? Ты просто мало его знаешь, вот что я тебе скажу!
        - А кто его знает хорошо? - Лицо юного рыцаря покраснело. - Он всегда держится в сторонке, всегда помалкивает, а сам… Я не особо удивлюсь, если окажется, что его интерес к ее высочеству… обусловлен совсем не волей Магистра его Крепости.
        - Обусло… Чего?
        - Я говорю, что… - Эрл вдруг замолчал, будто опомнившись. А Оттар, до которого все же дошел смысл сказанных горным рыцарем слов, отступил от него на шаг.
        - Так не пойдет… - негромко проговорил северянин, - так никакого дела не будет. Что же это получается-то, а?
        Горный рыцарь сэр Эрл молчал довольно долго.
        - Злоба и черная ревность пленили мое сердце, - признался он наконец. - Я говорю что-то, во что сам не верю… но…
        - Чего - но? Чего замолчал-то?
        - А если… Если то, что я сказал, правда?
        - Может, выпьем, а? - почти взмолился Оттар.
        - Я не хочу вина, - сквозь зубы ответил сэр Эрл. - И тебе не советую злоупотреблять им.
        - Да что ты на самом деле! - закричал Оттар. - Мы же рыцари Порога! Мы же все трое - братья! Если мы перестанем доверять друг другу, мы погибнем! Неужели вас в Горной Крепости этому не учили?
        - То было в Крепости…
        - Хочешь сказать, что нам нужно держать ухо востро? Нам нужно следить за Каем и подозревать его в… в… Опомнись, брат!
        Горный рыцарь промолчал на это.

* * *
        В этой части Темного Мира царила тишина, нарушаемая лишь всхлипами время от времени налетавшего невесть откуда ветра: такого горячего, что ничего здесь не могло быть, кроме камня и пустоты, все остальное мгновенно сгорело бы, едва появившись. Красные валуны плавали в черном сиянии бездонного неба будто облака. Константин взмахнул огромными крыльями и перелетел на очередной валун - тот тяжело качнулся под когтями его нижних конечностей, и Константину пришлось вонзить в крошащуюся его поверхность мощный черный клюв, чтобы удержаться и не рухнуть в завывающую обжигающим ветром пустоту.
        Демоны из Темного Мира, посещая мир людей, становились похожими на людей - их тела изменялись, значительно уподобляясь человеческим. Это был закон; действительность обоих миров существенно разнилась, и демоны не могли выживать в мире людей в обычном своем обличье. Как и человек не мог сохранять свой привычный облик, появившись в Темном Мире.
        Константин сложил крылья за спиной, чтобы горячий ветер не мешал ему передвигаться. Красный камень крошился под его когтями, когда Константин бродил по валуну, низко склонив кувшинообразную, покрытую стальными перьями голову, горящим блеском всех своих шести глаз выискивая едва заметные расщелины.
        Несколько раз Константин замирал, припадая несуразным своим телом к раскаленному камню. В этих краях даже местные обитатели появлялись нечасто, но великий маг давно усвоил - в Темном Мире каждую секунду нужно быть начеку, чтобы выжить. Вот, сопровождаемое гулкими раскатами, неподалеку проплыло нечто бесформенное, словно грозовая туча, вокруг которой извивались похожие на молнии огненные щупальца. Константин понятия не имел, что это такое, но предпочел замереть и спрятаться, мгновенно наложив на себя сильнейшее маскирующее заклинание. Он далеко не впервые посещал Темный Мир, он даже привык к нему, но был чужаком здесь и прекрасно знал, как реагируют на чужаков во всех известных мирах.
        Бесформенное нечто скоро скрылось в черном сиянии, но Константина все еще преследовало тревожное ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Кто-то невидимый. Впрочем, это ощущение он испытывал уже давно, с того самого момента, как пришел сюда. Раньше ничего подобного не было. И понимание этого не давало покоя великому магу.
        Константин продолжал свои поиски.
        Вскоре перед ним зазмеилась черная расщелина. Константин с усилием погрузил туда клюв, кроша камень и тем самым расширяя отверстие. А когда поднял голову, увидел, как в камне пульсирует, переливаясь, комок пурпурной слизи. Константин разинул клюв и издал гортанный резкий хрип - в переложении на человеческий язык это должно было означать смех: он нашел, что искал. Выковыряв комок когтями из трещины, Константин спрятал его в клюве и, раскрыв крылья, ринулся с валуна… Вниз… Хотя понятия о направлении и расстоянии в этом месте не было. Пролетев столько, сколько понадобилось, чтобы красные валуны совершенно скрылись в черном сиянии неба, и оказавшись в полной завывающей пустоте, он скрестил взгляды шести своих глаз в особом фокусе - это было нужно ему затем, чтобы увидеть оставленную ранее метку.
        Метка - зеленоватый, тускло светящийся диск - возникла недалеко от него, казалось, всего в нескольких шагах. Но летел до нее Константин довольно долго. А когда долетел, плюнул в диск открывающим портал заклинанием, и тот ярко вспыхнул, распахнув ослепительно-белую дыру.
        Константин нырнул туда.
        …И упал внутрь круга, начерченного на каменном полу подземного зала башни архимага Сферы Жизни Гархаллокса.
        Минуту или больше маг лежал без движения, тяжело дыша и мерно сжимая и разжимая пальцы. Одежда его дымилась. Немного передохнув, Константин поднялся и извлек изо рта нечто похожее на сморщенный темно-красный фрукт, бережно вложил его в деревянную коробочку, которую вынул из складок своего балахона, и, пошатываясь, направился через необъятное пространство подземного зала к маленькой каморке, в которой проводил почти все время с тех пор, как архимаг встретил его в своей башне.
        На половине пути Константин понял, что в каморке его кто-то ждет, мгновением позже понял, кто именно.
        - Приветствую тебя, Гархаллокс, - устало проговорил Константин, распахнув полог.
        Ответное приветствие он услышал, когда опустился в кресло. Гархаллокс сидел в кресле напротив него.
        - Ты снова был в Темном Мире? - поинтересовался архимаг.
        Константин кивнул.
        - Мне кажется, там ты проводишь времени больше, чем в мире, где родился, - заметил Гархаллокс.
        - Там другое время… Если, конечно, понятие времени там вообще допустимо.
        Проговорив это, Константин достал и открыл коробочку, любуясь ее содержимым.
        - Ты ходил в Темный Мир за этим? - спросил Гархаллокс. - Что это?
        - Я не знаю, как это называют демоны, - усмехнулся Константин. - А сам я не дал этому названия. Я лишь недавно сумел проникнуть в эту часть Темного Мира - раньше у меня недоставало для этого сил. Крохотная часть вот этой… дряни… заваренная с травами из Огненных Пустошей, дает такой заряд энергии, какого не получишь ни из чего другого. Как только стал употреблять эту… это… я окончательно перестал испытывать потребность в пище, воде и сне. И тем не менее я силен! Так силен, что никто, даже ты, представить не может… - Вероятно, чтобы продемонстрировать истину своих слов, Константин простым движением пальца создал бесшумную молнию, ударившую в пол. Плита шириной в два шага с костяным треском лопнула, обнажив пласт черной слежавшейся земли. - Ты даже не догадываешься, друг, сколько ценного для магов нашел я в Темном Мире, - договорил он. - И сколько еще осталось неизведанного!
        - Не представляю, - покачал головой Гархаллокс, разглядывая Константина, - но я точно знаю о том, что снадобья из мира демонов очень опасны для человеческого духа.
        - Если употреблять их с умом - нисколько.
        - И не только снадобья… - немного помолчав, продолжил архимаг. - Даже просто посещения Темного Мира не проходят для людей даром. Слабые духом маги сходят с ума после одного-единственного визита в обитель демонов.
        - Ты считаешь меня слабым духом? - изогнув левую половину сросшихся бровей, осведомился Константин.
        - Я не считаю тебя слабым духом. Но я вижу, что ты изменился.
        - Ты уже говорил это. Потрудись объяснить, что ты вкладываешь в эти слова.
        Гархаллокс замолчал, опустив голову на пышную подушку бороды.
        - Если ты хочешь напомнить мне об изменениях в моем облике, можешь не стараться, - предупредил его Константин. - Это естественные изменения, и меня они не страшат.
        - Я хочу сказать тебе вовсе не об этом… - начал архимаг и прервался, потому Константин вздрогнул, резко обернувшись. - Что с тобой?
        - Ничего… - промычал тот. - Показалось…
        Ощущение того, что за ним кто-то наблюдает, все не оставляло Константина - теперь уже в мире людей. Это было уже необычно.
        - Так вот, - выдохнув перед тем, как начать говорить, сказал Гархаллокс. - Я просчитал.
        - Что ты просчитал? Выражайся яснее.
        - Я все просчитал… Помнишь, ты с такой горячностью убеждал меня в необходимости именно умертвить тех пятерых членов Круга… тех пятерых из нас, которых ты не имел возможности проверить вместе со всеми?
        Константин только улыбнулся.
        - Ты говорил о недостатке времени и затратах магической энергии, - произнес архимаг.
        - Я помню, что я говорил.
        - Я не знаю твоих сил, и никто их не знает. Но я знаю, насколько я силен. Так вот, чтобы навестить поочередно всех пятерых и прочесть их мысли, мне хватило бы семи дней… А тебе! Ведь насколько ты могущественнее меня! Погоди, позволь мне говорить, не перебивай меня! - воскликнул Гархаллокс, увидев, что Константин пошевелился в кресле. - Ты бы вполне успел сделать это, и это не стоило бы тебе больших усилий. Ты просто… не пожелал поступить так.
        - Я уже говорил тебе, - махнул рукой Константин. - Я не хотел ничего усложнять. Прямой путь самый короткий, это общеизвестно. Эти люди…
        - Теперь их уже нельзя назвать людьми…
        - Как тебе угодно - те, кого убили чернолицые, исполнят свои роли точно и безукоризненно. Потому что не их воля поведет их, а моя. А что будет с ними потом… мне вовсе не интересно.
        - У нас слишком мало верных людей! - почти закричал Гархаллокс. - Не так важно захватить власть, как удержать ее!
        - А в этом ты ошибаешься, - снова улыбнулся Константин. - Главное: изменить существующий порядок. О том, что будет потом, можешь не беспокоиться. Если бы ты, как я, смог познать и другие миры, кроме этого, ты понял бы, насколько слабы и ненадежны люди. Даже те, в крови которых кипит ненависть к Высокому Народу. Насколько слабы их тела и насколько короток век. Чтобы поддерживать нашу Великую Империю, мало людских сил.
        Гархаллокса продрал озноб.
        - Ты не забыл, старый друг, что мы строим Империю Человека для человека? - тихо выговорил он.
        - Нет, я не забыл этого, - ответил Константин и усмехнулся, обнажив желтые заостренные клыки.

* * *
        Принцесса медленно прогуливалась по дорожкам дворцового сада, пропуская меж пальцев тонко журчащую золотую цепь, Кай сопровождал ее, а двое рыцарей - северный и горный - следовали позади них на расстоянии в десяток шагов. Фрейлина Изаида шла сразу за принцессой и болотником.
        Лития и болотник беседовали. Вернее, говорила одна принцесса, и речь ее напоминала золотое журчание цепочки, а Кай, сразу поняв, что ее высочество вовсе не нуждается в собеседнике, ограничивался односложными ответами. Только выговорившись, Лития подняла глаза на Кая.
        - Однако вы немногословны, - произнесла она.
        - Вы, ваше высочество, ждете от меня согласия с теми доводами, которые приводите, чтобы оправдать себя и сэра Эрла, - ответил болотник. - К чему говорить, когда и так все ясно? Вы были очарованы эльфами и не могли принимать самостоятельные решения. И сэр Эрл не смог принять верного решения. Дело сделано, ваше высочество. Я попросту не понимаю, к чему теперь обсуждать все, что случилось, и тем более - мучиться из-за этого. Ведь произошедшего уже не изменить. Наша беседа мутна и бессмысленна, она похожа на бесплодные попытки вычерпать реку дырявым кувшином.
        Принцесса Лития даже запнулась. Она приоткрыла рот, и ее щеки вспыхнули. Изаида позади них негромко ахнула.
        - Однако вы невежливы, сэр Кай, - нашлась наконец Лития. - Я впервые слышу такие дерзкие слова от рыцаря.
        - Простите, ваше высочество, я не хотел вас обидеть. Но разве я сказал неправду?
        - Пожалуй, что и правду, - помедлив, ответила принцесса, - но…
        Она взглянула на Кая так, будто сейчас увидела его впервые. И вдруг коротко засмеялась.
        - Удивительно, - проговорила она. - Почему это раньше я вас не замечала. Теперь я понимаю, что вы всегда были где-то рядом, и в тот момент… - Она опять запнулась. - Вы очень не похожи на других, сэр Кай.
        - При дворе мне часто давали понять это, - улыбнулся болотник.
        - Скажите… кто были ваши родители? Я нисколько не сомневаюсь в том, что они были благородными людьми и дали вам достойное воспитание, но, очевидно, тяжкая служба на Пороге несколько испортила ваши манеры… Ох, теперь и я, видно, обидела вас.
        - Почему я должен обидеться? - искренне удивился Кай. - Я родился в доме дедушки Гура, он был гончар. Матушка ухаживала за домом, а отец… Отца я не помню. Матушка говорила, что он рыцарь. Но теперь я склонен думать, что она лишь пыталась бесхитростно обмануть и меня, и себя. Я не знаю, кем был мой отец. Как бы то ни было, он начал свой путь, когда я был еще слишком мал, чтобы что-либо осознавать.
        - Гончар? - поразилась принцесса и даже чуть отступила от Кая. - Вы из рода гончаров? Вы… - Она так и не смогла выговорить слово «незаконнорожденный». - Я не верю вам, сэр Кай, вы, видно, шутите.
        - Я редко шучу, - признался Кай. - У меня это не очень хорошо выходит.
        - Но ведь вы… Вы настоящий рыцарь Порога?.. Впрочем, о чем это я… И я, и все остальные могли воочию убедиться в этом. Расскажите мне о вашей Крепости. Я слышала немало славных историй о доблестной жизни рыцарей Горной Крепости, сэр Оттар поведал мне об ужасных чудовищах, с которыми приходилось сражаться ему и его братьям из Северной Крепости, но при дворе никто ничего не знает о Болотах. Хотя о болотниках при дворе говорят странные и пугающие вещи… Это правда, что они похищают младенцев?
        Кай вдруг рассмеялся.
        - Странно, - сказал он, - как иногда глупая выдумка имеет некоторую схожесть с правдой.
        - Правдой?!
        - Болотники не похищают младенцев, - проговорил Кай. - Болотники никогда не причинят зла людям. Болотники не сражаются с людьми - это наше правило. Долг болотников в том, чтобы защищать людей. И зачастую бывает так, что будущие рыцари попадают в Болотную Крепость, будучи спасенными из ситуации, в которую их загнала жизнь. Ведь никакого подкрепления из большого мира не поступает на Туманные Болота… Меня спасли трое рыцарей-болотников, когда я лежал связанный на эшафоте, приготовленный к казни через бичевание. Мне было тогда одиннадцать лет.
        - Светоносный! - воскликнула принцесса. - За что же вас приговорили к такому ужасному наказанию?
        - Я напал на человека, который убил мою мать, - ровно ответил Кай.
        Лития содрогнулась.
        - Какому злодею могло прийти в голову лишить жизни беззащитную женщину?!
        - Его звали Сэм. Он был единственным сыном хозяина харчевни, где я в то время прислуживал.
        Принцесса даже пропустила мимо ушей новость о том, что рыцарь Порога когда-то был мальчиком на побегушках в какой-то харчевне.
        - Но… почему он напал на вашу матушку? Почему он убил ее?
        - Ради забавы, - помолчав несколько секунд, ответил болотник.
        - Это отвратительно и ужасно, - передернула плечами принцесса. - Я… не могу понять этого. Это же несправедливо! Вас судили и приговорили к казни за нападение на убийцу вашей матери?
        - Да, - ответил Кай.
        - О, великие боги! - воскликнула принцесса и замолчала.
        Они давно уже прошли площадку с качелями, куда первоначально направлялась принцесса. Фрейлина Изаида, не услышав ничего интересного для себя, поотстала - настолько, что шедшему за ней Оттару периодически удавалось ущипнуть ее пониже спины. Сэр Эрл шел рядом с ним, шел ровно, и по красным пятнам на белом лице и плотно сжатым губам было видно, что он изо всех сил старается не обращать внимания на происходящее.
        - Когда мне исполнилось одиннадцать лет, - вдруг начала рассказывать Лития, - я любила играть в саду. Была весна, и на каштанах появилось видимо-невидимо больших белых бабочек с таким… золотым брюшком. Мне нравилось, когда они садились на мои руки, и мы с фрейлинами придумывали им имена. Как-то раз, рано утром, я случайно подсмотрела, как садовники измазанными в смоле палками сбивают моих бабочек на лету, истребляя их сотнями. Потом мне объяснили, что бабочки вредят некоторым садовым растениям, но я не поняла и не поверила этому объяснению. Я посчитала тогда такое истребление страшным злодейством, а в садовниках увидела невероятно жестоких извергов. И наверное, год боялась встретить в саду человека с садовым ножом и лопаткой… Мой рассказ кажется вам глупым?
        - Да, - ответил Кай, тотчас, впрочем, спохватившись. - Простите меня, ваше высочество.
        Вместо того чтобы рассердиться, принцесса рассмеялась.
        - Сэр Кай, вы быстро учитесь учтивости! Кто знает, может, через какое-то время из вас выйдет галантнейший кавалер.
        Кай промолчал на это.
        - Мне кажется, - доверительно смягчив голос, проговорила принцесса, - после того случая вы должны были возненавидеть людской род… Вам было одиннадцать лет, как и мне…
        - Поначалу так оно и было, - с видимой неохотой ответил болотник. - Только спустя долгое время, многому научившись и многое пережив, я понял, что нельзя судить людей. Как нельзя судить детей, потому что в большинстве своем люди - те же дети. Они попросту неразумны. И, попытавшись судить их, любой мудрец погрузится в ту же бездну ослепляющих страстей и страхов, которая мешает людям видеть и слышать истинное. Долг рыцарей Порога - сражаться с Тварями. Не с людьми.
        - Как вам, наверное, легко жить, - вздохнула Лития. - Хотела бы и я так… Быть уверенной в том, что хорошо, а что плохо. И не мучиться… И не думать…
        - Я часто наблюдал здесь, что люди мучаются в основном проблемой выбора того или иного напитка и думают: какое платье надеть сегодня. А когда долгое время живешь под угрозой неминуемой смерти, настолько долго, что свыкаешься с этим, - все становится намного проще.
        - Иногда, сэр Кай, задаешь себе вопросы посложнее выбора напитков или платья, - вздохнула принцесса.
        - Время излечит вашу печаль, ваше высочество, - проговорил Кай. - Время успокоит и сэра Эрла. Я уверен, что вскоре у вас все будет по-прежнему.
        На этот раз промолчала Лития.
        - Знаете, что мне показалось сейчас, - заговорила она снова. - Ведь вы, сэр Кай, считаете себя настолько сильнее и умнее, чем все остальные, что попросту презираете людей.
        - Презираю? - удивился Кай. - Вовсе нет. Как же можно презирать тех, кого призван защищать?
        - Но вы… не любите людей, - по-другому сформулировала свою мысль принцесса, - это видно по вашим поступкам и словам. Вы говорите, что люди - как дети, а ведь детей любят. Именно поэтому наказывают или прощают. Воспитывают…
        - Я никогда над этим не думал, - ответил болотник. - Люблю я или не люблю людей… Я просто делаю то, что должен. И никогда не ввязываюсь в людские дела. Ведь ввязаться в какую-нибудь свару - значит принять ту или иную сторону. А мне не должна быть близка никакая из человеческих позиций. Воспитывать людей… - Он даже усмехнулся. - Какая странная мысль…
        - А что за страшилища там, на Болотах? - сменила тему разговора Лития. - Вы ведь видели на стенах дворца головы и клыки драконов, которых сразил сэр Эрл, - я не могу без дрожи смотреть на таких чудовищ. Сэр Оттар и его товарищи, к сожалению, не сумели доставить свои трофеи; северный рыцарь говорил, что на ярком солнце туши морских Тварей быстро разлагаются, будто тают, остается всего несколько хрящей, вид которых ничего не скажет об облике этих Тварей. Но я думаю, эти морские монстры не менее ужасны, чем драконы, появляющиеся из-за Горного Порога…
        - Боюсь, что вы не поймете меня, ваше высочество, если я попытаюсь рассказать вам о Тварях, с которыми приходится иметь дело болотникам, - сказал Кай.
        - Вы подвергаете сомнению мои умственные способности? - улыбнулась принцесса. - Видите, я уже не обижаюсь на ваши дурные манеры. Мне это даже кажется… забавным.
        - Я сказал что-то обидное? - снова удивился Кай. - Я сказал то, что думаю. При дворе принято лгать, чтобы собеседник не почувствовал себя оскорбленным?
        - Вовсе не лгать… То есть не то чтобы не лгать… Например, сэр Эрл выразил бы подобную мысль так: «Мой язык слишком слаб и неумел для этого…» Или что-нибудь в этом роде.
        - Но ведь это и получается ложь, - прямо посмотрел в лицо Литии Кай. - А болотные рыцари никогда не лгут. Это - правило. Дело вовсе не в том, что мой язык слаб и неумел. Дело в том, что мир здесь… совершенно другой. Пожалуй, во всем Дарбионе только сэр Эрл и сэр Оттар смогут понять меня. Но, если таково будет ваше желание, я начну рассказывать вам о Туманных Болотах, о Болотном Пороге и о нашей Крепости. Только это займет очень много времени, и мой рассказ несомненно не будет приятным для вас.
        - А вы расскажите что-нибудь веселое и героическое, - попросила принцесса. - А про гадости не надо.
        - Видите ли, ваше высочество, - рассмеялся Кай, - у болотников не принято останавливаться на половине пути. Если вы задали вопрос рыцарю Болотной Крепости, он ответит вам честно и подробно. Но вы, спрашивая, берете на себя обязательство выслушать все до конца. И все понять. Таково правило.
        - Сколько же всего правил у болотников? Они не лгут, не сражаются с людьми… На простой вопрос готовы разразиться длиннейшей речью и не должны успокаиваться, пока не выговорятся окончательно… И болотники никогда не делают комплиментов… - Принцесса негромко рассмеялась. - А сколько еще правил у болотников? Разве жить по правилам не скучно?
        - Жизнь болотника состоит из многих правил, - без улыбки ответил Кай. - И жить по ним не скучно, а необходимо. Нарушение хотя бы одного из этих правил влечет за собой немедленную и жуткую гибель на Болотах или ответственность за гибель товарищей. Простите, ваше высочество, я предупреждал, что вам будет трудно понять меня.
        - Вы очень странный человек, - помолчав, произнесла Лития, - но говорить с вами интересно.
        - Благодарю вас, ваше высочество. Мне лестно, что вы изменили первоначальное свое мнение обо мне, - поклонился болотник.
        - Разве я говорила, что изменила свое мнение о вас?
        - Нет, не говорили. Но мне так показалось.
        - Пожалуй, вы правы, - с улыбкой ответила принцесса.
        Над ними, вопя, пролетела шумная стая зубанов - так низко, что некоторые из отвратительных созданий сбивали листья с верхних ветвей садовых деревьев. Принцесса вскрикнула и непроизвольно прижалась к болотнику.
        Тот нахмурился, проследив взглядом полет зубанов. И остановился.
        - Великие боги, что происходит в нашем королевстве! - вздохнула Лития, отстраняясь. - Какие же они противные, эти летучие крысы… Гавэн говорил мне, что положение с зубанами в Марборне еще хуже, чем в Гаэлоне. По-моему, куда уж хуже! Фрейлины каждый день пугают меня историями о нападениях этих тварей на людей.
        - Боюсь, что зубаны вовсе не самая страшная напасть, грозящая Гаэлону, - сказал Кай.
        - Что вы имеете в виду?
        - На этот вопрос я не могу ответить. Хотя он беспокоит меня довольно давно - с того самого времени, как я оказался здесь. В Гаэлоне что-то происходит. И это что-то скоро грядет. Что-то очень большое и не видимое пока никому.
        - Вы пугаете меня, сэр Кай.
        - Ваше высочество, я и мои братья-рыцари скорее умрут, чем позволят вам страдать, - поклонился Кай. - Ведь наш долг - защищать вас.
        - Вы обещаете мне?
        - Да, ваше высочество.
        - Тогда я спокойна, сэр Кай.
        Глава 3
        Ночь катилась к концу. Константин находился на вершине башни архимага Сферы Жизни и, прищурившись, глядел на тонкий серп на светлеющем небе. Наконец он пошевелился и проговорил слова, которые заставили вздрогнуть Гархаллокса, стоявшего рядом с ним:
        - Сила Луны иссякает. Пора…
        - Я бы… бы все-таки посоветовал тебе повременить, - сказал Гархаллокс, - повременить совсем немного. Высокий Народ только-только ушел из Дарбиона. И после того, что случилось…
        - Ты опасаешься ответных действий со стороны эльфов? - договорил за него Константин. - Мы не можем ждать. Тем более не можем после того, что случилось…
        Константин зло рассмеялся.
        - Дорого бы я дал за то, чтобы присутствовать там! - сказал он. - Впервые столкнувшись с противником, который оказался им не по зубам, эльфы просто-напросто бежали. Я уверен, что они ничего не будут предпринимать до тех пор, пока не осмыслят произошедшее. Во всяком случае, я не могу… и никто из людей не может знать, какова будет реакция Высокого Народа на то, что случилось. Следовательно, мы не станем ждать того, чего и сами не знаем.
        - Что ж… - склонил голову Гархаллокс. - Это логично.
        - Тебе следует присмотреться к этому рыцарю-болотнику. Нам нужны такие воины, как он. Он противостоял не только очарованию эльфов, но и их магии. Он нужен лично мне, этот рыцарь-болотник.
        - Я уже начал собирать о нем сведения. И я довольно много знаю о нем.
        - Рыцари Порога призваны во дворец, чтобы охранять королевскую семью.
        - Ее высочество принцессу, Константин. Только принцессу.
        - Да. А раз так, твоим людям непременно придется столкнуться с ними. Двое других не вызывают у меня опасения, а вот этот болотник может создать проблемы.
        - Неужели ты думаешь, у меня и у моих магов недостаточно сил, чтобы справиться с ним? - вскинулся Гархаллокс.
        - Я не могу ответить на этот вопрос уверенно, - откинувшись на спинку кресла, Константин скрестил на впалом животе пальцы, оканчивающиеся черными загнутыми когтями, - только я во что бы то ни стало запрещаю убивать или увечить болотника. Если, конечно, для этого не будет крайней необходимости. Слышишь? Болотник сумел противостоять очарованию эльфов, сумел противостоять их магии, - повторил Константин с видимым удовольствием. - Он превзошел бы их и в рукопашной схватке - поняв это, они ушли, не дав боя. Он не такой, как все… обычные люди. Нам следует тщательно изучить его потом… А сейчас… нужно найти способ обойти его.
        - Это будет сложно, - задумчиво проговорил Гархаллокс. - Он… очень силен и не отступит. При дворе о нем просто небылицы складывают. Некоторые из столичных модников уже взялись красить белым пряди волос. А ведь прошло так мало времени с тех пор, как его по-настоящему заметили…
        - Древние говорили: знающий может все, даже править миром.
        - Да… - Гархаллокс вытянул губы трубочкой, погладил себя по бороде. - Болотник скован сводом особых правил, которые действуют в его Крепости. Мне кажется… Мне кажется, я знаю, что делать.
        - Вот и прекрасно. Я надеюсь на тебя. Так ты говоришь, что Ганелон отсылает рыцарей Порога обратно в Крепости?
        - Да. За этим и приходили эльфы.
        - Видно, его величество раздумал женить свою дочь на красавце из Горной Крепости, - усмехнулся Константин. - Ну что ж, у меня для принцессы есть лучшая партия.
        Гархаллокс неопределенно покрутил головой.
        - У тебя все готово? - задал последний вопрос Константин.
        - Все ходы обдуманы и тщательно расписаны уже давным-давно, - сказал Гархаллокс, как будто речь шла о какой-то игре. - Последняя подготовка также закончена. Все участники ждут только нашего сигнала.
        Константин снова рассмеялся в ответ. Он извлек из-за пазухи когтистую руку и поднес ее к губам. На ладони лежала горстка бурого порошка. Удивительно, что ветер, бушевавший здесь, не сдувал порошок, будто крупинки его были невесть какими тяжелыми. Константин легонько подул на ладонь. Крупинки пришли в движение. Они завертелись вокруг своей оси, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее - и очень скоро на ладони Константина неслышно гудел миниатюрный смерч, внутри которого мерцало алое, словно живое, свечение. Константин осторожно поднял руку вверх.
        - Сегодня весь мир перевернется вверх тормашками, - сказал он. - Об этом дне будут рассказывать легенды…
        Красный смерч оторвался от его ладони, как выпущенная на волю птица. Становясь все больше и больше, он взлетел высоко над башней, на секунду застыл в темном воздухе - и сжался в плотное облачко, все так же пульсирующее красным светом, но уже гораздо ярче. Будто звезда.
        И полетел еще выше.

* * *
        Ювелир княжеского двора Линдерштейна Гавар вместе со всеми своими домочадцами стоял у ворот собственного дома, задрав голову вверх. Улица гомонила множеством голосов - все, кто мог ходить, в это утро покинули свои жилища, чтобы лицезреть невиданную алую звезду, сияющую посреди светлого неба. Семья Гавара возбужденно обсуждала удивительное явление, переговаривалась с соседями, так и эдак трактуя небесный знак, но сам Гавар не издавал ни звука, если, конечно, не считать постоянной отрыжки, посредством которой он отравлял воздух вокруг себя затхлым смрадом вот уже который день. Никакие средства против этой отрыжки не помогали, а приглашенный не далее как вчера лекарь, только войдя в комнату ювелира, пошевелил ноздрями и уверенно сообщил, что пахнет трупной гнилью. Лекаря прогнали, не дав даже осмотреть заболевшего. Впрочем, домашние придворного ювелира не особенно-то и жаловались на странный недуг главы семьи. Гавар здорово изменился за последнее время. Исчезли внезапные вспышки гнева, пропала дурная привычка первым попавшимся под руки предметом лупить по голове нерасторопных слуг, вдруг сошел на нет
обычай ежевечерне сечь розгами детей - не за какие-либо провинности, а просто ради профилактики. Даже голос Гавара стал другим: из злобного рыка он превратился в бесцветный шелестящий говорок. Почти все время Гавар проводил теперь в своей мастерской в подвале дома и ночевал там - чему несказанно была рада супруга Гавара, на которой ювелир раньше почти каждую ночь с помощью кулаков и хлыста вымещал служебные неприятности.
        Вот и сейчас, пока другие пялились на алую звезду, сверкавшую в утреннем небе, где черными пятнами метались ненавистные зубаны, Гавар выбрался из толпы, переваливаясь с ноги на ногу (походка его тоже заметно переменилась), вошел в дом, спустился в свою мастерскую и извлек из-под топчана тяжелый сундук. Ключом, прикрепленным к висевшей у него на груди золотой цепи, отпер сундук и достал оттуда шкатулку, запечатанную сургучом. Сургуч Гавар сломал, обнажив диковинный замок, лишенный скважины. Приставив золотой перстень к замку, ювелир сильно надавил, и крышка шкатулки, щелкнув, распахнулась, явив лежащую на бархатных розовых внутренностях стеклянную капельку, внутри которой поблескивали золотые искорки. Сколько уже времени прошло с тех пор, как Гархаллокс вручил Гавару эту капельку! Сколько времени прошло, и вот настал тот самый час, означенный восходом алой звезды!
        Капелька жалобно пискнула под толстыми пальцами ювелира. Золотые искорки с шипением метнулись к потолку… и пропали.
        Через четверть часа в княжеском дворце поднялся страшный переполох. Перепуганные слуги метались у распахнутых дверей княжеских покоев, там же растерянно топтался отряд стражников. Ошалевшие вельможи сбивались кучками и, трясясь, выдвигали свои версии происходящего. Нашлись и такие, кто спешно покидал дворец, но были немногие, кто быстро и четко делал все то, что должен был делать в час, когда на небе взойдет алая звезда. Еще ничего толком не было известно, а несколько высокопоставленных придворных и военачальников уже обрели скорую смерть, обстоятельства которой так и не разъяснились в общей неразберихе.
        Лишь намного позже выяснилось, что за завтраком, на котором бурно обсуждалось появление алой звезды, великая княгиня вдруг прервала себя на полуслове, воздела руки к голове, изящно охваченной золотой диадемой с бриллиантами и рубинами, - глаза ее налились кровью, кровь хлынула из носа и изо рта, и даже из ушей брызнули две тонкие багровые струйки - и замертво повалилась на пол. Диадема, которую год назад преподнес княгине на именины придворный ювелир Гавар, слетела с окровавленной головы и, звеня, покатилась по малахитовым плитам. Рванувшийся к сиятельной супруге великий князь, правитель Линдерштейна, внезапно споткнулся, рухнул наземь и, задыхаясь, забился в конвульсиях, немеющими руками царапая себе кафтан на груди, точно пытался сорвать массивный золотой медальон в виде горного барса - символ княжеской власти, когда-то также сработанный Гаваром.
        Семилетнего наследника престола обнаружили под столом, за которым так и не закончили завтрак его родители. Мальчик был насмерть перепуган, но невредим.
        Впрочем, на следующий же день наследник княжеского престола пропал бесследно. И говорили люди по всему княжеству, что снизошла на венценосную чету кара Светоносного, ибо князь и княгиня были родными братом и сестрой, а дитя их - плод богомерзкого брака - могло навлечь на Линдерштейн бедствия и похуже того, каковое Светоносный означил алой звездой.

* * *
        Алая звезда вспыхнула над королевством Крафия в тот самый момент, когда в королевском дворце, что высился в центре города Талан, занялся пожар. Или пожар случился немногим позже того, как на утреннем небосводе засияла небывалая звезда? Это уже вряд ли кто-то сможет сказать точно.
        Из-за неожиданно поднявшегося ветра огонь распространялся необычайно быстро - башня, где располагались покои королевской семьи, в мгновение ока сгорела дотла. Уже потом стало понятно, что сам Светоносный наказал Крафию за чрезмерное любомудрие, восставив на небо Звезду Смерти, чьи лучи воспламенили дворец огнем богов, который невозможно потушить. А сразу после страшного пожара народ недоумевал, почему могущественные королевские маги не могли справиться с пламенем и спасти королевскую семью. Почему маги Сферы Огня не совладали с подручной им стихией? Почему маги Сферы Бури не утихомирили ветер? Почему маги Сферы Жизни не вызвали проливной дождь? И почему маги Сферы Смерти не обратили пылающую древесину в мертвый камень, не способный гореть?
        Но это было потом.
        А спустя несколько часов после пожара, когда почернелые каменные стены дворца еще дымились, верный вассал и родной брат короля герцог Алиан Крафийский со своими людьми двинулся на Талан. И - кто знает - может быть, герцог, мстя за брата, перерезал бы магов, которых в Талане, как и по всей Крафии, было великое множество, но князья Лелеан и Гиал во главе своих воинов закрыли город. Герцог, понимая, что, если он сейчас не займет Талан, его шансы сесть на опустевший престол уменьшатся, бился бешено. Но и князья сражались отважно. Многие видели их на поле брани, и рассказывали потом воины, что князь Лелеан десятки раз получал раны, какие непременно убили бы кого другого, и пал только, когда ему размозжили голову булавой. А князь Гиал попал под обстрел арбалетчиков и, утыканный болтами, будто еж, продолжал разить герцогских ратников, пока не упал с коня и не был растоптан копытами всадников. И сам герцог Алиан Крафийский в битве под Таланом нашел свою смерть.
        И воцарилась в заваленном пеплом и трупами Талане кровавая анархия: претенденты на престол, покинув родовые замки, терзали город, будто псы - мозговую кость.

* * *
        Повелитель маленького лесного царства Кастарии царь Иган Мудрый не доверял своему единственному сыну Лейбару. И не без оснований: более всего на свете Лейбар жаждал власти, ибо все остальное - золото, женщины, вино, яства, все мыслимые развлечения, доступные смертному, - у него было. Когда Лейбару стало пятнадцать лет, он решил, что глупо ждать естественной смерти своего родителя еще двадцать или тридцать лет - до того возраста, когда кровь перестает кипеть и желания начинают иссякать. Как-то ночью Лейбар прокрался в отцовскую опочивальню с кинжалом, лезвие которого было густо вымазано красным соком ядовитой шатун-травы, - достаточно было одной-единственной царапины, чтобы яд попал в кровь. И тогда царю Игану осталось бы жить считаные минуты.
        Но Иган не всегда назывался Мудрым и не всегда был царем. Он начинал свой путь простым лесорубом в далеких лесных чащобах, кишащих ограми, медведями, волками-людоедами и коварными ползучими гадами. Только там произрастали драгоценные железные деревья, не тонущие в воде и при этом по прочности почти не уступающие стали - они и представляли собой основной доход Кастарии. В железных чащобах могли выжить только искусные воины, другие погибали в первую же неделю. Это потом Иган стал десятником лесорубов, потом сотником, потом, вернувшись в Моссу, столицу Кастарии, заслужил право быть воеводой. Было ему тогда немногим больше тридцати, и никто не усмотрел ничего удивительного в том, что дочь действующего государя избрала его своим возлюбленным.
        После смерти свекра Иган стал править Кастарией, и правил хорошо, поэтому прозвище Мудрый получил очень скоро. Но привычку спать вполглаза сохранил на всю жизнь.
        Лейбар не успел даже занести кинжал. Первый удар Игана сломал ему половину лицевых костей, второй - должен был размозжить голову, но царь вовремя узнал в ночном госте родного сына. Прибежавших на шум стражников (Иган не имел привычки выставлять на ночь охрану у своей опочивальни, стража ночами дежурила в коридорах дворца) царь прогнал. А сына не стал даже допрашивать. Недаром Игана называли Мудрым. Он хорошо знал своего отпрыска и знал также то, что плененный жаждой власти человек не освободится от этого ига никогда. Лучшим выходом было бы казнить Лейбара прямо этой же ночью, но… сделать это Игану помешала отцовская любовь. Иган лично отволок бесчувственного Лейбара к дворцовому лекарю, а когда царевич несколько оклемался - приказал заключить его в самый глубокий подвал, какой только найдется в подземелье дворца. И после этого Иган никогда и ни с кем не говорил о единственном своем сыне, вероятно втайне надеясь, что Лейбар исчахнет в неволе скорее, чем умрет он сам.
        Кастария издавна славилась своими воинами. Каждый взрослый мужчина, каким бы ремеслом он ни владел, умел держать в руках боевой топор и знал, как с ним обращаться. В каждом поселке имелись десятники, в каждом городе, помимо десятников, сотники. Десятники подчинялись сотникам, а последние - младшим воеводам, каковых в Кастарии насчитывалось до тридцати. Войны редко случались в Кастарии, потому что те, кто осмеливался напасть на дальний поселок, находящийся под владычеством Игана, знали: на защиту родных жилищ встанет вся мужская часть населения, по первому сигналу набата превратившись в отлично организованную армию. Вспыхнут на сторожевых башнях костры, черным дымом извещая соседние города и деревни о нападении, и на подмогу защитникам потекут полки и отряды.
        Поэтому Игану не было нужды содержать регулярную армию. При царе постоянно находилась лишь Могучая Сотня - ратники, большинство которых рубили с Иганом Мудрым лес в тех давних железных чащобах. Эти воины, хотя и были немолоды, внушали ужас врагу одним своим видом, а уж в бою равных им не нашлось бы в самой Кастарии и далеко за ее пределами, ибо в ратном деле опытность ломает любую силу. Должности советников при царе исполняли пятеро старших воевод, каждый из которых владел дружиной численностью в полсотни воинов.
        В тот день, когда на ясном небе взошла алая звезда, двое из пятерых воевод не испытали ни малейшего удивления. Они точно знали, что им делать. Их звали Парнан и Латир.
        Час восшествия удивительной звезды застал всех пятерых старших воевод за столом, уставленным пивными кружками и блюдами с вяленой медвежатиной - среди кастарийских воевод бытовала традиция каждый новый день начинать с хорошей выпивки. Как только за окнами раздались первые крики изумления и испуга, Латир поторопился покинуть комнату - и никто не усмотрел в сем ничего подозрительного, потому что в этом месяце воинам именно его дружины настал черед нести охрану царского дворца.
        Вслед за Латиром комнату покинул Парнан. Воеводы, сгрудившиеся у окна, лишь молча обернулись на Парнана, и никто не сказал ни слова. Последние дни что-то неладное творилось с Парнаном - видимо, дала о себе знать дурная болезнь, которую он явно подцепил в одном из дальних походов, потому что в Кастарии такой гадости быть не могло. Воевода Парнан стал крайне неразговорчив; если что-то и говорил, то так тихо и невнятно, что понять его было трудно. И лицо его приобрело мертвенно-бледный оттенок, и движения казались неловкими и слишком медленными, точно у Парнана болели кости. Но главное - это запах, исходящий от воеводы: Парнан смердел самым настоящим трупом, и чем больше проходило времени с тех пор, как он заболел, тем запах становился сильнее. Поэтому трое воевод, оставшихся в комнате, вздохнули с облегчением, когда Парнан их покинул.
        Примерно через час после этого Латир и Парнан выехали из дворца во главе Могучей Сотни. Да, воины-ветераны подчинялись непосредственно Игану Мудрому, но все чаще случалось такое, что царь передавал свои приказы Сотне через воевод - все-таки Игану Мудрому шел восьмой десяток, и былая сила покидала его тело.
        На этот раз воевода Латир объявил воинам, что из западных чащоб движется большая орда огров - да они и сами это поняли, увидев, как поднимаются над зелеными кронами тонкие черные столбы дыма от далекого костра, поднимаются прямо в голубое небо, на котором ярче солнца горит алая звезда. Видели сигналы костров и другие воеводы и царедворцы помельче, да все видели, кто имел зрение; но, уведомленные о том, что сам государь доверил это дело Могучей Сотне, нисколько не беспокоились. Эка невидаль - огры! Да такие нашествия случаются в маленьком лесном царстве по нескольку раз в год. Поэтому известие о нашествии вызвало во дворце гораздо меньше толков, чем появление среди белого дня алой звезды. К чему она, эта звезда? К худу или добру? И лишь когда по дворцу разнеслась новость о том, что Иган Мудрый внезапно занемог, всем стало ясно - к худу.
        Впрочем, воеводы еще ничего не знали о поразившей их царя болезни. Попытавшись выйти из комнаты, они вдруг обнаружили, что накрепко заперты. Такое было настолько неслыханно, что воеводы поначалу посчитали это недоразумением или, в крайнем случае, глупой шуткой, за которую виновник должен поплатиться головой. Вдоволь наоравшись и настучавшись кулаками и рукоятями топоров и мечей в массивную деревянную дверь, воеводы кинулись к окнам, чтобы призвать на помощь свои дружины, - как вдруг дверь распахнулась.
        На пороге стоял десятник из дружины Латира и с ним шестеро воинов, тоже дружинники Латира. На лице десятника каменела отчаянная решимость, а лица дружинников были закрыты черными повязками, какие традиционно надевают воины Кастарии в тех чрезвычайно редких случаях, когда наступает необходимость казнить своих же за трусость или предательство.
        Воеводы еще ничего не понимали. Но успели взяться за оружие, едва только воины переступили порог. Схватка была короткой и яростной. Один из дружинников пал в ней, еще двое оказались ранены. Из троих воевод выжил только один. Ему, припертому к бревенчатой стене, исколотому мечами и обезоруженному, десятник Латира приставил к шее кинжал.
        - Мне жаль, господин, - сказал он, сжимая рукоять кинжала, - но прямо сейчас ты должен решить, с нами ты или нет.
        - Государь тоже должен погибнуть? - медленно выговорил воевода, на шее которого под сверкающим острием клинка набухла и тревожно запульсировала голубая жилка.
        Ему ответили утвердительно.
        - Во имя чего? - задал он второй вопрос.
        - Во имя становления новой Великой Империи, - ответил десятник.
        И воевода понял, что шансов у него не осталось. Иган любил свою страну. И какие бы блага ему ни обещали в будущем, он ни за что не отдал бы ее независимость.
        - Будьте вы прокляты, - только и проговорил воевода.
        Десятник перерезал ему горло.
        В это же время царь Кастарии Иган Мудрый умирал на своей кровати. Внутренний огонь жадно пожирал его внутренности, изо рта, носа и ушей царя валил густой смердящий дым. Умирающий царь был не один в своей опочивальне. Над ним безмолвно стояли двое магов Сферы Огня и трое - Сферы Смерти. Других придворных магов Сфер в царском дворце не было (кроме мага Сферы Жизни, дряхлого старичка, почти не покидающего свою башню): в Кастарии не очень-то доверяли всяким магам, даже местным лесным колдунам, никогда не говорящим ни с кем, кроме духов зверей и деревьев, а маги Сфер прибывали ко двору Кастарии из центральных королевств.
        Когда бездыханное тело царя почернело, маги в окружении дружинников Латира спустились в самый темный и глубокий дворцовый подвал. Криволицый и одноглазый царевич Лейбар в тот день первый раз за многие годы увидел дневной свет. Время заключения не прошло для несостоявшегося отцеубийцы даром - он с трудом понимал, чего хотят от него эти гомонящие вокруг люди. Впрочем, это было неважно. Заговорщикам представитель царской фамилии был нужен лишь для того, чтобы предъявить его народу. Среди которого довольно быстро распространились слухи о том, что алая Звезда Полудня волею Светоносного забрала благодетельного Игана Мудрого и ближайших его соратников на небеса. Позже эту версию подтвердили придворные маги Сферы Огня и некоторые из жрецов храма Нэлы.
        …Могучая Сотня под предводительством воевод Латира и Парнана пробиралась через лес весь день и половину следующей ночи. На поляне, где еще дымились пепелища костров, принятые воинами из Сотни за сигнальные, не было никого - и в округе, как ни искали, никто не нашел ни следа присутствия огров. В соседних деревнях про огров не слышали уже многие месяцы, и кто зажег костры - не знали. Когда рассвело, выяснилась еще одна странная деталь - исчез воевода Латир. Сбитые с толку ратники Могучей Сотни потребовали объяснений у Парнана, но тот ничего дельного ответить не смог. Наверное, дурная болезнь, терзавшая его тело, повлияла еще и на разум.
        Вряд ли можно позавидовать человеку, стоящему лицом к лицу с сотней разгневанных воинов-кастарийцев, подозревающих, что они стали жертвой обмана. Нужно обладать недюжинным красноречием и чудовищной волей к жизни, чтобы убедить ратников в собственной непричастности к произошедшему. А воевода Парнан не обладал ни тем ни другим. Поэтому, когда Могучая Сотня вышла из леса, Парнана с нею не было. Правда, в той неразберихе, которая царила в царском дворце, на это мало кто обратил внимание.

* * *
        Алая звезда взошла над королевством Марборн. Это странное и пугающее событие оказалось последней каплей для большинства вассалов короля Марборна Марлиона Бессмертного. Волею судеб Марборн страдал от вездесущих зубанов сильнее прочих королевств. Причиной этому обстоятельству была цветущая на юге страны черная лихорадка. На юге Марборна, в этом болотистом краю, где от гнилых топей поднимались ядовитые испарения, черная лихорадка являлась делом обычным. Даже малые дети знали, как с ней бороться. Как только человека начинало знобить, на лице выступали серые пятна, становилось понятно - несчастный болен, а следовательно, обречен, ибо лекарств от черной лихорадки не было, даже маги могли только продлить страдания. Перво-наперво заболевшего изолировали от других людей: сооружали на безлюдном пустыре отдельную хижину, оставляли там самого страдальца и кувшин с водой. Через день серые пятна расползались по всему телу и темнели, а озноб перерастал в судороги, а затем - в конвульсии. А еще через день к хижине, держась наветренной стороны, осторожно приближались несколько человек с факелами. Остановившись в
нескольких шагах от хижины, они метали зажженные факелы, поджигая хижину и окоченевший труп.
        Так было раньше. Но при помощи мерзких крылатых гадов черная лихорадка быстро распространилась на большей части королевства. Зубанов боялись будто демонов - днями и ночами ставни домов марборнийских деревень и городов оставались закрытыми. На стенах замков постоянно дежурили ратники с луками и заряженными арбалетами. Но зубанов было куда больше, чем стрел и арбалетных болтов. Твари, укусившие больного черной лихорадкой человека, заражали здоровых людей, проживавших в местах, где мало кто слышал об этой болезни. Некоторые провинции вымирали практически полностью, ибо некому было убирать и сжигать трупы умерших - жители, боясь смертельного укуса, не покидали своих домов. И на опустевших улицах, на безлюдных пашнях, огородах, в садах царили зубаны. Неоднократно собираемые советы магов намного улучшить положение дел не могли. Их заклинания лишь отпугивали и на время разгоняли бесчисленные стаи - и только. По королевству бок о бок с эпидемией распространялся голод. Люди уходили из мест, где было слишком опасно, строили новые поселения подальше от обжитых районов и, так как других средств прокормить
себя и свои семьи найти не могли, промышляли разбоем. Работать на полях и пасти скот стало некому. Поэтому вскоре и аристократы, и незнатные богачи начали покидать родовые замки и собственные поместья - им просто нечего было есть, а золото, сколько бы его ни было, не могло насытить пустые желудки.
        В столице Марборна Уиндроме и других близлежащих крупных городах, куда перебирались окраинные аристократы со своими семьями, челядью и воинами, ситуация выглядела не столь ужасно. Королевские маги неустанно делали все возможное, чтобы сократить численность зубанов, а специальные отряды стражников беспощадно убивали горожан и крестьян, подозреваемых в наличии черной лихорадки, - убивали на расстоянии, длинными баграми оттаскивали трупы в поганые овраги, где и сжигали.
        Впрочем, и в самом сердце королевства гонимым лихорадкой и голодом дворянам приходилось несладко. Золото имеет свойство кончаться, а доходов, по понятным причинам, у них не было никаких. Первое время тонкие золотые ручейки текли в дворянские кошели из королевской казны, но и этот источник скоро иссяк.
        Тогда среди обнищавших, лишившихся своих замков аристократов начался ропот. Говорили при спущенных шторах и закрытых дверях о том, что его величество Марлион, хоть и носит прозвище Бессмертный, последнее время одряхлел настолько, что уже не по силам ему править королевством. Оттого и расплодились паскудные зубаны, оттого и черная лихорадка катится по просторам Марборна гибельным колесом, оттого и голод точит подвластные Марлиону земли, словно червь. Говорили еще, что в силу старческого слабоумия Марлиона большую часть решений за короля принимает его внучатый племянник герцог Руган, давно и прочно обосновавшийся во дворце. И если бы не этот Руган, Марборн бы уже сгнил, словно тело, которое покинула душа. А ежели б герцог Руган заполучил полную власть, тогда б и кончились все эти мучения, тогда и восстал бы из тлена великий Марборн… Мало кто догадывался, что ропот этот кем-то искусно подогревался - но все понимали: достаточно одной вспышки, чтобы недовольство выплеснулось наружу.
        И эта вспышка произошла - на небе над Марборном взошла алая звезда.
        В этот день его величество король Марборна Марлион Бессмертный восседал в Зале Советов, подперев левой рукой тяжелую голову, совсем облысевшую и от этого почему-то казавшуюся особенно тяжелой. Седая спутанная борода закрывала короля по пояс - по этой бороде легко можно было определить, чем потчевали его величество сегодня за завтраком: у подбородка подсыхало бордовое винное пятно, а ниже в обильно усыпанных хлебными крошками серых прядях запутались мелкие перепелиные косточки.
        По правую руку от короля помещался герцог Руган - чрезвычайно подвижный толстяк с быстрыми глазами и крепкими ухватистыми руками. На герцоге красовался фиолетовый камзол из диковинной заморской ткани, которая при малейшем движении громко хрустела, будто сухие древесные листы. А благодаря тому, что Руган ни секунды не мог оставаться в покое, от него исходил постоянный надоедливый хруст, на который, правда, никто не смел обратить внимание. Министры и советники королевского двора, докладывая, обращались вроде как к Марлиону, но взгляды их чаще останавливались на толстощеком неспокойном лице герцога.
        Король был прекрасно осведомлен о бедственном положении Марборна, поэтому почти не слушал министров. Осведомленность была не единственной причиной невнимательности монарха. Марлиона попросту не волновало то, о чем говорили министры. Прошло уже четырнадцать лет с той поры, как его сына, наследника престола принца Барлима забрали эльфы в свои Тайные Чертоги. С того самого времени душа Марлиона Бессмертного надломилась. Время шло, а король все еще жил прошлым; как златострастец любуется своими богатствами, он беспрестанно перебирал в памяти дни своей молодости и зрелости, когда его сын был с ним, сначала мальчиком, потом юношей, а потом и взрослым мужчиной… Пока жизнь в Марборне была спокойна, никто и не замечал, что король совершенно потерял интерес к своему государству, да и вообще к жизни, которую раньше так любил. Но когда на Марборн посыпались одна за другой невиданные ранее напасти, при дворе, вдруг прозрев, увидели, во что превратился старик Марлион, еще каких-то двадцать лет назад за чрезвычайное свое жизнелюбие и презрение к собственному более чем почтенному возрасту получивший прозвище
Бессмертный. Тогда-то, в дни беды, на первые роли и вылез толстячок Руган, и Марлион с видимым облегчением переложил на него свои обязанности, оставаясь королем лишь номинально. Только недавний визит эльфов немного вывел Марлиона из равновесия, всколыхнул тоску давней потери, но после того, как Высокий Народ ушел, явственно дав понять, что недавно прибывшего в Уиндром рыцаря Горного Порога следует вернуть в его Крепость, старик-король снова погрузился в бесконечную свою печаль. И не посчитал нужным ни словом упрекнуть тщеславного и чересчур энергичного герцога Ругана, кому и принадлежала идея призвать рыцарей Порога в Уиндром - чтобы даже в горькую годину Марборн не отставал от Великого Гаэлона.
        Вдруг мерный говор министров и советников прервался взволнованным перешептыванием. Один за другим они оборачивались к закрытой двери, ведущей в Зал Советов, из-за которой уже явственно слышались сдавленные вскрики и звон оружия. Герцог Руган вскочил на ноги и зачем-то отбежал от короля на несколько шагов.
        Тотчас двери распахнулись, и в зал хлынул поток вооруженных людей. Придворные, развернув к ним бледные физиономии, так и застыли в своих креслах. Король ненадолго и неохотно вернулся к окружающей реальности. Равнодушную усмешку Марлиона скрыла седая его борода. Он давно предполагал, что этим все и закончится. Пошевелив головой, он глянул в сторону герцога Ругана. Руган, тяжело дыша, в крайнем волнении перебирал ногами - словно приплясывал на одном месте. Рыцарский меч в золоченых ножнах висел у него на боку, но герцог даже не попытался обнажить оружия. И совсем не страх читался на его лице, но страстное вожделение.
        Ворвавшиеся остановились на середине зала. Марлион машинально начал считать их и сбился на третьем десятке. Впереди стояли дворяне, чьи родовые поместья были разорены, за их спинами виднелись и простые ратники, а кое-где мелькали разноцветные балахоны магов: черно-красные - магов Сферы Огня, белые - магов Сферы Жизни, сине-зеленые - магов Сферы Бури и черно-белые - магов Сферы Смерти.
        К королю шагнул граф Истам Нарманский, еще недавно один из богатейших людей королевства, а теперь знатный бедняк, едва способный прокормить семью и слуг на королевские подачки. Из тысячи ратников у графа осталось не более сотни - эти верные своему господину воины предпочитали жить впроголодь, но не уходить на вольные хлеба. Меч в руках Истама был окровавлен, доспехи на груди тоже окрасились кровью. Приблизившись к Марлиону на десять шагов, граф не преклонил колени. За ним безмолвной тенью следовал герцог Уман Уиндромский, чьего поместья, расположенного неподалеку от столицы, почти не коснулась общая беда, - он также был вооружен, но крови ни на его мече, ни на доспехах заметно не было.
        - Позвольте мне говорить, ваше величество, - почти выкрикнул Истам, оскалив зубы. - Позвольте мне говорить от лица всех, кто пришел сюда с оружием в руках!
        Марлион ничего не ответил.
        - Позвольте мне говорить от лица всего нашего Великого королевства! - Граф Нарманский теперь уже кричал в полный голос. - От лица королевства Марборн, которое смертельно ранено и которое умирает! От лица королевства, которое некому спасти!..
        Марлион Бессмертный не испытывал ни страха, ни удивления. После того как в Зал Советов ворвались заговорщики, он даже не изменил позы. Лишь слегка поворачивал голову из стороны в сторону, бесстрастно наблюдая за происходящим. Граф Нарманский кричал что-то еще, и ему вторили выкрики из толпы, но король довольно скоро потерял нить повествования и перестал слушать. Его равнодушный взгляд блуждал по залу, скользил по возбужденным лицам людей, читая на одних ужас, на других - жажду крови, на третьих - предвкушение чего-то небывалого…
        «Интересно, - вяло подумал Марлион, хотя ему было нисколько не интересно, - как это все произойдет? Право убить меня предоставят этому крикуну или зарубят все вместе, каждый нанеся по удару? Однако долго же они раскачиваются… Неужели так трудно решиться прикончить немощного старика? Это потому что их слишком много. Двое или трое убили бы меня без лишних разговоров…»
        И тут неожиданно Марлион заметил то, что мог заметить лишь сторонний наблюдатель, но никак не участник событий. Он вдруг понял, что движения внутри толпы заговорщиков вовсе не хаотичны, а вполне осмысленны. Кто-то, как и граф Истам, горячась и размахивая оружием, оставался на месте или исподволь, незаметно для себя самого, продвигался вперед, а кто-то, не забывая испускать гневные вопли, медленно подавался на несколько шагов в определенном направлении и останавливался, больше не двигаясь. Похоже было на то, будто невидимый манипулятор расставлял фигурки на игровой доске.
        «Пожалуй, все не так просто, как мне кажется…» - мысленно усмехнулся старик.
        - Мы исправно платили подати и налоги! - надрывался граф Нарманский, подступая все ближе. - Мы сражались на турнирах во имя вашего величества! Мы клялись вашим именем и до последней капли крови выполняли условия клятвы! Мы верили, что вы - наша надежная опора и защита перед темным лицом злых напастей! Мы бы умерли ради вас, если б вы только призвали нас к этому! Но вы предали нас, ваше величество! Вы оставили нас умирать и равнодушно смотрели на предсмертные наши муки! И вот сегодня - когда боги дали нам знак, - сегодня в этом зале собрались все, все до единого человека, кого вы обрекли на смерть и кто вовремя прозрел! Пусть Марборном правит достойный! Пусть Марборном правит тот, кто уже на деле сумел доказать, на что он способен!
        При этих словах герцог Руган прерывисто вздохнул и - в порыве исступленного нетерпения - всем телом подался к королевскому трону.
        Внезапно граф смолк, пристально вглядываясь в лицо Марлиона. Крики прочих заговорщиков стали раздаваться тише и реже.
        - Да он просто не понимает, что происходит! - воскликнул вдруг Истам Нарманский. - Господа, он не видит и не слышит нас! Перед вами всего-навсего выживший из ума старик!
        Граф Нарманский взмахнул мечом и кинулся вперед… Вернее, он только попытался сделать это, как произошло нечто невообразимое. Герцог Уман Уиндромский, бледный и безмолвный, вдруг резко вздрогнул - как деревянная марионетка при неловком движении кукловода. Вздрогнул и без замаха, простым движением, каким сытые люди втыкают нож в бок жареного поросенка, вонзил свой меч графу Истаму Нарманскому в спину. Вонзил и навалился обеими руками на рукоять, чтобы острие вышло из груди графа.
        Истам споткнулся и, захлебываясь кровью, бурно хлынувшей изо рта, рухнул лицом вниз, увлекая вцепившегося в рукоять Умана. В это самое мгновение Зал Советов будто взорвался. Герцог Руган упал на толстую задницу, выпучив глаза на толпу, точно охваченную безумием. Ничего другого нельзя было и вообразить, глядя на то, как заговорщики неистово рубили друг друга. Нужно было сохранить трезвый ум, чтобы разобраться в этом хаосе: большинство металось, натыкаясь друг на друга, с перекошенными от ужаса физиономиями, силясь хоть что-то понять, хоть как-то определить, где враг, а где друг; вслепую отмахиваясь мечами и кинжалами от тех, кто еще миг тому назад стоял рядом с ними плечом к плечу - тогда как лица небольшой группы заговорщиков хранили спокойствие и сосредоточенность. Эти-то люди, заранее заняв удобные позиции, теперь методично убивали.
        Король Марлион Бессмертный, на своем троне возвышавшийся над кромешным адом, без сострадания и без злорадства глянул на герцога Ругана, который, встретив его отсутствующий холодный взгляд, остекленел глазами и истошно, по-женски завизжал.
        Бойня закончилась очень быстро, неестественно быстро. Сверкнуло несколько синих молний, пущенных магами Сферы Огня, - и Зал Советов затих. Победители (их оказалось всего-то около пятнадцати человек), скользя по залитому кровью полу, ходили по залу, наклоняясь над распростертыми телами, наскоро осматривали и, если было нужно, наносили удар милосердия. И сейчас они действовали слаженно - каждый осматривал тела на своем участке зала. Один из победителей, юноша очень высокого роста с серыми и холодными, как камень, глазами, одетый в балахон мага Сферы Огня, в проеме ворота которого тускло мерцала кольчуга, закончив со своим участком, выпрямился, оглянулся и направился прямо к Ругану, который замер на полу, даже не пытаясь бежать или прятаться - очевидно, тщетно надеясь на то, что про него не вспомнят. В руке у юноши поблескивал испачканный кровью короткий меч, которым так удобно было сражаться в тесной толпе. Марлион рассеянно подумал о том, что уже видел этого человека при дворе, но его имя вспомнить не смог. Внимание короля к происходящему начинало снова ослабевать.
        Имя этого юноши-мага было Нафкал.
        Нафкал встал над раскрывшим рот в безмолвном крике Руганом и несколько раз взмахнул мечом. Когда он обернулся к Марлиону, в левой руке у него покачивалась отсеченная голова герцога. Подойдя к королевскому трону, юноша швырнул под ноги старика-монарха окровавленную голову и опустился на одно колено.
        - Ваше величество, - молвил он. - Мерзкий заговор предателей престола раскрыт, и вашему правлению ничего более не угрожает… Все главари заговора собрались сегодня в Зале Советов, чтобы лишить вас жизни… Впрочем, вы и сами слышали это от них же…
        Юноша немного помедлил.
        - Если вашему величеству понадобится советник, я буду рад приложить все силы, чтобы оправдать ваше доверие, - проговорил он.
        Марлион Бессмертный кивнул и устало прикрыл глаза. Мыслями он уже был далеко отсюда, опять возвратившись в давнее сладостное время.

* * *
        Тиль взлетел по черной винтовой лестнице, не чувствуя усталости, испытывая лишь одуряющий страх. Сшибая скамейки, Тиль прокатился насквозь через каморку, где совсем недавно он с Гаугом играл в кости. Вывалившись из каморки в зал с колоннами, он увидел того, кого искал.
        Сэр Кай стоял у высокого узкого окна неподалеку от дверей в королевские покои. Алая звезда бросала кровавый отблеск на спокойное лицо рыцаря.
        Тиль хотел было окликнуть болотника, но вовремя удержал крик - по широкой лестнице уже стучали шаги воинов генерала Гаера. Через пятнадцать ударов сердца, не более того, они будут в зале.
        Слуга, пригибаясь, заскользил между колоннами.
        - Сэр Кай! - зашипел он, когда его от болотника отделяло всего десять шагов. - Сэр Кай!
        Болотник молчал, будто в задумчивости.
        Тиль подлетел к нему и упал на колени, схватив рыцаря за сапоги. Стража у дверей королевских покоев глазела на него.
        - Сэр Кай! - задыхаясь, просипел слуга и снова оглянулся туда, откуда вот-вот должен был появиться генерал Гаер со своими воинами. - Они идут… Они… Там, внизу, там такое творится! Я нес кувшин вина графу Панийскому, он всегда до рассвета подкрепляет свои силы для грядущего дня доброй порцией вина, но его дверь… Его дверь оказалась закрытой. Не просто запертой, а… Она деревянная, совсем обычная, но на ощупь была холодна, словно камень. И, когда граф, поняв, что останется без завтрака, начал рубить ее мечом… меч сломался! Это магия, сэр Кай! Это злая магия! А потом я убежал, потому что увидел, как гвардейцы напали на стражников - прямо в коридоре, и с гвардейцами был капитан гвардейцев Дранк и генерал Гаер. Они просто обезумели! Это все звезда! Алая звезда свела их с ума. Сэр Кай, что делать-то?
        - Тебе? - повернулся к нему болотник. - Я бы посоветовал тебе найти место поукромнее и не показываться оттуда до следующего утра. В такой день ты легко можешь попасть кому-нибудь под горячую руку.
        - Они обезумели! Они сошли с ума!
        - Я уверен, что они действуют разумно. Никакому безумцу не под силу наложить заклинание Запирающего Камня хотя бы на одну дверь.
        - Не только граф Панийский замурован в своих покоях?
        - Опочивальни его величества и ее высочества также закрыты магией, - ответил Кай, кивнув на дверь, ведущую в королевские покои, у которой стояли стражники. - Скорее всего, граф, король и принцесса не единственные, кто не может сегодня покинуть свои покои. Я почувствовал течение сильных магических потоков спустя час после полуночи… У меня не получится снять заклинание - это сумеет сделать лишь тот, кто наложил его. Или тот, кому наложивший заклинание маг передал Печать Запирающего Камня. Впрочем, это и к лучшему. Что бы здесь ни происходило, ее высочество в безопасности, пока не явится имеющий Печать Запирающего Камня.
        - А вы? С Гаером человек двадцать, не меньше! А то и больше! И все гвардейцы! А здесь только пяток стражников!
        - Семеро снаружи, - поправил Кай. - И судя по тому, что они не выказывают ни малейшей тревоги, слыша твои слова, они заодно с генералом. Это умозаключение подкреплено также и тем, что - по моим наблюдениям - стражники, которые несут сегодня службу у королевских покоев, заступили в караул не в свой черед; и к тому же трое из них вовсе не принадлежат к числу королевской стражи. Следовательно, в ближайшее время в этом зале никакого большого кровопролития не предвидится.
        Речь болотника совершенно сбила с толку Тиля. Но тут в зал ступили гвардейцы с обнаженными мечами, ведомые статным рыцарем с короткой седой бородой, без шлема, в позолоченных доспехах и алом плаще, закинутом на плечо через грудь. Рядом с рыцарем шел невесть как затесавшийся в отряд вельможа, белокожий и красноглазый, в богатых одеждах без каких-либо признаков доспехов и оружия, зато с кувшином в одной руке и полотенцем - в другой. Кай неторопливо направился наперерез воинам, а Тиль, подвывая от страха, прижался к стене под окном, видимо, всем своим существом желая слиться с серым камнем.
        Когда болотник встал на пути отряда, встревоженно загомонили и стражники у дверей королевских покоев, и гвардейцы, идущие за генералом Гаером. Никто не торопился нападать на Кая - весь дворец, да что там - весь Дарбион знал о том, что произошло, когда эльфы пытались увести принцессу Литию в свои Чертоги. Сам генерал тревоги не выказал. Он остановился перед Каем, поднял руку, успокаивая забеспокоившихся своих людей, и ясно и умно глянул тому в лицо. Было похоже, что он ожидал встретить здесь именно его.
        - Я вижу, вы без своих чудесных доспехов, сэр Кай, - учтиво поздоровавшись кивком головы, проговорил Гаер.
        - Это так, - ответил Кай. - Но в руках у ваших людей мечи с окровавленными клинками.
        - На то есть определенные причины, рыцарь. Я не имел чести быть знаком с вами, и я не присутствовал при том событии, о котором сейчас говорят буквально все. Но я много слышал о вас… Мне говорили, что вы дали обет не обнажать меча против людей?
        - Я не сражаюсь с людьми. Но дело вовсе не в обете.
        - Тогда почему вы преградили нам путь?
        - Мне кажется, я понял вас, генерал, - улыбнулся Кай. - Не решаясь вступить со мной в бой, вы решили одержать победу убедительной речью. Это умно.
        - Вы не враг мне, сэр, - качнул головой Гаер, в глазах которого мелькнули искорки удивления таким поворотом событий, - я не собирался сражаться с вами ни с оружием в руках, ни словесно. У меня свой враг.
        - Довольно странно, что вы говорите так о своем государе.
        - Власть в королевстве должна поменяться, - резко ответил генерал, - это необходимо ради будущего всего человечества! Вы и сами видели, что король неспособен защитить даже свою семью! И насколько я знаю, вы больше не рыцарь короля - поэтому я не вижу причин для того, чтобы вы чинили нам препятствия.
        - Нетрудно было догадаться: все, что происходит сегодня, - это конечный этап заговора, - вполне равнодушно кивнул Кай. - Я привык контролировать мир вокруг себя, и меня долгое время беспокоило то, что я не мог понять причину появления в королевстве зубанов. И только сегодня я понял…
        - Да! - не дал договорить ему генерал Гаер. - Вы правы.
        - Делайте свое дело, - сказал Кай. - А мне отдайте Печать Запирающего Камня.
        Воины Гаера и стражники у дверей королевских покоев зароптали, удивленно переглядываясь. Красноглазый вельможа даже разинул рот и издал испуганный стон.
        Генерал вздрогнул после слов болотника, и рука его непроизвольно дернулась по направлению к кожаному мешочку, висящему на поясе. Несколько мгновений он напряженно размышлял, потом решительно развязал мешочек и протянул Каю обточенный кусок древней кости, покрытый резьбой магических знаков. С одного конца кость была испачкана бурой подсохшей кровью - это была кровь создателя Печати, запускавшая снятие заклинания. Амулет вибрировал так сильно, что сжимавшая его рука Гаера заметно подрагивала.
        - Что вы делаете, сэр?! - захрипел стоявший сразу за генералом дюжий воин, с мрачным, покрытым шрамами лицом, в тяжелых и неудобных на вид пластинчатых доспехах. - Посмотрите, он же без своих волшебных доспехов! Позвольте, мы уберем его с вашего пути!
        - Молчать! - не поворачивая головы, рявкнул Гаер.
        Кай, не удостоив хриплоголосого взглядом, принял Печать. Немного помедлил, разглядывая ее.
        - Мы, - сказал он, - обычно вытачивали Печать из клыка Зубастого Богомола. Бывало, Твари появлялись из-за Порога в таком громадном количестве, что не было возможности сдержать их натиска на Болотах, и они подходили к Крепости слишком близко - это случалось в сезоны их наибольшей активности. Тогда нам частенько приходилось использовать заклинание Запирающего Камня, чтобы укрепить ворота Крепости…
        Болотник, отгоняя воспоминания, тряхнул головой и спокойно повернулся к вооруженному отряду спиной. Стражники у дверей королевских покоев поспешно расступились перед ним. Шагнув между ними, Кай, левой рукой выписывая в воздухе замысловатые знаки, правой приложил Печать к дверям. Раздалось громкое гудение, и на поверхностях дверных створок проступила неровная голубая сеть. Сеть запульсировала. Болотник странно изменившимся голосом почти прорычал несколько диковинных слов, и магия едва видимыми, поблескивающими, словно водяными, струями стекла с дверей.
        Кай распахнул двери, ведущие в королевские покои, и неторопливым шагом направился по коридору.
        Генерал Гаер, подав знак, двинулся за ним. Его отряд ступал, стараясь не шуметь. Когда они вошли в коридор, стража тотчас закрыла двери и выстроилась перед ними в явной готовности держать оборону до последнего. Воин в пластинчатых доспехах, вложивший меч в ножны еще не успев переступить порога, вытащил из поясных ножен два коротких метательных ножа без рукояток.
        Кай свернул на повороте.
        Трое стражников, стоявших у дверей королевской опочивальни и опочивальни принцессы, увидев болотника и узнав его, растерялись, не зная, как реагировать.
        Чем немедленно и воспользовался воин в пластинчатых доспехах. Он рванулся вперед и метнул оба ножа почти одновременно - разрыв между двумя бросками составлял не более мгновения, едва достаточного, чтобы моргнуть глазом. Первый нож вошел одному из стражников в горло, под подбородок, второй - пронзил другому стражнику глазницу. Броски были так сильны, что воинов ударной силой отбросило к стене, по которой они сползли на пол уже мертвыми.
        Последний стражник, видя молниеносную смерть своих товарищей, когда из-за поворота показался многочисленный отряд, впал в ступор - его последующие действия никак нельзя было назвать осмысленными. Отставив алебарду, он схватился за меч на поясе, потом, вынув наполовину меч из ножен, снова ринулся к алебарде. Эти секунды промедления стоили ему жизни… Хотя и без того он был обречен - метатель ножей скользнул к нему, обогнав спокойно шагавшего Кая, и мощным ударом бронированного локтя размозжил ему дыхательное горло. Стражник нелепо распялил рот, поднял руки к лицу и закатил глаза. Воин подхватил обмякшее тело и уложил его рядом с двумя другими.
        Каю пришлось перешагнуть через раскинутые мертвые ноги, чтобы достичь двери опочивальни принцессы Литии.
        Дверь оказалась не замкнутой заклинанием Запирающего Камня. Болотник тихонько приоткрыл ее, заглянул в опочивальню и, очевидно удовлетворившись увиденным, закрыл ее снова.
        И прислонился к стене, безучастно наблюдая за происходящим.
        Генерал Гаер взглядом подтолкнул к двери красноглазого вельможу.
        - Ваш ход, господин, - хмуро проговорил он. - Мы сделали свое дело.

* * *
        Тиль, не смея отклеиться от стены, медленно продвигался туда, где тень от колонны могла бы скрыть его от глаз стражников у дверей королевских покоев. Ему было очень страшно. Прекрасно осознавая, что стражники видят его, он тем не менее ужасно боялся привлечь к себе дополнительное внимание каким-нибудь шорохом. Только оказавшись на - как ему думалось - безопасном от вооруженных людей расстоянии, Тиль сорвался с места и побежал к двери своей каморки.
        - Он заодно с ними! - шептали его посиневшие от потрясения и страха губы. - Болотный рыцарь сэр Кай с ними заодно!

* * *
        Его величество король Гаэлона Ганелон Милостивый открыл глаза в своей постели. Какая-то возня за дверью разбудила его. За окнами еще не рассвело, но в королевской опочивальне было почему-то довольно светло, и этот свет казался странным. Каким-то огненным, словно в небе горел огромный факел. Заметив это, король тут же забыл выяснить причину своего вынужденного пробуждения.
        Ганелон еще какое-то время лежал в постели, прислушиваясь к своим ощущениям.
        Голова его гудела. И виновата в этом была, конечно, изрядная порция крепкого вина, которое король начал хлестать вчера за ужином, страшась приближающейся ночи. С того дня, как из Дарбиона ушли эльфы, прошло уже двое суток, но Ганелон все еще не сумел прийти в себя. Ночами ему едва удавалось заснуть - и только он смыкал глаза и проваливался в мутный пьяный сон, его начинали мучить кошмары, содержание которых он, пробудившись, не мог вспомнить, как ни старался. На ум приходили лишь какие-то скверные черные пчелы с железными челюстями… Где-то он уже точно видел их, но… где он мог видеть такой ужас, который никак не вписывается в условия окружающей реальности?
        Рыцари Порога должны покинуть дворец.
        Эта мысль неотвязно следовала за любой другой, появившейся в королевской голове. И часто Ганелону казалось, что, когда это произойдет, когда рыцари Порога уйдут в свои Крепости, черные пчелы, приходящие во сне, оставят его в покое.
        Высокий Народ повелел ему отпустить рыцарей. Принц Орелий упомянул о наказании, которое Высокий Народ наложил на Ганелона за то, что тот первым призвал рыцарей Порога к себе во дворец. Ганелон вовсе не был дураком, он прекрасно понимал, в чем заключается суть этого наказания - эльфы возьмут к себе Литию. И пусть это высокая честь для принцессы, пусть там, в Тайных Чертогах ее высочество ждут наслаждения, недоступные смертным, - но для самого короля, овдовевшего несколько лет назад, разлука с любимой единственной дочерью стала бы началом угасания.
        Но было кое-что, мешающее Ганелону Милостивому отдать наконец нужное распоряжение.
        Неужели эльфы просто так отступятся от своего решения? Этот ненормальный болотник помешал им забрать принцессу, значит, они явятся за ней еще раз - когда Ганелон отошлет рыцарей Порога прочь.
        А если не отошлет?
        И в этом случае они явятся. Но - как подозревает его величество - уже не трое эльфов, исполняющих обязанности послов, войдут в его дворец. Войска Высокого Народа вторгнутся в Гаэлон: серебряные волки хлынут на зеленые его долины, сонмы горгулий затмят небеса. О Светоносный, избавь нас от этой страшной участи!
        Как же поступить королю? Не лучше ли не злить понапрасну Высокий Народ и все же приказать рыцарям удалиться? Да, вероятно, так он и сделает…
        Этот хитрюга Гавэн уговаривает его повременить с окончательным решением - вдруг да прояснится чего-нибудь. А там можно и сыграть свадьбу, выдать принцессу Литию за сэра Эрла. Не будут же эльфы забирать замужнюю даму - такой довод первого министра поначалу немного успокоил Ганелона. Но уже вскоре король усомнился в правильности этого шага. Что вообще может остановить Высокий Народ? Какое им дело до человеческих обрядов и традиций? Да и выдать Литию за Эрла - значит оставить рыцаря во дворце. Вопреки требованию эльфов.
        Ганелон на мгновение прикрыл воспаленные глаза. И тотчас же в окутавшей его темноте возникло зловещее жужжание - с каждым мгновением становившееся все громче. И выглянули из тьмы серые железные челюсти.
        Не выдержав, король закричал, облившись холодным потом.
        Он поднялся, спустив с постели голые дрожащие ноги. Длинная рубаха была мокра насквозь и противно липла к спине и бедрам. Как бы не разбудить своими воплями Литию, чья опочивальня располагается через две комнаты от его опочивальни, подумал король.
        За массивной дверью послышался лязг оружия, а потом дверь приоткрылась и в проеме возникла физиономия стражника. Король отмахнулся от нее. И очень скоро услышал торопливые шаги в коридоре. Это наверняка Паргун, верный старый слуга, торопится на крик своего господина.
        Ганелон подошел к окну.
        Увиденное поразило его.
        На синем предрассветном небе ярко сияла небывалая алая звезда.
        «Это знак… - понял обомлевший король, и в голове его заплясали ломаные молнии испуганных мыслей. - Это, несомненно, знак… Высокий Народ дает понять о грядущем страшном возмездии за оскорбление… Надо было послать людей с дарами, чтобы испросить прощения… Но куда послать? Кто из людей может знать, где находятся Тайные Чертоги эльфов?.. О великие боги! О Светоносный! Почему же я в первый же день не велел рыцарям Порога вернуться в свои Крепости?!»
        Дверь опочивальни распахнулась и тут же снова захлопнулась.
        - Погляди, Паргун… - прерывающимся голосом проговорил король, не имея сил отвернуться от злого алого свечения. - Погляди, верный слуга, что взошло в небесах…
        - Прошу простить меня, ваше высочество, - раздался за спиной Ганелона голос, который никак не мог принадлежать старику Паргуну.
        Ганелон рывком обернулся. У порога, склонившись в церемонном поклоне, стоял молодой вельможа, долговязый, белокожий и красноглазый - настоящий альбинос. В одной руке вельможа держал медный кувшин, из горлышка которого поднимались тонкие струйки пара, а в другой - длинное полотенце. Король знал этого альбиноса, только вот сейчас никак не мог припомнить его имя. Парень являлся дальним родственником одному из королевских министров и, судя по тому, что последнее время часто попадался на глаза Ганелону, обладал выдающимися способностями карьериста.
        - Паргун занедужил, ваше величество, - сообщил альбинос. - И я осмелился принять на себя его обязанности… Извольте умываться, ваше величество.
        - Как твое имя? - спросил Ганелон, проигнорировав призыв к умыванию.
        - Кариот, ваше величество, - склонился вельможа еще ниже.
        - Погляди в окно, Кариот, - сглотнув слюну, потребовал король.
        Альбинос послушно подошел к окну и встал рядом с Ганелоном.
        - Ничего особенного, ваше величество, - сказал он. - Рассвет еще не наступил, и не все звезды успели погаснуть. Извольте умываться, ваше величество.
        Ганелон мутно глянул на Кариота. Красные глаза и белая кожа альбиноса напомнили ему о недавних пришельцах. Отвращение заклубилось в груди короля. «Паргун занедужил, - пронеслась в голове Ганелона совсем ненужная мысль. - А ты и рад стараться…»
        - Чтоб тебя демоны разорвали с твоим умыванием! - захрипел он. - Пошел прочь отсюда! Позови ко мне Гавэна и Гархаллокса! И передай там, что я велел подать мне одежду! Пошел!
        Альбинос дернулся, но почему-то остался стоять. А Ганелон вдруг заметил, что дверь его опочивальни приоткрыта. Один из стражников заглядывал вовнутрь. Поведение этого невежи изумило короля. Его величество перевел удивленный взгляд на альбиноса.
        - Это что та… - начал король, оглядывая вельможу с головы до ног, как какую-то неведомую тварь…
        И наткнулся глазами на блеск стали в отвороте сапога. Никто и никогда не входил с оружием в королевскую опочивальню - такое событие было просто неслыханным.
        Кариот перехватил взгляд Ганелона и вдруг оскалился. А в следующее мгновение с размаху ударил короля тяжелым кувшином в лицо.
        Тяжелая дверь в опочивальню захлопнулась.
        Ганелон без звука отлетел к постели и, обрывая балдахин, съехал на пол. Он почти потерял сознание. Какие-то красные искры больно кололи глаза, мешая смотреть, и король не видел, как альбинос, зачем-то оглянувшись на дверь, швырнул в угол кувшин и, перехватив полотенце обеими руками, бросился к нему. Удавка из прочной толстой ткани плотно обхватила горло Ганелона. Одновременно Кариот пытался перевернуть обмякшее тело короля на живот, чтобы облегчить себе задачу. Ему это почти удалось - и Ганелон расшибленным лицом ткнулся в пол.
        Резкая боль мгновенно привела его в сознание. Король встрепенулся, отчаянно сопротивляясь. Он попробовал закричать, но крик не шел из перетянутого горла. Он не думал ни о чем, в нем работал только инстинкт самосохранения. Отталкивая руками и ногами навалившееся на него сухощавое тело, чувствуя, как удавка рвет волосы из бороды, как голова наливается горячей кровью, Ганелон вдруг случайно нащупал левой рукой твердую кожу сапога противника. Он судорожно вцепился пальцами в отворот сапога и почти невероятным усилием запустил руку за голенище. Рукоять кинжала неловко ткнулась ему в ладонь, и Ганелон сжал костенеющие пальцы. Король понимал, что ему не удастся нанести проклятому предателю хоть сколько-нибудь опасную рану, но сдаваться так просто не собирался. Он отвел руку с кинжалом как мог далеко и, собрав последние силы, ударил наугад.
        Стальное острие лишь поцарапало кожу альбиноса, проткнув одежду. Кариот вряд ли почувствовал этот укол в горячке схватки, а кинжал выпал из онемевшей вдруг руки короля. Ганелон физически ощущал, как умирает его тело. Сил сопротивляться уже не было, и вдруг… И вдруг все кончилось.
        Тяжесть, сжимавшая грудь короля, исчезла, мутный туман перед глазами рассеялся, и - самое главное - в горло хлынул воздух. Ганелон забился на полу, как только что пойманная рыба, широко разевая рот. Когда приступы кашля отпустили его, когда легкие расправились, а в голове прояснилось, Ганелон Милостивый нашел в себе силы приподняться и сесть. Первое, что он увидел, - альбиноса, неестественно скрючившегося в двух шагах от него. Впрочем, альбиносом Кариота назвать было уже трудно. Кожа его, ранее белая, теперь почти полностью почернела, почернели даже глаза, выпученные и отвердевшие. Ганелон, все еще не понимая, поискал глазами кинжал. И нашел - на лезвии кинжала даже не было заметно крови. Зато отчетливо виднелись щедро нанесенные по всему клинку мазки какой-то бурой субстанции.
        Ганелон непроизвольно усмехнулся. Убийца попался на удочку собственного коварства. Яд, предназначенный для короля, убил его самого. Король подхватил с пола отравленный кинжал и, шатаясь, направился к двери. Мысли путались в его голове. Он не понимал совершенно ничего. Навалившись всем телом, король открыл дверь.

* * *
        - Генерал сэр Гаер! - выдохнул Ганелон, оказавшись в коридоре. - А вы не спешили на помощь своему государю… Посмотри на меня, генерал! Посмотри на своего короля, генерал! Я уверяю тебя, сегодня же полетят головы… Я переверну дворец вверх дном! Да что там! Я весь Дарбион поставлю на дыбы! Я перерою все королевство! Но я найду каждого, кто причастен к… к… сегодняшнему случаю и… - силы оставляли короля, и речь его путалась, - и даже грешные души… терзаемые демонами Темного Мира… не позавидуют им… Посмотри на мое лицо, генерал!
        Сочившийся кровью нос короля был свернут на сторону, левая скула сильно опухла, а борода почти полностью окрасилась алым. От слабости король покачнулся и едва не упал, но никто не бросился поддержать его. Мутным взглядом король зацепился за неподвижные тела стражников на полу, шатнулся назад…
        - Что все это значит, генерал?! - заорал срывающимся голосом Ганелон, которому гнев снова придал сил. - Моя стража, у моей опочивальни!.. Они тоже были замешаны?! Чего вы стоите столбами? Чего молчите, как обожравшиеся тухлой рыбой тролли?! Вы убили их?.. Почему вы никого не оставили в живых?
        Генерал Гаер первым очнулся от оторопи, охватившей всех присутствующих (кроме, пожалуй, Кая). Он выхватил из ножен короткий меч и страшно выругался.
        Только тогда, когда в руках генерала сверкнуло оружие, обнаженное в присутствии короля, в гудящей голове ошеломленного и избитого Ганелона начало проясняться, что же на самом деле происходит.
        - Генерал…
        Со стороны дверей, ведущих в королевские покои, долетел до воинов жуткий рык, словно принадлежащий не человеку, а зверю, а вслед за этим рыком яростно зазвенела сталь и заметались между стенами коридора крики боли и страха.
        Воины Гаера заозирались, подняв мечи, понимая: кто-то штурмом берет защищаемый семеркой стражников проход. И в тот же момент открылась дверь опочивальни принцессы. Полуодетая фрейлина Изаида выглянула в коридор. Увидев болотника, она вскрикнула - скорее от неожиданности, чем от испуга; но, углядев короля с изуродованным лицом, завизжала в полную силу.
        И ей ответил второй зычный рык. Он звучал уже много ближе, и Кай, очевидно узнавший того, кто его издавал, улыбнулся.
        А Ганелон, казалось, ничего не слышал. Он впился глазами в глаза стоящего напротив него генерала Гаера и, увидев что-то в этих глазах, попятился назад, нелепо выставив перед собой кинжал.
        Генерал шагнул к нему, перехватив поудобнее меч. Король сделал отчаянный, но неловкий выпад, который Гаер легко отразил, выбив из рук его величества кинжал. Качнувшись от удара, король запнулся о порог своей опочивальни и рухнул на спину. Гаер прыгнул к нему.
        А из-за поворота выкатились четверо стражников с лицами, настолько перекошенными от ужаса, что можно было подумать, будто за ними гнались демоны Темного Мира, и с маху врезались в отряд Гаера.
        А спустя секунду из-за поворота вышагнул Оттар.
        Северянин выглядел поистине страшно. Из раны на его лбу обильно сочилась кровь; одна из кос была отрублена, а вторая расплелась, и на окровавленное лицо налипли длинные пряди, белые зубы блестели в яростном оскале - все это делало лицо северного рыцаря похожим на боевую устрашающую маску. Вооружен Оттар был не двуручником, неудобным для схваток в узких дворцовых коридорах, а коротким боевым топором. С левого плеча свисал моток шнура с крюком, на острых концах которого виднелись свежие следы раскрошившегося камня.
        - Ваше высочество, я уже здесь! - рявкнул он, не замечая за толпой воинов короля, и, прыгнув вперед, взмахнул своим топором. - Замуровать хотели, гады! - выкрикнул он, сокрушая могучим ударом кирасу ближайшего к нему стражника.
        Стражник, почти перерубленный пополам, упал под ноги своим товарищам, а северянин, неожиданно заведя руку с топором далеко назад, достал стоявшего за его спиной гвардейца, уже изловчившегося скользнуть к нему вдоль стены.
        Оттар дико захохотал и заревел снова, вращая над головой топором. Воины теснились в коридоре, мешая друг другу. Гвардейцам, оглушенным боевым криком рыцаря Королевства Ледяных Островов, оставалось только отступать - их было много больше, но воспользоваться численным преимуществом они не могли. Никто из них не был способен пробиться сквозь свистящие стальные нити, которые плел в душном и пропитанном кровью коридоре смертоносный топор северянина, а обойти Оттара, чтобы напасть сзади, было тоже невозможно. Рыцарь медленно, но неотвратимо продвигался вперед, поражая противника одного за другим - будто неуязвимый для оружия смертных демон.
        Говорили, что ратники Утурку в бою приводят себя в состояние неистовства, благодаря которому не чувствуют ни боли от ран, ни усталости. Годы службы в Крепости Порога, бесчисленные схватки с Тварями, где крайне важна была осмотрительность, заставили Оттара оставить эту практику, но теперь сражение с людьми всколыхнуло давние воспоминания - северный рыцарь ревел диким зверем, без устали работая топором. Белая пена пузырилась у него на губах. Прорубаясь сквозь людскую кашу, Оттар не следил, куда ударит его топор, и не берег силы. Струи крови густо плескали на стены, отрубленные конечности, обломки доспехов и клочья плоти летели во все стороны. Гвардейцы оскальзывались в крови и падали, чтобы больше уже не подняться. У них был единственный шанс хоть как-то противостоять северянину - отступив к опочивальням принцессы и короля, где пространство позволило бы им окружить рыцаря, - и они отступали, теснясь друг к другу и даже не пытаясь сражаться.
        Убивая, перешагивая через изувеченные трупы, Оттар, грохоча подбитыми шипами подошвами сапог, прошел коридор до того места, где он расширялся до размеров большой комнаты, и на мгновение остановился, покрытый кровью с головы до ног, хрипло дыша, с пеной у рта. На расстоянии удара не оказалось ни одного врага. Горящим полубезумным взглядом он обвел помещение и вздрогнул, увидев у дверей опочивальни принцессы спокойно стоявшего среди перепуганных гвардейцев Литии болотника Кая.
        Воин в пластинчатых доспехах, все время боя державшийся в тылу отряда, неожиданно ловко для своих размеров и тяжести брони припал к полу.
        Лицо Оттара, перекошенное исступлением, немного расслабилось.
        - Брат Кай?.. - прохрипел северный рыцарь. - Как?..
        - Приветствую тебя, брат Оттар, - откликнулся болотник. - Надо полагать, дверь и в твою комнату закрыло заклинание Запирающего Камня. Если бы в комплект вооружения рыцарей Северной Крепости Порога не входил крюк для лазанья по скалам…
        - Что ты здесь делаешь, брат Кай? - выговорил Оттар.
        Вместо ответа болотник молниеносно извлек что-то из поясного кармана и швырнул это в северянина. Оттар, инстинктивно дернув головой, отступил назад, запнулся об отрубленную руку и, едва не упав, взмахнул руками, чтобы сохранить равновесие. А отравленный нож Кариота, который, воспользовавшись моментом, метнул ему в грудь воин в пластинчатых доспехах, разбился о каменную стену.
        Игральная кость, ударившая нож в полете, сбила его траекторию и спасла рыцарю Оттару жизнь.
        Стремясь предотвратить падение, северянин не мог увидеть летящего в него ножа, но бросок Кая он заметил.
        - Ты что делаешь, рыцарь?! - дико заорал Оттар. - Своих бьешь?!! Ты обезумел, брат Кай?!
        - Судя по цвету лезвия, на кинжале яд черной гадюки, собранный в первые дни весны, - спокойно ответил Кай. - От этого яда нет спасения и нет противоядия. Успокойся, брат, и опусти оружие.
        - Опустить оружие?! - рявкнул северянин.
        Боевое бешенство, видимо, еще не до конца отпустило Оттара. Взмахнув топором, он подался к болотнику, но тут внимание его отвлекло нечто, происходящее в королевской опочивальне; дверь, ведущая в нее, была распахнута.
        Взревев:
        - Ваше высочество! - северянин сменил направление и бросился туда.
        Гвардейцы брызнули от него в стороны, освободив дорогу. Спустя лишь одно биение сердца Оттар оказался бы в опочивальне, но на половине пути он влетел в мгновенно возникшую прямо у порога голубую клубящуюся тучу. Завязнув в ней, словно в паутине, рыцарь замер, будто оледенев. И рухнул на пол, гулко ударившись головой о каменные плиты. Оттар не распластался на полу, а остался в неудобной позе, касаясь пола только лбом, коленями и локтем - как повергнутое изваяние, на окаменевшем лице которого застыло изумление.
        Появившийся из королевской опочивальни генерал Гаер отшвырнул использованный амулет Ледяных Оков. Посмотрел на меч в своей руке, с клинка которого, еще дымясь, капала горячая кровь, и снова выругался:
        - Красноглазый ублюдок!
        И тогда, придя в себя, на неподвижного Оттара со всех сторон бросились гвардейцы.
        Впрочем, ни один из них не сумел даже коснуться северного рыцаря. Над Оттаром встал болотник, невероятно стремительным прыжком преодолев расстояние в пять или шесть шагов. Двое самых ретивых гвардейцев, не успевших вовремя остановиться, отлетели в стороны, лишившись мечей. Остальные остановились под спокойным прямым взглядом болотника, с кончиков пальцев которого медленно падали на пол дымящиеся черные капли. Гвардейцы очень хорошо помнили жуткие дымные плети, которыми Кай раскидал пытавшихся остановить его воинов.
        - Сэр Кай, - раздался в тишине голос генерала Гаера, усталый и хриплый, - дело сделано. Сэру Оттару и сэру Эрлу никто не причинит ни малейшего вреда. Но для их же блага на некоторое время они будут заключены в подвал, где их жизнь будет в полной безопасности… Не все рыцари королевства настолько разумны, как вы…
        - Сэр Гаер, - проговорил болотник, - не стоит искать во мне союзника. Я здесь для того, чтобы оберегать принцессу. Мне нет нужды ввязываться в ваши распри.
        Лед, сковавший Оттара, покрылся каплями. От коленей и локтей северянина с хрустом побежали трещины.
        - Принести цепи! - громко распорядился генерал Гаер. - Быстро!
        - Сэр Кай… - прозвенел женский голосок за спиной болотника.
        Принцесса стояла у дверей своей опочивальни. Из дверного проема выглядывали насмерть перепуганные фрейлины.
        - Что все это значит? - нетвердым голосом, словно в полуобмороке, проговорила Лития. - Сэр Кай, вы… Сэр Оттар?.. К чему цепи? Кровь… Сэр Гаер, что здесь…
        - Успокойтесь, ваше высочество, - повернулся к ней болотник. - Вашей жизни ничего не угрожает.
        - Папенька… - принцесса, пошатываясь, сделала несколько шажков к королевской опочивальне, на пороге которой медленно растекалась большая лужа крови, - папенька!
        - Ваше высочество! - предостерегающе начал генерал Гаер, двинувшись к принцессе. - Не нужно ходить туда. Оставайтесь в своей опочивальне, во дворце сегодня очень опасно.
        - Папенька… - дрожащими губами повторила принцесса, не столько поняв, сколько почувствовав, что произошло.
        Она посмотрела на Кая, рядом с которым в тот момент оказалась:
        - Вы же обещали мне, сэр Кай… Вы же говорили, что… Выходит, вы все знали заранее?..
        - Я ничего не знал о готовящемся, - ответил Кай, прямо глядя в глаза Литии.
        - Вы лжете! - крикнула принцесса так громко, что в тон ее голосу зазвенели цепи, принесенные гвардейцами.
        - Рыцари Порога никогда не лгут, - сказал болотник. - Это правило.
        - Я не верю вам! - продолжала кричать принцесса. - Я не верю вашим дурацким правилам!
        Она покачнулась, и болотник поддержал ее за локоть. Принцесса брезгливо вырвала руку.
        - Мерзавец! - выкрикнула она и замахнулась для пощечины.
        Любой человек, даже не обладающий реакцией болотника, мог отвести от себя такой удар. Поэтому Кай легко перехватил руку Литии еще на замахе. И тут же отпустил. Принцесса закричала что-то еще, уже совсем лишенное смысла, и вдруг, закатив глаза, повалилась на залитый кровью пол. Кай подхватил ее на руки, не дав упасть. Отчаянно завизжали фрейлины.
        - Это обморок, - проговорил он. - Жизни принцессы ничего не угрожает.
        Часть третья
        Возвращение к Порогу
        Глава 1
        Необыкновенная тишина повисла над Дарбионским королевским дворцом, лишь тонкий звон золотых колоколов на верхушках дворцовых башен нарушал эту тишину да обрывки хриплых воплей зубанов, которые мгновенно исчезающими кляксами пятнали чистое небо, на котором еще вчера висела небывалая пугающая алая звезда. Да еще валил черный дым из окна королевской опочивальни - знак того, что его величество покинул эту грешную землю.
        Целый день бурлил город Дарбион. Впрочем, никаких особых беспорядков не случилось. Ночное Братство не показывалось из своих берлог, зато стражников и воинов королевской гвардии на улицах было полным-полно. Всякого, кого можно было заподозрить в готовности воспользоваться растерянностью жителей, нещадно рубили на месте. К вечеру горожане побогаче, уверившись, что грабежей не будет, покинули свои дома и понемногу стали собираться под стенами дворца, каждый в сопровождении двух-трех вооруженных слуг. К ночи собралась целая толпа, но ворота дворцовой стены оставались закрытыми, факелов на стенах не зажигали, и молчали узкие бойницы.
        Утро следующего дня началось с того, что по улицам на быстроногих лошадях проскакали глашатаи, зазывая горожан на Площадь Плах. Народ повалил толпами и уже к полудню наводнил площадь так тесно, что никто не мог находиться в толпе без того, чтобы хотя бы одним плечом не касаться соседа. Люди стояли и молчали, а стаи зубанов кружили над ними, роняя зловонные комья черного помета. Посреди Площади зловеще возвышался затянутый черной тканью эшафот, несколько колец ратников окружали его и четыре больших шатра, у которых безмолвными рядами стояли стражники. Позади эшафота высился помост вроде того, который воздвигали для короля и ближайших к нему вельмож на Турнире Белого Солнца. Состав тех, кто сидел в креслах, помещенных на помосте, со времени Турнира не слишком изменился, чего нельзя было сказать о настроении этих людей - большинство придворных выглядели если не подавленными, то уж точно растерянными. Десяток тяжело вооруженных рыцарей окружал помост. Принцессы среди придворных не было.
        Присутствие такого количества воинов поначалу явно тревожило дарбионцев, но спустя пару часов пустого стояния в толпе послышались разговоры и даже кое-где смех. Как-то очень быстро распространилось известие, что три из четырех шатров скрывают бочки с вином и мешки с хлебом - угощение, которое будут раздавать задарма, - должно быть, не удержался и похвастался кто-то из стражников.
        Но когда на эшафот взошел первый королевский министр Гавэн, говор и смешки смолкли моментально. Белые одежды министра, расшитые золотыми нитями, отливали на полуденном солнце нежным сиянием, небольшой позолоченный меч висел у его бедра. Солнечные зайчики, отбрасываемые лысиной первого министра, заставляли первые ряды зрителей щуриться, щеки были чисто выбриты, а в аккуратной черной бородке серебрилась седина. Худощавый и высокий, Гавэн притягивал людские взгляды, но лишь немногие заметили темные круги под налитыми кровью глазами. По бокам от первого министра застыли герольды с трубами, а чуть поодаль остановился со свернутым свитком в руках пузатый глашатай - его обвисшие едва ли не до самых плеч дряблые щеки вызвали несколько коротких смешков у стоявших поближе к эшафоту горожан.
        - Жители славного королевства Гаэлон! - голосом надтреснутым и тонким начал не привыкший говорить перед народом министр. - Великое горе посетило наши земли! Те, чьих душ коснулся острым когтем Темный Харан, замыслили ужасное злодеяние против государя нашего, его величества Ганелона Милостивого, короля, которого сам Светоносный десницей своей восставил над нашим королевством. Сам Харан вел подлых Тварей, ибо удалось им проникнуть в королевские покои, перебить верных его величеству людей, и сам… Его величество… погиб в яростной схватке, как настоящий воин, унеся с собой десяток черных жизней!.. Последней волею своей он передал престол славному рыцарю и названому сыну своему - сэру Эрлу Сантальскому!
        В толпе раздались вопли радости. Горного рыцаря знали и любили в Дарбионе все - от мала до велика.
        Голос первого министра окреп. Овладев вниманием аудитории, он заговорил быстрее и увереннее:
        - К несчастью, сэр Эрл Сантальский сейчас слишком слаб от ран, полученных в сражении с предателями, и лежит в беспамятстве…
        Гавэн выдержал паузу, чтобы народ мог выразить свое огорчение по поводу состояния Эрла, и продолжал:
        - Покуда сэр Эрл Сантальский не восстановит свои силы, архимаг Сферы Жизни мудрый Гархаллокс будет править королевством.
        Толпа снова зашумела - в криках дарбионцев явно слышалось одобрение. Но не восторг - магов в народе уважали и побаивались, но не любили, потому что там, где есть страх, нет места любви.
        - А я по мере сил стану помогать мудрому магу, - говорил дальше Гавэн.
        - А где энти душегубы-то?! - раздался зычный бас из передних рядов. - Где убивцы его величества?! Дайте их нам, мы их на клочки разорвем!
        На этот раз толпа взорвалась воплями такого негодования, что стражники вынуждены были сдерживать копьями особенно ретивых горожан, напирающих на их строй. Даже королевские гвардейцы заволновались, опустив руки на рукояти мечей.
        - Здесь они, честные жители города Дарбиона! - напрягая глотку, закричал первый министр. - Здесь они, все до единого! О, честные жители Дарбиона, таких злодеев еще не знала земля наша! Когда рыцари схватили душегубов, когда пытками вырвали у них признания в злодеяниях их - о, какая страшная открылась картина!.. Сейчас они предстанут пред вами, честные жители славного Дарбиона! Те, кто возжелал гибели нашему государю, его величеству Ганелону Милостивому, те, кто мерзкими заклинаниями наводнил наши земли отвратительными гадами, получившими имя зубаны!..
        Толпа взревела так, что Гавэна, продолжавшего перечислять преступления неведомых злодеев, несколько минут не было слышно.
        В шатре, стоящем рядом с эшафотом, голос Гавэна звучал ясно и громко - плотные пологи нисколько не глушили звук.
        - Мне кажется, - со смехом обратился Константин к Гархаллоксу, - этот лысый старик прямо-таки преисполнен талантов. Ты правильно поступил, что оставил его в живых…
        - Я ни секунды не сомневался в необходимости этого шага, - сказал Гархаллокс, - Гавэн абсолютно беспринципен, к тому же он превосходно ориентируется в тонкостях внутренней и внешней политики страны… потому что сам и определяет направления этой политики…
        - А еще он выдающийся интриган, наушник и, ко всему прочему, даровитый менестрель. Я даже на мгновение засомневался в том, что именно на мне лежит вина за вызов из Темного Мира зубанов…
        Они были одни в шатре. Гархаллокс оправлял складки великолепной своей мантии, готовясь к выходу, Константин же, обряженный в мантию, не менее шикарную, чем у архимага, стоял посреди шатра, сутулясь и неловко топчась на месте. Великий маг не был привычен к такому наряду, шуршание дорогой материи раздражало его.
        - Все идет просто отлично, - в тон Константину заметил Гархаллокс, но на следующей фразе голос архимага изменился: - Настолько гладко, что… так и ждешь какой-нибудь скверной неожиданности.
        - Наши люди из соседствующих королевств донесли свои слова до твоих ушей? - спросил Константин.
        - Да, совсем недавно, - ответил Гархаллокс.
        Заклинание, позволяющее передавать звук человеческого голоса на большие расстояния, было достаточно сложным и требовало к тому же немалых энергетических затрат. Только очень опытный и сильный маг мог произнести его. Подумать только, насколько упростилась бы жизнь людей, если б кто-то сумел изобрести способ добиваться того же без помощи этого заклинания!
        - И что ты услышал? - сразу посерьезнел Константин.
        - В Орабии все спокойно. Сансан сделает так, как ему скажут… Когда придет время.
        - Я знал об этом и раньше. Что еще?
        - В Линдерштейне все еще льется кровь, - сказал Гархаллокс, - два великокняжеских рода бьются за престол. Противники примерно равны по силам, и маги Сферы Огня - наши маги - сейчас выбирают, кому отдать предпочтение.
        - Нечего выбирать, - махнул рукой Константин, - к какой стороне маги ни присоединились бы, эта сторона победит. А победитель окажется обязанным своим положением Сфере Огня.
        - Я передам в Линдерштейн твои слова.
        - Дальше.
        - Герцог Алиан Крафийский убит. Другие претенденты на престол Крафии еще воюют друг с другом, но в Талане власть прочно удерживают маги. Большинство аристократов это устраивает, так как маги действуют с их официального позволения - дабы предотвратить разрушение и разграбление великого города. Конечно, власть магов временна, но… пока никто не может сказать хоть сколько-нибудь определенно, на какое время она затянется.
        - В Марборне советник Марлиона по-прежнему Нафкал?
        - Конечно. Советник короля, а по сути правитель королевства Марборн - наш юный друг Нафкал. Я спокоен за Марборн, так как Нафкал - один из моих учеников. Я взрастил его и указал ему путь.
        - Как ты уверен в своих ставленниках, - проворчал Константин. - Когда имеешь дело с людьми, никогда нельзя быть ни в чем уверенным.
        - Но я же твой ученик, Константин… - удивленно проговорил Гархаллокс.
        - Это так, - кивнул великий маг, - продолжай.
        - В Кастарии готовятся к церемонии восшествия на престол принца Лейбара, - продолжал Гархаллокс. - Должно быть, это будет занятное зрелище. Принц Лейбар, находясь в заключении, ослаб не только телом, но и умом. Приходится опасаться, как бы во время церемонии он не обмочился… Да и еще… Могучая Сотня все еще не успокоилась после смерти своего повелителя, но эту проблему мы решим вскорости. И главное…
        - Да?
        - Об эльфах нет никаких известий. Они до сих пор никак не проявили себя. Мне это кажется странным, Константин.
        - Высокий Народ медлителен, - задумчиво проговорил Константин, - они, живущие многие тысячи лет, могут себе это позволить. Нам важно хотя бы начать объединение стран под одной властью, прежде чем они дадут о себе знать. Только тогда мы сможем противопоставить им реальную силу.
        - И еще кое-что я услышал, Константин, - сказал Гархаллокс, отведя глаза. - В Марборне и Крафии сожжено несколько храмов Нэлы…
        - Я думаю, ты согласишься с тем, что небольшие разрушения - неотъемлемая часть эпохи перемен, - усмехнулся Константин.
        - Никогда и никто не разрушал храмы Нэлы, - тихо сказал архимаг. - Что бы ни происходило в королевствах людей. Храмы Нэлы - отображение принципа жизни человека. И… это сделали не люди.
        - Кто же?
        - Ты… ты знаешь кто. Чернолицые.
        - У тебя есть неопровержимые доказательства того?
        - Нет, но… об этом говорят в народе.
        - В народе много чего говорят. Например, сегодня в Гаэлоне говорят о том, что кучка злонамеренной знати совершила убийство государя Ганелона. Граф Панийский, как выяснилось, всю жизнь только притворялся разгульным пьяницей и обжорой, а на самом деле оказался злодеем…
        - …граф Панийский!.. - оглушительно проорал, вторя Константину, глашатай, сменивший на эшафоте министра Гавэна.
        Оба мага ненадолго замолчали.
        На эшафот тем временем вывели истерзанного человека - первого из тех, кто должен был сегодня лишиться жизни на глазах у сотен людей. Удивительно, как мог преобразиться всего за сутки этот жизнерадостный толстяк. Дарбионцы увидели согбенного старика в лохмотьях с трясущимся животом и мертвыми глазами. Вряд ли кто из сегодняшних сиятельных жертв нашел бы в себе смелость прокричать народу правду - да и кто бы стал слушать такого смельчака? Но даже если бы отчаянная решимость и посетила бы кого-нибудь из приготовленных к казни, она не нашла бы выхода. Всем, кого в этот день в цепях возводили на эшафот, придворный палач раскаленными клещами заблаговременно вырвал язык.
        Их было шестеро - отданных на закланье толпе. Шестеро богатейших и знатнейших рыцарей королевства, кто хоть как-то, в силу своего богатства или имени, мог помешать становлению новой власти.
        Палач, полуголый, одетый лишь в красные трико и колпак, одним движением содрал с графа рубаху, обнажив иссеченное бесчисленными ударами хлыста тело. Двое его подручных под завыванье труб герольдов опустили графа на колени, третий сломал над его опущенной головой меч, для удобства заранее подпиленный.
        Графа швырнули на плаху, вытянули вперед руки и умело связали их так, чтоб он не сумел даже шелохнуться. Один из подручных палача приволок огромную плетеную корзину, понизу покрытую коркой, состоящей из многих слоев заскорузлой крови. Палачу торжественно поднесли большой двуручный топор с остро заточенным, сверкающим на солнце лезвием. Под одобрительные выкрики толпы палач несколько раз демонстративно провел по острию оселком. Граф не следил за всеми этими приготовлениями. Он крепко зажмурил глаза. И лишь когда палач занес над его головой топор, по внезапно полыхнувшей над Площадью тишине поняв, что всего несколько мгновений отделяет его от неминуемой смерти, граф широко разинул обезъязыченный рот и громко замычал.
        Отсеченную голову палач по неписаному обычаю предъявил толпе, прежде чем швырнуть ее в корзину. А поскольку голова графа Панийского вследствие пыток огнем вместо волос была покрыта коркой, палач держал ее за ухо.
        А к эшафоту вели очередную жертву…
        - Кроме того, - говорил Гархаллокс Константину, - убиты несколько жрецов Нэлы. Такое тоже случается крайне редко. И хуже всего то, что жрецов убивали, словно исполняя какой-то ритуал. Все тела помещены в начерченную на земле пятиконечную звезду, сердца и глаза жрецов вырезаны.
        - Некоторые верят, что таким образом у человека можно похитить душу.
        - Некоторые?
        - Ты говорил, что я должен знать, кто сжигает храмы и убивает жрецов так, будто считаешь, что не кто иной, как я, повинен в этом, - проговорил Константин.
        - Я не понимаю, что происходит, - признался Гархаллокс, - и мне… не по себе от всего этого. Кому понадобилось нанимать чернолицых, чтобы убивать жрецов?
        - А ты не думал, что чернолицые могут убивать и по каким-то иным причинам, кроме денег? - спросил Константин.
        - Думал, - глухо произнес архимаг, - и это пугает меня больше.
        Он замолчал, да и великий маг не говорил больше ни слова. Гархаллокс прислушивался к тому, что происходило на эшафоте, когда в его сознание толкнулось непрошеное воспоминание. Он вспомнил странную привычку своего старого товарища - то и дело тревожно оглядываться, словно слыша позади себя приближающиеся шаги. Эта привычка появилась так же неожиданно, как исчезла. Да и было ли это привычкой? Будто бы Константин на самом деле чувствовал то, чего не мог почувствовать никто другой, кроме него. Это все проклятый Темный Мир, откуда Константин черпает свою силу! Как жутко этот мир изменил мага!
        - Последняя казнь, - произнес Гархаллокс. - Скоро люди впервые смогут увидеть Великого Императора. Да, Константин… я хочу предложить тебе кое-что… для первого твоего появления на глазах у всего Дарбиона…
        Архимаг вытащил из-за пазухи тонкую серебряную маску, настолько изящную, что она казалась совсем невесомой.
        - Что это? - поднял брови Константин. - Зачем все это мне? То ты суешь мне черный колпак, то маску… Неужели я настолько страшен, что не могу явить своим подданным истинное лицо? Или ты и сейчас опасаешься за мою жизнь?
        - Прости, старый друг… Я привык к твоему облику, но люди… Ты должен нравиться им, а не пугать. Они могут не принять тебя…
        - Что?! - изумился Константин. - Не принять? Поглядишь, через час после того, как увидят меня, они будут плакать от умиления, они падут на колени и с колен будут возносить мне хвалу! А уж потом, когда будут пить дармовое вино и жрать бесплатный хлеб, они и вовсе за святого меня почитать будут! А твоей безделушке… - он выхватил из рук архимага маску и швырнул ее в угол шатра, - вот какая честь! Я вообще считаю, что вся эта комбинация с объявлением рыцаря Горной Крепости Порога наследником трона слишком сложна.
        - Народ любит горного рыцаря, а знать благоволит ему. Он, пожалуй, единственный, чье появление на престоле Гаэлона не вызовет никаких неожиданных акций. Именно поэтому он должен быть жив - на случай непредвиденных осложнений.
        Здесь Гархаллокс кое-что недоговаривал. Объявленная им причина того, что горному рыцарю сохранили жизнь, не была единственной. Архимаг мог видеть и понимать многих людей при дворе - практически всех, кто стоил, чтобы его понимали. Если Константин долгие годы посвятил изучению магии, приобретя в конце концов небывалую силу, то Гархаллокс всю жизнь общался с людьми, ища тех, в ком была жива ненависть к эльфам, и прекрасно научился разбираться в человеческих характерах. Вельможи и министры, военачальники и маги - все они были для архимага как на ладони. Лишь одного человека он не смог узнать до конца: первого королевского министра Гавэна. Почему так - Гархаллокс и сам не понимал. Гавэн постоянно находился в тени короля, не могущего, впрочем, обойтись без него ни в одном вопросе, все поступки Гавэна были вроде бы логичны и даже предсказуемы, но Гархаллокс чувствовал: есть в Гавэне что-то такое, что он скрывает от всех, какая-то тайная способность контролировать все и вся, никогда не проигрывая, из любой ситуации извлекая выгоду. Чего стоило хотя бы то, что, состоя в ближайшем окружении короля с младых
лет, Гавэн ни разу не навлек на себя монарший гнев, ни разу не стал жертвой интриг, ни разу не спустился вниз и не поднялся ни на ступеньку вверх… хотя ни разу и не сотворил ничего выдающегося. Словно изворотливый водяной змей на неспокойной речной поверхности, он всегда оказывался в центре событий, но ни единожды, никоим образом, не пострадал. Вот и сейчас в результате дерзкого переворота Гавэн, будучи первым человеком в королевстве после короля, сохранил свою жизнь и положение - потому что войти во внутренние и внешние политические дела Гаэлона без его сопровождения было бы крайне сложно. Первый министр хранил в своей лысой голове, как в библиотеке, уйму самых различных сведений о королевстве, разбирался в мельчайших вопросах… Только одну слабость нащупал в нем архимаг. Единственный человек, который был небезразличен бессемейному первому министру - его племянник Эрл. Вот этот-то рычаг воздействия на Гавэна Гархаллокс и стремился сохранить. Пока жив горный рыцарь, Гавэн уязвим.
        Все это было бы трудно объяснить Константину, который в последнее время настолько удалился от обычной жизни, что стал воспринимать людей… как фишки в игре.
        - Потерпи, Константин, дай людям привыкнуть к тебе, - говорил Гархаллокс. - Тебя же не знает никто в королевстве. Почти все уверены, что во главе заговора стою я! Ты станешь Императором, но сейчас…
        - Я не желаю ждать, - поморщился Константин, - мне надоело ждать! Я хочу завершить начатое много лет назад великое дело! Кто пойдет против тебя?
        - Те, кто не осмелится пойти против Эрла. Твоя сила не известна никому.
        - Ну, хорошо, - подумав, кивнул Константин. - Плевать на этого сопляка. Пока что я положусь на твою проницательность… Никто не знает моей силы? Что ж…

* * *
        Когда Гархаллокс увидел залитый кровью эшафот, его внезапно затошнило. Корзину с отрубленными головами и обломки мечей не убирали намеренно - для того, чтобы память о возмездии убийцам короля глубже въелась в человеческие сердца. И обезглавленные голые тела лежали окровавленной грудой под эшафотом. Зрелище получилось внушительное - правда, подручным палача приходилось длинными копьями отгонять особо наглых зубанов, прилетевших полакомиться свежей человечиной. Гархаллокс остановился подальше от плахи, над которой гудели мухи, почти на самом краю эшафота - сделай он еще шаг, он свалился бы на головы стражников.
        Архимаг окинул взглядом людское море.
        «Вот и случилось то, чего мы так долго желали, - вдруг подумал он, - отчего же я не испытываю ничего, кроме тошноты от этого ужасного запаха?»
        Он стоял молча, и люди удивленно загомонили. За спиной Гархаллокс услышал громкий шепот Гавэна, но не разобрал слов. И тогда архимаг очнулся. Правда, подготовленная заранее речь почему-то вылетела из его головы. И сама собой родилась новая.
        - Братья! - выкрикнул Гархаллокс, пытаясь разобрать в многолюдной безликой толпе отдельных людей, чтобы найти тех, к кому обратить свои слова. - Братья! - повторил он.
        Дарбионцы примолкли после такого непривычного обращения.
        - Братья, - продолжал архимаг, - все вы знаете меня. Все вы знаете, что я всегда был правой рукой его величества Ганелона Милостивого. Вы знаете, я всегда старался по мере своих возможностей сделать так, чтобы жизнь ваша стала проще, сытнее и безопаснее. Но случилось такое, чему оказались не в силах противостоять ни я, ни другие маги. Ибо при помощи самого Харана Темного богомерзкие отступники напустили на наши земли ужасных тварей - зубанов. Во всех королевствах есть только один человек, способный изгнать зубанов, - мудрейший из людей и искуснейший из магов. Я разыскивал его в самых глухих уголках самых далеких королевств, не зная о том, что поганые убийцы, чью бесславную смерть вы наблюдали сегодня, нашли его раньше меня и, не сумев убить, заточили в одинокую башню. Один из предателей под беспощадными пытками признался в этом, и теперь избавитель освобожден и доставлен в Дарбион…
        Над толпой поднялся и начал нарастать глухой мощный рев, какой можно услышать, когда на берег идет громадная волна.
        - Сегодня вы увидите его! - говорил Гархаллокс. - Сегодня будет великий праздник, честный народ Гаэлона! Ибо сегодня стаи вредоносных чудищ, терзавших наше славное королевство, вернутся туда, откуда были призваны на вашу погибель - в смрадные глубины Темного Мира!
        Рев возрос неимоверно. Гархаллоксу приходилось кричать:
        - Радуйтесь, ибо об этом дне вы будете рассказывать своим внукам! Он здесь, избавитель! Он здесь! Имя ему - Константин!
        Гархаллокс замолчал. «Вот так, - подумал он, - пожалуй, Константин и прав… Сегодня он станет легендарным героем, спасшим многие королевства от нашествия чудовищ. Пред ним будут преклоняться тысячи и тысячи… При чем тут внешний облик?..»
        Гархаллокс почтительно склонил голову и отошел в сторону - на эшафот под пение труб герольдов и неистовый шум народа медленно поднимался Константин.
        Когда великий маг появился на глазах сотен людей, восторженный рев стал стихать. И скоро полная тишина повисла над Площадью Плах. Придворные на помосте недоуменно перешептывались - немногим из них довелось раньше видеть Константина, и уж совсем единицы знали, кто это такой. Сутулая фигура Константина… «Когда он начал так сутулиться? - подумал вдруг Гархаллокс, глядя на старого своего товарища. - Кажется, раньше этого не было…» Сутулая фигура Константина отчего-то смотрелась на возвышении как-то очень нелепо.
        В задних рядах кто-то хихикнул. Это нервическое хихиканье грохотом прозвучало в гробовой тишине. Потом хихикнул кто-то еще… А спустя несколько мгновений хохотала вся Площадь.
        Гавэн ужасно побледнел. Гархаллокс открыл рот. Он предполагал любую реакцию, но только не такую. Стражники недоуменно переглядывались, а некоторые из них, заразившись общим весельем, смеялись тоже.
        Стоящий неподвижно Константин заискрился крохотными голубыми молниями. Первые ряды зрителей могли видеть, как исказилось его лицо. Он воздел руки к небу, и небо вдруг стало заволакивать тучами, тяжелыми и черными, скрежещущими громовыми раскатами, будто тучи были трущимися друг о друга каменными глыбами. И в этих раскатах уже не было слышно людского смеха. Вообще ничего не стало слышно. И стало очень темно.
        Константин заговорил заунывным речитативом, точно затянул тоскливую песню. Его голос становился все громче и громче - через некоторое время уже невозможно было поверить, что это говорит один человек. Каждый слог уродливых и тяжких слов отражался от почерневшего неба многократным эхом, эти слова загромоздили пространство между небом и землей так плотно, что многие из тех, кто присутствовал в тот день на Площади Плах, говорили: воздух застревал в груди, будто леденея, и острые осколки царапали горло и рот.
        Он замолчал неожиданно. И тут только все заметили, что неказистая сутулая фигура каким-то непостижимым образом отбрасывает позади себя гигантскую тень, такую черную, что казалось, будто позади Константина стоит кто-то еще, словно горой заслонив собой громаду королевского дворца.
        Давка началась именно в этот момент. Когда небо полыхнуло чудовищной огненной паутиной сотен молний, Площадь Плах исходила стонами десятков задавленных - люди, неожиданно придя в ужас от увиденного, пытались бежать, но мало кто понимал куда. Потому что слепящее сверкание молний перевернуло небо и землю. Смешались и ряды стражников. Если бы не королевские гвардейцы, управляемые капитанами, толпа смяла бы стражников и, чего доброго, хлынула бы на эшафот.
        - Прекрати это! - кинулся к Константину Гархаллокс. - Что ты делаешь?!
        Архимаг не смог приблизиться к заклинателю ближе, чем на три шага. Сильное магическое поле отшвырнуло Гархаллокса, и он едва устоял на ногах. Константин, все еще стоявший с воздетыми к горящему небу руками, сверкнул в его сторону глазами, и архимаг обмер, увидев желтый, нечеловеческий блеск в этих глазах.
        - Этого довольно? - услышал архимаг шипящий голос в своей голове. - Этого довольно, чтобы все они поняли?! Или нужно еще? Нужно еще?!
        - Великие боги! - простонал Гархаллокс. - Почему ты сразу не сказал мне, что ты собираешься устроить! Сегодня должен быть праздник! Праздник, а не…
        Громкий треск молний заглушил его слова. Гархаллокс закрыл уши руками.
        Он видел, как некоторые из придворных, поддавшись общей панике, пытались покинуть помост, чтобы бежать, но рыцари держали кольцо.
        Константина почти не было видно за сплошными всполохами синих искр, источаемых его телом. Он резко переменил позу, раскинув руки в стороны. И тотчас погасли молнии - только небо затлело багровыми пятнами, и из земли, точно обожженной, поднялось алое призрачное свечение.
        Потом откуда-то сверху дохнул порыв ледяного ветра - и опустилась мгла. Словно кто-то невообразимо могущественный потушил этот мир.

* * *
        Гархаллокс поднялся на ноги, щурясь от солнечного света, вновь вспыхнувшего на небе. Мантия его была выпачкана кровью казненных, руки заметно дрожали. Нельзя, чтобы его видели в таком состоянии. При этой мысли архимаг оглянулся по сторонам и понял, что опасения его беспочвенны. Лишь один Константин сохранял спокойствие, он стоял все на том же месте и устало потряхивал руками. Придворные, воины и стражники имели вид, будто только что очнулись от кошмарного сна, а на Площади перед эшафотом не было ни одного человека; только валялись раздавленные трупы, и не менее трех десятков искалеченных стонали, взывая о помощи. Среди пострадавших оказались и стражники.
        Константин повернулся к Гархаллоксу.
        - Вот и все, - сказал он. - Небо навсегда очистилось от крылатых зубастых надоед. Потрудись, чтобы во всем королевстве узнали, кто это сделал. Пусть будут большие праздники. Пусть чернь пьет и веселится, прославляя мое имя. На это не жаль денег из казны.
        - Да будет так, - поклонился Гархаллокс. - Тебя узнают повсюду, Константин. И, я думаю, еще раньше того, как посланники из Дарбиона войдут в города королевства.
        Больше архимаг ничего не сказал. Как-то само собой получилось, что мнение по поводу демонстрации магической силы Константина он решил оставить при себе.
        На эшафот вбежал генерал Гаер. Он на секунду остановился, вдруг заколебавшись, к кому из магов подойти. Но опомнился довольно быстро.
        - Господин, - склонился генерал перед Константином, - какими будут ваши дальнейшие распоряжения?
        - Мы возвращаемся во дворец. Волоки это стадо перепуганных вельмож обратно и усади их за пиршественные столы. Но смотри во все глаза, генерал, - твои воины не должны пить ни капли.
        - Как мне поступить с угощением для горожан, господин? Зеваки, бывшие на Площади, разбежались все до единого. И… трупы и раненые…
        Константин махнул рукой по направлению к Гархаллоксу, а сам пошел к ступенькам, ведущим вниз.
        Архимаг провел рукой по лбу, вытирая пот, и выругался. Рука его оказалась измазана в крови.
        - Ты видел, что здесь творилось, генерал? - устало спросил он.
        - Я многое видел, - хмуро ответил Гаер, - но такого… я не мог себе и представить, что когда-нибудь окажусь лицом к лицу с таким ужасом. Тот-О-Ком-Рассказывают-Легенды воистину велик. Слухи о произошедшем разнесутся по всему Гаэлону в мгновение ока. И вряд ли кто-то из верных вассалов Ганелона вздумает сопротивляться власти нового государя. Мне не верится… неужели зубаны отправились обратно в Темный Мир все до единого?
        - Можешь не сомневаться, генерал.
        - Тот-О-Ком-Рассказывают-Легенды действительно достоин своего имени.
        «Так и есть, - подумал Гархаллокс, - Константин знал, что делает. Вселить страх в сердца - вот чего он хочет прежде всего. А с теми, кто боится, можно сотворить что угодно… Так и есть… Но когда-то, давным-давно, мы говорили о том, как начнем создавать великую Империю - Империю людей, свободных от страха и лжи…»
        Генерал Гаер выжидательно смотрел на него. Гархаллокс очнулся. И принялся давать указания:
        - Вино и хлеб перевезти на Главную Площадь. А Площадь Плах очистить… от трупов, крови и… эшафот тоже необходимо убрать. И, кроме городской стражи, поставь у бочек с вином своих воинов - пусть построже следят за порядком. Не ровен час, снова возникнет давка.
        - Слушаюсь, господин.
        «Да что со мной? - думал Гархаллокс, спускаясь с эшафота. - Нам нужно спешить, значит, действовать надо наиболее эффективными методами. Константин прав. Он определенно прав…»

* * *
        Городская тюрьма Дарбиона, как многие тюрьмы других городов, представляла собой огромную крытую яму с каменными стенами. Ни окон, ни дверей в этой яме, где, словно полудохлые раки, копошились несчастные узники, конечно, не было. Был только выдолбленный с резким наклоном узкий тоннель с гладким деревянным желобом понизу. Через этот желоб в яму попадал желтый дневной и синий ночной свет, по этому желобу спускали в яму заключенных, по этому же желобу вытаскивали на вольный воздух крюками трупы. Иного законного способа покинуть вонючую яму не было. Кормить узников тюремщики считали излишним, поэтому бедолага, угодивший в застенок, мог рассчитывать только на своих родных и близких. Передавать еду в тюремную яму здешний персонал не только разрешал, но и одобрял. Нередко случалось и такое, что жалкие объедки того, что приносила добросердечная родня, все-таки скидывались по желобу вниз, таким образом попадая по назначению. Но - как ни странно - представители Ночного Братства городской тюрьмы не очень-то и боялись. Это одинокий бродяга, стащивший кусок хлеба на рынке, был обречен сдохнуть с голоду,
постепенно слабея в жиже нечистот. Кому он нужен? Кто кого спросит за него? А уважаемому среди своих вору приходилось лишь немного потерпеть, пока товарищи по ремеслу соберут известную сумму и вручат тюремщикам. Тогда узника вытаскивали из ямы под видом покойника и в поганой телеге вывозили за пределы тюремного двора. Лишних вопросов никто никогда не задавал. А если б и задали? Безликий сброд без роду и племени, без имени содержался в городской тюрьме. Разве ж кто когда разберется, который тут помер, а который еще нет. В саму яму никто, кроме узников, никогда не спускался.
        Совсем другая участь ждала тех, кого угораздило попасть в дворцовые тюремные подземелья. Система коридоров, по обе стороны которых располагались крохотные камеры, - вот что такое была дворцовая тюрьма. По коридорам разгуливала стража, единственная лестница, ведущая на поверхность, также надежно охранялась. Каждый узник при поступлении в подземелье вписывался тюремным писарем в большую книгу. Каждого покойника, прежде чем выволочь из подземелья, протыкали раскаленным прутом - для проверки. Убежать из дворцовой тюрьмы было почти невозможно. Почти - потому что среди тюремщиков нет-нет да и попадались те, кто за внушительную сумму мог бы и рискнуть решить участь какого-нибудь малозаметного бедняги. Но и то только тогда, когда был уверен, что про узника, которому он взялся помочь, давно никто не помнит. У высокопоставленных и государственных заключенных шансов сбежать не было ни одного. Если король не принял решения отправить узника на эшафот, если его родня оставила попытки вымолить у его величества прощение заключенному - несчастный был обречен гнить в тесном каменном мешке, не видя солнца, до самого
последнего своего часа.
        Обычная камера имела два шага в длину и столько же в ширину. Дверь камеры была сколочена из цельных бревен, а иногда - еще и дополнительно обита железом. В верхней части двери, как правило, помещалось небольшое оконце, забранное решетками. Изо всей мебели в камере присутствовал клочок прелой соломы, а нужником служила круглая дыра в углу.
        В такую-то камеру и бросили рыцаря Северной Крепости Порога, почти бесчувственного, еще не вполне оклемавшегося от сильнодействующего заклинания.
        Оттар находился в дворцовом подземелье всего несколько дней, но план побега в его голове сложился почти сразу. Оттар предполагал через оконце схватить за горло тюремщика в тот момент, когда он принесет ему ужин (в дворцовой тюрьме кормили один раз в день), и, угрожая смертью, вынудить открыть дверь. Северянин не сомневался, что ему удастся убедить тюремщика пойти на такое преступление - руки рыцаря сильны, держать тюремщика он мог сколько угодно, сжимая пальцы изо всех сил и время от времени чуть ослабляя хватку. Освободиться у жертвы не получиться, а за спасительную порцию воздуха в иссыхающие легкие человек может сделать что угодно. Да и нужно-то ему всего-навсего пару раз повернуть ключ в замочной скважине…
        А дальше… А дальше будет просто. Он завладеет оружием первых же стражников, которые попадутся ему на пути, и с помощью оружия пробьется наверх. Тут уж его никто не остановит. Искусством охоты передвигаться неслышно Оттар овладел еще в детстве, когда охотился с голыми руками на пугливых гагар.
        В этом плане присутствовало единственное слабое место. А именно: руки Оттара были прикованы к стене, дотянуться до двери он никак не мог.
        Впрочем, и эту проблему он намеревался решить. Все время, которого у северянина было достаточно, со всей своей медвежьей силой он расшатывал железные крючья, которыми крепились к стене цепи, и уже добился в этом деле значительных результатов. Крючья ходили ходуном в своих отверстиях. Если бы Оттар мог сменить позицию, чтобы обрести удобный упор, он давно бы вытащил камни и вырвал крючья, но из-за небольшой длины цепей у него даже не получалось повернуться лицом к стене, да что там: он не мог даже выпрямиться в полный рост. Что ж, когда прямой путь невозможен, приходится идти обходным.
        Вот и сейчас Оттар, пыхтя и обливаясь потом, долбил наручами, охватывающими его запясться, упрямо не желающие вылезать из стены крючья, при этом не забывая прислушиваться, что творится в коридоре. Ему очень не хотелось, чтобы эти его потуги стали известны тюремщикам. В таком случае крючья наверняка укрепили бы, да еще, чего доброго, надели бы цепи на ноги и на шею.
        Когда в коридоре послышались шаркающие шаги и лязг ключей в огромной связке на поясе тюремщика, Оттар остановился. Перевел дух и устало сплюнул. Несут ужин. На ужин узникам дворцовых подземелий полагался кусок хлеба. Воды узникам не давали. Дело в том, что подземелье располагалось не прямо под дворцом, а гораздо ниже, и через потолок просачивались почвенные воды - в какой-то камере достаточно обильно, а в какой-то - просто смачивая камни стен. Таким образом, чтобы напиться, узникам приходилось потратить от нескольких часов до целого дня. От такого рациона заключенные быстро ослабевали, но Оттар привык подолгу обходиться не только без еды, но даже и без воды, поэтому рассчитывал еще несколько дней оставаться в силах.
        Восстановив дыхание, Оттар еще раз прислушался.
        «Как-то медленно сегодня, - подумал он. - Едва тащится. Чего это - наш пузан опрокинул пару-тройку кружек пива перед тем, как приступить к выполнению своих обязанностей?.. Может, сегодня мне и вовсе не придется перекусить?»
        Такое уже случалось один раз. Тюремщик, обычно приносивший ужин, видимо, из всех развлечений предпочитал дешевое крепкое пиво, вследствие чего, обойдя половину камер, очень уставал, и на то, чтобы покормить всех узников, его уже не хватало.
        Мельканье факельного отсвета стало ближе. Наконец шаркающие шаги зазвучали у самой двери.
        - Эй ты! - гаркнул Оттар. - Не спи там! Эй, я здесь, орясина!
        Факельное пламя через окошко в двери бросило лоскут света на каменный пол.
        - То-то, - проворчал северянин, ожидая, что сейчас в его камеру швырнут кусок заплесневелого хлеба.
        Вопреки ожиданиям, вместо хлеба к ногам Оттара шлепнулся немалый шмат жареного мяса, толстая масленая лепешка и одно за другим запрыгали по камням пола несколько небольших яблок. Северянин изумленно крякнул и уставился в окошко, в которое между прутьев решетки протискивалась здоровенная мозговая кость, щедро одетая мясом и аппетитными хрящами.
        - Эй ты! - позвал Оттар, когда кость упала рядом с остальной снедью. - Ты чего это, вконец мозги свои пропил? Ты меня ни с кем не перепутал? Или, может быть, мне полагается последний ужин, перед тем как меня вытащат отсюда прямиком на эшафот?
        Оттар рассчитывал услышать в ответ привычное скрипучее бормотание, но голос, зазвучавший по ту сторону бревенчатой двери, оказался совершенно другим.
        - Нет, добрый сэр, не подумайте ничего плохого, - бодрой скороговоркой затарахтел кто-то сквозь дверное оконце. - Тех, кого собирались казнить, сегодня уже обезглавили. Это я принес вам еды, немного получше той, чем здесь обычно угощают.
        - Ты кто? - выдохнул северянин.
        - Я - Мон, добрый сэр! - ответили Оттару так, будто это могло разрешить все вопросы. - А Толстый Пал валяется на кухне и даже говорить не может, так наугощался с самого ранья. А я - Мон, добрый сэр Оттар.
        - Какой еще Мон?
        - Как, добрый сэр, вы меня не помните?
        - Ну-ка… - потребовал Оттар. - Давай сюда свою рожу.
        За дверью послышалась какая-то возня, потом в зарешеченном оконце появилась освещенная пламенем физиономия - сальная, круглая, словно головка жирного сыра, понизу обрамленная кудлатой бороденкой.
        - Я - Мон, - повторил обладатель бороденки и затрещал дальше: - Добрый сэр Оттар, разве вы не помните, как в кабаке «Веселый Монах» вы вступились за меня, когда какие-то недоумки решили отнять у меня мои жалкие гроши, на которые я собирался полакомиться кружечкой пива?
        - А-а-а… - ответил северянин. - Ну-у… гм… Наверное, да… Так оно и было.
        Вспомнить этого Мона Оттару так и не удалось. Хотя то, что тот рассказывал, было вполне возможно. Мало ли за кого северянин мог заступиться, чтобы найти повод для хорошей драки?
        - Как здорово вы наподдали этим ублюдкам! - подтвердил догадку северного рыцаря Мон. - Их было четверо, и все с ножами. А вы даже не стали обнажать меч. Просто отдубасили их ножкой от стола, который сломали о спину подвернувшегося кабатчика! Я потом молился за вас, добрый сэр Оттар. Так добросердечно ко мне еще никто не относился. Я бы хотел отблагодарить вас, добрый сэр Оттар, я ведь каждый день видел вас во дворце после того случая, но что я мог для вас сделать? Я всего лишь младший слуга на кухне, любой поваренок имеет право огреть меня поленом, а вы… Вы - рыцарь Порога! Мне оставалось только возносить за вас молитвы Вайару Светоносному и Нэле Плодоносящей, что я и делал каждый вечер…
        - Да погоди тарахтеть! - прикрикнул Оттар. - Надо ж, каким проворным языком наградили тебя боги… Паршиво ты, братец, за меня молился, если я угодил сюда.
        - Но вы остались живы, добрый сэр Оттар! А многие погибли в тот день кровавой неразберихи!
        - Не было тогда никакой неразберихи, - буркнул северянин. - Все было сделано четко и быстро… Насколько я понял.
        - Про то мне неведомо, - вздохнул Мон. - Я ж сам и все наши сидели на кухне и тряслись, чтобы Светоносный сохранил наши жизни. И Светоносный внял нашим молитвам. Мы все остались живы, и все кончилось не так плохо, как могло быть.
        - Не так плохо? Ты что, сумасшедший… как тебя там?..
        - Мон, добрый сэр Оттар.
        - Король мертв! Его величество Ганелон Милостивый, король Гаэлона убит подлыми заговорщиками! И ты говоришь - все кончилось не так плохо?
        - Это так… и мы все скорбим. Поверьте, мое сердце обливается кровью, когда я думаю о том, что все мы осиротели… - В голосе Мона явственно послышались искренние плаксивые нотки. Но, видимо, недавнее событие полностью заполнило его утлый умишко. - А что сегодня случилось на Площади Плах! Все об этом говорят! Там такое было, добрый сэр Оттар! Там очень большое дело было, добрый сэр Оттар!
        На этот раз северный рыцарь не перебивал скороговорку слуги. Он слушал, стараясь не пропустить ни одного слова. Тот тюремщик, который обычно приносил ему ужин, вообще никогда ничего не говорил - общаться с узниками было запрещено. Оттар не знал ничего из того, что случилось после его пленения.
        - В королевстве объявился великий маг, добрый сэр Оттар, - лопотал Мон. - Это предатели его заточили в башню, чтобы он зубанов не смог перебить, а потом, когда архимаг Гархаллокс его вытащил, он им устроил! Я сам на Площади не был, но говорили, будто этот великий маг перевернул небо и землю, и явился из Темного Мира жуткий демон величиной с три горы, поставленных одна на другую. На демона тут же налетели стаи зубанов - все зубаны со всех королевств слетелись на этот страшный бой! И демон победил: он пожрал крылатых тварей и ушел обратно в свой Темный Мир… Должно быть, так оно все и было. Хотя кое-кто рассказывает по-другому. Говорят, что зубаны - это на самом деле души грешников, вернувшиеся в мир живых, чтобы и после смерти нести страх, смерть и разорение, а великий маг, которого Гархаллокс вытащил из башни, заставил души… то есть зубанов, вернуться в Темный Мир. Наверное, и это правда. Хотя я слышал еще, что…
        - Хватит! - взмолился наконец Оттар. - Какие демоны?! Какие души?! Ты можешь толком рассказать о том, что произошло сегодня на Площади Плах?
        - Так я ж и объясняю вам, добрый сэр… Если пожелаете, я могу повторить все заново. Значит, Гархаллокс…
        - Не надо! - поморщился Оттар. - Гархаллокс… Гархаллокс жив - это уже хорошо. Постой, постой… Как принцесса?! - догадался спросить он и тут же выругал себя за то, что в первую очередь не задал этого вопроса. - Она жива?
        - Жива и веселехонька, добрый сэр Оттар. Правда, она почти постоянно в своей опочивальне сидит, редко когда где-то еще показывается.
        - Веселехонька? Это после того, как убили ее отца, его величество Ганелона?
        - Добрый сэр Оттар, - замялся Мон, - я, конечно, сам-то в королевские покои не вхож, но Мини, та самая, у которой на заднице родимое пятно размером с золотой гаэлон, носит в опочивальню принцессы завтраки и обеды и все видела и слышала. Она и говорит, что принцесса веселехонька. Ее высочество очень часто смеется - громко и без остановки. А как начинает смеяться, все фрейлины тут же принимаются бегать и суетиться и совать ей кубки с холодной водой и мокрые платки ей на лицо ляпать.
        - Тьфу на тебя, дурак. Веселехонька… Разве это веселье? Это у баб такой смех бывает, который хуже, чем слезы… Когда они разволнуются чересчур.
        - Как это? - удивился Мон.
        - Неважно. Не бери в голову. А где сэр Эрл?
        - Про сэра Эрла я знаю точно, - оживился Мон. - Он лежит в своих покоях, страдая от ран, полученных во время битвы с приспешниками предателей. Раны настолько тяжелы, что рыцарь все время спит, не имея сил даже открыть глаза. У его двери постоянно стоят два десятка стражников, чтобы - не приведи Светоносный - не случилось с ним еще какой напасти… Только они не у самых дверей стоят, а немного поодаль. Потому как в покоях рыцаря тлеют на углях жаровни какие-то травы. И ежели здоровому человеку вдохнуть этот дым… даже ежели малость понюхать его - сразу голова становится тяжелой, и надо потом этого человека два часа водой поливать, чтоб он очнулся… Вот что я знаю про сэра Эрла, добрый сэр Оттар.
        - Чушь какую-то городишь… - пробормотал Оттар. - Ежели сэр Эрл сражался с предателями, то какой резон им оставлять его в живых? Да еще лекарям позволять его травами пользовать?..
        - Оно так… - проговорил Мон, явно ничего не поняв из слов северянина.
        - А как?.. - нахмурившись, начал северянин, но отчего-то не смог продолжить.
        - Добрый сэр Оттар хотел еще что-то узнать? - выждав немного, спросил Мон.
        - А как сэр Кай? - выговорил-таки Оттар. - Где он?
        В бесхитростной душе северянина никак не помещалось понимание того, что болотник оказался заодно с коварными заговорщиками. Оттар видел, как Кай, безоружный, совершенно спокойно стоял в окружении воинов генерала Гаера, который, как выяснилось, был подлым изменником, - стоял и ничего не делал для того, чтобы спасти его величество. Он с таким безумным упорством отстаивал принцессу, но не обращал внимания на то, что почти у него на глазах… кровожадный убийца лишал жизни Его королевское Величество… Да, правила Болотной Крепости запрещают ему сражаться с людьми, но ведь он мог и безо всякого оружия расшвырять нескольких гвардейцев, а этого гада с черной душой, который прикидывался честным воякой, а оказался… тьфу!.. мерзкой гадюкой… этого вонючего генерала Гаера он мог бы одной рукой в узел завязать и в окошко вышвырнуть! Почему он не сделал этого?!
        На это мог быть только один разумный ответ: потому что Кай был заодно с предателями-заговорщиками.
        Но Оттар просто не мог поверить в такое. Чтобы рыцарь Порога, чтобы тот, кто держал оборону в Крепости против нечеловеческих Тварей, оказался способным на измену? Да ежели это так, что тогда надежного остается в этом мире?!
        Оттар очень плохо помнил подробности своего пленения - видимо, магическое воздействие здорово ушибло его рассудок. Лишь одно накрепко впилось в его память: как генерал Гаер точно и умело бьет коротким мечом Ганелона снизу вверх прямо под ребра. Как насаженный на клинок король, шатнувшись от удара, хватается за руки своего убийцы, чтобы не упасть, но тот отбрасывает его в глубь опочивальни, одновременно выхватывая меч из тела короля.
        Вот это хорошо помнит Оттар. А насчет Кая… Какие-то обрывки воспоминаний кружат в мутной магической завесе, словно чайки в тумане, но ничего определенного Оттар вспомнить не может. Вроде болотник что-то швырнул в него? Нет, не оружие, что-то другое… Уж не он ли это наложил на северянина сковавшее того заклинание? Да нет, нет, не может того быть… Или может?
        Сколько раз здесь, в застенке, Оттар собирался обдумать и решить что-то для себя про болотника, но постоянно упирался в тупик.
        - А что сэр Кай? - повторил Мон и, судя по интонации, пожал плечами там, за дверью. - Как обычно - он всегда с принцессой и никуда от нее не отходит. Давеча-то все придворные почти что на Площадь Плах подались, и господин Гавэн, и сэр Гаер, и другие явились к принцессе, чтобы и ее зазвать, - так Мини рассказывала, а принцесса-то погнала их от себя, ну и сэр Кай тоже не поехал, с ней остался… А ведь там, на Площади, еще и предателей казнили, изменников-то, которые его величество порешили…
        - Что? - не веря своим ушам, прохрипел Оттар. - Что ты говоришь, несчастный? Изменников казнили на Площади Плах? Великий Громобой! Да почему ж я до сих пор тут гнию? Про меня забыли, что ли? Ну-ка погоди… Ты говоришь, Гавэн… и Гаер… Генерал Гаер?!
        - Так оно и есть, - простодушно подтвердил Мон. - Заговорщиков-то, которые всю смуту и затеяли, генерал-то со своими славными воинами изловил всех до единого… А теперча во дворце большой пир поэтому… Не только вельможи, но и кое-кто из слуг пьяным-пьяны…
        - Гаер изловил всех изменников?! Да я своими глазами видел, как генерал Гаер всадил меч его величеству под ребра! - выкрикнул Оттар.
        - Сэр Гаер? - тут Мон понизил голос и тихо-тихо зашептал: - Никак нельзя так говорить, добрый сэр Оттар. Сэр Гаер вовсе не изменник! Это другие которые - изменники! Из наших некоторые тоже разговоры вели: мол, генерал-то его величество и порешил, так за такие слова кого плетьми пороли, а кому… и голову с плеч. Тиля-то и вовсе насмерть зарубили, когда узнали, что он генерала поносил и на сэра Кая напраслину возводил. Нам всем объяснили, что изменников и убивцев, которые его величество жизни лишили и многих во дворце поубивали или покалечили, как сэра Эрла, - кого казнили, а кого в подземелье кинули! Нет их больше, изменников-то! А сэр Гаер - он верный сын и ревнитель Гаэлона. Вот как нам сказали!
        - Чего ты плетешь, пес?! - взревел Оттар. - Ты мне, что ли, не веришь, дурья твоя башка! Я ведь сам все видел! Сам! Я кровь королевскую еще теплой видел, идиот паршивый!
        - Не кричите, добрый сэр Оттар! - едва не заплакал Мон. - Чего доброго, охранники сюда придут.
        - Я, по-твоему выходит, тоже изменник и государев убивец? А? Чего ж я в подземелье торчу-то? Хоть бы немного шевелили пингвиньими мозгами своими, уроды дурные!
        - Не кричите, добрый сэр Оттар, - умолял Мон. - Беда будет! Чего ж вы так рассерчали-то? Мы ж люди темные. Как нам объяснили, так мы и понимаем. Да и не наше это дело - много понимать… Я уж пойду, добрый сэр, а то застукают меня… Чует мое сердце, что в нехорошее дело я ввязался.
        Оттар заметил, как изменился голос слуги. Наверное, в его мозгах наконец-то сошлись объяснения о том, что все изменники, предатели и убивцы либо казнены, либо заключены в дворцовое подземелье, и осознание того, что «добрый сэр» Оттар находится именно в тюремной камере.
        Пятна факельного света на полу камеры исчезли. Пламя зашаталось в зарешеченном оконце, удаляясь.
        - Стой! - крикнул Оттар. - Стой, куда пошел, гад!
        Никто ему не ответил.
        - Эй ты, Мон! - что было сил завопил северянин. - Золото! Ты хочешь золота?!
        Лохмотья пламени заколебались на одном месте.
        - Я могу дать тебе столько золота, сколько ты и в жизни не видел! - чувствуя, что он на верном пути, продолжал Оттар. - Подойди к двери!
        Факельный свет приблизился к зарешеченному оконцу, и пол камеры снова зажелтел, будто яркие осенние листья легли на него.
        - Эй, Мон, ты здесь? - крикнул Оттар.
        - Здесь я, добрый сэр Оттар, только не кричите так громко… О, Вайар, будь милостив ко мне! Теперь я и сам не рад, что поддался соблазну заговорить с вами…
        - Опять треплешься… Слышь, Мон, сколько тебе нужно золота?
        Слуга явно не понял вопроса.
        - Как это? - глупо переспросил он.
        - Сколько тебе нужно золота, чтобы до конца своей жизни жить припеваючи? - постарался как можно более точно сформулировать Оттар.
        - Мне?..
        - Тебе, олух, кому же еще?..
        - Ну… Десять золотых гаэлонов… нет, больше…
        - Сколько же?
        - Десять и еще… десять… А почему вы спрашиваете?
        - Итак, ровным счетов двадцать полновесных звонких золотых гаэлонов, верно?
        - Чего? Я же говорю: десять и еще десять. И еще десять…
        - Пусть так, - буркнул Оттар, догадавшись, что Мон дальше десяти попросту не умеет считать. - Значит, слушай меня. Ты поможешь мне выбраться отсюда. Ты принесешь мне кое-что, а потом отомкнешь дверь моей камеры. Ведь ежели ты заменяешь этого толстого пьяницу, у тебя есть его связка с ключами.
        - Я не смогу этого сделать! - испугался Мон. - Что вы! Меня же за такое… Я ведь и так рисковал, принеся вам еды…
        - Ты ведь согласился на золото, разве нет?
        - Великие боги, да не нужно мне золота, ежели так-то! К чему деньги тому, кому голову отсекут?! Я не хочу, чтобы со мной, как с несчастным Тилем…
        «Не такой он дурак, каким кажется, - с досадой подумал Оттар, - но просто так он от меня тоже не уйдет…»
        - Послушай меня, Мон, - северянин заговорил тише. Голос его теперь отвердел и звенел сталью. - Слушай меня. Как ты думаешь, что сделает толстый Пал, когда я сообщу ему о том, что ты вознамерился освободить меня, а?
        - Зачем вам это делать? Не губите меня, добрый сэр Оттар, пожалейте меня!
        - А ведь я скажу ему, Палу-то, - насмешливо повторил северный рыцарь. - И - будь уверен - толстяк со всех своих ног помчится докладывать стражникам о твоем чудовищном преступлении. А в доказательство я предъявлю вот эту снедь, которую ты мне притащил.
        - Сэр Оттар! Добрый сэр Оттар! Ведь я ж… Я ж от чистого сердца!.. Я ж добром хотел отплатить вам за заступничество ваше! А вы так со мной…
        - Не ной, Мон. Будешь делать, что я тебе велю, останешься цел. Да и деньжат еще подзаработаешь…
        В ответ Мон только тихонько заскулил.
        - Ты чего там? Вытри сопли и слушай меня. Завтра толстяк Пал снова нахлещется с утра пораньше крепкого пива…
        - Почем вы это знаете?
        - Потому что ты ему в этом поможешь, понял?
        - К-как… Как же это я?..
        - Вот уж невелика задача. Как Пал прочухается после пьянки, сунь ему кружку пива похолоднее и побольше. Всего и делов…
        Мон всхлипнул.
        - Слушаешь? - осведомился Оттар, в груди которого окрепла уверенность, что Мон у него на крючке и никуда теперь не денется. - Это первое, что ты должен сделать… Второе: как только Пал снова захрапит, вызовись опять выполнять его работу. Понял меня?
        - Д-да… Да!
        - Третье: сегодня до ночи пронеси в подземелье и брось в мою камеру добрый меч и крепкий железный костыль, которым удобно ковырять стену. Сделаешь?
        - Да как я сделаю это, добрый сэр Оттар? Ведь стража больше меня не пустит сюда!
        - Ты сам говорил, что во дворце сегодня большая пирушка. Уж не поверю я, чтобы тюремные стражники не приложились раз-другой-третий к кувшину с вином.
        - Добрый сэр Оттар… - снова всхлипнул Мон. - Да ведь опасно же это… Жизни лишат меня, а то до этого еще на дыбе повисеть придется.
        - Когда стража узнает, что ты узнику мяса с лепешками приволок да убежать ему обещал помочь, ты точно дыбу получишь. А если будешь делать все, что я говорю, у тебя еще есть шанс спастись.
        - Пощадите меня, добрый сэр!
        - Хватит скулить! Давно бы уже все провернул. Проваливай отсюда да возвращайся с тем, о чем я тебе говорил. И завтра я жду тебя вместо жирного пьяницы Пала. Понял?
        - По… по… понял…
        В камере снова стало темно. Оттар откинулся к стене, лязгнув цепью, и дотянулся ладонью до лба, чтобы вытереть пот.
        - Помоги мне, великий Громобой, - прошептал он. - Помоги мне выбраться отсюда. Не дай сгинуть во мраке, иссохнув с голоду. Или умереть трусливой смертью на эшафоте. Не оставь верного слугу твоего, великий Громобой…
        Жители Утурку, Королевства Ледяных Островов, не знали молитв. С богами, главным из которых являлся покровитель воинского ремесла Андар Громобой, разговаривали жрецы храмов Андара. Сами воины обращались к Громобою только в исключительных случаях. Не тогда, когда речь шла о жизни и смерти, совсем нет. А тогда, когда впереди маячила жуткая перспектива умереть позорно, не забрав с собой ни одного врага. Ибо воины, погибшие в бою, после смерти присоединялись к воинству Андара. А умершие какой-нибудь другой смертью Громобоя не интересовали вовсе.
        Закончив разговор с богом, Оттар почувствовал, что на душе стало легче. Зазвенев цепями, он поднял с пола ломоть мяса, а затем лепешку. И принялся жадно есть, откусывая громадные куски то от одного, то от другого.
        «Мог бы и пива кувшинчик притаранить», - мелькнуло в голове у повеселевшего северянина.
        Глава 2
        Хотя Константин запретил Гархаллоксу объявлять траур по убитому Ганелону, пир в честь избавления от зубанов было решено устроить без музыкантов. Это предложил Гархаллокс при молчаливом согласии генерала Гаера, прочих генералов и министров. Первый министр Гавэн предложение это поддержал только тогда, когда стало ясно, что Константин не будет возражать.
        Как-то сразу так получилось, что после событий на Площади Плах Константин мгновенно вышел на первый план, дав понять всем, что Гархаллокс и Гаер, которых считали раньше верхушкой заговора, всего лишь его подручные, чья задача была расчистить путь истинному повелителю.
        Дарбионский королевский дворец почувствовал: новая власть взошла непоколебимой твердыней, и нет сейчас такой силы, которая могла хотя бы попытаться что-то изменить. Генерал Гаер был одним из четырех генералов, кому подчинялись королевские гвардейцы, и слово Гаера считалось решающим для большинства воинов. Гархаллокс повелевал магами, так как являлся архимагом Сферы Жизни - самой могущественной из Сфер. Вот, пожалуй, архимаги Сфер Бури, Огня и Смерти - единственные во всем Дарбионе, кто мог бы как-то повлиять на ход событий. Но архимаги этих трех Сфер вскорости после осуществления переворота, ошарашенные известием о гибели Ганелона, поодиночке были взяты под стражу лично Гархаллоксом и низложены. Их места заняли маги их же Сфер, о которых ну никак нельзя было подумать, что они рвутся к власти. Да они и не рвались - поняли наиболее прозорливые из придворных. Они представляли собой исполнительных служак, лишенных амбиций. Бывшие архимаги, впрочем, никаким гонениям не подверглись - с них просто сняли большую часть прежних привилегий, оставив при дворе. Тем самым дав понять: причина того, что им
пришлось оставить высокие места, - только стремление новой власти полностью контролировать магические Сферы.
        Надо сказать, что Королевский Орден Магов воспринял переворот совершенно иначе, нежели министры и придворные рангами пониже. По-другому и быть не могло. Константин был ближе им, чем кому бы то ни было. Видевшие дальше и понимавшие больше обыкновенных людей маги традиционно мирились с тем, что власть принадлежит не им, только потому, что не различали в самом принципе власти человека над человеком ничего для себя притягательного. Маги всегда и везде были особыми. И маги же первыми поняли: восшествие на трон величайшего из людских королевств не есть самоцель Константина. Это всего лишь ступень лестницы, ведущей неизмеримо выше привычных представлений о жизни обыкновенных людей…
        Константин не стал занимать покои Ганелона. Он изъявил желание поселиться в башне архимага Сферы Жизни, лишь перейдя из подземелья на верхние уровни. Но за пиршественным столом великий маг уселся на королевском троне. По правую руку от него поместился Гархаллокс, по левую - Гавэн и генерал Гаер. А министрам пришлось подвинуться дальше от трона, чем обычно, уступив место новым архимагам Сфер и их ближайшему окружению. Такую перестановку отметили все, но никто не осмелился на этот счет высказаться. Во дворце устанавливался новый порядок.
        Поначалу пир протекал вяло. Из-за отсутствия музыкального фона каждому казалось, что голос его звучит неприлично громко, и очень часто заговоривший обрывал свою речь, бросив испуганный взгляд на Константина, неудобно ссутулившегося на троне. Но скоро вино сделало свое дело - не произносившего ни слова великого мага приноровились не замечать. Потому что почувствовали: он сам безмолвно разрешил им это…
        - Посмотри на них, - не наклоняя головы к сидящему ниже его Гархаллоксу, негромко проговорил Константин. - Они пьют и едят как ни в чем не бывало…
        - Они напуганы, - чуть помедлил с ответом архимаг, - это просто вино немного расправило их души. То, что ты устроил на Площади Плах… ты просто подавил их демонстрацией своей силы. Ничего подобного они никогда не видели.
        Константин усмехнулся:
        - Сейчас-то хоть ты не клянешь меня за этот маленький балаган?
        - На Площади погибли люди: около двух десятков человек, - сказал Гархаллокс. - Еще больше покалечено.
        - Разве это слишком большая цена за то, чтобы двор признал меня?
        Они говорили негромко. За общим шумом их никому не было слышно.
        - Двор не признал тебя, - возразил архимаг. - Двор тебя боится. Как и весь Дарбион. Они опасаются даже поднять кубок в твою честь. Они еще не представляют, как себя вести.
        - Одно и то же мы называем разными словами, - пожал плечами Константин. - А суть от этого не меняется. Я добился, чего хотел, менее чем за сутки.
        Как ни крути, а Константин был прав. Ничего Гархаллокс возразить ему не мог.
        - Просто… - архимаг покрутил в пальцах клочок бороды, - слишком много людей погибает, если идти кратчайшим путем.
        - Не начинай опять… - поморщился Константин. - Кстати, почему на пиру не присутствует принцесса Лития?
        - Принцессе нездоровится, - ответил Гархаллокс.
        - Неужели среди твоих… среди наших магов не найдется ни одного, кто мог бы исцелить ее недуг? Или причина не в телесном недомогании?
        - Да, - сказал архимаг. - Представляешь, каково ей? Она еще не пережила смерть своего отца, которая произошла практически на ее глазах.
        - Все же мне хотелось бы познакомиться с ней.
        - Я прошу тебя, Константин, погоди хотя бы несколько дней.
        Гархаллокс отпил немного вина из кубка и поставил его рядом с блюдом, на котором остывала фаршированная перепелками индюшка. Архимаг едва притронулся к еде - после посещения Площади Плах аппетита у него не было. А Константин ни разу даже не глянул на стол перед собой. Перед тем как сесть за пиршественный стол, он выпил свой отвар из собственного особого кубка, выточенного, как знал Гархаллокс, из рога какого-то чудовища, обитающего в Темном Мире, - последнее время это было единственное, что он употреблял в пищу. Константин «питался» в строго определенное время и точно отмеренными порциями.
        - Я должен соблюсти приличия, - высказался Константин. - В конце концов, если ее высочество не желает выйти к гостям, я и сам могу нанести ей визит вежливости. Поверь мне, старый друг, кроме краткого разговора, я ничего не желаю. Завтра, как ты знаешь, я должен покинуть Дарбион, а когда вернусь, начнутся заботы, а потом… их станет еще больше.
        - Хорошо, - согласился Гархаллокс. - Я скажу Гавэну, чтобы он послал людей предупредить ее высочество о твоем визите.
        Он окликнул Гавэна. Первый министр подбежал к нему с готовностью почти угодливой - как того и следовало ожидать: Гавэн мгновенно разобрался в новой системе субординации. Выслушав распоряжение, он ответил:
        - Ее высочество сейчас в королевской обсерватории, она ушла окола часа назад. Я немедленно пошлю туда людей.
        - Откуда ты это знаешь? - удивился Гархаллокс. - Ты владеешь какой-то магией или используешь амулеты?
        - Я никогда не учился никакой магии, - сказал Гавэн, - она не нужна мне. Знать, что происходит во дворце, в городе, в нашем королевстве и даже в соседствующих королевствах, - это моя обязанность.

* * *
        После переворота и убийства Ганелона Кай снова почувствовал, что отношение к нему окружающих изменилось. Когда он только появился во дворце, его попросту не замечали. После того как он помешал эльфам увести Литию из дворца, люди вдруг обнаружили в нем столько разнообразных достоинств, сколько он и сам за собой не знал. К нему подходили знакомиться придворные, которые раньше считали зазорным даже стоять рядом с ним - из-за его одежды и отсутствия, как они все говорили, приличных манер. Прислуга, которая почти боготворила болотника, то и дело рассказывала ему удивительные истории его доблестных приключений в Болотной Крепости, не обладающие ни достоверностью, ни хоть каплей смысла. Кай не опровергал и, уж конечно, не подтверждал эти россказни. Они его просто не касались.
        Теперь его начали избегать, будто бы даже бояться. Стражники у дверей, в которые он входил, подбирали брюхо под кирасой, вытягивались и задирали подбородки, как делают обычно при приближении высокого начальства. Прислуга старалась не попадаться на пути болотника, разбегаясь как мыши, когда он шел по дворцовым коридорам, как и прежде сопровождая принцессу Литию. И придворные больше не подходили к нему с намерением пообщаться, как это было до убийства короля. При встрече они бледнели и искали любой возможности оказаться от болотника подальше и как можно скорее, точно Кай был не человек, а какой-то демон. Все эти люди, без труда догадался Кай, считали его одним из участников заговора, причем вовсе не рядовым участником, судя по тому, что он лично присутствовал при убийстве его величества и пленении одного из своих братьев-рыцарей.
        А принцесса…
        Принцесса возненавидела его, в чем не стеснялась признаваться при каждом удобном случае. Когда ее взгляд падал на болотника, щеки ее вспыхивали и глаза сверкали непримиримой злобой.
        Это задевало рыцаря. Ведь он был полностью уверен, что ни в чем не отступил от своих правил, правил рыцарей Болотной Крепости, - правил, которые и определяют его жизнь.
        Почему принцесса Лития ненавидит его больше, чем убийц ее отца? Он стоял на страже жизни и безопасности принцессы, никто не смог бы причинить ей ни малейшего вреда. Он спас жизнь Оттару. Теперь, когда кровопролитие во дворце завершено, жизни северянина и горного рыцаря вне опасности. Он ни в чем не отступил от того, что называл своим долгом. То, как относится к нему Лития, просто нелогично.
        Когда-то, во времена своего детства, Кай, возможно, нашел бы поведение ее высочества разумным, но с тех пор многое изменилось в нем. Годы, проведенные им в Крепости Болотного Порога, навсегда воспитали в нем особый взгляд на жизнь, совершенно отличный от взглядов других людей.
        И Кай отлично помнил, как будто это было только вчера, слова Магистра Ордена Болотных Рыцарей Порога Скара, которыми тот напутствовал его, отпуская в большой мир.
        «Твари встречаются не только близ Порога, сэр Кай. Твой долг защищать людей и сражаться с Тварями… Даже если люди не способны оценить твой подвиг и воздать ему должное. Иди и будь наготове…»
        Защищать людей от Тварей - вот каков его Долг. Защищать людей от Тварей и беречь жизнь принцессы - вот каков его Долг здесь, в Дарбионском дворце.
        Если бы Ганелон не отнял у него права сражаться во имя его чести и жизни, Кай безусловно встал бы на его защиту. Но после исключения из рыцарей двора болотник уже не мог воспринимать короля как объект защиты. Ганелон стал для него обыкновенным человеком - одним из тех, вмешиваться в дела которых запрещал болотнику кодекс его правил.
        Почему же тогда принцесса выражает свою ненависть не настоящим убийцам, а ему, рыцарю Болотной Крепости Каю?
        В этот вечер, устав скрываться от всех в своей опочивальне, ее высочество собралась выйти в сад. Но во дворце и в дворцовом дворе царила напряженная суета пиршества. И Лития сообщила своим фрейлинам, что они идут на верхний ярус одной из самых высоких башен дворца - в королевскую обсерваторию.
        Обсерватория представляла собой округлое помещение внутри купола, посредине которого располагался удивительный прибор, состоящий из металлических обручей и спиц, удерживающих сложную систему крупных кристаллов. Окна в помещении были громадные, от пола до куполообразного потолка, разделенные лишь подпирающими купол колоннами, так что с чистой совестью можно было сказать, что стены в обсерватории отсутствовали вовсе. Ветер свистел здесь, а в трещинах напольных плит трепетали птичьи перья и пух, истлевшие останки древесных листьев и прочий занесенный сюда ветром мусор. Вокруг прибора, позвякивая какими-то железками, копошился дряхлый старик, заросший седыми волосами и бородой, точно болотный дух, и в невероятно истрепанной одежде. Когда-то давным-давно, охотясь в Корабельном лесу, молодой еще король Ганелон увидел на вершине высоченной сосны странного человека, оборудовавшего себе нечто вроде гигантского гнезда. Человек этот отрекомендовался адептом древнейшей науки астрологии и пообещал королю, что будет рад каждое утро предсказывать ему вероятные события грядущего дня - если только его величество
выделит ему соответствующее помещение и небольшое количество золота, необходимое для конструирования прибора, с помощью которого можно наблюдать за звездами. Мастеров чтения по звездам среди придворных магов было предостаточно, но давно было доказано, что сколько-нибудь точный прогноз просто невозможен, так как будущее - штука крайне капризная; на него влияют даже мельчайшие, порой неосознанные поступки, слова и мысли, совершенные в настоящем, а лесной астролог обещал прогнозы именно подробные и точнейшие. Ради забавы Ганелон согласился и взял странного человека с собой во дворец. Обсерваторию устроили довольно быстро, а вот процесс создания прибора затянулся на несколько лет, по прошествии которых Ганелон напрочь забыл о том, что у него есть собственный придворный астролог. А тот, обеспечиваемый по давнему приказу короля всем необходимым, также забыл о данном когда-то обещании. Дни и ночи астролог проводил у своего прибора, бормоча себе под нос и не обращая ни малейшего внимания на окружающих; он стал чем-то вроде достопримечательности Дарбионского королевского дворца.
        И сейчас, когда в обсерваторию вошла Лития с двумя ближайшими фрейлинами, Изаидой и Аннандиной, астролог, имя которого никто не помнил, не удостоил их даже взглядом. Кай, как обычно, следовал за принцессой в отдалении.
        Лития медленно прошла к одному из окон и остановилась, глядя на начинающий темнеть небосвод. Порыв ветра рванул подол ее платья, принцесса поежилась, и Аннандина тотчас закутала ее плечи меховой накидкой. Кай с интересом разглядывал диковинный прибор астролога.
        - В детстве я часто приходила сюда, - голосом, едва слышным за воем ветра, проговорила Лития, - этот старик уже тогда был старым. Он словно не видел и не слышал меня и не протестовал, когда я подходила к его… сооружению.
        - Он сумасшедший, - шепотом сообщила ей Аннандина, - говорят, эта штука, которую он сделал, способна ловить человеческие сны. И постоянное наблюдение ночных кошмаров свело его с ума…
        - Нет, эту штуку он сделал, уже будучи безумным, - авторитетно возразила Изаида. - И она не ловит сны, а напускает их - мне маменька рассказывала, когда была маленькой… То есть я была маленькой, а не маменька. Она говорила, что, если замучили ночные кошмары, нужно принести старику какой-нибудь подарок. Тогда он подарит тебе счастливый радостный сон… Например, про то, как золотоголовый принц из далекой страны поет под твоим окном о своей любви…
        - Какие глупости! - повела плечами Лития. - Он, несомненно, не в своем уме, но он вовсе не злой. Просто… живет в своем мире, не замечая нас, людей… А эта конструкция предназначена для того, чтобы смотреть на звезды. Кристаллы увеличивают самые крохотные звезды во много-много раз. Это я обнаружила, придя сюда как-то поздним вечером.
        - Здесь жутковато… - пожаловалась Изаида. - И холодно.
        - Здесь очень спокойно, - сказала Лития. - И днем видно далеко-далеко вокруг…
        На темном небе одна за другой начали зажигаться звезды. И на земле, словно отражение небес, тут и там вспыхивали теплые желтые точки - это горожане зажигали факелы и светильники в домах.
        Принцесса, словно пытаясь разглядеть что-то, подвинулась ближе к краю, за которым начиналась ночь. Она ступила на один из больших четырехугольных камней, коими понизу было выложено окно обсерватории, положила руку на колонну и сделала движение, чтобы подойти к краю еще ближе.
        - Остановитесь, ваше высочество! - раздался голос позади нее.
        Принцесса, не оборачиваясь, состроила гримасу.
        - Я говорю вам, ваше высочество, не двигайтесь! - повторил Кай.
        Фрейлины презрительно зашипели, переговариваясь между собой; подражая своей госпоже, они тоже не удостоили болотника взглядом.
        - Пожалуйста, сойдите с камня, ваше высочество, - попросил Кай. - Если вы этого не сделаете, я буду вынужден стащить вас оттуда.
        Лития обернулась.
        - Только попробуйте дотронуться до меня! - воскликнула она. - Мерзкий предатель и убийца! Я сама способна позаботиться о себе! Я вовсе не слабоумная дурочка, чтобы в здравом уме сверзиться с башни. На этом камне поместятся еще и две моих фрейлины…
        Изаида и Аннандина с готовностью подтвердили это, не спеша, правда, доказать истинность слов принцессы на деле.
        - Камень расшатан, - серьезно проговорил Кай. - Я слышал скрип, когда только вы наступили на него.
        - Мне все равно, что вы слышали. Я не слышала ничего!
        - Вы ничего не слышали, потому что вы не слушали, ваше высочество…
        - Мне надоели ваши дурацкие поучения, Кай! - выкрикнула Лития. - Кай! Я не говорю вам «сэр», потому что больше не считаю рыцарем! Вы и не можете называться рыцарем, так как папенька отлучил вас от своего двора незадолго до того, как… как вы… Более того, я не считаю вас больше мужчиной! Настоящий мужчина защищал бы ту, которая доверяла ему до последней капли крови, а не стоял бы сложа руки! Вы мерзкий трусливый предатель! Ведь вы заодно с теми, кто устроил переворот. Так?
        - Это не так. Я не причастен к заговорщикам.
        - Я не верю вам. Я вам не верю! Вы - предатель и лгун! Как у вас хватает совести смотреть на меня так спокойно! Вы - предатель! Слышите меня?
        - Слышу, ваше высочество, - мягко проговорил болотник. - Пожалуйста, посмотрите себе под ноги. Это, кажется, не трудно…
        Принцесса не удержалась - опустила глаза. Только на мгновение, но этого мгновения хватило Каю, чтобы подскочить к ней и схватить за обе руки. Вскрикнув от неожиданности и испуга, Лития дернулась, пытаясь освободиться. А камень с громким скрежетом накренился и сдвинулся с места. В тот момент, когда болотник втащил принцессу в комнату, он сорвался и полетел вниз, с тугим гудением рассекая темный воздух.
        Обе фрейлины завизжали, заметались вокруг болотника и Литии, не осмеливаясь дотронуться ни до того, ни до другой. Только безразличный ко всему безумный астролог, опустившись на колени, так что длинные его волосы и борода стелились по каменному полу, что-то прилаживал к своему прибору.
        - Отпустите меня немедленно! - закричала принцесса. - Отпустите, я вам сказала! Мужлан! Грязный кабацкий халдей! Подлый предатель!
        Кай отпустил принцессу и отступил на шаг. Но Лития все не успокаивалась. Фрейлины с испуганным удивлением смотрели на нее.
        - Отстанете вы от меня наконец?! - кричала Лития, сжимая маленькие белые кулачки. - Почему вы за мной везде таскаетесь?! Я не могу… Понимаете, я не могу видеть вашей равнодушной физиономии! Я вас ненавижу! Ни разу в жизни я не испытывала такой ненависти ни к одному человеку… А ведь до знакомства с вами я даже не знала этого чувства! Подите прочь от меня! Я, наконец, приказываю вам, как ваша госпожа - подите вон! Предатель!
        - Я не могу уйти, ваше высочество, - чуть поклонился болотник. - Я здесь по повелению Магистра моего Ордена, и только он может заставить меня уйти, отдав мне новый приказ.
        - Тогда я попрошу сэра Эрла вступиться за мою честь! Он изрубит вас на куски, как только придет в себя после ран, полученных в честном бою за жизнь своего господина!
        - Рыцари Порога не сражаются друг с другом, ваше высочество.
        - А вы до сих пор осмеливаетесь грязным своим языком называть себя рыцарем? - Простая прическа принцессы растрепалась, глаза ее горели, а на скулах расцвели алые пятна. - Вашим идиотским правилам подчиняетесь только вы, а сэр Эрл настоящий рыцарь! Он бы не оставил своих друзей в беде! Настоящий рыцарь всегда сражается за своих друзей! Вы не вмешиваетесь в дела людей, потому что это запрещает вам кодекс рыцарей Болотного Ордена, поэтому вы попустили предательское убийство папеньки, а когда-то болотники спасли вам жизнь, вырвав из рук палачей. Это разве не вмешательство? Пытаясь оправдать себя, вы противоречите сами себе! Я повторяю вам снова и снова - вы лгун! Я вам не верю. Вы с самого начала знали о готовящихся убийствах!
        - Я был один против всех тогда… - заговорил Кай как всегда уверенно, но заметно замедлившаяся его речь выдавала некие раздумья. - У меня не было шансов спастись. А вступившись за его величество, я принял бы участие в политической игре. Это недопустимо.
        - Ваши лживые слова еще больше убеждают меня, что вы - участник переворота! Весь дворец говорит об этом! - презрительно процедила Лития сквозь зубы и отвернулась.
        В обсерваторию шагнул лакей в одеждах таких пышных, что они делали его похожим на разноцветный тряпичный шар. Лакей порядочно запыхался, поднимаясь сюда по длинной винтовой лестнице, но приготовленную фразу выпалил без запинки:
        - Ваше высочество, первый королевский министр граф Гавэн и господин Константин! - после чего судорожно глотнул воздух и, склонив голову, отошел в сторону.
        Из темного лестничного пролета выступил Гавэн.
        - Ваше высочество, - почтительно сказал он и поклонился.
        Принцесса приветствовала первого министра холодным кивком. Фрейлины донесли до нее: первый министр не был впутан в заговор, но то, что заговорщики сохранили ему жизнь, было для Литии неприятно. Она так привыкла всегда видеть Гавэна рядом с отцом, что совсем не представляла его самостоятельной личностью. И вот - Ганелон убит, а его тень уже пришилась к кому-то другому…
        Следом за Гавэном вошел невысокий, очень сутулый человек с лицом темным, словно покрытым свинцовой пылью, в простой черной хламиде мага с широкими рукавами, в которые он прятал сложенные на груди руки. Как только Лития увидела его, словно ледяной кулак сжался в ее животе. Этот маг с первого взгляда внушил ей тяжелый страх, и она вдруг подумала о том, что этот человек, должно быть, распространяет вокруг себя страх, как иные животные - характерный только для них запах. Его лицо… оно было вроде бы обыкновенным, но каждая его черточка почему-то казалась искаженной, и эта неправильность вкупе со странной, нечеловеческой смуглостью пугала. Маг походил на древнее изваяние, поставленное у входа в гробницу какого-нибудь царя с забытым именем, чтобы отпугивать грабителей, - на ожившее изваяние. Фрейлины невольно прижались друг к другу и попятились, явно намереваясь спрятаться за аппарат безумного астролога. Они, конечно, узнали этого мага.
        - Приветствую вас, ваше высочество, - голосом негромким, с хрипотцой, будто в горле у него что-то застряло, сказал вошедший. - Мне говорили, что вы прекрасны, но, увидев вас наяву, я изумился тому, как бедны слова, насколько они бессильны передать истинную красоту.
        Никаких, впрочем, эмоций на лице мага не отразилось.
        Принцессе пришлось заставить себя говорить и двигаться. Сделав неловкий книксен, она сказала:
        - Благодарю вас за восхитительные слова, - и тут же перевела взгляд на Гавэна. Первый министр должен был представить ей этого мага, как менее знатную особу, прежде чем тот начнет говорить, но почему-то не сделал этого. Откуда ей было знать, что Гавэн заколебался, выбирая, кого представлять первым. Или искусно разыграл замешательство.
        - Ваше высочество, - заговорил наконец первый министр, - позвольте представить вам великого мага, сегодня в одночасье избавившего королевство от мерзких зубанов. Его имя Константин. Константин, позвольте представить вам ее высочество принцессу Гаэлона Литию.
        - Так это вы? - проговорила принцесса. - Константин? Просто Константин? У вас только одно имя?
        - Да, ваше высочество.
        - Несомненно, вы величайший из всех магов, ибо вы оказались единственным, кто смог справиться с этой напастью.
        Константин молча поклонился.
        - Константин, - спохватился Гавэн, - вы еще незнакомы с сэром Каем, рыцарем Порога.
        Великий маг с интересом оглядел болотника.
        - О вас много говорят при дворе, - сказал он. - И, что более всего примечательно, совершенно разные вещи. Кто-то величает вас героем, а кто-то… не такого высокого мнения о вас.
        - Люди всегда говорят, - ответил Кай, глядя на мага с не меньшим интересом.
        - Что до меня, - продолжал Константин, - так человек, решившийся заступить дорогу эльфам, да еще и одержавший победу, - настоящий герой.
        - Вы мне льстите, - сказал Кай. - Я не мог одержать победу, так как боя не было. Высокий Народ ушел из дворца, лишь только началась схватка.
        - Вы так же скромны, как и умны, рыцарь.
        - А вы чересчур любезны для того мага, образ которого сложился в моем сознании.
        Константин в ответ приподнял брови.
        - И вы еще довольно дерзки, - сказал он, впрочем, улыбнувшись. - Сэр Кай, возможно, я неприятен вам, но ссориться с вами не хочу. Напротив, я от всей души надеюсь подружиться с вами. Я буду говорить прямо, сэр Кай. Я - могущественен. Вы даже не представляете насколько. Вы можете попросить у меня что угодно, и я клянусь выполнить любое ваше желание.
        - А что вы попросите взамен? - спросил Кай.
        - Вашу дружбу.
        - У меня складывается впечатление, что вы предлагаете мне не дружбу, а службу, - проговорил болотник.
        Константин, в глазах которого вспыхнуло удивление, на мгновение повернулся к Гавэну. Первый министр в ответ на вопросительный взгляд мага едва заметно пожал плечами - дав понять, что он не несет ответственность за этого рыцаря, что болотник не зависит от него.
        - Я не буду мешать вашей беседе, - сказал наконец Константин, обращаясь одновременно к Каю и Литии, - я просто взял на себя смелость попросить господина Гавэна представить меня принцессе и пришел сюда, чтобы выразить свое восхищение вашей красотой, ваше высочество. И вашей доблестью, сэр Кай. Когда принцесса с вами, за ее безопасность можно быть спокойным. Да… и еще, сэр Кай!
        - Да, Константин?
        - С вашего позволения, мы еще вернемся к нашему разговору.
        - Как вам будет угодно, Константин, - поклонился болотник.
        - Ваше высочество… - обратился маг к принцессе.
        Константин шагнул к Литии, выпростав из рукава правую руку. Принцесса едва удержалась, чтобы не отшатнуться. Но маг пошевелил длинными пальцами, оканчивающимися черными острыми когтями, и на узкой его ладони вдруг выросла голубая лилия, слегка светящаяся в поблескивающей звездами темноте.
        Принцесса Лития, как завороженная, протянула руку к цветку. Но от легчайшего прикосновения ее пальцев лилия вдруг стала голубым дымным сгустком, только лишь имеющим форму цветка, и моментально была развеяна ветром.
        Принцесса невольно вздрогнула.
        - Прошу прощения, ваше высочество, - почти незаметно усмехнулся тонкими губами Константин. И протянул к принцессе левую руку, в которой держал точно такую же лилию, но, кажется, вполне живую. Момент, когда цветок появился в руке мага, Лития пропустила.
        Она приняла цветок, но тут же чуть не выронила его - цветок оказался неожиданно тяжелым. Он только выглядел как живой, а на ощупь был холодным, как камень. Лития взяла цветок обеими руками.
        - Что это? - выговорила она.
        - Живое растение быстро завянет, - ответил Константин, - потому что живое умирает. А это будет радовать ваш глаз столько, сколько вы того пожелаете.
        - Оно… очень тяжелое…
        Как ни старалась, принцесса не смогла выговорить слова благодарности. Она положила каменную лилию на пол. Константин усмехнулся, еще раз поклонился и повернулся к выходу. Испрашивать разрешения покинуть принцессу пришлось Гавэну.
        Когда они в сопровождении лакея покинули обсерваторию, фрейлины подбежали к принцессе.
        - Уберите это… - произнесла Лития, указывая подбородком на каменный цветок. - Не могу этого видеть. Этот… маг - страшный, страшный… - Она вся дрожала, и было похоже, что принцесса вот-вот разрыдается. - Почему он?.. - прерывающимся голосом спрашивала она у растерянных фрейлин, которые, успокаивая, гладили ее по рукам. - Почему он пришел сюда, ко мне?.. Что ему от меня надо? Кто он такой?.. У него когти, как у зверя! Черные когти! Он… А его лицо! Вы видели его лицо?..
        Ни Изаида, ни Аннандина ничего толкового сказать Литии не могли. Только всезнающая Изаида выдвинула версию, что странный цвет лица мага, видимо, результат того, что он длительное время не видел солнечного света, будучи запертым в башне.
        - Он не похож на человека, проведшего много времени в заточении, - проговорил Кай, и все обернулись к нему. - И цвет его лица обусловлен вовсе не долгим пребыванием в темноте.
        - А чем же? - спросила Изаида, любопытство которой пересилило заданную принцессой неприязнь к болотнику.
        - Я не могу ответить.
        - В таком случае и нечего было встревать! - гневно всхлипнула в его сторону Лития. - Снова со своими глупыми объяснениями! Вы ничего не знаете!
        - Вы правы, ваше высочество, я многого не знаю, - ответил Кай. - Я лишь могу предполагать.
        Поскольку никто не задавал ему дальнейших вопросов, болотник замолчал. Наконец Лития не выдержала:
        - И что вы предположили, Ка… сэр Кай?
        - Скорее всего, маг Константин - тот, кто задумал убийство его величества и захват власти. Это заметно по отношению к нему Гавэна, это можно вывести также из разговоров, которые я слышал при дворе.
        Принцесса и фрейлины испуганно молчали, слушая.
        - Он приходил к вам неспроста, - продолжал Кай, - такой человек ничего не делает просто так, каждый шаг его обдуман и рассчитан. Он хочет жениться на вас, ваше высочество.
        Фрейлины ахнули в один голос.
        - Это дурная шутка! - подняв мокрое от слез лицо, надменно объявила Лития. - Это еще одно оскорбление, за которое вы непременно поплатитесь, когда придет время.
        - Я вовсе не хотел оскорбить вас, ваше высочество. Вы спросили меня, значит, взяли на себя обязательство выслушать ответ.
        - Ах да! Одно из правил рыцарей-болотников!
        - Он уже немолод. Утвердившись во власти, он должен подумать о том, кому передать престол. Он маг и очень сильный маг, а значит, у него нет семьи и, следовательно, нет детей. Те, кто отдает свою жизнь изучению магии, берегут каждую крупицу энергии; ни один по-настоящему могущественный маг никогда не знал женщины, об этом говорил мой учитель, обучавший меня на Туманных Болотах азам магии. В ваших венах, венах принцессы Гаэлона, течет самая благородная кровь из всей знати королевства, и это вам, ваше высочество, уготована роль родоначальницы, основательницы новой королевской династии.
        Принцесса молчала. И фрейлины не говорили ни слова.
        - Впрочем, как я уже сказал, - закончил Кай, - это всего лишь предположение. Простите, если мои слова обидели вас, ваше высочество. Я этого не хотел.
        - Этого не может быть, ваше высочество, - зашептали принцессе Изаида и Аннандина с обеих сторон, - никто этого не допустит!.. Двор верен вам!.. Весь Гаэлон встанет на вашу защиту, а сэр Эрл…
        - Подите прочь, сэр Кай! - закричала Лития так пронзительно, что фрейлины отпрыгнули от нее. - Уходите, я не желаю вас больше видеть!..
        Этот крик лишил ее последних сил. Она зашаталась, Изаида и Аннандина подхватили ее под руки.
        - Уведите меня отсюда… - прошептала принцесса, и слезы вновь полились из ее глаз, - уведите, мне нужно лечь… Мне очень дурно… Не позволяйте ему прикасаться ко мне…
        Фрейлины вывели принцессу из обсерватории. Следом за ними вышел Кай. А сумасшедший астролог, закончив копошиться с железками, принялся собственной бородой тщательно протирать кристаллы в удивительном своем приборе.

* * *
        Поглощенная пища, отличавшаяся от обычного тюремного рациона так же сильно, как юная графиня, только что вернувшаяся из купальни, отличается от безногой нищенки, проведшей морозную ночь в навозной куче, вдохнула в рыцаря Северной Крепости Оттара такой заряд энтузиазма, что он не спал всю ночь, яростно расшатывая крючья, которыми крепились к стене его цепи. Один только раз ненадолго прервался Оттар - когда уже под утро поволокли по коридору кого-то, истошно орущего сорванным голосом. Северянин услышал, как крикуна несколько раз с размаху ударили плашмя клинком меча и швырнули в камеру в начале коридора. Переждав переполох, северный рыцарь продолжил свою работу.
        И его усилия принесли свои плоды. Крюк с левой стороны расшатался основательно. Оттар чувствовал: достаточно рвануть цепь, чтобы освободить руку. А когда левая рука будет свободна, ничего не стоит выдрать и второй крюк, удерживающий правую руку.
        Оттар немного отдохнул, прежде чем сделать последний шаг. И… вдруг передумал его делать.
        А что, если все пойдет не так? Если этот Мон своими действиями вызвал подозрение и его раскрыли? В том, что из Мона вытянут признание, северянин не сомневался - слуга производил впечатление человека, из которого можно вить веревки, что Оттар с успехом и проделал. И в этом-то случае, если замысел северянина действительно провалился, крайне необдуманно будет вырывать крюки - ведь сюда наверняка явятся тюремщики и стража, чтобы убедиться, что узник по-прежнему на своем месте и закован так же надежно, как и раньше.
        Мысли Оттара снова вернулись к болотнику.
        Он не верил, что Кай стоит на стороне предателей. Он просто не мог в это поверить. Это было почти то же, что и поверить, будто боевой корабль, выточенный из скального камня, мог свободно держаться на воде. И поэтому, начиная размышлять о странном поведении болотного рыцаря в королевских покоях, разум северянина словно попадал в липкую паутину, выхода из которой никак не находил.
        Но это разум. Сердце же северянина не знало сомнений.
        Оттар часто ловил себя на том, что подспудно ждет, когда в тюремном коридоре раздадутся вопли боли и страха, зазвенит сталь - и дверь его камеры распахнется, а на пороге с обнаженным мечом в руках, еще взолнованно подрагивающим от недавнего боя, появится брат-рыцарь. Или братья-рыцари.
        Сэру Эрлу ведь тоже пальца в рот не клади. Долго удерживать его своей поганой магией предатели не смогут. А Кай… В то, что болотника сумели пленить, Оттару тоже не верилось. Значит, скоро болотник явится сюда, в подземелье, освободив сначала горного рыцаря. Или в первую очередь вытащит из этой сырой ямы его, Оттара, а потом уже они вместе нагрянут в покои, где заперт сэр Эрл. Это уже неважно. Главное, так оно и будет.
        А как же иначе?
        Ведь они, все трое, - рыцари Порога, все они братья. Вот сэр Эрл - он-то уж воистину лучший из лучших, благороднейший из благороднейших. Прямо идеал! Сам-то Оттар знал за собой, что до общепризнанного в Гаэлоне рыцарского идеала ему далековато. Разве ж сэр Эрл стал бы громить харчевни и кабаки просто потому, что ему охота повеселиться после кружки-другой-третьей крепкого пива? Да сэр Эрл даже не во всякий кабак-то и зайдет, предпочтя послать туда слугу, чтобы тот вынес ему кружку вина - если прежде хозяин кабака не спохватится и не выбежит навстречу с угощением. А уж драться с простолюдинами… И думать об этом смешно. Но среди сородичей Оттара, которых в Северной Крепости было больше половины населения, бытовало стойкое мнение о том, что главное для рыцаря Порога - вовсе не умение изящно гарцевать на коне или слагать стишки. Главное: искусство боя и мастерство выживания там, где никто другой, кроме рыцаря Порога, выжить не сможет. Да и вовсе не важны для северянина были эти стишки! Важно, что на сэра Эрла вполне можно положиться. Он скорее погибнет, чем оставит своего брата-рыцаря в беде. Как и
Кай: и болотник - рыцарь Порога, а значит, тоже не может по-другому. Правда, эти его странные правила… Со стороны посмотреть: прямо какой-то недоумок, но почему-то всегда эти непонятные поступки впоследствии легко и доступно объясняются. И получается так, что болотник, когда совершал их, видел и слышал больше, чем все остальные, - оттого-то и делал все не так, как другие… Можно подумать, Болотный Орден - совсем уж особенный, ни на какие другие рыцарские Ордена не похожий. Ну, так ведь в каждом Ордене какие-то особенности есть, но главное… Главное - это то, без чего ни в одной Крепости Порога не выжить. Готовность прикрыть друга в бою, отдать свою жизнь за его жизнь… Значит, и тому, что болотник находился тогда среди врагов в совершенном спокойствии, есть свое объяснение.
        И это, несомненно, разъяснится потом… когда все встанет на свои места, когда все станет как прежде хорошо…
        В коридоре послышались шаги. Оттар затаил дыхание, прислушиваясь. Мышцы его под воздействием мощного выплеска адреналина напряглись, как паруса под ударом шквалистого ветра. Неужели Мон? Неужели ему удалось? Неужели уже через какую-то четверть часа рыцарь будет свободен? О, с каким наслаждением он будет крушить черепа стражников, прорываясь из подземелья. Пусть они хоть демонов призывают, никто и ничто не остановит Оттара.
        Но спустя мгновение северянин расслабился, недовольно поморщился и сплюнул. В коридоре раздавались шаги не одного человека. По меньшей мере трое шли по коридору, и шаги их звучали уверенно и твердо.
        Тут Оттар снова напрягся. Шаги неотвратимо приближались - идущие явно имели определенную цель, и Оттар уже почти не сомневался, что это за цель. Его камера.
        Сквозь зарешеченное оконце заблистало факельное пламя. Северянин резко выдохнул и подобрал под себя ноги. Что бы сейчас ни произошло, он дорого продаст свою жизнь.
        В дверном оконце мелькнула физиономия, довольно поганая: рябая и безносая - нос когда-то очень давно был размозжен прямым ударом палицы. Оттар узнал обладателя этой мерзкой рожи. Главный смотритель дворцовой тюрьмы. Сквозь магический дурман заклинания, сковавшего его тело и разум, северянин запомнил тычки и пинки, которыми одаривал его главный смотритель. Чем-то северянин ему очень не понравился, и безносый вымещал на нем свою злобу, пользуясь тем, что рыцарь не сможет ему ответить и к тому же вряд ли это припомнит.
        - Вот он, голубчик! - осклабился смотритель. - Я ж говорю, куда ему деться… Отпирай дверь!
        Оттар возблагодарил Андара Громобоя за ниспосланную ему предусмотрительность.
        Прогромыхали ключи, и дверь, скрипнув, отворилась. Оттар увидел тучную фигуру смотрителя, облаченную в грязную кожаную куртку, едва не лопающуюся на выпирающем животе, и широкие штаны, донельзя замасленные. За спиной главного смотрителя стояли еще четверо. У двоих Оттар заметил арбалеты с вложенными болтами.
        - Хитры же вы, сэр! - хихикнул смотритель. - Только дружок ваш оказался не таким хитрым. Попался, когда хотел стянуть меч у хмельного гвардейца. Поначалу его просто собирались плетьми отчесать, а он разнылся и, чтоб плетей-то избежать, выложил всю правду. Думал, за такое признание его помилуют. Ему, конечно, помилование-то обещали, а как услышали, в какое дело он ввязался… В общем, левую руку ему отрубили сегодня, а правую - завтра на дворцовом дворе, прилюдно, чтобы все видели и запомнили… Я слышал, и вас подобная участь ждет…
        Сердце Оттара больно запульсировало. Но усилием воли рыцарь подавил всколыхнувшееся отчаянье. «Их всего пятеро, - подумал он, - и дверь камеры открыта. Значит, не все еще потеряно…»
        Главный смотритель отступил в сторону и кивнул тем, кто стоял за ним:
        - Ну-ка… стреножьте нашего важного гостя. Господин Гархаллокс, когда ему доложили об этом происшествии, оченно разволновался. Нельзя, говорит, чтобы заточенные сбегли, никак нельзя. Надо, говорит, особые меры принять… Хотя… погодите-ка немного…
        Смотритель вдруг оглянулся на тех, кто пришел с ним… и облизнулся какой-то своей мысли. Он шагнул в камеру и прикрыл за собой дверь.
        - Страшно, благородный сэр? - осведомился он, воровато забегав глазами. - Страшно… Всем вам… благородные сэры, как только вы здесь оказываетесь, становится страшно… А я оченно радуюсь, когда таким, как вы, страшно…
        Он сладострастно оскалился и пнул Оттара сапогом в лодыжку. Оттар успел поджать ногу, и удар смотрителя не достиг своей цели.
        - Верткий, - скрипнул зубами безносый. - Ух, как я вас всех… благородных… Ненавижу вас… Страшно? А раньше небось на такого, как я, и слов не тратили. Плетью таких, как я, вытягивали… и невест… невест… - гримаса ярости исказила и без того не блещущее красотой лицо смотрителя, - невест спробовать перед первой мужней лаской не гнушались… Это там, наверху, вы лучше меня. А здесь, в подземелье, я - ваш господин! Здесь я благородный.
        Оттар уже был абсолютно спокоен. Он просчитал дальнейшее поведение противника и решил, как будет действовать.
        - Я свой рыцарский титул заслужил мечом, - сказал северянин, - в боях против таких чудовищ, что, приснись они тебе, ты мог бы и не проснуться. И ежели бы кто-то нанес мне обиду, подобную той, которую, видимо, когда-то нанесли тебе, я бы не таил трусливо злость, а убил бы обидчика на месте. Или погиб бы сам. Вот какая разница между благородным рыцарем и таким паскудным шелудивым псом, как ты!
        Из-за приступа злобы смотритель не сумел даже закричать. Выхватив из-за пояса плеть, он размахнулся… но ударить не успел. Оттар из удобного положения, которое принял, когда смотритель попытался его пнуть, нанес ногой, обутой в сапог с шипованной подошвой, сильнейший удар безносому пониже брюха.
        Главный смотритель королевской тюрьмы едва не вышиб грузным своим телом тяжелую бревенчатую дверь. Вылетев в коридор, он рухнул на пол и скорчился от страшной боли, будучи не в состоянии даже стонать. Сопровождающие его на некоторое время опешили - на это-то и рассчитывал Оттар.
        Изо всех сил выбросив вперед левую руку, он со скрежетом вытащил из стены один из крюков. И, действуя уже обеими руками, отчаянным рывком вырвал второй крюк.
        И вскочил, только-только успев хлестнуть цепями по бросившимся на него стражникам. Один из них с воплем покатился по полу, выронив меч и обеими руками закрывая разбитое в кровь лицо, а второй, отразив мечом удар, тут же снова перешел в нападение.
        Очертя голову бросаться на рыцаря Порога - не лучшее решение. За долю секунды северянин сломал ему руку, отнял меч и уже упавшему на колени мощным ударом ноги размозжил височную кость.
        Еще нанося удар, краем глаза Оттар приметил, что двое с арбалетами вскинули свое оружие. Поэтому, убив врага, северянин крутнулся в сторону, прижавшись к сырой стене своей камеры. Тяжелый арбалетный болт свистнул сквозь душный воздух подземелья и, угодив в щель меж камнями, там и застрял.
        Второго выстрела не последовало.
        Не видя арбалетчика, Оттар, пригнувшись, скользнул в проем двери, рубанув перед собой мечом наотмашь. Но клинок не встретил сопротивления - арбалетчик предусмотрительно отступил дальше по коридору, держа распахнутую дверь камеры на прицеле.
        - Ни с места… - пропыхтел, с трудом поднимаясь на ноги, главный смотритель, - на острие болта - яд. Одно движение, и вы подохнете в муках…
        Оттар выпрямился, поигрывая мечом.
        Стражник с арбалетом следил за каждым его движением. Арбалетчик, выстреливший первым, заряжал еще один болт, то и дело оглядываясь на рыцаря и пронзительными криками подзывая подмогу. Стражник, которому северянин угодил тяжелой цепью в лицо, тихо стонал у стены.
        - Болт отравлен, - хрипло пыхтя и держась за ушибленную часть тела, повторил смотритель, - бросьте меч. Яд дал мне сам архимаг господин Гархаллокс. Бросьте меч, сэр, а не то сдохнете прямо здесь и сейчас!
        - А тебя четвертуют за то, что из-за тебя погиб важный заключенный, - ответил Оттар. - Ты, жалкий пес, не знаешь и не можешь знать, какие планы насчет меня у тех, кто отдавал тебе приказы.
        - А вот тут вы ошибаетесь, благородный сэр, - прохрипел главный смотритель, - у меня приказ убить вас, ежели не будет возможности удержать… В самом крайнем случае… А сейчас как раз такой случай… Бросьте меч…
        - Господин! - выкрикнул второй арбалетчик, уже зарядивший свое оружие. - Сюда идет отряд с верхнего яруса! Слышите, как они грохочут по лестнице? Сейчас тут будет два десятка ратников!
        - Бросьте меч! - гаркнул смотритель. - Почему вы не бросаете меч?! У вас нет шансов! Думаете, мы пришли сюда только лишь впятером? Целый отряд ждал нашего сигнала ярусом выше… Думаете, мы струсим убить вас?
        Оттар мрачно усмехнулся. Этот безносый ублюдок не понимал, что для настоящего воина умереть в битве есть славное и желанное завершение пути. Оттар не подумал сейчас о своей ответственности за жизнь принцессы. С младых ногтей впитанная аксиома пересилила все.
        Коридор стал наполняться стражниками. Один за другим, с обнаженным оружием они сбегали с лестницы и выстраивались в боевую шеренгу в два ряда.
        Рыцарь Северной Крепости Порога метнулся в сторону, потом, изменив направление, рванулся к арбалетчику - Оттар не жаждал смерти, он сражался, стремясь сразить врага. Но шансы добраться до стражника, прежде чем тот нажмет крючок, были ничтожно малы. Хотя, если бы он смог достать арбалетчика, ему предстояла бы славная битва…
        Удар болта, вонзившегося в верхнюю часть груди, был так силен, что Оттар споткнулся. Он снова вскочил, но ноги его моментально ослабли. Рыцарь рухнул на колени. Зрение его помутилось, а тело отказалось слушаться. Северянин упал ничком, и судороги скрутили его тело в неестественную позу.
        Главный смотритель с трудом поднялся, придерживаясь за стену. Он смотрел, как рыцарь корчится на полу, как судорожные движения становятся все короче и слабее. Когда Оттар затих, смотритель презрительно сплюнул на обмякшее тело:
        - Сдох.

* * *
        Безносый смотритель был прав. Архимаг Гархаллокс пришел в большое волнение, когда узнал, что один из рыцарей Порога, взятый под стражу, предпринял попытку сбежать. Дворцовая тюрьма считалась местом, покинуть которое без разрешения было невозможно. План же северного рыцаря сэра Оттара поразил архимага своей простотой. И самое удивительное было то, что, если бы глупый слуга Мон не допустил досадного промаха, вполне вероятно, что побег северянина удался бы.
        А допустить, чтобы рыцарь Порога, присутствовавший при убийстве его величества Ганелона, оказался на свободе, Гархаллокс не мог. Северянин открыл бы правду и, возможно, стал бы источником проблем, которые вовсе не нужны новой власти. Рыцари Порога в королевстве пользовались уважением, и слово Оттара имело бы вес. А представляя то, что произошло бы, если на свободе оказался бы сэр Эрл, всенародно любимый рыцарь Горной Крепости, Гархаллокс и вовсе содрогался. Он отдавал себе отчет в том, что вассалы убитого Ганелона, подавляющее их большинство, таят в груди ненависть к тем, кто предал смерти их сюзерена. Объявись тот, кто возьмет на себя гибельное бремя вести за собой, перед Гаэлоном встанет реальная угроза междоусобной войны. И оппозицию не остановит даже страх перед великим магом Константином, о могуществе которого уже шепчутся в каждом доме…
        Наиболее простым выходом было бы умертвить и сэра Оттара, и сэра Эрла. Но, исключая все другие причины оставить рыцарей в живых, отдать приказ Гархаллоксу мешало воспоминание о том славном дне, когда Высокий Народ отступил перед человеком. Рыцарь Болотной Крепости Порога - в одиночку - заставил трех эльфов бесславно бежать. Значит, есть что-то такое в этих Крепостях, что делает людей способными противостоять таким могущественным существам, как эльфы. И поэтому было бы величайшей глупостью потерять хотя бы одного из рыцарей Порога, учитывая еще и то, что их всего-то не более полутора тысяч на все королевства людей.
        Когда-то Гархаллокс отдал много сил и времени тому, чтобы отыскать мифическую Цитадель Надежды: последнюю крепость, в которой укрылись остатки защитников рода человеческого в год Великой Войны. Он считал, что в этой Цитадели из людского отчаянья и надежды родилась особая магия, которая и помогла защитникам Цитадели выжить - не просто выжить, а обратить вспять армии Высокого Народа. Как еще можно было объяснить то, что жалкая горстка защитников Цитадели одержала победу над отрядами могущественных воинов-эльфов? Цитадели Гархаллокс не нашел - слишком много времени прошло после Великой Войны. Но совсем недавно архимагу пришла в голову мысль. Возможно, Крепости Порога, где люди держат оборону против ужасных тварей, приходящих из нечеловеческих миров, играют такую же роль, что сыграла в свое время Цитадель Надежды? Возможно, там, где люди привыкают биться, все больше и больше превосходя собственные возможности с каждой новой битвой; там, где твердо уверены в том, что рано или поздно погибнут жуткой смертью в страшных боях с Тварями, выполняя свой Долг: защищать человечество от чудовищ, - там и
рождается эта магия, способная обратить в бегство тех, перед кем тысячелетиями привыкли трепетать и благоговеть.
        Безусловно, архимаг понимал, что сдержать рыцарей Порога обычным воинам практически не под силу. Даже используя магию, нельзя быть уверенным в том, что рыцари не смогут противостоять ей. Поэтому согласованный с Константином приказ Гархаллокса, встревоженного известием о том, что сэр Оттар пытался бежать, звучал так: всеми силами удерживать рыцарей Порога во дворце. Но если опасность бегства станет слишком велика - убить.
        Генералу Гаеру было велено утроить охрану покоев сэра Эрла, а на охрану дворцового подземелья выделить целый отряд. И укрепить караулы стражников гвардейскими караулами у всех выходов из дворца. Болотного рыцаря Кая Гархаллокс решил не принимать во внимание. У архимага было время изучить поведение болотника, и он счел, что рыцаря не следует опасаться.
        Глава 3
        У королевских покоев дежурили пятеро стражников. Четверо из них храпели у стены, уткнув носы в колени и обнимая алебарды, а пятый вышагивал взад-вперед, мужественно борясь со сном. По правилам бодрствовать полагалось всем пятерым, но неписаный закон стражи предполагал именно такой порядок дежурства. Шагающий стражник нетерпеливо ждал того времени, когда в оконном проеме вспыхнет голубоватым светом Небесный Странник - звезда, появление которой говорило о том, что наступил третий час ночи. Тогда стражник мог бы присесть вздремнуть, а его место занял бы тот, чей черед был не спать. Время от времени он кидал мутноватый от недосыпа взгляд на неподвижную фигуру болотника, привычно чернеющую на фоне окна. В зале с колоннами было темно, и стражник не мог разглядеть лица Кая. Обычно спокойное, лицо рыцаря в эту ночь было тревожно-задумчивым.
        В коридоре, ведущем из опочивален принцессы и короля, послышались легкие торопливые шаги. Стражник встрепенулся и тычками принялся будить своих товарищей. Привыкшие к такому повороту событий, ратники повскакивали, мгновенно выпрямившись.
        Дверь из коридора открылась. Ее высочество принцесса Лития, небрежно одетая, с распущенными волосами, забранными в простой платок, вышла в зал. Принцесса одевалась сама, без помощи фрейлин, спавших сейчас в ее опочивальне. Не стала она будить их и для того, чтобы они помогли ей причесаться.
        Хриплыми со сна голосами стража приветствовала принцессу. Лития ничего не ответила им, глазами ища кого-то в зале. Увидев болотника, она направилась к нему. Это неожиданное ночное появление принцессы, ее неуверенная походка, да и еще то, что она была боса, очень удивило стражников. Они недоуменно переглядывались и шептались за ее спиной.
        - Сэр Кай! - негромко позвала принцесса.
        Болотник обернулся от окна, но не сразу.
        - Сэр Кай! - повторила Лития. И это было последним, что слышали стражники. Принцесса приблизилась к болотнику и заговорила с ним так тихо, что до ратников не донеслось ни слова.
        - Я не ждал, что вы будете искать встречи со мной, ваше высочество, - признался Кай.
        - Я и сама не думала, что смогу заговорить с вами, - сказала принцесса, опустив глаза. - Но… сегодня в обсерватории я убедилась, что вы не были в числе заговорщиков. И значит, многие из моих слов, сказанных вам в гневе, несправедливы.
        - Многие, но не все? - спросил болотник. - Я рад, что вы наконец перестали гневаться на меня, ваше высочество.
        - Я пришла, чтобы поговорить с вами и попросить… спасти мою жизнь.
        - Вам нет нужды просить об этом, ваше высочество, - удивленно сказал Кай. - Я здесь именно для того, чтобы уберечь вас от смертельных опасностей.
        - Этот… этот маг… - принцесса содрогнулась, видимо, от очень неприятного для себя воспоминания, - вы действительно считаете, что он собирается жениться на мне?
        - Теперь я почти уверен в этом, - ответил рыцарь.
        - Но ведь это… чудовищно! Единственное, что я почувствовала, увидев его, это… гадливый страх. Нечто похожее на чувство, которое испытываешь, когда видишь мерзкую змею и знаешь, что укус ее смертелен.
        - Замужество не угрожает вашей жизни, - проговорил Кай. - Даже напротив.
        - Но я не хочу этого! - шепотом воскликнула Лития и на мгновение обернулась к стражникам. - Я ни за что на свете не соглашусь стать женой этого монстра!
        - Боюсь, вам не дадут возможности выбирать, ваше высочество.
        На глаза принцессы навернулись слезы.
        - Если бы сэр Эрл мог, он бы спас меня от этой ужасной участи, - прошептала она. - Почему же вы не хотите сделать этого?
        - Болотники не сражаются с людьми и не ввязываются в их дела, - ровно ответил болотник.
        Принцесса прерывисто выдохнула, медленно подошла к окну и положила дрожащие руки на холодный камень в основании окна.
        - Я не спала этой ночью ни минуты, - тихо сказала она, глядя в мерцающее звездами темное небо, - я много думала. Я думала… о вас, сэр Кай.
        Рыцарь Болотной Крепости молчал, ожидая, пока принцесса заговорит снова.
        - Я узнала, что вы не являетесь одним из предателей, заговорщиков, - проговорила Лития, - и я знаю, что вы вовсе не трус. Человек, вставший на пути Высокого Народа, готовый сражаться в одиночку против всей королевской гвардии и бросивший вызов самому королю, должен обладать безумной храбростью.
        - Я вовсе не бросал вызов его величеству, - поправил принцессу Кай. - Я не имел намерения попрать его право повелевать. Я просто делал то, что должен.
        - Это все равно… Я пришла сейчас, чтобы просить у вас прощения за свои слова. Если вы пожелаете, я могу сделать это прилюдно, - последние слова Лития выговорила с некоторым трудом. - Я была не права, величая вас трусом и предателем.
        Сказав это, принцесса отвернулась от окна, встав лицом к болотнику.
        - Вам не за что просить прощения, ваше высочество, - мягко ответил Кай. - Ваши слова не причинили мне никакой боли. Помните, вы говорили, что хотели бы, как и я, всегда быть уверенной в том, что хорошо, а что плохо?
        - Да…
        - Я был убежден в правильности своих поступков, а Магистр моего Ордена предупреждал меня, что люди не всегда способны их оценить.
        - Вы сказали «был», сэр Кай?
        - Я тоже многое передумал за эту ночь, - проговорил болотник. - И я думал о вас, ваше высочество.
        - И к какому же выводу вы пришли?
        Болотник немного помедлил.
        - Я был взят из большого мира еще ребенком, - сказал он. - Я вырос и возмужал в среде рыцарей Болотной Крепости, которые живут по своим правилам, не отступая от них ни на шаг, потому что иначе невозможно выжить и исполнить свой Долг там, на Туманных Болотах у самого Болотного Порога. А когда вновь вернулся к людям, я увидел, насколько отличается этот мир от мира, к которому я привык. Правила здесь совершенно другие, хотя с первого взгляда может показаться, что никаких правил и вовсе нет. Люди в большинстве своем слабы, подвержены страху и снедаемы страстями. Кто-то жаждет власти, кто-то богатства, кто-то и того и другого одновременно. Люди мечутся по жизни, ища и находя, радуясь и разочаровываясь. Они неспокойны. Это потому что у них нет Долга, которому они могли бы служить. Если бы я встал на сторону его величества, я вступил бы в игру людских страстей и впоследствии потерял бы в ней себя. Это я и пытался объяснить вам. Но вы никак не хотели понять меня, ваше высочество.
        - Теперь я понимаю вас, сэр Кай, - убежденно сказала Лития. - Сегодня ночью я попробовала встать на ваше место, то есть… мыслить так же, как и вы. Определять свои поступки согласно правилам болотников. И уверилась в том, что вы не могли поступать как-то иначе. Но… кое-что я все-таки хотела вам объяснить. Размышляя, я вдруг поймала себя на мысли, которая заставила меня искать встречи с вами, не дожидаясь утра.
        - Мне интересно будет послушать ваше высочество.
        - Вы еще так мало знаете людей, и жизнь среди них не успела доказать вам, что каждый из них тоже имеет свой долг, и многие свято чтут его.
        В ответ Кай негромко засмеялся:
        - Вы, должно быть, шутите, ваше высочество!
        - Разве ради возможности пошутить я покинула бы свою постель посреди ночи?
        - Здесь я видел, как люди совершали глупости ради совсем ничтожных вещей. Но я не даю вам говорить, ваше высочество… Простите.
        - А мои неумелые уроки хороших манер не прошли для вас даром, сэр Кай, - слабо и неуверенно улыбнулась принцесса Лития. - Я сказала, что у каждого человека есть свой долг, и я докажу вам, что права. Вспомните свою матушку, сэр Кай. Ведь она не имела ни малейшего понятия ни о болотниках в частности, ни о рыцарстве вообще. А что она считала самым главным в своей жизни? Оберегать свое дитя, давать ему все, что может дать. Верно ведь, сэр Кай?
        - Вы правы, - нахмурившись, проговорил рыцарь. - Я почему-то… никогда не думал о матушке… с этой стороны. Да, вы правы, ваше высочество.
        - Это ее долг, который она выполняла всю жизнь. Любая мать должна поступать так, но не любая так поступает.
        - Вы правы, ваше высочество, - повторил Кай. - Но мой Долг и долг матери по отношению к ее ребенку - вовсе не одно и то же, - возразил он. - Для матери естественно заботиться о своем чаде, будь она человеком или животным. Или даже… Там, на Туманных Болотах, в периоды, когда активность Тварей была низкой, мы ходили в дальние дозоры - к самому Порогу и, случалось даже, ступали за Порог. И за Порогом мы искали и обнаруживали смрадные норы в глинистой земле или груды гнилой древесины и громадных костей - гнезда Тварей, в которых они откладывали яйца. Мы нападали и уничтожали кладки, но если Тварь, отложившая яйца, успевала к своему гнезду до того, как мы покидали его, нас ждала трудная битва. Тварь сражалась с утроенной силой и яростью, защищая свое потомство… Этот материнский долг заложен в живых существах богами - как основа закона жизни.
        Принцесса долго не отвечала. Видно, болотник перебил ровное течение ее мыслей.
        - Сэр Кай, вы, кажется, довольно близко сошлись с сэром Оттаром, - начала она снова, - представьте, что сделал бы сэр Оттар, если бы вы попали в опасность?
        - Он бросился бы мне на выручку, - не раздумывая, ответил Кай.
        - Но почему вы сейчас не делаете то же самое?! Ведь Оттар - как и вы, рыцарь Порога, значит - брат ваш!
        - Жизни Оттара ничего не угрожает. Его не собираются убивать. А то положение, в котором он оказался… это часть большой человеческой игры, в которую я не собираюсь и не могу ввязываться.
        - А там, на ваших Болотах, в сражениях против Тварей, разве вы не прикрывали друг друга щитами, не стремились помочь товарищу в трудную минуту?
        - Любой из нас выполнял Долг - уничтожать Тварей. Если бы в бою каждый заботился только о себе… - Кай даже помотал головой, настолько абсурдной показалась ему эта мысль, - наши дозоры были бы разбиты еще в самом начале маршрута. Когда приходилось особенно туго, серьезно раненные рыцари жертвовали собой, прикрывая отход отряда. Они осознавали, что у них нет ни единого шанса выжить, но не испытывали по этому поводу ни малейшего сожаления. Долг есть Долг.
        - Здесь и сейчас, к великому нашему счастью, нет Тварей из-за Порога, - сказала принцесса, - но и здесь гибнут люди. И здесь ваши товарищи страдают и нуждаются в вашей помощи. Ведь сэр Эрл и сэр Оттар - такие же рыцари Порога, как и вы. У них, как и у вас, есть Долг защищать людей от Тварей. И сэр Оттар, не сомневаясь, кинулся бы вам на помощь, окажись вы в такой ситуации, в какой оказался он сейчас. Вы и сами подтвердили это.
        - Да, ваше высочество, но…
        - Погодите, сэр Кай, позвольте мне договорить! - Принцесса Лития почувствовала, что нащупала верную нить, могущую вывести ее из словесных дебрей к тому реальному результату, который был ей нужен. - Сэр Кай, тот Долг, который вы свято чтите, которым так гордитесь, есть и у обыкновенных людей тоже. Не обязательно быть рыцарем, чтобы иметь дело, что всего дороже на свете, дело, которому необходимо посвятить всю свою жизнь, результаты которого важны не только для тебя одного, но и для всех остальных. Не думайте, сэр Кай, что я - дочь короля и принцесса - не знаю о жизни простых людей. Фрейлины и прислуга о многом могут рассказать. Я слышала рассказ о том, как в кабаке безоружный менестрель защищал от пьяных вояк свитки с балладами, которые собирал несколько лет по многим королевствам. Те собирались продать свитки кабатчику за пару кружек с пивом и сделали это, только размозжив менестрелю голову. Я слышала о мастере, сооружавшем храмы Нэлы и покрывавшем стены изнутри и снаружи искусной резьбой. Он странствовал по всему свету, создавая удивительной красоты строения, чтобы люди яснее чувствовали
благодать богини, и не имел при этом ни дома, ни семьи, ни даже денег, чтобы справить себе новую одежду вместо лохмотьев, в которые был одет. Все, что ему платили за работу, он тратил на инструменты и материалы. Он погиб, бросившись тушить загоревшийся храм, который только что возвел. Разве он, как и менестрель, не ставил свой Долг превыше жизни?
        - Я не знал всего этого… - проговорил Кай. - Я никогда ни о чем подобном не слышал, и я никогда не встречал людей, подобных тем, о ком вы, ваше высочество, сейчас рассказали.
        - Не все люди одержимы страстями и страхами, - продолжала Лития, - не все слабы и безнравственны. Ради своих друзей люди жертвуют состояниями и жилищами. Чтобы спасти близких, рискуют жизнями и зачастую теряют их. Заботиться о тех, кто тебе дорог, это тоже долг. И он никак не может идти вразрез с другим Долгом - тем, которому ты посвятил всю жизнь. Вспомните свою жизнь в Болотной Крепости. Разве только в дозорах ваши друзья помогали вам? Я не имею ни малейшего представления о том, как вы жили в Крепости, сэр Кай, но я ни за что не поверю, что ваши друзья-болотники не отзывались на ваши просьбы о помощи…
        Тут Лития, вглядевшись в лицо Кая, поняла, что ей нужно на время замолчать. Болотник, напряженно нахмурившись, уставился в темное небо, а принцесса, которую стал пробирать холод, обняв себя за плечи, смотрела на него, точно пыталась увидеть его мысли. Возможно, не только от холода ее пробирала дрожь. Кай, рыцарь Болотной Крепости, был ее единственной надеждой на спасение. И от того, что он ей сейчас ответит, зависела ее жизнь.
        А Кай вспоминал, как его, ненавидящего весь мир одиннадцатилетнего мальчишку, везли в Крепость трое болотников. Как они ухаживали за ним, когда он был слаб после побоев тех, кто собирался публично засечь его плетьми. Как они учили его всему, что знали. Как они оберегали его от опасностей… Они взвалили на себя долг сделать из маленького человека, озлобленного и беззащитного, рыцаря, способного постоять за себя и защитить других. Они честно выполняли свой долг, ничего не требуя за это. И они выполнили его до конца. И если бы они, его друзья, отступили от этого долга - Кай погиб бы на задворках королевства Гаэлон, так никогда не увидев Болотной Крепости.
        Потом трое болотников передали Кая с рук на руки Мастерам в Укрывище, поселке при Крепости, где проходили обучение юные кандидаты в рыцари. Днем и ночью Мастера находились при своих учениках, все свои силы, все свое время отдавая воспитанию мальчишек. И те трое, что привезли Кая на Туманные Болота, не оставили его. Когда Каю требовалась помощь, они бросали все свои дела, чтобы оказаться рядом с ним. А он тогда не понимал, на какие жертвы они идут ради него - занимаясь им вместо отдыха между дозорами. Если бы не все они, рыцари-болотники, Мастера Укрывища, его друзья, Кай никогда бы не стал рыцарем Болотной Крепости.
        - Долг… оберегать друзей… - внезапно охрипшим голосом проговорил Кай.
        - Беда в том, что вы видели истинных друзей только в тех, кто стоял с вами плечом к плечу в битвах с Тварями, приходящими из-за Болотного Порога, - сказала Лития, каким-то шестым чувством угадав, о чем думал Кай. - Но разве кто-то другой, не принадлежащий к Болотному Ордену, не может стать вашим другом? Разве я… разве я не друг вам? Вот что я хотела сказать вам, сэр Кай.
        Болотник долго думал. За окном холодно зажглась звезда Небесный Странник. Стражники, вытянувшись, так и стояли впятером у дверей в королевские покои.
        - Вы сами говорили, сэр Кай, что рыцари Порога не сражаются друг с другом, потому что они - братья, - продолжила Лития, - все рыцари Порога, будь они из Горной или Северной Крепостей, - братья. Так спасите своих братьев, вызволите их из неволи. Если они дороги вам… И если я… - тут голос ее задрожал, - и если я вам хоть сколько-нибудь дорога, помогите мне избежать этого ужасного замужества. Помогите мне выбраться из дворца - тут уже ничего меня не держит. Спасите меня от этого жуткого мага… Этот дворец в одночасье превратился в тюрьму для всех нас. Северный рыцарь сэр Оттар заточен в подземелье. А я… за каждым моим шагом следят. Везде стража… Сэр Эрл… вы знаете, что он пострадал в сражении в тот страшный день, он балансирует на грани жизни и смерти, маги-лекари держат его в бессознательном состоянии, ибо каждое движение может повредить ему. А я не могу даже подойти к его покоям…
        - Это неправда, ваше высочество, - качнул головой Кай. - Вас обманывают.
        - Что неправда? Вы думаете, что сэр Эрл… что сэра Эрла…
        - Я знаю, что он жив, - сказал болотник. - И я знаю, что он не мог получить раны в сражении, потому что он не сражался.
        - Что? Я не понимаю… Объяснитесь, сэр Кай.
        - В то утро, когда в рассветное небо взошла Алая звезда, дверь в покои горного рыцаря, как и многие другие двери во дворце, была закрыта заклинанием Запирающего Камня. Это значит, что сэра Эрла изначально рассчитали оставить в живых. Такое предположение подтверждается еще и тем, что горный рыцарь любим в народе и уважаем и известен среди знати. Заговорщикам крайне невыгодно избавляться от сэра Эрла. И нежелательно держать его в тюрьме, давая повод для ненужных толков. Новая власть приняла наиболее простое решение: горный рыцарь заперт в своих покоях, что объясняется необходимостью лечения. Он недвижим и бесчувствен - так легче удержать великого воина.
        - Откуда вы все это знаете? - поразилась принцесса. - На чем вы основываетесь в своих суждениях?
        - Истина всегда лежит на поверхности. Если знаешь намерения людей, очень легко определить их дальнейшие поступки. К тому же я держу уши открытыми и слышу, что говорят люди во дворце… Вряд ли сэра Эрла удерживают с помощью магии. Проще было бы использовать определенные дурманные травы. В любом случае несложно будет вызволить горного рыцаря из плена искусственного сна.
        - Вы сможете это сделать, - убежденно проговорила Лития. - У вас получится освободить всех нас.
        Болотник выслушал ее и вдруг легко, освобожденно засмеялся.
        - Ушло, - сказал он.
        - Что? - не поняла принцесса.
        - Ушло… - снова проговорил Кай. - То странное ощущение, которое… которое я не испытывал так давно, что вполне склонен был считать, что никогда не испытывал… Будто я в чем-то не прав. Оно начало беспокоить меня с самого дня переворота и убийства его величества. Разум говорил мне, что беспокоиться не о чем, что я делаю все правильно, неукоснительно соблюдая правила, которые вошли в мою жизнь в Крепости Болотного Порога… Но… видно, поступки человека определяются не только одним лишь разумом…
        - Это значит - вы согласны?
        - Я мало видел добра от людей. На время моего детства выпало столько испытаний, сколько не дано пережить иному и за всю жизнь. Все, что я помню из моего детства, все эти воспоминания… они закрыли мне глаза на людей сейчас… когда я вновь оказался в большом мире… Я поступил неправильно, оставив своих братьев на милость тех, кто захватил власть в королевстве. Если вам, ваше высочество, нужна моя помощь… если моя помощь нужна моим братьям… я сделаю все, чтобы исполнить этот свой Долг.
        Принцесса Лития скрестила кисти рук надо лбом - как принято было делать в королевстве Гаэлон при обращении к богам-защитникам.
        - Уведите нас из Дарбиона, - сказала она, - спасите нас.
        - Приготовьте все, что вам понадобится в пути, - сказал Кай. - И ждите меня в своих покоях. Я приду за вами сегодня после рассвета. Я обещаю выполнить вашу просьбу. Но мне нужно убедиться, что мои братья-рыцари желают того же. И что они такие же друзья мне, как и я им.

* * *
        Константин спал лишь два часа в сутки - час в полдень и час в полночь. Перед сном он употреблял определенные снадобья и использовал особое положение тела, называемое в забытых трактатах древних магов Драконий Привал. Такой отдых полностью снимал накопившуюся усталость; к тому же при долгой практике заставлял кожу и внутренние органы регенерироваться.
        Отдыхая таким образом, великий маг не видел сновидений; с тех пор как он усвоил для себя такую систему сна, он забыл, что это такое - видеть сны.
        Но в эту ночь Константин увидел сон.
        Ему приснилось, что он полусидит на каменном полу посреди пустой и темной комнаты на самом верхнем ярусе башни архимага Сферы Жизни. Его тело сложено в классической позе Драконьего Привала: правая рука обнимает правую ногу, согнутую в колене, левая нога выпрямлена, а левая рука закинута за спину; и голова склонена так, что правое ухо касается правого плеча. Глаза Константина закрыты, но он видит, как стена напротив него начинает светиться ровным и холодным голубым светом, словно по ту сторону стены возникло невероятно сильное сияние.
        И внезапно стена исчезла вовсе. Исчезли и прочие стены, и потолок, и пол, крытый черными мраморными плитами. А вот тьма осталась. Но и она изменилась. Она стала непроницаемой, абсолютной чернотой, будто приобрела плотность. И Константин повис в этой черноте, лишившись вдруг воли двинуть хотя бы пальцем.
        А голубое сияние медленно запульсировало и приобрело форму живого существа, лишь отдаленно похожего на человека. И в голове Константина зазвучали слова, которые исходили от этого существа, потому что больше неоткуда было им исходить.
        - Ты нравишься мне, - услышал Константин. - Ты честно платишь цену, о которой мы договаривались. А я честно делаю то, о чем ты меня просил. Наше дело почти завершено, но, как я уже говорил, ты мне нравишься. Ты желаешь большего?
        - Чего большего? - мысленно спросил Константин.
        - Больше силы. Больше власти.
        - Да, - подумал Константин.
        - Я не сомневался в тебе. Ты не такой, как все люди. Ты никогда не удовольствуешься малым. Ты будешь идти до конца и даже дальше. Я помогу тебе, но и ты должен платить мне.
        - Я буду платить, - подумал Константин, - я буду платить тебе, Ибас.
        - Ты станешь почти равным мне. Ты почти уподобишься мне, Константин. И, кто знает, может быть, придет время, и ты станешь мной. Понимаешь меня? Ты станешь мной, Константин!
        - Да, - подумал Константин. - Я понимаю.
        Сияние стало тускнеть и скоро погасло вовсе. Абсолютная чернота вытягивала свои щупальца из обычной земной тьмы, в которой все явственнее проступали очертания каменных стен и высокого потолка.
        Константин открыл глаза. За окнами синело предрассветное небо. В крайнем изумлении великий маг поднялся с пола и подошел к окну. Звезд почти не было на небе, но по тем, что еще не погасли, Константин определил точное время: половина пятого утра.
        Как такое могло случиться? Он спал? Он проспал несколько часов кряду?
        И тут великий маг вспомнил свой сон. Да и сон ли это был?
        Оторопь сна медленно отпускала Константина, уступая место какому-то новому ощущению. Оно было похоже на прилив энергии, который маг испытывал всякий раз, когда употреблял зелье, чтобы восстановить силы, но многократно уступало ему по мощности. За доли мгновения маг взмыл к вершинам эйфории и тут понял, что уже перешагнул предел человеческой чувствительности. Но мощь нового ощущения продолжала нарастать. Константин на время даже утратил способность дышать, звезды на синем небе расплылись, будто глаза Константина наполнились слезами, и тело на несколько мгновений потеряло чувствительность. Маг изо всех сил вцепился в камень основания окна, но не ощутил ни холода, ни боли от того, что острые края камня впились в его ладони. Магу показалось, будто его тело распухло настолько, что заполнило собой всю комнату. «Наверное, вот так умирают», - мелькнула в его голове молниеносная мысль.
        И острый приступ сильнейшего ужаса пронзил Константина отравленным копьем. Великий маг перестал существовать - абсолютно потеряв себя в себе…
        Кончилось все неожиданно.
        Константин постепенно осознавал свое присутствие в комнате верхнего яруса башни архимага Сферы Жизни. Разум его успокаивался. И, когда успокоился совершенно, Константина охватило новое чувство.
        Это было чувство полнейшей уверенности в себе и в окружающей действительности. Мир стал таким простым и доступным, что казалось, достаточно просто протянуть руку, чтобы коснуться вон того холма на розовеющем уже горизонте. Константин понял, что он сам стал этим миром, и этот мир стал им.
        - Могущество, - проговорил великий маг, смакуя это слово, - могущество, - повторил он, невольно задрожав от сладострастного ожидания.
        Каменный пол под его ногами заходил ходуном, подчиняясь телесной дрожи мага. Константин легко вздохнул. Поддавшись мимолетной насмешливой мысли, он посмотрел в небо.
        Рассветное небо молниеносно посуровело. Свинцовые тучи заклубились в нем. И утро начала лета задышало неожиданным холодом. С затянутого тучами неба пошел густой снег.
        Несколько минут Константин, смеясь, наслаждался небывалым видом. А когда под окнами раздались первые крики изумления, заставил снегопад прекратиться.
        Только теперь он полностью охватил мыслью дарованную ему силу. Отныне великому магу не нужны были словесные извороты тайных заклинаний, искусство пассов и прочие воровские лазейки в мир абсолютной энергии. Ему открылся прямой и непрерывный канал - ему и только ему. Он мог сделать все… или почти все при помощи одной только мысли, пущенной в нужном ему направлении.
        Кажется, сейчас он действительно почти сравнялся по своему могуществу с богами…
        Эта мысль не успела еще полностью осесть в сознании Константина, когда он вдруг почувствовал досадную трещинку в окружившем его прочном панцире всесилия. Он почувствовал боль. Он поднял к глазам ладони и увидел на них кровоточащие рассечины от острых краев каменного основания окна. Кровь тонкими вязкими нитями ползла с ладоней к запястьям и, собираясь в тяжелые жирные капли, густо падала на пол.
        Константин поморщился. Как некстати… или наоборот - как ко времени показалась ему его человеческая уязвимость. Все еще брезгливо морщась, он наскоро вытер ладони о свою черную хламиду.
        И снова посмотрел в небо.
        Неудержимо светало.
        К этому часу Константин рассчитывал оказаться далеко отсюда. Наверное, Гархаллокс удивится, если вдруг войдет и увидит его здесь. Впрочем… теперь и отношение архимага к Константину изменилось. Словно коронация уже прогремела и великий маг уже стал Великим Императором. Гархаллокс вряд ли сможет позволить себе вторгнуться в покои Константина, даже если самого Константина там не должно уже быть - маг не то чтобы это чувствовал, он это видел.
        Великого мага ждали в Марборне. Ученик Гархаллокса юный маг Нафкал, ум, знания и верность идеалам истины которого архимаг так часто расписывал Константину, придумал дельную вещь. Нафкал, который теперь молниеносно поднялся до главного королевского советника (а учитывая состояние глубокой меланхолии нынешнего государя Марборна Марлиона Бессмертного - фактически стал полноправным правителем королевства), предложил Гархаллоксу создать общую школу для магов, где обучали бы искусству магии всех четырех Сфер одновременно. Константин и сам очень много думал об этом, но его останавливало несколько моментов: кто мог бы давать ученикам новой школы уроки? Ведь во всех королевствах люди познавали магию в пределах только какой-то одной Сферы, а чтобы ученики получали верную картину мира, нужен кто-то, одинаково сведущий во всех четырех Сферах. А такой маг был только один - Константин. И в данный момент у Константина, естественно, недостало бы времени на обучение даже одного ученика. И еще кое-что мешало великому магу начать воплощение своей задумки в жизнь. Константин был от природы одарен для занятий магией.
Он еще в юности понял, что вместить такой объем знаний, какой получилось вместить у него, не сумеет никто. И архимаг давно уже был в курсе всего этого.
        Но теперь Гархаллокс утверждал, что Нафкал разработал какую-то хитрую систему, позволяющую решить сразу все эти проблемы. Он, говорил Гархаллокс, начал думать о ней несколько лет назад и наконец нашел верное решение. Нафкалу было всего двадцать три года. Константин даже не представлял себе, что же выдумало это юное дарование. Но он не стал бы собираться в Марборн только из-за проекта школы магов.
        Константин не хотел делать Дарбион, столицу Гаэлона, центром своей Империи. Разве что только официально. Ему нужно было место, максимально скрытое от глаз случайных смертных. Константин и не скрывал, что прообразом этого места стали Тайные Чертоги Высокого Народа.
        С посещения Марборна Константин решил начать путешествие по королевствам. Путешествие не обещало затянуться. Великий маг планировал использовать пространственные порталы. Энергии для этого у него сейчас будет более чем достаточно.

* * *
        Врат и Лий были братьями-близнецами. Они вместе начали службу в дворцовой страже, и первое время окружающие не воспринимали их отдельно друг от друга. Но время шло, и внешнее сходство между братьями стало таять, а вместе с этим начали проявляться и различия в характерах. Врат казался вполне удовлетворенным своим положением, не уставал благодарить судьбу за то, что выпало ему жить во дворце, отдыхать от караулов предпочитал за кружкой вина. А Лий спиртного в рот не брал и много времени проводил на тренировочном плацу за казармами. Там же отрабатывали боевые приемы и дворцовые гвардейцы. Среди стражников пошли разговоры о том, что Лий намеревается оставить стражу, чтобы пополнить ряды королевских гвардейцев, да и сам Лий не думал скрывать этого. Когда на плацу появлялись гвардейские капитаны, Лий старался изо всех сил, стремясь, чтобы на него обратили внимание. В конце концов своей одержимостью он заразил и брата. Врата тоже обуяло желание перейти из стражников в один из отрядов элитных дворцовых ратников. Правда, причиной для этого стало не честолюбие, как у Лия, а разница в жалованье стражников и
гвардейцев. Вскоре один из братьев добился своего. Нет, гвардейцем стал не Лий, который так старался на плацу на глазах у случайного гвардейского капитана, что повредил руку и едва не вылетел из стражников. Гвардейцем стал Врат, который, не тратя сил на тренировки, отдал полугодовое жалованье, чтобы через нужных людей найти подход к гвардейскому капитану - по иронии судьбы тому самому, ставшему невольным виновником увечья Лия.
        С тех пор братья виделись редко. Лишь сегодня они получили возможность вдоволь наговориться - отряд стражи, в котором продолжал нести службу Лий, стоял на карауле у дверей покоев сэра Эрла. Ранним утром, вскоре после того, как королевский дворец покинул великий маг Константин, отряд стражников укрепили отрядом гвардейцев численностью в десять мечей. В этом отряде служил Врат.
        Лий не сразу узнал Врата. Видать, тяготам тренировок Врат предпочел другой, уже проверенный путь продвижения по карьерной лестнице. Теперь начищенную кирасу Врата пересекал широкий кожаный ремень, выкрашенный в красный цвет, и на этом ремне висел у бедра короткий меч в искусно украшенных ножнах. Шлем бывшего стражника не был отягощен забралом, как у других гвардейцев, а имел только тонкую острую полосу, идущую вдоль носа ко рту, и роскошный плюмаж из павлиньих и петушиных перьев. Врат стал капитаном королевских гвардейцев.
        Лий даже не решился подойти к Врату. Тот сам его заметил. Выстроив своих воинов, он, вместо того чтобы удалиться, остановился в стороне и, довольно улыбаясь, небрежным жестом подозвал к себе брата.
        - Готов исполнить ваш приказ, господин капитан королевских гвардейцев, - отчеканил Лий стандартную форму обращения низшего воинского чина к высшему.
        - Да брось ты, брат, - махнул рукой Врат. - К чему это?
        - Я и не слышал о твоем повышении, - помолчав, проговорил Лий.
        - Я сегодня только первый день капитан, - с достоинством поправив кожаную перевязь, сообщил Врат. - Хотя давно шел к этому… У нас семерых убили, - сказал он, - из них двух капитанов - вот и выпал мне шанс.
        - А у нас два десятка да еще двоих, - вздохнул Лий.
        Братья не уточняли, какое событие означилось этими убийствами. Во-первых, и без того было понятно, а во-вторых, подобные разговоры негласно были запрещены.
        - Ну… - чтобы нарушить неловкое молчание, сказал Врат. - Как тут… вообще?
        - Да разве тебе не сказали? - удивился Лий. - Приказ простой. Никого не пускать, никого не выпускать. Ну, кроме магов, конечно. Они сюда утром и вечером заглядывают. Им, конечно, можно. А больше никого пускать не велено. И к самим дверям близко подходить не надо. Голова закружится, и в сон потянет.
        - Я не про это… Это все я знаю. Ты-то как поживаешь?
        Лий снова вздохнул. И махнул рукой:
        - Ну как… А то ты не знаешь, как стража живет…
        - Рука-то болит?
        - Почти и забыл о том случае, - оживившись, заторопился Лий. - Только накануне дождя ныть начинает, да иногда ночами прямо каменеет… Но меч я держать могу и другой рукой. Я каждый день тренируюсь! Послушай, а может быть, теперь, когда ты стал капитаном, ты сможешь мне помочь…
        - Ну что ж… - задумчиво промычал Врат. - Многого можно достичь, если ты действительно этого хочешь - помнишь, так говаривал наш старик-отец?
        - Помню, - вдохновенно проговорил Лий. - Так я могу рассчитывать?..
        Капитан королевских гвардейцев Врат не успел ответить. В конце коридора показалась человеческая фигура. Это был рыцарь, с ног до головы закованный в диковинные черные доспехи, в шлеме с опущенным забралом, скрывающим лицо. Щит был укреплен за его спиной, а на левом бедре висел тонкий меч. Множество амулетов и оберегов позвякивали на груди рыцаря, на его запястьях и на поясе. Рыцарь шел к дверям, ведущим в покои сэра Эрла, - шел небыстро и спокойно.
        И стражники, и гвардейцы моментально узнали этого рыцаря. Воины, заполнившие коридор, заволновались. Капитан Врат побледнел.
        - Чего он хочет, этот болотник? Почему он опять влез в свои доспехи? Куда он?..
        Тем временем болотник приближался к покоям сэра Эрла. Стражники расступались перед ним. Никто из них не смел не то что преградить дорогу Каю, но и даже спросить: куда он идет. Настолько свежо было воспоминание о том дне, когда болотный рыцарь отстоял принцессу перед эльфами, настолько зловещи и угрожающе необычны были его доспехи.
        - Нельзя, чтобы он вошел туда! - выдохнул Лий. - У нас же приказ!.. Что ты стоишь, брат?! Брат!
        - Я? - очнулся от оторопи Врат. - Чего я-то?..
        - Ну кто же, кроме тебя?! Отдай приказ! Сделай хоть что-нибудь!
        - Какой приказ? - простонал Врат, до которого дошло, что сейчас он один представляет воинское начальство. - Что же мне сделать-то?..
        В длинном коридоре было выстроено три десятка воинов и каждый из них изо всех сил вжимался спиной в стену, когда мимо него проходил болотный рыцарь в полном боевом облачении.
        - А ничего делать-то и не надо… - пробормотал Врат. - Чего тут поделаешь-то? Он же ж, болотник-то, и сам… ну… который… С генералом Гаером-то он тогда был в королевской опочивальне. Он и сам… Ему можно… Р-раступись! - подал он запоздалую команду, в которой уже не было никакой нужды.
        Сам Врат, придерживая у бедра висящий на перевязи меч, скорым шагом двинулся навстречу болотнику.
        - Ваше сиятельство! - крикнул он. - Сэр Кай! Мой долг обязывает предупредить вас, что близко к дверям подходить опасно!
        Сэр Кай прошел мимо него, словно не заметив. Ударом кулака, облаченного в латную перчатку, сбил засов и рывком распахнул створки двери.
        Капитан Врат и те ратники, кто в этот момент оказался поблизости, прыснули дальше по коридору, точно ждали: из открывшейся комнаты сейчас повалят черные клубы дурманного дыма. Никаких клубов не было. Но из-за распахнутой двери по полу, точно змеи, поползли тяжелые серые дымные щупальца.
        Болотник вошел в покои горного рыцаря.
        - Все же как-то… - озабоченно заглянул в глаза брату Лий. - Как-то не то… господин капитан… Врат! Необходимо доложить начальству.
        Капитан гвардейцев стоял столбом, часто дыша и покусывая губы. Ну почему именно его отправили укреплять отряд стражи у покоев горного рыцаря? Как теперь поступить? Фактически он нарушил приказ: было велено пускать к сэру Эрлу только магов, и то в определенные часы. Насчет кого-то другого никаких указаний не было. А тут еще болотник! Да в своих волшебных доспехах, которые, если уж говорить откровенно, пугали Врата до одури… Эх, оказаться бы сейчас подальше отсюда!
        - Господин капитан! Врат!
        - А? - очнулся новоиспеченный капитан.
        - Доложить начальству надобно!
        - Точно! - согласился Врат. - Это ты правильно сказал. Понимаешь! Я сейчас же побегу к генералу Гаеру.
        - Разве ты оставишь нас без командира? - удивился Лий. - Ты ведь можешь послать кого-нибудь из простых ратников!
        Врат мысленно застонал и мысленно же выругал умного братца такими словами, какие позволял себе произносить вслух только спьяну.
        - Вот почему тебе никогда не вылезти из стражников, - пробормотал он.
        - Что? - не расслышал Лий.
        - Беги, говорю! - прикрикнул на него Врат. - Несись со всех ног! Доложи генералу о том, что болотник - в полном боевом облачении - явился в покои сэра Эрла! Понял? Вперед, брат!
        Лий с готовностью кивнул, перехватил поудобнее алебарду и, погромыхивая доспехами, побежал по коридору.
        Из-за распахнутых дверей покоев горного рыцаря медленно расползались серые извивы. Некоторые из стражников, кто стоял ближе всего к дверям, покачнулись и побледнели - таких поспешно оттащили подальше.
        - Слушай мою команду! - выкрикнул вспотевший Врат. - Сэр Эрл из своих покоев выйти не должен! Понятно? Не выпускать горного рыцаря из покоев!
        - А с болотником-то что? - угрюмо пробасил кто-то из гвардейцев.
        Врат вытянул шею, чтобы разглядеть в сгрудившейся, гомонящей и звенящей оружием толпе этого выскочку.
        - С болотником? - повторил он. - А не наше это дело с болотником связываться! И не твое дело про это вякать! Пока от генерала приказа не будет - болотника не трогать!
        - Да никто его трогать и не собирался, - опять бухнул тот же бас, - себе дороже…
        - Молчать! - взвизгнул Врат. - Выполнять!

* * *
        Комната была затянута серой пеленой, доходившей рыцарю до пояса. Пелена серого дыма была такой плотной, что болотник не мог видеть своих ног. В центре комнаты возвышалась большая жаровня. С решеток жаровни, словно грязная вода, бежали вниз мутные струи дыма.
        Переступив порог комнаты, Кай не останавливался ни на мгновение. Алгоритм своих действий он определил заранее. Первым делом он с некоторым усилием поднял железную жаровню и швырнул ее в закрытое ставнями окно. Ставни разлетелись щепками, в комнату дохнуло свежим ветром, но серый дым не спешил развеиваться. Он был тяжелее воздуха, и ветер колеблющимися волнами погнал его в коридор, откуда тотчас послышались испуганные крики.
        Кай быстро определил местонахождение кровати горного рыцаря и обеими руками вздернул бесчувственное тело Эрла над медленно опускающимся уровнем дымовой завесы. Лицо сэра Эрла было бледным и спокойным. Придерживая рыцаря за плечи одной рукой, второй Кай разжал ему зубы и влил в рот красную, точно кровь, жидкость из крохотной склянки, которую извлек из поясной сумки - влил порцию немногим больше той, которую принял сам, как только поднялся по лестнице на ярус дворца, где располагались покои сэра Эрла.
        Спустя несколько мгновений Эрл открыл глаза и натужно закашлялся. Кай поднял забрало своего шлема. Увидев перед собой лицо болотника, горный рыцарь издал неопределенно-хриплый звук, но не шевельнул ни одним членом своего тела, хотя моментально проступившие на его щеках красные пятна и капельки пота, появившиеся на лбу и над верхней губой, ясно свидетельствовали о том, что он прилагал все усилия, чтобы освободиться от объятий болотника.
        - Не пугайся, сэр Эрл, - проговорил Кай. - Ты был обездвижен в течение нескольких дней, и разум твой спал. Я дал тебе вытяжку из цветков бешеного кустарника. Она пробудит твой разум и придаст членам силу и гибкость. Но пройдет по меньшей мере пять минут, прежде чем ты это почувствуешь. А сейчас постарайся расслабиться. Излишнее напряжение может повредить тебе.
        Красные пятна на лице горного рыцаря медленно бледнели. Он вглядывался в глаза Кая, словно что-то пытался прочитать там.
        - Все Твари, появляющиеся из-за Болотного Порога, обладают магией, - говорил болотник, поддерживая горного рыцаря, точно дитя. - Но некоторые, кроме магии, могут убивать своим дыханием, в котором содержится смертоносный газ. Долгое время для рыцарей Болотной Крепости такие Твари представляли большую опасность, пока один из лекарей-болотников не выявил способность сока кустарника, произрастающего в непосредственной близости от Порога, защищать человеческое тело от ядовитых газов. Кустарник прозвали бешеным за его способность увертываться от рук тех, кто вознамерился его сорвать. Магия иного мира, проникая в наш мир через Порог, изменяет привычные для нас растения - этот кустарник не всегда обладал такими… не совсем обычными способностями… Сок бешеного кустарника, как оказалось, может нейтрализовать многие… почти все яды. Если бы мы нашли это растение раньше, сколько рыцарей избежали бы участи погибнуть на Туманных Болотах, сколько бы они еще принесли пользы для нашей Крепости!..
        Эрл открыл рот и прохрипел что-то нечленораздельное.
        - Твои мышцы уже обретают силу, - сказал Кай. - Это хорошо.
        - Ли… ти… я, - с громадным трудом произнес непослушными губами горный рыцарь. - Что… про… изо… шло?..
        - То, что ты сейчас услышишь, тебе точно не понравится, - сказал болотник. - Смири свой дух, помни о том, что я сказал, - сейчас тебе ни в коем случае не следует напрягать мышцы тела. Ты готов, сэр Эрл?
        Горный рыцарь судорожно дернул головой, что могло означать утвердительный кивок.
        - Могущественный маг по имени Константин захватил власть в королевстве, - начал Кай. - Его величество король Гаэлона Ганелон Милостивый убит. Часть придворных оказалась втянутой в заговор, поэтому переворот свершился быстро и не принес большого количества смертей.
        - Ли… ти… я… Лития?!
        - Ее высочество в безопасности. Но маг Константин, дабы создать новую правящую династию, вознамерился взять принцессу Литию в жены.
        На скулах сэра Эрла вздулись желваки. И невольная бессильная слеза скатилась из уголка глаза по виску. Тело горного рыцаря выгнулось дугой - Каю пришлось крепче стиснуть его плечи.
        - Я вынужден снова предупредить тебя, - прервал он свой рассказ, - оставайся спокойным. Это важно. Пока я не увижу подтверждение, что ты понял мои слова, я не буду продолжать.
        Сэр Эрл торопливо смежил веки несколько раз подряд.
        - Я… обещаю, - выговорил он.
        - Принцесса - мой друг, а долг любого человека - помогать своим друзьям, если они оказались в беде. Глаза мои открылись сегодня ночью, и мне стыдно, что этого не произошло раньше. Принцесса попросила увести ее из дворца, и я дал слово выполнить ее просьбу. Во всем дворце есть еще только двое, кого я могу считать своими друзьями. Мои братья-рыцари, рыцари Порога. Рыцарь Горной Крепости сэр Эрл и северный рыцарь сэр Оттар. Я пришел сюда, сэр Эрл, брат мой, чтобы спросить: ты друг мне?
        - Я… рыцарь Порога… - все еще с трудом проговорил горный рыцарь, - все рыцари Порога - братья. У нас… общие цели. У нас один Долг на всех. Какие бы разногласия нас… не разъединяли… мы всегда должны сражаться на одной стороне.
        - Все сказанное тобою значит ли, что ты мой друг?
        - Почему тебе важно… знать это?
        - Потому что я должен решить, как мне поступать дальше.
        - Я… должен подумать… Я не знаю ничего… Я с трудом могу соображать. Дядюшка Гавэн, - чтобы говорить, горному рыцарю по-прежнему приходилось прилагать усилия, - он тоже убит?
        - Нет, он жив. Я не могу сказать точно, был ли он на стороне заговорщиков, но сейчас он исполняет те же обязанности, что и раньше.
        Серый дурманный дым еще струился по полу меж ног болотника, покидая комнату. Горный рыцарь пошевелился и сел на своей постели. Кай поднялся, отпустив его. Эрл несколько раз сжал и разжал кулаки, спустил ноги с кровати.
        - Если принцесса Лития пожелала покинуть дворец, значит, я должен сопровождать ее, - сказал он. - Сэр Кай… положение во дворце действительно такое безнадежное, как ты говоришь? Я не могу поверить, что его величество убит…
        - Это так. Я сам видел, как это произошло.
        - Ты присутствовал при убийстве короля? - Горный рыцарь нехорошо сузил глаза. - И такой великий воин, как ты, ничем не смог помочь Ганелону?
        - Я не пытался сражаться за него. Я не сражаюсь с людьми. И его величество не друг мне. Долг не обязывает меня защищать его.
        - Ее высочество знает о том, что ты попустил убийство ее отца, сэр Кай?
        - Да. И вначале она очень гневалась на меня. Ее рассудок затмило то же чувство, которое овладело сейчас тобой.
        Горный рыцарь поднялся. Его качнуло в сторону, он снова опустился на постель.
        - Где мое оружие и мои доспехи? - оглядев комнату, спросил он. - Я…
        - Ты слишком слаб, чтобы сражаться, сэр Эрл, - произнес Кай. - И ты до сих пор не ответил на мой вопрос. Ты друг мне?
        - Ты… самый странный человек из всех, кого я встречал, - сказал горный рыцарь. - У меня нет сомнений в твоей храбрости. Но твои поступки… вызывают у меня… недоумение. Ты пытаешь меня, какие чувства я к тебе испытываю, в то время когда немедля нужно спасать ее высочество! Я… у меня все крутится перед глазами… Последнее, что я помню, это шум в коридоре, разбудивший меня. Я вскочил, схватился за оружие, но дверь оказалась закрытой. Я попытался вышибить ее плечом, но не смог. Я взялся за меч, но меч разлетелся на куски после первого же удара, точно рубил не древесину, а камень. Потом… потом в щель под дверью поползли серые струйки дыма. И я лишился чувств… Если все обстоит так, как ты рассказал, значит, у нас точно нет времени на пустые разговоры! Где Оттар?
        - Его бросили в подземную тюрьму.
        - Почему ты остался на свободе?
        - Потому что я не препятствовал перевороту. И еще - потому что заговорщики опасаются меня.
        - А тебя нельзя упрекнуть в излишней скромности, - криво усмехнулся Эрл.
        - Я говорю правду, - ответил Кай.
        Эрл не без помощи Кая поднялся и подошел к окну, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.
        - Нужно спешить… - пробормотал горный рыцарь, - нужно достать оружие и доспехи…
        - У нас столько времени, сколько понадобится тебе, чтобы определиться, - сказал Кай.
        Вместо ответа сэр Эрл уже довольно твердой походкой пересек комнату и вышел в коридор. Кай наблюдал за тем, как перекосилось, словно от боли, лицо горного рыцаря, когда дворцовая стража, заметив его, переполошилась и, взяв на изготовку алебарды, медленно и с опаской двинулась к нему.
        Эрл вернулся в комнату.
        - Они не посмеют войти сюда, - успокоил его Кай.
        - Я не боюсь этих собак! - выкрикнул сэр Эрл. - Где мой меч? Значит… все, что ты говорил, правда!
        - Истинная правда, - подтвердил Кай. - Ты сомневался в моих словах? Разве ты не знаешь, что рыцари Порога никогда не лгут?
        Эрл посмотрел болотнику прямо в глаза. Кай спокойно выдержал его взгляд. И повторил свой вопрос:
        - Ты друг мне, сэр Эрл?
        Горный рыцарь стиснул зубы.
        - Я буду говорить откровенно, как и подобает рыцарю, - негромко, но веско сказал он. - Назвав тебя сейчас другом, я приобрету не только сильного союзника, который поможет мне спасти… мою возлюбленную, но и - обязательства на всю оставшуюся жизнь. Ибо слово рыцаря - стальное слово. Мое сердце не лежит к тебе, сэр Кай. Но… Ты стал другом ее высочества принцессы Литии. Ты дал слово помочь ей избежать насильного замужества. Ты обещал спасти ее. Значит, ты мой друг, сэр Кай. Отныне и навеки.
        - В таком случае, - проговорил Кай, - пойдем со мной, сэр Эрл. Мы спустимся в подземелье за сэром Оттаром. А затем возьмем принцессу. И покинем Дарбионский королевский дворец.
        - Отправляйся в подземелье за северным рыцарем! - воскликнул Эрл. - А я поспешу к принцессе.
        - Ты погибнешь, сэр Эрл, - покачал головой Кай. - У тебя не достанет сил сражаться, а дворец полон ратников. Я твой друг, и я должен оберегать тебя. Мы пойдем вместе.
        Горный рыцарь раздумывал менее минуты.
        - Хорошо, - сказал он, - да будет так.

* * *
        Гархаллокс поначалу даже не поверил тому, что сказал ему генерал Гаер. Рыцарь Болотной Крепости ворвался в покои сэра Эрла? Что это все значит? Да этого не может быть! Ведь болотник никак не отреагировал на переворот, хотя оказался в самой гуще его! Что могло изменить позицию сэра Кая?
        Но так или иначе, необходимо было действовать, а не теряться в догадках. Гархаллокс горько пожалел о том, что сейчас во дворце нет Константина. Болотника трудно будет утихомирить и взять живым, а убивать его нельзя, никак нельзя.
        Генерал Гаер стоял напротив архимага, ожидая приказаний.
        - Болотник ворвался к сэру Эрлу. Надо полагать, с целью освободить горного рыцаря, - проговорил Гархаллокс.
        - Нетрудно догадаться, - сказал генерал, - что следующий его шаг - тюремная камера северянина.
        - Подземелье, - кивнул Гархаллокс, и лицо его просветлело. - Пусть идет туда. Это тупик. Пусть войдет в подземелье, и мы запрем их там. И… посмотрим, что можно будет сделать.
        - Я понял, архимаг, - звякнул шпорами Гаер. - Разрешите мне идти исполнять приказ?
        - И еще, генерал, - остановил его Гархаллокс. - Попытайтесь захватить сэра Кая и сэра Эрла до того, как они достигнут подземелья.
        - Но зачем? - поднял брови генерал. - Болотник очень силен - погибнет много воинов!
        - Разве пролилась кровь, когда болотник вошел в покои горного рыцаря?
        - Его пропустили беспрепятственно. Никто не пытался его остановить. Я строго накажу виновных, архимаг.
        - Он не будет убивать без крайней на то нужды, - задумчиво проговорил Гархаллокс. - Или будет? Теперь я не уверен ни в чем, что касается этого болотника. Поэтому необходимо проверить, как он поведет себя, если ему придется биться. Вы понимаете меня, сэр Гаер?
        - Да, архимаг.
        - Выполняйте приказ, генерал. Но помните - брать рыцарей Порога живыми. Не убивать их. Разрешаю нанести увечья, сколь угодно тяжелые, но пусть они останутся живы. И еще кое-что…
        Гархаллокс с почти неприличной поспешностью метнулся в угол комнаты и, раскрыв сундук, достал оттуда треугольный сосуд, в котором вязко колыхалась темная зеленоватая жидкость. Он протянул сосуд генералу Гаеру. Генерал, видимо, знал, что в нем содержится, потому что довольно кивнул, принимая его.
        - Применяйте это, - сказал архимаг, - как только представится возможность использовать стрелковое оружие. Не может быть, чтобы доспехи болотника были полностью защищены от стрел и болтов. Возьмите лучших стрелков… Я возлагаю ответственность за поимку рыцарей на вас, генерал. Отвечать будете передо мной и Константином, сэр Гаер. И докладывайте мне о каждом своем шаге.

* * *
        Кай и Эрл покинули комнату. Пока горный рыцарь оглядывался, оценивая обстановку, Кай начал действовать, будто мог видеть расположение противника сквозь стены.
        Оказавшись в коридоре, болотник сразу повернул вправо, не глядя сорвал с шеи один из амулетов и далеко метнул его через плечо.
        Оба крыла коридора - и правое, и левое - были запружены вооруженными воинами.
        Эрл, побежав за болотником, посмотрел назад и содрогнулся. Как только амулет - несколько связанных в несуразную конструкцию темных косточек - коснулся пола, свет факелов в левом крыле коридора померк. Вернее, не так - тьма сомкнулась позади рыцарей, словно громадная беззубая пасть, поглотив все, в том числе и источники света. Это была не обычная темнота, которая получается от отсутствия света - в результате действия амулета ограниченное каменными стенами пространство точно исчезло, а на его месте осталось первозданное черное небытие. И из этого небытия полетели вопли ужаса.
        - Не отставай! - не оборачиваясь, крикнул горному рыцарю болотник, шагавший в сторону воинов, которые, впрочем, не спешили бросаться в атаку, а пятились, отступая туда, где коридор расширялся, образуя довольно большой зал.
        - Что это такое? - выдохнул Эрл, догоняя Кая.
        - Печать Абсолютной Ночи, - пояснил болотник. - Магия сильная, но держится недолго. Воины там, позади нас, совершенно ничего не видят, и они не смогут определить направление, куда двигаться, потому что амулет, пока действует, притягивает их к себе. Если они поддадутся страху, то, сбившись в кучу, нанесут друг другу серьезные повреждения. Я бы не стал применять этот амулет, но их слишком много, а ты слишком слаб.
        Эрл стиснул кулаки. Он догнал Кая и перешел с бега на быстрый шаг. Гнев, вспыхнувший в нем, придал ему силы. Не для этого ли болотник так часто упоминал о его слабости?
        Воины впереди рыцарей уже не просто отступали, они бежали в панике, и кое-кто из них бросал оружие - они видели, как кусок коридора провалился в черное небытие.
        - Не стоит преследовать их… - задыхаясь, потому что быстро идти ему было еще трудно, проговорил Эрл. - Они наверняка заманивают нас. Наверняка в конце коридора нас ждет большой отряд.
        - Сорок четыре воина, - подтвердил Кай. - Двадцать гвардейцев и двадцать четыре стражника.
        - Как ты смог посчитать так точно?!
        - У гвардейцев и стражников разное вооружение и доспехи, - ответил болотник, - и звучат они по-разному.
        - Звучат?
        - Постарайся поменьше разговаривать. Береги дыхание.
        - Постой, сэр Кай! - Эрл сам остановился. - Это же простейший маневр! Если ты понимаешь, что они ведут нас в ловушку, почему ты поддаешься на их уловку? Проще всего будет вернуться назад и, дождавшись, пока сила заклинания иссякнет, напасть на ошеломленных…
        Кай ничего не ответил. Он был занят тем, что, сняв с запястья еще один амулет - маленькое голубоватое яйцо, оплетенное тонкими красными нитями, поднес его к губам и что-то шептал. Отвечая шепоту Кая, внутри яйца что-то легонько запульсировало. Забрало болотника все еще было поднято. Эрл, с которого градом катил пот, смахнул с лица прилипшую золотую прядь и наклонился, чтобы подобрать с пола брошенные одним из гвардейцев меч и щит.
        - Оставь меч, - твердо сказал Кай. Сам он не обнажал оружия, неся амулет перед собой на вытянутой руке.
        - Я не приму смерть безоружным! Я погибну, убивая!
        - Тебе не придется сражаться. Оставь меч.
        - Нет, сэр Кай. Там, в конце коридора, нас ждет кровавая битва. Или ты приготовил еще одно заклинание?
        - Просто брось меч и щит, сэр Эрл. Иди следом и держись рядом со мной. Опасайся метательного оружия, когда мы войдем в зал.
        Горный рыцарь с проклятиями швырнул оружие.
        - Я лучше смог бы защититься от стрел, болтов и ножей, если б у меня был щит! - выкрикнул он.
        - У воинов впереди нет ни луков, ни арбалетов, - спокойно констатировал Кай. - Я это слышу. А от ножа нетрудно уклониться, если ты предупрежден.
        Кай как будто бы сбавил шаг. Руку, в которой держал амулет, болотник опустил на уровень пояса, наверное, для того, чтобы не привлекать внимание противника к амулету раньше времени. Меч он и не думал доставать. Когда они сдержанной походкой вошли в зал, Эрл не испугался, глядя на выстроившихся вдоль стен воинов. Он почувствовал себя очень глупо: безоружный, на подгибающихся ватных ногах, против нескольких десятков стражников и гвардейцев, моментально отрезавших им путь вперед и путь к отступлению.
        Кай остановился на середине комнаты. Эрлу не оставалось ничего другого, как сделать то же самое.
        Несколько метательных ножей полетели в них с разных сторон. Болотник не шелохнулся - два ножа клацнули о его доспехи и отскочили, не оставив на них даже малейшей царапины, а горному рыцарю пришлось резко податься в сторону и упасть на колено - и все равно, один из пущенных в него ножей неглубоко вспорол ему бедро; рана была неопасной, но довольно болезненной. Эрл снова выругался: сколько же времени ему пришлось пролежать одурманенным, если его тело с таким трудом слушается его!
        - Нужно быть немного внимательней, - таким тоном, словно это был тренировочный бой, проговорил болотник. - Нож нужно перехватывать взглядом не тогда, когда его вскинули для броска, а еще тогда, когда человек только приноровляется метнуть его.
        - Да знаю я… - с шипением выдохнув, сквозь стиснутые зубы ответил Эрл. «Попробовал бы ты пролежать несколько дней без движения, посмотрел бы я тогда на тебя…» - с раздражением подумал он.
        Кровь залила горному рыцарю ногу, но он не обращал внимания на рану - он зорко смотрел по сторонам. Странно, но казалось, будто боль привела его в чувство, отрезвив от мутного последа долгого сна.
        Еще три ножа метнули в рыцарей - и на этом атака на расстоянии закончилась. Ратники, взявшие Эрла и Кая в кольцо, не могли обрушить на них шквал зарядов: была велика вероятность того, что ножи, не достигнув цели, поранят своего же воина, стоящего напротив метателя.
        Несколько громких команд раздалось с разных углов зала (видимо, угловые позиции, как наиболее выгодные для обзора, занимали капитаны), и ратники, все разом, оторвались от стен и бросились на противника. Эрл непроизвольно зашарил вокруг себя руками - впервые в жизни он оказался безоружным перед лицом опасности.
        Кай поднял руку с амулетом над головой, и когда - через несколько мгновений - воины оказались от него на расстоянии копья, он сжал облаченную в латную перчатку руку, раздавив амулет в пыль.
        Слабая вибрация, родившаяся в голубом яйце, оказавшись за пределами тонкой скорлупы, мгновенно и многократно усилилась. Окружающая рыцарей действительность волнообразно исказилась - незримые волны хлынули во все стороны и вошли в стены, сразу устрашающе загудевшие.
        То, что случилось потом, не ожидал даже Эрл, сам являвшийся далеко не профаном в боевой магии. Он готов был увидеть огненный дождь, ледяные стрелы, испепеляющие молнии или - на худой конец - устрашающую иллюзию; словом, заклинания из обычного арсенала боевого мага. Но произошло другое.
        Гвардейцев и стражников словно раскидало по стенам сильнейшим порывом ветра, источником которого был болотник Кай. Воины налипли на стены, будто мокрые листья - местами один на другом. Гудящие стены притянули к себе людей и их оружие. Пол зала обнажился - зал вдруг оказался пуст, только все четыре стены от пола до потолка кишели стонавшими и едва шевелящимися людьми.
        Эрла сбила с ног какая-то сила, природу которой он смог определить только несколькими секундами позже.
        Кай поднял горного рыцаря за плечо и подтолкнул его к открывшемуся выходу. Встав на ноги, Эрл заметил, что с его сапог вырваны пряжки.
        - Что это было? - изумленно спросил сэр Эрл.
        - Ты собираешься стоять и разговаривать здесь? - ответил болотник. - Если таково будет твое желание, я объясню позже.
        При этих словах на пол, загремев кирасой, рухнул гвардейский капитан, отлепившись от облаченного в кольчугу дворцового стражника, который висел на стене вниз головой. Это словно послужило сигналом - один за другим ратники срывались со стен и с грохотом падали на пол.
        Горный рыцарь, увлекаемый болотником, вошел в коридор. Через несколько шагов коридор раздвоился, и они свернули в более узкий и хуже освещенный проход. Тут уж сэр Эрл не задавал вопросов, почему болотник уверенно избрал именно это направление, - горный рыцарь и сам услышал шум множества шагов в широком коридоре.
        Кай шел быстро, но не спешил. Хотя коридор впереди был пуст, он обнажил меч - в свете факелов неправильной формы клинок засверкал кроваво-алым. На ходу Кай приложил острие меча к стене, и лезвие тонко запело, высекая яркие сине-желтые искры.
        - Я никогда не видел такой магии, - заговорил Эрл, - к какой Сфере она принадлежит? Как ты добился, чтобы стены притягивали железо? Если бы я не бросил меч и щит, я бы точно повредил пальцы и плечо…
        - Я не знаю, к какой из Сфер принадлежит это заклинание, - ответил Кай, - никогда не задавался этим вопросом. У нас на Туманных Болотах не пользуются железом. Никакое железо, даже заговоренное гномами, не выдерживает ядовитых болотных испарений - любой металлический предмет очень быстро ржавеет и рассыпается в труху. Поэтому доспехи и оружие болотников изготовлены из костей и панцирей Тварей, и, надо сказать, эти материалы по прочности во многом превосходят любой из металлов. Наши маги долгое время экспериментировали, чтобы обезопасить металл от воздействия испарений, но, видимо, с природой не поспоришь. Зато они вывели множество полезных заклинаний. Вроде того, что я применил, - Сильное Слово Магнето.
        - Куда мы идем? - спросил Эрл. Он чуть прихрамывал на раненую ногу. - Я заметил, что коридор все сужается.
        - Странно, что ты, проведя столько времени во дворце, не изучил систему коридоров, - сказал болотник.
        Они шли вперед, а вокруг становилось все темнее и темнее.
        - Дворец огромен, будто город! - воскликнул сэр Эрл. - Он был возведен сотни лет назад, и с тех пор каждый действующий монарх что-нибудь пристраивал к нему. Разобраться в системе коридоров непросто. Даже для тех, кто живет здесь всю жизнь, существуют места, где они никогда не бывали. И многие коридоры, я знаю, заброшены и заканчиваются тупиком.
        - Как и этот, - спокойно подтвердил Кай. - Последний зажженный факел мы прошли четыре вдоха и выдоха тому назад.
        - Что? - удивился Эрл. - Ты же не думаешь, что стража и гвардейцы не догадаются проверить коридор? Не настолько же они глупы!
        - Стены дворца изрыты тайными ходами, - пояснил болотник, и алый клинок его все также высекал искры из камней стены, - они располагаются неглубоко - поэтому какая-то часть из них общеизвестна. Эти ходы используются слугами, чтобы незаметно и быстро доставлять обитателям дворца то, чего они пожелают.
        - И, насколько я понимаю, якшаясь с чернью, ты изучил эти ходы?
        - Настолько, насколько успел. У меня было мало времени. Я лишь начал попытки разобраться в них. И, по моим предположениям, те ходы, что открыты людям, лишь малая толика огромной и давно позабытой системы тайных коридоров. Вот здесь… - проговорил болотник, очевидно, услышав какое-то изменение в пении соприкасающегося с каменной стеной лезвия, и остановился.
        - Что? - не понял Эрл.
        Кай отступил на шаг и дважды взмахнул своим странным мечом. Искры прочертили на стене кривой крест. Болотник опустил меч и ударил в потухающее перекрестье сапогом - послышался глухой скрежет осыпающихся камней.
        - Твой меч… - прошептал Эрл. - Боги, я никогда не видал ничего подобного!
        - Он сделан из клешни Зубастого Богомола, одной из Тварей, которые приходят из-за Болотного Порога. Своими клешнями Богомол с легкостью перекусывает валуны размером с быка. Я не знаю никакого другого материала, настолько же прочного. Один меч изготавливают около года, и еще полгода уходит на заточку. Трудно представить, сколько сил и магической энергии уходит на это.
        Проговорив это, Кай шагнул в провал в стене. Эрл двинулся за ним, нащупывая себе путь. Оглянувшись назад, он заметил тусклые пока отсветы факельного пламени.
        - Сюда уже идут, - сказал горный рыцарь, вдыхая острый запах древней пыли.
        - Они упрутся в тупик, а потом будут долго искать нас в этой темноте. Если, конечно, среди них не найдется кто-то, кто заметит эту дыру раньше.
        - Среди дворцовой стражи? - усмехнулся Эрл, невольно отметив, что впервые за долгое время воспринимает сказанное болотником без внутреннего протеста. - Сомневаюсь… Этот ход выведет нас в подземелье, где содержится Оттар?
        - Нет, - ответил идущий быстро и ровно, будто ясно видел лежащий перед ним путь, Кай. - Все тайные ходы в подвалах дворца замурованы. По крайней мере, насколько я могу знать со слов слуг… когда они еще разговаривали со мной. И еще - когда представится возможность, я завалю за нами проход. Они потеряют наш след.
        - Тогда куда же мы идем?
        - На нижние ярусы дворца.
        - В этих… - Эрл споткнулся об острый камень и стиснул зубы, чтобы не крикнуть от боли в раненом бедре, - в этих ходах легко заблудиться.
        - Вовсе нет, если постоянно держать в голове схему расположения дворцовых коридоров. Тайные ходы не могут выйти за пределы стен дворца.

* * *
        - Что значит - они исчезли? - крикнул Гархаллокс. - Куда они могли деться из дворца? Почему вы даже не можете указать мне направление поисков? Мало того, что вы не остановили их… Как вы могли их упустить?
        - Не могу знать, - ответил генерал, ясно глядя в глаза архимага. - Я делаю все, что в моих силах. Но вы должны понимать, что сражаться с рыцарями Порога - дело крайне сложное. А ведь против нас еще и болотник. Я старый воин, архимаг, но я никогда не мог представить, чтобы один человек мог противостоять такому количеству воинов да еще трем эльфам в придачу и, не получив ни единой царапины, выиграть битву. Я могу примерно представить, чего мне ожидать в бою с горным рыцарем и рыцарем Северной Крепости Порога, но я не знаю, чего мне ждать от болотника.
        - Еще раз повторите свой доклад, - буркнул Гархаллокс, схватив себя за пышную бороду, - возможно, вы что-то пропустили. Возможно, что-то мог пропустить я.
        - Они вышли из покоев сэра Эрла, - начал генерал. - Затем, применив неизвестное мне заклинание, они блокировали себя от атаки отряда с левого фланга.
        - Печать Абсолютной Ночи, - пробормотал Гархаллокс. - Довольно редкое заклинание, не все мои боевые маги его знают…
        - Они вошли в Южный Малый Зал, и мы замкнули ловушку, - продолжал Гаер. - И тут болотник применил еще одно заклинание.
        - Ты говоришь, стены со страшной силой притянули все металлические предметы, находящиеся в зале? - перебил его архимаг. - Половина воинов оказались покалечены… Даже мне неизвестно это заклинание…
        - Потом они вошли в тупиковый коридор, опередив отряд подмоги, двигавшийся в Южный Малый Зал… Каким-то образом проломили стену и проникли в тайный ход. И… видимо, завалили за собой проход. Где их искать сейчас, я не знаю. Вы изволили неверно выразиться, архимаг, говоря, что я не могу указать вам направление поисков. Они наверняка пойдут в подземелье. Болотнику нужен сэр Оттар, и он знает, где его искать. Я уже стянул туда основные силы. Но я не могу гарантировать, что захват рыцарей Порога пройдет благополучно.
        - Кто может знать расположение тайных ходов во дворце? - спросил Гархаллокс.
        - Никто, кроме Гавэна.
        - Позвать его сюда! И немедленно!
        - Слушаю, архимаг.
        - Я отправлю к вам несколько боевых магов, - неохотно проговорил Гархаллокс. - Неужели сотни воинов, составляющие гарнизон королевского дворца, не в состоянии схватить двоих человек? Маги слишком ценны, чтобы рисковать ими… Идите, генерал. И помните, в случае удачи вас ждет награда. Но в случае провала… - Архимаг многозначительно замолчал.
        - Я уже сказал, что делаю все, что в моих силах, - в голосе генерала не слышно было волнения, - поэтому я вряд ли почувствую себя виноватым, если у нас ничего не получится. Наш противник сильнее нас.

* * *
        Они шли довольно долго в полной темноте и страшной духоте. Эрл начал задыхаться - его голова кружилась от запахов пыли, плесени и еще какой-то дряни, скопившейся здесь за многие годы. Дважды Каю приходилось прорубаться через завалы, а в третий раз он наткнулся на деревянную перегородку. Сломав ее, рыцари оказались в проходе, пол которого был относительно чист, пылью здесь пахло гораздо меньше, и кое-где тьму ослаблял тусклый свет масляных светильников, повешенных на расстоянии в добрый десяток шагов друг от друга.
        - Теперь постарайся не шуметь, - сказал Кай Эрлу.
        - Постараюсь, - буркнул Эрл. - А ты, сэр Кай, постарайся удержаться от беспрестанных поучений.
        - Разве я говорю что-то обидное? - не оборачиваясь, спросил болотник.
        - Я рыцарь Горной Крепости Порога! - повысил голос сэр Эрл. - Я привык сражаться на открытом пространстве с Тварями, дышащими огнем и плюющими раскаленной ядовитой слюной. Я уничтожал Тварей, самая маленькая из которых может без усилий перешагнуть через крепостную стену большого города! Я не привык подкрадываться и убегать! Я привык биться честно!
        - Тебя унижает необходимость маневрировать или то, что я руковожу твоими действиями?
        Явно не ожидавший этого вопроса Эрл замолчал. Очень скоро Кай, все так же идя впереди, остановился и предупреждающе поднял руку. Эрл замер. Болотник, выждав немного, пригнулся и скользнул вперед. И вынырнувший откуда-то из боковой стены слуга, несущий кувшин, безмолвно забился в руках Кая, как пойманная рыба. Кувшин, который слуга, конечно, выронил, болотник подхватил мыском сапога и мягко опустил на пол. Секундой позже туда же шлепнулось и обмякшее тело слуги.
        - Ты убил его, даже не допросив? - удивился Эрл, подойдя ближе.
        - Он жив, - ответил Кай. - Он будет спать несколько часов, а проснувшись, не сразу вспомнит, что с ним произошло.
        - Как ты это сделал?
        - На теле человека есть множество точек, умело надавив на которые можно заставить человека впасть в то или иное состояние. Усыпить или наоборот - придать сил. Этому искусству нас учили Мастера-лекари в Укрывище близ Болотной Крепости.
        - Мне не помешали бы силы…
        - Ресурсы человека ограничены. Всколыхнувшаяся в тебе энергия быстро утомила бы твое ослабленное тело. Тебе нужен естественный отдых. Помни, сколько времени ты провел без еды и воды. Пока сок бешеного кустарника поддерживает тебя. Лучше сделай несколько глотков вина - это больше поможет.
        - Но ты не допросил его!
        - Мне незачем это делать, - пожал плечами Кай, заглянув в округлую дыру, где виднелись в свете масляного светильника ступени винтовой лестницы. - Я его знаю. Его зовут Хум. Он обслуживает лабораторию магов Сферы Огня, носит им из кухни еду и вино. Я знаю, откуда и куда он идет, следовательно, я знаю, где мы находимся. Нам нужно спуститься по этой лестнице на два яруса, затем обогнуть тайными ходами несколько залов.
        - И мы выйдем к дворцовой тюрьме?
        - Нет. Мы окажемся поблизости. Чтобы пройти ко входу в подземелье, нам придется пройти Галерею Бесчестья. А там нас наверняка ждут.

* * *
        Лий доложил генералу Гаеру о сложившейся обстановке - сэр Гаер выслушал его, но не отпустил, очевидно, имея намерение поручить стражнику что-то еще. Лий остался ожидать генерала, который поспешил с докладом к архимагу, в коридоре, но тот в свои покои так и не вернулся. Лий переминался с ноги на ногу, мучаясь от мысли, что в такой важный день, когда велика вероятность отличиться, он не находится в самой гуще событий. Не без оснований предполагая, что в суматохе генерал, конечно, забыл о его существовании, Лий тем не менее вернуться в расположение своего отряда не посмел. Он видел, как мимо него то и дело пробегали гвардейские капитаны, растеряв свою важность, сновали сотники и крутились мелкие сошки - старшины стражников.
        Его брат, скорее всего, чрезвычайно обрадовался бы возможности оставаться в безопасности, но Лий никакой радости не испытывал. Поэтому внезапный подзатыльник от старшины своего десятка, выкатившегося из-за поворота, воспринял как манну небесную.
        - Чего ты здесь ошиваешься? - прорычал старшина. - Почему здесь?
        Не вняв оправдательному лепетанию Лия, старшина отвесил ему еще один подзатыльник и отправил на нижний ярус к Галерее Бесчестья с приказанием занять место в строю.
        Добравшись до Галереи, Лий обомлел. Практически весь гарнизон королевского дворца собрался здесь - на дворцовых стенах остались не больше полусотни стражников.
        Галерея Бесчестья была две сотни шагов длиной, всего пять шагов шириной и вела прямо на Парадный Двор дворца. Когда-то по ней торжественно выводили знатных преступников, осмелившихся нарушить клятву верности действующему монарху, чтобы прилюдно лишить их жизни на Площади Плах. Теперь уже даже старики не припомнят, как это происходило. Но, судя по тому, что представляла из себя Галерея, зрелище это должно было быть внушительным. Под потолком Галереи Бесчестья во всю ее длину с обеих сторон тянулись закрытые высокими сплошными перилами площадки, специально предназначенные для того, чтобы располагавшиеся там лучники держали пространство Галереи под прицелом. В стенах имелись глубокие каменные «карманы», в каждый из которых могло поместиться более десятка воинов. Словом, узник, обреченный топору палача, не имел ни единого шанса сбежать или быть отбитым и, идя по Галерее Бесчестья, с каждым шагом приближавшей его к эшафоту, проникался ощущением незыблемости королевской власти, против которой дерзнул выступить.
        Но это было раньше. Последние сто лет ни одного преступления против королей Гаэлона совершено не было. А тех, кто должен был умереть позорной смертью после устроенного Гархаллоксом и Константином переворота, не спускали в подземную тюрьму, из ворот которой вела Галерея. Их содержали в их же покоях, благо от момента убийства его величества до часа казни прошло менее двух суток.
        Лий успел к Галерее Бесчестья в тот момент, когда «карманы» спешно заполнялись воинами, а верхние площадки для стрелков уже до отказа были набиты арбалетчиками. Длинными рядами стражники и гвардейцы текли по Галерее на Парадный Двор, где выстраивались колоннами. Лия вынесло во двор. Здесь распоряжался сам генерал Гаер. Он расставлял колонны таким образом, будто готовил тяжелые копья, чтобы одно за другим метать их в Галерею. Поодаль стояли трое боевых магов - на их груди поблескивали под хламидами тонкие кольчуги гномьей работы.
        Лий ничего не понимал. Это все ради двух рыцарей? Конечно, о болотнике рассказывают массу всякой всячины, но… ни один колдун, ни один воин, какой бы он ни был великий, не сумеет победить или хотя бы отбиться от нескольких сотен ратников. Да и будет ли у него возможность отбиваться? Его просто-напросто засыплют стрелами и арбалетными болтами с верхних площадок, как только он сюда сунется…
        «Вот уж чего не стал бы делать на его месте…» - подумал Лий и тут же схлопотал пинок в поясницу.
        - Встань в строй! - рявкнул на него рослый гвардейский капитан с багровым шрамом, рассекавшим щеку. - Плетей захотел?!
        Лий торопливо отбежал к ближайшей колонне стражников и пристроился в затылок грузному бородатому мужику в небрежно натертой кольчуге. Бородач был ему знаком - он жил в соседней казарме, и Лий частенько оказывался с ним в одной компании игроков в кости. Его звали Граг, служил он в королевской страже всю жизнь, отличался отменным аппетитом и исключительной неряшливостью. Последнее обстоятельство нередко оборачивалось для него угрозой изгнания в отряды городской стражи - но все как-то обходилось.
        - Вон оно что творится-то, - прогудел, заметив Лия, Граг. - Энтот болотник-то чего учудил. Взял да и похитил сэра Эрла, горного-то рыцаря. А теперча в подземелье прорывается. Вон оно что творится…
        - Зачем ему в подземелье? - поинтересовался Лий.
        - А кто ж его знает, - гмыкнул Граг. - Болотник он и есть болотник. Непонятный то есть человек. Харан его разберет - чего ему надо… Нам сказано: стоять здесь. А как сигнал подадут - валить в Галерею. Наша-то колонна второй пойдет…
        Мало-помалу всякое движение во дворе прекратилось. Колонны стояли, издавая негромкое металлическое звяканье - это воины переступали с ноги на ногу.
        - Да не боись, - подал снова голос Граг, хотя Лий не выказывал страха. - Болотник-то, сказывают, людей не убивает. Так… потрепать только потреплет, а чтоб убить - энтого за ним не замечалось. Вот уж непонятный-то… Одно слово - болотник…
        Время шло. Лию с его места отлично видна была Галерея Бесчестья, и эта Галерея была совсем пуста. Генерал Гаер стоял прямо напротив открытых ворот, соединявших Галерею с Парадным Двором. По бокам генерала замерли в ожидающих позах маги и трубачи с длинными трубами.
        Полуденное солнце палило воинов, выстроенных во дворе. Из распахнутых ворот Галереи Бесчестья тянуло прохладой.
        Черный рыцарь появился в Галерее неожиданно. Он шел совершенно спокойно, не торопясь, хотя не заметить стрелков наверху, не услышать сопения воинов в «карманах» стен он не мог. Руки его были пусты. Какое-то странное оцепенение овладело Лием и, как он почувствовал, всеми другими ратниками тоже. Было что-то пугающее и зловещее в ненормальном спокойствии болотного рыцаря.
        Один из трубачей резко, точно опомнившись, приложил трубу к губам и надул щеки, скосив глаза на генерала. Гаер поднял руку. Когда болотник прошел Галерею Бесчестья до половины, генерал опустил руку. Тотчас раздался пронзительный вой трубы, возвещавшей начало стрелковой атаки.
        Даже во дворе было слышно, как затрещали рычаги арбалетов, как зазвенела тетива, запели стрелы, прорезая воздух. Град стрел и арбалетных болтов обрушился на болотника.
        Но тот даже не сбавил шага. Он шел дальше, и меч в ножнах мерно бил по его бедру. Стрелы и болты, ударяя в черные доспехи, отскакивали или ломались, осыпаясь на плиты пола.
        - Он один? - удивленно прошептал сэр Гаер.
        Болотник прошел до конца Галереи и исчез из поля зрения Лия.
        …И появился вновь.
        - Он идет обратно… - ошеломленно пролепетал Лий. - Чего это такое происходит?
        - Одно слово - болотник, - снова прогудел Граг.
        Смертоносный ливень стал реже и слабее. Теперь лишь тонкие стрелы свистели в воздухе, разбиваясь о доспехи рыцаря или о пол. Арбалетчики, у каждого из которых под руками было по два или три заряженных арбалета, потратили все свои заряды и теперь торопливо вкладывали новые болты. Осколки дерева и железные наконечники хрустели под ногами рыцаря Болотной Крепости.
        Когда грянул второй залп арбалетчиков, Кай снова остановился на середине Галереи. На этот раз он стоял лицом к Парадному Двору, и многие воины, выстроенные там, видели непроницаемое забрало его шлема.
        Генерал Гаер выругался и поднял руку. Трубач подал сигнал прекратить стрельбу. Лишь взвыла труба, навстречу болотнику, пригибаясь к полу и покачиваясь, побежал какой-то человек в испачканных кровью штанах и расстегнутой кожаной куртке, в сапогах с разодранными голенищами, без оружия и доспехов - если не считать черного треугольного щита, который он держал над собой.
        - Демонское отродье! - выкрикнул Гаер, поняв, что его перехитрили. - Труби стрелковую атаку, дурень! Труби скорее!!
        И опять завизжала труба, но не все лучники успели среагировать на сигнал. И уж не оказалось ни одного арбалетчика, кто успел бы зарядить свое оружие после второго залпа. Не более десятка стрел разбилось о черный щит - и то тогда, когда человек, защищающийся щитом, уже успел добежать до входа в подземелье королевской тюрьмы.
        Болотник неторопливо развернулся и через пару секунд скрылся вслед за своим товарищем. По нему уже не выпустили ни одной стрелы.

* * *
        Генерал Гаер утер пот со лба и снова надел шлем с пышным плюмажем.
        - Не стоит расстраиваться, сэр Гаер, - сказал ему один из магов. - Так или иначе, они в подземелье, откуда нет другого выхода, кроме как через Галерею Бесчестья. Ловушка захлопнулась.
        «Накрепко ли?» - хотел проговорить генерал, но удержался. И взмахом руки приказал трубить новый сигнал.
        Скоро колонны ратников одна за другой стали входить в Галерею.
        Глава 4
        - Они стреляли в меня, - выдохнув облачко пара в ледяную полутьму подземелья, проговорил Эрл и передал Каю его щит. - Они нападали на меня с мечами в руках! Подумать только, еще совсем недавно они восторженно вопили и потрясали оружием при моем появлении!
        - Они выполняли приказ, - сказал болотник, подняв забрало. - Ты думал, что никто не посмеет напасть на тебя? Они воины, это их долг - подчиняться приказам.
        - Однако здесь тихо… - сказал горный рыцарь. - Кажется, никого нет…
        - Дальше по коридору, за поворотом - трое стражников и еще один человек, вооруженный мечом… без доспехов… в куртке из свиной кожи… в недавно пошитой куртке из дурно выделанной свиной кожи. Запахи здесь разносятся далеко.
        - Мы в ловушке, - невесело хмыкнул сэр Эрл, - теперь мы вряд ли сможем выбраться отсюда. Твой меч способен прорубить нам ход на верхние ярусы, к покоям принцессы?
        - Думаю, что да, - серьезно ответил Кай. - Но на это уйдет очень много времени. Мы выйдем так же, как и вошли.
        - Ты считаешь себя непобедимым? - прищурился Эрл. - Ты уверен, что они не смогут тебя остановить?
        - Никто не сможет помешать болотному рыцарю выполнить свой Долг, - просто ответил Кай.
        На это Эрл ничего не сказал. Но глянул на болотника как-то по-новому.
        - Пойдем, - сказал болотник. - Сэр Оттар должен быть где-то здесь.
        Прежде чем двинуться, Кай вдруг провел рукой в латной перчатке по груди. Перчатка оказалась испачканной тонким слоем грязно-зеленоватой субстанции. Кай осторожно понюхал перчатку.
        - Яд со стрел? - предположил Эрл.
        - Со стрел, - подтвердил болотник.
        Они проследовали до поворота в тишине, нарушаемой только звяканьем цепей, раздававшимся из-за дверей камер. Повернув, рыцари увидели стражников и вместе с ними безносого типа, который при виде них оскалился со страхом и злобой.
        Стражники торопливо побросали оружие. Поколебавшись, безносый вытащил из ножен меч и тоже швырнул его перед собой.
        Горный рыцарь рванулся вперед. Определив в безносом начальника, он схватил его за отворот скверно пахнущей куртки из свиной кожи и сильно потряс:
        - Где рыцарь Северной Крепости Порога? - сквозь зубы прошипел он. - Отвечай, скотина!
        - Пустите, господин… сэр… - отворачиваясь и не смея защищаться, забормотал безносый. - Там ваш рыцарь… вон в той камере. Только такая штука, сэр…
        - Ключи!
        - Вот они, сэр… Только не осерчайте, коли…
        Не дослушав, Эрл оттолкнул типа. И, держа ключи в руке, первым направился к камере, на которую указал ему безносый. Кай шел за ним. Шел он медленно, нахмурясь и чуть пошевеливая ноздрями, точно все еще вдыхая запах яда, оставшегося на его доспехах. Безносый, не пытаясь подняться с пола, наблюдал за ними, пряча злую усмешку.
        Эрл открыл дверь камеры, отшвырнул ключи и, сняв со стены факел, перешагнул порог. Болотник вошел в камеру и встал рядом с горным рыцарем.
        Эрл осветил безжизненно бледное лицо Оттара, валявшегося, словно тряпичная кукла, на полу камеры. Широченная его грудь была наспех замотана тряпкой, густо пропитавшейся кровью.
        - Сволочи… - прошептал горный рыцарь, - будьте вы прокляты… сволочи… Он не дышит. Они нанесли ему смертельную рану и бросили здесь умирать. Возможно, он пытался бежать…
        Кай наклонился над телом Оттара. Осторожно снял повязку и распахнул куртку. Через минуту он выпрямился.
        - Рана сама по себе неопасна, - сказал болотник. - Эта куртка сшита из кожи неизвестного мне животного. Острие арбалетного болта завязло в куртке, лишь неглубоко ранив Оттара. Его сердце бьется, но так слабо, что даже я с трудом могу почувствовать это. Поэтому кажется, что он не дышит. Он полностью парализован. И вряд ли это магия. Они использовали зелье - острие болта было смазано парализующим зельем. Кровь смыла остатки зелья из раны… Если бы я знал, что это за зелье, я мог бы дать Оттару противоядие: Твари Туманных Болот почти все ядовиты, и яд их действует по-разному - обездвиживает, затрудняет дыхание, мутит зрение… и наконец отнимает жизнь. Наши лекари за годы работы создали десятки различных мазей, снимающих действия самых разнообразных ядов, - эти мази обязательно входят в комплект снаряжения каждого болотника. - Кай положил руку на сумку, прикрепленную к его поясу.
        Затем он наклонился к самой ране и втянул ноздрями воздух.
        - Запах из раны похож на запах яда, которым были смазаны стрелы и болты стрелков в Галерее Бесчестья. Но я не совсем уверен - запах из раны чересчур слабый…
        - Тогда используй все свои мази по очереди! - воскликнул Эрл.
        Кай покачал головой.
        - Так нельзя, - сказал он. - Жизнь еле теплится в северянине. Достаточно одной ошибки, и он умрет. Если бы я только… Постой-ка!
        Видимо, одна и та же мысль пришла в головы Эрла и Кая одновременно.
        - Дай мне свой меч, сэр Кай, - попросил горный рыцарь. - Мне нужно кое-что проверить. С помощью этого мерзкого безносого ублюдка!
        - Если ты сделаешь так, как задумал, человек с изувеченным лицом подвергнется смертельной опасности, - сказал Кай. - Он может умереть. А рыцари Порога не убивают людей.
        - Если я не сделаю так, как задумал, умрет Оттар! - воскликнул Эрл. - Выбирай, чья жизнь для тебя дороже! Ты сам говорил о своем долге! В конце концов, можно попытаться вынести сэра Оттара в таком состоянии, и потом…
        - Нельзя, - снова качнул головой Кай. - Я не знаю, чего он желает. Я должен сначала поговорить с ним.
        Эрл взглянул на болотника в крайнем изумлении и схватился за голову.
        Кай долго молчал, склонившись над неподвижным телом северного рыцаря. Потом решительно снял перчатку и, порывшись в своей сумке, вручил Эрлу две круглые выдолбленные деревяшки, с одной стороны залитые смолой: один деревяный сосудик запечатывала черная смола, другой - белая. Ничего не понимая, Эрл принял оба сосудика. Затем Кай вынул из поясных ножен маленький кинжал, соскреб лезвием со своих доспехов остатки зеленоватой пыли и - прежде чем горный рыцарь успел открыть рот - быстро проговорил:
        - Мазь от парализующего зелья - в черном сосуде, - и легко провел кинжалом по запястью.
        Брызнула кровь.
        Глаза Кая моментально закатились, он опрокинулся, приткнувшись спиной к стене камеры - конечности его задергались в отчаянной судороге.
        Эрл сжал кулаки и до крови закусил губу.
        - Сумасшедший!.. - проскрипел он зубами.
        Болотник вытянулся и перестал дышать.
        Горный рыцарь приложил ухо к груди болотника и несколько секунд пытался услышать биение его сердца. Он так и не смог определить - бьется сердце или нет. Рывком выпрямившись, он лихорадочно сорвал черную смолу и, забрав пальцем комок зловонной мази, нанес ее на порез на руке Кая.
        Кай не шевельнулся.
        - Во имя Светоносного! - в отчаянии крикнул Эрл и взялся за сосуд, запечатанный белой смолой.
        В этот момент Кай открыл рот, со всхлипом вздохнул и распахнул глаза. Ноги Эрла подогнулись, и он опустился на пол рядом с болотником. Такого потрясения рыцарь, прошедший сотни битв с Тварями, появляющимися из-за Горного Порога, не испытывал никогда.
        - Как ты себя чувствуешь? - спросил он.
        - Терпимо, - изменившимся хриплым голосом ответил Кай. - Что ж, наша догадка подтвердилась… Смажь этой мазью рану Оттара.
        - Ты болван, сэр Кай, - тихо сказал Эрл, хотя ему хотелось заорать что было сил. - Ты просто идиот. Ты мог умереть - и тогда и я, и Оттар, и ее высочество были бы обречены! Из-за боязни убить какую-то тюремную мразь ты рисковал своей жизнью! И нашими жизнями! А если бы эта дрянь на твоих доспехах оказалась не парализующим зельем?! Что тогда?
        - Тогда бы ты использовал другое противоядие. Возможно… оно помогло бы.
        - А возможно, и нет?!
        - Возможно, и нет.
        - Я не понимаю тебя, сэр Кай! - все же заорал горный рыцарь. - Что ты творишь?! Может быть, ты и вправду просто-напросто сумасшедший?!
        - Когда-то я уже рискнул пожертвовать собой, чтобы победить, - сказал Кай и, морщась, поднялся на ноги. - И победил. На Туманных Болотах самопожертвование - нередко единственный путь выиграть битву. Нельзя отступать от своих правил даже в мелочах. Иначе когда-нибудь ты допустишь слабость и пойдешь против них. Глупое это было решение или нет, уже неважно. Это было мое решение.
        Кай взял из рук Эрла сосудик и сам смазал рану Оттара.
        Им пришлось ждать несколько долгих минут, прежде чем северянин сделал первый вдох. И открыл глаза.
        Он мутно посмотрел на Эрла, потом на Кая.
        И совершенно неожиданно улыбнулся.
        - Я знал, - едва шевеля губами, выговорил Оттар. - Я же… не верил никому, кто говорил… мол… предатель… И вы вместе теперь… Ведь… - Северянин закашлялся. - Все рыцари Порога… братья…
        - Сэр Оттар, - серьезно произнес Кай, - я должен спросить у тебя: считаешь ли ты меня своим другом?
        - Да пошел ты… - снова закашлялся северный рыцарь. - Кем же мне еще тебя считать… Врагом?..
        - Если ты друг мне, то скажи: каково будет твое желание?..

* * *
        Безносый смотритель королевской тюрьмы и трое стражников были заперты в камере, где ранее томился Оттар. Эрл и северянин стояли у дверей, ведущих из подземелья в Галерею Бесчестья.
        - В этом бою я должен быть рядом с тобой, - в который раз повторил Оттар.
        - Мы должны, - поправил его горный рыцарь.
        - Вы оба едва стоите на ногах, - сказал Кай. - И я… не собираюсь сражаться.
        - Ты вежливо попросишь ратников расступиться, а генерала Гаера - проводить тебя к принцессе? - хмыкнул Оттар.
        - Я был бы рад, если бы твое предложение имело смысл, - ответил Кай. - К сожалению, мне придется расчистить для нас дорогу… вразумив воинов.
        - И не убив ни одного, - снова хмыкнул северянин.
        - Целью моих действий не будет убийство. Если кто-то и пострадает - то только по неосторожности своей или своих товарищей.
        - Ты погибнешь, - сказал сэр Эрл.
        - Мои доспехи сделаны из панциря Черного Косаря, самой жуткой Твари, когда-либо приходившей из-за Болотного Порога, - проговорил Кай. - Пока я в них, никакая магия и никакое человеческое оружие мне не страшны.
        - Никто не может быть абсолютно неуязвим, - произнес на это горный рыцарь.
        - Ты прав, сэр Эрл. Риск есть в любом деле.
        - Это безумие - выступать в одиночку против сотен!
        - Прошу вас отойти назад и укрыться где-нибудь в коридорах тюрьмы. Мне будет значительно легче, если не придется защищать вход от тех, кто устремится сюда.
        Горный и северный рыцари переглянулись. В руках Оттара был меч смотрителя тюрьмы - довольно плохонькое оружие, с раззолоченной рукоятью, но скверно закаленным клинком. Эрл был вооружен копьем и мечом одного из стражников.
        - Да будет так, - сказал сэр Эрл, - мы займем оборону в дальнем конце подземелья.
        - Проще говоря, спрячемся, - проворчал себе под нос Оттар.
        - И если понадобится, - продолжил Эрл, - дорого отдадим свои жизни. А ты… Пусть Светоносный хранит тебя.
        - Когда мы встретимся в небесном воинстве Андара Громобоя, - добавил Оттар, - обещай, сэр Кай, что возьмешь меня в свою армию. Ибо я не сомневаюсь, что там ты станешь по правую руку Андара.
        - Обещаю, - без улыбки произнес Кай. - А теперь идите.
        Оставшись в одиночестве, болотник тщательно проверил свое снаряжение, затем подошел вплотную к дверям и, закрыв глаза, долго прислушивался.
        Потом снял с шеи сразу три амулета. Когда он пошептал над первым - вокруг него заплясали змеистые всполохи алого пламени. Когда активировал второй - над его головой засверкала тонкими холодными гранями призрачная пелена. Когда привел в действие третий - озноб магической силы пронзил его грудь.
        И тогда Кай опустил забрало и ударом ноги распахнул двери.

* * *
        Колонна Лия оказалась почти в самой середине Галереи Бесчестья. Ему было видно, как открылись массивные, окованные железными пластинами двери подземелья и в извивах алого пламени на пороге воздвиглась фигура закованного в черные доспехи болотника.
        Воздух задрожал от рева труб. Воины, подгоняемые криками командиров, ринулись в атаку.
        Не выступая в Галерею, болотник серыми дымными плетьми, растущими из его пальцев, отшвырнул первых нападавших под ноги бегущим товарищам. Атака могла бы захлебнуться, если бы не чудовищная сила многолюдной толпы, напиравшей сзади: воины бежали по своим павшим товарищам, оскальзываясь на их доспехах. Сверху засвистели стрелы, арбалетные болты и легкие дротики.
        За первым ударом плетьми последовал второй и третий. И четвертый. Болотник напоминал кудесника, борющегося с морем. Он отбрасывал налетающие на него волны до тех пор, пока перед ним не открылось свободное пространство, усеянное переломанным оружием и стонущими людьми в смятых доспехах.
        И болотник шагнул вперед.
        Лий, оказавшийся в страшной давке, не думающий уже ни о чем, кроме как о том, чтобы его не сбили с ног и не затолкали, успел увидеть, как на болотника сверху полетели тяжелые камни и обломки плит. Казалось, они погребут под собой рыцаря, но камни разбились в мелкие осколки о призрачную пелену, голубовато посверкивающую над шлемом болотника. Еще Лий увидел, как на болотника упали одна за другой несколько прочных сетей - алые языки пламени, окружавшие рыцаря, за мгновения превратили сети в пепел.
        Три косматых огненных шара, пущенных боевыми магами, занявшими позицию на верхних площадках, бессильно зашипев, потухли, едва коснувшись черного нагрудного панциря болотника. Ледяные копья, способные сокрушить камень, рассыпались мириадами хрустальных осколков, ударившись о его черные наплечники.
        Болотник продолжал идти вперед. А воины отступали, страшась ударов ужасных дымных плетей. Когда болотник прошел примерно половину, из «карманов», прогоняя свой страх дикими криками, на него ринулись прятавшиеся там воины.
        Они окружили болотника со всех сторон. Алое пламя вокруг болотника стало меньше и тусклее, голубая пелена над его головой пропала совсем. Рыцарь закрутил в вихрь вокруг себя свои дымные плети, сбив с ног ближайших к нему воинов, но было видно, что и это его заклинание иссякает.
        И тогда болотник обнажил меч и снял со спины черный треугольный щит.
        В этот момент кто-то сильно толкнул Лия в спину. Он рухнул на колени, попытался встать, но ему наступили на обе руки. Тяжеленное тело, исходя воем, перелетело через нескольких впереди стоящих ратников и рухнуло прямо на Лия.
        Больше уж он ничего не видел.

* * *
        - Они идут сюда! - задыхаясь, доложил генералу Гаеру воин без шлема, держа левой рукой окровавленную правую.
        У архимага, рядом с которым стоял генерал, дернулась губа.
        - Я был уверен, что они не уйдут без Литии… Неужели у всех воинов дворцового гарнизона недостало сил справиться с одним-единственным рыцарем?! Половина ваших людей изувечена или убита, половина в ужасе бежала… - выговорил он.
        - Вы… Мы… недооценили болотника, - ответил на это Гаер.
        Они стояли у дверей королевских покоев: архимаг, Гаер, несколько рыцарей, тринадцать магов, принадлежащих к разным Сферам (все те, кто раньше входил в состав группы, называемой Гархаллоксом Кругом Истины), и отряд гвардейцев численностью в двадцать мечей. Ровно час они ждали этого известия, все-таки надеясь на то, что посыльный принесет более утешительную новость. Ровно час назад Гархаллокс лично навестил принцессу в ее опочивальне и замкнул ее там Печатью Запирающего Камня, предварительно выгнав фрейлин в другую комнату. Кроме принцессы в ее опочивальне остался один из боевых магов Гархаллокса.
        - Разве нельзя подать знак Константину, чтобы он вернулся? - спросил Гаер. - Мы не удержим болотника.
        - Константин не отвечает мне, - произнес Гархаллокс. - Он предупредил, что такое будет возможно. Я не вижу здесь первого министра. Этот пройдоха опять улизнул, когда дело запахло жареным?
        - Похоже на то. Архимаг… - Гаер понизил голос, - не лучше ли отдать ему принцессу? То, что вы задумали… Это повлечет за собой недовольство всего королевства…
        - Плевать на королевство, - ответил Гархаллокс. - В конце концов, люди знают только то, что им говорят.
        - Наших секретов уже так много, что велика опасность того, что они выйдут на поверхность.
        - Что с того? Мы не должны проиграть. Мы ни за что не отдадим ему принцессу. Если бы я даже хотел этого… Теперь слишком поздно. О сегодняшней битве менестрели будут складывать баллады еще добрую сотню лет… Сто лет позора!
        По ту сторону зала с колоннами еще некоторое время слышались крики, потом установилась тишина.
        - Свет! - резко крикнул Гархаллокс.
        Один из его магов сделал короткий пасс, и колонны засветились мягким золотистым сиянием. Трое поднявшихся по лестнице ступили в золотое сияние зала. Трое, не останавливаясь и не сбавляя шага, двинулись прямо на архимага и его свиту, точно не видели их.
        - Остановись, сэр Кай! - крикнул Гархаллокс. - Я буду говорить с тобой!
        - Мне не о чем говорить с тобой, архимаг, - раздался голос Кая из-под опущенного забрала. - Уйди с моей дороги и уведи своих людей.
        - Во имя жизни ее высочества - остановитесь!
        Трое замедлили шаги. И остановились.
        - Я не отдам тебе принцессу, - выговорил Гархаллокс и вдруг почувствовал на своих плечах груз невероятной усталости, не отпускавшей его на протяжении многих-многих дней. - При ней находится мой человек. Мне достаточно подать ему знак, чтобы он лишил жизни ее высочество. Будь уверен, я это сделаю…
        Болотник молчал.
        - Предатель! Будь ты проклят! - В донесшемся до него крике архимаг узнал голос горного рыцаря сэра Эрла.
        - Пойми, сэр Кай, тебе не победить меня, - продолжал Гархаллокс. - Решив драться, ты погубишь принцессу и своих друзей… и погибнешь сам. На тебе нет ни одного амулета, значит, ты истощил свою магию. Твои силы на исходе, а здесь, со мной - могучие маги. Тебе не победить. Единственное, что ты можешь сделать, чтобы спасти жизнь ее высочества, - сдаться. Снять свои чудесные доспехи, бросить свой диковинный меч. Пусть другие рыцари Порога тоже сложат оружие. Я обещаю, что тебе никогда не припомнят сегодняшний день. Я не хочу убивать тебя, сэр Кай. Напротив: я был бы счастлив, если бы ты одарил меня своей дружбой.
        Болотник молчал.
        - Вы не сделаете этого, архимаг, - прошептал на ухо Гархаллоксу генерал Гаер. - Что вы скажете Константину, когда он узнает, что вы убили ее высочество?
        - Я сделаю так, как сказал, - твердо проговорил Гархаллокс. - Отдав принцессу, я лишусь и ее, и болотника. Если он сдастся - я сохраню их жизни, такие важные для нашего дела.
        - А если он решит биться?
        - В таком случае я получу то, что получил бы, отдав ему принцессу. Я лишусь и его, и ее. Но я хотя бы буду знать, что боролся за это.
        - Боролся, но заплатил за это дорогой ценой… Все мы - заплатили. Врата Харана! Первое, что мы должны были сделать, - заручиться поддержкой болотника! Но кто мог подумать, что так все обернется… Сэр Кай! - выкрикнул генерал Гаер, выступая вперед. - Сейчас я говорю с вами!
        Болотник молчал.
        - Ваши правила запрещают вам сражаться с людьми, - говорил генерал. - Ваши правила запрещают вам убивать людей! Но если вы не сдадитесь - вы совершите убийство! У нас нет никакого желания причинить вред ее высочеству! Но вы вынудите нас сделать это!
        Болотник не говорил ни слова.

* * *
        - Пусть лучше я умру, чем с головы Литии упадет хоть один волос, - сказал сэр Эрл и со звоном швырнул на пол щит и меч.
        - Ну, с-сучьи дети… - прорычал Оттар. - Одолели-таки… Ну, змеи…
        Он покрутил в руках тяжелый меч, не решаясь с ним расстаться. Но, кинув взгляд вперед, злобно сплюнул и бросил оружие.
        Кай вложил меч в ножны и снял шлем, обнажив голову с мокрыми спутанными волосами. Лицо его было бледно, и ничего на нем нельзя было прочитать. Он сделал движение, чтобы бросить шлем… Но вдруг напрягся, чуть обернувшись назад.

* * *
        - Они уходят… - изумленно проговорил Гаер. - Что случилось? Они не сдаются и не…
        - Остановись, сэр Кай! - внезапно сорвавшимся голосом закричал Гархаллокс. - Ты не выполнил условий! Принцесса умрет! Вы убьете принцессу, сэр Кай!
        - Вперед! - скомандовал генерал гвардейцам. - За ними!
        - За ними! - приказал Гархаллокс магам.

* * *
        - Я так и знала, что вы меня услышите, сэр Кай, - проговорила принцесса, идя по узкому темному проходу впереди рыцарей вслед за человеком с факелом в руках.
        - Я почувствовал дуновение холодного воздуха по ногам, - сказал Кай, чей голос звучал несколько обескураженно, - и стал прислушиваться.
        Узкий проход вел маленькую процессию все ниже и ниже. Густая паутина цеплялась за волосы идущих. Эрл и Оттар, кажется, не в силах были вымолвить ни слова. Они (как, впрочем, и Кай) еще не оправились от сильнейшего приступа изумления. Когда болотник вдруг повернулся спиной к архимагу и направился куда-то к дальней стене, где тени были сильнее золотого сияния колонн, они оставались стоять, ничего не понимая. Потом при виде факельного отсвета, мелькнувшего из сплошной на первый взгляд стены, бросились за болотником. А потом они увидели принцессу.
        Плита за их спинами плавно опустилась на свое место, закрыв тайный проход, и ни песчинки золотого сияния не проникло в темную дыру. Настолько она была толста, эта плита, что простучать ее, угадав за ней пустоту, было невозможно.
        - Поэтому, - словно отвечая своим мыслям, пробормотал Кай, - я и не мог обнаружить потайную дверь. Она замаскирована идеально.
        - А ты говорил, что знаешь о расположении всех тайных ходов в стенах дворца, - подал голос Эрл. Он отчего-то не смел обратиться к Литии.
        - Я говорил о том, что большая часть системы тайных ходов общеизвестна, - сказал Кай. - Но какую-то часть не знает никто… Кроме тех людей, один из которых ведет нас.
        - Господин! - позвал Оттар. - Эй, как тебя?! Сэр! Куда мы идем? Эй, братья, видите, у него черный мешок на голове…
        - Он ничего не говорит, - задыхаясь, сказала поспешающая за человеком принцесса. - Их было двое… Один ушел вперед. Я так испугалась, когда они вдруг появились в моих покоях… Совершенно бесшумно. Стены моей опочивальни расступились… Я еще ничего не успела понять, как маг, которого Гархаллокс приставил ко мне, упал с ножом в горле… Этот добрый человек знаками попросил меня следовать за ним. И знаками же попросил позвать вас…
        - Очень вовремя появился этот добрый человек, - проворчал Оттар. - Только… как бы из одной беды в другую не попасть… Эй, кто ты?
        Человек в черной одежде, с черным мешком на голове внезапно исчез. Через мгновение его шаги застучали по железным ступеням - он спускался вниз по винтовой лестнице. Рыцари и принцесса поспешили за ним.
        Долгое время все четверо ничего не говорили. Горный и северный рыцари были вымотаны до предела, да и принцесса начала спотыкаться. Спустившись по лестнице, они попали в тоннель, где под ногами зачавкала зловонная грязь. Своды тоннеля были каменными и явно очень древними. Лишь Кай единожды нарушил молчание, проговорив:
        - Мы уже давно покинули дворец…
        Наконец они достигли еще одной лестницы - каменной, с осыпающимися ступенями, которые на этот раз вели наверх.
        Человек с мешком на голове поднялся первым, откинул люк - и свет ударил в глаза идущим за ним. Эрл, Оттар, Кай и Лития выбрались на открытый воздух, который так поразил их, что некоторое время они могли только глотать этот воздух… и щурить глаза от слепящего солнца.
        Густые кустарники окружали их, и кроме этих кустарников ничего вокруг не было видно. Незнакомец тщательно выравнивал кусок дерна, закрывавший люк.
        Первым пришел в себя Кай. Пошатываясь, он подошел к зарослям кустарников и раздвинул их. Вгляделся в открывшееся ему пространство и проговорил:
        - Мы… вышли из Дарбиона…
        Слова эти, могущие послужить поводом к великой радости, остались без ответа. И тут из кустарников вышел еще один человек, держа обеими руками большой тряпичный ком. Он бросил ком к ногам Эрла.
        Второй незнакомец был выше первого и очень худ. Мешок с прорезями для глаз скрывал и его лицо, а дорожный плащ - его одежду. Он сделал приглашающий жест рукой.
        Кай обернулся на коренастого. Тот согласно кивнул.
        Но в этот момент очнулся Оттар.
        - Ну-ка дай-ка я гляну на тебя… - С этими словами Оттар двинулся к коренастому незнакомцу.
        Тот отшатнулся от него.
        - Сэр Оттар! - воскликнула Лития.
        - Оставь его, - устало сказал и Эрл. - Если этот добрый человек не хочет показывать нам себя - так тому и быть. Он уже достаточно помог нам.
        - Кто послал тебя? - обратился вдруг болотник к незнакомцу.
        Тот ничего не ответил, протестующе подняв руки.
        - Что ж… - молвил Кай. - Будь по-твоему. И тебе, и твоему хозяину спасибо за помощь…
        Оттар встряхнул тряпичный ком, оказавшийся завернутыми один в другой четырьмя дорожными плащами - такими же грубыми и длинными, как у незнакомца, только с глубокими капюшонами. Четверка облачилась в плащи.
        А потом проследовала туда, куда звал их второй незнакомец. Пройдя сквозь заросли, они увидели четырех оседланных коней, привязанных к деревьям на опушке небольшой рощицы. Поодаль от рощицы виднелась проезжая дорога, идущая к самому горизонту.
        - Садимся на коней, - проговорил болотник, подумав мимоходом, что ему, возможно, понадобится помощь, чтобы влезть в седло, - силы его были на исходе.
        Оба незнакомца отошли назад, к кустарникам.

* * *
        Когда рыцари и принцесса скрылись из виду, Карфа и Грис сняли мешки. Карфа разразился хохотом, а Грис, довольно улыбаясь, помотал головой.
        - Ты узнал верзилу, любезный друг? - осведомился Карфа.
        Грис кивнул.
        - Как причудливо сплетаются нити судьбы! - высокопарно молвил Карфа, освобождаясь от дорожного плаща. - Если б Гадхард тогда завалил этого парня, наверное, не пришлось бы нам подцепить у Немого эту работенку. Всего делов-то - перерезать одно горло да провести принцессу и этих важных господ по тайному ходу… который потом нам точно пригодится… - договорил он и подмигнул товарищу.
        Грис загыгыкал.
        - Только смотри! - предупредил Карфа. - Ни слова никому об этом тайном ходе. Это же… золотая жила!
        Они вернулись в город через Северные Ворота. К вечеру следующего дня, как и было обговорено, они встретились в неприметном кабачке на окраине Дарбиона с человеком, лицо которого было надежно укрыто глухим капюшоном. Компаньоны не имели ни малейшего понятия о том, кто этот человек. Они никогда не видели его лица, потому что под капюшоном он носил глухую черную маску. Они никогда не слышали его голоса - Немой общался с ними посредством куска мела и небольшой доски, которую носил на груди, пряча под плащом. Они могли только догадываться о том, что Немой, судя по всему, - доверенное лицо какой-то важной шишки при дворе… А то и сам является этой шишкой - уж очень сановные повадки проглядывали за строгой его маскировкой. С Немым компаньонов не так давно свели старики Ночного Братства; как справедливо полагали Карфа и Грис - только потому, что сам Немой этого захотел.
        - Дело сделано, - торжественно проговорил Карфа, сияя золотой своей сбруей, присев за столик к тому, кого он привык называть Немым.
        - Ага, - подтвердил и Грис, усаживаясь рядом с Карфой.
        Немой, не произнеся ни слова, положил на стол перед ними небольшой, но явно очень тяжелый мешок. Грис даже облизнулся, увидев этот мешок. Пока Грис убирал мешок в наплечную сумку, Немой вынул из-за пазухи пергаментный сверток. В свертке оказалась бутылка, пробка которой позеленела от плесени. Немой сам свернул пробку узловатыми желтыми пальцами.
        - Ого! - оценил Карфа, подставляя кружки под густое красное вино. - Такого в этом гадючнике не подадут. - Бери кружку, любезный друг Грис. За успех нашего предприятия… И… - он весело заглянул под капюшон Немому, - за дальнейшее сотрудничество!
        Тот, кого называли Немым, скоро ушел, так и не пригубив из бутылки ни глотка. А паре именитых персон Ночного Братства не было суждено покинуть кабачок. Примерно через час после встречи Грис, внезапно побледнев, уронил голову на стол. Разинув рот, чтобы спросить, что случилось, Карфа вдруг захрипел, выкатил глаза и опрокинулся вместе со стулом.
        Как ни искало Ночное Братство компаньонов, даже их тела найти не удалось. Хозяин кабака прибрал трупы, а обнаружив в сумке одного из них три сотни золотых гаэлонов, скинул трупы в подвал кабачка, который затем поджег, навсегда исчезнув из города. Хозяин, видимо, был неглупым человеком и справедливо рассудил, что, коли уж судьба подбросила такой куш, нужно хватать его, бежать без оглядки и заметать следы, чтобы не отняли…

* * *
        Выехав на проезжую дорогу, четверо в дорожных плащах скакали без перерыва около двух часов. Потом им пришлось сделать короткую остановку. Одного из коней отпустили. Принцесса Лития, не имея больше сил держаться в седле, пересела к болотнику. И, прижавшись к нему, почти мгновенно уснула. Рыцарь Горной Крепости сэр Эрл все время остановки смотрел в сторону. А Рыцарь Северной Крепости сэр Оттар неловко хмыкал, тоже стараясь не глядеть на ее высочество. И на болотника Кая.
        Они снова двинулись в путь, пустив коней трусцой. И не останавливались, покуда солнце не стало клониться к закату. Сэр Эрл поднял руку, подавая знак остановить бег коней.
        - Братья, - сказал он, - и вы… ваше высочество… Дальше отправляйтесь без меня.
        Принцесса открыла припухшие, покрасневшие глаза. И тут же опустила их.
        - Я возвращаюсь на Туманные Болота, - объявил Кай, похлопывая по крупу усталого коня. - Только там ее высочество может чувствовать себя в полной безопасности.
        - Сбрендил? - обессиленно хмыкнул Оттар. - Да там… Да мне ли не знать, что такое Крепость Порога? Там холод, тьма и тяжкая жизнь впроголодь. И беспрестанные битвы… Не место у Порога юной деве. А уж Болотный Порог… Ежели там такие воины, как ты, гибнут, то какие ж там Твари тогда?! Какая там жизнь?
        - Я поеду с сэром Каем, - негромко проговорила принцесса Лития.
        - И я там… тоже буду чувствовать себя в безопасности, - договорил Кай. - Я утомлен Дарбионом. Признаюсь, мои силы на исходе - постоянно чувствовать себя окруженным злом… Все эти люди… Я так и не привык к ним и не имею никакого желания привыкать. На Болотах куда как проще - там ни от кого не нужно ожидать удара в спину, там на каждого можно положиться. Там проще и… радостнее. Если желаете, Братья… поедемте со мной.
        - Прости, брат Кай, - твердо проговорил Эрл. - Я останусь близ Дарбиона. Я проберусь в родовой замок дядюшки Гавэна, он сумеет укрыть меня. До тех пор пока в королевском дворце правят убийцы его величества, мне не будет покоя.
        - Что ж… - проговорил Кай. - Это твое право.
        Сэр Эрл взглянул на принцессу, словно ожидая, что она заговорит. Но Лития молчала. Горный рыцарь вздохнул.
        - А ты, брат Оттар? - обратился к северянину болотник.
        - А я поеду с тобой, - заявил Оттар. - Мне страсть как хочется взглянуть на твою Крепость. Надеюсь, там нужны воины? Твари они и есть Твари, приходят они из-за Северного Порога или из-за Болотного… И потом… у тебя, брат Кай, слишком уж строгие эти самые… требования к себе. Ты не сражаешься с людьми, а дорога долгая, и в ней многое может случиться. Не обессудь, брат Эрл. Я еду в Болотную Крепость.
        Некоторое время только стрекот просыпающихся ночных птиц да фырканье истомленных коней нарушало тишину.
        - Я не прощаюсь, братья, - проговорил голосом тусклым и тяжелым сэр Эрл. - Мы, сдается мне, еще свидимся. Но на всякий случай… Прощайте.
        - Прощай, - сказал Кай.
        - Прощай, брат, - сказал Оттар.
        - Прощайте… - едва слышно проговорила Лития. - Прощай… Эрл… - Она плакала уже очень давно и тихо.
        Горный рыцарь тряхнул головой и, гикнув, с места пустил вскачь коня напролом через заросшую чертополохом и дикой лебедой холмистую степь.
        Время Твари
        Пролог
        Огромно королевство Гаэлон. Оно много больше каждого из Шести Королевств. Оно занимает едва ли не половину всех земель, заселенных людьми. Оно простирается на север до самых Ледников Андара, за которыми открывается Вьюжное море, где господствуют жестокие воины Утурку, Королевства Ледяных Островов. Королевством Утурку называют лишь по давней традиции, а в действительности каждый из Ледяных островов, разбросанных по Вьюжному морю, принадлежит вождю племени, этот остров населяющего. Не родился еще в Утурку монарх, способный объединить все Ледяные острова в единое государство… За владениями Утурку колышут свои могучие волны Темные Воды - неизведанные морские просторы, царство тьмы, холода и диковинных водяных существ, полурыб-полузверей, которых никто никогда не видел, о которых лишь рассказывают пугающие легенды… С вершин Ледников Андара берет начало величайшая река Гаэлона - Нарья, рассекающая королевство надвое, будто изогнутый синий серп.
        На востоке Гаэлон граничит с Голубыми Лесами. Там, в этих лесах, где когда-то безраздельно властвовали древние лесные духи и свирепое зверье, люди отвоевали себе место и право на жизнь - там находится королевство Кастария - государство, в незапамятные времена выросшее из поселений храбрых охотников и лесорубов. А еще дальше на восток лежат совсем уж непроходимые Медвежьи Дебри. Люди не живут в тех местах. Отчаянные охотники, осмелившиеся забредать туда, редко возвращаются обратно. Говорят, Медвежьи Дебри получили свое название из-за того, что в мрачных тамошних чащобах обитают громадные черные медведи, наделенные разумом, почти сравнимым с человеческим…
        На юге Гаэлон отгорожен вершинами Скалистых гор от королевства Марборн - второго по величине и могуществу государства на землях, обжитых людьми. В ущельях Скалистых гор находится исток Тринты - реки, лишь немного уступающей полноводностью и протяженностью великой Нарье. Текущая через весь Марборн Тринта на дальних рубежах королевства круто поворачивает на восток и разветвляется на множество мелких речушек. А по ту сторону изгиба Тринты начинаются Земли Вассы - скудные степи, исхлестанные плетьми никогда не стихающего ветра. На Землях Вассы живут только полудикие кочевники да - поговаривают - все еще встречаются представители странного древнего народа - существа ростом с человека, но с непомерно длинными руками и узкими лисьими мордами. Еще дальше на юг раскинулись Красные Пески, гиблое для людей место, где обитают лишь бесплотные духи пустыни; за Красными Песками находятся оазисы и соленые озера далекого королевства Орабия…
        На северо-западных рубежах Гаэлона высятся Белые горы. В тех горах надежно укрыты от диких племен варваров-горцев оплоты цивилизации: королевство Крафия, славящееся своими университетами и обсерваториями, и маленькое, но воинственное княжество Линдерштерн.
        На юго-западе Гаэлон не имеет укрепленных границ. Ибо не от кого охранять королевство. Там угрюмо молчат Каменные Пустоши, одинаково враждебные и для человека, и для зверя. Лишь преодолев Каменные Пустоши, можно достигнуть практически необитаемых Синих гор. Нет людей в Синих горах. Но в этих горах спрятаны древние гномьи города: здесь их столько, сколько нет нигде - ни в Белых горах, ни в Скалистых… С вершин Синих гор гремят водопады, дающие начало бурной реке Горше. На ее берегах еще изредка встречаются отдельные поселения людей… и не только людей. В этих землях селятся отшельники, по каким-либо причинам не нашедшие себе места ни в одном из Шести Королевств. Далеко катится Горша, постепенно замедляя свой бег. И прозрачные воды ее мутнеют, бурая тина сковывает течение, и русло ее становится все уже, и дно становится мельче, и по берегам ее уже не луга и леса, а болотная трясина, из которой кое-где торчат кривые деревца, точно стыдящиеся своего уродства и оттого ниже пригибающиеся к земле. Здесь начинаются Туманные Болота: земли, на которые не спешит претендовать ни одно из Шести Королевств. Никто
не знает, сколько плодородной земли пожрали Туманные Болота, и никто не знает, что лежит там, за Болотами. Потому что никто никогда не пересекал их…

* * *
        Человек осторожно ступил на мостовую, выложенную одинаково округлыми, неярко поблескивающими камешками, похожими на серебряные яйца. По обе стороны от мостовой высились деревья - человек никогда раньше не видел таких деревьев: стволы цвета теплого молока были идеально ровными, точно гигантские свечи, а высоко-высоко наверху голубовато-зеленые кроны неслышно колыхались легкими облаками, почти сливаясь со светлым небом.
        Человек прошел несколько шагов, ступая по чудесной мостовой неловко и неуверенно, словно боялся, что все вокруг - это мираж, который может развеяться, если он вдруг сделает что-то не так.
        Роща закончилась неожиданно, и тут перед человеком открылся такой небывалый простор, что он почувствовал, что задыхается, будто в лицо ему ударила упругая волна сильного ветра.
        Вокруг, насколько хватало взгляда, расстилалась бескрайняя равнина, и травы ее переливались множеством цветов - словно мягкая шерсть невероятно огромного сказочного зверя. На горизонте угадывались очертания замка - и человеку показалось, что стены и башни его сложены не из грубого камня, а из горного хрусталя, наполненного солнечным светом.
        А солнце…
        Человек поднял голову и не удержался от счастливого смеха. Солнце здесь было необычайно большим и близким; его медово-желтый шар заполнял собой половину неба, и смотреть на этот шар было вовсе не больно. Его свет ласкал глаза.
        Впереди, в нескольких шагах, за серебряной мостовой журчала неширокая речка, и вода в ней была голубая-голубая, какая может быть только во сне. Горбатый мост, перекинутый через речку, казался отлитым из синего льда, а его перила напоминали морозные узоры на стекле.
        Человек взошел на мост и остановился, глядя в воду, где кружили, смешиваясь друг с другом, стаи крохотных золотых рыбок.
        И тут его окликнули. Не по имени. Он, кажется, даже не услышал ничьего голоса, а просто почувствовал, куда нужно посмотреть.
        По ту сторону моста, по грудь в траве, волнообразно меняющей цвет, улыбаясь, стояла девушка.
        И она оказалась прекраснее всего, что человек увидел здесь. Огромные ее глаза, полуприкрытые пушистыми ресницами, завораживающе мерцали. Именно мерцали - в их темной глубине то вспыхивали, то гасли колдовские искры. Человек не чувствовал никакого ветра (удивительная разноцветная трава колыхалась точно сама собой), но длинные, светло-зеленые волосы незнакомки струились по воздуху, словно нежные стебли водорослей в проточной воде.
        Она двинулась к нему, выходя из травы, и человек даже застонал от мучительно-сладострастного жара, охватившего низ его живота. Ее тело было совершенным… Нет, даже больше, чем совершенным. Наверное, такие тела создают для себя богини, когда спускаются на землю.
        Она остановилась на противоположном берегу реки у подъема на мост и призывно поманила рукой.
        Человек рванулся вперед… Но тут же остановился. Ледяная игла тревоги вонзилась в его сердце и растаяла, затопив тело холодом. Человек отступил. С трудом отвел взгляд от улыбающейся красавицы.
        Разве может она улыбаться - ему? Разве может она звать - его?
        Он снова посмотрел в воду, ища там свое отражение. Он ожидал увидеть там уныло-вытянутое лицо, изборожденное морщинами шестидесятилетнего мужчины, бескровные тонкие губы, маленькие выцветшие глазки, высокий с залысинами лоб, под которым кустились седеющие брови, - он ожидал увидеть там самого себя. Но вода волшебно преобразила человека: морщины исчезли, глаза зажглись юным огнем, губы налились кровью, кожа, посвежев, стала светлой и чистой, а залысины прикрыли густые черные кудри. Человек снова стал таким, каким был в двадцать лет. Нет, пожалуй, и в двадцать он не был таким красавцем…
        И тревожный холод исчез из его груди. Он мгновенно и твердо принял свой новый облик, он с радостью подумал о том, что теперь таким и останется.
        Навсегда.
        Уже ничего не боясь, человек сбежал с моста и остановился перед зеленоволосой красавицей.
        - Приветствую тебя, муж и господин мой, - сказала она, оплетая его шею руками, нежными, как молодая листва, с которой еще не стерли пушок. - Меня зовут Лисиэль.
        - Лисиэль, - повторил человек, ничего не видя, кроме глаз собеседницы. Он хотел назвать свое имя, но вдруг понял, что забыл его.
        - Я жена твоя и раба, - проговорила девушка, и искорки в ее огромных глазах запульсировали ярче и чаще. - А это… - она указала назад, на хрустальный замок, - наш дом.
        - Дом…
        - Твой путь был долог и тяжел, но с этого дня все будет по-другому. Поспеши, слуги уже приготовили тебе постель и наполнили золотые кубки густым вином. Тебе нужно отдохнуть с дороги…
        - Лисиэль?.. - снова затревожился человек.
        - А я присоединюсь к тебе чуть позже, - сказала она и разомкнула объятия.
        Та, что называла себя Лисиэль, улыбнулась, и человек с готовностью улыбнулся в ответ. Теперь тревога исчезла окончательно. Он побежал к хрустальному замку, и ему было легко бежать - ведь он даже не касался ногами земли. Он ступал по разноцветным стеблям, а они пружинили, подкидывая его тело еще выше…
        «Иат, - вдруг пришло ему на ум странное слово, которое он недавно пытался вспомнить. - Что это значит? Иат… Впрочем, какая теперь разница?..»

* * *
        Рубиновый Мечник Аллиарий, Призывающий Серебряных Волков, позволил себе стать видимым. Он сидел на удобном изгибе перил моста, поджав ноги и скрестив руки на груди, и беззвучно смеялся, едва разжимая губы. Мгновением позже, как он появился в сладком неподвижном воздухе, Лисиэль услышала его смех.
        Аллиарий поднялся на ноги и встал на мосту, выпрямившись во весь десятифутовый рост.
        - Это удивительно забавно! - проговорил он. - Клянусь Божественным Рубиновым Пламенем, эти гилуглы настолько глупо выглядят… Ты только посмотри на него!
        Он указал на человека, спотыкливо бегущего в гуще разноцветной травы в сторону хрустального замка. Человек на бегу высоко задирал острые худые коленки и смешно взмахивал руками, будто пытался взлететь. Даже отсюда было слышно его хриплое неровное дыхание - тяжело так прыгать, когда тебе уже стукнуло шестьдесят лет.
        - Он, наверное, помрет, покуда добежит, - смеясь, сказал Рубиновый Мечник. - Пусть ему кажется, что он вот-вот достигнет ворот, но на самом-то деле отсюда до замка… три сотни шагов.
        - Три сотни наших шагов, - брюзгливо заметила Лисиэль, - а шагов гилуглов от моста до замка будет… не менее пяти сотен.
        - Пожалуй, - согласился Аллиарий, глянул на обнаженную Лисиэль и снова засмеялся.
        Он видел ее не такой, какой она предстала человеку, а истинный облик. Лисиэль выглядела так, как и полагалось эльфийке, живущей на свете более ста тысяч лет. Она была много выше Аллиария - ведь эльфы растут всю жизнь, как деревья. Голова ее, увенчанная на затылке неопрятным пучком грязно-бурых волос, тряслась, отчего дряблая кожа под острым подбородком бултыхалась мешочками складок. Обвисшие груди покоились на вздутом животе, понизу обросшим густым зеленым мхом. Колонноподобные ноги оплывали набухшими под кожей пузырями жира.
        - Неужели нельзя было привести мне кого-нибудь помоложе? - проворчала, поморщившись на смех Рубинового Мечника, Лисиэль. - Этому гилуглу… наверное, лет двести или триста.
        - Что ты, обожаемая матушка, - ответил Аллиарий. - Ему около полусотни лет.
        - Он юн? - оживилась Лисиэль.
        - О нет, - сказал Призывающий Серебряных Волков, - гилуглы редко доживают до ста лет. Матушка, как мало ты знаешь о них!
        Эльфийка фыркнула.
        - Тем не менее, - продолжал Аллиарий, - ты можешь рассчитывать на то, что он останется с тобой еще лет триста или четыреста… Хотя со своим темпераментом, я думаю, ты загонишь его в могилу гораздо раньше.
        - Он получит то, чего желал, - резонно возразила на это Лисиэль. - Среди себе подобных разве он мог рассчитывать на это?
        - Конечно нет, - сказал Аллиарий и снова рассмеялся, глядя, как человеческая голова то появляется, то исчезает над волнующейся поверхностью разноцветной травы.
        Часть первая
        Пути Долга
        Глава 1
        У каждого человека есть талант. Просто большинство не открыли его в себе и вынуждены всю жизнь заниматься делом, к которому не имеют ни дарований, ни желания, - тратя на это дело несоизмеримо больше сил, чем потратил бы кто-то другой, более в этом способный, а отдачи получая несоизмеримо меньше. Такой человек от рождения до смерти будет страдать, подспудно осознавая свою никчемность: безразлично, на какую ступень пирамиды человеческого тщеславия поставила его судьба - вельможи или сапожника. Такой человек в худшие минуты будет клясть свою жизнь, надоедая жалобами родным, друзьям и богам, - и уж точно никогда не будет счастлив.
        Иат эту истину усвоил давным-давно, поэтому в свое время вполне мог считать себя счастливым человеком… наверное, самым счастливым в Дарбионском королевском дворце, где служил с юных лет; да что там - самым счастливым во всех Шести Королевствах: великом Гаэлоне, Марборне, Орабии, Кастарии, Крафии и княжестве Линдерштерн. Кто-то родился с талантом воина, кто-то - с талантом дровосека, кто-то - с талантом мага. А Иату боги даровали редкий, особый талант.
        Иат родился при дворе одного из гаэлонских баронов, в семье кухарки и постельничего, и начал прислуживать на кухне уже с шести лет. Нравится ему эта работа или не нравится - он не задумывался. Когда ему исполнилось восемь, его перевели в господские покои - мальчиком на побегушках. Непонятно, чем руководствовался старый ключник Арам, заведовавший в баронском замке назначением слуг.
        Восьмилетний Иат красотой не отличался: был не по годам долговяз, имел бледную вытянутую физиономию и на мир смотрел по-птичьи круглыми, словно навсегда испуганными глазами. И вообще он производил впечатление дурковатого малого - следовательно, радовать взгляд барона и его семьи никак не мог. К тому же говорил Иат так, будто рот у него был вечно набит горячей кашей, и когда ходил, постоянно натыкался на мебель и двери своими острыми коленками. Но тем не менее в господских покоях Иат задержался надолго, а к своему десятилетию даже поднялся до личного слуги юной дочки его сиятельства господина барона. Целых три года Иат добросовестно исполнял поручения шестнадцатилетней баронессы, попутно прислуживая и другим членам господской семьи. А потом грянул скандал: юная красавица, наследница немалого состояния, сбежала из отчего дома с сыном ближайшего соседа барона - обнищавшего старика графа, владевшего только деревенькой из пятью хижин, кукурузным полем, на котором кукуруза не родилась уже много-много лет, и полуразвалившимся замком. Сам барон никогда не снисходил до общения с этим соседом, уж конечно не
делал ему визитов и у себя не принимал. Вряд ли он даже вспоминал о существовании бедняка, беспечно травя зайцев на запущенном, заросшем бурьяном графском поле. И как могла его юная красавица дочь, без отцовского разрешения не имевшая права покидать замок, сойтись с отпрыском этого горе-феодала, он не понимал. Не иначе как молодой прощелыга-сосед подкупил кого-то из баронских слуг…
        Все слуги барона сразу же после скандала были с пристрастием допрошены и на всякий случай выпороты. Но хитроумного предателя, через которого общались влюбленные, так и не вычислили.
        Иат оказался единственным, кто избежал и прилюдного допроса, и порки.
        - Этот дурачок собственный зад полдня ищет, чтобы подтереться, - преувеличенно презрительно высказался барон, - чего с него взять…
        - А когда находит, забывает, зачем искал, - согласилась с этим доводом его супруга с поспешностью, которая, впрочем, ускользнула от внимания барона.
        Таким образом, подозрения с Иата были легко и просто сняты. И все время, пока последствия неслыханного происшествия сотрясали господские покои, Иат спокойно просидел на кухне, ковыряя в носу. Он ни о чем не беспокоился и ничего не боялся. Он был абсолютно уверен, что ему ничего не угрожает. А когда все утряслось, жизнь в замке потекла своим чередом. Как и раньше, Иат почти каждую ночь, когда все обитатели замка крепко засыпали, впускал в свою каморку под лестницей баронского конюха Грама, здоровенного детину с разумом пятилетнего ребенка, облачал Грама в женское платье и тайком провожал в опочивальню барона… Как и раньше, Иат почти каждый день отправлялся к оврагам в часе ходьбы от замка, собирал там ягоды волчьего дурмана, растирал добычу в однородную кашицу, которую потом высушивал на костре. И получившийся порошок доставлял баронессе…
        Иату было глубоко безразлично, что вытворял с Грамом барон в полутьме своей опочивальни. Так же мало волновало его, почему и когда баронесса пристрастилась к ядовитому зелью, которое забивают в трубки и курят деревенские горькие пьяницы, когда не могут достать ни самогона, ни пива… Иат просто выполнял поручения. Он был прирожденным Исполнителем Поручений. Такой дар невозможно приобрести, с ним нужно было родиться. Он делал ровно то, что от него требовалось, никогда не задавая вопросов и никогда никого в свои дела не посвящая. Ко всему прочему, исполняя поручения барона втайне от баронессы и исполняя поручения баронессы втайне от барона, Иат и не думал плести никаких интриг. К чему бы? Пусть барон считает, что только лишь его секрет надежно скрыт в длиннолицей, похожей на лошадиную башку, голове Иата. Пусть баронесса полагает то же самое в отношении себя. Так лучше и так безопаснее… Не нужно наживать себе врагов.
        Для всех Иат был медлительным, нескладным мальчишкой, которому так и хочется врезать подзатыльник, чтобы хоть немного придать бодрости, но те, кому такой, как Иат, был необходим, словно чувствовали его редкий потаенный талант…
        Почти у каждого есть за душой постыдная греховная тайна - накрепко уяснил Иат. И, питая эту чужую, скрываемую от всех страсть, ты обретаешь над тем, кому прислуживаешь, самую настоящую власть.
        Ну и, конечно, денежки…
        Каждую неделю Иат в сумерках пробирался на задний двор замка и там, между выгребной ямой и замковой стеной, открывал свой тайник - глубокую нору, надежно прикрытую тяжелым камнем. На самом дне этой норы лежали золотые серьги давно сгинувшей где-то юной дочери барона и тяжелый фамильный перстень, принадлежавший когда-то ее возлюбленному…
        Когда Иату исполнилось четырнадцать, он опустошил тайник, увязав его содержимое в нищенский узелок, и с тем узелком (кто бы мог подумать, что там найдется нечто ценнее ломтя хлеба и луковицы!) навсегда покинул замок, где родился и вырос.
        Иат отправился в Дарбион, столицу королевства. Он нисколько не сомневался, что в таком большом городе найдет своим способностям лучшее применение. Так и случилось. Не прошло и года, как Иат оказался в Дарбионском королевском дворце в качестве слуги одного из вельмож. Тут уж, во дворце, среди изнеженных придворных, разбалованных доступными наслаждениями, он развернулся вовсю. Иат потратил целый год и не одну сотню золотых гаэлонов, чтобы свести нужные знакомства в Ночном Братстве. Правда, общаясь с Ночным Братством, Иат соблюдал осторожность - при встречах с Братьями он скрывал свое лицо глубоким капюшоном и ничего не говорил, чтобы они не могли потом узнать его голоса; использовал пластину темного дерева, на которой мелом писал все, что ему было нужно. И получил от Ночного Братства прозвище - Немой. На то, чтобы изучить часть потайных ходов в стенах древнего огромного дворца, у Иата ушло больше времени - около трех лет. Но результат стоил потраченных усилий. Единовременно Иат оказывал услуги десяти и более вельможам, причем каждый из них был уверен, что он - единственный, для кого Иат выполняет
особые поручения.
        Иат приводил во дворец для вельможных утех и невинных детей, которых по его заказу похищали на улицах города члены Ночного Братства, и прожженных шлюх, годами оттачивавших свое мастерство в задних комнатах кабаков, и уродов, причудливо изувеченных специально для пресыщенных любителей чего-то необычного… Случалось, он доставлял из дворца главарям Братства хорошенькую фрейлину, удостоившуюся чести греть постель самого короля - в таком случае, конечно, фрейлина обратно не возвращалась. Бывало, приходилось Иату и подсыпать яд в чей-нибудь кубок с вином, бывало - водить безмолвных убийц потайными ходами в покои, двери которых охранялись получше иных сокровищниц. Не один раз Иат замуровывал в известных только ему дворцовых тайниках обезображенные трупы, оставшиеся после оргий вельмож, чьи пристрастия наводили на мысль об одержимости демонами… Для Иата не было ничего невозможного.
        Время шло, и все чаще и чаще Иата стало посещать странное чувство. Ему миновал уже пятый десяток, не за горами была старость… Иат понимал, что придет пора, когда ему нужно будет уйти на покой. И что тогда? Нет, дело было не в деньгах… В потайных дворцовых ходах у Иата было припрятано достаточно золота, чтобы обеспечить себе не один десяток лет поистине королевской жизни. И дело было не в одиночестве - род занятий Иата не позволял ему обзавестись семьей, да и сам он этого не хотел. Плотская сторона жизни давно обрыдла ему, отвратила от себя - и ничто не могло удивить или взволновать Иата. Та отстраненность, с которой он воспринимал пороки своих клиентов в детстве и юности, в зрелом возрасте уже растаяла. Раз за разом удовлетворяя чужие извращенные страсти, он как бы сам принимал участие в их осуществлении, хотя на самом деле никогда не дурманил себя наркотиками, не напивался допьяна и не делил постель ни с женщиной, ни с мужчиной. Что же он будет делать, когда уже не нужно будет выполнять особые поручения? Чем наполнит свою жизнь, когда отпадет необходимость жить жизнями чужими?
        И как-то раз он вдруг понял. Если все доступные человеку удовольствия давно вызывают в нем только чувство отвращения, значит, необходимо искать успокоения вне мира людей…
        Где?
        На этот вопрос существовал только один ответ.
        В Эльфийских Чертогах. Там, где растения цветут круглый год, лишенные неизбежности увянуть и превратиться в зловонную гниль; там, где в хрустальных замках с алмазными башнями, в просторных залах, освещаемых пылающим ясным огнем оперением говорящих птиц, на золотых полках теснятся чудесные поющие книги, в которых собрана тысячелетняя мудрость древнего народа. Там, где в тенистых рощах бродят тонконогие единороги и серебряные волки. Там, где живут, не думая о смерти и не зная смерти, - живут, смеясь и танцуя, наслаждаясь цветочным вином и кушаньями, самих названий которых нет и не было в языке людей; живут, вдохновляя друг друга любовью, чистой, как детские слезы, - живут вечно и счастливо существа, которым незнакома и чужда человеческая мерзость.
        Эльфы…
        Когда-то, давным-давно, эльфы жили среди людей. И был мир между всеми существами: эльфами, гномами и людьми. Был мир, но не было дружбы. Гномы торговали с людьми. Люди искали мудрости у эльфов, и изредка Высокий Народ снисходил до того, чтобы раскрыть людям какой-нибудь из секретов мироздания, что-нибудь из того немногого, что было доступно человеческому разуму. В те времена людей было мало. А потом стало больше. Почти все земли, пригодные для жизни, оказались под тяжестью каменных человеческих городов. И пришел час, когда эльфы во всем мире вдруг обрушились всей своей мощью на юное человечество. И грянула война, которую позже назвали Великой Войной. Что именно разгневало Высокий Народ, что заставило их обнажить зачарованные клинки против людей, - об этом не говорилось ни в одной легенде. Эльфов было гораздо меньше людей, но эльфийские отряды шли по стонущей земле, почти не встречая сопротивления: что могли противопоставить люди могущественной магии Высокого Народа? Куда могли сбежать от серебряных волков, чью шкуру не способны были пробить ни стрелы, ни копья? Где могли укрыться от боевых
горгулий, свирепым свистом высекавших из темного неба убийственные молнии? Люди прятались в горных пещерах, но там их убивали гномы, ибо многие из гномьих племен встали на сторону Высокого Народа.
        И посреди бушующего пожара Великой Войны осталась лишь жалкая горстка человеческих воинов, тех, кто еще мог сопротивляться - сильнейшие из сильнейших, отчаянные из отчаянных. Последние…
        Они укрылись в крепости, укрепив магией ее стены. Они нарекли ту крепость - Цитадель Надежды. И стали ждать смерти, готовясь подороже продать свои жизни. Но когда закипела последняя битва, защитникам крепости стало ясно: из их отчаянья и ярости, из гордости и надежды родилась новая, небывало мощная магия. И отступили эльфы от изувеченных стен Цитадели. Отступили, а потом бросились бежать, преследуемые торжествующим Человечеством.
        В той последней битве погибли многие из Высокого Народа. А те, кто выжили, навсегда укрылись в своих Тайных Чертогах, куда закрыт ход и людям и гномам.
        А люди вернулись в свои разрушенные города, на поля, где земля была пропитана кровью, на пепелища лесов и деревень, где меж черных углей ослепительно белели кости… Долгие столетия ушли на то, чтобы восстановить уничтоженное.
        Горько поплатился Высокий Народ за необъяснимое свое вероломство. Эльфы потеряли право ступать на земли людей. Горько поплатился и Маленький Народ за предательство человека. Тысячи и тысячи гномов были истреблены, а тем племенам, которые во время Великой Войны скрылись в подземных городах, закрыв ворота для жаждущих спасения людей, под страхом смерти запретили иметь при себе или в жилищах своих оружие…
        Отгремела Великая Война. А Колесо Времени покатилось дальше.
        Год шел за годом, век за веком, тысячелетие за тысячелетием. И люди стали забывать былую ненависть к Высокому Народу. А эльфы начали снова выходить к людям. Но уже не с оружием в руках, а с богатыми дарами. И, словно желая искупить давнюю вину, изредка забирали какого-нибудь счастливца в свои Чертоги, где - как знали все - его ждало бессмертие в наслаждениях и забавах.
        Так говорилось в легенде о Великой Войне, в легенде, которую рассказывали почти слово в слово уже столько лет по всем Шести Королевствам…
        И у Иата появилась мечта. Разве он, который может отыскать что угодно и для кого угодно, не способен найти для себя участи немногих - попасть в эльфийские Тайные Чертоги?

* * *
        Иату исполнилось пятьдесят девять лет, когда король Гаэлона Ганелон Милостивый решил преподнести своей дочери, принцессе Литии, на день совершеннолетия поистине королевский подарок: призвать в Дарбионский королевский дворец трех лучших воинов Шести Королевств - с тем, чтобы доверить жизнь принцессы надежной защите их клинков. Трех воинов, каждому из которых не было равных среди людей. Трех воинов Братства Порога.
        И рыцари явились в Дарбион. А спустя несколько недель произошло то, чего так ждал и на что все же осмеливался надеяться Иат.
        В Дарбион пришли трое из Высокого Народа. Они пришли во время празднования Турнира Белого Солнца. Они пришли, чтобы оказать принцессе Литии великую честь: забрать ее в свои Чертоги.
        Иат, незаметный за спинами придворных, затаив дыхание смотрел на эльфов. Боги, великие боги, как они были прекрасны, эти трое!
        При первом взгляде на них можно было бы сказать: «Как они похожи на людей!» Но любой, кто вглядывался пристальнее, отчетливо понимал: это не они похожи на людей, это люди имеют счастье внешне походить на эльфов. Эльфы были гораздо выше самого высокого из тех, кто присутствовал в Зале Пиршеств королевского дворца. Сложены они были так изящно, что человеческие тела в сравнении с их телами казались уродливыми и непропорциональными нагромождениями костей, невпопад залепленных мышцами и плотью и обтянутых скверной, частично покрытой отвратительно торчащей шерстью кожей. Их волосы цвета юной зелени ниспадали изумрудными волнами на грудь и спину, их глаза сияли влажной темнотой, расцвеченной золотыми и алыми искрами.
        Иат не один оказался очарован нечеловеческой красотой Высокого Народа. Все, кто удостоился чести видеть эльфов, не могли удержаться от восхищенных вздохов. А когда стало ясно, с чем пришли эльфы в королевский дворец, вздохи из восхищенных превратились в завистливые.
        Ах, принцесса Лития! Пусть один из рыцарей Братства Порога, великолепный сэр Эрл полюбился тебе, но что такое человек - пусть он и первый красавец и самый доблестный рыцарь Гаэлона и всех Шести Королевств, - что такое человек по сравнению с эльфом? И что такое жалкая человеческая жизнь, ничтожно короткая и переполненная горестями и страданиями, от которых никуда не денешься, будь ты даже принцессой великого королевства, - по сравнению с бессмертием в эльфийских Тайных Чертогах?
        Трое из Высокого Народа и счастливая принцесса собрались в путь, когда вдруг случилось то самое… Ужасное, неслыханное… Невероятное!
        Рыцарь Братства Порога, один из трех призванных Ганелоном Милостивым в Дарбион; не блистательный сэр Эрл - нет, не здоровенный громила со светлыми волосами, заплетенными в длинные косы, неразлучный с огромным двуручником, укрепленным в наспинной перевязи, а другой - юноша, которого никто до этого не видел в доспехах и вооруженным, невысокий и худощавый, раньше даже мало походивший на рыцаря, а теперь облаченный в устрашающие черные латы, - вдруг преградил дорогу эльфам и сказал:
        - Принцесса останется во дворце.
        Иат находился тогда в толпе, робко лелея надежду улучить момент и подойти к кому-нибудь из Высокого Народа, и не поверил своим ушам. Как и все, кто слышал рыцаря. Ганелон, мгновенно перепугавшийся, послал гвардейцев остановить безумца.
        Гвардейцы рыцаря не остановили. А эльфы… эльфы просто ушли. Не посчитав нужным покарать нечестивца.
        И принцесса осталась во дворце.
        То, что пережил Иат после всех этих событий, не поддается описанию. Как он клял себя за то, что не смог… не решился подойти к кому-то из Высокого Народа. Да, он ничтожный червь, недостойный даже дыханием своим оскорблять помещение, куда ступили эти существа - Высшие Существа. Но… вдруг? Вдруг судьба дала ему шанс исполнить свою мечту, а он этот шанс упустил?..
        И еще. Иата с того самого дня, как эльфы ушли из Дарбиона, стал беспокоить мутный страх. Ведь Высокому Народу нанесли оскорбление! Страшное оскорбление! И оно не останется безнаказанным. Не может остаться, никак не может.
        Что-то случится. Что-то чудовищное. Этот безумный рыцарь нарушил нечто важное, чего нарушать никак нельзя - так чувствовал Иат.
        И не обманулся.
        Вскоре взошла над небом Шести Королевств Алая Звезда. Она была знаком хлынувших на земли людей бедствий. В Дарбионском королевском дворце случился переворот. Так тщательно и искусно он был подготовлен, что даже Иат не сумел заранее распознать зловещую возню, хотя понимал: подобные вещи готовятся очень долго. Король Ганелон Милостивый был зарезан в собственной опочивальне. Как позже стало известно во дворце, правители остальных пяти Королевств были также убиты. Дворец в Дарбионе наполнился незнакомыми людьми - преимущественно магами. И несколько дней продолжались казни и убийства верных королю людей. Рыцари Братства Порога: сэр Эрл и светловолосый великан с двуручником хитрым обманом оказались заточены: один в своих покоях, второй - в тюремном подвале. Принцессу Литию, запертую в опочивальне, старательно охраняли. А того нечестивого безумца, оскорбившего Высокий Народ, заговорщики почему-то не тронули…
        Иат затаился. Для многих во дворце он был человеком незначительно мелким и мог надеяться на то, что резня обойдет его стороной. Так и вышло. Кто станет обращать внимание на слугу? Боль утраты упущенного шанса немного притупилась. Иат решил обождать, понимая: какая бы ни была новая власть, у ее представителей тоже найдутся потаенные страсти, которые нужно будет обслуживать. Он не останется не у дел. Мечта его - когда-нибудь оказаться в эльфийских Чертогах, перейдя в разряд несбыточных, - окаменела на его душе тяжким грузом.
        Но богам было угодно сжалиться над ним и обратить на него свой взор.
        И через несколько дней после переворота в голове Иата чудесной музыкой зазвучал неведомый голос…
        Да, так и произошло. Иат услышал голос, настолько прекрасный, что он просто не мог принадлежать человеку, услышал - хотя никого рядом с Иатом не было.
        Он сразу понял, кому понадобился, кто говорит с ним, а когда понял, не удержался от светлых слез радости. В тот момент он находился один в своей каморке, но даже если бы стоял в окружении сотен людей - все равно не сумел бы не заплакать. Ведь это они… они просили его об услуге! А взамен давали ему право выбирать любую награду.
        Высокий Народ, будто услышав его грезы (или на самом деле услышав?), обратился к нему, к Иату. Надо же: и Высокому Народу оказалось нужным его удивительное, редкое искусство. Выполнять особые поручения.
        То, что просили сделать эльфы, не являлось очень трудным делом. Но и не было легким. Иат должен был вывести из Дарбионского королевского дворца троих рыцарей Братства Порога и принцессу Литию. Вывести так, чтобы никто потом не нашел никаких следов.
        Иат вдохновенно принялся за дело. Но его вроде идеально составленный план едва не провалился. Рыцарям Братства Порога по несчастливой случайности взбрело в голову именно в этот день самостоятельно пробиваться из заточения. Они действительно оказались выдающимися воинами. Лучшими из всех существующих и из всех, когда-то живших; каждый из них стоил целой армии. Но даже такие воины вряд ли смогли бы уйти из дворца, наполненного гвардейцами генерала Гаера, вставшего на сторону заговорщиков и сумрачных чужаков-магов.
        Иат все же сумел вывести и рыцарей и принцессу. Он привлек к своему делу двоих головорезов из Ночного Братства, которые провели беглецов по древнему подземному ходу из дворца к условленному месту - за городской стеной, где уже ждали четыре превосходных скакуна, а в седельных сумках Иат оставил порядочно золота, провизии и кое-какое оружие.
        Учитывая непредвиденные обстоятельства, чуть не сорвавшие дело, все прошло более-менее гладко. С головорезами Иат потом расплатился - отравленным вином, потому что было сказано ему: не оставлять следов.
        Расплатился и стал ждать обещанной платы. То, о чем он мечтал последние годы. То, о чем со слезами на глазах прошептал в темном одиночестве своей каморки, когда в голове его раздался голос из далеких и прекрасных Тайных Чертогов…
        Глава 2
        В доме деревенского старосты Укама садились ужинать.
        Хозяйка, матушка Нана, раздобревшая от множества родов, несмотря на душный летний вечер укутанная в теплый платок, тряпичным шаром каталась по просторной горнице туда и обратно - от закута, где располагалась печь, к столу, длинному и массивному, будто гробница. Староста Укам самолично сработал этот стол, а все, что делал староста, было крепким, основательным и надежным. Одним из главных подтверждений этого был Карам, старший сын Укама, такой же рослый, необычайно широкоплечий и твердоскулый, как и отец. Младшие сыновья старосты: погодки Вара и Гаш, лишь немного уступали Караму ростом и силой. А вот единственная и любимая дочь Реша удалась Укаму лучше прочих детей. Реше было всего пятнадцать, а двадцатилетний Карам рядом с ней смотрелся сопляком.
        Домашним хозяйством девушка не занималась - глиняные горшки и миски, как и рукояти ухватов и сковородок, были слишком хрупки для ее могучих рук. Что уж тут говорить о костяных иглах и шерстяных нитках… И рукоделью матушка Нана не смогла обучить Решу. Да девушка вовсе и не печалилась по этому поводу.
        Кузнечное ремесло - вот что было тем единственным делом, к которому лежала душа Реши. Здешние земли издавна славились дремучими лесами. Еще прадед Укама гонял по этим лесам огров и лесных троллей, дед Укама вырубал вековые деревья, освобождая землю для пашен, а отец Укама сеял на отвоеванных территориях пшеницу, ячмень и просо. А вот гор поблизости не наблюдалось, а значит, не было и гномьих селений, поэтому местным жителям не у кого было покупать металлические изделия и приходилось изготовлять их самим.
        И ковала Реша односельчанам лопаты, топоры, ножи и подковы: из заготовок, за которыми одна, без сопровождения мужчин ездила в ближайший город - Арпан. Когда-то Вара и Гаш ездили вместе с ней, но с тех пор, как однажды на глухой лесной тропинке им встретилась шайка залетных душегубов, Укам уверился в том, что охрана девушке не нужна совершенно. А Вара и Гаш еще долго с почтительным смехом пересказывали по деревне историю о том, как после короткой стычки, в которой они так и не успели принять участие, разбойники, вмиг растеряв наглость и оружие, с воплями ужаса бежали по лесу, прыгая через кучи бурелома. Ну… те из них, кто еще мог бегать…
        Правда, лишь одно беспокоило старосту Укама в отношении его любимой дочери: близилось время совершеннолетия юной девы Реши, а достойного жениха у нее все не было. Откровенно говоря, в деревне Решу побаивались. Да и сама девушка на местных ухажеров смотрела свысока и в прямом, и в переносном смысле этого слова - самый долговязый из деревенских парней едва доставал Реше до подбородка!
        В доме Укама любили поесть. А ужин в этой семье традиционно считался главной трапезой, когда нужно было плотнее набить животы, чтобы крепче спалось, ибо всем известно, что хороший сон и добрый слой жирка - основа здоровой и долгой жизни.
        В тот вечер начали с ячменной похлебки, сдобренной гусиным салом. Укам шумно хлебал, запихивая глубокую деревянную ложку в густые заросли пегой бородищи, и грозно сверкал из-под косматых бровей в сторону Вары и Гаша, если те начинали пихать друг друга локтями, вспоминая какое-то недавнее забавное происшествие, и приглушенно гыгыкать. Вара и Гаш под взглядом папаши тут же смолкали, по опыту зная, что за этим последним предупреждением немедленно последует полновесный удар ложкой по лбу.
        Карам сидел прямо и, подражая отцу, тоже время от времени бросал в сторону молодежи суровые взгляды. Правда, когда Реша водрузила в центр стола здоровенную доску, на которой исходил пряным паром целиком зажаренный молочный поросенок, Карам, забывшись, в нетерпении заклацал зубами и заерзал на лавке, протянув к поросенку ручищу. И тут же ложка папаши Укама звонко треснула его между глаз. И правильно: надлежало дождаться, пока женщины поставят на стол остальные блюда, сопутствующие главному, и усядутся сами, а потом уж продолжать ужин.
        На столе одна за другой появлялись глубокие плошки с печеной репой, отварным белейшим картофелем и лепешками, политыми сметаной. В последнюю очередь матушка Нана втиснула между плошек пару кувшинов с кислым вином и опустилась по правую руку от хозяина. Слева от старосты села на жалобно скрипнувшую под ней скамью юная дева Реша.
        - Ну-тка… - прокашлявшись, произнес Укам и вознес над поросенком тусклое лезвие ножа, готовясь отмахнуть себе изрядный кусок из особенно подрумяненной задней части.
        В этот благословенный момент во дворе дома хрипло и громко залаял Волк - лохматая псина, размером с хорошего теленка. Укам нахмурился. Гостей он не любил, тем более таких, кто шляется по чужим дворам в то время, когда все добрые люди садятся ужинать. Впрочем, обеспокоился староста не сильно. Сейчас Волк доходчиво объяснит незваному пришляку, что для визита тот выбрал явно не добрый час…
        Глухой удар оборвал лай. И тут же двор наполнился воющим визгом, таким перепуганно-жалобным, что даже трудно было поверить - это скулит побитым щенком грозный матерый Волк.
        Никто из сидящих за столом не успел вымолвить ни слова, как вдруг дверь распахнулась и в горницу шагнул здоровенный детина, ростом и шириною плеч не уступавший, пожалуй, Реше и годами опередивший девушку, может быть, всего лет на пять.
        Выглядел этот детина так, что с первого взгляда можно было определить в нем чужестранца. Добротные доспехи, выполненные из кожи неведомого животного, облегали его с ног до шеи; острые шипы, набитые на подошвы низких сапог с металлическими мысками, оставляли на древесине пола глубокие царапины, и дорожный плащ, пропыленный донельзя, волочился за ним следом. Белые длинные волосы незнакомца были заплетены в две ниспадающие на грудь толстые косы. Причем правая выглядела гораздо короче левой, точно ее обрезали…
        Или обрубили в бою. Присмотревшись, Укам заметил на кожаных доспехах почерневшие следы крови, частые и обильные; на лбу детины темнела недавняя рана. Похоже было на то, что пару дней назад этот человек попал в нешуточную переделку. В руках у незнакомца была дубина, величиной с оленью ногу. Впрочем, войдя и мельком осмотревшись, он поставил дубину у двери.
        - Мир дому вашему! - громыхнул детина, подходя к столу и обшаривая его цепким взглядом.
        Вслед за этим он увесисто хлопнул по плечу начавшего приподниматься Карама, припечатав того к скамье, подмигнул по отдельности Реше и матушке Нане, сдернул с себя дорожный плащ и молниеносно скрутил из него узел. Потом, плотоядно осклабясь, ухватил поросенка и бросил его в узел.
        У Вары и Гаша одновременно и одинаково вытянулись физиономии. Онемевший от наглости незнакомца Укам вскочил на ноги и с хриплым рыком почти по рукоять вогнал свой нож в стол.
        - Не переживай ты так, папаша, - невозмутимо ссыпая в импровизированный мешок картошку, посоветовал детина. - Мы, почитай, третий день толком не ели. Вам только загашники стоит развязать, чтобы заново на стол собрать, а у нас…
        Вара и Гаш кинулись на детину с интервалом в один вдох. Так как одна рука у незнакомца была занята узлом, а во второй он держал плошку с вареным картофелем, подскочивший первым Вара получил под дых окованным железом мыском сапога. Гаш с размаху рухнул на пол, споткнувшись о Вару.
        - … а у нас уже давно кишка кишке стучит по башке, - договорил незнакомец.
        Опустошив плошку, детина, будто наглядно иллюстрируя последнее свое высказывание, разбил ее о голову подоспевшего Карама, и тот, обалдело икнув, брякнулся на задницу.
        Незнакомец пожал плечами в ответ на испуганный взгляд матушки Наны, словно хотел сказать: «Разве ж я первый начал? Я по-хорошему хотел…» - и смахнул в узел репу прямо с плошкой.
        - Реша, - зарычал Укам, пятясь к печи, возле которой стоял ухват, - Реша, дочка! Шибани лиходею по маковке, чтоб на чужое добро пасть свою поганую не разевал. Шибани со всей силушки, как ты умеешь! Реша!
        Но могучая Реша почему-то не спешила ввязываться в драку. Она сидела на своем месте и, зардевшись, застенчиво терзала передник. Видно, этому нахальному пришляку невольно посчастливилось тронуть в ее душе какие-то особые струны, чего до сих пор не удалось сделать ни одному из местных парней.
        - Реша! - рявкнул опять старик Укам и тут только разглядел лицо дочери и все понял. - Ах ты ж… - захрипел он, первый раз в жизни озлившись на Решу. - Ах ты ж… шалава такая!
        - Папенька! - вскинулась Реша.
        - Ты, папаша, не прав вовсе, - заявил детина, деловито собирая в узел остатки того, что стояло на столе. - Нельзя погаными словами юную деву пачкать. Да и пристойно ли будет этакой красавице кулаками махать?
        От этого высказывания Реша часто-часто захлопала ресницами и, должно быть, окончательно растерявшись, с треском выдрала из передника изрядный клок.
        Укам взял в руки ухват, но перейти в нападение все не решался. Карам, держась за голову, поднялся, подался было в сторону детины, но тот, перехватив узел левой рукой, правой коротко ткнул Караму в зубы, и старший сын старосты полетел через всю комнату, при приземлении проломив тяжелым телом скамью.
        Незнакомец огляделся, словно проверяя, не забыл ли еще чего-нибудь прихватить. Взгляд его зацепился за кухонный нож, воткнутый в столешницу; он шагнул к столу, отпихнув ногой хозяйскую скамью и без опаски повернулся спиной к вооруженному ухватом Укаму. Староста удачного момента не упустил. Размахнувшись, он изо всех немалых сил обрушил свое орудие на широкую спину незнакомца.
        Звонкий удар - будто один великан другому отвесил пощечину - раскатился по комнате. Древко ухвата треснуло, и в руках Укама остался лишь короткий обломок, а детина только передернул плечами, словно его цапнул забравшийся под кожаные доспехи шершень.
        - Ну, папаша, - несколько удивленно проговорил незнакомец, оборачиваясь с ножом в руке к ошалевшему Укаму. - Мечом меня били, копьем кололи, ножом пытались пырнуть, шестопером раз едва жизни не лишили… клыками грызли, шипами драли, щупальцами стискивали… Даже дубиной получал, бывало, но чтоб ухватом, да по хребтине…
        Он подкинул нож под самый потолок и спустя один удар сердца ловко поймал его снова за рукоять. Цвет лица Укама мгновенно изменился с багрового до мертвенно-синеватого.
        - Удивил, папаша, - закончил детина и сунул нож за пояс.
        Староста сглотнул с такой натугой, будто проглатывал не слюну, а кусок глины в кулак величиной.
        А незнакомец, выдув напоследок полкувшина кислого вина, перекинул разбухший узел на плечо и направился к выходу. У двери он помедлил для того, чтобы захватить с собой здоровенный топор. Великодушно оставив свою дубину, еще раз подмигнул Реше и скрылся в вечернем синем сумраке.
        Тихо стало в горнице. Поэтому Укам прекрасно слышал, как незнакомец скорым шагом пересек двор и махнул через калитку. А потом дробно застучал, угасая постепенно, цокот лошадиных копыт.
        Укам швырнул на пол обломок древка ухвата и затопал ногами. Поняв, что опасность миновала, не получивший никаких повреждений Гаш прекратил притворяться тяжелораненым и вскочил на ноги.
        - Ух как он меня! - закричал Гаш. - Врасплох застал, гад! Да мы таперча всю деревню на этого головореза подымем! Да мы его из-под земли выроем и обратно зароем! Да мы!.. Скажи, Вара!
        Брат ничего не сказал. Он все еще пыхтел на полу, пытаясь восстановить дыхание. Гаш обратился к Караму, но и тот только простонал что-то в ответ, ворочаясь в куче обломков, в которые превратилась длинная скамья.
        - Угомонись, кузнечик! - рыкнул немного успокоившийся Укам на сына. - Деревню он подымать собрался… Слышал, что этот злодей сказал? «Мы почитай три дня не ели толком» - вот что он сказал! «Мы»! - понял ты? Видать, не один он… А ежели с ним еще десяток таких душегубов? А то и два десятка?.. Сядь и сопи в две дырки. Оглоед! Пень безголовый! Тухлятина!
        Укам сделал паузу, чтобы передохнуть, а потом обрушить на Вару еще одну порцию ругательств, но тут ему на глаза попалась любимая дочь. Реша, упершись монументальными локтями в столешницу, уложив на мощные ладони подбородок, мечтательно уставилась в заоконную темень.
        - Тьфу! - не подыскав нужных слов, сплюнул на пол Укам.

* * *
        Лес был древним. Даже здесь, недалеко от опушки, деревья поражали своими размерами; обхватить ствол не самого большого из них вряд ли сумели бы пятеро взявшихся за руки взрослых мужчин. Кроны деревьев в этом лесу шумели на высоте полета птиц - глухо и вкрадчиво, будто перешептывались между собой. Мощные корни высоко вздымались из-под земли застывшими чудовищными змеиными кольцами и кое-где переплетались, образуя причудливые своды, под которые человек мог войти, не наклонив головы. Под этими сводами было темно, пахло сладкой листвяной сыростью, а землю покрывал густой и мягкий ковер серого мха.
        Двое путников, юноша и девушка, сидели под деревом в укрытии свода корней, будто в уютном походном шатре. Невысокое пламя разложенного в ямке костра разделяло их, и синий лунный свет, рассеянный ветвями далеких крон, мельчайшей серебряной мукой осыпал переплетения корней над их головами. Неподалеку от костра журчала почти невидимая во мху струйка ручейка. У ручейка, устало всхрапывая, два скакуна со спутанными копытами объедали зеленые прутья древесной поросли.
        Юноша, невысокий и худощавый, удобно скрестив ноги, сучком с острым сколом очищал от влажной земли крохотные, в полпальца размером, корешки, складывая очищенные на широкий лист лопуха. Он был одет в легкую дорожную куртку, длинные штаны из бычьей кожи и мягкие низкие сапоги; широкий кожаный пояс плотно охватывал его талию, и никакого оружия на этом поясе заметно не было. На вид юноше было не больше двадцати, но две совершенно седые пряди, ярко выделявшиеся на фоне длинных черных волос, обрамляли его лицо.
        - Определить, ядовитые растения или съедобные, не так-то просто, - обращаясь к девушке, говорил он за работой, - потому что единого признака, по которому можно это сделать, вовсе нет. К тому же в разных растениях яд распределяется по-разному. У каких-то ядовиты только плоды, а цветки и листья безвредны. У каких-то наоборот: плоды можно есть, а до цветков и листьев даже дотрагиваться опасно. А у иных только корни употребляют в пищу, да и то - хорошенько отварив. Ядовитые растения нужно знать…
        Девушка, закутанная сразу в два дорожных плаща, отчаянно боролась со сном. Она устремляла взгляд на юношу, пытаясь изобразить на лице внимание, но веки ее смыкались, и голова клонилась на грудь. В один момент усталость победила - длинная и мягкая тень ресниц упала на лицо девушки, губы приоткрылись… Но юноша безжалостно разбудил ее, приподнявшись и вытянув руку, чтобы дотронуться до ее плеча. Девушка вскинула голову. Капюшон плаща упал ей на плечи, и густая копна золотых волос засияла, казалось, ярче пламени костра. Только теперь стало видно, что девушка замечательно красива - красотою нежной и юной, будто едва-едва раскрывшийся цветок, не познавший еще ни слишком холодного ветра, ни чересчур жаркого солнца.
        - Ваше высочество, - негромко, но настойчиво проговорил юноша, - вы задали мне вопрос, но ответа еще не получили.
        - Да-да… - часто моргая, ответила золотоволосая. - Я… да… спросила…
        - Я увидел, что мои слова летят мимо вас. Прошу меня простить, ваше высочество, но именно поэтому я взял на себя смелость прервать ваш сон. Итак, мы остановились на том, что ядовитые растения нужно знать. Многие легкомысленно считают, что, употребляя в пищу растения, которые поедают дикие животные, они не подвергают себя опасности. Это не так. Дело в том, что человек и животные неодинаково воспринимают яды…
        - Сэр Кай! - неожиданно взмолилась девушка. - Пожалейте меня! Мы уже три дня в пути! Я так устала и так голодна, что едва жива. Я всего лишь спросила: уверены ли вы, что корешки, которые вы отыскали, не ядовиты… Я… сделала это… из учтивости, чтобы поддержать разговор…
        - Вопрос звучал не так, - довольно строго произнес юноша, которого спутница поименовала сэром. - Вы спросили: как можно определить, ядовиты растения или нет? Вы задали вопрос. Следовательно, вы возложили на меня ответственность дать вам ответ. И взяли ответственность на себя: выслушать все, что я по этому поводу знаю.
        - О милостивая Нэла… - пробормотала золотоволосая, сжав пальцами виски. - Да я ведь просто так спросила! Неужели нельзя просто так ответить?
        Юноша внимательно посмотрел на нее. Пальцы его на протяжении всего разговора неустанно и ловко продолжали очищать корешки - на листе лопуха выросла уже порядочная кучка, а неочищенных осталось всего несколько штук.
        - Рыцарю Болотной Крепости Порога недостойно просто так болтать языком, ваше высочество, - сказал он. - Я не могу оставить ваш вопрос без ответа - этого требует наш Кодекс чести. Вы ведь должны помнить: вы вольны задать рыцарю-болотнику любой вопрос. И будьте уверены, что получите честный и подробный ответ… Я не вправе оставить ваш вопрос без ответа, потому что не вправе нарушить ни единого правила Кодекса. Не отступать от избранного пути ни на самый ничтожно малый шажок - это Долг рыцарей Болотного Порога. Я здесь, с вами, ваше высочество, чтобы оберегать вашу жизнь, жизнь дочери короля Гаэлона: я поклялся делать это, покуда жив. Вы просили меня увезти вас из захваченного врагом Дарбионского королевского дворца, а я обещал доставить вас в Крепость Болотного Порога - и разве у вас мелькнула хоть тень сомнения, что в один прекрасный момент я нарушу данное мною в Дарбионе обещание?
        Золотоволосая девушка - королевская дочь, принцесса, как стало ясно из слов сэра Кая, - молчала несколько ударов сердца, прежде чем ответить.
        - Нет, - тихо сказала она наконец, - я уверена, сэр Кай, что этого не произойдет никогда.
        - Почему же вы думаете, что в ответ на просьбу научить вас отличать ядовитые растения от неядовитых я ничем не помогу вам? Я просто не имею на это права, ваше высочество. Поступи так, я уже не смогу считаться рыцарем Болотной Крепости Порога.
        Принцесса потерла пальцами покрасневшие веки.
        - Простите меня, сэр Кай, - произнесла она. - Я… очень устала, в этом все дело. Мы уже третий день пробираемся по глухомани, чураясь человечьего жилья, третий день питаемся лишь корешками, ягодами, грибами да жестким мясом лесных зверюшек и птиц… Я так хочу спать… Я прошу вас о снисхождении… Разве нельзя отложить наш разговор до завтрашнего утра?
        - Если на то будет ваше желание, - неожиданно улыбнувшись, почтительно кивнул сэр Кай. - Но, ваше высочество, вам не удастся заснуть еще по меньшей мере три четверти часа.
        - Что? - удивленно и испуганно вздрогнула золотоволосая принцесса. - Почему?
        - Потому что я слышу, как лошадиные копыта стучат по мху и древесным кореньям. Сэр Оттар возвращается.
        - Слава богам! - бледно улыбнулась принцесса. - Погодите… И я слышу, как кто-то сюда едет! Как вы думаете, сэр Кай, ему удалось раздобыть съестного?
        - Да, - чуть помедлив, чтобы прислушаться, ответил сэр Кай. - Он порядочно нагрузил своего скакуна. К тому же я слышу металлическое звяканье. Сэр Оттар нашел оружие.
        - Не могу отделаться от мысли, что вы используете магию, - сказала заметно оживившаяся принцесса. - Разве обычному человеку под силу только по едва слышимому стуку копыт определить такое?
        - Ни крупицы магии, - ответил сэр Кай. - Умение слышать и видеть - это основы искусства контролировать мир вокруг себя. Это первое, чему учат в Болотной Крепости Порога. Это первые шаги на пути к обретению истинного мастерства воина. Я запомнил стук копыт лошади Оттара, когда он отъезжал в деревню, и для меня этот звук отличается от того, что я слышу сейчас, так же сильно, как для вас… к примеру, беспечное мурлыканье кошки от ее же рассерженного шипения.
        «Вот бы и мне так научиться», - чуть не произнесла золотоволосая, но вовремя прикусила язык.
        Скоро на поляну, заранее широко улыбаясь, выехал детина - тот самый, возмутительнейшим образом прервавший мирный ужин семьи деревенского старосты Укама. Как видно, это он носил имя, непривычное уху жителей центральных земель великого королевства Гаэлон - Оттар. Такое имя могло принадлежать выходцу с далекого Севера, скорее всего, подданному Утурку, Королевства Ледяных Островов, славившегося своими свирепыми воинами.
        - Гляди-ка, брат! - крикнул Оттар сэру Каю, демонстрируя громадный топор. - Ого?!
        - Ого, - подтвердил Кай.
        - Ваше высочество! - обратился к золотоволосой принцессе верзила, стаскивая с седла мешок. - Славное нас сегодня пиршество ждет!
        Он протиснулся под сводами корней и принялся выкладывать к костру снедь на широкие листы лопуха, которые рвал тут же, под деревом.
        - Наконец-то по-человечески пожрем… - сладострастно приговаривал он за своим занятием, - то есть простите, ваше высочество, покушаем. А то видано ли: особу королевской крови пичкать всяким дерьмом… то есть простите, ваше высочество, гадостью всякой, листиками и корешками. И оружием к тому же разжились. У меня аж сердце радуется! Где ж это видано, чтоб рыцарь Северной Крепости Порога да с голыми руками по лесам да буеракам бегал?! Да и делов-то было всего - зайти и взять. Эти крестьяне тупоголовые только глазами похлопали…
        - Так ведь и ты похлопал, - проговорил рыцарь-болотник без укоризны и без насмешки, просто констатируя. - Я вижу, без этого не обошлось.
        Оттар с деланым смущением хмыкнул и потер левой ладонью костяшки пальцев правой руки, на которых еще видны были следы от крепких крестьянских зубов. Принцесса, увлеченная видом и запахом жареного мяса, кажется, не обратила никакого внимания на фразу Кая.
        - Не обошлось, ага, - с удовольствием согласился Оттар и, подняв поросенка за задние ноги, одним мощным движением разорвал его надвое. - Эва, какой… маленький. А я такой голодный, что быка бы съел - прямо с рогами и копытами…
        Протянув принцессе лист лопуха, на котором громоздились шматы мяса, обложенные картофелем и прикрытые сверху лепешкой, северянин, не удержавшись, втянул слюну и молвил:
        - Не обессудьте, ваше высочество, что так, по-простому-то…
        - Вот уж и не подумаю, сэр Оттар, - откликнулась повеселевшая принцесса, принимаясь за еду.
        Оттар тяжело брякнулся рядом с болотником и сразу же загреб в обе руки лепешек.
        - Никогда не едала такого вкусного мяса, - проговорила принцесса, активно действуя острым сучком, который передал ей сэр Кай. - От всей души благодарю вас, сэр Оттар!
        Северянин, умудрившийся за доли секунды набить рот до отказа, замотал головой, ожесточенно двигая кадыком.
        - Не меня… благодарить нужно, - с усилием выговорил он, - а… брата Кая… Наконец-то сподобился разрешить мне… наведаться к людям.
        Сказав это, Оттар обеими руками крепко ухватил поросячью ногу и вонзил в еще горячее мясо крупные белые зубы. Процессу поглощения пищи северянин отдавался целиком - под толстым кожаным панцирем упруго двигались могучие бугры мышц; изредка Оттар взрыкивал и встряхивал головой, будто огромный пес, терзающий кость. Даже удивительно было, как это худощавый юноша, сэр Кай, мог что-то запрещать или разрешать такому здоровенному верзиле?
        Покончив с поросячьей ногой, Оттар довольно икнул и утер вспотевший лоб.
        - Деревня довольно большая и богатая, - утолив первый голод, обратился он к Каю тоном, заметно отличным от того почтительно-дурашливого, которым разговаривал с принцессой. Теперь северянин говорил серьезно, будто желая продемонстрировать важность начавшейся беседы, - так армейские сотники докладывают генералам о расположении войск противника. - Должно быть, недалеко отсюда город. Соваться туда уж точно не стоит. Наверняка там приготовлена нам достойная встреча. Небось всю городскую стражу соберут по тревоге…
        - Навряд ли, - проговорил Кай. - Я думаю, что в окрестных городах мало кто знает о нашем побеге из Дарбиона.
        - Это почему?! - удивился северянин так сильно, что даже выронил громадный кус свинины, который не утерпел хапнуть во время разговора. - Как это? Не понимаю… Да ты что говоришь, брат?! Трое рыцарей Порога переворачивают вверх дном королевский дворец, крушат дворцовую стражу и ратников генерала Гаера! Из-под носа предателя архимага Гархаллокса, приспешника этого Константина, поганого узурпатора… чтоб демоны Темного мира сожрали его мозги!.. уводят принцессу, единственного выжившего человека, в чьих жилах течет кровь королевской династии Ганелонов! И ты думаешь, что нас не будут преследовать?
        - Нас не будут преследовать в открытую, - сказал Кай. - Не забывай, что Константин, захвативший власть в королевстве, - могущественный маг. В его силах организовать тайное преследование, по действенности не уступающее открытому. А вот поднимать шум он не станет. Бегство принцессы бросает тень на весь королевский двор. Новый королевский двор.
        - Сборище ублюдков, упырей, выскочек и предателей! - тут же прокомментировал Оттар.
        - Константин хотел жениться на мне, - вмешалась принцесса, и голос ее дрогнул, будто это имя больно укололо ей горло. - Мерзкий, жуткий урод! Мне даже подумать страшно о том, что это могло произойти. И о том, что вдруг у него получится найти нас…
        - Хрен ему - найти нас! - буркнул Оттар так тихо, что принцесса вряд ли услышала. А сэр Кай проговорил:
        - Помните, что произошло, когда заговорщики одержали победу? Верные королю Ганелону люди были объявлены предателями, и кровь короля возложили на них. А сами заговорщики, придя к власти, стали в глазах народа избавителями от коварных предателей…
        - Простолюдины - слепые черви, - проворчал северянин, - что им в уши натолкали, тому они и верят.
        - …но, если все узнают о том, что принцесса Лития сбежала от своего спасителя, якобы сурово покаравшего убийц ее отца, - продолжил болотник, - возникнет много вопросов, ответить на которые узурпатору будет сложновато. Следовательно, нам не стоит опасаться открытой охоты. И какой дорогой идти до Болотной Крепости: лежащей ли через большие города или по безлюдной местности - в общем-то, неважно. Константин - великий маг. Скорее всего, он постарается выяснить наше местоположение именно магическими способами, не прибегая к помощи шпионов и лазутчиков.
        - Тогда почему мы третий день пробираемся по бездорожью и лихолесью, боясь кому-нибудь на глаза попасться? - воскликнул Оттар. - Не поздновато ли погони опасаться?
        Болотник немного помолчал.
        - Признаюсь, за время, проведенное во дворце, - проговорил он наконец, - я очень устал от людей. Я устал… постоянно ожидать от них опасности. Мне необходим был отдых.
        Северянин изумленно крякнул. Принцесса ахнула, приложив ладонь к губам.
        - Сэр Кай! - стараясь сдержать возмущение, произнесла она. - Вы не перестаете меня удивлять. Три дня мы не покидали седел, две ночи провели под открытым небом… Мы дважды переправлялись вброд через реки, ледяная вода которых то и дело грозила сбить нас с ног и размозжить о камни. Мы ехали по дну глубоких оврагов, где кони вязли в вонючей грязи, мы ехали по лесу, где ветви рвали одежду и царапали наши лица… И сейчас выясняется: нам пришлось все это пережить, чтобы дать вам возможность отдохнуть от людей?!
        - Не только для этого, - невозмутимо пояснил болотник. - Первое время велика была опасность того, что по всем дорогам, ведущим из Дарбиона, пустят погоню, чтобы настичь нас, пока не успеем уйти далеко.
        - Они бы не стали скакать три дня кряду, - пробурчал северянин. И вздохнул: - А ведь сегодня мы могли ночевать в какой-нибудь таверне… Пропустив кружку-другую перед сном… То есть я не к этому говорю, - спохватился он. - А к тому, что ее высочеству лучше было бы выспаться в теплой постели, а не на холодной земле.
        - Ее высочеству следует привыкать к походной жизни, - проговорил Кай и прямо посмотрел на принцессу. - До Болотной Крепости путь долог. Через несколько недель пути мы покинем обжитые земли. И то, с чем нам придется столкнуться в диких пустошах, не может идти ни в какое сравнение с тем, что вы, ваше высочество, сейчас считаете тяготами дороги.
        Принцесса явно собиралась что-то сказать, но… промолчала. Северянин почесал в затылке, тоже никак не отреагировав на произнесенное болотником. А сэр Кай, помолчав, добавил:
        - Единственное, чего я не понимаю: кто же все-таки открыл нам секрет дворцовых потайных ходов? Кто помог бежать?
        - Понятия не имею, - отозвался Оттар, пододвигая к себе остатки поросячьей тушки, - но помощников этот кто-то выбрал хреновых! Прошу прощения, ваше высочество… Вот ведь гады… тут уж, ваше высочество, по-другому и не скажешь… сняли с оставленных нам коней сумки с провизией и оружием… А может, там и золотишко еще было? Ловко сработали, паскуды!.. Если бы брат Кай следов от сумочных ремней на седлах не углядел, мы бы думали - так и надо.
        - Провизия и золото - ерунда, - медленно выговорил болотник (видно, он продолжал размышлять о неведомом спасителе), - да и оружие ничего не стоит раздобыть… Дело не в этом.
        - Тебе легко говорить, брат Кай, - вскинулся Оттар, тут же любовно оглянувшись на недавно приобретенный топор, - когда у тебя доспехи и меч при себе. А я без оружия… прямо как голый себя чувствую. Только толку в том, что доспехи и меч с тобой? Все равно в узле их держишь.
        - Рыцари-болотники не сражаются с людьми, - все так же машинально ответил Кай. - Долг болотников - защищать людей от Тварей. А Пороги, из-за которых приходят Твари, еще далеко. Сейчас снаряжение мне ни к чему. Однако… - болотник тряхнул головой, освобождаясь от дум, - пора ложиться спать. Завтра, чуть свет, снова в путь.
        - Как это - спать? - не понял Оттар. - В моем брюхе еще полно места! Я тебе, брат Кай, вот что скажу: мы в нашей Северной Крепости Порога всегда старались наедаться плотнее, ежели такая возможность выпадала. Потому как плотно пожравшего никакой холод не берет. Да и ее высочеству недурно было бы подкрепиться после того, как она три дня нормальной пищи не видала…
        Он осекся, посмотрев на золотоволосую. Принцесса крепко спала, свесив голову на грудь. Рядом с ней валялась выпавшая из ослабевших рук недоеденная лепешка.
        - Н-да, - сказал северянин, поднимаясь, чтобы поправить на принцессе расползшиеся полы плаща, - вона как ее высочество крестьянские харчи убаюкали. И меня тоже в сон клонит что-то… Ладно уж. Чего сегодня не успел, завтра с утра дорубаю.
        Он еще подбросил в огонь два сука потолще, приткнул их ногой один к другому, чтобы держали жар всю ночь, и привалился спиной к торчащему из земли могучему извиву корня. Болотник завернул остатки еды в плащ и улегся лицом к костру.
        Рыцари не выставляли караула на ночь. Северянин давным-давно привык спать вполглаза, бессознательно различая ночные шорохи. А болотник, кажется, совсем не собирался предаваться сну… Да и не было нигде поблизости и быть не могло существ, способных представлять хоть какую-то опасность для рыцарей Братства Порога.
        - Брат Кай, - позвал северянин, раздирающе зевнув, - как думаешь, брат Эрл что сейчас поделывает? Все-таки, сдается мне, не нужно было разделяться, после того как мы из Дарбиона ушли. Втроем нас Константину нипочем не взять. А он один…
        - Сэр Эрл знал, как ему поступить, - ответил болотник.
        - Думаешь… - Оттар посмотрел на спящую принцессу и понизил голос, - он из-за ее высочества с нами не поехал?
        - Ссора с возлюбленной вряд ли повлияла на решение брата Эрла, - сказал болотник.
        - То есть как это - вряд ли повлияла? - удивился северянин. - Такая любовь у них была, уж и к свадьбе дело шло, а потом - р-раз! - и даже смотреть друг на друга перестали. И я брата Эрла прекрасно понимаю. Помнишь Изаиду? Ну, фрейлину-то? Такая… смачная, толстомясая… Я ж с ней почти неделю перемигивался. До свадьбы у нас, хвала Громобою, не дошло, зато дошло до кое-чего другого. Все хорошо было, лучше некуда, да я ее раз под хорошее настроение за задницу щипанул. Главное, в шутку и не в первый раз, но уж больно сильно получилось. Настроение у меня было очень хорошее… - Оттар подмигнул Каю и негромко захихикал. - Так она меня медведем обозвала. Я ее - курицей. Она меня - мохнорылым кабаном! Где и слова-то такие услышала?.. А я ее - козой бесхвостой. Ну и пошло слово за слово… Разругались вдрызг, мне потом даже в ее сторону голову повернуть противно было. Не, у меня, конечно, и в мыслях нет сравнивать эту… корову слюнявую с ее высочеством принцессой Литией, но… Ты меня понимаешь, что я хочу сказать?
        - Совершенно не понимаю, - ответил Кай. - Сэр Эрл гневается не на возлюбленную, а на себя самого. В Дарбионе не он, а я дважды уберег ее высочество от смерти и бесчестья. Эрл считал себя недостойным возлюбленной, потому и отталкивал ее от себя. Да ты и сам все видел…
        - Видел, - согласился Оттар. - А еще я видел, что за все время, как мы едем, ее высочество ни словечка о своем возлюбленном не молвила. И еще одно заметил… - северянин выдержал паузу. - На тебя, брат Кай, ее высочество как-то особенно посматривает. Кое-когда… Хотя ты ее придирками всякими и нравоучениями совсем замучил. А ведь когда-то тоже… совсем другими глазами на нее смотрел.
        Болотник Кай пошевелился, двинувшись ближе к костру.
        - Чувства, которые женщина заставляет испытывать мужчину, - проговорил он, пристально глядя в огонь, - сродни магии. И суть этой магии в том, что она ослабляет воина. Ослабляет рыцаря, который ведом своим Долгом. Брат Эрл покинул нас вовсе не из-за ссоры с принцессой. Он - единственный, кто может составить серьезную конкуренцию узурпатору Константину, потому что он единственный, за кем без колебаний пойдут недовольные новой властью. Брата Эрла знают в Гаэлоне и любят. Я очень рад, что брат Эрл разобрался в себе и понял, какой путь ему выбрать. Ибо главное для рыцаря Братства Порога - это следовать своему Долгу.
        - Это так, - кивнул Оттар, но тут же посерьезнел. - Хотя вот прямо сейчас, - сказал он, - для рыцаря Братства Порога главное - хорошенько выспаться.
        Кай ничего на это не ответил. Он распустил шнуровку на рукавах и обнажил по локоть руки. Множество амулетов самых разных видов и размеров забряцали на его запястьях. Оттар, сонно помаргивая, наблюдал за тем, как болотник осторожно развязывает ремешки амулетов.
        - Ты, брат Кай, вообще, что ли, не отдыхаешь? - поинтересовался северянин. - Опять полночи со своими побрякушками возиться будешь?
        - То, что ты называешь побрякушками, спасло наши жизни во время битвы во дворце, - проговорил Кай, не прерывая своего занятия, - и еще не раз может послужить нам. Сила амулетов иссякла, я должен вновь напитать их магией.
        - Магия… - неодобрительно проворчал Оттар. - Я так считаю: воин - это воин. А не маг. И не травник, кстати! - припомнил он. - А ты своими травками всю душу ее высочеству вынул. Откуда в твоей голове столько всего понапихано? И откуда, интересно знать, ты магию здесь возьмешь, в глухом лесу?
        - Твои рассуждения, брат Оттар, - рассуждения невежды. Магическая энергия повсюду. Материя мира соткана ею, будто незримыми нитями. Магия - связующая часть мира.
        Для того чтобы взять себе эту энергию, достаточно открыть канал. К тому же…
        - Все-все-все! - немедленно запротестовал северный рыцарь. - Заметь, брат Кай, я ж не говорил, что хочу учиться магии. Вовсе не хочу! А тебя только тронь - сразу же всякими премудростями сыпать начинаешь. Как клинком ткнуть в мешок с… с… да с чем угодно… Ничего не хочу слушать про магию!
        - Да будет так, если таково твое желание, - сказал Кай и замолчал.
        И Оттар ничего больше не говорил, закрыв глаза.
        Болотник, прихватив с собой амулеты, неслышно покинул стоянку. Отыскав неподалеку поляну, он часть амулетов прикопал в земле, часть положил в ручей, закрепив так, чтобы их случайно не унесла вода; часть положил на древесные корни под серебряные лунные лучи. И сам уселся в центре созданного им таким образом воображаемого треугольника.
        Опустил веки, несильным и привычным усилием воли ввел себя в транс и принялся петь Древнее Слово Открытия Истоков.
        Глава 3
        Рыжий Патен в одних заплатанных штанах сидел на крыльце таверны «Веселый Медведь», почесывал поросшее красной шерстью брюхо и морщился на раскаленный медный щит солнца, медленно погружавшийся в косматую шапку далекого леса. Таверна торчала на перекрестке дорог посреди голой степи, словно чирей на плешивой башке. С утра и до утра, открытая всем ветрам, она хлопала ставнями, скрипела и перестукивалась дранками, визжала заржавленным флюгером, но сегодня к вечеру нескончаемый ветер вдруг утих, и таверна погрузилась в необычное безмолвие.
        Патен осторожно отхлебнул из своей фляжки и замер, прислушиваясь к ощущениям. Глоток кукурузной водки только скользнул вниз по пищеводу, а в брюхе Патена уже раскатился глухой рык, точно там проснулся и заворочался злобный пес.
        Рыжий Патен коротко простонал, потер брюхо и сплюнул под крыльцо желтую слюну. А потом громоподобно вознес к темнеющим небесам ругательство настолько устрашающее, что сам собой пискнул, ворохнувшись, ржавый флюгер, и старая лохматая ворона, присевшая отдохнуть над дверями конюшни, с возмущенным карканьем сорвалась со своего места.
        - Что, сильно болит? - осведомился Риф, высунувшись в окно.
        - Ну, - утвердительно буркнул Патен, не поднимая глаз.
        - Вот ведь напасть, - сочувственно вздохнул Риф. - Вот ведь напасть так напасть… Вам бы, когда вы в город ездили, к магам Сферы Жизни заглянуть. Лучше уж заплатить лишнюю пару монет, чем так мучиться.
        - Приткнись, - злобно посоветовал Рыжий Патен, - если не понимаешь. Монетки-то еще заработать надо, а в этой глуши только брюшную хворь и заработаешь. Сидишь, сидишь, путников выглядываешь, а явится один в год - и тот нищеброд, которого не привечать следует, а гнать в три шеи!
        Патен сделал очередной глоток из фляжки и неожиданно разразился длинным монологом, содержание коего сводилось к следующему: сотворенному Неизъяснимым миру, конечно, приходит конец. То вдруг свалится на королевство беда в виде поганых тварей, похожих на крылатых крыс и повсюду называемых зубанами. Эти гады крылатые-зубатые портили скот, таскали кур и гусей, даже - как проезжие люди сказывали - на детей нападали. Пропали зубаны (видно, провалились в Темный мир, откуда и вылезли), так разразилось новое несчастье, касавшееся, правда, одного лишь хозяина «Веселого Медведя» - Рыжего Патена. Навалилась на тавернщика тяжкая хворь: в брюхе стало гудеть и ворчать, куска лишнего не проглотишь, а коли проглотишь, так сам рад не будешь - такие ветры музыкальные пускаешь, что ушам и носу, а также уму и сердцу противно до невозможности. Пришлось на лечение тратиться, к местному лекарю наведываться - Вороху-травнику, жившему неподалеку одиночкой-нелюдимом, но пользовавшемуся широкой известностью. А не далее как на прошлой неделе явился Патен, как обычно, к травнику, а хижина того разграблена, и самого Вороха не
видно нигде. Кому он дорогу перешел? Ведь лекарей даже разбойники, Лесные Братья, не трогают… Делать нечего: запряг Патен лягливую кобылку Блудку и подался в город Агар, к которому ближе всего был «Веселый Медведь», оставив таверну на лоботряса Рифа. День туда да день обратно, да полдня в городе промурыжился, а ничего не достиг. Более того, вернулся из города подавленный, испуганный и больной пуще прежнего. Говорили в Агаре, мол, невесть что творится в славном Дарбионе, столице великого королевства Гаэлон. Говорили, что убили государя, его величество Ганелона Милостивого. Убили те самые злодеи, которые призвали из Темного мира, обиталища ужасных демонов, зловредных зубанов. Но доблестный рыцарь Горной Крепости Порога сэр Эрл покарал предателей, порубал их всех до одного на мелкие кусочки, и теперь в Дарбионском королевском дворце готовятся сразу два праздника: свадьба сэра Эрла и ее высочества принцессы Литии и коронация сэра Эрла, по праву престол заслужившего.
        Только эти слухи Патен не особо-то в уши пускал. Какое ему дело до того, что в Дарбионе делается? Дарбион - эва где! До Агара-то скакать целый день без продыху - туда Патен за все время, как на перекрестке обосновался, раза четыре выбирался, не больше. А до Дарбиона дней пять ехать - даль просто несусветная… Патеново разве дело разбираться, чего там такое происходит? Политика - дело знатных и богатых. Главное, что почему-то и в Агаре ни одного травника не нашлось. Ни одного лекаря-колдуна, ни даже ведуньи завалящей. Патен у прохожих спрашивал, а те ему в рожу хохотали. Дескать, запретили их, колдунов и травников и ведьм - даже искать не стоит. Магией теперь разрешено заниматься только членам Ордена Королевских Магов. В Агаре королевские маги, конечно, есть. Башни всех четырех Сфер высятся в Агаре, как по королевскому уставу и полагается - город-то немаленький, ему вполне под силу содержать и магов Сферы Огня, и магов Сферы Бури, и магов Сферы Смерти, и магов Сферы Жизни. Последние, как известно, врачевательством занимаются, только к ним Рыжий Патен, хозяин «Веселого Медведя», даже и не подумал
сунуться. Королевские маги такую цену ломят, что помереть дешевле. Отплевался, в общем, Патен и повернул Блудку обратно…
        Таверну «Веселый Медведь» никак нельзя было назвать многолюдным местом, и сам Рыжий Патен по причине природной угрюмости нечасто баловал своего слугу разговорами, поэтому обрадованный возможностью побеседовать с кем-то поумнее кобылы Блудки Риф с удовольствием поддакивал господину и даже умудрялся вставлять кое-какие реплики.
        - Сдохну здесь без помощи, сдохну совсем! - неистово скреб брюхо Патен. - Коли б не водка, так давно бы уже окочурился! - Он длинным глотком опорожнил фляжку и сразу же скорчился на ступенях крыльца. - Великие боги, и водка уже не помогает!.. Как огнем потроха обожгло… Глотнуть больно…
        - Вы бы, господин, и не глотали б, - вякнул Риф. - Можа, оно от водки-то и хуже вам?
        - Приткнись! - свирепо оскалился Рыжий Патен. - Кому сказано?! Дурак! Водка - она наипервейшее лекарство от недугов телесных и душевных. Болван! Понимал бы что!.. Ну-ка, беги, наполни мне фляжку…
        Рыжий тавернщик швырнул фляжкой в слугу и вдруг вздрогнул. А потом чуть приподнялся, вглядываясь туда, где полыхал тяжелым красным светом подожженный умирающим солнцем лес. По дороге, ведущей из леса, трусил на черном коне одинокий путник.
        - Гля-кась, - на минуту забыв о хвори, удивился Патен. - Едет кто-то… Давай чеши навстречу - хошь силком, но волоки его сюда. Скажи, лучшие яства получит, вино благородное, холодное-прехолодное пиво и самую мягкую постель, какая только может быть… И почти задаром. Ну, сам знаешь. Да не прямо сейчас беги, орясина! Фляжку мне наполни, балбес!..
        Стало совсем темно и Рыжий Патен зажег в трапезной таверны масляные светильники, когда под окнами раздался радостный вопль Рифа:
        - Господин! Господин, к нам гость пожаловал! Накрывайте на стол, господин!
        Спустя десять ударов сердца ступени крыльца заскрипели, дверь в таверну открылась, и в трапезную вошел путник. Патен, в это самое время кромсавший на куски черную кровяную колбасу, выпрямился и, вглядевшись в незнакомца, задержал в воздухе большой, остро заточенный кухонный нож.
        «Ух ты! - пронеслось в голове тавернщика. - Милосердная Нэла послала мне утешение в моих муках… Какого гостя привела милосердная Нэла!»
        По дорогам, на перекрестке которых стоял «Веселый Медведь», обычно путешествовала публика неприхотливая и безденежная: паломники, пьяницы-менестрели и лесные охотники. Реже заглядывали в таверну крестьяне, ездившие в Агар прикупить того, чего в их деревнях нипочем достать было нельзя, - народ насколько зажиточный, настолько и прижимистый; странствующие торговцы, норовившие расплатиться за стол и постель всякой дрянью, не стоящей и гнилого яйца, да бродячие маги - люди нечестные, мутные и опасные. Трижды случалось, что пролетали по дороге по каким-то своим неведомым делам королевские рыцари в сопровождении многочисленной свиты - это было самое лучшее. Осадит коня какой-нибудь в пух и прах разодетый оруженосец, гаркнет: «А ну, подать вина герцогу такому-то!..» Риф выбежит, на ходу кланяясь в ноги (он это откуда-то умеет, даром что балбес, не спотыкается), подаст оловянный кубок, наполненный из единственного неприкосновенного бочонка с вином, который Патен купил в тот же год, когда приобрел и таверну. Оруженосец швырнет монету, подхватит кубок да и скроется в клубах пыли. И все три раза такие
посещения оказывались для Рыжего Патена чрезвычайно выгодными. Во-первых, свита проезжающих аристократов расплачивалась за пару глотков кислого и вонючего пойла не какой-нибудь там медью, а золотыми монетами. А во-вторых, после долгих поисков Риф все-таки выуживал где-нибудь в сотне-другой шагов от таверны из придорожной травы оловянный кубок.
        Незнакомец, осчастлививший своей персоной «Веселого Медведя» в тот вечер, был молод - вряд ли он видел на своем веку более двадцати пяти зим. Одежда его, хоть и пошитая из довольно дорогой ткани, была лишена всяких украшений. Насквозь пропыленный длинный дорожный плащ молодой человек снял, как только вошел в таверну, и перекинул его через плечо. Густым слоем пыль покрывала и сапоги путника, и его одежду. Остановившись на пороге, незнакомец тряхнул головой - серое пылевое облако слетело с его сразу засиявших под огненным светом белокурых золотистых волос. И отчего-то лишь тогда Патен разглядел, что этот человек - настоящий красавец. Тонко очерченное лицо его дышало благородством. Рослый и широкоплечий, молодой человек вовсе не производил впечатления верзилы. Он был безупречно изящен, как мог быть изящен молодой лев, если б какому-нибудь могущественному магу пришла в голову мысль наградить царственного зверя человеческой оболочкой.
        «Должно, графский сынок какой-нибудь? - подумал Патен. - Только… чего это он один? И без оружия?.. Не иначе в передрягу какую-нибудь попал…»
        Эта мысль потянула за собой другую: а вдруг парня ограбили по дороге, лишив тем самым возможности заплатить хозяину «Веселого Медведя» за услуги? Но, заметив на шее незнакомца толстую золотую цепь, мерцающую невиданными прозрачными каменьями, Патен тревожную мысль сразу отбросил. От волнительного предвкушения скорой наживы брюхо тавернщика опять упруго зарычало, и рычание это мгновенно нашло ближайший выход наружу, заполнив помещение такими ароматами, что даже самому Патену стало дурно.
        Путник, впрочем, не придал этому конфузу никакого значения. Шагнув к ближайшему столу, он почти упал на скамью и, измученно сгорбившись, навалился локтями на столешницу.
        - О-о!.. - стараясь дышать ртом и оглядываясь на подозрительно затрещавшее пламя масляного светильника, сочувственно проговорил Патен. - Молодой господин, кажется, порядком утомился?..
        Незнакомец снова тряхнул головой, будто пытаясь прийти в себя.
        - Ты прав, тавернщик, - глухо произнес он. - Я совсем обессилел. Скажи, далеко ли отсюда до Агара?
        - Очень далеко, - ответил Патен. - Агар в целом дне пути. На восток надо ехать, ежели в Агар попасть хотите. Но вы и прибыли с востока. Я вот как думаю, Агар вы проехали, потому что не на том повороте свернули. Но это ничего. Отдохнете у меня пару дней, а потом и двинетесь снова в путь.
        Молодой человек кивнул.
        - Значит, - проговорил он, специально ни к кому не обращаясь, - я уже оставил Агар далеко позади.
        - Так вы не в Агар направляетесь? - догадался Рыжий Патен. - А куда? Я с радостью укажу вам дорогу. Но сперва вам необходимо перекусить и хорошенько выспаться.
        - Я… умираю с голода, - помолчав, признался путник. - Подай мне скорее пару жаворонков в медовой подливе, свиную лопатку с белым вином и… пожалуй, подогретого яблочного крема.
        Патен остолбенел. Обычно он потчевал гостей кукурузными лепешками, черными и красными колбасами и жареной курятиной. Для особо торжественных случаев он приберег в погребе полбочонка солонины и копченый бараний бок.
        - Если молодой господин изволит подождать, - замычал рыжий тавернщик, - я велю слуге прямо сейчас сбегать поставить силки на жаворонков, но яблочного кр… кр… как вы сказали?.. у меня отродясь не водилось.
        Молодой человек поднял голову и несильно пристукнул кулаком по столу.
        - Тащи, что есть, - велел он. - И… погоди! Сначала подай охлажденного красного вина.
        - Слушаюсь! - рявкнул Патен и самолично ринулся в погреб.
        Пока он цедил из бочонка в дежурный оловянный кубок вино, к нему спустился Риф.
        - Надо ж как парень коняку замучил! - возмущенно двигая редкими бровями, заговорил слуга. - Господин, а господин, рази ж так можно с коняками? Видать, передыху ей не давал совсем…
        - Чего ты здесь трешься? - зарычал на него Патен. - Не видишь, господин проголодался?! Ну-ка, быстро собери ему на стол! Постой! - остановил он бросившегося выполнять приказ слугу. - На лошади поклажа есть какая-нибудь?
        - Никакой нет, - отрапортовал Риф.
        - Вали, - цыкнул на него Патен и нахмурился.
        «Странный все-таки тип, - подумал тавернщик, - непонятный. Оружия нет, поклажи нет… По всему видать - благородный, но разве такие налегке, безоружные и в одиночку странствуют? Даже у самого вшивого нищего под лохмотьями нож припасен. А этот…»
        Но тут заблистала перед мысленным взором Патена золотая с каменьями цепь, и ослепительные эти лучи затмили сомнения тавернщика. Брюхо его снова взбурлило, и утробный залп сотряс земляные стены погреба.
        Вернувшись в трапезную, Рыжий Патен с удовлетворением убедился, что незнакомец поглощает колбасы с неменьшим энтузиазмом, чем поедал бы жаворонков в подливе или даже, наверное, тот самый неведомый яблочный крем. Принесенное тавернщиком вино путник только пригубил - сразу же закашлявшись, он выплюнул его на пол и потребовал воды.
        За окнами еще не почернело по-настоящему, а молодой человек уже отвалился от стола, трещавшего под тяжестью снеди и, с трудом моргая, потребовал отвести его в постель. Что и было тут же исполнено.
        Ужиная колбасами, пощаженными аппетитом путника, Патен отдавал распоряжения почтительно вытянувшемуся у стола Рифу:
        - Ты, значит, это… завтра чуть свет воды принеси наверх господину. Да не холодной, а погрей сначала. Чтобы господин умылся. А перед тем сходи в поле жаворонков добудь. Понял? И одежду ему вычисти. И сапоги тоже. Понял?
        - Ага, - кивал Риф, - понял, да.
        - Эх, - прожевав кусок колбасы, мечтательно проговорил Патен. - Кабы нам до конца года еще одного такого гостя… можно было б накопить деньжат и на новом месте отстроиться. Да! И еще, болван ты этакий! Ночью спать не вздумай. Сторожи у комнаты господина! Пес его знает, странный он какой-то, не могу никак понять: кто он такой из себя есть? Как бы не убежал, не заплатив. А ежели у него монет при себе не случится… Цепь-то его видал? С каменьями-то?..
        И снова воспоминание о золотой цепи оказало такое воздействие на недужную пищеварительную систему тавернщика, что в момент изменившаяся атмосфера трапезной заставила Рифа поспешно признаться в стремлении пойти на добычу жаворонков немедленно.

* * *
        Таинственный путник проснулся чуть свет - когда Риф, зевая, еще растапливал печь. Слуга же услышал со двора плеск воды и громкое фырканье: постоялец умывался у колодца. Охая, Риф поспешил будить хозяина.
        Когда путник, умывшись, вернулся в трапезную, его уже встречал самолично Патен, взлохмаченный и опухший со сна, но безупречно любезный.
        - Доброго утречка, - согнувшись в поклоне, пожелал тавернщик, - раненько вы изволили подняться, молодой господин… Но, надо сказать, отдых в «Веселом Медведе» пошел вам на пользу. Вы прямо сами на себя не похожи!
        Рыжий Патен нисколько не лгал и не подхалимничал. Сон смыл с лица молодого человека угрюмые тени страшной усталости. Путник, которому вчерашним вечером тавернщик дал все двадцать пять лет, нынешним утром выглядел не старше двадцати. Движения юноши, вчера тяжко-медленные, сейчас были быстры и энергичны. Золотые волосы, тщательно расчесанные, ниспадали на спину и грудь ровными прядями. Сияли начищенные Рифом сапоги, и одежда, из которой слуга тавернщика выбил пыль, выглядела свежей. И главное: во взгляде юноши заблистала сановная сила, почуяв которую Патен оробел.
        - Подавай завтрак, - деловито распорядился юноша. - Да побыстрее! И вели своему слуге седлать коня.
        Патен всплеснул руками.
        - Да никак вы собираетесь сразу после завтрака отправляться в путь, молодой го… ваша милость?! - воскликнул он. - Великая Нэла, вы ж вчера, прошу прощения, едва живой были!
        - И коняка заморенная, - робко подал голос Риф. - Рази ж можно так с конякой?..
        - Я не собираюсь сидеть в этом курятнике до вечера, - резковато ответил юноша. - Поспеши с завтраком, тавернщик!
        - Осмелюсь сказать, ваша милость, что жаворонок, которого вы вчера изволили спрашивать, еще не вполне готов, - произвел Патен еще одну робкую попытку удержать постояльца, умолчав, правда, о том, что пресловутый жаворонок не был еще даже ощипан. - И ваш конь…
        - Неси, что есть, - отрезал незнакомец.
        Поняв, что далее препираться бессмысленно, несколько сбитый с толку неожиданным изменением в поведении юноши, Патен побежал на кухню. А Риф отправился в конюшню.
        Покончив с едой, путник приказал собрать ему провизии в дорогу. Патен набил едой самый большой мешок, какой у него был. Не сумев втиснуть в мешок копченый бараний бок, тавернщик принялся заворачивать мясо в кусок драной холстины, лихорадочно фантазируя о том, что было бы еще неплохо присовокупить к запасу провианта бочонки с солониной и вином: их можно связать вместе веревкой и разместить по обе стороны седла. Но вернувшийся из конюшни незнакомец бесцеремонно развеял сладкий дым мечтаний Рыжего Патена. Отпихнув ногой сверток с копченой бараниной, юноша вытряхнул из мешка добрую половину и сам мешок бросил на руки безмолвно следовавшему за ним Рифу.
        - Подай вина, - приказал тавернщику. - Постой… Кроме той кислятины, которой ты едва не отравил меня вчера, другое есть?
        - Нет, ваша милость, - пискнул Патен.
        - Тогда принеси пива.
        Когда юноша допил пиво и Риф со двора крикнул, что молодой господин может хоть сейчас отправляться в путь, поскольку конь оседлан и мешок с провизией накрепко приторочен, Патен, чувствуя закипающее в брюхе урчание, шагнул к юноше и несмело осведомился:
        - Не угодно ли вашей милости расплатиться?
        - Сколько с меня? - спросил тот.
        - Два золотых гаэлона, - удивляясь собственной наглости, определил Патен и тут же затараторил: - Потчевал-то как, ваша милость! А за конем ухаживали, ровно как за родным сыном! И по нашим-то временам, ваша милость, цена эта совсем не велика…
        Юноша хлопнул себя по карманам и вдруг нахмурился.
        - Вот что, тавернщик, - сказал он. - Денег при мне сейчас нет. Но даю тебе слово рыцаря: как только прибуду на место, я пошлю человека, чтобы он сполна рассчитался с тобой за твою доброту.
        Рыжий Патен онемел.
        - Имени своего я назвать тебе не могу, - закончил незнакомец, - могу лишь уверить, что в обиде ты не останешься.
        Сказав это, юноша повернулся и направился к выходу.
        В брюхе тавернщика словно забила крыльями птица. А в голове оглушительно лопнул розовый пузырь надежды на хорошую поживу. Пухлое лицо Патена мгновенно налилось кровью.
        - Риф! - заревел он что было мочи. - Риф! Быстро ко мне, болван! Риф!..
        Через короткий промежуток времени, за который можно было сделать не больше десяти вдохов и выдохов, юноша закончил заново укреплять привязанный к седлу нерадивым слугой мешок с едой и сунул ногу в стремя, готовясь прыгнуть на коня. В это же мгновение во двор вылетел Рыжий Патен. Следом за тавернщиком со ступеней крыльца скатился Риф.
        Путник обернулся и удивленно поднял брови.
        - А ну стой, ваша милость! - проорал Патен. - Стой, кому говорят!!! Дураков нашел, да, ваша милость?! Мы его обхаживали, будто невесту, а он - вона как! Не на тех напал! Ежели денег нет, так сымай цепь с шеи - вот как я тебе отвечу, ваша милость!
        Завершив свою тираду, Патен болезненно сморщился, колыхнул брюхом и подкрепил слова мощным и зловонным выстрелом.
        Юноша расхохотался.
        Вид тавернщика и его слуги и правда был довольно потешным. На башке Рыжего Патена красовался преогромный ржавый шлем, украшенный облезлым плюмажем. В одной руке толстяк сжимал иззубренный меч, а другой удерживал большой круглый щит. Выглядывавший из-за спины хозяина Риф тискал в руках шипованную булаву.
        Патен недолго бы прожил в этом глухом месте, если б ему не повезло завести дружбу с Лесными Братьями. Разбойники нередко захаживали в «Веселого Медведя» запастись выпивкой и платили всегда по-разному. Иной раз щедро. Иной раз - не давали и монетки. А иногда оставляли Патену в награду за бутыль-другую кукурузной водки что-нибудь из своей добычи.
        - Я что ж, болван безмозглый, по-твоему, ваша милость? - выкрикнул уязвленный смехом юноши тавернщик. - Я все понимаю! Ежели рыцарь едет без снаряжения и оружия да еще имя свое скрывает, значит, дело тут нечисто! Значит, в беде он, и никто его особо искать не станет. А ежели кто-то и станет - пусть! Я да Риф знаем, что сказать, а вороны и волки разговаривать не умеют. Слово он дал!.. Да на твое слово мне - тьфу! И растереть!
        Незнакомец отсмеялся и посерьезнел.
        - Ты глуп, тавернщик, - сказал он. - Именно по этой причине я намеревался простить тебя и не отнимать никчемную твою жизнь. Но, насмехаясь над словом рыцаря, ты оскорбил не только меня. Даю тебе последний шанс - бросить оружие, опуститься на колени и умолять меня о прощении…
        Патен не дал юноше договорить. Заглушая страх неистовым воплем, он ринулся в атаку. За ним, тонко повизгивая, побежал Риф, размахивая булавой.

* * *
        Гархаллокс быстро шел - почти бежал - по коридорам Дарбионского королевского дворца. Подол длинной белой мантии сухо шуршал по каменному полу. Редкие пегие волосы, сохранившиеся только на висках и на затылке, были перехвачены белой лентой. При ходьбе Гархаллокс опирался на посох белого дерева. Никакой магии не было в этом посохе - Гархаллокс использовал его исключительно ради удобства передвижения. И одежду мага не пропитывали заклинания, и амулетов не было при Гархаллоксе… Как не было на груди и золотого медальона в виде солнечного круга, оплетенного древесными ветвями, - знака архимага Сферы Жизни. Потому что Гархаллокс не являлся больше архимагом. Первый королевский советник - такую должность он занимал теперь при дворе. Стражники, которых он изредка встречал в коридорах, почтительно кланялись. Гархаллокс, не глядя, кивал и спешил дальше.
        Он направлялся в Башню Силы - именно так называлась теперь башня архимага Сферы Жизни. Именно там теперь находились покои короля Гаэлона - Константина. Константина Великого. Кто из вельможных льстецов прикрепил это прозвище к имени нового монарха, так и осталось неизвестным - главным образом потому, что авторство оспаривал каждый второй придворный.
        Почти пустынны и очень тихи были коридоры. А ведь еще совсем недавно дворец переполняли толпы разряженных вельмож, съехавшихся на коронацию нового властителя Гаэлона, в каждом зале надрывались музыканты; нагруженные подносами со снедью и кувшинами с вином, сновали слуги, то и дело натыкаясь друг на друга и на нетрезвых гостей, получая заслуженные подзатыльники и пинки.
        С коронацией пришлось поспешить, да особым размахом она не впечатляла. Вести о смерти старого короля - Ганелона Милостивого - уже успели раскатиться по большей части великого королевства. И вести эти всколыхнули Гаэлон, будто обрушенная на спокойную гладь озера каменная глыба. И, словно круги по воде, побежали от центра волнения к далеким берегам тревожные слухи. Кто займет престол Гаэлона?
        Знать Дарбиона и его окрестностей прочила в государи доблестного рыцаря сэра Эрла, возлюбленного королевской дочери, ее высочества принцессы Литии. Но рыцарь и принцесса бежали из дворца. Это, с одной стороны, породило новую волну самых невероятных слухов (которые не прекратились даже после официального объявления о том, что горный рыцарь и принцесса были похищены злодеями-колдунами, выдававшими себя за рыцарей Братства Порога - сэра Оттара и сэра Кая), а с другой - дало надежды прочим особам голубых кровей.
        Во всяком королевстве найдется бесчисленное множество дворян, уверенных в том, что именно их род древнее и славнее всех прочих и, конечно, является ветвью рода королевского, а значит - более других достоин продолжить династию. Нельзя было допускать смуты бесцарствия. Новой власти следовало заявить о себе быстро.
        Что и было проделано.
        Новый повелитель водрузил на главу символ государственной власти - золотую корону властителя Гаэлона. И теперь всякий, кто посмеет претендовать на престол королевства окажется в разряде преступников, вздумавших сопротивляться законной монаршей власти.
        Никто из прибывших в Дарбион феодалов не осмелился вслух удивиться, а тем более возмутиться тому, что на престол великого королевства восходит невесть откуда появившийся маг, в жилах которого не течет ни капли королевской крови. Ну так ведь владения тех, кто явился на коронацию, располагались поблизости от Дарбиона, уже изведавшего небывалую силу короля-мага. А что до знати дальних рубежей королевства… Очень скоро и ей придется признать могущество новой власти. Признать или погибнуть. Ибо нет и быть не может силы, способной противостоять силе короля-мага Константина Великого!..
        Гархаллокс пересек южное крыло королевского дворца и по короткой лестнице спустился в один из отсеков внутреннего двора. И остановился перед воротами высокой стены, окружавшей Башню архимага Сферы Жизни, шумно дыша. По привычке рука бывшего архимага потянулась к груди, на которой когда-то сиял золотой медальон, открывавший ворота. Медальона не было. Первый королевский советник поморщился и положил на обитую светлым металлом створку ворот открытую ладонь.
        Привратник помедлил шесть или семь ударов сердца, прежде чем открыть. На миг Гархаллоксу показалось, что привратник колебался, открывать или нет. И он снова поморщился.
        Створки беззвучно и легко разъехались в разные стороны. Маг-привратник, молча склонив голову, на которой высился остроконечный колпак, отступил в сторону, освобождая путь. Серый балахон и колпак мага были расписаны диковинными письменами, значения которых бывший архимаг не знал.
        Гархаллокс сделал несколько шагов и ступил в Башню Силы. Он начал подъем по винтовой лестнице, казавшейся бесконечной. Когда-то этот подъем давался ему легко - магия знака архимага Сферы Жизни придавала силы своему обладателю; это было что-то вроде побочного эффекта. Но сейчас, достигнув только третьего яруса, Гархаллокс остановился, взявшись за сердце и тяжело дыша. Он ведь уже далеко не молод, неумолимая стрелка на циферблате его жизни опускается все ниже и ниже - к могиле. И он… больше не использует магию. Вытерев пот со лба, успокоив дыхание, Гархаллокс продолжил путь по крутым ступенькам.
        На пятом ярусе из-за плотно закрытой двери раздавалось какое-то гудение, прерываемое короткими и резкими шипящими всплесками - словно комья пламени падали в ледяную воду. В то время, когда Башня Силы называлась Башней архимага Сферы Жизни, здесь была трапезная. А теперь?.. Гархаллокс поборол искушение открыть дверь и посмотреть, что же там происходит.
        «Да и к тому же, - безуспешно пытаясь подавить горькую досаду, подумал он, поднимаясь на шестой ярус, - дверь заперта магией - просто дернув за ручку, ее не открыть. Можно, конечно, постучать, но… К чему отвлекать занятых людей ради пустого любопытства?»
        «Старый дурак! - тут же злорадно ответил ему внутренний голос. - Ты не постучал, потому что боишься, что тебе вовсе не станут открывать!»
        На шестом ярусе было дымно и пахло паленой шкурой. Из-под закрытой двери по каменным плитам пола хлестали яркие лучи желтого света, звериный натужный вой раздавался за дверью и гортанные вскрики - голосом человека, но на нечеловеческом языке.
        На седьмом ярусе было тихо и почему-то очень холодно. Дыхание первого королевского советника инеем осело на бороде и усах, пока он поднимался к восьмому уровню.
        Из-за двери, закрывающей восьмой уровень от лестничного пролета, раздавался многоголосый заунывный плач - и такой тоской повеяло здесь, что Гархаллокс почувствовал, как зашевелились и встали дыбом волоски на загривке.
        Он поднялся на последний, девятый ярус и остановился, опершись о стену и восстанавливая дыхание. Дверь девятого яруса была почти вдвое больше дверей, ведущих в нижние ярусы, и двустворчата. Раньше под действием заклинания она открывалась, как только Гархаллокс делал к ней шаг. Раньше на девятом ярусе располагались покои Гархаллокса - архимага. Сейчас створки остались неподвижны, хотя Гархаллокс подошел к двери вплотную. Он положил на нее ладонь и едва сдержался, чтобы не отдернуть руку: кожу первого советника прошили невидимые искры сильнейшего магического заряда. Коснувшись двери, Гархаллокс ощутил, что она вибрирует от наложенного на нее мощного заклинания. Незнакомого заклинания!
        - Кто ты и зачем тревожишь его величество? - спросили за дверью.
        Теперь бывший архимаг почувствовал раздражение.
        - Я - первый королевский советник. Я пришел говорить с королем Гаэлона, его величеством Константином Великим - так должен был ответить Гархаллокс, но вместо этого он неожиданно для самого себя произнес: - Я - Указавший Путь. Я пришел говорить с Тем О Ком Рассказывают Легенды.
        Почему Гархаллокс употребил условные имена, которые использовались еще тогда, когда путь к власти над королевством виделся долгим и трудным, когда они с Константином были всего лишь заговорщиками, собиравшими силу, он и сам не понял.
        Десять или пятнадцать ударов сердца за дверью висела тишина. Потом створки распахнулись. И огненная тьма хлынула из открытой двери на лестничные ступени. Гархаллоксу пришлось сделать над собой усилие, чтобы переступить порог.
        Он вошел в помещение, которое было когда-то его личными покоями. Как же все здесь изменилось!
        Исчезли перегородки меж комнатами, и девятый ярус превратился в единый огромный зал с очень высоким куполообразным потолком. Окна заложили камнями, так что ни единого лучика света не просачивалось сюда. Всюду горели факелы на стенах и расставленные явно не наугад напольные светильники - и их пламя раскрашивало тьму кроваво-красным. Но главное - посреди зала высилась странно-уродливая конструкция, чем-то напоминавшая поставленное на обод гигантское тележное колесо, внутри которого располагалась целая система колес поменьше, оскаленных искривленными клинками, похожими на лезвия крестьянской косы. Колеса эти скреплялись друг с другом металлическими трубками, дугами, невиданными механическими суставами и цепями на блоках…
        Вокруг конструкции медленно шевелилось с десяток магов в островерхих колпаках. Из-за того, что все эти маги были одеты в серые балахоны, их едва можно было разглядеть даже при свете факелов и светильников. Если чуть отвести в сторону глаза, казалось, будто это тьма копошится в самой себе. И еще - здесь было тихо. Угрюмо молчала устрашающая громада диковинной конструкции, лишь некоторые из магов чуть слышно бормотали что-то себе под нос.
        - Указавший Путь? - раздался позади окаменевшего от изумления и испуга Гархаллокса знакомый хрипловато-потрескивающий голос. - А мне подумалось, что давно уже пора перестать скрываться и прятать за нелепыми прозвищами свои истинные имена.
        Гархаллокс медленно обернулся.
        В шаге от него стоял одетый в серую сутану человек довольно высокого роста, но сгорбившийся так, что без усилий, наверное, мог коснуться рукой пола. Никакой растительности на его лице и голове не наблюдалось, и кожа его в огненном свете отливала зелено-серым. Но ярко-красным горели раскосые глаза, ослепительно белели длинные, похожие на клыки, зубы - сейчас оскаленные в улыбке… И резко выдавался вперед крупный кривой нос, похожий на клюв хищной птицы. Это был Константин. Его величество король Гаэлона Константин Великий.
        Гархаллокс подавил дрожь, в который раз напомнив себе: совсем не так выглядел когда-то его старый друг и соратник Константин, Тот-О-Ком-Рассказывают-Легенды. Облик его изменился от частых посещений Темного мира - места, где Константин совершенствовал свое искусство магии. Это был непреложный Закон Миров: материя подчинялась условию мира, в котором находилась. Поэтому теперь Константин стал походить на обитателей Темного мира - демонов. Жуткому преображению способствовало еще и то, что уже очень давно Константин перестал употреблять привычную для всех людей пищу. Он поддерживал жизненные силы магическими снадобьями, ингредиенты для которых находил все в том же Темном мире…
        «Только лишь облик изменился, - сказал себе Гархаллокс. - Только облик. А сам Константин остался таким, как был», - мысленно проговорил он, и снова горькое понимание того, что он ошибается, укололо сердце.
        - Так зачем ты меня побеспокоил? - спросил Константин. - Я занят. И у тебя, насколько я знаю, немало своих дел.
        - А чем ты занят? - заговорил Гархаллокс, отметив, что сказал вовсе не то, что собирался. - Что… здесь такое?
        Константин удивленно хмыкнул.
        - Тебя это действительно интересует? - спросил он. - Прости, но я не собираюсь рассказывать. Это слишком долго. И слишком сложно для тебя.
        - Ну да, - качнул головой Гархаллокс. - Твоя магия теперь сложна для меня… архимага.
        - Бывшего архимага, - уточнил Константин. - Зачем ты заставляешь меня в который раз объяснять тебе очевидное? Сотни лет люди делили магическое искусство на четыре Сферы. И маг - какими бы выдающимися способностями ни обладал - должен был изучать только одну Сферу. А разве можно познать цельную картину мироздания, если видишь и понимаешь лишь малую его часть? Много-много веков среди людей не было никого, кто в равной мере изучил бы все четыре Сферы. Конечно, рождались и такие, кто задавал себе вопрос: почему бы не попробовать? Но каждый раз получал один и тот же ответ: потому что человеческий разум не в силах объять все четыре Сферы магического познания разом! И в этом заключалась ложь. Не всякий человеческий разум в силах объять все четыре Сферы магического познания разом - вот каков правильный ответ! Я стал первым, кому это удалось. Магия, разделенная на четыре части, бессильна перед их магией. Поэтому они в незапамятные времена и провели разделение. Поэтому я и упразднил Сферы. Пока только в Дарбионе. В других городах… такое предпринимать пока рано. Придет еще время. Пока что хватит запрета
практиковать магию колдунам-недоучкам, лесным ведьмам, ведьмакам, ведуньям и травникам - что работают вне Сфер. Эти кустари от магии слабы, но… кто знает? Мне не нужны конкуренты и потенциальные противники. Вся человеческая магия должна контролироваться только мною!
        - У тебя еще недостаточно учеников, - глуховато продолжил за него Гархаллокс.
        - Да, верно. Молодые маги, не успевшие закоснеть в установленных рамках, - их мало. Но и сейчас они сильнее всех этих замшелых магистров, только и умеющих хранить в башках с детства затверженный свод определенных заклинаний своей Сферы, свод, который не менялся и не обновлялся веками! Маги Сфер давным-давно разучились думать.
        - Чушь! - резковато проговорил Гархаллокс. - Твои маги сильны не поворотливостью мозгов! Ты попросту накачиваешь их великой мощью, источник которой…
        - Источник которой - я сам! - твердо ответил Константин, и Гархаллоксу вдруг показалось, что это сказал не он. А кто-то иной вымолвил слова его устами.
        - Они - марионетки твоей воли, - сглотнув, понизил голос Гархаллокс.
        - Конечно. А как же иначе? - усмехнулся король-маг.
        «А ты… чья марионетка?» - едва не вырвалось у Гархаллокса.
        Впрочем, Константин, кажется, успел прочитать его мысли. По крайней мере, это не составило бы ему никакого труда. Он нахмурился.
        - Ты хочешь сказать, что Великий Чернолицый ведет меня? - осведомился Константин. - Ты глупец, мой старый друг! Он дает мне силу, для тебя это давно не секрет. Но эта сила - моя сила! Оставь мне магию. В этой области я гораздо более сведущ, чем ты… чем кто бы то ни было. Твое дело - работать с людьми.
        - Вспомни, зачем мы затевали все это? - сказал Гархаллокс. Обращение «старый друг» вдохновило его на эту речь. - Вспомни, чему мы посвятили свои жизни? Мы хотели освободить человечество от вековой подспудной власти тех-кто-смотрит. Мы хотели создать Империю, которой управляют те, кто знает Истину; Империю, которой правят люди. Империю, свободную от влияния тех-кто-смотрит!..
        - Говорю тебе, - прервал его Константин. - Не бойся называть вещи своими именами! Прошло время, когда мы опасались, что они - эльфы - услышат нас, если мы будем говорить о них. Теперь нечего бояться. Оглянись вокруг! Тысячелетия эльфы просто использовали людей, чтобы те закрывали Пороги от ужасных Тварей, что рвутся в этот мир! Только лишь для этого, для обеспечения собственной безопасности и собственного спокойствия нужны были эльфам люди! Когда людей стало так много, что они создали королевства, когда королевства начали воевать между собой - Высокий Народ испугался. То ли того, что Пороги останутся без внимания, то ли того, что образовавшаяся в результате войн могущественная Империя станет конкурентом в деле господства над миром. Неважно! Высокий Народ решил проучить человечество, истребив большую его часть! Они успешно завершили то, что задумали. И назвали эту бойню Великой Войной, придумав и вложив в человеческие уста легенду, искажающую правду… Лживую легенду о Цитадели Надежды, об отчаянном героизме последних выживших людей. Все было не так! Люди никогда не одерживали верх над Высоким
Народом! Это Высокий Народ заставил их так думать…
        Холодная ненависть звучала в голосе Константина. Он говорил и не мог остановиться. И Гархаллокс не прерывал его, хотя все, что тот говорил, он знал и сам. Просто сейчас Константин так был похож на себя прежнего!
        «Как бы сильно он ни изменился, - невольно подумал бывший Архимаг, - ненависть к эльфам не умрет в нем никогда. Она давно и навечно пропитала его душу…»
        - А потом они придумали Великий Договор Порогов, по которому правители всех королевств обязаны были содержать три Крепости на трех Порогах. И соблюдение этого Договора эльфы возвели в ранг священной обязанности! - Константин уже шипел, а не говорил. - После Великой Войны минули века! И человечество забыло о бойне! Помнили и ненавидели лишь единицы - те, у кого ненависть осталась в крови. Как есть подсознательные отвращение и ненависть к ядовитым паукам у тех, кому пауки никогда не вредили. А для всех остальных людей Высокий Народ вновь превратился в высшую расу прекрасных существ, живущих почти вечно, хранящих мудрость бесчисленных тысячелетий. Как охотно человек признается в своей слабости и мерзости только для того, чтобы верить: помимо этой мерзости есть и другая жизнь, полная одних наслаждений, - вечная и восхитительная! Сколько слюнявых сказочек сложили они… - Константин махнул рукой вниз, на королевский дворец, молчавший под Башней Силы, на весь Дарбион, на весь Гаэлон. - Для них всех эльфы - распрекрасные и наимудрейшие существа, почти боги! Которые способны дарить знания и богатство!
Которые способны преподнести и высший дар: забрать наиболее достойных или особенно удачливых в свои Чертоги, где даже смертный способен наслаждаться вечно, не ведая ни трудов, ни забот… Хотел бы я узнать, что на самом деле происходит с теми, кого эльфы забирают к себе?.. Да! Так Высокий Народ убаюкивает здравый смысл человека. И люди не понимают и вряд ли когда-нибудь поймут, что эльфы - вот истинные их пастыри, вершащие судьбы целых королевств! Вот те, кто на самом деле управляет всем и вся. Теперь они не воюют. Теперь они действуют другими методами. Ты знаешь, старый друг, историю Шести Королевств. Едва только наметится династия, способная объединить под своей властью два государства, появляются они - Высокий Народ - и представители этой династии с блаженной улыбкой следуют за добренькими эльфами в их Тайные Чертоги. И для остальных людей исчезают навсегда. Так грядущую Империю, способную их силе противопоставить свою, - губят еще в зародыше. Они правят исподволь, не показывая истинного лица. Деля магию на Сферы, потихоньку убирая опасных… Направляют и дергают за ниточки. И лгут, искусно лгут! Все
для того, чтобы люди служили им, защищая мир - их мир - от Тварей Порога!
        - Я знаю это… - начал было Гархаллокс.
        - Ты знаешь! Но и ты - один из немногих, кто знает, - все еще боишься! Иначе почему ты употребляешь это трусливое «те-кто-смотрит», говоря о них? А я - не боюсь! И мои ученики, напоенные моей силой, - не боятся.
        - Когда мы только начинали, - сказал все же Гархаллокс, - мы рассчитывали победить силой людей. Вот эта победа была бы настоящей…
        - Настоящей?! Кто пойдет против Высокого Народа? Для человечества сражаться с эльфами - глупая и смешная бессмыслица! Они… - Константина даже перекосило, - любят их! Ты ведь сам понимаешь, что неразумно открывать наши истинные цели тупоумным вельможам, темному простонародью, чванливому рыцарству, завязшим в вековых догматах магам Сфер. Нас никогда не поймут. Нам нужно действовать! И мы уже многого достигли! Величайшее королевство людей Гаэлон - наше!
        - Побег сэра Эрла и принцессы ослабил наши позиции. В Дарбионе и окрестностях не прекращают говорить о том, что горного рыцаря вовсе не похитили. Что он бежал со своей возлюбленной и со своими друзьями.
        - Народ любит романтические истории. Но ничего… Принцесса вернется во дворец. Чего не могу обещать в отношении других беглецов. Я уже позаботился об этом. Да разве об этом стоит переживать? Это не столь важно… Главное, что у нас есть сила! Главное, что мы контролируем Гаэлон!
        - Но только центральные земли, - возразил первый королевский советник. - Гаэлон огромен, весь он - целиком - еще не признал твою власть. Для феодалов дальних земель королевства ты - узурпатор, случайно захвативший престол. В тебе нет королевской крови. И… ты великий маг, Константин, но ты совсем не знаешь людей, потому что презираешь их. Слухи не умирают так просто. Слухи рождают смуту.
        - Я доберусь и до дальних рубежей, - оскалился король-маг. - И скорее, чем ты думаешь… В Марборне, Орабии, Кастарии, Крафии и княжестве Линдерштерн у власти стоят наши люди!
        - Их власть держится на волоске. В этих королевствах царит кровавая неразбериха. Пока не совсем ясно, кто одержит верх.
        - Моей силы хватит и на них!
        - Твоя сила… родит еще большее кровопролитие! Нужно действовать другими методами!
        - Дипломатия! - презрительно усмехнулся Константин. - Влияние исподволь… Это метод Высокого Народа!
        - Но…
        - Все! - оборвал своего советника король. - Хватит! У меня нет времени. Говори, зачем пришел? Ведь цель твоего визита вовсе не эти бесконечные разговоры, которыми ты мучишь меня столько времени.
        - Да, - ответил Гархаллокс. Он мучительно сморщился, с трудом уходя от волнующей его темы. - Да… Я вот зачем пришел к тебе. Ты подписал указ казнить Исиаха, смотрителя королевского дворца.
        - Да, - успокаиваясь, сказал Константин. - Я решил казнить предателя. Разве ты не помнишь, что он сделал? Он помог бежать ее высочеству принцессе Литии и трем рыцарям Порога. Это неслыханное по дерзости преступление, и предатель должен быть казнен!
        - Но ведь… мы расследовали этот случай, и следствие зашло в тупик! Осталось двое главных подозреваемых: смотритель королевского дворца Исиах и первый министр Гавэн. Их вина так и не была доказана…
        - И тот и другой, - ровно проговорил король-маг, - лучше прочих знают потайные ходы в дворцовых стенах, а беглецы ушли - из-под твоего, кстати, носа - как раз потайными ходами. К тому же Гавэн - родной дядюшка сэра Эрла.
        - Но ты прочитал их мысли! - вскричал Гархаллокс. - Оба - невиновны. Оба - не совершали этого преступления!
        - Кто-то все равно должен быть виновен, - веско возразил Константин. - Что же я за монарх, если такое преступление оставлю без наказания? Не могу же я казнить Гавэна? Он слишком ценен - он нужен нам во дворце.
        - Но… это несправедливо! И неправильно.
        - Мой старый друг, - ухмыльнулся Константин, - правила диктуют победители. К тому же необходимо показать, как мы поступаем с предателями. Одно из самых смертоносных оружий - страх.
        - Напротив, люди больше любят милосердных!
        - Люди не уважают милосердных, - помрачнел Константин. - И мне… не нужна любовь. Мне нужен страх. Любовь непрочна. А страх означает признание силы.
        - Когда-то мы хотели принести в этот мир Истину, а не страх, - заметил Гархаллокс.
        - Круг Истины, - кивнул Константин. - Так ты назвал наше общество… тайное общество.
        - И тебе никогда не нравилось это название.
        - Я был против любого названия. Любой символики, любых тайных знаков, по которым посвященные могли бы отличать друг друга от прочих. Подобные игрушки, в которые так любят играть люди, погубили не одно великое начинание. Скажешь, что я был не прав? Мы достигли своего. Наш… Круг Истины… достиг своего.
        - Мы достигли лишь того, чего достигли. И с того самого дня между нами - между Указавшим Путь и Тем-О-Ком-Рассказывают-Легенды - легла черная трещина, которая со временем превратилась в пропасть. Старый друг, я не хочу, чтобы эта пропасть становилась все больше!
        - Эта пропасть в твоей голове! - прорычал Константин, обнажив клыки. - Пойми, наконец, я не враг тебе. Я хочу того же, что и ты! Я предоставил тебе право действовать твоими методами во имя нашей обшей цели. Я подписываю каждое твое прошение… почти каждое!
        - Я скован по рукам и ногам, - всплеснул руками бывший архимаг. - Что я могу? Что значит мое слово?! Я не король! Король - ты!
        - У тебя есть власть моего имени.
        - Она действенна лишь на небольшой части Гаэлона! А ты целыми днями и ночами пропадаешь в этой башне, вместо того чтобы заниматься государственными делами. Переворотом мы достигли многого, но… мы теряем все то, чего достигли. Ты нужен во дворце, а не в Башне Силы! Ты должен бросить все силы на то, чтобы вернуть принцессу! Особа королевской крови значительно придаст тебе весу!
        - Я же тебе говорил, я делаю это…
        - Но результата нет! Ты должен убедить присягнувших нам феодалов нести твое имя в дальние пределы королевства!
        - Разве я не подписывал такого указа? Разве этот указ не выполняется?
        - Дело продвигается слишком медленно. Чересчур медленно. Присягнувшие тебе не готовы умирать за тебя. И народ… Народу нужен государь, а не маг-затворник. Народ не любит тебя. Народ тебя боится!
        - Страх много сильнее любви.
        - Мне не хотелось тебе говорить, старый друг… - решился Гархаллокс. - Но при дворе бродят нехорошие слухи. Говорят, в последнее время стали бесследно исчезать люди… И слухи эти уже вышли за пределы дворца. Потому что в Дарбионе тоже имели место несколько случаев, когда люди пропадали. Чернолицые наводнили Дарбион, они бродят по улицам города, закутанные в багровые полотнища; они строят свои храмы уже не тайно, а открыто. Никогда они не выходили к людям так часто и в таком количестве. Придворные боятся. И жители Дарбиона боятся. Мне кажется, страх… ослабляет веру в монарха.
        - Страх сильнее любви, - в который раз повторил Константин. - И даже не в этом дело. Плевать мне на слухи. Я действую, а не разглагольствую. И поверь мне: то, что происходило во дворце и в Дарбионе, - под моим контролем. А значит, работает ради нашего общего дела.
        - Помилуй Исиаха!
        - Нет.
        - Послушай меня…
        - Нет. А теперь уходи. Мне нужно работать. Впрочем… можешь остаться и наблюдать. Я бы даже хотел, чтобы ты остался. Может быть, наконец, хоть что-то уяснишь для себя…
        Первый королевский советник обернулся, поняв: в этом мрачном зале началось… то, что должно было начаться, - то, что собирался совершить здесь Константин. Маги, закончив таинственные приготовления, выстроились вокруг гигантского колеса в непонятном, но, очевидно, строго определенном порядке.
        Константин выкрикнул слово на незнакомом бывшему архимагу языке - длинное и скрежещущее слово, будто составленное из невидимых черных льдинок. Вздрогнув от неожиданности, Гархаллокс обернулся к нему: король-маг светился, весь, с ног до головы, исходя крохотными потрескивающими голубыми молниями. Из его черного искривленного рта вырвался язычок белого пламени.
        Это послужило сигналом.
        Один из магов запел. Голос, звучащий из-под глубоко надвинутого капюшона, не был похож на человеческий. Он наводил на мысль о стылом ветре, воющем в расселине скал. Это жуткое пение подхватил другой маг - низким басом, почти рыком, напоминающим отдаленный гром. Третий зачастил визжащим речитативом, с отвратительной гармоничностью вплетающимся в общий музыкальный рисунок… который становился все гуще и ярче. Уже пел каждый маг, и пугающие, нечеловеческие звуки этой песни, казалось, обрели материальную силу.
        Под ногами онемевшего Гархаллокса задрожали каменные плиты пола. Ровное алое сияние залило куполообразный потолок, но в этом сиянии не было тепла, а, напротив, ощущался леденящий холод.
        Чудовищно мощная магия наполнила полутемный зал - Гархаллокс чувствовал ее каждой клеточкой тела. Но энергия эта не имела ничего общего с той, с которой он привык работать. Энергия магии Сферы Жизни отличалась от магии Константина так же, как капельная струйка теплого супа, потекшая с ложки, от ревущих потоков водопада, рожденного в ледниках горных вершин. Это было нечто несоизмеримо чуждое, дикое, первозданное, не предназначенное для слабого человеческого разума и для неумелых человеческих рук…
        Светильники и факелы вспыхнули ярче, напитанные силой звука. И тогда уродливая конструкция в центре зала пронзительно заскрипела, привлекая взгляд бывшего архимага. Он сейчас только заметил обнаженного человека - обрюзгшее бессильное тело, растянутое на цепях в самом центре круга.
        Конструкция начала вращаться. Нет, гигантское колесо, содержащее в себе более мелкие детали, оставалось неподвижным. Закрутились - сначала очень медленно, а потом все быстрее и быстрее - малые колеса, засверкав укрепленными на них лезвиями. Суставчатые рычаги вращали их, цепи двигали стойки с рычагами и колесами по замысловатым траекториям. Гархаллокса так изумила одновременная точность движений, что он не сразу заметил: распятый на цепях человек в центре конструкции не изменил своего положения. И еще кое-что ускользнуло от внимания бывшего архимага: алое сияние на потолке перестало быть однотонным. Оно сгустилось в ровные линии, а линии образовали форму глаза с нечеловеческим, узким, горизонтальным зрачком.
        Одно из колес, следуя по своей траектории, спустилось к человеку - взвизгнуло косое лезвие, глубоко разрезав голое плечо. Далеко брызнула кровь, и человек, будто очнувшись от дурманного сна, истошно закричал.
        Бывший архимаг сразу узнал голос.
        Это смотритель королевского дворца господин Исиах кричал посреди визжащих, оскаленных кривыми клинками колес.
        Еще одно колесо, вынырнув снизу, вспороло лезвием ляжку смотрителя - и тут же еще одно оставило длинный кровавый след на груди.
        Кривые клинки раз за разом резали тело Исиаха то с одной, то с другой стороны, то сверху, то снизу. Поначалу он кричал, но крик его очень скоро захлебнулся. И смотритель замолчал, запрокинув голову.
        А бывший архимаг, первый королевский советник Гархаллокс все смотрел, как лезвия кромсают человеческую плоть. Как струи крови не льются вниз, а возносятся к потолку, теряя по пути капли, и вливаются в кроваво-алое изображение чудовищного глаза. И когда очередное лезвие взрезало наискось горло смотрителя так глубоко, что голова затылком коснулась спины, от изображения глаза на потолке во все стороны рванулись языки пламени.
        А кошмарная конструкция остановилась.
        Маги в серых балахонах затихли на полу, словно объевшиеся мяса волки. Гархаллокс, стараясь удержаться на ослабевших ногах и не упасть, повернулся к Константину. Того почти не было видно из-за ослепительного сияния голубых молний.
        - Что это? - прошептал бывший архимаг. - Что это было?
        - Ты узрел Огненное Око Блуждающего Бога, - раздалось из-за трескучей голубой завесы. - И Огненное Око узрело тебя.
        - Это же не казнь… Это… жертвоприношение!..
        - Это плата за силу, - ответил Константин, король-маг. - Силу, которая спасет все человечество!
        Глава 4
        Рыцарь Горной Крепости Порога сэр Эрл покачивался в седле. Вокруг него расстилалась необъятная степь, пожженная недавним зноем. Буро-желтая иссохшая трава хрустела под копытами коня, то и дело прыскали в траве, перебегая дорогу, серые полевые мыши да изредка яркими рыжими пятнами мелькали недалеко юркие лисицы. Привычная тяжесть меча в поясном кольце не переставала радовать рыцаря. Хотя меч был и дурен, с иззубренным, скверно наточенным клинком, но еще вчера у Эрла не было совсем никакого оружия. А вот круглый щит, который сегодня утром рыцарь повесил себе за спину, оказался совсем неплох.
        Сэр Эрл вспомнил, как ему досталось все это оружие, и не удержался от улыбки. Тавернщик со своим слугой славно повеселили его. Конечно, за оскорбительные речи следовало бы хорошенько проучить их, но Эрл ограничился лишь тем, что отсек тавернщику правое ухо отнятым у него же мечом. В назидание. А его слуга незамедлительно после этого бросил булаву и удрал в конюшню. Эрл не стал его преследовать: еще чего не хватало, гоняться за перепуганным мужиком по колено в лошадином дерьме!.. При воспоминании об отрубленном у тавернщика ухе Эрл вдруг подумал: «А брат Кай нипочем не стал бы этого делать…» - и хотел было усмехнуться. Но не усмехнулся. За время пути он часто и подолгу задумывался о болотнике. О том, кто же он такой?.. Нет, скорее, о том, почему он такой? Невероятно тяжелая служба на Болотном Пороге воспитала дух брата Кая. Его наставники - великие воины - сделали из него тоже великого воина. Но тем не менее все это не давало полного ответа на вопрос. Откуда в болотнике несгибаемая сила: каждый раз поступать так, как считает нужным именно он, - зачастую и вопреки всем и всему? Что-то еще таилось в
глубине загадочной души рыцаря-болотника, будто когда-то сэр Кай на этих своих Туманных Болотах познал то, что не дано познать никому из обитателей всего остального мира…
        Эрлу было важно ответить на этот вопрос. Потому что как ни крути, а именно болотник, и никто другой, сберег жизнь и честь Литии. Сделал то, чего не смогли ни он, сэр Эрл, ни сэр Оттар.
        И кто знает, если бы там, в Дарбионе, горный рыцарь сумел сделать то, что удалось сделать рыцарю-болотнику… нити судеб сплелись бы иначе, и в диковинном их сплетении нить судьбы Эрла обвивала бы теперь нить судьбы ее высочества принцессы Литии?..
        Солнце, перевалившее зенит, грело рыцарю спину, а он, хоть и начал сегодня путь ранним утром, даже не думал об отдыхе.
        Мысли его текли по совершенно иному руслу.
        Еще несколько месяцев назад Эрл нес тяжкую и почетную службу на окраине великого королевства Гаэлон, в своей Крепости, запирающей один из трех Порогов, одно из трех страшных мест, где материя мироздания скалилась черной трещиной, сквозь которую из иных, неведомых и жутких миров ползли Твари. Тот Порог, близ которого провел всю свою жизнь Эрл, называли Горным. Или, иначе, Драконьим Порогом.
        Эрл воспитывался в Горной Крепости с тех пор, как ему минуло семь лет. Когда ему исполнилось четырнадцать, он сразил своего первого дракона. На тот момент, когда ему пришлось покинуть Крепость, он давно уже потерял счет уничтоженным им Тварям.
        Быть может, Эрл так и прослужил бы в своей Крепости до самой смерти, если б король Гаэлона, его величество Ганелон Милостивый, не решил преподнести своей дочери, принцессе Литии, на день совершеннолетия подарок, который не мог позволить себе ни один из монархов, здравствующих ныне и правивших в давние времена.
        Только могущественный Ганелон имел силу и власть распорядиться вызвать во дворец трех лучших рыцарей из трех Крепостей Порога - Горной, Северной и Болотной, - чтобы охраняли те рыцари жизнь ее высочества Литии. И Магистр Ордена Крепости Горного Порога сэр Генри послал в большой мир лучшего из горных рыцарей, своего единственного сына - сэра Эрла. Этот выбор одобрили и поддержали все воины Горной Крепости, ибо выбор был сделан по справедливости.
        Эрл хорошо запомнил тот день, когда он после нескольких недель пути въезжал в Золотые ворота Дарбиона…

* * *
        Клокотало яркое весеннее утро. Обочины дороги, по которой сверкающей железной змеей текла кавалькада всадников, кишели ликующими простолюдинами. По мере того как кавалькада приближалась к городским воротам, восторженные крики мало-помалу стихали: следом за рыцарями, сопровождавшими сэра Эрла, погромыхивали восемь подвод, в которых везли громадные рогатые черепа уничтоженных горным рыцарем драконов. Боевые трофеи сэра Эрла внушали ужас черни - люди, увидев оскаленные черепа, застывали на месте, распахнув рты. Впрочем, это оцепенение продолжалось недолго - как только кавалькада вошла в Золотые ворота, за городские стены начали выкатывать бочки с вином. Тут уж, в предвкушении дармового угощения, народ загорланил пуще прежнего.
        Сэр Эрл прибыл в Дарбион первым из троих вызванных в королевский дворец рыцарей Братства Порога. Спустя неделю после его прибытия в столицу Гаэлона пришел отряд рыцарей из Северной Крепости - суровых белобородых воинов-мореходов, чьи родичи издавна и до сих пор наводили ужас на побережные поселения Вьюжного моря. По этому поводу большого праздника не случилось. Народ Гаэлона мало что знал о Северной Крепости, расположенной на далеком побережье Вьюжного моря, и о Тварях, появляющихся из-за Северного Порога, - неведомых морских чудищах. Для баллад, прославляющих подвиги рыцарей Порога, и жутковатых рассказов о схватках с ужасными страшилищами людям вполне хватало Горного Порога, который находился на территории королевства. Воины-северяне, получив полагающееся им продовольствие, незамедлительно повернули в обратный путь, оставив во дворце представителя своей Крепости - сэра Оттара.
        А через месяц во дворец явился невысокий худощавый юноша - безоружный, в простой дорожной одежде, с большим тюком за плечами. Имя юноши было - Кай, и он назвал себя рыцарем Болотной Крепости Порога.
        О Болотном Пороге обычные люди не знали ничего. И даже братья-рыцари Горной и Северной Крепостей не имели ни малейшего понятия о том, с какими Тварями болотникам приходится иметь дело.
        Так стало угодно богам, чтобы сэр Эрл нашел в Дарбионском королевском дворце не только новое место службы. Боги даровали рыцарю возлюбленную. Боги даровали рыцарю возможность ступить на новый путь, ведущий к еще большей любви и славе.
        Один из лучших воинов великого королевства, прославленный доблестью и ратными подвигами, представитель знатного и древнего рода юный рыцарь, красота и ум которого очаровали королевский двор и смутили сердце принцессы, - сэр Эрл вызвал почти сыновние чувства у Ганелона Милостивого, властью богов лишенного наследника. Спустя лишь месяц после того, как сэр Эрл прибыл в Дарбион, королевский двор нисколько не сомневался в том, кто именно займет престол Гаэлона после смерти нынешнего правителя. Потому что не было во всем Гаэлоне и окрестных королевствах человека, достойного этого более, чем горный рыцарь сэр Эрл.
        Так наверняка и случилось бы - сэр Эрл обрел бы корону, лишь только Вайар Светоносный призвал бы в свои небесные чертоги его величество Ганелона Милостивого. Но взошла над землями людей небывалая Алая звезда, и привычный мир перевернулся и обрушился в муть кровавой смуты…
        На горизонте показалась горная гряда. Углядев ее, Эрл даже рассмеялся от радостного облегчения. Серые Камни Огров - наконец-то! Рыцарь мгновенно прикинул, что если поспешит, то вполне может добраться туда до наступления темноты. Там можно и заночевать. А утром двинуться напрямик через Камни.
        Близость Серых Камней радовала. Эрл был родом из этих мест, его детство прошло здесь, он знал эти земли и любил их. То был край неприступно высоких гор, на голубые заснеженные вершины которых никогда не ступала нога цивилизованного человека. Рассказывали, что там, далеко наверху, живут жуткие создания - полулюди-полузвери, красноглазые, покрытые длинной белой шерстью, ростом превышающие обычного человека втрое. Старики называли их глоги, снежный народ, и уверяли, что они - выродившиеся потомки древней и могущественной расы, существовавшей задолго до прихода в этот мир людей. Говорили, что там, на горных вершинах, еще сохранились кое-где развалины городов, до сих пор хранящих тысячелетние тайны и несметные богатства ушедшей в небытие расы, но никто и никогда не посмел проверить это.
        А человеческих городов в Серых Камнях не было ни одного. Да и людей, живущих здесь, вряд ли набралось бы на один большой город! Серые Камни - жестокий край.
        Склоны высоких гор щетинятся бесчисленными скалами, острыми, как пики; бездонные пропасти дышат ледяной чернотой, скалясь меж этими пиками; узкие речушки, берущие начало на заснеженных горных вершинах, спускаясь ниже, превращаются в настоящие бурные потоки убийственно-ледяной воды, то и дело сворачивающие со своего пути целые скалы, чтобы образовать новые русла… Не каждый путник, забредя сюда, может понять суровую красоту этих мест, и далеко не каждый сумеет здесь выжить. Это край, смертельно опасный для человека, неприспособленный для жизни человека. Лишь дикое зверье чувствует себя здесь как дома. Белые горные барсы, легко прыгающие по скальным отрогам; пещерные медведи, с обманчивой неуклюжестью бродящие по своим тропкам; стада диких коз, безо всякого труда передвигающиеся по уступам, с которых сорвался бы иной ловкий охотник; гигантские серые совы, повелители ночного неба; и гордые черные орлы, властелины неба дня…
        Не только зверьем населены Серые Камни Огров. Потаенные скальные расселины прячут горных троллей - злобных существ, боящихся солнечного света, выходящих на охоту лишь в часы, когда сумерки окутывают землю. Но вовсе не тролли представляют собой главную опасность для немногочисленных местных жителей. Серые Камни кишат племенами огров, испокон веков живущих здесь. Это совсем не те кочевые огры, которых частично приручили, частично истребили в равнинных и лесных землях. Издавна в Серых Камнях огры не боялись человека. Издавна в Серых Камнях огры привыкли жить без опаски. По этой-то причине они гораздо более развиты, чем их уничтожаемые человеком собратья. В горах полно зверья, поэтому горным ограм нет нужды кочевать с места на место в поисках пропитания. В обширных скальных пещерах они выстроили целые города; они давно уже не жрут добычу сырьем - жарят ее над пламенем костров или варят в самодельных глиняных горшках. Они научились выделывать одежду из звериных шкур и даже частично переняли у гномов, чьи подземные поселения также расположены в глубинах Серых Камней, мастерство добычи руды и
производства настоящего металлического оружия. Правда, мечи, ножи, топоры и наконечники для копий из огрских кузниц выходили несуразно тяжелыми, с трудом поддающимися заточке и к тому же очень ломкими. С доспехами дело обстояло еще хуже. Редко-редко получалось у огрского кузнеца выковать панцирь, который бы, не стесняя особо движений, обладал нужно степенью прочности. Но все же равнинные и лесные огры не умели и этого!.. Самцы равнинных и лесных огров живут охотой, а самки собирают дикие ягоды и фрукты. Общество огров Серых Камней подразделяется на множество групп: охотники и воины, лазутчики и жрецы, кузнецы и мастера выделки шкур… Да кто их знает, на какие еще!..
        И к тому же необычайно сильна грубая и жестокая магия огрских жрецов Серых Камней. Если охотник из деревни людей, погнавшись за зверем, вдруг заметит где-нибудь скальный выступ странного грязно-бурого цвета, усеянный белыми костями, он наверняка тут же забудет про добычу и, бросив оружие, чтобы легче было бежать, кинется обратно в деревню. Жуткими рассказами о человеческих жертвоприношениях, с помощью которых жрецы вымаливают у своих злобных духов ментальную силу, в этих землях пугают не только детей, но и взрослых.
        Лишь в редких местах угрюмые камни расступаются, обнажая небольшие долины, где земли едва-едва достаточно для пахоты. В каждой долине непременно высится замок, сложенный еще в незапамятные времена предками теперешнего хозяина, и деревенские хижины лепятся к стенам этого замка.
        Серые Камни Огров потому так и назывались, что многие в Гаэлоне считали их законной огрской территорией. Многие, но только не люди, живущие в Серых Камнях и привыкшие день ото дня отстаивать свое право на жизнь без страха. Право Человека. Численность огров в этих страшных горах в сотни раз превышала численность людей. Но, кажется, огр опасался человека больше, чем человек огра. В старину, говорят, случалось и такое, что несколько огрских племен объединялись, чтобы захватить один-единственный замок, но осажденные сигнальными кострами испрашивали помощь у соседей. И помощь приходила. И громыхали в долинах Серых Камней такие сражения, что земля насквозь пропитывалась кровью, уже не имея возможности поглощать ее. От грохота огрских боевых барабанов, от рева военных труб ратников-людей даже орлы не осмеливались кружить над долиной. Никогда за всю историю человека в Серых Камнях Огров ни один замок не был взят.
        Но то жестокое время большого кровопролития давным-давно минуло. Ограм не удалось ни истребить человека, ни изгнать его из Серых Камней. Горные долины так и остались владениями рыцарей замков. И в истории отношений человека и огра началась новая эра.
        Многие огрские племена признали за людьми право сильнейшего. Охотники из людских деревень беспрепятственно поднимались в горы, крестьяне возделывали поля в долинах, не боясь, что плоды их тяжкого труда будут захвачены в результате кровавого набега. Постепенно огры из племен, которые люди стали называть мирными, начали спускаться к людям. Вовсе не за тем, чтобы убивать и грабить, нет. Диковинные веши, секрет изготовления которых не сумел постичь пока скудный огрский разум, влекли их. Многострельные охотничьи арбалеты, искусно выделанная кожа и теплые, мягкие плащи из овечьей шерсти, прочные и легкие изделия из металла, жирные овцы и куры, выращенные людьми злаки, фрукты и овощи. Все эти вещи огры обменивали на туши диких коз и шкуры барсов и пещерных медведей.
        Старейшины подземных огрских городов и рыцари-феодалы, хозяева замков в долинах смотрели на подобную торговлю сквозь пальцы, следили только, чтобы при встречах людей и огров не происходило конфликтов.
        Но не нужно думать, что люди сдружились с ограми. В этих землях, скорее всего, никогда такого не случится. В человеке еще жила древняя ненависть к горным чудищам, а огры все еще считали Серые Камни исконно своими, а людей - подлыми захватчиками. Поэтому нет-нет да и исчезал бесследно в горах охотник или пастух из деревни людей. В диких горах неписаные законы мирного сосуществования не соблюдались. Нет-нет да и пропадали в сезоны плохой охоты из деревенских загонов откормленные овцы, чье нежное мясо и мягкая шерсть так полюбились коренным жителям Серых Камней. Нет-нет да и разорялись огороды - огр, приходящий при свете дня в деревню безоружным, ночью мог вернуться, чтобы украсть то, чего ему не удалось честно обменять.
        К тому же далеко не все огрские племена смирились с отвоеванным людьми правом жить в Серых Камнях. Племена, где власть держали старейшины-жрецы, ненавидели людей открытой лютой ненавистью, ибо злобные духи предков, которым поклонялись огры, не терпели чужаков и не могли забыть и простить своей смерти; и наибольшую силу жрецам-магам духи давали только при человеческом жертвоприношении. Такие племена люди называли дикими.
        Дикие огры жили высоко в горах, но - нередко случалось - наведывались и в долины. И тогда сквозь мглу времен в жизнь людей прорывался густой и липкий смрад давней большой кровавой войны. Долго бродили дикие по ближним к долинам горам, улучая момент напасть, и нападали всегда неожиданно. Поэтому-то даже в самые мирные времена на сторожевых башнях замков днем и ночью вели наблюдение ратники.
        Как только караульный в сторожевой башне заметит на горных склонах что-нибудь подозрительное - ревет труба, заставляя жителей деревни хватать самое необходимое и бежать в замок. А хозяин замка, рыцарь его величества короля Гаэлона, поднимет свой гарнизон, прыгнет в седло, и выкатится в открывшиеся ворота отряд опытных ратников, с малолетства приученных к тяжким битвам с безжалостным врагом… Частенько бывало и такое, что дикие огры, рассчитывавшие подкрасться незаметно к деревне и быстро взять легкую добычу, перерезав деревенских, завидев воинов замка, поворачивали обратно. Потому что знали: люди будут биться до последнего, защищая замок, где укрылись их родные и близкие. И рыцарь короля, ведущий ратников в бой, никогда не отдаст приказ к отступлению, никогда не оставит на разграбление ограм деревню, никогда не подпустит врага к замку. Ибо этот замок - его замок. Эта деревня - его деревня. Эти люди - его люди. А защищать своих людей и их имущество - долг рыцаря.
        Здесь, в этих краях, веками лютых сражений выковывалось особое рыцарское братство, для членов которого главным было отстоять себе подобного, вовремя поспеть на помощь другому человеку. И никакого значения не имело, кем именно являлся тот человек - дряхлым стариком - собирателем кореньев или богатым герцогом, хозяином громадного замка. Поэтому в Серых Камнях люди не сражались с людьми.
        Здесь, в этих краях, люди привыкли полагаться на крепость руки, ясный ум и верный меч. Магов в Серых Камнях не было. Издавна магию считали делом нечестивым и недостойным настоящего воина; более того - человека. Должно быть, это пошло еще с тех незапамятных времен, когда первые люди, явившиеся сюда с равнин, находили мучительную смерть на жертвенных алтарях огрских жрецов. И сколько лет уже минуло с тех пор, а человеческая кровь на каменных жертвенниках все не высыхает… Огрская магия не являлась боевой; строго говоря, огры вовсе и не были магами. Они - посредством жрецов - обращались к духам своих предков, и те, сладким запахом крови призванные из мрака небытия, мучимые извечной ненавистью мертвых к живым, внимали жреческим мольбам и творили ужасные вещи. Насылали на людей жуткие болезни, почти не поддающиеся лечению, когда зараженный человек гнил изнутри заживо или, обезумев, жрал самого себя… Насылали леденящий ветер из своих могил, иссушающий человека до костей, превращали живительную колодезную воду в мерзкую жижу, воняющую падалью, заставляющую кровь людей закипать в жилах, портили траву на
деревенских пастбищах, отчего овцы и козы слепли, теряли шерсть и в конце концов превращались в отвратительные гнилокостные скелеты, с которых лохмотьями отваливалась разлагающаяся плоть… В бою огры-жрецы магическую силу своих предков использовали редко - ненависть мертвецов не для честной битвы, а для скрытных ночных козней. В бою напитанные мертвой мощью посохи огрских жрецов способны были лишь вытянуть силы из сражающихся воинов или лишить их зрения и слуха. Но оттого огрская магия для людей Серых Камней ощущалась еще более пугающей. Огрская магия, жестокая и примитивная, целиком основанная на кровавых жертвоприношениях, повергала людей в ужас, а ужас рождал ненависть. Оттого-то люди Серых Камней отвергли магию, и пытающиеся изучать ее или - тем паче - практиковать неизменно подвергались изгнанию.
        Отсюда, из этих краев, везли юношей в Горную Крепость Порога, и юноши те вырастали в могучих рыцарей, в то время как большая часть молодых воинов, родом откуда-нибудь из других мест, не доживала в Крепости и до двадцати лет. А Магистрами Ордена Горной Крепости вот уже несколько столетий становились выходцы из Серых Камней Огров…

* * *
        Эрл рассчитал, что он будет идти через Камни около недели. Уже в начале пути коня придется оставить и далее передвигаться пешком - иначе каждую минуту придется опасаться, что конь сорвется с крутой горной тропы и увлечет за собой в пропасть седока.
        А спустя неделю Эрл спустится в Западное Загорье. Это часть Серых Камней, где горы не такие высокие, скалы не такие неприступные, где каменистые склоны покрывает густой лес, позволяющий людям возводить добротные деревянные строения, а не ютиться в сложенных из плоских голышей хижинах. Жизнь в Западном Загорье немного легче несмотря на то, что несколько свирепых огрских диких племен обосновались и там. В Западном Загорье находится родовой замок сэра Эрла, называемый Львиный Дом. По меньшей мере две сотни воинов, готовых подчиняться его слову, ждут его там. В Серых Камнях каждый рыцарь - друг его отца, а значит, и его друг. И каждый рыцарь имеет в своем подчинении от полутора до четырех сотен опытных ратников.
        Знать Серых Камней Огров ни за что не оставит в беде сэра Эрла. Если понадобится, рыцари будут сражаться за него до последнего вздоха. И уж конечно не выдадут его приспешникам Константина. Потому что рыцарь Серых Камней, однажды принесший клятву своему королю, не станет присягать тому, кто после смерти государя занял престол не по закону крови, а по праву сильного.
        Правда, псы Константина, посланные им по следу горного рыцаря, нипочем не сунутся в Серые Камни. Сэра Эрла, несомненно, будут искать в Львином Доме. Но обходным путем, минуя Серые Камни Огров, до родового замка Эрла можно добраться только за месяц, а то и того больше.
        Мысль о том, что Константину по силам переправить своих людей куда угодно и в каком угодно количестве, больно кольнула рыцаря. Но сэр Эрл, нахмурившись, отогнал ее, так движением брови отгоняют поганую муху. Как бы то ни было, теперь его путь лежит в Львиный Дом, и ничто не заставит горного рыцаря свернуть с этого пути. Он должен добраться туда как можно скорее. Потому что он - тот, кому по праву принадлежит престол Гаэлона!
        А значит, кроме него, некому избавить людей от беззаконной власти мага-узурпатора.
        Часть вторая
        Падение Железного Грифона
        Глава 1
        В полуденной солнечной дымке листья на искусно подрезанных ветвях деревьев королевского дворцового сада сладко светились - будто сами излучали свет, и сад окутывало нежно-зеленое облако. На поляне, уютно окруженной низенькими скамейками, взлетали к светящимся кронам легкие качели. Вверх - и привычно замирает сердце, и трепещут крыльями бабочки в животе. Вниз - и напитанный цветочным благоуханием воздух приятно холодит разгоряченные щеки. А у качелей стоит рыцарь. Золотые волосы, тщательно расчесанные и надушенные, обрамляют прекрасное юное лицо, на боку рыцаря меч, а в руках лютня. И поет рыцарь, наигрывая на лютне, так страстно, что кажется юной деве, вверх-вниз летающей на качелях, - вовсе не деревянное, обшитое мягкой тканью сиденье под ней, а могучая спина доброго грифона, уносящего ее под облака.
        Рыцарь сам сочинил песню, и сейчас он впервые исполняет ее той, кому эта песня и посвящена, той, чье имя повторяется в каждой строчке. Вот он умолк, и последний аккорд растаял в солнечных лучах.
        - Это было прелестно, сэр Эрл, - ответила принцесса на вопросительный взгляд рыцаря…
        И проснулась.
        Горький запах дыма ударил ей в ноздри, утренний сырой холод схватил за плечи. Лития вздрогнула; натягивая капюшон плаща на голову, отметила, как дрожат ее руки. Костер уже догорал, затянувшиеся седым пеплом черные головешки немилосердно чадили.
        - Доброе утро, ваше высочество, - услышала Лития голос Оттара.
        Северянин сидел напротив нее, по другую сторону костра, на месте болотника, и большим кухонным ножом старательно обстругивал длинную прямую ветку.
        - А где сэр Кай? - оглянувшись, спросила принцесса.
        - А кто ж его знает? - ответил Оттар. - Ушел куда-то, не успело еще рассвести. Я и не спрашивал куда: значит, так надо. Завтракайте, ваше высочество. А то мы вас ждем. Позавтракайте, а уж потом и мы…
        Лития посмотрела на лист лопуха, на котором возвышалась горка из слипшихся лепешек. Потемневшие и жесткие даже на вид куски свинины валялись прямо на мху. Принцесса вздохнула и двумя пальцами подняла лепешку с вершины горки - сморщенный округлый кусок теста, пропитанный сгустившейся за ночь сметаной, отделился от горки с отвратительным хлюпающим треском.
        - А чем вы заняты, сэр Оттар? - завела разговор принцесса, не решаясь приступить к еде. - Зачем вам эта палка?
        - Какая же это палка? - Северянин даже обиделся. - Это рукоять для моего топора.
        - А разве старая рукоять недостаточно крепка для вас? - простодушно спросила Лития, кивнув на топор, лежащий у ног рыцаря.
        - Как вы не понимаете, ваше высочество! - округлил глаза Оттар. - Не в этом дело, крепка или нет! Эта ж рукоять короткая, в руку всего длиной. И потом, вот гляньте, ваше высочество: где железко крепится, она толстая, а где рукой держать - тоньше и изогнутая. Таким только лес рубить…
        - Мне кажется, крестьянский топор именно для этого и предназначен, - улыбнулась принцесса.
        Оттар моргнул.
        - Ага, ну да, - сообразил. - Только мне-то он не для рубки деревьев нужен. - Северянин поднял обточенную палку над головой и, прищурившись, внимательно посмотрел на нее. - Мне рукоять нужна прямая и длинная - в две руки длиной. Так удар точнее, так железо прочнее сидеть будет, и лезвие нипочем не соскользнет, ежели по щиту угодишь. Только вот… - он вздохнул, - заточить лезвие надо правильно, а тут, в этом лесу, и камней-то подходящих нет. Хуже всего, когда топор скверно заточен.
        Принцесса, слушая Оттара, отщипнула от лепешки крохотный кусочек.
        - У вас в Гаэлоне, я посмотрю, воины топорами вообще не пользуются, - продолжал рассказывать северянин. Было видно, что эта тема его волновала. - А те, кто пользуется, делать этого вовсе не умеют. У вас так принято: воин правой рукой, мечом вооруженной, сражается, а топор, который он в левой руке держит, вроде как на подхвате: шлем проломить, щит ли, доспех… Тьфу! Простите, ваше высочество. У нас в Утурку не так. У нас топор - оружие особое!
        Северянин воодушевился. Он говорил, уже не обращая внимания, слушает его принцесса или нет.
        - Топор у нас, в Королевстве Ледяных Островов, называют несущий смерть. Когда воин вооружается боевым топором, это значит: он не намерен брать пленных. Он идет убивать безо всякой пощады. Он намерен уничтожить врагов или умереть. Знаете, ваше высочество, после удара мечом можно выжить. Я помню случаи, когда воины, копьем насквозь пронзенные, через несколько месяцев уже снова брали в руки оружие, но любая рана, нанесенная боевым топором, - смертельна.
        - Ваш рассказ, сэр Оттар, мне аппетита не прибавляет, - заметила Лития, но северянина было уже не остановить.
        - Простите, ваше высочество, - с готовностью извинился он. - Так ведь я дело говорю! Боевой топор - оружие искушенных воинов. Тут все решается за один-два удара. Не то, что у вас, - по полдня друг вокруг друга с мечами пляшут. Верно ударишь - враг мертвым падает. А чуть ошибешься, считай, труп. Он же тяжелый, топор-то! Пока того… равновесие вернешь, тебя десять раз зарубят.
        - Я и представить не могла, - улыбнулась снова принцесса, - что путешествие в сопровождении двух рыцарей Братства Порога окажется таким познавательным.
        - Я, между прочим, в воинском мастерстве не хуже брата Кая осведомлен, - похвалился Оттар, опять не заметивший сарказма. - На чем я, бишь, остановился? Ага… Это вот топор лесоруба… был. А ежели я сейчас рукоять заменю, так он вполне за секиру сойдет. Секира у нас - король среди топоров. Есть еще ручной, так он с короткой рукоятью и сам легкий, его на ременной петле носят, к руке подвесив. Он хоть и называется боевым, но… это оружие крестьян: одинаково хорош, чтобы и дров нарубить, и семью защитить, если враг вдруг нападет. Такие топоры в Утурку крестьяне постоянно с собой носят, как вот у вас - ножи. Еще «бородатый» топор есть - у него лезвие снизу оттянуто, прямо как борода. «Бородатый» в морских сражениях просто незаменим! Этой бородкой при абордаже борт вражеской шнеки цепляют, в воду врага скидывают. Зацепишь за доспех, дерг на себя… вражина - плюх и пошел бульки пускать. В доспехах-то не всякий выплывет, особенно если сверху кто-нибудь веслом по маковке саданет. Вот, ваше величество… А уж топор, который мы секирой зовем!.. Это совсем другая песня. Он тяжелый, им двумя руками рубят. И
затачивать его надо правильно. Уметь надо! Вот, поглядите, ваше высочество!
        Оттар одной рукой легко поднял отвоеванный в доме деревенского старосты топор и покрутил им перед лицом принцессы.
        - Видали, ваше высочество? - осведомился он. - Как заточено лезвие-то?
        - Наверное, дурно заточено? - предположила Лития.
        - Да вообще никак! - возбужденно помотал головой северянин. - Дрова колоть - вот для чего он сгодится. Его еще заточить правильно надо! Но не остро, как меч или кинжал. Тот дурак… простите, ваше высочество, кто так точит топоры? Ежели лезвие остро по всей длине, так топор может в теле врага застрять. Будешь корячиться вынимать, а тебя сзади по черепушке - бац! - Эта ситуация почему-то показалась северянину крайне комичной, и он хохотнул, хлопнув себя по коленке. - Надобно вот как точить - чтоб лезвие клином шло, вот эдак! - Оттар, приставив два пальца друг к другу, изобразил острый угол. - Тогда топор при ударе не впивается в плоть, а разваливает ее. Конечно, чтобы такой топор вогнать глубоко, надобна большая сила, но зато лезвие нипочем не застрянет. Некоторые, вместо того чтобы клином оттачивать, на железо шипы ставят, которые, значит, должны помешать лезвию глубоко вонзиться, но это… - Оттар пренебрежительно цыкнул, - которые мало соображают, так делают. Что за удар-то будет? Царапина! Правильно наточить - вот как надобно-то! И тогда - шарах! - рука прочь отлетела! Шарах - нога вскачь пошла
отдельно от тулова! Шарах - и черепушка дзинькнула на две половинки, а из нее мозги фонтаном!.. Вот как надобно-то! - отдуваясь, договорил, наконец, северянин.
        Лития положила отломленный от лепешки кусочек на лопух.
        - Чего ж это вы не кушаете, ваше высочество? - забеспокоился Оттар. - Покушайте, а то ведь сейчас в путь отправляемся, и до самого полудня не удастся перекусить…
        - Как раз до полудня впечатление от вашего, сэр Оттар, увлекательного рассказа во мне и ослабнет, - сказала принцесса.
        - Интересно, правда? - осклабился северянин.
        - Чрезвычайно.
        - А со мной вот никогда такого не бывало, - признался Оттар, - какие бы увлекательные беседы за трапезой ни велись, я куска мимо рта не пронесу. Кушайте, ваше высочество. Жратва добротная. Не зря эти пустоголовые защищали ее, как… сундук с золотом. Мне, между прочим, за этого поросенка ухватом по горбу досталось.
        - Что? - неожиданно удивилась принцесса. - Как это - ухватом?
        - Ну как… обыкновенно. Хрясь - и все.
        - Постойте, сэр Оттар! - Лития даже отодвинулась от снеди. - Вы что же… Вы хотите сказать, что мои подданные отказались дать мне, их принцессе, еды добровольно?
        Оттар озадаченно подергал себя за жидкую бороденку.
        - Так ведь… это… - произнес он. - Я ж не говорил, что это для вас, ваше высочество. Буду я еще объясняться с чернью да разрешения у них испрашивать! Просто взял, что нужно было, и ушел.
        - Но ведь получается, что вы… ограбили честных людей!
        Северянин почесал в затылке. Подобного поворота он явно не ожидал.
        - Не, - сказал он. - Не ограбил. Кто грабит - те разбойники. А я разве разбойник? Да и… ваше высочество, ежели б я и сказал, рази ж они мне поверили? Даже ежели бы я, ваше высочество, и с вами был… Вот ежели бы мы подъехали со свитой в полсотни рыцарей, да с дудками, тогда - да. Тогда б эти… грязнорылые повыскакивали, нюхалками в землю потыкались. Только и тогда б они что повкуснее под лавки заныкали, а нам бы всякое дерьмо совали: глядите, добрые господа, как бедно живем и что с нас взять!.. Еще и нудели бы, выклянчивая золотые монеты за кусок плесневелого хлеба! Мол, с них, с сиятельных пуз, не убудет!..
        Северный рыцарь перевел дух - хотел было презрительно сплюнуть, но вовремя удержался.
        - Сэр Оттар! - прерывающимся голосом начала Лития. - То, что вы говорите, это… ужасно! Не менее ужасно, чем то, что вы сделали - ограбили честных тружеников! Оскорбляя моих подданных, вы и мне наносите оскорбление!
        - Спаси меня боги от такого! - искренне произнес Оттар. - Вы, ваше высочество, просто, окромя дворцовой, никакой другой жизни и не видели…
        - И сэр Кай, - словно не слыша северянина, говорила принцесса, - он позволил вам сделать это?!.. Добрая Нэла, как это отвратительно!
        - Я вижу, вы еще не успели позавтракать, ваше высочество, - раздался позади принцессы голос болотника. - Мне очень жаль, но пришло время сниматься с места. Время не ждет.
        - Сэр Кай! - вздрогнув, обернулась Лития.
        Болотный рыцарь поклонился, приложив руку к груди:
        - Ваше высочество…
        - Сэр Кай, - поднявшись на ноги, обвиняющим тоном заговорила принцесса. - Мне известно о произошедшем вчера в деревне!
        - Да, ваше высочество, я слышал часть разговора, - кивнул болотник.
        - Сэр Оттар ограбил крестьянский дом! Будто… будто грабитель!
        - Каждый человек обязан идти по пути Долга, - сказал на это болотный рыцарь, - его жизнь бессмысленна, если это не так. Долг подданных вашего высочества - служить вашему высочеству. И вы должны быть благодарны брату Оттару за то, что он помог крестьянам исполнить свой долг.
        - Во! - обрадовался поддержке северянин. - И я то же самое говорю!
        Он, прищурившись, внимательно глянул на болотника.
        - Чего-то ты хреновато… прошу простить, ваше высочество, неважно выглядишь, брат Кай, - проговорил Оттар, засовывая за пояс нож. - Говорил я тебе, ночью нужно спать, а не с побрякушками возиться.
        Принцесса присмотрелась к болотнику и увидела, что северянин прав. Серая тень лежала на лице юноши, и глаза его поблескивали влажной тревогой.
        Оттар поднялся и прикинул в руках обструганную палку.
        - Неплохо, - оценил он собственную работу. - Пока ты, брат Кай, оседлаешь коней, я успею сменить рукояти. А там уж пустяки останутся - в седле доделаю за пару часов…
        К полудню на горизонте показались темные приземистые силуэты домов, прижавшихся друг к другу, словно семейство грибов. Примерно через час уже можно было разобрать, что поселение окружено невысоким частоколом и что оно достаточно велико, чтобы называться городом. А еще через час путники, трусившие на черных конях по пыльной дороге, нагнали пару нищих. Одноногий калека в фантастически грязных отрепьях, опираясь на кривой костыль, вел под руку долговязого малого, ступавшего с неестественной осторожностью слепого. Опрятностью и изящным покроем одеяние слепца тоже не блистало.
        - Эй, убогие! - проорал Оттар, оторвавшись от своих спутников, чтобы поравняться с нищими. - Что это за город там, впереди?
        - Арпан, если угодно вашей милости, - с готовностью проблеял одноногий, останавливаясь и низко кланяясь. - Городок небольшой, но славящийся своими кабачками, где подают сладкое пиво, которое не попробуешь нигде, кроме как здесь. Местные пивовары добавляют в него какую-то тайную травку…
        - Лучшей причины, чтоб остановиться на обед в этом самом Арпане, не сыщешь! - удовлетворенно заявил Оттар, обернувшись к своим спутникам.
        - Ваша милость! - глядя незрячими глазами куда-то вдаль, неожиданно густым басом протрубил долговязый слепец. - Извольте пару медяков за полезный совет. Во имя Нэлы, помогите двум несчастным, лишившимся здоровья в жестокой битве с кровожадными болотными троллями.
        - Я и мой бедный друг, - снова заблеял одноногий, - в лучшие свои времена служили в городской страже одного маленького городка… очень далеко отсюда. Как-то маленькая девочка - как сейчас помню, младшая дочь трудолюбивого, но небогатого сапожника - отправилась за болотной ягодой…
        Смех Оттара прервал рассказ нищего.
        - О том, что маленькая девочка потерялась на болотах и отряд стражников, из которых выжили только вы двое, отправился ее спасать, можешь не трепаться, - пророкотал северянин. - Меня такими байками досыта накормили в кабаках Дар… - Он осекся, с досадой оглянувшись на болотника.
        Но Кай ответил ему лишь коротким взглядом, в котором Оттар не смог прочитать никакого чувства. Рыцарь Болотной Крепости все утро был на удивление неразговорчив, словно погружен в самого себя. Может быть, это было следствием усталости и недосыпа, как предположил Оттар, а быть может, и что-то другое…
        - Даже если эти бедолаги и не были стражниками, - подала голос Лития, - мы обязаны помочь им. Они же не в состоянии самостоятельно заработать себе на хлеб.
        Оттар снова расхохотался.
        - Я заметил их прежде того, чем они увидели нас, - сказал он. - Вот этот тип бодро перебирал обеими ногами по дороге, зажав свой костыль под мышкой. Но как только они меня заметили…
        - Ваша милость, да как я мог бодро перебирать тем, чего у меня нет! Ваша милость, да я заметил вас, только когда вы заговорили с нами! - подпустив в свой козлетон слезу, с жаром принялся опровергать северянина одноногий. - Я ведь еще и на ухо туговат, стука копыт не расслышал, но голос у вас такой громкий…
        - Я и не говорю, что ты нас заметил, - хмыкнул северный рыцарь, - твой приятель оглянулся первым. Ставлю золотой гаэлон против тухлого рыбьего хвоста, что глаза его столь же остры, как и мои. А я могу разглядеть чайку в утреннем тумане за две сотни шагов от берега.
        - Неужели это правда?! - поразилась принцесса. - Но ведь это… подло?..
        - Хотите убедиться? - осведомился Оттар и, выпростав ногу из стремени, сделал вид, что хочет пнуть слепца. Тот резво отпрыгнул в сторону, опрокинув одноногого, который, впрочем, грохнувшись в дорожную пыль, невольно продемонстрировал недостающую конечность, вынырнувшую из-под грязных лоскутов рубища.
        - Не понимаю, - презрительно поджав губы, проговорила принцесса, - если имеешь возможность работать, зачем унижаться? Неужели все нищие - обманщики?
        - Да через одного, - авторитетно заявил Оттар. - Уж мне ли не знать!
        - Никогда не думала, что в королевстве моего отца столько ленивых лгунов… - проговорила принцесса. И прихлопнула рот ладонью.
        Но было уже поздно. Лежащий на земле одноногий от изумления дернул обеими своими ногами, а слепец вытаращил на золотоволосую глаза.
        Северянин шумно вздохнул.
        - Извиняйте, ребята, - заговорил он, спешиваясь и отвязывая от седла топор. - Лучше бы вам и на самом деле быть слепыми и глухими…
        - Остановись, брат Оттар, - произнес Кай. - Убивать этих двоих нет никакой необходимости.
        - Помилуйте, добрые господа! - перепуганно забасил слепец.
        - Ничего никому не скажем! - проверещал и одноногий.
        - Остановись, брат Оттар, - твердо повторил болотник.
        - Да эти прохиндеи продадут нас первому же стражнику за кружку знаменитого местного пива! - прорычал северянин, прикидывая в руке тяжелый топор. - Мне их подлая натура хорошо известна.
        - Что ж, - чуть улыбнувшись, сказал сэр Кай. - Кружка пива после трудной дороги им не помешает.
        - А тебе, брат Кай, не помешало бы объяснить, что ты имеешь в виду! - рявкнул Оттар, свободной рукой хватая за шиворот одноногого, который, поднявшись, собрался было броситься наутек.
        - Константин уже знает, где мы находимся, - сказал болотник.
        Принцесса не удержалась от вскрика.
        - С чего ты взял? - изумился северянин.
        - Мир вокруг нас изменился, - сказал Кай. - Я почувствовал это утром. Рано утром, когда вы еще спали. Кто-то идет следом за нами. И этот кто-то все ближе и ближе. Странно только то, что я никак не могу понять: кто же он? С таким противником я еще не сталкивался. Я не могу его увидеть и не могу услышать. Изменение мира едва ощутимо, но… оно есть.
        Слепец, все это время мелкими шажками пятившийся к обочине дороги, вдруг сорвался с места и рванулся в сторону, противоположную городу Арпану. Одноногий затрепыхался в мощном захвате северного рыцаря и, поняв, что самостоятельно освободиться ему не удастся, тоненько захныкал.
        - Пусти его, - сказал Кай.
        Оттар выполнил просьбу с неожиданным энтузиазмом - отшвырнул от себя побирушку, будто грязную тряпку.
        - Смердит, как дохлый тюлень, - проворчал рыцарь Северной Крепости Порога.
        Когда оба псевдокалеки, поднимая за собой тучи пыли, отдалились на порядочное расстояние, Оттар, отняв руку от затылка, который он усиленно чесал, наблюдая за бегством перепуганных нищих, задумчиво проговорил:
        - И что теперь будем делать? Какая-то дрянь идет за нами следом, причем такая, что даже ты ее распознать не можешь. А если она следом, может, навстречу ей рванем, а?! Пусть, гадина, не думает, что мы ее боимся!
        - Константин отправил в погоню демонов из Темного мира? - тихо спросила Лития.
        - Демоны - магические существа, - проговорил болотник, - а я не чувствую магии. Нет, это люди.
        - Против которых рыцари Болотной Крепости никогда не сражаются, - невесело усмехнулся Оттар. - Что ж это за люди такие?.. Константин что, снабдил их амулетами невидимости? А, ну да… ты ведь не чувствуешь магии…
        - Так что нам делать, сэр Кай? - спросила принцесса, боязливо оглядываясь.
        По обе стороны дороги шумела под легким ветерком пожухлая трава, кое-где расцвеченная широкими багровыми листьями колючего кустарника. Далеко позади темнела опушка леса. В небе, где сияло ярко-желтое полуденное солнце, не было видно ни одной птицы, а со стороны окруженного частоколом городка успокаивающе тянуло печным домашним дымом.
        - Ничего не вижу… - пробормотал Оттар. - Брат Кай, не обижайся, но… Ты не можешь ошибаться?
        - Я не ошибаюсь. Я знаю, что рядом с нами кто-то, кто не хочет быть замеченным. И это ему… или им… вполне удается. Сейчас самый жаркий час дня, птицы прячутся в тени кустов и в траве. Те, кто идут за нами, - неподалеку, но они настолько ловки, что способны двигаться, не пугая птиц.
        - Сэр Кай, что же нам делать? - повторила свой вопрос принцесса, и нотки испуга в ее голосе зазвучали яснее.
        - Мы направляемся в Болотную Крепость Порога, - пожал плечами Кай, трогая с места своего коня. - Что же нам делать, кроме того, чтобы продолжать путь?
        - Негоже врага за спиной оставлять, - прыгнув в седло, проговорил северянин. - Э-гей! - гаркнул он, обернувшись. - А ну, покажись, сволочь! Пусть только покажется, - добавил он, обращаясь к принцессе. - Вы не волнуйтесь, ваше высочество, пока мы с вами, вам ничего не грозит. Да я любого на куски порублю! Таким-то топором! Эх, если б его еще и наточить как следует!
        - Я нисколько не сомневаюсь в том, сэр Оттар, что вы сумеете постоять за себя и за меня, - попыталась улыбнуться Лития. - Но… сэр Кай, не лучше ли нам будет остановиться сегодня в городе? Среди множества людей проще затеряться. А здесь мы… как на ладони.
        - Нет, ваше высочество, - спокойно ответил болотник, - мы не поедем в город. В двух часах езды отсюда - лес. Мы остановимся на привал там. Вы ведь еще не получили ответа на свой вопрос: как отличить ядовитые растения от неядовитых. Я должен дать вам все знания о растениях, какие имею, а я не выполнил этого даже на четверть. Мы остановимся в лесу и продолжим наши занятия.
        - Как вы можете думать о каких-то занятиях, когда за нами гонится враг? - воскликнула Лития. - Сэр Кай, это, правда… это же нелепо!
        - Я должен делать то, что должен, - сказал болотник и взглянул на принцессу с некоторым удивлением. - Как иначе?
        - А с чего ты взял, что за городом будет лес? - удивился северянин, приподнимаясь в седле и вглядываясь в даль. - Город вижу, а лес - нет.
        - Я тоже не вижу, - сказал Кай. - На таком расстоянии увидеть его невозможно, тем более что дальнейший обзор закрывают городские дома. Ветер доносит до меня аромат цветущего пурпурника. А эта травка не способна вырасти под открытым солнцем. Ее можно встретить только в тени дубовых лесов. У нее очень сильный и устойчивый запах и довольно интересные свойства…
        Кай легонько потянул повод, поворачивая своего коня. Теперь он ехал рядом с принцессой, чуть позади. Оттар, повинуясь указующему взгляду болотника, обогнал их на расстояние в два лошадиных крупа. Оглянулся на Кая и принцессу и неодобрительно помотал головой.
        Сколько уже времени прошло с тех пор, как Оттар познакомился с Каем в Дарбионе? Не так уж и много… Поначалу северянин воспринимал болотника как чудаковатого малого, безусловно достойного дружбы, но такого, казалось бы, беспомощного в наипростейших вещах. Манера Кая одеваться и вести себя неизменно вызывала насмешки придворных - болотник при дворе напоминал ребенка, впервые попавшего в общество взрослых. Но очень скоро Оттар смог убедиться: то, что для любого другого человека важно, для болотника не имеет никакого значения. Более того, северянин и сам с удивлением стал понимать: это важное и на самом деле ничтожно. Кай словно жил другой жизнью, отличной от жизни окружающих. Настоящей жизнью. Болотник знает, видит и слышит то, чего ни за что не смогут узнать, увидеть и услышать все остальные. Потому что там, где другим доступны лишь тени и отражения, он способен углядеть суть.
        А когда Оттар увидел Кая в битве, то окончательно понял бесхитростным своим разумом: болотник - он такой один на всем свете. Потому что то, на что он способен, не может повторить никто. А раз так, то к чему стремиться достичь того же уровня, на котором стоит Кай? Это ведь просто невозможно.
        С самого раннего детства выгодно отличаясь от соплеменников силой и способностями к воинскому мастерству, привыкнув играючи повергать более опытных и зрелых противников, Оттар не сомневался: хоть ты годами не выпускай из рук меч, но все равно не станешь гением меча, раз уж боги распорядились не дать тебе этого. Поэтому потуги принцессы воспринять в себя крохотную часть того, что знает и умеет болотник, смешили и даже немного раздражали северянина. Зачем все это? Бесполезно ведь. Напившись из реки, невозможно стать рекой.
        Кай уникален. Потому что на то была воля богов. Можно сколь угодно подражать рычанию полярного медведя, перенимать его повадки, но разве от этого ты обрастешь шерстью и обретешь неимоверную силу зверя?
        - Травники используют отвар из пурпурника для утоления боли, - продолжал рассказывать Кай, - но надобно уметь правильно готовить отвар. Если положить слишком много этой травы или снять котел с огня раньше времени, рассудок недужного, который выпьет отвар, помутнеет, и тело перестанет принадлежать ему. Начнутся судороги, в результате чего недужный может повредить себе. С особой осторожностью нужно обращаться с корнями пурпурника…
        Ее высочество принцесса Лития, дочь великого государя Гаэлона Ганелона Милостивого, покорно вслушивалась в медленно текущую речь болотника и не смела пропустить мимо ушей ни единого слова. Как только рыцарь замечал, что внимание принцессы ослабевало (а Кай замечал это всякий раз), он прерывался для того, чтобы Лития имела возможность повторить только что сказанную им фразу.
        Такая метода обучения сильно отличалась от той, к которой принцесса привыкла, когда во дворце придворные ученые пытались привить ей основы знаний об окружающем мире. В то время стоило Литии ненароком зевнуть, как великомудрые мужи тут же умолкали, почтительно склонив седовласые головы, и, проворно собрав свои свитки, моментально ретировались. Целью учителей Литии являлось не научить принцессу чему бы то ни было, а угодить ей.
        С болотником такие приемы не срабатывали. Он старательно вкладывал в золотоволосую головку Литии названия растений, их описания, способы применения для лекарского или какого другого дела и ревностно следил, чтобы она запоминала все сказанное, будто бы от того, насколько крепко она их уяснит, зависят жизни его и ее. Болотник открывал принцессе неведомый ранее безмолвный растительный мир с такой серьезностью, словно ничего важнее на свете и быть не может. Глядя на сосредоточенное лицо Кая, Лития не раз ловила себя на мысли: если она сейчас вдруг, осердившись от усталости, откажется продолжать урок, болотник безо всяких колебаний снимет с себя ремень, перекинет ее высочество поперек лошадиного крупа и примется вбивать знания посредством того самого ремня.
        И она не смела протестовать.
        Потому что вдруг неожиданная мысль молниеносно и прочно вонзилась ей в душу, будто кинжал - в грудь обреченного на смерть…
        Ей вспомнился тот день, когда она впервые увидела сэра Кая. Невзрачный паренек в простой серой одежде поначалу позабавил ее. Манера отвечать на игривые, ни к чему не обязывающие вопросы с ненужной и смешной откровенностью показалась Литии признаком крайнего простодушия, а также отсутствия приличного воспитания. Болотник ни в чем не походил на тех людей, которые с детства окружали принцессу, и эта несхожесть тогда не могла вызвать у нее ничего, кроме смеха. И не только у нее, но и у многих придворных.
        Но настал час, могучие механизмы судьбы, невольно запущенные королем Ганелоном, разбудили дремлющую опасность, и тогда в Дарбион пришли они - те-кто-смотрит. Никто бы не подумал, что они пришли не с добром. Потому что великое зло, сотворенное ими, давно забылось. Потому что снова они стали идеалом вечной красоты, всепоглощающей неги и вековой мудрости. Не было никого, кто усомнился в их добрых намерениях. Поэтому никто бы не посмел даже допустить мысли о том, чтобы преступить дорогу им.
        Никто, кроме рыцаря Болотной Крепости Порога сэра Кая.
        И когда взошла над королевствами людей Алая звезда и Ганелон Милостивый стал одним из первых монархов, павших во имя становления нового порядка, только рыцарь-болотник оказался способным противостоять захватчикам.
        Ибо у рыцаря Порога есть Долг, который смысл и цель его жизни. И есть долг перед теми, кого он считает своими друзьями и близкими.
        Маг-узурпатор Константин, захвативший престол Гаэлона и стремящийся объединить крупнейшие соседствующие королевства и княжества в единую Империю, был человеком. Один из тех, кого Кай поклялся защищать, поэтому противостояния с ним Долг рыцаря Порога не требовал. Но действия великого мага поставили под угрозу жизни людей, дорогих сердцу сэра Кая. И болотник вывел братьев-рыцарей и принцессу из Дарбионского королевского дворца, ставшего теперь для них смертельной ловушкой…
        «А ведь все, что он делает, - подумала сейчас принцесса, покачиваясь в седле обок рыцаря Кая, - имеет для него равную важность. Для него не существует мелочей. Все его действия подчинены соблюдению Кодекса чести рыцаря Крепости Болотного Порога…»
        Эта мысль поразила Литию. Понимание того, что для болотника обучить ее премудростям травника и преодолеть сопротивление целой армии стоят на одном уровне значимости, целиком не укладывалось в голове.
        - Простите, ваше высочество, - услышала она голос Кая и вздрогнула. - Но я вижу, что вы опять потеряли нить моего рассказа.
        - Нет, нет, сэр Кай! - постаравшись придать голосу как можно больше искренности, поспешила ответить Лития. - Я внимательно вас слушаю.
        - Благоволите повторить, что я сказал сейчас.
        - Вы говорили… говорили о… о том, как вывести змеиный яд из тела отравленного… Для этого нужен… нужен… стебель лисьего глаза и… и крысиная травка… и…
        - Три созревших ягоды мертвой головы, - договорил за нее болотник. - Мне придется вернуться к началу, ваше высочество.
        - Обещаю больше не отвлекаться, сэр Кай, - Лития заглянула болотнику в глаза, - и… прошу вашего прощения. Я - дурная ученица, но я приложу все старания, чтобы исправиться.
        Едущий рядом Оттар даже присвистнул. Он, кажется, только сейчас начал по-настоящему прислушиваться к болотнику и принцессе. До этого северянин беспечно напевал какую-то песенку, демонстрируя полнейшее презрение к потаенным секретам, хранимым растительным миром. Впрочем (Кай это прекрасно видел), беспечность Оттара являлась древнейшей военной хитростью: заподозрив, что враг наблюдает за тобой, прикинься не понимающим этого и будь начеку.
        Через два с лишком часа путники добрались до опушки леса, который - как и полагал болотник - располагался совсем близко к Арпану. Немного углубившись в лес, они расположились на первой встреченной полянке, неподалеку от которой Кай безошибочно определил родник. Здесь, в дубовом лесу, было прохладно, сыровато и как-то очень просторно - словно в громадном дворцовом зале, сплошь уставленном колоннами, роль которых выполняли древесные стволы. Густые кроны закрывали от путников небо, но кое-где широкими пылающими мечами прорезали лесную полутемь косые солнечные лучи.
        - Ф-фух!.. - выдохнул Оттар, спрыгивая с коня. - Великий Громобой, как жрать хочется!
        - И я очень голодна, - откликнулась принцесса, опираясь на руку северянина, чтобы спешиться.
        - Чувствуете запах? - проговорил в ответ Кай и, легко соскочив с коня, сорвал росшую меж корней ближайшего дуба какую-то неприметную травку, серо-зеленую, с едва видимыми пурпурными прожилками на стебельках. - Это и есть пурпурник. Нам повезло, мы застали период его цветения. Ваше высочество, возьмите…
        Принцесса приняла в ладонь травяной пучок и осторожно понюхала его.
        - Действительно, - сказала она, - как необычно пахнет! Сладко… И от этого запаха будто… будто в носу и в голове кто-то перышками щекочет.
        - Однако одним этим пурпурником сыт не будешь, - заметил недовольный заминкой Оттар. - Брат Кай, ты бы того… дал бы ее высочеству отдохнуть. А сам бы костер развел, пока я коней поить поведу.
        - Кони подождут, - отозвался Кай.
        - С чего это? - поразился Оттар. И вдруг понял.
        Делано рассмеявшись, он подошел к болотнику вплотную, приобнял за плечи и громко спросил:
        - Ты что ж это, брат, коней уморить хочешь? - и сразу вслед за этим незаметно шепнул на ухо: - Они уже близко, да?
        - Ближе, чем ты можешь предположить, - так же тихо ответил Кай.
        - Они готовятся напасть?
        - Да, и на этот раз они вряд ли будут использовать метательное оружие.
        - На этот раз?! Метательное оружие?! Как тебя понимать?
        - Разве я говорю на незнакомом тебе языке?
        - Д-дерьмо свинячье… но как такое может быть? Я ничего не видел и не слышал, хотя старался как мог. Люди не способны передвигаться так скрытно! И ты ведь не видишь их, да? И не слышишь, только чувствуешь…
        - Сейчас отпусти меня. Но не отходи дальше чем на пять шагов, - посоветовал болотник.
        Северянин тут же повиновался.
        - Что-то случилось? - встревоженно спросила Лития. - О чем вы говорите?
        - Да ничего страшного! - махнул рукой Оттар, отступая от болотника. - Ничего не бойтесь, ваше высочество, пока с вами рядом рыцари Братства Порога.
        - Продолжим, ваше высочество, - обратился к принцессе Кай, - разотрите в пальцах стебель пурпурник… вот так… хорошо. Глубоко вдохните его аромат.
        - У меня… голова кружится, - призналась Лития, выполнив приказание болотника.
        Она присела, почти упала на траву и прикрыла глаза ладонью. Оттар кинулся к ней.
        - Совсем ее высочество уморил! - выкрикнул он по адресу Кая. - Всякую гадость ей даешь нюхать - разве можно так, брат Кай?! У нее ж организмы тонкие, нежные… Ну-ка, отдайте-ка мне, ваше высочество, эту отраву!
        - Аромат пурпурника довольно приятен, - сказал Кай. - И обладает полезными для человека свойствами. Так что определять его как гадость, а тем более как отраву - довольно опрометчиво.
        - А? - заморгал северянин, сбитый с толку витиеватостью фразы.
        - Можешь убедиться в этом сам, - закончил болотник.
        - Я?
        - Делай, как я говорю.
        Оттар вопросительно взглянул на него, потом на принцессу, сглотнул и осторожно поднес к лицу изломанный стебелек.
        - Я же тоже, - прохрипел он, - как и ее высочество… Как я драться-то буду?! Мне башка трезвая нужна!
        - Делай, как я говорю, - повторил болотник, и его голос зазвенел боевой сталью. - Не трать времени на пустые разговоры.
        Оттар пристально посмотрел ему в глаза.
        «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, брат Кай», - ясно читалось во взгляде северянина.
        Решительно Оттар втянул обеими ноздрями сладковатый резкий травяной запах. И тоже опустился на землю.
        - Зачем это нужно было?.. - пробормотал он слабеющим голосом. - Ноги отказывают… Засыпаю будто… Ваше высочество!..
        Но Лития уже крепко спала, опрокинувшись навзничь, разметав по траве золотые волосы. Какое-то время северянин покачивался сидя, с трудом моргая враз отяжелевшими веками. Потом упал на руки. И, наконец, ткнулся лицом в траву.
        Тишина сгустилась над поляной. Только пофыркивали устало кони, и где-то в кронах дубов щебетали невидимые птахи.
        Кай тут же сорвал с запястья один из амулетов - несколько мелких косточек, скрепленных с помощью высушенных звериных жил в замысловатую конструкцию. Чувствуя то, что никто, кроме него, не мог почувствовать, он явно спешил. Резким движением начертав в напряженно молчащем воздухе сложную фигуру, болотник голосом утробно-низким, не размыкая губ, запел заклинание.
        В кронах деревьев, сомкнувшихся над поляной, едва слышно прошелестело что-то - раз, другой и третий. Кай отметил эти звуки судорожным движением брови.
        И тут амулет, который болотник держал перед собой на вытянутой руке, вдруг окутался тонкими струями белого дыма.
        Струи быстро окрепли и вытянулись. Но не заструились вертикально вверх, как того следовало ожидать. Они скользнули к деревьям, окружавшим поляну, и, молниеносно оплетаясь вокруг стволов, ринулись к небу нескончаемо длинными серыми змеями. Почти мгновенно эти змеи достигли сплетения крон и замелькали меж листьев. На поляне сразу потемнело: дым поглотил падавшие сквозь кроны на землю солнечные лучи.
        Кай отшвырнул костяной амулет и запустил правую руку в поясную сумку. Когда он вытащил руку, обнаружилось, что между его пальцами зажаты три предназначенных для метания ножа - без рукоятей и с тонкими лезвиями.
        Щебетание в кронах сменилось неистовым писком. Который тут же смолк…
        К ногами Кая упала лесная птаха, задушенная серым дымом. Потом еще одна и еще… Спустя один удар сердца сверху дождем посыпались птичьи тушки. И листва крон, нависших над поляной, закипела.
        Враг обнаружил себя.
        Кай дважды взмахнул правой рукой, причем каждый взмах сопровождался шипением воздуха, вырывавшегося сквозь стиснутые зубы. Два ножа со свистом влетели в листву крон.
        Оттуда неслышно выметнулись и заплясали на ветвях, спускаясь все ниже, две черные тени. Двигались они с такой невероятной скоростью, что вряд ли обычный человек сумел разглядеть что-нибудь, кроме размытых очертаний. Болотник сорвался с места и прыгнул на ближайшую к нему ветку. А оттуда - на другую, повыше. Одна из теней кинулась к нему, сверху вниз, с другой стороны поляны. Кай, точно соразмерив силу толчка, прыгнул навстречу тени, уже в полете отводя руку, вооруженную последним оставшимся ножом, для удара.
        Они сшиблись в воздухе.
        Черная тень, закрутившись вихрем, отлетела обратно и исчезла среди ветвей. Болотник рухнул вниз, успев до столкновения с землей сгруппироваться. Несколько раз мягко кувыркнувшись, он вскочил на ноги. Половину его лица заливала кровь из трех длинных продольных разрезов над бровью. Но и его нож оказался окрашен кровью.
        Кай стоял посреди поляны, широко расставив ноги. Он оставался неподвижным до того момента, как две тени черными коршунами одновременно слетели на него из листвы деревьев…

* * *
        Оттар очнулся резко - словно от удара. Он вскочил, осыпая с себя дубовые листья, и понял, что лежал под целым их ворохом. Вся поляна была усыпана листьями. Недоуменно оглядевшись, он заметил Литию и поспешно шагнул к ней. Сдув с лица принцессы листья, северянин осторожно коснулся ее плеча. Лития не шелохнулась. Оттару показалось, что девушка не дышит, и он схватил ее за руки.
        Принцесса открыла глаза.
        - Сэр Кай! - со всхлипом вырвалось у нее.
        И тогда в голове северного рыцаря вспыхнули события, предшествовавшие моменту, когда он провалился в душную яму сна.
        - Брат Кай! - воскликнул Оттар и одним прыжком преодолел расстояние до своего коня, привязанного вместе с остальными к дубу на противоположном краю поляны. Не тратя времени на развязывание ремешков, он сорвал топор вместе с седлом, едва не опрокинув при этом жалобно заржавшего коня.
        - Где он? - слабо выкрикнула Лития. - Что с ним произошло?
        Оттар ничего не ответил. Стиснув топор обеими руками, он медленно двинулся вкруг поляны в поисках хоть чего-то, что могло помочь прояснить ситуацию. Северянин раздувал ноздри, хищно поводя в разные стороны головой, словно зверь, идущий по следу.
        Принцесса попыталась подняться на ноги. Ей удалось это неожиданно легко. Сонная муть улетучивалась из головы, сменяясь кристальной трезвостью. Тело - как с радостным удивлением ощутила Лития - было сильным и крепким, будто девушка проснулась совершенно здоровой после долгой и тяжелой болезни.
        Оттар между тем резко - как чайка хватает добычу - выхватил из травы несколько дубовых листьев.
        - Они срезаны, - хрипло проговорил он, - словно острейшим клинком! То есть именно острейшим клинком и срезаны.
        - Здесь была битва?
        - Нет, не здесь, - мотнул косами северянин. - Вон там, - указал он наверх, - на ветвях деревьев.
        - На ветвях?.. - озадаченно переспросила Лития.
        Оттар метнулся на шаг в сторону и поднял еще несколько листьев - они были густо испачканы кровью. До хруста сжав ладонь в кулак, северянин зарычал. Потом поднял налитые багровым глаза на принцессу. И неожиданно поразился тому, как спокойно ее лицо.
        - Я не знаю, что здесь произошло, - проговорила золотоволосая, - но я уверена: сэр Кай сделал все, что мог, чтобы уберечь нас.
        - Тогда куда он сам подевался?! - выкрикнул северный рыцарь. - И зачем он нас усыпил? Ну, вас, ваше высочество, я понимаю… Чтобы под ногами не мешались… э-э… Тьфу ты!.. То есть простите, ваше высочество, чтобы… вас случайно не задели. Но меня?! Да если б я рядом с ним стоял в той сече, все совсем по-другому обернулось бы! Я бы их!.. Да я бы!..
        - Ты погиб бы в первые несколько мгновений битвы, - раздался позади северянина голос сэра Кая. - Кто бы тогда за тебя исполнил бы свой Долг?
        Оттар резко развернулся. Лития, которая заметила болотника раньше, с радостным смехом шагнула было к нему, но тут же остановилась, в испуге прижав ладони к щекам.
        Кай выглядел страшно.
        Окровавленное лицо его было серым, как мертвый древесный лист; на щеках и на лбу темнели округлые пятна - будто под кожей сгустилась черная кровь. Куртка рыцаря была разрезана в нескольких местах, в разрезах виднелись сеченые раны, нанесенные явно не мечом, а скорее короткими и тонкими ножами. Ступал Кай нетвердо, опираясь на очевидно недавно подобранную палку. Сделав еще один шаг, болотник покачнулся и чуть не упал.
        Оттар, очнувшись от недолгой оторопи, подбежал к Каю, обхватил его одной рукой, а другой принялся шарить по груди и спине, явно ища более глубокие раны, наличие которых объяснило бы слабость болотника.
        - Просто царапины, - морщась, проговорил болотный рыцарь.
        - Хочешь сказать, эти царапины тебя с ног валят? - буркнул северянин, продолжая свое занятие.
        - Раны ничтожны, - пояснил Кай, с помощью Оттара опускаясь на землю, - это действует яд.
        - Вы отравлены, сэр Кай? - ахнула Лития.
        Вероятно, сидя, болотнику было легче переносить боль. Его лицо чуть посветлело, и голос зазвучал яснее, когда он ответил золотоволосой принцессе:
        - Я отравлен.
        Неловким движением руки он швырнул на траву перед собой перепачканный кровью метательный нож.
        - Это последний, - проговорил он. - Когда мы прибыли на эту поляну, у меня было три таких же…
        - Откуда ты взял ножи, брат Кай? - изумился Оттар. - У тебя ведь не было при себе никакого оружия?
        - Я скажу тебе, как достались мне эти ножи…
        - Великие боги! - прервало его речь восклицание принцессы Литии. - Кто же напал на нас?! Они… они хотели нас убить?
        - Им нужны вы, ваше высочество, им нужна принцесса Гаэлона, - сказал Кай. - И нужна живой. Нас, рыцарей Порога, оберегающих ее, они должны были уничтожить… Первую атаку они предприняли, когда мы подъезжали к городу. Два ножа, которые они метнули почти одновременно в меня и в тебя, брат Оттар, мне удалось перехватить почти чудом. Я успел взмахнуть полой плаща, и клинки завязли в толстой ткани. Но даже после этих бросков я не смог вычислить, откуда бросали ножи. Враги, атаковав и мгновенно поняв, что атака их не достигла цели, тут же скрылись… Не трогай! - резко выкрикнул Кай, заметив, что Оттар потянулся к ножу.
        - Но… как мы не заметили этих ножей? - пролепетала принцесса.
        - Они двигаются быстро, очень быстро, - пояснил болотник, - так быстро, что обычный человек не сумеет увидеть их, как бы ни старался. А я должен был поспеть за ними.
        - Даже я ничего не заметил, - пробормотал Оттар. - А уж я-то… Почему ты не сказал об этом мне?.. Нам?..
        - В этом не было смысла. Ни ты, ни ее высочество ничего не смогли бы сделать. Третий нож полетел в меня, когда мы уже въехали в лес, - продолжил Кай. - Видимо, эти убийцы никогда раньше не допускали ошибок и не встречали достойных противников. То, что я сумел защититься сам и защитить тебя, брат Оттар, очень озадачило их. Так сильно, что им понадобилось еще раз проверить, насколько я ловок. Но я уже был начеку, и мне почти не составило труда перехватить и третий нож. После этого с их стороны следовало ожидать перемены тактики. Но вся сложность состояла в том, что я не мог увидеть или услышать их. А следовательно… предупредить нападение… Мне необходимо было определить… откуда начнется… следующая атака…
        Голос Кая стал глуше. Чтобы говорить, ему приходилось преодолевать сопротивление костенеющих мышц.
        - Кто это был? - спросил Оттар.
        - Не знаю, - ответил Кай. - Таких, как они… я никогда раньше не видел. Они не воины. Они - убийцы. Они выслеживают, чтобы напасть и тут же скрыться. Словно змеи. Они и яд используют змеиный. И, словно змеи, сами не чувствительны к этому яду… Да, змеиный яд… Я без труда узнал… об этом… по запаху от метательных клинков. Это не растительный яд… и не магическое зелье. Это змеиный яд. Яд каменной змеи.
        - Каменной змеи? - переспросил северянин.
        Проговорив это, он со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы. Затем отшвырнул топор и обеими руками вцепился в свои косы. Оттар знал, что человек, укушенный каменной змеей, не умирает скоро. Он живет еще несколько часов, мучаясь так, что все это время не перестает молить о смерти. Противоядия от яда этого животного не существовало. Лишь опытные травники и маги-лекари, принадлежащие к Сфере Жизни, могли попытаться спасти жизнь укушенного. В редчайших случаях это им удавалось.
        Кай опустил голову - нет, бессильно уронил ее на грудь. По телу его пробежала короткая судорога.
        Из глаз принцессы, с ужасом наблюдавшей реакцию северянина, полились слезы.
        - Что с ним будет? - прерывающимся голосом спросила она Оттара.
        - Он умрет, - прорычал северный рыцарь, - он уже умирает… Кретин! - заорал он, нависая над болотником. - Идиот! Морж твердолобый! Если ты понял, что тебе придется иметь дело с ядом каменной змеи, какого хрена ты не надел свои доспехи?! Какого хрена ты не взял свой меч? Потому что болотники не сражаются с людьми, да?!
        - Болотники не сражаются… с людьми, - проговорил Кай. - Это так. Но… если в том есть необходимость, допустимо использовать доспехи и оружие против людей. Ты же помнишь… я облачался в доспехи и брал в руки меч, когда нужно было защитить ее высочество от… отрядов генерала Гаера. Только не следует убивать людей… В этом нет нужды…
        - Так почему же ты не надел свои проклятые доспехи и не взял меч, когда понял, с какими опасными ублюдками тебе придется иметь дело?
        - Все очень просто, брат Оттар… Я знал, что они… видят меня. И они знали… что я их вижу. С того самого мгновения, как я заметил их присутствие… каждое мое движение… было направлено на… предупреждение возможного нападения… Я не мог отвлечься ни на миг… А ты не хуже меня знаешь… сколько времени надобно для того, чтобы облачиться в полный рыцарский доспех…
        - Но ведь ты умрешь! Ты умрешь, брат Кай, не успеет зайти солнце! Умрешь!
        - Умру? - с усилием подняв голову, удивленно переспросил болотник. - Я не могу умереть, потому что в этом случае я не сумею выполнить… данное мною принцессе… обещание… доставить ее в Крепость Болотного Порога. О чем ты говоришь, брат Оттар? Многие из… болотных Тварей источают яд. Каждый раз… когда мы ходили в дозоры… мы пили особый отвар, который защищает тело от многих ядов… Мое тело сильнее сопротивляется ядам, чем… тело обыкновенного человека.
        - Но это яд каменной змеи! - воскликнул, всплеснув руками, Оттар. - От него нет спасения! У тебя уже начались судороги!
        - Меня удивляют твои слова… брат Оттар. Мне ничего не угрожает, - сказал Кай и перевел взгляд на принцессу. - Достаточно только… вывести яд из меня… А для ее высочества это не составит никакого труда. Я передал ей все, что знал, о том, как вывести яд из тела отравленного.
        Взглянув Каю в глаза, Лития обомлела. Болотник действительно был твердо убежден в том, что ему ничего не угрожает.
        - Но я никогда раньше… - вскричала принцесса сквозь слезы. - Я боюсь, сэр Кай!..
        - Делайте то, что должны, ваше высочество, - проговорил болотник и закашлялся. - И тогда страх уйдет, - договорил он, с трудом поднимая руку, чтобы утереть черную слизь, потекшую вдруг из носа.
        Дыхание Кая стало сбиваться. Теперь он дышал часто, с хрипом и очень неглубоко, точно икал. Голова его снова начала клониться на грудь.
        - Ты не спи, брат Кай, - упав перед ним на колени, хриплой скороговоркой забормотал Оттар, - тебе нельзя спать. Ежели заснешь, то уже это… не проснешься… Потерпи чуток… Потерпи… Да что - «потерпи»-то! - выговорил северянин, обращаясь уже к самому себе. - Что ж теперь с тобой делать?!
        Он оглянулся на Литию, которая, обхватив руками свою золотую головку, замерла в нескольких шагах от них. Лишь глаза принцессы, растерянные и перепуганные, блуждали по усыпанной дубовыми листьями поляне, словно искали кого-то, кто мог бы помочь.
        - Да что ж ты сделал-то, брат Кай! - со смертельной тоской простонал Оттар, не видя и не слыша ничего вокруг себя. - Зачем ты велел мне отраву эту нюхать?! Кто теперь вернет тебя к жизни? Благо, маг бы какой был рядом или травник… Неужели эта неразумная девчонка сумеет спасти тебя?.. Как глупо было вложить свою жизнь в ее слабые руки! О, великие боги! Лучше бы я голову свою сложил, клянусь Громобоем, а не ты! Такой рыцарь… Жизнь такого рыцаря за жизни трех поганых убийц!..
        - Я не отнимал… их жизни… - едва слышно произнес Кай. - Болотники… не сражаются с людьми… Не убивают людей…
        - Так ты их еще и не убил?! - взревел северный рыцарь, забывшись в приступе мгновенного гнева настолько, что толкнул полулежащего на траве болотника в плечо.
        Кай растянулся на траве. Но тут же приподнял голову. Глаза его помутнели, словно налившись гнилым молоком, из носа и рта сочились черные струйки.
        - Их было… трое, - нетвердо выговаривая слова, очень тихо сказал он. - Одного я поразил… сразу… Надеюсь, что он только серьезно ранен, а не убит. Двое других… Они пустились в бегство, и я не стал их преследовать… им тоже… досталось порядочно… Рыцари Крепости Болотного… Порога… не должны убивать людей. Они… должны защищать их… И… при необходимости… вразумлять…
        Болотник снова уронил голову. Но глаза не закрывал.
        - Вразумлять… - заскрипел зубами северянин. - О Громобой!
        - Я сделаю, - вдруг раздался позади Оттара голос принцессы. - Я сделаю, что должна.
        Поднявшись на ноги, Оттар обернулся. Лития не смотрела на почти лишившегося чувств болотника. Она смотрела на него, северянина. Голубые глаза принцессы словно отвердели, став похожими на серые камешки, нежное лицо потемнело - точно за минуту она повзрослела на добрый десяток лет.
        - Разведите огонь, рыцарь, - приказала принцесса ровно и четко, - и поскорее. И затем найдите что-нибудь, в чем можно приготовить отвар.
        Несколько ударов сердца Оттар смотрел на Литию, будто не понимая ее слов. Потом склонил голову и произнес:
        - Как пожелаете, ваше высочество.
        Кай, видно, попытался встать на ноги. Невероятными усилиями он поднял свое тело, утвердив его на локтях. Очевидно, он хотел сказать что-то, уставив мутный взгляд в лицо принцессы. Но не смог. Из открывшегося рта вместе с фонтаном черной жидкости вырвался рваный хрип; глаза Кая закатились, и он рухнул ничком.
        - Но перед тем, как сделать то, что я велела, сэр Оттар, - закончила принцесса, - крепко-накрепко свяжите сэра Кая. У него вот-вот начнутся судороги.
        - Как пожелаете, ваше высочество, - озадаченно повторил северянин.
        - И кое-что еще, сэр Оттар, - добавила Лития тоном, каким ее отец, великий король Гаэлона его величество Ганелон Милостивый отдавал повеления, вершившие судьбу королевства. - Запомните мое слово: когда я вернусь в Дарбионский дворец, вас ждет долгий год заточения в подземных застенках - за нанесенное мне оскорбление. А теперь - не мешкайте, сэр Оттар!
        Северянин несколько раз моргнул, словно припоминая, чем это он мог вызвать гнев принцессы, потом, видно, припомнив, втянул голову в массивные плечи и поспешно опустился на одно колено.
        - Встаньте! - крикнула на него принцесса. - Не время для церемоний, сейчас дорого каждое мгновение! Я не приму от вас ни слова, пока жизнь сэра Кая в опасности.
        Кипятить воду было не в чем. Оттар хотел было развязать тюк, где болотник хранил свои доспехи, чтобы использовать в качестве котелка шлем рыцаря. Но вовремя вспомнил, что чудесным доспехам сэра Кая не страшны ни человеческое оружие, ни звериные когти, ни магия, ни огонь. Материал, из которого был сделан шлем, просто не пропустил бы через себя тепло пламени.
        Северянин нашел иной выход. Пока Лития собирала необходимые травы, он свою кожаную куртку скрутил поводьями так, чтобы она образовала небольшую емкость, и, подвесив к ветви дерева на манер котла, наполнил ее водой. Куртка Оттара выполняла роль боевого доспеха. Ее, пошитую из шкуры полярного медведя, выделанной и особым образом отмоченной в тюленьей желчи, можно было пробить лишь сильным ударом меча или топора, стрелы и арбалетные болты, пущенные с расстояния не менее двадцати шагов, оставляли на куртке только едва видимые царапины. Провяленные моржовые сухожилия скрепляли куски медвежьей шкуры так плотно, что из швов не пролилось ни капли воды.
        Только вот разложить огонь под импровизированным котлом у северянина, конечно, не получилось бы. Но Оттар не растерялся и тут. Раскаляя в костре небольшие камни, он один за другим кидал их в воду - до тех пор, пока вода не закипела.
        К тому времени подоспела и принцесса с пучком трав.
        «Это точно те, которые нужны?» - хотел было спросить Оттар, но лишь только открыл рот, Лития так сверкнула на него глазами, что он счел за лучшее промолчать.
        Принцесса отделила часть трав и бросила их в исходящую мутным паром воду. Другую часть и кисть темно-синих ягод отложила отдельно.
        - Мне нужны два плоских камня, сэр Оттар, - отрывисто бросила она в сторону северянина.
        Когда камни были принесены, Лития принялась тщательно перетирать стебли трав и ягоды в однородную массу. Ее тонкие пальцы сразу же покрылись бурым дурнопахнущим налетом, который к тому же причинял коже золотоволосой нешуточную боль - не останавливая работы, принцесса морщилась, то и дело закусывая губу.
        - Дозвольте мне, ваше высочество! - не выдержал наконец северный рыцарь.
        - Отойдите прочь, - не поднимая глаз, процедила Лития. - Когда будете нужны мне, я вас позову.
        Оттар послушно отступил на шаг. «Вот оно, - подумал он, - когда пробуждается королевская кровь…» Он ни разу не видел Литию такой. Никогда еще принцесса не гневалась на него. Насколько северянин помнил, она никогда ни на кого не гневалась. Лития, привыкшая, что всякое ее желание исполняется, лишь только она произносила его вслух, что всякий, имеющий к ней какое-либо дело, приближаясь, благоговейно склонял голову и терпеливо ждал, когда с ним заговорят, - сегодня впервые в жизни испытала боль унижения. И в этом виноват он, рыцарь Братства Порога, поклявшийся оберегать жизнь принцессы, сэр Оттар. Это было удивительным, но северянин не испытывал стыда. Радостный покой понемногу заполнял его душу. Грядущее заточение его вовсе не беспокоило. Совсем не потому, что в силу создавшейся ситуации оно откладывалось на очень даже неопределенный срок, совсем нет… Если бы Лития сейчас приказала ему взрезать грудь и положить к своим ногам его сердце, Оттар, не колеблясь, выполнил бы это. Потому что она была его принцессой, а выполнять ее повеления был его долг. Но Оттар понимал… не столько понимал, сколько
чувствовал: если бы не эти его неосторожные слова, вырвавшиеся из сердца в опьяняющие мгновения страшной тревоги, вряд ли Лития так скоро обрела бы уверенность и силу… Чтобы сделать то, что должна.
        Северянин откровенно любовался принцессой. Уверенная сила угадывалась в каждом ее движении.
        Сейчас она своими руками, никогда не знавшими работы тяжелее шитья, возилась с тяжелыми камнями и едким травяным соком. И ни за что на свете Лития не отдала бы этого занятия кому-то другому. Ибо рыцарь-болотник Кай каким-то непостижимым образом внушил ей понятие Долга. А исполнение Долга и уважение к себе - вещи, невозможные одна без другой, точно так же, как Вьюжное море без ледяного ветра, высекающего из необъятного водного простора темные громады грозных волн.
        От этой сложной мысли северянина отвлек окрик Литии:
        - Сэр Оттар!
        - Да, ваше высочество, - с большим, чем обычно, почтением откликнулся Оттар, поклонившись своей принцессе.
        - Вместо того чтобы стоять и бессмысленно улыбаться, вы бы лучше следили за отваром! Вода должна постоянно кипеть!
        Оттар ринулся к костру за очередным камнем. А тело болотника, скрученное поводьями, все чаще и чаще стало биться в мучительных судорогах.
        Они работали до самых сумерек. Приготовив мазь, Лития тщательно покрыла ею десны и зубы болотника. Оттар, который в это время старательно помешивал отвар, видел, как сильно побледнела при этом принцесса; видел, что над ее верхней губой выступили капельки пота - предвестники дурноты. Предварительно следовало очистить нос и рот болотного рыцаря от засохшей уже черной слизи. Принцесса и это сделала сама. Потом они вливали отвар в рот Кая. Северный рыцарь разжимал челюсти болотника, а принцесса осторожно капала на неподвижный и распухший темный язык отравленного спасительную жидкость.
        Когда лицо Кая побелело и страшные пятна на щеках и на лбу стали почти не видны, когда судороги утихли и болотник задышал спокойно, золотоволосая Лития освобождение отодвинулась от его тела и неуверенно улыбнулась.
        - Получилось, - проговорила она, словно еще не веря.
        - Иначе и быть не могло, - серьезно произнес Оттар, тут же подумав, что еще пару часов назад эти слова не пришли бы ему в голову.
        - Не так уж плохо для неразумной девчонки с ее слабыми руками, - все так же улыбаясь, сказала ему принцесса.
        Оттар с готовностью преклонил колени и, опустившись низко, коснулся лбом земли.
        - Нижайше прошу простить меня, ваше высочество, - прогудел он, не показывая лица. - Да ежели бы я в здравом уме был, никогда бы таких слов… не это самое… ну, вы понимаете, ваше высочество…
        - Кажется, понимаю, - ответила Лития. - Только вот… в том, что все так счастливо закончилось, заслуга вовсе не моя. Поднимитесь, сэр Оттар.
        - Как это?! - оторвав голову от земли, сел на корточки северянин. - А чья же?
        - Его… Сэра Кая.
        - Что?.. - Оттар нахмурился, но почти сразу же просветлел лицом. - Ага, это да. Это я еще раньше дотумкал! Сам!
        - Но не думайте, что я простила вас, сэр Оттар, за ваши слова, - произнесла золотоволосая.
        - Я и не думаю, - искренне сказал рыцарь. - Слово принцессы - закон. Я с радостью пойду в застенки, как только мы окажемся в Дарбионе.
        - Пока оставим это, - махнула Лития перепачканной в зловонной мази рукой. - Я голодна. Принесите еще дров для костра, чтобы мы могли поужинать.
        - Как вам будет угодно, ваше величество!
        Прихватив топор, Оттар отправился на поиски топлива.
        Собирая хворост, обрубая мертвые дубовые ветви, северный рыцарь старался не отходить далеко, чтобы не выпускать из поля зрения принцессу. Он видел, как она помыла руки теплой водой из кожаного «котла», а потом, как-то странно оглядевшись, пошла в сторону, противоположную той, куда уходил Оттар.
        Сейчас же бросив свою добычу, северянин направился следом. Он крался привычно бесшумно, определяя направление по звуку шагов принцессы, и скоро нагнал ее.
        Остановившись, Лития скинула плащ и взялась за подол платья. Тут только сообразив, зачем именно принцесса решила уединиться, рыцарь мгновенно вспыхнул и, прикрывая глаза ладонью, осторожно стал отступать прочь.
        Истошный девичий крик подбросил его. С топором наперевес Оттар вылетел к Литии… И сам замер, упершись взглядом в то, что нечаянно заметила принцесса. В то, что темнело в невысокой траве меж деревьев.
        - Великие боги, - прошептала золотоволосая, - что это такое?!
        Она была так напугана, что не обратила внимания на подозрительно скорое появление северянина.
        - Кто бы это ни был, - хмыкнул Оттар, опуская топор, - теперь он для нас не опасен.
        - Это… один из тех убийц?
        - А кто ж еще, ваше высочество? По всему видно, недавно он тут лежит. Так вот они, оказывается, какие, змееныши… И чего в них такого, что они брата Кая чуть не до смерти уходили?..
        Северный рыцарь легко пнул сапогом бездыханное тело - полностью обнаженное, если не считать широкого пояса, и отчего-то совершенно черное, словно обугленное на медленном огне. Труп лежал лицом вниз. На безволосой черной голове заинтересованно пошевеливал парой передних лапок лесной паук.
        - Тоже мне вояка, - скривился рыцарь Северной Крепости. - Да он в два раза меня меньше… был. Он и топора-то боевого не поднимет…
        - Но тем не менее сэр Кай хоть и справился с ними, с троими, но… едва не погиб.
        - То-то и оно-то, - закивал Оттар. - То-то и странно. Мне ли не помнить, как в Дарбионском королевском дворце брат Кай целые отряды до зубов вооруженных гвардейцев голыми руками раскидывал.
        - А этот, кажется, вовсе без оружия, - гадливо морщась, заметила Лития.
        - Благоволите, ваше высочество, того… - попросил Оттар, - смотреть в другую сторону. Потому как я намереваюсь на его рожу глянуть, а он, вишь… голый, как лягушка.
        Лития отвернулась.
        Северянин поддел тело мыском сапога и без труда перевернул его. Принцесса услышала, как рыцарь удивленно присвистнул. А затем до нее донеслись его слова:
        - Можете смотреть, ваше высочество. Ничего этакого вы не увидите. Потому как ничего этакого у него совсем нет…
        Повернувшись к трупу, Лития поняла, что имел в виду Оттар.
        Только по особенностям мускулатуры можно было определить в поверженном противнике мужчину. Признаки пола убитого были вырезаны начисто - еще при жизни, и, судя по всему, очень давно. Рот убитого оказался приоткрыт, в него набилась древесная труха, но все равно можно было рассмотреть, что и зубы его абсолютно черные. Абсолютно черными были и губы, и правый вытаращенный глаз. Левый глаз отсутствовал - из глазницы, обрамленный запекшейся кровью, торчал глубоко вонзившийся метательный нож. Второй нож торчал с левой стороны, под ключицей.
        Оттар наклонился над телом и вытащил из его поясных креплений еще один метательный нож. Проделал он это аккуратно, остерегаясь коснуться густо смазанного зеленоватой дрянью острия.
        - Где-то я уже видел такой, - усмехнулся рыцарь. - Точно, один в один! Посмотрите на этого ублюдка. Ну и чучело! Правда же, ваше высочество?..
        Принцесса ничего не ответила.
        - Неужто это единственное его оружие? - продолжал размышлять вслух Оттар. - Не может быть… Или следует рядом поискать? Хотя… погоди-ка…
        Он ступил шипованной подошвой сапога на скрюченную в предсмертной судороге ладонь убитого. Надавил, и окоченевшие пальцы с хрустом разжались. Между ними металлически блеснуло что-то острое.
        - Вона как! - снова удивился северянин. - Посмотрите, ваше высочество, какая штучка. Ножики длинные, к ладони прикрепленные… Прямо как кошачьи когти. И это называется оружием? Что-то тут не сходится, ваше высочество!.. Ну не противник этот ублюдок брату Каю, совсем не противник. С этакой-то финтифлюшкой…
        - Она называется мицу, - каким-то не своим голосом проговорила Лития.
        - Что? - развернулся к ней Оттар. - Откуда вы…
        - Мицу, - повторила принцесса. - Хотя они владеют всеми видами оружия, но это - их излюбленное. Я знаю, что это за люди… О великий отец Вайар! О боги…
        - Да что все это значит, ваше высочество?! - недоуменно всплеснул руками северянин. - Почему вы так побледнели?
        - Вы слышали когда-нибудь о детях Ибаса, сэр Оттар? - спросила Лития.
        - О… детях?! О его детях? - переспросил Оттар и пожал плечами. - О детях Убийцы-Из-Бездны?
        Конечно, северный рыцарь знал, кто такой Ибас. Или, как называли его в родных краях Оттара, Убийца-Из-Бездны. Все это знали.
        Когда-то давно, так давно, что не было еще самого времени, пришел из Великого Хаоса Неизъяснимый. Пришел, чтобы создать все сущее. И поставил над сущим творения свои: Харана Темного, Вайара Светоносного и Нэлу Плодоносящую. И, зачав от Вайара, родила Нэла трех сыновей и трех дочерей.
        Андара Громобоя, что нес в себе Дух Войны и Разрушения; Гарнака Лукавого, породившего Ложь, Воровство и Искусство; Безмолвного Сафа, даровавшего впоследствии людям Любознание и Мудрость… Родила Нэла от Вайара Алу Прекрасную, что была сама Красота и Магия; Иллу Хранительницу, что была Верностью, Любовью и Терпением; Вассу Повелительницу Бурь, сберегшую истоки Страсти и Неистовства.
        И породили Андар, Гарнак, Саф, Ала, Илла и Васса род человеческий.
        Харан же Темный, совокупляясь с дикими зверьми, породил расу демонов.
        Так сущее обрело Гармонию.
        Но вышел из чрева Нэлы последний отпрыск - Ибас. И не было в Ибасе ни мужского, ни женского. Он был черен, Ибас, черен, горбат и уродлив. Ничего не досталось ему от родителей его, и жуткая эта пустота наполнилась злобой. Смеялись над ним его братья и сестры, и оттого злоба внутри Ибаса стала тверже камня и жарче огня.
        И отец его, Светоносный Вайар, счел Ибаса недостойным Вечного Поднебесья, обиталища богов, и Темного мира, обиталища демонов и незримых сущностей. И обрек Вайар Ибаса на вечное пребывание в мире смертных. Тогда злоба внутри Ибаса прокляла все живое и все неумирающее. И от начала времен до того момента, как истлеет сама Вечность, принужден Ибас скитаться в мире смертных. Но никто из смертных не может увидеть его и услышать его, если он сам этого не пожелает. И не найдет Ибас нигде и никогда покоя до тех пор, пока живое не станет мертвым, а неумирающее не погрузится опять в Хаос.
        Бывают такие дни, когда Ибас открывает себя для смертных, и горе тому, кто попадется ему на пути. Пожрет горбатый Ибас душу смертного, наполнив его тело только злобой и жаждой убийства.
        Много имен у Ибаса. На Востоке смертные называют его Последней Упавшей Звездой; на Западе - Великим Чернолицым; на Севере - Убийцей Из Бездны; на Юге - Блуждающим Богом. Только кочевой народ, прозванный чернолицыми, по одному из имен бога, которому они поклонялись, называл Ибаса Отец…
        - Он отбирает у них душу, - слушал Оттар рассказ Литии. - Говорят, вместо души он вкладывает в них частицу себя. Неужели вы никогда не слышали о чернолицых, сэр Оттар?
        - Н-нет… Никогда. Что-то очень похоже на байки для детей. Люди без души…
        - Это никакие не байки, - проговорила принцесса очень тихо, будто боялась, что мертвый может ее услышать. - В Гаэлоне каждый знает про чернолицых. Разве вам не достаточно доказательства, лежащего у ваших ног, сэр Оттар?
        - Н-ну… - почесал в затылке северянин, не найдя, что ответить.
        - Надо было мне сразу догадаться, кто именно нас преследует. Чернолицые - это древний народ, - сказала принцесса. - Собственно, это не народ даже… Ведь у них не могут рождаться дети. Это… клан. Клан наемных убийц. Они похищают младенцев, вырезают им… вы сами видели что, сэр Оттар, для того, чтобы, повзрослев, дети не могли ощущать себя ни женщиной, ни мужчиной. В тот же день проводится обряд посвящения. Великий Чернолицый огненным взглядом забирает человеческую душу, навечно покоряя разум новопосвященного и даруя ему особую силу. Когда приходит срок, детей начинают обучать отточенному в веках искусству скрытного убийства. Им капают в глаза ядовитый отвар из желчи василиска, и глаза их чернеют навсегда, приобретая к тому же способность видеть в темноте. В зубы втирают порошок перемолотых драконьих костей - и зубы становятся черными и крепкими, как камень. Когда они взрослеют настолько, что перестают расти, их кожу целиком покрывают татуировкой. Как только кожа подживает, новый чернолицый готов служить Отцу…
        - А я всегда думал, что наемники служат тому, кто им платит, - признался Оттар.
        - Дети Ибаса служат только своему Отцу. Но они все-таки люди. Им нужно есть и пить. Крестьяне пашут земли, степные кочевники растят скот, ремесленный люд трудится в своих мастерских. А чернолицые - убивают. Это их работа. И еще, они очень любят золото. Говорят, тайные храмы, в которых они возносят молитвы Отцу, сделаны целиком из золота. Ведь Ибас, ненавистник всего живого, тоже любит золото. Потому что оно - самое смертоносное оружие против людей. Там, где у людей много золота, появляются чернолицые…
        - Ну, теперь мне ясно, почему я раньше об этой погани ничего не слышал, - усмехнулся (но как-то кривовато) северянин. Видно, рассказ Литии произвел на него сильное впечатление. - В тех краях, откуда я родом, золото не в цене. У нас тот богач, у кого много древесины для постройки боевых шнек, у кого искусно выкованное оружие и у кого родни много. Надо думать, - добавил Оттар, - на Туманных Болотах жаждой золота тоже не страдают. Поэтому-то брат Кай не знал, с кем имеет дело.
        - Но я могла догадаться, - вздохнула Лития. - Хотя… наверное, хорошо, что этого не произошло.
        - Почему?
        - А потому что, сэр Оттар, во все времена и во всех королевствах не нашлось ни одного человека, который хотя бы на время сумел ускользнуть от детей Ибаса, - веско проговорила принцесса. - Того, за чью жизнь платят чернолицым, можно уже считать мертвым. Его ничто не спасет. Только такому великому воину, как сэр Кай, удалось выдержать битву с ними, - помолчав, добавила Лития.
        Оттар сжал кулаки.
        - Стоило ему надеть доспехи и взять в руки меч, - сказал он, - ни один из этих ублюдков не сумел бы даже оцарапать его! Он великий воин!
        - Я надеюсь, брат Кай к утру придет в себя, - сказала Лития, - и мы продолжим путь. Потому что чернолицые, несомненно, вернутся, чтобы снова напасть. Они ни за что не отступят. Они живут для того, чтобы убивать.
        Глава 2
        Рут спустилась по осыпающимся камням крутого берега к быстрым водам Ледяной речки. Присев на замшелый валун, положила рядом с собой узел латаного-перелатаного белья и перевела дух. Солнце уже садилось. Из деревни, которую отсюда видно не было, доносилось жалобное блеянье овец - это пастух Тат, вернувшийся с горного пастбища, не торопясь, гнал отару по единственной деревенской улочке. Визгливо кричали деревенские хозяюшки, хворостинами отбивая от отары своих овец, и Рут без труда узнавала каждый голос.
        Она с самого рождения - вот уже двадцать один год - жила в этой деревеньке в самом сердце Серых Камней Огров, близ стен замка, носящего имя Орлиное Гнездо. Пять лет назад Рут выдали замуж за охотника Стафа. Очень уж Рут не хотелось идти за Стафа, так как был Стаф втрое старше своей невесты, страшен могучей статью и никогда не сбриваемой косматой бородой - что твой пещерный медведь. Да еще и отчаянно нелюдим: слова из него, привыкшего неделями в одиночку мотаться по крутым склонам, выслеживая стада диких коз, не вытянешь. Но маменька уж очень настаивала, упирая на то, что засиделась Рут в девках. А огорчать маменьку Рут не могла. Да и других женихов в маленькой деревеньке не нашлось. Захаживали, правда, сюда из Орлиного Гнезда ратники графа Боргарда, хозяина замка, да только что с тех ратников возьмешь? Сманить девку на Кудрявый Склон, где редкие кривые деревца торчали меж черных камней, это они горазды. А вот жениться никто из них не спешил. Блудники все, пьяницы и драчуны! Сколько из-за них, из-за охальников, деревенские бабы дочек своих непутевых за косы таскали!..
        Да уж лучше грешить, поняла Рут уже в первый год замужней жизни, чем тянуть до скончания века горькую лямку супружества. Ласками Стаф молодую жену не баловал и дома появлялся редко, все в горах пропадал. Так и бедовала Рут все пять лет семейной жизни: вроде и жена, а на самом деле - одинокая баба… Не один раз, засыпая в холодном углу хижины на вонючей медвежьей шкуре, думала Рут: «Да пусть дикие огры сожрут постылого мужа, косточки его раскидают по камням! Пусть он в пропасть сорвется, чтоб хоть вдовушкой немного бабьего счастья урвать!» В здешних землях на блудни незамужних девок и вдов привыкли смотреть сквозь пальцы. А вот если мужняя жена грех допустит, могли и ноги переломать - чтоб впредь неповадно было. А если гулящая жена еще и бесплодная, такую могли и из деревни прогнать… А Рут еще и не знала, даровано ли ей счастье материнства или нет…
        Но пару недель назад появился в гарнизоне замка мечник Тор - парень лет семнадцати, коренастый, светловолосый, с нежным пушком на щеках и глазами такими голубыми, что, когда смотришь в них, голова кружится. Этот Тор с первой встречи будто приворожил Рут. И ничего она не могла с собой поделать и о возможных последствиях преступной этой связи даже не думала. Вернее, думала, конечно, как без этого… но предстоящий позор по сравнению со счастьем быть рядом с юношей представлялся ей далеким, почти невозможным… да и неважным. Тор был человеком словно из другого мира. Несмотря на юный возраст, он исходил вдоль и поперек весь западный край великого Гаэлона, видал большие города, окруженные стенами повыше, чем Графская башня Орлиного Гнезда, с домами словно горы. Видал полноводные реки, волны которых в бурный день могли смести с берега целый поселок. Видал такие равнины, где травы колышутся в человеческий рост, где, в какую сторону ни посмотри, даже самого низенького холмика не заметишь. Видал леса, в которых деревья не такие корявые и низенькие, как на том же Кудрявом Склоне, а громадные, со скалу вышиной,
и стоят так часто, что между ними не всякий и протиснется… Много чего повидал Тор и обо всем этом рассказывал Рут с охотой и так интересно!
        Сама-то Рут никогда дальше, чем на сотню шагов, от своей деревни не отходила. Как и большинство селян, кого знала с детства. Только охотники уходили в горы на порядочные расстояния, но никогда - дальше, чем на три дня пути. Подниматься высоко в горы считалось опасным. Того и гляди набредешь на диких огров, в пасть непуганого зверья угодишь или в пещеры-ловушки, где прячутся от солнца горные тролли - да мало ли… А уж о тех землях, что лежат за неприступными горными кручами, окружавшими долину, где высился замок Орлиное Гнездо, говорили нечасто. Там было что-то чуждое, совсем недоступное и почти сказочное. Там в золотом дворце с хрустальными башнями, пронзающими небеса, с фонтанами, плещущими красным вином, жил его величество повелитель всего Гаэлона (то есть, как понимала Рут, всего существующего мира) король Ганелон Милостивый… Который, если ему вздумается, способен взглядом пронзить чудовищные, уму непостижимые расстояния и углядеть кого угодно: а ну-ка, может, этот человек какие-нибудь скверные вещи про своего государя думает или, того хуже, вслух говорит?..
        Мечник Тор явился в Орлиное Гнездо не сам по себе. Он пришел из города, носящего название, которое Рут услышала от него впервые в жизни - Арпан. Тамошний владетель послал графу Боргарду пятерых рыцарей с каким-то очень важным посланием. А Тор, влекомый страстью к путешествиям, за этими рыцарями увязался. Рыцари не скрывали от Тора весть, потому как не было в ней тайны. И так получилось, что рыцари не дошли до Орлиного Гнезда совсем немного, попав в засаду диких огров, а Тор сумел выбраться живым и дошел. И послание донес. Только не на свитке, а на словах, потому что свиток вместе с рыцарями сгинул в той жестокой сече.
        Два дня после своего появления провел юноша в подвале замка. Граф Боргард самолично допрашивал его со всем пристрастием - Рут сама видела на белой спине Тора гноящиеся буро-красные следы от каленого железа. Вовсе не то, что зеленый юнец почему-то сумел выжить в бою с ограми, насторожило графа. В это-то как раз он поверил сразу же, стоило только Тору рассказать, как один из рыцарей, когда со стен ущелья с воем стали прыгать серокожие чудища, пихнул юношу на тропинку и со своими товарищами прикрывал его отход, сколько мог. Граф Боргард и сам наверняка поступил так же, если б в этом была единственная возможность выполнить взятое на себя обязательство. Сама весть, которую принес парень, вызвала у Боргарда возмущенное недоверие. Что именно спешили рыцари поведать графу, так никто и не узнал. Почти никто. Только Боргард знал об этом и Тор, которому граф под страхом смерти запретил развязывать язык. Да еще узнала Рут, чье неистовое женское любопытство победило строгий наказ графа Боргарда.
        Вот что, оглядываясь и вздрагивая, нашептал на ухо милой юный мечник Тор на берегу Ледяной речки: мол, предательски убит злодеями его величество король Ганелон Милостивый! А на престол взошла не особа королевской крови, а маг, никому доселе не известный, однако самый могущественный из всех ныне живущих и когда-либо появлявшихся в землях, где живут люди. И, дескать, владеет этот маг такой силой, что задумал властвовать не только над Гаэлоном, но и над всеми Шестью Королевствами. И рассылает теперь во все города во всех уголках земли свитки с государственными печатями, в которых говорится, чтобы каждый, владеющий землей и войском, явился в Дарбион принести клятву верности новому повелителю.
        Рассказал Тор еще и о том, как граф Боргард, когда в первый раз услышал эту весть, затопал ногами и страшно заревел. Не бывать тому, чтобы на престоле Гаэлона восседал, попирая вековой обычай, богами установленный, какой-то выскочка, в чьих жилах ни капли благородной крови нет! Да еще и маг! Скорее небо, перевернувшись, обрушится на землю, чем он, граф Боргард, властелин Орлиного Гнезда, верный рыцарь своего короля Ганелона, будет присягать этой мрази! Так ревел граф, что с низкого подвального потолка падали, обрывая паутину, крупные черные пауки; так ревел, что неумолчно пищащие под камнями пола крысы испуганно замолчали, и не было их слышно еще многие часы, после того как граф наконец успокоился.
        Два дня и две ночи терзал Боргард Тора, никого не пуская в тот подвал. Но юный мечник не отрекся от своих слов, нутром ощущая: поверил ему граф, поверил, но боялся самому себе признаться, что жуткая весть - истинная правда. Если ж не поверил, почему тогда не отрядил людей в Арпан, чтобы там все выяснить? Чуял юный мечник: отрекись он, и еще большую злобу вызовет у графа. Два дня и две ночи мучался Тор, жалобными рыданиями пытаясь воззвать к душе хозяина. А потом оставил Боргард юношу. И лишь на утро третьего дня вернулся в подвал.
        - Нет свитка с государственной печатью, - сказал граф, - нет и моей веры твоим словам.
        Тут подумал Тор, что конец пришел его мучениям. Сейчас граф махнет мечом, и покатится по каменному полу, расплескивая кровь, его голова. Но в Серых Камнях, где огрские племена были так многочисленны и коварны, что люди селились лишь под стенами замков, на счету был каждый меч. Тор еще не знал этого. Не знал и того, что в сем краю люди не убивают людей. Никогда. За одним только исключением: военачальник имел полное право казнить ратника, ослушавшегося приказа. Боргард оставил юному Тору жизнь, но с тем условием, чтобы он никому не смел рассказывать вести, с которой пришел из Арпана.
        Однако Тор по причине малолетства и понятной слабости после жарких женских ласк все же проговорился… Впрочем, он почти ничем и не рисковал. Рут выслушала тайну с поразительным равнодушием, покачала головой, поохав для порядку - дескать, чего только не бывает, - и больше к этому разговору не возвращалась. События в неведомом Дарбионе она восприняла как сказку, не имеющую ничего общего с окружающей ее действительностью. Совсем другое волновало Рут. Вот граф Боргард семь дней назад отправил двух ратников на запад, надо думать, к давнему своему товарищу барону Траггану. А зачем, никто и не ведает. Если бы он хотел попросить подмоги, чтобы мстить ограм за пятерых убитых рыцарей, зажег бы сигнальные костры. Нет, тут было что-то другое… Рут раньше никогда не обращала особого внимания на то, что происходит в замке, но теперь-то совсем другое дело! То, что происходило в Орлином Гнезде, касалось и ее милого…
        До замка Траггана, носящего название Полночной Звезды, было всего два дня пути, а если поторопиться, и того меньше. Ратники не вернулись. Деревенские видели, как граф ночами вышагивает по западной стене замка, купаясь в лохматом пламени факелов, то и дело замирает, чтобы, приложив ладонь ко лбу, вглядеться в угрюмо молчащие Серые Камни. Ждет. А ну как он, не дождавшись, снарядит еще ратников в Полночную Звезду? А в их числе пошлет и Тора, рассудив так: если боги однажды сберегли юношу от диких огров, которые в безлюдных местах, говорят, таятся буквально за каждым камнем, то они ему и еще раз помогут?
        Только одного хотелось Рут: чтобы Тор никуда-никуда от нее не отлучался. И чтобы постылый Стаф как можно дольше не возвращался с охоты. Да Харан с ним! Пусть вообще никогда не возвращается!
        Это даже удивительно, как деревенские до сих пор не застукали Рут с Тором. Только Стаф отправился на охоту в горы, Рут почитай что каждый вечер бежала на речку, даже сумерек не имея сил дождаться. Позора, мужниных могучих кулаков, возможного изгнания из деревни и даже смерти самой она не боялась. Рассветным солнышком вспыхнувшая в настрадавшемся сердце любовь неостановимо горела все ярче и сиянием своим затмевала темную муть страха. Рут знала, что рано или поздно все раскроется, но отказаться от встреч с юным мечником не могла. Только вот маменьку было жалко… И должно быть, скорее из-за мыслей о матери женщина всякий раз прихватывала с собой тряпье на тот случай, если кого-нибудь встретит, - вроде постирать она собралась…
        А когда ночная темь опускалась на землю, на условленное место приходил Тор.
        Здесь, в этой части Серых Камней Огров, темнело рано. Рут знала: вот сейчас солнце зайдет за Графскую башню замка, выпустит красные лучи, отчего башня на короткое время как бы обретет огненные крылья, потом эти крылья начнут темнеть, угасая… А потом холодная тьма пожрет все вокруг.
        Рут откинулась на валун, нагревшийся за день, и сладко вздохнула. Ждать осталось совсем недолго. А может, Тор и пораньше появится? Пару раз такое случалось. Она только идет к речке, а милый уже там…
        Наверху послышался шорох, и несколько мелких камешков скатились по склону в воду.
        Рут подняла голову.
        Неужели Тор?
        Или кого-то из деревенских нелегкая принесла? Решив не рисковать, женщина схватила первую попавшуюся тряпку из узла, окунула ее в воду. И замерла, прислушиваясь.
        Зашумело снова, но на этот раз звук был совсем уж необычный. Треск какой-то. Точно огр, очумелый от винных ягод, схватил за верхушку деревце и разодрал его вдоль на две части.
        Рут стало страшно. Он выбросила на камни мокрую тряпку, сама вскарабкалась на валун и, утвердившись на нем ногами, вытянула шею. Если бы кто-то был на берегу, она наверняка бы его увидела.
        Но никого на берегу не было.
        А треск раздался снова. На этот раз такой протяжный и громкий, что его, должно быть, услышали и в деревне. В лицо Рут ударила волна горячего ветра. С берега лавиной обрушились булыжники - словно кто-то невидимый затоптался, пиная камни.
        А потом прямо в темнеющем воздухе, на расстоянии в локоть от того места, где сами собой пришли в движение булыжники, бледно проступил большой голубой круг, точно нарисованный призрачным пламенем. Треск нарастал, и круг становился все ярче. И вот окаменевшая от страха Рут увидела, как из центра круга, из нутряной его пустоты, прямо-таки из ниоткуда, вывалился на камни высокого берега человек.
        Он был облачен в сверкающую кольчугу (такую же Рут видела на графе Боргарде всякий раз, когда он проезжал через деревню) и держал в руках длинное копье; к поясу его был пристегнут меч в кожаных ножнах, а голова укрыта шлемом, гладким и сверкающим.
        Воин упал на камни, загремев доспехами и оружием, но тут же вскочил и поспешно отбежал в сторону. Круг голубого пламени изверг еще одного воина, облаченного в такие же доспехи и так же вооруженного, потом еще одного и еще!.. Два десятка ратников, выпав из невиданного пламенного круга, один за другим отбегали на несколько шагов, собираясь вместе. Они негромко переговаривались и - что поразило Рут - даже посмеивались, с лязгом похлопывая друг друга по плечам латными рукавицами, словно высадились на берег из ладьи, а не вывалились из стылого воздуха. Двадцать первый ратник оказался без копья, но зато имел на шлеме пышный красный плюмаж. Широкое рябоватое лицо его было украшено громаднейшими черными усами, концы которых свисали до самых плеч. Только очутившись на земле, черноусый с достоинством поднялся и первым делом снял шлем, чтобы поправить плюмаж. При виде этого, с плюмажем, остальные воины замолчали. А он прямо направился к ним и громким приказом (обомлевшая Рут не разобрала, что именно он сказал) заставил воинов построиться в плотную шеренгу.
        Призрачный круг затрещал громче и вспыхнул ярче.
        Из него появились еще пятеро. Они явно не были воинами. Рут отчего-то сразу подумала, что эта пятерка не кто иные, как маги.
        Женщина никогда не видела магов. Ну если не считать Гару-знахарку, исцелявшую травами местных недужных. Но она помнила, как Тор, много путешествовавший и побывавший в настоящих городах, рассказывал ей о том, что искусство магии делится на четыре Сферы. Маги Сферы Огня повелевают Пламенной стихией и традиционно облачаются в красные сутаны. Маги Сферы Бури, познавшие стихию Воды и Воздуха, предпочитают голубой цвет. Хранители мрачных тайн нежизни, маги Сферы Смерти одеваются в черные сутаны. А маги Сферы Жизни, изучающие законы бытия всего, что дышит и размножается, носят сутаны белого цвета.
        Те же, что вышли из круга голубого пламени последними, были одеты в узкополые серые балахоны без капюшонов. На головах их высились длинные остроконечные колпаки, расписанные замысловатыми знаками… В отличие от воинов эти пятеро сразу почувствовали присутствие Рут - увидеть ее они не могли: выходящий из голубого круга оказывался к перепуганной женщине спиной. Все пятеро поочередно обернулись к Рут, и она могла увидеть странный символ, начертанный - будто выжженный раскаленным железом - на их лбах.
        Узкий глаз с нечеловеческим горизонтальным острым зрачком, окруженный извивающимися языками пламени.
        И странная штука: показалось Рут, будто от этих глаз на лбах магов исходит свечение, но не обычное, а наоборот - темное!.. Всякий раз, когда маги оборачивались к женщине, на ее лицо падала тень, точно она заглядывала в черную промозглую дыру среди камней.
        Это оказалось так страшно, что Рут вскрикнула, на мгновение прикрыв глаза ладонью.
        Ратники в великолепных кольчугах услышали ее и заметили. Кое-кто из них сладострастно загоготал, кто-то призывно свистнул, но все они тут же смолкли под строгим окриком воина в шлеме с плюмажем (Рут уже догадалась, что он их командир).
        Такая реакция на нее - вполне привычная - от людей, появившихся здесь столь необычным образом, несколько успокоила женщину. Тем более что маги больше не смотрели в ее сторону, очевидно не определив в ее персоне ничего для себя интересного. Они, собравшись кружком, были заняты какими-то таинственными приготовлениями. Кто бормотал себе под нос, сложив руки треугольником у лица, кто, отвернувшись от всех, чертил в воздухе замысловатые пассы, кто побрякивал амулетами, извлеченными из-за пазухи…
        Голубой круг угас. Когда - Рут заметить не успела. Но на его месте колыхалось бледное синее свечение, будто отражение синего цветка на неспокойной воде.
        Женщина отвела глаза от дивного и пугающего зрелища и снова глянула на берег. И во второй раз вскрикнула.
        На тропинке меж двух валунов появился Тор. Насвистывая, он шел к берегу, размахивая зажатым в руке маленьким кувшинчиком вина. Вскрика Рут он не услышал, но, увидев чужаков, остановился так резко, что едва не упал.
        - Эй ты! - окликнул его черноусый. - Поди-ка сюда!
        На какое-то мгновение Тор заколебался, чуть подавшись назад. Но тут он заметил Рут, замершую на валуне у самой воды. Парень сглотнул, проделал несколько коротких шагов по направлению к ратникам и снова остановился. Внезапно вспомнив про кувшин в своей руке, Тор зачем-то попытался спрятать его за спину. В шеренге послышался приглушенный смех. Если бы Рут не была так перепугана, она бы, наверное, и сама нашла, что растерявшийся юноша выглядит несколько комично.
        - Скажи мне, - продолжал черноусый, - это владения графа Боргарда?
        - Это… да, - выдохнул Тор и вдруг затараторил: - Сейчас по тропинке вверх, господин, потом через деревню, а потом…
        - Я и сам вижу башни замка, дурак, - отрезал обладатель пышного плюмажа. - Я лишь спросил у тебя, кому этот замок принадлежит.
        - Если изволите, господин, - сломался вдруг в поклоне юный мечник, - я побегу впереди и сообщу его сиятельству о вашем визите. Скажите только, чье имя мне назвать?
        Черноусый гордо выпрямился.
        - Ты имеешь честь говорить с Роском, капитаном гвардии его величества короля Гаэлона Константина Великого! - отчеканил он, будто прозвенел мечом по щиту.
        - Конста… - хотел было повторить Тор за черноусым и вдруг задохнулся, застыв с открытым ртом.
        - Я гляжу, ребята, - обернулся капитан к своим ратникам, - этот самый Боргард уже получил весточку от его величества! Когда это произошло? - задал он очередной вопрос Тору.
        Мечник молчал в замешательстве. Взгляд его метался по берегу, не смея коснуться лиц воинов и магов.
        - Ты язык проглотил, щенок? - повысил голос капитан Роск. - Я спрашиваю, сколько прошло времени с тех пор, как твой господин получил от нашего короля повеление явиться в Дарбион, чтобы принести там его величеству клятву верности?
        - Я… - прохрипел мечник. - Я… господин, не могу знать…
        - Мальчишка лжет, - прошелестел один из магов, вперив взгляд в Тора.
        Рут, чьи ноги стали подкашиваться от страха, вдруг отчетливо увидела, что лицо юноши на миг потемнело - словно тень от птичьего крыла, скользнуло по нему черное свечение от выжженного на лбу мага глаза.
        - Четырнадцать дней! - выкрикнул Тор не своим голосом.
        - Надо думать, его сиятельство Боргард давно уже в пути к Дарбиону? - осведомился капитан.
        - Он… он… - юный мечник со страхом взглянул в сторону мага и, втянув голову в плечи, едва слышно ответил: - Он… еще в своем замке.
        - Тем хуже для него, - суховато усмехнулся черноусый Роск и взмахнул рукой. - Что ж, навестим, ребята, графа. Его величество настолько добр, что таким, как он, дает еще одну возможность… заявить о своей верности.
        - И уплатить особый налог, - с нехорошей улыбкой добавил один из магов - тот самый, что уличил юного мечника во лжи. - За неспешность.
        Ратники вразнобой загоготали.
        - Ну-ка, тихо! - прикрикнул на них капитан Роск. - Копья на плечо! И за мной!
        Колонна воинов во главе с капитаном двинулась прямо на Тора. Тот поспешил посторониться, но ратник, шедший третьим после капитана, счел необходимым пихнуть юношу тупым концом копья. Тор опрокинулся навзничь. Кувшин, выпав из его руки, вдребезги разбился о камни, кроваво окрасив их. Когда мимо него по тропинке пошли маги, парень, судорожно перебирая конечностями, по-паучьи принялся отползать назад, пока не наткнулся затылком на случайный валун.
        Чужаки скрылись меж камней, и только тогда Рут нашла в себе силы подняться вверх, на берег и подбежать к Тору. Юноша сидел, кособоко опираясь о валун, тяжело, со всхлипом, дыша. Женщина обняла возлюбленного, прижала его лицом к груди и, повинуясь какому-то безотчетному, внезапно взметнувшемуся желанию, сорвала с себя платок, распустив волосы, тотчас пряно-пахучей мягкой волной накрывших голову юноши, спрятавших его. Соленая влага немедленно промочила грубую холстину платья Рут, защекотала ее сразу взволновавшиеся груди.
        - Уходить надо, - глотая слезы, всхлипывал юноша, - бежать мне надо отсюда! Не гожусь я тут… Страшно… Как он меня, а? Его сиятельство-то?.. А теперь и вовсе жизни лишит!..
        Рут гладила его по голове, по плечам, стараясь не касаться изуродованной пытками спины.
        - Добрая Нэла не оставит нас, - приговаривала женщина. - Добрая Нэла все образует… хорошенький мой мальчик, ты не бойся!..
        - Я ж не хотел ничего им говорить! Ничего не хотел! Но этот… он как на меня глянул, как будто на душу надавил… из меня слова сами вылезли, как… зеленое дерьмо из гусеницы раздавленной!..
        - Да рази ж тебе бояться нужно? - кажется, совершенно искренне удивилась Рут. - Ты правильно все сделал, мальчик мой. Это ж государевы люди! Они ж волю его величества выполняют!
        Тор рывком отстранился от нее.
        - Да какого величества-то? - воскликнул он, но, тотчас же заозиравшись, приглушил голос. - Король ведь, по всему выходит, ненастоящий! Маг он, магическим своим искусством, видно, престол захватил! Настоящий король, Ганелон-то - мертв! Убит!
        - Этих дел я не понимаю, - женщина снова потянулась к милому. - Короли и графья - они как боги. Вершат, что хотят, а нам молчать нужно и господского слова слушаться.
        - Вот его сиятельство Боргард твои слова и послушал бы! - внезапно озлился Тор. - Помолчала бы… Ведь и впрямь ничего не понимаешь… темная баба!
        Он вскочил и с истерической резвостью вскарабкался на валун. И довольно долго стоял, глядя в сторону Орлиного Гнезда.
        - Они вошли в замок, - упавшим голосом проговорил Тор. - Я видел: ворота открывались! Его сиятельство пустил их в замок. Теперь - все…
        Рут, все еще сидя, подняла полные белые руки, чтобы убрать волосы. Страх уже отпустил ее. Сейчас ей очень хотелось, чтобы милый наконец успокоился. Чтобы он спустился к ней, чтобы все стало, как было всегда, когда они оставались только вдвоем.
        - Королевские посланники и его сиятельство сами обо всем договорятся, - проговорила она мягко. - Нам, простым людям, думать об этом незачем.
        Тор грязно выругался. Первый раз услышала Рут, как с его пухлых молодых губ сорвались ругательства.
        - Дура! - крикнул мечник. - Неужто не понятно? Его сиятельство сейчас этих гвардейцев с потрохами сожрет! У него в гарнизоне больше двух сотен воинов! Да, с потрохами сожрет, а магов на закуску оставит! И что он с ними сделает - представить страшно! Как тут у вас магов не любят, я уже понял! А уж потом… Потом и мне придет черед расплачиваться за то, что запрет нарушил!..
        Тор вдруг прекратил орать и устало опустился на валун, свесив ноги.
        - Истинно, Харан меня попутал сюда идти, - негромко выговорил он. - Я ж вовсе не собирался в эти… проклятые горы! Я на восток хотел… Там, говорят, драгоценные камни, которые у нас пуще золота ценятся, просто на земле валяются, а местные жители голые все как один, и бабы ихние тоже… Потому что из-за тамошнего горячего солнца одежда вовсе не нужна. Этими вот камнями орехи колют, истинной стоимости камней не зная… Денег у меня не было, голодал я в Арпане. Всего и добра-то - меч один. Хотел уж продать его, а тут рыцари подвернулись. Увязался с ними оруженосцем, заплатить обещали хорошо, и… вон оно как все вышло! О милосердная Нэла и небесный отец Вайар, что же мне теперь делать? Сколько стран я еще не исходил, скольких чудес не видел!.. Сложу здесь свои косточки… Как страшно-то здесь у вас, как неуютно!.. Не гожусь я сюда… - снова повторил Тор.
        Поднявшись с земли, Рут подошла к милому и обняла его колени. Тор оттолкнул ее так сильно, что она упала. Но женщина, встав, снова прильнула к коленям юноши, подняв к нему растерянное лицо. Она будто не поверила, что он сделал это.
        Тор, отвернувшись, смотрел вдаль. Видно, очень хотелось ему сбежать отсюда, но страшила парня перспектива снова услышать внезапный вой огров и снова очутиться в их лапах, уже не имея ни малейшей возможности бежать.
        Прошло около часа в мучительном ожидании неизвестно чего. Рут несколько раз пыталась заговорить с милым, но тот упорно молчал.
        Давно уже стемнело, и смолкла деревня, и погасли в ней огни.
        - Наверное, его высочество сейчас тешится с плененными гвардейцами, - произнес вдруг Тор осипшим от долгого молчания голосом.
        …И вдруг чудовищный грохот сотряс весь мир. Тор подпрыгнул на валуне, моментально оказавшись на ногах. Рут отлетела от него. В следующее мгновение оба замерли в неестественных позах, будто заколдованные небывалым зрелищем. Прямо над Графской башней, освещенной огнями факелов, прикрепленных к стенам, сгустилась, ворча, туча чернее ночной темноты и оттого явственно видимая. Из тучи ринулись к земле пламенные струи, извиваясь словно живые. Спустя крохотный промежуток времени, за который человек успел бы разве что моргнуть, струи пылающим коконом обвили Графскую башню и сжали ее!
        Жуткий треск качнул расцвеченную огнями ночь. Башня обрушилась грудой камней - как ее и не было, и столбы пыли на миг притушили обжигающее сияние пламени.
        Но только на миг.
        Над стенами замка один за другим стали вспухать багровые огненные шары - вспухать и тут же лопаться мириадами красных брызг. С диким свистом полетели из замка какие-то темные сгустки - один, другой, третий… Много, очень много - точно ошалевшие пчелы из подожженного улья. И ночь умерла. Вокруг стало светло, будто днем. Рут и Тор безмолвно смотрели, как шатались, теряя камни, башни замка. Как сотни лет защищавшие замок стены во многих местах пошли трещинами, как хлестал сквозь эти щели (словно кровь из разбитых зубов) ослепительный красный свет.
        И вдруг все стихло. Кошмар прекратился так же внезапно, как и начался. Только обожженное небо над тем местом, где еще минуту назад величественно возвышалась Графская башня, пульсировало кровавым бесформенно-округлым пятном. Да пылали все крепнущим пламенем верхушки сторожевых башен.
        - Милосердная Нэла… - выдохнула Рут.
        Люди в деревне, видно, тоже очнулись от оторопи. Пронзительный женский крик взметнулся к изуродованным небесам. И тут же отозвался на него басовитый рев насмерть перепуганного какого-то мужчины. А потом крики слились в единый, раздирающий душу вой.
        - Маменька… - прошептала Рут. - Маменька! - крикнула она в полный голос.
        Подобрав подол юбки, женщина кинулась в сторону деревни. Но, пробежав несколько шагов, остановилась, обернулась к окаменевшему Тору. Лишь упал на юношу ее взгляд, как он, вздрогнув, ожил. И без слов бросился за женщиной - должно быть, непереносимо страшно показалось оставаться ему в эти ужасные минуты одному на пустынном берегу Ледяной речки.
        Они пробежали половину дороги до деревни бок о бок. Когда ясно стали видны при свете пылающих сторожевых башен деревенские хижины и мечущиеся между хижинами человеческие тени, Рут вдруг неловко взмахнула руками и с размаху грянулась о землю. А Тор, увидев, обо что она споткнулась, резко остановился и дико заорал, закрывая лицо руками.
        Рут, скрипя зубами от боли в разбитых коленях, приподнялась, обернулась… и тоже не смогла удержаться от крика. Наверное, и никто бы не смог.
        На дороге валялось, исходя черным вонючим дымом, тело графского ратника в невероятно измятых доспехах. Впрочем, назвать телом этот безобразно скомканный, словно тряпка, кусок плоти вряд ли было возможно. Труп совершенно потерял человеческие очертания, словно кто каким-то чудовищным образом выдернул из него все кости и швырнул на землю измятую безликую оболочку.
        Тора вывернуло тут же, на дороге.
        - Маменька… - всхлипнула Рут и побежала дальше.
        Юный мечник, отплевываясь и хрипя, едва поспевал за ней.
        Чем больше приближались они к деревне, тем светлее становилось вокруг. И тем чаще встречались им изувеченные и дымящиеся трупы. Некоторые из них, рухнув с неба (в воспаленном мозгу Рут сама собой всплыла страшная догадка о том, что именно со свистом вылетало из-за замковых стен), лежали на земле в положении, которое давало возможность увидеть, что голов у них нет - разорванные шеи были похожи на уродливые цветки со свалявшимися и подгнившими лепестками.
        А еще через минуту Рут и Тор наткнулись на живого человека.
        Старый пастух Тат сидел, вытянув ноги, прямо на земле. В глазах его светилось безумие, а рот криво и бессмысленно улыбался.
        - Маменька! - крикнула женщина, останавливаясь перед стариком. - Ты видел ее?! Что с ней?
        - Видал, - захихикал пастух. - Как не видать?.. Видал… Видал я, что, когда, значит, грохнуло… и парни… что на стенах-то стояли… забегали. Закричали, значит, руками замахали. И тут бошки у них лопаться стали - бах! бах! Ровно как арбузы перезревшие. И снова грохнуло… - старик говорил, не переставая хихикать. - И начали они в небо подлетать… И другие, которые во дворе были, тоже полетели…
        Тат закатился тонким смехом, от которого у Тора заледенело в животе.
        - Ровно птицы-то… разлетелись! - давился сумасшедшим смехом пастух. - Разлетелись, говорю, как птицы… Из Гнезда-то!.. Из Орлиного-то!..
        Продолжать он не мог. Смех душил его. Старый пастух Тат лупил кулаками о каменистую землю, кровавя пальцы, и визгливо хихикал. Без слов Рут бросилась дальше.
        А Тора силы оставили. Правду говорят: страх имеет свои пределы. И этот предел юный чужеземец уже перешагнул. Он тупо шел вперед, механически отмечая происходящее.
        Между хижинами в панике беспорядочно бегали люди, то и дело спотыкаясь о дымящиеся трупы. Языки пламени метались над стенами замка, выхватывая из тьмы громадные куски пространства и сразу же снова погружая их во тьму. Из-за этого казалось, что деревню сотрясала могучая подземная дрожь.
        Войдя в деревню, Тор увидел гвардейцев. Из огороженных навалами камней загонов королевские ратники в незапятнанно сверкающих кольчугах копьями выталкивали истошно блеющих овец. Один из гвардейцев (Тор зачем-то начал их пересчитывать и сбился на шести) поймал за шиворот ошалевшего мужика с красной, всклокоченной бородой.
        - Эй ты, образина рыжая! - рявкнул он. - Ну-ка, помогай! Гони их к речному берегу. Давай поворачивайся, а не то…
        - Добрый господин! - завопил мужик, бухаясь на колени. - Добрый господин, пощадите!
        - Встань, псина! - прикрикнул гвардеец и пнул мужика ногой. - Встань, сказал!.. Ах ты ж… трусливая тварь! Каждый раз одно и то же - никого работать не заставишь!..
        Он бил его ногой еще и еще, но мужик только мотал головой и сотрясался от каждого удара, не в состоянии что-либо сообразить…
        А в провалах стен и в окнах замковых башен мелькали еще гвардейцы, проворно вышвыривая во двор замка большие мешки, в которых что-то металлически звенело. Воины действовали слаженно и сноровисто - будто то, чем они занимались, давно уже стало для них привычным делом. С каждой минутой становилось все темнее - все, что могло гореть в замке, почти целиком сложенном из камня, уже догорало.
        В проеме ворот, где косо торчала искореженная, но все-таки чудом уцелевшая створка, показалась группа людей. Их было пятеро. Остроконечные колпаки мерно покачивались в такт шагам. Они шли близко друг к другу, неторопливо и будто устало. Они не смотрели по сторонам.
        Тор остановился (все это время он бездумно шагал по дороге, ведущей к воротам замка). Маги прошли мимо него. Только один, чуть приотстав, обратил внимание на юношу.
        Темное сияние, исходящее от начертанного на лбу нечеловеческого глаза, легло на лицо Тора холодной тенью.
        - Это ты? - бесцветным голосом проговорил маг. - А твой господин оказался редкостным упрямцем. Как и многие в этих краях… Почти все. Вот и пришлось ему заплатить больше, чем он должен был. Он отдал его величеству все, что имел. Я считаю это справедливым. А ты?
        Не дожидаясь ответа, маг отвернулся и пошел вслед своим.
        А юный мечник Тор круто развернулся и зашагал прочь от света - во тьму, которая казалась ему теперь много предпочтительней. Когда крики и стоны за его спиной стали почти неслышны, он побежал. Побежал, не разбирая дороги.
        Глава 3
        - Нет, я не понимаю! - вскричал Оттар и замотал головой так, что едва не грохнулся с седла. - Клянусь Громобоем, не понимаю! Объясни мне, брат Кай, как можно было пощадить этих мерзких созданий?! Ведь ты же мог их уничтожить?
        - Да, - ответил болотник.
        Рыцари ехали бок о бок. Ее высочество принцесса Лития впереди. Высокий разлапистый бурьян дикого поля, которое путники вот уже который час пытались пересечь и все никак не могли, цеплялся за бока их коней. Иссохшие буроватые стебли, густо покрытые колючками, словно стремились задержать путников. И казалось, не будет этому полю конца. На линии горизонта, правда, голубоватой тучкой висел далекий лес, но сколько уже проехали рыцари и принцесса по полю, продираясь через проклятый бурьян, а лес все не становился ближе.
        Сэр Кай был облачен в доспехи. Пожалуй, никто в Гаэлоне никогда не видел подобной брони. Гладкие пластины, изготовленные явно не из металла, были подогнаны друг к другу каким-то очень хитроумным способом - как ни приглядывайся, не заметишь ни крючков, ни ремешков, соединяющих их. Но более всего поражал цвет доспехов. Пластины были не просто черными. Они напоминали магические зеркала, таившие в себе дух ночи. Черный шлем с глухим забралом, пристегнутый к широкому белому поясу, постукивал болотника по правому бедру. Вместо плюмажа шлем этот украшал пучок длинных, тонких и гибких игл. На боку рыцаря - слева - висел длинный меч с рукоятью в виде головы виверны, а треугольный щит, сделанный из того же удивительного материала, что и доспехи, был заброшен за спину рыцаря.
        - Вот нацепил ты латы! - горячился северянин, с плохо скрываемой завистью поглядывая на доспехи сэра Кая. - И что с того? Чернолицые идут следом, рано или поздно они настигнут нас - будет бой. Сейчас-то тебе никакие их ножики отравленные не страшны, сейчас ты с легкостью отразишь нападение и… опять отпустишь врага восвояси! Они ведь не воины, они не будут биться до последнего. Сам говорил: укусят и спрячутся - ежели укус цели не достигнет… Отпустишь! Так?
        - Совершенно верно, - улыбаясь волнению Оттара, ответил Кай.
        - А они снова нападут! - убежденно проговорил северянин. - И снова ты, отбившись, не станешь их преследовать! Ну, может быть, случайно кого-то из этих гадов приткнешь…
        - Нет, - возразил Кай. - Случайностей больше не будет. Теперь я знаю тактику чернолицых. Теперь я буду действовать наверняка. Ни один человек более не погибнет от моей руки.
        - Наверняка он будет действовать… Да как наверняка-то, как? - закричал Оттар. - Наверняка - это башки им посрубать к свиньям собачьим! Вот это - наверняка! Если уж ты такой… этакий… ты бы хоть меня не усыплял в следующий раз! Я уж рассусоливать буду! Я буду драться!
        - Ты погибнешь, если вступишь в бой с чернолицыми, - уверенно сказал Кай.
        - А вот это еще проверить надо! Да сейчас не об этом. Ты, брат Кай, за мыслью моей следи. Вот раз ты их отпустил, два отпустил и три… А на четвертый раз - вдруг оплошаешь? Мой отец говорил: ежели долго маленьким молоточком в одно место стучать, в конце концов пророешь насквозь самую большую скалу! Понимаешь?
        - Понимаю, - кивнул Кай. - Ни один человек не погибнет более от моей руки, - повторил он.
        - Да почему? Почему?!
        - Потому что болотники не сражаются с людьми.
        - Тьфу на тебя!..
        Принцесса, кажется, вслушивалась в разговор рыцарей, но сама ничего не говорила. Они с самого утра ехали по этому полю, около часа назад остановились на привал и немного отдохнули, пожевав ягод и кореньев, которые собрал накануне в лесу Кай. Там же Оттар с помощью силков поймал несколько куропаток, но зажарить их путники в этом поле не решились. Слишком уж сухим был бурьян, чтобы разводить посреди него костер. И то и дело задувал порывистый ветер, грозя подпалить все поле от единой неосторожной искры. А тратить время на вырубку от колючих кустов с прочными стеблями достаточной площади поляны не стоило. Поэтому голод терзал Литию, и от голода явственней чувствовалась усталость. Но сильнее усталости не давала покоя мысль о том, что ужасные убийцы идут по ее следу, а болотника, успевшего за два дня оправиться от последствий отравления, это, кажется, не сильно волнует. Да, теперь он знал, с каким противником ему придется иметь дело, и сейчас облачен в свои доспехи и вооружен… Но все же нисколько не намерен переходить к каким-либо решительным действиям, чтобы предотвратить неминуемую угрозу нападения
чернолицых. Эти ублюдки для него нисколько не страшны…
        «Да и вообще, - думала Лития, - способно ли хоть что-то напугать сэра Кая? Он всегда спокоен и уверен в себе. Потому что твердо знает свой путь и свой Долг. Я лишь раз видела его выведенным из равновесия и неспокойным…»
        Принцессе невольно вспомнилось то жуткое время в зловеще притихшем после кровавого переворота Дарбионском королевском дворце. Сэр Эрл, одурманенный магическим зельем, был заточен в своих покоях. Сэр Оттар томился в подземной темнице. Другие верные рыцари короля Ганелона были или убиты, или ожидали казни от рук заговорщиков. Принцесса оказалась совершенно одна среди врагов. Она сидела в своих покоях в окружении перепуганных фрейлин и ждала решения участи.
        Единственным человеком, который как-то мог помочь ей, был рыцарь Братства Порога сэр Кай. Но болотник оставался равнодушным к кипящему вокруг него водовороту событий. Ведь болотники не сражаются с людьми. Болотники не ввязываются в дела людей. Долг болотников - оберегать человечество от Тварей…
        Тогда Литии удалось убедить сэра Кая в том, что, помимо Долга, которому он посвятил жизнь, у него еще есть долг перед своими друзьями - на тот момент страдающими в плену врага. Она сумела не озлиться и не впасть в отчаянье. Она сумела заглянуть в страшную бездну, в которой вырос и возмужал юноша. Она сумела - хотя бы мысленно - чуть приоткрыть завесу тайны того места, родного для сэра Кая. У нее получилось увидеть в Кае не нравственного урода или предателя, а воина, закаленного в таких ужасных битвах с такими кошмарными Тварями, что все прочие опасности теперь навсегда будут казаться ему игрушечными и не стоящими внимания.
        Быть может, пришел час снова говорить с болотником?
        Слушая горячие и путаные доводы северного рыцаря, принцесса обдумывала свою речь. Ведь действительно: сэр Кай ни за что не будет сражаться с чернолицыми в полную силу; потому что они - люди, а болотники не убивают людей. И действительно: если долго маленьким молоточком стучать по одному месту, в конце концов пророешь насквозь самую большую скалу… Кто знает, какими коварными приемами владеют Дети Ибаса? Несмотря на то что они всего лишь люди, кто знает, может быть, им удастся рано или поздно перехитрить болотника. Поразить изворотливым отравленным ножом простодушного вояку сэра Оттара. И добраться до принцессы.
        - Сэр Кай! - начала принцесса, когда у северянина в очередной раз иссяк запас доводов. - Я хочу задать вам вопрос.
        - Да, ваше высочество, - немедленно и почтительно откликнулся юноша. - Если таково ваше желание, я отвечу на любой ваш вопрос, подробно и честно.
        Лития придержала коня, чтобы поравняться с болотником.
        - Когда в Дарбионский дворец явились эльфы, чтобы забрать меня в свои Чертоги, - заговорила она, - почему вы не дали им сделать это?
        - Потому что они - Твари, пришедшие губить людей, - не колеблясь и не раздумывая, ответил Кай.
        - Во как! - изумился Оттар. - Значит, этих мерзопакостных созданий, которых называют чернолицыми, ты Тварями не считаешь? А в эльфах Тварей увидел? Я, конечно, в мужской красоте мало что смыслю, но все-таки… никогда не встречал существ прекрасней, чем трое из Высокого Народа, что появились тогда во дворце. Нет, конечно, потом-то я допер, что добра они ее высочеству не хотели, но поначалу… Они ведь как… как… ну… вроде как свиной окорок увидеть, когда с голодухи помираешь, - сформулировал северянин. - Вроде как ничего хорошего тебе этот эльф не сделал, а посмотришь - и сразу он тебе отца родного дороже становится. У меня и сейчас, как вспомню, в голове малость того… мутится, - закончил он.
        - Это действие любовной магии Высокого Народа, - ровно объяснил Кай. - Или, если хочешь, магии обаяния. Насколько я могу судить, эльфы источают эту магию непроизвольно. Словно цветок - аромат.
        - Насчет аромата - не помню, - честно признался Оттар. - Я к ним не принюхивался.
        - Но ведь эльфы ничем не выказывали намерений навредить мне, - сказала принцесса Лития. - Напротив, они пришли предложить мне высший дар: вечную жизнь, полную удовольствий и лишенную всяческих забот.
        - Вы довольно умны, ваше высочество, - проговорил болотник. - Я уверен, что вы понимаете: жить, не зная забот и печалей, может лишь животное, лишенное разума. Такая жизнь неестественна для человека. Ее даже жизнью назвать трудно. Тот, кто способен думать и чувствовать, попросту не способен к такой… к такому существованию. К тому же никому доподлинно не известно, что на самом деле бывает с теми, кого эльфы уводят в свои Чертоги. Возможно, там они теряют разум. По крайней мере, к этому выводу пришел я, читая в Болотной Крепости Порога записки одного из древних Магистров нашего Ордена. Тогда меня вовсе не эльфы интересовали, но написанное о них запало в память. Высокий Народ совсем не таков, каким его привыкли считать люди. И, ваше высочество, спросите у брата Оттара, что он имел в виду, когда сказал: «Я понял, что эльфы не желали добра принцессе…»
        Лития вопросительно посмотрела на северянина. Тот крякнул и наградил болотника взглядом, в котором легко можно было прочесть: «Ну удружил, брат Кай…»
        - Значит, это… ну, так, - принялся натужно выстраивать свою речь Оттар. - Когда они… Когда брат Кай преградил им дорогу, они словно… на мгновение приподняли маски. А под масками я увидел… злобу и ненависть. Я ведь тогда тоже едва не кинулся на них. Но… не смог. И главное: наверное, никто, кроме меня, этого не заметил.
        - Я не заметила, - вздохнула принцесса. - Только потом я поняла, чего лишилась бы, уйдя с эльфами. Всего, к чему привыкла, и всего, что любила. Друзей, дома… Папеньки… - дрогнувшим голосом закончила она.
        - А и вправду, - почесал в затылке Оттар, - эльфы-то… Выходит, Твари они и есть. Только не такие, каких я у Северного Порога бил, а очень умные и очень хитрожо… в общем, очень умные. Вишь оно как!
        Принцесса наконец справилась со своими чувствами.
        - Как я поняла вас, сэр Кай, - сказала она, - Твари - это не люди?
        - Не люди, стремящиеся навредить человеку, - уточнил Кай. - Нелюди.
        - А вы не думали о том, что и человек может стать Тварью? - спросила Лития и затаила дыхание.
        Болотник остро глянул на принцессу, и Лития поняла, что он раскусил ее. Кай уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но вдруг задумался.
        - Д-да… - проговорил он. - Такое бывает. Когда рыцари Ордена Крепости Болотного Порога подобрали меня и забрали с собой, по пути в Крепость нам встретилось семейство оборотней. Я помню свежесрубленный дом в лесной глуши, окруженный высоким забором, в котором не были прорезаны ворота. Видно, оборотни понимали, что не могут совладать со своей звериной сущностью, и постарались оградить окружающих от самих себя. Болотники вырезали все семейство… Там был мальчик… моих лет. Его отец молил о пощаде, клялся в том, что они никому не делают зла. Тогда я не понял рыцарей. Я считал: то, что они сделали, - бессмысленная жестокость. Но уже через час езды мы наткнулись на обглоданные человеческие кости. И еще через несколько часов - на крохотную деревеньку, в которой почти не осталось жителей… Тогда я понял: Тварь есть Тварь. И уничтожать Тварь нужно без жалости.
        - Они, эти оборотни, не всегда были Тварями, - сказала принцесса.
        - Так и есть, - подтвердил Кай.
        - Но стали ими. Пусть не по своей воле.
        Кай снова согласился. На этот раз безмолвно - просто кивнул.
        - Оборотни хотя бы могли помнить время, когда были людьми, - начала Лития. - А у чернолицых нет и этого. Когда в них просыпается разум, они уже не осознают себя людьми… Они предают свою душу злобному Ибасу. Все, что они познают в детстве и юности, это искусство убивать. Вы же видели их сами, сэр Кай, они даже внешне мало походят на людей! Когда-то они были людьми, как и оборотни, о которых вы мне только что рассказали. И, как и оборотни, они никогда не смогут вернуться к своему человеческому началу! Они не люди, чернолицые! Они - Твари!
        Принцесса Лития прервалась, чтобы сделать вдох.
        - Вы рассказали мне об этом клане только вчера, ваше высочество, - сказал Кай, - ваш рассказ еще свеж в моей памяти. Я догадался, ваше высочество, зачем вы начали весь этого разговор. И я прошу вас замолчать.
        «Нет, - упала на дно души принцессы горькая мысль. - Не получилось… О боги, берегите нас!»
        - Я прошу вас замолчать, ваше высочество, - продолжал болотник, - потому что мне необходимо подумать.
        От неожиданности Лития закусила губу.
        - А чего думать-то? - заговорил Оттар, но без прежней горячности, а как-то даже устало. - Я тебе о том же самом толковал, брат Кай, только… такими умными словами, как ее высочество, я толковать не умею. Ты уж сам суди, брат Кай, как будешь поступать, но знай: эти Твари хитры и коварны. И обучены - лучше не надо. Ты за себя постоять всегда сможешь. Для меня умереть сейчас или немного погодя - все одно. Лишь бы в бою смерть принять. Но ее высочество… Ты, брат Кай, великий воин, но и великие воины иногда промахиваются. Ежели раз за разом нападения чернолицых отражать, а самим нападать не сметь… не ровен час изловчатся они до ее высочества дотянуться. Не люди они, чернолицые, - Твари. Я так полагаю, брат Кай, ежели возможность малейшая появится чернолицых жизни лишить - упускать ее не стоит.
        - Не в этом дело, брат Оттар, - отозвался болотник. - Вовсе не в этом. А в том, что верно понимать свой Долг - это тоже часть Долга. Поэтому я прошу тебя, брат Оттар, дай мне сейчас подумать.
        В молчании путники проехали немногим менее часа. Наконец Кай проговорил, обращаясь словно не к своим товарищам, а к самому себе:
        - В Большом мире много Тварей, - и добавил громче, уже для всех: - Мы остановимся здесь.
        - Остановимся? - удивился северный рыцарь. - И трех часов не прошло, как мы отдыхали!
        - Помолчите, сэр Оттар! - повысила голос принцесса. - Или вам недостаточно того наказания, которое уже на вас наложено?
        - Прошу прощения, ваше высочество, - тут же склонил голову северянин.
        Болотник спрыгнул с коня и помог спешиться принцессе. Затем сказал Оттару:
        - Возьми свой топор.
        - Ага! - возликовал северный рыцарь и, отвязав от седла топор, взмахнул им, точно разминаясь перед боем. - Вот это да! Давно бы так!
        - Отложи-ка его пока в сторону, брат Оттар, - посоветовал болотник. - И достань из-за пояса нож.
        Северный рыцарь недоуменно наморщился, но спорить не стал. Он понял, что болотник принял решение. Начиналось время действий, когда не стоит задавать вопросов, когда нужно точно и быстро выполнять приказы того, кто знает и умеет больше тебя. С маху вонзив в землю топор, северянин вытащил нож.
        - Начни копать яму, - велел Кай.
        - Где? - коротко спросил рыцарь. - Какой глубины и какой ширины?
        - Здесь, - ткнул пальцем себе под ноги болотник. - Глубиной ниже колена, шириной в свой рост. Вроде как могилу делаешь.
        Если подобное сравнение Оттару и не понравилось, то виду он не подал. Северный рыцарь сгреб левой рукой сухие стебли бурьяна - сколько ухватил и, как жнец серпом, ударил по ним ножом. Повторив несколько раз эту несложную операцию, он расчистил указанное пространство. И принялся снимать слой дерна.
        - А мне что делать, сэр Кай? - серьезно спросила принцесса.
        - Помогите брату Оттару, ваше высочество, - проговорил болотник. - Он управится скорее, если вы будете отгребать землю.
        Не колеблясь, золотоволосая королевская дочь скинула плащ и опустилась на колени.
        Кай обнажил меч. Как и доспехи болотника, этот меч не был сделан из металла. Неправильной формы клинок, поблескивающий кроваво-красным, был словно выточен из панциря неведомого чудища.
        Болотник подхватил поводья и отвел коней на несколько шагов в сторону. Через два удара сердца из зарослей бурьяна раздалось жалобное ржанье, тотчас сорвавшееся на хрип - и так повторилось еще дважды. Вернувшись к своим спутникам, болотник мечом принялся помогать копать яму. Кровь скоро стерлась с клинка его меча. Удивительные доспехи болотного рыцаря, казалось, вовсе не мешали ему.
        Они работали около двух часов. Когда яма была готова, принцесса вытерла о плащ испачканные и сбитые в кровь руки. И только тогда почувствовала, что спина ее ноет, что пальцы на руках жжет, что голова кружится от страшной усталости. Поднявшийся снова ветер колыхал верхушки бурьяна и остужал разгоряченное ее лицо. Она бы постояла подольше, но ноги ее уже не держали. И принцесса уселась прямо на землю.
        - Неужели, сэр Кай, - проговорила она, болезненно улыбаясь, - вы решили оказать Тварям последние почести? Эта могила неглубока, но два тела в нее как раз поместятся.
        - Яма не для Тварей, - ответил болотник, напряженно во что-то вслушивающийся. - Яма для вас, ваше высочество, и брата Оттара.
        - Как это? - разинул рот северянин.
        - Она убережет вас от огня.
        - А с какой стати ты собрался разводить… - начал было северный рыцарь, но осекся. Он понял, что затеял болотник. И Лития поняла.
        - Чернолицые снова идут по следу, - полуутвердительно-полувопросительно проговорила она. - И они уже близко.
        - Не близко и не далеко, - отозвался сэр Кай. - Но с этого поля им уже не уйти.
        - Как давно вы услышали их? - спросила принцесса.
        - Я по-прежнему не могу их слышать и видеть, - сказал болотник. - Они слишком быстры и ловки. Я только чувствую изменения окружающей действительности. Я начал чувствовать изменения за три часа до того, как мы устроили на поле первый привал.
        - Вы знали, что чернолицые идут по следу, сэр Кай, и вы оставались совершенно спокойны!
        - К чему же мне волноваться, если я знаю, где находится враг?
        - И все это время… - принцесса почувствовала, как в ней распрямляется пружина гнева, - мы могли покончить с убийцами, не подвергая себя ни малейшей опасности? Сэр Кай, вы…
        Она не нашлась, что говорить дальше. А болотник ответил ей:
        - Не чернолицые представляют собой главную опасность. Отступить от своего Долга - вот самая страшная опасность.
        - Ежели б я знал… - тоскливо прогудел и Оттар. - Эх!.. А сберечь ее высочество от Тварей - это не Долг, что ли?
        - Это не Долг, - сказал Кай, выделив нужное ему слово интонацией. - Это - долг.
        Налетевший ветер рванул сухо зашелестевшие макушки бурьяна.
        - Они менее чем в часе ходьбы от нас, - сказал Кай. - Пора. И не поднимайтесь, пока я не подам вам знака.
        Оттар и принцесса улеглись в яму. Болотник прикрыл их плащом, а сверху накидал земли. Лития и северный рыцарь не могли слышать, как лязгнуло огниво. Как затрещали сухие стебли бурьяна, как - почти мгновенно после этого - загудело раздуваемое ветром пламя.
        Они лишь почувствовали тяжкий жар, словно их придавила раскаленная наковальня.
        Рыцарь Братства Порога сэр Кай опустил забрало шлема. Огненные языки лизали его со всех сторон, и в черных зеркалах доспехов отразились пляшущие оранжевые лоскуты. Болотник вытащил из ножен меч с головой виверны на рукояти и шагнул в бушующую стену огня.

* * *
        Сильные руки вырвали ее из-под земли. Ее высочество принцесса Лития закашлялась, пытаясь поймать ртом хоть глоток свежего воздуха, но в горло ей ворвался горячий ветер, наполненный черным пеплом. Она кашляла и терла запорошенные глаза довольно долго, прежде чем ей удалось открыть их.
        Вокруг было черно от сажи и копоти. Ветер кружил и бросал из стороны в сторону вихри пепла. Оттар - это он помог ей выбраться из ямы - поднял ее на ноги. Сам северянин был черен с ног до головы, даже белокурые волосы оказались черны, даже лезвие топора, который он держал в руке, покрывал слой жирной копоти; только голубые глаза его сияли, и блестели белые зубы.
        А поодаль стоял рыцарь-болотник - и лицо его было чисто. И доспехи его не запятнали ни сажа, ни копоть. Только пояса на нем не было - сгорел пояс. Треугольный щит, лишенный ремней, лежал у ног рыцаря. На щите помещался шлем. Сэр Кай сосредоточенно чистил золой свой меч от крови. Увидев, что принцесса полностью пришла в себя, он взглянул ей в глаза.
        - На две Твари в этом мире стало меньше, - сказал болотник.
        Глава 4
        Солнце уже зашло за снежные вершины Серых Камней, когда сэр Эрл, рыцарь Горной Крепости Порога, отыскал место для ночлега. Два дня он ехал по горным тропам, а последний - третий день - пробирался пешком, ведя коня под уздцы. За этот день он измучился больше, чем за два предыдущих. Конь, привыкший к равнинным проезжим дорогам, жалобно ржал, оскальзываясь на камнях; рыцарю приходилось тащить животное за собой, точно нагрузившегося пивом приятеля. К тому же провизия, навязанная щедрым хозяином «Веселого Медведя», давно закончилась, и вот уже почти сутки у Эрла не было во рту ни маковой росинки.
        Остановившись у невысокого треугольного входа в пещеру, рыцарь перевел дух и отпустил повод. Конь устало тряхнул гривой и уныло зацокал стертыми копытами по каменным плитам, тщетно пытаясь отыскать в извилистых трещинах хотя бы былинку.
        Первым делом Эрл проверил пещеру. Она оказалась крохотной, всего пару шагов в длину, и низкой. Входя туда, Эрлу пришлось пригнуться. Скорее, ее можно было назвать не пещерой, а расщелиной в скальной стене. И эта расщелина была пуста. Иссохшие кости не трещали под ногами рыцаря, звериного духа не ощущалось. Выйдя на темный и похолодевший вечерний воздух, Эрл одобрительно кивнул сам себе. Здесь можно было спокойно переночевать, не боясь того, что горная рысь или семейство волков явится сюда под утро, чтобы оспорить у захватчика право на родной дом.
        Теперь следовало позаботиться об ужине. Рыцарь расседлал коня, бросил уздечку и седло под ноги, отошел от животного на несколько шагов и вытащил из поясного кольца меч. Затем, прищурившись, посмотрел на коня и вздохнул.
        Горная Крепость Порога располагалась в Скалистых горах, разделяющих королевства Гаэлон и Марборн. Тамошние склоны не были так круты, как склоны Серых Камней, и опасные тропы в том районе Скалистых гор, где высилась Крепость, волею королей Гаэлона давным-давно превратились в удобные дороги, связанные широкими мостами, перекинутыми через пропасти. Если рыцари Серых Камней со своими ратниками вынуждены были передвигаться пешком (а где-то и карабкаться по скалам, зачастую используя крюки и веревки), то по дорогам Скалистых гор рыцари ездили, как и полагается, верхом.
        Эрл привык воспринимать боевого коня как преданного соратника. Тем труднее ему было совершить то, что он сейчас намеревался совершить. Пусть даже этот конь принадлежал ему чуть больше недели и рыцарь до сих пор не сподобился дать ему имя, все же, подходя с мечом в руках к замученному и голодному животному, Эрл чувствовал себя так, будто собирался заколоть верного оруженосца.
        Словно предчувствуя опасность, конь беспокойно заржал, когда рыцарь, приблизившись к нему вплотную, положил руку на спутанную гриву. Избегая взгляда влажных и больших глаз животного, рыцарь трепал его по холке меж ушей, пока конь немного не успокоился. Тогда Эрл, чуть отстранившись, быстро и сильно ударил его мечом в шею, снизу вверх, разрубив яремную жилу. И отскочил.
        Конь бился в судорогах, заливая камни горячей кровью, довольно долго. Или это Эрлу просто казалось? Наконец животное затихло, но тут же выяснилось, что основные трудности впереди. Эрл, как и прочие рыцари королевства, сызмальства обучался соколиной охоте, но за время службы в Горной Крепости навык этот успел подзабыть. Там, близ Порога, рыцари полностью отдавали себя ратному делу, а провизию для них частично доставляли из ближайших городов, частично добывали получающие за то жалованье охотники. Да и охота охотой, а не будешь же употреблять добычу в сыром виде? В родном Львином Доме и в Крепости Порога рыцарь, конечно, не опускался до стряпни - для этого существовали повара. И так уж сложилось, что один из самых доблестных воинов Гаэлона, лучший ратник Горной Крепости и самый известный в королевстве рыцарь Братства Порога ни разу в жизни не разделывал тушу и не готовил себе пищу.
        Иззубренным мечом Эрл вырезал из задней ляжки коня порядочный кусок мяса, рассек кусок на несколько ломтей. А остальную тушу постарался отволочь как мог далеко.
        Теперь перед ним встала проблема костра.
        Поблизости не росло ни одного даже самого чахлого деревца, поэтому и думать не стоило о том, чтобы раздобыть хоть немного топлива. Эрл выбрал небольшой, достаточно плоский камень, отошел от него на несколько шагов, поднял к лицу левую руку, на которой звякнул крохотный огненно-красный амулет, и замысловато скрестил пальцы. Потом, прошептав несколько быстрых слов, всплеснул рукой, точно стряхивая с ладони вязкую паутину - и, сорвавшись с кончиков его пальцев, полетел в камень косматый шар оранжевого пламени.
        Вечерняя полутьма брызнула во все стороны перепуганными кошками теней, а плоский камень, на котором огненный шар разбился снопом желтых искр, мгновенно раскалился докрасна. Не теряя времени, Эрл швырнул на камень ломоть конины. Несколько секунд он слушал аппетитное шипение поджариваемого мяса, затем перевернул ломоть. И присел рядом, вдыхая аромат предстоящего ужина.
        - Никогда не думал, - вслух проговорил Эрл, бледно улыбаясь, - что буду использовать магические навыки исключительно ради того, чтобы приготовить себе жаркое…
        Устав Горной Крепости предполагал обучение рыцарей Ордена магии. Правда, диктовалось это скорее традицией, нежели необходимостью. Чтобы сразить чудовищно громадных драконов, являющихся из-за Горного Порога, силой заклинаний, надобно изучать магическое искусство долгие годы. Куда как эффективнее было противопоставить горным Тварям ратное мастерство. Разновидностей драконов Горного Порога насчитывалось не более десятка, и за века существования Ордена Горных Рыцарей тактика уничтожения дракона того или иного вида была отработана до мелочей. Первое, чему учили в Крепости только что прибывших новобранцев, - это каким способом какую из Тварей удобней, быстрее и безопасней сразить. Возможно, кому-нибудь из неоперившихся юнцов, едва начавших обучение в Крепости, поначалу могло показаться, что служба горного рыцаря не так уж трудна и опасна, как о ней говорят во всех Шести Королевствах, но стоило такому смельчаку своими глазами со стен Крепости воочию увидать бой рыцарей с одной из Тварей - когда громада, величиной со скалу, испуская багровые облака ядовитого жаркого дыхания, сотрясает землю в кольце таких
маленьких по сравнению с ней людей, когда удары могучего шипастого хвоста в мелкие осколки разбивают огромные валуны, когда зловонные струи воздуха от взмахов перепончатых крыл опрокидывают наземь коней… Мгновенно спесивая храбрость смывалась с души новобранца волной потливого страха, как смывается морской волной приставший к телу песок.
        От рыцаря Горной Крепости требовались невероятная выдержка и отчаянная смелость. От рыцаря Горной Крепости требовались отточенная филигранность движений и глубокое знание всех видов используемого оружия. От рыцаря Горной Крепости требовались недюжинная физическая сила и почти сверхъестественная ловкость. От рыцаря Горной Крепости, в конце концов, требовалось ощущение неоспоримой важности выполняемого Долга. Пусть ноги твои перешиблены случайно отлетевшим из-под когтистой лапы камнем - доползи, зубами цепляясь за трещины в земле, до указанной тебе точки, пересиливая боль, поднимись под мерзким брюхом, окутанный смрадом, принесенным из чужого мира, и ударь мечом в единственно уязвимое место на этом брюхе. И если ты этого не сделаешь, твои товарищи, каждый из которых выполняет свой приказ, делая часть общего дела, погибнут один за другим!..
        …А те несколько отработанных заклинаний, по большей части из арсенала боевых магов Сферы Огня, предназначались в основном для эффектной демонстрации на парадах и турнирах.
        «Быть может, - подумал вдруг горный рыцарь сэр Эрл, нетерпеливо ожидая, пока приготовится мясо, - такое отношение к магии развилось в Горной Крепости из-за того, что век от века Магистрами Ордена Горных Рыцарей становились выходцы из Серых Камней, где магия и маги издавна стоят вне закона?.. Интересно, как повел бы себя кто-нибудь из здешних феодалов, случайно застигнув меня здесь за столь нечестивым занятием?»
        Видимо, вследствие усталости разум юного рыцаря оставил эту мысль, переметнувшись к другой.
        «Брат Оттар говорил, что в Северной Крепости Порога, - рассеянно думал Эрл, слыша все слабеющее ворчание мяса на остывающем камне, - магия тоже не в большой чести. Ну с этим-то понятно. Воины Утурку, Королевства Ледяных Островов, из которых состоит основная часть гарнизона Северной Крепости, с малолетства привыкли верить тому, что видят своими глазами и могут пощупать руками. Они дети и внуки морских разбойников, не имеющих никакого понятия о магическом искусстве, равно как и об искусстве каком-либо другом. Единственная область магии, доступная людям Утурку, - это грубая магия природы, верхом которой считается способность призвать ветер в паруса боевых шнек. Другое дело рыцари Болотной Крепости… Как все-таки несправедливо, что почти никто во всех Шести Королевствах ничего не знает об этой Крепости! - думал горный рыцарь. - Как слепы и беспечны могут быть люди, прославляющие тяжкий ратный труд лишь Горной Крепости и - гораздо реже и меньше - Северной!.. Я никогда не видел воина опытнее и искуснее брата Кая. Я даже не слышал о воине, могущем сравниться с ним. И магия, которой он владеет, так же
сильно отличается от магии, традиционно разделяемой на четыре Сферы, как и мощнее каждой из этих Сфер. Даже страшно вообразить, с какими невероятно ужасными и сильными Тварями приходится сражаться рыцарям из этой безвестной, всеми забытой Крепости там… на далеких Туманных Болотах, если только такие рыцари, как брат Кай, способны этим Тварям противостоять!..»
        Эти мысли впервые поднялись на поверхность сознания откуда-то из глубин разума Эрла вот только сейчас - в тревожной ночи Серых Камней Огров. Сам Эрл невольно выпустил их, рожденных значительно раньше, еще в Дарбионском королевском дворце.
        И отчетливое понимание, и внутреннее полное признание того, что болотник сильнее его самого во многом… пожалуй, во всем, глухой болью отозвалось в сердце горного рыцаря. Вот поэтому принцесса Лития… его принцесса!.. его возлюбленная Лития сейчас не с ним, не с Эрлом… Не с ним, а с болотником Каем!
        - Нет, - проговорил Эрл, ясным клинком собственного голоса разбив ночную тишину. - Не поэтому. А потому что путь к исполнению моего долга лежит через Серые Камни.
        Он повторил это еще трижды, прежде чем былая уверенность вернулась к нему. Потом Эрл снял с остывшего камня кусок мяса и впился в него зубами. И теплая кровь потекла по его подбородку.
        Закончив ужин, рыцарь забрался в расселину и завернулся в плащ, положив меч рядом с собой. Несмотря на усталость, он еще долго лежал без сна, глядя во тьму.
        Около полуночи где-то недалеко лающе завыли волки. Эрл, к которому сон все еще не шел, принялся считать хищников, пытаясь по частым коротким завываниям определить численность стаи. Это помогло. Вскоре рыцарь неглубоко погрузился в ломкую дремоту. Подобному методу ночного отдыха обязательно обучались все рыцари в Горной Крепости. Мозг Эрла отдыхал, но какая-то малая часть сознания бдительно следила за происходящим вокруг. Если бы волки приблизились на опасное расстояние, рыцарь немедленно проснулся бы, полностью отрезвев от дремы.
        Но волки только растерзали конскую тушу, остывающую среди камней. Они будто чуяли, что не стоит даже и пытаться напасть на того, кто нашел себе этой ночью пристанище в скальной расселине. К кускам мяса, беспечно оставленным рыцарем у входа в расселину, они даже не подошли.
        Эрл проснулся на рассвете. Выбравшись из своего убежища, он огляделся. Неподалеку уродливо торчали ребра обглоданной ночными хищниками конской туши. Ежась от утреннего холода, рыцарь все же скинул плащ и, сделав из него узел, собрал туда ломти конины - те, что не стал вчера поджаривать. Очень хотелось пить, но тратить время на поиски воды Эрл позволить себе не мог. Он взглянул на солнце, определяя направление, укрепил за спиной щит, на плечо закинул узел с мясом и сразу же двинулся в путь, на ходу разминая затекшие за ночь мышцы. Эрл почти не знал этой части Серых Камней, но, как и всякий рыцарь Горной Крепости, был знаком с картографией. Ориентируясь по местонахождению города Арпана, он мог прикинуть, что выйдет к Западному Загорью, если будет двигаться через Камни строго на запад. А уж узнать направление по солнцу для него не составляло никакого труда.
        Очень скоро юный рыцарь вышел к ручью, расстояние между берегами которого позволяло - пусть и с натяжкой - считать этот ручей небольшой речкой. Напившись, Эрл по колено в воде перешел речку вброд.
        Холодная вода придала сил. Несколько часов Эрл двигался без остановки, не отдыхая даже после того, как несколько раз вынужден был перебираться через высокие навалы острых скальных обломков - в том месте, где он шел сейчас, не было троп.
        Уже во второй половине дня он вышел к склону, поросшему редкими деревцами, кривые ветви которых были почти полностью лишены листьев. Собрав достаточное количество топлива, рыцарь развел костер, уже не прибегая к помощи магии. И это было как раз кстати, потому что амулет Огненного Шара у него был только один, а энергии в нем осталось лишь на два заряда. Эрл поджарил куски конины на огне, плотно пообедал и неожиданно заметил, что густой дым от его костра привлек кое-чье внимание.
        Два громадных человекоподобных силуэта Эрл углядел на горной круче за своей спиной. Углядел краем глаза, но не стал оборачиваться.
        «Огры, - потягиваясь, проговорил про себя горный рыцарь, - скорее всего, охотники, выслеживающие диких коз или какое еще зверье и вдруг напавшие на след более лакомой добычи… Интересно, из какого они племени? Из дикого или из мирного?»
        Впрочем, в этой глуши, вдали от людских поселений большой разницы в том, мирные огры встретились одинокому путнику или дикие, не было. Огры всегда оставались ограми. Серокожие чудища никогда не упускали возможности напасть на человека или на немногочисленный отряд, если не видели для себя в дальнейшем дурных последствий.
        «Подойдут ближе, надо будет пугнуть их», - решил Эрл, поднимаясь, чтобы продолжить путь.
        Юный рыцарь сэр Эрл, хоть и родился в Западном Загорье, воспринимал огров, пожалуй, иначе, чем люди, проведшие здесь всю жизнь. Для человека Серых Камней огры были… почти что люди. Плохие, злобные, неотесанные и опасные, но подобия людей. Человек Серых Камней от рождения и до смерти жил с ограми бок о бок и поэтому не мог не отождествлять их с самим собой. Так лесные охотники, лишь раз в год покидающие свои угодья, чтобы выйти к цивилизации, а все остальное время никого, кроме зверья, не видящие, привыкали определять в лесном зверье себе подобных, понимая повадки животных, как черты характера, присущие каждому человеку.
        Но Эрл, чье раннее детство прошло здесь, в Серых Камнях Огров, редко покидал родовой замок - каждый его день был посвящен обучению рыцарским искусствам, ибо отец его, сэр Генри, справедливо полагал, что только таким образом можно воспитать настоящего воина. И уж участвовать в сражениях с ограми Эрл - по причине малолетства - точно не мог. Живя и учась в Львином Доме, он воспринимал окружающий мир Серых Камней посредством рассказов, историй и легенд, где огры всегда выступали существами гораздо более коварными, тупыми и кровожадными, чем являлись на самом деле. А близ Горной Крепости огров не было. В цивилизованной части Гаэлона можно было увидеть только огров-рабов, выполняющих какую-либо тяжелую и грязную работу. Наверное, поэтому для Эрла огры были зверьми. Видом животных, лишь немного разумнее своих четвероногих собратьев. Огров, как соперников, равных себе, горный рыцарь, сразивший чудовищных драконов столько, что и сам не помнил точного числа, не воспринимал…
        Поэтому Эрл пошел дальше, ни о чем особо не беспокоясь, благо очень скоро он набрел на хорошую легкопроходимую тропу, ведущую прямо на запад. Примерно через час рыцарь заметил, что огры все так же движутся за ним следом. Еще через час - что их стало уже четверо.
        Чудища преследовали юношу, все приближаясь, но почему-то не решались напасть. Видимо, то, что намеченная жертва ведет себя довольно странно, не пугаясь и не удирая, несколько озадачило их.
        Когда стало темнеть, Эрл вдруг обнаружил, что остался один. Он уже откровенно оглянулся, но, как ни старался, не смог рассмотреть позади себя даже малейшего движения. Потому пожал плечами и, не снисходя до размышлений по поводу таинственного исчезновения преследователей, пошел дальше.
        Теперь тропа сузилась. По обе ее стороны возвышались каменные стены, ступенчатые из-за напластования горных пород. И, услышав где-то наверху шорох и скрежет камней, почуяв тяжелое торопливое дыхание, рыцарь все понял. Огры, обогнав его, решили напасть, используя позиционное преимущество.
        Эрл досадливо нахмурился, прикидывая, сколько времени уйдет на схватку. Он с самого начала положил для себя в день проходить как можно больше и - если будет возможность - прихватывать еще и часть ночи.
        «А они не так уж и тупы, - отметил рыцарь, кладя на тропу плащ с последними оставшимися кусками конины и снимая с себя ремень, - наверное, стоило пугнуть их раньше. Выиграл бы время…»
        Он снял со спины щит, положил его на тропу, подумав, что он ему вряд ли понадобится, - рыцарь не собирался затягивать битву. Затем Эрл подобрал камень размером немногим более кулака мужчины и заложил его в сложенный вдвое ремень. Ждать ему пришлось недолго.
        Огры напали все разом. Появившись из-за валунов на верхушках стен, они запрыгали с одной скальной ступени на другую, быстро снижаясь - угрожающе рыча и размахивая огромными копьями. Из одежды на них были только шкуряные пояса, набедренные повязки да подобия сапог, грубо сделанных из шкур, перетянутых, вероятно, звериными жилами. За поясами, у огров Эрл заметил дурно выкованные ножи с рукоятями без перекрестий и еще у одного в руках - тут рыцарь несколько удивленно поднял брови - самый настоящий арбалет.
        Возможно, виной тому был скверный от природы глазомер или что-то еще, но ограм всегда с трудом давалось эффективное использование стрелкового оружия. Этот огр с арбалетом мог бы выстрелить в Эрла с самой вершины, но вместо этого спустился почти к самой тропе. И только тогда поднял казавшийся ненастоящим, игрушечным в его огромных лапах арбалет и неумело прицелился.
        И вследствие этого получил право отправиться к духам своих почивших предков первым.
        Рыцарь взмахнул импровизированной пращой - камень свистнул в сереющих сумерках и с треском врезался в низкий лоб огра, точно посередине лохматых, далеко выступающих над глазницами надбровных дуг.
        Выронив арбалет, незадачливый стрелок рухнул с проломленным черепом на тропу в нескольких шагах от Эрла. А рыцарь скользнул на другую сторону тропы и, без труда увернувшись от колющего удара копья, ударил мечом второго огра под щиколотку, разрубив сухожилие. Огр, потеряв равновесие, свалился вниз. Эрл прикончил его, вонзив меч в ухо, и обернулся к двум другим ограм, уже успевшим соскочить с последней ступени.
        Две несуразные громадные фигуры возвышались над ним. Два копья, каждое размером с кол оборонительной изгороди, зазубренными остриями обернулись к рыцарю. Эрл не стал дожидаться атаки. Он рванулся вперед и, когда одно из копий оказалось на расстоянии вытянутой руки, изо всех сил рубанул по наконечнику сверху вниз. Наконечник лязгнул о камни тропы, а рыцарь вскочил на копье и по нему, точно по мостику, пробежал несколько шагов.
        Огр не сообразил бросить копье, за что тут же поплатился. Легко балансируя на древке, Эрл без замаха воткнул чудищу клинок в глаз. И соскочил на землю.
        Последний из выживших огров оглушительно заревел, глядя, как его сородич с залитой кровью мордой опрокинулся на камни. Вовсе не ярость битвы, а страх и недоумение слышались в том крике. Эрл взмахнул мечом, шагнув к огру, и тот попятился, беспорядочно размахивая своим копьем.
        Не разумом, но инстинктом поняв, что напасть сейчас на этого необыкновенно проворного человечка означает верную гибель, огр швырнул в противника копье и пустился наутек, через несколько гигантских скачков ради удобства опустившись на все четыре конечности.
        Горный рыцарь сухо усмехнулся. Он даже не шелохнулся, когда громадное копье, вращаясь, пролетело над его головой, - то, что огр промахнется, рыцарь понял, как только тот замахнулся.
        Вытерев кровь с лезвия меча о набедренную повязку одного из мертвецов, Эрл оглядел клинок. Новая зазубрина, глубже и безобразней множества прочих, сказала ему о том, что еще одну битву древний клинок не переживет. Эрл покачал головой и сунул меч в поясное кольцо. Затем осмотрел трупы. Арбалет оказался не годен к использованию - его ложе в результате падения треснуло вдоль. Ножи огров вполне могли бы сойти за короткие мечи, но, только прикинув один из них в руке, Эрл поморщился и отбросил огрский клинок прочь. Нож был слишком тяжел для руки человека, к тому же скверно выкован и еще хуже заточен. А уж о балансировке огрские оружейники, видимо, не имели ни малейшего понятия.
        Эрл кинул на трупы последний взгляд. Давненько ему не приходилось видеть огров.
        Однако задерживаться дольше не имело смысла. Эрл направился по тропе дальше на запад. Схватка здорово разогнала кровь и вдохнула в мышцы веселую силу. Эрл не останавливаясь шел почти всю ночь и, лишь когда небо начало синеть, остановился на ночлег.

* * *
        Первые лучи солнца застали юного рыцаря на вершине скалы. Встретив по дороге скалу с удобным подъемом, Эрл решил взобраться на нее и осмотреться. Здесь было холодно, гораздо холоднее, чем внизу. Ветер обжигал лицо и больно трепал длинные золотые волосы юноши, словно хотел выдрать их. Прикрывая рот ладонью, завернувшись в плащ, горный рыцарь медленно поворачивался, оглядывая открывшуюся перспективу.
        На западе, впрочем, вдаль тянулись горные кручи, закрывающие обзор. Позади, на востоке, топорщились острые пики скал - туда Эрл посмотрел лишь мельком. На юге возвышались, подпирая ярко-синее небо, снежные купола высоких гор, где, по преданиям, доживали свой скорбный век глоглы, бывшие властелины Серых Камней, а быть может, и всего мира. Сколько ни шел горный рыцарь, эти невероятные заснеженные громады, казалось, не приближались и не удалялись. А на севере…
        Эрл вздрогнул, увидев над остриями недалеких скал сказочного зверя с головою льва и телом орла. Кажущийся отсюда совсем маленьким грифон будто оседлал одну из вершин. Царственная его голова смотрела куда-то ввысь, но отчего-то думалось, что грифон видит все, что происходит вокруг, надежно охраняя свою территорию. Неподвижное тело его под лучами солнца отливало металлическим блеском.
        - Железный Грифон, - опустив руку, прошептал Эрл, и ледяной ветер, немедленно заполнивший его рот, заставил рыцаря закашляться.
        Эрл поспешно спустился под прикрытие большого валуна. Отдышался… и вдруг рассмеялся - легко и радостно.
        - Железный Грифон! - повторил Эрл.
        До родного Львиного Дома было еще далеко, но Эрл почувствовал себя так, будто уже почти пришел. Вокруг гудел холодный ветер, облизывая серый валун, но юноше показалось, что его лица коснулось теплое дуновение из краев, где он провел свое детство.
        Имя герцога Дужана Хранителя, несмотря на то что герцог являлся вполне реальным человеком, в Серых Камнях всегда произносилось с придыханием, словно Дужан был персонажем героических мифов. Хотя почему «словно»? Эрл воспитывался на историях из жизни бесстрашного и могучего рыцаря; рассказы о подвигах герцога вошли в плоть и кровь Эрла. Еще до того, как его отправили в Горную Крепость, мальчик полагал для себя сэра Дужана эталоном рыцарства; тогда сравниться с легендарным герцогом в сознании Эрла мог только его родной отец, сэр Генри, хозяин Львиного Дома.
        Род Дужана обосновался в Серых Камнях одним из первых - наверное, самым первым. И уж точно первыми, так говорили предания, предки Дужана Хранителя возвели в Камнях символ человеческого могущества, надежды и единства - неприступный замок, о стены которого разбились бесчисленные атаки кровожадных врагов, на верхушке самой высокой башни которого позже установили изваяние сказочного зверя с родового герба Дужан - грифона. Каменное изваяние, обшитое прочными металлическими пластинами, помнило много веков противостояния Человека и Огра. И если бы нашлась такая сила, которая заставила бы изваяние говорить, грифон рассказал бы полную историю Серых Камней - о том, как человеческий дух и разум выстояли против мрачной первобытной силы обитателей вечных подземелий, против силы самой Дикой Природы. И возобладали над ней.
        Не было ничего священней и нерушимей во всех Серых Камнях, чем замок Железного Грифона. Никто в Серых Камнях (включая, наверное, и огров) не мог даже представить, что замок когда-нибудь падет. Если уж случится такое - значит, и все люди Серых Камней обречены на верную гибель, ибо, когда рубят древесный ствол, дерево непременно умирает…
        Род Дужана Хранителя в этом замке долгие столетия нес службу во славу королей Гаэлона, во имя Человека. И последний хозяин Железного Грифона герцог Дужан Хранитель - человек, ставший при жизни легендой, - был самым доблестным рыцарем из рода своего. Он был сама суть рыцарства Серых Камней Огров. Одного его имени до слюнявой дрожи боялись самые свирепые и жестокие старейшины-жрецы диких племен. Огры же из мирных племен, обитавших неподалеку от замка, спешили убраться прочь с глаз человека, случайно встреченного ими на горной тропе, будь тот человек хоть юная девица, хоть дряхлый старец. Такой ужас вселяли в сердца огров деяния сэра Дужана Хранителя…
        Эрл снова поднялся на валун и, прикрываясь от режущих порывов ветра, опять обратился на север. Он высматривал дорогу, ведущую к замку Железного Грифона.
        «Видно, воля богов в том, что первым замком, который суждено мне было посетить на моем пути, стал замок герцога Дужана, - так думал горный рыцарь. - Где, как не здесь, искать мне сильного союзника?»
        Черная пропасть тянулась от скалы, на которой стоял рыцарь, к скалам, что укрывали замок. По краю той пропасти и решил пройти сэр Эрл, чтобы достичь замка Железного Грифона.
        Через час после того, как Эрл спустился со скалы и добрался до острой кромки, за которой гудела темная пустота, в голову его неожиданно пришла тревожная мысль. Ведь он сейчас не так далеко от владений сэра Дужана. Почему же тогда на него напали огры? Быть может, что-то изменилось в Серых Камнях с тех пор, как его, семилетнего мальчишку, увезли отсюда?
        - Ну нет, - сказал сам себе Эрл, - скорее реки и моря низвергнутся в небо и скалы Серых Камней вывернутся наизнанку, чем Железный Грифон потеряет свою силу. Эти четверо охотников, наверное, пришли откуда-то издалека. Так оно и есть, и не может быть по-другому! И я преподал им хороший урок уважения к человеку…
        Горный рыцарь сэр Эрл споро шагал по кромке тянущейся вдаль пропасти. Белесый прозрачный парок поднимался из ее бездонной черноты, и рыцарю казалось, будто дышит сама земля. Хотя от жуткого провала его отделяла всего пара шагов, Эрл не чувствовал никакого желания, преодолев страх, заглянуть в бездну (каковое желание испытывал бы на его месте любой человек). Он вообще не смотрел в ту сторону. Железный Грифон, сияющий в солнечных лучах над скальными пиками, словно звал рыцаря, притягивая взгляд. Странное чувство охватило юношу. Точно это не он случайно набрел на замок герцога Дужана, а замок шагнул к нему навстречу. Точно визит в замок Железного Грифона был изначально предопределен… Но тут снова пришла на ум недавняя схватка с ограми-охотниками, и рыцарь нахмурился.
        «А жив ли еще сэр Дужан?» - подумал вдруг Эрл.
        Чтобы занять себя, хоть немного погасить нетерпение и беспокойство, рыцарь принялся высчитывать возможный возраст герцога. На момент рождения Эрла сэр Дужан был уже взрослым воином и владел замком не одно десятилетие. А в права владения Железного Грифона Дужан вступил в неполные тринадцать лет. Наверное, не было ни одного человека в Серых Камнях Огров, который не знал бы, как это случилось…
        Много лет назад Гарпан Бесстрашный с тремя охотниками, отрядом ратников в дюжину мечей и собственным сыном Дужаном отправился в горы. В погоне за горным барсом, голубым мехом которого испокон веков подбивали мантии королей Гаэлона, Гарпан со своими людьми ушел довольно далеко от замка и покинул пределы своих владений. И надо же было случиться такому, что орда огров из дикого племени напала на след отряда. Теперь уже вряд ли кто-то мог сказать, какие дела привели серокожих на тропу, по которой только что проследовали люди, да и разве это важно? Огры не имели намерения вторгаться на территорию, подвластную Гарпану, и атаковать замок Железного Грифона; более того, они даже не знали, по чьему следу пошли. Ведь знаки на горной тропе могли сказать им только о численности человеческого отряда и о том, куда этот отряд направлялся.
        Несмотря на то что огров было более полусотни, напасть на людей они решились только с наступлением сумерек. Когда солнце погасло, а Серые Камни угрюмо почернели, в ратников, расположившихся на отдых, полетели камни и копья. Пусть огры никогда не отличались особым мастерством боя на расстоянии, но люди, сидящие вокруг ярко пылавших костров, являлись отличными мишенями, и не один ратник повалился в пламя с проломленной головой или с пронзенной огромным копьем грудью. Кто знает, скорее всего, в ту страшную ночь полег бы весь отряд, если бы Гарпан в этой кровавой неразберихе не вспомнил о пещере, раскрывшей узкую извилистую пасть всего в нескольких шагах от лагеря. Зычный голос старого герцога заглушил вой и рык огров и спас жизни многим ратникам Железного Грифона.
        Шестеро воинов - и юный Дужан с ними - сумели отойти в пещеру, втащив за собой нескольких раненых. Пещера оказалась невелика, и проход в нее низок и неудобен. Двое людей могли бы одновременно пролезть через этот проход. Или ОДИН ОГР.
        Ярость огров не имела пределов. Они то бросались в атаку, пытаясь поразить людей длинными копьями, - ратники отчаянно отбивались. То разводили у входа костер, стремясь удушить воинов черным дымом, но те, швыряя камни, разбрасывали горящие ветви и сбивали пламя.
        Люди сражались в полной темноте, не видя ни друг друга, ни врагов. И юный Дужан сражался наравне со взрослыми воинами мечом, выкованным под его руку замковыми кузнецами. Люди понимали, что обречены. Рано или поздно огры доберутся до них, а помощи ждать неоткуда. И когда пошел второй час битвы и силы стали оставлять ратников Железного Грифона, над лязгом, скрежетом, криками и стонами птицей взвился звонкий голосок Дужана. «Держитесь, братья! - призывал наследник Гарпана. - Только наступит утро, и подоспеет подмога! Я видел своими глазами, как отец мой, указав нам путь к спасению, нырнул в ночную темень. Он уже взобрался на самую высокую скалу из всех высоких скал в этих местах и разжег сигнальный костер. И наверняка из замка спешит к нам большой отряд! Держитесь, братья, ибо мой отец и ваш господин волею своей передал мне право командовать отрядом!»
        Так говорил юный Дужан, и каждое слово его обжигающей кровью вливалось в жилы ратников. Действительно, они только сейчас сообразили, что уже давно не слышат голоса Гарпана. И в горячке жестокой битвы никому из них не показалось странным, что сын старого герцога заговорил только сейчас… Да и кому бы пришло в голову искать ложь в словах наследника Железного Грифона? А если в кромешной тьме смерти и ужаса мелькнет луч надежды, кто станет сомневаться в истинности этого луча?
        Только трое из всего отряда дожили до утра. Лишь трое и юный Дужан. Когда в залитом кровью проходе пещеры забрезжил розовый свет утреннего солнца, огры вдруг прекратили натиск… и спешно отступили.
        А воины Железного Грифона склонились над ранеными, теми, кого, как они думали, спасли, взяв с собою в укрытие. Но было уже поздно. Раненые, втащенные в пещеру в первую минуту беспощадной огрской атаки, истекли кровью из ран, нанесенных огромными мечами и копьями серокожих чудищ, - никто из них не увидел утра.
        В одном из мертвецов ратники узнали старого герцога. Бледные, покрытые кровью и копотью лица обернулись к юному Дужану, на груди которого мрачно поблескивала золотая герцогская цепь. Когда он успел снять ее с тела своего отца и надеть? Ведь он не подходил к телу ближе чем на три шага, когда пещеру осветило солнце. Он взял цепь еще ночью? Значит, он знал, что старый герцог умер!.. Как же тогда объяснить его слова о том, что Гарпан, оставив на него отряд, отправился за подмогой? И кто же в таком случае зажег сигнальный костер и призвал людей из замка? Трое ничего не спросили у мальчика. Они молчали и только смотрели.
        Мальчик не успел ничего объяснить, даже если и собирался сделать это сейчас. Среди камней запрыгали отголоски боевого клича воинов замка Железного Грифона, пронзительный свист плетьми забил светлеющее небо, и очень скоро отряд в полторы сотни ратников вышел к лагерю, где, среди потухших головешек, валялись тела людей.
        Подоспевшие ратники освободили вход, почти полностью заваленный тяжелыми телами чудовищных тварей, и вывели спасенных. Вынесли испустивших дух раненых и с ними - тело старого герцога.
        И тихо стало вокруг.
        - Мой отец и ваш господин отдал душу Светоносному Вайару, лишь только я опустил на камни пещеры его голову, - заговорил Дужан. - Я был рядом с ним и подхватил его за плечи, когда в грудь его ударило копье огра. Только одно слово он успел сказать мне: «Храни…»
        Воины молчали. Никому из них не нужно было объяснять, что именно завещал хранить старый герцог Гарпан своему сыну.
        - Тогда я и взял у него цепь.
        Больше ничего не сказал герцог Дужан. Воины, пришедшие из замка, расступились, и к мальчику подошел ратник. Горьким дымом остро пахло от его куртки. Трое выживших узнали его. И им сразу все стало ясно.
        Ратник, имени которого не сохранило сказание; ратник, заснувший в карауле и пропустивший огров в лагерь, разбуженный шумом битвы и бежавший от нее, чтобы разжечь сигнальный костер, безмолвно снял с головы шлем, преклонил колени и, опустив голову, отбросил с шеи длинные пряди волос.
        Юный герцог поднял меч, багрово-черный от поганой огрской крови. И вонзил в беззащитную шею клинок. И отошел.
        Той ночью сэр Дужан стал хозяином замка Железного Грифона. Верный завещанию отца, он всю жизнь хранил свободу и спокойствие своих людей, родовой замок и гордое право человека ходить по горным тропам, ни от кого не прячась и никого не боясь.

* * *
        Наконец черный провал пропасти ушел влево. Двигаясь прямо на сияющего под солнцем Грифона, Эрл вскарабкался на невысокий подъем и оказался на изгибе широкой тропы: один конец ее вел прочь от замка, теряясь меж высоких скал, а другой, заостряясь, стрелой упирался в небольшой лесок, судя по стройности рядов деревьев, насаженный искусственно. Здесь скалы расступались, открывая путь в долину. За этим леском, должно быть, начинались поля, а за полями стоял легендарный замок.
        Шагая к недалекой опушке по очищенной от крупных камней тропе, Эрл улыбнулся. Его опасения по поводу того, что Железный Грифон потерял свою силу, оказались явно безосновательными…
        Не успела эта мысль окончательно утвердиться в сознании горного рыцаря, как он уловил едва слышимые звуки, доносящиеся из леса. Остановившись на мгновение, чтобы тщательней прислушаться, Эрл нахмурился и двинулся дальше, ускорив шаг. Кто-то бежал ему навстречу, и бежал не размеренно, а торопливо, спотыкаясь и бросаясь из стороны в сторону.
        Эрл положил ладонь на рукоять меча.
        Она вылетела на него, когда до лесной опушки оставалось всего два десятка шагов. Рыцарь еще раньше приметил мелькавший между деревьями белый силуэт и безошибочно определил его как женский.
        Женщина-крестьянка была довольно молода, но определить точный возраст ее не представлялось возможным: лицо ее было густо выпачкано глиной и пылью, волосы растрепаны, в них застряли куски паутины. Пыль и глина безобразными пятнами покрывали длинное белое платье, подол которого, разорванный почти до пояса, обнажал босые ноги с разбитыми в кровь коленками. Расширенные от неведомого ужаса глаза, казалось, не видели Эрла - рыцарю пришлось посторониться, чтобы женщина не наткнулась на него. Впрочем, пробежав еще несколько шагов, она споткнулась и с размаху грянулась о землю. Юный рыцарь подался было к ней, но тотчас отпрянул и, выхватив меч, обернулся к лесу.
        По лесной тропе бежал еще кто-то, и нетрудно было узнать в тяжелых бухающих шагах поступь нечеловека.
        Пригнувшись и отведя руку для удара, Эрл кинулся вперед.
        Огр появился на опушке спустя два удара сердца. Громадное чудище, чей рост превышал человеческий более чем вдвое, оказалось полностью голым, даже обычной набедренной повязки из шкур не наблюдалось на могучих чреслах. На широченную грудь тянулись вязкие нити слюны из полуоткрытой пасти, отвратительный фаллос размером в человеческую руку слепым червем болтался меж колонноподобных ног.
        Увидев Эрла, огр резко остановился и подался назад - зарычал, оскалив крепкие желтые клыки. Метнувшись к врагу, рыцарь поразил его скользящим ударом в левый бок. Огр инстинктивно выбросил навстречу мечу лапу, чтобы отразить клинок, но не успел. Лезвие глубоко вспороло толстую серую кожу и погрузилось в брюхо.
        Огр взвизгнул, отпрыгивая, пытаясь в прыжке развернуться, чтобы броситься бежать, но рыцарь и тут опередил его. Он еще дважды ударил чудовище мечом - в бок и в брюхо. Огр все-таки сделал еще пару шагов, шатаясь и пытаясь зажать лапищами глубокие раны, из которых темно-красными струями била кровь, но упал. Эрл подошел к нему, сотрясавшемуся в предсмертных конвульсиях, и, примерившись, перерезал врагу горло.
        И сразу же повернулся к женщине.
        Она полулежала-полусидела, упершись локтями в землю, широко раскинув согнутые в коленях ноги, так что разорванный подол перепачканного платья не мог прикрыть срамного места. Рот крестьянки был широко раскрыт и уродливо искривлен, точно судорогой, какое-то невнятное мычание рвалось из ее горла.
        - Что здесь происходит? - шагнув к ней, быстро спросил Эрл. - Ты слышишь меня, женщина?! Эй, прикройся, говорю тебе!
        Он подошел ближе, заслоняя глаза ладонью и стараясь смотреть в сторону. Женщина все так же глядела мимо него, едва слышно прерывисто мыча. Рыцарь сам одернул на ней платье, но женщина и тогда никак на него не отреагировала.
        - Что случилось? - снова задал вопрос сэр Эрл и потряс женщину за плечо.
        Она пронзительно вскрикнула и попыталась вскочить. Ноги не послушались ее - женщина снова упала, но на этот раз вниз лицом - и сжалась в комок, закрыв голову руками.
        - Глупая баба… - пробормотал Эрл.
        Допрашивать ее более не имело смысла. Какое-то страшное потрясение прочно и надолго вогнало женщину в полубезумное состояние. Горный рыцарь отвернулся и с мечом в руках побежал в лес.
        Он полностью вошел в боевой режим. Разум его более не отвлекался на мысли о том, что же все-таки могло произойти близ замка Железного Грифона. Горный рыцарь полностью сосредоточился на окружающей его реальности.
        «Ссадины на коленях этой несчастной свежие, - анализировал он, - глина, приставшая к ее платью, совсем сырая. Все это легко объяснить - она падала при бегстве… А вот пыль и паутина… Должно быть, женщина пряталась где-то… в погребе или чулане…»
        В лесу не было ни единой души. За лесом на поверхности расстилавшейся долины и вправду лежали поля, поделенные на участки, ухоженные и неожиданно безлюдные. А за полями высился замок Железного Грифона. Он был много больше, чем любой из замков, возведенных в Серых Камнях, больше, чем родовой замок сэра Эрла - Львиный Дом. Высокие стены, сложенные из цельных скальных обломков, поражали своей монументальной мощью, сторожевые башни целились в небо остриями шпилей, а главная башня, в которой располагались покои нескольких поколений герцогов, высокая и широкостенная, точно гора, венчалась поражающим воображение изваянием Железного Грифона. Под стенами замка виднелись крестьянские хижины; их было много, очень много, но они смотрелись такими маленькими по сравнению с замком… Будто грибы, выросшие у подножия векового дуба.
        Не убирая меч в поясное кольцо, рыцарь быстро зашагал по дорожке между двумя участками. По обе стороны от него заколыхалась, шелестя, высоченные стебли кукурузы. Видно, здешние крестьяне - люди работящие, да и недостатка в воде не испытывают. Дорожка сужалась вдаль, подчиняясь закону перспективы, и тотчас от Эрла скрылась деревня - только башни замка непоколебимо чернели на фоне неба. Скоро юноша свернул с дорожки и побежал прямо через кукурузное поле, чтобы сократить путь до деревни у стен замка.
        Прошло время, достаточное, чтобы сердце стукнуло сотню раз, и рыцарь, раздвинув клинком меча стебли кукурузы, шагнул на открытое пространство.
        Картина, представшая Эрлу, оказалась настолько неожиданна, насколько и ужасна.
        Слепыми темными окнами глазели крестьянские хижины друг на друга, и дверные проемы их с сорванными с петель дверьми походили на разинутые в ужасе рты. А среди хижин тут и там валялись человеческие трупы, трупы домашних животных и огромные камни. Никогда еще Эрлу не приходилось видеть столько трупов зараз. Будто кто-то взял и вывернул наизнанку городское кладбище огромного города, вытряхнув мертвых из могил. Ратники в измятых доспехах лежали рядом с полуодетыми крестьянами, переломанное оружие валялось вперемешку с крестьянскими мотыгами, топорами и лопатами…
        Несколько огров, одетых лишь в набедренные повязки и плащи из шкур, бродили меж хижин, собирая расшвырянную по земле нехитрую утварь. Двое огров - это были воины, судя по грубым подобиям доспехов, прикрывающих их груди и плечи, и мечам, подвешенным к поясным ремням, - занимались несколько другой работой. Они стаскивали в кучу трупы людей и овец. А две самки с обмотанными вокруг необъятных бедер шкурами и обвисшими до складчатых брюх грудями валили трупы друг на друга и связывали их веревками: видимо, для удобства дальнейшей транспортировки. В центре разоренной деревни, завывая, кружился в ритме варварского дикого танца огр-жрец. Его Эрл тут же узнал по множеству костяных амулетов на груди и длинному изогнутому посоху, которым жрец, танцуя, пристукивал по земле. На рукояти посоха - горный рыцарь от гнева закусил губу - была воткнута человеческая голова; нижняя челюсть ее отсутствовала, и мясо с головы было обглодано во многих местах до костей. Двенадцать огров насчитал Эрл - дюжина. С того места, откуда он смотрел, огры напоминали больших мерзких сытых мух, деловито кружащих вокруг трупа, на костях
которого еще осталось немного мяса.
        А над всем этим возвышался замок Железного Грифона.
        Стены его, много веков считавшиеся неприступными, зияли множеством огромных дыр - точно какой-то обезумевший великан лупил по стенам могучей дубиной, а массивные, окованные железом ворота валялись более чем в десятке шагов от распахнутого щербатого прохода. И теперь - с такого близкого расстояния - стало видно, что замок мертв. Ни одного ратника не было на стенах, и ни звука не раздавалось из-за изувеченных стен. Башни замка скалились безобразными провалами в стенах, словно тот же сумасшедший великан рвал их зубами, откусывая огромные куски. Только Железный Грифон на главной башне все так же сверкал, отражая свет солнца. Но сейчас сияние древнего изваяния наводило на мысль о смерти и упадке. Так светится под толщей воды обнаженный утопленник, когда сквозь нее проникают солнечные лучи.
        Горному рыцарю пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы утихомирить гнев и заставить себя мыслить трезво.
        Как это могло случиться? Какая же сила нужна, чтобы так искалечить каменную твердыню?! Какая же чудовищная мощь заставила замок пасть?
        Но когда мутная пелена бешеной крови спала с его глаз, он уже решил, что ему делать дальше. Не в его силах что-либо изменить. Но он может отомстить…
        В этот момент Эрл не думал о судьбе Гаэлона, о судьбе всех Шести Королевств, которая зависела - как положил для себя - только от него одного. Холодная ненависть заполнила все его существо. Он попросту не мог сейчас уйти. Поступи он так, он сам себя не имел бы права считать рыцарем, наследником замка Львиный Дом.
        Рыцарь снял со спины щит и вдел левую руку в его ремни. Затем, держа меч у груди, пригибаясь к земле и прячась за хижинами и камнями, побежал вокруг деревни, приближаясь к тому месту, где орудовали огры-воины. Первым делом следовало устранить наиболее сильного противника - это горный рыцарь знал наверняка.
        Эрл бросился на огров-воинов из-за угла хижины. Первый из серокожих упал, вряд ли успев сообразить, что происходит. Честь рыцаря не позволила Эрлу напасть на огра со спины. Поэтому он призывно и устрашающе крикнул, прежде чем нанести удар.
        Огр круто развернулся, одновременно выхватывая из-за пояса меч, и немедленно получил сильный удар клинком в солнечное сплетение, прямо под нижний край доспехов, защищающих грудь. Хватая пастью воздух, он не успел еще рухнуть на землю, как на рыцаря кинулись двое его соплеменников - боевой клич Эрла мгновенно привлек их внимание.
        Огры обрушились на юного рыцаря безо всякой осторожности, полагаясь только на собственную силу и ярость. Но Эрл, привыкший сражаться с противниками, намного превышающими его в размерах, действовал осмотрительно - но и как мог быстро, потому что к месту схватки уже спешили огры со всех концов деревни.
        Прыгая влево-вправо, горный рыцарь держал чудищ на одной линии - так, чтобы они не могли атаковать его с разных сторон. Не отбивая удары тяжеленных мечей, он лишь уворачивался, пока не представилась возможность самому нанести удар. Спустя три удара сердца с момента начала боя, он размозжил одному из огров коленную чашечку. А когда тот грохнулся на задницу, изо всех сил пнул сапогом в сморщенную от острой боли морду. Огр, загромыхав доспехами, опрокинулся под ноги второму нападавшему. Тот, не успев погасить рывка, налетел на раненого, но сумел сохранить равновесие, замешкавшись, впрочем, на пару мгновений. Этого Эрлу вполне хватило на то, чтобы вонзить меч ему в брюхо и, навалившись на рукоять, провернуть клинок в глубокой ране.
        Огр, неожиданно пискляво заскулив, повалился на бок, а меч Эрла, который тот не успел вытащить, хрустнув, сломался. Остро скошенный обломок меча в ладонь длиной, не считая рукояти, остался в руках юного рыцаря, остальную часть клинка поглотило огрское брюхо.
        Эрл с размаху воткнул острый обломок в горло пытающемуся подняться раненому, выхватил из-за его пояса нож (огрский меч даже на вид был чересчур велик, тяжел и неудобен для человека) и выпрямился, оглядываясь.
        Серокожие, вопя и завывая, бежали к нему со всех сторон. Лишь самки остались у кучи трупов, да огр-жрец, прекратив дикую пляску, столбом стоял на одном месте и вглядывался в Эрла, перехватив посох обеими руками.
        Нож сраженного огра-воина оказался гораздо лучше того охотничьего огрского ножа, который Эрл не стал забирать у вчерашнего убитого. Рыцарь несколько раз крутанул его в воздухе, давая руке привыкнуть к новому оружию. Потом зашептал слова заклинания, активирующие амулет Огненного Шара.
        Он успел выпустить лишь один шар пламени - огонь ударил точно в голову ближайшего к Эрлу огра, разнеся безволосую ушастую башку в кровавые брызги. Остальные пятеро замедлили свой бег, испуганно заверещав.
        Рыцарь не стал рисковать, отвлекаясь на то, чтобы выпустить последний огненный шар, - враг был уже слишком близко. Наметив себе противника, который растерялся более других, он кинулся врукопашную.
        Огры были вооружены лишь ножами, только у одного, которого выбрал в качестве очередной жертвы Эрл, было копье. Приблизившись на расстояние удара копья, рыцарь на миг замер, позволяя врагу размахнуться. Огр-охотник отвел для выпада руку с копьем, открыв тем самым грудь, и рыцарь метнулся вперед, мгновенно и точно пронзив чудищу сердце.
        Времени на дальнейшие маневры уже не хватило - враги, отойдя от неожиданного испуга, с яростью атаковали. Они набросились на рыцаря одновременно - как в голодный сезон стая огромных горных волков бросается на неосторожно показавшуюся из-под камня ящерицу, и следующие два десятка ударов сердца Эрл отчаянно кружился среди грохочущего смерча беспорядочных выпадов огрских ножей. Этот бой требовал максимальной концентрации. Уворачиваясь от тускло сверкающих лезвий, Эрл беспрестанно менял угол наклона щита, чтобы с каждым выпадом тяжелые ножи врага только скользили по его поверхности - иначе удар, нанесенный огром по щиту с невероятной силой, несоизмеримой с человеческой, наверняка сшиб бы юношу с ног. Но, защищаясь, рыцарь успевал и сам наносить удары, выбирая для этого наиболее уязвимые места…
        Первая атака скоро захлебнулась, потому что Эрлу удалось выскользнуть из гибельного кольца. Тяжело дыша, он смахнул со лба пот, молниеносным взглядом уяснив ситуацию. Один из огров, скуля, дергался на земле, пытаясь запихать обратно в распоротое брюхо вылезшие наружу сизые кишки. Второй, обалдело встряхивая окровавленной башкой, все старался встать, не понимая, почему это ноги не слушаются его - Эрл нанес ему колющий удар в поясницу, безнадежно повредив позвоночный столб. Эти уже не бойцы, но и подходить близко к ним тоже не стоило. Страдая от нестерпимой боли и не имея возможности передвигаться, враги все же могли успеть отомстить, схватив рыцаря за ногу и повалив… Другие трое огров получили не такие серьезные повреждения.
        Горный рыцарь сэр Эрл поднял щит на уровень глаз, выставил вперед руку, сжимающую окровавленный огрский нож… Он все еще не сумел восстановить дыхание, и это немного беспокоило его. Сердце неистово колотилось в груди. Неужели он так ослаб за время путешествия по Серым Камням? Не может этого быть!.. Эрл знал, на что способен, и грамотно расходовал силы.
        Мгновение спустя, когда огры двинулись к нему, рыцарь почувствовал, что сбитое дыхание - это еще не все. Свинцовая усталость как-то необычно быстро наполнила его тело, руки и ноги загудели, а перед глазами замаячила туманная пелена. Эрл сморгнул несколько раз, но пелена никуда не исчезла. Не понимая еще, что с ним творится, он попятился назад, отступая.
        Угловым зрением рыцарь заметил какое-то движение.
        Огр-жрец! Он медленно, кругами, приближался к сражающимся и, держа посох обеими руками, плавно поводил им перед собой, выписывая замысловатые фигуры. Его сгорбленная фигура странно подергивалась, будто жреца била крупная дрожь.
        «Магия! - понял Эрл. - Мерзкая и трусливая огрская магия!»
        Губы его сами собой зашептали слова заклинания, а амулет Огненного Шара на запястье левой руки напряженно завибрировал. Огры, увидев, что противник ослабел, бросились в атаку, и рыцарь понял, что они настигнут его раньше, чем он сумеет швырнуть в медленно убивающего его жреца заряд магического пламени. На мгновение в мозгу Эрла вспыхнула мысль запустить шар себе под ноги, чтобы наверняка убить себя и напоследок захватить в могилу хотя бы еще одного из отвратительных чудищ, но рыцарь тут же устыдился этой мысли.
        Дочитывая последние слова заклинания, он молниеносно превратил свое отступление в атаку: собрав силы, прыгнул вперед с занесенным клинком.
        Первый же огр, оказавшийся на пути рыцаря, приготовился отразить угрожающий ему клинок, но за мгновение до того, как сделать выпад, получил острым краем щита сильнейший удар под колено.
        Рев раненого чудовища, хруст его голенной кости и шипение огненного шара, сорвавшегося с ладони левой руки Эрла, к которой был прикреплен щит, прозвучали одновременно.
        Не удержавшись, горный рыцарь упал на колени, успев только поднять щит над головой. Два мощных удара, тут же обрушившихся на него, раскололи щит и сбили рыцаря на землю.
        Стараясь откатиться в сторону как можно дальше, Эрл стряхнул с гудящей и почти онемевшей руки обломки щита. И поднялся - удивительно, но это ему удалось.
        Огры снова набросились на Эрла - с диким ревом, очевидно, до крайности взбешенные тем, что этот маленький человечек, юркий, словно ядовитый шмель, и так же больно и смертоносно жалящий, до сих пор жив.
        И весь мир вскипел оглушающим рыком, звоном стали о сталь, хрипом тяжкого дыхания, хрустом разрубаемой плоти и яркими вспышками боли - и остановился бег времени, остались только ярость и отчаянье безнадежной битвы.
        А потом мир засиял красным и ухнул в черное удушающее небытие.

* * *
        Капли холодной воды падали на язык, словно ледяные горошины. Он открыл глаза и увидел только колышущуюся багровую муть, словно проснулся в реке крови. Но вода все лилась в его раскрытый рот, а вместе с водой вливались и силы.
        Кровавая муть перед глазами рассеялась, и юноша увидел склоненное над ним бородатое лицо… морщинистый лоб… уродливую нашлепку носа, перебитого когда-то давным-давно ударом дубины или булавы. Как бы некрасиво это лицо ни было, но оно являлось лицом человека… А не огра.
        Огра? Юноша поморщился, отчего в гудящей голове качнулась боль. Огры… Кажется, был бой… И случилось нечто очень плохое… Нет, это плохое случилось еще раньше. А потом был бой…
        - Очухался, милок? - спросил обладатель перебитого носа ласково рокочущим басом. - Ну, не дергайся. Лежи покудова… Вона как тебя измолотили - чудо, что очнулся.
        - Ты кто? - спросил юноша и удивился тому, что может говорить.
        - Я-то? Меня зовут Гус, - пророкотал бородатый. - Гус Носач. А твое имя как, милок?
        Имя?.. Этот вопрос вдруг привел его в замешательство. Великие боги, неужели он забыл, кто он такой?!
        - Что случилось? - спросил юноша, медля с ответом. - Я помню… Я бился с ограми. И… кажется…
        Он приподнял голову - бородатый Гус Носач с торопливой готовностью помог ему привстать. Юноша огляделся, пытаясь понять, где находится, но ничего не увидел вокруг. Плотное кольцо воинов окружало его. Некоторое время он разглядывал их, закованных в запорошенные дорожной пылью, неуклюже старомодные, но добротно сработанные доспехи, которые украшали лишь следы давних сражений. Он смотрел на их лица: молодые и старые, заросшие бородой и безбородые, покрытые шрамами и чистые - такие разные, но объединенные угрюмой печатью общей беды.
        В голове юноши вдруг вспыхнуло то, что он видел перед тем, как мир для него перестал существовать: оскаленные морды огров, мелькающие серые клинки, высекающие друг из друга снопы ярко-желтых искр…
        - Кажется… - прокашлявшись, проговорил он, - я должен отблагодарить вас. Они бы меня одолели, если бы вы не подоспели…
        Кто-то из ратников недоуменно хмыкнул. А Гус потер себе лоб и, придав своему рокочущему голосу явно непривычную ласковость, сказал:
        - Да ты что, милок! Когда мы пришли к Железному Грифону, тут уже все было кончено. Только ты один живой и оставался - лежал на куче трупов этих тварей. Десяток гадов прикончил, а последний - тот, что с перебитой лапой, едва тебя самого не уморил. Ты, милок, рукоять ихнего ножа сжимал, в грудь его воткнутого, а он клыки свои на твоем плече сцепил да так и подох. Мы-то поначалу думали, что и ты… того… С тех пор как человек пришел в Серые Камни, никто не совершал подобного подвига! - закончил Гус.
        - Десяток, - повторил юноша, вспоминая еще больше. - А самки, значит, удрали… Что ж, боги милостивы… Если б они оказались посмелее, я бы сейчас находился не здесь, а в их желудках… по большей части. Какой бесславный конец для…
        Тут окровавленный молодой человек в изорванной куртке, которого придерживал за плечи ратник по имени Гус Носач, замолчал, растерянно оглядывая суровые лица стоящих над ним воинов.
        - Эрл… - выговорил он с некоторым сомнением. - Меня зовут Эрл, - повторил он уже более уверенно. - Сэр Эрл, рыцарь… Ордена Горной Крепости Порога. Наследник замка Львиный Дом. А вы?.. Кому вы служите?..
        Словно неожиданный порыв ветра налетел на могучий лес, колыхнув зашептавшие кроны, - ратники залязгали доспехами, оборачиваясь друг к другу, повторяя тем среди них, кто не слышал, слова рыцаря. Гус удивленно крякнул, и руки его, поддерживающие сэра Эрла, дрогнули.
        - Простите, милорд! - почтительно заговорил он. - Что я с вами эдак… как прямо с ровней себе… Горная Крепость Порога! Еще бы нам не слышать о ней! И замок Львиный Дом мы знаем. Значит, сэр Генри, тот, что сейчас Магистр Ордена Горной Крепости, вам, милорд, папенькой приходится?
        - Да, - сказал Эрл, - сэр Генри, хозяин замка Львиный Дом - мой отец.
        В теле рыцаря ныла каждая мышца. На груди и вверху живота ощущались неглубокие порезы - вероятно, лезвия огрских ножей лишь прорезали кожу, разрубив толстую куртку. И еще болела голова. Юный рыцарь, за свою недолгую жизнь получивший десятки ран, давно привык определять степень повреждений собственного тела по наитию. И сейчас он не чувствовал, что серьезно ранен в голову. Скорее всего, пара ссадин и шишек. А обморок вызван чрезвычайным перенапряжением - это поганый жрец постарался, высасывая из него силы, будь проклят он и все его племя до седьмого колена!.. Эрл попробовал пошевелить конечностями. Ноги слушались безотказно, но руки… Левая рука будто стала в пять раз толще, хотя - он посмотрел на нее - с виду в размерах она точно не увеличилась. И шевелить ею было больно, каждое движение втыкало раскаленный кинжал в шею и левую лопатку. Правая оказалась повреждена меньше: Эрл поднял ее к лицу и увидел в прорехе рукава на предплечье громадный синяк, в середине которого багровела сеченая рана.
        - Чуток руку не отрубили, милорд, - сочувственно проговорил Гус, заметив взгляд Эрла. - Удар клинка не прямо пришелся, точно скользнул с чего-то… должно, с вашего клинка. Да и остальные раны тоже нестрашны…
        «Ничего страшного, - согласился с его словами Эрл, не произнося мыслей вслух, ибо не пристало рыцарю много внимания уделять своим ранам. - Дня через два я буду в порядке…»
        - Вы не ответили мне, - расслабив тело и позволив услужливому Гусу поддерживать его в сидячем положении, сказал горный рыцарь, - кто вы и кому служите?
        В первые ряды ступил воин, выделявшийся среди остальных ростом, статью и облачением - поверх боевых доспехов на его плечи был накинут пурпурный плащ. Из-за правого его плеча выглядывала длинная рукоять двуручника. Красивое, очень правильное лицо воина было удлинено клинообразной черной бородкой.
        - Позвольте мне, милорд, - густым, как смола, голосом заговорил воин. - Вы, милорд, говорите с Сатианом, сотником гарнизона. Мы - ратники замка Железный Грифон. Служим мы его сиятельству герцогу Дужану.
        В голове Эрла всплыла картина мертвого легендарного замка. Он снова глянул на аккуратную бородку сотника и почувствовал, как в груди снова закипает ярость.
        - Скажи мне, Сатиан, - начал говорить горный рыцарь, - где был ты и твоя сотня, когда орды вонючих огров громили замок твоего господина? Где ты был, когда огры убивали твоего господина?
        Красивое лицо Сатиана дрогнуло, будто под его кожей прошла волна ряби.
        - Я скажу вам, сэр Эрл, - быстро справившись с собой, ответил сотник. - Я и моя сотня сопровождали его сиятельство сэра Дужана в походе к замку Серебряный Полумесяц, потому что сэр Дужан пожелал навестить своего товарища сэра Таиса, хозяина Серебряного Полумесяца. Мы покинули Железного Грифона неделю назад и вернулись только сегодня… И застали то, что застали. Никто в Серых Камнях не мог и подумать о том, что огры решатся напасть на замок Железный Грифон. И сигнальных костров на сторожевых башнях никто не видел. Должно быть, не успели зажечь…
        Сотник замолчал.
        - Поистине, - проговорил кто-то из воинов, - в Серых Камнях происходит что-то небывалое…
        Юный рыцарь, выслушав ответ, тотчас забыл свой гнев.
        - Так герцог Дужан жив? - воскликнул он. - Кто же был в замке?
        Лица воинов стянула паутина скорбной немоты. Никто не ответил Эрлу.
        Горный рыцарь хотел было повторить свой вопрос, как вдруг воины расступились. Двое ратников без шлемов, с алебардами, на каждой из которых развевался флаг с вышитым на нем Железным Грифоном, подошли к рыцарю.
        - Воин пришел в себя? - осведомился один из ратников у сотника Сатиана.
        - Я и сам способен говорить, - заметил Эрл и с помощью Гуса поднялся на ноги.
        - Это сэр Эрл, сын сэра Генри, наследник Львиного Дома и рыцарь Братства Порога, - скороговоркой сообщил ратникам с алебардами Носач.
        Те переглянулись и на один удар сердца преклонили перед Эрлом колени.
        - Его высочество герцог повелел провести вас во дворец, - сказал один из них, обращаясь уже не к сотнику, а к самому Эрлу. - Он также велел не трогать вас, милорд, и не поднимать с земли, пока вас не осмотрит гарнизонный лекарь.
        - Это я, милорд, врачую воинов, если их ранят, - снова встрял Гус Носач, который, кажется, помимо своего выдающегося носа, отличался еще и крайней словоохотливостью. - И если просто занедужат, тоже врачую.
        - Так ведите, - сказал Эрл и, оттолкнув Гуса, шагнул вперед.
        Стараясь держаться прямо, он шел в сопровождении воинов, почти не шатаясь. Ратники гарнизона, вернувшиеся из похода в свой разгромленный дом, смотрели ему вслед.

* * *
        Солнце уже садилось, и внутри замка, под его башнями, соединенными на нескольких уровнях полукругами переходов, было полутемно, но факелов почему-то не зажигали. Однако и без должного освещения, и с наполовину обвалившимися стенами, и обглоданными башнями, и с разбитыми ступенями лестниц, ведущими на укрепления стен, замок Железный Грифон производил колоссальное впечатление. Видно было, что его строили и достраивали много-много лет. Сэру Эрлу этот замок напомнил королевский Дарбионский дворец, который своей площадью мог соперничать с небольшим городком, только… Только в архитектуре дворца было много лишнего, декоративного, а Железный Грифон являлся воплощенным в камне символом надежности и прочности. Был…
        Всюду работали ратники. Не снимая доспехов, они растаскивали завалы камней и собирали трупы, которых, как и за стенами замка, здесь было великое множество. Воины трудились молча. Они - как тотчас подумал Эрл - так давно и хорошо знали друг друга, что для общения им не требовалось даже жестов. А молчание являлось данью скорби по погибшим.
        Ратники с алебардами провели горного рыцаря к главной башне, у входа в которую стоял караул из пяти воинов, вооруженных полуторными мечами и большими треугольными щитами. Затем сэр Эрл и его провожатые долго поднимались по винтовой лестнице в пыльной темноте, которую прорезали только лучи красного закатного солнца из узких окон, больше напоминающих бойницы. Несколько раз Эрлу становилось дурно, но он превозмогал слабость и, лишь добравшись до верхних ярусов башни, дважды позволил себе опереться о стену.
        Наконец они остановились у тяжелой двери - полуоткрытой, потому что замок ее был взломан и верхние петли вывернуты. Здесь ратники с алебардами оставили Эрла. Стоявший у двери воин вошел в покои, коротко объявил о визите рыцаря, назвав его «тот, кого нашли в деревне», и вернулся на свой пост.
        Эрл был занят мыслью о том, что вот сейчас он предстанет перед взором того самого легендарного сэра Дужана, героя его детства и детства всех рыцарей Серых Камней его поколения, и даже не обратил особого внимания на то, что воины с алебардами могли бы и сообщить его имя стражу, а тот, как и полагается по этикету, мог бы и произнести имя Эрла герцогу.
        Горный рыцарь толкнул дверь, перешагнул порог и оказался в небольшом квадратном зале (ведь он располагался почти на самом верху сужающейся к крыше башни). Зал имел шагов десять в длину и столько же в ширину и больше напоминал комнату. Факелы здесь тоже не горели, но в зале было довольно светло из-за восьми узких и высоких окон, прорезанных по паре в каждой из стен. Ветер свистел в зале, и Эрлу на миг показалось, что он слышит вовсе не ветер, а тихий, печальный плач могучего и грозного Железного Грифона, который сейчас находился прямо над ним.
        Напротив горного рыцаря возвышался трон из черного дерева, и было заметно, что еще, наверное, час назад этот трон валялся перевернутым (одна из покалеченных резных ручек белела свежим сколом). А на троне неподвижно, словно статуя, сидел крупный мужчина, закованный в полный рыцарский доспех, поверх которого на груди переливалась под красным солнечным светом золотая герцогская цепь. Забрало шлема рыцаря с пышным плюмажем было опушено. Длинный меч в ножнах прислонен к трону. А рядом с троном стоял низкий стол, накрытый белым покрывалом, под которым неясно угадывались очертания человеческого тела. Кое-где на белой ткани покрывала проступали бурые пятна.
        Больше в зале не было ничего. Даже стены уныло темнели пустотой, не прикрытые ни гобеленами, ни щитами с охотничьими или боевыми трофеями, ни оружием. То ли огры успели разграбить замок подчистую, то ли хозяин замка, сидящий теперь на троне перед юным рыцарем, не любил нагромождения вещей и всяческих украшений в своих апартаментах.
        Сэр Эрл, опустившись на одно колено, волнуясь, приветствовал хозяина Железного Грифона.
        Рыцарь на троне молчал.
        Эрл помедлил… Волнение уходило из его сердца, уступая место удивлению. Герцог на троне чуть приподнял правую ладонь, облаченную в латную перчатку… и снова уронил ладонь на ручку трона.
        Эрл понял, что Дужан ждет от него рассказа о том, что ему пришлось увидеть и услышать близ стен замка. И Эрл заговорил.
        Неожиданно для себя самого он начал свой рассказ с того дня, как ему с двумя рыцарями Братства Порога и принцессой Литией удалось бежать из Дарбиона, но не упомянул о причинах бегства. К чрезвычайному удивлению горного рыцаря, герцог этими причинами не поинтересовался. Он ни разу не прервал речь Эрла, даже не пошевелился во время его речи, хотя юноша говорил довольно долго.
        И когда Эрл закончил говорить, герцог Дужан все так же хранил молчание - ни звука не просочилось из-за глухого решетчатого забрала. Горный рыцарь даже засомневался, слушал ли герцог его…
        Эрл стоял напротив сидящего на троне герцога и не знал, что ему делать дальше. Больше рассказывать было не о чем, вопросов Дужан не задавал, но и не отпускал рыцаря. Молчание затягивалось. Юноша уже собирался было снова преклонить колено и попросить разрешения уйти, как вдруг из-за забрала раздался глухой и надорванный голос.
        - Ты похож на своего отца, - первое, что услышал Эрл от герцога. - Я его видел в последний раз, когда он был в таком же возрасте, как и ты сейчас… Но никогда бы не подумал, что рыцарь, рожденный в Серых Камнях, будет изучать магию. А как следует из твоего повествования, ты владеешь ею неплохо… Что ж, Магистрам Горной Крепости Порога виднее, чему обучать своих воинов. Но, по-моему, честный клинок, отвага и честь стояли и будут стоять много выше этого мастерства… трусливых прохиндеев.
        Не зная, что ответить, Эрл промолчал.
        - Я не хотел тебя обидеть, рыцарь, - заговорил снова Дужан. - Прошу простить меня, если невольно задел твои чувства. Должно быть, во мне говорит боль… И разочарование. То, что случилось, никогда не должно было случиться. Замок Железного Грифона неприступен уже много сотен лет, и много сотен лет огры боятся даже на тысячу шагов приближаться к его стенам… Но тем не менее… Я думал услышать от тебя хоть что-то, что прояснит ситуацию, но и ты опоздал. Как и я… поспев только разогнать кучку ленивых мародеров…
        Кучку ленивых мародеров?! Эрл знал наверняка: выйти победителем из такой битвы, какую выдержал он, не способен ни один из рыцарей королевства. Если тот рыцарь, конечно, не принадлежал к Братству Порога. Кучка ленивых мародеров!..
        - Я… Вы вовсе не обидели меня, ваше сиятельство, - заговорил юноша внезапно охрипшим голосом. - Я покинул Серые Камни, когда был еще несмышленым малолеткой. Но и для меня увидеть Железного Грифона разоренным подлыми ограми несоизмеримо больно. Я понимаю ваши чувства, ваше сиятельство, и я… скорблю вместе с вами!..
        - Не время скорбеть, - хрипло прозвучало из-за темного железа забрала. - Время действовать, рыцарь! Клянусь всеми богами и демонами, я разыщу каждую мерзкую тварь, хоть как-то виновную в том, что произошло! - теперь голос Дужана зазвучал резче и звонче, точно проходя через решетки забрала, он приобретал свойства металла. - Я не знаю, каким образом огры сумели уничтожить Железного Грифона, но я это выясню, обещаю. Подлая магия не спасет их! И весь остаток жизни я положу на то, чтобы отомстить!
        - Но, ваше сиятельство, - проговорил Эрл, - замок Железного Грифона вовсе не уничтожен. Его стены пробиты, и многие башни пострадали, но достаточно пары лет, чтобы все восстановить…
        - Ты не понимаешь, рыцарь, - юноше показалось, что герцог за своим забралом горько усмехнулся. - С самого начала замком правили представители моего рода. Их кровь… наша кровь!.. питала величие Железного Грифона. А теперь все кончено. Железный Грифон будет жить столько, сколько боги отпустили лет мне. А я уже стар, рыцарь. И я… последний из моего рода. Теперь… последний… - Голос Дужана сорвался.
        Чуть скрежетнула нижняя кромка шлема по прикрывающим горло пластинам. Эрл посмотрел туда, куда повернул голову герцог, - на низкий стол, где под покрывалом покоилось чье-то давно остывшее тело. И тогда юноша понял, почему герцог Дужан, говоря с ним, не поднимает забрала.
        - Нарралу было меньше лет, чем тебе. - Голос герцога снова обрел глуховатый металлический звон. - Его мать умерла при родах, и я заменил ее. Все семнадцать лет я не отпускал его от себя, учил его всему, что знаю. И он должен был стать величайшим воином Серых Камней за всю их историю! Я говорю это не как отец, а как опытный ратник. А неделю тому назад я впервые отправился в поход без него… Да, рыцарь! - внезапно вскричал Дужан. - Я буду убивать огров, покуда рука моя удержит меч. И когда в Серых Камнях не останется ни одного из этих чудовищ, будет считаться, что тризна по Нарралу завершена!
        За дверью послышалась какая-то возня. Страж покоев герцога, распахнув дверь, шагнул в зал.
        - Ваше сиятельство! - громко объявил он. - Вернулись воины из сотни Иларта.
        - Говори! - велел герцог.
        - Обыскивая окрестности, они нашли двух огрских самок, - заспешил доложить страж. - Одна из них сопротивлялась так яростно, что пришлось ее убить, но вторую, хоть и тяжелораненую, удалось доставить в замок. Она сейчас в подвале. И, ваше сиятельство, воины привели Ниллу, жену Ока-кузнеца. Она единственная, кто выжил в ночь резни. Она пряталась в подполе, где Ок хранил…
        - Пусти ее ко мне! - велел Дужан.
        Двое ратников под руки ввели женщину, растрепанную и грязную. Эрл сразу узнал ее. Судя по всему, то, что пережила несчастная, навсегда затуманило ее рассудок. Оказавшись перед своим господином, женщина не преклонила колен. Когда ратники отпустили ее, она так и осталась стоять, втянув голову в плечи, исподлобья посверкивая во все стороны безумными глазами.
        Эрл отступил к стене.
        - Говори, Нилла! - приказал герцог. - Ну?!
        - Темно… - сглотнув, произнесла женщина и вдруг пугливо оглянулась. - Тихо… - сказала она. - Очень тихо… А потом… Змеи… Много змей! - выкрикнула она, и слезы брызнули из ее глаз. - Сильные-сильные змеи! Длинные-длинные змеи! Черные-черные змеи!..
        - Что за чушь ты мелешь! - зарычал герцог. - Какие еще змеи?! Я хочу знать, как погиб мой сын! Сколько сюда пришло огров?
        - Огры? - сбившись, удивленно переспросила Нилла.
        - Огры, чтоб тебя демоны разорвали, огры! Кто же еще? Сколько их тут было? Я полагаю, не менее шести-семи племен объединились, чтобы…
        - Огры! - перебив речь своего господина, воскликнула женщина. - Огры?
        Эрлу показалось, что безумие на миг покинуло ее.
        - А это были вовсе и не огры, - договорила Нилла. - Не они разрушили замок. Не они убили милорда Наррала. Огры пришли потом…
        Глава 5
        Небольшой отряд - числом в десяток воинов - растянулся на узкой горной тропе, опоясывавшей отвесную серую стену, вершина которой терялась в уродливых лохмотьях серых облаков. Под ногами устало шагающих людей хрустели мелкие камешки; откатываясь к краю тропы, камешки срывались в глубокую пропасть и, крутясь, бесшумно исчезали в бурном, белом от пены потоке, рокочущем далеко внизу. Невысокое бледное солнце освещало хмурые лица воинов, покрытые сажей и копотью доспехи, тусклые клинки мечей, бьющие по бедрам при каждом шаге. Никакой поклажи воины не несли с собой, кроме носилок, сделанных из дорожного плаща, укрепленного на двух копьях. Каждый час воины, несущие носилки, менялись - очень трудна была дорога, не так много сил оставалось у путников и довольно тяжел был тот, кто лежал на носилках.
        Его имя было Боргард - это под весом его бесчувственного тела сгибались копья, лежащие на плечах воинов, и трещала туго натянутая плотная ткань плаща. Боргард происходил из древнего и славного графского рода, испокон веков владевшего замком Орлиное Гнездо и близлежащими землями. В четырнадцать лет Боргард в первый и последний раз покинул родовой замок, чтобы явиться в Дарбионский королевский дворец, где его величество Ганелон Милостивый, великий властитель Гаэлона, возложил на его плечо меч, произведя в рыцари, и принял клятву верности, каковую рыцарь короля дает единожды в жизни и не преступает никогда. После этого сэр Боргард вернулся в Серые Камни Огров, в свое Орлиное Гнездо. Через год умер его отец - старый граф на протяжении многих лет страдал от последствий тяжких ран, полученных в давних сражениях с племенами диких огров; и сэр Боргард стал единственным и полноправным хозяином Орлиного Гнезда. С тех пор прошло тридцать четыре года. Замок графа Боргарда пережил две огрских осады, большую войну с двумя дикими племенами, объединившимися против ближайшего соседа и боевого друга графа барона
Траггана, бессчетное количество раз возглавлял граф дальние карательные экспедиции, мстя за коварные вылазки кровожадных врагов, - и давным-давно привык к мысли о том, что скорее погибнет он сам, чем падет его замок и земли, которые он защищает, перейдут под власть свирепых серокожих чудищ.
        И сейчас воины из гарнизона Орлиного Гнезда - те десять человек, что выжили в кошмарную ночь, принесшую в замок посланников мага-узурпатора Константина, - страшились часа, когда их господин придет в себя.
        Потому что на месте замка теперь уродливо громоздятся дымящиеся развалины. Трупы воинов Орлиного Гнезда разбросаны по округе, и жителей графской деревни никто и ничто уже не сможет защитить от огров из ближайшего подземного города, которые, привлеченные шумом ночного побоища, наверняка уже выслали своих лазутчиков разузнать, что же произошло. А рыцарь короля сэр Боргард, хозяин замка Орлиное Гнездо, пусть с пробитой головой и без чувств, но жив. Тогда как большая часть его гарнизона погибла, замок пал, и люди, защищать которых - его долг, остались совершенно без защиты.
        Воины Серых Камней знали: огры, еще вчера входившие в деревню с миром, сейчас, скорее всего, шныряют посреди развалин, собирая трупы убитых, - мирным племенам не так часто выпадает возможность полакомиться человечиной. Воины Серых Камней знали: останься они с графом в замке, серокожие чудища не осмелились бы появиться поблизости. В Серых Камнях даже в самые мирные времена никогда не оставляли замки без защиты мечей. Но воины знали еще и то, что графу Боргарду не следует находиться сейчас в замке - что, если ночные гости вернутся? Выжившие ратники не могли не выполнить того, что должны. Уберечь своего господина - вот что составляло смысл жизни ратников. Поэтому они и вынесли истекающего кровью рыцаря из-под обломков замка и тем самым спасли ему жизнь, лишив при этом возможности исполнить до конца свой долг.
        Ибо серокожие твари понимают только силу. Нельзя надолго оставлять графскую деревню без защиты воинских клинков. Пройдет совсем немного времени, и огры осмелеют. Они возьмут у деревенских, что пожелают, не дав ничего взамен. А после этого бесследно исчезнут и свидетели разбоя.
        Долг графа состоял в том, чтобы защитить своих людей.
        А долг графских ратников - сберечь своего господина.
        Поэтому отряд направлялся в замок Полночная Звезда. Владения барона Траггана, хозяина Полночной Звезды, являлись ближайшим к Орлиному Гнезду безопасным местом. Но и до этого места было два дня пути. А воины не имели при себе ни воды, ни провизии. Вооружены они были только мечами и кинжалами, лишь кое-кто нес с собой копье, да у троих были шиты. В горячке отступления, вернее сказать, бегства ни один из воинов не догадался прихватить с собой лук или арбалет. Следовательно, на добрую охоту надеяться было нельзя… Да, впрочем, никто и не думая о доброй охоте.
        Воина, шедшего сразу за парой, которая в этот час несла Боргарда, звали Бран. Ему было немногим более двадцати, но выглядел он зрелым мужчиной. Массивное телосложение да густая темная борода, скрывавшая половину лица, и - главным образом - тяжелый и острый взгляд из-под лохматых иссиня-черных бровей создавали такое впечатление. Бран родился и вырос в Орлином Гнезде. Бран был бастардом графа Боргарда.
        Да, сэр Боргард, никогда не имевший законной жены и законных детей, тем не менее произвел на свет одиннадцать сыновей, матерями которых в разное время становились служанки замковой кухни и деревенские девки. Сколько-то у сэра Боргарда родилось и дочерей, но детей женского пола он не считал достойными внимания. Его владениям нужны были воины - мужчины, способные держать в руках оружие, защитники замка.
        Не в правилах графа было делать различия между обычными ратниками и воинами, за рождение которых он нес прямую ответственность. Но Брана Боргард стал выделять, едва тому минуло двенадцать лет. Дело в том, что Бран более других бастардов был похож на своего отца, и с течением времени это сходство все увеличивалось. Позже выяснилось, что Бран напоминал графа не только внешне; под стать отцу, он оказался одним из самых сильных ратников гарнизона, едва достигнув возраста пятнадцати лет. В свое время четырнадцатилетний Боргард командовал отрядом из сотни отцовских воинов и в боях с дикими ограми разил врага наравне с опытными вояками, четверть века не выпускавшими из рук меча.
        Бран же в пятнадцать лет стал десятником. Через два года - сотником. А когда ему исполнилось девятнадцать - капитаном гарнизона, правой рукой своего господина и своего отца.
        Никто из ратников Орлиного Гнезда не возроптал такому выбору графа. И прочие сыновья Боргарда не возражали тоже. Не из-за чего было. Достигнув возраста, когда у мужчин начинает расти борода, Бран стал похож на отца как две капли воды. С того времени ратники относились к нему с невольным почтением, которое, кстати говоря, подкреплялось и тем, что воинским искусством бастард овладел почти на уровне самого графа, а о ратных подвигах Брана уже начали рассказывать истории…
        Теперь капитан гарнизона замка Орлиное Гнездо бастард Бран, идя вслед носилкам по узкой горной тропе, не сводил взгляда с отцовского лица. Он понимал, что особое доверие господина накладывало на него и особую ответственность. Именно с него, с Брана, Боргард в первую очередь спросит за то, что он не позволил ему погибнуть вместе с замком.
        Никто не знал, какое решение примет Боргард, когда очнется.
        Вероятнее всего, он прикажет повернуть обратно, чтобы попытаться успеть к разграбленной деревне прежде, чем огры начнут наводить там свои порядки. Какой феодал Серых Камней стерпит, чтобы в его доме хозяйничали вонючие чудища? Сама мысль об этом ранит больнее меча!
        Вдали послышался мерный глухой рокот. Воины Орлиного Гнезда оживились. Они знали: сейчас тропа станет шире и уже через пару сотен шагов приведет их к Серебряному водопаду, который низвергает воду в Круглое озеро. Там можно будет немного отдохнуть. А потом двинуться дальше, к Змеиной пещере, темной и длинной, петляющей так резко и часто, что идущие по ней отряды и впрямь напоминают извивающихся змей. Путь к замку Полночная Звезда через Змеиную пещеру считался длинным, но относительно безопасным путем, и люди обычно передвигались именно так.
        Существовал еще один путь, короче - через Слепой перевал, но он слыл крайне опасным. Нечего было и думать появляться там с отрядом меньше чем в сотню мечей…
        Это было особое место в Серых Камнях - Слепой перевал. Здесь никогда не рассеивался густой туман, и людям крайне сложно было ориентироваться в этом месте, лишь огры знали какой-то способ смотреть сквозь тот туман. Но не только по этой причине люди старались не соваться на Слепой перевал. Перевал часто навещали огры из враждебных людям диких племен. Огрские жрецы полагали, что серый туман перевала не туман вовсе, а дыхание духов предков. Вотчина Мертвых - так на своем языке называли это место огры. Поэтому на Слепом перевале было более всего в Серых Камнях каменных жертвенников, бурых от крови множества замученных. И не только жрецы диких племен - мирные огры нередко наведывались сюда, чтобы воздать дань духам давно умерших родных. Здесь, на Слепом перевале люди становились добычей. Здесь, на Слепом перевале не действовали законы мирного сосуществования людей и огров…
        Когда до Круглого озера оставалось около ста шагов, идущий впереди воин передал соседу копье, оторвался от отряда и побежал, ступая легко и почти неслышно, пригибаясь к тропе, и очень скоро валуны в том месте, где тропа поворачивала, скрыли его от его товарищей. Весь отряд остановился, а Бран, оставив свое место позади носилок отца, вышел вперед. Несколько минут он ждал, напряженно вслушиваясь и не снимая ладони с рукояти меча.
        Воин вернулся не один. С ним пришел еще ратник - Алдан, графский лазутчик. Он с самого начала шел впереди отряда, с привычным тщанием отыскивая на пути признаки возможной засады. Только подобный способ передвижения гарантировал безопасность отряда. Вдали от обжитых людьми территорий любая пещера могла таить врага, из-за любого камня могло вылететь тяжелое копье с зазубренным наконечником, с любого, на вид такого тихого склона мог обрушиться камнепад. Лазутчик должен был, углядев опасность, незаметно вернуться к своим, а в том случае, если бесшумный отход невозможен, подать сигнал. Стоит ли говорить, что, обнаружив себя, предупредивший товарищей лазутчик сам вряд ли сохранил бы свою жизнь.
        Впрочем, на этот раз все обошлось благополучно. Алдан, не увидев и не услышав ничего подозрительного, дождался отряд у Круглого озера. И уже спустя несколько минут воины осторожно положили своего господина на берегу озера, под скальную стену, где плоские камни образовали подобие длинного козырька, укрывавшего от прямых солнечных лучей.
        Боргард едва слышно застонал и пошевелился, когда его носилки коснулись гладких прибрежных камней. Бран тотчас же склонился над ним.
        - Господин! - позвал он.
        Боргард поднял правую руку - в знак того, что услышал голос капитана.
        - Воды господину! - немедленно крикнул Бран.
        Алдан, поспевший быстрее других, влил из пригоршни несколько капель холодной озерной воды в пересохший рот графа. Боргард с усилием глотнул, разлепил потрескавшиеся губы и, не открывая глаз, прохрипел:
        - Еще…
        На этот раз ему поднесли полный шлем воды. Граф жадно глотал, расплескивая воду изо рта. Потом снова поднял и опустил руку. Шлем тут же убрали.
        Ратники молча стояли вокруг своего хозяина. Никто не смел заговорить с рыцарем прежде Брана.
        - Господин, - опустившись на колени у изголовья носилок, начал бастард, - вы позволите мне говорить?
        Гримаса боли исказила лицо Боргарда. Он медленно повернул голову сначала вправо, потом влево. Потом поднес руку к виску, на котором запеклась кровь. И уронил руку.
        «Погоди, - вдруг отчетливо догадался Бран о том, что хотел сказать ему его господин, - дай мне время прийти в себя…»
        - Расступитесь! - отрывисто и негромко приказал капитан гарнизона несуществующего уже замка, поднявшись с колен. - Господину нужно больше воздуха. Он сам даст знать, когда придет час говорить с ним.
        Воины разошлись. Никто из них не отошел далеко. Круглое озеро окружено было неприступными высокими скалами, лишь по одной скале можно было спуститься к озеру - по той самой, с вершины которой грохотал Серебряный водопад. Но с этой скальной вершины не просматривалось подножие: длинный каменный козырек надежно прятал от глаз возможных наблюдателей. Опытные воины, ратники гарнизона замка Орлиное Гнездо, набрав в шлемы воды, немедля вернулись в укрытие, не позволив себе даже скинуть доспехи и смыть с истомленных тел пот и грязь.
        Бран остался с Боргардом. Он уселся рядом, глядя на отца, словно в спокойную гладь воды. Он видел себя. Он прекрасно знал о своем происхождении и о своем сходстве с графом, но почему-то только сейчас подумал о том, что в жилах его течет графская кровь - кровь хозяина Орлиного Гнезда. Никогда раньше он не смотрел на Боргарда как на отца - лишь как на господина, которому он служил. Сам Боргард не позволял Брану считать себя сыном и наследником, давая понять, что выделяет его исключительно за заслуги в ратном деле. Но сейчас рыцарь короля сэр Боргард, могущественный воитель, феодал, чье слово в Орлином Гнезде и его окрестностях было непререкаемым законом, беззащитный и слабый лежал на пыльном дорожном плаще.
        Бран смотрел на большую голову графа, черные волосы которой, заплетенные в тугую косу, с правой стороны вздыбились, образовав бурый от спекшейся крови панцирь. Заскорузла и покрылась кровавыми пятнами толстая и длинная коса бороды. Резкие и грубые черты крупного лица теперь складывались в маску сдерживаемого страдания. Могучие руки то и дело вздрагивали, пальцы сжимались в кулаки-булыжники. Тяжелый нагрудник доспеха вздымался так высоко, что скрипели скреплявшие его с наспинной пластиной кожаные ремешки, - это широкая грудь Боргарда ходила ходуном, с трудом накачивая воздух в легкие. Граф мучился от сильной боли, но, даже находясь в полубессознательном состоянии, старался не показывать этого. Впрочем, это Брану казалось, что он без чувств. Боргард давно уже пришел в себя, но, не тратя сил на лишние движения, не открывал глаз, собирался с мыслями.
        Так вышло, что Бран оказался единственным бастардом, выжившим из гарнизона Орлиного Гнезда. Поэтому, наверное, никто, кроме него, не мог сейчас чувствовать того, что впервые в жизни почувствовал он по отношению к графу.
        Жалость.
        Вначале Бран испугался этого недостойного воина чувства. Испугался, что осмелился жалеть своего господина. Бастард велел себе думать о чем-нибудь другом, но ничего не получалось. То, что происходило в его душе, было сильнее. Графская кровь, упруго пульсируя по сосудам, раз за разом настойчиво била в его сердце. Кровь заставила Брана осторожно - следя, чтобы никто не заметил, - положить ладонь на руку Боргарда.
        И как только их руки соприкоснулись, веки графа дрогнули. Он подогнул локти и чудовищным усилием поднялся. Бран схватил его за плечи, а воины, увидев, что их господин пришел в себя, тотчас сгрудились вокруг них.
        Боргард открыл глаза. Правый глаз его, обращенный к бастарду, был выпучен и налит кровью.
        - Водопад… - с трудом выговорил Боргард. - Серебряный водопад… Мы на Круглом озере?
        - Да, господин, - ответил капитан гарнизона.
        - Я слышу голос Брана… но не вижу его. Где ты?
        Бран понял, что его хозяин и отец от полученной раны наполовину ослеп.
        - Я здесь, господин, - сказал он, подвинувшись так, чтобы граф мог видеть его неповрежденным глазом. - Мы на Круглом озере.
        - Значит, Орлиное Гнездо захвачено, - прохрипел Боргард, закашлялся и сплюнул кровью. - Так и есть…
        - Не так, господин, - откликнулся Бран. - Они разрушили замок. И ушли. Отступая, мы видели, как те, кто называли себя королевскими гвардейцами, хозяйничали на руинах. Если бы они хотели захватить замок, они бы не стали рушить его… и грабить. Кое-кто из крестьян пытался помешать им, но они… убивали их. Мы не вступили с ними в битву. Потому что тогда важнее было уберечь вашу жизнь.
        - Сколько крестьян выжило в ночь нападения?
        - Немного, - глухо ответил Бран. - Должно быть, менее десятка…
        - Королевский налог, - произнес Боргард и неожиданно для всех горько усмехнулся. - Что ж… Я помню лишь разговор с одним из магов, потом… Почти ничего не помню. Огонь… И чернота.
        - Мы встретили их во дворе, - поспешил Бран. - Вы, господин, говорили с ними, и разговор оказался недолгим…
        - Хватит! - оборвал его граф окрепшим голосом. - Сколько нас осталось?
        - Вы, господин. И еще десятеро, - Бран перечислил имена выживших воинов.
        Боргард довольно долго молчал.
        - Рыцарь без замка, - произнес он. - Феодал без подданных. Что у меня осталось, кроме жизни, которую я не сумел отдать, чтобы… защитить своих людей и свой дом?
        - Честь, господин! - твердо проговорил Бран, не успев удивиться тому, как в голове его возник точный и нужный ответ. - Вы не запятнали себя позорным бегством. Это я струсил, велев выжившим унести вас от опасности. Позор целиком на мне, господин. И я готов понести любое наказание.
        Боргард снова замолчал.
        - Ты все сделал правильно, капитан гарнизона Бран, - снова заговорил он.
        Ратники стали недоуменно переглядываться. Никто не ожидал, что граф скажет такое. И сам Бран не ожидал. Но когда первое удивление прошло, стоявший рядом с Браном Удруг, громадный старик, служивший еще отцу Боргарда; Удруг, носивший на могучей шее в четыре ряда ожерелье из клыков убитых им огров, хлопнул широченной ладонью бастарда по плечу. Старый воин, всю жизнь живущий духом непрекращающейся войны и воинского братства, уловил настроение остальных ратников и выразил его без помощи слов, как умел.
        - Сейчас мы двинемся в путь, - продолжал граф Боргард. - Как можно быстрее… мы должны добраться до Полночной Звезды. Как можно быстрее мы должны уведомить барона Траггана о том, что случилось. Не пройдет и нескольких часов, как мы встретимся с бароном, но все равно нужно спешить. С прошлой ночи время изменилось: теперь единый час должен вмещать целый день.
        Эти слова повергли ратников в изумление. Очевидно, многие из них подумали, что ранение в голову дает о себе знать. Каким это образом они смогут встретиться с Трагганом через несколько часов, если до Полночной Звезды чуть меньше двух дней ходу? И эта странная фраза про изменение времени…
        Боргард снова усмехнулся и медленно повернул голову, чтобы оглядеть единственным глазом воинов.
        - Я помню огонь, - сказал граф. - Сильный огонь с неба.
        - Да, господин, он поджег замок. Вспыхнуло все, что могло гореть, - подал голос Бран.
        - Ты думаешь, капитан, что пламя… охватившее деревянные перекрытия сторожевых башен, издали видно хуже, чем сигнальные костры? - сказал Боргард.
        Кое-кто из ратников даже рассмеялся. И у Брана потеплело в груди. Господин, несмотря на свою рану, мыслил трезвее их всех! Конечно, барон Трагган уже спешит на помощь своему товарищу-рыцарю. Вот оно что! Вот почему Боргард не разгневался на Брана, приказавшего вынести его из руин замка. Ведь барон уже в пути; очень скоро он будет здесь, и тогда они все вместе двинутся обратно. С такой силой им уже никто страшен не будет!
        - Я понял вас, господин! - заговорил Бран. - Но… разрешите мне сказать: не лучше ли будет дождаться барона здесь? Дальнейший путь слишком опасен. Наш отряд достаточно велик для того, чтобы его заметили огры, но недостаточно велик, чтобы отбиться от них. Конечно, можно пойти через Змеиную пещеру - я так и рассчитывал: потратить лишние пять-шесть часов, но выйти к Полночной Звезде невредимыми. Наш долг, господин, - добавил Бран, будто кто-то здесь мог заподозрить его в трусости, - сберечь вашу жизнь. Коли уж мы приняли ее в свои руки, позвольте нам нести ее до конца.
        - Мы не пойдем через Змеиную пещеру, - сказал граф. - Мы пойдем через Слепой перевал…
        Он хотел продолжить речь, но тут его лицо исказилось, и он со стоном схватился за голову.
        Бран ждал, пока Боргард снова будет говорить. Но приступ боли, вероятно, оказался так силен, что граф потерял нить разговора. Тяжело дыша, он смотрел прямо перед собой и морщился, собирая мысли.
        - Позвольте мне сказать, господин? - негромко начал Бран.
        Боргард сделал рукой разрешающий знак.
        - Его сиятельство барон Трагган двинется через Слепой перевал, - проговорил бастард. - Это ясно как день, ведь он пойдет с большим отрядом и будет спешить. Я сказал, что мы собирались пробираться к Полночной Звезде через Змеиную пещеру, еще тогда, когда вы, господин, мудростью своей не просветили нас насчет пылавших сторожевых башен Орлиного Гнезда, которые барон, конечно, увидел. Теперь я понимаю, что идти в пещеру - плохая затея. Если мы пойдем через нее, мы наверняка разминемся с его сиятельством бароном. Но осмелюсь сказать, господин… Встреча с его сиятельством произойдет, скорее всего, ближе к середине перевала: в Змеином Горле или на плато, сразу после выхода из Горла. До того, как его сиятельство найдет нас, нас, скорее всего, найдут огры. Ежели встретится большая орда, нам не выстоять, и вы знаете это, господин. Коли будет на то ваше повеление, господин, мы направимся туда, куда вы укажете. И счастьем будет для всех нас сложить головы в вашу честь, господин. Верно я говорю, ребята?
        Ратники вразнобой подтвердили слова капитана гарнизона.
        - Но погибнем мы, погибнете и вы, господин, - договорил Бран. - Уж лучше подождать всего лишь несколько часов, и мы соединимся с войском его сиятельства барона. Если он двинулся в путь затемно, значит, будет здесь к ночи. Уж Круглого озера ему не миновать по пути к Орлиному Гнезду.
        Боргард молчал. И это начало тревожить Брана. Ведь нет никакого смысла, спешить навстречу барону, нет никакой необходимости идти через опасный Слепой перевал. Они подождут Траггана здесь и вернутся с большой силой, разгонят огров, займут Орлиное Гнездо и, ежели огры успели напакостить в деревне или в замке, пойдут к их подземному городу. Серокожие твари должны помнить, кто истинный хозяин Серых Камней! Все это, торопясь, непривычной для себя сбивчивой скороговоркой, выпаливал капитан гарнизона Бран.
        Пока полностью овладевший собой граф не прервал его повелительным жестом.
        - Ты что, капитан, забыл, кто разрушил Орлиное Гнездо? - выговорил он. - Разве огры?
        Воины Серых Камней с самого рождения привыкли видеть врагов в ограх, и ни в ком другом. В Серых Камнях люди никогда не убивали людей. Поэтому сейчас ратники пораженно молчали. Они не понимали своего господина. Явление в замок магов в сопровождении гвардейцев они - все как один - истолковали для себя чем-то вроде стихийного бедствия: урагана или землетрясения, несчастья, каковому невозможно воспрепятствовать. Огонь обрушился на них настолько неожиданно, что ни один из ратников не успел обнажить меч. То, что случилось прошлой ночью, никак нельзя было назвать битвой. Кто-то свыше - король или кто еще, не менее могущественный - ниспослал кару на Орлиное Гнездо. Разве можно замахиваться на того, кто свыше? Разве кто-то из этих ратников мог бы подумать обнажить меч против своего графа, если б тот вздумал наказать его - даже и несправедливо? Подобные дела не находят места в понимании простого ратника. Огры, которые наверняка пришли следом за магами и разодетыми в сверкающие кольчуги гвардейцами, - вот настоящая опасность. С ними воевали испокон веков, и эта война, вошедшая в кровь и плоть воинов Серых
Камней, никогда не закончится. Ратники слишком хорошо знали, что нечего искать среди огров друзей, каждый из них слишком хорошо помнил, как быстро такие «друзья» превращаются во врагов.
        Боргард повел плечами, скидывая руки Брана, и согнул ноги в коленях. Капитан гарнизона, угадав желание господина, помог ему подняться. Встав на ноги, граф тяжело вздохнул. Опираясь на плечо бастарда, он стоял крепко, даже не пошатываясь.
        - Вам лучше еще немного отдохнуть, господин, - тем не менее негромко подсказал откуда-то сзади Алдан.
        - Мне не впервые проламывают голову камнем, - не поворачиваясь, откликнулся Боргард. - Мое тело не повреждено, и мозги работают как надо. Я просто оглушен и оправлюсь от этого очень скоро. Послушайте меня, мои воины…
        Тон, которым заговорил граф, показался ратникам необычно торжественным. Так хозяин замка Орлиное Гнездо не говорил со своими воинами никогда. Подобный тон попросту не был нужен в повседневной жизни, полной привычными битвами и хозяйственными заботами. Сейчас речь Боргарда звучала так, будто он обращался не к десятку вымотанных ратников, а ко всем людям Серых Камней Огров. Двое из ратников - Пустоголовый Куд и Эрат Булыжник, чьи умственные способности частенько становились темой для гарнизонных шуток, - даже обернулись, словно ожидая увидеть за своей спиной кого-то еще. Сухопарый и быстрый Алдан скрестил руки на груди, внимательно сузив и без того узкие глаза. Темное лицо старого Удруга, словно обглоданное временем лицо каменного идола, внешне оставалось абсолютно безучастным.
        - Слушайте меня, воины, - говорил граф Боргард, глядя поверх голов ратников в бледно-голубую небесную высь. - Как бы я ни хотел верить в обратное, ужасная беда пришла в наше королевство. Его величество король Гаэлона Ганелон Милостивый, самый доблестный рыцарь королевства, государь, которому много лет назад я поклялся служить верой и правдой, убит. Убит не в славной сече, убит в своем дворце предательской рукой.
        Ратники пооткрывали рты.
        - И не славный рыцарь из знатного рода взошел на осиротевший престол, как было бы справедливо и по закону нашего королевства. Корону захватил могущественный и злобный маг, имя которого я впервые услышал совсем недавно. Маг! От него приходили чародеи, сровнявшие с землей наше Орлиное Гнездо. Имя мага - Константин. Имя того, кто называет себя королем Гаэлона, - Константин. Имя того, кто стремится объединить под незаконной своей властью все Шесть Королевств, - Константин!
        Произнеся в третий раз имя мага-узурпатора, Боргард так сильно повысил голос, что с губ его сорвались брызги красной слюны, а из-под нижнего века набухшего кровью невидящего глаза скатилась багровая капля.
        - Воин дает клятву один раз в жизни. Дав клятву, он ступает на выбранный однажды путь с тем, чтобы никогда не сворачивать с него. Я клялся в верности на всю жизнь перед лицом Вайара-Отца, перед лицом Милосердной Нэлы и перед лицом Андара Громобоя; я клялся в верности нашему государю Ганелону Милостивому, - сказал Боргард, понизив голос, но укрепив его рокочущей хрипотцой. - И я, рыцарь короля, ни при каких обстоятельствах не преступлю своей клятвы. Разве вы, воины Орлиного Гнезда, поклявшись служить мне, отыщете в своей душе сомнение, могущее заставить вас предать меня и перейти на службу другому господину?!
        - Нет! - в один голос ответили ратники; все, кроме Удруга. Для старика вопрос графа прозвучал так нелепо, что он не увидел смысла отвечать на него.
        - Так и я, посвятив свой меч его величеству, не буду искать иного господина. Я служил Ганелону Милостивому и служу трону Гаэлона… А тот, кто беззаконно захватил этот трон, - мой враг! Те, кто пришел в Орлиное Гнездо прошлой ночью, - пришли не с добром. Они явились в Серые Камни, чтобы напугать нас. Чтобы заставить нас склонить головы. Чтобы поселить в наших сердцах страх, который затмит дух верности воина к своему господину! Я говорю вам, ратники Орлиного Гнезда: называющий себя Константином - подлый захватчик трона нашего великого королевства. Он лишь называет себя государем, но он не государь! За ним - королевская армия; за ним - те мрази, кто уже успел, забыв совесть и честь, присягнуть ему. Помните, воины: мы будем сражаться не против Гаэлона, а против Константина! Мы не изменники королевству! Мы - защитники королевства. Приспешники мерзкого мага нарушили древний закон Серых Камней Огров. Они убивают людей. А мы будем убивать их. Константин - посмертный враг его величества! А значит, и мой враг!
        Боргард вплел в окончание фразы вопросительную интонацию. И замолчал, ожидая. Ратники возбужденно загомонили. Бран, почувствовав, как у него сбивается дыхание от неожиданной силы, которой дышали слова Боргарда, сжал кулак. Он очень хотел найти в своей голове ответ… такой, чтоб отец его и господин сразу все понял. Слова, которые сжимались бы в мощную фразу, такую, как вот этот кулак. И тут нестройные выкрики воинов покрыл густой и гулкий, спокойный голос Удруга:
        - Чего ж тут толковать? Ваш враг, господин, это и наш враг. А уж маги - так те враги всякого честного воина. Называй они себя хоть кем.
        И все тут же стало просто.
        Граф кивнул с усталой удовлетворенностью, благодарно взглянув на старого воина.
        - Ваш враг, господин, - это и наш враг, - повторил Бран.
        Боргард поднял руку, призывая воинов замолчать. Граф как-то очень быстро оправился от тяжелой раны, будто собственная речь напитала его уверенной мощью. Он снял руку с плеча своего бастарда. Снял и положил на рукоять меча. И моментально понял, что ощущение восстановления сил оказалось обманчивым, - тело графа покрылось липким потом, к горлу подкатила тошнота, и мутная пелена снова застлала разум. Но Боргард заставил себя держаться.
        - Ублюдки этого Константина, скорее всего, пришли в Серые Камни недавно, - сказал Боргард, - иначе мы узнали бы о них. Хуже всего, если те, кого они посетили раньше, не нашли способа передать страшную весть другим. Если б я знал раньше, кого пускаю в свой замок… так просто они не взяли бы нас своей бесчестной магией. Добрая сталь опередила бы смертоносный огонь этих демонов - я нашел бы способ!.. Но теперь мы знаем Зло в лицо, поэтому самое главное, что мы должны сейчас сделать, - рассказать всем остальным в Серых Камнях Огров, как пал замок Орлиное Гнездо. Потому что он был первым… или одним из первых, но не последним. Понимаете теперь, почему я хочу идти навстречу барону Траггану через Слепой перевал? А не дожидаться его здесь, у Круглого озера?
        Ратники, кажется, еще не вполне уяснили себе план графа - возбужденный гомон смолк.
        - Потому что мы не станем возвращаться в Орлиное Гнездо, - чуть промедлив, словно и на самом деле ожидал ответа, проговорил рыцарь короля граф Боргард. - Потому что соединимся с бароном и пойдем в Полночную Звезду. А оттуда разошлем гонцов во все уголки Серых Камней. Иначе враг перебьет нас по одному. Чтобы противостоять Злу, нужна большая сила. Все рыцари Серых Камней восстанут против подлого захватчика королевского престола! Чужаки уберутся с наших земель!
        Закончив на такой грозной ноте, на какую он был в теперешнем своем состоянии способен, Боргард вытащил меч и, заставляя свою руку не дрожать, поднял клинок к небу. Десять мечей с лязгом взметнулись вверх. Десять глоток проревели славу своему господину. Боргард помолчал немного, отдыхая и ожидая, пока данная им информация крепче уляжется в головах его ратников. Дело было сделано. Воины знают то, что должны знать. Они бы, конечно, и без того пошли за своим господином куда угодно, лишь бы на то была его воля, - хоть в Темный мир, вотчину Харана. Но граф знал: когда воин понимает, за что ему предстоит сразиться и умереть, воля его и сила его возрастают десятикратно. А воля и сила всем им еще понадобится. Этот Константин, видно, прочно забрал власть, если тянет свои лапы уже и к Серым Камням. А судя по ночным гостям, могущество узурпатора невероятно.
        Оставался еще один вопрос. Сейчас он не мог возникнуть, но, безусловно, вылезет позже.
        - Константин разрушил Орлиное Гнездо, чтобы сломать нас, - снова заговорил граф и отметил, что голос его ослаб и потрескался. - Он лишил людей из моей деревни защиты. И люди - пусть их осталось совсем немного - сейчас отданы во власть поганых огров. Что ж… Это моя деревня и мои люди, а я клялся отдать все, что имею, если того потребует дело служения моему государю. Я предупреждаю вас, воины Орлиного Гнезда, это далеко не первая жертва! Будут еще.
        - Мы готовы идти за тобой, господин, - сказал Бран, капитан гарнизона, и ратники поддержали его громкими одобрительными выкриками.
        - Готовы идти, так идемте, - проговорил граф и бросил меч в ножны.
        Он знал, что самое лучшее для него сейчас - снова улечься на носилки. Но позволить себе этого он не мог. По крайней мере хотя бы час он должен идти во главе своего воинства.
        Отряд двинулся в путь немедленно. Граф Боргард шел, опираясь на плечо Брана. И тот, новым своим зрением, открывшимся под влиянием внезапно проснувшейся сыновней любви, видел то, чего не видели другие ратники. Он видел не железного предводителя, способного не обращать внимания на тяжелую рану. Он видел измученного, страдающего человека, поддерживаемого лишь силой собственного духа. Его воодушевляющее соратников поведение только игра, за которую придется платить немалую цену.
        И опять бастарду до дрожи в мышцах захотелось взять отца за руку.
        - Послушай, капитан, - вдруг обратился к Брану граф шепотом - так, чтобы его не слышали остальные. - Если вдруг… мы нарвемся на диких огров на Слепом перевале… я приказываю тебе оставить отряд и, не вступая в бой, двигаться дальше, навстречу барону Траггану. Ты самый сильный и самый быстроногий из всех. Пусть мы погибнем, но Трагган, а следом за ним и все Серые Камни должны знать то, что знаем мы. Возможно, участь всех феодалов Серых Камней зависит от тебя одного. Ты понял меня, капитан?
        - Я сделаю так, господин, - ответил Бран, капитан гарнизона замка Орлиное Гнездо.
        - Его сиятельство Лота и Гирра, надо думать, к барону и посылал, - сказал Эрат Булыжник идущему с ним в паре Пустоголовому Куду. - А те, торопыги, через Слепой перевал и пошли. Это все Лот, должно быть, Гирра надоумил. Молодой больно и прыткий. Все бы ему поскорее управиться. Тут-то они, на перевале, смертушку свою и нашли. Ведь, ежли б не нашли, давно бы уже вернулись. А это что значит?
        - Что? - бездумно ответил Пустоголовый, который и вовсе не вслушивался в речь своего товарища, потому занят был более важным делом - сосредоточенно ковырял в носу.
        - А то, что его сиятельство заранее о нашествии магов знал! - важно заявил Эрат. - Вот и послал ребят барона известить. А почему приказал молчать Лоту и Гирру, с каким делом их посылает? А? Почему?
        - Почему? - безо всякого интереса переспросил Куд, рассматривая вытащенный из обширной ноздри изрядного размера поганый кусок.
        - Потому как на то соображения свои имел, - подвел итог Эрат, - которых нам нипочем не понять. А почему?
        На этот раз Куд даже не переспросил. Он зачем-то решил попробовать добытую из носа субстанцию на вкус и, попробовав, погрузился в раздумья. Вероятно, решал про себя вопрос: зачем же он все-таки это сделал?..
        Слепой перевал безмолвствовал, погруженный в слоистую пелену вечного серого тумана. Здесь ничего не было видно на расстоянии в три-четыре шага. Солнечные лучи пробивались сквозь неподвижные туманные слои, как сквозь неглубокую воду. Отряд шагал вперед почти бесшумно - здешний туман небывало глушил звуки. Прошло более часа с того момента, как ратники покинули Круглое озеро, а граф Боргард только сейчас позволил снова уложить себя на носилки. Бран шел рядом с носилками.
        Не нравился ему этот перевал, очень не нравился. Действительно, Вотчиной Мертвых являлся Слепой перевал, не место тут было людям. Трижды капитану гарнизона Орлиного Гнезда приходилось бывать здесь, и каждый раз - все время, пока он тут находился, - раздражающее предчувствие опасности не отпускало его.
        В самом деле, ничего не видно и ничего не слышно. Идешь, и вдруг впереди выплывает из серых волн скальный уступ, словно корма гигантского корабля. Или дорога обрывается разинутой пастью черного провала. Никто из людей не знал верного пути через Слепой перевал. Чтобы не заблудиться, люди ориентировались здесь только по солнечному свету - и то всякий раз велика была вероятность сослепу забрести в каменный тупик…
        Граф Боргард мерно покачивался на носилках. Глаза его были закрыты. То ли он впал в болезненную дрему, то ли предавался раздумьям - не понять.
        Но самому Брану некогда было размышлять. Пока граф отдыхает, бастард отвечает за безопасность ратников. Вот Бран и прислушивался напряженно: не донесется ли до него - не приведи боги - приглушенный серой пеленой пронзительный свист встретившегося с опасностью лазутчика Ардана. Но все было тихо. Неужто обойдется? Неужто боги смилостивятся, и они пройдут Слепой перевал, так и не встретив огров?
        - А почему? - продолжал болтать Эрат, по сути, с самим собой. - А потому, дубина ты такая, что его сиятельство - благородных кровей. А те, у кого кровь благородная, всегда все лучше нас знают и наперед думают. А наше дело - мечом махать. Так оно-то и проще: делай, как велено, и горя знать не будешь. - Эрат снял шлем и вытер ладонью грязный пот со лба. - А теперь скажи-ка мне…
        Какой именно вопрос хотел задать Эрат Булыжник своему собрату по интеллекту Пустоголовому Куду, так и осталось неизвестным. Потому что наполненный туманом воздух зашипел, разрываясь, и громадный камень, рухнув откуда-то сверху, размозжил в красные ошметья его голову.
        Не успел труп Эрата упасть на землю - Куд неузнаваемо преобразился. Медлительный туповатый увалень исчез, как его и не было. Быть может, в обычной жизни Тупоголовый и не блистал умом, но в бою с ограми Серых Камней разум особо не требовался. В бою все решали скорость, сила, боевые навыки и инстинкты.
        Молниеносно в руках ратника сверкнул меч. Куд отпрыгнул от еще одного вылетевшего из тумана камня и заорал истошно:
        - Огры!
        Стройная шеренга отряда смешалась и через миг стянулась плотным кольцом вокруг носилок. Двое ратников, имеющих щиты, выхватили их из-за спин и накрыли ими графа.
        А камни все сыпались и сыпались на них, непонятно с какой стороны - казалось, что отовсюду. Будто серый туман под воздействием жуткого колдовства затвердевал в громадные тяжелые сгустки, обрушивающиеся на людей.
        «Попались!» - мелькнуло в голове у Брана.
        - Мечи к бою! - коротко рыкнул он. - Не терять друг друга из виду!
        Круглый камень, размером с медвежью голову, упал прямо к его ногам, выбив фонтан мелких осколков; еще один, поменьше, ударил в плечо, погнув металл доспеха. Бран крутнулся вокруг своей оси, но устоял на ногах.
        - Оборонять господина! - крикнул еще Бран, хотя в том приказе не было особой необходимости. Ратники скорее погибли бы, чем бросили графа в опасности.
        Бран не мог видеть нападавших. Из-за густого тумана он не мог даже примерно определить, сколько их. И где они находятся, откуда швыряют камни?! Ратники ждали его приказаний, пытаясь увернуться от камней и защитить господина. Нужно было что-то решать. Решать как можно скорее, не просто быстро - молниеносно!
        - Не рассыпаться! - выкрикнул Бран.
        Бран закрутился на месте, пытаясь понять, откуда летят смертоносные булыжники. Трижды он кидался в стороны, чудом уходя от увесистых снарядов, - огры метали камни явно прицельно, между тем как люди никак не могли даже разглядеть врага!
        Рядом с Браном свалился ратник - здоровенный булыжник угодил воину аккурат под нижнюю кромку наспинной пластины, в поясницу. И должно быть, перебил основание позвоночника.
        - Капитан! - загремел рядом с Браном зычный голос Боргарда.
        Разум бастарда воспринял сигнал. Память послушно всколыхнула приказ графа: в случае нападения огров отделиться от отряда и продолжить путь навстречу барону Траггану. Но сознание Брана продолжало искать пути возможного отступления для отряда - воинский опыт говорил бастарду: еще минута-другая, и отряд понесет ужасные потери.
        «Камни летят не горизонтально, - неслись в голове бастарда молниеносные мысли, - они обрушиваются сверху…» Значит, по обе стороны от дороги, которой шли ратники, возвышения, где и находился враг. Туда ходу нет. Хуже, если проход закрыт и впереди - отряд зашел в каменный тупик, и ограм теперь осталось только захлопнуть ловушку и перебить людей, как крыс.
        Но почему же Алдан, который должен был разведывать дорогу, не предупредил воинов? Почему не было слышно предупреждающего свиста? Неужели к опытному лазутчику огры сумели подобраться так, что он не заметил их вовремя? Такого просто не могло быть. Но все же…
        - Назад! - скомандовал Бран, сам кидаясь в обход отряда в направлении, противоположном движению отряда. - Отходим назад! Держать строй!
        Отступление, как решил Бран, - наиболее подходящий выход из положения. Что впереди - неизвестно, справа и слева - невидимый враг, а оставаться на месте и держать оборону невозможно.
        Отряд подался назад, но град камней только усилился. Еще один из ратников упал, сваленный с ног булыжником, который угодил ему в голову, сбив шлем. Раненого тотчас подхватили под руки.
        Бран скрипнул зубами. Продолжать отступление было равносильно самоубийству. Враг не давал отряду отступить. Капитан открыл рот, чтобы отдать приказ, отменяющий отход, но… не успел издать и звука.
        - Отряд! - громыхнул позади бастарда железный голос графа Боргарда. - Стой! Повернуться и бегом вперед! Быстро!
        Бран оглянулся.
        Хозяин Орлиного Гнезда крепко стоял на ногах, сжимая в руке меч. Носилки валялись рядом, а по обе стороны от графа двое воинов прикрывали своего господина щитами. Встретившись взглядом с графом, бастард увидел, что единственный его глаз пылает лютой ненавистью. Брану не нужно было гадать, кто именно разгневал господина. Не смея больше медлить, он пригнулся и, обгоняя отряд, бросился вперед. Граф взял управление отрядом в свои руки.
        Несколько камней просвистело рядом с Браном, но из зоны обстрела он выбрался почти сразу же после того, как обогнал отряд. Да, нужно было двигаться вперед, а не отступать! Это единственный возможный выход. Но как он мог понять это раньше?
        Еще через несколько шагов перестали быть слышны грохот камней, крики ратников и лязг доспехов - серый туман поглотил звуки, и бастард остался один в мутной пустоте. Последнее, что донеслось до него, ревущий голос графа Боргарда:
        - Готовность к бою! Смотреть в оба! И бежать, не останавливаясь!
        Длинными скачками продвигаясь вперед, Бран слышал только стук собственных шагов и шум крови в ушах. Бесформенные каменные глыбы на его пути выныривали из тумана неожиданно - он едва успевал углядеть их, чтобы перепрыгнуть или увернуться. Один раз, скакнув в сторону, капитан ударился плечом о сплошную скальную стену и бежал теперь вдоль нее. До тех пор, пока не понял, что бежит по узкому коридору, который образует эта стена и противоположная.
        Вот оно - Волчье Горло! В самой узкой его части, как раз, где находился сейчас Бран, от стены до стены могли встать плечом к плечу трое воинов. Волчье Горло тянулось на три сотни шагов, а дальше путь через перевал шел по небольшому плато, где туман, теряя свою силу, был не таким плотным. На этом плато, как предполагал Бран, они и должны встретиться с людьми Траггана.
        «Но почему огры устроили засаду не здесь, а раньше? - подумал вдруг Бран, продолжая бег. - Заметив нас, они легко могли бы проводить подальше, в Волчье Горло. Стены скал в Горле нельзя назвать неприступными - на них вполне возможно взобраться. Если бы враг напал в этом узком коридоре, хватило бы нескольких увесистых булыжников, чтобы завалить ратников… Огры не блещут умом, но они и не настолько тупы, чтобы не разглядеть явное преимущество…»
        Еще одна неожиданная мысль вдруг ударила Брана так крепко, что он, тяжело дыша, остановился.
        Не вступая в рукопашный бой, огры целенаправленно гонят камнями людей… Куда? Туда, куда хотят, - в самую узкую часть Волчьего Горла. Но зачем? Если там, впереди, их ждет орда огров, почему эта орда не нападает в открытую, чего они медлят? Да и где они?.. Бран уже давно бы должен наткнуться на них. Что происходит?!
        Ответ на этот вопрос пришел в голову бастарда очень быстро.
        Спохватившись, что слишком долго стоит на одном месте, Бран шагнул вперед… Вернее, только поднял ногу, чтобы сделать шаг. Но тут же, заметив что-то впереди себя, остановился. И эта остановка спасла ему жизнь.
        В шаге впереди чернела глубокая яма. Продолжи он бег, точно не успел бы вовремя среагировать и рухнул бы в яму, ширившуюся от одной скальной стены до другой. Бастард встал на колени, подполз к острой кромке и заглянул за нее. Туман стлался по поверхности, окутывая пространство высотой в два или три человеческих роста, но не наполнял яму, поэтому капитан гарнизона Орлиного Гнезда сразу увидел глубокое дно, утыканное острыми кольями, и безвольно обвисший на этих кольях человеческий труп в ратных доспехах. Серая от каменной пыли медвежья шкура, упавшая сверху, зацепилась за один из колов рядом с бездыханным телом.
        Картина недавнего происшествия молниеносно вспыхнула в голове бастарда. Вот Алдан, чутко прислушиваясь, скользит по узкому проходу меж скал, расплескивая бесшумные брызги струящегося под ногами тумана. Вот он делает очередной шаг, и… твердь уходит из-под ног. Успев лишь вскрикнуть, Алдан падает в яму, укрытую натянутой медвежьей шкурой, густо осыпанной пылью и мельчайшими каменными осколками. Остро наточенное острие одного из колов входит ему под подбородок, едва не отделив голову от шеи.
        Огры испокон веков оттачивали мастерство ловушек - люди очень редко могли вовремя распознать их.
        Лазутчик умер мгновенно. Можно сказать, что ему повезло. Вряд ли кого-то из ратников гарнизона Орлиного Гнезда, которых огры камнями гонят в эту страшную яму, ждет такая же легкая смерть…
        Бран кинул меч в ножны и, углядев на скальной стене над своей головой небольшой выступ, прыгнул, уцепившись за него, подтянулся… Он взбирался вверх быстро и легко, руки привычно нащупывали углубления и трещины, ноги, скользя по камням, безошибочно находили углубления. И по мере того как воин поднимался, туман становился менее плотным.
        Очень скоро капитан выбрался на тропу, достаточно широкую, чтобы по ней можно было передвигаться с порядочной скоростью, не рискуя сорваться вниз - туда, где колыхалась вязкая серая пелена. На мгновение он замер, прислушиваясь. Здесь, из-за того, что туман был реже, звук должен распространяться на большие расстояния.
        Отголоски мерзкого ворчания донеслись до ушей Брана. Характерные гортанные взрыкивания достигли бастарда сквозь жидкий туман, отвратительное влажное хрюканье, с помощью которого огры выражали эмоции, которые люди обычно выражают посредством смеха, услышал Бран.
        «Двое или трое, - тут же определил капитан. - Значит, и по ту сторону Горла примерно столько же… Пятеро? Шестеро? И это даже не воины, ведь воины-огры никогда не появляются на горных тропах такими малочисленными ордами. Это охотники… Всего-навсего паршивые огры-охотники!.. О великий Андар Громобой, за что ты так прогневался на нас?!»
        Может быть, это дикие огры, а может, огры из мирного племени - какая разница? Люди здесь - незваные гости, и серый туман сожрет все следы свершившегося.
        Боль и злость захлестнули Брана. Ему нужно было бежать отсюда, выполняя приказ графа, но он не трогался с места, стиснув пальцы на рукояти меча.
        Теперь он окончательно понял, что произошло: эта яма с кольями на дне предназначалась вовсе не для отряда ратников из Орлиного Гнезда. И вовсе не многочисленный отряд огров-воинов каким-то образом напал на след людей.
        Видно, жрецы огрских племен последнее время особенно усердно воздавали духам своих предков кровавые жертвы. Чем еще можно объяснить такое несусветное везение, свалившееся на огров? Чем еще можно объяснить то, что королевский рыцарь, хозяин замка Орлиное Гнездо сэр Боргард вместе с десятью своими верными ратниками угодил в ловушку, приготовленную для зверья? Полдюжины загонщиков, ошалевших от кровавой удачи и наверняка вооруженных только копьями и ножами, истребят не имеющих даже возможности сопротивляться последних ратников гарнизона замка. В честном бою воины размазали бы этих тварей по камням! А теперь граф Боргард, хозяин Орлиного Гнезда, погибнет в охотничьей яме позорной смертью - ведь у него нет иного выхода, как вести свой отряд вперед. Он погибнет… И это произойдет очень скоро, вот сейчас, не успеет еще Бран выйти за пределы Волчьего Горла…
        Голоса огров приближались, хотя самих чудищ еще не было видно за пеленой тумана. А Бран все стоял неподвижно, кусая губы.
        С самого детства он твердо знал: нет преступления страшнее, чем ослушаться приказа в бою. И это преступление было в Серых Камнях единственным, караемым смертью.
        Но удивительное и малопонятное чувство, которое сегодня испытал он, впервые увидев своего отца и господина беззащитным и страдающим, никуда не ушло из его груди. Жалость к тому, кого он немногим более двух часов назад ощутил родным отцом, отравила его кровь.
        - Я ведь смогу это сделать, - прошептал он самому себе. - Я ведь справлюсь с ними… И продолжу путь. Уходить сейчас, оставлять отряд и… отца на верную смерть - это… глупо!..
        «Пусть мы погибнем, но Трагган, а следом за ним и все Серые Камни должны знать то, что знаем мы. Возможно, участь всех феодалов Серых Камней зависит от тебя одного…» Эти слова графа Боргарда, всплывшие в памяти, подействовали на Брана как отрезвляющая оплеуха.
        Он решительно повернулся спиной к голосам, но… сделать первый шаг не смог. Страшно оскалившись, мысленно выругался и скрипнул зубами так, что почувствовал во рту соленый привкус.
        «Делай хоть что-нибудь!» - мысленно заорал он на себя.
        Выхватив меч, поспешно, словно боясь передумать, бастард Бран кинулся туда, откуда все слышнее раздавались рычание и хрюканье торжествующих огров.
        В то же мгновение голоса смолкли. Повинуясь инстинкту, Бран пригнулся, подавшись к скальной стене, и огромное копье со свистом пролетело мимо его лица, лязгнув зазубренным наконечником о камни - где-то там, позади капитана, в тумане.
        «Они увидели меня! - изумился Бран. - Но как?! Как они это делают?»
        Впрочем, мучиться догадками не было времени. Бастард перепрыгнул через лежавший на тропе камень.
        Несуразная темная фигура соткалась перед ним в туманном месиве. Этот огр был невысок, настоящий коротышка - всего-то на две головы выше Брана. Огр был гол, только плащ из волчьих шкур покрывал его плечи. Никакого оружия в руках огра бастард не увидел, только длинный изогнутый посох, навершие которого светилось красным пламенем. И лучи этого пламени далеко рассекали мутный туман, как солнечный свет рассекает тьму.
        «Магия! - содрогнулся от омерзения Бран. - Поганая огрская магия! Вот как они находят нас в тумане!»
        Жрец, ведущий огров, уже замахивался своим посохом. А за его спиной маячили пока едва видимые в туманных клубах две громады.
        Воин с равнинных земель Гаэлона, столкнувшись лицом к лицу с тремя ограми, наверняка пустился бы наутек. Но в Серых Камнях умели убивать. А уж поразить не имеющего большого воинского опыта жреца для Брана не составило никакого труда.
        Огр-жрец не успел даже завершить замах, как меч бастарда наискось рассек его брюхо. Огр заревел, падая на колени. Кровь из раны широкими струями ударила в камни. Серая кожа на морде мгновенно побелела - до кончиков широких, похожих на крылья нетопыря, ушей.
        Бран добил врага, нанеся удар сбоку в шею - так, чтобы тот не свалился вниз, а остался на тропе естественной преградой для двух других. Огр-охотник, бросившийся к воину, был одет только в набедренную повязку. Охотник перегнулся через коленопреклоненный труп соплеменника и сделал в сторону капитана довольно неловкий выпад копьем. Бран отпрыгнул назад, одновременно рубанув мечом по копью. Добрая сталь не подвела. Древко копья толщиной в руку взрослого мужчины треснуло, как сухая ветка. Отлетевший в сторону наконечник высек о камни сноп желтых искр и, крутясь, исчез в волнах тумана, лижущих скалу под тропой.
        Издав недоуменный рык, огр подался назад, налетев спиной на возбужденно визжащего собрата. Тот, не будучи в состоянии подобраться к противнику, бестолково размахивал своим копьем.
        Момента замешательства Бран не упустил. Он вскочил на мягко подавшееся под его ногами плечо трупа и прыгнул оттуда на огра, целя мечом в горло.
        Клинок капитана наполовину вошел серокожему точно под подбородок, а удар оказался так силен, что охотник потерял равновесие. Он опрокинулся на стоящего за ним, и оба чудища слетели с тропы в серую пустоту. Бастард едва успел дернуть меч на себя, чтобы не рухнуть вниз вместе с ограми.
        Переведя дух, Бран поднял с камней посох жреца и направил луч красного пламени на скрытую туманом противоположную стену Волчьей Глотки.
        Туман расступился перед бастардом. И он увидел - правда, не вполне ясно - двух огров, напряженно застывших на длинном уступе с громадными валунами в лапищах, будто ждущих какого-то сигнала. Должно быть, жрец своей магией подавал на ту сторону Горла знаки, указывая цели для метания.
        «Они смотрят на меня, но не могут меня заметить, - догадался Бран. - Только держащий посох способен видеть сквозь туман…»
        Он воткнул меч в труп жреца и освободившейся рукой вытащил из-за пояса нож. Отвел руку для броска…
        Расстояние до врага было не слишком большим, но, наверное, магический луч огрского посоха искажал перспективу. Пущенный Браном нож вместо того, чтобы вонзиться в глаз одного из огров, разбился о низкий лоб чудища, глубоко, до самой кости, пропоров кожу.
        Беззвучно закричав, раненый отшвырнул от себя камень и заметался по уступу. Но, прежде чем бастард успел приготовить второй нож, огры проворно вскарабкались вверх по скальной стене… и исчезли из открытого магией посоха поля зрения.
        Бран презрительно сплюнул и направил красный луч вниз. Но там, под скалой, сила тумана оказалась слишком велика даже для мошной огрской магии. Все, что смог увидеть капитан, - это человеческие силуэты. Он насчитал три фигуры - движущиеся. И еще две - неподвижно лежащие. Разобрать, кто из ратников остался жив, бастард не сумел. И голоса людей туманные извивающиеся кольца не пропускали наверх…
        - Во всяком случае, - вслух проговорил Бран, - я сделал все, что мог.
        Он уронил посох вниз - все-таки впереди, в нескольких десятках шагов, выживших ратников ждала яма со смертоносными кольями. И быстро пошел вперед.
        Теперь идти было легко. Когда Бран миновал Волчье Горло и вышел на плато, он вдруг вспомнил, что оставил в трупе огра-жреца свой меч. Такого никогда не случилось бы с ним раньше. В Серых Камнях высмеяли бы всякого, имевшего глупость предположить, что воин способен на подобную оплошность. А сейчас, вспомнив про меч, Бран даже не замедлил шага. К чему ему теперь меч? Ведь он все равно что мертвец, а мертвецам не нужно оружие. Он живет до тех пор, пока барон Трагган не узнает все, что должен узнать. После этого жизненный путь бастарда оборвется беспощадным и справедливым ударом меча - любой ратник вправе казнить ослушавшегося приказа. Он сам, Бран, бастард графа Боргарда, капитан гарнизона Орлиного Гнезда, объявит о своем преступлении барону Траггану. Конечно, предварительно передав ему весть от хозяина Орлиного Гнезда.
        Когда Бран услышал стук множества сапог по камням и звонкое бряцанье оружия, он остановился, ожидая, пока люди барона Траггана не приблизятся к нему. Это произошло спустя пять ударов сердца.
        Его окружили плотным кольцом. Встревоженный людской гул взметнулся и смолк - ратники расступились, выпуская вперед тучного и кряжистого мужчину, облаченного в тусклые тяжелые доспехи, поверх которых на груди сияла золотая герцогская цепь. Следом за ним вышел высокий юноша, с ног до шеи закованный в полный рыцарский доспех, но, несмотря на это, двигавшийся безо всякого видимого затруднения. Взгляд Брана невольно задержался на лице молодого рыцаря, удивительно красивом чистой юношеской красотой. Того, кто встал рядом с ним, Бран узнал сразу. Рыжебородый барон Трагган в тускло поблескивающей кольчуге с неизменным двусторонним топором за спиной смотрел прямо на бастарда. Трагган молчал. Это значило, что тучный имеет право говорить первым.
        Герцог снял закрытый шлем, увенчанный черным плюмажем, рассыпав по могучим плечам сухие пряди выбеленных сединой волос. Он оказался стариком, разменявшим, должно быть, шестой десяток. Бритое лицо его прорезали угрюмые темные складки морщин, частые и глубокие, словно трещины в рассохшейся глине, и голос старика оказался под стать его мрачному виду - глухой и низкий.
        - Кто ты, воин? - спросил старик. - Ты из замка Орлиное Гнездо?
        - Да, милорд, - ответил Бран на второй вопрос, опустившись на одно колено. - Я должен говорить с бароном Трагганом, хозяином замка Полночная Звезда, милорд.
        - Встань. Барон перед тобой, следовательно, ты можешь говорить… воин, не пожелавший назвать своего имени.
        Морщины на лице старика обозначились резче. Он положил руки на пояс, на котором висел широкий и длинный меч в ножнах без украшений.
        Бастард поднялся.
        - У меня больше нет имени, милорд, - сказал он.
        - Это Бран, сотник гарнизона замка Орлиное Гнездо, - проговорил Трагган, обращаясь к герцогу.
        - А я рыцарь короля, хозяин замка Железный Грифон, герцог сэр Дужан, - произнес старик, глядя прямо и сурово на бастарда. - Тебе известно мое имя?
        - Да, милорд, - безразличным голосом ответил Бран. - В Серых Камнях Огров каждому известно ваше имя, милорд.
        - Это - сэр Эрл, рыцарь Братства Порога, - полуобернулся к юноше герцог, - сын королевского рыцаря, хозяина замка Львиный Дом, графа сэра Генри. Теперь скажи нам весть, которую ты принес от сэра Боргарда.
        - Мы видели пламя сигнальных костров, Бран, - подал голос Трагган. - Мы спешили на помощь твоему господину. Мы… не успели?
        - Я скажу, милорд, - помедлив, проговорил Бран. - Но эта весть будет горька…
        - Какая б она ни была, - без смеха усмехнулся герцог Дужан, - то, что я спешил сообщить барону Траггану, еще горше…
        Глава 6
        В Тронном зале Дарбионского королевского дворца было полутемно. Масло в светильниках успело выгореть почти до конца, но никто из присутствующих не спешил звать слуг, чтобы они подлили новое, - уже второй час длился королевский совет, и вести, которые принес в Дарбион маг по имени Ругер, не предназначались ни для чьих ушей, кроме ушей членов Королевского Совета.
        Однако, когда Ругер, закончив свой доклад, замолчал, ни один из советников не шелохнулся и не произнес ни слова.
        Совсем темно стало в Тронном зале. Темно и очень тихо.
        На фоне широкого окна, закрытого витражом из алых и желтых стекол, четко чернело изголовье трона, а тот, кто, сгорбившись и поджав ноги, сидел на троне, почти не был виден - только изредка пробегали по его неподвижной фигуре голубые искры, не дающие света, да ровно горели красным его глаза.
        Напротив королевского трона помещался длинный и узкий стол, на котором тускло поблескивали золотые подсвечники с оплывшими и давно погасшими свечами, да мерцали драгоценные камни, которыми были инкрустированы кубки, два часа назад наполненные слугами и уже опустошенные.
        За столом по правую руку его величества сидел Гархаллокс, первый королевский советник, за ним главнокомандующий королевской гвардией генерал Гаер. По левую руку его величества располагались четверо министров и первый королевский министр Гавэн. Он являлся единственным, кто представлял в Тронном зале тот Королевский Совет, что действовал еще при Ганелоне Милостивом. Гавэн также являлся единственным из присутствующих, кто в свое время не состоял в тайном обществе Круг Истины. Заговорщики, захватив власть и очистив дворец от тех, кто хотя бы чем-то мог бы им помешать, не стали избавляться от Гавэна. Ибо при старом короле не нашлось никого, кто был бы более сведущ в делах государства, чем первый министр Ганелона господин Гавэн. Гархаллокс посвятил Гавэна в истинные планы новой власти, полностью открыл ему сложившуюся в результате переворота ситуацию во всех Шести Королевствах и так не смог понять, как воспринял первый министр услышанное. Гавэн будто затаился сам в себе…
        Маг по имени Ругер стоял перед троном. У изголовья пустующего кресла мага замер юноша… совсем мальчик, которому на вид было не более пятнадцати лет. Он был одет в такой же черный балахон, что и Ругер, этот мальчик, не смеющий поднять глаза на того, кто сидел на троне скорчившись, будто громадная нахохленная птица.
        Королевский Совет молчал, словно придавленный сообщением. И король молчал, а все ждали от него слова.
        Маг по имени Ругер прибыл из королевства Крафии, из его столицы Талана. Хотя слово «прибыл» было бы здесь не совсем уместно… Он бежал. Со своим учеником Ругер бежал из Талана, использовав портал Пронзающей Ледяной Иглы. И если бы он этого не сделал, воины герцога Оллара Крафийского, двоюродного брата Алиана Крафийского, убитого в первые дни после восшествия на небо Алой Звезды, уничтожили бы его, как уничтожили, захватив дворец, всех магов, до поры до времени удерживавших в Крафии власть. Оллар собрал великую силу, объединив под своими знаменами множество феодалов, возмущенных тем, что престол их королевства до сих пор пустует, а делами государства распоряжаются маги. В кровавой битве Таланский королевский дворец пал. Маги, принадлежащие Кругу Истины, нашли свою смерть в этой битве. А герцог Оллар объявил себя королем Крафии. И наиболее могущественные феодалы королевства присягнули ему, ибо в жилах герцога Оллара текла благородная кровь королей.
        Гархаллокс ждал, когда заговорит Константин. Ждал и боялся, что великому магу придет в голову прочитать его мысли.
        «Вот оно! - с какой-то сладострастной горечью думал первый королевский советник. - Началось… Случилось то, чего давно следовало ожидать. На престол может взойти только лишь особа королевской крови - кто-либо другой, как бы силен он ни был, никогда не получит доверия, а значит - поддержки владеющей землей знати. И рано или поздно он обречен на гибель. Пусть так. Пусть это произошло - может быть, теперь Тот О Ком Рассказывают Легенды прозреет?»
        Константин пошевелился на троне. Он вскинул руку, на пальцах которой блеснули длинные искривленные когти, и в светильниках вспыхнуло яркое синее пламя, вырвав из полутьмы озадаченные бледные лица.
        - Что скажет Совет? - проговорил Константин.
        Министры зашептались между собой, очнувшись. Гархаллокс открыл было рот, но король-маг сверкнул в его сторону запрещающим взглядом, прежде чем тот произнес хотя бы слово. Король хотел услышать Совет.
        - Позвольте мне сказать, ваше величество? - приподнялся со своего места генерал Гаер.
        Константин кивнул.
        - Нет сомнений, что Оллар удержит власть, - встав, заговорил генерал. - И чтобы вышибить из-под него трон, понадобится немало сил… В Крафии нужно начинать все сначала. Мы потеряли Крафию.
        Константин перевел взгляд на одного из министров. Поднявшись, тот проговорил, задумчиво перебирая пальцами в бороде:
        - Прошу ваше величество простить меня, но… мне кажется, что Крафия - это лишь начало. Пожар, зажженный Алой звездой, мало-помалу затухает от потоков крови, льющихся в королевствах… Мы сильны. Мы сильнее всех благодаря вашему могуществу, ваше величество. Но никакая сила не устоит долго против убеждений большинства. Знать Шести Королевств никогда не склонит голову перед тем, кто не одной с ними крови. И самая могучая скала, высящаяся посреди бурной реки, в конце концов рухнет под бесчисленными ударами волн…
        Константин глянул на другого министра. Когда каждый из членов Королевского Совета, кроме Гархаллокса и Гавэна, высказался, король-маг жестом приказал первому министру подняться.
        - Говори теперь ты, - вымолвил Константин, глядя Гавэну прямо в глаза.
        Несколько ударов сердца Гавэн медлил. Королевский Совет его величества Константина Великого собирался первый раз. И то, что услышал здесь Гавэн, повергло его в смущение. Члены Совета говорили все, как есть. Они не пытались скрыть горькую правду за льстивой полуправдой - как это было бы при Ганелоне. Народ и знать Гаэлона боялись нового монарха, но ближайшее окружение Константина - люди, готовившие и совершившие переворот, казалось, никакого страха по отношению к королю-магу не чувствовали. Или важность того дела, что они делали все вместе, заглушала страх? Гавэн сглотнул, пытаясь заставить себя произнести первое слово. Насколько непривычно было ему говорить королю правду, никак не приукрашивая! Он всю жизнь чутко прислушивался к мнению большинства и, безошибочно угадывая того, кто сильнее, не сомневаясь, брал его сторону. При всем при этом ни на минуту не забывая о себе, никогда не растворяясь в чужом мнении и не позволяя играть собой. Этот метод являлся идеальным для того, чтобы уцелеть в мутном водовороте дворцовых интриг. «Значит, и сейчас следует действовать по новым правилам», - определил
Гавэн.
        - Ваше величество, - произнес первый министр. - Все, что говорили сейчас господа министры, совершенно справедливо, и я полностью присоединяюсь к их словам…
        Гавэн прокашлялся, стараясь не обращать внимания на явно насмешливые взгляды, обращенные к нему. Он знал, что он чужак здесь.
        - Но я скажу и еще кое-что, - продолжал первый министр. - Нужно прекратить всякую деятельность в пяти королевствах. Верные вам люди, которые пока удерживают власть в Марборне, Орабии, Кастарии и Линдерштерне, обречены на погибель.
        Константин вытянул ноги и положил ладони на ручки трона. Он смотрел на Гавэна со снисходительным интересом.
        - Переворот нарушил веками складывавшийся порядок, - говорил Гавэн. - Но лишь на время. Соблазн власти не удавалось преодолеть никому - каждый, считающий себя достойным престола, будет из кожи вон лезть, чтобы пробиться наверх. Поэтому в окрестных королевствах до сих пор бурлит смута. Империю невозможно создать за короткое время. Империя создается долгими годами. Мне больно об этом говорить, - с искренностью, которую вполне можно было принять за истинную, проговорил Гавэн, - но ваша… наша попытка захватить власть во всех Шести Королевствах единовременно провалилась. Но этот провал был неизбежен…
        - Господин первый советник, - повернулся Константин к Гархаллоксу. - Ты разделяешь мнение первого министра?
        Гархаллокс, который в душе восхищался хитрой отвагой умело подхватившего правила игры Гавэна, поднялся и произнес:
        - Да, ваше величество. Господин Гавэн прав. Сейчас следует сосредоточить внимание на том, чтобы все великое королевство Гаэлон признало вашу власть. Только после этого можно начинать созидание Империи - этап за этапом, присоединяя к Гаэлону одно королевство за другим. Не нужно распылять силу. Напротив, нужно собрать всю нашу мощь здесь - в сердце Гаэлона, в Дарбионе.
        - Я могу переправить в Талан боевой отряд из трех десятков магов, - проговорил Константин, глядя куда-то поверх лиц членов Совета. - Они выжгут королевский дворец, как моллюска, оставив только обгорелый остов.
        - Это решит проблему лишь на время, - твердо проговорил Гархаллокс. - Очень скоро появится кто-то еще, кто соберет большое войско и вновь захватит дворец… на который придется потратить громадное количество сил и золота, чтобы восстановить его.
        - Позвольте мне сказать, ваше величество? - снова попросил слова Гавэн.
        - Говори, - разрешил король-маг.
        - Велите меня казнить, ваше величество, но я все же скажу! - вдохновенно начал первый министр. - Вы, ваше величество, со всем своим могуществом никогда не сумеете подчинить себе Гаэлон. Вы сможете уничтожить его, стереть с лица земли, но не подчинить. Знать и простолюдины способны признать только законную власть. Брак с ее высочеством был бы лучшим выходом. Настал час, когда следует бросить все силы на то, чтобы вернуть принцессу во дворец…
        Константин запрокинул голову и вдруг… расхохотался. Члены Совета с удивлением воззрились на него. А Гавэн непроизвольно сжался от неожиданно охватившего его страха.
        - Не зря я сохранил тебе жизнь, господин Гавэн, - отсмеявшись, проговорил король-маг голосом низким и хриплым. - Человек с твоим талантом просто необходим при дворе… при любом королевском дворе. Что ж… Каково мнение Королевского Совета?
        Члены Совета в один голос поддержат и первого министра. Теперь уже никто не смотрел на него насмешливо. Но, правда, и с уважением никто тоже не смотрел.
        - Те, кого я послал по следам принцессы и ее… похитителей, не сумели справиться со своим заданием, - продолжил Константин. - Мне стало известно об этом совсем недавно. Они погибли.
        Гархаллокс изумленно моргнул. Чернолицые не смогли выполнить поручение?! Идеальным убийцам не удалось убийство?! Невероятно!.. Такого еще не бывало!
        - Даже самый лучший воин не смог бы выстоять против чернолицего, - сказал Константин. - И воины Братства Порога - не исключение.
        - Это все болотник, - убежденно проговорил генерал Гаер. - Это он сокрушил чернолицых! Никто, кроме него, не смог бы этого сделать. Он убил их! Он поистине самый могучий воин из всех, кто рождался в этом мире.
        Членам Совета была хорошо известна личность болотника. О том, что сэру Каю правила Кодекса чести болотников запрещают убивать людей, они знали. Но никто не удивился словам генерала Гаера. Потому что никто из Королевского Совета не считал чернолицых людьми.
        - Да, признаться, я недооценил его, - проговорил король-маг. - Поэтому сейчас мы будем действовать наверняка. Ведь ее высочество принцесса Лития необходима нам… как воздух.
        Сказав это, Константин скосил глаза в сторону Гархаллокса. И первый королевский советник почувствовал во взгляде старого друга издевку.
        Гархаллокс сразу все понял. И это понимание обожгло советника, словно на него опрокинули ушат пылающей горючей смолы.
        Короля-мага дела государства, человеческие дела интересовали несоизмеримо меньше, чем таинственные ритуалы в Башне Силы, чем создание нового поколения магов. И принцесса мало интересовала нового повелителя великого Гаэлона. Рано было радоваться тому, что ему, Гархаллоксу, и всему Совету все-таки удалось убедить Константина обратить свой взор на сложившуюся в Гаэлоне - да и во всех Шести Королевствах - ситуацию. Чернолицые потерпели поражение, тем самым нанеся Константину личное оскорбление. Именно поэтому король-маг принял то решение, какое принял.
        Гархаллокс провел ладонью по лицу, ощутив на пальцах липкий пот разочарования.
        Что ж… Хотя бы так… Хотя бы таким способом…
        - Ваше величество! - раздался в Тронном зале хриплый от волнения голос. Это заговорил маг по имени Ругер. - Ваше величество! - произнес он. - Разрешите мне заняться этим делом!
        - Тебе? - обернулся к нему Константин.
        - Да, ваше величество.
        Константин раздумывал два удара сердца.
        - Хорошо, - сказал он. - У тебя есть немалый опыт сражений. И ты избавил меня от необходимости искать тебе наказание.
        - Я приведу принцессу! - выдохнул маг. - И уничтожу тех, кто ее удерживает! Можете рассчитывать на меня, ваше величество!
        - Я рассчитываю не на тебя. Я рассчитываю на силу, которую дам тебе. С этой силой ты будешь способен в одиночку сокрушить болотника и двух других рыцарей Братства Порога. Но ты не пойдешь один.
        - Если на то будет ваша воля, ваше величество, - склонился Ругер, - я возьму с собой Гарота. Это мой ученик, ваше величество, и мой сын. Я учил его всему, что знаю, с того самого момента, как он стал говорить.
        - Да будет так, - кивнул Константин Великий. - Ты возьмешь с собой своего ученика. И ты возьмешь с собой еще двух магов. И ты возьмешь с собой два десятка лучших воинов.
        - Я могу справиться один, ваше величество! - воскликнул Ругер. - Вы ведь сами говорили…
        - Возможно, ваше величество, следует послать с магами больше воинов? - предположил генерал Гаер. - Нам известно, что болотник не убивает людей. Воины могут отвлечь его, пока маги сделают свое дело.
        - Во-первых, в этом нет необходимости, - ответил Константин. - Болотник не сумеет устоять перед мощью трех моих магов. Никто не сумеет - это выше человеческих сил! А во-вторых, ни один из порталов не может переместить одновременно больше трех дюжин человек.
        Король-маг поднялся с трона.
        - Сейчас ты проследуешь за мной в Башню Силы, - сказал он, обращаясь к Ругеру. - И завтра же, как только взойдет солнце, ты и твой отряд покинут Дарбион. И завтра же к вечеру я хочу увидеть ее высочество принцессу Литию, мою будущую жену, в моем королевском дворце!
        «Свершилось! - радостно подумал Гархаллокс. - То, что рыцари Братства Порога сумели отбиться от троих чернолицых - невероятно. Но совершенно невозможно представить, чтобы они смогли противостоять четверым магам, напитанным силой, которую даст им король-маг Константин Великий».
        Часть третья
        Маги Серых Камней
        Глава 1
        Внутренний двор замка Полночная Звезда был довольно тесен и едва вместил собравшихся в нем: две с половиной сотни ратников барона Траггана, сотню ратников герцога Дужана и людей Боргарда. Все эти воины столпились во дворе так плотно, что свободной осталась только площадка в центре двора в десять-пятнадцать шагов в ширину и столько же в длину. Трагган, Дужан и Боргард сидели наверху деревянного помоста, установленного у одной из стен. Очевидно, в этом дворе проводились воинские тренировки и учебные бои, а помост предназначался для судей. Рыцарю Братства Порога сэру Эрлу не нашлось места на помосте, и он вынужден был усесться на верхнюю его ступень.
        На площадке в центре двора, окруженный более чем тремя сотнями воинов, стоял, уперев неподвижный взгляд в усыпанную горным песком землю, молодой чернобородый воин без доспехов и без оружия… босой. Кожаная рубаха обтягивала могучую его грудь, короткие штаны открывали мускулистые икры, на одной из которых темнел давний шрам.
        Боргард только что закончил говорить. Он опустился на помост, как только произнес последнее слово - видно было, что граф не успел еще толком оправиться от полученной раны. Его лицо, пересеченное черной повязкой, скрывавшей невидящий глаз, посерело и покрылось потом. Спустя три удара сердца после того, как замолчал Боргард, поднялся, громыхнув доспехами, герцог Дужан. Густой и мощный, словно гул боевого барабана, голос герцога наполнил двор.
        - Вы слышали всё, воины, - говорил Дужан. - Ратник гарнизона замка Орлиное Гнездо, носивший имя Бран, достоин смерти по древнему закону Серых Камней. Так решил его господин. Найдется кто-то, кто имеет, что сказать еще?
        Эрл прикусил губу и окинул взглядом воинов, ища хотя бы одного, кто бы возмутился жестокости приговора. Воины молчали. И в этом молчании читалось суровое понимание необходимости того, что вот-вот случится. Ни жалости не увидел юноша на лицах воинов Серых Камней, ни сочувствия обреченному. Воинам приговор был ясен. Никто из них не собирался его оспорить.
        И Эрл не стал ничего говорить, подавив порыв вскочить на ноги.
        Молодой воин был повинен в том, что ослушался в бою приказа своего командира. Во все времена во всех армиях такое преступление каралось беспощадно, но ведь этот случай - по мнению Эрла - заслуживал особого рассмотрения. Если бы воин не ослушался приказа, его отряд был бы наверняка уничтожен. Воин, вопреки воле своего командира, вступил в схватку и спас отряд. Но воин не имел права рисковать собственной жизнью, потому что от того, останется ли он в живых, зависело слишком многое. Жизнь воина не принадлежала ему, и, распорядившись ею по своему усмотрению, он поставил под удар жизни многих и многих…
        Все это Эрл понимал. Понимал еще и то, что подобными казнями век от века поддерживалась жесткая воинская дисциплина - по одной лишь этой причине приговоренный не должен был иметь шанса избежать смерти. Но все же… Если разум юноши соглашался с приговором, то душа говорила твердое «нет». И еще смутная мысль терзала горного рыцаря. И как только герцог Дужан, не дождавшись от собравшихся во дворе ни слова, проговорил: «Да будет так», - эта мысль обрела для Эрла вполне определенные очертания.
        «Брат Кай не стал бы колебаться и сидеть на заднице, если бы почувствовал в этой ситуации какую-то… неправильность, - так отобразилась мысль в сознании Эрла. - Он бы спокойно поднялся и сказал все, что думает. И сделал то, что считает верным. И никто не смог бы его остановить. А я…»
        Вот что заставило Эрла встать на ноги. Он вдруг осознал, что должен - просто обязан спасти жизнь обреченному. Он сделает это - непонятно еще как, но сделает! Только потому, что брат Кай не побоялся бы поступить так.
        Трагган, Боргард и Дужан посмотрели на него удивленно. А затем и воины во дворе обратили к нему лица.
        - Говори, сэр Эрл, если имеешь, что сказать, - произнес Дужан. - Но хочу предупредить тебя… если ты запамятовал наши законы: казнь состоится в любом случае. Ничто не сможет ее предотвратить или отсрочить. Лишив сейчас жизни одного воина, мы спасем в будущем жизни сотен и сотен.
        Дужан говорил с рыцарем холодно и сурово. Точно так, как говорил с ним два часа назад, на военном совете, куда Эрла пригласили, как понял сам юноша, исключительно из приличий. А не для того, чтобы выслушать его предложения и мнения.
        Тот совет состоялся всего через несколько часов после того, как люди Дужана и Траггана доставили в замок Полночная Звезда Боргарда и четверых его ратников, выживших после нападения огров. Боргард был еще очень слаб и говорил сухо, не раскрашивая голос интонациями даже в самых тяжелых моментах повествования.
        - …Только один маг говорил, другие молчали, - рассказывал граф. - Этот поганец обращался ко мне безо всякого уважения, будто к простолюдину. Остальные четверо стояли прямо за ним, близко друг к другу, словно собирались вот-вот взяться за руки. А два десятка ратников в кольчугах искусной работы выстроились поодаль. И, будто не замечая воинов моего гарнизона, оглядывались вокруг, как хозяева!..
        Боргард сидел во главе большого стола, на котором громоздились закуски и кубки с вином. Трагган и Дужан разместились поближе к графу, по обе стороны стола, и Эрлу (его привел баронский ратник позже остальных) пришлось усесться немного дальше.
        - Прямо из воздуха он вынул свиток и прочитал его мне, - вел дальше рассказ Боргард. - Если бы я слышал то, что он прочитал, впервые… я бы не сдержался и набросился на него немедленно - прежде, чем он успел оторвать глаза от свитка.
        Щеки Эрла вспыхнули от гнева, когда он услышал, что Константин поспешил короновать себя и что коронация, судя по всему, прошла без запинки. Никто из знати центральной части Гаэлона не посмел воспротивиться установлению беззаконной власти мага-узурпатора. Трагган и Дужан смотрели на Боргарда, их лиц юноша не мог видеть.
        - Когда он сказал мне, что я должен уплатить особый налог за то, что не побежал сломя голову присягать этой твари сразу, как пришло известие о коронации, я, признаться, оторопел от такой неслыханной наглости, - говорил граф. - А маг оставался спокоен. Он чувствовал за собой могучую силу… которую я испытал вскорости на своей шкуре… Он пришел, чтобы унизить, напугать и сломать. Он не ждал от меня согласия, он ждал от меня противодействия. Он потребовал ответа, и я потянулся за мечом. Тогда маг отступил к четверым своим собратьям; они взялись за руки и одновременно выкрикнули мерзкое заклинание. Черные знаки на их лбах вспыхнули темным пламенем… Не спрашивайте меня, как такое возможно, я все равно не смогу объяснить. И тут же с небес снизошел смертоносный огонь!..
        Боргард замолчал, тяжело задышав, и сразу вступил герцог Дужан:
        - Замок Железный Грифон они, видно, сокрушили другим заклинанием. Единственная уцелевшая крестьянка пыталась поведать мне о той страшной ночи, но… из ее безумных речей я мало что понял.
        - Что же такое этот Константин?! - прохрипел граф. - Что же все-таки произошло в Дарбионе?
        - Я скажу тебе, сэр Боргард, что произошло, - проговорил герцог Дужан.
        Не дав слова сэру Эрлу, он сам выложил графу все, что юноша, ни мелочи не утаив, поведал ему по пути к замку барона Траггана. Рассказывая, герцог лишь дважды обернулся к горному рыцарю, словно требуя от него подтверждения. Эрлу оставалось только утвердительно кивать. Гнев и досада мало-помалу наполняли его. Рыцари Серых Камней совещались друг с другом, не удостаивая его правом слова. И это в то самое время, когда со слов Эрла было кристально ясно - кто же все-таки должен сейчас занимать трон, захваченный подлым узурпатором!
        Обсудив события в Дарбионе, Трагган, Боргард и Дужан сразу перешли к совещанию по поводу своих собственных дальнейших действий.
        - Чего тут думать? - с натугой дыша, произнес хозяин Орлиного Гнезда. - В первую очередь нужно разослать гонцов во все уголки Серых Камней. Каждый рыцарь на нашей земле должен быть предупрежден.
        - Я уже сделал это, - сказал Дужан. - И немедленно после того, как покину эту комнату, пошлю еще гонцов - на случай, если что-нибудь случилось с предыдущими. А пока нам лучше всего оставаться в замке сэра Траггана. Подлые маги узурпатора еще не посетили его. Значит, придут скоро. Мы приготовим им достойную встречу!
        - Верно, - кивнул Боргард.
        - Да будет так, - сказал Трагган.
        Эрл промолчал, чтобы еще раз проверить - потребуют ли и от него высказаться на этот счет? Но рыцари уже перешли к следующей теме.
        - Мои люди допросили самку огра, - заговорил Дужан, - меня беспокоило, почему огры решились прийти грабить к Железному Грифону? К замку, одного имени которого они боялись как огня? И вот что мне удалось узнать…
        Эрл отметил, что ему-то герцог не посчитал нужным сказать то, что говорил сейчас барону и графу, хотя самку допрашивали еще в то время, когда юноша находился в замке герцога.
        - …Одним из первых - наверное, самым первым - маги узурпатора разрушили замок Белый Волк, - сказал герцог.
        - Сэр Арниар мертв? - прервал Дужана Трагган.
        - Сэр Арниар, хозяин Белого Волка, мертв, - подтвердил герцог. - Он не покорился новой беззаконной власти, как должен был поступить хранящий верность престолу рыцарь короля. Огры видели, как маги появились из ниоткуда: в воздухе вспух синий огненный круг, знаменуя их пришествие.
        - Это портал Пронзающей Ледяной Иглы, - не удержавшись, вставил Эрл. - Того и следовало ожидать, что Константин не станет заставлять своих людей сбивать ноги о камни. Способы магического передвижения гораздо эффективнее.
        Дужан кивнул, выслушав горного рыцаря, и продолжал:
        - Огры сочли магов человеческими богами, которые карают людей за прегрешения. И весть о том, что боги разгневались на рабов своих, молнией пролетела по всем Серым Камням.
        - Еще того не легче!.. - прохрипел Боргард.
        - Это скверно, - согласился Трагган. - Хотя… когда мы сразим магов, что наведаются в мой замок, огры поскрипят своими неповоротливыми мозгами и поймут, что обманулись.
        - Хотелось бы верить в это, - высказался Дужан. - А пока нам следует оставаться в Полночной Звезде и ждать.
        - Я бы выставил вокруг замка отряды, укрыв их от глаз посторонних, - молвил еще Эрл. - Мне кажется, я знаю, как сокрушить магов, избежав большого кровопролития и разрушений.
        Только тогда рыцари Серых Камней - все трое - обернулись к сэру Эрлу.
        - Так посвяти нас, юный рыцарь, в свои планы, - сказал герцог Дужан. Сказал спокойно, безо всякой насмешки, недоверия и снисходительности, но как-то… холодно. Без жадного интереса, вполне понятного для такого заявления.
        - Сэр Боргард говорил, что, прежде чем прочесть заклинание, маги взялись за руки, - начал сэр Эрл. - Это, безусловно, означает то, что они объединили магическую энергию, дабы многократно увеличить эффект заклинания. Пять - одно из магических Чисел Силы. Я предполагаю: убрав хотя бы одного мага, мы лишим их возможности атаковать с должной мощью. И вполне возможно, они вообще не смогут применять те заклинания, которыми наносили до этого такой страшный урон.
        Трагган и Боргард переглянулись.
        - Сэр Эрл сведущ в магии, - сообщил хозяин Железного Грифона таким тоном, каким обычно сообщают о наличии у человека постыдного заболевания.
        - Да, - с некоторым вызовом ответил Эрл. - В Горной Крепости Порога рыцарей обязательно обучают магии.
        - Я полагаю, - сказал Дужан, - возможным подумать над предложением сэра Эрла. Но мне кажется, что уместнее будет подобраться поближе. Магия бьет на большие расстояния, а в ближнем бою маги бессильны…
        И только! Не такой реакции ждал Эрл на свои слова. Ведь он, по сути, предложил тактику, дающую защитникам замка немалое превосходство над противником… с его точки зрения. «А с точки зрения рыцарей Серых Камней, - внезапно пришло в голову Эрлу, - я, возможно, просто-напросто попытался запятнать манеру честного ведения боя мерзкими магическими трюками. Оказывается, несмотря на то, что я родом из этих мест, все равно остаюсь для здешней знати чужаком…»
        Гнев с новой силой вспыхнул в сердце горного рыцаря. Он выпрямился на скамье и тряхнул гривой золотых волос.
        - Послушайте меня, доблестные сэры, - веско выговорил он, - если рыцари Братства Порога, долгие века верно служившие монархам Шести Королевств, не гнушаются изучением искусства магии, могут ли рыцари Серых Камней относится к этому искусству с таким пренебрежением? Особенно в грозный час, когда, вполне вероятно, только магия и спасет ваши земли.
        - Магия неестественна для человека, - произнес Трагган тоном, каким обычно озвучивают прописные истины. - Магия - это зло. А любое зло рано или поздно будет сокрушено доблестью и честной силой.
        - Вы соединяете свои войска, чтобы противостоять пятерым магам - всего-навсего пятерым! Потому что знаете, на что они способны. А что вы будете делать, когда сюда придут сотни? Доблести и честной силы недостаточно, чтобы победить мощь Константина.
        - Как ты предлагаешь нам поступить? - сощурился Боргард. - В Серых Камнях нет магов-людей. Нет и быть не может.
        - А если бы и были? - спросил Эрл. - Разве вы стали бы сражаться с ними бок о бок?
        - В давние-давние времена, юный рыцарь, - заговорил герцог Дужан, - когда люди еще только пришли в Серые Камни, когда столкнулись с яростным сопротивлением огров, многие из пришедших бежали прочь, обратно в равнины. Бежавших называли трусами, а они тех, кто остался, чтобы, сражаясь, выживать, именовали безумцами. Они считали кровожадность огров безграничной, и сила огрских жрецов устрашала их. Они говорили, что Серые Камни не стоят бесконечных кровавых битв; они не понимали, что есть рыцарская гордость, которая не позволит отступить, каким бы безнадежным ни казалось дело. И те, кто остался в Серых Камнях, победили - наши предки победили, покорив Серые Камни! Завещав нам никогда не отступать и не предаваться страху!
        - Это было очень давно, - сказал Эрл. - И не забывайте о том, что Серые Камни покоряли много веков, но даже теперь еще жизнь здесь небезопасна.
        - Но эта наша жизнь, - ответил Дужан. - И что бы здесь ни произошло, мы справимся. Мы не отступим. Мы выстоим!
        - Я знаю, что не все маги подчинились Константину, - проговорил Эрл. - Если бы мы заручились их поддержкой…
        - Я не буду сражаться на одной стороне с магами, - отрезал Дужан. - И никто в Серых Камнях не будет.
        - Простите меня, милорд, - сказал Эрл, - но это… глупо.
        На этот раз переглянулись все трое.
        - Послушай и ты меня, юный рыцарь, - сурово произнес хозяин Железного Грифона герцог Дужан. - Ты бежал из захваченного врагом Дарбиона и прибыл к нам в поисках защиты и поддержки. Ты - храбрый и умелый воин, как я успел убедиться. Ты стоишь десятка моих ратников, и вряд ли в твои годы я был так силен, как ты сейчас. Ты - достойный уважения воин Горной Крепости, выполняющий святой Долг - хранить мир людей от Тварей из-за Порога. Ты - рыцарь короля, принадлежащий к древнему и славному роду. И ты получишь здесь все, что искал. Ибо все мы давали клятву служить своему королю, а значит, и тому, кто может являться его преемником. Мы верим твоим словам, рыцарь, мы не сомневаемся в том, что ты вправе занять престол Гаэлона, связав себя узами законного брака с твоей возлюбленной, ее высочеством принцессой Литией. Здесь, в наших землях, ты в безопасности: каждый из нас положит всех своих ратников за твою жизнь и умрет сам, если понадобится. Ты ищешь войска, чтобы идти на Дарбион? Я говорю тебе: мы сделаем все, что в наших силах, но сначала мы должны защитить свои замки и деревни, своих людей. А уж потом…
Боги укажут нам дальнейший путь. Но, оказавшись среди нас, не пытайся сломать столетиями складывавшиеся традиции. Ибо на этих традициях - как на скальных подножьях - стоит замок славы и чести рыцарей Серых Камней.
        Эрл не нашелся, что ответить. Жестокие слова Дужана потушили гнев в его груди, оставив пепел горечи… и почти разочарования. Юный рыцарь совсем не такого приема ждал от феодалов Серых Камней. Он рассчитывал появиться здесь в качестве того, кто мог бы повести за собой на праведный бой, а оказалось… что он просто безликая фигура справедливости, которую рыцари взялись двинуть на надлежащую клетку.
        Рыжебородый Трагган посмотрел на Эрла, как тому почудилось, с неким сочувствием.
        - Магия мерзка, юный рыцарь, - сказал барон. - Магия дает возможность слабому и трусливому победить сильного и храброго.
        - Магия, - потерявшим силу голосом возразил горный рыцарь, - всего лишь оружие… Как хороший меч. Как умело выкованный доспех.
        - Магия мерзка и отвратительна, - повторил и Боргард.
        Эрл не стал спорить дальше. Он вдруг почувствовал, как заныли недавние раны. Он будто враз ослабел. Он сидел молча, пока рыцари, словно позабыв о нем, обсуждали, каким образом и где именно выставлять караулы вокруг замка, следует ли укреплять караулы сильными боевыми отрядами или ограничиться лазутчиками, решали проблемы с размещением своих ратников и распределением между ними провианта…
        Так прошел тот военный совет в замке барона Траггана. И сейчас горного рыцаря сэра Эрла, стоящего во внутреннем дворе Полночной Звезды на деревянном помосте ступенью ниже возвышавшихся над толпой ратников рыцарей Серых Камней, вновь пронзила обида.
        - Говори, сэр Эрл, если имеешь, что сказать, - обратился к нему Дужан.
        Более чем три сотни воинов смотрели на юношу. Два удара сердца Эрл медлил. А потом вдруг спасительная идея полыхнула в его голове, и ему сразу стало легко.
        - Воины Серых Камней, - начал юноша. - Я, сэр Эрл, рыцарь Братства Порога, сын рыцаря короля, хозяина замка Львиный Дом, графа сэра Генри, скажу вам свое слово. Этот воин ослушался приказа не из трусости или нерешительности. Не по глупости или по ошибке. Не из-за чрезмерной храбрости и неосмотрительности. Вступить в схватку с врагом было его осознанным решением… Да, он достоин смерти. Но пусть он умрет не со склоненной головой! Пусть он умрет как воин, сражаясь, с мечом в руках.
        Герцог Дужан приподнял брови. И обернулся к графу Боргарду.
        - Традиции предполагают казнь, а не поединок, - буркнул граф. - Хотя… как скажут достопочтенные сэры.
        - Я против поединка, - погрузив пальцы в рыжую бороду, проговорил барон Трагган, взглянув на Боргарда, - твой бастард - умелый воин. Он вполне может, защищаясь, ранить или убить одного… а то и двух-трех ратников. А у нас на счету каждый меч.
        Бастард? Эрл посмотрел на Боргарда, но не поймал его взгляда. Этот чернобородый молодой воин - сын графа?! Пусть незаконнорожденный, но - сын? Эрл невольно подумал о том, что бы сделал его отец, сэр Генри, окажись сам Эрл в такой ситуации, в какой оказался этот… Бран? И не смог однозначно ответить на вопрос. Юноша повернулся к приговоренному. Тот поднял голову и смотрел в сторону помоста.
        - Поединок? - задумчиво произнес герцог Дужан. - К чему? Воин все равно должен умереть. Нет смысла делать из этого представление…
        Эрл глубоко вдохнул.
        - Скажите мне, сэр Дужан, - негромко проговорил он. - Вы не оказали бы такой… последней услуги своему сыну, если бы боги повернули его судьбу так, как повернули они судьбу этого воина?
        Это было очень жестоко. Более того, это граничило с оскорблением.
        Лицо хозяина замка Железный Грифон окаменело. А Эрл почувствовал тревожный зуд в ладони правой руки, которая сама собой дернулась к рукояти меча, висящего на поясе, - хорошего, добротно выкованного меча, который юноша получил в чудом неразграбленной подвальной оружейне замка Дужана.
        В глазах герцога вспыхнули алые огни… Вспыхнули и погасли.
        - Что ж, - обратился он к графу Боргарду голосом… словно плывущим издалека, - если ты, сэр Боргард, дашь на то свое позволение.
        Граф тронул себя за толстую черную косу бороды. Он не смотрел на своего бастарда, он смотрел себе под ноги.
        - Сэр Трагган? - вопросительно проговорил он.
        - Пусть воины сами решат, кто будет биться с приговоренным, - сказал рыжебородый барон. - Если выйдет так, что желающих не найдется… казнь свершится обычным порядком.
        - Да будет так, - глухо выговорил сэр Дужан.
        - Да будет так, - подкрепил Трагган.
        Хозяин Орлиного Гнезда поднялся на ноги. Чуть качнулся, но тотчас снова обрел равновесие.
        - Воины Серых Камней! - с видимым усилием возвысил он голос. - Приговоренному даруется право умереть с мечом в руках!
        Неясный гул прокатился по рядам ратников, гул, в котором одобрение мешалось с неудовольствием. Молодой воин в центре двора вдруг дернулся, словно попытался бежать. И упал на колени, воздев побледневшее лицо к помосту. Он ничего не сказал, но Эрл прочитал в его взгляде, обращенном к равнодушно-мрачному лицу Боргарда, исступленную благодарность. Будто ему объявили о помиловании.
        - Воины Серых Камней! - снова выкрикнул граф Боргард. - Выступит ли кто-нибудь против приговоренного?
        И толпа тут же притихла. В нескольких местах двора раздался возбужденный гомон. И тогда, не дожидаясь, пока кто-нибудь из ратников изъявит желание обнажить свой клинок с целью избавить обреченного от позорной участи, поднялся сэр Эрл.
        - Я, - громко сказал он.
        Кажется, собравшиеся во дворе воины не сразу поняли горного рыцаря. Рыжебородый Трагган аж крякнул за спиной Эрла. Боргард, не успевший еще сесть, нависавший своим громадным телом над стоявшим на последней ступени Эрлом, скрипнул зубами.
        - Сэр Эрл, - негромко проговорил он. - Это крайне неразумно с твоей стороны, и мы не можем допустить того, чтобы ты рисковал своей жизнью, которая нужна всему Гаэлону.
        - Биться с приговоренным - мое право. И я им воспользуюсь, - спокойно ответил горный рыцарь.
        - Сэр Дужан? - позвал Боргард.
        Герцог тяжело опустился на свое место и потер ладонями изрезанное морщинами лицо.
        - Сэр Эрл - умелый и опытный воин, - произнес Дужан. - Я не думаю, что ему что-то угрожает. К тому же доспехи, которые он подобрал себе в оружейне моего замка, надежны и прочны.
        - Но приговоренный будет сражаться без доспехов, - возразил Эрл, впрочем, не особенно настойчиво. Теперь это не играло никакой роли.
        - Ты будешь биться в доспехах, юный рыцарь. Это решено. В случае если ты откажешься, хозяин замка Полночная Звезда вправе запретить поединок.
        - Тогда вы не оставляете мне выбора, - улыбнулся горный рыцарь.
        Он отцепил от пояса шлем и положил его на ступень помоста. Щита при нем не было, поэтому он вытащил из ножен длинный меч, стиснул его рукоять обеими руками и отсалютовал ратникам.
        Его не приветствовали восторженными криками. Это было непривычно, но… и это не имело значения.
        Пока Эрл спускался с помоста и шел сквозь расступающуюся перед ним толпу, приговоренный выбирал себе меч - сразу несколько ратников, толкаясь друг с другом, поспешили предложить ему свое оружие. Чернобородый воин выбрал тяжелый и относительно короткий меч с широким лезвием. Он принял боевую стойку, когда горный рыцарь ступил на площадку.
        - Поединок ведется на мечах без щитов до смерти приговоренного, - загремел над толпой притихших ратников голос герцога Дужана. - Если приговоренный получит такую рану, что не сможет биться дальше, его противник должен будет нанести ему удар милосердия. Если же сэр Эрл получит такую рану, поединок следует прекратить и выставить против приговоренного другого бойца. Если такового не найдется… да свершится казнь по закону и традициям Серых Камней!
        Бойцы остановились на противоположных сторонах открытой площадки. Оба еще не двинулись на сближение, но по воинской привычке напряженно и настойчиво ощупывали друг друга глазами.
        - Бой! - объявил, взмахнув рукой, герцог Дужан.
        Горный рыцарь перехватил меч одной рукой, выставив его лезвием вниз перед собой. Приговоренный двинулся на него, не поднимая тяжелого клинка. Бойцы сошлись. Чернобородый двигался чуть скованно, и глаза его были тусклы, но, когда Эрл сделал пробный выпад, тот отбил клинок молниеносно и четко - видимо, действуя не по разуму, а инстинктивно.
        Эрл, не торопясь, проделал еще несколько выпадов: в голову, в туловище и в ноги. Воин раз за разом отражал удары. Мало-помалу он втягивался в ритм боя - и вдруг ожил, обрушив на рыцаря целую серию выпадов. Словно напряженное тело его утратило путы оторопи. Воин атаковал бешено, не заботясь о защите, о том, чтобы правильно расходовать силы. Эрл какое-то время оборонялся, пропустив несколько моментов, когда мог бы контратаковать. Ратники вокруг сражающихся зашумели. Раздались крики ободрения, но предназначались они вовсе не горному рыцарю, а их товарищу.
        Чернобородый воин уже порядочно запыхался, но удары его становились все более мощными, утрачивая тем не менее точность. Приговоренный яростно рубил и колол, точно видя перед собой не юного рыцаря, никогда не делавшего ему никакого зла, а абстрактного виновника его черной беды. Эрл, не сбивая дыхания, плел вокруг себя искусную защиту.
        Приговоренный ударил еще трижды - так сильно, что каждый удар, если бы достиг цели, вполне мог бы серьезно повредить доспех Эрла.
        И вдруг все кончилось.
        Чернобородый отступил на несколько шагов, опустив меч. Могучая грудь его поднималась и опускалась, словно мехи кузнеца, взявшегося выполнить срочный заказ. Пот катился градом по его лицу и шее, борода лоснилась от пота. Эрл поймал взгляд из-под насупленных черных бровей. Какое-то недоумение плескалось в темных глазах приговоренного, словно его только что вытащили из глубины мутного сна и безжалостно швырнули в битву; будто он только что проснулся.
        Эрл атаковал, стараясь бить вполсилы. А приговоренный отчего-то кардинально изменил свою тактику боя. Он почти не защищался, время от времени делая какие-то невнятные выпады в сторону неуязвимого рыцаря. Видимо, он почувствовал, что ратное мастерство противника намного превосходит его собственное. Выплеснув скопившееся напряжение, он опустошил себя. Впереди его ждала только смерть, и теперь он жаждал ее как можно скорее.
        «Пора кончать», - решил Эрл.
        Обманным выпадом он заставил чернобородого отступить на нужное ему расстояние и молниеносным, сильным ударом вышиб меч из его руки.
        Приговоренный шатнулся, проследив глазами полет сверкающего клинка. И остановился как вкопанный, не сделав даже попытки рвануться за мечом. Он высоко вскинул подбородок и опустил руки. Но, ожидая последнего удара, чернобородый не закрыл глаза. Он повернул голову в сторону помоста. Горный рыцарь сэр Эрл понял, чьего взгляда искал молодой воин в последние мгновения своей жизни.
        Эрл шагнул вперед и нанес рукоятью меча крепкий удар в висок противника.
        Ноги приговоренного подогнулись, и он без чувств рухнул на песок.
        Тишина повисла над заполненным людьми внутренним двором замка Полночная Звезда. Эрл вонзил меч в засыпанную песком землю и заговорил, обращаясь к тем, кто находился на помосте.
        - По Кодексу королевских рыцарей, - громко произнес он, - рыцарь, одержавший победу в поединке, волен распоряжаться жизнью побежденного по своему желанию.
        Он выдержал небольшую паузу, на тот случай, если Боргард, Трагган или Дужан возразят ему. Но возражений не последовало. Рыцарский кодекс вот уже много веков являлся нерушимым сводом обязательных к выполнению правил для тех, кто однажды принес своему государю клятву верности и принял посвящение. Если бы с приговоренным сражался простой ратник, приговоренный рано или поздно нашел бы смерть от меча… Но на бой вышел королевский рыцарь.
        Феодалы на помосте недолго хранили молчание. Должно быть, они давно уже догадались, что именно решил предпринять горный рыцарь. Барон Трагган заговорил первым.
        - Сэр Эрл, - сказал он. - Прежде чем взять на себя ответственность за чужую жизнь, не подумал ли ты о том, каково придется спасенному тобой. Жить с пятном позора непросто.
        Эрл улыбнулся Траггану.
        - Разве кто-нибудь из собравшихся, - зычно крикнул он, - может обвинить воина в трусости? Разве кто-нибудь из вас без колебаний оставил бы товарищей в беде? Тот, кого звали Бран, - виноват, с этим нельзя спорить. Но позорной смерти он не достоин. На нем нет позора!
        Дужан наклонился к Боргарду и что-то сказал ему на ухо. Хозяин Орлиного Гнезда встал.
        - Теперь жизнь того, кого звали Браном, твоя, - громко проговорил Боргард.
        Нарастающий гул одобрения, пронзаемый редкими одиночными выкриками, был ему ответом. Но спустя всего пять ударов сердца в общем шуме зазвучали какие-то непонятные, тревожные ноты. Ряды воинов заколыхались.
        Не соображая, в чем дело, Эрл на всякий случай вытащил воткнутый в землю меч. Но скоро понял, что волнение никак не относилось к нему. К помосту пробивался ратник - посыльный одного из тех отрядов, которые барон Трагган все-таки распорядился разместить в укрытиях на подходах к замку.
        - Маги! - заорал ратник, только достигнув помоста. - Маги идут к Полночной Звезде!
        Глава 2
        Едва заметная в траве охотничья тропка вывела путников на опушку леса. Болотник, шедший впереди, остановился, скинул с плеч к ногам тюк, в котором лязгнули его доспехи и оружие. Поджидая товарищей, он окинул взглядом открывшуюся перед ним ширь возделанных полей, окружавших небольшой городок, до которого ходу было - как сразу прикинул Кай - около трех часов. С опушки к полям вел пологий склон, поросший невысоким кустарником; у границы полей проходила широкая дорога, которая вела, конечно, в городок.
        Позади болотника затрещали невидимые в траве сухие сучья.
        - Ух ты, - проговорил Оттар, появляясь из-за деревьев. - Чего я вижу-то!
        Северянин нес на руках, прижимая к груди, как ребенка, принцессу, закутанную в пропахший дымом плащ. Капюшон сполз с головы Литии, золотые волосы растрепались и потемнели и свисали почти до колен Оттара неопрятными прядями. Измученная принцесса спала. И спала уже довольно давно - все два часа, пока Оттар нес ее на руках. Путники переночевали в лесу, и наутро золотоволосая вдруг почувствовала, что просто не сможет продолжать путь - накопившаяся усталость и тревоги недавнего происшествия истощили ее силы. Она просила болотника о дне отдыха в лесном лагере, даже пыталась ему приказывать, но Кай оказался неумолим. Он и слышать не хотел ни о какой задержке в пути. Спор разрешил верзила-северянин, предложивший принцессе себя в качестве транспорта. Удивительно, но, прошагав два часа по лесу, Оттар даже не слишком запыхался, хотя, помимо Литии, тащил на себе еще и свой топор, укрепленный за спиной петлями из конских уздечек.
        Услышав голос северянина, принцесса открыла глаза.
        - Что случилось? - хрипловатым спросонья голосом спросила она. - Что вы видите, сэр Оттар?
        - Я-то? - жмурясь на яркое полуденное солнце, переспросил Оттар. - Я вижу, ваше высочество, здоровенные куски свинины, подрумянивающиеся на решетке очага. Вижу печеные яблоки, вареную кукурузу, горячие - только из печи - лепешки и холодное пиво в запотевшем кувшине… Нет!.. Лучше - в запотевших кувшинах. Или того лучше - в погребной бочке в два обхвата шириной.
        - У тебя отличное зрение, брат Оттар, - меланхолично заметил болотник. - Я вижу только захолустный городок, жителям которого не хватило денег, сил и желания на возведение городской стены. А вот чего не вижу, так это пары золотых гаэлонов, которые можно обменять на все то, о чем ты так сладко вздыхаешь.
        Оттар только хмыкнул.
        - Подумаешь! - сказал он. - Главное, чтобы в этой дыре обнаружился более-менее приличный трактир. А уж об остальном я позабочусь. Ну что? Двинулись дальше?
        - Вы можете отпустить меня, сэр Оттар, - протирая глаза, предложила Лития. - Я, кажется, смогу дальше идти сама.
        Уверенности в ее голосе, однако, было маловато. Поэтому северянин поспешил уверить принцессу, что нисколько не устал и сможет пронести ее высочество до самого городка.
        Путники спустились к дороге и зашагали по ее мягкой пыли. Лития уже не спала. Удобно устроив голову на широченном плече северянина, она рассеянно поглядывала по сторонам. Изредка взгляд ее останавливался на тонкой фигуре болотника, идущего впереди с большим тюком на спине. С того момента, как Кай расправился с чернолицыми, прошло уже больше суток, и Лития заметила, что юноша все это время был неразговорчив… кажется, погружен в раздумья. Принцесса догадывалась, с чем связано такое настроение болотника. И сейчас, когда усталость почти отпустила ее, она решила заговорить с рыцарем.
        - Сэр Кай! - позвала принцесса.
        - Да, ваше высочество, - немедленно откликнулся Кай, остановившись на один удар сердца, чтобы северянин с Литией смогли догнать его.
        - Сэр Кай… Я чувствую, вы чем-то встревожены.
        - Я не встревожен, - не обдумывая свой ответ, сразу сказал Кай. - Я… размышляю. Я думаю над тем, не ступил ли я на неверный путь, предав смерти чернолицых; не нарушил ли я Кодекс болотных рыцарей?
        - Нашел о чем страдать, - встрял Оттар. - Зарубил Тварей - туда им и дорога.
        - Я согласна с сэром Оттаром, - сказала принцесса, вглядываясь в напряженное лицо болотника. - Вы ведь согласились с тем, что и люди могут становиться Тварями. Вы ведь, сэр Кай, сами рассказывали о том случае с семейством оборотней.
        - Да, - ответил юноша. - Но в случае с оборотнями не может быть никаких сомнений. Природа таких явлений давно изучена и общеизвестна. Человек, зараженный отравленной слюной оборотня, утрачивает право считаться человеком. Он может думать, сострадать, любить, ненавидеть - испытывать все чувства, доступные людям, но, когда полная луна позовет его убивать, он будет убивать.
        - Чернолицые - еще более Твари, чем оборотни, - задумавшись на минуту, заявила принцесса. - Им-то человеческие чувства неведомы. И убивают они не в какое-то определенное время, а всегда, всю свою жизнь. Они живут чужими смертями.
        - В том-то и дело, - проговорил Кай, не успела Лития замолчать. Видимо, над тем, о чем она говорила, он уже размышлял. - В том-то и дело, что получается, в ком-то Твари больше, а в ком-то меньше. Это неправильно. Тварь - она и есть Тварь. У нас не существует мерила, по которому можно определить: дотягивает то или иное создание до Твари или нет…
        На это принцесса не знала, что сказать. Она глубоко задумалась, закусив нижнюю губу.
        - Вот развели канитель, - искренне удивился Оттар. - Ты чего, брат Кай? Больше, меньше… Надо как-то… это… попроще. А то и до беды недалеко… Вот был у меня дядя, отцов то есть брат. Ханасом Красноруким его звали. Славный был воин! Лет в двадцать уже имел свою шнеку. Правда, он ее не строил, а отбил в бою у Тиллета Толстобрюхого, но это уже другой разговор… Так вот, тот Ханас тоже постоянно обо всем задумывался и прикидывал: так или не так, эдак или не эдак. Эта привычка у дяди появилась, когда ему в одном прибрежном поселке, где он с дружиной высадился, чтобы немного провианту и баб подзапасти, голову шестопером проломили. Вот и думал-думал он, никогда ни в чем уверен не был, каждый раз, прежде чем что-то предпринять, обмозговывал дело с разных сторон. А однажды вошел на шнеке в незнакомый фьорд, и случилась навстречу скала из-под воды. Дядя Ханас принялся прикидывать, слева скалу обойти или справа, - думал, пока в эту скалу не врезался. Шнека дала течь. Гребцы и воины в воду попрыгали. До берега-то все благополучно доплыли, да только их там ждали уже… родичи Тиллета Толстобрюхого. Ну а дальше
понятно… Воинов на прибрежных камнях порубали, гребцов из воды баграми выловили, как белуг, - и в цепи. А Ханас с Тиллетом сошелся в поединке. И Толстобрюхий ему разумную его головушку топором-то надвое раскроил. Вот так-то бывает, брат Кай…
        - Я тут вот о чем подумала, сэр Кай, - медленно заговорила принцесса Лития. - Мы знаем, что такое Тварь. Правильно?
        - Твари - нелюди, несущие вред людям, - сформулировал болотник. - Верно, ваше высочество. Я внимательно слушаю вас.
        - Мы знаем, что такое Тварь, - закончила Лития, - но знаем ли мы, что такое человек?
        - Ну вы даете! - расхохотался Оттар. - Договорились! Что такое человек?! Да это же и ребенку несмышленому понятно!
        - Если для вас это так просто, сэр Оттар, - сказала принцесса, все еще сидящая на руках у северянина, - тогда потрудитесь дать ответ.
        Северный рыцарь хмыкнул.
        - Человек, - бодро начал он, - это… - Тут верзила осекся, нахмурился и зашлепал губами: - Это… Который… Ну…
        Лития звонко рассмеялась. Через силу улыбнулся и Кай.
        - Да что вы сбиваете-то! - осердился Оттар. - То есть, ваше высочество, я не про вас, я про брата Кая. Человек - это… А то вы не знаете, что такое человек? Башка, два уха, ноги-руки, пузо… и другое всякое - вот вам и человек.
        - Ты не человека описываешь, - заметил болотник, - а разделанную тушу в лавке мясника.
        - Как это?.. Какую тушу?! Ну то есть… Руки-ноги и все остальное… Живой, говорить может, - добросовестно принялся перечислять Оттар, - ходить, прыгать…
        - Несколько лет назад, - сказала принцесса, - в королевском дворце я наблюдала, как маги Сферы Жизни забавлялись тем, что из глины создавали големов. Големы имели вид человека и разговаривали, как люди, а некоторые даже умели смеяться и плакать.
        Северянин непонимающе наморщился.
        - Думать! - выкрикнул он мысль, неожиданно пришедшую в голову. - Человек умеет думать! А голем - нет! И еще: человек может это… ну… простите, ваше высочество, но я все-таки скажу… Человек может родить другого человека. Не всякий, конечно, человек, а баба, но и мужчина тоже в этом деле не последнюю роль играет.
        - Мастерски сработанный голем, в которого вложены необходимые заклинания, способен создать другого голема, - парировала Лития.
        - А думать големы все же не могут! - восторжествовал Оттар.
        - Огры и гномы вполне способны размышлять, - сказал Кай, - они разумны, но они - не люди.
        - Тьфу ты!.. - окончательно запутался верзила-северянин. - Я, честно говоря, всегда считал, что история про Ханаса Краснорукого всего лишь байка и его шнека налетела на скалу по вине задремавшего рулевого. Но сейчас вижу, что это - чистая правда. На самом простом можно так заморочиться, что…
        Позади путников послышался какой-то шум. Рыцари остановились. Оттар, подчинившись требованию принцессы, осторожно поставил ее на землю. Путников нагоняла большая громоздкая карета, похожая на гигантский сундук, поставленный на колеса. Карету влекли два здоровенных битюга. Возница, подпрыгивавший на козлах, - пузатый детина в рваной рубахе, только немного уступавший комплекцией своим битюгам, - отчаянно засвистел и взмахнул кнутом, требуя уступить дорогу.
        - Ах ты… - немедленно разгневался Оттар, но все же вынужден был отскочить в сторону, чтобы не погибнуть под конскими копытами. Литию болотник увлек на обочину парой мгновений раньше.
        Карета пролетела мимо путников, обдав пылью. Двое мужчин на подножках экипажа, вооруженные короткими мечами, болтающимися на поясах, довольно расхохотались.
        - Эй, чумазые! - крикнул один. - Глотните-ка пылюки!
        Оттар, зарычав, вытащил из-за спины топор и бросился вслед карете. Впрочем, пробежав несколько шагов, остановился и вернулся обратно - состязаться с каретой в скорости не имело смысла.
        - Клянусь Громобоем! - свирепо проговорил северный рыцарь. - Я с этими невежами еще посчитаюсь! Они у меня собственными зубами плеваться будут! Уши из носа выковыривать! Печенкой своей гадить!.. - тут он замолчал, очевидно вспомнив, что рядом с ним находится королевская дочь.
        Но Лития не обратила внимания на его брань.
        - Великие боги! - простонала принцесса, разглядывая свою одежду. - Неужели я так грязна и отрепана, что меня можно принять за нищенку?!
        - Это не так плохо, ваше высочество, - высказался болотник. - Нищие меньше привлекают внимания. Люди, как правило, стараются их не замечать.
        Ничего не ответив на это, принцесса плотнее завернулась в плащ, спрятав спутанные волосы под капюшоном.
        Около часа шли молча. Принцесса на ходу то и дело отряхивала свой плащ. Оттар, снова укрепивший топор за спиной, ворчал что-то злобное. А болотник размеренно шагал и глядел прямо перед собой, точно ничего вокруг не замечая. И губы его шевелились, будто он беззвучно все еще спорил с кем-то…
        Когда на дороге показалась та самая карета, но уже неподвижно стоявшая на краю дороги, опасно наклонившись, северный рыцарь сэр Оттар возблагодарил Андара Громобоя за посланную ему удачу и потащил из-за спины топор.
        - Остановись, - велел ему Кай.
        - Они ж нас с пылюкой смешали! - захрипел, притоптывая ногами от нетерпения, Оттар. - Они ее высочество оскорбили! Да за такое им - смерть неминучая полагается, это тебе любой скажет.
        - Сэр Оттар, я прошу вас успокоиться и убрать оружие, - проговорила из-под низко надвинутого капюшона принцесса. - Такова уж чернь: чтобы почувствовать себя лучше, им необходимо найти кого-то ниже себя.
        - Да как же!..
        - Остановись, брат Оттар, - веско проговорил Кай. - Нет нужды убивать людей, если они не угрожают тебе смертью.
        - Да я могу и не до смерти! - все еще надеялся Оттар. - Только кости им переломаю и все! Ваше высочество, я же за честь вашу вступился, как мой рыцарский долг велит.
        - Долг… - повторил болотник, и голос его изменился. - Долг следует выполнять.
        - Так и я про то же! - возликовал северянин.
        Очень несладко пришлось бы недавним обидчикам, растерянно бродившим сейчас у кареты, если бы не принцесса.
        - Я запрещаю вам, сэр Оттар, вступать в бой с этими мужиками, - твердо проговорила Лития. - Я достаточно насмотрелась на драки и кровопролития… в Дарбионском королевском дворце.
        Оттар прорычал что-то, как голодный пес, из-под носа которого более ловкий зверь уволок кусок мяса, и замолчал.
        Здоровенный возница и двое мужчин с мечами на поясах сгрудились над лежащим в дорожной пыли колесом, обод которого был безнадежно разбит. Рядом с ними появился еще один человек - толстяк в фиолетовом камзоле дорогой ткани выкатился из кареты. Возбужденно потряхивая пятью подбородками, толстяк размахивал коротенькими ручками и орал на возницу и мечников - должно быть, его охранников - так громко и непристойно, что принцесса за сотню шагов начала брезгливо морщиться.
        - Ну ладно, - примирительно заговорил Оттар. - Если уж этим гадам и бока пощупать нельзя, разрешите тогда, ваше высочество, помочь им карету починить.
        - Что с вами, сэр Оттар? - удивилась Лития. - Вот уж не думала, что воины Утурку, Королевства Ледяных Островов склонны прощать тех, кто нанес им оскорбление…
        - Да не… - отмахнулся, пряча ухмылку, северный рыцарь. - Я, ваше высочество, не поэтому. Я к тому, что неплохо было бы пару монет заработать. Чтобы было чем в трактире расплатиться. Раз уж выгляжу я как нищий, то чего уж работой на мужиков гнушаться…
        Кай усмехнулся, на один удар сердца вынырнув из пучины своих мыслей. Улыбнулась и принцесса.
        - Что ж, - сказала она. - Это и вправду было бы неплохо…
        - Тогда вы идите вперед, а я догоню вас, - обрадованно проговорил сэр Оттар.
        Скоро путники поравнялись с каретой. Толстяк глянул на них подозрительно и враждебно, а возница и охранники нешуточно напряглись, положив ладони на рукояти мечей. На принцессу, укрытую плащом, и невысокого худощавого болотника они не обратили особого внимания, а вот великан-северянин со своим топором в запачканной и закопченной куртке выглядел довольно внушительно - если не сказать устрашающе.
        Лития и Кай прошли мимо кареты и ее пассажиров. Оттар развязно подошел к вознице, который за минуту до этого пытался починить оторвавшееся колесо тем, что со злобой пинал его сапогом.
        - На камень наскочили, да? - добродушно осведомился северянин.
        - Да Харан его знает, - осторожно ответил возница, угрюмо оглядывая Оттара. - Вот… хрусть - и пополам.
        - А ты бы шел своей дорогой, прохожий, - визгливо посоветовал толстяк и пошевелил пальцами, унизанными перстнями, точно отгонял муху. - Мы и сами управимся. А ежели ты чего худого задумал… Смотри! Ребята враз из твоей здоровенной башки всю дурь выбьют! Орясина дубовая…
        - Полегче! - едва не потеряв благодушную маску, рыкнул Оттар. - Тебя пока никто не трогает, ты и не пищи.
        - Ты, видать, не местный, - зловеще сощурился толстяк. - И кто я такой, не знаешь. Я - Фир Золотой Мешок! Самый богатый торговец во всем Лиане - вишь, город прямо по дороге?.. Ты у меня смотри! Меня и моих ребят сам городской голова боится! А ну, ребята!..
        - Да не шебурши, Мешок, - сбавил тон Оттар. - Чего нам ссориться? Я ж помочь могу… Ну, не за так, а монетку-другую ты мне подкинешь?..
        Лиан оказался самым обычным маленьким поселением, в котором можно было найти приметы одновременно и города и деревни, - одним из тех городков, где тростниковые хижины стоят вперемежку с деревянными и каменными домами, где никогда ничего не происходит и ничего не меняется, куда вести из большого мира доходят с опозданием на целый год, где жители с детства знают друг друга в лицо, а на чужаков смотрят с неизменным тревожным любопытством.
        У самого города Кая и Литию нагнал запыхавшийся Оттар. Северянин выглядел радостно-возбужденным, будто только что хватил большую кружку доброго пива. За пояс его, кроме кухонного ножа, позаимствованного у старосты Укама из оставшейся далеко позади безвестной деревеньки, были заткнуты два коротких меча, а на мизинце поблескивал золотой перстень.
        - Пассажиры кареты оценили вашу помощь, сэр Оттар? - осведомилась у него принцесса.
        - Нет, - неумело притворяясь разочарованным, ответил рыцарь. - Эти невежи доброго обращения ну никак не хотят понимать. Пришлось поучить их хорошим манерам, а такая наука нынче дорогого стоит.
        - Никогда не думала, - вздохнула золотоволосая принцесса Лития, - что буду невольным участником дорожного грабежа…
        - Какого грабежа? - усмехнулся северный рыцарь. - Я просто взял, что нам причитается по праву, - и все. Каждый житель королевства обязан хоть шкуру с себя спустить, если она окажется нужной его принцессе.
        - Это-то и ужасно: грабить своих подданных, вместо того чтобы даровать им честь отдать нам все, что мы пожелаем, - сказала Лития. - Если бы нам не нужно было скрывать свои имена…
        - А я вот не пойму, зачем их скрывать? - произнес Оттар. - Все равно Константину не составит труда понять, где мы находимся. Он вычислил нас один раз, вычислит и снова.
        - Константин захватил власть в королевстве, - пояснил болотник, - и вынужден объяснять подданным, куда и каким образом пропала из дворца принцесса. Не думаю, что он сознается в том, что ее высочество совершила побег. Скорее всего, он обвинит нас с тобой, брат Оттар, в похищении ее высочества. Как ты полагаешь, сколько найдется высокородных болванов, которые, желая выслужиться перед новым государем, соберут сотню-другую воинов, чтобы пойти по нашим следам и отбить принцессу и вернуть ее страдающему в разлуке узурпатору?
        - Наверное, много, - предположил северянин. - Так, а что нам сотня-другая ратников? Подумаешь!.. Я, признаться, соскучился по хорошей драке. Насовать по физиономиям парочке мужланов - это совсем не то.
        - Битва с сотней воинов, даже с полусотней, - сказал болотник, - это большая битва, брат Оттар. И ты это знаешь. Не один человек погибнет в этой битве. В королевском дворце я тоже не собирался никого убивать, но из-за того, что противников было слишком много, они в кровавой неразберихе калечили и убивали друг друга. Так было. А ведь болотники не сражаются с людьми. Не убивают людей.
        - Болотники не убивают, - уточнил северянин, - а правила моего Ордена этого не запрещают.
        - Вот именно. Я не хочу, чтобы по нашей вине гибли люди. Хватит с меня кровавого сражения в Дарбионском дворце. И еще… По мне - можно было б переночевать и в лесу, - посетовал Кай. - Там найдется все необходимое. Там гораздо безопаснее, чем среди людей.
        Путники вошли в город и оказались в лабиринте узких улочек, где пахло густой пылью и застоявшейся зеленой водой из канавы. А еще - из распахнутых окон низеньких домишек неслись ароматы нехитрых яств, приготовленных к ужину. В этот предвечерний час прохожих на улицах совсем не было. Наверное, почтенные ремесленники и трудолюбивые земледельцы, завершив дневные труды, восседали сейчас в уютных комнатах на скамьях, раскуривая трубочки и наслаждаясь шкворчанием из кухонь, где суетились их хозяйки.
        Кай снова очнулся от своих раздумий, с удовольствием оглядываясь вокруг. Городок Лиан как две капли воды похож был на городок Мари - место, где Кай родился, где провел первую - счастливую - половину своего детства. Мог ли он тогда, внук простого гончара, мальчишка в заплатанных портках, с цыпками от уличной пыли на босых ногах, думать о том, что пройдет несколько лет, и от его решений будет зависеть судьба королевства?..
        Свернув в одну из бесчисленных улочек, путники увидели открытую кузницу, где рядом с наковальней вытирал запачканные руки только что закончивший работу коренастый кузнец-гном. После Великой Войны гномы чуждались человека, редко покидали свои подземные города, и только где-нибудь в глухомани можно было встретить представителя Маленького Народа, почему-то решившего обосноваться среди людей. И принцесса Лития, и Оттар, воин из Утурку, Королевства Ледяных Островов, впервые повстречали гнома. Лития остановилась, с любопытством разглядывая бородатого коротышку-кузнеца, а северянин неприлично заржал - ростом гном едва доходил верзиле до колена.
        Впрочем, гном счел лишним обращать внимание на северного рыцаря. Тем более что болотник, заслонив собою веселящегося верзилу, почтительно поинтересовался у кузнеца, как пройти к какому-нибудь, не самому плохому, трактиру.
        Коротышка, шмыгнув носом, деловито объяснил, что «Разбитая Кружка» - единственный и, следовательно, самый лучший трактир в Лиане, а найти его проще простого. Нужно идти прямо и прямо, пока не покажется дом с красной трубой - там живет вдовушка Гелла, та самая, что в прошлом году откусила нос рыжеволосой Сильвии, потому что Гелла и Сильвия не поделили сапожника Асиса, мужика неплохого, работящего, но раз в месяц страдающего трехнедельными запоями. Пройдя дом вдовы, надо повернуть направо, обогнуть городской пруд, в котором в прошлом месяце потонул слабоумный Пухут, а уж за прудом будет трактир «Разбитая Кружка». Его легко узнать по вывеске, на которой сразу под надписью изображена вовсе не кружка, как того следовало бы ожидать, а поросенок с жареным карасем в улыбающейся пасти. Это Раж постарался, местный живописец, мастер хороший, но не умеющий ни читать, ни писать. Трактир стоит на краю городской площади, где по праздникам горожане устраивают гуляния. В такие дни трактирщик гребет столько деньжищ, что даже подумать страшно. Площадь потому так и называется - Веселая. Вот месяц назад какой-то
староста из близлежащей деревни, подгуляв, начал биться об заклад, что перепьет любого горожанина, который в тот момент на Веселой площади находился, и так разошелся, что хозяин «Разбитой Кружки» под это дело сбагрил не только бочонок скисшего пива, но полбочонка винного уксуса и четыре кувшина прогорклого постного масла…
        Руководствуясь указаниями словоохотливого коротышки, путники довольно быстро отыскали трактир. Хозяин «Разбитой Кружки» оказался долговязым малым с выступающими вперед верхними зубами и жесткими, как щетка, черными, торчащими в разные стороны волосами. Поначалу он с большим подозрением отнесся к постояльцам в запыленной и перепачканной одежде. И без того узкие глаза его еще больше сузились, а верхние зубы нацелились из-под губы, будто маленькие ножи. Но серебряная монета, которую Оттар небрежным щелчком швырнул на стойку, шагнув от порога лишь трижды, враз его успокоила. Трактирщик поймал монетку, как цапля прыгнувшую мимо нее лягушку, ловко спрятал зубы под губу и радушно пригласил отужинать.
        В трапезной трактира не было ни одного посетителя. Как объяснил трактирщик, для вечерней выпивки время еще не наступило. Горожане по своим домам только готовятся ужинать, а поужинав, начнут собираться в «Разбитой Кружке», чтобы выпить спокойно и степенно, не слыша ворчания жен и хныканья ребятишек…
        Оттар, прервав речь хозяина, потребовал «всего, что есть, самого лучшего и побольше». Трактирщик, поймав еще одну монетку, прокричал на кухню соответствующие распоряжения и по скрипучей лестнице повел гостей показывать комнаты для ночлега, располагающиеся, по обычаю, на втором этаже. Надо сказать, что выбор комнат оказался небогатым. Второй этаж был поделен тонкими деревянными перегородками на четыре равные части; комнат то бишь было четыре - две проходных, имеющих по одному окну каждая, и две дальних, смежных с проходными, окон не имеющих вовсе. В каждой комнате из мебели наличествовали только кровати, сколоченные грубо, но прочно, с набитыми соломой матрацами и покрывалами из козьих шкур. Путники выбрали две комнаты - одну дальнюю и смежную с ней проходную.
        - Ужин будет подан через час, - сообщил трактирщик с почтительностью, подкрепленной еще одной серебряной монеткой.
        - В таком случае велите подать сию минуту горячей воды в мою комнату, - велела принцесса.
        - Воды? - удивился трактирщик. - У меня, госпожа, есть холодное пиво и крепкая водка. И, ежели желаете, могу порадовать вас сладким вином.
        - Воды, - устало повторила принцесса. - И погорячее.
        Она скрылась в комнате, а трактирщик скатился вниз по лестнице и очень быстро вернулся с большой кружкой, от которой поднимался пар. Свою ошибку он понял после того, как Оттар, пожалев монетку, решил применить иной метод воздействия - несильно треснул ему по уху… Пока на кухне грели воду и сливали ее в большое корыто, болотник выяснил у хозяина, где можно найти хорошего портного или торговца готовым платьем. Трактирщик, потирая вспухшее ухо, уверил, что немедленно пошлет за Гугом-портным, который к тому же продает готовую одежду и обувь - и ношеную, и только что сработанную.
        - И еще лошади! - гаркнул вслед кинувшемуся выполнять поручение Кая трактирщику Оттар. - Приведи к нам торговца лошадьми! Да вели подать нам в трапезную пару кувшинов пива, покуда ужин готовится.
        - Приятно вновь почувствовать себя человеком, - поделился северянин с болотником, когда они уже сидели в трапезной за столом, на котором красовались высокие запотевшие глиняные кувшины и блюдо с кровяными колбасками.
        - Что ты имеешь в виду? - напрягся Кай.
        - А то, что человек - это тот, у кого деньги есть! - расхохотался Оттар.
        Прошло более часа, и трапезная мало-помалу стала наполняться народом. Степенные горожане рассаживались за столами по двое-трое, дымили трубками, негромко беседовали, попивая пиво и вино из высоких толстостенных кружек. Северный рыцарь, в ожидании ужина опорожнявший уже четвертый кувшин, скучающе постукивал пальцами по столу. Дважды к столику рыцарей подходил трактирщик и справлялся: не пора ли подавать ужин? Дважды Оттар приказывал ему погодить. Принцесса еще не спустилась, а начинать трапезу без нее рыцарям не позволяли приличия.
        - Ну и болото здесь, - сказал северянин Каю, сидевшему напротив, - прямо с души воротит. Хоть бы кто-то песню загорланил, хоть бы кто-то подрался, что ли?..
        Кай никак не отреагировал на эти слова.
        - Жрать охота, - сообщил Оттар.
        Кай и на это промолчал.
        За соседним столом степенно беседовали трое горожан, удивительно похожие друг на друга - все пузатые, с чисто бритыми подбородками и ухоженными усами.
        - А в следующем годе-то, - вещал один из пузатых, - наш Лиан под стеклянным колпаком будет. Так что ни снег, ни дождь - ничего… Это мне, слышь, Каррат говорил, у которого брат в ратниках у нашего барона служит. Он, слышь, на коронацию-то Константина Великого ездил вместе с его сиятельством бароном - то есть не Каррат, конечно, а брат его. Говорит, его величество Константин владения всех господ, которые ему раньше других присягнули, под особое покровительство возьмет!..
        - А я другое слыхал, - отвечал ему его собеседник. - Вроде теперь все вокруг магией будет управляться. Ну все, что ни возьми, - магией. Это потому что его величество Константин Великий сам наимогущественный маг и громадной силой обладает. Говорят, телеги сами будут ездить, без лошадей; мельницы крутиться сами будут, безо всякого там ветра или воды… А еще говорят, что те злодеи-рыцари, которые возлюбленную его величества, ее высочество принцессу Литию умыкнули, вовсе не люди, а демоны!
        - Дураки вы оба! - безапелляционно заявил третий пузан. - Чему верите? Телеги без лошадей, мельницы без ветра… Рази ж такое возможно? А вот мне кое-кто рассказывал, что… - пузан понизил голос и подозрительно оглянулся на двух незнакомцев, - что этот Константин - сам демон, а не человек! А принцессу никто не это… не украдывал. Она сама сбежала - потому за демона замуж выходить ни одна нормальная баба не согласится!
        - Про то, что у ее высочества и его величества любовь случилась, сам его сиятельство говорил! - возмутился первый пузан. - И городской голова господин Иака то самое говорил. Да все про это говорят! Что, его сиятельство и господин Иака врать будут, что ли?..
        - Вот обалдуи! - хмыкнул «незнакомец» Оттар. - Послушать, уши вянут! Сами не знают, чего несут. Однако… и на самом деле так и вышло, как ты предполагал: это мы ее высочество похитили, демоны этакие…
        Кай кивнул. Он явно был занят своими мыслями.
        - А сама ее высочество-то… - понизил голос Оттар. - Я, честно говоря, думал, что с ней хлопот не оберешься в пути. Во дворце-то жизнь у нее получше была. А она вона как. Быстро привыкла. Как тебя врачевала, отравленного! Все-таки королевская кровь много значит. Все-таки особы королевского рода - они не такие, как все. Они… получше и покрепче, чем другие. Вот представь, какую-нибудь фрейлину с собой - упаси боги! - захватили бы? Да она нас поедом бы ела, требуя каждую минуту всяких там вин и сластей и масел для умащивания ляжек. Да я б ее на второй день в луже утопил! А ее высочество… только что сейчас возится больно долго. Но тут и ты, брат Кай, виноват. Зачем ей портного послал на ночь глядя? Кто ж так делает?! Да ее высочество теперь до утра наряды примерять будет. А мы здесь сиди - слюнки глотай.
        - Ее высочество спустится в трапезную очень скоро, - уверенно сказал болотник.
        - Нет уж, - так же твердо возразил Оттар. - Раньше полуночи и не жди. Ты, брат Кай, конечно, великий воин. Ты можешь слышать и видеть. Ты знаешь столько всего, сколько у меня в голове и не вместится. Но вот женщин ты точно не понимаешь. Да им только дай в тряпках покопаться… Какая б дева ни была разумная, наряды - платья всякие и подвязочки с юбками - все равно ей голову замутят!..
        К столу рыцарей подбежал трактирщик. Заискивающе глядя на Оттара, скармливающего ему монетки, он спросил, не пришло ли еще время для ужина.
        - Нет, - уныло ответил северянин, - подожди пока. Да подогревать не забывай. Да еще кувшин пива принеси.
        - Неси ужин, - обратился к трактирщику Кай. - Наша спутница сейчас придет.
        Трактирщик вопросительно посмотрел на Оттара. Тот пожал плечами.
        - Ну… Валяй неси. И про пиво не забудь. С чего ты взял, что ее высочество вот-вот спустится? - спросил северянин у Кая, когда трактирщик убрался на кухню. - Увидишь: нам ее еще ждать и ждать. А ужин тем временем совсем остынет. Не знаешь ты женщин, брат Кай…
        - Комната ее высочества прямо над нашими головами, - сказал болотник. - Я не просто так выбрал именно этот стол, а чтобы можно было следить за происходящим в комнате. Скажи мне, брат Оттар, какая обувь у принцессы?
        Северянину пришлось напрячься, чтобы ответить на этот вопрос.
        - Туфли из мягкой кожи… - неуверенно он. - Да - туфли! Она морщилась от боли, когда наступала на корень в лесу или на камень на степной дороге. Это я помню.
        - Два десятка ударов сердца тому назад принцесса переодела обувь. Теперь на ней не туфли, а крепкие сапоги.
        Оттар скривился от напряжения, пытаясь услышать над головой стук каблуков.
        - Человек надевает обувь в последнюю очередь, - продолжал Кай. - Когда уже полностью одет. Значит, нам следует ждать ее высочество с минуты на минуту.
        Оттар рассмеялся:
        - А вот тут твоя наука слушать не сработала! И все потому, что, как я уже говорил, женщин ты не знаешь! Да она может сотню пар обуви перемерить, прежде чем выбрать подходящие…
        - У Гуга-портного я не заметил сотни пар обуви, когда он поднимался по лестнице. Его подмастерье нес довольно большой тюк с одеждой, это правда, но там вряд ли помещалось больше двух пар обуви.
        - Пф-ф! - фыркнул северянин. - Да этот подмастерье десять раз бегал из трактира и в трактир с тряпками и баулами! Он мог…
        Оттар не договорил, вдруг обернувшись к лестнице и разинув рот. Даже у болотника дрогнули губы, когда он обратил взор на принцессу Литию, спускавшуюся по ступеням в трапезную. Такой рыцари свою принцессу еще не видели. Такой принцессу, должно быть, не видел никто.
        Лития была одета в короткую кожаную куртку, кожаные же штаны, туго обтягивающие бедра, и высокие сапоги. Тонкий стан охватывал широкий пояс, на котором висела довольно большая, но весьма удобная сумка с одной стороны и пустые ножны - с другой. Отмытые и расчесанные волосы сияли прежним золотом. Принцесса скрутила их шнурком на затылке.
        - Великий Громобой… - прошептал Оттар. - Да она еще красивее, чем прежде!..
        - Это верно, - так же шепотом согласился Кай.
        Принцесса, не обращая внимания на восхищенные взгляды толстопузых горожан, присела за стол рыцарей, на скамью рядом с болотником.
        - Ваше высочество, вы… вы… - начал Оттар, но так и не смог подобрать слов.
        - Обворожительны, - подсказал болотник.
        - Благодарю вас, сэр Кай, - улыбнулась Лития. - И вас благодарю, сэр Оттар, - спохватилась она.
        - Отличный костюм для путешествия! - откликнулся тот. - Еще бы вот… пустые ножны заполнить - было бы просто великолепно! Какой путешественник без оружия? Кстати, один из моих мечей отлично подошел бы к этим ножнам.
        - Чтобы носить при себе оружие, нужно уметь с ним обращаться, - заметил болотник.
        - Так за чем же дело стало? - Оттару показалось, что, произнеся это, Лития подвинулась чуть ближе к Каю. - Научите меня, сэр Кай.
        - Если таково ваше желание…
        - О-о-о! - протянул северянин. - Одумайтесь, ваше высочество! Ведь брат Кай вас щадить не будет. Он вас колошматить будет с утра до вечера - и на привалах отдыха не давать!
        - Ничего не дается без труда, - парировала принцесса.
        Оттар вздохнул, вынул из-за пояса один из коротких мечей и положил его на стол перед Литией.

* * *
        За дверью, в комнате без окон ровно дышала во сне золотоволосая принцесса. Рыцарь Болотной Крепости Порога сэр Кай сидел у ее двери. Сомнения, терзавшие рыцаря все время после расправы над чернолицыми, не оставляли его.
        Кого он убил? Людей или Тварей? Преступил ли он клятву, обязующую его защищать людей, или выполнил свой Долг? Кто он теперь: все еще рыцарь Братства Порога или клятвопреступник?
        Столько вопросов и ни одного ответа.
        Как не хватало Каю сейчас его учителей из Болотной Крепости! Он часто вспоминал братьев-болотников, а чаще других - старика Герба и юного Трури. Трури погиб еще в то время, когда Кая не посвятили в рыцари, когда он еще обучался в Укрывищах при Крепости. Погиб, ринувшись в битву, исход которой он отлично представлял. Погиб, защищая людей, прикрывая их от одной из самых опасных Болотных Тварей - Хозяина Тумана, не предполагая победить и не думая выжить. Стремясь продержаться как можно дольше, прежде чем подоспеет подкрепление. Просто выполняя свой Долг. Сейчас Кай совершенно искренне завидовал Трури. А Герб… Жив ли теперь старый рыцарь? Или сложил свою голову где-нибудь вблизи Порога - в Лесу Тысячи Клинков, в Гнилой Топи, в Змеиных Порослях или у Черных Протоков? Герб, окажись он сейчас рядом, конечно, помог бы. У него-то точно нашелся бы ответ на мучающие Кая вопросы.
        Но Герба рядом не было. Рядом с Каем, на единственной в комнате кровати, укрывшись покрывалом из козьей шкуры, сопел Оттар, рыцарь Северной Крепости Порога. Он спал, но Кай знал: достаточно малейшего шороха - и северянин проснется, схватит топор, лежащий у кровати…
        Болотник неслышно усмехнулся в темноте. «Не проснется и не схватит», - подумал он. И, без звука поднявшись на ноги, сделал то, что решил сделать еще по дороге в Лиан. Кай скользнул к кровати, завел указательный палец Оттару под подбородок с левой стороны и, мгновенно нащупав нужную ему точку, сильно нажал.
        Громадное тело северного рыцаря вздрогнуло от короткой судороги… и тут же расслабилось. Оттар задышал глубоко и шумно.
        Кай вернулся на свое место и, снова глубоко задумавшись, стиснул подбородок в кулаке.
        Тварь - нелюдь, несущий гибель людям. Это болотник крепко уяснил давно. Люди могут становиться Тварями - тоже факт, который нельзя оспорить. Но где та тонкая грань, позволяющая различить в человеке Тварь? Выходит, человек, убивающий другого человека, - тоже Тварь? Но люди постоянно убивают друг друга. По самым разным причинам. Из страсти к наживе, из страсти к власти… из любви или ненависти… из-за множества других страстей… Люди одержимы страстями - в этом их суть. Обуреваемые страстями, они ведут свои игры, вмешиваться в которые рыцарям-болотникам нельзя.
        Внизу, в трапезной скрипнула входная дверь. Явно не загулявший горожанин, жаждущий подкрепиться перед сном стаканчиком чего-нибудь горячительного, вошел в трактир. И не кто-то из прислуживающих на кухне вернулся с прогулки к уборной во дворе. Этот ночной гость старался не создавать лишнего шума. Кай прислушался и услышал, что вошедший был среднего роста и среднего возраста, худощав, носил сапоги на подошве из толстой мягкой кожи, привычки к тяжкому физическому труду не имел и передвигался на лошади гораздо чаще, нежели пешком. Да и крался он довольно умело, а в голенищах его сапог прятались два длинных ножа…
        Другой человек появился в трапезной, но он вошел не со двора. Он выскользнул из комнаты, которая располагалась за стеной трапезной, рядом с кухней. Кай без труда услышал, что этот второй - долговязый хозяин трактира. Какое-то время двое шептались - очень тихо и осторожно. Затем дверь скрипнула еще дважды.
        «Среди людей есть те, кто убивает себе подобных по воле долга, - продолжал размышлять болотник, поднимаясь на ноги, - это воины, выполняющие приказы командиров. Случается, что воины нападают и на мирных жителей, режут и насилуют женщин, убивают малых детей… Но даже самые жестокие из них способны пощадить раненого врага или отдать последний кусок хлеба голодному ребенку из вражеской деревни. Разбойники и наемники, убивающие ради денег, - они избрали для себя такой путь из-за отвращения к честному труду, но и они живут, руководствуясь чувствами, среди которых нередко присутствуют жалость и любовь. Тварь же не знает пощады и убивает не по причине ненависти…»
        За открытым окном комнаты послышались крадущиеся шаги и приглушенные голоса. Не подходя к окну, Кай услышал двоих во дворе: один был очень толст и страдал одышкой - голос его, хоть и приглушенный, все равно выдавал в нем человека, привыкшего приказывать. Кай сразу узнал этого человека, незачем было слушать дальше. Тот, кто явился с толстяком, был кряжистым и низкорослым, обладал недюжинной силой, но изрядной поворотливостью похвастаться не мог; к его поясу был пристегнут короткий меч, он нес с собой какой-то довольно тяжелый предмет и хромал на правую ногу, поврежденную, судя по всему, довольно давно.
        Кай неслышно подошел к двери, приоткрыл ее и ступил в темень лестницы. Внизу, в трапезной мелькнул и погас свет - это троица ночных гостей потушила светильник. И двинулась вверх по лестнице, гуськом. Они крались в кромешной темноте очень старательно, они даже дышать пытались потише, но по характеру скрипа старых деревянных ступеней болотник абсолютно точно мог определить каждое их движение. Вот идущий первым - тот, кто шептался с трактирщиком, на мгновение остановился, чтобы вынуть из-за голенища сапога длинный нож. Дальше он шел, занеся руку с ножом над головой. До того места, где стоял болотник, ему осталось пройти пять ступеней. Четыре. Три…
        «Охотник, вынужденный кормить себя и свою семью, без сожаления всадит стрелу в оленя, но пощадит олениху с детенышами, - размышлял Кай, ожидая крадущихся во тьме. - И не только из-за выгоды, имея мысль о том, что, повзрослев, детеныши принесут ему больше мяса. А еще и из-за того, что он уподобляет других существ себе. Охотник видит в оленихе с оленятами свою жену и своих детей или свою мать и себя самого… Захватчик, вторгшийся в чужой город, зарубит горожанина, вышедшего против него с плотницким топором, но не тронет его сынишку, потому что вспомнит о собственном сыне…»
        Две ступени, одна…
        Кай, прижавшись к стене, пропустил мимо себя первого из идущих. Когда второй поравнялся с болотником, Кай двумя резкими и точными ударами вышиб сознание из обоих. Бесчувственные тела ночных гостей осели на ступени лестницы. Третий, услышав впереди шум, замер и затаил дыхание. Но этот прием не спас его от сильного удара в шею, прилетевшего откуда-то из темноты. Еще одно тело обмякло, опустившись вдоль стены на ступени. Негромко звякнул выпавший из разжатой руки нож.
        Болотник вернулся в комнату. По стене снаружи, прямо под окном, явственно скрежетнуло что-то. Кай шагнул к окну, в котором тотчас появилась зверская физиономия с ножом в зубах. Юноша ударил обладателя физиономии в левый висок и ловко подхватил полетевший на пол комнаты нож. В то же мгновение со двора послышался глухой удар тяжелого тела о землю и изумленное восклицание.
        «И наоборот… Человек не может убить человека просто так, - неслись в голове Кая мысли, - таким его создали боги. Это все равно что убить самого себя. Чтобы решиться на убийство, человеку нужно уподобить свою жертву какому-нибудь образу из собственного сознания - образу ненавистного врага. Человек не убивает человека, он убивает вора, насильника, чужестранца, смутителя чужих жен, толстопузого торговца-лихоимца, мерзкого обманщика-попрошайку…»
        Болотник, проигнорировав приставленную к окну лестницу, нырнул в окно, как в воду, и мягко приземлился на ноги. Тот, чей нож Кай держал в руке, лежал на земле, широко раскинув конечности. Он даже не заметил удара, потому что тот сверкнул сбоку, за пределами поля его зрения; он лишился чувств еще в полете - болотник нанес удар, рассчитав силу и место ее приложения таким образом, чтоб мозг противника сотрясся, ударившись изнутри о стенки черепа.
        «Но человек, не раздумывая, способен уничтожить существо, хоть и безобидное, но настолько чуждое, что для него трудно или невозможно подобрать близкий к пониманию образ: раздавить попавшееся на дороге невиданное доселе насекомое, дочиста соскрести со стены своего дома невесть откуда появившийся мох… Это, чужое, человек убивает сразу, инстинктивно - потому что чужое всегда несет в себе опасность. Так и Твари. Человек для них - иной, чуждый и непонятный, а значит - опасный. А значит - подлежит немедленному уничтожению…»
        Толстяк по имени Фир Золотой Мешок, разинув рот, смотрел на болотника. Тот протянул ему нож рукоятью вперед.
        - Возьми, - сказал Кай. - И верни тому, кому это принадлежит, когда он очнется. Но прежде позови своего человека, который на соседней улице стережет коней. Вместе вы быстрее заберете тела с лестницы.
        В горле Фира что-то заклокотало. Он вдруг затрясся с головы до ног от запоздавшего приступа страха.
        - Господин… - пролепетал Золотой Мешок, заколыхав всеми подбородками, - мы ж не хотели ничего такого… Мы ж только припугнуть хотели… А то ж… Деньги забрал… Оружие у ребят отнял… их самих поколотил… А я-то человек здесь известный и уважаемый…
        - Деньги твои пошли на благое дело, - наставительно молвил болотник. - Я надеюсь, это успокоит тебя и убережет от новых попыток причинить мне и моим друзьям беспокойство.
        Фир замотал головой. Он хотел поклясться всеми богами, имена которых знал, что больше никогда не подумает и близко подойти к «Разбитой Кружке» и впредь каждому встреченному на дороге чужестранцу будет добровольно отдавать всю наличность… Но вместо осмысленных слов у него получилось только хрюкнуть.
        «Вот она - суть противостояния людей и Тварей, - наконец приблизился к завершению долгих размышлений болотник. - Существ из разных миров. Люди и Твари - создания такие чужие друг другу, что в абсолюте могут являться противоположностями. Как лед и пламя. В каждом из них изначально заложено стремление взаимного уничтожения. Более непохожий, более чужой - неизменно значит более опасный…»
        - Пощадите, господин… - с натугой проскулил Фир.
        - Пожалуй, я помогу вам, - решил Кай. - Я не хочу, чтобы вы разбудили мою спутницу. Завтра нам снова чуть свет предстоит отправиться в путь.
        «Чернолицые не ведают страстей, - идя вслед за трясущимся торговцем, думал болотник. - Они - бездушные убийцы. Они идут по следу указанной им жертвы и без жалости убивают ее, будь жертва безоружной или вооруженной. Они убивают за золото. Но это золото они не тратят на удовлетворение своих потребностей. Потому что никаких потребностей у них нет. Кроме одной - служить и угождать своему Отцу, Великому Чернолицему… Они впустили в себя его волю - волю темного полубога, волю Твари. А тот, кто поддался Твари, уже не может считаться человеком. Он - Тварь. Если два создания, человек и Тварь, могут находиться в непосредственной близости и не испытывать друг к другу жажды убийства, значит, кто-то более слабый поддался более сильному. Тварь не может стать человеком. Следовательно - это человек стал Тварью…»
        Вернувшись в свою комнату, Кай почувствовал, что неспокойные мысли оставили его. Мучивший вопрос истаял. Исчез.
        Глава 3
        Ратник из караульного отряда сообщил, что маги движутся прямиком к замку - они примерно в часе ходьбы от деревни, хижины которой лепились к стенам Полночной Звезды.
        Действовать начали быстро, по заранее разработанному плану. Герцог Дужан отдал приказ воинам Железного Грифона покинуть замок и выстроиться за пределами деревни. Барон Трагган одну сотню из своего гарнизона присоединил к герцогским ратникам, а остальных оставил в замке, повелев занять оборону на стенах. Командовать обороной Полночной Звезды сэр Дужан, имеющий право последнего слова, назначил графа Боргарда.
        Сэр Эрл догнал герцога на мосту через ров.
        - Погодите, милорд! - крикнул он.
        Дужан оглянулся и остановился. Обернулся и Трагган, шедший рядом с герцогом, и двое сотников: Сатиан из гарнизона замка Железный Грифон и высокий худой ратник с костлявым лицом, на котором чужеродным элементом смотрелись густые усы, совершенно скрывавшие рот, - Гагун из замка Полночная Звезда.
        - Я прошу вас, милорд, дать под мое командование воинов, - выпалил горный рыцарь. - Я тоже должен участвовать в битве.
        Барон и герцог переглянулись.
        - Сэр Эрл, - проговорил Дужан, - вы и сами прекрасно понимаете, насколько ценна для королевства ваша жизнь. Вы останетесь в замке.
        - Я не останусь! - твердо произнес Эрл и тут же поспешил смягчить свои слова: - Эта битва - и моя битва, милорд. Я обязан сражаться.
        - Вы вовсе не обязаны принимать участие в каждом сражении, - обратился к нему барон Трагган.
        - Здесь никто ничего не смыслит в магии! - повысил голос Эрл, чтобы его услышало как можно больше ратников. - Никто, кроме меня! Я должен сражаться - и я буду сражаться. Мое присутствие на поле боя наверняка спасет от смерти не одного воина.
        - Чтобы проломить башку магу, необязательно изучать магию, - возразил Трагган. - Оставайтесь в замке, сэр Эрл.
        - Я буду сражаться, - повторил горный рыцарь.
        Хозяин Железного Грифона внимательно посмотрел на юношу и усмехнулся. Он понял, что вернуть Эрла в замок теперь можно только силой.
        - Пусть будет так, юный рыцарь, - сказал герцог. - Ты пойдешь с сотником Сатианом.
        Эрл прекрасно помнил, что Сатиан назначен командиром резервного отряда численностью в полсотни мечей. Если в ходе битвы не возникнет никаких сложностей, этот отряд, скорее всего, вовсе не будет сражаться.
        - Недостойно рыцаря подчиняться приказам простого сотника, - проговорил на это Эрл.
        - Сатиан будет подчиняться тебе, - спокойно сказал сэр Дужан. - А ратники будут подчиняться Сатиану. И помни: отряд вступает в бой только в случае, если ты увидишь в этом крайнюю необходимость!
        Дужан кивнул Эрлу и вместе со своими спутниками скорым шагом двинулся дальше. Юноша скрипнул зубами. Возобновлять разговор в ситуации, когда каждая минута на счету, было нарушением рыцарского Кодекса. Тем более что герцог внял просьбе юноши и включил его в состав войска. Эрл понимал: Дужан хотел оставить его в замке не только потому, что жизнь юного рыцаря нужна Гаэлону. Но и потому, что не мог доверить ему своих людей, ответственность за которых обязан нести сам.
        «Все изменится. Я заставлю их смотреть на меня по-другому», - сказал себе горный рыцарь.
        И пошел следом за военачальниками.

* * *
        Никто не ждал, что маги Константина атакуют так скоро. И никто не знал, с какой стороны ждать нападения. Но проходов через горные преграды в долину было не так уж и много, поэтому Дужан с помощью барона и графа составил примерный план обороны и успел кратко обсудить возможные варианты, основанные на особенностях местности в той или иной точке прохода (это совещание проходило в отсутствие Эрла). Собственно, подготовка к обороне замка началась, как только воины вернулись со Слепого перевала. Планировалось поставить дополнительные укрепления вокруг деревни и полей, вырыть множество ям и ловушек, но весть, которую принес ратник караульного отряда, сорвала все эти мероприятия. Дужану, Траггану и Боргарду осталось только действовать согласно одному из вариантов плана.
        В долину замка Полночная Звезда с восточной стороны (откуда и двигались маги) можно было попасть по довольно широкой и безопасной горной тропе, которая ближе к долине расширялась еще больше. Две высокие скалы, прикрывавшие долину, образовывали естественные ворота. И эти «ворота» было решено запереть накрепко, а магов уничтожить на самом пороге долины.
        Большой отряд под командованием сэра Дужана разделился на две равные части, каждая из которых встала под одной из скал. По ту сторону скал вскарабкался на горные уступы немногочисленный отряд лучников, ведомых Гагуном. Со стороны тропы, что шла через «ворота» в долину, добраться до лучников было невозможно - разве что маги с помощью заклинаний отрастят крылья и взлетят, - скальная стена была неприступна; тогда как лучники со своей позиции отлично могли видеть подступы к «воротам». Резервный отряд под командованием Сатиана располагался по другую сторону тропы, не так высоко, как лучники Гагуна. Ратники Сатиана прятались за огромными валунами и в любое время готовы были обрушиться на тропу под ними - спуск в этом месте был удобен (конечно, для воинов, привыкших лазать по скалам).
        Барон Трагган с отрядом отборных воинов поспешил в обход тропы, ведущей в долину через «ворота».
        План заключался в следующем: лучники Гагуна начинают прицельную стрельбу сверху, как только отряд магов окажется в пределах досягаемости, тем самым отвлекая на себя внимание врага. Гагуну строго-настрого было приказано сделать лишь два-три залпа и отходить дальше в горы, если противник предпримет посредством своей магии контратаку. Сразу после этого, не давая магам опомниться, один из отрядов Дужана (ширина тропы не позволяла свободно действовать сразу большому количеству воинов) покидает укрытие, наносит врагу молниеносный удар и отступает.
        Рыцари Серых Камней предполагали, что после этой атаки маги навряд ли остановятся. Они пойдут дальше. И тогда герцогу предстоит сдерживать врага в «воротах» до тех пор, пока в тыл противнику не подоспеет барон Трагган. Если будет необходимо, в бой вступит и отряд Сатиана. Ловушка закроется, но что это будет означать для защитников замка, никто не мог знать заранее. Магов гораздо меньше, чем ратников, но они обладают невероятной силой. Во всяком случае, у каждого из отрядов Серых Камней есть пути к отступлению. Дужан со своими людьми укроется в замке, а Гагун, Сатиан и барон Трагган уйдут в горы, где даже самые могущественные маги не сумеют их отыскать.
        Никто из военачальников не собирался вести с магами узурпатора никаких переговоров. Маги должны быть уничтожены, все до одного, если не представится возможность захватить кого-то из них в плен…

* * *
        Горный рыцарь стискивал в руке меч, через прорезь в забрале впившись взглядом в изгиб тропы, из-за которого вот-вот должен появиться вражеский отряд. Вокруг себя он слышал напряженное дыхание застывших в укрытиях ратников. Сатиан (сотник еще в замке снял свой алый плащ в целях маскировки) присел за валуном в нескольких шагах от Эрла. Юноша видел, как тревожное ожидание исказило красивое лицо Сатиана, будто невидимая ледяная рука. Удары сердца юноши отсчитывали мгновения так медленно, что было просто невыносимо ждать. Казалось, с того момента, как они заняли позицию, прошло несколько часов - даже странно было, что солнце раскаленным упрямым гвоздем торчит в белом небе, когда давно уже должно закатиться.
        Эрл несколько раз вдохнул и выдохнул, ритмично напрягая и расслабляя мышцы живота - заставляя себя успокоиться. Несмотря на юный возраст, Эрл был опытным воином, но отчего-то необычно волновался сейчас. Может, сказывались последствия недавних ран? Нет, в Горной Крепости Порога юноше приходилось получать и не такие повреждения. Правда, в Крепости раненых рыцарей врачевали искушенные маги-целители, принадлежащие к Сфере Жизни.
        Дыхательные упражнения помогли. Эрл несколько успокоился. И только тогда понял причину своего волнения. Оно никак не было связано с предстоящей битвой, хотя он предполагал то же, что и Дужан, Трагган и Боргард, испытавший мощь магических атак на своей шкуре, - битва будет страшной! Пятеро магов, прежде чем погибнуть под лавиной сотен воинов, убьют многих и многих. Но рыцари Серых Камней не отступят, они утопят магов в крови, пусть это будет стоить им слишком дорого. Да и не было у них сейчас другого выбора.
        Рыцари Серых Камней не восприняли его, Эрла, как старшего над собой. Статус спасителя королевства, представлявшийся горному рыцарю огненным венцом, обратился в соломенную корону. В этом и заключалась причина беспокойства Эрла. Поэтому он чувствовал себя униженным и разочарованным. Совсем не так представлял он встречу с ними. Впрочем… почему местные феодалы должны были сразу признать в нем будущего государя? Они не обладали амбициями равнинной знати, они не собирались, затевая игру за власть, делать на него ставку в надежде получить какую-либо выгоду после свержения незаконного правителя Гаэлона. Они не испытывали потребности льстить и возвеличивать Эрла. Они относились к нему так, как требовал того рыцарский этикет, но не более. Они руководствовались лишь догматами рыцарской чести и своими понятиями о справедливости. Ну и к тому же… Константин дотянулся и до них, до их земель, и противостояния с ним стало их личным делом.
        На тропе под скалами, на которых укрылся отряд Сатиана, показались люди. Эрл чуть подался вперед. Вот он - враг!
        Наконец-то… Сейчас начнется…
        Искоса юноша глянул на Сатиана. Красивое лицо сотника исказила гримаса ненависти - он увидел тех, кто погубил его товарищей, его молодого господина, надругался над его домом, уязвил его гордость…
        Еще несколько ударов сердца - и во врага полетят стрелы; лучники Гагуна дадут первый залп.
        Внезапно Эрла охватило странное чувство. «Что-то здесь не так!..» - понял он.
        Боргард говорил, что в Орлиное Гнездо пришел боевой отряд, состоящий из пятерых магов и двух десятков гвардейцев. Но тех, кто двигался по тропе по направлению к замку Полночная Звезда, оказалось куда больше. И они вовсе не были похожи на боевой отряд. Они, скорее, напоминали сбившихся с дороги путешественников.
        Во главе процессии двигался маг. Согбенный грузом прожитых лет и тяготами долгой дороги, он ступал неровно, при каждом шаге опираясь на испещренный таинственными знаками посох. Ветер трепал полы его дорожного плаща, грязного и пропыленного, и можно было заметить, что под плащом - сутана огненно-красного цвета, цвета Сферы Огня.
        Следом за магом тащились слуги, оборванные и измотанные, едва не падающие под тяжестью больших мешков. Слуг Эрл насчитал около дюжины. И хотя на поясах их висели короткие мечи, смешно было бы предположить, что они смогут оказать какое-нибудь сопротивление воинам Серых Камней. За слугами, на расстоянии в два-три шага, двигались еще маги - четырнадцать человек. И под их дорожными плащами виднелись красные сутаны Сферы Огня, голубые - Сферы Бури, белые - Сферы Жизни и черные - Сферы Смерти.
        Боргард же говорил, что маги, разрушившие Орлиное Гнездо, были одеты в балахоны серого цвета…
        Процессия тянулась, и казалось, не будет ей конца. За магами из-за изгиба тропы вывернула еще четверка слуг… Пожалуй, вовсе не слуги это были, а воины-наемники, судя по вооружению, кожаным доспехам и той уверенности, с которой они шагали, неся на плечах крытый паланкин с опущенным пологом. Видать, им неплохо заплатили, если они согласились на такую работу. За паланкином шли еще маги - шестеро и четверо слуг, нагруженные тюками.
        Эрл оглянулся на Сатиана. Он думал увидеть удивление на лице сотника, но увидел ту же маску ненависти.
        Эрл потихоньку позвал его. Сатиан обернулся.
        - Это не они, - шепнул горный рыцарь.
        - Что? - непонимающе откликнулся сотник.
        - Это не те маги, что разрушили Железного Грифона, Орлиное Гнездо и Белого Волка, - сказал Эрл. - Константин не посылал их.
        - О чем вы, сэр Эрл?! - прохрипел Сатиан. - Видите… их плечи трещат под тяжестью награбленного!
        - Те, кого посылал узурпатор, не путешествовали пешком. Они использовали портал Пронзающей Ледяной Иглы.
        - Что с того? - спросил Сатиан, наблюдая, как процессия тянется по тропе.
        - Через портал Пронзающей Ледяной Иглы не могут пройти больше трех дюжин человек зараз, - сказал Эрл.
        - Они могли пройти через два этих… портала. Или через три.
        - Это королевские маги, сотник, - покачал головой горный рыцарь. - Это маги Королевского Ордена магов. Это маги его величества Ганелона Милостивого, а вовсе не узурпатора Константина! Я не знаю, что они делают здесь… так далеко от мест, где жизнь проста и безопасна…
        - Вы уверены в том, что они не служат Константину? - нехорошо оскалился Сатиан.
        - Я… - начал было сэр Эрл, но не договорил.
        Он не был, конечно, уверен в этом, не мог быть. Но… Может быть, боги сжалились над ним и послали ему то, на что он и не надеялся. Тонкая жилка робкой радости забилась в груди юноши.
        - Они - маги, - проговорил между тем Сатиан и нетерпеливо ударил ладонью о рукоять меча. - А значит - они будут уничтожены!
        Уничтожены?! Эрл только теперь полностью осознал, что сотник говорит чистую правду. Да, это так. К какой бы Сфере ни принадлежали маги, какому господину бы они ни служили, маги будут уничтожены. Возможно, в иное время они могли бы ожидать пощады, но сейчас ситуация, сложившаяся в Серых Камнях, не оставляла им ни единого шанса.
        Сатиан хищно рассмеялся, углядев что-то на скалах по ту сторону тропу. И спустя мгновение туча смертоносных стрел обрушилась на отряд. И почти каждая из них достигла своей цели. «Сколько лучников вел с собой Гагун? - огненным шаром вспух в голове Эрла вопрос. И тут же ответ, услужливо подсказанный памятью, потушил этот шар. - Два десятка ратников…» Два десятка умелых и опытных боевых лучников Серых Камней, чье мастерство наверняка выше мастерства равнинных и лесных воинов, обучавшихся разить врага на расстоянии. Обычной стрелой невозможно пробить толстую шкуру огра, поэтому от здешних лучников требовалось попасть в глаз или открытую пасть.
        Около десяти магов и их слуг рухнули на камни тропы, корчась в предсмертных судорогах. Примерно столько же с громкими жалобными криками закружились на месте, силясь вытащить застрявшие в телах стрелы, или бросились бежать, оторвавшись от общей группы, в страхе не разбирая дороги. Ратники Гагуна одиночными выстрелами добивали таких. Наемники, тащившие паланкин, поспешно опустив свою ношу, почти бросив ее, обнажили мечи и теперь озирались, задрав головы и пытаясь обнаружить врага. Похоже, они еще не решили, что им предпринять: защищать хозяина или, плюнув на обещанные деньги, спасаться бегством.
        Эрл поднялся на ноги, не обращая внимания на предостерегающее шипение Сатиана.
        - Они мало похожи на боевой отряд, - сказал горный рыцарь, ни к кому специально не обращаясь.
        - Тем хуже для них! - ответил сотник. - Сядьте, сэр Эрл, вы выдаете нас!
        Полог паланкина отдернулся, и на мгновение на свет показалось старческое сморщенное лицо, заросшее густой седой бородой. Эрл узнал его…
        Это был Гариндат, архимаг Дарбионской Сферы Бури, самый старый из девяти членов Совета Ордена королевских магов. Эрлу не раз приходилось встречать его в Дарбионском королевском дворце. Архимаг имел привычку бродить по бесконечным дворцовым коридорам, в глубокой задумчивости теребя длинную бороду и бормоча что-то под нос - не видя и не слыша того, что происходит вокруг, натыкаясь на людей и на стены. Однажды горный рыцарь был свидетелем тому, как Гариндат явился на прием к его величеству Ганелону босиком, цокая по мраморным плитам Тронного зала, очевидно, никогда не стриженными ногтями. При дворе поговаривали, что старик архимаг, лет пятьдесят или шестьдесят назад считавшийся самым могущественным магом Шести Королевств, выжил из ума. Но юному рыцарю казалось: Гариндат к своему более чем почтенному возрасту достиг того уровня осознания мира, что вполне мог существовать без оглядки на реальность, предпочитая находиться в привычной для себя ментальной плоскости. Кроме того, Эрлу было известно, что Гариндат за всю свою долгую жизнь создал шесть новых заклинаний (самые искусные из легендарных магов
древности создавали не более восьми-девяти), последнее из которых внес в арсенал Сферы Бури около двух лет назад.
        Что он здесь делает, старик-архимаг? Он служит Константину? Это маловероятно, ибо никаких мотивов для подобного поступка у Гариндата быть не могло. Но если даже и предположить такое, все равно: как мог маг-узурпатор доверить выполнение сложного практического задания магу, который последние полсотни лет занимался только теоретической магией?
        Эрл выругался сквозь зубы. Но затем происходящее на тропе отвлекло его от мыслей.
        …Не все из магов оказались ошеломлены внезапной стрелковой атакой. Один из последователей Сферы Бури широко раскинул руки, читая какое-то неизвестное Эрлу заклинание. Тотчас над паланкином возникла голубая точка, с громким треском начавшая быстро расти, обретая очертания полусферы. Маг из Сферы Смерти несколькими пассами заставил вырваться из-под камней тропы фонтаны черного густого дыма, который быстро окутал большую часть отряда путников. Черный дым безобразно искажал реальную действительность. В его колышущихся клубах человеческие силуэты беспрестанно менялись, то распухая, будто невиданные косматые шары, то вытягиваясь в тонкие линии, похожие на тревожимые ветром стебли тростника. Это заклинание Эрл знал, оно называлось Могильный Морок. Действие его было мгновенным, но, к сожалению, очень недолгим. В Горной Крепости его использовали, чтобы выиграть время для тактических маневров. Голубая полусфера растянулась до размеров гигантской ледяной тарелки, которая, покачиваясь, плавала над головами перепуганных путников, принимая на себя стрелы ратников Гагуна. Один из магов Сферы Огня бросился бежать
вокруг сбившихся в кучу под ледяным диском путников. Концом своего посоха он чертил по камням линию, сразу вспыхивающую желтыми искрами, и одновременно выкрикивал резкие гортанные слова. Эрл узнал и это заклинание. Там, где проскрежетал по камням, высекая искры, посох мага, выросло и окрепло гудящее пламя. Но маг не успел замкнуть круг Огненной Преграды. Одна из стрел ударила его в плечо, и он, выронив посох, свалился на руки своего товарища по Сфере.
        Эта стрела оказалась последней, вонзившейся в тот час в человеческую плоть. Ледяной диск надежно защищал большую часть путников. А раненых - тех, кто не мог заползти под тарелку, скрывал Могильный Морок. Лучники посылали стрелу за стрелой в меняющиеся в клубах начавшего уже сереть дыма очертания людей, но, не имея возможности как следует прицелиться, неизменно промахивались. Стрелы цокали о камни, плюща наконечники, но ни одна не впилась даже в неподвижные трупы.
        И тогда с того места, где располагалась позиция отряда Гагуна, рванулся в небо рев трубы, означавший, что стрелковая атака прекращена и отряд отходит в горы, уступая главную действующую роль ратникам Дужана.
        Эрл заметил, как четверо наемников, очевидно сговорившись, кинулись бежать в направлении, противоположном замку Полночная Звезда.
        Полог паланкина снова отдернулся. Старик, чье лицо теперь за пеленой Могильного Морока было подобно посекундно разбухающей и съеживающейся рыбьей морде, высунулся наружу. Но наемники даже не обернулись на жалобный призывный крик Гариндата.
        Горный рыцарь сэр Эрл уже знал, что ему следует предпринять. Но на это надо было решиться. Решиться обнажить меч и встать грудью в грудь с теми, кого с детства привык считать старшими братьями, за кого готов был умереть.
        Понимание того, что именно сейчас, в этот момент, судьба Гаэлона и всех Шести Королевств зависит от успеха задуманного им, зависит от него одного, - целиком вошло в сознание Эрла. Красивые и громкие слова о собственной избранности вдруг перестали быть таковыми, превратившись в убийственно-точный факт.
        Множество мыслей пронеслось в голове горного рыцаря за единственный удар сердца.
        Эрл неожиданно вспомнил, как он не раз за все время долгого одинокого пути от Дарбиона до Серых Камней ломал голову, пытаясь представить, что чувствовал Кай, когда встал с обнаженным мечом в руке - один против всех. Один против целого королевства. Один против эльфов, перед которыми все остальные безвольно склоняли голову, истекая слезами умиления и восторга. Один против целой армии, подкрепленной отрядами боевых магов. Что тогда чувствовал сэр Кай? Как сумел он подавить в себе оторопь идущего против большинства? Как смог смело и гордо отвечать на взгляды окружавших его в те страшные минуты - ненавидящие взгляды, недоуменные, проклинающие и даже насмешливые? Как сумел перебороть страх… нет, не смерти, а очевидного позорного поражения?
        «Да не было в болотнике ни страха, ни оторопи!» - понял Эрл. В нем была железная уверенность в своей правоте. Разве тот, на чьей стороне правда, может испытывать страх и сомневаться сделать шаг?
        И Эрл решился. Он глянул на тропу: заклинание Могильного Морока уже рассеялось. И ледяной диск истаял почти наполовину. Отряду Дужана, который вот-вот будет здесь, ничто не помешает зарубить практически беззащитных магов. А если кто-то из путешественников вздумает сопротивляться, он только сделает свою кончину более мучительной.
        Пора!..
        - Сотник гарнизона замка Железный Грифон Сатиан, - громко произнес Эрл, глядя прямо в глаза обернувшемуся на звук его голоса воину. - Сейчас я, ты и твои воины - все мы пойдем вниз. И пленим этих магов. Пленим, но не причиним им более никакого вреда!
        Крайнее изумление вспыхнуло в глазах Сатиана дрожащими каплями.
        - Ты слышал, что я сказал, сотник, - голосом таким спокойным, что это даже удивило его самого, проговорил Эрл.
        - Я… не понимаю вас, милорд… - промямлил Сатиан.
        - Ты прекрасно меня понял. Отдай нужный приказ, иначе это сделаю я.
        - Вряд ли ратники Железного Грифона послушают вас, милорд, - ответил сотник быстро, потому что это единственное из всего разговора было пока понятно и просто.
        - Так отдай приказ!
        - Но… - Сатиан в отчаянии схватил себя за аккуратную бородку. - Я не могу этого сделать, милорд! - голос его окреп, он тоже чувствовал за собой правду. - Мы должны следовать плану. Мы не можем… Это же… предательство!
        - В этом, - веско выговорил юный рыцарь, - спасение Серых Камней и всего Гаэлона.
        - Но ведь…
        - И если ты немедленно не отдашь приказ, я отберу у тебя оружие, на глазах у твоих воинов разобью тебе морду и швырну вниз. - Сатиан оторопел пуще прежнего, когда взгляд сэра Эрла заполыхал бешенством. - Клянусь небесным отцом Вайаром, я это сделаю, сотник! Может быть, тогда твои ратники ринутся вслед за тобой?
        - Его сиятельство… - захрипел Сатиан.
        - Я сам буду говорить с его сиятельством герцогом, - сказал Эрл, чувствуя, как под напором его решимости подается изумленная воля сотника. - Поверь, в конце разговора он будет благодарить меня, а тебя… пес… обезглавит - не боевым мечом, а топором дровосека за то, что ты трусливо мешкал!
        - Я не… - вскинулся было сотник, но Эрл шагнул в его сторону с такой устрашающей решимостью, что Сатиан поспешно вскочил на ноги, словно готовясь отбиваться.
        - Почему я должен тратить время на разговоры с тобой, ублюдок?! Ты отказываешься повиноваться слову рыцаря короля? Сейчас я твой командир, и ты подчиняешься мне! Так сказал герцог Дужан! Или ты забыл, какое наказание следует за невыполнение воли командира? Отдай приказ, пес!
        И Сатиан сломался.
        - Отря-а-а-д… - совершенно больным, хриплым голосом растянул он, обернувшись к воинам, сидящим за камнями. - Спешно - вниз!
        - Обнажить оружие, - ровно подсказал Эрл.
        - Обнажить оружие!.. Магов окружить… взять… взять в плен!
        - Но упаси вас боги, чтобы волосок упал с их головы!
        Сатиан повторил и это.
        - Быстро! - заорал Эрл.
        Ратники по одному стали выскакивать из-за валунов. Тут и там слышался короткий резкий лязг вылетающих из ножен мечей.
        - Вниз, на тропу! - сипло велел Сатиану Эрл и сам прыгнул на уступ ниже, держа сотника в поле зрения.
        Они поспели вовремя. Ратники выполнили данное им приказание беспрекословно. Они с мечами в руках оцепили опешивших магов и их слуг. Те и не думали сопротивляться, после того как Эрл рявкнул им:
        - Если хотите сохранить свои жизни, опуститесь на колени и закройте головы руками! Это говорю вам я, рыцарь Братства Порога сэр Эрл!
        Глухой гомон прокатился в толпе путников. Имя Эрла в Дарбионском королевском дворце, в самом Дарбионе и его окрестностях было известно каждому. Первыми пали на камни слуги, предварительно побросав оружие. Затем опустились маги, положив рядом с собой посохи.
        Со стороны скальных «ворот» послышался приближающийся грохот. Эрл подумал, что его сердце, должно быть, ударит еще трижды - и из-за поворота покажутся готовые к свирепой рукопашной ратники отряда Дужана. Горный рыцарь не сомневался в том, что сам герцог окажется в первых рядах атакующих.
        - Что вы делаете, сэр Эрл?! - задыхаясь, прошептал рядом с Эрлом Сатиан. - Одумайтесь, пока не поздно…
        - Закрой пасть! - велел горный рыцарь. Лихорадочное, совсем неуместное веселье охватило его. Он осадил себя: сделана лишь половина дела.
        Они появились из-за поворота в тот момент, как и рассчитывал Эрл. Ратники двигались пешком, а не на лошадях, но от этого картина атаки не стала менее внушительной. Первые ряды состояли из двигавшихся небыстрым, размеренным бегом копьеносцев с опущенными копьями, за ними поспевали, громыхая доспехами, мечники. Ратники двигались плотной колонной, извивавшейся там, где поворачивала тропа, и колонна эта напоминала чудовищную железную змею, уже выпустившую иглоподобные жала-копья, готовую нападать.
        Эрл шагнул к атакующим, подняв над головой меч. Но железная змея и без того замедлила ход. А потом и вовсе остановилась, когда горный рыцарь прокричал:
        - Воины! Противник повержен, и ваши клинки не понадобятся!
        Ратники, сбитые с толку, заговорили друг с другом. Кто-то кричал, требуя объяснений у воинов отряда Сатиана:
        - Хигга, браток! Чего это такое у вас, а? Вы ж вроде как наверху должны были сидеть, укрымшись до поры, пока чего эдакого не случится?..
        - Приказ был вниз бежать…
        - Чего ж вы их не порубали, колдунов этих?..
        - Как сотник нам сказал, так мы и сделали…
        Внезапно воины, пришедшие из-за «ворот», замолчали, расступившись. Вперед вышел Дужан. Рукой, сжимающей меч, герцог с лязгом поднял забрало шлема. Он глянул сначала на Сатиана, потом на Эрла. Во взгляде хозяина Железного Грифона клокотала еще не остывшая ярость атаки.
        - Что здесь происходит, сотник? - прорычал он.
        Лицо Сатиана застыло.
        - Я выполнял приказ сэра Эрла, милорд, - ответил он, как-то заторможенно двигая языком.
        - Сэр Эрл? - обратился Дужан к юному рыцарю.
        - Мы ошиблись, - стараясь говорить спокойно, произнес Эрл. - Эти люди вовсе не посланники мага-узурпатора Константина, милорд.
        - Эти люди - маги! - рыкнул Дужан. - Они пришли в Серые Камни, и они должны умереть.
        - Боги послали их в Серые Камни, - отозвался юноша. - Боги даровали нам их силу, чтобы мы могли противостоять врагу.
        - Они - враги!
        - Это не так, милорд.
        - Что ты творишь, юный рыцарь?! - вскричал Дужан.
        - Я лишь пытаюсь спасти Серые Камни и Гаэлон.
        Герцог опустил голову, став похожим на быка, готовящегося ринуться в атаку.
        - Уйди с дороги, рыцарь!
        - Не делайте того, милорд, о чем впоследствии горько пожалеете, - сказал Эрл.
        - Ты смеешь угрожать мне, юноша?
        - Я хочу спасти всех вас! Эти маги не служат Константину, я знаю об этом точно. Взгляните, разве они похожи на грозных убийц?
        - Магия - искусство трусливых лгунов, искусство обмана! Они могут быть похожи на кого угодно, но они есть зло. А зло должно быть уничтожено!
        - Мы не будем их убивать, милорд. Они помогут нам. В них - наше спасение.
        - Уйди с дороги, - повторил Дужан таким тоном, что вокруг повисла тягостная тишина.
        - Нет, - сказал Эрл.
        - Ты хочешь бросить мне вызов? - осведомился герцог зловеще-спокойно.
        Нет, вовсе не этого хотел Эрл. Но, если дело дойдет до поединка, он готов был драться. Теперь он уже не сомневался, что осмелится на это. Как не сомневался и в том, что одержит победу над стариком. Но вот что будет потом?..
        За спиной горного рыцаря залязгали мечи, заторопились встревоженные голоса воинов. Эрл рывком обернулся.
        Маг Сферы Огня, тот самый, что шел впереди процессии, тот самый, что пытался замкнуть вокруг своих товарищей круг Огненной Преграды, - пятидесятилетний кряжистый мужчина с всклокоченной пегой бородой и густыми черными бровями, из-под которых неожиданно молодо поблескивали пронзительно-голубые глаза, поднялся на ноги. Из левого плеча его торчал окровавленный обломок стрелы. Лицо мага теперь, при ближайшем рассмотрении, показалось Эрлу знакомым - наверняка он видел его во дворце.
        - Позвольте и мне говорить, рыцари, решающие наши судьбы, - сказал он спокойно и даже несколько насмешливо, вроде бы не обращая внимания на то, что сразу несколько мечей нацелились в его сторону. - Меня зовут Аррат, я старший маг Дарбионской Сферы Огня, член Ордена королевских магов, всю свою жизнь верой и правдой служивший его величеству Ганелону Милостивому. Я приветствую вас, герцог! Я приветствую вас, сэр Эрл, и я рад видеть вас во здравии. Я надеюсь, ее высочество принцесса Лития также в безопасности подле вас…
        - Ее высочество в безопасности, - подтвердил Эрл. - Но ее нет со мной.
        Герцог Дужан напряженно вслушивался в этот диалог.
        - Если ты тот, за кого себя выдаешь, - вдруг встрял он, - скажи, что ты здесь делаешь, маг?
        - В Дарбионе нет теперь места для нас, королевских магов, милорд, - не торопясь, ответил Аррат. - Кое-кого из нашего Ордена, кто помоложе, Константин принял к себе. Та магия, которую они практикуют, не имеет ничего общего с магией Сфер. Она будто бы объединяет в себе все четыре Сферы и поэтому намного мощнее… Но источник, откуда Константин черпает силы для себя и своих адептов, неестественен. Он берет энергию не у мировых стихий. Он берет энергию у той сущности… имя которой смертные опасаются произносить вслух. Имя этой сущности - Ибас, Блуждающий Бог, Великий Чернолицый. Константин создал свой Орден, которому не дал названия, ибо давать название чему-либо - человеческая привычка, а Константин уже почти не человек. Мы называем его магов Серыми, по цвету их одежд.
        - Итак, королевским магам нет теперь места в Дарбионе, и вы выбрали новой землей своего обитания именно Серые Камни Огров? - прищурился Дужан.
        - Почти все маги, не ставшие Серыми, ушли из Дарбиона. Кто-то обосновался поблизости, кто-то ищет места поглуше. Ибо новый король упразднил деление магии на Сферы. Упразднил сами Сферы, а следовательно, и Орден королевских магов. Пока перемены ограничились только лишь Дарбионом, но каждый из нас понимает: пройдет совсем немного времени, и башни Сферы опустеют во всех городах Гаэлона. Мы пришли сюда, милорд, потому что думали: Константин не дотянется до этих земель. Серые Камни Огров, конечно, расположены не так далеко от Дарбиона, но мы знали, что здесь почти нет людей…
        - Вы ошибались, - процедил сквозь зубы герцог. - И насчет того, что здесь почти нет людей, и насчет того, что Константин не добрался до нас.
        - Да, - ровно проговорил Аррат. - Я уже понял это из вашего разговора.
        Эрл вдруг сообразил, что спокойствие мага Сферы Огня напускное. Внутри он напряжен, словно натянутая тетива.
        Но… кажется, хозяин Железного Грифона понемногу начинает верить ему.
        - Почему вы не сражались, когда на вас напали? - задал очередной вопрос герцог.
        - Мы не воины, милорд, - ответил Аррат. - И мы… думали, что на нас напали огры. Мы ведь не видели тех, кто пускал в нас стрелы. Сколько уже раз за весь наш путь через Серые Камни мы подвергались нападению этих чудищ, но достаточно было применить пару защитных заклинаний, как они или пугались и бросались наутек, или терялись настолько, что нам хватало времени уйти… А когда мы увидели сэра Эрла с воинами, спешащих со скальных уступов… то поначалу подумали, что он идет к нам на подмогу. И приказ его бросить оружие и пасть ниц ошарашил нас… Не менее сильно, чем ваши слова, милорд. Мы не думали, что, кроме огров, найдем здесь врагов…
        Дужан мрачно усмехнулся:
        - Может быть, для тебя, Аррат, это станет открытием, но в Серых Камнях не верят магам.
        - В исключительных случаях, - проговорил Эрл, - необходимо принимать исключительные меры.
        Решимость покинула горного рыцаря. Ее явно не хватило на то, чтобы полностью разрушить стену вековой ненависти воинов Серых Камней к магам.
        - Трубите барону отбой, - приказал герцог Дужан. - Пусть не спешит сюда… А этих - в цепи и в подвалы замка Полночная Звезда. Я еще не решил, как с ними поступить.
        «Пусть так, - с некоторым облегчением подумал Эрл. - Хотя бы так… Магам даровали жизнь. Или отсрочку перед казнью…»
        - И я еще не решил, как поступить с тобой, юный рыцарь сэр Эрл, наследник Львиного Дома, - договорил Дужан.
        Часть четвертая
        Час Твари
        Глава 1
        Ругер шагнул из портала Пронзающей Ледяной Иглы, и рассветное солнце, яркое, но еще не несущее в своих лучах тепла, ласково заглянуло ему в глаза. Он улыбнулся и потрепал по плечу Гарота, вышедшего из портала одним ударом сердца раньше.
        Ругер глубоко вдохнул. После Талана, черного от копоти и дыма; Талана, пропитанный кровью и трупным ядом воздух которого был липок и смраден; Талана, в котором на протяжении уже многих дней не смолкали звон стали, вопли и стоны сражающихся, этот городишко… как его?.. Лиан показался магу сказочным местечком, словно специально созданным для отдыха и мирных удовольствий.
        На небольшой площади, грязной и дурно мощенной каменными осколками, меж которыми торчал разлапистый кустарник, негромко переговаривались, оглядываясь по сторонам, гвардейцы. Чуть поодаль трое магов, навязанных Ругеру Константином, совещались о чем-то своем. Было воскресное утро - время, когда людишки нежатся в своих постелях дольше обычного. Ни одно окно в окружающих площадь домах еще не было открыто, а значит, вряд ли кто-то мог видеть появление на площади чужаков.
        Ругер неприязненно глянул в сторону магов. Имен их он не удосужился узнать, хотя времени для этого было достаточно… Вообще, зачем они ему? Да, они сильны, потому что на лбах их чернел знак Огненного Ока Блуждающего Бога, знак невероятного могущества. Но и лоб самого Ругера, как и лоб его сына и ученика Гарота, теперь украшал такой же знак. Ругер постоянно чувствовал успокаивающее покалывание Ока, не дающее забыть о том, что он так же силен, как и эти трое. Чувствовал, как кровь в жилах пульсирует упруго и мощно. Ругеру казалось, что он может изменять реальность, даже не прибегая к помощи заклинаний - просто оформив сложившуюся в его сознании мысль словесно.
        Но, в отличие от этих троих, он еще и закален в боях, он знает, как наилучшим образом распорядиться этой невиданной силой… Пока они сиднем сидели в Дарбионе, он сражался во имя Того О Ком Рассказывают Легенды, он убивал и сам едва избежал смерти. А то, что ему предстоит сделать сейчас… Маг, обладающий могуществом, дарованным Блуждающим Богом, Великим Чернолицым, вполне может и в одиночку справиться с тем заданием, ради которого они все прибыли сюда. Кто им будет противостоять? Рыцари Порога? Они всего лишь люди… Среди рыцарей, правда, есть тот, кого называют болотником. Про боевые качества его Ругер успел уже наслушаться всяческих небылиц, но и он только человек, этот самый болотник! Ругер легко уничтожит его. Зачем же здесь еще гвардейцы и трое магов в серых балахонах? Лучше было бы упросить Константина отправить только его, Ругера, да еще малыш Гарот не помешает. Пожалуй, и одного Гарота хватило бы - ведь он уже знает те заклинания, что собирается использовать Ругер.
        «Поймал удачу за хвост, - досадливо подумал Ругер, щурясь на поднимающееся над крышами жалких домишек Лиана солнце. - Ради возможности отхватить такое задание некоторые полжизни бы отдали, а тут так все счастливо сложилось. Дело несложное, но важное, а потому делиться славой и наградой ох как не хочется!.. Сделаю все один, - решил Ругер, - и сделаю так, что о сегодняшнем дне еще долгие годы будут рассказывать истории! Это наверняка понравится его величеству… В конце концов, Константин доверил командование мне…»
        Маг щелкнул пальцами, подзывая к себе командира гвардейцев.
        - Вот что, - сказал ему Ругер. - Двух своих молодцов пошли во-он в тот кабак, как его бишь?.. «Разбитая Кружка».
        - Так ведь в этой «Кружке»-то… - удивленно начал гвардеец, - нам еще во дворце сказывали, что там…
        - Сам знаю, какие там постояльцы, - оборвал его маг. - Так вот, пока они не проснулись, нам нужно подготовиться.
        Увидев, что Ругер подозвал зачем-то командира гвардейцев, трое магов поспешили подойти к ним.
        - Не пора ли начинать, досточтимый Ругер? - скрипучим голосом осведомился один из магов. - Город уже просыпается, и нам нужно…
        Ругер, не оборачиваясь, повелительным жестом потребовал молчания и продолжил давать указания гвардейцу. Маги переглянулись. Судя по их взглядам, нельзя было сказать, что поведение Ругера пришлось им по вкусу. Закончив с гвардейцем, Ругер повернулся к магам.
        - Теперь что касается вас, - проговорил он. - Все, что вам нужно делать, это не мешать мне!
        Маги посмотрели друг на друга. Недоумение было в их взглядах.
        - Его величество отдал право повелевать вами мне, - продолжал Ругер. - Я надеюсь, вы понимаете, что, нарушая мой приказ, вы прекословите воле его величества?
        Маги снова переглянулись. Пока Ругер говорил с ними, двое гвардейцев двинулись в обход площади, стуча копьями по закрытым ставням.
        - Что вы делаете, досточтимый Ругер? - спросил маг, что осведомлялся, не пора ли начинать действовать. - Вы собрались перебудить весь город?
        - Будить весь город мне ни к чему, - ответил Ругер, - достаточно будет поднять с кроватей жителей близлежащих домов. А уж они разнесут весть о том, что видели, всему городу… и дальше.
        - Мне кажется, - молвил один из магов, - вы, досточтимый Ругер, вознамерились превратить выполнение задания чрезвычайной государственной важности в… представление?
        - Ты поразительно догадлив, - надменно проговорил Ругер. - Да, я хочу, чтобы как можно больше подданных убедились в могуществе своего короля!
        - И нам в этом представлении роли не отведено? - закончил второй маг.
        - Если бы я нуждался в вашей помощи, я бы уведомил вас об этом, - сказал Ругер.
        - Его величество послал нас с вами… досточтимый Ругер, - проговорил третий маг, выделив обращение «досточтимый» явно издевательским тоном, - вовсе не для того, чтобы мы просто наблюдали.
        Ругер сверкнул глазами.
        - Его величество присудил мне право командования… - медленно выговорил он, стараясь не дать прорваться раздражению. Но все-таки не сумел удержаться: - Кто вы такие, чтобы отдавать вам свою победу?! - вдруг зашипел он. - Только я и мой мальчик знаем, через что нам пришлось пройти там, в Крафии! Мы - единственные, кто выжил в той резне! Мы вынуждены были бежать в Гаэлон, чтобы… здесь носить клеймо неудачников?! Клеймо проигравших?
        - Вы обуяны гордыней, - проговорил третий маг. - Вы обуяны жаждой золота и власти. Вы желаете занять достойное место при дворе… И вы считаете, что, устроив шумное представление, о котором будет говорить весь Гаэлон, завоюете доверие его величества? В вас еще слишком много человеческого, досточтимый Ругер. А его величество учит нас не быть людьми. Ибо люди слабы, потому что подвержены страстям. Слабы… даже те, кого обладание чужой силой заставляет мнить себя несокрушимыми.
        - Я не намерен спорить дальше! - овладев собой, сказал Ругер. - Вы будете делать то, что я вам говорю. Встаньте за моей спиной и смотрите… Чтобы было о чем потом рассказать в Дарбионском королевском дворце! Когда вы понадобитесь мне, я скажу…
        Маги в серых балахонах некоторое время молчали.
        - Да будет так, - сказал один из них.
        - Эх, Гарот! - все еще с нервической усмешкой произнес Ругер, положив руку на плечо своему сыну и ученику. - Я всюду беру тебя с собой, чтобы ты мог многому научиться. Запомни один из сегодняшних уроков: не следует мешать делать дело тому, кто больше в нем понимает.
        Мальчишка безмолвно и почтительно склонил голову в знак того, что принял к сведению слова отца.
        - И это будет не единственное, что ты сегодня запомнишь до конца своих дней, - продолжил Ругер, когда маги, о чем-то негромко переговариваясь, отошли подальше. - Смотри во все глаза и слушай во все уши, мой мальчик. И не вздумай пугаться: тебе ничего не угрожает. Во-первых, я с тобой. Во-вторых, этот болотник не убивает людей… и уж тем более сопливых мальчишек.
        - Я не сопливый мальчишка, отец! - тут же дернулся Гарот. - Я… Мне еще не приходилось убивать, но я могу! - Голос его от волнения сорвался на постыдный ребяческий писк. - Его величество и мне дал частицу великой силы…
        - Твои слова доказывают, что ты именно сопливый мальчишка! - усмехнулся Ругер. - Угомонись. Я все сделаю сам. Этих троих я услал, чтобы не путались под ногами. Насколько я понимаю, этот болотник не из тех, кто старается улизнуть, не приняв боя. Он не сражается с людьми, однако способен пройти сквозь ряды целой армии, словно раскаленное шило сквозь кусок масла, раскидывая ратников, как снопы с сеном. Что ж, я все-таки предоставлю ему возможность попотеть, прежде чем сложить голову. Что для этого нужно сделать? - задал он вопрос Гароту.
        Мальчишка насупился.
        - Наверное, - проговорил он, - нужно призвать могучего демона из Темного мира?
        - Молодец, мой мальчик! - похвалил Ругер. - Я думаю, достаточно будет одного из низших демонов. К примеру, Шепчущую Крысу… - он рассмеялся. - Подумать только, раньше для того, чтобы призвать низшего демона, мне потребовалось бы несколько дней подготовки. А сейчас, с той силой, что даровал мне Тот О Ком Рассказывают Легенды, я могу сделать это без малейших усилий. Да что там Крыса! Я чувствую, что сумею призвать Темного Стрелка. Самого Темного Стрелка!
        - Темного Стрелка призывали лишь несколько раз с того времени, как люди научились общаться с миром демонов, - прошептал Гарот. - Последний раз много-много сотен лет назад в Марборне, когда на один из тамошних городов обрушилась орда троллей. Стрелок сокрушил орду и спас город, но… те, кто призывал его, лишились по нескольку лет жизни каждый!
        - Уверен, если бы теперь у меня возникла необходимость призвать Темного Стрелка, я бы даже не вспотел, - заявил Ругер. - Давай-ка, мой мальчик, черти защитный круг…
        В окнах окрестных домов уже появились заспанные физиономии жителей городка Лиан.

* * *
        Трактирщику «Разбитой Кружки» только под утро удалось сомкнуть глаза. Он не то чтобы уснул, - забылся тревожной дремотой, устав от ночных переживаний. Как же это все так могло получиться-то, а?..
        Под прикрытием темноты к нему явились головорезы Фира. Кого они искали, трактирщик понял сразу и отпираться - мол, никого не знаю - конечно, не стал. И выяснилось, что эта троица: худощавый парень с задумчивыми глазами и неожиданной сединой в волосах, верзила с топором за спиной и золотоволосая девушка взяли да и грабанули Фира Золотого Мешка на подходе к Лиану. Теперь Фир, само собой, жаждал мести и возврата своего добра. Ну, это дело вполне понятное. А непонятное началось потом…
        Трактирщик до света провалялся на своей кровати, вспоминая, как в его комнату ввалился сам Фир, белый, словно молоко, с выпученными глазами. И начал задушенно, едва слышно хрипеть нечто несусветное - вроде куда-то звал, просил в чем-то помочь. Трактирщик выполз в трапезную и окончательно обалдел: тот самый юноша с седыми прядями в волосах деловито вытаскивал с лестницы бесчувственное тело одного из ребят Фира. Увидев трактирщика, юноша тихо и строго проговорил: «Там, повыше, еще двое. Тащите их на улицу и не вздумайте шуметь. Моим друзьям нужно хорошо выспаться…»
        И хозяин «Разбитой Кружки» добросовестно выполнил все, что от него требовалось, прекрасно понимая: когда работа будет закончена, юноша непременно разделается с Фиром и с ним самим. Ведь Золотой Мешок пытался убить странных пришельцев, а он, трактирщик, не колеблясь, донес на них!.. Но, когда они управились, юноша просто отпустил всхлипывающего торговца, а трактирщика даже поблагодарил! И еще извинился за беспокойство!
        Все это никак не укладывалось в голове у хозяина «Разбитой Кружки». Кто же они такие - эти путешественники?!
        На рассвете трактирщик неожиданно получил ответ на этот вопрос. Едва начало всходить солнце, в трактир явились двое воинов. Кольчуги блестели на них, сверкали начищенные сапоги, пошитые из кожи, из какой, наверное, самому его сиятельству барону сапоги шьют. На поясах в изукрашенных ножнах висели мечи с посеребренными рукоятями - в общем, амуниция каждого из воинов стоила, наверное, столько же, сколько и вся «Разбитая Кружка» целиком. Воины подошли к трактирщику, выскочившему на громкий стук каблуков и звяканье оружия, и потребовали скамью, два кубка и кувшин самого лучшего вина, какое только найдется. А один вдруг осклабился и спросил:
        - Эй, ты, хлыщ долговязый! А что, в твоем свинарнике нынче ночует кто-нибудь?
        Не имея сил врать, трактирщик ответил честно.
        - А знаешь, кто это такие? - поинтересовался воин. - Ты, дурачина деревенская, коварных похитителей ее высочества принцессы Литии принимал, понял?

* * *
        Проснувшись, Оттар мгновение пытался понять, где он находится и что было накануне. Подняв голову, он увидел стоящего у окна, выходящего на Веселую площадь, болотника.
        - Эй, брат Кай! - позвал он. - Чего это я… нарезался, что ли, вчера? Голова какая-то… мутная.
        - Нет, ты вчера не много выпил, брат Оттар, - не оборачиваясь, ответил болотник.
        - Да? А почему тогда?..
        Тут северянин, очевидно, вспомнил что-то важное. И вскочил на ноги.
        - Я всю ночь провалялся здесь, как бревно?! - воскликнул он. - Но я же… А принцесса?..
        - Ее высочество еще спит, - спокойно проговорил Кай. - А те, кто приходили к нам ночью, я думаю, уже очень далеко от «Разбитой Кружки».
        - Приходили все-таки… - сокрушенно помотал головой северный рыцарь. - А я проспал! Так и знал, что они… А ты?.. Эх! - Оттар довершил свое бормотание энергичным взмахом руки. - Что же это такое?! Чего ж моему топору кровушки-то все никак не доводится испить?.. Твоя работа, брат Кай, да? Уморил меня снова?
        Кай ответил утвердительно и шагнул от окна к своему тюку. И принялся развязывать его. В движениях болотника не было спешки, но была непривычная сосредоточенность. Северный рыцарь с удивлением наблюдал за ним. Затем, точно сообразив что-то, кинулся к окну.
        - Великий Громобой… - прошептал Оттар. - Это что же такое?
        Северянин увидел площадь, оцепленную гвардейцами. Он даже сумел заметить смятение и ужас на лицах ратников. Потом его взгляд уперся в стоящего на противоположной стороне площади мага в сером балахоне и островерхом колпаке, медленно вырисовывавшего в неподвижном воздухе замысловатые фигуры. Оттар наблюдал, как в белом круге напротив мага с громким треском мечутся черные искры, оставляя за собою след, который мало-помалу складывается в пугающие очертания неведомого чудовища. А позади мага замер какой-то мальчишка - на нем был такой же серый балахон, и, как у мага, во лбу мальчишки тоже чернел нечеловеческий глаз. В руках парнишка держал кубок, низкая деревянная скамья стояла рядом с юным магом, а на ней помещался глиняный кувшин. За спиной мальчишки стояли еще трое магов в серых балахонах и колпаках.
        Кай облачался в свои доспехи.
        Выругавшись, Оттар скакнул к окну, выходящему во внутренний двор трактира.
        - Вроде никого нет, - сказал он.
        - Отступать бессмысленно, - проговорил болотник. - Они все равно настигнут нас.
        - Я и не думал бежать! - оскорбленно возопил северный рыцарь, хватая топор. - Я… просто оценил обстановку! Эти поганцы… Посланцы Константина, да?
        - Несомненно, - ответил Кай.
        - Будет работка моему топору! - свирепо оскалился Оттар. - Ты погляди, брат Кай, этот ублюдочный король совсем нас за слабаков держит. Послал каких-то два десятка гвардейцев и пару магов! Тьфу - две дюжины человек!
        - Я не вижу здесь людей, - ответил Кай, поправляя на себе нагрудную пластину.
        - Что?! Ты ослеп, что ли, брат Кай? - Оттар снова выглянул на площадь. Силуэт Твари в защитном круге обозначился четче - переход ее из одного мира в другой подходил к завершению. - Одна Тварь, да… И какая мерзкая!.. Но остальные-то - люди! С которыми ты не сражаешься, а потому, - он прикинул в руках топор, - ими займусь я.
        - Наши враги - не люди, - договорил болотный рыцарь. - Ибо человек и Тварь не могут стоять рядом, не могут биться на одной стороне. Следовательно, те, кто призвал Тварь, те, кто видят в ней союзника, сами суть Твари.
        Оттар непонимающе заморгал.
        Дверь в комнату принцессы отворилась. Лития, не вполне еще проснувшаяся, но уже полностью одетая (видимо, спала в одежде), показалась на пороге.
        - Что за шум?.. - начала она и, увидев, что болотник облачается в доспехи, осеклась. - Что?.. Что случилось? - выговорила Лития, побледнев.
        - Константин, чтоб его… послал за нами еще одну стаю своих псов, ваше высочество, - объяснил Оттар.
        - Сэр Кай, вы надеваете доспехи… Это значит?.. - Лития не договорила, испуганно прикрыв рот ладонью.
        - А посмотрите в окно, ваше высочество, - посоветовал северянин. - И сами все поймете!
        Выглянув в окно, Лития вскрикнула и поспешно отступила назад.
        - Не бойтесь, ваше высочество! - отреагировал на это Оттар. - Я… Мы с братом Каем об этих упырях позаботимся!
        - Вы последуете за мной, брат Оттар, и вы, ваше высочество, - сказал Кай. - Оставайтесь за моей спиной. Ваше высочество, возьмите вот это. - Он снял с запястья один из своих амулетов: диковинный костяной шарик, внутри которого мерцало что-то лиловое.
        Принцесса приняла амулет - он оказался очень легким, почти совсем невесомым.
        - Когда я скажу, раздавите его в руке, - сказал болотник. - Только когда я скажу! Не раньше и не позже.
        - Опять магия! - прорычал Оттар. - Мне-то она ни к чему. Я буду драться! Наконец-то мне представилась эта возможность! И не при помощи магии, а честным клинком!
        - Амулет Нерушимого Кокона даст защиту ее высочеству. Это мощная магия, но действие ее весьма ограничено по времени. Обещайте мне, ваше высочество, что сделаете так, как я сказал.
        - Обещаю… - произнесла принцесса.
        Она старалась справиться со своим страхом, но все же голос заметно подрагивал.
        - Ты пойдешь со мной, брат Оттар, - продолжал Кай. - Ибо никто не может воспрепятствовать тому, чтобы ты с честью выполнял свой Долг. Но обещай мне слушаться во всем. И не отходить от ее высочества ни на шаг.
        - Обещаю, - проворчал северянин. - Само собой - ни на шаг. Но обещаю также и то, что сегодня мой топор запоет песню смерти!
        Кай кивнул, принимая оба обещания.
        - Я… - глубоко дыша, проговорила Лития. - Я тоже… Я…
        Рыцари посмотрели на нее.
        - Я совсем не боюсь, - сказала принцесса. - И я хотела бы драться. У меня есть меч!
        - Ваши слова делают вам честь, ваше высочество, - проговорил Кай. - Но, судя по голосу, вы не достигли еще окончательной решимости. Вы и сами знаете, ваше высочество, что совсем не умеете владеть оружием. Вы не можете драться, это совершенно исключено.
        Лития ничего не ответила и склонила голову. Что она могла ответить?
        Болотник надел шлем и опустил забрало. Затем поднял свой меч с набалдашником на рукояти в виде головы виверны. Неправильной формы клинок меча тускло блеснул тяжелым багровым отсветом.

* * *
        Шепчущая Крыса явилась в этот мир полная ненависти и жажды убийства - как и полагается демону. Но жажда должна была ограничиться смертью лишь одного человека - это являлось условием ее появления. Шепчущая Крыса и впрямь отдаленно напоминала крысу. Величиной она, правда, была с буйвола и имела вместо четырех конечностей восемь. Восемь мохнатых лап, удлиненных двумя дополнительными суставами, держали вытянутое тело, которое покрывала не шерсть, а длинные и зазубренные иглы. Раздвоенный хвост, загнутый к морде, покачивался над Тварью, будто жало скорпиона; меж игл на туловище твари сочилась черная слизь, тягучая и маслянистая, как смола. Капли этой слизи, падая на камни площади, тут же испарялись черными струйками дыма с отвратительным коротким шипением, будто камни испускали испуганный шепот… Длинная пасть Твари, вооруженная сотнями мельчайших и гибельно-острых зубов, исторгала странный звук, похожий на нескончаемое хриплое покашливание.
        Ругер договорил последние слова заклинания и хлопнул в ладоши.
        Крыса, испуская непрерывное лопочущее шипение, пошла вперед - к трактиру. Демон перебирал лапами неровно и спотыкливо, и тело его на ходу неравномерно раскачивалось и прогибалось до самой земли. Пластины, что покрывали брюхо Твари, скрежетали о камни. Когда до двери в трактир осталось около десяти человеческих шагов, Крыса присела на две пары задних лап и прыгнула.
        Она проломила стену - деревянные обломки разлетелись далеко вокруг, и тем, кто был на Веселой площади в тот час, открылось внутреннее убранство трапезной. Крыса снова подалась назад, повернула ужасную морду в сторону ведущей на второй этаж лестницы и хрипло зашипела… Магам, практикующим жуткое искусство призвания демонов, было известно, что об иглы, заменяющие Шепчущей Крысе шерсть, ломается самый крепкий меч, а брюшные пластины Твари невозможно проломить никаким человеческим оружием, даже заговоренным. Осталось только считать удары сердца, за которые демон покончит со своим противником…
        Ругер принял из рук Гарота кубок с вином и присел на скамью. Он старался держаться так, как и задумал: словно происходящее было всего лишь представлением, актеры которого могут повредить лишь друг другу, но не зрителям. Но и Ругеру стало очень не по себе, когда Шепчущая Крыса сделала первый прыжок. На самом деле он участвовал в призвании демона из Темного мира только однажды, и рядом с ним тогда находились маги, гораздо сильнее его самого. А сейчас, несмотря на ясно ощущаемую мощь в собственном теле, Ругер волновался. Кубок в его руках немного дрожал, когда маг сделал первый глоток.
        Момента, когда перед Крысой появился закованный в черные латы рыцарь, он не заметил. Он услышал лишь, как яростно завизжал демон. Ругер почувствовал, как от нечеловеческого звука под ним мелко затряслась скамья. Рыцарь взмахнул мечом навстречу оскаленной пасти, раздалось оглушительное лязганье, и в одну из устоявших стен полетели веером сразу несколько десятков выбитых зубов Твари. Зубы эти, вонзившись, мгновенно истаяли, оставив после себя в дереве множество черных отверстий, а Тварь, не переставая визжать, попятилась.
        Меч рыцаря - не металлический, а вырезанный из какого-то странного материала небывалой прочности - глубоко разрубил пасть Шепчущей Крысы.
        Ругер вскочил, выронив кубок. Он вдруг заметил на лестнице, ведущей на второй этаж трактира, еще двух человек: здоровенного верзилу с топором в руках и тоненькую девушку, затянутую в кожаную одежду. Верзила скалился, сжимая топор, - он следил за каждым движением черного рыцаря и демона, видно едва сдерживаясь, чтобы не броситься в схватку. А девушка за спиной верзилы вцепилась в перила и, судя по ее белому, дрожащему лицу, находилась на грани обморока.
        «Рыцарь Северной Крепости Порога, - понял маг. - И ее высочество принцесса! Гвардейцы, навещавшие трактирщика, говорили, что горного рыцаря в этой компании не было - так им сообщил трактирщик. Наверняка его величеству будет интересно об этом услышать…»
        Шепчущая Крыса, окутанная темным облаком испарения своей слизи, отступала. Как быстро она из грозного хищника превратилась в жертву! Теперь следовало было считать удары сердца не до момента смерти болотника, а до момента гибели самого демона.
        В голове мага заметались слова заклинания, призывающего Темного Стрелка. Произнося хвастливые речи перед Гаротом, он вовсе не имел в виду, что и вправду собирается призвать этого демона из глубин Темного мира. Более того, он никогда раньше не думал, что осмелится на такое…
        «Только бы произнести верно…» - подумал Ругер и сам не заметил, как сказал это вслух.
        Рыцарь теснил Шепчущую Крысу прочь из разрушенного трактира. Болотник ступал уверенно, каждый взмах его меча был рассчитан, каждый удар точен - и было заметно, что рыцарь не наносит решающего удара только потому, что намерен вывести Тварь на открытое место, чтобы там покончить с ней. Крыса с искалеченной пастью не могла атаковать. Иглы с ее туловища под ударами диковинного багрового клинка, кувыркаясь, разлетались в разные стороны и еще в полете таяли, оставляя после себя быстро развеивающиеся серые облачка… Верзила-северянин и принцесса покинули лестницу и заняли позицию в глубине развороченной трапезной. Северный рыцарь помахивал своим топором и свирепо, то и дело, видимо, непроизвольно порывался броситься вперед, в атаку на Тварь из Темного мира или на держащих оцепление гвардейцев, точно разозленный пес на невидимом поводке, конец которого держала укрывавшаяся за его спиной принцесса.
        Ругер оглянулся на магов. Подолы их серых балахонов развевало будто сильным ветром, хотя воздух вокруг был относительно спокоен. Острия колпаков искрили голубым, а знаки Ока на лбах испускали темное сияние - маги, оценив ситуацию, явно готовы были вступить в бой, применив что-либо из боевых заклинаний.
        - Не сметь без приказа! - задыхаясь, выкрикнул Ругер.
        Он начал творить призывающее заклинание, сопровождая свою речь пассами, - и сразу же почувствовал, что каждое слово вытягивает из него силы. Каждый произнесенный им звук поражал его тело, словно удар кинжала, и из незримых этих ран хлестали струи незримой крови. Магу осталось совсем немного: уже внутри защитного круга затрепетали очертания демона, как вдруг ноги отказались ему повиноваться. Ругер пошатнулся и упал бы, если бы кто-то, подбежавший сзади, не поддержал его, обхватив за пояс.
        Новый поток магической энергии, хлынувший в тело мага, помог ему продолжить читать заклинание. Но и этой энергии оказалось недостаточно. Перед глазами беглеца из Крафии потемнело.
        Ругер так и не понял, закричал он, моля о помощи, или же маги в серых балахонах сами догадались прийти ему на подмогу. Он ощутил их руки на своих плечах, и новая энергетическая волна наполнила его тело, как мощный порыв ветра наполняет корабельный парус. Ругер не договорил - докричал заклинание призыва. И хлопнул в ладоши.
        Закончив, он со всхлипом втянул себя воздух и, мокрый с головы до ног, упал на скамью. Маги тут же отступили от него. И только тогда Ругер увидел, что Гарот - его сын и его ученик, отдавший ему большую часть своей силы, бледный и задыхающийся, опустился на колени.
        Но демон, прозванный людьми Темным Стрелком, уже стоял в защитном круге, окутанный гаснущим сиянием белых искр.
        Очертания Стрелка были несуразны и уродливы. Более всего он походил на громадное и высоченное вековое дерево, покрытое вместо коры лоснящейся, как у морского животного, шкурой, с выпущенными щупальцами подвижных корней. Тринадцать конечностей-ветвей извивались в верхней части туловища Твари, и каждая оканчивалась мокрым, светящимся желтым светом, глазом размером с человеческую голову.
        Болотный рыцарь, оттеснив Шепчущую Крысу на десяток шагов от трактира, в длинном броске скользнул вдоль ее бока и сильным ударом меча снизу вверх едва не перерубил Тварь напополам. Вновь взлетели в воздух осколки игл, а брюшные пластины Крысы треснули под клинком рыцаря, словно яичная скорлупа.
        Демон Темного мира кособоко рухнул на камни Веселой площади и… мгновенно застыл. По неподвижному его телу пробежала невидимая волна, превращая тело в серый прах, который тотчас развеяло по ветру.
        Шепчущая Крыса перестала существовать.
        Болотник знал: в схватке с Тварью первое, что нужно сделать, - понять способы ее атаки и уж потом определить уязвимые места. Проще, когда схватываешься с особью, которую встречаешь не впервые. Уничтожить неизвестную тебе Тварь куда как сложнее.
        С Шепчущей Крысой все было понятно: магия демона заключалась в небывалой крепости его оболочки. Но для клинка, сделанного из кости самой могущественной Твари Болотного Порога - Черного Косаря, - попросту не существовало преград. Крыса не отличалась особой силой и скоростью движений, она не шла ни в какое сравнение с Тварями Туманных Болот, и рыцарь расправился с ней безо всякого труда.
        Но Темный Стрелок ощущался Тварью гораздо более опасной. Впрочем, уровень этой опасности Кай определил не для себя, а для Оттара и принцессы Литии.
        - Ваше величество, амулет! - не оборачиваясь, выкрикнул он. - Брат Оттар, оставайся на месте, не двигайся!
        …Темный Стрелок атаковал мгновенно, не сходя с места. Ему и не нужно было передвигаться. Тринадцать его конечностей, кажется, вовсе не имели суставов и состояли из одних мышц, словно туловища змей. И змеи эти вытянулись в тринадцать упругих струн по направлению к болотнику. Они ритмично сжимались и расслаблялись, а громадные «глаза» на них, вспыхивая, один за другим стали выпускать острые и длинные пылающие стрелы чистой энергии. От первых нескольких стрел болотнику удалось увернуться: попадая в камни, которыми была покрыта площадь, стрелы молниеносно раскаляли их, взрывая изнутри. Темный Стрелок оказался быстр, очень быстр. Следующие три заряда угодили Каю в грудь и живот…
        Раздавив в руке костяной шарик амулета, принцесса вскрикнула - так ярко между сжатыми пальцами брызнули тонкие и острые лучи света. Открыв глаза, Лития увидела, что от окружающей действительности ее отделяет полупрозрачная пелена, чуть искажающая обзор. Принцессе показалось, что звуки происходящего стали глуше, да и действующие лица на сцене Веселой площади теперь двигались медленнее. Оглянувшись по сторонам, принцесса поняла, что оказалась заключена в некоем подобии пузыря, образованном некой магической субстанцией.
        Оттар замер в том положении, в каком его застиг крик болотника. Битвы с Тварями Северного Порога давным-давно приучили его беспрекословно подчиняться приказам старшего по команде.
        Доспехи, выточенные из панциря Черного Косаря, выдержали удар стрел Темного Стрелка. Но энергетические стрелы, помимо взрывающего эффекта, обладали еще и мощной ударной силой.
        Болотника, перекрутив дважды вокруг оси, швырнуло на землю. Он поднялся, не обращая внимания на боль от ушибов, и тут же снова кинулся оземь, откатившись в сторону. Чудесные доспехи позволяли такую свободу движений. Пять или шесть стрел взорвали камни на том месте, где он только что находился, образовав в земле дымящиеся выбоины.
        Дальше Кай двигался прыжками. Лавируя меж огненных всплесков, он неуклонно приближался к неподвижно высящемуся в защитном круге Стрелку. Он не пытался защищаться от сверкающих стрел щитом - эффект в случае попадания стрелы в щит был бы точно таким же, как и в доспехи. Сейчас и меч не помог бы сразить Тварь.
        На Туманных Болотах особенности внутреннего строения тел Тварей изучались в Укрывищах - учебных лагерях для юных кандидатов в рыцари - тщательно и подробно. Система определения жизненно важных органов чудовищ имела весьма разветвленную структуру, но все же являлась системой. Кай знал, что выводы в любом случае следует делать на основании характера движений Твари, внешнего ее строения, того, как и каким образом Тварь может наносить повреждения, и даже того, какую окраску имеют покровы чудовища.
        Болотнику понадобилось несколько мгновений, чтобы определить, как именно сразить Темного Стрелка.
        Жизненно важные органы демона, скорее всего, располагались в верхней части туловища. Болотник предположил, что ими являются испускающие энергетические стрелы «глаза». По крайней мере, кромсать тулово Твари на том уровне, куда рыцарь мог дотянуться, не имело особого смысла - тулово это было в три-четыре обхвата шириной. Здесь следовало воздействовать магией.
        - Он сокрушит Темного Стрелка, - услышал Ругер голос позади себя.
        Маг и сам понимал это. Но ответил одному из серых хрипло и зло:
        - С чего ты это взял? Темный Стрелок практически непобедим. До сих пор никто точно не знает, чем его можно повредить! Любые раны на его шкуре затягиваются мгновенно, а сферы, извергающие стрелы, нельзя пробить даже мощным арбалетным болтом… если предположить, что кто-либо способен попасть в постоянно и быстро движущуюся цель.
        - Болотник сокрушит Темного Стрелка, - убежденно повторил второй маг, приблизившись к Ругеру. - Разве вы не видите, досточтимый Ругер? Его броня с равной легкостью сопротивляется магическим и физическим воздействиям.
        Ругер скрипнул зубами. Он не мог призвать демона сильнее Темного Стрелка.
        «Что же делать?!» - хотелось воскликнуть ему, но он не позволил себе этого. Да и без того было ясно - что нужно делать. Следовало изменить тактику. Эффектной победы над болотником уже не получится. Остается кинуть все силы на то, чтобы задержать его и, воспользовавшись его замешательством, попытаться отбить принцессу у северного рыцаря. Но это означало, что победа будет принадлежать не одному Ругеру… Однако времени на поиски лучшего выхода не оставалось.
        - Удерживать болотника магией! - прохрипел Ругер. - Гвардейцы… Пусть атакуют рыцаря Северной Крепости Порога. Выполнять! - заорал он, глядя прямо перед собой, не оборачиваясь на стоявших за его спиной магов. Он боялся увидеть презрение или того хуже - усмешку на их лицах. - А я, - договорил Ругер, - займусь ее высочеством принцессой!..

* * *
        Подобравшись на расстояние в два десятка шагов, Кай сорвал с запястья левой руки амулет Гранитной Коры и швырнул его в Тварь, стремясь попасть в нее как можно выше - как можно ближе к смертоносным конечностям, плюющимся стрелами.
        Сразу два энергетических заряда врезались, рассыпав снопы искр, в нижнюю часть живота Кая. Болотника отбросило на несколько шагов - с тяжким стуком он ударился о камни Веселой площади наколенниками и защищенными латными перчатками ладонями, едва успев сгруппироваться в воздухе. Но одновременно с этим стуком раздался звучный щелчок, а затем над площадью потянулся к голубому небу долгий громкий хруст, словно яростный ветер раздирал на две половины парус огромного корабля. Это сработал амулет Гранитной Коры, попавший таки в цель. Магическое окостенение впилось в несуразную тушу демона. На его лоснящейся шкуре появилось быстро разрастающееся во все стороны коричневое пятно, засиявшее мириадами сверкающих крапинок.
        Стремительные конечности, словно клубок ошпаренных змей, с режущим слух шелестом бешено заизвивались в воздухе. Ослепительные молнии стрел беспорядочно полетели в разные стороны. Сразу несколько домишек вокруг площади мгновенно превратились в огромные полыхающие костры. Две стрелы угодили под крышу трактира «Разбитая Кружка», и второй этаж занялся трескучим пламенем, а Веселую площадь осыпало дождем из пылающих дранок и обломков дерева. Но конвульсии Темного Стрелка продолжались недолго. Всего за три удара сердца верхняя половина Твари окаменела полностью, пульсирующие конечности замерли, напряженно подрагивая. А «глаза» налились мутью и потухли.
        Кай поднялся на ноги.
        Темный Стрелок, будто громадное древнее дерево, качнулся взад-вперед. Корни-щупальца грозно вздыбились, раскачивая туловище. Очевидно, демон отчаянно пытался стряхнуть с себя каменное оцепенение. Болотник сделал несколько шагов, но не к Твари, а от нее. И снял с левой руки щит.
        Потемневшая шкура верхней части Темного Стрелка стала светлеть - заклинание стремительно истаивало. Но Кай не торопился. Он знал: успех любого действия напрямую зависит от точного расчета.
        Примерившись, он метнул щит в демона. Посланный сильной рукой, щит, свистнув по воздуху, острым своим краем ударил Темного Стрелка примерно посередине туловища, на ладонь выше того места, где проходила граница между телом, способным к движению, и той частью, пока еще скованной заклинанием. Черная трещина опоясала Тварь.
        Темный Стрелок сломался пополам, словно пораженное молнией дерево. Окаменевшая верхняя часть рухнула оземь, рассыпавшись тысячами коричневых осколков, шары «глаз», с мерзким чавканьем подпрыгивая на камнях, раскатились по площади. Нижняя часть беспорядочно задергалась, хлеща вокруг себя щупальцами… И рассыпалась серым пеплом. Превратились в мельчайшие серые хлопья и отвалившаяся половина Твари, и осколки окаменевших конечностей, и мутные, ослепшие шары «глаз».
        Демон с именем Темный Стрелок навсегда покинул мир людей.
        Кай метнулся туда, где упал его щит. Как только он вдел левую руку в крепежные ремни, небо над Веселой площадью, еще мгновение назад по-утреннему голубое, сильно потемнело. И угрюмо загудел в неестественных сумерках ветер - какой-то очень странный ветер. Потоки холодного воздуха низвергались с темных небес вниз, давя землю…

* * *
        Три могучих всплеска магической силы, слившихся в один, колыхнули городок Лиан. Трое заклинателей одновременно произнесли потаенные слова - каждый свои. И слова эти, как острые иглы, рассекли воздух и пронзили небо и землю…
        Никогда еще в городе Лиан и его окрестностях не произносилось столько заклинаний, сколько было произнесено в то злосчастное утро. И говорили потом, что в тот час пало на город проклятие: магия, осевшая в земле, осквернила почву вокруг Лиана, и три года его поля, сады и огороды не родили ничего, кроме поганого бурьяна и жгучей крапивы. Магия, незримым туманом поднявшаяся к небу, прогнала из города всех птиц, и на три года небо над Лианом оставалось безмолвным и пустым…
        Как только погиб, рассыпавшись прахом, Темный Стрелок, один из магов в серых балахонах ударил болотника Кипящей Воронкой, сила которой оказалась удвоенной, оттого что второй маг положил руки на плечи товарища, передавая свою энергию.
        Ветер, низвергавшийся с неба, принес с собой свистящий водоворот, струи темной воды в котором обладали плотностью камня и были способны мгновенно превратить свою жертву в перекрученный кусок кровавого мяса. Доспехи Кая наверняка бы выдержали давление магических струй, но вот человеческому телу в этих доспехах пришлось бы худо, и болотник успел увернуться от нависшего над ним узкого конца Воронки, в тот же самый момент разрубив багровым клинком несколько со свистом извивающихся друг вокруг друга темных струй. Потеряв целостность, Кипящая Воронка потеряла и способность убивать. Струи, молниеносно разлохматившись, хлестнули в разные стороны - раз, другой, третий - и рассыпались тучей водяных брызг.
        За два удара сердца до этого третий маг, дочитав Пламень Живительной Крови, выбросил вперед руки ладонями вверх, и с них взметнулись два десятка лучей, сияющих, точно закаленные в человеческой крови клинки. Врезавшись в затянутое небывалой хмурой темнотой небо, лучи преобразились в подобия исходящих треском шаровых молний. И вот уже два десятка косматых огненных шаров вразнобой полетели вниз и втянулись в затылки королевских гвардейцев, которые, подчиняясь приказу своего капитана, выстроились у горящего трактира. Выстроились клином, острием своим двигавшегося прямо на рыцаря Северной Крепости Порога сэра Оттара.
        Магические огненные шары чудесно преобразили лица ратников. Еще мгновение назад бледные от пережитого ужаса физиономии налились кровью, разгладив морщины и стерев начисто гримасы страха и неуверенности. Глаза гвардейцев заблестели, точно у пьяных, но движения воинов стали гораздо быстрее и точнее.
        Когда маг в сером балахоне читал Пламень Живительной Крови, Ругер, согнувшись в три погибели, ринулся было в обход по периметру Веселой площади, но вдруг заколебался. Он оглянулся на Гарота, все так же скорчившегося без чувств под залитой вином скамьей… и вернулся к сыну. Дальнейший план действий вдруг ярко вспыхнул в голове мага.
        «Кажется, не все еще потеряно, - подумал он. - Кажется, все еще может получиться. И победа будет моей!»
        Корчась от напряжения, он поднял бессильно повисшее на руках тело. Огибая площадь, Ругер поспешно заковылял к трактиру «Разбитая Кружка». Он еще раз оглянулся, оказавшись на середине пути, и увидел, как один из серых чертит перед собой в воздухе пассы, предваряющие произнесение Вращающейся Кости, а второй и третий, сцепившись друг с другом локтями, начинают петь первые строфы Вопящего Урагана.
        А болотник, черные зеркала доспехов которого отражали пляшущие языки пылающих городских домишек, шел прямо на серых, все ускоряя шаг…

* * *
        Первая тройка гвардейцев вбежала через гигантский пролом в стене в разгромленную трапезную, где меж обломков мебели метались лохмотья черного дыма, и Оттар, подняв над головой свой топор, захохотал с таким свирепым счастьем, что принцесса Лития, надежно укрытая внутри прозрачного шара Нерушимого Кокона, вздрогнула и прикрыла глаза ладонью.
        Северянин прекрасно видел, что ратники подверглись воздействию какого-то заклинания, заметил, как изменились облик и поведение воинов… но внутренне даже обрадовался этому. Битва предстояла гораздо более жестокая и кровавая, чем могла бы быть, и наконец-то жажда боя, мучившая Оттара все время долгой дороги, будет удовлетворена!
        Рыцарь встретил первого добежавшего гвардейца сильнейшим ударом. Оттар метил в корпус, поэтому у ратника не было ни малейшего шанса избежать встречи с гибельно-острым лезвием топора, но каким-то непостижимым способом гвардеец сумел вывернуться. И топор северянина, вместо того чтобы разрубить врагу грудную клетку, глубоко пропорол ему бок.
        Лязгнули разбитые кольца кольчуги, хлынула фонтаном кровь, и ратник без стона отвалился в сторону, а рыцарь, превратив излет удара в новый замах, погрузил окровавленный топор в лицо второму подоспевшему гвардейцу.
        Третий оказался более проворен. Оттар, на миг отвлекшись на то, чтобы пинком швырнуть массивный стол без ножек, валявшийся рядом, в надвигавшихся противников, едва не пропустил выпад копьем. Копейное острие чиркнуло по кожаному доспеху северянина, уйдя тому под мышку. Оттар, прижав наконечник к боку, резко крутанул корпусом, сломав прочное древко. Ратник шатнулся назад и тут же упал. Топор северного рыцаря разрубил ему ключицу, почти отделив шею от туловища.
        Смерть троих за время, необходимое человеку, чтобы его сердце ударило трижды, не остановило и даже не замедлило атаку врага. Оттар заметался, прыгая влево-вправо перед прозрачным шаром Нерушимого Кокона, от одной стены к другой, стремясь не дать ратникам окружить себя. Отражая бесчисленные выпады, северянин успевал предпринимать контратаки, в результате которых погибли еще двое гвардейцев, а трое оказались тяжело ранены. Но и эти трое, неся на телах страшные увечья, вовсе не пытались отползти в сторону, чтобы хоть ненадолго отдалить неминуемую смерть от потери крови. Они, будто больные животные, ковыляющие к спасительному водоему, упрямо лезли вперед, отталкиваясь от пола локтями и коленями, зубами и скрюченными пальцами пытались ухватить рыцаря за ноги и тем самым нанести ему еще хоть какой-то вред.
        Улучая момент, Оттар одному за другим раскроил им головы страшными ударами своих подбитых шипами сапог.
        Движение со стороны, откуда он никак не ждал нападения, принудило Оттара мельком оглянуться. Тот самый ратник, первым изведавший на себе силу топора северянина, все же встал на ноги. Из раны на его боку, оскаленной обломками обрубленных ребер, все еще вялыми толчками выплескивалась кровь, но гвардеец, едва волоча ноги, тащился к северянину, последними отчаянными усилиями стараясь поднять свой меч. Оттар перебил ему горло скользящим выпадом топора. Но тотчас копье, пробив прочную кожу куртки, глубоко вонзилось северянину в бок. Заревев от ярости, Оттар ударом локтя сломал древко копья и отрубил ранившему его ратнику голову. Где-то неподалеку разорвал воздух истошный нечеловеческий вопль - будто сотня демонов Темного мира зараз угодила под карающий взгляд Светоносного Отца Вайара…

* * *
        Кай по характеру пассов вовремя понял, что одно из заклинаний, готовящихся против него, ментальное. Он не был уверен, что доспехи отразят атаку ментальной магии, и активировал амулет Защиты Разума на правом запястье. Заклинание Вращающейся Кости, которое должно было заставить скелет болотника повернуться вокруг своей оси внутри тела, провалилось. То ли доспехи защитили рыцаря, то ли амулет… но Кай почувствовал лишь несильный упругий энергетический удар - и только!
        А через два удара сердца на него в полную мощь обрушился Вопящий Ураган. Невероятно сгустившийся воздух смертоносными плетьми хлестнул Кая сразу со всех сторон, вырвав вокруг него из земли громадные куски смешанного с камнями грунта, - как кнут палача вырывает из спины казнимого ремни мяса. Ужасный воющий крик стегнул по барабанным перепонкам болотника.
        Но рыцарь Болотного Порога не только не замедлил шага, он перешел на бег - магия стекла с его доспехов, как мутная вода. И тогда маги в серых балахонах и островерхих колпаках, маги короля Константина закричали от ужаса…

* * *
        Ругер остановился возле полуразрушенного трактира, клокотавшего звоном стали и воплями сражающихся. Он опустил Гарота на землю и ненадолго склонился над ним. Мальчик еще был без сознания, но щеки его понемногу утрачивали мраморную бледность. Пройдет немного времени, и Гарот очнется.
        «Вот и отлично», - подумал Ругер.
        Он бросил взгляд в сторону трактира. Через пролом в стене Ругеру было отлично видно, что заклинание Нерушимого Кокона ослабевает, - прозрачные стенки, закрывающие принцессу от опасности, мутнеют. Очень скоро ее высочество останется без защиты, и тогда…
        Подумав о том, что будет тогда, Ругер хрипло засмеялся. Он победит! Он все-таки победит! Несмотря ни на что - победит! Он накинет на Литию Паучье Покрывало и увлечет с собой в портал Трех Сердец, который провесит заранее. Портал Трех Сердец, хоть и способен пропустить через себя не более трех человек, отличается от портала Пронзающей Ледяной Иглы еще и тем, что закрывается сразу, как эти трое войдут в него. Правда, ступить в портал нужно всем троим одновременно, иначе перед замешкавшимся - или замешкавшимися - портал закроется, но… это мелочи. Ругер внесет принцессу, а вместе с ним пройдет и Гарот. И портал Трех Сердец закроется, отрезав путь к отступлению во дворец кому-либо еще! Пусть потом провешивают свои порталы, но именно он, Ругер, первым предстанет перед взором его величества Константина Великого. И именно он, Ругер, передаст в объятия короля его будущую королеву! Жаль только, что снять заклинание Нерушимого Кокона раньше времени невозможно - ведь Кокон оберегает того, кто заключен в нем, от любого рода воздействия, в том числе и магического.
        О северянине маг не беспокоился. Да, этот верзила что-то долго держится против воинов, чьи силы удесятерены Пламенем Живительной Крови. Но разве это важно? Достаточно метнуть в него Копье Льда или ударить Разящим Молотом… Но это потом, потом. Сейчас нужно провесить портал Трех Сердец. Сила Нерушимого Кокона вот-вот иссякнет…
        Прежде чем начать творить заклинание, Ругер оглянулся на болотника. Сколько еще эти трое идиотов-выскочек смогут сдерживать его? Маг оглянулся… и не поверил своим глазам.
        «Выходит, это неправда?.. - пронеслось в его голове. - Ведь болотник не убивает людей! Как может быть такое, что…»
        На противоположной стороне Веселой площади один из серых лежал ничком, конвульсивно подергивая ногами. Из его обрубленной шеи струями била кровь, а голова, откатившаяся на несколько шагов в сторону, была обращена лицом к Ругеру - и тот видел, как она беззвучно открывала и закрывала рот. Второй маг, видимо, пытался убежать, но убежал недалеко: его тело, разрубленное страшным мечом болотника на две части, валялось на расстоянии в пару десятков шагов от обезглавленного трупа. Третий был еще жив. Он бежал со всех ног в сторону горящих домов, на бегу творя какое-то заклинание, заведомо бессильное против рыцаря Болотной Крепости Порога.
        Болотник быстро подобрал с земли увесистый камень и, почти не целясь, метнул его в беглеца. Ругер ясно увидел, как камень ударил в голову пытающегося спастись бегством мага, сорвав островерхий колпак и размозжив затылок.
        - Великие боги!.. - выдохнул Ругер и поспешно начал читать заклинание, отворяющее портал Трех Сердец.

* * *
        Когда с наиболее сильными Тварями, которых следовало уничтожать в первую очередь, было покончено, Кай повернул в сторону трактира. Надо было спешить - иначе брат Оттар может серьезно пострадать. А ведь долг Кая - беречь жизни своих друзей.
        Против Тварей, с которыми сражался северянин, можно было использовать магию амулетов, ведь этих Тварей защищали лишь кольчуги, а не серые балахоны, расписанные оберегающими знаками, долженствующими препятствовать воздействию магии. На ходу болотник сорвал с запястья один из немногих оставшихся амулетов - Белую Косу, тонкую изогнутую полоску отточенной стали на витом шнурке. И, прошептав тайные слова, швырнул крохотное стальное лезвие перед собой. Вопреки законам перспективы, лезвие, удаляясь, не уменьшалось, а увеличивалось. И увеличивалось необыкновенно быстро. Очень скоро оно выросло до размеров, вдвое превышающих размеры крестьянской косы, притом окончательно приняв форму этого орудия.
        Белая Коса врезалась в ряды Тварей, атакующих Оттара, разрубая тела и отсекая конечности, она прошла сквозь них и, глубоко вонзившись в трактирную стойку, затрепетала. Белая Коса уничтожила не менее шести-семи Тварей, и теперь их оставалось только четверо. И они, оставив в покое северянина, уже едва державшегося на ногах, ринулись к болотнику. А Кай побежал к ним навстречу.
        Когда противников отделяли друг от друга всего несколько шагов, Кай вдруг на миг остановился и, резко сменив направление, бросился влево - туда, где полыхнул ярко-желтый круг портала Трех Сердец.
        Одна из Тварей хочет бежать! А это никак нельзя допустить, потому что Тварь есть Тварь. А Тварей необходимо уничтожать, им нет места среди людей.

* * *
        Ругера прошиб озноб, когда он увидел, что жуткий черный рыцарь направляется прямо к нему. Почти ничего не соображая, он метнулся было к принцессе, Нерушимый Кокон вокруг которой почти полностью истаял, но вовремя сообразил, что ему не успеть. Тогда Ругер подхватил на руки сына и кинулся к порталу. Он не понял, зачем ему понадобилось оглянуться на болотника в последний раз. Видно, страх управлял Ругером, а не разум. Он оглянулся и ступил назад, к порталу. Какой-то случайный камень подвернулся под каблук его сапога. Маг потерял равновесие и повалился навзничь. Безвольное тело Гарота выскользнуло из его рук. Ругер упал через круг портала Трех Сердец, тут же сомкнувшийся за ним, на мраморные плиты Тронного зала Дарбионского королевского дворца. А Гарот шлепнулся о камни Веселой площади города Лиана.

* * *
        Кай остановился. Четыре Твари настигли его. Уничтожить их не составило большого труда. Болотник справился с этим делом за три удара сердца. Теперь на Веселой площади осталась только одна Тварь.
        От удара о землю Гарот пришел в себя. Он приподнял голову, оглядываясь, силясь хоть что-то понять. Вокруг трещало пламя, терпко пахло дымом и кровью. Рыцарь в черных доспехах, отражающих пляску огненных языков, появился перед ним. Он был страшен, этот рыцарь.
        - Отец! - позвал мальчишка.
        Рыцарь поднял багровый клинок и, с силой опустив, насквозь пронзил грудь Гарота.

* * *
        - Я в порядке, - прохрипел Оттар. В боку его торчало острие копья, лицо заливала кровь, а левая рука, располосованная тремя глубокими сечеными ранами, висела плетью. - Я в порядке, - повторил северянин. - Славная была битва!
        Опираясь правой рукой о свой топор, он ожидал, пока Кай приблизится. Крыша трактира «Разбитая Кружка» полыхала вовсю. Но болотник по треску пламени слышал, что до того, как крыша начнет рушиться, еще достаточно времени. Войдя в заваленную трупами трапезную, он огляделся. Две Твари еще дышали, и Кай перерезал им горло. После этого снял шлем и поклонился принцессе, сидящей прямо на залитом кровью полу.
        - Ваше высочество, - проговорил болотник, кланяясь. - Опасность миновала. Твари, напавшие на нас, уничтожены.
        Лития посмотрела на Кая.
        - Столько трупов, - бесцветным голосом произнесла она, - я видела только во время переворота в отцовском дворце. Тогда приспешники Константина устроили такую же кровавую резню… Сэр Кай, разве была причина убивать этого несчастного мальчика?
        - Это да, - хрипло подтвердил Оттар и сплюнул кровью, - пацана не надо уж было… Это ты, брат Кай, малость того… переусердствовал.
        - Несчастного мальчика? - удивленно поднял брови болотник. - Я не убивал мальчика. Я уничтожил недоразвившуюся Тварь.
        Глава 2
        Маг по имени Наги тяжело дышал от злости и от спешной ходьбы. Серый балахон его был испачкан кровью, кровь пятнала и лицо мага. Наги привычно поднял руку, чтобы поправить на голове островерхий колпак, но его ладонь мокро шлепнулась на обширную плешь, тускло поблескивающую в темноте каплями пота. Не было на голове островерхого колпака. Пробитый стрелой, он остался лежать где-то позади, на горной тропе, в том самом месте, где отряд Наги менее получаса назад подвергся неожиданному нападению.
        Наги выругался. Будь прокляты эти Серые Камни! Здешние неотесанные мужланы, тупоумные деревенщины, почему-то причисляющие себя к рыцарскому сословию, ничему не учатся. Не один замок Серых Камней уже пал от мощи Огненного Ока Блуждающего Бога, а они все никак не угомонятся. Никак не поймут, что сопротивляться власти его величества Константина Великого бессмысленно и глупо.
        Такие очаги сопротивления нужно гасить безжалостно и быстро. Тем более не только в Серых Камнях находятся умники, осмеливающиеся высказываться в том смысле, что, мол, королевский престол занят его величеством не по праву. Что, мол, не королевская кровь течет в жилах могущественного мага…
        Какая чушь!
        Наги всегда считал, что маги куда как выше всех прочих людей. Он давно уже воспринимал деление на сословия лишь орудием управления меньшинства большинством - возможно, потому, что среди могущественных чародеев очень редко можно было встретить выходца из знатной семьи. Поэтому он всем сердцем принял восшествие на престол Константина. Даже странно, почему никто раньше не додумался до этого - маги должны править! Маги и никто другой. Подумать только, и сейчас эта мысль вызывает у большинства магов какую-то… боязнь? Словно они до сих пор не могут поверить в то, что - достойны. Как все-таки сильны в человеке, даже и постигшем премудрости магического искусства, устарелые условности!
        А ситуация, сложившаяся в Серых Камнях, никак не укладывалась в голове Наги. Казалось бы, чего проще? Склонить голову и принести клятву верности новому королю - так нет. Отстаивая замшелые традиции рыцарской верности давно уже почившему старику Ганелону, эти болваны готовы сложить и свои головы, и головы преданных им воинов и крестьян… Если б только эти дуболомы были способны понять, какое великое дело затеял Константин! Избавить Шесть Королевств от незримого ига Высокого Народа, освободить человечество, даровать людям право решать свою судьбу самостоятельно!.. Но давно уже известно, что знать не видит дальше собственного носа и действия свои определяет лишь личной выгодой или - что еще хуже - дурацкими понятиями о рыцарской чести. Что ж, вольному воля. Серые Камни - земли вовсе не богатые, поэтому государственная казна не потерпит большого убытка, когда вскоре здесь останутся одни голые скалы, обезлюдевшие долины, в которых уныло громоздятся развалины замков, да еще дикое зверье и племена огров.
        Нынешней ночью отряд Наги через портал Пронзающей Ледяной Иглы появился на тропе, ведущей к долине Полночной Звезды. Пятеро магов и два десятка гвардейцев двинулись в недолгий путь. Наги предполагал, что и этот поход пройдет как обычно. Их пропустят в замок, он выслушает очередные надменные речи очередного высокородного дегенерата, а потом… потом преподаст дегенерату урок уважения к королевскому могуществу.
        Но случилось другое. Случилось нечто неожиданное и неслыханное. Когда отряд двигался по тропе, с верхних уступов на него посыпались стрелы. Наги поспешил воздвигнуть Небесный Щит, но невидимые нападавшие все равно успели убить одного мага и пятерых гвардейцев. Еще шестеро воинов получили ранения разной степени тяжести. А вот сколько погибло врагов, когда Наги ударил по уступам Огненной Плетью, неизвестно. Следовало задержаться, чтобы уничтожить участников засады всех до единого, но Наги принял другое решение. Руат, его друг и соратник еще по Кругу Истины, опытный и сильный маг, скончался на руках Наги, сраженный стрелой - обыкновенной палкой с заостренным металлическим наконечником!.. Будто вепрь в королевском лесу…
        Нет уж! Не стоит размениваться на мелочи. Феодал, чьи люди осмелились напасть на королевских посланников, хозяин замка Полночная Звезда, заплатит такую цену, что у тех, кто узнает о событиях нынешней ночи, враз поубавится прыти предпринимать и дальше подобные действия.
        Отряд Наги вошел в долину через узкий проход между двумя высокими скалами - этакими воротами. Наги поднял руку, останавливая своих людей. Некоторое время он молча смотрел на возвышавшийся всего в сотне шагов от него замок, освещенный укрепленными на стенах факелами. Ярко освещенный. Так ярко, что можно было подумать - его обитатели боятся темноты и всеми силами стремятся отпугнуть силы ночи. Наги не боялся больше коварного нападения - Небесный Щит все еще надежно защищал его отряд. Да и тихо было вокруг. В окнах замка Полночная Звезда не мелькали огни, на стенах в свете факельного пламени не метались тени, и никакого шума из замка не доносилось.
        - Притаились… - проскрипел зубами маг. - Или готовят еще какую-нибудь пакость, стремясь убедить нас, что не заметили пока еще нашего появления. У вас не будет больше возможности причинить нам хоть какой-то вред! Мы сотрем этот замок с лица земли, - сказал Наги, обернувшись. - А потом пройдем по всей долине и убьем каждого, кто встретится нам на пути: и стариков, и малых детей! Нет… Все же одного-двух придется оставить в живых. Пусть расскажут остальным о том, что здесь произошло.
        Наги охватила сладостная дрожь предвкушения. Он приказал отряду подойти поближе. Через полсотни шагов снова поднял руку, веля остановиться. Прежде чем начать, Наги обернулся к своим людям. Лица магов горели решимостью мести. А вот гвардейцы выглядели явно подавленными.
        «Люди!.. - презрительно подумал Наги. - Чего от них ждать? Люди слабы…»
        Он убрал Небесный Щит - для того, чтобы его поддерживать, приходилось тратить силы, а ему сейчас понадобится много магической энергии. Очень много… Трое магов образовали круг, взявшись за руки; те двое, что оказались рядом с Наги, положили ладони ему на плечи. И в тело Наги потекла великая сила.
        Этот момент всегда волновал мага. Что может быть лучше ощущения собственного могущества? Он начал читать заклинание Тысячи Дланей, чувствуя, как каждое слово, срываясь с его губ, замирает в холодном ночном воздухе частицей невидимой угрожающей тучи.
        Наги вытянул руки к молчащему замку.
        Рукава его балахона сами собой откинулись до плеч, и на ладонях проступили масляно поблескивающие черные точки. Точки эти, быстро разрастаясь, превратились в кляксы и продолжали расти. Очень быстро кисти рук окутались масляной чернотой, будто на руках мага появились перчатки с невероятно удлинившимися и все продолжающими удлиняться пальцами. Десять черных змей, извиваясь вокруг друг друга, полетели в сторону замка. Наги закончил читать заклинание, и растущие из его пальцев черные змеи, стремительно приближаясь к замку, стали раздваиваться. А каждая из новых змей раздваивалась тоже… Очень скоро в воздухе над освещенными факелами замковыми стенами заколыхался чудовищный черный клубок.
        Наги начал со стен. Сотни упруго переплетенных между собой змей, подчиняясь малейшему движению его пальцев, ринулись вниз, проламывая в стенах громадные дыры, прошивая каменную кладку, как костяная игла с прочной нитью прошивает кусок легкой ткани. Стены рушились неожиданно легко: видно, злость Наги придала сил его заклинанию. Невообразимый грохот и скрежет наполнили ночь, тучи пыли взметнулись до темных небес. Наги сладострастно заскрипел зубами. Он не торопился. Он обнажал замок, словно чистил от скорлупы гигантский орех.
        Послушные магу черные змеи обвили одну из сторожевых башен, и стены ее треснули, а крыша, наклонившись, поползла набок…
        - Очевидно, этим же заклинанием они разрушили замок Железный Грифон, - проговорил Эрл, стоящий на скальном уступе рядом с магом Арратом и глядящий в долину, сотрясаемую грохотом рушащихся камней.
        - Я знаю это заклинание, - ответил с интересом наблюдавший за происходящим Аррат, - но Тысяча Дланей способно лишь повергнуть в прах небольшое строение, а то, что я вижу сейчас… Маги Константина сведущи в магии не более прочих магов. Но как они сильны! Полдюжины этих серых вполне могут противостоять целой армии. Невероятно! Кажется, я только сейчас понимаю, на что способен Константин. Но источник его могущества… это страшно, сэр Эрл!
        - Да, - проговорил горный рыцарь. - Ты говорил, откуда узурпатор черпает свои силы. Ибас дает ему их. Последняя Упавшая Звезда, Великий Чернолицый, Убийца Из Бездны, Блуждающий Бог… Разве Ибас на самом деле бог? Равный Вайару, Андару, Нэле и прочим богам?
        - Ибас рожден богом, но изгнан из Великого Пантеона, - не сразу ответил Аррат. - Долгие годы многие умы задумывались над тем, кто он и каково его предназначение. Ему нет места среди богов, но и в мире людей ему тоже нет места. Принято думать, что Блуждающий Бог, как его изредка называют, ходит среди людей. И всякий раз, когда говорят об этом, неизменно вспоминают, что никто из смертных не может увидеть и услышать его, если Ибас сам того не пожелает. Так вот, кое-кто полагает, что Блуждающий Бог бродит вовсе не в мире людей, а по тонкой полосе междумирья, откуда способен заглядывать в мир людей, прилагая для этого некоторые усилия. Мы - маги Сфер - много говорили об этом… не во дворце… В пути, пока шли через Серые Камни. Ибо во дворце Константин может услышать даже самые тихие речи, а если их услышит Константин, их услышит и Великий Чернолицый… Мы пришли к выводу, что Ибас стремится найти свое место в каком-нибудь из миров - всегда стремился. Это ведь самое чудовищное проклятие: быть обреченным вечно скитаться там, где нет никого и ничего! В абсолютном одиночестве…
        - «И не найдет Ибас нигде и никогда покоя до тех пор, пока живое не станет мертвым, а неумирающее не погрузится опять в Хаос…» - прошептал Эрл слова, наверное, самой древней легенды в землях Шести Королевств.
        - Да. Но на самом деле ничто не может быть вечным, - проговорил Аррат. - Все меняется. И если Ибас найдет путь, чтобы воплотиться в мире людей… Я думаю, тогда наступят скверные времена.
        - Почему-то и мне так кажется, - согласился горный рыцарь, в голову которому пришло, что он, кажется, впервые задумался о жутком хозяине мага-узурпатора. - И вы считаете, что… Ибас уже нашел путь к воплощению?
        Аррат кивнул:
        - Это очевидно. Но, судя по всему, для воплощения нужны определенные условия. Должно пройти какое-то время, прежде чем произойдет воплощение.
        - Удивительно… - тихо произнес Эрл. - Ты так спокойно говоришь об этом… И много есть магов, кроме тебя, которые понимают опасность? Ведь, если Убийца Из Бездны войдет в мир людей…
        - …мир не рухнет, - продолжил Аррат. - Мир изменится, но выстоит. Маги понимают больше обычных людей. Существует Великое Равновесие. На невероятное могущество Ибаса обязательно найдется свое противодействие. Я уверен в этом, ибо так оно и есть и не может быть иначе.
        - Поэтому маги, не принятые Константином, не ставшие Серыми, предпочитают добровольное изгнание борьбе?
        - Понимающие ведут несведущих. Только те, кто прожил долгую жизнь, изучая законы сущего, хранят в сердце понятие Равновесия. Для остальных магов, коих большинство, это всего лишь слова. Они не дошли до полного их осознания. Константин могуществен, но если бы маги, оставшиеся за пределами его влияния, объединились… они стали бы угрозой для нового короля Гаэлона. Все дело в том, что некому их объединить.
        - А почему сражаешься ты?
        Аррат улыбнулся.
        - Я лишь песчинка, влекомая ураганом судьбы, - сказал он. - Я не готов умирать. Что было бы, если б я и несколько моих товарищей из тех, что пришли сюда с Гариндатом, отказались встать на сторону рыцарей Серых Камней?
        «Как странно, - подумал вдруг Эрл. - Мы ведем беседу, когда в двух полетах стрелы от нас страшный враг сотрясает небо и землю! И я почти не испытываю волнения. То ли оттого, что мы находимся в относительной безопасности. То ли… оттого, что это Аррат так действует на меня?..»
        От замка почти ничего не осталось. В густых тучах пыли, клубящихся над уродливыми развалинами, маслянисто мелькали упругие кольца бесчисленных магических змей.
        - Пора? - обратился рыцарь к магу.
        - Нет еще. Пусть они используют всю свою силу. Погоди… уже скоро…
        Эрл вспомнил, как развивались события после того, как ратники, ведомые хозяевами Полночной Звезды и Железного Грифона, вместе с плененными магами Гариндата вернулись в замок. Как повелел Дужан, магов спустили в подвалы. Эрла двое воинов хозяина Железного Грифона проводили в отведенные ему покои. Сопровождение очень походило на конвоирование… Пожалуй, оно и являлось таковым, но горный рыцарь не чувствовал себя оскорбленным. Герцог Дужан, живая легенда Серых Камней, стоял гораздо выше его, сэра Эрла, на иерархической лестнице здешнего рыцарства, поэтому имел полное право выказать таким образом свое недовольство тем, что рыцарь Порога пошел против его воли. Но в глубине души Эрл торжествовал победу. Конечно, не полную, но все-таки… В своих покоях (ратники герцога расположились у дверей снаружи) Эрл провел около двух часов. А потом вдруг за ним пришли и провели в зал, где еще сегодняшним утром Дужан, Боргард и Трагган держали совет.
        Эрл вошел в зал… и едва удержался от того, чтобы изумленно выругаться. За столом с рыцарями сидел тот самый Аррат - уже совершенно спокойный, объяснявший что-то внимательно слушавшим его феодалам. Рядом с Арратом помещался и престарелый Гариндат. Бывший архимаг Сферы Бури откровенно дремал, совсем по-стариковски бормоча под нос какую-то бессмыслицу.
        «Магия! - ударило тогда в голову Эрлу. - Он их околдовал!..»
        Додумать эту мысль не получилось. Все присутствующие в зале (кроме, конечно, Гариндата) повернулись к нему. В глазах рыцарей Эрл прочел интерес и… даже одобрение. Легендарный герцог уже не гневался на него; напротив, он смотрел на Эрла… с благодарностью.
        - Садись за стол, юный рыцарь, - густо прокашлявшись, пригласил барон Трагган. - Нам нужно обсудить стратегию предстоящей битвы. Почтенные Аррат и Гариндат будут сражаться с нами против посланников Константина.
        Эрл молча уселся рядом с Гариндатом - дальше от всех, ближе к Аррату. «Несомненно, он использовал магию, чтобы убедить рыцарей в том, что пришедшие сегодня в долину не враги, - подумал горный рыцарь. - И… это должна быть очень тонкая и сильная магия!»
        Эрл попытался поймать взгляд Аррата. Эрл был обескуражен. Вот и произошло то, чего он так желал. Но произошло… как-то нечестно. Неправильно. Слишком быстро и слишком просто. Эрл был близок к тому, чтобы вскочить и громогласно потребовать объяснений у мага, тем самым встряхнув участников совета и, может быть, отрезвив их разум. Но тут он встретился глазами с Арратом. «Да, - словно говорили глаза мага в ответ на безмолвный вопрос рыцаря, - ты прав, это магия. Но по-другому было нельзя…»
        И Эрл остался сидеть. Он-то не чувствовал на себе никакой магии… А потом его захватил водоворот событий. Аррат предлагал очень интересный план защиты замка Полночная Звезда, но в этом плане еще столько нужно было обсудить!.. Позже Эрл улучил момент, чтобы поговорить с Арратом, и тот охотно признал, что ему пришлось воздействовать на сознание герцога - единственно из опасения за свою жизнь.
        - Ведь если бы мы оказались бесполезными здесь, за наши жизни никто не дал бы и куска дрянной шкуры, - добавил маг.
        Эрла удовлетворило это объяснение. В конце концов, какие еще цели мог преследовать Аррат, истинный предводитель отряда бежавших из Дарбиона магов?
        А сейчас, стоя в темноте, на скальном уступе над долиной, где враг уже спешил торжествовать победу, Эрл вздрогнул от внезапной мысли.
        - Скажи мне откровенно, - обратился он к магу. - Ты не случайно оказался близ Полночной Звезды?
        - Я лишь песчинка, влекомая ураганом судьбы, - повторил, улыбаясь, Аррат.
        - Это не ответ на вопрос.
        - Но песчинка, упавшая на чашу весов в определенный час, может восстановить Равновесие, - договорил маг. - Роль моя мала… как и твоя. Но из множества таких ролей и складывается общая картина.
        - Не хочешь ли ты сказать, что ты - посланник той силы, которая может противостоять Константину? Постой… Ты сказал - моя роль?!..
        - Посмотри, сэр Эрл, - вытянул вперед руку маг. - Замок уже полностью разрушен. Подумать только, надо было использовать все великие знания Гариндата, мощь его магии Бури, способной могучими вихрями поднимать громадные валуны и несколько дней упорного труда людей и магов, чтобы воздвигнуть на пустом месте строение, походящее на замок. А сила Серых - всего четверых! - разрушила это строение менее чем за половину часа. И, сдается мне, они не торопились. Они наслаждались возмездием за коварное нападение… А теперь пора! Давай сигнал.
        Время разговоров закончилось. Эрл отцепил от пояса рог и протрубил трижды. В ворчащей тишине, такой удивительной после долгого и громкого грохота, звук рога прозвучал пронзительно и яростно. Тотчас боевой клич, летящий из доброй сотни глоток, ответил ему. Маг и рыцарь смотрели на то, как - будто из-под земли - по обе стороны от крохотного отряда врага появились ратники Серых Камней. Длинные ямы, прикрытые плетеными циновками, положенными на жерди и присыпанными сверху землей, извергли из себя воинов.
        Серые предприняли несколько отчаянных попыток защититься от бешеной атаки - сверкнуло несколько Огненных Молний. Сверкнули и тут же погасли. Заклинание Тысячи Дланей вытянуло из Серых почти все силы. Маг и рыцарь смотрели на то, как гвардейцы бросали оружие, понимая бессмысленность сопротивления. Смотрели, как Серые метались из стороны в сторону, тщетно пытаясь найти лазейку к спасению. Как в замке Полночная Звезда зажигали огни, расцвечивая ночь.
        В истинном замке Полночная Звезда, который не мог видеть враг из-за пламени многочисленных факелов на стенах фальшивого замка.
        Битва закончилась очень быстро. Со стороны защитников долины оказалось только трое убитых. Да еще пятеро погибли в той засаде на тропе, задача которой была - разъярить пришельцев, чтобы они поняли тщетность переговоров, с которыми были посланы сюда.
        Ратники Серых Камней без жалости перебили гвардейцев, но одному из магов - как и было приказано - сохранили жизнь.
        Наги по-волчьи выл, извиваясь на земле. Пена шла из его рта, и мелькал в темноте блеск белых его зубов, которыми он пытался перегрызть стягивавшие его путы.
        «Это немыслимо! - пойманной рыбиной билось в голове Серого. - Это просто невероятно!.. Этого не может быть!..»
        - Знак Ока, - приказал подошедший Аррат, - выжечь каленым железом - и немедленно! Не убивать его! Он нам о многом еще должен рассказать…
        - Свершилось, - сказал Эрл и улыбнулся. - Это только начало. С этого момента больше ни один Серый не ступит безнаказанно на земли Серых Камней!

* * *
        Лития осторожно и неслышно двигалась по едва заметной болотной тропинке. Вокруг нее клубились клочья синеватого зловонного тумана, и почти ничего не было видно, кроме этого тумана. Даже косматые седые кочки, торчащие из черной гнилой воды, разглядеть можно было, только опустившись на корточки. В руке Литии покачивался, точно змеиное смертоносное жало, короткий, тщательно и умело наточенный меч.
        Внезапно принцесса остановилась. Чуть присев, выставила перед собой клинок. Вероятно, она что-то услышала в монотонном болотном клекоте и жужжании. Спустя два удара сердца мерное тяжкое хлюпанье зазвучало отчетливей. Лития вздрогнула, подалась назад и непроизвольно оглянулась.
        Никого она не увидела. Принцесса была одна. И того, кто вот-вот должен был появиться на тропе, она должна была встретить одна. Ну что ж… Вышло так, как сама хотела.
        Хлюпанье стало еще громче. Казалось, кто-то, приближаясь, с размаху хлестал по черной воде тяжелым мешком.
        Прошло время, достаточное для того, чтобы человеческое сердце ударило трижды, и на тропе с очередным громким всплеском воздвиглась громадная зеленая туша. Прыжок этого существа оказался настолько стремителен и силен, что можно было подумать: туша соткалась из мутного тумана сама собой.
        Существо с первого взгляда могло бы сойти за гигантскую лягушку, но сложение его скорее напоминало человеческое - с толку сбивала лягушачья поза. Существо сидело на задних лапах, прижимая к земле громадный зад; гениталии, испачканные болотной слизью, темнели в низкой траве тропы буро-зеленой жирной змеей. Передние лапы твари (как и задние - с перепонками между длинными, лишенными когтей пальцами) хотя тоже касались земли, но вес тела на них явно не приходился. Шея у существа отсутствовала, угловатая голая башка росла прямо из мощных плеч. Ушные раковины были крохотными и напоминали ядовитые грибы.
        Существо, глядя прямо на девушку крохотными белесыми глазками, захлюпало приплюснутым носом, жадно втягивая человеческий запах, и разинуло пасть, оказавшуюся неожиданно большой. Тонкие губы растянулись, обнажив мелкие и острые кривые зубы, по сильно выдающейся вперед нижней челюсти потянулись вязкие ручейки коричневой слюны.
        Принцесса Лития впервые видела перед собой болотного тролля. «Сколько сказок, историй и побасенок сложено об этих мерзких тварях, - пронеслась в голове быстрая мысль, - но в реальности они гораздо более отвратительны, чем в них!..»
        Тролль облизнулся - язык у него оказался длинным и тонким. Было ясно: он медлит лишь потому, что подобного рода добычу тоже видит впервые. Здешние болотистые леса раскинулись на много-много дней пути; можно было блуждать тут неделями и не встретить даже следа человеческих поселений.
        Принцесса точно знала, как ей следует поступить, когда тролль атакует. Она помнила каждое движение, разученное за время долгих тренировок. Но… тренировки тренировками, а когда в двух шагах от тебя возвышается уродливая громадина, истекающая слюной, потому что жаждет твоей плоти…
        Тролль прыгнул на принцессу. Лития, за мгновение до этого по едва уловимому изменению положения тела твари предугадав прыжок, зажмурилась и бросила свое тело вперед, взметнув над головой сжатый обеими руками меч. Зловонная туша пронеслась над ней, и рукоять меча в руках принцессы дрогнула - клинок наткнулся на преграду. Несколько капель горячей крови упали Литии на лицо и волосы.
        Она вскочила на ноги, разворачиваясь.
        Неужели получилось?
        Тролль, приземлившись на тропу, выжал из напитанной влагой земли фонтаны черной воды. Он несколько раз скакнул влево-вправо, пронзительно вереща то ли от боли, то ли от изумления - наискось по беловато-зеленому брюху протянулась кровавая царапина. Но лишь царапина! Если бы Лития нанесла удар посильнее или под другим углом…
        Тварь снова ринулась в атаку. На этот раз она не стремилась раздавить добычу, подмяв под себя. Теперь тролль пустил в ход лапы, каждая из которых была не тоньше бревна, идущего на строительство дома. От первых нескольких ударов Лития уворачивалась, отступая. А потом вспомнила, что в руках ее острый, несущий смерть клинок. И очередной выпад чудовищной лапищи девушка встретила ударом меча. Тролль взвизгнул, поджал раненую лапу и скакнул назад. И тут отвага хлынула в душу принцессы - отвратительное создание бежало прочь. От нее! В сказках доблестные рыцари истребляли троллей ордами, а в действительности против этих тварей собирали целые отряды. И сейчас Лития почувствовала себя сказочным героем, короткий клинок в руке представлялся ей грозным оружием, наделенным магическими свойствами… Бросилась вперед, нанося удары, почти не целясь.
        Почему тролль не предпринимал попыток длинным прыжком скрыться в тумане, принцесса поняла слишком поздно. Размахивая своим мечом, она в нескольких местах поранила чудовищу обе передние лапы, но, если бы опыт позволял ей распознать характер ранений, она бы поостереглась наступать дальше так неосмотрительно. Направляемый не вполне умелой рукой клинок наносил громадной твари лишь неглубокие порезы. Размахнувшись в очередной раз, принцесса вдруг очень близко увидела горящие злобным огнем глазки твари, а в следующее мгновение страшной силы удар откинул ее далеко назад.
        Лития рухнула на спину, подняв тучу черных брызг. Грудь горела огнем, перед глазами рассыпались и гасли мириады разноцветных искр. Воздух не входил в ушибленные легкие, а в руке не ощущалась рукоять меча. Не в силах даже застонать, Лития тем не менее умудрилась перевернуться и подняться на колени. Расплывающимся зрением она искала врага, недоумевая, почему он до сих пор не нападает… пока не остановилась взглядом на зеленой бесформенной груде, лежащей на тропе в полудюжине шагов от нее.
        - Скверно, - услышала она суровый голос Кая за своей спиной.
        Болотник был облачен в доспехи, теперь он уже не снимал их в пути. Кай помог девушке подняться. Лития довольно долго кашляла, прежде чем обрела возможность говорить.
        - Я почти… почти победила его, сэр Кай! - сказала она, когда дыхание восстановилось.
        - Вы потерпели поражение, ваше высочество, - ответил болотник. - Как это ни странно звучит, но безмозглая Тварь перехитрила вас.
        Принцесса недоуменно уставилась на рыцаря. Кай, кивнув ей, подошел к троллю, вытащил из кровоточащей глазницы метательный нож, когда-то принадлежавший чернолицему, тщательно вытер клинок о траву и вернулся к Литии. Девушка, все еще покашливая, потирала лоб. Кажется, она поняла справедливость слов болотника.
        - Иногда я думаю, что никогда не научусь обращаться с мечом, - вздохнула она. - Прошло уже больше месяца с тех пор, как я сказала вам, сэр Кай, о своем желании обучиться клинковому бою, но - увы!..
        - Сегодня состоялся ваш первый настоящий бой, - проговорил болотник. - Что ж… видимо, вам придется выдержать еще много сражений, прежде чем вы получите ответ на свой вопрос.
        - Да, - снова вздохнула Лития, - сколько упражнений и тренировок, и все впустую!.. Я разрубала подброшенную сосновую шишку на двенадцать частей, я удерживала на вытянутой руке вес, вдвое и втрое превосходящий вес моего меча, до тех пор, пока в руке не останавливался ток крови, я ловила клинком дождевые капли… Но что толку от всего этого, если в настоящем бою забывается все, что я знаю?
        - Помнит не только разум, помнит и тело, - сказал Кай. - Значит, тренировок оказалось недостаточно. Я говорил вам об этом, ваше высочество, но вы сами просили меня предоставить вам возможность настоящей битвы.
        Лития закусила губу.
        - Простите меня, сэр Кай, - сказала она. - Я была не права.
        - Я говорил вам об этом, - только и ответил болотник.
        Темнело, и становилось ощутимо прохладнее. Сырой холод очень быстро проникал под одежду. Лития поежилась.
        На тропе появился Оттар. Северянин еще заметно кособочился при ходьбе, и левая рука его до сих пор висела на перевязи. Углядев труп тролля, рыцарь первым делом вопросительно посмотрел на Кая. Тот покачал головой.
        - А я что говорил? - хмуро произнес Оттар. - Не след юной деве оружие в руки брать. Сражения - право мужчин. А ну-ка… - заинтересовался он, ближе подходя к неподвижной туше. - Здоро-овый!.. Между прочим, у меня на родине тоже тролли водятся. Только они не такие большие, хоть и покрытые шерстью. Такой… белой, с голубоватым отливом. Мы их зовем ледяными. Они, хоть и невелики, но под кожей у них целые залежи жира. А ежели намазаться жиром ледяного тролля, никакой холод не возьмет, это все в Утурку знают. Я полагаю, что жир местных болотных троллей обладает таким же свойством.
        - Я за то, чтобы развести костер, - поспешно проговорила Лития.
        Северянин, уже доставший из-за пояса нож, снова глянул на болотника.
        - Поступайте как знаете, - негромко буркнул Кай. - И то и другое одинаково действенно.
        Он повернулся и направился в сторону разбитого неподалеку лагеря.
        Теперь переглянулись Оттар и Лития. После памятного сражения в городке Лиан болотник изменился. Стал молчалив, его часто одолевали приступы беспричинной угрюмости. Кай мог посреди разговора вдруг отрешиться и на вопросы собеседника отвечать односложными фразами - словно внезапно проснувшаяся в голове дума целиком захватывала его, делая все происходящее в действительности неважным.
        - Нечего было лезть с разговорами, ваше высочество, - проворчал Оттар, глядя вслед Каю. - Тогда… когда мы из Лиана уходили. Надо ж понимать брата Кая, он такой… Он… ну… Ну, в общем, этакий…
        Принцесса промолчала. Она хорошо помнила разговор. В полдень того страшного дня, когда они покидали Лиан, Лития, пораженная хладнокровной жестокостью, с которой болотник дорезал умирающих врагов и пригвоздил мечом к земле мальчишку-мага, попыталась пристыдить Кая, что совсем не по-рыцарски добивать беспомощных и несопротивляющихся. Кай ответил ей удивленно, словно не понимая, как это она не может сообразить таких простых вещей: «Твари должны быть уничтожены». Восприняв новый для себя догмат о том, кого допустимо считать Тварями, болотник целиком и полностью принял его. Принцесса, увидев это, замолчала, ошеломленная. Кай после битвы так и не снял своих доспехов, и меч его остался пристегнут к левому бедру, и щит покачивался за спиной. Когда Оттар, привалившийся к конской шее, полуживой от ран, спросил болотника, почему он не разоблачается, Кай объяснил, что Большой мир так же кишит Тварями, как и Туманные Болота, поэтому нужно постоянно быть готовым к битве. Лития смотрела на болотника в черных доспехах и пыталась сопротивляться странному чувству.
        Что-то безвозвратно сломилось в ее душе после сражения в Лиане. Она не знала, как ей относиться теперь к сэру Каю. Сначала она посмеивалась над ним. Потом ненавидела. Потом восхищалась, полагая болотника идеалом рыцаря и человека. Потом… в ней понемногу стало просыпаться нечто большее обычной дружеской симпатии. А сейчас?.. Рыцарь Болотной Крепости Порога сэр Кай пугал ее. «Будто бы внутри его живет демон, - представляла себе принцесса, - которого я сама какими-то случайными заклинаниями пробудила… Дважды». Впервые в Дарбионском королевском дворце - в тот раз проснувшийся демон спас жизнь ей и ее друзьям. Второй раз - на пути в Крепость Болотного Порога…
        Несколько дней они проехали в молчании. Оттар мучился жаром, часто впадая в забытье, но героически держался в седле. Лития по собственной инициативе не вступала в разговор, напряженно размышляя: что же такое на самом деле этот болотник, сэр Кай? А болотник вел себя вроде бы как обычно. Он пользовал северянина отварами, нашептывал что-то над его ранами. Принцессу, как и было обещано, обучал искусству клинкового боя. Лития подчинялась всем требованиям рыцаря как-то механически. А в свободное от занятий время думала, думала…
        И спустя примерно неделю принцесса, блуждая в лабиринте собственных размышлений, вдруг набрела на совершенно неожиданную мысль.
        Неукоснительно следующий Долгу человек бесстрашен и непобедим. Прямая дорога лежит перед ним, и мир вокруг выстраивается простой и понятный, и на любой вопрос есть ответ. Но эта дорога и этот мир - такие, как они есть - существуют лишь в его сознании. В реальности же он может пойти и по неверному пути, потому что не действительность ведет его, а он сам изменяет ее так, как велят ему его правила. Пойти по неверному пути и не понять этого, видя перед собой всю ту же прямую дорогу.
        И тогда человек Долга становится страшным оружием, несущим в себе смерть и разрушение.
        Если ей, принцессе Литии, удалось - дважды! - убедить болотника, не изменяя себе, изменить принципы своего существования в реальности, диктующие те или иные поступки, то это вполне мог бы сделать и кто-то другой. И последствия этого могли бы оказаться чудовищными!.. Кай живет для того, чтобы выполнять свой Долг. Но сколько добрых и честных людей творили ужасные вещи, уверенные, что этого требует их долг? Непоколебимые в своих решениях, уверенные в верности своего пути - такие люди, по сути, являлись оружием в руках хитрых и коварных…
        Принцесса заговорила об этом с Каем. Тот поначалу возражал спокойно. Как он мог принять утверждение о том, что строгое следование Долгу - неверно? Но через какое-то время болотник замолчал, уйдя в себя. Слова Литии заронили в нем, никогда не сомневающемся, зерна сомнений.
        Так было.
        …Они уселись у костра. Оттар нанизывал на прутья куски тролльего мяса. Кай, по обыкновению, молчал, глядя поверх голов спутников на то, что, наверное, мог видеть только он один… Он даже не снимал шлема - только поднял забрало.
        - Должно быть, - проговорил болотник так неожиданно, что принцесса вздрогнула, - тогда, в Дарбионском дворце я сделал первый шаг не туда… Вмешавшись в дела людей.
        Вслед за испугом принцесса почувствовала облегчение: заговорил!
        - Но, - помедлив, возразила Лития, - если бы вы, сэр Кай, не сделали этого, сэр Оттар был бы уже мертв. Сэр Эрл был бы мертв. А я… Наверное, меня тоже не было бы в живых. Я бы покончила с собой, но не пошла под венец с Константином!
        - Все это так, ваше высочество, - ответил Кай. - Но все это и не так в то же самое время… Я не знаю, где правда.
        Оттар помотал головой.
        - Начинается… - проворчал он. И неодобрительно покосился в сторону принцессы.
        В том, как изменился за последнее время Кай, северянин всецело обвинял Литию. Принцесса умудрилась своими разговорами что-то непоправимо нарушить в болотнике. Все эти бесконечные рассуждения напоминали Оттару мутный утренний туман, застилающий морскую гладь прямо по курсу боевой шнеки. К чему делать ясное неясным, а неясное - еще более неясным?
        Оттар теперь чувствовал что-то вроде ревности, какую-то кислую смесь… ревности и горечи. Он даже и не представлял, что в болотнике может что-то… сломаться. А теперь Кай вел себя и выглядел именно так, словно прочнейший стержень его души пошел кривой и опасной трещиной. И рыцарь сэр Кай перестал быть тем рыцарем, которого Оттар почитал за единственный на свете идеал воина.
        Видно, болотник был прав, говоря о том, что чувства, которые женщина заставляет испытывать мужчину, сродни магии. Ее высочество, она… ей удалось то, чего не смог бы никто другой. Ни отряды королевских гвардейцев, ни демоны Темного мира, ни серые маги Константина, ни эльфы, ни Твари Болотного Порога - никто во всем мире людей…
        Она нашла в нем, несокрушимом, некую слабину. Она заставила его измениться. И он изменился - этого нельзя было не заметить.
        А тут еще эти бесконечные занятия! Сначала Лития постигала искусство распознавания и использования различных трав, теперь овладевает мастерством клинкового боя! И учится видеть и слышать… Неужели она думает стать такой, как болотник? Даже и предполагать смешно! Если уж у него самого, рыцаря Северной Крепости Порога, умелого и опытного воина, нет ни единого шанса сравняться хоть в чем-то с Каем, то что говорить о юной деве, всю жизнь не имевшей ни малейшего понятия о воинской жизни? Хотя… раньше северянин был абсолютно убежден в том, что у болотника нет и быть не может никакого слабого места - а вышло вон что!..
        Принцесса (конечно, невольно, без всякого злого умысла) сместила в глазах Оттара болотника Кая с недосягаемого пьедестала. И теперь сама упрямо карабкается на его высоту. Это что же получается? Всякий, кто хочет, может вот просто так захотеть и стать таким же великим воином, как рыцарь Болотной Крепости Порога сэр Кай?!..
        И как всегда, когда в голову пришла эта мысль, Оттар усмехнулся и фыркнул.
        - Большой мир победил меня, - проговорил между тем Кай, расколов долгое молчание. - Видно, место болотника у Порога, и нигде больше.
        - Да чего ты такое говоришь, брат Кай?! - разозлился вдруг Оттар. - Это ты всех победил! Меня и брата Эрла спас! Ее высочество освободил! Всех, кто гнался за нами, сокрушил! Не пройдет и недели, как мы окажемся на Туманных Болотах…
        - И первое, что я сделаю, потребую у Магистра Суда Ордена над собой, - сказал сэр Кай.
        И больше в тот день не проронил ни слова.
        Глава 3
        В Тронном зале Дарбионского королевского дворца не было никого, кроме его величества Константина Великого и первого советника Гархаллокса. Король-маг скорчился на троне в своей обычной позе. Гархаллокс сидел на нижней ступени трона у его ног. Темно было в Тронном зале. Темно и очень тихо. Жуткая весть, точно невидимое дохлое чудовище, смердела в темноте.
        Случилось то, что и должно было рано или поздно случиться. Пять королевств, соседствующих с Гаэлоном, извергли из себя власть Константина. Те, кто пытался удержать ее, бежали или погибли под неослабевающим напором местной знати, жаждущей захватить престол.
        Попытка создания Империи - великой Империи людей, свободной от влияния Высокого Народа, - провалилась. Теперь в этом не было и не могло быть никакого сомнения.
        И в самом Гаэлоне дела обстояли хуже некуда. Только центральные земли подчинялись Константину. На окраинах королевства стремительно закипала кровавая неразбериха. Чуть ли не каждый день во дворец поступали сообщения о том, что герцог такой-то объявил себя наследником королевского престола и собирает силы для похода на Дарбион, а граф такой-то, тоже полагающий себя новым королем, поначалу примкнув к войску герцога, заручился поддержкой близких герцогу людей и вероломно отравил его… А где-то несколько богатых феодалов объединились и вот-вот собирались выступить огромным войском на Дарбион, но перессорились друг с другом, передрались и так и погрязли в мелких междоусобных стычках…
        Но главное, что беспокоило и Константина, и Гархаллокса, - обстановка в Серых Камнях Огров. Недавно пришедшие слухи о том, что невесть каким образом объявившийся там сэр Эрл собрал вокруг себя тамошних вояк-феодалов и громит отряды боевых магов, подтвердились. Константин, заглянув сквозь пространство, своими глазами увидел горного рыцаря в окружении рыцарей Серых Камней и… магов, бежавших из Дарбиона!
        Это был сильный удар. Константин полагал, что маги, даже отринутые им, никогда не станут ему врагами. Они-то способны понять, ради чего он бьется! Оппозиция, зародившаяся в Серых Камнях, ощущалась наиболее грозной из всех прочих еще и потому, что ни Константин, ни Гархаллокс не сомневались: народ и большинство богатых феодалов поддержат доблестного юного рыцаря.
        Константин прекратил посылать боевые отряды в Серые Камни. В данной ситуации это было бессмысленно.
        И ее высочество принцесса Лития, должно быть, уже достигла Болотной Крепости Порога. Судя по докладу Ругера, путаному и прерывающемуся истериками по поводу потери сына, болотник сумел без особого труда сокрушить посланных за ним - в одиночку! Какие же силы понадобятся, чтобы вытащить Литию из Болотной Крепости, которую защищает пара сотен таких рыцарей?!
        - Моего могущества хватит, чтобы выжечь весь Гаэлон, - проговорил Константин.
        Зловещие слова, прозвучавшие в темноте, заставили Гархаллокса вздрогнуть.
        - Я не сомневаюсь в этом, мой старый друг, - глухо произнес Гархаллокс. - Но… это не поможет делу. Нам нужна принцесса. Она станет твоей женой, и тогда аристократы поутихнут - у них не будет законного повода волновать народ насчет того, что престол Гаэлона занимает особа, не принадлежащая к королевскому роду.
        - Горного рыцаря это не остановит, - возразил Константин.
        - Да, - вынужден был согласиться Гархаллокс. - Не остановит.
        Константин пошевелился на троне.
        - Следовательно, у нас есть две проблемы, которые нужно решать в первую очередь, - сказал он. - Первая - вернуть принцессу в Дарбион, вторая - разобраться с горным рыцарем. И я знаю, как решить обе проблемы единовременно. Снова пришла пора решительных действий.
        - Прежде чем ты начнешь говорить, - заторопился Гархаллокс, - позволь мне сказать…
        - Помолчи! И слушай. Я соберу войско, самое великое, самое могучее, которое когда-либо собирали в землях Шести Королевств… - Константин выпрямился на троне, насколько позволяла ему искривленная его спина. - И никто из людей не сумеет противостоять этому войску, потому что люди слабы против… магов и демонов!
        - Ты поведешь за собой демонов?! - поразился Гархаллокс.
        - Именно, - кивнул Константин. - Я бы мог, как ты знаешь, призывать существ из Темного мира по мере необходимости, но я не стану этого делать. Потому что страх разит вернее меча, копья или острозубой пасти. Я пойду через весь Гаэлон. Я пойду на Болотную Крепость Порога! Я пойду через Серые Камни Огров. И там, где пройдет мое войско, останется только выжженная земля, в пепле которой будут белеть кости. Я снова буду убивать - до тех пор, пока последний из непокорных не склонится передо мной!
        - Ты атакуешь Болотную Крепость Порога?! - пролепетал Гархаллокс. - Но это… это же… Ты знаешь, что последует за этим? Высокий Народ не замедлит нанести ответный удар! Они просто не позволят тебе сделать это!
        - Эльфы не давали о себе знать на протяжении всего времени, пока я занимаю престол Гаэлона. После того как болотник изгнал их из Дарбиона, я не слышал о том, чтобы они где-либо выходили к людям.
        - Это безумие! - покачал головой Гархаллокс.
        - Это единственный выход, - ответил Константин. - Если мы спасуем сейчас, все рухнет. И… к тому же я не собираюсь разрушать Крепость, открывая Тварям из-за Порога путь в наш мир. Не забывай, я - король Гаэлона, и Магистр Ордена Болотной Крепости Порога обязан выполнять все, что я велю. А в том случае, если он по какой-либо причине откажется подчиняться… я буду вынужден применить силу. Но это будет потом. Сначала я преподам урок сэру Эрлу и этим горным феодалам. Убивая моих магов, они должны были понимать, что подписывают себе смертный приговор.
        - Позволь мне говорить, старый друг, - взмолился Гархаллокс.
        - Теперь - говори, - разрешил король-маг.
        - Послушай меня! Что ты скажешь, если я смогу сделать так, чтобы Серые Камни сдались без боя? Это намного облегчит нашу задачу.
        - Сдались без боя? Как это возможно?! К чему ты намереваешься прибегнуть?
        - К дипломатии.
        Константин рассмеялся каркающим злым смехом.
        - Не спеши, старый друг, - заторопился Гархаллокс. - Я знаю человека, который преуспел в искусстве интриг настолько, что за всю свою жизнь научился с помощью этого искусства только выигрывать, никогда не терпя поражения и даже при смене власти оставшись на плаву.
        - Ты говоришь о…
        - Я говорю о дядюшке горного рыцаря сэра Эрла, о первом королевском министре Гавэне.
        - Что он сможет сделать? - снова засмеялся Константин. - Уговорить своего племянника сдаться?
        - Я не знаю, что именно он предпримет. Но он способен на многое, если от успеха его действий зависит его собственная жизнь. В любом случае, если я не прав, мы просто потеряем первого министра. Для королевского дворца это, конечно, ощутимая утрата, но… В случае если Гавэн преуспеет, мы выиграем очень много. Ты понимаешь.
        - Ты хочешь, чтобы я сделал ставку на человека, - проговорил Константин. - На одного-единственного слабого человека? Он не маг! Он даже не воин!
        - Он умен и хитер. И он владеет кое-чем посильнее магии или меча. Он досконально изучил человека - его слабости и его устремления. Я верю, что Гавэн справится.
        - Хорошо, - неожиданно согласился Константин. - Но позволь, я кое-что дам с собой нашему Гавэну. Кое-что, что утроит его усердие. Ты говоришь, он способен на многое, если от успеха его действий зависит его собственная жизнь? Что ж…
        Константин вытянул вперед руку, и на его узкой темной ладони синим, призрачным светом засияло крохотное существо, похожее одновременно на скорпиона и на жабу. Гархаллокс сглотнул, подавляя приступ тошноты.
        - Этот демон, - сказал король-маг, - затаится у сердца нашего посланника. И стоит мне только пожелать, он вонзит в его сердце свое жало. Пусть Гавэн помнит об этом каждую минуту… Скажи слугам, чтобы они кликнули сюда первого министра.
        - Слушаюсь, - быстро поднялся Гархаллокс.

* * *
        Когда на землю лег снег, из Дарбиона двинулось на запад королевское воинство. И люди, жившие на землях, через которые шло воинство, в страхе покидали свои дома, ища спасения в лесах и полях. Ибо ужасен был вид тех, кого вел за собой король Гаэлона его величество Константин Великий.
        Авангард составляли Серые маги верхом на черных конях. Доспехи покрывали крупы их коней, и доспехи те щетинились острыми шипами, а над жуткой конницей потрескиваю темное облако магической силы. Следом за конницей шли заклинатели, погромыхивая накидками из человеческих костей. На цепях заклинатели вели демонов, призванных из Темного мира ужасных чудовищ, от дыхания которых снег таял, обнажая черную землю. В арьергарде тянулись длинные ряды гвардейцев, несших на плечах копья и алебарды. Алые псы размером с жеребят бежали по обе стороны от гвардейских колонн, а над остриями копий и широкими лезвиями алебард кружились с пронзительными криками громадные существа - крылатые ящеры со страшными изогнутыми клювами; и зловоние, разносимое взмахами перепончатых крыл, держалось в воздухе еще многие дни после того, как воинство проходило…
        Сам король-маг верхом на одном из летающих ящеров появлялся то в конце процессии, то в начале…
        На третий день пути к королевским войскам стали примыкать отряды феодалов, через чьи владения шел Константин. Страшась демонов, ратники, возглавляемые своими господами, шли вслед за войском, отставая на добрую сотню шагов.
        Разрастаясь как снежный ком, королевская армия двигалась в сторону Серых Камней…
        - Я сам видел это, - закончил свой рассказ Гавэн, кутаясь в белый меховой плащ, ибо в трапезной замка Полночная Звезда было довольно холодно. - И поверьте, ничего ужаснее на свете быть не может! Я видел это… менее часа назад! Мне до сих пор не верится, что я здесь… Не думал, что мне удастся, но я бежал, используя свиток портала Пронзающей Ледяной Иглы. - Договорив, Гавэн тронул тонкими пальцами левую сторону своей груди и чуть поморщился.
        Они сидели за столом на скамьях одинаковой высоты, ибо все были равны перед лицом общей угрозы, весть о которой принес бывший первый королевский министр сэр Гавэн: герцог Дужан, хозяин Железного Грифона, барон Трагган, хозяин Полночной Звезды, граф Боргард, хозяин Орлиного Гнезда, сэр Эрл, наследник Львиного Дома, Аррат, бывший член несуществующего уже Ордена Королевских Магов - и еще шестеро феодалов, чьи замки возвышались в разных концах Серых Камней Огров.
        Вот уже месяц прошел с тех пор, как рыцари железной рукой навели порядок в Серых Камнях. Отряды Серых магов больше не беспокоили людей. Огры - после нескольких карательных рейдов, возглавляемых Боргардом, Эрлом и Арратом, - не смели покидать своих городов. Огры почувствовали мощь магии чародеев Сфер. Огры увидели, как те, кого они считали человеческими богами, карающими своих сынов, умирали от мечей и стрел, точно простые смертные…
        Спокойствие воцарилось в Серых Камнях. Но никто из рыцарей не обманывал себя. Это еще не победа. Это только передышка. Константин не отступится. Пока он правит в Дарбионе, над Серыми Камнями, как и над всеми Шестью Королевствами, все еще висит угроза. А значит, нужно собирать войско, которое двинется в Дарбион, сердце Гаэлона, чтобы на престол взошел тот, кто достоин этого по закону крови, - сэр Эрл, наследник Львиного Дома. Дабы обсудить именно эти вопросы, по зову сэра Дужана несколько дней назад в Полночную Звезду прибыли наиболее влиятельные из рыцарей Серых Камней.
        И сегодня утром, точно молния, рассекающая небо, пугающе сверкнуло известие: Константин сам идет на Серые Камни! Идет большой армией, не оставляя шансов подготовиться к его появлению. Не оставляя шансов найти связи с возможными союзниками из числа не признавших власть короля-мага.
        Наконец, внесли большой кубок с вином и миску вареной козлятины. Гавэн жадно набросился на еду. Остальные смотрели, как он, торопясь, срезал большим ножом куски мяса с костей.
        Дужан хмурился, постукивая по столешнице грубыми пальцами с серыми и толстыми, точно каменными, ногтями. Остальные рыцари негромко переговаривались. Эрл, сидевший напротив Гавэна, снова увидел, как тот вроде бы неосмысленным движением тронул себя за левую сторону груди. Раньше горный рыцарь такой привычки у своего дядюшки не замечал. Видно, нелегко далось первому министру время, проведенное во дворце, занятом Константином.
        Эрл знал своего дядю. Он и не думал никогда, что Гавэн способен на отчаянные поступки вроде бегства от своего господина. Эрл привык к тому, что каждое действие первого министра выверено и обдумано.
        Горный рыцарь взглянул на Аррата. Тот задумчиво покусывал нижнюю губу. Старший маг Сферы Огня тоже давно был знаком с Гавэном. И очевидно, Аррата волновал тот же вопрос, что и Эрла.
        И кажется, Аррат и Эрл были не единственными, кого насторожило неожиданное появление близ замка Полночная Звезда высокопоставленного вельможи из Дарбиона. Дужан кивком подозвал Аррата. Тот поднялся, подошел к герцогу, склонился над ним.
        Последнее время они довольно плотно общались - Дужан и Аррат. Маг так органично влился в жизнь рыцарей Серых Камней, столько сделал нужного и важного в войне против посланников Константина, что это уже никому не казалось странным. А Эрл часто думал: как сложилась бы судьба Аррата, если бы тот при первом разговоре с рыцарями не использовал магию, чтобы расположить к себе сурового герцога? И как сложилась бы в таком случае судьба Серых Камней? Повлиять на сознание рыцарей магией было, по мнению Эрла, нечестно и неправильно. Но необходимо.
        Дужан сказал несколько слов на ухо Аррату. Тот направился к своему месту в обход стола и на мгновение остановился рядом с Эрлом. Что-то шепнул ему, и юноша немедленно покраснел. Но согласно кивнул, с небольшим, правда, усилием. Аррат кликнул слугу и отдал ему какое-то приказание, которое не услышал никто.
        Когда Гавэн закончил трапезу, слуга мага внес в зал округлый белый камень, похожий на большое яйцо. Аррат, сопровождаемый внимательными взглядами Дужана и Эрла и непонимающими взглядами всех остальных, со стуком поставил камень перед Гавэном.
        - Положите сюда правую руку, господин первый министр, - мягко попросил маг.
        Гавэн тронул себя за грудь.
        - Вы не доверяете моим словам? - тут же догадался он, что ему предстоит сделать. - Аррат, ты же знаешь меня, и знаешь давно.
        - Именно поэтому я и прошу вас об этом, - спокойно сказал тот.
        Гавэн усмехнулся. И положил ладонь на поверхность белого камня. Маг закрыл глаза и медленно, длинно выдохнул, шевеля губами, точно беззвучно что-то говоря. Или о чем-то спрашивая.
        - Да, - непонятно к чему произнес Гавэн.
        Аррат открыл глаза.
        - Поднимите руку, господин Гавэн, - сказал он.
        Первый министр поднял ладонь. На поверхности камня не оказалось никакого следа.
        - Этот человек говорил правду, - громко объявил маг. - Константин идет на Серые Камни. И войско его так же сильно, как мы услышали.
        Слуга унес камень. Присутствующие заговорили между собой громче. Должно быть, каждый из них надеялся, что слова пришельца окажутся ложью.
        - Я задал господину Гавэну вопрос, верно ли он известил нас о намерениях и мощи узурпатора, - объяснил маг. - Если бы он лгал, камень бы показал это.
        - Зачем Константин взял тебя с собой? - задал вдруг Эрл вопрос, который давно вертелся у него на языке. - Ведь ты не воин и твое место во дворце?
        - Я и сам удивлялся - зачем? - вздохнул Гавэн. - А понял это… понял это, только оказавшись здесь. Это ведь один из Серых помог мне бежать. Сам бы я вряд ли справился с чтением заклинания. В обмен на услугу я передал ему свою печать. А вместе с печатью - право на обладание всем моим имуществом. Я считал, что магом двигала страсть к наживе, а теперь… знаю точно: он действовал по приказу своего господина.
        Раздалось несколько недоуменных и грозных возгласов.
        - Объяснись, сэр Гавэн! - повысил голос Дужан.
        - Константин часто говорит, что страх ранит сильнее меча, копья и зубастой пасти, - сказал первый министр. - И… я вижу, что он прав. Глядя на ваши лица…
        Если бы не зычный окрик герцога, возможно, кто-то из находящихся в зале сгоряча зарубил бы Гавэна. Не в привычках рыцарей Серых Камней выслушивать такое. Гавэн сжался на скамье и снова стиснул свой меховой плащ с левой стороны груди.
        - Тише, доблестные сэры! - крикнул снова Дужан. - Не след обнажать оружие против того, кто не умеет им владеть. А тебе, сэр Гавэн, я скажу. Вовсе не за свои жизни опасаются рыцари Серых Камней. А за жизни своих людей.
        Гавэн забормотал что-то невнятное. Дужан позвал ратников, стоявших за дверью зала.
        - Сопроводите господина министра в его покои, - приказал одному, а второго задержал. - Не спускайте с него глаз, - сказал он, когда Гавэн и один из ратников покинули зал. - А когда уснет, обыщите его одежду. Прости меня, юный рыцарь, - обратился герцог к Эрлу, - но мне не очень понравился твой дядюшка. Если он неожиданно прибыл, не может ли он так же неожиданно и вернуться?..
        Эрл почувствовал, как его щеки снова вспыхнули. Но… что тут было возразить?
        - А теперь послушайте меня, - сказал хозяин Железного Грифона, и сразу наступила тишина. - Константин идет на нас - это истинная правда. И правда в том, что мы не сможем противостоять ему. Мы погибнем все до одного, но… не сможем…
        Герцог замолчал. И заговорил барон Трагган:
        - Есть один выход, - барон говорил как бы через силу. - Мы соберем войско, большое войско… В которое войдут и крестьяне с топорами и вилами… И уйдем из Серых Камней.
        У нас есть время, чтобы надежно укрыться. А потом, когда угроза минует…
        Его голос заглушили возмущенные выкрики рыцарей.
        - Тише, - проговорил Дужан. - Это… неглупый ход. Таким образом мы сохраним силы для предстоящей войны. Но мы потеряем наши дома и наших людей, потому что всех взять с собой не сможем. Дети и женщины - что с ними будет? Нам попросту не хватит провианта.
        - Я никуда не собираюсь бежать! - ворчливо заявил один из пришлых феодалов. - Это наша земля. Я здесь родился, меня здесь и похоронят!
        - А что в том пользы для Гаэлона, сэр Атун, хозяин замка Поющая Форель? - поинтересовался Дужан.
        Сэр Атун замолчал.
        - Если мы останемся и будем сражаться, - подал голос Боргард, - неужели не осилим этого ублюдка?
        - Несколько десятков магов Константина перевернули Серые Камни вверх дном, - сказал Трагган. - Что будет, когда сюда придет несколько сотен магов? И демоны… Мы обречены.
        Рыцари говорили еще и еще. Но никто не мог предложить что-то новое, кроме того, что было уже предложено.
        Эрл не участвовал в споре. Ему почему-то вспомнилась вдруг Лития - такая, какой она была, когда над Гаэлоном не разразилась еще кровавая гроза. И странная мысль пришла в голову юному рыцарю: «А что, если принцесса сейчас не со мной, а с братом Каем не из-за того, что так сложились события? А потому что брат Кай… сильнее? Как я ни стараюсь доказать себе самому, что ни в чем не уступаю ему, все равно у меня это не получается…»
        Он погасил эту мысль усилием воли. И попытался снова вызвать то сладостное воспоминание: легкие качели в зеленом, залитом солнцем, точно сиропом, королевском парке… Взлетающие золотые волосы принцессы и ее смех… Но ничего не получалось.
        «Наверное, потому что этого больше никогда не повторится», - решил Эрл.
        Он провел рукой по лицу и поднялся. Мало-помалу разговоры смолкли. Все смотрели на юного рыцаря.
        - Есть лучший выход из положения, - сказал Эрл, - я знаю, как спасти Серые Камни. Константину нужен я. Заполучив мою жизнь, он не будет тратить силы на то, чтобы воевать в этих горах. Я выеду ему навстречу и… постараюсь подороже продать свою жизнь.
        - Твоя жизнь нужна королевству, юный рыцарь, - откликнулся Дужан.
        - Каждый из вас достоин стать королем Гаэлона, а вы, сэр герцог, более других, - ответил Эрл. - Значит, время для решающей битвы еще не пришло.
        - Это… неплохая мысль, - проговорил в повисшей тишине сэр Атун, хозяин Поющей Форели.
        Эрл посмотрел на Аррата. Тот улыбался. Отчего-то это не удивило горного рыцаря.
        - На сегодня закончим, - поднял руку Дужан. - А что насчет сэра Эрла… Что ж. Каждый вправе распоряжаться своей жизнью. И то, что он предложил, довольно разумно.

* * *
        Рыцарь Горной Крепости Порога сэр Эрл поднялся на крепостную стену. Громадная сине-белая луна, точно стальной глаз, смотрела на него. С севера дул ветер, неся снежную крупу. Слушая мерные шаги караульных ратников, Эрл смотрел на луну.
        Он был удивительно спокоен. Он был спокойней, чем когда бы то ни было. Все сложилось так ясно и легко…
        «Дурак, - думал про себя Эрл. - Считал, что именно ты - избранный богами для того, чтобы спасти Шесть Королевств от мага-короля! А сколько более достойных на эту роль людей? Рыцари Серых Камней…»
        Позади послышались шаги. Почему-то Эрл подумал, что это Гавэн. Но, обернувшись, увидел Бранада.
        Тот, чье имя раньше было Бран, теперь служил горному рыцарю кем-то вроде оруженосца. Чернобородый воин почти не отходил от Эрла, все свое время посвящая ему. Попадаться на глаза Боргарду Бранад избегал. А если такое случалось, на Боргарда он старался не смотреть. Но всякий раз, когда взгляд графа падал на него самого, лицо воина поражала мучительная гримаса. Хотя он служил сэру Эрлу, все-таки в глубине души считал, что жизнь его принадлежит Боргарду, как и раньше. Бранад чувствовал, что украл эту жизнь у своего отца и бывшего господина. И наверное, если бы Боргард дал ему понять, что крайне недоволен этим обстоятельством, Бранад, не колеблясь, перерезал бы себе горло. Но хозяин Орлиного Гнезда, утратив интерес к тому, кто совсем недавно служил ему, не обращал на Бранада внимания. Ведь не в правилах графа было делать различия между простыми воинами и воинами, рожденными огнем чресел его. Над Бранадом даже посмеивались, говоря, что из ратника он превратился в слугу. Но Эрл понимал, в чем тут дело. Жизнь чернобородого молодого воина не нужна была Боргарду. И сам Бранад, вероятно не зная, что ему с
ней делать, растворял ее в жизни Эрла…
        - Я уже слышал о вашем предложении, милорд, - негромко сказал Бранад. - Я пойду с вами, милорд.
        - Хорошо, - сказал Эрл и добавил мягко: - Я, впрочем, так и думал. А сейчас ступай. Мне нужно…
        Он не договорил, не придумав, что сказать. Бранад ушел. Но вскоре снова послышались чьи-то шаги.
        - Я же сказал тебе… - оборачиваясь, начал Эрл.
        - Ты ничего мне не говорил, - ответил Аррат.
        Маг встал рядом с рыцарем и тоже взглянул на луну. Они стояли молча довольно долго. Потом Эрл спросил:
        - Ты считаешь, я поступаю правильно?
        - И да и нет, - отозвался Аррат.
        - Что ты имеешь в виду?
        Аррат помолчал еще немного. И, видно дождавшись чего-то, проговорил, указав рукой на север, откуда дул ветер:
        - Взгляни туда, рыцарь.
        На круглом белом теле луны обозначились какие-то точки. Точки эти росли, но росли медленно. Прошло много времени, прежде чем Эрл сумел разглядеть, что это какие-то странные птицы… громадные… И на них восседают фигуры, очень напоминающие человеческие.
        - Что это?! - выдохнул горный рыцарь. - Константин движется с юга, как он мог…
        - Это не его крылатые твари, - произнес Аррат.
        Птицы приближались. Теперь уже можно было понять, что они просто фантастических размеров. И те, кто оседлал их, - тоже много больше обычного человека.
        И вдруг Эрл понял.
        - Эльфы!.. - изумленно проговорил он. - Высокий Народ! Что им нужно?
        - Мало кто знает истину, - сказал Аррат, улыбаясь той непонятной улыбкой, которую Эрл видел в зале совета. - И мало кто знает, что потаенная истина тоже может быть ложью. Ты ведь помнишь легенду о Великой Войне?
        - Да, - кивнул Эрл, зачарованно глядя на полет диковинных существ. Сколько же их? Несколько сотен? - Брат Кай говорил мне, что эта легенда выдумана самим Высоким Народом. Что она лжива. Брат Кай говорил, что эльфы управляют миром людей, но делают это так тонко, что люди в тщеславии своем думают, что решают за себя сами… Он говорил, что эльфы привели людей в этот мир единственно для того, чтобы мы обеспечивали им защиту от Тварей Порогов, против которых магия Высокого Народа бессильна.
        - Управляют… - повторил, улыбаясь, Аррат. - Да, так оно и есть. Они управляют нами. И они обеспечивают Равновесие. Если бы не Высокий Народ, человечество никогда не стало бы таким, каким стало. Слушай меня, рыцарь. Есть те, кто знает истину, но в их крови говорит ненависть предков, познавших много-много веков назад кару Высокого Народа, кару за человеческую самонадеянность. И есть те, в ком говорит не ненависть, а разум. Всюду необходимо равновесие. Оно - залог жизни. Высокий Народ - залог жизни людей в этом мире.
        - Я… не все понимаю.
        - Они пришли, чтобы сразиться с Константином. Они пришли, чтобы сокрушить его.
        - Что?!
        - Они сами расскажут тебе. Не я. Я должен уйти.
        - Уйти?..
        Эрл только сейчас заметил, что позади мага поблескивает розовое марево какого-то пульсирующего облачка.
        - Я сделал все, что от меня требовалось, и теперь ухожу. Меня ждет награда, сэр Эрл! О, если бы ты знал, что это такое - вечная жизнь в непрестанном познании. Меня ждут поющие книги в тайных Эльфийских Чертогах. Меня ждет многовековая мудрость, накопленная эльфами. Чтобы вместить эту мудрость в свой разум, человеку понадобилась бы тысяча жизней! А у меня впереди - вечность!
        - Аррат! - крикнул Эрл.
        Но было поздно. Маг шагнул назад, и розовое марево поглотило его. И развеялось по ветру.
        Эпилог
        Человек вошел в зал, длинный, словно коридор. Хотя зал был ярко освещен, противоположная стена терялась в нежном полумраке. А вот боковые стены закрывались стеллажами, тянущимися вверх так высоко, что не было видно, где они заканчиваются. Далеко-далеко наверху потолок скрадывал серебряный туманец. Ровными рядами в стеллажах стояли громадные фолианты в обложках из какого-то невиданного металла, сияющего так ясно и ровно, как не сияет самое чистое золото.
        Человек очень долго стоял неподвижно, затем подошел к одному из стеллажей и благоговейно коснулся сияющего корешка одной из книг нижнего яруса. И счастливо рассмеялся. Сколько таинственного и нового знания сокрыто под этим корешком! И сколько знания во всем этом зале! Чтобы принять его в себя, надобно тысячи и тысячи жизней! «Но можно не торопиться» - так подумал человек, и эта мысль наполнила его сознание щекочущей радостью. Человек знал, что у него впереди целая вечность…
        - Зачем ты привел мне этого гилугла? - спросил Хранитель Поющих Книг Лилатирий Глядящий Сквозь Время у Рубинового Мечника Аллиария, Призывающего Серебряных Волков.
        - Ты же сам говорил, что тебе нужен кто-то, кто мог бы сметать пыль с твоих книг, - напомнил Аллиарий.
        - Этот гилугл мне не нравится, - молвил Лилатирий. - В его несуразных движениях я вижу жадность. Подумать только, гилуглы жадны ко всему! К золоту, к любви, к сладким кушаньям, к веселящему вину! Даже к познанию. Это мерзко, Аллиарий!
        - Ты не прав, - сказал Рубиновый Мечник, глядя на человека, опустившегося на колени перед одним из стеллажей. - Это забавно. Это чрезвычайно забавно.
        - Не вижу ничего забавного. Своими мерзкими лапищами он испортит мои книги! Пусть сметает с них пыль, если это его радует, но пусть не открывает моих книг!
        - Ты несносен, Хранитель, - заметил Рубиновый Мечник. - Тебе нужен был слуга, я привел тебе слугу. Теперь выясняется, что ты снова недоволен…
        - Мне не нравится этот гилугл, - повторил Глядящий Сквозь Время. - Я хочу другого…
        - Если тебе не хочется, чтобы он открывал твои книги, дай ему какую-нибудь одну, не особенно ценную. И всякий раз, когда он будет ее прочитывать, стирай ему память. Пусть читает снова…
        Рубиновый Мечник Аллиарий, Призывающий Серебряных Волков рассмеялся, и его смех прозвучал, как звон жемчуга, высыпанного на хрустальное блюдо.
        - К тому же он не сможет выполнить и тысячной доли работы, - проворчал Лилатирий.
        - Пусть так, - сказал Рубиновый Мечник. - Но он будет стараться. Впереди у него много-много лет жизни. Ведь он получил, что хотел. А когда этот гилугл издохнет, я приведу тебе нового.
        - Пожалуйста, Призывающий Серебряных Волков, позволь мне в следующий раз выбирать самому.
        - Как пожелаешь, - ответил Рубиновый Мечник и пожал плечами.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к