Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Зайцева Мария : " Клубничное Искушение Для Майора Зубова " - читать онлайн

Сохранить .
Клубничное искушение для майора Зубова Мария Зайцева
        Цикл: Практика любви
        В тексте есть: очень откровенно, адекватная героиня, горячий мужчина
        - Как ты здесь… - невольно отступаю на шаг, краснея под его жадным взглядом.
        - Работаю, - голос у него все такой же. Заводящий до дрожи в ногах.
        - Но ты же…
        - Мы никому не скажем, да, Клубничка?.. - он шагает ко мне и резко прижимает к стене…
        Моя практика - главный шанс на лучшую жизнь. В столице, в одном из самых крупных исследовательских центров нашей страны. И я его не упущу!
        Вот только мое прошлое настигает внезапно. У этого прошлого - невозможно широкие плечи, невероятно горячие руки, безумно жадный взгляд. А еще у меня от него дочь.
        Клубничное искушение для майора Зубова
        Мария Зайцева
        Встреча через время
        - Станция «Воробьевы горы», следующая станция «Спортивная»…
        - Черт! - я торопливо вскакиваю, забыв про стаканчик кофе, и, естественно, тут же об этом жалею. Потому что проехать свою остановку - не смертельно… Наверно. А вот пятно кофе на парадной блузе - это катастрофа!
        Я пару секунд в немом ужасе наблюдаю, как по тонкой ткани расплывается коричневое безобразие, а затем, спохватившись на «Осторожно, двери закрываются», выскакиваю на платформу.
        Не хватало еще и уехать в таком виде бог знает куда!
        Я еще не привыкла к схеме метро, ко всем этим переходам, кольцевым, веткам разных цветов и прочему, а потому панически боюсь заблудиться.
        Вот такой кошмар провинциалки.
        Бог с ней, с блузой. Решим вопрос. А вот с проездом обратно… Ой-ой…
        Выбегаю из поезда и сразу же отхожу в сторону, пытаясь придумать, что можно сделать с гардеробом. Блуза испорчена, пятно в самом центре, кошмар неимоверный!
        Удачно начинается моя практика, ничего не скажешь!
        Народу на станции мало, все же это будний день, а здесь нет предприятий, заводов, офисов, куда бы могли спешить сотрудники.
        Потому я отхожу подальше, прячусь за в уголке, который уголком можно назвать очень даже условно, потому что с одной стороны - панорамные окна на Москву-реку и Лужники, а с другой - тоже панорамные, мать их, окна! Офигенная станция! А я-то, деревня, думала, что всё метро в столице - под землей!
        Путем невероятных усилий и применяя всю отпущенную мне природой гибкость, вытаскиваю руки из рукавов пиджака, не снимая его. Кто хоть раз это делал, поймет весь кошмар ситуации.
        А потом - так же - из проемов блузы. Она у меня, слава всем богам, без рукавов. В итоге - просто стягиваю ее через голову, застегиваю пиджак прямо на белье, удрученно пытаюсь прикрыть слишком откровенное декольте, получившееся в итоге, но затем, плюнув на все это дело, засовываю испорченную блузу в сумку и торопливо топаю к выходу со станции, уже не обращая внимания на красоту реки и на оформление самой станции, уставленной какими-то, непонятного назначения, высокими стеклянными столбами. Наверно, внутри них что-то должно быть?
        Но сейчас мне некогда об этом думать.
        Время поджимает, первый день моей практики в одном из крупнейших научно-исследовательских центров страны скоро начнется.
        И ничего его не испортит!
        Даже кофе проклятый!
        Здание центра находится на базе института физической химии, прямо на Воробьевых горах.
        В другое время я бы насладилась прогулкой, но сейчас несусь со всех ног, проклиная себя на высокие каблуки, неудачный наряд, вываливающуюся из декольте грудь, дурацкую узкую юбку и растрепавшиеся волосы.
        А еще за то, что накануне, переволновавшись перед первым днем практики, долго не могла уснуть и, в итоге, проспала!
        Никогда со мной такого не бывало!
        Только первые недели после роддома, когда не могла привыкнуть к режиму, да и Сонька тоже давала веселья.
        А затем - все.
        Учеба, ребенок, подработка. И так по кругу.
        Все для того, чтоб добиться своей цели. Вернее, своих целей.
        И вот теперь, когда вот оно! Рядом! Практически!
        Так все прое… Ох… Нет, никакого мата, никаких грубых слов, никакого курения, никакого алкоголя!
        Катя, ты - хорошая, правильная студентка. Вернее, без пяти минут аспирантка! Одного из самых серьезных, самых престижных, самых лучших исследовательских учреждений страны!
        Это - твой шанс, Катя! Это - будущее, твое и Соньки!
        Все, аутотренинг завершен, будущее место практики - вот оно.
        Выдохнула, выпрямилась, сделала вид, что такое декольте - задумано, и пошла! Пошла! Пошла!
        Центр находится в одном из исторических зданий, как положено, с колоннами, высоким крыльцом и, наверняка, богатой историей. Я не в курсе, не успела вчера толком про здание почитать. Про сам центр, естественно, знаю все. Я же отличница.
        Внутри прохладно, что очень кстати, учитывая мои красные от бега щеки. В огромном вестибюле - зеркала, я смотрю на себя, морщусь, стараясь делать это незаметно. Глаза горят по-дурному, губы красные, щеки - еще краснее, прическа… Не будем о грустном.
        Матрешка. Боже мой, какой ужас…
        Что обо мне подумают будущие коллеги? Провинциалка. Тося Бурлакова. Приехала Москву покорять. Осталось только «Вдоль по Питерской» затянуть да вприсядку пойти.
        - Пропуск ваш, - рявкает надо мной грубый голос, и я реально чуть ли не повторяю подвиг героини из кино «Приходите завтра». То есть, не иду вприсядку.
        Мамочки, да тут от страха и неожиданности и трусики намочить не мудрено!
        Разворачиваюсь в сторону голоса.
        Да… Голос - это ладно. Он тут - не самый пугающий фактор. А вот рост, фактура и недвусмысленно распахнутый пиджак, не скрывающий перевязь с оружием - это да. Самые. Пугающие.
        Парень, кстати, вряд ли старше меня, но смотрит настороженно. И уже вышел из будки охраны, направляется ко мне.
        Похоже, посторонние здесь не бывают.
        От слова «совсем».
        А я ворвалась, да еще и у зеркала задержалась. Матрешка провинциальная…
        - Простите? - голосок у меня получается тоненький и жалкий. Такой же, как и вид, впрочем.
        Но сейчас это на пользу? Наверно.
        - Пропуск ваш где? Я вас раньше здесь не видел. Посторонним сюда нельзя, режимный объект. Есть пропуска нет, покиньте помещение.
        Ой, какой суровый…
        - Пропуск мне должны были сделать, - из образа выхожу сразу, задираю подбородок и твердо смотрю в глаза. Первый шок прошел, парень уже не кажется страшным. Большой, конечно. Такой… Мишка косолапый. Грозный, но не пугающий.
        Меня вообще размерами сложно напугать, особенно, учитывая определенный жизненный опыт.
        Так что такая реакция, скорее, от неожиданности.
        Парень смотрит в планшет, выглядящий игрушечно в огромных лапах.
        - Фамилия ваша?
        - Кудрявцева Екатерина Михайловна.
        - Нет пропуска на вас.
        А вот это уже… Ой… Но как же так? Я созванивалась с сотрудником центра! На меня должен быть пропуск!
        Сердце начинает колотиться просто бешено, а только-только пришедшая в норму кожа щек снова пылает.
        - Посмотрите еще раз, пожалуйста, - повторяю я настойчиво, - должен быть пропуск.
        - Нет.
        - Тогда позвоните, пожалуйста, Хохлову Семену Владимировичу…
        - Не положено.
        Боже мой, скала неприступная!
        Нервничаю, достаю телефон и тут же роняю его на каменные плиты пола!
        В шоке смотрю, как пластиковая коробочка разлетается на три составных части, и не могу пошевелиться!
        Нет! Этого просто не может, не может быть!!! Только не сегодня!
        Лихорадочно начинаю собирать телефон, пытаюсь соединить все части, но на стекле трещина, он не включается!
        Неприступный охранник невозмутимо наблюдает за моими мучениями и не трогается с места.
        Наоборот, кажется, настораживается еще больше!
        Словно я террористка какая-то!
        Встаю, оставив попытки реанимировать телефон, сдуваю прядь с пылающего лица. Спокойно, Катя. Ничего страшного. Просто небольшое препятствие. Мы его преодолеем. Обязательно.
        - Пожалуйста, - решаю пустить в ход женское обаяние, говорят, у меня его - вагон, - позвоните Хохлову… Видите, неприятность произошла, так бы я сама с ним связалась…
        - Не положено.
        - Но бывают же форс-мажоры? Ну… Кто у вас принимает решения итоговые? - мне деваться некуда. Позади - Москва…
        - Начальник службы безопасности.
        - Тогда пригласите его, пожалуйста, - и твердо смотрю в ничего не выражающие глазки, - я настаиваю.
        Охранник думает, но затем кивает и что-то малоразборчиво говорит в наушник.
        Потом мы с ним молча ждем начальника. Стоя друг напротив друга. В полном, я бы сказала, ледяном молчании.
        Наконец, хлопает какая-то внутренняя дверь, и из комнаты охраны, рядом с будкой, появляется высоченная мрачная фигура.
        Я разворачиваюсь на звук и какое-то время щурюсь, вглядываясь в приближающегося мужчину.
        Сначала с плохо скрываемым недовольством, затем с недоумением, затем с узнаванием…
        И, наконец, с необъяснимым страхом.
        Потому что начальник службы безопасности мне знаком. Очень близко, я бы сказала, крайне близко.
        Именно из-за нашего недолгого знакомства я с некоторым пренебрежением и без боязни осматривала внушительную фигуру охранника.
        Просто потому, что видела гораздо внушительней.
        Видела, ощущала. Трогала.
        Начальник службы безопасности исследовательского центра, где я буду проходить преддипломную практику - мой первый мужчина.
        Моя первая любовь.
        Отец моей дочери.
        Кошмар какой…
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_1_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_1_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_1_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_1_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_1_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_1_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_1_begin
        Паника… Ой, то есть, практика…
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_1_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_1_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_1_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_1_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_1_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_1_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_1_end
        - Добрый день, - глубокий хрипловатый голос, тяжелый внимательный взгляд… Ничего не поменялось. Вообще ничего.
        Жадно разглядываю его лицо, ищу… Ну, хоть что-то. Искру малейшую узнавания. Не может же такого быть, чтоб не узнал, правда?
        Только не после того, что было между нами. Не после его взглядов, от которых круги перед глазами от возбуждения, не после его шепота хриплого, словно надломленного: «Клубничка… Клубничка моя…»
        Он меня так называл почему-то. Наверно, из-за геля для душа, самого дешевого, из фикс-прайса, которым я в то время пользовалась… Сейчас так не пахну. Наверно, и называть не будет больше…
        Стоп, Катя! Ты о чем, вообще, думаешь? Как он тебя БУДЕТ называть?
        Никак не будет! По имени отчеству! В любом случае!
        Но все же… Чего-то я определенно жду. И не дожидаюсь.
        Узнавания нет, лицо совершенно каменное, бесстрастное. Ну, может, вежливое внимание?
        - Что случилось?
        Я не могу пока ничего отвечать, боюсь рот раскрыть, и Антон, наверно, поняв, что от меня объяснений не дождется, коротко смотрит на своего подчинённого.
        Тот тут же рапортует:
        - Девушка говорит, что пропуск должен быть, от Хохлова, а его нет.
        - А что Хохлов говорит? - Антон опять смотрит на меня, и я отвечаю ему хмурым напряженным взглядом.
        Боже мой, я красная, наверно… И вырез этот… И юбка… И каблуки, чтоб их! Колени дрожат…
        Машинально отслеживаю свое внутреннее состояние, как уже давно делаю, как привыкла, и прихожу в ужас.
        Ничего себе я расклеилась! Это уже ни в какие ворота!
        Конечно, часть этого тремора дикого можно списать на шок. Все же, не каждый день встречаешь того, кого и не планировала встречать. Вообще никогда. Только во сне, пожалуй…
        Но в любом случае это недопустимо!
        Я - уже давно не та восемнадцатилетняя студентка, очарованная грубой брутальной мощью взрослого мужчины.
        Я, черт возьми, - преддипломница, умница-красавица, ответственная мама, будущий аспирант одного из самых престижных научных центров в стране!
        Какого хрена?
        Аутотренинг помогает, и я становлюсь ровнее, приказываю коленям не дрожать, а глазам не шарить беспардонно по лицу моего первого мужчины в поисках возрастных изменений. Тем более, что их и нет. И это просто скотство.
        Лучше бы он выглядел хуже.
        Лучше бы у него было брюшко, круги под глазами от пива и соленостей на ночь… Ну и, что там еще?
        Неважно.
        Но лучше бы хуже.
        Все, Катя, поздравляю. Скатилась до уровня восемнадцатилетки с ее рваным тупым сленгом.
        - Я не связывался, по инструкции, - продолжает пояснять охранник, - а девушка телефон разбила, тоже не может связаться.
        - И как теперь решать эту ситуацию? - спрашивает его начальник, по-прежнему не сводя с меня глаз.
        Нечитаемый, но определённо внимательный взгляд ползает по лицу, по красным щекам, отчаянно подрагивающим и потому закушенным губам, ниже, надолго тормозит в районе декольте, и я последним усилием воли держусь, чтоб не пройтись по пуговкам пальцами, проверить, не расстегнулись ли… Узкая юбка приличной длины чуть ниже колен и туфли с остренькими носами тоже удостаиваются внимания. А потом взгляд резко летит опять вверх - к упрямо выставленному подбородку и отчаянно блестящим глазам.
        Я знаю, что выгляжу мышкой, загнанной в угол.
        Но это не значит, что можно меня так игнорировать. И жрать.
        Мышки могут кусаться. И бешенством заражать!
        Особенно, если в норке за ее спиной мышонок прячется.
        - Э-э-э… Отправить девушку за пропуском? - предполагает охранник, а я наконец-то, слава всем богам, прихожу в себя настолько, чтоб открыть рот:
        - Или позвонить Хохлову? Понимаете, - тут я жестко смотрю прямо в глаза начальника охраны, - у меня сегодня первый день практики. Семен Владимирович меня ждет. Под консультации со мной отведена часть его рабочего времени. И не мне вам говорить, сколько стоит рабочее время такого человека. Я понимаю, что произошла накладка, но все можно решить малыми жертвами. Не правда ли?
        - Правда, - кивает Антон, все еще рассматривая меня, и теперь в его глазах что-то мелькает… Узнавание? Да неужели!
        Привычная упрямая ярость захлестывает меня (наконец-то!), приходя на смену шоку и растерянности. И мне уже не важно, узнал он меня, или нет. Потому что… Пошел он! Подальше! Как можно дальше! Можно прямо туда, куда в прошлый раз, четыре с половиной года назад!
        - Так давайте сделаем это и не будем больше тратить время. Семена Владимировича, ваше и мое.
        - Выпиши временный одноразовый пропуск, - командует, наконец, Антон, - я сам провожу Екатерину…
        - Михайловну, - договариваю, обмирая опять от осознания, что он меня помнит!
        - Екатерину Михайловну к Хохлову.
        Если охранник и удивлен, то никак этого не выдает.
        Молча идет к будке, Антон вежливо сторонится и жестом предлагает мне пройти через турникет.
        Я, стараясь шагать твердо и уверенно, прохожу мимо. И мне кажется, или он в этот момент шумно вдыхает воздух? Словно хочет духи мои почувствовать. А вот облом тебе. Я не пользуюсь духами. Ничем не пользуюсь пахучим с тех пор, как Сонька начала покрываться аллергической сыпью.
        Иду, а спину жжет взгляд, теперь уже однозначного узнавания. И внимания.
        Ох… Очень надеюсь, что кабинет Хохлова на первом этаже. Ну, максимум, на втором.
        Потому что надолго наедине с ним оставаться я пока еще не готова. Понимаю, что надо будет. В конце концов, он, наверно, должен узнать про дочь? Хотя, это тоже под вопросом.
        Хотел бы - узнал.
        Но сейчас я просто не готова размышлять на эту тему.
        Впереди у меня первый день практики в лаборатории Хохлова, и надо на этом сосредоточиться.
        Мы проходим через турникет, Антон невозмутимо указывает мне направление.
        - Какой этаж?
        - Третий. Лифты в самом конце этажа, рядом с лестницей.
        Его голос почему-то становится ниже, интимно похрипывает… Или мне так кажется? Я не смотрю на него, просто иду рядом и чуть позади, стараясь не отставать и не вырываться вперед.
        Вся сосредоточена только на том, чтоб ставить ногу ровно и правильно, потому что высокие каблуки…
        Боже, о чем я думала, когда их надевала?
        Увлекаюсь, настраиваясь на встречу с Хохловым и пытаясь привести мысли в порядок, сознательно прячу испуг, удивление, и, черт его возьми, возбуждение от неожиданной встречи со своим прошлым на дальнюю полку, чтоб не мешали…
        И потому не сразу понимаю, что мы свернули от лифтов к лестнице, а затем…
        Затем широкая лапища ложится на мой локоть и неумолимо тянет в сторону…
        В темный закуток под лестницей.
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_2_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_2_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_2_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_2_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_2_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_2_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_2_begin
        Разговор под лестницей
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_2_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_2_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_2_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_2_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_2_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_2_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_2_end
        - Привет, Клубничка, - хрипло здоровается он, упрятав меня в уголок, словно паук муху. Загородив единственный выход своей массивной тушей и отрезав все пути отхода.
        - Привет, - сдаюсь я, понимая, что разговаривать придется, отморозиться не удастся. Ну, как говорится, раньше сядешь… - неужели вспомнил меня, господин спецагент?
        Ну не могу не съязвить! Слишком зла на него была долгое время. Отголоски этой злости до сих пор, наверно, где-то блуждают, раз выдаю такое.
        - О как… Мелкая пакость раскололась? - он мрачнеет немного, но затем усмехается. И взгляд его в полутьме подлестничного пространства кажется немного пугающим и однозначно заинтересованным. Нечитаемость пропадает. Внимание и интерес остаются.
        А надо ли мне это?
        - Если ты о моей подруге Маше, - спокойно поправляю Антона, - то да. Она сказала. Очень вовремя, кстати. Я как раз в полицию собиралась, требовать адрес морга, куда твое тело отправили.
        Опять уколола, все же. Ну не могу сдержаться! Никак!
        - Подруга даже… - он хмурится, пропуская мимо ушей мою тираду, - вот как… Ну ладно. Какими судьбами сюда, Клубничка?
        - Прекрати меня так называть! И выпусти уже отсюда! Что за манеры?
        Я делаю шаг, чтоб обойти его и выскользнуть из замкнутого пространства, где становится совершенно нечем дышать, но Антон легко ставит на моем пути здоровенную руку, пресекая попытки бегства, и мягко ведет носом по макушке. Ой… У меня мгновенно ослабевают коленки, дыхание перехватывает от такой близости.
        И тело глупое сразу вспоминает не только то, что между нами было, но и сны мои дурацкие, недавние… С его проклятым участием!
        Ну нет!
        Нечего, нечего позволять такое!
        Позволила один раз - и что?
        И ничего. Тем более, что не один раз. Тем более, что сама хотела, аж трусики не держались на заднице!
        Одно только воспоминание о том, насколько я была глупая малолетняя овца, приводит в чувство моментально. Взбадривает, похлеще ведра ледяной воды после парилки.
        - Я ведь и закричать могу, - бесстрашно задираю подбородок, потому что мои десять сантиметров каблуков вообще не спасают ситуации. Он - все такой же здоровенный, я - все такая же мелкая. Здесь у нас стабильность.
        - Зачем? - удивляется он, - мы же разговариваем просто.
        - Ты меня удерживаешь силой!
        - Клубничка, давай без патетики, - морщится он едва заметно, - просто здесь нет камер, можно спокойно поговорить.
        - Нам не о чем говорить. Ты мне в прошлый раз все очень даже четко прояснил.
        - Черт… Клубничка, если тебе коза белобрысая все рассказала, то ты должна понять…
        - Я понимаю. И давно уже не думаю на эту тему ничего.
        - А я думал. О тебе.
        И вот тут, судя по всему, от меня ожидается мокрота в глазах и трусах заодно.
        Но то ли грубое очарование Антона поблекло со временем, то ли я стала сильнее, но от настолько дешевого подката лишь злость пробуждается.
        Хочется заорать, нахлестать его по щекам… А затем…
        Ничего!
        - Хорошо, - спокойно отвечаю явно не то, что от меня ожидается, - могу я теперь пройти? У меня сегодня важный день.
        - Да, я слышал, первый день практики. У Хохлова. Как ты живешь, Клубничка?
        - Прекрасно.
        Он не делает движения, чтоб выпустить меня, я боюсь настаивать и прорываться силой. Потому что не прорвусь. Прикоснусь к нему, запутаюсь в себе, сгорю опять… Как дурочка малолетняя когда-то сгорела.
        Может… Может, попробовать с ним хотя бы диалог наладить? Мне еще здесь практику проходить… И, затем, при удачном раскладе, аспирантуру…
        Поздравив себя с появлением мозгов на их законном месте, в голове, то есть, облизываю губы и спрашиваю довольно миролюбиво:
        - А как ты здесь вообще?.. Тоже задание? - и невольно отступаю назад, краснея все-таки под его жадным взглядом, устремленным на мои губы. Зачем облизывала?
        - Работаю. - И голос у него… Голос все такой же, низкий сейчас, до дрожи в коленках опять. Ну вот как так получается?
        - Но ты же…
        - Нет, уже нет. Я просто начальник службы безопасности теперь.
        - О… Хорошо…
        - И, Клубничка… - он медлит, затем все же договаривает, - мы же никому не скажем? О том, кем я был? Да?
        Я не успеваю ответить, он шагает вперед и прижимает меня к стене. Всем своим мощным, тяжелым телом.
        И губы его у моего виска - согнулся специально. Чтоб достать, куда необходимо. Волна сладкой дрожи по телу - вниз! К ногам! И не только к ногам…
        И руки большие на талии - сжимают - и резко вверх. По стене.
        Ахаю, когда перестаю доставать ногами до пола. Словно кукла в его лапах!
        - Клубничка… - легкие поцелуи по виску - вниз, к скуле, возле ушка, прикусывает мочку, все делает, все, для того, чтоб с ума меня свести! Удивительно! Или я настолько предсказуема, или он настолько уверен в том, что не буду сопротивляться? - Такая стала красивая… Я охренел, как увидел… А ты? Думала обо мне, а?
        - Нет… Нет… - упираюсь руками в его грудь, обтянутую белой рубашкой, дрожу всем телом, беспомощно болтаю ногами, но в голове, кроме дурмана, навеянного его близостью и беспардонными действиями, еще и злость, увеличивающаяся пропорционально возбуждению глупого тела, - отпусти меня… Отпусти!
        Повышаю голос, а затем, выпростав руку, бью его по лицу.
        С оттягом и нескрываемым удовольствием.
        И еще раз. И еще!
        На четвертый раз он ловит мою ладонь и прижимает к стене. И меня всем телом прижимает, наваливается.
        Дышит тяжело, словно перебарывает себя, пытается совладать с эмоциями и похотью.
        А затем мягко ставит на пол.
        И отходит на полшага.
        Конечно, все равно еще очень близко, непозволительно близко, но все-таки я, по крайней мере, могу дышать. И это уже хорошо.
        - Ты чего, Клубничка?
        Он, кажется, удивлен? Правда, что ли? Господи… Мужчины - непостижимые существа…
        - Не называй меня так!
        - Почему? Ты пахнешь клубникой.
        - Нет!
        - Ну, мне-то лучше знать… Ты чего такая дикая?
        - Антон… Кстати, как тебя по-настоящему зовут? Хоть имя-то настоящее?
        - Настоящее. Каменев Антон Сергеевич.
        Он хмурится опять, невольно потирает красную щеку. Недоволен. Ну еще бы, обломали с его желаниями!
        - Так вот, Антон Сергеевич, я прошу вас впредь ко мне обращаться по имени отчеству и всякие… такие вещи… прекратить.
        Ох, я - молодец. Так хорошо сказала, так хорошо веду себя! Смогла донести доходчиво!
        - Понял. Когда заканчиваешь?
        Не смогла.
        - Это еще зачем?
        - Встречу, прокатимся куда-нибудь, поужинаем, поговорим…
        Точно не смогла.
        Или Антон Сергеевич у нас непрошибаемый совершенно.
        - Еще раз: я не собираюсь с вами общаться и встречаться. Про ваше прошлое рассказывать никому ничего не намерена, мне нет до этого дела. И до вас нет никакого дела.
        Вот. Теперь точно донесла.
        - Хорошо, - покладисто кивает, поправляет пиджак, не сводя с меня глаз. Внимательных таких. Жадных. Если все понял, зачем так смотреть? - Тогда, может, завтра?
        Не понял.
        Катя, ты не умеешь донести информацию! Позор тебе, Катя!
        Хорошо… Выдыхаем. Губы не лижем, не исключено, что именно это в прошлый раз послужило триггером для решения прижать меня в темном уголке и распустить лапы.
        И еще разок. Как анекдот для дебила.
        - Антон Сергеевич, я не буду с вами встречаться. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.
        - Почему?
        Да что же за бред-то такой???
        - Потому что я замужем, Антон Сергеевич, давно и счастливо.
        Он молчит. И выглядит так, словно эта новость для него стала шоком.
        А для меня шок то, что он даже не сомневался, что я соглашусь с ним встретиться после стольких лет отсутствия и его феерического исчезновения.
        Какой-то… треш, не назвать по-другому.
        - И дети есть? - неожиданно тихо спрашивает он.
        - Есть. Дочь. Может, вы пропустите меня? Мой рабочий день уже десять минут, как начался.
        Он молча сторонится, пропуская меня к лестнице.
        И так же молча топает следом. Не сопя в этот раз, словно возбужденный мамонт.
        Нет, очень тихо идет, вежливо пропуская меня вперед, открывая дверь на второй этаж, указывая, в какой стороне лаборатория Хохлова.
        Я иду, пытаясь настроиться на рабочий день, отбросить в сторону все, что мне сейчас мешает.
        И нет, никаких угрызений совести не испытывая от своего вранья.
        Как и он, наверняка, когда говорил влюбленной в него без памяти девочке, что это не она такая, а он такой.
        И не думая, что испытает эта девочка, когда чуть позже увидит репортаж про кровавый расстрел в пригороде и без труда угадает в одном из неподвижно лежащих на асфальте тел своего первого мужчину, свою первую любовь.
        Бумеранг? Не, не слышали.
        А вот возмездие… Вполне.
        И звучит лучше. Правильнее.
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_3_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_3_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_3_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_3_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_3_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_3_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_3_begin
        Первый день практики
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_3_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_3_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_3_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_3_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_3_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_3_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_3_end
        Хохлов Семен Владимирович - старший научный сотрудник и, оказывается, не мой непосредственный начальник. Но мой руководитель практики.
        А начальство у нас - Васильев Евгений Федорович, руководитель отдела строения вещества, доктор физико-математических наук, фигура таинственная и мало уловимая.
        В отделе имеется еще один сотрудник, но он как раз в отпуске, и так удачно, что я пришла к ним на практику аж на два месяца.
        И вообще, удачно, что теперь в их сплоченных рядах есть девушка, да еще и такая красивая…
        Из всего приветственного спича Хохлова я делаю вывод, что с женщинами у физиков-ядерщиков не густо, и на меня тут будут смотреть. Ну, пусть смотрят, главное, чтоб не трогали.
        А то вон, уже начали, практически… Наглые начальники отдела безопасности…
        Щеки опять краснеют от воспоминаний о горячих ладонях на талии, о шепоте искушающем: «Клубничка…». Ну прямо, как в снах моих развратных.
        Хохлов радуется и умиляется, принимая мои красные щечки за смущение перед его неотразимостью.
        Усиленно предлагает чай-кофе, показывает рабочее место, рассказывает, в чем будет заключаться моя работа на время практики.
        Я внимаю, привычно повесив на лицо выражение сладкой восторженной дурочки и записывая всю последовательность действий в лаборатории. Вообще, лаборатория не здесь, а рядом, в специальном корпусе, и вход туда по спец-допускам даже для сотрудников. Так что, не факт, что я там вообще побываю за все время практики. Конечно, я знаю о технике безопасности и прочем, но это еще не значит, что мои знания что-либо решат.
        Весь март и до середины апреля я буду сидеть тут, в кабинете отдела строения вещества и, судя по настрою Хохлова, бесконечно приводить в порядок документацию. Бюрократия здесь, как и в любом учреждении, спонсируемом государством, занимает львиную долю времени. Ушедший в отпуск сотрудник как раз этим всем занимался, позволяя начальнику отдела и его заместителю спокойно погружаться в мир науки. Но, как я поняла, там человек сначала неудачно сломал ногу на Новый год, ударившись на ватрушке о дерево, потом брал больничный, а сейчас вообще взял отпуск за свой счет на два месяца для восстановления всего организма. Вполне вероятно, что потом будет лето (нет, лето будет обязательно, это просто выражение Хохлова такое смешное, настоящий ученый, привычно прикрывающий задницу), и их коллега решит, что мало времени уделил восстановлению.
        Тут-то с ним и попрощаются. При этом Хохлов на меня так многозначительно смотрит, что становится понятно: надо Катюше (фу, гадость какая, терпеть не могу такое сокращение моего имени) сильно трудиться. И тогда вполне возможно, что моя кандидатура в аспирантуру будет рассмотрена в положительном ключе.
        Хлопаю ресничками, мило краснею, улыбаюсь, киваю. Вроде все?
        Судя по довольному лицу Хохлова, все делаю правильно.
        - Так, Катюша, включай компьютер, вот смотри: здесь рабочие пароли, открываешь все вкладки, поочередно грузишь. Поняла? Вот здесь будут обновления. Их надо каждый день заносить вот сюда. И, при необходимости, создавать новые таблицы… Ты владеешь эксель? Сводную таблицу сделаешь?
        Он спрашивает это с такой серьезностью, что не хватает сил сдерживаться. Фыркаю, зная, что очаровательно смотрюсь с этой гримасой, опять хлопаю ресничками:
        - Конечно!
        Вопроса, нафига нам эксель, когда я вижу перед собой вполне рабочую сирээмку и более чем уверена, что там можно любую сводную сделать, не задаю. Не надо умничать. Тем более в первый рабочий день. Тем более в мужском коллективе.
        - Умничка какая, - умиляется Хохлов и незаметно стаскивает с пальца обручалку.
        Боже, это так… мерзко. Но улыбка у меня не дрожит. И пальцы не елозят по вороту пиджака, пытаясь запахнуть зону декольте.
        Вот как так?
        Я почему-то совершенно спокойно реагирую на этого, вполне симпатичного, хоть и глубоко женатого, судя по активному блеску в глазах, мужчину. Нет ни смущения, ни страха, даже интереса особого нет.
        Я его препарирую, как лягушку, вижу все недостатки и достоинства, абсолютно хладнокровно выстраиваю стратегию общения с ним… Как робот. Как я всегда делаю, уже несколько лет.
        Прямо с тех самых пор, когда поняла, насколько в этой мужской специальности не рады женщине. И здесь возможны только два варианта поведения, если, конечно, хочешь добиться успеха: либо ты становишься бой-бабой, с которой просто будут опасаться связываться, потому что кинется, бешеная, и горло перегрызет. Или милой-премилой очаровашкой-дурочкой, которую пропустят вперед только потому, что подвоха не ждут. Ну и трусы стянуть намереваются, естественно. И тут есть шанс, пока они ушами и членами хлопают, мягко подвинуть. Пройти первой, подсунуть свои наработки начальству, которое тоже: «Ах, прелесть, какая дурочка», а затем работу твою смотрят и охреневают. И дают добро именно тебе, просто на диссонансе.
        Я сознательно выбираю второй путь.
        Во-первых, не та комплекция, чтоб бой-бабой быть.
        А во вторых, как говорит моя подруга Машка: «Наша сила - в инерции. Главное, взять разбег и правильно вычислить траекторию удара».
        Я ей верю в этом вопросе, она знает, о чем говорит, она - чемпионка по карате бывшая. А теперь у нас в городе чемпионов и чемпионок растит.
        Так что, я правильно вычисляю траекторию удара и верно беру разбег.
        И на практику сюда, в это невероятно сладкое местечко, я попала не просто так. А тоже… Правильно все вычислив и вовремя подав заявку.
        Все еще только ковырялись и ушами хлопали, а я уже в деканате сидела со всеми документами.
        И вот я здесь. И опять все то же.
        И как хорошо, что я умею распоряжаться оружием, попавшим мне в руки.
        Умею общаться с мужчинами так, чтоб они ничего ненужного не заподозрили. Например, вопрос про сирээм явно сейчас насторожил бы Хохлова. И привлек дополнительное внимание. Хохлов - мужик, но, по-моему, не дурак. Сложил бы два и два.
        А я пока что не готова напрягаться. Мне выгодно с недельку посидеть сладкой дурочкой за документами, изучить все материалы… И подготовиться к встрече с начальником отдела. Мне нужно показать ему себя с лучшей стороны. И в этот раз - не няшкой-стесняшкой, а компетентным сотрудником. Я собираюсь здесь работать и расти по карьерной и научной лестнице.
        И вот Хохлову об этом знать пока что точно не стоит. А то были в моей жизни случаи, когда парни видели во мне конкурентку. И вот что я вам скажу: почуяв конкуренцию, да еще и от женщины, мужики начинают вести себя хуже баб! И остракизм включается, и игнор, и сплетни грязные, и переливание из ушей в уши всякого дерьма, и откровенное нашептывание начальству ереси про конкурента… Короче говоря, полный набор. Разве что, за исключением минета начальству. И то, в последнем я не до конца уверена…
        Я хлопаю ресничками, улыбаюсь, мило прикусываю губки, складываю вместе ножки, невзначай светя коленками… Короче говоря, применяю все средства, какие могу. Мне надо быть милой и в то же время не провоцировать, чтоб несчастный женатик не решил, что я с ним флиртую, и не возомнил себя гордым орлом, еще так мало повидавшим в жизни.
        Мне одного гордого орла за глаза…
        Тем более, что с ним почему-то моя всегда холодная голова дает сбой и просто отказывается функционировать.
        Я полностью прихожу в себя после разговора под лестницей и теперь четко понимаю, что, если б Антону вздумалось немного усилить напор… То я бы сдалась. Прямо там, под чертовой лестницей. Мгновенно бы забыла про то, где я, кто я, и чего мне будет стоит эта моментальная потеря ориентиров.
        А такие вещи позволительны девочке-первокурснице, но никак не преддипломнице и маме трехлетнего ребенка.
        Девочка-первокурсница просто сошла с ума четыре с половиной года назад, когда увидела на стоянке возле универа потрепанный жизнью «патриот» и огромную махину водителя, лениво выбирающегося из него.
        Водитель - здоровенный, мощный и невероятно брутальный мужчина, внимательно оглядывал двор универа, снующих туда-сюда студентов, чему-то усмехался, а затем неторопливо нажал на клаксон, оглашая окрестности диким звуком.
        Оказывается, он приехал за своим младшим братом, совершенно на него не похожим, мелким и очень симпатичным парнем, похожим на яойного анимешного персонажа, по которым перлись мои однокурсницы.
        Парень, на него, кстати, уже успела запасть моя тогдашняя подружка Лола, подпрыгнул, прекратил разговор с Вадимом Шатровым, одним из самых популярных третьекурсников универа, и поплелся к машине.
        Я все это наблюдала, стоя на крыльце. Рядом терлась Лола и без конца щебетала про то, какой хорошенький этот Арсик Решетов, и какой он сильный и какой он смелый, и ах-ах-ах… А я провожала взглядом потрепанный «патриот» и не могла выбросить из головы старшего брата этого Арсика Решетова… Просто не могла.
        Ноги подрагивали, в горле сохло, а в трусиках мокло.
        Дурочка малолетняя, что тут скажешь?
        Влюбившаяся с первого взгляда, наотмашь, до боли и слез. До крови.
        И ощутившая в себе в первый раз бешеное, неконтролируемое желание добиться своего, во что бы то ни стало.
        И дальнейшие мои шаги были продиктованы исключительно этим безумным чувством, обрушившимся мне на голову, как говорил Мастер в «Мастере и Маргарите», убийцей в переулке.
        И поразившей так же жестоко.
        Я не скажу, что сожалею об этом, ни в коем случае!
        Во-первых, я смогла понять себя, хоть немного, осознать, на что способна ради достижения цели. Пусть цель была негодной, но… Я ее достигла.
        И во-вторых, если б я не заполучила этого хмурого жесткого мужчину, этого обманщика и предателя, то у меня не было бы Соньки.
        А за Соньку я готова простить ему его жестокий обман и глупость.
        Пусть живёт своей жизнью и меня не касается… Руками… Ничем! Ничем пусть не касается!
        - Катюша, ты задумалась о чем-то? Глазки такие мечтательные…
        Ох, чтоб тебя, Антон Каменев! Опять с верного пути норовишь сбить!
        - Ах… - улыбнуться невинно и смущенно, - просто смотрю в окно, март такой солнечный… Я сегодня в туфлях пришла, совсем слякоти нет…
        - Да, март в этом году - чудо, - с удовольствием подхватывает тему Хохлов, - кстати, скоро же восьмое! Будет фуршет, банкет и, возможно, концерт!
        - Прекрасно… Но я не в штате…
        - Ну что ты! В любом случае, ты - сотрудница! И прекрасная девушка!
        - Пока еще не сотрудница… Пропуска у меня так и нет постоянного…
        - Это что-то напутали в кадрах, что с них возьмешь? Куча бумажек… Я сам прослежу, чтоб сегодня у тебя пропуск уже был. Поговорю с Каменевым насчет тебя.
        - Не стоит…
        - Стоит! Чтоб больше сегодняшней сцены не повторилось. Не волнуйся, если Каменев поспособствует, то все решится очень быстро. Он слов на ветер не бросает. Возьмет тебя под опеку…
        Вот уж в этом сомнений не возникает…
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_4_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_4_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_4_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_4_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_4_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_4_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_4_begin
        Лапочка дочка
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_4_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_4_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_4_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_4_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_4_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_4_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_4_end
        - Ей можно апельсины?
        Машка хмурится в экран, параллельно что-то печатает в телефоне, прикусывая губу.
        - Можно.
        - Отлично, а то мама Лена спрашивала… Она - тот еще педант…
        Мама Лена, чтоб вы знали, это - мама мужа Машки, Вадима. Хрупкая, темноволосая и очень красивая. И вообще на педанта не тянет. Наоборот, производит впечатление человека легкого, такая подружка больше, а не свекровь. Повезло Машке с ней.
        - Ей все можно, я же тебе говорила… Что она сейчас делает?
        Соньки не видно в камеру, но слышно ее возбужденный голосок где-то на заднем фоне.
        - На Тиране катается.
        Ой. А вот это… Ой.
        Тиран - кавказская овчарка. Когда встает на задние лапы, передние легко кладет мужу Машки на плечи и вылизывает ему щеки. А в Вадиме, на минуточку, около двух метров роста.
        Тиран мало лает, особо не вертится под ногами, но всегда везде успевает. Особенно в своей сфере. Например, прошлой зимой двое мужиков решили залезть к дом отдыха, который охранял Тиран.
        Залезть-то они залезли.
        Тиран, как и положено сторожу, подождал, пока нарушители окажутся по эту сторону забора, зафиксировал полный состав преступления… И пресек все попытки этого самого преступления.
        К моменту, когда подбежала охрана, а они обычно подбегают в течение трех минут, все же под камерами, оба преступника были обездвижены и морально унижены. Их потом пришлось долго сушить, и не только потому, что Тиран порядочно извалял их в снегу.
        И вот такой зверюга сейчас катает мою Соньку.
        Машка, поняв по моему лицу, что душа у меня провалилась в пятки, тут же успокаивающе говорит:
        - Ты чего? Она там с Вадимом, он держит, чтоб не свалилась. А вообще, Тиран всех наших вынянчил, Ванька, сын Черного, вообще его за хвост таскал…
        - Все равно… Это собака.
        - Ты права, - сдается Машка, - Вадим там, смотрит.
        - Тренируется, что ли? - смеюсь я, ощущая облегчение от известия, что моя трехлетняя девочка не один на один сейчас с животным, больше похожим на медведя, чем на собаку.
        - Типа того, - улыбается Машка, машинально поглаживая пока еще плоский животик.
        Подруга с мужем ждут первенца. Решились все же, спустя четыре года после свадьбы. На них, правда, никто не давил, как на многих молодоженов, требуя срочно продолжения рода.
        Да там и некому, собственно. Машка - сирота, из родных - только брат-близнец, а у Вадима как раз через полгода после его свадьбы родилась еще одна сестра. Анечка.
        Так что ребята, поженившись, свалили в долгое-долгое свадебное путешествие, а затем, по возвращении, начали строить свой бизнес, параллельно продолжая учиться в универе.
        Я им по-хорошему завидовала, настолько они были влюбленные и погруженные в себя. Это же такое удовольствие, найти того, на кого смотреть будешь бесконечно… Я знаю, о чем говорю, у меня такое было.
        Сейчас подруга присматривает за моей дочкой.
        И я ей безумно благодарна за это.
        Они с Вадимом вообще очень сильно меня поддерживают, особенно на первых порах, когда я осталась совсем одна, с грудным ребенком на руках. Если бы не они, не помощь, их и их многочисленной родни и друзей, я бы не смогла сделать то, что сделала. Не смогла бы учиться, подрабатывать, везде успевая.
        Мама, конечно, предлагала свою помощь, но у нее в деревне хозяйство, невозможно оставить даже на пару дней. А мне туда ездить - вообще не вариант.
        Но, конечно, пришлось бы. Пришлось бы бросить учебу, взять академ, например, на год, вернуться к маме, ждать, пока Сонька немного подрастет, чтоб ее можно было оставить… И возвращаться. Оставив дочь на попечение мамы.
        Но как это можно сделать? Как можно оставить свою маленькую, свою крошечную девочку? Которая так похожа на меня? У нее - мои глаза, мои волосы, овал лица и разлет бровей… Вот только улыбка - папина, широкая. Он мало улыбался со мной, моя первая любовь, но когда делал это… Черт, невозможно было не засмотреться.
        Сонька улыбается так же. Хохочет заразительно, радуя всех вокруг.
        Если бы не помощь Машки, мне пришлось бы выбирать. И выбор был бы однозначно в пользу моей малышки.
        Но, слава Богу, все получилось. Не скажу, что это было легко, но и не невероятно трудно. Мне не приходилось не спать ночей, думать о хлебе насущном и где взять деньги на коляску для ребенка. Не приходилось думать, где жить.
        Детской одеждой меня снабжали многочисленные друзья Машки и Вадима, причем, на любой возраст. Потому что у них были дети всех возрастов. Мне даже от Зверева Романа Дмитриевича, серьезного чиновника, сейчас работающего в аппарате Президента, знакомого отчима Вадима, перепадала и одежда, и коляска шикарная, больше на космолет похожая, и вся детская комната, когда Сонька подросла, с мебелью, кроваткой и всем необходимым.
        И из общежития я съехала не в съемную квартиру, а в муниципальное жилье, очень милую двушку, которую получила Машка по программе для детей-сирот.
        Сама Машка жила в квартире своего мужа. И муниципальное жилье мне настойчиво предложила сама.
        А я не стала отказываться. Не стала строить из себя гордую и самостоятельную.
        Уже в те годы я поняла, что не все люди вокруг что-то делают с умыслом. Есть просто такие, как Машка, Вадим, его семья…
        Те, кто стоят друг за друга горой. И выручают просто так, потому что ты в затрудненной ситуации, и тебе надо помочь. Поддержать.
        И они помогают, ничего не требуя взамен.
        Не скрою, мне очень, просто очень повезло с ними.
        - Ты чего такая? В напряге? - Машка, как всегда, тонко улавливает нюансы, смотрит пристально в экран.
        - Да блин…
        Я не уверена, стоит ли говорить… Я еще сама до конца не переварила эмоции сегодняшнего дня. Но, в любом случае, не сейчас, так потом я обязательно расколюсь. Машка вытащит, у нее это умение просто филигранное.
        И потому вздыхаю, и выдаю:
        - Я сегодня Сонькиного отца видела.
        Машка в этот момент аппетитно хрустит яблоком. Услышав мое признание, застывает, затем осторожно вынимает яблоко изо рта и спокойно откладывает его в сторону.
        - Я тебя правильно поняла? Ты видела… Зубика?
        - Зубика, Зубика… - вздыхаю я, - правда, в этот раз он Каменев Антон. Хоть имя настоящее… Или тоже нет?
        - Охереть… - мотает головой Машка, - охереть просто… Ты ему сказала? Ты где его видела?
        - Он - начальник охраны в Центре, прикинь? И нет, не сказала.
        - Черт… Надо же, как судьба сводит… А скажешь? Он… - тут Машка осторожничает, но все же продолжает, - он узнал тебя вообще?
        - Узнал… - уныло киваю я, - хотя я сначала думала, что нет…
        Дальше я кратко пересказываю нашу встречу и последующий разговор под лестницей. Правда, опускаю ненужные подробности. Я пока еще сама ни в чем не разобралась, зачем Машку волновать?
        - Да, блин… - Машка откидывается на спинку стула, опять тянется к яблоку, - ситуация… И чего делать думаешь?
        - А что я могу сделать? - пожимаю я плечами, - не бросать же все? Сама знаешь, сколько я к этому шла.
        - Но что с Зубом-то делать будешь?
        - Ничего. Он - сам по себе, я - сама по себе.
        - Погоди! А Сонька? Ты же ему скажешь?
        - Ну…
        - Катька!
        - Маша! Не дави! Я пока не знаю! Не уверена! - меня срывает на громкий голос, что, вообще-то редкость редкая, - он все такой же, понимаешь? Ему ничего не нужно! Кроме секса. Только увидел, руки распустил тут же!
        - Нихера себе…
        - Ой… - я понимаю, что лишнего трепанула, и торопливо пытаюсь откатить назад, - ну, то есть…
        Понимаешь, он просто близко стоял, а под лестницей темно, и…
        - Сука долбоклюйская, - ругается Машка, - всегда знала, что он - скот редкостный, но чтоб до такого! Приставал к тебе? Руки распускал? Давай я приеду, по тыкве пустой настучу? Я давно хочу уже! Знала бы ты, как я его била, пока мы вместе жили! В синяках ходил, тварь! Все, я приеду!
        - Куда ты там собралась, мартышка? - веселый голос Вадима прерывает Машкины планы мести, а я тут же отвлекаюсь. Потому что на руках у Машкиного мужа - моя девочка, моя Сонечка.
        - Мама! - пищит она, выворачивается из рук Вадима и протягивает ко мне ручки.
        - Де мама? - еще один детский голосок доносится со стороны входа, и в зоне охвата камеры появляется сестра Вадима, Анечка. Понятно, там у них целый детский сад.
        - Твоя мама на работе, кнопка, - смеется Вадим, - а это мама Сони, тетя Катя. Тиран - фу! Пошел отсюда!
        Я смотрю на творящийся по ту сторону камеры бедлам и смеюсь. Моя девочка что-то лепечет, делясь со мной впечатлениями от поездки на собаке, Анечка куксится, потому что на экране не ее мама, Машка возмущенно пересказывает мужу мою историю, Вадим пытается одновременно успокаивать сестру, слушать жену, отгонять нагло лезущую в комнату собаку…
        - Ребят, я вас так люблю! - вырывается у меня, практически со всхлипом.
        - Мама! Не плачь!
        - Эй, ты чего там? Катька? Не вздумай рыдать! Я скоро приеду и натяну Зубику глаз на его зубик!
        - Разбежалась, мартышка! Сиди дома, я сам сгоняю!
        - Да вы с ума сошли? - я прекращаю этот балаган, пока он не достиг катастрофических размеров. Потом выдыхаю, собираюсь и продолжаю, - Соня, мама не плачет, мама смеется и радуется, что у нее такие друзья. Машка, не выдумывай лишнего. Я сама разберусь с Зубом. И не надо на меня так смотреть! Это - мое дело. Не лезь. Вадим, ты за женой следи, а то она, кажется, забыла, что беременная. И возьми Аньку - она Тирана за шерсть таскает!
        Все на полсекунды застывают, а затем рассасываются по задачам.
        А ничего из меня руководитель получится. Грамотный. И вот чтоб я загубила карьеру из-за ошибки… Ну, хорошо, не ошибки, призрака! Призрака прошлого? Да ни за что!
        - Слушай, - когда все успокаиваются и уносятся по своим делам, а мы с Машкой опять остаемся наедине, она берет новое яблоко, задумчиво грызет его и изрекает, - а если он теперь Каменев… Значит, снова на задании?
        - Сказал, что просто работает. Типа, в отставке.
        - Ой, не смеши меня! Зубик - и в отставке. Спорим, его за проеб со мной наказали по жесткому, и он теперь выслуживается? Точно на задании.
        Мой первый парень, моя первая любовь - в прошлом негласник какого-то суперкрутого отдела МВД, и его заданием четыре с половиной года назад была моя Машка. Они приехали в город… Так мы, собственно, и пересеклись. Потом Машка перестала быть охраняемым объектом, тут ее муж, тогда еще только парень, постарался, а Зубика из-за привлечения к работе гражданских и неспособности сдержать ор до небес со стороны властных структур, сослали, не иначе, на Колыму. Перед этим, правда, состряпали покушение на него, типа, снайперский выстрел.
        Антон как раз до этого успел меня посетить и с грустной рожей сообщить, что нам нельзя быть вместе, потому что не я не такая, а он не такой… Это его цитата тупая, если что.
        Ну и прикиньте, каково мне было увидеть в репортаже местного телевидения его фигуру, распластанную на асфальте. И кровь вокруг.
        Думала, с ума сойду, честное слово. Страшно вспомнить тот дикий момент.
        Хорошо, что пришла Машка и рассказала, что все это - постановка для того, чтоб ее, Машку, считали мертвой.
        Вот тогда я сложила два и два и дико на своего первого парня разозлилась…
        Они уехали из города, а через пару месяцев я узнала, что прерванный половой акт - это очень слабая степень предохранения…
        Ладно, прошлое - оставим в прошлом. А вот настоящее… Черт, а ведь Машка права.
        Не просто так он там окопался! В исследовательском центре химической физики РАН!
        И чем мне это грозит?
        Как это отразится на моей карьере?
        Зная способности Антона, не факт, что после завершения его задания, от центра останется что-то большее, чем воронка от взрыва. Будем, надеяться, не ядерного…
        Черт… Не повезло мне! И что делать теперь?
        - Маш, я пойду, рабочий день был напряженным, а я еще в душ не ходила даже…
        - Давай, но ты смотри! Если что, мы с Вадиком приедем! Я вот - очень сильно хочу приехать! Навалять Зубику - это же моя мечта!
        - Все, пока!
        Я отключаюсь и пару минут сижу, тупо пялясь в черный экран и соображая, что теперь делать.
        Размышления мои прерывает стук в дверь.
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_5_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_5_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_5_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_5_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_5_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_5_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_5_begin
        Поздний гость
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_5_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_5_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_5_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_5_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_5_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_5_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_5_end
        Универ не оплачивает мне проживание, но исследовательский центр предоставляет общежитие. Правда, платить за него нужно самой, но это - самый бюджетный вариант из всех возможных. Жилье в Москве не перестало быть дорогим, и за те средства, которыми я располагаю, мне светило лишь койко-место рядом с центром, или однушка в ебенях Москвы, как выражается Машка.
        А здесь - красота. Общежитие находится через три остановки метро от Воробьевых, отдельная комната с удобствами на блок. В блоке - четыре комнаты.
        В самой комнате есть маленький холодильник, микроволновка и чайник. Скромно и чистенько. Здесь обычно останавливаются командированные из провинции сотрудники РАН, работающие удаленно, или гости из-за рубежа. Ну и, такие, как я, элитные практиканты.
        На улице уже давно темень, я уже из метро выходила по темноте, в блоке занята только одна комната…
        Стук повторяется.
        Интересно, кто это может быть?
        Открываю, не спрашивая, прекрасно понимая, что посторонние тут не ходят.
        И да… Сейчас за дверью стоит явно не посторонний…
        Антон переступает за порог довольно беспардонно, не спрашивая разрешения войти.
        Просто выдавливает меня в центр комнаты своей тушей, защелкивает замок.
        Я невольно ежусь под внимательным взглядом, но не даю себе возможности расслабиться. Складываю руки на груди, смотрю на него.
        - Добрый день, Антон… Черт, запамятовала, как вас по батюшке… - делаю намеренную паузу, - теперь…
        - Можно по имени, Клубничка, - неожиданно улыбается он, и меня торкает от его улыбки. Боже… Сонька - один в один…
        Антон тем временем снимает куртку, остается в рубашке и портупее. Все это обтягивает мощный торс и смотрится невозможно брутально.
        Я не отвожу от него взгляда, жадно рассматриваю моего первого мужчину, надеясь в очередной раз найти… Ну, что-нибудь. Сегодня с утра мне было не особенно удобно это делать, да и вообще… В шоке была. От неожиданности.
        Но теперь…
        Признаться, я ждала чего-то такого. Антон предсказуемо напорист.
        Хотя в прошлый раз напористой была я, но даже тогда у молоденькой глупышки хватило ума осознать, что за зверя ей удалось затащить в постель. Уже тогда не оставляло ощущение, что с хищником играю. Диким и необузданным, отчего-то в этот раз решившим притвориться телком на веревочке. Ну захотелось ему так, удобно было.
        Тогда ему было… Сколько? Тридцать? Кажется, Машка говорила, что что-то около того. Значит, сейчас в районе тридцати пяти. Самый возраст для мужика.
        Надо сказать, что годы пошли Антону только на пользу. Он и раньше-то был невероятно привлекательный. Эти все бицепсы, грудь раскачанная, татуировки, шея мощная, обманчивая неторопливость опасного хищника… Все это привлекало внимание. Я видела, как на него смотрели девчонки, когда он приезжал за «братишкой» в универ. И потом, когда «братишка» стал моей лучшей подружкой, все время удивлялась, как так Машка его называла страшным и тупым?
        Он вообще не был страшным тогда. Наоборот, красивый! Сильный! Взгляд такой… Ах!
        Вот мое глупое сердечко и сказало: «Ах!»
        А задница уверенно потащилась в его сторону в поисках приключений. Чувствовала, что этот зверюга ей их обеспечит по высшему разряду.
        Ну что же, задница оказалась права.
        И насчет приключений, и насчет разряда. А вот сердечко зря совершенно ахало… Его в расчет никто не принял…
        Сейчас Антон выглядит еще более… большим. Ткань рубашки обтягивает мышцы рук так, что, кажется, лопнет сейчас. Ворот расстегнут, татуировка на месте. Ремни портупеи только подчеркивают рельеф… Строгие брюки со стрелками, как и положено «людям в черном», ему тоже очень идут. Делают весь образ солиднее. И загадочнее.
        А, самое главное, что Зубов, или как там его сейчас… Каменев прекрасно обо всем этом знает и, судя по довольной кошачьей морде, мой интерес уже давно видит. Встает так, чтоб мне удобней было разглядывать, руки сует в карманы, акцентируя внимание… А вот это уже пошлость. Перебор, господин… Кто ты там? Капитан?
        Усмехаюсь, нарочито медленно скольжу взглядом по его фигуре, словно кусок мяса на рынке оцениваю. Антон почему-то перестает улыбаться. Что, капитан, не ожидал? Может, думал, что я от тебя тут шарахаться буду испуганной целочкой? Или, наоборот, кинусь на шею сладкой Клубничкой?
        Самомнение… До небес.
        - Хорошо, Антон, - спокойно отвечаю я, - по какому поводу визит?
        - Ты улизнула от меня после работы, Клубничка. Так быстро убежала, я не успел догнать…
        - Старость? Акела уже не тот? - не улыбаюсь, смотрю только в глаза.
        Злится. Так забавно.
        - А ты стала злая, Клубничка…
        - Просила так не называть.
        - Я твою просьбу отклоняю.
        - Тогда еще раз: причины вашего появления здесь.
        Он стоит, смотрит на меня. И по лицу вижу, недоволен развитием разговора. Явно рассчитывал на другое. По крайней мере, что поприветливей буду.
        Ну правильно, я же под лестницей позволила… Дура, блин… Слова про замужество он, как и многие мужики, у которых есть цель завалить понравившуюся женщину в кровать, предпочел забыть. И, судя по всему, вознамерился продолжить наше легкое общение.
        Ну а почему нет? Мы знакомы давно, секс у нас уже был… Что не так? А муж у нас не стена, подвинется. На время моей практики.
        В этом был весь Зубов. Машка же рот на замке не держала, в красках мне поведала еще до рождения Соньки о его похождениях. И о том, что баб его она даже не считала. На двадцатой со счета сбилась. И это за полтора года нахождения в нашем городе!
        Понятное дело, что действовала подруга из лучших побуждений, чтоб светлый образ первой несчастной любви поскорее разрушить, мне глаза раскрыть. И, наконец, заставить смотреть в сторону других мужиков.
        Первые два пункта у нее «на ура» вышли. С третьим случилась заминка. Но это уже мои личные трабблы.
        - Посмотреть хотел, как устроилась. Может, помочь в чем-то? Моя обязанность…
        - Да? Интересно, всем так помогаете? А то вон, сосед с утра жаловался, что у него кран течет… Тоже поможете?
        - Сосед - мужик, физик, с механикой и механизмами на «ты», - рычит Антон, - руки у него явно не из жопы. Если тебе жаловался, то, скорее всего, для поддержания разговора. И для иных… целей.
        Меня не удивляет, что он знает все о моем соседе. В конце концов, проверка командированных, приезжих, временных и постоянных сотрудников центра реально входит в его обязанности…
        - У меня нет никаких жалоб. Приятно, что Центр заботится о своих временных сотрудниках, - чеканю я, непроизвольно задрав подбородок.
        - Слушай, Клубничка, - Антон настолько неожиданно делает шаг ко мне и кладет руки на плечи, что я не успеваю отшатнуться. А теперь уже и не могу. Тяжелые, словно каменные, ладони прочно лежат на плечах, придавливают к полу. От них идет жар. Распространяется по коже, растекается по венам. Я слышу, как сильно стучит сердце, ощущаю, как пересыхают губы от этого жара. Антон, похоже, тоже все это чувствует, потому что неосознанно сжимает меня сильнее, уже причиняя легкую боль. - Может, хватит? А? Ну чего ты такая колючая? Мы же не чужие друг другу…
        Да ты даже не представляешь, насколько!
        Я стою, смотрю на него, не делая попыток вырваться. У Антона, как у настоящего хищника, реакция на побег однозначная. Еще сильнее сожмет, а то и подтащит ближе к себе, окуная в свой жар, в свой огонь с головой.
        Тут-то мне конец и придет. Одно дело - на расстоянии колоть его усмешками и ехидными замечаниями, хамить и холодно смотреть, и совсем другое - когда он вот так, неосознанно подключает телесное. Тот уровень, на котором мы друг друга, кажется, до сих пор идеально чувствуем…
        Я сдамся, позволю ему опять окунуть меня в тот сладкий, дурманный омут… Забудусь на время.
        На время практики.
        А потом я уеду обратно. Он останется здесь, скорее всего, для того, чтоб основательно потоптаться на останках кого-то из руководящего состава… А затем пойдет дальше. Опять по приказу, на следующий объект.
        В этот раз мы, скорее всего, обойдемся без «это не ты такая, это я такой».
        Но я не обойдусь без расколотого сердца, как бы высокопарно это не звучало.
        Потому что, как выяснилось за эти годы, не получается у меня без сердца ложиться в постель. Не умею. Он почему-то не научил…
        А сердце… До сих пор к нему тянется.
        Вот так, по-дурацки все.
        - Уберите… руки… Мне больно.
        Я нахожу в себе силы перестать получать удовольствие от тяжести его горячих ладоней и повожу плечами, в попытке высвободиться.
        - Клубничка… - Он, наоборот, тянет к себе, опять шумно втягивает воздух у моего виска, - пиздец, как пахнешь… Мне твой запах во сне постоянно… Все эти годы…
        Каждое его слово - ударом в сердце. И дрожь в коленях. Черт… Не смогу ведь. Реально не смогу!
        - Отпусти… - уже шепчу я, потому что голосовые связки тоже против меня выступают и подводят в самый важный момент, - у меня муж…
        - Да нет у тебя никакого мужа, - спокойно говорит он, и это спокойствие на диссонансе с прежним ласковым воркованием придает мне силы.
        - Изучали анкету? - едко спрашиваю, бесстрашно глядя в темные глаза, - наводили справки?
        И уже жестко веду плечами, высвобождаясь и тут же отходя на пару метров в сторону.
        Уф! И дышать сразу легче! Заворожил, инкуб проклятый!
        - Изучал, - спокойно соглашается он, - по долгу службы.
        Антон отслеживает мои передвижения по комнате, и взгляд его злой и темный. Не понравилось упоминание про мужа.
        - Муж есть, - упрямо сжимаю губы, - гражданский. Мы не расписаны.
        - Нигде об этом сведений нет. В твоих соцсетях нет упоминаний, на отдых ты ездила в прошлом году с дочкой и семьей подруги. Живешь вдвоем с дочкой. Соседи никакого мужа не видели и не знают. По опросу твоих однокурсников тоже становится понятно, что гражданского мужа нет. И парня нет.
        Он перечисляет спокойно, размеренно факты из моей биографии, моей жизни. И от этого я становлюсь еще злее. Понимаю, что у него были все возможности узнать про нас с Сонькой. Всегда. Но сделал он это лишь теперь, когда я появилась на горизонте и заинтересовала его.
        Причина его поисков лишь одна. Желание опять затащить меня в постель. Одноразовый, ни к чему не обязывающий секс.
        Да, он всегда был честен, и в мои восемнадцать, когда честно заявил, что ничего у нас долго не продлится. И сейчас.
        Но вот только я изменилась. И смогла понять себя. Понять, что и в восемнадцать, соглашаясь на временные отношения, я все же хотела, лелеяла внутри, где-то глубоко, мечту о постоянности. О том, что он, мой шикарный мужчина, рассмотрит меня, увидит, насколько я его люблю… И останется со мной.
        Мой мужчина не увидел. Не понял. Не остался. Винить в неоправданных ожиданиях надо только себя.
        Но это не значит, что сейчас я не отдаю себе отчет в происходящем. И не осознаю, что мне прежний формат не интересен.
        Слишком много жизни он отнимает.
        А моя жизнь уже мне не принадлежит.
        Так что…
        - Хорошо. Это ничего не меняет. - Говорю спокойно, признавая его правоту и желая завершить этот изматывающий разговор, - я уже не та восемнадцатилетняя девочка, которой подходили временные связи. Мне это не интересно. Если у вас все, то, пожалуйста… Мне надо отдохнуть.
        Антон смотрит на меня прищуренными от злости глазами, катает желваки… Но затем молча подхватывает куртку и идет к двери.
        Я жадно разглядываю его широкую спину, напряженный затылок… Уходи уже. Дай мне спокойно дышать.
        Но у двери Антон поворачивается, медлит, словно не решаясь заговорить… Но затем, все же спрашивает:
        - Скажи… А дочь… Она - моя?
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_6_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_6_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_6_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_6_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_6_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_6_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_6_begin
        Зубов. Обухом по башке
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_6_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_6_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_6_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_6_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_6_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_6_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_6_end
        Знаете, что такое обух? Это такая рукоятка оружия. Обычно топора. Обухом бьют, если хотят оглушить, а не убить. Но тут тоже не гарантия. Бывает, черепушка хрупкая. Или удар сильный.
        Вот, как сейчас, например.
        Стою, как дурак, как пес, которого выгнали на лютый мороз из теплого дома. И жду милости. Правды.
        Хотя, я ее знаю уже, правду эту.
        И давно. С полудня, примерно.
        Вот как дал себе труд посмотреть возраст дочери Клубнички и сопоставить с нашими отношениями… Недо-отношениями… Кто-то назовет потрахушками. И гарантированно получит от меня в лоб.
        Короче говоря, я просмотрел ее анкету, сопоставил… И получил обухом по башке.
        Уже второй раз за день, кстати.
        Первый раз - аккурат утречком, когда увидел переминающуюся с ноги на ногу, невероятно знакомую, просто до слюноотделения знакомую фигурку… И где? Как раз там, где вообще не ожидал.
        Шел, привычно твердо ставя шаг, печатая, так же привычно сохранял невозмутимое выражение лица. А внутри все замерло. Она? Нет? Пусть не она! Сука, пусть не она!
        Она.
        Стояла, смотрела на меня расширенными глазами-омутами бездонными, в которых утонуть - раз плюнуть, уж мне-то можете поверить! Нырял. Тонул. Так и не выплыл, походу.
        И в глазах этих сначала шок, неверие, потом… Узнавание! Узнавание! Губки пухлые, которые я вспоминал до сих пор периодически, раскрылись, и в секунду ошпарила мысль, что сейчас она…
        Поздоровается. Или… Обнимет? Или просто что-то скажет, как-то выдаст меня…
        Но нет.
        Молчала, смотрела на меня… Жадно так, что, кажется, Серегин все понял. Ну, или не понял. Он вообще не особо умный парень. Только за фактуру и держал его на воротах.
        Клубничка - молодец, ни пол слова о том, что прежде знакомы были.
        А по глазам понятно, что в шоке.
        Смотрела так, будто привидение увидела.
        В принципе, так оно и было.
        Из ее города мы с гребанной белобрысой проблемой, за которую я тогда отвечал головой, свалили с шумом и фанфарами.
        Устроили типа покушение, чтоб запудрить мозги людям из Москвы.
        Может, она видела репортаж… Может, даже поплакала?
        В любом случае, я не обещал ей ничего. С самого начала не обещал. И потом - не собирался.
        И вот сегодня утром, стоя перед ней, разглядывая ее не менее жадно, чем она меня, я думал о том, что судьба все-таки - сука редкостная.
        Особенно, ко мне.
        Ну вот зачем она сейчас так со мной? Я же только-только…
        С Клубничкой надо было поговорить, и потому я и утащил ее под лестницу, где камеры не добивали.
        Ну и поговорил… Так поговорил, что при одном лишь воспоминании в штанах тесно.
        И стыдно, если честно.
        Потому что не в том я уже возрасте, чтоб так сносило башню.
        Мне вообще всего только раз сносило.
        Как раз с ней. При прошлой нашей встрече.
        Вот как ароматом клубничным в голову шибануло, так и снесло ее к херам. Забыл про задание, про объект охраны - белобрысую стерву, вымотавшую все нервы за полтора года… Увлекся, угрелся.
        Свихнулся.
        Ну и поплатился потом, чего уж. Объект охраны, оставленная всего на пару дней без внимания, моментально нашла себе защитника, да еще и не одного! И напоролась на снайпера. Хорошо, что все обошлось, и в итоге сложилось правильно. В нашу пользу сложилось.
        Но сам факт!
        И мой профессиональный проеб!
        А все почему? А потому что бес в ребро бьет не только к сорокету у мужиков. Бес в ребро бьет, когда на пути нормального, самодостаточного человека встречается вот такое клубничное безобразие. Клубничная беда. Сносит голову, заволакивает мозг кайфом. И невозможно вырваться, слишком сладко. Так, как никогда в жизни.
        Она никем не тронутая была, моя Клубничка. И сама пришла. Сама захотела. Не сказать, что я не сопротивлялся. Сопротивлялся до последнего. Но покажите мне того, кто мог бы отказать такой?
        Она пришла… Юбка короткая, ноги длиннющие, гладкие такие, волосы распущенные, волной. Запах, с ног сбивающий. И шепот, такой правильный, с такими словами, которые любому мужику будут сладкими… А, учитывая, что у меня на нее каменно стояло уже несколько дней… Может, святой бы и удержался. Но я не святой.
        Ну а потом… Мало что помню. Кайф невероятный, кожу нежную под пальцами, дрожь, шепот лихорадочный. Трусики розовые. Невинные такие.
        Ну что тут скажешь? Пиздец мне настал тогда. Полный и окончательный.
        И вот сегодня утром все эти картины в голове как появились, так и опять обосновались там прочно. Уже привычно задуривая голову.
        Под лестницей я с ней поговорить нормально не смог. Очень сильно хотел трахнуть потому что. Настолько, что себя еле удержал. И видел, главное, что, стоит чуть-чуть нажать… И она согласится. И опять будет марево розовое, клубничное, сладкое до безумия…
        А затем одному клиническому идиоту придет пиздец.
        Очередной, мать его.
        И опять из-за нее.
        А этот идиот, между прочим, из прошлого-то еле выплыл.
        Потому что в тот раз, несмотря на то, что объект осталась жива и работа моя завершилась вполне удовлетворительно, начальство мое, генерал Савин, за потерю бдительности и мощный проеб с несанкционированным и вынужденным привлечением гражданских лиц к секретной операции, жестко поимел меня в такие места, о которых я и не подозревал даже.
        И отправил приходить в себя в одну приятную, а, главное, дружественную южную страну, с пустынями, ядовитыми змеями, скорпионами и приятным во всех отношениях населением, воспринимающим любого белого, как глиняную копилку, набитую баксами. Надо только потрясти, как следует.
        Там я весело и плодотворно провел три года своей жизни. И, что характерно, умудрился даже справить героическую нужду, когда нашего посла все-таки решили прихватить местные. Я им выразил решительный протест, а тела потом в песок закопал. И четыре дня выбирался с этим гребанным послом на закорках из пустыни. И не надо спрашивать меня, что мы там жрали и пили.
        После этого генерал мне милостиво разрешил вернуться в страну, дал звание, потому что на этом спасенный посол настоял. Хороший мужик оказался. Тяжелый только, как скот.
        Но выбил мне благодарность от имени страны за спасение особо ценного кадра.
        Надо было видеть, с какой рожей Савин мне подписывал приказ о присвоении очередного звания…
        И вот теперь у меня новое задание, хорошее! Это тоже посол бывший постарался. Он теперь МИДе крутая шишка. Удачно я все-таки его спас.
        Так вот, спасенный мной мужик настоял, чтоб меня в Москве оставили.
        Савин, конечно, поорал, выспросил под полиграфом и сывороткой, чего я там ему такого наплел, что прожженный политик таким добрым стал. Но ничего нового не узнал. Бывают просто нормальные люди, которые помнят добро. Генералу не понять.
        Это дело должно было стать определяющим. Это не мое слово, чтоб вы понимали. Это генерал так ругался.
        Определяющее, сказал, задание. После него будет приниматься решение.
        Я привычно кивнул и поперся работать.
        Какое решение, кто его будет принимать и куда меня определять… Да хер его знает. От них никогда ничего в простоте не получишь.
        А мне, по сути, и не надо ничего.
        Я - простой пес на службе государевой. Привык к этому, ничего другого не видел, да и не особо хочу видеть. Все устраивает, все нравится.
        Кроме вот таких моментов… Когда жутко хочется Клубничку. А не укусишь…
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_7_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_7_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_7_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_7_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_7_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_7_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_7_begin
        Зубов. Башкой по обуху
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_7_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_7_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_7_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_7_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_7_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_7_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_7_end
        А знаете, что такое «башкой по обуху»?
        Это когда ты, дебила кусок, когда-то, в прошлой жизни наступил себе на горло, яйца, душу… На все, что так некстати шевельнулось при встрече с одной сладкой Клубничкой, решил освободить ее от своего присутствия…
        Ну, хотя бы после того, как умудрился феерически налажать. Прекрасно понимая, что влезать в жизнь чистой девочки не стоит, заделался эгоистом и влез.
        А потом хватило ума свалить, пока не наделал дел.
        И через четыре с половиной года узнать, что дел ты таки наделал.
        Вот в такой момент надо разбежаться - и башкой по крепкому обуху! И, желательно, не топора, а чего-нибудь помощнее. Чтоб нормально так попало. И мозги твои тупые через уши вытекли…
        Сегодня днем меня такое желание посетило.
        Когда анкету смотрел Кати-Клубнички. Возраст дочери ее, Софии… Антоновны… Блять!!! Прикидывал.
        Прикидывал, а в глазах темнело. И сердце чего-то болеть начало, да сильно так, муторно. Подумалось, что это будет прикольно, если коня двину прям на рабочем, мать его, месте.
        И не увижу, на кого похожа Катина дочь…
        Я считал, сбивался, как дурак, прибавлял девять месяцев, и они у меня, суки, не прибавлялись! В итоге, позорник, открыл калькулятор на телефоне…
        Ну и все сошлось. По срокам, по крайней мере.
        Да и по ощущениям моим диким.
        Потому что… Ну не могла Клубничка сразу после меня, после того, что у нас было, прыгнуть в койку к другому. В тот же месяц. Утешиться. Не была она похожа на женщину, утешающуюся подобным образом.
        А значит, что?
        А значит…
        Значит, Зубов, ты - мудила. Тупое, здоровенное бревно. Не зря тебя белобрысая бестолочь, которая теперь Клубничкина подружайка, так обзывала. А еще псиной обзывала, мелкая сучка… Обидно так. Но тоже верно.
        Бревно я и псина на службе государевой.
        Так радостно свалил за горизонт, оставил свою сладкую Клубничку одну, разгребать то, что наворотил.
        И, наверно, не надо даже думать, что в нее не кончал, что шансы невелики… Велики они, шансы.
        Потому и Клубничка волком при встрече смотрела. И не шла на нормальное общение.
        Обиделась… Имеет право.
        Я бы…
        Да ну нахер!
        Очень сильно хотелось пойти прямо сейчас, вытащить ее из-под Хохловской руки и порасспросить… Вернее, даже не так.
        Удостовериться.
        Просто лишний раз. Дать возможность самой сказать. Не переть буром, а предоставить свободу выбора. Оповестить об изменении статуса. Ну а потом уже все остальное.
        Что именно «остальное» и как договариваться, я не представлял, наивно считая, что буду действовать по ситуации.
        Начнет Клубничка морозиться и возмущаться, буду разговаривать.
        Начнет отмалчиваться, буду заставлять… Говорить. Применять нестандартные методы. Вернее, стандартные, но на камеры их не применишь.
        А значит, надо место найти поспокойнее…
        А пока что дать возможность поработать Клубничке. Успокоиться, прийти в себя. Ее тоже нехило так встряхнула наша встреча.
        И нет, думать о том, что ее могло бы и не случиться, этой встречи, я не собирался.
        Она случилась.
        И это хорошо.
        Теперь будем работать с тем, что имеется.
        Я набрался терпения, загрузился работой по основному профилю. И все ждал, когда Клубничка завершит рабочий день и процокает каблучками по мрамору вестибюля. Выйдет на улицу, направляясь в сторону метро.
        А у метро я ее буду ждать. Я и мой служебный гелик.
        И вот как назло, когда долго ждешь чего-то, оно происходит в самый неожиданный момент.
        Меня отвлекли подчиненные, пришлось спускаться на минус третий, решать вопросы рабочего характера… И всего-то на пятнадцать минут отлучился, а Клубничка успела выкатиться из здания и спелой ягодкой запрыгнуть в метро!
        Пришлось еще задержаться, с досады накрячил тех, кто мне помешал в слежке, обрадовал их дополнительными сутками, чтоб не отвлекали начальство от важных дел.
        И рванул следом.
        Катя могла ехать только в гостиницу, куда Центр селил командировочных.
        И я очень надеялся, что она все же там.
        И очень надеялся на нормальное развитие беседы.
        И зря.
        Катя так быстро указала мне на дверь, что я даже и не понял, как развернулся и пошел.
        Злой и напряженный.
        И только у порога уже нашел в себе силы задать главный вопрос. Получилось водевильно, но - черт! - я не специально. Не умею с женщинами серьезно. Урчать на ушко, соблазняя, говорить глупости, чтоб в койку затащить… Это легко. Это все умеют.
        А смотреть в глаза, карие, глубокие, ощущать крышесносный клубничный аромат, ставший, как мне показалось, даже еще насыщенней, понимать, что хочу ее, страшно, дико хочу, как маньяк… И одно, самое маленькое ее движение мне навстречу… И все. Снесет же нас ураганом похлеще, чем в первый раз! Там я еще мог сопротивляться. Сейчас - нет.
        И отвечать на вопросы… Незаданные, незаданные, сука, вопросы! И не отвечать! Потому что… Нихрена же нет ответов!
        Вот это тяжело.
        Вот это убивает.
        Все силы забирает.
        И потому да.
        Отправила вон, я развернулся и пошел.
        И лишь на пороге…
        Катя молчит.
        Спиной ощущаю ее горящий взгляд, горький такой, болезненный. Для меня. Потому что - насквозь. До сердца.
        Соврет? Правду скажет? Или… Или эта правда будет… Неправильной для меня? И не от меня у нее девочка Софья с отчеством Антоновна…
        - Твоя, Зубов.
        Пол все-таки дрожит под ногами. И дерево двери подозрительно скрипит… С недоумением перевожу взгляд на свои белые пальцы на ручке. Надо разогнуть. Сломаю же. Собственность Центра…
        Разворачиваюсь медленно, как … бревно. Дурацкий Буратино, у которого разом все его гребанные деревянные суставы крошатся, в труху превращаются.
        Я ждал этого ответа.
        Я высчитывал.
        Верил.
        Думал пол дня.
        И все равно оказываюсь не готов.
        Надо поднять глаза, на нее посмотреть. Зубов, ты же мужик. Ты людей убивал, ты не так давно звание получил… Ты спасал хренова посла… Ты до этого… Бляха, столько всего до этого было!!!
        Почему ты не можешь поднять свои гребанные глаза и посмотреть на нее?
        Я поднимаю.
        И смотрю.
        И сердце, до этого, кажется, готовое вылететь из груди, неожиданно замирает. Отчетливо так. Пару раз бьется, словно напоминая, что оно тоже живое, не деревянное… И все.
        Клубничка смотрит так спокойно, даже без напряга, без претензии. И без слез. И голос у нее ровный.
        - Соня - твоя дочь. Ты за этим сюда шел? Узнал? Теперь разворачивайся и иди дальше.
        - Нет.
        Голос у меня под стать состоянию. Деревянный.
        А Клубничка не удивлена нисколько. Выгибает бровь, складывает руки на груди:
        - Почему же? Что-то изменилось в вашей жизни?
        - Почему ты… Почему… И как вообще…
        Молодец, Зубов, пятерка тебе за умение вести переговоры! Гребанный дипломат!
        - Как? - Она усмехается, - не знаю. Должно быть, с коленки доползло. Так бывает. А почему не сказала? Так я не в курсе была, куда сообщать. Вы, господин Решетов, тире Зубов, тире… Как вас там сейчас? Каменев? Так вот, вы, господин с многими фамилиями, не потрудились оставить адрес. Телефон. Почту. Абонентский ящик, куда я весточки могла бы слать до востребования. Вы, господин… Черт… Устала перечислять! Просто свалили, рассказав наивной девочке сказочку, потом заставив поверить, что вас пристрелили, а потом… Черт…
        Она неожиданно теряет запал, безжизненным тоном выдыхает:
        - Я в самом деле очень сильно устала. И не хочу сейчас… разговаривать.
        - Хорошо, - мне трудно согласиться, очень трудно перестать быть деревянным големом, но я понимаю, что ей реально нужен отдых, - я за тобой утром заеду.
        - Нет.
        - Да.
        - Нет.
        Голос у нее не Клубничкин. В нем нет нежности, мяукающих сладких нот… В нем - железо, сталь, неоднократно закаливаемая. Она может быть хрупкой, если неправильно обрабатывать. Или, наоборот… Сейчас, похоже, второй вариант.
        Я тут ничего не добьюсь.
        И надо отступить.
        - Хорошо, Клубничка, поговорим позже.
        - Не называйте меня так.
        - Пока, Клубничка.
        Выхожу за дверь, и тут же, стоит только оказаться по ту сторону и отойти на пару шагов, ноги перестают держать, а сердце вспоминает, что давненько оно кровь не качало.
        Мне одновременно бьет по башке и по ногам, да настолько сильно, что приходится хвататься за стену.
        Хватаюсь.
        И дышу, пытаясь прийти в себя.
        Поворачиваюсь, смотрю на равнодушно запертую дверь. Ничего, Клубничка… Еще поговорим.
        А пока что… Пойду-ка я поподробнее ее соцсети изучу. И фото маленькой Софьи Антоновны в обязательном порядке.
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_8_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_8_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_8_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_8_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_8_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_8_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_8_begin
        Рабочие будни
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_8_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_8_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_8_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_8_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_8_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_8_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_8_end
        - Екатерина Михайловна, приятно, очень приятно…
        Неуловимый руководитель отдела строения вещества Васильев Евгений Федорович, крепкий, кряжистый дядька с совершенно лысой головой и совершенно пышными усами, жмет мне руку аккуратно, словно опасается раздавить в своей ладони.
        - Я вас помню, ваша работа по технологии производства алмазов и ультра-твердых материалов… э-э-э… по меньшей мере интересна… Я бы даже хотел с вами обсудить кое-какие моменты, интересный взгляд…
        - Евгений Федорович, - вмешивается Хохлов, - у вас в почте запрос от министерства…
        - Ох… Они и до вас добрались, Семен?
        - И не просто добрались, Евгений Федорович… Плешь проели.
        - Хорошо, тогда откланиваюсь, Екатерина… э-э-э…
        - Можно просто Катя, - торопливо поправляю я чудаковатого руководителя, и тот благодарно кивает.
        - Да, Катя, откланиваюсь, но не прощаюсь. Интересные у вас идеи, по ультра-твердым особенно…
        Он уходит к себе в кабинет, Хохлов смотрит на меня с улыбкой:
        - Надо же, запомнил…
        - Ох, - непроизвольно трогаю красные от смущения щеки, - я, честно говоря, не ожидала…
        - Ну не стоит прибедняться, Катюша, - Хохлов покровительственно кладет ладонь мне на плечо, - я тоже хотел сказать… Не просто так ты тут появилась, Васильев твою работу сразу отметил и мне переслал для ознакомления. Мне понравилось, и я рекомендовал тебя пригласить…
        - Спасибо большое, - говорю я искренне, но плечо из-под горячей ладони все же увожу. Как-то не очень это все выглядит…
        - Спасибо - это хорошо, - усмехается Хохлов, - но не сходить ли нам, Катюша, на обед? Тут недалеко от метро есть потрясающее кафе…
        - Нет, спасибо, я не обедаю, - торопливо отнекиваюсь я, улыбаясь мягко-мягко. И да, глазками не забывая хлопать, - я на диете…
        - Да к чему тебе диета? - удивляется Хохлов, - по-моему, у тебя… - тут он выразительно оглядывает мою фигуру, особенно задерживаясь в зоне декольте, совершенно невинного, кстати, да и смотреть-то там не на что, будем честными, - все прекрасно.
        - Спасибо большое, - опять хлопаю ресничками, - но всегда хочется еще лучше, правда?
        Улыбаюсь, поправляю шаловливый локон за ушко.
        - Я лучше еще поработаю, а то столько всего нового…
        - Ну да, ну да… - он задумчиво смотрит на экран моего компьютера, где бодро растут графики эксель, - ты - молодец, настоящая трудяжка. Но отдыхать тоже надо. Ты - молодая девушка… Кстати, а парень есть у тебя?
        - Нет… - черт! Дохлопалась ресничками! - Я, знаете, учусь все время…
        Покраснеть! Мне надо покраснеть! Блин! Первое свидание, первый секс… О! Зубов! Зубов!
        Чувствую, как щеки заливает жар, опять смущенно опускаю взгляд. Миссия выполнена!
        - Ну надо же и отдыхать…
        - У меня диплом, - шепчу тихо, - красный. А все остальное - потом. Когда в аспирантуре буду. А вообще, - тут я поднимаю взгляд на Хохлова, выглядящего так, словно вкусную мороженку на жаре жрет. Блин, еще один кобель похотливый… Ну ничего, мы из этого Евражки сделаем варежку, как любила говорить моя бабуля, - мне так нравится учиться! Это настолько захватывающе! Ничего больше не надо!
        Подпускаю в глаза легкой дурнинки, и Хохлов задумчиво скисает.
        - Ну да, ну да… Работай, Катюша…
        - Спасибо вам! - радостно улыбаюсь, зная, насколько у меня в этот момент придурковато-восторженный взгляд, - я очень рада, что вы меня заметили! Я тут написала еще несколько рефератов, ну просто так, была возможность… Один по производству алмазов в условиях невесомости, а другой - по применению ультра-твердых материалов в сельском хозяйстве… Я была бы рада обсудить с вами, как с опытным старшим товарищем, сложные моменты в моих работах…
        Хохлов улыбается уже натянуто и сваливает настолько быстро, что только лысинка ранняя сверкает у дверей.
        Я не удерживаюсь и прыскаю тихонько в ладошку.
        Но явно своего веселья не выдаю. Это режимный объект, тут запросто могут стоять камеры и прослушка.
        Но вообще, забавно…
        Не хочет Хохлов обсуждать со мной мои только что придуманные бредовые темы рефератов… И очень серьезные сомнения насчет его рекомендаций по моему нахождению здесь.
        Есть ощущение, что он вообще не в теме.
        А вот руководитель… Тот да. Помнит тему моей исследовательской работы… Интересно как. Вдохновляюще.
        Я возвращаюсь к графикам, прикидывая, как вести себя дальше. Становится понятно, что Хохлов - лишняя ступень, которая может только мешать.
        Если я сейчас буду усердствовать, то он, чего доброго, конкуренцию почует… Сегодня удалось прикинуться дурочкой, отбодаться от обеда… А завтра? Может, поскучнее одеваться?
        Хотя… Тут я оглядываю свое длинное старушечье платье… Куда уж скучнее?
        Я учла все ошибки первого рабочего дня, вырядилась в нечто настолько неброско балахонистое, что придумать более асексуальную вещь сложно.
        И все равно, сегодня с утра ловила на себе заинтересованные взгляды парней из охраны, а теперь вот… Хохлов. Первая атака отбита, но война нифига еще не выиграна.
        И, самое печальное, каким образом мне показывать свою необходимость и незаменимость, лабильность мышления и фундаментальность знаний руководству, если буфером передо мной руководитель практики?
        Надо напрямую с Васильевым общаться… А он у нас в вышних эмпиреях летает…
        Раздосадовано смотрю на графики, понимая, что могла бы даже с этим вопросом к нему подойти… Ну в самом деле, я порылась в функционале рабочей сирээмки сегодня. Как и предполагала, там есть прекрасная возможность выстраивания графиков прямо в системе!
        Это же такая экономия рабочего времени!
        Сейчас я вношу данные в эксель, формирую графики. Потом все это дело гружу в сирээм и там адаптирую. И все отчеты - так же!
        То есть, сначала данные собираю в системе, затем вытаскиваю в эксель и делаю отчет! Ну прошлый век же!
        Может… Может, поговорить с местным айтишником? Может, я лезу со своим танцем в чужой хоровод? Может, тут что-то есть еще, чего я не вижу?
        Захваченная этой мыслью, я решаю выдохнуть, попить чаю, а перед этим сходить в туалет, находящийся в конце коридора.
        Выхожу, топаю в нужном направлении…
        И сбиваюсь с ноги, потому что прямо навстречу топает, занимая весь проем коридора, здоровенная широкоплечая фигура…
        Уф.
        Метаться пойманным зайчиком не в моих правилах, а потому выдыхаю, делаю лицо кирпичом и бодро двигаюсь туда, куда наметила.
        Холодно кивнуть. Не останавливать взгляд. Не краснеть! Не краснеть!
        - Клубничка…
        Черт! Миссия «Не краснеть» провалена!
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_9_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_9_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_9_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_9_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_9_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_9_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_9_begin
        Неслужебные отношения
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_9_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_9_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_9_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_9_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_9_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_9_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_9_end
        Моя дочь похожа на мою Клубничку.
        Очень похожа. Темноволосая, с длинными кудрями, пухленькая, а на щеках - ямочки.
        Она похожа на Клубничку.
        А, когда улыбается - на меня. Прямо вылитый я. Словно те фотки, что сгорели в пожаре когда-то, уцелели и теперь кто-то выложил их в сеть.
        Я мало чего запомнил, все-таки, двенадцать лет - не тот возраст, когда интересуешься семейным альбомом.
        Но была одна фотка, где я, мелкий совсем, года три, наверно, сижу в детской машинке, довольный, лыблюсь во весь рот.
        Так вот там моя физиономия очень сильно похожа на личико моей дочери.
        Никакого теста ДНК не требуется.
        Я смотрю, смотрю, смотрю… Фоток совсем мало, Клубничка не очень любит делиться личным со всеми. И те, что я нахожу, в основном, не на ее странице даже, а на странице ее подружки, Машки.
        Той самой Машки, моего белобрысого кошмара, которую я вынужден был пасти плотнее, чем нянька, более полутора лет.
        Тогда она была похожа на парня, субтильного и очкастого.
        А сейчас - нормальная такая девка. И волосы отросли. Правда, в глазах все то же безумие, тут ничего не поменялось, но это уже проблемы ее мужа. Вот уж попал, бедолага. Врагу не пожелаешь такого.
        Похоже, что Машка - как раз у Клубнички что-то вроде няньки. Фоток ее с моей дочкой хватает. И вечно они где-то на ходу. То на велике, то на байке, то на самокате, то на лодке посреди реки.
        Большой вопрос к Клубничке, какого хера отпускает мою дочь с этой ненормальной девкой?
        Но это я потом спрошу.
        Надо сначала мосты навести.
        В тот бесконечный день, разделивший мою жизнь на до и после, я пришел домой от Клубнички, уже, практически, в нормальном состоянии.
        Что ни говори, а особой чувствительностью и прочим бредом, я никогда не страдал. Как-то не вяжется моя деятельность и тонкость чувств.
        Так что, пришел в себя быстро.
        И, уже буквально через час, изучал в соцсети фотографии своей дочери.
        Черт… Звучит как… Моя дочь… Я сидел, разглядывал смешливую мордашку, темные, как у Клубнички, глаза… И все никак не мог поверить, не мог до конца осознать. Буквально вчера у меня - ничего и никого. А сегодня - дочь. Странно так.
        Мыслей о том, как мне теперь быть дальше, что делать с этой информацией, я старался не допускать в голову.
        В конце концов, здесь от меня зависит много, но не все.
        Сначала надо точку зрения Клубнички выяснить.
        А, учитывая, что она, судя по всему, не собиралась по доброй воле осчастливливать меня информацией об отцовстве, то точка зрения ее понятна.
        Тем не менее, требует выяснения. Люблю определённость, знаете ли.
        После этого уже можно думать о том, что делать дальше.
        Однозначно только то, что отказываться и прятать голову в песок я не собираюсь.
        И эту информацию тоже надо до Клубнички донести.
        Хотел бы сказать, что ночь я спал плохо и переживал, но нихрена подобного. Спал я нормально, как и любой, привыкший радоваться возможности нормально закрыть глаза в нормальном безопасном месте, вояка.
        Тепло, чисто, скорпион в штаны не заползет и змея за жопу не укусит. Кайф же! Наверно, когда-нибудь привыкну, но точно не в ближайшие год-два.
        Утром - обычные дела, разводка, отчеты о ночных происшествиях (их отсутствии), и прочие радости рутины.
        В итоге выбрался на этаж Клубнички уже во второй половине дня.
        Прикидывал, как зайти. Хохлов свалил в лабораторию, Васильев сидел в кабинете, воюя с Министерством обороны, как раз самое время, чтоб застать девочку одну.
        И, как оказалось, очень правильную выбрал стратегию.
        Клубничка как раз выходит из кабинета, вскидывает на меня спокойный взгляд темных глаз, немного нервно сжимает сумочку, кивает и нацеливается пройти мимо!
        Ну уж нет!
        - Клубничка… - голос разбойно хрипит, а Катя вздрагивает. Вкусно так. Сейчас надо ее в переговорку… Там потом камеры почищу.
        Двигаюсь ближе, дурея от ее огромных шоколадных глаз…
        - Катенька, вы все же решили в кафе? Пойдемте вместе! Клянусь, вам там понравится!
        Сука! Откуда ты нарисовался???

* * *
        - Семен Владимирович, - тут же реагирую на вторжение на мою частную территорию, - я бы хотел побеседовать с Екатериной Михайловной в переговорной.
        Хохлов смотрит на меня удивленно, переводит взгляд на Клубничку и, клянусь, облизывается! Облизывается, похотливый скот!
        Громадным, просто титаническим усилием воли заставляю себя не сжимать кулаки.
        Зубов - ты уже не пацан. Давно уже не пацан. Морды бить на задании нельзя. Тем более, фигурантам. Тем более, еще не доказанным.
        - Антон Сергеевич, а что случилось? - Хохлов волнуется и… Кладет руку на хрупкое плечо моей девочки! Оберегает, типа! Сука! Клянусь, я его удавлю сейчас! Тупо удавлю и плевать, что потом будет!
        К счастью, Катя соображает явно лучше своего руководителя, потому что шевелит плечиком и выворачивается из-под непрошенной защиты.
        - Мне надо уточнить несколько моментов по ее личному делу. Есть вопросы.
        - Но… Когда ее кандидатуру одобряли, то вопросов у службы безопасности не возникло…
        Ах ты, упорный сукин кот!
        Неосознанно сужаю глаза, осматриваю с каменной рожей напряженную, пунцовую Клубничку и недоумевающего Хохлова. И цежу сквозь зубы:
        - Проверкой анкет практикантов занимался мой подчиненный, он же упустил Екатерину Михайловну из виду и не подал вовремя запрос на пропуск руководителю ее практики. Он получил взыскание, а я вплотную занялся инспекцией его деятельности. Вопросы не только к Екатерине Михайловне, но и еще к одному сотруднику, из другого корпуса. Сейчас я лично устраняю недочеты. Потому прошу вас, Семен Владимирович…
        И вежливо показываю ему направление движения.
        А сам смотрю на Катю.
        Предупреждающе.
        Не открывай сейчас рот, Клубничка.
        Сорвусь ведь. Позор будет на мою лысую башку. И на мои пятнадцать лет стажа.
        К счастью, Катя опять понимает меня верно. Потому что опускает взгляд и смущенно прикусывает губку.
        - Катенька, я вас подожду тогда, вместе пойдем на обед!
        Нет, я его все-таки прямо сейчас уебу!
        - Спасибо… Семен Владимирович… - мягко мурлычет Катя, - но я уже сказала, что пропущу обед…
        Так он не в первый раз предлагает? Ах ты, мерзкое ты мурло! Ну ничего… Ничего!
        - Ну хорошо… Катюша, если будут вопросы… И вообще… Вы всегда можете ко мне обратиться.
        И смотрит на меня выразительно очень.
        Думаешь, что я ее там сожру, что ли?
        Правильно, очень правильно думаешь!
        - Прошу, Екатерина Михайловна, - очень холодно и достойно указываю, куда идти, киваю Хохлову и тяжело топаю следом за Клубничкой. По пути невольно ведя носом, как хищник, преследующий лань верхним чутьем.
        Клубничка сегодня в чем-то длинном и несуразном, непритязательный хвостик темных волос вздрагивает на спине при каждом шаге. А мне хочется толкнуть ее к стене, взять за это хвостик, отогнуть голову так, чтоб было удобней кусать шею.
        Пиздец. Хищнические желания, дикие совершенно. И мало мне свойственные.
        А тут… Ну реально башню срывает.
        Дверь в переговорку учтиво открываю, запускаю Катю, закрываю, не забыв перед этим просканировать коридор. Пусто. Хохлов свалил, почуял все же мою злость.
        В кабинете Катя резко разворачивается, хвостик летит, мягко оседая на противоположном плече, глаза горят злобно:
        - Что это такое, Зубов? Что ты себе позволяешь, а?
        - Что он себе позволяет? - делаю шаг к ней, но Катя стоит, не собираясь поддаваться на мои провокации. Смотрит жестко и неуступчиво.
        - Это - мой руководитель практики! Ты что себе возомнил? Я тебе уже сказала, что мы можем общаться здесь только по рабочим вопросам! Эта практика для меня слишком важна, чтоб я ставила ее под угрозу неслужебным… общением с тобой!
        - Вот как? Нормально ты с руководителем сдружиться успела, я смотрю! - я говорю вообще не то, что должен. Совершенно не то! Но не могу сдержаться. Она вынуждает! - Когда только успела? На обед вместе ходите, потом куда? В кино? Или эту стадию - к чертям? Можно сразу в койку! Руководитель же!
        Несу бред, обидный и жуткий, сам себя со стороны слышу и охереваю. По роже бы себе надавать…
        А за Катей не задерживается. Получаю по роже один раз, второй, третий.
        Потом спохватываюсь и пресекаю избиение должностного лица при исполнении.
        Ее запястье в моей лапе тонкое-тонкое. Легко сломать.
        Легко дернуть на себя и впечататься в гневно алеющие губы. И улететь. Моментально, с гарантией невозврата.
        Она трепыхается гневно, не хочет позволять себя целовать, но я не спрашиваю. Сука, впервые беру силой женщину! Целую силой, сжимаю силой, не позволяя малейшему стону вырваться, малейшему движению противостоять.
        Катя все же умудряется налупить меня по щеке и плечу свободной ладошкой, извивается яростно и бешено, но губы дрожат под моим напором, и сердце стучит так громко, я слышу его у себя в груди!
        Кто-то со стороны дико орет: «Остановись, мужик, тормози, мать твою!», но я не слышу воплей подсознания. Слышу только стук ее сердца, гул крови в полностью пустой башке… И мягкий, жалобный стон.
        Катин.
        Она перестает меня лупить, бессильно царапает шею… И податливо раскрывает губы, позволяя, наконец, взять себя так, как мне давно, с нашей самой первой встречи здесь, хочется.
        Эта ее неожиданная слабость, податливость до того сладки, что у меня мозги так на место и не возвращаются.
        Зачем им туда, собственно? Им сейчас в другой части тела удобнее и круче.
        Подхватываю Клубничку за задницу, путаюсь в ее широкой бесформенной хламиде, топаю к столу, сажаю на него.
        Не прекращая целовать, торопливо задираю юбку, добираясь туда, куда сейчас больше всего необходимо…
        Я ее прямо здесь трахну, прямо в переговорке, с открытой дверью. Похер на все. В глазах только круги красные от возбуждения, ее тихие жалобные стоны, ее податливость… Сносят башню, не дают прийти в себя, осознать опасность и тупость ситуации.
        Добираюсь до трусов, трогаю грубо, нетерпеливо, сейчас не получается по-другому. И черт! Она мокрая! Это так круто, что, если и были какие-то границы, даже не в голове, а во вбитом намертво в подсознание определении правильности или неправильности места проведения операции… Блять, ни одной человеческой мысли! Мозг, словно программа робота-полицейского, сбоит и показывает эррор.
        Клубничный запах, проникающий в поры, закрепляет это мое приобретенное безумие.
        И если кто сунется в этот момент сюда, помешает мне трахать мою Клубничку… Клянусь, убью! Убью, потом ее трахну. А потом сяду. И сожалеть нихера не буду! Потому что после такого можно и сесть. Зато будет, что вспомнить!
        - Зубов… Зубов… - опрокинутая на стол Катя неловко копошится и пытается свести ноги. Но я ее не затем отпускал, чтоб так легко позволить прекратить все это. Я ее отпустил, чтоб трусы, наконец, с нее снять! И ширинку расстегнуть.
        Этим и занимаюсь, попутно препятствуя, не разрешая свести дрожащие коленки вместе.
        - Зубов!
        Катя неожиданно приходит в себя, садится и сильно толкает меня в грудь.
        Я, занятый ширинкой, не успеваю среагировать и немного отступаю.
        Достаточно для того, чтоб Клубничка, с невиданной прытью скользнула на противоположный конец длинного стола и встала там на ноги.
        Длинная хламида надежно скрывает все следы моего преступления и ее слабости. Катя вытирает губы тыльной стороной ладони, смотрит на меня ясным взглядом.
        Дикое преображение! Словно не она стонала только что подо мной здесь! Словно не она извивалась, хотела, черт! Хотела!
        Я рычу и мягко двигаюсь по направлению к ней.
        Наверно, она по взгляду понимает, что я еще основательно не в себе, потому что торопливо отшагивает по кругу, подальше от меня, выставляет перед собой узкую ладонь:
        - Прекрати, мать твою, Зубов! Ты охерел?
        - Иди ко мне, Клубничка… - Сука, я дохожу до этого, да. Прошу. Невозможно терпеть, член стоит, яйца ломит! Ни о чем думать не могу! Ни о чем!
        - Зубов! Блять! Приди в себя! Дурак! Ты мне все порушишь, опять! - Она злится, смотрит на меня настороженно, внимательно отслеживая каждое мое движение.
        - Кать…
        - Ты поговорить хотел? Об этом, да? Так? Ты - идиот, Зубов! Я с тобой больше не собираюсь разговаривать вообще! У тебя все мозги в штанах, правильно Машка говорила!
        Она делает резкий рывок в сторону двери и под мое дикое: «Стоять!», выбегает прочь.
        Дергаюсь за ней, но по пути с меня сваливаются, ко всем херам, штаны, что существенно замедляет погоню.
        И неожиданно отрезвляет немного.
        Я подтягиваю пояс штанов, иду к кулеру, набираю воды и плещу себе в рожу из стаканчика холодную воду.
        И еще раз.
        Потом падаю на стул и пару раз долблю кулаком по столешнице.
        Идиот! Гребанный идиот! Права белобрысая бестолочь… Поговорил, да? Поговорил… Хорош, майор Зубов.
        Чуть девчонку не изнасиловал прямо на объекте…
        Это до какой степени она мне мозг отключила, Клубничка проклятая! Искушение ходячее!
        Злость на себя, идиота, сейчас перекрывает все остальные эмоции.
        Злость и… сожаление.
        Тупой мудак. Долго возился с молнией! Потерял сноровку! Если б чуть-чуть быстрее, трахал бы уже сейчас мою Клубничку прямо тут. На этом столе.
        Член, немного приунывший, тут же воодушевленно соглашается со мной, но я его поддержку игнорирую.
        Встаю, выдыхаю, привожу себя в порядок.
        Так… Что у нас во-первых?
        Начать пить успокоительные. Например, те транки, что мне доктор прописывал после пустыни. Я их не пил, естественно, потому что птср был только в голове у этого коновала, а уж никак не у меня. Но вот теперь можно.
        Во-вторых, строго на пионерском расстоянии выяснить и урегулировать вопрос с дочерью. И с Клубничкой, когда она в себя придет.
        В-третьих, внимательнее посмотреть на Хохлова. Он и так, в числе прочих, в разработке по моей основной специальности, но теперь еще и в этом ракурсе.
        И, самое основное, почистить камеры. Это прямо сейчас надо сделать.
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_10_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_10_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_10_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_10_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_10_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_10_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_10_begin
        Что нужно женщине на Восьмое марта
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_10_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_10_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_10_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_10_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_10_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_10_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_10_end
        Восьмое марта - праздник, ожидаемый именно в той среде, где большую часть коллектива составляют женщины.
        Мне приходилось подрабатывать в школе в прошлом году, вела физику у седьмых классов, всего месяц, но этот месяц выпал на март.
        Нигде и никогда не встречала я настолько масштабной подготовки, настолько вдохновленных предпраздничной суетой женщин, как там!
        До этого дня.
        Потому что, разглядывая украшенный в красно-розовый колор зал, где на самом видном месте поражает воображение огромная цифра восемь, составленная из воздушных шаров, ломящиеся от обилия напитков и еды столы, довольных и мило торжественных мужчин с букетами цветов, я неожиданно для себя испытываю что-то похожее на трепет. Волнение. И даже начинаю немного понимать тех женщин, из школы, которые собирались после двенадцати часов дня, специально распустив учеников пораньше, и торжественно поздравляли друг друга. Друг друга - это потому, что мужчин-учителей в школах у нас, к сожалению, серьезный недобор…
        Тут, в Центре исследований РАН, недостатка в мужчинах нет.
        Наоборот, женский пол - редкость.
        Кроме меня, птицы залетной, еще восемь женщин стоят и смущенно слушают поздравления на торжественной части.
        Из них большая часть - бухгалтерия, кадры, юрист и двое доцентов с отдела динамики химических процессов.
        Естественно, в этот день, окруженные мужчинами, говорящими комплименты, дарящими цветы, женщины и выглядят по-другому.
        Например, одну из доцентов я до этого видела два раза и исключительно с огромных очках и с непонятной гулькой на голове. Выглядела она городской сумасшедшей.
        А сейчас - милая женщина с безуминкой во взгляде…
        Я старательно изучаю всех присутствующих в зале, делая вид, что мне это все невероятно интересно.
        А все потому, что не хочу смотреть в сторону одного наглеца, нисколько не стесняющегося жрать меня взглядом. Это настолько ощутимо, что от меня скоро начнут куски отваливаться. Одежды, в основном.
        Вон, блузка уже горит.
        Я сжимаю в руках букет цветов, который мне подарил Хохлов, и надо было видеть, каким взглядом его провожал Зубов! Сам он отчего-то замешкался, и не успел. Подарил букет той самой немного безумной ученой и даже поцеловал ее в щеку.
        Вот пусть и продолжает в том же духе!
        А ко мне не подходит!
        Зверь!
        Позавчера я еле успела за дверь выскочить! А не успела бы… Ох… От одних воспоминаний о произошедшем в переговорке становится тяжело и сухо дышать. Облизываю губы, стараясь привести эмоции в порядок.
        Нельзя так, просто нельзя!
        Мне уже не восемнадцать, чтоб так реагировать на мужчину! Пусть и на того же самого, на кого в первый раз в жизни подобная реакция была.
        В любом случае, это - дело прошлого, которое кое-кто настойчиво тянет в настоящее.
        Я нисколько не жалею, что смогла прийти в себя и вырваться из его порочных лап. Не жалею же? Нет, определенно нет!
        Я могу себя держать в руках. Давно уже.
        Прекрасным примером может служить хотя бы то, что я совершенно спокойно доработала этот день, не таясь, вышла из здания, не смотря по сторонам, доехала до гостиницы…
        И сразу же залезла в холодный душ.
        Ну а затем осознанно отключила телефон, пообщалась по вайберу Сонькой, правда, мало, потому что дочка была сильно занята с Анькой и говорить со мной не пожелала. В три года такое бывает.
        Грустно, конечно, но никуда не денешься.
        Она у меня - дама самостоятельная.
        В сад пошла в полтора года, нисколько не плача. И адаптировалась там моментально. Всех построила и повела за собой, как командир.
        Потому уезжала я на практику со спокойной душой, знала, что моя девочка найдет, чем себя занять.
        Хотя, признаюсь, иногда, глядя на других ее маленьких сверстниц, так трогательно ластящихся к своим мамам, мне ужасно хотелось того же.
        Но моя девочка характером пошла явно не в меня. По крайней мере, напора, логики и хладнокровия в ней было даже сверх меры. Машка смеялась и говорила, что Сонька - в нее. Типа, Машка тоже в детстве такая же была, самостоятельная и всех строила. Особенно, брата-близнеца.
        Я улыбалась, кивала, но в глубине души прекрасно понимала, в кого она, на самом деле. Прагматичность, хладнокровие, бесстрашие, лидерские качества… Конечно, здесь можно сделать поправку на то, что я, как и любая мама, приписываю своему ребенку те свойства характера, которые мне бы хотелось, чтоб были…
        Но не одна я это вижу.
        Вадим, муж Машки, уже заговаривал о секции карате. С четырех можно отдавать. И моя дочь стопроцентно потянет… И Машка ее к себе согласна взять…
        Короче говоря, мысли о будущем дочери здорово отвлекли от собственных проблем и мук совести. Потому что всего я от себя ожидала, но пошлого «тело предало» - никогда.
        И вот на тебе…
        После душа я села поработать, очень уж интересная мысль мне в голову пришла по теме моей конкурсной работы, благодаря которой я тут оказалась, и увлеклась настолько, что вообще про все забыла. И про время, в том числе.
        Неудивительно, что на следующий день я ползала вялой мухой, мало реагируя на внешние раздражители.
        Да и идея была занятной. Хотелось быстрее добраться до домашнего ноута и чуть-чуть поиграть с формулами. Не на рабочем же компе, где наверняка висит следилка, позволяющая полную фотографию рабочего дня составлять, этим заниматься?
        Хохлов несколько раз заходил, типа, проверяя, как у меня движутся дела с теми смешными заданиями, что он мне надавал.
        Я каждый раз успешно изображала сладкую дурочку и рассказывала, наивно хлопая ресничками, как мне все нравится и как все интересно. Но очень тяжело. Просто очень. Он удовлетворенно и снисходительно кивал, терся рядом, предлагал чай, кофе и все остальное по списку, но я упорно не понимала, что меня клеят.
        И все поглядывала на дверь кабинета, ожидая появления Зубова.
        Он не позвонил накануне и не пришел ко мне в номер, чтоб довершить начатое. Это было странно, но мало ли…
        И он не явился на следующий день… Совсем…
        Я терялась в догадках. Обиделся? Неужели отстанет? Нет, ну что за человек такой невозможный? Ни поговорить толком, ни объяснить свою позицию… Я понимаю, что, наверно, у него какие-то секретные дела были все эти годы, не объявлялся.
        Я не строю иллюзий, что что-то для него значила наша связь. Наверняка, ничего. Ну шептал он, ну трогал так, что сердце из груди вылетало, ну… Ну и что? Это для меня, дуры несусветной, все было в первый раз и значимо. А для него…
        Потому я никаких надежд не питаю, естественно. Ни тогда, ни теперь. Поступил он со мной, конечно, некрасиво, таким образом исчезнув с горизонта. Да и предохраняться мог бы качественнее.
        Но что случилось, то случилось. Надо жить дальше, надо как-то выстраивать наши отношения. Если он намерен это делать вообще.
        Потому что пока, кроме его «Клубничка, сладкая, хочу - не могу», я ничего и не видела.
        А у нас, между прочим, дочь.
        И, если он будет продолжать все ту же песню озабоченного самца бабуина, то фиг ему, а не возможность с ней познакомиться.
        Не заслуживает.
        Вчера после работы я опять полночи провела за ноутом и за рабочими расчетами, и к концу пятого часа утра моя идея приобрела схематично-завершенное, пусть и пока что только теоретическое подтверждение. Ее еще надо было проверять и дорабатывать, и потом опять проверять, и по справочникам дополнительно высчитывать, чтоб не упустить ни одной мелочи. Но в целом, я была невероятно воодушевлена. И понимала, что теперь необходимо выходить на Васильева и решать с ним вопрос допуска меня в лабораторию. Не сразу, недели через полторы, когда все окончательно проверю. Чтоб не в грязь лицом…
        И вот теперь, слушая поздравления от мужчин, я терпеливо ожидаю завершения торжественной части. На неторжественную оставаться не намереваюсь, очень уж хочется быстрее домой, к ноуту. Сегодня сокращенный день, все расходятся после концерта и последующего фуршета.
        Я поглощена своими мыслями и расчетами, и бешеный взгляд Зубова очень сильно отвлекает. Мешает. Заводит.
        Эта физика тела противоречит тому, что происходит сейчас в моей голове. И это… Черт, это раздражает!
        За что мне такие испытания?
        Жила же себе спокойно… И даже секса не хотелось! Нет, появился, привязался…
        Теперь мучайся из-за сердца бьющегося и дыхания затрудненного. Про все остальные телесные реакции вообще помолчим. Грустно потому что, когда лишний раз получаешь свидетельство того, что ты - всего лишь биоробот. И реагируешь совершенно однозначно, более чем логично и в рамках нормы, на раздражители.
        Один раздражитель. Большой такой и очень раздраженный.
        Торжественная часть, наконец-то, завершена. Все движутся к столам, а я быстренько к выходу. Мышкой.
        Но Хохлов, чтоб ему пусто было, бдит и ловит у дверей.
        - Катюша, ну куда же вы? Пойдемте, пойдемте, за вас, женщин, вы обязаны пригубить хоть шампанского…
        - Нет, вы знаете, я не пью… У меня потом так голова болит… - смущенно отнекиваюсь, аккуратненько обходя его, но Хохлов кладет руку на плечо и подталкивает обратно, к столам.
        - Не отрывайтесь от коллектива, - шепчет на ушко, интимно шевеля волосы у виска дыханием, - да и Васильев о вас спрашивал… Боится, что я совсем вас загрузил… Реабилитируйте меня перед руководством, Катюша!
        И я иду обратно.
        Просто потому, что в голову залетает мысль о том, что, в самом деле, лучше переговорить с Васильевым в неформальной обстановке. Просто закинуть удочку. Интересно же навести мосты…
        Может, удастся получить адрес его личной почты… Завяжу с ним переписку и отправлю ему свои расчеты. Просто в качестве неоформленного концепта. Кто его знает, может, все получится?
        Если я попаду в лабораторию… Ох, это будет круто!!! Такая практика! Куда там, в нашей провинции. Хоть мы и числимся наукоградом и вообще, чуть ли не столицей университетов, но до московских реалий не дотягиваем, к сожалению…
        Я занимаю свое место среди моих временных коллег, пью смело шампанское… И оно моментально бьет в голову.
        Пить я не умею. Никогда не умела. Пару раз в универе пробовала, еще с тогдашней подружкой Лолой, но это закончилось печально. Особенно, во второй раз, когда нас занесло в ночной клуб… Хорошо, что Зубов, про которого я тогда еще не знала, что это - Зубов, спас…
        Взгляд как-то сам собой находит мрачную фигуру безопасника. Он стоит далековато, опять рядом с той научной дамой, явно расцветшей от непривычного мужского внимания. А, может, просто поддавшей неплохо.
        Он разговаривает, подливает ей галантно вина… И смотрит на меня.
        А я опускаю ресницы, почему-то смущаясь. Причем, не так, как с Хохловым, потому что там только игра, холодная и циничная. Нет, я смущаюсь по-настоящему.
        И почему-то вспоминаю ту ночь, когда он спас двоих тупых малолеток от пьяных парней, уже, практически, запихавших нас в машину.
        Его стремительно приближающуюся из темноты огромную фигуру, ровный, насмешливый голос…
        И волчий взгляд.
        Он так на меня смотрел!
        «Он уже тогда на меня смотрел!» - неожиданно приходит осознание.
        Да, точно!
        И в машине, когда в первый раз вез нас из общаги, опять же, после приключения с неуемной Лолой. И потом, когда от клуба по домам развозил… Не просто так он Лолу первой высадил… Не просто так…
        На самом деле, это не я его соблазнила, хотя, технически, все выглядело так, будто я предложила себя, а он не отказался.
        Но нет!
        Он меня хотел. Все то время, что мы общались с его, так называемым, «братишкой», все то время, что я сохла по нему, с ума сходила, в снах развратных видела и мучилась из-за того, что меня не замечают.
        А меня - замечали! Очень даже замечали!
        И потому и не отказались, когда сама пришла. И сама положила его руку себе на… Ой, не стоило вспоминать, куда я его пальцы положила! Теперь в этом самом месте - потоп!
        Я торопливо отпиваю еще, пытаясь затушить жар в горле. И надсадно кашляю. Потому что коварный Хохлов мне налил в бокал из-под шампанского коньяк.
        Вот у меня глаза на лоб и лезут, со слезами и расфокусировкой.
        - Ох, Катенька, что с вами? Что случилось? - суетится рядом Хохлов, пока я кашляю и смотрю на него взглядом серийного убийцы, загнавшего свою юбилейную жертву.
        - Аллергия, - наконец, выхрипываю я.
        - О, а у вас лекарства с собой? Это на шампанское, да?
        Я торопливо отхожу из-за стола, подавив в себе гнев с всеми ему сопутствующими, извиняюсь перед коллегами и спешу на выход. Хохлов трогательно поддерживает под локоток, мелет какую-то чушь, предлагает подвезти до дома…
        Я иду молча, борясь с желанием засветить ему по сладкой роже. Кулаком. Как Машка учила.
        Потому что его намерения вполне очевидны. И на редкость тупы и гадки.
        Очень хочется выйти из себя и показать мерзавцу, какими бывают хрупкие девушки.
        Но нельзя. Я в образе. Нельзя. Катя, НЕЛЬЗЯ!
        За дверью зала я намереваюсь, наконец, отлепить настойчивого, явно попутавшего все берега, ухажера и уехать домой.
        Я уже прихожу в себя, коньяк на шампанское дает неожиданно приятное послевкусие и желание что-то сделать. Такое… Например, засандалить этой твари сандалей. По морде.
        За всех обиженных женщин, и в первую очередь, за его жену.
        Но держусь, никуда не денешься.
        - Катенька, я сейчас… Я на машине… - суетится не подозревающий о том, что я его уже мысленно расчленила, разложила по пакетам и закопала в разных местах Воробьевых, Хохлов.
        Смотрю на его красную рожу, прикусываю губу и серьезно склоняюсь к тому, чтоб пойти на поводу у своих желаний… И тут за спиной раздается знакомый грубый голос:
        - Вы выпили, Сергей Владимирович. За руль нельзя.
        Мы разворачиваемся.
        Зубов стоит близко, сумел подобраться, надо же! И внимательно разглядывает нас.
        Меня, с красными щеками и горящим жаждой мщения взглядом. Хохлова, с бегающими глазками и мокрыми от постоянных облизываний губами.
        Его руку, интимно лежащую на моем плече.
        Мне чудится, или у Зубова реально подрагивают ноздри? Ух, словно зверь хищный! Заводит…
        Катя, стоп.
        Тебя коньячок завел.
        Домой.
        - Спасибо, я на такси, - выворачиваюсь из-под лапы Хохлова.
        - Я провожу, - подрывается тот, но Зубов становится у него на пути:
        - Вас Васильев спрашивал только что. Хочет порекомендовать… Я не особо понял, куда и кому, но хвалил…
        - О! - глаза у Хохлова сразу становятся еще более масляными, чем при взгляде на меня, - наверно… О… Катенька, не прощаюсь! Я вечерком наберу…
        - Э-э-э… - изумляюсь я подобной перспективе, но ничего ответить не успеваю.
        Хохлов исчезает за дверью, а я…
        А меня несет неведомая, хотя, о чем это я? Очень даже ведомая!
        Меня несет ведомая сила в сторону…
        Причем, так быстро и бесшумно, что я сообразить ничего не успеваю.
        Только смешно перебираю ногами, хватаю воздух ртом… И через мгновение оказываюсь в первой, мать ее, позиции!
        То есть, я, Зубов и пустой кабинет.
        Что-то часто повторяться стало… Не к добру…
        Я вырываю резко руку из мощного захвата, смотрю на Зубова…
        И пугаюсь. Сердце екает болезненно … и сладко.
        Его глаза совсем ненормальные. Черные и злющие до ужаса.
        - Вечером, значит, наберет… Да?
        И голос его тоже - черный и злющий.
        Попала я, кажется…
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_11_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_11_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_11_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_11_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_11_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_11_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_11_begin
        Самый лучший подарок на Восьмое марта
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_11_end
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_11_end
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_11_end
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_11_end
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_11_end
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_11_end
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_11_end
        - Слушай, Зубов, а ты меня хотел тогда? Ну… Когда мы только познакомились?
        Очень, конечно, своевременный вопрос, учитывая обстоятельства.
        Стою я тут, понимаешь, в полутемном кабинете, в компании грубияна, невоздержанного на распускание лап. Да еще и взгляд у него дико злобный. Того и гляди - по стене размажет…
        Стою и вопросы личного характера задаю. Неожиданные такие.
        Ну, что тут скажешь? Когда я в подпитии, то могу быть неожиданной. Два раза проверяла, да.
        Зубов почему-то сначала теряет весь свой боевой напор, изумленно моргает, выглядя при этом не большим и злым зверем, а добродушным мишкой, которого по носу щелкнули.
        А затем хмурится.
        Оглядывает мою незначительную фигуру внимательно, словно ищет подвох. А нет его, подвоха!
        Есть мои скачущие белками мысли, такое же дикое сердце и дурная, немного пьяная голова.
        Ну и ответ на вопрос хочется узнать. А то, кто его знает, когда еще окажемся в такой вот… Первой позиции?
        - Ты какого это сейчас вспомнила?
        Так, а это мы уже опомнились и рычим. Наверно, рука Хохлова на моем плече пошатнула наш хрупкий мир. Ну и слова его блядские…
        Ой, Катя, а ты пьяненькая. Ругаешься. Хорошо, что про себя… Пока что.
        - Просто подумалось сегодня… - пожимаю плечами, аккуратненько отхожу чуть дальше. Но резких движений не делаю.
        С Зубовым, как с диким зверем. Резко нельзя, а то сразу инстинкт охотничий пробуждается во всей красе. Догнать и растерзать. Ну, или в моем случае, трахнуть…
        От подобной перспективы в голове приятно шумит, низ живота пульсирует и сжимается. Тоже приятно.
        Вообще, опьянение - неплохая вещь. Почему я раньше не практиковала?
        Алкоголь делает женщину легкой и доступной… Легкодоступной, короче говоря… Дошла бы до этой мысли пару лет назад, может, уже и замужем бы была…
        Но мысль про замуж и про бывшего парня, с которым у нас так и не сложилось постельных отношений, почему-то не нравится сейчас. Вызывает злость.
        И Зубов, молча отслеживающий мои мягкие перемещения по кабинету, тоже вызывает злость.
        Ну чего смотришь?
        Делай уже что-нибудь!
        - Что подумалось? - голос его становится ниже, похрипывает интимно. И сам он меняется, неожиданно из бешеного зверя и затем косолапого мишки превращаясь в кота. Такого… Битого в многочисленных боях за территорию и самок, но очень уверенного в себе и прекрасно знающего, как защищать эту самую территорию и иметь этих самых самок…
        - Ну… Ты тогда так смотрел… Глазами жрал, - я подхожу к столу, подтягиваюсь, пытаясь непринужденно сесть на столешницу.
        Выходит кривовато, потому что юбка не особо узкая, и я немного путаюсь в ней.
        Но ничего. Может, он не заметил? Главное же - изящество форм!
        - Думаешь, жрал? - урчит котяра Зубов. И тоже мягонько двигается. Вроде, не ко мне. Вроде, какие-то левые проделывает манипуляции, расстегивает пиджак, трогает кобуру, ослабляет галстук…
        А все равно неожиданно оказывается совсем близко.
        Смотрит своими невозможно черными глазами, улыбается… Понимающе. Из-за этой его улыбки мне хочется опять воевать. Опять дать по морде. И потом поцеловать. Вот такая я противоречивая натура, когда на пробку бутылочную наступаю.
        - Уверена… И в машине, и потом… И во второй раз… - я улыбаюсь, не двигаясь, демонстративно спокойно разглядываю склоненное ко мне лицо.
        - Ну, второй раз, когда отвозил, ты сама ко мне полезла… Поцеловала.
        Он усмехается, а я во мне опять бурлит подуспокоившаяся было злоба. Потому что не так все было!
        - Ничего не сама! Я хотела в щеку!
        Толкаю его в грудь рукой, а он неожиданно ловит и целует мою ладонь. Прямо в центр. И у меня - мурашки по коже! Волной! Одновременно до головы и до низа живота! Ничего себе, эрогенная зона какая, оказывается! А я и не знала!
        - А я хотел в губы, - серьезно отвечает он, не отпуская мою ладонь, - сразу. С первой встречи.
        - Правда? - у меня почему-то не получается голосом, только шепот еле слышный. То, что он мне сейчас сказал… Почему раньше не говорил? Почему?
        - Да, - Зубов опять целует ладонь, все там же, и у меня опять мурашки! Еще сильнее первых! И ноги сжимаются непроизвольно! Обалдеть - реакция! - Хотел. А ты смотрела на меня, маленькая такая… Чистая… Не понимала… - каждую короткую фразу он сопровождает этими своими дьявольскими поцелуями в мое только что отрытое эрогенное место, и меня словно током дергает. И кайфом. Таким, что глаза закатываются, - смотрела на меня… А я с ума сходил… Дурак…
        - Дурак… - эхом соглашаюсь с его определением себя, и руку не отнимаю. Пусть целует. Так приятно. До дрожи и сладкой боли в низу живота. До судорожно поджимающихся пальцев на ногах… Пусть продолжит. Я прямо так кончу.
        - Дурак… - Зубов оказывается еще ближе, но не делает попыток подавить, как в прошлые разы, не собирается меня грубо заваливать на столешницу, хотя, видит Бог, я чего-то такого ждала. И, может, хотела? Нет, он просто продолжает меня целовать, трется щетиной о запястье с внутренней стороны, и это так волнующе! Там тоже, что ли, эрогенная зона у меня? Куча открытий сегодня… - Ты - мой соблазн в чистом виде, Клубничка. Я тогда не мог ни черта сделать против тебя.
        Он кладет мою ладонь себе на щеку, прижимает своими грубыми пальцами, жмурится от удовольствия, но взгляд его серьезен.
        - И сейчас не могу, - договаривает он еле слышно.
        И это для меня звучит откровеннее и сильнее, чем те объяснения в любви, серьезные и шуточные, которые я получала за все эти годы. Без него.
        Признание в своей полной, всепоглощающей слабости от такого сильного мужчины… Это круче, чем признание в любви. Это - интимнее.
        Я глажу колючую щеку, машинально скорее, чем обдуманно, затем пальцы скользят на затылок, царапают короткий ежик волос. Это приятно и хочется сделать так еще.
        Я делаю. Зачем себе отказывать? Сегодня же Восьмое марта…
        - Клубничка… - шепчет Зубов, и в этом шепоте нет того напора и зверства, что раньше. Просто… Потерянность. Покорность.
        Это так забавно. Большой, сильный зверь, покорный моим рукам. Он склоняется передо мной, ложится, обвивая ноги гибким хвостом… Позволяя трогать себя, делать с собой все, что мне захочется. Доверчиво подставляя голову под мои пальцы.
        Это так забавно.
        Это так возбуждает…
        Я сама не понимаю, в какой момент вторая рука присоединяется к исследовательской деятельности первой.
        Я его глажу, трогаю, царапаю, упиваясь ощущениями коротких волос под пальцами, жара кожи, насыщенного аромата мужского парфюма, чистого тела… И еще чего-то. Того, что у меня всегда на подсознании будет ассоциироваться с ним. С моим первым мужчиной. То, от чего непроизвольно выделяется слюна.
        Мне хочется попробовать на вкус его кожу. Вон там, возле уха. И я тяну, силой тяну своего послушного зверя ближе, сажусь удобней, обхватывая его разведенными ногами.
        Он не сопротивляется и не торопится отвечать. Просто шумно дышит, упирает массивные ручищи по обе стороны от меня в столешницу.
        А я, наконец-то, добираюсь до цели.
        И мягко прихватываю сначала губами, а затем и зубами вкусный, невероятно привлекательный для меня сейчас участок кожи возле уха.
        Зверь мой крупно вздрагивает, дышит все тяжелее, ладони на столе сжимаются в кулаки. Здоровенные такие. С побелевшей кожей на костяшках.
        Я это все отмечаю. Я же исследователь, упоминала уже об этом? Вот и исследую реакции. Его.
        И свои.
        - Не можешь? - добавляю градуса, шепчу в ухо, подпуская в голос хрипловатых чувственных нот. Или они сами? Без моего участия?
        - Не могу, Клубничка… - тут же выдыхает он, коротко прижимается к моему плечу горячим лбом. Такой послушный… А я хочу узнать границы своей воли. И границы его терпения. Вот такой исследовательский у меня интерес.
        - Не могу больше, - добавляет тихо Зубов, а через мгновение я понимаю две очевидных в своей простоте вещи: его губы на моей коже заставляют дрожать даже сильнее, чем его поцелуи до этого. И второе - границы исследованы. Полностью.
        Зубов опускает меня на столешницу, опираясь на локти, замуровывая своим мощным телом в клетку, и жадно целует шею, беззащитное горло, оголенное плечо, лижет, прикусывает, как зверь свою самку, с предупреждающим ласковым рычанием, показывая, что будет нежен. И приказывая подчиниться.
        И…
        Черт с ним. С исследованием. Потом, как-нибудь.
        У меня в крови гуляет шампанское и коньяк, чуть-чуть, как раз в той дозе, что расслабляет и позволяет отпустить себя.
        И я отпускаю.
        В конце концов… Ну я же не железная. Я до сих пор по ночам иногда просыпаюсь от фантомных ощущений его горячих рук на своей коже, от хриплого шепота: «Клубничка моя…».
        Он - мой первый мужчина. Мой, так уж сложилось, единственный мужчина.
        Моя первая и, тоже так уж сложилось, единственная любовь.
        Наверняка, я совершаю ошибку…
        Но ее так сладко совершать! И так хочется это сделать! И он - такой покорный и настойчивый. И в этот раз ласковый, добивающийся своего не бешеным напором, а нежностью, зацеловывающий меня до изнеможения…
        Пусть будет ошибка.
        Плевать.
        Я крепче сжимаю руки на мощной шее своего первого мужчины, таким образом давая понять, что позволяю в этот раз все, о чем он так сильно просит.
        И Зубов этот момент не упускает, конечно же.
        Поцелуи становятся напористей, теряют свою нежность, приобретают горячность и страсть.
        Это - новый уровень, новая ступень.
        Новые наши эмоции.
        - Клубничка моя… - шепчет он, а у меня слезы на глазах.
        Потому что этот хриплый шепот переносит меня на несколько лет назад, туда, где я была еще его глупой маленькой Клубничкой, доверчиво пришедшей в гости к взрослому мужчине и первой признавшейся в своих желаниях.
        Она не думала о будущем, эта наивная девочка. И была так счастлива!
        Я хочу сейчас быть прежней! Хотя бы ненадолго.
        Моя блуза, красивая, шифоновая, надетая в честь праздника, имеет широкий ворот, который удобно спускать с плеча. А вот снимать ее неудобно. Зубов и не собирается, судя по всему.
        Ему вполне хватает юбки.
        Широкой, плиссированной, легко задирающейся к голове.
        Он проделывает это все неторопливо, но получается быстро. Буквально в два движения я оказываюсь перед ним голой.
        Снизу.
        Он смотрит, выдыхает, облизывает губы… А меня дрожь бьет от воспоминаний, как он делал мне хорошо когда-то этими губами.
        Вообще, все происходящее сейчас как-то двоится в подсознании, словно мы с Зубовым одновременно занимаемся любовью не только в настоящем времени, но и там, в далеком прошлом. Именно тот, окончательный раз, которого у нас не сложилось.
        Его, помнится, вызвали куда-то звонком…
        И наша ночь осталась незавершенной. Растянулась на года.
        И вот теперь… Это словно финал. Итог творящегося между нами безумия.
        - Красивая такая, Клубничка, - шепчет он, неожиданно мягко проводя по половым губам жесткими подушечками. Я чувствую, как он размазывает влагу, сначала по мне, ритмично касаясь клитора и одновременно чуть-чуть погружаясь пальцами.
        Это так… Так… Я не могу даже слов найти, чтоб обозначить. Развратно? Горячо? Правильно? Бесстыдно? Все вместе. Определенно, все вместе.
        Я вздрагиваю и сжимаюсь от каждого касания, каждой, самой маленькой, ласки.
        И, не отрываясь, смотрю в его лицо. И схожу с ума вместе с ним.
        Зубов оставляет на мне одну ладонь, второй вытаскивает из кармана презерватив, прикусывает обертку зубами.
        Я смотрю.
        Я никогда не видела ничего эротичнее.
        Шелестит молния, шелестит обертка…
        Подготовился… Или постоянно носит? А мне есть до этого дело? Нет. Определенно нет.
        Его пальцы не устают ласкать, волнами проходит по телу предвкушение удовольствия…
        Невольно выгибаюсь, прикусываю губу, и в следующий момент Зубов опять на мне, опять лицом к лицу. Его взгляд серьезен и жаден. Он… Он словно команды ждет?
        - Давай уже, - выдыхаю сквозь зубы и нетерпеливо бью пятками по спине.
        - Не торопись, - усмехается он, - успеешь оседлать.
        Я хочу ответить, что уже. Уже оседлала. Но в этот самый момент Зубов издевательски медленно начинает погружаться в меня.
        И… И он очень предусмотрительный, мой первый мужчина. Очень опытный. Потому что его жесткая ладонь запечатывает мне рот именно в то мгновение, когда я вскрикиваю. Несдержанно и жалобно.
        Я и забыла, насколько он большой! И насколько это круто: чувствовать в себе мужчину! Это… Это что-то невероятное!
        Невозможно сдерживаться. Потому и вскрикиваю, моментально позабыв, где мы находимся.
        А вот Зубов, похоже, помнит.
        Потому что руку не убирает, шепчет в ухо насмешливо и жарко:
        - Тихо, Клубничка, тихо… Потом покричишь. Потом. Не здесь.
        До меня смысл фраз плохо доходят, потому что именно в этот момент он начинает двигаться. И каждое его горячее слово сопровождает мощный толчок здоровенного члена.
        И я не слушаю, да. Вскрикиваю. Потому, наверно, Зубов и не убирает руку ото рта.
        Ну и еще, судя по зверскому взгляду и набирающим силу движениям, ему нравится на это смотреть.
        А мне нравится, когда он так делает.
        Я закидываю руки, цепляюсь за столешницу, обнимаю его ногами, смотрю, как он чуть выпрямляется, кладет вторую ладонь мне на ягодицу, фиксируя пожестче, и смотрит то в мои, наверняка, совершенно дикие глаза, то вниз, туда, где соединяются наши тела.
        Лицо у Зубова в этот момент настолько зверское, настолько… Сумасшедшее какое-то, что меня трясти начинает от смеси наслаждения и боли, которую доставляют его действия.
        Я и себя ощущаю самкой, кем-то… Но определенно, не человеком.
        Наверно, так и надо? Мозги отключились, что нам остается? Только животная часть, упоительно радующаяся сейчас тому удовольствию, которое приносит близость.
        Зубов не щадит меня, его член бьет сильно и точно, без остановки попадая внутри в какую-то невероятно чувствительную точку, и от этого меня каждый раз потряхивает. Я чувствую, как в низу живота собирается невозможный смерч, который, если не дать ему волю, грозит снести все, к чертям! Мне необходимо это освобождение, и я царапаю широченное запястье заставляющей меня онеметь ладони, глаза закатываются от удовольствия, поясница гнется… Ну же! Ну еще чуть-чуть!
        - Хочешь кончить, Клубничка? - хрипит Зубов, жадно разглядывая то безумие, что со мной происходит. Благодаря ему.
        Я мычу в его ладонь проклятия, матерюсь, сдавливаю пятками поясницу склонившегося ко мне опять мужчины…
        - Сладкая…
        И именно это слово меня выносит за пределы сознания.
        В голове словно петарда взрывается, все кружится и летит, я даже не осознаю, что все тело прошивают дикие импульсы кайфа, кричу опять, вернее, пытаюсь. Потому что Зубов все контролирует, великодушно позволяя мне полностью сойти с ума. Дожидается, пока дрожь, бесконечно, кажется, бьющая мое бедное тело, чуть-чуть утихает, убирает ладонь от натертых губ, цепляется уже обеими руками за ягодицы и в пару движений догоняет, не отводя взгляда от моего красного лица.
        И я тоже смотрю. Мне нравится, как он кончает.
        Потом Зубов опять оказывается на мне, обессиленно упирается кулаками в столешницу, мягко касается измученных губ поцелуем.
        - Ты - самая сладкая Клубничка на свете, - хрипит он, и эта незатейливая фраза словно гладит меня изнутри. Нежно-нежно.
        Я не отвечаю, только провожу ладонью по мокрому от пота лбу.
        - Вымотала меня, - комментирует он, усмехаясь, - всю душу вынула.
        Я не отвечаю, закидываю руки за голову, потягиваюсь.
        Зубов все еще во мне, и это так… Хорошо. Непривычная сытость и спокойствие, в кои-то веки не обрабатывающий на бешеной скорости информацию мозг… Время блаженного безвременья.
        Сладкого.
        Зубов опять увлекается облизыванием моей шеи, и сейчас это ощущается шелковистой лаской.
        Покорно поворачиваю голову, давая ему больше доступа… И утыкаюсь в черный глазок камеры.
        Ох. Ты. Черт!!!
        - Зубов!!! - шиплю, упираясь в широченные плечи, - тут камера, Зубов! Ты рехнулся?
        - Конечно… - он не обращает внимания на мои попытки скинуть его с себя, продолжает исследовать шею губами, - здесь везде камеры… - и, видно, решив, оставить мне хоть немного целых нервных клеток, добавляет, - я их отключил. Потом почищу те, что в коридоре.
        - Черт… - напряжение отпускает, а действия Зубова не проходят бесследно для организма, - Зубов… Я убью тебя…
        - Обязательно убьешь, - шепчет он, не прерываясь, - обязательно. И оседлаешь. А потом еще раз… И еще… Но не здесь.
        Он с видимой неохотой отрывается от меня, одновременно покидая мое тело, и это ощущается неприятной пустотой…
        Я стыдливо свожу ноги, Зубов отворачивается, мгновенно приводит себя в порядок, уничтожает все следы нашего присутствия здесь. Деловито и споро.
        Я за это время успеваю только юбку опустить и сползти вниз, придерживаясь за стол, потому что ноги ощутимо дрожат.
        - Пошли, Клубничка, - командует он, превращаясь все в того же невозмутимого придурка, по лицу которого вообще невозможно понять, чем он сейчас занимался, - держись позади, в коридоре могут быть… Люди.
        Я все еще нахожусь в легкой эйфории и подпитии, и только этим могу объяснить то, что меня его слова не пугают. А должны бы.
        Но Зубов - опытный шпион.
        Мы выходим, никем не замеченные, добираемся до кабинета отдела строения вещества, там я забираю вещи, и затем мы идем вниз. Спокойно и ровно, разговаривая, как коллеги, идущие с фуршета, а не как коллеги, только что хорошо потрахавшиеся.
        По крайней мере, я изо всех сил на это надеюсь.
        А то мне еще здесь работать.
        Карьеру строить…
        Зубов идет впереди, я следом, разглядывая его мощные плечи и думая, что уже одно то, что я опять начала думать о карьере, хороший знак.
        Sclex_SplittingIntoSections_601186_12_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_459155_12_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_348277_12_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_309165_12_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_514151_12_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_134104_12_begin
        Sclex_SplittingIntoSections_443373_12_begin
        Потому что ощущать себя восемнадцатилетней, сошедшей с ума от любви, соплюшкой и быть ей, когда ты в реале - мама и преддипломница… Это так себе ощущение
        Иногда можно, но на постоянку - Боже упаси.
        Сегодня я этот гештальт закрою, наконец.
        Чтоб больше к нему не возвращаться. Работа и…
        - Как вы себя чувствуете, Катюша?
        Голос Хохлова до невозможности приторный, настолько, что мне становится тошно во рту. Словно опять той дряни, что он мне намешал вчера, глотнула.
        Мерзкий мужик, все же. Нисколько его не жаль будет.
        - Голова побаливает, - трагично округляю глазки, - я ведь совершенно не умею пить…
        - Ну, чуть-чуть можно же… Просто, чтоб расслабиться. А то вы сильно зажаты, Катюша…
        И после этих слов он становится за моей спиной и… Начинает массировать плечи! Клянусь, именно это и делает!
        А я настолько от творящегося безобразия охреневаю, тут другого слова и отличница вроде меня не подберет, что сначала даже и не сопротивляюсь.
        Вялые мужские пальцы наминают мне шею, а голос журчит, пытаясь быть соблазнительным:
        - Вы так напряжены, Катенька… Нельзя же так… Я понимаю, что вам все очень интересно, и задачи непростые, но все же… Надо уметь расслабляться… Иначе есть риск быстро выгореть, Катюша…
        Его слова и, особенно, действия приводят к прямо противоположному результату. То есть, напрягают сильнее и сильнее.
        Я лихорадочно пытаюсь придумать вариант безболезненного выхода из тупой ситуации, уже понимая, что его нет, безболезненного.
        Потому что Хохлов, похоже, вышел на тропу войны. Откопал томагавк похоти и безнаказанности.
        И теперь с него только скальп снимать, чтоб угомонить.
        А я же, по плану, няшка. У меня же лапки. Ими скальп не снимешь…
        - Может, мы с вами, Катюша, после работы, сходим куда-нибудь, - переходит к активной фазе войны Хохлов, его руки уже не массаж делают, а вполне себе лапают…
        Черт, мое неловкое изображение зашуганного зайчика сейчас доведет до того, что меня тут тупо трахнут.
        Ну, или попытаются.
        Потому что кто ж ему даст?
        Но в этом случае - прощай, хорошие отношения, и здравствуй, преждевременный напряг. А это, вроде как, рано. Я планировала не ранее, чем через неделю…
        Мне надо доработать еще… Хотела сегодня ночью сесть, но один упрямый покорный котяра помешал…
        Утром еле из лап своих выпустил. Хорошо, что Хохлов невнимателен, и не задает закономерных вопросов о том, чего это я опять все в том же наряде на работу пришла…
        Мне бы домой. Поспать. А потом сладко засесть за расчеты, кайфануть по полной программе…
        Но, похоже, не судьба…
        Руки Хохлова все движутся и движутся по коже, а я уже понимаю, что последние мои мгновения в роли сладкой няшки сочтены.
        Потому что сейчас развернусь и когтями по мерзкой роже…
        - У вас такая нежная кожа… Вот только тут сбоку синяк… Ударились так неудачно?
        Ага! Вашему безопаснику на язык упала! И не один раз!
        А вот и он, кстати!
        Дверь в кабинет раскрывается без стука, и физиономия Зубова, так же молчаливо шагнувшего за порог, вообще не оставляет простора для воображения.
        Мне, по крайней мере.
        Не знаю, что видит Хохлов, а я вижу, что Зубов злой. Очень-очень злой!
        Настолько, что кулаки, выглядывающие из рукавов классического пиджака, белые на костяшках.
        Черт! Тут может случиться убийство!
        И, если Хохлова мне, откровенно говоря, вообще не жаль, то вот Зубова жаль. Чуть-чуть.
        Хотя, уверена, что он, как крутой спецагент, имеет что-то вроде лицензии на убийство… Ну… Должны же быть хоть какие-то профиты в его работе?
        - Семен Владимирович, я проверил ваше личное дело, и у меня несколько замечаний, - цедит он сквозь зубы, ненавидяще глядя на Хохлова.
        - О… Антон Сергеевич, а это не может подождать?
        Хохлов уже отошел от меня, сразу же, стоило двери открыться, и теперь с независимым видом стоит неподалёку.
        - Мы тут с Катюшей работаем над ее задачами…
        - Я вижу, - хрипит Зубов, жестко и многообещающе проходясь по мне жадным взглядом, от которого мгновенно вспыхивают уши и сладко болит низ живота, как раз в том самом месте, которое Зубов неоднократно исследовал сегодня ночью, - задачи серьезные. Не сомневаюсь. Но, если вы срочно не сдадите нормативы, то буду вынужден решать вопрос через ваше руководство.
        - Боже… Вы про физподготовку? - удивляется Хохлов, - что за ересь? Все прекрасно знают, что это не более, чем формальность…
        - Здесь - режимный объект, - цедит Зубов, - никаких послаблений. Сами знаете, чем это грозит.
        - Но… Это же смешно! У меня - медотвод! - сопротивляется Хохлов.
        - Нет в вашем личном деле.
        - Есть!
        - За прошлый год. За этот - нет.
        - Но…
        - Рекомендую вам, Семен Владимирович, как можно скорее заняться этим вопросом. Лучше прямо сейчас.
        - О… Да, пожалуй, вы правы… Катюша… Мы с вами не договорили…
        - Не задерживайтесь, Семен Владимирович… - давит Зубов, пристальным взглядом убийцы провожая взъерошенного Хохлова.
        Я только киваю:
        - До свидания, Семен Владимирович…
        - До скорого, Ка…
        Зубов обрывает его прощание, невежливо захлопывая дверь.
        Я поднимаю взгляд на него и сладко пугаюсь до ломоты в низу живота. Ух, как заводит! Но…
        - Здесь камеры, - пытаюсь охладить вполне однозначно глядящего на меня безопасника.
        - Мне ли не знать, - усмехается он злобно… И закрывает дверь на замок.
        Ревность и…
        С самого утра, вернее, с приезда на работу одновременно с Клубничкой, в одной с ней машине, я грубо пользуюсь служебным положением.
        Конкретнее, постоянно вывожу на экран изображение с камер в одном, вполне определенном кабинете.
        И пялюсь туда.
        Как долбанный маньяк, которому бабы дают только, если он их привязывает к кровати.
        Учитывая, что ночь была бессонной и горячей, то мое поведение никак не оправдано.
        Я это понимаю, не дурак. Вполне отдаю себе отчет в происходящем.
        Но это нихрена не мешает делать то, что делаю.
        То есть, сталкерить за одной темноволосой сладкой Клубничкой. Без перерыва.
        Вот она заходит в кабинет, снимает куртку, потому что на улице март, который решил вспомнить о том, что он, вообще-то, первый месяц весны, а не последний. А та оттепель, что была в первых числах… Это так, наша фантазия.
        Клубничка переобувается, красиво и изящно оттопырив попку, неоднократно мною целованную этой ночью, и во рту начинает скапливаться слюна. Ну молодец, Зубов, еще немного - и все потечет по подбородку, как у мультяшного кота. Только тот на мышь смотрел, а я… Ну, в принципе, тоже добыча.
        Клубничка включает компьютер, пока все грузится, идет ставить чайник, готовит себе кофе, садится в кресло, откидывает волну волос сначала за спину, а затем и вовсе скручивает их в низкий пучок на затылке.
        А я пялюсь на тонкие плечи, шею, где справа, я точно знаю, синеет мой засос. Очень красиво, идет ее нежной коже.
        Еще такие же есть на груди, но они закрыты. И вечером я планирую их обновить. И добавить новые.
        Сажусь поудобнее, пытаясь угомонить стояк, хотя это вообще пустое занятие. Для того, чтоб начать работать, мне надо отключить камеру.
        А это физически невозможно.
        Я смотрю, выгрузив онлайн-трансляцию на свой рабочий комп, словно завороженный.
        Вот она быстро что-то печатает, пальчики тонкие летают над клавиатурой. Морщит лоб. Прикусывает губу. Посматривает на экран телефона. Опять печатает. Потом идет за новой чашкой кофе.
        Это мне напоминает наблюдение за золотой рыбкой в аквариуме. Она занимается своими делами, плавает, виляя хвостиком-вуалью, а ты смотришь и ловишь релакс. Кайф. Успокаивает очень. Правда, в моем случае еще и заводит.
        Словно ночи мало было.
        Словно…
        Мысли про ночь не добавляют спокойствия.
        Слишком это было… Отличительно от того, что раньше. До нее. После нее. Да и с ней - тоже.
        Потому что тогда, несколько лет назад, я все же делал скидку на то, что мне досталась девственница. И жалел ее. Притормаживал себя, что бы на этот счет сама Клубничка не думала.
        А вот в этот раз…
        Какая, к чертям, сдержанность? Когда такой отклик? Когда такой жар?
        К сожалению, моему релаксу постоянно мешают внешние обстоятельства. А именно, работа проклятая.
        Без конца прутся подчиненные, скоро зарплата, надо проверять графики по сверхурочным, проставлять дополнительные часы, формировать взыскания и поощрения, чтоб успеть это дело передать в бухгалтерию. По идее, я должен был это все до пятого числа сделать, но затянул. Из-за нее, Клубнички, в том числе!
        Ну и непосредственное начальство тоже мозг прожрало.
        Я на этом объекте уже полгода, а нормальных данных так и не предоставил. Есть наметки, уже очерчен круг подозреваемых… Но это сделано было в первые два месяца. И далее все застопорилось.
        Очень сложно работать с учеными. Они же все, заразы, не от мира сего. И не поймешь, когда какой-нибудь чертов гений себя просто неадекватно ведет, потому что в башке какая-нибудь формула крутится, а когда с умыслом определённым, планируя тайну государственную своровать, чтоб потом передать наиболее вероятному противнику.
        И очень плохо, когда ты сам ни в зуб ногой в этой самой науке.
        Конечно, я не полный идиот и кое-что понимаю. А еще знаю, какими способами была передана информация раньше. Так что, все наиболее вероятные пути отслеживаю… Но вдруг этот гад, или гады, что-то нестандартное придумают?
        Как мне это дело выяснять?
        К сожалению, такие вопросы вообще не ебут Савина.
        И ни капли не мешают ему ебать меня в мозг при каждом удобном случае.
        На следующий день после того, как я, исключительно чудом, выяснил, что уже три года являюсь отцом, генерал меня вызвал к себе и серьезно накрячил за отсутствие нормальных результатов.
        Мы встречались на конспиративной квартире для таких, как я, глубоко закопанных подводников.
        И генерал не упустил случая не только поставить передо мной новые задачи, но и дополнительно замотивировать на качественное выполнение предыдущих.
        Так мотивировал, зараза… Я таких мотивирующих слов и не слышал до того…
        Короче говоря, удалось Савину немного меня взбодрить и переключить на работу.
        Я такой замотивированный пришел в центр, такой вдохновленный, даже красивые Клубничкины глазки не в приоритете были. И вопросы по дочери решил отложить до наступления менее острого для всех момента.
        Клубничке надо немного успокоиться, принять реальность такой, какая она есть.
        А мне немного остыть… Ну и тоже принять реальность.
        Короче говоря, я работал прям с душой, подчинённые отдувались и матерились, но исключительно за спиной.
        Так я себя чувствовал недолго, к сожалению.
        Ровно до празднования Восьмого марта в дружном ученом коллективе, где Клубничка, само собой, блистала. А гнида Хохлов, глубоко женатый, между прочим, мужик, отец двоих несовершеннолетних детей, младшему из которых еще и года не исполнилось, на этот блеск лип, как муха на сладкую ленту.
        Смотреть было противно и даже больно.
        В кулаках, которые приходилось усилием воли разжимать…
        Конечно, я не сдержался.
        Меня это не оправдывает, безусловно, но что есть, то есть… И быть бы Клубничкиной жопке поротой, а потом оттраханной, но… Безумная девчонка умудрилась меня как-то переключить.
        Да настолько, что я сам не понял, как подчинился, позволил ей играть с собой, как домашней псиной, гладить себя, чуть ли не за уши трепать…
        Потом я, естественно, отыгрался… И всю ночь отыгрывался так, что утром Клубничка, сильно потрепанная, зацелованная и затраханная, еле свела свои стройные ножки.
        И, казалось бы, после такого марафона мне можно успокоиться. Член умиротворен, пора голову включать. Работать, пока Савин не наплевал на высокое мнение МИДа и не отправил меня туда, где особенно весело и жарко. Есть на нашем шарике парочка таких чудесных мест. И везде у нашей страны имеются интересы. Так что для таких опытных доставучих засранцев (не мои слова, если что, генеральские) работа будет всегда.
        Однако же, бешеная ночь прошла, а внутри все как бурлило при одном взгляде на Клубничку, так и не прекратилось до сих пор.
        Так что использую я свое служебное по полной программе.
        Ну и ничем хорошим это не заканчивается, естественно.
        Хохлов начинает напрягать сразу, как только заходит в кабинет. И с каждой минутой все больше и больше.
        А уж когда лапы на Клубничку кладет…
        Короче говоря, он только руки к ней протягивает, а меня уже из кабинета выметает.
        По пути хватает соображалки придумать липовый отмаз, чтоб не убить его прямо в кабинете.
        Отмаз пригождается, потому что убивать мне хочется зверски.
        Причем, не только Хохлова.
        Клубничка ведет себя очень безответственно и нахально, спокойно терпя на себе руки чужого мужика.
        И, судя по прикрытым глазкам, даже наслаждается гадостными прикосновениями.
        У меня все в глазах красным становится мгновенно.
        Хохлова от расправы спасает только то, что он быстро уметается за дверь.
        А вот испуганно глядящую на меня Клубничку нихрена уже не спасет…
        Секс и…
        - У меня задачи от Васильева, - я ошарашенно перевожу взгляд с запертой двери на каменное лицо Зубова, а в животе сладко и болезненно екает.
        Мой злой начбез совсем, похоже, потерял голову.
        И это почему-то… Заводит. Радует. Заставляет сердце колотиться с бешеной силой.
        Этот безумец своей дикой агрессией и меня с ума сводит.
        Вот как так?
        Я прекрасно понимаю, что то, что сейчас происходит, опасно и глупо. Один раз нам повезло, никто ничего не понял, но там были обстоятельства! Все отмечали Восьмое марта! По коридорам центра никто не шарился. А если и шарились, то с точно такими же целями, что и мы с Зубовым - в поисках укромного местечка!
        Но сейчас - разгар рабочего дня! Не обед даже! За тонкой дверью полно народу ходит.
        Да черт! Сюда в любой момент может прийти Васильев!
        И застать студентку-практикантку в весьма пикантной ситуации! Зубову-то что? Мужская солидарность… А для меня путь сюда будет заказан.
        Роль девочки-отличницы, хлопающей ресничками, плохо сочетается с сексом на рабочем месте!
        Все это надо донести до сошедшего с ума Зубова, но, чувствую, времени мне на это уже не отпущено.
        Мой громадный разгневанный любовник (ну а кто ж еще, будем честны, да?) в два шага пересекает кабинет, наклоняется надо мной, так же, как и до этого Хохлов, бесцеремонно заглядывает в экран.
        - Задачи у тебя… От Васильева… - хрипит прямо в губы холодным, мрачным голосом, я сжимаю коленки, впиваюсь в подлокотник кресла ладонями, изо всех сил стараясь сидеть ровно, не отклоняться. Не показывать, как заводит его близость, его дикий взгляд. Мне в этот момент иррационально хочется, чтоб сократил уже расстояние и поцеловал. Он ведь сам этого дико желает! Я же вижу!
        И знаю, что, если Зубов сделает первый шаг, я с удовольствием подчинюсь.
        Буду себя потом ругать, корить, переживать моральное и физическое падение прямо на рабочем месте…
        Но подчинюсь.
        Но Зубов шарит по мне своим черным разбойным взглядом, медлит, заставляя сердце биться сильнее и изнывать от томительной паузы…
        Усмехается…
        А затем меня резко разворачивают вместе с креслом к клавиатуре!
        - Тогда работай, Клубничка… А то, я смотрю, отвлекаешься…
        Его голос над ухом обжигает холодом, я ежусь и решаю все же прояснить вопрос:
        - Не отвлекаюсь… Просто он сам…
        Тут же чувствую себя крайне глупо, оправдываясь… И решаю идти в атаку:
        - К тому же, это был всего лишь массаж…
        - Вот как? Массаж? - голос, кажется, еще злее! Я хочу повернуться, опять оказаться с ним лицом к лицу, но Зубов не пускает. Слегка наваливается своей тушей на спинку кресла, укладывает широченные лопатообразные ладони по обе стороны от меня на рабочий стол… Я ощущаю себя ужасно неуютно. Словно в клетку запер. Обездвижил.
        - Да… - и почему-то у меня из горла писк вырывается… Ой, как глупо…
        Самое забавное, что, вроде, понимаю, что это - лишь часть игры… Наверно… Скорее всего…
        Но в душе такое смешение страха и возбуждения, что еле держусь, пытаясь выглядеть спокойно и достойно. В конце концов, я же ни в чем…
        - Такой массаж? - неожиданно обе ладони отрываются от столешницы и ложатся… Прямиком на грудь! И меня сразу простреливает от пяток до затылка, словно молнией прошибает. Вздрагиваю, прикусываю губу, бессмысленно пялюсь в экран. Его руки на груди жгут, от них горячо везде! Но все становится еще хуже, когда Зубов находит пальцами соски, ставшие, естественно, острыми от возбуждения и начинает их трогать прямо сквозь кружево белья.
        - Такой, да? - а голос-то все злее, я же не отвечаю! Значит, подтверждаю? Ох, нет!
        - Нет! Не такой… - голос мой отчего-то (понятно, отчего) тоже хрипит, ломается, и звучит, словно передача из старого транзистора, прерывисто и царапуче.
        - Нет? Он лучше делал, да? - Зубову, судя по всему, не нравится мой ответ, потому что его ладони оставляют грудь, и это так неожиданно больно, буквально физически больно, что я непроизвольно выгибаюсь, пытаясь поймать их, вернуть обратно!
        Но пальцы скользят вниз - боже! - к ногам! Бесцеремонно задирают юбку, сжимают бедра, резким собственническим движением раздвигая их. Зубов наваливается на меня сильнее, дышит тяжело в висок, а мне хочется повернуть голову и поймать его губы…
        Я уже вообще ничего не соображаю от возбуждения, и сейчас он это почувствует… Ой, уже! Уже чувствует! Пальцы, жесткие и настырные, легко преодолевают преграду белья и бесцеремонно и резко погружаются в меня!
        - Это ты из-за него так? Да? - а вот теперь мне реально страшно. Зубов напридумывал себе всякой фигни и активно в нее верит, судя по всему! И меня сейчас будет наказывать… За что?
        За что???
        - Нет! Убери руки! - злость на ревнивого дурака придает сил, и голос неожиданно появляется. Командный такой.
        Но Зубов чхать хотел на мои потуги в командира.
        - А ему ты почему так не говорила, а? Нравилось, как он это делает? Текла для него, да?
        Пальцы внутри меня творят свое черное дело, скользят туда и обратно, одновременно надавливая на что-то настолько чувствительное, что от каждого касания потряхивает непроизвольно. Мысли путаются, глаза закатываются, а Зубов, чертов доминант, всем этим управляет!
        Мной управляет!
        Соображать все сложнее, хочется призывно выгнуться навстречу. Хочется ПОПРОСИТЬ…
        Но он говорит мерзкие вещи. Он мне не верит! Сволочь деревянная! Ох, как права была Машка…
        И потому я сопротивляюсь, как могу. Сжимаюсь, пытаясь выпроводить его пальцы из себя, цепляюсь руками за широченное запястье в низу живота, царапая ногтями…
        - Нет! Идиот… Прекрати… - шиплю сквозь зубы, порываясь встать уже и прекратить это безумие.
        Но проклятый ревнивый дурак меня не слышит! Он только сильнее двигает пальцами, задавая единственно правильный, самый нужный ритм, в темном отражении экрана компа я вижу его дикие глаза с расширенными зрачками. Мой портал в ад, несомненно.
        Дышу все тяжелее, мозги отказываются нормально реагировать на происходящее…
        Чертов Зубов… Если бы это было с кем-то другим, то… Блин, да не было бы такого просто! Не было бы!
        Это только он меня так с ума сводит, что вообще про все на свете забываю!
        С самого первого дня, самой первой нашей встречи!
        За что мне наказание такое???
        - Прекратить? - хрипит он и… Прекращает! Сволочь! Прекращает, как раз в тот момент, когда я уже… Почти…
        Рывком вытаскивает пальцы, но не успеваю я разочарованно выругаться, оттолкнуть его, хоть как-то отреагировать… Как мой рабочий стул катится к стене, без меня, естественно, а я оказываюсь прижатой к широченной груди. Стою, опираясь пальцами о столешницу, а Зубов лихорадочно и жестко задирает на мне юбку, прогибает в пояснице, заставляя раздвинуть ноги, а затем и вовсе укладывает сбоку от компьютера на мой же собственный рабочий стол!
        Все настолько быстро происходит, что я не успеваю больше возмутиться.
        И только широко раскрываю рот, когда ощущаю резкое, жестокое вторжение. Вскрикиваю, не в силах сдержаться, и Зубов тут же, тихо матерясь, закрывает мне рот ладонью.
        От его пальцев пахнет моим возбуждением, и это окончательно сносит голову.
        Я уже не понимаю, что он со мной делает, полностью погружаюсь в свои ощущения, дикие и необузданные ощущения самки, которую сладко и безжалостно имеет сильный, умелый самец.
        Это вообще не человеческие эмоции, в них нет ничего правильного, ничего возвышенного, ничего, идущего от головы.
        Это просто дикость, безумие, в которое мы оба погружаемся настолько стремительно, что не успеваем сами ничего понять, осознать.
        Зубов рычит, словно зверь, и этот рык - дикий отсыл к чему-то первобытному, низкому. Животному.
        Мы не люди с ним сейчас.
        Уж я-то - точно нет.
        Зубов наваливается на меня, прижимая к столу, обездвиживая полностью… Как-будто я способна в этот момент куда-то свинтить!
        Он врезается в меня настолько сильно, с такой яростной мощью, что мой рабочий стол, не прикрученный к полу, трясется и сдвигается к двери от каждого толчка.
        Компьютер потряхивает, на экране бегут строки из цифр… Это я случайно попадаю пальцами по боковой клавиатуре…
        Падают и катятся ручки, карандаши… Это летит на пол подставка для канцтоваров.
        Я скольжу пальцами ног по полу, потому что туфли давно утеряны, раскиданы в разные углы кабинета.
        Меня непрерывно трясет от прошивающих волн оргазма, одного, второго, третьего… Боже… Я не могу столько кончать, я умру же! А Зубов все не останавливается, неумолимо вколачиваясь в мое измученное тело, рычит что-то настолько непристойное, что у меня в глазах темнеет от бесконечно бьющего по венам возбуждения…
        В конце концов, ему надоедает меня прижимать к столу, он рывком поднимает, прижимает к себе за шею, частично перекрывая доступ кислорода, получает от этой перемены позы очередные дикие сокращения внутри, от которых, похоже, еще больше кайфует, и в пару совершенно безудержных, жестоких движений, кончает.
        В меня.
        Одновременно с этим Зубов умудряется чуть придушить, из-за чего я ловлю небывалый фейерверк перед глазами, а затем еще и чувствительно куснуть в плечо.
        После он, выдохнув и переждав мои афтешоки кайфа, выходит, разворачивает к себе, долго и вдумчиво целует в натертые жесткой ладонью, безвольные губы, а затем ловит кресло и сажает меня в него. Сам садится напротив, на корточки, таким образом, уравнивая наши взгляды.
        Нежно гладит по щеке, убирая мокрые волосы за уши, смотрит в мои, явно безумные сейчас, глаза…
        - Никаких больше массажей, Клубничка… - серьезно говорит он, а я в ответ жестко хлещу его по щекам. Два раза.
        На третий он перехватывает мои ладони, прижимается ко мне опять, целует.
        А я отвечаю. Сначала, правда, кусаю до крови, но затем… Отвечаю. Наш поцелуй - с солоноватым, металлическим привкусом. Такой же дикий, как и то, что сейчас происходило.
        И мне это извращенски нравится.
        - Никаких массажей, - повторяет он настойчиво, едва оторвавшись от меня.
        - Пошел в жопу, дурак ревнивый, - гневно отвечаю я, дёргая руки из его хватки.
        - Только в твою, Клубничка, - Зубов развратно подмигивает, встает, оставляя меня сидеть в кресле, спокойно приводит одежду в порядок и топает к двери.
        На пороге оборачивается, вытирает задумчиво кровь с губы, усмехается:
        - Кровожадная ты, Клубничка… Вечером не убегай.
        - Тебя не спросила, - я все еще пытаюсь играть в независимость, но взгляд непроизвольно скользит по его губам… И по капле крови на них. Облизываюсь. Хочется ее попробовать. Мне мало!
        - Ну, значит, убегай, - смеется он, - мне будет интересней догонять…
        Зубов уже давно вышел за дверь, а я все сижу, расхристанная, с колотящимся сердцем и горящими губами.
        И смотрю остановившимся взглядом на дверное полотно.
        И если вы думаете, что я переживаю из-за случившегося… То ошибаетесь!
        Я думаю, что будет, если я сегодня… Убегу…
        Сирээм и…
        Полдня я прочно сижу в кабинете и в туалет выхожу только с предварительной разведкой. Довел меня, все-таки, Зубов до легкой формы паранойи.
        В туалете первым делом ликвидирую последствия своего бешенства матки, матерясь сквозь зубы. Дни у меня не опасные, но таблетку выпить стоит.
        У Зубова сперма и без того чересчур активная, до нужного места в легкую добирается, а тут еще и прицелился хорошо.
        Короче говоря, не забыть сегодня в аптеку забежать.
        Хоть это и вредно для организма, но сейчас я не могу себе позволить второго ребенка.
        Воображение, все еще распаленное недавней близостью, услужливо подкидывает картинки того, каким мог бы быть мой второй ребенок от Зубова… Малыш. Мальчик. Похожий на него.
        В груди екает больно.
        Черт, Катя! Включи уже свой нормальный стервозный характер!
        Убирай эту псевдосамковскую сущность!
        Да, ты хорошо потрахалась. Да, такого мужика еще попробуй найди. Да, все круто, поплыла, немного ошалела.
        Но секс - это не вся жизнь.
        А Зубов - вообще не герой твоего романа.
        Он тебе ничего не обещает, в очередной раз. Просто трахает. Эгоистично. В своей гадской манере.
        Привыкай уже, находи потерянную в эндорфинах себя и принимай ситуацию такой, как она есть.
        Если уж допустила слабость и позволила ему опять это с собой сделать.
        Бегать от него сейчас, делая вид, что «не такая и жду трамвая», глупо и смешно.
        Зубов - не из тех, что понимает нежную женскую душу. Он прямой, как бревно (Машкины слова опять, какие, все же, точные), он просто и нагло прет, не раздумывая о тонких материях.
        А я… Ну дура, чего уж тут. Поддалась. Опять.
        И здесь есть два варианта развития событий.
        Либо я реально делаю лицо кирпичом и бегаю от него. Этот путь чреват потерями. Нервов, энергии, и, как следствие, практики. Потому что думать я буду только о том, как свалить с пути Зубова, а не о работе. Буду дерганная, рассеянная и глупая. Плохой путь. Разрушающий.
        Второй путь - плыть по течению. Он менее травматичный. Зубов ничего не предлагает, кроме крышесносного секса. Почему, собственно, бы и не да? Заботиться о контрацепции, трахаться с ним для здоровья и успокоения нервной системы… И затем уехать домой, к моей девочке. В процессе общения организмами, глядишь, и вопрос с дочерью тоже нормально решится. Зубов - не зверь, и, если сперма на мозг не давит, наверняка может нормально рассуждать… Правда, я его в таком состоянии не видела ни разу, но как-то же он умудряется работать на такой непростой должности? Значит, верхний мозг включает. Надо поймать этот момент!
        Второй путь мне однозначно больше нравится.
        Он приятнее, полезнее для организма и более плодотворный в плане работы. Потому что успокоенный Зубов не будет меня терроризировать по рабочим кабинетам, а я вечером буду проводить время с пользой для тела.
        Ситуация непротивления, вернее, умения обернуть силу противника себе на пользу, тоже от Машки. И от ее тренера. Хороший был мужик, похоже.
        Не только в спорте такое помогает, но и в обычной жизни. Зачем сопротивляться, когда можно поддаться и получить больше?
        Цинично?
        Конечно!
        И, если б я была одна, то, возможно…
        Но я не одна. У меня - маленький котенок. И ей нужна счастливая жизнь со счастливой мамой, у которой с психикой все в порядке.
        Так что я, однозначно, выбираю второй путь.
        У него есть только один минус. Но он очень серьезный.
        Катя может потерять голову. Случайно. Не заметив этого.
        Но ничего. Мы это уже проходили, признаки знаем. Буду отслеживать и корректировать себя. Я умею. Выплыла же в прошлый раз. В это раз будет легче. Хотя бы потому, что я плавать научилась.
        Потому я привожу себя в порядок, умываюсь, наматываю на покусанное горло теплый шарфик и приступаю к работе.
        Васильева сегодня не видно, Хохлов, милостью моего любовника, где-то бегает, причем, похоже, что в прямом смысле. Сдает нормативы, ха-ха.
        Всю работу, которую мне руководитель практики на сегодня спихнул, я делаю в течение часа.
        И, значит, что?
        Значит, у меня есть время на общение с коллегами!
        Например, со штатным айтишником!
        Вопрос по сирээм не дает мне покоя, надо же узнать подводные камни, прежде, чем лезть к Васильеву со своим бесценным мнением?
        Айтишника я помню по восьмимартовскому фуршету, он показался мне немного закрытым, как и многие люди его профессии, но вполне контактным парнем.
        Мониторю коридор на предмет появления безопасника.
        Потому что решить-то я все решила, и в его пользу… Но разговаривать сейчас не хочу. Вечером. Если рот удастся освободить.
        От пошлых мыслей все внутри голодно сжимается, сигнализируя, что организм, иссушенный длительным целибатом, нифига не напился утренней сладкой дозой.
        Мне приятно, послевкусие такое будоражащее, что, мне кажется, даже на лице все отпечатывается… Смотрю контрольно в зеркальце, поправляю волосы, мажу губы гигиеничкой.
        Нормально. Вид нежный и наивный. Самое оно.
        Если айтишник скажет, что все так и задумано, привычно хлопну ресничками и удалюсь. Если ответ будет другим, то можно уже прорабатывать варианты.
        Кабинет Виталия, так зовут специалиста по айти, на третьем этаже.
        Аккуратно скребусь.
        - Входи уже, бляха! - голос усталый и нервный.
        Похоже, не меня тут ждут… Вернее, ждут, но не меня. Но все равно.
        - Привет! - улыбаюсь смущенно, краснею, глазки округляю, - не помешала? У меня просто вопрос…
        - Ой… - Виталий торопливо встает, - я не вас ждал… Я думал, опять Семенов свой комп похерил…
        - Вы заняты? Я в другой раз…
        - Нет-нет! Лучше с вами, чем с Семеновым, - торопливо останавливает он меня, - тем более, что он, сто процентов, опять кэш не почистил и стопятьсот вкладок наоткрывал… Вот его машина и повесилась от тоски и пережора. Что-то случилось? Что сломалось?
        - Ничего… - улыбаюсь обезоруживающе, - просто… Вопрос…
        Виталий невольно улыбается в ответ, это вполне нормальная и ожидаемая реакция, а потому я расслабляюсь. Он мне кажется вменяемым парнем, не излишне сухим, как некоторые айтишные гении у нас в универе.
        - Садитесь, - приглашает он, - или, может, к вам в кабинет?
        - Нет-нет! Я просто уточню…
        Я сажусь и в паре предложений выкладываю свой вопрос.
        И, признаться, не ожидаю последовавшей реакции.
        - Блин! Да я говорил же! Я же показывал! - Виталий возбужденно хлопает ладонью по столу, - но никому нафиг, просто никому!
        А затем я узнаю интересную историю о том, что Виталий - в самом деле, если не гений, то очень талантливый программист. Именно программист. А не сисадмин, несмотря на то, что выполняет здесь эту работу.
        Потому что сирээмку, которой я пользуюсь, очень удобную, простую и интуитивно понятную, делал он. Сам писал, сам тестил, именно под нужды центра. Она уникальна.
        И у нее имеется огромное количество полезного функционала, благодаря которому кучу времени можно сэкономить. В основном, это касается взаимодействия между отделами и ветки власти. Он уже три года ее совершенствует и внедряет. Получил под это дело грант.
        - Но ты понимаешь… - на какой стадии мы перешли на «ты», я не запоминаю, но это и не важно. Виталий, после нескольких моих вопросов, выдающих понимание предмета, радуется, что нашел родственную душу и теперь делится наболевшим, - они не хотят этого использовать! Сухари академические! Они все по старинке! Ты не поверишь, они простых форматов многие не знают! Я не понимаю, как они умудряются свои работы писать! Это же… черт, это треш какой-то! Я специально сделал возможность все выгружать сразу в эксель. Понимаешь? Сразу! Как в «1С», но ещё проще! Хотя, куда проще… Но я сделал! В один клик! Но нет! Этим просто никто не пользуется!
        - А ты… Ну, не знаю… - я теряюсь, потому что для меня тоже кажется странным не использовать такой удобный инструмент, экономящий время-деньги, - мастер-класс для них? Обучение?
        - Для кого? Ты смеёшься? У нас тут люди работают, которые непосредственно для оборонки делают проекты… И для космических программ. Ты понимаешь масштаб? Ты понимаешь уровень? И степень косности и долбоебизма? Никому ничего не надо! Все работают, как привыкли. А все новое воспринимают в штыки! Я написал методическое пособие, ты не поверишь - в алгоритмах! Со стрелочками! Ебучими стрелочками: да-нет! И ничего! Вообще!
        - А где это пособие?
        - Так на рабочем столе же! У каждого! У каждого, понимаешь?
        - У меня нет…
        - Должно быть! Сейчас…
        Он поворачивается к компьютеру, щелкает несколько раз мышкой, и я вижу рабочий стол своего компьютера.
        - Так-так… Действительно, нет… Странно… Сейчас поиск запущу… Ну конечно! Конечно, блядь! Прости меня! Но сил нет!
        Я смотрю, как нужная папка находится в корзине, и тоже ругаюсь. Ну надо же! В самом деле, долбоебизм…
        - Понимаешь, никому не нужно! Я просто не понимаю, какого хера я тут делаю…
        Виталий кажется ужасно расстроенным, и я его понимаю. Судя по горячности, тема ему эта - острая до боли. Еще бы, его детище, удобнейшая, идеально подходящая программа, над которой он трудился, похоже, с полной отдачей, никому, нафиг, не интересна, только потому, что все привыкли пользоваться старым, неудобным, отнимающим много времени, но проверенным и привычным способом работы.
        - Слушай… Она же идеально подойдет для любого универа, любого научного учреждения… На ней же можно деньги зарабатывать! Тот же центр, то же министерство может…
        - Смеешься? - он горько сворачивает мой рабочий экран, предварительно вытащив из корзины методичку и разместив ее в центр рабочего стола, - это собственность центра, а, значит, государства. Тут, понимаешь, что еще… С помощью моей программы практически исключен слив… Любое вмешательство. Любая попытка несанкционированного открытия секретного документа будет видна. Но, только если все будут пользоваться, понимаешь? В обязаловку. А у нас бардак…
        Я сижу, напряженно размышляя, как себе помочь, и Виталию заодно.
        - Слушай, я могу свой проект оформить в программе и показать ее руководителю… И сразу на примере показать все ее достоинства…
        - Хохлову, что ли? - морщится Виталий, - не смеши…
        - Нет, Васильеву.
        - Васильеву - тем более.
        - Не поймет?
        - Не поймаешь просто.
        - Посмотрим. Можно, я к тебе еще зайду? Почитаю только сначала методичку…
        - Давай. Хоть кто-то ее почитает…
        Я выхожу из кабинета Виталия и, воодушевленная, бодро топаю к себе. Мне есть о чем подумать. Есть, что делать.
        Мысли о Зубове отходят на второй план, иногда давая о себе знать легким потягиванием давно не применявшихся в работе мышц тела.
        Я даже умудряюсь забыть о его приказе «не убегать» после работы.
        Но Зубов, естественно, напоминает.
        Совмещение приятного и…
        - А ты изменилась, Клубничка, - выдыхает Зубов, мягко приваливаясь спиной к стене в моей служебной жилплощади. Я потягиваюсь довольной кошкой, вдоволь налакавшейся сметанки, бесцеремонно складываю ноги на одно широкое плечо, с удивлением подмечая, что там еще и места остается предостаточно. Какой же он все-таки… Большой. Прямо очень большой. Везде.
        Удивительно, как я в первый раз с ним выжила и не лопнула, словно надувная женщина размера XS…
        И, самое главное, вообще ничего травмирующего в голове ведь… Только приятные воспоминания. Надо отдать Зубову должное, во всем, что касается телесного, он - чертов профи.
        Умеет, ничего не скажешь…
        Я мягко веду ступней по широченной, заросшей волосом груди, и ощущения тоже приятные. Щекотные такие.
        - В какую сторону? - улыбаюсь, глядя, как Зубов отслеживает путь моих пальцев, а затем ловит и меряет по своей ладони размер ноги. И да, там тоже места остается порядочно. У меня небольшая нога, туфли ношу тридцать седьмого. А у него лапы, как лопаты… Возбуждает, черт…
        - Не знаю пока, - задумчиво заценивает он разницу в наших габаритах, - такая стала… Уверенная в себе. И в постели другая.
        - А ты помнишь, как я себя в постели вела? - удивляюсь я. Помнит… Приятное открытие.
        - Конечно, - усмехается он, - думаешь, у меня много целок было?
        Так. А вот это не возбуждает. Любое упоминание о несметном количестве его баб сразу возвращает меня к тем непростым временам, когда я переживала потерю своей первой любви, а подруга раскрывала болезненную правду про своего «братишку».
        Хмурюсь, пытаюсь отнять ступню, но Зубов держит крепко. И моих попыток традиционно не замечает.
        Гладит нежную кожу чуть выше пятки, шершавые пальцы щекочут, легко и мягко. Мурашки невольно по коже бегут. Вообще, тактильно мы с ним полностью совпадаем. Мне нравится все, что он со мной делает, как трогает. Даже просто, когда ладонью ведет, кайфую.
        И у Зубова, похоже, та же история.
        Жаль, что на телесном не построишь прочных связей.
        Так, стоп, Катя, опять мысли не в ту сторону. Какие, нафиг, прочные связи? Сдались они тебе!
        Вообще, я себя уже третий раз за вечер, проведенный в постели с Зубовым, ловлю на ненужных мыслях. И сознательно их корректирую.
        Первый раз прямо в самом начале случился, когда он из машины вышел возле метро. Весь такой брутальный, широкоплечий, залипательный… Я сразу перенеслась на несколько лет назад, почувствовав себя восемнадцатилетней, впервые без оглядки влюбившейся, девчонкой…
        Второй раз после первого за этот вечер оргазма.
        И вот опять…
        Многовато, но сделаем скидку на первый блин комом. Дальше пойдет проще. Наверно. Даже наверняка.
        - Учителя были хорошие, - бурчу я, прикусив губу и разглядывая его большие пальцы на своей ступне.
        Зубов замирает на невесомое мгновение, а затем чертит меня неожиданно жестким взглядом.
        - Много учителей?
        Его голос грубеет, становится холодным и напряженным. Ой, а что это с нами? Не нравится?
        Думал, ты один весь такой незабываемый?
        Так вот, нифига. Сюрприз тебе, Зубик.
        - Ну… - задумчиво откидываюсь на спину, делая вид, что вспоминаю. Считаю. Ага, было бы что. - конечно, меньше, чем у тебя баб… Но тут важно качество, правда?
        И взвизгиваю, потому что хватка на ноге становится болезненной, а затем резко перестает хватать воздуха.
        Конечно, попробуй тут вдохни, когда на тебя не менее ста двадцати кило живого веса наваливается внезапно!
        С удивлением и легким испугом смотрю в яростные, черные глаза Зубова, одним акробатическим движением умудрившегося из положения расслабленного полулежа переместиться в положение доминанта, со всеми классическими атрибутами, типа прижимания запястий над головой, вклинивания между ног, так, что ни шевельнуться, ни нормально сделать вдох не получается.
        - Качество? Было качество?
        Ого, его этот вопрос из колеи вышиб… Зубик, ты же - спецагент… Что с твоей выдержкой, Зубик?
        - Это не важно… - шепчу неуступчиво, чувствуя, как от такого подчиненного положения все внутри пламенеет. Я, все же, извращенка. Он злится, я - кайфую. Может, вампирша энергетическая? Много я о себе не знала…
        Хотя, у такого энергии дурной - вагон, только и успевай отсасывать… Хорошее слово, надо будет воплотить… Потом… А пока…
        Ну, что ты смотришь так яростно? Неужели думаешь, я тебе признаюсь в том, что никого не было?
        Да не дождёшься!
        И вообще… Хватит смотреть! Где мой секс?
        Зубов выглядит так, словно сейчас придушит меня, как Отелло Дездемону, а потому я делаю все, чтоб перевести его дикую энергию в нужное русло.
        Немного двигаю навстречу бедрами, потираясь об уже вполне себе каменный стояк, усмехаюсь и облизываю губы.
        - Сучка, - хрипит он, а затем делает то, что мне надо. Чего я, собственно, и добиваюсь.
        То есть, набрасывается на мой рот, сразу проталкивая язык так глубоко, словно собирается меня иметь исключительно им. И одновременно развенчивает это опасение, врезаясь здоровенным членом в послушное ему тело.
        И ох, как это хорошо!
        Я не выдерживаю напора, стону прямо ему в рот, пытаясь тоже двигаться навстречу. Дергаю руки, стараясь освободиться, потому что очень уж хочется его обнять. Вернее, не обнять! Поцарапать хочется, провести ногтями от затылка, вниз! Я уже сегодня это делала, но мало! Очень мало! Надо еще!
        Но Зубов не выпускает, полностью обездвиживая, навалившись на меня, и яростно трахает, доводя до исступления, несдержанных визгов и громких стонов.
        Мне так хорошо, невероятно просто.
        Он не ласкает вообще никак, просто двигается. Просто имеет. А я кайфую, мне этого даже хватает!
        Да что же за наркотик такой с ним?
        Невозможный! Голова отключается, становится чистой-чистой, и это, конечно же, недостойно будущего ученого. А я это планирую, амбиции-то ого-го…
        Но в этот момент я понимаю тех женщин, которые бросают все: карьеру, возможность самореализации, и становятся домашними кошечками, готовыми ухаживать за своим котом до конца дней своих… Потому что, если они регулярно такое получают… Может, и не надо ничего другого? Все равно ни одной мысли в голове после этого не задержится…
        Зубов привстает, наконец-то отпускает мои запястья, но лишь для того, чтоб одним движением перевернуть меня на живот и придавить голову к постели.
        Поза самая развратная, самая подчинённая, задницей кверху, тяжелая лапа давит на шею и затылок, прижимая и не давая даже взглянуть на имеющего меня мужчину.
        И это дополнительно заводит. Настолько, что я вою на одной низкой ноте, как самая примитивная тварь, и кончаю, многократно сокращаясь на члене своего мужчины.
        Невероятный кайф. Невозможное поведение. Однозначно, недостойное будущего академика. И, быть может, Нобелевского лауреата… Но, черт… В эти мгновения мне плевать на это.
        Распределение ролей
        - Я хочу познакомиться с дочерью.
        Ну что же… Этого следовало ожидать. Когда у мужика сперма от головы отступает, то происходит просветление. Типа.
        Ну и желание доминировать, только что с успехом опробованное в постели, грамотно распределяется за пределы. Допустимого.
        У Зубова этот процесс быстрый. Очень даже.
        Еще толком отдышаться не успел, а уже права качает.
        Но я к такому, в принципе, была готова. Правда, не так скоро, голова все еще в тумане, мысли путаются, но ничего. Как раз и повод встряхнуть с ушей сладкую вату.
        - Как ты себе это представляешь?
        Голос я не повышаю, удивления не выказываю. И не отказываю.
        Зачем?
        Стоит сейчас сказать свое «нет», и начнется фейерверк с котятами. Зубова у нас не просто так Машка бревном тупым прозвала. Есть у него чудесное качество деревенеть, когда ему нужно добиться своего.
        А в состоянии дерева мыслительный процесс прекращается.
        Мне оно надо? Нет, конечно. Такая чудесная ночь. Вечер, вернее. За окном - весенняя Москва, у меня в постели - шикарный мужик… Зачем сейчас кошкой шипеть? Успею еще…
        Тем более, что такая тактика не помогла, помнится… Ну, пошипела я кошкой при встрече с первой своей любовью. Ну, поупиралась, когтями почертила… И что? И все равно в постели с ним оказалась.
        А могла бы раньше, если б не выделывалась. Столько кайфа упустила…
        В очередной раз обозвав себя циничной тварью, я мягко улыбаюсь, покачиваю голой пяткой, помня, что Зубову почему-то мои ступни очень даже нравятся.
        Ловлю на этом своеобразном маятнике внимательный взгляд, усмехаюсь про себя. Вот-вот… Смотри, гипнотизируйся. А то, тоже мне… Брутальный самэц…
        - Нормально я себе это представляю, - Зубов, судя по всему, ожидавший от меня фейерверка, кажется разочарованным, - просто поеду с тобой… И все.
        - Прямо поедешь? - я не прекращаю качать ногой, но еще и чуть выгибаюсь. Чтоб задница, ненадежно укрытая простынкой, призывно оттопырилась. Судя по тому, что сверху на простынь тут же падает тяжелая пятерня, Зубову нравится моя инициатива. Давай, капитан, или кто ты там? - не важно… Давай успокаивайся уже.
        Не к месту разговор.
        Не хочу я сейчас.
        Слишком хорошо. Слишком сладко. Раз уж я отпустила поводья своей совести и благоразумия, то надо использовать отведенное мне время по максимуму. И не разборками его занимать.
        Пустыми и ненужными.
        - Да, прямо поеду.
        Ладонь поглаживает поощрительно и многообещающе. Как кошку ласкает. Типа, хорошо себя ведешь, дай за ушком почешу… Меня это должно выводить… Но пока нет. Все тело, как ватное, амебой расплываюсь… И ладонь его очень удачно лежит…
        Но надо все же привести его в чувство. Хотя бы для того, чтоб лишнего не думал. Или думал, но в правильном направлении.
        - Антон… - переворачиваюсь, преодолевая сопротивление тяжелой лапы, сажусь на кровати, красиво и невинно драпируясь простынкой в стратегически важных местах, - Соне три года. Она уже все понимает и много чего помнит. В каком качестве ты хочешь с ней знакомиться?
        - Как в каком? - он смотрит на меня, задерживая взгляд на груди, надолго. Но затем переводит взгляд к глазам. И черт… Кажется я недооценила Зубика! И переоценила себя. - В качестве отца.
        - То есть… Ты собираешься увольняться со службы? - игры кончились, говорим серьезно. Черт… А такой был хороший вечер…
        Зубов моргает.
        - Нет.
        - Тогда каким образом ты собираешься оставаться в ее жизни? А, может, не собираешься? Может, ты думаешь, что приедешь, весь такой красивый, скажешь трехлетнему человеку, что ты - ее отец, а затем опять уедешь?
        - Я не собираюсь… Уходить из ее жизни! - рявкает неожиданно Зубов, но я не подаю вида, что напряглась. Потому что не напряглась. У женщины, в одиночку воспитывающей ребенка, нервы, как стальные канаты, чтоб вы знали. Не рвутся, только натягиваются и звенят. Их мужским рыком не пронять.
        - Тогда повторный вопрос: как ты себе это представляешь?
        Зубов дышит, раздувая ноздри, смотрит на меня напряженно.
        - Если ты думаешь, что я сейчас тебе подскажу линию поведения, то глубоко заблуждаешься, - я встаю, уже не пытаясь сделать красивый вид, заматываюсь в простынь, иду к столу, где стоит бутылка с водой, - пить будешь? Ну, как хочешь…
        Простые действия отвлекают немного, занимают время, дают возможность Зубову успокоиться и прийти в себя. Судя по нелепому разговору, мозги все же в полном объеме из члена не вернулись. Сначала тестостерон прискакал. Вот он и диктует тупые вопросы и идиотские решения.
        К чему этот разговор?
        Только портит все.
        А могли бы сейчас сексом заняться…
        - Слушай… Я пока еще не могу… Понимаешь, у меня работа, и то, что я узнал… Это пиздец, как серьезно для меня. В любом случае, я не могу оставаться в стороне. И не хочу.
        Ничего нового. Кроме, пожалуй, мрачной решимости принимать участие в нашей с Сонькой жизни. Это, несомненно, плюс.
        Многие мужики, узнав, что где-то там растет его плоть и кровь, просто пожмут плечами и будут жить дальше. Особенно, если женщина ничего не требует и не светится на горизонте.
        И то, что Зубов хочет познакомиться, хочет свое место в жизни Сони, это хорошо. Наверно.
        И я, может, и не против.
        Но опять же, не в том виде, в каком это все есть сейчас.
        Зубов сегодня здесь ловит преступников, а завтра - на Северном полюсе. Или в Южной Америке.
        Зачем ребенка тревожить ради минуты общения. Как я ей потом буду объяснять постоянное его отсутствие? Это для Зубова просто: нарисовал в голове идеальную картинку встречи с дочерью, и все. Типа, он все решил.
        А о том, что с ней надо разговаривать, надо общаться, о том, что она - человек, со своим характером, мыслями, желаниями, эмоциями, а не красивая зверушка, мысли нет.
        И не надо тут про отцовский инстинкт. Людей с математическим складом ума такой фигней не напаришь.
        Нет у мужчин инстинкта отца. Он приобретенный, а не врожденный.
        Так что… Только его решение, приобретать или нет.
        А мое решение - допускать ли в жизнь дочери человека, который исчезнет через пять минут.
        - Я понимаю. И не собираюсь препятствовать. - Правильно, слова «нет» не говорим… Незачем будить зверя, - но ты сам подумай о том, что будет дальше.
        Я сажусь за стол, посильнее затягиваю простынь на груди, заворачиваю волосы в высокую гульку, а то задолбали мешаться. Да и вид так серьезнее. Хотя, как может быть серьезной беседа между двумя раздетыми людьми, буквально десять минут назад занимавшимися сексом?
        - Соня сейчас про папу не спрашивает, но скоро будет. Ты появишься, скажешь, что ты - ее папа. А потом уедешь. Соня будет жить с мыслью, что ее папа ее оставил.
        - Не оставил!
        - Оставил… Маленькому ребенку не объяснить, что папа работает и не может приезжать. Это не прокатывает. Дети - не дураки, понимаешь? У Сони есть чувства, есть эмоции. Я не позволю ее расшатывать. Если ты хочешь оставаться в ее жизни, тебе там нужно будет присутствовать постоянно. На меньшее ни я, ни она - не согласны.
        - Клубничка…
        - Я - уже давно не Клубничка, Антон, - жестко обрываю я его попытку манипуляции, - я перестала ею быть, когда узнала про то, что беременна. Я отвечаю за мою девочку. И не хочу, чтоб ей было больно.
        - То есть… Ты не хочешь, чтоб я видел дочь? Знакомился с ней?
        Он выговаривает эти фразы с трудом. И смотрит. Не злобно, с вызовом, как в самом начале разговора, а со сдерживаемой болью.
        Больно тебе, Зубов? Ничего. Потерпишь.
        - Не хочу. Запретить не могу. Но не хочу. И ты, прежде чем думать о себе, подумай о ней. О ее состоянии. О том, что она будет переживать, будет плакать, когда поймет, что ее папа уехал. Я знаю, это тяжело, думать о другом человеке, когда привык только о себе. Но ничего. Учись.
        - Катя…
        Не Клубничка уже… Ну что же… Это закономерно.
        Клубничка осталась там, в беззаботном прошлом, где нам не нужно было разговаривать о трудных вещах.
        - Антон, ты не торопись.
        Я встаю, подхожу к нему, кладу руку на гладкое твердое плечо, тут же убираю, потому что обжечься боюсь. Я все равно его хочу, даже сейчас, когда мы разговариваем. И когда я пытаюсь продавить свою линию поведения.
        Проклятое тело, помнящее своего первого мужчину…
        Черт, почему я не могу быть холодной, словно робот? Насколько было бы проще жить…
        Зубов смотрит на меня мрачно, но в глубине темных глаз опять загораются огни.
        Он тоже не может…
        Мы оба - заложники ситуации. И ее никак не разрешить красиво. В пользу для всех.
        - Подумай просто, взвесь все. Если ты решишь, что хочешь с ней познакомиться все же… Я буду думать, как это сделать. Но, к сожалению, что бы я ни придумала, итог будет один. Твоя дочь будет плакать, когда ты уедешь. И будет страдать, думая о тебе.
        - А ты, Клубничка? - шепчет он неожиданно, и меня от его шепота кидает в дрожь… Что ж ты за зверь такой, Зубов? Вроде, простой и понятный, как бревно. А тянет меня к тебе с невозможной силой… - Ты будешь думать?
        - Я - уже большая девочка, Зубов, - тихо отвечаю я, - я - умею переживать разочарования.
        Работа, работа, перейди на…
        - Антон Сергеевич, это уже не смешно!
        Хохлов горячится, поправляет воинственно очки на переносице, смотрит напряженно и даже злобно.
        А я с трудом сдерживаю усмешку.
        Мелочно? Да.
        Глупо? Согласен полностью.
        Не по-мужски?
        Ну… Допускаю.
        Но какой же кайф!
        Хоть какое-то развлечение в серых буднях, тянущихся мерзкой жвачкой от выходных до выходных. Главное, рожу держать кирпичом. А это я умею.
        - Согласен, Семен Владимирович, - спокойно отвечаю, не реагируя на гневную красную физиономию ученого прыща, - это не смешно. Вы работаете в режимном учреждении, военнообязанный. Лейтенант запаса. И не можете пробежать сто метров в норматив. Школьный.
        - Я не обязан! Я не для того!..
        - Обязаны. Для того.
        - Я буду жаловаться!
        - Ваше право.
        - И вообще, почему именно я? Можно подумать, я - единственный, кто не сдает норму!
        - До других очередь тоже дойдет.
        - Да что-то уже много лет не доходит!
        - А это не вам решать.
        - Повторяю, я буду жаловаться! Самоуправство!
        - Тоже повторяю: ваше право.
        Хохлов подпрыгивает и бодро топает в сторону лифтов. На второй этаж поднимается на лифте, спортсмен.
        А потом удивляется, почему стометровку пробежать не может…
        Вон, Клубничка, вообще ни разу за все время работы здесь в лифт не зашла. Козочкой прыгает по всем пяти этажам. Бодренько так. Жопкой повиливая.
        Сила воли мне нужна.
        Нужна сила воли…
        Пригождается, чтоб лапы опять не тянуть к камерам наблюдения, и не стараться их переключить на один кабинет.
        Не надо душу бередить…
        Уже неделю держусь. От выходных до выходных, да.
        И столько же времени с Клубничкой не разговариваю.
        Вот как ушла она от меня, поставив задачу невыполнимую, так и не общаемся.
        И здесь реально безвыходная ситуация. Потому что я не могу выполнить то, о чем она просит.
        И нет, не «не хочу», а в самом деле «не могу». И в ближайшие лет пять точно не смогу.
        И дело здесь не в мифическом долге перед отечеством и прочей херне. А в самых банальных вещах. Инстинкте самосохранения, например.
        Стоит мне сейчас раскрыть рот и заявить Савину, что сваливаю из его богадельни, как меня тут же осчастливят. С такой службы, как моя, уходят только в могилу, я не дурак, прекрасно это понимаю. Ну, или в какую-нибудь настолько тараканскую тмутаракань, где даже клопы от скуки давятся. Под вечный присмотр местной конторы. С постоянными проверками, чтоб не терял формы и ощущал причастность к веселью.
        Поедет за мной Клубничка? С ее-то перспективами, ее возможной карьерой? Да нет, конечно. Я и сам буду против. Одно дело - Москва, где самое место для самой Клубнички и для маленькой дочки. И другое… Ну, вы поняли, да?
        Я и сам не хочу, чтоб София… Черт, имя-то какое крутое, мою маму Софией звали… Не хочу, чтоб моя дочь страдала из-за меня.
        Потому рисковать всем и заявлять Савину о том, что куда-то там собираюсь… Нет уж, я, конечно, идиот, но не до такой степени.
        Настаивать в свете сложившейся ситуации на общении с дочерью… Тоже не могу.
        Вся моя уверенность разбилась о логику Клубнички, за эти годы превратившейся из клубничного желе, мягкой, сладкой ягодки, в клубничный лед. Из тех, что на голову падает и своей твердостью оглушает. А то и шкуру пробивает.
        Ну не мог я не признать, что она права! Во всем права! И мое желание познакомиться с Софией - чистой воды эгоизм, недостойный нормального мужика.
        И получается тогда что?
        Получается, что мы на прежних позициях.
        Я - сторожевой пес.
        Она - ученая принцесса, белая кость…
        Она ушла тогда, не стала на ночь оставаться после своих слов про разочарование.
        А я не удерживал. Смотрел, как собирается, одевается спокойно так, обыденно… Волосы, прежде наверх забранные, укрепляет. Очень она красивая была в этот момент. Причем, не до боли в яйцах, как обычно это случалось, когда смотрел на нее… Нет.
        В тот раз она смотрелась произведением искусства. Музейной драгоценной статуэткой. Не то, чтоб я по музеям ходил… Не ходил. Но сравнение именно это было.
        Высокий пучок темных волос, тонкая шея, точеные плечи, узкие кисти… Изящная, отстраненная. Логичная.
        Словно не она буквально полчаса назад подо мной стонала, плечи царапала, отвечала на мои поцелуи с жадной свирепостью.
        Нет, той искренней Клубнички не было больше.
        Недосягаемая звезда осталась. Вой, пес, на нее, на сказку свою несбывшуюся. Ты - на земле, в грязище. Она - на небе, в сиянии.
        Сравнения у меня в голове возникли в тот момент вообще дикие, даже в мороз бросило.
        Хотел довезти - отказалась. Хотел такси вызвать - не позволила.
        Развернулась и вышла.
        Оставив меня в дураках со всей моей уверенностью, самомнением и желаниями.
        Конечно, я мог остановить. Мог встать, схватить, зацеловать до одури, до полуобморока, заставил бы остаться. На ночь. До утра. Возможно, и еще раз. И еще.
        Но это не решило бы того, что встало между нами стеной.
        Не помогло бы никак мне. И Клубничке тоже. Только больнее сделал бы ей.
        А я и так уже… Отличился.
        Пожалуй, только в тот момент начал я понимать, что натворил тогда, несколько лет назад, просто отговорившись от искренней чистой девочки привычными тупыми фразами. Нет, мне не было легко в тот момент. Все жгло и царапало. Но затем забылось. Все же, я - профессионал, работа - мое все. А Клубничка… Сладкий, яркий, но эпизод.
        Один из многих.
        Первый из многих.
        Единственный из всех.
        Жаль, поздно понял. Или не жаль.
        Потому что вот теперь понял, а что делать-то?
        Ничего.
        Если б она одна была, то я бы, конечно, наплевал на многие вещи. Утянул бы ее опять в свою постель и играл бы, пока возможно. А затем, скорее всего, опять исчез бы. В этот раз не шифруясь, честно говоря о том, что случится.
        Но она не одна. У нее - дочь. Моя дочь. Похожая на меня, когда улыбается.
        И я не могу думать только о себе. Теперь - не могу.
        И встречаться с Софией в обход желания ее матери тоже не могу. Хочу, очень. Но не могу. По тому что права она, Клубничка. Хорошая из нее мама получилась. Жаль, что я - дерьмовый папаша.
        Она ушла, а я остался.
        Посидел, затем запустил стакан в стену. Оделся и выскочил на улицу, надеясь пробежкой и привычными спортивными занятиями остудить голову.
        И бегал, а затем занимался на турнике до черноты в глазах и дрожания в мышцах. Приполз домой и свалился спать.
        А утром вышел на работу.
        И спокойно кивнул Клубничке, торопящейся через проходную на работу. Потому что я - мужик, и решения надо принимать не те, что так сильно хочется, а те, что будут правильными.
        Так - правильно. Пусть и очень херово.
        Неделя протянулась дурным серым киселем, я видел Клубничку несколько раз всего, потому что специально не смотрел на камеры в ее кабинете, только когда попадало.
        Но уж, когда попадало… Только капающей из собачьей пасти слюны не хватало.
        Воспоминания о нашем бешеном сексе тревожили по ночам, несмотря на то, что упахивался я по-серьезному.
        И все больше и больше хотелось наплевать на все, и опять утащить ее к себе. Я знал, что могу это сделать. Знал, что она не сможет сопротивляться.
        И все меньше находил доводов против. Да их, практически, и не было. Кроме одного, самого главного, все перечеркивающего…
        Да и он отступал под давлением снизу.
        Все это время я не сидел без дела, работая работу, хотя Савин про меня, похоже, забыл. У них там что-то наверху происходило, было явно не до моей персоны.
        Но работу-то это не отменяло.
        Потому: прослушка в полном объеме, особенно тех, кто уже в разработке. Выяснение внерабочего времени.
        И вот с этим как раз вопросы были. Тот же Хохлов, семьянин, отец троих детей, зарабатывающий неплохо, живущий по доходам, настолько правильный, что зубы сводило, неожиданно начал подбивать серьезный клин к Клубничке. Прямо очень серьезный. И нет, это не моя предвзятость, хотя глаз на жопу я бы ему однозначно натянул уже после первой попытки. Еще на восьмое марта.
        Но тут он превзошёл себя самого. Приглашения в дорогое заведение, куда научный сотрудник, даже с его уровнем зарплаты, не особо может себе позволить пойти, билеты на концерт известного певца, в вип-зону.
        Подарки.
        К чести Клубнички, она ничего не брала и ото всего отказывалась. Но ученого прыща это, кажется, только заводило еще сильнее. По моим прикидкам, он на Катю две своих зарплаты спустил уже. И теперь внимание, вопрос: откуда дровишки?
        Потому я начал его сильнее прессовать, совмещая приятное с полезным, выводя на эмоции, на ненужные действия и одновременно не допуская до работы в лаборатории до тех пор, пока не принесёт все сданные нормативы. По закону и регламенту, я имел право это сделать. Конечно, на регламент все смотрели сквозь пальцы всегда, но прижать можно, и это главное.
        Разрешения на такую самодеятельность от Савина я не получал. Играл на свой страх и риск… Но, с другой стороны, что он может возразить? А так, может, Хохлову надоест и он начнет ошибки совершать?
        Вон, уже принялся, раз перед Клубничкой решил своим хвостом ободранным потрясти…
        С огромным удовольствием это петуха пощипаю.
        К тому же, он не единственный, у кого глаза на мою девочку горят и слюни капают…
        Когда мне еще пользоваться служебным положением, как не теперь?
        Имею право за выслугу лет. Блядь.
        Ненужный поклонник
        - Катюша, ну что ж ты такая неприступная!
        В голосе Хохлова слышится натуральное, не наигранное отчаяние. Довела я его, значит… Ну, это его проблемы. Я ничего не обещала, авансов не раздавала.
        Поворачиваюсь, округляю глазки удивленно.
        - Семен Владимирович… Я не понимаю…
        - Семен, просил же! Мне не сто лет в обед, чтоб такие красивые девушки по имени-отчеству звали!
        А в голосе раздражение прям.
        - Простите… Я просто не могу, вы - мой руководитель практики… Деловой этикет, уважение к старшим…
        Несу откровенный и циничный бред, с удовольствием отмечая, как краснеет его лицо после последних фраз.
        Ну а что?
        Нечего клеиться к молоденьким девочкам, если не хочешь выглядеть глупым похотливым стариканом… Хотя, ему, пожалуй, столько же лет, сколько и Зубову… Но того стариканом не назовешь даже в бреду. Так смотрит, так двигается, так сексом занимается, уверена, что многим фору даст…
        Не вовремя выскочившие воспоминания про секс с Зубовым окрашивают щеки в красный, но я не пытаюсь унять себя. Пусть Хохлов думает, что это - смущение по его поводу. Не будет лишним, ой, не будет…
        Непростой он мужик, этот Хохлов, несмотря на явный удар беса в ребро, случившийся так некстати.
        Я за неделю имела возможность заценить не только его качества, как ученого, но и вполне себе дипломатические умения. То бишь, лизать жопу начальству Хохлов может виртуозно.
        Васильев верит ему, берет помощником в несколько своих проектов, в том числе, связанных с Роскосмосом. А это - не просто деньги. Это - обеспечение себе работы на всю оставшуюся жизнь. Причем, высокооплачиваемой работы. Кто бы что ни говорил, а космическая программа - это визитка государства. На нее всегда будут выделяться деньги. Как и на оборонку.
        Васильев топчет оба этих поля. Ценный, очень ценный кадр, судя по тому, что в центре сидит один из негласников конторы. Естественно, мы с Зубовым не обсуждали его задание на этом объекте, мы вообще ничего не успели обсудить, кроме его нелогичного желания взбаламутить жизнь моей дочери своим явлением, но я тоже не дура. Вроде бы. И понимаю, что Зубов не просто так сидит на воротах Центра исследований РАН.
        Дай Бог, чтоб профилактически. Но для профилактики, подозреваю, тут вся охрана, и плюсом - сисадмин Виталик, с которым мы в последнее время сдружились.
        Я более чем уверена, что у Виталика - погоны. Какой-нибудь капитан или майор даже… Очень удивлюсь, если это не так.
        Но все-таки, судя по тому, что Зуб здесь опять под чужим именем, имеет место быть разработка.
        Вот только, кого? Очень надеюсь, что не сотрудников отдела, где я практикуюсь. Ну, или хотя бы пусть все случится после того, как я допрактикуюсь… И пусть не с Васильевым. Может, тот мужик, что так удачно ломает то ногу, то руку, то голову? На чьем месте я сейчас сижу?
        Хохлов, на мой взгляд, слишком хитер и мудровыебан для таких вещей. Он карьерист и жополиз. Такие обычно осторожны. И не любят рисковать.
        И вообще… О чем я думаю? Может, Зубов ищет вообще не в моем отделе? У нас тут пять этажей безумных ученых. Ройся - не хочу.
        Никаких фактов, что мои - самые безумные.
        Хотя… Хохлов, вон, точно свихнулся.
        Рожа красная, взгляд дурной, с обидой. Старым его обозвали, надо же!
        - Понятно, Екатерина Михайловна, - цедит он сквозь зубы, - работайте, не буду отвлекать. А то у вас в последнем отчете были ошибки.
        - Какие? - я не привыкла спускать такое, и сейчас не собираюсь. Знаем, плавали. Один раз промолчишь, и потом только и успевай уворачиваться от копыт.
        Нет уж.
        Обидки - обидками, а с работой у меня все отлично, нехрен поклеп возводить!
        - У вас графики выстроены без учета… Э-э-э… Без учета!
        - О-о-о! А можно пример? Чтоб я больше не путалась…
        - Потом!
        - Но мне сегодня уже сдавать…
        - Пока так сдавайте.
        - Но там же тогда ошибка…
        - Я ее учту.
        - Не надо! Я исправлю.
        - У меня сейчас нет времени что-то вам показывать. Тем более, что это вы уже должны знать. Чему вас только учат в провинции!
        - Хорошо, я отмечу тогда в отчете, что получила от вас замечание и не получила полной расшифровки данного замечания, вследствие чего не смогла исправить ошибку неясной этимологии…
        - О-о-о! Екатерина Михайловна, прекратите уже. Я не буду ничего поправлять у вас! Успокойтесь.
        - Нет, Семен Владимирович, при всем уважении, я не могу так. Если увидели вы, то Евгений Федорович точно заметит… Давайте, все же, я подстрахуюсь. А так как я не поняла, что за ошибку совершила, то я дословно приложу к отчету расшифровку нашей с вами беседы… Вы потом сами поясните Евгению Федоровичу, да?
        И ресничками - хлоп!
        Для закрепления образа непроходимой, но ужасно старательной дурочки.
        - Хорошо, - Хохлов, надо сказать, сумел сохранить лицо. Кивает.
        И выходит из кабинета.
        А я спокойно продолжаю работать.
        Посмотрим, посмеет ли он хоть что-то еще ляпнуть про мои отчеты.
        Понятное дело, что Васильеву он ничего не скажет, потому что нечего говорить. Но вот врага я себе, похоже, нажила. Как ни старалась со всеми дружить, но не выходит.
        С Хохловым дружба предполагает обмен органическими жидкостями, а на такое я не подписывалась.
        Ну что же…
        В принципе, времени у меня было предостаточно, чтоб хоть чуть-чуть закрепиться.
        Проект мой за неделю очень даже поплотнел, оброс нужными данными и вычислениями.
        Ну а чем еще заниматься, если с сексом облом?
        Зубов, похоже, внял моим словам и твердо решил оставить меня в покое. Это хорошо.
        Очень хорошо…
        Хорошо, я сказала!
        Для головы, занятой теперь исключительно работой, в первую очередь хорошо. Для моего будущего и будущего моей дочери - прекрасно.
        А мнение недополучающего эндорфины организма вообще не спрашивают.
        В конце концов, эти самые эндорфины у нас не только от секса вырабатываются.
        Вот получу работу здесь, желательно, с таким же окладом, как у Хохлова, и будет мне счастье безграничное.
        А для этого требуется в первую очередь перестать думать о том, с кем сейчас Зубов проводит теплые мартовские ночи, и начать планировать стратегическое наступление на шефа.
        Оно, в принципе, в проекте есть. Нужно только доработать детали.
        Теперь их придется дорабатывать быстрее, потому что Хохлов, сто процентов, начнет свистеть Васильеву в уши про меня. А, может, и подставлять примется.
        Но не успеет.
        Точно не успеет.
        Нет, все-таки хорошо, что у меня нет секса. Злобный недотрах прям стимулирует мозговую активность…
        И все же… С кем он, интересно, сейчас спит?
        Наступление и победа
        До конца рабочего дня Хохлов не появляется, что позволяет мне чувствовать себя куда как свободнее.
        Я даже умудряюсь опять побывать в гостях у Виталика, на третьем, хотя обычно мы с ним переписываемся в беседке мессенджера.
        Он, кстати, очень прикольный чувак, хоть и ощущается там не двойное и даже не тройное дно. Но ко мне относится хорошо и без лишней мужской наблюдательности. И нет, он не гей. Просто давно и безответно влюблен. Как это часто бывает у умных мужиков, в полную и абсолютную дуру, предпочётшую тугой кошелек и преклонный возраст.
        Виталю мне было жаль, помочь ему я никак не могла, только поддерживать общими фразами о том, что не все бабы - суки, и в итоге найдется для него та, что разглядит и полюбит.
        Виталя кивал и переводил тему на рабочие моменты. А я с удовольствием подхватывала. Тем более, что много нового и интересного узнала.
        Особенно про коренное отличие программера от инженера.
        Когда мы консультировались с ним по особенностям сирээм в контексте употребления для моей презентации и в целом работы, то зашла речь про хакеров.
        Я не планировала интересоваться внутренней кухней режимного объекта (упаси, Господь!), особенно в свете нахождения на этом самом объекте негласника из конторы, про которую мало кто знает и никто не говорит.
        Просто, как факт.
        Я не особо сильна в этой теме, знаю, конечно, офисный пакет в объеме уверенного пользователя. То есть, понятно, почему я внутренне поржала, когда Хохлов с серьезным видом про сводные таблицы эксель спросил.
        Но вот всякие там чисто программерские штучки, или сисадминские, я, естественно, не знала и не стремилась знать.
        Виталя сам начал трепаться. Очень уж эта тема его заводила. А, может, и то, что я слушала внимательно и казалась безопасной.
        А, может, и проверял меня с целью вербовки…
        Хрен его знает. В этих мужских коллективах сам черт ногу сломит с мотивацией.
        Я много чего вынесла из наших бесед. Кое-что даже употребила в работе, довнесла, так сказать, новую струю… Ну а чего? Комбинации и коллаборации - наше все. На повестке дня, так сказать, очень актуально. И смотрится достаточно свежо и неизбито.
        Под новым соусом любую старую фишку протащить можно.
        А у меня она - не старая!
        Так вот, о чем это я?
        А я о том, что Виталик мне неплохо объяснил разницу между хакером и инженером. И она, в первую очередь, в самом подходе.
        То, что хакер будет пытаться вскрыть изнутри, как крот, забурившись в систему, грамотный инженер вскроет снаружи.
        Был такой случай в его практике, когда на комп одного охренительно режимного объекта был поставлен невскрываемый пароль. Просто невскрываемый. По крайней мере, быстро. Потому что тот, кто к этому паролю имел доступ, внезапно исчез (я так поняла, помер), а свои ключи никому не передал. Или в последний момент умудрился подгадить и перепрограммировать… В это Виталя не углублялся. Суть в том, что комп был, вскрывать его надо было срочно, что-то там горело и плавилось в режиме нон-стоп, а вот пароля не было. И ни один из аккредитованных хакеров не смог ничего сделать.
        В итоге, пришел обычный инженер, кажется, еще советской закалки, в программу не полез, а поковырялся в железе и просто перебил заводские настройки. Комп признал его новым хозяином и пароль сам сдал. Там все было, на самом деле, довольно сложно, но суть такова.
        Не обязательно переть напрямую, когда можно влезть через жопу.
        Мне эта мысль запала сильно, и, рассказанная, как хохма, история долго вертелась в голове.
        У меня случается такое.
        Что-то, кажется, вообще ненужное, незначительное в мозг влетает и там крутится.
        И, в итоге, получается необычно.
        Вот так с моей работой будет, похоже.
        Сборная солянка, а сама идея - красивая. И оригинальная. Теперь главное: донести до начальства ее. Самой. Без передастов, жаждущих отхапать кусочек идеи.
        А то тоже знаем, плавали во всем этом дерьме.
        Работу я оформила, красивыми табличками дополнила, даже с цветовыми обозначениями заморочилась. И со слайдами! Ну а почему нет? Мало ли, какой будет случай? Случаи-то случаются разные, как в том бородатом анекдоте.
        Виталя мне в итоге и помог. Обмолвился, что Васильев сегодня просил его ноут глянуть, вечером.
        То есть, вечером он будет! Отлично!
        Я весь остаток дня провожу у компа, уже не скрываясь, шлифуя свою работу.
        Ну а что? Все, что Хохлов сказал сделать, я, как всегда, за два часа сделала. По основной работе в практику у меня нет и не может быть нареканий. А вот по дополнительной… Возможно, очень скоро я избавлюсь от нудных обязанностей секретарши (а то, что я сейчас делаю - явно секретарская работа, как еще только чай-кофе не заставили приносить?), и начну нормальную деятельность молодого специалиста. Подающего надежды.
        Короче говоря, распаляю я себя до невозможности.
        Даже Зубов на второй план уходит.
        Тем более, что ему там - самое место.
        За неделю даже не подошел ко мне, наглец. Значит, не так уж я ему и нужна. И Сонька не нужна.
        И это означает, что решение мое - со всех сторон правильное.
        Ну вот что за мужики такие пошли, скажите мне? Напор и сила - вот и вся стратегия. А мозги применить - уже тяжко.
        Причем, это я вообще не про Зубика. А так… Про общую массу.
        У меня сфера деятельности - исключительно мужская, потому много чего успела повидать.
        И чего-то картина безрадостная.
        На общем фоне становится понятно, что Машке, подруге моей единственной, очень сильно с мужем повезло. Ее Вадим столько усилий приложил, чтоб ее завоевать… Черт, это отдельной поэмы достойно. А я еще не все подробности знаю, так, в краткой версии.
        Но суть в том, что там были плохо преодолимые обстоятельства, которые Вадик преодолел с честью.
        Но таких мало, к сожалению.
        Конечно, у Вадика перед глазами пример его отца и всей его компании. Иногда смотрю на них и прямо жаль, что все заняты.
        Остается по-хорошему завидовать их женщинам и лишний раз находить подтверждение теории, что хороших мужиков разбирают еще щенками.
        Мысли о собственной грустной судьбе мелькают и пропадают, градус накала не снижая.
        Я сижу, полностью погруженная в работу, потому что в неожиданно понимаю, что надо бы чуть-чуть подправить… И упускаю момент, когда начальство появляется на пороге.
        В джинсах и пуловере, Васильев выглядит уже не безумным ученым, а вполне себе земным, нормальным мужиком.
        Он видит меня и удивленно здоровается.
        - Екатерина Михайловна, не ожидал вас здесь увидеть… Неужели, Семен Владимирович вас так сильно загружает?
        Вопрос риторический, потому что Васильев не останавливается. Проходит к себе. И вообще, выглядит человеком, случайно зашедшим на работу.
        Ноута у него, кстати, нет в руках, наверно, сначала к Витале на третий зашел, а потом сюда. Мог бы и не заходить, скорее всего. То есть, мне дико повезло!
        Катя, это - явно твой шанс! Вперед, Катя!
        - Евгений Федорович! - я скребусь в дверь кабинета, делаю умильную рожицу, - у меня есть вопрос, можно?
        - Да, Екатерина Михайловна, заходите.
        В отличие от своего младшего коллеги, Васильев со мной не фамильярничает, держится подчеркнуто вежливо и дистанцировано. И очень мне этим импонирует.
        - Я бы хотела с вами по поводу своей работы пообщаться…
        - А, той самой, по технологии ультра-твердых?
        То, что он помнит суть моей работы, невероятно вдохновляет.
        - Да! Вы знаете, у меня есть кое-какие исследования…
        - Так-так…
        - Да, я бы хотела вам их показать, просто, чтоб вы посоветовали мне, в верном направлении я двигаюсь? Я понимаю, что у вас, скорее всего, нет времени, но, может…
        - Ну почему же нет? Она у вас с собой?
        - Да…
        - Давайте. Только учтите, что с рабочего компьютера информация будет проверяться в любом случае… Не боитесь?
        - Нет! Буду рада!
        - Ну, тогда несите.
        - Что… - тут я теряюсь. Такого развития событий я даже в самых лучших своих мысленных сценариях не видела, - прямо сейчас?
        - Конечно, чего тянуть? Или у вас все на бумаге? Но ничего, разберусь.
        - Нет, у меня все в рабочем компьютере…
        - Пересылайте.
        Я бегу к себе, мгновенно перекидываю материалы на почту руководителю. Там, конечно, далеко не все, основная часть у меня на домашней машине, а здесь только результаты. Я их специально утром сегодня переслала себе на рабочую почту. Словно чувствовала, что пригодится.
        И вот! Интуиция не подвела! Снова!
        Мы с Васильевым сидим примерно минут пятнадцать молча, пока он изучает то, что я прислала. А потом я еще минут пятнадцать отвечаю на его вопросы. И вопросы эти… Ух! С меня семь потов сходит! Я так на защитах курсовых не нервничала! И, чувствую, дипломная после такого будет плевым делом!
        После того, как я, как мне кажется, толково и логично поясняю нюансы, Васильев еще минут десять сидит, что-то сосредоточенно изучая в моей работе.
        Делает пометки прямо по ходу изучения, что-то пересчитывает. Хмыкает. Опять пересчитывает.
        Потом откатывается в кресле от стола, смотрит на меня, разглядывает так, словно в первый раз видит.
        Так. Сейчас будет беседа. Так. Я собираюсь снова. И до этого-то не расслаблялась, а сейчас, чувствую, надо вообще все резервы собрать.
        - Катя… Могу вас так называть?
        Киваю.
        - Катя… У вас, помимо того, что представлено здесь, имеются еще расчеты, так?
        - Да.
        - И они, судя по тому, что я сейчас перепроверил, верные?
        - Да.
        - А кто еще с вами работал в этой теме? Ваш руководитель? Его идея?
        - Нет. Только я. Эта тема меня давно интересовала, я специально изучала… Переводила статьи, доклады участников Сиднейского форума…
        - Интересно… И давно вы работаете в этом направлении?
        - Уже два года.
        - И до сих пор никому не показывали… этого?
        - Нет… Только вам, когда работу прислала до начала практики. И там немного другое, малая часть…
        - Вот как? - он оживляется еще больше, - а основное у вас, как я понимаю, не здесь?
        - Нет.
        - Хорошо… - он барабанит пальцами по столу, разглядывает меня уже без удивления, а с напряжением, обдумывает что-то. Я терпеливо жду. Маска сладкой дурочки, казалось, прилипшая ко мне навечно, давно сползла. И теперь я не шифруюсь.
        Смотрю спокойно, отвечаю кратко. Без хлопаний ресничками и красных щечек.
        Карты раскрыты, чего уж там. Терять явно нечего.
        - Так, Катя… - наконец, начинает говорить Васильев, - первое: я бы хотел, с вашего разрешения, конечно же, взглянуть на ваши вычисления. Есть у меня ощущение, что они у вас довольно… э-э-э… нестандартны. После я бы хотел пригласить вас, опять же, если вы в этом будете заинтересованы, на другой участок работы. Это секретная разработка, инновационная, потому у всех специальный допуск. Подумайте, прежде чем соглашаться. Это - иной уровень и определенная… несвобода, я бы сказал. То есть, присоединившись к моей группе, вы будете полностью зависеть от государства. Ну и все соответствующие минусы тоже будут. То есть, строгая секретность, невыездность, проверки, гласные и негласные, и прочее… Но вы, судя по вашему поведению, изначально знали, куда идете. И все же… Подумайте. Я вас не вербую, я с вами разговариваю, просто по-отечески, можно сказать. Вы мне в проекте нужны. Если вы и во всем остальном так мыслите, то это, по крайней мере, нестандартно… И свежо. И, возможно, что… Короче говоря, думайте, Катя.
        - Мне нечего думать. Я согласна.
        Новая деятельность
        - Коллеги, это Екатерина Михайловна, мой новый ассистент, - кратко представляет меня Васильев троим серьезным мужикам, одетым в спецкостюмы для нахождения в стерильных помещениях. Я и сама в таком же виде, так что только киваю и продолжаю слушать Васильева.
        Он - мой проводник здесь и единственный теперь начальник.
        Удивительно быстро все происходит, стоит только решиться на перемены в своей жизни. Собственно, я уже давно на них решилась, иначе бы меня здесь просто не было.
        Васильев зря пытался позавчера вечером напугать меня условиями работы и степенью секретности.
        Я прекрасно отдаю себе отчет в том, куда иду и во что вляпываюсь. Еще в самом начале, когда только выбирала специализацию на третьем курсе универа, была мысль пойти по более легкому пути, гражданскую химию. Ну а что? Выйду специалистом узкого профиля, буду работать где-нибудь на предприятии… Всю жизнь делать одно и то же, по сути.
        Но к тому моменту меня уже увлекла тема, которую я и раскрутила в преддипломную работу, позволившую мне попасть сюда.
        И теперь мне предлагают проект, интересный и инновационный! Да какого хрена?
        Пусть секретность, это даже хорошо. Гарантированно не останусь без работы, мой ребенок получит льготы для сада и школы… Здесь, в Москве, с этим полный порядок. И уровень другой.
        Нет, я даже не раздумывала.
        Васильев не стал меня тиранить и требовать тридцать три подскока, как Морозко в той сказке: «Холодно ли тебе, девица».
        Отправил домой, с приказом подготовить все материалы, что у меня есть, и завтра с утра явиться прямо к нему, в соседний корпус, по спецпропуску. Там отныне у меня было место прохождения практики. И предупредил, что день потребуется на утрясание формальностей, на дополнительную сдачу медкомиссии, сбор документов для допуска. Ну и еще меня ждет веселье в виде доппроверок, я так понимаю, вплоть до десятого колена. Но тут я особо не беспокоилась. Биография у меня хорошая, рабоче-крестьянская, прозрачная полностью.
        Про отца Соньки я даже умудрилась в свое время кинуть инфу всем, разевающим рты, что это - мой первый парень, который уехал потом в Москву на заработки.
        Единственное темное пятно в моей кристальной биографии - Зубов. Но про него, очень надеюсь, никто не узнает. То, что он - отец моего ребенка, в курсе только Машка и Вадим. А они точно не сдадут.
        В итоге, вчерашний день у меня прошел на позитиве и веселье. В кабинете при лаборатории я никого, кроме Васильева, не видела, мы занимательно провели вместе полдня, изучая мою работу.
        Причем, сам Васильев, естественно, ни слова не обронил про особенности того проекта, где мне предстоит трудиться. Это было понятно. Пока нет допуска и полной проверки, никакой информации.
        Но времени бы все равно не хватило, потому что Васильев указал мне на несколько несоответствий, а потом я еще неправильно применила формулу, потому что брала информацию из устаревших (как оказалось, сюрприз-сюрприз!) справочников…
        Короче говоря, занята я была по самое «не балуйся».
        И вечером - тоже. Хотя теперь не имела права заниматься своей работой на домашнем ноуте. Потому что, как пояснил Васильев, кое-какие части ее уйдут в проект… И мое имя будет среди разработчиков!
        Это… Это ух! Поймет только тот, кто в этом варится, насколько крутое развитие событий!
        Я летела домой, ног не чувствуя. И вообще ни о чем не думала!
        Пришла, поболтала по видеосвязи с дочкой и Машкой. Ту, в первую очередь, интересовало, как там ведет себя Зубик и не надо ли приехать. Сделать ему профилактический анальный втык.
        А я буквально обалдела, осознав, что вспомнила о нем впервые за два дня… Черт! Это было хорошо! Очень хорошо! Похоже, я излечиваюсь!
        Ну, к тому же, я и не видела его все это время… И теперь вообще буду редко видеть. В другом корпусе же работаю теперь.
        Я и Хохлова, кстати, не видела эти два дня, хотя из-за него особо не переживала. Ну как он может мне в такой ситуации подгадить? Украсть результаты моих исследований? Да не смешите. Их уже Васильев изучил все. Что-то наговорить про меня самому Васильеву? Ну, я бы послушала, учитывая, опять же, то, с каким вниманием руководитель изучал мою работу. Это, кстати, так льстило!
        Все не просто так было, значит!
        Не просто так я у мамы такая умная выросла!
        И вот теперь - первый мой рабочий день в новом качестве.
        Васильев возится со мной. Я прекрасно понимаю, насколько дорого его время, потому что, судя по всему, у ведущего химика отдела строения вещества еще парочка проектов имеется, причем, напрямую завязанных на оборонку. Тем не менее, уделяет мне столько своего внимания. Сколько необходимо для быстрого вливания в работу.
        А я готова! Потому что этот проект… Это что-то нереальное. И нет, он не оборонный.
        Я начинаю знакомиться с документацией, изучать результаты исследований…
        И понимаю, насколько я со своей работой тут в тему.
        Эта лаборатория занимается, если по простому, поисками путей повышения стабильности недавно открытых новых материалов для солнечной энергетики.
        А моя работа связана с гибридными перовскитами. Прямо - шар в лузу!
        Это новое направление, такой охренительный коктейль из химии, материаловедения, физики и еще парочки смежных направлений. Я искала баланс между ними, потому что понимала, что в каждом есть то, что можно взять для увеличения значений эффективности. Конечно, пока о практическом применении говорить рано, но это, блин, не за горами! И наша страна - впереди планеты всей!
        И я! Я - впереди планеты всей! Офигеть!!!
        Представляю, как удивился Васильев, когда я к нему сунулась со своими разработками!
        Такие совпадения нереальные!
        Но это лишь еще раз доказывает, что все в мире движется по определенному шаблону.
        И часто одни и те же открытия совершаются совершенно разными людьми, никогда не общавшимися друг с другом, в одно и то же время.
        Взять хотя бы одно из самых известных открытий восемнадцатого века.
        Кислород одновременно открыли Шееле, Пристли и Лавуазье. Причем, практически в одно время и независимо друг от друга.
        Такое часто бывает, вся эволюционная система готовит к тому, что в ближайшее время что-то может произойти. Ученые, изучающие один и тот же вопрос, могут прийти к одним и тем же заключениям…
        И вот со мной так же случилось.
        Мне никто не помогал. Я сама заинтересовалась этой коллаборацией, сама пришла к выводу о такой возможности… Ну и потом полезла смотреть, что уже есть на эту тему.
        И, после перевода докладов участников Сиднейской конференции, поняла, насколько это ново и интересно. И, практически, не изучено.
        А я, как уже, наверно, понятно, люблю вызов. Во всем.
        Вот и впряглась.
        И теперь, работая рядом с людьми, которые в теме настолько, насколько это вообще реально, я испытываю невероятный подъем, удовольствие, сродни оргазму.
        А, может, и лучше.
        Весь остаток рабочего дня я таскаюсь за Васильевым и вникаю в особенности проекта. С завтрашнего дня уже буду пробовать самостоятельную работу.
        Кайф. Какой кайф!
        Вечером опять общаюсь с Машкой, смотрю на своего котенка, и чего-то даже плачу от умиления. И от того, как сильно скучаю.
        - Мама, ты почему плачешь? - Сонька смотрит строго, морщит бровки.
        - Это я от радости, что тебя вижу.
        - От радости люди смеются. А ты плачешь. Плакать плохо.
        - Все, больше не буду.
        Господи, какая она командирша у меня. Вся в папу…
        Машка торопливо переводит разговор на что-то нейтральное. Мы болтаем, а я, наконец-то обретя способность замечать очевидное, замечаю, что она бледновата.
        - Да, фигня, - отмахивается Машка, - на тренировке сегодня прыгнула неудачно.
        - Ты - дура? - вот теперь я волнуюсь, - ты в курсе, что тебе нельзя прыгать?
        - Я чуть-чуть…
        - Вадим в курсе?
        - Нет, ты что! И не вздумай! Он меня к кровати привяжет!
        - Еще раз на трене прыгнешь, сдам тебя твоему хищнику, как стеклотару, - мстительно обещаю я, Машка называет предательницей, дует губы и прощается торопливо.
        А я, немного попереживав за подругу и решив в следующий сеанс видеосвязи провести серьезную профилактическую беседу, валюсь на кровать.
        День был насыщенным, тяжелым таким…
        Надо спать…
        Тренькает телефон.
        «Спишь?»
        Ночные покатушки
        «Спишь?»
        Ну конечно нет! Конечно! О тебе думаю!
        Абонент с говорящим именем «Зуб», видно, отошел от шока, а может, придумал, что мне сказать… Умное. И вот. Говорит.
        Оригинальный мужчина.
        Я ловлю себя на некотором превосходстве в мыслях и поражаюсь этому обстоятельству.
        Ну надо же, я еще нифига не Нобелевский лауреат, а гонора-то… Хотя, будем уж откровенными, и Зубик у нас - не гигант мысли. У него, для равновесия и гармонии, другие гигантские органы имеются…
        «Не спишь»
        Вот как? То есть, мы уверены, что я не сплю все же. Хотя, если б уснула, то уже бы проснулась от вибрации телефона. Так что да, в логике не откажешь мужчине. В такте - запросто откажешь, а вот в логике…
        «Выходи гулять»
        «А Катя выйдет?», - сразу вспоминается заунывный голос моего приятеля по детским играм, деревенского мальчишки, постоянно отвлекающего меня от уроков и вытаскивающего на улицу.
        Не отвечаю. Пялюсь на экран, пытаясь придумать линию поведения. Правильную.
        Потому что у меня налицо диссонанс между «хочется» и «надо».
        Надо отключить телефон и лечь спать. Завтра напряженный день. Я буду одна, без постоянного патронажа Васильева, и потребуется все внимание, все силы… Потому да. Просто отключить телефон и спать.
        Хочется вскочить и выбежать на улицу. На мгновение почувствовать себя маленькой девочкой, которую приятель избавляет от скучных уроков.
        И будет она сейчас, вместо того, чтоб математику учить, бегать с веселым мальчиком по улице…
        Ощущение чего-то странного, непонятного.
        То ли потому, что я на подъеме сейчас, и все видится в розовом свете, то ли потому, что все это время подспудно ждала, очень ждала его реакции. И не той, которую он демонстрировал.
        А другой…
        Неужели мне все-таки хочется, чтоб Зуб… Что сделал? Был рядом? Но это невозможно. И вполне логичные причины этого невозможного… Но тогда что? Что?
        «Выходи. У меня есть мороженое»
        Черт!
        «И клубника»
        Черт!!!
        Последнее «черт» я уже произношу про себя в коридоре, торопливо захлопывая дверь… И тут же попадая в знакомые каменные объятия.
        Зубов верен себе. Он не ждет меня в машине, полагаясь на волю судьбы и мою волю, а просто, нахрапом берет то, что ему нужно.
        Он одной рукой держит меня на весу, перехватывая в районе талии, а второй торопливо засовывает телефон в карман. Для того, чтоб освободить ее и всласть полапать меня за задницу.
        - А где клубника? - шепчу я, не сводя взгляда с его спокойного лица. Не могу оторваться. Ведь, вроде, и не в канонах он классической красоты, а такой… Привлекательный. Невозможно не смотреть!
        - В машине. Пошли. - Так же, шепотом, отвечает он, стискивая меня сильнее, должно быть, на тот случай, если я только из-за клубники и выперлась в подъезд. И теперь, не увидев ее, быстренько отмотаю все назад.
        Но я только обхватываю его за шею руками и за бедра ногами, устраиваюсь поудобней и кладу голову на плечо. От него пахнет мужским парфюмом, чистым телом, и, почему-то, чем-то цветочным.
        Странное сочетание, но мне нравится.
        Сегодня я однозначно выбираю «хочется». И пошло оно все к черту!
        Пока Зубов несет меня по лестнице вниз, я успеваю надышаться им до одури, до плывущего сознания и понять, насколько я скучала все это время. Прятала в себе, переключалась на работу, сублимировала, можно сказать…
        А вот реально, нет-нет, да и думала о нем, таком глупом и мало выносимом мужчине, послушно переставшем постоянно попадаться на моем пути, послушно отошедшем в сторону по первому требованию…
        Дурак какой…
        В машине обнаруживается мороженое в розовом ведерке и огромный букет невероятно пахучих роз.
        Он гордо лежит на заднем сиденье, полностью сдавая своего владельца. То есть, мы офигеть как уверены в том, что я соглашусь. Розы купили, мороженое купили, клубнику купили.
        Наглец. Невероятный просто.
        Поднимаю бровь, никак не комментируя нахождение цветов в машине. Зубов скалится, пристегивает меня, сует в руки мороженое и клубнику в лотке на колени.
        - Погнали, Клубничка.
        И мы гоним. По городу, вечернему, темному весной, потому что снег тает, уже не отражая свет, и только центральные улицы залиты иллюминацией.
        Но мы едем прочь из города, вернее, не прочь, но явно куда-то в спальные районы.
        Я ем клубнику, мороженое, смотрю по сторонам и получаю феерическое удовольствие от происходящего.
        Не знаю, как так получилось, не знаю, каким богам молился сегодня Зубик, чтоб так попасть мне под настроение…
        Но это происходит.
        Он попадает под настроение, я расслабляюсь.
        Напряг этих трех дней, да что там трех дней! Этой недели, начиная с того момента, когда я честно заявила отцу своей дочери, что не вижу его в нашей с ней жизни, пропадает. Хоть ненадолго. Потому что я отдаю себе отчет, что ничего не решается, все виснет в воздухе…
        Но пусть повисит.
        А я пока что покатаюсь.
        Мы тормозим у какого-то темного парка. Я с недоумением смотрю в ограду, голый черный кустарник, перевожу взгляд на Зубова:
        - Зубов, ты меня пугаешь… Только не говори, что ты - маньяк, приманивающий девушек на мороженое и клубнику…
        - Маньяк, - спокойно соглашается Зубов, - вот только такой… Узконаправленный.
        - Это как? - заинтересованно уточняю я.
        - Это значит, только на клубничку встает.
        Он выходит из машины, через мгновение открывает заднюю дверь, вытаскивает цветы, затем подает мне руку.
        - Бери мороженое и клубнику, они нам пригодятся сегодня, - спокойно и уверенно командует он.
        Я подчиняюсь, бормоча чуть слышно:
        - Клубника, мороженое, цветы… темный лес… Зубов, а ты уверен, что ты просто маньяк, а не маньяк-извращенец?
        - Одно другому не мешает, - подмигивает он неожиданно хулигански, - а только помогает. Пошли, Клубничка.
        Я послушно вкладываю пальцы в его ладонь, и мы идем по узкой асфальтированной дороге сквозь темноту кустов. Идем-идем… И неожиданно выходим прямо к высотке. Совершенно, кстати, незаметной с того места, где мы припарковались.
        - Зубов… - тяну я нарочито разочарованно, - а я думала, ты меня впечатлить хочешь… Место необычное для свидания…
        - Настоящий мужчина впечатляет не местом, - смеется он, настойчиво подталкивая меня к входу в подъезд.
        - Покатушки обещал… - все еще ломаюсь я, с удовольствием ощущая, как волна предвкушения лупит по всему телу, одновременно расслабляя и тонизируя.
        - Обещал, значит будет, - заверяет Зубов, захлопывая за мной подъездную дверь и окончательно ставя точку в моем мнимом сопротивлении.
        Мы поднимаемся в лифте, Зубов с цветами, я - с едой, смотрим друг на друга, наверно, впервые вот так. Пристально. С полным понимаем того, что будет дальше. Осознанием и принятием.
        Куда-нибудь это приведет, ведь так?
        А из нашего окна…
        Клубничка лежит на животе, выпятив упругую попку, едва прикрытую покрывалом, и разглядывает вид из окна.
        У нас неожиданно образовалась пауза между подходами к снаряду, я уполз в кухонную зону готовить кофе с каплей коньяка, а она… Она осталась лежать на основательно разворошенной кровати, стоящей как раз рядом с огромным панорамным окном.
        Окно и вид из него - единственные достоинства этой халупы. Ради них можно и высокий этаж потерпеть, хотя я ненавижу высоту. Не боюсь, нет, мне с моей работой такие фобии противопоказаны, но вполне реально опасаюсь. И не люблю рисковать зазря. А на такой высоте даже выход на балкон может быть смертельным. Особенно, учитывая, как сейчас строят…
        Хорошо, что здесь балкона нет.
        А окна… Ну пусть. У меня блэкаут есть.
        Сейчас в комнате полумрак, горит только подсветка в кухонной зоне. Да Москва за окнами.
        Отблески разноцветных огней лежат на гладкой коже Клубнички, вырисовывая все нереально вкусные изгибы. Я сегодня постарался, полностью их исследовал, отдавая себе отчет, что больше, возможно, мне никто и не даст.
        Клубничка - девочка с характером. Не сахарным. Взбрыкнет - и все. Никакого сладкого, ни на ночь, ни на день… Ни вообще.
        Сегодня мне удивительно свезло, сам еще не понимаю, почему. Не анализировал причины, времени не было.
        Мысль, что мне дали за розы и клубнику - даже в голове не образовывается. Бред потому что. Катя - вообще не про это.
        Просто так случилось. Просто попал под настрой…
        А, может, совпало у нас что-то. Биоритмы, мать их. Мои настроились на ее. Или наоборот.
        Всю неделю мне мощно рвало башню, особенно, учитывая, что сам себя искусственно ограничивал, не заглядывал в ее кабинет, не слушал ничего и специально находил себе занятия на других объектах, чтоб не видеть, как она приходит и выходит с работы.
        Ну и доограничивался.
        Когда поступил запрос от Васильева на полную проверку Клубнички, сначала мысли самые херовые в голову полезли. Ну, профдеформация, куда от нее денешься? Раз руководитель лабы интересуется одним из практикантов, значит, есть подозрения…
        Но затем, запустив привычную процедуру, начал аккуратно выяснять причины… И охерел во второй раз.
        Потому что Клубничку брали в проект. Полностью, мать его, засекреченный. И, причем, именно тот, откуда уже пытались слить информацию наиболее вероятным противникам…
        Слив был отслежен. Ну и мне работенка подвалила именно поэтому.
        Ведь заказчика выявили. А вот исполнителя - нифига. Те, кто ходил и ходит под подозрением, кристально чистые. Проверяется все, полностью, вплоть до десятого колена и детсадовского соседства на горшках. Пока никто и ничего.
        Первый слив был ничтожным, утекло только общее, концепт, так сказать. Я так понимаю, тот, кто это сделал, знатно набил цену. А вот последующие сливы должны быть уже предметными.
        И нам кровь из носу необходимо их выявить. Причем, не просто так, а с доказательствами.
        Усложняется все еще и тем, что объекты - ни разу не простые госслужащие, а чертовы, мать их, гении. И, вполне вероятно, что компьютерные в том числе. Сложно искать то, о чем понятия не имеешь, в чем не разбираешься. Только технически можно попытаться, физически перекрыв все доступы и навесив хвост за всеми. Но хвосты тоже могут лажать. И часто именно это и делают.
        А штатный хакер, держащий палец на мышке, тоже не робот. И он, к сожалению, у нас один. Мало компьютерных гениев идет в контору. Только те, кто умудрился грязным бельишком засветить, да так, что их поймали. И у них теперь, у бедолаг, выбора нет, только родине служить…
        Короче говоря, то, что мою девочку берут в такой проект, стало дикой неожиданностью.
        Я ее, конечно, проверил, все, как положено, а, учитывая, что уже это все делал, результаты проверки были скорыми.
        Клубничка умотала работать в другой корпус, а я, немного придя в себя, все же осторожно попробовал выяснить, какого, собственно, хера?
        С самим Васильевым мы общались нормально, потому мой вопрос о пополнении в рядах лаборантов он воспринял спокойно. И даже с энтузиазмом, вкратце рассказав мне причины своей внезапной любви к практикантке.
        По его словам выходило, что моя Клубничка - не то, что чертов гений, но охереть, какая способная девочка. И ее работа как-то там очень удачно совпала гранями, и дополнила, и улучшила, и углубила… Ну и так далее, я потерял нить рассуждений уже на третьем предложении и все оставшееся время только усиленно изображал понимание.
        Мне и не надо было вникать в суть гениальности Клубнички. Достаточно просто осознания, что девчонка теперь, благодаря своей работе, глубоко в системе. И система ее пережует и выплюнет. Мне ли не знать.
        Но сделать я уже ничего не мог, махина была запущена, информация по талантливой практикантке ушла на самый верх и была одобрена. Мне оставалось только утереться.
        Я не особо сталкивался до этого с учеными, а потому не знал, как работают в секретных проектах, но, если проводить аналогию, то получалось, что Клубничке теперь выхода назад нет.
        А мне - хода к ней нет.
        Если узнают, что у меня с ней была связь, да еще и есть общий ребенок, то запросто решат вопрос жестко. Я поеду в далекую жаркую страну, яйца палить, а Клубничку… Клубничку возьмут на карандаш. И будут отслеживать ее связи по полной программе.
        Конечно, у нас свобода воли и выбора, и вся прочая лабуда, но не тогда, когда дело идет об интересах государства. Раньше меня все устраивало. Сейчас… Нихера.
        Короче говоря, я, так и не придумав, что делать, о чем говорить с женщиной, растящей моего ребенка, не выдержал и просто пошел напролом. Ва-банк.
        Ну а чего?
        Пока есть вариант контролировать поток информации по Клубничке и ее связям, я буду этим пользоваться. Отправит она меня - ну пусть. Зато я буду знать, что испробовал и этот путь. И думать над следующим.
        Но, бляха муха! Клубничка! Нахрена ты так вперлась???
        Розы я купил в последний момент. Просто мимо цветочной лавки проезжал, что-то торкнуло. А так планировал обойтись мороженым и клубникой. И вообще планировал ее на растерянности взять.
        Потому отправил парочку смс и рванул наверх.
        А она - сюрприз! - мне навстречу!
        Я поймал ее на лету буквально, сердце так радостно в горле застучало, прям умилительно-восторженно, мать его!
        Она бежала ко мне! Она правда бежала ко мне!
        Не скрою, я хотел сначала поговорить. Она знает, кто я, потому вполне могла быть со мной откровенна насчет работы. И вполне могла внять моим предупреждениям, пусть и запоздалым.
        Но она все похерила, как всегда, все мои правильные мысли и планы к чертям улетели.
        Теперь я думал только о том, чтоб ее быстрее в кровать затащить.
        Не тем мозгом, короче, думал.
        И решил, что нефиг нам назад возвращаться, палиться перед ее соседями, и повёз к себе.
        А, чтоб сразу не обрадовалась, повез кругами. Ну а чего? Сюрприз же надо сделать женщине?
        Ну вот и сделал.
        В лифте вел себя, как пай-мальчик, цветы эти гребанные держал.
        И смотрел, как моя Клубничка обхватывает своими пальчиками лоток с клубничкой. И вспоминал, насколько эротично она ее ела, совсем недавно, в машине.
        И думал, что губы у нее наверняка клубничные.
        Сходил с ума от аромата, но это уже было привычно…
        В квартиру тоже пропустил ее вперед. Я же, мать его, джентльмен сегодня!
        А затем…
        Она обернулась ко мне, подняла темный взгляд, и оказалось… Оказалось, что не один я пытался быть джентльменом. Она тоже строила из себя леди. И сейчас эта леди дико хотела трахаться.
        И кто я такой, чтоб заставлять даму ждать?
        Розы полетели на пол, очень символично, к ее ногам, туда же упал лоток с мороженым и клубникой, а Катя оказалась в моих лапах настолько быстро, что только охнуть успела.
        Ее губы и в самом деле были клубничными, и сейчас даже больше, чем когда-либо.
        Этот вкус сводил с ума, воскрешая в голове сцены нашей с ней первой близости, когда я дурел, отключал мозг и не мог тормознуть.
        Сейчас все повторялось.
        С ней каждый раз - до отключения мозга.
        Клубничная беда моя, внезапно вставшая на пути и лишившая разума.
        Я не мог контролировать силу рук, вжимал ее в себя, целовал до одури, до полуобморочного состояния, и остановиться не мог. Казалось, никогда не удастся насытиться этим вкусом.
        Оказывается, я все это время, всю эту гребанную неделю словно в анабиозе жил.
        И только теперь - рывком - из него выдрался.
        Розы жалобно трещали под ботинками, когда я нес Катю к кровати.
        - Клубника… - она оторвалась от меня на полсекунды, глядя возбужденно и немного пьяно.
        - Похер, потом еще закажу, - я уже донес ее до кровати, рывком содрал джинсы вместе с бельем, притормозил на мгновение, жадно разглядывая свое сокровище. Сверху Катя была одета, футболка и куртка, внизу - голенькая. Волосы - волнами по покрывалу. Кайф.
        - Прости, Клубничка, сейчас будет быстро, - честно предупредил я, расчехляя джинсы и поспешно раздирая зубами упаковку презерватива. Катя смотрела на мою мгновенную, круче, чем у пожарных, подготовку, и зрачки у нее расширялись, полностью заполняя собой радужку. - Потом покатаемся.
        С этими словами, я просто дернул ее за ноги к себе и, под громкий вскрик, ворвался в податливую тесноту, на миг зажмуриваясь, чтоб не кончить тут же. Потому что есть разница между быстро и мгновенно. И именно на ней держится вся мужская гордость, чтоб вы знали.
        Катя, несмотря на то, что я ее не готовил вообще, была мокрой и гостеприимной.
        Зажмурившись на миг, чтоб немного прийти в себя и не опозориться еще больше, чем уже успел, я выдохнул, качнулся пару раз на пробу, входя и выходя, встал на колени на кровати, подхватил под ягодицы свою сладкую Клубничку, умостил ее ноги на плечах. И двинулся, сразу сильно и во всю длину, не отводя бешеного внимательного взгляда от ее горящих глаз.
        Катю сразу стало мотать по кровати, потому что по сравнению со мной, она - реально тростинка, а сдерживаться и быть нежнее я в тот момент не мог совершенно.
        Она смотрела то в глаза мне, то опускала взгляд ниже, туда, где без остановки, только набирая обороты, все сильнее двигался член, тихо постанывала на каждый мой толчок и прикусывала нижнюю губу.
        Выглядела при этом нереально горячо: полуодетая, раскрасневшаяся, с горящими глазами, разметавшимися по постели волосами. И руками, закинутыми за голову. Клубничка выгибалась в пояснице, ломко и изящно, пытаясь подмахивать, но я не позволял, потом будет своевольничать. Я ее, возможно, даже на себя посажу. Обещал же покатать…
        А пока что у нас не секс. Не скачки.
        Пока что у нас просто дикое насыщение друг другом.
        В темном окне отражались наши с ней фигуры: моя, темная, мрачная, полностью одетая, и ее - прогиб в пояснице, бледно очерченное лицо, белые ноги, беспомощно вздрагивающие на моих плечах. Сука, настолько это возбуждало, что я начал смотреть еще и туда. На наши сплетенные в стекле оттиски.
        - Еще, - неожиданно громко приказала Катя и требовательно сжала меня ногами снаружи и собою внутри, - еще, да, еще, еще, еще!
        Мало тебе? Ненасытная Клубничка! Кто научил тебя этому? Кто научил такой кайф от секса получать, мужиком в постели командовать?
        Кто бы это ни был, я - переучу. На новую степень возведу. Чтоб после меня… Сука, не будет никого после меня! Не будет!
        Я зарычал, упал на нее, фиксируя руки над головой, жадно впился в раскрытый в стоне рот, прекрасно осознавая, что при такой резкой смене положений ей, наверняка, болезненно. Но просчитался. Ей было сладко.
        Клубничка сжала сильнее меня, везде, и застонала еще громче:
        - Да, да-да-да! Так! Да! Еще!!!
        А потом ее затрясло в оргазме, да так сильно, что меня утянуло следом буквально за сотые доли мгновения.
        И это было… Нет, не освобождение. Это был взрыв.
        Крупный. Но не единственный. Просто нас слегка контузило взрывной волной…
        Но ничего.
        Время прийти в себя еще есть.
        В конце концов, мы же только начали…
        Площадь Красная…
        Клубника, привезенная курьером взамен безвременно почившей у порога зубовского логова, куда он сегодня так удачно сманил наивную Клубничку, довольно безвкусная.
        Не сравнить с нашей, летней, пропахшей солнцем и теплом.
        Но выглядит красиво. Сочно так.
        Макаю ее в сливки, облизываю ягоду, опять макаю и только потом надкусываю. Так, по крайней мере, приятно.
        Зубов умотал в душ, а я валяюсь на его кровати и смотрю на ночную Москву.
        Мыслей в голове никаких не появилось с момента, как попала в его руки на пороге своего временного жилья и до сих пор.
        Это называется «качественный секс». Правда, Машка называет грубее, но я так не умею. Потому качественный секс, а не… Будем эстетами, да?
        В конце концов, без пяти минут ученые… Без десяти - Нобелевские лауреаты…
        Ах, жизнь-то налаживается!
        По крайней мере, в эту, конкретную минуту.
        Тело мое, измученное, исцелованное, истисканное до безумия, ноет в разных местах с разной степенью интенсивности, и я от этого получаю удовольствие.
        От этого, от вида за окном, где Площадь Красная видна, и даже от безвкусной клубники с искусственными взбитыми сливками из баллончика.
        Мой Зубов работает, как качественный антидепрессант и успокаивающе-возбуждающее средство… Отлично просто. Буду так к нему и относиться.
        А то, чуть стоит задуматься о дальнейшем, и сразу настроение портится.
        Потому задумываться не будем.
        Будем лечиться.
        Москва мигает огнями, столько всего, все такое праздничное, даже в темном мартовском небе безумно красивое.
        У Зубова нет штор, вернее, они, наверно, есть, но сейчас все раскрыто. Окна огромные, темные, и в отражении видно меня, прямо во всех деталях.
        Голую, всклокоченную, валяющуюся на пузе, качающую ногами и поедающую клубнику.
        Стараюсь оценить себя беспристрастно, с точки зрения мужчины.
        И признаю, что я - вполне ничего себе.
        Есть на что залипнуть.
        Перекидываю волосы на бок, чтоб открыть изгиб спины, чуть приподнимаю бедра… Ничего так… Можно даже моделью подрабатывать…
        Вообще, я себя никогда с такой точки зрения не рассматривала.
        В деревне у мамы особо не до рассмотрений, я там впахивала больше. Потом, в городе, сразу попала под влияние тогдашней подружки Лолы. И моментально оказалась в классической позиции «страшненькой подружки». Лола - шикарная блондинка с грудью, ногами и кудрями, притягивала все мужское внимание. А я так, рядышком прыгала.
        Прыгала-прыгала… Пока на Зубова не наткнулась.
        И не поняла, чего я хочу на самом деле.
        И, вот честно, в тот момент даже не думала о том, почему он повелся. Предполагала, что из-за моей наглости беспримерной. Редко какая девочка может вот так, прийти к взрослому мужику домой и положить его лапу себе на промежность.
        Я умудрилась.
        Ну и потом… Потом я не думала вообще.
        А, когда начала голову включать, как-то все тоже не про то.
        Беременность, роды, Сонька, учеба, работа… Меня периодически кто-то куда-то приглашал, кто-то что-то хотел от меня.
        Но мне было категорически не до того.
        Я знала, что не уродка, что вполне себе няша-милаша. И научилась этим пользоваться. Мужской мир жесток, в нем нужно уметь быть верткой рыбкой…
        Я и была. Делая ставку больше на неожиданность и контраст между внешностью и мозгами.
        Но все же, ничего такого особенного в себе не видела никогда.
        А сейчас, рассматривая себя в темном стекле, на фоне помаргивающей огнями столицы, думаю, что я - очень ничего. И что Зубов не просто так повелся тогда, несколько лет назад. Не потому, что я инициативу проявила…
        Думать про это невероятно приятно, так же, как и погружаться в сладкое состояние безвременья, словно нет этих лет, трудных и насыщенных, а есть я - прошлая, девчонка восемнадцатилетняя, влюбленная, как кошка…
        Я макаю клубнику в сливки, мажу на губы… Прикольно…
        - Прикольно, - эхом моим мыслям звучит хриплый голос от двери.
        Я немного разворачиваюсь, прикидывая, сколько Зубов уже так стоит. И смотрит на меня.
        Интересно, видел, как я задницей елозила?
        Если брать в расчет непроницаемое выражение Зубовской физиономии… И его подрагивающие ноздри… Однозначно, видел…
        Я не смущаюсь, глупо смущаться после всего, что он со мной тут делал, облизываю клубничину, затем губы и немного прогибаюсь в пояснице. Чуть-чуть, еле заметно. Но, судя по шарящему взгляду, впечатляюще.
        - Клубнички хочешь? - спрашиваю нейтрально, а внутри все замирает. Как он действует на меня все же, удивительно просто. Словно кошка извиваюсь тут. Стыд, позор. И кайф.
        - Хочу, - он отбрасывает полотенце, и становится вполне очевидно, что не обманывает. Хочет. И прям сильно.
        Но я продолжаю играть дурочку, это так приятно… Иногда.
        - Вот, в сливках вкуснее… - и протягиваю ему клубничину.
        - Согласен.
        Он наклоняется, прихватывает губами из моих пальцев ягоду, мягко проводя языком по подушечкам, а затем легко скользит назад, за мою спину, прихватив по пути баллончик со сливками.
        Ой… Мы поиграем?
        Удивленно выгибаю спинку, оглядываюсь на Зубова через плечо.
        И в очередной раз не могу отказать себе в удовольствии рассматривать его.
        Он такой сильный, такой большой… Красивый, какой красивый! Ему возраст только к лицу.
        Зубов и четыре с половиной года назад был брутален до безумия, а сейчас вообще глаз не оторвать.
        Мышцы перекатываются на груди и руках, двигается лениво и небрежно, не красуясь. Ему не требуется этого. И без того завораживает.
        Татуировки на руках словно живые…
        И взгляд дикий.
        Безумный.
        Звериный.
        Этот зверь сейчас будет со мной играть… М-м-м… Столько удовольствия - и мне одной…
        - Клубника со сливками - мое самое любимое блюдо, - хрипит он и шипит баллончиком, нанося мне на спину невесомый узор из взбитых сливок. От шеи до копчика.
        А затем проводит языком по сливочному следу. Урча при этом, как большой кот.
        А я только ежусь счастливо, кожа вся мурашками покрывается от удовольствия. Его губы на контрасте со сливками твердые и горячие. Настойчивые такие. Жадные.
        Руки скользят параллельно с губами, отслеживают изгибы спины до талии и ниже… Ой… Кайф…
        Я разве что не мурлычу только, умирая от наслаждения.
        Сейчас со мной вообще другой Зубов. Не тот зверюга, что жестко брал чуть ли не на пороге своей квартиры, яростно вытрахивая из меня все мысли. И не тот опасный мужчина, преграждающий мне путь в рабочем кабинете, плюющий на то, что нас могут застать, принуждающий делать все, что ему хочется.
        Сейчас Зубов - ласковый котяра, мягким урчанием и вылизыванием уговаривающий покориться, не сопротивляться. Дать ему то, что требует.
        Его руки гладят, нежно, но обстоятельно, не пропуская ни одного нежного местечка, а губы вторят рукам.
        Я плавлюсь в этой нежности, сладкой настойчивости и неге и, когда меня мягко приподнимают за бедра и подкладывают подушку под низ живота, даже не нахожу в себе сил противиться.
        Все так волшебно, все так плавно…
        И горячий язык скользит вниз, к самому моему нежному местечку, где все уже давно и сильно пульсирует.
        - Клубничка и без сливок вкусная, - шепчет искуситель, неожиданно оказываясь наверху, прихватывая зубами основание шеи сзади и мягким толчком проникая в разомлевшее тело.
        Я только ахаю от удовольствия, выгибаюсь еще сильнее, стараясь тоже двигаться, но Зубов полностью ложится на меня, опутывая собою, как капканом, и не позволяет проявлять инициативу.
        Он двигается длинно и спокойно, без напора и напряга, кажется, но, тем не менее, становится понятно, что контроль полностью у него.
        Мне ничего не остается, только принимать его страсть, его сильное, жесткое тело, и стараться хотя бы погладить, хотя бы провести пальцами по предплечьям, заросшим темным волосом. А затем и впиться в них зубами, когда движения перестают быть плавными и начинают ускоряться.
        Оказывается, в такой позе - это что-то невероятное.
        Мое полное подчинение, помноженное на невозможность хоть как-то проявить инициативу, молчаливая настойчивость Антона… Это все сплетается в один мощный клубок, в котором я задыхаюсь, ищу выход, в глазах темнеет, губы сохнут. Мне жарко, душно, тяжело.
        И невыразимо приятно.
        - Клубничка, сладкая… - хрипит Зубов, а затем, не выходя из меня, садится на колени, подтягивает мое разомлевшее, потерявшее всякую способность к самостоятельному движению тело выше, и начинает двигаться еще сильнее. Я ощущаю, как пальцы скользят по промежности, лаская клитор, шлепают по ягодице, раз, другой, не больно, но обжигающе… А затем находят еще одно место, чуть выше, гладят, гладят… И меня прошивает предоргазменная дрожь от каждого такого касания. Это ново и безумно.
        Я пытаюсь повернуться, посмотреть на Антона, но он не позволяет, широкая ладонь ложится на затылок, прижимая голову к кровати, движения ускоряются, пальцы скользят… А потом неожиданно проникают в меня! И от этого настолько остро ощущаются его движения, все ускоряющиеся и ускоряющиеся, что я не выдерживаю необычности впечатлений.
        Меня трясет от удовольствия, все внутри сжимается, пульсирует, и в последнюю секунду осознаю, что Зубов вышел из меня. А вот пальцы не вынул.
        Это запускает удовольствие по второму кругу, и меня опять протрясывает кайфом.
        Я уже ничего не соображаю, без сил распластываясь на кровати, мокрая и счастливая, и слышу, сквозь вату в ушах, как тихо ругается Зубов, кончая мне на спину.
        А затем падает рядом.
        Дышит, подтягивает меня к себе под бок, наплевав на то, что у меня вся спина в его семени, фырчит, как большой кот, на ушко, гладит…
        И шепчет:
        - Кайфанула, Клубничка?
        Киваю, не в силах связать слова в фразы.
        - Я тоже… В следующий раз попробуем так?
        Я понимаю, о чем он, но пока не готова говорить на эту тему. Тут бы в сознание прийти. И понять, что произошло сейчас.
        Глаза закрываются, и последняя моя мысль, что, похоже, Зубов решил быть первым во всем. И во всех местах моего тела.
        И не сказать, что я имею что-то сильно против…
        Видна…
        - Клубничка, давай по-быстрому…
        - Нет, с ума сошел, что ли?
        - Сошел. Давай.
        - Нет! Нет-нет-нет… Ай!
        - Черт… Охерительно… И чего прыгала? Мокрая же…
        - Сволочь ты… Мне собираться… Ах… Сильнее…
        Утро начинается неправильно, но горячо.
        Зубов, словно в него бес похоти вселяется, не слушает никаких увещеваний, а просто, пользуясь своим немалым весом и силой, распластывает меня прямо на кухонном столе, слава всем богам, намертво прикрученном к стене, а потому вполне индифферентно отнесшемся к бешеным толчкам бешеного зверюги.
        И это после целой ночи бесконечного секса!
        Да я утром еле ноги смогла свести! И по стеночке - в душ, затем - на кухню, готовить кофе. И все это - опасливо оглядываясь на сладко раскинувшего ручищи на всю ширину кровати Зубова.
        Реально, уже бояться его начинаю.
        Как-то в прошлые разы такого дикого рвения не замечала. То ли во вкус вошел, то ли меня решил без сил оставить. А, еще лучше, к кровати приковать…
        Картинки, возникшие в голове при этой мысли, были весьма пошлыми и горячими, но я переборола себя и, прикусив губу, принялась готовить кофе, очень сильно рассчитывая к моменту пробуждения Зубова уже одеться и быть одной ногой на пороге. Там-то он меня не успеет заловить.
        И вот…
        Не дотянула немного…
        Здоровенный член, не зная устали, таранит мое бедное тело, даря невероятные ощущения растекающегося по венам кайфа, мощная лапа появляется перед моим лицом, прихватывает за шею, легко и на удивление аккуратно тянет вверх, и там я уже получаю жадный поцелуй. И все это - не прекращая цепляться за столешницу в глупой попытке обрести хоть немного равновесия.
        Зубов успел зайти в ванную, принять душ, и теперь от него одуряюще пахнет чем-то свежим и невероятно мужским. И губы у него требовательные.
        Я не могу противиться, слишком хорошо.
        Все мысли про опоздание на работу, про очень тяжелый и напряженный второй рабочий день, где мне предстоит во многих вещах разбираться самостоятельно, улетучиваются под диким напором моего любовника.
        Я опять, как и всегда с ним, заразой малочувствительной, превращаюсь в тупую, похотливую самку, с ощущениями, сконцентрированными только в одном месте. Тем самым, которое сейчас активно используется.
        Зубов, не выдерживая слишком размеренного, по его мнению, темпа, сдергивает меня со столешницы, разворачивает, сажает лицом к себе и жестко укладывает на спину.
        Руку оставляет на горле, контролируя дыхание, ноги забрасывает себе на плечи… И набирает такую скорость, что, если б не его ладонь, впечатывающая меня в поверхность, давно бы слетела со стола!
        Это, а еще его бешеный черный взгляд, возбуждают до сумасшествия, и я сама выгибаюсь, насколько мне позволяют, само собой, и кричу. Все трясется от кайфа, бедра мелко и часто дрожат, а в голове - блаженная пустота.
        Сверху хрипит Зубов, которому, похоже, смена позы тоже добавила градуса удовольствия.
        Кожа живота вздрагивает, ощущая тепло спермы, а затем Зубов ее еще и художественно размазывает по мне, словно крем во время массажа. Что, мало того, что практически везде побывал, надо еще и по всему периметру пометить?
        Эта тупая животная самцовость бесила бы… Если б не было так хорошо…
        - Ну вот, теперь можно собираться, - удовлетворенно констатирует Зубов, проводя пальцами в сперме мне по губам, - оближи.
        - Черт… Зубов… - я, тем не менее, покорно открываю рот, посасываю пальцы, с неожиданным для себя удовольствием наблюдая, как глаза Зубова при этом темнеют.
        Все же, дико приятно ощущать свою власть над таким большим и сильным зверем. Есть в этом что-то первобытное…
        - А, может, ну ее, работу, а? - Зубов проводит мокрыми от моей слюны пальцами по щеке, спускается к шее, опять жестко прихватывает, тянет к себе, - пошли в постель.
        - Сбесился? У меня сегодня самостоятельный день. Давай, довезешь меня до метро.
        Я мягко выворачиваюсь из захвата, спрыгиваю со стола и бегу в ванную, смывать следы утреннего греха.
        - Я до работы довезу… - бормочет Зубов вслед.
        - Нет, по пробкам долго будет. До метро.
        Тон у меня командирский, но, похоже, моему любовнику пока что плевать на доминирующее положение самки.
        Он удовлетворен и доволен.
        И не спорит по мелочам.
        В итоге, я умудрюсь собраться за десять минут, закрутить волосы в гульку, критически осмотреть себя на предмет несоответствия рабочему месту и решить, что в спецкостюме всем будет как-то похер на то, какие на мне брюки.
        Васильев должен сегодня попозже, говорил, вроде, про это вчера, надеюсь, его команда меня не сдаст.
        На метро мне всего пару остановок, так что рискую везде успеть. Если кое-кто не будет тупить!
        Кое-кто послушно довозит до метро, там жадно целует, кладет мою ладонь себе на ширинку, выпрашивая если не минет, то хотя бы теплое и длительное рукопожатие, но я умудряюсь вырваться из круга порока, пока опять не затянуло.
        В витрине круглосуточного магазинчика возле метро отражается взъерошенная до невозможности девушка, с горящими глазами и губами-варениками. Глядя на нее, даже недалекому человеку станет ясно, чем она занималась всю ночь напролет и утро тоже.
        Но ничего, будем надеяться, что поездка немного остудит.
        В принципе, оказываюсь права, потому что, пока бегу от метро до здания второго корпуса, где располагается теперь мое место работы, щеки приходят в норму. Губы нет, но будем делать вид, что ничего не происходит…
        Работа отвлекает настолько, что я в какой-то момент вообще забываю про то, чем занималась сегодня ночью. И про любовника своего тоже забываю. Тем более, что в стерильной зоне нельзя гаджеты, а потому он сам о себе никак не сможет напомнить.
        Не уверена, что мне все удается так, как надо, все сделать в эксперименте, да и адаптируюсь я пока что, толком не работаю… Но все, все же… Васильев только приглядывает, не лезет с помощью. Другие мои коллеги тоже не торопятся. И я все делаю сама. И даже что-то получается.
        В конце концов, даже наблюдать за работой такого уровня специалистов - огромный опыт.
        Если Васильев решит, что я ему не подхожу, то, по крайней мере, у меня будет, на кого равняться.
        Вечером, уже в кабинете, одном на нас четверых, я переобуваюсь и смотрю на телефон.
        Пять ммс от Зубова, которые, вот чует мое сердце, нежелательно открывать при посторонних, еще несколько вызовов от него же…
        И десять вызовов от Машки.
        А еще пять - от ее мужа Вадима.
        И, если у меня сейчас инсульт не шарахнет, то буду считать себя дико везучей…
        Форс-мажор и способы выхода из него
        - Маш, не волнуйся… Главное, что у тебя все хорошо.
        Я разговариваю по телефону с подругой, параллельно рассматривая свои пальцы. Их потрясывает до сих пор. Все же, нервы ни к черту, что бы я там про свою стрессоустойчивость не придумывала.
        И это уже остаточное явление. Уже, вроде, и нет смысла трястись, все хорошо же. Практически.
        Правда, подруга моя загремела на сохранение, допрыгалась, коза, на своих занятиях.
        И моя дочь уже сутки практически под присмотром тандема Вадим + Тиран.
        А Вадим дико хочет быть рядом с женой. И еще ему бы поработать не мешало.
        Мама Лена не может, они с папой Даней и двумя дочерями рванули как раз отдыхать за границу.
        Так что один Тиран остается в активе.
        Жалко собачку.
        Конечно, явно кто-то из многочисленной родни Машки сможет подхватить на пару часов, они, наверняка, так и делают уже полсуток, но тут уже я не смогу больше напрягать людей, и без того постоянно мне помогающих… Это уже свинство получается…
        В сад я Соньку только собираю, как раз в апреле распределение должно быть, а пока что деть ее некуда совершенно…
        Значит, надо к бабушке везти, в деревню. А это - не менее суток потерянного времени. И там, у бабушки, тоже не факт, что я не буду волноваться.
        Мама вечно в делах, работает, да и дома - подсобное хозяйство. А Сонька моя - существо на редкость доставучее и непоседливое. Только Тиран ее и выдерживает…
        - Я сейчас беру билет, приезжаю…
        - Не надо! Я же говорю, Вадим посидит… - у Машки на редкость виноватый тон, но это мне виноватиться надо. Взвалила на беременную женщину заботы о непоседливом ребенке… И живу тут, в ус не дую, херней какой-то занимаюсь… Никуда не годится, никуда!
        Стыд накатывает, заставляя краснеть.
        Неожиданно появившаяся личная жизнь совсем голову задурила, надо же. Вот правильно говорят, что нельзя погружаться в отношения, в мужчину, ни к чему хорошему это не приведет…
        - Надо, - отрезаю я, параллельно открывая на рабочем ноуте сайт авиабилетов, - сегодня вечером буду у вас.
        - Кать…
        - Все, береги себя, дорогая. И прости меня…
        - Да за что? Это ты меня прости…
        Я прекращаю этот поток ненужных извинений, отключаюсь.
        Не до того.
        У Машки все хорошо, она под присмотром, риска уже нет, но, зная Вадима, из больницы ее никто не выпустит теперь еще долго. Да и потом, как с писаной торбой носится будет с ней. В такой ситуации опять просить за Соньку - немыслимое нахальство. Так и друзей потерять можно, терпение-то не безгранично.
        Да и пора уже самой, своими силами…
        Значит, Машка пусть отдыхает на сохранении, Вадим - под окнами патологии, его родители - на море.
        Это будет правильно.
        Порядочно.
        А мне надо срочно заняться логистикой.
        И у Васильева отпроситься… Черт, как все не вовремя! Только работать начала! Ну кому нужен работник, который отпрашивается на втором рабочем дне? Да и вообще… Кому нужна мамочка с ребенком? Нас, таких, нигде не ждут с раскрытыми объятиями, предвидя все ужасы дальнейшей работы: бесконечное отпрашивания, больничные, невозможность оставить на сверхурочные, на выходные упросить поработать… Я это все знаю, на своей шкуре испытала.
        Но деваться некуда.
        Ребенок не может воспитываться собакой.
        У собаки тоже нервы не железные.
        Коллеги косятся на мое нервное лицо, с красными пятнами, но помалкивают.
        А я мало что замечаю вокруг, погруженная в поиск вариантов дороги. Естественно, самолет. Лоукостер? Скорее всего. Если вечерний рейс, то я на месте уже через два часа, затем забрать Соньку, созвониться с мамой, но это можно будет сделать по пути, и ехать к ней, в деревню. На ночь глядя… Но выбора нет. Если все удачно получится, то я утренним рейсом вернусь и на работу опоздаю буквально на полдня…
        В каком я при этом буду состоянии и смогу ли работать в лаборатории, соблюдая все правила техники безопасности, неизвестно. Но выбор у меня небольшой…
        - Екатерина Михайловна, все у вас в порядке?
        Голос Васильева раздается, как гром среди ясного неба, заставляет подпрыгнуть. Я пугаюсь, таращу глаза, соображая, как себя вести сейчас. Я на рабочем месте занимаюсь нерабочими вещами. И меня на этом деле застукало начальство… Круто, Катя. Круче и быть не может!
        Хотя…
        Будем извлекать выгоду из положения, да?
        - Евгений Федорович, простите пожалуйста, но у меня форс-мажор, - спокойно отвечаю я, поднимаясь с кресла, но Васильев, махнув рукой, чтоб садилась обратно, берет стул у соседнего стола, устраивается напротив.
        Я оглядываюсь, понимая, что никого, кроме нас, уже нет в помещении. Это что, уже рабочий день завершен? Ничего себе я…
        - Рассказывайте, Катя.
        Я делаю паузу, обдумывая разговор и построение фраз, но затем выдыхаю. Черт с ним. Как будет, так и будет.
        И рассказываю все по порядку. Про Соньку, про Машку и про форс-мажор, из-за которого мне нужно полдня завтра.
        Васильев думает, барабаня пальцами по столешнице.
        - Катя… Вы же понимаете, что сейчас на испытательном сроке?
        Черт… Вот оно. Кажется, меня сейчас просто пошлют. И будут правы.
        Держись с достоинством, Катя.
        - Да, конечно.
        - Хорошо… Я, признаться, упустил из виду то, что вы у нас практикантка… И проживаете в гостинице… Уже, практически, принял вас в штат…
        Держись, Катя, просто держись…
        - Евгений Федорович, я вас уверяю…
        - Нет-нет… Подождите… Давайте поступим так. Вы же, если у нас все сложится, а, судя по сегодняшнему рабочему дню, это случится непременно, планировали жить в Москве? Другого варианта взаимодействия у нас пока что нет, в любом случае… Удаленно по этой теме мы не работаем…
        - Да, конечно…
        - И планировали перевозить дочь сюда? Устраивать ее в сад?
        - Да, но…
        - Тогда предлагаю вам немного ускорить события. У нас есть сад, для детей сотрудников Центра исследований… То есть, не только для них, конечно же, но для тех, кто работает… Скажем так, в смежных организациях, объединённых общими направлениями… э-э-э… неважно. Короче говоря, есть сад. Он здесь неподалеку. И еще у нас есть некоторый резерв для сотрудников, касаемо служебного жилья. Конечно, там не настолько комфортно, как вам сейчас в гостинице, это что-то больше похожее на гостинки, крошечные квартирки… Но в будущем есть возможность встать в очередь на получение служебного жилья для семейных людей… Это, если не удастся взять свое жилье в ипотеку. Кстати, у нас заключен договор с банком на дополнительные льготы… Понимаете, государство поддерживает своих граждан… Ну и руководство Центра тоже, конечно же…
        - Евгений Федорович… - я не верю в то, что сейчас услышала. Мне реально хотят помочь? Мне выделят сад и жилье? Правда, что ли? А так вообще бывает в наше время? Это не шутка? Нет?
        - Катя, я прошу вас подумать прямо сейчас. Это, конечно, быстро, и вы на испытательном сроке… Но, я думаю, мне не откажут…
        - Евгений Федорович… Я даже не знаю, что и сказать…
        - Соглашайтесь, Катя, - он смотрит прямо, и взгляд его, спокойный и честный, импонирует и заставляет поверить словам, - и не ищите подвох. А еще не думайте, что я - альтруист. Ни в коем случае! У меня, знаете ли, серьезный шкурный интерес здесь. Вы меня очень устраиваете, как сотрудник, и я прекрасно понимаю, что такое маленький ребенок… У самого уже внуки. Вы можете отвезти дочь к матери и потом дергаться, переживать, думать, что случилось-не случилось… Когда ребенок далеко, это сложно. Ощущение беспомощности подавляет. В итоге, вы можете быть неаккуратны в работе, не точны, медлительны… Это скажется на качестве исследований и на мыслительной деятельности. А я вас беру в основном именно из-за последнего… Так что мне легче немного напрячь своих коллег, устроить вас так, чтоб ничего не отвлекало от работы, чем наблюдать, как вы рвете себе нервы, думая о дочери.
        Я слушаю его, смотрю, пытаясь в самом деле найти подвох… И не нахожу.
        Если что-то и есть, то настолько глубоко запрятано, что и не вытащишь сейчас. Так что остается полагаться на интуицию, да?
        - Хорошо, я, конечно, согласна.
        - Отлично, тогда заказывайте билеты, на самолет, надеюсь, сегодня за вечер управитесь. А завтра даю вам отгул, чтоб заняться делами дочери. Квартира пока что под вопросом. Я этот момент уточнять буду, но неделю, я думаю, поживете в гостинице?
        - Да, конечно.
        - Вот и замечательно.
        Он уходит, а я сижу в легком шоке, пытаясь переварить произошедшее. И понять, это правда? Или какая-то хитрая ловушка? Все же, я далека от наивности…
        Но, чем больше думаю, тем больше прихожу к выводу, что Васильев говорил правду. Ему нужен сотрудник, не удивлюсь, если он уже и под меня начал какое-то дотации себе выбивать, может, гранты? Кто его знает… Васильев был очень воодушевлён моей работой, результатами исследований, пока что еще не подтвержденных практически… Может, он сделал на меня ставку?
        В такой ситуации, в самом деле, если реал выбивает из колеи, то надо устранить реал…
        Телефон опять вибрирует, с недоумением смотрю на входящий от Зубова.
        И отклоняю.
        Прости, Зубик, мне сейчас не до тебя.
        Зубная боль Зубова
        - Ты, Зубов, смотрю совсем охренел?
        Савин говорит спокойно, можно сказать, скучно…
        И от этого становится еще понятнее, что размер жопы, куда я вперся, необъятен. Реально, такого, наверно, не было никогда.
        Как-то даже с легкой и приятной ностальгией вспоминаются те замечательные дни, когда я проебал наблюдение за объектом, и этот самый объект, гребанная Машка-неваляшка, тут же ускакала валяться в кровать к подходящему, по ее мнению, парнишке. И если б еще только валяться! Так-то, и похер бы на нее!
        Так она еще и трепалась во время валяния активно!
        И очень убедительно.
        Потому что парнишка ее убедился, подключил свои, как оказалось, очень даже серьезные и разносторонние связи в том городке, где мы с Машкой-дурой прятались…
        Ну и, естественно, дальше от меня мало что зависело. Когда уже понял ситуацию, то принял единственно верное решение. Возглавить весь этот бред.
        И вот честно, если б не я и моя светлая башка, было бы гораздо, гораздо херовей!
        Но Савину, естественно, этого не объяснишь…
        Он вообще, после того, как его из-за Машки-неваляшки поимел кто-то из Аппарата Президента, стал слегка буйным. Не понравилось, наверно, когда в задницу без вазелина… А вот побудь хоть чуток в моей шкуре!
        Хотя, Савин тогда оправился быстро, разрешил все четко, отправив Машку к ее горячо любящим новым родственникам, а меня в самую жопу черного континента…
        Ох, и орал он тогда… Стекла пуленепробиваемые в кабинете тряслись…
        И сейчас, стоя навытяжку напротив стола своего непосредственного начальства, хочу заявить… Лучше бы орал, чем так вот, по-змеиному. Вернее, не по-змеиному, а по… мертвяковски, что ли? Как покойник.
        Ни одной эмоции. И глаза за стеклами очков - пустые и страшные.
        Черт…
        Главное, и не подготовишься же никак! Попробуй тут вспомнить, где конкретно лажанул? Да еще и так сильно!
        - Отчет сюда!
        А вот и что-то живое! Рявкает! Ну, слава яйцам, может пронесет?
        Отдаю ему отчет, распечатанный специально к нашему гребанному рандеву. Вообще-то, копия у него имеется еще со вчерашнего дня на почте, но Савин у нас - осколок имперской державы. И любит вещи осязаемые. Конечно, их гораздо удобнее заталкивать в глотки подчиненным, чем виртуальные буковки… К тому же, я добавил ночными происшествиями. Вернее, их отсутствием, слава яйцам.
        Он быстро просматривает данные, потом берет ручку и обводит один пункт:
        - Здесь. У тебя указано, что в помещении лаборатории номер два никого не было. Опечатано. Сдано под сигнализацию.
        Киваю. Так и есть. Ночь же, конечно, все под сигнализацией. Для того, чтоб работать ночью там, нужно запрашивать специальное разрешение… И мы это тоже помечаем.
        - Именно в это время с компьютера, территориально находящегося в помещении опломбированной лаборатории, был совершен взлом системы баз данных. И часть данных утекла. Как ты это объяснишь?
        Молчу. Ну а как я это объясню? Никак, естественно. Не может такого быть. Там сто процентов никого не было! Просто сто процентов!
        - Обнаружили это сегодня, компьютер проверили, ничего не найдено, естественно. Какие именно данные ушли, тоже неизвестно, - продолжает Савин, опять возвращаясь к своему безэмоциональному тону, - не исключено, что узнаем мы это только, когда у наших «партнеров» запустится программа, где будут прослеживаться корни наших разработок.
        Он выдыхает, смотрит в окно, делая паузу для того, чтоб я смог прочувствовать ситуацию.
        А я и так чувствую. Всеми частями тела, бля!
        - Зубов, - неожиданно устало говорит Савин, - скажи мне, какого хера ты там делаешь все это время? Полгода. Ты там полгода, Зубов. За это время подвижек никаких. Кроме неявного круга подозреваемых, которых не удалось разъяснить, ни одной зацепки.
        - Круг подозреваемых сужается, - хриплю я, понимая, что надо, как лягушка в сметане, хоть лапками побарахтать, все равно притопит, но без сопротивления я тоже не могу, - но у меня не хватает допусков, я вам докладывал… В некоторые помещения я просто не могу зайти… И, кроме этого, у меня не хватает технического обеспечения. Для полного покрытия территории… А то, что есть, работает со сбоями. Я вам докладывал тоже.
        - Зубов, у нас из-под носа утащили наше. Понимаешь? Просто из-под носа уперли! Нагло! А ты мне тут про техническое обеспечение? - Савин упирается кулаками в столешницу, встает, шипит сквозь зубы, - мне насрать на методы, мне нужен результат! Ты всегда умел достичь результата! А теперь что, Зубов? Хуй мозгом командует?
        И тут-то я реально застываю. Потому что… Потому что, бля.
        - Ну да, - усмехается жестко Савин, - ты думал, что никто не в курсе, что ты практикантку новую трахаешь?
        Сука…
        - Говорил я тебе Зубов, бабы нас губят! И не тем, что могут сдать, а тем, что отвлекают! Голову задуривают! Правда, я думал, что с тобой это - не вариант, но нет! И на хитрый хер нашлась золотая отмычка! Разочаровал ты меня, Зубов, пиздец, как.
        - Не понимаю, какое отношение имеет моя личная жизнь к недостаточной технической оснащенности операции, из-за которой и произошла утечка, - холодно хамлю я, уже понимая, что терять-то, собственно, нечего. Так или иначе нагнут.
        - Заткнись, - коротко командует Савин, - отговорки свои будешь в другом месте лепить. А сейчас подробно мне информацию о доступе к компьютеру, с которого произошел слив. Про то, что мы в очередной раз феерически проебались, еще никто не в курсе, это мне со стороннего канала прилетело, будем пока что самостоятельно расследовать, чтоб потом, уже со всеми результатами, на ковер… Насчет технического оснащения… В течение двух дней будет тебе техник. Принимай его в штат и работай.
        - Понял. Могу идти?
        - Иди.
        Топаю к двери, и у порога, как в старом фильме про Штирлица, прилетает топор в затылок:
        - И да, Зубов… Шашни свои заканчивай.
        Киваю, не оглядываясь, и выхожу за дверь.
        Дальше топаю по коридору с такой рожей, что, если даже кто-то и хочет подойти, не рискуют.
        Сегодня мы встречались не в кабинете Савина, в моем родном управлении, а в одной из дочек, замаскированных под нейтральное управление «Сельхозстройавто»… Ну, или как-то так. Заморочистая хрень какая-то, специально для того, чтоб меньше лезли всякие посторонние.
        Иду, пытаясь держать лицо, пытаясь привести его в норму, чтоб окончательно не доводить до нервного срыва других людей.
        Они же не виноваты, что у майора Зубова резко все пошло по пизде?
        Нет, конечно, то, что сказал Савин, так неожиданно сорвавший меня сегодня с рабочего места с самого утра для отнюдь не профилактического пистона, очень херово. Просто очень. И уже оно одно может испортить настроение надолго.
        Но все и до того было херово.
        Потому что… Ну да, прав генерал. Женщины сводят нас с ума, лишают сил и воли.
        И мой пример прям хрестоматийный.
        Клубничка моя сладкая, с которой только-только, вроде, все на лад пошло, устроила фейерверк.
        Да еще какой!
        Сначала просто перестала отвечать на звонки. Причем, без объявления войны, бляха муха!
        То есть, не предупредив, что ей, собственно, не так?
        Только-только мурчала, и все ей нравилось, а затем - раз! - и получи, фашист, гранату!
        Ни ответа, ни привета!
        Я ее ждал возле метро, как обычно, не дождался. На звонки она весь день не отвечала, но это бывает. Если в чистой зоне, то, значит, не при мобиле. Но потом-то, потом!
        После нескольких звонков и смс, я решил подождать ее прямо у проходной, в наглую, наплевав на возможные слухи. Не дождался.
        Решив, что она свалила домой, а я упустил, поехал туда. Поцеловал закрытую дверь. Опять звонил, как дурак, как мальчишка, которого продинамила девчонка. И ощущения, наверно, были такими же. Не знаю, у меня это в первый раз. Как-то баба не динамила до этого, я даже не мог поверить, что со мной такая хрень может быть!
        А вот тебе, Зубов, ответочка, в тридцать-то пять лет!
        Кто мог подумать, ну кто?
        В итоге, поехал домой, страшно жалея, что не всунул ей в телефон маяк и не могу отследить передвижения.
        Если б Катя, как все нормальные современные барышни, хотя бы соцсетями пользовалась! Я бы ее по гребанной инсте отследил! Приблизительно, но все же!
        Но нет, моя Клубничка вообще нигде не отметилась за это время.
        Я уехал опять к проходной, зашел под предлогом проверки, просмотрел данные прихода-ухода и записи с камер. И понял, что банально с ней разминулся. Пока я ждал ее у метро, названивая, как последний влюбленный идиот, она сидела в лаборатории, потом, когда я подъехал к проходной, она как раз одевалась… И вышла в тот момент, когда я стартанул к ней домой!
        И там мы тоже, выходит, разминулись!
        Теперь она должна быть дома!
        Я рванул к Клубничке, рисуя в голове тысячу и один способ наказания за то, что динамила меня, за мои нервы потраченные… И опять поцеловал закрытую дверь!
        Ее не было дома! Вечером! И телефон не отвечал!
        Я ее до трех ночи караулил, клянусь, как идиот… Просто в машине сидел возле подъезда.
        Без толку.
        Моя гулящая Клубничка не вернулась домой ночевать…
        И лучше никому не знать, что я в тот момент испытывал. Ничего хорошего. Вообще ничего.
        И на следующий день тоже, когда узнал, что Васильев ей предоставил день отгула «по семейным обстоятельствам».
        Это по каким еще, бля, семейным обстоятельствам?
        Я все же воспользовался служебным положением и выяснил, что Катя брала билет до своего родного города. Как раз в то время, когда я, тупым идиотом, подпирал порог ее подъезда, Клубничка летела домой.
        И тут еще больше вопросов: почему так срочно? Что-то с ребенком? Что-то с моей дочерью?
        От одной этой мысли мне стало херово настолько, что сердце прихватило. Клянусь, я так в могиле окажусь и без помощи Савина! Клубнички хватит!
        На весь происходящий кошмар накладывалась работа. Ее никто не отменял, я не мог просто сорваться за Катей в ее город! Ну не мог!
        Я даже телефоном на работе не мог пользоваться! Для экстренной связи у меня был специальный код, а все остальное время вместо телефона имелась рация. Техника безопасности, мать ее! Сотрудники Центра могут пользоваться телефонами везде, кроме чистых зон, а сотрудники СБ - нет! Потому что у нас - везде чистая зона!
        Только в конце рабочего дня, стоившего мне половины седых волос на лысой башке, я выскочил на улицу и первым делом посмотрел почту. А там информация о том, что Клубничка взяла обратный билет. И даже уже прилетела! Утром!
        Облегчение было настолько осязаемым, что даже дышать стало легче. Вернулась! Значит, ничего такого жуткого, и с дочерью все нормально, иначе бы не прилетела так быстро назад.
        Остальное - вторично.
        А за нервы я спрошу. Обязательно.
        Я поехал прямиком к ней домой, потому что Клубничка по-прежнему не отвечала на звонки.
        И опять уперся лбом в закрытую дверь.
        Это уже становилось смешным.
        Я сам становился смешным в своей погоне за женщиной.
        Неожиданно я посмотрел на себя и ситуацию со стороны и охерел.
        Сутки, практически сутки, я, серьезный мужик тридцати пяти лет от роду, майор, с гребанным иконостасом из боевых наград и не менее здоровенным - взысканий различной степени тяжести, бегаю соленым зайцем за девчонкой, не считающей нужным даже снять трубку и ответить. Девчонка эта просто занимается своими делами, ездит домой, возвращается, потом опять куда-то уезжает… И думать про меня не думает.
        А я бегаю.
        Упираюсь лбом в закрытые двери.
        Идиот.
        Кто угодно скажет: «Идиот», и будет, мать его, прав!
        Разозлившись на себя, я просто развернулся и свалил от дома Клубнички. Домой. И завалился спать, кстати, мгновенно отрубившись, потому что нервов потратил столько, сколько за всю африканскую гребанную кампанию не пришлось.
        Решил, что разберусь с ней утром. Спокойно и с расстановкой. Потому что то, что испытывал за последние сутки, никому не пожелаю испытать.
        Ну а утром меня ждало шикарное известие о внеплановом вызове на ковер от Савина.
        И там генерал дополнительно осчастливил утечкой.
        Понятно, что последние полторы суток слегка не задались, да?
        И понятно, почему с моей дороги слетали все встречные персонажи?
        Не стой под стрелой, и все такое…
        Во всем творящемся вокруг дерьме был один мелкий плюсик: Савину самому не хотелось получать втык от начальства, а потому у меня был шанс разобраться по-тихому в ситуации. Ну и, плюс, может, выделят дополнительное тех оснащение, чтоб я за сотрудниками не только при помощи древней подзорной трубы и меловых крестиков следил…
        Все остальное уходило в жесткий минус.
        «Ну, ничего, с этим тоже можно работать», - как говорил один ученый, получивший в реторте вместо питательной среды для новой Нобелевки, говно на палочке.
        Я с ним по молодости сотрудничал недолго.
        Абсолютно ебанутый, к слову, был мужик.
        Дочь своего отца
        - Мама, я скучала, - Сонька трется носиком о мое плечо, вздыхает тихо и так жалобно, что у меня, буквально, сердце рвется.
        Я - ужасная мать, просто ужасная…
        Столько испытаний для ребенка, и все за одни неполные сутки.
        И, самое главное, так ведь все удачно получилось, прямо не отнять, не прибавить.
        Перелет в родной город, занимающий всего лишь час, дорога до загородного дома дяди Сережи Бойцова, где с Сонькой сидела одна из его дочек. Под присмотром охраны и Тирана, само собой.
        Мне стало дополнительно стыдно. Людей, вовлеченных в мою судьбу, становится все больше и больше, и это уже вообще ни в какие ворота…
        Сергея Бойцова, очень серьезного и крайне занятого человека, я вообще не хотела бы беспокоить. Это Вадим все придумал, ему-то что? Ему Сергей Бойцов не посторонний, а практически дядя. Но мне все же неудобно до жути.
        Соньку забрала, за пару часов вещи наши собрала, Машке позвонила и даже хотела приехать в патологию беременных, где она лежала на сохранении, но подруга отговорила. С использованием матерных слов. Чувствовалось, что Машка там осатанела уже валяться. Ну, хорошо, что это не моя печаль, пусть Вадим страдает.
        Мне удалось ее немного успокоить, рассказывая перипетии своих отношений с Зубовым (хотя, какие там отношения, кроме постельных? Все по фен-шую, как он и хотел), чуть-чуть про работу, в общих чертах, а больше Машке и не требовалось. Мы, хоть и учились на одном факультете когда-то, но все же были разного склада ума. И ей все мои восторги по поводу нового направления в науке были глубоко по барабану. В итоге, я ее немного успокоила, привела в нормальное настроение. Вадим должен меня прям благодарить-благодарить.
        Потом удалось немного поспать и утренним рейсом - назад, в Москву.
        Ребенку все понравилось, прямо качели-карусели-горки. Первый раз летела, ни заложенности ушек, ни тошноты. Папина девочка, не иначе. Стойкая. Я сама без конца мучаюсь от перепадов давления во время полета и потом еще несколько часов отхожу, с гулом в ушах и головной болью, а ей - все нипочем!
        С самого утра пришлось побегать по делам дочери. Вместе с дочерью на буксире, само собой, что значительно осложняло передвижение и растягивало временные рамки.
        Потому что медкарта для сада у нас была готова, и все прививки имелись, но требовалось свежее заключение педиатра и новые результаты анализов. Хорошо, что в Москве за деньги можно решить любой вопрос.
        И вдвойне хорошо, что у меня эти деньги имелись в достаточном количестве.
        Мне даже удалось во второй половине дня отправить Соньку на пробные несколько часов в новый сад!
        Конечно, все неправильно, конечно, так нельзя адаптировать ребенка… И я откровенно не знала, что буду делать, если Сонька будет плакать и не захочет без меня оставаться.
        Верней, знала, конечно.
        Ничего.
        Ничего не буду делать.
        Позвоню Васильеву, откажусь от вакансии и уеду с ребенком домой. Хватит уже ее мучить. И так столько перемен, что и мне, взрослому человеку, не по себе. А трехлетней крошке?
        Короче говоря, я была готова ко всему.
        Но Соня, чудо мое черноволосое, совершенно спокойно отправилась играть с другими детьми, помахав мне ручкой на прощание.
        Я настолько удивилась, что какое-то время простояла с открытым ртом, пока воспитательница не спохватилась и не выдворила меня из группы шустренько:
        - Идите, идите скорее! Пока она отвлеклась, пока играет…
        - Но как же она… А если она повернется, а меня нет…
        - Вы попрощались? Сказали, что мама скоро придет? Ну вот и все. Идите скорее. Я вам позвоню, если что-то не так будет.
        Я кивнула, вышла за ворота сада… И уселась на ближайшую скамейку возле подъезда жилого дома. Посидела, бессмысленно сжимая в руках Сонькины перчатки, которые почему-то не оставила в группе… И разрыдалась.
        Прямо разрыдалась, не могла остановиться никак.
        Все напряжение этих суток, перелет, жалость к дочке, то, как дико и безбожно я по ней, оказывается, скучала, все это вылилось тяжелыми слезами. Истерикой.
        Я рыдала, некрасиво развесив губы и закрыв лицо руками.
        И очень хорошо, что меня никто не видел в это время. Отлично просто.
        Потому что через пять минут меня отпустило так же неожиданно, как и накрыло.
        Я вытерла мокрое лицо влажными салфетками, избегая разглядывать себя в зеркале, достала телефон, про который все это время вспоминала исключительно эпизодически, посмотрела количество непринятых от Зубова, с досадой сунула телефон обратно в сумку.
        Мне было категорически не до него.
        Все, что произошло за эти сутки, как-то настроило на другой лад, можно сказать, отгородило меня от моего любовника. Горячего, безусловно, подарка для любой женщины… Но и только.
        Неожиданно в голову пришла мысль, что я могла бы попросить помощи у него.
        Зубов же хотел увидеть дочь, а тут такой случай, ага…
        Самой смешно стало от этой мысли.
        И настолько как-то все то, что между нами происходило, было далеким от моей реальности, в которой, как выяснилось, было место только Соньке. И никому больше.
        Если до этого я еще задумывалась над тем, чтоб уступить Зубову и, при повторном предложении о знакомстве… Может быть…
        То сейчас все встало на свои места.
        Мозг, как всегда, в критической ситуации, сам за меня все решил.
        Мы с дочкой на одной стороне, в одной реальности… А мы с Зубовым… Да нет никаких «нас». Это грустно, конечно, но это данность.
        Естественно, я объяснюсь с Зубовым, и обязательно. Но не сейчас. Не сегодня. И даже не завтра. Чуть-чуть выдохну, приду в себя… И расставлю все точки над i. Поиграла - и хватит. Я теперь не могу вести себя, словно на курорте завела необременительный романчик.
        Я теперь не одна тут.
        Конечно, учитывая его тяжелый характер и такую же пробивную мощь, которую моя Машка называла не иначе, как деревянным лбом, это будет непросто.
        Но я справлюсь.
        В конце концов, война план покажет, так?
        Настроив себя таким позитивным образом, я просидела на лавочке остаток отведенного для пребывания Соньки в саду времени и побежала к воротам сада, едва увидев, как распахнулась дверь, выпуская воспитательницу и ворох мелких, похожих на разноцветные веселые бусинки, ребятишек.
        Моя звезда была довольной и радостной.
        Вот только прижималась ко мне неожиданно сильно.
        - Мама… Я скучала…
        Сонька тяжко вздыхает, но потом отпускает меня, смотрит пристально:
        - Я пойду еще погуляю?
        - Конечно, моя хорошая, - я торопливо надеваю на маленькие ладошки перчатки, и дочь убегает играть с другими ребятишками.
        А я подхожу к воспитателю.
        - Все прекрасно, - уверяет она, - Соня - очень общительная, заводила. Она не выглядит ребенком, не бывавшем в детском саду, очень свободно себя ведет, не зажимается.
        Поясняю, что Соня привыкла находиться без меня, под присмотром родственников.
        - Ну тогда завтра приводите с самого утра. Посмотрим. Если будет плакать во время сна, то позвоню вам. Предупредите начальство, что, возможно, завтра вы поработаете неполный рабочий день.
        - Хорошо.
        Дожидаюсь, пока Соня наиграется, забираю ее домой. Пока едем, немного напрягаюсь, опасаясь найти под подъездом Зубова. Он так настойчиво названивал, запросто может там оказаться… Но убегать я, естественно, не собираюсь.
        Как будет, так и будет.
        Как себя вести, как представлять Соне незнакомого дядьку, если придется это делать, не думаю. Посмотрим, как себя сам дядька поведет.
        Но делать ничего не приходится. Зубова под дверью не оказывается, и в течение вечера он тоже не звонит и не приезжает.
        Это хорошо?
        Наверняка.
        Конечно, внутри у меня что-то такое скребет, грызет… Но, оптимально, это самый лучший вариант. Правда, самый лучший.
        Вечер мы проводим чудесно. Разговариваем, кушаем, играем в куклу, которую я купила Соне утром.
        Затем моемся и ложимся спать вместе.
        Обнимая свою дочь, слушая ее мерное спокойное дыхание, я опять начинаю плакать. В этот раз без прежнего надрыва. Тихо и светло.
        Как я могла так долго быть вдали от нее?
        Как я вообще могла ее так надолго оставлять?
        Что я за мать такая, кукушка?
        Сонька сопит, сонно чмокает губками, а я с наслаждением вдыхаю ее чистый детский аромат и умираю от удовольствия.
        Никто нам не нужен. Никто.
        Утром мы быстро собираемся, я отвожу Соню в садик, опять опасаясь возможных слез, но моя девочка ведет себя совершенно спокойно. Она сама раздевается, складывает одежду и ботиночки в тот шкафчик, что накануне показала нам воспитатель, и степенно проходит в группу.
        А я, смаргивая невольные слезы, уезжаю на работу.
        Мне еще надо поймать Васильева и предупредить о возможном форс-мажоре.
        На входе в здание опять ощущаю, как сильно стучит сердце. Там может быть Зубов, и с ним надо разговаривать. Как-то объясняться. Или не надо? Спросит? Нет?
        Но Зубова опять не видно, и я, с облегчением выдохнув, приступаю к работе.
        Все хорошо, все спокойно…
        Правда же? Все к лучшему…
        Вот только сердце что-то болит. И на глаза слезы наворачиваются, в очередной раз показывая, сколько еще во мне всякой женской дурости.
        Ну, подумаешь, провела ночь с мужчиной… Не одну даже. Ну, подумаешь, что-то он там говорил. Какие-то заявления делал. Телодвижения ненужные…
        Нельзя быть такой курицей, просто нельзя!
        Нельзя всему верить!
        Это опасно!
        Мало того, что себя под удар подставляю, так я еще и дочке делаю плохо! Зачем? Ради чего?
        Проведя подобным образом эмоциональную настройку и работу над ошибками одновременно, я спокойно дорабатываю день.
        Воспитатель не звонит, и я, не выдержав, набираю ей сама перед обедом.
        Получаю отчет, что ребёнок хорошо кушает, не плачет, про меня спросила только два раза, понятливо кивнула на объяснение, что мама придет чуть позже. Так что можно не волноваться.
        После дневного сна звоню опять. Все хорошо. Спала. Ела. Играла. Боже, какое счастье!
        На фоне таких эмоциональных качелей совершенно забываю про свои волнения на личном фронте и выбегаю с работы, с улыбкой предвкушения. Скоро я увижу мою девочку! И мы, наверно, пойдем погуляем. А потом перекусим где-нибудь. А потом…
        - Далеко бежишь, Клубничка? - мощная фигура Зубова перегораживает мне дорогу настолько неожиданно, что я, не сумев вовремя притормозить, буквально утыкаюсь носом в его каменную грудь.
        Отшатываюсь, каблук подламывается, и от падения меня удерживают только крепкие ладони, ухватившие за плечи.
        Горячие ладони.
        Поднимаю взгляд и чувствую неожиданную сухость в горле.
        Зубов смотрит напряженно. И очень зло. Просто очень.
        Папина дочка
        Меня мало что в этой жизни бесит.
        Верней, не так. Бесит много чего, но я умею с этим работать.
        Машка-бешеная матрешка бесила, но я сдерживался. Живая же она осталась? А все благодаря моей железной выдержке.
        Непосредственное и горячо любимое начальство… Хотя, нет, генерал Савин не бесит. Он просто воспринимается, как данность. Суровая, мать его, необходимость, от которой никуда не деться.
        Знаете, как от ветра, дождя или, там, еще каких-нибудь мерзких погодных условий не денешься же никуда?
        Ну вот и тут так.
        Смысл на него тратить свое бешенство? Стихия, она и есть стихия.
        Люди, окружающие меня в обычной жизни, водители на дорогах, долбаки-подчиненные, дерущие носы ученые лбы на временной работе, или вовсе не замечающие меня, словно стол или тумбочку, ученые лбы… Тоже не стоят лишних нервов.
        Ничто не стоит лишних нервов.
        Так думал я.
        Пока не встретил кое-кого.
        И понял, что большего бешенства, чем при виде нежной, мечтательной улыбки Клубнички, вылетевшей на меня из дверей Центра, я не испытывал никогда в жизни.
        Никогда. В. Мать ее. Жизни!
        Не знаю, может, наложилась дикая ситуация, когда я сутки был явно не в себе, да на то, что происходит на работе, неудача за неудачей…
        И моя женщина, которую я, чего скрывать, искренне считал своей, оказалась настолько далекой, настолько легко вычеркнула меня из своей жизни…
        Это подкосило, вот реально.
        Не ожидал такого.
        Всего ожидал.
        Напряжения во взгляде, отведенных смущенно глаз, или, может, наоборот, надежды? Может, у нее что-то форс-мажорное, и она попросит помощи?
        Ага, разбежался, дурака кусок! Попросит она у тебя помощи, как же!
        Короче говоря, ожидал много чего.
        Но только не того, что Клубничку вынесет на меня из дверей с совершенно счастливым лицом и лучезарной улыбкой. С такими улыбками влюбленные барышни ходят на свидания. Она тоже такая приходила. Ко мне. Когда-то давно.
        Я встаю у нее на пути исключительно машинально. Все еще внутренне охреневая от происходящего, на автомате прихватываю за плечи, тут же привычно дурею от жаркого клубничного аромата, обволакивающего меня. Сводящего с ума.
        И заглядываю в шальные, счастливые глаза.
        А ты не скучала, да, Клубничка? Не переживала, не мучилась… Никак твое сердце не тронуло то, что один тупой идиот тебе названивал и написывал целые сутки…
        Что произошло за эти сутки, Клубничка? А?
        Что?
        Нашла другого тупого идиота? Так же обволокла его своим одуряющим клубничным ароматом, свела с ума?
        И теперь, довольная, бежишь к нему, не думая обо мне?
        Просто забыв.
        Просто вычеркнув из жизни?
        Это больно, оказывается. Когда вот так вот, вычеркивают. Туше, блядь. Но я был более милосердным. Я все же попрощался.
        Хотя, женщины жестче мужиков во многих вещах.
        - Далеко собралась, Клубничка?
        Голос мой хрипит, пальцы сжимаются на хрупких плечах до боли. Словно я намеренно хочу ей сделать неприятно.
        Плохо.
        Больно.
        Убрать из ее глаз это счастливое выражение, предназначенное не мне.
        Я держу ее и плевать мне на коллег Клубнички, удивленно оглядывающих нас, застывших прямо на ступеньках Центра.
        На все плевать.
        Клубничка смотрит на меня, выражение счастья, лучащиеся предвкушением удовольствия глаза постепенно гаснут, зрачки расширяются, губы приоткрываются удивленно… И, черт, в этот момент я едва себя сдерживаю, чтоб не схватить ее в охапку и не утащить к себе в машину.
        На глазах у всех, посреди белого дня. Ну, хорошо. По окончании рабочего дня. Неважно.
        Главное, что вокруг нас полно народу.
        А мне плевать до такой степени, что даже не по себе делается.
        Вот так и сходят с ума.
        Вот так и пропадают нормальные мужики.
        Из-за таких вот Клубничек, сумевших влезть под кожу и заменить собой все, что было до того хорошего и дорогого у человека.
        Ответь мне что-нибудь, Катя!
        Я же не выдержу!
        - Я-а-а-а… У меня дела сейчас срочные, - она поводит плечами, пытаясь освободиться, косит взглядом по сторонам, отмечая, сколько народу на нас смотрят. Сейчас еще больше будет, Катя. Сейчас ты будешь звездой ютуба, поверь мне.
        Ролик под названием: «Бугай затаскивает девчонку в машину» наверняка станет вирусным.
        Почему мне похер на это?
        Савин меня сто процентов упрячет в такую жопную срань, что выбираться буду лет пять, не меньше…
        Почему мне и на это похер?
        Мне на все похер, Катя.
        - Какие срочные, а? Как и все эти часы, когда ты трубку не брала?
        - Да.
        Она сжимает губки упрямо, смотрит с неожиданной злобой. Словно я… Словно я не в свое дело лезу! Охренеть!
        Женщина, с которой ты занимался сексом, женщина, которую пустил в свою жизнь намного дальше, чем вообще это считал возможным до нее… Она просто тебя сливает. Прямо в глаза глядя.
        Да вот нихера!
        Ты мне расскажешь сейчас, что у тебя за дела такие!
        А потом уже будем решать, настолько ли они значимы, чтоб не брать трубки и игнорировать меня!
        И решать это буду я.
        - Пошли в машину, расскажешь, что за дела.
        Тон мой совершенно не совещательный.
        Потому что у нас не демократия, блядь.
        И, если она сейчас заявит, что я не имею права, или еще чего-то не имею… То я ей наглядно покажу, что имею.
        И право. В том числе.
        Все, хватит из меня идиота делать. Я не в том возрасте уже…
        - Хорошо.
        Она резко высвобождается и топает к машине, твердо печатая шаг. Сама.
        Мне только и остаётся, идти следом.
        И в очередной раз подавлять офигение.
        Катя идёт так и ведет себя так, словно она в своем праве, словно это я - досадная помеха, а она кругом права.
        После суток ледяного молчания, это выглядит слегка странно, если не сказать больше. Странно и непонятно.
        Открываю дверь, сажаю Клубничку на пассажирское, прыгаю на водительское.
        - Здесь недалеко, - командует она и вбивает в навигатор адрес.
        Самостоятельная какая. Нахальная.
        Реально, недалеко, кстати. И зачем нам туда?
        Но ладно. Поиграем пока что по твоим правилам, Клубничина ты ароматная. Хоть и не заслуживаешь. И я потерплю чуток, не буду тебя прямо тут наказывать, в машине. Хотя уверен полностью, что бы ты ни сказала сейчас, какие бы доводы не привела в оправдание своего идиотского и совершенно неправильного поведения… Оно так и останется идиотским и совершенно неправильным.
        Ехать буквально две минуты, я не успеваю ни накрутить себя ещё больше, ни раскрутить обратно. А, может, Клубничкин аромат ноздри забивает, но хочу я уже не столько наказывать, сколько целовать и трахать. И я это сделаю, обязательно. Прямо вот очень скоро.
        Перед воротами детского сада, где мы тормозим, меня начинает настигать осознание.
        Правда, оно пока что еще неполное, словно паззл никак не складывается.
        Детский сад. Мы сюда приехали.
        Ну да, ну да.
        Клубничка, презрительно и холодно глянув на меня, выходит и спокойно направляется к воротам.
        Детского сада.
        Детского…
        Сада…
        Паззлы в моей тупой башке наконец-то со щелчком встают на место, а пот, выступивший на лбу, подтверждает верность догадок.
        Ну и все остальное становится в строй.
        Ее внезапный срыв, отсутствие, скорое возвращение. Неотвеченные. Детский сад.
        Руки тянутся к бардачку за сигаретами. И я их даже достаю. Но тут же кладу обратно и выметаюсь из машины.
        Иду следом за Клубничкой, как на привязи, уже понимая, кого я увижу сейчас.
        Понимая, и словно деревенея внутри.
        Потому что вот это - гребанная неожиданность.
        Вот это - оправдание. Не оправдание. Причина. Причина!
        Дети в разноцветных куртках бегают по территории сада, а я, дурак-дураком, лихорадочно и жадно всматриваюсь в детские лица, пытаясь угадать. Которая из них моя. Моя. Дочь.
        И не угадываю! Не угадываю!
        Руки сжимаются в кулаки сами собой, я только и успеваю сунуть их в карманы.
        И провожаю взглядом Клубничкину спину.
        Она подходит к невысокой женщине, стоящей чуть в стороне от детей, весело носящихся на площадке, что-то говорит, что-то спрашивает.
        А затем…
        Затем от цветной толпы отделяется горошина в светло-зеленой куртке и полосатой шапочке и катится к Клубничке…
        И я замираю в этот момент, ощущая, как даже сердце перестает стучать.
        Жадно вглядываюсь в детские черты, пытаясь увидеть… Что? Знакомое что-то? Да?
        Клубничка разворачивается, обнимает горошинку, подхватывает ее на руки.
        Я смотрю, взгляд оторвать не могу. Только что-то двоится, что ли?
        Удивленно смаргиваю влагу, охреневая от происходящего и от своей реакции.
        Пока Клубничка несет мою дочь. Мою. Дочь…
        Пока она несет ее к воротам, я не дышу. Просто не дышу.
        Смотрю, пытаясь навсегда этот момент в памяти запечатлеть.
        Моя женщина идет ко мне с моим ребенком на руках.
        Невозможно передать словами ощущения. Нет таких слов. Просто нет. Не придумали.
        - Мама, а это кто? - детский голос, удивлённый такой.
        Клубничка спускает дочку с рук, и та, любопытным котенком, топает ко мне. Маленькая, кругленькая в этой куртке, смешная в полосатой шапочке и шарфике.
        Только глаза видно и щеки розовые от бега.
        Я присаживаюсь перед ней на корточки, словно ноги подламливаются, не держат. И смотрю. Жадно смотрю, в упор.
        - Привет, Соня, - голос у меня хриплый, разбойный… Испугаю сейчас ребенка.
        Страшилище чертово. Идиот…
        - Драстуйте, - спокойно, с достоинством и тщательным проговариванием «р», отвечает она, потом косится на маму, - а вы кто?
        - Это твой папа, Соня, - совершенно спокойно и даже как-то буднично говорит Клубничка, в очередной раз утверждая меня во мнении, что женщины - гораздо жестче и бесчувственнее мужчин. Во многих ситуациях.
        По крайней мере, убивают они, не моргнув глазом. И сразу наповал.
        Вечер с семьей
        - Папа, папа! Еще хочу! Еще!
        Я смотрю, как здоровенный мужик послушно наклоняется к разноцветной кнопке, тянущей к нему ручки, мягко подхватывает ее, осторожно пристраивает на широченное плечо.
        Поднимается на ноги и кружится по асфальту, аккуратно придерживая свою наездницу, чтоб не свалилась от переизбытка чувств.
        Кнопка радостно визжит, ерзает, не ощущая никаких неудобств от того, что неожиданно стала на два метра выше ростом.
        Никакой боязни высоты.
        Папина дочка.
        А я смотрю на то, как они кружатся по скверу, такие совершенно не похожие друг на друга, и в то же время чем-то неуловимо одинаковые.
        Одинаковые настолько, что прохожие с улыбкой косятся на веселую парочку, и у многих явно повышается настроение.
        Я смотрю и думаю о том, что иногда спонтанные решения - самые лучшие.
        Я не собиралась знакомить Зубова с дочерью. По крайней мере, сегодня точно не собиралась.
        Но, неожиданно и неконтролируемо дико разозлившись на наглость и упрямый напор Зубова, очень не вовремя вставшего на моем пути, и явно настроенного показать, кто тут из нас двоих самец, решила… Решила не церемониться.
        В конце концов, что бы я ни думала по поводу своего нежелания знакомить дочь с отцом, но в глубине души понимала, что так или иначе это произойдет.
        Если бы Соня оставалась в родном городе, то были возможны варианты.
        Ну а, перевезя дочь сюда, в столицу, я практически все варианты отсекла. Кроме одного, самого очевидного.
        И потому оставался только один вопрос - вопрос времени.
        Зубов сегодня, своим нахальством, этот вопрос тоже решил.
        И вот теперь, наблюдая, как они моментально сошлись и вовсю дурачатся в весеннем сквере, я думаю, что не стоило тянуть, наверно.
        И это - самое правильное решение.
        Конечно, ничего не изменилось ни в наших с Зубовым отношениях, ни в целом, в ситуации.
        Он по-прежнему, ничего определенного не говорит и не обещает. Его отношения к себе я не знаю, хотя и предполагаю, на основе полученных путем эмпирического наблюдения аналитических данных, что ничего хорошего я не услышу.
        Про его работу я, естественно, тоже ничего не знаю, и не узнаю никогда. Как не узнаю и того, когда это все завершится.
        И когда он исчезнет из нашей с Сонькой жизни.
        Но моя дочь, проявившая себя неожиданно взрослой и очень даже понимающей особой, достойна правды.
        И я ей эту правду скажу, когда придет время.
        В конце концов, у нее есть папа, и этот папа, совершенно очевидно, рад, что она у него тоже есть.
        А такое - много значит.
        Соня запомнит эти легкие веселые моменты с отцом, они отложатся у нее в памяти, как что-то приятное и светлое.
        Зачем мне лишать моего ребенка таких чудесных ощущений?
        - Мама, пойдем есть пиццу! - пищит мне с Зубовского плеча Сонька, старательно выговаривая звуки.
        Тетя Лена, мама Вадима, постаралась, поучила ее в свое время.
        - Пойдем, - киваю я, замечая, как Зубов смотрит на меня, внимательно и напряженно, но старательно ухожу от ответного взгляда.
        Вот к чему я пока что не готова, так это к разговору, разъяснению ситуации.
        Я ее сама еще никак не вижу, вернее, вижу, но… В негативно-реалистичном ключе.
        И хочу привыкнуть к этой мысли, прежде, чем Зубов ее подтвердит или постарается опровергнуть.
        Последнее ему вряд ли удастся.
        Мы идем в пиццерию, заказываем большую и жирную пиццу, уминаем ее с кофе и соком.
        Я мало ем и много смотрю на свою дочь и ее отца. Смотрю, запрещая себе даже в голову запустить мысли о том, что такое может быть постоянно. Потому что это опасно. Можно привыкнуть. Поверить.
        Второй раз разочаровываться я не могу себе позволить. Я не одна теперь.
        Зубов общается с Сонькой, причем, делает это вполне правильно. То есть, без скидки на «уси-пуси, маленькая девочка», а как с понимающим, серьезным человеком. Соня рассказывает ему про сад, про воспитательницу, про то, что на прогулке нашла сегодня кости динозавров, а воспитатель их отобрала и сказала, что это - кости курочки.
        И потом долго мыла Сонькины ручки и полоскала перчатки.
        Зубов отвечает, что курочки - это бывшие динозавры. Только они со временем стали маленькими…
        Дочь очарована.
        Она обожает динозавров, все, что с ними связано, любит фильмы про динозавров и обучающие мультики.
        И Зубов, похоже, нащупал верный путь к ее сердцу.
        Хитрый гад.
        Я пью кофе, разглядываю их, иногда ловлю на себе внимательные взгляды Зубова…
        И никак не реагирую. Потом все будет.
        Время проходит, вижу, что Сонька уже слегка устала от обилия эмоций, и надо бы закругляться.
        - Сонь, пора домой, спать, - говорю я, находя паузу в диалоге отца и дочери.
        - Да, папа пойдет с нами?
        - Э-э-э… У папы своя…
        - Конечно, с вами, - тут же спокойно перебивает Зубов, а затем кидает на меня прищуренный взгляд, - я теперь все время буду с вами.
        - Да? - улыбается Сонька, отправляя своей невероятной папиной улыбкой меня в полный нокаут, когда ни встать, ни выдохнуть. Или это Зубов своей фразой и тоном безапелляционным только что сотворил?
        - Да, - судя по дрогнувшему голосу, улыбка дочери папаше тоже зашла. Ну-ну… Готовься, Зубов, Сонька - человек коварный и хитрый. Умение манипулировать прокачано до уровня мастера еще в подгузниках.
        - Тогда спать! - командует дочь, и мы выдвигаемся в сторону гостиницы.
        - У меня нет детского кресла в машине, - сокрушается Зубов, неожиданно останавливаясь.
        - Ничего, мы на метро, - я хочу забрать дочь, но он не разрешает. Прижимает Соню к себе, а та и рада, уселась на его крепких руках, пальчиками за шею обняла, прижалась. Такая, прям, папина дочка. Клянусь, я даже ревновать начинаю!
        - Нет, мы все на метро сейчас, а завтра я куплю кресло, - командует Зубов, сворачивая к станции.
        Я молча топаю следом.
        В метро Соня вертит головой, любопытно разглядывает станцию, вдыхает маленьким носиком совершенно неповторимый запах подземки. Она еще не привыкла, мало ездила, все ужасно интересно.
        Сажусь рядом на сиденье, потому что Зубов так и не спускает дочь с рук, и решаю заметить осторожно:
        - Ты события не торопи.
        - Это ты насчет кресла? - косится он на меня, - я не тороплю. Наоборот, отстал на несколько чертовых лет.
        - Ну-ну…
        - Клубничка, - Зубов разворачивается ко мне, смотрит внимательно, - нам с тобой предстоит серьезный разговор, ты понимаешь это?
        - А то…
        - Не шути и не думай, что я шучу.
        - И не думаю. Надеюсь, не шутишь.
        Объявляют нашу станцию, поднимаемся. Соня, уже устав, вяло цепляется за отца, зевает.
        Кто-то сейчас помоется и ляжет баиньки.
        А кому-то предстоит серьезный разговор.
        Если, конечно, кто-то, все же, не шутит…
        Серьезный разговор
        Моя дочь спит так же, как я. На животе, раскинув руки на половину кровати. Она вообще на меня до такой степени похожа, что даже не по себе немного.
        Все-таки, фото не передает вообще ничего.
        В который раз убеждаюсь.
        Вот, например, Клубничка на фотке - ну просто сладкая куколка, глаз, конечно, задержится, но не до такой степени, чтоб дыхание перехватывало. А в живую - до такой. И даже больше. Иногда, глядя на нее, появляется ощущение, что просто невозможно вздохнуть. Через боль все выходит, через такое стеснение в груди, что даже страшно. Будто чуть-чуть - и задохнешься. Если ее не будет рядом.
        И моя дочь, которая на всех фотках - копия Клубнички, в реале - моя копия. Моя - мимикой, веселым прищуром темных глаз, улыбкой, хитрой мордашкой… Не надо никакого теста, и так очевидно не только мне, всем вокруг - моя. Полностью моя.
        И как вот это чудо без меня три года?.. Больше! Больше трех лет! А, если взять еще и то время, когда она в клубничном животе была… Сука, я столько времени потерял! Столько упустил!
        Потому и не мог отпустить ее от себя даже на расстояние метра. Просто вцепился, как сумасшедший Голлум в свое сокровище. Не хватало только хрипа безумного: «Моя пре-е-елес-с-сть»…
        Хорошо, что Клубничка великодушно позволила мне верховодить. Не отнимала мою прелесть, не пыталась перетянуть на себя ее внимание. Не знаю, что было бы в этом случае. Наверно… Наверно, что-то было бы.
        Но моя Клубничка в очередной раз показала себя умной и здравомыслящей девушкой. И временно отошла в сторону, позволяя мне насладиться общением с Соней. Моей прелестью. Моей темноволосой маленькой принцессой.
        Я смотрю, как она спит, раскинувшись на кровати, утомленная долгим днем в саду и долгим вечером с мамой и папой, и буквально задыхаюсь от осознания: именно так и должно быть.
        Так.
        Моя дочь должна проводить время с папой и мамой, должна засыпать, усталая и счастливая. И просыпаться утром от того, что ее целует мама.
        И нет, мне мои мысли сейчас не кажутся глупыми и сопливыми.
        Наоборот, то, о чем я думал раньше, когда воображал себя свободным волком, псом на государевой службе, теперь ощущается херней. Как раз той самой - глупой и сопливой. Инфантильной до охерения.
        У мужчины должен быть ребенок, в котором он будет видеть себя. У мужчины должна быть такая маленькая принцесса, которую нужно любить и зацеловывать в розовые щечки.
        Которая будет им вертеть и называть «папочка».
        Меня сегодня называли. И я, здоровенный дурак, плыл, как мальчишка, от небывалого удовольствия.
        И терять я это больше не намерен.
        - Все хорошо? - Клубничка становится рядом, смотрит на меня вопросительно. Не понимает, несмотря на всю свою сообразительность и ум, просто не понимает моих эмоций. Но ей простительно. Она это чудо родила и каждый день видит. А я…
        А я тоже буду теперь!
        Каждый день!
        И чтоб называла «папочка»…
        - Да, Клубничка, все хорошо… - хриплю я, тщетно пытаясь понизить голос до шепота. Такого, чтоб не разбудить дочь.
        - Пойдем на балкон, - говорит она, кивая на балконную дверь.
        Оглядываюсь. Ну да, здесь, по-любому, больше негде. Кухонного островка нет, только в стороне, на тумбе, стоит микроволновка и чайник.
        И санузел один на четыре номера.
        Вообще, все дико неудобно, особенно теперь, когда тут живет ребенок.
        Надо что-то решать с этим…
        Но пока, надо поговорить. Поставить, наконец, все точки над i. Пора уже.
        Клубничка накидывает куртку, подает мне мою, и мы выходим на улицу.
        Вид прикольный, воздух - еще холодный, но уже, практически, апрельский. Балкон маленький, буквально для одного. Стоит стул, крепкий, что характерно, на нем подушка, чтоб было теплее сидеть, как я понимаю.
        - Тут можно говорить, если негромко, - предупреждает Клубничка, прикрывая дверь поплотнее, - и курить можно, если хочешь.
        - Нет. Ты хочешь?
        - Нет, я не курю уже давно.
        - Курила?
        - Было дело…
        Беседа - нейтральная, разминочная. Пристрелочная.
        - Садись?
        - Нет, я постою лучше, ты садись. Ты - большой, сядешь, сразу места больше будет… - улыбается.
        И меня торкает от ее улыбки.
        Послушно сажусь, и в самом деле, места становится больше. Да и ей ощутимо комфортней, все-таки, я своим размером и весом довлею.
        - Ты хотел сказать…
        - Я хотел сказать…
        Мы начинаем одновременно, Клубничка замолкает, приглашая меня продолжить. Ну ладно. Ладно.
        - Я хотел предложить тебе переехать ко мне с Соней.
        Вот. Сказал. Твой ход, Клубничка.
        - На правах кого?
        Она не удивлена. Ну да, меня просчитать легко. Я и не скрываюсь.
        - На правах жены. Семьи.
        - Черт… - она растерянно шарит по карманам куртки, - все-таки надо покурить… Ты меня сейчас… Удивил, Зубов.
        - Чем? Ты ждала другой реакции? Совсем меня за подонка принимаешь?
        - При чем здесь подонок? Просто, исходя из твоей… э-э-э… жизненной позиции, я не предполагала такого радикального предложения.
        - А что с моей жизненной позицией?
        Клубничка, не найдя сигарет, отворачивается, какое-то время смотрит на ночную Москву, потом начинает говорить, глухо и спокойно. Размеренно.
        - Знаешь… Я, когда узнала, что беременна… Нет, у меня даже мысли не было избавиться, но это неожиданность, ты должен понимать… Учитывая, как мы расстались, как ты поступил. Не надо, - она поспешно выставляет ладошку, останавливая мои возражения, - я в курсе, что это - во благо, и так надо было, и… Но ты пойми, я тогда… Черт! Глупо так… Но ладно. Я тогда в тебя влюбилась. Ну вот такая дура, восемнадцать только исполнилось, что ты хочешь? Нет, я себя не оправдываю, я сама все. Ну, ты помнишь… Я понимаю, что ты ко мне никаких особых эмоций не испытывал тогда… Да и сейчас, наверно… Я просила не перебивать!
        Черт… Где сигареты мои? Почему я бросил курить, вашу мать?
        Я молчу, смотрю на нее, такую хрупкую на фоне ночной черноты.
        И думаю, что она нифига меня не понимает. Не знает.
        Как и я сам, впрочем.
        Потому что, скажи я ей сейчас, что уже тогда… Не поверит, и права будет. Расскажи мне кто тому, тогдашнему, что на самом деле я испытываю к восемнадцатилетней девчонке, случайно встреченной на очередном задании, наверно, рассмеялся бы. Или, может, рожу бы набил. Потому что я - четырехлетней давности - редкостный мудак, думающий только о себе. И жестко гасящий все эмоции, которые считал лишними.
        Я смотрю на Клубничку, а вспоминаю себя, идиота. Как стоял перед зеркалом и репетировал речь, с которой должен был расстаться с такой нежной, такой сладкой, но такой ненужной мне тогда девочкой.
        Репетировал речь, смотрел в свои глаза… И ощущал в груди что-то странное. Что-то настолько тяжелое, что дышать было плохо.
        Прям, как сейчас.
        - Так вот, это все лирика, я понимаю, что тебе это неважно сейчас, конечно. Да и я… Если ты думаешь, что я репетировала эту речь, мечтала тебя встретить и все-все высказать… То вынуждена тебя разочаровать. Не репетировала. Не мечтала. Вообще не думала про тебя, прости. У меня не было времени на это, Зубов. У меня были другие проблемы, которые я решала. Не без помощи добрых людей, конечно же. И решила. В большинстве своем. Моя дочь росла в любви и довольстве. У нее всегда все было. Не благодаря мне, но отчасти… мы справились, Зубов. И сейчас мы тоже справляемся. Меня по-прежнему окружают добрые люди. И я не стесняюсь пользоваться их помощью. Да и сама… Я сама тоже кое-чего стою, хоть тебе, наверно, в это и трудно поверить. Той восемнадцатилетней девочке пришлось срочно взрослеть. И это пошло ей на пользу. Теперь я все могу сама, у меня впереди - возможная карьера, хорошая карьера, Зубов. И мне не требуется… Твоя помощь. Поэтому, если ты мне предлагаешь переезд и замужество из-за дочери… То пошел бы ты нахер, Зубов! Мне этого не нужно. Соне - тоже. Мне Васильев уже обещал служебную квартиру, так что
мы здесь максимум на неделю. Не надо благородства…
        - А если не из-за этого? - голос все же удается приглушить, но вот злость я не могу контролировать сейчас. И старательно запрещаю себе думать о том, сколько «добрых людей» было в ее жизни. И насколько они были «добрыми». Я не буду про это думать. И так со всех сторон козел. - Если из-за тебя самой? Из-за того, что хочу быть рядом с вами? С тобой и Соней?
        - Очень странное и, главное, очень быстрое решение, Зубов, - усмехается она грустно, - учитывая, что ты за все время нашего «общения», даже намеков не делал на то, что это может продлиться и после моей практики.
        - У нас не было возможности разговаривать, - бурчу я с досадой. Ну да, косяк. Ну да, язык в жопе. Ну что теперь мне сделать? Сложно сразу перестроиться. Сложно сразу оценить, насколько то, что с тобой происходит, фундаментально.
        - Ну да, какие разговоры? Они же отнимают время у траха!
        - Клубничка… - я больше не могу на нее смотреть, такую холодную, такую далекую, сложно это делать. И потому действую так, как привык. Разговор наш идет на ее территории, в привычной ей плоскости. А мне хочется перевести в свою. Тоже привычную.
        Беру ее за руку и дергаю на себя.
        Клубничка только успевает тихо ахнуть от неожиданности, как оказывается на моих коленях. Лицом к лицу.
        - Зубов! - негодующе шипит сквозь зубы, а я хочу-не могу вдохнуть поглубже этот привычно сносящий крышу клубничный запах. Наклоняюсь к пульсирующей венке на шее и прикусываю. Нежно и аккуратно.
        Клубничка тут же замолкает и вздрагивает в моих руках. Черт, почему у нас на этом уровне все настолько же охерительно, насколько все херово на всех остальных?
        Как это распространить? Как перевести из одного на все?
        - Клубничка… - шепчу я, уткнувшись носом в вкусную кожу шеи, - дурочка… Я сразу захотел. Только из-за тебя. Понимаешь? Ну, дурак я. Ну не могу нормально сказать. Но я думал, ты все понимаешь…
        - Точно, дурак, - тоже шепчет она, - и что я, по-твоему, должна была понять? Когда ты только хватаешь и трахаешь? На всех подходящих и неподходящих поверхностях? И все? Больше ничего?
        - Я и сейчас хочу, - делюсь с ней своим желанием. Намерением.
        - С ума сошел? - пугается она, - Сонька…
        И упирается в мои плечи ладошками.
        - Она спит… - я настолько захвачен неожиданно открывшейся шикарной перспективой заняться сексом с Клубничкой, что даже слова правильные генерирую. Хотя, клянусь, мозг в этом вообще не участвует! Совершенно! - Мы тихонько. Я очень тихонько… А потом спать… А утром - собираться ко мне переезжать…
        - Зубов! Нет! - я опять утыкаюсь в шею, с удовольствием вылизываю нежную кожу возле ушка, сопя, как медведь, и Клубничку помимо воли бьет дрожь. Ох, да… Я знаю, как она моментально заводится. Знаю, куда надо поцеловать, как надо тронуть… И хорошо, что она в юбке. Так хорошо… - Зубов… Я еще не согласилась! Я вообще… Ай!
        - Тихо-тихо-тихо… Соня спит…
        - Зубов! О, боже…
        - Он тут вообще не при чем…
        Переезд
        - Зубов, я не спрашиваю у тебя про твою работу, но скажи мне пожалуйста, что мне делать, если тебя ушлют на Северный полюс?
        Я рассматриваю наше с Сонькой новое жилище, впервые критично, при свете дня. Прикидывая, насколько нам здесь будет удобно.
        Типичная мужская берлога, однокомнатная, со здоровенной кроватью - полем битвы, да уж, по центру и такой же здоровенной плазмой напротив.
        Наши с Сонькой два чемодана, стоящие посреди этого пространства, смотрятся сиротливо. Чужеродно.
        - Ждать, Клубничка, - Зубов обнимает меня со спины, целует, отчего хочется плюнуть на все и просто прижаться к нему, потереться бедрами… В голове сразу воспоминания о прошлом вечере, когда нахальный захватчик все-таки добился своего, в этот раз не силой, а упорством и настойчивостью. Заласкал, затискал, зацеловал до такой степени, что я сама не поняла, как оказалась спиной к нему, без колготок и белья… Мгновенное помешательство, безумие какое-то… Только он ведь во мне это вызывает. И только он имеет надо мной такую власть.
        Я же даже сказать ничего против не смогла, зато он говорил и говорил, много чего. И все такое, что не повторишь, и вспоминать стыдно. Но безумно приятно.
        Ночь, прохладный воздух, овевающий мое красное от стыда и возбуждения лицо, развратный шепот:
        - Да, вот так, Клубничка моя… Сладкая такая… Попробуй, какая ты сладкая…
        И я послушно размыкаю губы, впуская его пальцы, облизывая, сходя с ума от своего вкуса, глаза закатываются, руки дрожат, ноги дрожат, а он все шепчет, шепчет что-то пошлое до невозможности и такое же горячее… Шепчет и двигается во мне, как-то так приспособившись, что мне самой не приходится ничего делать. Он сам все делает. И так хорошо, Господи, так хорошо… Хотя, да, он - точно ни при чем… А затем пальцы, мокрые от моей слюны, плотно запечатывают рот, распахнутый в крике, и меня бьет дрожь такой силы, что все мышцы напрягаются, становясь каменными. А затем расслабляются, превращаясь в желе. И сквозь накативший дурман безумия ощущаю, как он хрипло матерится, кончая, и сжимает меня, жарко, жадно, не давая пошевелиться… И небо над нами. Мартовское хмурое небо. А за стеклом, в темной комнате, спокойно спит наша дочь.
        И стыд, такой стыд… И такой кайф… Как это может быть одновременно?
        - Ждать? И сколько ждать? - я, вообще-то, согласна ждать. Если надо. Но надо ли?
        - Недолго. Я буду стараться быстрее все завершать. - Лапа ползет по животу, мягко направляясь за пояс предусмотрительно натянутых плотных строгих брюк. Мне еще на работу сегодня!
        - А есть вариант поменять работу?
        Лапа застывает.
        - Да. Я думаю над этим.
        Голос Зубова серьезен настолько, что я разворачиваюсь, чтоб увидеть это небывалое зрелище. Что, реально?
        Зубов, не парься, я пошутила же! Понятно, что у каждого из нас работа и карьера. И, если он поставит мне условие все бросить, то я… Я, пожалуй, пошлю его нахер.
        Почему-то я была уверена, что он сделает точно так же.
        Но нет, Зубов серьезен до крайности. Даже лапать меня перестает, а это признак-признак.
        - Серьезно? Зубов, я…
        Но договорить мне не удается. Зубов кладет палец мне на губы, призывая к молчанию, и говорит, все так же серьезно и спокойно:
        - Да, и у меня есть варианты, Клубничка. Но для начала все равно надо доделать тут. Если все пройдет хорошо, то… То я смогу рассчитывать на повышение и кабинетную работу. В другом ведомстве.
        - А тебе это надо, Зубов? - шепчу я все-таки, наплевав на бессловесную коммуникацию, - ты пойми, я же вообще не настаиваю… Мы можем просто… Ну… Встречаться. Не надо жениться. И жить вместе.
        - Надо. - Он говорит это с такой убежденностью, что я даже не знаю, что возразить. И имеет ли смысл возражать. - Мне нужна ты полностью. Ты и Соня. По всем законам.
        - Черт, Зубов… - облизываю губы, ощущая, как все внутри гореть начинает, - это заводит…
        - Да? - его взгляд тоже меняется. Становится более глубоким и горячим, - тогда давай по-быстрому…
        - Эй, на работу мне надо…
        - Мы успеем…
        - Господи, Зубов, ты - маньяк…
        - От маньячки слышу.
        После, уже в машине, поправляя напрочь смазанную помаду, уточняю:
        - После работы со мной за Соней поедешь?
        - Конечно. И всем на работе скажи, что ты - замужем.
        - Ты торопишь события.
        - Нихрена.
        Рабочий день пролетает мгновенно, я честно признаюсь Васильеву, что выхожу замуж, не скрываю, за кого, и мой начальник пару мгновений выглядит очень сильно ошарашенным.
        - Ну надо же, - приходит он, наконец, в себя, - а когда вы… э-э-э… Вы же все время работаете, Катя?
        - Ох… Это все так быстро случилось… - я мило краснею, прячу взгляд, - на корпоративе на восьмое марта мы как-то разговорились, а затем…
        - Какой у нас Антон Сергеевич, однако, шустряк… Хотя, исключительно по мужски, я его понимаю. Когда находишь свою женщину, не стоит долго ждать… Хорошо, Катенька, но вернемся к нашим разработкам. Вчерашний эксперимент, проведенный в ваше отсутствие… Что скажете о результатах?
        Мы увлекаемся работой, и весь остаток дня я крайне занята. Потому что очень сложно обработать результаты эксперимента, на котором не была. И очень сложно сделать соответствующие выводы.
        В конце рабочего дня я вспоминаю, что надо бы забрать кое-какие вещи из своего прежнего рабочего места и направляюсь в главный корпус, очень сильно рассчитывая, что Хохлова там не застану.
        Но мой бывший руководитель практики на месте, к сожалению.
        Деваться некуда, потому я вежливо улыбаюсь:
        - Добрый день, Семен Владимирович, я прошу прощения, хотела бы забрать свою папку с документами…
        - Да, Катюша, проходи! - он, вроде бы, рад, по крайней мере, улыбается и ничем не напоминает нашего последнего не особенно приятного разговора.
        Я хлопаю ресничками, стеснительно улыбаюсь и собираю вещи.
        Под пристальным взглядом.
        - Как тебе на новом месте, Катюш? Нравится?
        - Да, конечно! - побольше дурного блеска в глазах и энтузиазма! - так интересно! Так здорово!
        - Я рад, что тебе все нравится… А ты знаешь, Катюша, за чьим ноутбуком сейчас работаешь в лаборатории?
        - Нет…
        - За моим, Катюш, - улыбка уходит с лица Хохлова, он поднимается, и я, чувствуя опасность, начинаю постепенно отступать к двери, прижимая к груди папку с документами, - ты сидишь за моим столом. На моем месте. Как тебе, не жмет?
        - Простите…
        - Не надо просить прощения! - он делает резкое движение, перекрывая мне пути отхода, и мы остаемся стоять посреди кабинета, - не надо! Ты же не виновата, что у меня нет твоих достоинств, из-за которых ты, несомненно, это место и получила. Например, глубокой глотки! - последние слова он буквально рычит, и я неожиданно понимаю, что с головой у моего бывшего коллеги прям беда. Черт, они же проверяются у психиатров каждый год. Как же это проморгали?
        - Не понимаю… Простите, мне надо идти… - пока не выхожу из образа невинной овечки, подспудно рассчитывая обойтись без крови, но Хохлов неожиданно хватает меня за папку с документами и дергает вместе с ней на себя.
        - Куда? Отсасывать Васильеву? А я чем хуже? Как ты шустро один этап проскочила! Хитрая сучка, а? Но ты зря думаешь, что надолго там задержишься, поняла? Как только Васильев остынет, сразу пнет под зад оттуда!
        Так. Ну, пожалуй, хватит нежностей. Как-то перебор.
        - А вы, наверно, по себе судите? Что, плохо сосали? Без выдумки? - смотрю прямо в глаза безумца, и нет. Ресничками не хлопаю. Пусть смотрит. Пусть знает, сука.
        Как они мне все надоели, эти твари! Эти самцы, считающие, что работать могут только они. А женщины - это так, дырки для сосания и глотания. И все наши заслуги зависят лишь от глубины глотки. Тварь. Везде одни твари, даже здесь, в, типа, научной элите!
        Мой Зубов, искренне не понимающий, чем я занимаюсь на работе, тем не менее, относится ко мне с большим уважением, чем этот высоколобый дурак.
        - А ты сучка! - наконец, отмирает Хохлов, замахивается, и вот тут-то его и ждал бы крутой облом, потому что я не просто с Машей дружила все эти годы. Не каратистка, но вломить вполне способна. Но вмешивается сама судьба, в лице моего будущего мужа.
        Зубов вваливается в кабинет без стука, с такой рожей, что ее одной хватило бы для того, чтоб кое у кого столбняк случился.
        Видит картину маслом, рычит, и в следующее мгновение Хохлов летит в сторону, валится на шкаф, сбивая его на пол. Все это сопровождается таким грохотом, словно тут у нас случился апокалипсис местного значения.
        - Катя, вышла! - разворачивается ко мне Зубов, и вид у него откровенно страшный. Естественно, я даже не думаю подчиняться. Оставлять их одних тут категорически не стоит, потому что не знаю, есть ли у Зубова лицензия на убийство, или как там у них эта фигня называется, но мне это все не нужно.
        - Нет! Антон, пошли, ты мне нужен сейчас… - и, видя, что он не реагирует, применяю запрещенный прием, красиво плачу, - ах, я так испугалась… Ах, я сейчас упаду…
        - Черт! Катя! - он моментально перестаёт обращать внимание на Хохлова, тем более, что тот, для разнообразия, проявляет фантазию и прикидывается мертвым, подхватывает меня на руки и выносит из кабинета, у дверей которого уже начинают собираться привлеченные шумом сотрудники центра, - пошли скорее, скорую тебе…
        - Ах, Антон… Не надо, я просто… Просто немного испугалась… - в противовес своим словам, цепляюсь за обшлага пиджака Зубова, смотрю в его глаза, позволяю слезам течь по щекам, короче говоря, делаю все, чтоб отвлечь самца от желания самоутвердиться и убить соперника, и переключить на другую реакцию - заботу о самке.
        - Скорую вызовите, - отрывисто говорит сотрудникам Зубов, трепетно прижимая меня к груди, - там переломы. И сотрясение мозга.
        После этого он уносит меня прочь из здания, сажает в машину.
        - В больницу поехали.
        - Зубов, - я мгновенно оживаю, - какую больницу, с ума не сходи. Иди, решай вопрос с Хохловым, а я пойду во второй. Меня Васильев ждет с отчетом.
        - Ты с ума сошла? Ты на ногах не стоишь?
        - Стою. И вообще, как ты там оказался так быстро?
        Выскакиваю из машины, наскоро поправляю одежду. Привожу в порядок лицо.
        Зубов рассматривает меня со все возрастающим изумлением.
        - Это че сейчас такое было?
        - Я просто почувствовала себя лучше рядом с тобой, вот и все.
        - А-а-а…
        - Ты же знаешь, что для женщины важна защита?
        - Ага…
        - Ну вот. Ты меня защитил. Ты - мой защитник! - тянусь поцеловать, отвлечь от глупых мыслей. Мне и в самом деле надо работать. А ему и в самом деле надо ликвидировать последствия своего гнева.
        - Ладно… - смягчается он, - ладно. Мы еще дома поговорим.
        - Конечно…
        Я убегаю в сторону второго корпуса, чувствуя спиной напряженный взгляд Зубова. Ну да, грубовато получилось… Но ничего. Все решим.
        Про Хохлова я забываю мгновенно. Не он первый шовинистический мудак в моей жизни и, боюсь, что не последний.
        Хотя, если слава про моего будущего мужа пройдет по научному сообществу, то, может, остальные мудаки будут прятать свои мерзкие сущности?
        Новый помощник
        - Зубов, ты для чего там находишься?
        Савин спокоен. Это нифига не приносит облегчения, конечно, но все же… Хоть не шипит по-змеиному, и на том спасибо.
        - Осуществлять… - привычно прикидываюсь тупым солдафоном и собираюсь цитировать должностную инструкцию, но Савин не настроен сегодня играть.
        - Заткнись.
        - Есть.
        - И прекрати мне здесь свои солдафонские замашки.
        - Слушаюсь.
        - Избиение сотрудника центра, одного из фигурантов… Зубов, ты мало в Африке просидел?
        - Никак нет.
        Савин долгих полминуты изучает мою каменную рожу, видно, желая отыскать там проблески интеллекта, не находит и вздыхает неожиданно понимающе.
        - Вот всегда я говорил, один вред от баб… Любых… Отчет!
        Подаю отчет, где кратко расписаны причины возмутительного инцидента, информация о котором, слава яйцам, никуда не пошла дальше кабинета отдела строения вещества. И кабинета Савина, естественно.
        Как мне это удалось? Лучше не спрашивать. Скажу одно: дипломат во мне сдох в мучениях.
        Тем более, что с Хохловым все оказалось не настолько печально. Сломана рука, да и только. Теряю хватку. Плохо.
        Заявления никакого, естественно, он подавать не будет, хотя изначально хотел. Но потом перехотел.
        Говорю же, дипломат я тот еще. Умею.
        - Так… - Савин пробегает взглядом по написанному, - ясно. Еще что-то будет? Помимо этого бреда?
        И чего сразу бред? Обидно прям! Да я полночи сочинял! Вторые.
        А первые полночи Клубничку трахал. В туалете, да. Потому что в комнате спала наша дочь.
        Мы ее вместе забрали из сада, я познакомился с воспитателем, кстати.
        Нормальная, вроде, тетка. Я ее, естественно, все равно пробью по всем базам, как и вторую воспитательницу, и нянечку тоже. И заведующую садом, само собой. Конечно, сад специализированный, для детей сотрудников, но мало ли…
        Нет уж. Лучше перебдеть.
        После сада мы пошли покушать, в этот раз не пиццу, потому что Клубничка наотрез отказалась кормить ребенка пиццей чаще одного раза в месяц.
        Нашли неподалеку другое заведение и там отлично посидели. Я пообщался с дочерью, обсудил с ней отличие динозавров хищных от динозавров травоядных, потом мы погуляли и поехали домой. На машине, потому что креслом я тоже озаботился.
        Наверстываю, короче говоря, как могу.
        Провели, в целом, офигенный вечер. И вот никуда не спрячешь появившееся после него ощущение правильности. Логичности происходящего. Спокойствия.
        Словно то, что я делал до этого, как жил, как вел себя, все мои одинокие или не одинокие вечера…
        Все это было в другой жизни.
        Далеко-далеко.
        Настолько далеко, что и вспоминать-то не хотелось.
        А хотелось, наоборот, длить вот этот вечер, правильный, когда на душе покой и умиротворение. Когда все так, как надо. Как должно быть.
        Дома Соня быстро уснула, а мы с Клубничкой спрятались в ванной. И вот что я вам скажу: очень хорошо, что у меня такая большая ванная комната! И стиралка там стоит прям удачно, и на полу места полно. И в самой ванной тоже вдвоем прекрасно поместились.
        Отличный вечер, плавно переходящий в отличную ночь.
        Побольше бы таких.
        Каждый день бы так заканчивался.
        Но для этого надо было немного поработать, а потому остаток ночи я кропал отчет, жопой чуя, что пригласят утром на ковер.
        И оказался прав.
        Правда, все же ожидал от Савина куда больше эмоций.
        Но, судя по всему, у генерала голова была чем-то другим занята, потому что особо он не зверствует.
        А, может, все впереди… Главное, не расслаблять булки.
        - Так, сегодня примешь помощника на должность второго сисадмина. Парень будет тебя ждать на проходной. Поработаешь по процедуре полностью. Он пойдет во второй корпус, конкретно, к той машине, с которой произошел слив.
        - А мне допуск?
        - Не нужен теперь. Свободен.
        Да… В таких условиях заговаривать о смене сферы деятельности не стоит. Ничего, вот решу здесь задачу… Савин, глядишь, и подобреет.
        С этими мыслями доезжаю до работы, ставлю машину, поднимаюсь по ступенькам…
        - Добрый день! Я - по распределению, - знакомый голос, знакомая рожа… Черт…
        Савин, все же, изврат. Садист, сто процентов.
        Смотрю на высокого белобрысого парня в очках и с серьгой в ухе. Изменился.
        От прежнего лысого смурного мужика, одетого в черное и с характерными мозолями на пальцах не осталось ровным счетом ничего.
        Сейчас передо мной - типичный житель столицы, близорукий, бледный, максимально безопасный любитель смузи и самокатов.
        Если б своими глазами не видел, как этот глист управляется с оптикой, ни за что бы не поверил.
        Мимикрия на высшем уровне.
        Хорошо у нас нужные службы работают.
        - Сосновский Максим, - коротко представляется он, улыбаясь смущенно и виновато. Да е-мое… Клоун. Ладно, поддержим. Мы тоже не пальцем деланные.
        - Очень приятно. Пройдемте, надо анкету заполнить.
        - А я уже… - протягивает мне бланк. Между прочим, секретный.
        Но спрашивать, откуда взял, не имеет смысла. Понторез.
        - Хорошо. Пошли, покажу твоего коллегу и фронт работ.
        Разговариваем мы нейтрально, дальше тоже все проходит штатно. Вызываю на охрану Виталия, сдаю Сосновского с рук на руки.
        Пока он идет, смотрю вслед, сравнивая его с сестрой. Нет, кроме цвета волос и бешеного острого взгляда, никакого сходства. Машка-неваляшка ростом метр в прыжке, а этот - оглобля. Вот тебе и близнецы.
        Интересно, в какой заднице паренек побывал, что так пообтесался?
        Ладно, выяснять я это все точно не буду. Парнишка вроде не дурак. Ему наверняка уже задачу поставили и все обрисовали. Мое дело - подстраховка. А он - на первых ролях теперь.
        В течение дня ничего особенного не происходит. Я работаю, периодически посматриваю в камеры на свою Клубничку, и на нового сотрудника Центра, отмечая, что да, мимикрия охренительная. Влился в строй, как родной.
        Уже лазит по всему корпусу, очочки свои поправляет типичным жестом всех очкариков, улыбается, знакомится. Обаяшка. Рассматривает под шумок железо. Тоже с таким видом, будто только этим и занимался всю сознательную жизнь… Да, нас в свое время такому не учили…
        Как-то даже гордость берет за родную разведку.
        Клубничка полдня проводит в чистой зоне, очень прикольная в своем белом костюме, очках и маске. Меня, кстати, безумно стремают эти ее эксперименты, хоть я и нихрена в этом не секу, но прекрасно знаю, что тут, помимо всякой нужной технической лабутени, еще и оружием занимаются. Изобретением. Тонкая оптика, новые технологии… Правда, не конкретно в этой лаборатории, но кто его знает… Когда оно неожиданно стрельнет.
        Короче говоря, все немного волнительно.
        И, кроме этого, в голове варятся всякие другие темы, и среди них доминирует: как без потерь свалить от Савина. Не отпустит же, гад.
        Перебираю варианты и прихожу к одному, самому логичному: обратиться к должнику, в МИД. Помнится, он в последнюю нашу встречу, прям рыдал на моем плече от радости, что живой вернулся из той африканской жопы. И даже не слишком похудел, скотина.
        Может, вспомнит, как я его змеями кормил в пустыне, да и поможет…
        Хороший вариант, надо обдумать…
        В конце рабочего дня меня вызывают на минус третий, где находится еще один пост внутренней охраны. Там один из сотрудников почувствовал себя в полной безопасности и решил повеселиться. Рабочий момент, короче говоря, но приходится возиться какое-то время.
        А, когда поднимаюсь наверх, получаю обухом по башке. Приказ по внутренней службе.
        Задержать до выяснения обстоятельств Кудрявцеву Екатерину.
        Задержание
        Когда в кабинет, где я еле успела снять рабочий комбинезон и натянуть брюки, заходят двое парней из охраны, я первым делом думаю, что что-то случилось с Зубовым.
        Сердце сразу падает в пятки, рот раскрывается, а слова не идут!
        Когда меня вежливо просят, ничего не трогая, пройти в комнату охраны, слова так и не появляются, становится еще хуже.
        Потому что с Зубовым точно что-то случилось! Он наверняка рассказал своим подчиненным, что мы теперь вместе, и вот они и хотят сообщить мне что-то в спокойной обстановке. А, значит, это что-то… Крайне серьезное!
        Господи, он живой?
        Он должен быть живой! Нельзя же так… Просто нельзя…
        Мы идем по коридору, я посередине, и, честно говоря, занятая основной задачей - не упасть и успешно переставлять ноги - совершенно не обращаю внимание на то, как это выглядит со стороны.
        А выглядит это так, словно меня ведут под конвоем. Попадающиеся навстречу сотрудники провожают изумленными взглядами, перешептываются…
        Но в тот момент мне не до впечатлений. Я иду, чуть ли не бегу впереди сопровождающих, стремясь скорее добраться до комнаты охраны и увидеть… Черт, увидеть, что Зубовым.
        Что там с моим Зубовым???
        А едва переступив порог комнаты охраны, испытываю такое ощутимое облегчение, что буквально ноги перестают держать.
        Потому что с Зубовым, совершенно очевидно, все в порядке.
        По крайней мере, внешне.
        Он стоит, немного бледный, напряженный, чуть в стороне от входа и смотрит на меня. Только на меня.
        Я делаю несколько шагов к нему, ощущая, как слезы текут по щекам и отстраненно удивляясь этому. Откуда слезы? Все же хорошо…
        Он шагает ко мне навстречу, подхватывает под мышки, обнимает. И я, дура, радостно рыдаю, заливая слезами форменный пиджак, даже не обращая внимания на стоящих вокруг людей.
        Зубов живой, с ним все в порядке… Бог мой! Больше ничего и не надо для счастья!
        - Клубничка… Ну чего ты? - он бормочет что-то утешительное, обнимает меня, сжимает крепко, крепче необходимого, словно не желая отпускать, желая оградить от неведомой опасности… Но какая может быть опасность, когда он рядом?
        - Я прошу прощения… - нас прерывает незнакомый голос, но Зубов рычит повелительно:
        - Подождите немного. Она сейчас успокоится!
        Я слышу злость и напряжение в его голосе и мгновенно прихожу в себя. Успокаиваюсь.
        Что-то происходит. Что-то, помимо очевидного…
        - Что происходит? - я отрываю мокрое лицо от груди Зубова, вытираю слезы, оглядываюсь, отмечая, что в комнате присутствует еще двое незнакомых людей. В штатском. Но с выправкой военных или полиции.
        - Клубничка… Ты сегодня отправляла что-нибудь со своего ноута? - спрашивает Зубов, но присутствующие незнакомые мужчины напрягаются и одновременно делают стойку, словно овчарки.
        - Майор, отпустите задержанную. И не разговаривайте с ней.
        - Я сам знаю, как себя вести в таких случаях, - рычит злобно Зубов, даже не делая попытки подчиниться.
        - Если знаете, тогда прошу соблюдать протокол, - сухо говорит один из мужчин, - нам тоже надо работать.
        - Она ни в чем не виновата!
        - Это не в нашей компетенции. Мы только исполняем приказ.
        - Антон, что происходит?
        - Ничего, Клубничка, не волнуйся. Ошибка просто…
        - Екатерина Михайловна, я сотрудник внутренней безопасности Соколов Сергей Васильевич…
        И дальше я, с открытым ртом и оторопью выслушиваю информацию о том, что я задержана… За что-то.
        Обвинения мне не предъявляют, ничего лишнего не говорят. Но задерживают.
        Я вообще не понимаю, что происходит, словно в крио-сон впадаю. Смотрю за Зубова, безмолвно ища поддержки.
        Глаза у него невозможно пугающие, напряженные, взгляд волчий.
        И именно в нем я черпаю поддержку.
        - Все будет хорошо, Клубничка, - улучив момент, тихо говорит он, - все решим.
        И я ему верю. Безропотно позволяю увести себя к машине, такой же неприметной, как и сами мужчины, забирающие меня.
        Пока идем, малодушно радуюсь, что конец рабочего дня, половина сотрудников центра уже разошлась по домам. Васильева тоже нет на рабочем месте… Надеюсь, никто не видит, как меня задерживают.
        Садясь в машину, оборачиваюсь и ищу взглядом Зубова.
        Он неподалеку, щелкает сигналкой своего гелика.
        Значит, поедет со мной… Но Соня! Соня же одна в саду!
        - Подождите! Пожалуйста!
        - Екатерина Михайловна, давайте не будем усложнять… - кажется, сотрудники ВБ решают, что я хочу сопротивляться, но я начинаю быстро говорить, надеясь на понимание:
        - Моя дочь… Она в саду, понимаете? Скажите ее отцу, чтоб забрал, пожалуйста! Она… Плакать будет… - на этих словах у меня срывается голос.
        Но я держусь, стараясь не представлять себе, как моя девочка одна плачет в пустом саду.
        - Хорошо, кто отец девочки? Его контакты?
        - Вот! - киваю на Зубова, - он - отец, пожалуйста… Пожалуйста!
        Мужчины обмениваются взглядами, затем один идет к машине Зубова и коротко переговаривает с ним.
        Зубов напряженно смотрит на меня, я киваю.
        И больше ничего не успеваю сделать, меня насильно сажают в машину.
        На выезде с территории оглядываюсь и вижу, как машина Зубова, выруливающая следом за нами, разворачивается в направлении детского сада.
        Облегченно выдыхаю. Соня будет с отцом, все хорошо. Все остальное - решим.
        Тем более, что это - точно какая-то глупая ошибка…
        Выяснение ситуации
        - Да вы с ума сошли! - я рычу на Савина, наверно, впервые за весь срок службы у него в ведомстве, и вот знаете, насрать мне на то, что будет дальше. Пусть что хочет делает, пусть меня потом в ебеня сибирские сошлет! Главное, чтоб Клубничку мою освободил, гнида московская! - Какая она шпионка?
        - Рот закрой, Зубов, - Савин, если и бесится из-за моего тона, то никак это не показывает. Сидит себе спокойно за своим генеральским столом, упырюга, документы какие-то просматривает.
        - Не закрою, бля! Не закрою! - подхожу ближе, упираю кулаки в столешницу, - она - моя жена, понятно? И она ни в чем не виновата! Какой шпионаж? Она там без году неделя!
        - На, ознакомься, - Савин кидает мне документы, которые только что изучал, - и грабли свои с моего стола убери.
        Я хватаю бумагу, пробегаю по строчкам.
        - И что это доказывает? Только то, что данные перекинуты с ее ноута! Кто угодно…
        - Сегодня днем, когда она находилась за ноутбуком. Есть точные цифры, Зубов. Удачно я еще одного сотрудника ввел в работу. Он явно компетентнее тебя. Сразу обнаружил источник…
        - Это он? Да? Этот мелкий твареныш?
        - Зубов, держи себя в руках. Сядь. Сейчас подойдет Воротов, и появятся данные с допроса Кудрявцевой.
        - Ее допрашивают?
        У меня все в душе переворачивается от одной мысли, как себя чувствует Клубничка сейчас. Одна, на допросе…
        - Опрашивают. Обвинения пока не предъявлены, она не арестована. Ты мне лучше поясни, каким образом у тебя неожиданно дочь появилась от Кудрявцевой? И почему мне не доложил, что вы давно знакомы? Ты понимаешь, что всю операцию под удар поставил?
        - Это моя личная жизнь, комментировать не собираюсь.
        - Нет у тебя личной жизни, Зубов! - неожиданно начинает орать Савин, и я понимаю, что все это время он держался буквально на грани, - нет ее! Ни у тебя, ни у меня, ни у кого, бля! Ты своей личной жизнью сейчас так напортачил, что радуйся, если просто в зону загремишь! Это - не шпионаж даже, это - полноценные диверсионные действия!
        - Ты охерел, генерал? - крик Савина, как ни странно, приводит меня в чувство, заставляет мыслить здраво, - какая диверсия? Я сам до недавнего времени про дочь не знал. Клуб… Катя не сказала ничего… И наше с ней пересечение в Центре - случайность.
        - Это ты так думаешь, дурак, - Савин успокаивается так же быстро, как и до этого заводится, - глаза выпучил, наверно, как увидел ее, и забыл про все на свете. Думаешь, ты первый, кто в медовую ловушку попадает? Так они нас и ловят, сучки, на ноги раздвинутые…
        - Это не про нее, - хмуро отвечаю, отбрасывая документы и хлопая себя по карманам в поисках сигарет.
        Савин молча кидает мне через стол пачку.
        Я достаю, подкуриваю, потом, спохватившись, смотрю на генерала.
        - Да кури, чего уж там, - машет он и падает в кресло, - мне тоже дай.
        Кидаю обратно пачку, встаю, чтоб дать прикурить.
        Полминуты сидим и молча дымим, успокаиваемся.
        - Ты, Зубов, совершенно неподходящий для разведки сотрудник, - говорит Савин, задумчиво разглядывая клубы дыма над собой, - у разведчика задание должно всегда быть на первом месте. Чему вас в ваших гребанных академиях теперь учат только…
        - Неподходящий, отправляйте в отставку, - бурчу я, - только женщину мою освободите, не при чем она.
        - Естественно, не при чем, - усмехается Савин, а я давлюсь дымом от неожиданности, роняю сигарету и пялюсь на спокойного генерала ошарашенным взглядом.
        - Нихрена себя в руках не держишь, дурак, - комментирует мои действия Савин, - в самом деле, вопрос о профпригодности стоит остро…
        - Не понял…
        - Да куда тебе…
        Стук в дверь, а затем, с небольшой паузой, поворачивается ручка, и на пороге возникает длинный светловолосый пиздюк, из-за которого у меня сегодня оставшаяся, не добитая Клубничкиными выходками половина головы навсегда останется седой.
        И не один появляется!
        Рядом с ним держится за руку… Сонька!
        Правда, увидев меня, тут же бросает ладонь шпиона, мать его, и кидается ко мне с писком:
        - Папочка!
        Я обнимаю ее, сажаю на колени, Воротов спокойно проходит в кабинет. А генерал с изумлением смотрит на нас с дочерью.
        - Это еще что? Зубов, какого хера?
        - А с кем мне ее оставлять? - раздраженно бурчу я, - ее мать вы забрали. И не выражайтесь при ребенке. Пожалуйста.
        Савин ошарашенно переводит взгляд с меня на Соньку, потом обратно, затем смотрит на Воротова, с совершенно невозмутимой, равнодушной рожей стоящего возле генеральского стола.
        Немая пауза заканчивается тяжелым выдохом Савина:
        - Цирк с конями, черт…
        Скорее всего, он хочет высказаться гораздо грубее, но идет мне навстречу, не ругаясь при Соньке.
        - Откуда ты ее привел? - спрашивает он, наконец, у Воротова.
        - Из коридора, - пожимает тот плечами, - я ее узнал, это дочь подруги моей сестры, Марии. Вы должны ее помнить.
        Генерала основательно перекашивает, судя по всему, он Машку прекрасно помнит. И помнит, сколько геморроя из-за нее поимел. Я при этом уже не присутствовал, меня значительно раньше услали в африканские ебеня, но слухами земля полнилась…
        - То есть, Кудрявцева и тебя знает? Это что за ебанн… Санта-Барбара?
        - Нет, подозреваемая меня не видела никогда, но я ее видел, на фотографиях, которые присылала сестра. И девочку тоже видел. - Все так же равнодушно, словно робот, информирует Воротов.
        - А в коридоре она с кем сидела?
        - Одна. Под присмотром охраны.
        Савин переводит взгляд на меня:
        - Ты, Зубов, просто отец года, бл… Черт! Ладно, свободен, иди дочь домой вези.
        - Она посидит, дождется, когда ее маму освободят, - упрямо отвечаю я, не двигаясь с места.
        Сонька, осознавая важность момента, тоже сидит тихонько, только глазками внимательно стреляет по сторонам. Моя девочка.
        Савин, естественно, совершенно не привыкнув к такому со стороны подчинённых, набирает воздух в грудь, чтоб отправить меня подальше, и, возможно, при помощи охраны даже, но Воротов перебивает начальственный настрой, выкладывая на стол документы.
        - Как я и предполагал, самодельный жук. Поставлен сравнительно недавно, причем, не только там, но и еще в нескольких машинах, включая машину начальника лаборатории. Технология, насколько я могу судить, а точнее скажут эксперты, другая, отличается от того, что было полгода назад. Тогда имел место быть просто банальный слив, причем, на старых носителях. А здесь совершенно другая система.
        - Кудрявцева все же? - интересуется Савин, просматривая данные.
        - Не думаю. Теоретически, у нее был доступ ко всем машинам, где найдены устройства, и установка произошла примерно в то же время, когда она приступила к работе в Центре…
        - Это не она! - вмешиваюсь я, не выдерживая.
        О чем они, блядь, говорят?
        Сонька вздрагивает от моего рыка, а затем успокаивающе кладет ручку мне на предплечье.
        - Папа, не кричи…
        Савин косится на меня:
        - Зубов, свободен. Завтра с утра ко мне. Будем решать, как работать дальше.
        - Я не уйду без жены!
        - Хорошо, Зубов. Тогда ты к ней сейчас присоединишься, - жестко отвечает Савин, - а девочка твоя пойдет в детскую комнату. А потом в спецприемник. Хочешь? Нет? Домой!
        Я ловлю внимательный взгляд Воротова, затем подхватываю Соню на руки и молча выхожу из кабинета генерала.
        Даже дверью не хлопаю.
        Воротов
        Воротов появляется у меня уже поздно ночью.
        Я успеваю уложить Соньку, без конца спрашивающую, где мама и когда она придет. Каждый такой вопрос бьет меня по морде сильнее, чем любой реальный противник.
        И заставляет бессильно сжимать кулаки. Потому что ударить в ответ некого.
        Впервые я ощущаю себя настолько беспомощным.
        Вроде как жизнь меня не раз раком ставила, начиная с того пожара, где погибла мама, и заканчивая недавними событиями в Африке…
        Но никогда, вот никогда я не чувствовал себя… Настолько никчемным, что ли?
        Ненужным.
        Моя Клубничка, моя девочка сидит сейчас в камере, с ней разговаривают разные ублюдки, а уж я прекрасно знаю, как они могут вести допросы, как они могут давить, унижать, запугивать…
        Она сидит там. Совсем одна против них, и я нихрена не могу сделать!
        Вопрос: нахера мне все мои звания, регалии, опыт этот блядский? Если я не могу вмешаться, когда это необходимо?
        Соня сонно ворочается во сне, кривя губки. Сейчас заплачет!
        Подхожу к ней, присаживаюсь на корточки перед кроватью.
        Глажу по мягкой нежной щечке.
        Маленькая такая. Очень маленькая. Особенно на контрасте с моей здоровенной кроватью. Плотнее укутываю ее одеялом, подкладываю со спины подушки, чтоб было удобней.
        Дыхание выравнивается, бровки разглаживаются.
        Так на Клубничку похожа.
        Черт…
        Иду на кухню, заваривать кофе, прикидывать, чем кормить дочку завтра с утра, перед садом, короче говоря, все, что угодно делаю, лишь бы не думать, как себя чувствует моя Клубничка сейчас.
        Тихий стук в дверь отвлекает.
        Подхожу, смотрю в глазок. Усмехаюсь, открывая дверь.
        Я ждал его. Еще с того момента, когда взгляд поймал в кабинете начальства.
        Воротов заходит, разувается, взглядом спрашивает, куда идти.
        Показываю на кухонную зону.
        Проходит, садится.
        Берет мою кружку с кофе, отпивает. Щурится нахально, зная, что я сейчас и слова против не скажу. Щенок наглый.
        - Нормально все, не кипишуй.
        Голос у него совершенно не похож на тот бесстрастный тон робота, которым он разговаривал у Савина в кабинете. И на немного заискивающий баритон Сосновского Максима тоже не тянет. Сейчас передо мной нахальный парень, тот самый, что наплевав на опасность и мнение куратора, приехал в провинциальный город спасать свою сестру-близняшку. Машку-неваляшку.
        И теперь явственно видно, что у них дохренища общих черт. Родственнички, блядь… На мою голову…
        - Разъясни.
        Я не собираюсь играть в игры, не до того. Мне надо понимать, он - враг мой, противник? Или как?
        - Разъясняю. Баба твоя взята для отвода глаз. Ежу понятно, что она - ни при чем, я сразу просек, когда начал машины смотреть. Не то, чтоб я прям спец, но поставлено все вполне профессионально. Надо, чтоб руки под это заточены были. И опыт немалый. У Кати такого нет, я-то в курсе. Сейчас ее биографию шмонают по всем правилам, но точно ничего такого не найдут, потому что нет ничего такого. Но отпускать ее сейчас, само собой, не вариант.
        Киваю.
        Не вариант, естественно. Надо дожимать. И это - очень удобный случай. Но, блядь! За счет моей женщины! За счет моей дочери!
        - Ты сиди тихо. Не кипишуй, говорю тебе.
        - Сам знаю.
        - Ага, сегодня вел себя, как дебил… Я тебя раньше профессионалом считал…
        - Рот закрой, - рычу раздраженно, - ты не был на моем месте!
        - Ну да, - усмехается он холодно, - куда уж мне… Завтра дочку в сад, сам на работу. Как ни в чем не бывало. Будут за тобой сильно смотреть. Готовься.
        - Понятно. Еще что генерал передавал?
        - А с чего ты взял, что это генерал? Может, я сам инициативу…
        - Не пизди. Я нюх потерял, но не мозги.
        - Велел передать, что баба твоя в нормальных условиях, в одиночке. Ничего с ней не делают, строго смотрят. Сиди тихо, проявляй необходимые эмоции на людях.
        - Все?
        - Ну… Сеструха привет передает.
        - Подотрись им.
        - Вот хамло ты трамвайное, Зубов, права Машка.
        После этих слов Воротов быстренько выметается в весеннюю ночь, а я остаюсь и до утра дую кофе с энергетиком.
        Потому что в любом случае заснуть не вариант, а чувствовать себя бодро необходимо.
        Я должен на людях изображать умеренную скорбь и растерянность, творить всякую нелепую фигню, возможно, разговаривать с начальством Кати… Короче говоря, все делать для того, чтоб отвлечь внимание от второго крота. От реального крота.
        Работа привычная.
        Вот только обстоятельства дерьмовые.
        И Катя моя… Черт… Главное, чтоб она не подумала, что я ее бросил… Чтоб не переживала про дочь…
        Завершение операции
        В Центре сразу заметно сдержанное бурление.
        Народу больше, чем обычно, все ходят, что-то делают, разговаривают. Мои парни косятся на меня со значением.
        Вчерашнее задержание сотрудника лаборатории не прошло бесследно и, как водится, обросло кучей слухов.
        Питательная среда готова, короче говоря.
        Я делаю каменную рожу и работаю.
        Учитывая, что еще до сих пор основательно не в себе из-за того, что Сонька плакала, когда я отдавал ее в сад, то все силы уходят на сохранение лица.
        После утренней разводки, которую провожу по-военному быстро, без рассусоливаний и дополнительного промывания мозгов, я выдыхаю и пью очередную кружку кофе.
        В кабинет стучится посетитель.
        Васильев собственной персоной.
        - Антон Сергеевич, я хотел бы узнать, как обстоит дело с Катей?
        Это он без предисловий сразу в лоб.
        - Что именно вас интересует?
        Надеюсь, голос у меня достаточно нейтральный?
        - Антон Сергеевич… - Васильев проходит, садится на диван для посетителей, затем встает, начинает ходить по комнате, - Катя мне рассказала про ваши… отношения. И потому, смею, надеяться, что вы тоже заинтересованное лицо…
        - Тоже?
        - Да! Тоже! Потому что я - крайне заинтересованное лицо! Мне Катя очень нужна для работы! Вы не понимаете… То, что она вчера сделала во время эксперимента… Это… Черт… За это вполне можно ей простить какие-то вещи… Я не дурак, понимаю, что если задерживают, значит, есть подозрения, хотя, на мой взгляд, это дикость, и Катя… Она вообще не способна, вы уж мне поверьте, если сами сомневаетесь… Она, не побоюсь этого слова, гений. Я не смогу вам объяснить некоторые моменты… Просто в силу их специфики… Но она смотрит на вещи под совершенно особым углом, понимаете? У нее - огромное будущее, огромное! И подозревать ее во всех этих глупостях… Это, по меньшей мере, безответственно, преступно для страны! Да, это может показаться преувеличением, но это - преуменьшение! Вы видели ее ранние работы? Ох, о чем это я… Простите… Но уверяю вас… И в такой ситуации мы с вами должны выступить единым фронтом! Я - уже отправил запрос своему руководству! Я буду настаивать на освобождении Катерины Михайловны! Она мне, в конце концов, здесь необходима! У меня сроки горят!
        Я слушаю Васильева, понимая только то, что моя Катя, моя Клубничка, которую я вижу только с одной стороны, вернее, с двух - как свою женщину и как мать своего ребенка, оказывается, еще и гений. Васильев не будет врать.
        И вполне может устроить Савину веселую жизнь, потому что, если я что-то понимаю в этом, покровители у него серьезные, из тех, что с Президентом на охоту ездят…
        Ну и пусть устраивает! Пусть! Главное, чтоб моя девочка ко мне вернулась!
        - Евгений Федорович, - прерываю его, - я благодарен вам, приму любую помощь. И со своей стороны тоже делаю все, что возможно. Уверен, Катя скоро будет с нами, это все недоразумение.
        - Да, - кивает с готовностью Васильев, - я тоже так думаю, тоже!
        Мы еще пару минут разговариваем, а затем расстаемся, вполне довольные друг другом.
        Мои опасения, что, после задержания, Кате будут тут не рады, что она не сможет вернуться в Центр, развеиваются. Судя по всему, женщина, с которой я сплю, умеет пользоваться головой, как надо. Мне сложно уложить в мозгах эти все грани Клубнички, потому я и перестаю про это думать.
        Мое дело маленькое: грести.
        Выгребать.
        Весь день хожу со значительной рожей по этажам, кошмарю подчиненных, просматриваю камеры, с целью самому увидеть что-то необычное. Но особо ничего не происходит, разве что, возвращается на работу Хохлов, неся гипс на сломанной руке, словно флаг.
        Он плотно сидит у себя в кабинете, что-то печатает.
        К концу рабочего дня я понимаю, что день прошел впустую, и моя Клубничка проведет еще одну ночь в камере.
        От этого настроение, и без того дерьмовое, становится еще хуже, но я старательно делаю хорошую мину при плохой игре.
        Мне надо нормально выйти из здания, надо забрать Соню, надо весь вечер себя вести правильно с дочкой. Она наверняка будет спрашивать про маму.
        Черт!
        Забираю Соньку, получаю от воспитателя информацию, что дочь ела плохо и не хотела идти гулять. Сидела у окна и ждала маму. А где мама, кстати?
        Что-то вру про загруженность, забираю Соню.
        Проверяю телефон, в надежде, что появится какая-то информация про Клубничку, но ничего нет.
        Тогда везу грустную дочь гулять на Патриаршие, потом ужинать пиццей.
        Смотрю, как Соня вяло клюет колбаску с большого куска, и ощущаю себя сиротой. Опять. Без Клубнички все пусто, все серо вокруг. Мне надо быть спокойным, потому что Соня очень внимательная и восприимчивая. Все прекрасно замечает. И вопросы задает неожиданные.
        И болезненные.
        Больше всего убивает бездействие.
        Понимаю мозгом, что все равно, как бы я ни прыгал, пока не решится вопрос с жуками и шпионажем в Центре, ничего не изменить. И я ничего не поменяю.
        Все понимаю.
        Но сидеть и ждать… Это самое жуткое, что вообще может быть! Самое тупое!
        Вечером укладываю Соню спать, она капризничает, хочет маму, хочет сказку про белую собачку, а я ее не знаю, короче говоря, градус тоски и безумия нарастает. Был бы один - кидался бы на стены, а, может, и дел бы наворотил. Но я не один. И только это держит.
        Телефон вибрирует, когда я, убедившись, что дочь уснула, и выдохнув немного, иду на кухню за очередной кружкой кофе.
        Подхватываю, принимаю вызов с незнакомого номера.
        - Все, выдыхай, Зубов, - весело говорит Воротов, - взяли всех. Завтра Катя будет дома.
        И отрубается, сука.
        А я…
        Я кладу на стол телефон.
        И навожу себе еще кофе. Сердце стучит все сильнее, и вообще успокаиваться не собирается.
        Заглядываю в комнату, где спокойно спит моя дочь.
        И не верю, что все закончилось. Просто не верю.
        Эпилог, или Все не закончилось
        - И если ты думаешь, Зубов, что все закончилось, и тебе сойдет с рук твое поведение, разгильдяйство и халатное отношение к работе, то ты сильно, очень сильно ошибаешься!
        Я стою с каменной рожей, слушаю контрольную выволочку от генерала, без которой этот вампирюга будет себя ощущать недостаточно нажравшимся кровушки, и терпеливо жду.
        Раз-два-три-четыре…
        Четыре-три-два-раз…
        И еще раз.
        И еще.
        - Распишись в том, что ознакомлен со взысканием, а также о том, что уведомлен о понижении в звании.
        Молча расписываюсь.
        Все?
        - Еще не все! Вот новое задание, ознакомься.
        Беру. Читаю. Поднимаю удивленный взгляд на Савина.
        - Что смотришь? Понижение в звании - автоматически понижение в должности. О кабинетной работе даже не мечтай. И про друга своего в МИДе забудь. Он, тем более, уехал в Корею, в посольство.
        - В Северную? - недоверчиво спрашиваю я.
        - Ебанулся совсем, - качает головой Савин, - молчи уж лучше, умнее будешь казаться. Хотя, тебе это не грозит… Все, свободен. Форма отчетности прежняя.
        - Сроков выполнения задания не вижу…
        - Бессрочное, дубина. Свободен. И чтоб в ближайшие пару лет мне на глаза не попадался.
        - Есть.
        Выхожу, машинально поправляю ворот куртки. Немного саднит. Клубничка такая нетерпеливая стала, еще горячее, чем раньше. Вот что тюряга с людьми делает…
        Усмехаюсь.
        Главное, ей не сказать этого всего. А то будет мне страсть.
        На улице уже тепло, апрель вступает в свои права.
        Пахнет прям-таки весной, девчонки вокруг ходят в мини.
        Щурюсь на одну из них, тонкую красотку с длинными темными волосами и пухлыми, немного натертыми губами. Словно ее всю ночь трахали. И в рот тоже.
        Все внутри напрягается от одной только мысли, как это может быть.
        - Зубов, когда ты так смотришь, я прямо бояться начинаю, - красотка в мини подпрыгивает и виснет на моей шее, с удовольствием подставляя пухлые, натертые губки, чтоб поцеловал.
        И я подчиняюсь.
        Целую.
        Долго и обстоятельно. Так, словно после этого поцелуя - конец света будет.
        Просто, после случившегося, больше не рискую. Все делаю, как в последний раз.
        И Клубничка моя - тоже.
        - Ну что, за Сонькой?
        - Ага.
        Мы идем к машине, в обнимку. Мы вообще последнее время стараемся лишний раз не отпускать рук друг друга. Не знаю, как Клубничке, а мне вот такое тактильное подтверждение ее присутствия необходимо, словно воздух.
        Я надышаться ею не могу.
        Вот как встретил тем мартовским утром у ворот СИЗО, как обнял… Так, кажется, только держа ее в руках, и дышать полноценно начал. А до этого - задыхался.
        Мы тогда поехали домой, практически не разговаривая. Не могли просто, не способны были.
        Зашли в квартиру, попутно сдирая друг с друга одежду, упали на кровать…
        И все. Больше не помню ничего. Первый раз в своей жизни не помню, что именно делал с женщиной в постели. Потому что… Это было, словно возвращение к жизни. Так естественно и правильно, как дышать, смотреть, пить воду. Делать то, что необходимо для обеспечения жизнедеятельности.
        Мы не могли друг от друга оторваться, как вцепились всеми конечностями, словно слились амебами, вросли друг в друга.
        Я не спрашивал у Клубнички, каково ей было в камере одной, она не спрашивала, каково мне было тут, без нее.
        Это - совершенно ненужная информация. Потому что ответ известен. Никак. Нам с ней было друг без друга - никак. Нас не было.
        Ее держало только то, что у нее есть дочка и я. Не давало впасть в уныние. И меня - ровно то же самое.
        Побыв друг без друга совсем недолго, мы в полной мере ощутили, что значит - не дышать.
        Не жить.
        Нам не понравилось.
        Из кровати мы выползли только к шести часам, когда надо было ехать забирать Соню.
        И, глядя, как моя дочь обнимает Клубничку, как трогает ее за щеку, упирается носиком в плечо, я понимал, что больше никогда… Никогда, блядь! Никогда!
        И сегодня утром я шел к Савину с совершенно очевидным намерением поставить условие об изменении не только графика работы, но и самого участка работы. Намеревался пригрозить всем, чем только можно… Меня должны были отпустить. В конце концов, Клубничка обещала, если сейчас не срастется, привлечь тех людей, кто вытащил Машку-неваляшку из похожего дерьма. Таких людей лишний раз дергать было нежелательно, да и становиться им обязанным не хотелось бы… Но, если бы не срослось, я бы это сделал. Реально сделал бы.
        Но не потребовалось.
        Савин проорался, осчастливил меня санкциями и новым участком работы. Который нужно будет обсудить с Клубничкой, но уже как-нибудь потом…
        - Слушай, у нас куда-то Виталя пропал, - делится Клубничка в машине новостями. Меня сегодня на работе не было, по делам мотался, а она вышла опять в свою лабораторию. Там, наверно, Васильев фейерверки запустил к ее приходу… Моя востребованная Клубничка. - Уже пару дней, говорят, нет на рабочем месте…
        - Да?
        - Ага, я прям немного переживаю… У него там, он говорил, какая-то любовь была несчастная… Может, все наладилось?
        - Может.
        Я немногословен, хотя по поводу ее Витали могу много чего сказать. Непечатного.
        Но Клубничке, несмотря на то, что она имеет прямое отношение к произошедшему, не стоит знать лишнее.
        А информация, что фигурантов в деле два, и они, что характерно, совершенно не связаны друг с другом, явно лишняя.
        Вообще, все получилось довольно спонтанно и, как говорится, если бы один идиот не поспешил, то нас бы поимели в жопу.
        Естественно, что в отчетах мы все, во главе с Савиным, молодцы и спецы высшего уровня, но на деле, все, как часто и бывает в госструктурах, роковая случайность.
        Просто полгода назад один идиот решил обогатиться. Этого идиота очень долго вели спецслужбы одной дружественной нам страны, вели-вели… И вывели. Он продал им материалы, не особо значимые, но сам факт слива был впечатляющим. После этого он получил свои бабки и, не будь дурак, затихарился. И сидел на заднице ровно. В это же время в Центре появился я. Легенда о переводе меня из одной структуры в другую, с которой я пришел, была качественной, но, в любом случае, напрягающей.
        Идиот проявил зачатки интеллекта и решил не высовываться больше. И, то ли его взять не могли за задницу те, кто уже пользовался его услугами, то ли там какой другой замут был… Ну, кто ж мне, рядовому исполнителю, да еще и так феерически проштрафившемуся, расскажет?
        Короче говоря, я так понимаю, что представители одной дружественной нам державы решили не возиться с этим и подключить еще одного потенциального сливщика.
        В любом случае, наверно, для первого идиота все бы обошлось… Но тут на горизонте появилась Клубничка!
        И этот идиот возомнил себя мачо. Решил приударить за девочкой, распушил перья. Получил от меня в лоб. А затем, когда Клубничку повязали, и скрыть этот факт никто не смог, идиот подумал, и вполне справедливо, кстати, что могут проверять всех, кто с ней связан. И решил лишний раз подчистить хвосты. Для чего и приперся на работу. Не думая совершенно, что любое телодвижение с прогами и удалениями автоматически фиксируется уже новым сотрудником, веселым обаяшкой с сережкой в ухе. Короче, сам виноват, идиот, начал лишние действия делать и подставился.
        Только-только все почистил, как ему казалось, конечно же, вышел на улицу, и тут-то его и приняли.
        И получил бы он по полной программе, причем, и за то, чего не делал, потому что в способностях коллег я не сомневаюсь, нашли бы, что повесить, изловчились бы…
        Но веселый обаяшка, успевший за пару дней работы прошерстить весь Центр от и до, дал знак, что у нас тут не единственная крыса.
        И надо бы затихариться.
        Тем более, что Клубничку все еще держали в застенках и, типа, кололи по полной, да и подставлена она была со вкусом, конечно. Все улики на нее указывали…
        Потому и лишние телодвижения Хохлова скорее удивили, чем обрадовали. Не его подозревали, не его вели.
        Но, естественно, взяли, раз сам так феерически подставился. И опять затихли.
        А уже поздно вечером взяли и второго фигуранта, который работал параллельно. Хотя, на ту же самую контору. Этот парнишка повелся не на бабки, что характерно.
        А на очень большие бабки.
        На такие, которые можно было бы потом кинуть к ногам его великой любви и вернуть ее назад.
        Вот чего мне никогда не понять, так это нахера завоевывать любовь продажной шкуры?
        Но это, опять же, не моя печаль.
        Второго парнишку, неудачливого героя-любовника, сисадмина Виталю, с безупречной репутацией и послужным списком, которого вообще нельзя было никогда ни в чем заподозрить, тупо перекупили, поймав на бабу. Верней, ее перекупили. А она уже наставила своего героя-любовника на путь истинный…
        Прав Савин, бабы нас губят. Правда, не все. Есть везунчики, которых женщины, наоборот, на вершины возносят.
        Я из таких.
        Виталя качественно подготовился к работе, умно не используя проги, а действуя, как инженер по железу, то есть, устанавливая жуков собственного изобретения на нужные машины. Причем, распознать это довольно сложно, наш милаш с сережкой чудом заметил. И вовремя прикинулся лохом, шарящим только в прогах и не особо в железе. Лишних деталек, типа, не заметил…
        Когда Клубничку взяли, да еще и так шустро, прямо сразу после первой пробной передачи информации, Виталя просек, что тут у нас засланный казачок, и утих, как мышь под веником.
        Просто отслеживал, кто еще дернется. И кого куда дернут. И ждал момент, когда можно будет без палева снять жуков.
        Коллегу своего нового он, естественно, подозревал, но Воротов, наверно, таким неваляхой прикинулся, куда его сестренке. И это дало немного времени.
        Передавать, я так понимаю, Виталя больше ничего не собирался, вовремя сообразив, что все сотрудники Центра давно и плотно под колпаком.
        Хохлов своей неуместной активностью только ускорил события.
        Виталя отследил, что его взяли, хоть ребята и постарались сделать это без шума и пыли, и решил, что, пока колют Хохлова, никто не будет смотреть за машинами. Типа, всех уже повязали. Внимание ослабло. И надо торопиться, потому что как только поймут, что Хохлов далеко не главный фигурант, вернутся и будут бдить.
        Полез Виталя снимать жуков, ковать железо, пока горячо, а наш веселый мальчик это все дело зафиксировал. Для истории, стало быть.
        В итоге, Виталю взяли еще тише, чем Хохлова, и на ближайшие лет двадцать он себе занятие обеспечил. Ну а там, как пойдет.
        Клубничку мою выпустили на следующее утро, я успел только Соню в сад отвезти.
        И с тех пор прошло уже пару дней, а мы до сих пор в себя прийти не можем. Ночью просто рук не разжимаем. А, учитывая, что живем мы пока что в моей однушке, и между нами спит Сонька, то просто держимся друг за друга. И ничего больше. Но мне и этого хватает.
        Просто, после всего, пришло понимание, насколько все хрупкое. Насколько все может в один гребанный миг повернуться, исчезнуть. Сломаться.
        И потому надо просто крепче держать тех, кого ты любишь.
        - Что тебе Савин сказал? - Клубничка, наконец, забывает про гребанного Виталю. И это хорошо. Чего дерьмо вспоминать?
        - В звании понизил.
        - Ох…
        - Да ничего страшного, тоже мне, печаль.
        - А как с переводом?
        - Пока сижу здесь.
        - В Центре? Но ведь всех уже поймали…
        - Ну… Профилактические работы. Могут затянуться, знаешь ли…
        - Да? И насколько?
        - Пока не знаю. Но думаю, года на два-три, точно.
        - Ох… Хорошо бы…
        - Ну да…
        Клубничка успокаивается, нашаривает мою руку, сжимает.
        Я лениво доворачиваю руль, выезжая с парковки перед неприметным зданием конторы, и размышляю, когда стоит обрадовать мою женщину, что задание я все-таки получил сразу. Вместе с понижением в должности…
        И как она это воспримет…
        Дело в том, что моя Клубничка, чтоб вы понимали, теперь - особо охраняемый объект. В ее темной, красивой головке прячутся охерительной мощи мозги. И эти мозги - достояние страны. Нельзя, чтоб с ней что-то случилось, нельзя, чтоб на нее что-то или кто-то влияли…
        И потому она теперь и на всю жизнь под охраной. Как и ее шеф, у которого уже лет пять как есть персональный охранник, спокойно, со стороны наблюдающий за тем, чтоб его объекту ничего не угрожало.
        Обычно, объект не в курсе такого внимания к своей персоне. Оно и не надо. Ученые - люди с прибабахом. Воспримет еще это неправильно, как слежку… А это - защита.
        И вот теперь моя Клубничка тоже под защитой.
        Моей.
        Моя новая работа - она, моя женщина. И лучшего прикрытия явно не найти.
        Савин, сука, нашел элегантный выход из ситуации, не зря свое место занимает.
        Не упустил спеца, да еще его замотивировал на выполнение задания так, как никакие бабки не мотивируют.
        Я буду защищать мою Клубничку от негативных внешних факторов в любом случае и в любой ситуации.
        Вот только… Как ей об этом сказать? И когда? И как она это воспримет…
        О том, что я ей ничего не буду говорить, речи не идет. Похрен мне на все подписки и прочий бред. Савин, давая мне задание, наверняка этот вариант предусмотрел.
        Хитрый скот.
        Я прикидываю, каким образом выстрою беседу, а Клубничка щебечет о том, что надо бы сгонять домой, там Машка скучает, ее уже скоро выпишут из больницы… И, может, она сама сюда нагрянет… Говорят, брат ее вернулся в столицу, хочет повидаться… А еще о том, что надо бы нам искать квартиру побольше, потому что не дело, когда ребенок спит с родителями, Соня не привыкла вообще, и нечего приучать. И еще о том, что надо бы Соню на танцы отдавать уже, она хорошо танцует и музыку чувствует, а Машка ее хочет на карате, говорит, у нее все задатки…
        Она говорит, делясь со мной бытовыми вопросами, которые кому-то могли бы показаться скучными, но точно не мне.
        Я сжимаю ее ладошку, наслаждаясь тем, что она рядом, что она смеется, что от нее, как всегда, одуряюще пахнет клубникой…
        И думаю, а не поддаться ли в очередной раз искушению, не завернуть ли в во-о-н в тот проулочек…
        Пока думаю, пальцы действуют сами, доворачивая руль в нужном направлении.
        Клубничка замолкает, сначала удивленно осматриваясь, а затем с хитрой улыбкой перетаскивая мою ладонь со своего колена ближе к подолу юбочки. И это выглядит на редкость… заводяще.
        И я завожусь, прямо как тогда, несколько лет назад, когда невинная девочка пришла ко мне домой и совсем не невинным жестом положила мою ладонь на свои розовые трусики.
        Глуша машину и перетаскивая радостно смеющуюся Катю себе на колени, я думаю о том, что много ошибок в своей жизни совершал, лажал по страшному.
        Но вот тогда поступил совершенно правильно, поддавшись своему клубничному искушению.
        И потому она теперь и на всю жизнь под охраной. Как и ее шеф, у которого уже лет пять как есть персональный охранник, спокойно, со стороны наблюдающий за тем, чтоб его объекту ничего не угрожало.
        Обычно, объект не в курсе такого внимания к своей персоне. Оно и не надо. Ученые - люди с прибабахом. Воспримет еще это неправильно, как слежку… А это - защита.
        И вот теперь моя Клубничка тоже под защитой.
        Моей.
        Моя новая работа - она, моя женщина. И лучшего прикрытия явно не найти.
        Савин, сука, нашел элегантный выход из ситуации, не зря свое место занимает.
        Не упустил спеца, да еще его замотивировал на выполнение задания так, как никакие бабки не мотивируют.
        Я буду защищать мою Клубничку от негативных внешних факторов в любом случае и в любой ситуации.
        Вот только… Как ей об этом сказать? И когда? И как она это воспримет…
        О том, что я ей ничего не буду говорить, речи не идет. Похрен мне на все подписки и прочий бред. Савин, давая мне задание, наверняка этот вариант предусмотрел.
        Хитрый скот.
        Я прикидываю, каким образом выстрою беседу, а Клубничка щебечет о том, что надо бы сгонять домой, там Машка скучает, ее уже скоро выпишут из больницы… И, может, она сама сюда нагрянет… Говорят, брат ее вернулся в столицу, хочет повидаться… А еще о том, что надо бы нам искать квартиру побольше, потому что не дело, когда ребенок спит с родителями, Соня не привыкла вообще, и нечего приучать. И еще о том, что надо бы Соню на танцы отдавать уже, она хорошо танцует и музыку чувствует, а Машка ее хочет на карате, говорит, у нее все задатки…
        Она говорит, делясь со мной бытовыми вопросами, которые кому-то могли бы показаться скучными, но точно не мне.
        Я сжимаю ее ладошку, наслаждаясь тем, что она рядом, что она смеется, что от нее, как всегда, одуряюще пахнет клубникой…
        И думаю, а не поддаться ли в очередной раз искушению, не завернуть ли в во-о-н в тот проулочек…
        Пока думаю, пальцы действуют сами, доворачивая руль в нужном направлении.
        Клубничка замолкает, сначала удивленно осматриваясь, а затем с хитрой улыбкой перетаскивая мою ладонь со своего колена ближе к подолу юбочки. И это выглядит на редкость… заводяще.
        И я завожусь, прямо как тогда, несколько лет назад, когда невинная девочка пришла ко мне домой и совсем не невинным жестом положила мою ладонь на свои розовые трусики.
        Глуша машину и перетаскивая радостно смеющуюся Катю себе на колени, я думаю о том, что много ошибок в своей жизни совершал, лажал по страшному.
        Но вот тогда поступил совершенно правильно, поддавшись своему клубничному искушению.
        От автора
        Друзья, это финал истории нежной Клубнички и на редкость брутального майора. Мне кажется, что она завершилась правильно.
        У героев впереди еще много всего: они, по сути, очень мало знают друг друга, но, уверена, после пережитых волнений, оба поймут, насколько близки, на самом деле.
        К тому же, им явно есть, ради кого стараться)))
        Спасибо, что так поддерживали меня в этой истории, я ужасно рада, что она пришлась вам по душе!
        Кто хочет еще встретиться с героями «Клубничного искушения», велкам в мою новинку «Шпион для дочери».
        Это будет последняя книга серии «Практика любви» (надеюсь)))), и там речь пойдет о бесстрашном Лешке Воротове и его нервном «задании»)))
        
        Там будет весело и горячо) Надеюсь, увидеть вас в своей новинке!
        Спасибо вам, что вы со мной!
        И помните всегда, что
        Я пишу для вас!
        Я люблю вас!
        Конец

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к