Дранг нах остен по-русски. Обратной дороги нет Виктор Викторович Зайцев
        Обратной дороги нет #1
        Наши современники, туристы, сплавлявшиеся весёлой компанией по уральской речке Куйве в рамках «тура выходного дня», оказываются в середине XVI века.
        Часть компании решает добираться в Москву, полагая, что только там смогут применить свои знания с должным успехом. Эти оптимисты надеются занять достойное место на Руси, либо в Европе, если повезёт.
        Другие их собратья по несчастью, более битые жизнью и давно ставшие пессимистами, остаются в пограничном селении. Они знают историю с географией, давно не верят властям. Потому решают первым делом защитить себя и своих близких, благо умеют работать руками, не боятся трудностей и обладают кое-какими навыками. Защитить не только от башкирских и татарских набегов, но и от строгановских подручных, от голода и холода предстоящей зимовки. Тем более что кроме пары топоров, бензопилы и кое-какого инструмента, у туристов ничего нет. Ни оружия, ни денег, ни тёплой одежды…
        Виктор Зайцев
        Дранг нах остен по-русски. Обратной дороги нет
        
* * *
        Предисловие
        Всех гуманитариев и теоретиков прошу не возмущаться, не писать, что упомянутые в книге взрывчатые смеси не так горят и созданное главными героями оружие не так стреляет. Подробные формулы горючих смесей и порохов я не привожу по причине понятной, хватает идиотов-террористов и без моих инструкций. Что касается стреляющих самоделок, все они списаны с работающих образцов, в изобилии изготовлявшихся мной лично и моими друзьями в отрочестве, а позднее подобные изделия сотнями изымали мои знакомые следователи и оперативники. Причём изготовляли револьверы и самодельные ружья, как правило, в домашних условиях, выпускники технических училищ, отнюдь не высокого интеллекта и не имеющие золотых рук.
        Аналогичные комментарии могу высказать относительно самодельных двигателей внутреннего сгорания. Сам видел, как знакомые такие самоделки лепили из фабричных деталей, используя лишь блоки цилиндров. Всё остальное было переделанным, расточенным и просто самодельным, включая карбюраторы и свечи. Для молодых теоретиков подобные вещи могут показаться невероятным хвастовством, но я выходец из советских времён, когда всё умели делать своими руками. Поскольку в большинстве городов России, кроме Москвы, ничего купить было нельзя. Мы вынуждены были на-учиться всему: переплетать книги, делать аквариумы, варить любые клеи и замазки, ремонтировать своими силами всю бытовую технику, с изготовлением сгоревших частей, вплоть до перемотки трансформаторов вручную. О таких мелочах, как изготовление и перетяжка мебели, остекление окон и балконов, самодельные радиоприёмники и передатчики, строительство домов и бань, от фундамента до крыши, выкладка печей, изготовление самогонных аппаратов из подручного материала и многое другое, упоминать не буду.
        До сих пор добрая половина мужиков в русской провинции умеет всё это и многое другое, о чём я и не знаю наверняка. Поэтому убедительно прошу читателей не волноваться, воспринимая изготовление описанных изделий эпическим подвигом. Уверен, подлинные провинциальные мастера посчитали бы мои описания детским подражанием.
        Глава 1
        Проснулся Николай от ощущения опасности, как это бывало с ним не раз. В палатке спокойно похрапывали соседи, справа, на ткани, отражались сполохи тлеющих углей костра. Недалеко мирно журчала речка Куйва, в лесу орала какая-то птица. Шума шагов или разговора не было слышно, но ощущение опасности не отпускало. Стараясь не шуметь, Николай натянул штаны, кроссовки и выполз из палатки. Так и есть.
        К костру подходили трое оборванцев с палками в руках.
        - Просыпайтесь, живо! - толкнул своих соседей по палатке мужчина и выпрямился, направляясь к незнакомцам. Те бесцеремонно проверяли стоящие рядом эмалированные вёдра с остатками ужина, половником зачерпывая кашу со дна.
        - В чём дело? Кто такие? - командирским голосом окликнул чужаков Николай, не показывая торопливости, но довольно быстро приближаясь к костру. Внешний вид бродяг всё больше не нравился ему. Мало того что трое посторонних мужчин были одеты в непонятные замшевые или меховые изделия, разбудившие в глубинах памяти слово «кухлянка», так еще у двоих чужаков на плечах висели луки, колчаны со стрелами. Третий держал в руке настоящую пику с тёмным древком, видавшим виды. А за поясами всех троих явно были заткнуты топорики. Но не только это насторожило Николая, а спокойное равнодушие уверенных в себе душегубов, с каким к нему повернулись неизвестные. Они были так уверены в себе, что молчали, поджидая, пока Кожин подойдёт ближе.
        - Кто такие? - ещё громче повторил турист, подавая друзьям в палатке сигнал поторопиться.
        Вместо ответа один из чужаков молча ударил его копьём в живот. Равнодушно, без всякой угрозы, словно мясо резал. Однако бил стальным наконечником во всю силу, что помогло провести приём, как на экзамене. Кожин правой рукой отбил копьё в сторону, мгновенно скользнул к противнику, вставая сбоку впритык. Левая рука привычно толкнула чужака в бедро, а правая ладонью уже наносила сильный удар в лицо, ломая носовые хрящи. Подножка завершила связку, а Николай уже наносил следующему чужаку удар выхваченным копьём, но не лезвием, а противоположным концом древка, в солнечное сплетение.
        Третий, оставшийся на ногах, не успел ничего сделать, а древко уже било его с разворота по затылку. Привычно отскочив в сторону, Николай осмотрелся на поляне. Из палатки выбирались его друзья, не попадая ногами в кроссовки. Других пришлых поблизости не было, лишь три котомки лежали у подножия огромной ели. Выходит, чужаков было лишь трое, это радовало.
        Не прошло и трёх минут, как к связанным злодеям вышел из своей палатки Павел Аркадьевич, руководитель тургруппы, самый старый среди туристов. Он недоверчиво проверил пульс у связанных людей, все были живы. Затем присел, рассматривая выложенные у костра трофеи. Пока он сидел и перебирал топоры, колчаны, затем отошёл к котомкам и высыпал их содержимое на траву, разглядывая, туристы просыпались. Многих разбудил разговор и шум, другие просто привыкли рано подниматься. Шёл второй день плавания, никто не успел устать, да и накануне практически не пили, попрятались в палатках от моросящего дождя сразу после ужина.
        Добрых полчаса ушли на разъяснение всем ситуации со связанными чужаками. Учитывая, что никто из троих незнакомцев не отвечал на вопросы, а взгляды исподлобья пугали своей дикостью, большинство туристов склонялось к двум вариантам. Либо это троица обкуренных туристов-реконструкторов, игравших в покорение Сибири Ермаком, либо это перепившие до очумения бомжи из соседних деревень, заброшенных с разгулом демократии. В обоих вариантах оставалось ждать, пока хулиганы оклемаются и придут в себя. Развязывать их никто из туристов даже не предлагал, выслушав рассказ Николая.
        Туристы занимались утренним туалетом, не обращая особого внимания на связанных хулиганов, благо те молчали, зыркая по сторонам. Народ в этом сплаве подобрался спокойный, многие сплавлялись не первый раз и были знакомы. Новичками оказалась группа врачей, как в шутку называли семерых мужчин, женщин с детьми, плывших на одном катамаране, они как раз ещё спали. Николай с друзьями принялся разжигать костёр, поставил кипятить воду в двух чистых вёдрах, затем пошёл к лесу, взять пару отпиленных вечером тюлек на дрова. Тут его и шарахнуло, да ещё как!
        Лес был другой! Не вчерашний, исхоженный туристами перелесок, с белевшими повсюду туалетными бумажками и пеньками от спиленного сухостоя. Лес стал нетронутым, без единой тропинки и следов цивилизации. Более того, почти все деревья были в два-три обхвата, а некоторые явно превышали два метра в диаметре. Таких реликтов Николай не видел за все свои годы путешествий по Уралу. Да, собственно, и в жизни не видал подобного. Причём на другом берегу Куйвы стоял точно такой же, невероятный лес. Да и Куйва была иная, нежели накануне. Нет, на берегу мирно лежали вытащенные вечером катамараны, вёсла, прочее туристское барахло. Так же бурлила мелкая и прозрачная река, но её дно! Своим сглаженным веками галечным покрытием оно нисколько не напоминало острые камни вчерашней Куйвы, дважды и трижды пропаханной драгами от устья до истока. Большую часть двадцатого века многочисленные драги перепахивали уральские речки, добывая сначала золото, потом платину, а после Отечественной войны и алмазы. Что характерно, на некоторых реках добыча алмазов прекратилась лишь после распада Союза.
        Но самое большое удивление вызвал огромный непуганый таймень, едва не заплывший в эмалированное ведро, что споласкивал Николай от вчерашней каши. Здоровенная, почти метровая, рыба лениво хватала комки каши, а вокруг неё крутились стайки немаленьких рыбёшек граммов по двести-триста, подбирая остатки. И это в промышленном, изъезженном туристами вдоль и поперёк регионе, где о тайменях и забыть успели!
        - Мама, смотри! - Восьмилетний Рома показывал на противоположный берег. Там на скалах неторопливо и грациозно спускались к воде косули, добрая дюжина, под присмотром седого самца, увенчанного огромными рогами.
        - Горные козлы, - машинально вырвалось у Николая.
        Косули заметили людей, но продолжали спускаться к реке, только чуть ниже по течению, метрах в двухстах. Словно это расстояние могло спасти от меткого выстрела из ружья или винтовки. Видно было, что людей животные побаивались, но не принимали всерьёз. Все эти странности наводили на нехорошие мысли, с ружьями в этих краях никто не охотился. Впрочем, у туристов всё равно никакого огнестрельного оружия не было. Похоже, что это понимали и другие звери. Потому что на противоположном берегу, словно на демонстрации, появлялись один за другим - лисица, одинокий лось, выдра, медвежонок-пестун, рысь. Потом прилетели две огромные цапли, за ними с неба наблюдали настоящие орлы, а вдоль берега пронеслись три лебедя.
        За завтраком туристам нашлось много тем для разговора. Но главный вопрос - где мы оказались? - боялись затронуть все, словно опасались сглазить. Женщины нервно косились на трёх повязанных аборигенов, мужчины мрачно озирались, лишь дети привычно шалили, не догадываясь, что не вернутся в свои школы никогда. Наконец, отправив дежурных мыть посуду, мужчины собрались вокруг Павла Аркадьевича, формального лидера и руководителя турпоездки. Некоторые нервно закурили, но все напряжённо смотрели на главного туриста, не решаясь высказать наболевшее.
        - Полагаю, все поняли, что мы немного сбились с маршрута? - мягким голосом начал разговор Павел Аркадьевич. Он достал из походного планшета свои туристские карты, более похожие на рисунки, и разложил их на раскладном кухонном столике. - Думаю, что мы по-прежнему плывём по Куйве. Если это так, впереди будет два заметных бойца[1 - Название скалы на Урале.], вот здесь и здесь, за ними справа впадает небольшой ручей. Через полчаса плавания мы сможем это проверить точно. Но судя по местности, так и будет.
        - Другой вопрос, в какое время мы попали? Глядя на природу, явно в прошлое, в додемидовские времена. Потому что с начала восемнадцатого века на Куйве уже плавили железо и добывали уголь, вырубали леса. У двоих хулиганов, что напали на Николая, я в поясах нашёл вот что, - на ладони Павла Аркадьевича лежала горсть монет из серебра и меди. Даже на взгляд дилетантов было понятно, что монетки весьма примитивные и на цивилизованные времена надеяться бесполезно.
        - Самые поздние монеты относятся к временам Ивана Четвёртого, Ивана Грозного то есть, - пояснил главтурист. - Я по образованию историк, старые письмена читать не разучился. С учётом этих фактов, мы попали в период от середины шестнадцатого века до конца семнадцатого столетия. Уточнить можно у пленников или в ближайшем русском селении.
        - А они будут, русские селения? - напряжённо спросил стоматолог Алексей, набравший в турпоход целую команду знакомых врачей.
        - Как не быть, будут. Спустимся до реки Чусовой, по ней доберёмся до Камы. На берегах Камы русские живут с восьмого-девятого века, а в устье Чусовой - века с пятнадцатого. Так что обязательно будут русские селения. Другой вопрос - что с нами там сделают?
        - В каком смысле? - удивились все мужчины.
        - В прямом смысле. Одеты мы странно, говорить по-здешнему не умеем, документов нет, оружия нет, денег нет, православных молитв не знаем. Вывод - бродяги или беглые холопы, а то и шпионы заграничные. В любом случае либо казнят после пыток, либо в поруб посадят, пока сами не сдохнем. Ну, это мужчин только. А женщин и детей похолопят либо на потеху кому отдадут. Такие времена, такие нравы!
        - Что же делать?
        - Пока не знаю. Надо думать. - Павел Аркадьевич поднялся с чурбака, на котором сидел, и кивнул на пленников. - Кто мне поможет их допрашивать?
        Общий взгляд большинства мужчин остановился на двух друзьях - Николае и Толике, оперуполномоченных уголовного розыска в одном из райотделов Перми. Два тридцатилетних майора слыли душой компании и сплавлялись уже третий год. Они равнодушно кивнули и подхватили под руки самого молодого пленника. Он не шёл, а висел на руках полицейских, однако молчал. Под руководством Павла Аркадьевича Коля с Толиком понесли злодея за ближайшие кусты, разговаривать по душам.
        - Сейчас он в убийстве Кеннеди признается, болезный, - съязвил Алексей, как многие интеллигенты, недолюбливавший офицеров. Вместе с друзьями он присел у кострища в ожидании результатов.
        - А я попробую рыбачить, похоже, время есть… - Петро, военный строитель, подполковник, выжидательно взглянул на приятелей.
        - Мы с тобой, - легко отозвались двое его земляков, инженеры из Перми. Все трое споро собрали бамбуковые удочки, лежавшие на берегу, прихватили наживку, направляясь вверх по течению реки. Не прошло и пяти минут, как три рыбака скрылись за береговой излучиной.
        - Тяпнем по писярику? - Алексей, похоже, вчера перебрал и мучился похмельем.
        - Нет, брат, чую, алкоголь надо поберечь, - Валентин, военврач, хмуро потёр виски и полез в карман за таблетками от головной боли. Проглотил пару и одну передал Алексею. - Водка будет нашим оружием и платёжным средством. Слышал, что Павел говорил? Если сейчас времена Ивана Грозного, водка может нас неплохо выручить, это наш золотой запас. В армии, брат, за спирт можно всё достать, и денег не надо.
        - Ну да, конечно. Отрубят нам головы, как колдунам, царские опричники, вот и пипец! - Алексей откровенно страдал и был зол на весь мир.
        - Отрубят, говоришь? - военврач усиленно массажировал виски, восемь лет в «горячих точках» научили быстро реагировать на опасность в любом состоянии. Иначе и не могло быть, ленивые и расслабленные не выживали. - Точно, надо нам дипломы нарисовать. Фломастеры есть, бумага у жены была, пошли, ребята, будем дипломы рисовать. Вдруг опричники прямо сейчас подъедут.
        Он пружинисто поднялся с места и зашагал к своей палатке, откуда почти сразу стало слышно, как начала громко возмущаться его жена.
        - Зачем тебе мои листы? Возьми туалетную бумагу или тетрадь. Какие грамоты, какие дипломы?
        Возмущение быстро сошло на нет, когда Валентин объяснил ситуацию. Жена офицера, хоть и была ярко выраженным гуманитарием, никаких истерик себе не позволяла и отличалась здравым смыслом. Она преподавала живопись в одной из художественных школ Перми, потому привычно взяла с собой несколько наборов для рисования. От масляных красок и гуаши до сотни листов дорогого ватмана формата А3 и А4. Фломастеры и карандаши, конечно же, входили туда вместе с линейками, циркулем, переносным этюдником и прочими мелочами. Благо всё это не нужно носить на себе, река повезёт сама, без особых усилий.
        Вообще, туристы в команде подобрались спокойные, не жаждавшие экстрима. Многие женщины плыли с детьми, не первый раз, взяли всё, что нужно для комфортного путешествия. Это не пеший маршрут, где объём припасов ограничен личной грузоподъёмностью. Женщины полюбили сплавы по реке именно по причине достаточного комфорта при минимальных проблемах переноски. Елена и Надежда, две незамужние тридцатилетние учительницы, самые опытные путешественницы, вообще брали с собой практически всё - переносной разборный столик из алюминиевых сплавов и пластика, пластиковую разноцветную посуду в виде набора тарелок, чашек, кружек, вилок и ложек, аж на шесть персон. Не считая различных скатертей, салфеток, пакетов, одежды и всего, что женщинам необходимо.
        Другие женщины не отставали от подруг, прихватывая совершенно неожиданные вещи. Наталья, жена Алексея, например, везла с собой профессиональную видеокамеру, планшет, бинокль и добрый пуд лекарственных препаратов - от ожога и обморожения, от загара и для загара, от запора и от поноса, и так далее. Причём к оборудованию у неё были приспособлены два зарядных устройства в виде фонариков-динамо, про запас. Нина, повариха и приятельница Павла Аркадьевича, везла набор эмалированной посуды на шесть персон, дюжину ложек, аудиоплеер и большой мешок имущества, который она ни разу не открывала за последние три плавания.
        Да и мужчины не отставали в оригинальности груза, один из пермских инженеров взял с собой подаренный друзьями блочный лук, намереваясь практиковаться в стрельбе на стоянках. Другой пермяк, плывший впервые, умудрился прихватить акваланг в полном комплекте, с насосом, работающим от динамо-привода, с подводным ружьём, разумеется! Это при средних глубинах уральских рек в один метр и полной прозрачности воды! Оба везли газовую плитку с пятью баллонами газа, очень уж понравились ребятам отзывы знакомых альпинистов о таких плитках. Непонятных предметов хватало у всех. Даже взрослые мужики, не ограниченные тяжестью груза, прихватили много лишнего.
        Ну, это всё лирика, а допрос пленников закончился довольно скоро, не прошло и часа. Увы, предположения Павла Аркадьевича полностью оправдались, шла середина шестнадцатого века. Нет, конечно, дикие вогулы, захваченные Николаем, не знали, какой шел год, но они слышали о царе русских, который разгромил Булгарское ханство. Знали, что у впадения Чусовой в Каму начинаются земли, подвластные хану русских Строгану. Но ничего не слышали о Ермаке. Служили они, что характерно, хану Кучуму. Так что интервал времени можно сузить. Казань была взята Иваном Грозным в 1552 году, а Ермак отправился покорять Сибирь, в 1581 году.
        Пока руководитель турпохода всё это рассказывал, к костру подтянулись все, включая детей. Подростки недоверчиво хмыкали и улыбались, но улыбки быстро растаяли под озабоченными взглядами мужчин. Женщины начали плакать, молча, скрывая слёзы. О дальнейшем плавании не могло быть и речи. Даже появление рыбаков с фантастическим уловом в виде двух метровых рыбин и десятка килограммовых хариусов никого не порадовало. Улов лишь подтверждал страшный для многих вывод - все оказались в прошлом, возврата домой не будет.
        - Я прошу всех подумать, - неожиданно объявил Павел Аркадьевич, - подумать и выбрать нового руководителя. Считаю, что демократия в наших условиях опасна, а я всего лишь проводник туристической группы. На роль руководителя не претендую.
        Все мужчины машинально взглянули на подполковника, старшего по званию офицера в группе. Петр выставил ладони вперёд в отрицательном жесте.
        - Нет, нет. Я вам накомандую. Хватит, покомандовал на Украине. - Многие знали, что подполковник был ранен в спину во время пресловутой майданщины 2014 года, когда прикрывал мирную демонстрацию в Киеве. Стрелял снайпер из числа европейских наёмников. С тех пор Петро слова «демократия», «гуманизм», «европейские ценности» считал нецензурными ругательствами. - Павел Аркадьевич, ты не только историк, но и географ?
        - Да, здешние места с закрытыми глазами пройду. От Печоры до реки Белой.
        - Потому предлагаю решения принимать вдвоём. Будут разногласия, позовём остальных. Согласны? - Петро хмуро осмотрел кивающих слушателей. Задержал взгляд на группе врачей, дожимая их взглядом. Лишь после того, как все мужчины кивнули, продолжил: - Предлагаю сегодня никуда не плыть, а обдумать наши действия. После обеда соберёмся, обсудим всё. Единственная просьба - не паниковать, а предлагать свои решения проблем, не менее двух вариантов. Пустые разговоры нам не нужны. Всё, расходимся до обеда. Кстати, чуть не забыл! Предлагаю до выяснения продукты не тратить, рыбы достаточно, будем готовить её. Дежурным всё понятно?
        Народ расходился с задумчивыми лицами, только рыбаки принялись потрошить добычу, восхищаясь её размерами. Многие женщины и дети с любопытством наблюдали, как рыбаки солят свежевыловленного хариуса, чтобы попробовать через полчаса. Уху, после согласования с Павлом Аркадьевичем, решили варить без картошки и лука, лишь с перцем, яйцами и солью, зато наваристую и густую. А лучшие куски рыбы запечь. Глины, конечно, не было, откуда ей взяться, когда слой грунта не превышал десяти сантиметров. Поэтому запекали на крупных камнях, уложенных на костёр. Ребятам и молодым женщинам такие способы приготовления рыбы были в диковинку. Потому свежепосоленного хариуса попробовали все, вместо салата перед обедом. Восхищению не было предела.
        - Может, не всё так плохо, а, друзья? - Николай, как всякий оперативник, гибко реагировал на ситуацию, решил поддержать дух товарищей. - Природа-то какая! Рыба огромная, вода и воздух чистые, экология фантастическая! Золотые рудники не тронутые, алмазы на Куйве лежат, нас ожидают! Картошка, помидоры, подсолнечник! Никто в Европе не умеет их выращивать, мы самые богатые в Европе люди! Наша главная задача - не поссориться друг с другом и выжить в ближайшие два-три года.
        - И всё? - ехидно переспросила рыжеволосая Надежда. - Дальше будет счастье?
        - Конечно! - Кожин протянул свою чашку под раздачу, подождал, пока дежурный нальёт густой ухи, прихватил пару кусков хлеба и отошёл в сторону. Там уже сидел Толик, в компании Елены и Надежды, осторожно пробовал горячее варево. Присев рядом, Николай продолжил: - Нет, прикиньте сами. Люди веками мечтали изобрести машину времени, нам всё досталось даром. Писатели тысячи книг написали о путешествиях в прошлое, об изменении мировой истории, целый жанр литературы возник - альтернативная история. И только нам досталась почётная возможность действительно изменить историю в лучшую сторону, а не мечтать об этом, лёжа на диване.
        - Что мы можем? - С грустной улыбкой всхлипнула Надежда. - Кругом дикие племена, у нас никакого оружия, никакого жилья. Зимней одежды нет, денег нет, документов нет!
        - Ха, - поспешил ответить оптимист, быстро работая ложкой. - Ты, Надежда, учитель химии, сделаешь нам порох и взрывчатку. Только скажи, что и как делать, я лично буду твоим рабочим. А уж самодельных револьверов я изъял столько, что во сне смогу собрать и детали нарисую со всеми размерами.
        - Из чего я порох сделаю? Ни лаборатории, ни ингредиентов… - жалобно взглянула женщина.
        - Ну, ты поражаешь, - откровенно удивился сыщик. - Вёсла у нас алюминиевые, сахара полмешка. Вот тебе одна взрывчатая смесь, даже я знаю. Думай, химик, думай. От тебя многое зависит. А уж мы не подведём.
        Туристы, разбившись на группы, обедали и строили планы, не впадая в уныние. Собственно, почти все путешественники плыли с близкими людьми, семьи не разбились при переносе во времени. Четверо семейных пар были с детьми, с детьми оказались в прошлом и две матери-одиночки. Из оставшихся одиннадцати человек - четыре незамужние женщины, отец с двенадцатилетним сыном, два холостяка, и только трое мужчин были женаты, там, в будущем. Но как раз они не собирались устраивать истерики по потерянным близким, хватало насущных проблем. Тем более что жёны остались в будущем у Павла Аркадьевича, подполковника Петра и разгильдяя Толика, людей, достаточно взрослых и выдержанных, не склонных к истерике.
        Собрание началось стихийно, едва вымыли посуду, стали обсуждать предложения. К счастью, болтунов в группе не было, потому решения принимали довольно быстро и конструктивно. Причём группа врачей решила пробираться далее в Россию, в Москву, на свой страх и риск. Обдумав их предложение, Павел Аркадьевич счёл его достаточно разумным, хоть и рискованным. Но согласился, что положение учёных иностранцев на Руси гораздо безопасней, нежели проживание в Приуралье при нынешней ситуации. Иностранцам простят незнание православных молитв и обрядов, несуразные одежды и другие бытовые мелочи. А профессия врача позволит прокормить себя и добиться неплохого положения. Единственная проблема в документах, как подтверждающих квалификацию, так и проездных до Москвы.
        Тем более, после консультации с дипломированным историком художница и оба инженера сели за работу и нарисовали два десятка дипломов и грамот, на всех взрослых мужчин и дипломированных женщин. Оформлением документов занималась профессионалка, текст чертёжным шрифтом писали инженеры, а печати было сразу две. Первую дал военврач, который опечатывал ею шкафы с наркотиками, вторая печать нашлась у Толика, забыл сдать перед отпуском. Так что грамоты вышли лучше настоящих, в три цвета, русским алфавитом, с арабскими цифрами. Парни собрали запасы полиэтиленовой плёнки и аккуратно запаяли все дипломы и грамоты, настоящего ламината не получилось, но для шестнадцатого века достаточно оригинально. Ничего придумывать в грамотах не стали, всем специалистам подтвердили дипломы, заодно наделив дворянством.
        Кроме того, на каждую группу туристов - на врачей и остальных - нарисовали отдельные охранные грамоты. Нет, не посольские, а просто подорожные грамоты, в которых царь Магадана Владимир Путин разрешал путешествовать дворянам по соседним странам - Сибири, Московии, Литве и прочей Европе. И от имени Магаданского царства гарантировал защиту своим подданным, как имущественную, так и воинскую. На эти грамоты печать рисовали отдельно, раскрашивали цветным лаком для ногтей и даже прилепили по две голограммы, снятые с бутылок спиртного. Для остальных голограмм сделали открытые листы, грамоты с печатями и подписями, но без текста и фамилии владельца. Вроде грамоты Ришелье, данной миледи за убийство Бэкингема.
        Эти художественные развлечения заняли остаток дня и послужили поводом для растущего оптимизма туристов. Все провели ревизию своих запасов и при-ободрились. Тёплой одежды - разных курток, фуфаек и прочего - набиралось на холодную зиму. Почти два комплекта спальников, десяток палаток, не считая различных чехлов из-под оборудования, позволяли утеплить любое жилище на зиму. Даже в палатках, в крайнем случае, можно прожить, две трети из них были с надувными матрасами. Женщины активно обсуждали, что надеть и какие вещи можно дарить нужным людям, а что лучше продать, за какую цену. Все вместе решили особо ничего не выдумывать о царстве Магадан, чтобы не попасться на расхождениях. Единственной выдумкой будет название столицы - Магадан, и должность - не президент, а царь. Всё остальное будет соответствовать правде жизни. Магадан расположен далеко на северо-востоке, климат там холодный, добывают золото, серебро и железо. Сами они решили отдохнуть в тёплых краях летом, да в катастрофе потеряли все ценности и средства передвижения, без которых домой не добраться.
        Потому и пришлось плыть к ближайшим цивилизованным народам, чтобы не скучать в глухой тайге. Родственные алфавиты и язык, как и православную веру, решили объяснять тем, что царство Магадан основано тысячу лет назад выходцами из Руси. Остальное рассказывать по факту - имена премьера, министров, певцов и так далее, достижения науки и техники, кроме полётов в космос, естественно. Объяснение, почему царство никто не знает, простое - долгое время была политика изоляции, а год назад разрешили свободный выезд. Но добираться туда далеко и долго, нужна специальная подготовка. Если царь Иван решит заслать посольство, не противиться, однако тянуть время. Держаться на Руси договорились дружно, не ссориться по пустякам и помогать при случае.
        Ночью мужчины собрались у костра, чтобы обговорить совместные планы обеих групп на будущее. Группа врачей, если удастся закрепиться в России и Москве, будет заводить связи среди иностранцев и корабелов. При возможности вербовать людей переселяться на Урал, к Павлу Аркадьевичу. Максимально распространять картошку, помидоры, подсолнечник. На большее решили не замахиваться, продержаться бы несколько лет, а там видно будет. Группа инженеров, как позиционировали себя те, кто решил остаться на Урале, постарается осесть на границе с землями Строгановых. Эти земли формально Кучума, по факту - пограничная полоса, слабозаселённая не только русскими, но и местными племенами - вогулами, коми, пермяками, вотяками. Всегда можно выбрать удобное место, где осесть, хотя бы на первое время. Выстроить острог, добывать золото, плавить железо и медь, а, главное, попытаться создать эффектное оружие, естественно, огнестрельное.
        Это не идея-фикс, а единственный способ выживания. Павел Аркадьевич напомнил, что набеги башкир и сибирских татар в эти времена были довольно частыми, чуть ли не каждые три года. Точнее он скажет, когда узнает текущую дату, но в любом случае поход Ермака был ответом на частые набеги Кучума из-за Уральских гор. Встал вопрос о пленниках, их решил оставить себе Павел Аркадьевич, будет с чего начать разговор с соседями. Толик сходил, проверил, как те себя чувствуют, напоил и связал снова, укрыв пологом. Особой гуманности решили к злодеям не проявлять, пару дней голодом потерпят, там будет видно. Так вот, в условиях малочисленности русского населения на Урале огнестрельное оружие будет единственным шансом выжить. И не просто выжить, а жить свободно, не опасаясь ежегодных набегов. Развиваться, а не обороняться.
        Болтали долго, разошлись по палаткам далеко за полночь. Так прошёл первый день в шестнадцатом веке.
        Глава 2
        Утреннее пробуждение вышло грустным. Возможно, многие надеялись, что вчерашние события окажутся сном и туристы вновь проснутся в родном двадцать первом веке. Увы, реальность не оправдала подобных надежд. Всё так же стояли по обоим берегам Куйвы огромные ели, сосны, берёзы, окружённые молодым осинником. Так же как вчера, на водопой спускались горные козлы и лоси. Более того, за ночь любопытное зверьё изрядно разворошило сложенные на берегу вещи. На пластиковых лопастях вёсел явственно виднелись следы чьих-то зубов. А палатка с продуктами была в двух местах разорвана, коробка с печеньем выгрызена, рассыпанное печенье образовало целую дорожку в сторону леса, уже облепленную муравьями.
        - Придётся на ночь дежурства организовать, - виновато крякнул, увидев происшедшее, Павел Аркадьевич, оправдываясь, добавил: - В наше время никакого зверья на Урале, считай, не осталось. Даже муравьёв редко встретишь.
        - Подъём! Подъём! - громким голосом объявил Петро и добавил: - Сегодня у нас большая программа, надо рано отплыть!
        Толик с Колей, взявшие на себя привычную роль полицейских, успели покормить пленников, которых усадили на свой катамаран, привязав к настилу. Грузы на сей раз укладывали не в центре катамаранов, а по краям, создавая этакую стенку. Чтобы спрятать детей и женщин от стрел в крайнем случае. Так, что отплывавшие катамараны со стороны выглядели плывущими крепостями, со стенами из туго набитых рюкзаков и поленниц дров. Часть наколотого сухостоя туристы привычно везли с собой, чтобы не терять время на стоянках при организации ужина.
        Плыли с утра тихо, без криков и песен, даже разговор вели вполголоса. Все глаз не отводили от берегов, где хватало достойных зрелищ. На берегах стоял фантастический лес, со вздымавшимися вверх, как вышки сотовой связи, огромными лиственницами. Они через каждые полсотни метров, словно сторожевые башни, поднимались над вершинами елей и сосен. Парни заспорили, какой высоты самые высокие лиственницы - восемьдесят или сто метров, настолько нереальной оказалась картина. Причём этот лес, в отличие от того, из будущего, не стоял молчаливой стеной. Нет, в нём постоянно кто-то кричал, птицы перепархивали с ветки на ветку, белки, зайцы, косули и прочая живность, казалось, вещали: «Вот мы, смотрите на нас!»
        За полчаса пути дети, да и многие взрослые, увидели столько живых зверей, сколько не видели за всю жизнь. На катамаранах то и дело возникали короткие споры.
        - Кто это? Барсук?
        - Нет, росомаха.
        - Ну да? Может, медвежонок?
        - А это кто? Соболь?
        - Скорее, колонок или хорёк.
        - Горностай?
        - Не знаю.
        - Мама, гляди, орёл!
        - Похоже, только в наших краях орлы не водятся. Скорее, орлан или беркут. Впрочем, кто его знает.
        Рыбаки рискнули забросить блесну и тут же выловили трёх полуметровых тайменей. На этом ограничились, понимая, что больший улов не сохранить. К этому времени все убедились, что плывут по Куйве. В указанных местах исправно стояли оба бойца, с каменным безразличием подтверждая слова Павла Аркадьевича. Он и объявил первую остановку у небольшого ручья.
        - Стоянка полчаса, вещи не снимать, будем намывать золото.
        - Честное слово? - Мальчишки облепили старого туриста, засыпая вопросами: - Где это золото, как оно выглядит?
        - Как выглядит, как выглядит? - Мужчина зашёл в ручей, зачерпывая приготовленным тазом мелкий галечник со дна. Сделав пару промывающих движений, вылил обратно. Зачерпнул ещё два раза и позвал любопытных. - Вот оно как выглядит!
        На ладони лежали два камешка неправильной формы серого цвета, мужчина поцарапал их ножом, и все заметили блестящие царапины. Дети и взрослые с интересом передавали друг другу тяжёлые самородки, первое золото на Куйве.
        - Граммов десять будет, - подкинул Валентин. - После очистки может половина золота оказаться или больше. По закупочной цене двести рублей грамм - тысячи на две рублей.
        - Всего? - удивились женщины, покупавшие ювелирное золото в десять раз дороже.
        - Это в России такая цена, - вступил в разговор Павел Аркадьевич, - на Руси золота было мало, оно раз в пять или десять дороже. Чего стоим, быстро разошлись вдоль ручья, пока не намоем пару килограммов, не будет обеда!
        Смелость города берёт, или наглость - второе счастье. Только так можно объяснить тот факт, что за час золота намыли не два килограмма, а добрых пять. За это время Павел Аркадьевич успел рассказать, что в 1837 году здесь была обнаружена богатейшая золотая россыпь, получившая название Трифонова Дудка. И что основные залежи золота не в реке, а в километре выше по ручью, где идёт кварцевая жила в скале. Если её разработать, золота будет больше. В том же 1837 году из жилы добыли тридцать два пуда самородного золота. Потом добыча упала, а через пять лет прииск истощился и был заброшен.
        - И таких мест, только на Куйве, я знаю больше десятка. Причём не только золотые прииски, но и алмазные россыпи, платиновые, не говоря уже о медных и железных рудах. Одно время я специально выискивал места бывших приисков, в надежде найти хоть сувенир на память. Не нашёл, конечно, ничего, но накопил массу информации. - Опытный турист раскраснелся, довольно шевелил усами, впервые он применил свои знания, да с каким результатом! - Например, в десяти верстах ниже будет посёлок Кусье-Николаевск, там даже алмазоперерабатывающий завод стоял до 1993 года. Думаю, неподалёку можно алмазы поискать.
        Отплывали туристы уже совсем с другим настроением. Дети радовались приключению, взрослые прикидывали, что не всё так безнадёжно, с золотом можно и в средневековье неплохо устроиться. Стоянку на обед устроили как раз на месте будущего Кусье-Николаевска; на пологом берегу, естественно, никакого посёлка не было. Зато стояли шесть чумов, вокруг которых бегали дети и копошились женщины в национальных костюмах народов Севера. Из мужчин только два старика неторопливо чинили лодку. При виде ярких катамаранов и живописной компании на них дети попрятались за чумы, а женщины насторожённо выстроились возле стариков.
        Скомандовав стоянку на обед, к аборигенам отправились двое - Павел Аркадьевич и Валентин, военврач. По матери он был башкир и неплохо понимал восточные языки, нахватался в командировках.
        - Здравствуйте, - по-русски начали разговор мужчины, осторожно кланяясь. - Мы мирные люди, плывём на Русь. Кто хозяин здешних мест?
        - Мы люди мирные, - повторил географ, не дождавшись ответа, - с нами бабы, дети. Однако три разбойника напали, вон те.
        Старики зорко прищурились, разглядывая пленников, которых Николай с Толиком выводили на берег. Явно узнали парней и опустили головы. На их выдубленных временем лицах не выразились никакие эмоции. Мужчины переглянулись в полной уверенности, что пленники из того же племени, что и старики. Об этом говорили и аналогичные узоры на рукавах и груди верхней одежды стариков.
        - Убить нас хотели, разбойники, напали ночью, наши вещи брали. Мы дальше поплывём, разбойников татарам продадим или русским. Если хану вашему нужны его люди, пусть присылает выкуп. Если выкупа нет, можем договориться, мы не жадные.
        Ничего не ответили старики, молча смотрели на мужчин. Также молчали женщины, пока переговорщики возвращались на берег. Валентин не выдержал и спросил:
        - Вдруг они нас не поняли? Если они русского языка не знают?
        - Должны знать. Русские живут всего в полусотне вёрст на запад, живут больше ста лет, - уверенно отвечал географ. - Если бы не знали языка, переспросили бы. Я с манси с молодых лет общался, это они. По нынешним временам их вогулами зовут. Знаю их повадки, да и старики те не сильно старше нас, лет сорок, самое большее. Если нас поняли, но не знают, как быть, будут молчать. Ничего, дня через три-четыре нас догонят и предложат выкуп. Или нападут…
        - Однако я бы напал. Оружия у нас нет, надо пару поджигов сделать, что ли.
        - Ниже часа через два-три пути будет пещера. В эти времена она была закрытой, археологи говорили, для жертвоприношений использовалась. - Задумался Павел Аркадьевич. Летучие мыши там веками непуганные. Значит, много помёта, много селитры. Если русские не добрались или аборигены русским не продали.
        - Селитра, это хорошо, с сахаром она отлично пойдёт, да ещё алюминиевых опилок добавить, - мечтательно улыбнулся Валентин.
        - Значит, быстро обедаем и плывём, - объявил у костра Петро, выслушав рассказ парламентёров. - Пока собираемся, можно поискать алмазы в том ручье.
        - А как они выглядят? - заинтересовались все, даже женщины.
        - Ну, не как бриллианты, это точно. Мутные или полупрозрачные кусочки стекла или белого камня. Как осколки от бутылок или разбитого калёного стекла.
        - А если это просто стекло? - уточнили деловые мальчишки.
        - Откуда здесь стекло. Оно в этих краях дороже железа, - улыбнулся Павел Аркадьевич. - Будете искать, собирайте все разноцветные или тяжёлые камешки. Говорят, тут и жемчужные ракушки водились, проверяйте.
        Обедали быстро, родители не спускали глаз с ребятишек, баламутивших воду в устье впадавшего в Куйву ручья. Не прошло и часа, как туристы загрузили нехитрый походный скарб на катамараны и окликнули ребят. Те бежали наперегонки, спеша обрадовать взрослых добычей. Алмазов, жаль, не отыскали. Зато собрали десяток мелких речных жемчужин и притащили добрых два килограмма разноцветных камней.
        Павел Аркадьевич серьёзно осмотрел всё добытое богатство, отметил несколько окатышей железного колчедана и галенита. Особенно выделил три странно тяжёлых камешка, отметив, что это не золото. Однако ценится, вернее, будет цениться в двадцатом веке дороже золота.
        - Платина, что ли? - не поверили женщины.
        - Да, именно она. Самородная платина, лучший в нашем положении материал для химической посуды. Когда ещё мы стекло научимся делать. А платину кислоты не берут, да и катализатор отличный.
        - Но она тугоплавкая, - возразила Надежда, доктор химии, судя по выписанному вчера диплому.
        - Так она здесь самородная, плавить не надо. Будем ковать молотом, тяжело, но можно. Кстати, больше всего платины не на Куйве, а на реке Серебряной, по которой Ермак в Сибирь пойдёт. Говорят, что её потому и назвали Серебряной, что там кругом серебро и платина, её сейчас серебришком зовут, она дешевле меди. Не вздумайте завышать цену, будем брать как бросовый металл. - Павел Аркадьевич посмотрел на аудиторию, внимавшую его разъяснениям. - Кстати, пора отплывать, у нас много работы вечером.
        На этот раз плыли быстро, не отвлекаясь на красоту окружающих мест. Мужчины прикидывали, из чего и как быстро сделать оружие. Распределяли обязанности по ночной охране стоянки. Поэтому занялись делом, едва пристали к намеченному берегу, стараясь не суетиться. Пока дежурные готовили ужин, мужчины готовили оружие.
        Инженер Игорь Глотов достал свой лук с десятком карбоновых стрел. Выстрелил пару раз, сломал одну стрелу, попал из четырех выстрелов всего один раз туда, куда целился. Глядя на его потуги, остальные мужчины связываться с ножами и луками не стали, решили остановиться на самодельных огнестрелах. Благо стальных трубок различного диаметра и длины хватало среди имущества туристов. Начиная от каркаса катамаранов, где использовались трёхметровые трубы из нержавейки шестидесятимиллиметрового диаметра, и заканчивая стальными трубками меньшего диаметра, от всяких подставок, ножек и упоров для столиков, шезлонгов и прочей походной мелочи.
        Пока мужчины с помощью напильников и единственной ножовки по металлу отпиливали необходимые трубы, вырезали к ним деревянные ложа и приклады, подростки, под руководством Павла Аркадьевича и Надежды, отправились в знаменитую пещеру, искать селитру. Дети и женщины азартно толкли сахарный песок в пудру, чтобы размешать его с алюминиевыми опилками. На «боезапас» пришлось пустить запасное весло из алюминия, его по очереди стёсывали крупным рашпилем. Работали спокойно, сосредоточенно. Взрослые понимали возможную угрозу, а дети смотрели на них и впитывали их напряжение, чувствовали опасность.
        Когда ужин - опять исключительно рыбный - был готов, вернулась довольная Надежда, набравшая с помощниками килограммов пятьдесят сухой селитры. Грязной, неочищенной, но явно селитры, отличного средства для выживания в диких краях. Едва пообедав, Надежда принялась готовить взрывчатые смеси, а мужчины приступили к испытанию собранных самострелов. Конструкции в целом совпадали, отличаясь лишь диаметром ствола и длиной, ну и особенностями заряда, конечно. Самые практичные самострелы сделали Николай и Толик, у них были настоящие двустволки, с длиной ствола сорок сантиметров. Стволы, примотанные к удобным деревянным ложам, были сплющены с казённой стороны, с пробитыми дырками для зажигания заряда.
        Когда взрывчатой смеси набралось полведра, её равномерно размешали и приступили к испытаниям. Заряжали мелкой галькой, и мишень поставили на двадцать метров. Все с азартом следили за испытаниями, даже сами мужчины, вернувшиеся в детство. Самоделки оказались живучими, ни один ствол не разорвался. Хотя мощность выстрела оказалась разнообразной. Двустволки оперов были самыми слабыми, их хватало лишь на двадцать метров, но вполне убойно, галька пробивала кору сосны на три сантиметра в глубину. Остальные поджиги, с более длинными стволами, показали лучшие результаты. После нескольких попыток установили самую дальнобойную модель, у Петра. Его изделие стреляло уверенно и убойно на сорок метров, но одним свинцовым шариком. Впрочем, подполковник умудрялся попадать им в ростовую мишень.
        А изделия инженеров, рискнувших использовать распиленную пополам трубу из арматуры одного катамарана, не уступали по убойности небольшим пушкам. Установленные на опору, супергиганты, как их окрестили подростки, на расстоянии тридцать метров выкашивали убойной галькой целую полосу, до четырёх метров шириной и высотой. С такими тактико-техническими характеристиками даже медленное заряжание не пугало. Тем более что инженеры принялись испытывать способ заряжания самодельными зарядами из бумажных пакетов. В туалетную бумагу заранее заворачивали необходимый заряд «пороха», в другой пакет, из листьев лопуха, скручивали комплект картечи из гальки.
        После непродолжительной тренировки лучшего результата, чем пять секунд между выстрелами, добиться не удалось. На том и остановились друзья инженеры, гордые своими самострелами. К этому времени заметно стемнело, и лагерь укладывался спать, оставляя на дежурстве по два человека, сменяемых через два часа. Толик с Колей, когда водили пленников на оправку перед сном, обратили внимание на заметную перемену в поведении вогулов. Видимо, под воздействием артподготовки, которую те не видели, но отлично слышали, пленники заметно погрустнели. Наглость и самоуверенность вогульских хулиганов, демонстрировавших молчание и выдержку, куда-то улетучились. Вечером перед офицерами показали своё истинное лицо три деревенских парня, напуганные взрослыми дядями. Николай лишь усмехнулся, не сомневаясь, что через пару дней всех троих легко сделает своими осведомителями в рядах вогульского князя.
        К ночлегу готовились более основательно, чем в прошлую ночь. Начиная от защиты продуктов и заканчивая натянутыми шнурами вокруг лагеря, с повешенными на них колокольчиками и склянками. Второй день из имущества ничего не выбрасывалось, за исключением использованной туалетной бумаги, пожалуй. Женщины берегли все продукты, включая обычную газировку и минералку в пластиковых бутылках. Пустыми были только те бутылки, что изначально планировали под питьевую воду. Так их утром и наполнят заново, из ближайшего родника. А пока предстояла вторая ночь в новом мире, в ожидании встречи с Русью. Как она отнесётся к своим далёким потомкам?
        Ещё три дня прошли в спокойном плавании по Куйве, затем по Чусовой, куда вынесли их воды золотоносной речки. Дважды туристы проплывали мимо вогульских стойбищ, ещё два раза делали остановки в таких селениях. Вогулы вели себя мирно, удалось разговориться и узнать, что до первых русских селений на реке Чусовой осталось ещё два дня пути. Как раз туда плыть Павел Аркадьевич не собирался. Нужно было искать место для основательного обустройства. Мужчины сверились с планшетом Натальи, закачавшей в него все сведения по окрестностям реки Чусовой, и окончательно выбрали место в устье речки Ярвы. Там, по воспоминаниям главного туриста, должна быть огромная поляна, достаточная для огородов. Да и на реке Ярве в начале восемнадцатого века будут добывать медь и железо, буквально в десяти и пятнадцати километрах от устья.
        Увы, расчёты командиров не оправдались, на выбранной поляне оказалось вогульское селение. Причём довольно крупное, на полтора десятка чумов. Однако деваться некуда, караван катамаранов пристал к берегу Чусовой, неподалёку от вогульского селения. Павел Аркадьевич и Петро отправились на переговоры во всеоружии. С собой командиры прихватили бутылку водки, пару пустых полторашек, один из охотничьих ножей. Что характерно, из личных запасов Петра, взявшего в плавание целых три ножа. Переговоры обещали быть тяжёлыми, учитывая настороженность аборигенов. Видимо, опасаясь чужаков, к берегу подошли два десятка мужчин, вооружённых копьями и топорами. Они сели на корточки, меланхолично рассматривая туристов.
        Тут и выпустил на волю пленников Николай, давно завербовавший парней. Благо дремучим аборигенам хватило обещания вручить огнестрельное оружие и научить их стрельбе, коли те будут честно служить туристам. После этого более преданных союзников не нужно было искать. Что говорить, огнестрельное оружие в шестнадцатом веке гипнотизировало неокрепшие умы молодых дикарей сильнее, нежели автомат для негра в двадцатом веке. А когда пленные вогулы поняли, что сильные «люча» (русские) умеют сами делать пищали и порох для них, восхищение достигло небывалых высот. Оставалось только крепко вбить в их неокрепшие умы инструкции, способы связи и выпускать на свободу. Чем и занимались Николай с Анатолием каждый вечер, иногда привлекая к этому делу Петра.
        Пока командиры вели долгий разговор с вождями вогульского селения, три засланных казачка разговорились с местными мужиками. Задача у них была самая простая, уточнить, где ближайшие селения вогулов и русских. Времени для этого оказалось больше чем достаточно, общение командиров с вождями затягивалось. Туристы в ожидании скучали на берегу, пока Надежда не напомнила инженерам о том, что они обещали удивить вогулов. Как раз время показать аборигенам заготовленный фокус. Парни достали газовую горелку с наддувом, установили на неё алюминиевый ковшичек и за пару минут расплавили в нём часть добытых золотых самородков. Конечно, Надежда знала, что при таких методах уходит в угар до четверти золота, но деваться некуда.
        Фокус был накануне отрепетирован, потому особых трудностей не вызывал. Как только золотые самородки расплавились, их вылили из ковшичка в специальную форму. Откуда взялась форма? Так её прихватил один из фанатов рыбалки, стандартная форма для обычных мормышек и блёсен. У туристов было три дня, чтобы немного эти формочки подработать и заливать золотой расплав. Результат оказался неплохим, на глазах удивлённых аборигенов чужаки из камней отлили золотые амулеты, в виде рыбок и даже волшебного глаза, небесного ока, так сказать. Надо ли говорить, что всё было доведено до сведения вождей этим же вечером, но после переговоров. Потому как командиры вернулись с переговоров без результата. Вогулы накрепко отказывались признавать соседей и не разрешали им поселиться поблизости, на Ярве. Как писал один классик, в вольном переложении: «Сначала они кивали на Кучума и боялись русских, потом кивали на русских и боялись Кучума». Однако действие златого тельца дало свой результат.
        Поэтому, когда переговоры на следующее утро были продолжены и паре старичков вручили отлитые накануне золотые амулеты, вогульские представители согласились отдать чужакам земли по берегу реки Ярвы на поселение. Нет, не там, где стояли вогульские чумы, а в десятке километров выше по течению. Там тоже была достаточно удобная поляна и никто не жил. Для скрепления объявленного договора командиры туристов выставили угощение будущим соседям. На поляне устроили настоящий пир, украшением которого стали четыре бутылки водки (смешно сказать, на двадцать мужиков), женщинам достались три полуторки минеральной воды с пузырьками (без посуды), остатки чёрствого печенья, немного конфет и последние вафли. Основным блюдом, естественно, была жареная, копчёная и печёная рыба.
        Туристам подобные праздники удовольствия не принесли, понятное дело, но аборигенам понравилось. Потому рано утром туристы начали прощаться друг с другом, конечно, а не с аборигенами. Группа врачей на одном катамаране отплывала вниз по Чусовой, намереваясь двигаться дальше в Россию, в Москву. С собой они увозили весь запас золота, переплавленного в фигурки в виде рыбок. На общем собрании все решили, что золото больше пригодится в цивилизованных местах. Те, кто остается, смогут прожить натуральным хозяйством, чем, собственно, и собирались заняться. А врачи все из цивилизованных мест, привыкли к большому городу… Да и чем в тайге займётся учитель рисования?
        Прощание получилось тяжёлым, за неполную неделю сдружиться, конечно, не успели, но все понимали, что расстаются с близкими людьми. Других, настолько близких по духу людей туристы уже не встретят. Да и друг с другом, скорее всего, не встретятся до смерти, просто не смогут. Такая обречённость пугала россиян, привыкших к сотовой связи, интернету, скайпу и прочим авиалиниям. Женщины всплакнули, а мужчины пообещали поддержку в трудный момент. Семь человек на одном катамаране отправились вниз по течению Чусовой, а двадцать остальных туристов на трёх катамаранах пошли вверх по реке Ярве. Именно пошли, ведя катамараны на верёвках вверх против быстрого течения, как бурлаки.
        Идти пришлось почти весь день, пусть и какой-то десяток километров. Извилистая речка с каменистым дном, вроде и мелкая, не способствовала быстрому продвижению. Сами мужчины береглись, памятуя о том, что все врачи уплыли, и простейший вывих может привести к инвалидности, а перелом - к смерти от заражения крови. По общему согласию, в ходе подъёма по реке часть мужчин расчищали русло реки от упавших деревьев, что не ускоряло движение. Однако все понимали необходимость создания быстрого и простого пути к Чусовой. Враги всё равно пройдут, а самим туристам расчищенный путь поможет всегда. Да и время не поджимало, его у бывших туристов впереди было много, четыреста с лишним лет до своего рождения. Такие мрачные шутки бродили в коллективе, хотя настроение немного стабилизировалось, даже какая-то определённость способствует спокойствию, особенно у женщин. Павел Аркадьевич, как мог, поддерживал народ рассказами о местных достопримечательностях, о ближайших залежах меди и железа.
        Когда наконец туристы добрались до своей поляны, сил едва хватило поужинать и разбить лагерь, установить палатки и спрятать продукты от зверей. Караул на ночь не выставляли, решили жить, как дома. Даже бывшие пленники были выпущены на свободу, вогулы установили себе шалаш на краю поляны. Николай договорился с ними, что те подождут посланцев от хана месяц, если не дождутся, вернутся к Кучуму, вернее, не к самому Кучуму, а его наместнику на Урале. Так, сказать, «смотрящему» за уральскими селениями вогулов, заодно и собиравшему дань с уральских племён, царевичу Маметкулу. Со слов Павла Аркадьевича, именно Маметкул до прихода Ермака станет самым активным борцом против русских. Лишь вмешательство казаков положит конец карьере царевича.
        Утро началось с самых неотложных работ, нет, не с постройки жилья, до осени было ещё далеко. Самыми неотложными стали посевные работы по вскапыванию поля для картошки. Высадить решили лишь её, шла середина июня, и картошка вполне могла вызреть до первых заморозков. А семена помидоров, подсолнуха и огурцов оставили до следующей весны, с ними ничего не случится. Даже всхожесть, говорят, у огуречных семян повысится через год. Потому первым делом вскопали по очереди одной штыковой лопатой сотки две, на которых рассадили всю картошку, разрезанную частично на глазки, частично целыми клубнями. Занимались этим трое мужчин, под присмотром опытной огородницы Алевтины.
        Остальные мужчины всё-таки приступили к постройке крепкого жилья, тут руководил Павел Аркадьевич, как признанный авторитет в сельском строительстве. Учитывая отсутствие тягловой силы в виде лошадей, деревья на брёвна пилили выше по склону, чтобы была возможность их скатывать. Вроде и бензопила была, и пять топоров, а дело шло медленно. Слишком на большой острог замахнулись горожане, да и опыта никакого не было. Практически никакого. Только Владимир, муж Алевтины, простой механик с сельской автобазы, построивший для своей родни два дома и четыре бани, был практиком в строительстве рубленых домов и валке строевого леса, кроме Павла Аркадьевича. Остальные имели об этом чисто теоретическое представление, чего не стали скрывать.
        К счастью, у мужчин хватило здравого смысла не спорить с авторитетом, а выполнять все указания Павла и Владимира. Увы, опыта не хватало катастрофически, и постройка убежища затянулась надолго. Хорошо хоть фундамент не пришлось выкладывать, бутовый камень начинался с полуметровой глубины. На него и клали лиственничные брёвна, вечно пролежат. Венеция на сибирской лиственнице тысячу лет стоит. Основной периметр удалось возвести только через две недели, внутри которого приступили к строительству общежития. Да, именно общежития на двадцать человек. Где на первом этаже будут жить одинокие мужчины, а на втором - семейные пары и женщины. Надежда, главный химик, в это время занималась изобретением печей. Именно изобретением, а не постройкой.
        Глины поблизости не было никакой, а уральские зимы без печи невозможно пережить. Топить очаги, как в чумах, туристы не собирались. Нет, если ничего не удастся придумать, придётся каждый день топить дом по-чёрному, а потом греться при тепле остывающих камней. Но это было слишком, при наличии детей и женщин. Поэтому Надежда в сопровождении вооружённого Толика изучала почвы окрестностей в поисках глины или материала для цемента. Одновременно она искала упомянутую Павлом Аркадьевичем железную и медную руду, желательно ближе к жилью. А Толик оказался одним из немногих свободных мужчин, выдерживавших разговорчивого химика в течение дня. Так, явочным порядком и сошлись учительница с офицером, день в июне долгий, читать им мораль никто не собирался.
        Быстро наступил июль, близилось к концу короткое уральское лето. А успехи новосёлов оставались, мягко говоря, слабыми. Не дождавшись своих, бывшие пленники ушли на восток, рассказать «смотрящему» о чужаках, осевших на реке Ярве. Дети ловили рыбу, женщины собирали грибы и ягоды. Всё это сушили, запасая впрок. Хотелось бы ещё солить, но соли было мало, её берегли. Холодильников не было, оставалось только сушить. Хотя к началу июля сделали коптильню, ежедневно выдававшую до ста килограммов копчёностей, как правило рыбных. По совету Павла Аркадьевича охоту на горных козлов отложили на конец осени, когда наступят холода, чтобы запастись мороженым мясом. Он же торопил строителей, не уменьшая высоту стен, однако. Народ набирался опыта, наращивал мозоли на руках, рвал кроссовки и штаны об острые камни и сучья.
        Короткие летние ночи проходили одна за другой, дело шло настолько уныло в постоянных плотницких работах, что молодёжь стала терять терпение. Пошли разговоры, бросить, мол, всё да уплыть по следам врачей в Россию. Эти разговоры всё нагнетали атмосферу тесного общежития, пока не приплыл с низовьев реки военврач Валентин. Один, без жены, но с сыном. Он рассказал, что у врачей всё неплохо сложилось. Верительные грамоты вызвали у строгановских приказчиков доверие, невиданные сувениры были неплохо проданы и подарены. Довольно обеспеченные врачи отбыли на запад, в Москву. А сам Валентин не выдержал и вернулся, почувствовав, что его место, как офицера, на передовой, то есть в уральской тайге. В Москве ему будет душно.
        Жанна, жена Валентина и сестра Алексея, наотрез отказалась возвращаться. Одна перспектива написать портрет самого Ивана Грозного, князя Курбского, Бориса Годунова и других исторических персонажей, вскружила художнице голову. Наталья, жена Алексея и сноха Жанны, полностью поддержала золовку, обещая предоставить ей видеосьёмку и фотопортреты всех интересующих персонажей. Результатом стал семейный скандал, вылившийся в раздел имущества и расставание супругов, со словами: «Раз мы не венчаны, в этом веке не считаемся супругами, будем жить, как свободные люди!» В принципе, это в характере Жанны, уже дважды уходившей от мужа и возвращавшейся обратно. Потому родственники расстались достаточно мирно, Алексей обещал Валентину не давать сестру в обиду.
        Там же, в Чусовском Городке, только-только отстроенном Строгановыми, произошёл последний раздел имущества Валентина и Жанны. Муж отдал жене всю одежду и обувь, оставив себе только одну смену да нож с топором, рыболовные снасти и палатку. Трубы из нержавейки и алюминиевые, составлявшие каркас катамарана, врачи тоже отдали Валентину, оставив себе два надувных «банана». В принципе, всё это было собственностью Павла Аркадьевича, на что и обратил внимание Валентин. Пришлось врачам скрепя сердце оставить взамен половину лекарств, включая походный набор со стеклянным шприцем, стерилизатором, набором игл и десятью пачками ампул. В основном с сильнодействующими антибиотиками. Ну, и перевязочный материал, естественно. И, самое главное, два мешка соли, весом до ста килограммов.
        Так что туристы получили не только «холостого» мужчину, врача с универсальными навыками, но и подлинное богатство в виде лекарств и заготовок под оружие. Всё это военврач умудрился привезти на купленной лодке, почти две недели усиленно выгребая против течения Чусовой. Кроме того, Валентин узнал текущую дату, правда, в другом летосчислении - 7078 год от сотворения мира. Павел Аркадьевич сразу пересчитал от Рождества Христова, получался 1570 или 1571 год, расхождение стандартное, получается, от плавающего Нового года. Он отмечался то в марте, то в сентябре, а с 1700 года в январе. Так, что обратный подсчёт давал ошибку плюс-минус один год.
        Возвращение Валентина не только порадовало всех новостями. Военврач привёз с собой удачу, которая начала подбрасывать один подарок за другим. Мальчишки, забравшись на рыбалку в приток Ярвы, нашли там глинистую почву. После обжига опытных образцов оказалось, эта глинистая смесь отлично держит камни. На первом этаже выстроенного общежития приступили к выкладке печи. Надежда наконец нашла железную руду, всего в километре выше по течению Ярвы. Обжигать железо решили возле жилья, куда на катамаранах стали свозить заготовленную руду. Пока её доставляли, начали пережигать дрова на древесный уголь. Опыта не хватало, даже с этим была морока. Но впервые появилась возможность некоторой специализации. Пятеро плотников с пятью топорами достраивали общежитие, остальные мужчины добывали руду, подростки её перевозили. Женщинам досталось, как обычно, самое нудное и тяжёлое - пережигать древесный уголь и складывать печи. Вроде мелочь, а производительность увеличилась вдвое, наглядный пример пользы разделения труда.
        Одним словом, дело сдвинулось с мертвой точки. И пошло, пошло, пошло, словно снежный ком с горы. Новости так радовали, что по вечерам, за ужином, каждый спешил поделиться свежими находками. Всего за неделю на первом этаже слепили и обожгли добрую печь, топившуюся без угара. Дым выходил в трубу, слепленную из глиняно-галечной смеси. Общежитие было готово к зиме, окна пока затянули плёнкой от мошки и комаров, в надежде найти слюду или её аналог. В каждой каморке-комнатке наконец выложили из струганых жердей лежаки, притащили тюльки вместо табуретов и столиков, жизнь начала принимать цивилизованные черты. Все спешили перебраться под крышу из палаток, несмотря на отсутствие дверей, которых заменяли пологи из чехлов. Больше всего деревенские жители боялись пожара и приняли все противопожарные меры, начиная от создания водоёма внутри острожка. Затем удалось отвести часть ручья, протекавшего по поляне, внутрь острога по выкопанному каналу. Эти бытовые успехи оценили первыми женщины.
        Они же заставили срубить внутри острожка настоящую баню, да ещё «по-белому». Для мужчин, набивших за полтора месяца руку при обтесывании неподъёмных, метрового диаметра, лиственниц, банька из осин показалась отдыхом. В пять топоров срубили её за три дня, выложили не только печь с каменкой, но и бак из глины с галькой для холодной воды. Потом ещё три дня обжигали и замазывали щели, пока не добились должной кондиции. И вот 1 августа по новому стилю 1570 года, или 22 июля 7078 года по старому стилю, первая капитальная баня принимала хозяев. До этого почти два месяца мылись в ставшей привычной для туристов походной бане, укрываясь полиэтиленовой плёнкой.
        Командиры решили отметить знаменательное для души и тела событие первым же по существу, выходным днём, первым праздником в шестнадцатом веке для «магаданцев», коль решили так себя называть. К тому времени поспела бражка из малины, ежевики, корня солодки и всякой всячины. Ставили её в десятилитровой бутыли, так что каждому взрослому досталось по стакану после баньки. Мужчины вспоминали слова Суворова: «После бани портки продай, а водки выпей!», женщины радовались крепким стенам и крыше над головой, надёжной защите от лесных тварей. Эти лесные шалуны порядком достали женщин, таская любой кусок съестного, оставленный без присмотра, хоть на пять минут, лучше любой кошки. Вокруг поселения приблудились лисы, хорьки, две рыси, выдра, барсуки. Неделю бродила росомаха, нагло пыталась забраться в лабаз с копчёной и сушёной рыбой. Заметив, что люди не обращают на зверя внимания, росомаха дважды воровала со стоянки рыбьи потроха, пока не была застрелена Володей. Жаль, картечь из гальки разорвала шкуру зверя, а мясо запретил есть Валентин. Всё же остальные твари присмирели, бродили по поляне лишь ночью.
        Распаренные, разомлевшие мужчины, женщины и дети, собрались после бани в общей столовой на первом этаже. Вспоминали трудности и первые успехи, планировали работу на будущее. Толик достал свою гитару, забытую за последние недели тяжёлого труда, напел несколько песен, потом долго пели хором. Не только туристские песни, но и обычные, почему-то в основном на военную тему. Настолько все чувствовали себя, как на войне, что и настроение оказалось соответствующее. Потом, кажется, Надежда или Елена первой высказала мысль, что только сегодня почувствовала себя дома, именно дома, а не в походе. Её один за другим поддержали холостяки, супружеские пары, подумав, согласились с этим. Результатом стало принятое безоговорочно предложение - считать первое августа днём основания маленькой колонии магаданцев в шестнадцатом веке. Собираться в этот день вместе и, конечно, ходить в баню!
        По общей договорённости все стали называть себя магаданцами в рифму слову «попаданцы», которое старались забыть. Ибо оно, как высказал своё мнение Валентин, уже повидавший русские власти, может навести на всякие мысли. Опасные… в первую очередь для бывших туристов. Поэтому самоназвание русские, попаданцы и прочие старались не упоминать, особенно при детях. Все строго называли себя именно магаданцами, как понятным, но безобидным словом. А для посторонних сразу становилось понятно, что это не русские, не подданные русского царя.
        Уже поздно вечером, когда дети улеглись спать, Павел Аркадьевич рассказал, что помнит из официальной истории. Примерно через год или два, в 1572 году, на Каме будет восстание черемисов, которое докатится до строгановских земель. А летом 1573 года царевич Маметкул, видимо, тот самый «смотрящий» над Уралом от имени Кучума, разорит все русские поселения по Чусовой, дойдёт до Чусовского городка. Что там было в прошлой истории, отбились русские или нет, Павел Аркадьевич не помнил. Но летописцы утверждали, что строгановским землям был нанесён большой урон. Так что надо готовиться к войне в ближайшие два-три года.
        - А сколько войск было у Маметкула? - первым вскинулся Петро, единственный реально воевавший офицер.
        - Трудно сказать, - задумался географ, - возможно, несколько сотен или даже две-три тысячи. Летописи не всегда объективны, уменьшают свои силы, увеличивают силы врагов. Надо исходить из худшего варианта - две или три тысячи воинов, не больше.
        - Да, тут одной картечью не отбиться. Надо пушки, настоящие, с дальностью выстрела полкилометра или больше.
        - Будут вам пушки, - заметила Надежда, сжавшаяся под боком у Толика. - Я отличную медную руду нашла недалеко. Лучше помогите мне стекло сварить, там дуть надо в трубку, у меня лёгкие слабые. И, вообще, надо мастерские ставить отдельно от острога, но с возможностью обороны. Место я выбрала, в двадцати метрах по ветру, чтобы не отравить всех ядовитыми выбросами, когда буду кислоты вырабатывать.
        - Договорились, жильё в общих чертах готово, - подытожил Пётр. - Мебель и прочие мелочи оставим на холодное время. Печники пусть выкладывают две печи для выплавки железа прямо у выгруженной руды, а строители переходят на мастерскую. Стекло нам надо до холодов сварить да в окна вставить. Слюду до сих пор не нашли, а покупать не на что. Мы с инженерами займёмся с завтрашнего дня выплавкой железа. Как, Павел Аркадьевич?
        - Нет возражений.
        Железо выплавляли двумя способами, классическим средневековым, по указанию историка и Володи, видевшего нечто подобное в сельских кузницах. Вроде смешанного расплава руды, проложенной рядами угля, с подачей воздуха, естественно. Рядом два инженера пытались получить железо более прогрессивным методом, через выплавку чугуна с последующей его переделкой, с наддувом воздуха. Большие меха соорудили всё из тех же брезентовых чехлов. За объёмами не гнались, отрабатывали методику, наиболее удобную в местных условиях с местными рудами. С переделками самих печей на каждую загрузку уходили три-четыре дня, однако «опыт, сын ошибок трудных» всего через пару недель позволил получить сначала первое мягкое железо, затем чугун и, наконец, сталь. Всё было страшно неоднородное, однако было!
        Володя тут же занялся кузницей, в которой молотобойцами оказались Пётр и Николай. Впрочем, они и без того были самими сильными, а работу молотом восприняли важнейшей в деле создания оружия. Офицеры за месяц экспериментов по выплавке стали почувствовали себя ненужными на фоне инженеров. Работа молотом давала им моральное право встать на равный с остальными мужчинами уровень. Пётр особенно понимал это, стараясь работать на износ, иначе не сможет командовать остальными в нужный момент. Николай, более авантюрный, воспринимал работу в кузнице заменой своим тренировкам в рукопашном бое, которые запустил. Опер, работая молотом, попеременно менял хватку молота, с правосторонней на левостороннюю, добиваясь равномерной нагрузки на мышцы. Иногда приседал одновременно с ударом, тренируя ноги.
        Первое стекло Надежда и Толик сварили ещё до окончательной постройки мастерской, пока ладили крышу. Увы, на окна оно не годилось, из него Толик выдувал химическую посуду, различные колбы, трубки и змеевики. Потом спохватились женщины и потребовали банки под продуктовые запасы, под соления и маринады. На них стеклодувы набивали руку и лёгкие весь август. Зато к началу сентября, к первым заморозкам, появилось и первое прозрачное стекло. Его отливали, как блины, в квадратные формы из листового железа.
        Да, в конце третьей недели экспериментов инженеры Ольга и Татьяна, оказавшиеся самыми удачливыми плавильщиками, получили тонны две настоящего железа. Мягкого, некачественного, но железа. Что-что, а закалять уже имеющееся железо умел даже Володя, сельский автомеханик. Поэтому, едва в окнах общежития, бани и мастерской были вставлены стёкла, командиры выдвинули лозунг: «Все на заготовку руды! Даешь сто тонн железной и медной руды на зиму!» Конечно, кроме руды, запасали и сырьё для стеклодувов, так что работы хватило всем. Сентябрь и половина октября прошли в интенсивных работах по вырубке и доставке руды. Работали без выходных, оставив ловлю рыбы на женщин и детей, они же собрали первый урожай картошки, на который никто не покушался.
        Пока не наступили сильные холода и магаданцы могли в своих туристских фуфайках передвигаться вдали от дома, на катамаранах приступили к подвозу руды. За день доставить больше пяти-семи тонн получалось редко, однако за сентябрь заготовили необходимое количество не только руды, но и топлива. Его требовалось всё больше и больше, углежоги едва справлялись с заказом. Надежда, получив необходимую химическую посуду, приступила к получению кислот, серной и азотной. Мастерская надолго стала местом, которое избегали посещать даже командиры, противогазов-то не было. Только влюблённый Толик практически перебрался туда жить, вместе с Надеждой, разумеется. Там они оборудовали себе уголок, поставили топчан с надувным матрасом и приходили в общежитие лишь поужинать да узнать новости.
        Пока не встали морозы, выкопали две огромные овощные ямы. Одну под общежитием, вторую просто во дворе острога, под дровяным навесом. Копали долго, да и не копали, а долбили ломом и кирками, выкованными из своего железа! Хоть и неказистый, но инструмент у них появился. Кузнецы выковали полсотни лопат, топоров, кирок, ломов, тренировались в изготовлении двуручных пил. Ножей, ножниц, прочей мелочи пока хватало. Так вот, почвы как таковой по всей поляне было не более полуметра, ниже начинался камень. Сначала мелкий щебень, глубже галька, за ней глыбы песчаника или известняка. Этими плоскими пластами бутового камня Пётр велел покрыть все крыши, не только на жилом доме, но и на бане, мастерской и дровянике. А остаток выложили у стены острога, про запас. Работа вышла нудная, тяжёлая, но обе ямы получились огромными, четыре на четыре метра, хоть живи там.
        Одну из них сразу готовили под ледник, а в ту, что под общежитием, начали стаскивать запасы. Картошка дала фантастический урожай на нетронутой земле. С одного мешка собрали семьдесят вёдер картофеля. Полсотни вёдер самой крупной отправили на семена, а остальную мелочь оставили на еду. И то сказать, мясо с рыбой изрядно надоело. Побаловались свежей картошкой в праздник урожая, взрослые самоотверженно решили оставить её для детей. Понимая, что одним мясом и рыбой сыт не будешь, командиры отправили лодку вниз по Ярве закупать продукты. Нужно проверить свой товар, как будет востребован, да поспешить до ледостава. И, обозначить своё присутствие для строгановских воевод, завести знакомства.
        Поплыли Николай с Валентином, загрузив в лодку самый ходовой товар, по заверению военврача, - стеклянную посуду и немного оконного стекла, заготовки для ножей и наконечники стрел, во множестве выкованные на пробу, при получении различных стальных образцов. Командиры поставили целью научить всех мужчин и подростков работать с железом, выдувать стекло и стрелять из ружей, хоть и самодельных. Так что для подростков ежедневная практика в кузнице или литейке была обязательной, хотя и не надолго, на час-другой. Планировали плыть, пока не расторгуют весь товар, но вернулись уже через три дня. Оказывается, всё железо - ножи и наконечники, выменяли рядом, в соседнем вогульском селении в устье Ярвы.
        Причём на обратном пути лодка едва возвышалась над поверхностью реки, столько мешков с зерном и мукой нагрузили вогулы в обмен на магаданскую сталь. Туристы, привыкшие к недорогому железу в будущем, не ожидали, что его так ценят в шестнадцатом веке. Да и оба офицера абсолютно не умели торговаться. Так, что в следующую торгово-закупочную экспедицию отплыла Елена, хотя и учительница, но весьма практичная женщина. С ней напросился Николай, для укрепления завязавшихся контактов в среде вогулов. На сей раз торговцы прожили в вогульском селении почти неделю. Торговали не только с местными вогулами, но и с представителями двух соседних селений. Зато результаты выразились не только в мешках с мукой и зерном, и даже не в связке собольих и куньих шкурок.
        Николай доложил командирам, что договорился с несколькими вогульскими охотниками о взаимной помощи в случае нападения на любое из селений. Даже не столько помощи, сколько своевременного предупреждения, включая дымовые сигналы. Учитывая специфику уральских гор и лесов, любое перемещение сколь-нибудь крупных отрядов людей возможно только по речным руслам. Реки здесь мелкие, глубина по пояс, дно твёрдое, каменисто-галечное. Потому опасности для магаданцев можно ждать снизу по течению Ярвы, либо сверху. Как раз туда, вверх по течению, и просил разрешения отправиться Николай, чтобы завязать знакомства, договориться о помощи.
        Учитывая его удачный опыт в устье Ярвы, командиры разрешили сыщику с Еленой отправиться вверх по реке. Продуктов там, конечно, не выменять, зато можно разжиться мехами и познакомиться с соседями. А продуктов, собственно, вполне хватит до следующего лета, если зимняя охота на горных козлов будет удачной, как обещал Павел Аркадьевич. Но на неё рано отправляться, морозы ещё не крепкие, мясо не сохранишь. Перед отплытием уставший плавать, как индеец, с одним веслом, Николай установил на лодку распашные вёсла, со стальными уключинами и рулевое весло. Так будет удобнее и быстрее, да и соседи пусть любуются, может, решат купить подобное устройство.
        Отплыли торговцы пятнадцатого октября, а через день на юге, в низовьях Ярвы, появился сигнальный столб дыма, предупреждающий об опасности. С низовьев реки в сторону магаданцев двигались вооружённые люди.
        Глава 3
        Десятник отборной сотни царевича Маметкула, наместника Кучума над уральскими вогулами, недовольно обернулся. Столб дыма далеко был виден в ясную солнечную погоду.
        «Предупредили, шайтановы дети, - скользнуло лёгкое сожаление. - Ничего, далеко лапотники не разбегутся. В составе полусотни трое опытных охотников, охотников за людьми. Они легко выловят всех русских, вздумавших селиться на землях хана Кучума, потомка великого Чингисхана».
        Десятник Килим придержал коня, пропуская полусотню вперёд.
        - Быстрей, черепахи, быстрей! - Затем потрусил вдоль извилистого берега Ярвы, обдумывая, как правильно подать Маметкулу результаты своего похода.
        Килим понял, что дождался своего случая подняться из простых десятников, когда царевич отправил его в устье реки Чусовой. Шесть лет преданной службы в сотне, из них четыре года десятником, сделали своё. Царевич доверил Килиму несложное, но важное поручение. И в знак доверия поставил под его командованием целую полусотню. Пусть настоящих воинов там был лишь один десяток, а остальные - сброд, крутившийся у ног царевича в ожидании подачки. За месяц командования этим сбродом десятнику удалось вбить им должное подчинение и приучить к слабой дисциплине.
        Хотя, честно говоря, не было случая показать разгильдяям, что такое настоящий бой, что такое правильная дисциплина. Полусотня, как деревянный совок для сбора клюквы, прошла по вогульским селениям на Чусовой, собирая лучшее, оставляя сор на земле. А в низовьях реки, у впадения в Каму, верные слуги царевича разорили два русских селения. Без всяких потерь захватили три десятка русских рабов, включая детей. Да обстоятельно выполнили указание Маметкула - разведали подступы к строгановским крепостям, Орёл-городку и Чусовскому Городку.
        Беспокоить русских нападением не стали, но внимательно высмотрели укреплённый тын, а через лазутчиков сосчитали число воинов в острогах и даже количество пищалей. Лет пять назад молодой Килим рискнул бы проверить оба городка на крепость. Вряд ли захватил, но чем аллах не шутит. Рассказывали опытные десятники о таких случаях, когда с налёту брали укреплённые остроги и покрепче Орёл-городка. Но это могло быть раньше, а не сейчас. Да и никто бы не доверил молодому Килиму целую полусотню.
        Нынешний десятник за годы службы Кучуму и царевичу Маметкулу понял важность правильного выполнения приказов. Ханы ценят не смелых и удачливых воинов, а надёжных и покорных воевод. Сколько смельчаков сложили свои головы не на поле битвы, а в войлочных шатрах на задворках ханского дворца? Кто теперь их помнит? А надёжные и молчаливые бойцы, как Килим, дождались своего часа. Да, если десятник правильно выполнит волю хана, всё может быть, всё.
        Килим усмехнулся, вспомнив вчерашний испуг вогульского старосты, когда ханские воины на обратном пути от русских селений заглянули к своим данникам на правом берегу Чусовой. Десятник знал, что без проверки данников, хоть хан и не упоминал об этом, его поход будет неполным. Более того, если Маметкул не получит собранную дань, любые результаты разведки пойдут коту под хвост. Здорово староста вчера испугался, да и сам Килим не дурак, догадался наудачу спросить о чужаках, поселившихся по соседству. Не знал десятник ни о каких чужаках, даже не догадывался, да и откуда?
        Но, как говорят русские, мастерство не пропьёшь. Годы службы при хане наложили свой отпечаток. Толковые воины умели использовать страх для получения информации, и не только её. Сколько напуганных крестьян присылали подарки в шатёр десятника, а какие девицы согревали походное ложе воинов хана! Если бы дикие охотники не были запуганы намёками на то, что десятник что-то знает, ничего такого он не получил бы. Вот и вчера - удача так удача! Дурачок староста не только выдал чужаков, но и рассказал, что среди них есть умелые кузнецы и стеклодувы. Воины Килима проверили, так и есть, в каждом чуме нашлись стеклянные чашки, пусть из мутного, но стекла. Да и наконечники стрел у дикарей не походили на русскую работу. Староста подробно рассказал, сколько чужаков, где живут, даже подаренный ими нож выдал. Трус, такой нож сам Килим никому бы не отдал, такой стали и качества обработки десятник не видал, а ручка ножа словно прилипала к ладони, мягкая, как кожа, но твёрдая, как дерево.
        Этим доносом староста приговорил соседей-чужаков к жизни, да именно к долгой жизни рабами в мастерских хана Маметкула. Вовремя десятник сообразил, что пара мастеров, подаренных царевичу, станут лучшей ступенькой наверх, на место сотника. Царевич по достоинству оценит талант и преданность Килима, сумевшего отыскать в навозе жемчужное зерно. Если Килим принесёт Маметкулу трофеи, подобные ножу, отобранному у старосты, место сотника будет заслуженной наградой. Ай, хорошо получилось, как в притче, рассказанной бродячим дервишем, про петуха, нашедшего в навозной куче жемчужину. Надо запомнить сравнение и упомянуть при удобном случае, когда рядом с ханом никого не будет. Пусть видит, что Килим не тупой деревенский выскочка, а преданный и сметливый человек. Только не умный, упаси аллах, назвать себя умным или дать повод для этого другим.
        Десятник аж вздрогнул, испугавшись такого будущего, если его прилюдно посчитают умным. Как коротка станет его жизнь, упаси аллах. Но тут его внимание отвлекли неуклюжие постройки на берегу, полусотня добралась до селения чужаков. Десять всадников неспешно выбирались на высокий берег Ярвы, на чистую площадку перед острожком. За ними торопливо поднимались по склону три десятка пеших воинов с копьями. Им уже пришлось грабить два селения русских, где каждому удалось разжиться кое-какой мелочью. Никто не хотел остаться без добычи, все выбрались на небольшую поляну на берегу Ярвы, рассматривая кособокие строения. Стены из вековых лиственниц смотрелись внушительно, однако опытный десятник заметил сразу, что его люди перемахнут защиту острога без всяких лестниц.
        - Керим, проверь, что позади острога, - указал камчой Килим своему старому товарищу по десятку. Судя по неуклюжей и горбатой стене, не такие и мастера эти русские. Топор в руках точно держать не умеют. Но раз уж добрались сюда, придётся их брать, там разберёмся, какие они мастера, огорчился десятник.
        - Там нет никого, брёвна разбросаны, - быстро доложил вернувшийся Керим.
        - Поставь пару лучников, чтобы не сбежали, - Килим подъехал к запертым воротам острожка и постучал рукояткой камчи в тёсаные плахи створок. - Открывай, урус, разговор есть.
        «Однако, - мелькнуло в голове десятника, когда он рассмотрел ворота ближе. - Петли железные, кованые. Мастера, похоже, есть, повезло мне с добычей».
        - Чего надо, - без всякого уважения раздался голос уруса, появившегося над бревенчатой стеной. - Ты кто такой наглый?
        От возмущения у Килима пересохло в горле. Давно он не слыхал подобного хамства, да ещё в отношении ханского десятника. Он вдохнул воздух и выпустил его без звука, повторяя себе: «Не торопись, гнев плохой советчик. Урус специально тебя дразнит».
        - Я десятник царевича Маметкула, правой руки самого хана Кучума, - по-русски Килим говорил довольно уверенно, его кормилица была русской рабой. - По какому праву ты, урус, выстроил свою деревню? Это земли великого хана, и ты должен получить его разрешение для поселения здесь! Быстро открывай ворота и вставай на колени, моли о пощаде! Иначе лишишься жизни за самовольный захват ханских земель.
        - Я тебе, ханская морда, не урус! - расхохотался человек на стене, без всякого испуга выслушавший речь Килима. - Мы не русские, мы подданные великого восточного царства Магадана. Царь Магадана может всё ваше вшивое ханство за полгода отполировать, но нищие подданные ему не нужны. Живите себе в вонючих чумах и юртах, жрите свою конину и радуйтесь, что мы вас не трогаем. А земли здесь наши, магаданские, ибо, куда ступила нога магаданца, там его земля навеки. И никаких разрешений нам не требуется. Пошёл прочь, попрошайка.
        Килим молча сидел в седле, наливаясь гневом. Он уже не думал о спокойствии, из головы совсем выскочили разумные мысли о мудрых действиях. Слушая непотребные высказывания дикаря, осмелившегося поставить себя выше десятника, а своего дикого царька выше самого Кучума, ветеран испугался. Он понял, что эту гнусную, грязную скверну слышат его подчинённые. Ладно, воины его десятка, они люди надёжные. Но с ними три десятка сброда, только и ждущих, чтобы поставить подножку тому, кто выше, ближе к ханскому трону. Чтобы занять его место, место Килима. И если Килим не пресечёт помои, выливаемые дикарём на великого хана, до зимы он рискует не дожить. Если оскорбили великого хана, даже час отсрочки в атаке может оказаться роковым для Килима.
        - Вперёд, взять их! - Десятник потянул руку к колчану, досадуя, что не натянул тетиву на лук заранее. Иного выхода, как атаковать дикарей, не было. Жаль, могут пострадать мастера, но пусть лучше все дикари сдохнут, лишь бы не попасть в немилость хану.
        Килим ещё успел заметить, как пешие воины карабкаются на стену по брёвнам, как по ступеням, и подумал, что мастера могут и попасть в плен. Но огонь, вырвавшийся из пищали, появившейся на верхнем срезе стены острога, был последним его наблюдением. Грома выстрела разорванная на мелкие куски голова неудавшегося сотника не услышала.
        Не прошло и получаса, как оставшиеся в живых после оглушительной канонады ханские воины были крепко связаны. Четырёх уцелевших лошадей поймали Павел Аркадьевич и Володя, единственные сельские жители среди мужчин, на практике имевшие дело с четвероногим другом. Толик с Валентином спешили допросить пленников, пользуясь «моментом истины». А Петро бродил по месту скоротечного боя, рассматривая ранения выживших и убитых кучумцев. Из магаданцев никто не пострадал, хотя нападавшие успели выпустить десяток стрел. Но стреляли не прицельно, навесом, магаданцы же не страдали излишней ретивостью, не высовывались.
        После того как первыми выстрелами были выкошены ближайшие к острожку воины, а из десятка покойного Килима остались в сёдлах лишь двое, Петро громко предложил всем сдаться, обещая жизнь, чем шокированные захватчики и воспользовались. Дополнительным аргументом послужили два метких выстрела, выбивших из седла оставшихся ветеранов, решивших скрыться. Правда, второй выстрел свалил коня, а не всадника, но это лишь усилило воздействие на подопытных, как говорят медики. Опытный командир, Петро, не упустил момента, когда можно выбегать и связывать пленников. Теперь он проверял, кто ещё выжил, восстанавливая картину боя.
        - Командир, - поспешил к нему Толик, - у вогул ещё пятеро этих сидят. Да с ними душ тридцать русских пленников. Надо выручать, однако.
        - Что за люди?
        - Простые мужики, бабы с детьми, две русские деревеньки в устье Чусовой они порушили. Там, говорят, на пять лодок добра разного, что кучумцы награбили и дань у вогулов взяли. Люди нам нужны, до зимы они себе избы срубят, на трофеях прокормим, а?
        - Строгановы что скажут? Людей обратно затребуют? Зачем нам ссориться?
        - Ну, не знаю. По Русской Правде, насколько я помню, освобожденных пленников забирал победитель себе или домой отправлял. Сейчас, правда, на Руси должен действовать Судебник, его я не знаю, не читал. Погоди, мы же иностранцы, у нас свои законы. Пора приучать к этому всех соседей, что нам не указ чужие законы, поступаем по своим правилам. По нашим правилам пленники принадлежат тем, кто их освободил.
        - Хорошо, - Пётр с сожалением взглянул на осеннее солнышко, уже клонившееся к закату. - Сегодня уже не успеем засветло, придётся утром затемно отплывать. Ты уточни, где пленники, где кучумцы ночуют, пусть несколько человек нарисуют расположение. Думаю, брать надо не утром, вдруг они жаворонки. Поплывём в полночь, с фонариками. Пойдём втроём - я, ты и Серёга. Он сегодня отлично отстрелялся.
        - Понял, - чуть не козырнул Толик, направляясь к пленникам. Очень удачным вышло первое сражение, никто из кучумцев не успел скрыться, да и кони радовали.
        Петро вздохнул и принялся сдирать с мёртвых одежду. Поручить особо некому, оба офицера заняты, женщины в обморок упадут от подобного предложения, да и завшиветь побоятся. Остальные мужики, конечно, помогут, но с их боязнью и брезгливостью быстрее самому всё сделать. Но ничего, вскоре к командиру вышел Володя, не страдавший комплексами. Вдвоём они за полчаса управились, оттащив голых мертвецов на берег Ярвы. Куда девать убитых, не понятно. На здешних почвах, где плодородного слоя пара дециметров, не больше, копать могилы никто не собирался. Бросать в реку, неудобно, речка мелкая, извилистая, трупы будут полгода гнить, зацепившись за корягу. На фиг такое соседство.
        От посторонних глаз гору трупов укрыли лапником, вымыли руки, после чего вернулись к живым. Военврач уже успел осмотреть всех раненых, некоторых перевязал, безнадёжных положил отдельно.
        - Докладываю, - присел и закурил Валентин рядом с Петром. - Пленных кучумцев тридцать два, из них пятнадцать раненых. Восемь лёгких ранений, заживут без особых проблем. Три ранения средней тяжести, перебиты кости ног или рук. Лубки я наложил, но нужна неподвижность, могут срастись криво. Четверо безнадёжных, с проникающими полостными ранениями, оперировать не могу, да и не буду. Умирать будут тяжело, пару дней будут орать, обезболивающее тратить не хочу на этих гадов. Может, прирезать?
        - Посмотрим. Тяжёлых раненых пусть отнесут в мастерскую, там окон нет, снаружи запоры крепкие. Остальных куда?
        - Я уже думал, - подсказал военврач. - Давай их в дровяник запрём, только дрова вынесем. Стены бревенчатые, крыша усилена сверху бутовым камнем. Всё равно ночью дежурство назначать, тут, хоть видно и слышно будет.
        - Хорошо. В полночь мы с Толиком и Серёгой вниз пойдём, на катамаране. Ты утром отправь ребят кандалы ковать, железные полосы длиной полметра, никуда от этого не денешься. А мы постараемся засветло вернуться. Да трофейные сабли заставь всех парней с утра прицепить. Хуже не будет. Вдруг какой идиот бросится, с безоружным, полагаю, сабля поможет справиться. Если сабля не нравится, пусть надевают охотничьи ножи на пояс, и остальные тоже, включая женщин. Ну, это мы завтра обговорим. Сутки продержись, пожалуйста, Валя?
        - Сделаем, не волнуйся.
        Пока размещали пленников, пока ужинали, короткий осенний день закончился. Будущие диверсанты-освободители легли поспать на пару часов. Петро с Толиком заснули настоящим солдатским сном, едва голова коснулась подушки. А Сергей, впервые в жизни стрелявший в людей, убивший, как минимум двоих кучумцев, не мог уснуть. В голову лезли всякие глупые мысли, почему-то вспомнились драки с соседскими мальчишками в детстве. Затем память начала подсовывать всякую ерунду из прошлого, отрывки из фильмов ужасов и боевиков. Так и провалялся Серёга на своей койке в безнадёжных попытках заснуть. Хорошо хоть тело отдохнуло от дневного напряжения.
        Трое мужчин отплывали на катамаране тихо, без прощальных речей, в полной темноте. Один Павел Аркадьевич провожал освободителей. Из оружия офицеры взяли ножи, трофейные топорики и самодельные огнестрелы. У Сергея был только огнестрел, его задачей ставилась охрана катамарана на берегу и отстрел бегущих кучумцев, если не удастся всё проделать тихо. За полчаса проведённого ещё в комнате совета все запомнили расположение чума с кучумцами и место, где держат пленников. Петро распределил роли, несколько раз заставив Сергея повторить свои действия.
        Плыли в тишине, без разговоров, изредка подсвечивая путь фонариком. На десять километров ушли два с половиной часа. Когда река вынесла катамаран из леса к устью Ярвы, на открытом месте стало довольно чётко видно чумы. Жесты командира тоже можно было различить, действовали по его указаниям, молча. Оставив Сергея на берегу, с двумя зажигалками в кармане, на всякий случай, оба офицера осторожно приблизились к нужному чуму. Хорошо, у вогулов не было собак, ни одна живая душа не заметила диверсантов.
        Изначально договорились бить кучумцев обухами топориков, чтобы не забрызгать всё кровью. Фонарики у офицеров были самые диверсантские, налобные. Батарейки там почти сели, но на пару секунд должно хватить. Вот нажаты кнопки фонарей, бледные пятна освещают стену чума снаружи, Толик отдёргивает незакреплённую занавеску входа, и Петро врывается первым. За ним проскальзывает сыщик. Раздаются глухие удары по высвеченным головам, в полном молчании. Потом оба диверсанта вздыхают, фу-у, какой перегар!
        Позднее Петро и Толик хохотали, вспоминая ту ночь. Перепившихся татар можно было вытаскивать за ноги, они бы не проснулись. Однако офицеры всё равно быстро связали полумёртвых от браги и ударов кучумцев. Затем при свете издыхающих фонарей обыскали чум, прихватив найденное оружие и пару связок с собольими шкурками. Вроде всё, можно идти дальше. Но перед этим оба вернулись на берег, отдали трофеи Серёге, успокоили парня.
        К яме, в которой жались друг к другу замерзающие пленники, подошли через полчаса.
        - Православные, вы живы? - негромко произнёс Петро. - Татар мы побили, выходите, кто живой.
        Из неглубокой ямы раздались всхлипывания, и женский голос ответил:
        - Мы связаны, не можем выйти.
        Пришлось Толику лезть в яму, заполненную нечистотами, разрезать кожаные ремни на руках и ногах пленников. На ногах мужчин уже были набиты деревянные колодки, их разбивали сами рабы, едва им разрезали путы на руках. Все были полуодеты, дрожали от холода, в грязи, сырые, это в октябре… Каково? Как только все пленники выбрались из ямы, Пётр отвёл их к берегу, на котором вдали от воды стояли пять больших лодок, накрытых сверху шкурами. Тут командир быстро разобрался с трофеями, заставив пленников одеться, возможно, в свои же полушубки и онучи.
        Мужчины под руководством подполковника организовали три костра, на которых трясущимися руками принялись варить каши, сразу в трёх больших котлах. Всё это время пленники жевали, запихивая в рот горсти муки, крупы или другой провизии. Надо полагать, что поднятый шум разбудил вогульское селение лучше любой тревоги. Глядя на осоловевших от тепла и непривычной сытости освобождённых рабов, Петро напомнил Толику об осторожности и старосте-предателе. Оба офицера осмотрели свои поджиги, приготовились к непростому разговору с вогулами. Ибо как никто другой понимали их. Вполне возможно, что в дремучих умах аборигенов, запуганных Кучумом, может возникнуть мыслишка спастись от его гнева.
        Схватить чужаков, убивших кучумовских воинов, да выдать их хану. Сразу все получат милость и благодарность от хана, заодно непонятных соседей уберут. Долго бродили по стойбищу вогулы, не решаясь подойти к берегу. Уже пленники сварили кашу и наелись, если не досыта, то достаточно, чтобы сыто дремать. Солнце поднялось, осветило пять связанных кучумцев, лежащих возле чума. Толик расшевелил пятерых мужиков, сходил с ними до связанных татар, которых те притащили волоком до лодок. Сам Пётр не собирался вступать в разговоры с вогулами, пока не определится с освобождёнными русскими крестьянами.
        - Ну, православные, давайте решать, как жить будем, - начал разговор командир, которому Павел Аркадьевич рассказал за прошедшее время особенности общественных отношений на Руси. - Мы татар побили, теперь домой пойдём, вверх по Ярве. Там наш острог стоит, кузня выстроена, там предлагаю и вам поселиться. Место есть, избы срубить до холодов успеете. Холопить вас не буду, живём мы обществом, дружно и спокойно. Но сразу скажу, что общество скажет - выполнять беспрекословно. Тогда мы любых врагов побьем, как нынче татар побили, что вас пленили. Мы люди хоть и православные, но царю Ивану не служим. Царство наше далеко на востоке, а мы живём по чести, по справедливости. Без бояр и попов.
        - Оружие наше огненного боя, мастера делать его умеют, и вас научим, и детей ваших. Читать-писать на-учим, нам толковые люди нужны, - подлил масла в огонь Толик, заметивший интерес в глазах детишек. Для женщин он добавил: - Мастера наши стеклянную утварь делают. Во всех домах и банях печи по-белому. Голодать не голодаем, но командира нашего слушаем, аки отца своего.
        - Неволить никого не буду, те, кто не хочет с нами жить, волен прямо сейчас отправляться в любую сторону. Топор и нож дадим. Остальные решайте, полчаса вам на размышление. - Петро кивнул головой Толику и направился в сторону стойбища. Пора было поговорить со старостой.
        Подойдя к дрожавшему от испуга вогулу, командир долго давил того взглядом, пока староста не начал оправдываться, путая русские и вогульские слова. Он говорил-говорил, жаловался на татар, на русских, почему-то на плохую охоту, на больную жену, затем иссяк. Тогда приступил к разговору подполковник. Парой фраз обрисовав текущий политический момент, он чётко сказал, что враги и предатели в соседях не нужны. Поэтому предлагает старосте выдать своего племянника в качестве аманата. Тогда, мол, мы будем уверены в том, что о нападении врагов соседи предупредят, да и сами поможем, случись чего. Иначе всех пленных татар выпустим и предупредим, что их вогулы предали. До запуганного старосты доходило не быстро, но в полчаса уложились.
        Ведя за руку первого заложника, командир вернулся к трофеям и бывшим пленникам.
        - Ну, что решили?
        - Мы идём под твою руку, господин, - дружно поклонились все в пояс. - Будем жить, как общество велит, но в кабалу не пишемся, ты обещал.
        - Согласен, будете жить с нами свободными людьми, но по нашим законам, понятно?
        - Да, господин, - вновь поклонились крестьяне.
        - Не господин, а командир, - ухмыльнулся Толик, с интересом наблюдавший процедуру.
        - Тогда быстро грузим лодки и отплываем! - громко скомандовал подполковник.
        Обратная дорога заняла не так много времени, когда лодки полны гребцов, а русло реки изучено и расчищено. Часам к двум пополудни плавучий табор причалил к родным берегам. Пока женщины с детьми выгружали трофеи на берег, Петро провёл мужикам экскурсию по хозяйству. Показал заготовленные брёвна под строительство, сводил в баню, продемонстрировав белую печь. Всех поразили оконные стёкла и главный литейщик - женщина. После экскурсии все восемь семейств русских переселенцев получили топоры, ножи, котелки и немного продуктов, большей частью отобранных татарами у них же.
        Сытно пообедав, православные приступили к обустройству. За пару часов до темноты соорудили времянки, в виде небольших шалашей, устланных лапником. Учитывая, что они спали там, тесно прижавшись друг к другу, под ворохом шкур, не замёрзнут. Пускать же аборигенов в общежитие магаданцы побоялись, слишком много насекомых было на одежде пленников да и в шкурах, которыми те укрывались. Интересно, что никто из освобождённых пленников, включая детей, не простыл и не заболел. Пока новые соседи отстраивались, у магаданцев хватало забот с пленниками. Да и с умершими и убитыми татарами тоже. Ну, убитых и умерших от ран татар на следующий день сплавили на двух трофейных лодках до Чусовой, где ниже вогульского стойбища сбросили в воду. Пусть плывут в голом виде, кормят раков и налимов, все православные поймут и возрадуются при виде такого утопленника.
        А выжившие пленники получили себе на ноги кандалы, но без цепей. Каждому пленнику Толик подбирал объём железного обруча на ногу индивидуально. В результате ходили татары вполне спокойно, без неприятных ощущений. Но при попытке прыгнуть или побежать опорные сухожилия резко расширялись, наталкивались на железо, и ногу схватывало от сильнейшей боли. Учитывая, что татары использовались на классическом лесоповале, таких мер безопасности вполне хватало. Правда, пришлось по очереди дежурить на охране этих «забайкальских комсомольцев», по двое мужчин с оружием на весь день. Что же, издержки средневековья, шутили инженеры, становясь конвоирами. На всякий случай топоров выдавали пленникам всего шесть штук, а деревья они валили обычными двуручными пилами, выкованными в «своей» кузне.
        Всю неделю, под присмотром Валентина, женщины-крестьянки пропаривали свои и трофейные одежды, шкуры от блох и других насекомых. С ними приучался к чистоте и гигиене аманат, толковый подросток. Татары и крестьяне пытались возмутиться, но с военврачом не поспоришь, в баню ежедневно загоняли всех пленников и примкнувших крестьян. Будут они мыться, не будут, баня и без того топилась ежедневно до красного каления. Отдельная, большая баня, её крестьяне выстроили за один день, пока подсыхала печь, топили очагом. В магаданскую баню пленников и аборигенов пускать не стали, брезговали даже мужчины. Однако и карантинной бани хватило, чтобы через неделю вопрос о насекомых сняли с повестки дня.
        Пока пленники добывали строительный материал, крестьяне спешили выстроить себе жильё. Возможно, впервые в жизни не обычную полуземлянку, топящуюся по-чёрному, а настоящее, «барское» жильё. Войдя в изумление от бензопилы, коей Володя помогал распиливать брёвна, отцы семейств получили дополнительное подтверждение правдивости обещаний командира. Все последующие дни православные бойко работали топорами, показывая магаданцам истинный класс владения инструментом. Изначально дома хотели ставить по старинке, входом на юг, далеко друг от друга. Но командиры настояли, чтобы дома ставили почти впритык, четыре дома подряд в линию под прямым углом к другим четырём домам, тоже выстроенным в тесную линию.
        Двери выходили уже не на юг, а на юго-восток и юго-запад. Зато восемь домов образовали две стены будущей крепости, глухими, безоконными стенами наружу. Между домами оставили небольшие проходы, метровой ширины. Да, неудобно, да, мало окон. Так это мало для магаданцев, привыкших к окнам в каждой комнате. А в крестьянских старых избах всего пара окошек было, больше похожих на бойницы по размеру. После них два больших окна в избе, пусть и на одну сторону, для крестьян выглядели роскошью. Зато при нападении все окна останутся целыми, стёкла менять не придётся, обратил внимание новосёлов Толик. Через неделю, когда три из восьми новостроек были подведены под крышу и магаданцы учили хозяев строить печь, вернулся Николай с Еленой. Они привезли ворох шкур, наторгованных на стальные ножи и наконечники стрел, огромное количество новостей и… новорожденную девочку.
        В одной из охотничьих стоянок, где магаданцы меняли свои товары, за день до их приезда охотник похоронил жену, умершую после родов. Дочь его выжила, но при наличии двух старших детей, четырех- и семилетнего возраста, шансов выжить у новорожденной не было, у папаши и без того забот полон рот. Женщин-кормилиц поблизости не было, коров тоже не наблюдалось, отец уже готовился, что дочка уйдёт вслед за матерью. Но Елена уговорила отдать девочку, надеясь с помощью женщин спасти кроху от верной гибели. Она помнила, что на складе хранится двадцать банок сгущенного молока, уйма овсяной каши в пакетах, не говоря о десяти килограммах гречки, двадцати килограммах риса и пшёнки. Туристы в своё время основательно запаслись продуктами, которые старались не тратить без причины, пока пищи хватало. Вот, нашлась стоящая причина, о чём не пожалел ни один магаданец, кроме детей, пожалуй. Так и пришлось с каждой банки сгущёнки, потраченной на кроху, выдавать по ложке более взрослым детям, без обид чтобы было.
        Едва удалось накормить плачущую кроху разведённым сгущенным молоком, как женщины насели на командиров с требованием непременно достать козу или корову, да ещё срочно. Учитывая выживших четырёх лошадей, нуждавшихся в сене или овсе, ехать в Орёл-городок или Чусовской Городок так и так было необходимо. Однако наступала пора ледостава, первой встала Чусовая, за ней в течение недели Ярва покрылась тонким прозрачным льдом. Заметно похолодало, градусов до двадцати ниже нуля. Однако все печи у новосёлов к этому времени были закончены, и гордые отцы семейств наслаждались теплом и уютом, рассматривая из окна бегавших по двору детей.
        Двор получился большим, общим, в лучших традициях советских времён. Дети быстро подружились и играли вместе, не отличая магаданцев от крестьян, обогащая друг друга своим жаргоном. Тем более что многие магаданцы переоделись сами и одели детей в трофейную одежду и обувь. Летнюю одежду с обувью спрятали до следующего года, а зимней толком и не было. Поэтому с октября магаданцы по внешнему виду почти не отличались от местных жителей, мужчины давно отпустили бороды, женщины повязывали головы платками, чтобы не тратить время на причёски. В ожидании сильных холодов Павел Аркадьевич увёл четверых мужиков на охоту за горным козлом. Благо за последние месяцы магаданцы изучили места их постоянного выпаса. С собой мужики взяли двое самодельных саней с лошадьми. Толик с Еленой отправились на других санях вниз по Чусовой, навестить ближайших соседей, попробовать продать стекло и стальные изделия да купить корма для коней и козу для ребёнка. Надежда под секретом, конечно, рассказала своим друзьям, что беременна. Так что козье молоко может понадобиться.
        Регистрировать брак было негде, так что одним из вопросов поездки стало приглашение священника освятить часовенку в селении. Часовенку только начали строить, но строители обещали её закончить за неделю. И, естественно, Надежда и Толик хотели повенчаться, пока пост не наступил. Потому Елена с Николаем спешили в Чусовской Городок с большими планами, а в качестве самообороны везли два самострела. Один небольшой двуствольный. Второй - супергигант, из трубы калибром шестьдесят миллиметров, изготовленный специально для поездки. Запасов пороха взяли с избытком, а картечью служила железная дробь, в среднем восьмимиллиметрового диаметра. Отходов некачественного чугуна и железа вполне хватало, чтобы не использовать гальку при стрельбе.
        Надежда обещала до родов выплавить медь и свинец, благо было кому руду добывать. Татары ломали камень азартно, Петро заинтересовал их досрочным освобождением через два года, в случае перевыполнения норм и примерного поведения. Зная, что войска царевича Маметкула будут стоять под стенами их острожка как раз через два года, легко давать такие обещания. А, учитывая, что мяса в похлёбке для пленников магаданцы не жалели, те поверили в правдивость нежадного командира. Однако тюрьму подальше от острога, с добротными запорами, человек на сотню, зимой строить командиры уже планировали. Придёт Маметкул, куда пленных селить будем?
        Коля ещё непривычно правил лошадью, осторожно приглядывая за берегами. Татар, конечно, после осеннего фиаско здесь не должно быть, но вдруг Кучум выслал спасательную экспедицию? Отгоняя дурные мысли, магаданцы за три дня добрались до Чусовского Городка. Там ещё помнили странных немцев, проезжавших летом. Потому пропустили сани почти без досмотра, не забыв, впрочем, взять пошлину за проезд. Хорошо, в поясах покойных кучумцев набралось достаточно монет, чтобы платить любые сборы. Жаль, приехали магаданцы после ярмарки, но решили задержаться. Николай с удовольствием окунулся в атмосферу новых знакомств, новых связей, интриг, договоров и прочей, приятной сыщику шелухи. Майор легко заводил знакомства, с каждым часом всё прочнее вписываясь в закрытый мирок строгановских владений. Его интересовало всё, от цен на товары до имён купцов и воевод, где и какие русские селения. Со своей типично блондинистой внешностью и высоким ростом он вписывался в русское общество легко, никто не подозревал в нём татарина. Тем более что все магаданцы давно изготовили себе крестики, мужчины стальные, женщины золотые. Сыщик
часто крестился, привыкая к двуперстию, доставал свой крест, целовал его принародно, когда что-то утверждал.
        Он не спешил с посещением воеводы, собирая всю возможную информацию о жизни строгановской вотчины. Елена азартно торговалась, закупая необходимые продукты и продавая магаданские товары. Проведя так - ни шатко ни валко - почти неделю, Николай напросился на приём к воеводе. Тот больше походил на приказчика, ну, ещё бы. Сколько лет он работал под началом богатейших купцов Руси Строгановых! Однако дело своё знал и о сохранности строгановских солеварен заботился. Потому слухи о восстании черемисов в будущем году или через год встретил достаточно серьёзно. Хотя мог и принять за болтовню проезжего немца, чтобы впарить огнестрелы. Поскольку Коля почти сразу перешёл на предложение поставок наконечников стрел или тех же пищалей. Конечно, ничего покупать воевода не обещал. Но предложение помочь в случае нападения татар выслушал. Подарки принял и обещал не мешать торговле магаданцев в Чусовском Городке. Дарили воеводе исключительно оконные стёкла и набор из графина и шести стопок.
        Подарок был с расчётом, почти сразу к Елене завалились двое купцов, желавших купить именно такие питейные наборы. За ними пошли строгановские приказчики с аналогичным желанием, торговля понемногу пошла. Но всё-таки через неделю пришлось уезжать, не добившись практически ничего. Разве что козу Елена купила да корма для скотины выменяла полные сани. Добрую половину товара пришлось увозить обратно, прикрыв хрупкое стекло четырьмя связками собольих и куньих шкурок. Видимо, на эти шкурки и польстились разбойники, выследившие отъезд торговых немцев из городка. Несмотря на православие, которое ярко демонстрировали магаданцы, ни один церковный чин не согласился отправиться к ним. Подкупать их мехами и деньгами Николай не стал, крестьяне потерпят, магаданцы переживут, попы обойдутся.
        Тяжело гружённые сани еле ползли вверх по льду реки Чусовой. Догнать их можно было даже пешком, да и магаданцы никуда не спешили, чего зря лошадь погонять. Выехали утром, а ближе к вечеру заметили за собой погоню, на санях же. Когда преследователи приблизились на достаточное расстояние, Николай разглядел четырёх мужчин в пустых санях, явно пытавшихся догнать торговцев. У одного сыщик рассмотрел в руках рогатину, так называли большое копьё. С чего бы это? Учитывая, что быстро темнело, магаданцы решили остановиться и встретить погоню засветло. Елена, женщина решительная, доверяла в таких делах Николаю, а майор привык встречать опасность лицом.
        Они остановили сани, развернув их поперёк пути, чтобы отдачей не ударило санями по ногам коню. Время, чтобы сменить заряды в поджигах, было, Елена приготовилась заряжать, выложила свёртки с зарядами и дробью на полог саней. Николай проверил зажигалку и приготовил первым для стрельбы супергигант, надеясь на этом и закончить бой. В принципе, он чувствовал себя достаточно крепким, чтобы разобраться с проходимцами без оружия, но бережёного бог бережёт. Выпендриваться в подобных ситуациях опытный рукопашник не привык, если есть оружие, надо его применять.
        Однако разбойники оказались хитрее, нежели кучумцы, или трусливее, что более вероятно. Увидев в руках одного из преследуемых пищаль, они остановили сани в полусотне метров до жертв и выстроились редкой шеренгой, в надежде, что под выстрел попадёт лишь один из них. Так, цепью и подходили к магаданцам, пока не остановились в двадцати метрах. Видимо, жалели злодеи, что не было у них с собой лука, да поздно, повезло «немцам».
        - Эй, немец, - начал разговор самый горластый, перекрикивая завывание ветра, - брось дуру, отдай пушнину, и мы тебя отпустим.
        - У меня встречное предложение, оставляйте сани с кобылой и шуруйте домой, я вас не трону, - Николай внимательно следил за продолжавшими приближаться разбойниками, стараясь поймать двоих в конус рассеивания картечи. Почувствовав, что пора, он довернул оружие и начал чиркать зажигалкой, поджигая пороховую смесь через затравочное отверстие. Прикрывая огонёк рукой, мужчина поворачивал оружие на разбойников. Для отвлечения бандитов продолжал разговор, придавая в голосе просительных ноток неуверенности. - Ладно, давайте я вам шкуры скину и поеду, а вы потом их заберёте, только не под…
        Бабах!!! - громыхнул супергигант, отбросив Николая спиной на сани. Он ждал этого и быстро схватил приготовленную двустволку. Времени для разговора не оставалось, трое разбойников бежали к саням. Николай едва успел поднять руку с огнестрелом и направить его в лицо ближайшему мужику.
        Бабах!
        Не обращая внимания на схватившегося за лицо злодея, сыщик перевёл поджиг на второго, державшего в руках копьё, и поджёг зажигалкой заряд во втором стволе.
        Бах! - выстрел прозвучал совсем слабо, но копейщик прикрылся, замедлив бег. Отбросив на сани бесполезный огнестрел, мужчина выхватил саблю, нанося тычковый удар в горло и лицо последнему набегающему разбойнику. Тот не успел среагировать на бегу и напоролся горлом на клинок, подкатываясь ногами вперёд. Руками разбойник ещё пытался схватиться за клинок, ноги бежали вперёд, а тело уже оседало назад и вниз.
        Николай выдернул клинок назад, опасаясь, что разбойник его переломит, и отскочил в сторону, осматриваясь. Копейщик качался на ногах, закрыв руками лицо, он стоял ближе всех, был самым опасным. Шагах в десяти лежал явно мёртвый разбойник, а самый дальний всё ещё пытался встать на ноги, поскальзываясь и падая на лёд. Ближайший тать наконец упал на спину, и только тогда из распоротого горла обильно хлынула кровь.
        - Возьми, - толкнула его сзади Елена, протягивая заряженный супергигант.
        Сыщик машинально нацелил оружие на единственного стоявшего врага, добивать его саблей не испытывал ни малейшего желания. Нашарил рукой в кармане полушубка зажигалку, удивившись, что смог, в горячке боя, опустить её в карман. Действуя словно во сне, поджёг зажигалкой затравочный порох и наклонился вперёд в ожидании выстрела и толчка отдачи. От выстрела картечью с десяти шагов разбойника отбросило ещё на столько же, размозжив ему голову и прикрывавшие её руки. Всё было кончено.
        Николай сел на край саней, передал разряженный огнестрел Елене и полез за пазуху, туда, где в самодельном портсигаре лежали последние четыре сигареты. Одну из них выкурил, абсолютно бездумно, ни о чём не думая, только смотрел вдаль и вдыхал табачный дым. Пяти минут перекура хватило, чтобы голова заработала в рабочем режиме. Он встал и принялся раздевать ближайшего разбойника, пока тело не задубело на морозе. Затем перешёл ко второму, третьему. Четвёртый тать неожиданно застонал, когда Коля начал снимать с него полушубок.
        На этом разбойнике одежда оказалась самой чистой, совсем без крови, что напугало сыщика. Он сорвал шапку со злодея и перевернул того на живот, на всякий случай связывая руки. После чего осмотрел единственную рану на голове. Судя по содранному скальпу на левой стороне черепа, ранение было касательным, и разбойник просто сильно контужен. Замотав тряпками рану, нахлобучив шапку контуженому татю, Николай приволок его к саням и закинул в них. В разбойничьи сани, естественно, свой возок был полон и без трофеев. Туда же он скидал снятую с покойников одежду, трофейное оружие в виде копья и четырёх ножей угрожающего вида.
        Потом выдолбил топором прорубь, прямо на месте боя, куда скинул три голых трупа и соскрёб весь окровавленный снег. Чистил место боя Николай тщательно, вплоть до вырубания окровавленного льда. Заняло это действо почти час, начало темнеть. Поэтому два возка отъехали от «места преступления», как выразился сыщик, на пару вёрст, остановившись на ночлег. Никому, кроме магаданцев, сообщать о нападении Николай не собирался, по меркам будущего, это самооборона. Да и то, при таких результатах в России вполне могли посадить, на всякий случай, как говорится. Опытный полицейский отлично понимал, что при трёх трупах в России ему грозил если не срок, то долгое расследование. И не видел причины, почему бы в здешних условиях немцев пожалели за трёх убитых русских людей. Тем более что у немцев столько дорогого товара. Сам бог велел воеводе заступиться за убитых татей, попробуй, докажи, что они напали, а не сами немцы погубили подданных царя Ивана? Так что у опытного полицейского никакого желания искать справедливость не возникло.
        Перекусили сухим пайком, чай был в термосе, одном из двух оставшихся из будущего. Их по очереди брали в дальние путешествия зимой и осенью. Положив корма коням, привычно укутались в шкуры и попытались уснуть, обнявшись (для тепла, конечно). Как ни странно, первым уснул Николай, не испытывавший ни малейших угрызений совести. Разбойники, они везде разбойники, и верить им глупо. А при наличии в санях молодой симпатичной женщины никто бы их не отпустил, даже в голом виде, обобрав до нитки. В чём, в чём, а в этом сыщик не сомневался. Потому и спал крепко, просыпаясь пару раз, по привычке, проверить, всё ли в порядке. Елена переживала, конечно, больше, но результатом осталась довольна. Живая, с козой, с торговой прибылью, с сильным мужчиной под боком. Чего ещё желать женщине в любые времена? Разве любви. То, что ни она, ни Коля друг друга не любят, Елена догадывалась. Но оба ценили надёжность друг друга, да и понимали с полуслова, потому и путешествовали вдвоём.
        На следующий день, к вечеру, контуженый оклемался и попытался разговаривать. Тут и насел на него сыщик, изводя пленника допросами. Допрашивал все два дня пути до острога. Говорили о многом, о разбойничьей шайке, частью которой были нападавшие. Эти разбойники хозяйничали на Каме, держали своего лазутчика в Чусовском Городке. Потому и догоняли на санях, а не подкараулили по дороге, как нападали на купцов, проезжавших по Каме без охраны. Со слов Фомы, как назвался разбойник, на Чусовой реке татей не было, слишком опасное место, татары часто наезжают, да и вогулы не дадут шалить, быстро стрелами истыкают. Ничего интересного, кроме информации о составе, привычках и дислокации разбойничьих шаек, пленник не дал. Куда теперь деваться, не убивать же?
        Оставив решение судьбы Фомы на усмотрение командиров, Николай торопился домой. И не зря. В остроге кипела жизнь, новости били ключом, одна другой интереснее.
        Вернувшиеся с огромной добычей охотники привезли полтора десятка туш горных козлов, едва не на четыре тонны общего веса. Тут уже крестьяне и их женщины показали магаданцам, как правильно работать с добычей. В дело шли абсолютно все части животных, от промытых кишок для колбасы до рогов и копыт - на гребешки и прочие мелочи. Не говоря уже о шкурах, сухожилиях и прочих костях. Азарт заготовительных работ захватил всех жителей острога. Все, кроме беременной Надежды и Толика, ей помогавшего, учились работать с добычей. Даже Павел Аркадьевич и Петро личным примером увлекали детишек, приучая их к самым необходимым навыкам в этом мире. Без знания иностранной литературы (ещё не написанной, кстати) дети проживут, а без умения правильно разделать тушу и выделать шкуру в шестнадцатом век пропадут точно.
        И ещё одна группа жителей не участвовала в разделе добычи - пленные татары, или, как их теперь назвали, рудокопы. Они спешили до холодов запастись рудой. Более ста тонн железной и медной руды уже высились кучами возле плавильни. Железную руду запасли в своё время магаданцы сами, оставалось добавить медных и свинцовых запасов. Теперь рудокопы перевозили с места добычи галенит, свинцовую руду. Учитывая, что отвлекать много людей на конвоирование было невозможно, все пленники выполняли одну работу. Либо рубить деревья, либо добывать руду, иначе не получалось. Неудобно, но командиры настаивали на соблюдении максимальной безопасности.
        Тем более что Фому решили держать отдельно, для чего выделили закуток в дровянике. Остальные пленники давно перебрались в новую, «комфортабельную» тюрьму, со всеми удобствами. С печью, уборной и великолепными засовами на дверях, с крышей в два наката, скреплённой коваными скобами. От подкопа защищал пол из таких же брёвен, что и стены. А получить железяку в пользование в здешних условиях для пленников было невозможно, разве кандалы снять. Но за этим ежедневно следили лично сыщики, больше всех понимавшие опасность бунта пленников или побега.
        Глава 4
        С середины декабря завьюжило, затем ударили сильные морозы. Магаданцы, избалованные цивилизацией, стали скатываться в растительный образ жизни. Под предлогом сильных морозов и отсутствия тёплой одежды (её действительно не хватало) женщины принялись б?льшую часть дня проводить дома. На улицу выбирались исключительно мужчины да ребятня, при отсутствии телевизоров и компьютеров дети магаданцев всех возрастов старались с утра отправиться гулять. Мужчины же привычно придерживались дисциплины, понимая опасность трёх десятков пленников под боком.
        Да и приближавшиеся по времени набеги татар тоже лишали сна, в первую очередь командиров. Они делали всё, чтобы расшевелить магаданцев. По предложению Павла Аркадьевича, поддержанного единогласно, с наступлением холодов начала работать школа, куда обязали ходить всех детей, как магаданских, так и крестьянских. Тех и других вместе набиралось почти двадцать душ, по-здешнему. Возраста от пяти лет до двенадцати. Получилось, как в сельской школе начала двадцатого века: старшие учили младших, а командовала всеми Елена, женщина строгая и грамотная. Она же проводила уроки для магаданских детей, читать и писать вполне умевших. В качестве бумаги пришлось использовать бересту, на которой рисовали и писали свинцовыми палочками. Для постоянных плакатов вытёсывали плоские дощечки, которые держались лучше бумажных.
        Впрочем, уроки биологии, истории, географии, математики и физики с удовольствием вели, кроме Елены, и Павел Аркадьевич, и другие взрослые магаданцы. Сначала это вылилось в бессистемный поток информации, в котором и магаданским детям было трудно разобраться. Но Лена взяла всё в свои руки и составила график обучения, темы занятий, после чего учёба приняла нормальный вид. Тем более что самые старшие крестьянские дети, стремясь догнать друзей, азбуку и таблицу умножения выучили буквально за месяц. Магаданские же дети, не привычные к счёту в уме, вскоре вынуждены были прикладывать усилия, чтобы не отставать от приятелей.
        Глядя на успехи учителей, призадумался и занялся системным планированием и Пётр, понимая, что на примитивных пищалях не выехать. Он привлёк обеих матерей-одиночек, Ольгу и Татьяну, оказавшихся инженерами-механиками, к созданию токарного и сверлильного станков. Хотя бы самых примитивных, для растачивания оружейных и пушечных стволов. Девушки задали первый вопрос, поставивший командиров в тупик: «Какой привод будет у станков?» Выбирать особо не из чего, либо на мускульной тяге, либо на водяном колесе. Учитывая зиму, с водяным колесом возникла напряжёнка. Пришлось изобретать привод на мускульной тяге, не ножная педаль, конечно, а ворот, вращавшийся лошадьми.
        Однако всё потянуло за собой целую лавину необходимого. Пока девушки считали и рисовали на остатках бумаги схему станка, делали детализацию узлов, в процесс включились абсолютно все. От пленников, расчистивших место для просторного цеха, затем сложивших высокую коробку из двенадцатиметровых брёвен, до стеклодувов, выдавших стекло на двойные широкие окна, и кузнецов, приступивших к изготовлению деталей станка. Охотникам пришлось отправиться за новыми горными козлами, передачу решили делать ремённую, да и мясо к началу января неплохо подъели. Крестьяне, владевшие топором лучше магаданцев, вырубили, собственно, весь движитель. От ворота с оглоблями, за которые цеплялись лошади, до зубчатки, передававшей усилие на деревянный (пока) вал, уходящий в цех.
        В изготовлении первого расточного станка принимали участие абсолютно все, до детей и женщин тоже дошло, что выжить поможет лишь оружие, а его создать можно только на станке. В тонкой доводке направляющих для салазок, пока коротких, всего семьдесят сантиметров, участвовали даже подростки, активно работая на шлифовке песчаником. Насчёт точности никто не обольщался, но по уверению конструкторов, за полмиллиметра они ручались. И настал февральский день, когда резец с режущей кромкой из алмаза (не зря искали) снял первую стружку с заготовки.
        Заготовку мозолили два дня, проверяли и шлифовали ещё день. Потом три дня ушли на закалку, повторную обработку, шлифовку. С первого образца сняли размеры, изготовили контрольные скобы и калибры, закалили их, снова откалибровали, отшлифовали. Лишь через две недели первый закалённый пруток получили кузнецы. Они использовали его как оправку для ковки ружейных стволов, наматывая стальные полосы и сваривая их ковкой вокруг образца. А в токарной мастерской приступили к изготовлению следующих оправок, ибо оригинал выдерживал два-три использования, после чего терял форму и твёрдость.
        Остальные детали будущих ружей уже были готовы и ждали своего часа, сборки. Но первое ружьё мастера собрали только в начале марта, когда Павел Аркадьевич увёл крестьян на лосиную охоту, по твёрдому насту. К этому времени были готовы три десятка медных гильз из тонкого листа, с капсюлями. Над инициирующим веществом потрудилась Надежда, выдав к концу февраля почти килограмм зарядов для капсюлей. Не на основе гремучей ртути, а на базе азида свинца, более надёжного и безопасного в производстве. Такого количества хватит на несколько тысяч патронов. Порох оставался прежний - пироксилин, изобретать новое не стали, все спешили. Ибо у Павла Аркадьевича в памяти отложилось время нападения царевича Маметкула - лето, июнь, июль. И, учитывая разночтения летописей, этим летом вполне могло быть и наступление.
        Первое ружьё не вышло комом, ствол выдержал все тридцать выстрелов из снаряжённых патронов. Стреляли свинцовой пулей-турбинкой, калибром около девяти миллиметров. Результаты испытаний порадовали всех мужчин, дальность полёта пули достигла почти четырёх сотен метров, а убойная дальность на двухстах метрах вызвала гордость. Все помнили, что при нападении кучумцев на острог расстояние реального обстрела не превышало ста метров. За этой линией даже из лука не стреляли, а выстрелов огнестрельного оружия татары не опасались. Значит, результативный огонь за сто метров станет весьма и весьма эффектным и очень приятным сюрпризом для врага.
        На волне эйфории к производству оружия подключилось всё мужское население острога, включая детей. Ребята на машинке катали гильзы, припаивали медные цилиндрики к донышку свинцовым припоем, с вентиляцией, конечно. Все знали основы химии, ядовитые вещества и способы защиты от ядов. Женщины расфасовывали порох в патроны, закатывая сверху пули, они же впрессовывали капсюли в гильзы. Вот наполнение капсюлей Петро никому не доверил. Сам два дня в отдельно стоящем сарае заливал капсюли расплавом инициирующего вещества, наработал четыре с лишним тысячи штук. Как шутили магаданцы, если попадать один раз из четырёх выстрелов, всё равно можно целый полк истребить. Работы по дереву взяли на себя крестьяне, вернувшиеся с охоты, и их старшие дети, вырезавшие по образцам приклады и ложа для ружей.
        К середине апреля два десятка ружей были собраны и пристреляны, ружейники приступили к сбору двустволок. Они выходили тяжёлыми, но для обороны острога вполне годились. К родам Надежды, вполне удачно подарившей Толику мальчика, то есть к двадцатому апреля 1571 года, каждый магаданец старше десяти лет, включая женщин, получил собственное ружьё. В придачу к чему командир объявил обязательные еженедельные учения для всех, включая крестьян-мужиков. Мужики почесали затылки, но выданные из арсенала ружья взяли с непередаваемой радостью. Хоть и не свои ружья, личные, а общественные, но стрелять мужикам понравилось, как детям. По хозяйскому прикиду, такие ружья и на охоте сгодятся. Так началось становление первого стрелкового ополчения магаданцев.
        В мае, с началом полевого сезона, работы по вооружению несколько приостановились. Мужики на лошадях железными плугами распахали практически всю свободную землю на поляне, засеяли всё овсом и проборонили железными же боронами. А магаданцы засадили почти полгектара картошкой, высадили сотню кустов помидорной рассады, заботливо выращенной на подоконниках. К ней добавили две грядки огурцов и двадцать пять взошедших подсолнухов. Эти посадки почти сразу огородили плотным забором из жердей. Толик сбегал к дальнему броду, выкопал там три кустика дикой чёрной смородины, посадил возле дома, для детей, под витамины. Летом задумал рядом пристроить лесную малину, самую крупную и сладкую. Бог даст, крыжовник найдут, тоже высадят.
        Командиры вновь вывели татар на заготовительные работы, пилить лес, обжигать уголь, добывать руду. А отвалы шихты, накопившиеся за зиму, решили использовать для строительства оборонительного вала вокруг разросшегося хозяйства магаданцев. Через неделю вал из шихты высотой полтора метра продолжил линию, обозначенную осенью крестьянскими домами. В результате получился почти правильный прямо-угольник, внутри которого оказались все постройки магаданцев, включая посадки помидор, огурцов и подсолнуха. Ещё осталось место для запланированной конюшни, курятника, сеновала и теплицы. Её обещал к следующей весне собрать Толик, для снабжения сына и приемной дочери свежими овощами. Надежда умела вить верёвки из своего мужа, даже его старый друг Николай изумлялся.
        Николай, кстати, ещё перед половодьем сбегал к вогулам в устье Ярвы, передал поклон от аманата, который легко отзывался на имя Ваня и бегло разговаривал по-русски, писал и знал таблицу умножения. Одновременно переговорил с осведомителями, передал им кое-какие сувениры. По секрету рассказал, что магаданцы нанимают себе дружину для обороны шибко богатого острога. Всем дружинникам дадут ружья, такие же, как Коля взял с собой, научат стрелять, будут кормить-поить, а через три года верной службы отдадут ружьё бесплатно. После таких слов сыщик сводил троих знакомых вогулов в лесок, где продемонстрировал стрельбу из ружья. На дальности пятьдесят метров, а не двести, но и это был культурный шок. Вогулы были неплохими охотниками и поняли достоинства ружья с быстрой сменой заряда и мгновенным выстрелом.
        Пока его друзья находились в раздумье, Николай выменял на ножи и наконечники стрел в селении добрую половину добытых за зиму шкурок. После чего ушёл обратно, еле пробираясь сквозь весенний лес с огромными связками пушнины. А после половодья сыщик повторил свой визит на северо-восток, к верховьям Ярвы. Кроме коммерческого расчёта, перекупить добытую за зиму пушнину, сыщик по согласованию с командирами распространял слухи о найме в магаданскую дружину. Демонстрировал возможности своего ружья и расхваливал жизнь в остроге. С такой же целью вверх по Чусовой к ближайшему её притоку и его жителям отправился Толик, взял в помощники аманата Ваню, парень вытянулся на хорошем питании за зиму, к магаданцам относился хорошо, мог помочь, хотя бы с переводом. Сами магаданцы по-вогульски говорили плохо, понимали отдельные слова, не более того. Поднимался Толик по реке недолго, до ближайшего вогульского селения, выменять меха и обозначить магаданское присутствие, с агитацией. Однако результат торговли оказался роскошным, чем дальше на восток по Чусовой, тем больше добывали аборигены мехов, вот откуда росли ноги у
колонизации Сибири.
        Едва вернулся с верховьев Ярвы Николай, с полной лодкой приобретённых мехов, как сразу отплыл вниз по Чусовой. Торговать и наводить знакомства. О тамошних жителях он успел за зиму выспросить крестьян, захваченных в плен в тех краях. Ближе к впадению Чусовой в Каму жили почти сплошь русские, вогулы уходили из тех мест, напуганные угрозой насильственного крещения. На этот раз с собой сыщик вёз разбойника Фому, добросовестно отсидевшего всю зиму в отдельной камере. Там злодей не скучал, а вырезал по образцу приклады и ложа для ружей, получалось у него неплохо. А Николай не забывал регулярно разговаривать с «осужденным», вербуя его в свои сторонники. Благо аргументы нашлись неплохие.
        Главным стал тот факт, что магаданцы не были подданными Руси и не имели никаких договоров о выдаче преступников русским властям. Практически тот же Дон, только рядом, не надо никуда плыть. Второй плюс - магаданцы набирают свою дружину из крепких и смелых мужиков, платить будут немного, но кормёжка казённая, оружие изумительное и после трёх лет честной службы останется наёмнику в личное пользование. Единственное требование - беспрекословное подчинение командиру и никакого насилия над соседями. Это разбойники как раз отлично понимали, крестьян из соседних деревень они тоже не трогали, даже делились с ними добычей. Добравшись до Камы, Николай отпустил своего пленника, повернув обратно, торговать с прибрежными селениями и продолжать агитацию.
        В это время магаданцы все силы направили на заготовки, в первую очередь косили сено, вязали веники, собирали грибы и ягоды, ловили рыбу. Благо соли хватало для заготовок впрок, а стеклянной посуды выдули за зиму достаточно, чтобы засолить все собранные грибы. Женщины варили малиновое варенье, запасая его как лекарство, оставляя на леднике, для необходимой консервации в вареве не хватало сахара. В конце июля к солёным грибам и рыбе добавились банки с солёными огурцами, помидоры решили есть свежими, выбирая семена на посадку. Всё это время командиры продолжали усиленные тренировки жителей острога, не переставая нарабатывать запасы патронов. Однако лето прошло спокойно, никаких слухов ни о восстании черемисов на Каме, ни о нашествии татар из-за Урала не было.
        Когда в очередной раз вернулись вербовщики-торговцы, командиры рискнули отправить экспедицию вверх по Чусовой до Куйвы. На знакомые магаданцам места, мыть золото и алмазы. Пушнина пушниной, но алмазы и платина нужны были для производства, зимой инженеры совместно с Надеждой планировали сварить легированную сталь, обрабатывать которую без алмазов невозможно. А золото понадобится для экономии и платы возможным наёмникам, да и просто для расплаты за товары и услуги на Урале. Ибо пушнина в здешних местах стоит вдесятеро дешевле, нежели в Европе, стоит её поберечь. Золото же на Руси всегда в цене, официально его в стране не добывают. В качестве денег используется повсеместно серебро, стоящее в десять примерно раз дешевле золота по весу.
        Экспедицию на Куйву возглавил Николай, заметив Толику, что тот женатый отец и должен быть с семьёй. С Николаем напросились Елена и Ваня, загрузив лодку по самые борта магаданской продукцией, на случай обмена с вогулами. Одновременно с ними в Чусовской Городок отплывал Павел Аркадьевич с Ниной, закупать овес, рожь, соль, масло и прочие вкусности. У оставшихся дома магаданцев и мужиков наступила страда, в начале сентября начали уборку картошки, овёс скосили ещё раньше. Только этой осенью магаданцы узнали, что по Чусовой и Ярве идёт красная рыба на нерест, как на Дальнем Востоке. Только не горбуша и кета, а лосось и форель. Мужики, посмеиваясь про себя, показали немцам, как ставить морды, как солить красную рыбу, как солить икру.
        Пришлось татарам выкопать дополнительную яму под припасы, уже не четыре на четыре метра, а втрое больше. Кучумцы знали, для чего долбят камень, поэтому не роптали. Они уже поняли, что магаданцы не злобствуют и даже пленников кормят лучше, чем те питались у себя дома. А грамотная обработка сознания пленников офицерами и Павлом Аркадьевичем давала свои результаты. За год татары на многое стали смотреть несколько иначе, чем раньше. Петро не сомневался, что пару-тройку рекрутов из своих пленников через год завербует. Он даже знал, кто пойдёт к нему служить. Опыт офицера, побывавшего во многих конфликтах и получившего пулю в спину, когда приехал в гости к родным в Киев, был достаточно осмысленным, даже циничным.
        Павел Аркадьевич и Нина вернулись с двумя нанятыми лодками, заполненными купленным зерном и другими припасами. Едва разгрузившись, сразу отправились обратно, прихватив стеклянной посуды для обмена. За год в скучной пограничной жизни магаданцы произвели фурор своим появлением. Сам Аника Строганов, владелец и основатель Чусовского Городка, велел купить ему стеклянной посуды у немцев да застеклить окна своего дома, не хуже, чем у бояр в Москве. Глядя на то, как магаданский товар берёт воевода, не торгуясь, ему бросились подражать все сколь-нибудь зажиточные люди строгановской земли. Учитывая, что коварный Павел Аркадьевич отказался принимать пушнину в счёт платы, зерном, солью и прочими дарами земли камской его просто засыпали.
        Ещё дважды возвращался Павел Аркадьевич с покупками, последний раз привез зерно и муку уже в начале октября. Хозяйственный командир закупил столько всего, что можно было прокормить вдвое больше народа, да ещё лошадям осталось бы. Впрочем, на увеличение населения командиры и рассчитывали. Что характерно, не ошиблись. Первые наёмники появились сразу после ледостава. Только успели вернуться золотоискатели с Куйвы, привезли полную лодку мехов, два пуда золота, килограмм алмазов и пятьдесят килограммов платины. Николай, улыбаясь, рассказывал, как поработал на Куйве, какие заказы сделал вогулам на добычу платины. Как выменивал у вогульских ребятишек алмазы за наконечники стрел, а за платину отдавал стеклянные стопки и стаканы, если посуда будет скрыта под горкой самородков полностью.
        Вторая зимовка на реке Ярве началась гораздо веселее. Женщины радовались огромным запасам в кладовых, мужчины, после регулярных тренировок и стрельб, стали самоуверенны, как никогда. Даже командиры смотрели в будущее с оптимизмом, их закладки сработали, по первому льду в острог потянулись первые наёмники. Как и ожидал Петро, шли в основном подростки, молодые бобыли, лоботрясы-лентяи и прочие бездельники. Таких неумех набралось десятка два, начавших проходить курс молодого бойца под чутким руководством подполковника, решившего вспомнить молодость. Позднее подтянулись опытные воины, два стражника из Чусовского Городка, явные шпионы. С верховьев Ярвы пришли три русских охотника, интересовавшихся ружьями. Последними прибыли двенадцать вогулов - молодых парней в сопровождении опытного охотника - за ружьями и славой. На уральских вогулов прошлогодний разгром полусотни кучумских татар произвел впечатление.
        С каждым добровольцем Петро заключил личный договор, записанный на бересте и в присутствии всех наёмников. Все знали, что расторжение контракта ранее трёх лет будет сопровождаться крупным штрафом в двадцать соболей, а украденное оружие будет считаться личным оскорблением и наказывается только смертью. После чего подполковник принялся гонять свою неполную полусотню, как десантников в Рязанском училище. А вместо самоподготовки уроки письма и счёта, по магаданским правилам. Пользуясь тем, что один из командиров занят дружиной, оружейники в сговоре с Николаем приступили к производству револьверов.
        Детали простейшей самоделки были изготовлены по чертежам сыщика, проблемы возникли с точностью рассверливания барабана и надёжностью пружин. Парень так загорелся идеей личного скорострельного оружия, что взялся за изготовление патронов. По примеру Петра он в отдельной мастерской залил две тысячи капсюлей под револьверный патрон. Потом почти месяц накручивал гильзы, припаивая их к донцу, куда запрессовывал капсюли. Учитывая гладкоствольность оружия, пули делал конические, с вогнутым донцем, чтобы пороховые газы прижимали раскрытые края к стенкам ствола. Несмотря на помощь Вани, с которым Николай сдружился за лето, работа заняла почти два месяца. Ещё бы, приходилось отвлекаться на общественные работы, конвоирование пленников и прочее.
        За пару месяцев оружейники собрали двадцать револьверов калибра восемь миллиметров, со стволом длиной двенадцать сантиметров и дальностью эффективного выстрела двадцать метров. К этому времени вернулись охотники на горных козлов, которые уже на четырёх санях и с новыми ружьями уходили добывать мясо. У сопровождавших Павла Аркадьевича мужиков-охотников не было слов от восторга. Дальнобойность, скорострельность и удобство ружей оказались вне всяких похвал. Ещё бы, на фоне фитильных пищалей. Ружейники же сделали ещё два десятка револьверов и занялись пушками. Офицеры давно поняли, что одним стрелковым оружием с крупными отрядами не справиться, нужен пулемёт или орудие для стрельбы картечью.
        Пулемёт в нынешних условиях был нереален, оставалась казнозарядная пушка с дальностью прямого выстрела до километра. Петро посоветовал взять калибр восемьдесят миллиметров, длиной ствола не менее двух метров. Тогда не понадобится и противооткатное устройство, пушки закрепят на стенах острога, откуда те смогут обстреливать всю поляну и часть леса. При отсутствии отката, скорострельность будет максимальная, до десяти выстрелов в минуту, что для этого времени фантастика. Тогда пять-шесть орудий легко заменят пятьдесят средневековых пушек. И никакие орды Маметкула или Кучума не будут страшны магаданцам.
        Однако начинать пришлось с изготовления нового расточного станка, с длиной салазок два метра. Опыт, конечно, был. Но шлифовка и тонкая доводка двухметровых направляющих для задней бабки заняла два месяца - с начала декабря до середины февраля. За это время женщины подготовили две сотни снарядов, а Петро залил пять сотен пушечных капсюлей. Работали спокойно, до лета нападения татар никто не ждал, а опыт в инженерно-станочных работах появился. Кроме того, в ожидании артиллерии командир уговорил отлить две сотни осколочных гранат, самых примитивных с фитилями. Эти фитили накрутили из пропитанных селитрой волокон шерсти с добытых горных козлов. При испытании длительность горения вышла 3 -5 секунд, самое то, для безопасности.
        Так что у взвода дружинников добавился к весне новый предмет - метание гранаты на дальность и точность. Характерно, что никто из наёмников не убежал, даже ветераны перестали ворчать, втянулись в тренировки, особенно после полевых занятий по стрельбе. Необходимость совмещать мушку с целиком долго не давала покоя стрелкам при теоретических занятиях. Но впервые попав в мишень на расстоянии ста метров, дружинники поменяли свою точку зрения. А когда под командованием Петра сами же за пару минут свалили сотню мишеней на расстоянии пятьдесят метров, удивились. Однако понимание мощи точной и скорой стрельбы изменило отношение к огнестрельному оружию даже у дружинников из Чусовского Городка. Чего ждать от других?
        С середины марта, когда дружинники поняли свою силу, главной заботой Петра стали тренировки по маскировке и скрытному передвижению. Защите своих воспитанников подполковник придавал огромное значение, он даже заказал для всех небольшие стальные щиты, с отверстиями под стволы, которые легко закреплялись на стенах острога. Эти щиты не сковывали движений стрелка, но защищали его от стрел противника. Стены острога после спада холодов, по указанию Петра, обшили сверху дополнительными венцами, оставив отверстия для пушек и стрелков. А чтобы враги не могли подняться по брёвнам, как по лестнице, под самыми бойницами снаружи стены сделали навес из брёвен, куда упрётся головой любой смельчак, вскарабкавшийся по стене.
        Кроме того, справедливо полагая, что выстрелы из орудий будут наиболее эффективны с самой высокой точки, командиры приступили к строительству орудийной башни внутри острога. После испытаний отдача оказалась приемлемой для монтажа орудий в жёстком креплении на башне. Не совсем неподвижно, конечно, а с возможностью изменения угла прицеливания до двадцати градусов. Зато башня от выстрелов не качалась, а пушки не откатывались, позволяя заряжать сразу после выстрела. Чтобы максимально избежать мёртвых зон, башню сделали пятиугольной, высотой с пятиэтажный дом. А пушки установили на четвёртом и пятом этаже, по пять штук. Но это произошло только к июню месяцу, когда слухи о восстании черемисов достигли Чусовского Городка. Туда очередной раз отправился Павел Аркадьевич с товаром, он и привёз тревожные новости.
        Черемисы громили все русские поселения на Каме ниже Чусовского Городка, поднимаясь к самому Орёл-городку и Чусовскому Городку. Исходя из этого, командиры решили, что нужно провести разведку по Чусовой, до впадения в Каму. Туда и отправились Николай с Ваней, вооружённые ружьями и револьверами. За два года аманат Ваня превратился в крепкого смышлёного подростка, почти без акцента говорил по-русски, вполне уверенно писал и считал, знал начала географии. Сам вогул ещё не осознавал того, что видели в нём взрослые, того, что в родное стойбище он не вернётся. Чтобы он не страдал лишними раздумьями, командиры старались максимально нагрузить подростка интересными делами.
        Вот и теперь, отправляясь на разведку с другом Колей, аманат радовался, что ему доверили важное и опасное дело. В устье Ярвы магаданцы тоже выставили пост, где ежедневно сменялись двое подростков, наблюдавших за Чусовой. Вверх по Ярве обменивать меха пришлось отплыть Елене без Николая, в сопровождении двух молодых дружинников, твёрдо усвоивших равноправие женщин у магаданцев. А в самом остроге женщины подняли настоящий бунт. За два года все порядком износили родную одежду, даже трофейные кухлянки не спасали. Кожа протиралась до дыр довольно быстро, не синтетика. Несмотря на запас иголок и ниток, магаданцы выглядели к началу лета истинными бомжами. Хотя одежду регулярно стирали, сами мылись в бане дважды и трижды в неделю, вид у магаданцев, особенно женщин, был весьма затрапезным, если не сказать большего.
        С прошлого года посещение цивилизованных мест вроде Чусовского Городка становилось регулярным, а там принимали по одёжке. Нынче Нина сразу заметила отношение к себе, одетой в поношенную кухлянку. Совершенно иное, чем к русским женщинам, выряженным хоть и в домотканую материю. Пришлось Павлу Аркадьевичу выдержать целое сражение, объясняя магаданкам, что в здешнем мире ткани весьма дороги. Если покупать их в Чусовском Городке, дешевле будет соболью шубу сшить. Но женщины были непреклонны, добившись у командира обещания отправить нынче же летом лодку за товаром в Чердынь, ближайший относительно большой город выше по Каме. И решить вопрос с покупкой тканей, за любые деньги, для чего столько мехов наменяли?
        Над этим обещанием и ломали голову командиры, решая вопросы, как туда добраться и чем расплачиваться за товар. Состав купцов примерно определили - как обычно, Николай, Елена и Ваня. С товаром вышло хуже, кроме стекла и железных изделий, предложить было нечего. Меха сразу отпадали, в Чердыни за них цену не взять, один убыток получится. Пришлось заняться монетным двором, на котором приступили к отливке золотых монеток, весом в один и пять граммов. Убыток, конечно, сплошной, в угар при плавке золота уходит до четверти металла, но иного выхода не было. Оба командира три дня работали резчиками, вырезая образцы будущей валюты магаданцев, жалея, что художница уехала в Москву. Но нашли выход, обошлись без особых излишеств. На аверсе монет изобразили номинальную стоимость - «Два рубля», «Один червонец», на реверсе курсивом вывели «Магадан», ниже - 1572 год.
        За этим занятием и застукала командиров четвёртая незамужняя девушка Лариса, признавшаяся в том, что года три работала пайщицей-монтажницей на заводе. И навыки работы с расплавленным металлом у неё гораздо выше, чем у неуклюжих командиров. С этого дня дело пошло на лад, мужчины отливали монеты, Лариса их доводила до кондиции. Наработав тысячу червонцев и столько же двухрублёвых монет, девушка попросила разрешения заняться ювелирным делом. И на глазах изумлённых командиров напаяла два десятка оригинальных серёжек, брошек и прочей мишуры. Девушка давно положила глаз на самого завидного жениха магаданцев - Петра и добилась своего. После её золотых подвигов командир начал относиться к девушке совсем иначе, чего хитрюга и добивалась. Через месяц все магаданцы не сомневались, что новая пара сложилась окончательно.
        Так что к возвращению Елены и Николая кое-какие намётки для выгодной торговли в Чердыни были готовы. В самую большую лодку загрузили товар для обмена, сели сами купцы, взявшие с собой сорок червонцев и сотню рублей золотом, зашив их в пояса. На вёсла сели двое крепких дружинников, путь предстоял долгий, опасный. Кроме револьверов и ружей, путешественники взяли два десятка гранат и пару пластиковых бутылок, десяток одноразовых стаканов на подарки. Провожая ребят, Петро неожиданно для себя перекрестил их на дорогу. Подорожную грамоту, как обычно, магаданцы выписали сами, от имени своего царя. Строгановские власти пока отказывали в такой милости соседям-немцам.
        Шёл июль, неизвестность тяготила: как там, в Чусовском Городке? Пётр не выдержал и отпросился у Павла Аркадьевича, отплыл в Чусовской Городок с двумя десятками отличившихся дружинников. На людей посмотреть, себя показать, дать дружинникам возможность потратить первую зарплату, выданную всем поровну, по два рубля золотом. Да оружие новое продемонстрировать, напомнить воеводе о магаданцах. Набег Маметкула впереди, может, удастся ещё рекрутов набрать. Много причин нашлось для визита в Чусовской Городок, торговля оказалась не последней в этом ряду. Петру хотелось убедиться в умениях своей подруги, как пойдут её ювелирные изделия, будут ли пользоваться спросом? Саму Ларису, однако, брать с собой подполковник отказался.
        В начале августа три лодки с двадцатью магаданскими дружинниками прибыли в Чусовской Городок, оставшийся почти без защиты. Большую часть гарнизона воевода увёл вниз по Каме, воевать с восставшими черемисами. Так что непонятных вооружённых людей долго не пускали в крепость. Собственно, Пётр туда и не стремился, разложил товар, завёл разговоры с любопытными горожанами. Намекнул торговцам, что не прочь прикупить ткани и добрую обувь для своего войска. Три дня магаданский отряд невозмутимо торговал в посаде, дружинники отводили душу в горячительных напитках, хвастливых рассказах. Командир торговал понемногу, выслушивая сплетни. Видимо, оставшийся за воеводу командир гарнизона ждал, пока к нему придут с поклоном. Не дождавшись, вышел за ворота сам, в сопровождении приказчика.
        Петро поздоровался, подарил стеклянный набор и поинтересовался успехами в подавлении восстания. Напомнил, что ещё два года назад предупреждал воеводу о готовящемся бунте черемисов. Выслушав уклончивые ответы, что всё «слава богу», бунтовщики разбиты, Петро поклонился, заканчивая разговор. Чисто формально обронил, мол, разведчики доносят, что следующим летом будет большой набег из-за Урала. Орду поведёт царевич Маметкул, силы придут большие. Ежели воевода согласится, магаданцы могут помочь своими пушками. Вернётся он с похода, пусть зимой гонцов засылает, авось сговоримся. Ответа на свои намёки Пётр не ждал, не сомневаясь, что командир гарнизона не даст никаких обещаний до возвращения воеводы. Главным было предупредить, тогда будущий набег Маметкула добавит авторитета магаданцам.
        Опытный командир знал, что, во-первых, без воеводы никто решение не примет. Во-вторых, навязывание помощи будет выглядеть едва ли не предательским засылом. В-третьих, желательно Маметкула разбить самим, тогда магаданцы совсем иначе будут выглядеть в глазах жителей Урала. Да и трофеи делить ни с кем не надо будет. Торговал подполковник больше недели, разменял часть золотых монет на серебро, магаданские деньги отлично брали, особенно купцы. Частично купил, частично выменял сорок пар добрых сапог, три десятка шапок одной «модели». Часть покупок принародно раздал своим бойцам, отчего все они приобрели совсем другой вид. Да закупил для женщин льняного полотна, сколько смог. Не давало покоя воспоминание о «бабьем бунте».
        Так, толком ничего не добившись, дружинники вернулись в острог. Хотя нет, наёмники убедились, что командир не обманет, да ещё и приоделись за казённый счёт. Всё меньше причин для дезертирства. К этому времени кузнецы и механики изготовили два десятка пушек калибра восемьдесят миллиметров, гладкоствольных, с клиновым затвором. Стволы делали на новом токарном станке, с длиной направляющих два метра. Отлитые трубчатые заготовки из стали, легированной хромом, марганцем и ванадием, вышли необходимой вязкости и прочности. Доморощенные металлурги с инженерами не только вычислили необходимый состав добавок, но и провели предварительные испытания на прочность и вязкость полученных заготовок. А добавки типа ванадия, хрома, марганца и прочих химическим способом извлекла из полиметаллических уральских руд Надежда.
        Главной задачей инженеров стало не легирование стали, а извлечение вредных примесей, дающих ненужные эффекты хрупкости будущим пушкам. Над этим трудились в лаборатории всю зиму, испытывая небольшие образцы стали. Сами станки для испытания на прочность и вязкость достаточно просты, труднее было с их градуировкой. Но как говорится, голь на выдумки хитра. В распоряжении магаданцев остались многие стандартные по весу и твёрдости вещи с инструментами, они и помогли настроить испытательные приборы. Так что опытные отливки легированных сталей были весом в пару сотен граммов, чего хватило, чтобы отработать удачную технологию. Рассверливали отлитые толстые трубы изнутри, затем обрабатывали снаружи. Толщина стенок ствола в казённой части была увеличена до двадцати пяти миллиметров, во избежание разрыва. А к дульному срезу ствол сходил на десять миллиметров.
        По расчётам инженеров, запас прочности ствола был избыточным, но Петро настоял на этом. Все пушки планировалось установить на стены и в башню, вес в данном случае не играл особой роли. При испытаниях стволы показали расчётную дальность, до километра снаряд летел вполне уверенно, а синус рассеивания картечи составлял пять сотых. На расстоянии сто метров зона сплошного поражения картечью составляла десять метров, а на двухстах метрах картечь выносила шеренгу длиной двадцать метров. Вполне достаточно, чтобы не подпускать врага близко, решил командир. Далее началось самое трудное: научиться использовать чудо-оружие с максимальным эффектом. И научить стрелять пушкарей точно и по команде, а не по желанию.
        Все изобретённые поворотные механизмы браковались один за другим. То неудобные в обслуживании, то ломаются после пары выстрелов. Лишь к концу лета десять орудий заняли своё место в башне, ещё восемь на стенах острога, а два остались в запасе. Убедившись в надёжности крепления пушек, Петро приступил к обучению пушкарей. Оборонять острог из пушек учились все магаданцы, включая детей старше десяти лет. На башню шли учиться наёмники, по два человека на орудие. Две недели теоретических занятий по прицеливанию, заряжанию - разряжанию, закончились первыми учебными стрельбами в конце августа. Первыми отстреливали орудия дружинники, закрывая глаза и падая на землю при выстреле. Ничего, парни скоро привыкли к невиданной пищали и обращались с пушками с каждым разом всё увереннее. За ними магаданцы начали - обучать практическим стрельбам женщин и подростков, не упуская случая выстрелить самим.
        После этого еженедельные стрельбы из ружей пополнились новым элементом обязательной программы - два выстрела из пушек. На скорость и меткость. Стреляли пока чугунными снарядами, в виде пустотелой болванки, с двумя медными ободками для фиксации в стволе орудия. Все их приходилось доводить до нужного диаметра на токарном станке, зато порчи стволов не произошло ни единой. На зиму Надежда обещала подумать об изготовлении фугасного снаряда. Для будущих фугасов уже сейчас отливали более тонкостенные болванки. К тому времени, когда убрали урожай и начали собирать запасы на зиму, в мастерской лежали двадцать тонн медных слитков и столько же железных и чугунных отливок. Выплавку чугуна и меди за последний год поставили на постоянную основу, всё увереннее привлекали к этим работам пленных татар. Те, в свою очередь, под присмотром всего одного магаданца, выполняли работу спокойно и уверенно. «Козлов» за год никто в печи не посадил.
        Как объяснила Надежда командирам, в принципе зимой можно руду не выплавлять, добытого металла вполне хватит. Но подполковник помнил солдатскую поговорку, мол, запас карман не тянет. Потому объявил кучумовским татарам дембельский аккорд на заготовку руды - железной, медной, свинцовой. И, когда те справились с уроком, торжественно освободил магаданских пленников. Пока кузнец сбивал отполированные до блеска кандалы с ног, татары сгрудились в толпу, растерянно ожидая продолжения. За два года сытой и размеренной жизни, хоть и в плену, многие привыкли к отсутствию хлопот, забот. Как говорят психологи, утратили социальные навыки. Да ещё командиры регулярно капали им на мозги, рассказывая о несуразности татарского бытия и достоинствах магаданцев.
        И сами пленники не слепые, насмотрелись за два года всякого, особенно по части вооружения и образа жизни. За два года командиры никого не пороли плёткой, никого не повесили за шею, даже пленников не били. Про то, что за нарушение дисциплины уменьшалась пайка, все давно забыли, нарушителей порядка среди татар не было уже год. А кормили как? Иные ханы не едят мясо каждый день, как пленные у магаданцев, пусть и рыбу, но всё равно два раза в день, в любую погоду. Даже крестьяне у магаданцев живут лучше любого охотника или пастуха в родных улусах. Последние полгода пленники частенько обсуждали свою судьбу, прикидывая, как поступить, если командиры сдержат слово и отпустят их домой. Выходило, что домой лучше не соваться, добираться по Чусовой и по Каме, где бродят восставшие черемисы, страшновато. Татар камские племена хоть и боятся, но при случае зарежут и не моргнут глазом.
        Да и в родном улусе ничего хорошего не ждёт. Хозяйство давно забрали баи, а Маметкул может за гибель своего десятника и найти крайних. Обвинит в трусости и повесит, если на кол не посадит. Попробовал бы он сам на магаданские пищали пойти, так не скажешь такое ему в лицо, тогда точно мучительной казни не избежать. Что делать? Так и стояли бывшие пленники напротив острога, обдуваемые прохладным сентябрьским ветерком. У многих на лицах светились незамысловатые ожидания, накормят их последний раз или отпустят голодными? Усмехнувшись легко читаемым мыслям татар, подполковник вышел перед ними на поляну.
        - Вы свободны, как я и обещал. Все вы честно трудились и давно искупили свою вину перед магаданцами за нападение на наш острог. Вы можете прямо сейчас уйти домой, мы довезём вас до Чусовой, дадим на дорогу по ножу каждому. Всё так. - Петро внимательно смотрел на татар, некоторые от его слов опустили головы, сдерживая слёзы на глазах. Всё-таки они были молодые парни, многим едва исполнилось двадцать лет. - Но за два года я убедился, что вы честные, правильные люди. А такие нам нужны. Поэтому, от имени всех магаданцев, предлагаю желающим стать нашими воинами, вступить в нашу дружину. На десять лет, после которых вы сможете вернуться в родной улус богатым человеком, если захотите. Плата будет два рубля за год, оружие, одежда и питание магаданские. Думайте, у вас полчаса.
        - Мы просим, командир, принять нас в свою дружину. Кроме Касыма и Давлета, они отправятся в родные края, расскажут о нашей судьбе.
        Через полчаса давали клятву верности на оружии и крови татары, бывшие пленники.
        С Касымом и Давлетом отдельно побеседовали командиры, предложили уговорить молодых воинов на службу магаданцам. Хоть десять джигитов, хоть сто, всех примут на службу магаданцы. В знак того, что Касым и Давлет действительно могут набирать рекрутов, командиры подарили бывшим пленникам свою золотую двухрублёвую монету. Вечером того же дня татары отправились на подаренной лодке вниз по Чусовой. Как говорил Пугачёв у Пушкина, в «Капитанской дочке», «Миловать так миловать!». А давшие клятву верности бывшие пленники ночевать остались на поляне, хоть и прохладно, но на свободе, в тепло привычной тюрьмы никто не вернулся.
        Утром новое пополнение, все двадцать восемь бывших татар, а ныне магаданских дружинников, приступили к тренировке, сразу совместно с опытными бойцами. Пробежка, гимнастика, водные процедуры и завтрак. Затем постройка второй казармы, сразу на полсотни человек, как обычно, по периметру обороняемой территории. Через две недели, когда казарма была закончена, огороженный постройками прямоугольник внутреннего двора почти замкнулся. Со всех сторон двор был закрыт плотно стоящими зданиями, без широких окон наружу. В некоторых домах, в частности мастерских, кузнице, конюшне, казармах, имелись обращённые наружу бойницы, и всё. На холодное время все бойницы запирались, но при необходимости позволяли вести огонь из ружей, не менее десяти стволов на каждую сторону прямоугольника. Все бойницы были на высоте от четырёх до пяти метров, не допрыгнешь с разбега. Да и человек в бойницу не пролезет, даже самый худой.
        Впрочем, все подходы к строениям отлично простреливались из пушек, как из острога, так и с башни. Незастроенный въезд на территорию закрыли широченными воротами, окованными железом, поверх которых установили два запасных орудия, на небольшие башенки. Срубы для этих башенок заполнили камнем и шихтой для устойчивости, никакая канонада не расшатает. Пока шли эти оборонные работы по окончательной доводке системы безопасности, как выразился Петро, второй командир побывал в Чусовском Городке, привёз новостей да закупил привычный набор продуктов. На этот раз к муке, зерну, маслу, соли и прочим мелочам добавились тридцать пар сапог, тридцать шапок одной модели для новобранцев. Ещё, по случаю, Павел Аркадьевич закупил трофейных овец, пригнанных с низовьев Камы.
        Усмирение черемисов сопровождалось, как водится, безудержным грабежом побеждённых. А у тех несчастных кроме овец и брать нечего, с чего бы им бунтовать иначе? Так что овец не только поели, но и на продажу осталось. Учитывая проблемы с кормом, командир купил десяток овец и одного барана, дай бог, их до весны прокормить. Из-за этих овец пришлось второй раз лодки в Чусовской Городок гонять, саму скотину перевозить, да корм для неё. Хотя по нынешнему урожаю картошки собрали едва не пятнадцать тонн, корма для скотины вполне хватит и своего. Той же картошки, например. Её теперь решили всю зиму использовать на еду, на посадку и так хватит, чтобы вдвое большее поле засадить весной.
        С посадочными площадями как раз получалось не очень хорошо. Ровное место на поляне всё было уже расчищено, дальше начинались неудобья и крутые склоны. Пока решили вырубать поляну напротив, на другом берегу реки Ярвы, по оценкам крестьян, года на три работы хватит. На будущее хитрые земледельцы намекали командирам, что неплохо бы засеять часть большой поляны в устье Ярвы, на которой стоит вогульское стойбище. Там и места много, и земля чистая, лес валить не надо. Да и пора на Чусовой себя заявить, соглашались командиры. Надо выходить на широкую дорогу, в тайге не отсидеться. Однако в преддверии будущего нападения Маметкула оставляли выход на берега Чусовой после отражения татарского рейда. Здесь, на Ярве, все оборонительные рубежи готовы, а на Чусовой всё начинать сначала.
        Людей же, увы, не хватало. Для уверенной обороны уже выстроенного острога людей недостаточно, куда на большее замахиваться. Петро много раз показывал минимально необходимое для обороны острога количество бойцов. На двадцать орудий оптимальное число пушкарей шесть десятков, по три человека на орудие. Да на каждую стену по десятку стрелков из ружей, это сорок бойцов. И два десятка в резерве и замене раненых. Итого, необходимый минимум сто двадцать сильных обученных мужчин. Это лишь для обороны от татарского набега, если вести речь об уверенном доминировании на Чусовой, и двух сотен бойцов будет мало. До похода Ермака оставалось семь-восемь лет, в его войске казаков будет более тысячи. Смахнут походя магаданцев и не заметят. А то и Строгановы специально натравят на конкурентов. Павел знал, что лет через пять-шесть Иван Грозный дарует Строгановым все земли от Камы до Зауралья, до Кучумовых владений.
        К этому времени надо успеть стать сильным союзником, либо уходить. Но куда?
        Глава 5
        - Продолжай, - государь взглянул на замолчавшего Годунова, - что там, в Перми?
        - Строгановы доносят, что нынешним летом черемисы бунтовали, многих людишек побили, гостей торговых по Каме имали и грабили дочиста. От реки Белой вверх по Каме до Орёл-городка все русские деревни разорили. Православных душ погубили тысяч пять, а то и более. - Годунов успокоился и продолжал скороговоркой: - Строгановские охотные люди за православных вступились, тех черемисов разбили. Самых отъявленных злодеев казнили, а остальных били батогами да в веру православную привели. Пленных освободили, на своих землях посадили, тобой, государь, жалованных.
        - Вот, выжиги, всё к своей пользе обратить сумели. Государству тягота, а купцам прибыток, - прокомментировал Иван Четвёртый, государь всея Руси. - Дальше давай.
        - Ещё доносят, что на Чусовой реке, выше Чусовского Городка, поселились третий год немцы, зовутся магаданцами. Устроили свои заводы, добывают руду, льют железо и пушки делают. Торгуют стеклом разным, посудой и большим, аршинной ширины, стеклянным листом для окон. Веры те немцы православной, приезжали в городок, просили священника себе в часовенку, не дали. Нынче опять торговали, расплачиваться стали своей монетой, из золота, каковую монету прикладываю. - Годунов сунул руку в пояс и протянул на ладони золотую монетку с надписью «Два рубля». - Вот магаданская деньга, государь.
        - Точно золотая? - Повертел в руках монетку царь.
        - Аптекарю давали, проверял. Бает, золотая монета, токмо с примесями, - подтвердил Годунов, едва не щёлкая каблуками.
        - В прошлом годе лекари немецкие поселились на Варварке, не из их будут? - вспомнил государь высоких независимых иностранцев, что приходили два года назад просить разрешения на жительство и работу лекарями. Тогда они дарили бутылки из мягкого стекла, дипломы свои показывали, в прозрачную бумагу обёрнутые. - Как они живут, не безобразничают?
        - Нет, батюшка, живут скромно, каждую заутреню отстаивают, больных лечат с молитвою. Жалоб от людишек на них не было, - поклонился Годунов. - Зубы рвут хорошо, не чета нашим зубодёрам, порой даже без боли получается.
        - Так они тоже магаданцы? - скривил губы Иван Васильевич, он отлично знал, что Годунов месяц назад у немецкого лекаря зубы лечил. Без боли, за большие деньги. После чего свою жену к лекарке отправил иноземной, да так и возит каждую неделю.
        - Может и так, государь, - Годунов не знал, сказать правду или нет, как бы не пришлось лекарей в поруб бросать. Однако понимал, что медлить нельзя, и рискнул. - Слышал я, государь, те лекари тоже из царства магаданского, что далеко на востоке, за Камнем, лежит. Но бают, в дороге сюда всё имущество, коней и людишек утопили в реке, сами еле выбрались. Теперь дорогу назад не знают, потому и в Москве просили поселиться. Велишь, я им ту деньгу покажу, чего и скажут.
        - Ты вот что… - вспомнил Иван, как сегодня утром ныли его зубы. - Лекаря того, зубного, ко мне позови на завтра. Пусть посмотрит.
        После ухода Годунова царь взглянул сквозь маленькие стёкла свинцового переплёта на Москву, не успевшую отстроиться после страшного пожара 1571 года, когда крымское войско во главе с Гиреем захватило, разграбило и сожгло город. Прошли полтора года, а добрая половина московских домов так и стояла в руинах. Защемило сердце от боли и ненависти, от собственного бессилия. Захотелось всё бросить и уехать к себе, в Коломенское, где нет бояр, ненавидящим взглядом сверлящих его спину, где нет предательства. Впрочем, усмехнулся горько Иван про себя, зачем я обманываюсь. И в Коломенском найдёт меня рука предателя, отравят, как маму. Одна надежда на чужаков да на низкородных выскочек вроде Годунова.
        Высокий, статный, с роскошной чёрной бородой, магаданский зубной лекарь Алексей удивил русского царя. Не столько спокойной уверенностью и даже не странной одеждой, не похожей на европейских немцев. В Алексее с первых минут чувствовалось мастерство и невольное, скрываемое превосходство над местными и английскими лекарями, пользовавшими государя. Поприветствовав Иоанна, магаданский лекарь широко перекрестился на образа православным манером и поинтересовался, где и когда он будет осматривать государя.
        - Здесь, в присутствии выборных бояр, - ответил Годунов, вызвавший для наблюдения самых доверенных государевых слуг.
        - Тогда прошу всех не удивляться, под руку не кричать, - Кочнев внимательно посмотрел на присутствующих, остановив взгляд на Иоанне. Тот молча кивнул в знак согласия.
        Лекарь подвинул к креслу государя ближайший стул, на котором раскрыл свой баул. Из него вынул налобную повязку с зеркалом, надел себе на голову, чтобы зеркало смотрело в глаза государю. Вынул другие блестящие инструменты, при виде которых присутствующие почему-то вспомнили Малюту Скуратова и его заплечных дел мастеров. Кочнев вынул флягу из мягкого прозрачного стекла, попросил Годунова ему помочь и ополоснул водой из фляги свои руки, протерев их мылом, невероятно душистым. Вытер их своим же рушником и нагнулся над государем. Роста лекарь был высокого, потому и нагнулся, кто иной на цыпочки бы встал.
        - Открой рот, государь, и скажи, где болело? - Лекарь неожиданно включил настоящее солнце внутри своего зеркала на лбу. От удивления царь зажмурился и пальцем показал на правую щёку. Присутствующие доверенные бояре лишь охнули, только Годунов остался спокойным, такое он видел, когда лечил свою жену. Лекарь внимательно осмотрел рот Иоанна, помогая себе блестящей пластиной и зеркальцем на палочке. Дважды легонько постучал инструментами по некоторым зубам, вглядываясь в глаза Иоанна. Затем выключил яркий свет у себя в налобном зеркале и положил инструменты.
        - Один зуб надо удалять, три других попытаюсь вылечить, боли прекратятся, но не надолго, года два-три.
        Иоанн вспомнил, как неделю не мог есть из-за больного зуба, и решился:
        - Удаляй, прямо сейчас.
        Бояре только охнули в испуге, Алексей же невозмутимо принялся за работу. Но к удивлению всех, вынул не щипцы для зуба, а прозрачную стекляшку с тонкой иголкой. Совершая непонятные действия, лекарь спокойно объяснял государю и остальным их смысл.
        - Это шприц, для снятия боли, сейчас я сделаю небольшой укол в десну рядом с зубом, вот так. Теперь надо немного подождать, пока лекарство подействует. Посиди, государь, я пока расскажу, как надо к зубам относиться, чтобы они меньше болели. Болезни зубов часто возникают из-за остатков пищи, которая прилипает к ним после еды и начинает гнить. От неё же и дурной запах изо рта происходит. Ежели после еды споласкивать рот чистой водой, а не вином, зубы будут целее. Ещё хорошо чистить зубы по утрам и вечерам тряпочкой с растёртым мелом, меньше есть сладостей, избегать холодной ключевой воды в жару. И желательно, государь, полоскать рот специальным отваром, чтобы дёсны не болели. Отвар простой, из коры дуба, нужно полоскать рот, пока отвар горячий, тогда польза больше. Коли захочешь, государь, я много о зубах могу рассказать, но вижу, лекарство подействовало.
        Тут изумились все присутствующие, когда лекарь молниеносным движением пошевелил возле царского рта рукой, бросил что-то в эмалированную тарелку, только звякнуло. Затем спокойно положил инструменты и принялся мыть руки, подозвав Годунова. Государь сидел с открытым ртом в напряжённом ожидании, когда немец наконец соизволит заняться делом и вырвет больной зуб. Алексей же вытер руки и сказал:
        - Рот можешь закрыть, государь, зуб я вырвал, вот он.
        Нет, лекарь не ушёл до вечера, пока десна не перестала кровоточить и государь успокоился, не скрывая восхищения работой иностранного лекаря. С того дня осени 7080 года магаданец Алексей стал придворным лекарем русского государя, Иоанна Четвёртого. Поначалу немец лечил только зубы и дёсны государя, но зимой царь простудился, Алексей помог быстро встать на ноги, снять кашель, удручавший Иоанна после всех простуд месяцами. Учитывая, что за полгода лекарь не обратился к царю ни с единой просьбой, государь его приблизил. Удалил со двора английского лекаря, полностью отдав своё здоровье в руки хоть и немца, но человека православного и умелого.
        Приглядывали царёвы люди, однако, за магаданцами в оба. Второй немец магаданский оказался коновалом, весьма искусным, в Москве быстро набрал известность. Да и жена Алексея бабьи хвори лечила, где травами, где своими лекарствами, немецкими. Подозревали их в колдовстве, но все исправно ходили в церковь, крестились и лечили с молитвой. Так и прижились немцы в Москве, медленно, с болью, поднимавшейся после набега крымского хана.
        Сняли магаданские немцы свободное подворье, выстроенное вблизи царских палат, дорого, конечно, однако удобно. Да и заработок у лекарей к зиме появился, не только царёво жалованье. Коновал брал дорого, но скотину поднимал на ноги всю, за лечение которой брался. Многим отказывал, разводя руками, мол, лекарства свои утопил в реке, а без них не может лечить. Женой у Влада, коновала, сказалась Жанна, сестра Алексея, баба с причудами, но безвредная. Любила рисовать московские улочки, леса и поля. Иным парсуну рисовала, однако после благословения священников. Тоже ходила в церковь, колдовскими наговорами не баловалась, хоть и подсылали к ней бояре дворовых людишек с просьбой навести порчу. Смеялась на такие предложения Жанна, одним словом, с придурью баба.
        Наталью же народ быстро признал за свою, баб она пользовала умело: и от простуды, и от живота, от женских болезней. Лечила детей, многих деток спасла, буквально со смертного одра подняла. Народ московский уважал лекарку Наталью, тем паче она за лечение брала по-божески, последнее с родителей не снимала. Да и лечила строго с иконой, с молитвой, а к весне завела себе двух помощниц, из инокинь Девичьего монастыря. Настоятельнице она боли в спине облегчила, та и благословила инокинь на подвиг.
        Глава 6
        - Надо на север подаваться, к Белому морю, купить у корабелов коч, загрузить его шкурами да махнуть в Амстердам или Копенгаген. Там с одного раза можно озолотиться. - Николай осторожно глотнул горячего настоя девясила, отлично бодрящего напитка. - Знающие люди говорили, за месяц можно легко добраться до Англии из Архангельска. Ну, за два, самое большее.
        - Озолотимся, а дальше что? - Петро задумчиво смотрел в окно, на качающиеся по ветру огромные лиственницы. - Для России какая польза? Царю Ивану все деньги отдать? Так после завоевания Сибири Русь сто с лишним лет была богаче всей Европы, вместе взятой, включая американское золото. И что, помогло это нам? Нет, если судьба или господь бог закинули нас в прошлое, надо принести реальную пользу Родине. Наверняка есть решение, только какое?
        - Я полагаю, в Европу выходить всё равно нужно, - осторожно начал Павел Аркадьевич, рассматривая лежащую на столе карту Европы, за каковую сейчас те же англичане заплатили бы любые деньги. - Давайте рассуждать логически. Политика ближайшие столетия будет делаться в Европе. Попасть в Европу, минуя Москву, мы можем по двум направлениям. На юг, по Каме в Волгу и далее, в Каспий. Оттуда путь в Европу через Турцию и всё Средиземноморье. Даже если мы проберёмся живыми, нас обдерут как липку, сперва в Казани, затем в Астрахани, остатки заберут турки, и, куда потом идти? С голым задом в Америку плыть?
        - С этой стороны, северный путь предпочтительнее, хотя и сложнее, - спокойным голосом продолжал географ. - К Северному Ледовитому океану можно добраться аж тремя способами - по Оби, по Печоре и по Северной Двине. А из океана нам все пути открыты, в любую страну Европы и Америку, нужно лишь построить или купить морской корабль и вооружить его. Обь можно не рассматривать серьёзно, Обская губа часто забита льдом, а нам нужна постоянная навигация. Кроме того, на пути в Обь будут кучумовские отряды, пробиваться придётся с кровью. Остаются Печора и Северная Двина. Сейчас предпочтительнее Северная Двина, по которой можно сплавиться до Холмогор и Архангельска, где заказать морское судно, купить его, или нанять вместе с командой. Не знаю, что предпочтительнее. В устье Печоры никаких поморов нет, морской корабль там придётся строить самим. Сможем ли? Если сможем, то сколько продлится постройка и кто станет капитаном? Кроме того, русские на Печоре лет пятьсот живут, Пустозёрск уже выстроен и устье реки прикрывает. Земли по Печоре русский царь считает своими, поселиться нам там не дадут, не то что корабль
построить.
        - Через Москву-то почему нельзя в Европу до-ехать? - искренне удивился автомеханик Володя.
        - Сейчас идёт Ливонская война с Польшей и Литвой, в Прибалтике Россия воюет практически против всех тамошних мелких князьков и Ливонского ордена, да и Швеция вступила в эту войну, против России, разумеется. Южнее взять, упрёмся в Запорожскую Сечу, ограбят обязательно. Ещё южнее - та же Турция получается. Да и через Москву придётся много по суше добираться, долго, дорого и всё железо с оружием придётся оставлять. Кроме того, оружие вполне могут царские слуги отобрать, под предлогом военных действий.
        - Понятно, - мотнул головой Петро, - выбора практически нет, и, мы согласны, начинать нужно с Белого моря. А дальше?
        - Не знаю, - развёл руками географ. - Давайте думать вместе.
        - Мужчины, - вмешалась в разговор Нина, подруга Павла, давно переселившаяся к нему в комнату. - Мужчины, сделайте перерыв, отведайте солёных рыжиков с картофельным пюре.
        - Хорошо, - согласился Петро, - вернёмся к разговору о цели позже. Пока предлагаю сосредоточиться на ближайших задачах - оборона от Маметкула, увеличение нашего гарнизона до двух-трёх сотен бойцов как минимум. Захват инициативы на реке Чусовой и поиск путей к поморам, чтобы нанять или купить океанское судно. Я правильно сказал, согласны?
        - Да, - дружно кивнули мужчины, глядя, как Нина заносит тарелки.
        Пищу принимали спокойно, вдумчиво, без разговоров и суеты. Соскучились парни по картошке, два года, почитай, не ели, всё мясо да мясо. Сегодня Нина расщедрилась, целый каравай хлеба нарезала к столу, хоть и ржаной, серый хлебушко, но какой ароматный! На самодельных угловатых тарелках из мутного стекла, в небольших розетках, более позднего изготовления, потому гораздо изящнее, лежали дары уральской природы. Красная икра пробойная, мороженая брусника, слабосолёная форель со льда, солёный хариус, маринованные опята. Завершал пиршество утончённого вкуса двухлитровый стеклянный же кувшин с сухим вином из красной рябины.
        Производством вина из подмороженной первыми заморозками красной рябины занялся Володя, автомеханик. Человек простой, надёжный и незамысловатый. Рецепт же вина из подмороженной, сладковатой рябины был старым как мир, его ещё Володин дед знал, собирая вместе с внуком по первому снегу алые гроздья в зимнем лесу. Вот внучок его и вспомнил, когда исчезли винные магазины, а сахара не стало совсем. Без сахара, который в перемолотую рябину нужно было всё-таки добавлять, вино вызревало очень кислым, но с градусами. Из него же и уксус делали, отложив пару бутылей до лета, неплохой уксус вышел. Третий год мужское население острога зимовало с напитком Володиного рецепта, с каждым разом увеличивая заготовки красной рябины по осени. В этом году, дополнительно к рябине, экспериментаторы зарядили на брожение малиновой закваской пять ведёрных бутылей с калиной, три бутыли с чёрной смородиной и, по рекомендации биолога Алевтины, две бутыли со сладковатым корнем солодки, перемолотым и залитым водой.
        Но истинным украшением стола была бутылка с подсолнечным маслом, двадцать литров которого впервые получили из семян подсолнуха, неплохо размножившегося за два лета. Супротив подсолнечника льняное и конопляное масло у магаданцев абсолютно не котировалось, по привычному для магаданца продукту скучали, пожалуй, больше, чем по хлебу. Или где-то в равной степени как минимум. Всем этим роскошеством, кроме вина, разумеется, заведовала Нина, прочно занявшая в общине место главной хозяйки. Туда она включила обязанности не только шеф-повара, но и кладовщика продуктовой кладовой. Даже при отсутствии запоров на многих дверях все магаданцы спрашивали разрешения Нины на выдачу продуктов. И в обязательном порядке отчитывались перед ней.
        - Павел Аркадьевич, - заулыбались гости, - ты нас балуешь, право слово.
        - Увы, друзья мои, увы, - не улыбнулся хозяин, помрачнев лицом. - Ужин наш, скорее, прощальный в таком составе. Ибо суждено нам завтра расстаться, как в песне «Дан приказ ему на запад, ей - в другую сторону». Прошу, подполковник, ваше слово.
        - Значится так… - Встал Пётр, взяв стакан с сухим вином в руки, долго смотрел на него, собираясь с мыслями. - До нападения царевича Маметкула, как мы знаем из истории, остаётся полгода. Точно известно, что он придёт из Сибири по Чусовой, не раньше июня - июля будущего года. Нам нужно не просто отбиться, мы сделаем это при любой численности орды, хоть пять тысяч татар. Нам нужно захватить максимум трофеев и пленных, да так, чтобы об этом знали все уральские общины. Как минимум ближайшие соседи. Проще говоря, нужен мощный пиар. Для этого мы трое - я, Николай и Анатолий - отправляемся по соседним селениям, вербовать хотя бы одного-двух добровольцев от каждого стойбища на один год.
        - Зачем? - удивился Володя, автор сухого вина. - Нам своих бойцов хватит, новичков ничему обучить не успеем.
        - И не надо их учить. Новички своими глазами увидят разгром Маметкула, разнесут об этом вести по всем окрестностям. Мы заработаем огромный авторитет, получим приток вогульских добровольцев и хорошее отношение аборигенов. - Подполковник поднял стакан. - Выпьем за удачу, вот так. Авторитет среди аборигенов нам необходим для выстраивания логистики. То есть удобной и безопасной дороги от Ярвы до Белого моря.
        - Это не всё, - продолжил разговор Павел Аркадьевич, уже сидя, - с завтрашнего дня начинаем работы по изготовлению радиоприёмников и передатчиков. Оказывается, в наших рядах скрывается инженер-радиотехник и его четырнадцатилетний сын, радиолюбитель. Стеклодувы полностью переходят в подчинение радистов. Кузнецы готовят волочильню для вытяжки медного провода, для фильер пойдёт платина, чтобы не быстро разнашивалась. Надежда уже подобрала смесь для изоляции провода, подростки займутся добычей живицы, если зимой смола не пойдёт, то будут цедить её с весны. Одновременно к середине лета оружейники подготовят два десятка пушек в передвижной комплектации, к ним тысячу снарядов. Две трети из них с картечью.
        - Однако, - выдохнули многие из приглашённых гостей.
        - Да, планы огромные, - согласился хозяин. - Но не более того, что мы уже сделали. Вспомните, с чего мы начинали, без оружия, без жилья, без денег. Выпьем за достигнутое!
        - Ура, - вполголоса прохрипели мужчины, сдвигая стаканы. Они гордились тем, что сделали за два года, гордились собой, своими близкими, своей силой и волей. Эти мужчины не лежали на диване, не пили пиво перед телевизором. Эти мужчины работали, учились, воевали, защищали своих детей и женщин. Они сделали многое и смогут ещё больше, смогут всё!
        Ранним морозным утром конца декабря 1572 года, в тёмных предрассветных сумерках стражники на воротах острога выпускали караван из трёх саней. Дружинники, что сменились час назад, не успели продрогнуть в тёплых полушубках. Они с интересом рассматривали, кто куда направляется. На одних санях Николай с Ваней сворачивал налево, к верховьям Ярвы. В места знакомые, продать кое-какой товар да разведать переходы к северным рекам, если удастся, проверить дорогу к притокам Печоры. Петро с двумя дружинниками и Толик с помощниками спускались по Ярве вниз. Там их пути разойдутся: Петро повернёт в верховья Чусовой, а сыщик свернёт в сторону Камы. Агитировать против Маметкула там особо некого, много русских селений и земли строгановские. Но именно туда двигался помощник и супруг главного химика, в надежде раздобыть в районе будущих Березняков несколько пудов кальвинита.
        Надежда ещё осенью предостерегла командиров, что запасы селитры не бесконечны. Все обнаруженные пещеры вычищены, будут ли ещё находки, неизвестно. Без селитры поселенцы рискуют остаться безоружными, порох и азотную кислоту получать будет не из чего. Самим производить ямчуг, как его называют нынешние русские, дохлый номер. Для возникновения селитры нужно время и большое количество животных отходов, навоз к примеру. При мизерной численности конского поголовья и самих магаданцев выхода селитры естественным путём не хватит даже на ложку пороха. Тут же, предупреждая панику среди командиров, главный химик предложила достать кальвинит, которого с двадцатого века в Березниках добывают огромное количество.
        Из этого сырья Надежда обещала изготовить другую взрывчатку, более мощную, чем порох. Главное же, договориться на поставки кальвинита, тогда военная безопасность магаданцев гарантирована. Потому и отправлялся на добычу кальвинита Анатолий, что жена рассказала ему все признаки минерала, его внешний вид и возможные места добычи. Сыщик помимо денег вёз с собой ассортимент всех товаров, производимых в остроге, чтобы заинтересовать местных жителей в добыче стратегического сырья. Конечно, и задачу пиара никто не отменял, приглашать русских на реку Ярву сыщик будет, напоминая, что земли там не царские и не строгановские, церковной десятины нет, налогового тягла первые пять лет не будет, рай на земле, а не жизнь.
        Петро ставил своей целью создать плотную сеть информаторов по своевременному обнаружению орды Маметкула. Как бы пригодилась летом радиосвязь, но подполковник понимал, что за полгода на ровном месте ничего не выйдет. Инженер-радиотехник Игорь Глотов вместе с четырнадцатилетним сыном за прошедшее время с помощью стеклодувов пока смастерили несколько ламповых диодов малой мощности. Резисторы и конденсаторы, как более простые радиодетали, получались гораздо легче; их семейство Глотовых наловчилось даже тестировать и распределять по размерности. Для этого находчивый инженер использовал динамо-фонарик и пару сотовых телефонов. Формально простейший детекторный приёмник можно собрать хоть сегодня, но кто будет транслировать передачи? У командиров была огромная надежда получить результат через пару лет, учитывая, что параллельно Глотовы работали над компактными элементами питания. Конечно, слишком много свалилось на двух человек, даже принимая во внимание помощь стеклодувов, а куда деваться? Все магаданцы понимали, что связь важнее оружия и денег. Будет быстрая связь, никакие опасности не страшны, при
нынешних скоростях.
        До создания работающей радиосвязи предстояло дожить, пользуясь несовершенной коммуникацией шестнадцатого века. Проще говоря, Пётр направлялся подкупать себе осведомителей и сообщников. Любых аборигенов, заинтересованных в защите от татар или противодействии им. Потому вёз горсть серебряной мелочи, наконечники для стрел, другие товары не столько для продажи, сколько для вербовки охотников. После вчерашнего разговора, когда командир убедился в поддержке своих мыслей друзьями и обозначил ближайшие этапы развития магаданцев, на душе подполковника стало спокойно. Как говаривал незабвенный Никита Сергеевич Хрущев, правда, по другому поводу: «Цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи».
        Петро улыбнулся, вспомнив, что так выражался генеральный секретарь КПСС Никита Хрущев по поводу строительства коммунизма, который так и не построили. Надо осторожнее с цитатами, а то будет, как у Черномырдина: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Берега Чусовой, затянутые снегом, абсолютно белым, какого в двадцать первом веке, пожалуй, на Урале не встретишь, настраивали на лирический лад. Лошадь неторопливо двигалась по неглубокому снегу, иногда подскребывая копытами по льду. Нынче, с помощью бывших пленников и наёмных дружинников, магаданцы научились подковывать лошадей. Не обошлось, конечно, без травм, Володя, например, две недели лежал с отбитой ногой, слава богу, обошлось без перелома. Зато теперь магаданские лошадки уверенно вели себя на льду, не боялись упасть, да и груз тащили тяжелее, чем неподкованные кони татар. Мужчина прилёг в санях, глядя на облака, и стал вспоминать оставленную в остроге подругу, Ларису. К этой зиме в остроге все женщины нашли своё счастье, одинокими остались лишь Николай и Елена.
        Николай в силу лёгкого характера и «разъездной работы» подругу не искал, а Елена, занятая воспитанием Машеньки и работой в школе, вполне этим удовлетворилась. И не просто удовлетворилась, в бывшем завуче провинциальной школы открылся талант, настоящий талант администратора, управленца. Теперь её даже магаданцы звали исключительно по имени-отчеству, Елена Александровна. Аборигены же, что крестьяне, что дружинники, смотрели завучу в рот и слушали её с полуслова. Несмотря ни на что, осенью, получив в своё распоряжение достаточное количество тканей, магаданки нашили себе одежды. Любой, от коротких штаников и юбок до длинных брюк, платьев, рубашек с роскошными декольте. Купальники, слава богу, ещё не кончились, к ним аборигены привыкли, как пришлось привыкать и к женской и мужской одежде двадцать первого века. Магаданцы демонстративно сохраняли образ жизни из своего прошлого, не стараясь подстраиваться под шестнадцатый век.
        Последний год, выйдя из кризиса, женщины бравировали памятью прошлого, загорали в купальниках, бегали в шортах и юбках, одевали детей и мужей в лёгкие одежды. Было пару инцидентов с татарами и, что интересно, с бывшими стрельцами, которые плевались и пытались отругать непотребных женщин, гулявших в коротких юбках и простоволосыми. До более серьёзных действий, к счастью, не дошло. Командиры и офицеры провели грамотную воспитательную работу со всеми аборигенами, разъяснив, что таковы порядки в царстве Магаданском. А им, даже не магаданцам, нечего соваться со своим уставом в чужой монастырь. Аборигены успокоились, а женщины, в свете последних событий, когда осенью Николай привёз много тканей из Чердыни, Лариса всем напаяла золотых украшений, на столах появилась знакомая картошка и помидоры, облегчённо вздохнули. Впервые, пожалуй, за последние два года, прожитые в напряжении и страхе, люди почувствовали себя в безопасности. К Новому году все магаданские дамы пошили себе и детям новые роскошные наряды, в которых, видимо, полностью расслабились. И, как следствие, из восьми женщин острога четверо уже
беременны.
        В это дело внёс свою лепту и Валентин, громогласно заявивший следующее:
        - Рожайте, милые дамы, сейчас, пока все молодые и лекарств достаточно. Через десять лет будет поздно, срок годности препаратов выйдет, да и ваши организмы с родами будут тяжелее справляться.
        Его слова были восприняты как руководство к действию, и не только женщинами, но и мужчинами. Тех подруг, кто ещё не готовился стать матерью, усердно «уговаривали» мужья, каждую ночь. В связи с этим остро встал жилищный вопрос, разгораживать небольшие комнаты, отделяя детей, становилось просто физически невозможно. Командиры решили строить ещё одну «многоэтажку», внутри острога. Хотя места там почти не оставалось, но новое общежитие решили ставить, как своеобразный донжон, крепость внутри крепости. С крепкими запорами, из окованных железом дверей, с хозяйственным первым этажом, без окон, но с бойницами.
        Окна в деревянном донжоне, с крепкими ставнями, начинались с высоты пяти метров, на уровне второго этажа. А всего планировали четыре этажа, по две семьи на этаж, остальные расширятся в старом общежитии. Сомнения плотников, выдержит ли рубленая стена такую нагрузку, пусть из метровых в диаметре лиственниц, развеяли инженеры. Они предложили стальные штанги для стяжки стен и полов, чтобы те не разъехались. А печи ставить на сквозной каркас из стальных уголков. Таким же образом организовали фундамент, поставив первый, самый нижний венец не на камни, а на чугунные плиты, связанные стальными стяжками. Если и будет гулять фундамент по вертикали, то не расползётся, однозначно. «Ну, ежели так, оно, конечно», - почесали затылки мужики и принялись за работу. Комнатки в новом доме вышли небольшие, по двенадцать - пятнадцать квадратных метров, зато квартиры у всех трёхкомнатные, с кухней и санузлом. С этим сан-узлом основные проблемы и возникали.
        Сколько испортили нервов и материала литейщики, пока не научились отливать водопроводные и канализационные трубы из чугуна. Нет, можно и толстостенные трубы применять, но тогда дом развалится под тяжестью канализации уже на третьем этаже. Хотели даже медные трубы сварганить, Валентин отсоветовал, боясь отравлений, чистые металлы травят не хуже свинца. Пока не будет латуни, трубы делать лучше стальные или чугунные. Медь же пустили на краны, самые примитивные, но крепкие. Все эти эксперименты сильно сдерживали водопроводчиков. Так что строительство дома заметно опережало монтаж коммуникаций, видимо, так будет во все времена. Судя по скорости отливки качественных труб, ожидать новоселья можно не раньше мая месяца. Ну, хоть стимул для женщин появился, в ожидании официального новоселья обзаводиться отдельной посудой, выдумывать новую мебель и другие, чисто женские заморочки, вроде занавесок на окна, штор и постельного белья.
        С такими запросами купленной в Чердыни материи хватит, дай бог, только до новоселья. Дальше мужчины не задумывались, все готовились к предстоящему сражению с Маметкулом. Главной задачей, кроме еженедельных тренировок, за которыми присматривал Валентин, единственный оставшийся в остроге офицер, командиры считали создание наибольшего запаса патронов и снарядов. Этим мужчины и занимались, получая истинное удовольствие от вооружения, способного шокировать татарскую орду. С учётом отвлечения радиотехников, на помощь пришли жёны крестьян, да и дружинников привлекли к истинно мужскому занятию. Все они процедуру отливки пуль и заполнения патронов порохом, с запыживанием туда пули, восприняли спокойно. Настоящий воин должен сам заботиться об оружии, тогда оно не подведёт. Так что рабочих рук хватало.
        Все трое агитаторов вернулись в конце февраля, в течение одной недели, словно сговорились. Несмотря на усталость, лица путешественников светились от радости и удовлетворения. Как выразился Павел Аркадьевич, выслушав отчёты: «Удача помогает смелым». То, что поездки выдались успешные, поняли все жители острога, включая дружинников. С каждым из вернувшихся магаданцев прибыли от пяти до восьми мужчин, по большей части молодёжь. Но с берегов Камы, с молодыми парнями прибыл и мужичок лет тридцати пяти, приказчик одного из тамошних купцов. Трифон, как назвался приказчик, вызывал впечатление грамотного, пронырливого торговца. Ну, каким ещё быть приказчику?
        Так вот, кроме новых рекрутов, Толик привёз добрую тонну искомого материала для своей жены, на двух санях, и Надежда подтвердила, что это именно то, что нужно. Так что Трифон погостил в остроге три дня, получил заверения от командиров в закупке «неправильной соли» по оговорённой цене и в любых количествах, после чего отбыл домой, пообещав до ледохода привести настоящий караван с товаром. Среди магаданцев изначально было условлено, что кальвинит закупают не для пороха, упаси боже. Эта «неправильная соль» необходима для изготовления новых сортов стекла, и всего лишь. С такой уверенностью и уехал приказчик, так и не узнавший, что немцы-магаданцы сами варят порох. Потому как командиры единодушно жаловались на нехватку пороха, на его дороговизну, надеялись на новую поездку в Чердынь. Да и Толик искал добрых проводников до Чердыни и дальше в Холмогоры. Сметливый приказчик сам связал эти поездки с нехваткой пороха, многие на Руси знали, что англичане привозят в Москву ямчуг (селитру) и порох через Холмогоры, что магаданцев вполне устроило.
        Начиная с этой весны, магаданцы усиленно распускали везде слухи о скопленных запасах пушнины, которую собираются увезти на продажу в Холмогоры. Петро предложил распустить подобную информацию, чтобы орда Маметкула не прошла мимо богатой добычи, обязательно заглянула в гости к магаданцам, которые, между прочим, азартно готовились к наступлению лета. Всего за неделю после поступления кальвинита Надежда отработала технологию получения пороха из этого минерала, а затем и взрывчатки, аналога аммонала, коей стали начинять пустотелые снаряды. Взрыватели к ним были давно готовы, оставалось провести испытания, которые Петро заставил переносить из острога на полигон.
        Место для полигона выбрали заранее, в паре километров ниже острога по течению Ярвы, на удобном бойце. С вершины бойца, самой природой подготовленной для расположения огневой точки, пушки удачно контролировали добрых два километра реки Ярвы и самой речной долины. По не растаявшему снегу, на вершину бойца Пушкарского, как предложил его назвать Павел Аркадьевич, затащили четыре орудия из новых, на колёсных лафетах. Испытания нового фугасного снаряда прошли выше всех похвал, хотя взрыватель пару раз отказывал. Затем, пока не стаял снег, пушкари пристреляли все направления болванками. И замаскировали орудия, установив там постоянный пост охраны.
        Приближалось лето, нервы магаданцев натянулись до предела в ожидании сражения. Как выразился один из инженеров, Сергей, Маметкул примет у магаданцев защиту диплома на право жить в шестнадцатом веке по своим законам двадцать первого века. Пока магаданцы сдавали лишь экзамены и зачёты по своей компетентности. Смогут они защитить диплом Маметкулу, станут полноправными участниками политической игры на планете Земля. Если не смогут, такого быть не должно, всё равно смогут, общим решением мужчины поправили Сергея. Остальные жители острога ничего подобного не знали, потому продолжили трудиться, как обычно.
        В мае крестьяне распахали и засеяли овсом свои поля на другом берегу Ярвы, удивившись, что магаданцы распахивают под картошку не привычную полосу возле острога, а нашли новую поляну в трёх километрах выше по течению Ярвы. Там же магаданцы высадили большую часть подсолнухов, помидоры, огурцы, не поленившись огородить от зверей новые посадки. И уговорили крестьян распахать оставшуюся часть новой поляны, засеять её дополнительно овсом. Говорить о предстоящем набеге уверенно командиры не стали, но намекнули, что слухи о набеге имеются. Крестьяне, с легкомыслием фаталистов отметили, что слухи о набегах идут каждый год, как и о засухе, потому они ничему не верят. Однако, когда Павел Аркадьевич назвал рекомендацию засеять дополнительные площади овсом, решением общества, крестьяне покорились. Они умели жить в коллективе, умели держать данное слово.
        Война войной, а жить надо, решили командиры и направили-таки своих торговцев со стандартными товарами вверх по Чусовой и по Ярве. Кроме того, одна лодка под командованием Елены Александровны с двумя дружинниками отправилась на Куйву, где аборигены ждали обещанного год назад товара, добывали алмазы и платину, столь необходимые для неокрепшей промышленности магаданцев. Елена Александровна за зиму отвела душу в остроге, замучила всех магаданцев своей дисциплиной и требовательностью. Даже Петро качал головой, не решаясь делать замечания бывшему завучу, формально она всё делала правильно. Но как-то слишком правильно, успевала проверить всех и вся, спала не больше четырёх часов в сутки. Потому магаданцы, даже женщины, с облегчением вздохнули, когда Елена Александровна изъявила желание прогуляться до Куйвы. Общее мнение выразил Сергей: «Хоть месяц отдохнём от „железной леди”». Все отплывавшие торговцы понимали необходимость быстрейшего возвращения и клялись не задерживаться. А Николай, отплывавший вверх по Ярве, даже прихватил с собой первый экспериментальный примитивнейший искровой радиопередатчик, для
испытания.
        С радиоинженером Максимом они условили время передач, когда Коля будет отстукивать ключом единственный сигнал азбуки Морзе, который помнили магаданцы - три точки, три тире, три точки, якобы это «SOS». Спорить со знатоком никто не стал, важен сам факт прохождения и приёма сигнала, да проверка дальности связи. На более близких дистанциях в пару километров Максим своё изделие уже проверял. Сейчас изобретатель пытался изменить конструкцию аппарата для полноценной голосовой связи, чтобы не изобретать азбуку Морзе повторно. Ну, и динамики с микрофонами конструировал, естественно. Такой успех не мог не радовать магаданцев, принявшихся мечтать о дальних плаваниях и прочих путешествиях. Когда можно уплыть далеко, не теряя постоянной связи с друзьями, которые всегда придут на помощь в трудный момент.
        Едва установилась уверенная тёплая погода, Петро с Валентином приступили к минированию дальних подходов к острогу. Ниже бойца Пушкарского, почти в пределах прямой видимости и дальности пушечного выстрела, река Ярва протекала между двумя высокими скалами, свыше полусотни метров высотой каждая. В самом узком месте расстояние между подобными «воротами» составило сорок пять метров. Весьма удобное место для засады, вернее для блокирования орды Маметкула, поскольку магаданцам надо было не отбить нападение татар, а полностью уничтожить орду, пленить выживших. Если грамотно взорвать скалы, они перекроют путь любой армии как минимум на несколько часов. А этих часов у татар не будет, поскольку взрывать скалы Петро собирался после боя у острога, когда Маметкул начнёт отступление. В том, что отступать татарам придётся, не сомневались даже дружинники, особенно из бывших кучумовцев.
        Две недели ушли у офицеров, чтобы грамотно заминировать скалы, а провода дистанционного подрыва протянуть на безопасное расстояние, маскируя их в расщелинах и под дёрном. На место взрывника назначили аманата Ваню, парню было пятнадцать лет, случись какая непредвиденная заминка, он сможет уйти от погони. Но планировали операцию тщательно, предусматривая любые случайности. Молодой вогул несколько раз поработал динамо-машинкой фонарика, взрывая маленькие заряды, великолепно запомнил последовательность действий. Затем выбрал себе место наблюдения и тропу отхода. По этой тропе парень прошёл и пробежал раз десять, пока не запомнил все камешки на пути. Вполне возможно, после взрыва ему придётся убегать от преследования, пусть у Ивана будет преимущество в знании тропинки.
        В остроге в это время усиленно тренировали новичков, намереваясь их использовать вторыми номерами пушкарских расчётов, а высвободившихся ветеранов вооружить ружьями. Кроме того, командиры вдруг заинтересовались обучением распашной гребле вёслами дружинников. На все лодки, достаточно длинные, поставили три пары уключин, изготовили к ним вёсла, и дружинники целыми днями тренировались в скоростной гребле. Сначала просто так, потом с нагрузкой в виде шести-семи стрелков-пассажиров. Потом стали тренироваться стрелять из лодок по мишеням на берегу. А к середине июня выбрались на всех лодках в Чусовую, спустились подальше от селения и устроили настоящую тренировку в стрельбе по берегу и по плавающим мишеням из лодки.
        Через неделю вновь провели выездные стрельбы, уже с лучшими результатами. А в конце июня два десятка стрелков на трёх лодках отправились под командованием Николая, вернувшегося с верховьев Ярвы, вверх по Чусовой. Плыли дружинники налегке, прихватив лишь запас продуктов на две недели. Все остальные магаданцы остались в остроге, ждать. К этому времени вернулись все торговцы, с очередными меховыми связками, вдвое больше прошлогодних. Популярность магаданских товаров росла, аборигены предпочитали оставить добытые шкуры для покупки нужных железных и стальных изделий у магаданцев, нежели сдавать в ясак. Елена вернулась с Куйвы с богатой добычей, наторговала едва не пуд платины, добрых сто граммов алмазов. Да золота намыла килограммов пять, пока торговала. И пушнину не забыла, привезла.
        Всё складывалось, как говорили классики, «согласно предусмотренному плану». Дружинники разбили лагерь в одном дне пути от Ярвы, если плыть туда по течению Чусовой, против течения добираться пришлось почти три дня. После чего ежедневно отправляли дозор вверх по реке, собирать слухи в вогульских селениях и ждать приближения орды Маметкула. Ждать пришлось как раз две недели, как по заказу. Едва утром открыли последние туеса с копчёным мясом, доели последние сухари и Николай поздравил всех с окончанием боевого дежурства (вот непонятные немецкие слова), как появились первые лодки. Это были лодки вогулов, рискнувших убежать при виде огромного войска, заполонившего всю Чусовую и её берега. Беглецы рассказали, что плывут два дня и две ночи, едва успели прыгнуть в лодки при виде татар, налетевших на стойбище.
        Они же пояснили примерный порядок построения передовых отрядов орды. Первыми шли пять-шесть лодок, гружённых шатрами Маметкула и его гарема, котлами для приготовления пищи и запасом продуктов. По берегу лодки сопровождала конная полусотня, разгонявшая всех вогулов, имевших неосторожность попасть под руку. Эти «квартирьеры», как правило, по указанию царевича сами выбирали место для ночлега предводителя орды, на чистом нетронутом берегу. Потому никто не смел обгонять квартирьеров, чтобы не осквернить выбранное место недостойным прикосновением. На почтительном расстоянии в два полёта стрелы (около полукилометра) за квартирьерами следовала сотня охранения и обслуга, на плоскодонках, загруженных всем необходимым. И только потом доходила очередь до воинов основной орды, шедших в поход своими улусами, под командованием ханов и их сыновей.
        Удивлённый такой осведомлённостью, Николай поинтересовался её причиной. В ответ прозвучал непосредственный ответ: «Всегда так было. По своей земле орда идёт этим порядком, на чужой земле перестраивается. Тогда первыми идут сотни разведки и охраны, потом телохранители хана, за ними квартирьеры. Остальные позади». Офицер вопросительно взглянул на двух татар, бывших в его отряде. Те согласно кивнули головой. «Однако на кой чёрт моя разведка, довольно было спросить Амира и Батыра», - раздосадованный своей тупостью, майор прикидывал план действий в свете новых данных.
        - Бойцы… - Дружинники привычно вытянулись, поедая глазами командира. К его непонятным словам они привыкли давно, относя это на счёт «немецкого» происхождения. - Бойцы, ставим лодки за этим мысом, при появлении передового отряда противника первое и второе отделение ведёт огонь на поражение конного сопровождения. Третье отделение на лодке выдвигается к передовым лодкам противника и захватывает их. При сопротивлении лодочников беспощадно уничтожить. После захвата лодок противника берём их на буксир и спешим вниз изо всех сил. Задача ясна?
        - Так точно, - глухо выдохнули бойцы.
        - Тогда обсудим подробности.
        Обсуждали недолго, распределив цели и обязанности, бойцы разобрались по своим местам. Ждали недолго, почти ровно в полдень из-за поворота выплыли пять больших лодок, гружённых доверху какой-то тканью. В лодках сидели по три человека - двое гребцов и рулевой. Укрытые прибрежными кустами, дружинники ждали сигнала. Вот и конная полусотня рысью шла по берегу, немного отстав от лодок. Минуты ожидания текли медленно, как во сне. Наконец, лодки и всадники достигли невидимой линии атаки.
        - Огонь, - выдохнул Николай, неторопливо выжимая спусковой крючок. Грохнул выстрел, выбранная цель упала с коня. Офицер торопливо переломил ружьё, меняя стреляную гильзу на новый патрон. По ушам уже били разнобойные выстрелы двух отделений. Лодка третьего отделения уже летела наперехват квартирьерам. Гребцы показали рекорды скорости, едва не протаранили ближайшую лодку. Пара секунд заминки, один из дружинников прыгнул в лодку квартирьеров, раздавая оплеухи растерявшимся татарам. Остальное отделение уже плывёт дальше, к следующим целям.
        Всё это сыщик замечает боковым зрением, азартно расстреливая последних живых татар из полусотни сопровождения. Выстрел, ещё один, ещё. Всё, всадников в сёдлах больше нет.
        - В лодки! - кричит майор, не слыша своего голоса, и толкает стоящего рядом дружинника в плечо, показывая на лодки. Спешит забраться в ближайшую лодку сам, удивляясь, что оказывается в ней последним. Вроде быстро всё делает, а бойцы опередили, молодцы. Щёлкает стрела, впившаяся в борт лодки, на лучника сразу направлены три ружья, дружинники залпом изрешетили раненого всадника, сумевшего собраться для выстрела. На всякий случай один из бойцов внимательно контролирует берег с ружьём в руках.
        Всё происходит быстро, не прошло и пяти минут, а захваченные квартирьеры плывут бок о бок с дружинниками в лодках. Бойцы распределяются по трофейным лодкам за какие-то мгновения. Призовые команды расписаны заранее, как и бойцы прикрытия. Однако из-за мыса уже вытягивается охранная сотня, погоняющая коней во всю силу. Бойцы прикрытия сразу открывают огонь, хотя до татарской сотни почти двести метров. Главное, не дать им приблизиться, пусть падают, останавливаются, теряют темп. Поэтому бойцы из лодок начали стрелять по коням и татарам охранной сотни, выбирая крупные мишени, их товарищи усиленно выгребают вниз по течению Чусовой.
        Пока трофейные лодки набирают скорость, бойцы успевают сбить с ног до десятка коней. Погоня сбивается в кучу, задерживается. Восемь лодок в это время пытаются разогнаться, гребцы работают изо всех сил, набирая темп. Это на трофеях изо всех сил, а на лодках прикрытия все бросили вёсла и ведут прицельный огонь, сидя в медленно плывущих по течению скорлупках. Преследователи не отстают, даже нагоняют на какое-то время магаданцев. Увы, им это не помогает, лишь увеличивается точность стрельбы. Очередной раз, запустив руку за патронами в подсумок, Николай ничего не находит.
        «Однако первый десяток освоил», - приходит азартная мысль. Рука спускается в другой подсумок и забивает новый патрон в ствол ружья.
        Выстрел, ещё, ещё и ещё. Стоп, последние пять всадников поворачивают назад. Хватит.
        - Прекратить огонь! - Голос тридцатитрехлетнего офицера неожиданно даёт петуха, срывается на визг. Николай кашляет, едва не захлёбываясь. С трудом успокаивается и хохочет. Его подхватывают бойцы, один за другим. Спустя пару минут громко смеются все бойцы, глядя на испуганных квартирьеров. Просмеявшись до слёз, офицер успокаивается, пора работать. - Хорош. Подобрать гильзы, гребцы, на вёсла. Выходим на крейсерскую скорость. - Опять непонятные немецкие слова.
        Остаток дня ни одного преследователя за собой дружинники не заметили, видимо, изрядно напугали кучумцев. Несмотря на это, отдыхали в устье Ярвы, где ещё недавно было стойбище вогулов, неделю назад откочевавших подальше на север, всего полчаса. Быстро перекусили, разбросали мелочь из захваченных шатров, чтобы её заметили преследователи обязательно. Прошли ногами по песку на берегу к руслу Ярвы, чтобы даже дурак понял, куда свернули нахальные грабители. По Ярве плыли до самой темноты, подменяя гребцов каждые полчаса, благо в июле ночи короткие. Когда стемнело, Николай включил на передовой лодке фонарик-динамо. Захваченных квартирьеров впечатлило, один едва не выпрыгнул из лодки, с криками «Шайтан, шайтан!».
        К счастью, всё когда-либо кончается, и к двум часам ночи команда прибыла на родные берега. Их встречал Пётр, разбуженный караульными.
        - Принимай, командир, товар, - спрыгнул на берег Николай, довольный донельзя. - Шатры самого царевича Маметкула. Теперь, полагаю, он мимо нас не проплывёт. В устье Ярвы мы намусорили, даже генерал поймёт, куда свернули. Утром прибудут, никуда не денутся.
        - Молодцы, все целы?
        - Ни царапины, постреляли знатно, почти полторы сотни положили, - вывалил удачный результат майор.
        - Ладно, выгрузимся, расскажешь.
        Уснул Николай под утро, когда в комнате было совсем светло от лучей восходящего солнца. Несмотря на удачный бой, погоню и чаепитие у командира, во время которого он заново пережил всё, о чём рассказывал, уснул офицер быстро и легко. Три года, прожитые в шестнадцатом веке, изменили психику людей из будущего. Они не только научились разделывать убитых животных без всякой брезгливости, но и убивать врагов привыкли. Убивать, защищая себя и своих близких, не теоретически, как в войнах двадцать первого века, а зримо. Отлично понимая, что именно не убитый тобой враг лично изнасилует и замучает пытками твою жену, сделает рабом твоего сына, сожжёт твой дом. Все теоретические рассуждения о гуманизме и ценности человеческой жизни исчезают, когда на пороге дома стоят враги.
        Такие изменения в психике произошли не только у мужчин, женщины и дети насмотрелись за три года достаточно, чтобы рассуждать так же. О местных жителях и говорить не надо, они врагов убивают так же спокойно, как режут куриц или потрошат рыбу. Несмотря на это, до пыток магаданцы ещё не опустились, слава богу, не было причин мстить врагам подобным способом. А добывать информацию пытки, к сожалению, не помогают. Под страхом боли человек скажет всё, что угодно, всё, чего хочет палач. Тут никакой правды не найдёшь. Потому и старались магаданцы сохранить из будущего те навыки, которые не мешают выживанию, более того, помогают строить достойную жизнь. Вроде умения создавать порох и взрывчатку, делать ружья и патроны, ту же картошку выращивать, наконец.
        Проводив Николая, Пётр не стал ложиться в постель. Он взглянул в окно на разгорающийся на востоке восход солнца, долго стоял, рассматривая появившийся сегмент светила красного цвета. Ни о чём не думал, всё уже давно передумано. Подполковник стоял, наслаждаясь последними спокойными минутами перед боем. В его жизни были подобные рассветы, один раз он готовился к смерти, встречая рассвет. Как думал тогда, последний рассвет в его жизни. Сегодня он не собирался умирать, слишком близко за спиной его родные и любимые люди. Сегодня он впервые смотрел на рассвет перед боем без фатализма, с твёрдой уверенностью, что выживет и всё сделает, как задумал.
        Над маленьким островком из будущего неспешно поднималось солнце, освещая неказистые бревенчатые постройки. Караульные вдыхали тёплый июльский воздух, так и не остывший толком за короткую летнюю ночь. В конюшне просыпались лошади, рядом блеяла коза, Машина кормилица. Подполковник взглянул на часы, шесть утра ровно, пора. Он проверил поясную кобуру с револьвером, нож на боку, поправил привычно сшитую по заказу армейскую кепку. Закинул на плечо ружьё и отправился на двор, пора.
        Глава 7
        Когда Маметкулу доложили о нападении на квартирьеров, он не поверил. Решил, что напились бездельники, проспали, забыли приготовить обед. Всё, что угодно, но не нападение на своей земле, среди белого дня, перед самым носом у охранной сотни. Но когда верный Камша рассказал подробности нападения, царевич впал в бешенство. Избил попавшего под руку слугу, сбил на землю приблизившегося охранника, долго бил его сапогами, пока не ушиб носок правой ноги. Только тогда, прихрамывая, отошёл к невозмутимому Камше, спокойно ждавшему у шатра.
        - Ну, - мрачно спросил царевич, прислушиваясь к боли в ноге, не сломал ли палец в горячке.
        - Я отправил за разбойниками две сотни из отряда Наркубая. Среди них есть опытные охотники, разбойники от них не уйдут. Если ты желаешь поймать нахалов, надо двигаться в путь, - поклонился Камша, ниже и дольше, чем обычно. Понимал старый воевода, что чувствует Маметкул, и не желал рисковать своей жизнью.
        - Коня мне, - царевич наконец успокоился, палец на ноге всего лишь ушиблен, переломов нет. - Бегом!
        В движении трёхтысячной орды ничего не изменилось, несмотря на небольшой инцидент с нападением на квартирьеров. Ничего страшного, у могучего Маметкула всё равно два комплекта шатров. Как же иначе? Неужели хан будет спать на свежем воздухе, когда квартирьеры с утра спешат разбить шатёр на вечерней стоянке? Если дождь промочит шатёр, неужели великий Маметкул будет спать в сыром? Потому и отвечали за два комплекта шатров две разные команды, чтобы никакие случайности не помешали походу великого Маметкула, правой руки Кучума, потомка Чингисхана.
        Остаток дня для царевича прошёл относительно спокойно, не считая получаса, затраченного на осмотр трупов стражников охранной сотни, которых не успели убрать с глаз Маметкула, как убитых охранников квартирьеров. Не найдя на трупах ни единой резаной раны, царевич поинтересовался у Камши, с какого расстояния были убиты стражники.
        - Оставшиеся в живых трусы кричали, что их расстреляли с расстояния двести и даже триста шагов, - пожал плечами воевода, сам не поверивший в такую глупость.
        - Сколько их было? Две, три сотни? - Маметкул не был новичком и представлял, что для попадания в сотню целей нужно в три-четыре раза больше пищалей. Пусть выжившие трусы лгут и враги стреляли с полусотни шагов, даже тогда стрелков должно быть не менее полутысячи.
        - Все выжившие подлецы уверяют, что стреляли три десятка человек, не больше. Но заряжали свои пищали за пару ударов сердца, не дав возможности прорваться к ним даже верхом, - предупреждая дальнейшие расспросы, выложил всю важную информацию Камша. - Ни одного из них не нашли, судя по отсутствию следов крови, разбойники уплыли невредимыми.
        - Надо спешить, - совершенно спокойным голосом сказал Маметкул. Он оценил информацию о разбойниках и понял, что может захватить в свои руки скорострельные пищали. А если выжившие трусы не врут, то и дальнобойные, с завидной точностью боя. Пусть пищалей немного, три десятка, но у хана есть искусные мастера, если нужно, купит других. Они сделают ему сотню, две сотни новых, дальнобойных пищалей. Тогда можно задуматься о расширении владений. Тьфу, тьфу, не сглазить бы. Плюнул незаметно через левое плечо Маметкул, покосившись на Камшу. Тот вовремя отвернулся, стараясь не смущать хана.
        Следы разбойников нашли перед самым закатом, на отмели в устье реки Ярвы валялись вещи из украденных лодок, там же оказались следы ужина, отпечатки сапог на земле. Охотники из отряда Наркубая ползали на четвереньках по отмели, нюхали следы, растирали в ладонях землю из следа. Потом старший из них подбежал к ожидавшему в седле Маметкулу, упал у стремени на колени, поклонился до земли.
        - Говори, - кивнул Камша.
        - О, великий, на берегу останавливались два десятка мужчин, они за полчаса поели и отплыли вверх по Ярве. Два часа назад, не больше. Следов не скрывали, из них двое татар, остальные русские. Один чужой, не русский и не татарин. Он старший у них, высокий, сильный. У всех разбойников пищали с собой, мы таких не видели. Всё, о великий.
        - Следов, говоришь, не прятали? - задумался царевич, изрядно вымотавшийся за сегодняшний трудный день. Скоро стемнеет, идти ночью за хитрым и наглым врагом не стоит. Кто знает, какие в ночи западни приготовлены для татар? Лично он, Маметкул, обязательно ловушки настроил бы на месте разбойников. Надо полагать, их атаман не дурак, ночью его не взять. Хотя?
        - Так, Камша, - спрыгнул на землю царевич, - ночуем здесь, места всем хватит. Трёх охотников отправь вверх по реке, пусть идут тихо, но всю ночь. Чтобы утром мы знали, кто и где, сколько их, и всё остальное. Ясно?
        - Да, великий, - поклонился воевода, тут же растаяв в сгустившихся сумерках. У него много хлопот, разместить караулы, выставить выше и ниже по течению сторожевые сотни. Ночью подняться пару раз, проверить караулы да кашеваров разбудить, чтобы вовремя всех накормили. Приструнить коноводов, чтобы у соседей в табунах не баловали ночью. Да мало ли что ещё. Много хлопот у старого воеводы, все не вспомнить да и не переделать.
        Долго не мог заснуть той ночью Маметкул, почему-то лезла в голову всякая глупость. Вспомнилось детство, скачки на молодых жеребцах, без сёдел, охлюпкой. Вспомнилась степь, которую он года два не видел, всё горы да горы, будь они прокляты. Вспомнилось проклятье того шамана, что в молодости, много лет назад, молодой Маметкул велел сжечь на костре. Тогда он не выдержал, зарубил старика, не дав закончить его проклятье. Теперь царевич понимал, что хитрый шаман угрозой проклятья вынудил молодого, глупого хана подарить ему лёгкую смерть. Сегодня Маметкул очень понимал шамана, очень. Почему только сейчас вспомнился тот шаман из давно ушедшей молодости? Может, его непроизнесённое проклятье всё-таки начало действовать?
        Испугавшись одной этой мысли, хан провалился в темноту сна, чтобы тут же проснуться утром, с улыбкой, забыв все ночные мысли и страхи. Утром упала обильная роса, верный признак жаркого солнечного дня, удачного дня! Хан с наслаждением умылся чистейшей холодной водой, доставленной воинами из родника. Быстро перекусил вкуснейшей жареной олениной, пересыпанной жёлтым рисом, с изюмом из Мараканда, лучшим изюмом во всей Азии. Встал, потянулся, даже подпрыгнул от избытка сил и великолепного настроения. Словно чувствуя, подбежал охотник, за ночь выследивший гнездо разбойников. Быстро доложил всё по существу, коротко, чётко, подробно, без излишеств. Доклад только улучшил настроение Маметкула.
        Всё отлично, разбойничье логово известно, судя по размерам, там не более двух сотен подлецов. Его воины разорвут этот сброд ещё до полудня, какие бы пищали там ни были. Надо предупредить, чтобы всех не убивали, обязательно пригодится пара живых, чтобы поговорить подробно, со вкусом. Поспрашивать, откуда пищали, кто делал, кто продал, кто надоумил на царевича напасть, хорошо поспрашивать, вдумчиво. Где там Камша? Старый воевода напомнил хану, что именно в этом селении живут чужаки, среди которых есть мастера-стеклодувы. Именно эти чужаки обманом выманили часть ясака с окрестных вогулов, а осенью собирались увезти меха на Русь. Если лазутчики не лгали, в остроге ждёт неплохая добыча, меха, умелые рабы и дальнобойные пищали.
        Утро продолжало радовать хана и дальше, раз за разом подтверждая его выводы. Как царевич и полагал, до разбойничьего логова вся орда добралась за три часа, ещё до полудня, спешили, но без торопливости. Трусливые чужаки даже не попытались задержать орду, устроив на реке завал из деревьев, как любят русские. Воистину трусы теряют разум от испуга, сам бы Маметкул при численном превосходстве врага, не преминул устроить завалы по всей Ярве. Впрочем, вот они, чужаки, до полудня оставались ещё два часа, вполне достаточно, чтобы сравнять разбойничий курятник с землёй. Прикинув направление ветра, Маметкул выбрал место для шатра с наветренной стороны, чтобы дым сожженного острога не мешал отдыхать. Дождался, пока раскинут шатёр, кивнул головой на уже стоявший шатёр своего походного гарема, пусть ведут всех, отдыхать будем.
        - Начинай, Камша, - с этими словами хан задёрнул за собой полог на входе. Он не хотел портить себе настроение минутами ожидания, нервничать из-за мелких ошибок молодых горячих парней. Чего переживать, если результат уже известен, не пройдёт и часа, как острожек запылает, а пленных разбойников выстроят у шатра, в ожидании наград. Только тогда Маметкул выйдет, наградит храбрецов, повысит героев до десятников, десятников до сотников. И наступит всеобщая радость. Жаль, что ненадолго, дня на два. Потом ожидает скучная жизнь, придётся идти к русской крепости. Там всё будет тяжело, с кровью, с потерями. Пусть хоть сегодня воины почувствуют свою силу, своё превосходство. Глядишь, с русской крепостью быстрее управятся.
        Лаская свою любимую Айше, хан машинально вслушивался в выстрелы со стены. Вот защёлкали пищали, начали бухать пушки. Всё нормально, сейчас его храбрецы добегут до стены и заберутся внутрь муравейника. Однако что такое? Маметкул сел, отталкивая наложницу. Пушки принялись стрелять столь часто, что выстрелы слились в протяжный гул. У хана начали подниматься волосы от ужаса, когда он осознал, что эти пушки сделают с его воинами. Накинув халат, он выбежал из шатра, чтобы убедиться в своей правоте. Нет, не пойдёт Маметкул к русской крепости, не с кем туда идти. Добрая половина орды лежит вокруг русского острога, а оставшиеся скоро лягут рядом.
        - Камша-а-а! - начал кричать Маметкул, не догадываясь, что уже на прицеле Петра. Он успел набрать воздуха в лёгкие, чтобы повторить свой крик, но свинцовая пуля пробила ему грудь, вызвав в правом лёгком гидравлический удар, разорвавший дыхательный аппарат незадачливого хана. Через секунду правая рука Кучума, царевич Маметкул, лежал на горячей июльской земле, без признаков жизни, орошая подсохшую траву остывающей тёплой кровью, вытекающей из разорванного лёгкого.
        Камша, успевший внутренним слухом понять, кто его зовёт, обернулся в тот самый момент, чтобы увидеть смерть своего хана. Опытный воевода отдал команду к отступлению, срочному отступлению, направляясь к шатру, чтобы забрать тело убитого хана. Живым после такого ранения не остаются. И, вообще, после попадания из пищали редко выживают. Но труп хана спасёт жизнь многим, в первую очередь самому Камше. Если он доживёт до встречи с Кучумом. Если доживёт.
        Камша смог собрать всех, кто выжил после сумасшедшего штурма, организовать отступление двух с половиной тысяч обезумевших воинов. Даже не воинов, а напуганных сайгаков, способных растоптать на своём пути кого угодно, включая тигра. Проявив весь свой опыт и умения, Камша смог из стада диких сайгаков вылепить подобие человеческого отряда, подобравшего раненых и отступавшего к Чусовой.
        - Ничего, разбойники, дайте срок. Сейчас отдохнём, залечим раны, через две недели ваши головы в мешках Кучуму повезём. - Камша трусил в арьергарде, ведя в поводу коня с телом Маметкула. - На Чусовой у нас припасов много, хоть два месяца проживём, а разбойников выкурим, придумаем что-нибудь.
        Граах! Груум! - В голове отступающей колонны раздались два взрыва, над лесом поднялась огромная туча пыли. Движение колонны прекратилось, идущие позади воины останавливались, наталкиваясь на спины передовых отрядов. Камша проехал ещё десяток шагов, когда встал и его отряд. И тут откуда-то сверху на сгрудившийся на узкой дороге отступающий отряд посыпались адские бомбы. Они падали с неба, взрываясь в узкой долине, выкашивая татар десятками. Потом дошли звуки выстрелов, становившиеся всё чаще и чаще. Неведомые пушки били со скал, возвышавшихся над руслом Ярвы, выбирая свои жертвы, как на стрельбище. Камша понял, что спасти остатки орды не удастся, все они полягут тут, запертые в каменном мешке.
        Опыт воеводы подсказал причину взрыва и тучи пыли впереди отступающей колонны - разбойники взорвали скалы, закрыв единственный путь к отступлению. Нет, не единственный, одиночки смогут пробиться через горы. Камша приподнялся в седле, указывая рукой на горы по берегам Ярвы, пытаясь перекричать разрывы снарядов. Увы, именно в это время, заметив жест воеводы, на него указал Пётр двум дружинникам, приказывая застрелить. Сразу две пули спустя секунду пробили грудь воеводы, пережившего своего хана на полчаса. Отступавшие татары окончательно потеряли всякое управление. А взрывы шли по замершей колонне, выбивая её равномерно, словно косарь выкашивает луг, с каждым шагом захватывая всё новую порцию травы.
        Неожиданно стрельба прекратилась, лишь эхо гоняло гул разрывов по долине. Но вот и оно затихло, лишь ржание лошадей и стоны раненых нарушали неожиданную тишину. После канонады человеческий голос казался шёпотом. Выжившие татары стали приходить в себя, осматриваться, искать живых друзей и перевязывать раненых. Тут и раздался громкий человеческий голос позади отступающей колонны, куда невольно обернулись все выжившие татары.
        - Всем сесть на землю и бросить оружие, повторяю, всем сесть на землю и бросить оружие! - в самодельный рупор кричал Пётр, приближаясь к арьергарду отступающих войск. Кричал громко, агрессивно, не давая времени на разумную оценку ситуации. Справа и слева от него цепью шли все дружинники-ветераны с ружьями в руках, все сорок с лишним человек. Рядом с командиром шёл Валентин, повторяя те же команды по-татарски. В остроге остались лишь новобранцы и женщины. Остальные дружинники-татары вместе с мужиками приступили к разбору погибших и раненых кучумцев. На сей раз гуманизм магаданцев не играл, дружинники равнодушно добивали тяжело раненных татар, с фатализмом профессионалов перехватывая ножами горло умирающим противникам.
        Убитых в темпе раздевали и оттаскивали к берегу Ярвы, но возле острога лежали более семисот трупов и тяжело раненных татар, неполным трём десяткам мужчин работа предстояла длительная. Вскоре к ним присоединились жены и старшие дети крестьян, лишь магаданки не могли перебороть брезгливость, продолжали с оружием в руках контролировать стены острога. Собранную с трупов одежду и найденное оружие складывали в кучи, которые соберут позднее, вечером. Вот сразу трое дружинников подошли к шатру покойного царевича, и поляну огласил громкий женский визг. Елена Александровна, стоявшая в воротах, не выдержала и побежала туда, с ружьём в руках.
        Когда она добралась до шатра, увидела занимательную картину, дружинники-татары раздевали захваченных наложниц хана с вполне понятными намерениями. Привычка заступаться за жертв изнасилования сыграла свою роль.
        - Немедленно прекратить! - закричала Елена, почему-то не удивившись, что её никто не слышит. На рефлексах она выстрелила из ружья в землю перед ближайшей парочкой. Выстрел был воспринят более внимательно. Татары выпустили наложниц из рук и обернулись на магаданку.
        - В чём дело, женщина, - высокомерно удивился старший из дружинников.
        - Какая я тебе женщина, - не менее высокомерно ответила Елена Александровна, обламывавшая и не таких хамов. В качестве дополнительного аргумента она вынула из поясной кобуры револьвер, демонстративно направила его в сторону татар. - Я магаданка и приказываю вам отпустить всех женщин, я отведу их в острог. Если командир решит отдать их вам, получите женщин обратно. Но без ведома командира трогать их нельзя, понятно?
        Для быстрого понимания своего приказа большим пальцем правой руки Елена взвела курок револьвера и навела на ближайшего дружинника. Наступил решающий момент, татары замерли в ожидании команды старшего из тройки. Он решит, как быть, скрутить женщину, указав её место, или послушать магаданку, ровню командира. Елена Александровна едва не рассмеялась, настолько явно просвечивала работа мысли на лицах татар. Видимо, дружинники искали в своей жизни необходимый шаблон, для решения столь сложного вопроса. Вот, в мозгу старшего дружинника образ магаданки совместился с привычным образом ханской жены или сестры, чьи приказы все обязаны выполнять. Всё стало на свои места, татарин поднялся на ноги и низко поклонился.
        - Прости нас, ханум, увлеклись. - Он обернулся на приятелей и мотнул головой на выход из шатра. После чего дружинники неслышно выскользнули за полог, продолжив скорбный труд.
        - Собирайте барахло и несите в острог, - скомандовала женщина оставшимся в шатре четырём наложницам, подкрепив свой приказ недвусмысленным жестом. Так Елена и сидела целый час на пригорке, пока наложницы не перетаскали в острог два шатра и кучу тюков с имуществом покойного хана.
        В это время командир заканчивал разбираться с захваченными в плен остатками татарской орды. Все, кто выжил в адской бомбардировке, уже сложили оружие в кучи, под присмотр дружинников. После чего занялись сортировкой раненых и убитых, раздевая последних догола. Раздетые трупы стаскивали на берег Ярвы, собирая для перевозки. Убедившись, что попыток бунта ждать не следует, подполковник демонстративно застрелил из револьвера пару самых дерзких татар, видимо, сотников. По реакции остальных кучумцев стало ясно, что до утра, как минимум, они останутся спокойными. Только тогда Пётр с пятью дружинниками отправился к устью Ярвы, захватывать обоз Маметкула.
        Этих дружинников он отобрал заранее, все были вооружены, кроме ружей, парой револьверов в поясных кобурах. В заплечных мешках у парней лежали гранаты, по десятку на человека. Вполне достаточно для захвата сотни тыловых крыс; как все боевые офицеры, Петро не любил тыловиков. Однако солнце клонилось к закату, следовало спешить. Шестеро воинов в темпе перебрались через завал между скалами, отметив, что уровень воды в реке практически не поднялся. Вода спокойно продолжала течь сквозь крупные глыбы развалившихся от взрывов скал, отвалить которые можно за пару часов работы. Так что судоходство на Ярве закрылось ненадолго.
        На привычную поляну в устье Ярвы шесть мужчин выбрались через полтора часа, застав там полную расслабленность. Слуги Маметкула не могли предположить, чтобы огромная орда за пару часов испарилась. Даже при невероятном стечении обстоятельств и не-удачном сражении отступающие войска должны предупредить обоз за пару часов. Заготовка командира не дала тыловикам этих часов, охранная полусотня мирно дремала в тени. Им хватило пары брошенных гранат, чтобы лагерь засуетился. Татары бегали, словно тараканы по ночной кухне, куда хозяин пришёл попить воды и включил свет. Никто не пытался сопротивляться, вот бежать на вытащенных на берег лодках собирались многие.
        Командир быстро отбил подобные желания, выстроив своих людей возле лодок и застрелив пару особо рьяных беглецов. Затем уложил всех татар на землю, предоставив дружинникам вязать пленников и усаживать группами на поляне. Всё это время Пётр внимательно смотрел за поведением остальных татар, не давая себе и другим расслабляться. По горькому опыту подполковник знал, что самые неожиданные и тяжёлые потери бывают как раз в подобные моменты. И оказался прав, один из выживших от взрыва гранат охранник внезапно накинулся на дружинников с саблей в руке. Благо офицер, на всякий случай, подошёл туда почти на полста метров. Вполне удобная дистанция для точного выстрела из ружья, пуля которого отбросила татарина метра на три, лишний раз продемонстрировав тыловикам опасность сопротивления.
        Наконец, настало время для подсчёта трофеев, дружинники с детским любопытством обыскивали все лодки на берегу Чусовой. Учитывая, что их набралось около полусотни, времени ушло достаточно. Конечно, в двух третях лодок ничего особенного не было, немного продуктов на перевозимую команду, котелки да часть личных вещей плывших воинов, ныне лежащих на берегах Ярвы. В ханских лодках добыча порадовала, в первую очередь неплохими запасами продуктов. Одних круп, по грубой оценке офицера, до двадцати тонн в общей сложности. От пшена и перловки до гречки и риса. Вяленого мяса тонн двадцать, маловато, видимо, планировали добирать охотой и рыбалкой. Масла конопляного литров сто, не меньше. Одна лодка оказалась набита бочонками и кувшинами с чёрным порохом, что при отсутствии пищалей навело на мысль запланированного подкопа.
        Нашлась и ханская казна, лодки со сладостями, запасами материи и кожи на ремонт обуви, тёплыми полушубками и шубами на случай похолодания. Две лодки были заполнены до верха кандалами и колодками для будущих пленников. В двух других везли походные кузницы с запасом каменного и древесного угля, наковальнями и прочим кузнечным инструментом. Нашлись в лодках сети, бредни, капканы, запасы стрел для лучников. Много другого имущества, порой непонятного для командира предназначения. И в самой последней лодке совершенный сюрприз - два десятка вогульских девушек и трое пареньков, взятых в селениях на Чусовой для ханского развлечения.
        Причём все они вели себя очень странно, на предложение командира взять лодку и отплыть домой абсолютно не реагировали. Нет, русский язык девушки и парни понимали, но возвращаться к родным стойбищам не собирались. Плюнув на них, командир выделил им котелок, крупы, мяса с солью да вернулся к главным ценностям - ханской казне, продуктам и одежде. Возле этих лодок он развёл костер, где разогрели нехитрый ужин. Спали по очереди, оставляя двух бойцов на карауле. Чусовая бежала, как и через пятьсот лет, комаров практически не было, ночи июльские тёплые, чем не курорт. Жаль, с утра за работу приниматься, но сегодня ночью можно немного себе позволить.
        Напугав всех аборигенов, включая своих дружинников, Пётр с наслаждением искупался прямо в темноте, смывая с себя кровь, пот и пыль длительного июльского дня. Выбравшись на берег, он вытерся досуха куском чистой ткани, с удовольствием отведал остывшей каши с мясом. Вызвавшись в первую смену караульным, сидел у костра, грел спину, всматриваясь в темноту и прислушиваясь к звукам летней ночи. Усталость и напряжение последних месяцев уходили, оставляя на душе спокойствие честно выполненной работы. Теперь, по историческим данным, у Кучума не хватит сил на крупный набег, вплоть до похода Ермака. Магаданцы уже спасли своим появлением не одну сотню русских душ, спасли от смерти при осаде Чусовского Городка, от татарского плена при набеге Маметкула на все окрестные русские селения. Офицер гордился тем, что выполнил свои обязанности воина, защитил мирных русских тружеников, пусть и в шестнадцатом веке. К тому же после сражения, подтвердившего правильность действий магаданцев, командир не беспокоился за будущее, все вероятные варианты событий были продуманы и спланированы ещё весной.
        Что и кому делать, отлично знали все мужчины-магаданцы, а женщинам предоставлялась полная свобода исполнения своих фантазий. С учётом небольшой корректировки плана никаких сложностей не должно возникнуть в ближайшие месяцы. Долгие два часа дежурства пролетели для Петра незаметно, разбудив сменщиков, он моментально провалился в сон. Но и там офицер продолжал размышлять о своём предназначении, об истинной цели переноса магаданцев в прошлое. Что там случилось во сне, утром подполковник не мог вспомнить, хотя проснулся с первыми лучами солнца, в отличном настроении. Казалось, сама природа радуется победе магаданцев, осыпая Чусовую и Ярву щедрыми солнечными лучами.
        Позавтракав, командир быстро выбрал среди пленённой обслуги полсотни самых смирных мужчин, которых под командованием двух дружинников отправил вверх по Ярве, разбирать завал от вчерашнего взрыва. Ближайшую неделю всех ждал тяжёлый труд по уборке мертвецов, строительству новой крепости в устье Ярвы, на берегу реки Чусовой. Подробно объяснив остающимся трём дружинникам их обязанности, Петро с оставшейся полусотней обслуги и освобождёнными вогульскими девушками отправился вверх по Ярве, на пятнадцати лодках. Груз с мясом и частью круп, как с кандалами и колодками, остался на берегу, в ожидании пленников.
        В острог командир забирал самое ценное, переложив часть в пустые лодки для уменьшения осадки. Несмотря на это, пришлось повозиться с подъёмом против течения, снимая лодки с двух мелких мест на перекатах. Однако к полудню все добрались до острога, проплывая мимо сотен голых тел, выложенных вдоль берега. На слуг покойного Маметкула зрелище произвело необходимый эффект. Теперь в их исполнительности сомневаться не приходилось, да и бежать они не станут, сотни вёрст по враждебной земле, против течения Чусовой, татарам без оружия не пройти. Даже сейчас, в разгар лета, с таким путешествием тыловики не справятся, а с наступлением холодов можно их не караулить, никуда не денутся.
        Коротко перекусив, командиры обменялись новостями, Елена Александровна пожаловалась на дружинников-татар, едва не поднявших на неё руку. Петро обещал разобраться, попросив, в свою очередь, женщину, взять под свою опеку освобождённых вогульских девушек и парней. В это время тыловики загружали мертвецов в лодки, отплывая по мере готовности вниз по течению, без охраны, естественно. Куда им деваться, если в устье Ярвы ждут дружинники, а через горы не пройти? Да и характер у тыловиков не тот, чтобы убегать от хозяина, особенно такого сильного и щедрого. О щедрости магаданцев пройдохи успели узнать у дружинников-татар и единогласно порадовались, что попали в хорошие руки, добрые и сильные.
        Командиры в это время разбирались с пленными кучумцами, коих набралось почти две тысячи, из них две трети раненых. Последних решили не трогать до выздоровления, разместив людей в казармах, конюшне и просто на поляне, под навесами. На ночь, конечно, всех запирали под замок, а днём раненые лечились солнечными ваннами, пищу сами готовили, тут же, на кострах. При сортировке пленников и пригодились трое засланных три года назад «казачка». Те самые татары, что напали в первое утро появления магаданцев в шестнадцатом веке. Парни отработали свой хлеб и оказанное доверие, выявляя надёжных работяг и ярых ханских прихвостней. Крестьяне, конечно, горевали по вытоптанным, напрочь, посевам овса, но обилие будущих батраков радовало хозяев. Командиры обещали каждому двору батраков из числа пленников, по условиям пусть сами договариваются. Потому сейчас крестьяне с супругами оценивающе приглядывались к легкораненым, заводили разговоры, склоняя пленников к найму.
        Магаданцы с утра ещё раз успокоили пленников, что никаких казней не предвидится, если татары будут вести себя подобающим образом. А после обеда Петро отобрал шесть сотен здоровых и крепких пленников, загрузил их инструментами и отправился с ними вниз по течению Ярвы, по береговой тропе. С двумя десятками дружинников, естественно, исключительно из татар, куда вошли трое засланных казачков, награждённых заслуженным огнестрельным оружием. Убирая из острога возможный источник конфликта, подполковник собирался не только удалить татар от женщин, но и заняться их перевоспитанием, дружинников, конечно, а не пленных. С захваченными кучумцами предстоит огромная работа, но не сразу. Здесь умение Елены Александровны выносить мозг и строить всех подряд пригодятся как никогда. Петро с ехидцей представлял, сколько пленников попросятся к нему на службу, когда прочувствуют железную хватку бывшего завуча.
        Сначала все шесть сотен пленников, что привели дружинники на берег Чусовой, заковали в колодки и кандалы. Только в таком виде татары отправились на лесоповал, под конвоем дружинников. Конечно, кучумцев сильно деморализовал беспрецедентный разгром и взятие в плен, но офицеры не сомневались, что шок скоро пройдёт. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о малочисленности магаданцев, лишь одно это легко станет причиной бунта пленников. Бунта же командиры допустить не могли, во время любого восстания непременно будут жертвы, не дай бог, как говорится. Потому и спешили вывести из активного состояния здоровых пленников, забивая в колодки и кандалы. Тем более что всё это татары приготовили для русских, пусть прочувствуют на своей шкуре тяжесть колодок и звон кандалов.
        Ничего жестокого в таких мерах не видели сами пленники, на месте победителей они бы вели себя гораздо хуже. С этого дня до конца августа Пётр окунулся в строительство, вспоминая свой опыт трёхлетней давности. Сейчас приходилось легче, с одной стороны, поскольку появился опыт деревянного строительства, имелась в распоряжении командира масса рабочих рук и не было нужды торопиться, с другой - всё шло труднее, татары оказались аховыми плотниками, да и организация охраны отнимала много сил. Ладно, дружинники, даром что татары, своих соплеменников строили лучше любого надзирателя. Подполковник думал порой, что с русскими пленниками его дружинники-татары так жёстко бы не вели себя. Да и русские дружинники наверняка отнеслись к пленным мягче.
        Однажды он высказал такую мысль в присутствии подчинённых, и дружинники, не моргнув и глазом, согласились. Более того, они, довольно прагматично объяснили свою строгость именно тем, что сами татары и понимают своих пленников отлично. Потому и пресекают любую возможность бунта на корню. Подполковник с удивлением узнал, что в случае бунта его дружинникам грозила смертельная опасность, с особо жестокими пытками, если не убьют сразу. А его, немца, всего лишь возьмут в плен как особо важного специалиста, умеющего делать скорострельные пищали, поразившие кучумовских воинов сильнее самого плена. Получилось, с момента разгрома Маметкула, дружинники-татары невольно стали самыми преданными магаданцам бойцами.
        Дни короткого уральского лета бежали, а не шли, как хотелось бы. Пленники ударными темпами строили настоящую крепость на берегу Чусовой, вырубая вековые деревья. Они ещё не догадывались, что будут сами оборонять эту твердыню, а командир не забывал об этом, ежедневно общаясь с формальными и неформальными лидерами своих подопечных. Он озадачил всех дружинников, раскрыв свои планы на будущее - набрать из пленников отряд, а нынешних дружинников поставить в том отряде десятниками и сотниками. Большего стимула для службы придумать трудно, не зря кто-то из великих полководцев, кажется Наполеон, говорил, что «каждый солдат носит маршальский жезл в своём походном ранце».
        Кроме того, подполковник не забыл просьбы Елены Александровны и занялся воспитанием своих будущих офицеров и сержантов. Ежедневно он вдалбливал в головы детей тёмного средневековья, что у магаданцев мужчины и женщины равны. Что для любого дружинника, хоть рядового, хоть сотника, магаданцы неприкасаемы. Что с магаданцами могут вести себя на равных лишь сами магаданцы либо те, кто заслужил право стать магаданцем. По женщинам и их неприкасаемости, что характерно, татары поняли сразу, вспомнив, видимо, своих матерей и бабок, многие из которых фактически командовали мужьями. Это лишь европейцы двадцать первого века наивно полагают, что в мусульманской среде мужчины всё решают. Нет, конечно, женщины сознательно потакают своим мужчинам во внешних проявлениях покорности, оставляя решающее слово за собой. Наверняка на мусульманской почве выросла поговорка «Ночная кукушка всегда дневную перекукует».
        Короче, аксиома о неприкосновенности магаданских женщин прошла на «ура», но в отношении пленниц и военной добычи возникли вопросы. Дружинники не понимали, на какой чёрт служить, если нельзя пользоваться правом победителя. Петро не стал ломать себе голову, а честно признался, что тут ребятам просто не повезло. Не повезло, что их застукала Елена Александровна, женщина строгих правил. Сам он, подполковник, абсолютно не возражал бы против использования его бойцами наложниц, дело святое, как говорится. Ну, в самом деле, это не девицы, не замужние бабы. Наложницы по определению для блуда предназначены, чего тут такого? Однако, как «правоверный» магаданец, подполковник не мог отказать желаниям Елены Александровны, чего требует впредь от всех своих подчиненных.
        Дружинники поняли Петра и посочувствовали командиру, вынужденному слушать таких стерв, как Елена Александровна. И поклялись не противиться магаданкам в их желаниях, какими бы глупыми те ни были, и никогда не поднимать руку на этих женщин. Однако на будущее договорились с командиром о пределах и границах насилия над пленниками и пленницами, не сомневаясь, что служат у великого вождя, который готовится к великим завоеваниям, не хуже Чингисхана. Сам Пётр лишь приветствовал чёткое разграничение прав бойцов при захвате вражеских тылов, вспоминая, сколько его бойцов теряли голову и попадали в дисбаты и тюрьмы. Тут же у дружинников возник вопрос гражданства, а именно, как стать полноценным магаданцем? Понимая важность подобного решения, подполковник даже отправился в командировку в острог, «взять помощь зала».
        На экстренном собрании всех «гостей из будущего» этот вопрос стоял первым в повестке дня. Но не единственным, судьбоносный разгром Маметкула оставлял магаданцам пять-шесть лет спокойной жизни до появления Ермака. Тем более что в этой истории, учитывая разгром татарской орды магаданцами, которая в прежней истории ушла за Урал с богатой добычей, Строгановы могут призвать казаков для покорения Сибири раньше, а не в 1580 году. Интересно, что при обсуждении этой возможности у многих магаданцев возникла вполне логичная идея, а не захватить ли Сибирь самим, не ожидая Ермака Тимофеевича?
        Командиры, к счастью, давно и долго сами обдумывали подобную дерзость. И пришли к выводу её вредности. Захват Западной Сибири почти стопроцентно вызовет конфликт с Россией, этим всё сказано. Противостояния с Москвой никто не хотел, как бы она ни была плоха (Москва имеется в виду). Кроме того, наибольшую пользу России магаданцы принесут в Европе, туда и надо смотреть. Западная Сибирь слишком велика, чтобы её осваивать силами двадцати двух «гостей из будущего». Зато в игрушечной Европе, обладая знаниями будущих технологий, будущего развития истории, развития техники и предстоящих войн, политических союзов, магаданцы смогут многое. Там они, в отличие от русских подданных Ивана Грозного, не будут связаны ничем. Более того, зная отношение европейцев к России, их двойные стандарты, которые возникли не в двадцатом веке, а гораздо раньше, именно магаданцы смогут цинично грабить европейцев, разрушать их планы, не связывая себя никакими обещаниями и договорами. Павел Аркадьевич подсыпал соли на рану, сообщив, что в это десятилетие Русь проиграет знаменитую Ливонскую войну, отдав Речи Посполитой и Швеции все
захваченные земли на Балтике, включая исконно русские крепости: Ивангород, Орешек, Юрьев. На слове «Юрьев» географ остановился, напомнив, что имя этого исконно русского города в двадцать первом веке станет Дерпт. На этом месте проснулся простой парень, автомеханик Володя, и спросил, нельзя ли эстонцев задавить сейчас, в зародыше, чтобы эти фашисты недобитые русских земель не хапали.
        - Конечно, можно, - бодро подскочил с места Павел Аркадьевич. - Потому и советую Западную Сибирь не трогать, она всё равно русская земля, лучше помочь Родине в Европе.
        После подобных наглядных примеров все магаданцы, включая детей старше двенадцати лет, проголосовали за предложения командиров. Начиная от продвижения на запад, как основной идеологии магаданцев, заканчивая присвоением «магаданского гражданства» исключительно православным людям, доказавшим свою честность, прослужившим магаданцам не менее трёх лет, независимо от их фактической национальности. Такая формулировка давала возможность принятия в гражданство любого дружинника, о чём через день рассказал подполковник своему татарскому воинству. Стоит ли говорить, что дружинники приняли это решение на «ура»? Как ни странно, первым пожалел об этом сам командир, когда наутро его разбудили все дружинники, гордо попросившиеся в православие, до трёхлетнего срока службы им оставалось немного.
        Понимая, что железо надо ковать, пока оно горячо, Петро рискнул. Оставив пленников под присмотром десятка дружинников, он отправился с десятью другими татарами в Чусовской Городок, не забыв прихватить товары на продажу, конечно. Там он сразу заявил, что привёз татар, которых убедил принять святое крещение. От таких речей караульные едва не поперхнулись брагой, однако пустили наглецов к церкви. Как на счастье, батюшка оказался на месте и быстро понял подполковника, спонсировавшего приход парой стеклянных сервизов. Потому крещение произошло в армейском режиме, и через день батюшка получил дополнительное пожертвование, отправившись крестить других татар и окормлять магаданскую паству.
        Обратно новообращённые христиане добирались со своим личным священником, которого всего через два года после просьбы выделил приход. У подполковника не хватало зла на такую миссионерскую деятельность Русской православной церкви. Если бы испанские монахи так христианизировали Америку, там и в двадцать первом веке жили бы одни язычники. Такое поведение властей лишь укрепляло решение магаданцев отправиться на запад, там надо менять историю, а не в Западной Сибири. Да и православных священников надо искать своих, воспитывать их под себя, под магаданцев, шустрых, толковых миссионеров. Однако это было только началом.
        Прибывший к магаданцам шпион под видом церковно-приходского служителя активно приступил к окормлению паствы. Особенно его интересовали исповеди магаданцев, которых он выспрашивал с дотошностью следователя. Не на тех напал, однако, священнослужитель. Магаданцы ещё три года назад обговорили общее направление исповедей, исключительно рассказы о далёком северном царстве. Где народ достаточно грешный, церковь отделена от государства, женщины ходят в брюках, мужчины - в шортах. Все дети учатся, все поголовно грамотные, никто не голодает. Одним словом, договорились делать акценты на внешних проявлениях цивилизации, не касаясь самолётов, автомобилей и прочего технического прогресса.
        В любом случае бедный средневековый батюшка пришёл в ужас от таких грешников, весь сентябрь магаданцы провели в искуплении грехов. Не только постились, но и заучили наизусть десяток молитв, записав на всякий случай тексты русскими буквами. Отец Феофан пытался подвергнуть сомнению правдивость магаданцев на исповеди, те не спорили, только показали батюшке пару сотовых телефонов с фотографиями. Да и самого Феофана сфотографировали, вызвав требование окропить телефоны святой водой. Окропили, с задней стороны, чтобы не испортить дисплеи. Потом окропили фонарики-динамо, служившие зарядными устройствами для телефонов. Потом, уже целенаправленно, освятили катамараны, пушки, ружья, бинокли и бензопилу, единственный планшет. Часовенку батюшка освятил самым первым делом, вместе с остальными постройками.
        Пытался церковный деятель запретить магаданкам ходить в брюках, но был осажен, ему напомнили, что сам он в остроге на птичьих правах, территория здесь не русская, московскому патриарху не подвластная. Намёки насчёт отлучения от церкви были просто высмеяны. Валентин напомнил батюшке его непосредственные обязанности словами из знаменитого фильма: «Делом надо заниматься, дорогой, делом». После чего указал на тысячу с лишком пленных татар, среди которых вполне могут найтись желающие стать магаданцами и принять православие. На вогулов, которых оказалось много среди захваченной татарской прислуги, на желающих креститься дружинников. Единственное, в чём магаданцы пошли батюшке навстречу, это посещение женщинами часовни только в юбках, не в брюках или шортах. Так это и в России двадцать первого века почти везде соблюдается.
        Пока же, по мере выздоровления, татар переводили на работы по расширению производства. Учитывая полную техническую неграмотность пленников, работы им доверяли самые простые - лесоповал, добывание руды, обжигание древесного угля. Инженеры, впрочем, не упустили случая заметно расширить производство, едва не в десять раз. Выстроили новые огромные цеха, с невиданными на Руси и в Сибири окнами, в полстены. В цехах Ольга и Татьяна, с административной помощью Елены Александровны, выстроили форменное экономическое чудо. Они предвосхитили идеи конвейера на века, распределив неквалифицированных пленников по простейшим операциям, подобно рабочим на конвейере Форда. Кто-то раскатывал раскалённые болванки под валками в листы, другие вырубали из стальных листов заготовки. Третьи эти заготовки подгоняли по шаблону, четвёртые шлифовали детали, пятые проверяли детали калибрами и скобами. Всё организовали в лучших традициях потогонной системы эксплуатации рабочих.
        Причём стимул для проявления производственных навыков был достаточным, лентяи и неумехи лишались мяса в пайке. С голоду они не пухли, пустая похлёбка давала возможность выжить, но мяса и рыбы в ней не было. Особо дерзкие нарушители подвергались физическим наказаниям, от простейшей порки до повешения. К счастью, таких наглецов оказалось мало, меньше десятка. Елена Александровна, при всех своих закидонах, не страдала гуманизмом, она доходчиво объяснила, что рабочих рук много и магаданцы легко повесят не десять, а сотню или тысячу татар, но добьются своего. Пленники поняли, что незаменимых татар нет, а магаданцы не идиоты. Командиры спешили расширить производство оружия и боеприпасов, планируя весной отправить первый десант в Холмогоры. Туда надо было прибыть с запасом оружия и боеприпасов на пару лет активных боевых действий. Пока акцент делали именно на производстве, присматривались к пленным, разговаривали с ними. Оперативники усиленно вербовали осведомителей, выявляли лидеров, склоняли их к сотрудничеству. Благо в эту эпоху переход на сторону бывшего врага не считался предательством.
        Многие татары с чистым сердцем принимали предложения послужить магаданцам с оружием в руках, особенно таким мощным, как ружья и пушки. Но чтобы заслужить это право, нужно пока работать руками. Причём магаданцы не особо скрывали тот факт, что работают пленники именно на производстве оружия. И вполне возможно, что будут воевать с тем оружием, что сделали сами. Из подневольных лесорубов и рудокопов татары в своих глазах превращались в оружейников, а это совсем другой уровень престижа. Профессия оружейника во всём мире весьма прибыльна и уважаема. Так что для бунта и восстания у пленников не было особых оснований. Пример бывших пленников, ставших уважаемыми дружинниками, вдохновлял многих.
        Сняв с себя рутину простейших операций, магаданские умельцы решили расширить станочный парк. Для создания хорошего и недорогого оружия нужны качественные станки, в первую очередь. Для чего приступили к изготовлению водяного колеса, старый движитель в пару лошадиных сил больше двух станков осилить не мог. Сотня пленников за неделю выкопала пруд, заполненный по каналу водой из Куйвы. Ещё через неделю на выходе из пруда установили водяное колесо, бодро закрутившееся под давлением прудовых запасов воды. Ещё бы, колесо посадили на три самодельных роликовых подшипника, вызвав изумление крестьян. Они видывали водяные колёса на мельницах, обычные колёса на телегах, но до подшипников никто не додумывался.
        Магаданцы же спешили, пока имелось обилие рабочих рук, провести самые затратные работы. Отлили из чугуна восемь станин под станки, вручную отшлифовали восемь пар двухметровых направляющих для станков. Учитывая прежний опыт, с тонкой доводкой не торопились, выбирая шероховатости в десятые доли миллиметра. В результате, к началу нового, 1574, года, в мастерской стояли неплохие токарно-расточные станки, дающие точность до двух десятых миллиметра. Для шестнадцатого века вполне достаточно, но амбициозные магаданцы уже задумывали довести точность обработки до сотых долей миллиметра. В будущем, естественно.
        Пока же нового года ждали все с нетерпением. Магаданцы наконец-то избавились от батюшки Феофана, отправившегося на Рождество в родную обитель. Пленники получили долгожданное приглашение командиров на службу в магаданской дружине. На ставших стандартными условиях - десять лет службы с оплатой два рубля в год, на всём готовом. После чего отставка с оружием, либо продолжение контракта на новый срок. Условия не особо выгодные, но сам факт получения самого мощного оружия в мире радовал татар, как маленьких детей. Когда же Петро пообещал в ближайшие годы лучших воинов взять в поход на запад, в Европу, истинные бойцы преисполнились желанием самой добросовестной службы.
        К этому времени на берегу реки Чусовой, в устье Ярвы, выросла настоящая крепость, площадью чуть больше футбольного поля. Стены высотой шесть метров были сложены из вековых лиственниц, шесть башен выдавались вперёд для стрельбы из пушек вдоль стен при штурме крепости. В каждой из шести башен установили по четыре орудия, да две пушки в надвратной башне. Внутри крепости выкопали колодец, несколько овощных ям с ледниками, выстроили казарму на четыре сотни бойцов. Часовенка, естественно, дом коменданта, склады, кузня, арсенал, конюшня и всё. Пушки с января начали пристреливать, они с лёгкостью простреливали картечью и снарядами всю реку Чусовую до противоположного берега. Так что крепость фактически запирала путь из Сибири в русские земли. И, наоборот, естественно.
        Однако никакой проездной пошлины магаданцы брать не собирались, крепость выстроили исключительно для защиты реки Ярвы. С января острожек потерял своё военное назначение, хотя разоружать его магаданцы не собирались. Поляну же вокруг острога к началу зимы застроили наполовину. Во-первых, казармы для пленных татар. Во-вторых, выкопанный прудик и пристроенный к нему станочный цех. Далее шли новые литейные и кузнечные цеха, склады, стекольные мастерские, их тоже расширили. В результате пахотной земли совсем не осталось, крестьяне запросились у командиров на вольные хлеба. Они присмотрели несколько неплохих полян выше по течению Ярвы и решили выделиться в хутора, по две семьи на поляну. Учитывая, что Ярва оказалась надёжно прикрыта от любого нападения, командиры не возражали, даже продали в кредит крестьянам лошадей, плуги, бороны, ружья с патронами. Под будущие поставки зерна и сена.
        Елена Александровна явочным порядком, оказавшаяся ответственной за большинство пленников, выделила крестьянам помощников для организации переезда. Татары разбирали хозяйственные постройки и избы, чтобы собрать их уже на новом, выбранном крестьянами, месте. С расселением крестьянских семей в хутора магаданцы поставили под свой контроль почти сорок километров долины реки Ярвы, считая от Чусовой. Учитывая вогульские селения выше по течению Чусовой, вплоть до устья реки Куйвы, территория, контролируемая магаданцами, составила неправильный четырёхугольник, площадью больше одной тысячи квадратных километров. Средний район Пермского края.
        Глава 8
        Положение с продуктами в январе становилось напряжённым; несмотря на обильные трофеи, магаданцы просчитались, крупы и зерно исчезали на глазах. Командиры не видели иного выхода, как отправить крупный отряд новобранцев к Белому морю. Там будет проще прокормиться, да и зимой удобнее всего путешествовать по тайге. Однако принявшие присягу татары не умели ничего в плане огнестрельного оружия. Всё же Пётр рискнул отправиться с ними в Холмогоры, с собой он брал Николая, холостяка и авантюриста. Обучать стрельбе татар придётся по пути, иного выхода не было. Отобрав четыре сотни новобранцев, усилив их двадцатью ветеранами из крещёных татар, в конце января подполковник отправился на русский север. С собой на двадцати санях новобранцы везли десять орудий с боеприпасами, запас пороха и капсюлей, немного мяса и рыбы. В вещевом мешке каждый боец нёс сотню патронов, смену белья, личные вещи. Ещё среди груза на санях везли стеклянную посуду, наконечники стрел, все заработанные меха, железные лопаты, ножи, прочий ширпотреб.
        Добрую половину золотого запаса в виде монет магаданцы тоже отправили с подполковником. Он должен был купить или зафрахтовать судно или два, на котором отправиться в Европу, продать там меха по европейским, высоким ценам, купить тканей, нанять пару больших кораблей для перевозки бойцов. А оставшиеся в Холмогорах дружинники-татары небольшими группами, на арендованных поморских кочах, под чутким руководством Николая начнут перебираться километров на триста - четыреста западнее будущего Мурманска, на север Скандинавского полуострова. Там, на берегу незамерзающего залива, командиры планировали выстроить крепость, создать опорную базу для магаданцев. Земли, по мнению Павла Аркадьевича, там ничейные, либо норвежские. Главное, не русские, конфликта с царём Иваном не будет.
        А норвежцы или их фактические хозяева - шведы - магаданцев особо не волновали. По реалиям шестнадцатого века, шведы узнают о высадке чужаков на своей территории через полгода-год, и совершенно неясно, отправят ли туда войска, на дикий север, или дадут время на строительство базы. За год-другой в тех краях можно не только базу выстроить, но и производство оружия наладить. Там видно будет. Такой план родился в умах магаданцев за годы, прожитые на Ярве. Если и были у кого-то мысли влиться в русское общество и жить спокойно, три месяца общения с отцом Феофаном лишили всяческих иллюзий. Женщины не собирались кутаться в платки и носить длинные юбки, мужчин ужасала перспектива регулярных посещений церкви и исповеди, с последующим искуплением грехов, да и рвание ноздрей за курение табака не вдохновляло.
        Не считая обязательной церковной десятины и привычки попов бесцеремонно вмешиваться в личную жизнь. Это только о попах, а бояре, которых магаданцы ещё не видели? Никто не сомневался, что бояре и царские слуги будут вести себя в десять раз наглее любого священника. Женщины, в первую очередь, совсем не горели желанием, чтобы их лапали бояре. Да и мужья не собирались дожидаться подобного развития событий. Павел Аркадьевич нарассказывал историй из жизни времён Ивана Грозного, напомнил школьное стихотворение «Песнь о купце Калашникове». В результате уже на общем собрании всех взрослых они приняли примерный план будущего развития.
        Это строительство опорных баз на морском побережье. Сначала на севере Скандинавского полуострова, куда привозить нанятых рабочих и крестьян из Европы, выстроить там рыболовный флот, торговые суда. Продавать в Европе без посредников уральские и сибирские меха, которые добывают на Чусовой. Засветиться в разных странах как представителям царства Магаданского, завести связи. Возможно, удастся вмешаться в Ливонскую войну, пошевелить тех же шведов, например. Выстроить базу, затем через горы с севера к Стокгольму двинуть, должны же быть там какие-нибудь дороги. Провести по горным тропам батальон дружинников, с десятком-другим пушек. Захватить рудники: по сведениям Павла Аркадьевича, в тех краях должны быть железные и даже серебряные рудники у шведов. Много они без рудников навоюют? Если и заключать договор с русскими, то равноправный, как представителям одного царства с другим царством. Это программа-минимум.
        Теоретически предусмотрели переселение всех магаданцев при «наездах» строгановских слуг в тёплые страны, та же Северная Америка сейчас совершенно ничейная. Никто не помешает поселиться там. Можно забраться в Южную Африку, пока буры туда не высадились. Африка даже предпочтительнее, у Европы до неё руки лет через триста дойдут, достаточно для создания мощного русского анклава. Но это всё будет потом, в зависимости от развития событий. Пока же главной задачей оставшихся на берегах Ярвы магаданцев было создание мощной технической базы, воспитание детей и примкнувших аборигенов, зарабатывание средств - в виде мехов, золота, платины и алмазов, не забывая о боеприпасах и вооружении.
        Как раз с воспитанием примкнувших аборигенов положение постепенно выправлялось. Приглашённые из соседних селений русские и вогулы были весьма впечатлены разгромом татарского войска. Не столько самим фактом победы, сколько лёгкостью и скоротечностью сражения. Уничтожив свыше пятисот врагов за пару часов, магаданцы не понесли никаких потерь да ещё и сотни пленных захватили. С весьма неплохими трофеями, в виде казны и всяческих припасов. Отбыв по домам, свидетели магаданского триумфа разнесли информацию о сильных и богатых соседях по всему Уралу, соседях, которые нанимают мужчин и женщин на работу в мастерских, за весьма хорошие деньги, в кабалу не пишут, холопить не будут. Да крестьян приглашают селиться на берегах Ярвы, под защитой крепости.
        Кстати, во время освящения острога и крепости Феофаном пришлось срочно называть оба селения. Магаданцы решили назвать так, чтобы по одному названию любой «гость из будущего» понял, что там его ждут собратья по несчастью (или счастью), смотря как относиться к факту провала в шестнадцатый век. Потому крепость на берегу Чусовой назвали Ёбургом, а острог стал носить гордое имя Форт-Росс. Совсем не похоже на русские названия городов в шестнадцатом веке, но знакомые почти любому русскому человеку из двадцать первого века. Так вот, после зимних морозов, перед распутицей, в Ёбург по льду реки Чусовой стали прибывать первые парни и девушки, желающие наняться к богатым немцам. Ехали русские из камских селений и вогулы с верховьев Чусовой, даже полсотни башкир привели с собой бывшие пленники Касым и Давлет. Они набрали молодых бедняков, желавших стать воинами и разбогатеть под руководством великих вождей - магаданцев.
        Всех отправляли вверх по Ярве, в Форт-Росс, где молодёжь брали в оборот учителя и мастера. Татар грамоте учили не всех, только тех, кто работал в мастерских, дружинники оставались неграмотными. Слишком много было пленников, не хватало ни помещений, ни учителей. Русских и вогулов договорились обучать грамоте, арабским цифрам - всех и сразу. Специально сократили рабочий день для тех, кто учится грамоте и счёту. Из русских и вогульских парней и девушек магаданцы готовили своих соратников, способных уехать в дальние страны и стать носителями русского языка. Ибо при любых ситуациях договорились создавать исключительно русскоязычное общество, никакого немецкого или английского языка внутри коллектива. Благо после Рождества вернулся батюшка Феофан с тремя монахами, активно занявшись православной пропагандой. Было кому пудрить новобранцам мозги.
        К весне 1574 года мастерские закончили производство ружей, сделано было две тысячи экземпляров, с полусотней патронов на каждый ствол. На этом производство ружей прекратили, перейдя на ширпотреб в виде ножей, наконечников стрел и прочего товара, для разъездной торговли. Инженеры взялись за разработку дальнобойной нарезной винтовки, по просьбе Петра. Он понимал сложность производства такого оружия, его дороговизну, но именно такое передовое оружие понадобится в Европе. В шестнадцатом веке даже морские сражения происходили на расстоянии не дальше двухсот метров, дальность полёта пушечных ядер была триста - четыреста метров. Имея на вооружении винтовку с дальностью выстрела в семьсот - восемьсот метров, можно не бояться морских сражений.
        Для планов магаданцев безопасность морских путешествий много значила. Потому мучились инженеры, пытаясь проточить нарезы в семимиллиметровых стволах. Такой калибр выбрали по рекомендации Петра, как наиболее универсальный, по признаку мощности и лёгкости боеприпаса. Для начала инженеры нарезали созданным алмазным инструментом десяток револьверных стволов, проверили поведение свинцовой пули в таком стволе. Почти сразу обнаружилось, что свинец за пару-тройку выстрелов забивает нарезы. Мужчины почему-то лишь после этого вывода вдруг вспомнили, что в нарезном оружии пули покрыты оболочкой из латуни. Латунь Надежда получить не могла, не было компонентов. Решили провести испытания с покрытием пули медной оболочкой.
        Испытания прошли успешно, осталось проточить нарезы у полусотни полутораметровых стволов. Одновременно конструировали выбрасыватель, из-за плотного прилегания пули к стенкам ствола гильзу раздувало до упора, так что приходилось выковыривать её ножом. В боевых условиях подобные меры не пройдут, нужен выбрасыватель. Затвор сделали шпингалетного типа, как у трёхлинейки. Было желание проточить паз для магазина, но лучшее - враг хорошего. Без фрезерного станка подобные излишества могут вдвое удорожить винтовку. И без того изготовление паза для затвора пришлось разложить на двенадцать операций. На полную доработку конструкции ушло три месяца, зато к середине июня у магаданцев появились три десятка однозарядных нарезных винтовок с эффективной дальностью стрельбы восемьсот метров.
        А радиотехники порадовали производством первого радиопередатчика с голосовой связью, на коротких волнах. И вес небольшой - двенадцать килограммов, и габариты маленькие - размером с табурет. Зато при удаче можно связаться через горы. Дальность связи ещё не установили, по расчётам должна быть до тысячи километров. По крайней мере, между Ёбургом и Форт-Россом связь была изумительная. Не зря целый год мучились отец с сыном, вспоминали и осваивали радио-лампы. Стеклодувы за год выдули тысячи стеклянных чудовищ самых разных размеров и форм. Надежда помогла выжечь кислород в запаянных стеклянных колбах. Кузнецы научились вытягивать тонкую, в десятую долю миллиметра, проволоку из тугоплавких сплавов.
        На одних аккумуляторах работали восемь человек, не в последнюю очередь заинтересованные в постоянном источнике питания. Крутить ручку динамо-фонарика каждые три-четыре дня, чтобы зарядить сотовый телефон, морально устали все, в первую очередь женщины и дети. Мужчин спасало то, что на своей работе они выматывались гораздо сильнее, на сотовые телефоны сил не оставалось. Женщины, особенно родившие детей, сотовые телефоны использовали в первую очередь как фотоаппараты, похвастать перед подругами и показать мужу. Потому и не выходили из употребления телефонные аппараты при полном отсутствии телефонной связи. Их использовали в качестве фотоаппаратов, калькуляторов, библиотек, фонариков, наконец. Хорошо ещё, гвозди не забивали.
        В результате общих усилий удалось получить довольно мощные аккумуляторы и работающие радиолампы. Конечно, с плавающими параметрами, но со сроком годности в два-три месяца. Общую радость от создания радиосвязи испортил визит Якова Строганова. Этот «полудержавный властелин» высадился с двумя сотнями своих ратников в устье Ярвы. Поступил классически, как описывали писатели исторических романов. Проще говоря, что видели мы в девяностые годы двадцатого века. А именно, беспричинный наезд на магаданцев с целью повышения своего статуса. К счастью, магаданские татары за последний год пережили достаточно, чтобы реагировать на подобные выходки правильно и спокойно. Кроме того, у коменданта крепости были вполне чёткие инструкции, составленные ещё Петром, на все случаи жизни.
        Отправив по радио экстренное сообщение в Форт-Росс, комендант принялся тянуть время, неспешно выполняя общеизвестную процедуру встречи дорогих гостей. Пока спустился с крыльца, пока облачился в парадную одежду, пока его девки вынесли угощение для дорогих гостей. Вся процедура заняла не менее полутора часов, чего вполне хватило для приезда Павла Аркадьевича с Валентином на лодке. С их появлением всё резко изменилось, словно переключились скорости на автомобиле, с первой на четвёртую. Время понеслось вскачь, командиры демонстративно нарушали все русские обычаи шестнадцатого века, демонстрируя гостям нехитрую формулу - со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Выйдя из лодки, оба магаданца прошли без всяких реверансов по берегу до Строганова. Душевно поздоровались с Яковом, обнялись, едва не парализовав охрану купца. После чего, пренебрегая всеми ритуалами, под руки повели дорогого гостя в крепость. Причём за стену впустили все две сотни сопровождения Строганова. А дорогого гостя по пути оба магаданца обнимали и хлопали по плечу.
        Буквально через минуты после того, как все трое поднялись в светлицу комендантского дома, на двор крепости стали выносить столы и угощение для строгановской дружины. Татары-дружинники, отставив ружья, подходили к столам, садились с гостями и добродушно угощали строгановцев. Дежурная сотня, однако, осталась у ворот и на стене крепости, с оружием за плечами. Пока женщины из обслуги расставляли немудрёную закуску, в кабинете коменданта два магаданца работали с Яковом Строгановым. Похоронив своего отца - Анику Строганова, Яков положил глаз на один из крупных притоков Чусовой - реку Сылву. Год назад он выстроил в устье Сылвы свой городок, запирая долину богатой рудами и пушными зверьми реки от возможных конкурентов. Следующим его ходом логично становилась река Ярва, ближайший к Сылве крупный приток Чусовой. Павел Аркадьевич помнил из истории, что за освоением Сылвы у Якова Строганова сразу пошла Ярва, в устье которой был выстроен острог.
        Но за хлопотами подготовки к набегу Маметкула магаданцы упустили из вида прошлую историю, а после победы о каких-то спорах со Строгановыми никто не подумал. Многие магаданцы искренне считали, что Строгановы будут благодарны разгрому татарской орды и, если не станут дружить, то как минимум придержатся нейтралитета. Они совсем забыли, что для Строгановых магаданцы такие же чужаки, как кучумовские татары, считая Строгановых родными, русскими людьми. Увы, сопровождение двух сотен вооружённых дружинников показывало совсем иные намерения Якова. Посему командиры решили вести себя с нежданным гостем, как принято было в незабвенные девяностые годы двадцатого века общаться с конкурентами и с бандитскими наездами. То есть по своим правилам, не дав оппоненту перехватить инициативу.
        На стол для гостя выставили лишь кувшин с квасом и три стеклянных стакана. Ожидавший накрытого стола с обильным угощением Яков посчитал действия магаданцев личным оскорблением. Он побагровел и стал подниматься с предложенной лавки за столом. Возмущение пресёк Павел Аркадьевич мягким голосом, не вставая из-за стола.
        - У нас, в магаданском царстве, принято дела решать за пустым столом. Коли есть у тебя дело, Яков Аникеевич, давай разговаривать. Нет дел, стол накроем, поедим, песни споём да по домам разойдёмся, но за накрытым столом дел обсуждать не будем.
        - Есть дело, - вновь присел на лавку Строганов, не ожидавший такого приёма. Желваки на его лице, заросшем чёрной бородой, заходили, выделяясь даже под густой щетиной. Магаданцы спокойно смотрели на нервничающего купца, не на таких насмотрелись в своё время. Поиграв нервами, властелин верховьев Камы и Приуралья решил высказаться.
        - Уходите с Ярвы и с Чусовой, эти земли мне самим царём пожалованы.
        - Не можем, - продолжил переговоры Павел Аркадьевич, - земли по Чусовой нам царём пожалованы.
        - Как так? - Такого подвоха Яков не ожидал, отлично зная, что кроме Строгановых другой силы на Каме нет. - Лжа это!
        - Нет, думаю, это ты лжёшь, - невозмутимо продолжил командир, еле удерживаясь от хохота, так изумлённо выглядел Яков. - Мы с Валентином тебя у царя ни разу не видели, в царстве Магаданском про тебя никто не знает. Уверен, никаких земель тебе магаданский царь не жаловал.
        - Какой магаданский? - вскипел Строганов. - Наш царь, государь Всея Руси, Иоанн Васильевич, жаловал мне все земли по реке Чусовой.
        - Ах, вот оно что, - наигранно удивился Павел Аркадьевич, - тебе, значит, русский царь чужие земли подарил, а мне магаданский царь. Интересно получается, любят цари чужие земли дарить. В Испании и Португалии, вон, короли целые страны дарят своим вельможам. Да и папа римский полмира Португалии подарил глазом не моргнув.
        - Я первым пришёл, это мои земли, - сорвался в детские препирания подданный царя Ивана.
        - Был бы ты первым, мы бы в твоей крепости сидели, а не ты в нашей, - Валентин невозмутимо налил в свой стакан прохладного кваса, отпил пару глотков. Вытер усы и бороду, облокотился о стол, продолжая со скучным выражением на лице слушать разорявшегося Строганова. Тот брызгал слюной и угрожал всеми карами, вплоть до войны и отлучения от церкви добрых полчаса, пока командир не устал слушать.
        - Давай ближе к делу, дядя, - не выдержал пустопорожних изливаний Валентин. - У Маметкула были три тысячи татар, половину мы по Чусовой без порток сплавили, на корм ракам, сам, небось, видал. Вторая половина татар сейчас нам служит. Коли собираешься воевать с нами, подумай, сколько русских людей по Чусовой и Каме поплывут, хоронить врагов мы не будем. Да и Иоанн Васильевич тебе спасибо не скажет за новую войну. И ты потеряешь всю мягкую рухлядь, что по Чусовой из Сибири идёт, мы все пути легко перекроем. Порох мы сами делаем, пушки сами льём, воевать будем долго. Царь в эти края войско не пошлёт, сам знаешь. Ты больше трёх-пяти тысяч бойцов не наймёшь. Так у Маметкула три тысячи как раз и были, где они все?
        - Предлагаю Чусовую поделить, - мягким голосом вступил в разговор Павел Аркадьевич. - Нам вся Чусовая не нужна, только её правый берег, и то не весь. От Ярвы до Куйвы, но все реки между ними по этому берегу, включая Куйву, останутся нашими. Русских городков там, чур, не ставить. Сама же Чусовая пусть останется общей для плавания и прохода караванов, ежели татары пойдут на твои земли, мы предупредим. Получится, тех татар не пустим дальше Ёбурга. По левому берегу Чусовой строй любые остроги и городки, за Куйвой можешь и оба берега осваивать, не наше дело.
        - Наши предки были русскими, - внезапно «подобрел» Валентин. - Будешь с нами честно дела вести, всегда поможем, по-соседски. К примеру, богатые рудой места на реках укажем, на той же Сылве. Хоть завтра покажем места, где железо и медь есть, где можно заводы ставить. Да и с караванов, что мимо Ёбурга пойдут, в Сибирь или обратно, пошлину брать мы не собираемся, убытка тебе никакого от нас не будет.
        - Царёв указ ты не нарушишь, обиды для тебя никакой нет. - Павел Аркадьевич неплохо помнил общий смысл того указа, где Строгановым даровалась река Чусовая со всеми притоками и земли по ней. - Чусовая, почитай, будет вся твоя. А то, что мы пяток-другой речек застроим, так у тебя до них руки всё равно не дойдут. Дай бог, сылвенские богатства освоить. А освоишь, мы тебе серебряные руды на реке Серебряной покажем, богатейшим человеком на Руси станешь.
        - Вам какая с того выгода? - недоверчиво пробурчал Яков.
        - Говорю тебе, предки наши на Руси жили, не хотим с Русью воевать, все мы православные, хоть и другого царя подданные. - Валентин положил на стол перед Строгановым незаряженное ружьё. - Проживём год в мире, будем тебе такие ружья продавать, если захочешь. Эти пищали за пару мигов можно зарядить, на триста шагов стреляют. Продавать станем только тебе, по всей Руси сможешь ими торговать.
        - Не боитесь, что я вас теми ружьями через два года захвачу? - Яков погладил ружейное ложе.
        - Мы знаем, Строгановы своё слово держат да пользу Руси блюдут. - Павел Аркадьевич развёл руками. - От нашей гибели пользы не станет ни для Руси, ни для тебя. Порох для наших ружей нужен особый, чёрный порох быстро стволы проест насквозь, года они не выдержат. Сам видишь, стенки стволов тонкие, сами ружья лёгкие. Для них и заряды нужны особые, только мы умеем делать. Так что, Яков Аникеевич, решай. Будем дружить и торговать, как добрым людям положено. Либо ссориться да прибыль терять, как недоумки жадные.
        - Ежели этими ружьями пару полков обеспечить, можно всю Каму от башкир и ногайцев защитить, до реки Белой дойти и все кочевья к миру принудить. - Валентин знал, чем заинтересовать честолюбивого купца. - А коли государю Иоанну Васильевичу те ружья понравятся, можно и Крым на место поставить. Как? За год, если нужно, мы ружей с припасами на целую армию изготовим, пятьдесят или сто тысяч, сколько потребуется. Пока прими от нас ружьё в подарок да припаса полсотни выстрелов.
        После столь неожиданного и богатого подарка Яков не мог отказать, будучи не только купцом, но и патриотом страны. Он встал с лавки, поклонился, приняв оружие из рук Валентина. Долго держал ружьё в руках, даже не делая вид, что разглядывает его. Потом махнул головой, поставил ружьё у стола и подошёл к Павлу Аркадьевичу.
        - Согласен, делим Чусовую, моя в том порука, - он протянул правую руку для рукопожатия.
        Географ крепко пожал руку Якова, понимая, что магаданцы рискуют, но при удаче получают сильного союзника для работы с Русью, не только в торговле, но и политике; до смерти Ивана Грозного ещё десять лет. Русь вполне успеет решить крымский вопрос на двести лет раньше, с помощью магаданцев, с помощью самого передового и мощного оружия в мире. Лучшего союзника, чем Строгановы, магаданцам не найти. Это практически единственный дворянский род промышленников в истории Руси, который интересы государства ставил выше собственных. Мало кому известно, что первый отряд казаков, набранных Строгановыми для защиты своих владений и вооружённых на свои средства, численностью тысячу бойцов, они безропотно, по первому требованию передали царю Ивану Грозному. Лишь династия Строгановых до конца девятнадцатого века не разбазарила по мелким наследникам дедовы земли, единственная в России. Сколько бы ни было Строгановых, как бы они ни ссорились между собой, но земли и заводы не уходили из семьи полтысячи лет, в отличие от тех же Демидовых, к примеру, профукавших наследственные земли за двести лет.
        Надо ли говорить, что достигнутое соглашение отмечалось весело и сытно. Возможно, не очень пьяно, поскольку спиртного в Ёбурге не держали, а запасов самодельного вина из Форт-Росса едва хватило «высоким договаривавшимся сторонам». Но даже простые строгановские дружинники были рады мирному решению вопроса. Особенно после показательных стрельб из ружей и пушек. Скорострельность и дальность стрельбы впечатлили всех строгановцев, без какого-либо хвастовства. Все они понимали или догадывались, что идут на возможный конфликт с магаданскими немцами. После показательных стрельб картечью, выкашивавшей целые секторы мишеней, многие дружинники крестились, радуясь, что их минула чаша сия.
        Тут же командиры научили Якова пользоваться ружьём, пустив на пристрелку подарка свои, магаданские, не дарёные патроны. Ночевать Строганов не остался, по уральским меркам, дом был совсем рядом. Потому на прощанье купцу подарили ещё набор стеклянной посуды и золотые украшения для жены, рассматривая эти подарки рекламным трюком, а не взяткой. Разведчиков, однако, за строгановскими лодками магаданцы отправили. И своих бойцов проинструктировали лично, мол, дружба дружбой, а бдительность никто не отменял. На всякий случай оба командира заночевали в Ёбурге, для спокойствия.
        Утром в Форт-Россе, за совместным обедом, мужчины отчитались перед магаданцами и магаданками о достигнутых соглашениях. Однако вместо поздравлений командиры получили второй бабий бунт, причиной которого, как ни смешно, стали именно достижения последних месяцев, военные, производственные, да и нынешнее соглашение со Строгановым. Жёны за зиму убедились в достигнутой безопасности Форт-Росса, семьи же продолжали расти. Володина жена, например, родила уже второго сына, ещё три женщины забеременели второй раз, в этом мире имеется в виду. У остальных семей было как минимум по два ребёнка. Даже недавно выстроенное четырёхэтажное здание становилось маловато. Потому и требования женщин начались с отдельного коттеджа для каждой семьи. Благо крестьяне уезжали на хутора, места для восьми новых просторных домов оставалось предостаточно, пусть и за стенами острога. Так в устье Ярвы крепость целая стоит, пусть защищает поселенцев.
        Основной причиной скандала стала надоевшая всем уравниловка, ограничения в тканях и золотых украшениях, которые выдавали всем бесплатно, но по числу членов семьи. Кто-то из женщин захотел себе соболью шубу, кто-то пятое золотое кольцо на руки, кто-то планировал сшить дочери третье платье, да и себя не забывал. Все дамы дружно восстали против казарменного быта, вполне устраивавшего их мужей. Однако мужчины поняли, что эти бунты станут регулярными, если не перейти на товарно-денежные отношения внутри сообщества магаданцев. Командиры предложили женщинам поучаствовать в обсуждении вариантов. Представителями слабого пола, как обычно, оказались Елена Александровна и жена Володи - Алевтина, весьма активная дама.
        Обсуждали долго, спорили, считали, снова спорили. В результате пришли к временному варианту, пока не проверят его практикой. Всем семьям после таяния снега будут выстроены коттеджи за счёт общины, даже одинокой Елене Александровне. Права отсутствовавшего Петра представляла его жена Лариса, для Николая строить ничего не стали. Приедет, сам решит, нужна ему головная боль или нет. Так вот, каждому коттеджу нарезали участок в размере полгектара расчищенной земли, с возможностью расчищать себе любую дополнительную землю, но своими силами. Все мужчины и работающие женщины получали заработную плату в размере червонца ежемесячно, запасов готовых денег хватало на пару лет спокойной оплаты.
        Неработающие жёны получали по два рубля золотом, подработка оплачивалась пропорционально рабочему времени. Кроме того, каждой семье магаданцев будет бесплатно выдаваться раз в год продукция мастерских, из следующего расчёта: сотня наконечников стрел, десяток топоров и ножей, две пилы, две лопаты - от железных мастерских. От стеклодувов, после бесплатного застекления коттеджей, ежегодная выдача: запас оконных стёкол на три окна, сервиз обеденный, сервиз чайный, десяток бутылей для консервирования. Как говорится, хочешь - бей, хочешь - торгуй, хочешь - дари. Дополнительно, по результатам года, десять процентов чистой прибыли, полученной от продажи и обмена магаданских товаров, будут в равных долях выдаваться каждой семейной паре, холостякам - вдвое меньше.
        Но командиры настояли на том, что питаться магаданцы после переезда станут отдельно, продукты, соль, масло тоже будут покупать за свои деньги. Пусть из общего склада, куда свезут купленные на зиму продукты у окрестных аборигенов, но с наценкой пять процентов. Кто хочет дешевле, нехай сам плывёт в Чусовской Городок и торгуется. Да, ещё мужчины настояли на том, чтобы общественные меха не выдавались, а шли только на продажу за границу. По причине почти пятикратной разницы в стоимости, если не больше. Даже самые рьяные модницы согласились с этим, подсчитав, что за серебро и наконечники для стрел купят у аборигенов больше шкур, чем могли бы получить от командиров.
        Частную продажу огнестрельного оружия, боеприпасов и радио запретили единогласно. Хоть и было огромное желание у некоторых отхватить большой куш, стоило напомнить о безопасности, особенно для детей и внуков - спорить никто не стал. Образование сделали общедоступным и бесплатным, о высшем образовании никто не задумывался, понимая, что никакие университеты, даже в Париже, не дадут и половины знаний, известных самим магаданцам. Да, тут же установили стандартную цену найма слуг для магаданцев, не более пяти копеек в месяц. Начальство сразу получило задачу организовать производство разменной монеты, собственной, а не тех чудовищных обрезков и обломков из серебра, что ходили в обороте.
        В принципе, принятыми решениями остались довольны все стороны, и женщины, и командиры. Более того, Павел Аркадьевич, например, вообще вздохнул с облегчением, когда с его плеч упали заботы о быте магаданцев. С остальными жителями Форт-Росса всё обстояло гораздо проще. Все выходцы из шестнадцатого века выросли в общине, и у них даже мыслей не возникало спорить с её главой. Тем более что командиры своей деятельностью наглядно доказали заботу о людях, даже пленниках, ставших инвалидами. По разным причинам среди выживших татар оказались почти полсотни инвалидов. Кому Валентин ампутировал руку или ногу, раздробленную картечью, кто оглох, семеро ослепли, у нескольких ноги отнялись после ранения позвоночника.
        Кучумцы ожидали вполне привычной участи для таких пленников - быстрой смерти или «милостивого освобождения», что означало голодную смерть в лесу. И не могли поверить своим глазам, когда магаданцы оставили калек у себя, более того, дали им работу по мере сил и возможностей, чтобы инвалиды не просили милостыню, а честно зарабатывали свой хлеб, не считая себя тягостью для других. Безногие удачно вписались в конвейер по производству ружей, занимаясь обработкой деталей или сборкой механизмов. Глухие ушли в кузнечное производство, там всё равно стоял такой шум, что их инвалидность никто не замечал. Одноруких инвалидов затребовали себе в помощники учителя, писать мелом на доске одной рукой так же легко, как и двурукому, тот тоже одной рукой пишет. Оставались слепые, пока их ставили в ночные дежурства по охране острога, слушать. Но на них рассчитывали командиры в будущем, как на дежурных радистов.
        Так, что татары постепенно привыкали к неволе, вернее, новым условиям работы. Наглядный пример был перед глазами, четыре сотни ушедших к Белому морю бойцов. Многие ждали от них вестей, чтобы решить для себя, наниматься в дружину или остаться работать в мастерских. Работа интересная, более того, магаданцы не скрывали, что после пяти лет бесплатной работы всем рабочим начнут платить, разрешат ставить свой дом и жениться. Большинство пленников были выходцами из беднейших улусов, для них жизнь в плену стала сказкой. А возможность всего за пять лет получить профессию и зарабатывать, на фоне того, что в кочевьях помощники у кузнеца работали в худших условиях по семь-десять лет, пока не получали право самостоятельной работы, смотрелась истинной благодатью.
        Самые же бестолковые, дерзкие, откровенно глупые пленники отправлялись на рудники; с увеличением рабочих мест потребность в ресурсах росла день за днём. Хотя магаданцы старались выпускать неметаллоёмкую продукцию, от создания запасов патронов, снарядов и пороха, никуда не уйти. Многие пленницы работали на патронной линии, наполняя гильзы порохом. Жили женщины отдельно, под чутким присмотром Елены Александровны, привлёкшей к труду даже бывших наложниц Маметкула. Никаких любовных отношений официально власти не дозволяли среди пленников и пленниц, в рядах которых оказались не только наложницы, но и прачки, стряпухи, прочая обслуга орды. Всего в плен попали шесть десятков женщин, не считая двадцати освобождённых и оставшихся жить в остроге девушек-вогулок. Часть из них занялась привычной работой - готовка пищи, стирка одежды, остальные попали на патронную линию.
        Конечно, несмотря на запреты, те же наложницы и другие «слабые на передок» бабы находили себе кавалеров, частенько нескольких одновременно, но встречались с ними не в Форт-Россе. Как обычно, в лесу, под кустами, а зимой на сеновале. К весне, глядя на столь лёгкое поведение доброй половины подопечных, Елена Александровна объявила всем пленным мужчинам, что те могут жениться, если захотят, запрета не будет. Семейным пленникам разрешат выстроить избу и жить в ней, а не в казарме. Несмотря на такое послабление режима, желающих сочетаться законным браком с бывшими наложницами пока не нашлось. Татары предпочитали «гулять», а не свататься.
        Это всё лирические отступления, лето 1574 года шло своим чередом, сквозь хлопоты строительства коттеджей, сквозь регулярно приплывающих на службу молодых вогулов и вогулок, да и русские попадались. На личных участках новостроек магаданцы усиленно высаживали помидоры и картошку, сажали не только подсолнухи, но и лук, редьку, горох, закупленные на рассаду осенью в Чусовском Городке. Берега вокруг Ёбурга и несколько обширных полян по Ярве распахали, засадили подсолнечником, на масло, да картошкой, на еду. Прокормить такую ораву, уже более двух тысяч человек с вновь прибывшими вогулами, становилось всё сложнее, несмотря на рыбу из рек и мясо из окрестных лесов.
        Примерно через неделю после визита Строганова, в конце июня, сразу сотня вогулов, нанявшихся к магаданцам на три года работы, под охраной пяти дружинников отправились с Еленой Александровной и её дочкой Машенькой на реку Куйву. Кроме запасов стальных и стеклянных изделий для торговли, в шести лодках везли продукты, лопаты и кирки. Главной задачей командиры поставили Елене добычу золота, платины, алмазов. Сама же учительница всю зиму выспрашивала подружку, как добывают эти ценности в цивилизованных местах в будущих временах. Проанализировав услышанное, она заставила сделать два десятка лотков для промывки грунта, взяла взрывчатку, чтобы рвать кварцевые жилы с золотом, которые намеревалась обнаружить. Учитывая упорство этой женщины, многие магаданцы лишь посочувствовали вогулам и дружинникам.
        Надежда, оставив плавильню на обученных помощников, отправилась с Толиком в экспедицию на поиски цинка. Невозможность изготовления латуни не давала ей покоя. Павел Аркадьевич показал главному металлургу магаданцев все ближайшие месторождения цветных металлов, что были отмечены в его картах. Чисто цинковых рудников там не было, однако Надежда питала уверенность, что пара свинцовых выходов должна иметь в своём составе цинк. Пусть немного, считанные проценты, но в смеси других металлов вполне могла выйти латунь. Такова была официальная версия, которую командиры поддерживали, даже оплатили няню для детей Надежды. Однако мало кто сомневался, что семейство химиков просто отправилось в отпуск, отдохнуть от детишек и тяжёлой работы. Чему все только радовались, Надежда четыре года работала почти круглосуточно, создавая оборону магаданцев.
        За это время они с Толиком родили двух сыновей, основали металлургию и стекловарение, приготовили порох и взрывчатку. Практически всё благосостояние магаданцев основывалось на придумках Надежды, провинциального учителя химии, весьма удачно применившей свои знания на практике. Потому и отношение магаданцев к этой семейной паре было трогательное, трепетное, нежное. Командиры отпустили Надежду в поход лишь под крепкой охраной из четырёх дружинников. Они же служили рабочими при раскопках рудных выходов и носильщиками, при доставке собранных образцов. Отправка Надежды и Толика была последним крупным событием в провинциальном спокойствии Форт-Росса. После этого, казалось, даже время замедлило свой бег.
        Наступила середина короткого, но тёплого уральского лета. Именно те две-три недели, когда тепло ночью и днём, дождей нет, на среднем Урале наступает настоящий рай. Так было даже в двадцать первом веке, а в шестнадцатом веке рай в середине лета был ещё выразительнее. Мальчишки умудрялись на удочку наловить до полусотни килограммов крупной рыбы, каждый за день. Девушки собирали ягоды, от малины до ежевики, дикую черёмуху и смородину. Собирали и сушили лекарственные травы - зверобой, подорожник, душицу, иван-чай, тысячелистник и многие другие. Мужчины за пару часов после рабочей смены пробегали по лесу, приносили домой двухведёрные корзины с грибами, которые тут же сушили и солили.
        Если местные жители к этим заготовкам относились как к привычной и скучной работе, то магаданцы наслаждались дарами природы. Более того, они учили своих воспитанников и детей радоваться и восхищаться чистой нетронутой природой. Не забывая переделывать её под свои привычки и надобности. Именно тем сухим летом 1574 года на горе Коровьей выстроили первую в мире радиовышку. С невысокой десятиметровой вышки, удачно поставленной на вершине господствующей высоты, радиосигнал успешно принимали разведчики на расстоянии до пятисот километров. Да и прямая видимость достигала сорока вёрст, вполне достаточно, особенно зимой. Учитывая, что с вышки просматривалась река Чусовая в районе Чусовского Городка, а в некоторые ясные ночи были видны огни строгановской крепости.
        Об этом поспешили сообщить магаданцы своим союзникам в городке, договорившись о сигналах опасности в случае нападения татар. За прошедшие после заключения договора с Яковом Строгановым недели никаких неприятных сюрпризов от русских не случилось, магаданцы регулярно бывали в городке, продавали свои товары, покупали продукты. Сам Яков, по слухам, отбыл в Москву доложить царю Ивану о достигнутом контроле над Чусовой. Командиры не сомневались, что подаренное ружьё будет представлено Ивану Грозному вместе с предложением продажи оружия. Собственно, на то и был расчёт магаданцев, стать союзником Руси.
        Убедившись в безопасности со стороны строгановской вотчины, командиры отправили в устье Куйвы полусотню строителей, поставить там наблюдательный острог. Небольшой, с гарнизоном в полсотни бойцов, с десятком пушек. Главной задачей передового острога было наблюдение и подача сигнала в случае появления татарского войска. В острог магаданцы отправляли рацию с запчастями и двух обученных на радистов вогулов. На высоком левом берегу Куйвы строители за пару месяцев поставят крепкий острог с пушками, со стен которого будут простреливать реку Чусовую насквозь до высоких скал противоположного берега. К концу сентября в острог доставят провиант и боезапас на зиму, командиром острога назначили одного из первых дружинников, Фёдора Устюгова. Впервые дальним гарнизоном вооружённых ружьями и пушками бойцов будет командовать не магаданец, однако рисковать приходится, иного выхода нет. Да и Устюгов давно просился в магаданцы, не подведёт, мужик спокойный, честный.
        Всё лето 1574 года прошло в каких-то бестолковых хлопотах, магаданцы превратились в маленьких хозяйчиков, выстраивая себе отдельные дома. Фантазия женщин при создании проекта не знала ограничений, ни один из коттеджей не походил на соседний. К началу осени новые просторные жилища магаданцев стали принимать окончательный вид. Девять домов, выстроенных строго в ряд, вдоль реки Ярвы, придавали Форт-Россу сказочный вид, настолько разными и невиданными для аборигенов оказались выстроенные коттеджи. От привычного приземистого одноэтажного дома Елены до трёхэтажного деревянного замка Володи и Алевтины. Впрочем, кое-что общее было у новых строений, огромные окна с двойными рамами. Да и крышу крыли первыми листами кровельного железа, над производством которого полгода работали металлурги.
        Кровельное железо оказалось единственной инженерной новинкой 1574 года, хотя нет, за лето Володя с помощниками установил на водяное колесо пилораму. Первую пилораму с шестью длинными пилами, распускавшими на доски шестиметровые брёвна за считанные минуты. Хозяйки непременно хотели видеть в новых домах гладкие ровные полы, такие же ровные стены и потолки. Потому строительство пилорамы стало вынужденной мерой, после того как Володя потерял неделю на обтёсывание четырёх досок. На фоне этого две недели, потраченные на пилораму, всё равно экономили время и силы. Станок выдавал продукции ежедневно больше, чем до этого тесали все плотники, вместе взятые. Несмотря на это, строительство восьми коттеджей заняло чуть не полгода, едва успели закончить к октябрю.
        В это время вернулась с Куйвы команда Елены Александровны, загоревшие, похудевшие, весёлые и гордые добычей. Гордиться было чем, за короткое лето под чутким руководством Елены вогулы выбрали все запасы золота на куйвинском прииске. Они прошлись с лотками по всему течению реки ниже прииска, взорвали скалы в местах, где кварцевые пласты с прожилками золота уходили в камень. В результате грамотного и чёткого планирования Елена добыла полтонны золота, в переводе на червонцы - восемьдесят тысяч червонцев. Такого золотого запаса магаданцам хватит надолго, если не до конца жизни. К золоту прилагались бонусы, в виде тонны платины и пары килограммов алмазов, не считая честно выменянных мехов. Командиры уже заметили, что с каждым годом количество добытой магаданскими торговцами мягкой рухляди росло в геометрической прогрессии. Аборигены сами приходили из дальних мест к щедрым магаданцам, отдавая меха за стальные изделия, пока их не отобрали кучумские татары.
        Лето 1574 года в этом отношении оказалось рекордным, пушнины на складах накопилось больше, чем увезли с собой бойцы Петра. Крестьяне из окрестностей будущих березниковских шахт за несколько месяцев неплохо заработали, ежемесячно доставляя в Форт-Росс целые караваны с кальвинитом. Сотрудничество с ними принимало всё более прагматичный характер. Узнав, что магаданцы закупают муку и зерно в Чусовском Городке, крестьяне предложили им доставлять свои продукты, за меньшую цену. Выиграли от этого обе стороны, а Чусовской Городок лишился торговой пошлины. Причём довольно значительной, по примеру одних многие прикамские селения перешли на прямую торговлю с магаданцами. Благо ни в Ёбурге, ни в Форт-Россе, никаких пошлин не брали, да и предложение непосредственно в магаданских мастерских было лучше, чем у приезжих торговцев.
        Летом 1574 года Ёбург стал превращаться в новый торговый центр на реке Чусовой, водной дороге из Сибири в Европу. Пользуясь отсутствием любых торговых сборов и пошлин, в крепость магаданцев свозили свой товар крестьяне из строгановских земель, вогулы со всего Урала, татары с Южного Зауралья. Появлялись одинокие торговцы из черемисов и башкирских земель. Павел Аркадьевич поговаривал, что в следующем году наверняка прибудут башкирские и черемисские купцы, возможно, и булгары из Казани. Её давно завоевал Иван Грозный, но булгарские купцы продолжали активно торговать в Прикамье и на Урале. Под защитой магаданских пушек купцы Европы и Азии безбоязненно торговали и заключали сделки на будущее. Всего года хватило, чтобы на многие сотни вёрст вокруг разнеслась весть о появлении новой силы на Урале.
        Глава 9
        - Давай обнимемся, что ли, на прощание, - Пётр шагнул вперёд и крепко обнял Николая. Постояв мгновение, он решительно отвернулся и быстрым шагом поднялся на борт коча. Спустя пару секунд звучный голос кормщика выкрикнул знаменитую команду: - Отдать концы!
        Нескольких минут хватило, чтобы зафрахтованный корабль отвалил от причала, всё быстрее направляясь вниз по течению Северной Двины. Три с половиной сотни магаданских дружинников выстроились на берегу, по команде Николая проводили отплывший коч троекратным «ура!».
        Офицер довольно улыбнулся, воспитание дружинников приносило свои плоды, за два месяца пути по льду многочисленных рек от Ярвы до Холмогор батальон новобранцев многому научился. Каждый день, независимо от погоды, начинался привычным для офицеров построением, завтраком и отправлением в путь. Учёба проходила вечером, почти всегда при свете костров. Татары осваивали строевой шаг, перестроения, движение в боевом и походном порядках. В непогоду, когда метель или мороз не давали возможности чётко двигаться, разбивались по своим шатрам на двадцать бойцов, где разбирали, чистили оружие. Повторяли порядок подготовки к стрельбе и правила стрельбы. Стреляли не часто, когда выдавалась удобная погода, один-два раза в неделю.
        Учитывая, что одновременно с учёбой дежурные готовили пищу, разбивали лагерь, а караульный взвод расставлял посты охраны лагеря, хлопот хватало. Да и бойцам выпадала нешуточная нагрузка, несколько раз приходилось переносить груз из саней на руках, когда обходили снежные заносы. Впрочем, вполне ожидаемо, трудности пути лишь сплотили молодых парней, расплывшихся в уюте магаданского острога за полгода. И, когда батальон прибыл в Холмогоры, Петру не было стыдно за подтянутых и дисциплинированных ребят. Почти сразу он отправился к воеводе Прозоровскому, добывать подорожную для выезда из порта и найма корабля.
        Кое-какое понимание русской бюрократии шестнадцатого века к этому времени у магаданцев было. В столице Великой Перми, в Чердыни, Николай не зря побывал. Там оба офицера растрясли запас червонцев и подарков, получив две подорожные. Одну на магаданского немца Петра, с запасом товаров и охраной следующего в Холмогоры, для найма корабля. Другая подорожная гласила, что воинский немец Николай с тремя сотнями наёмников направляется через Холмогоры в пределы норвежские. О шведах оба офицера не упоминали, памятуя Ливонскую войну. С этими подорожными два месяца никто не пытался противиться движению отряда. Впрочем, на своём пути гарнизоны более тридцати бойцов магаданцы и не встречали. Так что возражать некому было, глядя на уверенных бойцов, поголовно вооружённых пищалями, никто не пытался поставить документы под сомнение.
        На общение с холмогорским воеводой у магаданцев ушли всего две недели, опыт проживания в шестнадцатом веке сказывался. Да и слухи о победе над Маметкулом дошли в Холмогоры к весне 1574 года. Не так и велика была Русь, несмотря на расстояния между городами. Самих жителей на Руси насчитывалось едва пять-шесть миллионов, по грубым оценкам Павла Аркадьевича. Из них дворян и служивых людей едва сотня тысяч набиралась, по его же прикидкам. Население небольшого города, по меркам двадцать первого века. Естественно, многие дворяне знали друг друга лично, были знакомы с родственниками, либо просто слышали о ком-нибудь в свете воинских действий. Отсутствие развитой информационной системы в шестнадцатом веке компенсировалось немногочисленностью действующих лиц и редкими событиями.
        Происшествия чётко делились на местные, вроде неурожая репы или обильного половодья, и общерусские. Такие, как набег хана Гирея на Москву в 1571 году, восстание черемисов на Каме в 1572 году, неудачный набег царевича Маметкула на строгановские земли в 1573 году. На подобные набеги воеводы порубежных городов Руси обращали особое внимание, с обязательным выспрашиванием подробностей. Сколько было врагов, как шли, какой дорогой, чем воевали? Были пушки или нет, если были, сколько и как себя оправдали. Любопытство подобного рода носило не праздный характер. Мелкие нюансы поведения врага или удачная находка победителей могли помочь самим воеводам в сражении. Все знали и принимали как должное, что любого врага придётся встречать самим. Сколько бы врагов ни пришло к стенам холмогорского острога, никакого отступления воевода Прозоровский себе представить даже не мог.
        Придёт помощь или запоздает, первые несколько месяцев, вплоть до полугода, всем надо рассчитывать лишь на свои силы. Гарнизон в Холмогорах стоял довольно сильный, две сотни стрельцов с пятью пушками. Так думал воевода, пока в город не вошёл батальон магаданцев с десятком орудий. Нет, выглядели немецкие татары как раз непрезентабельно, одежда истрёпанная, обувь разбитая, лица загорелые, обтянутые красной обветренной кожей, но опытный воин Прозоровский достойно оценил их уверенный шаг в походных колоннах, беспрекословное исполнение приказов, а также молчаливое равнодушие, с каким магаданцы смотрели на посты холмогорских стрельцов, не сомневаясь в своём превосходстве.
        Даже обидно стало воеводе, особенно, когда нахальный магаданский немец Пётр с первых слов потребовал (!), не попросил, а именно нагло потребовал документы на выезд из Холмогор. Хотел Прозоровский спустить нахала с крыльца или в поруб бросить, да внутренняя осторожность остановила. Отговорился делами да велел за документами через неделю прийти, посмотрит, мол, пока. И своих дьяков и десятника-пройдоху Харитона за немцами следить отправил. Те как ни в чём не бывало не пошли избы снимать у вдовиц, а разбили свой лагерь ниже по течению Северной Двины. В ожидании ледохода не торопились, установили походные шатры, караул, рогатки вокруг из жердей навязали. Как выразился Харитон, в Александровской слободе такого порядка нет.
        - Ты язык придержи, - гаркнул на дурака воевода. Он испугался слов, слетевших с языка десятника, можно и самому на дыбу попасть за таких десятников. Однако доносить о магаданских немцах велел дважды в день, в любую погоду.
        Оказался прав, потому что магаданцы вызвали в Холмогорах небывалый переполох. Оба офицера, Пётр и Николай, с утра до вечера принялись обходить купцов и кормщиков, корабелов и английских торговцев, недавно прибывших из Москвы с товаром в ожидании навигации. Пётр, представившийся купцом, хотя какой он к лешему купец, опытный вояка из него за версту торчал. Так вот, Пётр всё больше с корабелами да купцами, людьми уважаемыми, встречался. Свой товар показывал, о морском пути в Англию спрашивал, цены на русские товары узнавал. С англичанами по-аглицки говорил, без толмача. Посему и не смогли подсылы прозоровские узнать, о чём баяли два немца, магаданский и английский. Николай, здоровый, как лось, попроще оказался, простых людей не чурался, хоть и майором назвался.
        За пару недель до ледохода Николай со всеми Холмогорами перезнакомился, от девок на постоялом дворе до артели лесорубов, в землянках на том берегу Двины живших. С девками ладно, всем понятно, о чём молодые мужики с ними говорят, но о чём он с лесорубами два дня говорил, воеводские дьяки так и не узнали. Артельщики - народ своевольный, наглый, чужаков к себе близко не пускают, но из кустов дьяки подглядели, что прощались они с немцем магаданским вежливо, шапки ломали, едва не в пояс кланялись. Пытались дьяки правду у самого немца узнать, татей шатучих подговорили его ограбить да поспрошать, пока майор вечером от корабелов возвращался. Так шустер оказался магаданский вояка, двух татей побил, третьему руку вывихнул, а четвёртого с собой уволок да всё выспросил сам. Небось, собака, про самого воеводу тать тот всё выложил.
        Дважды немецкие дружинники стрельбы устраивали, о первых стрельбах неделю судачили все Холмогоры. Подсылы воеводе донесли, что пищали немецкие за триста шагов стреляют, заряды за пару мигов меняют в них да снова стреляют. Не поверил старый вояка, на следующие стрельбы сам пришёл, убедился в правоте подсылов. Однако затаил обиду на немцев магаданских, что вежливости к нему, государеву слуге, нисколько не проявляют. Посему решил подорожных грамот им не давать, пусть живут в Холмогорах, пока не оголодают, небось, проявят тогда вежливость. Так и собирался сказать главному купчине Петру, когда тот напросился на приём. Да не смог, и всё тут. Хитёр оказался магаданский немец, насквозь Прозоровского увидел.
        - Вижу, ты, воевода, решил подорожную нам не давать, - нагло уселся на скамью Пётр, заявившись к Прозоровскому поутру. Закинул этак ногу на ногу, в высоких сапогах, да посмотрел на хозяина без всякой опаски. - Думаю, хочешь нас в Холмогорах мурыжить, пока не оголодаем. Зря хочешь, не советую. Ты в Москве давно не был, не знаешь, что мой друг магаданский врач самого государя Иоанна лечит… Надо знать, если нам палки в колёса решил вставлять. Не дашь завтра выездную грамоту на меня и отдельно на мой отряд, через пару недель англичане мою грамоту царю передадут. Да не жалобу обычную, от магаданского купца, а донос на воеводу Прозоровского. О том, что воевода сей проворовался, с английских купцов лихву берёт, государевы интересы нарушает. Пошлину портовую укрывает, едва половину в Москву отправил в прошлом годе. Посадский народ обирает, корабелов и кормщиков грабит. Что молчишь, думаешь, я стану ответа ждать? - Немец оскалил зубы в наглой улыбке. - Не такой я дурак, чтобы ответа из Москвы дожидаться, где тебя десять раз простят. Нет, я, милый мой, своим отрядом Холмогоры захвачу, тебя повешу, да с
купцов и рыбаков ещё десяток жалоб и челобитных соберу. Их в Москву отправлю, а сам все корабли с собой уведу, мне обратно возвращаться нет нужды. Коли вернусь через год-другой, то следующий воевода на твоём месте сговорчивей будет. Как полагаешь? Стоит государю торговля с Московской торговой компанией твоей головы или нет? Что царь-батюшка решит, тебя не воскресить, а торговля прибыток немалый государству приносит. Мои ружья видел?
        Побагровевший воевода машинально кивнул, сглатывая слюну. Он давно бы приказал схватить наглеца в поруб, коли бы тот русским был. А немцев государь велел вежливо принимать.
        - А ты знаешь, змеиная твоя душа, что эти ружья Иоанн Васильевич для русской армии у нас закупать будет? Сколько русских душ те ружья спасут, коли ими стрельцов вооружить? Стоит твоя больная голова тысяч русских воинов или победы русской над поляками и шведами? Думаю, если я твою голову у государя за сотню ружей попрошу, он всю семью твою выдаст, не только тебя! - Пётр встал со скамьи. - Завтра к утру две грамоты мне нужны, одна для меня, торговца, на свободный выезд с товаром. Другая грамота для моей дружины, на командира Николая, для свободного выезда из Холмогор на любых кораблях. Сделаешь всё ладом, Николай тебе ружье с зарядами подарит, такое лишь у царя имеется пока.
        Нервничали, конечно, оба офицера, после такой демонстрации. Усилили караулы, сами легли за полночь, но затея удалась, не зря они собирали слухи и жалобы на воеводу. Не зря Николай узнавал подробности жизни Прозоровского да записывал рассказы ограбленных купцов и несправедливо наказанных корабелов. Ещё в пути оба офицера между собой договорились сразу, к взяткам от магаданцев царских чиновников приучать не станут. Пусть работают не за подношения, а за страх. Времена опричнины ещё памятны всем русским боярам, угроза сработает лучше иной взятки. Пусть видят силу магаданцев сразу, в другой раз не будут волокитить документы. Никуда не делся воевода, выдал утром его дьяк Петру обе грамоты. Сам не вышел, затаив обиду. Ничего, эти грамоты Николай всё равно бы получил, договорённость с одним из дьяков уже была. Тот оказался падок на золотишко, обещал грамоты на выезд сделать в любое время, коли воевода воспротивится. Главное, показать их кормщику перед самым отплытием, чтобы воевода не прознал о том.
        Полдела сделано, провожал Николай взглядом уходивший по течению коч. Остался сущий пустяк, перевезти батальон и сотню нанятых работников на норвежский берег. Не просто так возился майор с корабелами, с девками и артельщиками. Многих завербовал на переселение, под стандартный договор на три года. Теперь остаётся добраться до выбранных на карте мест, выстроить в бухте крепость да верфь сразу наладить. Две бригады молодых корабелов обещали наладить производство кочей, по два корабля в год, коли платить исправно станут да дерева вдоволь будет.
        Через неделю отплыли первые зафрахтованные шесть кочей из Холмогор, увозя с собой полторы сотни бойцов и сотню строителей, с забитыми трюмами припасами. Не только пушками и снарядами, но и мукой, крупами, зерном. Добрых три недели полз караван по весеннему морю, затем вдоль побережья русской Колы. На рубеже русских земель вошли в залив и полдня поднимались на парусах против течения небольшой реки, к счастью, довольно глубокой, чтобы пройти всем кочам. Добравшись до Колы, самого западного русского порта на Скандинавском полуострове, все кочи встали на якоря. Николай с несколькими десятниками высадился на берег. Селение было малюсеньким, едва ли два десятка дворов, а, поди ты, известно русским летописцам с середины шестнадцатого века. Правда, те дворы были огромными строениями, по всем традициям русского Севера, настоящие крепости, окружённые добротными стенами.
        Николай, как и положено, представился начальству порта и крепостицы, командовавшему полусотней стрельцов. Воевода острога, стрелецкий сотник, мужичок лет сорока, с обветренным загорелым лицом, недоверчиво посмотрел на выданную подорожную. Однако, разговорившись с магаданским немцем и знакомыми кормщиками, Артамон Матвеевич успокоился. Разрешил всем сойти на берег и денёк отдохнуть, указав на постоялый двор. Николая же вместе с кормщиками пригласил вечером к себе, поговорить спокойно. Пока майор разместил своих бойцов, распорядился насчёт бани, обеда и спальных помещений, наступило условленное время. Кормщики первыми привели себя в порядок, зашли к майору с напоминанием о визите.
        С пустыми руками к хозяину идти неудобно, кормщики прихватили гостинцы - кто шмат сала из дома, кто копчёного северного осетра. Николай взял стандартный подарочный набор стеклянной посуды и, подумав, прихватил трофейную татарскую саблю. Специально для подобных ситуаций командиры выдали ему два десятка самых дорогих сабель на представительские расходы. С комендантом Колы, ближайшего русского порта, магаданцам нужны были самые лучшие отношения. Потому и постарался опытный сыщик проявить свои самые коммуникабельные качества в ходе разговора с Артамоном Матвеевичем. Пока шла официальная, так сказать, часть обеда, Николай оставался немногословен, отвечая на вопросы вежливо, но кратко, в лучшем духе поморов. Слава богу, успел изучить привычки северян в Холмогорах.
        Часа два пришлось ждать, пока разговор перешёл наконец в рабочее русло. Все перемены блюд прошли пробы, на столе остался бочонок пива да рыбная закуска. Кормщики неторопливо чистили рыбу, хозяин же придвинулся ближе к магаданцу и приступил, собственно, к допросу.
        - Скажи мне, мил человек, как православная душа православной душе, - Артамон машинально перекрестился на образа, - куда ты своё войско ведёшь? Не на Вардо, случаем, набег замышляешь?
        - Честно, говоришь, - задумался Николай, которого давно никто не допрашивал. Последний раз его допрашивали в прокуратуре, обещая через пару месяцев отдать под суд, да обошлось. Потому методы воеводы опытному сыщику понравились - созданием доверительной атмосферы, способствующей расслаблению клиента. Самому же Артамону майор не верил, пока не верил. Вполне возможно, боевой страж русских рубежей сливает информацию шведам, кто знает? Так что магаданец по привычке постарался перехватить инициативу разговора, «раз пошла такая пьянка». - А тебе зачем? Против Руси или государя мы ничего худого не замышляем, вот тебе истинный крест. Шведы же ведут войну против Руси православной, любой вред шведа станет пользой для русских, не так ли? Или ты шведов жалеешь, объясни мне, почто?
        - Правильно всё баешь, - не ушёл от разговора стрелецкий сотник, внимательно глядя на собеседника. Лицо воеводы резко осунулось, он сбросил маску радушного хозяина, начиная откровенный разговор. - Рано или поздно война закончится. В соседнем с нами Вардо живут такие же рыбаки и купцы, как в Холмогорах. Не свеи - мурманы. Свейского войска там нет. С мурманами мы живём долгие годы, как добрые соседи. Коли ты нападешь на Вардо и обидишь мурманов, нехорошо будет, не по-соседски.
        - Так мне они не соседи, - улыбнулся Николай, заметив, как дёрнулось лицо хозяина. - И мы не русские, а магаданцы, не забывай. Мы действуем по своей воле и по воле царя Магадана. А царь магаданский отдал нам Швецию во владение. Потому Швецию мы захватим, рано или поздно. Насчёт мурманов я с тобой согласен, воевода. Соседи они добрые, зла против них мы не держим, грабить Вардо не собираемся, можешь быть спокоен. Да и самих мурманов дальше на побережье тоже зорить не будем, хотя острог свой на мурманском побережье выстроим. Так побережье-то мурманам не принадлежит, оно шведское. Вот так.
        - Как же ты свеев победишь со своей полутысячей? - недоверчиво продолжил Артамон, с облегчённым видом. - Русь с ними который год воюет, тысячи воев в Ливонии шведов громят, а война не кончается.
        - В Библии есть притча о соломинке, которая сломала спину верблюда, - уклончиво ответил Николай. Хвастать перед возможным шпионом магаданскими ружьями и пушками он не собирался. - Слыхал о такой притче? Коли слыхал, поймёшь меня, - мы, магаданцы, и есть та самая соломинка, что сломает спину шведского верблюда. Вот так, господа.
        Вот и последнее русское поселение осталось за кормой кораблей. На Печенегский монастырь магаданцы взглянули издали, посетить не хватило времени, корабли спешили на запад. Дальше начинается норвежская земля, на которой ещё в Форт-Россе выбрана по карте удобная бухта, примерно в двухстах километрах западнее Вардо. Жаль, в планшете не оказалось вида с моря той бухты, пришлось измерять долготу Николаю каждый день, отмечая примерно пройденный путь. Но настал день, когда караван втянулся в глубокое и узкое горло искомой незамерзающей бухты. Не обращая внимания на десяток домиков и пару рыбацких лодок на берегу, магаданцы начали высадку. Благо глубины в заливе от берега шли хорошие, кочи бросили якоря совсем рядом с землёй.
        Место на берегу обширного залива выбрали вдали от аборигенов, но удобное для обороны. Едва выгрузили людей и припасы, едва Николай согласовал со строителями места для острога и верфи, как пришлось отплывать. Что делать, с обороной полторы сотни стрелков с пятью пушками вполне справятся. А грамота на выезд из Холмогор выправлена лично на Николая, деваться некуда. Обратный путь затянулся, караван попал в шторм, пустые кочи раскидало ветром по Белому морю. Однако к родному устью Северной Двины добрались все, чтобы через две недели вновь выйти в море с остатками батальона и грузов. Сдружившись в плавании с кормщиками, собиравшимися на обратном пути заняться привычным делом - рыбной ловлей, Николай договорился о закупках рыбы, а к осени и другой провизии. Магаданцы слыли в Холмогорах выгодными покупателями, платили звонкой монетой, не скупились и не жульничали.
        На выбранном морском побережье Норвегии, а ныне Швеции, остатки батальона высадились в середине июня. Артельщики не подвели нанимателя, на берегу к этому времени высились пятиметровые стены острога, с выступающими башенками для пушек. Дружинники разведали все окрестности в радиусе сотни вёрст, договорились с местными рыбаками о поставках рыбы, купили у лапландцев немного меховой рухляди и десяток оленей на еду. Благо запасы ножей, топоров и прочих наконечников стрел были достаточные. Командиры изначально планировали создать запасы на два года жизни отряда в возможной морской блокаде. Немного напрягали белые ночи, но привычные поморы успокоили татар, мол, зимой настанут тёмные дни, отоспитесь вволю. Близость холодного моря успели оценить все, с одной стороны, постоянные ветра сдувают мошку, истинное наказание тундры и тайги, с другой - непривычно шумит морской прибой круглые сутки.
        Наладив службу, Николай отправился на юг, искать указанные на карте богатейшие железные рудники. С собой он взял сотню бойцов и пару орудий, их и боеприпасы приходилось везти на оленях, сплошная морока. Удалось найти добрых проводников - за пару стальных ножей и полсотни наконечников для стрел, показавших вполне проходимую дорогу на рудники. Разговаривали на смеси вогульских и русских слов, но международные жесты выручали. Однако на дорогу к руднику ушёл почти месяц, что в километрах составило более трёх сотен, точнее не посчитать. Дорога та, после зимника из Чусовой на Холмогоры, показалась сущим адом. В тайге жара, гнус и мошка не только дышать, смотреть не дают. Истинное наказание божье. По пути майор ставил отметки, планировал с дружинниками удобную дорогу зимой и летом, может, потому и шли долго, но сам рудник порадовал Николая, как раз то, что нужно. Здесь шведы не только добывали руду, но и выплавляли железо, сплавляя слитки по рекам на юг, к балтийскому побережью.
        Сотня стрелков захватила городок Кируну при руднике и заводик без единого выстрела, два десятка солдат шведского гарнизона не пытались сопротивляться. Николай позже понял, что обязанность солдат состояла не в охране рудника и заводика, а в принуждении рабочих и запугивании, если те решат бунтовать. Сам рудник и заводик при нём произвели на Николая жалкое впечатление, в Форт-Россе магаданцы добывали едва ли не больше руды. Да и выплавка чугуна и его переработка методами шестнадцатого века не воодушевили майора. Посёлок Кируна, по недоразумению называвшийся городком, насчитывал едва ли тысячу жителей, их домишки ничем не напоминали хвалёную Европу. Жалкие деревянные лачуги, уступавшие размерами русским избам. У мастеров, что богаче, дома были из камня, однако это не сказывалось на удобствах. Грязь, копоть, нищета, равнодушие. Казалось, шведы не заметили смену руководства на руднике. Чтобы их как-то вдохновить на героический труд и повышение производительности труда, Николай увеличил плату всех рабочих и рудокопов вдвое. Даже эти повышенные выплаты составили сущие гроши, но дали нужный эффект.
        Шведы зашелестели, как муравьи, не обращая никакого внимания на национальную принадлежность новых хозяев. Какие там восстания или забастовки? После выплаты первой удвоенной зарплаты, о чём пронюхали все соседние крестьяне, в посёлок повезли продукты с ближайших хуторов, понесли добычу охотники и рыбаки, надеясь на щедрую плату чужаков-магаданцев. Обжившись на заводике, Николай отправил небольшой караван с железными и стальными полуфабрикатами и охраной, в виде десятка дружинников на побережье, за подкреплением, решив с подходом требуемых двух сотен бойцов пробиваться на юг, по рекам, в Балтику. Охранять молчаливых и терпеливых шведов было скучно, с этим справится и гарнизон из полусотни дружинников. На Балтике же, по рассказам местных жителей, неплохо владевших саамским языком, который отлично понимали татары, он весьма походил на вогульский, в устье реки с непроизносимым лапландским названием стоял городок, куда весной и осенью сплавляли железо.
        Пока, в ожидании подкрепления, которое прибудет не раньше осени, Николай занялся набором рекрутов из молодых шведов и их обучением. Да и шведский язык не мешало изучить, методом погружения в языковую среду. Этой языковой средой оказалась довольно симпатичная девица Ингрид, дочь одного из литейщиков. Причём навязалась сама, как позднее понял сыщик, деваться ей было некуда, молодой муж умер год назад, а приданого не осталось, никто её замуж не брал. Молодых шведов в городке и окрестностях практически не было, многих забрали в рекруты. Так что появление сотни молодых и крепких мужчин внесло заметное оживление в жизнь маленького городка. Дочь литейщика оказалась не только симпатичная, но и толковая девица. Она быстро поняла перспективу общения с магаданцами, их демократичность и отсутствие сословных ограничений. Буквально через неделю лучшего агента влияния в Кируне было не найти. Сначала молодёжь обоего пола, затем и более взрослые шведы стали активно изучать русский язык, ибо с помощью Ингрид майор распустил слухи, будто магаданцы будут брать на работу только владеющих русским языком шведов.
        Две сотни бойцов подкрепления прибыли гораздо быстрее, чем ожидалось; знакомая дорога всегда короче. К этому времени жители Кируны успели адаптироваться к новой жизни, активно занимались привычным делом - добывали руду и выплавляли чугун, отливали стальные заготовки. Неудобство с изучением русского языка вполне компенсировалось отменой налогов и отличной, по старым меркам, оплатой труда. В середине сентября Николай начал планировать свой десант на юг, поставив исключительно пиратские и разбойничьи цели. Его задача была нашуметь на балтийском побережье, ограбить несколько селений, захватить там продукты, ценности и пленников, которых с наступлением зимы привести по льду обратно в Кируну.
        Надо отвлечь шведов от войны с Русью, да и себя показать. Не просто разбойничьей шайкой, захватившей заштатный городок, а силой, способной напугать шведское общество. Новобранцы пройдут боевое крещение, поверят в свои силы, у магаданцев появится слаженное крупное боевое подразделение, Николай обретёт определённый боевой опыт, который пока имеется лишь у Петра. А майор не сомневался, что умение воевать, командовать войсками ему наверняка пригодится в шестнадцатом веке, для выполнения тех амбициозных планов, что разработали командиры. Пусть король Юхан направляет на подавление набега регулярную армию. После её разгрома, в чём магаданцы не сомневались, с королём и шведскими властями будет проще разговаривать, они увидят реальную силу захватчиков и легче пойдут на мировую. Оставшийся в городке гарнизон с помощью нанятых крестьян к тому времени выстроит добротную крепость, где можно отсидеться до подкрепления из Чусовой. Дружинники такую программу партии восприняли на ура. Им давно хотелось и пострелять по врагу, и пограбить вдосталь, отвести душу на пленницах. Таким образом, прекрасным сентябрьским
утром две с половиной сотни бойцов при двух пушках отправились вниз по рекам, в прохладные воды Балтики.
        Плыли на конфискованных и купленных лодках, сравнивая местные реки с уральскими. После опасных порогов Николай часть лодок скрепил попарно шестами, как катамараны. Такие связки не улучшили мореходных качеств, но избавили от опасности переворачивания. Торопиться было некуда, до ледостава оставалось больше месяца, потому на стоянках торговали с местными охотниками, скупали меха в редких охотничьих зимовьях. Деревни с крестьянами не трогали, понимая, что всем предстоит тут проходить обратно. В таких деревнях договаривались о покупке зерна и муки на зиму. В ближайших к Кируне хуторах Николай даже выплатил крестьянам аванс, договорившись доставить продукты в городок.
        Добравшись до побережья Балтики, лодки уверенно повернули на запад, к двум соседним городкам. Что-что, а их местонахождение и даже численность гарнизонов сыщик давно выяснил, не зря общался со шведами. Там дружинники оторвались на всю катушку, жаль, никакого сражения не получилось. Местная стража первого городка, в полсотни копий, после первых выстрелов из ружей сдалась в полном составе на милость победителей. Да и городок едва превышал по размеру Кируну, дай бог, две тысячи жителей, но в отличие от Кируны, жителей которой Николай запретил дружинникам трогать, городок магаданцам не был нужен. Поэтому магаданский отряд развернулся на полную катушку, без лишней жестокости, впрочем. Оснований для особой жестокости не было, потерь отряд не понёс, шведы сопротивляться не пытались. Своё пленение и грабёж имущества аборигены принимали с фатализмом обречённых. Николай впервые наблюдал отношение европейцев к средневековым войнам и, как говорится, мотал на ус.
        В небольшом порту дружинники застали три купеческих кораблика, загружавших в трюм бочки с сельдью и малосольной сёмгой. Майор решил, что такие трофеи вполне подойдут самим, и конфисковал груз, временно захватив суда для доставки пленников. В число пленников попали многие горожане, в первую очередь мастера и ремесленники со своими семьями. Затем все молодые парни, способные стать рекрутами, независимо от происхождения. Ну, и девицы, куда от них денешься, Николай не всегда поддерживал позицию Елены Александровны в отношении насилия. Да и сами шведки особо не переживали, воспринимая мужское насилие достаточно спокойно, всё-таки шестнадцатый век на дворе. Топиться никто из жертв насилия не собирался, а глядя на внешность некоторых шведок, Николай даже сочувствовал насильникам, только изголодавшиеся по женщинам татары могли польститься на подобных страшил.
        В городке татары смогли удивить своего командира, не ожидавшего такого делового отношения к обычному грабежу. За пару дней дружинники вынесли из домов всё ценное имущество, уложили это на кораблях и лодках, туда же посадили пленников, не забыв повозки и сани для перевозки трофеев вверх по рекам, к Кируне. Очень хозяйственно отнеслись грабители к своей работе, подмели запасы продуктов, все ткани, запасы кожи, шерсти, металлические изделия, от столовых приборов до подсвечников. Николай удивился размеру добычи, приняв решение разделить отряд. Сотня бойцов отправилась с пленниками и добычей на базу, в Кируну, а остальные дружинники поплыли дальше, в соседний город. Пушки Николай предусмотрительно взял с собой и не пожалел об этом.
        Соседний городок уже готовился к обороне, напуганный известиями о разбойничьем нападении. В порту не было ни одного судна, даже лодки исчезли, предупреждённые соседями, успевшими бежать от разбойников. Городская стража пыталась организовать оборону, честно выставив на берегу все шесть пушек, но немногочисленные пушкари были расстреляны из ружей с двух сотен метров, едва успели выстрелить, никуда, понятно, не попали. Выжившие стражники бросили оружие ещё до высадки десанта на берег. Едва дружинники начали причаливать к набережной, в бухту порта вошли сразу три небольших кораблика, зато с пушками на борту. Видимо, все, кто успел прийти на помощь и затаился неподалёку. Однако нападение не застало дружинников врасплох, как, скорее всего, ожидали шведы. Всё-таки три корабля с двумя десятками пушек, по меркам шестнадцатого века, это о-го-го! Наверняка капитаны кораблей не сомневались в победе над разбойниками.
        Николаю пришлось понервничать, пока его бойцы выгрузили орудия на берег и приготовили их к стрельбе. Выручила медлительность судов шестнадцатого века и небольшая дальность стрельбы их орудий. Пока шведские моряки подходили к берегу на расстояние выстрела своих орудий, две магаданские пушки успели пристреляться и расколотить фугасами все три кораблика. Те даже не успели развернуться бортами, чтобы выстрелить по разбойникам. На всё сражение ушло двадцать снарядов и пять минут, не больше. Однако горожане получили впечатляющий урок, чтобы отказаться от любого сопротивления. Этот городок грабили ещё быстрее, чем предыдущий.
        Учитывая отсутствие плавсредств, часть пленников пришлось отправить берегом, они повезли трофеи на многочисленных тележках и тачках. Отправив с ними сотню бойцов, Николай с остальными дружинниками, с обеими пушками и самыми важными пленниками, поплыл морем на лодках. Лучше бы не делал этого, осенняя Балтика - не сахар. Спокойная тёплая погода неожиданно сменилась резким ветром со снегом. Конечно, зиму и похолодание ждали все, но не так не вовремя. Полдня разбойники пытались бороться с ветром и волнами, пока не промокли насквозь. Особенно досталось пленникам, их и пожалел Николай, скомандовав высадку на берег. Высадились, развели костры, обсохли и остались на ночлег, в километре от береговой линии. Лодки, естественно, вытащили на берег, оставив возле них караульных.
        Эти караульные и сообщили рано утром, что в виду берега стоит целый флот, больше десятка кораблей. Ругая себя за жадность, майор спешно организовал отступление по суше к устью реки. Однако идти пришлось долгую неделю, слишком медленно двигались пленники, да и местные дороги не вызывали никаких добрых чувств. Что, впрочем, не помешало Николаю организовать боевое охранение и арьергард в лучших традициях будущего. Именно это и спасло дружинников от разгрома. Когда посыльный из арьергарда догнал Николая и сообщил, что их полусотню преследует полк шведов, майор не поверил, остался с разведчиками сам, прикинуть численность преследователей. И оказался поражён в самое сердце, действительно, полк, численностью до тысячи пикинёров. К счастью, без пушек и без кавалерии.
        В тот же день, выбрав удобное ущелье, дружинники дали бой своим преследователям. Десяток бойцов конвоировали пленников, остальные заняли позиции на склонах большого оврага. А пушки установили прямо поперёк дороги, замаскировав их кустами. С пушкарями остался Николай, обговорив с бойцами порядок действий. Шведы нагнали их всего через два часа, они шли налегке, без всякой разведки, видимо, отлично знали, сколько разбойников ушли из города на лодках. Лодки эти, похоже, были найдены, потому как преследование по суше началось именно с того берега. Полк был высажен с кораблей, очевидно, потому и конницы не было. Преследователи не опасались встречи с полусотней разбойников, шли плотными колоннами, без обоза, не сомневаясь в скором захвате врагов.
        Шведы шли плотным строем, колонной по четыре человека, разбившись на сотни. Всего десять колонн, растянутых на семьсот - восемьсот метров. Майор пожалел, что посадил своих стрелков на полкилометра, а не дальше от себя, но деваться некуда, первый выход его, пушкари зарядили орудия картечью и напряженно ждали команды. Передовая колонна шведов приближалась, вот прошли сто метров, вот и пятьдесят метров, пора! Кусты полетели в сторону, буквально через секунду, пока шведы не успели остановиться, оба орудия по очереди выстрелили картечью, полностью выкосив ближайшую колонну. Однако солдаты оказались опытными, не попрятались от неожиданности, а, напутствуемые громкими командами капралов и офицеров, побежали вперёд. Шведы понимали, что их единственный шанс выжить состоит в захвате пушек, пока их не успели зарядить.
        Увы, орудия зарядили всего за пару секунд, подпуская врагов ближе. Вот шведы из второй колонны пробежали убитых, до пушек осталось меньше полусотни метров, несколько секунд бегом, на лицах передовых солдат уже видна радость победы. Николай командует, закрывая уши от грома выстрела, ещё одна колонна врагов отправилась к праотцам. Пушкари быстро заряжают орудия, в ожидании ещё одного броска очередной колонны, но следующие шведы остановились, не понимая, в чём дело. Сыщик напряжённо ждёт несколько секунд, пока не видит, что офицеры дают команду шведам рассредоточиться. Опытные командиры решили не идти напролом, не губить солдат в лобовых атаках, а обойти врагов с фланга.
        - Огонь! - кричит майор, до ближайшей колонны шведов всего сто пятьдесят метров, картечь проходит совсем густо.
        - Огонь! - Едва пушкари успевают перезарядить орудия.
        Ещё дважды стреляют пушки картечью, пока выжившие шведы не оказываются за линией результативного огня картечью, на расстоянии более трёхсот метров. Дальнейший огонь картечью не эффективен, а фугасы майор решил экономить, пушки перестают стрелять, что служит командой открытия огня для стрелков, залёгших по обеим сторонам ущелья, убедившись, что шведы отходят, затем переходят в бегство, не выдержав необычайно беглого огня. Наверняка офицеры шведского полка подумали, что в засаде не сорок стрелков, а несколько сотен, такой частой и эффективной оказалась стрельба из ружей. Николай командует сбор трофеев и легкораненых пленников. С этим делом татары уже знакомы, не проходит и часа, как две сотни легкораненых и контуженых шведов нагружены связками пик, узлами с одеждой, снятой с убитых солдат. Ценности и деньги дружинники несут в своих карманах, не доверяя пленным. Подгоняя не пришедших в себя шведов, дружинники спешат догнать своих бойцов, ушедших за два часа на добрый десяток километров.
        За следующие пять дней никто магаданскую дружину преследовать не пытался. Все удачно добрались до реки, влившись в огромную колонну пленников, гружённых трофеями. По льду рек всем пришлось пройти более двухсот километров вверх по течению, сопровождая две тысячи мужчин и женщин с узлами, тележками и тачками. Преследования, к счастью не было, потому шли медленно, с полноценными ночлегами, где всех кормили горячей пищей. Да и шведы были свои, из шестнадцатого века, умели быстро развести костёр, разбить палатки, легко проходили с грузом полсотни километров в день, не простывали и не натирали ноги. Потому до Кируны добрались за неделю без каких-либо потерь.
        Там дружинников ждала выстроенная крепость, с запасами продуктов на год осады. Для прибывших мастеров были выстроены бараки с печным отоплением. Тех мастеров, у кого имелись дети, Николай подселил в дома зажиточных горожан. Остальным были обещаны отдельные дома в случае добросовестной работы. Мастерам-плавильщикам и кузнецам, естественно. Все остальные ремесленники и молодые парни, включая две сотни пленных шведских солдат, после недельного отдыха отправились в сопровождении сотни дружинников на северное побережье. Шли мужчины, понятное дело, не с пустыми руками, везли с собой на санях железные слитки, запасы продуктов, конфискованные ткани. Сам Николай с двумя пушками и полутора сотнями бойцов оставался зимовать в Кируне, намереваясь разбить любую армию, если шведы рискнут зимой воевать. Учитывая запас патронов и снарядов, имевшийся у дружинников, с армией менее пяти тысяч человек к Кируне шведам можно было не соваться. Николай же сильно сомневался, что шведы за зиму соберут подобную армию.
        По неистребимой привычке опера, он продолжал моральную дезинформацию противника. Всем жителям Кируны и редким приезжим из соседних хуторов объявили, что Швеция подарена ему и его другу магаданским царём. Потому в ближайшие годы маленькая Швеция будет полностью захвачена и присоединена к огромному Магаданскому царству. Поэтому дикари, живущие на этих землях, подлежат обучению магаданскому языку. Тех, кто усвоит магаданский язык, будут брать на работу за деньги и научат делать магаданские товары и оружие. Тех, кто захочет, возьмут в магаданскую армию. Остальные, кто не сможет разговаривать по-магадански, будут использоваться на тяжёлых работах, в рудниках и на лесоповале. Они будут работать бесплатно, за питание и крышу над головой. Как говорится, учите язык! Что характерно, шведы поверили настолько, что удивился сам Николай. Видимо, во все времена люди склонны верить самым глупым выдумкам, насколько бы идиотскими они ни были. Пришлось организовать школу изучения русского языка, где иногда самому преподавать, проверяя уровень обучения шведов русскому языку своими бойцами, татарами, что характерно.
        Из захваченных трофеев каждый дружинник получил неплохую сумму серебром, не считая выданных тканей и других ценностей. Грабить горожан Кируны и окрестностей майор запретил, объяснив, что эти земли уже его и горожане его подданные. Татары поняли причину, тем более что питались все централизованно, а деньги нужны были только на спиртное и девиц, чего первые месяцы вполне хватало, а в успешных набегах будущим летом никто не сомневался. Горожане, привыкшие к совершенно иному поведению шведских солдат, грабивших лавки своих соотечественников, как в покорённой стране, прониклись к чужакам определённым уважением и начали разговаривать по-магадански. Отчего же говорить на этом языке, если магаданцы так сорят деньгами?
        Николай, отдохнув от суматошного рейда, убедился, что добыча руды и выплавка железа налажена, принялся разъезжать по соседним хуторам и селениям. Он практиковался в шведском языке, заводил знакомства, выменивал меха и продукты, вербовал осведомителей. Не скучал, одним словом, и едва не проворонил приближение целой армии с юга. О чём, кстати, сообщил шведский крестьянин, когда привёз гарнизону заказанные продукты. Отправив разведку, майор принялся ломать голову над картой города и окрестностей, выбирая удачную тактику обороны. Он мог, конечно, закрыться в крепости, взять с собой мастеров и их семьи, оттуда магаданцев никакая армия не выкурит до весны. Однако при таком раскладе шведы могут взорвать рудники и разрушить все мастерские, сплошной убыток получается.
        Поэтому вариант с пассивной обороной отпадал. Но что делать? Логично напрашивался вывод - идти навстречу врагу и громить его на подступах. Как ни крутил майор, ничего толкового придумать не мог. С такими мыслями он отправился спать, во сне продолжая просчитывать разные варианты обороны, вплоть до запруживания реки направленным взрывом. Взрывчатки, конечно, хватит, но это лишь отсрочит осаду на неделю-другую, не больше. Оптимальный вариант появился после возвращения разведки. Бойцы подтвердили, что армия шведов насчитывает до десяти тысяч солдат. Из них до тысячи кавалерии, которая идёт в авангарде и давно бы достигла Кируны, если бы не обоз с полусотней или больше пушек. Этот обоз и сдерживает продвижение шведов, продвигаясь по двадцать - тридцать километров в день, не больше.
        - На сколько вёрст растянулась армия? - Николай повернул командиру разведки карту. Тот показал расстояние между кавалерией и артиллерией шведов, растянувшихся на добрый десяток вёрст.
        - Вот здесь, чуть впереди пушек, шатёр генерала Шлиппенбаха, командующего армией, - дружинник отметил на карте крутой поворот дороги. - Генерал впереди пушек идёт, но недалеко, видать, беспокоится за них. Думаю, знает, какие мы укрепления в Кируне выстроили, без артиллерии крепость не взять.
        - Разрешите доложить, - внезапно распахнулась дверь, и, весь в клубах морозного воздуха, в избу вошёл крестник Николая, Павел, в девичестве (до крещения) татарин Мустай. Он оставался командовать сотней дружинников и строителями на побережье. По довольной роже хитреца всё понятно стало без слов, заскучали бойцы без трофеев и воинской славы.
        Так и оказалось, когда Павел рассказал последние новости. Сотня за лето выполнила всё, что планировал Николай. Артельщики выстроили крепость, избы для себя и казармы для будущих войск. Дружинники разведали все окрестности на неделю пути, распродали весь привезённый товар, накупив рыбы и припасов на два года вперёд. Мехов выменяли у саамов, оленей завели. К осени стали скучать, завидуя ушедшему на юг отряду. Артельщикам хорошо, те работают и работают, новые дома строят, мастерские разные, как Николай нарисовал. Корабелы за лето приготовили материал, начали первый коч собирать. А дружинники лишь стрельбы раз в неделю проводят да караульную службу несут.
        Тоска смертная, по выражению Павла, пока не вернулась сотня дружинников с пленниками и трофеями. Рассказы о сражениях и сам вид трофеев, количество пленных, всё это подействовало на скучавших в тундре дружинников, как бутылка водки на алкоголика. Через неделю вся сотня, с парой пушек и запасом боеприпасов, бодро шагала по лесу, протаптывая проложенную дорогу до размеров настоящего тракта. Бойцы заботились о будущей доставке своих пленных и огромных трофеев. Потому немного задержались в пути, расчищая завалы на трудных участках, спрямляя дорогу. Даже пару перевалов взорвали, чтобы расширить тракт. Зато весной можно будет трофеи на повозках или санях спокойно провезти до самого побережья.
        Да и оставшиеся на побережье бойцы обещали к весне вывести пленников на строительство переправ и расширение перевалов. Будущим летом триста с гаком вёрст от побережья до Кируны обозы с грузом за три недели пройдут, не больше. Сотня Павла по зимнику прошла этот путь с запасом снарядов и пушками за две недели, налегке шли дружинники, без обоза, пушки олени везли, в нартах. С прибытием свежего пополнения планы Николая по обороне крепости превратились из разряда «авантюрных» в «просто рискованные». Пока соскучившиеся бойцы рассказывали друг другу новости, хвастали своими успехами и подвигами, майор собрал всех командиров, от сотников до десятников, на обсуждение операции.
        Как заведено, не только подробно распределили обязанности, но и провели на карте тактическую игру в режиме почти реального времени. С внесением внезапных поправок на погоду и другие случайности. Третий вариант командной игры прошёл вполне удовлетворительно, командиры ушли готовиться к выступлению. Первыми выступали отдохнувшие за пару месяцев в Кируне дружинники, они уходили в ночь, поскольку местность знали отлично. У каждой из двух полусотен была своя задача, расписанная и понятная всем рядовым бойцам.
        С утра начали выдвигаться необстрелянные новички, они шли со всеми четырьмя орудиями и запасом снарядов. С ними двигался Николай, считавший этот участок самым опасным. Нагрузили бойцов по самое не хочу, каждый нёс с собой жерди для строительства рогаток, топоры и кирки. Хорошо, далеко идти не нужно было, километров десять, где после короткого отдыха усиленно стали укреплять позиции. На выбранном участке дороги, меж невысоких холмов, впереди магаданских позиции устанавливали рогатки, присыпая их снегом. Два орудия устанавливали прямо поперёк тракта, быстро вырубая из мерзлого грунта кирками высокий бруствер. Бойцы понимали, что этот бруствер спасёт их в случае конной атаки, работали быстро и агрессивно. Никто не горел желанием попасть под удар шведской сабли. Татары, сами отличные наездники, не нуждались в указаниях, создавали противоконные заграждения.
        По совету Николая бруствер перед пушками маскировать снегом не стали, чтобы показать шведской коннице доступного врага. Вот, позиции на правом, более крутом холме маскировали тщательно, чтобы до первых выстрелов и мысли не возникло у шведов о засаде. Там, в двухстах метрах от основных позиций, установили две другие пушки, окружив их замаскированными рогатками и наспех вырытыми ровиками. Пушкарей на холмах защищала одна полусотня «новичков», вторая принимала бой под командованием Николая, прямо в лоб. Едва успели замаскировать засадные орудия, как боевое охранение сообщило о подходе конницы.
        Поведение шведов понравилось Николаю своей дисциплиной, передовой эскадрон при виде двух вражеских пушек в окружении десятка воинов не налетел на заманчивую своей слабостью приманку. Нет, командир разведки остановил свой отряд в трёх сотнях метров от орудий, отправив пару всадников в тыл, наверняка с докладом. Видимо, шведы полагали дистанцию в триста метров достаточно безопасной против пушечных ядер. Магаданцы пока плохо ориентировались в тактико-технических характеристиках орудий шестнадцатого века, зато свои возможности знали отлично, и пушкари умоляюще смотрели на Николая, предлагая пальнуть по врагу фугасом.
        - Не время, Штирлиц, не время, - напряжённо усмехнулся замёрзшими губами майор. Он не меньше нервничал в ожидании реакции шведов. Вдруг они решат остановиться и ждать пехоту? Тогда весь план уничтожения кавалерии пойдёт коту под хвост.
        Но не прошло и получаса, как к гарцевавшему на виду магаданцев шведскому отряду рысью подошло подкрепление. Ещё полчаса ушли, чтобы на узком участке дороги сгрудились почти все пять сотен шведской кавалерии. Дружинники отлично видели, как командиры шведов нервно переговаривались друг с другом, пока не собрались все вместе, спешились и приступили к совещанию. Видимо, кавалеристы везде похожи, совещались шведы недолго, уже через пять минут заиграли горны, отряды стали выстраиваться для атаки. Широкого фронта атаки на этом участке дороги не получилось, командиры шведских отрядов ругались между собой, спорили, но наконец, выстроились в две очереди. Два отряда будут атаковать сразу, одновременно, по всей ширине лощины, около полусотни метров, за ними пойдут остальные, как получится.
        Ещё раз прозвенели трубы, и шведы рысью двинулись на две маленькие пушки. Стрелять оба орудия стали с отметки двести метров, сначала залпом, потом по готовности беглый огонь. После первого выстрела, выкосившего два десятка передовых всадников, выжившие кавалеристы лишь пришпорили коней, переходя в галоп. Они не сомневались, что второго залпа не последует, двести метров всадники пройдут за пятнадцать-двадцать секунд, ни одну пушку так быстро не зарядить. Однако уже через пару секунд картечь ударила в неуспевших разогнаться шведов, вынося новые жертвы. Потом ещё выстрел, ещё, под шумом выстрелов и азартом атаки шведы не успевали сориентироваться в меняющейся картине боя.
        Максимум, что успевали подумать атакующие всадники, это о наличии у врага двух-трёх замаскированных орудий, но даже десяток пушек не остановят конную атаку полутысячи сабель. Возможно, именно такая уверенность успевала мелькнуть в мозгах шведов, не переставших разгоняться для атаки. Пусть с потерями, но враги будут растоптаны доблестной конницей. И шведская кавалерия постепенно приближалась к позициям пушкарей, несмотря на непрерывную стрельбу и падающих всадников. Снег давно окрасился в чёрно-красный цвет разорванных тел и крови. Раненые и убитые лошади падали, ржали, пытались встать, сбивая несущихся во весь опор кавалеристов. Крики, выстрелы, звуки горна и стоны смертельно раненных людей и животных создавали на поле ужасную неразбериху. Два орудия били непрерывно, наводчики едва успевали поправлять прицелы.
        Однако вражеские кавалеристы продолжали подбираться всё ближе и ближе к пушкам, несущим смерть. Сзади на передовую линию атакующих шведов напирали следующие ряды кавалеристов, не понимающих, в чём заминка. Пушкари работали не разгибая спины, вот к ним подключились стрелки, когда атакующие шведы пересекли стометровый рубеж. Наступление всадников немного замедлилось под градом выстрелов из полусотни ружей, но оставшиеся считанные десятки метров подстегнули погибающих шведов. Они понимали, что от гибели или победы их отделяет нетронутая полоса белого снега между всадниками и пушками. Вот вперёд вырвались кавалеристы второй линии атаки, именно они пересекли последний сигнальный рубеж в полсотни метров.
        Николай машинально перевёл взгляд на правый холм, на вершине которого появились два сизых облачка от пушечных выстрелов. Из-за шума никто не заметил вступление в бой новых орудий. Только атакующие всадники вдруг обнаружили, что позади никто не напирает, выталкивая их вперёд. Командир кавалерии, полковник Горн, заметил удар во фланг атакующей коннице и развернулся, чтобы дать команду горнистам играть отступление, но сразу три пули ударили его в живот и в голову, хоть и на излёте, трёх ранений хватило, чтобы свалить раненого полковника. Горнисты промолчали лишних пять минут, пока адъютанты перевязывали раненого командира. Однако этого хватило для полного разгрома кавалерии шведов. Беглого огня с двух направлений из четырёх пушек и сотни ружей кавалеристы не вынесли. Никто из них не успел даже бросить оружие, новички-дружинники стремились показать себя, выбивая всех, кто сидел в седле.
        Лишь адъютанты полковника Горна успели подхватить раненого командира и в сопровождении двух десятков штабных офицеров и горнистов бежали к не успевающей подойти пехоте. До передовых частей пехотинцев, спешащих на помощь к избиваемой кавалерии, оставалось ещё три километра, добрых полчаса пути. Этого времени с избытком хватило, чтобы собрать богатые трофеи на поле боя. Десяток татар, забравшись на трофейных коней, за это время сбили из выживших лошадей целый табун в две с лишним сотни голов. На коней дружинники азартно навьючивали собранные трофеи, переходили по полю, осматривали раненых и контуженых шведов. Тяжелораненых кавалеристов татары безжалостно отправляли в мир вечной охоты, предварительно сняв с них одежду и доспехи с оружием, а способных ходить пленных шведов пинками сгоняли к месту сбора.
        Когда передовые колонны шведской пехоты подошли к полю боя, там лежали раздетые трупы кавалеристов да убитые лошади. А вдали, не особо торопясь, отходили к крепости несколько десятков магаданцев, сопровождая повозки с орудиями. Командир передовой колонны шведов едва не скомандовал наступление, наступая на старые грабли, но его спас от неминуемой гибели курьер из ставки командующего. Вид курьера был настолько изумлённым, что капитан Де Лагарди приготовился к неприятностям сразу, но не ожидал, что они будут такими.
        - Командующий убит, командование принял генерал Шеттингоф. Полчаса назад было нападение на артиллерийский обоз, все пушки уничтожены, пушкари погибли, запасы пороха взорваны. Генерал Шеттингоф приказывает вставать на ночлег, в семь часов собирает военный совет.
        Глава 10
        За неделю до нового, 1575, года в Ёбург вернулся Пётр, с десятком дружинников и двадцатью возами добра. Первый день он рассказывал о своих приключениях до самого утра. В бывшем обеденном зале собрались все магаданцы, перебирали гостинцы, слушая рассказы командира. А ему было что рассказать, полгода европейских странствий выдались для подполковника весьма насыщенными. Зафрахтовав весной в Холмогорах коч для плавания в Европу, он договорился с кормщиком об установке на борту одной пушки. Место нашлось на передней части палубы, перед бушпритом. Зато орудие могло стрелять не только вперёд, но и по обе стороны корабля. Собственно, установкой скорострельной пушки подполковник и уговорил кормщика вообще рискнуть отправиться в Европу.
        Редко кто из поморов бывал там, предпочитая добывать моржовый клык на Груманте либо ловить рыбу у берегов Колы, продавать всё это в Холмогорах. Путь в Европу считался не столько тяжёлым, сколько рискованным. В первую очередь из-за почти стопроцентной вероятности нападения пиратов. За русскими кочами охотились пираты всех стран, не брезговали нападениями и просто торговые суда, как правило, основных конкурентов. Англичане не пускали русских в Европу, чтобы сохранить сверхприбыли Московской торговой компании, практически монополизировавшей русский рынок. Шведы захватывали русские суда, как основных конкурентов по добыче северных ресурсов - моржового клыка, мехов, рыбы. Изредка поморы собирали крупные караваны, чтобы добраться до европейских рынков, но, даже миновав опасности на море, русские торговцы не могли продать свои товары по европейским ценам.
        Почему? Очень просто - так называемый картельный сговор. Русские корабли, с их характерными обводами, за европейские не выдать. Потому все европейские купцы отлично знали, кто привёз товары, а конкуренты никому не нужны. Редкие поморские торговцы умудрялись получить относительную прибыль в Европе, потому и не стремились туда русские мореходы. Зачем терять несколько месяцев на долгое плавание, коли добычу можно легко и быстро продать в Холмогорах? Пусть не так дорого, как в Европе, зато быстро и гарантированно. Возможно, именно в Холмогорах возникла русская поговорка «Лучше синица в руках, чем журавль в небе». Вот такая картина складывалась в русской морской торговле с Западом. Именно поэтому магаданцы хотели поломать сложившуюся не в русскую пользу практику. Потому Пётр сам отправился торговать в Европу, чтобы разобраться на месте, как поступить.
        Магаданцу по пути в Европу везло, погода удалась, ветер был попутным, два встречных судна не желали нападать на поморов. Меньше чем за месяц кораблик добежал до Англии, где высадились в Дувре. После уплаты торговых пошлин, оставив дружинников охранять коч, Пётр отправился прогуляться по лавкам и торговым рядам. Приценивался к товарам, практиковался в разговорном английском языке, выдавая себя за купца из Данцига, но не ганзейского торговца, а вольного моряка, случайно купившего груз из далёкого царства Магадана. Не из Руси, с которой торговля в Англии проходила монопольно через Московскую торговую компанию. А именно из Магадана, расположенного на востоке, за пределами царства Иоанна Четвёртого. Своими рассказами он весьма быстро стал известен среди моряков. Однако цену на пушнину и стекло давали едва в четверть от выставленных на продажу в лавках мехов. Будь на месте подполковника обычный русский купец, тот давно бы продал всё и вернулся домой, но командиры заранее предусмотрели подобную ситуацию, и Пётр Головлёв имел с собой кругленькую сумму в золоте и серебре.
        Не будучи стеснён во времени и средствах, он на коче пересёк Па-де-Кале, приценился к товарам в паре французских портов, затем отправился в Антверпен. Там русских мало кто знал, да и сам торговый порт был значительно больше. Учитывая многолетнюю войну голландских гёзов против испанских оккупантов, в порту торговали без особых придирок, самым неожиданным товаром со всего света. Несмотря на то, что Антверпен стоял на стороне католиков, то бишь официальной власти, и не поддерживал повстанцев, Петру ситуация в Антверпене понравилась, она чем-то напомнила военный Душанбе, полный самых удивительных товаров, как правило, дешевых. Всего за три дня подполковнику удалось получить относительно нормальную цену за меха, продать стекло и завербовать два десятка голландских семей на переселение в свободные края. Они собирались отправляться в Америку, но не могли сторговаться с капитанами о плате за проезд. Нищими были, честно говоря, беженцы из разорённых испанцами мест, но гордыми, расплачиваться сёстрами и жёнами за проезд не хотели. Потому долго сомневались насчёт предложения бесплатной перевозки, но не в
Америку, а на север, в Скандинавию. Лишь после клятвы подполковника на Евангелии поверили в его честность. И согласились прожить зиму в русском городке, до весны. Отчего же не прожить на всём готовом?
        Так что осенью 1574 года, закупив на все вырученные средства различных голландских тканей, считавшихся лучшими в Европе, командир погрузил переселенцев на коч и отправился на север, домой. Не тут-то было, едва корабль прошёл пролив Скагеррак, поворачивая к северу, как напоролся на две шхуны, явно пиратские. Как потом выяснилось, они почти месяц ждали именно русский коч, с богатым грузом мехов. Причём понимание того, что меха будут проданы, не умаляло ценности груза, на стоимость мехов наверняка русские купят другой товар. В рассказы Петра в дуврском порту, что он из Данцига, а груз магаданский, никто из знающих моряков не поверил. Слишком отличался поморский коч от европейских судов, да и уральская пушнина давно известна клиентам Московской торговой компании, поставлявшей лучшие в мире меха из Руси. Никто не будет спорить, что для знатока соболь из Колы отличается от соболя из Сибири, как стакан от кружки.
        Пиратские капитаны бывали в Холмогорах и отлично знали, что никаких царств за владениями русского царя нет. Сколько английских моряков погибло в безуспешных поисках северного пути на восток. Так что оба капитана больше месяца выслеживали самозванца и его корабль, не сомневаясь, что никто не хватится исчезнувшего в море русского коча. Если и будут о своих земляках расспрашивать редкие русские торговцы, никто ничего не видел, не правда ли? А чтобы справиться с безоружным корабликом, сил двух шхун с десятью пушками на каждой вполне хватит. Дикие татары с их саблями для опытных моряков не помеха.
        Потому и подходили шхуны к кочу совершенно без опаски, зарядив пушки картечью, чтобы одним залпом смахнуть татар с палубы. Сам же кораблик дырявить не надо, пока не надо, чтобы не испортить товар. И совсем не ожидали пиратские канониры, ждавшие сближения кораблей с горящими фитилями в руках, что дикие татары за пару минут перещёлкают их из ружей, как белок, оставив палубы шхун без единого живого человека. А два выстрела из магаданской пушки картечью сметут раненых и убитых пиратов за борт. Заряжённые картечью английские пушки так и не смогли выстрелить. Петр же после захвата пиратских судов столкнулся с проблемой их управления. Пары-тройки выживших пиратов не хватало для работы с парусами. Пришлось идти в ближайшее прибрежное селение и нанимать за весьма неплохую цену рыбаков, на год. Дальше в Холмогоры уже три магаданских корабля дошли без приключений.
        Сейчас, объяснил подполковник магаданцам, две трофейные шхуны, рыбаки и голландцы, ждут открытия навигации в Холмогорах. Пётр снял им дома на зиму, снабдил припасами и договорился с местными властями, с тем же Прозоровским, чтобы его людей не обижали. Там же на верфи срочно достраивают два коча для продажи богатому купцу Петру, оплатившему половину стоимости кораблей. В целом даже на видавших виды поморов поездка подполковника произвела достойное впечатление, особенно цена, взятая за меха. За полторы недели, пока Головлёв пробыл в Холмогорах, решая свои дела, у него побывали все местные торговцы. С одним вопросом - когда он пойдёт снова в Европу? Естественно, в компании русских купцов. Даже Прозоровский спросил, не сможет ли магаданец взять в Европу приказчика воеводы. У боярина накопились в закромах сотни дорогих шкурок.
        - Вот так, друзья мои, - улыбался Петро, - сейчас мы с вами в авторитете в Холмогорах. Можем смело отправлять регулярные караваны из Ёбурга в Холмогоры, воевода нас не тронет, хотя придётся взять на будущий год его приказчика в Европу. Да ничего, для дела полезно. Осталось установить связь с Николаем и его колонией, надеюсь, они живы и здоровы.
        - Конечно, - отозвался Толик, - Колю голыми руками не возьмёшь. Вшивым шведам его не обмануть, ничего с ним не сделается.
        Женщины прибытие Петра с товарами отмечали едва не месяц, кроили из тканей платья, шили занавески и наволочки, шторы и простыни. В результате целой делегацией потребовали от командиров швейную машинку. Как говорится, не было у бабы хлопот, купила порося. Пришлось обещать, а куда деваться? Тем более что за три года инженеры воспитали едва не две сотни мастеров-механиков. И столько же литейщиков и кузнецов преданно смотрели на своего учителя Надежду. Она к осени разведала-таки рудные выходы цинка, приступила к выплавлению латуни. Появление этого сплава резко расширило возможности магаданских водопроводчиков и оружейников. Первые начали паять латунные трубки, в надежде создать душ и унитаз. Вторые потирали руки, в предвкушении получения полноценного нарезного огнестрельного оружия, ибо покрытые латунной оболочкой свинцовые пули и снаряды не забивают нарезы в стволах.
        На вопрос Петра, сколько бойцов можно весной переправить на Скандинавский полуостров, Павел Аркадьевич не моргнув глазом рекомендовал не больше тысячи. При этом останется гарнизон из трёхсот ружей в Ёбурге и сотня бойцов в Устькуйвинском остроге. Все новобранцы обучены стрельбе из ружей и пушек, говорят по-русски, подписали контракт на десять лет службы. Оружия на складах не много, кроме того, что в пользовании, сохраняется запас в две тысячи ружей и полсотни пушек. После изготовления полусотни нарезных винтовок мастера приступили к нарезке орудийных стволов. Провели испытания противооткатных устройств для пушек, пока пружинных, до гидравлики ещё далеко. Однако результаты удовлетворительные, эти орудия можно использовать в полевом сражении, лишь укрепить лафеты специальными штырями в земле. При правильной установке пушки после выстрела ствол не требует корректировки прицеливания.
        Так что и Петру пришлось удивляться достижениям друзей, особенно новейшим рациям со сроком годности ламп не менее полугода и с дальностью уверенного приёма не менее тысячи километров. После обмена новостями все снова вспомнили отправившегося в Норвегию Николая с дружиной.
        - Как он там, один, второй год? - высказал общее беспокойство Володя.
        - Нормально, - уверенно ответил Валентин, - он парень тёртый, к тому же не один. С ним почти батальон с девятью пушками, из крепости их не выбить никаким армиям. Лишь бы сам не погорячился, на захват Стокгольма не отправился.
        - Это точно, - улыбнулся Пётр, вспоминая дерзкое поведение майора в Холмогорах. Теперь он с чистой совестью мог подтвердить воеводе Прозоровскому свой блеф о закупках Иваном Грозным магаданских ружей. - Лишь бы живой был, из любого плена выкупим или освободим. Денег достаточно, оружия и солдат больше чем достаточно. Теперь, друзья, мы с вами, пожалуй, самые сильные в Северной Европе. И силу нашу нужно применить вовремя и с умом.
        Почти одновременно с Петром в Ёбург прибыл Яков Строганов, в сопровождении полусотни царских стрельцов и дьяка Урусова. Дьяк прибыл для заказа магаданских ружей, пока одной тысячи, на пробное перевооружение одного полка. Поскольку ружья ждали на складе, покупатели задержались лишь на неделю, пока не освоили особенности стрельбы из ружей. Да ещё неделю заняла торговля по условиям продажи патронов и объяснению основ новой тактики для магаданского оружия. По уму, конечно, командирами таких полков надо ставить магаданцев, но некого, самим не хватает. Однако Урусов показался толковым мужиком, стрелять научился быстро, мушку с целиком не путал. Ему Петро и прочитал цикл лекций по тактике, а дьяк записал всё услышанное на бумаге, с зарисовками различных ситуаций и подробными подписями к ним, с чётким анализом и рекомендациями.
        Стрельцам царя Иоанна поставили первую тысячу ружей с комплектом из двадцати медных патронов, снаряжённых пулями «турбинка». Отдельно дьяк купил двадцать тысяч капсюлей и запас пороха для стольких же патронов, от пуль отказался, мол, сами отольём, не велика хитрость. Однако форму для «турбинки» взял. Долго обсуждали покупную стоимость оружия и боеприпасов. Накануне тем же самым занимались командиры в компании с Надеждой, Ольгой и Татьяной. Производственники считали себестоимость своей продукции, а командиры прикидывали возможную прибыль или убыток, когда придётся нынешним пленникам платить деньги за работу.
        Работать себе в убыток магаданцы не собирались, даже для Русского царства. Тем более что через несколько лет на Русь обрушится поток мехов из Сибири, что за считанные годы выведет страну в богатейшие государства Европы на целый век. Да и сейчас, перехватив торговые пути из Азии в Европу по Волге, русские богатели день ото дня. Не зря европейцы жаловались в своих записках, что русский крестьянин одевается богаче французского дворянина. По выходным дням простые русские парни носят разноцветные шёлковые рубашки, какие иной немецкий барон позволить себе не в состоянии. Да и летописцы ни разу не упоминали материальные затруднения царя Иоанна Четвёртого, ведь он конфисковал через опричников богатейшие поместья и вотчины своих бояр. И всё своё правление боролся против крупных землевладельцев, всячески уменьшая размеры вотчин.
        Так что магаданцы решили ограничиться в продаже оружия тридцатью процентами прибыли, вполне достаточно, инфляцией на Руси пока не пахнет. Когда же дьяк Урусов начал уговаривать принять часть оплаты мехами по русским ценам, командиры легко согласились. Пётр уже знал, что продаст эти меха втрое дороже в Амстердаме, и оговорил плату серебром не менее одной четверти, остальное мехами. Нельзя показывать контрагенту, что его предложение тебе выгодно, пусть полагает, что обманул тебя. Хотя, сравнив цену ружья и пищали, Павел Аркадьевич заметил дьяку, что магаданские ружья обойдутся русском царю едва ли не дешевле английских пищалей. Может, стоит Московскую торговую компанию немного прижать?
        Однако дальнейшие разговоры по этой теме прекратил, рано ещё. Зато охранную грамоту для Петра на свободный въезд и выезд на Русь и обратно Урусов выписал - за подаренное личное ружьё, украшенное золотым тиснением. Ещё десяток таких же подарочных ружей дьяк взял для передачи царю, пусть удивляет своих подданных и гостей. К ружьям прилагались два десятка патронов, покупать следующие боеприпасы москвичи приедут на Чусовую. Помимо этих подарков дьяк вёз письменное предложение магаданцев царю об открытии в Москве представительства дружественного царства. По аналогии с англичанами - Магаданского торгового дома. При условии дипломатической неприкосновенности магаданцев, свободного передвижения по Руси и выезда за границу, неподсудности русскому законодательству. С правом экстерриториальности и строительства собственного острога, где-нибудь на берегу Москвы реки.
        Выгоды от такого представительства Павел Аркадьевич сулил русскому царю немалые, начиная от закупок русских мехов по цене на десять процентов выше английской до обучения мастеров изготовлению магаданских ружей, пушек и пороха. А также подготовку офицеров и военных инженеров, с возможным заключением военного союза. Взамен ничего не просил, предлагая решать вопросы к обоюдной выгоде. Зная гордость царя Иоанна, который не унизится до прямого общения с простым офицером или торговцем, географ заранее предлагал направить к магаданцам для связи доверенного царского человека, с достаточными полномочиями.
        После ухода каравана с купленными Урусовым ружьями на магаданцев насел Яков Строганов. Убедившись, что немцев ценит сам государь, настырный властелин реки Чусовой и окрестностей потребовал показать места ближайших рудников на Сылве. Сам лично съездил туда с Толиком, где геолог-самоучка показал выученные по карте два медных и одно железорудное месторождение. Когда офицер вернулся, в Форт-Россе было непривычно пусто. Пётр уехал в Холмогоры, с ним отправились не только дружинники, но и полсотни мастеров, кузнецы, оружейники, стеклодувы. Ещё подполковник забирал свою жену с маленьким сыном, Ларису, ставшую лучшим ювелиром Форт-Росса. С ними же напросилась Елена Александровна, заскучавшая в уютном мирке магаданцев. Этой активной женщине требовались великие свершения, интриги, борьба. Просто Екатерина Вторая какая-то. Хотя оставшиеся на Ярве магаданцы отъезд бывшего завуча только приветствовали, подустали люди от её активности и работоспособности.
        Надежда договорилась с Петром, что на следующий год съездит в Скандинавию, наладит там производство особо чистого стекла с использованием апатитов и других кольских минералов. И постарается организовать производство своего пороха и инициирующего вещества, чтобы не возить с Урала. Пока огромный караван вёз на Белое море и дальше, кроме людей, тяжёлые тюки с товарами и припасами, самое главное - три десятка пушек с зарядами, двадцать нарезных винтовок, несколько тонн пороха, сотню гранат и полсотни тысяч капсюлей; ещё три разобранных токарно-расточных станка, без станин. И куда без этого - огромное количество пушнины, стеклянных изделий. Железную продукцию Пётр решил не брать, не сомневаясь, что за год Николай этого добра запас достаточно.
        Медленно тянулся огромный караван, день за днём приближаясь к Холмогорам. За последние годы магаданцы отлично изучили «дорогу на океан», как в будущем писал Леонид Леонов. Тем более что каждый раз стремились облегчить путь, вырубали мешавшие деревья, расчищали завалы, прокладывали гати в болотах. Поэтому каждый раз дорога от Урала до Белого моря становилась быстрее. Не короче, а именно быстрее, на день-другой. Жители немногочисленных деревень, ожидавшие возвращения богатого немца с Урала, не упускали возможности заработать на проезжавших путниках. Кто овёс продаст, кто баньку натопит, кто и свои добытые меха продаст, немного дороже, чем обычным скупщикам. Самые дальновидные выспрашивали, часто ли будут караваны этим путём ходить, что надо будет по дороге. Одним словом, всколыхнули переезды магаданцев с Урала к Белому морю и обратно весь русский север. Особенно понравились рассказы магаданских немцев и их дружинников, что у них нет бояр и князей, церковную десятину не собирают, плетьми никого не бьют, в батоги не загоняют. Сказка, а не царство получается. В такие сказки русский человек отвык
верить, хотя слушал с удовольствием.
        Чем ближе были Холмогоры, тем больше нервничал Пётр, чувствуя, что Николай нуждается в помощи. Его волнение передалось дружинникам, мало-помалу охватывая весь караван. Хотя спешить было бесполезно, раньше открытия навигации в Холмогорах делать нечего, однако мало-помалу движение ускорилось. Прибыв в Холмогоры за неделю до открытия навигации, Пётр постарался зафрахтовать все возможные суда, чтобы перевезти на побережье Скандинавского полуострова сразу всех своих бойцов. Увы, больше шести сотен человек даже зафрахтованные корабли взять не могли. Тогда командир рискнул оставить всех мастеров и переселенцев в Холмогорах, их заберут вторым рейсом. А первыми отправил одних дружинников, со всеми пушками и зарядами пороха.
        Из гражданских лиц на кораблях плыла лишь Лариса с сыном, в её задачу входило установление устойчивой связи по радио между Форт-Россом и скандинавским острогом магаданцев. Как успел установить Петро по прибытии к Белому морю, до Холмогор связь из Форт-Росса дотягивалась, хоть и через раз. Как говорится, одна радостная новость, потому подполковник оставлял двух радистов в Холмогорах, где купил для них домик на самой горе. Воевода Прозоровский, отправив с магаданцами своего приказчика с мягкой рухлядью, клялся в любви Петру Головлёву. Однако сообщать ему о том, что радисты - его люди, подполковник не стал. Радисты поселились в Холмогорах по своей легенде, никак не связанной с магаданцами. Учитывая, что все, кто знал радистов в лицо, скоро отбудут на запад, их инкогнито останется в силе. Елена на время оставалась в Холмогорах, она обеспечит отправку всех специалистов с оборудованием и второй части дружинников.
        Две недели плавания к побережью Норвегии, где поморы уверенно нашли место высадки магаданцев, прошли в нервотрёпке. Даже встреча с китами, вызвавшая восторг аборигенов и Ларисы с сыном, не вывела подполковника из мрачного состояния.
        - Ты точно уверен, что это тот залив? - переспрашивал Пётр у кормщика, хотя уже видел острог на берегу и длинные строения казарм.
        - Не сомневайся, боярин, вон и артельщики наши руками машут, - улыбался в бороду помор, не понимая, как можно не узнать места, где бывал.
        Пётр, однако, не видел на берегу Николая, отчего не мог успокоиться. Он еле дождался высадки на берег, чтобы быстрым шагом пойти навстречу знакомому дружиннику.
        - Здравия желаю, господин командир. - Отдал честь дружинник, весело улыбаясь.
        - Где Николай, что с ним? - едва не схватил за грудки тугодума подполковник.
        - Так, в Кируне, с генералом Шеттингофом воюет, - невозмутимо улыбнулся десятник.
        Лишь через полчаса Петру удалось узнать все подробности шведских похождений Николая. Зимой, после уничтожения артиллерии и кавалерии шведского вой-ска, Николаю всё же пришлось отступить в крепость у городка Кируны. Майор, однако, понимал, что рудники и мастерские придётся сдать врагу. Потому постарался отправить всех мастеров с семьями, кого не вместила крепость, на север, вместе с пленными шведскими кавалеристами. Благо гужевого транспорта хватило, чтобы люди забрали с собой имущество. Сам Николай с дружинниками заперся в крепости, тянуть время до весны, пока Пётр не привезёт следующих бойцов. Продуктов хватало, татары уговорили оставить в крепости полсотни трофейных коней. Почти всю зиму, пока Шеттингоф медленно обкладывал крепость со всех сторон, татары устраивали дерзкие рейды по тылам врага.
        Кольцо блокады уже замкнулось, когда с севера подошли семь десятков дружинников с четырьмя орудиями, решивших поддержать осаждённых. В остроге на побережье остались полсотни дружинников, вытянувших несчастливый жребий. И хотя им предстояла тяжёлая работа по охране и перевоспитанию двух тысяч шведов, парни жалели, что они не в Кируне. Там их друзьям приходится сложнее, однако интереснее. Услышав относительно хорошие новости, Пётр успокоился. Захватить без артиллерии крепость с тремя сотнями стрелков и восемью пушками десятитысячная армия не сможет. Правда, Шеттингоф может доставить артиллерию, сняв её с военных кораблей, на что уйдёт около месяца. Скорее всего, генерал так и поступил, значит, уже месяц дружинникам приходится туго.
        Короче, утром пять сотен вновь прибывших дружинников и полсотни ветеранов нагрузили оголодавших коней тюками с боеприпасами и двадцатью орудиями, оставили шведов на попечение сотни новичков. Пётр объявил, что всеми командует Лариса до прибытия Елены Александровны, взял четыре рации, оставив жену на связи, и отбыл на юг. Три сотни вёрст команда спасения прошла на едином дыхании, за девять дней. Невероятно, однако все бойцы понимали, что их быстрое появление может спасти окружённый гарнизон. Потому проходили по горной местности до тридцати километров за день, для чего вставали задолго до рассвета и двигались до наступления темноты. Так что костры для бивуака разжигали с помощью факелов. Вымотались за дорогу невероятно сильно, но терпели, чтобы убедиться, что спешили не зря. Шведы, напуганные высадкой неизвестных врагов на севере страны, захвативших рудник и ограбивших пару городков, за зиму стянули под стены Кируны едва не двадцать тысяч солдат.
        С вершины ближайшей горы Петро внимательно рассматривал то, что осталось от Кируны. Судя по полуразрушенным стенам крепости, боеприпасов у осаждённых осталось мало. Иначе бы они не позволили подтащить так близко осадные орудия, разбивавшие пудовыми ядрами деревянные стены крепости с пары попаданий. Значит, только ружья магаданской дружины в состоянии стрелять, отражая вялотекущие шведские штурмы крепости, рассчитанные на изматывание противника, выбивание у него боеприпасов. Пушечные заряды у Николая, похоже, давно закончились. Едва Пётр уточнил дислокацию вражеских сил и место базирования шведского генералитета, он решил совместить полезное с приятным. Не только отбросить шведов от Кируны, но и разгромить их, пленив генералов и часть войска.
        Так что одним прекрасным майским утром Николай проснулся от знакомых звуков, долго не мог понять, в чём дело. Сидел на кровати, тупо вспоминая, что такого непонятного в звуке выстрелов ему показалось знакомым. Пока не сообразил, слишком часто стреляют орудия, чтобы быть шведскими. Значит, пришла долгожданная помощь, которую они ждали лишь через месяц. Командир пришёл, будем жить! Едва накинув куртку, майор выскочил на улицу, бегом забираясь на стену. Ещё вчера вечером, там, за границей дальности ружейного выстрела, стояли два десятка шведских пушек. Две недели они обстреливали крепость, от полного разрушения которой осаждённых спасала низкая точность попаданий да отвратительная скорострельность. Стреляли шведские пушки с интервалом в полчаса, не чаще.
        Всё же ещё неделя, и стены крепости были обречены. Последние дни Николай с бойцами планировал пробиться ночью из крепости на север, уходить к побережью. Жаль, раненых набралось почти сто бойцов, из них половина неходячих, но надеялись на сохранённых три десятка трофейных коней. К счастью, помощь пришла, пора подыграть Петру. Николай скомандовал общий сбор, спустился на небольшой крепостной дворик. В строю было сто восемьдесят из двухсот восьмидесяти трех живых защитников крепости. Семнадцать бойцов погибли, в основном от артиллерийского обстрела крепости за последние недели.
        - Бойцы, - Николай внимательно смотрел на осунувшиеся чумазые лица дружинников, не находя там признаков паники. - Бойцы! Помощь пришла. Слышите выстрелы? Это пушки нашего командира Петра! Думаю, он обязательно окружит часть шведов и прижмёт их к стенам крепости! Приказываю, взять весь боезапас и занять позиции у обоих ворот. По команде выйти из крепости и захватить пленных шведов, подавить сопротивление огнём! Задача ясна?
        - Так точно! - с просветлевшими лицами гаркнули бойцы, разбегаясь по местам.
        Ждать пришлось недолго, скоро наблюдатели заметили, что к стенам крепости выбегают шведы, озираясь назад. Николай отыскал заброшенный рупор, в который подал на шведском языке команду сдаваться, прямо со стены. Для пущей ясности из ворот крепости стали выходить её защитники с ружьями наперевес. Николай всё повторял и повторял своё предложение о сдаче в плен, пока особо раскатистая канонада не подтолкнула первого шведа к принятию решения. Он вышел вперёд, отбрасывая в сторону алебарду, и несмело двинулся к стенам крепости. Тотчас к нему подошел ближайший дружинник, указывая сесть на чистое место, швед сел, прикрывая голову руками. Все напряжённо ждали продолжения, дружинник невозмутимо повторил свой жест, приказывая садиться остальным шведам, ещё державшим оружие в руках.
        И столько было в жесте дружинника усталости, безразличного желания всё закончить, да без крови, что шведы перестали бояться. Они целыми отрядами бросали оружие, подходили к стенам крепости, усаживаясь на прогретую весенним солнцем землю. В самом деле, за время осады ни один из мирных жителей не пожаловался на жестокое отношение таинственных магаданцев. К тому времени, как передовые отряды Петра подошли к стенам крепости, количество сдавшихся шведов достигло пяти тысяч солдат. Остальные бежали на юг, к морю, бросая по пути раненых и больных. Через два дня, когда вернулась отправленная в преследование конная группа, количество пленных составило шесть с половиной тысяч солдат, из них почти тысяча раненых.
        Сам генерал Шеттингоф со всем штабом был захвачен в плен, вместе с осадной артиллерией шведской армии. Все пленные шведы тут же попали в руки коварных магаданских офицеров, Петра и Николая. Те работали с пленниками азартно, напористо, с небольшим перерывом на сон, с одиночками и в группе. Убеждали, покупали, запугивали, но добивались своего. Через неделю был сформирован первый шведский полк, вооружённый, правда, алебардами. Десятниками и сотниками там были дружинники, получившие к ружью по револьверу - отличительному признаку командного состава. Временным командиром полка стал Петро, взявший себе в заместители сразу трёх опытных дружинников, из числа ветеранов, выдержавших осаду. Пока Головлёв приглядывался к ним, решая, кого назначить полковником, склоняясь к кандидатуре Павла, того самого, что пришёл на выручку осаждённым ещё зимой. Кроме военных талантов и навыков подполковник ценил инициативу, особенно связанную с взаимовыручкой. Ещё двести шведов перешли в артиллерию, вторыми и третьими номерами к магаданским наводчикам. Шведские офицеры и генералы пока держались, но все понимали, стойкость
их ненадолго, до следующей победы магаданцев.
        Пётр за это время установил прочную радиосвязь с Мурманском, как стали называть с лёгкой руки Ларисы крепость на побережье. Он продолжал агитировать шведов, допрашивать пленных генералов, муштровать новобранцев, но постоянно вынашивал в голове какой-то план, составляя по рассказам пленников карту дорог в Швеции. Спустя месяц пленные закончили разбор заваленных рудников, вернули божеский вид разграбленным домам горожан. Выжившие мастера принялись выплавлять железо, отправляя большую часть слитков на север, в Мурманск, куда прибыли оставшиеся переселенцы из Холмогор. Подсобными рабочими пристроили часть пленников, кто не пожелал встать под знамёна магаданцев.
        Крепость Кируны тоже восстановили, установив на её стенах трофейную артиллерию, запасов которой хватит надолго. У подножия крепости выстроили казармы для шведов-новобранцев, которых ежедневно тренировали десятники и сотники, обучая в том числе и стрельбе из ружей. Елена Александровна, уже прибывшая в Мурманск, договорилась с мастерами, что первые мурманские ружья начнут поступать в Кируну в августе. Боезапас, правда, не увеличится, зато суммарный залп вырастет. И то сказать, с тысячью бойцов, вооружённых ружьями, надолго ли хватит двадцатитысячной армии? Даже при половине попаданий сорока патронов на ружьё будет достаточно, не так ли? Конечно, это идеальная теория, но определённая доля правды в этом есть.
        Тем более что по радио Пётр связался с Форт-Россом и попросил срочно отправить запас пороха и капсюлей на тридцать тысяч зарядов. Груз небольшой, на трёх телегах поместится или на десятке вьючных коней, шансы успеть его доставить к концу навигации в Мурманск были реальные. После долгих секретных совещаний Николай с десятком завербованных шведских офицеров отбыл в Мурманск, сопровождая очередной груз железных слитков из мастерских Кируны. После года своего отсутствия майор не узнал некогда пустынную бухту. Кроме выстроенного острога, нескольких казарм и мастерских, вырос целый посёлок уютных домиков для мастеров. Рядом с верфью, где заканчивали постройку второго мурманского коча, за месяц успели соорудить причал.
        Возле него прочно стояли на якорях две шхуны и три коча, бывшие в собственности Петра. И ещё два зафрахтованных поморских судна выгружали бочки слабосолёной сёмги и бухты конопляных канатов, заказанных Еленой Александровной ещё в Холмогорах. Эти же поморы обещали через месяц доставить груз парусины для двух судов. Николай обрадовался знакомым кормщикам, с которыми нашёл общий язык ещё год назад. Мужики были опытные, надёжные и рисковые, несмотря на это. Они с недоверием отнеслись к предложению Николая, но аргументы его силы и возможности ходили по берегу. Одних пленных шведов почти полтысячи работало на верфях и мастерских. Не считая двух тысяч перебравшихся шведских мастеров с семьями.
        Поморы отлично видели уважение, с каким к Николаю обращаются пленные офицеры, заносчивые шведские дворяне. Ещё сыщик напомнил им, как легко добился подорожных грамот у воеводы Прозоровского, известного мздоимца. И добился своего - кормщики ударили по рукам. Итого в распоряжении магаданцев оказались семь судов с экипажем. На борт они могли взять не более полусотни бойцов на корабль, чего по прикидкам офицеров хватало для выполнения плана. К погрузке Николай приступил сразу, после достигнутого соглашения. На все семь судов установили по три пушки, по одной на каждый борт и на нос. В трюмы загрузили боезапас, по три десятка снарядов на орудие.
        Последними на корабли погрузили меха для торговли, да полсотни бойцов сопровождения с ружьями заняли свои места в трюме. У командиров и пары лучших стрелков на каждом судне на вооружении были нарезные винтовки. Каждое судно оборудовали рацией, после чего целым караваном отбыли на запад. Шла середина короткого северного лета, кормщики спешили, подняв на мачтах флаг с Андреевским крестом, именно такой военно-морской флаг Магадана утвердили ещё зимой в Форт-Россе. За короткие две недели пути спешившие под невиданным в мире флагом корабли ни с кем не встретились. Ещё неделя ушла на таможенные хлопоты и лавирование в скоплении датских островов, где кормщики удивлялись спокойствию Николая, равнодушно отсчитывавшего золотые и серебряные монеты таможенникам.
        Каждый день майор подолгу проводил у радиста в рубке, как назвали мизерную каюту, выделенную на всех кораблях для радистов. При этом Николай выгонял хозяина каюты в коридор, заставляя караулить всё время переговоров, чтобы не подслушали посторонние, те же матросы, например. Согласовывать майору было что: по просёлочным дорогам Швеции все три недели, обходя крупные города с гарнизонами, избегая встреч с представителями власти, от Кируны к Стокгольму двигался почти тысячный отряд магаданцев. Петро переодел бойцов в трофейную форму, посадил их на телеги с заводными лошадьми, что позволяло отряду без особых проблем проходить по тридцать-сорок километров в сутки. Кого из местных властей в военное время заинтересует полк, проходящий мимо городка? Не зашли на постой, не ограбили горожан, и слава богу. Тем более что в составе полка были несколько настоящих шведских офицеров, согласившихся на предложения Петра и Николая.
        С собой у магаданцев были два десятка пушек, сотня гранат и по пятьдесят патронов на брата. Кроме того, двадцать лучших стрелков получили нарезные винтовки, пристреливали их по вечерам, привыкая к оружию. Когда магаданский морской торговый караван был в одном дне пути от Стокгольма, Пётр сообщил майору по радиосвязи, что его бойцы достигли конечного пункта. Оставшееся время, пока семь судёнышек спешили добраться в порт шведской столицы, разведчики Петра, знавшие шведский язык, под видом финнов и лапландцев бродили по Стокгольму, уточняя точное расположение объектов, их охрану. Всё это давно было указано на картах, имевшихся у всех десятников, но лишняя проверка не помешает.
        Поздно вечером семь торговых судов с грузом северных мехов прибыли в порт Стокгольма, от каждого судна торговые представители дисциплинированно отправились в таможенную службу, где честно заплатили торговую пошлину заранее, до прибытия чиновников на суда. Встретив такую законопослушность у диких северных торговцев, начальник портовой таможни отложил проверку судёнышек дикарей. Длинный летний день уже подходил к концу, измотанный дневными хлопотами чиновник отложил свой визит на утро. Деньги, правда, взял, выдав бирку с указанной суммой пошлины и сроком пребывания в порту. Пригрозив, если товар завтра по списку не сойдётся, крупным штрафом, таможенник отправился домой.
        Ночью, едва стемнело, Николай вновь заперся в каюте радиста, наступал решающий момент. Два офицера последний раз поминутно согласовали планы, сверили часы и объявили личному составу три часа на сон. В три часа ночи шведская столица проснулась от ружейной стрельбы в порту. Пока обыватели гадали, прислушиваясь к затихающему шуму выстрелов, кого же задержала доблестная городская стража, сами стражники в это время со всего города сбегались к порту, боясь услышать пушечные выстрелы. С облегчением ветераны прислушивались к стрельбе, перемешавшейся по территории порта, и не сомневались, что всё в порядке. Просто портовая стража вылавливает контрабандистов, и задача городских защитников помочь не дать контрабандистам вырваться из порта в город.
        Лишь начальники городской и портовой стражи одевались, не сомневаясь, что придётся оправдываться в поднятой суматохе. Долго и нудно, независимо от степени вины, доказывать, что стражники исполняли свой долг, а не перепились и стреляли по бродячим псам, как случилось год назад. Тогда обе ночные смены стражников набрались в портовых трактирах и не нашли ничего более азартного, как поспорить, кто лучше стреляет. По собакам никто из спорщиков попасть даже не пытался, стреляли по бутылкам. После чего подрались, как всегда, между собой, с кем ещё драться стражникам в четыре часа утра… А обоим командирам пришлось почти месяц оправдываться перед бургомистром, не считая увольнения пьяниц и драчунов.
        Так что независимо от причины стрельбы командиры стражи с дежурными отделениями спешно направились к порту - разбираться, что случилось. Тут уже не до раздела территории, хотя обычно городской страже вход в порт был заказан. Оба начальника стражи встретились у входа в порт, вместе выслушали доклад дежурного и облегчённо вздохнули. Стрельба из мушкетов, хотя и оживлённая, шла исключительно на шести военных кораблях, стоявших на рейде, да на обоих орудийных фортах, закрывавших вход в гавань. Командиры совещались недолго, понимая, что простого наблюдения им не простят. Соваться на военные корабли было, однако, ещё опаснее, нежели промолчать. В военное время стражников капитаны кораблей просто утопят, ничем не рискуя, да ославят их командиров перед королём и бургомистром.
        Но оба служаки пришли к выводу, что поинтересоваться у караула артиллерийских фортов, что случилось, никто не запретит. Всё же обе батареи стоят на городской и портовой земле. Да и артиллеристы, хоть и считают себя белой костью, не так заносчивы, как моряки. Поди, объяснят причину ночной стрельбы, не сочтут за обиду… Для поднятия авторитета командир портовой стражи лично решил прогуляться к ближайшему форту, а у начальника городских стражников появились иные заботы. Теперь уже в городе забухали глухие мушкетные выстрелы, самое страшное - в районе королевского дворца, затем у казарм, возле цейхгауза с оружием. Последняя пальба обозначилась у казначейства.
        Рассуждать некогда, командир бросился со всех ног к королевскому дворцу, велев посыльному поднимать всех, кто живёт поблизости, гнать со всех ног к казначейству. Да ополчение пусть поднимают и городскую милицию, к цейхгаузу идут, оружие охранять. Не до казарм, решил глава городской стражи, пусть эти лентяи сами разбираются, кто стреляет, чем стражников задирать у трактиров. До королевского дворца недалеко от порта, по прямой едва одна верста наберётся, но запыхался глава стражников основательно. Еле переводя дух, дал себе клятву меньше жрать и больше ходить пешком, если живым останется после сегодняшнего переполоха да с должности не прогонят.
        Всё же городские стражники к королевскому дворцу опоздали, магаданцы успели захватить все входы в здание, установили там пушки. Пары выстрелов картечью по приблизившимся стражникам хватило, чтобы всяческое движение вблизи королевских апартаментов прекратилось надолго, почти до обеда. Зачищали дворцовые помещения с шумом, жёстко, подавляя выстрелами в упор любой намёк на сопротивление. Опыт восемнадцатого столетия с его гвардейскими переворотами, да и революций двадцатого века, подполковник российской армии Пётр Головлёв изучил неплохо. Потому, кроме захвата королевского дворца, отдельные отряды блокировали казармы с войсками, заняли цейхгауз (арсенал) и казначейство. Надо бы, как у классиков, захватить ещё почту, телеграф и телефон, но жаль, их ещё не построили.
        Хотя за неимением вокзала диверсионные группы с магаданских кораблей захватили береговые батареи и высадились на всех крупных военных кораблях шведов. Благо ночью, в своём порту, особой бдительности вахтенные не проявили, а потом стало поздно. Попытки нескольких офицеров навести порядок пресекли беглым огнём из ружей и револьверов. Магаданцы блокировали орудийные палубы и трюмы, согнали команды в запертые помещения. Фортам на берегу пришлось немного пострелять по своим, шведским, стражникам, окончательно введя городское руководство в ступор. Зато в рядах победивших магаданцев всё шло по плану, связь со всеми отрядами была постоянной.
        В королевских палатах Николай и Пётр, с участием завербованных шведских офицеров, вели переговоры с королём Юханом Третьим. Удручённый монарх только к полудню понял, что существует Магаданское царство, которое совсем не Московское. К этому времени содержимое подвалов казначейства начало перекочёвывать в трюмы магаданских кораблей. Бургомистр и военный комендант столицы мрачно изучали требования выкупа, предоставленные на бумаге парламентёрами. Утром у кого-то из жителей столицы ещё оставались надежды, что всё не так плохо, всего лишь взбунтовались моряки, но невиданные флаги неизвестного царства, поднявшиеся на захваченных кораблях, береговых батареях и, о боже, над королевским дворцом, не способствовали хорошему настроению.
        Попытки городской милиции и остатков городской стражи освободить запертых в казармах солдат закончились таким жестоким и скорым расстрелом, что всё руководство Стокгольма оказалось полностью деморализовано. Вечером посыльные принесли собственноручное приглашение от шведского короля Юхана к нему, в королевский дворец. Не выполнить волю короля, хоть и пленённого, было невозможно. Впрочем, король гарантировал всем приглашённым безопасность и свободу. Так что утром второго дня понурые процессии потянулись во дворец. Туда же магаданцы конвоировали всех пленных офицеров с захваченных кораблей и казарм, но без оружия. Такое соседство немного воодушевило горожан: чего брать с мирных обывателей, коли сами защитники короны в плену?
        Речь шведского короля Юхана Третьего внесла некоторое смятение в мысли всех присутствовавших на приёме, однако и дала повод радоваться. Во-первых, никакого выкупа за короля собирать не придётся, непонятные представители Магаданского царства ограничились захваченной казной. Во-вторых, Швеция немедленно отправляла посольство к русскому царю Ивану Четвёртому для скорейшего заключения мира, с сохранением всех захваченных московитами земель и городов. Взамен заключённого мира магаданцы обещали помочь шведам в войне в Европе, против Речи Посполитой. Тамошние земли гораздо богаче и привлекательнее для деловых людей Швеции, нежели болота Прибалтики. Так что отданная магаданцам Кируна и часть территории на севере никого не взволновали. Да и земли там были практически чужие, норвежские, чего бы не подарить чужое…
        О таких мелочах, как захваченные корабли, на фоне освобождения короля, никто не заикнулся, но представитель магаданцев без всякого стеснения объявил, что на кораблях будут служить шведские же экипажи и пушкари. Позднее корабли будут перевооружены новейшими скорострельными орудиями. В ближайшее время несколько сотен шведских офицеров отправятся к магаданцам в гости именно на этих кораблях, на обучение. Для шестнадцатого века подобные молниеносные перемены внешней политики были редкостью, однако даже пленные офицеры смолчали, увидев в принятых королём решениях известную долю здравого смысла. О безуспешной осаде Кируны знали все присутствующие, мериться силами с таким сильным противником, как непонятные магаданцы, никто не собирался.
        Пусть лучше они помогут против поляков, дадут оружие, а там будет видно, всё может измениться. Так что решение короля подписать мирный договор с Магаданским царством на упомянутых условиях прошло, риксдаг через день утвердил достигнутые с магаданцами договорённости, куда деваться. Альтернативой оставался грабёж захваченной столицы, чего никто не хотел. Хватит того, что магаданцы вынесли все английские и польские склады, выгребая не только сукно и зерно, но и самих англичан с поляками. Через месяц, когда с Руси пришло подтверждение о подписанном мире, караван из трёх десятков судов покинул шокированный Стокгольм, увозя всю магаданскую армию, шведских офицеров и пушкарей, а также полные трюмы товаров, не только конфискованных, но и купленных вполне честно, за уральские меха. Шведы боялись сбивать цену у оккупантов, вынужденно оплачивая меховую рухлядь по европейским расценкам.
        Тем более что даже такие цены оказались выгодны, магаданцы закупили огромное количество зерна и муки, солёной рыбы, тканей, колониальных товаров, вроде кофе, сахара, табака. Как шутили купцы, оглядываясь, почаще бы такие оккупанты столицу захватывали, убытки только королю, а честным торговцам невиданная прибыль. Поведение чужаков так выделялось своим спокойствием, уверенностью, соблюдением обещаний, что несколько десятков мастеров и ремесленников, из обнищавших, конечно, заключили контракты на пять лет и отплыли на север со щедрыми работодателями. А что делать, когда за долги того и гляди дочь на панель придётся отдать?
        Датские проливы караван проходил под двумя флагами, магаданским и шведским, чтобы датчане не приставали с пошлиной. В Северном море корабли шли только с Андреевскими крестами, вполне мирно разошлись с английской эскадрой. Видать, британцы не знали ещё, что их купцов магаданцы ограбили в Стокгольме. Однако у Петра руки чесались самим напасть на англичан. Лишь полные трюмы людей и товаров удержали подполковника от нападения на подданных английской короны, прочно занявших в его душе место не выросших ещё америкосов. Николай остался со взводом ветеранов в Стокгольме, крепить дружбу и оперативные позиции. Кроме нескольких раций с радистами Пётр оставил другу два десятка пушек и сотню ружей, стрелков под них майор обещал набрать и натаскать из местных. Пока король Юхан приносит магаданцам пользу, надо его защитить. А два десятка орудий вполне вынесут любого агрессора из Стокгольмского порта. Да и береговые форты свою задачу выполнят, в прошлой истории вроде Стокгольм никто не захватывал.
        Пётр спешил домой, в Мурманск, к жене и сыну, надо успеть до осенних штормов. Работы на зиму непочатый край: пушки делать, шведов тренировать, гостинцы на Урал отправить, через Холмогоры, обратно порох и взрывчатку забрать. Может, кого сманить в Мурманск получится?
        Глава 11
        - Ну, - Иоанн Васильевич нервно дёрнул лицом, оборачиваясь на вошедшего Годунова. - Почто шведы мира просят так скоро и все земли нам уступают?
        - Подсыл наш доносит, дескать, немцы магаданские самого короля Юхана в плен взяли. А заместо выкупа велели мир с нами заключить скоро и все земли отдать. - Годунов перекрестился на иконостас. - Самих шведов немцы магаданские прельстили обещанием помочь в войне против Речи Посполитой. Бают, свои пушки и ружья обещали шведам продать да солдат обучить шведских.
        - О-хо-хо, грехи наши тяжкие, - Иоанн встал на колени перед образами и принялся креститься. - Этак они шведов вооружат и обучат, те через пять лет у нас всё сами заберут да Новгород прихватят. Что делать? Может, тех немцев магаданских не выпускать из Холмогор, запретить выезд? Тогда и шведам ничего не продадут?
        - Поздно, государь, немцы магаданские целый город на мурманской земле выстроили. Шведы те земли им простили да железный рудник на Кируне отдали. - Борис Годунов опасливо покосился на нервничающего царя. Почти год пришлось лечиться, когда государь избил его, Годунова, всего ничего прошло с той поры. Кабы опять не попасть под руку горячую. - У главного немецкого полуполковника, Петра Головлёва, четыре своих коча выстроены да два корабля у разбойников морских захвачены. Им в Мурманске теперь как бы не проще жить станет, море там зимой не замерзает, круглый год торговать можно. Ежели мы их прижимать будем, уйдут немцы с украин русских. Будет ли нам с того выгода?
        - Урусов баял, прошение об открытии торгового дома магаданцы хотели подать?
        - Да, государь, на условиях лучше английских. - Годунов заговорил медленно, словно рассуждая сам с собой. - Обещали цену за мягкую рухлядь на десятую долю выше английских немцев давать, мастеров наших обучить свои ружья и пушки делать.
        - Да хороши ли те ружья? - Царь поднялся с колен так резко, что его приспешник едва не упал от испуга. - Коли магаданцы свои ружья по английской цене торгуют, знать, они хуже английских мушкетов? Железо, поди, гнилое?
        - Нет, батюшка, все стрельцы те ружья хвалят. Я стрелял много сам, на двести шагов пуля байдану пробила, что мишенью служила. Байдана старая, но добрая. Да и ты, государь, сам стрелял.
        - Ладно, пусть Урусов напишет своим магаданским друзьям, будет им разрешение, - Иоанн Васильевич неожиданно улыбнулся. - Давай, зови лекаря, немца магаданского. Третий год он меня лечит, его лекарства лучше английских, спина редко стала болеть. Будем считать, что ружья магаданские тоже лучше английских мушкетов. Надо сразу пять полков теми ружьями обеспечить, деньги есть. Да узнает пусть насчёт пушек магаданских, так ли они хороши, как ружья, и, сколько тех пушек нам продать смогут на Чусовой?
        Мурманск разрастался с каждым днём, к весне 1576 года в порт пришли первые европейские торговые корабли. Поморские кочи и рыбацкие шхуны норвегов да торговцы из Варго бывали часто, рыбаки исправно снабжали городок свежей и солёной рыбой, поморы привозили канаты, парусину, воск, дёготь, зерно, масло. Магаданцы стали богатыми покупателями, выбирая у поморов часть товара, приготовленного для англичан, да по завышенной цене. Городок насчитывал почти пятнадцать тысяч жителей, что для малочисленной Скандинавии считалось вполне серьёзным населением. И не только из-за количества горожан, а из-за гигантской промышленности (по меркам шестнадцатого века, конечно). Ещё бы, в общей сложности в механических мастерских, на верфи, на стекольном производстве и оружейном работали почти полторы тысячи мастеров и рабочих.
        Пусть остальные десять тысяч мужчин ничего не производили, поскольку пленным шведам отводилась роль пушечного мяса, главной ударной силы магаданцев. Результатов труда рабочих с избытком хватало для выпуска требуемого количества ружей и пушек, да ещё оставались силы на коммерческое производство. Поморы, самоеды, чухонцы, норвежцы быстро оценили доступность, цену и качество магаданских ножей, топоров и прочих стальных изделий. Англичане, торговавшие на Руси аналогичным товаром, быстро почувствовали уменьшение рынка сбыта. Трудно ли догадаться, что появления конкурентов Московская торговая компания терпеть не будет? Да ещё торговое представительство магаданцев, что начали строить неподалёку от московского Кремля. Оно грозило если не разорением, то серьёзным падением доходов для англичан, работавших до этого в монопольной ситуации.
        Если вспомнить, что магаданцы демонстративно ограбили в Стокгольме именно английские склады, а три года назад английские же врачи лишились в Москве работы при дворе царя Иоанна после появления там магаданских лекарей, ситуация накалялась с каждой неделей. Собственно, коварный подполковник только этого и добивался, чтобы англичане открыли военные действия против магаданцев. Самым удобным для морской державы представлялось нападение на Мурманск. Если островитяне даже на русский Архангельск нападали с завидным постоянством, магаданский городок становился единственной реальной целью. Особенно с незамерзающим портом, без береговых укреплений, настоящая игра в поддавки. Чем и занимался Николай в Стокгольме, кроме основной работы, всячески распространял слухи о богатстве Мурманска и его незащищённости. Он прикладывал чудеса изобретательности, чтобы рассказать о миролюбии магаданцев, о растущем достатке Мурманска, расположенного на дружественной земле. О том, что вывезенная из Стокгольма королевская казна с наступлением лета уйдёт на жалованье наёмным мастерам, рабочим и солдатам. Пока же все три тысячи
отправленных на переподготовку шведских солдат и офицеров абсолютно безоружны. Оружие и боеприпасы к ним прибудет с началом навигации 1576 года из Холмогор. Зимой шведские полки учатся правильно маршировать, а офицеры изучают магаданский язык, чтобы понимать советников, что прибудут вместе с оружием. А зиму магаданцы спокойно проживут и без оружия и боеприпасов. Зачем они в окружении дружественной могучей Швеции? Зато с поступлением оружия солдат быстро обучат стрельбе из магаданских ружей. Лишь после этого войска отправятся в летнюю военную кампанию в Польшу.
        О реальной картине Николай молчал, никто даже в Стокгольме не знал, что в Мурманске не три тысячи уплывших морем шведов, а почти десять, куда входят несколько партий пленных солдат и офицеров. Представитель магаданцев всячески подчёркивал, что остался для защиты Стокгольма и его короля, показывая на два десятка пушек у королевского дворца. При этом «простодушно» сообщал, что даже в Мурманске нет таких пушек, их привезут лишь в следующую навигацию. Умный наблюдатель давно сделал выводы - в Мурманске огромное количество ценностей, при полном отсутствии защиты. Пушек нет, шведские солдаты безоружны. Вооружены лишь пять сотен магаданцев (такое число озвучил Николай), у которых патроны на исходе. Все ждут новой навигации, когда прибудет пополнение, пушки, ружья и патроны. В целом со своими обязанностями дезинформатора сыщик справился неплохо. По крайней мере, никто не сомневался, что летом большой десант перевооружённых шведов высадится на южном побережье Балтики. Европа с прошлого года ждала возобновления военных действий шведов в Речи Посполитой. Поляки же не принимали всерьёз заявления о новой силе
в европейской политике.
        Как обычно, шляхтичи интересовались количеством, а не качеством магаданских отрядов; когда же узнавали, что столица Швеции была захвачена силами полка, злорадствовали. Более толковые политики и генералы заявляли, что Речь Посполита слишком сильна даже для четырёх магаданских полков, какими бы ружьями те ни обладали. Европа радовалась ослаблению Швеции, не собираясь принимать во внимание каких-то диких московитских союзников, завезённых из Сибири царём Иоанном. В то, что магаданцы ведут свою политику, не верил никто, даже часть шведов. Европейцы, по своему эгоцентризму, не пытались слушать, а рассуждали в привычных рамках десятилетней политики.
        Собственно, европейцам не было дела не только до московитов, но и до шведов. Вся Европа была охвачена пожаром Реформации. Во Франции три года назад произошла Варфоломеевская ночь, теперь гугеноты ожесточённо резали католиков, и наоборот. А герой-любовник, Генрих Наваррский, усиленно прикидывался добропорядочным католиком, вербуя себе новых сторонников и удерживая от бегства старых гугенотов. Испания погрязла в болотах Голландии, не в силах справиться с гёзами, которым помогали англичане. По истинно британской привычке, англичане то вооружали протестантское войско голландцев, то предавали их, отказывали гёзам в убежище на территории Острова. Вильгельм Оранский огнём и мечом наводил порядок в Соединённых Штатах. Датчане усиленно лавировали между воюющими соседями, вступая в союзы, обещая всем помощь, но фактически не воевали. Священная Римская империя вела сражения по всем фронтам.
        На севере австрийские католики усиленно резали немецких и чешских протестантов, стараясь не выпустить из рук заблудшие души налогоплательщиков. На юге Вена оборонялась от наступающей Оттоманской империи, то отдавая земли, заселённые славянами, то откупаясь золотом от турок. Временами, собирая наёмников всех мастей, от французов до запорожских казаков, под свои знамёна, чтобы остановить или затормозить ползучую оккупацию Европы мусульманами. В Италии, разорванной на добрый десяток королевств, не воевал только ленивый, прибирая бесхозные земли. От Испании, захватившей половину «италийского сапога», до Рима, создавшего золотом и железом папские земли.
        Возможно, поэтому, кроме англичан, никто из европейских государств не придал значения шведской междоусобице, своих проблем хватало. Англия, только вступавшая в «золотой век Елизаветы», находилась на экономическом и политическом подъёме. Закончились десятилетия чехарды у трона, когда в междоусобной войне гибли лучшие представители королевства. Правление Елизаветы, «королевы-девственницы», обещало внутренний мир и согласие, что развернуло алчные взгляды английского дворянства и купечества во все стороны, в поисках быстрого и лёгкого источника обогащения. Крупные землевладельцы приступили к знаменитому «огораживанию», вылившемуся в войну против собственного народа. Под предлогом получения большей выгоды от продажи шерсти и шерстяного сукна английские землевладельцы изгоняли со своих земель крестьян, устраивая на их полях овечьи пастбища. Крестьян, чтобы не жаловались и не бунтовали, либо вешали за бродяжничество, либо насильно забирали в «работные дома», где те в рабских условиях по четырнадцать - шестнадцать часов в сутки трудились почти бесплатно на мануфактурах. Позднее это столетнее порабощение
крестьян классики истории назовут «переходом Англии на капиталистический путь развития», передовым шагом правительства.
        Те из англичан, кто не имел обширных земель для разведения овец или денег на строительство мануфактуры, традиционно уходили в море, но не воевать, торговать или ловить рыбу. Нет, нынешнее поколение английских моряков знало иной путь быстрого обогащения, даже целых два пути: работорговля и пиратство. Именно в конце шестнадцатого века проявил себя Дрейк, бывший пират, позже пожалованный дворянством, а в легендах и любовник самой королевы. Да, тогда и появилась знаменитая «английская мечта» - пиратствовать и разбойничать в молодости, чтобы в зрелости стать губернатором и лордом, уважаемым человеком, обласканным королевой. Через несколько десятилетий «английская мечта» плавно перейдёт в лозунг всех протестантов, их религиозный символ. Пасторы всех стран станут внушать пастве: «Если ты добился богатства, неважно, каким методом, грабил, убивал, предавал, в любом случае ты отмечен богом. Богатство, независимо от способа получения, - признак божественной милости к человеку».
        Именно из тех времён, конца шестнадцатого века, растут ноги аморальности современного западного общества. Сначала протестантские страны - Англия, Швеция, Голландия - в шестнадцатом - восемнадцатом веках добились резкого экономического роста, связанного, естественно с политическим и военным влиянием. Исповедовали дворяне, промышленники и торговцы этих стран упомянутый выше принцип всевластия денег, позже названный короче - «деньги не пахнут». Англичане, признав предварительно индейцев Северной Америки не имеющими души, то есть животными, а не людьми, активно занялись уничтожением всяких Чингачгуков и Зорких Соколов, не только отстреливая, но и заражая корью и оспой, моря голодом и холодом в резервациях.
        От них не отставали голландцы, занимавшиеся тем же самым, жестоким геноцидом туземцев в Юго-Восточной Азии, в Индонезии, откуда на протяжении трёх веков вывозили награбленное богатство. Причём потомки гёзов оказались настолько жестокими, что индонезийцы, малайцы и прочие индокитайцы, включая жителей Цейлона, изначально голландского, встречали англичан (!) как освободителей от тяжёлого гнёта. Шведы, в силу некоторых причин, не ставшие колониальной державой, хотя и высаживались в Америке, отлично проявили протестантские навыки сверхчеловеков в Восточной Европе. Они также не считали финнов, русских, карелов и прочих дикарей людьми, как их братья англичане в Америке индейцев. Потому шведские войска до конца восемнадцатого века с равнодушием мясника, забивающего свинью, вырезали начисто все поселения аборигенов непротестантского вероисповедания на захваченных территориях.
        Позднее к «передовым братьям европейцам» присоединились французы, увлечённо резавшие аборигенов в своих колониях, чему не мешала уже католическая церковь, отчаянно завидовавшая сверхдоходам протестантов. За ними последовали немцы, итальянцы, испанцы. Справедливости ради нужно отметить, что в католических захваченных землях аборигенов считали людьми, в отличие от протестантов. Потому при всей жестокости испанской инквизиции население Южной и Центральной Америки не было уничтожено, как в Северной, а смешалось с колонизаторами и значительно выросло, в отличие от североамериканских аборигенов, о буме рождаемости в резервациях которых что-то не слышно.
        Так и получилось, что изначально протестанты продали чужие души за богатство, лишив ради прибыли аборигенов права на душу. Спустя полтысячелетия их далёкие потомки в Европе продали уже свои души за богатство, лишая себя половой и семейной принадлежности, лишая детей права на маму и папу. Зачем в толерантной Европе эти отсталые понятия? Пусть будет «родитель № 1» и «родитель № 2». Поскольку деньги не пахнут, торговцы и промышленники лишают всё человечество права на здоровую пищу, на лечение, на чистый воздух, на чистую землю и на чистую воду. Зачем сохранять чистую воду и землю в США, если можно всё это отнять у животных? У тех же арабов, негров, украинцев, русских? Они не протестанты, следовательно, у них нет души. А убить животное не грех, даже наоборот. Если вы убьёте курицу не так, как на птицефабрике, а просто отрубите голову, на вас подадут в суд, за жестокое обращение с животными.
        С людьми, особенно не протестантами, гораздо легче: разбомбите Белград (в гуманитарных целях, конечно), забросайте «коктейлями Молотова» и сожгите заживо украинцев в Одессе (они же славяне, да ещё православные, - суть свиньи, не имеющие души), и вам ничего за это не будет. Вернее, будут денежки, которые, как известно, не пахнут. А человек, заработавший много денег, по идеологии протестантов, что? Конечно, он угоден богу, он уже на пороге рая, независимо, кого и сколько он убил, он же богат!
        Именно в конце шестнадцатого века закладывалась в Европе, в первую очередь в протестантских странах, основа для всей современной нечеловеческой политики разделения людей на первый и второй сорт, на «золотой миллиард» и остальное быдло. Об этом зимними вечерами жарко спорили в Форт-Россе магаданцы, пытаясь понять, что они смогут сделать, чтобы уменьшить влияние протестантской античеловечной этики на Европу и мир будущего. Что смогут сделать магаданцы, чтобы изменить историю России в лучшую сторону? О количестве невзгод, выпавших на долю Руси в конце шестнадцатого - начале семнадцатого века, образно рассказал магаданцам историк Павел Аркадьевич.
        Во-первых, Ливонская война, длившаяся два десятилетия, которая не только унесла тысячи жизней русских стрельцов и простых крестьян, беспощадно вырезанных шведскими солдатами. И не потому, что результатом той войны стало возвращение шведам и полякам всех захваченных Россией земель, в результате чего Русь лишилась выхода в Балтийское море на полтора века. Самым плохим результатом той вой-ны стало резкое падение авторитета Иоанна Грозного, победителя Казани, Астрахани, разгромившего турок в битве при Молодях. До поражения в Ливонской вой-не Русь была для Европы символом победы христианства над магометанством. После сокрушительного разгрома объединёнными армиями шведов и поляков Русь перестали считать европейским сильным государством, сведя победы над татарами и турками к азиатским разборкам.
        Кроме того, по некоторым версиям историков, даже гибель сына Ивана от руки государя всея Руси приписывают поражению в Ливонской войне. Дескать, царевич возмутился заключению бесславного мира после гибели большого количества русских воинов. Царь же, не меньше сына разгневанный подобной ситуацией, не выдержал и ударил наследника. Так что неудачная Ливонская война стала предвестником гибели династии Рюриковичей, начала Смутного времени на Руси. А Смутное время, как известно, привело на русский трон династию Романовых, самую ничтожную из русских правителей, погубивших самое себя.
        Такие далеко идущие последствия принесло поражение Руси в малоизвестной войне шестнадцатого века. Потому свои действия магаданцы направили, в первую очередь, против шведов, выведя из войны сначала северян. Теперь, когда против Руси остался Ливонский орден, Речь Посполитая и несколько вассальных князьков, наступал черёд следующих действий, запланированных ещё на Урале. В принципе, можно не спешить, в ближайшие годы в Речи Посполитой начнётся смена власти, после нескольких лет безвластия главой объединённого государства станет Стефан Баторий, он-то и нанесёт в будущем ряд поражений русским войскам. Это будет примерно в 1578 -1579 годах, как помнил Павел Аркадьевич. Время еще было.
        Во-вторых, после решения вопроса о Ливонской вой-не вставал не менее, а может, более важный и страшный вопрос для Руси - Крым! Естественно, в первую очередь, не всесоюзная здравница, которой там ещё нет, а крымские татары, которых удастся покорить лишь в конце восемнадцатого века, через двести лет. Хотя, как знают все любители комедий, воевать Крым начали со времён Ивана Грозного. Двести лет безуспешных походов, миллионы русских православных людей, погибших при татарских набегах, либо уведённых на невольничьи рынки Кафы и Константинополя. Тонны серебра и мехов, отданные Русью татарам и туркам за выкуп православных пленников, тысячи воинов, сложивших голову в Диком поле.
        Тут ситуация была сложнее, войну за Крым следовало начинать с Константинополя, ибо татары были вассалами турецкого султана. А с Турцией парой полков не справиться, туда без пары дивизий соваться бесполезно. Потому Турцию и Крым магаданцы оставляли на перспективу, пока не вооружат и обучат пару дивизий, да обзаведутся неплохой эскадрой крупных морских кораблей, а не поморских кочей. Хотя первый шаг к этому Пётр уже сделал, полная дивизия шведских солдат проходила обучение в Мурманске. Из них лишь три полка были отправлены на обучение официально, по соглашению с королём Юханом. Остальных солдат магаданцы намеревались использовать в своих интересах, постепенно вербуя их на свою службу. Два десятка мобилизованных шведских кораблей тренировались в огромном заливе в виду магаданской крепости. В этом времени, как убедился подполковник, разделения на военный и торговый флот по конструкции кораблей не существовало. Да и сами шведские корабли не особо впечатляли размерами, несли на бортах от десяти до двадцати пушек.
        Заменять все орудия на шведских кораблях магаданскими нарезными пушками никто не собирался, слишком дорого выйдет. Да и надо ли? Вдруг сегодняшний союзник выйдет из-под контроля? Петро понимал подобную опасность, потому и ввёл на каждый шведский корабль группу преданных магаданцам дружинников, но всё может быть. Поэтому шведские корабли вооружались парой скорострельных нарезных магаданских орудий, с запасом фугасных снарядов. Из этих орудий и стреляли болванками по мишеням шведские канониры, отрабатывая слаженность боя в строю, прицельную стрельбу на большом расстоянии, а также разыгрывая различные ситуации, знакомые Петру скорее из истории русского флота да из книг о пиратах. Конечно, стрелять и управлять парусами зимой на границе Полярного круга совсем не то, что грабить богатые испанские галеоны в Карибском море.
        Но Петро со своими заместителями цитировал налево и направо перлы Суворова Александра Васильевича, в результате чего каждый швед знал русскую фразу «Тяжело в учении - легко в бою» лучше, чем «Отче наш». Потому как пехоте зимой приходилось не легче моряков, хотя от брызг ледяного океана они не промокали. Промокали они от своего пота, насквозь до нижнего белья. Ибо десять шведских полков в ускоренном порядке проходили курс молодого бойца Советской Армии. Правда, без чистки картошки и огребания плаца от снега, но в остальном сходство было. Утренняя зарядка, во главе с командиром подразделения, в роли которого пришлось выступить шведским младшим офицерам. Под чутким руководством магаданских дружинников, выполнявшим функции командиров отделений, ротных старшин и офицеров связи, шведские дворяне осваивали бег с голым торсом, элементы зарядки, физподготовку. При попытках некоторых офицеров, как правило, с купленными офицерскими патентами, сказаться больными и усталыми Петро объявлял командирам: «В здоровом теле - здоровый дух», а откровенных лентяев понижал в должности. Как они будут разбираться с
королём Юханом, магаданец не интересовался. Не он продавал патенты.
        Ружья многочисленные мастеровые Мурманска клепали быстро, чего медлить, когда все операции разложены на простейшие действия, а контролёры строго соблюдают стандарты каждой детали. Так что к марту все солдаты, офицеры и корабли получили своё оружие. С боеприпасами было хуже, стреляли стандартные упражнения - три пробных выстрела, пять зачётных выстрелов. И только раз в неделю, чего, впрочем, хватало для поднятия боевого духа и дисциплины в войсках. Ибо нарушители боевой и политической подготовки до стрельбы не допускались. Да, именно политической подготовки. Поскольку проведение постоянных полит-информаций и агитации в духе марксизма-ленинизма Петро поставил на жёсткий контроль. Раз в неделю, по средам, вторая половина дня проходила в политинформациях. Не тупых выступлениях офицеров перед ротой, а совместных бесед внутри отделения, максимум взвода, где заводилами-провокаторами были (кто?), конечно, ветераны-дружинники, давно обработанные в нужном духе Петром и Николаем.
        Агитировали, конечно, не за коммунизм, а за чёткое выполнение боевой задачи. Против разных поляков и англичан, предавших идеи христианства, совместно с турками захвативших лучшие тёплые и плодородные земли. В результате чего бедные шведы вынуждены жить чисто, но бедно, на камнях и холоде. Потому и у короля Юхана не хватает денег, чтобы платить шведским солдатам и офицерам, как платят магаданским бойцам. Попасть в состав магаданской армии уже через месяц мечтали все шведы, в том числе и добрая половина офицерского состава. У магаданцев, кроме огромных денег в виде двух рублей за год службы, было невиданное, удобное и тёплое обмундирование. Вменяемые командиры, не бившие в зубы при каждой возможности, заманчивая перспектива - через десять лет службы выйти в отставку с оружием и правом стать полноценным магаданцем. Ничего, через пару лет, с магаданским оружием, под магаданским флагом шведы разобьют любых врагов. После чего, естественно, заживут, как в сказке, даже лучше. Например, как магаданцы, вот они, рядом, катаются как сыр в масле.
        Пока шведским солдатам подобное счастье, увы, не снилось, хотя Петро запустил среди солдат слушок, что лучшие шведские солдаты по результатам первых боёв получат возможность найма к магаданцам, чем беззастенчиво пользовался, как стимулом для лучшей подготовки личного состава и неплохой гарантией против возможного предательства шведских офицеров. Уже к марту 1576 года шведы вполне освоились с требованиями магаданцев и стали осознанно готовиться к боевым действиям, чего и добивался подполковник. С офицерами дело шло хуже, так они магаданцам особо не нужны были. Изначально на командные должности решили ставить надёжных дружинников, либо русских и вогулов, либо проявивших себя рядовых шведов.
        Время в напряжённых тренировках летело незаметно, Петро муштровал воинские части шведов, Елена Александровна строила гражданский состав Мурманска. Лариса воспитывала сына, не забывая о муже. Потому как после оглушительной победы в Стокгольме, выгодного заключения мира для России в Мурманск прибыла делегация монахов из Печенегского монастыря, расположенного неподалёку от Колы. Видимо, из Москвы пришло указание более подробно разведать, кто такие магаданцы, поскольку в Мурманск прибыл сам настоятель монастыря. Он повёл себя грамотнее, нежели отец Феофан, окормлявший Форт-Росс и Ёбург. Памятуя о пользе магаданцев для Руси, настоятель Афанасий не пытался вмешиваться в поведение магаданцев и дружинников. Более того, он проявил адекватные человеческие качества и близко сошёлся с Петром.
        Говорить о дружбе с настоятелем подполковник бы не стал, понимая разницу положения, настоятель для магаданцев всё же формально иностранец, но шаг вперёд в организации миссионерской деятельности батюшка Афанасий рискнул сделать. Не говоря уже о том, что лично повенчал Петра и Ларису в мурманской часовенке, крестил там две сотни татар-дружинников да десяток шведских ремесленников. Настоятель договорился с Петром о строительстве полноценной церкви в городке, под это выбил финансирование от магаданцев, поскольку официально церковная десятина отсутствовала. В ответ Афанасий оставлял в городке трёх толковых монахов для ведения миссионерской работы, как среди аборигенов, так и среди шведских солдат. Ибо батюшка высоко оценил требование православного исповедания, как одного из обязательных условий для магаданца.
        Под осень 1575 года, как обещала, в Мурманск прибыла Надежда, с мужем и двумя детьми, с няньками и горничными, с мастерами и подмастерьями. Короче, целый караван из тридцати возков доставлял главного химика магаданцев по наезженному пути из Ёбурга в Холмогоры. Правда, впервые этот путь проходили летом, а не по зимнику, потому дорога затянулась, едва успели к окончанию навигации. Хорошо, есть радиосвязь, магаданцы заранее выслали в Холмогоры свои суда, которые покинули Северную Двину, ломая первый лёд. Местные поморы ни за что не отплыли бы так поздно, им надо возвращаться. Магаданцы же привыкали к круглогодичной навигации, к незамерзающему океану.
        Короче, вместе с Надеждой и её хозяйством в Мурманск прибыли два десятка возов с пушниной и четырьмя разобранными станками. На них и наладили выпуск длинноствольных нарезных пушек, не только восьмидесятимиллиметрового калибра. Для морских орудий выточили шесть дальнобойных стволов, калибром сто шестьдесят миллиметров. Да к каждому такому гиганту сделали боезапас из сотни фугасов. Учитывая, что противооткатные устройства оставались пружинными, после каждого выстрела приходилось заново наводить орудие на цель, скорострельность пушек оказалась в пределах трёх выстрелов в минуту. Однако дальнобойность запредельная для шестнадцатого века, от трёх до четырёх километров, в зависимости от направления ветра и угла прицеливания.
        Конечно, такие орудия требовали особой легированной и прочной стали, для чего в караване Надежды были две тонны слитков с различными добавками. Их расплавляли с местной шведской сталью, получая необходимые по твёрдости и вязкости сплавы. Надежде морское путешествие от Холмогор до Мурманска понравилось, а предоставленное жильё - не очень. В коттедже в Форт-Россе она прижилась, там уютнее, даже старший сын заметил это Анатолию. Однако непоседливая учительница химии не планировала надолго задерживаться в Мурманске. Порт интересовал её как перевалочный пункт, в тропики и субтропики. С детства мечтала маленькая Надя побывать на Карибских островах, искупаться в тёплом море, пить молоко из свежих кокосов. За границу выбраться получилось два раза, в Турцию и Египет, ну, куда ещё поедет провинциальная учительница…
        Поэтому, едва магаданцы закрепились прочно в Европе, Надежда приступила к выполнению своего давнего плана - побывать на Карибских островах, а ещё лучше - устроить там базу. Добротную, уютную, безопасную для проживания колонию, где можно жить годами или просто приезжать отдохнуть от северных морозов. И с женской напористостью добилась своего! Она за несколько месяцев сагитировала на переезд в Мурманск свою подружку Алевтину Сусекову, с мужем Володей, естественно. Затем добилась обещания переселиться на запад от Людмилы Корнеевой, бывшего инженера-гидравлика Камского речного пароходства. Людмила тоже загорелась идеей морских путешествий по тёплым морям, по нетронутым необитаемым островам, с экологически чистыми пляжами. Уже вдвоём они насели на мужа Людмилы - Сергея, бывшего инженера-механика того же Камского речного пароходства.
        Коварная Надежда просто так ничего не делала, семью Корнеевых она присмотрела с вполне определённой целью, о которой никто из прагматичных мужчин и не мог подумать. Надежда убедила Корнеевых и Сусековых создать простейший двигатель внутреннего сгорания, вот так!
        - А чего вы боитесь? - с женской непосредственностью удивлялась Надежда. - Я, простой химик, вон, какое оружие вам создала. А вы? Володя, ты автомеханик, все двигатели можешь с закрытыми глазами разобрать, сколько раз ты блоки цилиндров в сельской мастерской растачивал? Чего тебе не ясно? Карбюратор? Плюнь на него, я читала, в первых двигателях никакого карбюратора не было, топливо шло самотёком.
        - Но позвольте, - тянул руку, как прилежный ученик, Сергей Корнеев, - у нас нет нефти и бензина. На чём будет работать двигатель?
        - Ха! - Об этом рыжая непоседа не задумывалась, что нисколько её не смутило. - Подумаешь, бензин. Будем работать на спирте! Уж его-то мы везде получим.
        - Но топлива понадобится много, десятки тонн. Сахара нет, столько самогона мы не выгоним, - по интеллигентской привычке продолжал сомневаться Корнеев, не замечая, как жена его толкает локтем в бок.
        - Какая ерунда, - Надежда оставалась неумолимой, - получим гидролизом любое количество спирта, хоть тысячу тонн. Дерева много, заодно и бумагу начнём выпускать. Короче, летом 1576 года жду вас всех в Мурманске, с работающим на спирту двигателем. Поняли? - При этом она почему-то смотрела на своих подруг, а не на мужчин.
        Потому и променяла свои хоромы в Форт-Россе на обычный пятистенок в Мурманске Надежда, что жить в новом доме собиралась недолго и редко. Едва ступив на скандинавский берег, супруги Ветровы оставили детей на попечение нянек. Сами переселились жить в мастерские. Имея солидный опыт, Анатолий занялся постройкой необходимых производственных помещений, а его жена приступила к отливке стволов для дальнобойной морской артиллерии. К тому времени, когда стволы орудий поступили в механическую обработку, всё было готово для промышленного прорыва в жизни магаданцев. Надежда вплотную занялась исключительно химией, и только ей!
        Глава 12
        - Наконец-то, - не сдержал радости Петро, глядя, как в бухту заходят английские корабли, переваливаясь на поворотах под сильным ветром. Подходил к концу апрель, того и гляди, пойдут первые корабли из Холмогор. Англичане не выдержали, клюнули на дезинформацию, усердно распространяемую магаданским представителем в Стокгольме. - Молодец, Коля, молодец! Сколько ты смог заманить к нам гостей, пара, две, три, ого!.. Двадцать три судна! Ай да Коля, ай да сукин сын! На таком количестве корабликов смело можно два полка перевезти, будем на это и рассчитывать. Лёшка!!
        - Я здесь, командир, - адъютант из уральских вогулов возник как чёртик из табакерки.
        - Срочно отправь вестовых по всем кораблям, чтобы действовали как положено. Сигналом будет выстрел с береговой батареи. Я туда отправляюсь, как закончишь с кораблями, приведи ко мне командиров первого и второго магаданских полков. Всё понял?
        - Так точно!
        - Выполняй, - Петро ещё раз оглянулся на вползающий в бухту караван английских судов, которым до берега больше часа плыть, и направился на береговую батарею. Её выстроили вопреки правилам современного военного искусства шестнадцатого века, не на высоком берегу и не в башне. А расположили немного в стороне от городка, почти на берегу длинного песчаного пляжа, с мелководьем до двухсот метров от берега. Батарея была оборудована деревоземляными укреплениями, в сотне метров от береговой линии, с запасными орудийными двориками и блиндажными укрытиями для личного состава и арсенала. Собственно, вероятность попадания вражеских ядер была невелика, к этому мелководью корабли ближе трёхсот метров не подойдут, сюда добавить сотню метров от берега до пушек, редкое ядро долетит до батареи.
        Сами же магаданские пушки с позиций легко бьют на полтора километра, перекрывая все вероятные места высадки десанта на город. Нет, на противоположном берегу бухты десант высадится беспрепятственно, но оттуда больше часа идти через лес до Мурманска. Вряд ли английские пираты рискнут оставить магаданские богатства без присмотра на такое время. Вероятнее всего, будут высаживаться прямо на причале, выстроенном за два года. Пока подполковник любовался позициями, ещё раз проигрывая в уме все варианты сражения, на батарею прибежали два командира полков, первого и второго магаданских полков, самых опытных бойцов в Мурманске на сегодняшний день. На четверть полки состояли из ветеранов-дружинников, прошедших осаду Кируны и захват Стокгольма.
        Остальные три четверти бойцов были шведы-добровольцы и новое пополнение из Ёбурга. Хоть и необстрелянные, зато надёжные и отлично обученные. За пять минут Головлёв поставил задачу командирам полков, благо все ситуации были давно отработаны и требовалось лишь уточнить некоторые моменты. После ухода командиров Пётр успел глотнуть горячего кофе, недостатка в котором магаданцы давно не испытывали. Подумал и решил подняться на наблюдательный пункт, оборудованный в сорока метрах позади батареи, на гранитном валуне. Оттуда всё отлично видно. Головлёв бросил на камни старый полушубок и уселся, лицом к заливу.
        Словно не прошли полчаса торопливых консультаций, корабли англичан под непривычным флагом, без шотландского креста, продолжали ползти к Мурманску. Петро перевёл взгляд на городок, где, повинуясь боевому расписанию, занимали свои позиции два ударных полка. В глубине построек, заслонённые со стороны моря складами, строились шведские полки. Их задача в сегодняшнем бою была скромной - проверить слаженность бойцов в сражении, по мере необходимости поддержать передовые полки и помочь в захвате пленных англичан. С моря ничего из этих приготовлений англичане заметить не могли. Они продолжали спешить к причалам, у которых стояли две рыбацкие шхуны, прибывшие недавно из Вардо.
        Петро рассмотрел, что к норвежским шкиперам подбежали посыльные и передали приказ магаданцев. Вскоре обе норвежские команды быстрым шагом покинули свои корабли, унося в заплечных мешках личные вещи. Шкиперы не стали спорить, понимали, что их кораблики для наступающей флотилии, как красная тряпка для быка. Разобьют ядрами при первой возможности, просто так, из вредности. Англичане продолжали приближаться к причалу, прошли мимо стоявших у верфи, в стороне от причалов, двух десятков шведских кораблей. Те, как условлено, не подавали признаков жизни, покачивались на якорях, с пустыми мачтами и подвязанными парусами. Конечно, островитяне так торопились ограбить лопающиеся от мехов и серебра склады Мурманска, что не стали отвлекаться на пустые корабли. Те стояли в добром километре от причалов, без парусов, без команд, явно сошедших на берег. Как могут помешать мощной английской эскадре беззащитные магаданские кораблики? Пусть радуются, что их не сожгли, хотя на обратном пути можно это выполнить.
        Время тянулось в ожидании, англичане подходили к берегу, выстраиваясь как на параде. Один за другим английские корабли швартовались у причала, нисколько не волнуясь за глубины, наверняка шпионы побывали в Мурманске и не раз. Едва закрепив швартовы, по сходням сбегали на причал десятки вооружённых солдат. Да не просто вооружённых пиратов, а именно солдаты в красной английской военной форме. Судя по их выправке и внешнему виду офицеров, командовавших высадкой, в пиратском нападении на Мурманск явно участвовало Адмиралтейство, если не лично королева благословила своих солдат.
        Высадка тем временем шла ударным темпами, стройные колонны солдат в красных мундирах выстроились у причалов. Всё, первая партия англичан пошла в наступление, вскинув алебарды, солдаты побежали к ближайшим складам. Время остановилось, наступил момент «ХЭ», как говорил подполковник, планируя операцию. Из окопов и укрытий, оборудованных на территории мурманского порта, по англичанам нестройной россыпью ударили выстрелы из ружей. Стреляли не залпами, а по готовности, выбирая отдельные цели. Англичане растерянно остановились, не увидев противника. Бездымный порох почти не давал дыма, привычного на поле боя шестнадцатого века и указывавшего расположение противника.
        Лишённые такой подсказки, английские солдаты пытались укрыться, на пустом причале сделать это было затруднительно. При появлении в бухте первых английских кораблей мурманчане убрали всё, что стояло обычно на причале, - пустую тару, доски-сходни, бухты канатов и прочее имущество, неизменно скапливающееся у складов. Потому причалы оказались чистыми и простреливаемыми насквозь, без какого-либо укрытия. Глядя на избиваемых солдат, комендоры кораблей попытались прийти им на помощь. Засвистели боцманские дудки, забегали матросы по палубам, открылись пушечные порты на орудийных палубах. Петро недовольно перевёл взгляд на береговую батарею, запаздывают, однако.
        Нет, облачка сгоревшего пороха и раскаты выстрелов, один за другим, показали, что артиллеристы не дремлют. Вокруг причаливших английских кораблей поднялись фонтаны воды от падающих болванок. Сегодня береговой форт стрелял учебными снарядами, не дай бог, фугас в причал попадёт, - самим ремонтировать. Да и английские суда возле причала, считай, уже магаданское имущество, нечего их гробить. А дырку от снаряда плотники легко залатают. Один за другим английские суда вздрагивали от попаданий болванок, некоторые корабли заметно накренились в сторону пробитых бортов, сбивая прицелы своим пушкарям. Но даже не повреждённые английские суда не спешили открывать огонь из пушек по берегу. И, как догадывался Петро, причиной тому было не отсутствие видимых целей для стрельбы, англичане с удовольствием пальнули бы всеми бортами в любое соседнее строение, лишь бы напугать невидимых магаданцев.
        Причиной молчания английских пушек стали нарезные винтовки и два взвода снайперов, увлечённо стрелявших по пушечным портам с расстояния в двести метров. Вот они-то укрылись не в окопах, а на вторых этажах, на чердаках домов и складов. Судя по тому, что из восьми стоявших у причала английских кораблей выстрелила только одна пушка, отправив ядро в белый свет как в копеечку, с работой снайперы справились. Однако шло время, число избиваемых англичан сходило на нет, растерявшиеся поначалу шкиперы, ожидавшие очереди у причала для разгрузки, начали отводить корабли от берега. Возможно, они хотели отойти в сторону и расстрелять городок из пушек, которым сейчас мешали причалившие корабли. Возможно, просто собирались бросить всё и бежать, по любимой европейской привычке.
        Интересоваться их желаниями магаданцы не стали, в сражение вступили новые силы. Береговая батарея прекратила огонь, на причаливших судах давно никто не подавал признаков жизни. Пока пушкари передвигали орудия, выбирая новые цели, в бой вмешались дальнобойные орудия с мирно стоявшей флотилии кораблей у верфи. После нескольких прицелочных выстрелов, захватив вражеские суда в узкую вилку, корабельные канониры ударили фугасами. Ну, интересно было самому Петру, как поведёт себя стошестидесятимиллиметровый фугасный снаряд при встрече с английским галеоном. Просто интересно, и всё тут. Потому и разрешил стрелять фугасами по крупным кораблям, при попытке к бегству.
        Результат впечатлил не только Петра и остальных защитников Мурманска. При попадании в галеон снаряд взорвался не сразу, пробив борт и все внутренние перегородки. Взрыв произошёл при столкновении снаряда с противоположным бортом судна, ниже ватерлинии. Судя по тому, как подпрыгнул от взрыва фугаса галеон, мощность заряда вполне достаточна. Учитывая, что повреждённый корабль затонул в считанные секунды, борт его получил вполне достойные повреждения. Всё произошло так быстро, что даже крюйт-камера не успела взорваться. Второй галеон, спешивший на выход из бухты, полностью повторил судьбу первого корабля. Так же подпрыгнул от попадания и затонул с креном на противоположный борт.
        «Надо переделать взрыватели, - задумался Петро, - слишком тугие на удар, поздно срабатывают».
        А в бухте продолжалось избиение английской эскадры. Ещё два кораблика, поменьше размерами, попытались вырваться из капкана, разлетевшись от попадания фугасов на куски. Этих наглядных примеров хватило даже тугодумам, корабли английской эскадры стали спускать паруса, что в местной терминологии означало сдачу в плен, на милость победителям. От магаданских и шведских кораблей, стоявших у верфи, стали отплывать шлюпки для подъёма выживших моряков. Сами мурманские суда подняли паруса, направляясь к трофеям. Стрельба в акватории бухты полностью прекратилась, лишь шум ветра и скрип уключин раздавался над водой. Да редкие выжившие англичане стонали и звали на помощь.
        Первый и второй магаданские полки активно занимали беспомощные восемь пришвартованных скорлупок, практически с уничтоженной командой. Организовывали откачку воды и накладывание пластырей на пробитых бортах, обыскивали трюмы и капитанские каюты, выводили на берег выживших моряков. Часть бойцов искала выживших среди десятков трупов английских солдат на берегу. Наступал привычный для магаданцев финал: сбор трофеев и подсчёт пленников. Петро спустился с валуна в береговую батарею, принимал доклады пушкарей по результатам стрельб и потраченным боеприпасам. Затем отправился к причалу, взглянуть на выживших англичан, организовать их допросы. Да и захваченные трофеи интересовали подполковника, в первую очередь, документы и карты, естественно.
        К вечеру подвели первые итоги боя, на полноценное сражение конфликт не тянул. Магаданцы обошлись без потерь, как и рассчитывали командиры. В плен захватили восемьсот английских солдат и офицеров, что интересно, кадровых военных, а не завербованных проходимцев. Были захвачены восемнадцать судов различного калибра, одно всё же утонуло у причала, лишь мачты торчат теперь над водой, летом придётся поднимать. Особых ценностей на трофейных кораблях не нашли, даже судовые кассы практически пустовали. Ещё бы, все шли грабить богатый Мурманск, - зачем с собой деньги брать? Радовали иные находки: на двух кораблях отыскались карты Вест-Индии, а капитаны подтвердили, что бывали там.
        Ну, естественно, почти у всех шкиперов оказались неплохие карты английского и шотландского побережья, с указанием мест стоянок и родников для забора воды. Неплохо были прорисованы на картах и лоциях пути в европейские порты. По крайней мере, гораздо подробнее, нежели у шведских шкиперов. Однако всё это лишь предварительные результаты, окончательные будут после подробных допросов капитанов и офицеров, к чему Пётр с помощниками собирался приступать на следующее утро. После тесной работы в компании бывших оперов Пётр пришёл к выводу, что недооценивал важность особистов в армии. Хотя особист особисту рознь, иных подполковник расстреливал бы сразу. Тем более внимательно он подошёл к созданию внутри зарождающейся магаданской армии контрразведки. Головлёв лично натаскивал два десятка дружинников, отобранных для этой работы, заставлял учить шведский и английский языки. Сам показывал методику допросов, как в экстренной ситуации, так и в спокойной обстановке. Да и сами дружинники были не мальчиками, повидали достаточно, чтобы проникнуться важностью своего дела.
        Так что фильтрацию пленников нашлось кому проводить, а магаданцы приступили к формированию отдельного английского батальона. Для некоторых целей на территории Англии нужны были именно англичане, хорошо натренированные и без всяких комплексов. Именно таких записных циников, готовых стрелять хоть в королеву, лишь бы платили за это, и подбирали магаданские особисты для будущего батальона. А назначенные офицеры из числа дружинников приступали к активным тренировкам рекрутов, с не менее активным обучением русскому языку. Все команды в магаданской армии отдавались именно по-русски, независимо от того, кто их будет исполнять.
        Наступало короткое мурманское лето, которое отцы-командиры собирались использовать для максимально жёстких тренировок шведов и новичков-англичан. Как сухопутных солдат, так и захваченных моряков. На каждое трофейное английское судно установили восьмидесятимиллиметровые пушки с пружинными противооткатными устройствами, дополнили экипаж надёжными командами из шведов и татар. После чего приступили к совместным тренировкам практически удвоенной флотилии. Времени оставалось в обрез, приближалась пора высаживаться войскам магаданско-шведской коалиции в Речи Посполитой, а Петру сдерживать обещание, данное королю Юхану Третьему. К этому и готовился максимально напряжённо подполковник, командующий всеми магаданскими войсками.
        Пока отправленный в Холмогоры караван судов медленно двигался в сторону Белого моря, а затем обратно, с огромным грузом и двумя семьями магаданцев, офицеры и командиры в Мурманске заучивали наизусть основы новой тактики. После наглядного примера абсолютно бескровной и быстрой победы над английским десантом шведские офицеры прониклись психологией эффективного огня. Они больше не рвались в бой, чтобы скрестить шпаги с врагом, понимая важность использования всех преимуществ скорострельного и дальнобойного оружия, полученного от магаданцев. Пётр в большом зале одной из казарм соорудил классический макет местности из песка с фигурками деревьев и домов, с оловянными солдатиками и пушками. Там, на этом макете, шведские и магаданские офицеры разыгрывали бои с учётом дальнобойности орудий и преимущества противника в живой силе.
        Понимая, что главной опасностью для коалиции будут запорожские казаки и польские гусары, Пётр учил офицеров использовать складки местности, готовить поле боя к сражению. На примере показывал действенность защиты рогаток и земляных укреплений от атаки конницы, всячески повторяя главную идею - беречь обученных солдат. Он фактически запретил шведским офицерам лобовые атаки, под угрозой расстрела командира, отдавшего такой приказ.
        - Господа, в каждом вашем полку будут мои офицеры связи, - очередной раз напоминал на занятиях Головлёв шведским командирам. - О том, кто и когда отдал приказ на лобовую атаку, я не только уведомлю короля Юхана, я добьюсь расстрела того офицера и ссылки его семьи. Отгадайте, куда?
        Шведы при этом втягивали головы в плечи, догадываясь, что их семьи сошлют не в глухую шведскую деревню, а на далёкий Урал, в страшную Сибирь. Именно об этом магаданец не раз напоминал тугодумам. И, вы-учив за полгода характер Петра, никто не сомневался, что он сдержит обещание. Потому подполковник не сомневался, что его приказы и рекомендации по ведению боевых действий дисциплинированными шведами будут исполнены, как «отче наш». Именно этого он добивался, не собираясь воевать с поляками и саксонцами сам и не планируя отправлять туда магаданские полки. Для них он найдёт иное, более важное, применение. Да и оголять Мурманск, оставляя важнейший опорный пункт в Европе без защиты, опасно, особенно в свете переселения сюда очередных магаданцев.
        В июне очередной караван кораблей, высланный за уральскими гостинцами, вернулся из Холмогор. Кроме двух семей бывших туристов, сагитированных Надеждой на переезд, прибыли две сотни дружинников, завербовавшихся на десять лет службы магаданцам, с классическим желанием повидать мир и заработать при этом. Прошлогодние гостинцы из Европы, отправленные огромным обозом поздней осенью из Холмогор в Ёбург, произвели должное впечатление на уральских жителей. Кроме тканей различной выделки, колониальных товаров и части королевской казны, двух тонн серебром, в Ёбург доставили на жительство три сотни пленных шведов, в основном с побережья Балтики. Люди все мирные, семейные, деваться им некуда с Урала, поневоле станут опорой магаданцам.
        Шведская добыча магаданцев подоспела вовремя, чтобы расплатиться с нанятыми рабочими и дружинниками, не золотом и мехами им платить. Павел Аркадьевич даже организовал дополнительные закупки мехов для торговли в Европе на часть серебряных риксдалеров. На молодёжь, постоянно приходящую в Ёбург в поисках приключений и выгодной службы, огромное количество невиданных дорогих тканей и колониальные товары особенно влияли, как мёд на пчёл. Слухи о богатейшей добыче из Европы приманивали лучше любой агитации. Павел Аркадьевич с Валентином получили сообщения агентов из-за Урала об активизации Кучума, тоже прослышавшего о европейских богатствах. Поэтому магаданцы ожидали этим летом очередного набега сибирских татар. Благо Ёбург был укреплён достаточно, чтобы разбить десятитысячное войско без каких-либо сомнений. Кроме того, зимой дьяк Урусов закупил пять тысяч ружей для царя. Яков Строганов наконец решился вооружить ружьями своих бойцов, закупил восемь сотен ружей и пять пушек на Чусовской Городок. Оба расплатились мягкой рухлядью, которую и отправил ближе к весне Павел Аркадьевич в Холмогоры, под конвоем
двух сотен новобранцев.
        Дорога в Холмогоры из Ёбурга стала походить на тракт, так много саней и телег ежегодно проходили там. Многие купцы из Холмогор на свой страх и риск побывали в Ёбурге, закупая местного стеклянного и железного товара для торговли по всему Русскому Северу. Пользуясь обилием леса, крестьяне ближайших деревень выстроили вдоль магаданского тракта просторные конюшни и дома для ночлега. Путь на запад становился для магаданцев комфортнее, а поморы пристроились зарабатывать зимой извозом. Всё лучше, чем дома на печи лежать. Некоторые ямщики-лихачи с малым обозом проходили путь в полторы тысячи километров, по зимнику, конечно, за месяц. Хотя обычно на дорогу от Ёбурга до Холмогор уходили два месяца, добротно, спокойно, без эксцессов в виде разбойников. В Холмогорах представители магаданцев чувствовали себя как дома, даже власть теперь к ним относилась весьма любезно. Доволен остался воевода Прозоровский, приказчики которого выручили вчетверо больше за мягкую рухлядь, чем можно взять на Руси. Теперь он принимал магаданцев, как дорогих гостей, стараясь вовлечь их в совместный бизнес. Вернее, самому влезть в
магаданские проекты, торговать по всей Европе, под их крылом.
        Пока Петро этому не мешал, много ли надо места для приказчика с возком мягкой рухляди… Пусть его, торгует в Стокгольме, всё больше русских купцов будет, быстрее европейцы привыкнут к ним. Так что сообщение Урала с Мурманском стабилизировалось, к обоюдной выгоде. Нет, командиры не считали дотошно каждую шкурку и штуку бархата. Товар отправляли, как своим родным, чтобы не стыдно было за скупость. Так и теперь, летом 1576 года, в Мурманск привезли столько меховой рухляди, что Пётр испугался обесценивания мехов в Европе. Потом вспомнил о Московской торговой компании, ежегодно вывозящей ещё больше мехов, и задумался. Если все эти меха англичане продают на Острове, значит, там платёжеспособные торговцы и дворяне? Мысль показалась интересной, в свете адекватной реакции на английское пиратское нападение на Мурманск. Осталось облечь эту идею в разумное применение.
        За неделю активной работы привезённым из Ёбурга порохом снарядили боеприпасы, и четыре шведских полка отплыли на юг, в Балтику. Там уже высаживалась на южное побережье шведская армия в количестве восьми тысяч солдат. Сроки высадки согласовали через Николая, проявлявшего чудеса дипломатии. За зиму он нанял и натренировал с помощью дружинников-ветеранов собственный батальон с двадцатью орудиями. Солдатами стали исключительно немецкие наёмники, никаких шведов. С такой защитой майор был спокоен за свою и короля Юхана безопасность. Поскольку представительство магаданцев размещалось рядом с королевским дворцом, Коле удалось накрепко вбить в голову подозрительного шведского короля, что у того нет более преданных сторонников, нежели магаданцы. Причём исходя из понятных всякому практичному европейцу предположений.
        - Ваше величество, - за шахматной доской любил разговаривать на эту тему майор с королём, - мы, магаданцы, люди практичные, как вы убедились. Если мы с вами будем честны в своих отношениях, лучших союзников Швеции и вам лично не найти.
        - Ну да, - мрачно передвигал фигуры Юхан Третий, - от таких союзников мы потеряли больше, чем от любых врагов.
        - Это пока, ваше величество, временно. Не пройдёт и года, как финансовые потери будут восстановлены с избытком, а военные успехи заставят ваших недругов скрипеть зубами. Вы не пожалеете, точно.
        - Как говорится, вашими бы устами да мёд пить.
        Долго решали, где провести высадку шведского десанта. Все шведские стратеги стояли за открытие боевых действий в Лифляндии, которые начать с захвата Риги. Бесспорно, Рига была лакомым кусочком для всех заинтересованных сторон. Удобнейший порт для торговли между Восточной и Западной Европой. Возможно, захват Риги станет следующей целью магаданцев, но не этим летом. Поскольку польское войско тоже расположилось в Лифляндии, ожидая врагов именно там. Начинать высадку с генерального сражения, пока войска не сработались, пока офицеры не привыкли к новой тактике, магаданцы не хотели. Заманчиво, конечно, разбить польское войско в первом же сражении, но какой ценой! Поляки на своей земле быстро восстановят численность тем же ополчением, а шведы? Шведская армия рискует потерять самых обученных солдат, после чего потеряют всякое преимущество. Ни о каких завоеваниях после этого даже речи быть не может.
        Николай вспомнил лозунг Суворова «Удивить, значит, победить» и постарался втолковать его в головы шведских генералов и короля. С большим трудом, но удалось. Потому высадку решили перенести в совершенно неожиданное место, на небольшой участок польского побережья между Восточной Пруссией и Германией, точнее Священной Римской империей германской нации. Восточная Пруссия после разгрома Ливонского ордена, неизбежно ожидавшегося в ближайшие годы, не сможет воевать ни с кем. Она и сейчас существует благодаря вассалитету от Речи Посполитой, которой будет не до защиты ленников, коли шведы начнут захватывать польские города один за другим. Если цесарцы рискнут показать зубы и напасть на высадившихся в Речи - Посполитой шведов, захватить Пруссию для экспедиционного корпуса не составит труда. Одним из аргументов для высадки в Познаньском воеводстве послужила, как ни странно, возможность беспрепятственно грабить, когда ещё регулярная польская армия подойдёт из Лифляндии.
        В Речи Посполитой после бегства Генриха Валуа в Париж в 1574 году два года не могли выбрать короля. Каких только кандидатур ни рассматривали буйные шляхтичи. От Ивана Четвёртого, царя Руси, до Максимилиана, императора Священной Римской империи. По сведениям Павла Аркадьевича, именно в 1576 году поляки изберут королём венгра Стефана Батория, опытного полководца. Именно Баторий в нашем времени восстановит Речь Посполитую, вернёт все захваченные Русью земли. Более того, именно он наделит запорожских казаков землями, разрешит им выбор гетманов, после чего запорожцы на полвека станут сильнейшими вассалами Речи Посполитой, защищая её от врагов. Однако Павел Аркадьевич не помнил, когда выбрали Батория королём, в начале года или в конце. Потому и спешили магаданцы с высадкой, чтобы использовать фактор безвластия в Речи Посполитой в военных действиях.
        И настало время высадки шведов на берегах Речи Посполитой, пока туда перевозили всю армию, подоспели четыре полка из Мурманска. Операция «принуждения к миру», как выразился Петро при составлении плана, началась. В каждом из четырёх шведских полков магаданского образца был офицер связи, с приданным ему радистом и рацией. Пятый офицер связи, по настоянию Николая, был при командующем экспедиционным корпусом, старом знакомом Шеттингофе. Генерал давно примирился со своим поражением от магаданцев, терпеливо выслушивал советы и рекомендации Николая, который, слава богу, не лез в заумные военные стратегии, ограничиваясь практическими советами житейского характера. В любом случае из своего поражения генерал вынес уважение к магаданскому оружию и огромное желание использовать преимущества магаданских ружей и пушек максимально эффективно.
        Потому Шеттингоф быстрым маршем направился к Варшаве, сбивая малочисленные заслоны местных панов по дороге. Через три дня шведы захватили Познань, с ходу сбили малочисленный польский гарнизон в городке. Задерживаться в будущих своих владениях Шеттингоф не собирался, оставив небольшой гарнизон из раненых и заболевших солдат, на следующий же день двинул армию дальше на юг. Уже через неделю его войска окружили Варшаву, которая готовилась к длительной осаде, рассылая гонцов с просьбами о помощи во все воеводства. Длительной осады Шеттингоф не планировал, разбив фугасами стену крепости в двух местах за день. Затем, словно наслаждаясь, медленно, шаг за шагом, начал штурм. Пока копейщики подходили к проломам в стене, шедшие за ними полки магаданского образца стрельбой из ружей прикрывали их, стреляя в любого поляка, рискнувшего поднять голову над крепостной стеной. Подобное построение так понравилось шведам, что и город они штурмовали в сопровождении ружейного прикрытия. Несмотря на три тысячи погибших поляков Варшавского гарнизона, потери шведов не составили и двух сотен, исключительно копейщиков.
        Захватив Варшаву, Шеттингоф её основательно ограбил, сплавляя баржи, груженные трофеями, по Висле; их встречали шведские торговые суда в устье реки. Пруссия, напуганная появлением сильной армии под самым боком, смотрела сквозь пальцы на «неосторожное нарушение границ» шведскими трофейными командами. Торговцы за определённый процент взялись перевозить шведские трофеи в Стокгольм, надеясь немного заработать. Только с ограбленной Варшавы их прибыль превысила пару годовых доходов. А впереди у шведов запланированы Краков и Вильна, ещё две столицы Речи Посполитой. Когда всё богатство Варшавы уплыло по Висле в Швецию, Шеттингоф принялся за жителей города. Их он отправлял по просьбе магаданского посла Николая, который непременно желал получить всех варшавских алхимиков, даже евреев, всех ювелиров, книгопечатников, книготорговцев со своими книгами. А также две тысячи девиц на выданье, желательно из бедных семей, можно еврейских. Учитывая, что за каждого присланного человека магаданский посол обещал выплатить лично Шеттингофу червонец золотом, генерал с большим вниманием отнёсся к просьбе Николая, лично
проконтролировал количество и качество отправленных пленников и пленниц.
        На все эти приятные хлопоты ушло две недели, за которые поляки успели собрать войско и привести его под стены Варшавы. Небольшое войско, тысяч двадцать - тридцать сборной солянки из дружин богатых панов и мелких шляхтичей. Самым плохим оказались слухи, что в войске идёт вновь избранный король Речи Посполитой Стефан Баторий, со своей трансильванской дружиной. Запорожцы, призванные на помощь, подойти не успели, чем и решил воспользоваться Шеттингоф, опасавшийся конницы, как бы ни были скорострельны магаданские орудия. Вспомнив совет Николая, однажды поймавшего именно шведскую конницу на подобный крючок, Шеттингоф повторил диспозицию сражения под Кируной двухлетней давности. С коррекцией на увеличенное количество войск и с творческим подходом.
        По центру шведских позиций были выставлены два десятка магаданских пушек, тесно составленных, но веером, что давало разброс картечи по фронту до полукилометра на расстоянии двести метров. Это было единственное направление шведских укреплений, никак не оборудованное защитными средствами. На правом и левом флангах шведы добросовестно расставили рогатки и выкопали окопы. В них устроились четыре полка магаданского типа, изготовленные к стрельбе из ружей. Остальные полки алебардщиков и копейщиков засели в редутах, впереди линии окопов, готовые встать на защиту стрелков при прорыве польских войск. В том, что поляки начнут атаковать, никто не сомневался. Хорошо хоть дали развернуть ряды шведам да выкопать укрытия.
        Так и оказалось, следующим утром, после молебна, польское войско двинулось в атаку. Полки, сформированные из шляхетского ополчения, шли вперёд ровно, так, как стояли. Конница привычно отошла на фланги, скапливаясь для решительного удара. Шеттингоф напряжённо ждал, что часть кавалерии отправится в дальний охват, в тыл шведам. Нет, самоуверенные шляхтичи посчитали такие тактические уловки излишними, при более чем двукратном численном превосходстве своей армии. Пешие полки неспешно надвигались на окопавшуюся шведскую армию, поляки не спешили, надеясь сохранить силы для последнего рывка.
        Шеттингоф неспешно прогуливался на пригорке, отсчитывая секунды до выстрелов картечью. Вот и они, долгожданные залпы пушек. Генерал остановился, рассматривая действия магаданской дальнобойной и скорострельной артиллерии. Частые и уверенные выстрелы пушек выкосили весь центр наступающей армии поляков. Правый и левый фланги польской армии, пройдя немного вперёд, начали останавливаться, растерянно глядя на исчезнувший центр. Полоса атакующих войск шириной до двухсот метров по фронту в центре польской линии атаки исчезла. Десяток пушечных залпов смахнул с поля боя добрые две тысячи жолнежей, атаковавших в самом центре польской армии. Многие из них остались живы и теперь звали на помощь, поднимаясь и падая, поднимаясь и падая, стонали, кричали, проклинали. Поляки, глядя на погибших за пару минут сотни товарищей, начали терять самообладание.
        Командиры хоругвей криками выправили положение, продолжив наступление на остальные позиции. Против батареи шведских пушек так никто не появился. Шеттингоф вперился взглядом на позиции конницы, которая не трогалась с места. Всадники нервно кружили на конях, но не трогались с места, глядя на своего командира. Пушкари вновь открыли огонь, развернув орудия вправо и влево, выкашивали картечью всё новые ряды наступающей пехоты. Разрыв в атакующих порядках становился всё шире, достигая третьей части общей ширины фронта. В это время в бой вступили ружья, наступление замедлилось по всему фронту, россыпная стрельба из ружей совершенно не страшно, незаметно выкашивала пехоту не хуже картечи.
        Минут через пять до польских командиров дошло, что они рискуют потерять всё пешее войско, так и не схватившись со шведами в рукопашном сражении. Обойти по флангу конница уже не успевала, об отступлении храбрые поляки даже не подумали, выбрав единственный мужественный вариант - атаку на пушечную батарею. Несмотря на то что польские командиры видели невиданную скорострельность шведских пушек, совместить увиденное с заложенным в памяти не получилось. Велика инерция мышления, особенно у военных. Из личного опыта польские полководцы знали, что конная атака достигнет любого артиллерийского отряда не более чем за пару выстрелов. Воеводы рискнули потерять сотню всадников, но добиться полного разгрома шведов. Иначе польская пехота бесславно погибнет, не добравшись до врага.
        Конная лава из пяти тысяч всадников ринулась в узкий проход в центре шведских позиций, невольно вытягиваясь в колонну, чтобы не поранить коней на рогатках. Шведские пушкари быстро развернули орудия и открыли беглый огонь картечью, выкашивавшей польских гусар целыми эскадронами. Однако количество атакующих постепенно переходило в качество; с каждым залпом выжившие всадники надвигались всё ближе к шведским орудиям. Даже поддержка с флангов ружейным огнём не дала нужного результата. Казалось, ещё минута-другая, и польские всадники ворвутся на шведскую батарею. Это почувствовали сами поляки, завыли, закричали, предчувствуя перелом в сражении.
        Именно тогда, неожиданно для поляков, открылись заложенные хворостом стенки ближайших к центру поля боя шведских редутов. В появившиеся бреши сразу ударили картечью шведские орудия во фланг наступающей коннице. Всего по пять орудий справа и пять слева, но магаданских, то есть скорострельных и дальнобойных. Эти картечные залпы отсекли атакующую колонну от подходящих подкреплений, непрерывность конной атаки разрушилась. Падающие на землю от картечи передовые польские отряды неожиданно увидели, что за ними никто не идёт. Никто не атакует вместе с ними шведскую артиллерию, а оставшиеся в живых польские кавалеристы спешат укрыться за спинами пехоты.
        В своём стремлении уйти с линии орудийного огня польская кавалерия растоптала своих же наступающих пехотинцев. Началась паника, перешедшая в повальное отступление. Только тогда выпустил из тыла Шеттингоф немногочисленную шведскую кавалерию, заняться любимым делом - преследовать отступающего врага. Шведская пехота занялась сбором трофеев, любимым занятием каждого наёмника, и, впервые за последний год, сбором огромного количества пленных. К вечеру, когда вернулась шведская кавалерия, шведы собрали более десяти тысяч пленных поляков. Все они подлежали отправке в метрополию, для этого Шеттингоф срочно формировал конвойные отряды.
        Едва убедившись в отправке всех пленников вниз по Висле, Шеттингоф скорым маршем поспешил на Краков, предоставив полякам самим хоронить своих заступников. Под шведским присмотром, естественно, возникновения чумы в шестнадцатом веке боялись все, а Николай не постеснялся вбить в головы офицеров, что заразные болезни часто вызываются незахороненными трупами. Точно так же магаданский посол прививал своим союзникам зачатки гигиены, особенно офицерам и младшим командирам, благодаря чему небоевые потери армии Шеттингофа пока оставались минимальными, особенно среди солдат магаданского строя. Этот весьма наглядный пример заставил задуматься многих шведских офицеров.
        Ещё неделя пути до Кракова для шведов стала прогулкой, после оглушительного разгрома польского ополчения под Варшавой мэры городков открывали ворота, встречая шведов с городскими ключами. Армия Шеттингофа откровенно отдыхала, подкрадываясь к будущей жертве, подобно охотящейся львице, безразлично глядя в сторону, чтобы в самый неожиданный момент прыгнуть и сломать шею антилопе. Краков, напуганный судьбой Варшавы, тем не менее собирался обороняться, надеясь на высокие стены внешне неприступной крепости. Шведы, с учётом полученного под Варшавой опыта, не спешили, словно получали удовольствие от своих действий.
        Они за пару дней проломили стены крепости в самых удобных для штурма местах, после чего приступили к захвату крепости, расстреливая немногочисленных её защитников с расстояния в сотню метров. Массированные вылазки и атаки осаждённого гарнизона шведы пресекли с двух раз щедрыми залпами картечи из скорострельных пушек. После падения Кракова назначенный Шеттингофом комендант немедленно организовал восстановление разрушенных оборонительных сооружений. Тем временем трофейные команды организованно грабили город, вывозя не только ценности для шведской короны, но и пленных: ювелиров, алхимиков, книгопечатников и прочих грамотеев, для лучшего друга Швеции - Николая Кожина. Авторитет магаданцев и одобрение союза с ними росли с каждым выигранным сражением.
        В Кракове шведы задержались на месяц, город оказался гораздо богаче Варшавы, тут их застал обоз из Мурманска с боеприпасами да два полка присланного из метрополии подкрепления. Шеттингоф оставил в Кракове шведский гарнизон и двинулся на восток, предстояло захватить и ограбить Львов. Отступивший в Гродно после варшавского поражения Баторий спешно стягивал все резервы и набранное ополчение. Западная часть Речи Посполитой, населённая в основном поляками, осталась брошенной без защиты. Этим и спешил воспользоваться шведский генерал, направляя свою армию на Львов. Этот город предстояло ограбить, подобно Кракову и Варшаве, вывезти трофеи и пленников, пока никто не мешает шведам хозяйничать в беззащитной Польше.
        Как Шеттингоф, так и Головлёв понимали, что война с Баторием будет трудной длительной кампанией, на взаимное истощение противников. Головлёв знал из рассказов Павла Аркадьевича, что через три-четыре года Баторий нанесёт ряд серьёзных поражений русской армии в Ливонской войне. Он вернёт Речи Посполитой все захваченные земли, и только стойкая оборона русскими войсками Пскова, в осаде которого поляки понесут серьёзные потери, склонит Батория к заключению мира с Русью. Именно с осады Пскова, кстати, в русских хрониках появится имя Ермака, будущего покорителя Сибири. В прошлой истории поляки и русские воевали между собой на истощение более пяти лет. Сейчас весь план по высадке шведского корпуса в Речи Посполитой и его вооружению магаданцы строили на взаимном истреблении друг друга шведами и поляками, злейшими врагами Руси в ближайшие двести лет.
        Потому известия о спасении Батория в варшавской битве, его отступлении в Гродно, который он сделал своей столицей, магаданцы перенесли стоически. Не стоило ждать от жизни подарков, пусть Баторий объединяет поляков и литвинов, пусть воюет со шведами. К этому и готовились магаданцы, когда просчитывали возможные варианты своего союза со шведами. Да, придётся больше продать оружия шведам, так ведь продать, а не подарить. После ограбления Варшавы, Кракова, Львова, богатейших польских городов, шведы полностью восстановили конфискованную магаданцами королевскую казну. Более того, король Юхан в состоянии платить польскими деньгами за магаданское оружие. Так пусть шведы на польские деньги воюют против поляков - чем не европейские методы ведения войн? Подумав о сложившейся ситуации, Петро удивился, насколько английской оказалась выстроенная магаданцами ситуация.
        Глава 13
        Грудь горела, охваченная тисками боли, содранная и обожженная кожа жгла всё тело выше пояса. Влад пошевелился, тут же охнув от боли в вывихнутых плечевых суставах. Хотя палач и вправил плечи, когда снимал с дыбы, но боль лишала руки всякой силы. Быстров поёрзал на куче прогнившей соломы, устраиваясь удобнее. Глаза бесполезно пытались что-либо рассмотреть в кромешной мгле одиночной камеры в пыточных подвалах Кремля.
        «Дёрнул меня чёрт связаться с этими Романовыми, - очередной раз всплыла мысль в голове ветеринара. - Четыре года шаг за шагом, аккуратно выстраивал практику в Москве. Создал себе имя, клиентуру, заработал неплохие деньги, выстроил дом неподалёку от Кремля, уговорил Жанну венчаться; живи, не хочу! Нет, жадность обуяла дурака, связался с романовской сукой, чувствовал, что там не всё правильно. Анамнез подозрительный, Романовы глаза отводят, о цене за лечение не торгуются. Это Романовы не торгуются?! Да вся Москва знает, что Романовы за полушку удавят любого, а за рубль сами удавятся».
        Ветеринар застонал, случайно повернув руку, затем постарался успокоиться, занявшись самовнушением. Иного лекарства в его положении не найти, а обожженная палачом грудь требовала лечения, хотя бы такого. Иначе быстрое воспаление, неминуемый сепсис и отсутствие шансов на выживание. Выжить Владу Быстрову хотелось как никогда раньше. Хотя бы для того, чтобы поквитаться с провокаторами Романовыми и теми, кто их подкупил на провокацию. В том, что заказчиками его ареста были англичане, Влад не сомневался. О частых посещениях англичанами романовского подворья знали многие москвичи, эта боярская семья единственная водила дружбу с английскими немцами. В силу своей жадности Романовы искали прибыль везде: в торговле, политике, царских милостях.
        Теперь, в темноте подвала, Быстров удивительно ясно вспомнил невольные оговорки англичан при встречах, они не знали, что магаданец владеет английским языком. Потому позволяли при варваре выражать своё мнение без боязни. Вспомнились странные люди на романовском подворье, помогавшие в лечении борзой суки, с абсолютно безразличным взглядом, так не похожим на лица настоящих псарей. Труп умершей собаки встал перед глазами, как на страницах учебника, с классическими признаками отравления.
        - Дурак я, дурак! - вырвался шёпот из уст магаданского ветеринара, брошенного в поруб по обвинению в колдовстве. Боярин Никита Романов попросил защиты у самого царя Иоанна против немца-колдуна, отравившего его любимую борзую суку. Что может быть хуже на Руси, особенно для иностранца, арестованного по царскому приказу?
        Валентин с удовольствием прошёлся по выстроенной фактории, напоминавшей москвичам своими размерами и высокими стенами скорее острог, нежели торговое представительство. За три месяца при хорошей оплате две бригады плотников создали настоящий шедевр деревянного зодчества, хоть в Кижи увози сразу. Двор был заключён в строгую прямоугольную коробку стен, с выступавшими по всем правилам артиллерийского искусства угловыми башнями. Туда уже устанавливали пушки, по четыре в каждую башню. С такой защитой можно выдержать штурм всего московского гарнизона, нечаянно пришла глупая мысль в голову.
        Внутри острога, кроме нескольких складов, конюшни, казармы на сотню стражников, поместился красивейший терем, в три этажа. Как в сказке, с переходами и разновеликими башенками, с окнами на все стороны света, из которых Москва видна как на ладони, особенно Замоскворечье. Крыши хозяйственных строений и самого терема, как и навесы над стеной, магаданцы крыли кровельным железом, новинкой для москвичей. Пока железо было серебристо-блестящее, в городе поползли слухи, что немцы магаданские кроют свои дома серебром. Особо глупые тати тут же решили проверить, испортили два листа на стене острога, за что в поруб разбойного приказа и угодили.
        Валентин планировал раскрасить терем и его крышу в разные цвета, прикидывая композицию и цветовую гамму. Хотел по привычке обратиться к Жанне как специалисту, но вспомнил их последнюю встречу. Тогда, три месяца назад, он, едва прибыв в Москву, как последний идиот, с мороза, с дороги бросился в гости к Жанне, не сомневаясь, что она ждала его и будет рада снова жить вместе. И получил обухом по лбу, одной фразой:
        - Я обвенчалась с Владиславом, мы теперь венчаные муж и жена. С тобой у нас ничего не будет.
        Такая встреча вышла у бывших супругов, словно и не было двенадцати лет совместной жизни, выросшего сына. Алексей, ставший царским лекарем, конечно, не изменил своего отношения к бывшему зятю, с радостью принял Валентина. Помогал выбрать место на берегу Москвы-реки, нашёл отличных мастеров для постройки фактории. Да и Наташа, его жена, отнеслась к Седову с участием, с удовольствием слушала рассказы об уральских и европейских подвигах магаданцев. О сложившихся семьях, народившихся детях, выстроенных в Форт-Россе коттеджах, промышленности и растущей торговле, о подробностях захвата Швеции, выстроенном за Полярным кругом Мурманске, обо всём, что мог рассказать старый родственник и друг.
        Сами Кочневы пересказывали свои мытарства, сложный характер Иоанна Васильевича, делились анамнезом царственного пациента. Потом, как коллеги, уточняли с Валентином правильность лечения, вспоминая, что ходили слухи об отравлении царя. Обсуждали выбранную методику лечения, какую профилактику остеохондроза принять за основу, не рискнуть ли иглоукалыванием? Много обсудили Кочневы с Валентином житейских и профессиональных вопросов. В их доме, более скромном, чем у Быстровых, Валентин остался желанным гостем, чем иногда пользовался по выходным. Он научил Кочневых пользоваться рацией, теперь Наташа в свободное время с удовольствием сплетничала с девушками в Мурманске и Форт-Россе. Только с Быстровыми Валентин после первого раза так и не встречался.
        - Валя, Валентин, - этот голос Седов узнает даже в пьяном виде, звала Жанна. Он взглянул на неё, женщина бежала, явно взволнована, что-то случилось. Военврач сжал все эмоции в кулак и пригласил бывшую любимую женщину в терем.
        - Влада арестовали, у нас был обыск, его обвиняют в колдовстве, - выпалила Жанна, едва осталась с бывшим мужем наедине. В её глазах не было ни тени сомнения, что Валя поможет ей, её беде, кем бы ни был Влад.
        Военврач молча выслушал сбивчивый рассказ Жанны, задал несколько уточняющих вопросов и начал собираться. Быстро оделся в парадный костюм, велел слугам погрузить в бричку два сундука с подарками. Потом остановился, глядя в глаза Жанны.
        - Ты оставайся здесь, никуда не выходи под любым предлогом. Своей охране я прикажу тебя не выпускать, если попытаешься бежать, они тебя запрут в доме.
        - Почему, Валя, мне надо домой, прибраться. Я ещё хотела к самому царю сходить, может, удастся добиться свидания хотя бы. - Женщина явно не понимала ничего в случившемся.
        - Жанна, они все твои картины изъяли?
        - Как ты догадался?
        - Эти картины будут обвинением тебя в колдовстве, хочешь рядом с Владом на дыбе висеть? Одного колдуна ещё можно попытаться спасти, двух колдунов я не смогу вытащить из поруба. На эту территорию вход русским властям запрещён, здесь ты в безопасности. Никуда не выходи.
        Первым делом Валентин радировал о случившемся в Форт-Росс, сообщив свой план вызволения Влада из поруба. Одновременно предложил Павлу Аркадьевичу до решения вопроса об освобождении Быстрова не продавать Урусову очередную партию ружей и полностью отказать в покупке пушек. О том, что Урусов прибыл купить десять тысяч ружей с боеприпасами и просит продать сразу сто пушек, из Форт-Росса сообщили вчера вечером. Причину отказа Павел Аркадьевич обещал озвучить дьяку честно - арест магаданца Быстрова по ложному обвинению в колдовстве. Пусть Урусов срочно отправляет в Москву гонца, если не хочет вернуться с пустыми руками. Полторы тысячи километров гонец одвуконь пройдёт за две недели, если не быстрее. Коли не удастся к тому времени вызволить Влада, появится дополнительный рычаг влияния на царя.
        После переговоров по радио Седов заехал к Кочневым, рассказал о случившемся и попросил Алексея помочь в срочной встрече с царём. Алексей задумался, до этого, за три с половиной года, он ни разу не обращался к Иоанну с просьбой. Нарушать сложившуюся традицию не хотелось. С другой стороны, понятно, если магаданцы не станут помогать друг другу в любых ситуациях, русские бояре их схарчат и не поперхнутся. Если не при жизни Иоанна, то после его смерти точно. Тогда даже магаданское представительство не спасёт, посреди Москвы от русских не отбиться. Нужно показать московскому обществу, что магаданцы неприкасаемы, иначе всем станет плохо, с Руси придётся уезжать. Не столько жалко расставаться с московским обществом, сколько обидно за неудавшуюся попытку изменить историю Руси в лучшую сторону. Сам Алексей уже планировал продержать Иоанна живым до начала семнадцатого века как минимум. Да и картошка великолепно приживалась, как на Урале, так и в Подмосковье, была надежда с её помощью снизить накал страстей в голодные годы начала семнадцатого века.
        Да, надо идти, одёрнул себя Алексей, направляясь к Кремлю, где сейчас находился царь. Лекаря без препятствий пропустили в царские палаты, где Алексей доложился и попросил государя принять его. Удивлённый дьяк передал просьбу по инстанции, и не прошло и часа, как Кочнев зашёл в Грановитую палату, где разговаривали Иоанн с Борисом Годуновым, непременным наперсником государя. Оба молча глядели на лекаря, решившего прийти незваным.
        - Государь, - поклонился Алексей, - долгих лет тебе и здоровья крепкого. Дозволь с просьбой обратиться.
        - Говори, - с интересом взглянул Иоанн на лекаря.
        - Мой земляк и товарищ Валентин Седов просит принять его сегодня по важному вопросу. Прошу не отказать ему.
        - По важному, говоришь, - царь и его советник переглянулись, - передай, после обеда пускай подходит, приму.
        Полчаса шла аудиенция у государя, в присутствии Годунова и Скуратова, того самого, знаменитого Малюты, ныне тестя боярина Бориса, который не знает, что заключённый со Швецией мир спас Скуратова от гибели при осаде одной из крепостей шведских. И не узнает никогда. Если магаданцы выполнят задуманное, Швеция с Русью лет сто воевать не будет, а потом просто не сможет. Валентин неторопливо рассказывал царю, почему обвинение Влада в колдовстве ложное, ссылаясь на то, что магаданцы православные христиане, на то, что в Магадане никто не колдует. Он приводил примеры гибели животных и людей после лечения, что происходит нередко, но никто не объявляет лекарей в колдовстве. Военврач не останавливался, повторяя свои аргументы по нескольку раз, находя всё новые и новые доказательства невиновности Быстрова. Пока его не прервал вопрос Скуратова:
        - Картины, изъятые у Быстрова, как объяснишь? Там парсуна царя и многих бояр найдена, улицы московские намалёваны, кто и какой колдовской умысел задумал противу государя и Москвы?
        - Картины эти не Влад Быстров рисовал, а его жена Жанна, она живописец, в нашем царстве учит детей рисованию, - рискнул рассказать всю правду Валентин, иначе магаданцы запутаются во лжи, которой достаточно и без того. - Жанна ещё в Магадане прослышала о великом русском царе Иоанне, потому и взяла с собой в путешествие краски и кисти, в надежде нарисовать лик великого правителя. Чтобы наши внуки и правнуки могли увидеть, каким был первый русский царь, завоеватель Казани и Астрахани, победитель турок при Молодях. О тебе, государь, знает каждый магаданец, начиная с отроков. Остальное Жанна рисовала, чтобы видели православные в далёком Магадане, как живёт земля русская, наша дальняя родина. Как Москва хорошеет с каждым годом, какой народ православный по улицам столицы ходит.
        - Ишь ты, как повернул, - не выдержал Годунов. - А ну как на царскую парсуну кто иной порчу наведёт?
        - Побойтесь Бога, - перекрестился Валентин, привычно поворачиваясь к образам, - истинно говорю вам, нет никакого колдовства. Спросите у патриарха, сам Христос отрицал колдовство. Есть чудо Божье, есть намоленные иконы и святые мощи. Коли парсуна государева будет на виду у народа, так все лишь здоровья царю пожелают, отчего государю лишь лучше будет. Подумайте сами, когда нехристи наши церкви грабят, иконы жгут, неужели от этого православная вера смущается?
        С другой стороны, никто в церквах и в домах на иконы православные не плюёт и не колдует. Коли лик государев повесить на общее обозрение, в церкви какой или в Кремле, у какого татя хватит смелости плохого пожелать прилюдно государю и его парсуну испортить? - продолжал агитацию военврач, стараясь заговорить «пациентов». - У нас, в Магадане, лики царя в каждом присутственном месте висят, в казармах, на кораблях морских, во всех приказах. И государь наш Владимир Владимирович, только славу от этого и крепкое здоровье имеет. Потому как народ магаданский своего царя любит и уважает, не за лик красивый, а за деяния государственные. За ум и смелость, за нестяжательство и любовь к народу. В землях латинских, как вы знаете, картины давно рисуют, ничего не боятся. Более того, знатные рыцари и дворяне, короли, сами нанимают живописцев, чтобы свою парсуну потомкам оставить. Коли латиняне не боятся тех картин, почто нам, православным, того опасаться. Нечто наша вера слабее, чем латинская?
        Милости прошу, государь, освободи Влада Быстрова и не наказывай Жанну Быстрову. Коли немилы они тебе, сразу увезём их в свои пределы и на Русь пускать запретим. У нас с русскими людьми общие предки, мы вышли с Руси, и никогда плохого чего магаданцы Руси не пожелают и не сделают. Да, у нас разные обычаи, но за это нельзя наказывать. Союз Руси и магаданцев выгоден нам обоим, не ломай его, государь.
        - Иди, - отвернулся от Валентина Иоанн.
        На ватных ногах спускался военврач из царских палат, не зная, как понимать ответ Ивана Грозного. Машинально вернулся в факторию, успокоил Жанну, отвёл ей комнату для ночлега, распорядился усилить охрану на ночь. Долго не мог уснуть, пока не забылся в коротких отрывочных снах, просыпаясь каждые полчаса. Утром ждал вызова в Кремль, так ничего и не высидел. Лишь после обеда Валентин решительно стряхнул с себя оцепенение, решил искать другие пути освобождения Влада. Вспомнил, как поступали в Чечне, и решил пойти всеми возможными способами.
        Вызвал одного из самых надёжных дружинников, крещёного вогула Никодима. Парня молодого, но ушлого и коммуникабельного. Объяснил ситуацию, которую и так знала к утру вся Москва. О том, что магаданского немца-коновала посадили за колдовство, судачили даже на папертях. Так вот, военврач выдал Никодиму московскими серебряными деньгами огромную сумму в десять рублей и отправил к дому царского палача. Предварительно договорились, что Никодим переоденется по-здешнему и к палачу подойдёт незаметно. Задачей дружинника было максимальное облегчение возможных пыток для Влада, если тому придётся долго ждать освобождения, пусть останется живым и здоровым. С собой у дружинника была мазь от ожогов и порошки аспирина, наверняка необходимые арестанту. Ещё целый тюк тёплой одежды, с зашитыми записками оптимистического характера, чтобы Влад не падал духом.
        Ещё Валентин принялся из подручных средств мастерить направленный микрофон. Усилители на лампах у него были, как запасные части для рации, а присоединить к усилителю направленный микрофон даже у военврача ума хватило. После этого, уже вечером, Седов инструктировал трёх надёжных дружинников, как пользоваться направленным микрофоном и где это делать. Убедившись, что парни всё поняли, он отправил их на телеге, опять же переодетых простыми торговцами, в сторону Московской торговой компании. Были огромные подозрения, что оттуда ноги растут у ареста Влада. Тот факт, что дружинники не знают английского, ничему не мешал. Своим осведомителям и агентам англичане команды отдают на русском языке. Телега, на которой отправились слушать англичан, была нагружена высокой копной сена, с которой микрофон прослушает через ограду все помещения английского представительства.
        Сам Валентин поутру планировал нанести визит боярину Никите Романову, тому самому, что оболгал Влада. Провести разведопрос, этому термину научили Анатолий с Николаем, выяснить подробности, расширить круг лиц, подозреваемых в связях с англичанами. Может, что и выйдет. Намекнуть Романову на взятку, если откажется от обвинений в колдовстве, кто знает, жадность человеческая бездонна, может, согласится?
        Так, в хлопотах вокруг освобождения Влада, прошли пять дней. Палач исправно брал деньги, тёплые вещи, обещал милостиво относиться к узнику, но делал ли это? Никакой возможности проверить, жив ли Быстров и как себя чувствует, не было. Несмотря на это, Никодим продолжал навещать палача, приносил тому подарки и угощение. От подарков палач не отказывался, но ни единой весточки из поруба не принёс. Ещё меньше информации приходило из царских палат. Алексею Иоанн ни о чём не говорил, дьяки тоже ничего не знали, скорее, делали вид, что ничего не знают. Валентина в Кремль не вызывали, никаких вестей не присылали. Дважды военврач пытался пробиться на приём к царю, уже официально, но не был принят ни разу.
        Никита Романов, которого каждый день навещал магаданец, крутился, как уж на сковородке. Ничего не отрицал, с жалостью в голосе рассказывал, как умерла его любимая сука, отравленная злым колдуном Владом Быстровым. Намёки и прямые предложения магаданца насчёт заплатить и компенсировать с лихвой дорогую утрату, ежели боярин заберёт своё обвинение, Романов игнорировал, словно был глухим на оба уха. Один раз Никита задумался, после предложения магаданца ему заплатить немедленно десять тысяч золотых червонцев. С этой монетой русские уже были знакомы и весьма ценили её. Так вот, Романов едва не согласился на это предложение, так, по крайней мере, показалось Валентину. Тогда он добавил:
        - Если ты, боярин, согласишься, все десять тысяч могу через полчаса к тебе в усадьбу привезти.
        Но Романов уже взял себя в руки и не реагировал на речи военврача. Зато тем же вечером следившие за Московской торговой компанией дружинники подслушали его разговор с одним из англичан. Романов настаивал на увеличении его гонорара на сто фунтов, которые англичанин обещал привезти через полгода, не раньше. Романов ушёл, явно довольный. Однако узнать, о чём речь, не получилось. За что англичане платят боярину, было непонятно. Всё же дело сдвинулось с мёртвой точки. Да так сдвинулось, что стрелять пришлось.
        Той же ночью две сотни неизвестных, вооружённых пищалями и саблями бандитов напали на магаданский острог. Почти в центре Москвы, в спокойное мирное время, при внешне хороших дружественных отношениях магаданцев с царём. Само нападение часовые прозевали, потеряв убитыми шесть дружинников, которые успели поднять тревогу. Дальше пошло веселее, из ружей и револьверов дружинники и командиры за считанные секунды расстреляли всех забравшихся вовнутрь крепости бандитов. Затем отличились пушкари, исправно выстрелившие вдоль стен, согласно инструкции по охране острога, картечью. После этого вопрос с нападающими отпал, осталось собрать раненых и трупы. Днём дьяки Разбойного приказа опознали в некоторых убитых холопов Никиты Романова, в чём тот охотно признался и пожаловался, что те холопы два дня как сбежали, о чём Никита хотел сообщить в Разбойный приказ. Накануне собирался, да занемог, не успел.
        У магаданцев потери тоже были, погибли с оружием в руках полтора десятка дружинников, да три десятка оказались ранены. И, самое обидное, шальная стрела убила Жанну. Обстоятельства её смерти расследовал Валентин, с лучшими следопытами, из уральских вогулов. Ничего, что бы указывало на предательство, обнаружить не удалось. Получалось, что Жанна открыла окно, рассматривая со второго этажа, из своей комнаты, суматоху во дворе. А кто-то из нападавших холопов Романова выстрелил из лука в человеческий силуэт, ясно видимый на фоне освещённой комнаты. Среди убитых бандитов были человек сорок с луками, стрелы у всех одинаковые, определить убийцу не удалось. Однако Никита Романов стал для Валентина кровным врагом, военврач слишком долго служил на Кавказе, чтобы надеяться в таких случаях на правосудие. На кладбище возле Новодевичьего монастыря появилась первая магаданская могила. А осунувшийся за две недели нервотрёпки Валентин Седов поклялся на могиле Жанны, которую он любил, несмотря на все её выкрутасы, отомстить Романовым и англичанам. Он не спешил, ибо помнил, что месть такое блюдо, которое подают
остывшим.
        Трудно сказать, повлияло ли ночное нападение на решение царя, но через день Влада выпустили из поруба. С предложением Валентина перебраться в Швецию или Форт-Росс ветеринар сразу согласился. Ещё раз оказаться в царских застенках Быстров не желал ни за какие деньги. После некоторого раздумья он выбрал Швецию, куда и отбыл с полученной от царя подорожной на выезд. Ещё через неделю в царских палатах состоялся следующий разговор.
        - Когда, говоришь, Урусов узнал об аресте коновала? - мрачно спрашивал Иоанн своего наперсника, Годунова.
        - По дням выходит, что в тот самый день. Ночью немца схватили, утром закончили обыск, а вечером Урусову о том объявили. В тот же день, на ночь глядя, дьяк и гонца отправил, с ним грамоту отписал, вот она. - Борис положил перед царём краткую просьбу Урусова отпустить Быстрова Влада, иначе магаданцы оружия не продадут.
        - Что же, выходит, колдуны магаданцы? Как объяснить, что за полдня тысячу вёрст их письмо пролетело? Так даже соколы не летают, не то что голуби почтовые.
        - Пожалуй, не тысячу, а все полторы тысячи вёрст будет до Чусовой реки. Не могу представить, как они это делают. - Годунов был чужд всякой мистики, что бы о нём ни писал Пушкин. - Может, механика чудная, вроде ружья. Зарядил письмо, выстрелил, оно за тысячу вёрст летит… Пушки магаданские, бают, за три версты стреляют. Так-то ядрами тяжёлыми, а письмо лёгкое, его за тридцать вёрст можно пульнуть.
        - Но не за полторы тысячи? - огрызнулся параноидальный Иоанн. - Посылай гонца Урусову, всё, мол, в порядке. Хотя дьяк уже купил оружие, думаю. Своих-то магаданцы предупредили наверняка. И делай, что хочешь, но разберись с магаданцами, как они свои письма шлют. Не хватало нам колдовского гнезда под самым Кремлём.
        Именно в этот час, когда царь вспомнил Урусова, дьяк стоял на крепостной стене Ёбурга, разглядывая орду сибирских татар, кружившую вокруг высоких стен. Набег Кучума, решившего лично проверить свои окраины, а, вероятнее всего, позарившийся на богатство магаданцев, застал русский обоз в устье Ярвы. Пришлось срочно укрываться в крепости да ждать указаний из Форт-Росса. Услышав подобное из уст нового коменданта крепости Ивана Петрова, когда-то первого аманата магаданцев, ныне семнадцатилетнего воеводы, Урусов не поверил. Однако Иван, привыкший за два года к рациям, лично испытывавший первые экземпляры, легко провёл дьяка к радисту, показал на металлический ящик.
        Дал послушать русскому дьяку переговоры через вторую пару наушников. В принципе, ничего запретного Иван не сделал, рации не были секретными, в отличие от рецепта пороха и капсюля. Парень даже попытался объяснить дьяку, что рация - не колдовство, а обычная механика, как выстрел из ружья. Пулю, вылетающую из ружья, никто не видит, в отличие от стрелы из лука? Так и здесь, рация посылает маленькие, очень быстрые «пульки», каждая размером с одно слово. Эти «пульки» попадают в другую рацию, которая их в слова переделывает. Довольно правдивое разъяснение принципа радио для шестнадцатого века, во всяком случае, Урусова такой рассказ удовлетворил.
        Примерно через час, когда осаждённые насчитали в рядах орды до восьми тысяч воинов, Павел Аркадьевич пригласил к рации Ивана. Ему он долго и нудно объяснял, что самого Кучума трогать нельзя. Хан этот старый, скоро ослепнет и потеряет всякий авторитет среди сибирского ханства. Если Кучум погибнет, власть может захватить более энергичный хан, тогда магаданцам придётся туго. Такого объяснения для понятливого Ивана хватило вполне. Хотя между строк Павел Аркадьевич мог бы добавить: «Без Кучума покорение Сибири Ермаком может пойти труднее. Сибирским племенам не нужна станет дружба с сильными казаками, если не будет против кого дружить. А захват казаками отдельных племён затянется на многие годы. И может замедлить покорение Сибири русскими».
        Исходя из этих инструкций и разработали совместную операцию воеводы обеих магаданских крепостей. Сражение с кучумскими татарами началось уже следующим утром, с классической артподготовки из Ёбурга. Пушки со стен крепости били по самым дальним целям, по шатрам кочевников, расположившимся вдали от крепости, почти на пределе дальности, на добрых два - два с половиной километра. Фугасы ложились ровно, не зря ежемесячно проводили стрельбы магаданские пушкари. Особых потерь татары не понесли, всё-таки не осколочные снаряды, но паника поднялась невероятная. Выждав, пока лагерь кучумских войск превратится в муравейник, с хаотично бегающими татарами, пушкари перенесли огонь на ближайшие к стенам крепости войска. И стали бить картечью, со стен летевшей на расстояние до четырехсот метров. Картечины, конечно, теряли часть убойной силы, но при панике достаточно сильного удара в грудь, чтобы упасть от испуга или бежать куда глаза глядят.
        Часть поля, занятого Кучумом и его приближёнными, магаданцы не обстреливали, предоставив сибирскому царьку возможность организовать отступление. Ибо иного исхода после оглушительной канонады никто представить не мог. Кучум, видимо, тоже не собирался испытывать терпение магаданцев, догадываясь, что находится в зоне обстрела и его жизнь висит на волоске, по непонятной причине ещё не оборванном врагами. Потому отступление татарского войска началось лавинообразно, с каждой минутой всё больше превращаясь в паническое бегство. Занятые спасением своей шкуры военачальники бросали на стоянке всё своё имущество, едва успевая одеться и вскочить на неосёдланного коня. Орда в панике отходила обратно, вверх по течению реки Чусовой.
        Едва основные силы татарского войска покинули поляну вблизи Ёбурга, как из ворот крепости выбежали отряды дружинников, вооружённых ружьями. Они спешили пленить раненых, контуженых и просто напуганных татар, отсекали путь к бегству разрозненных отрядов. Из прибрежных зарослей реки Чусовой открыли ружейный огонь по отступающим татарам подошедшие ночью две сотни стрелков из Форт-Росса. Павел Аркадьевич отправил в преследование всех новичков, ветераны с боевым опытом остались на защите крепости. Обнаружив на своём пути ружейные заслоны, татары отступали ещё двадцать километров вверх по течению Чусовой. Только убедившись, что нет погони, татарское войско остановилось для «разбора полётов».
        Испуг от неожиданной и мощной бомбардировки оказался так велик, что остатки орды, сохранившие больше половины воинов, продолжили отступление обратно до своих границ. Даже не попытались захватить Устькуйвинскую крепость на обратном пути, обходя её границы по максимальной дуге. Устькуйва так и обошлась без единого выстрела. На пути к Ёбургу татарская орда не стала терять время, осаждая небольшой острог. При отступлении от Ёбурга татары побоялись осаждать даже небольшой острог, памятуя о мощных и скорострельных магаданских пушках. Сами магаданцы из неудачного похода сибирских татар вынесли определённые замечания по слаженности действия своих отрядов. Новички увлеклись, как это часто бывает, выскочили под удар отступающих всадников, потеряли два десятка убитыми.
        Теперь командирам найдётся, над чем работать в обучении дружинников, да и боевой опыт не помешает проанализировать. Дьяк покидал Ёбург, переполненный новыми, невиданными сведениями. О пушках магаданцев, сметающих с высоких крепостных стен сотни врагов, штурмующих крепость. О снарядах тех пушек, летящих за две и больше версты, взрывающихся, как бочонок с порохом. О невиданных рациях, позволяющих магаданцам разговаривать между собой на расстоянии тысячи вёрст. О том, как магаданцы за час разгромили восьмитысячное войско сибирских татар, захватили в плен больше двух тысяч врагов. Об огромной добыче магаданцев, потерявших в сражении два десятка убитыми. Спешил Урусов сообщить всё царю, понукая гребцов на расшивах, отплывавших от ёбургской пристани.
        Спешил и Пётр Головлёв, высадившийся с магаданским десантом неподалёку от Риги. Подполковник привёз на зафрахтованных, трофейных и личных судах шесть тысяч солдат магаданской армии. Практически всех переобученных шведов, из числа пленников, кто согласился встать под знамя Магадана. Пять сотен шведов, отказавшихся от предложения, остались в Мурманске, работать на заводах. Помимо шведов под стены Риги Петро привёз триста новичков, пришедших за полтора года из Ёбурга, для обкатки в боевых условиях. Полторы тысячи бойцов, в основном ветеранов, остались защищать Мурманск.
        Вооружены магаданские солдаты были, как шведы, за небольшим исключением. Запас боеприпасов вдвое превышал шведский, да и количество пушек было взято с расчётом создания надёжной обороны в захваченных крепостях. Изначально Пётр планировал захватить всего две крепости - Ригу и Кёнигсберг, по-русски Королевец. Начать решил с самой трудной задачи - штурма рижской крепости. Для блокады Риги с моря - кто знает, как пойдут дела, - в устье Западной Двины вошли восемь магаданских кораблей. Они выстроились редкой цепью на расстоянии до пятисот метров друг от друга, кое-где разрыв доходил до километра. Учитывая небольшой размер шхун и кочей, такая демонстрация намерений никого в рижском порту не испугала.
        Шкиперы торговых судов прикинули, что легко проскочат сквозь дырявую линию блокады, при скоростях движения судов в шесть-восемь узлов и прицельной дальности выстрела орудий менее трёхсот метров, выйти из гавани мог кто угодно, без всяких помех. Хотят магаданцы что-то сделать или не хотят. Тем более что умельцы разглядели: на магаданских кочах всего по три пушки, кого они смогут остановить? Так что торговый порт Риги продолжал работать совершенно спокойно, не сомневаясь в надёжном прикрытии береговых батарей. Немецкие пушкари не дадут варварам даже приблизиться к порту и складам, разнесут их жалкие скорлупки легко.
        Большее опасение военного коменданта города Риги вызвало быстрое движение в сторону города высадившейся армии. Магаданцы под своим странным флагом, с косым Андреевским крестом, двигались к стенам рижской крепости спокойно, разбирая по пути мелкие постройки. За два часа армия вторжения разбила три лагеря, по одному у ворот в крепость, и один лагерь у длинной стены крепости, где насыпь была самой низкой. Правда, в этом месте была самой высокой крепостная стена… Как варвары собираются её штурмовать? Главное, всего три недели назад всё польское войско ушло из рижских предместий на юг. Там высадились шведы, захватившие Познань, Варшаву, Краков, и направлявшиеся к Львову.
        Попытки остановить движение шведов силами ополчения и личного войска свежеизбранного короля Стефана Батория ничего не дали. Генерал Шеттингоф разбил собранную наспех польскую армию за один день, продолжив захваты польских городов. Тогда Посполитое рушение согласилось с королём, и армия, охранявшая восточные рубежи Речи Посполитой, срочно двинулась на юг, к Гродно. Именно там король Речи Посполитой Стефан Баторий собирал войска для отпора шведским интервентам. Собранные за два месяца силы были достаточными, чтобы перехватить и уничтожить шведов, заигравшихся на польских землях. В том, что победа будет на стороне поляков, Баторий не сомневался, его пятнадцать тысяч жолнежей получили подкрепление в виде восьми тысяч запорожских казаков да пяти тысяч шляхетского ополчения. Против такой силы не устоят никакие шведы, чья численность, по данным шпионов, не превышала десяти тысяч солдат.
        Пётр не случайно высадился именно в эти августовские дни. Он ждал сообщения от агентуры, когда Баторий уведёт армию на юг Речи Посполитой, где бесчинствовали шведы. В том, что это рано или поздно случится, магаданцы не сомневались. Они решили воевать, как европейцы в будущем, чужими руками и малыми силами. Пусть Шеттингоф захватывает для Швеции западные области Речи Посполитой, населённые поляками. Пусть он грабит их, пусть сражается с ними, плата за ослабление русских врагов шведской кровью невелика. Да и сами поляки не имели шансов победить Шеттингофа, даже при поддержке запорожцев. Николай высоко оценил воинские таланты генерала, с которым воевал почти полгода. В своё время, при осаде магаданской крепости Кируны, шведы уверенно лишили магаданцев преимуществ конницы.
        Тогда они выставили на уязвимых направлениях рогатки, устроили заграждения из брёвен, за считанные недели лишили осаждённых возможности применения подвижных отрядов. Потому наличие запорожцев и своей конницы не поможет Баторию в битве со шведами, в этом Петро не сомневался. В любом случае месяц-другой у магаданцев есть, и этот срок надо использовать с максимальной выгодой. Потому и спешили войска к стенам Риги, с раннего утра начали обстрел крепостных стен фугасными снарядами. До обеда две бреши в обороне крепости появились, на местах бывших ворот. Туда сразу двинулись атакующие отряды магаданской армии, используя шведский опыт захвата польских крепостей, с некоторыми доработками.
        Штурмовые отряды из одного-двух взводов, вооружённых ружьями, шли вперёд, отстреливая всё, что появлялось в поле зрения. За ними конные пары катили пушки на лафетах, в сопровождении повозок, груженных снарядными ящиками. Не впритык, конечно, на расстоянии пару сотен метров, да в сопровождении отделения снайперов. Таким манером бойцы легко зашли за крепостные стены, растекаясь по улицам. В случае встречи крупных отрядов стрелки должны были отойти к пушкам. На удивление Петра, рассчитывавшего встретить сильный отпор, подобный случай, когда стрелкам пришлось немного отступить, вышел всего один. Пары выстрелов картечью оказалось достаточно для продолжения штурма города. Позже магаданцы узнали, что крепость обороняли менее тысячи солдат с ополченцами, в виде городской стражи. Так что Рига досталась Петру малой кровью, вымуштрованные шведы потеряли менее десятка бойцов.
        Потому и отдавать город на разграбление подполковник, ныне командующий магаданской армией, не собирался. Неделю магаданцы разбирались в городском хозяйстве, зачищали самых одиозных сторонников Речи Посполитой. Не в смысле ликвидации, а в смысле конфискации и переселения в Мурманск, всем семейством и с желающими слугами. Таких оказалось мало, население города составляли исключительно немцы, которых интересовали налоги и льготы. Всё это было обещано в случае сохранения лояльности к магаданцам. За неделю рабочие восстановили разбитые ворота и заложили камнем выбоины на третьем участке, в стене, которую не пришлось пробивать, так хорошо начался штурм крепости.
        Для обороны Риги Пётр оставил два десятка пушек с боезапасом в сотню снарядов на каждую, один шведский полк и, естественно, офицеров связи. Так прижилось название радистов в Европе, которые официально входили в каждый магаданский полк. Добыча в Риге оказалась небольшой, в неё вошло имущество нескольких горожан, особо возмущавшихся варварами, да полностью ограбленных складов польских и двух английских купцов, невесть как оказавшихся в такой глуши. Сами купцы сопровождали имущество до места назначения - Мурманска. Оставив чёткие инструкции командиру полка, а ныне по совместительству и коменданту Риги, крещёному татарину Гавриилу, Пётр вывел свой отряд на оперативный простор.
        Из Риги магаданцы стремительным маршем двинулись на Кенигсберг, ныне по-русски просто Королевец. Не умеют русские давать грозные названия, в отличие от европейцев. Те готовы любую навозную лужу озером обозвать, а у нас иной ручей шире Сены, но всё равно ручей, а не река. Отдохнувшие бойцы передвигались бойко, тем паче что вдоль берега по морю их сопровождала целая магаданская эскадра, в трюмах кораблей везли не только трофеи, но и боеприпасы. Вернее, их составляющие - порох, свинец, капсюли. После захвата Королевца всё это богатство будет выгружено в склады, а бойцы займутся подготовкой боеприпасов, взамен израсходованных. Времени будет достаточно, пока интендантские отряды объедут бывшее герцогство Восточную Пруссию. Захваченные земли магаданцы решили никому не отдавать, назвать их Западным Магаданом, пусть европейцы привыкают к названию.
        Да и сама Восточная Пруссия ещё четыреста лет будет как бельмо на глазу для России. Дважды её захватывали русские в нашей истории и оба раза бесславно возвращали обратно. Магаданцы, по общему единодушному согласию, решили предупредить такие бескорыстные жесты. Пусть даже название «Восточная Пруссия» исчезнет с карты Европы, будет Западный Магадан. Уж магаданцы в ближайшие десятилетия никому те земли не отдадут, даже Руси. Пока не проведут насильственную русификацию и крещение в православие всего населения, кто бы ни возмущался, на это совести хватит. Немцы и англичане своих подданных режут в этом веке почище любых фашистов. Что будет через двести - триста лет, войдут эти земли в состав России, другой разговор, но сейчас Русь эти земли не удержит, не хватит жёсткости и цинизма.
        Так вот, Королевец даже штурмовать не пришлось, немцы, проживавшие в городе, встретили армию Петра с городскими ключами на подносе. Правильно сделали, все остались живы и здоровы, город избежал ограбления и беспорядков. Собственно, грабить в Королевце нечего было. Маленький городишко, дай бог, две-три тысячи жителей наберётся. Средненькая стенка вокруг крепости, её и стеной назвать язык не поворачивается. Глядя на неё, становилось понятно, почему горожане встретили отряд у ворот. Защитить от сколь-нибудь нормальной артиллерии стена не сможет, а ремонт выйдет дорого. Тем более что горожане не сомневались, ремонтировать придётся им самим, за свой счёт. В принципе, они были правы, в обоих случаях, что ворота открыли сразу и что ремонтировать им бы пришлось.
        В Королевце магаданцы стали располагаться основательно, место, возможно, не так насижено, как Рига, но уникальная Куршская коса под боком. Пора янтарный промысел брать в свои руки, а то ещё во времена Алексея Михайловича Тишайшего, отца Петра Первого, дикие европейцы топили янтарём печи. Именно дикари, всякие пруссы, курши, латыши и эсты, не понимавшие ценности застывшей смолы, которая горит лучше любого полена. Жизнь в бывшем Кенигсберге, ныне Королевце, с этого дня изменилась всерьёз и надолго, как говорил вождь мирового пролетариата. Начались эти изменения общим собранием всех взрослых горожан, на котором Пётр довёл до сведения обомлевших немцев, в большинстве своём, следующие новости.
        Во-первых, к бывшему герцогству Восточной Пруссии присоединяется Рига с окрестностями, и все земли отныне называются Западным Магаданом, а жители - магаданцами. Во-вторых, государственным языком в Западном Магадане становится магаданский, в девичестве русский язык. Те из горожан, кто за год не усвоит разговорный магаданский язык, будут переселены в Мурманск, для повышения лингвистических способностей. Те из купцов, что не освоят письменный магаданский язык, на котором только и разрешено делопроизводство в Западном Магадане, лишатся купеческого достоинства. Временно, на год, начиная с сегодняшнего дня, разрешается общаться на немецком и шведском языках. В-третьих, на переходный год все налоги и пошлины снижаются в два раза, для православных жителей налоги отменяются полностью на семь лет.
        - Вот и всё, собственно, - развёл руками Пётр, улыбаясь при виде недоумённых лиц бюргеров. - Да, забыл спросить, герцог-то ваш где?
        - Его высочество покинул город при появлении ваших солдат, - подскочил местный мэр, добавив: - Замок герцога пустует, желаете осмотреть?
        Если и было желание у Петра остаться в замке герцога, после осмотра так называемого замка оно пропало. Двухэтажный кирпичный особняк не тянул даже на нормальный коттедж. Когда же подполковник заметил пятна раздавленных клопов на деревянных панелях, последние мысли кого-либо поселить в клоповнике пропали. Жить Пётр решил за пределами городской стены, на невысоком холме. Как это всё будет выглядеть в будущем, он не знал, в Калининграде бывать не приходилось. Приняв присягу городской стражи и местных чиновников, офицер решил ничего пока не менять в жизни Королевца. Даже польских купцов не стали грабить, беднота, взять нечего.
        Наняв несколько бригад плотников, печников и каменщиков, магаданцы приступили к строительству жилья и мастерских. Армия, отправив по окрестным сёлам и хуторам квартирьеров, занялась строительством оборонительных укреплений, уже вокруг новой городской черты. Оставив в городской бухте шесть судов, на всякий случай, остальную эскадру с трофеями, грузом янтаря и пленниками Головлёв отправил в Мурманск. Там он заказал массу нужных вещей и предметов, недоступных в нищей Европе. Начиная от боеприпасов и заканчивая оконным стеклом и мастерами-стеклодувами. К этому времени от офицеров связи Шеттингофа поступили сообщения об окончательном разгроме шведами польской армии и взятии Львова.
        Пётр тут же заказал две тысячи девиц из числа селянок и горожанок, можно евреек, и, как обычно, мастеров книжного и ювелирного дела. Порадовал парней, что магаданцы выбрали себе место и в Европе, на относительно тёплых, после Мурманска, землях. Затем связался с Николаем, предложил ему решать вопрос о скорейшем заключении мира с Речью Посполитой, пока она ещё существует на карте. Поговорил с Мурманском, с Форт-Россом, обменялся новостями со всеми заинтересованными лицами. Даже с Москвой. Проходимость радиосигналов в тот день радовала своей стабильностью и чёткой слышимостью. Вовремя удалось остановить отправку первой тысячи пленниц в Мурманск, их как раз подвозили к берегам Балтики. Подполковник перенаправил весьма ценный для солдат груз в Королевец, озаботив плотников строительством десятка бараков для женщин.
        Время стремительно бежало, приближалась осень, пусть и европейская, но холодная. Магаданцы все усилия направили на подготовку зимних квартир, как для солдат, так и для гражданских помощников и помощниц. Из соседних хуторов и сёл стали подвозить продукты с урожая, несколько кораблей с продуктами, в первую очередь, зерном, организовал Николай из Швеции. Осторожно, один за другим, в порту новой столицы нового государства стали появляться торговцы из Швеции, Священной Римской империи германской нации, из Голландии, из Дании. Кое-какой товар из конфиската у магаданской армии вторжения имелся, однако прокормить и одеть шесть тысяч здоровых мужиков становилось всё сложнее и сложнее. У Петра даже возникли глупые мысли пограбить соседей-немцев, но остановило понимание, что немцы всегда жили бедно, на них не разживёшься. Необходимо было продержаться до прихода каравана из Мурманска.
        Пётр с помощниками держался, отправил половину кораблей из городской бухты ловить рыбу конфискованными ещё в Риге сетями. Посадил пленных ювелиров, доставленных наконец в Королевец, за работу над местными драгоценностями - янтарём. Передал им несколько ружей из тех, что остались от погибших солдат, для инкрустации серебром. Понимал подполковник, что магаданское оружие вот-вот начнёт пользоваться бешеным спросом. Однако эти меры не успокаивали и не давали никакого дохода в ближайшее время. Близился призрак голодной зимы, а что может быть хуже, чем бунтующие голодные солдаты с ружьями в руках?
        Глава 14
        Караван из двадцати кораблей спешил на юг по злому осеннему Норвежскому морю. Вела караван Лариса, жена Петра, загрузившая два десятка судов под завязку. Всем, что просил подполковник, и ещё тем, в чём нуждалась сама. Только солёной, копчёной и сушёной рыбой загрузили семь больших шхун. Два корабля везли пушнину, доставленную летом в Мурманск из Холмогор. Одна шхуна еле успевала за караваном, забитая доверху порохом и капсюлями. Три других корабля везли стальной инструмент для строителей и мастеров, запрошенное оконное стекло, тысячу ружей и десяток пушек. Их подполковник не просил, но запасливая Лариса взяла, не сомневаясь, что найдёт им применение. На остальных судах флотилии плыли мастера с семьями, уставшие от полярной ночи. Многие уже не вспоминали, кем были они когда-то, вогулами, татарами, русскими или шведами. Сейчас все с гордостью назывались магаданцами и знали, что будут жить и трудиться на благо новой родины - Западного Магадана.
        Казалось, прошло так мало времени, два-три года, но правильно говорят, к хорошему привыкаешь быстро. Мастера, а в особенности их жёны и дети, быстро оценили все удобства проживания в Мурманске. Не только высокую зарплату и великолепное снабжение колонии, куда привозили всё, что можно найти и купить в Европе. Но и рабочий день в пределах девяти часов, выстроенные бесплатно шикарные дома, с тёплыми русскими печами и огромными окнами, с двойными стёклами. Особенно оценили женщины строгий порядок, наведённый Еленой Александровной, как среди приезжих мастеров, так и во всём Мурманске. А обилие недорогих по европейским меркам мехов, золотых украшений, речного жемчуга и прочих русских товаров, редких в Европе, женщины не забудут долго.
        Дети жалели об окончании занятий в школе, где преподавала Елена Александровна и её молодые ученики. Там сборная мальчишек и девчонок - шведов, татар, вогулов, русских и даже нескольких голландцев - азартно изучала природоведение, русский язык и магаданскую письменность, арифметику с геометрией, начала химии, географию, астрономию. Нет лучшего занятия в долгую полярную ночь, чем выйти на улицу с учителем и самому найти Большую Медведицу, Полярную звезду, определить планеты и созвездия Зодиака. А опыты по атмосферному давлению? По электричеству? Эксперименты по физическим законам? Мальчишки и девчонки забывали, что на дворе полярная ночь, торопились проснуться и убежать на новые уроки, так жадно впитывались знания в их чистые мозги.
        Такие воспоминания сплачивают самим наличием общих интересов, надеждой на то, что в новом месте будет ещё лучше. Все переселенцы с нетерпением ждали конечного пункта плавания, уже соскучившись по работе. Дети и женщины отмечали дни пути, считая оставшиеся. Когда корабли дружно повернули на восток, входя в пролив Скагеррак, ребята авторитетно разъяснили родителям, что пройдена б?льшая половина пути. Тут и подкараулили караван пираты. На пути небольшой флотилии выстроились двенадцать крупных шхун, демонстративно развернулись бортами к приближающемуся каравану. Шкиперы сыграли боевую тревогу, Лариса настороженно смотрела на капитана флагмана. Хессель, опытный шкипер, много повидал на море, участвовал в разгроме английской эскадры, атаковавшей Мурманск.
        Он пересчитал противостоящих пиратов и улыбнулся, понимая превосходство магаданской эскадры, но подумал немного и посмотрел назад, там, еле различимая в брызгах высокой волны, появилась вторая эскадра пиратов. В том, что это именно пираты, капитан Хессель не сомневался, опытный взгляд моряка определил одинаковую манеру управления парусами, весьма похожую на английскую. Подняв на вантах сигнал атаки, Хессель подал пример всем кораблям, скомандовав канонирам открыть огонь по ближайшему пирату. Стрелять вперёд по ходу движения корабля могли все три пушки, которые начали пристрелку простыми болванками. После пятого выстрела, поймав удачный прицел, канониры спросили разрешения ударить фугасом. Хессель подтвердил приказ, и сразу три фугаса отправились в полёт к ближайшему пиратскому кораблю.
        Попали в цель лишь два снаряда, чего шхуне хватило, она развалилась на три части и моментально затонула. Испуганные соседи по пиратской засаде поспешили выстрелить в сторону магаданской эскадры, редкие ядра запрыгали по волнам, зарываясь в воду со второго касания. Волнение на море не давало возможность стрельбы рикошетом от водной поверхности. А по воздуху ядра из пушек шестнадцатого века летели не дальше трёхсот метров. Магаданцы же разнесли пиратскую шхуну с расстояния в шесть сотен метров. Убедившись в своей силе, флагман начал пристрелку по двум другим пиратам, справа и слева от ушедшего на дно разбойника. После пары пробных выстрелов пираты сообразили, что могут не дожить до раздела добычи, и попытались скрыться. Однако опоздали, скорость парусных кораблей не мешает прицельной стрельбе по ним.
        С трёх выстрелов в каждую сторону оба пирата получили попадания фугасами и резво спустили паруса, демонстрируя свою готовность сдаться. Хессель направился на абордаж правой шхуны, следующий корабль каравана, соответственно, повернул налево. Разделявшие магаданцев и пиратов полкилометра корабли преодолевали недолго, но достаточно быстро, чтобы остальные нападавшие шхуны, блокировавшие караван по фронту, успели развернуться и на всех парусах пуститься в разные стороны. Отделение дружинников с ружьями, сопровождавшее каждый магаданский корабль, привычно перебралось на неподвижную пиратскую шхуну. Боцман тоже перебрался на трофей, проверить, сможет ли приз продолжить движение в магаданском караване. Десяти минут хватило, чтобы обыскать пиратский корабль и переправить на магаданский флагман пленного капитана со всеми документами из его каюты.
        Ещё через двадцать минут Хессель выслушал доклады с обоих захваченных кораблей и принял решение один из них затопить, а второй присоединить к каравану. На пересадку моряков и затопление шхуны ушло почти полчаса, за это время отряд пиратов, преследовавший караван, успел приблизиться вплотную. Против двадцати магаданских корабликов выступала пиратская флотилия из шестнадцати судов, вооружённых как минимум десятью пушками. В ожидании возможного нападения магаданские суда выстроились в линию, развернулись носом к догоняющим пиратам. Сбежавшие вперёд пиратские корабли затормозили движение; явно попытаются вернуться в случае слабости жертв.
        Хессель не стал рисковать, ожидая приближения пиратских судов вплотную, на расстояние их выстрела. Он отдал приказ на беглый огонь по пиратам, едва они приблизились на шесть сотен метров, к чему и приступили все корабли. За одну-две минуты, которые требовались пиратам, чтобы приблизиться к своим жертвам на сто метров, магаданские пушки выпускали по шесть-восемь снарядов, умудряясь поправлять прицелы. Имея в виду, что на корабле стреляли три орудия, в сторону каждого пиратского судна улетели не меньше двадцати фугасных снарядов, пока тот успевал приблизиться на сто метров вперёд. И просто по закону больших чисел четыре пиратских корабля из шестнадцати обстреливаемых, возможно, именно те, по которым стреляли сразу два судна, взорвались, одно за другим. А до магаданской линии выстроившихся кораблей оставалось полкилометра, нападающим предстояло пройти ещё двести метров, только тогда пираты смогут стрелять сами.
        Мозги разбойников работали медленно, а магаданские канониры стреляли быстро и метко. Ещё три шхуны ушли на дно, пока пираты сообразили спустить паруса, спасая свои шкуры. Развернуться и бежать назад в море у парусных судов быстро не получится. А двигаться вперёд, навстречу неминуемой гибели, как и пытаться повернуть корабли в сторону под шквальным огнём, англичане не собирались. Магаданцам оставалось лишь прекратить огонь и дождаться приближения шхун, после чего повторилась процедура высадки призовых команд и ареста капитанов. Через два часа магаданский караван, пополненный десятью призовыми шхунами, продолжил своё движение на восток. Капитаны пиратов, предварительно допрошенные Хесселем и Ларисой, оказались действительно англичанами. Более того, двое из них заикнулись, что нападение спланировано в Адмиралтействе, потому они, мол, не пираты, а борцы за идею. Из-за этого их нельзя вешать на рее за шею, негуманно и неправильно.
        Ничего обещать пиратам Лариса не собиралась, зная характер своего Петра. Потому отправила всех пленных капитанов под замок, распределив их по разным кораблям, чтобы не было сговора. На это толку у Ларисы хватило, остальное пусть решает сам Головлёв. Пережив приключение встречи с пиратами, магаданцы воспряли духом, дети верещали от восторга. Лариса под горячую руку пересказывала прочитанные пиратские повести, упирая на жестокость и жадность всех искателей удачи. Разговоров хватило до прибытия каравана в Королевец. Там встречали земляков и друзей едва ли не с оркестром, так соскучился Петро по жене и сыну. Да и офицеры были наслышаны о нападении англичан на магаданский конвой, доставлявший в Королевец долгожданные товары.
        Потому никто из них не удивился, когда, после выгрузки долгожданных гостинцев, Петро собрал совещание, на котором высказал идею «пошевелить» англичан. Такое определение понравилось рвавшимся в бой офицерам, потому идею подполковника приняли на «ура». За две недели переоборудовали трофейные шхуны, установили на них запасные пушки, сняли дульнозарядные раритеты. Заменили часть экипажей, которым Петро лично поставил задачу, написал чёткие инструкции. Собственно, все солдаты понимали, что без добычи они пропадут, на шее у Мурманска никто им висеть не даст. К этому пониманию приложили руку офицеры, сержанты и помогли еженедельные политинформации, за проведением которых строго следила Елена Александровна, в отсутствие Петра.
        Политически подкованные магаданские каперы, каждому из которых не поленился выписать патент главнокомандующий Головлёв, отплыли из Королевца поздней осенью. Вместе с флотилией, возвращавшейся в Мурманск, с закупленным зерном и тканями. Активная армейская операция потребовала слишком много средств, которые Форт-Росс и Мурманск выдали Западному Магадану в кредит, оформленный лишь в совести каждого из командиров. И Петро боялся исчерпать этот кредит доверия, разрушить всю экономику магаданцев. Именно поэтому он попросил доставить в Королевец все свободные запасы картошки, которые намеревался высадить весной, сократив зависимость нового государственного образования от закупки продуктов питания.
        С прибытием Ларисы в Королевец возобновила работу школа для магаданских детей, куда сразу же попытались пристроить своих деток богатые горожане. Пришлось организовать для новичков курсы обучения магаданскому языку и письменности. Потом в Королевец пришли две тысячи девушек из Львова, отчего Лариса потеряла покой и сон. Симпатичные и ядрёные хохлушки выглядели гораздо привлекательнее худощавых варшавянок, на взгляд жителей шестнадцатого века, конечно. Лариса не сразу поняла это, продолжала удивляться неправильным дружинникам, предпочитавшим упругих толстушек, нежели худеньких брюнеток с впавшими глазами. Вкусы шестнадцатого века радикально не совпадали с двадцать первым веком.
        Петро не расслаблялся, занимаясь лишь новым домом, от офицеров связи поступали регулярные доклады. Шеттингоф захватил Вильну, которую не стал грабить, остановившись в окрестностях одной из столиц Речи Посполитой на зимние квартиры. За зиму отряды шведов приступили к освоению сельских окрестностей захваченных городов. При этом шведы не забыли рекомендации магаданского посла Николая, проводили поголовную мобилизацию молодых мужчин, лишая польского короля такого ресурса. В Стокгольме король Юхан выразил признательность своим союзникам за выполненные обещания. Более того, на радостях от богатых трофеев и военных успехов шведы закупили в Мурманске ещё пять тысяч ружей с боеприпасами.
        В Прибалтике настала тёплая европейская осень, с моросящими дождями и неспешным увяданием природы. Чтобы разрядить накалившуюся в Королевце обстановку, когда пять тысяч молодых крепких парней буквально поедали глазами три тысячи польских пленных девушек, Пётр отправлял один за другим конные и пешие отряды во все стороны немаленькой, как оказалось, страны. Владения магаданцев раскинулись от Вислы на западе до речки Гауи на востоке, почти на пятьсот километров. Для Европы средняя страна, вполне способная просуществовать несколько десятилетий как минимум. С целью скорейшей ассимиляции аборигенов, всяких пруссов, латышей и прочих финно-угоров, магаданские военные команды проводили принудительную мобилизацию молодых парней. Призыву подлежали все холостые парни старше восемнадцати лет, не менее одного человека от десяти дворов.
        При этом зачитывался указ, что призываются парни на службу на полгода до мая месяца, при условии добросовестной службы в середине мая все вернутся обратно, по домам. Те, кто опозорит свой хутор и свой род, будет служить плохо, останутся служить до будущей осени. Были, конечно, попытки бунта, которые подавляли жёстко, с мобилизацией всех бунтарей, независимо от возраста и пола. Многие убегали в леса, таких беглецов искать не пытались. Основной задачей мобилизационных отрядов была картография, чёткое обозначение границ новоиспечённого государства. Пока эти границы существовали лишь на бумаге, отряды магаданских стрелков доводили эти границы до сведения селян. Чтобы те знали, кому жаловаться в случае обиды от чужих господ, либо из чужой страны.
        Местные феодалы приводились к присяге, приглашались в Королевец к Рождеству, пока католическому Рождеству. Мобилизация же молодёжи преследовала две задачи, первая - лишить мобилизационного ресурса польского короля, метавшегося по остаткам Речи Посполитой, как заяц, в поисках убежища и помощи. Вторая - обучение аборигенов русскому языку и владению оружием, оба навыка пригодятся в любом случае. Да и морально-психологическая агитация молодёжи имела большое значение. Агитационным мероприятиям все магаданцы придавали огромное значение, выходцы из лживого двадцать первого века, как никто в шестнадцатом столетии, понимали важность и силу правильной агитации.
        Как жалел Головлёв об отсутствии Елены Александровны, с её железной хваткой и продуманной дисциплиной. Во время переговоров с Мурманском он прилагал все усилия, чтобы вызвать бывшего завуча в Прибалтику. И в очередной раз, совпавший с наступлением полярной ночи, Елена Александровна согласилась перебраться в Королевец. С первым же караваном из Мурманска, благо порт, хотя и находился за Полярным кругом, не замерзал зимой. В ожидании прибытия помощницы, а, вернее, начальницы, наместник Западного Магадана, как договорились обозначить должность Петра, активизировал строительство казарм и дома для Елены Александровны. Такого, чтобы каждый понял, кто в городе самый главный.
        К ноябрю 1576 года от капитанов пиратской флотилии, которой были приданы две рации, начали поступать первые приятные новости. Флотилия курсировала южнее Британских островов, где захватила четыре корабля под английскими флагами. Два оказались почти пустыми, один вёз груз сахарного тростника из Вест-Индии, а четвёртый трофей порадовал всех. В трюме корабля обнаружились мешки с какао, две тонны золота в слитках и восемь тонн серебра в слитках же. Выжившие после абордажа матросы рассказали, что сами ограбили три испанских судна в Вест-Индии. Все четыре приза под конвоем одного капера отправили в Королевец.
        На волне радостных новостей Пётр связался по радио с Валентином, предложив ему выпросить у царя или патриарха десятка три православных священников, для активной миссионерской работы в Западном Магадане. Тех двух православных попов, что чудом сохранились в Королевце, хватало лишь на крестины да венчание. А паства православная заметно выросла, из пяти тысяч магаданских солдат добрая половина приняла православие. К этому же начинали склоняться протестантские и католические торговцы, мечтая о семилетнем оффшоре. Тогда же, в начале декабря, наместник отправил нескольких прусских дворян, желавших непременно выслужиться перед новым сильным и богатым сюзереном, в три посольства.
        Одно из посольств везло верительные грамоты царю Иоанну, с предложениями о заключении полноценного военного союза, свободной торговли русских купцов в Риге и беспошлинного прохода по Западной Двине русских и магаданских купцов в обе стороны. Там подтверждалась просьба о присылке православных пастырей, которых наместник обещал взять на полное содержание. Там же звучало предложение для Москвы по согласованию новых границ и целей затянувшейся Ливонской войны. Её Пётр предлагал закончить, учитывая, что Русь прочно закрепилась на Балтике и получила свободные ворота для торговли через Ригу. Ещё в грамоте магаданец намекал, что чернозёмы Дикого поля гораздо богаче литвинских болот. И, предлагал подумать о совместной войне по захвату Русью Северного Причерноморья и Крыма. Не завтра, конечно, а года через два-три. Для чего прислать полномочного представителя Москвы в Королевец.
        Второе посольство отправилось через Берлин в Вену, к императору Священной Римской империи германской нации Максимилиану, пока он живой. По данным Павла Аркадьевича, император прославился мирным, спокойным характером, но в ближайшие годы должен умереть. Хотя подробностей и точных дат его жизни историк не помнил. Посольство отправилось к соседям без особых целей, просто заявить о себе, сообщить о создании нового государства и предложить мир, дружбу, без кукурузы пока. Большую часть посольства составили выходцы из дружинников, отправлявшиеся с целью шпионажа. Посольству был придан офицер связи, которому вменялось в обязанность установление прочной радиосвязи, чтобы при первых попытках императора отправить свои войска в Магадан сообщить об этом в Королевец или тому, кто услышит. Практиковался и такой обмен информацией, через третьи руки, в зависимости от проходимости радиосигнала. Иногда сообщение из Мурманска в Королевец приходило через Москву.
        Перед третьим посольством, куда Пётр включил самых толковых местных дворян, зрелого возраста и неторопливых, стояла задача заключения скорейшего мира с Речью Посполитой. На условиях признания захваченных магаданцами и шведами земель, без всяких контрибуций. Сейчас под властью польского короля Стефана Батория оставались почти все земли бывшего княжества Литовского и южная польская территория восточнее Кракова и Львова. Этим королю и было предложено удовлетвориться в обмен на мирный договор на двадцать лет. С любыми гарантиями о ненападении со стороны шведов и магаданцев. Сам наместник не верил, что король согласится на подобное предложение, но кто знает? Да и потом психологически будет легче торговаться по условиям мира, когда у поляков совсем не останется коронных земель.
        Король Юхан, естественно, был в курсе предложения магаданцев, он неделей раньше направил в Речь Посполитую своё посольство с аналогичными требованиями. О земле и мире, как говорили в двадцатом веке большевики. Шведы не страдали фанатизмом, они понимали, что удержать и получить доход с уже захваченных земель и то будет трудно. А воевать ещё пару лет с остатками Речи Посполитой и вовсе сплошной убыток, хуже Ливонской войны. Наглядный пример войны испанцев с голландцами, где убытки несли обе стороны конфликта, был, что называется, перед глазами всей Европы.
        После доставки в Королевец трофейного золота и серебра Пётр озаботился созданием собственного монетного двора, то, что досталось в наследство от прусского герцога, никуда не годилось. На это мероприятие он пристегнул захваченных в Варшаве, Кракове и Львове ювелиров и алхимиков. Организовал для них некоторое подобие сталинской шарашки, пообещав свободу и неплохую оплату, но после хороших результатов. Из золота, которое путём аффинажа с ртутью алхимики привели в соответствие с пробой Устькуйвинского месторождения, начали печатать червонцы и двухрублёвики. Серебро пошло на изготовление рублей, полтинников, гривенников и совсем маленьких, почти невесомых копеек. Образцы первых монет сохранили, ничего не меняя во внешнем виде денег. Тем более что и герба у нового государства не было, один флаг с Андреевским крестом. С внешними атрибутами власти Пётр не спешил, главная задача - сохранить власть, а герб и всё остальное приложится, дела житейские.
        К этому времени в Королевец добралась Елена Александровна, на которую Петро скинул большую часть административной деятельности. Женщина строго взялась за наведение порядка, приучение новых подданных к истинно европейской чистоте и культуре, о которых несчастные немцы и не подозревали. Улицы в старом городе и новом Королевце быстро стали чистыми, исчезли лужи и канавы. Выстроили общественные бани, за обязательным посещением которых раз в неделю строго следили сами горожане, вернее, уличкомы, назначенные Еленой Александровной. Свои требования бывший завуч, ныне губернатор всего Западного Магадана, подкрепляла не только физическими наказаниями виновных, которых регулярно секли на конюшне. Главным по степени действенности фактором стали денежные штрафы, великолепно исправлявшие немцев и пруссов в сторону аккуратности и педантичности.
        Пётр, скинув с себя на хрупкие женские плечи хозяйственные хлопоты, занялся реформой небольшой магаданской армии. Из трофейного английского сукна, три корабля с которым доставили каперы, была пошита новая форма для всех шести полков. Практичная полевая форма защитного цвета с погонами, беретами зелёного цвета, кожаными невысокими сапогами. Звания подполковник привёл к привычным для себя наименованиям, как и названия подразделений. Теперь вся армия проходила строевую подготовку, отрабатывая парадный знаменитый «прусский шаг». Надо же, и в этой истории самый красивый строевой шаг возникнет в Пруссии, удивился про себя подполковник. Официальными приказами наместника он присвоил новоявленным офицерам магаданские воинские звания, заведомо взяв на одну-две ступени ниже, положенных по должности.
        Отделениями командовали младшие сержанты, с двумя лычками на погонах, взводами - прапорщики, ротами - поручики. Пётр решил обойтись без французского «лейтенант», а майора сохранил. Так как капитаны командовали батальонами, а майоры - полками. Пусть у всех будет стимул для роста, решил наместник. Шили новую форму три тысячи полячек и украинок, жившие в женских общежитиях Королевца. Елена Александровна и Петро не скрывали, что в этих общежитиях живут будущие невесты для магаданских солдат и офицеров. Более того, наместник официально объявил всему городу, что за каждую невесту из числа пленниц, вышедшую замуж за подданного Западного Магадана, он даст приданое в два червонца. Для нищей Европы это были неплохие деньги, можно купить дом и скотину.
        Так что бойцы магаданской армии и холостые мастера охотно обзаводились семьёй, а женские общежития постепенно пустели. Особенно этому процессу способствовал пошив новой формы, одни примерки чего стоили, едва не дошло дело до дуэлей. Хорошо хоть вогулы и татары такой привычки не имели, а шведы побаивались проявлять характер против «коренных магаданцев». На всякий случай, Петр утвердил дуэльный кодекс магаданца, где разрешил лишь рукопашные поединки, до нокаута одного из противников. Новая форма, несмотря на все преимущества, не вызвала особой радости ни у солдат, ни у офицеров. Где красота, где блеск и вся радость военной службы? Пришлось сохранить старую шведскую форму в роли парадной, добавив на голубые и серые кафтаны золотые эполеты со звёздочками и лычками. В отместку подполковник велел справлять парадную форму всем за свой счёт.
        Пока магаданцы обживались на новой родине, шокируя аборигенов своими привычками, пришло Рождество, католическое. В столицу Западного Магадана съехались все дворяне, проживающие на захваченных территориях. Кто-то из боязни лишиться надела, кто-то в надежде увеличить свой лен, большинство из простого любопытства. Многие привезли жён, дочерей и сыновей, когда ещё выдастся случай побывать на таком празднике? В том, что будет праздник, не сомневался никто, слухи о подготовке небывалых фейерверков прошли за месяц до Рождества. Однако никто из дворян не ожидал, какой сюрприз им приготовят наместник и губернатор.
        Лариса и Елена постарались не просто сшить красивые платья к празднику, а шокировать местных дворян, вызвать попытки подражания, как это бывает. Елена соорудила себе костюм нежно-зелёного цвета, шитый серебряной нитью, жакет в деловом стиле и короткую юбку до колена. Золотого цвета шёлковая блузка, немного украшений и туфли на высоком каблуке. Блондинка Лариса, стройная и длинноногая, сшила себе оранжевое обтягивающее короткое платье, с огромным вырезом сзади до самой поясницы, как в старой французской комедии «Высокий блондин в чёрном ботинке». Естественно, туфли на высоком каблуке и немного золотых украшений. Обе женщины пошили себе шёлковые чулки белого и телесного цвета, со строчкой сзади.
        Петро долго хохотал, узнав, какой сюрприз женщины готовят аборигенам. Сам он пошил себе пиджачную тройку на холодное время года и две пиджачные пары на тёплый период. Из обуви соорудил привычные туфли и две пары «казаков». У женщин были и запасные варианты костюмов, но все с короткими юбками, без каких-либо кружев, привычных для дворян шестнадцатого века. Как иначе подчеркнёшь своё происхождение и богатство? Поэтому появление в большой зале бывшего герцогского дворца, едва вместившего всех прибывших на праздник, троих магаданцев, ставших первыми и самыми главными людьми в небольшой стране, произвело фурор. Подполковник тоже отличился, приготовив к выходу свой парадный офицерский мундир привычного советского образца, с золотыми погонами и всеми прошлыми наградами, изготовленными местными ювелирами по наброскам Петра.
        После короткой поздравительной речи, на магаданском, естественно, языке, наместник пожелал всем процветания, счастья и весёлых рождественских праздников. Добавил ложку дёгтя, упомянув, что следующее Рождество вся страна будет встречать по православному обычаю. И объявил первый танец, конечно, вальс. Других танцев магаданцы просто не знали, не считать же ламбаду или летку-енку танцами, достойными дворянского бала? Первой парой закружилась на паркете под музыку из старой комедии «Берегись автомобиля», конечно, чета Головлёвых; во время танца и увидели аборигены спину жены наместника. Что чувствовали при этом женщины, неизвестно, но почти все мужчины непроизвольно открыли рты, а некоторые даже облизывались.
        Второй парой стала Елена Александровна с молодым помощником, Егором, танцевавшим гораздо лучше Петра. Поэтому на вторую пару смотрели в основном женщины, собравшиеся в зале. А девицы на выданье сразу зашептались, выясняя, кто этот русоволосый красавец, женат ли он? Дальнейшие танцы прошли уже в привычном репертуаре, наместник и губернатор в них не участвовали. Они перешли к шведскому столу, в соседний зал, где за бокалом лёгкого вина знакомились с дворянами. Почти всех Пётр приглашал на аудиенцию в последующие дни, адъютант едва успевал записывать, кому когда назначено. Вечером, после окончания официальных разговоров, все смотрели на пышный фейерверк. Молодёжь с улицы, кто постарше - через окна.
        Праздник удался, слухи по окрестным городам и весям расползлись самые разнообразные. Однако в большинстве своём дворянам понравился первый бал нового государства, особенно мужчинам и молодёжи. Ещё бы, в эти времена увиденная лодыжка любимой женщины ввергала мужчин в любовный трепет, а тут такое! Никто, естественно, не рискнул повторить хоть что-то похожее на платья магаданок, но спрос на шёлковые чулки стал просто бешеным.
        Разговоров хватило на добрый месяц, собственно, других новостей до конца января и не было. Пока не вернулась на зимние квартиры изрядно уставшая флотилия каперов. С собой они привели ещё три приза, из Вест-Индии. Один корабль оказался доверху набит сахарным тростником, второй вёз груз хлопка, третий под завязку загружен слитками серебра и меди. Елена Александровна быстро нашла специалиста по переработке сахарного тростника в сахар, а получение из хлопка приличной ткани организовала сама. К этому делу привлекла пленных девушек, в силу разных причин не вышедших замуж. Разделила всех на группы по специализации: кто скручивал и мотал нитки, кто ткал на ткацких станах. Плотники за месяц изготовили недостающие несколько десятков станов, после чего дело пошло. Запаса хлопка хватило на три месяца, как раз до весны. Девушки получили опыт ткацкого дела, склады наместника пополнились неплохим запасом грубой хлопковой ткани, внешне похожей на типичную джинсу, некрашеную только.
        С каперами Петро разговаривал много и долго, выяснял тонкости морского боя, тактику англичан на море. Привлёк часть пленников с английских призов к службе в магаданском флоте, интересуясь у них, где можно взять хорошую добычу? Конечно, он и без лимонников догадывался, что лучше грабить испанские корабли из Вест-Индии, но как раз ссориться с испанцами магаданцы пока не хотели. И без того они обидели половину Северной Европы. Тогда, предложили англичане, можно взять хорошую добычу в Средиземном море, у венецианских или турецких торговцев, но это опасно, море не Атлантика, можно и самим попасть в руки тем же туркам или алжирским пиратам. Эти познавательные допросы прервали сообщения от офицеров связи при армии Шеттингофа, неприятные сообщения.
        Шведы весной 1577 года попытались дать сражение войскам Стефана Батория; слава богу, генерал догадался подстраховаться и встретил врага под стенами укреплённой крепости Вильны, где шведы зимовали. И, как чувствовал, объединённая польская армия вместе с запорожцами смогла если не разбить, то основательно потрепать шведов, используя своё трёхкратное превышение в численности. После тяжёлого кровопролитного сражения, продолжавшегося целый день, шведы вынуждены были отступить в крепость. Поляки, несмотря на огромные потери, остались в численном большинстве и приступили к планомерной осаде Вильны. Такой поворот событий требовал срочного вмешательства, Пётр приступил к консультациям с Николаем.
        После двухдневных переговоров магаданского посла со шведскими генералами и лично королём Юханом шведы принялись готовить высылку подкрепления для армии Шеттингофа. Они смогли собрать и вооружить за зиму восемь тысяч солдат, которых через месяц начнут переправлять в рижский порт. Оттуда до осаждённой поляками Вильны ближе всего, но этот месяц армия Шеттингофа должна ещё продержаться. Собственно, за шведскую армию Головлёв не переживал, но в ней находились офицеры связи магаданцев. Их судьба, как и сохранность раций, очень тревожила подполковника. Нужен был отвлекающий поляков манёвр, чтобы Баторий ослабил или совсем снял осаду Вильны. Пётр посчитал рейд магаданского отряда по тылам врага неплохим отвлекающим манёвром. Тем более что военные действия шли в непосредственной близости от границ Западного Магадана.
        Для этой цели он выбрал четыре полка магаданцев, полностью переодетых в новую полевую форму, с батареей из десяти орудий. Остальные войска остались оборонять Королевец, а Петро воспользовался возможностью обучить войска непривычной для шестнадцатого века тактике. Да и показать на деле солдатам и офицерам, как хороша новая форма в бою. Ускоренный марш хорошо подготовленных здоровых бойцов на расстояние в двести с лишним километров, от Королевца до Гродно, удалось провести всего за четыре дня. От разведчиков польской армии, находившейся в каких-то пятидесяти - шестидесяти километрах к северо-востоку, под Вильной, магаданскую армию прикрывали конные патрули. Потому удалось скрытно подвести отряд под стены Гродно и в двухчасовом штурме захватить город и крепость.
        Пока два полка занимались грабежом любимого города Батория, оказавшегося довольно богатым, вторая половина отряда магаданцев готовилась к отражению атаки польских войск. Пётр понимал, что первой реакцией короля на захват магаданцами Гродно станет отправка всей кавалерии на освобождение своей временной, но столицы. О захвате поляки узнают к концу дня, ещё день уйдёт у кавалерии, скорее всего, запорожских казаков, на путь от Вильны до Гродно. Осталось выбрать удобное место для засады, чтобы лишить поляков кавалерии, если не всей, то большей её части. Учитывая, что даже в двадцатом веке через Белоруссию проходили немногочисленные дороги, в шестнадцатом веке от Вильны до Гродно проезжая для конницы дорога оказалась всего одна.
        Следующие сутки прошли в тяжёлом физическом труде, в подготовке засады для конницы Батория, созданной в лучших традициях партизанских белорусских отрядов. В лесу, вдоль дороги, ведущей на Гродно, в сотне метров за обочиной, за пределами прямой видимости, солдаты рубили деревья и устраивали засеки. Эти заграждения успешно работали даже против танков во время Великой Отечественной войны, а кавалерию они точно удержат. Оставалось создать из засеки мешок достаточной величины, чтобы поймать в него как можно больше казаков. Однако больше километра в длину растягивать засеку Пётр не стал, опасаясь работать вне прямой видимости. Так что пришлось ограничиться такими размерами засады. К полудню второго дня все инженерно-сапёрные работы закончились, оставалось ждать.
        Ждать пришлось, как и рассчитал подполковник, недолго, меньше суток. Уже утром разведка из конной полусотни казаков прошла дорогой мимо засады, не обратив внимания на сооружённую за ближайшими деревьями засеку. Казаки покрутились вокруг Гродно, их обстреляли со стен крепости из ружей, добрую половину убили или ранили. Убедившись, что крепость действительно захвачена врагом, казаки собрали раненых и рысью отправились обратно. Отдав необходимые распоряжения, Петро приготовился ждать врага. На сей раз ожидание продлилось недолго, всего через три часа показались стройные походные колонны запорожской конницы.
        В первых рядах рысили уже знакомые разведчики, которых неожиданно возникшая поперёк дороги засека из срубленных деревьев ввела в некоторое удивление. Пока казаки спешились, направляясь на поиск удобной дороги сквозь лесные заросли, пока безуспешно искали несуществующий проход в огромной засеке, всё новые и новые колонны всадников подходили и останавливались. Спустя полчаса на небольшой поляне скопилось более тысячи всадников. Многие спешились, пользуясь возможностью устроиться на короткий отдых. Пешие разведчики, перебравшись через завал, начали подбираться к замаскированным пушкам опасно близко. Петру пришлось скомандовать начало операции.
        Перебравшиеся через засеку казаки-разведчики оторопели, когда в полусотне шагов перед ними отлетели в сторону кусты, за которыми оказались жерла пушек. Едва разведчики попытались крикнуть, как пушки выстрелили залпом, поверх засеки, вынося плотной картечью десятки запорожцев. Не успели казаки развернуть коней, как последовал второй залп орудий, через считанные секунды третий. Картечь не щадила ни людей, ни коней, поляна превратилась в филиал ада на Земле. Крики людей, ржание лошадей, беспорядочная стрельба пушек, всё смешалось в страшную какофонию. Некоторые казаки пытались пешком перебраться через засеку и атаковать пушкарей, но не рассчитывали, что орудия столь скорострельны. Все они быстро попадали под смертоносную картечь, редких выживших хладнокровно добивались выстрелами из ружей отрядов прикрытия.
        Самые сообразительные казаки повернули назад, но быстро наткнулись на вторую баррикаду из только что поваленных деревьев, преградившую путь к отступлению попавших в ловушку казаков. Запорожцы пытались найти выход через лес, но везде натыкались на сучья срубленных деревьев. Конным покинуть ловушку было невозможно, казаки спешивались, пытаясь перебраться через засеку без коней, пешими. Тут они и попадали под ружейный огонь магаданцев. Четыре полка своих бойцов Пётр расставил по отделениям равномерно на протяжении всей километровой ловушки. Не забыв о прикрытии пушкарей, которые установили по пять орудий в начале засады и её горловине.
        Именно последним пушкарям, что были в захлопнувшейся горловине мешка, пришлось тяжелее всего. За пределами ловушки оказались добрых две тысячи казаков. Они не могли равнодушно слушать, как гибнут их товарищи, и яростно атаковали магаданцев, пытаясь прорваться вперёд. Спасли положение две роты магаданцев, приданные для защиты пяти пушечных расчётов, на линии захлопнувшейся ловушки. Пока запорожцы убедились в бесплодности своих попыток спасения товарищей, они потеряли половину казаков. Только после этого казаки отошли сами за линию огня и унесли своих раненых, угрюмо выбирая момент для следующей атаки.
        После этого прекратили огонь и сами магаданцы внутри «мешка», где Пётр и его командиры громогласно объявили казакам о перемирии для перевязки раненых. Всё-таки шёл шестнадцатый век, подобные перемирия практиковались, особенно в Европе, для подбора раненых и вывоза убитых. Пока казаки перевязывали раненых, вдоль всего мешка прошёл Пётр, с краткой речью о магаданцах. Он в доступных и простых выражениях рассказал запорожцам, что магаданцы православные и воюют против католиков, которых православные казаки почему-то защищают. Потом предложил казакам воевать против истинных врагов православного народа, против турок и крымских татар. Закончил свою речь коротко и понятно:
        - Сейчас всех вас мы отпускаем и надеемся, что никогда больше православные казаки не поднимут оружие против православных магаданцев, защищая интересы католиков. Жаль, что мы пролили кровь, но такова судьба каждого воина. Предлагаю вашим атаманам и гетману прислать своих послов в Королевец, для договора по вой-не с турками. Там, на юге, добыча будет знатная, не то что в нищей Литве. Прощайте, православные.
        Запорожцы молча проводили взглядами магаданцев, спокойно прицепивших конные упряжки к пушечным лафетам и покинувших место боя. Ни один убитый казак не был обыскан, ни единого трофея не вынесли магаданские солдаты с поля боя. Зачем, все и так знали, что за прошедшие два дня из Гродно специальные команды трофейщиков вывезли все ценности и отправили огромную колонну пленников в Королевец. Так что добыча по прибытии в родные казармы обязательно будет. И две сотни километров предстоящей дороги домой казались лёгкой прогулкой.
        Офицеры связи срочно передавали сообщение своим коллегам в Вильне, что запорожцы разбиты и шведам самое время снимать осаду крепости. Шеттингоф два дня ждал этого сообщения, всё было готово для неожиданной атаки осаждавших его поляков. Не опасаясь кавалерии противника, шведы вышли из крепостных ворот, направляясь на лагерь Батория. Действовали они, как при штурме города, в удачно найденном построении: пехота впереди, в полусотне метров за ними пушки, заряженные картечью. Шведская пехота расстреливала врагов с запредельного для шестнадцатого века расстояния, с двухсот - трёхсот метров. При массированных атаках поляков вперёд выдвигались орудийные расчёты, делавшие несколько залпов картечью. После чего шведы продолжали непрерывное движение вперёд, сметая всех со своего пути. Таким неожиданным для поляков манёвром армия Шеттингофа легко выдавила растерявшихся поляков от стен крепости. Отступила армия польского короля в боевых порядках, укрывшись в лесу. Шведам с наступлением вечера пришлось вернуться в крепость.
        Ночью в польский лагерь вернулись первые беглецы из числа выживших под Гродно казаков, заразив паническими настроениями остальных жолнежей. Надо полагать, раздосадованный Стефан Баторий решил прекратить панику и не нашёл лучшего способа, как дать шведам наутро генеральное сражение, не сомневаясь в своей победе. Увы, Шеттингоф оказался неплохим полководцем, да и преимущество магаданского оружия генерал изучил хорошо. Так хорошо, что смог использовать это преимущество на всю катушку, полностью лишил поляков шансов на победу. Не имея под рукой подвижного резерва, Баторий вынужден был подставлять пехоту под убийственный огонь семи тысяч ружей и двадцати пушек. При любых попытках сблизиться с врагом поляки несли огромные потери, физически не доходили до врага, что сводило на нет всё численное преимущество.
        В прошлом сражении ситуацию спасли запорожцы, прорвавшие на конях оборону и вынудившие шведов отступать. Сейчас кавалерии у поляков не было, бросать в самоубийственную атаку свою полутысячу отборных венгерских телохранителей Баторий не собирался. Он отдал команду на отступление, отводя войска на юго-восток. Шведы тоже вернулись в Вильно, ждать подхода подкрепления из Стокгольма. Ситуация вошла в нормальное русло, шведы через месяц станут достаточно сильными, чтобы до зимы разгромить королевское вой-ско окончательно. Если этого не произойдёт, за зиму поляки из оставшихся земель не смогут выжать достаточно денег и рекрутов на продолжение войны. Именно этого и добивались магаданцы своей иезуитской политикой. Пока шведы с поляками сражаются, Западный Магадан получил год спокойной жизни.
        Глава 15
        Обезопасив границы самозваного государства, отряд Петра вернулся в Королевец, где их ждали многочисленные гости. Начиная от возвратившихся всех трёх посольств, двух десятков русских монахов из Москвы, заканчивая приплывшими «на постоянное место жительства» тремя семьями магаданцев. Жизнь в столице кипела ключом, от обилия новостей кружилась голова.
        - Одна женщина хорошо, две терпимо, но сразу пять женщин, да ещё наших магаданок, это кошмар, - сделал вывод Пётр, когда пришёл в себя.
        Рыжая бестия, главный химик магаданцев, Надежда Ветрова, в девичестве Миронова, привезла с собой не только семейства Корнеевых и Сусековых из Мурманска, со всеми детьми и домашними слугами. Она дожала своих подруг и их мужей, не жалея и своих усилий. Результатом совместной работы двух инженеров и автомеханика стали два десятка рабочих двигателей внутреннего сгорания различной мощности, привезённых из Мурманска. Этим Надежда не ограничилась, на трех десятках кораблей она умудрилась привезти из города за Полярным кругом все механические станки, на которых обрабатывали оружейные и пушечные стволы. Две трети судов везли в трюмах запасы полуфабрикатов - железных и стальных отливок, апатитонефелиновых минералов, двадцать тонн целлюлозы и, самое главное, тридцать тонн спирта.
        Этим не ограничились сюрпризы, Надежда, при поддержке мужа Анатолия, полностью эвакуировала из Мурманска мастеров-механиков и литейщиков. Пока они оставались на севере, но высланная флотилия должна была забрать их вместе с семьями полностью. Узнав об этом, Петро едва не подпрыгнул, дура-баба развалила всё, что они создавали два года.
        - Ты что натворила, Надя? - с трудом смог произнести цензурную фразу подполковник, не зная, как реагировать на прохиндейства взбалмошной Надежды. - Мы столько сил вложили в Мурманск, такие дома отгрохали, этот порт нужен, хотя бы для северного пути в Россию! Дорога через Холмогоры из Ёбурга вдвое быстрее, чем через Москву, что ты наделала?
        - Не волнуйся, Петро, - заступился за жену Анатолий. - Мы не совсем идиоты. Просто за Полярным кругом жить тяжело физически, дети болеют, мастера стали с ума сходить от полярной ночи. Ты совсем забыл об этом, а мы насмотрелись за два года. Народ начал паниковать, ещё одна зимовка, и гражданские просто разбегутся. А солдаты могут и бунт поднять, если крыша поедет. Думаю, придётся переходить на вахтовый вариант мурманского гарнизона. Пока мы там оставили самых крепких ветеранов с полутысячей новобранцев. На зиму им найдётся занятие, скучать не будут.
        - Петро, я же не все производства свернула, - с обидой высказалась Надежда. - Понимаю, что к чему. Небольшую кузнечную мастерскую, даже две, в поселении сохранили. Запаса стали и железа хватит на десять лет работы, чтобы для аборигенов ножи с топорами ковать. Будет, на что выменивать пушнину и рыбу. Ещё поблизости от Мурманска я нашла хорошие выходы апатитонефелинов, организовала их добычу силами аборигенов.
        - Что за апатитонефелины такие? - не выдержал подполковник. - Алюминий, что ли, получать из них собралась?
        - Да ты что? - искренне удивилась Надежда. - Это золотое дно без всякого алюминия. Главное, что нефелины позволят нам наладить выпуск чистейшего стекла, для оптики. По меркам средневековья, станем богаче всех, кроме венецианцев. Затем, это недорогие и перспективные удобрения, мы кормить себя должны или нет? Апатиты дадут неплохие легирующие добавки для стали. Что касается производства оружия, в Кенигсберге, тьфу, в Королевце, оно экономически выгоднее, особенно, когда перейдём на мелкосерийные объёмы, а не штучные, как сейчас. Я посчитала вместе с Алевтиной, Людмила нас проверила, дешевле сплавлять железные отливки из Кируны по рекам на побережье Балтики. Оттуда морем до нас рукой подать. Всё дешевле получится, чем триста километров тайгой везти на оленях. Особенно когда объёмы производства вырастут.
        - Насчёт военно-морской базы не волнуйся, поморы решили остаться в Мурманске, они к северу привычные, обещают по два коча за год ладить, как договорились с тобой. Да и с перевалочным портом ничего не случится, останется, как прежде. Закупать там рыбу и моржовый клык дешевле, чем на Балтике, корабли у нас свои, рентабельность неплохая, - продолжал убеждать расстроенного Петра Толик, не меньше подполковника переживавший, что не удалось создать крупный порт на Скандинавском полуострове. - Пойми, Петро, никуда от физиологии не денешься. Тяжело европейцу за Полярным кругом, ради детей и ты бы принял такое решение, если бы там жил.
        - Ладно, понял я всё, - закончил неприятный разговор подполковник. - Что там с двигателями?
        - Двигатели калильного типа, со свечами и карбюратором, пока не получаются. - Это Володя, автомеханик, поспешил отвлечь командира от грустных новостей. - Максимальная мощность движков около сорока - пяти-десяти лошадиных сил, на мой взгляд. Спирта жрут много, до двадцати литров на сто километров. Ресурс пока не знаем, думаю, две-три тысячи часов выдержат.
        - Мы для трёх двигателей винты корабельные отлили, с передачей вращения от двигателей, - вступил в разговор Сергей Корнеев, бывший инженер-механик Камского речного пароходства. - На испытаниях двухсоттонную шхуну до двадцати километров в час разогнали. В штиль, конечно, и в бухте. Однако поморы говорят, такую скорость здешние корабли не дают.
        - Хоть одна приятная новость, - не сдержал довольной улыбки наместник. - Как я понимаю, вы уже установили двигатели на кораблях?
        - Да, на трёх шхунах установили двигатели, все наработали по пятьдесят часов, профилактику с полной разборкой провели, подшипники заменили, - обстоятельно доложил Сергей. - На этих же шхунах установили первые стошестидесятимиллиметровые орудия с гидравлическими противооткатными устройствами, Людмила постаралась. Теперь эти три шхуны, - мы их назвали Надеждой, Людмилой и Алевтиной, - самые крутые корабли во всём мире. Никто не сможет догнать, дальность стрельбы не менее трёх километров, боевая скорострельность пять-шесть выстрелов в минуту. Абордажная команда до ста бойцов с оружием. Идеальные рейдеры!
        - Всё, сдаюсь! - Поднял руки вверх Петро. - Признаю свою ошибку, был неправ. Вы молодцы, от лица службы объявляю всем благодарность. И премирую отрезами джинсовой ткани, некрашеной, правда. Выбирайте место для своих дворцов и начинайте строительство, казна всё оплатит!
        - Сразу бы так! - не удержалась от заключительной фразы Надежда, с гордостью глядя на своих подруг.
        Королевец охватил строительный бум. Демобилизованные в мае аборигены навестили родные селения, после чего почти все вернулись обратно, на заработки. Набор новых рекрутов прошёл спокойно, слухи о лёгкой службе обогнали призывные команды. В столицу прибывали всё новые группы молодых парней, решивших заработать и мир повидать. Многие практичные крестьянские парни шли с целью выгодно жениться. Приданое в два червонца в деревне или хуторе не найдёшь, а среди полутора тысяч новых пленниц из Вильны и Гродно были весьма симпатичные девицы. Даже требование селиться в Королевце или не дальше десяти километров от города не смущало парней, твёрдо решивших завести своё личное и крепкое хозяйство.
        Самые продуманные сразу переходили в православие, чтобы безбедно жить семь лет без налогов. За такой срок работящий и толковый хозяин о-го-го как может подняться. Было бы желание. Попытки некоторых дворян не отпускать молодёжь из подвластных селений Елена Александровна и Головлёв пресекали на корню, разъясняя аборигенам, что у крепостных крестьян дети, по магаданским законам, свободны. Если родители обязаны работать на феодала, в силу долгов или подписанной кабальной грамоты, то их дети никому ничего не обязаны. Ежели кто из дворян думает иначе, может сдавать своё поместье с землями губернатору и катить на все четыре стороны. Пока желающих расстаться со своим леном не было, однако, как говорится, осадок остался. Недовольство новыми порядками в дворянской среде росло, о чём магаданцев информировала агентурная сеть, раскинутая Анатолием. Его попросил заняться этой работой Петро, сразу как бывший оперуполномоченный прибыл на жительство.
        На бывших герцогских землях Елена Александровна организовала высадку помидорной рассады, картошки и подсолнечника. На пробу засеяла пару гектаров кукурузой, несколько мешков которой нашли в трофейных кораблях, вместе с грузом какао. Практичная женщина, Елена не смогла пройти мимо двух кораблей, гружённых сахарным тростником, организовала выварку сахара. Из зёрен трофейного какао несколько девушек под её руководством пытались получить шоколад. Женщина по-прежнему поражала своей энергией и работоспособностью, не забывая подбирать себе толковых помощников. Под её присмотром начали строить жилые дома для приехавших с Севера мастеров и рабочих, заводские помещения для механического производства.
        Маленькая страна иногда напоминала Петру огромную стройплощадку, строились сразу сотни домов и десятки мастерских. И во всём этом Елена Александровна успевала разобраться, проследить, чтобы строительство шло по генеральному плану города, а частники соблюдали нормы постройки жилья. Изначально, ещё зимой, она разработала этот план, с учётом розы ветров, рельефа местности и возможности обороны. Петро в целом одобрил генеральный план развития столицы, не забывая о прокладке в ближайшем будущем водопровода и канализации. На двух притоках реки Прегель, на высоком правом берегу которой стоял Королевец, Елена организовала строительство плотин, с установкой мощных водяных колёс, будущих двигателей механического цеха.
        Алевтина Сусекова, Володина жена, чтобы не отставать от подруг-инженеров, взялась реформировать университет, о котором Павел Аркадьевич совсем забыл. Оказывается, университет в Королевце работал с 1544 года, больше тридцати лет. Правда, по мнению Алевтины, это учебное заведение не тянуло даже на средний техникум. Учили там совершенно отвлечённым предметам, типа философии, теологии и прочей мути. На два десятка преподавателей, из которых шестнадцать человек были католическими монахами, приходились не более сорока студентов. Само обучение шло неторопливо, по три-четыре часа в день, больше походило на собрание сектантов, чем на учебный процесс. После согласования с Еленой и Петром Алевтина разогнала всех монахов и приступила к реорганизации университета в политехнический институт, не меняя, впрочем, названия.
        Елена назначила Алевтину Сусекову ректором университета, и учитель биологии занялась привычным делом, преподаванием, с элементами административной работы. Первым делом недалеко от университета выстроили общежитие для студентов, где организовали бесплатное питание утром и вечером. Из старых преподавателей, не монахов, Алевтина оставила двух историков и одного астронома. Сама взялась преподавать биологию, математику и философию, Елена Александровна рекомендовала двух своих учеников на учителей русского языка (в его магаданском варианте). Медицину и химию взялся читать Валентин, обещавший зимой перебраться в Королевец, когда закончит все свои дела в Москве. По два-три предмета согласились читать с сентября все магаданцы, старшие дети подросли, хотя бы их следовало выучить всему, что пока помнят экс-туристы.
        Часть огромной магаданской флотилии, в основном небольшие шхуны, Елена Александровна сдала в аренду местным рыбакам, под бесплатные поставки рыбы. Десяток самых крупных кораблей, в том числе три шхуны с двигателями, с приданным для абордажных боёв полком, Петро рискнул отправить в Средиземное море, на разведку. На пяти кораблях были офицеры связи, что немного снижало риск гибели флотилии. Задачей эскадры была разведка пути до Константинополя, выбор удобных безопасных стоянок, приобретение морских карт. Если получится, проверить экипажи в бою, захватить турецкие, алжирские или берберийские корабли, желательно с товаром. Можно поссориться с Венецией, но не с испанцами или другими европейцами.
        В том, что с турками придётся скоро воевать, Петро не сомневался. Стефан Баторий был избран королём по рекомендации турецкого султана Мурада Третьего, внука Сулеймана Великолепного и Роксоланы, не нужно быть гигантом мысли, чтобы понять, - турки обязательно заступятся за своего ставленника. И, скорее всего, случится это на будущий год, если не раньше. Слишком тяжело приходилось королю Речи Посполитой, которого гоняли по литовским землям войска Шеттингофа. Потому и решил поспешить наместник с изучением морского пути к турецкой столице. Учитывая турецкие возможности мобилизации, тягаться с сухопутными армиями по шестьдесят - сто тысяч янычар и спахиев подполковнику не хотелось совершенно. Единственной возможностью избежать турецкой помощи Стефану Батория, заведомо превосходящими силами, стала угроза Константинополю.
        Только напугав Мурада Третьего морской атакой турецкой столицы магаданцы получали реальную возможность избежать войны с Турцией на суше. И, если удастся этого добиться, мир с Речью Посполитой становился реальностью. Максимилиан, император Священной Римской империи, вряд ли станет поддерживать своего конкурента на королевский престол Речи Посполитой. Иван Грозный тоже был претендентом на роль короля, он точно не станет помогать Баторию. Остаются лишь турки да их вассалы - крымские татары. Те могут и прийти на помощь королю Стефану, как и запорожцы, за хорошее вознаграждение. Что сделать, как нейтрализовать потенциальных союзников Батория?
        Снова и снова ломал голову над оптимальной организацией обороны Петро, пока солдаты занимались снаряжением патронов и снарядов. Он переговорил с послами, побывавшими в гостях у императора Максимилиана, есть ли вероятность заключения военного союза? Увы, рассчитывать на подобное не приходилось. Боярин Бутурлин, присланный царём Иоанном для планирования совместного похода против крымских татар, занимался откровенным шпионажем. Никаких планов о походе против татар боярин не предлагал, осторожные расспросы убедили Петра, что Бутурлин далеко не полководец. Если он воевал вообще против татар хотя бы раз. Справки, наведённые через Валентина, находившегося в Москве, подтвердили предположения наместника. Бутурлин славился слепой преданностью царю и наушничеством, умением подслушивать, подглядывать и подсматривать.
        Видимо, царь Иоанн продолжал не доверять неожиданным союзникам, что вполне вписывалось в его параноидальный характер. Москва увеличила закупки магаданского оружия, направила священников в Королевец, разрешила строительство Магаданского торгового представительства, демонстрируя самые дружественные намерения. Однако царь не доверял магаданцам, в этом с Петром согласились Николай, Анатолий и Валентин. Павел Аркадьевич не стал спорить с этим выводом, остальные мужчины не были посвящены в планы наместника. Елена Александровна, женщина практичная и жёсткая, тоже предостерегла Петра от излишней доверчивости в отношениях с русским царём. Иоанн Грозный прославился тем, что под старость лет неоднократно поступал вопреки всякой государственной пользе и личным интересам.
        В таких обстоятельствах заключать военный союз с Русью нельзя, царь может легко подставить магаданские войска, погубить их в степях Причерноморья, чтобы воспользоваться ослаблением соседней страны и захватить Западный Магадан. Как говорится, ничего личного, один бизнес. Зачем искать журавля в небе, штурмуя Перекоп и нарываясь на войну с Турцией? Если можно отправить туда непонятных магаданцев, а самому Иоанну Васильевичу взять синицу в руках, то есть Западный Магадан. От подобных хитросплетений Петро лишь ругался, но соглашался с вычисленным вариантом, как вполне возможным. Более того, самым вероятным в существующих условиях.
        Тут ещё сообщение из Форт-Росса, что Строгановы привлекли Ермака со товарищи для завоевания Сибирского царства. На три года раньше, чем в нашей истории, вероятно, повлиял выход Швеции из Ливонской войны и отсутствие длительной осады Пскова, в которой участвовал Ермак с казаками. Теперь будущий покоритель Сибири вышел из Ливонской войны на три года раньше и сразу был нанят Яковом Строгановым. Тем более что Строгановы отлично понимали: надо спешить, пока Кучум не оправился после разгрома, учинённого магаданцами под Ёбургом. Строганов спешил настолько, что уговорил Павла Аркадьевича отпустить половину оружия в долг. Географ, естественно, согласился помочь великому Ермаку - дело святое. Он не только продал часть оружия в долг, но и передал Ермаку подробную карту, с указанием наиболее удобного пути за Урал. Не то получится, как в нашей истории, когда казаки потеряли год, чтобы пройти какие-то триста километров. Ермак поблагодарил Павла Аркадьевича, клялся в вечной дружбе и помощи. А через неделю его казаки разграбили и сожгли Устькуйвинскую крепость. Выживших при захвате дружинников раздели догола и с
хохотом выгнали в лес.
        Парни, что смогли добраться до Ёбурга, рассказали, как два дня казаки вели себя вежливо и спокойно, пока мимо крепости не прошла вся ватага Ермака. Караульные, предупреждённые командиром, вели себя осторожно, опасаясь провокаций. После ухода казаков дружинники вздохнули с облегчением, тут и вернулся один казачий струг. Казаки демонстративно остались на берегу, а их кормщик попросил срочно отвести его к офицеру связи, к радисту то есть. Якобы очень важные и секретные вести, их надо сообщить в Форт-Росс, а там пусть решают сами. Караульные открыли ворота, чтобы пропустить казака к радисту, тут на них напали притаившиеся заранее у ворот казаки. Сначала они убивали всех подряд, потом пресытились и начали связывать дружинников.
        Один из выживших ребят рассказал, что слышал стрельбу в радиорубке, где радист отстреливался из револьвера. Потом раздался негромкий взрыв. Видимо, радист смог взорвать себя и рацию, как предписывалось приказом, в случае захвата крепости врагом. Павел Аркадьевич сразу отправил отряд с опытными охотниками, провести осмотр разрушенной крепости. Особенно искать остатки рации и тело радиста, если парень остался живым, придётся его выручать. Бросать своих парней магаданцы не собирались. Потому и выделил командир целую роту для возможного преследования казаков, пленивших радиста (если это так).
        Неделю раскапывали дружинники пепелище на месте крепости, разыскивали сгоревших парней, выносили их трупы и пытались опознать. Добрались до радио-рубки, нашли на её месте обломки рации со следами взрыва и обгоревшие останки радиста. Павел Аркадьевич, как это ни звучит цинично, обрадовался этим вестям. Трупы погибших дружинников привезли в Ёбург, похоронили на маленьком кладбище. Восстанавливать Устькуйвинскую крепость Павел Аркадьевич не стал. Он впервые собрался покинуть родной Урал, неожиданно почувствовал, что для русских людей шестнадцатого века магаданцы всегда останутся чужаками. Немцами, которых обмануть, убить или ограбить - дело святое.
        В то, что нападение на Устькуйву казаки спланировали сами, Павел Аркадьевич не поверил ни единой секунды. Особенно принимая во внимание неожиданный интерес к офицерам связи, о существовании которых казаки в принципе не знали! Все происшествия вокруг интереса, проявленного Русью к средствам связи магаданцев, в Королевце, Москве или Устькуйве, были звеньями одной цепи. Цепи, далёкой от дружеского рукопожатия, о котором мечтали командиры магаданцев шесть лет назад. Сейчас Павел Аркадьевич с ужасом думал, что с ними всеми произошло бы, не решись экс-туристы назваться иностранцами. Если бы простодушные россияне ляпнули, что они русские люди? Тогда многие мечтали бы о смерти, находясь на дыбе или в кандалах подземной камеры. Страшно подумать, какие пытки пришлось бы вынести женщинам и детям, обвинённым в колдовстве.
        Растерянный географ спешно собрал оставшихся в Форт-Россе «старых» магаданцев у себя дома и поставил перед друзьями всего один вопрос: что делать?
        С болью в сердце географ смотрел на немногих, оставшихся на Урале экс-туристов. Нина, его жена, Игорь Глотов, радиотехник, его жена Татьяна, инженер-механик. Ольга, так и не нашедшая себе пару в Форт-Россе. Вот и все, кто оставался на Урале, по провинциальной привычке не высовываться. Что ж, теперь эта привычка не спасёт магаданцев, коли царь взялся за добывание средств связи любыми путями. Обо всём этом рассказал Павел Аркадьевич своим самым близким людям, о шпионе Бутурлине, о попытке захвата рации в Устькуйве, об аресте Влада по обвинению в колдовстве и его пытках на дыбе. О том, что параноидальный русский царь может в один жуткий момент отдать приказ о ликвидации магаданцев на Урале. Увидев вытянувшиеся от испуга лица женщин, географ сменил тему.
        Он рассказал, как Елена Александровна с Петром живут в Королевце, об Алевтине, ставшей ректором университета. О том, что в Западном Магадане все магаданцы ведут себя, как привыкли в России, одеваются и разговаривают свободно. О том, что природа там мягче и климат теплее, о том, что армия нового государства составляет более шести тысяч солдат. О том, что подросшим детям надо дать нормальное образование, а держаться магаданцам лучше всего всем вместе. Даже в самом плохом варианте, если враги уничтожат армию, магаданцы смогут уплыть из Королевца на любой континент, хоть в южную Африку, хоть в Австралию. Там их точно никто не достанет - ни казаки, ни русский царь с своей неадекватной реакцией.
        - Хочу в Кёнигсберг, вернее в Королевец, - твёрдо заявила Ольга. - Ребёнку нужно хорошее образование. Вырастет, тогда можно и об Австралии подумать. В Африку к неграм не хочу.
        - Мы тоже за Королевец, по крайней мере, там сможем детей выучить по-человечески. - Татьяна оглянулась на мужа Игоря, который утвердительно кивнул. - Выучим детей, там видно будет.
        - Хорошо, - согласился Павел Аркадьевич. - Так и поступим. Уходить будем после Нового года, по санному пути через Холмогоры. Сейчас начало июля, прошу обдумать всё подробно, что нам понадобится, а что можно оставить здесь. Крепости, полагаю, с некоторыми цехами, оставим здесь, с небольшим гарнизоном и мастерами. Пусть продолжают торговать с аборигенами, закупать пушнину и платину, пока не прижмёт.
        Оставшиеся до отъезда месяцы прошли в необъяснимой грусти для всех экс-туристов. Хотя были заполнены активнейшей подготовкой к отъезду. Павел Аркадьевич решил выбрать до дна ещё два известных ему золотых месторождения, куда лично отвёл две группы дружинников и рабочих. Сам с небольшой группой охотников два месяца провёл на Куйве, занимаясь добычей алмазов. А ещё группу промысловиков отправил в район реки Исети, искать изумруды, подробно описав им самые первые находки крупных изумрудов. Работали все добытчики на износ, до холодов, возвращались перед самым ледоставом. Зато добыча оказалась рекордной: две тонны золота, три тонны платины, четыре килограмма алмазов и два килограмма изумрудов.
        С таким приданым, как шутил географ, нас в Королевце на руках носить будут. О своих планах переселения уральцы сообщили Петру, чему подполковник только обрадовался. В качестве сувениров он попросил привезти семян сибирской лиственницы, кедра, облепихи, золотого корня и нескольких других трав. Павел успокоил друга, что о травах давно позаботились женщины, захватив семена всех уральских трав. А о кедре и лиственнице они не забудут. Не забыл географ договориться о продолжении всех поставок в Ёбург, особенно кальвинита, намекнув изрядно разбогатевшим крестьянам с камских берегов, что в Холмогорах кальвинит будет закупаться немного дороже и в больших количествах. Намёк мужики поняли, заверив богатого немца, что вся деревня живёт на этом кальвините, санный тракт в Холмогоры всем известен. Потому доставят нужную немцам соль в Холмогоры непременно.
        Пока уральские магаданцы готовились к отъезду, в Королевце приступили к уборке урожая, заполнению погребов запасами на зиму. Денег на приобретение всего, что хочет душа, хватало с избытком. В середине октября вернулась экспедиция со Средиземного моря, традиционно с богатыми трофеями и шестью крупными судами в качестве призов. Моряки выполнили все задачи командования, рапортовал адмирал эскадры Хессель, чья карьера началась с удачного сражения против английских пиратов. Десять магаданских судов прошли до Константинополя, побывали в портах Барселоны, Марселя, Генуи, Неаполя, Мессины по пути туда, а также в африканских портах Тунисе, Беджи, Сеуте на обратном пути. Тогда же, на обратном пути, магаданские капитаны раздобыли несколько подробных карт архипелага и побережья Средиземного моря.
        Эти карты взяли очень просто, вместе с двумя турецкими кораблями, доверху загруженными египетским зерном и финиками. Корабли попались очень удачно, после пары выстрелов картечью перестали оказывать любое сопротивление. Остальные четыре приза магаданцы взяли уже за Гибралтаром, одно берберийское судно, гружённое пряностями, скорее всего, тоже трофейными. Поскольку гвоздику, перец, шафран и корицу возили в основном португальцы из Индии. Пираты, по словам Хесселя, легко привыкшего к магаданскому жаргону, «даже кукарекнуть не успели». Ещё, в общей сложности, моряки захватили восемь кораблей, пять из них потопили, перегрузив небольшие грузы в свои трюмы. А три алжирские торговые каракки, забитые шёлком и коврами под завязку, топить рука не поднялась. Да и корабли оказались новыми, лёгкими на ходу. Все захваченные моряки были доставлены в Королевец, для работы. От берберов магаданцы тоже разжились подробными картами западного африканского побережья.
        Одним словом, рейд удался! Теперь Королевцу не страшна была любая блокада, бунт голодной и раздетой армии городу не грозил. Небывалый урожай картофеля дал возможность приступить к широкой популяризации корнеплода среди подвластных крестьян. Помидоры были объявлены господским блюдом, что даже у законопослушных немцев и пруссов вызвало желание познакомиться с ними поближе. Подсолнечника хватило на пару тонн постного масла да ещё на еду, семечки остались. Зерно и финики из Египта, рыба балтийская и поморская, русское зерно, местная квашеная капуста, лимоны из Африки, клюква из Мурманска, какие только запасы не принимали огромные подвальные кладовые хозяйства наместника.
        К наступлению зимы магаданцы выстроили свои дома, обзавелись жильём мастера и рабочие. Закончилось строительство производственных помещений, которые местные жители долгое время принимали за новый дворец наместника, из-за огромных размеров самих зданий, невиданной величины окон, высоких ворот и выложенных брусчаткой дорог, ведущих к этим воротам. Завершилась установка нескольких водяных колёс на выстроенных плотинах, что станут основными двигателями в механических и кузнечных цехах. Осенью мастера приступили к размещению и монтажу оборудования, намереваясь зимой выйти на промышленное производство оружия, в первую очередь. На магаданские ружья поступали заказы не только от шведов и русских, основных покупателей.
        Желание приобрести сотню ружей высказывали магаданским послам при дворе императора Максимилиана, явно с целью разобрать изделие и выпустить свой аналог. Послы, проинструктированные Петром, лишь улыбались и кивали головой. Мол, приезжайте к нам в столицу, там и решайте вопрос. Заводили разговоры о покупке магаданских пушек датские представители, но как-то неуверенно, толком не понимая, чего им надо. Потому Пётр эти намёки не принимал всерьёз, рассчитывая только на шведские и русские заказы. Кроме оружия, мастерские готовились к выпуску товаров народного потребления - от плугов и борон до ножей, кос, топоров и посуды. На продажу стальных изделий у магаданцев была основная надежда, других источников дохода в ближайшие годы не предвиделось. Не считать же откровенно пиратские рейды магаданских кораблей источником дохода.
        Отдохнувшая летом Надежда принялась сразу за два проекта: производство бумаги из привезённой с Севера целлюлозы и выдувка особо чистого стекла, с использованием апатитонефелинов. Обе технологии главным химиком были давно продуманы до мелочей, оборудование подобрано, оставалось всё установить и заняться делом. Под бумагу уже были приготовлены три трофейные и одна местная типографии, даже тексты набраны и прочитаны контрольные оттиски. Дело было за бумагой, не покупать же за бешеные деньги ту бумагу, что продают в здешних магазинах. Первыми изданиями во всех типографиях станут листовки, обыкновенные рекламные листовки. Правда, огромным для местных жителей тиражом в тысячу экземпляров и более.
        Листовки сочиняли втроём, выбирая самые простые и понятные тексты, вернее один текст на четырёх языках, с иллюстрациями, вернее, с картинкой. На картинке симпатичный, хорошо одетый бюргер, стоял с женой и тремя детьми под окнами своего двухэтажного уютного домика, окружённого садом, за которым виднелись лошадь, корова и свинья. Смысл подписей на русском, голландском, немецком языках и латыни сводился к комментарию рисунка. Как говорится, все народы в гости к нам, будем жить в Западном Магадане весело и богато. Никаких угнетений, налоги снижены вдвое, православным подданным отмена налогов на семь лет, на заводах и в мастерских рабочий день не более девяти часов, физические наказания запрещены. Счастье, а не жизнь. Пока решили начать с подобных рекламок, дальше будет видно, как народ потянется. В шестнадцатом веке никто из власть имущих не стремился увеличить, таким образом, число подданных, магаданцы станут первыми.
        Шеттингоф тоже ушёл на зимние квартиры, изрядно пощипав войско Стефана Батория и захватив добрую половину исконной территории княжества Литовского. Под властью польского короля осталась южная часть Речи Посполитой, к востоку от Львова и к югу от Орши. Судя по активизации шведских политиков, пожелавших закупить ещё пять тысяч ружей, на следующий год они дожмут короля Стефана. Но как втайне подозревал Пётр, шведские походы приведут не к заключению мира, а к вмешательству в войну Турции, на стороне своего ставленника Батория. Шведы, видимо, не просчитывали такой вариант развития событий, хотя, скорее всего, именно потому спешили выбить с захваченных земель максимум прибыли. Осенью на захваченные земли высадились десятки мытарей из Стокгольма, в сопровождении стражников, занявшись любимым делом - выбиванием налогов.
        Налоги они выбивали и выколачивали весьма умело, корабли едва успевали перевозить в Швецию скотину, зерно и изъятые материальные ценности. За два года поляки отвыкли от власти на своей земле или просто прикидывались, но сотни крестьян бродили по дорогам северной Польши, жалуясь на шведов и собирая милостыню. Тут поспели первые листовки, хоть и на русском языке, но достаточно понятные для желающих прочитать. Бывшая Восточная Пруссия всем соседям была хорошо знакома и находилась рядом, сотня-другая вёрст для привычного мужика не крюк. К декабрю первые поляки, желающие жить и работать в Магадане, пришли в Королевец. К их приёму были выстроены бараки, с печным отоплением, заготовлен определённый объём неквалифицированных работ. Потому как нищих и попрошаек в Королевце никто привечать не собирался. Елена Александровна находила работу всем, даже инвалидам, по способностям. А тех, кто убегал из казарм от предложенной работы, пускаясь снова нищенствовать и бродяжничать, обеспечивали иной работой, уже в запертых помещениях.
        Хотя особо таких легкотрудников не караулили, а предупреждали, что следующее рабочее место будет в Мурманске, далеко на севере. Так что любители вольной жизни в Магадане не задерживались. Зато приживались обнищавшие и разорённые крестьяне и рыбаки, особенно семейные. Им не только давали работу, жильё, пусть и в бараке, но и платили, вели разъяснительную работу. Петро не забывал воспитывать и находить коммуникабельных парней, способных объяснить любому человеку всё, что угодно. Таких умельцев подполковник и Елена Александровна легко вычисляли и не жалели сил и денег для найма или вербовки. Всё это приводило к тому, что почти любой, кто задерживался в бараках на срок больше двух недель, начинал планировать свою новую жизнь в Магадане. Чего и добивались магаданцы, обещая всем, кто доработает до весны, нарезать землю и выделить бесплатно лес для строительства дома. Более того, тем, кто сядет на земли вблизи Королевца, губернатор выделяла деньги на постройку дома.
        За два года Елена Александровна неплохо поработала, внедряя европейские порядки и норму жизни магаданских подданных. Улицы Королевца и Риги, даже в старых крепостях, обзавелись сточными канавами, облицованными камнем. Всех горожан и жителей королевских сёл приучили мыться в бане не реже раза в неделю. Городские улицы ежедневно вычищались созданными коммунальными службами. Эти же службы с удовольствием штрафовали на круглые суммы тех, кого заставали за выливанием помоев на дорогу или другими неприличными делами. Бедняки, не способные уплатить штраф, поступали на временную работу в ту же коммунальную службу, привлекаясь к увлекательной работе золотарями (проще говоря, вычерпывали содержимое уборных и вывозили за город, в отстойные ямы).
        Горожане быстро смекнули, что нет лучше способа испортить себе жизнь, как нарушить правила гигиены. Или иные правила, установленные великим и ужасным губернатором, Еленой Александровной. Подданные нового государства поняли, кто в доме хозяин, и не стремились с этим хозяином ссориться, выполняя требования губернатора безоговорочно. Елена Александровна не сомневалась, что не пройдёт и десяти лет, как жители Западного Магадана будут самой чистоплотной и аккуратной нацией. Потому не забывала о привлечении будущих туристов и заранее заботилась о строительстве будущих достопримечательностей. Для этой цели увеличила выход кирпича в кирпичных заводиках и приступила к строительству кафедрального православного собора, крупнейшего в Северной Европе. Так как-то рассчитывая закончить постройку очередного чуда света через пару лет, для прочности армируя кирпичную кладку стальными стержнями.
        Пётр, невольно завидуя работоспособности губернатора, работал без выходных. Он выстроил на берегу две артиллерийские батареи, для защиты Королевца с моря. Затем принялся за сушу, гонял солдат в хвост и в гриву, особенно аборигенов, мобилизованных на полгода. На всех опасных направлениях вокруг города выстроили и замаскировали доты, с крышами в два наката. Перед ними вырыли настоящие волчьи ямы и противоконные рвы. На всё это незаметно ушло три месяца слякотной и промозглой прибалтийской зимы. Новобранцы неплохо овладели магаданским языком, особенно его строительным диалектом. Шесть столичных полков в совершенстве овладели умением пластунского передвижения и стрельбы из положения лёжа. От них не отставали бойцы рижского гарнизона, регулярно менявшего место дислокации с одним из столичных полков.
        Так что к весне 1578 года Западный Магадан обладал самыми тренированными и боеспособными семью полками в Европе. Сравниться с ними могли лишь шведы, а именно армия Шеттингофа, выросшая к началу сезона до шестнадцати полков, опытных, отлично вооружённых, способных раздавить любую армию шестнадцатого века. За исключением, возможно, турецкой, стотысячной группировки, не дай бог. Слава богу, султан Мурад Третий был занят захватом Армении и Грузии, после чего явно двинет в Персию. Остальные европейцы любой численности не представляют для магаданцев и шведов никакого интереса как противники. Когда Пётр впервые сформулировал для себя такую интересную мысль, упавшую последней каплей в сосуд мировоззрения о политике шестнадцатого века, пришло понимание роли магаданцев в новой истории Европы. Пришло понимание необходимых действий для изменения истории в нужную сторону, в сторону человечности, порядочности, изживания продажности и протестантской этики.
        Подполковник свёл воедино все разведданные по численности вероятного противника, несколько дней провёл в планировании возможных операций. Прикинул необходимую численность войск, потребность в бое-припасах, составил пошаговый план действий. И принялся ждать приезда уральских магаданцев, Николая из Стокгольма, Валентина из Москвы. Слишком важный вопрос нужно решать, от него будет зависеть будущее России, будущее всего мира.
        Глава 16
        Валентин шёл по заметённому снегом Кузнецкому мосту, это была единственная узнаваемая местность в Москве шестнадцатого века. В своё время военврач часто бывал в пивбаре и книжных магазинах на Кузнецком мосту, в двадцатом веке, естественно. Может быть, именно поэтому его изредка тянуло навестить «знакомые места». Вспомнить молодость, когда ему приходилось часто ездить по России, почти всегда через Москву. Именно тогда он завёл за правило при каждом удобном случае посетить Третьяковку и погулять по Кузнецкому мосту, Лубянке, Варварке. Просто погулять, наблюдая, год за годом, как меняется центр Москвы, и не всегда в худшую сторону. В столице средневековой Руси, естественно, ничего из этих названий Валентин не нашёл, впрочем, он не был знатоком архитектуры и городских улиц.
        Собственно, и нынешний Кузнецкий мост представлял не конкретную улицу, а скопление кузниц, торговых лавок и даже литейных мастерских. Этот конгломерат разнокалиберных строений от остальных московских домов отделял солидный пустырь, оставшийся после достопамятного набега хана Гирея. Хотя после него прошло шесть лет, москвичи не спешили строить дома, многие торговцы и ремесленники предпочитали ютиться в своих лавках и мастерских. Кузнецы, даже уважаемые оружейники, ограничились пристроенными домиками к своим кузницам. Говорили, что даже Андрей Чохов, работавший по заказам самого царя, ютится в избушке на одно окно. Проверять эти рассказы Валентин не собирался, на фоне возрастающей паранойи Иоанна Васильевича посещение царского оружейника грозило неприятностями.
        Алексей, личный врач русского царя, и Наташа, его жена, помогавшая стоматологу в терапии государя, со свойственной им меланхолией, считали, что последние два года здоровье царственного пациента улучшилось. В разговорах с Валентином Кочнев не раз, улыбаясь, вспоминал, каким застал царя в начале своей карьеры в Москве.
        - Ты бы видел, какие он истерики закатывал три-четыре года назад, - выпивал стоматолог с военврачом, как принято, на своей кухне. Дом Кочневы держали без прислуги, по русской привычке, обходились сами. Лишь для ухода за парой коней на день приходил конюх. Да в сенях медики держали пару ружей, на всякий случай. И Валентин уговорил их взять револьверы, настояв на том, чтобы оружие постоянно было под рукой, в спальне или кухне. Наташа долго не соглашалась с этим, но гибель Жанны изменила точку зрения четы магаданских лекарей.
        - Ты бы видел его раньше, - повторил Алексей, наливая домашнего самогона на полпальца в стаканы. - Тогда мне самому страшно было. Сейчас клиент просто душка, а помнишь, он Годунова избил? Из-за сущего пустяка. Наташка молодец, она мне такие травяные сборы делает, печень у клиента лучше моей стала. Остеохондроз мы понемногу купируем. Если ничего не случится, до семнадцатого века дотянем.
        - Дай бог, - согласился Седов, салютуя стаканом. - Всё равно, после смерти Жанны, видеть его не могу. Вчера мне выправили подорожную, скоро уеду в Ригу, там наша земля. Может, ты старшую дочь с нами отправишь? Я договорился лекции по медицине и химии в Кенигсберге читать. Ребята там хотят нормальный университет сделать, все старших детей отдают, вашей Варваре веселее будет в компании.
        - Да, пытался я Наташку уговорить, не пускает. Обещает сама из дочери терапевта выучить, - сморщился в оправданиях Алексей.
        - Хорошо, будем надеяться на лучшее. Думаю, мы больше не увидимся до моего отъезда. Рация у тебя есть, сигнал подать успеешь. Не забудь, о рации никому не говори, не доставай и не показывай никому. Не нравятся мне попытки царских прихвостней добраться до нашей связи. Официально царь ничего не говорит, видимо, уверен, что сможет завладеть рациями насильно, боюсь я за вас. И не забудь, я все московские рации заминировал, не вздумай их разбирать, руки оторвёт!
        - Помню я, помню. - Алексей поднялся, провожая друга в прихожую. Подождал, пока тот оденется, затем обнял военврача. - Бог даст, увидимся.
        С Кочневыми Валентин распрощался два дня назад, вчера он официально в составе каравана уехал из Москвы в Ригу. За неполный год военврач выполнил свою задачу, выстроил острог Магаданской торговой компании. Подобрал персонал, начиная от охранной роты и заканчивая двумя десятками торговцев. Договорился с богатейшими боярами и купцами Руси, в первую очередь со Строгановыми, о закупках мягкой рухляди, моржового клыка, речного жемчуга, воска, мёда, зерна и прочего традиционно русского товара. По ценам на десять процентов выше, нежели многие годы предлагала Московская торговая компания. Часть закупленного товара везёт караван, состоящий из полусотни возков. В одном из которых едет на запад сам Валентин, вернее, его двойник.
        А по Кузнецкому мосту прогуливается неизвестный ямщик, заросший бородой по самые глаза. Ничего, скоро стемнеет, а ночью, как известно, все кошки серы. Впрочем, вот и агент, для встречи с которым пришёл Валентин.
        - Боярин выедет рано утром, с двумя боевыми холопами, затемно. По Тверскому тракту, в одном возке. Том самом, с красным верхом и серебряными колокольцами.
        - Хорошо, вот тебе три свёртка, подсунешь в конюшню, подклеть и ещё куда. После этого сразу уходи, в любой кабак. Выпей, устрой драку, чтобы тебя до утра в холодную свезли. Огонь раньше утра не разгорится, ты в это время в порубе будешь. Вот деньги, на выкуп из поруба хватит, да и на внуков останется. - Валентин передал два небольших баула агенту. - Спасибо, что помог мне. Будет, что сообщить, подойдёшь на улице к командиру острога, передашь привет от меня. Он предупреждён, поможет деньгами, но лицо ему не показывай, на всякий случай. Не дай бог, станет совсем худо, беги ко мне в Ригу или Королевец. Ну всё, прощай, не поминай лихом.
        Основам агентурной работы Валентина, Петра и Павла Аркадьевича обучали оба сыщика, озвучивая теорию и подкрепляя её примерами из своего опыта. Потом военврач не забывал тренироваться, как на Урале, так и в Москве. После гибели Жанны желание мести пробудило в душе Валентина настоящий талант оперативного работника. Хотя, учитывая поведение Никиты Романова и всей его семейки, найти в Москве человека, обиженного боярами Романовыми, не составило труда. И не одного, вернее, не один десяток мужчин и женщин, готовых помочь любому, кто найдёт управу на семейство Романовых. Валентин не собирался слепо устраивать вендетту в традициях Северного Кавказа. Потому общался со своими осведомителями, соблюдая конспирацию не хуже знаменитого эсера Савинкова.
        Порой военврач ловил себя на том, что начинает получать удовольствие, расставляя сети вокруг своих врагов. Он изучил образ и распорядок жизни всего боярского гнезда Романовых. Внедрил в окружение Никиты Романова своих агентов, не жалел денег для своих целей. Однако искусно плёл отвлекающий след, расплачиваясь исключительно московскими деньгами, всем агентам представлялся человеком семейства Василия Шуйского. Кому официально сообщал эту новость, перед кем, якобы случайно проговаривался, пытаясь скрыть свою причастность к Шуйским. Со всеми агентами встречался исключительно в гриме, накладная борода и усы сильно меняют внешность. А вся Москва знала, что магаданский представитель бреет бороду и не носит усов.
        Единственный человек, которому раскрыл Валентин своё имя, это Аким, тот самый, что сообщил сведения о поездке боярина Романова. Именно Аким подложит в боярской усадьбе сразу три взрывпакета, раздавленная ампула взрывателя в которых обеспечит одновременное загорание термитной смеси рано утром, после отъезда боярина Никиты. Обильный снег и зима не дадут разгореться пожару в Москве, но усадьба выгорит дотла. В том, что Аким выполнит всё верно, Валентин не сомневался, мужчина работал не за деньги. Никита Романов год назад велел запороть до смерти всю семью Акима, пока тот был в отъезде на сезонных работах. Жена и двое малолетних детей к возвращению отца семейства были похоронены соседями, а безутешный муж и отец сообразил вовремя укрыться. Он полгода вынашивал план мести, искал подходы к боярину, пока не встретился с Валентином. Двум мстителям стало легче добиться своего.
        Расставшись с Акимом, Валентин не спеша прогулялся по Кузнецкому мосту, вернулся к оставленным у ближайшего яма розвальням. Отдохнувшая кобыла легко пошла рысью в сторону Тверского тракта, по пути военврач из тайника забрал винтовку с боеприпасом. За пределы Москвы он выбрался до закрытия рогаток стрельцами на основных трактах, ведущих из города. Проехав пару вёрст, Валентин свернул с дороги, навесил кобыле на морду мешок с овсом, накрыл её от ночного похолодания войлочной попоной. Сам укутался в тёплую доху, пытаясь задремать. В том, что он проснётся вовремя, Валентин не сомневался, боевые навыки из двадцать первого века никуда не делись. Так и получилось, проснулся он легко и быстро, не сомневаясь, что через час рассветёт.
        Пришла пора действовать, Седов проверил винтовку, закрепил на стволе самодельный глушитель. Выпил едва тёплый чай из термоса и направился пешком в сторону тракта. Пользуясь тем, что в темноте никто из аборигенов зимой не ездил по дороге, военврач прошёл двести метров от оставленных саней к месту засады. Подобные места он присмотрел по всем дорогам из Москвы давно, ещё летом и осенью. Измерил расстояние от засады до цели шагами, с точностью до метра. Винтовку он тоже пристрелял, как с глушителем, так и без него. Забравшись в гнездо, снайпер задремал, прислушиваясь к движению на тракте. По расчётам, Романов должен показаться на дороге сразу как рассветёт, не раньше.
        Однако первым прошёл небольшой обоз тверских купцов, явно торопившихся домой. Иначе не объяснить не характерный для зимнего времени столь ранний час выезда. Вот за купцами, с отставанием в полкилометра, показался знакомый возок с красным верхом. Впереди возка рысил на коне один боевой холоп, с копьём в руке. Сзади возок прикрывал второй боевой холоп. Правил возком кабальный кучер. Самого боярина не было видно, он явно дремал в закрытом возке. Выстрелы из винтовки услышал лишь сам стрелок. С тридцати метров из винтовки промахнуться невозможно. Один за другим упали с коней боевые холопы, уткнулся лицом вперёд мёртвый кучер. Кони остановились, меланхолично ожидая, пока хозяева займут место в сёдлах, а кучер выпустит натянутые мёртвыми руками вожжи.
        Когда дремавший Романов сообразил, что возок остановился в лесу, и высунул голову из-под навеса, Валентин уже стоял рядом с ним. Выстрел в голову из винтовки с расстояния пять метров неприятное зрелище, но военврач не собирался терять время. Он сорвал у мёртвого боярина с пояса дорогую саблю и в четыре взмаха обезглавил все трупы. Ещё пару минут заняла процедура укладывания отрубленных голов в приготовленный мешок, сделанный не протекающим. Три минуты ушли на разворот боярского возка на узкой дороге в обратную сторону. Всё, можно двигаться. До оставленных в лесу розвальней Седов добрался за пять минут. Распряг трофейную лошадь, прицепил её к своим саням сзади. Перенёс мешок с головами и мёртвого боярина в свой возок, предусмотрительно завернув труп в приготовленную плотную мешковину, чтобы не протекала кровь.
        Закидал брошенный возок с красным верхом снегом, тщательно засыпал тем же снегом следы от дороги к месту своего ночлега. После того, конечно, как вывел розвальни из кустов на тракт.
        - Господи, помоги мне, устрой снегопад! - взглянул на небо мститель и перекрестился.
        Затем неспешно направил розвальни с привязанным сзади запасным конём в сторону обнаруженной осенью тропинки. По ней он через десять минут свернул с тракта, направляясь на запад, к ближайшей деревне. Все окрестности за полгода подготовки к совершённому убийству военврач изучил тщательно. Прорисовал летние и зимние дорожки, дважды и трижды проехал по ним, в чужой личине, конечно. Зато он не сомневался, что за сутки-другие догонит неторопливый магаданский караван, путь которого заранее был согласован. Ещё через четверть часа, когда розвальни свернули, не доезжая до деревни, на лёд небольшой речки, начался снегопад. Постепенно падающий снег всё увеличивался в размерах, превратился сначала в огромные хлопья, затем поднялся ветер, снегопад перешёл в затяжную метель. Седов мысленно поблагодарил бога за помощь, засекая время движения, чтобы не пропустить место выезда на другую дорогу.
        Наступила та самая погода, когда добрый хозяин собаку на улицу не выгонит и сам никуда не поедет. Даже разбойники, усмехнулся про себя военврач, сидят в своих землянках, брагу пьют. Сам он не собирался задерживаться в пути, остановился лишь через три часа, когда выбрался на лёд Москвы-реки. Дав лошади отдых, Седов быстро прорубил заранее приготовленной пешнёй широкую лунку, в которую опустил раздетый догола труп Никиты Романова, с отрубленной головой и распоротым животом. Распоротый живот не даст трупу весной всплыть от распирающих кишки газов от жизнедеятельности трупных бактерий, отрубленная голова скроет истинную причину смерти от выстрела из ружья и не даст определить личность убитого, при удаче.
        Всех четверых на дороге Валентин убил выстрелами в голову, потому и отрезал головы трупов, чтобы никто не увидел пулевые ранения. Пусть думают на местных разбойников, не связывая нападение с огнестрельным оружием. Отсутствие возка и самого Никиты Романова может направить следствие на розыск живого боярина, что тоже неплохо. Закрыв прорубь лапником, магаданец двинулся дальше. Метель с переменным успехом мела почти сутки, за которые беглец продвинулся в сторону своего каравана на полсотни километров. По пути он выкопал в укромном месте с помощью пешни яму в лесу, где похоронил все отрубленные головы. Седло и сбрую с трофейного коня он выбросил по частям ещё раньше, а перед выездом на Можайскую дорогу отпустил и самого коня, направив его по тропинке в южном направлении. Ночевать пришлось снова в лесу, зато совершенно в ином настроении.
        Теперь Валентин не дремал, а спал с чистой совестью, прислушиваясь сквозь сон к всхрапыванию лошади, охранявшей покой хозяина. Неприятное, но важное дело, которому Седов посвятил последние полгода, выполнено. Теперь впереди новая жизнь, наполненная созиданием и посвящённая живым. Долг перед погибшей Жанной закрыт, словно камень упал с души военврача, майора медицинской службы. Во сне он слышал, как душа убитой жены, пусть и взбалмошной, капризной, но любимой, благодарит бывшего мужа. Чувствовал, как её рука, молодая, как пятнадцать лет назад, мягкая и ласковая, гладит Валентина по небритой щеке, а молодая Жанна хохочет, предлагая самой побрить мужа. Потом Жанна начала подниматься по огромной лестнице наверх, помахивая рукой на прощание. Именно в этот момент Седов проснулся, с улыбкой на губах и облегчением в сердце.
        - Хорошая примета, увидеть во сне умершего родного человека, - проговорил вслух мужчина, выбираясь из-под тёплой дохи. - Теперь мне будет удача.
        Так и произошло, вечером того же дня Валентин добрался до постоялого двора, где остановился его караван. Осторожно занял своё место, отправив отлично поработавшего двойника-дружинника в авангард каравана. Вымылся, попарился в бане, выспался и утром ускорил движение каравана, намереваясь добраться в Ригу как можно быстрее. Всё шло нормально: кроме двойника, вогульского парня из селения на Куйве, никто не знал об отсутствии Седова в караване на протяжении почти четырёх дней. Вогул не выдаст, он уверен, что Валентин провёл всё время в объятиях молодой боярышни, своими якобы любовными похождениями военврач легендировал вынужденные отлучки из дома. Многие дружинники «догадывались» о существовании молодой девицы, которую посещает Седов. Не знали лишь её имя и статус.
        Потому и к нападению на боярина мститель никого не привлёк. То, что знают двое, говорил папаша Мюллер, знает и свинья. Майор медицинской службы накрепко запомнил рекомендации сыщиков: «Если хочешь сохранить тайну, делай всё сам, ещё лучше - один». Так оно всё и получилось, проговорится Аким или нет, возвращаться в Москву и на Русь Валентин не собирался. Его действительно после смерти Жанны тяготили подданные царя Иоанна. Своим фатализмом, равнодушием к чужой жизни власть имущие Московского царства напоминали военврачу, побывавшему не в одной горячей точке, политиков и генералов двадцать первого века, также равнодушно предававших своих солдат и офицеров. Напоминали наёмников из арабских стран, относившихся к русским людям, женщинам и детям хуже, чем к скотине. Исполнив свой долг, Валентин не желал ни единой лишней минуты оставаться на Руси. По зимнику магаданцы добрались до Риги быстро, как только можно было. Лишь там их застала весть, привезённая купцами, о сгоревшей усадьбе Романовых, где, видимо, погиб сам боярин Никита.
        В середине февраля 1578 года Королевец встречал первый караван из Москвы, с закупками Магаданской торговой компании. С прибывшим Валентином, который моментально развил бурную деятельность, начал преподавать в университете, создал курсы медсестёр и полевых лекарей для магаданской армии. Занялся делом, на пользу растущему государству Западного Магадана, с нетерпением ожидая приезда друзей и своего сына с Урала. А в Королевец уже спешили торговцы со всей Европы, слухи о богатом караване, доставившем недорогие русские товары, разошлись по побережью Балтики. К удивлению Петра, считавшего магаданскую армию и флот игрушечными и небольшими, даже для Европы, его мнение оказалось ошибочным.
        Чем больше торговцев прибывало в Королевец со всех концов Северной Европы, чем больше непредвзятой информации получал наместник и его помощники, тем сильнее менялась его точка зрения на собственное войско. Примитивная парусная флотилия из полусотни кочей, каракк и шхун оказалась крупнейшей на Балтике, как по количеству, так и по водоизмещению. Не говоря уже о техническом и артиллерийском превосходстве. Нет, купцы из ганзейских городов, конечно, хвастали, что в общей сложности наберут и больше кораблей. Некоторые называли возможное количество кораблей в тысячу и более. Если соберутся все вместе и согласуют действия, но сами соглашались, что подобное маловероятно. У каждого купца свои планы, свои товары и торговые точки. Потому все вместе корабли не собираются даже зимой. Не говоря о том, чтобы действовать совместно и одновременно.
        По сухопутным войскам складывалась аналогичная ситуация, оказывается, Петро считал численность европейских армий не корректно. О количестве войск в битвах шестнадцатого века ему рассказывал Павел Аркадьевич, запомнивший всё из учебников. Выяснилось, летописцы и очевидцы, сочинявшие мемуары, сильно преувеличивали масштабы сражений. Победителям было приятно сообщить, что их соперник был велик и могущественен, проигравшим также не хотелось признать, что силы были равными и небольшими. Потому и сочиняли летописцы с историками грандиозные битвы с огромными армиями по тридцать - сорок тысяч с каждой стороны. Если же европейцы проигрывали туркам, то исключительно потому, что магометане приводили стотысячное войско, не меньше.
        В реальности, как рассказывали участники сражений, двадцать тысяч солдат, то есть две дивизии, в своё время выставленные Шеттингофом против магаданской крепости Кируны, оказались стандартной максимально возможной европейской армией. Узнав о выставленных Стефаном Баторием ополченцах в тридцать - сорок тысяч бойцов, европейцы недоверчиво качали головой. Только славяне способны выставить столько бойцов, и ненадолго, даже испанцы воюют небольшими отрядами в три-четыре полка, иначе в затяжных войнах солдат не прокормить. В той же Дании и двадцати тысяч солдат не набрать, в Англии, дай бог, десять тысяч войска вооружить. Так, в доверительных беседах и откровенных разговорах менялась точка зрения Петра на Европу шестнадцатого века. И, что приятно, в лучшую для магаданских планов сторону.
        После тесного общения с европейцами магаданская армия из семи полков уже не казалась беспомощной. Потом пришли сведения о победах турецкой армии султана Мурада в Армении и Грузии, о продвижении турок дальше на восток, к западному побережью Каспийского моря. Боязнь турецкого наступления через южную Польшу отошла на задний план, Пётр приступил к разработке авантюрных операций. Ему не давала покоя фраза кого-то из великих полководцев, чуть ли не Наполеона, что «армия должна кормить себя сама». Он постоянно мучился угрызениями совести, что остальные магаданцы, включая мастеров и торговцев, работают на армию, беспечно проедающую огромные средства. Вспоминал, что содержание огромных армий, непосильное для экономики, погубило многие страны, начиная от Советского Союза, покатившегося под откос с началом Афганской войны. Потому и планировал операции, одна авантюрнее другой, чтобы добыть средства, обучить вой-ска и получить политическую выгоду.
        Как всегда, в ожидании лета, Пётр тренировал ветеранов и воспитывал новобранцев. Елена Александровна расселяла прибывающих беженцев, листовки на голландском языке дали первые результаты. К полякам, уносившим ноги от шведских мытарей, добавились голландцы из сожженных и разоренных герцогом Альбой городков и деревень. Население государства росло с каждым днём, с апреля подручные Елены Александровны приступили к расселению новых подданных на земельных участках. Учитывая их нищету, все крестьяне получали посевной материал, в кредит, естественно, и в обязательном порядке картофель на посадку. С непременным обучением его возделыванию, конечно. Расселяли беглецов по две-три семьи в существующие деревни, под присмотр старосты и с обязанностью обучить новичков выращиванию картошки. Местные крестьяне сажали картошку второй год, худо-бедно могли обучить новичков.
        В начале марта вся магаданская флотилия ушла на север, в Холмогоры, забирать огромный обоз уральских переселенцев. В ожидании «воссоединения» всех магаданцев женщины в Королевце готовились не ударить в грязь лицом. Хоть и свои все, изученные за несколько лет совместной жизни, но женскую психологию не изменишь. Первые сюрпризы принесла Петру и Елене Александровне Надежда, почти на год оставленная в покое. Никто к ней не приставал с требованиями создания новых порохов и взрывчаток, Петро сразу взял военную промышленность под свой контроль. Цеха и мастерские, выпускавшие ружья, патроны, капсюли и порох, были огорожены и находились под круглосуточной охраной, с применением собак. Мастера и рабочие, задействованные в производстве патронов и снарядов, жили в отдельной части города, под строгим контролем дружинников. Чужаков в рабочие посёлки не пускали.
        Производство по-прежнему было разбито на десятки мелких операций, даже в химических мастерских. Если, взяв магаданское ружьё в руки, почти любой мастер мог повторить его механику, выточить такой же ствол, изготовить и собрать ударно-спусковой механизм, за исключением создания необходимых для ствола и пружин стальных сплавов, то в химическом производстве всё было иначе: получив образец капсюля или порохового заряда, ни один алхимик шестнадцатого века не проведёт точный анализ и не установит составляющие компоненты. Украсть же саму технологию производства взрывчатых веществ не смогут и сами рабочие порохового производства, даже при условии их подкупа. Хотя мастера и рабочие божились, что сохранят технологию в тайне, однако человек слаб, и Петро подстраховался заранее. В лучших традициях противодействия промышленному шпионажу, накопленных в двадцатом и двадцать первом веках.
        Во-первых, поступление полуфабрикатов на пороховое, стекольное и бумажное производства было общее. Надежда и Пётр усиленно дезинформировали соглядатаев, называя кальвинит важным компонентом для производства стекла, апатитонефелины заменой ямчуга (селитры), для выделки пороха и тому подобное. Во-вторых, производство химикатов было разбито на мелкие звенья, подобно механическому поточному производству оружия, которые сходились и расходились, выдавая продукцию то в бумажный цех, то в оружейный цех или в стекольный. Забирали рабочие вёдра и чаны с порошками и жидкостями из порохового и бумажного производства. Смешивали и просеивали, выпаривали и осаждали, передавая полученные результаты дальше по цепочке, будучи уверены, что делают бумагу и стекло, на самом деле выдавали капсюльную смесь и порох. Стеклодувы и бумажники, в противоположность им, не сомневались, что готовят порох.
        Рабочие не знали, например, что выпаривают из полученной в соседней мастерской жидкости, они знали лишь, что при получении определённой плотности и цвета желеобразной массы нужно её осторожно передать в следующую мастерскую. И ни в коем случае не нарушать предписанную процедуру. Пара несчастных случаев на производстве, когда при нарушении технологического процесса ленивые и нерадивые рабочие сгорали заживо или получали кислотные ожоги, способствовали развитию внимательности и осторожности сотрудников. И повышению зарплаты, естественно. Кроме девятичасового рабочего дня и огромной зарплаты, рабочие стимулировались обещанием бесплатного образования для детей. Либо повешением и продажей всей семьи в рабство к туркам, что также служило определённым стимулом. Сохранить секреты пороха и капсюля надолго магаданцы не пытались, но лет на тридцать - пятьдесят рассчитывали определённо. Николай обещал по приезде наладить службу безопасности всего государства, и секретных производств в частности. У Анатолия руки до этого просто не доходили, сами проекты важнее.
        Потому как к весне 1578 года Надежда с мужем отработала технологию производства зеркал и чистейшей, безпузырьковой, оптики. Пленные ювелиры, вывезенные шведами из польских городов, активно шлифовали линзы, собирали подзорные трубы и микроскопы. Пока для внутреннего пользования. Зеркала, по оценке заезжих купцов, не уступали изделиям с венецианского острова Мурано. Пока зеркала тоже шли на продажу для самих магаданцев, чуть выше себестоимости, но с осени, когда технологии производства оптики устоятся, а запасы апатитонефелинов увеличатся до уровня бесперебойной работы, зеркала можно отпускать на внешний рынок, милостиво разрешила Надежда.
        Семьи Корнеевых и Сусековых, объединившиеся в стремлении создать добротный двигатель внутреннего сгорания, тоже порадовали новыми моделями двигателей. Более мощными, компактными и экономичными. Более того, бывший инженер Камского речного пароходства предложил создать невиданную в этом мире боевую единицу - быстроходный катер, с пушечным вооружением. Как раз к началу купального сезона два таких катера проходили испытания в небольшой закрытой бухте, неподалёку от Королевца. Небольшие катера, длиной пятнадцать и шириной до четырёх метров, вооружённые двумя восьмидесятимиллиметровыми орудиями с гидравлическими противооткатными системами, развивали на шестицилиндровом двигателе скорость до двадцати пяти километров в час. При волнении не выше пяти баллов, естественно; так в бухтах и гаванях Балтики и пять баллов редко бывают. Дальность хода определили по объёму баков со спиртом, в тысячу километров.
        Петро пришёл в восторг после испытания, несмотря на все недоделки и проблемы роста. С десятком подобных катеров завоевание господства на Балтике зависело лишь от желания магаданцев. О действенной обороне Королевца и Риги со стороны моря можно в ближайшие десятилетия не беспокоиться. Да и быстрое сообщение с Ригой становилось реальной возможностью при постройке нескольких пассажирских теплоходов. В летнее время, при наличии необходимого количества пассажирских теплоходов со скоростью в двадцать - двадцать пять километров в час, магаданцы смогут доставлять свои войска в любую точку Балтийского побережья за сутки, если не быстрее.
        Под проектные работы и расширение выпуска двигателей для морского флота Петро распорядился строить сразу морскую верфь, совмещённую со сборочными цехами. Как раз в той небольшой бухте, к востоку от Королевца. Территорию сразу объявили закрытой для всех посторонних, а обеспечивать режим секретности ветераны-дружинники давно научились. Сюрпризы у магаданских Кулибиных получились на славу. Как шутил наместник, для полного счастья не хватает десятка танков и системы «Град». Тогда можно сразу в Крым пробираться, ни турки, ни татары не помешают осесть на благодатных землях и разводить виноградники. Естественно, это была лишь шутка, все понимали, что одним магаданцам Крым не удержать, его должна брать Русь, а царь «ни мычал, ни телился».
        Понятно, что подозрительный Иоанн опасался удара в спину недавних врагов - шведов, когда русская армия двинется на юг. Но хотя бы обсудить возможности совместных действий можно было? Однако царский представитель Бутурлин продолжал подслушивать и подглядывать с наглой непосредственностью идиота. В конце концов, Пётр махнул на него рукой, приказал не пускать на все производства, а в остальном пусть развлекается. Тем более что у наместника появился совершенно неожиданный вероятный союзник. После появления группы православных миссионеров магаданские власти продолжили давление на протестантов и католиков, мусульман, слава богу, не было. Во всех церквах неправославного толка запретили богослужения, часть самых красивых с точки зрения архитектуры храмов передали православным приходам.
        Попытки некоторых одиозных католических священников и протестантских пасторов организовать массовые протесты пресекались в духе америкосов и европейцев двадцать первого века. Самые рьяные возмутители спокойствия незаметно исчезали, нет, физически никого не устраняли, только доставляли в бывшую резиденцию герцога. Там с инакомыслящими работали практиканты спецслужб, отрабатывая меры нефизического воздействия на клиентов. От предложения сотрудничать и перейти в православие, для начала, до альтернативного варианта, в виде работ на лесоповале в Мурманске. В целлюлозе для бумажного и спиртового производства Западный Магадан очень нуждался, а в патриотизме местных пасторов и кюре, не жалеющих собственных сил для повышения обороноспособности страны, наместник, например, не сомневался ни единой минуты.
        Кроме того, горожане, независимо от вероисповедания, не горели желанием покидать любимый город и растущий бизнес. Где, в какой стране они найдут такие низкие налоги? Не говоря о преференциях для православных. Так что после исчезновения наиболее активных проповедников иных конфессий купцы, ремесленники, крестьяне по всей стране начали переходить в православие. После демонстративного приобщения к православным ценностям нескольких дворян-лизоблюдов (были и такие) процесс, как говаривал первый и последний президент СССР, пошёл. А богослужения католиков и протестантов плавно переместились в частные дома и сараи. Куда деваться, коли молиться в общественных местах разрешено только православным толком?
        Видимо, адепты западного христианства ожидали нагнетания обстановки, вплоть до гонений и физического насилия. Как известно, люди по себе судят. Потому как прижались и тихо пыхтели внутри себя почти год. Убедившись в лояльном и человеческом отношении наместника к подданным, иезуиты вышли на контакт с Петром. Записались на приём, проще говоря, немного напугав подполковника возможным покушением. Именно иезуитам приписывают знаменитые политические убийства, которые как раз в эти годы и произойдут. Во Франции, например, лет через сорок монах убьёт короля Генриха Четвёртого. Кто-то кого-то ещё поубивает потом, вплоть до убийства знаменитого журналиста Ярослава Галана в середине двадцатого века, тоже приписываемого иезуитам.
        Так что пришедших на беседу католиков тщательно обыскали, а Петро надел под пиджак тонкую кольчугу. Ничего, обошлось, обе стороны разошлись живыми, договорившись чаще встречаться. Хотя после нескольких встреч Петро едва не послал иезуитов далеко и надолго, такими непередаваемо твердолобыми ретроградами оказались католики. Гораздо хуже православных священников, не только упёртые, но и наглые. Как говорится, ты их в дверь, они в окно. На фоне обеих традиционных конфессий протестантские пасторы, кроме некоторых представителей, смотрелись гораздо ближе к норме. С ними поговорить можно и договориться проще, гибкость у протестантов была достаточной. Всё же именно с протестантами магаданцы не спешили договариваться, памятуя, во что выльется эта ветвь христианства в будущем.
        С католиками выходила непонятная ситуация, не было общих моментов для сотрудничества. О совместном противодействии протестантам Петро с иезуитами не заговаривал, понимая, что те сразу попытаются поссорить магаданцев со шведами. Каких-либо иных совместных проектов наместник не видел, ну не пускать же католиков обратно в университет? Подумал об этом подполковник, да и ляпнул в армейской простоте, при очередной встрече, иезуитам.
        - Я не вижу, чем ваша деятельность может принести пользу Западному Магадану вообще и его жителям в частности. Потому считаю наши беседы бесполезной тратой времени. Как только у вас появятся конструктивные предложения, милости прошу, а до той поры вынужден с вами распрощаться.
        Чтобы мотивировать католиков к проявлению предложений сотрудничества, Петро объявил об открытии православной семинарии. С осени этого года, разумеется. Уговорить московских монахов на работу преподавателями в семинарии было трудно, те единодушно отказывались, требуя разрешения и благословения русского патриарха. Наместник резонно заметил: пишите и просите для себя благословения, мне подобного разрешения не нужно, Магадан не Русь, но затаил к русским монахам недоверие и начал планировать вербовку учителей для семинарии в Греции, коли русские откажутся. Подумал и решил поискать ближе, в оккупированной шведами Речи Посполитой, например. Офицеры связи при армии Шеттингофа получили задание войти в контакт с местными православными служителями, желательно грамотными и толковыми, предложив работу на благо православной церкви в Королевце. Будет из этого толк или нет, а своих, магаданских, миссионеров нужно готовить самим, под свои проекты. Чужих всегда пришлют абы кого, пример царского посланника Бутурлина перед глазами.
        В мае из Стокгольма вернулся Николай, похудевший, с первой сединой над левым ухом и огромной жаждой деятельности. Последние месяцы он организовывал новый маршрут доставки железа и стали из Кируны, по рекам на побережье Балтики, оттуда кораблями в Королевец. Как и посчитала Надежда, вышло дешевле и быстрее. Учитывая, что в Балтийском море вражеских, польских, кораблей не наблюдалось, доставка ресурсов морем пошла вовсю. Настолько хорошо, что появилась возможность перевозки небольших грузов и людей из Мурманска через Кируну, а не кружным морским путём вокруг Скандинавского полуострова, длительностью до двух месяцев, если не повезёт. Вникать в дела Кожин успевал буквально на лету, тут же занялся организацией службы безопасности. Заграничную разведку за последние годы, по крайней мере в Швеции, Руси, оккупированной Речи Посполитой и соседней Священной Римской империи, худо-бедно наладили. А своей контр-разведки не было пока.
        С появлением Николая Кожина даже Елена Александровна начала работать активнее и больше, хотя куда уж активнее? Коммуникабельный, весёлый, не унывающий мужчина умел работать сам и заражал других своей работоспособностью. За два месяца он объездил верхом и на катерах владения нового государства. Побывал во всех селениях, прусских, немецких, полабских, латышских, куршских, даже две русские деревеньки отыскал неподалёку от Риги. Провёл первую перепись населения, насчитав сто двадцать две тысячи взрослых мужчин старше четырнадцати лет разной национальности и социального статуса. Отправил под арестом на суд наместника восемь дворян, издевавшихся над крепостными крестьянами. Поймал и повесил два с половиной десятка разбойников, имевших неосторожность «работать» в Западном Магадане. Организовал и вооружил, правда, холодным оружием, полтора десятка крестьянских «отрядов правопорядка» в крупных сёлах.
        Именно Николай навёл порядок на Куршской косе в отношении добычи и продажи янтаря. Два сторожевых катера заступили на охрану морских границ янтарного «месторождения», сами курши обещали Кожину, что будут строго следить за тем, чтобы янтарь поставлялся лишь в Королевец, для наместника. За согласованную плату, вполне достойную, кстати, чтобы кормиться одними поставками янтаря. Однако куршам этого оказалось мало, буквально через две недели сторожевые катера задержали первых контрабандистов, купивших янтарь у аборигенов, в обход монополии наместника. Затем задержания посыпались, как из рога изобилия. Молодые парни, служившие на катерах, вошли в азарт и принялись ловить контрабандистов янтаря со всей выдумкой. Тем более что за каждое задержание шли неплохие премиальные выплаты, в размере четверти стоимости проданного имущества контрабандистов.
        Да и хозяйство губернатора, куда отправляли задержанных с поличным любителей янтаря, получало дополнительный доход. Елена Александровна продавала имущество, либо брала в казну, получая бесплатные рабочие руки, пока их не выкупят родные и близкие. Ей особенно понравилась выдумка Николая с патрулированием Куршской косы. Губернатор Западного Магадана любила находить возможности пополнения казны без дополнительного налогового бремени на граждан. Ещё больше ей нравилось создавать приносящие прибыль заводики, находившиеся в подчинении губернаторства, куда и поступала вся прибыль. Летом прошлого года Елена Александровна заметила, что в порту часто пахнет тухлой рыбой, и с удивлением узнала, что некупленный улов, как он протухнет, рыбаки выбрасывают в море, чтобы не сбивать цены. Хранить негде, солить некому и так далее.
        Подобный подход к морским ресурсам бывшему завучу показался неправильным, о чём она нашла возможность позаботиться нынешней зимой. И с началом лета 1578 года, с большими уловами, рыбакам было предложено нераспроданный товар нести к губернаторским приказчикам, а не ждать, пока протухнет. Это предложение магаданцы подкрепили указом наместника о сбережении природы, зверей, птицы и рыбы в Западном Магадане. Указом запрещалась рубка здоровых, не сухих, деревьев во всех лесах страны, вылов рыбы, в количестве большем, чем можно продать или съесть самим. Для порубки деревьев необходимо было получить разрешение, которое выдавал сельский староста. Сами же старосты были строго предупреждены, если леса уменьшатся от прежних, сосчитанных границ, высаживать их будут все сельчане за счёт самого старосты.
        Рыбаков, выбросивших протухший улов, начали штрафовать на круглую сумму, которая с каждым разом будет возрастать. Охотникам запрещалась охота весной и летом, убивать зверя разрешалось только в разрешённые месяцы, почти совпадавшие с привычными для нас, охотничьими сезонами. Опять же, под угрозой нарастающих штрафов. Магаданцы знали, что в сохранившихся прусских лесах и болотах живёт много охотников, для которых нет другого источника дохода. Однако иного выхода в Европе не было, природу надо охранять, чтобы через сто лет не вырубили все леса и не уничтожили дичь, как в прошлой истории. А охотникам, кстати, было предложено решиться на переселение за казённый счёт в места тёплые, благодатные, с хорошей охотой, где им сто лет никто ограничения не даст.
        Пора было застолбить территорию будущего Нью-Йорка, скоро там отбоя не будет от голландцев и англичан, нехороших протестантов. Планы освоения американского континента поддержали в своё время все магаданцы, пора приступать. Тем более что в июле 1578 года прибыла в Королевец огромная флотилия уральских переселенцев из Холмогор. Наступила суматоха обустройства в новых, выстроенных для друзей домах. Расселение мастеров и рабочих, монтаж доставленного оборудования, знакомство с новыми мастерами и встреча старых приятелей. Оценка и учёт мягкой рухляди, золота, платины, изумрудов и алмазов, проведённая Еленой Александровной по европейским меркам, дала возможность выплатить всем уральцам огромные премии. Население Королевца одномоментно выросло почти на две тысячи человек и достигло сорока тысяч жителей вместе с детьми. Город за пару лет превратился в крупнейший торговый и промышленный центр на побережье Балтийского моря.
        Причём Елена Александровна, при поддержке всех магаданцев, принимала самые суровые и эффективные меры, чтобы превратить страну в самое чистое и экологичное место на Земле. Излишки рыбы, закупленные у рыбаков, перерабатывались в самодельных автоклавах, в пресервы или консервы, жаль, хранить приходилось в обычной стеклянной или глазурованной посуде на леднике. Таких ледников за зиму подготовили на добрую тысячу тонн хранения продуктов. Часть подобных консервов шла на продажу, часть в гарнизонную столовую, продукция оказалась вполне востребованной, не залёживалась в «холодильнике». Учитывая, что леса в окрестностях Королевца вырубили на добрых полсотни километров, Елена Александровна заложила несколько лесопосадок и парков, из благородных видов деревьев - дубов, лип, клёнов, вязов.
        Конечно, народ оставался простым до невозможности, клумбы вытаптывались, молодые саженцы выдирались с корнем. Но административный ресурс всегда под рукой, несколько выпоротых недоумков изменили поведение. А самых упорных или непонятливых борцов против порядка и экологии будут отправлять в Мурманск, на перевоспитание. С приездом уральских друзей магаданцы устроили первый лесхоз на своей земле. Там будут высаживать семена уральских лиственниц, кедров, а подросшие саженцы рассаживать по вырубленным территориям. Магаданцы собирались создать из своей страны образец для Европы, как в техническом и образовательном плане, так и в экологическом и архитектурном. Хотя до настоящей, каменной, архитектуры пока не доходили руки, но слухи о знаменитых архитекторах Петро мотал на ус.
        Налаженная Николаем пограничная служба продолжала ежедневно доставлять бегущих из Европы крестьян, листовки работали. Чем агрессивнее взыскивали налоги шведские мытари, тем больше лужичан, полабов, литвинов переселялись в соседнее государство. Слухи об отмене налогов на семь лет для всех православных христиан разошлись далеко. Удачный опыт с применением патрульных катеров на Куршской косе дал толчок к развитию морской пограничной службы, куда вошли ещё три парусника и два новых катера. Молодые ребята, получив право гонять контрабандистов и возможность догнать любого нарушителя, проявляли чудеса изобретательности. Прибрежные воды молодого государства в считанные месяцы стали законопослушными.
        Петро и Елена Александровна еженедельно получали жалобы своих нарушителей и иностранных моряков на слишком эффективную работу пограничников. Какие-то послабления давались лишь шведам, которые отделывались штрафами и конфискацией грузов, при повторном нарушении - конфискацией судов. Все остальные моряки после второго нарушения отправлялись работать на Мурманскую судоверфь, независимо от происхождения и подданства; никакие угрозы и жалобы не могли смягчить сердце магаданских правителей. Не те времена, чтобы запугать сильнейшую армию в Северной Европе или подкупить одно из богатейших государств. Пусть не теперь, но в ближайшие годы магаданцы твёрдо намеревались стать самыми богатыми людьми Европы и Азии. Не только в смысле богатства государства, но и повышения уровня жизни всех своих граждан.
        Глава 17
        - Я считаю, что надо срочно планировать экспедицию в Северную Америку, в район будущего Нью-Йорка. Купить у индейцев остров Манхеттен, как это без нас через двадцать лет сделают голландцы, да выстроить на нём нашу американскую базу. Перевезти туда корабелов, организовать строительство лодок и кораблей, выстроить острог и казармы для переселенцев. Потом заняться организованной колонизацией побережья, туда, на остров ежегодно перевозить эмигрантов и оружие с боеприпасами, обратно забирать меха и тот же табак. Что там ещё продавали колонисты в Европе? - Николай вскочил со своего места, не в силах усидеть от кипящей энергии. - Будет база в Америке, можно и в Карибское море наведаться, англичан с голландцами пощипать, пару островов под своё крыло забрать. На ближайшие годы сахарный тростник и хлопок станут главным источником богатства колонистов, надо спешить!
        - Может, взглянуть на это с другой стороны? - Павел Аркадьевич разгладил руками скатерть на столе. - Мы с вами лет пять назад решили помочь Руси с Ливонской войной, затем приложить все силы, чтобы минимизировать или полностью уничтожить влияние протестантской морали на европейскую политику, так? И что получилось за эти годы? Ливонская война по факту так и не окончена, хотя Русь свою территорию получила, но надолго ли? Пока мир с Речью Посполитой не заключён, царь Иван подозревает нас во всех грехах, на контакт и честный союз не идёт. Шведы, единственные наши союзники, нет, скорее вассалы, конечно, захватили всю территорию Речи Посполитой, так Стефан Баторий сбежал на турецкую территорию Венгрии. Скорее всего, он в будущем году натравит на нас турок, вернее, на шведов, за которых нам, вероятно, придётся заступаться.
        - Может, и нет, - пожал плечами помрачневший наместник.
        - Пусть так, - согласился географ, - но обращаю ваше внимание на то, что единственным нашим союзником стали именно протестанты, против которых мы планировали свою работу пять лет назад. Наш, казалось бы, естественный союзник - Иван Грозный - вставляет нам палки в колёса. Католики, заинтересованные в союзниках по борьбе с протестантами, боятся нас больше, нежели своих врагов. Мне кажется, мы отклонились от своих планов, надо их менять или изменить политику.
        - Нет, я не хочу видеть своих правнуков на параде гомосексуалистов, планы менять нельзя. - Надежда решительно отодвинула чашку кофе. - Мы столько пережили, такую промышленность подняли, а вы? Чего боитесь? Надо смелее действовать, нет союзников - сами справимся. Много у Советского Союза было союзников в двадцатые годы? Выжили и Гитлера разгромили. Почему я должна напоминать мужчинам, что у России только два союзника - армия и флот?
        - Мобилизационный ресурс у нас маловат, - скривился Петро, - выставят турки сто тысяч своих янычар, даже победа для нас станет пирровой.
        - Но Венеция как-то воевала с Турцией лет триста, - задумчиво произнёс Павел Аркадьевич. - Правда, исключительно на море, сухопутных сражений не помню. Да и не одна Венеция была, всегда в союзе воевала.
        - Вот, - указала на географа Надежда, - вшивая Венеция воевала, а мы не можем? Сам же говорил, что наш флот крупнейший и сильнейший в Европе, так?
        - Почти так, - согласился Павел Аркадьевич, - даже в Непобедимой Армаде было около ста двадцати кораблей, против них англичане наскребли пятьдесят два, по-моему, судна. Так это ещё через десять лет будет. Сейчас наши корабли, с учётом вооружения и самоходных катеров, самые сильные во всей Европе, без сомнения.
        - В этом что-то есть, - забарабанил пальцами по столешнице Петро, - ударить турок с моря, с треском, громом. Напугать, чтобы они и не думали пехоту на север двигать, да заставили Батория мир заключить, с нами, шведами и Русью. Надо хорошо всё продумать, может, и выйдет нормально.
        - А в Королевце распустить слух, что все корабли отправились в Мурманск, за мехами, вместе с армией. Пусть соседи-цесарцы думают, что в городе один полк остался, глядишь, рискнут напасть, - вставил свои предложения Анатолий, явно решивший воевать вблизи от жены.
        - Хорошо, так и сделаем, - подытожил наместник. - К весне готовим большой морской поход в Константинополь, под легендой посещения Мурманска. Адмиралом поставим Хесселя, он не откажется пограбить турок. Полки выводим в поле, на манёвры, я этим займусь, распространив слухи о беззащитном Королевце.
        - Я плыву с эскадрой до Испании, попытаюсь найти союзников, - вставил свои рупь двадцать Павел Аркадьевич, - но прошу до окончания нашего рейда ничего голландцам, датчанам и англичанам не обещать, однако шведов не пугать. При всех минусах, лучше пусть будет Швеция нашим союзником, чем врагом.
        - Ещё предложения будут? - традиционно закончил совещание Петро. - Нет? Тогда так и решим. Весной отправим эскадру в Константинополь, Аркадьича в Испанию, армию на поле. Бог даст, проживём лето, осенью решим, что делать.
        - Ребята, - поднялся с места Володя с бокалом в руках, - может, выпьем всё-таки за новый, 1579, год?
        - Правильно, - все поднялись с мест, держа бокалы с настоящим кислым шампанским из провинции Шампань, в руках. - С Новым годом, с новым счастьем!
        Новый год впервые встречали со старшими детьми, которых магаданцы начали постепенно вводить в суть своей политики. Все дети - от четырнадцати до девятнадцати лет - обучались в университете, младшим пока хватало школы. Старшие помнили двадцать первый век, некоторые ещё скучали по телевизору, компьютеру, но на фоне происшедших перемен, когда с детских лет они видели голые трупы убитых врагов, когда помогали работать в огородах и выпаривать вшей из вогульских одежд, дети здорово изменились. Глядя на них, можно было любого представить «пятнадцатилетним капитаном», описанным Жюлем Верном. Парни и девушки с двенадцати годов научились стрелять из ружей и пушек, все получили навыки кузнечных, слесарных, токарных и литейных работ.
        Парни стали неплохими охотниками и рыбаками, отцы воспитали в них умение выжить в лесу. Девушек матери, слава богу, научили не только готовить пищу и убирать дом, но и ткать, прясть, вязать, работать в огороде, выделывать шкуры, солить и коптить рыбу, вялить мясо и, обязательно, стрелять из всех видов огнестрельного оружия. Поставленные на грань выживания, матери и отцы двадцать первого века изменили своё отношение к детям. Родители поняли, что умение выжить в любых обстоятельствах, а ещё лучше - победить, стало главным. И никакое другое знание не поможет детям, пока они не станут своими в жестоком и кровавом шестнадцатом веке. К счастью, трудные годы уходили в прошлое, вопрос физического выживания уже не стоял перед магаданцами. В университете Петр решил вести курс рукопашного боя, нанял для обучения фехтованию лучших мастеров, для девушек и парней. Так что с занятий дети возвращались измождённые, как физически, так и умственно.
        Магаданцы взялись за воспитание своей смены жёстко, понимая слабое место своих начинаний именно в преемственности поколений. Все договорились, что первый поток университета, где обучались старшие дети, с местными ровесниками, разумеется, будут готовить до упора, хоть пять лет, хоть десять, если понадобится, но передать максимально возможные навыки, чтобы дети смогли понять и освоить следующий уровень знаний. Да, Елена Александровна, при полной поддержке командиров, потребовала от каждого из магаданцев изложить свои знания и опыт на бумаге. Пусть бессистемно, пусть не корректно, но пока все относительно молодые и голова работает, надо вспоминать. Еженедельно губернатор навещала своих друзей, вымогая не меньше пяти листов рукописного текста мемуаров, независимо от нагрузки и самочувствия.
        Все магаданцы давно подготовили детей к вхождению в политику, но именно в этот новогодний праздник подростки впервые официально услышали то, что родители обсуждали дома. Услышали, как руководство к действию, как цель, поставленную перед всеми магаданцами, на многие поколения вперёд. Впервые юноши и девушки почувствовали себя равными своим родителям, вслушиваясь в их разговоры и примеряя на себя взятые отцами обязательства. Парни невольно расправляли плечи, девушки примеряли себя на роль губернатора. Молодёжь мечтала о подвигах, старики, да, именно старики, ведь многим из экс-туристов перевалило за сорок, размышляли о будущем. О том, что станет с их начинаниями через двадцать или тридцать лет, о том, какой будет Россия в этом мире. Прошло пять веков, пусть и в обратную сторону, но русские люди останутся такими навсегда. Быть может, не так и ошибся Чернышевский, на многие века вперёд озвучив извечные русские вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?»
        Рано утром 1 января 1579 года Петро проснулся в предрассветных сумерках, лежал рядом с Ларисой, не решаясь её разбудить. На улице начиналось раннее средневековое утро, хозяйки задавали корма домашнему скоту, торговцы и рыбаки спешили по рабочим местам. Город просыпался, но не так, как в двадцать первом веке, к десяти часам утра, а так, как положено рабочему люду, задолго до рассвета. День не был выходным, да и по воскресеньям коровы тоже хотят есть. Так что и в выходной день большинство горожан просыпалось до рассвета. Головлёв любил такие предрассветные минуты, дававшие ощущение бесконечно длинного дня, уверенность, что удастся сделать всё задуманное и ещё останется время для семьи.
        На прикроватной тумбочке запикал сотовый телефон, исправно работавший девятый год в шестнадцатом веке будильником. Последние годы нудную процедуру зарядки через динамо-фонарик удалось свалить на слуг, и телефон перестал нервировать, превратившись в удобные точные часы. Мужчина протянул руку, выключая сигнал, и сел на кровати, пора вставать. Оделся, не зажигая светильник, и направился через туалет в ванную комнату. Там уже стоял стаканчик с горячей водой, подогретой с утра горничной. Петро взбил пену кисточкой, вспоминая, как любил смотреть на эту процедуру мальчишкой, взял опасную бритву магаданского производства и приступил к бритью. Сегодня он собирался с утра на лекции в семинарию, надо выглядеть бодро и аккуратно. После бритья наместник вышел в столовую комнату, там уже был накрыт завтрак на двоих, а из спальни в ванную, кутаясь в шёлковый халат, прошла Лариса, обняв мужа при встрече.
        Семинарию осенью открыли, хотя преподавателей набрали не лучших, из беглых православных монахов с оккупированных шведами территорий Речи Посполитой. Эти монахи худо-бедно организовали процесс изучения Библии и Евангелия, на уровне церковно-приходской школы, как догадывался наместник. Западный Магадан нуждался не в сельских попах, а в активных миссионерах. Потому и пришлось заняться подготовкой нужных стране кадров самому Петру, как говорится, хочешь сделать хорошо, делай сам. Три раза в неделю наместник читал в семинарии лекции по прикладной психологии, вёл занятия, на которых вдалбливал в головы студентов необходимую манеру поведения. Он, по привычке, готовил не столько священнослужителей, сколько пропагандистов магаданского (читай, православного) образа жизни. Студентов, жаль, было мало, всего тридцать два человека, но Петро позаботился об агитации и планировал набрать следующий курс не менее сотни будущих миссионеров. В любом случае, случится отсев, надо рассчитывать на полсотни выпускников в год, начнут работать, начнут думать, займутся самообразованием.
        Для этого, на будущее, Павел Аркадьевич с Еленой Александровной занялись переводом Евангелия с церковно-славянского языка на магаданский вариант русского языка, в магаданской транскрипции. Работа тяжёлая, но необходимая, рано или поздно русский алфавит придёт к магаданскому виду, в этом никто не сомневался, сама жизнь заставит упростить русскую азбуку. И пусть к этому времени на кириллице пишет как можно больше людей во всём мире. Магаданцы отнюдь не отказались от колонизации Северной Америки, они только несколько отложили это мероприятие. И не сомневались, что смогут колонизовать индейцев и объединить эмигрантов, где силой, где уговорами, под эгидой магаданского алфавита и делопроизводства на магаданском языке. Именно эту задачу вдалбливал Головлёв в головы семинаристов, необходимость обучения аборигенов магаданскому языку, с логичным принятием православия как наиболее древней христианской церкви, живущей по канонам самого Христа. Не зря даже католики называют православных ортодоксами, то бишь изначальными. А тонкости толкования церковной литературы придут позднее, детям и внукам крещёных
язычников, которых даже в Западном Магадане оказалось едва не двадцать с лишним тысяч, настоящих язычников - куршей, жмуди, литвягов, пруссов и прочих аборигенов, спрятавшихся от иезуитов в лесах. Будет практика для выпускников семинарии, получат необходимый опыт.
        Пока же, до появления грамотных миссионеров, типографии Королевца выпускали примитивные агитки с библейскими текстами на четырёх языках, с агитацией перехода истинных христиан в лоно православной церкви. И, естественно, с вымазыванием грязью католиков и протестантов. С католиками проще некуда, римские папы постарались сами, хуже не придумаешь. Оставалось лишь в каждой новой агитке рассказывать о жизненном пути очередного папы римского. А там хватало занимательной порнографии, одна семейка Борджиа чего стоит. Народ был патриархальный, сожительство брата с сестрой и отца с дочерью не одобряли. Протестантам очень пошли занимательные рассказы об их лидерах - Мартине Лютере, чешских гуситах с друзьями - адамитами, гугенотские чистки южной Франции, и прочие. Примеров хватало, память у Павла Аркадьевича выцепляла интереснейшие факты, как милейшие протестанты грабили всех богатых горожан под предлогом борьбы за скромный образ жизни. Как забивали камнями женщин и детей, было с чем знакомить широкий круг общественности.
        Одни сожжения красивых женщин, под предлогом их связи с нечистой силой, чем занимались, как правило, протестанты, действовали на красивых украинок и полячек, на их мужей и отцов весьма впечатляюще. Люди, несмотря на забитость и необразованность, здравый смысл не теряли. Многие мужчины опасались за своих красавиц, симпатичные, но бедные девушки, закрывали лица платками в Европе, где любая старуха могла обвинить их в связи с дьяволом. В той самой Европе, в которой всего три года назад жили горожане и крестьяне Западного Магадана. Некоторые не потеряли память и легко вспоминали подобные факты. Православная церковь, наоборот, подавалась в агитках абсолютно белой и пушистой. Хочешь молиться на родном языке - пожалуйста, хочешь носить украшения и ходить в красивой одежде - на здоровье. Никаких инквизиций, никаких сожжений или придирок к внешнему виду. Вступайте в наши ряды!
        Вся эта беллетристика вперемежку с историческими фактами активно распространялась в европейских портах, куда заходили магаданские корабли. В соседнюю Речь Посполитую листовки доставлялись по суше, через неё в Священную Римскую империю. В шведскую метрополию, однако, отправлять агитки не спешили, рано рвать отношения. Там велась обработка верхов, чтобы решение о переходе в православие шло от короля и его семейства. С этим магаданцы не торопились, Павел Аркадьевич рассказал, что шведские короли и королевы баловались переходом из протестантства в католичество. Почему здесь не перейти в православие, при должной мотивации?
        Мотивация создавалась, оставленные Николаем посланники были озадачены не только экономическим и политическим союзом, но и разъяснением, что православие способствует более тесному союзу с магаданцами. Православных оккупантов Речи Посполитой те же литвины воспримут как братьев, особенно если им дать больше прав, чем католикам. А с католиков-поляков драть три шкуры, увеличить налоги, пока сами не догадаются перейти в православие. В том же Королевце католиков практически не осталось, самые упёртые старики держатся, протестанты сами повывелись. Ничего, никто не бунтует, никаких восстаний в деревнях и дворянских усадьбах. Католики и протестанты весело и с песнями переходят в православие сами, абсолютно добровольно.
        Конечно, добровольно, коли католиков с протестантами через пару лет пониженных налогов, как раз в мирном 1578 году обложили удвоенным налогом. Православные как были освобождены от налогов на семь лет, так и продолжают ничего не платить. Считай, ни одного купца или ремесленника среди протестантов или католиков не осталось. Крестьяне да рыбаки пока держатся, но надолго ли их хватит? А всяким куршам, жмуди и латышам, по большей части вовсе язычникам, глубоко фиолетово, как Христу молиться. Как велели новые священники, так и крестятся справа налево, зато молятся усердно за здоровье новой власти, что налоги на семь лет отменили. Какие там восстания, вы о чём?
        С разговорным магаданским (читай, русским) языком дела обстояли ещё лучше. Елена Александровна с первого года своего губернаторства активно принялась обучать языку, грамоте и арифметике всех поголовно детей столицы, от семи до пятнадцати лет. Естественно, магаданскому языку и азбуке, магаданским цифрам и таблице умножения. Узнав, что обучение бесплатное, горожане не пытались возмущаться. Более того, продуманные торговцы, озадаченные обязательным переходом на магаданский алфавит и счёт, под видом детишек, пытались бесплатно выучить своих подмастерьев и приказчиков. Были попытки не отпускать на учёбу девочек, так что пришлось их учить отдельно, в тех же классах, но во вторую смену. Зато через пару лет самые толковые ребята вовсю помогали магаданцам в организации школ в сельской местности. Чего не помочь, за деньги-то?
        На селе ликвидация безграмотности шла труднее, пришлось создавать интернаты, где жили ребята из дальних селений зимой. Выходило накладно, зато учились приезжие дети круглый день, осваивали грамоту и арифметику за полгода, а то и быстрее. Всё шло под строгим учётом, Елена Александровна понимала, что толковые ребята через пять-шесть лет, а то и раньше, станут её лучшим административным пополнением. Грамоту знают, русским языком владеют, комплексов гораздо меньше, чем у взрослых. Летом 1578 года в самой глухой магаданской вёске были парнишки, отлично понимавшие государственный язык. Останется лишь каждый год приглашать подросших отличников и хорошистов на работу, так за этим дело не встанет. Финансовое положение новоиспечённого государства за последние два года стабилизировалось.
        Конечно, помогли пиратские рейды, для небольшой страны десяток судов с халявой много значат. Особенно если эта халява в виде золота, серебра и пряностей. Но и без трофеев, губернатор утверждала, что страна прокормит себя сама. Елена Александровна поставила рыбную ловлю на совершенно иной уровень организации, из кустарей-одиночек ей удалось создать настоящий рыболовный флот, где рыбаки не ломали голову, кто и почём купит их улов и купит ли вообще… Все желающие получили в аренду часть трофейных кораблей, на выданные кредиты закупили сети. И стали выходить в море каждый день, некоторые и про выходные забывали, в жажде наживы. Весь улов, независимо от вида рыбы, ежедневно закупали губернаторские люди, по фиксированной цене, в любом количестве. Нет, часть улова рыбаки несли домой, конечно, часть их жёны продавали сами на рынке, так дороже выходило. Елена Александровна не собиралась переплачивать, её люди платили по самой низкой ставке, но рыбаков выручали объёмы проданного улова и, как говорится, уверенность в завтрашнем дне.
        Закупленная рыба шла в автоклавы, после чистки, естественно. Для обработки каждую весну приходилось расширять производство, нанимая всё новых женщин на разделку рыбы. Далее отваренная в автоклавах рыба шла в глазурованные горшки, последнее время в стеклянные банки, затем в ледники или сразу на продажу. Народ распробовал рыбные консервы и пресервы, с солью, пряностями, необычайно мягкие, что даже рыбные кости мог прожевать любой беззубый старик. Пытались умельцы вываривать рыбу в обычных кастрюлях, чтобы добиться такой мягкости, целыми сутками варили, ничего не получилось. Поэтому рыбные консервы прозвали губернаторской рыбой, и закупали все, как сами рыбаки, простые горожане, так и заезжие дворяне. Те закупали помногу, отправляя на свои ледники, для гостей. Так что пока конкурентов в производстве «губернаторской рыбы» у Елены Александровны не было. А цена консервов держалась на приличном уровне, позволяя получать доход в казну. И при этом вне ледника рыба долго не хранилась, герметичной упаковки не существовало.
        Здорово увеличили доходы казны зеркала и подзорные трубы, которые после обзаведения магаданцами своими домами, куда зеркала шли по себестоимости, начали продавать всем желающим. Цену установили на двадцать процентов дешевле венецианских, вроде мелочь, но эти двадцать процентов сами составляли серьёзную сумму. Да и вся прибыль от стекольного и зеркального производств шла в казну. Кроме того, уже зимой 1578 -1579 годов количество торговых кораблей в порту Королевца выросло едва не на порядок, торговая пошлина со всех исправно поступала в казну. Не облагались пошлиной лишь шведы, как те не облагали магаданцев. Русским торговцам пошлину приходилось платить, как её платили магаданские караваны при выезде с Руси. Рост доходов от продажи оружия и боеприпасов, его по-прежнему покупали лишь две страны, был не таким большим. Однако все поступления позволили Елене Александровне заявить о бездефицитном бюджете Западного Магадана, даже при условии содержания непомерно большой армии численностью десять тысяч солдат и офицеров.
        Хотя тут она немного ошибалась, коварный Головлёв продолжал каждую зиму обучать мобилизованных на полгода крестьян. С каждым годом таких ополченцев набиралось всё больше и больше, аборигены перестали бояться власти, поверили наместнику. Тот всегда держал слово, даже себе в убыток. Если в первую зиму удалось мобилизовать на полгода менее двух сотен парней из окрестных деревень, то с каждым годом число новобранцев удваивалось. Парни возвращались в родные места по весне совсем иными. Не только со знанием магаданского языка, умением писать и читать, но и более ловкими, сильными, уверенными, умеющими стрелять из ружья и пушки. Да ещё повидавшими огромный город Королевец, в котором насчитывалось до сорока тысяч жителей, если не больше.
        На фоне глухих селений, из которых многие жители до старости дальше соседней деревни никуда не выезжали, ополченцы выглядели настоящими орлами, завидными женихами. Много умеющими, много повидавшими, знающими больше, чем иной староста, просто крутыми парнями. Не надо удивляться, что на третий год от призывных команд недоросли уже не прятались. И, как шутил Петро, через пару лет молодые парни сами начнут к призывным командам подходить да уговаривать, чтобы забрали на полгода в столицу служить. У многих ребят, живших в глухих болотах, не было иного выхода из общины. Отслуживший же новобранец легко мог не возвращаться в общину: кому интересно после казармы с огромными стеклянными окнами, зеркалами, печами по-белому, хорошей пищи и интересной службы возвращаться в забытую богом вёску? Где шесть человек ютятся в полуземлянке, с единственным окошком, затянутым бычьим пузырём, где каждую весну, с февраля до июня, приходиться жить впроголодь, где ополченец вновь станет бессловесным работягой, не смеющим спорить с отцом и дедом.
        Молодым здоровым парням, успевавшим за зиму привыкнуть к другой жизни, к огромным возможностям, что давала столица, возвращаться обратно в болото не хотелось. Такие «невозвращенцы» с удовольствием вербовались в армию, на десять лет по контракту. Пока Петро не вооружал их, не создавал из местных ребят отдельные воинские части. Тем более что их было немного, сотни две-три, опыта боевого не имели, несли гарнизонную службу. Охраняли, патрулировали и тому подобное, но через пару лет из местных парней вполне выйдет целый полк, не сомневался наместник.
        После Нового года жизнь для магаданцев стала веселее, началась подготовка к летней кампании, как определил название Головлёв. Сам он не вылезал из возка, мотаясь в окрестностях столицы целыми днями. На верфях кренговали корабли, побывавшие летом в Средиземном море, перебирали корпуса, заменяя прогнившую обшивку. Одновременно реконструировали палубы самых крупных кораблей, чтобы на них смогли поместиться самоходные катера, их наместник непременно хотел отправить на юг, проверить в боевых условиях. Вот и тренировались моряки в подъёме на палубу пятнадцатиметрового катера, да при разном волнении на море. К началу похода семья Корнеевых обещала подготовить вдобавок к уже имевшимся четырём катерам сразу шесть боевых единиц, но с двумя двигателями. Мало того что два двигателя давали определённый запас прочности, они подняли скорость катеров до тридцати двух километров в час. Именно эти шесть мощных катеров планировал отправить на юг наместник.
        Он за неделю разработал план операции в Средиземном море, сейчас старался не упустить ни единого фактора, влияющего на удачный поход. Мало того что уговорил радиотехников собрать сотню маломощных длинноволновых раций, практически переговорных устройств. Этими рациями Петро планировал обеспечить все сорок шесть кораблей, отправлявшихся на юг. Сотню раций он запросил в запас, для сухопутных подразделений. Зато у эскадры, имеющей быструю и понятную связь, гораздо больше шансов победить врага, без лишних потерь. Это было основным требованием, не сам факт победы над турками, а бескровной победы. Но надо к рациям подготовить радистов, способных не просто кричать в трубку микрофона, а в случае чего исправить в походных условиях поломку. Значит, из верфи каждый день приходится отправляться в учебку радистов, расположенную за городом, на чём в своё время настоял именно Пётр.
        Подполковник привычно прошёл по учебным кабинетам, где радисты азартно паяли, - густо пахло канифолью и дымом. Начальник учебки, самый первый радист из вогулов, ещё уральской закалки, прошедший все морские сражения и полгода работавший в Стокгольме, подробно доложил результаты. Вместе с ним Петро порадовался новой, облегчённой модели передатчика на длинных волнах. Его разработали специально для морских сражений, проходящих в пределах видимости, при отличных условиях передачи сообщений. Сам передатчик получился небольшим и вполне переносным, чего для кораблей как раз не требуется, но запас аккумуляторных батарей тянул на восемнадцать килограммов свинцового веса. Наместник не удержался, испробовал работу новинки, забираясь на чердак и спускаясь в подвал. В пределах пятисот метров связь оставалась стабильной. Дальше проверять не стали, летом Хессель проверит и поставит заслуженную оценку.
        От радистов Петро вернулся уже в сумерках, но после ужина спустился в сарай. Там, он вместе с Ларисой, втайне от друзей две недели клеил воздушный шар. Лучший способ увеличить дальность обзора для магаданской эскадры - при отсутствии самолётов. Петро планировал поднимать шар в тихую погоду над палубой флагмана. Сначала они собирались закупить шёлк для шара, но догадались взвесить разные ткани. Оказалось, что лёгкий ситец, пропитанный рыбным клеем, всё равно легче шёлка аналогичной площади. Расчёты габаритов шара Петро проводил сам, по разным методикам, получил одинаковые размеры и успокоился. Горелку для заполнения шара горячим воздухом тоже сделал сам, на спирту. Этого спирта для растущего автохозяйства требовалось всё больше и больше. Надежда наотрез отказывалась отвлекаться от своих зеркальных экспериментов, как подполковник ни уговаривал.
        Чтобы избавиться от надоедливого Петра, женщина в сердцах сунула ему все записки по технологии гидролиза. Упорный наместник месяц корпел над записями, переписывая их на понятный для себя язык, но добился своего, выстроил на свои деньги цех гидролиза, со строжайшей охраной. Закупал опилки на всех шести пилорамах Королевца, древесную стружку на верфи, всё свозил на производство. Кислоты уговорил поставлять всё-таки Надежду, химическую королеву Магадана. И уже через неделю первый спирт своего производства пошёл, оставалось отработать технологию и развернуть небольшую мастерскую в огромный цех. И как на грех именно в это время, когда все проблемы с производством спирта разрешились, из Холмогор пришла радиограмма.
        В ней радист сообщил, что из Ухты прибыл какой-то Демьян Ухов, с грузом земляного масла. Баял, что магаданский боярин Павел Аркадьевич обещал купить всё масло по хорошей цене. Вот же, не знал, радоваться или ругаться, подполковник, до чего оказался скрытным географ. Договорился с русскими промышленниками и нашёл нефть, - надо покупать. Тем более что с доставкой почти на дом, удобно. Навестив географа, подполковник обрадовал его и радировал в Холмогоры разрешение покупать масло за добрую цену и заказать ещё, как можно больше, хоть сто пудов, хоть двести. Пусть привозит тот Демьян жидкость круглый год, покупать всё и отправлять с магаданскими караванами. Хотя двигатели работают на спирте, производство которого налажено в необходимых масштабах, нефть лишней не будет. Пригодится для производства керосина и керосиновых ламп, которыми придётся заняться.
        За восемь лет жизни в шестнадцатом веке чем только ни освещали магаданцы свои жилища. Первое время, пока не стали перегорать светодиодные лампы, державшиеся действительно долго - по три-пять лет, все помещения освещали фонарями. Потом, устав ежедневно крутить ручку динамо-зарядки, перешли на масляные светильники. Впервые большой запас таких светильников и масла к ним магаданцы взяли в трофеях царевича Маметкула. Женщины ворчали на неприятный запах, но стали привыкать именно к масляным светильникам. Пробовали свечи, выходило дороже и неудобнее. О лучине не заикались, там дёшево, да хлопотно, менять лучину каждые две минуты, да с риском пожара. Так, за пару лет, магаданцы оценили образ жизни наших предков, перешли на подъём с рассветом и привыкли ложиться спать с закатом. Куда деваться, если хочешь работать при свете дня, а не лежать в темноте на печи. Сложнее всего приходилось, конечно, зимой, особенно полярной. Месяцами не видеть белого света, очень тяжело, особенно для женщин и детей.
        Потому и перебрались магаданцы в привычную Европу, оставив в стратегически важном Мурманске небольшой гарнизон. Местные жители, норвежские рыбаки и саамы, привычные к полярной ночи, не испытывали никаких проблем. Некоторые из них перешли жить в крепость, работали в кузницах и по хозяйству. Основной гарнизон магаданцев решили менять каждый год, благо навигация в Европу из Мурманска круглогодичная, если не до самого Королевца, то до Амстердама корабли вполне доберутся, в крайнем случае. Хотя таких крайних случаев не предвиделось, английская эскадра, захваченная три года назад при неудачном налёте на Мурманск, послужила наглядным примером обороноспособности магаданцев. Караваны из Мурманска и Холмогор никто не трогал уже два года, несмотря на это, магаданцы вооружали пушками все вновь выстроенные кочи, безоружных кораблей в магаданской флотилии не было. Разве что переданные рыбакам в аренду корабли, с которых вооружение снималось. Так рыбаки далеко от Королевца не удалялись, иначе пойманная рыба протухнет, холодильников на кораблях не было.
        За зиму 1578 -1579 годов со свежими силами и новым взглядом из Урала на привычное бытие магаданцы здорово продвинулись в мирной жизни. После обсуждения на общих посиделках приняли план перспективной застройки Королевца, Риги и окрестностей. Обсудили и согласовали некоторые изменения в производстве и торговле. Так, государственными оставили лишь оружейное, двигательное и радиотехническое производства. Слишком рискованно бесконтрольно продавать эту продукцию. Да и вложения в производство понадобятся немалые, без особой прибыли в ближайшие годы. Всё остальное приватизировали, фактически узаконив частное владение тем, что люди сами и создали. Кто мог упрекнуть Надежду и Анатолия в приватизации стекольного производства? Или Елену Александровну в личном владении консервным производством?
        Всем понятно, что получилось несправедливо, большая часть магаданцев оказалась занята на государственных предприятиях. Чтобы не смущать, выделили им по доле в производстве, семьи Корнеевых и Сусековых стали владельцами половины двигательного производства. Отец и сын Горловы получили пятьдесят процентов собственности в радиопромышленности. Однако и при таком подходе уровень доходов у магаданцев стал различаться на порядки. И сама Надежда, как богатейший олигарх Западного Магадана, предложила обложить все частные предприятия (пока свои, магаданские) налогом на прибыль. А вырученные средства пускать на развитие государственных предприятий. Все понимали, что искать справедливые решения придётся долго, приняли такой подход как временную меру. Павел Аркадьевич, вот умная голова, предложил тем, кто не получил вкусный приватизационный кусок, заняться производством не известного в шестнадцатом веке оборудования или товара. Например, теми же керосиновыми лампами!
        Предложение давало возможность подрастающему поколению поиграть в производство, а «старикам», без личных усилий, внедрять в общество привычные вещи и услуги. Вся весна 1579 года прошла в стихийно создаваемых компаниях и обществах, где магаданцы искали возможность вложить свои идеи, которые будут воплощать другие. Женщины требовали обещанной три года назад швейной машинки, настоящих фаянсовых раковин и унитазов с ваннами. Потом вспомнили о пружинных матрасах, о детских колясках, о лекарствах. Дети и подростки захотели самокаты, велосипеды, маски для подводного плавания с ластами. Желаний оказалось настолько много, что мужчинам было неудобно, как раз они почти ничего себе не желали, зато вынуждены были крупно вложиться в перспективные проекты. А Королевец получил всплеск молодёжной активности, весьма благосклонно поддержанной губернатором и наместником. Для подростков были за несколько недель выстроены два Дома творчества - детский и молодёжный. Детский финансировался из казны, а молодёжный - из родительских и спонсорских карманов.
        С поступлением настоящей нефти из Ухты наладить производство керосина и керосиновых ламп не будет проблемой. Тогда парадные залы строящегося дворца наместника и губернаторской резиденции смогут освещаться в вечернее время, почти как электричеством. Да, к строительству двух новых дворцов в Королевце командиры подошли со всей серьёзностью. Из Италии были выписаны два архитектора, получившие заказ и эскизы, озадачившие молодых профессионалов. Архитекторов специально пригласили молодых, обоим не было и тридцати лет, чтобы не спорить с признанными мастерами и знаменитостями. Молодёжь, при прочих равных условиях, уговорить на введение новшеств гораздо проще. А новшеств в своих официальных резиденциях Петро и Елена запланировали массу, с учётом будущих изменений.
        Кроме привычных для магаданцев канализации и внутреннего водопровода, в дворцах предусматривалось радиаторное отопление, с подведённым горячим паром по трубам, из котельной, выстроенной на заднем дворе каждого офиса. Окна огромного размера с двойными рамами, технологию производства которых магаданские плотники отработали ещё в Форт-Россе, удивляли архитекторов отсутствием свинцового переплёта и огромной площадью чистого стекла. Обилие зеркал, светильников и непроходная планировка помещений, просто вышибли архитекторов из себя. Когда они посчитали стоимость строительства и отделки дворцов, сумма оказалась в десять раз выше годового бюджета всего Западного Магадана. Итальянцы отдавали свои расчёты трясущимися руками, опасаясь гнева заказчиков и потери такого удивительного заказа.
        Каково же было их удивление, когда Елена Александровна вместе с Головлёвым за несколько минут росчерками пера сократили требуемую сумму в десять раз. Нет, ничего из заказанных новшеств и предметов роскоши не убрали, сократили их стоимость, порой на порядок, например зеркала. Удивлённым архитекторам, в далёкой Италии не знавшим местных достижений, было объявлено, что все новшества и большая часть предметов роскоши производятся в Королевце и обойдутся для строительства гораздо дешевле. В дополнение итальянцы получили предложение заказчиков строить стены гораздо более тонкими, армируя их стальным профилем. Опыт использования стального уголка и швеллера у магаданцев был, подобный каркас не только улучшал стойкость постройки, но и ускорял строительство. Да и все деревянные перекрытия итальянцам было предложено заменить стальными двутаврами, расчёт размеров и прочности которых проведут студенты университета.
        Петро посоветовал отказаться от всех деревянных элементов конструкции, заменить их стальным профилем. Архитекторы робко намекнули, что толстые стены пригодятся в оборонительных целях, на что наместник едва не расхохотался.
        - От наших пушек никакие стены не спасут. Кто из европейцев рискнёт напасть на Королевец в ближайшие сто лет, не могу даже себе представить. - Петро специально дразнил итальянцев, зная, что его слова через полгода разнесутся по всей Европе и многие европейцы захотят попробовать крепость магаданской столицы, что называется, на свой зуб. Чисто дети, как убедились магаданцы за годы своей жизни в шестнадцатом веке. Если кто не нравится или «много о себе воображает», сразу лезут в драку. - Да, мы, магаданцы, самые сильные в Европе, и войны на нашей территории никогда не будет. Так что обороняться в замке не придётся, стройте дворцы красивые, лёгкие и как можно быстрее. Средств и помощников будет с избытком.
        Наверняка архитекторы не поверили ни единому слову наместника, но, как говорится, кто платит, то и заказывает музыку. Строить начали, быстро подняли фундаменты и повели уже первый этаж, разместив заказы на оборудование и детали оформления в магаданских мастерских и на заводах. Список тех предметов роскоши и отделки, что подлежали покупке в Италии, Греции, Испании, Венеции и других южных странах, с подробными указаниями размеров и прочих характеристик, наместник передал адмиралу Хесселю. В конце апреля 1579 года вся магаданская флотилия отправилась в дальний поход, как было объявлено, в Мурманск, где якобы предполагалось выстроить ещё одну крепость по соседству с прежним острогом.
        Потому никто не удивился огромным запасам боеприпасов, что грузили на корабли. С трудом удалось погрузить для перевозки на подготовленные зимой корабли всего пять катеров из шести запланированных. Под пристальными взглядами заезжих купцов и радостные крики горожан на корабли взошли шесть столичных полков. Было официально объявлено, что солдаты займутся строительством и защитой новой крепости на северном побережье Скандинавии. В городе заметно снизилось число патрулей, сотрудники контрразведки, проинструктированные Николаем, начали жаловаться знакомым и приятелям на малочисленность гарнизона. О том же несколько раз высказалась Елена Александровна, игравшая роль напуганной девочки, лишившейся защиты. Магаданцы старательно поддерживали провокацию, предложенную Петром.
        Никто в городе так и не узнал, что пять из шести магаданских полков, уплывших из города с флотилией Хесселя, вскоре высадились на безлюдном побережье Балтики и скрытно добрались до поместья небогатого барона Мальгаузена, проверенного «на вшивость» Николаем. Барон разместил пять полков в своём поместье, где ещё зимой были выстроены на магаданские деньги два десятка казарм. И командующий армией Валентин Седов принялся ждать. Барон заранее отменил все визиты, заменил часть ненадёжных слуг, объявил всем знакомым, что два конюха умерли от заразной болезни. Фридрих Мальгаузен был как никто другой заинтересован в успехе операции «Ловушка». Ведь в случае удачи он не только получал часть трофеев в виде компенсации, но и рассчитывал на высокую должность при дворе наместника, что Петро обещал с лёгким сердцем, - местные жители постепенно втягивались в структуру магаданской государственности.
        Конные разведчики рассыпались мелкими группами по западной и южной границам магаданского государства, частенько забираясь за их пределы. Благо шведы закрывали глаза на магаданцев, не забывая, чьим оружием добыты земли Речи Посполитой. Магаданцы затаились в ожидании реакции императора Максимилиана на оставленный без защиты богатейший город Балтийского побережья.
        Глава 18
        - Эх, хороша водица, - вынырнул из прозрачной глубины Петро, отфыркиваясь не хуже иного кита. Вода в Мраморном море ласкала своей мягкой прохладой и восхищала непонятной аборигенам чистотой. Мужчина снова нырнул, пытаясь добраться до дна, манящего своей обманчивой близостью. Казалось, вот они, красивые раковины, только руку протяни. Нет, боль в ушах уже щёлкала по перепонкам, напоминая о глубине за десять метров, а дно также оставалось недостижимой картинкой, с тёмными качающимися стволами губок, мелкими крабами и рыбёшками, юрко огибавшими обкатанные морем валуны, с вычурными раковинами и разноцветными актиниями, этими хищными цветами подводного царства, шевелящими своими лепестками. Грудь сдавило тисками от двух с лишним атмосфер, ныряльщик повернул наверх, к спасительной поверхности.
        Последняя стоянка перед прибытием флотилии в Константинополь, последняя вечеря, как шутил подполковник, нервничая не меньше своих подчинённых. Он не был суеверным и не придерживался детской привычки называть всё крайним, а не последним. Головлёв справедливо считал, что все неудачи суть производные своих ошибок, потому винить в них некого, кроме себя. Вечером он очередной раз собрал всех капитанов на флагмане, нудно повторяя заученные наизусть инструкции, пока радисты проверяли работу связи. Убедившись, что всё нормально, командующий отпустил подчинённых отдыхать, впереди был ранний подъём и прибытие в турецкую столицу. Правил в Турции султан Мурад Третий, внук знаменитого Сулеймана Великолепного, того самого, о котором в России двадцать первого века по телевидению шёл бесконечный сериал.
        Утром следующего дня, когда флотилия медленно вошла в знаменитую бухту Золотой Рог, не ожидая таможенных формальностей, с которыми разберётся адмирал Хессель, Петро собирался на берег константинопольского порта. С флагмана спускали на воду шлюпку, с мотором, конечно, но вполне обычного вида, с тремя парами гребцов. Едва лодка оказалась на поверхности моря, в неё по талям скользнули матросы-гребцы. За ними, уже по штормтрапу, спустился Петро с отделением сопровождения. Все солдаты были в парадной форме, с ружьями и револьверами, на всякий случай. Сам Пётр тоже приоделся, но не в парадную форму, предпочёл демонстративную гражданскую пару, темный пиджак и брюки. С галстуком голубого цвета и белой хлопковой рубашкой. Производство привычной одежды магаданцы наладили ещё в Форт-Россе, не собираясь подстраиваться под нелепую моду европейских аборигенов.
        Гребцы дружно вскинули вёсла, направляясь к берегу. Не прошло и получаса, как магаданская шлюпка выскочила на прибрежный песок бухты Константинополя. Петро с торжественным конвоем сошел на берег, неплохо осведомлённый о географии турецкой столицы. Потому не стал ждать прибытия чиновников, быстрым шагом направился к дворцу Сулеймана Первого Великолепного. Не прошло и получаса блуждания по узким улочкам, как магаданцы упёрлись в первый барьер, охрану у входа во дворец. Русского, немецкого и английского языка янычары, конечно же, не понимали, но интернациональный язык в золотом измерении подействовал быстро. Один из охранников, получив пять золотых червонцев, почти бегом отправился в глубины помещений, откуда вернулся с толстяком, явным евнухом.
        Тот оказался толковей, немецкий язык Петра понял, получив в качестве допинга десяток червонцев. Провёл всю команду в пустую комнату для ожидания, отправившись за следующим начальством. Ждать пришлось долго, больше часа, пока вернулся евнух, приглашая следовать за собой. Не всех, одного Петра, идти пришлось запутанными переходами добрых десять минут. Наконец магаданец оказался перед лицом чиновника относительно высокого ранга, судя по большому кабинету и богатым одеждам. Евнух бойко перевёл ему речь Петра, что магаданцы прибыли для установления дипломатических отношений с Блистательной Портой.
        Глядя на выжидающее лицо чиновника, подполковник аккуратно положил на край стола внушительный кошель с золотыми червонцами. Заметил, что, к сожалению, сам посланник ограничен во времени и желает просто передать грамоту от властей своего государства великому визирю. Поскольку понимает занятость такого большого человека, не настаивает на личной встрече, однако будет очень благодарен, если ответ руководства Великой Порты поступит в ближайшие три дня. Поскольку собирается направляться дальше на север, в Чёрное море, где намерен посетить Крым, с его виноградниками и пляжами. При этом подполковник, не обращая внимания на удивлённое смыслом перевода лицо чиновника, положил на стол своё письмо, снабжённое тремя внушительными печатями. Затем попросил разрешения откланяться. Озадаченный непонятным иностранцем чиновник разрешающе кивнул головой, и евнух отвёл посетителя обратно к скучавшим солдатам.
        Возвращение на корабль прошло спокойно, Хессель уже оплатил стояночную пошлину, получив право оставаться в гавани три дня. Корабли магаданцев были окружены лодками торговцев, предлагавших фрукты, овощи, рыбу, свежий хлеб и прочие приятности для моряков. Многие магаданские матросы, в подражание подполковнику, уже купались, ныряя в прозрачные воды бухты с борта кораблей. Другие, не занятые покупкой фруктов, со скучающим видом рассматривали бухту, командиры и канониры активно сравнивали свои карты с видимой действительностью. Не просто исправляли карты, а наносили новые направления, прикидывали удобные места стоянки для эффективной стрельбы по выбранным мишеням. В том, что стрелять и захватывать часть города, скорее всего, портовые склады и ближайшие дома богатеев, придётся рано или поздно, никто не сомневался.
        Три дня ожидания пролетели, как летние выходные, легко и незаметно. Никакого ответа на своё письмо, естественно, Петро не получил, более того, надеялся именно на такую ситуацию. Зная средневековую скорость подачи информации, он специально сослался на необходимость отъезда через три дня. Потому как поставленные в письме предложения были слишком серьёзными, чтобы дать однозначный ответ так быстро. Западный Магадан, в лице наместника Головлёва Петра, предлагал Мураду Третьему ни много ни мало как союз против Священной Римской империи. Предлагалось поделить территорию императора Максимилиана на две части, север - Магадану, юг - Оттоманской империи. Абсолютно бесплатно, за снятие турками вассалитета с Крымского ханства.
        Магаданцы рисковали, предлагая подобный союз, но старались просчитать ходы своих противников в Европе на шаг вперёд. Во-первых, нападение немцев на магаданцев, по переданным из Вены оперативным данным, было решённым вопросом и близилось к началу. Во-вторых, Крым у татар рано или поздно придётся отнимать, так лучше заранее предупредить об этом султана, чтобы не было упрёков в нечестной игре. В-третьих, турки ни за что не успеют дать ответ за три дня, как бы ни старались. Скорее всего, письмо просто затеряется в ворохе документов или будет отложено на месяц-другой. Если в самом невероятном варианте визирь прочитает письмо сразу, то вопрос военного союза явно придётся обсуждать в диване, там ничего быстро не решают, тем более в отношении незнакомой страны. Пусть потом, после побед магаданцев в Германии, турки кусают свои локти, что упустили такого союзника.
        Однако самым главным в заведомо безответном письме было желание Петра, поддержанное всеми магаданцами, ограбить Крым. Не просто ограбить, а упрекнуть в этом самих турок, что не дали ответа, а молчание, по магаданским законам (вот!), - знак согласия. Пора приучать аборигенов к быстрой реакции на магаданские предложения, пусть шевелятся, если их просят будущие повелители Европы. Шутка, конечно, головокружения от успехов у Петра не было. Зато было огромное желание показать крымским татарам, туркам и Ивану Грозному силу и возможности магаданского флота и армии. Так сказать, одним махом семерых убивахом. Кроме политических нюансов, не меньшее значение играла экономическая заинтересованность. В том числе возможность освобождения славянских рабов, с вывозом всех в Западный Магадан, играла определяющую роль. Естественно, и моральные и политические потери Крыма и Турции имели своё значение.
        Даже возможная реакция всех заинтересованных лиц, в смысле Турции, Крыма и Руси, была максимально просчитана ещё в Королевце. Турки к моменту возвращения магаданской флотилии из Чёрного моря наверняка получат сведения о нападении на Крым. Не ходи к гадалке, Порта станет задерживать эскадру в самом удобном месте, в Босфорском проливе. Наверняка нападут на магаданскую эскадру турецкие корабли первыми, что развяжет руки в отношении турок. Чего Петро с Хесселем и добивались: возможности стрелять по собравшимся кораблям противника с удобного расстояния. В победе над турецким флотом не сомневался никто, включая последнего канонира. Унижение крымских вассалов, разгром турецкого флота и, если получится, ограбление Константинополя станет отличной пощёчиной визирю и султану.
        Больше волновала реакция крымских татар, которые лишатся рабов и значительных ценностей. Учитывая бандитскую психологию этих работорговцев, несложно предположить самый вероятный вариант действия татарских властей. Чтобы компенсировать большие финансовые потери, те наверняка отправятся за ясырем на Русь или в Запорожье. С другой стороны, дьяк Урусов за три года купил шестнадцать тысяч ружей для царского войска. Пусть стрельцы отрабатывают свой хлеб, с магаданским оружием будет значительно легче воевать с татарами, чем в битве при Молодях с турками. Да и сражаться с татарами на своих землях проще, чем двигаться к Крыму через степи и Дикое поле. Тем более что о предстоящем походе крымских татар московские власти будут предупреждены заранее, после разорения Крыма магаданцами. Может, у царя хватит смелости на превентивный поход в Крым, добить татар, ограбленных магаданцами. Пусть Иван Четвёртый сам думает, чай, государственного опыта не занимать, да и советники имеются толковые. В любом случае унижение врага станет полезным фактором для Москвы.
        Реакция же самой Руси на магаданские действия в Крыму не просчитывалась, царь Иоанн отличался странной, непонятной магаданцам, логикой. Собственно, русская реакция магаданцев не волновала, они решили не подстраиваться под царя, как пелось в песне: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас». Какое бы решение ни приняла Москва, для Королевца оно не станет катастрофой. Пусть выгонят Магаданскую торговую компанию из Москвы, пусть нападут на Ёбург. Пути быстрого отступления продуманы, люди предупреждены. Финансовые потери будут, конечно, но Русь потеряет значительно больше. Так что магаданская эскадра на всех парусах двигалась на север, покинув Босфорский пролив. Шли без остановки на ночь, о мелях и рифах в центре Чёрного моря никто не слышал. При появлении на горизонте далёких берегов и после определения долготы эскадра разделилась на две части, в каждой из которых были три отряда.
        Половина эскадры отправилась на восток, её целями были крупные прибрежные города на восточном побережье полуострова - Алустон, Судак, Кафа. Причём самая дальняя Кафа должна попасть под удар раньше всех, туда спешили самые быстроходные суда эскадры. То, что в Кафе находится монетный двор, ни для кого не было секретом. Аналогично действовала вторая часть эскадры, её целями были три порта на западном берегу Крыма - Гезлеве, Инкерман, Саркерман. Что характерно, в Гезлеве тоже был монетный двор, нуждавшийся в реквизиции, по общему мнению магаданцев. Адмирал Хессель отправлялся в Кафу в надежде добыть сведения о Керчи. Петро оставался у южной оконечности полуострова, пришла пора проверить достоинства воздушного шара.
        Оставался, конечно, не просто так, а с одним самоходным катером, максимально прикрывать эскадру с юга. Да и вылавливать все корабли, спешащие в Константинополь, тоже важно. Пользуясь спокойной погодой, за день матросы подняли воздушный шар на максимальную высоту, ограниченную лишь весом каната, удерживавшего шар на привязи. Эту высоту, понятно, определили опытным путём ещё в Королевце, измеряли по длине каната. Всего триста двадцать метров, но они давали возможность контролировать с помощью подзорной трубы огромную площадь морской поверхности, радиусом свыше ста пятидесяти километров.
        Шесть раз в день поднимались наблюдатели, чтобы тщательно обшарить взглядом видимый горизонт, в поисках паруса. Дважды за двенадцать дней ожидания вдали появлялись паруса, оба раза катер стремительно уходил в преследование. Первый раз была захвачена шхуна из ограбленного города Саркермана, владелец которой спешил доложить о нападении турецким властям. Через пять дней один катер захватил целый караван из двенадцати кораблей, шедший за ясырём в Кафу из Константинополя. Пришлось Петру на своём корабле идти на помощь парням, у тех не хватало людей для абордажных команд. Все эти дни поддерживалась постоянная связь с ушедшими рейдерами по радио.
        Причин для волнения не было, больше того, к возвращению кораблей эскадры Петро с бойцами внесли свою лепту в общую копилку трофеев. Весьма вовремя, поскольку освобождённые славянские и христианские рабы едва помещались на кораблях магаданцев. Движение эскадры на юг здорово замедлилось, ведь эскадра состояла не из сорока восьми кораблей, а более чем полутора сотен самых разных посудин. На некоторых помещались всего полсотни освобождённых рабов, другие брали на борт добрую тысячу людей. В общей сложности, по докладам капитанов, эскадра приняла на борт больше шестидесяти тысяч освобождённых рабов, всех, кто захотел свободы от татарской неволи.
        К ним можно добавить пять сотен ювелиров, кузнецов, садовников, оружейников и просто красивых девушек-татарок, взятых в плен магаданцами из жителей городов. Насчёт девушек была инициатива самих офицеров, спросивших разрешения у Петра уже после захвата городов. Добрая половина солдат и офицеров магаданской армии оставалась холостяками. Предложение офицеров подполковник поддержал, конечно. Потому и пришлось часть людей пересаживать на своевременно захваченные трофейные корабли. Вещевых трофеев, кроме содержимого двух монетных дворов, включая всех мастеров и оборудование, оказалось немного. Тем более что солдаты брали самое лёгкое и ценное, лишь ткани, пряности, продукты, ювелирные ценности и оружие. Все боеприпасы, найденные в захваченных городах, тоже загрузили на магаданские корабли, часть из них использовали, чтобы разрушить береговые укрепления захваченных городов.
        В том, что крымские города удастся легко захватить, Петро не сомневался. Но даже он не ожидал, что потери среди магаданских солдат составят три человека, случайно убитых при ограблении городов. При этом по отчётам офицеров, подтверждённых трофеями, при захвате шести городов и двух монетных дворов магаданские солдаты уничтожили только убитыми две с половиной тысячи татарских воинов. Да разогнали на порядок больше татар, когда расстреляли парой залпов из корабельных орудий примитивную береговую оборону городов. Петро сначала пытался сомневаться в докладах командиров, выискивал ошибки в арифметике. Но вовремя вспомнил, какие потери несли русские казаки при покорении Сибири или английские войска в своих битвах с аборигенами при колонизации Азии и Африки. Там, при сравнимой тактике и немного превосходящем оружии, потери завоевателей оказывались на два-три порядка ниже. У магаданцев случилась аналогичная ситуация, усиленная более передовым оружием и тактикой. Самыми приятными и полезными «трофеями» оказались тридцать шесть монахов из православных крымских монастырей, чудом уцелевших под владычеством
татар.
        Им передали просьбу Петра помочь в подготовке семинаристов, стать посредниками между православным Крымом и православным Западным Магаданом. Но прельстило монахов, по мнению офицеров, именно обещание напечатать для монастырей православные церковные книги. И сетование Петра на отсутствие самой церковной литературы в православном государстве и переводчиков на магаданский язык. Кто как не крымские православные монахи, три с лишним века пребывавшие под игом татар, принявших мусульманство, смогут лучше понять важность миссионерства для сохранения православия? Потому неделю пути до Босфора подполковник наслаждался беседами с монахами из крымских монастырей. Он с удивлением узнавал настоящую историю «татаро-монгольского ига» и непростых отношений Крыма и Руси. Сам объяснял монахам, чего ждёт от православных миссионеров, удивляя тех своей «набожностью».
        В проливе, соединявшем Чёрное и Мраморное моря, турецкие таможенники едва не потеряли сознание при виде огромной флотилии, уверенно двигавшейся на юг. Пока таможенники добрались до дежурной галеры, пока она приблизилась к флагману, флотилия успела втянуться в пролив, продолжая двигаться мимо бухты Золотой Рог. Заходить с таким грузом в турецкую столицу магаданцы не собирались. Петро с интересом наблюдал за действиями турецкой таможенной галеры, усердно догонявшей флагман, затем приставшей к его борту. Не опуская парусов, не снижая хода, флагман продолжал двигаться вперёд, а Хессель улыбался при виде неуклюжих попыток турецкого таможенника перебраться на борт флагмана. Когда толстяку в белых одеждах это наконец удалось, адмирал дал команду матросам сопроводить того на мостик.
        - Немедленно остановите флотилию для таможенного досмотра и уплатите пошлину за проход через пролив! - безуспешно повторял турецкий чиновник Хесселю на турецком, немецком, французском языках. На что адмирал лишь мотал головой, показывая пальцами на уши, мол, не понимает, и озвучивал это по-магадански.
        Пока до чиновника дошло, что над ним издеваются, прошло ещё полчаса, ещё час ушёл на возвращение чиновника на свою галеру, затем в порт. Хессель развернул флагман, направляясь в сторону порта Константинополя. Подчиняясь его команде, ещё семь кораблей магаданцев, выбранные для обороны арьергарда флотилии, направились в сторону порта турецкой столицы. Равномерно распределившись у выхода из бухты, корабли замерли, опустив паруса, встали на якоря в полутора километрах от берега. Основная флотилия продолжала неспешно ползти мимо турецких берегов, в сопровождении сорока вооружённых магаданских кораблей. Десять из них шли в авангарде, на случай встречной атаки, остальные равномерно распределились вдоль всего каравана. Ждать адмиралу с арьергардом прикрытия пришлось долго, почти до вечера.
        Невооружённым взглядом с кораблей были заметны паника и растерянность портовой администрации. Посыльные турки бегали от строения к строению, затем в порт прискакали на дорогих скакунах трое важных господ в богатых одеждах. Тут же, на улице, они о чём-то ругались с портовыми начальниками, указывая по очереди руками на магаданские корабли. Спорили долго, пока один из приезжих не указал рукой в сторону султанского дворца. На этом разногласия закончились, через пару минут посыльные разбежались к местам стоянки турецких галер. Очевидно, что оборона порта и таможенные функции вполне логично были возложены именно на галеры, самые быстроходные суда в условиях нестабильного ветра и узкого пролива.
        Всего за сорок минут галеры принялись двигаться к выходу из бухты, туда, где замерли восемь магаданских кораблей. Одна за другой галеры отходили с места стоянок, направляясь к магаданцам. Двигались галеры действительно быстро, последние из пятнадцати кораблей едва отходили от причалов, а первые галеры уже приблизились к магаданским судам. Хессель с Петром нервничали, не решаясь выбрать оптимальный вариант противодействия туркам. Открывать огонь на поражение первыми не хотелось, несмотря на то, что конфликт с Турцией был неминуемым и давно ожидаемым. Однако выступить в роли немотивированного агрессора не хотелось. В то же время оба мужчины не сомневались, что турки обязательно проявят свои намерения, и ждали этого.
        Так и произошло, когда первый десяток галер приблизился на расстояние уверенного пушечного выстрела, около двухсот метров, турки замедлили ход, разворачиваясь к магаданским кораблям бортами. И кто-то из нетерпеливых турецких канониров выстрелил из носового орудия в сторону магаданцев. Всё, первый выстрел в конфликте сделали турки, пора начинать.
        - Беглый огонь по палубам картечью! - крикнул Хессель, взглянув на согласно кивающего Петра. Чего тут возражать, если подобное развитие событий при планировании считалось лучшим из рассмотренных вариантов. - Поднять якоря! Абордажным командам приготовиться к высадке!
        Пока картечь из двадцати четырёх пушек за считанные секунды снесла всё живое с верхних палуб ближайших галер, якоря магаданских кораблей выбрали, паруса подняли, чтобы замаскировать наличие у всех восьми кораблей двигателей внутреннего сгорания и винтов. Под шум выстрелов с поднятыми парусами, на работающих двигателях магаданские корабли подошли к обстрелянным галерам, качавшимся без движения на волнах. Небольшие призовые группы из пяти человек высадились на галеры, а Хессель дал команду плыть к берегу. Пройдя линию обездвиженных галер, восемь кораблей начали сближаться с отставшими галерами турок. Капитаны этих галер не сообразили сразу, что произошло, и не успели дать команду на разворот.
        Возможно, они просто считали себя сильнее чужих парусников, в своём же порту фактически находились. В любом случае за десять минут, потребовавшихся для сближения двух эскадр на расстояние выстрела картечью из магаданских пушек, ни одна из турецких галер не попыталась развернуться. А после пары залпов отдавать команду галерным рабам стало некому. Несколько выстрелов из ружей по нижней палубе через отверстия для вёсел остановили галеры окончательно. Ещё одна абордажная команда высадилась на вторую трофейную группу галер. А магаданская небольшая эскадра продолжила своё движение к берегу, у причалов которого стояли до тридцати разных кораблей, капитаны которых при виде моментального разгрома отряда галер спешили спустить паруса и закрыть орудийные порты в знак мирных намерений.
        На двух береговых батареях вспухли белые облачка сгоревшего чёрного пороха от выстрелов из пушек. Крайние суда магаданской шеренги тут же начали пристрелку по фортам практически прямой наводкой, за пару минут поймав цель в узкую вилку. После чего выпустили по обоим пушечным фортам десяток фугасов, больше стрелять не потребовалось, батареи перестали существовать. К этому времени два батальона магаданцев с приданной батареей поддержки из шести орудий начали высадку на причале Константинополя. С лихостью, отработанной при захвате шести крымских городов, солдаты повзводно разбегались в направлении обозначенных целей. Цели общеизвестные - портовые склады, стоящие у причалов корабли, администрация порта и ближайшие богатые дома. Опыт есть, солдаты действовали уверенно, не нарываясь на рожон и не теряя времени.
        Отдельная рота с приданной батареей спешила в направлении султанского дворца, орудия солдаты катили на колёсных лафетах, в повозки с боеприпасами впрягли пойманных на территории порта турок. За ними с винтовкой в руках отправился Петро, в сопровождении радиста и пары посыльных, на случай потери связи. Путь предстоял не близкий, в прошлый раз он занял добрых полчаса времени. Но как обычно бывает, первые километры дороги по улицам вражеской столицы никаких конфликтов не принесли. Солдаты в полевой форме двигались спокойно, без криков и стрельбы, редкие встречные турки игнорировались. А бросаться с кинжалом на неверных никто из турок не спешил.
        Крепостные ворота на старых крепостных стенах Константинополя оказались заперты, что не помешало двум пушкам разнести их парой фугасов. Не только картечь взяли артиллеристы с собой в повозках. Оказавшись в узком проходе между двумя городскими стенами, солдаты сами открыли огонь по всем, кто пытался просто поднять голову над стеной, не то что помешать движению магаданского отряда. Вот и вторые ворота, которые разлетаются на куски уже от трёх выстрелов прямой наводкой. С третьей, внутренней, городской стены уже пытались обстрелять магаданцев из луков. Но успели выпустить пять стрел, ушедших, как говорится, в молоко. После активной стрельбы из ружей желающих повторить выстрел из лука на стенах не нашлось. Триста метров до последних городских ворот пришлось идти под непрерывным грохотом выстрелов, даже Петро успел пару раз применить свою винтовку. Ему подобная активность не понравилась, сразу после того, как отряд через очередные разбитые ворота зашёл в крепость, подполковник оставил группу прикрытия.
        Две пушки и приданные два отделения остались на зачистку внутренней стены, как самой высокой из трёх стен оборонительного пояса Константинополя. Пушки зарядили картечью и закатили на высокую площадку надвратной башни. Рота в это время продолжала двигаться к цели, к султанскому дворцу. Петру пришлось немного задержаться, вместе с радистом он поднялся на стену, откуда рассмотрел сам дворец и древние строения казарм, где жили войска со времён греческих кесарей. Он продиктовал примерные координаты корабельным канонирам, обозначил ориентиры, видимые с моря, в основном минареты. После чего бегом отправился догонять штурмовой отряд, под канонаду крупнокалиберных пушек, приступивших к обстрелу турецкой столицы, в первую очередь казарм.
        Очень вовремя догнал, надо сказать. Там, у ворот султанского дворца, турки наконец-то собрали какие-то внятные отряды сопротивления. Видимо, султанскую стражу, к счастью, не имевшую пушек и огнестрельного оружия. Зато стражники активно стреляли из луков, укрывшись за несколькими повозками, поставленными перед дворцовыми воротами. Тратить фугас на такую мелочь не пришлось, с расстояния в полсотни метров даже картечь разнесла импровизированную баррикаду в щепки, вместе с воротами. Второй выстрел картечью лишил вход во дворец последних, вернее, первых на пути магаданцев, защитников. Дальше пошло легче, но медленнее, внутри дворца пушек не было - это хорошо, но масса извилистых переходов - это плохо.
        Тут удача вновь не изменила Петру, когда он разбил штурмовой отряд на отделения, пушки развернул для встречи возможной помощи султанского войска, что сообразит прорваться к дворцу. Отделения подполковник разослал в разные крылья дворца, заниматься самым приятным для солдата делом - грабежом. Сам же, с радистом и одним из отделений, позаимствовал в обозе пушкарей ящик гранат и направился уверенным шагом по известному маршруту. По тому самому, которым проходил почти месяц назад, в сопровождении толстяка-полиглота. Надо же, именно его и обнаружил Петро в первой же проверенной комнатушке. Улыбнувшись евнуху, как старому знакомому, подполковник ласково спросил:
        - Жить хочешь? - Глядя на активно кивающего турка, продолжил всё так же ласково и с улыбкой: - Где султан и визирь?
        - Великолепный султан отдыхает в загородном дворце. Великий визирь, да продлит Аллах его дни, должен быть у себя, - заикаясь, выдавил из себя евнух.
        - Веди меня к нему, - оскалив все свои двадцать восемь зубов, попросил подполковник. - Быстро и тихо, не поднимая шума. Будешь молчать, оставлю живым и помогу покинуть Турцию.
        Обещание произвело необходимое действие, евнух засеменил вперёд, перебирая толстенькими короткими ножками не хуже Маленького Мука, - сказка такая есть, кто не в курсе. За предателем старались не топать ногами солдаты во главе с подполковником, что шёл первым, не доверяя евнуху. Судя по менявшемуся в лучшую сторону интерьеру, толстяк вёл в правильном направлении. Однако в последний момент попытался скрыться, юркнув за панель в коридоре. Петро едва успел схватить евнуха за руку, оставшуюся в коридоре, а не за панелью. Схватил крепко, не сомневаясь, что вытащит беглеца обратно, однако случился конфуз. Панель, за которую так быстро спрятался евнух, продолжала закрываться, зажимая торчащую из тайника руку турка. Евнух завыл, вырываясь из мёртвой хватки подполковника, закричал во весь голос, даже попытался вернуться обратно в коридор. Но было поздно, каменная панель продолжала вращаться, прижав руку турка к стене, затем срезала кисть не хуже гильотины. Кровь не успела брызнуть, как панель встала на своё место, наглухо закрыв тайник, даже отчаянный крик калеки превратился в писк, на уровне комариного.
        - Да, была же у ромеев техника, - с уважением провёл рукой по панели Петро. - Таких бы нам архитекторов. Ну, чего встали, вперёд, чую, уже рядом.
        Действительно, широкий коридор перестал давать ответвления, вёл всё прямо и прямо. Ещё двести метров, и два десятка стражников ощетинились копьями и саблями, закрывая спиной широкие двери. Петро вынул револьвер, добивая стражников, выживших после нестройного залпа своих солдат. С помощью командира отделения процедура не заняла много времени, но двери оказались запертыми. Вот где пригодились гранаты со снятыми предварительно чугунными рубашками. Когда магаданцы попали в вожделенный кабинет визиря, там, вполне ожидаемо, никого не было. В том, что визирь уйдёт тайным ходом, подполковник убедился после не-удачной попытки евнуха сбежать. Да, как говорится, чёрт с ним. Сам визирь и не нужен был: что с ним делать? Главным было содержимое сундуков и шкафов великого и ужасного визиря, правой рабочей руки султана Мурада Щедрого. При такой кличке вполне понятно, что султан занимался чем угодно, но не государственными делами.
        - Парни, срочно выгребайте все книги и документы, все печати и барахло, разумеется. - Сам подполковник принялся собирать трофеи с рабочего стола визиря в свой вещевой мешок, непременную принадлежность каждого магаданского солдата. Именно там хранился запас патронов, личные вещи и сухой паёк в обычное время. Сейчас вещмешки были практически пустыми, только с патронами да ещё одним, запасным, вещмешком, для трофеев. Об этом солдаты сами догадались, подполковнику пришлось лишь восхищаться находчивостью своих воинов. - Да, чуть не забыл, Фёдор, спроси у раненого стражника, там, в коридоре, где во дворце казна…
        - Объяснил, - не прошло и десяти минут, поспешил доложить боец. Ветераны, каким был Фёдор, отлично умели развязывать язык в полевых условиях, без лишней крови и жестокости.
        - Так, всё посмотрели? - Взглянул подполковник через полчаса на осевших под тяжёлым грузом золота, серебра, драгоценностей, украшений и книг бойцов. Затем прошёлся по выпотрошенному кабинету, осматривая результаты. Вроде всё, что можно, взяли, включая несколько печатей. Что-то не даёт покоя, что-то в кабинете не так. Обои, что ли, плохо висят?
        Петро сорвал шёлковые обои, драпировавшие заднюю стену кабинета, и обнаружил замаскированную дверь. Солдаты дружно принялись сдирать обои с других стен и простенков. Подполковник приладил гранату без чугунной рубашки к двери, скомандовал всем укрыться и вырвал чеку. За дверью оказался, как и полагал Головлёв, длинный потайной ход, которым, скорее всего, убежал визирь. Но за дверями, в начале хода, на полу коридора стояли двенадцать объёмистых сундуков. В первом из них, сорвав навесной замок, магаданцы обнаружили золотые монеты. Судя по шести мощным ручкам, весило это богатство не менее трёхсот килограммов.
        - Радист, связь с Хесселем! - обернулся подполковник к скучающему офицеру связи.
        - Готово, - протянул микрофон радист через пару минут.
        - Адмирал, срочно высылай во дворец хотя бы один взвод, но с десятком телег и полусотней грузчиков. Мы во дворце, самим трофеи не донести, нужна помощь. Да, как там с казармами?
        - Казармы разбили, я одного офицера связи с группой на внутреннюю стену отправил. Он уже подтвердил, что движения войск в городе нет. Помощь отправлю немедленно.
        - До связи, отбой. - Петро вернул трубку радисту и посмотрел на солдат. - Так, двое останьтесь здесь, остальные с командиром в казну, охранять до прибытия грузчиков. Да, как казну захватишь, Василий, отправь одного бойца ко мне, чтобы дорогу показал.
        Три дня вывозили магаданцы богатства из захваченного султанского дворца, не забывая проверить все богатые дома и дворцы. К имуществу добавились двадцать тысяч освобождённых православных рабов да полторы тысячи пленных мастеров, как обычно, - кузнецов, оружейников, ювелиров, строителей, садовников. К ним, учитывая особенности столицы, претендовавшей на самый просвещённый город Европы, впервые прибавились лекари и аптекари, математики и алхимики, корабелы и архитекторы. Конечно, с инструментами, оборудованием и семьями. Этих людей набрали исключительно внутри старого города, ограниченного крепостными стенами. Выходить за стены магаданцы не решились, там проживали не менее полумиллиона жителей. Они смели бы три оккупационных батальона без всякого оружия. Спасали от подобной участи, как ни странно, именно городские стены. Магаданские стрелки и пушкари закрепились на всех воротах в крепость, не пуская внутрь турок. Все захваченные в порту суда загрузили под завязку трофеями, выбирая дорогие и лёгкие товары. Но высланная из города конная разведка сообщила, что к Константинополю движется целая армия,
воевать с которой никто не собирался.
        Потому, когда передовые отряды армии, спешно собранной бежавшим визирем, подошли под стены столицы, огромная флотилия из восьмидесяти шести кораблей успела покинуть бухту Золотой Рог. Пресытившиеся добычей и турецкими женщинами солдаты дремали, отдыхая после бессонных трёх суток, прошедших в азартном поиске богатств, сродни знаменитой золотой лихорадке. Моряки, тоже не терявшие времени зря, стряхивали с себя похмелье, выдуваемое морским ветром. Хессель же попросил разрешения у Петра на приватный разговор.
        - Что будем делать, командир? - присел на предложенный стул адмирал, в каюте подполковника. - Корабли перегружены, продуктов почти нет, до Балтики мы рискуем не добраться. На передовой эскадре, конечно, продуктов достаточно, но там две трети кораблей еле ползут, никакой ветер не разгонит эти лохани. Они все вместе до Балтики доберутся не раньше января, если не пойдут на дно от осенних штормов. Надо где-то оставить часть освобождённых христиан и самые медленные корабли.
        - Вы спрашиваете, есть ли у нас план? Их много есть у меня, - совершенно спокойно отреагировал на речь адмирала наместник. - Из Дарданелл, которые сейчас проходит передовая флотилия, мы повернём не на запад, а на восток. К острову Кипру, его недавно отвоевали у Венеции турки, всего пять лет назад. Думаю, там мы легко высадим лишних пассажиров, оставим им все тихоходные корабли, дадим оружие. Потом спокойно отправимся домой, доставим трофеи и людей. А весной вернёмся, заберём оставшихся на Кипре христиан.
        - Там же турки остров обороняют, корабли, пушки и гарнизон немалый, - горячо начал разговор Хессель, затем остановился, глядя странным взглядом на командира. - Ну да, конечно, о чём это я. Хороший план. Карты архипелага у нас есть, думаю, доберёмся за две-три недели до Кипра.
        Добираться пришлось двадцать пять дней, за это время утопили пять лоханок, самых древних. Людей удалось многих спасти. В районе Измира на передовые корабли, опередившие основную флотилию, напали два десятка турецких галер и каракк. Видимо, какая-то информация о безобразиях в Константинополе дошла до провинции, но как всегда, весьма смутная. Иначе турецкие капитаны бы не рискнули напасть всего двадцатью кораблями на четыре магаданских парусника. Из них магаданцам удалось захватить всего двенадцать трофеев, половина оказалась тихоходными кораблями. Но удалось немного разгрузить другие корабли флотилии.
        Едва передовые корабли достигли Кипра и высадили на берег бывших рабов, с небольшой охраной, капитаны сразу развернули суда на штурм двух портов южного побережья, Ларнаки и Лимасола. Подошедшая позднее флотилия незамедлительно приступила к высадке на берег, выгрузке людей и трофеев. На это, при отсутствии причалов на необорудованном берегу, ушло две недели, за которые авангард без особых хлопот успел установить новую власть на Кипре, магаданскую, естественно. А Петро с помощниками провёл огромную подготовительную работу, в первую очередь с освобождёнными христианами и с остающимися на острове в качестве гарнизона солдатами. Из пленников на острове высадились лишь молодые татарки, для нужд полка, оставшегося на Кипре в полном составе. Солдатам и командирам Петро объяснил, что из оставленных на острове сорока тысяч освобождённых христиан, исключительно мужчин и молодых женщин, ветераны должны набрать и натренировать не меньше пяти полков.
        В этих полках солдаты получат возможность стать сержантами, сержанты - офицерами, всё зависит от их старания. Женщин-славянок рекомендовалось привлекать к общественно полезным работам - приготовление пищи, разделка рыбы, стирка одежды, брать замуж, наконец. Никак не к проституции, чему весьма способствовала прежняя жизнь многих пленниц в разных гаремах и сералях. Пусть этим делом занимаются турчанки и татарки, а освобождённые славяне и славянки через год переедут на магаданских кораблях в почти родные края, где смогут завести нормальные семьи. Всем, кого перевезут через год на побережье Балтики, наместник обещал выделить земельные наделы, помочь с хозяйством. Взамен требовал честности и преданности. Тем из бывших пленников, кто помнил своих родных и желал их найти, подполковник обещал не мешать. Если потребуется, отпустить их на родину, но дорога на Русь из Королевца ближе и спокойнее, нежели через Турцию, Крым и Дикое поле.
        Для обороны острова с моря и патрулирования прибрежных вод магаданцы оставляли все пять катеров, с достаточным запасом топлива и боеприпасов. Трофейные судёнышки оставались для продажи местным грекам и рыбной ловли, продукты добывать гарнизону придётся самому. Рыбалкой или… каперством, на оживлённых турецких морских путях. Да и грабить прибрежные турецкие селения никто не запрещал. Два радиста обеспечат надёжную связь с Королевцем, в самом тяжёлом случае магаданцы смогут выслать помощь, правда придётся её ждать месяца полтора. Но после проделанного рейда турок никто не опасался, солдаты уже планировали своё предстоящее повышение в должности, обилие местного вина, тёплую зиму. Для ветеранов, переживших полярную ночь в Мурманске, даже зима в Западном Магадане казалась тёплой. Что говорить о субтропическом Кипре, службу на котором воспринимали едва не наградой или отпуском.
        В конце августа по радио пришло сообщение из Королевца, угроза нападения императора Максимилиана устранена, можно не спешить и не волноваться. Так наместник с адмиралом и поступили. Почти месяц в общей сложности готовилась к длительному плаванию магаданская эскадра в портах Кипра, отправившись домой в начале сентября. Зато на самых быстроходных кораблях, заполненных трофеями, пленниками и освобождёнными христианами, в основном женщинами и детьми; их удалось погрузить около сорока тысяч человек. Ещё за месяц стоянки в порту когда-то православного города Петро сагитировал сорок шесть православных монахов-киприотов перебраться в Королевец для работы в семинарии. Они везли с собой большое количество церковной утвари, изъятой из турецких складов. И десяток бочек церковного кагора, взятого исключительно для причастия и празднования Пасхи.
        Сто два самых крупных и быстроходных корабля, включая двадцать шесть галер, по безопасному Средиземному морю шли круглые сутки, гребцы на галерах были свободными мужчинами, они менялись трижды в сутки. Дорога к свободе и безопасности требовала сил, чему никто не возмущался. Народ в шестнадцатом веке отличался здравым смыслом и отсутствием эгоизма, который старались не показывать, слишком резко подобное поведение осуждалось обществом. Размещались освобождённые рабы и рабыни по принципу общего вагона, кто помнит о таком виде транспорта, либо по принципу сказки «Теремок». Помните в мультфильме знаменитую присказку медведя: «Я уж как-нибудь, я куда-нибудь»? Самые слабые пассажиры устраивались в трюмах, где за месяц установили многоярусные нары в пять-шесть этажей. Девушки и парни покрепче предпочитали ночевать на палубе, там не было изнуряющей духоты.
        Корабли, рассчитанные на пятьдесят - сто пассажиров, принимали на борт в десять раз больше людей. На всех судах освобождённым рабам и взятым в плен турецким специалистам приходилось спать по очереди. Глядя на такую ужасную скученность, при жарком средиземноморском сентябре, Петро невольно вспоминал «Колымские рассказы» Варлама Шаламова. О том, как зэки спали в три очереди, как теряли человеческий облик, умирали каждый день. Испугавшись подобного в своей эскадре, особенно возникновения эпидемии, Петро ещё на Кипре приучил бывших рабов и пленных турок и татар к строгой гигиене. В море на соблюдение основных требований гигиены при большой скученности людей уходило два-три часа в день. Народ был чистым и сытым, однако оставалось много свободного времени. Такой опытный командир, как подполковник Головлёв, знал, что безделье до добра не доводит.
        Не случайно хороший старшина, как гласит солдатская поговорка, всегда бойцу работу найдёт: хоть траву красить, хоть траншею копать. Так и подполковник с третьего дня пути на восток, когда все процедуры стали привычными, обязал пассажиров - пленных ли турок, освобождённых ли рабов - изучать магаданский язык, азбуку и счёт. Учителями стали пушкари, которых на каждом магаданском судне было три расчёта, по одному расчёту на орудие. На трофейных кораблях роль учителей пришлось примерять назначенным солдатам полка и призовых групп, контролировавших поведение пленных капитанов и команд. Петро, пока назначенные учителя натаскивали многочисленных пассажиров в практике разговорного магаданского языка, устроил на флагманском корабле для выбранных членов каждого экипажа курсы по изучению гимнастики цигун. Был в жизни подполковника период, когда ему приходилось разрабатывать раненую ногу. Лучше гимнастики цигун, как статической, так и динамической, офицер ничего не нашёл.
        В условиях скученности и малоподвижного образа жизни уже через неделю-другую пути пассажиры рисковали резко ослабеть. Как следствие, начнутся болезни и уныние, панические настроения, грозящие перейти в беспричинную гибель людей. Не зря говорят, в здоровом теле - здоровый дух. Потому через две недели, когда Головлёв натаскал выбранных офицеров и бойцов в основных упражнениях цигун, у пассажиров появилось ещё занятие. Теперь день у бывших рабов и пленных мастеров пролетал незаметно.
        Не было возможности предаваться унынию или грустить о потерях. Утром туалет и водные процедуры, независимо от погоды, разогревающая гимнастика цигун, как правило, статические упражнения. Обед, после него несколько часов занятий по языку, запоминанию азбуки, чисел. Хоровое изучение таблицы умножения, с индивидуальной проверкой каждого. Снова гимнастика, часа два-три, особенно сложные упражнения, вроде «стояния столбом» или «поза всадника». Затем час личного времени, который уходил на стирку второго комплекта одежды, развешивание его для сушки. На починку порванных вещей, на женскую гигиену, мужское бритьё или стрижку. Затем ужин, снова гимнастика, политинформация и разъяснение условий жизни в Западном Магадане. Это входило в обязанность офицеров связи и старших канониров на кораблях, как самых опытных офицеров. После чего сон, в который большинство пассажиров падали, как в омут, пытаясь отдохнуть хотя бы во сне.
        Через пару недель свои услуги предложили крымские и кипрские монахи. Наместник с удовольствием предоставил будущим воспитателям миссионеров возможность попрактиковаться самим, убеждая пленных татар и турок в преимуществах православия. На каждом корабле, почти на каждом, оказался свой проповедник, знающий магаданский язык.
        Монахи не только обращали в православие пленных мусульман, но и заново приводили к вере многих освобождённых рабов. Приходилось крестить молодёжь, исповедовать, три десятка славян пожелали венчаться. Занимались и более грустными делами, монахи соборовали заболевших христиан, отпевали умерших. Даже роды пришлось принять за два месяца пути, восемь женщин разродились в дороге. Петро внимательно следил, чтобы воспитание, сиречь оболванивание новоявленных граждан Магадана, шло активно и в нужном направлении. Не зря он загрузил пассажиров делами так, чтобы им не оставалось свободного времени на глупые мысли, зато к прибытию в Королевец все примут законы магаданцев легко.
        Примерно через месяц пути, когда пассажиры заметно окрепли, приспособились к жёсткому распорядку и принялись скучать или искать иных развлечений, Петро добавил горсть соли в их интеллектуальный рацион. Он переместил пленных мастеров таким образом, чтобы они оказались на каждом корабле с пассажирами. Мастерам он выделил в ученики самых шустрых и непоседливых подростков обоего пола, поставив задачу обучить славян основам своей профессии. Женщин и людей постарше приняли в обучение монахи, подбирая себе будущих учеников. Канониры и матросы тренировали немногочисленных мужчин, каждому нашлись ученики. Эскадра больше напоминала огромный плавучий техникум или училище, сплошной абсурд. Зато все при деле, никто не скучает и не готовит глупости.
        В целом путь домой оказался непростым для моряков. Хотя боевых столкновений первые недели пути не было, нашумели в Чёрном море и Босфоре магаданцы знатно. Например, Средиземное море огромная флотилия магаданцев, слухи о которой успели разлететься по всему побережью, прошла без происшествий. Флаг с Андреевским крестом стал грозой для средиземноморских кораблей, все они спешили скрыться, едва рассматривали голубой крест на белом фоне. Редкие паруса исчезали с горизонта почти сразу. Погода, несмотря на приближающуюся осень, благоприятствовала магаданцам, опытный шкипер Хессель предложил обойтись без стоянок. Наместник согласился, любое увеличение скорости каравана он приветствовал.
        До Гибралтара магаданская эскадра шла круглые сутки, гребцы на галерах менялись в три смены, никто не возмущался. Славяне хотели увидеть берега будущей родины скорей, некоторые намеревались добираться домой, на Русь. А путь домой, как известно, не тяготит. В Атлантике пришлось двигаться осторожно, останавливаясь на ночь где-нибудь у побережья. Для пассажиров, конечно, радость - погулять по твёрдой земле, подросткам и детям побегать, женщины получили возможность разжечь костёр, сварить суп или кашу, всем надоел сухой паёк. Однако скорость перехода снизилась почти вдвое, да ещё совсем отмороженные берберские пираты напали. Чего они хотели, никто не понял. Десять напавших кораблей потопили фугасами, остальные пираты сбежали. В Бискайском заливе флотилия впервые попала в сильный шторм, корабли разбросало, две каракки выбросило на берег, один корабль пропал, видимо, утонул. Остальные собирались три дня, радиосвязь помогла найти потерпевших крушение, для их доставки в ближайшем порту за двойную цену зафрахтовали десять шхун, на которые перешли несколько сотен пассажиров с других перегруженных кораблей.
        Так, с приключениями и бедами, то быстро, то медленно, магаданцы добирались домой ещё месяц. Только в конце октября растянувшаяся на десять километров эскадра подошла в родной порт. Встречали их с помпой, как героев, с фейерверками и бесплатным угощением для народа. Неделю выгружала и считала трофеи Елена Александровна, пока не свела все дебеты с кредитами. Добыча оказалась не просто большая, а огромная, превысившая все мыслимые предположения. Только в монете магаданцы привезли из Турции и Крыма шесть миллионов червонцев. Не считая драгоценностей, шёлка и других тканей, пряностей и прочих товаров, порой дороже золота. Как выразилась губернатор, вспоминая фильм «Ширли-Мырли», на эти деньги вся страна может отдыхать до конца жизни, включая последнего нищего.
        Сама Елена Александровна успела выстроить бараки для прибывших славян и пленников, в типовом варианте - с широкими застеклёнными окнами, с двойными рамами, с печами по-белому, разгороженные на кубрики по двенадцать и шестнадцать жильцов. Позаботилась губернатор и о занятости бывших рабынь. Предложения работы для женщин были самые разные: от патронных и снарядных цехов, стекольного производства до работы в швейных мастерских, столовых, консервных цехах и прочее. Сидеть без дела никому не придётся, об этом бывший завуч позаботится.
        Глава 19
        Засада, в которой отдыхали почти месяц пять магаданских полков с полутора сотнями лекарей и медсестёр, всё-таки удалась. Император Священной Римской империи германской нации Максимилиан, видимо, получив сообщение о проходе магаданской эскадры в мае месяце через датские проливы, рискнул проверить новоявленных соседей на прочность. Это же схизматики, посягнувшие на иезуитов, чего их считать добрыми соседями. Надо показать варварам, где их место, да рабов привезти в Вену. Только в столице Священной Римской империи имеют право мастера выделывать зеркала и подзорные трубы лучше венецианских изделий. Только отборные германские полки достойны воевать новейшим оружием, незаконно присвоенным себе варварами. Тогда влияние крупнейшего государства Европы ещё усилится, все страны пойдут в союз или на поклон, мечтая войти в состав Священной Римской империи. Слава императора Максимилиана вознесётся выше Цезаря и Помпея, империя захватит всю Европу.
        Такими ли на самом деле были мысли германского императора или нет, сказать трудно. Но двадцатитысячная немецкая армия вторглась в пределы Речи Посполитой, быстро пройдя оккупированную шведами территорию. Однако на первых же километрах пути по магаданской земле имперцы попали в мешок. Благодаря разведке и неразвитым дорогам средневековой Европы, путь движения немцев был известен заранее. Последние пять лет солдаты магаданцев только и делали, что сражались с превосходящим по численности противником. Потому особых сложностей в планировании операции не возникло. Командиры выбрали удобную местность, благо леса в бывшей Восточной Пруссии вырубили далеко не везде, и болот хватало. Обозначив линию защиты срубленными деревьями, пять полков, почти по шаблону, окружили немецкую армию на марше. Затем расстреляли из леса ружейным огнём, выбив передовые и арьергардные роты картечью. Две тысячи тяжёлой конницы не смогли ничего изменить, всадникам не удалось добраться до врага, стрелявшего из укрытий.
        Валентину удалось устроить войску Максимилиана настоящий котёл, захватить в плен всех, кто выжил в сражении. Хотя позже военврач признавался друзьям, что битва с немцами была избиением младенцев, а не сражением. Побежала армия Максимилиана через десять минут артподготовки, потеряв убитыми всего тысячу солдат и офицеров. Правда, раненых осталось на поле боя больше десяти тысяч, так для этого военврач и привёз с собой всех студентов, медсестёр и лекарей. Полторы сотни будущих врачей и медсестёр практиковались на раненых немцах в обработке огнестрельных ранений. Проводили операции по ампутации конечностей, чистке проникающих ранений и так далее. Тут же, в полевых условиях, прошло испытание первого искусственного лекарственного средства, полученного в шестнадцатом веке, - эфира, в качестве усыпляющего средства при операциях.
        Да и остальная магаданская армия не скучала, отправив восемь тысяч взятых в плен здоровых немецких солдат в помощь Елене Александровне. Едва конвой вернулся из столицы, а Валентин разместил раненых и решил проблемы их лечения, охраны, с дальнейшей перевозкой в Королевец, как магаданцы двинулись на запад, все пять полков с артиллерией. Вопрос с проходом через союзную территорию был давно решён, на уровне прямого разрешения короля Юхана. Потому двигались магаданцы весело и с песней, поражая местных крестьян своей противоположностью недавно прошедшим немцам. На территории Священной Римской империи песни закончились, началась привычная работа. Да, именно тщательный сбор трофеев и пленников, с дальнейшей отправкой всего захваченного в столицу Западного Магадана. Малочисленные немецкие гарнизоны не пытались сопротивляться, открывали ворота городков сами, наслышанные о поведении магаданцев. Резни и бессмысленных убийств Валентин не допускал, конечно. Однако все немецкие городки и большие сёла подвергались дотошному грабежу.
        Особенно досталось вольному городу Данцигу, принявшему формальное подданство Священной Римской империи. Вдобавок горожане почему-то решили отсидеться за крепкими стенами. Ну, это они так полагали, а не магаданские артиллеристы, которые думали иначе. Магаданцы сначала разнесли фугасными снарядами стены крепости и все ворота вольного города в щепки и щебень, после чего планомерно его ограбили. Вывезли все товары из складов, всех мастеров с оборудованием и семьями, реквизировали для перевозок все суда, захваченные в городской гавани. Потом, через пару месяцев, эти корабли продали бывшим владельцам, правда, недорого. Валентин же очень прозрачно намекнул городским властям, что магаданцы поддержат вольный город Данциг в его стремлении к независимости от Священной Римской империи. Более того, при заключении полноценного оборонительного и торгового союза с Западным Магаданом помогут защитить город от любого агрессора.
        Оставив вольных горожан в тяжких раздумьях, магаданские полки двинулись дальше на запад по морскому побережью. Вдоль побережья по Балтийскому морю за магаданцами шли корабли сопровождения, захваченные в Данциге, пока ещё не проданные обратно. Они едва успевали перевозить в Королевец захваченную добычу и пленных крестьян с ремесленниками. Большую часть добычи составляли зерно, рыба, мясо, живая скотина. Армия Валентина оставляла после себя обезлюдевшую местность, пройдя таким маршем почти триста километров до острова Рюгена. Собрав очередных пленников со всего побережья, Валентин с удивлением заметил, что крестьяне эти помнят своё славянское происхождение. Старики вспоминали Рюген, где были славянские святыни, вспоминали, что их деды называли себя бодричами, лютичами, лужичанами, говорили по-славянски. Да, что там говорить, практически все крестьяне побережья говорили по-славянски, ближе к русскому языку, нежели к польскому.
        Немного подумав, Валентин решил захватить остров Рюген, вернуть его, так сказать, в славянскую собственность. Отправив туда один батальон пехоты с артиллерией, он распорядился всех крестьян с побережья тоже перевозить на Рюген. Таких вместе с семьями набралось немного, тысяч пять человек, страшно бедных, с одной лошадью на сто дворов. Он связался с Еленой, рассказал о своём желании заселить остров славянами. Она одобрила такой план, обещала помочь инструментом и выслать толковых управляющих на остров. Не ожидая результатов, Валентин развернул свою армию на юг, в сторону Берлина, оставив батальон для охраны переселенцев. К будущей столице Пруссии магаданская армия подошла с огромным обозом и десятью тысячами пленных крестьян с семьями, захваченных по пути от побережья. Говорить о каком-либо штурме небольшого городка не приходилось, практичные немцы сами вынесли ключи от ворот крепости.
        От Берлина, лишившегося всех торговых складов и ремесленников, Валентин повернул на восток, домой. Шёл не спеша, подметая окрестности лучше сборщика налогов, собирая огромный обоз из крестьян с семьями. Многие из которых помнили своё славянское происхождение и говорили по-славянски. Так, только к концу августа и вернулся военврач в Королевец, с огромным обозом и крестьянами для расселения по стране. Позже Елена Александровна посчитала, что на острове Рюгене магаданцы расселили пять тысяч человек, к тем восьми тысячам, что уже там жили. Все немецкие дворяне и землевладельцы после высадки на острове магаданского батальона сразу лишились своих земельных владений. Желающим уехать были даны пять дней на сборы, остальным разрешили жить в старых замках и поместьях, оставив наделы в радиусе километра от жилья.
        Зато славянским новосёлам сразу нарезали наделы из конфискованных земель, по семь-восемь гектаров на семью, выдали в кредит, конечно, лошадей, инструмент, включая плуги и бороны, зерно озимой ржи. Бригады плотников из Королевца до холодов выстроили дома, со стеклянными окнами и печами по-белому. При таких делах даже многолетнее ярмо кредита не пугало крестьян. Тем более что православные люди освобождались на семь лет от налогов, а государственным языком был магаданский, очень похожий на родной, славянский, язык. Гарнизон на острове особого сопротивления оказать не смог, временно охраной Рюгена занялся батальон под командованием Тимофея Стрельцова, крестника Николая Кожина, человека надёжного и толкового.
        Аналогичная ситуация вышла и на материковой части Магадана, куда Валентин привёл к началу сентября почти пятьдесят тысяч людей, считая женщин и детей. Но Елена Александровна лишь подтвердила свой высокий класс управленца. Земли для переселенцев были размечены с зимы, срубы зимой же изготовили крестьяне соседних деревень, радуясь возможности подработать. Они же на размеченных участках вспахали землю весной и засадили её казённым картофелем, получив за это небольшую плату. Собирать картошку соседи учили новых переселенцев, так что обошлось без особых проблем. Разве что ремесленников оказалось неожиданно много, так им выстроили бараки для начала. Зиму проживут, сами домами обзаведутся, если руки есть, заработают.
        Не скучали этим летом шведы, армия Шеттингофа дожала поляков. Прижатый к Днепру Стефан Баторий прислал парламентёров, запросил мира на пять лет. Шведы согласились, но захваченные коронные земли всей Речи Посполитой, населённые поляками, оставили в своих руках. По мирному договору Баторию осталась лишь юго-восточная территория бывшего Великого княжества Литовского, к югу от Гродно. Да сомнительная власть над Запорожьем и левобережной Украиной. Юхан Третий согласился обойтись без репараций, война вылетала шведской казне в копеечку. Король оказался практичным человеком, понял, что лишь мир даст возможность выжать из захваченных земель достойную прибыль, оправдать три года военных действий.
        Тем более что обратной стороной отказа от репараций стала конфискация всех владений польских феодалов, воевавших на стороне Стефана Батория. Практически в Речи Посполитой не осталось польских дворян, а их земли принялся скрупулёзно учитывать и пускать в оборот шведский король. По площади и продуктивности захваченная территория в несколько раз превосходила возможности метрополии. Среди шведского дворянства и промышленников началась настоящая золотая лихорадка. Все бросились по привычке выпрашивать у Юхана земельные владения, пытались, как обычно, выпросить, слезливо жалуясь на убогость и бедность. Некоторые, не самые умные дворяне пытались откровенно надавить на короля, пугая сменой режима, если он не выполнит их требования по раздаче завоёванных земель.
        Однако Николай не зря больше года играл с Юханом в шахматы и оставил тому для защиты надёжный отряд магаданских стрелков и пушкарей. Да и сами магаданцы оставались неподалёку, никто не сомневался в их возможностях вернуться и восстановить королевскую власть. Поэтому желающих надавить на короля оказалось не много, и они не сумели организоваться, в отличие от прошлой истории, когда Юхан был смещён с трона своими родственниками. Теперь шведский король не спешил раздавать новые земли; следуя предложению магаданца, он объявил южные земли Речи Посполитой коронными владениями. А селить на них решил отличившихся офицеров и солдат-ветеранов, доказавших свою преданность и умение воевать. Через пять лет, когда Стефан Баторий попытается вернуть утраченное королевство, солдаты и офицеры достойно защитят свои владения.
        На северные земли, что приходились вокруг владений Западного Магадана, король Юхан устроил свое-образный аукцион. Все владения были переписаны и предлагались тем дворянам, кто сможет в течение пяти лет выплатить их стоимость, включая немедленный аванс в двадцать процентов цены владений. Тут подсуетились представители и агенты магаданцев, которые скупили два десятка поместий на узкой полоске побережья между Западным Магаданом и Священной Римской империей германской нации. Платили всю сумму наличными и сразу, выбив у возможных конкурентов все козыри. Никаких крупных городов на побережье не было, редкие рыбацкие посёлки. Магаданцы планировали через полгода выкупить официально у подставных лиц эти земли, объединить их под владением того же Николая Кожина, например. Официально земля останется в шведских владениях, а магаданцы получат прямую границу с германскими территориями.
        Итак, шведы делили трофеи, королевская казна переполнялась от платежей и пошлин с захваченных земель. Шведские купцы, избавленные от пошлин на магаданских владениях, богатели с каждым днём. Молодая страна, за год вдвое увеличившая своё население, нуждалась в огромном количестве товаров, наиболее простых и привычных. Деньги у вернувшихся солдат и офицеров водились, все получили премии в размере двухгодичного жалованья. За пленников и других неплатёжеспособных граждан покупала и заказывала товары магаданская казна, в лице губернатора и наместника. Пусть список товаров, в которых нуждались магаданцы, был невелик, но объёмы закупок восхищали профессионалов.
        Десятки тысяч пар различной обуви, десятки тысяч полушубков и меховых шапок, сотни тонн зерна, строевой лес, который странные магаданцы предпочитали покупать у шведов и немцев, а не рубить свой. Недорогие, простенькие ткани, шерсть и кожа, мебель и домашняя скотина, от куриц до свиней и коров. Всё в сотнях и тысячах штук, за приличную плату, от подобных заказов кружилась голова. А какие товары предлагались в Королевце? Самые дорогие ткани, одного шёлка пятнадцать сортов, пряности и восточные сласти, и снова по вполне приличным ценам, едва не на десять процентов дешевле, чем в Амстердаме. Учитывая отсутствие вывозной и ввозной пошлин и объёмы торговли с Западным Магаданом, шведские торговцы и промышленники богатели не по дням, а по часам. Целые селения в королевстве работали на магаданские заказы, за четыре года оборот торговых и промышленных компаний вырос едва не в пять раз. Швеция в союзе с магаданцами становилась богатейшей страной в Европе, в Северной Европе. Поскольку самыми богатыми европейцами больше полувека считались испанцы с португальцами.
        - …из пределов сибирских, от Строгановых прислано сто сороков соболей, шесть десятков сороков куньих, беличьих и медвежьих сороков изрядно. Вчерашним днём пришёл обоз магаданский с товаром. Пошлины с тех товаров немцы магаданские уплатили десять тысяч пятьсот сорок три рубля с полтиною.
        - Какой же товар они привезли, коли так его ценят? - удивился царь, глядя в окно из рабочего кабинета. Окна в кабинете год назад заменили на магаданские, без свинцового плетения, широкие и светлые. Да и зимой сквозь двойные стёкла никакой сквозняк не пробивался. В горнице стало светло даже в пасмурный день, а в ясные дни солнечный свет заливал весь кабинет, как на поляне. Иоанн улыбнулся, вспомнив, как сопротивлялся магаданским окнам, но вовремя поддался уговорам лекаря Алексея. - Что за товар такой дорогой магаданцы привезли из нищей Европы?
        - Бают, все товары из туретчины, из самого Царьграда, - поклонился дьяк Возницын, пришедший с докладом. - Мы смотрели, там шелка разные, пряности и сласти восточные. Похоже, не лгут немцы магаданские. Возчики, что из Риги, говорили, нынешним летом магаданские кочи в туретчину плавали, Крым и Константинополь разорили, богатый дуван привезли. Одних православных пленников восемьдесят тысяч душ отбили у магометан, половину привезли с собой. Остальных оставили на острове Кипре, который у турок отобрали, будущим летом поплывут тех пленников забирать да в своём государстве на землю сажать.
        - Ты говорил, они полста тысяч полона из цесарской земли привели летом? - строго перевёл взгляд государь на Годунова. - Или то из туретчины полон был?
        - Те полста тысяч душ из цесарской земли они только в Королевец привели, на землю посадили. Ещё пять тысяч душ из земель германских на остров Руян перевезли, что у германцев отобрали ныне летом. Воевал германцев воевода Валентин Седов, что два года назад Магаданскую торговую компанию у Москвы-реки выстроил. Он не только крестьян германских привёл, он пятнадцать тысяч германского войска в полон взял, - Годунов перевёл дух, торопясь ответить на вопрос. - Сорок тысяч освобождённых христиан, то совсем другие люди, всё больше бабы и дети. Их воевода Пётр Головлёв привёз на ста кораблях, вместе с товарами турецкими.
        - Что же, выходит, магаданцы за год сто тысяч православных душ от власти магометан и схизматиков освободили, на землю посадили? Добычу взяли, цесарцев, турок с татарами побили, а мы всё ждём? Деньги на выкуп полона, Христа ради, собираем. Крымцам на поминки обозами рухлядь шлём, милости просим, чтобы нас не трогали, - распалялся в гневе царь Иоанн. - Немцы магаданские наши поминки через год себе у крымцев отберут, полон, на Руси взятый, в Королевец отвезут. А наши полки чем заняты? Пирогами на Подоле торгуют?.. Думу на завтра собирай, будем союз с магаданцами решать против татар крымских, - успокоился государь, присел на стул, положил руки на подлокотники. - Какое у них войско?
        - Семь полков было, один остался на острове Кипре, почитай, шесть осталось, - неуверенно, удивляясь своим словам, вымолвил Годунов. - Все подсылы так говорят, купцы наши тоже это число называют, шесть полков. Один гарнизоном в Риге стоит, пять остальных в Королевце размещены. Пушек, правда, много, кто сто говорит, кто двести. У них вся сила в кочах, что пушками все вооружены. На море, бают, никого, равного магаданским кочам, нет.
        - На суше, выходит, шестью полками двадцать тысяч цесарского войска разбить и в полон взять - это равные силы? - ухмыльнулся успокоившийся Иоанн. - Давай ко мне всех воевод после обеда, думать будем.
        - Кто надоумил наших бездарных генералов отправить армию в этот чёртов Магадан? - император Максимилиан, по обыкновению, во всех неудачах винил кого угодно, но не себя. Словно не он милостиво велел захватить Кёнигсберг и вернуть эти земли в лоно истинной католической церкви, в лице Священной Римской империи. - Почему мы только сейчас узнаём, что магаданцы предлагали нам союз против Турции? Почему мы не заключили такой союз два года назад?
        - Не могу знать, ваше императорское величество, - поклонился граф Валленштайн, подумав про себя: «Сам же велел со схизматиками никаких союзов не заключать».
        - Теперь, по вашей вине, мы в придачу к туркам получили ещё более сильного врага - магаданских схизматиков. Они не только грабят наши города, но и всё население уводят к себе.
        - Осмелюсь заметить, турки забирают земли, а магаданцы - лишь крестьян, - вставил свою реплику князь Варакаци, третий год пролезавший в министры его императорского величества.
        - Да, остров Рюген не сравнить с виноградниками Трансильвании, но это тоже были земли моей империи, - поёрзал на троне Максимилиан, проклиная свой геморрой. Боли в седалище совершенно изменили ход мыслей императора, он поспешил закончить разговор. - Приказываю барону Шамбергу подготовить посольство в Кёнигсберг, с целью заключения мира и военного союза против турок. Пусть к пятнице подготовит свои предложения по этому вопросу. Да, пригласите сюда моих врачей, все свободны, господа.
        Великий визирь мрачно сидел за своим рабочим столом, читая перевод с оставленного гяурами письма. Две недели визирь яростно боролся за спасение своей жизни, прикладывая всю свою работоспособность, используя все силы и огромное богатство. Сохранить голову на плечах удалось, султан Мурад Третий дал целый год на исправление допущенных ошибок. За отпущенное время многое можно успеть, но как он мог не заметить в ворохе бумаг предложение проклятых гяуров? Судя по оставленному в разграбленном дворце на столе кабинета великого визиря письму, адресованному лично ему, магаданцы предлагали союз против германцев! О, Аллах, за что ты меня наказал? Что теперь делать? Как вернуть Кипр? Что ответить на предложение магаданцев о вассалитете Крыма?
        - Успокойся, ты всё сможешь, - визирь по совету своего врача начал замедлять дыхание, размеренно вдыхая и выдыхая воздух. Врач утверждал, что это успокаивает. - Сейчас я успокоюсь и придумаю, как поступить.
        - Господин, господин, срочное сообщение от наместника Анатолии, - секретарь разговаривал через дверь, опасаясь нарушить уединение визиря.
        - Зайди и прочти, - внутренний голос подсказал великому визирю, что новости плохие, но важные. Так и есть, наместник сообщал об очередном нападении пиратов, укрепившихся на Кипре, на прибрежные города, и захват восьми кораблей с продовольствием из Египта. Визирь мёртвым взглядом упёрся в лицо секретаря, испытывая огромное желание отрубить тому голову за плохие вести, прямо здесь и сейчас, своей рукой. Несмотря на то, что этот проныра племянник самого - Саид-паши.
        - Увы, друзья, можно смело констатировать, что моя миссия в Испании провалилась. - Павел Аркадьевич, накануне вернувшийся из Испании, где полгода оббивал пороги в поисках союзника для Западного Магадана, развёл руками. Послушать командира, побывавшего в далёких Пиренеях, собрались все магаданцы, со старшими детьми, что стало традицией. Сидели в рабочем деревянном дворце наместника, слушали тихий голос Павла Аркадьевича, под аккомпанемент дождевых капель, стучащих по крыше и подоконникам. На календаре давно зима, а тёплая балтийская осень не хотела уходить, заливая побережье дождями.
        - Мы, вернее я, выбрали неудобное время для предложения испанцам союзного договора. Год назад погиб последний король Португалии, не оставив наследников. В будущем году испанский король Филипп станет по совместительству португальским королём. Как вы догадываетесь, испанцам сейчас не до нас. Потом Филипп постарается свергнуть Елизавету, английскую королеву, предложив свою креатуру - Марию Стюарт. - Павел Аркадьевич привычным учительским взглядом окинул своих слушателей. - Не сомневаюсь, вы помните, чем дело закончится, а именно топором палача. Потом, в 1588 году, испанцы соберут Великую Армаду, напоминаю, из ста двадцати кораблей. И потерпят поражение от английской эскадры адмирала Дрейка в том числе. Хотя нет, - отхлебнул глоток крепкого чая из кружки географ, - одну мысль мне удалось довести всему испанскому двору, до последнего чиновника королевской канцелярии. И пару раз напомнить об этом самому королю Филиппу. Думаю, эта информация сработает в нашу пользу, рано или поздно.
        - Что именно? - не постеснялся спросить Николай, единственный из присутствующих начисто лишённый любых комплексов.
        - Испания, в лице короля Филиппа, считает себя главным борцом за католическую нравственность европейцев. Сейчас они воюют с голландскими протестантами - гёзами, с весьма сомнительным успехом. Многие помнят, что Тиль Уленшпигель станет победителем, не могу сказать, правда, когда именно. Но испанцы ещё долгие годы будут воевать в Голландии, до середины семнадцатого века. Когда на престол Франции взойдёт протестант, наш любимец, благодаря романам Дюма, Генрих Четвёртый, по прозвищу Наваррский, испанцы вступят в войну против него, фактически против французов. Обе войны, что характерно, проиграют. Но воевать будут долго, помните, ещё три мушкетёра воевали против испанцев. - Павел Аркадьевич допил оставшийся чай в кружке, грустно взглянул на её дно. - Если мы помешаем Англии в 1588 году разгромить Непобедимую Армаду, спасём испанцев от поражения, при котором утонут свыше двадцати тысяч отборных солдат. Испания не потеряет почти сорок крупных кораблей, сохранит их в торговом обороте. Да и английские пираты лишатся поддержки государства. Король Филипп, возможно, вспомнит мой визит и не станет посылать
войска на Остров. Сохранив армию, Испания сможет эффективнее воевать во Франции. Если мы подкинем королю Филиппу своих ружей, денег у него больше чем достаточно для их покупки, две сильнейшие европейские страны будут воевать не восемь лет, а гораздо больше. Франция ослабнет, и король-солнце, внук Генриха Четвёртого, не станет претендовать на гегемонию Франции в Европе и мире. А мы на этом неплохо заработаем: кто мешает продавать испанцам оружие вдвое дороже, чем русским?
        - Да, очень интересная может сложиться история. - Причмокнул губами от интересной интриги, с далеко идущими последствиями, Николай. Он, пожалуй, был самым опытным интриганом в компании магаданцев, ещё со времён работы оперативником.
        - Почему нам выгодна война Испании и Франции? - осторожно поинтересовался Максим Глотов, радиотехник, попавший в шестнадцатый век вместе с отцом Игорем. - Мне всегда говорили, что главная опасность для будущего - это англосаксонский протестантизм. При чём тут французы?
        - До англосаксов гегемоном в Европе два века была Франция. Именно во Франции произошла первая революция, где отработали массовый террор, позднее применённый в России, нашей старой Родине. Именно у французов учились англичане своему презрению к другим народам, добавив туда своё равнодушие к непротестантам, то есть к не-людям, к животным, - привычно разъяснил Павел Аркадьевич. - Триста лет французский язык считался международным, потом им стал английский. Связав Францию войной на Пиренеях, мы можем вывести на международный уровень другой язык, русский, к примеру. Нынешняя Франция ещё не создала единого французского языка, там масса других языков - беарнский, наваррский, нормандский, гасконский и прочие. В самом Париже дворяне чаще общаются на латыни.
        - Тут надо хорошо всё продумать и просчитать, - улыбнулся лучший магаданский интриган и дипломат Николай Кожин. - Всё равно поездку в Испанию можно считать полезной. По результатам общения с Павлом Аркадьевичем, вчера прибыли три испанских торговых корабля в наш порт. Завяжем торговлю, заведём знакомства, будем работать с испанцами.
        Осень в Королевце выдалась тёплая, с моросящими дождями и легким ветерком, в воздухе витали запахи грибов и прелой листвы, а не привычные морские ароматы йода и водорослей. Гулять по строгим прямым тротуарам нового города понравилось Петру и Ларисе, наслаждавшимся общением после долгой разлуки. Пожалуй, впервые они просто гуляли под руку, глядя на горничных и няней, ведущих за руки детей. Гуляли, никуда не спеша, разговаривали между собой и просто молчали, вдыхая морской воздух. Любовались на море, на играющих тюленей, чудом сохранившихся в городской бухте. Три года назад наместник запретил любую добычу тюленей в Западном Магадане, под угрозой высылки всей семьи в Мурманск. Пока восемь семей любителей охоты не отправились на север, оставив односельчанам свои дома и хозяйство, никто не верил в подобный запрет.
        Зато теперь тюлени перестали бояться людей, играют днём и детёнышей выводят на огороженные под эти цели отмели. Горожане быстро привыкли к виду тюленей, как и многочисленным посадкам дуба, клёна, липы, других благородных деревьев в окрестностях города. Старый город изменился здорово, однако на фоне нового, пусть не достроенного Королевца, терялся полностью. Новый город казался сказкой для самих горожан, а приезжие купцы и моряки не верили своим глазам. Ровные линии широких улиц пересекались с бульварами, засаженными молодыми липами и дубами. Цветники у домов и на перекрёстках улиц, два городских фонтана, подземная канализация, водопровод. Что ещё? Вымощенные камнем тротуары, поднятые на пядь выше проезжей части улицы, тоже выложенной ровными плитками, на которых не появлялись лужи даже в проливной дождь.
        Урны для мусора, дворники в каждом квартале, следящие за чистотой дорог и тротуаров (все они были осведомителями контрразведки, о чём мало кто знал). Отсутствие нищих, преступников на улицах столицы, публичные дома и таверны исключительно в порту, охраняемом круглосуточно. Ночное освещение улиц, в виде фонарей на столбах, зажигаемых специальными фонарщиками каждый вечер. Два стадиона, постоянно занятых игроками в лапту, в пендаль (футболом назвать неудобно, не магаданское слово). Три спортивных городка, с турниками, брусьями, брёвнами и прочими развлечениями для молодёжи. Маленькие уютные кофейни, где горожанам можно выпить кофе или чаю с пирожными и булочками. Столовые для рабочих с недорогими блюдами, трактиры для более обеспеченных посетителей. Многочисленные швейные мастерские, ювелирные и книжные магазины, продуктовые и товарные лавки с богатейшим выбором товаров, особенно после турецкой кампании.
        А каким экзотичным выглядело население Королевца? Где ещё можно встретить офицера-татарина, под руку с краснощёкой хохлушкой. Или вогульского мастера в сопровождении жены-еврейки и целого выводка детей. Рыжеволосого англичанина в компании светловолосой полячки, оба хорошо одеты, с ребёнком, и давно забыли, что попали в город пленниками. Все, что характерно, разговаривают исключительно по-магадански, одеваются по последней моде - мужчины в длинных брюках и сапогах-казаках, кожаных и матерчатых куртках до середины бедра, в кепках и беретах. Женщины - в высоких сапожках, невероятно коротких юбках и платьях, с подолом до середина голени, шляпках в стиле двадцатых годов двадцатого века. Их ввела в моду Лариса, женщина стройная и высокая, она же первая появилась на людях в коротком пальто-распашонке. А столичные женщины, падкие на всё модное, без труда добивались от мужей и отцов необходимого. Чего жалеть денег при таком росте доходов?
        Были, конечно, среди горожан, привычно одетые бюргеры с жёнами в платьях до пят. Но все офицеры и солдаты, все мастера и рабочие считали своим долгом подражать командирам и прочим магаданцам. Их спешили опередить девушки и парни, те уже щеголяли в джинсах, да, самых настоящих синих джинсах из хлопковой ткани, крашенных натуральным индиго. Ткань, конечно, грубая, напоминающая те самые джинсы из семидесятых годов двадцатого века. Теперь хлопковую ткань личные мануфактуры Елены Александровны выпускали без перерыва, запасов индиго, захваченных в Константинополе, хватит лет на пять. А хлопок уже спешат доставить испанские корабли из Вест-Индии. Лет через двадцать дети нынешних солдат и ремесленников наверняка будут бегать летом в шортах и кроссовках, а девушки щеголять в мини-юбках по городу, среди выросших дубов и лип, по городским бульварам и набережным.
        Город, в котором приятно жить и работать, который магаданцы оставят своим детям и внукам. Уютными улицами Королевца полюбили гулять вечерами многие жители, улыбаясь и раскланиваясь со знакомыми при встрече. Вместе горожане читали газету, вывешенную в трёх местах, на специальных стендах, рядом с городскими объявлениями. Газету выпускали с мая 1579 года, небольшого формата, тиражом в полсотни экземпляров, шесть из которых вывешивали на улице. Седьмой шёл в библиотеку при университете, остальные распространялись по подписке. Оставалось, как шутила Елена Александровна, запустить конку. Но это была лишь шутка. Город насчитывал всего восемьдесят тысяч жителей, его легко можно пройти с одной окраины до другой за сорок минут.
        Были, конечно, и оборотные стороны такого спокойствия. Огромные штрафы и высылка в Мурманск рецидивистов за нарушение чистоты, порядка, правил поведения и проживания в городе. Еженедельный отлов бродяг и попрошаек, с обязательным привлечением к труду в виде месяца работы на казну, с проживанием на казённых харчах и в казённых квартирах. Преступники беспощадно высылались в Мурманск, там нашлась для них посильная работа в виде добычи апатитонефелиновых минералов. Под охраной части гарнизонной команды, чтобы солдаты не скучали от безделья. Длительность высылки пока ограничивали минимальным сроком - пятью годами, а там видно будет.
        Так что добиться желаемого порядка удалось не сразу и не вдруг, а жёсткими, даже жестокими мерами, которые придётся поддерживать лет сто, не меньше. Лучше Николая, пожалуй, никто не смог бы наладить службу безопасности всей страны вообще и Королевца в частности. И помогала в том бывшему сыщику уверенность, что жители Восточной Пруссии в том прошлом были самыми дисциплинированными европейцами. Причём короли и курфюрсты добились такой дисциплины исключительно жёсткими, карательными мерами, вешали и пороли горожан лет сто, если не больше. Исходя из этого, никакой жалости к нарушителям магаданцы не проявляли, лучше отправиться в Мурманск, нежели на виселицу. Николай знал, чего добивается, и знал, что добьётся желаемого порядка.
        Понимание этого не мешало отцам-основателям гордиться достигнутыми результатами, а женщины соответственно гордились своими мужьями. После турецкого рейда оставалось желать лишь недостижимого, всё остальное в Королевце было. Весь тёплый ноябрь и половину дождливого декабря экс-туристы отдыхали со своими семьями, устраивали выезды на природу, ходили в гости по кругу старых знакомых. Мужчины, которым такое времяпровождения через пару недель надоело до чёртиков, начали искать любой предлог, чтобы вырваться из замкнутого круга бездумного существования. Но глядя на счастливые лица подруг и детей, они не находили сил покинуть семьи даже на восемь рабочих часов, ведь это были первые отпуска за девять лет жизни в шестнадцатом веке.
        Что греха таить, многим нравилось выполнять любое желание любимых, благо возможности и средства для этого появились неограниченные, в разумных пределах. Сидя в шезлонгах, за шашлыками, друзья обсуждали самые невероятные прожекты, спорили о вариантах возможного изменения истории. Планировали дерзкие операции и отдавали их на суд специалиста - Павла Аркадьевича. Историк и географ с азартом втянулся в эти обсуждения, предлагая свои варианты воздействия на политиков и правителей. Дерзкие по замыслу и вполне вероятные по исполнению, планы на будущее сначала проговаривались, затем переносились на бумагу. Постепенно, день за днём, вырабатывалась политическая и экономическая стратегия магаданцев, уточнялись необходимые ресурсы, создавались чёткие приказы по дислокации и движению воинских подразделений.
        Но всё проходит, прошли и осенние каникулы магаданцев. Ударили морозы, выпал снег, отдохнувшие туристы вернулись к своим занятиям. Жизнь продолжалась, хотя многим женщинам хотелось крикнуть банальное «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Россияне из двадцать первого века окончательно стали считать шестнадцатый век своим, жители Урала создали свой сильный и красивый, независимый ни от кого, мир, на южном побережье Балтийского моря. Там, где они будут жить, работать, растить своих детей и внуков, не забывая о будущем.
        Список туристов, попавших в прошлое
        1. Павел Аркадьевич - руководитель сплава, учитель истории и географии провинциального райцентра Пермского края. Жена осталась в XXI веке.
        2. Нина Волкова - его помощница и повар, не замужем, жила в том же райцентре.
        3. Пётр Головлёв - подполковник украинской армии в отставке, участник боевых действий, семья осталась в XXI веке.
        4. Анатолий Ветров - майор полиции, старший опер-уполномоченный одного из райотделов Перми. Семья осталась в XXI веке. До армии окончил металлургический техникум.
        5. Николай Кожин - майор полиции, старший опер-уполномоченный того же райотдела Перми. Холост.
        6. Владислав Быстров - ветеринар, владелец частной клиники в Перми, дважды разведён.
        7. Надежда Миронова - учитель химии той же школы, что и Павел Аркадьевич, разведена, детей нет.
        8. Лариса Коробейникова - сварщица-пайщица одного из заводов Перми. Не замужем.
        9. Елена Чистова - учитель русского языка и литературы, завуч всё той же провинциальной школы одного из пермских райцентров. Не замужем.
        10. Игорь Глотов - инженер-радиотехник Пермского закрытого завода, с десятилетним сыном Максимом; жена осталась в XXI веке.
        11. Ольга Петрова - инженер-механик на Пермском закрытом заводе, с восьмилетним сыном Романом, не замужем.
        12. Татьяна Лейкина - инженер-технолог одного из пермских заводов, с восьмилетним сыном Никитой, не замужем.
        13. Алексей Кочнев - стоматолог из Перми, приятель Владислава.
        14. Наташа Кочнева - жена Алексея, врач-терапевт, с девятилетней дочерью.
        15. Валентин Седов - военврач, майор медицинской службы, приятель Владислава Быстрова, с десятилетним сыном.
        16. Жанна Седова - жена Валентина, преподаватель рисования одной из пермских художественных школ.
        17. Сергей Корнеев - инженер-механик Камского речного пароходства, из Перми.
        18. Людмила Корнеева - жена Сергея, инженер-гидравлик Камского речного пароходства, из Перми, с семилетней дочерью.
        19. Владимир Сусеков - автомеханик районной автобазы всё того же провинциального райцентра Пермского края.
        20. Алевтина Сусекова - жена Владимира, учитель биологии, с семилетним сыном.
        notes
        Примечания
        1
        Название скалы на Урале.