Реванш Андрей Сергеевич Завадский
        #
        Продолжение цикла "День вторжения"
        Том 1 Реванш
        Мы шли всегда сюда с крестом,
        Мрак разгоняя, как умели -
        Сперва молитвою, постом,
        Но меч, не мир, привел нас к цели!
        "Песнь Генриха"
        Соколиная охота
        Глава 1 Рейд
        Архангельская область, Россия 5 октября
        Они старались двигаться бесшумно, и неплохо умели это делать, но полностью скрыть свое присутствие в неприветливом осеннем лесу было невозможно. Каждый шаг отзывался шелестом опавшей листвы, толстым ковром лежавшей под ногами, трещали сухие ветки, сорванные ветром, словно нарочно разбросавшим их на пути. Было слишком шумно для тех, кто привык быть не громче собственной тени, и в этом шуме совершенно тонули звуки, могущие обозначать приближение опасности. Лес вокруг лишь казался безжизненным и пустынным, но это было не так. Чем ближе к цели, тем больше становилась вероятность наткнуться на вражеский патруль или секрет. Возможно они, пять крепких, еще довольно молодых мужчин, уже были на прицеле у противника, умело замаскировавшего свои позиции, возможно, они шли прямиком в засаду, ничего не подозревая об этом.
        Все пятеро до головной боли старались вслушиваться в звуки леса, чтобы как можно раньше обнаружить опасность. Об угрозе мог известить лязг металла, клацанье затворов, донесшиеся издалека голоса расслабившихся врагов - а мог и треск пулеметной очереди, мерзкий свист сыплющихся с неба мин или грохот разрывов. Их сюда не звали, но знали, что рано или поздно они появятся, и были к этому готовы.
        Они могли бы сойти за туристов или грибников, выбравшихся на природу в компании друзей, чтобы отдохнуть от повседневной суеты, провести время в сугубо мужской компанией за типичными мужскими разговорами. Эти пятеро были во многом схожи между собой - не юные и еще не старые, крепкие, поджарые, в одинаковом камуфляже, который любили многие приверженцы активного отдыха. Но они не были туристами, ведь туристы редко ходят в лес с оружием - не карабинами и дробовиками, а настоящим армейским оружием, пригодным для охоты на одну дичь - человека.
        Вооруженные до зубов, тащившие на себе немалый запас патронов, гранат, они были боевой группой, хорошо подготовленным отрядом, но ни один из них не имел - теперь больше не имел - отношения к какой-либо армии, хотя плечи каждого из пяти помнили тяжесть погон. Их называли повстанцами, экстремистами, террористами, а порой - просто бандитами. Сами они предпочитали иное название - партизаны.
        Двигавшиеся след в след по притихшему лесу люди, за спиной которых остался не один десяток верст, устали. Ноги болели, одеревеневшие мышцы сводила судорога, грудь полыхала огнем, но никто не терял бдительности, зная - враг рядом, и он не ведает пощады.
        Бывший гвардии старший сержант Олег Бурцев, уловив общий ритм, как будто бы впал в странное состояние транса, мерно переставлял ноги, по привычке перекатываясь с пятки на носок, стараясь чувствовать сквозь подошву любую неровность, бугорок или выступающий из земли корень. Он старался ступать тихо и аккуратно, как делал это прежде, в горах, где каждый камешек мог оказаться искусно замаскированной миной, а пожухшая прошлогодняя трава таила тонкие, точно паутина, нити "растяжек".
        Сознание словно бы отключилось, все, что видел Олег несколько часов подряд - обтянутая камуфляжем широкая спина его товарища, омоновца по имени Матвей, флегматичного здоровяка, легко тащившего сейчас кроме обычных "пожитков" настоящего партизана связку из двух реактивных огнеметов "Шмель". Однако органы слуха, и то, что иные называли шестым чувством, продолжали исправно работать, информируя своего владельца обо всем, происходящем вокруг.
        Идти было нелегко, и только чувство долга - не приказ, не присяга даже, а просто долг перед своей родиной, что бы ни считать ею - заставляло сержанта двигаться, забывая об усталости. Правое плечо оттягивал ручной пулемет РПК-74М - обычный "калашников", только складывающийся влево приклад немного другой формы, ствол длиннее автоматного на семнадцать с половиной сантиметров, а под стволом, у самого пламегасителя укреплены складные сошки для большей устойчивости. Емкость штатного магазина увеличена ровно в полтора раза, чтобы можно было стрелять длинными очередями, хотя и обычные "рожки" на тридцать патронов сгодятся. Этот кусок металла, пять килограммов смерти, за несколько минувших месяцев стал лучшим другом сержанта, сохраняя верность Воздушно-десантным войскам, и сейчас под камуфляжем носившего тельняшку.
        Старший сержант, успел пострелять из мощного НСВ "Утес" калибра 12,7 миллиметра, из "Корда", его "младшего брата", и даже из "древнего" ДШКМ, огневая мощь которого неизменно вызывала уважение у того, кто стрелял, и ужас у того, по кому стреляли. Легкий "Калашников" казался игрушкой в сравнении с этими "монстрами", но был страшен в ближнем бою, не раз доказывая, что вовсе не калибр имеет значение. Олег верил в свое оружие, и знал, что оно не подведет, ведь перед очередным рейдом он всякий раз по винтику разбирал пулемет, чистил его, удаляя каждую пылинку, тщательно смазывал, чтобы механизм работал с точностью и безотказностью швейцарских часов.
        Грудь Олега ощутимо сдавливала "разгрузка", не лучшая экипировка для долгих пеших марш-бросков, зато так под рукой было все необходимое - патроны, гранаты, перевязочный пакет, фляжка с водой, уже опустевшая на две трети. Плечи оттягивал десантный ранец РД-54, тоже набитый до отказа патронами и всем, что могло понадобиться группе диверсантов, фактически оказавшихся во вражеском тылу, путь вокруг и была родная русская земля. Ноша не была легкой, тем более, не казалась она таковой сейчас, после многокилометрового перехода, но ни одним граммом не согласился бы пожертвовать гвардии старший сержант, ведь от этого груза зависело то, что было очень дорого Олегу - его жизнь.
        -- Внимание!
        Шагавший вторым Алексей Басов неожиданно вскинул над головой руку, словно угрожая кому-то крепок сжатым кулаком, и следовавшие за ним люди бросились врассыпную, но не просто так, а занимая круговую оборону. Каждый в точности знал свой маневр, свое место в предстоящем бою, и пятерка действовала, как единое целое. Олег Бурцев одним прыжком преодолел метров десять, ныряя под прикрытие раскидистой березы и срывая с плеча пулемет. Бывший гвардии старший сержант оточенным движением отвел назад затвор, и патрон, первый из сорока пяти, снаряженных в секторный магазин, скользнув в ствол.
        Оказавшись на правом фланге, там, где ему полагалось находиться, Олег опустился на колено, стараясь стать как можно менее заметным, и сам до рези в глазах вглядывался окутавший лес сумрак, пытаясь различить любое движение, могущее выдать врага, а уж там вся надежда будет на пулемет - легкий, но обладавший приличной огневой мощью, он не подводил прежде, став частью старшего сержанта. Олег был готов к бою - в нагрудных карманах разгрузочного жилета "Тарзан" находилось четыре магазина к РПК-74М, в боковых кармашках - еще четыре осколочные гранаты РГД-5, легкие, простые и мощные, самое то для ближнего боя. Кроме того, за спиной сержанта висел окрашенный в зеленый цвет тубус реактивного противотанкового гранатомета РПГ-26, перед которым был уязвим любой танк, даже закованный в "доспехи" из сверхплотного обедненного урана американский М1А2 "Абрамс". В прочем здесь, в глухой чащобе, танкам точно неоткуда было взяться.
        Заняв позицию, Бурцев, не знавший, что заставило командира группы дать приказ остановиться, замер, сливаясь с лесом, пытаясь стать его частью. Пять человек, напряженно сжимавших в руках оружие, дрожали от возбуждения, готовые нажать на спуск, обрушив на любого, кто появится из зеленого сумрака, шквал раскаленного свинца. Стараясь слиться с лесом, партизаны ощетинились стволами - пулемет в группе был только у Бурцева, остальные вооружились автоматами, привычными "калашниковыми" разных модификаций с подствольными гранатометами. Кроме того, каждый боец группы имел при себе противотанковый гранатомет или реактивный огнемет "Шмель" - страшное оружие, уравнивавшее отдельного солдата по огневой мощи с танком, и это не было преувеличением.
        Напряжение не отпускало изготовившихся к бою людей, готовых залить пространство вокруг себя морем огня, стоит только увидеть цель. Прошло несколько десятков секунд, прежде чем бывший полковник танковых войск Алексей Басов, ослабив хватку на цевье автомата АК-74М калибра 5,45 миллиметра с сорокамиллиметровым подствольным гранатометом ГП-30, обернулся, отыскав взглядом одного из своих бойцов и сделав приглашающий жест:
        -- Азамат, ко мне!
        Сержант-танкист, укрывшийся в подлеске по левую руку от Бурцева, пригнувшись, чтобы представлять собой как можно меньшую мишень, бегом метнулся к командиру. Сменив танк Т-80У на переносной зенитно-ракетный комплекс FN-6 китайского производства - сейчас шестнадцатикилограммовый раструб со скрытой внутри управляемой ракетой лежал на пожухшей траве - Азамат Бердыев не перестал сражаться. Гвардии сержант остался в строю, хотя многие из тех, кто плечом к плечу с ним принял первый удар врага, смирился с поражением, пытаясь строить новую жизнь под чутким руководством заокеанских наставников.
        -- Где мы? - Басов требовательно взглянул на Бердыева, одновременно стараясь держать под наблюдением кромку леса, сумрак которого мог скрывать противника, мог скрывать смерть для всех пятерых.
        Вопрос был не случаен - кроме зенитного ракетного комплекса Азамат Бердыев нес еще и приемник спутниковой навигационной системы "Бэйдоу-1", тоже китайской, но, несмотря на свое происхождение, почти не уступавшей в надежности и точности позиционирования американской системой NAVSTAR или безвременно почившей отечественной "Глонасс".
        -- По прямой два километра, - сообщил Бердыев, сверившись с навигатором, и добавил: - Без учета погрешности, разумеется.
        Басов понимающе кивнул. Китайцы, конечно, молодцы, научились делать сложные вещи, выйдя в космос, утвердились там всерьез и надолго. И все же по точности их навигационной системе было далеко до российских и американских аналогов, да оно и понятно - всего четыре спутника не могли состязаться с целыми "эскадрами" американских сателлитов, и результат был вполне ожидаем. Ошибка в счислении координат могла составить и десять, и сто метров, но эти недостатки с лихвой покрывались главным ее достоинством - доступностью. И потому ни один, даже самый малочисленный партизанский отряд, не покидал свою базу без компактного навигатора. Никто старался не задавать лишний раз вопросы о том, как эти приборчики, точно такие же, какими пользовались солдаты Поднебесной Империи, попали сюда, на Урал и в Сибирь - все равно не стоило надеяться получить правдивый ответ.
        -- Группа, продолжаем движение, - чуть повысив голос, произнес Басов. - До цели два километра. Порядок прежний. Вперед!
        Поднявшись с колен, Олег Бурцев привычным движением забросил за спину свой РПК-74М, не забыв поставить оружие на предохранитель - не хватало только случайным выстрелом выдать себя притаившемуся рядом врагу - и расположив пулемет так, чтобы в один миг можно было изготовить его к бою и открыть огонь. Совсем немного времени, и группа доберется до цели, нитки транзитного нефтепровода, ведущего к гавани Мурманска от нефтяных месторождений Сибири, артерии, питающей ненавистного врага. Возможно, их там ждет засада, а, возможно, и нет, это не важно. Они выйдут к цели, несмотря ни на что, и выполнят приказ.
        Исполненный решимости и холодной ярости Бурцев сделал не больше сотни шагов, когда с небес раздался странный треск. Не сразу утомленное броском через лес сознание распознало этот звук, а когда все же распознало, замешкавшись на несколько драгоценных секунд, в один миг кровь застыла в жилах.
        -- Вертолет, - раздался встревоженный возглас Басова. - Воздух!
        Шум винта, рубившего прозрачный, наполненный осенней свежестью воздух, нарастал, заглушая все прочие звуки. Вертолет, еще невидимый из-за древесных крон, приближался, возможно, неся смерть для пяти человек, с недобрыми намерениями явившихся в этот край. Каждый из них знал, на что идет, ни в ком не было страха, только готовность до конца исполнять свой долг, как делали это в прежние времена японские воины-камикадзе.
        -- В укрытие, - приказал полковник Басов, срывая с плеча автомат, словно тот мог помочь в схватке с винтокрылой машиной.
        Одним движением полковник откинул складывающийся приклад "семьдесят четвертого", не "скелетный", как на обычном "десантном" варианте, а монолитный, из черного пластика, усиленный стальным стержнем, намного более удобный в рукопашном бою, но при движении по лесу, когда приходится продираться сквозь заросли, не создававший лишних помех. Прежнее деревянное цевье тоже заменили пластиковым, более удобным для удержания.
        Вообще модернизированный "калашников" был вершиной развития своей конструкции, сочетая точность и устойчивость АК-74 и компактность АКС-74. Кроме того, усиленная крышка ствольной коробки не грозила выскочить при первом же выстреле из "подствольника", а крепление типа "ласточкин хвост" позволяло устанавливать любые типы оптических, ночных или колиматорных прицелов. В прочем, последнее особого значения в бою накоротке не имело, а вот компактность Алексею Басову пришлась по душе, и потому на правах командира он взял себе лучшее из имевшегося у партизан арсенала.
        -- Все под деревья! - Басов первым метнулся под раскидистую крону, даром, что ветви уже были почти голые, но и так партизаны могли остаться незамеченными для взгляда, обращенного с небес на землю. - К бою!
        Партизаны, взводя оружие, бросились врассыпную, укрываясь под ветвями, наполовину покрытыми листвой. Появление вертолета стало неприятным сюрпризом, но даже на миг не вызвало ни у кого из пятерки и тени замешательства. Каждый знал, что делать в этом случае, и сейчас все были готовы действовать.
        -- Замерли все, - приказал Басов, плотнее прижимаясь спиной к древесному стволу и отжимая скобу предохранителя своего "калашникова". - Никому не двигаться!
        Вертолет, еще остававшийся невидимым, быстро приближался, и командиру группы уже приходилось почти кричать - в экстремальной ситуации бывший офицер-танкист, забыв о языке жестов, предпочитал по давней привычке отдавать приказы голосом. Олег Бурцев тоже старался будто бы слиться с деревом, укрывшим своей листвой партизана. Если даже вертолет появился именно здесь не случайно, оставался шанс, что пятерку диверсантов не смогут разглядеть среди зарослей.
        -- Все это чушь, - зло бросил Матвей Осипов, бывший боец ОМОНа, бросив под ноги раструбы реактивных огнеметов и возясь теперь со своим АКС-74, под цевье которого был прикреплен подствольный гранатомет ГП-25. - На их вертушках инфракрасные приборы наблюдения, они горящую спичку за километр могут обнаружить! - Партизан словно нарочно пытался разрушить надежды Бурцева, в груди которого все застывало при мысли, что в любой миг на их ненадежное укрытие с небес обрушится поток огня. - Мы как на ладони!
        По земле, по напряженным лицам людей, обращенным к небу, скользнула нечеткая тень. Она появилась и пропала, и спустя несколько секунд треск лопастей начал затихать, отдаляясь куда-то, чтобы затем вовсе сойти на нет. Винтокрылая машина - самый ненавистный враг любого диверсанта, если не считать идущего по следу пса, с чутьем которого не сравнятся никакие приборы. Вертолет, летевший на малой высоте, с приличной скоростью промчался над лесом, исчезнув за горизонтом. Все пятеро разом, как один, облегченно выдохнули - судьба все-таки подарила им шанс исполнить задуманное.
        -- Убрался, кажется, - еще с некоторой неуверенностью почти прошептал Бурцев, позволив себе чуточку расслабиться. - Улетел!
        -- Суки, - глухо прорычал Осипов, уставившись куда-то в небо, а затем, переведя взгляд на Бурцева, с горечью произнес: - На своей земле от этих выродков прячемся! Какой позор!
        Олег ничего не ответил - в этом не было нужды. Их страна проиграла войну, вернее, кажется, лидеры и не пытались ее выиграть, вообще не пытались сопротивляться. Враг победил, и теперь ему принадлежал этот лес, земля, что горела под ногами пяти отчаянных храбрецов, небо над головами безумцев - врагу отныне принадлежало все. Но сами они, эти пятеро - и не только - простые люди, много отдавшие свой стране, в отличие от тех, кто был облечен высшей властью, не были готовы признать поражение.
        -- Вперед, мужики, - приказал Алексей Басов, голос которого предательски дрогнул - никто не мог оставаться спокойным, встретившись с противником, вольно парящим над землей, вне досягаемости их огня. - Осталось всего ничего! Мы почти на месте! Пошли!
        Они сорвались с места, перестав чувствовать усталость. У партизан, преодолевших не один десяток верст, словно открылось второе дыхание. Всего пятнадцать минут - и группа выбралась из зарослей, оказавшись на свежей просеке. Совсем недавно здесь кипела работа, было полно людей, валивших лес, расчищая путь для трубопровода, ведущего из сердца сибирской тайги к водам Баренцева моря. Теперь они ушли, сделав свое дело и оставив на память шрамы-следы тяжелой техники на земле, помнившей, наверное, еще мамонтов. Всюду торчали высокие, в половину человеческого роста, пни, а поодаль, в смятых наполовину зарослях низкого кустарника, желтела громада трактора "Комацу" - вышедшую из строя гусеничную машину просто бросили здесь, не тратя силы на эвакуацию и не размениваясь по мелочам.
        Все выглядело на удивление буднично. От горизонта до горизонта протянулась покрытая теплоизоляционным кожухом труба полутораметрового диаметра. Не было ничего, что могло бы подтвердить исключительную важность этого объекта - ни ограждения из колючей проволоки, ни систем наблюдения, вроде лазерных датчиков движения. Но эта пустота могла оказаться обманчивой.
        -- Вот она! - выдохнул командир группы, увидев вожделенную цель, конечную точку маршрута, протянувшегося по лесам и болотам на много десятков верст.
        Алексей Басов с ненавистью смотрел на черное тело трубопровода, извивающееся по земле, словно исполинская змея, вонзившая ядовитые зубы в плоть его родной страны. Ради того, чтобы протянуть эту трубу, тысячи людей выбивались из сил, валя вековые деревья, расчищая просеку, крепя опоры. И еще тысячи раньше принесли свои жизни в жертву тому, чтобы эта труба вообще могла появиться. Враг возлагал огромные надежды на нее, не останавливая стройку ни на минуту, вкладывая колоссальные средства, бросая все возможное ресурсы. Совсем скоро отряд партизан заставит противника задуматься - а стоит ли результат затраченных усилий.
        -- Всем внимание, - приказал Басов, выпрямившись в полный рост и обводя взглядом окрестности. - Оружие к бою! Бурцев, Осипов - прикрываете подходы со стороны леса. Бердыев, готовь ракету!
        Олег и Матвей, развернулись лицом к лесу, готовые точными очередями встретить неожиданно появившегося врага. А тем временем Азамат Бердыев, отступив в сторону, вскинул на плечо покрытый зеленой краской раструб переносного зенитно-ракетного комплекса.
        -- Игорь, действуй!
        Услышав свое имя, пятый член группы, Игорь Марченко, когда-то, будто в прошлой жизни, носивший звание капитана, вздрогнул, принимая стойку смирно, и тотчас рысью бросился к цели, похожей на жирного черного червяка трубе. Партизан, сопровождаемый взглядами товарищей, бежал, петляя меж пней и на бегу стаскивая со спины ранец, намного более тяжелый, чем у остальных бойцов. Там были уложены вплотную брикеты пластида с радиодетонаторами, а в кармашке разгрузочного жилета мастера-подрывника лежал пульт управления, предельно простое и безотказное устройство, тем более, сейчас, когда никто и не пытался глушить радиоимпульсы.
        -- Смотреть в оба, - приказал Басов, припав на колено и взяв наизготовку свой АК-74М, утяжеленный подствольным гранатометом. - Не расслабляться! Они могут появиться здесь в любую секунду!
        Не было нужды говорить, кто именно - "они". Транзитный нефтепровод, строительство которого велось всего пару месяцев, продвигаясь с невиданными темпами, уже почти дотянулся до Мурманска, где, наверное, уже в нетерпении ждали на рейде супертанкеры под звездно-полосатым флагом. Русская нефть была нужна многим, особенно нуждались в ней по другую сторону Атлантики - сейчас, когда Ближний Восток мог вспыхнуть в любую секунду, когда в зоне Карибского бассейна не прекращались вылазки повстанцев разного толка и наркоторговцев. Именно поэтому одновременно с трубопроводом началось строительство нефтяного терминала на побережье Кольского полуострова. Он был важен, и его охраняли со всей серьезностью, а полковник Басов всегда, и на учениях, и в той короткой, жестокой войне, войне необъявленной, и теперь, предпочитал переоценивать противника, нежели недооценивать его.
        -- Давай, давай, - цедя слова сквозь зубы, приговаривал Басов, тиская рукоятку автомата и чувствуя, как ладонь становится скользкой от пота. - Давай, парень!
        А Марченко, не нуждаясь в понуканиях, уже прилепил на поверхность трубы, на ажурные фермы невысоких опор, поддерживавших эту трубу примерно в метре над землей, несколько брикетов взрывчатки, заминировав не меньше сотни метров нефтепровода и не собираясь останавливаться на достигнутом. Не жалуясь, двигаясь наравне со всеми, капитан тащил четыре килограмма мощной взрывчатки и детонаторы - этого хватило бы, чтобы сровнять с землей приличное каменное здание, а не то что разрушить какую-то паршивую трубу, но Игорь Марченко предпочитал подстраховаться.
        -- Время, - напомнил Басов, поднимаясь с колен и не опуская оружие. - Отходим! Игорь, заканчивай!
        -- Готово, командир!
        Марченко, забрасывая за спину изрядно полегчавший ранец, уже бежал обратно, оставив после себя немало смертельных "подарков". Дело было почти сделано, оставалась лишь одна мелочь, ради которой группа и преодолела несколько десятков километров по полному опасности лесу.
        -- Чего ждем? - Басов взглянул на подрывника, который, кажется, торопился больше всех прочих: - Давай!
        -- Отойдем метров на пятьсот, - отказался Марченко. - А там уже можно будет. А то самих прихватит еще, посечет осколками! А я звание героя хочу не посмертно получить, командир, - усмехнулся он.
        Капитан Игорь Марченко был профессионалом своего дела. Пластид - отличная вещь, обращаться с которой может почти каждый, но полной отдачи может достичь только специалист. Без детонатора пластид не опаснее детского пластилина, и точно так же взрывчатке можно придать любую форму, укрепить почти на любой поверхности. Пластид не боится тряски, высокие температуры ему тоже не страшны, но стоит установить запал, и страшная сила, сокрытая в этом податливом комке, вырывается наружу, разрушая все, до чего сумеет дотянуться.
        -- Стой, командир, - на глубоком выдохе произнес Марченко, когда группу со всех сторон вновь обступили лесные великаны, еще не успевшие сбросить листву, пожелтевшую, побуревшую от возраста, но упорно цеплявшуюся за ветки. - Достаточно.
        Без команды, без лишнего напоминания Бурцев и Осипов отступили в стороны, готовые прикрывать своих товарищей, первыми ответив огнем на внезапное нападение. Олег, пребывая в каком-то странном состоянии - сержант не верил, что все оказалось так просто - поудобнее ухватил увесистый РПК-74М, поводя стволом из стороны в сторону. Боковым зрением он видел, как Марченко достал из кармашка "разгрузки" что-то, умещавшееся в ладони.
        -- Давай, Игорь! - кивнул Басов, переместив "Калашников" из-за спины на плечо, так, чтобы открыть огонь из него можно было в любую секунду, и тоже поглядывая больше по сторонам, чем на своего товарища.
        Марченко выдвинул из пластикового корпуса, на котором пресс выдавил так знакомую любому русскому надпись "Made in China", короткую антенну, откинул крышку, под которой находился ряд тумблеров.
        -- Четыре килограмма, - усмехнулся капитан, взглянув на своего командира. - Должно хватить!
        Пульт дистанционного управления обладал небольшим радиусом действия, и сейчас подрывник находился почти на пределе этой дальности. Радиодетонаторы - неважно, хоть китайские, хоть швейцарские - были вообще ненадежной штукой. Заглушить сигнал, забить помехами несущую частоту, было довольно просто, но сейчас, в условиях полного отсутствия противодействия, Игорь Марченко выбрал именно этот способ.
        Капитану потребовалось сделать всего два движения - вдавить переключатель, подавая на пульт питание, а затем передвинуть один из тумблеров. Земля под ногами дрогнула, весь мира накрыл глухой рык, грохот взрыва, а затем все увидели, как над кронами деревьев вздымается столбы дыма.
        Что-то ударило Олега Бурцева по голове, и сержант, от неожиданности едва не нажавший на спуск, увидел упавший под ноги ком земли, вывороченной взрывом, подброшенной в воздух на сотни метров и под действием чудовищной силы долетевшей даже сюда.
        -- Мать твою! - Это Матвей Осипов, заворожено глядевший на дымную колонну, медленно опадавшую, восторженно выдохнул, не в силах оторваться от величественного и жуткого зрелища.
        -- Четыре килограмма пластида, - с гордостью сообщил Игорь Марченко, аккуратно вкладывая пластиковую коробочку пульта управления в карман. - Вот им, сукам!
        -- Теперь нас услышали все. И они скоро будут здесь, - произнес Басов, мгновенно напрягшийся, точно до упора сжатая возвратно-боевая пружина его собственного "калашникова". - Ноги в руки, мужики! Бегом!!!
        И они побежали, инстинктивно возвращаясь на тот самый маршрут, каким и пришли сюда. Выход к цели был самой простой частью операции, планировавшейся не один день. Алексей басов сам выбрал маршрут, из всей группы только он знал конечную точку, так что никакой информатор не смог бы загодя предупредить врага, дать возможность устроить засаду. А бить по площадям, то есть расставлять заслоны всюду - настоящая бессмыслица. Строящийся нефтепровод был желанной мишенью для партизан, противник знал это, но невозможно прикрыть такое сооружение на всей его протяженности, нельзя всюду выставить посты - на это просто не хватит людей. Что же до всяких технических хитростей, вроде датчиков движения или банальных минных полей, во-первых, они дали бы наверняка слишком много ложных срабатываний в полном жизни лесу, а во-вторых, расходы по оборудованию периметра будут таковы, что на эти деньги можно раза три заново отстроить "трубу".
        Партизаны бросились прочь со всех ног, оставляя за спиной дымящиеся воронки и искореженные, завязанные узлом обломки металлических конструкций. В ушах еще звенело от грохота взрыва, а грудь горела огнем. Олег Бурцев, решивший, что все его силы остались где-то на пути следования группы, уже перестал чувствовать ломоту в напряженных почти до судорог мышцах. Силы придавал страх, и страх же заставил забыть об усталости, словно перерезав нервные волокна, соединявшие одеревеневшие мышцы с мозгом. Олег старался двигаться в общем темпе, и у него, у кого за плечами которого остались десятки марш-бросков в полной выкладке, и не только по утоптанному до каменного состояния проселку вокруг "учебки", но и по настоящим горам, получалось неплохо.
        -- Давай, давай, - Алексей Басов, даром, что больше привык передвигаться в относительном комфорте боевого отделения танка, в окружении сорока шести тонн многослойной брони, не только легко выдерживал ритм, но еще и успевал подбадривать-подгонять своих бойцов. - Шевелись! Не растягиваться!
        Они заявили о себе, на всю округу заявили протяжным рокотом взрыва, и теперь, чтобы остаться в живых, требовалось только одно - бежать. Их могла спасти только скорость, ведь противник, наверняка уже поднимающий по тревоге все окрестные гарнизоны, все же не всесилен, никто не сможет обыскать весь этот бескрайний лес. Значит, нужно обмануть врага, оказавшись быстрее, чем он мог рассчитываться, покинуть район поиска, а там уже можно будет передохнуть, успокоить сбившееся дыхание, бешено рвущееся из груди сердце.
        Олег не мог точно знать, какое расстояние они преодолели, прежде, чем Басов скомандовал привал. Группа находилась в движении не меньше получаса, расходуя тот невеликий запас сил, что еще оставался у измученных людей - предел прочности был у каждого, и он оказался уже почти преодолен.
        -- Группа, стой! - Сам Алексей едва держался на ногах, но он был командиром, а значит, был обязан повалиться от усталости последним, как бы трудно ни приходилось. - Пять минут! Не расслабляться!
        Последнее было уже лишним. Хрипло, с присвистом дышавшие люди падали на колени, выпуская из рук оружие. Матвей Осипов, которому пришлось хуже всех - кроме двойного боекомплекта, пайка, перевязочного пакета и прочих мелочей омоновец тащил две двенадцатикилограммовые стеклопластиковые трубы реактивного огнемета РПО-А "Шмель" - бросил свою ношу, опустившись едва ли не на четвереньки. Его грудь, обтянутая разгрузочным жилетом, тяжело вздымалась, а по лицу, несмотря на не самую жаркую погоду, катились крупные капли пота.
        -- Это тебе не футбольных фанатов прессовать, - криво усмехнулся Олег Бурцев. Десантник, стараясь держать себя в руках, снял с плеча пулемет, положив его на подстилку изо мха и опавшей листвы на расстоянии вытянутой руки от себя - он привык всегда чувствовать оружие рядом. - Вот что такое марш-бросок с полной выкладкой, братишка!
        Осипов вяло, без вдохновения выругался, просто для проформы. Перед глазами у него колыхалась багровая пелена, сердце грохотало подобно набату, а голоса доносились словно сквозь вату.
        -- Отдых пять минут, - напомнил Басов, остававшийся на ногах - сухощавый офицер-танкист, привыкший, казалось бы, передвигаться больше на гусеницах боевой машины, чем на своих двоих, проявил чудеса выносливости. Возможно, это чувство ответственности за еще четыре жизни не давало ему рухнуть, растянувшись без сил прямо на земле.
        Отпущенные минуты пролетели быстро. Партизаны только успели успокоить дыхание, сделав по глотку воды, прополоскав рты и тотчас плюнув - лишняя жидкость в организме сейчас была только во вред. Смочить губы - вот и все, что они могли себе позволить.
        -- Время, - выдохнул Басов, забрасывая "Калашников " за спину, чтоб не мешал при быстром беге. - Пошли, парни! Бегом!
        Растягиваясь вереницей, группа снялась с места. Еще немного, последнее усилие - и они окажутся вне опасности. Пусть враг рыщет по лесу где-то за спинами, тщетно пытаясь отыскать следы "террористов" - они уже окажутся совсем в другом месте. Эти мысли придали всем новые силы.
        Деревья, возвышавшиеся со всех сторон, заслоняя дневной свет, расступились, и группа выбралась на широкую прогалину. Тяжело дыша и шумно топоча тяжелыми ботинками, партизаны вышли на открытое место, продолжив движение прежним курсом. Сейчас они были уязвимы, их можно было без труда обнаружить даже с весьма приличного расстояния, но вернуться под укрытие леса - значило сделать немалый крюк, и для измученных стремительным броском людей это оказалось чересчур.
        -- Подтянись, - пытаясь не сбить дыхание, крикнул Басов, остановившись на миг и пропустив мимо себя своих товарищей, взмокших от бега, но, стиснув зубы, продолжавших движение вперед. - Еще немного! Через пару верст привал!
        Партизаны, изнемогавшие под тяжестью снаряжения - и это притом, что взяли они самое необходимое - бежали молча, экономя силы. Край леса снова придвинулся, разворачивая над головами людей спасительный полог сумрака, в котором их не так то просто было разглядеть. Большая поляна, обрамленная зарослями редкого кустарника, осталась позади. Именно в этот момент группу и атаковали.
        Вертолет шел на высоте в пять сотен метров, и внизу, до самого горизонта, разлилось буро-зеленое море осеннего леса. Над головами трех летчиков бешено вращались лопасти несущего винта, наполняя тесную кабину гулом, в котором почти совершенно тонули голоса людей. Старенький Ми-2, винтокрылый ветеран, кружил над хмурой чащей, перемежавшейся проплешинами полей и свежих вырубок, уже несколько часов, исправно облетая вверенный его экипажу район.
        -- Что там дребезжит? - Командир экипажа Федор Смирнов окликнул своего напарника, занявшего кресло второго пилота. - Мы до базы дотянем?
        -- Все в норме, шеф, - успокаивающе усмехнулся летчик. - Трансмиссия в порядке, двигатели работают как часы, горючки в баках еще с запасом остается.
        Юрий Полунин был обычным гражданским летчиком, но половину своей сознательной жизни он летал именно на Ми-2, и был уверен в том, что говорит. Пусть их вертолет и был уже "в годах", но отправлять его на пенсию было рановато. Машина, с виду потрепанная, была еще вполне пригодна для полетов, а потому экипаж, три человека, ныне числившиеся в составе службы безопасности корпорации "Юнайтед Петролеум", каждый день поднимались на борт, чтобы в течение нескольких часов кружить над лесом, который наискось перечеркнул шрам свежей просеки, уходившей далеко на северо-запад.
        Когда-то этот вертолет исправно нес службу в Вооруженных Силах России, дав дорогу в небо многим молодым пилотам, осваивавшим именно на нем летное искусство, чтобы потом стать настоящими мастерами, быть может, даже оказаться в рядах единственной в мире, уникальной пилотажной группы "Крылатые Гусары", демонстрировавшей высший пилотаж на боевых вертолетах. Сейчас все изменилось - поверх красных звезд на хвостовой балке и фюзеляже нанесли желто-черные эмблемы U-P, оставив, в прочем, темно-зеленую окраску, выдававшую военное назначение машины.
        -- Еще один круг, парни, и пора домой, - сообщил Смирнов, отклоняя в сторону рычаг штурвала.
        Полунин согласно кивнул, а третий член экипажа, находившийся в пассажирской кабине, кажется, даже не услышал слова командира. Петр Громыко, воткнув в уши наушники, пританцовывал на жестком сидении в такт музыке, инстинктивно поглаживая установленный на самодельном лафете в проеме иллюминатора по левому борту пулемет ПКМ - самое мощное оружие "мобилизованного" Ми-2. Некоторые предпочитали ставить на свои машины американские шестиствольные пулеметы М134 "Миниган", создававшие настоящее море огня, выпуская сотню патронов в минуту, или даже еще более мощные крупнокалиберные трехствольные "монстры" GAU-19/A. Но Громыко предпочитал знакомое оружие, которое он мог разобрать и вновь собрать до винтика в кромешной темноте и с завязанными глазами. Для стрелка, выполнявшего также обязанности бортинженера, работы не было, и Федора Смирнова, бывшего полковника морской авиации, это вполне устраивало.
        Очередной патрульный вылет подходил к концу. Еще тридцать минут - и вертолет приземлится. Экипаж сможет предаться заслуженному отдыху, пока наземный персонал будет проверять машину, готовя ее к следующему вылету. Работа в службе безопасности оказалась спокойной и весьма прибыльной - заокеанские хозяева, сами очень редко появлявшиеся здесь, не скупились, оплачивая верность своих новых сотрудников толстыми пачками долларов. Оно и понятно - сами янки слишком дорого ценили свои жизни, чтобы подвергнуть их хоть намеку на риск, русские же далеко не всегда соглашались работать на тех, кого чаще всего называли простым, памятным еще седым дедушкам словом - оккупанты.
        -- Пройдем еще разок над "трубой", - решил Смирнов, меняя курс и заставляя Ми-2 набрать лишнюю пару сотен метров высоты. Но даже отсюда, из-под облаков, низко нависших над землей, была видна широкая просека. Сохранность транзитного нефтепровода, строительство которого было еще далеко от завершения, была главной заботой Федора Смирнова и его экипажа, как и еще нескольких десятков местного филиала работников "Юнайтед Петролеум".
        Распугивая стрекотом винтов лесную живность, Ми-2 неторопливо полз по небосклону, и пилоты через огромные окна могли видеть все, что творилось на земле. Их вертолет не нес никакого специального оборудования, ни тепловизоров, ни радаров, ни низкоуровневых телевизионных систем, позволявших вести наблюдения в сумерках и даже при лунном свете - кажется, на технике янки, вопреки обыкновению, решили сэкономить. В прочем, обещали, что вскоре авиаотряд получит вместо потертых жизнью Ми-2 и Ми-8 новенькие UH-72A "Лакота" американо-европейского производства, или, на худой конец, "Белл-206" последних модификаций, широко применявшихся американской полицией и военными. Может, так и будет, но Федор Смирнов, недавно пересевший со сверхзвукового бомбардировщика не медлительный и неуклюжий Ми-2, не променял бы свою "вертушку" ни на какие заграничные новинки, свято веря, что только такая машина, неприхотливая, прощающая любые ошибки и разгильдяйство технического персонала, может выжить в суровых условиях русского севера.
        -- Командир, завтра выходной, - неожиданно произнес Полунин. - Давай сегодня вечером зарплату потратим? - Он заговорщицки подмигнул: - Мужики из строительной бригады несколько пузырей достали, настоящая водка, фабричная! И нас тоже зовут, говорят, на всех хватит. Отметим удачный полет?
        Жизнь в рабочем поселке нефтяников, затерянном на просторах тайги, разнообразием едва ли превосходила жизнь в гарнизоне посреди заполярья. И если в "прошлой жизни" командиру бомбардировочного полка, отвечавшего за жизнь сотен людей и боевую готовность целого подразделения, скучать не приходилось, то сейчас, когда под началом Смирнова оказались всего два человека и единственный вертолет, каждая минута на земле казалась вечностью, сводя с ума. Так что предложение заслуживало внимания.
        -- Там видно будет, Юра, - кивнул командир экипажа. - Подожди, пока вернемся. Не торопи события! Сглазишь еще!
        Все же пилоты не зря считались суеверным народом, в точности, как подводники. Юрий Полунин поспешил объявить полет завершившимся, и судьба тотчас наказала весь экипаж - жестоко и неумолимо.
        Лобастый Ми-2, тарахтя спаркой газотурбинных двигателей ГТД-350, установленных буквально над головами пилотов, только начал разворот, входя в вираж, когда по левому борту вдруг вырос столб дыма, в один миг вознесшись до небес. Пилоты еще ничего не успели сделать, даже понять не успели, что произошло, когда ударная волна настигла вертолет, уже на излете пройдясь по всей длине фюзеляжа невидимым кулаком.
        -- Мать вашу! - Полунин ухватился за штурвал, пытаясь выровнять опасно закачавшуюся под ударами воздушных потоков машину.
        -- Это же трубопровод! - Открыв форточку, Смирнов высунул голову, впившись взглядом в землю, над которой только рассеивался дым. - Они взорвали "трубу"!
        С высоты более полукилометра картина разрушений была видна полностью. Не меньше тысячи метров нефтепровода исчезло в пламени взрыва, разлетевшись мелкими осколками по всем окрестностям. Землю покрыли многочисленные воронки, еще источавшие сизый дымок.
        -- База, я "ноль-восьмой", - Смирнов переключил бортовую радиостанцию в режим передачи, едва не крича в микрофон. - База, в квадрате Браво-три взорван нефтепровод. Наблюдаю сильные разрушения!
        -- Принято, "ноль-восьмой", - немедленно отозвался всегда находившийся в состоянии готовности диспетчер. - Вы наблюдаете террористов?
        -- Отрицательно, база! В зоне видимости никакой активности не обнаружено!
        -- "Ноль-восьмой", приказываю совершить облет квадратов Браво-четыре и Чарли-четыре. Задача - поиск вражеской диверсионной группы. При обнаружении противника разрешено открывать огонь! Как понял меня, "ноль-восьмой"?
        Сердце пилота учащенно забилось. Вот оно, то, ради чего они каждый второй день поднимали в воздух своего "ветерана" Ми-2, ради чего заморские хозяева, наведывавшиеся в этот неприветливый край от силы пару раз в месяц, щедро платили доллары тем, кто согласился на них работать. Там, внизу, были свои, русские. Но они совершили преступление против национальной безопасности Соединенных Штатов, уничтожив то, что было плодом колоссальных усилий строителей, то, что должно было вскоре стать спасением для энергетики и всей экономики заокеанской сверхдержавы. И за это они должны быть наказаны.
        -- Вас понял, база. Меняю курс, - ровным голосом отозвался Федор Смирнов, понимая, что совсем скоро, быть может, ему придется стрелять в тех, кого недавно считал своими товарищами по оружию. Он не был уверен, что сможет это сделать.
        Тарахтя порядком изношенными моторами, вертолет снизился до трех сотен метров, прочертив в воздухе широкую дугу. Впереди раскинулся бескрайний лес, и пилоты до рези в глазах вглядывались в него, стараясь замечать любое движение.
        -- Петро, хватит спать, - приказал Смирнов, и бортстрелок тотчас сорвал наушники. - К пулемету! Проверить оружие!
        Громыко подскочил к своему ПКМ, рывком отведя назад затвор и дослав в патронник первый патрон. На борту Ми-2 находился боезапас в три тысячи патронов, уже набитых в ленты, стальными змеями извивавшиеся у ног стрелка или уложенные в патронные коробки, до которых можно было дотянуться, не отходя от пулемета. Кроме того, в распоряжении экипажа была еще пара автоматов АК-74, патронов к которым тоже было в избытке, и пистолеты, но это уже - оружие последнего шанса. О том, чем располагал мифический противник, не стоило даже и гадать.
        -- К бою готов, командир! - сообщил стрелок, проверив оружие и придвинув поближе коробки со снаряженными лентами.
        -- Не попадайтесь мне на глаза, - прошептал одними губами Смирнов, сжимая вспотевшими ладонями рукоятки штурвала. - Только не попадайтесь!
        Судьба в этот день была жестока ко всему экипажу. Что-то шевельнулось внизу, и движение это тотчас было уловлено боковым зрением Полунина, из пилота превратившегося сейчас в наблюдателя - кроме собственных глаз летчикам не на что было полагаться сейчас.
        -- Вижу их, - Юрий указал рукой на несколько точек, перемещавшихся среди поредевших деревьев. - Вижу! На трех часах!
        -- Господи, ну зачем?! - простонал Смирнов, и уже обычным голосом произнес в микрофон: - Я "ноль-восьмой". В квадрате Чарли-четыре обнаружены неопознанные лица. Веду наблюдение!
        -- Командир, они на мушке! - Это напомнил о себе Петр Громыко. Флегматичный уроженец Киева прильнул к пулемету, нежно касаясь кончиками пальцев стальных звеньев заправленной в него ленты на две сотни патронов, к которой была пристыкована еще одна, той же емкости. - Могу стрелять!
        -- Отставить! Только наблюдение! Огонь не открывать!
        Командир экипажа меньше всего хотел вступать в бой - он понимал, что там, внизу, могут оказаться те, с кем несколько месяцев назад он стоял плечо к плечу в одном строю, и убивать их бывший командир дальнебомбардировочного полка не хотел, он не мог это сделать. Не хотел, но в глубине души прекрасно понимал, что рано или поздно стрелять по своим ему придется. Вот только кто для него сейчас "свои"? Командир полка ракетоносцев Ту-22М3 был одним из немногих, кто дал бой внезапно атаковавшему врагу, тщетно пытаясь сдержать натиск американской военной машины. Он не забыл, как его второй пилот, майор Сеченов, с которым полковника связывали годы службы за Полярным кругом, вогнал в надстройку американского крейсера свой новехонький Су-34, на которые едва начал перевооружаться их полк, отправив, наконец, изношенные до предела "Туполевы" на заслуженный отдых. Сам Федор Смирнов этого сделать не смог, не нашел в себе решимости вот так запросто расстаться с жизнью, даже не зная наверняка, изменит ли его жертва ход событий.
        Полковник Смирнов сделал выбор между жизнью и присягой, и плен стал вполне ожидаемым продолжением его истории. Все оказалось проще и легче, чем представлялось прежде, плен не стал унижением, не стал позором. А когда пришедшие в Россию, чтобы навести здесь свой порядок, американцы поняли, что не все им рады, что здесь можно расстаться с жизнью, о Смирнове и о многих из тех, кто ждал своей участи в фильтрационных лагерях, вспомнили. Сотрудники американских компаний, столкнувшись с опасностью, только раз попав в засаду партизан, которых становилось все больше с каждым днем, стали сматываться из покоренной страны. Но делать их работу было необходимо, и потому пленным простили их единственный "грех" - попытку защитить свою страну от агрессора, дав работу, заработок, и Федор Смирнов смог вновь подняться в небо, о чем даже перестал мечтать.
        В стране, чудом не превратившейся в царство хаоса - и чудо это звалось Армия Соединенных Штатов - любая работа стала на вес золота, а на этой работе платили очень даже неплохо, ведь хозяева, наблюдавшие за всем из-за океана, сами ощутили, насколько велик риск, и теперь предпочитали расстаться с долларами, а не с собственными жизнями. И потому бывший командир ракетоносного полка вновь и вновь поднимал в небо свой Ми-2, вновь и вновь видел под собой нитку нефтепровода, почти уже дотянувшегося до гавани Мурманска. Это была слишком лакомая цель для всяких экстремистов, причем почти незащищенная, и потому сегодня случилось то, что не могло не случиться.
        Вышедшие из леса боевики, гордо называвшие себя "партизанами", сделали свое дело и хотели вновь поскорее вернуться в лес, ставший их домом, их крепостью, но на их беду патрульный вертолет оказался слишком близко, террористы были обнаружены, а потому предсказать развитие событий теперь было предельно просто. Федор видел, как несколько человек в камуфляже нырнули под раскидистые кроны, пытаясь укрыться от его всевидящего ока. Напрасно они старались спрятаться - с воздуха все эти маневры были видны, как на ладони. В прочем, неизвестные и не надеялись спрятаться, но осознать свою ошибку в оценке их действия командир экипажа не успел.
        Внизу что-то сверкнуло, и к вертолету, снизившемуся уже до полутора сотен метров, протянулись мерцающие строчки трассеров. А секунду спустя Ми-2 содрогнулся от ударов метко выпущенных пуль - противник сделал первый ход в этой смертельно опасной партии, и теперь у Смирнова и его экипажа просто не могло быть выбора. Все уже оказалось решено.
        -- Мать вашу, - Полунин, впервые узнавший, что такое зенитный обстрел. - Они же по нам стреляют!
        -- Я "ноль-восьмой", атакован, - четко произнес Смирнов, зная, что на земле услышат каждое его слово. - Повторяю, по мне открыт огонь с земли! Необходима поддержка!
        -- Помощь на подходе! Приказываю противника уничтожить!
        Навстречу вертолету, опасно приблизившемуся к поверхности земли, взметнулся очередной поток трассирующих пуль, и Федор Смирнов, которому показалось, что все они направлены только в него, рванул штурвал, заваливая Ми-2 на левый борт. Даже среди вой турбин пилот услышал, как со стуком свинцовые конусы, разогнанные пороховыми газами до сверхзвуковых скоростей, впиваются в фюзеляж, разрывая тонкую обшивку.
        -- Падла! - Это Юрий Полунин визгливо вскрикнул, выпуская из рук штурвал и прижимая ладони к лицу. Меж пальцев заструилась кровь. - Попали, суки! Я ранен!
        Автоматная очередь угодила в носовую часть вертолета, наискось пройдясь по остеклению кабины, и поток мелких осколков стегнул по лицу второго пилота. Крошево плексигласа набилось в глаза, мелкими иглами ужалив щеки и лоб.
        -- Вот твари! Петро, мочи их, - крикнул Смирнов, бросая вертолет, оказавшийся в перекрестье пулеметных трасс, из виража в вираж. Там, внизу, были такие же русские, как и они сами, им нечего было делить, но первый же выстрел разрушил все сомнения: - Огонь!
        К треску лопастей и гулу турбин, работавших на максимальных оборотах, тотчас добавилось уханье мощного ПКМ. Командир экипажа увидел, как первая очередь, россыпь мерцающих точек, похожая на стаю светлячков, ушла вниз, накрыв позиции невидимых стрелков.
        Вертолет появился внезапно, словно в нарушение всех законов физики, возникнув прямо над головами бежавших через заросли людей. По земле скользнула расплывчатая тень, и только тогда партизаны услышали шум винтов.
        -- Воздух, - хрипло выдохнул Алексей Басов, остановившись и с ужасом глядя на то, как геликоптер, прошедший так низко, что едва не касался брюхом верхушек деревьев, разворачивается, очерчивая широкую дугу и направляясь точно на столпившихся посреди лесной прогалины людей. - Все в укрытие!
        Бойцы кинулись под деревья, стараясь скорее покинуть открытое пространство, но было ясно, что их уже заметили, и теперь не оставят в покое. Вертолет приближался, и Басов смогу узнать своего противника - обычный Ми-2, "воздушный извозчик", в былые времена славно трудившийся на благо народного хозяйства страны. Он не должен был иметь вооружение, но один вид винтокрылой машины, кружащей над утомленными, задыхающимися от быстрого бега людьми, выбивающимися из сил, внушал ужас.
        -- Оружие к бою! - Басов сдернул с плеча АК-74М, привычным движением передернув затвор и крепко прижимая приклад автомата к плечу.
        Вертолет, на темно-зеленых бортах которого выделялись яркие эмблемы, хорошо знакомые партизанам, прошел над головами, и у самого горизонта вновь развернулся, замыкая очередной круг. Сопровождаемый "взглядами" четырех стволов - пулеметного и трех автоматных - геликоптер приближался, опустившись, кажется, еще ниже, заставляя застывать в жилах кровь. А Азамат Бердыев уже расположил на правом плече шестнадцатикилограммовый тубус зенитно-ракетного комплекса, и теперь только ждал приказа, чтобы испытать в деле китайский "хай-тек", с некоторых пор вытеснивший в руках партизан привычные "Стрелы" и "Иглы".
        -- Ублюдок, - Матвей Осипов следил за вертолетом, кружившим над головами, словно назойливая мошкара, со смесью ненависти и страха. - Наверняка уже передал координаты! Сейчас все здесь будут!
        Олег Бурцев не стал ничего говорить, да его товарищ и не ждал ответа. Стискивая цевье РПК-74М, бывший гвардии старший сержант, тесно прижавшись к шероховатому стволу дерева, терпеливо ждал приказа. Его взгляд был направлен точно поверх ствола, указательный палец нервно танцевал на спусковом крючке, а сам десантник обратился в слух.
        -- Гасите "вертушку", - срываясь на крик, скомандовал Басов. - Огонь из всех стволов!
        Пилоты Ми-2, кажется, не поняли, с кем имеют дело, или просто не верили, что здесь и сейчас им может грозить опасность. Вертолет, описывая очередной круг над застигнутой врасплох группой, оказался точно над той поляной, где летчики впервые заметили партизан, и когда на него обрушился шквал огня, выполнить маневр, отвернуть, уходя из-под обстрела. Казалось, винтокрылая машина обречена.
        Олег надавил на спуск, почувствовав, как задрожал, задергался, словно ожив и теперь пытаясь вырваться из рук, пулемет. По ушам ударил треск выстрелов, под ноги посыпались еще дымящиеся гильзы, распространяя вокруг себя кислый запах сгоревшего пороха.
        -- Получи, сука!
        Первой же очередью Бурцев выпустил почти половину магазина, но большая часть пуль высокоскоростных калибра 5,45 миллиметра легла мимо цели. Басов с Осиповым оказались удачливее - на таком расстоянии "калашниковы" не уступали по эффективности огня "Шилке", и несколько коротких очередей вонзились в округлое днище и покатые борта вертолета.
        -- Огонь по кабине! - приказал Басов, взяв упреждение и послав вслед скользнувшему над головой геликоптеру длинную очередь. - Уничтожьте его!
        Игорь Марченко замешкался, открыв огонь последним, но первая же выпущенная им очередь угодила точно в огромное лобовое стекло только начавшего разворот вертолета. Ми-2 тотчас качнулся, заваливаясь на борт, но спустя пару секунд выровнялся, завершив свой маневр.
        -- Молодец, Игорь, - с азартом крикнул Басов, продолжая вгонять очередь за очередью в увеличивавшийся в размерах силуэт цели. - Огонь не прекращать!
        Олег Бурцев расстрелял полный магазин за пару секунд, просто нажав на спусковой крючок и не отпуская его, пока треск выстрелов не сменился сухим щелчком ударника. Старший сержант торопливо отомкнул опустевший рожок, и, не глядя, заученным до автоматизма движением, нашарил снаряженный, рывком вытащи его из нагрудного кармана разгрузочного жилета и вогнав до щелчка в горловину приемника. Затвор назад до упора, и снова изо всех сил на спусковой крючок. Пулемет рвется из рук, выплевывая поток раскаленного свинца, и видно, как пули, на этот раз ложащиеся точно в цель, выбивают искры, рикошетом отлетая от бортов Ми-2.
        Вспыхнувший возле иллюминатора вертолета огонек сперва тоже показался просто искрами, выбитыми металлом, врезавшимся в металл, и только когда что-то чертовски быстрое с визгом промчалось возле самой головы сержанта, Олег понял - по ним тоже стреляют. Первая неточная очередь срезала ветви с дерева, служившего укрытием старшему сержанту. Несколько пуль взрыли землю у самых ног Бурцева, инстинктивно отскочившего в сторону, перекатившись через плечо и, став на одно колено, тотчас открывшего ответный огонь. И только в этот миг Олег увидел, как Игорь, их подрывник, медленно заваливается на спину, как автомат выскальзывает из его рук, а по груди, наискось перечеркнутой цепочкой пулевых отметин, расплываются пятна крови, едва различимые на темном фоне камуфляжа.
        -- Капитан! - Олег, пригибаясь как можно ниже, подскочил к безвольно распластавшемуся по земле Марченко. - Капитана зацепило!
        Звуки выстрелов сливались в непрерывный треск, смешивавшийся с гулом турбин. С борта Ми-2 молотил длинными очередями пулемет, посылая к земле килограммы свинца, а в ответ наперебой стрекотали автоматы. Во все стороны неслись сверкающими росчерками трассеры, а в жилах сошедшихся в бескомпромиссной схватке людей вскипала кровь.
        -- Матвей, помоги Олегу, - крикнул Басов, отбрасывая в сторону опустевший магазин - уже третий за время короткого боя. - Помогите Игорю! Я прикрою! Азамат, вали "вертушку"! Сбей его!
        -- Я готов, командир!
        Бывший командир танка стоял, выпрямившись во весь рост и взвалив на плечо раструб пусковой установки зенитно-ракетного комплекса. Пулеметные очереди взрывали землю под его ногами, над головой со свистом пролетали пули, кромсая в щепу стволы деревьев, но Азамат Бердыев не трогался с места, провожая свою цель взглядом, пущенным поверх полутораметрового темно-зеленого тубуса. Раздался сигнал захвата цели - это тепловая головка наведения управляемой ракеты уловила жар, исходящий от турбин Ми-2, и бывший танкист, осваивавший премудрости ведения войны в иной среде, нажал на кнопку спуска.
        Петр Громыко даже сейчас, когда по обшивке попавшего под перекрестный огонь с земли вертолета градом стучали малокалиберные пули, не растерял свою невозмутимость. Бортстелок лишь крепче прижал к плечу приклад верного ПКМ, мощного и надежного, обрушив на землю ответный шквал огня. Под ноги непрерывно сыпались гильзы, раскаленные цилиндры из латуни, лента наполовину опустела, и ствол, наверное, уже был готов расплавиться от такой интенсивной стрельбы, но Громыко не останавливался, чувствуя только упругие толчки отдачи в плечо.
        Внизу бестолково метались из стороны в стороны камуфлированные фигурки - Громыко не воспринимал их, как живых людей, просто как мишени, картонные силуэты на противоположном конце стрельбища, в которые следовало уложить как можно больше пуль, чтобы инструктор поставил "зачет". Кто-то пытался отступить к лесу, огрызаясь автоматными очередями, и Петр Громыко слышал, как пули стучат по обшивке, пробивая тонкий металл и пока только чудом не добравшись до каких-нибудь важных агрегатов вовсе не предназначенного для такого боя геликоптера.
        Диверсанты пытались скрыться в чаще, но стрелок, слившиеся в единое целое со своим ПКМ, пресекал эти попытки длинными очередями. Вертолет, войдя в левый вираж, двигался по замкнутому кругу, центром которого и оказалась та самая поляна, где была обнаружена группа террористов. Они пытались бежать, столкнувшись с превосходящим по силе противником, но Громыко беспощадно стегал безликие фигуры в спины свинцовыми плетьми пулеметных очередей. Петр видел, как повалился один из противников, размахивавший автоматом, почти бесполезным против двигавшегося с огромной скоростью геликоптера - выпущенная с нескольких сотен метров очередь должна была в клочь разорвать податливую плоть, пусть даже и прикрытую титановой "кирасой" бронежилета. Но внизу оставались еще враги, и они продолжали обстреливать вертолет.
        -- Командир, давай левее, - крикнул Громыко, увидев, что один из диверсантов исчез под днищем Ми-2, в мертвой зоне. - Еще немного!
        Выли турбины, отрывисто ухал пулемет, на одной ноте кричал Полунин, второй пилот, зажимая руками окровавленное лицо - скорее всего, он уже потерял зрение. Но Федор Смирнов услышал просьбу, выполнив маневр с ювелирной точностью, так что пытавшийся спастись в не простреливаемой зоне террорист вновь оказался на линии огня. В этот миг что-то сверкнуло внизу, и Петр Громыко увидел, как к вертолету, заходя ему в хвост, устремилась ракета, разматывая за собой дымную ленту инверсионного следа.
        -- Командир, ракета! - Стрелок видел стремительно приближающуюся смерть, оцепенев от ужаса, от осознания неизбежности гибели. - Сзади ракета!
        -- А-а-а, суки!!!
        Федор Смирнов тоже понял, что они обречены - противник все же смог переиграть его, в один миг поражение обратив в победу. Их вертолет не нес устройства выброса ложных целей, как настоящие боевые геликоптеры, не имел он и специальных фильтров на выхлопных соплах турбин, которые хоть отчасти поглотили бы выделяемое двигателями тепло - просто никто всерьез не верил, что у этих "партизан" могут оказаться ПЗРК. А они были, и в схватке с таким противником Смирнов и его экипаж почти не имели шансов не то что победить, но даже и просто уцелеть. Современные переносные зенитно-ракетные комплексы способны поражать сверхзвуковые цели на высотах от десяти метров до трех с половиной километров, и у тихоходного Ми-2 не было ни единого шанса спастись отчаянным маневром.
        -- Держитесь! - Смирнов сжал рычаг штурвала, пытаясь использовать тот единственный призрачный шанс, который еще оставался, пока ракета не сблизилась с вертолетом настолько, чтобы мог отреагировать дистанционный взрыватель. - Прорвемся!!!
        Вертолет, нарушая законы физики, преодолевая силу инерции, дернулся в сторону, выигрывая несколько десятков метров, и когда зенитная ракета почти настигла его, Смирно резко отдал штурвал от себя, едва не втыкая винтокрылую машину в землю. Головка наведения ракеты не успела среагировать на такой маневр, выполненный на критически малой высоте, и лазерный детонатор выдал команду на подрыв.
        Взрыв грянул в метре над вертолетом, и град осколков наткнулся на все ускорявшие свой бег лопасти, послужившие щитом обреченному вертолету. Стальная шрапнель, образовавшаяся при подрыве боеголовки зенитной ракеты, больше частью рикошетом отразилась от несущего винта, но и того, что достигло цели, хватило.
        -- Мы подбиты, - сообщил срывающимся голосом Смирнов, стараясь перекричать истошно верещавшую аварийную сигнализацию. - Оба движка выведены из строя! Теряем топливо!
        Смирнов действовал на автоматизме, перекрыв подачу топлива. В любой миг вертолет мог вспыхнуть, словно спичка, и тогда они, все трое сгорят заживо, оставшись погребенными под обуглившимися обломками.
        -- Попробую совершить посадку! Держитесь!!!
        Цифры на альтиметре стремительно уменьшались до нуля, к той же отметке сползала и стрелка указателя скорости. Рыча от напряжения, Смирнов отжимал штурвал, пытаясь перебороть инерцию смертельно раненой машины, слыша, как надсадно воют разрушенные турбины, поймавшие свою порцию стальной картечи и чудом не рассыпавшиеся на куски прямо сейчас.
        -- Садимся, - предупредил Смирнов, увидев прямо по курсу прогалину, поросшую редким кустарником - лучшей площадки для приземления поблизости не было, да и до этой еще предстояло постараться дотянуть. - Приготовиться к жесткой посадке!
        Стена зарослей встала на пути снизившегося до считанных метров вертолета. Лопасти, вращавшиеся по инерции, под воздействием встречного потока воздуха, с треском врубились в кустарник, превращая его в зеленое месиво, срезая деревца, словно гигантская циркулярная пила. Вертолет тряхнуло так, что у Смирнова лязгнули зубы, зацепив кончик языка, и рот тотчас наполнился кровью. Но все это было уже не важно - пропахав приличную борозду, разбросав за собой обломки лопастей, развернувшись боком, Ми-2 замер на краю поляны.
        -- Мать вашу, - выдохнул Смирнов, сплевывая кровь, сочившуюся из прокушенного языка. - Прорвались! Петро, Юра, как вы? Все живы?
        Ответом был усталый мат Громыко, который при посадке хорошо приложился головой о борт грузовой кабины. По крайней мере, бортстрелок был жив, уцелев после жесткой посадки. А вот справа, с соседнего кресла, не донеслось ни звука - ни стона, ни ругани.
        -- Юра?!
        Смирнов обернулся к напарнику, толкнув того в плечо, и летчик, все так же, не говоря ни слова, откинулся на бок, не повалившись на пол кабины только благодаря привязным ремням, крест накрест обхватившим его грудь. Юрий Полунин безвольно обвис в кресле, и по голове его из свежей раны на затылке струилась кровь - эту посадку второй пилот не пережил.
        Федор Смирнов устало выдохнул, чувствуя, что нет сил хотя бы пошевелиться. Нужно было скорее выбираться из вертолета, в баках которого еще оставалось немало топлива, и топливо это, вытекавшее из пробоин в баках под брюхо вертолета, могло вспыхнуть от любой искры, устроив экипажу огненное погребенье, как в древние времена. Но сил не было даже на то, чтобы радоваться - они все так остались живы, пусть противник и одержал победу.
        От радости Алексей Басов выпустил короткую очередь в воздух, не по дымящемуся вертолету, стремительно терявшему высоту, а просто над головой. Азамат Бердыев не зря несколько недель тренировался, осваивая китайскую "диковинку" - зенитная ракета точно поразила цель, несмотря на отчаянные маневры летчиков. Наверняка за штурвалом сидели настоящие профессионалы, скорее всего, бывшие военные пилоты - с тех пор, как сюда пришли американцы, бывшие однополчане нередко встречались друг с другом на поле боя, и на янки работало немало ветеранов. Басов не винил их за это - каждому нужно как-то жить, у каждого есть семья, которая хочет кушать, и люди зарабатывали всеми способами.
        -- Отлетались, твари! - Алексей взглянул на оскалившегося в победной улыбке Бердыева: - Молодчина, сержант! Прекрасный выстрел!
        Азамат улыбнулся еще шире - еще бы, это ведь он один спас всю группу, послав ракету точно в цель. А иначе пулеметчик с вертолета нарубил бы их всех в фарш за несколько минут. В прочем, радость омрачалась горечью потери. капитан Игорь Марченко, воевавший в группе Басова второй месяц, лежал здесь, у ног своих товарищей, уже остывая, и кровь почти перестала сочиться из ран.
        -- Надо похоронить его, - предложил Бурцев. Голос старшего сержанта звучал глухо, словно из какой-то бочки. По привычке Олег заменил почти опустевший магазин на снаряженный - противник мог повторить атаку, и к этому следовало быть готовым всегда.
        -- Нет времени! - Отрезал Басов. - Мы разворошили осиное гнездо! мы слишком громко заявили о себе, сбитый вертолет нам точно не простят! Скоро здесь всюду будет полно янки и их прихвостней, начнется облава. Если не поспешим, нас затравят, как диких зверей, так и сгнием в этом лесу!
        -- Все же не по-людски это как-то, просто так бросить капитана...
        -- Отставить, старший сержант! - Несмотря на то, что никто из партизан не имел права носить погоны, в группе поддерживалась армейская дисциплина, субординация соблюдалась неукоснительно. - Забросайте тело ветками, присыпьте листвой, и уходим отсюда! У вас три минуты! Остальным - прикрывать периметр!
        Олег Бурцев понимал, что противник сейчас уже пришел в себя. Наверняка где-то неподалеку рубят воздух лопасти вертолетов, несущих к месту боя вооруженный до зубов десант, и не только сотрудников службы безопасности нефтяной компании, а и кое-кого посерьезнее. Боя старший сержант не боялся, но предпочитал встречать врагов, заранее подготовившись, давать бой так, где это было выгодно ему, и выходить из боя победителем.
        -- Патроны и оружие не забудь! - напомнил Басов, вместе с остальными бойцами контролировавший подходы к поляне.
        Кому-то это показалось бы мерзким, низким, но Бурцев без колебаний обыскал тело капитана, вытащив из карманов разгрузки оставшиеся автоматные "рожки" и гранаты. Это не было мародерством, хотя на него и походило, и старший сержант не колебался ни мгновения, получив приказ. Атака на нефтепровод - сильная пощечина, противник будет делать все, чтобы наказать обидчиков. На горстку партизан устроят настоящую охоту, в дело пустят все - беспилотные самолеты, обычную авиацию, может даже спутники. Шансов выжить становится меньше с каждой минутой, и ни один патрон не будет лишним теперь. Так пусть Игорь Марченко продолжает сражаться и после своей смерти, поделившись с товарищами тем, что не пригодилось ему, и может спасти жизни его друзьям, его братьям по оружию.
        Олег Бурцев торопился. Патроны и гранаты, остававшиеся у Марченко, перекочевали в "разгрузку" старшего сержанта - свой боекомплект он истратил наполовину, а "рожок" на тридцать патронов к АК-74 можно было вставить и в РПК-74. у капитана не будет ни могилы, ни памятника - все, что мог сделать для своего товарища сержант, это наскоро забросать тело опавшей листвой. Люди уйдут, и осмелевшее зверье выйдет из чащи, чтобы полакомиться еще теплой плотью. Быть может, у любителей падали сегодня будет вдоволь такой редкой пищи.
        -- Пора, - произнес Алексей Басов, забрасывая за спину поставленный на предохранитель автомат. - За мной бегом марш!
        Они сорвались с места, исчезая в лесу. Лишь россыпь гильз напоминала о том, что здесь еще несколько минут назад кипел бой. Группа спешила уйти как можно дальше, чтобы запутать врага, выиграть время и встретить противника там, где и четыре бойца будут стоить целой армии. Их война только началась.
        Глава 2 Взгляд в прошлое-1
        Москва, Россия 2 июня
        Дверца шикарного "Мерседеса" захлопнулась с приглушенным клацаньем. Этот удивительно мягкий, ласковый звук мог показаться нежной музыкой в сравнении с тем жутким лязгом, с которым закрывались двери даже самых лучших отечественных машин, даже изготовленной на заказ представительской "Волги". У "чуда" немецкого автопрома было и еще немало явных и скрытых достоинств, именно потому Ринат Сейфуллин предпочитал машины этой марки, неважно, роскошные седаны - на таком он как раз сюда и прибыл - или мощные внедорожники "Геландваген", на которых сейчас его сопровождала личная охрана.
        Телохранители, замкнувшие кольцо вокруг небольшого кортежа, настороженные, готовые в любой миг выхватить укрытое под одеждой оружие - мощные автоматические пистолеты и компактные пистолеты-пулеметы, идеальное средство ближнего боя - двинулись было за своим принципалом, но были остановлены резким жестом:
        -- Ждите меня здесь! Через пару минут едем!
        Начальник охраны нахмурился, но возражать не посмел - в конце концов, Ринат Сейфуллин был у себя дома, земля до самого горизонта принадлежала ему, здесь стоял его дом... вернее, стоял когда-то, до того, как пришли американцы. От роскошного особняка осталось немногое - полуобвалившиеся стены, покрытые пятнами копоти, да пепел, лежавший всюду, еще не смытый теплыми летними дождями.
        Бывший глава "Севернефти" шел медленно, тяжело переставляя ноги, стараясь не ступать в кучки пепла. Не потому, что берег обувь, дорогие туфли из отличной кожи, сшитые по индивидуальной мерке, и потому ставшие частью его самого - просто часть этого пепла некогда была для него самым дорогим на свете, тем, что дороже миллиардов на заграничных счетах, дороже целого табуна племенных скакунов, дороже вилл, яхт, личных самолетов.
        Его называли олигархом, считали алчным, жадным, беспринципным - и он таковым и был, но лишь отчасти. Глупо проходить мимо, если богатство само идет к тебе в руки, если миллионы, миллиарды лежат бесхозными на твоем пути. Но, накапливая состояние, он думал не только о самом себе. Ринат Сейфуллин не был патриотом, его мало заботили судьбы страны и народа, но были те, ради кого он мог сделать все. были - но теперь их не стало.
        Телохранители, нервно озиравшиеся по сторонам, видели, как их босс остановился в шаге от стены, бесформенной горки битого закопченного кирпича - а по другую сторону этой стены зиял многометровый провал воронки, на дне которой скопилось немало жидкой грязи, все тот же пепел, смытый прошедшими недавно дождями. Неожиданно Ринат Сейфуллин опустился на колени, нисколько не жалея идеально отглаженные брюки, лакированные туфли, и прижался обеими ладонями и лбом к шероховатой поверхности.
        -- Маша, Марат, Анжела, - прошептал Сейфуллин так, чтобы не мог слышать никто из его охраны, всей толпой переминавшейся с ноги на ногу в полусотне метров за спиной. - Где же вы теперь? Почему вас нет? За что?!
        Он хотел остаться один в эти минуты, но не мог, приходилось терпеть присутствие телохранителей. Перестав быть нефтяным магнатом, не пытаясь стать фигурой на политической арене - власти, настоящей, а не показушной, он и так имел достаточно - Ринат Сейфуллин не лишился тех врагов, которых успел нажить за свои сорок девять лет. Богатство и власть не достаются просто так, а уж если достались, всегда найдется кто-то, кто захочет отобрать их, возможно, забрав заодно и жизнь. И потому содержать охрану было необходимо, ведь Ринат не торопился покинуть этот мир.
        Телохранители, демонстрируя служебное рвение, остались в стороне, не смея мешать своему принципалу. Эта команда состояла из профессионалов высочайшего класса, каких только можно было купить за деньги - офицеры армейского спецназа и контрразведки, командовал которыми отставной полковник ГРУ, имевший за плечами опыт настоящей войны, несколько лет, проведенных на Кавказе, десятки рейдов в тыл к противнику, в горы, целиком и полностью принадлежащие боевикам. Все эти люди повидали войну, умели воевать, и знали, что сейчас они абсолютно бесполезны - снайпер с крупнокалиберной винтовкой типа отечественной КСВК или американской "Баррет" М82А1 запросто "снимет" охраняемую персону с полутора километров, так что охрана едва ли расслышит звук выстрела. Вот потому они и топтались в растерянности, зная, что перед возможной опасностью бессильны, несмотря на свою подготовку, на весь свой боевой опыт.
        А Ринат Сейфуллин, не обращая уже внимания на бестолковую возню охраны, злой от осознания собственной беспомощности сейчас, вздумай кто-то свести старые счеты с их хозяином, прильнул к руинам, чувствуя под руками шершавую поверхность кирпичей, нагретых жарким июньским солнцем. Это был его алтарь, место, где можно отбросить всякие условности, и нефтяной магнат, олигарх, миллиардер, не стесняясь больше ничего, зарыдал.
        -- За что?! - слышались сквозь всхлипы слова. - Почему?! Почему не я?!
        Сейфуллин плакал, никого не стесняясь, да никто и не мог видеть его слез. Он хотел сейчас быть здесь, пеплом лежать среди руин, а не стоять над ними, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать в голос от боли, разрывавшей его изнутри. В тот майский день на этой вилле оказалась вся его семья - его жена Мария, русская, хоть сам Сейфуллин и был чистокровным татарином, но без капли национализма, его дети, его сокровище - Марат и Анжела, те, ради будущего которых он был готов обманывать, воровать, возможно, предавать и даже убивать. Они были здесь в те минуты, когда армада американских самолетов ринулась со всех сторон на Москву, а сам Ринат оказался далеко, известия о войне, которым он не мог поверить до самого последнего момента, застали его в Красноярске, и быстро добраться до своего поместья Сейфуллин просто не смог.
        Остатки русской армии защищали столицу до последнего, отчаянно отражая удар за ударом. Где-то совсем рядом в те часы находились позиции зенитных ракет, знаменитых комплексов С-300ПС, расчеты которых записали на свой счет ни одну победу, но и сами погибли под градом американских бомб, когда вражеские истребители прорвались на малых высотах, ускользнув от "всевидящего ока" радаров.
        Отчаянно сражались и пилоты, подняв в небо все уцелевшие истребители и встретив над облаками врага меткими пусками ракет. Русским пилота везло, они одержали немало побед, и американский транспортный самолет "Геркулес", сбитый в этом бою, обрушился прямо сюда, на этот особняк, едва ли отмеченный на штабных картах. Тридцать пять тонн пылающего металла, двадцать тонн топлива и еще невесть сколько мягкой и хрупкой человеческой плоти - этот С-130Н должен был высадить в Москве бойцов американской Восемьдесят второй десантной дивизии, но защищавшие небо над столицей Су-27 перехватили его на дальних подступах - обрушились на островок спокойствия и уюта, и здесь разверзся ад.
        Сбитый русскими пилотами транспортный самолет рухнул на особняк, и те, кто находился внутри, погибли почти мгновенно. Взрыв немногое оставил от здания, не пощадив и само поместье. Чудовищный пожар, тушить который было некому, да и невозможно было его потушить, угас лишь тогда, когда сгорело все, что было способно гореть, и человеческие тела распались жирным черным пеплом, скрипевшим сейчас под ногами.
        Ринат Сейфулин был готов на все, лишь бы скорее попасть сюда, но воздушное пространство было закрыто для полетов - в небо поднимались только американские военные самолеты, все остальные, едва оторвавшись от земли, были бы сбиты. Сейфуллин ждал несколько дней, проведя это время в красноярском аэропорту, на летном поле которого стояла заправленная под завязку, готовая к взлету "Цессна" - в России строить самолеты бизнес-класса то ли не хотели, то ли не могли. И как только американцы дали добро, пилоты Сейфуллина получили приказ на вылет, а сам Ринат уже в небе узнал от своих людей страшную правду. Он не хотел верить услышанному, но теперь, увидев все своими глазами, горько разрыдался, жалея только о том, что оказался так далеко от своих близких.
        Подбитый "Геркулес", словно чудовищная бомба, обрушился на поместье, и теперь на месте роскошного особняка чернела огромная воронка, и все вокруг было усыпано пеплом, каменным крошевом и искореженными кусками металла - обломками обшивки самолета, при взрыве разлетевшимися на несколько километров вокруг. Наверное, те, кто оставался в доме в те минуты, даже не успели испугаться, не успели понять, что с небес, объятая пламенем, мчится к земле их смерть, от которой нет спасения.
        Наверное, кто-то из пилотов был еще жив и в последние секунды пытался превратить падение огромного "Локхида" в посадку, пусть и жесткую - но посадку. Транспортный самолет кое-как выровнялся на уровне верхушек деревьев, и, срезая их плоскостями крыльев, обламывая сами крылья, продолжил свой полет. Последние сотни метров были отмечены широкой бороздой, по обе стороны которой громоздились поваленные деревья. По инерции "Геркулес" двигался уже на брюхе, охваченный племенем, лишившийся крыльев и оперенья, щедро разбрызгивавший позади себя полыхающее топливо из пробитых баков. Самолет остановился, встретив на пути стены особняка, навалился на него своей грузной "тушей" и только тогда взорвался, взметнувшись в небо многометровой огненной колонной.
        -- Ринат Шарипович, - начальник охраны, неслышно подошедший к стоявшему на коленях олигарху, неуверенно окликнул того. - Ринат Шарипович, нам пора ехать! Время на исходе, нужно поспешить!
        -- Ступай, - Сейфуллин отмахнулся, не оборачиваясь, чтобы телохранитель не смог увидеть текущие по щекам слезы. - Я уже иду!
        Начальник охраны чуть отступил, опасаясь оставлять своего принципала в полном одиночестве. Он давно уже привык ничего не видеть и не слышать, если было нужно, потому и сейчас не слышал сдавленного голоса. Этот офицер, много лет служивший своей родине, а теперь работавший на "хозяина", не худшего из возможных, просто старался делать свою работу хорошо, будучи готов отвечать за свою ошибку, лично отвечать за оплошность любого из своих людей.
        Прошла минута, для начальника охраны, здесь, на открытой местности - мечта снайпера! - чувствовавшего себя голым и беспомощным, показавшаяся вечностью. Телохранитель сознавал всю свою ничтожность, несмотря на бронежилет и мощную, внушавшую уважение одним своим видом, итальянскую "Беретту-92F" в кобуре подмышкой. Но кевлар не был способен остановить винтовочную пулю, а достать из пистолета снайпера, вооруженного пусть даже и обычной СВД, не смог бы ни один стрелок, происходи это не в голливудском боевике, а в реальной жизни, суровой и беспощадной.
        Наконец Ринат Сейфуллин поднялся с колен, и, даже не утруждаясь тем, чтобы отряхнуть налипшую на брюки грязь, двинулся к ожидавшему его "Мерседесу", водитель которого не глушил мотор, готовый в любую секунду тронуться с места. Телохранители столпились вокруг Сейфуллина, прикрывая его своими телами, пока тот забирался в салон, наполненный приятной прохладой - несмотря на то, что было лишь начало июня, припекало весьма ощутимо, а в автомобиле работал кондиционер.
        Начальник охраны, захлопнув дверцу за своим принципалом, рысью бросился к головному внедорожнику "Мерседес", огромному, словно дом, угловатыми очертаниями сразу заставлявшему вспомнить о легендарном танке "Тигр", а весом - и уровнем защищенности - не уступавшему бронетранспортеру. Из-за солидного бронирования подвеску пришлось усиливать, но уже не на берегах Рейна, а на заводе ГАЗ, там, где выпускали настоящие бронемашины БТР-80. Да это и была боевая машина - на "джип" навешали столько брони, что его можно было пускать в лобовую атаку, и ничто, кроме, пожалуй, огня из танковой пушки прямой наводкой, не остановило бы это "чудовище" цвета "мокрый асфальт". В прочем, седан самого Сейфуллина был защищен еще внушительнее, так что бывший нефтяной магнат мог чувствовать себя в полной безопасности, окруженный со всех сторон тонной титановой брони с кевалровым подбоем.
        -- Едем! - коротко приказал Сейфуллин, и водитель, не снимавший рук с рычагов и "баранки", придавил педаль газа, ловко орудуя переключателем передач.
        Кортеж снялся с места, медленно двинувшись по разбитому шоссе - дорогу взрыв тоже не пощадил - к широкой ленте автострады, что вела в Москву. Ринат Сейфуллин только теперь почувствовал нервозность - в столице его ждали, кто-то решил, что он сейчас нужен там, и времени оставалось все меньше. Следовало поспешить.
        Генерал Армии США Мэтью Камински быстрым шагом покинул штабное здание, в сопровождении полудюжины офицеров и своего адъютанта двинувшись к веренице армейских вездеходов, замерших у кромки летного поля. Привычные М1114 "Хаммер", бронированные, в отличие от своих предшественников, замерли в ожидании, направив в разные стороны стволы крупнокалиберных пулеметов GAU-19/A - это были боевые машины, здесь и сейчас они олицетворяли всю мощь Америки, и пулеметные турели на крышах были установлены отнюдь не для красоты.
        Возле "Хаммеров" переминались с ноги на ногу солдаты в полной экипировке, в касках, бронежилетах, со штурмовыми винтовками М16А2. Кто-то курил, кто-то хлебал большими глотками ледяную "Колу" из жестянок, другие просто разговаривали, с ленцой цедя слово за словом, будто берегли силы для чего-то намного более важного.
        -- Генерал, сэр!
        Коренастый лейтенант вытянулся по струнке, увидев приближавшегося командующего Десятой легкой пехотной дивизией. Этот афроамериканский парень буквально пожирал глазами свое начальство, взгляд его светился почтением - ведь сейчас перед ним был человек, благодаря которому и сам лейтенант, и многие его бойцы живыми вернулись из иракского ада, и смогли уцелеть сейчас, сокрушив Россию, монстра, казавшегося совсем недавно непобедимым.
        -- Все готово, лейтенант? - сухо спросил Камински, кивком ответив на уставное приветствие. - Можно отправляться?
        -- Так точно, сэр! Все готово! Можем выдвигаться, как только вы прикажете!
        Бывшая русская авиабаза в Раменском стала для Мэтью Камински вторым домом за те дни, что он провел здесь. После того, как русские сложили оружие, тут навели порядок, убрали следы недавних бомбежек, и теперь оставленные бывшими хозяевами казармы и ангары занимал американский контингент. Сам генерал, прибыв сюда из Тбилиси, еще ни разу не покидал пределы базы, на которой всегда, и днем и ночью, бурлила жизнь, шли какие-то работы, бегали люди, беспрестанно звучали чьи-то нетерпеливые команды. А теперь командующего Десятой пехотной ждала столица России - Москва.
        -- Едем, - приказал генерал, обернувшись к сопровождавшим его офицерам, самый младший из которых носил нашивки майора на полевом камуфляже. - По машинам!
        Правая задняя дверца "Хаммера" захлопнулась с глухим лязгом - эта машина, единственная в кортеже из полудюжины таких же внедорожников, низких, широких, угловато-неуклюжих, не имела вооружения, поскольку была предназначена для командующего дивизией, а уж его всегда найдется, кому прикрыть огнем или даже собственным телом. И бронирование ее было значительно солиднее, чем на остальных "Хаммерах", предназначенных для взвода охраны - жизнь генерала стоила намного дороже, чем жизни хоть взвода, хоть целой роты.
        -- Трогай!
        Водитель-сержант снял машину с "ручника", отжимая рычаг, и скрытый под бронированным капотом мотор, стадевяностосильный дизель объемом шесть с половиной литров, взревел, словно спущенный с привязи зверь, ощутивший свободу. Колона автомобилей двинулась к выезду из базы, стальной змеей лавируя меж постройками. "Хаммеры" миновали пропускной пункт, укрепленный на случай атаки каких-нибудь недобитых русских - из-за бруствера, сложенного из мешков с песком, вытянулся ствол крупнокалиберного пулемета М2НВ "Браунинг", готового встретить лавиной огня того, кто попробует без разрешения преодолеть охраняемый периметр. В эти минуты у пулемета дежурил только один боец - для того, чтобы нажать гашетку, этого было достаточно, а остальные, еще семь пехотинцев, кучковались чуть поодаль, не снимая рук с оружия и не забывая поглядывать по сторонам.
        -- Гребаный курорт! - Мэтью Камински недовольно нахмурился - после службы в Ираке, где любой прохожий, неважно, ребенок, женщина или древний старик, мог нести на себе двадцать фунтов пластиковой взрывчатки, а в кулаке сжимать детонатор, бойцы легкой пехоты расслабились. Чувство опасности мобилизует, а здесь царили мир и тишина, русские даже не пытались сопротивляться, став вдруг покорными, точно какой-то скот, а потому солдаты теряли бдительность. Возможно, вскоре это выйдет им боком.
        Чуть в стороне от ворот, солидных, таких, что, кажется, и танком не протаранить, виднелась угловатая громада бронетранспортера "Страйкер" с установленным на крыше дистанционно управляемым "Браунингом" пятидесятого калибра - очень неплохое оружие против каких-нибудь повстанцев, а атаки с применением тяжелого вооружения здесь не ждали в принципе.
        Появления генерала и его эскорта уже ожидали. Патрульный "Форд" российской дорожной полиции приткнулся на обочине, хрупкий, почти игрушечный на фоне тяжеловесной бронемашины, увешанной противокумулятивными решетчатыми экранами - простым и эффективным средством защиты от гранатометов. Едва первый "Хаммер" появился в проеме ворот, возле которых выстроились разом подобравшиеся часовые, из бело-голубого "Форда" не самой новой модели с проблесковыми маячками-"мигалками" на крыше выбрались двое в форме русской полиции.
        -- Старший сержант Колобов, московская милиция, - один из полицейских, непонятно почему называвшихся здесь милиционерами, то есть вооруженными ополченцами, наклонился к окну "Хаммера" и отдал честь, поднеся ладонь к козырьку форменной фуражки. - Нам приказано сопровождать вас, господин генерал!
        -- Следуйте в голове колонны! Держать максимальную скорость! Надеюсь, вы позаботились о том, чтобы расчистить путь? Вперед!
        Как только ворота базы остались позади, водители внедорожников, получив приказ, до упора утопили педали газа, и "Хаммеры", разъяренно взревев моторами, сорвались с места. Эти громоздкие машины, весившие пять с половиной тонн, могли запросто выдать сто километров в час, и теперь буквально летели по пустынному шоссе. А впереди, предупреждая незадачливых автолюбителей, мчался милицейский "Форд", распугивая прохожих надрывным воем "сирены".
        Колонна буквально ворвалась в город, еще не отошедший от ужаса войны, коснувшейся мегаполиса лишь самым своим краешком. Следы боев уже исчезли, да их немного и было - смелый рейд десантников из Восемьдесят второй дивизии, выковырявших из своего подземного убежища министра Самойлова, позволил избежать уличных боев, в которых, несомненно, обе стороны понесли бы чудовищные потери. Была иная альтернатива - стереть город в порошок непрерывными бомбардировками, ведь противовоздушная оборона Москвы была уничтожена в первый час воздушного наступления.
        Бомбардировщик В-52Н "Стратофортресс" может за один вылет доставить к цели свыше двадцати двух тонн смертоносного груза, обрушив его на головы беззащитного врага с высоты четырнадцать тысяч метров - из-за облаков. Не встречая сопротивления в воздухе, можно было устроить настоящую карусель, так чтобы "бомбовозы" сменяли один другого. В этом случае жертвы были бы еще более ужасающими, но понесла бы их только одна сторона. К счастью, удалось избежать и этого, чему генерал Камински по-человечески был рад - наконец-то он вновь смог увидеть русскую столицу, увидеть ее целой и невредимой, хотя и внезапно обезлюдевшей, но во всяком случае не лежащей в руинах.
        -- Я здесь второй раз, майор, - усмехнулся Камински, обращаясь к сидевшему впереди, рядом с водителем, адъютанту, державшему на коленях мощный ноутбук в кевларовом чехле, заменивший прежние папки с бумагами. - Черт возьми, и не думал даже, что мое возвращение будет таким! Двадцать лет прошло, а Москва все так же хороша! Тогда только распался Советский Союз, и все мы, майор, были счастливы. Ожидание войны, державшее весь мир в напряжении, отступило, русские вдруг стали нашими друзьями, и мы тогда вовсю обменивались гостями, посылали всякие делегации. Это потом наступило отрезвление, мы снова начали бряцать оружием, а в те дни все просто радовались, что миру больше не грозит Апокалипсис. Я был тогда всего лишь юным курсантом Вест-Пойнта, и провел здесь всего три дня. Черт возьми, русские тогда показались мне отличными парнями. Это хорошо, что нам не пришлось теперь убивать их слишком много, хорошо и для них, и для нас!
        Мэтью Камински любовался из окна стремительно летевшего по опустевшим улицам "Хаммера" видами русской столицы, на несколько мгновений забыв о своей миссии. И все же он видел - Москва изменилась за те недели, что прошли с подписания капитуляции Самойловым, теперь ожидавшим решения своей участи все в том же Раменском, под усиленной охраной. На улицах стало меньше машин, в десятки раз меньше, так что москвичи забыли о вечной беде своего города - кошмарных пробках, многокилометровых заторах, парализовавших жизнь всего города. Люди теперь предпочитали отсиживаться дома, а если уж очень требовалось куда-то съездить, пользовались "подземкой" - страх бомбардировок глубоко укоренился в их сердцах, а метро обеспечивало хотя бы видимость защиты. Здесь мало кто верил, что война завершилась так быстро.
        -- Полагаю, сэр, русские уже собрались, - произнес адъютант, обернувшись к неожиданно предавшемуся ностальгии командиру дивизии. - Наверняка ждут вас и гадают, зачем их туда согнали!
        -- Если они так быстро исполнили наш приказ - эти русские ничего не стоят, и их слова едва ли будут иметь хоть какой-то вес для всех остальных. - Мэтью Камински не ответил на ухмылку своего подчиненного, будучи уже целиком поглощен предстоящей миссией, делом, для которого явно был необходим кто-то более опытный, чем простой офицер, пусть и имевший опыт двух войн, а теперь еще и третьей. - Нам предстоит тяжелая работа, это потруднее, чем поражать цели на поле боя. Там хотя бы четко видишь, кто враг, а кто - друг. А здесь все иначе. Но мы, черт возьми, должны обеспечить здесь стабильность, и мы сделаем это!
        "Хаммеры", ревевшие дизельными двигателями, мчались по улицам покоренного города, и прохожие невольно прижимались к стенам домов, провожая колонну испуганно-удивленными взглядами. здесь не так уж часто видели американских солдат, тем более, не видели их сразу так много, если не считать тот день, когда в Москве высадилась Восемьдесят вторая воздушно-десантная дивизия, которая и нанесла решающий удар.
        Десантникам досталась вся слава победителей, но Мэтью Камински был не в обиде - он точно знал, что если бы не шесть сотен его парней, что сдохли в русских степях, погибли под гусеницами русских танков, этот город и теперь продолжал бы сопротивляться, пожирая все больше и больше жизней американских солдат. Это они, бойцы Десятой пехотной, да еще отчаянные парни из Сто первой воздушно-штурмовой, вырвали победу, сломив волю русских к сопротивлению и расчистив своим товарищам по оружию кратчайший путь к Москве.
        Колонна свернула с широкого проспекта, промчавшись по Садовому кольцу. По городским улицам словно прошлись гигантской метлой, куда-то сметая немногочисленные автомобили, так что кортеж генерала Камински мчал на полной скорости под рев моторов и завывание "сирены" патрульной машины. Еще один поворот - и впереди вознеслись к небу красные башни под зеленой кровлей, царапавшие облака алыми звездами. Кремль, древняя цитадель русских правителей, повидавшая всякое за минувшие века, и жестокие сражения, и пожары, стиравшие порой весь город до основания, обращая его в пепел, встречал победителей гостеприимно распахнутыми воротами. Командующий Десятой пехотной дивизией усмехнулся - он увидел свою цель.
        Сержант Александр Колобов бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида, убедившись, что "Хаммеры", разрисованные неровными "кляксами" камуфляжа, держатся сзади, точно привязанные. Столичная милиция среагировала оперативно, и колонна мчалась по почти пустым улицам, заранее очищенным от и без того немногочисленного транспорта. В эти дни по городу ездили почти одни только машины экстренных служб, да еще вездесущие "маршрутки" - отчаянные водители, кажется, были готовы заниматься извозом и под градом бомб, а сейчас небо было чистым, ничто не напоминало о недавних боях едва ли не в центре Москвы.
        Милицейский "Форд", завывая сиреной, летел по мостовой, и столичные высотки стремительно уносились куда-то назад. А в нескольких метрах позади катились покрытые камуфляжной окраской "Хаммеры". На фоне этих "мини-танков", с плоских крыш которых грозно взирали на притихшие кварталы трехствольные пулеметы пятидесятого калибра GECAL-50, патрульная машина казалась яркой блестящей игрушкой.
        -- Ублюдки! - Колобов взглянул на своего напарника, расслабленно откинувшегося на спинку пассажирского сидения. - Это же враги! Мы в них стреляли, а теперь должны охранять!
        Обычный московский милиционер - пусть герой, орденоносец, но теперь таких из каждой "командировки" на Кавказ возвращается двенадцать из дюжины - и представить не мог, какими могут быть повороты судьбы. Еще несколько дней назад, когда Александр пришел в себя на летном поле аэропорта Внуково, первыми, кого он увидел, были столпившиеся вокруг американские солдаты, после выигранного боя собиравшие раненых - своих и чужих, тех, кому можно было помочь прямо здесь подручными средствами, тем, что каждый солдат всегда имеет в своей аптечке.
        Раненых набралось десятка полтора, в основном - такие же милиционеры, была еще пара солдат и несколько бойцов Внутренних войск. Оглушенных, контуженных, наспех перевязанных прямо на летном поле, ничего не понимающих, их всех погнали в пассажирский терминал, в зал ожидания, выставив чисто символическую охрану, всего пару десантников, пусть и вооруженных до зубов. В эти минуты пленные ожидали всего, хотя бы и немедленного расстрела, ведь врага, пусть измотанного боем, обезоруженного, но отнюдь не сломленного, опасно оставлять рядом с собой. Однако страхи оказались напрасны, и появившийся в зале ожидания офицер - Александр Колобов не разбирался в знаках различия Армии США - просто притащил пару динамиков. Он ничего тогда не сказал, да лишние объяснения и не понадобились - спустя уже несколько минут все вопросы отпали сами собой, получив исчерпывающие ответы.
        Пленные, которых собралось уже больше сотни к тому моменту, услышали короткую и проникновенную речь премьер-министра Самойлова, и чем больше они слышали, тем сильнее становилось разочарование. Их страна признала поражение, даже не попытавшись сражаться за свою свободу. Едва только прозвучали первые выстрелы, как те, кто был наделен высшей властью, поспешили сложить оружие, спасая собственные жизни, а вовсе не жизни солдат, до которых, как и всегда, никому не было дела - разменную монету редко утруждаются считать, разбрасываясь ею направо и налево.
        -- Сука! - зло сплюнул усатый капитан, голова которого была обмотана уже пропитавшимися кровью бинтами. Его слова выстрелом прозвучали в наступившей тишине. - Вот падла! Сдал страну, мразь!
        Так думали в эти минуты многие. Люди, познавшие унижение плена, но опавшие в руки врага вовсе не по своей воле, до последнего сражавшиеся с многократно более сильным врагом, были готовы и сейчас продолжать бой. Но за них уже все решили, выстрелы смолкли, война заканчивалась, едва успев начаться, но уже собрав немало жертв. И все же потом наступило отрезвление, и люди, поняв, что остались в живых, пройдя через настоящий ад, вдруг почувствовали острое желание живыми и оставаться. Многих дома ждали жены, дети, престарелые родители, а те, кто томился в переполненном зале ожидания, превращенном победителями в тюрьму, даже не знали, живы ли еще их родные и близкие, или погибли под неточно сброшенными американскими бомбами.
        Пленных продержали взаперти еще три дня, делясь скудным рационом сухих пайков. Лишь сменялись неразговорчивые караулы, да время от времени в пассажирский терминал заглядывал американский доктор, темнокожий крепыш в полевом камуфляже, мало чем отличавшийся от обычных десантников из Восемьдесят второй дивизии, теперь называвшейся не иначе, как дивизией-победительницей или героической дивизией. А затем их всех вывели на летное поле, выстроив в одну шеренгу, и сказали: "Отправляйтесь делать свое дело! Вас ждет много работы теперь!".
        Американский офицер неторопливо прошел вдоль неровного строя, с явным сомнением окинув изучающим взглядом людей, красовавшихся свежими и не совсем свежими повязками, людей, порой нетвердо державшихся на ногах из-за полученных контузий. А вокруг стояли насупленные десантники с карабинами М4А1 наизготовку, и для того, чтобы открыть огонь по колышущейся, словно на ветру, шеренге, им требовалось не более секунды. В эти мгновения многие вновь ощутили забытый, было, страх.
        Пленные ежились, передергивая плечами под "взглядами" автоматных стволов, словно под порывами колючего зимнего ветра. А американский офицер все молчал, изучая собравшихся на "бетонке" людей, чувствуя на себе их мрачные взгляды. Молчание становилось все более напряженным, и наконец американец заговорил.
        -- Ваше правительство подписало капитуляцию, ваша армия расформировывается, и американский воинский контингент остается на территории России на неопределенный срок для обеспечения безопасности, - произнес офицер, неожиданно перейдя на русский язык. - Но обеспечение общественного порядка - не дело армии, это забота полиции, а не солдат. Для вас есть работа, господа! Это ваш город, и я предлагаю вам вернуться на его улицы в прежнем статусе. В Москве должен быть восстановлен порядок, жители вашей столицы должны спокойно спать в своих домах!
        Им вернули форму, даже нагрудные знаки патрульно-постовой службы, вручили табельное оружие и отправили на "землю", вернули на улицы, и москвичи с удивлением смотрели на милицейские патрули, неторопливо прохаживавшиеся по тротуарам. В те дни Александру Колобову пришлось применять служебное оружие чаще, чем за предыдущие три года службы, и дважды от его пуль погибали звери в человечьем обличии, решившие, что раз сдалось правительство, то и прежние законы утратили власть, все отныне дозволено, и прав теперь тот, кто сильнее.
        Американцы не могли поступить иначе, ведь в противном случае всюду воцарился бы кровавый хаос. Здесь, в столице и ее окрестностях, находилось всего тридцать три тысячи солдат Армии США - тринадцать тысяч десантников да бойцы Третьей механизированной, с боями прорвавшейся им на помощь, потеряв по пути немало людей. Этого было слишком мало, чтобы контролировать даже область, взяв под охрану все стратегические объекты, коих насчитывалось немало - и электростанции, и заводы, напичканные всякой химией, и, самое важное, арсеналы воинских частей, расквартированных в Москве и Подмосковье. Тем более, неуязвимые на поле боя танки "Абрамс" едва ли были пригодны для патрулирования городских подворотен, не лучше их оказались и винтокрылые штурмовики "Апач" со всей их сверхсложной электронной начинкой. И агрессоры, добившись победы, но, не зная теперь, что с ней делать, как удержать ее, вынуждены были довериться своим бывшим противникам, вернув им, пусть и на время, власть и оружие, позволив делать привычное дело.
        Массовых беспорядков, мародерства и грабежей удалось избежать, хотя в эти дни пролилось все же слишком много крови ни в чем неповинных жителей столицы, причем не от рук американцев - те вопреки опасениям оказались сдержанными, не хватаясь за оружие без нужды и замкнувшись на каких-то своих делах. Но в то время, как агрессоры обустраивались на нескольких военных базах, превращая их в неприступные крепости, а обыватели тряслись от страха, запершись в своих домах, немало темных личностей, побывав "в гостях" не территории обезлюдевших военных городков, разжившись настоящим армейским оружием, решили обустроить свои дела. И тогда старшему сержанту Александру Колобову пришлось стрелять, стрелять много, без колебаний, зная, что каждый его выстрел - это чья-то спасенная жизнь.
        Всем вместе им удалось удержаться на самой кромке, все же не сорвавшись в пропасть безвластия и хаоса. И теперь с каждым днем порядок, пусть и поддерживаемые американскими штыками, становился все прочнее. Но сегодня, в этом Александр, не забывавший поглядывать на следовавшие позади его "Форда" угловатые "Хаммеры", не сомневался, должно было измениться многое. Колонна американцев была не единственной, продвигавшейся сейчас к самому Кремлю. Отовсюду к древним стенам съезжались кортежи, состоявшие порой из двух-трех, а порой и из целого десятка машин, мощных внедорожников-"субурбанов" или роскошных седанов, порой сопровождаемых милицейскими машинами. В самые ближайшие минуты в Кремле должна была решиться судьба новой России, то, суждено ли быть ей, России, вообще.
        Кремль, место, где обычно царила сосредоточенная тишина, и даже те редкие туристы, что попадали за его кирпичные стены, становились смирными и дисциплинированными, в это утро походил на растревоженный улей. Кавалькады машин вливались в осененный светом потускневших звезд проем ворот сплошным потоком, и вся внутренняя территория уже превратилась в огромную автостоянку. А люди, выбиравшиеся из удобных салонов своих шикарных "Мерседесов", "Бентли" или БМВ, недоуменно озирались по сторонам, подавленные непривычной суетой, и, увидев хоть одно знакомое лицо в толпе, спешили туда, сбиваясь в тесные кучки и возбужденно говоря, говоря, говоря.
        Вадим Захаров, одернув пиджак, расправив складки, осмотрелся, выглядывая из-за широких спин своих телохранителей. Четверо крепких парней - вот и все сопровождение главы "Росэнергии", совсем недавно являвшегося на Западе более известным русским, чем даже сам президент. Захаров едва ли опасался за свою жизнь, тем более, здесь, но охрана - это статус, символ, без которого стало уже трудно обходиться.
        Телохранители по привычке пытались делать свою работу, стараясь замечать все, что могло таить в себе угрозу охраняемой персоне. Именно поэтому они многого не замечали, а вот Захарову кое-что мгновенно бросилось в глаза. Вадим с удивлением смотрел на замершие в почтенном карауле возле ворот фигуры американских десантников. Бойцы Восемьдесят второй дивизии, прославившейся ныне на весь мир так, что слава эта едва ли померкнет и через полвека, были в полной боевой амуниции, в легких кевларовых касках, с карабинами М4А1, а разгрузочные жилеты были набиты снаряженными магазинами, точно десантники готовились прямо сейчас вступить в бой и держать здесь, в Кремле, круговую оборону против целой армии.
        -- Вадим Георгиевич?! - удивленный возглас заставил Захарова резко обернуться, а его телохранители инстинктивно сомкнули ряды, напрягшись, словно готовились к броску. - Вадим Георгиевич, вы тоже здесь? Вот так встреча!
        Пробившись сквозь толпу, растолкав в стороны собственных телохранителей, Ринат Сейфуллин подошел к главе "Росэнергии", протягивая ему руку для приветствия. Захаров колебался не более секунды, ответив крепким рукопожатием и чуть кивнув.
        -- И тебя тоже позвали?
        Захаров неожиданно перешел на "ты", разговаривая с Сейфуллиным, точно со старым знакомым. Во всяком случае, среди множества людей, что собрались в резиденции русских владык сейчас, бывший владелец "Севернефти" был и впрямь ближе Вадиму, чем все прочие, многих из которых глава "Росэнергии" видел прежде только на телеэкранах.
        -- Неожиданная встреча, - усмехнулся Ринат, по-доброму усмехнулся, словно и он сам был рад, что увидел хоть кого-то знакомого. Правда, обстоятельства знакомства были далеки от приятных - Сейфуллину пришлось вспомнить немало былых грехов, которые спокойно, без эмоций, припомнил ему Захаров, а в итоге - расстаться со своей компанией, передав ее всю целиком в руки людей президента. В прочем, их встреча завершилась на оптимистической ноте - Захаров получил в свои руки целую корпорацию, а Сейфуллин - весьма щедрое вознаграждение, ведь бывший зампотылу вертолетного полка вполне свыкся с законами рынка, стараясь не злоупотреблять вверенной ему властью.
        -- Что здесь происходит? - Захаров обвел рукой, указывая на столпившихся всюду людей, разговаривавших разом на множество голосов. - Кажется, что-то затевается!
        -- Вас ведь пригласили американцы? Меня тоже, да, думаю, и всех остальных. Я здесь видел уже трех министров из правительства Швецова, и парочку из тех, кто работал при его предшественнике. Столько известных лиц, что голова кругом идет!
        Очередной кортеж воровался на территорию Кремля, и десантники, стоявшие по обе стороны возле распахнутых ворот, отдали честь, пропуская вереницу "Хаммеров". Американские военные вездеходы, взрыкивая мощными моторами, заставили расступиться людей, величественно проезжая мимо рядов роскошных седанов и внедорожников, лакированных "игрушек", показавшихся хрупкими рядом с настоящими боевыми машинами. Люди с опаской смотрели на пулеметы на крышах "Хаммеров" - возле них пока не было видно стрелков, но на то, чтобы распахнуть люк и коснуться гашетки, у того, кто находится в не слишком удобном салоне, под бронированным панцирем корпуса, уйдет всего секунд пять.
        -- В фарш покрошат, - передергивая плечами, произнес Сейфуллин, понизив голос и указывая на широкие, приземистые "Хаммеры", остановившиеся возле самого входа в Кремлевский дворец, на пулеметы, установленные на турелях, от которых гибкие рукава вели к коробам на семьсот пятьдесят патронов - достаточно, чтобы на несколько десятков секунд создать шквал огня. - Всех разом, чтоб время не тратить, не ловить поодиночке. Калибр двенадцать и семь десятых, три ствола, - принялся вдруг перечислять Ринат, демонстрируя незаурядные познания в оружии, чем смог удивить не подавшего вида собеседника. - Две тысячи выстрелов в минуту. На всех хватит! Настоящая мясорубка!
        -- И меньшим бы обошлись, если бы захотели, - усмехнулся казавшийся невозмутимым Вадим Захаров. - А то потом отмывать тут все от крови замучаются. Место ведь красивое, а янки - не варвары, чтобы все здесь загадить! Потом же можно туристов водить, все денежки будут капать!
        Договорить, поделившись впечатлениями, им не дали, поскольку именно в этот момент из "Хаммера" выбрался человек, перед которым все остальные тянулись по стойке смирно. Сухощавый мужчина, уже немолодой, но крепкий, подтянутый - полевой камуфляж сидел на его фигуре, как влитой - поднялся по мраморным ступеням, окинув взглядом толпу солидных мужчин в строгих костюмах, дорогих, таких дорогих, что его месячного оклада едва хватило бы только на одну брючину.
        -- Господа, - повысив голос, произнес американский офицер, в петлицах которого красовалось по две черные звездочки. - Господа, прошу вашего внимания!
        Толпа, от которой во все стороны буквально исходили волны беспокойства и страха, умолкла, инстинктивно ощутив рядом присутствие того, кто привык приказывать и привык, чтобы приказы его исполнялись в точности и беспрекословно. Все взгляды сошлись на этом мужчине, поджаром, стриженом коротко, почти "под ноль", наверное, чтобы скрыть седину, которой едва ли стоило стесняться. Толпа ощутила вожака и притихла - именно этот седоватый, немолодой, но крепкий мужчина в простом камуфляже, так не вязавшемся с окружающей торжественной роскошью, с дорогими костюмами и золотыми "ролексами" на запястьях, воплощал в себе власть и силу, подлинную, а не показную.
        -- Господа, прошу проследовать за мной! Я не отниму у вас много времени, и оно будет этого стоить! Совсем скоро, если будете терпеливы, вы получите ответы на вопросы, которые вы так бурно обсуждаете. И получите возможность, о которой многие из вас еще несколько дней назад едва ли могли даже задумываться!
        Он не ждал ответа, развернувшись на месте по-уставному, точно юный кадет Уэст-Пойнта, и двинулся в дверной проем, по обе стороны которого застыли в карауле вооруженные до зубов десантники. Не для того, чтобы сражаться, но для того, чтобы напомнить лишний раз всем, кто теперь сила, и чье слово отныне - закон.
        -- Мать его! - растерянно произнес Захаров, посторонившись, когда вслед за американским офицером потянулась толпа, над которой вновь зазвучал гул множества голосов, но на сей раз не столь громкий.
        -- Идемте, Вадим Георгиевич, - предложил Сейфуллин, привычно обращавшийся на вы к человеку, который был старше него самого, пусть и не намного, лет на десять от силы или чуть больше. - Раз уж явились сюда, досмотрим спектакль до конца!
        -- Верно, идем! Займем места в первом ряду!
        Обменившись улыбками, оба они, еще недавно бывшие врагами, а теперь старавшиеся не упускать друг друга из виду, надеясь на поддержку, двинулись под высокие своды зала, где ожидали получить столь нужные сейчас ответы.
        Мэтью Камински терпеливо дождался, когда прибывшие в Кремль люди рассядутся, займут свои места за длинным столом, перестав скрежетать по облицованному мрамором полу ножками тяжелых стульев. Встав во главе стола, он внимательно разглядывал лица, прежде знакомые только по фото и выпускам новостей. Эти люди совсем недавно олицетворяли власть или рвались к ней, и кое-кому не хватило совсем немного, чтобы оказаться здесь, за стенами из красного кирпича, словно политыми кровью.
        Ожидая, когда люди успокоятся и будут готовы воспринимать его слова, генерал Камински огляделся, лишний раз - далеко не первый, но явно не последний - поразившись царившей вокруг роскоши. Мрамор, золото, тяжелые штандарты, яркие мозаики - этим нельзя было не восхищаться. Поколения русских царей копили здесь свои сокровища, потом это были императоры - в отличие от чистокровных американцев потомок польских эмигрантов хорошо знал историю своих соседей - затем свою лепту внесли генеральные секретари, ну а президенты... хорошо, что они не успели все здесь разворовать. Будет ли здесь новый оплот власти этой страны или нет, в любом случае только за счет одних туристов можно будет неплохо заработать, на окружавшую красоту стоит взглянуть хотя бы разок.
        Постепенно шум под сводами огромного зала стих, суетливая возня прекратилась, и десятки пар глаз уставились на прямого, как штык, офицера в полевой форме американской армии. И тот, убедившись, что все внимание присутствующих обратилось к нему, заговорил.
        -- Господа, еще раз приветствую вас здесь! Я - генерал-майор Мэтью Камински, командующий Десятой легкой пехотной дивизией Армии США. Решением Президента Мердока я назначен главой военной администрации на территории России, мне подчиняются все подразделения вооруженных сил Соединенных Штатов, находящиеся в пределах вашей страны - армия, авиация, морская пехота.
        Он мог бы и не говорить всего этого - едва ли кто-то из собравшихся сомневался, что человек с генеральским звездами в петлицах и мрачным, проницательным взглядом готового к поединку бойца не имеет за собой реальной власти. Но после короткого представления все сомневавшиеся поняли, насколько велика в действительности эта власть.
        -- Благодарю всех, что вы собрались здесь. Господа, я знаю, что некоторые из вас получили наше предложение совсем недавно, и для вас это стало полной неожиданностью. Вас терзают сомнения, вас переполняют вопросы, и теперь я постараюсь дать ответы на них. Прошу выслушать меня внимательно, это не потребует много времени.
        Генерал Камински говорил по-английски, и переводчик, носивший званье полковника, дублировал каждое его слово. Командующий Десятой пехотной дивизией мог обойтись и без посредника - русский он выучил еще в Уэст-Пойнте, в те годы это считалось актуальным. Ну а по-польски Мэтью научил разговаривать его дед, так что генерал мог сойти за своего и в Москве, и в Варшаве. Но все же сейчас Мэтью Камински следовал традициям, придерживаясь существующих ритуалов.
        -- Господа, вмешательство Армии США в ваши внутренние дела было не моим решением. Такова была воля Президента Соединенных Штатов, руководствовавшегося соображениями национальной безопасности. Решение было принято, и оно было воплощено в жизнь. Я, как и любой американский солдат, выполнял приказы, и продолжаю выполнять их сейчас, стоя перед вами. Все мы можем сколь угодно долго обсуждать оправданность этого вмешательства, но вторжение в Россию - свершившийся факт. Нельзя думать о прошлом, теперь следует задуматься о будущем, постаравшись сделать его по-настоящему светлым.
        Его слушали, не перебивая. Эти люди, что собрались в Кремле, символ высшей власти в России, сами не понимали, что происходит, для чего их вызвали сюда, всех вместе. И потому они жадно слушали каждое слово человека в камуфляже, седоватого поджарого мужчины, кожа которого задубела от беспощадного иракского солнца. Совсем недавно они верили, что они и есть власть, они - сила, они - закон, а теперь власть была на стороне этого чужеземца, ведь за его плечами - тысячи американских солдат. И эти парни из глубинки, откуда-нибудь из Айовы или Висконсина, из тех маленьких городков, где каждый знает каждого, где ничего не слышали про наркотики, и где патриотизм есть не только на словах. И эти простые парни, вступившие в армию потому, что так принято в их семьях от века, выполнят любой приказ своего генерала, уже успевшего привести их к победе.
        -- Россия была и должна остаться страной, государством, - чеканил каждое слово командующий Десятой пехотной дивизией, с прищуром глядевший на холеных, пытавшихся казаться невозмутимыми, но отчаянно нервничавших людей. Элита! Ему было смешно видеть перед собой эту трясущуюся, исходящую потом толпу. Но дело есть дело. Он выполнит полученный приказ, как выполнял их прежде, безупречно и беспрекословно. - Это нужно вам, и этого же хотим мы, американцы. Нам некогда соблюдать все демократические процедуры сейчас, когда законно избранный президент России мертв, а его ближайшее окружение полностью себя дискредитировало. Мы вместе должны создать временную администрацию, восстановить гражданские органы власти, воссоздать существовавшие ранее механизмы управления, а в итоге - сохранить Россию, дав будущее миллионам ее граждан! И вместе, общими усилиями, мы это сделаем, клянусь Богом!
        Все это было похоже на странный спектакль, поставленный скверным режиссером. Генерал Камински обещал дать ответы на накопившиеся у этих русских вопросы, но у него самого вопросов уже было выше всякого разумения. Прошла всего пара недель с тех пор, как стихли выстрелы, совсем недавно здесь, едва ли не в центре Москвы, шли бои - русские пытались сдержать прорывавшихся к укрытию министра Самойлова десантников из доблестной Восемьдесят второй. А теперь уже готовы списки тех, кто признан Вашингтоном лояльными, кто должен стать новым русским правительством, теми, кто сойдет за своих для ста сорока миллионов простых россиян, и кто будет послушно исполнять приказы, звучащие из-за океана. Кто-то мог бы сомневаться даже сейчас, но Мэтью Камински понимал, что состав этого "правительства" был утвержден задолго до того, как первая бомба упала на русскую землю.
        -- Вы все, господа, войдете в состав временного правительства России, которое должно придти на смену дискредитировавшему себя кабинету Самойлова. Пусть народ России почувствует вашу власть. Необходимо распределить места в новой администрации и немедленно приступить к выполнению своих обязанностей. И одной из важнейших задач сейчас является формирование системы внутренней безопасности. Последним приказом Аркадия Самойлова Вооруженные Силы России были расформированы, нам предстоит создать их заново, обеспечив безопасность каждого русского гражданина, каждого, кто находится на территории этой страны.
        Генерал Камински не преувеличивал, в эти минуты он был искренним, как никогда прежде. американские солдаты - десантники, его легкая пехота, бойцы Третьей механизированной - делали все, чтобы на подконтрольной им территории сохранялось хотя бы какое-то подобие порядка. Но их было слишком мало, а Россия - огромная страна. Оправившись от первоначального шока, кое-кто уже вовсю расхищал военное имущество, опустошая склады опустевших гарнизонов, и среди того, что вывозили грузовиками, была не только тушенка и солярка. По рукам успели разойтись сотни стволов - автоматы, пулеметы, превосходные снайперские винтовки Драгунова, простые, надежные и смертоносно эффективные, прежде, чем избежавшие разграбления арсеналы взяли од охрану американские солдаты. И кое-где по ним уже стреляли, уже лилась кровь. Охрана общественного порядка - дело не армии, а полиции, и пусть русские сами наводят у себя порядок, в этом никто не смог бы переубедить командующего Десятой легкой пехотной дивизией.
        -- В состав временной администрации предлагается включить... - Мэтью Камински замялся, раскрывая переданный ему расторопным адъютантом список, и принялся зачитывать, монотонно, бесстрастно, четко и разборчиво: - Министр внутренней безопасности - Николай Фалев, министр экономики - Ринат Сейфуллин, министр энергетики - Вадим Захаров, министр...
        Фамилии звучали с частотой пулеметных выстрелов, и для многих собравшихся, для большинства из них весть о новом назначении была полной неожиданностью. Люди изумленно переглядывались, кто-то шептался с соседями, а генерал Камински продолжал зачитывать перечень, не слишком длинный, и вот прозвучало последнее имя, и кто-то за столом удивленно выдохнул.
        -- Глава временной администрации - Валерий Лыков!
        Казалось, под сводами зала гулко грянул выстрел. Кто-то от неожиданности вздрогнул, кто-то выругался - негромко, но здесь каждый звук казался ударом колокола, разносясь мгновенно всюду. Генерал Камински отложил в сторону список, выжидающе взглянув на притихших людей в дорогих костюмах, тех, кому его Президент подарил заветную власть - кому-то вновь, а кому-то вернул ее.
        Ринат Сейфуллин даже не шелохнулся, когда под сводами роскошного зала прозвучала его фамилия. Он был к этому готов, и теперь не чувствовал ни удивления, ни волнения, вдруг из изгоя превратившись в одного из самых высокопоставленных людей в стране.
        Американский генерал что-то говорил о будущем России, о ее судьбе, необходимости ее возрождения. Возможно, этот суровый человек в простом камуфляже - куда уж ему до лампасов и позолоты российских "полководцев" - искренне верил в собственные слова. Все же это был солдат, а не политик. Но Сейфуллин не слышал ни одного его слова, он просто не замечал этого американского офицера.
        -- Маша, Марат, Анжела, - шепотом, одними губами, так, что никто из сидевших рядом не мог расслышать ни слова, повторял снова и снова, точно молитву, Ринат Сейфуллин. - Маша, Марат, Анжела.
        Не осталось ничего от тех, кто был дорог ему, чтобы предать их земле. Ничего, только пепел, который, кажется, до сих пор мерзко скрипел на зубах олигарха и магната, отчего-то выбранного американцами, агрессорами, захватчиками, на роль своего верного слуги. Что ж, если они хотят возрождения России, так тому и быть. Россия поднимется с колен, и он, Ринат Сейфуллин, еще не забывший, что такое власть, сделает для этого все, не жалея сил. Но в этой новой России непрошенным чужакам места не останется.
        Когда Вадим Захаров услышал свое имя - дважды, сначала его произнес американский генерал, а затем повторил переводчик - то оцепенел от неожиданности. В прочем, подобную реакцию испытал не он один. Бывший глава "Росэнергии" занял место справа от Сейфуллина, ближе к началу стола, а по левую руку от Рината сидел не кто иной, как бывший министр внутренних дел.
        Николай Фалев никогда не был в близких отношениях с Захаровым, так, виделись несколько раз в Кремле, еще при Швецове. Тем более он не мог быть приятелем Рината Сейфуллина - на которого в архивах МВД хранилось немало весьма неприглядной информации, ведь в "лихие девяностые" миллионерами и миллиардерами трудно было стать, не нарушая хлипкий российский закон. И все же этих людей Фалев хотя бы знал, а потому решил держаться ближе к ним. Поначалу он хотел устроиться поближе к Лыкову, но, едва сделав шаг к маршалу, наткнулся на его свирепый, хмурый взгляд, и передумал.
        -- Вот это поворот, - оскалился в ухмылке Ринат Сейфуллин, коснувшись плеча Захарова: - Будем работать в тесной связке, Вадим Георгиевич? Плечом к плечу?
        -- На этих работать? Подстилкой американской?!
        -- В нашей стране никто кроме нас не наведет порядок, - вдруг произнес Николай Фалев. - Если американцы нам помогут - хорошо. Пока мы слабы, у нас нет ничего и никого, а простые граждане хотят чувствовать себя в безопасности. Никто нам не поможет, кроме нас самих!
        Американский генерал умолк, позволяя собравшимся поделиться впечатлениями, выговориться, свыкнуться хоть немного со своим новым статусом. Но постепенно все разговоры сошли на нет, и взгляды полутора десятков солидных мужчин обратились к одному, сидевшему чуть в стороне, словно отгородившись от прочих невидимой, но прочной, почти нерушимой стеной. Все ждали, что скажет новый глава правительства, ждали, что скажет Валерий Лыков.
        Отставной министр обороны громоздился за столом этаким мрачным, раньше времени поднятым с зимней спячки медведем. Он выглядел постаревшим, осунувшимся, за все время не произнес ни слова, не взглянул на своих соседей, иначе, как исподлобья. Уставившись прямо перед собой, уткнувшись взглядом в крышку стола, Лыков, в отличие от всех прочих, явившийся в Кремль в военной форме - даже Фалев сменил мундир на гражданский костюм - со всеми медалями, орденами и памятными знаками.
        Почувствовав, что разговоры вокруг утихли, ощутив на себе множество взглядов, Валерий Лыков вздрогнул, вскинув голову и обведя зал хмурым взглядом из-под тяжелых бровей. Упершись в столешницу тяжелыми кулаками, отставной маршал, продолжавший носить расшитые золотом погоны, неуклюже поднялся, выпрямившись во весь рост, помолчал еще несколько секунд под одобряющим взглядом генерала Камински, чуть отступившего в сторону, как бы устраняясь от происходящего, и, наконец, заговорил.
        -- Господа, для меня предложение американцев стало такой же неожиданностью, как и для всех вас, - произнес, растягивая слова, маршал Лыков, скалой нависая над членами вновь созданного правительства, многие из которых еще не прочувствовали свалившееся на их плечи бремя власти. - Никто не спрашивал нашего согласия, и, я полагаю, любой из вас вправе ответить отказом, если по каким-то причинам не готов сотрудничать с американскими властями, с их командованием. Это ваше решение, ни я, и никто не могут вас заставить, принудить к чему-либо. Про себя скажу сразу - я принимаю это предложение и готов работать плечом к плечу с американцами, с кем угодно, лишь бы сохранить свою страну. Россия должна жить!
        От мощной фигуры бывшего министра обороны исходили волны силы и спокойствия. За ним не было ничего, кроме слов, кроме воли и готовности действовать, не было готовых к бою дивизий, мощи великой державы. Но каждое его слово звучало как приказ для тех, кто собрался за одним столом.
        -- Многие из вас знакомы, кто-то встретился здесь впервые, но это не важно. Нам предстоит стать единым целым, понимать друг друга с полуслова, если мы хотим, чтобы Россия, страна, в которой мы родились, не стала прошлым. Я не буду благодарить наших американских друзей за оказанную честь, ведь это - не привилегия, а тяжкое бремя. Я просто готов сделать все, чтобы сохранить свою родину, не дать ей скатиться в пучину хаоса, подарить ей еще один шанс. И я призываю тех, кто называет себя патриотами России, действовать, не считаясь ни с чем. Война, пусть и длилась недолго, не прошла без следа, но мы построим новый мир, лучше, чем тот, который потеряли!
        Этот большой и сильный человек верил в то, что говорил, и смог заразить этой верой всех остальных. Его слушали, впитывая каждое слово, и даже командующий американской пехотной дивизией - Мэтью Камински понимал Лыкова без переводчика - смотрел на отставного маршала с одобрением. Не он выбирал кандидата на место главы временного правительства, но теперь генерал был готов согласиться с выбором. Этот человек готов работать, он будет работать, и остается надеяться, что он поймет - без поддержки Вашингтона невозможно восстановить и поддерживать порядок в стране.
        -- Необходимо сформировать органы охраны правопорядка, - принялся деловито излагать свой план Валерий Лыков, словно бы заранее готовившийся к этому выступлению. - Последним решением Аркадия Самойлова, как главы государства, было расформирование армии и правоохранительных органов. Сейчас безопасность граждан обеспечивает милиция, действующая по своей инициативе, а также стихийно формирующиеся народные дружины - те же милиционеры и военнослужащие. Они охраняют порядок в отдельных городах и никому не подчиняются. Нужно немедленно создать силы внутренней безопасности с централизованным управлением. Кроме того, следует буквально сейчас начать обсуждение вопроса о статусе американских войск, дислоцированных на территории России, если необходимо - разграничить зоны ответственности. Это наша земля, наша страна, и обеспечить ее безопасность, защитить жизнь каждого ее гражданина можем только мы с вами. И общими усилиями мы сделаем это!
        Маршал Лыков умолк, переводя дух, обхватил широкой ладонью запотевший стакан с ледяной "минералкой", и Николай Фалев, воспользовавшись паузой, задал вопрос, который волновал многих:
        -- Какова судьба Аркадий Самойлова? Где он? Что его ждет?
        Лыков замялся - он знал не больше, чем все остальные, только слухи, которые могли равно оказаться стопроцентной правдой, или же досужими домыслами а то и вовсе чьей-нибудь провокацией. Но вместо российского маршала ответил американский генерал.
        -- Аркадий Самойлов находится здесь, во Внуково, на военной базе Армии США, - сообщил Мэтью Камински, как и прежде, через переводчика, бесстрастно повторявшего по-русски произнесенные на английском фразы. - Он будет предан суду по обвинению в государственном перевороте и, возможно, убийстве президента Швецова.
        -- Самойлова должны судить не американцы, - взвился вдруг Лыков. - Он совершил преступление - если совершил! - против российской Конституции. Поэтому судить его должны в российском суде!
        -- Как только вы сформируете дееспособные органы власти, восстановите работоспособность судебной системы, Аркадий Самойлов будет немедленно передан российской стороне. Это ваши внутренние дела, Соединенные Штаты не намерены вмешиваться в них больше, чем это необходимо для обеспечения нашей национальной безопасности. И мы готовы к диалогу с вами, готовы начать его немедленно.
        Неожиданно проявивший покладистость генерал Камински снова привлек внимание присутствующих, и его речь оказалась даже более захватывающей, чем планы Валерия Лыкова, за которым пока, в этот день и час, реальной силы попросту не было.
        -- Не может быть и речи об оккупации России американскими войсками, это попросту исключено, - продолжил удивлять командующий Десятой легкой пехотной дивизией. - Американские солдаты покинут русскую землю, как только вы сами сможете поддерживать порядок в своей стране. А до этого наши контингенты останутся для охраны армейских арсеналов, особенно - оружия массового уничтожения, в получении которого заинтересованы слишком многие силы в нашем неспокойном мире. Мы будем оказывать вам всю необходимую поддержку, вплоть до обучения и оснащения вновь создаваемых подразделений охраны правопорядка. Россия была и должна остаться единым государством с сильной властью и действующими законами.
        Вадим Захаров чувствовал, как от волнения чаще принялось биться сердце, трепещущее в груди испуганной птицей. Из толпы смутно знакомых друг с другом людей те, кто собрался в Кремле, отозвавшись на приглашение американцев, становились коллективом, единым целым. И, возможно, общими усилиями им удастся удержать страну от падения в хаос.
        -- Что же, будем работать, Вадим Георгиевич? - Ринат Сейфуллин, словно читая мысли Захарова, взглянул на бывшего главу "Росэнергии". - Кажется, дел немало!
        Страхи оказались напрасны, американцы не собирались порабощать русский народ, им не нужна была территория - у самих земли хватало, а Сибирь едва ли лучше той же Аляски. Война, длившаяся лишь несколько дней, стремительная и жестокая, унесла немало жизней, но тем, кто уцелел, предстояло сделать многое. Хотя бы для того, чтобы эта война осталась в истории, никогда не повторяясь.
        Глава 3 Охота
        Архангельская область 5 октября
        Приказ на вылет поступил, как это обычно бывает, неожиданно, вызвав изрядную сумятицу. Офицеры истерично орали приказы, пилоты опрометью бежали к своим вертолетам, возле которых суетливо возились техники, готовившие винтокрылые машины к очередному полету. И все же этого приказа ждали, а потому прошло лишь несколько десятков минут, и бойцы сержанта Салливана во главе со своим командиром уже выпрыгивали из "Хаммеров", доставивших десантников прямо на летное поле.
        -- Отделение, смирно! - Джеймс Салливан свирепо рявкнул, заглушив рокот автомобильного мотора и вой турбин готовившихся к взлету геликоптеров. - Внимание! Проверить оружие и снаряжение! Три минуты до вылета!
        Бойцы принялись деловито осматривать амуницию, проверяя, надежно ли застегнуты ремни, удобно ли сидит амуниция. Десантники оставались десантниками всегда, и всегда были готовы к бою. На бетонном квадрате взлетной площадки их уже ждал вертолет UH-60A "Блэкхок", призывно распахнувшие створки бортовых люков, а рядом раскручивал лопасти ударный АН-64D "Апач Лонгбоу", настоящий "летающий танк", защищенный прочной броней, несущий под короткими плоскостями крыльев целый арсенал ракет - управляемых и неуправляемых. С таким сопровождением было бы глупо опасаться чего-либо.
        -- Парни, внимание, - произнес сержант, и на него тотчас уставились из-под срезов легких кевларовых касок восемь пар глаз. - Для нас нашлось настоящее дело! Русские террористы атаковали нефтепровод в нашей зоне ответственности. Охрана нефтепровода вступила с ними в бой и в итоге потеряла вертолет, возможно, вместе с экипажем. Сами террористы скрылись. Сейчас их ищут при помощи спутников и "Предейторов", и мы отыщем ублюдков. Нам приказано обнаружить и захватить террористов, если они будут сопротивляться - уничтожить их!
        Джеймс Салливан чувствовал легкое возбуждение, возможно - волнение. Впервые за последние несколько месяцев ему и его отделению, как и еще нескольким сотням бойцов Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, предстоял настоящий бой. Как и тогда, перед самой высадкой в Грозном, сержант чувствовал, как сохнет в горле, а тело начинает колотить легкая дрожь - это зашкаливал уровень адреналина в крови. Салливан знал, что это пройдет, как прошло и прежде, стоило только ему ступить на твердую землю, сделав первый выстрел по противнику.
        -- Нам предстоит иметь дело с опасными сукиными детьми! У каждого из них боевого опыта хватит на всех вас, вместе взятых. Эти люди - бывшие офицеры и солдаты российской армии, за их плечами настоящие боевые операции. Они умеют воевать и готовы воевать, они мечтают удить хотя бы одного из нас, хотя бы одного американца, и у них есть все, чтоб сделать это. Вертолет нефтяной компании был сбит управляемой ракетой "земля-воздух". Вероятно, этим арсенал террористов не исчерпывается. У них есть снайперское оружие, гранатометы, и всем этим они умеют пользоваться в совершенстве. Нас ждет схватка с решительным и хорошо подготовленным противником, который уверен, что сражается с оккупантами за свободу своей страны. И ради своей идеи эти люди готовы убивать - и умирать!
        Сержанта слушали со всем возможным вниманием, а Салливан физически ощущал волнение, исходившее от бойцов. Ту ночь в Грозном пережили не все, но и из тех, кто уцелел в аду ночного боя с озверевшими русскими, не каждый смог остаться в строю. Взвод пополнили, отдав под начала Джеймса Салливана пятерых юнцов, только вышедших из учебного центра, и послали сюда, едва ли не на самый Полярный круг. Сперва казалось, что война закончилась - никто не пытался изгнать агрессоров, в несколько суток сокрушивших оборону могучей страны. И вот только стоило расслабиться, поверить, что враг окончательно подавлен их боевой мощью, как началось, да так, что скоро ни с каким Ираком или Афганистаном будет не сравнить.
        -- Я не хочу оставлять в чертовом русском лесу своих бойцов, и потому требую от вас предельной внимательности. Против вас будут сражаться профессионалы. Они хотят убить вас, всех нас, убить любой ценой, и они неплохо умеют делать это, но я хочу, чтобы вы все остались живы!
        Джеймс Салливан по очереди заглянул в глаза каждому из своих бойцов. Мальчишки, свято верящие в то, что они здесь - ради блага всех людей, и тех русских, с которыми вскоре предстоит стрелять друг в друга. И как же тяжело будет терять этих парней в первом же бою, едва успев узнать их поближе, потратив столько времени и сил на то, чтобы передать каждому хотя бы частичку собственного опыта.
        -- Покажите все, на что вы способны, прикончите ублюдков, и вместе вернемся обратно!
        -- Есть, сэр! - гаркнули разом восемь глоток, так что у сержанта Салливана заложило уши. - Так точно, сэр!
        Их глаза светились азартом, никто не боялся предстоящего боя - настоящий солдат желает схватки, стремится к ней, чтобы в очередной раз восторжествовать над врагом. А в Сто первой служили лучшие из лучших, прирожденные бойцы.
        -- Отделение, в вертолет! За мной, бегом!
        Лопасти "Блэкхока" уже начали свой бег по замкнутому кругу, вращаясь все быстрее с каждой секундой, и гул турбин заглушал все прочие звуки. Десантники, неуклюжие от всевозможного снаряжения - никто не знает, что их ждет в этом лесу, где скрывается враг, а потому каждый взял боеприпасов под завязку - забирались в чрево готового к взлету геликоптера. Сержант Салливан поднялся на борт последним, пропустив пулеметчика - одного из двух - вооруженного легким пулеметом М249 SAW.
        -- Все на борту, сэр? - Пилот, голова которого утопала в огромном сферическом шлеме, а лицо почти полностью было закрыто очками, окликнул сержанта: - Можем взлетать?
        -- Да, поднимайте "птичку" в воздух!
        Тяжеловесный "Апач" уже отоврался от бетонного покрытия взлетной полосы, зависнув над базой, кипевшей, как разоренный муравейник. Десантники смотрели на него с уважением - бронированный вертолет с чертовски мощным вооружением был их главной надеждой в бою с любым противником, тем козырем, при помощи которого можно выиграть даже проигрышную партию.
        -- Погнали, парни! - Джеймс Салливан взглянул на своих бойцов, устраивавшихся поудобнее на жестких сидения вдоль бортов грузового отсека UH-60A. - Надерем ублюдкам задницы!
        Сержанту на мгновение показалось, что пол кабины уходит из-под ног - это "Блэкхок", наконец, взлетел. Плавно развернувшись и одновременно продолжая набирать высоту, десантный вертолет направился вслед "Апачу", двигаясь прочь от базы. Сержант Салливан почувствовал спокойствие - теперь пути назад не было. Несколько десятков минут в тесноте десантного отсека, среди грохота турбин, а затем их высадят на враждебной земле, где его, сержанта, и его людей ждет беспощадный враг. И тогда начнется бой.
        Беспилотный разведчик RQ-1A "Прейдетор" кружил на высоте чуть менее тысячи метров над землей. Под крылом летающего "робота" до горизонта раскинулся бескрайний и казавшийся безжизненным осенний лес. Сплошной желто-оранжевый ковер - вот что видели на своих мониторах два оператора, дистанционно управлявших "Предейтором" за несколько десятков миль.
        -- Еще круг - и движемся в квадрат Зулу-семь, - произнес "командир экипажа", обращаясь к своему напарнику, который как раз хлебал кофе из большой пластиковой кружки.
        -- Принято! Один круг!
        "Экипаж" не принимал почти никакого участия в управлении беспилотником, просто указывая маршрут, а затем машину вела спутниковая навигационная система, так что операторы могли заниматься своими делами, да хоть спасть. Но сейчас спать было нельзя - взгляды впивались в экраны, на которые выводилось изображение в видимом и инфракрасном диапазоне. "Предейтор" кружил на оптимальной высоте, и бортовые камеры - телевизионная DLTV и тепловизионная AN/AAS-52 - получили отличный угол обзора, охватывая пространство площадью в несколько миль. И на этой территории ничто, ни человек, ни зверь, даже укрывающиеся под густыми широкими кронами деревьев, не могли остаться незамеченными.
        Подрыв нефтепровода русскими террористами, даром, что обошлось без жертв, вызвал настоящую бурю. Сотни людей, солдат и офицеров американской армии, уже вступили в бой с противником, словно растворившимся после стремительного и точного удара. Два оператора, управлявшие беспилотным разведчиком RQ-1A, свой бой вели, находясь в полной безопасности, на базе, где было полно вооруженных до зубов солдат. Под охраной целой армии еще несколько экипажей, управлявших разведывательными самолетами, всматривались в мерцающие квадраты мониторов.
        Поисковая операция велась с размахом. Эхо взрывов едва успело стихнуть, пронесшись над лесом, а в небо уже поднимались беспилотники, создавшие целую сеть, прочную и частую, в которую не мог не попасться враг. Ширококрылые "Предейторы" и более легкие RQ-7 "Шэдоу" кружили над лесом, покрывая десятки, сотни квадратных миль, обратив вниз, к земле, объективы камер, сенсоры инфракрасных систем, антенны бортовых радаров.
        Рано или поздно противник, каким бы он ни был осторожным, будет замечен, и тогда на его головы с неба посыплются бойцы из Сто первой дивизии - десантники уже мчались к месту взрыва на вертолетах, готовые вступить в бой, как только им укажут цель. В прочем, возможно, обойдутся и без лишнего риска для десантников - государство вложило в подготовку каждого из них слишком много, чтобы зря подставлять этих парней под пули немытых русских мужиков. В районе поиска постоянно находился, по крайней мере, один разведывательно-ударный беспилотник MQ-9A "Рипер", несущий полтонны боевой нагрузки - управляемые бомбы и ракеты "Хеллфайр", вполне достаточно, чтобы расправиться с целой ротой противника.
        Поиск вел не только армия - служба безопасности "Юнайтед Петролеум", понесшая первые потери в этой схватке, тоже делала все, чтобы найти и наказать террористов. Охрана нефтепровода имела достаточно технических средств, без которых просто невозможно было обойтись на бескрайних просторах русского севера. И поэтому, едва только прозвучал сигнал тревоги, в небо были подняты все беспилотные самолеты - четырехсоткилограммовые "Серчер" и двухсоткилограммовые "Аэростар" израильского производства. Более дешевые, чем американские аналоги, эти машины могли находиться в воздухе до четырнадцати часов, дольше, чем физически выдержит оператор, контролирующий их полет. И сейчас жужжащая маломощными поршневыми моторами стая кружила, также вилась над лесом, словно рой назойливой мошкары.
        -- Меняем курс! - приказал командир "экипажа" RQ-1A. - Следуем в квадрат Зулу-семь!
        -- Принято, - откликнулся напарник. - Есть квадрат Зулу-семь! Поворот на ноль-пять-пять!
        Беспилотный разведчик, впервые вступивший в бой еще не Балканах в конце двадцатого века, провел в воздухе всего пару часов, а всего полет его мог длиться до сорока часов - экипаж сдаст смену своим коллегам и будет уже сладко спасть, а крылатые "робот" продолжит парить над лесом в описках врага. Но сейчас два человека, неотрывно сидевшие перед широкоформатными мониторами, куда в режиме "реального времени" поступало изображение с камер "Хищника", оставались на посту. Именно они должны были указать цель для раскручивавшей свои шестерни военной машины.
        -- Есть контакт, - произнес, почти крикнул, "второй пилот", когда в фокус телекамеры "Прейдетора" попало нечто громоздкое, выглядевшее явно чужеродным на фоне векового леса. - Вижу вертолет! Рядом с ним - несколько человек! Их двое!
        -- Это охрана нефтепровода, - безошибочно определил командир, только раз бросив взгляд на экран. - Террористы сбили их вертолет. Похоже, парням повезло остаться в живых! Какие координаты?
        Сверившись с данными навигационной системы, с точностью до нескольких футов определявшей местоположение любого объекта, напарник сбивчивой скороговоркой произнес набор цифр, обозначавших ту самую точку на карте, где и был обнаружен сбитый вертолет.
        -- Надо вытащить оттуда этих парней! Возможно, им требуется помощь! Пусть вышлют спасателей!
        Оба оператора знали, что через пару минут в небо поднимется еще один вертолет - такой же "Черный ястреб", как и те, что несли на борту десантников, но украшенный красными крестами по бортам. Возможно, он направится к месту падения один, или в сопровождении эскорта, и еще через час, может, чуть больше, вернется, доставив на базу выживших при падении своей машины летчиков из "Юнайтед Петролеум". Возможно, к той минуте будет решена участь и сбивших их вертолет террористов.
        -- У этих русских есть зенитные ракеты, - напомнил второй "пилот", руки которого порхали над приборной панелью, задавая новый курс "Предейтору". - Не хочется потерять нашу "птичку"! Черт возьми, Боб, нам же придется возместить ее стоимость из своей зарплаты!
        -- "Хищник" - слишком сложная цель для ПЗРК. Скорость низкая, а значит, обшивка не разогревается от трения о воздух. Да и движок тепла выделяет очень мало, так что проще из пулемета нас завалить, но не на трех тысячах футов. Держись этой высоты, Майк, и твоя зарплата будет цела!
        Они ничем не рисковали даже тогда, когда видели врага - ведь враг находился в нескольких десятках или даже сотнях миль, и все, что он мог, так это бессильно грозить кулаками едва заметному в вышине беспилотнику. И в тот миг, когда в объектив инфракрасной камеры попало нечто, выделяющее достаточно тепла, и на экранах возникло несколько характерных меток, операторы не ощутили волнения.
        -- Есть контакт, - вновь сообщил второй "пилот". - Какие-то люди на границе квадратов Зулу-семь и Зулу-восемь!
        -- Переходи на ручное управление! Сопровождать объект! Передай координаты десантникам!
        -- Выполняю!
        Несколько стремительных касаний приборной доски - и "Предейтор" всецело перешел под контроль своих операторов, теперь управлявших разведчиком в режиме реального времени. Руки легли на рукоятки штурвалов, и каждое движение немедленно передавалось со станции управления на беспилотник.
        -- Вижу четырех человек! Движутся в южном направлении!
        Четыре отметки, четыре тепловых пятна, теперь оставались в фокусе камер "Предейтора" каждое мгновение, а в штабе эхом звучали координаты цели, и вертолеты, уже находившиеся в воздухе, меняли курс.
        -- Ну, все, ублюдкам крышка, - довольно усмехнулся старший оператор, чувствовавший себя почти всемогущим сейчас, когда с безопасного расстояния мог наблюдать, как будет покончено с горсткой террористов. - Теперь не уйдут!
        Кольцо облавы захлопывалось. Вертолеты с десантниками из Сто первой дивизии на полной скорости мчались над лесом, заходя на цель разом со всех сторон. Противник, еще ничего не подозревавший, был уже обречен. Операторы "Предейтора" могли поздравить себя с победой прямо сейчас, не дожидаясь вполне предсказуемого финала, ведь именно они первыми обнаружили врага.
        Алексей Басов торопился и торопил своих бойцов, заставляя их уже четвертый час кряду поддерживать высокий темп, передвигаясь почти бегом, а с полной выкладкой это было очень непросто даже для тренированных людей. Командир диверсионной группы, за спиной которого оставался взорванный нефтепровод, был далек от того, чтобы считать свою задачу выполненной. Они смогли обмануть противника, выйдя к цели без единого выстрела, не позволив никому даже заподозрить их присутствие возле столь важного объекта, и нанесли удар. Но теперь предстояло самое сложное - остаться в живых, уйти от погони, которая наверняка уже шла по их следу. Выйти оказалось намного сложнее, чем войти - группа уже потеряла одного бойца, заплатив его жизнью за лишний шанс вырваться из кольца, но чтобы этот шанс использовать, требовалось еще очень многое.
        Басов понимал, что их удар едва ли может подорвать силы врага. Так, мелочь, легкая пощечина - вот что это было, вот ради чего погиб их товарищ, да и сами они балансировали на грани жизни и смерти. Но враг, слишком горделивый, едва ли оставит без ответа даже этот легкий тычок. А потому следовало спешить, выкладываясь на все сто.
        -- Веселее, бойцы! - Слова покидали глотку Басова с надрывным хрипом. Попытка взбодрить своих людей превращалась в демонстрацию того, насколько измотан сам командир. - Подтянись! Шире шаг! Еще немного, парни! Не раскисать! Еще рывок!
        Идти было тяжело, каждый новый шаг давался все труднее, но Алексей Басов, полковник переставшей существовать армии, держался. Он был лидером, предводителем небольшого отряда, и должен подавать пример своим бойцам, и если суждено упасть замертво, лишившись сил, он сделает это последним, а сперва будет нести своих лишившихся чувств товарищей на себе.
        Басов, как и его люди, был снаряжен почти на все случаи жизни. Автомат с подствольным гранатометом ГП-30, восемь снаряженных магазинов в карманах разгрузки, сорокамиллиметровые выстрелы к гранатомету, еще один гранатомет - реактивный РПГ-26 "Аглень" одноразового применения - за спиной, немало, если тащить все это на себе несколько часов подряд, перемещаясь отнюдь не прогулочным шагом. И вдобавок еще рейдовый рюкзак РД-54, битком набитый патронами и всякими мелочами, типа перевязочных пакетов или сухих пайков.
        Когда они только готовились к рейду, Алексей сомневался, стоит ли брать с собой так много снаряжения, ведь он не планировал вести бой. Подкрасться, ударить и исчезнуть, пока противник приходит в себя - таков был первоначальный замысел. Часть этого плана удалось осуществить в точности, но потом все полетело к черту, и полковник теперь не поставил бы ни рубля на то, что они живыми выберутся из смертельно опасного леса.
        -- Командир, я сейчас сдохну, - раздался из-за спины хриплый стон. - Нет больше сил!
        Басов обернулся, увидев остановившегося бойца. Старший сержант Олег Бурцев "спекся" первым, чего трудно было ожидать от десантника, ветерана, который провел в горах, на самой границе, не один месяц. Не бледный, не красный - какой-то серый, причем пятнами, гвардеец стоял, шатаясь из стороны в сторону, тупо уставившись перед собой, но едва ли что-то замечая. Ручной пулемет он волочил за собой, сбросив с плеча.
        -- Боец, приди в себя, мать твою! Ты мужик, или чмо?! Соберись! Осталось немного! Давай, браток, еще чуть-чуть!
        -- Не могу, - повторил тяжело дышавший Бурцев. - Нет сил!
        -- Командир, может привал? - подхватил Азамат Бердыев, "штурман" группы. После того, как он использовал переносной зенитный комплекс, свалив вражеский вертолет, бывшему командиру танка было легче всех, но и он уже выдыхался. - Ну хоть пару минут?! Только бы дух перевести!
        Бывший танкист, экипированный, как заправский спецназовец, на ногах держался на удивление крепко, но дышал тяжело, с хрипом и присвистом. Его глаза лихорадочно блестели, а по лицу, несмотря на осеннюю прохладу, текли ручейки пота.
        -- Отставить, сержант! - зло рявкнул Басов, чувствуя, что сейчас не выдержит, сорвется. - Никаких привалов!
        Они бежали несколько часов, лишь изредка делая остановки, чтобы свериться с картой и навигатором, бежали, не чуя под собой ног, но чувствуя, как дышит в спину враг. Позади горел взорванный нефтепровод - горел плохо, ведь нефти в трубе не было. Результат многомесячного напряженного труда был уничтожен в несколько секунд, надежды врага на то, что в их моторах будет гореть русская нефть, были развеяны, и он, враг, не собирался этого прощать.
        Их искали, из гнали, как диких зверей, замыкая вокруг кольцо облавы. Порой где-то вдалеке пролетали вертолеты, возможно, высаживая поисковые группы в считанных километрах, а высоко над головами, в безвоздушном пространстве, пролетали спутники, обратив к земле объективы мощных фотокамер и непрерывным потоком сбрасывая "картинку" на землю, в штабы и командные центры.
        -- Мы разворошили осиное гнездо, - произнес полковник, чуть остыв, снова взяв себя в руки. - Задели ублюдков за живое, и теперь они сделают все, чтобы нас найти и прикончить!
        -- Мы еле держимся на ногах, - воскликнул Матвей Осипов, сбросивший с плеча связку из двух раструбов реактивных огнеметов "Шмель". - Остановимся здесь, передохнем немного, подготовим позиции и встретим выродков огнем из всех стволов! Сколько сможем - положим, чтобы не зря сдохнуть!
        -- Если ты попросился в мою группу, чтобы геройски сдохнуть - я ошибся в тебе! Умереть в бою - слишком просто, а вот выполнить задачу, нанести противнику максимальный ущерб и при этом остаться в живых, чтоб продолжать войну дальше, это гораздо труднее. Не надо много ума, чтоб быть героем, а мне нужны хорошие солдаты. Так что утерли сопли, собрались с силами, и - бегом марш! За мной!
        Басов сказал - как отрезал, и, не дожидаясь ответа, развернулся и пружинистым шагом, переходящим в бег, двинулся дальше. Он не оглядывался, да это было и не нужно - полковник кожей ощутил присутствие рядом своих товарищей. Они были и оставались группой, отрядом, одним целым - и погибнут так, прикрывая друг друга огнем, принимая своим телом пули, предназначенные товарищу. В прочем, Алексей Басов полагал, что до этого не дойдет, он верил в свою счастливую звезду. Но судьба решала по своему усмотрению, неважно, верили в нее или нет.
        Лес здесь был не очень густым, все же чувствовалось влияние человека, близость поселений, причем не только небольших деревень. Непролазные чащи возвышались этакими живыми цитаделями, намертво впиваясь корнями в тяжелую, сырую землю, а между ними простирались обширные пространства, почти лишенные растительности. Как раз в тот момент, когда группа выбралась на очередную прогалину, и древесные кроны над их головами расступились, позволив увидеть голубое, в рваных клочьях облаков, небо, и появился беспилотник.
        -- Воздух! - Матвей Осипов, несмотря на то, что тащил на себе больше, чем остальные партизаны, сохранивший достаточно сил, чтоб смотреть по сторонам, первым заметил опасность. - К бою!
        -- Твою мать! Это "Хищник"! Чертовы янки!
        Несмотря на то, что война закончилась несколько месяцев назад, для начальника штаба мотострелковой дивизии уложившись в считанные часы, воспоминания о марш-броске через ставропольские степи на юг, к границе, были свежи. Этот поход запомнился многим - смертью своих товарищей, позициями врага, взрытыми его, полковника Басова, снарядами. А еще - беспилотными разведчиками "Предейтор", вездесущими, назойливыми, неизменно означающими приближение беды.
        -- Сейчас, - Олег Бурцев сорвал с плеча свой РПК-74М, заученным движением отводя назад рукоятку затвора и досылая патрон в патронник. - Долетается, сука!
        -- Отставить, старший сержант! Слишком высоко, ни хрена не достанешь, только патроны зря потратишь! Группа, за мной, к лесу, бегом!!!
        "Хищник" над головами горстки растерянных, запыхавшихся людей, заложил вираж, замыкая круг, в центре которого и оказались диверсанты. Алексей Басов понимал, что они уже обнаружены, и если прежде какой-то шанс, пусть призрачный, оставался, теперь надеяться было почти не на что. Но сдаваться и покорно ждать здесь, когда появится враг, чтобы убить их, полковник не собирался.
        Подавая пример своим бойцам, Басов первым кинулся к лесу, спотыкаясь, запинаясь о выступавшие из земли узловатые корни, но неуклонно приближаясь к оранжево-бурой стене. Там их будет не так то легко обнаружить, вся хитроумная техника, все эти радары, инфракрасные камеры, мало поможет врагу, а значит, придется рисковать жизнями своих солдат, и тогда игра пойдет на равных.
        Алексей Басов рванулся к лесу, позабыв об усталости. Там, в сумраке чащи, они будут в безопасности, их не так просто будет найти, и партизаны хотя бы получат несколько минут, чтобы перевести дух, собраться с силами. Но до леса предстояло еще добраться, а с каждым новым шагом кромка его будто отодвигалась назад.
        Пространство словно начало существовать по каким-то новым законам нелинейного мира, прихотливо растягиваясь, искривляясь, так что четыре человека, застигнутые врасплох врагом, несмотря на все усилия, оставались так же далеко от укрытия. А с небес, пробиваясь сквозь топот, сквозь шум крови, разгоняемой по телу яростно колотившимися сердцами, доносилось мерное жужжание - вражеский беспилотный самолет все кружил и кружил над горсткой обреченных людей, не выпуская их из поля зрения своих камер.
        -- Бегом, бегом, - рычал запыхавшийся Басов, чувствуя, как приклад автомата при каждом шаге больно врезается в спину. - Быстрее!!!
        И, наконец, лес распахнул перед ними свои объятия. Отовсюду опустился спасительным сумрак, окутав четырех уставших, испуганных, мало что соображающих людей. И в тот же миг монотонное жужжание маломощного моторчика американского "Хищника" сменилось знакомым стрекотом вертолетных лопастей, и кровь застыла в жилах партизан от этого звука. Враг был уже близко.
        Для неподготовленного человека бреющий полет на "Блэкхоке" на высоте не более полумили показался бы пределом экстрима. В распахнутые бортовые люки врывался набегающий поток воздуха, впиваясь ледяными когтями в лица десантников, а под ногами с пугающей скоростью мчалось навстречу, исчезая под брюхом геликоптера, лоскутное буро-оранжевое одеяло леса. Но бойцы Сто первой воздушно-штурмовой дивизии давно перестали обращать внимание и не ветер, и на дрожь пола десантного отсека при очередном маневре лихача-пилота. Свесив ноги, они громко разговаривали, стараясь перекричать гул спаренных турбин "Дженерал Электрик" Т-700-GE-700, и удерживавших в воздухе девятитонную махину вертолета, сообщая ему крейсерскую скорость двести шестьдесят километров в час.
        -- Какой простор! - Рядовой первого класса Родригес указал на лес, стремительно надвигающийся из-за горизонта и за горизонтом же стремительно исчезающий. - Это и есть настоящая русская тайга? Держу пари, сержант, сэр, там внизу нет ни одного человека! Одни только медведи бродят по этим чащам! Наверное, мы первые люди, которых видит этот лес!
        -- Медведи и гребанные партизаны, - поправил Джеймс Салливан, который был не против поговорить. Вертолет кружил над отведенным ему районом патрулирования, ожидая дальнейших указаний, и нужно было хоть как-то провести время. - И если первым нужно бояться нас, то вторых должны бояться мы сами. Эти русские хорошо знают свой лес, здесь они - на коне, и нам придется сделать очень многое, чтобы не сдохнуть!
        Многоцелевой "Блэкхок" с отделением десантников на борту кружил над лесом уже почти час, и бойцы сержанта Салливана делали вид, что ведут наблюдении - толком разглядеть хоть что-то с вертолета, летящего на высоте две тысячи футов со скоростью полторы сотни миль в час было невозможно. Поиск вели беспилотники "Предейтор", обладавшие всем необходимым, от радаров до телекамер, а от десанте требовалось нечто иное - как можно быстрее очутиться там, где операторам RQ-1A удастся заметить нечто необычное.
        Десантный вертолет UH-60A, "рабочая лошадка" американской армии, был не одинок - бойцы иногда могли видеть в широкий проем люка ударный вертолет "Апач Лонгбоу", сопровождавший их машину. Штурмовой геликоптер держался справа, чуть позади и сотни на полторы футов выше, готовый прикрыть "Блэкхок" огнем бортовой тридцатимиллиметровой пушки или залпами неуправляемых ракет FFAR калибра семьдесят миллиметров, которых он нес тридцать восемь в двух пусковых установках M261. Вероятность того, что придется пустить в ход противотанковые "Хеллфайры" с лазерным наведением, стремилась к нулю - для такого оружия здесь просто не могло отыскаться достойных целей.
        Десантники медленно сходили с ума от напряженного ожидания - мало кто верил, что их подняли по тревоге просто так. Враг где-то рядом, он оставил более чем заметные следы своего присутствия, и вскоре придется вступить с ним в бой. И ожидание этого боя выматывало больше, чем сама схватка. Пилоты хотя бы могли отвлечься на управление своими машинами, не думая более ни о чем, а вот прочим бойцам во главе с сержантом оставалось только ждать.
        -- Сержант, получен приказ следовать в квадрат Зулу-восемь, - окликнул Салливана второй пилот, обернувшись к сгрудившимся в десантном отсеке бойцам. - "Хищник" кого-то обнаружил! Меняем курс!
        "Блэкхок", чуть накренившись на правый борт, развернулся, нацеливаясь на указанный квадрат, туда, где, возможно, десантников уже ждал противник, понявший, что уйти от погони не удастся, и потому готовый подороже продать свои жизни.
        -- Мы ближе всех к точке, - произнес, почти крича, пилот "Черного ястреба". - Подлетное время - десять минут!
        -- Боевая готовность, - скомандовал Джеймс Салливан своим солдатам, разом перешедшим из расслабленного состояния в состояние сжатой до упора пружины. - Десять минут до зоны высадки! Проверить снаряжение! Капрал Лопес - к пулемету!
        Коренастый пуэрториканец, из-за обилия амуниции, всевозможных патронных подсумков, казавшийся каким-то квадратным, подскочил к установленному на турели в проеме люка по левому борту шестиствольному пулемету М143 "Миниган". Щелкнув переключателем, десантник подал питание на пулемет, приводившийся в действие от внешнего источника энергии - теперь стрелку оставалось только нажать на спуск, и поток свинца, выпущенного из шести стволов, просто разрежет пополам любого, кто окажется на прицеле.
        -- Готов, сэр! - Сообщил Лопес, оглянувшись на своего командира.
        Капрал повел из стороны в сторону связкой стволов, слегка коснувшись гашетки, словно хотел прямо сейчас дать пробную очередь. Четыре тысячи пуль калибра 7,62 миллиметра в минуту - этого достаточно, чтобы смести любую партизанскую засаду даже без поддержки "Апача".
        -- Приготовились, парни! - И с этими словами сержант Салливан взвел свою винтовку, досылая в патронник М16А2 первый из тридцати патронов, набитых в секторный магазин из армированного пластика.
        Внизу мелькнул невысоки холм, вершина которого была почти полностью лишена растительности, а склоны поросли таким жидким кустарником, к тому же сбросившим листву, что укрыться там, устроив засаду на десантников, было невозможно. Сержанту Салливану хватило единственного взгляда, чтобы понять, что лучшего места для высадки поблизости не отыскать - он и его солдаты будут здесь в полной безопасности, имея отличный обзор.
        -- Мы на точке, сержант, - крикнул пилот, не снимая ладоней со штурвала. - Начинайте высадку!
        -- Пошли, парни! За мной, интервал пять секунд!
        Летчик толкнул прочь от себя рычаг управления, и тяжело нагруженный "Блэкхок" будто провалился, снижаясь до высоты сто футов.
        -- Янки-один, я Янки-два, - командир экипажа UH-60A вызвал "Апач", державшийся поблизости, чуть выше и в стороне. - Обеспечьте огневое прикрытие! - И уже десантникам, напряженным до дрожи: - Давайте, парни!
        Выброшенный за борт моток фала еще только разматывался в полете, а сержант Салливан уже ухватился обеими руками за туго натянувшийся шнур и без колебаний сделал шаг в пустоту. Перчатки с обрезанными пальцами защитили ладони десантника, иначе к окончанию спуска кожа оказалась бы содрана до мяса. В лицо ударил поток набегающего воздуха, дыхание в груди командира отделения перехватило, а когда он пришел в себя, то уже обеими ногами твердо стоял на земле, по щиколотку утопая в рыхлом ковре из опавшей листвы.
        Джеймс Саливан первым ступил на враждебную землю, прикрывая высадку своих бойцов. Бросок в сторону, кувырок через голову - и вот уже сержант готов открыть огонь, стоит только увидеть цель. Приклад винтовки плотно прижат к плечу, палец лежит на спусковом крючке, предохранитель переведен в положение "огонь", и любого, кто сунется сюда, пытаясь атаковать десантников в тот момент, когда они наиболее уязвимы, в буквальном смысле находятся между небом и землей, встретит град высокоскоростных пуль калибра 5,56 миллиметра.
        Высадка была отработана до автоматизма. Один за другим бойцы сержанта Салливана соскальзывали по тонкому шнуру со стафутовой высоты, присоединяясь к своему командиру и прикрывая высадку своих товарищей. Откатился в сторону пулеметчик, припал к земле, опустившись на одно колено и вскидывая свой М249 с примкнутой коробкой под пулеметную ленту на сто патронов. Чувствуя рядом его плечо, и сам сержант ощущал себя более уверенно, оказавшись на территории врага.
        -- Все на земле, сержант, сэр! Высадка закончена!
        Капрал Лопес покинул "Черный ястреб" последним, и теперь стоял рядом со своим командиром, держа наперевес М16А2 с подствольным гранатометом М203. Десантник с прищуром смотрел по сторонам, ожидая появления врага из серого сумрака осеннего леса. Стрекот лопастей над головами стал звучать тише, куда-то отдаляясь, и девять десантников оказались наедине с настороженно притихшей чащей, в глубине которой их ждала опасность.
        -- Внимание, парни! - Сержант обвел взглядом своих людей, озиравшихся по сторонам, держа оружие наизготовку. - "Хищник" обнаружил террористов примерно в миле отсюда, на пяти часах. Их всего четверо, мы возьмем их в клещи и прикончим, если эти ублюдки откажутся сложить оружие. Нас прикрывает "Апач", он всегда будет рядом. У русских нет шансов, им не выбраться отсюда живыми!
        Джеймс Салливан не питал иллюзий насчет возможностей противника. Ему и его бойцам предстояла схватка с опытным и решительным врагом, уверенным, что сражается за правое дело. Но сержант Салливан был уверен и в каждом из своих людей, отлично подготовленных и обладавших превосходство в огневой мощи, а потому не сомневался в скорой победе.
        -- Капрал Лопес, рядовой Джиллис - в головной дозор! Дистанция - сот ярдов! Всем остальным тоже смотреть в оба! Вперед!
        Двое бойцов, выделенных в авангард, исчезли в редких зарослях кустарника, уже почти сбросившего листву в преддверии скорой зимы. Они и вдвоем стоили целого отделения, Лопес, ветеран, прошедший весь кошмар Грозного с первой до последней минуты, и сопровождавший его пулеметчик. С таким заслоном Салливан мог чувствовать себя в безопасности - что бы ни случилось, у него и остальных десантников будет достаточно времени, чтобы приготовиться к бою.
        -- Тихо, парни, не шуметь, - предупредил сержант своих бойцов, выстроившихся вереницей. - Подойдем тихо и возьмем этих ублюдков за горло! Им никуда не деться!
        -- Точно, сержант! Сделаем их! Заберем их скальпы!
        Головной дозор ушел вперед, растворившись в сумраке осеннего, насквозь продуваемого всеми ветрами леса. Этот лес казался слишком мрачным для тех, кто родился на равнинах Среднего Запада, постигая искусство войны среди гладкой, точно стол, пустыни Междуречья. Это было чертовски скверное место, чтобы воевать - дистанция боя сокращалась до считанных десятков метров, обзор был ограничен, каждый клочок этой земли представлял почти идеальную позицию для снайпера, а подстилка из опавшей листвы не только выдавал присутствие людей своим шорохом, но и превосходно скрывала самодельные мины-"растяжки".
        Джеймс Салливан, отвечавший не только за себя, но и еще за восемь человек, пусть каждый из них и был профессионалом, весь обратился в слух - зрение в царившей вокруг полумгле было плохим подспорьем. Но именно зрение спасло его и его бойцов. Сержант едва успел различить какое-то движение почти прямо перед собой, быть может, в паре сотен метров, или того ближе. Сознание еще переваривало увиденное, но тело уже действовало. Командир отделения отпрыгнул в сторону, ныряя за тонкий ствол какого-то дерева, и жестом подавая сигнал тревоги растерявшимся бойцам. В следующий миг тишину леса разорвал треск короткой очереди, и тотчас где-то совсем близко хлопнула граната, обдав сержанта свинцовой волной.
        Четыре человека, без движения замершие, прижавшись к деревьям, разом выдохнули, когда звук винта стих где-то вдалеке. Судьба предоставила им еще один шанс, словно отдавая дань уважения мужеству их, тех, кто ради своей идеи без колебаний был готов расстаться с жизнью.
        -- Мимо, - оскалился в безумной улыбке Олег Бурцев, взглянув на оцепеневшего от напряжения командира. - Улетели, суки!
        -- С воздуха нас обнаружить не просто, - покачал головой Басов, забрасывая за спину АК-74М - как только ушей полковника коснулся звук летящего вертолета, полковник изготовил оружие к бою, и теперь вновь ставил его на предохранитель. - Высадят десант и продолжат преследование по земле, на своих двоих!
        -- Тогда они для нас не противники, - это Матвей Осипов довольно похлопал по пластиковому тубусу огнемета "Шмель", самого мощного оружия, оставшегося в распоряжении группы. - Это наш лес, наша земля!
        Молчал только Азамат Бердыев, настороженно вслушивавшийся в доносившиеся с неба звуки. Вертолет никуда не исчез, он был здесь, не так, чтобы очень далеко. Бывший командир танка не сомневался - для него и его товарищей все только начинается.
        -- Группа, слушай приказ, - произнес, чуть повысив голос, Алексей Басов. - За мной, бегом, марш!
        Снова бегом, через лес, где нет ни дорог, ни даже звериных троп под ногами. Растянувшись вереницей, партизаны ринулись прямиком в заросли, с треском и шумом прокладывая себе путь и при этом стараясь смотреть по сторонам и надеясь, что успеют обнаружить засаду, прежде чем по ним откроют кинжальный огонь американские десантники.
        Олег Бурцев слишком отвык от леса и только теперь понял это. В горах война идет по своим правилам, там не так много укрытий, побеждает тот, кто окажется выше, кто оседлает вершину, раз за разом сбрасывая карабкающегося по склону враг к подножью. Несколько месяцев, проведенных на самой границе, у той линии, из-за которой в любой миг стоило ждать появления врага, старший сержант стал профессионалом горной войны, но лес пока не стал его стихией. Даже будучи свежим, отдохнувшим, полным сил, Олег с трудом ориентировался в зарослях, теряя внимание. Тем более, сейчас, после многокилометрового марш-броска, после короткого, отчаянного боя, выбившись из сил, Бурцев едва что-то замечал вокруг себя. Но боковое зрение не подвело его и на этот раз.
        -- Внимание! - Что-то, мелькнувшее на самом краю поля зрения, заставило старшего сержанта отскочить к зарослям кустарника, вскидывая пулемет. - Движение справа!
        Инстинкты стоят порой больше, чем смекалка и ум, и одним из таких инстинктов было стремление представлять собой как можно меньшую мишень. Поданный Бурцевым знак заставил его товарищей броситься к ближайшему укрытию, на бегу снимая с предохранителей оружие.
        -- Противник! - Алексей Басов первым осознал, что видит на расстоянии всего в несколько десятков шагов человеческие фигуры. Кто-то - не надо долго гадать, кто это мог быть, двигался прямым ходом на группу партизан. - Это янки! К бою!
        Ни один из четырех диверсантов не обучался специально бою в условиях леса, но прошедшие месяцы заставили их на своем горьком опыте усвоить нехитрые правила, от которых зависела жизнь партизан. И потому каждый сейчас быстро отыскал себе укрытие, уходя с открытой местности и занимая позицию чуть в стороне от линии движения противника, кажется, ничего не подозревавшего, словно американцы вышли на легкую прогулку.
        -- На нас идут! - Азамат Бердыев стиснул зубы так, что побелели скулы. - Сейчас заметят!
        -- Всем приготовиться!
        Басов тоже крепко сжал челюсти от волнения, сквозь прорезь прицела направив взгляд на приближавшихся американцев. Он видел перед собой врагов и мог сделать то, о чем мечтал очень давно - здесь и сейчас забрать себе их жизни. И потому бывший полковник танковых войск отдал приказ, которого ждали три его товарища:
        -- Огонь! - и первым нажал на спуск подствольного гранатомета, почувствовав упругий толчок отдачи в плечо, и тотчас выпустил вслед умчавшейся в сумрак сорокамиллиметровой гранате ВОГ-25 короткую очередь из автомата.
        Три взрыва, слившись в сплошную стену, на миг скрыли из виду американцев - Осипов и Бердыев открыли огонь из подствольников почти одновременно со своим командиром. А едва только дым начал рассеиваться, с сухим треском заговорил ручной пулемет Бурцева - гвардии старший сержант обрушил на ошеломленного врага настоящий шквал свинца.
        -- Огонь из всех стволов! - крикнул Басов, в две очереди опустошив магазин своего АК-74М. - Прижмите эту сволочь!
        Партизаны выпускали очередь за очередью, расстреливая растерявшегося врага, но вот с противоположной стороны донесся трескучий звук выстрелов, и над головами диверсантов завизжали пули. Олег Бурцев выругался, отскакивая в сторону, когда выпущенная в ответ очередь в щепу разнесла ствол деревца, служившего сержанту укрытием. Он успел отскочить на несколько метров, и тотчас на прежней позиции пулеметчика громыхнул взрыв гранаты - у американцев тоже нашлись подствольные гранатометы. Осколки, разлетевшиеся всюду, срезали несколько веток над головой у растянувшегося на земле сержанта.
        Наперебой заговорили сразу два пулемета - звук их выстрелов Олег не спутал бы ни с чем - заливая шквалом огня позиции диверсантов. Пули калибра 5,56 миллиметра, разгоняемые пороховыми газами в стволах до скорости почти тысяча метров в секунду, в щепу кромсали стволы деревьев, взбивая фонтанчики земли, срезая ветви и высекая фейерверк искр, когда попадали в лежавшие здесь и там замшелые валуны. Пулеметам вторили, сухо кашляя и выплевывая строго отмеренные порции свинца, штурмовые винтовки. Еще одна граната со свистом пролетела над головами, разорвавшись где-то позади огневого рубежа, и рассыпав на несколько метров вокруг свинцовое крошево осколков.
        -- С-суки, так и садят, - прошипел сквозь зубы Бурцев, меняя опустевший магазин РПК-74М на снаряженный, лежавший в ладони приятной тяжестью. - Головы не поднять! У них там пара "Миними" с ленточным питанием, не моему "калашу" чета! Пулеметчики придавят огнем, а остальные подползут поближе и всех нас... в упор!
        Они залегли на расстоянии вытянутой руки - Олег Бурцев и Алексей Басов, выпускавший короткие очереди почти вслепую. Укрытием обоим служил ствол поваленного дерева, наполовину уже превратившийся в труху, поросший мхом. Из-за него Басов и высовывал ствол "калашникова", стреляя куда-то в сторону противника - высовывать голову было чревато, пулеметные очереди просто срезали бы ее, точно настоящая гильотина. Выстрелы для ГП-25 полковник пока берег - боеприпасов было в обрез, а до безопасной территории еще десятки верст, которые враг едва ли позволит им пройти беспрепятственно.
        -- Сейчас нам всем хана придет! Возьмут в кольцо и все, крышка!
        Пулеметы с той стороны молотили, не переставая, так что головы нельзя было поднять, а все, что мог сам Бурцев - отвечать скупыми очередями по три-пять патронов, помня о том, что под рукой осталось лишь полтора снаряженных "рожка". А летевшие с той стороны пули впивались в землю все ближе к позиции Олега, для устойчивости откинувшего легкие сошки, установленные почти у дульного среза РПК-74М, стреляя с упора, чтобы хоть так восполнить недостаток в плотности огня.
        -- Олег, отвлеки их! Задержи янки здесь, сколько сможешь, - приказал Басов, на локтях отползая в сторону. - Дай нам хотя бы несколько минут! Азамат, остаешься с Олегом! Матвей, за мной, ползком!
        Извиваясь, точно змея, подтягивая к себе автомат, Алексей Басов скользнул куда-то в сторону по рыхлому ковру перепревших листьев, а за ним последовал и Матвей Осипов, по-прежнему тащивший за спиной связку из двух реактивных огнеметов "Шмель". Несколько мгновений - и оба они исчезли из виду, оставив двух бойцов на ненадежной позиции сдерживать только усиливавшийся с каждым мгновением натиск врага.
        От тишины, царившей в этом лесу еще десять секунд назад, не осталось и воспоминаний, и сержант Джеймс Салливан не без наслаждения слушал привычную симфонию боя. Солировали два пулемета М249, с флангов заливших позиции противника потоками раскаленного свинца. Им вторили на семь голосов М16А2 - семь стволов непрерывно выплевывали град легких малокалиберных пуль. Стрелки, кажется, не отпускали спусковые крючки ни на мгновение, словно спешили как можно быстрее истратить боекомплект. Командир отделения видел, как куда-то в сумрак леса бледными росчерками улетают трассеры, облегчавшие прицеливание пулеметчикам.
        Сам сержант не ослаблял хватку на винтовке, чувствуя толчки приклада в плечо. Его винтовка М16А2 был способна вести огонь фиксированными очередями по три выстрела, но опытному бойцу это не требовалось - Салливан вполне мог контролировать расход боеприпасов и без подобных особенностей ударно-спускового механизма, расчетливо выпуская подряд по два-три патрона. Точно так же, короткими очередями, вели огонь и другие десантники. Но продолжить бой могли не все.
        Джеймс Салливан прижался плечом к шершавому стволу дерева, стараясь не замечать лежавшего у самых го ног капрала Лопеса, остекленевшим взором уставившегося в небо. Пулеметная очередь буквально разворотила ему грудь, пули с легкостью, точно тот был из бумаги, а не из сверхпрочного кевлара, разорвали бронежилет. Капрал умер мгновенно, а вот рядовой Родригес был еще жив, о чем свидетельствовали полные боли крики.
        Парню не повезло, и шансов выбраться отсюда живым и у рядового не осталось. Выпущенная проклятыми русскими из подствольного гранатомета граната разорвалась в каком-то ярде от десантника, принявшего своим телом почти все осколки. Только это позволило остальным бойцам открыть ответный огонь, но теперь Родригес, истекающий кровью, слабо шевелившийся, лежал на поляне, выбраться на которую, пусть даже ползком, чтобы помочь ему, хотя бы оттащить в сторону, означало неизбежную смерть под вражескими пулями.
        -- Огонь из всех стволов, - крикнул, напрягая связки, чтобы быть услышанным в какофонии пальбы, сержант. - Не давайте ублюдкам поднять головы!
        При внезапном столкновении в условиях ограниченной видимости побеждает тот, у кого выше огневая мощь, кто может придавить противника, заставить его вжаться в землю, обеспечив себе свободу маневра. Сейчас превосходство было на стороне десантников, более многочисленных и лучше вооруженных. Русские вяло огрызались, но явно не могли теперь сдвинуться с места, не рискуя попасть под прицельный огонь вошедших в раж пулеметчиков. Пора было поставить точку.
        -- Андерсон, О'Нил, за мной, - скомандовал сержант Салливан, низко пригнувшись, двинувшийся вперед. - Пошли!
        Продолжая на бегу стрелять короткими очередями, десантники, перемещаясь от дерева к дереву, направились к позициям русских, ответный огонь которых сошел почти на нет. Из-за спины продолжали молотить пулеметы, обрушивая на террористов огневой шквал, и под прикрытием этой стены сержант мог подойти к противнику вплотную.
        -- Не прекращать огня! За мной, вперед!
        Командир отделения бежал причудливым зигзагом, от укрытия к укрытию, низко пригнувшись и продолжая стрелять. Пять-десять шагов - и сержант падает, растягиваясь на земле, и выпуская короткую очередь туда, откуда били автоматы русских. А затем - рывок, еще несколько шагов, сделанных под огнем, и снова падение, но не просто так, не от страха, а чтобы прикрыть своих товарищей. На ходу Джеймс Салливан открыл казенник сорокамиллиметрового подствольного гранатомета М203, вогнав в ствол тупоголовую осколочную гранату - ему будет, чем порадовать проклятых русских, что вывели из строя его лучших бойцов.
        Впереди отрывисто застрекотал ручной пулемет, и Салливан отскочил в сторону, падая на землю. Короткий вскрик заставил сержант обернуться - один из его бойцов, нарвавшись грудью на стаю малокалиберных пуль, безвольно валился на землю, содрогаясь в конвульсиях. Джеймс Салливан почувствовал, как в груди вскипает дикая, неуправляемая ярость, жажда убивать тех ублюдков, которые убивали его солдат, его товарищей. Не видя вспышек выстрелов, сержант инстинктивно прицелился на звук, но ожидаемого удара приклада в плечо не последовало, лишь сухо щелкнул ударник.
        -- О, черт!
        Салливан вслепую нашарил на груди набитый патронами магазин, одним движением вставив его в горловину приемника, и ухватил рукоятку затвора. В тот же миг что-то громыхнуло позади, в спину дохнула волна нестерпимого жара, так, что, кажется, вспыхнула даже кожа. Ударная волна подхватила сержанта, легко оторвав его от земли, и с размаху вновь швырнула на землю, так что десантник даже не успел выпустить из рук винтовку.
        Стремительным росчерком сверкнул трассер, подав знак стрелку, что магазин почти пуст. Олег Бурцев рывком отомкнул рожок, отбрасывая его в сторону, и вытащил из нагрудного кармана "разгрузки" еще один, снаряженный, отметив про себя, что этот - последний. Набить патронами, лежавшими в десантном ранце, опустевшие магазины янки уже не дадут.
        Бывший гвардии старший сержант прекращал огонь только для того, чтобы примкнуть новый магазин. Вдавив до упора спусковой крючок, а левой рукой обхватив приклад, Олег выпустил очередь туда, откуда пули летели в него самого. Удержать противника на месте, заставить его прижаться земле, отвлечь на себя его внимание - и тогда командир вместе с Матвеем Осиповым смогут занять позицию для удара. И потому Бурцев стрелял, не переставая, чувствуя дрожь оружия в руках и не особо задумываясь над тем, смог ли он хоть раз попасть в цель.
        -- Падла! - Рядом не своим голосом вскикнул Бердыев. - Олег, меня зацепили!
        -- Азамат! Твою мать, не маячь! Пригнись!
        Бывший командир танка, выронив раскалившийся от интенсивной стрельбы АКС-74, зажимал плечо, и Бурцев видел, как камуфляжная ткань темнеет от крови. Бердыев замешкался, ошеломленный болью, оказавшись точно на линии огня американских десантников. Командир с Осиповым куда-то пропали, и Олег понимал, что сейчас должен умереть. Один против целого отделения, не меньше, да еще с единственным магазином, он сделал, что смог. Американцы топтались на месте минут пять, не меньше, возможно, кто-то на той стороне был ранен или даже убит - отличный результат, хотя все же недостаточно для смертника.
        -- Азамат, отходи, - приказал Бурцев, выпустив по противнику длинную, патронов на пятнадцать, очередь. - Давай, двигай! Прикрою!
        Бердыев, уже пришедший в себя, оправившийся от шока, не успел сделать ни шага. Впереди что-то вспыхнуло, а затем от грохота взрыва зазвенело в ушах.
        Алексей Басов ужом сполз, скатился по склону на дно неглубокой ложбины, густо заросшей цепким кустарником, и только там, не смея выпрямиться во весь рост, встал на ноги. Следом за ним медведем ломился Матвей Осипов, и пыхтевший под грузом своей ноши в точности, как медведь. Звуки боя теперь едва доносились, но все же Басов отчетливо различал знакомый треск РПК-74 - Олег Бурцев, расходуя остатки боекомплекта, продолжал сдерживать янки, сковывая их маневр своим огнем. Порой к пулеметному соло присоединялся и одинокий АК-74 Азамата Бердыева, бывший командир танка не остался в стороне.
        -- За мной, - приказал Басов следовавшему за ним Осипову. - Вперед! Пошли!
        Американцы, судя по не смолкавшей стрельбе, лишь усиливали плотность огня, хотя, казалось, усиливать было уже некуда. Два пулемета били, не останавливаясь, им вторили штурмовые винтовки - вопреки расхожему мнению, американские солдаты стреляли очередями редко, предпочитая одиночный огонь. Несколько раз звучали глухие хлопки - это разрывались гранаты, выпущенные из подствольников.
        -- Нашим не продержаться долго, - произнес Матвей Соболев, нагнав озиравшегося по сторонам Басова. - Сейчас их там положат!
        -- А долго и не придется! Мы уже почти в тылу у янки. Пусть Олег даст нам еще пару минут, и тогда этим сукам станет совсем не до него!
        Алексей Басов "прокачал" обстановку за считанные секунды, вспомнив удобную ложбину, как раз огибавшую позиции американцев, увлеченно расстреливавших пару партизан, отчаянно вцепившихся в клочок земли. Но того, что им противостоят всего два бойца, янки наверняка не знали, как не могли они знать, что еще двое уже целятся им самим в спины.
        Прихотливо переплетавшиеся ветви кустарника мертвой хваткой вцепились в Басова, но, сделав усилие, полковник вырвался, прорвался сквозь заросли, а рядом, с треском и приглушенной руганью, ломился и Осипов. Их сейчас можно было услышать за километр, наверное, но американцы, все внимание уделившие пулеметчику, не заметили приближение противника и тогда, когда Басов со своим напарником выбрались из зарослей в сотне метров позади десантников.
        -- Суки! - Полковник вскинул автомат, поймав в прорезь прицела пулеметчика, без остановки палившего из массивного, внушительного даже на вид "Миними", поставив его на сошки и растянувшись на земле.
        Короткая очередь перерубила американцу позвоночник, и только теперь его соседи что-то поняли, встрепенувшись. Над головой Басова просвистело несколько пуль, и полковник упал, плюхнувшись на живот и выпустив за один присест весь магазин, все оставшиеся в рожке патроны.
        -- Матвей, мочи их! Давай "Шмеля"!
        Осипов был готов. Услышав приказ, бывший омоновец отбросил свой "Калашников", вскинув на плечо двенадцатикилограммовый раструб реактивного огнемета. Почти не целясь, Матвей нажал на спуск, и из казенного среза за спину ему ударила струя раскаленных газов, а к противнику, на лету расправляя короткие плоскости стабилизатора, устремилась реактивная граната.
        Преодолев сотню метров, отделявшую Матвея Осипова от американцев, граната РПО-А доставила к цели свою смертоносную начинку, замкнутую в герметичную капсулу, распылив над позициями десантников облако аэрозольной взрывчатки, накрывшей почти всех американцев. А затем сработал детонатор, и над лесом взметнулся огненный вихрь, а в лица партизанам ударила волна жара, мгновенно опалившая брови. В грохоте взрыва утонили, растворились крики умиравших почти мгновенно врагов, и при мысли об этом Алексей Басов не ощутил и тени угрызений совести. Эти люди не могли не знать, что ждет их на той земле, куда они явились непрошенными, принеся с собой ужас войны.
        -- Уходим, - приказал полковник. - Давай напрямик, к нашим! Сейчас здесь будет полно этих ублюдков!
        Огибая еще дымившееся пепелище, партизаны кратчайшим путем двинулись к позиции Бурцева, который, прекратив огонь, смотрел на то, как опадает столб огня, пожравший жизни его врагов.
        -- Сваливаем, - на бегу крикнул растерявшемуся пулеметчику Басов. - Ноги в руки и бегом марш отсюда на хрен! Азамат, что за дела?!
        Только теперь полковник заметил кровь, струившуюся из под плотно прижатой к плечу ладони своего бойца. А тот, побледнев от боли или, скорее даже от страха, исподлобья смотрел на своего командира.
        -- Его зацепило, - сообщил Бурцев, деловито собиравший разбросанные всюду магазины - без "рожков" те патроны, что сержант таскал в ранце на своем горбу, можно было вышвырнуть прямо сейчас, так хоть будет легче бежать. - Кажется, пуля там осталась!
        -- Терпи, браток! Отойдем хотя бы на версту, там и тобой займемся. Ничего, крови много, вся не вытечет! Матвей, возьми его ствол! И патроны забери, и тебе пригодятся, и Азамату легче будет!
        Осипов принял из рук своего товарища потертый с виду, но вполне пригодный для боя АКС-74 - по сравнению с израсходованным "Шмелем" такая ноша для бывшего омоновца была и вовсе незаметной. Забросив автомат за спину, Матвей кое-как распихал по карманам "разгрузки" магазины, помня, что каждый лишний патрон есть еще один шанс живыми вернуться их этого рейда. А командир, дрожа от возбуждения, все подгонял, не желая оставаться на месте ни секундой больше, чем это необходимо.
        Оставляя за собой усыпанное трупами пепелище, да россыпи стреляных гильз, группа бросилась в самую глушь, в чащу, туда, где их след не возьмет ни одна ищейка, где янки превратятся в слепых беспомощных идиотов. Алексей Басов был на своей земле и не собирался легко сдаваться, подставляясь под пули врага. Если американцы окажутся слишком упорными, пойдут за ними, что ж, ни один враг не вернется обратно.
        Падая, Джеймс Салливан крепко приложился головой об дерево, даром, что легкая кевларовая каска здорово смягчила удар. Когда сержант пришел в себя, первым, что он увидел, были обугленные куски того, что еще минуту назад являлось одним из бойцов его отделения. Теперь об этом можно было догадаться лишь по обрывкам камуфляжа, которые пощадил огонь.
        -- Сержант, сэр, - десантник, едва державшийся на ногах, с безумным взглядом, подошел к Салливану. Командир так и сидел под прервавшим его недолгий полет деревом, устало привалившись к его подножью спиной. - Сэр, вы не ранены? Нас осталось только двое, сэр, и еще Родригес... он пока жив, но парень совсем плох! Черт возьми, что это было?! Будто из гаубицы стреляли!
        -- Неважно, - Салливан с трудом поднялся на ноги, чувствуя, что сможет сделать без посторонней помощи лишь несколько шагов. - Нужно отсюда убираться! И, черт возьми, вытащить Родригеса, пока он еще жив!
        Командир отделения едва держался на ногах, но ему повезло больше, чем остальным бойцам, останки которых разметало по всему лесу. Русские все же смогли их обставить, поражение обратив в победу, выскользнув из ловушки.
        -- Янки-два, это Ромео-один, - в эфир понеслись позывные десантного вертолета, заставляя пилотов, державшихся поодаль от места боя, тотчас изменить курс. - Янки-два, нужна эвакуация. Есть убитые и раненые.
        -- Вас понял, Ромео-один, мы на подходе! Продержитесь пару минут! Прошу обозначить место для приземления!
        Джеймс Салливан вслепую нашарил в кармашке подвесной системы толстый цилиндр сигнального факела. Достав фальшфейер, сержант рванул чеку, и из цилиндра вырвался тугой жгут дыма. С трудом переставляя ноги, командир отделения вышел на самую середину поляны, выжженной выстрелом из русского гранатомета, размахивая сигнальной ракетой над головой. Он описал почти полный круг, и лишь тогда услышал донесшийся из поднебесья стрекот винта - помощь была близко.
        При полетах над бескрайним русским лесом можно было полагаться только на навигационное оборудование, чтобы не сбиться с курса. Здесь было бессмысленно искать какие-то ориентиры, среди этого зеленого моря, которому не видно было ни конца, ни края. Но сейчас экипаж десантного вертолета видел цель своими глазами, без помощи точных приборов. Снизившись едва ли не до уровня верхушек деревьев, "Блэкхок" выполнил разворот, направляясь туда, где над лесом поднялись столбы зеленого дыма - это уцелевшие десантники дали знак, указывая свое положение. А следом за десантным вертолетом, выше его и чуть позади, шел ощетинившийся ракетами "Апач Лонгбоу".
        -- Вижу их, - второй пилот UH-60A указал на две фигурки, из-за рисунка камуфляжа почти неразличимые на фоне подступавшего со всех сторон леса. - Это наши парни! Снижаемся!
        Летчики видели выжженную проплешину, ставшую лучшим ориентиром для них, чем факелы в руках десантников. И даже с высоты нескольких десятков футов они видели тела, обглоданные огнем.
        -- Господи, что здесь было?! - Командир экипажа окликнул сержанта, кое-как забравшегося в десантный отсек: - Что здесь произошло?
        -- Чертовы русские! Это была засада! Они всех убили! Все мои ребята мертвы! Ублюдки!!!
        -- Мы тебя вытащим отсюда, сержант, - успокаивающе произнес летчик. - Для тебя все закончилось. А этим русским скоро тоже придет конец! Янки-один, это Янки-два, - произнес он в находившийся в уголке рта микрофон, вызывая вертолет огневой поддержки. - Противник по-прежнему находится в этом квадрате. Десант запрашивает поддержку с воздуха. Приказываю найти и уничтожить русских!
        -- Принято, Янки-два! Выполняю! Мы их найдем!
        Боевой вертолет, казавшийся неуязвимым в своей броне, выполнил вираж, набирая высоту, чтобы оттуда видеть как можно большее пространство. В распоряжении двух летчиков было кое-что понадежнее собственных глаз, чтобы обнаружить укрывшегося в чаще врага. Обзорно-прицельная система TADS, сенсоры которой находились на подвижной стабилизированной платформе в носовой части геликоптера, позволяла обнаруживать цели, не различимые в видимом диапазоне. Теплопеленгатор обнаружит тепло человеческих тел и жар, исходящий от еще не остывшего после боя оружия, и тогда русские террористы будут уничтожены, даже не поняв, откуда явилась за ними смерть.
        -- Вижу цель, - оператор, место которого находилось в передней части кабины, увидел на мониторе несколько отметок, появившихся в поле зрения бортового тепловизора. - Прямо по курсу! Дистанция - одна миля!
        -- Ублюдки не ушли далеко!
        Пальцы командира экипажа легли на гашетки - противник был уже в пределах досягаемости, беспомощный и беззащитный перед тем, кто мчится под облаками со скоростью полутора сотен миль в час, защищенный со всех сторон прочной броней. Переключив на себя управление бортовым вооружением - оба пилота "Апач Логбоу" могли выполнять все функции напарника - летчик выбрал неуправляемые ракеты. Тридцать восемь реактивных снарядов FFAR, несущих обычные фугасные боеголовки или еще более страшные, начиненные тысячей с лишним стальных стрелок, способных насквозь пронзить человека - чтобы наверняка покончить с горсткой русских, хватит и четверти этого арсенала.
        -- Цель в захвате, - сообщил командир экипажа, когда все отметки, каждая из которых была живым человеком, оказались в перекрестье прицела. - Открываю огонь!
        "Апач Лонгбоу" мчался прямо на цель, падая на нее в пологом пикировании, словно коршун на беззащитную добычу. Дымные стрелы неуправляемых ракет вырвались из-под коротких крыльев, и там, где только что были уходившие от преследования русские, поднялась сплошная стена разрывов.
        -- Противник уничтожен! Ублюдкам конец!
        Вертолет, яростно молотивший наполненный дымом воздух клинками лопастей, прошел почти над самой точкой попадания, там, где земля была изрыта воронками, а кое-где уже горели высохшие деревца. Внизу невозможно было разобрать ничего, залп ракет перепахал не меньше акра земной поверхности, перемалывая оказавшихся под ударом врагов.
        -- Подтверждаю, цель поражена, - произнес оператор, ни визуально, ни посредством чутких приборов не наблюдавший под собой никакой активности. - Чистая работа, командир!
        Вновь набирая высоту, "Апач Лонгбоу" лихо развернулся, уходя прочь от места боя, вернее - безнаказанного избиения. Пилоты не видели вспышек внизу, чуть в стороне от их маршрута, но заметили, как с земли вслед им взвилось нечто, оставлявшее в воздухе едва заметные дымный след.
        -- Ракета, - закричал оператор, провожая взглядом стремительно приближавшийся предмет, безошибочно нацелившийся на их вертолет. - Справа ракета!
        -- Вижу! О, черт, еще одна слева!
        Летчики знали, что охрана нефтепровода уже лишилась одного вертолета, знали и о том, что сбит он был переносным зенитно-ракетным комплексом. Уцелевшие русские нанесли ответный удар, и американским летчикам оставалось только спасать атакованную машину, а с ней - и свои жизни.
        Противник настиг группу полковника Басова, когда сам Алексей уже поверил в свою счастливую звезду. Выйти победителями из схватки с вдвое превосходящим по численности, и, Бог знает, во сколько раз по огневой мощи, противником, это чего-то да стоило. Уничтожить целое отделение американских десантников, настоящих волкодавов, натасканных на поиск и уничтожение таких вот партизанских групп, имея в итоге лишь одного раненого со своей стороны - после такого можно было поверить в успех всей акции.
        -- Группа, стой, - скомандовал Басов, когда сам уже перестал чувствовать одеревеневшие ноги. - Привал пять минут! Бердыев, дай наши координаты!
        Азамат Бердыев, красовавшийся свежей повязкой на правом плече, неловко скинул на землю десантный рюкзак, вытащив оттуда навигатор. Компактный прибор, чудом не пострадавший во время боя, был путеводной нитью группы, для которой окружающий лес вовсе не был родным, знакомым до последней веточки.
        -- До точки сбора девять километров, - доложил Бердыев. Бывшему танкисту было трудно управляться с навигатором одной рукой, даром, что вколотая доза промедола еще давала о себе знать, заглушая боль. И все же он держался, стараясь не обращать внимания на рану, ведь он был еще жив, а это главное.
        -- Еще немного осталось, - радостно улыбнулся полковник, опускаясь на корточки и прикладываясь к почти пустой уже фляге с водой. - Скоро отдохнем, ребята! Еще чуток пройти нужно!
        Умолкнув на полуслове, словно подавился собственными словами, Басов вдруг замер, словно оцепенев. Он первым услышал это, но спустя пару секунд и остальные партизаны разобрали в шелесте ветвей стрекот винта.
        -- "Вертушка"! - Олег Бурцев первым вскочил на ноги, озираясь по сторонам - казалось, звук доносится сразу отовсюду. - Приближается! Кажется, с севера!
        -- Это американцы! Сейчас они будут здесь!
        -- Спокойно, - рявкнул Алексей Басов. - В зарослях заметить нас с воздуха почти невозможно! Ноги в руки, мужики, и за мной! Бегом!
        Вновь раздалась звучавшая уже десятки раз за истекшие часы команда, и четыре человека, прервав так нужный их онемевшим мышцам отдых, сорвались с места, слыша у себя за спиной треск вертолетных лопастей. Что-то большое, неуклюжее, мелькнуло в вышине, и Басов сразу узнал ударный вертолет "Апач", противника, с которым он успел познакомиться еще там, в ставропольских степях.
        Вертолет приближался, неумолимый, словно сама судьба. Защищенный прочной броней, вооруженный целой батареей ракет, он едва ли был по зубам почти безоружным теперь партизанам, это не старый Ми-2, превращенный в "воздушного бойца" за неимением лучшего, а настоящий "летающий танк". Но сдаваться Алексей Басов не собирался.
        -- Бердыев, Осипов, вперед, бегом! Олег, давай под те деревья! РПГ к бою! Валим "вертушку" из "Мух"! я стреляю первым, ты - сразу следом за мной!
        -- Ясно, командир!
        Два бойца бежали, что было сил, а следом за ними, обрушиваясь на них всеми своими девятью тоннами полетной массы, мчался боевой вертолет. С грохотом и свистом винтокрылая машина промчалась едва ли не над головой Алексея Басова, и полковник вскинул на плечо раструб противотанкового гранатомета РПГ-26, который по привычке именовал "Мухой", хотя официально это оружие носило имя "Аглень".
        Гранатомет, точнее, реактивная противотанковая граната, весившая менее трех килограммов, была грозным оружием даже против танков, но и для противника, передвигавшегося по воздуху, он представлял немалую опасность, если использовать это оружие с умом. Переведя в боевое положение мушку, Басов выдернул предохранительную чеку. Полковник видел, как вырвавшиеся из-под крыльев "Апача" ракеты накрыли то место, где только что были его бойцы. Громада вертолета, снизившегося до опасно малой высоты, оказалась в прорези прицела, и Алексей, чуть довернувшись, чтобы взять упреждение, нажал на спуск.
        С громким хлопком, от которого заложило уши, реактивная граната ПГ-26 покинула трубу пускового контейнера, метнувшись вслед улетающему к горизонту "Апачу". А спустя пару секунд раздался еще один выстрел - это Олег Бурцев, чуть замешкавшийся сначала, разрядил свой гранатомет в противоположный борт вертолета.
        Басов видел, как "Апач" - судя по массивному обтекателю на втулке винта, это был AH-64D "Апач Лонгбоу", "Апач с длинным луком", последняя модификация боевого геликоптера, оснащенная бортовым радаром - метнулся в сторону. Позади вертолета веером рассыпались ложные цели, словно искры, летящие во все стороны от костра.
        Пилотам удался противозенитный маневр. Наверное, даже управляемые ракеты потеряли бы цель, но противотанковые гранаты, двигавшиеся по прямой, проигнорировали все усилия противника. самоликвидаторы сработали с идеальной точностью, превратив кумулятивные боевые части гранат ПГ-26 в облака раскаленных газов. Первый взрыв произошел в самой гуще облака ложных целей, а второй - в считанных метрах от метавшегося из стороны в сторону "Апача".
        Оказавшись под огнем противника, экипаж американского вертолета не запаниковал. Напротив, каждое действие пилотов было теперь вдвойне более точным и быстрым, ведь от этого зависели их жизни.
        -- Выполняю маневр уклонения, - произнес звенящим от напряжения голосом командир экипажа, взявший на себя управления многотонной машиной. - Сбрасываю тепловые ловушки!
        Ударный вертолет AH-64D "Апач Лонгбоу", призванный действовать над полем боя, под огнем противника, был неплохо защищен от зенитных средств, которыми могла пользоваться вражеская пехота, хотя защита его вовсе не являлась абсолютной. Легкая броня защищала экипаж от крупнокалиберных пуль, могла выдержать и попадание двадцатитрехмиллиметрового снаряда русской зенитной установки "Шилка". Протектированные топливные баки тоже было не так то легко поразить, равно как и двигатели, установленные по обе стороны фюзеляжа, так, что вывести обе турбины из стоя одним выстрелом было попросту невозможно.
        Не менее серьезной была защита и от "умного" оружия - зенитных ракет. Теплопоглощающие экраны ВНО, установленные на соплах турбин "Апача", снижали его заметность для инфракрасных головок наведения ракет "земля-воздух", но невидимым вертолет не делали. Пилоты представляли, на что способны русские ракеты типа SA-18, которые могли быть сейчас в руках террористов, и потому командир экипажа немедленно нажал кнопку сброса ложных целей, бросая вертолет в вираж, чтобы сорвать захват.
        Пиротехническое устройство М130 выстрелило серию тепловых ракет-ловушек, вспыхнувших в воздухе вокруг отчаянно маневрировавшего вертолета ярким созвездием, а в эфир уже унесся призыв о помощи:
        -- Это Янки-один! В квадрате Зулу-восемь попали под огонь противника! По нам выпущены зенитные ракеты!
        Из кабины "Апача" не была заметная разница между реактивными гранатами и управляемыми зенитными ракетами. Все, что видели пилоты - это две дымные стрелы, с разных сторон мчавшиеся к их вертолету. Первый снаряд разорвался в нескольких сотнях метров, пройдя под брюхом геликоптера и буквально увязнув в завесе тепловых ракет-ловушек, а второй на излете почти достал боевую машину.
        -- О, дьявол!!! - в один голос выдохнули оба пилота, когда похожий на комету реактивный снаряд настиг их машину.
        Огненный шар взрыва, вспухший возле самой кабины, заставил летчиков испуганно вскрикнуть - оба представили в этот миг, как их вертолет накрывает волна стальной шрапнели, как осколки рвут обшивку, крушат турбины, разрушают трансмиссию, превращая боевой вертолет в пылающий кусок железа, с огромной скоростью мчащийся к земле.
        -- Янки-один, приказываю покинуть квадрат, - раздался в наушниках голос далекого руководителя полетов - кто-то на земле испугался за жизни экипажа и за судьбу дорогостоящей машины, дав отбой в тот момент, когда стало ясно, насколько серьезно настроен противник. - Приказываю выйти из боя!
        -- Вас понял! Выполняю!
        Командир экипажа, управлявший вертолетом, потянул на себя рычаг штурвала, и "Апач" взвился вверх, набирая разом несколько сотен футов высоты, поднимаясь под облака, туда, докуда не долетят зенитные ракеты русских. Он был храбрым человеком, этот пилот, но не безумцем, и ему была дорога его жизнь. Ну а русским все равно некуда деться - против них вот-вот обратится вся мощь американской армии, их затравят, точно диких зверей, возьмут в кольцо, обложат со всех сторон и, наконец, прикончат.
        В штабе, расположенном за несколько сотен миль от места боя, суматошного и почти неуправляемого, командир аэромобильной бригады Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, той, что обеспечивала охрану нефтепровода и безопасность немногочисленных американцев, занятых на строительстве, выслушал очередной доклад. Офицер лишь облегченно вздохнул, узнав, что атакованный "Апач Лонгбоу" не был сбит и своим ходом возвращается на базу - потеря вертолета тогда, когда официально не было уже никакой войны, стала бы тяжелым ударом по престижу Армии США... и по его карьере. О том, что почти полностью уничтожено целое отделение десантников, командиру бригады сообщили еще раньше.
        -- Свяжитесь с ВВС, - приказал офицер. - Их самолеты всегда в боевой готовности. Направьте в квадрат Зулу-восемь всех наших "дронов"["Дрон" - жаргонное наименование беспилотного разведывательного самолета] , пусть непрерывно ведут разведку, а координаты передавайте летчикам. Нужно найти этих русских ублюдков и уничтожить их! И не смейте больше терять ни одного человека!
        -- Сэр! Есть, сэр!
        Юный лейтенант, из стен Уэст-Пойнта попавший сразу сюда, прямиком на войну, пусть необъявленную, но оттого не менее жестокую и беспощадную, со всех ног бросился исполнять приказание. Как бы ни старался противник, его участь уже решена. Русские дрались яростно, словно загнанные крысы, и могли больно укусить, но это ничего не смогло бы изменить. Командир аэромобильной бригады приготовился ждать - самолеты наверняка уже на подходе, и скоро ему доложат об уничтожении очередной группы террористов.
        Алексей Басов наблюдал за уходящим к горизонту вертолетом, приложив ко лбу ладонь. Американский "Апач" был уже едва различим на фоне серого, пасмурного неба, превратившись в крохотную мошку, едва различимую точку в вышине.
        -- РПГ против "вертушки" - неожиданный прием, - произнес Олег Бурцев, сам до конца не веривший, что они остались живы, вновь остались живы, обратив в бегство столь грозного врага. - Черт возьми, а ведь мы смогли их испугать!
        -- Прием старый, "духи" еще в Афганистане его использовали против наших же вертолетов. С воздуха попробуй, разбери, управляемый в тебя снаряд летит или неуправляемый! А в Сомали в девяносто четвертом из тех же РПГ тамошние папуасы завалили несколько американских вертолетов. Любое оружие может творить чудеса в умелых руках, сержант!
        -- Американцы привыкли побеждать легко, они не готовы умирать в бою, если есть иной выход.
        -- Мало кто пойдет на смерть, если можно остаться в живых, - пожал плечами Басов, чувствовавший кошмарную, просто нечеловеческую усталость, тем большую от мысли, что их рейд еще не закончен, и нужно продолжать марш. - А если загнать тех же янки в угол, и они будут сражаться, не щадя ни себя, ни своего противника. Просто для них это время еще не пришло, они еще не увидели ту цель, ради которой не жалко и с жизнью расстаться, а вот мы уже к такому готовы. И потому сейчас им нас не победить!
        Судьба дарила полковнику Басову еще один шанс - шанс сохранить жизни бойцов, вывести их из кольца облавы, чтобы продолжить войну и, возможно, увидеть свою победу. Все, чего он сейчас хотел - чтобы попавшие под ракетный залп Бердыев с Осиповым уцелели, каким-то чудом остались невредимы, чтобы вместе вернуться на свою затерянную посреди тайги базу.
        -- Ну, все, хватит отдыхать, сержант, - привычно командным тоном рыкнул Басов, разворачиваясь в сторону перелеска, над которым еще не рассеялся дым взрывов. - За мной, бегом! Мы еще не дошли, так что не расслабляйся без приказа, парень!
        И они побежали туда, где надеялись увидеть живыми своих товарищей. Противник отступил, позволив перевести дух, собрать оставшиеся силы для последнего, решающего броска. Группа продолжала уходить от преследования, а над лесом, растревоженным взрывами, раскатистым треском автоматных очередей и прочими звуками боя, воздух дрожал под ударами вертолетных лопастей.
        Глава 4 Взгляд в прошлое-2
        Побережье Мексиканского залива, Флорида, США 4 июня
        Они собрались все вместе, встретившись вновь, хотя сам факт этой встречи, что свела вместе людей самых разных рангов и чинов, недопустимо обнаруживал существование того общества, которое не имело ни названия, ни своего места в традиционной системе власти. Они выдавали себя с головой, люди, имевшие мало общего между собой, но проводившие вместе слишком много времени. Любой сторонний наблюдатель заметил бы странности этой встречи, а за наблюдениями могли последовать самые разные выводы. Им же следовало всегда оставаться в тени официальных структур, действуя параллельно с ними, но намного эффективнее, чем закрепленные Конституцией властные органы. Эффективнее... и беспощаднее.
        Местом встречи был выбран непримечательный отель в "тропическом раю", у самой кромки теплых вод Мексиканского залива. Это было вполне приличное место, но не отличавшееся особой роскошью, да и расположенное далековато от автострад и аэропортов. В прочем, это скорее было достоинством отеля - мало кто вырывается на уик-энд из душного мегаполиса для того, чтобы каждую минуту полной грудью вдыхать выхлопные газы, слыша гул пролетающих над головой аэробусов и видя вокруг все ту же нервную сутолоку.
        Здесь никогда не было многолюдно, а теперь эти места и вовсе опустели, если не считать обслуживающего персонала, кишевшего всюду. И обслуга эта, молодые мужчины лет тридцати, подтянутые, сосредоточенные, за редким исключением - представители белой расы, хотя обычно на такую работу с охотой принимали менее требовательных мулатов, афроамериканцев или "латиносов", тоже могла натолкнуть на определенные подозрения.
        Возможно, проще было обсудить все вопросы, не покидая своих кабинетов - Интернет, спутниковая связь, мобильная телефония давали такую возможность. Но эти же достижения прогресса давали возможность и врагам - реальным или гипотетическим - быть в курсе всех дел. Угроза того, что переговоры будут прослушиваться, причем не досужими хулиганами-"хакерами", которым важен только сам процесс охоты за чужими секретами, а вполне целеустремленными профессионалами, и заставила членов организации, формально просто не способной существовать в стране победившей демократии, встретиться лично. Тем более, посторонних, которые могли стать нежеланными свидетелями этой встречи, здесь попросту не было.
        Гостей, прибывавших в никому доселе неизвестный отель в течение половины дня, на правах хозяина встречал Натан Бейл. Стоя на открытой веранде, подставив лицо ласковым лучам южного солнца, советник Президента по национальной безопасности смотрел, не отрываясь, на бирюзовую гладь моря, ныне непривычно пустынного. Лишь от самого горизонта, распустив в стороны пенные "усы", двигалась к берегу быстроходная яхта. Увеличиваясь в размерах с каждой секундой, судно шло, не меняя курса, туда, где у деревянного пирса теснились маломерные катера, в иные дни катавшие по заливу туристов, прибывших в этот теплый край, чтобы полюбоваться на пышность настоящих тропиков, прогрев под южным солнышком свои промерзшие в какой-нибудь Дакоте или Орегоне кости.
        От созерцания морского пейзажа Бейла отвлек жужжащий звук мотора, обрушившийся на террасу из поднебесья. Задрав голову кверху, бывший помощник Директора ЦРУ, ныне оказавшийся в "свободном плавании", увидел, как вспыхнула в солнечных лучах обшивка небольшого самолета - "летающей лодки", заложившего вираж как раз над сверкавшим белоснежными стенами отелем. Гидроплан Эйрмастер "Авалон-680", машина штучной сборки, не производившаяся серийно, облетел выстроенный в колониальном "испанском" стиле отель по кругу. Приводнившись в миле от берега, уже по воде самолет-амфибия двинулся к причалу, на котором начиналась привычная суета - несколько человек из обслуги готовились встречать первого гостя.
        -- Сэр, - подтянутый мужчина, кожа которого была покрыта густым загаром, полученным вдали от этих мест, не где-то, а в самом сердце иракской пустыни, осторожно окликнул Натана Бейла: - Сэр, прибыл господин Бейкерс!
        -- Благодарю, Майк, - кивнул советник по безопасности. - Проводите его ко мне. Я буду ждать здесь.
        Загорелый мужчина молча кивнул, выполнив по-строевому разворот "кругом", и неслышно удалился. Здесь было немало таких людей, старавшихся выглядеть незаметными, но видевших все и вся. Гости вообще не должны были замечать их присутствия, но непрошеным никто не смог бы приблизиться к отелю даже на несколько миль. Меры безопасности могли впечатлить любого посвященного - эсминец в море, в нескольких милях от берега, АВАКС, сопровождаемый двумя звеньями истребителей F-15C "Игл", в воздухе, а со стороны суши отель прикрывали мобильные группы снайперов, еще двое суток назад ушедшие в джунгли, и теперь делившие соседство с мостиками и аллигаторами. Крепкие молодые люди, прикидывавшиеся обычной гостиничной прислугой, были последней "линией обороны", и только они знали - или хотя бы догадывались - о том, что на самом деле происходит в этом неприметном месте. Для всех прочих - моряков, летчиков, "зеленых беретов", рыскавших по тропическим зарослям, отбиваясь от туч москитов, - это были очередные маневры, и не более того.
        Со своего "наблюдательного поста" Натан Бейл видел, как из ошвартовавшегося гидросамолета выбрались двое, направившись к главному корпусу отеля, окруженному хозяйственными пристройками. Один шел впереди, широко, по-хозяйски, шагая по дощатому настилу пирса - высокий, прямой, порывистый. Второй шел следом, держась чуть правее - ничто не должно было заслонять линию огня, - привычно охраняя своего господина, даже здесь, куда не мог проникнуть враг, сохраняя бдительность, готовый встретить любую опасность выстрелами в упор.
        Ожидая появления гостей, Бейл вновь принялся наблюдать за яхтой, которая была уже совсем близко, в полумиле от берега, может, даже меньше, вспарывая косо срезанным форштевнем зеркальную поверхность воды, сегодня спокойную, как никогда. Но еще до того, как яхта смогла коснуться причала своим пластиковым бортом, над отелем вновь раздался гул моторов, и под стрекот винта на крохотный квадрат посадочной площадки, угодив точно в центр ее, опустился вертолет. Лопасти еще продолжали вращаться, а единственный пассажир, покинув салон геликоптера, быстрым шагом, переходящим на бег, двинулся к белоснежной коробке отеля.
        Чуть прищурившись - годы давали о себе знать, зрение не становилось острее - Натан Бейл рассмотрел того, кто прибыл в отель на изящном ЕС-120 "Колибри" корпорации "Еврокоптер", конкурировавшей на американском рынке с продукцией "Белл" и "МакДонелл Дуглас". Джинсовая рубашка, стетсон с широкими полями, полностью скрывавший лицо - Джонатан Хаскин не изменял раз и навсегда выбранному образу настоящего ковбоя, простого и грубого техасского парня. Кто-то назвали бы это театром, дешевым шутовством - сенатор США, по совместительству бывший еще и нефтяным магнатом, просто посмеялся бы над идиотами.
        Второй вертолет появился через считанные минуты. Серебристый Белл-206L "Лонгрейнджер" аккуратно приземлился рядом с "Колибри", выпустив из своего чрева еще одного гостя - в расположенный на отшибе отель удобнее всего было попасть по морю или по воздуху, и заместитель председателя Объединенного комитета начальников штабов выбрал второй способ. Генерал Стивенс всегда ценил время.
        Тем временем яхта, яркая игрушка из почти невесомого пластика, мягко ткнулась бортом в причал, и стоявший на носу матрос бросил на берег бухту троса. Мгновение - и яхта уже крепко притянута швартовами к пирсу, а по узким сходням на сушу спустился еще один гость - Алекс Сайерс не отказался совместить важную встречу с приятной морской прогулкой.
        -- Ну, вот, кажется, все в сборе, - с этими словами Натан Бейл прошел в просторную гостиную, где коротали время за вялой беседой те, кто прибыл раньше, и без кого встреча эта не имела бы смысла - каждый посвященный был важен.
        -- Черт, не отказался бы здесь еще погостить, - усмехнулся Айзек Райтман. - У вас есть вкус, Натан! Отличное местечко! Всегда мечтал поохотиться на аллигатора, но проклятые дела отнимают все время!
        Один из совладельцев "Дженерал Моторс" и впрямь имел мало свободного времени - поддержание высокого статуса требовало немалых усилий. Только глупец всерьез верит, что богатые люди почивают на лаврах, предаваясь приятной лени.
        -- Аллигаторы - слишком мелкая добыча для таких хищников, как вы, Айзек! - рассмеялся Рональд Говард. Здесь все были равны, и простой менеджер корпорации "Юнайтед Петролеум", пусть и высшего звена, мог так разговаривать с миллиардером, вхожим в высший свет.
        -- Свой трофей мы уже взяли, - с порога произнес Эндрю Стивенс, заставив всех разом обернуться. - Теперь следует решить, как лучше обойтись с ним, господа!
        -- Прежде всего, генерал, вас следует поздравить с победой, - воскликнул Натан Бейл. - Этот успех - ваша заслуга!
        -- Это заслуга тех американских парней, которые никогда не вернутся домой, которые сгинули в русских степях или морской пучине, которые сгорели на летном поле таллиннского аэродрома, превращенного в филиал ада русскими ракетами. Вот кого нужно благодарить, господа!
        Отповедь генерала заставила многих умерить пыл, растеряв немалую толику восторженного ликования. Эндрю Стивенс не лукавил, вспоминая погибших солдат, моряков, летчиков, и те, кто слышал его слова, чувствовали это, не посмев насмехаться, хотя все они ценили человеческие жизни - кроме собственных, разумеется! - намного дешевле стершейся одноцентовой монетки.
        -- Верно, господа, победа досталась нам немалой ценой, - кивнул Бейл, соглашаясь с мрачными словами Стивенса. - Тем важнее не упустить ее, развить достигнутый успех. Все богатства России в наших руках, и только нам решать, как использовать их!
        -- Владеть и распоряжаться - понятия, между которыми есть разница, и очень большая, - заметил Рональд Говард. - Да, территория России полностью под нашим контролем, но доставить русскую нефть в Штаты - не тривиальная задача. Вся инфраструктура русского топливно-энергетического комплекса с самого начала была ориентирована на то, чтобы поставлять энергоносители географическим соседям. Существуют нефтепроводы, связывающие сибирские нефтяные промыслы с западной Европой, Китаем, есть даже проекты "трубы" в Японию, но протянуть нефтепровод через Атлантику попросту невозможно. Потребуются колоссальные усилия. Нужно сделать очень многое - построить новую сеть транзитных трубопроводов, нефтяные терминалы в русских портах, способных принимать супертанкеры. И потребуются огромные инвестиции!
        -- Но мы должны сделать это! Безопасность Соединенных Штатов зависит от того, удастся ли нам заливать в свои баки русскую нефть. После того, как наши морские пехотинцы спасли от мятежников саудовского короля, Эр-Рияд кажется исключительно лояльным, ни о каком эмбарго отныне не может идти и речи, но все может измениться. Само присутствие на территории Саудовской Аравии наших войск, неверных, как считают мусульмане, чертовы дремучие дикари, вызывает ненависть фанатиков. Да и в окружении короля Абдаллы не все спокойно, есть немало противников нашего влияния. Следует быть готовыми к худшему, господа.
        Это Алекс Сайерс, едва только появившись на пороге гостиной, сразу ухватил нить беседы. Сейчас глава Администрации Президента Соединенных Штатов, человек, без которого глава самой могущественной державы мира порой чувствовал себя беспомощным, растерял свой привычный лоск. Строгий костюм с неизменным галстуком уступил место легким брюкам и цветастой гавайской рубахе, и Сайерс мало чем отличался от остальных "заговорщиков". На их фоне "белой вороной" казался только Эндрю Стивенс. Генерал даже сейчас, не обращая внимания на зной, оставался с привычном мундире с "фруктовым салатом" на груди - планками, обозначавшими всевозможные награды. И планок эти было достаточно, чтобы внушить уважение любому, знакомому и незнакомому.
        Заместитель председателя Объединенного комитета начальников штабов не был кабинетным служакой, и каждый из присутствовавших помнил об этом, сознавая ценность многочисленных наград генерала. В Пентагон Эндрю Стивенс попал прямиком с военно-воздушной базы Мак-Дилл, где с тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года располагался Объединенный штаб Сил специальных операций, структура, которую довольно долгое время возглавлял сам генерал Стивенс. Выполняя планы, разработанные именно им, "зеленые береты", рейнджеры, "тюлени" проникали туда, где их не должно было быть, ведя беспощадную войну с врагами Америки, тайными и явными, чтобы миллионы обывателей могли мирно спать в своих постелях. И сейчас Эндрю Стивенс вел очередной бой за безопасность своей страны, за будущее Соединенных Штатов, которым был предан всей душой. Бой, в сравнении с которым все прежние операции казались не более чем разминкой.
        -- Наших сил не хватит, чтобы взять под контроль всю Саудовскую Аравию, - произнес Стивенс, взглянув на лощеного главу президентской администрации. - У нас попросту не хватит для этого людей, чтобы охранять все эти нефтяные вышки. Вообще я против того, чтобы размещать там войска на постоянной основе. Американские солдаты рядом с мусульманскими святынями - Меккой и Мединой - для местных фанатиков что красная тряпка для быка, да и те, кто прежде терпимо относились к нам, могут изменить свое мнение. Я не высокого мнения о способностях арабов, как бойцов, но никуда не годится, если наши часовые каждый день будут отстреливать смертников, увешанных взрывчаткой, у ворот своих баз. В конце концов, кому-то из этих психопатов может и повезти!
        -- Верно, Ближний Восток может вспыхнуть в любой момент, и именно поэтому нам нужна русская нефть - с подавлением мятежа в Эр-Рияде еще ничего не закончилось, - убежденно произнес Натан Бейл. - Все только начинается, и трудно предсказать, что нас ждет. А мы сейчас не в том состоянии, чтобы влезать в еще одну войну, пусть и вялотекущую.
        -- Король будет теперь защищать наши интересы, - предположил Реджинальд Бейкерс, человек, благодаря которому среди аравийских песков и взвился звездно-полосатый флаг. - Он обязан нам жизнью, а такой долг невозможно забыть. В Абдалле мы можем быть уверены.
        Лишь на миг глава АНБ вспомнил об одном саудовском принце, к сожалению, лишенном возможности унаследовать престол королевства, и о самоуверенном начальнике королевской разведки, повершившем, что на равных может играть с главой одной из самых мощных спецслужб этой планеты. Глупцы поверили обещаниям, доверились неверному - ему, Реджинальду Бейкерсу, и теперь ждали заслуженной казни. Король Абдалла не прощал предателей. Что ж, они знали, на какой риск идут, и оказались слишком простодушными для тех интриг, которые плели в тиши королевского дворца в Эр-Рияде. Иногда такие глупцы оказываются на вес золота.
        -- Но не в его окружении! У короля немало противников, - не сдавался Сайерс, словно бы лучше других видевший скрытую угрозу, и призывавший остальных к бдительности. - Власть Абдаллы вызывает зависть многих!
        За стенами отеля, отгородившегося невидимой, но прочной завесой от всего остального мира, свирепствовал тропический зной, а под его сводами становилось жарко от нараставшего накала беседы. Здесь и сейчас решались слишком важные вопросы, чтобы оставаться спокойными и равнодушными. Решалась судьба мира, ни много, ни мало, а это стоит того, чтобы немного поволноваться. Это было сродни шахматной партии, только здесь единственный неверный ход может привести не к поражению, а к гибели, и последним, что увидит неудачливый игрок, будет то, как привычная вселенная рушится в бездну хаоса.
        -- В любом случае, раз уж мы разгромили армию русских, раз наши солдаты заняли территорию России, нужно с пользой распорядиться таким трофеем, - заметил Натан Бейл. - Нам не о чем спорить, господа! Русские оказались слабы, они не смогли защитить те богатства, которые им подарила сама природа - или Всевышний, если вам угодно - и теперь они обязаны достаться нам и только нам. Армия сделала свое дело, теперь ход за нами. Нужно сделать многое, чтобы военная победа не превратилась в политическую катастрофу.
        -- Что вы имеете в виду, Натан? - Нахмурился Алекс Сайерс, едва не поперхнувшись свежевыжатым апельсиновым соком, который не спеша потягивал из высокого стакана. - Россия в наших руках, мы решаем ее судьбу, разве не так?
        Вместо Бейла, отвлекшегося, чтобы тоже сделать глоток фруктового коктейля, ответил Реджинальд Бейкерс. Глава АНБ с полуслова понял своего бывшего коллегу и, отчасти, конкурента.
        -- Нам нужна единая и неделимая Россия, стабильная, но слабая, такая, чтобы всех ее сил, всех ресурсов хватало только на поддержание внутреннего порядка. Но для этого нужно создать там новую систему управления, восстановить или создать заново все институты власти, поставить над русскими правителя, которого они приняли бы, пусть не все, не большинство. Но и такого при этом, кто будет лоялен к нам, кого мы сможем контролировать, не слишком часто прибегая к силе.
        -- Россия - лакомый кусок, не мы одним хотим владеть ее богатствами, кстати, весьма относительными, - подхватил Натан Бейл. - Те же запасы русской нефти не идут ни в какое сравнение с залежами "черного золота", скрытыми под песками аравийской пустыни. Но важны не только запасы ископаемых - даже территория, будь это дремучие леса или безжизненные горы, имеет ценность. Китайцам, например, давно уже стало тесно в своих границах. Их мегаполисы переполнены, ресурсы истощаются, им важна сейчас каждая бочка нефти, каждый акр свободной земли. Ведь западная часть Китая - это пустыни и горы, почти не предназначенные для жизни. А под боком у них - Сибирь, практически не тронутая цивилизацией, с огромными запасами минерального сырья, полноводными реками, зелеными лесами. Население этой части России не превышает полутора десятков миллионов человек, ничто по сравнению с полутора миллиардами "желтых" соседей, пустота, вакуум. А ведь, как известно, природа не терпит пустоты. И может случиться так, что русскую армию разгромили мы, а русская земля достанется китайцам или кому-нибудь еще.
        -- Они не посмеют, - отмахнулся Алекс Сайерс. - Это фантастика!
        Сок и коктейли были забыты. Заговорщики ожесточенно спорили, подавшись вперед в своих креслах, чувствуя все большее возбуждение. Это было в чем-то сродни традиционному "мозговому штурму" - каждый сейчас пытался предугадать будущее, заодно отыскав самый верный путь, чтобы избежать тех трудностей, что могут наступить.
        -- Фантастикой казался и захват России, но мы - мы! - сделали это, за несколько дней сломив сопротивление русских, не дав им в последний миг воспользоваться самым сильным своим козырем - ядерным оружием, которое, кстати, много лет подряд сдерживало и тех же китайцев. Мы сокрушили армию, почти ни в чем не уступавшую своей собственной, сделали это с ничтожными в сравнении с такой победой потерями, а ведь поначалу едва ли кто-то всерьез верил в подобный исход. То, что сегодня кажется фантастикой, полным бредом, завтра станет воплощенной реальностью.
        -- Если проявим слабость, то легко потеряем Россию, - согласно кивнул Реджинальд Бейкерс. - Только своими силами мы не справимся. России, как страны, сейчас нет. Есть только территория, да линия границы, существующая только на картах. Нельзя допустить распада страны. Восток, всю Сибирь до Урала, отхватят себе китайцы - их там уже сейчас живет, легально и нелегально, больше, чем самих русских. А на юг с Кавказа ринутся мусульманские фанатики и просто бандиты, скрывающиеся в горах, и тогда хлынут реки крови, начнется резня. Мы это уже проходили - в Югославии, когда она распадалась. Безжалостная, дикая, кровавая война шла под самым боком у цивилизованных европейцев. Христиане и мусульмане, сербы, хорваты, боснийцы, албанцы убивали друг друга, мы прилетали, бомбили, они успокаивались, а потом, когда мы улетали, все начиналось снова. Людей заживо сжигали в церквях, находили братские могилы с великим множеством мертвых тел. Под корень, до последнего человека вырезали целые селения! То же может повториться и в России, но если прежде счет погибших шел на сотни, то теперь - на сотни тысяч. А у нас в руках
останется только Центральная Россия, европейская часть страны, ну, еще север, где нет ни нефти, ни газа, нет ничего - только тысячи преданных собственным правительством, вдруг оказавшихся никому не нужными русских офицеров и солдат, тоже тех еще фанатиков, которые, плевав на все приказы, хотят - и могут - дальше сражаться с нами.
        -- И что же вы предлагаете? На территории России и так находятся наши войска, разве мало этого? Кто посмеет перейти русскую границу, зная, что по ту сторону его встретят американские солдаты?
        -- Всей нашей армии не хватит, чтобы одновременно поддерживать порядок внутри России, по всей ее огромной территории, и охранять границы, - отрезал генерал Стивенс. - Россия - это не Гренада, не Косово и даже не Ирак. Если мы отзовем войска, дислоцированные по всему миру, даже этого будет недостаточно. У нас нет столько людей, но даже если бы и были, их жизни слишком дорого стоят. Это дело самих русских, а мы можем им только помочь, присмотреть за ними.
        -- Нами уже сформировано временное правительство из числа русских политиков, менее всего "засветившихся" в недавних событиях, связанных со смещением президента Швецова, - сообщил Натан Бейл. - Пришлось делать нелегкий выбор между послушными и теми, кто готов действовать не за страх, не за деньги, а за совесть, настоящими патриотами, которые не желают, чтобы их страна рухнула в хаос гражданской войны, не погрязла в череде война на границах.
        Это был один из ключевых моментов плана "Иерихон" - замысла, появившегося отнюдь не вчера, существовавшего почти неизменно, несколько десятилетий, оставаясь полнейшей тайной для всех, за исключением ничтожного числа посвященных, которых почти никогда не было больше десятка одновременно. В плане менялось многое, кроме сердцевинной его идеи - Россия должна покориться или исчезнуть, ибо никто не смеет оспаривать роль богоспасаемой Америки на то, чтобы стать лидером всего человечества. И не важно, нравится ему, человечеству, такой вожак, или нет.
        План претерпел немало изменений. Каждая эпоха требовала своих инструментов для достижений поставленной цели - и потому закованные в броню линкоры уступали место атомным субмаринам, эскадры тяжеловесных бомбардировщиков "Суперфортресс" - стремительным и неуловимым ракетам "Томагавк", стелющимся низко над землей, а потому невидимым для любых радаров. Но никогда и никто не ставил задачей сжечь своего врага дотла в атомном пламени, а потому после военной победы ничего не заканчивалось, лишь наступало время перейти к новому этапу замысла.
        Даже если бы Россия, как государство, исчезла, осталась бы огромная территория, и остался бы народ, которым нужно править. И потому десятки, сотни искушенных аналитиков изучали все доступные особенности личностей наиболее заметных представителей элиты врага, военной, культурной, политической, выбирая тех, кто здесь и сейчас, начнись война прямо сегодня, стал бы исполнять приказы победителя. Это была непростая задача - выбрать тех людей, за кем пошел бы их народ, но кто сам при этом оказался бы послушным и покорным чужой воле.
        Состав правительства "новой России", того, которое должно было стать ширмой для прикрытия любых дел победителей, постоянно менялся - старые люди уходили, вместо них появлялись новые, и кто-то из них непременно был, пусть и потенциально, сам еще не зная об этом, готов сотрудничать с врагом. Порой - искренне веря, что делает это исключительно из лучших побуждений, на благо собственного народа. Разубеждать в их этом, конечно же, никто и не думал.
        План "Иерихон", невероятно "живой", менявшийся буквально каждый день, оставался, однако, эффективным, и теперь в его действенности разом убедился весь мир. Но если мир уже поверил, что все закончилось, уже почти приняв вновь установившийся порядок вещей, то безвестные "архитекторы" блистательной победы лишь готовились к тяжелым трудовым будням. И сейчас Натан Бейл, как заправский лектор, излагал дальнейший замысел, целью которого было достижение его страной абсолютной власти в этом мире.
        -- Второй этап - создание сил безопасности, русской полиции, которая под нашим контролем будет бороться с террористами и экстремистами, с теми, кто еще сомневается в нашей победе. Пусть русские убивают друг друга, если им этого так хочется, но американские солдаты больше не должны гибнуть. В прочем, наши войска останутся в России, разумеется, имея статус миротворцев или еще кого-то подобного - за русскими нужно хорошенько присматривать.
        -- Кстати, Натан, вы предложили президенту кандидатуру на роль командующего этими миротворческими силами? - как будто только сейчас вспомнил Сайерс.
        -- Командующий Десятой легкой пехотной дивизией, генерал Камински. Он и его бойцы проявили себя с лучшей стороны в этой кампании... и понесли, пожалуй, наибольшие потери. В южнорусских степях был почти полностью уничтожен целый батальон, всего за несколько минут оборвались жизни полутысячи американских парней, ни один из которых не дрогнул. Поэтому генерал не испытывает жалости ни к одному русскому, и, если будет нужно, станет действовать с предельной жесткостью, не оставляя шансов своим противникам. И они должны это сознавать уже сейчас.
        -- А почему не генерал Стивенс? Ведь весь этот план принадлежит именно ему, и это было бы справедливо.
        Они лениво потягивали коктейли, подставляя лица легкому ветерку - под потолком мерно вращалась крыльчатка вентилятора, разгоняя горячий влажный воздух. Несколько человек, забывших про свои дела, собравшихся вместе, чтобы провести время за приятной неторопливой беседой - беседой, после которой запросто может перестать существовать мир, привычный многим поколениям людей всех цветов кожи, национальностей и любой веры. А новым миром, миром, выкованным в огне войны, вырвавшемся из пламени, словно мифический Феникс, будут править, все время держась за спинами "демократически выбранных президентов", именно эти люди, что расслабленно пили ледяной лимонад, развалившись в легких плетеных креслах.
        -- Наше главное правило - оставаться в тени, - ответил сам Эндрю Стивенс. - И я не желаю нарушать его, для этого нет по-настоящему веских причин. А Мэтью Камински - отличный парень, настоящий патриот, опытный командир, храбрый, рассудительный, уважаемый своими солдатами.
        -- Он, кажется, поляк? - уточнил Рональд Говард. Менеджер "Юнайтед Петролеум" уже понимал, что судьба русской нефти - того заветного приза, ради которого на алтарь победы легли сотни американских солдат - станет его судьбой, а, значит, придется поближе познакомиться и с тем, кто ее, нефть, сейчас охраняет от любителей легкой добычи.
        -- Он американец во втором поколении. Его семья бежала из Польши перед Второй мировой войной, дед, получивший американское гражданство, воевал в Корее, отец успел побывать во Вьетнаме, был даже награжден, сражаясь за новую родину, но кровь есть кровь. Мытью Камински - больший патриот Америки, чем иной потомственный американец, но славянские корни у него остались. Так что, надеюсь, генералу Камински удастся лучше других разобраться в загадочной русской душе, ведь он сам сродни этим русским.
        -- В генерале Камински сомнений нет, - помотал головой Алекс Сайерс. - А вот насколько надежно это русское правительство?
        -- Пока в Москве находятся наши солдаты - оно абсолютно надежно, - довольно оскалился Эндрю Стивенс. - Если русские дернутся, парни из Десятой пехотной и десантники из Восемьдесят второй раскатают по кирпичику их чертов Кремль и возьмут все ублюдков за задницы. Но мы вечно не сможем держать русских под прицелом.
        -- Нужно сделать так, чтобы русские были заинтересованы в сотрудничестве с нами, хотя бы только русское "правительство", - предложил Рональд Говард. - Они должны понять, что сами по себе никому не нужны, что их попросту сожрут те же китайцы или еще кто-нибудь, стоит только нам "забыть" о России. Если новая русская "элита" осознает свою никчемность, они собственными руками будут душить тех своих соотечественников, кто посчитает наше присутствие на их земле оккупацией.
        -- Повяжем их кровью, - понимающе кивнул Эндрю Стивенс, вовсе не тот туповатый, но исполнительный солдафон, каким он мог казаться, но человек, искушенный в политике.
        -- Этого мало, - возразил Натан Бейл. - Каждый русский, а не только те, кого мы приведем к власти, должен понимать, что без нас они все пропадут. Нужно завязать их экономику на взаимодействие с нами, а для нас экономика России - это, прежде всего, русская нефть и газ.
        -- Сейчас на девяносто процентов энергетический комплекс России направлен на Европу, отчасти - на Китай, а нам это не нужно, - произнес оказавшийся в своей стихии Говард. - Хорошо, если арабская нефть так и будет дальше течь потоком в баки американских авто, но если что-то пойдет не так, нужен запасной вариант. Существует уже несколько проектов транспортных систем, которые позволят направить русскую нефть через Атлантику. Мы создадим тот самый "запасной аэродром", ради которого все и началось, а заодно дадим работу самим русским. Пусть валят лес, тянут трубы, создают новую инфраструктуру, ну а мы оплатим их труд. И если русским будет, на что поесть и выпить, вряд ли они захотят бунтовать - обычному человеку чужды все эти разговоры о политике и патриотизме, ну а тех, кто все же будет против, задавят сами русские.
        -- Во всем этом есть один спорный момент, - прервал Говарда глава Администрации Президента. - Если русская нефть потечет к нам, что будут делать те, кто ее лишится? Как поведут себя европейцы? Война началась под предлогом обеспечения энергетической безопасности Европы, и как теперь поступят все эти немцы и французы, поняв, что остались с носом?
        -- Эти трусливые ублюдки уже проявили себя, - злобно рыкнул Стивенс. - Они выгнали наши войска со своей территории, закрыли свое небо для наших самолетов. Чертовы союзники! Они хотят, чтоб Америка защищала их, но если почувствуют хоть намек на опасность их сытому мирному существованию, то сами же тотчас ударят нам в спину. Это предатели! С ними разговор должен быть короткий!
        Эндрю Стивенс помнил тот шок, что испытал, узнав о блокаде американских баз немецкими войсками, о том, что истребители Люфтваффе перехватывают самолеты американских ВВС, возвращающиеся после ударов по территории России. все устремления, все мысли генерала и тех офицеров, которые вместе с ним воплощали в жизнь сложнейший план, были направлены на то, чтобы не дать русским придти в себя, собравшись с силами для ответного удара, который запросто мог стереть с лица земли и саму Америку. И в тот миг, когда страсти достигли наивысшего напряжения, прежде пытавшиеся казаться верными союзниками, европейцы, за редким исключением, совершили самое настоящее предательство. Немудрено, что первым желанием генерала Стивенса было отдать приказ о нанесении удара по самим немцам, замкнувшим настоящее кольцо вокруг Рамштайна. Раскатать в тонкий блин обнаглевших "колбасников" - и завершить начатое, уже без лишних помех разделавшись с русскими, врагом намного более серьезным, чем кто-либо иной. К счастью, обошлось без этого, но осадок остался, и теперь при малейшем упоминании о "партнерах по НАТО" в душе генерала
поднималась всесокрушающая волна гнева, жгучей ненависти, ничуть не ослабевавшей со временем.
        -- Европейцы получат ровно столько, сколько мы им позволим, - отрезал Натан Бейл. - Теперь в союзниках у нас нет необходимости. Не больно то они нам помогают в Ираке или Афганистане, а те же немцы еще и устраивают всякие провокации, а отдуваться за "Младших братьев" приходится как раз нам. Но и портить отношения с ними со всеми разом тоже не стоит. Русский газ для нас бесполезен, его через океан доставить практически невозможно, тем более, в промышленных объемах. Так что газ пусть достанется европейцам, а нам нужна русская нефть. И чем быстрее - тем лучше!
        Взгляды заговорщиков, деливших заслуженную награду, обратились к Рональду Говарду. Менеджер "Ю-Пи", отвечавший в корпорации за перспективные проекты, хотя бы за то же освоение иракской нефти, впрочем, не спешил с ответом. Затягивая паузу, он сделал большой глоток освежающего коктейля, долго смакуя напиток, перекатывая его во рту, и лишь когда нетерпение собравшихся стало почти осязаемым, заговорил.
        -- Русскую нефть мы никому не отдадим, это обсуждений не требует и в доказательствах не нуждается, - произнес Говард, завладев вниманием своих собеседников. - Нам сейчас требуется решить одновременно две задачи, обе - сложные и срочные. Во-первых, чтобы европейские союзники успокоились, нужно восстановить подачу газа, а это требует немалых усилий. Чеченцы, или кто там взорвал газопровод, постарались на славу, восстановительные работы займут достаточно времени.
        -- Слишком много чести для трусливых ублюдков, - скривился Эндрю Стивенс, по-военному прямолинейный и никак не желавший забывать столь явного предательства.
        -- Не стоит равнять всех, генерал, - покачал головой Сайерс. - Немцы показали свое истинное лицо, но многие были готовы поддерживать нас и дальше. Поляки, чехи, румыны - они от своих обязательств не отказывались, и не их вина, что вся наша инфраструктура была завязана на Германию с ее Рамштайном, или британские базы. Президент не склонен прощать предательство, но союзники, оставшиеся верными своему долгу, не должны страдать, иначе и они могут в нужный момент отвернуться от нас. Поэтому сейчас европейцы должны ощутить нашу поддержку. И потом, от русского газа нам пользы все равно нет, так зачем жадничать? Все равно мы будем держать европейцев за горло, ведь стоит только перекрыть пару вентилей, и вся их промышленность остановится за несколько дней, а сами они замерзнут в своих квартирках.
        -- Вы позволите продолжить, господа? - В голосе Рональда Говарда прорезались язвительные нотки - никто, и он в том числе, не любил, когда обрывают на середине фразы. - Прошу, вопросы политики решайте сами, вы в этом более сведущи, так что вам и карты в руки. Я же больше занят технологией. Вы говорите, куда должна потечь нефть, я делаю так, чтобы для нее появилась подходящая труба. И сейчас, пока окончательное решение не принято, я исхожу из того, что мы одновременно должны наладить поставки энергоносителей в Европу, и при этом обеспечить русской нефти доступ в Штаты. А это - нетривиальная задача, справиться с ней, конечно, мы можем, но придется затратить немало средств, привлечь все ресурсы. Речь идет о перестройке всей транспортной системы, многое придется делать с нуля, в тяжелейших условиях, и не только климатических - русские вполне справедливо считают нас оккупантами, и выступления против американского присутствия уже начались.
        -- Армия подавит любые вылазки, - выпятив для убедительности нижнюю челюсть, сказал, как отрезал, генерал Стивенс. - Пусть только эти русские дадут нам повод разобраться с ними окончательно.
        -- Русские дадут вам повод, но Президент не даст приказа, - покачал головой Алекс Сайерс. - Джозеф Мердок за то, чтобы сократить наше военное присутствие в России. И так слишком многие недовольны этим актом оккупации, в ООН идут бурные обсуждения. Нас могут обязать уйти из России, так что ни о каких карательных операциях пока даже не мечтайте.
        -- Чертовы пигмеи! Кто посмеет нам говорить, что делать, а чего не делать?! Кто посмеет указывать Америке, какую политику ей проводить?!
        Эндрю Стивенс завелся не на шутку. Привыкнув к тому, что за его плечами - вся мощь единственной в мире сверхдержавы, генерал не мог допустить и мысли о том, что кто-то установит правила, по которым его стране - великой Америке - придется играть в ущерб собственным интересам.
        -- Тем не менее, такова политика Белого Дома, - не менее жестко произнес глава Администрации Президента, здесь и сейчас озвучивший официальную политику своей страны. - Армия не должны привлекать к себе слишком много внимания, действуя в России. Все, на что вы можете надеяться - разрешение стрелять, если русские первыми начнут стрелять в ваших людей, причем не просто в их направлении, а прицельно, так, чтобы это не могло казаться случайностью.
        -- С помощью армии, или без, но мы готовы сделать все необходимое, - вновь напомнил о себе Рональд Говард. - Хотя лучше, если наших инженеров будут охранять американские солдаты. Но, как бы то ни было, при соответствующем финансировании, мы сможем создать систему трубопроводов и всю необходимую инфраструктуру, завязанную на какой-либо русский порт на незамерзающем море, чтобы танкеры круглый год могли курсировать через Атлантику, доставляя сюда, в Штаты, их нефть. Нам нужен год, чтобы начать поставки в промышленных объемах, ощутимых для энергетики, но чисто символически мы можем это сделать уже через шесть, максимум - десять месяцев, если начнем работы немедленно. Проект уже готов. По самым скромным подсчетам, наша идея требует порядка четырех миллиардов долларов. Сейчас, когда "Юнайтед Петролеум" крепко завязла в Ираке, осваивая разрушенные во время последних войн месторождения, таких средств у корпорации нет. Потребуются инвестиции, и немалые. Но эффект я могу гарантировать, главное, чтобы нам не стали мешать.
        Все, даже генерал Стивенс, побагровевший от праведного гнева, слушали своего товарища молча, впитывая каждое слово. В чем, в чем, но в вопросах, связанных с технологией транспортировки нефти, Рональд Говард был профессионалом, ничуть не худшим, чем тот же Эндрю Стивенс - в своем деле. И потому его речь восприняли с предельной серьезностью, и, когда Говард умолк, комментарии последовали не сразу - то, что он сообщил, требовало хотя бы пары минут на осмысление.
        -- Заманчивая идея, хотя и не знаю ее деталей. - Сенатор из Техаса с присущей его землякам прямолинейностью и какой-то деревенской грубоватой простотой решил высказаться первым. Немудрено - в этом южном штате хватает и нефти, и тех, кто разбогател на ней, а, значит, разбирается в вопросе весьма неплохо. К таким относился и сам Джонатан Хаскин. - Я бы не против вложить в ваше дело несколько сотен миллионов, - усмехнулся сенатор, катая в уголке рта неизменную сигару, сейчас даже не зажженную - никто из собравшихся не курил. - Но только тогда, когда буду полностью уверен, что мои доллары не взлетят на воздух, если какой-нибудь чертов русский пронесет на строительную площадку пару килограммов "Си-четыре".
        -- Даже без поддержки армии мы обеспечим безопасность ваших вложений, сенатор, - пожал плечами Говард. - У "Ю-Пи" неплохая служба безопасности, в Ираке мы обходимся своими силами, лишь изредка привлекая местных, и наши потери пока минимальны - за год боевики убили только одного нашего специалиста, да еще полдюжины местных рабочих погибли при нападениях или подорвавшись на минах. Думаю, в России будет если и сложнее, то не намного. Ваши доллары будут в целости и сохранности, Джонатан!
        -- Найдите эти четыре миллиарда, Рональд, - произнес Натан Бейл. - Мы должны придти в Россию всерьез, навсегда. Пусть уйдет с их земли последний американский солдат, но если экономика России будет основана на экспорте нефти, и львиную долю этой нефти будем покупать мы, и добывать ее будем мы, и все трубопроводы будут протянуты так, чтобы удобнее было качать нефть в Штаты, русские станут самым верным нашим партнером. А все остальные будут заискивающе просить у нас хотя бы немного, хотя бы какие-то крошки, лишь бы не замерзнуть, лишь бы их не парализовал энергетический кризис.
        -- Мы наладим связи с русскими, теми, кто в новом правительстве отвечает за энергетику, - кивнул Говард. - Мы заставим русских отдать нам подряды на все работы. Они сами, черт возьми, оплатят поставки их же собственной нефти в Америку! Они будут заинтересованы в нас, как никто иной, и сами подавят любые выступления, расправятся с недовольными!
        Натан Бейл кивнул, не тратя лишних слов. Он хорошо знал Рональда Говарда, как настоящего профессионала, ловкого дельца, готового идти на риск, если он оправдан, и не считающегося ни с чем, лишь бы добиться желаемого результата. Эти качества знали и члены совета директоров "Ю-Пи", и акционеры крупнейшей в штатах нефтяной компании, запустившей "щупальца"-трубопроводы в самые разные страны, большинству американских обывателей казавшиеся сущей экзотикой - от Нигерии и Судана до Индонезии. А это значит, к мнению Говарда прислушаются, и, если использовать кое-какие рычаги, недоступные обычному, пусть и высокопоставленному менеджеру, пойдут навстречу, приняв его план. И тогда "Иерихон" победит.
        -- С новым правительством вы договоритесь, Рональд, - кивнул Реджинальд Бейкерс, тоже признававший профессионализм Говарда. - А как быть со старым, господа? Аркадий Самойлов в наших руках, на одной из бывших русских авиабаз в Подмосковье. Нужно решать, как с ним поступить.
        -- Как некстати нам удалось взять его живым, - мрачно кивнул Натан Бейл. - Самойлов знает слишком много, было бы лучше, если бы при захвате парни из Восемьдесят второй нашпиговали его свинцом!
        Премьер-министр России, ожидавший решения своей участи в Раменском, оказался не меньшей проблемой, чем европейцы, ждущие, когда к ним снова потечет русский газ, или сами русские, кажется, готовые начать партизанскую войну против "оккупантов", лишь бы самим продавать свою нефть. Глава русского правительства, обвиненный в перевороте, свержении и едва ли не убийстве президента Швецова, был, наверное, единственным, кто точно знал причины этого "переворота". И он же знал, при каких обстоятельствах действительно погиб его президент, как настоящий солдат, принявший последний бой с американскими "коммандос", тем врагом, к схватке с которым Алексей Швецов готовился половину своей жизни.
        -- Если Самойлов заговорит, у нас могут быть неприятности, - согласился Алекс Сайерс. - Мятеж Самойлова был поводом для вторжения, если кто-то узнает, что мятеж спровоцировали мы сами, это будет катастрофа.
        -- Слова не дорого стоят, - хмыкнул генерал Стивенс. - Пусть говорит что угодно!
        -- Слова обычного человека - да, но это глава правительства второй по мощи державы планеты, к нему прислушаются, пусть даже и не поверят до конца, - возразил Бейкерс. - Для нас будет лучше, если он замолчит навсегда!
        -- Десантники готовы выполнить любой приказ, но нужно было беспокоиться раньше - наши люди не станут палачами, - отрезал Эндрю Стивенс. - В бою случается всякое, некогда разбираться, кто перед тобой, если отовсюду палят какие-то ублюдки и у каждого в руках оружие. А стрелять в министра ничуть не труднее, чем в обычного пацана-новобранца. Но убивать безоружного пленника - это не дело солдата. Если хотите избавиться от Самойлова - сами думайте, как это сделать. Но лично я рад, что мы взяли его живым - приказ русского министра о прекращении огня позволил нашим танкам войти в Москву без боя, а иначе половина Третьей механизированной так и осталась бы на подступах к русской столице.
        -- Смерть Аркадия Самойлова сейчас вызовет слишком много подозрений, - заметил Сайерс. - Если он умрет, находясь в наших руках, неважно, что станет причиной. Придется долго оправдываться. Пусть лучше это сделают сами русские. Нужно отдать Самойлова им, и тогда ответственность за его гибель ляжет на них самих, а мы их еще и оправдываться заставим.
        -- Самойлов - это, конечно, проблема, - подумав, произнес Натан Бейл. - Он знает много, и лучше, если он будет молчать. Ясно, что он не хочет оказаться козлом отпущения. Но я полагаю, что он все же хочет жить, иначе наши десантники взяли бы его в том бункере, лишь расстреляв в упор. Так что он будет молчать, если дать понять ему, что мы сохраним в обмен на это жизнь. Так что это не самая серьезная проблема из тех, какие нам предстоит решить в самом скором времени, чтобы все усилия, все потери не оказались напрасными.
        Они решали судьбы целых государств, замахиваясь на судьбу всего мира, так что выбрать участь одного единственного человека для них было сущим пустяком. Глава русского правительства, до последнего старавшийся избежать большой беды для своего народа, подчинившийся пресловутому принципу "меньшего зла", решившись на свержение своего президента, лишь бы сохранить мир для всей России, был списан со счетов. Пленнику, ожидавшему решения своей участи под бдительной охраной американских солдат, была подарена жизнь. Он был слишком мелкой фигурой для тех, кто незаметно, но неумолимо менял привычную картину мира, перестраивая его сообразно своим идеалам.
        -- Генерал Стивенс сделал свое дело, - произнес Натан Бейл. - Россия в наших руках. Теперь черед мистера Говарда. Все богатства этой страны должны стать нашими. Русские оказались слабы, значит, мы будем распоряжаться тем, что они не смогли защитить. Так будет справедливо. Рональд, мы полностью доверяем вам, но напоминаем, что нужно действовать быстро. Если в Белом Доме не почувствуют реальную выгоду от этого предприятия, президент может решить, что лучше уйти из России, оставив их проблемы самим русским. Этого допустить нельзя.
        -- Собрание акционеров "Юнайтед Петролеум" через неделю, - кивнул Рональд Говард. - Я смогу убедить их вложить еще средства в освоение нефтяных месторождений России. Это лакомый кусок, о котором мечтали многие. Полумифические богатства Сибири, о которых точно неизвестно, есть они или это просто сказка, мало кого составят равнодушными. Мы не уйдем из России, пока не заберем все, что можно взять в этой стране!
        -- У вас мало времени, - напомнил Реджинальд Бейкерс. - Результат нужен в самом скором времени, чтобы все сомневающиеся и колеблющиеся перестали сомневаться. Если кто-то будет упорствовать, мы тоже вмешаемся. А вам следует быть как можно более убедительным.
        -- Я сделаю это!
        Последний прозвучавший на просторах России выстрел означал, что игра вовсе не закончилась - просто начался новый ее этап. И в этой игре Рональд Говард был готов участвовать со всем возможным азартом, готовый рисковать, если на кону стоит действительно ценный приз. А сейчас награда казалась более чем достойной.
        -- Мы понесли слишком большие жертвы, чтоб остановиться на полпути, - напомнил Натан Бейл, хотя в подобных напоминаниях сейчас не было нужды - каждый из собравшихся отлично знал, во что его стране обошлась эта блистательная победа. - Наша мечта осуществилась сейчас. Сбылось то, чего все мы ждали так долго - Америка станет действительно единственной сверхдержавой на планете, и уже никто не посмеет оспаривать нашу волю. Наши технологии и русские ресурсы обеспечат нам абсолютную независимость от остального мира, и нам никто не сможет помешать.
        Они были настоящими патриотами, эти люди, на несколько часов вырвавшиеся из привычной суеты, чтобы решить действительно важные, жизненно важные проблемы, касающиеся даже не отдельной страны, а всего мира, покорно следовавшего за своими безымянными и безликими поводырями. Ни один из них не старался ради личной выгоды, хотя и знал, что если их замысле ждет успех, никто из них самих не окажется обделен. Величие своей страны, которую каждый из них любил, искренне желая ей процветания, заставляло их бросать на алтарь победы все новые и новые человеческие жизни. Право, не великая цена за то, чтобы быть причастными к превращению мечты в реальность.
        -- У нас немало дел, господа, - на правах старшего произнес Натан Бейл, подводя итог беседе. - Не смею вас задерживать более.
        Они выпали из привычной жизни на непозволительно долгое время, и теперь спешили вернуться к обычным делам. Вертолеты, сделав круг над неприметным отелем, в стенах которого решались поистине судьбы мира, умчались за горизонт, унося с собой Джонатана Хаскина и генерала Стивенса. Лишь сверкнули напоследок борта винтокрылых машин, поймав яркие лучи тропического солнца, уже клонившегося к закату в этот час. Вспенив за кормой спокойную воду, взбив белую пену лопастями гребного винта, отчалили от пирса казавшаяся игрушечной яхта - это Алекс Сайрес спешил вернуться в Белый Дом, чтобы глава государства, и знать не знавший, что стал лишь фигурой, пусть и не пешкой отнюдь, в чужой игре, был под присмотром.
        Гости, собравшиеся втайне в этом уединенном месте, разъезжались, по-деловому сухо прощаясь с Натаном Бейлом, игравшим сегодня роль хозяина. Последним отель покинул Реджинальд Бейкерс, и советник президента по безопасности лично отправился провожать главу АНБ, вместе с ним дойдя по чуть поскрипывавшим доскам пирса до покачивавшегося на слабой волне гидроплана.
        -- Думаю, мы не зря сегодня встретились, - произнес с казавшимся безразличием Бейкерс, остановившись в узких сходень, и взглянув сверху вниз на Бейла - глава разведывательного ведомства был выше бывшего замдиректора ЦРУ на голову. - Нужно скоординировать действия каждого, иначе получим обычный хаос, который так по душе этим чертовым русским!
        -- Да, верно, встретились не зря. Полезно посидеть вот так, поговорить с глазу на глаз, поделиться идеями, просто своими мыслями.
        Широко расставив ноги, Натан Бейл, плотный, даже излишне плотный, заплывший жирком от сидячей работы, смотрел на покачивавшегося на пятках Бейкерса. Они могли бы обойтись и без личной встречи - современные средства связи позволяют творить чудеся, так что люди, находящиеся хоть на разных полюсах, могут часами непринужденно беседовать между собой. Но, во-первых, связь уязвима, и будет очень нехорошо, если разговор окажется известным кому-то, кому вообще не положено знать, что может объединять таких разных людей, как, например, менеджер нефтяной компании, и генерал и Комитета начальников штабов. Ну, а во-вторых, личная встреча вносит хоть какое-то разнообразие в суету дней каждого из тех, кому довелось решать судьбы всего человечества в этот прекрасный летний день в этом прекрасном месте.
        -- За делами в России нужно смотреть в оба, - напоследок напомнил Реджинальд Бейкерс, уже ступив одной ногой на шаткие сходни, уводящие в проем распахнутого люка в борту "летающей лодки". - Там может завариться такая каша, что потом будет не расхлебать. Русские раньше показывали, на что они способны в безвыходных ситуациях.
        -- Русские уже не те, - отмахнулся Бейл. - Они теперь радуются, что остались в живых, и не думают о чем-то большем. Те, кто был готов умереть за свою страну, и умерли, так и не сумев сдержать наш натиск. Но, верно, нужно следить за тем, что там творится, чтобы потом не пришлось разгребать какое-нибудь дерьмо! Но сперва нужно хорошенько дать по рукам тем, кто хочет урвать себе кусок нашего пирога, - усмехнулся советник по безопасности, уже мысленно деливший трофеи.
        -- Россию мы теперь никому не отдадим, - кивнул Реджинальд Бейкерс. - Но хватает забот и кроме нее. В Аравии тоже не все в порядке, хотя сейчас там и наступило затишье.
        -- Я помню и об этом. Все мы помним. И русские, и арабы, все они будут делать то, что нужно нам. Или все они умрут.
        Вырулив на середину лагуны, гидросамолет взревел парой вынесенных над крылом моторов, и, оторвавшись от покрытой мелкой рябью поверхности залива, взмыл в воздух этакой белоснежной дюралевой чайкой. Натан Бейл посмотрел ему вслед, а затем развернулся и двинулся обратно к опустевшему отелю. Вскоре он и сам уберется отсюда, вернувшись к своим делам. Нелегкий труд - править миром, при это каждый день убеждая кого-то, что миром правит именно тот, другой. Но ради того, чтобы его страна оставалась великой, Натан Бейл был готов на многое. И на то, чтобы работать без выходных круглый год, и на то, чтобы своей волей, одним словом обречь на гибель тысячи, даже десятки тысяч людей на другой стороне планеты, в лбом уголке земного шара, где появятся интересы у его Америки. Право, величие собственной родины вполне стоит такой цены.
        Глава 5 Прорыв
        Архангельская область, Россия 5 октября
        Олег Бурцев упрямо шагал вперед, слыша только стук собственного сердца, да хриплое дыхание своих товарищей, и чувствуя становившуюся с каждым шагом все более неподъемной тяжесть самодельных носилок на своих плечах. На эти наспех сооруженный носилки - две более-менее прямые палки, скрепленные ремнями от автоматов - часом раньше взгромоздили почти безжизненное тело Матвея Осипова. Бывший омоновец сейчас негромко стонал, оставаясь в забытье. Выпущенные американским "Апачем" ракеты чудом не накрыли всю группу, разорвавшись в стороне, но разлетевшиеся всюду осколки все же сделали свое дело. Голова и грудь Осипова были туго обмотаны уже побуревшими от крови бинтами - все, что могли сделать сейчас его товарищи, это наложить повязки, молясь, чтобы партизан не умер от потери крови прежде, чем они смогут найти хоть кого-то, кто сможет оказать настоящую помощь.
        -- Привал, - хрипло скомандовал Алексей Басов. - Сержант, опускай аккуратнее!
        Чувствуя, как ноют от натуги готовые разовраться, подобно туго натянутой струне, мышцы, Олег как мог осторожно опустил хлипкое сооружение на мокрую траву, услышав, как от тряски в очередной раз простонал раненый товарищ. Стоны звучали все тише. С каждой минутой в Матвее, этой горе мышц, оставалось все меньше жизни. Хотелось рыдать от бессилия - на глазах Олега умирал его товарищ, с которым они не раз прикрывали друг друга в бою, и ничего нельзя было сделать, совсем ничего. Только молиться, с трудом вспоминая, как это делается, и не надеясь всерьез, что там, за серой пеленой облаков, саваном окутавших землю, кто-то прислушается к этим неумелым мольбам.
        Избавившись от тяжкой ноши, старший сержант Бурцев мысленно приказал себе расслабиться - от напряжения болело все тело, каждая клеточка. Отцепив от пояса флягу, Олег сделал большой глоток, прополоскал рот - в горе уже пересохло, так что шершавый язык царапал щеки, точно наждаком - и сплюнул себе под ноги. Пить нельзя, ведь каждый лишний грамм жидкости только нагружает и без того уже почти переставшие сгибаться от не проходящей судороги ноги. Ничего, можно и потерпеть, как бы то ни было, но от жажды он точно умереть не успеет.
        -- Азамат, смотри по сторонам! - приказал Басов. Полковник с явным удовольствием сел прямо на землю, вытянув ноги и легкими движениями массируя бедра и голени.
        Бердыев единственный из троих остался на ногах. Час подряд он упорно шел во главе отряда, да еще тащил на себе почти все оружие своих товарищей - только Алексей Басов не захотел расставаться со своим "калашниковым", но изрядно "похудевший" рюкзак с боеприпасами и запасом провизии все же отдал. Азамат, под грудой снаряжения, своего и чужого, похожий на вьючного ишака, не жаловался, и только по закушенным губам, по бледному, словно полотно, лицу, было видно, как ему на самом деле тяжело.
        Бой с американскими десантниками трудно дался бывшему танкисту. Рана в плече, оставленная вражеской пулей, никуда не делась, а тугая повязка плохо останавливала кровь. Мощная доза обезболивающего сделала свое дело, позволив бойцу оставаться на ногах и даже нести увесистый груз - даром, что с частью снаряжения пришлось расстаться, в том числе и с огнеметом "Шмель", которым прежде владел ныне не приходящий в себя Осипов. Но боль вновь давала о себе знать, все отчетливее с каждой минутой действие лекарств подходило к концу.
        -- Десять минут на отдых, - приказал Басов, приваливаясь спиной к кривому стволу какого-то деревца, в преддверии зимы уже полностью сбросившего листву с ветвей. - Олег, потом меняемся! Пойдешь первым!
        -- Ясно, командир!
        Во время последнего перехода Бурцев шел вторым, каждую минуту видя перед собой широкую спину и взмокший затылок полковника. Из четырех человек только они двое оставались полноценными бойцами - Бердыев с его простреленной рукой не смог бы как следует удержать автомат. Но им же приходилось и нести раненого - Азамат не делал этого по той же самой причине, парень и так сам едва держался на ногах. Но он, как мог, старался помогать товарищам, не быть для них обузой, хотя все понимали, что в бою и в головном дозоре от него пользы будет немного. Разве что, своей грудью поймает те пули, что будут предназначены Басову или Бурцеву, выиграв для них пару секунд, позволив добраться до оружия и дать отпор противнику.
        -- Тишина!
        Это Алексей Басов. Полковник напряженно замер, даже глаза закрыл, прислушиваясь к доносившимся издалека звукам, и все остальные также застыли, боясь шелохнуться. Ничего. Не слышно стрекота приближающихся вертолетов или гула реактивных турбин из-за облаков, не звучат поблизости слова команд и крики преследователей.
        -- Кажется, вырвались, - сам еще не веря в такую удачу, выдохнул Басов, и на губах его появилась счастливая улыбка. - Оторвались, черт возьми! Сбросили хренов хвост!
        Устало зарыв глаза, Олег Бурцев вспоминал события последних часов. он проклинал себя, что, пусть мысленно, посмел порадоваться, как удачно все у них получилось, когда группа уходила от взорванного нефтепровода. Гвардии старший сержант не был суеверным, но сейчас был готов поверить, что этими мыслями сглазил своих товарищей, один из которых остался где-то позади, наскоро присыпанный листвой и другим лесным мусором, второй - лежал рядом, на носилках, грудой остывающего мяса, в котором едва теплилась жизнь, а третий медленно истекал кровью, чудом находя в себе силы, чтобы идти на равнее со всеми.
        Каждую пройденную версту приходилось оплачивать собственной кровью, жизнями своих братьев, и неведомо, сколько еще предстоит пройти и кого суждено потерять на этом пути. Группу, точнее, то, что осталось от нее, гнали, обложив со всех сторон, преследовали по земле и по воздуху. Им удалось каким-то чудом дойти до цели и выполнить свою задачу, но в то, что отряд выйдет к своим, вырвавшись из кольца облавы, верилось все слабее с каждой минутой, каждым пройденным шагом. Порой Олег начинал думать, что они так никогда не выберутся из этого леса, и пуля снайпера казалась не худшим выходом из ситуации. И снова взять себя в руки, заставив просто встать и сделать очередной шаг, становилось все труднее.
        -- И километра не прошли, - простонал Азамат Бердыев, свалив под ноги ту гору оружия, которую он волок на себе, и разминая затекшие ноги.
        -- Не раскисай, боец! До точки сбора уже недалеко, - произнес в ответ Алексей Басов. - Еще пара часов, и будем на месте. Мы выполнили свою задачу, с минимальными потерями разбили превосходящего нас противника, оторвались от погони, и теперь остается самая малость - немного прогуляться по этому лесу. Держитесь, парни, скоро все закончится! Там нас будут ждать, нам помогут, и Матвея подлатают, точно! Главное, чтобы нас никто не обнаружил!
        Каждый понимал, чем грозит встреча хотя бы с парой американских солдат здесь, в этом лесу, где неоткуда ждать подмоги. Измученные долгим маршем, почти без боеприпасов, с двумя ранеными, один из которых не мог даже передвигаться самостоятельно, теперь они будут не более, чем мишенями.
        -- Азамат, - Басов окликнул партизана, усевшегося прямо на холодную сырую землю рядом с носилками. - Азамат, глянь, как там Матвей?
        -- Пришел в себя! - Неожиданно откликнулся бывший танкист. - Сюда, командир! Он очнулся!
        Со стоном Басов встал и направился к носилкам, уже и сам увидев, что раненый боец слабо шевелится. Одного взгляда полковнику хватило, чтобы понять - его товарищ очень плох, и с каждой минутой, что там, с каждой секундой, становится все хуже. И для этого не нужно быть опытным медиком, достаточно хоть раз просто увидеть, как умирает у тебя на руках еще недавно живой, полный сил друг.
        -- Как ты, братишка? Жив? Держись, парень!
        -- Командир, - Матвей Осипов с трудом сфокусировал взгляд на лице того, кто склонился над ним, едва узнав Басова. - Командир, оставьте меня здесь! Все равно долго не протяну, а так хотя бы вы уйдете. Они же от нас не отстанут, суки, будут искать, и найдут!
        Это не была бравада - человек, одной ногой уже стоявший за пределами мира живых, смирился с неизбежным, оставаясь верным до последней секунды своим товарищам, братьям по оружию. Он был готов остаться и умереть, чувствуя, как жизнь, капля за каплей, покидает его, умереть в одиночестве, но, зная, что остальные, те, с кем он делили все тяготы войны, будут живы, получат хоть какой-то шанс.
        -- Отставить, боец! - В голосе Басова послушалась злость, но не на Осипова - на самого себя, на собственное бессилие. - Русские не сдаются и на войне своих не бросают! Мы вернемся все, - жестко произнес полковник, и, уже намного тише, так, что никто не расслышал этих слов: - ... или все здесь останемся.
        -- Пить, - хрипло выдавил из себя Осипов. - Парни, дайте попить?
        -- Держи, - Басов поднес к губам своего бойца собственную флягу. - Осторожнее! Давай, еще глоток!
        Полковник не заметил, как это произошло. Мгновение - и глаза Осипова закатываются, и он вновь безвольно обмякает на носилках, а струйка воды из фляжки стекает по небритой щеке. Басов торопливо коснулся шеи бойца - нет, все в порядке, пульс прощупывается, пускай и слабый. А это значит, шанс, что все закончится хорошо, еще остается.
        Глядя на полковника, Бурцев не мог не испытывать уважения к этому человеку. Олег понимал, что творится в душе Басова, но для своих подчиненных командир все равно оставался собранным, решительным, уверенным в себе, заражая и других этой уверенностью. Просто полковник верил - верил в то, что сражается за правое дело, а, значит, просто обязан победить, если хоть немного справедливости осталось еще в этом мире. И еще он верил, что все они выживут, назло врагу или безжалостной судьбе, выживут, чтобы продолжить свою борьбу. Ну а для того, чтобы выжить, сейчас требовалась самая малость - двигаться, ведь движение это жизнь.
        -- Привал закончен! - отрывисто скомандовал Алексей Басов, резко, словно пружиной подброшенный, поднимаясь на ноги. - Встать, бойцы! Подтянулись! Олег, на раз-два, подхватили!
        Азамат Бердыев, снова нацепив на себя весь свой арсенал, привычно занял место в голове колонны, готовый встретить первым любую опасность. А Олег Бурцев по команде полковника подхватил носилки, вновь услышав, как слабо стонет Матвей Осипов - бывший омоновец упрямо цеплялся за жизнь, но все реже и реже приходил в сознание. Уставшие руки пронзила ставшая привычной тупая боль - мышцы едва не лопались от напряжения, и недолгий отдых мало что изменил.
        -- Готов? - Басов окликнул Олега сзади - полковник, как обещал, поменялся с товарищем местами. - Двинулись! Азамат, ты наши глаза и уши! Смотри в оба и рук не снимай с оружия! Ничего еще не закончилось! Вперед!
        Бердыев, забросив за спину висевший на плече стволом вниз РПК-74М, и поудобнее перехватив свой "калашников", чтобы немедленно открыть огонь в случае необходимости, снова оказался во главе отряда. Он честно старался помочь своим товарищам, пыхтевшим и сопевшим за его спиной под тяжестью четвертого выжившего бойца, который уже даже не стонал в ответ на не слишком аккуратные толчки и тряску. Людям, проделавшим огромный путь, успевшим побывать в бою, а вот отдохнуть нормально не успевшим, было тяжело, и с каждым шагом становилось отнюдь не легче. Они не забывали, что враг близко, но усталость брала свое, и потому никто из троих - Осипов был точно не в счет - не услышал слабое жужжание, звук, явно чуждый этому лесу. А когда жужжание превратилось в мерный гул, разорвав небо над их головами, оказалось слишком поздно.
        Беспилотный разведчик RQ-1A "Предейтор" описал уже столько кругов над лесом, что на земле потеряли им счет. "Дрон" был способен находиться в воздухе до шестидесяти часов - при небольшом удалении от базы. Ни один живой пилот не выдержит полет такой продолжительности, и тут не поможет ни индивидуальное меню, ни микроволновка, чтобы разогреть сухой паек, ни туалет. А остававшиеся на земле операторы "Прейдетора" могли менять друг друга, не доводя себя до такой степени переутомления, когда не понимаешь, что делаешь за этим пультом и что видишь на экранах перед собой.
        Этот RQ-1A находился в небе сравнительно недолго. Его подняли в воздух спустя несколько минут после того, как прогремели взрывы на нефтепроводе, и сейчас беспилотник кружил на небольшой высоте над бескрайним лесом, шаря по земле объективами своих камер - инфракрасной и пары обычных, передававших изображение в видимом диапазоне. От первой пользы сейчас было явно больше - любой излучающий хоть немного тепла объект отчетливо различим в прохладную погоду на большом расстоянии, а благодаря умелой маскировке и хорошему камуфляжу от невооруженного глаза можно легко укрыться, тем более, в дремучем лесу.
        Широко раскинув узкие прямые крылья, "Предейтор", благодаря маскирующей окраске, почти неразличимый на фоне пасмурного неба, совершал облет отведенной именно ему зоны ответственности, фиксируя любое движение на земле. Поршневой восьмидесятисильный мотор "Ротакс", очень экономичный в плане расхода топлива, позволял развивать скорость двести двадцать километров час, но сейчас разведчик летел с крейсерской скоростью вдвое меньшей, и операторы, находившиеся за полсотни миль, на земле, на одной из опорных баз Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, могли отчетливо видеть все, происходящее в бескрайнем русском лесу.
        Сами операторы, кстати, несмотря на то, что находились на земле в безопасности и относительном комфорте - можно покурить, выпить чашку кофе и не спеша пожевать сэндвич - не расслаблялись. "Предейтор" двигался по заложенному в его бортовой компьютер маршруту, а от его "экипажа" требовалось постоянно наблюдать за обстановкой, всматриваясь до рези в глазах, в удивительно однообразную картинку на широкоформатных мониторах.
        -- Контакт! - Один из операторов вздрогнул, подавшись вперед, когда на сером фоне экрана проступили ослепительно-белые пятна - так программа отображала теплоконтрастные объекты, попавшие в объектив инфракрасной камеры беспилотника.
        -- Квадрат Браво-семь, - зачастил его напарник, сверяясь с данными навигационной системы. - Три отметки. Нет, четыре!
        -- Переходим на ручное управление!
        -- Рождер, командир! Автопилот отключен!
        Руки операторов легли на рычаги самых настоящих штурвалов - все было похоже на дорогой симулятор. А где-то далеко беспилотный разведки, паривший над суровой русской тайгой, накренился, выполняя разворот и будто соскальзывая вниз с невидимой горки.
        -- Опускаемся до трехсот футов, - приказал командир экипажа, крепок стиснув ручки управления. - Провести опознавание цели! Черт возьми, - усмехнулся он, покосившись на напарника, - хоть это и русские, не хочется влепить ракету в каких-нибудь грибников!
        "Предейтор" четко выполнил маневр, развернувшись в сторону обнаруженных целей и направив туда, вниз, объективы всех своих камер. Несколько минут - и четверку людей, пробиравшихся через лес, можно было увидеть в оптическом диапазоне. Сперва - скопление темных точек на сером фоне, затем - фигурки в камуфляже, мелькавшие среди зарослей кустарника, порой исчезая под сенью раскидистых крон.
        -- Они что-то тащат! Кажется, носилки!
        Люди внизу вдруг, как по команде, бросились под деревья - наконец-то услышали звук мотора пролетевшего чуть ли не над их головами беспилотника. Еще секунда, и на земле что-то сверкнуло, как будто там, в лесной чаще, заработала сварка.
        -- Дьявол! Они стреляют по нам! Мы под обстрелом!
        Операторы не видели летящие с земли к "Предейтору" трассеры. Но четкая картинка на экранах вдруг сменилась мерцающей рябью - где-то над тайгой падал сбитый метким огнем с земли беспилотник.
        Американского "Хищника" они заметили слишком поздно - сказалась жуткая усталость последних часов. И только когда беспилотник вынырнул из-за деревьев, возникнув едва ли не над головам партизан, сквозь шум в ушах Олег Бурцев услышал мерное жужжание его двигателя. Секунду спустя по лицам скользнула смазанная тень.
        -- Воздух! - Азамат Бердыев первым вскинул автомат, и, удерживая "калашников" одной рукой, выпустил поверх голов своих товарищей длинную очередь. - Беспилотник!
        -- Живо под деревья, - приказал Басов. - Падлы, достали все же!
        Узкокрылый "Предейтор" серым коршуном накинувшийся на отряд, описал неправильный круг, опускаясь все ниже, словно для того, чтобы лучше рассмотреть застигнутых врасплох людей. Полковник знал, чем чревата встреча с этим "летающим роботом" - их местоположение наверняка известно противнику, и сюда, скорее всего, уже летят вертолеты с десантом. В прочем, можно обойтись и без этого - "Предейтор" вполне может быть вооружен, пусть всего одной-двумя ракетами "Хеллфайр", но против трех, ну, даже четырех человек, этого хватит с лихвой, и не придется лишний раз рисковать жизнями американских парней.
        -- Ходу, Олег! - Алексей торопил напарника, кожей чувствуя, как по спине движется прицельная марка. - Бегом!
        Басов с Бурцевым, удержавшись от того, чтобы бросить носилки, метнулись под крону ближайшего дерева, и уже там опустили Матвея на землю. Полковник вскинул автомат, по привычке лязгнув затвором, хотя патрон уже был в стволе, и, кое как поймав в прорезь прицела опустившийся уже метров до ста, или еще ниже, беспилотник, нажал на спуск.
        Два автомата залаяли хором, выпуская в небо поток свинца. Бежать все равно нет смысла - "Предейтор" так и будет висеть над ними, кружить и кружить, указывая цель доблестным парням из Армии Соединенных Штатов. Олег Бурцев подскочил к увлеченно палившему в небо Бердыеву, на бегу крикнув:
        -- Пулемет! Быстрее!
        Азамат, прервавшись на секунду, швырнул товарищу его РПК-74М с заранее примкнутым снаряженным магазином. Все, что оставалось Олегу, на лету поймавшему оружие обеими руками - откинуть приклад, отжать предохранитель, взвести затвор, отведя рукоятку заряжания назад до упора и отпустив ее. Что он и сделал. А затем, прицелившись, задержав на миг дыхание, нажал на спуск.
        -- Сука! Получай!
        Для гвардии старшего сержанта в этом самолете, чертившем ровные круги над его головой, обратившем вниз бесстрастный взгляд бортовых телекамер, воплотились разом все враги. Все они, до единого, смотрели сейчас на суету трех человек, опасно балансировавших между жизнью и смертью. И Бурцев, не жалея патронов, не чувствуя отдачи, стреляя и стрелял, инстинктивно избегая длинных очередей и видя, как уходят в серое небо бледными росчерками покидающие ствол пули.
        Под сосредоточенным огнем из трех стволов "Предейтор" сделал еще полтора круга - и, задымившись, качнув крыльями влево-вправо, вдруг накренился и камнем устремился к земле.
        -- Горит! Он горит! - закричал сам не свой от дикой радости сержант. - Получи, падаль!!!
        Непонятно было, кому улыбнулась удача, чьи пули настигли летающего "соглядатая", да это было и не важно. Беспилотник исчез за деревьями, упав на землю без взрыва и прочих спецэффектов - взрываться на его борту было попросту нечему. На какое-то время, пусть весьма недолгое, противник вновь потерял из виду группу партизан.
        -- Завалили!!! Мы сделали его!!! - Алексей Басов победно потрясал над головой "калашниковым". - Молодцы, ребята!
        -- Теперь они от нас не отстанут!
        -- Они и так не отстанут, - помотал головой полковник. - А пока пусть попробуют сначала нас отыскать. Азамат, навигатор цел еще?
        Для того чтобы достать прибор спутниковой навигационной системы, стойко переживавший все тяготы партизанских будней, Бердыеву пришлось отложить автомат и стащить ранец со спины.
        -- Держи, командир! - Сержант бросил компактный прибор Басову, а тот ловко поймал его одной рукой - вторую полковник не снимал с оружия.
        Положение их группы было отмечено на экране большой пульсирующей точкой. А совсем рядом с ней полз, извиваясь, пунктир заветной линии, за которой партизан ожидало спасение.
        -- Мы почти на границе зоны ответственности американцев, - произнес Алексей Басов, глаза которого блестели от счастья. - Нужно пройти совсем немного!
        Известие о том, что они почти выбрались из опасной зоны, подхлестнуло бойцов, придав им новых сил. Американцы, с самого начала лицемерно заявлявшие, что их присутствие на территории России - никакая не оккупация, придерживались определенных правил, и партизаны знали об этом. Разумеется, правила и существовали для того, чтобы их нарушать, но лес, простиравшийся на сотни верст, все равно не был одинаково опасным. Если прямо здесь янки могли делать все, что угодно - бомбить, заливать напалмом, расстреливать ракетами - и могли оправдать свои действия, то, стоит пройти еще пару километров, они вынуждены будут озираться после каждого выстрела, и бить, только убедившись наверняка, что рядом нет посторонних, что некому будет выложить во "всемирную паутину" очередную запись "бесчинств" американских солдат.
        -- Бойцы, продолжаем движение, - скомандовал Басов, окрыленный мыслью о том, что пройти осталось совсем немного, и можно будет перевести дух, не озираясь постоянно в поисках опасности. - Олег, давай, подхватили носилки, и ходу, ходу, ходу!
        Вкладывая в этот рывок последние силы, партизаны, вымотанные, казалось, до предела предыдущим маршем, бросились со всех ног, чудом угадывая верное направление и чувствуя, как дышит в спины погоня. Они выиграли еще один бой и верили, что заслужили этим хотя бы крохотный шанс.
        В расположенном за десятки миль от места боя штабе командир аэромобильной бригады, обеспечивавшей безопасность строящегося нефтепровода, довольно потер руки - эти русские идиоты выдали себя с головой, как только открыли огонь по "Предейтору". Сбитый беспилотник, конечно, жаль, чертовски дорогая игрушка, и очень полезная. Но это всего лишь механизм, пусть и весьма сложный, "Дядя Сэм" богат, он может сделать таких тысячи, и лучше лишиться "дрона", чем потерять живых людей.
        -- Лейтенант, координаты места падения "Хищника" известны? - командир бригады взглянул на офицера связи, окруженного с трех сторон мониторами и приборными консолями.
        -- Так точно, сэр! Данные получены!
        -- Передайте координаты авиации! Русские не могли уйти далеко! Пора разделаться с ними!
        -- Слушаюсь, сэр!
        Лейтенант застучал по клавишам, а стоявший над ним полковник усмехнулся - глупые русские только зря теряют время. Завалили "Хищника", думают, что смогут уйти, но ведь все напрасно. Несколько минут - и от очередной группы фанатиков-террористов останутся лишь воспоминания. Связист рядом уже кричал в эфир чьи-то позывные, скоро над головами русских будут кружить стянутые со всей округи самолеты, и никто не выживет под тем градом бомб, что обрушится на этих глупцов.
        Огромный бомбардировщик В-52Н "Стратофортресс" величаво парил на высоте двенадцать тысяч метров - несколько меньше, чем составлял потолок двухсоттридцатитонной машины, но достаточно высоко, чтобы на земле едва могли расслышать доносящийся из поднебесья гул турбин. Восемь турбореактивных двигателей "Пратт-Уитни", попарно укрепленных на подкрыльных пилонах, держали в небе крылатую махину, в кабине которой, отрезанные от привычного мира тонкой обшивкой фюзеляжа и нескончаемыми милями пустоты, дремали, пытаясь устроиться поудобнее в катапультируемых креслах, пять человек - экипаж стратегического бомбардировщика.
        Люди не принимали сейчас никакого участия в управлении полетом своего самолета. "Стратофортесс", подчиняясь командам "автопилота", бортового компьютера, получавшего данные о координатах от инерциальной навигационной системы "Хониуэлл" AN/ASN-131, простой и надежной, ходил по замкнутому маршруту, представлявшему окружность радиусом почти пятьдесят миль. В небе не было никаких ориентиров, приметных вех, по которым можно отмечать путь. Все, что видели пилоты - зиявший прорехами облачный ковер, серое покрывало, укутавшее землю. Иногда сквозь рваные дыры в этом покрове удавалось разглядеть бескрайний лес, буро-зеленый простор, по которому змеились серебристые ленты рек, что нести свои воды к не такому уж далекому от этих мест Белому морю.
        -- Какого черта здесь мы вообще нужны? - Капитан Митчелл, второй пилот, в прямом и переносном смысле - правая рука командира экипажа, потянулся, меняя позу, когда тело от неподвижности начало заткать. - Компьютер со всем справляется не хуже человека, он не устает, не отвлекается. Давно пора перевести все бомбардировщики на дистанционное управление. Было бы неплохо - сидишь на земле, с пивом и гамбургером, жмешь на кнопки, а где-то за тысячу миль на головы каких-нибудь ублюдков падают сброшенные по твоей команде бомбы!
        Полковник Колин Руперт ничего не сказал в ответ - отчасти потому, что было лень тратить силы даже на такую мелочь, а отчасти - потому что маявшемуся от скуки экипажу нужно было хоть как-то развлечься, так что пусть треплются, если это не мешает делу. Тем более, полковник был во многом согласен со своим вторым пилотом, ведь тогда, над водами Баренцева моря, они оба уже успели попрощаться с жизнью, падая в море на поврежденной машине, с трудом удержав тогда в воздухе расстрелянный в упор русским перехватчиком "Стратофортресс" и таки дотянув до Норвегии, где не приземлились - рухнули на первую попавшуюся полосу. За несколько минут шесть человек, шесть летчиков, постарели на несколько лет, но им еще повезло - чертов русский "Фоксхаунд" за несколько мгновений свалил три В-52Н, и не все члены экипажей атакованных машин смогли воспользоваться катапультой.
        -- "Предейторы" ведут разведку, управляясь с земли по радио, - развивал мысль вошедший во вкус Митчелл. - И не только разведку - они могут сразу же атаковать обнаруженную цель ракетами "Хеллфайр", а если с земли ответят огнем, операторы ничем не рискуют. Ведь то же можно сделать и с нашими "динозаврами". Наверное, опять экономят! Проще послать в пекло простых американских парней, чем потратить несколько миллионов на то, чтобы создать хренов компьютер, и путь он воюет, сколько угодно!
        Колин Руперт снова промолчал. Всегда считалось, что экипажи стратегических бомбардировщиков рисковали намного меньше других пилотов - истребителей и штурмовиков, выходивших в атаку на цели, видимые невооруженным глазом. Вся работа "Стратофортрессов" заключалась в том, чтобы выйти на рубеж пуска, отстоящий от цели на добрую тысячу миль, избавиться от своих ракет и спокойно вернуться домой. И в тот майский день все должно было быть именно так - но русские перехватчики, появившись тогда, когда их никто не ждал, заставили вспомнить, что на войне можно и умереть.
        За тот бой им объявили благодарность, всем, кто выжил, кто добрался до земли целиком, а не по частям. Благодарность и недолгий отпуск - вот и все, что они получили. А потом снова пришлось возвращаться на войну. И командир Девяносто второго бомбардировочного авиакрыла, вдохновляя остальных пилотов, совершал вылеты едва ли не чаще, чем любой другой его экипаж.
        Тяжелый бомбардировщик В-52Н "Стратофортресс" оказался самолетом, намного более универсальным, чем новейшие многофункциональные истребители вроде "Раптора" или "Страйк Игла". Именно стратегические "Боинги" начали операцию "Доблестный удар", выпустив из-за горизонта такую тучу ракет AGM-86C по позициям русских, что вражеская система противовоздушной обороны захлебнулась. Это уже потом в пробитые бреши ворвался поток палубных "Супер Хорнитов", добивая ошеломленных русских, а начали все именно пилоты "Стратофортрессов", да еще подводники, посылавшие вдогон свои "Томагавки". Это они обеспечили успех воздушного наступления, добыв победу в бою.
        Тогда им сказали, что все, закончилось, что они - герои и просто молодцы, что мир счастливо избежал ядерной войны. Полковник Руперт был готов в это поверить, ведь он сам видел понуро бредущих русских солдат, целые колонны русских, обезоруженных, сопровождаемых чисто символически конвоем. Но это было только начало. Многие враги сдались в плен, сложил оружие, но были другие, те, кто ушел в леса, и теперь наносил стремительные, внезапные и точные удары. И снова гибли американцы, а это означало, что вновь нашлась работа и для крылатых "ветеранов" В-52Н.
        Враг поменялся - вместо армии, вооруженной всеми видами оружия, имеющей четкую структуру, центры управления, по которым так хорошо наносить удары крылатыми ракетами, пришли классические партизаны, летучие отряды, не имеющие даже какой-то постоянной базы. А потому изменилось и оружие, и сейчас в грузоотсеке, на многозамковых бомбодержателях вместо "умных" ракет были подвешены свободнопадающие бомбы "Марк-82" калибром пятьсот фунтов, всего двадцать четыре штуки - намного меньше, чем мог поднять в небо огромный мощный "Стратофортресс". Простое, грубое, даже примитивное оружие - но способное стать смертоносно опасным в сочетании с бортовой прицельно-бомбардировочной системой IВМ-"Рейтеон" ASQ-38, дополненной обзорно-навигационной системой AN/ASQ-151. Последняя, включавшая низкоуровневую телевизионную камеру и тепловизор, позволяла вести поиск целей автономно и в любое время суток. Но "Стратофортресс" был не одинок - в тесной связке с ним действовали беспилотные разведчики RQ-1A "Предейтор" и более мощные RQ-4A "Глобал Хок", и даже спутники типа "Ки Хоул-11", а потому лишенные каких-либо систем
наведения бомбы - такими же когда-то стирали в пыль немецкие и японские города - ложились с поистине убийственной точностью. В прочем, использовать свое оружие экипажу полковника Руперта пока так и не довелось. А потому приходилось, вот как сейчас, коротать время за бессмысленной, в общем-то, беседой.
        "Стратофортресс" неожиданно оказался более приспособленным для миссий COIN, чем даже специально созданный для борьбы еще со вьетконговскими повстанцами АС-130, "летающая канонерка". "Милитаризованному" транспортнику "Геркулес" требовалось опуститься на малую высоту, чтобы вести точный огонь из бортового оружия - стапятимиллиметровой гаубицы, автоматических пушек и пулеметов "Миниган". Опуститься - и подставиться под ответный огонь с земли, под ракеты ПЗРК.
        Экипаж "канонерки" вынужден вести бой со своим противником на равных, заведомо дав находящемуся на земле врагу шанс на победу. Совсем другое дело "Боинг", сбрасывающий бомбы из-за облаков но с потрясающей точностью - максимальный эффект при почти полном отсутствии риска. В прочем, кое-кому из экипажа В-52 даже этого уже было недостаточно:
        -- Вот, например, "Рипер" может находиться в воздухе двое суток, ему не нужна дозаправка, которая может угробить экипаж и без помощи противника, - продолжал развивать идею капитан Митчелл, приободренный тем, что его товарищи по оружие молчали, но вроде бы с одобрением. - Экипаж не совершит ошибку из-за усталости, потому что пилоты запросто могут отдохнуть, попить пивка, отлить, а не терпеть и мучаться в ожидании посадки, просто менять друг друга хоть каждый час.
        Четыре человека, офицеры Стратегического воздушного командования ВВС США, по долгу службы не склонные к пустой болтовне, откровенно скучали, и потому без возражений слушали рассуждения своего пятого товарища. Вообще-то в экипаж стратегического "Боинга" по штату входило шесть человек, но - вот она, печать времени, новые обстоятельства, изменившие очень многое из того, что казалось привычным, незыблемым - вылеты давно уже совершались в "облегченном составе". Операторы систем радиоэлектронной борьбы давно уже прохлаждались на земле, или поменяли квалификацию, научившись чему-то более полезному, ведь новый враг не имел ни дальнобойных ракет "земля-воздух", ни истребителей-перехватчиков, от которых бы нужно было отгораживаться, кутаясь в "одеяло" электромагнитных помех, слепящих головки наведения и радары.
        Противник, скользивший бесплотными тенями в сумраке бескрайнего леса, вообще не имел тяжело оружия, но то, что было, использовал с максимальной эффективностью. Враг мог появиться где угодно и когда угодно, атаковав внезапно, и столь же внезапно исчезая, растворяясь в вековой чаще. И потому в небе над тайгой, так высоко, что на земле едва был слышен гул могучих турбин, кружили гиганты "Стартофортресс". Тяжелые бомбардировщики, дозаправляясь прямо в полете, могли оставаться в воздухе сутки и даже больше, пока не уставал экипаж, а при скорости в тысячу километров в час, на самой границе звукового барьера, "бомбовозы" могли оказаться в нужной точке своего района ответственности за считанные минуты, обрушив на головы русских смертоносный град. Неуязвимый для легкого вооружения русских партизан, В-52 кружил и кружил над землей ангелом возмездия, терпеливо выжидавшим, пока в прицеле появится враг.
        -- Громила-один, это Альфа-шесть, прием! - Голос наземного координатора полетов вырвал командира экипажа из блаженного расслабления, напомнив в одно мгновение, что все они пока еще находятся на войне. - Прием, как слышите меня?
        -- Я Громила-один, на связи!
        Колин Руперт подобрался, напрягся, сбрасывая с себя сонную одурь, и остальные члены экипажа уже были готовы действовать.
        -- В квадрате Браво-семь обнаружен противник.
        -- Это на самой границе зоны ответственности, - заметил штурман, колдовавший над приборной панелью бортовой навигационной системы. - Если немного ошибемся, отбомбимся по русской территории, будут проблемы!
        "Стратофортесс", могучая стальная птица, не был волен выбирать, куда лететь. Бомбардировщик упорно держался одного района, полосы шириной сто миль, осью которой была ниточка строящегося нефтепровода. Невидимую черту, проведенную политиками, вечно ставящими палки в колеса людям в погонах, пересекать было запрещено, тем более было запрещено применять оружие за пределами разрешенной зоны, и командиру экипажа это было хорошо известно. Армия США не оккупировала Россию - она просто охраняла американских граждан, находящихся на русской территории, а, значит, там, где не было американцев, нечего было делать и американским солдатам, в том числе, и пилотам полковника Руперта.
        -- Если нарушим границу - хреновы политики, всякие умники из Госдепартамента, нас сожрут живьем, - согласился со штурманом капитан Митчелл.
        -- Достанем русских, пока они на нашей территории, - процедил командир экипажа "Стратофортесса", искоса взглянув на второго пилота. - Им не уйти!
        -- Громила-один, я Альфа-шесть, - снова напомнила о себе далекая земля. - Приказываю уничтожить цель! Передаю точные координаты...
        -- Вас понял, - спокойно отозвался командир экипажа. - Квадрат Браво-семь. Меняю курс. Подлетное время - четыре минуты.
        -- Будьте осторожны, Громила-один, - предупредил безликий голос, в которой динамик рации убил любой намек на человеческие эмоции, словно с экипажем разговаривал какой-то фантастический робот. - Террористы сбили "Хищника"! Возможно наличие зенитных ракет!
        -- Черт возьми, - негромко присвистнул капитан Митчелл. - Зубастые ребята, мать их!
        -- К дьяволу, - отрезал командир. - Мы разделаемся с ублюдками! Отключить автопилот! Курс три-пять-ноль!
        Сейчас Руперт и Митчелл действовали, как одно целое. Несколько касаний приборной панели - и самолетом вновь управляет его экипаж. Рычаг управления идет влево, и одновременно громадный "Боинг", двухсоттонная крылатая махина, плавно разворачивается, а в "голосе" его турбин слышится скрытая ярость - это второй пилот увеличил обороты.
        За четыре минуты несколько пеших, уже проделавших огромный путь по дикому лесу, причем отнюдь не прогулочным шагом, не смогут уйти далеко. Сбитый "Хищник" успел получить точные координаты цели, отряда русских террористов, ставшие точкой отсчета для экипажа "Стратофортресса". Как бы ни спешил враг, он все равно будет поблизости, а на борту В-52Н достаточно бомб, чтобы перепахать несколько акров, причем - не по одному разу.
        Противник там, внизу, это не более чем мишень, и опасен он ровно столько же, сколько картонный силуэт на противоположном конце стрельбища. Русские могут бежать, сломя голову, или затаиться, надеясь, что их не заметят - исход будет один. Они не услышат ничего, только стон воздуха, рассекаемого стабилизаторами мчащихся к земле бомб, и погибнут, даже не успев осознать, что это летит к ним с небес смерть.
        -- Командир, мы на месте, - сообщил штурман.
        Экипажи "Стратофортрессов" очень редко видели свои цели. Они наносили удар из-за горизонта высокоточными крылатыми ракетами - или бомбили с высоты нескольких миль, так, что разглядеть что-либо на земле было просто невозможно. Вот и сейчас под крылом "Боинга" были лишь клубящиеся облака, но полковник Руперт не сомневался, что их цель точно там, куда указывает штурман, мастер своего дела.
        -- Открыть бомболюки, - приказал командир экипажа. - Сбросить бомбы!
        Створки люков в "брюхе" бомбардировщика плавно разошлись в стороны, и в узкие щели один за другим, скользнули остроконечные цилиндры пятисотфунтовых бомб. Разгоняясь под воздействием собственного веса, бомбы "Марк-82", лишенные каких-либо систем самонаведения, устремились к земле, пробивая облачную пелену, расходясь широким конусом, вершиной которого и был сам "Стратофортресс".
        -- Сброс произведен! - четко доложил капитан Митчелл.
        Несколько мгновений - и внизу все покрывается "кустами" взрывов, сливающимися в сплошное море огня. Две дюжины авиабомб, падающих по прихотливой траектории, лишь слегка сглаженной стабилизаторами, засеяли огромное, с несколько футбольных полей, пространство, перемалывая там все, перепахивая осколками. Они падали беспорядочно, не давая шанса укрыться, предсказать, куда именно будет нанесен удар, где грянет очередной взрыв - враг мог метаться из стороны в сторону, тщетно пытаясь спастись, но всюду он будет натыкаться на стену пламени и секущий ливень из раскаленного свинца. Никому не выжить под этим адским дождем.
        -- Альфа-шесть, я Громила-один, прием!
        Колин Руперт бесстрастно повторял свои позывные, запрашивая землю. Полковник никогда не видел убитых им врагов, и сейчас не испытывал ничего, похожего на раскаяние или угрызения совести при мысли о том, что секунду назад оборвал еще несколько жизней.
        -- Слышу вас, Громила-один!
        -- Задание выполнено, - доложил Руперт. - Цель поражена. Жду дальнейших указаний.
        -- Громила-один, возвращайтесь на базу!
        "Стратофротресс", израсходовавший весь боекомплект, полегчавший за минуту на пять с половиной тонн, серой тенью скользнул над облаками, разворачиваясь в сторону своей базы. Экипаж полковника Руперта выполнил приказ. Через несколько минут в зоне нанесения удара будет беспилотник, который оценит результаты атаки. Если сделанного окажется мало, бомбардировка повторится. С русскими все равно будет покончено. Хотя сами они не были готовы так легко смириться с очевидным.
        Уставшие, двигавшиеся на пределе человеческих сил, люди, не слышали гул парящего над облаками самолета, даже когда крылатая машина оказалась почти над их головами. Все, что они слышали - собственное хриплое дыхание и биение работавшего "на предельных оборотах" сердца, казавшееся оглушающим грохотом. И только нарастающий вой, противный, словно плач на похоронах, заставил их остановиться, прислушавшись ко все более отчетливому звуку.
        -- Что за черт?! - Олег Бурцев вертел головой, пытаясь понять, откуда идет этот странный звук. Казалось - отовсюду разом. - Командир, ты тоже слышишь это?
        Алексей Басов ответить не успел. Вой, волной накрывший группу, замершую на небольшой прогалине, вдруг оборвался грохотом взрыва, и на пути партизан поднялась стена дыма и огня. А затем бомбы упали слева и справа, и ударная волна сбила людей с ног, а осколки с визгом прошли над головами, срезая молодые деревца, словно гигантская пила.
        Партизаны не прятались, тем более, не бежали - некуда было бежать, и не от кого прятаться. Огненный вал прокатился по дремучему лесу, взрывы с корнем выкорчевывали огромные деревья, столбы огня вздымались повсюду, и земля под ногами не переставал дрожать.
        -- Это бомбардировка! - Голос Басова увяз, потерялся в грохоте взрывов, и только по движению губ Бурцев разобрал, что хотел сказать командир. - Нас бомбят с большой высоты! Олег, давай за мной, в воронку! Азамат, не отставай!
        Полковник не был ни пилотом, ни артиллеристом, но помнил старую мудрость о том, что снаряд не попадает дважды в одно место. И потому он повел своих бойцов к еще дымящейся свежей воронке, вырытой взрывом бомбы там, где недавно стеной возвышался колючий кустарник, такой, что без топора нечего и думать пройти сквозь него. Басов с Бурцевым, не бросившие носилки, на которых безжизненной грудой лежал их боевой товарищ, бежали первыми, за ними спешил Бердыев, так и не расставшийся с оружием, бряцавшем при каждом шаге бывшего танкиста.
        Ухитрившись не выпустить из рук носилки, ставшие вдруг невероятно тяжелыми и неудобными, полковник и сержант спустились на дно воронки, а когда на краю ее оказался Азамат Бердыев, рядом разорвалась еще одна бомба. Ударная волна подхватила партизана, с размаху швырнув его вниз и приложив лицом. А сверху на бойцов летели поднятые взрывом в воздух комки земли. Один из них ударил по макушке Олега Бурцева, заставив десантника громко выругаться.
        -- Замерли все, - приказал Басов, убедившись, что все его люди на месте. - не высовываться!
        Олег Бурцев и не думал покидать даже такое, ничуть не казавшееся безопасным, убежище. Бывший гвардии старший сержант, а ныне обычный партизан, только теперь понял, как чувствует себя таракан, застигнутый не вовремя зашедшим на кухню хозяином на обеденном столе. Беги, не беги - в любой миг на тебя сверху может обрушиться свернутая в трубочку газета, от которой уж точно не увернешься.
        Все, что хотелось Олегу сейчас, это скатиться на дно воронки, свернуться там калачиком, зажмуриться, закрыть руками голову, и сделать вид, что вокруг ничего не происходит. Раньше, в горах Чечни, десантник хотя бы видел противника, мог стрелять в ответ, надеясь, что зацепит врага, но теперь, когда враг кружил на высоте нескольких километров, так что даже звук турбин не достигал земли, вся выучка, весь боевой опыт, все мастерство владения оружием, были бесполезны, против слепо мчащейся к земле бомбы.
        Очередной взрыв прогремел так близко от укрытия партизан, что края воронки начали осыпаться, грозя заживо похоронить горстку храбрецов. Ударная волна прокатилась по выемке, и Бурцеву показалось, что по голове его хорошо приложило кузнечной кувалдой. В ушах зазвенело, в носу что-то влажно захлюпало - Олег утерся, и увидел кровь на грязной, испачканной в земле ладони. А затем наступила тишина, и потребовалась не одна минута, чтобы понять, что это - отнюдь не последствия контузии.
        -- Бомбы закончились, - хрипло произнес над самым ухом десантника Алексей Басов, тоже грязный, с безумным блеском в вытаращенных глазах. - Суки, сожрали! - Полковник вскинул сжатый кулак, словно грозя серому пасмурному небу: - Хрена вы нас достанете! Все, парни, выбираемся! Гляньте, как Матвей, жив ли?
        -- Дышит! - Азамат Бердыев улыбнулся, словно это была самая счастливая новость в его жизни.
        -- Полезли, ребята! Олег, берем носилки! Аккуратнее!
        Партизаны, карабкаясь по крутому склону, скользя вниз и с трудом удерживаясь на ногах, выбрались на поверхность и замерли - леса, через который они пробирались с такими мучениями, больше не было. На километр вокруг, или даже больше, простирался самый настоящий лунный ландшафт. Всюду дымящиеся кратеры воронок, задранные к неб корни выкорчеванных взрывами деревьев, а под ногами при каждом шаге ощутимо скрежещут щедро напитавшие землю осколки.
        -- Мать твою! - Олег вдруг представил, что осталось бы на месте города, избери его своей целью американский самолет. Несколько кварталов, десятки домов, были бы превращены в груды битого камня, погребя под собой сотни жильцов.
        -- Идем! Живее! Не спать, мужики!
        Какие картины родились при виде того, что осталось от векового леса, в сознании полковника Басова, для его товарищей осталось тайной, но командир группы спешил увести своих бойцов подальше отсюда. Хотя бы потому, что на открытой местности они были хорошо заметны для вражеских беспилотников.
        Американский полковник в нетерпении барабанил по столешнице, ожидая доклада операторов, выводивших в район нанесения удара еще один беспилотник - "Стратофортресс" сделал все, как надо, отбомбился и теперь возвращался на базу, от него, от экипажа бомбардировщика, ничего больше не зависело. Но подтвердить результаты атаки было все же необходимо.
        -- Сэр, подлетное время "Хищника" - пять минут! - доложил один из операторов, худосочный бледный очкарик, самый настоящий "ботаник". В годы кадетской юности полковника таким не было места в армии, а теперь светлая голова на плечах, пусть узких и сутулых, ценилась побольше, чем могучие бицепсы, особенно, если кроме бицепсов ничего больше и не было.
        -- Черт возьми, что вы тянете?! О, как долго!
        Операторы "Предейтора", мчавшего к заданной точке "на всех парах", не обращали внимания на мучавшегося в ожидании командира. Беспилотник двигался по заранее заложенному маршруту, но "экипаж" постоянно отслеживал "картинку" с бортовых камер - инфракрасной и обычной телевизионной, низкоуровневой, позволявшей вести наблюдение при плохой освещенности.
        -- Мы в зоне нанесения удара! Вывожу изображение с камер на главный экран!
        Огромная жидкокристаллическая панель мигнула, и собравшиеся в командном центре офицеры, в том числе и командир аэромобильной бригады Сто первой дивизии, ответственной за безопасность американского персонала на всем Севере России, увидели огромное пространство, испещренное язвами воронок - следами недавней беспощадной бомбардировки. Удар "Стратофортресса", кажется, уничтожил все живое на нескольких десятках, если не сотнях акров. Свободнопадающие бомбы, точку попадания которых невозможно предугадать, были коварным и жутким оружием, страшнее было бы, имей этот В-52 на борту напалм, но и того, что было, хватило, чтобы вызвать трепет в сердцах военных, которые сами знали, на что шли, отдавая приказ о воздушном ударе.
        -- С русскими покончено, - произнес кто-то. - Что бы могло уцелеть там?
        И тотчас оператор, словно назло говорившему, сообщил на все помещение:
        -- Есть сигнал! Группа теплоконтрастных целей!
        "Предейтор" описал круг, выходя на группу людей, как раз выбравшихся из густой рощи на обширную поляну. Оператор тронул ручку управления, заставляя беспилотник снизиться, чтобы цель оказалась как раз в фокусе высокочувствительных камер разведчика.
        -- Это они! - зло прорычал полковник. - Живучие, ублюдки!
        -- Сэр, цель в зоне поражения! Готов к атаке!
        Беспилотный самолет "Предейтор" был отнюдь не безобидным разведчиком - на пилоне под фюзеляжем "дрона" была подвешена противотанковая ракета AGM-114A "Хеллфайр" с лазерным наведением. И луч лазерного целеуказателя, обязательно входившего в комплектацию авионики "Хищника", был нацелен в спины сорвавшихся с места, бросившись бежать, людей в грязном камуфляже. Оператор, положив руку на панель управления, выжидающе взглянул на командующего.
        -- Уничтожьте их!
        -- Пуск!
        Оператор нажал кнопку... и ничего не произошло. Ракета не сорвалась с пилона, устремляясь в погоню за беглецами, разматывая за собой тонкую нить дымного следа.
        -- Что за черт?!
        -- Запрещающий сигнал! - немедленно доложил оператор. - Цель только что пересекла границу разрешенной зоны, полковник, сэр!
        Это была страховка от человеческой глупости, на случай, если кому-то захочется вдруг пострелять. Спутниковая навигационная система, которой оснащались почти все, за редким исключением, летательные аппараты, исправно передавала координаты, и свои, и цели, на пост управления, а компьютер, сопоставив их с заложенными в его память, выдал однозначный ответ - противник находился вне зоны ответственности. Чтобы снять блокировку, требовалось немногое - санкция вышестоящего командира, чистая формальность, и тогда "Хеллфайр" все же совершит свой первый и единственный полет.
        -- Полковник, сэр, жду вашей команды!
        -- Отставить, лейтенант, - негромко, но четко, произнес командующий бригадой. Он не верил в предначертание, но сейчас решил, что это судьба. Русские оказались там, где у него лично не было власти над их жизнями, оказались не раньше и не позже, именно в тот миг, когда должны были все разом погибнуть. - Черт возьми, как бы я хотел быть таким везучим сукиным сыном, - еще тише промолвил полковник, и затем так, чтобы слышали находящиеся радом офицеры: - Свяжитесь с русскими, дайте им координаты группы террористов, маршрут движения, все, что есть! Пусть теперь покажут, что мы не зря тратим доллары на оснащение их Сил безопасности!
        Офицер связи уже запрашивал штаб ближайшего подразделения русской полиции - их было расквартировано немало вдоль границы зоны ответственности Армии США. Скоро район нахождения террористов будет надежно блокирован. Довольно зря гибнуть американским парням, их уже и так убито немало на этой земле. Полковник расслабленно выдохнул - свое дело он сделал.
        Группа выбралась на большую поляну, позади остался перелесок, чудом не сметенный бомбардировкой, а впереди - обширное пространство, лишь кое-где поросшее жидким кустарником. В таком не спрячешься, не затаишься. И именно в тот миг, когда группа достигла центра поляны, и кромка леса уже приближалась, чтобы укрыть партизан, из облаков вывалился американский беспилотник.
        -- "Хищник"! - Басов первым заметил опасность, вернее, первым среагировал на нее, указывая на серый крест беспилотного разведчика. - Опасность!
        "Предейтор" приближался, монотонно жужжа маломощным мотором, нависая над партизанами, словно неумолимый рок. Застигнутые врасплох, они были как на ладони у американцев. Глупо было бежать куда-то - никакого укрытия не найти, крылатый враг все равно опередит измученных переходом людей. Если этот самолетик вооружен - группа останется навсегда здесь, на поляне. То, что не удалось огромному бомбардировщику, способному в одном вылете сровнять с землей целый город, доделает этот почти игрушечный самолет.
        Беспилотник, полого пикируя, нацелился точно на горстку растерявшихся, впавших в оцепенение людей. Бердыев, единственный, чьи руки были свободны, вновь вскинул автомат, готовый встретить противника огнем, попробовать хотя бы отогнать его, сбить прицел оператором, сидевшим где-то далеко на своей базе, в полнейшей безопасности. А Олег Бурцев просто зажмурился, зная, что даже не успеет понять, когда "Хищник" выпустит ракету, чтобы разом покончить со всеми партизанами.
        Несколько секунд старший сержант слышал только гул мотора и подобный набату стук своего сердца. Ничего не происходило. Олег открыл глаза, и, не веря самому себе, увидел, что беспилотник разворачивается, вновь исчезая в вышине, зарываясь в облака, низко опустившиеся на чащу.
        -- Что за черт?!
        -- Улетает, - довольно улыбнулся Басов. - Теперь им нас не так просто достать!
        Полковник понял, что группа только что пересекал ту невидимую черту, за которой даже американцы переставали быть всемогущими. У него и его людей появился еще один шанс. Судьба все это время была на диво благосклонна ко всем им, словно отдавая дань уважения людям, готовым так рисковать собственными жизнями. И не воспользоваться такой удачей было нельзя.
        -- Мы за пределами зоны их ответственности, - сообщил полковник. - Теперь так просто не достанут! Все, парни, ноги в руки, и рвем подальше отсюда - янки могут передумать! За мной, мужики! Марш!!!
        И снова почти бегом, старясь не чувствовать оттягивающее руки, кажется, до колен, носилки, петляя меж воронок, распахнувших свои жадные пасти. Ощущение чужого, холодного и безжалостного взгляда в спину подстегивало измотанных партизан, еще несколько минут назад готовых упасть от изнеможения там, где стояли. Прежде, чем вокруг снова раскинулся лес, группа прошла почти километр, всюду видя разрушения - следы воздушного удара. А затем уже дальше, через заросли, в прежнем порядке - первым Бердыев с кучей оружия на плече, следом его товарищи с носилками. И так до тех пор, пока из зарослей на раздалось повелительное:
        -- Стоять на месте! Опустить оружие! Замерли!
        Азамат Бердыев честно попытался отреагировать, отскочив в сторону, сбросив себе под ноги лишние "стволы", вскинув свой автомат - он по-прежнему орудовал одной рукой, кое-как удерживая "калашников". Повернулся влево, вправо, и понял, что не представляет, откуда звучал голос.
        Заросли позади группы зашевелились, и на протоптанную партизанами тропу вышел человек, с ног до головы замотанный в "лохматый" камуфляж, подобранный как раз в тон осеннему лесу. Потертый АК-74 с подствольником "леший" демонстративно отвел в сторону. И в тот же миг слева от кустов отделился такой же "лохматый" силуэт, в руках также сжимавший "калашников" - АКС-74 со сложенным каркасным прикладом. Это никого не обмануло - на небольшое расстояние из малокалиберного "калаша" можно относительно точно стрелять и с рук, отдача-то слабая, не зря патрон калибра 5,45 миллиметра и получил наименование низкоимпульсного.
        -- Полковник Басов, - представился так и не отпустивший носилок командир группы. - Пароль - "Жуков"!
        -- "Рокоссовский", - отозвался подошедший слева боец, сбросивший капюшон камуфляжного одеяния, открывая лицо. - Я вас узнал, товарищ полковник. Лейтенант Ерохин, - назвался и он. - У вас раненый?
        -- Осколочное в живот. Большая потеря крови. Он почти не приходит в сознание.
        -- Хреново, - мрачно протянул Ерохин. - У нас же только санинструктор в группе, а из "медицины" - перевязочные пакеты и противошоковое с анестетиком. Ладно, следуйте прямо, товарищ полковник, временный лагерь - примерно в пятистах метрах. Осторожнее - там мины!
        Басов молча кивнул и другим кивком указал своим бойцам путь. Бердыев, снова навешав на себя весь арсенал, привычно двинулся первым, но теперь партизаны расслабились, чувствуя себя непривычно спокойными - вокруг были свои. Они все же добрались до очередной цели.
        Ориентиром для возвращавшихся с задания групп диверсантов была старая сторожка лесника - покосившийся сруб, потемневший от времени, в провалившееся внутрь крышей. Это могло обмануть чужаков - избушка хоть и похожа на гнилую халупу, могла вместить в себя десяток человек, если те достаточно неприхотливы. И пока преследователи, если сумеют не потерять след партизан, будут устраивать осаду сторожки, поливать ее шквальным огнем из всех стволов, как раз в спины им ударят полторы дюжины отлично вооруженных бойцов - ровно столько собралось к этой минуте в укрытом среди чащи лагере.
        Басов и его бойцы оценили качество маскировки - между деревьями натянут брезент, присыпанный ветками, опавшей листвой и прочим лесным мусором, а под ним ютятся партизаны. Костров никто не жжет - надо быть идиотом, чтобы так приманивать американские беспилотники, оснащенные инфракрасными камерами. Да и со спутника при должной удаче огонь костра будет хорошо различим. Партизаны знали, на что шли, и потому обходились сухим пайком, в крайнем случае, используя специальные спиртовки, дающие не так много тепла.
        При появлении новых лиц бойцы, отдыхавшие под березентовыми тентами, насторожились, кто-то по привычке схватился за оружие. Если расставленные посты пропустили кого-то, значит, все в порядке, но расслабляться не стоит.
        -- Командир, - к опустившим носилки на густой ковер мха партизанам подошел человек, не отличимый от остальных, в таком же, как у всех, камуфляже, "разгрузке", с АК-74 за спиной. - Наконец-то! Мы уже устали ждать! Я рад!
        Басов крепко пожал протянутую руку. Партизаны не носили погон, но друг друга, тем более, командиров, знали в лицо, по привычке пользуясь и званиями. Алексей Басов был "в прошлой жизни" танкистом, а тот, кто сжимал его руку в своей ладони, широкой, похожей на лопату, совсем недавно носил погоны майора и служил в морской пехоте, на Тихоокеанском флоте.
        Наверное, правильно было бы, если бы именно он и возглавил партизанский отряд, но магия звезд на погонах сделала свое дело, и во главе стал старший по званью, не боявшийся сам ходить в самые опасные рейды. А майор Соловьев прилежно исполнял обязанности начальника штаба, заодно, в меру своих сил, натаскивая неопытных партизан - народ в отряде собрался всякий, были и откровенные тыловики, ничего, кроме жгучей ненависти к врагу, не имевшие.
        -- У нас двое раненых, - сообщил первым делом Басов, всерьез заботившийся о каждом из своих бойцов. - Им нужна помощь. Один совсем плох.
        -- Ясно! Парахин! - Майор огляделся, пытаясь отыскать среди отдыхавших партизан нужного человека. - Вашу мать, где санинструктор? Живо ко мне!
        С дальнего конца лагеря рысью бежал молодой парень с плотно набитой брезентовой сумкой через плечо и неизменным "калашниковым" за спиной - ни на секунду никто из бойцов не расставался с оружием, зная, что атака на временную базу моет последовать в любой момент, и враг не даст времени, чтобы подготовиться к бою.
        -- Какие новости? - Алексей Басов покосился на медика, слишком юного, чтобы быть по-настоящему опытным, уже суетившегося над Соболевым. - Все вернулись?
        Двое суток назад пять групп, каждая - по пять человек, выступили к нитке нефтепровода, протянувшегося через северорусские леса к порту Мурманска. Полковник Басов предпочитал действовать наверняка, задействовав почти всех своих бойцов, так, чтобы хотя бы один отряд достиг цели, нанеся удар. Американцев ждал неприятный сюрприз - пять мощных зарядов взрывчатки, которые должны были придти в действие почти одновременно, вмиг превращая плоды тяжкого и упорного труда в груду обломков. Но дойти мало - нужно еще вернуться назад, ведь война на этом вовсе не закончится, а Родине, как никогда прежде, нужен был сейчас каждый оставшийся верным ей солдат.
        -- В группе Зубова два "двухсотых" и "трехсотый". "Трехсотый" легкий, - сообщил майор. - Рука, осколочное. Идти сможет, и автомат удержит, если придется.
        -- Как?
        -- При отходе наткнулись на патруль. С боем прорвались, "хвост" сбросили.
        -- Хорошо. Без потерь обойтись не могло. Что еще?
        -- Нет группы Старостина, - хмуро произнес Соловьев. - На связь они не выходили. Мы ждем. Остальные доложили о выполнении задания. Ваша группа пришла последней. Были проблемы, командир?
        -- Были. Но мы справились. Один "двухсотый" есть.
        Каждая из групп диверсантов имела средства связи, но пользоваться ими было разрешено лишь в одном случае - если на пути к цели партизаны попадут в засаду или хотя бы наткнутся на секреты и посты противника. Это будет означать, что нефтепровод охраняется в усиленном режиме, то есть, что противник хотя бы предполагает, а может, и точно знает о замысле партизан. И та группа, что первой обнаружит врага, должна была известить об этом остальных - даже ценой гибели, ведь лучше пожертвовать частью, чем целым, когда все партизаны разом дружно угодят в расставленную ловушку.
        Басов колебался недолго. Его товарищи могли отстать, если при них раненые, могли идти кружным путем, сбрасывая со следа погоню, но все это не имело значения. Своей вылазкой партизаны разворошили осиное гнездо, американцы сейчас придут в себя и всерьез возьмутся за них. Каждая минута, проведенная на одном месте, означала, что кольцо облавы, затягивавшееся вокруг укрытого лагеря, станет еще крепче, и потому полковник, опустив взгляд, угрюмо, но решительно произнес:
        -- Ждать нельзя. Все сроки вышли, а по нашему следу идут американцы. Через час снимаемся и уходим в район постоянной дислокации. Старостин нас догонит... если есть еще, кому догонять.
        -- Есть, сниматься через час, товарищ полковник! - Соловьев кивнул, и, развернувшись, двинулся к укрывавшимся под брезентом бойцам.
        Санинструктор Парахин тем временем закончил возиться с Матвеем Соболевым, и теперь один из партизан лил ему на руки воду из фляжки - парень, слишком молодой, чтобы быть опытным медиком, пытался оттереть кровь с ладоней.
        -- Как он? - Басов, отправив своего зама отдавать приказы, подскочил к санинструктору, едва не схватив того за грудки.
        -- Плохо. Крови потерял много. Я наложил повязку, вколол еще обезболивающее. Промедол скоро перестанет действовать. Надо извлекать осколки, промывать и зашивать рану. Пока все скверно, но может быть еще хуже.
        Парахин бесстрастно выплевывал слова, но было видно, в какой растерянности он пребывает. Все, что мог этот парень - сообщить, что раненый, хоть под его присмотром, хоть без, обречен. Ничем помочь ему здесь, в этом лагере посреди дикого леса, санинструктора партизанского отряда был не в силах.
        -- Долгой дороги он не выдержит, - добавил боец, отводя глаза, чтобы не встретиться взглядом со своим командиром. - Что-то нужно делать немедленно, или проще будет пустить ему пулю в висок, чтобы хотя бы избавить от лишних мучений.
        -- А Азамат?
        -- Рану я промыл, наложил повязку. К счастью, вены и артерии не задеты. Пуля прошла на вылет, так что все будет в норме. Только сейчас ему не стоит заниматься физической работой.
        Вернулся Соловьев, уже с десантным ранцем за спиной, словно был готов отправляться в путь хоть сейчас. За его спиной было видно, как партизаны скатывают брезент, прежде укрывавший их от нескромных взглядов с небес.
        -- Еще двадцать минут - и можем выступать, командир, - сообщил майор.
        -- Отлично. Объявляй общее построение!
        Короткая команда, по привычке переданная полушепотом от человека к человеку - и вскоре весь отряд, два десятка партизан, в камуфляже и разгрузках похожих друг на друга, как братья, выстроился в одну шеренгу, дружно уставившись на своего командира.
        -- Товарищи бойцы, - рыкнул Басов, обводя взглядом суровые лица своих людей, - товарищи бойцы, все вы успешно справились с поставленной боевой задачей. Мы нанесли противнику ощутимый урон, и теперь, когда на наши поиски брошены все силы, мы должны обмануть врага, остаться в живых, чтобы продолжить борьбу.
        Алексей Басов видел усталые лица боевых товарищей, тех, в ком он сомневался меньше даже, чем в самом себе. Люди собрались самые разные - и двадцатилетние пацаны, и серьезные мужики лет за сорок, немного уступавшие в звании своему командиру и посвятившие службе полжизни. Десантники, пехотинцы, моряки - всех их объединяло сейчас лишь то, что эти люди продолжали служить своей стране, служить так, как считали нужным, уничтожая врага, там, где только могли.
        Их было немного, и с каждым минувшим днем этой необъявленной войны становилось еще меньше - вот и теперь, быть может, несколько отличных парней, ушедших в рейд, никогда уже не вернутся назад. Но те, кто остался, были готовы сражаться до конца. Когда объявили о капитуляции, всем им был дан выбор - принять все, как есть, вернувшись в свои дома, или продолжить войну, пытаясь изменить судьбу, свою и своей страны. И они, каждый из тех, кто слушал сейчас полковника, свой выбор сделали, зная, что враги буду беспощадно уничтожать их, и свои нередко осудят горстку безумцев.
        -- Я горжусь тем, что являюсь вашим командиром, - звенящим от волнения голос произнес стоявший перед строем Басов. - Вы заставили врага при всей его мощи, тысячекратно превосходящей наши возможности, засомневаться в себе, в собственных силах, а это - половина победы! Нам предстоит марш к постоянной базе. Не все наши товарищи вернулись к назначенному сроку, но я верю, что они живы, и позже вновь к нам присоединятся. Сейчас я объявляю пятнадцатиминутную готовность к выступлению. А пока - р-р-разойдись!
        Партизаны без лишней суеты бросились врассыпную, возвращаясь к недоделанным делам. Они уходили, и хотели, чтобы никаких следов их недолгого присутствия не осталось здесь. И тогда враг будет тщетно искать их, бесплотных призраков в сером сумраке осеннего леса, и не найдет - а оттого лишь еще больше разуверится в своих силах.
        -- Товарищ командир, раненого брать с собой нельзя, - к Алексею Басову вновь подошел санинструктор. - Он долго не выдержит. Нужна нормальная помощь, хирург и послеоперационный уход. Хоть какое-то его подобие.
        -- Мы не можем это обеспечить!
        -- В нескольких километрах отсюда, в стороне от нашего маршрута, есть деревня. Достаточно крупная, до сих пор вполне жилая, не заброшенная, как эта сторожка. И там есть врач, есть медпункт. Я настаиваю на том, чтобы мы оставили раненого там. надеюсь, сельский лекарь сможет сделать больше, чем смог я.
        Басов очень хотел помочь своему бойцу, тому, с кем бок о бок прошли не один десяток верст, с кем плечо к плечу сражались с американцами. И теперь юный санинструктор предлагал рискованный, но единственно возможный путь, чтобы спасти жизнь умирающего, истекающего кровью партизана. И полковник, не размышляя долго, потребовал:
        -- Карту!
        Майор соловьев вытащил из кармана разгрузочного жилета портативный приемник спутниковой навигационной системы - все той же китайской "Бэйдоу", разумеется, - в несколько касаний вызвав из его памяти нужное. Басов сразу нашел деревню под названием Некрасовка, прикинув расстояние до нее. Полковник понял, что крюк делать придется, и не маленький, но все равно это будет намного меньший путь, чем до основной базы отряда, расположенной в сотне километров отсюда.
        -- Опасно, - в полголоса произнес Соловьев, пристально взглянув на командира. - Нельзя долго оставаться в этом районе. А деревни могут проверить, их не так много здесь. Нас будут искать наверняка, станут прочесывать территорию. Если янки найдут нашего человека, мы его больше не увидим.
        -- Если потащим Матвея с собой, во-первых, кому-то постоянно придется отвлекаться, людей, готовых к бою, в отряде будет мало, и темп движения снизится в любом случае, так что нагнать нас будет проще. А во-вторых, так он просто умрет по дороге, а если оставим его в этом селе, и если его найдут американцы - тяжело раненого - то он останется в живых. Янки не звери, раненого, умирающего, они не тронут. Наоборот, даже помогут ему... чтобы потом судить, как русского террориста. Но это будет потом.
        Майор, прежде командовавший разведротой, прекрасно понимал, что тяжелораненый боец, которого придется сотню с лишним верст тащить на себе кому-то из партизан, сковывает маневр всего отряда, заставляет идти слишком медленно, становясь отличной добычей для вертолетов противника. Бывший морской пехотинец знал цену подвижности диверсионной группы лучше, чем бывший танкист - но оставить своего человека почти наверняка в руках врага он не мог. Пусть американцы и не расстреляют раненого партизана, если все же отыщут его, но нельзя, никак нельзя бросать своего товарища, как какую-то рухлядь, больше не способную приносить пользу.
        Соловьев колебался. На одной чаше весов - жизнь и свобода единственного бойца, который даже не может сейчас осознать, что решается его судьба. На другой чаше - шанс отряда выйти из зоны поисков, добравшись до своей базы, чтобы там собраться с силами и, возможно, с боем вернуть себе своего товарища.
        -- В деревню пойдем не все, - произнес между тем Басов, и по тону его было ясно - возражений полковник не потерпит. - Человека четыре, этого хватит, чтобы нести Матвея и прикрывать тех, кто его понесет. Ты поведешь отряд вот в этот квадрат, - командир партизан ткнул пальцем в экран навигатора, - и здесь будешь ждать нас, скажем... сутки. Этого времени хватит, чтобы дойти до села, оставить раненого и уже налегке нагнать вас. Бог даст, как раз и Старостин со своими парнями объявится!
        -- Принято, командир!
        Отряд уже был готов оставить лагерь. Партизаны переминались с ноги на ногу, ожидая лишь приказа командира. За спинами - пухлые РД, под завязку набитые патронами, сухими пайками, прочими мелочами, необходимыми людям, действующим на территории противника без малейшей надежды на поддержку. Все с оружием - у кого-то в руках привычные "калашниковы", у нескольких за спинами снайперские винтовки СВД, за счет тяжелых скоростных пуль смертоносно опасные для любого противника, рискнувшего приблизиться к стрелку хотя бы на семь сотен метров.
        -- Олег, Азамат, идете со мной, - приказал Басов. - Нужны еще двое. Остальным - выполнять приказания майора Соловьева!
        Бурцев с Бердыевым, красовавшимся свежее повязкой на плече, вышли из строя, став рядом с командиром, к ним присоединились еще двое бойцов. А заместитель Басова уже вовсю сыпал командами. Ушел, исчезая в зарослях, головной дозор, да и остальные партизаны были готовы к маршу.
        -- Идем в деревню, - сообщил своим бойцам Басов. - Оставим там Матвея, потом налегке догоним отряд. Подхватили носилки, мужики, и за мной, шагом марш!
        Они уходили, не оглядываясь, но слыша становившиеся с каждым шагом все тише и тише команды Соловьева, называвшего имена бойцов, выдвигавшихся в головной и тыловой дозоры. Густая стена цепкого кустарника сомкнулась за спинами группы Басова, а спустя пару минут поляну покинули и остальные партизаны, вереницей втянувшиеся в хмурый молчаливый лес. Ничто не напоминало теперь о присутствии здесь совсем недавно множества людей.
        Вчетвером нести раненого Матвея оказалось легче и быстрее - партизаны часто сменяли друг друга, передавая носилки, и не успевали устать так сильно, чтобы скорость движения ощутимо снизилась. Из всех только Бердыев был освобожден от этой обязанности. А сам Осипов едва ли понимал, что происходит. Не приходя в себя по-прежнему, он лишь изредка чуть слышно стонал, и лица его товарищей при этом с каждым разом становились все более мрачными.
        -- Живее, - подгонял партизан полковник, наравне со всеми тащивший носилки, меняясь каждые пятнадцать минут. - Ходу, мужики!
        Они спешили, но, как ни старались, вышли к селу уже когда на тайгу опустились серой пеленой ранние сумерки. Лес поредел, расступился, и партизаны увидели вдалеке скопление домов, к которому через заросшее поле вела проселочная дорога, тоже изрядно заросшая уже пожухшим бурьяном.
        -- Идем, командир? - Бурцев вопросительно взглянул на полковника.
        -- Не спеши, - мотнул головой Басов. - Приглядимся сперва! Подождем!
        Достав из кармана разгрузки бинокль ночного видения, Алексей Басов сосредоточенно принялся рассматривать открывшуюся панораму. Ночная оптика, улавливавшая скупой свет, падавший с ночного неба, многократно усиливала его, позволяя рассмотреть очень многое, недоступное невооруженному глазу. Но, как ни старался полковник, самого важного увидеть он пока не смог, продолжая изучать окрестности.
        Олег, не мешая командиру вести наблюдение, сам тоже очень внимательно изучал этот поселок, скорее, даже большой хутор. Десятка полтора изб, солидных, служивших жилищем, наверное, для многих поколений местных. Сараи, еще какие-то пристройки, все обнесено высокими, почти в человеческий рост, тесовыми заборами. И ни одной живой души на виду.
        -- Зря сюда шли? - Азамат Бердыев покосился на Басова, пристально вглядывавшегося в царивший всюду сумрака, напряженно вслушивавшегося в доносившиеся со стороны поселка звуки. - Кажется, там никого.
        -- Люди там есть! И надеюсь, это не янки!
        Полковник был прав, и Бурцев тоже понял это. Между домами сгустилась тьма, но из окон сквозь плотно задернутые занавески пробивались скупые лучи света - деревня лишь казалась мертвой, просто жизнь в ней научилась не бросаться в глаза. Те, кто полагался на крепость бревенчатых стен, может быть, пили чай, собравшись перед сном всей семьей и радуясь, что прожит еще один день, а также мечтая, что впереди будет еще много таких же спокойных безмятежных дней. Но те, кто вышел из леса, были готовы разрушить их сонное существование.
        -- Олег, со мной, - приказал Алексей Басов, доставая "калашников" из-за спины и расположив оружие так, чтобы в любой миг можно было хлестнуть перед собой свинцовой плетью автоматной очереди. - Азамат, вы двое, остаетесь с Матвеем, - сказал полковник сопровождавшим его бойцам. - Прикрывайте нас!
        Партизаны молча кивнули, и Олег Бурцев, двинувшийся следом за своим командиром, услышал за спиной негромкие щелчки предохранителей. Он знал, что пристальные взгляды товарищей, пропущенные сквозь прорези прицелов, будут сопровождать их каждую секунду.
        Басов уверенной походкой двинулся к ближайшей избе, окна которой изнутри озарялись желтым сиянием ламп накаливания - в этой глуши иных источников света, кроме, разве что, лучины, попросту не признавали. Здесь жили так, как жили их деды век назад, и не считали, что устоявшийся порядок нужно менять.
        Когда партизаны, не выпускавшие из рук оружие, приблизились к дому на полсотни шагов, из-за забора вдруг раздался хриплый лай. Зазвенела цепь, и Олег увидел сквозь щели между рассохшимися досками, мечущегося по просторному двору пса, сгусток абсолютного мрака в опустившейся на село ночной тьме.
        -- Нам не рады, - усмехнулся Басов, и без колебаний толкнул калитку, зайдя на двор.
        Пес, огромная лохматая зверюга неведомой породы, рванулся к чужакам, заходясь в хриплом лае, и замер на месте, когда прочная цепь натянулась до упора, словно струна. Собака так и провожала бессильным рычанием явившихся в деревню людей, мечась из стороны в сторону и звеня цепью, терявшейся где-то в темноте. А по всей деревне тоже брехали псы, и многоголосый лай разносился далеко вокруг в сыром ночном воздухе.
        Полковник сделал ровно три шага, а Олег, двигавшийся следом, только шагнул в проем, когда со скрипом распахнулась входная дверь, и в прямоугольнике показавшегося ослепительно ярким света возник чей-то силуэт.
        -- Стоять, где стоите, - громом среди ясного неба прозвучал мужской голос. - Ни шагу! Вы на прицеле!
        Глаза уже привыкли к свету, и Олег увидел стоящего на высоком крыльце мужчину, одетого в ватник, потертые джинсы, использовавшиеся явно в своей первоначальной ипостаси, как рабочая одежда, и сбитый на затылок картуз, и державшего наперевес двустволку. Одно движение пальца, лежащего на пусковых крючках, - и поток картечи сметет обоих партизан. Двенадцатый калибр - жуткая вещь, если противник от тебя в полутора десятках шагов. Другое дело, что спустя минуту трое бойцов, наблюдавших за происходящим со стороны, изрешетят эту избушку вместе с ее хозяином, и древняя "тулка" мало чего будет стоить против трех АК-74. Но именно этого, боя, и следовало избежать, а местные, напуганные появлением в их поселке вооруженных людей, от которых неизвестно, чего ждать, запросто могли решить дело именно так.
        -- Кто такие? Что нужно? - Хозяин, стоявший на крыльце, хмуро и настороженно смотрел на незваных гостей сверху вниз... и точно так же "смотрели" на них провалы стволов дробовика. И Олегу стало очень неуютно под этими взглядами.
        Бурцев понимал, что чувствует местный, на двор к которому заявились какие-то чужаки, до зубов обвешанные оружием и непонятно зачем вообще пришедшие в тихую, стоящую на отшибе деревушку. Бывший гвардии старший сержант помнил, как в его дом пришли такие же люди, вооруженные, опасные, считавшие, что им позволено все, что только они - власть. И он помнил, словно сейчас слышал, грохот выстрелов отцовского ружья - и треск карабинов американских солдат, не разобравшихся ни в чем, но видевших перед собой вооруженного русского.
        -- Партизаны, - Алексей Басов ничуть не растерялся, во всяком случае, с виду, говорил спокойно, даже руки убрал с оружия - все равно не успеть, если только не держать крестьянина на прицеле, а иначе тот успеет нажать на спуск первым. - Мы ничего вам не сделаем! Нам нужна помощь. У нас раненый, вернее, двое, но один совсем плохой. В деревне есть врач?
        -- Партизаны? - Местный прищурился, словно стараясь внимательнее изучить и запомнить, наверное, тех, кого одни называли бандитами и террористами, а другие - патриотами.
        Крестьянин старался выглядеть уверенно и грозно, но любой понял бы, что он так просто пытается скрыть страх. А что еще может испытывать тот, в чей дом чуть не в полночь являются люди с оружием, чужаки, опасные даже с виду? Ничуть не позорно бояться тех, кто вдвоем может расправиться со всем селом, и не важно, будь тут хоть в каждой избе по десять ружей - в бою огневая мощь стоит на последнем месте после опыта и слаженности, и даже двое, действующие, как одно целое, могут разогнать или перебить целую толпу, вооруженную до зубов, не абсолютно не управляемую.
        Снова скрипнула дверь, и на крыльцо вышел еще один человек, молодой парень лет двадцати, худой, как щепка, долговязый, и тоже сжимавший в руках оружие. Бурцев сперва решил, что это древняя винтовка Мосина, потом догадался, что в руках у юнца, скорее всего, "фроловка", то есть та же трехлинейка, но гладкоствольная, переделанная по шестнадцатый или двадцатый калибр. Когда-то таких ружей было полно в каждой деревне - крестьянину оружие в доме нужно не для "понта", а для дела, чтобы зверя добыть или защититься от недобрых людей, и потому стволов на руках по селам всегда хватало, но самых скромных, простых и надежных. А нет ничего надежнее, чем прошедшая с честью через три войны винтовка.
        -- Отец, что случилось? Кто это? Что им нужно?!
        -- Тихо! - отмахнулся хозяин, и парень, оказавшийся его сыном, выглядевший хоть и испуганно, но решительно, тотчас замолк. - Раненый, значит?
        -- Да, раненый. Нужна помощь. Нам нужен доктор. Врач здесь есть?
        -- Фельдшер что ли? - переспросил хозяин, сделав шаг вперед и оказавшись уже на земле. - Есть. Но спит она, вряд ли вам откроет. Вы же кого угодно перепугаете!
        -- Но вам-то откроет? Пожалуйста, помогите нам!
        Местный, опустив ружье стволами вниз, подошел ближе, став напротив полковника. Не стесняясь, он изучал незваного гостя, а сам Басов, и державшийся поодаль Бурцев, изучали местного жителя, от которого, возможно, зависела судьба их товарища, чудом державшегося на грани жизни и смерти, с каждой секундой теряя остатки жизни.
        Крестьянин был уже не молод, явно за сорок, но крепок. Плотно сбитый, чуть ниже Басова, но заметно пошире в плечах - в танкисты вообще-то богатырей не берут, места в боевой машине очень мало, так что местному жителю полковник внешне проигрывал по всем статьям. Щеки и подбородок заросли щетиной, которая еще не скоро сможет называться бородой. В общем, кряжистый мужик, твердо стоящий на земле обеими ногами - во всех смыслах этого слова.
        -- За мной, - решительно кивнул крестьянин партизанам, и, обернувшись к оставшемуся на крыльце сыну, приказал: - Ступай в дом, Артем! Все в порядке! Ружье разрядить и повесить не забудь!
        Парень скрылся из виду в одну секунду, только дверь скрипнула, с тихим стуком ударившись об косяк. А его отец, оттеснив стоявших возле калитки партизан, двинулся со двора, на ходу закидывая за спину ружье.
        -- Американцы здесь бывают? - Басов нагнал неразговорчивого крестьянина, пристроившись по правую руку и придерживая висевший на плече автомат.
        -- А что они тут забыли? Никого не бывает, мы сами по себе. Летают только иногда, и то в стороне. А раненый ваш где? Этот, - и местный житель кивком указал на Бурцева, - что-то на умирающего не похож.
        -- В лесу. С ним еще наши, трое, - коротко ответил полковник, шаг в шаг следовавший за своим проводником. - Тебя как звать, земляк?
        -- Савелием отец назвал.
        -- Алексей, - представился Басов, и мужчины на ходу обменялись рукопожатием.
        Они прошли по всей деревне, сопровождаемые злым лаем псов, метавшихся за высокими тесовыми заборами. Хозяева же не спешили показываться на глаза, но во многих окнах зажегся неяркий свет - местные жители просыпались, разбуженные шумом, встревоженные неожиданной суетой.
        -- Пришли, - назвавшийся Савелием мужик указал на один из домов, такой же, как остальные, добротный, прочный, сложенный из потемневших от времени бревен в два обхвата. - Здесь наш фельдшер. И дом, и больница тут.
        Местный без колебаний распахнул чуть скрипнувшую калитку, поднявшись на крыльцо и пару раз приложившись кулаком к запертой двери:
        -- Александровна, открой! Помощь твоя нужна!
        Примерно минуту ничего не происходило, только Олег заметил, как шевельнулась занавеска на одном из окон - кто бы ни был внутри, он разумно не зажигал свет, тем только ослепляя самого себя. Игорь уже собрался, было, постучат еще раз, занес кулак, но в этот миг дверь приоткрылась, и на пороге появилась заспанная девушка, пытавшаяся пригладить ладонью растрепанные светлые пряди и одновременно удержать накинутый на плечи поверх кружевной ночнушки ватник. Получалось и то и другое неважно.
        -- Савелий Кузьмич? С Артемом что-то? Неужто с ружьями вашими доигрался? А это кто?
        Девушка не сразу заметила стоявшего на самой границе тьмы и света Басова. Она с испугом взглянула на полковника, державшего оружие на виду, и крестьянин поспешил ее успокоить:
        -- Оленька, не бойся! Это им твоя помощь нужна. У них тут раненый рядом!
        -- Раненый? - спросонья голос деревенского фельдшера звучал с хрипотцой. Девушка взглянула на Басова, безошибочно узнав в нем старшего: - Что с ним?
        Полковник, понимавший, что каждая секунда промедления приближает конец его товарища, ответил по существу, без лишних слов, четко и быстро:
        -- Осколочное в живот. Потерял много крови. Он уже несколько часов на обезболивающем, скоро промедол перестанет действовать. Помогите ему! Пожалуйста, прошу вас!
        -- Так идемте же скорее, - встрепенулась сбросившая с себя остатки сна девушка. - Где ваш раненый? Несите его сюда!
        -- Мы его за околицей оставили. Идите с нами, посмотрите его на месте!
        Девушка, слишком юная, чтобы быть опытным доктором, ничего не говоря, исчезла в доме - для того, чтобы снова выйти к ночным гостям, но уже в спортивных штанах, заправленных в резиновые сапоги, и с косынкой, повязанной на манер банданы.
        -- Идемте! - Басов развернулся на каблуках, почти бегом двинувшись туда, где вздымался неприступной стеной близко подобравшийся к поселку лес. Его нагнал Савелий, на ходу спросив негромко:
        -- Откуда вы здесь? С кем повоевали?
        -- Мой отряд атаковал нефтепровод на севере, - сообщил полковник, понимая, что через день все и так станет известно - возможно, от тех же американцев, которые, конечно, станут искать по всей округе диверсантов. - При отходе нарвались на янки. Одного оставили там, второй скоро отправится следом, если ему не помочь сейчас. Американцам тоже досталось неслабо, - не смог сдержать довольную ухмылку Басов. - Наши люди ушли на юг, а мы остались.
        -- Нефтепровод? У нас несколько парней там работают, нанялись на стройку, лес валить.
        -- Люди нас не интересуют. Мы подорвали трубу, никого не убивали зря, тем более, безоружных. Валили только тех, кто сам к нам совался. Американцы уже рыщут всюду наверняка. Скоро могут появиться и здесь.
        -- Появятся и уйдут, - хмыкнул невозмутимо-заспанный Савелий. - А вообще мы их тут и не видели почти. Им у нас искать нечего.
        -- Было нечего. А теперь точно явятся. Ты уж меня извини, но не мог я своего человека в лесу бросить. И тащить за сто верст его тоже не мог - все одно, в дороге кончится. А стрелять в своих не умел никогда, ни в лицо, ни в спину.
        -- Если сможем, то поможем, - серьезно ответил Савелий. - Авось и пронесет. Мы американцам ни на что не сдались, а своему помочь - поможем.
        Оставшиеся с Матвеем бойцы, издали услышав приближение множества людей, насторожились, и Басов на ходу крикнул в сумрак леса условленный пароль, едва услышав клацанье предохранителей - в темноте бывает всякое, не хватало, чтобы свои встретили очередью в упор.
        -- Где раненый? - Юная фельдшер по имени Ольга, явно испуганная присутствием рядом с собой стольких вооруженных незнакомцев, старалась думать о деле, а о том, что может случится позже, когда дело будет сделано, не задумывалась.
        -- Вот он!
        Алексей Басов сделал все, что мог, для своего товарища, своего бойца. Теперь судьба Матвея была в изящных руках этой девушки.
        Увидев пропитавшуюся кровью повязку, Ольга Кузнецова сперва растерялась. Решив стать сельским доктором, да еще в такой глуши, он знала, на что шла с самого начала - если случится что-то серьезное, полагаться можно только на себя. До райцентра полтора часа тряской езды по какому-то напоминанию о дороге, а "скорая помощь" на вертолете - это что-то из кино, причем не отечественного. Но сейчас, увидев столько крови, увидев этого большого, сильного человека, балансирующего уже долгие часы между жизнью и смертью, Ольга была готова впасть в панику.
        -- Соберитесь! - Девушка вздрогнула, когда на плечо ей легла жесткая, тяжелая рука того, кого остальные чужаки называли то "командиром", то "полковником", а однажды даже "батей". - Вы справитесь! Потом будете рыдать, а пока делайте то, чему вас учили!
        Ее и впрямь учили неплохо, а сам Ольга старалась усвоить все, что довелось узнать или увидеть. И здесь, в деревенской тиши, ее будни не были слишком спокойными. Ей приходилось видеть кровь, много крови - например, когда из леса зимой принесли провалившегося в медвежью берлогу парня. Залегший в спячку косолапый превратил крепкого мужчину в кусок сырого мяса, и Ольге пришлось поддерживать жизнь в ЭТОМ до тех пор, пока из райцентра-таки не прикатил "уазик" с красными крестами. Или в другой раз, когда перепивший самогона идиот попал под плуг весной - вернуть ему ногу не смог бы, пожалуй, и сам Господь, но именно Ольге Кузнецовой этот человек теперь был обязан своей жизнью.
        -- Посветите мне!
        Дождавшись, когда сам полковник вытащит из странного жилета со множеством кармашков небольшой, но мощный фонарь, Ольга, придерживая висевшую на боку сумку с лекарствами, запасливо прихваченную из дома, опустилась на корточки рядом с раненым. Чтобы понять, что дело плохо, ей хватило одного взгляда.
        -- Нужно отнести его в дом, - решительно приказала девушка, поднимаясь с колен и взглянув на хмурого, по-настоящему взволнованного командира партизан. - Здесь я ничего не сделаю все равно, даже света нормального нет! А в доме есть операционный стол, есть генератор, все инструменты там!
        Эта ночь, все, что случилось потом, плохо запомнились простому сельскому фельдшеру. Мерцанье ярких ламп, мерный гул укрытого в сарайке дизеля, да хриплое дыхание так и стоявшего в углу импровизированной операционной полковника. А еще кровь, много крови, хлеставшей из вскрытых ран.
        -- Все! - Наконец девушка с облегчением вздохнула взглянув на осунувшегося партизана, даже в доме не расставшегося с автоматом. - Осколки я извлекла все. Он потерял очень много крови, пробудет без сознания еще долго. Если повезет, выкарабкается.
        -- Он крепкий парень, все будет хорошо! Мы не можем ждать долго, нужно уходить. Спасибо вам!
        Не обращая внимания на забрызганный кровью медицинский фартук, полковник порывисто подошел к девушке и крепко обнял ее. А через несколько минут небольшой отряд уже растворился в предрассветном сумраке, провожаемый задумчивыми взглядами Ольги и ее соседа, Савелий Кузьмича, так и не снявшего с плеча верную двустволку. Никто еще не мог сказать, как сильно эта ночь изменит многие судьбы.
        Глава 6 Взгляд в прошлое-3
        Эр-Рияд, Саудовская Аравия - Кум, Иран 7 июня
        Заключенных охраняли бойцы Национальной гвардии, и он не имел права приказывать им, не имел над этими верными псами короля ни малейшей власти. И все же никто не посмел его остановить - все-таки он был генералом, пусть и армейским, а самый старший из надзирателей носил всего лишь лейтенантские погоны и не посмел препятствовать неожиданно появившемуся на авиабазе Принц Султан посетителю.
        -- У вас десять минут, господин, - произнес командир гвардейцев, охранявших приговоренных к казни заговорщиков, в полной изоляции от внешнего мира проводивших последние часы своей земной жизни. Казалось, офицер извиняется перед высокопоставленным гостем, хотя, наверное, так было и на самом деле. - Только десять минут.
        -- Я понял. Я попрошу, чтобы вы нас оставили на время.
        Лейтенант, ничего не ответив, открыл дверь камеры, посторонившись, и посетитель, которого здесь никто не ждал, сделал шаг, оказавшись в последнем пристанище обреченного на смерть мятежника. На своего провожатого, оставшегося на пороге, он даже не смотрел.
        -- Десять минут! - напомнил гвардеец, а затем тяжелая дверь с лязгом захлопнулась, отрезая двоих от всего остального мира.
        Они стояли друг напротив друга, и первые несколько секунд, показавшиеся обоим вечностью, не могли вымолвить ни слова. Заключенный, уже смирившийся с тем, что единственным живым человеком, которого он успеет увидеть в своей жизни, будет палач, не верил своим глазам, а тот, кто, нарушая прямой приказ и волю своего короля, явился сюда, просто не знал, что можно сказать. Не было таких слов, чтобы утешить человека, одной ногой уже ступившего в загробный мир без особой надежды, что там его будет ожидать райское блаженство и обещанные Пророком девственницы.
        -- Не ожидал, что ты осмелишься явиться сюда, - ничего не выражающим голосом произнес Ахмед Аль Шаури, впившись внимательным взглядом в лицо стоявшего перед ним человека. - На это сейчас мало кто смог бы решиться.
        Бывший командир Двенадцатой танковой бригады Королевских сухопутных войск был одет в пехотный мундир без знаков различия, мятый, но чистый. Неожиданный визит застал его за чтением, и опальный генерал едва успел отложить в сторону Коран, сделав шаг навстречу нежданному гостю. Его лицо, словно окаменевшее, не выражало никаких эмоций, этот человек уже смирился с неизбежностью смерти, но тот, кто стоял перед ним, видел, как в глазах генерала вдруг вспыхнул огонек надежды.
        -- Я не мог поступить иначе, господин. Хоть что-то в этом мире должно оставаться святым. Вера и верность давно попраны нечестивцами, так пусть это будет армейское братство.
        Командующий Первой бригадой специального назначения имени Фейсала бин-Турки понимал, что сильно рискует, добиваясь встречи с одним из мятежников, приговоренных к смерти, тех, чья вина перед королем и королевством никем не подвергалась сомнению. Ахмед Аль Шаури обманом заставил своих солдат обратить оружие против собственного государя, но проиграл бой, и теперь ожидал здесь, на военной базе, на окраине Эр-Рияда, исполнения уже вынесенного смертного приговора - иной участи для того, кто нарушил клятву верности государю, быть попросту не могло.
        -- Что ж, проходи, - Аль Шаури отступил, сделав приглашающий жест. - Располагайся, Исмаил.
        Бригадный генерал Исмаил бин-Зубейд осторожно опустился на краешек неудобного стула, усевшись напротив заключенного. Взглянув вновь в глаза Аль Шаури, командир бригады спецназа почувствовал уважение к своему боевому товарищу, не увидев в ответном взгляде ни тени страха. Он хорошо запомнил этот взгляд еще с того дня, с того часа, как их взвод оказался на острие удара иракцев, в отчаянном броске попытавшихся захватить Рас-Хафджи тогда, в январе девяносто первого, будто это что-то смогло бы изменить. Пятнадцать саудовских солдат, бойцы Девятнадцатой бригады Национальной гвардии, оказавшегося на пути вражеской лавины, плечом к плечу с которыми сражалось полдюжины американских морских пехотинцев из Первой экспедиционной дивизии, и для каждого этот бой был первым настоящим сражением.
        Позади горел, исторгая из себя клубы жирного черного дыма, доставивший бойцов на позиции бронеавтомобиль, неновый американский V-150 "Коммандо" - иракский снаряд, прилетевший из-за горизонта, буквально разорвал машину на куски. А сами гвардейцы испуганно жались вокруг шведской "базуки", противотанкового гранатомета "Карл Густав", единственного, что саудовцы могли противопоставить надвигавшимся иракским армадам. На то, что удастся выбраться отсюда живыми, в те минуты уже мало кто рассчитывал.
        Исмаил помнил страх, охвативший всех, кто видел в те минуты, как из облака пыли, протянувшегося до горизонта, выплывают угловатые силуэты боевых машин. Стискивая оружие до боли в ладонях, они видели в прорези прицелов накатывавшую с севера лавину танков, и казалось, что Саддам Хусейн двинул в атаку всю свою армию разом, против них, жалкой горстки перепуганных юнцов, обратив всю заботливо накопленную военную мощь.
        Уже был наголову разгромлен батальон Второй бригады национальной гвардии, так и не сумевший не то, что остановить, даже задержать рвавшегося вперед врага. И они, оказавшиеся на острие удара иракских танков, не сомневались, что вскоре разделят участь своих братьев, навсегда оставшихся в пустыне. Это потом выяснится, что в наступлении на давно оставленный жителями город принимала участие всего одна иракская бригада. Но в те минуты, когда вокруг повсюду рвались вражеские снаряды, когда страшно кричали раненые, истекая кровью, и никто не осмеливался придти к ним на помощь, покинув укрытия и наверняка оказавшись под шквальным огнем врага, было не до размышлений.
        Юный лейтенант Аль Шаури, едва покинувший стены военного училища, тоже отчаянно боялся, хотелось бросить оружие и бежать без оглядки, спасая свою жизнь. Но он был командиром, его приказа ждали такие же юнцы, боявшиеся еще больше, и Ахмед Аль Шаури нашел в себе силы, подавил страх, первым выстрелив по вражескому танку и увидев, как бронированный монстр окутывается клубами черного дыма, замирая на полпути к их позиции. Тогда он перестал бояться смерти, заставив тех, кто был рядом, побороть в себе этот страх. Его команды в те минуты исполняли все, и саудовцы, и даже американцы, и только благодаря его воле они выстояли, подбив три вражеских танка и бронемашину, потеряли половину людей, но дождались, когда над головами промчались американские штурмовики.
        -- Скажи, Исмаил, что происходит сейчас там?
        Заключенный, смертник, доживавший последние часы, отпущенные ему судьбой, не стал садиться, пройдясь от стены до стены и остановившись перед своим гостем. И командир бригады "коммандос" под его испытующим взглядом, в котором не было страха неминуемой гибели, опустил глаза, чтобы не видеть того, кого он не мог спасти, и кому был предан превыше, чем королю.
        -- Всюду американцы. Здесь, на базе, их несколько сотен. Морские пехотинцы. Посольство теперь охраняет целая рота, превратили его в крепость. И рядом с королем полно неверных. Они ведут себя так, словно это мы - их гости, а не они явились на нашу землю.
        -- Американцы - хорошие солдаты, а их морская пехота - лучшие войска. Они смогут защитить нашего короля от собственного народа.
        Ахмед Аль Шаури знал цену своим словам. Он видел, как погибают американские морские пехотинцы, девятнадцатилетние мальчишки, узнавшие о том, что такое приказ, едва ли не раньше, чем познали женскую ласку. Тогда, на окраине Рас-эль-Хафджи, они не отступили ни на шаг, огнем встретив наступающего врага. Четверо так и остались там, среди песков, приняв смерть, чтоб защитить чужую землю, где они едва ли дождались бы благодарности за подвиг, оставаясь при всех своих заслугах лишь неверными.
        -- К Эр-Рияду стянуты все подразделения Национальной гвардии, словно король ждет нового штурма города, - продолжил между тем генерал бин-Зубейд, чувствовавший напряжение сейчас, когда говорил с мертвецом, живым лишь внешне, но на самом деле уже полностью смирившимся со своей участью. - Осталась только охрана нефтяных месторождений. И я слышал, что американцы предлагают ввести еще войска с королевство, чтобы защищать нефтяные вышки и трубопроводы от атак террористов. Король пока колеблется, но вскоре он вынужден будет дать ответ.
        -- Король обязан жизнью американцам, - сухо произнес Аль Шаури. - О таких долгах невозможно забыть. И он щедро расплатится с неверными нашей нефтью.
        Генерал помнил суровое лицо американского офицера, стоявшего в воротах посольства, под прицелом десятков стволов, одним залпом способных смести и его, и горстку его бойцов. Этот лейтенант должен был дрожать от страха - он не мог не видеть, какие силы готовы двинуться на штурм дипмиссии - но он не дрогнул, собою заслонив бежавшего короля, наверное, в те самые минуты трясшегося от ужаса в каком-нибудь подвале. И эта решимость заставила генерала отступить, приказ о штурме тогда так и не прозвучал, несколько десятков американцев и король остались живы - как остались живы и его солдаты, не ведавшие даже, что творили, просто выполнявшие приказ, - а ему, бывшему командиру Двенадцатой бронетанковой бригады, предстояло вскоре умереть. Последним, что он увидит, будет отблеск восходящего солнца на клинке палаческого меча.
        -- Король продался!
        Эти слова вылетели из глотки бин-Зубейда, словно пуля, покинувшая ствол. Не он первый произнес эту фразу, и именно потому, что она звучала уже не единожды за минувшие с бойни в центре Эр-Рияда месяцы, генерал и явился сюда, зная, что этот визит не останется незамеченным. И не останется без последствий, возможно, очень неприятных последствий.
        -- Король лишь возвращает долги. Он поступает так, как поступил бы любой четный человек. А когда на кону жизнь, то плата может быть очень высока.
        -- Король предал свою веру, память своих предков, свой народ, - закипая, воскликнул командир бригады "коммандос". - Он приговаривает к смерти своих верных слуг, окружая себя американцами, неверными!
        Исмаил бин-Зубейд был полон готовности бороться, полон жизни, в отличие от своего товарища по оружию, даже более того - своего брата, уже свыкшегося с мыслью, что жизнь его вскоре должна прерваться. Для того, кто одной ногой был уже за пределами этого мира, многие вещи казались проще, чем принято думать.
        -- Аль-Джебри и Аль-Зейдин получили свое, - спокойно произнес Аль-Шаури. - Им захотелось власти большей, чем оба они имели, захотелось получить все, хотя можно было довольствоваться только частью. И они сами предались американцам, поверив обещаниям неверных, ожидая их помощи в решающий миг, хотя не могли не знать, что любая война для этих шакалов - бизнес, и средства свои они вкладывают в того, кто имеет изначально большие шансы на победу. И я получил по заслугам. Я забыл о присяге, рискнул - и проиграл, и теперь жду заслуженного наказания.
        -- Кто, как не ты, может считаться верным слугой короля?! И примкнув к заговорщикам, ты же верил, что поступаешь так во благо своей страны, спасаешь ее от большой войны с сильным врагом ценой малой крови!
        -- Если бы я думал о служении своей стране, я должен был бы приказать моим солдатам схватить этого ублюдка Аль-Зейдина, арестовать его и отправить в Эр-Рияд, чтобы его судил за измену король. Но я этого не сделал, хотя понимал с самого начала, что совершаю преступление даже только разговаривая о том, возможно ли использовать моих людей в мятеже. Король суров, но справедлив. Кто сеет ветер - пожнет бурю, и об этом я должен был помнить с самого начала.
        Тот, кто ждал исполнения приговора, уже не думал о том, чтобы продолжить борьбу. Шансов не было, надежды на спасение не было, единственное, что оставалось - надежда на то, что Всевышний окажется более справедливым судьей, чем земной правитель. Но тот, кто пришел, чтобы отдать дань уважения своему брату, не боясь опалы и наказания, не был готов смириться с неизбежным.
        -- Король должен понять, кто умышлял против него, а кто оказался лишь оружием в руках искушенных в интригах заговорщиков. И если он не прислушивается к голосу разума, возможно, голос силы вразумит Его величество! Господин, я должен тебе свою жизнь, я не смею забыть об этом, и готов вернуть долг в любой миг. Я помню, как ты тащил меня, раненого, под огнем иракских собак. Я должен был истечь тогда кровью, но ты вынес меня из-под обстрела, хотя был нашим командиром и не имел права так рисковать собой. Ты вырвал меня тогда из лап смерти, только скажи - и я сейчас вырву тебя из тюрьмы, пусть даже дорогу к ее воротам придется усыпать трупами!
        -- Не хватит ли усобиц и мятежей? Желая обратить оружие против своих братьев, ты только ослабишь королевство, Исмаил, на радость нашим врагам! Ты хочешь силой освободить меня, но кто еще пойдет с тобой, кто нарушит присягу? Кто захочет стать преступником?
        -- Мои офицеры и солдаты выполнят приказ, мой приказ, господин! И ты будешь свободен, а наш король вынужден будет задуматься, как могут столь многие столь рьяно сражаться за неправое дело.
        -- Ты так уверен в каждом из своих людей? Если ты отдашь приказ, они пойдут в бой вместе с тобой, чтобы убивать своих же, или же бросятся доносить, чтобы подавить мятеж в зародыше?
        Исмаил бин-Зубейд хотел вновь уверить своего бывшего командира в верности собственных людей, но он не был лицемером, а потому промолчал. Пока его "коммандос" борются с врагами королевства, внешними и внутренними, они преданы ему лично не меньше, чем самому королю. Но если приказать им обратить оружие против самого государя, от этой преданности не много останется. Командир Первой бригады специального назначения Королевских сухопутных войск понимал это, и потому не произнес в ответ ни слова. А Ахмед Аль Шаури верно истолковал его молчание:
        -- Ты не готов так рисковать. И это хорошо - ты трезво оцениваешь свои шансы, а, значит, есть надежда, что ты победишь. Я не смею даже думать о том, что в твоем сердце появилось место трусости, вовсе нет! Нет смысла вступать в бой, который заведомо закончится собственным поражением. Можно отыскать и иной путь для возмездия!
        -- Какой же?
        Где-то за стенами камеры невидимые часы отмеряли последние мгновения жизни осужденного мятежника, но тот, уже смирившись с неизбежным, был далек от того, чтобы в исступленных молитвах выпрашивать себе прощение. Он знал, что умрет, из королевской тюрьмы нет иного выхода, кроме прямого пути на эшафот, но и умерев, можно отомстить.
        -- Наша страна бедна всем, кроме нефти, - произнес Аль-Шаури. - За нее нам дают без счета доллары, за нее заокеанские властители нашим правителям прощают все, даже если они поддерживают террористов, в других уголках мира жестоко убивающих самих американцев. Мы испугали всех неверных, сказав, что перестанем продавать им свою нефть, и они тотчас нашли тех, кто был готов пойти на предательство ради собственного благополучия. Американцы, вмешавшись, рисковали получить еще одну войну, хотя они и так сражаются по всему миру, от Ирака до России. Но они посчитали, что цель оправдает любой риск. Сейчас они не боятся, что лишатся нашей нефти, и уверены, что победили. Король расплатился за свое спасение богатствами, скрытыми под барханами нашей пустыни, и тоже уверен в своей безопасности - американские солдаты будут ради нефти защищать его от любого врага. Но если Америка лишится нефти, если поток "черного золота", что течет через океан, иссякнет, те, кто правит из Белого Дома всем миром, не простят такого крушения своих надежд. А тебе по силам сделать это, и здесь не потребуется множество солдат, но лишь
несколько самых верных людей, какие у тебя есть, те, кому ты можешь доверять, на кого можешь положиться, Исмаил.
        -- Что я должен сделать?
        Генерал бин-Зубейд не колебался. Он не мог вернуть свободу своему командиру, тому, ради кого был готов запросто расстаться с жизнью. Зачем свобода тому, кого будут преследовать, искать всюду, как преступника, кому придется скрываться где-то всю оставшуюся жизнь? Но умереть, зная, что ты просто сдохнешь, как бездомная собака, или умереть с верой в то, что за тебя отомстят - это разные вещи, пусть разницу эту дано понять не каждому.
        Ахмед Аль-Шаури вполне был готов к тому, чтобы умереть - с самого начала он знал, на что идет, ведь он не был тупым исполнителем. Но сейчас, когда появился кто-то, готовый отомстить, смерть окончательно перестал пугать. Мятежный генерал говорил, торопливо, но, стараясь не забыть ничего, спеша поделиться своими мыслями, а его гость слушал, жадно слушал каждое слово, согласно кивая.
        Монолог Аль-Шаури был прерван лязгом тяжелой стальной двери, отсекавшей камеру смертников от окружающего мира.
        -- Господин, - появившийся на пороге камеры гвардеец обращался к бин-Зубейду - заключенный для этого офицера был не более, чем ходячим мертвецом. - Господин, время истекло. Вы должны уйти! Прошу простить меня, господин!
        -- Я ухожу!
        Генерал встал, одернул мундир, и, прежде, чем покинуть камеру, крепко обнял шагнувшего навстречу ему Аль Шаури, почувствовав его ответные объятия.
        -- Они пожалеют, - едва слышно шепнул Исмаил бин-Зубейд, склонившись к самому уху своего товарища. - Очень скоро они все пожалеют!
        -- Ступай! И прошу тебя, брат, не приходи на мою казнь. Я не хочу, чтобы ты слышал, как на мое имя прилюдно ставят клеймо изменника, как мне сносит голову королевский палач!
        Исмаил бин-Зубейд не ответил ничего, лишь крепче сжав в объятиях своего командира, своего боевого товарища - он знал, что это последняя встреча. А затем генерал развернулся, и, не оборачиваясь, вышел прочь, пройдя мимо замерших на своих постах бойцов Национальной гвардии. За спиной глухо лязгнул запор на вновь закрывшейся двери камеры.
        Президент Исламской республики Иран Бахрам Салахи прибыл в резиденцию духовного лидера страны последним - когда он появился в скромном жилище аятоллы, кроме самого хозяина там уже находились все те, кто решал судьбу государства. Кроме самого главнокомандующего вооруженными силами здесь, в духовном центре страны - именно из Кума, а не из многолюдного шумного Тегерана правили миллионами иранцев - появления светского главы государства уже ждали командующие армией и Корпусом Стражей исламской революции, а также начальник генерального штаба и глава Министерства информации - под таким, невинным на первый взгляд, названием скрывалась одна из мощнейших разведывательных служб Ближнего Востока.
        -- Наша страна в опасности, - произнес седой, но еще крепкий старик, сверкнув полным фанатизма и праведного гнева взглядом из-под кустистых бровей. - Неверные в любой миг могут нанести по нам удар всей своей мощью. Саудовский король, обещавший нам устами своих слуг поддержку, предал нас. Эмбарго рухнуло, с нами почти никого не осталось, мы одни, лицом к лицу с сильным врагом. И этот враг не забудет нанесенного ему оскорбления!
        -- Эмбарго держится, - возразил президент. - Венесуэла остается с нами. Также Индонезия.
        Ему не предложили сесть, как не предложили этого же и остальным членам высшего совета национальной безопасности - тем, кто оказался достаточно близко, чтобы, принимая приглашение аятоллы, которое на самом деле было приказом, оказаться здесь, в резиденции имама, за несколькими кольцами охраны. И сейчас духовный лидер страны, расхаживая по просторной, но скромно обставленной комнате, по очереди заглядывал в лица своим гостям, словно пытался выискать в них хоть какой-то намек на сомнения или робость.
        -- Америка не сможет позволить себе слишком многого - раз объединившись, мы можем объединиться вновь, и даже старая неприязнь не помешает нам.
        -- Этого мало! Пока американские псы получают арабскую нефть, они могут не бояться никого и ничего! Мы доверились своим давним соперникам, поверили их обещаниям, но они нас продали. Теперь в саудовском королевстве полно американцев, король Абдалла находится фактически под домашним арестом - его дворец охраняют вместе с королевскими гвардейцами морские пехотинцы США. А это значит, саудовский монарх будет делать все, что ему прикажут из-за океана. Американцы разгромили Россию - Россию! - за несколько дней, понеся ничтожно малые потери. Мы в одночасье лишились всех своих союзников, а неверные собаки снова стали хозяевами положения. Они вернули себе контроль над арабской нефтью, причем теперь они стали фактически ее хозяевами, и здесь им тоже ужалось сделать все практически без потерь. И они вполне могут приняться теперь за нас.
        -- Вооруженные силы республики готовы к войне! - решительно произнес начальник генерального штаба, а оба главнокомандующих - Корпусом Стражей, подчинявшимся непосредственно аятолле, и армией, формально выполнявшей приказы президента, но фактически тоже полностью подконтрольной духовному лидеру - лишь согласно кивнули.
        Призрак войны становился все более осязаемым. Президент из окна своего лимузина, мчавшегося по улицам столицы с символическим кортежем, видел множество патрулей, видел бронемашины и зенитные установки, направившие в небо стволы пушек и крупнокалиберных пулеметов. И это была лишь верхушка айсберга - напряжение чувствовал каждый, но президент знал больше, чем можно было видеть невооруженным глазом. Сотни тысяч солдат оставались в казармах, на аэродромах в ожидании приказа на вылет находились почти все боеспособные самолеты, ждали команды ракетные катера и главная ударная сила иранского флота - три дизель-электрические субмарины русского производства.
        Его страна, каждый иранец, готовились к вторжению врага - небо над крупными городами патрулировали истребители, вращались решетки радарных антенн, просвечивая пространство на сотни километров, а полиция и добровольцы из ополчения "басидж" выискивали в толпе подозрительных людей - атака могла начаться и с удара диверсантов. Пролетавшие над жилыми кварталами авиалайнеры, обрушивавшие на город гул мощных турбин, заставляли людей, идущих куда-то по улицам, испуганно вздрагивать, запрокидывая головы - все ждали, что в любой миг на столицу, и на всю страну, могут посыпаться бомбы. Исламская республика готовилась к тому, чтобы встретить удар врага, но никто не испытывал сомнений в том, чем закончится эта война, если она все же произойдет.
        -- В боевой готовности находится почти миллион солдат, - сообщил командующий иранской армией. - И еще ополчение "басидж", десять миллионов бойцов, которые восполнят недостаток подготовки фанатизмом и самоотверженностью. Если американцы придут в нашу страну, они не будут знать покоя ни секунды! Земля будет гореть у них под ногами, все мужчины, от детей до древних старцев, станут нашими солдатами!
        Структура вооруженных сил Ирана была уникальной. Командующий иранской армией имел в своем подчинении далеко не всех вооруженных людей, какие были в стране - четыреста тысяч, а еще почти столько же находились в составе Корпуса Стражей исламской революции, подчиняясь напрямую приказам аятоллы, и более никому. При этом армия уступала Корпусу по многим параметрам, например, в ее составе почти не было ракетных частей - "Шихабы" всех модификаций, пугавшие лидеров соседних держав, состояли на вооружении только Стражей. При этом остальные виды вооружений - танки, артиллерия - распределялись поровну и были представлены одними и теми же образцами.
        Именно пасдараны - бойцы Корпуса Стражей исламской революции - охраняли и самого аятоллу. Прежде, чем оказаться в этих покоях, президент миновал множество постов, проходя мимо застывших изваяниями бородатых бойцов с новейшими автоматами "Хабир-2000" в руках и фанатичным блеском в остекленевших глазах. В рядах Корпуса служили лишь те, чья вера была по-настоящему крепка, и для них любое слово аятоллы было приказом, выполнять который следовало беспрекословно.
        Такой порядок порой создавал немалые сложности в управлении, возникали и проблемы с ответственностью - никто не хотел брать на себя чужие ошибки, зато охотно спихивал на других свои собственные. Но сейчас, когда над страной нависла угроза войны с врагом, намного более сильным, чем те, с кем когда-либо прежде приходилось сражаться Ирану, все был готовы действовать сообща, как единое целое, защищая свою землю, свои дома.
        -- Я не сомневаюсь в готовности наших доблестных солдат, всех до единого, встретить врага своей грудью, - кивнул и аятолла, вонзив колючий взгляд своих полных непоколебимой решимости глаз, совсем не по-стариковски вспыхивавших при каждом слове, в генерала. - Но что может сделать наша армия, вооруженная старой, изношенной техникой, для которой не хватает запчастей, против врага, давно уже сражающегося по правилам войн века не двадцатого, а двадцать первого?! Если самый многочисленный у нас тип танка - это старый русский Т-55, а большая часть наших истребителей - русские же МиГ-21 или их китайские копии, как можно всерьез рассчитывать на победу в схватке с врагом, который наводит свои ракеты при помощи спутников? Сражаясь с упорством безумцев, бросая своих солдат в самоубийственные атаки, мы сможем нанести противнику ущерб, и не малый, но этим только разозлим его, привыкшего побеждать, заставим пустить в ход самое страшное, самое разрушительное оружие. Наше упорное сопротивление приведет только к тому, что поражение окажется поистине страшным!
        -- Если будущее уже определено, зачем мы собрались здесь? - Президент прервал речь аятоллы. - Для чего все эти разговоры? Война почти неизбежна, шансов на победу у нас нет, значит, мы обречены.
        -- Войны можно избежать, если не ждать, когда на наши города обрушатся американские ракеты, а действовать уже сейчас, ударить первыми, но так, чтобы гнев врага обратился не на нас.
        Это заявление духовного лидера страны, который был на самом деле намного большим, чем просто священнослужитель, пусть и высшего ранга, заставило президента задуматься. На самом деле его присутствие здесь, в религиозном центре страны, а, по сути - в настоящей столице, городе, на котором замыкались все системы управления, было не обязательно. Не президент, избираемый раз в несколько лет, а ученый богослов, седой старик, одним словом способный управлять огромными толпами фанатиков, правил Ираном. Без его согласия ничто не могло произойти на огромной территории победившего ислама.
        -- Вы предлагаете нанести упреждающий удар? - Президент исламской республики нахмурился, не веря собственным ушам. - Но так мы только приблизим свой конец!
        Глава государства не испытывал протеста против того, что не он принимает окончательное решение. Аятолла был патриотом своей страны, он не мог ошибаться, а жажда власти - это серьезный грех, из тех, что не прощает Всевышний. Президент никогда прежде не сомневался в мудрости рахбара - духовного вождя нации, и теперь не мог поверить в услышанное.
        -- Я не предлагаю воевать с Америкой, - невозмутимо покачал головой аятолла, взглянув на президента в упор. - Вернее, не предлагаю воевать открыто - у нас нет для этого сил. У нас мало ракет, нет - пока нет - ядерных зарядов к ним, а всего остального нашего оружия неверные могут не опасаться. Но мы можем сделать так, что американцы увязнут в войне вовсе не с нами, не для того, чтобы убивать иранцев, они будут надрывать свои силы. Заставим их обратить свой гнев на кого-нибудь другого, а сами будем ждать и копить силы для решающей схватки!
        -- Как заставить врага забыть о нас и тратить свои силы в боях с кем-то другим? Америка - могущественная держава, она уже увязла во множестве малых войн по всему миру, но ее сил еще вполне хватит, чтобы расправиться с нами, раз уж даже Россия не выстояла под ее ударом.
        Бахрам Салехи привык быть честным с самим собой, и потому мог признать, что почувствовал радость, узнав, что Америка вступила в схватку с русскими. Два монстра, чудовищно сильных, могли измотать друг друга в боях, уничтожить, сжечь в ядерном пламени. Россия, конечно, была союзником, одной из немногих стран, которые, плевав на звучавшие из Вашингтона приказы, продавала Ирану современное оружие, но если всемогущие Соединенные Штаты погибнут, то и сильные союзники уже не потребуются исламской республике - с врагами ближним иранцы разберутся сами.
        Можно было устроиться поудобнее, наблюдая, как рушится в бездну старый мир, исчезают старые враги, но все пошло не так. К удивлению иранского президента, Россия пала, не продержавшись и нескольких дней. Ее лидеры не смогли - или попросту не решились - пустить в ход самое мощное свое оружие, то, которое Бахрам Салехи применил бы без колебаний. Америка победила, понеся ничтожно малые для такой победы потери. Старый мир рухнул, но новый порядок не сулил ничего хорошего Ирану.
        -- Саудовский король, забыв о своих обещаниях, заключил сделку с неверными, - объяснил аятолла. - Арабы продают американцам свою нефть, разорвав любые договоренности с кем бы то ни было еще, а американцы всегда готовы встать на защиту короля от его собственных подданных.
        Духовный лидер говорил размеренно и веско, чеканя каждое слово, а ему почтительно внимали в полном молчании. В его руках извивалась, скользя меж пальцев, тонкая нить четок, с которыми имам не расставался ни на миг - янтарные бусины, отшлифованные до зеркального блеска не то трудом мастера, не то частыми прикосновениями владельца, щелкали, касаясь друг друга. Это постоянное движение завораживало, как и мерно звучавшие слова.
        -- Большой Сатана хочет подчинить себе весь мир, заставить всех жить по своим законам, а тех, кто откажется - жестоко карать, не щадя никого и ничего! Но для того, чтобы покорить мир, сперва нужно стать независимыми от этого мира, и первый шаг неверные уже сделали. Получив контроль над нефтью России и Саудовской Аравии, имея еще источники нефти, например, Мексику, имея запасы на своей территории, Америка может не бояться никого и ничего. Значит, нужно сделать так, чтоб опасность нависла над этой нефтью, чтобы миллионы неверных могли остаться без топлива для своих автомобилей, в замерзающих домах. И опасность эта должна исходить не от нас, а от тех, кто пытается уверить американцев, что он - их верный союзник.
        -- Вы говорите об арабах, рахбар? - догадался президент Салехи. - Но как стравить их с американцами?
        -- Нужно нанести удар по нефтяным месторождениям Саудовской Аравии, сорвать поставки нефти в Америку. Но сделать это так, чтобы виноватыми выглядели сами арабы. Король пообещал американцам, что проблем не будет, и если он не сможет выполнить свои обещания, неверным захотят сами все контролировать. Они уже на саудовской земле, и их придет еще больше, и даже если король Абдалла согласится, его народ не признает оккупацию своей страны. Начнется война, и о нас забудут.
        -- Эта война не будет длиться дольше, чем война с Россией, - помотал головой главнокомандующий иранской армией. - Простите, уважаемый, но саудовцы - скверные солдаты. Они вооружены лучшим американским оружием, иногда даже лучшим, чем есть у израильских собак, но они не умеют пользоваться этим оружием, и у них нет решимости сражаться. Я больше верю в наших солдат на старых танках и самолетах - они готовы умирать за свою страну и свою веру!
        -- Как бы то ни было, американцы забудут о нас, решая намного более важные проблемы. Нет нефти - значит все их современные, начиненные электроникой самолеты никуда не взлетят, останутся в портах их корабли, встанут, застыв грудами мертвого металла, танки, эти "Абрамсы", как будто бы неуязвимые для любого оружия.
        -- Провести серьезные диверсии на территории Саудовской Аравии не так просто, - заметил Бахрам Салехи. - Нефтяные промыслы тщательно охраняются, возможно, что теперь - еще и американцами.
        -- У нас есть там свои агенты, - встрял в беседу главнокомандующий Корпусом Стражей исламской революции. - Они пока не проявляют себя, чтобы не быть уничтоженными или схваченными саудовскими спецслужбами, но готовы выполнить приказ. И, кроме того, наверняка среди самих саудовцев есть недовольные тем, что по их земле расхаживают, как хозяева, явившиеся из-за океана неверные. Я уверен, мы отыщем там себе союзников.
        -- У короля Абдаллы немало противников, - согласился глава Министерства информации, действительно, один из наиболее информированных людей среди собравшихся в резиденции аятоллы. - Его власти многие завидуют, и мы найдем, на кого опереться.
        -- Америка должна забыть о нашем существовании, пока мы не будем готовы вести с ней войну на-равных, - жестко произнес духовный лидер, и глаза его сверкнули ненавистью при одном упоминании давнего врага, затаившегося за океаном. - Скоро наши ученые милостью Аллаха создадут ядерные заряды, которые мы сможем доставлять к цели нашими ракетами, и тогда на нас никто не осмелится нападать. Пока же пусть наши враги будут заняты защитой того, что считают самым ценным для себя, пусть растрачивают свои силы в войнах с кем-нибудь другим, и потом, когда они ослабнут, мы о себе напомним, и вынудим их считаться с собой!
        -- Америка погрязнет в войне, захлебнется в крови своих солдат! - В глазах президента Ирана сверкнули молнии. Он хотел смерти своим врагам, хотел увидеть их унижение, и ради этого был готов рискнуть многим - даже своей страной, и уж тем более своей властью.
        -- Генерал Сафар, - аятолла взглянул на командующего Корпусом Стражей исламской революции. На него и его бойцов духовный лидер мог полагаться больше, чем на кого-либо иного, хотя мало кто в Иране был бы против того, чтобы унизить ненавистного врага, увидеть его страх. - Генерал, вы должны представить мне план операции и выбрать ее исполнителей. Это должны быть не тупые фанатики, годные только на роль смертников, а преданные, опытные люди. Придется проникнуть на территорию врага, пробраться туда, где готовы к любым неожиданностям - и при этом постараться остаться в живых, чтобы и дальше продолжить борьбу. Мы нанесем удар не только в Саудовской Аравии, но, если понадобится, по всему миру, заставив американцев содрогнуться от страха! используйте все, все наши ресурсы для этого!
        -- Будет исполнено, рахбар! План будет разработан в ближайшие дни! Я подберу лучших из лучших для этой миссии!
        Призрак войны отступил в эти минуты. Президент Ирана не сомневался, что воля аятоллы будет исполнена. Совсем скоро могущество Америки окажется под ударом. весь мир увидит, что она не так сильна, какой пытается казаться. И тогда настанет их время - время тех, с кем пребывает благословение Всевышнего, кто не отринул веру ради богатства и роскоши. Бахрам Салехи еще не подозревал, что в стане врага у них уже появился первый союзник.
        Генерал королевской армии Саудовской Аравии Исмаил бин-Зубейд не давал обещаний, и потому в день казни он был там, где собралась добрая треть населения Эр-Рияда. Солнце только поднялось над крышами домов, удушливая жара еще не накрыла испепеляющей волной огромный город, а на площади перед королевским дворцом бурлила огромная толпа. За спинами тройной цепи королевских гвардейцев, облаченных в полное снаряжение, грозно выставивших перед собой штурмовые винтовки, возвышалась мрачная громада эшафота. На ней терпеливо прогуливался единственный человек - палач.
        Давно уже в столице королевства не видели публичных казней, тем более - на дворцовой площади. Но сегодня был особенный случай - смерти должны были предать заговорщиков, предателей, нарушивших присягу и посмевших угрожать королю. Им не повезло остаться в живых после провала мятежа, и теперь, после недолгого суда и нескольких недель ожидания, приговор предстояло привести в исполнение.
        Генерал осторожно пробирался чрез толпу, мягко, но уверенно отодвигая со своего пути людей, собравшихся поглазеть на необычное зрелище. Кто-то в ответ на крепкие тычки и толчки бранился, но, увидев его погоны, испуганно умолкал, уступая дорогу. Бин-Зубейд не хотел выделяться, но все же надел форму - повседневную, не парадную, и оружие не взял, чтобы не привлекать слишком много внимания.
        Исмаил почти добрался до первой линии оцепления, когда все началось. Гудевшая, бурлившая, неразборчиво что-то бормотавшая толпа вдруг притихла, замерев на несколько секунд - на эшафот вывели приговоренных. Генерал видел их - он стоял достаточно близко. Окруженные караулом из гвардейцев, на помосте, поднятом выше голов тысяч зевак, стоили три человека, сейчас ничем не отличавшихся между собой. Одинаковые белые рубища, неухоженные бороды, бледные, несмотря на зной и палящее солнце лица. Принц Хафиз Аль Джебри. Самир Аль Зейдин, глава Службы общей разведки. И генерал Ахмед Аль Шаури, жизнью расплатившийся за личную преданность своему патрону.
        -- Волей Его Величества и во славу Всевышнего Господа нашего, да свершится правосудие над предателями и изменниками, - раскатился над толпой зычный голос. - Нечестивцы, посмевшие умышлять против государя, признаны виновными, и наказание им - смерть!
        Последние слова эхом разнеслись по толпе. Тысячи зрителей, жаждавших крови, в едином порыве устремились к эшафоту, со всех сторон напирая на Исмаила бин-Зубейда. Поглазеть на казнь пришли многие - но самого короля не было. Неверное, наблюдает за всем из дворца, решил генерал. Не было, к их собственному счастью, и американцев - неверные тоже попрятались по своим норам, хотя, наверняка, радовались сейчас.
        -- Взывайте к Господу, - обратился к приговоренным "распорядитель" казни. - Помолитесь в последний раз, прежде, чем предстанете перед Ним!
        Все трое разом опустились на колени, коснувшись лбами деревянного настила. Исмаил бин-Зубейд даже видел, как беззвучно шевелятся их губы. Отрешенные лица, остекленевшие глаза, в которых не было ни раскаяния, ни сожаления - только страх перед небытием, на пороге которого стояли они, зная, что назад пути нет. Наверное, на этот раз, впервые, быть может, за свою жизнь, все трое молились искренне, зная, что с них вскоре будет спрошено за любую ложь.
        Генерал Исмаил бин-Зубейд старался запомнить все, каждый жест, каждую деталь, потому что хотел знать, за что будет мстить. Он вдруг поймал себя на том, что вместе с приговоренными шепчет слова молитвы. Те, кто стоял рядом с генералом, тоже заметили это, отступая, отшатываясь от человека, что-то беззвучно говорившего, устало опустив веки.
        -- Довольно! - Резкий злой крик вырвал бин-Зубейда из забытья. - Пора приступать!
        Палач, безучастно стоявший на краю эшафота, сделал шаг, приближаясь к тяжелой колоде, к которой два гвардейца уже подтолкнули первого из приговоренных - Хафиза Аль Джебри. Солнечные лучи разбились мириадом брызг о сталь широкого, плавно изгибавшегося и чуть расширявшегося к острию клинка, специально утяжеленного - чтобы одним ударом отсечь голову преступника, не доставляя ему излишних мучений.
        Принц Аль-Джебри не пытался сопротивляться, следуя туда, куда тащили его дюжие бородачи-гвардейцы. Вот его пригнули к колоде, палач встал сбоку, обеими руками вздымая над головой свой жуткий скимитар. Замах, удар, воздух стонет, рассекаемый оточенным не хуже бритвы лезвием - и клинок с глухим стуком вонзается в отполированное дерево, а голова, от которой отлетают брызги крови, катится по помосту.
        Толпа замерла - все собрались здесь в ожидании зрелища, но увидев то, чего хотели, почувствовали страх и омерзение, уже почти безмолвно, без движения наблюдая за тем, что происходит далее. А гвардейцы между тем подняли с колен Самира Аль-Зейдина, ухватив его за локти и потащив к колоде, уже впитывавшей в себя первую пролитую сегодня кровь.
        -- Нет!!! - пронзительный вопль заставил вздрогнуть тысячи зевак. - Нет!!! Прости!!! Пощады!!!
        Вырвавшись из рук гвардейцев, бывший глава королевской разведки на коленях пополз по эшафоту, простирая руки ко дворцу государя, каменной громаде, возвышавшейся над площадью. Он кричал что-то неразборчивое, рыдая и вырываясь из рук стражников. Но те, легко поборов сопротивление, схватили приговоренного, швырнув его на все ту же колоду. Аль-Зейдин еще что-то кричал, захлебываясь слезами, когда вновь свистнул, опускаясь, скимитар палача - и крик оборвался невнятным воплем, а потом вновь наступила тишина.
        Генерал Ахмед Аль-Шаури не дожидался, когда гвардейцы толкнут его к палачу - он сам сделал первый шаг, пройдя весь путь, всего несколько шагов, последних шагов в его жизни, без посторонней помощи. Он шел навстречу неизбежному, как когда-то шагнул под огонь врага, вынося своего раненого бойца, хотя знал, что сам может лечь рядом с ним. Исмаил бин-Зубейд замер, широко открыв глаза - он должен был видеть все.
        Аль-Шаури сам, отстранив не посмевших касаться его гвардейцев, опустился на колени, положив голову на колоду, небритой щекой коснувшись пропитавшегося кровью дерева. Палач снова, в третий раз, занес над головой ослепительно сверкнувший в солнечных лучах скимитар. Он был настоящим мастером, этот человек, с одного удара отсекавший голову, срезавший ее своим страшным мечом, словно бритвой. И сейчас он тоже сделал все, как надо.
        Клинок, дойдя до верхней точки, резко пошел вниз, прочертив сияющую дугу, и со стуков вонзившись в дерево. Отрубленная голова покатилась по помосту, а тело мешком сползло под ноги палачу. Безупречно!
        Исмаил бин-Зубейд не видел, как уносили тела, как расходилась напряженно гудевшая толпа - никто не осмеливался почему-то говорить в полный голос. Командир Первой бригады специального назначения не стал задерживаться на площади дольше, чем было нужно - его уже ждали.
        Они собрались на окраине Эр-Рияда, на чьей-то квартире, в тихом спокойном районе. Когда появился генерал, все остальные уже были на месте. Десяток офицеров из его бригады, те, с кем Исмаил бин-Зубейд нес службу плечо к плечу много лет, кого знал, как самого себя - и кому мог доверять больше, чем себе.
        -- Король расплатился с неверными кровью своих самых преданных слуг, - произнес генерал, обведя взглядом своих братьев, товарищей по оружию, тех, кого он выбрал из многих сотен, в ком был уверен. - Те, кто хотел блага для нашей страны, закончились свой путь на плахе. Ахмед Аль-Шаури искренне верил, что спасает королевство от войны с Америкой, и именно для того, чтобы сохранить мир, он, обманутый хитрыми интриганами, повернул оружие против того, кому присягал на верность. Его обманом заставили совершить предательство, а потом назвали преступником, опозорив его имя на всю страну. И это лишь начало. Неверные, сами и создавшие заговор, явились вовремя, как будто бы спасая нашего короля - еще бы, они точно знали, что и когда должно произойти, и ждали в полной готовности! И теперь они хотят хозяйничать на нашей земле, а король Абдалла им верно служит, возвращая долг, оплачивая его кровью своих братьев! Этого не должно быть!
        Слова рвались из груди, а в ней клокотала ярость. Перед глазами генерала еще стояла жуткая картина - оседающее на выщербленные доски эшафота обезглавленное тело того, кому он до сих пор остался должен самое ценное, свою жизнь. Никто не смел прерывать бин-Зубейда, слушавшие его, кажется, даже старались не дышать.
        -- Я собрал вас, тех, кому верю, как себе, на кого могу полагаться в любом деле даже больше, чем на себя, чтобы сказать - я желаю отомстить королю, который так легко отправляет на смерть своих слуг, предаваясь неверным, явившимся из-за океана. и с вами, или без вас, но я сделаю это!
        -- Мы с тобой, господин, - произнесли разом несколько офицеров. - Ты верил нам прежде, можешь верить и сейчас!
        -- Неверные пришли сюда, чтобы получить нашу нефть, то, что приносит богатство нам и будет приносить нашим детям и детям наших детей - если американцы и их прихвостни не выкачают из наших недр черное золото все до капли. Пока у них есть наша нефть - король Абдалла будет их другом и союзником. Но если поток нефти иссякнет... Я заставлю короля понять, почувствовать, что значит, быть преданным тем, кому ты веришь. Мы - элита королевской армии, и нам по силам сделать то, что я хочу. Мы уничтожим нефтяные промыслы, лишим неверных нашего сокровища, и рассорим их с королем. И тогда он поймет, кто настоящий его друг!
        -- Если сделать то, что ты предлагаешь, господин, американцы явятся сюда в полной силе, и в королевстве начнется война, - покачал головой с явным сомнением один из офицеров - командир батальона "коммандос". - А неверные могут нас победить!
        -- Войны не будет! Американцам нужна наша нефть, а если они будут бомбить все подряд, то промыслы окажутся уничтожены окончательно, ни о какой добыче не будет и речи тогда - так получилось в Ираке, так будет и здесь. Они не смогут разгуляться в полную силу. Да и вообще вторжения не будет - если они ступят на нашу землю, если приблизятся хотя бы к святыням Медины и Мекки, все правоверные поднимутся против американцев по всему миру, начнется джихад, которого так боятся в самой Америке. Нет, войны не будет - эти неверные не дураки рисковать всем. Но наказать короля они попытаются, а мы будем готовы к этому, и, позволив ему вдоволь натерпеться страха, вмешаемся, вышвырнув американских собак прочь из королевства!
        Ахмед Аль-Шаури продумал все до мелочей - у приговоренного к казни смертника было достаточно времени для этого. И пусть его тело скоро уложат в могилу, Исмаил бин-Зубейд выполнит посмертную волю своего брата, и план, рожденный в тиши одиночной камеры, воплотится в реальность. Но прежде следует решить несколько проблем.
        -- Для предстоящей акции нам потребуется много людей, не десять и не двадцать, - сообщил бин-Зубейд. - Нужны и опытные бойцы, и "пушечное мясо", возможно, даже смертники - иначе оборону нефтяных месторождений не прорвать. Пока этот план известен только вам, тем, кому я доверяю. Я прошу каждого из вас подобрать по несколько человек, три-четыре, не больше, из тех, что лично преданы вам самим. Если хоть несколько слов из сказанного достигнут ушей контрразведки, палач придет уже за нами. Но люди нам нужны - ударить нужно одновременно всюду, чтобы король и его неверные покровители испытали настоящий ужас! Ступайте, и помните - мы делаем то, что угодно Аллаху!
        Офицеры расходились по одному, возвращаясь к месту службы разными путями, чтобы никто и ничего не смог сейчас заподозрить. Исмаил бин-Зубейд был намерен покинуть место встречи последним. Но прежде, чем он переступил через порог, к нему подошел юный лейтенант Ибрагим Аль-Джуни, один из тех, кого генерал считал самыми многообещающими своими людьми, оказывая им заметное покровительство.
        -- Господин, прошу простить меня, - молодой офицер говорил неуверенно, словно в чем-то сомневаясь. - Наших сил может не хватить для того, что вы задумали. Но я знаю, кто может помочь нам. Король Абдалла предал не только вашего друга, но и многих за пределами королевства. И есть те, кто готов на все, чтобы отомстить нечестивому правителю. Такие же мусульмане, как мы, они помогут, если будут знать, что мы делаем общее дело.
        Что-то шевельнулось в сознании бин-Зубейда. Не надо гадать слишком долго, что понять, кого своей сделкой с американцами предал их король. И потому генерал спросил, почти наверняка зная ответ:
        -- Иран?
        -- Они наши братья, правоверные, а ссорят нас политики в угоды неверным собакам! Но нам нечего делить на самом деле!
        Новость о том, что один из самых перспективных молоды офицеров его подразделения связан с иностранной разведкой - а с кем же еще! - фактически с врагами государства, была не из числа приятных. И все же это шанс сделать грязную работу чужими руками - отомстить королю и уцелеть, ведь на месте преступления найдут иранцев, а не саудовских солдат из элитной бригады.
        О том, что спецслужбы соседней страны ведут работу среди военных, Исмаил бин-Зубейд знал и раньше, он хорошо помнил историю, в том числе и случаи, когда контрразведка раскрывала целые заговоры, ниточка от которых неизменно тянулась через вод Персидского залива на восток. Просто осознавать, что один из тех, кого обычно называют предателями, был с тобой рядом столь долго время, и ты сам благоволил ему, это... неприятно, наверное. Но терпимо, особенно сейчас.
        -- Твои... друзья, - генерал немного замялся. - Они серьезно готовы помочь нам?
        -- Более чем, господин! И кроме желания у них еще есть немалые возможности! Я не могу что-либо обещать или всерьез обсуждать, но можно организовать встречу с тем, кто сможет давать такие обещания, принимать и отклонять предложения. И это стоит сделать, не откладывая.
        -- Хочешь организовать встречу с резидентом?
        -- Через три дня, - не отвечая на вопрос, сообщил Аль-Джуни. - На границе с Оманом, точное место сообщат позже. Только вы и я, больше никого. С их стороны тоже двое. Вы не должны опасаться провокаций, господин! Все честно!
        Исмаил бин-Зубейд внимательно посмотрел на своего офицера, словно испытывая того, пытаясь отыскать слабину. А затем молча кивнул - он уже принял решение, и не сможет называть себя мужчиной, если повернет вспять. Три дня - это же не так много. Придется лишь немного потерпеть.
        Вызов в штаб застал полковника Нагиза Хашеми на огневой полосе. Нет, сам офицер Корпуса Стражей исламской революции не проходил все эти препятствия - на этот раз он с безопасного расстояния наблюдал за тем, как его бойцы ползут под низко натянутыми нитями колючей проволоки, переваливаются через стены, палят из автоматов по появляющимся на несколько секунд мишеням, метают ручные гранаты, пытаясь уложить их в отверстие размером с ветровое стекло автомобиля. А рядом стояли их командиры с секундомерами в руках, и каждый солдат знал - каждое мгновение промедления обернется не меньше, чем километровым марш-броском в полном снаряжении.
        Пасдараны из отдельной бригады "коммандос" в который раз штурмовали эту полосу препятствий, в ожидании начала священной войны оттачивая свое мастерство. С исступлением фанатиков они снова и снова шли вперед, порываясь сквозь стену огня, до крови царапая спины о шипы колючей проволоки. Каждый знал, что час решающей битвы близок, и каждый хотел встретить ее в полной готовности.
        -- Господин полковник, - рядом с Нагизом Хашеми вырос, как из-под земли, молодой сержант - даже борода еще не росла, так, щетина. А на заднем плане полковник заметил джип с водителем. - Господин полковник, вас приказано срочно доставить в штаб! Идемте!
        Над полигоном, расположенным под Керманшахом, и принадлежавшем Семнадцатой пехотной дивизии, стоял страшный грохот - трещали автоматы, раскалившиеся от интенсивной стрельбы, рвались ручные гранаты, хлопали взрывпакеты. Но полковник Хашеми привык ко всему этому, как привык и посыльный, и потому они отлично слышали друг друга сейчас.
        -- Что за спешка, сержант? - сурово спросил полковник.
        -- Прибыл генерал Сафар! Это его приказ!
        Имя командующего Корпусом Стражей исламской революции заставило Хашеми поторопиться. Никогда прежде столь высокий чин не настаивал на личной встрече с обычным офицером, а, значит, сейчас должно было произойти нечто необычное. Быть может, именно то, к чему Нагиз Хашеми готовился всю свою сознательную жизнь.
        Генерал Омид Сафар ничем не выказал своего нетерпения, когда полковник Хашеми, по-уставному отдав честь, вошел в кабинет командующего дивизией, временно выдворенного вон - уже одно это значило очень многое. Командир бригады "коммандос" замер на пороге, вытянувшись по струнке и уставившись куда-то в потолок, поверх головы главнокомандующего. А тот, не спеша, подошел к столу, за которым обычно располагался командир дивизии. Сейчас полковник заметил, как сильно хромает на левую ногу генерал Сафар - командующий успел побывать на настоящей войне, подбивая иракские танки из ручного гранатомета.
        Нагиз Хашеми достаточно знал о своем командире, чтобы утверждать - сейчас он видит перед собой настоящего героя, выжившего в жуткой бойне. Солдаты Хусейна тогда немало натерпелись от летучих отрядов иранских "коммандос"-мотоциклистов, носившихся по пустыне, как ветер, появляясь там, где их никто не ждал. Двое пацанов с РПГ-7 едва ли не на мопеде - против сорокатонной махины танка, и Омид Сафар не раз выходил победителем из такой неравной схватки. Но однажды ему не повезло - пулеметная очередь с иракского Т-72 накрыла тарахтящую маломощным движком "боевую машину", уходившую за барханы после очередной удачной атаки.
        Продолжая хромать, Омид Сафар, будто не замечая присутствия полковника, остановился возле стола, что-то взял оттуда, неторопливо вернулся к широкому окну - сквозь толстое стекло доносились отзвуки взрывов и стрельбы с полигона - вновь развернулся, и, приблизившись на три шага к полковнику, заговорил.
        -- Нагиз Хашеми, - произнес генерал, раскрыв тонкую папку, но почти не глядя в нее, словно выучил содержимое наизусть. - Родился в Исфахане, в семье священника. Военное училище, затем - десять лет безупречной службы, сперва в Тридцать первой пехотной дивизии, затем - в подразделениях специального назначения. Ваша бригада считается одной из лучших, вы гоняете своих людей до полного изнеможения, но это лишь заставляет все больше добровольцев просить о переводе именно в вашу часть. Все знают, что "коммандос", служащие под вашим началом, подготовлены лучше многих других. Они способны действовать на суше, на море и в воздухе, любым оружием, в наступлении и обороне. У вас есть боевой опыт, полковник?
        Вопрос едва ли требовал ответа, и все же Нагиз Хашеми послушно сообщил:
        -- Я занимался подготовкой боевиков "Хезболлы" в Ливане, вместе с ними совершил несколько рейдов на территорию Израиля. Один раз наша группа попала в засаду, устроенную неверными. Половина моих людей осталась там, прикрывая наш отход - они все погибли, выиграв для нас время, еврейские собаки, оказывается, неплохо умеют воевать. Я хотел остаться со своими людьми, я с радостью принял бы смерть во имя Аллаха, но не мог нарушить приказ.
        -- Вы поступили верно, полковник, - кивнул генерал Сафар. - Одно дело, когда еврейским собакам достаются тела ливанцев или сирийцев, и совсем другое - если это будет иранский офицер, пусть даже мертвый. То, что вы здесь, означает, что вы не только храбрый боец, но еще и дисциплинированный, а именно это мне и нужно. Скажу стразу - на вас мой выбор пал не сразу. Я изучил несколько кандидатур, довольно-таки много, ознакомился с личными делами, выслушал рекомендации командиров и просто сослуживцев. И в итоге выбрал именно вас!
        -- Для чего, господин генерал?
        -- Вы на протяжении десяти лет готовились защищать свою страну, свой народ и вою веру, полковник. Вы преданы своей родине, дисциплинированы, у вас есть опыт диверсионной деятельности - вы тот, кто нужен. И сейчас вам выпал шанс нанести удар в самое сердце нашего самого сильного врага. Вам предстоит воевать с американцами!
        Полковник Хашеми почувствовал, как заломило в груди - не от страха, от предвкушения. Он выбрал путь воина, и делал все, чтобы быть одним из лучших, вовсе не из тщеславия, а просто потому, что иначе не выстоять в схватках с многочисленными врагами его великой родины. И вот оказалось, что все его усилия, лишения, испытания, которым полковник сам себя подвергал, были не напрасны. Тело вдруг охватила непривычная дрожь, сладостное волнение - он, Нагиз Хашеми, простой паренек с бедной окраины Исфахана, оказался достоин, он будет сражаться во имя своей родины с самым ненавистным врагом Ирана!
        -- Страна на пороге войны, - говорил, как рубил, генерал Сафар. - Американцы у наших границ, и корабли - возле нашего берега. Мы готовы встретить их, но наши силы не равны. Никому не нужна победа, ради которой всему народу придется стать смертниками! И потому нужно ударить первыми, но так, чтобы в ответном ударе вся мощь неверных обратилась не на нас, а на других, а сами они оказались ослаблены и не могли бы воевать в полную силу. Скажите, полковник, что нужно от нас американским собакам, ради чего они готовы посылать на смерть своих солдат?
        -- Нефть!
        Нагиз Хашеми не колебался с ответом. Ради густой маслянистой черной жижи, которой так богаты недра его страны и соседних государств, американцы и их прихвостни готовы на многое. Ирак уже пал, и теперь его гниющее тело опутали нити нефтепроводов, питающих врага, позволяющих ездить его автомобилям, летать его самолетам и даже космическим ракетам.
        -- Вы правы, полковник, - кивнул Сафар. - Нефть важна для нашего врага. Привыкнув полагаться на техническое превосходство в любой войне, американцы нуждаются в огромном количестве топлива для своих кораблей, самолетов, танков. Если на бензоколонках иссякнет бензин, в Америке начнется паника, их народ свергнет президента, все их нечестивое правительство, и никто уже не будет думать о том, чтобы идти за океан и воевать с нами. И вам, полковник, предстоит разработать и осуществить операцию, в результате которой снабжение нефтью Америки будет нарушено, при этом все должно выглядеть так, чтобы гнев ввергнутого в ужас врага обрушился не на нас, а на других, тех, кого сейчас американцы считают своими союзниками. На Саудовскую Аравию.
        -- Я готов, господин генерал! Я ждал этого часа всю жизнь и не подведу вас! Не сомневайтесь во мне! Вам никогда не придется жалеть о своем выборе!
        Полковник, как и многие иранские офицеры, учился военному искусству на примерах долгой войны с западным соседом, и знал, что стало с Ираком после восьмилетней бойни, никому ничего не принесшей, кроме разрушения и потерь - а воспользовались этим неверные. Саддам Хусейн, отвергнувший веру предков, не нашел в себе силы сражаться до конца, согласившись на перемирие, и его страна задохнулась в тисках блокады. Он встречал врага на своей земле, лишь отвечая ударом на удар, когда нужно было наступать, перенести войну за океан, ударив неверных в самое сердце, использовав все самой разрушительное оружие, какое у него было. Миллионы персов видели, как пала сильная страна - Ирак вышел победителем из долгой войны с Ираном, но в схватке с неверными не выстоял. Конечно, и родина Нагиза Хашеми стала сильнее с той поры, но все же ждать, пока враг нападет, и готовиться только к обороне - это прямая дорога в небытие.
        -- Это воля аятоллы, - жестко произнес генерал Сафар. - И вам предстоит претворить ее в жизнь, полковник! Вы должны воплотить самые страшные комары неверных, навсегда селить ужас в их сердца! В вашем распоряжении будет все, что вы пожелаете, вы можете подбирать людей из других подразделений - не только пасдаранов, но и армейских "коммандос", всех, кого сочтете достаточно подготовленными. План операции должен быть представлен мне - и самому рахбару! - как можно скорее!
        -- Самым надежным способом был бы ракетный удар по нефтяным промыслам Саудовской Аравии, - предложил Нагиз Хашеми. - Их месторождения находятся в пределах досягаемости наших ракет "Шихаб-3", и здесь не потребуются никакие ядерные боеголовки. Мы могли бы стереть их с лица земли за несколько минут. Но, как я понимаю, этот путь, самый простой и легкий - не для нас, господин генерал?
        -- Это так! Вы должны нанести удар так, чтобы подозрения не сразу пали на нас, полковник! Иначе вы только приблизите гибель своей страны!
        Полковник Хашеми не мешкал, получив приказ. В его распоряжении было немало источников информации - справочники, журналы, бездна Интернета - вполне достаточно, чтобы составить представление о своей цели и о том, как уничтожить ее быстро, с минимумом усилий и наибольшим эффектом. Даже вполне открытые материалы могут оказаться настоящей кладезью знаний для того, кто точно знает, что ищет. А генерал Сафар не солгал - в распоряжении Хашеми было все, что только могло потребоваться. Пусть Иран не имеет разведывательных спутников, пусть нет у него беспилотных разведчиков вроде американских RQ-4 "Глобал Хок", летающего так высоко, что до него нее "дотягивается" большинство зенитных ракет и перехватчиков, или "невидимого" RQ-3 "Дарк Стар" - разведка работала. Миллионы правоверных, живущих по всему миру, за которыми не в силах уследить никакая контрразведка, поставляли столько информации, что в ней впору было захлебнуться.
        Боевая подготовка была позабыта - часами полковник просиживал перед монитором, порой полностью утрачивая контакт с реальностью, прерываясь лишь для того, чтобы принять немного пищи, или совершить намаз. И если первым еще можно было пренебречь, то отказаться от второго Нагиз Хашеми не посмел бы даже под страхом смерти.
        Нефть для Америки оказалась действительно важна, жизненно необходима. На самом деле у неверных были и иные источники энергии - уголь, гидроэлектростанции, наконец, ядерная энергия - они запрещали иранцам создавать свои реакторы, мешали делать это русским, но сами и не думали уничтожать собственные атомные электростанции. Но нефть была очень важна. Ни один нормальные американец не представляет жизни без личного авто - а машинам нужен бензин. Иссякнет он на бензозаправках - и встанет транспорт, прекратится торговля, ведь товары развозят по магазинам тоже на грузовиках. Скорая помощь, полиция, пожарные не приедут вовремя, ведь и для их машин тоже нужен бензин, эта резко пахнущая жидкость, которая умеет так ярко гореть.
        Полковнику Хашеми не потребовалось много времени, чтобы понять - удар только по нефтяным промыслам Саудовской Аравии не решит проблему, этого будет слишком мало, чтобы по-настоящему испугать американцев, а вот чтобы разозлить их - вполне достаточно. В баках американских автомобилей или в генераторах личных электростанций каждый день сгорало в среднем больше двух с половиной миллионов тонн переработанной нефти - а ввозили в страну чуть менее двух миллионов тонн ежедневно. Сумей нарушить поставки хотя бы на несколько дней - и даже при том, что на территории Соединенных Штатов останутся немалые запасы нефти, миллионы американцев охватит паника, справиться с которой будет невероятно сложно.
        Свыше половины потребляемой нефти ввозилось в Америку извне, но далеко не вся - из Персидского Залива. Доля Саудовской Аравии в импорте составляла на самом деле не так уж много, всего примерно семнадцать процентов от общего объема ввозимого "черного золота". Лишь немногим больше, чем импортировалось из Канады, Мексики или Нигерии. Прежде одним из крупнейших поставщиков была Венесуэла - на нее приходилось ежедневно почти четыреста тысяч тонн. Но лидер этой страны, продолжая исполнять взятые на себя обязательства, сохранял режим эмбарго, несмотря на то, что это уже потеряло всякий смысл.
        Нагиз Хашеми должен был решить главную задачу - выбрать цели, удар по которым принесет наибольший эффект. С Саудовской Аравией все ясно - арабов нужно наказать за предательство, ведь они первыми предложили свою поддержку, как будто бы встав на защиту Ирана. Там поработают диверсанты, и полковник лично возглавит своих лучших "коммандос". Конечно, неплохо бы использовать ракеты - быстро, эффективно, надежно, и никакого риска потерь, а в будущей войне пригодится каждый солдат. Но раз нельзя, так нельзя, найдутся и иные способы.
        С другими целями было сложнее. Разумеется, до Канады добраться будет сложно, и действовать там почти невозможно - на себе не пронесешь в эту страну все необходимое, а добыть там оружие и взрывчатку, скорее всего, окажется нереально. А вот Мексика - совсем другое дело. На нее приходится почти двенадцать процентов импорта нефти, тоже немало, а добыча ведется в море, с нефтяных платформ, огромных сооружений, беззащитных и чудовищно уязвимых. Генерал Сафар обещал, что будут предоставлены все ресурсы - что ж, нужно воспользоваться такой возможностью, тем более, у Ирана есть подходящее оружие для атаки именно таких целей. И доставить его через океан не так уж сложно - там нет границ и пропускных постов, нейтральные воды потому так и называются, что там до сих пор нет никакого хозяина. Двое суток спустя, умирая от недосыпания, смотря на мир опухшими, воспаленными глазами, полковник Нагиз Хашеми прибыл в Тегеран - там его ждал Омид Сафар.
        -- Удар должен быть нанесен одновременно в обоих полушариях, только тогда мы добьемся желаемого эффекта, - докладывал полковник внимательно слушавшему его генералу. - Целей несколько - нефтяные поля Саудовской Аравии, буровые платформы в Мексиканском заливе, нефтяные терминалы на побережье Нигерии. В качестве дополнения можно провести операцию против судоходства в Персидском заливе, но это создаст помеху и нам самим. Акцию в Саудовской Аравии я планирую провести силами своих коммандос - расположение ключевых объектов нам известно, проникнуть в страну не составляет особых трудностей, правда, есть проблемы с оснащением. Нам там никто не продаст несколько тонн взрывчатки, а тащить с собой опасно. В Мексиканском же и Гвинейском заливе предстоит действовать нашему флоту, а точнее, подводным лодкам - они атакуют и уничтожат нефтедобывающие платформы.
        -- Подводные лодки - самые мощные боевые единицы нашего флота. Никто не решится так рисковать ими, полковник, даже ради такой миссии, когда у наших берегов крейсирует американская эскадра во главе с авианосцем! У нас их всего три, и потеря даже оной из них ослабит нашу мощь на море, и без того весьма скромную.
        -- Я имею в виде сверхмалые субмарины типа "Гадир", - торопливо пояснил Нагиз Хашеми. - Их водоизмещение - всего сто пятнадцать тонн, длина - двадцать девять метров, и они вооружены двумя торпедными аппаратами, что весьма серьезно. Они тихие, их трудно будет обнаружить даже американцам со всей их дарованной шайтаном техникой. Одиннадцать таких подлодок уже в строю, этого хватит для осуществления задуманного. Субмарины должны быть доставлены к целям на плавучих базах, замаскированных под торговые суда, возможно - принадлежащие третьим странам. Я верю, что наши подводники выполнят свою задачу. Кроме того, к участию в операции следует привлечь боевых пловцов - я знаком с их методами, тактикой, знаю, какова их подготовка. Мои "коммандос" тоже умеют плавать с аквалангом, но лучше поручить дело тем, кто готовился к этому каждый день своей службы.
        -- То, что вы хотите, вы получите, скорее всего, - пожал плечами генерал Сафар. - Если ваш план увенчается успехом, каков будет его эффект? Мы наверняка понесем потери, я - и аятолла - желаем быть уверены, что наши братья погибнут не напрасно.
        Полковник Хашеми после нескольких суток без сна и отдыха мечтал только об одном - забыться хотя бы на пару часов, подремать, чтобы измотанный разум его мог придти в себя. Но для того, чтобы получить эту желанную награду, следовало доказать своему начальнику, что время было потрачено не напрасно.
        -- Эффект? Поставки нефти в Соединенные Штаты упадут в два раза - разве этого мало? Начнется паника, миллионы неверных охватит ужас!
        -- Даже если все удастся исполнить, у американцев останутся еще источники нефти, - настаивал генерал. - Это Канада, кроме того, нефть есть на Аляске, в других штатах, есть еще подземные хранилища. Ущерб будет восполнен, и достаточно легко.
        -- Это так, и цели, которые вы назвали, нам не поразить, если мы только не хотим навлечь беду на свою страну. Но толпа плохо воспринимает цифры, а американцы - это толпа. Новость о том, что взлетели на воздух нефтепромыслы едва не по всему миру, породит волну ужаса, который трудно будет обуздать. Цены на бензин подскочат вверх, даже боюсь загадывать, насколько, или, вернее, во сколько раз они вырастут.
        -- Да, верно, - кивнул Сафар. - Не ракеты и бомбы, а ужас - наше самое сокрушительное оружие! Мы ударим по сердцам, по душам врага, привыкшего чувствовать себя всемогущим. Но для того, чтобы удар достиг цели, нужно действовать быстро - предатели есть везде, если затянем с подготовкой, то что-то станет известно американцам, и они начнут действовать первыми. Нужно спешить!
        Полковник был полностью согласен с этой мыслью - промедление грозило тем, что планы станут известны кому-то, кому о них знать не следует. А учитывая, какую подготовку нужно провести, чтоб быть хоть немного уверенными в успехе операции, следовало тем более торопиться - иначе отрабатывать действия можно будет несколько лет.
        -- Вы отлично поработали, полковник Хашеми, - генерал Сафар оторвался от распечаток, разложенных на его столе, и взглянул в упор на командира бригады "коммандос". - Я убедился еще раз, что не ошибся, выбрав именно вас из многих. Сегодня же план будет доставлен аятолле, и, я уверен, рахбар примет его! Что же касается ваших сомнений по поводу части операции, касающейся Саудовской Аравии... Это наша ключевая цель, отступники должны быть наказаны. Да, действовать на их территории, под присмотром американцев, сложно. Но у нас есть там союзники, полковник. ими движут свои мотивы, но цель у нас с ними пока одна. И кое с кем из них вам следует познакомиться как можно скорее!
        Выспаться Нагизу Хашеми все же удалось - в жестком, тесном и неудобном кресле старого, грозящего развалить в воздухе на куски "Аэробуса", доставившего его из Тегерана в Маскат - столицу Омана. План операции "Гнев Пророка" был утвержден без каких-либо изменений, и полковнику предстояло уже сейчас начать воплощать его в жизнь. Целых три часа сна - этого вполне хватило, чтобы сойти вновь на землю бодрым и отдохнувшим.
        Исмаил бин-Зубейд добрался до границы из Эр-Рияда за несколько часов. взятый напрокат "Нисан-Патрол", на вид потрепанный и более чем скромный, но на самом деле вполне надежный, доставил бригадного генерала в место, где должна была произойти встреча - встреча, сам факт которой делал его предателем и королевским преступником. Но отчего-то мнение короля теперь меньше всего интересовало командира бригады специального назначения.
        Под конец поездки, однообразной и утомительной, генерал задремал - и в итоге был разбужен легким толчком в плечо. Еще не успев открыто глаза, бин-Зубейд первым делом положил ладонь на кобуру с табельным "Браунингом", и лишь по прошествии нескольких секунд, вспомнив, где он, расслабился.
        -- Господин, прибыли, - лейтенант Аль-Джуни, на несколько часов ставший водителем при своем командире, указал на ровную, как стол, пустыню, простиравшуюся до самого горизонта: - Мы на месте!
        -- Ты уверен? Это уже граница?
        -- Граница прямо перед вами, генерал, - кивнул лейтенант, в распоряжении которого был спутниковый навигатор - вещь, незаменимая при поездках по местности, лишенной каких-либо ориентиров. Такой, например, как эта пустыня. - Через километр уже территория Омана. Наши друзья скоро появятся. Мы прибыли раньше оговоренного времени, так что есть еще десять минут.
        Бин-Зубейд выбрался из салона внедорожника, с наслаждением потянувшись - тело затекло от долгого нахождения в одной и той же позе. Было жарко, но снаружи все же лучше, чем изнутри - даже неплохой кондиционер не спасал от зноя, когда находишься в железной коробке несколько часов подряд. Китель, пропитавшийся потом, прилип к спине, и генерал, одернув форму, принялся прогуливаться возле джипа, в котором оставался его единственный спутник.
        Место для встречи было выбрано хорошее - посреди ровной, приглаженной ветром пустыни, можно не опасаться неприятных неожиданностей. Здесь сложно устроить засаду, и можно вести беседу, не отвлекаясь на то, чтобы вовремя обнаружить отблеск оптического прицела, поймавшего линзой солнечный луч. Конечно, стрелок с винтовкой пятидесятого калибра, вроде американской "Баррет" М82, может расположиться за полтора километра отсюда, и увидеть его невооруженным глазом не сумеет никто, но ведь от всего на свете не убережешься. Нужно доверять людям, даже тем, о ком еще несколько часов назад ты даже не слышал, и кто явно представляет здесь отнюдь не друзей королевства. И потому генерал Исмаил бин-Зубейд приготовился терпеливо ждать.
        Аль-Джуни или соврал, или просто его часы шли неверно - прошло не более трех минут, а на востоке взметнулся столб пыли, верный знак того, что со стороны сопредельного государства кто-то ехал, причем явно не на верблюдах. Еще две минуты - и уже можно разглядеть изрядно потрепанный белый "Субару", не самую новую модель. Подскочив пару раз на невысоких барханах, японский внедорожник остановился в сотне метров от "Нисана", и из него выбрался один человек. Постоял полминуты, осматриваясь, а затем двинулся навстречу бин-Зубейду.
        -- Это он, господин генерал, - сообщил лейтенант, наконец, покинувший салон автомобиля. - Идите же!
        Они встретились на гребне невысокого бархана, прилизанного порывами жарко ветра. Минуту стояли молча, друг напротив друга, разделенные всего парой шагов - изучали, оценивали. Затем тот, кто прибыл со стороны Омана, заговорил первым по-арабски, хотя едва ли это был его родной язык.
        -- Я представлюсь, чтобы вы понимали серьезность моих слов. Меня зовут Нагиз Хашеми, я полковник сил специального назначения Корпуса Стражей исламской революции. Ваше имя мне известно, простите - предпочитаю знать заранее, с кем имею дело. Мы с вами коллеги, генерал. И сейчас хотим одного и того же.
        -- И чего же именно хотите вы? - невозмутимо поинтересовался бин-Зубейд.
        -- Унизить короля Абдаллу, и заставить американцев разочароваться в нем, перестав считать саудовского правителя своим союзником. Он обещал поддержку моей стране, пугал неверных тем, что перестанет продавать им свою нефть. Мы поверили ему, забыв о давнем соперничестве. Но американцы, запугав ваших братьев, заставили их выступить против короля, а затем использовали это, как предлог, чтобы придти на вашу землю. Ваши друзья стали разменными фигурами в этой грязной игре, и вы хотите отомстить. Мы тоже. Мы хотим, чтобы ваш король ощутил сам, каково это, когда тебя предают те, кто еще недавно заверял в верности, клялся в дружбе - предают, когда понимают, что дружить больше не выгодно, что они ничего не получат взамен своих уверений в преданности. Так что наши желания совпадают, мы можем друг другу помочь.
        -- То, что я сейчас с вами говорю - предательство, - вдруг заметил Исмаил бин-Зубейд. - Вы - представитель разведки враждебного государства. Я должен был бы вас арестовать.
        -- Но не собираетесь делать этого, - ухмыльнулся Хешеми, не спрашивая - утверждая. - Предать нечестивого правителя, который готов отправить на эшафот преданных своих слуг ради сохранения дружбы с неверными - это не преступление, а деяние, угодное Всевышнему. Давайте думать, как исполнить наш замысел. У вас есть то, что нужно нам - информация и ресурсы, а у нас - люди, готовые ради своей страны и своей веры принять любую смерть.
        Генерал бин-Зубейд успел ценить своего собеседника за эти несколько минут. Это был не фанатик, а расчетливый боец, собранный, внимательный и решительный. Изможденное лицо и красные глаза его говорили о том, что этот иранский полковник провел последние дни отнюдь не в праздности. Он точно знал, чего хочет, и был уверен, что саудовский генерал поможет ему в этом. И эта мысль больно уязвила Исмаила бин-Зубейда - иранец очень легко "просчитал" его.
        -- Американцы пришли в вашу страну, чтобы забрать себе вашу нефть - вам они уже не доверяют, - продолжил Хашеми. - Значит, сделаем так, чтобы нефть им не досталась. И тогда король Абдалла, который расплатился сокровищем вашей земли за свое спасение, сразу попадет в немилость неверных и поймет, наконец, кто с ним, а кто - против него. У нас есть люди, готовые провести атаки на нефтяные промыслы - это не иранцы, это бойцы "Хезболлы", сирийцы и палестинцы, многих из них я готовил лично. Моя страна не заинтересована в том, чтобы на нее пали подозрения в этой диверсии.
        -- У вас есть подготовленные люди, а что требуется от нас?
        Бригадный генерал саудовской армии не колебался - он знал, на что идет, дав согласие на эту встречу, и предпочел перейти сразу к делу. Мучиться угрызениями совести было поздно, говорить о том, что он погорячился и теперь передумал - смешно. Последняя черта, стоя возле которой, еще можно было сомневаться, осталась позади - давно, еще тогда, когда бин-Зубейд дал согласие на эту встречу лейтенанту Аль-Джуни, а не отволок его в контрразведку. Так что теперь нужно думать о деле, а совесть... Совесть помолчит, достаточно только вспомнить, как играло солнце на лезвии палаческого меча за миг до того, как полоса остро оточенной стали вонзилась в шею генерала Аль-Шаури.
        -- Нам нужно снаряжение - оружие, взрывчатка, средства связи. Провезти все это через границу можно, но опасно, а нам потребуется много разной амуниции. И еще информация, например, о системе охраны нефтепромыслов. Возможно, вы и ваши люди помогут нам пройти через периметр безопасности, так будет еще проще. Только дайте нам дорогу, генерал, остальное - наша забота. Но ваша месть свершится, клянусь!
        -- Что ж, это возможно, - подал плечами бин-Зубейд. - Оружие и снаряжение достать не так сложно для меня. Надеюсь, вы намерены ввезти в страну не батальон своих бойцов?
        Нагиз Хашеми усмехнулся, оценив шутку, и сообщил:
        -- Не более пятидесяти человек. Кое-кто, кстати, уже в королевстве - здесь удобно скрываться от мести еврейских спецслужб. Мои люди - профессионалы, они привыкли действовать малыми силами против многочисленного противника. За плечами многих из них - годы непрерывной войны с израильтянами, а это не самые скверные солдаты, поверьте тому, кто был под их огнем!
        -- С информацией дело обстоит сложнее, - заметил генерал. - Нефтяные промыслы охраняет Национальная гвардия. Они подчиняются наследнику престола и королю, а на внимание со стороны армии смотрят косо. Я не могу просто приказать им отдать мне схемы расположения постов и таблицы паролей, если вы рассчитываете на это, господин Хашеми.
        -- Это мы сделаем сами, генерал! Я не заинтересован, чтобы ваше имя оказалось как-то связано с будущей акцией - нам нужны такие люди, как вы, те, на кого можно положиться, не опасаясь предательства. И ради того, чтобы заслужить ваше доверие, я исполню вашу месть! Ваши казненные братья будут довольны!
        Где-то далеко, за сотни километров от этой пустыни, мирно спал в своих роскошных покоях король Абдалла - один из самых богатых и влиятельных людей планеты, тот, в чьих руках были колоссальные запасы нефти, а, значит, власть над очень многими. Его покой бдительно охраняли отборные гвардейцы, беззаветно преданные своему господину, рядом были и американцы, а, значит, нечего опасаться. Правитель Саудовской Аравии не знал, что невидимые часы уже начали обратный отсчет времени. Маховик заговора набирал обороты.
        Глава 7 В кольце
        Архангельская область, Россия 6 октября
        В грузовой кабине - салоном, как ни старайся, назвать ее не поворачивался язык - десантного Ми-8 МТВ было шумно и тесно. Шумно оттого, что как раз над головой выли на максимальных оборотах спаренные турбовинтовые двигатели ТВЗ-117ВМ, вращавшие лопасти несущего винта геликоптера диаметром двадцать один метр. Ну а теснота... разве может быть просторно, если в эту кабину набилось разом тридцать с лишним человек, все - не с пустыми руками, в полной экипировке, с личным оружием, с десантными рюкзаками, туго набитыми боеприпасами и сухими пайками.
        Тарас Беркут покосился на сидевшего слева от него на узком, не слишком удобно сидении, бойца. Плечистый парень, шириной плеч и величиной бицепсов ничуть не уступавший своему командиру, поставил меж широко расставленных ног пулемет "Печенег", упирая приклад в металлический пол кабины, и сейчас, уставившись куда-то в пустоту, перекатывал во рту жевательную резинку. Почувствовав на себе взгляд полковника, пулеметчик обернулся, вопросительно уставившись на командира. Тарас молча кивнул, продолжив изучать лица своих бойцов.
        Беркут чувствовал волнение тех, кто находился рядом с ним, в тесноте вертолетной кабины. Нет, по-настоящему никто не боялся, эти люди уже успели понюхать пороха, за плечами многих из них было не по одной войне. Но оставаться совершенно спокойным, когда точно знаешь, что совсем скоро тебя ждет бой с безжалостным противником, готовым на все, едва ли окажется под силу хоть кому-то.
        Дверца, отделявшая кабину пилотов от грузового отсека, сейчас битком набитого вооруженными людьми, отворилась на пару секунд. Штурман, усталый мужик в потертом комбезе, выглянул в полумрак, отыскав сидевшего по правую руку полковника, и сообщил, перекричав вой турбин над головами:
        -- Одна минута до "точки"! Готовь своих!
        Летчик уже скрылся, а Тарас Беркут, надсаживая глотку, рявкнул, заглушив и гул моторов, и разговоры, за которыми его бойцы пытались скоротать время:
        -- Одна минута! Всем приготовиться!
        Все тридцать два человека, ютившиеся в наполненном шумом чреве Ми-8МТВ, разом подобрались. Послышался сухой лязг взводимых затворов, а щелчки предохранителей потонули в общей суете. Сам Беркут давно был готов. Тело сдавливал разгрузочный жилет "Пионер", простой, надежный и функциональный, нагрудные карманы которого были туго набиты автоматными "рожками" - восемь магазинов, двести сорок смертоносных гостинцев, летящих почти втрое быстрее звука. Оружие тоже было под рукой.
        Большая часть людей Беркута, бойцы БОР - отдельного полицейского батальона оперативного реагирования, - по привычке вооружилась "калашами", компактными АК-105 калибра 5,45 миллиметра, по своим характеристикам стоявшими как раз посередине между полноценным АК-74 и "окурком" АКС-74У, и соответствовавшим разрекламированным на весь мир американским карабинам М4. Но сам полковник предпочел автомат системы Никонова АН-94, знаменитый прежде, но как-то забывшийся со временем "Абакан"[ "Абакан" - не название оружия, а шифр темы, по которой оно было создано. Но произносить его легче, чем "а-эн девяносто четыре", потому и произошла некая подмена понятий] . Такой же выбор сделали и наиболее опытные офицеры Беркута.
        "Никонов", действовавший по принципу смещенного импульса отдачи, позволял укладывать первые две пули едва не в десятикопеечную монету - "калашникову" такое не снилось - а устроен был ненамного сложнее, чем АК. По сути, ствол и затворная группа находились на лафете с мощными амортизаторами, гасившем отдачу, так что в момент выстрела оружие оставалось неподвижным, обеспечивая невиданную точность. Конечно, конструкция оружия стала не такой простой, как у АК-74, но те, кто оружием пользоваться умел, за недостаток это не считали. Ухаживай за своим "стволом" грамотно, и он не откажет в разгар боя, так что собирать-разбирать его под огнем противника не придется. А уж такие мелочи, как "отсутствие эргономики" для русского мужика... Да кто про нее вообще слышал, про эргономику-то!
        Беркут почувствовал, как вертолет сперва сбавил скорость - турбины над головой стали выть чуть спокойнее - а затем начал снижаться. Через пару секунд опустится грузовая аппарель в кормовой части "вертушки", выпуская его и его людей навстречу первому для батальона настоящему бою. Комаднир чувствовал, что нервы у всех на пределе, люди напоминали сжатые до упора возвратно-боевые пружины своих автоматов - надави еще чуть-чуть, и они стремительно распрямятся, сметая все на пути.
        Створка аппарели, заменившей на последних модификациях "пчелки", как называли Ми-8 еще с Афгана, двустворчатый люк, поползла вниз, впуская в десантный отсек порывы ветра и тусклый свет осеннего дня. Беркут, на ходу цепляя на пелчо АН-94 с уже досланным в ствол патроном, первым стал у проема, готовый ступить на землю, считавшуюся своей, родной, русской, но теперь бесконечно враждебную для него и тех, кто шел следом за ним.
        -- Приготовились, - еще раз обратился он к своим бойцам, напряженным, нервным, сжатым в комок, и готовым к прыжку, едва услышав команду. - Проверить оружие! По выходу занять круговую оборону! Пулеметчики - за мной! Вперед!!!
        Катки шасси "ми-восьмого" даже не успели толком коснуться покрытой пожухшей травой вершины холма, выбранного пилотами для высадки десанта, а Тарас Беркут, заученно сгруппировавшись, уже спрыгнул вниз, пригнувшись и отскакивая в сторону. Опустившись на одно колено, полковник вскинул "Абакан" с укрепленным под цевьем подствольным гранатометом, вглядываясь в темневший у подножья холма осенний лес.
        Следом за своим командиром вертолет покинули два пулеметчика, вооруженных мощными "Печенегами", более продвинутым вариантом пулемета ПКМ. Держа свое оружие на весу, поводя из стороны в сторону стволами, у дульного среза отягощенными сошками, бойцы прикрывали высадку товарищей, готовые отбросить лавиной огня, смести с пологих склонов холма, незаметно подкравшегося противника.
        Вообще на оружии для подразделения Беркута новые хозяева, действовавшие под сенью звездно-полосатого знамени, не экономили. Привычный камуфляж, правда, пришлось сменить на "пиксельный" американский, а вот все остальное было своим, отечественным, да каким! Полицейский батальон, один из первых, сформированный в рамках строительства новых сил внутренней безопасности, получил се самое новое, то, о чем рядовой боец Российской Армии мог только мечтать. У каждого бойца - АК-105, к которому запросто можно было получить "подствольник" ГП-30, а не по два на отделение, как было прежде.
        Пулеметчики во взводах и отделениях сменили легкие РПК-74 на ПКП "Печенег" калибра 7,62 миллиметра, а снайперы вооружились винтовками СВД-К под мощный патрон
9,3х64 миллиметра - наш ответ "их" патрону "лапуа магнум" - да еще и с новыми прицелами "Гиперон" переменной кратности. А в качестве вспомогательного оружия для боя "накоротке" - компактные пистолеты-пулеметы ПП-2000 калибра девять миллиметров. И все это великолепие российской "оборонки" бойцам Беркута сейчас предстояло применить в первом настоящем бою - бою против своих.
        Как только американцы сообщили об атаке на нефтепровод, в воздух были подняты беспилотные разведчики "Дозор" русских полицейских сил. Добрая дюжина новейших "дронов" повисла над тайгой, сменяя друг друга, внимательно обшаривая подстилающую поверхность "взглядами" бортовых тепловизоров и высокочувствительных телекамер. Пилоты-операторы на наземных пунктах управления часами не покидали свих мест перед огромными мониторами, вглядываясь в полученную с борта разведчиков "картинку".
        Каждый беспилотник мог провести в воздухе, на удалении до тысячи двухсот километров от станции управления, до десяти часов - человеку высидеть столько на одном месте, оставаясь внимательным, не утратив реакцию, просто не под силу. Потому операторы вынуждены были сменять друг друга для того, чтобы хотя бы дать отдых уставшим глазам, а "Дозоры" упорно продолжали кружить над угрюмым серым лесом.
        Полковник Тарас Беркут, командир полицейского батальона быстрого реагирования, с интересом заглядывал через плечо оператора, изучая картинку на плазменном экране. Станция управления оказалась настолько компактной, что уместилась в салоне внедорожника "Лендровер", над которым вознесла в небо на много метров штыревая антенна, как раз и принимавшая сигналы с беспилотного разведчика.
        -- Мы контролируем пятьдесят квадратных километров, - сообщил оператор, всего ишь старший лейтенант, топтавшемуся за плечом полковнику. - С высоты три тысячи метров, предельной для "Дозора", мы можем рассмотреть отдельного человека даже сквозь листву!
        -- Черт, нам бы такую технику раньше, - вздохнул Беркут.
        Бывший командир отряда специального назначения Двадцать второй бригады "спецназ" знал, насколько полезными могут оказаться в бою эти тарахтящие слабенькими моторчиками игрушки. Там, в Чечне, они пользовались беспилотниками "Пчела", маленькими аппаратами с дальностью действия всего шесть десятко верст - но и эти крохи помогали обнаруживать уходящих от погони "духов", безошибочно наводя на них огонь артиллерии или штурмовики. Или выявлять засады, выставленные на пути движения колонны - и накрывать их упреждающим огнем, сохраняя в живых десятки солдат.
        -- Через час ложимся на обратный курс, - предупредил оператор, не снимавший ладони с по-женски изящными, тонкими, как у пианиста, пальцами, с клавиатуры. - Топливо на исходе.
        Но вернуться им не удалось. На экране мелькнуло несколько белых пятен, порой совсем исчезавших под покровом поредевшей, но еще не опавшей окончательно листвы, и оператор, подскочив, словно на иголках, воскликнул:
        -- Контакт!
        Тепловизор с высоты трех километров уловил тепло, исходящее от пробиравшихся по лесу людей. Беркут уже видел не меньше двух десятков отметок. Три пятнышка - далеко впереди, явно головной дозор, еще по два - в стороне, прикрывают фланги, и два замыкают колонну. Все грамотно, по правилам.
        -- Это они, - уверенно произнес полковник. - Координаты цели?
        -- Квадрат сорок-двадцать четыре, товарищ полковник!
        Противник, группа террористов, взорвавших американский нефтепровод, был обнаружен примерно там, где его и ждали. Пешие, нагруженные всяческим снаряжением, уставшие люди, они не могли соперничать в скорости с беспилотными "Дозорами". Отмашка была дана, цель - обнаружена. Теперь дело за людьми Беркута, в полной готовности ожидавшими приказа на летном поле аэродрома.
        -- Ста-а-новись! - раздалось над бетонкой при появлении полковника.
        Бойцы полицейского батальона ждали команды на вылет возле вертолетов, четверки Ми-8МТВ, покрытых кляксами камуфляжной окраски. На самом деле здесь был не батальон - только одна усиленная рота, укомплектованная наиболее подготовленными и надежными бойцами. Для того чтобы разделаться с горсткой "террористов", должно было хватить и этого.
        -- Рота, равняйсь! Смир-р-р-на!!!
        -- Слушай мою команду, - рыкнул Беркут, став перед неровным строем бойцов, ставших в две шеренги и уставившихся на своего командира. - В квадрате сорок-двадцать четыре обнаружен противник численностью до тридцати человек. Вылетаем немедленно. Будем на точке через семьдесят минут. Задача роты - блокировать квадрат, принудить противника к сдаче, при невозможности - уничтожить огнем на поражение! Я иду с вами за командира роты. - Он еще аз обвел взглядом строй, всматриваясь в каждое лицо, и вдруг совсем не командирским тоном, но так, что слышал полковника каждый, произнес: - Не думайте о том, в кого стреляете - просто сделайте свою работу, и возвращайтесь обратно! - И вновь начальственный рык, утробный, злой: - Задача ясна?
        И в сотню с лишним глоток в ответ:
        -- Так точно!!!
        -- Тогда - по вертолетам! Бегом!!!
        Над аэродромом сперва тихо, органично вплетаясь в многоголосый шум, аз затем все громче, безжалостно подавляя любые звуки, взвыли турбины "ми-восьмых". Вертолеты под металлический стрекот винтов один за другим отрывались от бетонных плит, уходя на север. Им предстояло пробыть в воздухе чуть больше часа. А затем грянет бой.
        Американцы уделяли немалое внимание созданию новой русской полиции, призванной заменить на первых порах все прежние силовые структуры. Материальное обеспечение с некоторых пор находилось на высшем уровне - совсем недавно даже бойцы элитных частей постоянной готовности, ВДВ или "спецназа", порой в глаза не видели то, что теперь получал каждый полицейский. Средства связи и наблюдения, оружие, амуниция - заокеанские "хозяева" давали почти все. были у полицейских и беспилотные разведчики, отечественные "Дозоры" и "Пчелы", и даже израильские системы. Не хватало лишь разведывательно-ударный комплексов типа американского "Рипер", способных не только обнаружить врага, но и уничтожить его, без риска для жизней своих солдат, выпустив ракеты "Хеллфайр" или сбросив управляемую бомбу с лазерным наведением. Пока беспилотники сделали лишь половину дела - враг был найден. Довершить работу предстояло подразделению полковника Беркута.
        Взвод, сопровождаемый Тарасом Беркутом, выгрузился из "вертушки" за полторы минуты. Напоследок вертолет, издавая оглушающий стрекот винта, сделал круг над холмом, и кто-то из полицейских совершенно мальчишески помахал ему вслед. Сам командир посмотрел вслед уходящему к горизонту Ми-8 вполне безразлично - в той войне, к которой готовился бывший майор российского спецназа, винтокрылые машины могли стать только отличными мишенями для вражеских расчетов ПЗРК. А ракеты у противника были, как и стрелки, способные эти ракеты применить по назначению.
        -- На воздушную поддержку не рассчитывай, - предупредил полковника командующий оперативной бригадой, обеспечивавшей охрану подступов к нефтепроводу. - "Вертушками" рисковать не стану. Эти "партизаны" сбили Ми-2 охраны нефтепровода и обстреляли американский "Апач", чудом его не "завалив", и хватит с нас этого!
        Тарас Беркут и не полагался на авиацию - все решит схватка накоротке, грудь в грудь, глаза в глаза. Иначе здесь, в зарослях, воевать невозможно. Тот, кто первым успеет нажать на спуск, и победит. Но как же хочется, чтобы бой так и не состоялся!
        Командир, скрывая истинные чувства, наблюдал, как его люди оборудуют огневые точки, раз за разом вонзая лезвия саперных лопаток во влажный дерн. Бойцы, вышколенные изнуряющими тренировками, заняли круговую оборону, направив во все стороны стволы "калашниковых" и "Печенегов". Сам полковник, поднеся к глазам мощный бинокль, изучал окрестности - серый, хмурый лес, пропитанный осенним моросящим дождем. А за его спиной вовсю трудились расчеты тяжелого вооружения - крупнокалиберного пулемета "Корд" и тридцатимиллиметрового автоматического гранатомета АГС-30, собирая станки, заправляя снаряженные ленты в приемники.
        Каждый из четырех взводов, участвовавших в операции, был усилен пулеметным и гранатометным расчетом, и только эти два могучих "ствола" по огневой мощи едва ли не превосходили все остальное вооружение полицейских. Ну а для того, чтобы ни одна пуля, ни один гранатометный выстрел не были потрачены зря, каждому взводу придавалась еще и радиолокационная станция разведки наземных целей "Фара", прошедшая проверку боем еще в Чечне. Сейчас ее плоская антенна возвышалась по левую руку от полковника, и оператор уже изучал что-то на небольшом экране. Незамеченным противник ни подкрадется.
        -- Товарищ полковник, - еще один "техник", вооруженный помимо АК-105 портативным ноутбуком в стальном корпусе, окликнул командира: - Товарищ полковник, получена картинка с беспилотника! Цели прямо перед нами, три тысячи метров! Движутся по лощине!
        Тарас Беркут бросил взгляд себе под ноги. Два холма, каждый из которых сейчас оседлало по паре усиленных взводов, сжимали своими боками узкую долину, по дну которой тек жиденький ручеек - от берега до берега ровно один широкий шаг. Все внизу густо поросло кустарником, хватало деревьев, еще не до конца сбросивших листву. И где-то там, пока еще довольно далеко, но все ближе с каждой секундой, был противники - свои, русские люди, которых предстояло захватить или беспощадно уничтожить.
        Беркут знал, что где-то над головами кружит и кружит "Дозор", изображение с его сенсоров поступает на ноутбук одного из бойцов. "Террористам" никуда не деться - под "взглядами" камер беспилотника, в лучах радаров, они обречены. Одно слово - и горстку измученных людей накроет шквал свинца. Но кто бы только знал, как не хотелось бывшему командиру спецназа произносить это роковое слово!
        Лучи радиолокационных станций, установленных на вершинах холмов, скользили по дну лощины, проникая всюду. Операторы, сверкая трехцветными бело-сине-красными шевронами на рукавах натовского камуфляжа, что-то колдовали над своей аппаратурой, а Беркуту, глядевшему на эту спокойную суету, на изготовленные к бою "Корды" и АГСы, хотелось плакать. Возможно, окажись все это великолепие, тепловизоры, радары, беспилотники, новейшее оружие, в руках его бойцов хотя бы несколько месяцев назад - им сейчас не пришлось бы охотиться на своих братьев, возможно, в той же Чечне служивших и воевавших бок о бок со спецназовцами майора.
        -- Цель на радаре, - сообщил оператор "Фары", и впрямь будто просвечивавшей пространство вокруг себя. - Тысяча шестьсот!
        Оживился расчет АГС-30 - противник находился уже в пределах досягаемости огня станкового гранатомета. Пулеметчики тоже засуетились вокруг "Корда", наводя тяжелое оружие туда, где должна была находиться скрытая пока зарослями цель. Насторожились и все остальные, нервно переглядываясь, торопливо осматривая автоматы и снайперские винтовки.
        -- Без команды не стрелять! - прошел по цепочке, от человека к человеку, приказ Беркута. А сам полковник уже был у гранатометчиков - им начинать сегодня. Возможно - им же и заканчивать, добивая упрямого противника, попавшего в огневой мешок.
        Тридцатимиллиметровый гранатомет сейчас выполнял функции легкого миномета - стреляя навесом, он мог поражать цели за укрытиями, а малая масса выстрела ВОГ-30 с лихвой компенсировалась плотностью огня. АГС-30 мог выпускать четыреста осколочных гранат в минуту, чертовски много для того, кто попал под обстрел без прикрытия брони, кто не может ответить огнем, ведь гранатомет бьет с без малого пары верст, недосягаемый для автоматов и пулеметов.
        -- Вижу противника, - доложил один из снайперов, установивший на сошки тяжелую СВД-К. - Три человека, с оружием!
        -- Гранатометчикам приготовиться! Снайперы - предупредительный!
        Один из стрелков в "лохматом" маскировочном костюме плавно повел утолщенным стволом своей СВДК, установленной на сошки, что-то выцеливая в гуще подлеска. Грохнула снайперская винтовка, посылая в заросли тяжелую шестнадцатиграммовую пулю. А через миг лес у подножья холма взорвался треском автоматных очередей.
        Группа Алексея Басова догнала отряд в условленном месте, и тотчас, не теряя времени, партизаны продолжили свой марш, спеша как можно дальше уйти от района поисков. Олег Бурцев, успевший отдохнуть всего час, шагал уже с трудом, но все же идти налегке было лучше, чем тащить на себе носилки с раненым. Вспоминая Матвея, оставленного в той деревне, бывший гвардии старший сержант вновь мрачнел и хмурился.
        -- Все будет путем, боец, - полковник Басов, проходя вдоль колонны отряда, хлопнул Олега по плечу. - Выкарабкается Осипов, он тот еще бычара! Да и Азамат рядом, если что!
        В последний момент Басов, уходя из деревни, принял решение оставить там Азамата Бердыева - и для того, чтоб бывший танкист залечил свою рану, и чтобы за Осиповым было кому присмотреть. Двум партизанам предстояло позже, возможно, через несколько долгих недель, присоединиться к укрывающимся в лесах товарищам.
        -- Все под Богом ходим, командир, - помотал головой Бурцев.
        -- Держись, сержант! - Полковник ободряюще усмехнулся, а секунду спустя был уже где-то в голове колонны, там подбадривая тех, кто почти выбился из сил за несколько часов марша.
        Олег Бурцев понимал, что сейчас для него, для всего его отряда движение - жизнь. Чем большее расстояние они пройдут, тем меньше шансы быть обнаруженными. Американцы сильны, но не всемогущи, да и значение техники, ее возможности, нельзя переоценивать. Самолетам нужно возвращаться на аэродром для дозаправки, да и пилотам нужен отдых, а спутник не повесишь над заданным квадратом неподвижно. И потому десантник, не расстававшийся с тельняшкой до сих пор, механически переставлял ноги, стараясь не замечать становившегося все тяжелее с каждым шагом рюкзака за спиной и пулемета, висевшего на плече.
        Партизанский отряд Басова, несмотря на то, что жизнь заставила освоить многие приемы войны, оставался не более, чем обычной пехотой. Здесь собрались разные люди, но настоящих спецназовцев, мастеров диверсионного дела, практически не было. И не было у партизан многого из того, что имел любой уважающий себя спецназ. Раздобыть оружие и экипировку не трудно - в условиях, когда армия распущена, милиция растеряна, а сил американцев едва хватает чтобы охранять самих себя, приходи в любой военный городок и забирай все, что хочешь. Но помимо автоматов, патронов и взрывчатки партизанам, действующим во враждебном окружении, требовались другие полезные вещи.
        Алексей Басов, как ни старался, не смог отыскать ничего из фирменной спецназовской "химии", а сейчас его бойцам, вымотанным долгим маршем в полной выкладке, очень кстати пришлись бы стимуляторы. И пусть какой-нибудь "Прилив" страшно бьет по печени и почкам, зато, вколов себе один шприц-тюбик, можно сутки бегать по горам и буреломам, взвалив на себя центнер груза. Но об этом оставалось только мечтать, и потому утомленные люди шагали, на автомате переставляя ноги и даже не думая, куда и зачем идут.
        Группа шла не самым удобным путем - через заросли, настоящий бурелом, там, где их могли ждать в последнюю очередь. Курс уточняли не по допотопным картам - хотя и они тоже нашлись бы в рюкзаке полковника Басова - а по приемникам спутниковой навигационной системы. Китайской, но от этого едва ли менее точной, чем отечественный или американский аналоги. Вперед выдвинулся головной дозор, разведывавший путь, и те, кто шел следом, были уверены, что никаких неприятностей быть не может.
        Грянувший выстрел заставил людей, втянувшихся в темп движения, вздрогнуть. Олег видел, как пуля, пришедшая откуда-то сверху, со склона холма, нависшего по левую руку, перерубила ствол молодого деревца.
        Старший сержант еще приходил в себя от неожиданности, а Басов уже реагировал, поняв, что группа попала в засаду:
        -- Занять оборону! Всем в укрытия! К бою!
        Партизаны, срывая с плеч оружие, бросились врассыпную, уходя с простреливаемого пространства. Бурцев, скинув надоевший рюкзак, сорвал РПК-74М, откидывая сошки и сдвигая флажок предохранителя в положение "огонь очередями". Старший сержант снова был готов к бою - в нагрудных карманах "разгрузки" четыре снаряженных рожка, еще один полный магазин - в пулемете, вдобавок к этому гранаты, много гранат, хватит на пол взвода янки или любых других ублюдков.
        -- На холме, справа! - раздался голос Басова, тоже нырнувшего в укрытие, за искривленное деревце, и оттуда грозно выставившего ствол своего "калаша". - Огонь! !
        Два десятка стволов ударили разом, послав вверх по склону лавину свинца. Пули, с визгом пронизывавшие пространство, срезали кусты, в щепу разбивали стволы деревьев, перепахивали землю. Несколько партизан залпом выстрелили из подствольников, используя те, как легкие минометы - упирая в землю приклады автоматов и посылая ВОГи почти в зенит, навесом накрывая позиции противника.
        Вершина холма ожила. Зычным басом заговорили тяжелые пулеметы, очереди которых прошили насквозь подлесок, настигая укрывавшихся там партизан. Рядом с Олегом, из положения "лежа" стрелявшим короткими, скупыми очередями, закричал один из бойцов, которому крупнокалиберная пуля оторвала руку. Обезумевший от боли партизан выскочил из укрытия, и тотчас нарвался грудью на очередь в упор. Бурцев видел, как тело отбросило назад, сбивая с ног.
        Огонь партизан не достигал цели, а вот противник, укрывшийся на вершине холма, действовал более чем эффективно. Заухали станковые гранатометы, и град тридцатимиллиметровых гранат, выпускаемых с чудовищной скоростью, накрыл лощину. Осколки с визгом пролетали над головой, срезая ветки, сбивая листву. Очередной взрыв громыхнул совсем близко, и Олег на миг оглох, а когда вновь смог слышать, едва не закричал от боли - что-то вонзилось ему в плечо, оставив кровоточащую рану.
        Пулеметчики - на правый фланг! - прозвучала команда Басова, заглушаемая грохотом взрывов и треском очередей. - Огневое прикрытие! Идем на прорыв!
        Бурцев видел, что до выхода из лощины оставалось всего ничего, метров сто пятьдесят. В обычных условиях даже для вымотанного долгим маршем человека - несколько минут ходьбы. Сейчас, когда сверху накрывали лавиной огня пулеметы, когда гранатометы, укрытые на противоположном склоне холма, сеяли смерть - непреодолимая дистанция, путь, ведущий прямиком в небытие. Но именно этим путем партизанам и предстояло сейчас пройти.
        -- Всем приготовиться, - командовал где-то неподалеку полковник. - Собрались, мужики! Огонь из всех стволов по моей команде! И ходу, ходу!!!
        -- У нас раненые!
        Нескольким партизанам не повезло - им не довелось умереть сразу, попав под залп "агээсов". Они уже неплохо знали спецназовские законы, помнили, что тот, кто стал обузой для группы, кто не может участвовать в бою, должен быть оставлен. Пусть в жертву будет принесен один, двое, трое - но все остальные, ничем не скованные, смогут вырваться из засады. Но Алексей Басов решил иначе:
        -- Вколите им промедол, и пусть идут, сколько смогут пройти! Русские на войне своих не бросают!
        Под шквальным огнем с высотки уцелевшие партизаны готовились к рывку. Пройти всего две сотни шагов - и они вновь свободны, могут раствориться в бескрайнем лесу, заставив противника, кем бы он ни был, скрипеть зубами от отчаяния. Бойцы меняли ополовиненные магазины на еще полные, чтобы несколько секунд боя не считать лихорадочно оставшиеся в рожках патроны. Кто-то готовил гранаты, другие заряжали "подствольники", а кто-то возился с огнеметами "Шмель" или компактными "Мухами".
        Олег Бурцев тоже перезарядил свой РПК-74, примкнув извлеченный из нагрудного кармана разгрузки магазин. Пулеметов в группе было всего два, легкий "ручник" Бурцева и один ПКМ - даже это оружие партизаны, главным козырем которых была подвижность, считали слишком тяжелым и громоздким. Сейчас пулеметчикам в два ствола предстояло создать заслон на фланге, позволяя товарищам пройти, пробежать, проползти эти проклятые полторы сотни метров, отделяющие группу от спасения.
        Басов выждал ровно столько, чтобы его люди смогли подготовиться к прорыву, заняв исходные позиции - все это ползком, по-пластунски, под непрерывным огнем сверху. Тактический прием "таран" применяли еще те, настоящие партизаны, сражавшиеся в болотах Полесья - шквальный огонь из всех стволов, чтобы ошеломить противника, проломить линию оцепления, а дальше, вырвавшись на оперативный простор, можно будет сделать много. Можно уйти, путая следы, а можно и ударить в тыл растерявшегося врага, поменявшись с ним ролями.
        -- Всем внимание, - приказал Басов, обведя взглядом лица своих бойцов. - Гранатометчики начинают! Пулеметным расчетам - заградительный огонь! Давай!!!
        Несколько партизан вскочили, вскидывая на плечи раструбы РПГ-26 или более тяжелые "Шмели". Кто-то был тотчас сметен огнем крупнокалиберных пулеметов, но другие успели нажать на спуск. Из зарослей к вершине холма рванулись реактивные гранаты, оставляя за собой дымные струи, и через миг высотка покрылась разрывами. И если кумулятивные гранаты ПГ-26 своими взрывами оказывали больше психологический эффект, то термобарические выстрелы "Шмелей" произвели настоящее опустошение.
        Десяток гранат накрыл высоту разом. Огненные шары взрывов вспухли над гребнем холма, молотившие по лощине пулеметы разом смолкли, и Басов, вскакивая на ноги, крикнул:
        -- Бегом! За мной! Огонь из всех стволов!
        Партизаны, те, кто еще мог стоять на ногах, кто был способен поднять оружие, бегом бросились к выходу из лощины, поливая вокруг себя автоматным огнем. Они пробегали мимо Бурцева, а тот выпускал одну очередь за другой по покрывшей выжженными проплешинами вершине холма, туда, где ему хотя бы мерещился намек на движение. А рядом, методично пережевывая набитую патронами ленту, ухал тяжелый ПКМ, заставляя теперь уже противника пригибаться пониже к земле.
        -- Уходим! - крикнул своему товарищу Олег, вскакивая на ноги и продолжая из положения "с рук" вести неприцельный огонь по холму. - Пора!
        Бурцев видел, что группа почти вырвалась. Огневой налет сделал свое дело - враг растерялся, наверняка понес потери, и не малые, и все должно было получиться. Олег пристраиваясь в хвост колонны, успел пройти шагов двадцать прежде, чем за спиной оглушительно разорвался выстрел станкового гранатомета, и ударная волна, словно великанская ладонь, необыкновенно мягко толкнула в спину старшего сержанта, сбивая его с ног и заставляя прижаться всем телом к земле.
        Внезапно заткнулся молотивший под самым ухом ПКМ - Бурцев, оторвав голову от земли, увидел, что партизан, собою прикрывая вое оружие, безвольно растянулся на земле, поливая ее своей кровью. А в следующую секунду вновь заработали пулеметы с холма - и пусть мощный "Корд" умолк, а огонь "Печенегов" не был таким плотным, как прежде, но и этого хватило, чтобы создать на пути партизан непроницаемую стену раскаленного свинца. Прорыв не удался.
        -- Отходим, - надрывался Алексей Басов, расстрелявший уже три автоматных "рожка", скорее всего - впустую. - Все назад! Огонь не прекращать!
        Атака захлебнулась, на смену боевой ярости приходило отчаяние - люди оказалась в настоящем котле, где им предстояло совсем скоро свариться заживо. Но и отчаяние делало людей способными на многое, во всяком случае, поначалу, когда оно не подавило окончательно рассудок.
        -- Назад, все назад!!! - кричал полковник, вместе с пятеркой бойцов прикрывая отступавших товарищей, а те, подгоняемые приказами и пулеметными очередями, спешили укрыться в подлеске, там, где хотя бы не получится безнаказанно расстреливать их прицельным огнем.
        Партизаны, огрызаясь короткими очередями, попятились, пригибаясь от пуль и будучи не в силах укрыться от сыпавшихся с неба гранат. А ответный огонь становился все плотнее с каждой секундой - оправившись от обстрела, противники будто спешили отомстить. Вновь ожил крупнокалиберный пулемет, простреливавший низину насквозь, прятаться в кустах было глупо - тяжелые 12,7-миллиметровые пули с легкостью прошивали насквозь человеческие тела.
        Пулеметы плевали свинцом в лицо дрогнувшим партизанам. Олег тоже стрелял в ответ, чувствуя, как дрожит, рвется из рук раскалившийся от интенсивной стрельбы РПК-74. Сержант бил с рук, удерживая увесистое оружие. Он шел одним из последних, прикрывая отход товарищей. Еще немного - и партизаны выберутся из тесной лощины, а затем обойдут проклятый холм и поднимутся на него с другой стороны. Остается пройти совсем немного, метров пятьдесят, и...
        Мечтам не суждено оказалось сбыться. Холм, остававшийся по левую руку партизан, в один миг превратился в оживший вулкан, полыхнув огнем. Пулеметные очереди ударили в спины отступавшим партизанам, несколько человек были убиты мгновенно, кто-то, раненый, кричал от боли, но помощи не было. Люди, попав под перекрестный огонь, вжимались в землю, искали любое укрытие - в ямах, лужах, за выступавшими узловатыми корнями. А пулеметы наверху продолжали яростно рычать, выпуская десятки пуль каждую секунду. Число партизан, метавшихся в огненном кольце, сжимавшемся вокруг них подобно петле удавки, стремительно сокращалось.
        Полковник Беркут едва не погиб в первые секунды боя. Террористы, послушно втянувшиеся в лощину, которая для каждого из них могла стать личной долиной смерти, не ждали переговоров. В ответ на предупредительный выстрел снайпера грянул настоящий шквал. Несколько гранат, выпущенных из подствольных гранатометов, разорвались на вершине холма. В первые же мгновения группа беркута понесла потери - один человек погиб, были ранены оба номера расчета одного из "Кордов". Сам полковник не пострадал лишь чудом - ВОГ взорвался в нескольких шагах, осколки взрезали землю у самых ног.
        -- Огонь из всех стволов! - рявкнул Тарас Беркут, и спустя миг ответный поток свинца залил лощину.
        Задача расчетов тяжелого оружия была простой - лишить террористов маневра, прижать их к земле, а уж там снайперы, расходуя на каждую цель единственный патрон, перебьют всех, кто чудом уцелеет под градом пуль и гранатометных выстрелов. Но противник не собирался сдаваться - снизу вверх по склону холма скользнули дымные стрелы реактивных гранат, и стена взрывов скрыла позиции роты.
        Растерянного Беркута сбило с ног ударной волной, рядом падали его люди, и не все из них остались живы. А над головами уже свистели, визжали пули - противник ел ураганный огонь, не давая поднять головы.
        -- "Агээсам" - огонь! - приказал Беркут, разрывая связки, чтобы тот, кто лежал в нескольких метрах от полковника, смог за канонадой расслышать его слова.
        Террористы, вооруженные только противотанковыми гранатометами, не могли стрелять навесом, и потому, несмотря на то, что был уничтожен прямым попаданием из "Шмеля" один из "Кордов", приданных взводу, что не меньше десятка полицейских погибли, установленные на обратном склоне АГС-30 не пострадали вовсе, и теперь станковые гранатометы обрушили свой огонь на врага.
        Выпущенные едва не вертикально в зенит осколочные гранаты посыпались на головы прорывавшихся партизан, и те, беспорядочно заметавшись под огнем, растеряли свой порыв. Несколько секунд - и вновь ударили пулеметы, расчеты которых быстро пришли в себя, и террористы, вложившие в этот бросок все свои силы, отступили, укрываясь в лощине.
        Перестрелка длилась не более минуты. Попавшие в огневой мешок партизаны попятились, но под кинжальным огнем невозможно было маневрировать. Беркут не сомневался - противник понес чудовищные потери, к тому же оставшись за считанные мгновения стычки почти без боеприпасов. Такой бой требует многого, а на себе таскать по лесам ящики патронов мало кто захочет.
        Молотил тяжелый "Корд", рычали "Печенеги", отстреливая ленту за лентой, харкали огнем станковые гранатометы АГС-30 и подствольные ГП-30, которые были почти у каждого, отрывистыми щелчками звучали выстрелы снайперских винтовок, им вторили автоматы обычных бойцов. Никакая техника, радары и тепловизоры, были уже не нужны - плотность огня оказалась такой, что свинцом засеяло каждый квадратный сантиметр лощины, все простреливалось насквозь с нескольких направлений, лишая противника возможности укрыться. А ответный огонь с каждой секундой только слабел.
        -- Отставить, - приказал Беркут. - Прекратить огонь!
        После треска очередей и грохота взрывов наступившая тишина показалась оглушительной. От неожиданности, поняв, что никто не стреляет по ним, и партизаны тоже прекратили огонь.
        Тарас Беркут, стряхнув с себя землю, которой полковника присыпало после близкого взрыва, выпрямился во весь рост, став на самом карюю крутого склона. Внизу не было заметно ни малейшего движения, но бывший спецназовец знал, что там еще есть живые, и, возможно, кто-то уже взял его на прицел.
        -- Эй, там, внизу, - зычно крикнул Беркут, игнорируя опасность. - С вами говорит командир полицейского батальона оперативного реагирования полковник Беркут. Партизаны, предлагаю тем, кто еще жив, сложить оружие! Сдавайтесь! Вам отсюда не уйти - только в могилу! Шансов нет! Бросайте оружие, сдавайтесь, сохраните свои жизни!
        Полковник был уверен - партизаны, те, кто уцелел, примут его предложение. Погибли уже многие, хватит смертей, ведь там, в зарослях - такие же русские люди, которые правы по-своему, сражаясь за свободу своей страны. Ну а если они окажутся слишком упрямыми, что ж, пулеметы перезаряжены и уже успели остыть. И для того, чтобы разделаться с уцелевшими, не понадобится слишком много патронов.
        -- Одна минута, - крикнул в пустоту Беркут. - Тем, кто сдастся добровольно, гарантирую жизнь до суда! Если не выйдете без оружия и с поднятыми руками, мы уничтожим вас всех до единого человека! Решайте быстрее! Повторять не стану!
        Полковник не блефовал и не сомневался - когда секундная стрелка на его наручных часах "Чайка" опишет полный круг, прозвучит приказ, и шквал огня погребет тех, кто рассчитывал отсидеться в зарослях. Если они так глупы, что не понимают безысходности сложившегося положения, или настолько фанатичны, так будет лучше.
        -- Эй, наверху, - раздался вдруг голос из лощины, голос, показавшийся полковнику знакомым. - Беркут? Ты был майором когда-то, верно? Давай поговорим, вспомним прошлое? Спускайся к нам, один, тебя никто не тронет, обратно отпустим, если не договоримся!
        Это было полной неожиданностью. Тарас Беркут попросту растерялся, услышав эти слова. Можно было заподозрить какую-то хитрость, но жизнь даже целого полковника не была настолько ценной, чтобы партизаны, взяв его в заложники, могли рассчитывать на спасение. Из этой лощины у них было лишь два пути - или с поднятыми руками навстречу полицейским, или в пластиковых мешках на борт санитарного вертолета.
        -- Эй, я спускаюсь, - крикнул Беркут вниз. - Не вздумайте стрелять, вас это не спасет!
        Заместитель Беркута, увидев, что его командир двинулся вниз по склону, бросился наперерез, ухватив полковника за рукав:
        -- Это же глупо! Они тебя просто пристрелят!
        -- Тогда ты доделаешь мою работу, - отмахнулся Беркут. - Успокойся! Они хотят поговорить, вот и пойду, перекинусь парой слов! А если что, мочите их всех, и пленных не брать!
        Оставив за спиной позиции своих бойцов, замерших за пулеметами, вглядываясь в буро-зеленую мглу лощины, укрывшей последних уцелевших партизан, полковник направился вниз по склону. Медленно, чтобы не споткнуться и не упасть, покатившись по круче кубарем вниз на потеху недобитым бандитам.
        Добравшись до подножья холма, утопавшего в зарослях кустарника, Беркут скинул с плеча "Абакан", с которым уже буквально сросся, порой вовсе не чувствуя тяжести оружия. Прислонив автомат к стволу дерева, полковник расстегнул разгрузочный жилет, повесив его на обломанный сучок. Все делал нарочито неторопливо, без лишней суеты. Совсем безоружным он не остался - в кобуре на правом бедре семнадцатизарядный новенький "Грач" под "парабеллумовский" девятимиллиметровый патрон, а на голени - боевой нож.
        Провожаемый взглядами своих бойцов, стерегущих оба выхода из лощины, Тарас Беркут двинулся в сторону подлеска, скрывавшего последних уцелевших партизан. Их не могло сейчас остаться много - стоило пройти десяток шагов, и на пути неизменно оказывался очередной труп.
        Полковник обошел стороной груду окровавленного мяса в обрывках камуфляжа - после того, как граната разрывается шаге от тебя, трудно выглядеть более презентабельно. Рядом растянулся, широко раскинув в стороны руки-ноги, еще один боевик, мальчишка лет восемнадцати - груд его наискось прошила пулеметная очередь. Чуть в стороне, нелепо поджав под себя ноги, лежал еще один "террорист", своим телом укрывший потертый пулемет ПКМ.
        Всюду - только трупы. У горстки людей, измученных беготней по лесам, не было ни малейшего шанса вырваться из теснины. Они не могли этого не понимать - но все же почти сумели прорваться. Тем, кто выжил, бывший майор российского спецназа Тарас Беркут был готов подарить еще один шанс.
        -- Эй, ну где вы? - Полковник стоял перед плотной стеной зарослей, специально дав возможность противнику рассмотреть себя. Можно было ожидать всего, например, очереди в упор из "калаша". Но Беркут оставался спокоен, хотя ни в чем не мог быть уверен. - Я здесь! выходите, поговорим!
        Ветви раздвинула чья-то рука, и на поляну вышли двое. Одного из них полковник не знал - невысокий крепкий мужик, небритый, грязный, в потрепанном камуфляже и с АК-74 на плече. Второго, несмотря на то, что и тот зарос густой щетиной, был грязен, камуфляж его покрывали подсыхающие пятна крови, Беркут узнал мгновенно.
        -- Вот и снова свиделись, сержант, - усмехнулся Тарас, взглянув в глаза Олегу Бурцеву, тому, кому в горном ущелье на грузинской границе задолжал жизнь. - Жаль, что мы теперь по разные стороны баррикад!
        То, что живыми им из этой мышеловки не выбраться, Олег понял, пытаясь соорудить жгут из автоматного ремня, перетянув культю раненого товарища. Парню не повезло - пуля крупнокалиберного пулемета оторвала ему левую кисть, из раны хлестала кровь, пропитавшая уже насквозь одежду Бурцева. Но сержант не унимался, пытаясь остановить кровотечение и не замечая, что партизан уже содрогается в конвульсиях.
        -- Он уже мертв, черт возьми, - прохрипел упавший на землю рядом с сержантом Басов. - Ты ему не поможешь!
        Полковник, заставив Бурцева оцепенеть, выхватил из ножен клинок, одним взмахом вогнав лезвие под подбородок своего бойца. Сталь вошла в мозг, погасив сознание прежде, чем умирающий партизан смог понять что-либо.
        -- Он меня простит, - выдохнул Алексей Басов. - Скоро все мы следом за ним пойдем, там и объясню все!
        Их оставалось чуть больше половины, хотя бой, вернее, избиение, длился всего минуты три. Сейчас те, кто оставался еще жив, вжимаясь в лесные кочки под шквальным огнем и слыша, как визжат над головой пули, могли только позавидовать своим товарищам, умершим сразу, быстро, без мучений. Пулеметы с вершин обоих холмов простреливали всю лощину, лишая партизан возможности укрыться, а с неба сыпались выпущенные из гранатометов ВОГи. В ответ уже никто не стрелял - противник не был виден отсюда. Каждый понимал, что живым отсюда не выйти - за них взялись всерьез, не оставив никаких шансов.
        -- Все, хана нам пришла, - произнес Басов, и сплюнул с кровью.
        Полковнику хотелось грызть землю в бессильной ярости. Он видел, как гибнут, один за другим, отличные мужики, настоящие бойцы, его люди, доверившиеся своему командиру и попавшие в смертельную ловушку. Что толку в крепости духа и решимости, в готовности сражаться, если им противостоят тяжелые пулеметы, если противник обладает превосходством всюду и во всем.
        -- Добегались! - прорычал Алексей, слыша, как свистя над головой пули. - А умирать-то как неохота! А ты хочешь сдохнуть сегодня, сержант?
        Ответить Олег не успел - очередная порция свинца, выпущенная из могучего "Корда" - или "Утеса", так точно определить лишь по звуку выстрелов, из чего именно их убивали, сержант все же не мог - прошлась над головами, заставив обоих партизан инстинктивно вжаться в землю. А затем вдруг наступила тишина, в которой зазвучал знакомый до боли голос.
        -- Черт возьми! - прошептал изумленный Бурцев.
        -- Что, хочешь выйти? - Басов покосился на своего бойца.
        -- Я знаю этого человека, - удивленно ответил Олег. - В Чечне пришлось повоевать вместе совсем недавно. Он хороший офицер. Там, в горах, я спас ему жизнь. - И, не дожидаясь, пока командир выскажет на этот счет свое мнение, Бурцев крикнул, что было сил: - Полковник, спускайся к нам! Поговорим, вспомним, что было! А поубивать нас вы всегда успеете!
        Поднявшись на ноги, выпрямившись во весь рост и стряхнув с себя налипший на камуфляж лесной мусор, Олег двинулся к краю зарослей, видя, как спускается с холма человек в непривычном американском камуфляже.
        -- Черт возьми, может, и поживем еще, - усмехнулся Басов, направляясь вслед за своим сержантом.
        Они встретились на опушке - полковник новой полиции, выпестованной американцами и теми, кто продался им с потрохами, и двое бойцов переставшей существовать российской Армии. Все они, все трое, считали себя патриотами, верили, что делают все во благо своей страны. И каждый из них по-своему был прав в этой вере.
        -- Быстро у вас там в званиях растут, - усмехнулся Бурцев, окинув Беркута с головы до ног пристальным взглядом, задержавшимся на полевых погонах с тремя простыми черными звездочками. Погоны эти крепились к американскому камуфляжу с непривычным рисунком, которому уступила место давешняя "горка", предел мечтаний воевавших в Чечне спецназовцев. - Уже полковник! А недавно еще майором был, когда мы вместе по камням в чеченских горах на брюхе ползали! Да и с довольствием, смотрю, проблем нет. И камуфляж новенький! Заботливых ты себе нашел хозяев! И как, нравится пиндосовское фуфло носить?
        -- Ты хотел поговорить, сержант? Вот и давай поговорим! Нечего зубы скалить!
        -- Мы хотели поговорить, - с нажимом на "мы" произнес командир партизан, напоминая о своем существовании. - Я - Алексей Басов, полковник танковых войск. Настоящий полковник настоящей армии.
        Тарас Беркут внезапно почувствовал злость, а еще растерянность. Заставив себя считать противника бездушными мишенями, которые он дырявил из всех видов оружия на стрельбище, теперь бывший майор спецназа понял, что не сможет приказать своим бойцам открыть огонь, зная, кто будет погибать под шквалом свинца.
        Сержант и тот, кто пришел вместе с ним - Беркут сразу распознал командира, по манере держаться, по стали, мелькавшей во взгляде усталых глаз - были сейчас под прицелом "Корда" и не меньше чем пары "Печенегов". Они просто не успеют понять, что умерли, но полковник российской полиции знал, что такую команду он не отдаст. Даже если ценой своеволия будет собственная жизнь.
        -- Можно и поговорить, только не о чем теперь, - пожал плечами сержант. - Хотел просто посмотреть перед смертью, кто меня прикончит. Только не думай, что так легко все получится. Эх, лучше бы здесь янки были - их убивать не так жалко, а вы, хоть и ссучились, все же русские! Мы же с тобой воевали вместе, под одним огнем по камням ползали!
        -- Я помню. И только поэтому с тобой говорю. Сержант, у меня приказ. Меня никто не заставлял, я сам выбрал эту службу, вызвался добровольцем, потому что это - моя страна, и никто кроме меня порядок в ней не наведет. И свое дело я буду делать так же, как и раньше. Ты и твои товарищи - враги. Своей глупой войной вы просто даете повод американцам еще крепче вцепиться в Россию, ввести сюда еще больше войск, окончательно нас задушить. Если не одумаетесь, я вычищу эти леса своими руками, чтобы янки тут незачем было оставаться. Тогда они уйдут, и осуществится твоя, сержант, мечта - Россия станет свободной.
        -- Значит, ты за свободу России сражаешься, майор, убивая своих братьев, товарищей по оружию?!
        -- Я служу своей стране, как служил ей раньше, как и ты служил когда-то, сержант, - Беркут подался вперед, наступая на Бурцева. - Если здесь перестанет литься кровь, янки уйдут сами, у них не будет повода оставаться, тратить миллионы на содержание своих солдат здесь. А мы без них наведем порядок здесь. А такие фанатики, как вы, только все портят. Что толку убивать американцев? Прикончите одного - из-за океана явится десяток, и будут убивать вас, и убьют. Они - солдаты, знают, на что идут. Если тут станет опасно, им просто заплатят еще "боевые", и желающих рискнуть ради пухлой пачки баксов не станет меньше.
        -- Пусть так, но мы с собой прихватим их, сколько сможем, и остальные задумаются, нужно ли и им рисковать, - неожиданно произнес Басов. - Мы защищаем свою страну от врагов, неважно, явившихся извне, или появившихся среди нас. Пока мы живы, мы будем сражаться! Не думай, что нас удастся взять голыми руками!
        -- Американцы берегут жизни своих людей - против вас они посылают меня, других таких же, как мы, заставляют русских воевать с русскими, истребляя самих себя, свой народ, чтобы потом придти в опустевшую страну, не встречая больше сопротивления. Вы ведете войну не там и не с теми. Наша цель должна быть за океаном. Каждый убитый американец здесь лишь крепит их решимость вычистить эту землю от таких как вы, но даже один единственный американец, погибший от ваших рук у себя дома, повергнет их в ужас. Нация, не знающая уже полтора века, что такое война на своей территории, будет охвачена паникой. Они уберутся отсюда, запрутся на своем материке, и тогда мы восстановим порядок в России.
        Они посмотрели друг другу в глаза - два тертых жизнью мужика, два солдата, видевшие смерть, успевшие сродниться с ней. Оба были примерно в одном возрасте и даже в одинаковых званиях, только один свои звездочки на погоны получил за службу, тяжелую, неблагодарную, нередко опасную, а второй поднялся по карьерной лестнице просто потому, что у кого-то на самом верху не оказалось выбора.
        Какая-то связь возникла между ними на несколько мгновений, что-то, не поддающееся объяснению. Тарас Беркут видел перед собой человека, готового на все ради победы, того, кто был единственно прав из них двоих, не командира - вожака, за которым пошли на смерть настоящие солдаты.
        -- Уходите, - глухо произнес полковник, зная, что это решение будет много ему стоить. - Убирайтесь отсюда, черт возьми! Сержант, я тебе больше ничего не должен. Я помню, как мы были под одним огнем с тобой, помню, как позли по ущелью, от валуна к валуну, и только поэтому говорю, в первый и последний раз - уходите. Ты везучий парень, но и везение заканчивается рано или поздно. Запомни, если встретимся так же снова, я уже не стану колебаться.
        И, развернувшись на каблуках, Беркут двинулся вверх по склону, не замедляя шаг, не оборачиваясь, чтобы увидеть, как исчезают в зарослях двое партизан.
        Вернувшись на позиции роты, Тарас Беркут увидел своих бойцов, остававшихся на огневом рубеже, нервно тискавших оружие в ожидании приказа и вопросительно смотревших поверх стволов на своего командира.
        -- Радиста! - коротко потребовал полковник, и к нему рысью кинулся боец с мощной радиостанцией за плечами.
        Никто не посмел спросить командира, как прошли переговоры с партизанами. Пулеметчики все так же ждали приказа возле своих "Кордов" и "Печенегов", как и расчеты гранатометов, задравших почти вертикально в небо короткие, казавшиеся непропорционально толстыми, стволы. Даже заместитель Беркута, шагнувший ему навстречу при появлении полковника, и открывший, было, рот, не решился ничего сказать.
        -- База, я Гранит, - в эфир полетели позывные роты, услышанные за сотни километров отсюда. - База, прием! Задача выполнена. Группа террористов уничтожена. Прошу разрешения на эвакуацию.
        -- Гранит, я база, вас понял! Вертолеты будут через час!
        -- Командир, - это заместитель Беркута все же решился высказаться: - Командир, там еще полно партизан! Если все уничтожены, с кем ты говорил так долго? У нас же приказ!
        -- Там полно трупов, и я не хочу, чтобы их становилось еще больше! Не хочу, чтобы янки радовались, видя, как мы, русские, убиваем друг друга, чтобы им осталось больше места под солнцем! Хватит! Я не палач!
        -- У нас будут проблемы, - покачал головой командир роты, когда-то, кажется, вечность назад, служивший во Внутренних Войсках, успевший получить награды за участие в настоящей, хотя и "малой", войне. - У нас будут большие проблемы!
        -- Довольно, капитан! Мы сделали свое дело, пора уходить! Те, кто выжил, тоже уйдут, так далеко, как у них хватит сил! Это не тот враг, с которым я готов воевать без компромиссов!
        -- Ты же сам выбрал такой путь, сам надел эту форму!
        -- Я ошибся, - глухо ответил Беркут, некстати вспомнивший своих бойцов, тех, с кем вместе он прорывался к заштатному аэродрому на черноморском побережье, своими телами прикрывая Президента России. - И за эту ошибку я отвечу. Никогда прежде и представить себе не мог, насколько это тяжело - убивать своих братьев!
        Вертолеты появились даже раньше, чем их ждали на земле. Прошло не больше пятидесяти минут, когда над головами полицейских раздался стрекот лопастей, и над холмами зависла все та же четверка "ми-восьмых". Погрузка прошла так же быстро и четко, как и высадка. Бойцы Беркута - сам полковник поднялся на борт вертолета последним - возвращались не с пустыми руками. У ног полицейских, теснившихся на узких сидениях вдоль бортов, скорбным грузом лежали замотанные в брезент тела. Погибшие в неправедном бою партизаны должны были послужить доказательством победы.
        Ступив одной ногой на опущенную кормовую аппарель Ми-8, в последних модификациях этой винтокрылой машины сменившую намного менее удобный двустворчатый люк, Тарас Беркут не сдержался, обернувшись назад. Полковник не увидел исчезающих в зарослях партизан - тех немногих, кто выжил под его губительным огнем. Да командир батальона полиции и не рассчитывал их увидеть, но представлял, словно сам был там, шагая в одной с ними колонне, как измученные люди тащат на себе наспех перевязанных товарищей, раненых, умирающих, стонущих от боли.
        Беркут помедлил немного, несколько неуловимых секунд, а затем рывком бросил свое тело в проем грузового люка, и за спиной его с легким жужжанием поднялась рампа. Взвыли на полтона выше турбины над головой, и вертолет медленно поднялся в небо, оставляя далеко внизу напитанную свинцом и кровью землю. Всю обратную дорогу Тарас Беркут молча сидел возле иллюминатора, уставившись куда-то в пустоту ничего не видящими глазами. Побеспокоить своего командира словом, жестом или даже неосторожным взглядом не решился никто.
        Алексей Басов обвел взглядом неровный строй своих бойцов. Девять. Всего девять человек, считая самого командира - вот и все, что осталось от отряда, совсем недавно своими молниеносными непредсказуемыми атаками наводившего ужас на американцев и их прихвостней. Девять смертельно уставших, измученных до предела людей, без боеприпасов, почти без оружия - легкая добыча для врага.
        Полковник заглянул в глаза каждому, и в ответ видел усталые, злые взгляды тех, с кем смерть прошла совсем рядом сейчас, чудом не заметив или сжалившись по какой-то своей странной прихоти. На закопченных, грязных, окровавленных лицах сверкали яростью глаза, взгляды которых сошлись на командире, таком же уставшем, измотанном и телом, и душой.
        -- Собрались, бойцы, - стараясь, чтобы в голосе было побольше бодрости, произнес Басов. - Подтянулись! Пройти осталось совсем чуть-чуть!
        Они двинулись, растворяясь в лесу, отныне не веря, что он защитит, укроет их от взгляда врага. Сержант Бурцев, замыкавший колонну, не сдержался, обернувшись назад, взглянув на лощину, ставшую адским котлом для его товарищей. Командир заметил этот взгляд.
        -- Мы еще повоюем, сержант, - негромко произнес Басов, коснувшись плеча своего бойца, своего товарища, почти что брата. - Еще повоюем!
        -- Хорошие парни погибли. Слишком многие там остались, а мы даже отомстить за них не сумеем.
        -- Ничего для нас не закончилось, - жестко произнес в ответ Басов, чувствовавший надлом в душе своего бойца. - Пока мы живы, врагу не спасть спокойно. Мы отомстим за все и за всех. Не сейчас, не завтра, но отомстим. Или погибнем - жить нам, предавшим свою страну, своих братьев, смысла не будет.
        Партизан, вырвавшихся из огненного мешка, снова ждал долгий путь. По лесам, мимо крупных дорог, в обход городов и поселков, где было слишком много глаз - к базе, на которой можно придти в себя, собраться с силами, принять в свои ряды новых бойцов. А потом - сражаться, снова и снова идти в атаку, каждый раз могущую стать последней. Они, те, кто шагал сейчас следом за бывшим полковником бывшей Российской Армии Алексеем Басовым, свой выбор сделали, раз и навсегда и отступать не собирались. А другие, кто хотят иначе, кто ценит свою жизнь выше, чем честь и долг, давно уже сидели в теплых домах, веря, что все наладится и без них.
        Глава 8 Взгляд в прошлое-4
        Урус-Мартан, Чечня, Россия 20 июня
        Мчавшаяся на полной скорости "Нива" подскакивала на ухабах, и Хусейн Шарипов при каждом новом толчке шипел сквозь зубы. Шоссе, стремительно исчезавшее под колесами юркого внедорожника, давно забыло о том, что такое ремонт. Асфальт, разбитый гусеницами проходившей здесь когда-то техники, был покрыт трещинами, перемолот кое-где в щебенку, и дожди, снег, талая вода уже который год вели свой труд, уничтожая дорогу, этот памятник человеческому трудолюбию. Дорога была одним из того немногого, что напоминало о мирной жизни, царившей и здесь, в Чечне, в предгорьях Кавказа, пусть и было это много лет назад.
        Когда-то люди, русские люди, искренне желавшие, чтобы все народы огромной страны жили среди того, что и называют цивилизацией, пытались обустроить этот край. Они пришли сюда, на землю, им не принадлежавшую, где их всегда считали чужаками, чтобы строить дороги, мосты, дома, больницы и школы, все то, чего прежде были лишены горячие нравом горцы. И строили - честно, бескорыстно, не для себя, для других, но на совесть, потому что хотели добра для всех. С тех пор изменилось многое, но дорога, петлявшая меж горных склонов, с который в любой миг мог обрушиться камнепад, погребая под собой отважных путников, осталась. И осталась цель, к которой она вела.
        Сидевший за баранкой боевик, молодой еще мальчишка, у которого еще и борода не росла, так, какая-то жиденькая щетина, повернул руль, чуть сбросив скорость на повороте. "Нива" чуть дернулась в сторону, с трудом вписавшись в поворот - все же водитель оказался недостаточно опытным, да и где бы набраться этого опыта, сидя безвылазно в диких горах - и Хусейн Шарипов увидел панораму города - того города, в который все эти долгие годы возвращался только во снах, и то все реже и реже с каждым днем.
        -- Урус-Мартан! - Выдохнул Шарипов, не в силах отовраться от открывшегося ему пейзажа.
        Полевой командир, вновь возглавлявший банду, успевшую набраться сил после недавнего разгрома на границе с Грузией, довольно оскалился - и тотчас зашипел от боли. Борода, скрывавшая лицо почти до самых глаз, как у покойного Хаттаба, позволяла прятать страшные ожоги, избороздившие рубцами щеки. Тогда, в ущелье на самой границе, под бомбами русских штурмовиков, Хусейн Шарипов выжил лишь чудом, и чудом же не лишился зрения, оказавшись невероятно близко к газовому облаку - распыленной взрывчатой начинке объемно-детонирующей бомбы, самого страшного оружия в тесноте извилистого ущелья, забитого охваченными паникой людьми.
        Шарипов не знал, как смог остаться в живых, почему пощадила его волна пламени - казалось, сам воздух горел, когда рвались "вакуумные" бомбы, щедро рассыпаемые федералами. Почти все его люди, те, кто перешел границу, чтобы нести на земли неверных пламя священной войны, погибли там, расстреливаемые из пулеметов, засыпаемые градом бомб. Ущелье стало братской могилой для сотен моджахеддинов - а он, Хусейн Шарипов, выжил, смог выбраться из этого ада.
        Наверное, Всевышний берег своего воина для какого-то поистине великого дела, заслонив того собственной дланью от смерти. Он не помнил, как добрался - почти на ощупь преодолев несколько километров - до грузинского селенья, не помнил, как за ним явились уцелевшие люди из его отряда. Прошло два месяца, прежде чем зажили жуткие ожоги, прежде, чем Хусейн Шарипов вновь смог ходить, стрелять. А тем временем мир содрогнулся от невероятной новости - Россия, сильная, несмотря на царившую в ней разруху, перестала существовать, как государство. Им, скрывавшимся в горах, некого стало бояться. И теперь они возвращались туда, откуда были изгнаны прежде.
        -- Аслан, прибавь газу, - произнес Шарипов, не в силах сдержать нервную дрожь, и, вдавив тангету портативной рации, крепившейся на груди, произнес, так что его услышали все остальные - водители полутора десятков машин, следовавших в колонне: - Всем внимание! Увеличить скорость!
        -- Амир, нас могут ждать там? Русские?
        Молодой водитель командирской "Нивы", несмотря на свой воинственный вид - камуфляж, разгрузка, из нагрудных карманов которой торчали набитые патронами рожки, пристроенный между сиденьями АК-74, зеленая повязка на голове - боялся. Он не был опытным бойцом, а рвение и фанатизм все же не могут сойти за полноценную замену опыта и подготовки. И сейчас, лишь на миг вообразив, что впереди притаилась засада, готовая встретить кинжальным огнем незваных гостей, юный "воин Аллаха" оробел.
        -- Русские? - Хусейн Шарипов вскинул брови: - Они или мертвы, или сбежали отсюда. Впереди никого нет - только город, наш город! И мы войдем в него сейчас, и никто не посмеет нас остановить!
        -- Впереди, на въезде, американский блок-пост!
        -- Американцы не будут нам мешать! Это наша земля, мы на ней хозяева, и это знают даже американцы! Неверные псы убивают здесь друг друга, чтобы мы могли взять обратно то, что принадлежало нашим дедам!
        Хусейн Шарипов помнил, как они отступали, оставляя врагу свою землю - тогда он был совсем еще мальчишкой, готовым молиться на своего командира, Шамиля Басаева. Они бежали - сперва из Грозного, оставив на минных полях, окольцевавших город, сотни братьев, отважных воинов джихада, а затем и из Чечни, из своей страны. Над их головами тогда день и ночь висели русские штурмовики и вертолеты, по пятам ползли танковые колонны, а впереди, в горах, где уцелевшие боевики надеялись укрыться от врага, ждали засады спецназа - беспощадные бойцы, для многих из которых, как и для самих чеченцев, эта война стала личным делом.
        Тогда они прорвались, укрылись в горах, забившись в какую-то щель, отсиделись там и смогли уйти в Грузию. Уже позже, став амиром - командиром сперва над несколькими десятками, а затем уже над сотнями боевиков, Шарипов возвращался на свою землю. Они переходили границу, рискуя всякий раз напороться на засаду, атаковали, минировали, обстреливали посты и колонны, и быстро, опережая вести о своем появлении, уходили на другую сторону границы. Но сейчас они вернулись, чтобы остаться.
        -- Всем, я Борз-один, - Шарипов назвал свой позывной, зная, что его по-прежнему слышат в каждой машине, следовавшей за командирской "Нивой". - Смотреть в оба за американцами!
        Блок-пост, оборудованный заморскими пришельцами на въезде в Урус-Мартан, приближался. Было уже видно, как за брустверами из мешков с песком - достаточно, чтобы остановить винтовочную пулю и поток осколков от разовравшейся рядом гранаты - суетятся фигурки, затянутые в камуфляж непривычной расцветки. В сторону шоссе развернулось сразу несколько пулеметов, уставившись на приближавшуюся колонну коническими раструбами пламегасителей. Хусейн Шарипов не верил, что американцы, прежде столько лет поддерживавшие их борьбу против русских словом и делом - явно первым, и тайно вторым - попытаются помешать, но предпочитал подстраховаться.
        Сердце полевого командира судорожно замерло на несколько мгновений, когда его "Нива" на полной скорости промчалась мимо поста. Хусейн Шарипов успел разглядеть торчавшую из-за палаток и брустверов приплюснутую угловатую башню колесной бронемашины LAV-25, американского аналога такого знакомого БТР-80. Только эта была вооружена автоматической пушкой, которой по огневой мощи уступал даже могучий КПВТ. Одной короткой очереди, пары снарядов, хватит, чтобы разнести "Ниву" на куски, а затем можно приняться за другие машины. Но ничего не произошло. Не грянула канонада, никто не пытался преградить путь боевикам, спустившимся с гор, чтобы взять, наконец, свое, то, за что они так долго и упорно воевали. Банда вошла в притихший Урус-Мартан.
        Капитан Энрике Мартинес прибыл на эту заставу, символ порядка в городе с непроизносимым названием, вовсе не похожим на русское, день назад. Офицер планировал пробыть здесь двое суток или даже чуть дольше - столько, сколько потребуется, чтобы укрепить дух своих бойцов. Взвод морских пехотинцев был единственным гарантом безопасности на много миль вокруг. Сами бойцы понимали, что они - только символ, напоминание о том, что на этой земле по-прежнему есть власть, есть, кому поддерживать порядок, после того, как отсюда ушли русские. Но на самом деле сорок человек при нескольких пулеметах "Миними", пусть даже для повышения огневой мощи им придали один LAV-25, мало что могли сделать, и это понимал здесь каждый моряк, несущий службу в чужом, вернее, чуждом мире.
        -- Если этим ублюдкам что-то не понравится, мы окажемся в гребаной мышеловке, - мрачно сообщил прибывшему в Урус-Мартан капитану Мартинесу командовавший морпехами лейтенант, кивком указав на город, что раскинулся за укреплениями из мешков с песком, обрамлявших небольшой палаточный городок. - На каждого из моих людей здесь по тысяче мусликов! Через пять минут от нас ничего не останется! Патронов не хватит на каждого из них!
        -- Не нужно смотреть на местных, как на врага, - возразил тогда Энрике Мартинес, повторяя то, что сам услышал от одного из штабных офицеров в Грозном. - Эти люди должны быть благодарны нам за ту помощь, что получали раньше. Америка всегда поддерживала их борьбу за независимость. И они не могут этого забыть. А вы, готовясь к войне, только можете их спровоцировать, лейтенант!
        -- При всем моем уважении, капитан, сэр, это дикари, жестокие и опасные. Здесь каждый второй разгуливает по улицам с оружием. У каждого первого, в прочем, оно тоже есть, но те, кто поумнее, не держат "стволы" на виду. И поэтому у меня есть все поводы, чтобы готовиться к войне.
        Капитан Маритнес не стал спорить со своим офицером, понимая его правоту. Они были чужаками здесь, точно такими же, как русские, так и не сумевшие до конца навести порядок в этом диком краю. Теперь такую работу предстояло выполнить морским пехотинцам. Десятая легкая и Сто первая, считанные недели назад выбившие отсюда русских, разгромившие их танковые армады, неожиданно понадобились в других местах, и потому армия ушла, а на их место явились моряки. Группировка, увеличившаяся уже до размеров экспедиционной бригады, теперь должна была взять под контроль огромную территорию от Черного моря до Каспийского, обеспечив здесь хоть какое-то подобие порядка. И любой понимал, что если здесь вспыхнет всерьез, то шестнадцати тысячам бойцов, пусть они и были лучшими из лучших, сделать это окажется почти невозможно.
        Рота Мартинеса, пополненная после тяжелых боев с частями русской армии, оказалась раздергана по половине Чечни, и нигде не было одновременно больше взвода, а иногда дело ограничивалось и вовсе отделениями. Правда, пост в Урус-Мартане все же не казался отрезанным от своих. Мопрехи знали, что в случае чего их не бросят - совсем рядом, в Грозном, в полной готовности ждали приказа боевые вертолеты AH-1W "Супер Кобра" и штурмовики AV-8B "Харриер", способные сровнять с землей весь этот город.
        Двадцать минут - ровно столько требовалось авиации, чтобы появиться над жилыми кварталами, и это с учетом необходимой предполетной подготовки и инструктажа самих пилотов. А следом уже подтянутся наземные силы - бронемашины LAV, усиленные танками - тяжеловесными М1А2 SEP"Абрамс", урановую броню которых не возьмет ничего слабее пушки такого же танка, а орудия самих "Абрамсов" перемелют в порошок любого врага. В прочем, эти двадцать минут еще нужно было продержаться, вот и зарывались морские пехотинцы поглубже в землю, утыкав периметр обороны десятками мин всех типов, опутав все вокруг спиралями колючей проволоки.
        Попав сюда, капитан Мартинес в полной мере ощутил атмосферу осажденной крепости, пробыв на заставе лишь полчаса. За брустверами из мешков с песком и бетонными блоками находился другой мир, чуждый американцам, не враждебный им явно, но наверняка опасный, не терпящий вмешательства посторонних. Сменявшие друг друга на постах морпехи из-под низко надвинутых на глаза кевларовых касок - ничтожная защита против автоматной пули, но хотя бы что-то! - наблюдали за жизнью другого народа. Мимо поста проезжали автомобили, потрепанные грузовики и разбитые легковушки, среди который порой мелькали роскошные джипы-"субурбаны" и шикарные седаны "Мерседес" местной "знати". Люди торопливо проходили мимо, косясь на чужеземцев, а те настороженно следили за каждым местным, появлявшимся возле поста, не сводя с него внимательных взглядов - и пулеметных стволов. Морским пехотинцам, разумеется, никто не угрожал сейчас явно, к ним просто присматривались, оценивали их, гадали, чего ждать от чужаков, но напряжение, явно недоброе, чувствовалось с первых мгновений здесь.
        -- Удивительно, сэр, но хотя русских больше нет, в этом городе нет и намека на хаос, - сообщил прибывшему с проверкой капитану, только вернувшемуся из госпиталя, командир взвода морской пехоты, как будто бы поддерживавшего порядок в Урус-Мартане. - Я побывал в Нью-Орлеане, когда ураган разрушил плотины, и город оказался затоплен. Я знаю, что бывает, когда толпа понимает, что власти больше нет, и некому наказывать всяких ублюдков. Многие тогда боролись за свои жизни, кто-то пытался помочь другим, знакомым и незнакомым, но кое-кто, почувствовав свободу, творил по-настоящему мерзкие вещи. Нам не раз и не два приходилось применять оружие в те дни, стрелять не во врага, а в таких же американцев - списать на последствия урагана лишний труп тогда было не проблемой, а коронеры смотрели на все сквозь пальцы. А здесь царит покой, как будто ничего и не произошло.
        Они стояли у въезда на территорию поста, рядом с пулеметным гнездом, обложенным все теми же мешками с песком. Возле установленного на сошки М249 SAW, самого мощного оружия морпехов, если не считать двадцатипятимиллиметровую пушку бронемашины LAV, постоянно находились два моряка в полном снаряжении. Еще несколько бойцов контролировали периметр, готовые обрушить на любого, кто приблизится к охраняемой зоне с дурными намерениями, шквал огня из своих М16А2. А за оградой жил своей жизнью чужой город, кажется, старавшийся не обращать внимания на пришельцев.
        -- Я видел, как на улице подрались какие-то пацаны, местные, - сообщил лейтенант, тоже не расстававшийся с оружием - на бедре в открытой кобуре висела табельная "Беретта" М9 калибра девять миллиметров - и не снимавший с себя кевларовую кирасу легкого бронежилета. - Кажется, они что-то всерьез не поделили. Пахло кровью, но тут появился какой-то древний седой старик в папахе и с клюкой в руках, что-то сказал этим парням, всего пару слов, и они тотчас растворились, будто их и не было. Какие-нибудь пуэрториканцы, которых полно в моем родном Сан-Франциско, просто послали бы этого деда, куда подальше, занявшись своими делами, а в "черном" квартале того же Нью-Орлеана он мог получить и нож в печень, просто так, чтобы не совался, куда не нужно. А здесь никто и слова не посмел сказать, все просто разошлись, будто забыв о своих проблемах, и друг о друге. Мы были в городе, четыре человека с оружием, наблюдали за всем с полусотни ярдов, но нас местные словно не замечали.
        -- И кто же поддерживает порядок в округе? - с явной ленцой поинтересовался Энрике Мартинес. - Седые старики?
        -- Местный мэр, или как он называется у русских. Он - чеченец, кажется, из этого самого города. Русских над ним больше нет, он превратился в самостоятельного князька, как в какие-нибудь средние века, и власть держит крепко. Он создал что-то вроде ополчения вместо разбежавшейся полиции, тем более, тут в каждом доме, наверное, по автомату Калашникова, да не по одному. Так что несколько десятков или даже сотен человек, не подчиняющихся никому, кроме своего вожака, неплохо вооруженных и наверняка умеющих пользоваться этим оружием, находятся в постоянной готовности.
        -- Мэру не простят такие вольности! В Москве уже создано какое-то правительство, они устанавливают свою власть по всей стране, - вспомнил Энрике Мартинес. - Думаю, скоро они дотянутся и досюда, и этому князьку придется расстаться с изрядной долей своей власти.
        -- Может, и так, - пожал плечами лейтенант, на правах старожила, что провел в этих краях уже несколько недель, рассуждавший о местных порядках. - Но, боюсь, им могут крепко надавать здесь по рукам! Кажется, никто не собирается здесь делиться властью просто так, сэр. Эти горцы, они живут по своим законам, они никогда не поступятся своей свободой, могут только покориться на время сильному, но у тех, что собрались в Москве, силы как раз нет. Только сами они этого не понимают, и будут пытаться везде установить свой порядок.
        -- И тогда у нас начнутся действительно серьезные проблемы, - завершил мысль капитан.
        Война длилась считанные дни, и Энрике Мартинес не успел вернуться в строй до ее окончания. Когда капитан покинул госпиталь, бои на всей территории России уже закончились. Но это вовсе не означало, что для парней из Морской пехоты или их коллег из Армии здесь не осталось работы.
        Капитана Мартинеса не забыли, и офицер получил свое Пурпурное Сердце - желанную награду для настоящего патриота и бойца. А вместе с ним и новое задание, ненамного менее сложное, чем бой с русскими танками. Целый край, который за несколько десятилетий не удалось усмирить самим русским, оказался лишен единой власти. Каждый был теперь предоставлен самому себе, а наличие на руках тысяч единиц оружия - все, что угодно, от дробовиков до гранатометов - подталкивало многих к тому, чтобы навести удобный для самих себя порядок. И ничтожная горстка морских пехотинцев США, как это уже бывало не раз прежде, в самых разных уголках планеты, встала на страже мира здесь, в предгорьях Кавказа, в тени увенчанных снежными шапками вершин.
        Сорок моряков, расквартированные в Урус-Мартане, конечно, не смогут сдержать яростный напор вооруженной толпы, если местные заведутся всерьез. Но, глядя на суровых парней в камуфляже, увешанных с ног до головы оружием, чеченцы не могут не вспоминать, что в каких-то двадцати милях отсюда, в Грозном, в полной готовности находятся уже не десятки - сотни морпехов, с тяжелым вооружением, бронетехникой, способные навести здесь порядок за считанные минуты, а если прольется кровь кого-то из их товарищей по оружию, то отомстить со всей возможной жестокостью. И такие мысли до поры остужали самые горячие головы.
        -- Мы стараемся не вступать в контакт с внешним миром, - сообщил лейтенант своему командиру, с задумчивым и несколько мрачным видом обозревавшему окрестности из-за бруствера. - Только наблюдаем. Патрулируем дороги вокруг города, несколько раз в день совершаем объезд самого города. Здесь пока тихо.
        -- Русские ушли отсюда без боя?
        Энрике Мартинес видел достаточно, чтобы сказать - в Урус-Мартане давно не было настоящих сражений. Все разрушения, какие можно было еще встретить в городе, являлись лишь мрачным памятником минувшей войны, делом рук русских или самих чеченцев. Капитан был в Грозном и знал, на что должен быть похож город, в котором несколько часов уничтожали друг друга бойцы лучших армий на этой планете.
        В те часы, когда высадившиеся на летное поле грозненского аэродрома десантники из Сто первой зачищали столицу Чечни от остатков русского гарнизона, когда подошедшие с юга части Десятой легкой пехотной дивизии выдавливали подразделения русской армии, капитан Мартинес находился уже в корабельном госпитале на борту "Уоспа". Он и его люди сделали свое дело, оттянули на себя часть атаковавших с севера русских сил, выдержали атаку вражеских танков, хотя и погиб тогда каждый второй, а те, кто выжил, держались на грани смерти. Но насладиться чувством выполненного долга Энрике Мартинесу не дали, и теперь он вернулся в строй, чтобы завершить начатое. И он сам был не против этого, а потому пытался понять, что происходить, чего ждать ему и его бойцам, хотел сам увидеть как можно больше.
        -- Русские ушли отсюда без единого выстрела, - подтвердил командир взвода. - Я слышал, местные попросили их об этом, чтобы город не был разрушен. И русские послушались их и оставили город, который потом заняла рота легкой пехоты - тоже не сделав ни одного выстрела.
        Пока командиры беседовали, бойцы - на территории поста находился сейчас весь его малочисленный гарнизон - занимались повседневными делами. Кто-то отдыхал в палатках, кто-то возился с оружием, полностью полагаясь на бдительность своих товарищей, стоявших на постах и сменявших друг друга едва ли не каждый час. Звучала музыка, причем разом в нескольких местах, слышались разговоры и даже смех. Морпехи пытались расслабиться здесь, заставить себя забыть о давящем со всех сторон напряжении - но в тот миг, когда один из часовых поднял тревогу, все тотчас изменилось.
        -- Движение на шоссе, - сообщил немного взволнованным голосом моряк, один из двоих, дежуривших у пулемета. - К нам кто-то едет!
        -- Что за черт?!
        Энрике Мартинес поднес к глазам бинокль, и выругался, когда увидел, что происходить на автостраде. Десятикратная оптика позволила в деталях рассмотреть, кто именно приближался к посту морских пехотинцев. В общей колонне шло не меньше полутора десятков разномастных машин - русские внедорожники УАЗ армейского образца, "Нивы", потрепанные "субурбаны", в основном, марки "Форд" или "Лендровер". Взгляд капитана приковал джип, превращенный в пикап - в кузове на явно самодельном лафете был установлен русский пулемет "Утес" пятидесятого калибра. Именно оружие привлекло внимание офицера, и лишь потом он увидел развевающиеся над несколькими машинами флаги - и вновь выругался.
        -- Взвод, занять позиции, - это уже командовал лейтенант, тоже увидевшие поднятые над приближавшейся колонной знамена - зеленый стяг ислама, и зеленый же флаг никогда не существовавшей и никем не признанной Чеченской республики Ичкерия. - Оружие к бою!
        -- По местам! - подхватили командиры отделений, подгоняя своих бойцов. - Приготовиться к бою! Живей, живей!
        Подстегиваемые командами свирепых сержантов, морские пехотинцы опрометью бросились на свои позиции - каждый знал, где он должен быть в случае атаки. Сухо клацали затворы штурмовых винтовок, пулеметчики заправляли в приемники своих "Миними" снаряженные патронами ленты. С лязгом захлопнулись люки LAV-25, с утробным жужжанием включились сервоприводы, и широкая плоская башня бронемашины развернулась, нацелив на дорогу тонкий ствол двадцатипятимиллиметровой пушки "Бушмастер" - теперь пост был готов к любой атаке.
        -- Их там сотни полторы, а, скорее всего, еще больше, - предположил командир взвода, для которого наступал момент истины. - Автоматы, пулеметы, наверняка полно гранатометов, возможно, есть и противотанковые ракеты. Вооружены до зубов! Ублюдки!
        -- Мне нужна связь с Грозным, - потребовал Энрике Мартинес. - Дайте штаб!
        Никто не ожидал появления целого отряда вооруженных боевиков, но морская пехота не зря считается элитой вооруженных сил США. Моряки, натасканные за время службы здесь множеством учебных тревог, заняли позиции менее, чем за минуту. На шоссе уставились десятки стволов всех калибров, при этом морпехи не забывали и о собственном тыле - взвод занял круговую оборону, готовый обрушить на противника шквал огня, отбивая в миг всякое желание штурмовать эту заставу. В прочем, можно ведь обойтись и без штурма, подумал вдруг Энрике Мартинес. Развернуть пару минометов - и все. Брустверы не спасут, и из пулеметов далеко не дотянешься, даже из пушки их бронетранспортера. Десяток залпов с закрытых позиций, а потом эта стая безнаказанно двинется дальше.
        -- Сэр, штаб на связи! - радист, темнокожий парень с нашивками мастер-сержанта, отвлек капитана от невеселых мыслей.
        -- Ромео-один, это Браво-семь, - Энрике Мартинес назвал свой позывной. - У нас критическая ситуация. По направлению к Урус-Мартану через наш пост со стороны гор движется автоколонна чеченских боевиков. Все вооружены. Прошу обеспечить нам воздушную поддержку.
        -- Отрицательно, Браво-семь, - отозвались почти без промедления, как будто только и ждали этого запроса. - Ничего не предпринимайте. Только наблюдать. Запрещаю вмешиваться в происходящее.
        -- Черт, Ромео-один, сюда движется целый отряд, сотня боевиков, возможно, больше! - чувствуя, как сдают нервы с каждым пройденным чеченцами ярдом, повторил Мартинес. - И я не знаю, какие у них намерения! Мне нужна поддержка! Немедленно!
        Проявлением трусости, паникой это не было. Просто командир роты морпехов здраво оценивал соотношение сил и не был готов рисковать жизнями стольких своих людей сразу. Если будет нужно - они не дрогнут и перед целой дивизией врага, но сейчас это было неоправданно.
        -- Все ваши люди не должны покидать территорию поста! Запрещено любое вмешательство! Оружие применять только в исключительных случаях! Как понял меня, Браво-семь?
        -- Отрицательно, - ответил теперь уже Энрике Мартинес. - Какие случаи считать исключительными, Ромео-один?
        -- Если вас начнут убивать!
        Колонна, прибавив скорость, пронеслась миом поста морских пехотинцев под рев моторов и трели автомобильных клаксонов. Зеленые знамена развевались в потоке встречного ветра, боевики, высовываясь из окон, размахивали руками и оружием, что-то торжествующе кричали. Капитан Мартинес видел зеленые повязки с изречениями из Корана, видел бородатые лица, улыбки, похожие на оскал голодных хищников, видел торчащие из машин стволы, установленные в кузовах пикапов тяжелые пулеметы пятидесятого калибра и безоткатные орудия.
        -- Ублюдки!
        Стоявший за бруствером морпех вскинул полуавтоматическую снайперскую винтовку М14 DMR, прижимая к плечу затыльник приклада, и приникая к резиновому наглазнику оптического прицела. Откинув закрепленные под цевьем телескопические сошки, установив их для большей устойчивости оружия на бруствер, стрелок поводил стволом, как бы провожая каждую проносившуюся мимо своей позиции машину, битком набитую бородатыми боевиками в камуфляже и "разгрузках".
        Чеченцы, крича и потрясая оружием проезжавшие мимо поста морских пехотинцев, были как на ладони у взводного снайпера. Оптический прицел ART-II девятикратного увеличения позволял разглядеть любые мелочи. В памяти морского пехотинца намертво отпечатались лица чеченских боевиков, с видом победителей, будто это они своими руками разгромили всю русскую армию, въезжавших в растерянный город. Разные лица - заросшие густыми бородами матерые бандиты, за плечами которых было и по пять, и по десять лет войны, десятки вражеских жизней, и молодые парни, совсем мальчишки, на щеках которых клочьями торчала неопрятная щетина - у этих сопляков даже не росли еще настоящие бороды.
        Замерший, старавшийся даже не дышать, снайпер переводил перекрестье тонких нитей прицела с одного чеченца, на другого, чувствуя, как сводит судорогой указательный палец, лежащий на спусковом крючке. Одно движение - и оборвется жизнь одного из этих дикарей, любого, кто попадет в поле зрения оптического прицела. Единственной пули калибра .308 "Винчестер" хватит, чтобы оторвать голову, разворотить грудь, вспоров кевлар бронежилета, словно бумагу.
        -- Отставить, моряк, - жестко, с нажимом произнес Энрике Мартинес, буквально осязавший напряжение, съедавшее изнутри снайпера. - Приказываю опустить оружие!
        -- Сэр, мы позволим им вот так ездить здесь, как на параде, с развернутыми флагами?! В нашей зоне ответственности?! Вы подумали, зачем они хотят войти в город?
        -- Имя и звание, моряк!
        -- Капрал Доджсон, капитан, сэр! - браво гаркнул морпех, вытянувшись по стойке смирно - сейчас, когда весть взвод сжимался за брустверами, нервно тиская оружие, это выглядело более чем странно.
        -- Капрал, нам запрещено вмешиваться в происходящее, пока это не коснется лично нас. Это приказ вышестоящего командования, и я намерен его выполнить, - твердо произнес Мартинес. - Выполнить хотя бы для того, чтобы не подставлять под огонь всех вас. А вы выполните мой приказ и не посмеете даже думать о том, чтобы стрелять в чеченцев, что бы они ни собирались делать!
        -- При всем моем уважении, капитан, сэр, я чего-то недопонимаю, кажется, - упрямо, с вызовом, произнес капрал, высоченный, больше шести футов, плечистый англосакс - нынче в морской пехоте белых парней не так уж много, они предпочитают идти в колледж, учатся на адвокатов или менеджеров, чтобы потом сидеть в уютном офисе. - Я был в Афганистане, полгода, сэр. Трижды попадал в засады, раз был обстрелян снайпером. И там нам каждый день повторяли, что мы ценой своих жизней защищаем весь мир от таких, как эти. - Морпех указал на двигавшуюся мимо поста колонну, голова которой уже втянулась в жилую застройку. - А теперь нам разрешают только смотреть. Это же настоящие террористы!
        -- Довольно, капрал! - рявкнул капитан Мартинес. Он только и мог сделать это - Энрике понимал, что все неправильно, что они не должны устраняться, позволяя спустившимся с гор волкам чувствовать себя хозяевами здесь. Но он привык исполнять приказы, и теперь был намерен добиться этого же от каждого из своих бойцов.
        Этот снайпер, настоящий ветеран, имевший опыт больший, чем у своего командира, был упрямым парнем, но перед ним стоял офицер, отдававший приказ. И пусть это был, пожалуй, самый странный приказ, когда-либо слышанный капралом - ничего не слышать и не видеть, вообще не шевелиться, делая вид, что тебя здесь нет - но он все же подчинился. Боевикам, ворвавшимся в город, так и не пришлось почувствовать на себе убийственную, в буквальном смысле этого слова, точность огня его верной винтовки.
        Хусейн Шарипов не боялся засады, не боялся фугаса, укрытого на обочине - сам он так бы и встречал своих врагов. Но его ждать было некому - русские оставили Урус-Мартан, покинули Чечню, бежали отсюда, а американцам не было дела до того, что здесь происходит. И потому командирская "Нива" шла первой в колонне, и первой влетела в город, а уже за ней втянулись в лабиринт жилых кварталов "Нисаны" и "Лендроверы", битком набитые боевиками.
        -- Мы вернулись, - выдохнул Шарипов, чувствуя, как лицо расплывается в улыбке, похожей на кровожадный оскал. - Слава Всевышнему, мы вернулись!
        Пост американских морских пехотинцев остался позади, никто не посмел остановить банду, да и кто смог бы ее остановить, кто осмелился бы встать на пути почти полутора сотен вооруженных до зубов боевиков. Прохожие, оказавшиеся на улицах в эти минуты, в страхе прижимались к стенам домов, разбегались в стороны, исчезали в подворотнях, и уже оттуда провожали испуганными взглядами колонну, над которой развевались зеленые знамена джихада.
        Урус-Мартан всегда был законопослушным городом, те, кто здесь жил, и в первую, и во вторую кампании стояли за центральную власть, делали все, чтобы война обошла стороной их дома. Дело доходило до открытых столкновений, и Хусейн Шарипов, жаждавший воевать с русскими, но не желавший убивать своих земляков, единоверцев, ушел в горы, подчинившись приказу старейшин. Но никогда он не оставлял мысли о том, чтобы вернуться, взять то, что принадлежало его прадедам.
        -- Борз-три, я Борз-один, прием! - Шарипов, вдавив тангету рации, вызвал одного из своих заместителей, который ехал сейчас следом за амиром.
        -- Я Борз-три, на связи!
        -- Действуем по плану! Мовсар, на тебе - отделение милиции! Да поможет тебе Аллах! Вперед!
        Действия едва ли не каждого боевика из тех, что пришли с Шариповым, были расписаны по секундам. В городе было полно мужчин, готовых сражаться, и хватало оружия. А боевиков с гор спустилось не слишком много, пусть это и были отборные бойцы. Победу можно было одержать лишь за счет быстроты и натиска - пока созданное горожанами ополчение, штаб которого по привычке находился в горотделении милиции, придет в себя, повсюду уже будут боевики. Планирование, быстрота и решимость - вот то, на что сделал ставку Хусейн Шарипов.
        Полдюжины машин, группа, которой командовал Мовсар, помощник самого Шарипова, выпали из колонны, свернув с улицы Яндарова, рассекавшей городские кварталы с южной окраины до самого центра, и на полной скорости, под рев клаксонов, рванули к отделению милиции. Спустя пару минут с той стороны уже раздались звуки стрельбы, затрещали автоматы, пару раз что-то приглушенно взорвалось.
        Горожане не успели понять, что произошло. Увидев колонну машин под зелеными знаменами, прохожиа растярянно замирали, в лучшем случае бросались бежать. Но не все. двое, идущие навстречу движению по тротуару, сорвали с плеч оружие, метнувшись под прикрытие большого дома и тотчас к "Ниве" Шарипова протянулась мерцающая нить трассеров.
        -- Шакалы!
        Хусейн выставил в окно ствол АК-74, но те, кто обстрелял его, уже поплатились. Мощный ДШКМ, установленный на одном из внедорожников, сопровождавших командирскую "Ниву", выдал короткую очередь, и шквал свинца вмял тела противников в стену, разрывая их на куски. А Шарипов, почувствовав вкус крови, азарт боя, нажал на спуск, веером выпустив полмагазина по растерявшимся прохожим. Он видел, как пули настигали замешкавшихся людей, сбивая их с ног, прошивая тела насквозь. Раздались полные боли крики, и командир боевиков довольно оскалился - он сейчас отомстит сполна и всем сразу.
        -- Аслан, здесь направо! - приказал Шарипов, и юный водитель, но уже опытный боец, успевший побывать под обстрелом, крутанул "баранку", так резко, что "Ниву" едва не вынесло на тротуар, по которому бежали, спеша укрыться в своих домах, горожане.
        Хусейн Шарипов, с которым оставалась большая часть отряда, направлялся к дому главы городской администрации, человеку, который остался у власти после ухода русских. Полевой командир не забыл, как они стояли лицом к лицу с этим человеком, его собственным родственником, пусть и дальним - а над головами уже ревели турбины русских штурмовиков, готовых высыпать на Урус-Мартан разом несколько десятков тонн бомб, сровняв город с землей. Судьба тысяч жителей, упорно не желавших покидать свои дома, решалась в те минуты на главной площади. По разные стороны - несколько сотен вооруженных до зубов людей, а посередине, на расстоянии вытянутой руки - двое, один из которых предлагал войну до последнего человека, а другой хотел мира для своей семьи, своего города и своего народа.
        Шарипов не смог тогда стрелять в своих соплеменников, своих братьев, ведь так он только помог бы русским. Вместе со своими людьми он ушел, и федералы не стали штурмовать город - они просто вошли в покорившийся Урус-Мартан, вошли без боя, а отряд Хусейна Шарипова еще долго гоняли по горам, пока горстке боевиков не удалось все же перейти линию границы. Теперь они вернулись.
        -- Мы у цели, - произнес в микрофон рации Шарипов, увидев перед собой дом, обнесенный трехметровой кирпичной стеной особняк - глава администрации Урус-Мартана жил, не скрывая своего богатства, но этим вызывал у местных не зависть и ненависть, а уважение. - Окружить дом! Все из машин!
        Двухэтажный дом - дворец! - из красного кирпича, увенчанный островерхими башенками, стилизованный под какой-то средневековый замок, не местный, а явно европейский, был ярким пятном на фоне обычных пятиэтажек, панельных, обшарпанных. Высокая стена отрезала это дом и все, происходящее в нем, от всего остального мира. Глава городской администрации был богатым человеком, а, значит - уважаемым, поскольку богатство свое смог сохранить, став верным помощником московских властей. Но сейчас стена и глухие ворота из прочной стали не могли остановить саму судьбу, явившуюся испытать его на прочность.
        Колонна остановилась, обтекая особняк со всех сторон, и из машин высыпались вооруженные до зубов боевики. Хусейн Шарипов, справа от которого стоял державший наперевес свой АК-74 Аслан, с прищуром взглянул на дворец, в котором скрывался предатель - иначе не мог называться тот, кто стал верным рабом неверных.
        -- Шамиль! Исмаил!
        Двое боевиков, названные своим амиром, выступили вперед. В руках у каждого из них было по противотанковому гранатомету РПГ-22 - старая модель, не годившаяся против современных танков, но для того, что они должны были сделать сейчас - хоть куда.
        -- Огонь!!!
        Бандиты одновременно вскинули на плечи цилиндры транспортно-пусковых контейнеров, наведя их на широкие ворота, и нажали на спуск. С громкими хлопками, для самих стрелков показавшимися оглушительным громом, реактивные гранаты рванули к воротам. Сдвоенный взрыв кумулятивных боевых частей, когда-то рассчитанных на то, чтобы превращать в бесполезную груду металла самые настоящие танки, сорвал створки ворот, бросив их внутрь, и в освободившийся проем уже рвались, стреляя на ходу - не по врагу, просто для храбрости - боевики. И первым шел, выпрямившись во весь рост, сам Хусейн Шарипов.
        О том, что в городе неспокойно, глава урус-мартановской администрации, а ныне - почти полновластный хозяин всего района, Ахмет Дадоев узнал не из донесений верных людей. Об этом ему сказала разорвавшая привычный городской шум стрельба - звуки автоматных очередей, хлопки гранатных разрывов, и гул, с которым взрывались расстрелянные в упор автомобили. И лишь потом запиликал мобильник.
        -- Амир, - голос заместителя командира отряда самообороны - командиром как раз был сам Дадоев - дрожал не то от страха, не то от возбуждения. - Амир, в городе ваххабиты! Отделение милиции обстреляно. Тут не меньше полусотни человек с пулеметами и РПГ!
        -- Шайтан!!! Что это значит?!
        -- Мы заняли оборону, ведем бой, но их слишком много, амир! Нам не выстоять!
        Ахмет Дадоев почувствовал смятение, готовой перерасти в панический страх. За время, прошедшее с победы американцев, мэр Урус-Мартана, а заодно и глава самого сильного тейпа в этих краях, успел свыкнуться с властью, с тем, что выше его здесь нет никого. Сами американцы, выставившие пост на окраине города, не в счет - они подчеркнуто не вмешивались ни во что, происходящее за пределами их заставы, хотя и к себе близко никого не подпускали.
        Глава городской администрации удивительным образом пользовался одновременно уважением местных, что было очень важно в Чечне, и доверием московских властей, сделавших ставку на бывшего боевика, добровольно решившего сотрудничать с федеральными силами. Просто Дадоев, успев побыть партизаном и повстанцем, знал, что творят страшные бомбы, которые русские называли объемно-детонирующими, а еще - "вакуумными". Также он знал, во что может превратиться селение, по которому отработает во все свои сорок стволов хотя бы одна установка "Град". И потому, когда Ахмет оказался перед выбором - сохранить верность ушедшим куда-то в Грузию, полевым командирам, или спасти свой родной город, вокруг которого уже занимала позицию русская артиллерия, никакого выбора не было.
        Перейти на сторону врага, не запятнав себя явным предательством, не запачкав руки в крови своих братьев - это дорогого стоит, и Ахмет Дадоев смог поступить именно так. Ему поверили русские, и их доверия хватило ровно на столько, чтобы бывший боевик стал главой города. И пусть русские ушли, этот город по-прежнему мог принадлежать только ему. Но тут явились чужаки.
        -- Иса, Муса! - Ахмет Дадоев, чувствуя, как тело начинает колотить нервная дрожь, крикнул так, что голос его эхом прокатился по многочисленным комнатам роскошного особняка. И его сыновья услышали призыв отца.
        Они появились через минуту, словно выросли из-под земли - девятнадцатилетний Иса, худощавый и очень высокий, на две головы выше своего отца, и Муса, пятнадцатилетний мальчишка, коренастый и широкоплечий.
        -- Отец?
        -- В городе стреляют, - коротко произнес Дадоев. - Муса, отведи мать и сестру в подвал, там безопасно. Будь с ними рядом! Иса, ты останешься со мной!
        Младший из братьев опрометью бросился исполнять приказание отца. Сестра Лейла, семнадцатилетняя красавица, благосклонности которой добивались многие юноши Урус-Мартана, и верная Фатима, уже не такая красивая, как в юности, не так сильно распалявшая огонь страсти, но по-настоящему любимая, могли пересидеть любой бой в подвале. Это был не подвал даже - настоящий бункер, бетонные стены, армированные броневой сталью, стальные же двери, которые не пробить даже из гранатомета. Это было надежное убежище, и именно туда Муса отвел тех, кто был дороже всего для его отца - и для него самого.
        -- Отец, что случилось? - Иса, даром, что уже не мальчик, а мужчина, полноправный член рода, выглядел испуганным, в точности, как и старший Дадоев.
        -- Не знаю, - отмахнулся Ахмет, прислушиваясь к тому, что доносилось со стороны города, проникая за высокую стену из красного кирпича. - Ворвались какие-то бандиты. Возьми оружие!
        В Чечне, не знавшей настоящего мира почти два десятилетия, любой мальчишка учится обращаться с оружием одновременно с тем, когда учится писать и читать. А Иса Дадоев не был мальчишкой. Он знал, где храниться в доме оружие - без него нельзя, это все равно, что добровольно сунуть голову в петлю - и потому не только взял свой АКМС, но подал второй автомат, почти новый АКМ, полученный когда-то с мобилизационных складов, отцу.
        Ахмет Дадоев действовал уверенно и четко, на одном инстинкте. На то, чтобы примкнуть к "калашникову" рожок, снаряженный тридцатью патронами, взвести затвор и отключить предохранитель, у мэра Урус-Мартана ушло ровно три секунды. Никакой спешки, нервной дрожи в руках - каждое движение выверено до автоматизма. Он имел немалый опыт в таких делах, сроднившись с оружием еще в Грозном, когда отбивал атаку за атакой федералов, штурмовавших город в новогоднюю ночь девяносто пятого года. Тогда им пришлось оставить столицу - силы были слишком неравны, но затем Дадоев вернулся, оказавшись в первых рядах тех, кто отбил Грозный, вышвырнув русских прочь, заставив их умыться кровью. С тех пор изменилось многое, само отношение к этой войне, но полученный опыт остался.
        -- Сейчас я вызову кого-нибудь, надо... - закончить фразу Дадоев не успел - снаружи что-то грохнуло, так, что заложило уши, а затем по окнам второго этажа ударила автоматная очередь.
        -- Отец! - Иса, упав на пол, ползком двинулся в дальний угол, слыша, как над головой свистят пули, как свинец кромсает дорогой хрусталь, выбивает щепу из отделанных дорогим деревом стен, в клочья рвет роскошные ковры.
        -- Иса, к окнам! Стреляй!!!
        Ахмет Дадоев тоже перемещался ползком, но не в безопасное место - а к одному из окон, стекол в котором уже не было. Встав на колени, глава городской администрации высунул в проем ствол АКМ, и, не глядя, выпустил, не глядя, длинную очередь, обдав прилегающий к особняку двор шквалом огня. В ответ по второму этажу разом ударили из нескольких стволов, и Дадоев упал, ткнувшись лицом в осколки битого стекла, и слыша, как визжат пули, влетающие в проем.
        -- Иса, стреляй в них, - крикнул Ахмет, обернувшись к своему сыну, в страхе забившемуся в угол за платяным шкафом, солидным сооружением из красного дерева, способным, пожалуй, остановить и пулю. - Стреляй! Не позорь наш род! Если умрем, то как мужчины, в бою, как умирали все наши предки!
        По-прежнему ползком юноша, покрасневший от стыда и забывший на мгновение о собственном страхе, двинулся к окну. Снаружи не прекращали стрелять, не меньше десятка автоматов изрыгали свинец, и пули, словно стая рассерженных ос, метались по роскошным комнатам, вгрызаясь в отделанные мрамором потолки, вспарывая полотна дорогих картин, прежде так радовавших глаз хозяина дома.
        Иса Дадоев подобрался к окну, слыша, как хрустят под ним осколки стекла, больно впивающиеся в плоть при каждом движении. Держась в стороне от проема, он выставил ствол автомата и нажал на спуск. АКМС в руках парня дернулся, выплюнув щедрую порцию свинца, и в то же миг сам глава семьи тоже выпустил еще несколько очередей.
        -- Шакалы! - прорычал Ахмет Дадоев, встав в проеме и уже прицельно выпустив остатки магазина. - Вам меня не взять!
        С высоты второго этажа своего дворца мэр Урус-Мартана видел, как мечутся под стенами не меньше двух десятков людей в разномастном камуфляже - и российском, и натовском, старого и нового образца. Они бегали между роскошными клумбами, среди розовых кустов, не прекращая стрелять. В прочем, бегали не все - Ахмет Дадоев видел, по меньшей мере, два неподвижно лежавших тела, и еще одного боевика за ноги и за руки тащили куда-то два его товарища, а третий прикрывал их, стреляя короткими очередями.
        -- Иса, бей их! - приказал Дадоев-старший, торопливо меняя опустевший магазин.
        Прижав приклад АКМ к плечу, он замер, целясь в бородатого громилу, бегущего от сорванных взрывом ворот прямо к крыльцу особняка, и рванул спусковой крючок. "Калашников", не отличавшийся точностью стрельбы на больших дистанциях, сейчас, когда до цели было метров сто, не подвел. Боевика сбило с ног, отбросив назад уже безжизненное тело, когда в грудь ему впилось разом не меньше десятка пуль калибра
7,62 миллиметра. А в следующую секунду самому Дадоеву пришлось нырять за подоконник, спасаясь от ответного огня. Снаружи с басовитым рыком ударил пулемет, пройдясь вдоль стен свинцовой плетью длинной очереди. А потом за стенами прозвучал голос, знакомый голос, который глава администрации Урус-Мартана хотел, но никак не мог забыть.
        Когда створки ворот рухнули, боевики, возглавляемые Хусейном Шариповым, не мешкали. Больше двадцати человек ворвалось на двор, рассыпаясь по заботливо ухоженному цветнику, окружая со всех сторон дом, настоящий рыцарский замок, в котором как раз только и выдерживать осады, отбивая штурм за штурмом. Здесь царил порядок, чувствовалась заботливая хозяйская рука. Яркие цветы, дорожки, словно по линейке вычерченные - тот, кто жил здесь, любил порядок и аккуратность. Возле пристроенного к самому особняку гаража стояли на открытом воздухе две машины - огромный серебристый "Ланд Крузер", и более скромный "УАЗ-Патриот".
        -- Огонь, - приказал командир. - Убивайте всех, кого увидите, но Дадоев нужен мне живым! Кто тронет его, тому самому отрежу голову!
        Боевики бежали по усыпанным гравием дорожкам, и камни хрустели под их поступью. Взяв дом в кольцо, ваххабиты разом открыли огонь из автоматов, выпуская очередь за очередью по высоким стрельчатым окнам. Легкие высокоскоростные пули калибра 5,45 миллиметра с визгом отскакивали от стен рикошетом, а те, что ложились в проемы, еще долго метались внутри дома, не позволяя обитателям укрыться от такого огня.
        -- Вперед, - скомандовал Шарипов, чувствуя, как сладко заныло в груди - наступил миг, когда он сможет отомстить своему кровному врагу, тому, из-за кого он вынужден был оставить родной город. - Внутрь! Вытащите оттуда этих свиней!
        Полдюжины боевиков, прикрываемые огнем своих товарищей, бросились к дому, но навстречу им ударили автоматы. Двое упали сразу, срезанные очередями, повалившись на яркие клумбы. Еще одному пули перебили обе ноги, и двое братьев, рискуя присоединиться к тем, кто уже лежал, истекая последними каплями крови, на гаревых дорожках, кинулись на помощь, спеша вытащить его из-под огня.
        -- А-а-а, шакалы! - Опустившись на одно колено, Шарипов вскинул АКС-74, выпустив несколько пуль по окнам, огрызавшимся вспышками дульного пламени.
        По дому ударил град пуль, но прочные стены выдержали, а из окон продолжали короткими, скупыми очередями, наперебой "говорить" автоматы. Боевики, оказавшись под огнем, замешкались. Где-то закричали раненые, а те, кто был еще жив, искали укрытия. Бандиты падали на землю, в клумбы, сминая яркие цветы, вламывались в розовые кусты, не чувствуя впивавшихся в одежду и кожу шипов. И стреляли, стреляли в ответ.
        Рядом с Хусейном Шариповым держался и Аслан, его личный водитель, поливая дом очередями из своего АК-74. Оба поморщились, когда рядом заухал тяжелый ПКМ. Пулеметчик, установивший свое оружие на сошки за ограждением клумбы, служившей каким-то подобием бруствера, не отпускал спусковой крючок, высадив всю ленту, сто патронов, за одну очередь, и наверняка угробив при этом ствол.
        Боевики, пока работал пулемет, заставив защитников дома укрыться от шквала пуль, стремительным броском преодолели метров десять, и наткнулись на ответный огонь. Еще кто-то упал, напоровшись грудью на автоматную очередь, закричал раненый, пытавшийся отползти подальше от опасности, оставляя за собой кровавый след.
        -- Собаки, - прорычал сквозь зубы Шарипов, а затем, выпрямившись, встав во весть рост, словно был заговоренным, и не боялся пуль, крикнул во весь голос: - Дадоев, шакал, это я, Хусейн Шарипов! Слышишь меня? Ты же помнишь меня, Ахмет?! Я резать тебя пришел! Выходи, будь мужчиной! Сам ко мне выйдешь - тебя убью, больше никого не трону! Ты слышишь меня, шакал?!
        Его услышали. В ответ сперва раздался неразборчивый поток мата, русского, но звучавшего с местным акцентом, а затем в два ствола почти в упор ударили автоматы. Шарипова спас его водитель - Аслан сбил с ног своего командира, навалившись сверху, прижав того к земле, не давая встать, пока над ними свистели пули.
        -- Шамиль, Исмаил, - столкнув с себя Асалан, Хусейн Шарипов позвал своих бойцов. - Выкурите оттуда этих шакалов!
        Боевики - один, встав на колено, второй, выпрямившись в полный рост - вскинули на плечи раструбы одноразовых гранатометов РПГ-22 "Муха". Они были профессионалами, и изготовили оружие к бою за считанные секунды, даже не задумываясь над тем, что делают. И все же те, кто держал оборону в доме, тоже оказались быстрыми - автоматная очередь сбила с ног Исмаила, и тубус неиспользованного гранатомета выпал из его разжавшихся рук. И в тот же миг выстрелил Шамиль. Из казенного среза "Мухи" вырвался длинный язык пламени, и граната, в полете расправив перья стабилизатора, умчалась к особняку, угодив точно в оконный проем.
        Граната разорвалась за стенами, и из окон вырвалось пламя, а вместе с ним - охваченное огнем тело, совершившее короткий полет и замершее под стенами особняка, так и не ставшего крепостью.
        -- Шайтан! - Хусейн Шарипов подскочил к неподвижно лежавшему Исмаилу, подняв с земли РПГ-22, торопливо прицелился и выстрелил, вогнав еще одну гранату в изрыгавший клубы дыма оконный проем.
        Главарь боевиков все же совершил месть, пусть и не так, как хотел, как мечтал об этом. Именно его выстрел оборвал жизнь Ахмета Дадоева. Взрыв впечатал тело главы городской администрации в стену, выщербленную уже десятками пулевых попаданий. Мэр Урус-Мартана уже не видел, как боевики ворвались в особняк, как с грохотом метались по комнатам. Он не видел, как ваххабиты, добравшись до входа в подвал, подорвали бронированную дверь, заложив под нее несколько килограммов пластида.
        Муса Дадоев, тоже считавший себя мужчиной, попытался остановить их, но идущий первым Шарипов ударом приклада вмиг выбил дух из мальчишки. А затем уже разгоряченные боем, обезумевшие от запаха крови боевики вытащили во двор укрывавшихся в подвале женщин.
        Фатиму, жену хозяина, показавшуюся слишком старой и некрасивой, убили сразу, перерезав ей горло и бросив рядом с изломанными взрывом телами ее мужа и старшего сына. А вокруг Лейлы столпилась сразу почти вся банда. С визжавшей от страха девушки, не слушая ее мольбы, торопливо, дрожащими от страсти руками, сорвали одежду, обнажив юное тело, возбуждавшее одним своим видом. Ее повалили на землю, выстроившись в очередь, и, не обращая внимания на лежавшие всюду трупы, на раненых братьев, просивших о помощи, стали насиловать, спеша выплеснуть скопившееся во время короткого боя напряжение. Всего этого Ахмет Дадоев, смерть которого была быстрой и сравнительно легкой, не видел. Не увидел он и того, как появились американцы.
        Капитан Энрике Мартинес пережил, наверное, самые неприятные минуты в своей жизни, слушая, как где-то в городе то затихает, то раздается с новой силой автоматная стрельба, перемежаемая звуками взрывов. Офицер знал, что он и его люди здесь, чтобы поддерживать порядок, а то, что творилось в Урус-Мартане сейчас, этот самый порядок попросту сломало, но он также помнил приказ, не смея нарушить его.
        Морпехи, занявшие свои позиции и готовившиеся к бою, хотя на них никто и не пытался нападать, бросали укоряющие взгляды на прибывшего из Грозного офицера. Они тоже привыкли исполнять приказы, но они были людьми и могли сомневаться в правильности таких приказов. Но ослушаться они не смели.
        -- С меня хватит, - вдруг произнес командир взвода, взглянув на Мартинеса. - Капитан, сэр, вы получили приказ не вмешиваться, так выполняйте его. Но я не могу спокойно наблюдать, как там убивают людей, возможно, гражданских. Довольно!
        -- Вы собрались туда? - Энрике Маринес кивком указал за периметр, в сторону жилых кварталов. - Решили навести порядок, наказать плохих парней?
        -- Так точно, капитан, сэр!
        Лейтенант смотрел на старшего офицера с нескрываемым вызовом. Он не мог понять, зачем он здесь, зачем все они здесь, если им запрещено даже думать о том, чтобы вмешаться. Сидеть за периметром, делая вид, что готовятся к бою, пока дикари, спустившиеся с гор, убивают, взрывают, насилуют - разве для того их натаскивали в учебном центре в Квантико? Командир взвода протестовал против этого всем своим естеством, но точно такой же протест чувствовал и Энрике Мартинес.
        -- Черта с два! Дайте мне одно отделение, лейтенант! Вы должны держать оборону здесь, так оставайтесь со своими людьми! Я пойду туда!
        На лицах морских пехотинцев, невольно слушавших этот напряженный разговор своих начальников, расплылись довольные улыбки - сейчас они покажут этим диким горцам, кто теперь здесь хозяин. А командир взвода уже отдавал приказания. Дюжина моряков, три огневые группы, загрузились в три "Хаммера". Это была грозная сила, ведь на вооружении каждой группы, состоящей из четырех человек - ручной пулемет М249 SAW с ленточным питанием, снайперская винтовка М14 DMR, грозное оружие на средних дистанциях, и пара штурмовых винтовок М16А2, причем одна - с сорокамиллиметровым подствольником М203. Хватит, чтобы разогнать толпу немытых дикарей.
        -- Вперед, - приказал Энрике Мартинс, усевшись в головной "Хеммер" рядом с водителем. - Поехали!
        -- Сэр, это правильное решение! Надо показать, кто здесь хозяин!
        Обернувшись, капитан увидел того самого снайпера, едва не расстрелявшего из своей М14 колонну боевиков. Сейчас он довольно ухмылялся, глядя на офицера и баюкая на коленях тяжелую винтовку, на ствол которой был навинчен цилиндрический набалдашник глушителя.
        -- Капрал Доджсон! Не терпится повоевать?!
        -- Просто хочу поставить на место этих ублюдков, сэр! Пусть помнят, что мы еще здесь!
        Колонна покинула территорию блок-поста, ворвавшись в город. И почти тотчас Энрике Мартинес увидел следы боя, отмечавшие маршрут движения банды. На обочине, на тротуарах, лежали тела, в основном мужчины, вооруженные - оружие с них так никто и не взял - но хватало и женщин. Боевики просто палили на ходу, разгоняя замешкавшихся горожан, и шли дальше, оставляя за собой страшный след.
        -- Звери! Чертовы ублюдки!
        Мартинес вновь обернулся на капрала, увидев искаженное ненавистью лицо Доджсона - этот парень воспринимал происходящее слишком близко, словно вдоль обочины лежали тела не каких-то безымянных дикарей, а его самых близких людей.
        Морпехи ориентировались не по GPS - лучшим маяком стали звуки боя, стрельба, перемежавшаяся со взрывами гранат. И все же, пока колонна "Хаммеров" петляла по городским улицам, там, куда они спешили, все закончилось. Почти все.
        Тяжеловесный бронированный М1114 затормозил, едва не протаранив толпу бородачей в камуфляже, и выбравшемуся из тесного салона Мартинесу открылась жуткая картина. Бой только что закончился, об этом свидетельствовали тела, разбросанные во дворе роскошного особняка. Трупы заботливо оттащили под стены, причем некоторые из них аккуратно укрыли брезентом, а на другие в тот миг, когда прибыли морские пехотинцы, мочились, довольно гогоча, сразу несколько боевиков.
        А рядом слышались всхлипы, жалобные стоны и звериный рык обезумевшего от страсти самца. Огромный мужик, даже не снявший "разгрузку", всей своей массой наваливался на распростертое прямо на земле слабо трепыхавшееся под яростными ударами девичье тело, а его товарищи, стоявшие рядом, в нетерпении расстегивали штаны, спеша занять очередь.
        -- Оружие к бою! - коротко приказал своим людям Энрике Мартинес, и сам, сняв с предохранителя карабин М4А1, двинулся навстречу боевикам.
        Американцев заметили не сразу, но постепенно к ним обратились десятки пар настороженных или откровенно злых глаз. Чеченцы сомкнулись на пути капитана сплошной бородатой стеной.
        -- Какого черта здесь происходит?!
        Энрике Мартинес спрашивал по-русски - он успел выучить язык, и, пусть избавиться от акцента не получалось, слова его все же были понятны.
        -- Американцы, убирайтесь, - крикнул кто-то из толпы, тоже по-русски, и тоже с акцентом. - Идите прочь! Это не ваше дело!
        -- Вы убиваете мирных людей на территории, контролируемой Морской пехотой США! Я капитан Энрике Мартинес, этот город находится под ответственностью моего подразделения, и пока мы здесь, я приказываю вам убираться отсюда!
        Чеченцы загудели, раздались возмущенные крики. Даже тот, кто был увлечен утолением своей похоти, поднялся с земли, и, на ходу застегивая штаны, двинулся к своим товарищам.
        -- Это наша земля, американец! Вы здесь не хозяева! Пошли вон!
        Толпа надвинулась на морских пехотинцев, сгрудившихся возле своих "Хаммеров". Те в ответ взяли оружие наизготовку, а стрелки, занявшие места у турелей, навели на боевиков стволы пулеметов и автоматических гранатометов, установленных на крышах внедорожников. Чеченцев было больше - семь десятков, или около того, против дюжины морских пехотинцев. Но по огневой мощи они были почти равны, пара тяжелых пулеметов М240 и сорокамиллиметровый гранатомет "Марк-19" изменяли соотношение сил резко.
        -- Без команды не стрелять! - крикнул своим бойцам не двинувшийся с места Мартинес, на которого надвигалась масса чеченцев.
        Они так и замерли друг напротив друга. Никто не хотел уступать, но никто и не был готов сделать первый шаг. А тем временем за спинами боевиков зашевелилась распятая на земле девушка. Фатима Дадоева, превозмогая боль, сперва встала на колени, потом поднялась на ноги, чувствуя, как кровь струится по внутренней поверхности бедер, как разламывается все тело, как жжет огнем растерзанное нутро девушки, только что ставшей женщиной против своей воли.
        Чеченских мужчин учили законам мести едва не с колыбели, объясняя, что ни один обидчик не должен оставаться безнаказанным. Но и чеченские женщины умели мстить, делая это подчас с еще большей жестокостью, чем их братья, отцы и мужья.
        Фатима не запомнила лицо того, кто надругался над ней, но сейчас она узнала этого человека даже со спины. Он шел куда-то неторопливой походкой того, кто только что получил море удовольствия и был не против все повторить. Ей никогда не быть любимой женой хорошего человека - опозоренную женщину никто не приведет в свой дом. раз так, нет смысла цепляться за жизнь. Но ее жизнь оборвется не в одиночестве.
        Тело убитого кем-то, отцом, или, возможно, старшим братом, боевика лежало прямо на пути девушки. Автомат покойника уже кто-то забрал, да с автоматом Фатима могла и не справиться - слишком тяжелый. Но из открытой набедренной кобуры торчала рифленая рукоятка пистолета, и его-то девушка вытащила, ощутив в ладони шероховатый пластик рукоятки.
        Девятимиллиметровый АПС тоже казался тяжелым, почти неподъемным. Фатима, как учили отец и брат, оттянула назад затвор - в прорези тускло блеснула латунью цилиндрическая гильза - и опустила флажок предохранителя. Удерживая оружие обеими руками, девушка вскинула "Стечкин", целясь в широкую спину насильника, и в тот миг, когда кто-то что-то заметил, предостерегающе закричав, нажала на спуск.
        Оружие дрогнуло, вырываясь из рук. Первая пуля прошла мимо цели. Боевик обернулся, пытаясь нашарить за спиной автомат, кто-то бросился со всех ног к девушке, но не успевал - грянул второй выстрел, а затем еще и еще. Несколько пуль впились в могучую грудь бандита, порвав камуфляж, забрызгав его горячей еще кровью. Тело, сбитое с ног энергией выстрелов, пошатнулось, заваливаясь на спину. В этот миг на Фатиму навалились со всех сторон сразу несколько человек, вырвали оружие из ее рук, сбили на землю. Кто-то замахивался прикладом, сверкнули ножи.
        Все должно было закончится через пару секунд, но смерть так и не пришла. Энрике Мартинес, увидев окруженную толпой девушку, сорвался с места, раскидав в стороны боевиков, кого-то свалив ударом приклада, и через миг стоял над скрючившейся от боли девушкой, совсем еще ребенком, окровавленной, в грязной порванной одежде.
        -- Все назад, - бешено закричал Мартинес, заглушив рев толпы. - Назад! Стоять!!!
        Вскинув карабин, морпех дал длинную очередь над головами боевиков, заставив тех отшатнуться назад. А к нему уже спешили остальные бойцы, расталкивавшие чеченцев, оказавшихся под прицелом полутора десятков стволов и вдруг разом утративших весь свой боевой дух.
        Раздавшись в стороны под напором американцев, боевики принялись окружать морских пехотинцев. Их было больше, и они были злы на чужаков. Раздался лязг затворов, на морпехов нацелились десятки стволов, способных изрешетить горстку людей Мартинеса за пару секунд.
        -- Похоже, нам придется хреново сейчас, капитан, сэр, - криво усмехаясь, выдавил капрал Доджсон, уверенно целившийся в толпу из своей могучей винтовки.
        -- Отходим к машинам и убираемся отсюда, - приказал Мартинес, проигнорировав замечание своего бойца. - Спины не подставлять! Прикрываем друг друга! Огонь только по моей команде! Кто-нибудь, позаботьтесь о девушке!
        Фатиму Дадоеву подхватили сильные руки огромного афроамериканского парня, с такой заботой и нежностью, которой трудно было ожидать от этой ходящей груды мускулов, увешанной к тому же с ног до головы оружием.
        -- Отдайте ее нам, - закричали боевики, подступая со всех сторон к стоявшим плечо к плечу друг с другом американцам. - Сами убирайтесь вон, а ее оставьте здесь! Она наша!
        -- С дороги, - прорычал Мартинес, тыча стволом в грудь самого смелого чеченца. - Прочь!!!
        Капитан Морской пехоты США видел перед собой бородатые лица, мерзкие рожи, перекошенные от злобы. Эти нелюди только что хотели всей толпой изнасиловать девчонку, убив всю ее семью, а до этого расстреляв на улицах несколько десятков прохожих. В том мире, о котором мечтал Энрике Мартинес, мечтал еще давно, гуляя по нищим квартала своего родного района, где на каждом углу можно было найти дешевых проституток и торговцев самой разной "дурью", этим животным не могло быть места.
        От приказа открыть огонь капитан отделяло несколько мгновений. Он понимал, что группе не прорваться, не разорвать это кольцо. Но оставить им на потеху эту девушку-туземку Мартинес не мог, хотя тем он и спас бы дюжину жизней, жизней своих бойцов. Вот только как считать себя после этого мужчиной?
        Стрекот, донесшийся из поднебесья, заставил всех разом запрокинуть головы, увидев промчавшиеся над городскими кварталами вертолеты. Пара АН-1W "Супер Кобра" прошла низко, над самыми крышами, возможно, подставляясь под зенитный огонь, но и позволяя тем, кто находился на земле, увидеть прицепленные под крылья блоки неуправляемых ракет и грозно торчавшие вперед стволы автоматических пушек.
        Пилоты сразу оценили обстановку, и, заложив вираж над центром Урус-Мартана, звено зависло чуть в стороне от дома его покойного мэра, взяв на прицел толпу боевиков, почти поглотившую собой горстку морских пехотинцев.
        Чеченцы, на собственном опыте знавшие, что такое боевой вертолет, за штурвалом которого сидит враг, бросились врассыпную, спеша укрыться под стенами домов, под деревьями, где угодно, лишь бы их не видели пилоты винтокрылых машин.
        А гул над Урус-Мартаном только нарастал. С воем и свистом промчалась над городом пара короткокрылых штурмовиков "Харриер", уйдя куда-то на юг, в сторону границы. А на смену им уже спешили транспортные UH-1N "Ирокез", один за другим совершавшие посадку возле блок-поста морпехов.
        -- Кавалерия, - с облегчением выдохнул Энрике Мартинес, наблюдая за суетой в небе над чеченским городом. - Капрал, а все же ты был не прав, усмехнулся капитан, взглянув на Доджсона. - Кажется, пока обошлось!
        Загрузившись в "Хаммеры", морские пехотинцы двинулись к своей базе. В средней машине, на заднем сидении, между двух громил в полной амуниции, устроилась Фатима Дадоева. Санитар, находившийся в группе, вколол ей настоящий "коктейль" из анестетиков и транквилизаторов и девушка послушно ехала туда, куда ее везли чужеземцы, еще не поняв даже, что она все еще жива.
        Глава 9 Легионеры
        Архангельская область, Россия - Урус-Мартан, Чеченская республика (номинально в составе России) 10 октября
        Стоявший навытяжку посреди кабинета, обставленного со спартанской скромностью, человек походил на бездомного бродягу. На щеках - недельная щетина и потеки грязи, грудь обтягивает тельняшка с обрезанными рукавами, порванная в нескольких местах, испачканная кровью. Камуфлированные мешковатые штаны тоже грязные и потертые, словно их владелец километров пятьсот полз по-пластунски. Но стоило только взглянуть в его глаза, и сразу становилось понятно - этого человека можно пытать, измучив до смерти, можно сразу убить его, но сломать его волю не в силах, наверное, никто не свете.
        Под холодными изучающими взглядами трех пар глаз пленник, доставленный сюда прямиком с поля боя, стоял неподвижно, расставив ноги на ширину плеч, расправив плечи, вскинув голову. Со скучающим видом этот человек изучал что-то на голых стенах, словно не замечая, что он здесь давно уже не один.
        -- Вам грозит наказание за терроризм, - сухо произнес Джеймс Уоллес, уже несколько минут изучавший пленного партизана, одного из первых, увиденных сотрудником ЦРУ живыми, а не в этих пластиковых мешках, похожих на пакеты для мусора. - Вас ожидает длительный тюремный срок, возможно даже каторга. В России смертная казнь была запрещена, и запрет этот пока никем не отменен, но это не делает вашу участь более завидно. Тюрьма где-нибудь в Заполярье - это та же казнь, только мучительная, растянутая на месяцы или даже годы. Наверное, я бы предпочел умереть мгновенно от пули в затылок, чем подыхать от туберкулеза, выхаркивая собственные легкие. А вот у вас такого выбора попросту не будет.
        Перечисление грядущих кар не произвело на пленника никакого впечатления, и Уоллес продолжил изучать его. Мужчина средних лет, где-то под сорок на вид, но может быть и на пять лет меньше, крепкий, жилистый. Широкое лицо простого и честного человека, где-то даже приятное, мужественное и открытое. Только шрам на щеке портит впечатление - такие отметины не проходят до конца жизни. Еще из особых примет - полустершаяся татуировка на мускулистом правом плече, не яркая картинка, как у нынешних мальчиков и девочек, а обычная наколка. В рисунке можно опознать парашют и надпись - кириллицу Уоллес знал, как и русский язык - ДМБ-93.
        -- Если вы будете сотрудничать с нами, проявите лояльность, наказание не окажется таким суровым, - снова нарушил молчание сотрудник разведки. - Мы предлагаем вам честную сделку.
        Уоллес был самым старший здесь по должности, был наделен самыми внушительными полномочьями среди тех, кто собрался посмотреть на пленника, доставленного бойцами Сто первой дивизии с места короткого и яростного боя. Кроме агента ЦРУ, специально прибывшего на одну из опорных баз десантно-штурмовой дивизии, стоявшей на страже нового нефтерповода, в эти минуты именно в этом месте оказались еще двое.
        Рональд Говард, сменивший по случаю деловой костюм на одежду попроще, которая подошла бы какому-нибудь туристу, стоял у окна, не без интереса разглядывая русского террориста, одного из тех самых "партизан", от происков которых он лично должен был защищать вложения акционеров "Ю-Пи", долларом проголосовавших за проект "Полярный экспресс". Признаться, менеджер нефтяной компании был удивлен - он ожидал увидеть перед собой безумного фанатика, а встретил обычного человека.
        А вот командир аэромобильного батальона Сто первой воздушно-штурмовой, чьи бойцы и захватили этого партизана, взяв в плен его одного из целой группы, смотрел на русского без особого интереса. Он увидел немало пленных еще в Грозном, когда дивизия вместе с подоспевшим бронекавалерийским полком чистила город от остаточных групп русских, упорно не желавших прекращать сопротивление.
        -- Начнем с простого, - стараясь не выдать ничем своего раздражения, вымолвил Джеймс Уоллес. - Назовите себя. Ваше имя? Возраст? Откуда вы родом? В каких войсках служили раньше? Это же не военная тайна. Мы узнаем о вас все, если захотим, но мы ждем от вас жеста доброй воли, чтобы видеть, что не напрасно теряем время. Итак?
        -- Похоже, этот ублюдок немой! - раздраженно воскликнул Рональд Говард. - Или, черт его дери, оглох и не понимает, что мы с ним разговариваем!
        Менеджер "Юнайтед Петролеум" чувствовал растерянность, а еще его переполняла сейчас злоба. Говард, считавший, что начальство отправило его руководить очередной стройкой, только теперь понял, что очутился прямиком на войне. С каждым новым днем, проведенным здесь, в России, Говард понимал, что они все оказались почти бессильны, несмотря на всю свою мощь, техническое превосходство, перед малочисленным, но решительным до самопожертвования врагом.
        Наверное, если бы все шло по плану, Рональд и не появился бы здесь - чтобы следить за тем, как дет строительство, да посылать в головной офис корпорации бодрые отчеты об успехах, хватит и "нижних чинов". Но как раз бодрых отчетов было маловато. Если поначалу строители столкнулись с суровой природой русского Севера, тайгой, мерзлотой, отсутствием коммуникаций, то постепенно акцент смещался на иные проблемы. Снова и снова трубопровод, растянувшийся на многие сотни миль, подвергался стремительным атакам укрывавшихся в окрестных дебрях боевиков, называвших себя "партизанами". Русские, продолжавшие воевать, несмотря на то, что их страна давно уже капитулировала, нападали постоянно, внезапно, дерзко и беспощадно, щедро проливая и свою, и чужую кровь.
        Последняя акция террористов оказалась слишком масштабной и явно тщательно спланированной. Действовало множество небольших групп, атаковавших цель на огромном участке. В одно мгновение вышедшие из леса русские уничтожили несколько миль нефтепровода, с таким трудом проложенного сквозь эти дебри. А все, что досталось тем, кто охранял трубу - несколько трупов и этот молчаливый пленник.
        Контртеррористическая операция длилась уже много часов подряд, в зарослях рыскали поисковые группы Сто первой воздушно-штурмовой, над лесом кружили вертолеты и беспилотники, авиация бомбила все, что хоть на миг казалось подозрительным. Но противник, сумев сделать свое дело, ушел, вновь растворился в вековом лесу.
        -- Этого человека захватили при попытке заминировать нефтепровод, - сообщил командир батальона, бойцы которого и доставили сюда русского. - Их было пятеро, с несколькими килограммами взрывчатки и кучей другого оружия. Патруль наткнулся на террористов случайно. Четверо попытались уйти, а этот, пятый, остался прикрывать их отход. У нас против них было полное отделение. Мои парни потеряли убитыми шестерых бойцов, прежде чем четверо ублюдков были уничтожены, а этого, - офицер указал на продолжавшего хранить молчание пленника, - контузило взрывом, и его удалось взять живым, даже почти целым. Это случается редко, мистер Говард, обычно русские дерутся до последнего патрона и в плен не сдаются. Они могут застрелиться, подорвать самих себя, все что угодно! Это фанатики, не признающие компромиссов. С самого начала всем было предоставлено право выбора, и те, кто хотел спокойно жизни, давно разошлись по своим домам. С теми же, кто продолжает воевать, не по приказу, а потому, что считает это правильным, договориться не возможно!
        Майор Уильям Гровер был зол. За несколько часов его подразделение потеряло едва не взвод убитыми и ранеными, позволив противнику уйти. Пусть и не без потерь со стороны русских, но это мало что меняло. Никто в Вашингтоне не будет считать, сколько ублюдков завалили его парни, но имя каждого убитого американца станет греметь по всей Америке. Покажут залитых слезами родителей, рыдающих жен, хныкающих детей, к которым так и не вернутся больше их папы. И тогда на карьере и удобном кабинете в недрах Пентагона можно ставить крест - никому не захочется возиться с человеком, которого "сделала" кучка появившихся из леса оборванцев.
        -- Шесть наших парней отправятся в Штаты, запаянными в цинк? Проклятье, но даже такой ценой мы не помешали русским исполнить задуманное. Жертва ваших бойцов оказалась напрасной, майор, - мрачно произнес Рональд Говард. - Это была лишь одна из нескольких групп. Остальным удача сопутствовала больше.
        Говард и офицер разговаривал между собой по-английски, и не было ясно, понимает ли их пленник, стоявший посреди кабинета, чуть ссутулившись от усталости. Судя по остекленевшим глазам, он вообще не воспринимал происходящее, словно погрузившись в транс.
        -- Майор, сэр! - на пороге кабинета появился молодой лейтенант, затянутый в полевой камуфляж, разве что без бронежилета и каски, но с тяжелой "Береттой" в поясной кобуре. Вообще с оружием здесь было принято не расставаться ни на миг, словно каждую секунду ждали нападения. Собственно, так оно и было.
        -- Лейтенант? Что-то срочное?
        Командир батальона требовательно взглянул на своего подчиненного, и тот поспешно произнес:
        -- Сэр, сообщение от русских. Подразделению их полиции удалось блокировать и уничтожить группу террористов, атаковавших нефтепровод. На месте боя обнаружено семнадцать трупов. Кажется, с этими выродками покончено, сэр!
        -- Черт возьми, наконец-то хорошие новости, - оскалился майор, и, перейдя на русский, произнес, взглянув на пленного: - Вам нет смысла молчать. Все, что вы можете сказать, нас уже не интересует. Ваши товарищи уничтожены. Даже если заговорите, вы никого не сможете предать. Ваша группа попала в засаду, устроенную вашими же, русскими, и легла там до последнего человека.
        -- Сволочи, - хрипло вымолвил пленник. - Боитесь воевать сами, не хотите сдохнуть, слишком цените свои шкуры!
        -- Вы знаете, как мы умеем воевать. Четверо ваших, те, кто был с вами у нефтепровода, могут об этом напомнить! Это вы действуете, как трусы, бьете исподтишка, в спину, и тотчас спешите удрать, пока мы не пришли в себя!
        -- Довольно, - негромко, но жестко произнес Джеймс Уоллес, вновь беря допрос в свои руки. - Вы забываетесь, майор! Не время и не место переходить на личности!
        Офицер осекся. Он что-то хотел ответить разведчику, но не решился. Военные никогда не любили шпионов, за ошибки которых так часто приходилось расплачиваться своими жизнями как раз простым солдатам и их командирам. Но этот разведчик был иным, не кабинетной крысой, погрязшей в интригах. Майор знал, откуда прибыл Уоллес, знал, что тому довелось побывать на Кавказе, участвовать в боях с русскими, с настоящей русской армией, и остаться в живых после этого. Потому офицер ощутил нечто вроде уважения и предпочел просто помолчать.
        -- Если вы будете с нами сотрудничать, хуже от этого не станет никому, - произнес Джеймс Уоллес, вновь взглянув на пленника. - Ваши друзья мертвы. Вы в этом не виноваты, так что теперь можете говорить без оглядки.
        -- А если откажусь? Будете пытать?
        Уоллес сдержал улыбку, но на самом деле испытал радость в эти секунды. Русский все же пошел на контакт. То, что пленник отвечал на обращенные к нему слова, было огромным шагом вперед после недавнего гробового молчания.
        -- Передадим вас вашим соотечественникам, и вас осудят за терроризм, - спокойно ответил разведчик. - А мы проследим, чтобы наказание для вас было достаточно суровым. Вы считаете себя патриотом, всерьез полагаете, что сражаетесь за свободу России? Тем интереснее будет, когда вы окажетесь с русской же тюрьме.
        Джеймс Уоллес, хотя и стажировался в Форт-Брэгге несколько недель, не был солдатом. Его участие в той заварушке на Кавказе, с которой, кажется, все и началось, было случайностью, о которой хотелось скорее забыть. Агент ЦРУ до сих пор едва не каждую ночь вскакивал с постели в холодном поту, видя, словно наяву, приснившуюся жуткую картину - заходящие в атаку на бреющем русские штурмовики "Фрогфут", из-под крыльев которых сыплются вниз черные точки бомб, которые вот-вот накроют ущелье. А еще ему снилось лицо того русского, выпученные глаза, вздувшиеся на лбу жилы, и клинок, в его, Джима Уоллеса, руках, раз за разом входящий в податливую плоть жертвы.
        Многие коллеги смотрели на Уоллеса, едва не как на героя, но сам разведчик хотел забыть об этом кошмаре. Воевать - не его дело, когда есть те, кто обучается этому искусству годами. Но сейчас, стоя напротив пленного русского, Джеймс был в своей стихии. Он еще не знал, чем это обернется, но хотел завербовать партизана, превратив его из явного врага в нового союзника.
        -- Неужели вы не понимаете, что своей глупой вендеттой делаете лишь хуже всем? Какими бы решительными вы ни были, вам не тягаться с Армией США. Вы можете выиграть своей хитростью бой, даже несколько, но исход войны предрешен - вас найдут и уничтожат. Но чем больше вы убьете американских солдат, тем злее станут их живые товарищи. Наши люди будут обыскивать деревни, каждый дом, будут грубы и жестоки, кому-то это не понравится, но наши люди - сильнее, у них больше оружия, они умеют им пользоваться. Будут гибнуть мирные жители, русские, те, ради кого вы как будто воюете с нами, бегая по лесам и нападая исподтишка. Я просто хочу понять, зачем вам это, что вами движет. Ваша группа ликвидирована, вы не скажете ничего такого, что повредит вашим товарищам. Просто давайте поговорим.
        Говард раздраженно поморщился - кажется, русский оказался настолько тупым, ято даже не понимал обращенных к нему слов. Но неожиданно пленник заговорил, медленно цедя слово за словом, бесстрастно, словно машина.
        -- Меня зовут Илья Сергеевич Старостин, - произнес партизан, уставившись в упор на Уоллеса. - Семьдесят девятого года рождения. Воздушно-десантные войска. На момент роспуска Российской Армии носил звание капитана. Командир парашютно-десантной роты.
        -- Вы имеете боевой опыт? Где воевали раньше?
        -- Участвовал в контртеррористической операции на Кавказе, в Дагестане, Чечне и соседних республиках.
        Русский отвечал угрюмо, но безвольно, с неожиданной тупой покорностью, словно и впрямь понял только сейчас, что для него все закончилось. Но Джеймс Уоллес понимал, что этот человек отнюдь не "сломался", во всяком случае, не сейчас.
        -- Давно вы примкнули к партизанам?
        -- Уже третий месяц. Воевал в отряде полковника Басова. На моем счету три рейда. Тот рейд, в котором вы взяли меня в плен, и был третьим.
        -- Что произошло в лесу возле нефтепровода? Какая задача была у вашей группы?
        -- Мы должны были заминировать и взорвать трубопровод. Нас было пять человек, в том числе хороший подрывник, хотя со взрывчаткой и гранатами каждый смог бы справиться при необходимости. Мы попали в засаду при выходе к объекту диверсии. Я приказал своим бойцам отступать, сам остался прикрывать их отход. Был контужен, выстрел из "подствольника" разорвался близко. Очнулся уже на борту американского санитарного вертолета.
        -- Я рад, что мы добились хотя бы такого взаимопонимания, - кивнул Уоллес. - Ни я лично, никто из присутсвующих по большему счету не хочет вашей смерти или лишних мучений. Вы убивали американских солдат, но это война - для нас и для вас. Я говорю сразу, что наказания вам не избежать, но, если будете сотрудничать, оно окажется ни слишком суровым соразмерно вашим поступкам.
        -- Я жалею о том, что остался жив, а мои люди погибли. Все должно было быть наоборот, - мрачно промолвил Старостин, исподлобья глядя на агента ЦРУ.
        -- Вы так дешево цените свою жизнь, что готовы с ней расстаться в любой миг? Этой черты в людях мне не понять никак. Вы не фанатик с "промытыми мозгами", и ваши слова ставят меня в тупик, - покачал головой Уоллес, и, взглянув на майора, потребовал: - Прикажите увести этого человека. Пусть ему создадут нормальные условия, но наблюдают постоянно. Я хочу, чтобы он остался жив, даже если сам пожелает обратного!
        Выросшие на пороге кабинета десантники в полной экипировке схватили пленного за локти, вытолкав прочь, но, когда они уже закрывали за собой дверь, русский остановился, громко спросив:
        -- Сколько трупов партизан нашли на месте той засады, о которой вы говорили?
        -- Семнадцать, - не колеблясь, ответил Уоллес.
        -- Считая меня, вы вывели из игры еще пять человек. наша группа была единственной, перехваченной вами до совершения акции, верно? В отряде Басова было свыше тридцати человек, так что вы рано списывает его со счетов! Для меня, возможно, все и закончилось, но отнюдь не для вас!
        Пленного увели, а Уоллес, задумчиво пожевав губами, произнес с некоторой неуверенностью:
        -- Мне известен один человек по фамилии Басов. Полковник русских танковых войск, участвовал в контрнаступлении на Грозный, его подразделение сражалось против наших морских пехотинцев. Этот человек - военный преступник, он собственноручно казнил взятого в плен русскими пилота сбитого "Харриера".
        -- Вы весьма осведомлены, - криво усмехнувшись, заметил командир аэромобильного батальона.
        -- Я участвовал в опросе пленных, содержавшихся в грозненском фильтрационном лагере сразу после окончания активной фазы операции "Доблестный удар". Работы тогда было много, людей не хватало, действовали в спешке, как на фордовском конвейере, но по этому инциденту оказалось удивительно много свидетелей.
        -- Если этот так, хорошо, что с ним разделались, - пожал плечами Говард. Функционеру "Ю-Пи" было на самом деле плевать, кто взорвал его "трубу", военный преступник или святой отшельник. Главное - они оказались отброшены на недели назад, придется многое восстанавливать, а из-за участившихся атак чертовых русских желающих работать все меньше. Даже сами русские, вечно пьяные мужики, требуют зарплату, как американские инженеры с дипломами ЮКУ[ЮКУ - Южнокалифорнийский университет. Достаточно престижное в США учебное заведение.] , да еще и охранять их надо не хуже, чем Президента США - не то, от партизан, не то, чтобы сами не сбежали.
        -- Если этот русский прав, все может оказаться не так легко, - покачал головой майор. - В засаде погибли худшие, а лучшие бойцы выжили, стали опытнее, злее, и они еще вернутся, чтобы отомстить.
        -- Этого парня нужно взять в оборот, - Говард указал на двери, закрывшиеся за спиной пленного. - Он должен знать многое. Сколько всего террористов, с кем они связаны, где их базы. Займитесь им, Уоллес, вы же отвечаете за контрразведывательную поддержку нашей операции!
        -- Вы там, в Лэнгли, помешались на хитроумных комбинациях, вербовке и перевербовке, - усмехнулся командир аэромобильного батальона. - Все это слишком сложно на мой взгляд, и излишне. Я сам могу сказать вам, сколько против нас действует врагов, где они находятся, каковы их цели - все, что вы будете месяцами вытягивать из этого русского, явно контуженного и не вполне сознающего, что вокруг него творится.
        Оба, и Говард, и Уоллес, с интересом уставились на майора Гровера, приглашая того к продолжению беседы. Откровения никто не ждал, но каждый понимал, что офицер, находящийся уже долгое время "на переднем крае", просто не может не изучить своего врага, если конечно, это хороший офицер. А про Уильяма Гровера говорили, что он всегда стремился быть лучшим.
        -- Русских, продолжающих войну против нас, мало, но среди них нет случайных людей. Все те, кто хотел мирно дожить свой век, сложили оружие после приказа русского премьер-министра, и разошлись по домам. Те же, кто горел желанием умереть, осуществили свою мечту еще раньше, в мае, тщетно пытаясь сдержать наше наступление н море, на земле и в воздухе. Но те немногие, кто остался жив, но жизнь свою ценит меньше, чем патриотизм, продолжают сражаться против нас здесь, яростно, самоотверженно и беспощадно.
        -- Слишком много патетики, - поморщился при этих словах Говард.
        -- Я уважаю своего врага, иногда даже восхищаюсь им! Эти люди воюют за свою страну, они без раздумий идут на смерть, веря, что так надо. Они не изменили присяге, выбрали самый трудный путь, и это не может не вызывать уважения! А если вы вдруг перестанете считать своего врага достойным, равным себе, то вскоре проиграете!
        Майору Гроверу удалось смутить на миг своего собеседника, хотя функционер "Ю-Пи" прежде считал себя мастером переговоров и деловых встреч. И, воспользовавшись тем, что Говард осекся, переваривая услышанное, десантник продолжил:
        -- Русских немного, не больше десятка групп на всем протяжении нефтепровода. Численность каждого "партизанского отряда", как говорят сами русские, колеблется от двух десятков до полусотни бойцов, но количество с лихвой покрывается качеством. Против нас сражаются не крестьяне, а офицеры элитных частей российской армии, почти без исключения, имеющие боевой опыт, участвовавшие в операциях на Кавказе против местных исламских экстремистов. Они не имеют постоянных баз поблизости, постоянно перемещаются, движутся налегке, так что даже с воздуха находить такие группы оказывается весьма сложно. "Партизаны" в совершенстве освоили тактику диверсионных действий, "малой" войны. Переговоры с ними невозможны, эти люди - фанатики, помешанные на долге перед родиной. Единственное, что возможно - уничтожать их всюду, где удастся обнаружить.
        -- Майор, я человек штатский, возможно, многого не понимаю, - стараясь сдерживать раздражение, произнес Говард, взглянув на десантника. - За несколько суток мы разгромили российскую армию, отлично вооруженную, подчиненную единому командованию, сражающуюся на своей земле, защищавшую свои дома. Ваша дивизия наступала в первых рядах, вынеся всю тяжесть боев, вырвав эту победу! Так почему же сейчас, черт возьми, вы оказались не в силах разделаться с горсткой бандитов, бродящих по лесам?!
        Прибыв на базу аэромобильного батальона, Рональд Говард увидел множество вооруженных до зубов солдат, увидел десятки вертолетов всех типов, столько, чтобы перебросить весь батальон на полсотни миль за полтора часа. Он видел беспилотные разведчики "Предейтор" и "Рипер", способные часами кружить под облаками, обнаруживая противника и днем и ночью, и даже уничтожая его без участия людей ракетами "Хеллфайр". Все это впечатляло, заставляя поверить в скорую победу над террористами, но то, что происходило, разрушило все надежды.
        -- Если я еще не разучился понимать английский язык, против нас действует несколько десятков террористов? Вы сами сказали об этом только что! Им неоткуда получать подкрепление, у них проблемы со снабжением, со всем, от патронов до консервов, тем более, проблемы с разведкой. А у вас против них - целый батальон, семь с лишним сотен головорезов, имеющих все необходимое, обученных войне в любых условиях. Но эти оборванцы все равно обводят ваших "универсальных солдат" вокруг пальца, пробираясь к охраняемому объекту, взрывая его, да еще и убивая посланных в погоню десантников. Как, черт возьми, такое вообще может произойти?! Почему вы, при всей вашей выучке, технических возможностях, не в силах выполнить такую простую задачу, как охрана трубы?!
        -- По поводу снабжения террористов, господа, все не так однозначно, как кажется. Настораживает то, что у русских появляется все больше высокотехнологичного оружия, - встрял в беседу Джеймс Уоллес. - У них есть ручные зенитные и противотанковые ракеты, гранатометы, снайперские винтовки, в том числе крупнокалиберные, есть средства связи, даже системы спутниковой навигации. Когда глава русского правительства объявил о роспуске армии, военные базы и склады остались без охраны, оттуда террористы забрали многое, но то, чем они пользуются сейчас, что мы находим на местах стычек, в основном сделано вовсе не в России, а в Китае, и это заставляет задуматься о многом. Нашему противнику явно помогают, и воевать с ним становится все сложнее.
        -- Это верно, - кивнул майор Гровер. - Если в первые месяцы "миротворческой операции" мы обладали абсолютным господством в воздухе, а "партизаны" были не более, чем горсткой оборванцев с "калашниковыми" и ручными гранатами, то теперь они все чаще показывают зубы, превращаясь в настоящую армию. Только за месяц четырежды вертолеты моего батальона были обстреляны с земли ракетами. Один раз русским повезло больше, чем прежде, и "Черный ястреб" с пятью хорошими парнями сгорел на земле. И вот совсем недавно они сбили вертолет вашей, мистер Говард, Службы безопасности.
        -- Вы, Джеймс, кажется, отвечаете за разведку и контрразведку? - Рональд Говард взглянул на хмурого агента ЦРУ. - Так выясните, откуда русские получают оружие, проследите каналы поставки, сообщите все, что узнаете майору Гроверу, а потом пусть его десантники прихлопнут разом всех ублюдков! Черт возьми, в строительство "Полярного экспресса" вложены миллиарды, и мои хозяева не допустят, чтобы их доллары оказались выброшены на ветер!
        -- Вам, сидящим в уютных кабинетах, все кажется простым и легким, - с не меньшим раздражением ответил майор. - Вы полагаете, что достаточно приказать, и все получится само собой. Я, так и быть, со снисхождением отнесусь к вашим словам, мистер Говард, как к пустой болтовне штатского. Я, мой батальон, вся моя дивизия, делают все, что возможно. Вы хотите, чтоб мы обеспечили безопасность вашего нефтепровода? Но как, если его протяженность - три с половиной тысячи километров, и это километры дремучих лесов и болот, а не ухоженный Центральный парк Нью-Йорка? Если вся дивизия, все, от командующего и до последней тыловой крысы, возьмут в руки винтовки М16 и цепью выстроятся вдоль "трубы", на километр ее придется от силы по пять бойцов. Вы полагаете, этого хватит, чтобы не подпустить террористов на дальность автоматного выстрела? Мой батальон охраняет двухсоткилометровый участок трубопровода, но это - не единственное, что требует нашего внимания. После роспуска русской армии по всей стране остались без всякой охраны огромные склады с оружием, и их нам тоже приходится сторожить, хотя бы потому, что иначе
русские террористы разграбят их, и тогда проблем со снабжением у них больше не будет, а вот у нас проблемы наверняка появятся.
        -- Есть же служба безопасности компании, вы должны взаимодействовать с ней!
        -- Есть, - кивнул майор. - Сотня "ковбоев", получающих оклад в три раза выше, чем мои сержанты, прошедшие Ирак с первого и до последнего дня, но не знакомых ни с тактикой, ни с противодиверсионными операциями. Все, на что их хватает - охранять поселки строителей, на которые, на моей памяти, русские еще ни разу не нападали. К тому же, все больше ваших людей сбегают отсюда, а вместо них нанимают самих русских, и я не уверен, что среди них нет информаторов террористов. Ваша служба безопасности слишком ценит свои жизни, к тому же у меня в любом случае нет полномочий, чтобы приказывать им.
        -- Майор, перед вами поставили задачу, а вы ищете отговорки, чтобы оправдать неисполнение приказа! - Говард повысил голос, уже не в силах справиться с эмоциями. - Вас учили воевать, в том числе и с партизанами. У вас нет недостатка ни в чем. Черт возьми, если не хватает людей, заминируйте все, установите минные поля вдоль нефтепровода, поставьте повсюду датчики движения, камеры, инфракрасные сенсоры!
        Офицеру пришлось приложить немалое усилие, чтобы промолчать. Каждый сейчас ощущал себя бессильным, и майор понимал, что Говард говорит глупости не нарочно, а просто чтобы "выпустить пар".
        -- В конце концов, у этих "партизан" должны быть где-то базы, какие-нибудь норы, где они планируют свои действия, отдыхают, зализывают раны! Найдите их и уничтожьте, прикончите ублюдков в их логове!
        -- Не могу, мистер Говард!
        -- Какого дьявола, майор?!
        -- А такого, что прикормленные вашими хозяевами политиканы с Капитолия выделили нам для всех операций стамильную зону вдоль нефтепровода, пространство, где хотя бы теоретически могут находиться американские граждане, которых мы как будто бы защищаем в этой стране. Пятьдесят миль влево и вправо от "трубы" - та территория, где мои парни могут делать все, что хотят. Здесь любой человек с оружием - враг, которого можно и нужно уничтожить немедленно, без допросов, досмотров и проверок документов. Даже русская полиция сюда не суется, сперва не предупредив нас, где они появятся, надолго ли, и сколько их будет. Здесь мы можем проводить рейды, бомбить, устраивать облавы, расстреливая на месте любого, кто хотя бы посмотрит на моих солдат косо. Террористы это знают, и потому в зоне ответственности Сто первой дивизии их баз нет и быть не может, только временные стоянки, хорошо замаскированные и укрепленные, такие, что с воздуха не заметить, а атаковать по земле, значит потерять немало бойцов на минах и под огнем снайперов. Но за пределами этой полосы мы - никто. Там нам запретили стрелять даже в воздух. А я
не собираюсь рисковать головой, нарушая приказы и устраивая охоту за террористами на территории русских. Ваши боссы - сильны, раз сумели превратить элитное соединение Армии США в своих личных сторожей, словно на цепь посадив у этого проклятого нефтепровода. Так пусть они надавят на Вашингтон, пусть нам развяжут руки, и тогда, клянусь Богом, мы вычистим этот край от всяких ублюдков, выжжем все дотла, но покончим с террористами, и вы, мистер Говард, сможете спать спокойно, не заботясь больше о сохранности вашей драгоценной трубы.
        -- Боюсь, это не в силах корпорации, - покачал головой Рональд. - Вы требуете слишком многого и явно преувеличиваете мои возможности, как и возможности "Юнайтед Петролеум". Вам и вашему командованию придется довольствоваться тем, что есть, майор!
        -- Тогда и вам - тоже, черт возьми! Вы требуете от нас действия, но сами сковали нас по рукам и ногам. Мы тут - как мишени для русских выродков! За месяц мой батальон потерял в стычках с так называемыми "партизанами" только убитыми семнадцать человек. Я лично знал кое-кого из этих парней и я, видит Бог, хочу отомстить за них! Но многомудрые ублюдки, что безвылазно сидят в Вашингтоне и не знают, каково это, бегать по гребаным русским лесам за гребаными русскими террористами, всякий раз одергивают меня, заставляют торчать на одном месте, превращая в мишень, подставляя под огонь врага!
        -- Армия ограничена в маневре международными соглашениями, нарушать которые не стоит без крайней нужды, заметил Джеймс Уоллес. - Имидж для нашей страны тоже важен. Нужно действовать иначе. В обороне мы будем уступать противнику по всем статьям, проигрывая стычку за стычкой, это очевидно. Все, что может стать целью атаки русских, нам не защитить, они найдут слабину и ударят туда. Нужно действовать, а не ждать, атаковать, наносить упреждающие удары, давить ублюдков в их норах. На русских в этом деле надежды нет - их полиция ненадежна, плохо обучена, там полно агентов партизан. Необходимо много людей, хорошо подготовленных - с оснащением проблем не будет, дадим все, что есть у нас самих - и абсолютно лояльных к нам, но нелояльных к местному населению. Те, кому можно поручить самую грязную работу, кто выполнит ее так, что их станут бояться по всей округе, но не просто палачей и карателей, а солдат. А еще - тех, кого не будет жалко, кого не нужно будет включать в сводки о потерях, но кто будет гибнуть, спасая этим жизни американских солдат. Таких людей можно наделить полномочиями, скажем, службы
безопасности, которая сейчас представляет собой жалкую до слез картину. Мы сможем использовать эту "альтернативную армию" так и там, как сами захотим, ни с кем ничего не согласуя, а Армия поддержит ее при необходимости тяжелым оружием.
        -- Это сняло бы множество проблем, черт возьми, - кивнул Рональд Говард. - У нас оказались бы полностью развязаны руки. Найти только обученных людей, чтоб не тратить месяцы на подготовку, а уж оснастить их "Юнайтед Петролеум" сумеет по высшему разряду. Но у нас такой армии нет.
        -- Ошибаетесь, есть, - усмехнулся Уоллес. - По меньшей мере, несколько сотен бойцов, хорошо обученных, дисциплинированных, имеющих огромный опыт именно такой войны, которую мы и ведем сейчас. При них - авторитетные командиры, у каждого из которых к русским свой счет. Даже с оружием проблем не должно возникнуть - у них его горы, причем самого лучшего. Но для того, чтобы эта армия появилась здесь, придется совершить небольшую поездку в теплые края. И вас, Рональд, я приглашаю с собой. Тем более, я знаю, у вас есть самолет? Это нам будет очень кстати!
        Экипажу самолета, предоставленного Говарду на время поездки в Россию в безраздельное пользование, потребовалось совсем немного времени, чтобы подготовить машину к вылету. Пилоты были профессионалами, готовыми ко всему, и совсем скоро "бизнес-джет" поднялся в небо, взяв курс на юг.
        Легкий "Гольфстрим" с эмблемами корпорации "Юнайтед Петролеум" на киле и бортах совершил посадку в аэропорту Грозного ровно в полдень, преодолев перед этим без заправки расстояние от Архангельска до кавказских гор. Всего два пассажира, несмотря на все удобства, присутствовавшие в салоне, с наслаждением поднялись с мягких кресел, потягиваясь и разминая затекшие мышцы, едва только стюардесса сообщила, что можно отстегнуть привязные ремни.
        -- Нас здесь должны ждать, - сообщил Рональду Говарду Уоллес, указывая на иллюминатор. - Командование расквартированного здесь батальона морской пехоты обещало сопровождение и транспорт до места.
        -- Тогда, кажется, это как раз за нами. - Говард первым заметил пару камуфлированных "Хаммеров", выкатившихся прямо на летное поле. - Идемте, Джеймс!
        О том, что здесь, в столице Чечни, именно на этом самом месте, налетном поле аэродрома Грозный-Северный, горстка американских десантников до последнего билась с русскими танками, напоминало лишь здание терминала. Каменная коробка была до сих пор покрыта пятнами копоти, отметинами от пуль и осколков, уставившись на кипевший и бурливший аэродром провалами оконных проемов. Что-то там происходило, кто-то штукатурил стены, кое-где уже вставляли стекла, но общей картины это не меняло.
        Покинув удобный салон "Гольфстрима", Уоллес, бок о бок с которым шел Говард, оказались в центре суеты. Морские пехотинцы, пришедшие на смену захватившей город Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, явно намеревались обосноваться здесь всерьез и надолго. И потому сейчас все их силы были брошены на то, чтобы превратить территорию аэропорта в неприступную крепость. Во всяком случае, именно такая мысль приходила на ум даже неспециалистам, стоило только увидеть проволочные заграждения, тянувшиеся на мили по периметру, и стены из бетонных блоков.
        -- Цитадель! - произнес, обращаясь к спутнику, Говард, пока они не спеша шагали к остановившимся в полусотне ярдов от самолета "Хаммерам". - Хотят построить здесь чертов Тауэр что ли?
        Летное поле было плотно засталено всевозможной техникой. Штурмовики вертикального взлета AV-8B, ударные вертолеты AH-1Z "Вайпер" - очередная реинкарнация старой-доброй "Кобры" - тяжелые транспортные CH-53E "Супер Стэльен" размером с железнодорожный вагон, и легкие UH-1N "Ирокез", словом, почти все, что только было на вооружении Корпуса морской пехоты. Часть летательных аппаратов находилась в полной готовности к вылету - по ушам гостей ударил могучий рев, когда пилот одного из "Харриеров" решил прогреть турбины. Наверняка могли подняться в небо немедленно и "Вайперы", стоявшие на взлетной площадке с полным вооружением.
        С воздуха база морпехов была прикрыта надежно от любого противника, но и на земле врага ждало немало сюрпризов. Всюду вдоль периметра были оборудованы огневые точки с тяжелыми пулеметами "Браунинг" и автоматическими гранатометами "Марк-19". Их предстояло поддерживать минометам М252 калибром восемьдесят один миллиметр, но главной ударной силой была, без сомнения, батарея гаубиц М777. Мощные шестидюймовые орудия могли держать под обстрелом пространство в радиусе не менее тридцати километров - все подступы не только к аэродрому, но и к городу. Полдюжины мощных орудий в условиях, когда врага, как такового, и нет вовсе - грозная сила, в чем не сомневался даже Рональд Говард, не будучи каким-либо специалистом в военном деле.
        -- Держу пари, по периметру выставлены минные поля, - усмехнулся Уоллес. - И наверняка управляемые. Кажется, наши парни все еще верят, что здесь могут появиться русские танки!
        От "Хаммеров" навстречу гостям, ярким пятном выделявшихся своими гражданскими костюмами от затянутых в камуфляж морских пехотинцев двинулся смуглокожий мужчина, явный латиноамериканец, с нашивками капитана на воротнике и тяжелой "Береттой" в поясной кобуре. Протянув руку по очереди Уоллесу и затем Говарду, он представился, взглянув в глаза вновь прибывшим:
        -- Капитан Энрике Мартинес, Корпус морской пехоты. С кем имею честь, господа? Мистер Говард? Мистер Уоллес?
        Гости представились, а затем, не удержавшись, указали на военные приготовления вокруг:
        -- С кем вы намерены сражаться сейчас, капитан? Русская армия давно разгромлена, а о партизанах здесь, кажется, никто и не слышал!
        -- Этот Чечня, - сухо ответил Мартинес. - Здесь каждый мужчина - партизан. Оружие есть в каждом доме, все, что только можно пожелать, и каждый вокруг сумеет воспользоваться им.
        -- Чеченцы - наши союзники, - напомнил Говард. - Мы освободили их от русского ига!
        -- Вот они и хотят жить сами по себе, без нашего присмотра. Мы здесь - чужаки, которых никто тут не ждал, и никто не будет нас благодарить за то, что отсюда нашими стараниями убрались русские. Для местных мы ничем не лучше, господа. Но прошу вас, ближе к делу! Командование поручило мне сопровождать вас, обеспечивая вашу безопасность и оказывая помощь.
        -- Как раз местное население и стало причиной нашего визита, - сообщил Джеймс Уоллес. - Вернее, часть его, имеющая боевой опыт и лучшую подготовку. Насколько я знаю, у вас возникали уже некоторые проблемы с чеченскими боевиками, капитан?
        -- Это у чертовых чурок со мной были проблемы! Эти дикари пытаются наводить свои порядки, а мы для них, что пустое место. Они вооружены до зубов, умеют воевать, и считают себя хозяевами всего. Захватывают города, убивают тех, кто им чем-то не понравился, истребляют нечеченцев. Нам чудом пока удается предотвратить массовую резню, и то благодаря тому, что русские и другие, кто жил здесь, сами уходят из своих домов. Мне плевать на местных, господа, на их проблемы и взаимоотношения, но я не буду смотреть на то, как режут глотки на городской площади!
        Энрике Мартинес был зол, и не скрывал этого. Его все же оставили в Чечне, но запретили покидать Грозный, заставив заниматься штабной работой. Конфликт с местными, причем серьезный, со стрельбой, наверняка с кровью - такого командование не хотело. По сути, ссылка в Грозный была Мартинесу на благо, ведь помешанные на законах чести и кровной мести чеченцы могли и поквитаться с "неверным", вмешавшимся так нагло и бесцеремонно в их дела. А так офицера было не достать, если только и впрямь развязать полномасштабную войну. Но появились эти "пиджаки", и капитан понял, что с относительным уютом и безопасностью большой базы придется, пусть временно, но распрощаться.
        -- Пройдемте в штаб, - предложил Мартинес, указывая на бронированные "Хаммеры" с гостеприимно распахнутыми задними дверцами. - Доложу обстановку, господа, а там уж сами делайте выводы!
        Устроившись в одном из джипов, рядом с водителем которого уселся сам Энрике Мартинес, Говард с Уоллесом за время недолгой поездки успели оценить размах работ. Все моряки, не стоявшие в карауле, трудились на стройке, возводя вокруг аэродрома настоящую крепостную стену. Бетонные блоки в полтора человеческих роста, поверх - спирали колючей проволоки, через равные промежутки были оборудованы наблюдательные пункты и огневые точки с пулеметами и гранатометами. Если кто-то извне решится атаковать базу морской пехоты, его встретит плотный огонь, заставит смешать порядки, остановиться, а затем подоспеет авиация, или державшиеся в глубине территории бронемашины LAV и самые настоящие танки "Абрамс", которые вомнут в землю ублюдков.
        -- Прошу, господа, - капитан Мартинес указал на планшетник, заменивший даже в армии бумажные документы. - Это - территория Чеченской республики. Наши гарнизоны находятся здесь, в Грозном, разумеется, и во всех крупных городах с населением хотя бы пять тысяч человек. Это отряды численностью от отделения до роты, иногда с бронетехникой. Чечня - самый проблемный регион России. Местное население видит себя независимым ото всех, чеченцы ненавидят русских, но и между собой постоянно грызутся. Они поделены на тейпы - кланы - между которыми всегда есть старые счеты. А если мы пытаемся вмешаться, развести их, эта свора готова кинуться и на нас.
        -- У вас абсолютное превосходство в технике, есть танки, бронемашины, вертолеты, - отмахнулся Говард. - Чеченцы будут ворчать, но сидеть смирно.
        -- Здесь в каждом доме хранится целый арсенал! У них на руках море оружия, причем не только автоматы. По нашим данным, в горах припрятано немало ПЗРК, и русские SA-14, и "Стингеры" американского производства, попавшие к боевикам прежде через третьи руки. Мы с ними справимся, не сомневаюсь, но это обойдется немалой кровью.
        Разговор прервало появление нового персонажа, на которого невольно отвлеклись гости. В тесную каморку, служившую личным кабинетом капитана Мартинеса, вошла молоденькая девушка, худощавая, но вовсе не тощая, смуглая, как уроженки этих мест. Удивление вызвало то, что одета она была в полевой камуфляж, такой же, как на остальных морпехах, подогнанный по ее фигурке.
        Взглянув большими печальными глазами на приезжих, чеченка, склонив голову, протянула Маритнесу флягу, к которой тот приложился, сделав несколько больших глотков. Возвращая сосуд девушке, он неожиданно тоже чуть склонил голову, произнеся негромко:
        -- Рахмат!
        Девушка исчезла, словно растворившись на месте, а морской пехотинец, увидев изумление на лицах гостей, хмуро пояснил:
        -- Мы привезли ее из Урус-Мартана, вытащили с боем. С гор спустилась банда, ее семью убили в их собственном доме, а ее саму хотели изнасиловать всей толпой, человек пятьдесят, не меньше. Нам повезло появиться там не слишком поздно, когда все только началось.
        Никто не сказал в ответ ни слова, Уоллес с Говардом лишь переглянулись между собой. А затем агент ЦРУ сообщил морпеху:
        -- Как раз в Урус-Мартан нам нужно попасть немедленно. Насколько мне известно, там обосновались люди полевого командира Хусейна Шарипова?
        -- Верно. Превратили город в крепость, устраивают там жизнь по законам шариата - публично порют розгами, режут головы, насилуют всех чужеродцев, и женщин, и мужчин. И постоянно что-то делят с соседями.
        -- Мы поможем вам, капитан! Заберем с собой самых из местных, тех, кому не живется мирно, и займем их делом далеко отсюда. Ну а оставшихся вы как-нибудь сумеете удержать в узде, надеюсь!
        -- Собираетесь пустить волков в овчарню? А не боитесь, что эти дикари, опьянев от крови и вседозволенности, начнут резать без разбора всех, и тогда уже вам придется удерживать их в узде?
        -- Это не ваше дело, капитан, - зло одернул морпеха Говард. - Вы получили приказ? Так извольте доставить нас в Урус-Мартан! А там мы сами как-нибудь со всем разберемся!
        В город, занятый боевиками, вылетели со всей помпой. Гости погрузились в камуфлированный "Ирокез", в грузовой кабине которого нашлось место для самого Энрике Мартинеса и для двух вооруженных до зубов морпехов. Один из моряков суетился возле установленного в проеме распахнутой двери шестиствольного "Минигана", а второй все время полета сидел на жесткой скамейке, монотонно пережевывая "бабл-гам" и слушая какую-то музыку в плейере.
        Возможно, Мартинес и не шутил насчет царившей здесь напряженности, а возможно, просто пускал пыль в глаза гостям, но эскортом при "Ирокезе" пошел ударный вертолет AH-1Z "Вайпер", из-под коротких крылышек которого грозно свисали ракеты "Хеллфайр" и блоки семидесятимиллиметровых НУРСов, а из-под фюзеляжа торчала трехствольная пушка калибра двадцать миллиметров. Боевой геликоптер занял позицию слева-сзади транспортного UH-1N и выше его на сотню ярдов, словно опытный телохранитель.
        Перелет занял не больше получаса, хотя и этого Рональду Говарду, привыкшему не к шумному и тряскому нутру десантного вертолета, а к роскоши первого класса салона какого-нибудь авиалайнера, хватило с лихвой. Пара вертолетов, пугая гулом турбин суетившихся внизу людей, прошла над городом, направившись к центральной его части. Экипаж "Ирокеза" выбрал для приземления просторную площадь, к которой со всех сторон уже стекалась толпа, а "Вайпер" завис над Урус-Мартаном, чуть в стороне, в случае неприятностей гарантированно накрывая залпами ракет FFAR центр города... и выгружавшихся из вертолета американцев. Завис - и тотчас оказался на прицеле, когда из переулка выкатился на площадь тяжелый армейский "Урал" с ЗУ-23-2 в кузове, вокруг которой деловито суетился расчет.
        Ступив на твердую землю, Говард сразу заметил развевавшийся над большим, казенного вида зданием, наверняка бывшей местной мэрией или чем-то еще подобным, зеленое знамя с затейливой арабской вязью. Увидев это, эмиссар "Юнайтед Петролеум" впервые засомневался в том, что они сделали, дав повод диким, кровожадным народам добиваться еще большей независимости, чем имели прежде. А для тех, кто по духу так и остался в средних веках, своя независимость определялась степенью зависимости соседей, которых лучше всего было превратить в рабов.
        -- Идут, - усмехнулся выглядевший вполне спокойным и уверенным в себе Джеймс Уоллес, указывая на выплескивавшуюся на площадь толпу. - Комитет по встрече!
        Энрике Мартинес и сопровождавшие его морпехи, сняв с плеч карабины М4, встали рядом с сопровождаемыми лицами, наблюдая за тем, как толпа пребывает, охватывая непрошенных гостей живым кольцом. Мелькали бородатые лица, зеленые повязки на головах, оружие руках, много оружия, очень много, так что стрекотавший винтами где-то ад головой "Вайпер" перестал казаться надежной гарантией собственной безопасности. А позади толпы возвышались зелеными глыбами колесный бронетранспортер, задравший в зенит стволы спаренных пулеметов, и боевая машина пехоты БМП-2, пушка которой оказалась направлена на приземлившийся вертолет. Вместо бортовых номеров на броне обеих машин яркими пятнами бросались в глаза зеленые флаги и аккуратно нанесенная белой краской арабская вязь, значения которой никто из прибывших не понимал.
        -- Черт возьми, откуда у этих дикарей бронетехника? - Рональд Говард почувствовал себя очень неуютно, понимая, что в любой миг их может смести шквал огня из тяжелых пулеметов.
        -- Это "подарок" русских, - усмехнулся Мартинес. - Здесь после расформирования Российской Армии осталось много оружия, в том числе и тяжелая техника. У чеченцев, наверное, где-нибудь и танк припрятан.
        Хусейн Шарипов и Джеймс Уоллес узнали друг друга с первого взгляда, несмотря на прошедшее время и изменения, случившиеся с каждым из них. Командир чеченских боевиков, сопровождаемые четырьмя "нукерами", вооруженными до зубов, и сам тоже не выпускавший из рук "калашников", остановился напротив агента ЦРУ, внимательно рассматривая его.
        -- Живой, американец? - процедил Шарипов сквозь зубы. - Не иначе, за пазухой у шайтана прятался, когда мои братья гибли под русскими бомбами!
        А Джеймс так же пристально изучал своего давнего знакомца, с которым судьба свела американского разведчика в холодных ущельях Кавказа. Хусейн Шарипов выглядел так же, как и его бойцы, сам словно прямо сейчас собираясь идти в атаку. На лбу - зеленая повязка, поверх камуфляжа разгрузочных жилет, набитый магазинами и гранатами, а в руках автомат. и пусть пока ствол смотрит в землю, все может измениться в любой миг.
        -- И ты не похож на мертвеца, - усмехнулся Уоллес. - Наверное, у черта за пазухой места было достаточно для двоих?
        -- Аллах хранит меня для великих дел! - вскинулся чеченец, яростно сверкнув глазами.
        -- И я - его вестник! Для тебя и твоих воинов есть дело, достойное дело, которое твоим людям придется по душе, к тому же сделать его нужно будет не даром! Таким молодцам, как твои бойцы, должно быть тесно здесь, хочется подвигов и добычи? или лучше закончить дни в такой глуши, в дремучем ауле?
        -- Чего ты хочешь от нас? - заинтересованно спросил Шарипов, от ярости которого не осталось как будто и следа.
        -- Работа привычная, тебе будет в удовольствие. Но скажи сначала, сколько людей у тебя? Мне нужны только опытные бойцы, а не сопливые мальчишки, пару дней назад взявшие автомат в руки. Нужны те, кто уже успел почувствовать вкус вражеской крови.
        -- Такие есть, их не мало. Две сотни могу собрать прямо сейчас!
        -- Отлично, - улыбнулся Уоллес, взявший на себя ведение переговоров в самом начале. - Это мне нравится!
        -- Зачем тебе мои люди, американец? Снова отправить их на бойню?
        -- Нет. У тебя и твоих бойцов появится шанс отомстить за ваших братьев, погибших на границе! Этому человеку, - Уоллес указал на хранившего молчание Говарда, - нужны солдаты, готовые выполнять любой приказ. В России у него есть то, что нужно сохранить любой ценой, а русские, не смирившиеся с поражением, разрушают это, убивают рабочих, мирных людей, и наших солдат.
        -- Американские солдаты не справляются? Чеченцев вы цените выше, чем своих людей?
        -- Пусть так, - отмахнулся Уоллес. - Короче говоря, нужны бойцы, опытные, те, кто будет действовать без сомнений. У тебя есть такие люди, а у него, - очередной кивок на Говарда, - есть, чем заплатить им за риск. Щедро заплатить!
        Толпа вокруг шумела и гудела, люди все пребывали, сбиваясь в колышущуюся массу, с тревогой поглядывая вверх, туда, где висел, молота лопастями воздух, боевой вертолет, способный эту толпу превратить в кровавое месиво за несколько секунд. А два человека, явившиеся словно из разных миров, торговались, назначая цену человеческим жизням.
        -- Мы готовы каждому из вас платить по сто долларов за каждый день службы, - сообщил Говард, чья очередь была теперь говорить с чеченцем. - И втрое больше, если придется участвовать в боях. Отдельно будем платить за захваченное вами оружие и пленных русских.
        -- Щедро! Наши жизни вы цените дорого!
        -- Я ценю дорого жизни тех русских, с кем вам придется воевать, воевать на их земле! Это солдаты, многие сражались здесь, против твоих братьев, а теперь воюют против нас, мешая нам навести в России порядок!
        -- Я согласен, - кивнул Хусейн Шарипов. - Когда нам отправляться?
        -- Чем быстрее, тем лучше! Завтра готовь своих людей, навправляйтеь в Грозный, а там вас уже будут ждать самолеты! Этот офицер будет сопровождать вас со своими людьми!
        Уоллес указал на капитана морпехов, и Шарипов, едва переведя на того взгляд, оскалился с ненавистью. В прищуренных глазах чеченца полыхнула звериная ярость.
        -- Зачем ты привел его сюда? Это наш враг! Он не дал нам совершить месть над своими кровниками! Он сам теперь - мой кровник!
        -- Остынь и слушай меня внимательно, - неожиданно жестко, разом напоминая, кто здесь хозяин, произнес Джеймс Уоллес. - Я знаю, что у вас за месть! Насиловать девчонку на трупах ее родни? Я подчиняюсь приказам и только потому разговариваю с тобой сейчас. Не забывай, что всю вашу толпу мы можем прикончить, даже не запыхавшись. Один "Стратофортресс" с полной нагрузкой - и этого городка вместе со всеми вами, как ни бывало! Или ты будешь послушным, станешь делать то, что я велю, получая за это свои доллары, или я спущу этого парня вместе с его приятелями с поводка, - агент ЦРУ снова указал на невозмутимого Мартинеса. - И вы тут захлебнетесь в своей крови. Ты понял меня?
        Шарипов упрямо, исподлобья смотрел на американца несколько мгновений, а затем нехотя кивнул. Слишком многие видели его позор, то, как говорил с ним этот неверный, но сейчас ничего поделать было нельзя - еще слишком рано.
        -- Завтра прибудете на аэродром в Грозный, погрузиться в самолеты и улетите туда, где вы нужны, - повторил Уоллес, вполне удовлетворенный тем, что видел. - Двести человек, как договаривались. Мне нужны только люди, а все, что необходимо, оружие, снаряжение, вы получите на месте, с этим не будет проблем, всем достанется. Будете делать все, что скажут вам наши солдаты, никаких возражений. Гордость свою засунете куда подальше - вам заплатят и за это!
        -- Я все понял, американец, - вновь хмуро кивнул Хусейн Шарипов.
        -- Сбор здесь, в шесть утра. Морские пехотинцы под командованием капитана Мартинеса сопроводят вас в Грозный, обеспечат погрузку в самолеты. В России вас уже будут ждать, встретят на месте. Если сделаешь все, как мы с тобой договорились, Хусейн, все твои "нукеры" вернутся обратно в Чечню через несколько месяцев самыми богатыми людьми в этих горах.
        Шарипов согласно кивнул. Полевой командир был вполне доволен всем. Пусть ему придется стать слугой неверных, но лишь для того, чтобы убивать еще более ненавистных неверных. Русские взяли жизни многих его братьев по крови, и теперь пришла пора отомстить им.
        Два транспортных С-130Н "Геркулес" приземлились на аэродроме Грозный-Северный перед полуднем, разбудив жителей ближайших районов и отдыхавших в казармах морпехов гулом турбин. Локхидовские транспортники, пятнисто-зелеными глыбами возвышавшиеся над рядами вертолетов и "Харриеров", приковали к себе внимание многих, находившихся на базе. Свободные от службы моряки глазели на массивные самолеты, осторожно ворочавшиеся на рулежных дорожках, а пилоты С-130 с таким же интересом глазели на своих будущих "пассажиров".
        Колонна из Урус-Мартана прибыла на аэродром почти одновременно с "Геркулесами". Первым проехал через ворота контрольно-пропускного пункта камуфлированный "Хаммер" с трехствольным пулеметом GECAL-50 на турели. Рядом с водителем, на командирском месте сидел снаряженный по-боевому капитан Энрике Мартинес. В зеркало заднего вида он наблюдал за тем, как втягиваются в проем между бетонных блоков тяжелые грузовики, русские "Уралы", "ЗИлы" и "КамАЗы", оставленные бежавшими частями Российской Армии, и уже вовсю использовавшиеся теперь местными. А следом за вереницей тяжелых машин вкатился, замыкая колонну, бронетранспортер LAV-25.
        Боевая машина сопровождала колонну вовсе не из-за возможного нападения, скорее, напротив, морпехи должны были сделать все возможное, чтобы пассажиры грузовиков сами ни на кого не напали по пути в Грозный. Именно поэтому ствол ее автоматической пушки был нацелен на замыкавший "Урал", и чеченцы, сидевшие под тентом в его кузове, видели это и невольно старались вести себя приличнее, доставляя американцам меньше проблем.
        Колонна остановилась на краю летного поля, и Мартинес, выбравшись из "Хаммера", хлопнул по кабине головной "КамАЗ", брезентовый тент которого во многих местах был покрыт пулевыми отверстиями:
        -- Прибыли! Выводи своих!
        Полевой командир Хусейн Шарипов, сидевший на месте старшего, спрыгнул на землю, поправляя закинутый за спину "калашников", и крикнул, сопровождая команду энергичными жестами:
        -- К машинам! Стройся!
        Через борта грузовиков, даже не открывая их, посыпались на бетон вооруженные до зубов люди в разномастном камуфляже, новеньком натовском, российском, иногда просто в спортивных костюмах и кожанках. Вспоминая то, чему их учили когда-то, боевики попытались выстроиться в две шеренги возле грузовиков, под взглядами своего командира и американских морских пехотинцев.
        Тед Байрон, командир экипажа одного из "Геркулесов", с опаской и недоумением наблюдал за нездоровой суетой на летном поле. Майору Транспортного командования ВВС США довелось побывать в разных местах, он возил одеяла и сухие пайки на разрушенный землетрясением Гаити, вывозил американских дипломатов и нефтяников из охваченной волнениями Ливии, доставлял солдат в освобожденный от талибов Афганистан, и сейчас, видя перед собой толпу бородатых дикарей с зелеными повязками на головах, чувствовал себя очень неуютно.
        -- Капитан, - Байрон безошибочно определил в Мартинесе старшего, обращаясь к нему, - капитан, этих людей я должен доставить в Архангельск? Мне не нравится эта публика. Если хочешь, чтобы я сделал свою работу, пусть они сдадут оружие. Мне не нужна сотня увешанных "стволами" дикарей на борту!
        -- Черт возьми, майор, мне едва удалось доставить их сюда без приключений, а ты хочешь от меня невозможного!
        Энрике Мартинес раздраженно сплюнул, но все же двинулся наперерез нестройной колонне боевиков, двинувшихся по летному полю под гортанные возгласы.
        -- Всем внимание, - гаркнул морпех по-русски, успев освоить язык до разговорного уровня. - Слушать меня! Перед погрузкой в самолеты приказываю сдать все оружие и боеприпасы! По прибытии вам все будет возвращено!
        -- Эй, почему приказываешь?! Своим приказывай, а нами не командуй, да?!
        Возмущенная толпа бородачей надвинулась на Мартинеса, возле которого сразу возникло полдюжины моряков, которых страховали пулеметчики сразу двух "Хаммеров", развернувшие тяжелые "Браунинги" на массу боевиков. А майор Байрон, чувствуя сгустившееся напряжение, наоборот, отступил подальше. Он побывал в диких уголках и знал, что толпа вооруженных мужчин, живущих какими-то средневековыми законами, может оказаться совершенно неуправляемой, и даже явный перевес американцев в силе не прибавит чеченцам трезвости рассудка.
        -- Хусейн, скажи своим, пусть выполняют, - капитан взглянул на командира чеченцев. - Или никто никуда отсюда не полетит!
        -- Сдать оружие! - повторил приказ американца Шарипов, судя по скривившемуся лицу, очень недовольный таким поворотом событий.
        -- Пусть сдают все, - повторил Мартинес. - Каждый! Автоматы, пистолеты, все, что есть! Ножи кстати тоже - не хочу, чтоб в полете кто-нибудь кому-нибудь пустил кровь!
        -- Ножи?! Ты что, американец?! Джигит без кинжала - не джигит!
        -- Я все сказал, - процедил начавший заводиться Энрике Мартинес. - Повторять не буду! Решай - летим или едете обратно?
        -- А, шайтан!
        Приказ своего амира боевики все же выполнили, неохотно и с ворчанием, но не посмев ослушаться. Оружие, запечатанное в контейнеры, погрузили в один из "Геркулесов", а затем чеченцы вереницей стали подниматься на борт, быстро заполнив темное нутро грузовых кабин, приспособленных для перевозки живой силы. Многие боевики, для которых перерезать глотку живому человеку было не сложнее, чем высморкаться, с восторгом и каким-то священным ужасом смотрели на громады транспортных "Геркулесов", словно не веря, что эти махины способны летать, точно птицы. Уроженцы гор, вместо школьных классов получавшие образование в медресе у фанатичных наставников или на тайных тренировочных базах, смотрели на то, что было привычно любому цивилизованному человеку, как на величайшее чудо.
        -- Живее, живее, - торопил своих бородатых бойцов Шарипов, оставшийся на бетонке и подгонявший неторопливо тянувшихся боевиков. - Грузитесь быстрее! Скоро взлетаем!
        Дождавшись, когда поднимутся кормовые аппарели, и С-130, от которых тугими волнами расходился гул набиравших обороты турбин, один за другим начнут выруливать на взлет, Энрике Мартинес с облегчением выдохнул. Свое дело он сделал, доставив боевиков, куда было приказано. Можно возвращаться к привычной службе, и все же капитан Корпуса морской пехоты США не мог избавиться от неприятных мыслей. Две сотни чеченцев, отправившихся куда-то на север России, были лишь началом - вскоре предстояло прибыть отрядам еще нескольких полевых командиров, и скоро в России будут уже тысячи боевиков, жестоких, озлобленных, озверевших от крови, всю свою жизнь только воевавших - с русскими или же друг с другом. И для русских тогда настанут тяжелые дни.
        Транспортные самолеты, взлетев под многочисленными взглядами морских пехотинцев, методично превращавших Грозный в неприступную крепость, взяли курс на север. Оставив позади Москву, "Геркулесы", прокладывая путь тем, кто пойдет следом, совершили посадку вблизи Архангельска, на военном аэродроме, совсем недавно принимавшем тяжелые перехватчики МиГ-31, а теперь забитом самолетами и вертолетами ВВС США. Теперь настал черед майора Байрона вздыхать с облегчением - полет прошел на удивление спокойно. Большинство чеченцев видели самолеты только с земли - пусть иногда и в прицел ПЗРК - и теперь с восторгом говорили на все голоса, обсуждая необыкновенное путешествие.
        -- На выход, - крикнул Хусейн Шарипов, поднимаясь с жесткого сидения первым. - За мной! Строиться у самолета!
        Шумно топоча, почти сотня боевиков нестройной толпой спустилась по опущенной аппарели "Локхида" на бетон летного поля... оказавшись в кольце американских солдат, настороженных и напряженных. На боевиков со всех сторон были направлены стволы пулеметов и штурмовых винтовок. Чеченцы, безоружные, оказавшиеся с голыми руками лицом к лицу против нескольких десятков солдат, растерялись. Разговоры сразу стихли, как отрезало, и горцы, не ждавшие такого приема, напряжено принялись озираться, невольно пытаясь оказаться ближе друг к другу.
        На самом деле американцев на аэродроме было немного, пара взводов, да несколько "Хаммеров" с пулеметами пятидесятого калибра в качестве средства огневой поддержки, но чеченцы, у которых отобрали даже ножи, чувствовали себя беспомощнее грудных младенцев. Рональд Говард, наслаждаясь зрелищем, выждал несколько показавшихся бесконечно долгими минут, после чего, пройдя сквозь кольцо оцепления, встал перед растерянной, перепуганной толпой чеченцев, готовых внимать каждому его слову.
        -- Внимание, - гаркнул Говард на зависть любому сержанту-инструктору из армейской "учебки". - Меня зовут Рональд Говард, я представляю в России нефтяную корпорацию "Юнайтед Петролеум". Вы все, принявшие наше предложение, с этой минуты становитесь сотрудниками службы безопасности корпорации, и будете подчиняться мне или тем людям, кого я наделю соответствующими полномочиями. Ваша задача отныне - обеспечивать неприкосновенность имущества корпорации в этой стране. А любой человек, который попытается причинить ущерб этому имуществу, должен считаться врагом и должен быть уничтожен немедленно, без малейших колебаний!
        Сейчас Говарду не нужен был Уоллес - менеджер "Ю-Пи" неплохо справлялся и без посредников. Чеченцы, еще не пришедшие в себя после перелета и такой неласковой встречи, не забывавшие, что вокруг множество американцев с оружием, и оружие это направленно на высыпавшую из "Геркулесов" толпу, слушали во все уши.
        -- Сейчас каждый из вас получит специальное удостоверение, а затем вам выдадут оружие и необходимое снаряжение!
        Толпа выпустила из себя несколько живых ручейков, под пристальными взглядами бойцов Сто первой воздушно-штурмовой дивизии потекших к расставленным прямо на бетонных плитах столам. Сотрудники "Юнайтед Петролеум", вооруженные компактными, но мощными "лэптопами", уже были готовы к встрече "гостей", и теперь работали, словно живые автоматы.
        -- Фамилия? Имя? Дата рождения? - звучали лишенные интонаций слова, и чеченцы послушно бурчали что-то в ответ, по очереди подходя к легким раскладным столам.
        Порхали над клавиатурой пальцы, базы данных пополнялись новыми записями, а люди Говарда указывали боевикам на объективы веб-камер:
        -- Смотреть прямо сюда, не шевелиться, не моргать!
        Мгновение - и к записи добавлялась фотография отличного качества, а еще через полминуты очередной чеченец получал в руки запаянный в пластик квадрат плотного картона, только выползший из принтера. Цепляя удостоверения на грудь, боевики отходили в сторону, уступая очередь тем, кто шел следом, а стоявшие возле контейнеров солдаты, не глядя, бросали в их руки увесистые свертки. Разворачивая "подарки", боевики ощупывали новенький, хрустящий камуфляж расцветки "вудленд", и кое-кто уже пытался примерять прямо на летном поле покрытые коричнево-зелеными пятнами куртки и мешковатые штаны.
        -- У "Ю-Пи" хватает денег и на то, чтобы выкупать списанное имущество с армейских складов? - Майор Гровер, не без интереса наблюдавший за тем, как снаряжается прибывшее "воинство", перевел взгляд на довольно ухмылявшегося Говарда. Бойцы дивизии и его собственного батальона сами не так давно сменили подобную форму, снятую со снабжения Армии, на современный "пиксельный" камуфляж, более продвинутый и вроде бы обладающий лучшими по сравнению с традиционным рисунком маскирующими свойствами.
        -- Запасы камуфляжа огромны, и стоит он недорого, а ведь это важно, чтобы все "хорошие парни" были одеты одинаково. Как говорят специалисты, в бою своего узнают не в лицо, а по форме, майор.
        -- Это верно! Пусть ваши дикари будут выглядеть одинаково и привычно для нашего глаза, чтобы мои парни в какой-нибудь переделке не наделали в них лишних дырок, перепутав с русскими ублюдками, мистер Говард!
        После формы пришел черед оружия. Здесь ничего нового выдумывать не стали, и каждый боевик, приведенный Хусейном Шариповым со склонов Кавказа, получал тот самый "ствол", с которым расстался на летном поле грозненского аэродрома. Здесь же выдавали и патроны - автоматные калибра 5,45 или 7,62 миллиметра, в стандартных цинках, совсем недавно еще лежавших в недрах какого-то гарнизонного склада Российской Армии. Обладатели пулеметов ПКМ и снайперских винтовок Драгунова тоже не были обделены, получая увесистые пачки латунных конусов.
        Боевики, вновь ощутив в руках привычную тяжесть оружия, веселели, гордо расправляя плечи и поглядывая на хмурых американцев с гордостью, словно это они были хозяевами, а те, кто пришел из-за океана, не более чем не слишком желанными гостями здесь. снова зазвучали гортанные возгласы на непривычно уху американцев языке, чеченцы гордо потрясали друг перед другом оружием, смеялись, кривя рты в волчьем оскале. Повеселел и Рональд Говард, на глазах которого создавалась новая армия, способная, наконец, покончить с недобитыми русскими партизанами, позволив ему самому завершить начатое нелегкое дело.
        -- Теперь мы разделаемся с русскими, - довольно произнес Рональд, взглянув на майора. - Вы со своими парнями можете, наконец, расслабиться, а мы все сделаем сами, не оглядываясь на Вашингтон и международных наблюдателей. Эти две сотни бойцов - только пробный шар. Скоро их здесь будут тысячи, и у террористов появятся более важные дела, чем подрывать мой нефтепровод! Мы раздавим этих идиотов!
        Майор Гровер кивнул, даже не поняв толком, что говорил ему этот штатский, что вел себя, как хозяин всего и вся. Офицер уже представлял, сколько проблем появится у него и его бойцов с появлением здесь этой банды дикарей, никому не подконтрольных, и вряд ли испытывающих теплые чувства к русским, всем без разбора, террористам или нет.
        Довольно улыбался и Хусейн Шарипов, хотя улыбка его и была больше похода на оскал почуявшего добычу голодно хищника. Подозвав к себе одного из своих заместителей, полевой командир, нутром чувствовавший значимость происходящего, сказал, обводя рукой вокруг:
        -- Все это теперь будет нашим! Над нами нет, и не может быть хозяев, эти неверные глупцы, если думают, что я станут исполнять их приказы! Это будет наша земля, вся, от Кавказа, до северных морей, и здесь будут жить по тем законам, которые принесем мы. А те, кто не согласится, сдохнут, и смерть их будет ужасна!
        Слишком долго они скрывались в горах, бегали от русских, как трусливые зайцы, вздрагивая, когда где-то в поднебесье пролетал самолет. Слишком долго неверные псы запрещали им жить по законам предков, освященным веками и именем Всевышнего. Но теперь все изменится. Выжившие в боях с врагами моджахеддины пришли на землю врага, чтобы отомстить сполна по законам своего народа, а мстить в ответ после этого станет просто некому - пращуры не зря завещали истреблять род врага до последнего человека, стирая его с лица земли и из памяти людской.
        Глава 10 Взгляд в прошлое-5
        Пекин, Китай - Токио, Япония - Москва, Россия 3 июня
        Наступление началось ровно в полдень, и о событии этом возвестили раскаты орудийных залпов. Самоходные гаубицы PLZ-45, скрытно выдвинувшиеся к переднему краю, обрушили шквал огня, сметая оборону противника. развернулись огромные, с газетный киоск, легкобронированные башни самоходок, взметнулись в зенит, на максимальный угол возвышения, длинные стволы орудий, заканчивавшиеся набалдашниками дульных тормозов, а в камор скользнули тяжелые конусы снарядов.
        -- Азимут сто, заряд номер шесть, хором произносили, сбиваясь на скороговорку, командиры орудий, получавшие параметры стрельбы на портативные ноутбуки. - Активно-реактивный снаряд! Огонь!!!
        Позиция гаубичной батареи огласилась грохотом выстрелов, из длинных стволов вырвались языки пламени, и выброшенные силой раскаленных пороховых газов снаряды типа ERFB-BB - с донным газогенератором, придававшим дополнительное ускорение в полете - умчались прочь, к позициям еще ничего не подозревавшего противника. Сорокатрехкилограммовые, начиненные мощной взрывчаткой стальные конусы калибра сто пятьдесят пять миллиметров, посланные с дистанции почти сорока километров, обрушились на позиции вражеских орудий, блиндажи, наблюдательные пункты и огневые точки, на головы чужих солдат, сжимавшихся на дне своих окопов и слышавших, как с неба падает на них свистящая смерть.
        Орудия посылали снаряд за снарядом, и на срезах стволов, увенчанных цилиндрическими утолщениями дульных тормозов, плясало пламя, отчетливо видимое даже среди бела дня. Заряжающие, оглохнув от грохота залпов, эхом метавшегося в тесноте боевого отделения, с монотонностью роботов извлекали из укладки снаряды и заряды, бросая их на лоток механизма досылания, и, едва дождавшись выстрела, повторяли те же операции, и над позициями самоходных орудий вновь и вновь ревели раскаты грома. Смертоносные "гостинцы" уносились в зенит, исчезая высоко в небе, чтобы потом, описав пологую дугу, низринуться вниз, умножая хаос и разрушение. Залпы гаубиц призрачным исполинским молотом методично крушили столь тщательно создававшуюся линию обороны, проламывая проходы-бреши для своей пехоты.
        Восемь залпов успели прозвучать над позициями батареи, прежде чем командиры орудий разом скомандовали:
        -- Прекратить огонь!
        Грохот залпов смолк, но взревели мощные дизели, срывая с мест тридцатитрехтонные махины самоходных орудий. Ничем не уступавшие по возможностям лучшим мировым аналогам, хоть американской М109А6 "Паладин", хоть русской 2С19 "Мста-С", тяжелые гаубицы, с появлением которых Китай стал чуть ли не лидером в создании современной артиллерии, набирая скорость, умчались прочь. Прежде, чем противник опомнится, сможет определить координаты батареи, орудия уже сменять позицию, переместившись на несколько километров, чтобы оттуда нанести следующий удар.
        Артиллерийская подготовка длилась всего полторы минуты, и ни один выпущенный снаряд не был потрачен впустую, каждый выстрел поразил избранную цель. Этому способствовали беспилотные разведчики ASN-206, назойливой мошкарой кружившие над линиями вражеских окопов. Дистанционно управляемые крылатые "шпионы" стали глазами артиллерийских наводчиков, точно знавших теперь, куда нацелить каждый следующий залп. Объективы инфракрасных и телевизионных камер выхватывали из разверзшегося внизу, на земле, ада тщательно замаскированные цели - орудия, ракетные установки, врытые в землю огневые точки - и командиры артиллерийских батарей немедленно обращали на них всю мощь своего огня. Вовсе не гаубицы, а именно эти почти игрушечные самолетики, так забавно жужжавшие маломощными поршневыми моторчиками, стали самым смертоносным оружием. Пластиковые фюзеляжи были почти невидимы для чужих локаторов, и беспилотные разведчики призраками смерти реяли над тем, что еще оставалось от позиций врага, никак не ожидавшего столь яростного натиска. Всего девяносто ревели орудия, а потом залпы смолкли, и только тогда вперед двинулись
танки. Останавливать эту стальную лавину, грозно лязгавшую гусеницами, было уже некому.
        Учения Народно-освободительной Армии Китая шли по плану, и все собравшиеся в штабной блиндаже могли насладиться впечатляющим зрелищем, проникнувшись ощущением могущества своей любимой родины. Генерал Чжоу Байши наблюдал за тем, как выстроившиеся цепью танки "Тип-96" движутся к переднему краю противника по нейтральной полосе. Переваливаясь через еще дымившиеся воронки, боевые машины, весившие сорок две с половиной тонны, упорно ползли вперед, и до наблюдательного пункта донесся грохот выстрелов, а затем вдоль линии горизонта взметнулись дымные "кусты" разрывов.
        Эпоха тактики "живых волн" прошла, китайские полководцы, имея за спиной почти неисчерпаемые людские резервы, научились беречь каждого солдата, и потому путь наступающей пехоте расчищали тяжелые орудия и реактивные установки, перемоловшие оборону врага. Там, где несколько минут назад безумствовало пламя, ничто не могло уцелеть. Артиллерия потрудилась на славу, и наступавшие полки Шестой бронетанковой дивизии, элиты НОАК, не должны были встретить даже минимальное сопротивление. Мощь огня артиллерии, и ствольной, и реактивной, буквально обратившей в ничто передний край обороны "врага", была столь велика, что прах вражеских солдат, готовившихся встретить удар китайских танков, должен был смешаться с пеплом, толстым ковром покрывшим землю, щедро напитавшуюся свинцом. Перед дивизией, рвавшейся в атаку, простиралась выжженная равнина.
        -- Наша армия сильна, как никогда, - с гордостью произнес облаченный в полувоенную форму, простые бриджи и френч цвета хаки, человек, стоявший по правую руку от генерала. Он повернул голову, взглянув на Чжоу Байши, и блики заиграли на толстых линзах очков в массивной роговой оправе. - Перед ударом ее бронированного кулака не устоит никакая оборона!
        Боевые машины открыли шквальный огонь из орудий, с расстояния не более тысячи метров обрушив на то, что еще несколько минут назад было глубоко эшелонированным оборонительным рубежом противника, шквал снарядов калибра сто двадцать пять миллиметров. Танки "Тип 96", оборудованные механизмом заряжания, скопированным с русских танков - да и остальным, начиная от формы корпуса и до калибра пушки они почему-то сильно напоминали русские Т-72 - вели огонь с высочайшим темпом, буквально не позволяя поднять головы уцелевшему врагу.
        Следом за танками редкой цепью двигались боевые машины пехоты "Тип 97", новейшие, самые совершенные в своем классе - не даром же прообразом их были опять-таки русские БМП-3, представлявшие уникальное сочетание огневой мощи, защиты и высокой подвижности. Сейчас бронемашины с ходу вели огонь из своего "главного калибра", стамиллиметровых гладкоствольных пушек, осыпая позиции врага градом фугасных снарядов.
        В прочем, и сами танки "Тип 96" не блистали оригинальностью. Их главным оружием была пушка, почти точная копия русской танковой пушки 2А46, которой вооружались все российские танки ищи с шестидесятых годов прошлого века. А под прочным броневым панцирем каждой боевой машины билось "пламенное сердце", танковый дизель мощность тысяча лошадиных сил, модернизация русского же двигателя В-54, непревзойденного по соотношению надежности, мощности и простоты. Но в целом, несмотря ни на что, это были грозные боевые машины, в умелых руках способные победить любого врага с любым оружием.
        Мало что могло проникнуть за прочную броню танков "Тип 96", усиленную к тому же элементами динамической защиты. Этих сорокатонных монстров было не взять "в лоб", но угроза могла исходить с воздуха, и потому следом за танками шли зенитные самоходки PGZ-07, новейшие, только поступившие в производство, гордость своих создателей, не уступавшие лучшим аналогам за рубежом. А еще наступавшую дивизию от атак из поднебесья прикрывали зенитные комплексы "Тор-М1Э", русские, потому что китайский их аналог HQ-16A, только завершил цикл всесторонних испытаний, и некогда даже было переучивать расчеты владеть новым оружием.
        -- Противник уповает на свое превосходство в воздухе, на земле он слаб, - сообщил ошеломленным происходящим гостям командующий Шестой бронетанковой дивизией. На него одного, пожалуй, не действовала "магия" стального лязга боевых машин и грохота взрывов. - Но наша противовоздушная оборона крепка, пробить ее не так то просто. Самолеты и вертолеты врага будут встречены шквалом зенитных ракет всех типов, от HQ-9, способных поражать цели за две сотни километров, до ручных комплексов FN-6, огнем зенитной артиллерии, действующей в общих порядках с танками. Те немногие, кто прорвется, не нанесут большого урона нашим войскам.
        Над головой со стрекотом пролетели вертолеты, снижаясь до высоты в полторы сотни метров и разворачиваясь в цепь над боевыми порядками такового полка, шедшего на острие удара. Изящные, вовсе не производившие впечатления мощного оружия, геликоптеры "Харбин" Z-9W чуть склонили носы, словно пытаясь высмотреть что-то на земле, и от их бортов к горизонту устремились огненные стрелы противотанковых ракет. Каждая из этих машин - лицензионные копии французских многоцелевых машин AS-365N "Дофин-2" - несла по четыре управляемых снаряда HJ-8 с полуавтоматической системой наведения, при помощи трехкилограммовой боеголовки способные поражать даже самые защищенные танки с дистанции три тысячи метров.
        Все же Z-9W не были полноценными боевыми вертолетами, хотя и могли не только бороться с танками врага, но и высаживать десант, оказывать огневую поддержку своей пехоте. Однако уже заканчивались испытания ударного вертолета WZ-10, настоящего "винтокрылого штурмовика", не уступавшего лучшим американским и европейским аналогам вроде "Апача" или "Тигра". Эта машина могла нести целую батарею противотанковых ракет HJ-10 - почти точная копия американской AGM-114 "Хеллфайр", - а также ракеты "воздух-воздух" и другое оружие в зависимости от выполняемой задачи, и была оснащена лучшим прицельным оборудованием, созданным китайскими конструкторами. Пока же над полем боя со стрекотом кружились освоенные в войсках и полюбившиеся за простоту и надежность конструкции Z-9, залпами противотанковых ракет расчищавшие путь своим танкам.
        -- В основу наступления положен принцип "трех атак", - объяснял кому-то генерал, командир дивизии, бойцы которой сейчас на запорошенном пеплом полигоне отважно громили "врага", демонстрируя свою выучку и решительность высшему руководству страны и партии. - Одновременно наступает пехота, танки и авиация. Бой разворачивается в трехмерном пространстве. Беспилотные самолеты-разведчики позволяют видеть все, что происходит на передовой, и командиры подразделений при необходимости могут немедленно вызвать огонь артиллерии.
        -- Наша армия способна остановить любого агрессора и в ответном ударе разгромить его! - с уверенностью произнес человечек в смешных очках, председатель Центральной военной комиссии, в сопровождении представительной свиты прибывший на полигон, чтобы насладиться впечатляющим зрелищем.
        Чжоу Байши промолчал, стараясь придать своему лицу бесстрастное выражение. Партийный функционер имел право заблуждаться, наблюдая за шумным, ярким зрелищем, он мог просто не знать то, что обязан был знать кадровый офицер, начальник Третьего департамента Генерального штаба НОАК, управления радиоэлектронной разведки, подразделения которой даже в мирное время каждый день находилось будто бы на передовой.
        Для генерала Чжоу Байши арифметика была проста до предела. Американский стратегический бомбардировщик В-1В "Ласнер" - ну а с кем же еще остается воевать сейчас, когда Россия перестала существовать как государство, а ближние соседи смотря в рот Пекину! - способен совершать сверхзвуковой полет на предельно малой высоте с огибанием рельефа местности. Конечно, никакой самолет не может быть абсолютно "невидимым", но такие возможности в сочетании с радиопоглощающим покрытием делали заокеанского "Копьеносца" трудной целью для комплексов противовоздушной обороны. Конечно, и по массе полезной нагрузки, и по максимальной скорости В-1В уступает, например, русскому Ту-160, считающемуся лучшим в своем классе, но и "Лансер" - очень неплохая машина.
        В составе Военно-воздушных сил и Национальной Гвардии США имеется девяносто два таких бомбардировщика. Каждый из них может принять на борт до тридцати бомбовых кассет CBU-97/B, а каждая кассета - это десять суббоеприпасов с тепловым самонаведением, способных поражать бронированные цели - танки и БМП - в верхнюю часть, в крышу, традиционно менее защищенную, чем лобовые проекции боевых машин. И даже если принять вероятность поражения равной пятидесяти процентам, только один "Лансер" в единственном вылете способен вывести из строя до полутора сотен боевых машин, а все вместе, действуя, словно могучий кулак, они могут уничтожить свыше тысячи целей. Одна восьмая часть танкового парка НОАК будет уничтожена в течение нескольких минут. А если добавить бомбардировщики других типов, например "невидимые" В-2А "Спирит", также способные применять противотанковые кассеты, или "ветеранов" В-52 "Стратофортресс", бомбившие еще вьетнамские города, то под огненным градом вся мощь армии Китая, ковавшаяся годами ценой невероятных усилий всего трудового народа, может растаять за считанные часы. И тогда враг возьмет их
голыми руками.
        Но для большинства из тех, кто со специально оборудованной трибуны наблюдал, как мчатся по перепаханному гусеницами полю многотонные боевые машины, пышущие огнем, плюющиеся раскаленным свинцом, эти соображения были бы просто паникерским бредом. Люди, выбравшиеся из кабинетов в центре Пекина, свято верили в мощь своей армии, и те, кто организовал это роскошное зрелище, постарались не разочаровать гостей.
        Противник, несмотря на то, что огонь китайской артиллерии обрушился на его головы внезапно, лишая времени для раздумий, все же готовился к возможному удару. Лавина танков "Тип 96" только накатилась на изрытые еще дымящимися воронками позиции, а в тылу, почти за полсотни с лишним километров от передовой, уже разворачивались, готовясь к контратаке, две "тяжелые" танковые бригады. Сотня танков, три сотни бронемашин, поддержанные самоходными орудиями и минометами, боевыми вертолетами, появившись внезапно на поле боя, могли в один миг изменить ход сражения, и этого нельзя было допустить.
        Дюжина четырехосных тяжелых грузовиков, разрисованных неровными пятнами камуфляжа, съехали с проселка, остановившись посреди поля, поросшего жесткой степной травой.
        -- Получены координаты цели, - сообщил командир бригады реактивной артиллерии, принимавший данные с новейших высотных беспилотных разведчиков "Парящий дракон", из поднебесья "нащупавших" бортовыми радарами массу вражеской техники. - Приготовиться к залпу! Пуск!!!
        Установленные на поворотных платформах позади обшитых тонкой броней кабин коробчатые пусковые установки развернулись, поднимаясь на заданный угол, нацеливаясь в сторону далекой для расчетов передовой. Секунда - и позиция реактивных установок окуталась клубами дыма, в которых мелькали всполохи огня, и из этой плотной завесы с шелестом и гулом взмывали в небо болидами ракеты, выпростав за собой хвосты, сотканные из языков пламени.
        Каждая пусковая установка системы залпового огня WM-80 несла по восемь неуправляемых реактивных снарядов калибра двести семьдесят три миллиметра, ни дальностью стрельбы ни эффективностью не уступавших снарядам русского "Урагана" или американской MLRS. В небе разом оказались десятки таких снарядов, преодолевая восемьдесят километров - предельную дальность стрельбы - за считанные секунды, обрушившихся на скопление бронетехники врага.
        НУРСы, несущие кассетные боевые части, каждая - с почти четырьмя сотнями малокалиберных кумулятивных бомбочек, прожигающих стамиллиметровую броню, - накрыли вражеские колонны. На танки и БМП, выдвигавшиеся к месту боя, чтобы фланговым ударом остановить продвинувшиеся вперед китайские части, обрушился огненный дождь. Одна за другой взрывались бронемашины, получив попадание в топливные баки или укладку снарядов. Несколько секунд - и никто больше даже не помышлял о контратаке. А пусковые установки WM-80, за несколько секунд расстреляв боекомплект, уже снимались с места, растворяясь на степных просторах, так что судорожный ответный удар врага пришелся бы в пустоту.
        Линия обороны была проломлена, стерта лавиной огня, пожиравшего все и вся, не оставлявшего шансов выжить. Танковые клинья впивались все глубже и глубже в пространство, занятое противником, клещами сдавливая со всех сторон уцелевшие очаги сопротивления, засыпая градом снарядов тех, кто еще пытался сдерживать натиск наступавшей китайской армии. Там, где не справлялись танковые орудия калибра сто двадцать пять миллиметров, в дело вступали шестидюймовые гаубицы PLZ-45, крейсировавшие где-то позади первого эшелона в полной готовности к бою, или реактивные установки, после залпа которых горела, кажется, сама земля.
        Но враг был еще силен, и где-то глубоко в тылу, за сотни километров от передовой, содрогавшейся от грохота взрывов, готовились к взлету боевые самолеты. Истребители-бомбардировщики, отяжелевшие от подвешенных под плоскости бомб и ракет, уже выруливали на взлетные полосы, чтобы обрушить свой смертоносный груз на головы атаковавших. Но координаты аэродрома уже были известны в штабе благодаря спутникам оптикоэлектронной разведки "Цзянбинь-3", парившим в ледяном безмолвии космоса.
        -- Ракетным установкам - боевая готовность! - прозвучала команда, и массивные четырехосные тягачи WS2400, на спинах которых покоились остроголовые "тела" ракет, остановились, занимая позицию. - Ввести полетное задание в системы наведения!
        Оперативно-тактические ракетные комплексы DF-15В были самым сильным козырем наступавших, и пришла пора пустить их в ход, парируя попытку противника вырвать инициативу. Ракеты взметнулись в небо, в землю уперлись "лапы" домкратов, а расчеты лихорадочно загружали координаты вражеской авиабазы, прописывая маршрут недолгого полета, указывая цель, которую предстояло уничтожить.
        Пуск! - раздалась новая команда, и ракеты, окутанные клубами дыма и огня, взвились в небо.
        Заостренные обтекатели, точно наконечники пик, пронзали невесомые облака. Ракеты быстро достигли наивысшей точки траектории, начав стремительнее падение к земле. Позади остались шестьсот километров, внизу простерлось летнее поле аэродрома, готового выпустить стаи крылатых машин. В точно заданный момент сработали взрыватели, раскрывая корпуса ракет, и к земле устремилась стальным градом начинка кассетных боевых частей - десятки миниатюрных кумулятивно-осколочных бомб, плотным ковром накрывших авиабазу, походившую сейчас на растревоженный улей, со всеми ее арсеналами, запасами горючего.
        Чтобы остановить натиск китайской танковой лавины, нужно было атаковать непременно, создать в воздухе карусель, когда самолеты по очереди взлетают, сбрасывают свой смертоносный груз, возвращаются на базу, где их спешно заправляют и вооружают, и все повторяется снова в бешеном темпе. Именно для того, чтобы сэкономить лишние секунды, на летное поле и были поданы бомбы, лежавшие на тележках-ложементах, и здесь же стояли рядами машины-заправщики, под завязку залитые легковоспламенимым авиатопливом.
        Падавшие на аэродром из стратосферы ракеты DF-15B успели мелькнут на экранах радаров, но даже поднять тревогу, отправить в укрытия суетившихся на летном поле техников, было некогда. Огненный столб взметнулся на сотни метров ввысь, от взрывов, следовавших так часто, что их невозможно было различить, задрожала земля, и огромный аэродром, основа обороны противника, исчез, словно погрузившись в преисподнюю.
        Лишь несколько вражеских самолетов успели взмыть в небо, вырываясь из моря огня, расплескавшегося на месте авиабазы. Выполняя приказ, пилоты, движимые жаждой мести за тех товарищей, которым поднять в воздух свои крылатые машины не удалось, легли на боевой курс. Но навстречу им уже мчались новейшие истребители китайских военно-воздушных сил J-10A. И пусть этот проект родился не в Китае, а в далеком Израиле, пусть израильской была половина авионики - вторая половина была изготовлена в России - но это были самолеты, сравнимые с лучшими аналогами США, Европы, той же России, а в чем-то даже превосходившие своих "одноклассников". И потому их пилоты смело повели свои машины в атаку.
        Зрители с земли несколько минут заворожено наблюдали за каруселью воздушного боя, кипевшего на высоте нескольких километров. Самолеты крутили головокружительные виражи, сцепляясь друг с другом в "собачей свалке", беспорядочной и беспощадной. Но китайские летчики защищали свою страну, они знали, за что идут на смерть, верили в свое оружие, и "вражеские" машины, одна за другой, выходили из боя", пораженные ракетно-пушечным огнем маневренных и мощных J-10. Ни одна бомба так и не упала на порядки наступавшей Шестой бронетанковой, и танки, неумолимо двигаясь вперед, довершили разгром. Сражение было выиграно.
        -- Восхитительно! - с восхищением качали головами спускавшиеся со специально сооруженной трибуны партийные деятели. - Грандиозно!
        -- Спектакль, - вполголоса раздраженно фыркнул стоявший рядом с Чжоу Байши генерал, штабной офицер из Пекина, сопровождавший штатских гостей. Он взглянул на своих подопечных и буркнул: - Идиоты!
        -- Главное, мы сумели доставить им удовольствие, - усмехнулся сам Байши, приблизившись к офицеру так, чтобы его слова оказались услышаны лишь ими двоими.
        -- Если бы все было на самом деле, "Апачи" и "Тандерболты" вместе с беспилотными "Предейторами" сожгли бы половину наших танков еще на нейтральной полосе. А три из пяти ракет, так эффектно ударивших по глубокому тылу врага, оказались бы на подлете перехвачены их зенитными комплексами "Пэтриот" и THAAD.
        -- Верно, - кивнул Чжоу Байши, тоже умевший отличать реальность от грамотно поставленного шоу. - Но какая часть из прорвавшихся к цели ракет при этом несла бы ядерные боеголовки? Американцам хватило бы и одного заряда, чтобы забыть о контрударе!
        Народно-освободительная Армия Китая не готовилась сражаться с американской армией на земле. Это было просто нереально. Моряки и летчики всегда были к этому готовы, сражение с США стало бы войной флотов и эскадрилий, но трудно было представить сходящуюся грудь в грудь на поле боя пехоту. Другое дело - русские. Сибири с ее просторами, так необходимыми задыхавшейся от перенаселения страны, с запасами минеральных ресурсов, была так близка и беззащитна, что, казалось, протяни только руку - и все это будет твоим. Но теперь, чтобы стать хозяевами Сибири и Дальнего Востока, китайцам пришлось бы сражаться не с русскими, а с лучшей, без сомнения, армией мира - Армией США. Но Китай не был бы Китаем, страной с трехтысячелетней историей, если бы его лидеры в решении любой проблемы полагались только на грубую силу.
        В Пекин члены Политбюро Коммунистической партии Китая возвращались в приподнятом настроении. В салоне авиалайнера Y-10 - незначительно видоизмененный "Боинг-707", далеко не новая модель, но если забыть об этом, то кажется, что летишь на лучшем в мире китайском самолете, - доставившего в столицу небольшую группу пассажиров, все время полета звучал смех, радостные голоса, шутки. Чжоу Байши, сидевший чуть в стороне от партийных деятелей, чуть морщился при этом. Его вообще многое раздражало, например, генералу, привыкшему к спартанским условиям быта, претило то, что ради пары десятков человек, пусть и стоивших каждый миллиона простых китайцев, гоняли взад-вперед огромный аэробус, рассчитанный на сто восемьдесят пассажиров.
        Сам Байши редко летал с таким комфортом, как сейчас - он больше привык к продуваемым всеми ветрами, наполненным гулом моторов грузовым кабинам транспортных Y-7 или тесноте салонов легких Y-11. И потому генерал сейчас наслаждался уютом мягкого кресла, и тишиной, царившей в салоне авиалайнера, тишиной, нарушаемой лишь по-детски восторженными голосами попутчиков.
        Генерал понимал овладевшую всеми радость, он и сам испытывал восторг, увидев мощь той армии, в которой служил уже второй десяток лет, упорно карабкаясь вверх по лестнице иерархии. Приятно знать, что ты живешь в великой стране, являешься гражданином могучей державы, способной дать отпор любому врагу. Но начальник управления радиоэлектронной разведки НОАК, первым узнававший о новшествах, придуманных потенциальным противником, трезво смотрел на вещи. Если танки пойдут в бой против настоящего, а не условного врага, это будет означать лишь одно - что все потеряно. Война, даже завершившись победой, окажется губительной для Китая. И тем людям, что летели вместе с Байши, предстояло принять такое решение, чтобы Поднебесная, избежав ненужных жертв, лишь окрепла, получив все то, в чем нуждалась нация.
        Пребывая все в том же приподнятом настроении, члены Политбюро собрались на внеочередное совещание, в отличие от большинства, не освещавшееся широко даже скупой на информацию китайской прессой. То, о чем им предстояло говорить сегодня, пока еще не могло стать достоянием публики, потому все происходило в атмосфере секретности.
        -- Товарищи, вам всем известно, что происходит в России, - начал председатель КНР, обведя взглядом разом посерьезневших, проникшихся важностью момента партийных деятелей. - Фактически можно говорить об оккупации России американской армией. Наш северный сосед перестал существовать, как фигура на политической арене, зато наш заокеанский сосед, разгромив Россию, многократно усилился. Выросло его влияние, укрепился моральный дух лидеров Америки, окончательно поверивших в свое могущество и безнаказанность. Русские своей слабостью лишь раздразнили их, готовых теперь диктовать свои правила всему остальному миру. И мы, очень может быть, окажемся следующей мишенью Соединенных Штатов. Нужно быть готовыми к этому, но сделать все, чтобы избежать прямого столкновения сейчас.
        Все закивали, зазвучали голоса, в которых восторг теперь уступил место обеспокоенности. Молчал только Чжоу Байши, который впервые присутствовал на подобном совещании, да еще и секретном, и попросту не понимал, зачем он вообще оказался здесь.
        Вслед за Председателем слово взял министр энергетики Китая. Человек, пришедший во власть не из партийных структур, а из бизнеса, успевший поработать и с русскими, и с американцами, и с японцами над совместными проектами, был напряжен и взволнован.
        -- Товарищи, ситуация в России сама по себе не так опасна для нас, - произнес министр. - Оккупировав Россию, американцы получили больше проблем, чем выгоды. Им придется налаживать там мирную жизнь, поддерживать порядок, восстанавливать систему власти, преодолевая сопротивление самих русских - далеко не все смирились с поражением, и американцы уже ощутили это. Опасно иное - теперь США контролируют огромные ресурсы, колоссальные запасы нефти и газа, на которые у нас давно имелись виды. Китай оказался с ложном положении. Мы потребляем ежегодно триста двадцать пять миллионов тонн нефти - и в качестве топлива, и как сырье для химической промышленности. При этом на своей территории мы добываем порядка ста восьмидесяти миллионов тонн, а разницу покрываем за счет импорта. Сорок пять процентов необходимого объема нефти мы вынуждены ввозить, в основном из стран Ближнего Востока, в частности, из Омана. Но в этом регионе все сильнее становится присутствие американцев. Уже сейчас, располагая плацдармами в Ираке, а теперь разместив группировку и в Саудовской Аравии, они могут с легкостью перекрыть транспортные
пути, задушив нас энергетической блокадой - без единого выстрела.
        Пока американцы ни во что не вмешиваются, но это не значит, что так будет продолжаться вечно. Основной способ доставки нефти в Китай - морем, а на море абсолютное господство у Соединенных Штатов. В Персидском заливе, Аравийском море находятся десятки их боевых кораблей, в том числе авианосцы, есть отряды боевых пловцов-диверсантов - силы, достаточные для того, чтобы все танкеры, идущие в наши порты, пустить на дно, а нефтепромыслы, питающие нашу энергетику, поднять на воздух. Наше руководство давно видело такую опасность, и потому мы всегда проявляли заинтересованность в энергоносителях из России. Проект нефтепровода "Восточная Сибирь - Тихий океан" сулил нам избавление от американского давления, возможного шантажа со стороны США. Но сейчас всем должно быть ясно, что русская нефть для нас больше недоступна. Если она и потечет куда-то из Сибири, то только на запад, через Атлантику, но не на восток. Американцы, новые хозяева природных богатств России, явно не заинтересованы в том, чтобы поддерживать нашу экономику.
        -- Нефть нужна, без нее нет транспорта, нет развития экономики, нет торговли, роста уровня жизни, - согласно произнес Председатель КНР. - Если в сельский магазин не привозят свежие продукты, народ начнет винить во всем власть. А сейчас, когда наша страна развивается колоссальными темпами, нам нужно единство своего народа! Без топлива не поплывут корабли, не взлетят самолеты, наша армия не сможет проводить учения в таких масштабах, как сейчас, а если не учиться в мирное время, то на войне мы будем проигрывать настоящему врагу. Мы были готовы покупать нефть у русских, а они - готовы продавать нам ее. Еще лучше, если бы мы брали эту нефть, как хозяева, столько, сколько хотим, ничего не платя за нее. Сибирь безлюдна, русские ленивы, не хотят работать, а китайцы готовы трудиться день и ночь. Справедливо, если бы огромный край до самого Полярного круга принадлежал нам, а не им. Но теперь у этой земли иные хозяева.
        -- Американцы укрепляются на территории России, но не контролируют ее целиком, - сообщил министр обороны Китай. Ему, в отличие от Чжоу Байши, доводилось регулярно присутствовать на подобных совещаниях, проходивших скромно, без никчемной огласки. - Однако вдоль границы на Дальнем Востоке и в Сибири размещены крупные контингенты американской морской пехоты, на нескольких русских военных аэродромах базируется американская авиация. В случае вторжения нам придется иметь дело с сильнейшей армией мира!
        -- Это исключено, - отрезал глава Китайской народной республики. - Война уничтожит нас! Армия должна готовиться защищать наши границы, а не ломать чужие! Но американцы должны уйти из России! нам нужен северный сосед, независимый, номинально самостоятельный, но не такой сильный, каким был прежде. И тогда мы возьмем все, чего ни пожелаем.
        -- Американцы не покинут Россию, пока не установят там выгодный себе режим, - заметил министр иностранных дел. - Под их присмотром уже создано новое правительство, началось воссоздание армии.
        -- Не все русские готовы смириться с оккупацией их страны! Есть люди, и их немало, уже ведущие войну с захватчиками. Именно они и прогонят прочь американцев. Наши предки исповедовали принцип "руками варваров уничтожай варваров". Это мудро. Не будь так, нашей державы, нашего народа тоже не существовало бы. Пусть освободительная борьба в России ведется все шире, пусть американцы увязнут в войне, и наконец поймут, что лучше уйти самим, отделавшись сравнительно малыми жертвами. А мы поможем тем русским, кто не готов видеть свою страну под пятой Америки! И эти люди будут благодарны нам и ни в чем не откажут после победы!
        -- Мы готовы оказать любую помощь, все, что нужно, - уверенно заявил министр обороны.
        -- Генерал, - неожиданно Председатель взглянул на Чжоу Байши, заставив того вздрогнуть, собираясь с мыслями. - Генерал, как вы считаете, чем мы можем помочь русским, сражающимся на своей земле с американскими захватчиками?
        Байши не был специалистом по партизанской войне или диверсионной тактике, его уделом была техническая разведка и то, что соприкасается с ней. И потому генерал ответил, не колеблясь:
        -- Информацией! - И, придя в себя от неожиданности, пояснил: - Мы может передавать русским данные разведки, в том числе космической, о дислоцировании сил противника. У нас уже введена в действие спутниковая навигационная система, доступ к ней для русских, лишившихся своей аналогичной системы ГЛОНАСС, и наверняка отрезанных от американской "Навстар", будет очень важен. Кроме того, средства связи с засекречивающей аппаратурой. Судя по тому, что нам известно, русских партизан немного, но, имея связь, навигацию, точные данные о положении врага, они смогут действовать эффективно и не имя численного превосходства.
        Чжоу Байши старался говорить лаконично, быстро, словно на давно прошедшем экзамене в академии Генерального штаба. И, кажется, его ответ удовлетворил главу государства.
        -- Есть ли смысл организовать поставки оружия русским?
        -- Зависит от того, что мы готовы им дать, - пожал плечами Чжоу Байши, окончательно справившийся с волнением. - Автоматов и гранат у них, очевидно, хватает. Не смогут американцы взять под охрану каждый военный городок, им для этого нужна армия численностью не меньше, чем переставшая существовать российская. А даже в одном батальоне хватит оружия и боеприпасов небольшому отряду на недели партизанской войны. Мы можем передать им то, что всегда находится на особом контроле, например, переносные зенитно-ракетные комплексы. Американцы всегда полагаются на свое господство в воздухе. Разведку ведут беспилотные самолеты, а вертолеты быстро способны доставить бойцов для организации засады на пути противника, или для облавы. С появлением у русских ракет "земля-воздух" американцы вынуждены будут принимать дополнительные меры предосторожности, а каждый сбитый вертолет или самолет будет означать падение веры в самих себя.
        Переносные противотанковые ракеты тоже могут пригодиться русским, как и ручные гранатометы, тем более, наша армия пользуется копиями оружия, созданного еще в Советском союзе, то есть знакомого и самим русским, если они просто пару лет послужили в армии. Это плюс - не нужно дополнительное обучение. Еще возможны поставки в Россию крупнокалиберных снайперских винтовок, которые при определенных условиях окажутся не менее эффективными, чем ПТУР или РПГ. У самих русских подобное оружие есть, но производится буквально поштучно, сейчас достать его их партизаны едва ли сумеют. А мы можем их завалить такими винтовками, причем под патрон русского стандарта, что снимает проблемы с боеприпасами раз и навсегда - получить патроны проще и легче, чем оружие под них. Мы создадим небольшие по численности, но оснащенные высокотехнологичным оружием группы, которые будут атаковать американцев неожиданно, сея растерянность и панику.
        -- Все это возможно, - прозвучал ответ министр обороны на не заданный Председателем КНР вопрос. - Мы можем передать русским противотанковые и зенитные ракеты в достаточном количестве, чтобы сжечь все привезенные американцами в Россию "Апачи" и "Абрамсы", можем поставить им приемники спутниковой навигационной системы "Бэйдоу", портативные радиостанции. Мы можем вооружить русских партизан!
        -- Но сперва русское сопротивление должно стать организованной силой, - предупреждающе поднял указательный палец глава правительства. - У нас есть огромный, бесценный опыт по ведению партизанской войны. Наш народ сбросил ярмо японской оккупации, избежал оккупации американской - и русской, что было вероятно в какой-то момент. Из рыхлой людской массы наши деды и отцы создали армию, и теперь мы должны помочь в этом самим русским. Генерал Байши, - взгляд Председателя впился в начальника Третьего департамента Генерального штаба. - Генерал, Политбюро поручает вам миссию в России. наша агентура вышла на нескольких человек, могущих претендовать на роль лидеров русского сопротивления, вы должны встретиться с ними, договориться о взаимодействии.
        -- Товарищ Председатель, смею напомнить, что я - специалист по технической разведке, к диверсионной деятельности я не имею никакого отношения, это не моя сфера деятельности.
        Чжоу Байши был готов выполнить любое задание партии и правительства, воспитанный в духе такой готовности с детства. Но сейчас он понимал, что так, как это сделает специалист, он сам полученный приказ исполнить не сможет, будучи в таких вопросах дилетантом, если говорить прямо.
        -- Вы и будете решать технические вопросы! Определитесь с тем, что и в каком количестве нужно русским, обговорите способы обмена разведывательной информацией, кроме того, рассмотрите возможность переправки в Россию наших специалистов по разведке, ваших людей, генерал. Радары и спутники - это замечательно, но порой стоит посмотреть на врага в упор, невооруженным глазом. Чем ближе мы будем к противнику, тем больше узнаем о нем - и тем большим сможем поделиться с русскими.
        -- Товарищ Председатель, я готов немедленно отправляться в Россию, если вы прикажете!
        -- Так и будет, - кивнул немолодой человек в очках в простой оправе, скромном костюме служащего и со стальным блеском в блеклых старческих глазах. - Наши разведчики, нелегально действующие в России, встретят вас и сведут с нужными людьми. Вы поможете русским создать настоящую армию, тайную армию, которая должна быть готова выдворить с их земли американцев. Но сперва мы попробуем сделать это бескровно, используя существующие механизмы международного права. То, что сделали Соединенные Штаты, вторгнувшись в Россию - преступление, и мы заставим вспомнить об этом весь мир. Мы потребуем созыва Генеральной Ассамблеи ООН в самое ближайшее время, и там будем настаивать на выводе американских войск из России. В этом мы не будем одиноки - усиление Америки, и без того могущественной свыше всяких пределов, не нужно никому, даже тем, кто считается верными союзниками Вашингтона. И если на Капитолийском холме не прислушаются к мнению международного сообщества, тогда придет черед действовать для вас и ваших новых друзей в России!
        Председатель КНР был прагматиком и мыслил сугубо рационально. А еще он был патриотом своей страны и понимал, возможно, больше чем кто-либо другой, как важно владеть ресурсами сейчас. А ресурсы, пусть не безграничные, были совсем близко, в России, и в какой-то момент перестали быть чьей-либо собственностью. Сами русские уже не владели своей землей, но и американцы еще не укрепились на чужой территории настолько, чтобы распоряжаться там, как у себя дома. Пока не поздно, американцев можно попросить уйти из России по-хорошему, без лишних жертв, благо принесено их было уже немало. Ну а если они откажутся, еще не созданная партизанская армия перейдет в наступление, и земля загорится под ногами у оккупантов, и тем все равно уйдут, смытые волной собственной крови.
        Секретное совещание в Пекине завершилось, оставив всех, кто участвовал в нем, еще более уверенными в правильности принятого решения. И никто еще не знал, что в точности такое же совещание, внеочередное и секретное, происходило в те самые минуты совсем близко, в Токио. Китайская народная республика ежегодно ввозила из-за рубежа чуть менее половины потребляемой нефти. Зависимость Японии от импорта энергоносителей была стопроцентной.
        Члены японского правительства прибыли минута в минуту, с точностью швейцарских часов. Вежливо приветствуя друг друга, рассаживались за длинным столом, негромко переговаривались с соседями. Появился премьер-министр, но открывать заседание не спешил. К удивлению многих, глава правительства занял не свое законное место во главе стола, а рядом с коллегами, словно сегодня, именно в этот день и час не хотел хоть чем-то выделяться из толпы.
        Все сомнения прояснились, когда в зале, отгороженном от окружающего мира, от бурлящего мегаполиса несколькими рубежами охраны, появился еще один человек. Шаркающей походкой, стараясь держаться прямо, император Акихито вошел в просторное помещение, и все, кто только что устроился поудобнее в кожаных креслах, вскочили, как первоклашки при появлении учителя, низко поклонившись и выдохнув разом:
        -- Банзай!
        Микадо, лидер японской нации, наделенный священной властью самой великой богиней Аматэрасу, прошел к пустующему месту, и, опускаясь в кресло, жестом приказал садиться так и стоявшим навытяжку министрам. Экстренное совещание правительства началось.
        -- Господа, - произнес император, обводя взглядом собравшихся министров. - Господа, наша страна в опасности. События последних недель сделали всех нас, каждого японца, заложниками американской политики. Американцы использовали нашу территорию, как плацдарм для вторжения в Россию, и только чудом русские не ответили ударом по нам, как это случилось в Эстонии. В Вашингтоне уже давно не считают нас за людей - мы для них разменные фигуры, не более. Но наша страна вынуждена подчиняться воле Америки, ведь иначе нас лишат доступа к природным ресурсам, прежде всего, к нефти. И тогда Япония погибнет.
        Император говорил размеренно, негромко, но в оглушающей тишине, воцарившейся в зале, каждое его слово звучало набатом. Министры, неподвижно застывшее за столом, видели перед собой не номинальную фигуру, дань традиции, а правителя. Память десятков поколений славных предков, настоящих самураев, верой и правдой служивших Империи, жила в их крови, заставляя прислушиваться к речи седого, но крепкого старика.
        -- Мы вынуждены закупать нефть в арабских странах - Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратах, а также в Иране, - произнес министр энергетики, когда взгляд императора коснулся его. - Раньше что-то мы получали из Китая, но китайцам теперь самим не хватает собственной нефти. В арабских же странах сильно присутствие американцев. Развернув свой флот в Персидском заливе, они полностью контролируют все перевозки, и могут перехватывать все танкеры, идущие в наши порты. Отныне мы живем с ножом у горла - или с приставленным к виску пистолетом, целиком завися от воли Вашингтона.
        -- Американцы никогда не считали нас за людей, - зло воскликнул премьер-министр, скривив лицо, точно от внезапной зубной боли. - До сорок пятого года Япония была настоящей империей, сильной, самостоятельной. Но поражение в войне изменило многое. Нам запрещено было соблюдать обычаи предков, запрещено иметь армию, чтоб хотя бы защитить свои дома! Мы приняли вместо заветов своих дедов и прадедов конституцию, написанную американцами! Русские отобрали у нас землю, отняли Курилы и Сахалин, американцы же лишил наш народ чести!
        -- Япония должна снова стать великой державой, владычицей Тихого океана, - оборвал министра император Акихито. - Но для того, чтобы претендовать на большее, чем мы имеем сейчас, нужны ресурсы, доступ к ним, которого нас нельзя будет лишить, отправив на судоходные пути пару эскадренных миноносцев! Чтобы плыли по морям наши корабли, чтобы взлетели в воздух самолеты, нужно топливо, нужна нефть. Ее нам готовы были продавать русские - они все, что имеют, готовы продать, не думая о собственном будущем. Русская нефть - рядом, на Сахалине, на земле, политой кровью японцев, несправедливо отобранной у нас.
        -- Русскую нефть хотят сделать своей собственной американцы, - заметил чуть остывший глава правительства Японии. - И они не станут делиться!
        -- Мы были готовы забрать ее у самих русских - вместе с островами, нашими островами! Господин Кавамото, ведь такие планы существовали и существуют?
        Император взглянул на командующего Силами самообороны Японии - под такой вывеской больше полувека скрывалась бывшая императорская армия. И тот, единственный из присутствовавших, кто явился на совещание в военной форме, ответил быстро и четко:
        -- Был подготовлен план комбинированной воздушно-наземной наступательной операции, имеющей целью захват Сахалина и Курильских островов. Предусматривался авиационный улар по материковой части России, базам авиации и флота. Уничтожив русские самолеты на земле, мы обеспечили бы себе кратковременное господство в воздухе, а пустив на дно хотя бы часть русских кораблей, овладели бы и морем. После этого на Сахалине должно было высадиться до пехотной дивизии, а на Курилах - воздушно-десантная бригада. Прежде, чем русские привели бы в боевую готовность свои войска, размещенные в Сибири и на Дальнем востоке, мы укрепились бы на островах, поставив противника перед необходимостью штурма, неизбежно приведшего бы к значительным потерям атакующих. Москва бы вынуждена была выбрать один из двух вариантов - контрудар с применением ядерного оружия, или же разрешение кризиса дипломатическим путем. Так уже было почти век назад, в девятьсот пятом году. Пока русские генералы отмобилизовали армию, перебросили на восток войска из европейской части страны, их царь после нескольких поражений, нанесенных нами, утратил веру в
собственную страну, согласившись на невыгодный мир при посредничестве Запад. Это вполне могло бы повториться. В конечном итоге, для русских нефть Сахалина - пустяк по сравнению с тем, что скрывает их бескрайняя Сибирь, для нас же - это глоток воды посреди раскаленной пустыни. Мы будем сражаться ради своего будущего, не жалея ничего, а вот русские... я могу позволить себе усомниться в их готовности к смерти.
        -- И этот план был выполним? Россия - могучая страна с сильной армией!
        Иной мог бы испугаться смелости мыслей командующего японскими вооруженными силами. Напасть на Россию - ядерную державу с огромной территорией, огромной армией, огромным населением, как же так, как можно решиться на такое, как можно готовиться к этом всерьез? Но микадо не чувствовал волнения - его предки раз уже одержали победу над русскими варварами, и сейчас он вполне мог повторить успех. У русских много земли, верно - но почти некому жить на ней, и японцы, задыхающиеся в пыльных мегаполисах, это знают. Население России почти такое же, как самой Японии, но расселено редко, а многие земли вообще остаются безлюдными. Ну а армия... Японские силы Самообороны оснащены лучшим оружием отечественного и иностранного производства, причем доля импортных образцов ничтожно мала - зенитные ракеты "Пэтриот", истребители "Игл", вертолеты "Кобра", причем производимые здесь, на островах, по американской лицензии, но отнюдь не закупаемые в готовом виде. Оружие русских тоже хорошее, с этим нельзя спорить, но не оружие, а храбрость и решимость того, кто держит это оружие в руках, решают исход сражения.
        Император Японии был уверен, что его подданные, потомки бесстрашных самураев, не подведут, сражаясь за микадо и свою страну, за будущее своих детей, которым можно подарить сейчас огромные просторы, полные всевозможных богатств, словно специально собранных здесь для процветания японской нации. Не сомневался в этом и генерал Кавамото, ответивший на прозвучавший в тиши кабинета вопрос своего императора решительно и уверенно:
        -- Ваше величество, Силы самообороны вполне способны были решить такую задачу! На море мы полностью превосходили флот русских. Мы имели сорок шесть эскадренных миноносцев, еще девять фрегатов, одиннадцать субмарин против русского Тихоокеанского флота - двух крейсеров, восьми эсминцев и шести фрегатов. Только по числу подводных лодок русские нас превосходили - у них было не меньше двух десятков в строю, большая часть - атомные. В воздухе - примерно та же картина, против почти трехсот наших истребителей русские имели порядка сотни "Сухих" и "Мигов". Россия сильна, у нее много кораблей, самолетов, но русская армия вынуждена защищать огромную территорию, мы же все свои силы способны быстро собрать в один могучий кулак, нанеся молниеносный и сокрушительный удар. Но сейчас это соотношение сил не имеет значения. Русского флота больше не существует - корабли и подлодки в лучшем случае стоят в своих базах под охраной американских морских пехотинцев, оставленные экипажами, а в худшем уже ржавеют на дне морском. Весь Дальний Восток русских сейчас беззащитен!
        -- Русские границы теперь защищает американская армия!
        Министр иностранных дел яростно замотал головой, словно разгоняя сгустившийся над присутствующими туман войны. Но даже он был впечатлен раскладом, изложенным коротко и емко командующим Силами самообороны. При существовавшем соотношении удар по России с целью всего лишь вернуть себе исконные территории, отнятые семьдесят лет назад соседом по праву победителя, казался вполне реальным.
        -- Всей русской армии не хватило бы, чтоб по настоящему надежно прикрыть собственные границы, - покачал головой генерал Кавамото. - Американские же войска раскиданы по всему миру, и в России сейчас сравнительно малая часть их, всего несколько дивизий, не больше полутора сотен тысяч солдат и морских пехотинцев. Этого хватит, чтобы защитить только самих себя, но не русские границы! Здесь, на востоке, большая часть американских гарнизонов - а это Третья экспедиционная дивизия морской пехоты, ранее размещавшаяся на Окинаве, - расположена вдоль китайской границы, еще они охраняют несколько баз бывшего русского флота на континенте. На Курилах американцев нет совсем, на Сахалине их несколько сотен в городах.
        -- Если от руки японца погибнет хоть один американский солдат, наша страна будет уничтожена! Разве не было трагедии Хиросимы и Нагасаки? Американцы показали, на что они способны, и нет причин считать, что они изменились сейчас. Нас задушат кольцом блокады, испепелят города атаками бомбардировщиков, и потом их морская пехоты пройдет по выжженной земле нашей страны!
        От волнения на скулах министра иностранных дел заиграл румянец, он непроизвольно повысил голос, срываясь на крик и заставив поморщиться раздраженно своих соседей. И только тихие слова императора вновь заставили его остыть, пристыжено потупив взгляд.
        -- Япония не готова и не собирается воевать с Америкой, но мы никого не боимся. Мы сильны, сильнее русских, почти столь же сильны, как и американцы. Наш флот защитит наши острова, наши летчики уничтожат девять из десяти вражеских самолетов - десятый будет сбит огнем с земли. Американцы сами помогали нам вооружаться, и знают, на что мы способны. И несколько клочков суши в океане - не та причина, по которой они отправят в очередную мясорубку тысячи своих солдат. Прошлая война, хотя закончившись для них победой, унесла много жизней. Цена той победы оказалась высока, и кто в Вашингтоне решится второй раз пойти на такое? А нам без ресурсов не прожить долго. Впереди - только страдания, медленная смерть от нехватки всего, что может быть необходимо. Если русские оказались слабы, не смогли защитить то, что им дано природой, значит, эти богатства будут принадлежать тому, кто сильнее. И я верю в силу нашего народа, нашей Империи!
        -- Банзай! Банзай! Банзай!!!
        Троекратный вопль эхом отразился от стен, заметавшись под потолком. Министры разом вскочили из-за стола, грозно вскидывая кулаки над головой, и император довольно прищурившись, произнес:
        -- Япония была и останется великой империей! - И, отыскав взглядом генерала Кавамото, приказал: - План возвращения Сахалина и Курильских островов приказываю переработать с учетом изменившейся обстановки. Окончательный вариант представьте мне не позднее, чем через неделю!
        Стрелка невидимого секундомера дрогнула, начиная свое неотвратимое движение по кругу к отметке "ноль". И для человека, считавшегося во всем "цивилизованном" Ире лишь символом, данью традициям, а в самой Японии - правителем нации, за этой отметкой, за этой чертой было лишь возрождение его страны, превращение ее вновь в могучую империю Восходящего Солнца.
        Мир еще привыкал к изменившемуся соотношению сил, к новым "правилам игры". Кто-то подсчитывал будущие доходы, предполагая, как бы выгоднее использовать плоды победы. Другие лихорадочно думали над тем, как самим ловчее ухватить лакомый кусок с бесхозного стола. Поражение России было неожиданным, вызвав нешуточную растерянность, даже шок, в мировых столицах. А в самой Москве, кажется, ничего и не заметили. Ну, или почти ничего. Все так же мчались по улицам нескончаемым потоком личные авто и вездесущие маршрутки, спешили по тротуарам горожане.
        В потоке машин лишь изредка мелькали угловатые камуфлированные "Хаммеры", но этим присутствие в столице чужих войск и ограничивалось, во всяком случае, на первый взгляд. Нигде не было видно американских блокпостов или патрулей, зато вновь появилась столичная милиция, и закрывшиеся, было, магазины, рестораны, рынки открылись вновь, наполняясь народом.
        Вещевой рынок в Мытищах не испытывал недостатка в покупателях. Люди проходили в гостеприимно распахнутые ворота, гуляя по торговым рядам, приценяясь к чему-то, долго выбирая, рассматривая товар, наконец, доставая из кошельков помятые купюры к радости продавцов. Среди последних славянских лиц хватало, но хватало и уроженцев иных краев, все больше азиатов. Так было давно, к этому привыкли, и появление еще нескольких китайцев никто, кажется, не заметил. И никому не показалось странным, что эти "новички" быстро нашил приятелей среди местных, настоящих русских москвичей.
        Двое зашли в открытое кафе, заказав у хозяина заведений, натурального таджика, даже в тюбетейке и халате, по шашлыку. А пока блюдо готовилось на раскаленном мангале, они, прихватив по кружке пива, устроились за одним из столиков, подальше от остальных посетителей. Эта пара ничем не выделялась из толпы, если не считать, что один был самым настоящим китайцем, но в Москве этим сложно было удивить кого-то. Простой трудяга в потертой спецовке, грузчик, может, подвизавшийся на строительстве чего-нибудь поблизости, он был не юн и не стар, невысокого роста, как и все китайцы, худощавый - словом, ничего примечательного, если не вглядываться особо пристально.
        Его товарищ выглядел так же неприметно, хотя те, кто был рядом, особенно, девушки, могли и запомнить молодого, подтянутого мужчину выше среднего роста, твердый взгляд серо-стальных глаз, уверенные движения, выдававшие сильного человека. Если бы не простая одежда, явно приобретенная все на том же вещевом рынке, этот мужчина лет тридцати на вид мог бы быть звездой экрана, политиком, спортсменом - принять его можно было за кого угодно, но не за того, кем он был на самом деле.
        -- Благодарю, уважаемый! - тот, кто выглядел типично по-славянски, принял из рук владельца закусочной шашлык. Его китайский спутник лишь кивнул, не сказав ничего.
        Немолодой таджик ушел, спеша к новым посетителям, а русский, обернувшись к китайцу, негромко произнес, заглядывая тому в глаза:
        -- Вы предлагаете нам свою помощь, и ничего не просите сейчас взамен. Мне кажется это странным. Моим товарищам тоже. Многие склонны к тому, чтобы не иметь с вами никаких дел.
        -- Без поддержки вы погибнете без всякой пользы, - покачал головой китаец, обнаруживая неплохое знание русского языка. Акцент, правда, никуда не пропал, но на это можно было не обращать внимание. - В схватке один на один с американцами вам не выстоять. А мы предлагаем более чем весомую помощь. Мы поможем вам создать армию, господин Громов, армию, которая изгонит с русской земли захватчиков!
        Максим Громов, сильно преобразившийся с недавних пор, сменивший дорогой, пошитый специально на него костюм на простую, неброскую одежду - и ухитрившийся под этой одеждой укрыть девятимиллиметровый Макаров" - взглянул на своего собеседника, словно пытаясь отыскать у того рога, копыта или иные "причиндалы" нечисти:
        -- Вы предлагаете действительно многое, господин Байши. Но чем мы заплатим вам потом?
        -- Верно, потом, - кивнул генерал НОАК, не отличимый внешне от тысяч наводнивших столицу гастарбайтеров. - И думать об этом станем потом, когда ваша страна вновь будет свободной! А для того, чтобы изгнать врага, вам понадобится нечто большее, чем ненависть к нему!
        Рядом играла музыка, звучали последние хиты эстрады, разумеется, про любовь. В летнее кафе, привлеченные ароматами, исходившими от мангала, заходили покупатели, уставшие бродить по рынку. Становилось людно и шумно. Жители столицы, как, кажется, и большинство русских, даже не заметили, что мир вокруг них изменился, что они живут в другой стране. Присутствие американцев, не слишком навязчивое, просто не замечали. Люди строили планы на жизнь, мечтали о чем-то, смирившись со всем, что происходило вокруг. Никто не подозревал, что два таких непохожих друг на друга человека, коротающих время за шашлыком и кружкой пива, готовят планы новой войны, войны, которая прокатится по всей необъятной России, сметая уверенного в своей полной и окончательной победе врага.
        -- Кажется, никому нет дела до судьбы страны, - с неожиданным раздражением произнес вдруг китаец, взглянув на веселившуюся публику, поглощавшую шашлыки и запивавшую все это пивом. - Едят, пьют, гуляют! Стадо, а не народ. Плевать на свою родину, лишь бы никто не посягнул на личный маленький мирок, уютный и спокойный! Вы всерьез хотите воевать за них - и умирать?!
        -- Это не лучшая часть моего народа, - выпятив челюсть, упрямо произнес Громов, взглянув в глаза Байши и выдержав его ответный взгляд, проникающий, кажется, в самые дальние уголки души. - Они просто глупы, не понимают ничего. Но есть много тех, кто ценит родину выше, чем свою жизнь, уют и покой! Их я и поведу в бой, хоть с вашей помощью, хоть без нее! Они уже сражаются с захватчиками, генерал! И готовы побеждать, и умирать ради победы, если так будет нужно!
        -- Я знаю это и прошу не обижаться на мои слова, господин Громов! Ни вас, ни ваших братьев я не хотел оскорбить, поверьте! Я здесь совсем не для этого! Освободительная война идет уже сейчас, хотя американцы скрывают факты, - произнес генерал Байши. - В лесах появились партизаны, в городах, особенно там, где американские гарнизоны малочисленны, тоже неспокойно. Но все это пока не более, чем комариные укусы - раздражает, неприятно, но можно потерпеть, а можно и прихлопнуть назойливое насекомое. Чтобы эти вылазки привели к результату, нужно подчинить действия партизан единому плану, координировать атаки, заставляя врага распылять свои силы. Вам нужно единое командование, нужно современное оружие. И я прибыл в Россию, чтобы вам все это дать!
        -- Я не возглавляю российское сопротивление, - покачал головой Громов. - Со мной лишь несколько десятков человек, а этого мало, даже если с вашей помощью вооружить их до зубов. Я не тот, кто может командовать теми тысячами партизан, что сейчас нашли укрытие подальше от людских глаз!
        -- Вы станете лидером русских партизан! Мы поможем вам в этом! Сейчас американцы возьмут под охрану оставленные вашей армией гарнизоны, склады, и те, кто сражается против захватчиков, окажутся без оружия, без боеприпасов, без всего самого необходимого, что может быть нужно солдату на войне! А мы вам дадим все это - чтобы вы дали это другим!
        Чжоу Байши прибыл в Москву так, как большинство его соотечественников - на поезде, преодолев тысячи километров Транссибирской магистрали. Прибыл под чужим именем, по чужим документам, один, без адъютантов и телохранителей, вместе с группой китайских крестьян, отправившихся в Россию на заработки. Эти простые люди так и не догадались за время поездки, с кем делили тесное купе.
        За проведенные в тесном купе дни генерал Байши успел оценить, насколько велика Россия, и насколько безлюдны края, лежащие к востоку от уральского хребта. Все, на что хватило русских - построить эту железную дорогу, и теперь к ней испуганно жались большие и малые города, а с севера над ними нависала бескрайняя тайга. Эта земля не была нужна ее хозяевам, так пусть она достанется тем, кто готов осесть на ней всерьез и надолго. Но сперва нужно было решить одну серьезную проблему - избавиться от американцев.
        -- Мы не сможем дать вам все - невозможно перевезти через пол-России снаряжения для целой армии, но самое нужное вы получите, - произнес генерал Байши, перегнувшись через столик, чтобы быть ближе к своему собеседнику, и понизив голос, будто опасался слежки. - Зенитные и противотанковые ракеты, снайперские винтовки, а главное - системы навигации и связи, то, на что уповают американцы! С этим вы даже сравнительно малыми силами сможете сражаться с врагом! Поверьте, мы знаем, что нужно, у нас огромный опыт партизанской войны!
        Громов кивнул, соглашаясь то ли со всем сказанным, толи с мыслью об опыта китайского народа, без малого десять лет партизанившего против японцев. А китайский "гость" продолжал изучать своего собеседника. Резидентура разведки Генерального штаба НОАК здесь, в Москве, постаралась на славу, выйдя на одного из тех, кто мог стать во главе русского сопротивления. Бывший менеджер нефтяной компании превратился в командира партизанской группы, на счету которой, хоть с начала оккупации и минуло совсем немного времени, уже было немало дел, а на руках - хватало крови врага. И не случайно именно его выбрали аналитики, поставившие опыт управления, которого у Громова хватало, выше даже собственно боевого опыта, хотя генерал Байши поначалу и сомневался в правильности этого.
        Ну а для самого Громова стало полной неожиданностью, когда незнакомый китайский строитель остановил его на улице, предложив встретиться с полезным человеком. Максим рискнул - и не ошибся. Только небывалая щедрость и бескорыстность китайцев пугала, заставляя с опаской смотреть на них.
        -- Мы сумеем наладить поставки того, о чем я сказал, в должном объеме, и лидеры других групп сопротивления будут получать все оружие у вас, - продолжил Чжоу Байши. - Ваш авторитет вырастет, к вам будут прислушиваться все, ведь у вас будет то, чего не будет у остальных. Мы поможем вам не только оружием, но и информацией, данными разведки. Если нужно, пришлем инструкторов. Российская армия распущена - значит нужно создать новую армию, тайную, ту, которая заставит американцев бояться, заставит их, в конце концов, убраться из России!
        -- Людей у нас хватает, и опыта у них тоже достаточно. В моей группе - это сотрудники спецслужб, в том числе бойцы антитеррористических подразделений, успевшие повоевать в разных местах. Но оружие нам не помешает, равно как и информация. Зная, куда бить, мы сможем каждую атаку проводить с максимальным эффектом!
        -- Вы все получите, - уверил Громова китаец. - И наше лучшее оружие, и указание тех целей, по которым лучше применить его. Скоро первая партия груза прибудет в Москву. Мы сможем устроить все сами и сообщим вам, когда явиться за посылкой. А вы, господин Громов, должны пока выйти на связь с командирами других партизанских отрядов, особенно тех, что действуют на севере, в зоне строящегося американцами нефтепровода. Создайте штаб партизанского движения, сплотите людей, объедините их общей целью, и будьте готовы начать наступление!
        Они покинули кафе, глядя на идущих навстречу людей с затаенным превосходством, а еще с жалостью и презрением. Превосходство - оттого, что оба, и китайский генерал, и бывший российский менеджер, знали то, о чем не догадывался еще никто во всей Москве, в России. И этих людей, пребывавших в блаженном неведении, им было жалко, ведь многим из безликой толпы придется умереть ради грядущей победы, даже не зная, зачем они расстаются с жизнями. И еще оба, и русский и китаец, испытывали презрение к той же толпе, не способной ни на что, кроме как есть и пить в свое удовольствие, забывшей о том, в какой стране они родились.
        Покидая рынок, Максим Громов по недавно появившейся привычке осмотрелся, пытаясь обнаружить возможную слежку. Ничего не заметил, да особо и не надеялся - опытного соглядатая такому дилетанту все равно не вычислить среди десятков прохожих, да и сейчас хватает техники, позволяющей наблюдать на огромном расстоянии, ничем не выдавая себя. Ну а если его захотят взять живьем, не будут церемониться, устроив настоящую облаву.
        Громов торопился - впереди было много дел. Его война началась не сегодня, и он был готов пройти весь путь до конца. Но с неожиданной помощью появился шанс не просто геройски погибнуть, но победить, вышвырнув врага прочь из родной страны. Чжоу Байши вскоре покинет Москву, так же незаметно, как появился здесь. Но он вернется, не с пустыми руками, и тогда короткий период затишья, позволивший Америке поверить в свою окончательную победу, снова сменится яростными боями. И исход их отнюдь не предрешен.
        Сентябрь 2011 - Май 2012
        Рыбинск
        notes
        Примечания

1
        "Дрон" - жаргонное наименование беспилотного разведывательного самолета

2
        "Абакан" - не название оружия, а шифр темы, по которой оно было создано. Но произносить его легче, чем "а-эн девяносто четыре", потому и произошла некая подмена понятий

3
        ЮКУ - Южнокалифорнийский университет. Достаточно престижное в США учебное заведение.