Операция 'Карантин' Виталий Забирко
        #
        Забирко Виталий
        Операция 'Карантин'
        Виталий Забирко
        Операция "Карантин"
        Вместо пролога
        Последней каплей, переполнившей чашу терпения Вадима Коробова, были два задушенных силками суслика, которых его девятилетний сын Костя принес домой и гордо водрузил на кухонный стол. Сжалось сердце Вадима, но он нашел в себе силы похвалить сына и даже показал ему, как надо свежевать убитых зверьков.
        Впервые за последние полгода в семье Коробовых на столе было мясо. Из одной тушки жена приготовила нечто вроде украинского кулеша с плохо ободранным просом и кореньями лебеды, а вторую, круто посолив, уложила в кастрюлю и поставила в погреб, чтобы завтра-послезавтра сварить какую-нибудь похлебку. Холодильник в доме уже два года не включался слишком много потреблял электроэнергии, а оплатить ее было нечем. Да и хранить в холодильнике было нечего.
        Сын сидел за столом именинником, но своим "подвигом" не похвалялся. Чтобы заставить сусликов покинуть нору, ему пришлось залить в нее два ведра воды. А вода в поселке была на вес золота. Отцу зарплату выдавали талонами на нее.
        Коробов-старший догадывался, каким образом сын добыл сусликов, но молчал. Не хотел расстраивать жену, с утра до ночи копавшуюся в огороде и чуть ли не по каплям дозировавшую техническую воду на грядки. В конце концов, может, парень умнее родителей оказался - сколько ни поливай кремнистую почву, неизвестно, будет ли хоть какой-то урожай. А так все-таки мясо, еда.
        Жена просто млела от счастья и тараторила за столом за троих.
        - Смотри, какой у нас парень вырос, не по годам смышленый! восхищалась она. - Добытчик!
        Вадим поддакивал, улыбался, но в его глазах плескалась грусть. Утер ему нос сын-пострел, накормил голодных отца с матерью, когда те еще в полном расцвете сил. Он побыстрее закончил обед и встал.
        - Спасибо, сын, - поблагодарил и ушел в свою комнату.
        Жена, почувствовав неладное, через минуту вошла следом.
        - В чем дело, Вадим? Ты что, не мог с нами посидеть? Ведь не окно у соседей Коська разбил, а взрослым делом занялся! Мог бы сегодня больше внимания ему уделить.
        Вадим тяжело вздохнул, прикрыл за женой дверь.
        - Стыдно мне перед пацаном, Тоня, - тихо сказал он. - Это я его кормить должен, а не он меня.
        Коробов-старший достал из ниши рюкзак и начал укладывать в него охотничье снаряжение: патронташ, патроны россыпью, чехол с разобранной "тулкой", нож... Оружие прикрыл легкой синтепоновой курткой, а сверху уложил скатку надувного матраса.
        - Ты куда собрался? - настороженно спросила Антонина.
        - На рыбалку, не видишь, что ли? - усмехнулся Вадим. Он обнял жену за плечи, поцеловал. - Поброжу-ка я по степи, авось что-нибудь да подстрелю. На иждивение к сыну нам переходить рановато...
        Вроде в шутку сказал, с улыбкой, но такую невысказанную тоску увидела жена в его глазах, что промолчала. Никогда ранее Вадим не позволял себе охотиться в межсезонье. Неподобающим делом считал браконьерство, да, видно, и у него терпение лопнуло законы блюсти, когда все вокруг на них чихать хотели.
        - Давай, лепешку в дорогу испеку? - предложила она.
        Но Вадим отрицательно покачал головой.
        - Спасибо, радость моя, - с наигранной веселостью сказал он. Настоящий охотник чем должен питаться на охоте? Тем, что убьет. Вот подстрелю кабана и целиком на вертеле над костром зажарю. Наемся! Ну и вам по маленькому кусочку принесу. Если останется.
        Насчет кабана Вадим так, для красного словца, сказал. Не водились кабаны в Каменной степи. Одна надежда на зайцев, да и то весьма призрачная - лето выдалось засушливым, и зайцы могли уйти в пойменные места. Правда, водились в степи еще сайгаки - завезли лет двадцать назад в качестве эксперимента, а они и прижились. Но Вадим не был уверен, сможет ли поднять на сайгака ружье.
        - Ты никак на неделю собрался? - тоже попыталась пошутить Тоня.
        - Так уж и на неделю! Жареный кабан за неделю протухнет. Ночью жди, либо завтра вечером. Как повезет.
        Вадим зашнуровал рюкзак, вскинул его на плечо, подмигнул жене.
        - Пока, родная! Жди с добычей.
        - Удачи... - вздохнула Тоня, глядя в спину уходящему мужу. Больше всего она боялась, что вернется Вадим ни с чем, усталый, голодный, со сбитыми в кровь ногами. Бог с ней, с добычей, но что ей тогда делась с его потухшим, потерянным взглядом?
        Как только Вадим вышел за порог и закрыл за собой дверь, полуденный зной будто гигантской жаркой ладонью пришлепнул его к крыльцу. На лбу мгновенно выступила испарина, во рту пересохло, глаза заслезились от нестерпимо яркого света. Вадим нахлобучил на голову кепи с большим козырьком, нацепил на нос солнцезащитные очки и решительно шагнул на раскаленный асфальт улицы.
        В былое время, когда работала гидрошахта и дорогу ремонтировали раз в два-три года, асфальт в такой день клейко плавился под подошвами и идти по нему было столь же затруднительно, как мухе по липкой ленте. Но когда шоссе прекратили подновлять, столько зеленоватой пыли из шахтных отвалов на асфальт нанесло, что он окаменел, сцементировавшись с пылью, и некогда ровная дорога теперь дыбилась ребристыми колдобинами.
        Неторопливо шагая по обочине, Вадим экономно дышал, настраиваясь на долгое пребывание под знойным небом и стараясь не обращать внимания на струившийся по телу пот. Ничего, минут через десять-пятнадцать организм адаптируется, сердце перестанет бешено колотиться, а поры кожи прекратят выделять из тела отнюдь не лишнюю влагу. Надо только переждать и задавить в себе желание вытащить из кармана платок и насухо обтереться. Иначе потению конца-края не будет.
        Прямая, как стрела, улица вела к гидрошахте и обогатительной фабрике. Вдоль дороги стояли однотипные, стандартные дома, выстроенные некогда государством для работников шахты, и если бы не номера под коньками крыш, можно было подумать, что улица бесконечна, настолько уныло и однообразно смотрелся поселок. Единственным зеленым цветом здесь было полотно дороги ни одно деревце, сколько не пытались их сажать даже в благодатные времена, когда воды было хоть залейся, на каменистой почве не прижилось.
        На территории Каменной степи испокон веков никто никогда не жил. Разве что сарматы еще до нашей эры изредка заглядывали сюда во время кочевий, но долго на бесплодных землях не задерживались. Да, возможно, гунны, а за ними почти через тысячу лет татаро-монголы пересекли степь во время своих беспримерных завоевательных походов. А может быть и нет - обошли стороной. Уж слишком безжизненным выглядело древнейшее геологическое плато, осадки над которым выпадали в лучшем случае раз в год. Практически всегда здесь держалась солнечная безоблачная погода, и именно над Каменной степью зачастую формировались антициклоны, как правило, дрейфовавшие затем на запад по следам Баламира и Батыя.
        Освоение Каменной степи началось в шестидесятые годы, когда здесь обнаружили залежи иридиевой руды, весьма важного на тот момент для государства стратегического сырья. Строило гидрошахту и обогатительную фабрику министерство обороны, курировал строительство и производство КГБ, поэтому поселок возник буквально на глазах за один год. Из районного центра Каменки, что в восьмидесяти километрах к северо-востоку, провели мощнейший водовод, и шахта заработала. Естественно, что ни на каких картах поселок со звучным названием Пионер не значился. Правда, на почтовых штемпелях поселок именовался Пионер-5, но почему именно "5", наверное, и в КГБ не знали. Вероятно для большей секретности, поскольку других номерных населенных пунктов с подобным названием в стране не существовало.
        Когда пятнадцать лет назад Вадим Коробов приехал сюда по распределению из университета преподавать в школе географию, поселок процветал. Молодому специалисту сразу предоставили бесплатный дом, из расчета, что он проработает в школе не менее десяти лет, начислили заработную плату в два раза больше, чем он получал бы в столице за тот же объем преподавательской деятельности, и Вадим, естественно, остался. Тем более что снабжение поселка продуктами и товарами осуществлялось почти как при коммунизме - то есть понятие "дефицит" здесь отсутствовало и купить можно было практически все, в том числе и по заказу, и в кредит. В отличие, скажем, от районного центра Каменки, где в магазинах на пустых полках редко можно было что-то увидеть. В общем, не жизнь, а мечта.
        И Коробов думал, что так будет всегда. Даже отказался от предложения университетского профессора, у которого делал дипломную работу, поступить в аспирантуру. К тому времени Вадим женился, и они с Антониной ждали ребенка.
        Ну а затем в стране произошли известные всему миру события, когда мерилом всех ценностей была провозглашена зеленая бумажка далекой заокеанской державы, и жизнь дала сильный крен. Причем "корабль благополучия" в поселке настолько сильно "накренился", что его положение никак иначе, как стремительным "идем ко дну", охарактеризовать было нельзя. Стратегический иридий оказался государству не нужен, поэтому гидрошахту закрыли. Естественно, обогатительная фабрика тут же остановилась сама по себе. Что ей обогащать, куда брикеты концентрата девать? В общем-то, их с удовольствием и за большие деньги купили бы развитые зарубежные страны, но как переступить запрет на вывоз из государства стратегического сырья? Нет, ФСБ за этим следила строго! Вот разве что контрабандой...
        Директор гидрошахты после закрытия производства в мгновение ока переселился в Москву, где занял какой-то ответственный пост в министерстве. А как иначе - номенклатурные работники всегда были в цене, тем более, что именно они всю перестроечную "кашу" и заварили. Поэтому борьба за обладание "наследством" в поселке развернулась между главным инженером и начальником техотдела. И борьба получилась нешуточная. Неделю в поселке гремели выстрелы, звучали автоматные очереди и даже были взорваны два автомобиля и один дом. А затем наступила тишина. По официальной версии, главный инженер вместе с рядом ведущих работников управления гидрошахты отбыл в Москву в распоряжение министерства, хотя в народе пошла молва, что бренные останки главного инженера и его соратников вместе с семьями покоятся на дне шурфа 32/бис. Но никто не проверял достоверность этих слухов - милиции в поселок въезд был заказан, а КГБ как раз перелицовывался в ФСБ. То есть не до того контролирующей организации тогда было, а потом и тем более. Объект "Пионер-5" рассекречен, производство остановлено, значит, и курировать ФСБ его не намерена,
хотя на бумагах объект все еще числился на контроле столь серьезного ведомства.
        Остался, таким образом, поселок без присмотра государственной власти, зато хозяин на него нашелся. Господин Бессонов, бывший начальник технического отдела гидрошахты, мгновенно получил в народе прозвище "Бес" за свой крутой нрав и не менее крутые порядки, установленные им в поселке. Он организовал нечто вроде подпольной артели по добыче и переработке руды в чистый иридий и нашел каналы сбыта металла за границу. На территории поселка перестали ходить какие-либо денежные знаки, кроме "бесовок" бумажек с печатями и личной подписью господина Бессонова, - на них втридорога отоваривали в единственном магазине поселка, также принадлежащем хозяину. Если "бесовок" не хватало на жизнь, можно было взять продукты в долг, записавшись в долговую книгу. Но тогда включался "счетчик" роста процентов и человек навсегда попадал в кабалу. Чтобы в таком положении оказался каждый житель, Бес настолько взвинтил цену на воду, поступавшую по водоводу из Каменки, что никакой зарплаты не хватало. А против любых проявлений недовольства имелся у Беса отряд молодых ребят, вооруженных до зубов. Поэтому об оскорблении нового
хозяина словом или действием и речи идти не могло - даже косой взгляд мог быть истолкован как неповиновение с соответствующим летальным исходом. Ну чем не крепостное право? Разве что правом первой брачной ночи Бес не пользовался, да и то, наверное, потому, что свадеб в последнее время в поселке не играли.
        Кто смог, у кого было куда или к кому - родственникам, знакомым, - тот давно уехал из поселка. Остальные влачили жалкое существование. Ну куда, спрашивается, могли уехать Коробовы, если ни у Вадима, ни у его жены никого из родственников в живых не осталось? Больно он нужен полузабытым приятелям по университету через пятнадцать лет, а уезжать просто так, наобум, не имело смысла. Кто сейчас в России пожелает востребовать учителя географии, пусть он даже по совместительству преподает и историю, и математику, и физику? Статус беженцев семье никто не даст - как можно из России в Россию сбежать? - и это значит, что придется вести жизнь бомжей. А чем жизнь бомжей "там" лучше жизни "крепостных" тут?
        Вадим прошел улицу до конца и возле здания шахтоуправления, ставшего ныне резиденцией Беса, свернул на товарный двор заброшенной обогатительной фабрики, где находились насосная станция и коллектор водовода. Здесь, у стены длинного пакгауза, где раньше складировались брикеты обогащенной руды для отправки на номерной завод по извлечению редких металлов, сидел, развалясь на стуле под навесом, разбитной парень в камуфлированной форме. Куртка на нем была расстегнута до пупа, ноги в сапогах он взгромоздил на пустой стол. Слева от парня к стене был прислонен АКМ, справа в ногах стоял ящик бутылочного пива. Парень пил пиво и усиленно потел.
        Вадим подошел к столу и остановился.
        - Ба! - нехорошо разулыбался парень. - Коробок собственной персоной пожаловал! Букварь! Никак пивка захотелось?
        Коробов хорошо знал боевиков Беса - все они у него когда-то учились. Кто оканчивал школу, а кто, как этот - Алексей Шишко, со странной кличкой Смага, - бросал, недоучившись. Кому сейчас образование нужно? Без него легче живется. Смага пять с половиной классов с трудом осилил, три года второгодником был, а поди же ты, припеваючи живет, над голодным учителем с университетским образованием издевается.
        - Нет, я пива не хочу, - ровным голосом отказался Вадим. - Я пришел за водой.
        - Ах, попить букварю хочется! За деньги или в долг водичку брать будем?
        - По талонам, - все также спокойно проговорил Коробов, не обращая внимания на фривольный тон Смаги, явно желавшего вывести из себя учителя.
        Вадим достал из кармана тоненькую книжечку талонов, вырвал один листок с печатью и подписью Беса и протянул Смаге.
        - Мне два литра.
        Смага небрежно скомкал листок и бросил его в ящик с пивными бутылками.
        - Букварю Коробку два литра питьевой воды! - постучал костяшками пальцев в окошко пакгауза над собой.
        За запыленным стеклом мелькнуло девичье лицо и тут же скрылось. Смутилась девушка, увидев своего школьного учителя.
        Алена Грошина, вспомнил Вадим. Хорошая девочка, одна из лучших учениц школы. В былое время и золотую медаль получила бы, и в университет поступила... А так... Сломали девчушку, растоптали такие подонки, как Смага.
        Окошко чуть приоткрылось, и из него высунулась рука с двухлитровой пластиковой бутылкой. Голову Алена старалась в окне не показывать, чтобы не встречаться взглядом с Коробовым.
        Смага, не глядя, поднял руку, принял бутылку и стал вертеть ее у себя перед глазами. Отдавать ее Коробову он не спешил.
        - И куды же это ты с рюкзачком собрался?
        - На кудыкину гору. Там пиво бесплатно раздают.
        - Н-да? - Смага чванливо отвесил губу. - А ты знаешь, Коробок, что в стране инфляция? И к нам эта гадость тоже докатилась. Так вот, букварь, теперь за один талон можно купить лишь полтора литра воды. Такие дела...
        Нагло глядя в глаза своему бывшему учителю, Смага свинтил крышечку с бутылки и приложился слюнявыми губами к горлышку. Однако пропущенная через цеолиты в цехе химподготовки кислая вода в него не пошла. Что после пива и не мудрено. Поперхнулся Смага, закашлялся, но выход из положения нашел быстро. Перевернул бутылку и вылил на землю около трети.
        - Теперь порядок, - проверив на свет, сколько осталось, довольно сообщил он, закрутил крышечку и протянул бутылку Коробову.
        Вадим взял бутылку, открыл и на глазах оторопевшего Смаги демонстративно промыл горлышко и пробку от его слюней.
        - Что, брезгуешь?! - окрысился Смага. - Смотри у меня, букварь, допросишься! Думаешь, я забыл, как ты меня в школьном сортире поймал, когда я "травку" втихаря курил? И как ухи мне крутил?!
        - Да, зря я тогда... - с сожалением вздохнул Вадим, засовывая бутылку в карман рюкзака.
        - То-то! - самодовольно оскалился Смага.
        - Зря я тогда "ухи" тебе не оторвал, - уточнил Вадим, спокойно глядя в злые глаза бывшего ученика.
        Смага взбесился. Ну что от "бесенка" ожидать можно, кроме подражания своему хозяину?
        - Ну ты, огрызок указки! - заорал он, вскакивая и хватаясь за АКМ. - Я из тебя сейчас решето сделаю!!!
        - А хотюнчик не надорвется? - осадил его Вадим. - Не та ты сошка, чтобы из автомата по собственному желанию в кого хочешь палить. Если меня убьешь, тебя Хозяин на этом же месте зароет.
        Коробов не блефовал - знал он, в чем его сила. Учителей и медиков Бес не трогал и своим подручным запретил. Их и так наперечет осталось - трое учителей, четверо врачей. Если школу закрыть или больницу, обязательно кому-то захочется свое чадо грамоте учить, либо у кого-то аппендицит прорвет. И тогда этот кто-то в Каменку подастся и ни на день-два, а надолго. А вот этого как раз допускать и нельзя - и без того о поселке уже ходят разные слухи, а тут в райцентре еще и живой свидетель появится, который в любой инстанции эти слухи подтвердить сможет.
        - Да я... тебя... без автомата...
        Отшвырнув АКМ в пыль, Смага двинулся на учителя.
        - Собственные зубки надоели? - фыркнул Вадим. - Фарфоровые челюсти вставить захотелось?
        Он чуть развернулся плечом в сторону парня и принял боксерскую стойку. Сейчас уроки физкультуры в поселковой школе отменили, но еще три года назад, когда учился Смага, они были и вел физвоспитание тоже Вадим. О чем и не преминул напомнить бывшему ученику.
        Протрезвел Смага в мгновение ока и застыл на полушаге к Коробову.
        - Так-то лучше, - хмыкнул Вадим, развернулся и зашагал прочь.
        И тогда в спину ему понесся отборный, площадной мат.
        - Это единственное, что я тебе разрешаю, - бросил через плечо Вадим. Хотел добавить: "Побесишься, побесишься, авось повесишься!" - но сдержался. Узнай Хозяин об этих словах, не посмотрел бы, что Коробов учитель. Злая поговорка о Бесе ходила по поселку как заклинание от черта в старину: "Тьфу, тьфу, нечистая сила! Сгинь!" И говорили ее точно так же, полушепотом, оглядываясь, разве что не крестясь.
        Вадим обошел стороной шахтный двор с навечно застывшими механизмами и оборудованием: прогнившими ленточными транспортерами, горой обсадных труб и проржавевшим гидромонитором, - по широкой дуге обогнул полигон с отвалами, куда сбрасывалась пульпа породы из гидрошахты и обедненная руда после переработки на обогатительной фабрике, и вышел во чисто поле. Никогда раньше он не ходил в степь к югу от поселка. Но никогда и не охотился посреди лета. В те далекие времена, когда гидрошахта еще работала, всех владельцев ружей перед сезоном вызывали в первый отдел и строго-настрого, под подписку, запрещали заходить в эти места. Ни для кого в поселке не было секретом, что где-то километрах в десяти на юг расположена военная база. Правда, какая именно никто не знал. Видно, очень уж непростая база соседствовала с поселком - гораздо выше по уровню секретности, чем Пионер-5. Как бы не "точка" с баллистическими ядерными ракетами стратегического назначения.
        И хотя прошло уже пять лет, как некому стало заикаться, чтобы на юг от поселка никто носа не совал, Вадим по привычке охотился в знакомых местах. Теперь же решился на вылазку на юг только потому, что знал - в известных ему угодьях сейчас живности нет. Выгнало ее оттуда беспощадное солнце, в пыль высушив всю растительность. Поэтому и решил Коробов испытать счастье в некогда запретной зоне - авось там земли получше, не такие кремнистые, и на них хоть что-нибудь да растет. А если растет, то есть надежда встретить зайца или сайгака.
        Полуденное солнце пекло немилосердно. В этот час степь напоминала лунную поверхность - настолько была безжизненной. При этом белесая кремнистая равнина сливалась на горизонте с таким же белесым небом, и от сияющего со всех сторон слепящего безумия казалось, что находишься в горниле муфельной печи. Не было обычного дрожания воздуха у земли, когда она под палящими лучами начинает "парить". Ни грана влаги не осталось в запекшейся в камень почве. И хоть и намека на подобие ветерка в степи не ощущалось, в неподвижном воздухе висела пыльная дымка. Похоже, немилосердное солнце, выпарив из степи последние крохи влаги, теперь с иезуитской жестокостью дробило ее своими лучами в пыль.
        Минут сорок Вадим шел строго на юг, пока за горизонтом не скрылись здания гидрошахты. Тогда он остановился, раскрыл рюкзак и собрал "тулку". Вставив в стволы патроны, закрыл затвор и повесил ружье через плечо. Затем нацепил на пояс патронташ и подогнал лямки рюкзака, чтобы изрядно похудевший заплечный мешок плотно прилегал к спине и не мешал при выстреле. Надежды на встречу с каким-нибудь животным практически не было, но чем черт не шутит!
        Закончив приготовления к охоте, Вадим внимательно осмотрелся. Степь на юге ничем не отличалась от степи на севере, востоке и западе. Даже сквозь солнцезащитные очки ее белесая поверхность отражала столько света, что резало глаза. А неподвижный раскаленный воздух был настолько плотным, что пыль, поднятая ногами Вадима, прямой полосой висела за ним до самого горизонта, напоминая собой сильно размытый инверсионный след самолета.
        Вадим достал пластиковую бутылку и смочил губы. Только смочил, но и этого оказалось достаточно, чтобы в горле перестало першить, а резь в глазах ослабла. Плохо, конечно, что у него мало воды - до завтрашнего вечера, как он предполагал охотиться, ее не хватит. Однако об инциденте во дворе заброшенной обогатительной фабрики он ничуть не жалел.
        Еще где-то около часа Вадим шел строго на юг, внимательно осматриваясь по сторонам. И признаков живого вокруг не было. Зато досмотрелся до того, что в глазах начало рябить, а затем заплясали солнечные зайчики.
        "Вот если бы эти зайчики были настоящими, настрелял бы - домой не унести..." - попытался шуткой взбодрить себя Вадим. Он ступил на неприметный пригорок, сделал шаг вперед и... И полетел в пустоту, не ощутив под ногами опоры.
        Пришел он в себя на дне глубокой, метров пяти, ямы, напоминавшей воронку от авиабомбы. К счастью для Вадима, падал он не отвесно, а съехал по склону на спине. Руки-ноги были целы, но затылок ушиб основательно. В последний момент ударился обо что-то твердое. Впрочем, все здесь было твердым - окаменевшие склоны ямы ничем не отличались от поверхности степи. И если воронка действительно была следствием некогда взорвавшегося фугаса, то бросили бомбу никак не позже, чем тысячу лет назад. Ну там татаро-монголы или те же гунны с ковра-самолета на бреющем полете...
        - Ни черта себе - поохотился! - пробормотал Вадим, ощупывая голову. На месте ушиба ощутимо быстро вырастала огромная шишка.
        Коробов сел и, протянув руку, поднял валявшееся рядом ружье. По счастливой случайности на стволе не осталось даже царапины, зато на прикладе появилась хорошая вмятина.
        "Надо с шишкой на затылке сверить, может, совпадут? - с издевкой подумал Вадим. - За то, что такую ямищу не заметил, не только по затылку прикладом полагается, но и промеж глаз..."
        Впрочем, заметить яму было весьма затруднительно. Отвесные лучи солнца освещали ее столь тщательно, словно вылизывали, и не то, что клочка тени, но и намека на нее на склонах не было. Сливалась воронка для зрения воедино с поверхностью, отсутствием теней на склонах сводя на нет пространственную перспективу. А тут еще пляшущие солнечные зайчики в глазах...
        Вадим достал из кармана рюкзака бутылку и на этот раз сделал большой глоток. Теплая, противная, с химическим привкусом вода, тем не менее, оказала благотворное действие. Зайчики в глазах растаяли, зато шишка на голове стала пульсировать тупой болью. Сняв кепи и очки - каким образом они при падении на голове удержались? - Вадим накапал воды в ладонь и приложил ее к затылку. Нельзя сказать, что помогло, но хуже не стало.
        "Не хватало еще сотрясение мозга получить, - поморщился он и опять изволил над собой поязвить: - А чему там сотрясаться? Те, у кого мозги были, давным-давно из поселка деру дали..."
        Он снова надел кепи и очки и немного посидел, приходя в себя, все-таки лучше устраивать привал, когда есть на что спиной опереться, чем сидеть на ровной, как стол, поверхности. Однако долго расслабляться Вадим себе не позволил. Не для того в степь выбрался, чтобы здесь прохлаждаться. Тем более, что "прохладиться" в яме под солнцем в зените даже негру не удалось бы.
        Решительно поднявшись, Вадим забросил на плечо ружье, повернулся... И застыл как вкопанный. Склон, по которому он скатился в яму, разительно отличался от противоположного. Такого просто не могло быть в Каменной степи, мертвой испокон веков. То, что увидел Вадим, представляло собой как бы рукотворную наклонную стену, аккуратно сложенную из дикого камня. Точнее кусочек стены, некогда засыпанной землей, а затем кем-то частично раскопанной. Уж слишком яма своим видом была похожа на археологический раскоп какого-нибудь архаичного Шлимана - это сколько же веков должно было пройти, чтобы склоны раскопа окаменели?
        "Наверное, это и есть та самая сверхсекретная база, - скривил губы в саркастической улыбке Вадим. - Вход из дикого камня сложен, а за ним баллистические ракеты из верблюжьего кизяка в готовности номер один моей команды дожидаются. Надо только "Сезам, открой!" сказать..."
        Вадим осторожно потрогал пальцами кладку, присмотрелся. Следы цементирующего раствора между камнями отсутствовали, так что, вполне возможно, стена была очередным капризом природы. Кому, как ни ему, географу, знать, что солнце и ветер еще и не такие нерукотворные замки созидают. Хотя с другой стороны - порода-то сланцевая, нигде вокруг подобной нет. Но и это опять ни о чем не говорит - может, потому в других местах и ям подобных нет, поскольку сланец только здесь находится.
        Он еще раз провел по сланцевой кладке рукой, словно пытаясь по методу экстрасенсов определить, прикасалась ли когда-нибудь к стене рука человека. Не определил. Либо много веков минуло, либо экстрасенс он хреновый.
        Вадим досадливо передернул плечами и тут вдруг увидел пробивающиеся в нескольких местах из рукотворно-нерукотворной кладки чахлые кустики травы. Охотник мгновенно возобладал над археологом и географом в душе Коробова. Какие к черту тайны истории, когда есть хочется!
        Ориентируясь исключительно на чисто охотничий инстинкт, он внимательно осмотрел каждый кустик, потрогал, размял пару травинок между пальцами, понюхал.
        Трава была живой. Мало того, как показалось Вадиму, один из кустиков кто-то недавно глодал. Чего только не подскажет надежда возбужденному сознанию... В эту минуту все клады мира, в том числе и за этой сланцевой кладкой, готов был отдать Коробов за тощего зайца.
        Чуть ли не стрелой взлетел он по неизвестно кем сложенной стене и едва опять не сорвался вниз, отпрянув от края воронки и прячась за ним, как за бруствером окопа.
        Метрах в двадцати боком к Вадиму стоял сайгак. Стоял неподвижно, отвернув голову в противоположную от ямы сторону.
        Медленно, не спеша, стараясь унять дрожь в пальцах, Коробов снял с плеча ружье. И мысли у него не возникло, что придется стрелять в заповедное животное, даже наоборот - досада появилась, что патроны в стволах с заячьей дробью. Заменить бы их на патроны с картечью, да некогда. Зверь ждать не будет...
        Осторожно высунувшись из-за края воронки, Вадим стал целиться сайгаку под лопатку. С такого расстояния, если попадет, и заячья дробь может уложить его на месте. Тем более что целиться из ямы было удобно - кроссовки надежно зацепились носками за каменную кладку, локти твердо упирались в естественный бруствер. Как в тире.
        И тут неизвестно почему в голову пришел эпизод из "Угрюм-реки" Шишкова, когда Ибрагим последним патроном целился в лося. И настолько навязчиво эпизод крутился в голове, что мешал сосредоточиться на выстреле. Лишний раз Вадим убедился, как плохо в теперешнем мире быть эрудированным.
        Сайгак лениво повернул голову, и Вадим поспешно выстрелил. Дуплетом, чтоб наверняка. И все же на доли секунды опоздал - сайгак прыгнул. Будто кто красной краской плюнул ему в круп - настолько кучно дробь попала в правую ляжку. Животное швырнуло наземь, но оно тут же вскочило и галопом понеслось в степь.
        Вадим выпрыгнул из ямы, на ходу перезаряжая "тулку". Однако следующий дуплет, уже картечью, прозвучал, когда сайгак отбежал метров на сто. Палить с такого расстояния все равно что в белый свет.
        "Эх, Ибрагим, Ибрагимка... - лихорадочно стучало в голове. - Ты-то на месте лося уложил, а я..." Но особого отчаяния Вадим не испытывал. С такой раной добыча далеко уйти не могла. Это сейчас, в запале, сайгак скачет, как невредимый, но вскоре рана даст о себе знать. На трех ногах от охотника не убежишь.
        Коробов снова перезарядил ружье картечью, забросил его за плечо и отправился в погоню. Особых навыков следопыта не требовалось - пыль, поднятая копытами животного, ровной, указующей полосой тянулась к горизонту и не собиралась ни опадать, ни рассеиваться. К тому же вдоль нее то тут, то там на белесой кремнистой почве ярко алели бисеринки крови.
        Где-то через километр Вадим наткнулся на большое кровавое пятно.
        "Ага! - обрадовался он. - Здесь сайгак упал. Недолго мне шагать осталось".
        Коробов позволил себе остановиться и глотнуть из пластиковой бутылки воды. В азарте погони он сбил дыхание, и пот катился градом. Экономить воду теперь не стоило, впрочем, и бездумно транжирить тоже не следовало. Целиком убитого сайгака ему не унести, придется свежевать на месте. Но и тогда потребуются немалые силы километров пятнадцать тащить на себе около пятидесяти килограммов свежего мяса. Поiтом умоешься - будь здоров!
        Вопреки предположению, что удастся быстро догнать раненое животное и добить его, Вадим все шел и шел, а добычи не видел. Раненного подобным образом зайца, он обнаружил бы уже через километр, однако о выносливости сайгака Коробов не имел представления. Первый раз на него охотился.
        Местность вокруг не менялась - все та же однообразная голая равнина, вызывавшая тоскливое ощущение, будто топчешься на месте. И все же неприятные для себя отметины на кремнистой почве Вадим увидел. То здесь, то там стали встречаться давние следы от траков армейских ракетных тягачей. А затем след сайгака и вообще вывел на разбитую траками дорогу и пошел по ней.
        Но Коробов прекращать погоню не собирался. Во-первых, следы от траков были очень давние, а во-вторых, даже если он ошибается и секретная база по-прежнему функционирует, что с ним там могут сделать? Ну задержат до выяснения личности, а ничего более серьезного инкриминировать не смогут. Зато кормить будут на время задержания. Правда, завершить охоту, конечно, не дадут... Но здесь уж как повезет.
        После того места, где сайгак упал, бисеринки крови на земле начали встречаться чаще. Это понятно - устало животное, медленней побежало. Затем кровавые капли стали попадаться все реже и реже. И это тоже было понятно и вселяло надежду, что скоро Вадим наткнется на упавшее животное - сколько-то всего крови у сайгака? А потерял он ее достаточно, пора и обессилеть.
        Однако надежда на то, что он обнаружит павшее животное еще до явно обозначенной запретной зоны, рухнула в одно мгновение, когда еще издалека Коробов увидел поперек выбитой траками дороги шлагбаум. Шлагбаум был поднят и издалека похож на допотопную зенитку, наклонно задравшую ствол в небо. След сайгака вел прямо к нему.
        Но и это не остановило Вадима. Угрюмо сдвинув брови и стиснув зубы, он упрямо продолжил преследование. Была ни была! Он и нечто вроде оправдания себе нашел на случай задержания - раз шлагбаум поднят, значит, путь свободен.
        Так, в общем, вблизи и оказалось. Шлагбаум не опускался, как минимум, лет пять. Краска на нем облупилась, и только с большим трудом можно было догадаться, что некогда его покрывали оранжево-черные полосы. Посреди шлагбаума красовался металлический круг с предостерегающей надписью: "Стой! Запретная зона!"
        Вадим облегченно перевел дух и улыбнулся. От этой надписи сейчас было столько же толку, как от надписи "Посторонним в" над дверями домика Пятачка из известной сказки Милна. Как в сказке никто не знал, кто такой этот самый "Посторонним в", так и в Каменной степи о существовании здесь некогда запретной зоны напоминал лишь предупреждающий транспарант. Зато след от сверхсекретной военной базы остался, и довольно значительный. Отсюда, от шлагбаума, база открывалась как на ладони. Точнее, ее остатки - остовы взорванных сооружений, периметр из колючей проволоки с кое-где поваленными столбами, пустой створ покосившихся ворот. Входи - не хочу!
        Сайгак захотел - его след вел через ворота. И это обрадовало Коробова. Все, конец погони. Через колючую проволоку сайгак не перепрыгнет.
        Сняв с плеча ружье, Вадим направился к воротам. Однако рано радовался. Найти раненое животное среди развалин, ощетинившихся прутьями покореженной арматуры, заваленных кусками взорванного бетона, металлическим хламом, осколками стекла, представлялось отнюдь не простым делом. И со следами здесь было сложнее - капли крови встречались то тут, то там, взбитая копытами пыль висела над всей территорией бывшей базы. Вероятно, сайгак беспорядочно метался из стороны в сторону, пытаясь найти выход. И если ему это не удалось, забился в какой-нибудь угол, где отыскать его весьма проблематично. Но отнюдь не безнадежно.
        Оценив ситуацию, Вадим первым делом взобрался на глыбу бетона у ворот и внимательно осмотрел окрестности. База занимала относительно небольшую территорию - чуть больше футбольного поля. В периметре из колючей проволоки прорех не было - на всем протяжении он представлял собой хаотическое сплетение спиралей шириной метра три, чью целостность не смогли нарушить даже поваленные столбы. И, самое главное, нигде за пределами периметра, разве только от ворот, полоски пыли над степью не висело. Не мог уйти отсюда сайгак, никак не мог.
        Вполне удовлетворенный увиденным, Коробов начал методично, метр за метром, прочесывать развалины, уверенный, что не пройдет и часа, как он будет с добычей. У ворот Вадим наткнулся на небольшой, метров десять в диаметре, котлован, засыпанный крупными обломками бетона. Вадим обошел его по кругу, внимательно вглядываясь во все щели, однако вниз спускаться не стал, опасаясь, что это взорванная ракетная шахта и обломки могут просесть вместе с ним. Далее находился фундамент какого-то, судя по обломкам стен, сферического здания, усеянный длинными узкими полосами ржавого железа вперемешку с кусками силового кабеля, разноцветными пучками монтажных проводов и битым стеклом. Возможно, это были остатки радиолокационной антенны, а может и нет. Не очень-то Вадим разбирался в технике, хотя поневоле и преподавал физику. А вот то, что увидел дальше, почти возле колючей проволоки, он знал хорошо. Под углом градусов в тридцать к горизонту здесь когда-то стояли большие зеркала солнечных батарей. От двух зеркал остались только ячеистые рамы да осколки, но зато третье, самое дальнее, чудом сохранилось, лишь пара
угольно-черных элементов треснула в своих ячейках.
        Коробов на мгновение забыл, зачем здесь находится. Восхищенно прищелкнул языком, беспечно шагнул к солнечной батарее... И провалился.
        На этот раз повезло гораздо меньше, чем при падении в яму. Летел Коробов метров шесть-семь и грохнулся на голый бетонный пол, который, как известно, не обладает мягкостью перины. Тем не менее, костей Вадим не поломал, хотя расшибся здорово.
        Первой мыслью была дурацкая: "Не слишком ли много "провалов" за один день?" Затем ее догнала не менее одиозная: "Как же я теперь мясо сайгака понесу? Меня самого, наверное, тащить надо..."
        Вадим пошевелился, и это движение отозвалось болью во всем теле. Болел левый бок, ныла кисть правой руки, саднило оба колена, кровь из расквашенного носа сбегала на пол веселой струйкой. Коробов со стоном перевернулся на спину и благодаря рюкзаку за плечами смог запрокинуть голову. В таком положении минут через пять кровотечение остановится, и можно будет встать и осмотреться. Хорошо, что очки во время падения слетели, а то от их осколков мог и глаз лишиться.
        Осмотреться получилось раньше, чем встать. Насколько понял Вадим, его угораздило провалиться в подземный бункер, точнее - во входной тамбур бункера. Воздух в провале был насыщен плотными клубами пыли, но рассеянный свет из трещины в потолке позволил оценить обстановку. Слева находился завал, и по крупным обломкам бетона Коробов догадался, что его первоначальное представление о происхождении котлована у ворот базы было неверным. Нет, не ракетную шахту там взорвали, а вход в подземелье. Вероятно, от взрыва и появилась трещина в своде тамбура, в которую Вадима угораздило провалиться. Справа, в полуметре от Коробова, высилась бетонная стена с впечатанным в нее огромным люком, чьи впечатляющие размеры и тускло блестящая металлическая поверхность внушали уверенность в его полной непробиваемости. Даже танком. А две другие стены были глухими. Вот и все помещение. Три метра длины - от завала до люка, пять метров ширины - между глухими стенами, и шесть-семь метров высоты. Каземат, одним словом, поскольку выбраться из него не представлялось возможным. Это не естественная воронка в степи с более-менее
пологими склонами...
        В пролом в потолке заглядывало солнце, тоненькой струйкой между ощетинившейся острыми зубами порванной арматуры сыпалась пыль. А поперек трещины там, наверху, лежала "тулка". Нет, чтобы наоборот: он - наверху, а "тулка" - внизу...
        В общем, веселенькая ситуация. Теперь проблему, как тащить на себе тушу сайгака, заменила другая - как "вытащить" себя из подземелья.
        Вадим с кряхтеньем сел, потрогал нос, ощупал тело. Похоже, цел. Кровь из носа уже не капала, а ушибы для взрослого мужчины почти всегда были чем-то вроде награды. По крайней мере, это стопроцентно верно для нашего дикого времени, которое осталось наверху и в которое, кровь из носу, необходимо вернуться. Кровь из носу он уже "пустил", однако до возвращения было все так же далеко.
        Коробов встал на ноги, попробовал ходить. Вроде бы нормально. Дня через два-три о таких ушибах можно и забыть. Просто повезло, что, когда летел в провал, не поранился о торчащие прутья арматуры. Однако от такого "везения" за три версты тянуло тухлятиной. Как в анекдоте, когда партнер по преферансу рассуждает по поводу смерти своего друга, умершего во время игры от разрыва сердца: "А если бы он пошел не с трефы, а с бубны, ему было бы еще хуже!"
        Первое, что пришло на ум, - сложить из обломков завала пирамиду и таким образом выбраться наружу. Вадим шагнул к обломкам, под ногами что-то хрустнуло. "Очки", - догадался он, но нагибаться, чтобы посмотреть, не стал. Если при падении они не разбились, теперь это не имело значения.
        К сожалению, идея насыпать гору и по ней выбраться из подземелья оказалась неосуществимой. Мысль была хорошая и, наверное, единственно правильная в его положении, однако все крупные обломки были намертво соединены друг с другом арматурой, а из мелких пирамиду высотой в пять метров не соорудишь. И все же где-то около часа Вадим, сбросив с плеч рюкзак, пытался насыпать гору из мелких камней и земли под проломом в кровле. Работал исступленно, не замечая ни времени, ни результатов своей работы. Остановился только тогда, когда до мелких камней через переплетение арматуры стало невозможно дотянуться.
        Он словно очнулся. Распрямил спину и с замиранием сердца повернулся. Горка получилась всего полметра высотой. Руки у Вадима опустились. Неужели все? Обидно. Обидно ощущать себя мышью в стеклянной бутылке.
        Вадим вытер рукавом лицо и чуть не содрал с него кожу. Цементная пыль, смешавшись с потом, превратилась в подобие абразивной пасты. Это сколько же драгоценной воды придется дома потратить, чтобы отмыться? Если, конечно, придется...
        - Спокойно, только спокойно, - пробормотал он. - Биться головой о стену ты всегда успеешь...
        Вадим достал из рюкзака бутылку, сделал экономный глоток. Бесцельно прошелся по замусоренному полу, увидел слетевшее при падении кепи, машинально поднял, отряхнул, надел на голову. Затем остановился у люка и стал его внимательно рассматривать. Добротный люк, как в швейцарском банке. Ни ручки, ни замка, ни штурвала, лишь с левой стороны на уровне груди находилось три прорези-окошка, блестевших темным непрозрачным стеклом. Никак иначе как пуленепробиваемым. Два окошка были узкими, горизонтальными, а одно квадратным, чуть побольше ладони.
        Именно ладони! Причем правой, потому что именно ее матовый отпечаток нечетко просматривался на полированном стекле. Понятно теперь, каким образом открывался люк. И делалось это так...
        Вадим приложил ладонь к отпечатку.
        Неожиданно окошко осветилось зеленоватым светом, и Коробов отдернул руку. Однако свечение не пропало - на флюоресцирующем фоне окошка смазанным пятном чернел дактилоскопический отпечаток ладони Вадима, где папиллярные узоры просматривались лишь местами. Отнюдь не на грязные руки был рассчитан анализатор.
        Секунд десять ничего не происходило, затем зеленое сияние погасло и красным светом замигало верхнее окошко. Неизвестно откуда послышалось шипение, и механический голос начал медленно, с натугой, будто с заедающего магнитофона, говорить:
        - И-ден-ти-фи-ка-ци-я не-воз-мож-на... Про-шу пов-тор-но при-ло-жить ла-донь... В про-тив-ном слу-ча-е че-рез пят-над-цать се-ку-у-ун-н-н...
        Звук сошел на нет, красное мигание погасло, и Вадим так и не узнал, что должно было произойти через пятнадцать секунд. Может, и к лучшему. Однако то, что электроника люка работала, поразило его. Либо где-то в подземелье имелся автономный, изрядно подсевший источник питания, либо зеркало чудом уцелевшей солнечной батареи продолжало снабжать брошенную базу электричеством.
        А дальше произошло вообще необъяснимое - вдруг загорелся зеленоватый свет в третьем окошке и люк начал медленно бесшумно открываться. Миллиметр за миллиметром. Толщина у люка оказалась порядочной - больше полуметра, и Вадим с замиранием сердца гадал, хватит ли на этот раз энергии, чтобы он открылся полностью, или произойдет то же самое, что и с магнитофонной записью? В душе затлел слабый огонек надежды - должна же быть на базе какая-нибудь рухлядь, с помощью которой он сможет выбраться в пролом!
        Энергии хватило. Видимо питание сервомотора осуществлялось по другим сетям, чем его блокировка. Узким полумесяцем открылась светящаяся щель и стала на глазах расти. Из нее дохнуло неожиданно свежим прохладным воздухом. По всем признакам энергии внутри подземелья "хватало" и на освещение, и на вентиляцию. Коробов опасливо заглянул в расширяющуюся щель и увидел черный зев теряющегося в темноте коридора, освещенного лишь у люка светом тусклой, мигающей лампы. В неверных тенях трудно было рассмотреть, сплошные ли стены или в них все-таки есть двери. Вадим напряг зрение очень уж хотелось, чтобы двери были. Еще одного разочарования он не перенесет.
        И в этот момент кто-то дернул его за штанину. Сердце Вадима екнуло, он отпрянул и увидел, как в открывшийся проем выпала мумифицированная рука трупа, лежавшего по ту сторону люка. Так сказать, привет из склепа заходи, дорогой, гостем будешь. Как завороженный, Коробов уставился на высохший труп в армейской форме. При ударе о бетонный пол остатки кожи с руки облетели, и косточки фаланг раскатились в разные стороны. Давненько, видимо, мертвец гостей поджидал.
        Люк открылся уже наполовину, и когда Вадим оторвал взгляд от трупа, то увидел, что на внутренней стороне люка светится идентификационная пластинка с четким отпечатком чужой руки, на котором просматривались все папиллярные узоры.
        "Все-таки действительно "привет из склепа", - понял Коробов. - Вот кто люк мне сейчас открыл, правда, с опозданием для самого себя лет на пять-десять... Видно, взрывы надземных сооружений базы повредили что-то в электронике, сместив в схеме какие-то элементы, и сколько покойник свою ладонь не прикладывал к анализатору, система не срабатывала. Так и умер у люка с поднятой рукой. Но вот пришел некто Вадим Коробов, приложил свою ладонь к анализатору с другой стороны, тут-то зафиксированный отпечаток ладони покойника люк и открыл..."
        "Да, но что же тогда здесь должно было произойти, чтобы человека на базе живьем замуровали?!" - запоздало поежился Вадим. Еще наверху его удивило, что базу ликвидировали словно в спешке. Обычно подобные сооружения с землей так ровняют, что место бывшего расположения базы от девственной природы не отличишь. Впрочем, если базу ликвидировали в наше паскудное время, тогда все понятно. Подумаешь, человека в бункере забыли! Его можно и на войну в Чечне списать - мало ли там солдат без вести пропало. А землю ровнять - дело кропотливое и денежное. Лучше штабному генералу дачу в Подмосковье построить, чем в бесплодной степи деньги в землю закапывать.
        Люк до конца так и не открылся. До сих пор бесшумно работающий сервомотор вдруг завизжал, заверещал, на поворотной оси затрещали электрические разряды. Затем что-то ухнуло, запахло горелой электропроводкой, и люк замер. Навсегда, как понял Коробов. И к лучшему. По крайней мере, не придется опасаться, что стоит только войти в бункер, как люк за тобой закроется.
        Забросив за спину рюкзак, Вадим аккуратно перешагнул через труп и тут увидел в левой руке покойника пистолет. А вот оружие вполне может пригодиться. Коробов нагнулся, брезгливо вытащил за ствол из руки мертвеца АПС, обтер рукоятку о штанину и только тогда проверил обойму. Из двадцати патронов в обойме осталось шесть. Интересно, в кого стрелял покойник? Или он застрелился от отчаяния? Однако в себя четырнадцать пуль даже при огромном желании не выпустишь... Впрочем, над этим лучше подумать на досуге. Сейчас самое главное найти побыстрее какие-нибудь ящики, столы, стулья и, соорудив из них в тамбуре "этажерку", выбраться из бункера. Если повезет, потом и вернутся можно. Дня так через три-четыре. Как ни противно называть вещи своими именами, но есть на заброшенной базе повод для мародерства.
        К приятному удивлению Вадима свет в коридоре автоматически зажигался по мере продвижения. В отличие от бетонного пола тамбура, коридор был застелен гладкими пластиковыми плитами, шаги по которым отдавались гулким эхом. Шаг - и свет впереди загорается; второй - позади гаснет. И эта "светомузыка" радовала, поскольку Коробов не совсем представлял себе, как бы вслепую шарил в кромешной темноте в поисках подручного материала для сооружения пирамиды.
        Дверей в коридоре было предостаточно - через каждые три-пять метров по обе стороны. Однако первые четыре двери оказались заперты на хитрые электронные замки, открывающиеся магнитными карточками. Можно было, конечно, вместо магнитных карточек в качестве универсальной "отмычки" пустить в ход пистолет, но патронов было всего ничего. Поэтому Коробов решил вначале проверить, нет ли где открытых дверей, и лишь в случае неудачи тратить патроны. Мало ли что до того может случиться.
        Первой открытой дверью оказалась где-то пятнадцатая-двадцатая. Вадим толкнул ее плечом, дверь неожиданно распахнулась, свет за ней автоматически включился, и Коробов по инерции влетел в небольшую комнату, половину которой занимала громадная монолитная установка, поражавшая обилием датчиков, кнопок и тумблеров на управляющей панели. Пять мониторов, установленных полукругом сверху, навели Вадима на мысль, что здесь находился либо телевизионный центр слежения за всеми уголками базы, либо пункт запуска баллистических ракет. Однако в это предположение никак не вписывались бинокуляры, намертво вмонтированные в наклонную панель перед пустым креслом оператора. В микроскоп оператор рассматривал ракеты, что ли?
        Вадим не стал ни гадать, ни включать рубильник на стене, чтобы проверить назначение установки. Не до праздного любопытства, когда есть хочется, а сайгак наверху может убежать. Он только подергал кресло, проверяя, можно ли его вынести в тамбур. Ничего не получилось - оно было наглухо приварено хромированными штангами к станине установки.
        Разочарованно вздохнув, Коробов вышел в коридор и толкнул следующую дверь, с удивлением отметив, что на ней электронный замок отсутствует. Это и правильно - зачем в душевой, тем более такой маленькой, рассчитанной на одного человека, ставить столь сложный замок? Достаточно щеколды с обратной стороны.
        Заглянув за дверь, Вадим усмехнулся. Щеколда имелась, а над ней красовалась странная надпись: "Берегите оборотную воду! Старайтесь, чтобы посторонние предметы не попадали в слив системы регенерации!"
        Не будь этой надписи, Коробов точно бы уже ломился в следующие двери, поскольку в душевой кроме голых стен, вентиля воды и легкой стеклянной дверцы, разделявшей душевую на две половины, ничего интересного не было. Но тут словно бес дернул его за руку. А может, предчувствие - говорят, в экстремальных ситуациях оно обостряется и никогда не подводит. Как бы там ни было, но Вадим шагнул вперед и повернул вентиль.
        Ничего не случилось. Вода, на что в глубине души он надеялся, из душа не пошла. Вместо этого на одной из дымчатых плиток, ничем не отличающейся от окружающих ее плиток кафеля, зажглась красная надпись: "Закройте дверцу кабинки!"
        Вадим послушно закрыл. И тогда гусак душа задрожал, завибрировал, и из рассекателя, чихая и фыркая, хлынула ржавая вода.
        Вид льющейся воды произвел на Коробова ошеломляющее действие. Ничто не могло отвлечь его от единственного желания - выбраться из подземелья, разыскать раненого сайгака и добить его. Но вода... Пусть ржавая, теплая, но ВОДА! В таком количестве...
        Не мешкая ни секунды, он сорвал с себя одежду и забрался за стеклянную перегородку. В конце концов, пять минут задержки ничего не решат. Конечно, пробыл Вадим под душем гораздо больше. Казалось, целую вечность он не испытывал такого блаженства - максимум, что мог себе позволить дома, так это обтирание мокрым полотенцем. А тут... Море воды, океан дождя! Минуты через три-четыре ржавая вода сошла и полилась свежая, чистая, прохладная. Кто сказал, что оборотная вода безвкусная, с запахом? Эх, не пил тот техническую жидкость, очищенную на цеолитах гидрошахты "Пионер"! Вадим просто-таки упивался водой, смывая с себя пот и грязь Каменной степи, выхаркивая из легких цементную пыль тамбура подземелья.
        И все же долго расслабляться Коробов себе не позволил. Дома ждала семья, которую нужно было кормить. Унизительное, надо сказать, положение для думающего интеллигента, когда ни почитать интересную книгу, ни заняться, к примеру, дотошным исследованием заброшенной военной базы. Времени нет. Все мысли и дела направлены только на одно - где бы раздобыть хоть какую-то еду. И так изо дня в день.
        Вадим быстро оделся, вылил, как требовала надпись на обратной стороне двери, химочищенную воду из пластиковой бутылки в сток системы регенерации, набрал свежей из душа. И продолжил поиски.
        Только в конце коридора, тянувшегося метров семьдесят-восемьдесят, еще одна дверь оказалась открытой. Почему-то в ней свет включился не мгновенно, как в душевой или комнате со странным аппаратом, и Коробов уже подумал, что здесь ему придется шарить в полумраке. Однако секунд через десять светильники все же натужно загудели, замигали и залили комнату мерцающим серым светом. То, что предстало глазам Вадима, произвело гнетущее впечатление. Здесь было нечто вроде небольшого армейского бара, в котором устроили погром. Осколки битой посуды усыпали пол, стойку бара, полки за стойкой. Один из двух легких пластиковых столиков был перевернут, рядом с ним валялось три стула. Второй столик стоял в углу, и на нем сохранилась странная сервировка: какие-то полупрозрачные судочки, больше похожие на огромные кюветы, с остатками пищи. Но не это заставило Коробова поежиться. За столом, откинувшись на спинку стула, сидел высохший мумифицированный труп. Еще два таких же трупа лежали на полу возле опрокинутого столика. Рыжие, выцветшие пятна на их полуистлевшей воинской одежде, змеящиеся трещинами дырки в плексигласе
музыкального автомата не оставляли сомнений, что здесь произошло. Сразу стало понятно, почему в пистолете мертвеца у входного люка осталось шесть патронов.
        "Повеселились тут напоследок знатно", - вяло пронеслось в голове. Впрочем, не очень-то зацепили сознание Коробова перипетии в подземном бункере военной базы то ли пяти- то ли десятилетней давности. Он наконец нашел то, что искал - столы и стулья. И был этому несказанно рад.
        Чтобы не тратить отнюдь не лишнее время попусту, мотаясь туда-сюда от тамбура к бару и перетаскивая на себе столы со стульями, Коробов решил протащить по гладкому полу коридора сразу всю мебель. Он вынес в коридор стол, перевернул его вверх ножками, установил на него второй, а сверху взгромоздил три стула. Попробовал, как это сооружение скользит по полу, и остался весьма доволен. Затем, окинув взглядом мебель, вздохнул и вернулся в комнату за последним, четвертым, стулом, на котором восседал труп. Как ни претило прикасаться к мертвецу, но и этот стул следовало взять. Для пятиметровой пирамиды, которая позволит выбраться в пролом, он обязательно понадобится.
        - Ты, мужик, извини, - сказал Вадим, взявшись за спинку стула. - Не хотел тебя тревожить, да никак не получится. А тебе, насколько понимаю, уже все равно.
        Переворачивая стул, он постарался как можно аккуратнее сбросить на пол высохший труп, но из этого ничего не вышло. Что поделаешь, не мягкое тело сползло, а кости посыпались. Остатки плоти и истлевшая одежда мгновенно обратились в облачко праха, и на полу очутился голый скелет. И как Коробов ни отводил от него взгляд, а сознание все равно зафиксировало весьма необычный череп с тяжелой нижней челюстью и громадными плоскими зубами. При жизни покойник, надо понимать, красотой не блистал и обладал весьма специфической внешностью. Вряд ли его девушки любили - может, потому и в бункер под землю полез...
        Впрочем, Вадиму до прошлого покойника не было никакого дела. У него свои дела, и весьма неотложные. Он поднял стул и увидел, что рядом со скелетом на полу лежит магнитная карточка, которая, по идее, должна открывать здесь все двери. Вероятно, выпала из рассыпавшейся одежды. Весьма полезная вещь, и непременно пригодится, когда Коробов дня через три-четыре сюда вернется. Наверняка много интересного есть за закрытыми дверями. Может, и консервы найдутся.
        Вадим нагнулся, поднял карточку и невольно вдохнул прах покойника. Будто кто молотого перца под нос сунул, таким огнем опалило носоглотку и легкие. Он закашлялся так громко и хрипло, что из глаз полились слезы. И не переварись полностью в его желудке просяная каша с мясом суслика, она бы точно сейчас очутилась на полу. Нет, определенно есть что-то хорошее в пустом желудке. Так сказать, здоровое и полезное. Например, для данного случая.
        Перхая, икая, кашляя, Вадим, шатаясь, выбрался из комнаты, достал из рюкзака бутылку воды и долго, сплевывая, промывал горло. А когда немного полегчало, он вытер рукавом лицо, схватился за ножку нижнего стола и потащил мебель к выходному люку. Без особых раздумий и не испытывая ни малейшего желания хотя бы просто для проверки карточки открыть какую-нибудь из дверей.
        И напрасно. Потому что, если бы он открыл последнюю торцевую дверь в коридоре, вошел в хранилище, а там распахнул любую из тридцати все еще работающих холодильных камер, достал оттуда одну из заиндевевших кювет, счистил с нее иней и посмотрел сквозь прозрачную крышку, что находится внутри - он бы так просто из бункера не ушел. Рано или поздно он бы вошел в тридцать седьмую комнату, раскрыл какой-нибудь из лабораторных журналов и почитал. И вот если бы он и это сделал, тогда бы с базы точно не ушел. Он непременно разыскал бы армейский склад, который находился в комнате девяносто два, вытащил оттуда как минимум три ящика тротила и взорвал бы вход в подземелье так, чтобы сюда никто никогда не смог попасть. И вот только тогда, тщательно проверив, насколько добротно он замуровал себя в подземелье, пустил бы себе пулю в лоб. Шесть патронов в автоматическом пистолете Стечкина еще оставалось...
        Но все это если бы да кабы...
        Любопытная все-таки штука альтернативная история. Вот если бы Илюшка Ульянов женился на обыкновенной русской бабе, а не на полукровке-еврейке, то, может быть, и Великого Октября не было. Или кабы Романов Колька (который Второй) в детстве от инфлюэнцы скончался, может быть более просвещенный государь Россией правил и разброда в стране не допустил. Ну а если бы Йоська Джугашвили семинарию закончил да в попы подался, то, глядишь, никто бы и не знал, что такое ГУЛаг и как эта аббревиатура расшифровывается. Или же кабы Мишку Горбачева мать в колыбельке удавила, как это сейчас делают другие матери, которым своих новорожденных детей кормить нечем... Либо кабы Борьке Ельцину вместо двух пальцев на левой руке "одну" голову оторвало... Ну чтобы тогда было?
        А вполне возможно, что тогда припеваючи жил бы да был в своем домике Вадим Коробов с женой Антониной и сыном Константином и носа бы в Каменную степь не думал совать. И горя бы не знал.
        Да беда только, что альтернативная история лишь в мыслях и на бумаге существовать может, а на практике все как было, так и остается. Ничего изменить нельзя. Иначе бы никто уже не помнил, кто такие Илюшка с Колькой да Йоськой, и Мишка с Борькой..
        И Вадим Коробов ни в какую бы историю не встрял.
        Глава первая
        - И занесла же меня к вам нелегкая, Сан Саныч, - привычно ворча, Никита вошел в бунгало, на ходу сбрасывая с плеч полиэтиленовую накидку. На джунгли сплошной стеной низвергался тропический ливень.
        Старый доктор ничего не ответил - возился с пациентом. Маленький тщедушный негр - кожа да кости, да цветастая набедренная повязка - сидел на табурете и стоически переносил операцию без наркоза на своем плече.
        Никита бросил взгляд на стол. Там, в лотке, лежали окровавленные корнцанг, скальпель и сплющенная пуля. Сан Саныч как раз заканчивал операцию, зашивая рану обыкновенной суровой ниткой.
        - Вот и все, - удовлетворенно сказал он, обильно присыпал шов стрептоцидом и наклеил сверху суконную нашлепку. Бинтов в единственном на всю Центральную Африку российском отделении Красного Креста отродясь не было. Как и антибиотиков, и анестетиков. Как и всех других лекарств, кроме аспирина, анальгина, стрептоцида и йода. Впрочем, месяц назад не было и этого.
        Негр никак не отреагировал. Сидел, безучастно уставившись куда-то в угол, и по его остановившемуся мутному взгляду легко угадывалось, что он вот-вот свалится с табурета на пол. Сан Саныч открыл пузырек с раствором аммиака, поводил им у носа пациента. Негр дернулся, отчаянно замотал головой, замахал здоровой рукой. Попытался вскочить с табурета, но Сан Саныч его удержал.
        - Кто этот пигмей? - спросил Никита. - Партизан?
        Старый доктор только покачал головой.
        - Неужели из правительственных войск? - не поверил Никита. - С каких это пор там в одних набедренных повязках щеголяют?
        - Почему, если раненый, то обязательно вояка? - возмутился Сан Саныч. - Обыкновенный мирный житель из местного племени. Шальная пуля...
        Он наклонился к пигмею и что-то спросил его на местном наречии. Негр защебетал в ответ, отрицательно мотая головой. Тогда Сан Саныч протянул ему конволюту аспирина и принялся втолковывать, что с ней надо делать. Негр внимательно слушал и кивал.
        Никита подошел поближе и известным международным жестом потер в воздухе пальцами перед лицом пациента.
        - Money-money? - встрял он в объяснения Сан Саныча.
        - Отстаньте от него, Никита! - возмутился доктор. - Какие деньги? Мы российский Красный Крест! А потом, он не из поселка, а из джунглей. Не понимает он, что вы хотите.
        - Thank you, sir, - неожиданно проговорил пигмей, настороженно заглядывая в глаза Никиты.
        Никита расхохотался.
        - А вы говорите, не понимает! Хватит вам "за спасибо" лечить, а то сами скоро ноги протянете. Учитесь у американцев, они за такую операцию три шкуры с пациента сдирают. Ваш точно бы без набедренной повязки в джунгли вернулся.
        Метрах в ста от бунгало Сяна-Сяна, как называли в поселке Сан Саныча местные жители, находился палаточный госпиталь американского Красного Креста. В отличие от российского Красного Креста, чье отделение существовало здесь еще со времен Советского Союза, американцы развернули свой госпиталь два месяца назад в связи с эпидемией "тофити" - новым, неизвестным доселе заболеванием, вспышка которого неожиданно разразилась в Центральной Африке и унесла уже около двухсот жизней. После охватившего Соединенные Штаты СПИДа, американское здравоохранение тщательно отслеживало вспышки как известных, так и неизвестных болезней по всему земному шару и реагировало мгновенно, направляя в эпицентр эпидемий исследовательские группы. Так было несколько лет назад с эпидемией лихорадки Эбола, так было и сейчас с "тофити". Рациональные до мозга костей американские медики были согласны бесплатно лечить зараженных "тофити", поскольку одновременно проводили на них исследования по созданию антивирусной вакцины. Всех же остальных пациентов, страдающих другими заболеваниями, они обслуживали исключительно за деньги. И немалые.
        - Стыдитесь, Никита! - перешел на менторский тон Сан Саныч. - У американцев какое оборудование, какие препараты! А вы мне что доставили с новой родины? Аспирин да анальгин с просроченными датами использования? И это впервые за десять лет!
        - Я же вам говорил, что остальные лекарства находятся на складе в консульстве, - отводя взгляд, пробормотал Никита. - Скоро их доставят...
        - Месяц уже прошел, как вы здесь, - и где они? - досадливо махнул рукой Сан Саныч. - Знаю я вашего консула как облупленного! Все на сторону пойдет.
        - Привезет, никуда не денется... - неуверенно пообещал Никита.
        Он уже и сам сомневался, что сопровождаемые им из России медикаменты попадут по прямому назначению. Небольшую часть он привез сразу, а основной груз консул уговорил оставить пока на складе, аргументируя свое предложение плохими дорогами, отсутствием у него транспорта и военным положением в стране, когда такой груз могут конфисковать как правительственные войска, так и мятежники. Насчет дорог и транспорта консул оказался прав двенадцать часов старый, разбитый "лендровер", буксуя, натужно ревя, то и дело застревая в грязи размытой тропическими ливнями грунтовой дороги, добирался к месту назначения. А вот в отношении возможной конфискации груза консул врал безбожно. Военные патрули противоборствующих сторон, увидев документы Красного Креста, беспрепятственно пропускали груз, даже не досматривая его на предмет провоза оружия. Наивные люди, дети джунглей. Похоже, и война для них была чем-то вроде развлечения.
        - Как же, привезет, - продолжал бурчать Сан Саныч. - От него дождешься... Он ведь из новых, как вы. Ничего, кроме денег, для него не существует. Все продаст.
        В это время пигмей тихонько встал с табурета и быстренько вышмыгнул из бунгало.
        - Стой! - закричал ему в спину Сан Саныч. - Куда!?
        - Да пусть идет, - махнул рукой Никита. - Когда вы, наконец, поймете, что как платят, так и лечить надо.
        - Что значит - пусть идет? - сурово нахмурил брови старый доктор. - Я его просил, чтобы ливень переждал. Теперь его через пару дней соплеменники на носилках с гнойной раной принесут. Хорошо, если не гангренозной... А потом, что значит, не платят? Едите вы здесь за чей счет? От вашего нового правительства я за десять лет и гроша ломаного не получил.
        - Натуральный обмен... - хмыкнул Никита. - Вы их лечите, они вас кормят. Почти как при коммунизме.
        - Много вы знаете про коммунизм! - сварливо огрызнулся Сан Саныч.
        - Да уж побольше вашего, - не остался в долгу Никита. - Вас почти сорок лет в стране не было, а я при так называемом развитом социализме пожил.
        - Это вы-то пожили?! Что вы вообще в то время видели и понимали? оседлал своего любимого конька старый доктор. - Наверное, еще школу не закончили, когда власть в стране поменялась!
        Сан Саныч не совсем угадал. Был тогда Никита студентом, но знать об этом доктору не следовало - какое такое студенчество, когда по документам Никита проходил рядовым санитаром? Ну, может, не совсем рядовым обыкновенному санитару так просто не доверят сопровождать медицинский груз, а затем еще три месяца стажироваться в российском отделении Красного Креста в Центральной Африке. Но на этот случай у Никиты была хорошая "легенда" секретарша в Московском отделении, якобы по большой взаимной любви состряпавшая ему денежную командировочку в Африку. Для большей убедительности от нее раз в три-четыре дня приходили любвеобильные письма, которые Никита по рассеянности оставлял то здесь, то там. Кстати, письма приходили с завидной оперативностью - через три дня после отправки из Москвы. Как это может происходить в стране, где идет гражданская война, международный аэропорт закрыт на карантин, а добираться по джунглям до бунгало Сан Саныча даже на машине не меньше двенадцати часов, Никита не понимал. Тем более что в России, где пока не было ни гражданской войны, ни карантина, письмо из Москвы в Подмосковье шло
как минимум неделю. Но здесь было так. Сан Саныч из природной деликатности "забытую по рассеянности" чужую корреспонденцию никогда не читал, но не только на него была рассчитана эта уловка. Однако, чем дальше, тем больше Никита убеждался, что его особа здесь никого не интересует, а тем более "забытые" где ни попадя письма. Кажется, из его миссии в эпицентр эпидемии "тофити" выходил сплошной пшик.
        Напрасно Никита завел со стариком разговор на политические темы. Сан Саныча хлебом не корми, а дай поговорить о том, как раньше было хорошо, а сейчас - плохо. Знал он о переменах в России только понаслышке, но на все имел собственное мнение. Почти сорок лет он безвыездно провел в Африке, колеся по всему континенту под флагом Красного Креста, и о состоянии в родной стране судил только по газетам да все ухудшающимся поставкам медицинского оборудования и препаратов. "Не въездным" в Советский Союз сделали его не политические взгляды, а экзотическая неизлечимая экзема, подхваченная где-то в Алжире еще в шестидесятые годы. Когда же лет через пятнадцать выяснилось, что заразиться от него экземой практически невозможно, он уже и сам не захотел уезжать. Родных у него в Союзе не осталось, к тому же за это время он превратился в настоящего трудоголика, ни дня не мыслящего себя без медицинской практики. Да и в Москве не настаивали на замене: богатейший опыт работы в Африке, помноженный на неподдающуюся сомнению лояльность, сделали его незаменимым специалистом. Когда же в Африке из-за отсутствия субсидий одно
за другим стали закрываться отделения Красного Креста Советского Союза и все сотрудники покинули континент, Александр Александрович Малахов остался. Остался здесь, на месте своего последнего назначения, то ли доктором, то ли знахарем, то ли колдуном. Наверное, и тем, и другим, и третьим, поскольку нужда заставила лечить людей как традиционными, так и народными методами. Пару раз с медикаментами ему помогла католическая миссия, один раз что-то перепало от Армии спасения, кое-что иногда поступало из международного центра Красного Креста. Однако все это были крохи. В основном приходилось пользовать больных местными травами, настойками, иглоукалыванием, несложными хирургическими операциями. Поэтому в своих политических воззрениях старый жилистый доктор основывался на наивных постулатах: если при Советском Союзе он мог помочь больному, а сейчас, когда все зарубежные филиалы бывшей сверхдержавы перешли под юрисдикцию России, нет, значит, Россия с ее политикой не государство, а дерьмо. Во всевозможных с этим словом сочетаниях. И костерил старый доктор новую родину и в хвост и гриву.
        Никита слушал его вполуха - за месяц пребывания в джунглях он выучил все сентенции Сан Саныча чуть ли не назубок. Надоели они ему хуже горькой редьки, однако виду не показывал. Как и положено санитару, молча убрал стол, вымыл инструменты, уложил в стерилизатор и поставил его на бензиновую горелку.
        - Полноте, Сан Саныч! - наконец с укоризной сказал он. - Я, наверное, в пятый раз слышу, как вы самоотверженно и бескорыстно трудились в Сомали во время засухи. Только времена-то переменились, и за просто так сейчас никто ничего не делает.
        Он вынул из заднего кармана шорт плоскую бутылку виски и поставил на стол.
        - И вот тому лишнее доказательство. - Никита с хитрой улыбкой подмигнул доктору.
        Сан Саныч разулыбался - как и любой практикующий врач он был не против пропустить рюмку-другую. Так сказать, для профилактики.
        - Опять у американцев уколами подрабатывали? - спросил он.
        - Само собой. Что умею, то продаю. Умею уколы делать - так почему это умение не продать? Тем более, что у американцев рук не хватает. Вы-то больных "тофити" не лечите...
        - Занесете мне еще эту заразу... - сокрушенно покачал головой Сан Саныч, однако в его взгляде не было и тени тревоги.
        - Никак нет, - бодро парировал Никита, освобождая плод манго от косточки и нарезая мякоть в чистый поддон. - Главврач госпиталя доктор Брезенталь утверждает, что радикальнее средства, чем алкоголь, от "тофити" не существует. Ни один из алкоголиков в поселке не заразился.
        Доктор поставил на стол две мензурки, придвинул поближе плетеные кресла, и они сели. Никита свернул с бутылки пробку, налил в мензурки на два пальца. Сан Саныч потянулся было к мензурке, но неожиданно хмыкнул, отвернулся, взял с манипуляционного столика иглу от шприца и протянул Никите.
        - Что, опять?! - возмутился Никита. - Где?
        - Левая рука. Возле локтя.
        Никита посмотрел. У локтя на руке виднелась небольшая, чуть больше сантиметра, покрасневшая припухлость - древесная пиявка почти полностью успела внедриться под кожу, и наружу торчал лишь кончик плоского зеленовато-коричневого хвостика.
        - Осторожнее извлекайте, - посоветовал доктор. - Не спешите. Если хвостик оборвется, мне придется скальпелем орудовать.
        - Да знаю я! - огрызнулся Никита. - Ученый... Все тело в шрамах... Он примерился, проткнул хвостик паразита иглой и начал потихоньку вытягивать его из-под кожи. - И почему вас пиявки не кусают?
        - Это не пиявка, а нематода, - ушел от прямого ответа Сан Саныч. - Вы пьете мой отвар?
        - Пью... А толку? Сами видите...
        - Отвар не от нематод, а от их личинок, если нематоды оставят в вас яйца. Или вы хотите заболеть бледной немочью?
        - Африка... - распаляясь, раздраженно бурчал Никита. - Экзотика... Жара пополам с проливными дождями... Духота, полчища насекомых, змей, крыс... Романтика!.. У меня такое впечатление, что все исследователи Африки... начиная с Ливингстона... были либо сумасшедшими... либо у себя дома... в Европе, Америке или где там еще... с детства жили в трущобах, где тоже насекомые, крысы и змеи кишмя кишели... Иначе откуда такие восторги... охи-ахи... по Африке?.. Признайтесь, доктор, вы тоже в подвале родились с крысами, клопами в вшами? А?.. Вот!
        Никита наконец извлек нематоду из-под кожи и торжественно протянул иглу доктору. Сан Саныч нацепил на нос очки, внимательно рассмотрел паразита.
        - Молодец! - похвалил он Никиту. - Научились вытаскивать целиком. Кстати, Ливингстон тоже был врачом, и именно он является первооткрывателем Центральной Африки.
        - Лучше бы он ее закрыл. Вместе с нематодами.
        Никита окунул кончик платка в мензурку с виски, протер ранку, а затем замазал ее клеем БФ.
        - Все. - Он поднял мензурку. - Как это там говорится: не пьем, а лечимся?
        - Нет, - покачал головой Сан Саныч. - Поехали.
        И по-русски, одним махом, опрокинул в себя виски. Иных тостов, кроме "гагаринского", он не признавал. Этот тост был тем единственным светлым пятном, которое еще признавали в мире за заплеванным, затоптанным всеми и вся социализмом. А для старого доктора это было все, что осталось от его родины.
        Никита тоже выпил, зажевал долькой манго.
        - Кто-то идет, - вдруг сказал доктор.
        Сквозь беспрерывную канонаду тропического ливня по крыше бунгало Никита ничего не смог расслышать, но Сан Санычу верить стоило. Научился он у местных жителей дифференцировать звуки, причем до такой степени, что угадывал шаги знакомых людей.
        - Кто? - спросил Никита. - Новый пациент?
        Несколько мгновений Сан Саныч молчал, затем ухмыльнулся.
        - Нет. Ваш "закадычный" друг. Стэцько.
        - Ох... - застонал Никита и схватился за голову.
        Стэцько Мушенко был его головной болью. По убеждениям - ярый украинский националист, по призванию - вечный рейнджер. Коренастый, мрачный мужик лет сорока, с одутловатым лицом, вислыми усами запорожского казака, большим пористым носом и маленькими глазками, в которых навсегда застыли недоверчивость и подозрительность. Во всех бедах мира туповатый рейнджер винил исключительно Москву и поэтому где только было можно пресекал "гегемонистические" поползновения "москалей" с автоматом в руках. Три года он провоевал в Чечне против российских войск, а затем непонятно почему завербовался в Центральную Африку. Никак иначе и здесь отстаивал "нэзалэжнисть" нэньки Украины от России. Языков, кроме своего родного, украинского, он не признавал, да, похоже, по природным данным и не был способен к обучению. Поэтому служить в Африке ему было туго. В бунгало Сан Саныча он приходил где-то раз в неделю, но тянула его сюда отнюдь не тоска по родине или возможность переброситься с братьями-славянами парой фраз, а нечто совсем иное. Сам вид российских медиков доставлял ему садистское удовольствие, подпитывая огонь
затухающей в Африке ненависти к "москалям". Этакий запущенный клинический случай сверх обостренной националистической паранойи.
        К Сан Санычу Стэцько относился более-менее снисходительно: время изрядно потрудилось над старым врачом - морщины, потемневшая, задубевшая в тропиках кожа, курчавые седые волосы делали его похожим на аборигена. А вот Никиту, на круглом лице которого будто стояла печать чистокровного "русака": голубые глаза, русые волосы, нос картошкой - Стэцько ненавидел лютой ненавистью. Не помогла и придуманная Никитой на ходу "сказка", что его мать была чистокровной украинкой. Эта "новость" наоборот подлила масла в огонь. "Эч, москали, як наших дивчат паскудять!" - заключил Стэцько и впредь Никиту иначе как "шпыгун" или "пэрэвэртэнь" не называл.
        Приходил Стэцько обычно во время тропического дождя, лившего словно по расписанию с двенадцати до двух часов дня, приносил с собой литровую бутылку технического спирта, практически сам ее выпивал, изредка, наверное, для куража, наливая российским медикам, а уходил, как только дождь прекращался. Разговор между тремя славянами получался тягомотный, пустой и тоскливый. Трудно разговаривать с человеком, который видит в тебе прежде всего мишень.
        Когда Никита поинтересовался у Сан Саныча, почему Стэцько приходит только в дождь, он услышал любопытную информацию, в которую вначале не поверил. Оказывается, военные действия здесь велись строго по графику: с восьми утра до двенадцати, а затем с двух до пяти вечера. Так сказать, с перерывом "на обед" на время ливня. При этом график соблюдался строго и неукоснительно, будто рабочее время на предприятии. Ни капли не веря этому, Никита изволил пошутить: "А как профсоюз смотрит на штрейкбрехеров?", на что Сан Саныч Малахов лишь пожал плечами. Однако со временем Никита убедился в правдивости слов доктора. Действительно, эхо автоматных очередей раздавалось только в указанные часы. "Та-та-та-та!" - дятлом стучал автомат правительственных войск. "Та-та!" - отвечал ему автомат мятежников. И сразу было понятно у кого патронов больше. Видимо и платили за "работу" строго по часам, потому что Стэцько неукоснительно соблюдал воинскую дисциплину и никогда не позволял себе задерживаться после окончания "обеденного перерыва". Оно и к лучшему - даже двух часов его пребывания в российском отделении Красного Креста
хватало, чтобы в бунгало до самого вечера царила тягостная атмосфера.
        Никита непроизвольно бросил взгляд на часы и удивился.
        - Однако наш "приятель" сегодня не пунктуален, - кисло усмехнулся он. - Без двадцати два. Может, что-то случилось?
        Сан Саныч равнодушно пожал плечами. Долгая врачебная практика приучила его относиться ко всем людям как к потенциальным больным. Всех он жалел и привечал. К тому же жизнь в Африке сделала из него многопрофильного специалиста: поневоле приходилось быть и стоматологом, и окулистом, и хирургом, и дерматологом, и акушером... Единственной врачебной профессией, которой он здесь не овладел, была, пожалуй, специальность психотерапевта. А Стэцько Мушенко нуждался именно в таком специалисте, почему и не вызывал у Сан Саныча естественного для врача сострадания. Впрочем, может еще и потому, что случай был запущенный и безнадежный.
        Мушенко появился в проеме двери, как маньяк в фильмах ужасов. Без обычной плащевой накидки, в насквозь мокром камуфлированном комбинезоне он стоял, раскорячившись, вцепившись руками в притолоку, и, покачиваясь, обводил комнату мутным диким взглядом. На шее болтался югославский автомат "застава", из надколенного кармана торчала открытая бутылка спирта. Очевидно, не первая, потому что обычно, оприходовав в бунгало свой литр, Стэцько выглядел вполне сносно. Сейчас же он был пьян "в дым".
        - Здравствуй, Стэцько, - ровным голосом сказал Сан Саныч. - Что стал в дверях? Проходи.
        Он пододвинул к столу третье плетеное кресло.
        Никита только кивнул. Чтоб не накалять обстановку лишними словами.
        Мушенко еще немного покачался, затем с натугой выдавил из себя:
        - Сыдытэ, гады... Москали...
        Он наконец оторвал руки от притолоки, грузно прошел к столу и упал в кресло.
        - Сыдытэ... А там людэй вбывають! - с надрывом выкрикнул он, выхватил из надколенного кармана бутылку и отхлебнул.
        - У тебя друг погиб? - спросил Сан Саныч.
        - Братку мого вбылы... Ридного! - сорвался на крик Стэцько, обводя российских медиков сумасшедшими глазами, будто именно Сан Саныч с Никитой были повинны в смерти его брата.
        - Что поделаешь, война... - сочувственно вздохнул Сан Саныч.
        - Яка там вийна?! - ошалел было Стэцько, но вдруг сник, повесил голову. - У ридному сели вбылы... Седни лыста з дому одэржав... - Он достал из кармана мокрый конверт, тупо посмотрел на него и снова спрятал. Пыячилы воны з сусидою... тэ, нэ тэ... Щось миж собою нэ подилылы... Ну й сусида братку мого... зарубав. Сокырою*..
        Он поднял глаза и увидел на столе две пустые мензурки. Нетвердой рукой плеснул в них спирт, ожег медиков яростным взглядом и сипло приказал:
        - А ну, пыйте, москали, за упокой души мого брата! Ну?!
        Губы Сан Саныча чуть дрогнули в беззвучном шепоте, и он спокойно, не торопясь, выпил. Умел пить старый доктор чистый спирт.
        Никите показалось, что по губам он угадал короткое напутствие Сан Саныча брату Стэцька, однако сам экспериментировать не стал. Противно было ощущать себя униженным, но из роли обыкновенного санитара выходить не стоило. Пока, по крайней мере.
        - Земля ему пухом... - пробормотал он и тоже выпил. Спирт мгновенно высушил горло, Никита заперхал, закашлялся; давясь, проглотил дольку манго.
        По мрачному лицу Стэцька скользнуло нечто вроде сурового удовлетворения. Он приложился к горлышку бутылки, запрокинул голову и всосал в себя остатки спирта подобно Мальстрему. С гулом в луженой глотке и "водоворотом" в бутылке. Пару секунд Стэцько сидел неподвижно, затем издал нечто вроде сиплого рыка, метнул пустую бутылку в стену, вскочил, как ошпаренный подбежал к открытой двери и стал палить из автомата в небо.
        Когда патроны в рожке закончились, он обернулся и, потрясая автоматом, прорычал:
        - Оцэ б и вас так, москалив... Усих разом...
        И выскочил вон.
        Буквально сразу дождь в джунглях прекратился. Будто кто пробку в небесах заткнул.
        Никита прокашлялся, положил в рот еще одну дольку манго.
        - Похоже, до конца командировки мне не дожить... - раздумчиво проговорил он, ощущая, как пьяная дурь спирта затуманивает сознание.
        - М-да, - то ли согласился, то ли просто отпустил междометие Сан Саныч. - И чего вы все так в Африку рветесь? Дома бы со своими проблемами вначале разобрались...
        - Кто - вы?
        - Что значит, кто? - вскинул брови доктор. - Вы, Стэцько. Как я понимаю, дома у вас сейчас нечто вроде мясорубки, а вы еще и сюда свои проблемы тащите...
        - Насчет мясорубки это, конечно, сильно сказано, - хмыкнул Никита, но и со здешней войной не сравнить. Каковы, например, здесь военные потери за два месяца? Отвечаю - по данным ООН, двадцать шесть человек с обеих противоборствующих сторон. Из них семнадцать раненых. Так что здесь рай по сравнению с криминальной стрельбой в России. Ну разве что за эти два месяца двести человек от эпидемии "тофити" скончалось, так это уже по другой статье проходит.
        - Знаете что, Никита, я вам на это отвечу? Покушайте хорошенько, неожиданно посоветовал Сан Саныч, выкладывая на стол лепешки и вяленое мясо. - А то смотрю, захмелели вроде, чушь нести начинаете.
        - Может, и охмелел, - согласился Никита, отламывая кусок лепешки и следуя совету доктора. Однако его все же понесло: - Но вы меня со Стэцьком в один общий дом не сажайте. Разные у нас дома - Россия и Украина. Знаете, что он первым делом сделает, когда к себе, на Украину, вернется? Нет? Так я вам скажу. Пойдет "до сусиды" и... И напьется с ним вдрызг. И будет потом с ним песни орать и планы строить, как "клятым москалям" за брата отомстить, поскольку это они виноваты, это все их козни, что "сусида" на брата топор поднял. Вот.
        - Кушайте, кушайте, - увещевал Сан Саныч. - Хотите, я вам кофе сварю?
        Никита замолчал.
        "Что-то я расклеился, - подумал он. - Ну что мне стоило этому законченному националисту шею свернуть? В один момент. Причем сделать это так, что и доктор бы ничего не заподозрил. Однозначно решил бы, что исключительно в целях самообороны.. "
        - Кофе? - переспросил он и кивнул. - Кофе буду.
        "Прав доктор, чушь ты городишь... - продолжало крутиться в голове. - И на словах, и в мыслях. Если шею Стэцьку свернуть, тогда на своей миссии можно ставить жирный крест. А это плохо, несмотря даже на то, что результаты расследования, похоже, ничего положительного не выявят. Конечно, отрицательный результат - тоже результат, но точку пока ставить рано..."
        Кофе пили на веранде. Никита взял себя в руки, насухо вытер стоящий там столик, вынес плетеные кресла. Бунгало построили в чаще джунглей лет пятнадцать назад в пятистах метрах от деревни - ближе запрещало табу. Сейчас, когда знахарь Сяна-Сяна стал для жителей деревни как бы своим, можно было перенести бунгало и поближе, но у доктора Малахова не было на это ни средств, ни, честно говоря, желания.
        Кофе пили молча - парная духота джунглей, окружавших бунгало со всех сторон, не располагала к разговорам. Мерный рокот тропического ливня сменился дикой какофонией всего живого. Джунгли свиристели, душераздирающе орали, замогильно ухали, абсолютно заглушая шелест капели с полога леса после недавнего дождя. Изредка издалека доносилось стрекотание автоматов. Свайная постройка в какой-то степени защищала от нашествия змей и грызунов, но от насекомых спасения не было. Никита то и дело щелчком сшибал со стола крупных, наглых жуков. Впрочем, сшибал машинально, больше по привычке месяц, проведенный в джунглях, позволил более-менее адаптироваться к необычным условиям, и таракан в супе уже не шокировал его.
        Следующим за пигмеем и Стэцьком визитером был посыльный из деревни. Он принес свежие новости и корзинку с провизией - своего рода паек знахаря, ежедневно передаваемый сюда старостой. Провизию - жареных цыплят, лепешки, фрукты - Никита попробовал сразу, а новости узнал чуть попозже, когда посыльный ушел. Говорили они с Сан Санычем на местном наречии, которого, естественно, Никита не знал.
        - Еще двоих из деревни госпитализировали, - вздохнул доктор, доставая из корзинки цыпленка. - Кстати, почтальон заболел, так что не ждите скоро писем. А по моему профилю вроде бы больных нет... Либо и они к американцам подались.
        Он положил цыпленка в глиняную миску, оторвал ножку, но есть не стал. Внимательно, чересчур внимательно посмотрел в глаза своему санитару и вдруг предложил:
        - Никита, а как вы смотрите на то, чтобы мы еще по пять капель? Так сказать, для профилактики? Вам не повредит?
        Вообще-то доктор пил мало - мензурку-другую в день, не больше. Но, видно, сильно зацепило его профессиональную гордость то, что, не взирая на его умение, знание и долголетнюю практику, местные жители предпочли обращаться к новоявленным докторам.
        - Ну что вы, доктор! Нисколечко! Вы же сами знаете... Это технический спирт мой организм не переносит, а доброкачественный продукт принимает за милую душу!
        Никита сходил в бунгало, принес оставшееся виски и мензурки, и они выпили.
        - Подобный случай у меня в Нигерии был, году так в семидесятом... начал одну из своих бесконечных историй Сан Саныч, с аппетитом закусывая. Там тоже какая-то эпидемия была, уж и не помню точно. Да... Так вот, стояли наши госпитали рядом. То есть наш, советский, и французский. Мы, естественно, с утра до ночи пациентов принимаем и с ночи до утра их обслуживаем. То есть, как и положено, круглые сутки и, само собой, бесплатно. А французы нет, французы не так работали. Только днем, с восьми до четырех, и исключительно за деньги. Да... Так вот, самое поразительное и обидное для нас знаете, что было? Отношение местных жителей. Нас, поскольку мы с пациентами как прислуга нянчились, они за людей не считали. Так, низший сорт. А к французам с уважением относились, при встрече кланялись, господами называли. А как же иначе? Люди себе цену знают, значит, настоящие доктора! Не то, что эти, которые за всеми судна выносят... Да...
        Сан Саныч задумался. И задумался настолько глубоко, что следующего визитера первым услышал, точнее увидел, Никита. Хотя и услышать его тоже было не мудрено - грузный мужчина в плащевой накидке с баулом в руках пробирался сквозь заросли со стороны американского госпиталя с неуклюжестью слона. Так по джунглям мог ходить только белый человек.
        - Сан Саныч, к нам гости! - вывел доктора из состояния задумчивости Никита.
        Сан Саныч оглянулся и несколько мгновений разглядывал незнакомца.
        - Американец... - определил он. - Вынесите-ка, Никита, еще одно кресло. Да, и приберите, пожалуйста, на столе, а то насвинячили, неудобно как-то...
        - Ну поня-ятно! - с сарказмом протянул Никита. - Кто мы, а кто они? Как это вы только что о Нигерии рассказывали - гос-по-да...
        Однако просьбу доктора исполнил.
        К тому времени человек уже выбрался из джунглей на полянку перед бунгало и стоял, тяжело переводя дух. Был он тучный, рыхлый, по всему видно, страдал явно выраженной одышкой, и поход по джунглям дался ему с трудом.
        - Ба! Доктор Киллигру! - приветствовал его Никита. - Добрый день. Какая судьба? Гулять?
        Английский язык Никита знал хорошо, но специально коверкал его, низводя свою речь до инфинитива. Иначе, что это за санитар такой, который владеет английским в совершенстве?
        - Добрый день, доктор Сяна-Сяна! - задрал голову доктор Киллигру. Добрый день, Никита!
        - Здравствуйте, Джон! - ответил на приветствие Сан Саныч, вставая с кресла. - Поднимайтесь к нам.
        - Вы знакомы? - с удивлением посмотрел на Малахова Никита. Насколько он помнил, Сан Саныч ни разу в американский госпиталь не ходил.
        - Да. Когда они госпиталь разбивали, все со мной перезнакомились. Ну а потом... Сами понимаете...
        Доктор Киллигру, волоча странный баул, похожий на сосуд Дюара, с трудом взобрался по лестнице на веранду, пожал хозяевам руки.
        - Будьте гостем, Джон, - сказал Сан Саныч, - присаживайтесь.
        - Спасибо.
        Доктор Киллигру сбросил плащевую накидку на перила веранды, поставил у ног "дюар", тяжело плюхнулся в кресло и, отдуваясь, принялся вытирать лицо платком.
        - Ну и дебри, - оправдывался он. - Лучше три мили по шоссе пройти, чем триста футов по джунглям!
        - Какими судьбами к нам? - поинтересовался Сан Саныч, тоже присаживаясь и в точности повторяя вопросы Никиты, только на правильном английском. - По делу, или просто гуляли?
        - И то, и другое... - доктор Киллигру перевел дыхание и весело закончил: - И третье!
        Сан Саныч, деликатно заломив бровь, вежливо ждал продолжения. В общем, повел себя так, будто находился на каком-то светском приеме в высшем обществе. И будто вокруг не дикие джунгли, а, по меньшей мере, зал Вестминстерского дворца, а сам он не в застиранном камуфляжном комбинезоне явно с чужого плеча, а во фраке.
        Никита сел. Похоже, разговор предстоял интересный.
        - Так... - Доктор Киллигру довольно хлопнул себя ладонями по коленям. - Погулять я уже погулял. Теперь второе. Как вы, наверное, знаете, почтальон в деревне заболел. .
        Никита с Малаховым дружно кивнули.
        - Поэтому в получаемую нами корреспонденцию попало вот это письмо. Доктор Киллигру вынул из нагрудного кармана рубашки конверт и протянул Малахову. - Адрес здесь ваш, доктор Сяна-Сяна, правда, имя получателя другое, но тоже японское. Думаю, это лично вам.
        - Как? - безмерно удивился Сан Саныч, принимая конверт.
        - Хукуте. Там так написано.
        Сан Саныч посмотрел на адрес, прочитал и расхохотался. Куда только его "светскость" подевалась.
        - Держите! - протянул он конверт Никите. - Это вы у нас японец. Пусть зазноба в следующий раз пишет ваше имя по-английски. А то придется мне вам хирургическую операцию век делать, чтобы на японца не только именем были похожи.
        Сконфуженно улыбаясь, Никита взял конверт. Несуществующая "зазноба" специально писала адрес по-английски, а его имя и фамилию по-русски. Для большей достоверности. А какой еще уровень образованности может быть у любимой девушки российского санитара? Ясно, какой - вот такой!
        В соответствие этому уровню поступил и Никита.
        - Извините, - пробормотал он, тут же вскрыл конверт и принялся бегло читать. Опять в письме ничего не было. Сплошная пустота с охами-вздохами, признаниями, клятвами, девичьими (а какими же еще, если "зазнобу" Никита и в глаза не видел?) мечтами. И не одной ключевой фразы. Собственно, другого письма он и не ожидал. От него в Москву тоже пока шли подобные "пустышки".
        - Извините, - повторился Никита и, изобразив на лице глупую улыбку, спрятал письмо в конверт.
        Два доктора вежливо ждали, пока он закончит читать, и разговоров не вели.
        - Ничего, ничего, - мягким, понимающим тоном проговорил Сан Саныч. Дело молодое... Ну а что у вас, Джон, за третье дело? - обратился он к доктору Киллигру.
        - А третье дело у меня вот какое... - Американец нагнулся к баулу-"дюару", снял крышку.
        Естественно, что не жидкий азот там находился, но тоже нечто холодное. С торжественным видом доктор Киллигру выставил на стол литровую бутылку виски и такую же бутылку тоника.
        - Лед пока не вынимаю, - сказал он. - Растает. Будем доставать по мере необходимости.
        - Хм... - только и сказал Сан Саныч, вновь заломив бровь и превратившись в чопорного джентльмена.
        - Понимаю вас... - несколько смущенно проговорил американец. - Все это несколько неожиданно... Дело в том, что у меня сегодня удачный день и надо бы эту удачу отметить. Но все мои коллеги сейчас заняты, работают, не покладая рук... А тут как раз эта оказия с письмом. Дай, думаю, доброе дело сделаю и заодно радостное событие отмечу. Надеюсь, вы не против?
        - И что же за удача вас посетила, если не секрет?
        - Какие могут быть секреты между врачами! - заулыбался доктор Киллигру, весьма довольный, что его предложение, пусть и завуалированно, но приняли.
        - Открыть вакцина против "тофити"? - встрял в разговор Никита.
        - Что вы, молодой человек! - рассмеялся американец. - Когда такое случится, весь наш госпиталь плясать будет! Моя удача несколько иного порядка. Так сказать, маленькое открытие на промежуточном этапе. Мне удалось идентифицировать вирус и его носителя.
        - Переносчика? - попытался поправить Сан Саныч.
        - Нет, пока именно природного носителя. - Доктор Киллигру с сожалением развел руками. - С переносчиком несколько сложнее. То есть сейчас уже точно установлено, что вирус передается только контактным способом между людьми через кровь. Но как он попал к человеку от гориллы? Ума не приложу...
        - От гориллы?
        - Да. Этот вирус в лизогенной форме существует в крови гориллы без каких-либо последствий для ее организма. Ну а в крови человека он переходит в инфекционную форму, которая и вызывает болезнь "тофити".
        - Вы уже ознакомили со своим открытием медицинскую общественность? поинтересовался Сан Саныч.
        - О, да! Еще два часа назад я связался через спутник с нашим исследовательским центром по проблемам вирусологии во Флориде и передал информацию.
        - Так в чем тогда дело? - по-русски сказал Никита и простецки потянулся за бутылкой виски. - Ваше открытие надо обмыть!
        - Что вы сказали? - спросил американец.
        - Пить твой открытие! - объяснил Никита по-английски.
        - О, да, да! - воссиял счастливой улыбкой доктор Киллигру и вытащил из "дюара" пластиковый пакет со льдом.
        Пили, естественно, из мензурок. Сан Саныч пил чистое виски со льдом, а Никита с доктором Джоном разбавленное тоником. Никита нарезал ананас, но к нему никто не прикоснулся.
        Отхлебнув из мензурки, доктор Киллигру расплылся в довольной улыбке и начал разглагольствовать, что очень плохо, когда ближайший цивилизованный бар находится как минимум в пятистах милях, а ему, как научному сотруднику, ну просто край необходимо иногда расслабиться, причем не среди своих коллег, с которыми столько всего говорено-переговорено, что ничего нового не услышишь, а вот так, как сейчас, пообщаться с посторонними людьми, окунуться в иной мир... Это очень помогает в работе. Иногда нетривиальное суждение абсолютно незнакомого человека может подсказать любопытный ход в научных исследованиях...
        Никита слушал американца, кивал, где надо поддакивал, а сам тем временем решал непростую задачу. Насколько искренен американец? Слишком все хорошо получается - прямо как на блюдечке с голубой каемочкой для его расследования этот визит доктора Киллигру. Почти месяц Никита кругами ходил вокруг американского госпиталя, подрабатывал там санитаром, делая больным уколы и вынося за ними судна... А сам тем временем прислушивался, приглядывался, пытаясь выяснить, если ли среди персонала сотрудники ФБР или ЦРУ и насколько работа американских медиков в эпицентре эпидемии "тофити" носит секретный характер. Но никто от него ничего не скрывал, ни одного человека, мало-мальски похожего на секретного агента, он не выявил. Однако чтобы вот так, в непринужденной обстановке, свободно поговорить о "тофити", случая в госпитале не представлялось. Поэтому и казался Никите визит доктора Киллигру несколько подозрительным. Но такую точку зрения можно было считать предвзятой, поскольку он рассматривал появление доктора Киллигру в бунгало Сан Саныча исключительно с позиций своей миссии. С точки же зрения обыкновенного
человека ничего подозрительного здесь не было. Нормальное желание заработавшегося до чертиков в глазах научного сотрудника расслабиться. К тому же и повод веский.
        А Никите грех такой случай упускать. Тем более что мини-открытие доктора Киллигру уже дает повод для частичной разгадки происхождения вируса "тофити". Остается теперь только уточнить некоторые детали... В конце концов, ничего не изменится, если вдруг окажется, что доктор Киллигру глубоко законспирированный агент ЦРУ, в чем Никита сильно сомневался. Даже наоборот, любой исход прямого разговора о "тофити" даст четкую дифференциацию: либо да, либо нет. И все это вскроется через один-два месяца, когда независимые исследователи со всего мира или подтвердят открытие доктора Киллигру, или опровергнут. Поэтому такой случай не просто нельзя было упускать, а НЕОБХОДИМО использовать с максимальной отдачей!
        - Могу говорить мой версия передача вируса, - наконец решился Никита на многоходовую комбинацию. Как в шахматах двинул первую пешку: "е2 - е4".
        - Да? - удивился доктор Киллигру. - Будет очень интересно.
        Но по тому, как он подмигнул Сан Санычу, мол, что нового может сказать санитар в присутствии двух врачей, Никита не поверил в его "интерес". Ну и черт с ним, пусть потешится. Лишь бы в разговор ввязался.
        - Все дело разврат, вседозволенность сексуальный отношений. Понятно?
        - Нет, - замотал головой американец. - Ничего не понял.
        - Сан Саныч, - обратился к Малахову Никита, - не возражаете быть переводчиком?
        - Почему бы и нет? - пожал плечами Сан Саныч. - Любопытно услышать мнение молодежи.
        - Тогда переводите. То, о чем я сейчас буду говорить, практически не касается эпидемий и пандемий известных болезней. Поговорим о новых, ранее человечеству не известных. С расширением ареала человеческой деятельности их становится все больше. Это и сифилис, завезенный из Америки после ее открытия, и малярия из тропиков, и энцефалит с Дальнего Востока, и сонная болезнь, а теперь еще СПИД, Эбола, "тофити"... Общеизвестно, что девяносто девять процентов болезней, которыми болеют животные, человеку не свойственны, и ни бактерии, ни вирусы, вызывающие эти болезни, человеческому организму не страшны даже при их прямом введении в кровь. Вызывает опасение лишь тот самый один процент, когда возбудитель, существуя в теле животного без всякого для него вреда, на организм человека оказывает губительное действие. Это относится к малярийным плазмодиям, для которых малярийный комар всего лишь промежуточный хозяин, это относится к трипаносомам, переносчиком которых является муха цеце, то же самое можно сказать и об энцефалите и энцефалитном клеще...
        - Спасибо, Никита, - с улыбкой перебил его доктор Киллигру. - Но все это истины, известные даже школьнику. Причем здесь, простите, разврат и вседозволенность сексуальных отношений? Или я неправильно понял?
        - Все вы правильно поняли. Если малярия, сонная болезнь, энцефалит есть та цена, которую платит человечество за свою экспансию в природу, то сифилис, СПИД, Эбола и, как я думаю, "тофити" есть цена за сексуальное любопытство, а точнее, за самые извращенные его формы. Я имею в виду педерастию и близкий к ней "animal sex*". Ни для кого не секрет, что восемьдесят процентов геев, да чего там, все мы медики и будем говорить прямо - педерастов, наркоманы, а сорок процентов из них - носители вируса СПИДа. А в своих разнузданных мечтах многие из них не против "трахнуть" и какое-нибудь экзотическое животное. Отсюда и результат.
        Никита специально говорил грубо и жестко, чтобы вызвать ответную реакцию. Высказывайся он мягче, сглаживая углы, мог бы получить уклончивый ответ. А ему нужно было раззадорить собеседника, вызвать его на откровенность.
        Сан Саныч перевел.
        - Нет, ну зачем же прямо так... - не согласился доктор Киллигру. Надо быть цивилизованным человеком и не валить все грехи мира на людей с другой сексуальной ориентацией. У меня нормальная сексуальная ориентация, но психологию геев я понимаю и не собираюсь их ни в чем обвинять. Что же касается "animal sex", то случаи его проявления известны с ветхозаветных времен. Еще в Древней Элладе многие пастухи "пользовали" своих коз. И, как видите, ничего страшного для человечества не произошло.
        - А вот этого вы как раз наверняка утверждать не можете, поскольку, имея исторические данные о "козопользовании" древних извращенцев, у вас нет данных о "использованных" козах как вирусоносителях. И этот факт сильно завышает вероятность того, что многие эпидемии в древности вызваны именно сексуальными межвидовыми извращениями.
        Доктор Киллигру рассмеялся.
        - Простите, Никита, но ваши сентенции выходят за рамки научного спора. У вас данных по вирусологии древнего мира тоже нет. Поэтому обсуждать причины возникновения эпидемий в древности именно с этой точки зрения абсолютно бесперспективно и, скажем, ненаучно.
        Никита чуть улыбнулся. Как легко американец заглотнул наживку! Теперь бы только не сорвался...
        - Зато у меня есть данные по эпидемии лихорадки Эбола. Вы же не будете отрицать, что вирус Эбола испокон веков дремал в крови зеленых мартышек в лизогенной форме? И уж никуда вы не денетесь, а вынуждены будете признать, что "подарил" этот вирус человечеству некий старатель, два месяца впустую искавший в горах алмазы и от сексуальной тоски, будем говорить прямо, "трахнувший" зеленую мартышку? Так почему этого не могло случиться с гориллой?
        Американский вирусолог только развел руками.
        - Вынужден признать, что не ожидал от российского санитара таких познаний. Да, действительно, патологоанатомические исследования останков злополучного старателя показали следы его сексуального контакта с зеленой мартышкой. Не очень чистоплотным был старатель, даже не помылся... - Доктор Киллигру брезгливо поморщился и вдруг неожиданно хохотнул. - Но, честно говоря, если все это экстраполировать на "тофити", то я не представляю себе того человека, который бы отважился... гм... с гориллой.
        - Голь на выдумки хитра! - усмехнулся Никита и наконец задал один из тех вопросов, ради которых и затеял беседу: - По-моему в этот ряд можно поставить и всем известный вирус СПИДа. Насколько мне известно, такой вирус выделен из крови макаки-резус, не правда ли?
        Вирусолог ответил не сразу. Он долго крутил в руках мензурку, задумчиво глядя в никуда, и только вздыхал.
        - Знаете, Никита... - наконец медленно проговорил он. - У меня на этот счет имеется собственное мнение. Впрочем, эту версию в свое время выдвигали на страницах газет. Вирус, выделенный из крови макаки-резуса, очень похож на вирус СПИДа, но все-таки не тот. Мне кажется, что без вмешательства биоинженерии здесь не обошлось, слишком уж... А, да ладно. Не люблю домыслов, не подтвержденных фактами. Давайте лучше выпьем!
        - Давайте! - с удовольствием согласился Никита. Еще одного вопроса о искусственном происхождении вируса не понадобилось. Доктор Киллигру оказался даже честнее, чем он ожидал. - Оставим мартышек и горилл извращенцам!
        Все рассмеялись.
        Далее вечеринка покатилась по привычному руслу: с шутками, анекдотами, рассказами из жизни... И Никита с удовольствием принял в ней участие. Главное он выяснил. Последней точкой в его расследовании был разговор с доктором Киллигру, спланированный как шахматная задача: "Белые начинают и делают ничью".
        Теперь можно было смело констатировать, что вирус "тофити" имеет естественное происхождение.
        Проводив поздно вечером изрядно подвыпившего американского вирусолога до госпиталя, Никита вернулся в бунгало в весьма благодушном состоянии. Сан Саныч уже спал. Никита умылся под рукомойником и, завидуя храпу старого доктора, сел писать ответное письмо своей "зазнобе". Настрочив две страницы пустой похабщины влюбленного придурка, он закончил: "Надоела мне эта Африка до чертиков. Скучаю без тебя". А затем добавил условную фразу: "Тоскую, тоскую, тоскую.." С двумя точками, а не с тремя. Расписался и заклеил конверт.
        Все. Его миссия закончена. Максимум через неделю Никиты Артемовича Полынова в Центральной Африке не будет. Отзовут.
        Глава вторая
        Но все получилось по-другому, и письмо с условной фразой оказалось ненужным.
        Утром, едва только взошло солнце, из деревни прибежал мальчуган и принес телеграмму. Принял ее Сан Саныч, встававший по привычке ни свет ни заря. Прочитал, вздохнул и пошел будить Никиту.
        - Никита! - потряс он санитара за плечо. - Вставайте!
        - Что? - вскинулся на гамаке Никита. - Пациента привезли?
        - Вставайте. - Сан Саныч не объяснил причины. - Умывайтесь, одевайтесь...
        И только когда Никита, побрившись и с удовольствием поплескавшись под рукомойником, натянул шорты, надел рубашку, кроссовки, Сан Саныч отдал ему телеграмму.
        ТЕТЯ АСЯ ПОГИБЛА АВТОМОБИЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ ТЧК ПОХОРОНЫ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОГО ТЧК ВЫЕЗЖАЙТЕ ТЧК
        Для Никиты эта телеграмма была что гром среди ясного неба. "Тетя Ася", это не "дядя Коля". Что ж такого должно было случиться у Дерезницкого, чтобы Никита бросал все и немедленно возвращался в Москву? Причем в гораздо более срочном порядке, чем если бы "дядя Коля скончался от инфаркта".
        - Да... Такие дела... - тяжело вздохнул он. - Надо ехать, Сан Саныч.
        - Естественно, поезжайте, - сказал Сан Саныч и внимательно посмотрел в глаза Никите. - Хотя, как мне кажется, смерть тетки вас не очень расстроила.
        - Если по правде сказать, - на ходу плел небылицы Никита, мечась по бунгало и собирая в сумку вещи, - то с теткой у меня были не больно-то хорошие отношения. Вот дядю Колю... дядю Колю жалко. Хороший мужик. Одно непонятно - за что он тетку так любил? Мегера еще та...
        Никита вдруг застыл посреди бунгало с сумкой в руках и посмотрел на Сан Саныча. Старый доктор сидел в плетеном кресле и молча, с грустью наблюдал за сборами своего санитара. Было в позе и взгляде Сан Саныча что-то такое, от чего у Никиты на мгновение защемило сердце. Потерянность, что ли? Понимание того, что Никита - последний русский человек, которого он видит в своей жизни? К нему-то даже в случае смерти никто по телеграмме не приедет...
        - Вот что, Сан Саныч, - внезапно решил Никита, доставая из сумки документы и деньги и рассовывая их по карманам. - Мне с моим барахлом по аэропортам бегать будет не с руки. Лишняя обуза. А вам, глядишь, и пригодится. Роста мы почти одинакового. Хватит вам ходить в армейских обносках чужой армии.
        - Спасибо, - равнодушно поблагодарил старый доктор.
        - Да, вот еще что... - Никита замялся, раздумывая, - а стоит ли, будет ли у него время? - но тут же отмел прочь сомнения. Стоит. Подождет Дерезницкий, ничего с ним не случится. - Должок за мной перед вами, Сан Саныч, имеется.
        - Если надумаете деньги совать, - с усмешкой покачал головой Сан Саныч, - не возьму.
        - Какие деньги? А то я вас не знаю. Медикаменты-то я вам не все доставил.
        - Ну а вы здесь причем? - пожал плечами доктор. - Это теперь дело консула...
        - При том, Сан Саныч, что я груз должен был не в консульстве оставлять, а адресату доставить, - отрезал себе пути к отступлению Никита. - Мы сделаем вот как. Я сейчас к американцам подамся, выпрошу у них грузовик...
        - А дадут? - засомневался доктор.
        - Если не дадут просто так, то за часть медикаментов - обязательно. А вас, Сан Саныч, я попрошу сходить в деревню, и пусть староста пару человек для погрузки предоставит. Надеюсь, это возможно?
        - Это-то возможно... - вздохнул доктор. - Но послушайте, Никита, вам ведь в столице не до того будет...
        - До того, до того, Сан Саныч. Давайте, идите в деревню. - Никита прихватил со стола маисовую лепешку и спрыгнул с веранды на лужайку перед бунгало. - И никаких возражений я слышать не хочу! - крикнул он, бодрым шагом направляясь в джунгли в сторону американского госпиталя и на ходу откусывая от лепешки. Когда-то еще придется поесть - сегодня предстоит суматошный день. Да и ближайшие дни тоже.
        С грузовиком все решилось на удивление легко и просто. Главврач американского госпиталя доктор Брезенталь, едва только услышав, для каких целей понадобился грузовик, предоставил его Никите без всяких проволочек. Даже пожурил, почему, мол, раньше не обратился за помощью? Чем в значительной степени поколебал убежденность Никиты в абсолютной меркантильности американцев. Могут они, оказывается, быть и бескорыстными.
        Майкл, шофер миссии, белобрысый парень лет двадцати, даже обрадовался случаю уехать хотя бы на день из госпиталя. Непосредственной работы у него практически не было, и приходилось исполнять роль подсобного рабочего. А в чем она заключается при госпитале, где от неизвестной болезни в день умирает один-два пациента, не трудно догадаться.
        Доктор Малахов с корзинкой в руках поджидал грузовик на краю деревни. Рядом с ним стояли два вполне цивилизованно одетых негра - в шортах и цветастых рубахах, - правда, босиком.
        - Они по-английски понимают? - спросил Никита, выпрыгивая из кабины.
        - Нет, - покачал головой Сан Саныч.
        - А как же...
        - Зато прекрасно понимают язык жестов.
        Сан Саныч обернулся к неграм и махнул им рукой, показывая на кузов грузовика. Те беспрекословно полезли через борт.
        - Вот и все... - со вздохом сказал старый доктор, пожимая на прощание Никите руку. - Был рад знакомству. Надеялся, что побудете подольше, но... Малахов попытался усмехнуться, но на его лице проявилось лишь подобие кислой улыбки. - Возьмите, - протянул он корзинку, - я тут в дорогу собрал. Вы ведь не завтракали, а путь дальний...
        Неожиданно старый доктор обнял Никиту, похлопал его по спине и тут же отпрянул.
        - Счастливо.
        - И вам счастливо оставаться, - сконфуженно пробормотал Никита. Никак не ожидал, что Сан Саныча так расстроит его отъезд. Вроде бы никаких предпосылок для этого не было. Месяц проработали вместе, но всегда Сан Саныч держал субординационную дистанцию. А вот, поди же ты, во что расставание вылилось...
        - Ты вот что, Никита... Если вдруг там, у себя дома, вспомнишь добрым словом чудного старика из Центральной Африки, - тихо проговорил Сан Саныч, глядя куда-то в сторону, - так ты уж, будь добр, черкни ему пару строк... Прощай.
        Малахов махнул рукой, развернулся и побрел от деревни в джунгли. Седой, глубокий старик, напрочь забытый своей родиной.
        "Напишу, - твердо обещал про себя Никита, глядя ему вслед, пока спина Сан Саныча не скрылась за деревьями. - Обязательно напишу..." Больше всего в словах старого доктора Никиту поразило обращение к нему на "ты". Никогда прежде доктор себе этого не позволял, хотя разница в годах у них была приличная. Сорок лет. Во внуки Никита годился Сан Санычу.
        Никита забрался в кабину, поставил рядом на сиденье корзинку и кивнул Майклу.
        - Поехали.
        Мощный "катерпиллер" шел по извилистой грунтовой дороге в джунглях наподобие амфибии на воздушной подушке. Складывалось впечатление, что под колесами ровное асфальтовое покрытие, а не разбитая колея в раскисшей рыжей глине, то и дело ныряющая в сизые пятна глубоких луж. Мотор еле слышно гудел на одной ноте, а грузовик лишь слегка покачивало, когда попадались особенно глубокие рытвины. Не машина, а сказка. Ни в какое сравнение не шла со старым "лендровером" вице-консула. Правда негры в открытом кузове чувствовали себя не совсем уютно - ветви то и дело хлестали по грузовику, сбрасывая им на головы росу. Зато Никита в кабине с работающим кондиционером ощущал себя на вершине блаженства. Он уже и забыл, что такое прохлада.
        Майкл пару раз попытался завязать ни к чему не обязывающий дорожный разговор, но наткнувшись на односложные ответы Никиты, якобы не очень хорошо знающего английский, включил магнитофон и, больше не обращая внимания на попутчика, весело подпевал какой-то рок-группе. От предложения разделить с Никитой завтрак из корзинки Сан Саныча Майкл отказался, зато с похвальной регулярностью раз в полчаса принимал из плоской фляжки "микстуру" от "тофити", предписанную доктором Брезенталем. Кстати, главврач американского госпиталя на полном серьезе обязал всех принимать алкоголь, и, может быть, поэтому никто из медперсонала пока не заразился.
        Дважды грузовик, не снижая скорости, беспрепятственно миновал блокпосты - солдаты национальной гвардии лишь равнодушно проводили его взглядами. Для них было достаточно эмблемы Красного Креста на ветровом стекле. Никита в очередной раз подивился столь неестественно цивилизованному ведению войны - будь это в Европе, где-нибудь в Сербии или Хорватии, остов грузовика уже догорал бы на обочине. Правда, по слухам, пленных здесь иногда ели, но насколько эти сведения верны, Никита не знал. Сан Саныч разговоры о каннибализме местных жителей не поддерживал.
        В столицу приехали через два часа, и факт столь быстрого прибытия немного обескуражил Никиту. Двенадцать часов, затраченные на дорогу месяц назад, когда он с вице-консулом добирался до российской миссии Красного Креста, не оправдывались никоим образом - ни малой скоростью "лендровера", ни частыми остановками из-за пробуксовки в жидкой грязи. Да и дорога тогда вроде была другая, поскольку на ней, если память не изменяет, стояло четыре блокпоста...
        Никита вспомнил настороженные взгляды исподтишка, которые вице-консул, Егор Семенович Ненароков, изредка бросал на него, крутя баранку, вспомнил его обтекаемо скользкие вопросы о жизни-бытии в России. Тогда он принял все это за обыкновенное "прощупывание" благонадежности русского подданного - на должность вице-консула назначались исключительно сотрудники ФСБ. Да, видимо, нечто другое было на уме у Егора Семеновича. Кому нужна в Африке благонадежность российского санитара? Авось не времена КГБ...
        Столица монархической республики в Центральной Африке представляла собой большую деревню с саманными хижинами - около сорока тысяч жителей, всего три заасфальтированные улицы, причем более-менее нормально для цивилизованного взгляда смотрелся лишь пятачок на центральной улице, где в деревянных свайных постройках располагались почта, полицейское управление и военная комендатура. К европейским сооружениям можно было отнести разве что дворец монарха, международный аэропорт да несколько сборных домиков иностранных консульств, расположенных на окраине столицы. Ни одним посольством монархическая республика в центре Африки пока не обзавелась.
        Российское консульство выглядело самым захудалым. Небольшой участок земли, поросший сорной травой и обнесенный колючей проволокой, а на нем сборный домик на пять комнат и небольшой, типа мини-ангара, металлический склад для гуманитарных грузов. Насколько понял Никита, единственной гуманитарной помощью, которую когда-либо имело на своем складе консульство, являлись медицинские препараты, направленные сюда российским отделением Красного Креста. Правительство же России со своей помощью монархической республике не спешило. Въезд на территорию консульства преграждали утлые ворота из сварных труб, а рядом, у калитки, был сооружен тростниковый навес. Здесь, сидя на скамеечке, нес охрану территории Российской Федерации в Центральной Африке пожилой чернокожий полицейский с автоматом Калашникова. Автомат лежал рядом на скамеечке, а полицейский веточкой лениво отгонял от лица мух.
        Никита остановил грузовик у ворот, выпрыгнул из кабины и беспрепятственно прошел через калитку. Полицейский и ухом не повел.
        Из трех сотрудников консульства - консула, вице-консула и секретарши на месте был только консул, Арнольд Михайлович Родзиевский. Молодой мужчина лет тридцати, явно согласившийся на службу в таком захолустье ради дипломатического стажа, однако на месте назначения быстро понявший, что с таким "стажем" продвижения по дипломатической службе не предвидится.
        Арнольд Михайлович сидел в своем кабинете и изнывал от жары. На кондиционер МИД поскупился, а вентилятор, даже работая на полную мощность, помогал слабо. Дверь в его кабинет была открыта, поэтому вошедшего в приемную Никиту он увидел сразу.
        - Никита Артемович, здравствуйте! - крикнул он. - Проходите.
        Никита аккуратно прикрыл за собой дверь кабинета, подошел к столу, пожал протянутую руку.
        - Здравствуйте, Арнольд Михайлович.
        Консул не встал и сесть Никите не предложил. Видно, надеялся побыстрее отделаться от посетителя.
        - Вы телеграмму получили? Соболезную... Знаете, очень удачно получилось, что вы смогли к нам утром добраться, хотя, конечно, "удачно" здесь ни к месту. Но, поймите меня правильно, появись вы после обеда, я бы вам ничем помочь не смог. В стране военное положение, аэропорт закрыт на карантин... А тут, если так можно сказать, счастливая оказия - через полтора часа с частного аэродрома вылетает самолет на Каир. Вот ваш билет.
        Никита взял билет, сунул в карман. Действительно, счастливая оказия. По основному варианту "отхода" необходимо было пересечь границу с соседним государством в пяти километрах южнее столицы, а там на попутках добираться до аэропорта. При самых благоприятных обстоятельствах в Европу он бы вылетел поздним вечером.
        - Спасибо.
        - К сожалению, вице-консула сейчас нет, а то бы он подбросил вас до аэродрома. Но тут недалеко идти. Минут двадцать прямо по улице до самого конца. А там увидите.
        - Спасибо, - повторился Никита.
        - Не за что, - улыбнулся консул одними губами. - Это наша обязанность помогать соотечественникам. Только вот один вопрос... Понимаете, рейс частный, и нам пришлось платить наличные... Конечно, Красный Крест перечислит эти деньги МИДу, а МИД нам компенсирует... Но когда это будет?
        - Понимаю, - кивнул Никита. - Сколько?
        - Четыреста долларов.
        Никита молча достал деньги и расплатился, хотя знал, что на местных авиалиниях с него взяли бы от силы сотню. Но в его положении выбирать не приходилось. И все же столь явная спекуляция консула произвела неприятное впечатление. Плохо, когда государство вовремя не выдает зарплату своим представителям за рубежом. А еще хуже, когда дипломатические кресла занимают мелкие жулики.
        На этот раз консул заулыбался не только губами, но и в глазах появились искорки благожелательности. Он, наконец, встал и протянул руку.
        - Всего вам доброго. Счастливо долететь.
        Никита протянутой руки не заметил.
        - Погодите прощаться, Арнольд Михайлович, - сказал он и сел на стул. У вас был один вопрос ко мне, а теперь и у меня к вам вопрос будет. Да вы садитесь, господин консул.
        Родзиевский медленно опустился на стул, никак не проявляя своего недовольства. Выдержка у него была дипломатическая, непробиваемая, но взгляд стал недобрым.
        - Я вас слушаю, Никита Артемович, - сухо сказал он.
        - А дело вот в чем, Арнольд Михайлович, - спокойно начал Никита. Месяц назад спецрейсом из Москвы я доставил сюда груз медикаментов и медицинского оборудования для российского Красного Креста, единственным представителем которого в этой стране является доктор Малахов...
        - Я вас понял, Никита Артемович, - перебил Родзиевский. - К сожалению, в настоящее время из-за распутицы доставить медикаменты доктору Малахову не представляется возможным. Не мне вам рассказывать, вы сами знаете, в каком состоянии здесь дороги. Как только закончится сезон дождей, мы отправим доктору все препараты и оборудование. Вы удовлетворены?
        - Нет. Зачем решение проблемы откладывать в долгий ящик? - невозмутимо пожал плечами Никита. - У ворот стоит грузовик американской миссии. Конечно, весь груз в него не поместится, но половину он сможет забрать и доставить доктору Малахову.
        На лицо консула набежала хмурая тень.
        - Вот что, господин Полынов, - официальным тоном проговорил он. - Пока еще в консульстве распоряжаюсь я. Поэтому решать, когда, куда и кому отправлять гуманитарную помощь Российской Федерации буду тоже я. Вы доставили груз в страну - спасибо. Теперь можете возвращаться в Москву хоронить свою тетю. Всю ответственность за гуманитарную помощь я беру на себя. До свиданья.
        - Да неужели? - нехорошо усмехнулся Никита. - С чего же вы взяли, что на медикаменты международного Красного Креста распространяется юрисдикция России? Это что-то новенькое...
        Однако консул был еще тем пройдохой.
        - Груз доставлен сюда российским самолетом, значит, за его сохранность отвечает наше представительство. Разговор закончен. Прощайте.
        Родзиевский сидел неподвижно, с каменным лицом и таким же неподвижным холодным взглядом в упор смотрел на Полынова. Мол, что ты можешь, букашка, против меня?
        - Жаль... - искренне вздохнул Никита и встал. - Жаль, что не договорились...
        Он протянул руку якобы для прощания, но в последний момент выбросил ее вверх, схватил Родзиевского за шевелюру и сильным рывком припечатал лицо консула к столу. Придавив голову еще сильнее к столешнице и, используя ее затылок как точку опоры, перемахнул через стол, где перехватил правую руку консула, дернувшуюся было к ящику стола. И ее тоже растопыренными пальцами изо всей силы припечатал к столешнице. Консул приглушенно взвыл.
        - Ай, как плохо, как плохо... - посочувствовал Никита, одной рукой доставая из ящика стола пистолет "макаров", а второй все еще прижимая голову консула к столу. - Личико вава, ручка вава... Не надо шалить, мальчик, на государственной службе.
        Рывком за волосы он посадил Родзиевского и сунул пистолет в расквашенный нос.
        - Никаких звуков издавать не советую, - мрачно порекомендовал Никита. - Во избежание осложнений.
        Консул сидел ни живой, ни мертвый, лишь ошарашено моргал глазами. Видимо, с ним впервой обходились вопреки дипломатическому этикету.
        Никита освободил брюки Родзиевского от ремня, завел ему руки за спину и привязал их к спинке стула. Затем порыскал по ящикам стола и в одном из них обнаружил целый набор галстуков. Все правильно, как без них дипломату? Ну просто никак нельзя. Особенно при такой "недипломатической" встрече. Галстуками Никита привязал ноги консула к ножкам стула, а один, свернув в тугой комок, запихнул в рот вместо кляпа.
        - Так-то будет лучше, - прокомментировал он, когда критическим взглядом оценил свою работу.
        Консул неожиданно начал икать. Лицо побледнело, глаза стали закатываться.
        - Ну-ну, - пожурил его Никита. - Зачем же в обморок шлепаться, как гимназистка? Никто на твою жизнь покушаться не собирается.
        Он взял с тумбочки сифон с водой, брызнул на лицо Родзиевского, пошлепал по щекам. Консул замотал головой, шумно, со всхлипами, задышал разбитым носом.
        - Вот и ладушки, - удовлетворенно констатировал Никита, обшаривая карманы Родзиевского. - А вот и ключики от каморки папы Карло, - объявил он, извлекая связку ключей. - Какой из них от склада? Этот?
        Консул отрицательно покачал головой.
        - Нет? А этот? Ага, этот... Молодец, хороший мальчик, послушный. А этот, надо понимать, от ворот? Умница! Я тебе за послушание маленький подарочек сделаю. - Никита чуть развернул вентилятор и направил струю воздуха на лицо Родзиевского. - Видишь, как хорошо быть умным-разумным мальчиком. Ты посиди здесь тихонько полчасика, пока мы машину погрузим, и, если не будешь шалить, я тебя потом развяжу, хорошо?
        Сунув пистолет в карман, Никита вышел во двор, отпер ворота и махнул рукой Майклу, чтобы тот заезжал. Полицейский на лавочке и на этот раз и бровью не повел. И правильно. Какое ему дело до белых людей? Он здесь поставлен экстерриториальность блюсти, а не в чужие дела нос совать.
        Открыв склад, Никита присвистнул. Впрочем, нечто подобное он и ожидал увидеть. Половину гуманитарной помощи как корова языком слизала. Силен консул в бизнесе оказался, явно по стопам старших "товарищей" пошел. Жалко, конечно, что часть медикаментов "на сторону уплыла", но весь груз за одну ходку вывести все равно бы не удалось, а на две ходки у Никиты не было времени. А тут в аккурат на машину будет.
        Ребята из деревни, вопреки мнению о лености африканцев, работали на удивление споро. Да и картонные коробки с медицинскими препаратами, несмотря на свои габариты, были легкими. Майкл, естественно, в погрузке участия не принимал, сидел в кабине, слушал музыку и посасывал из фляжки "микстуру". Никита же руководил погрузкой, то и дело бросая взгляды на улицу - не покажется ли секретарша или вице-консул. Но все обошлось.
        Через полчаса погрузили последний ящик, накрыли машину брезентом, и довольные аборигены полезли в кабину.
        - Счастливого пути! - махнул рукой Никита.
        Майкл на прощание поднял ладонь, улыбнулся сквозь закрытое стекло, и "катерпиллер", тихо урча мощным мотором, с элегантным достоинством крупногабаритного монстра выплыл за ворота.
        Никита закрыл ворота, вернулся к складу и вытащил из кармана "макаров". Вынув обойму, он бросил пистолет за порог склада, а обойму зашвырнул в густую траву на территории консульства. Затем закрыл склад и вернулся в кабинет Родзиевского.
        - Вот все и закончилось, - весело объявил он с порога. Успешно проведенная операция настроила Никиту на мажорный лад. - А ты боялся...
        Он вынул кляп изо рта консула, затем развязал его. К удивлению, Родзиевский ничего не сказал. Левой рукой достал платок и принялся молча вытирать окровавленный нос, мрачно глядя куда-то мимо Никиты. Правую опухшую кисть руки он держал перед собой на весу.
        - Я рад, Арнольд Михайлович, что мы расстаемся без гневных фраз типа "мы еще встретимся!" - примирительно сказал Никита и положил на стол связку ключей. - Кстати, не советую после моего ухода звонить ни в полицию, ни в комендатуру. Иначе при аресте и дознании всплывет вопрос, куда же подевалась вторая половина груза. Я понимаю, что местным властям это до лампочки, но как к этому отнесутся в МИДе? Что же касается моего "длинного языка" в Москве, то кто поверит словам обыкновенного санитара о стяжательских наклонностях консула без веских доказательств? Да и мне сутяжничать с вами не с руки - одна морока. Так что бывайте здоровы!
        Никита развернулся, чтобы уйти, и только тогда Родзиевский глухо сказал ему в спину:
        - Пистолет... Пистолет верни. Он за мной числится.
        - Найдешь на складе, - бросил через плечо Никита. - Естественно, без патронов.
        В жаркой духоте, отличающейся от такой же духоты в джунглях только тем, что сверху еще припекало солнце, Никита дошел по пустынной улице до конца и увидел аэродром. Обыкновенная, ничем не огороженная луговина, вероятно ранее используемая местными жителями как выгон для скота. С краю поля стоял небольшой домик, надо понимать, здание аэропорта, а за ним метрах в двадцати виднелся средних размеров самолет, выкрашенный в темную, цвета грозовых облаков, краску.
        АН-24 в транспортном варианте, узнал Никита. И куда только не занесло отечественную технику после развала сверхдержавы. В каких уголках земного шара эта техника теперь ни работает... И не работает тоже.
        Никита направился к зданию и, подойдя ближе, заметил выглядывающий из-за угла капот оранжевого "лендровера". А вот это уже грозило неприятностями. Машину вице-консула Ненарокова после двенадцати часов мытарств на ней по джунглям он узнал бы и в густой череде автомобилей на Новом Арбате, а уж здесь тем более не спутал бы ни с какой другой.
        Однако отступать было некуда. Расслабившись, как перед неизбежной дракой, Никита неторопливой походкой направился к зданию.
        Когда до здания осталось метров двадцать, входная дверь распахнулась и на пороге появился улыбающийся вице-консул. В одной руке он держал небольшой черный кейс, а другой махал Никите.
        - Здравствуйте, господин Полынов, - радушно приветствовал вице-консул. - А я вас жду!
        Улыбка Ненарокова с тонкими губами, растянутыми до ушей, и мелкими редкими зубами напоминала оскал барракуды.
        - Здравствуйте, - спокойно проговорил Никита. Что еще за сюрприз приготовили ему господа российские дипломаты?
        - Я сюда прямиком из президентского дворца, - радостно сообщил вице-консул. - Позвонил Родзиевскому, а он сказал, что вы уже на аэродроме... Как хорошо, что еще не улетели! - Он пожал руку Никиты и чуть задержал в своей. - Кстати, голос у Арнольда Михайловича был какой-то хмурый... Вы что, с ним не поладили?
        - В цене на билет не сошлись, - буркнул Никита и посмотрел в глаза вице-консула. Что-то там, в зрачках Ненарокова, мигнуло, но что - то ли мимолетная растерянность, то ли такая же по краткости удовлетворенность Никита разобрать не смог. И то и другое были как хрен и редька - друг друга не слаще.
        - Ну, это ваши с ним проблемы, - отмахнулся вице-консул. - А у меня к вам дело государственной важности. Вот этот чемоданчик с дипломатической почтой необходимо срочно передать в Каир. Берите, берите.
        Никита машинально взял плоский черный чемоданчик и внимательно посмотрел на него. Вес у чемоданчика был порядочный, а два цифровых замочка надежно берегли тайну содержимого.
        - Бумаги много весят, - перехватил его взгляд Ненароков.
        - Я в Каире останавливаться не буду, - попытался мягко отказаться Никита. - Первым же попавшимся рейсом улетаю в Москву.
        - И не надо там останавливаться! - расцвел в улыбке вице-консул. - Тем более, что с дипломатической почтой вам нельзя проходить через таможню без соответствующих документов. Поэтому в зале транзитных пассажиров вас встретит сотрудник российского посольства в Каире Игорь Петрович Постышев и в обмен за оказанную услугу вручит вам билет до Москвы.
        Никита ничего не сказал. Интересно, вице-консул его что, за круглого дурака принимает? Впрочем, наверное, именно так и думает. А какие мысли могут быть у мелкого жулика, на пару с консулом ворующего медикаменты? И Полынову внезапно стало жаль Ненарокова. Профессионалам всегда жаль дилетантов, даже когда они противники.
        Ненароков предупредительно распахнул перед Никитой дверь в небольшой холл здания частного аэродрома, вошел следом. В холле у никелированной вертушки стоял бравый негр двухметрового роста в гвардейской форме и лихо заломленном берете на макушке. Стоял он, прислонившись к стене и опираясь на ствол швейцарской винтовки "ЗИГ", как на древко дротика. От безделья и беспросветной скуки парень, видно, совсем одурел и впал в полное безразличие. Танк мимо него пройди, и то не заметил бы.
        Никита напустил на лицо апломб облеченного важным государственным заданием человека и пошел на гвардейца. На предъявленный билет негр даже не посмотрел и, наверное, Полынов с Ненароковым беспрепятственно прошли бы на летное поле, не акцентируй Никита внимание на чемоданчике.
        - Это дипломатическая почта, - поднес он кейс к глазам гвардейца.
        Негр смотрел на чемоданчик тупым, бараньим взглядом.
        - Дипломатическая почта, - повторил Никита по-английски и постучал по кейсу пальцами.
        Наконец гвардеец очнулся и что-то спросил на местном наречии.
        Ненароков бросил на Полынова укоризненный взгляд и коротко ответил на том же языке. Гвардеец отрицательно покачал головой и возразил. Вице-консул повысил тон и стал тыкать в лицо гвардейцу свои документы. Тут уж гвардеец окончательно пришел в себя и тоже стал говорить на повышенных тонах, тыча пальцем куда-то в сторону служебных помещений.
        Вице-консул еще немного попрепирался с охранником, затем пожал плечами и, повернувшись к Никите, сказал:
        - Вы идите, садитесь в самолет, я сам все улажу.
        - А чемоданчик?
        - Берите с собой.
        И они разошлись. Ненароков в сопровождении "бравого" гвардейца направился к начальнику аэродрома, а Полынов через турникет вышел на летное поле.
        Но к самолету Никита не пошел. Обогнув здание, он подошел к "лендроверу", булавкой открыл замок багажника и, аккуратно положив кейс, захлопнул крышку. И только затем направился к самолету. "Эх, дурашка ты, дурашка... - в душе пожалел Полынов вице-консула. - Ну что тебе стоило забрать у меня кейс? Я тебе уж и так и эдак намекал, разве что костяшками пальцев по кейсу не стучал, как перед гвардейцем..."
        На траве в тени самолета возле шасси сидело двое немолодых людей в старой аэрофлотовской форме. Еще издали Никита услышал родную русскую речь.
        - Привет, земляки, - сказал он, подходя.
        Летчики повернули головы. Роднила их не только форма, но и усталые загорелые лица, и грустные взгляды, и ранняя седина. Разве что один был чуть постарше, лет сорока пяти, и с голубыми глазами, а второй - помоложе, но тоже за сорок, и кареглазый.
        - Привет, - равнодушно отозвался тот, что постарше. - Из России?
        - Ну а откуда же еще!
        - Значит, уже не земляк, - вздохнул летчик. - Мы с Украины.
        - А почему тогда по-русски разговариваете? - съязвил Никита. "Уроки" Стэцька Мушенко не прошли даром.
        - А я лучше на старославянском заговорю, чем в принудительном порядке "забалакаю", - все так же равнодушно ответил летчик. - От нас что надо? Весточку, что ли, на родину передать?
        - Да нет. Я ваш пассажир. Сейчас билет покажу...
        Никита зашарил по карманам.
        - Не надо, - махнул рукой второй летчик, встал и ударил кулаком по фюзеляжу. Корпус машины отозвался гулом. - Алексей, прогревай моторы! Летим!
        Тем временем первый летчик выбил из-под шасси колодки и, прихватив их, направился к люку.
        - Ну а ты чего, - обратился к нему оставшийся летчик, - особого приглашения ждешь?
        - А что, так сразу и летим? - удивился Никита.
        - Самое время... - Летчик выбрался из-под крыла и, прищурившись, посмотрел на небо. - Лучшего времени здесь, чем летать в грозу, нет...
        - Никита, - представился Полынов и протянул летчику руку. Нравились ему эти простые, бесхитростные парни.
        - Михаил, - назвался летчик, но руку не пожал. - Ты врач?
        Никита кивнул.
        - С эпидемией боролся?
        Никита снова кивнул.
        - Тогда не протягивай руки.
        Полынов рассмеялся.
        - Таким образом "тофити" не заразишься. Вот разве что со мной переспать надумаешь, тогда есть опасность.
        - Ишь, размечтался, - хмыкнул Михаил. - Знаешь поговорку: "Береженого и бог бережет"? Тогда прикуси язык и залазь.
        Уже на последней ступеньке трапа Никита оглянулся и сквозь стеклянные двери в домике аэродрома увидел спешащего на поле вице-консула. Никита повернулся и, стоя в проеме люка так, что левое плечо скрывал борт самолета, правой рукой помахал Ненарокову. При этом он состроил вице-консулу такую лучезарную улыбку, будто тот являлся ярчайшим представителем слабого пола.
        Вице-консул нерешительно остановился и тоже помахал рукой, напоследок одарив Никиту своим неотразимым оскалом барракуды. Ничего другого, как подумать, что в левой руке Никита держит чемоданчик, он не мог.
        - Чего застрял? - недовольно крикнул с земли сквозь рев набирающих обороты двигателей Михаил. - Давай быстрее!
        Никита шагнул внутрь самолета.
        Трюм транспортного АН-24 напоминал собой авгиевы конюшни. Лошадей здесь вряд ли перевозили, но коз и баранов - точно. И, само собой, оружие, потому что к запаху навоза примешивался запах оружейной смазки. Впрочем, сейчас трюм был практически пуст. Лишь в хвостовой части лежало несколько джутовых тюков неизвестно с чем.
        Михаил втянул в трюм трап, задраил люк.
        - Садись! - перекрывая рев моторов на форсаже, крикнул он Никите и указал на кресло возле входа. В трюме было всего четыре кресла - по одному у каждого иллюминатора. Остальное пространство предназначалось исключительно для грузов. Нерентабельно в Африке возить людей.
        - Сиди и с места не рыпайся, заразу не разноси! - поучал Михаил. - Ты парашютом пользоваться умеешь?
        - Нет, - соврал Никита. - А что?
        - Тогда молись богу, чтобы нас не сбили.
        - Кто? Мятежники?
        - И те, и другие. У них стрельба по самолетам что-то вроде развлечения. Мы им стингеры возим, а они нас ими же и сбивают. Война по-африкански называется!
        Не зная, как отреагировать, Никита неопределенно хмыкнул. Со своими оценками здешней войны он уже не раз попадал впросак.
        - Да, и последнее! - проорал Михаил, потому что рев двигателей стал невыносимым, фюзеляж мелко задрожал. - Запомни, когда прилетим в Каир, говори, что мы летели из Сомали! Понял?! Иначе тебе карантин обеспечен, а нас лишат лицензии до конца жизни!
        Самолет дрогнул и начал разбег.
        Глава третья
        Ни молния, ни стингер в самолет не попали, хотя потрясло АН-24 в грозовом фронте изрядно. Как на тренажерном вибростенде. И как только самолет на составные части не развалился, уму непостижимо. После подобного испытания весь экипаж вместе с Никитой можно было смело зачислять в отряд космонавтов, если, конечно, за время отсутствия Полынова в России космическую программу не свернули окончательно и навсегда.
        В Каир самолет прибыл поздно ночью, и когда Никита ступил на бетон летного поля, ему показалось, что чище воздуха он не вдыхал никогда. Основательная тряска самолета подняла в трюме такую пыль, что дышать было невозможно, а Никита стал похож на скотника, только что вычистившего хлев. И воняло от него, как от настоящего козла.
        В зале для транзитных пассажиров к Никите, как он и предвидел, никакой представитель российского посольства не подошел, а чистенькие, ухоженные пассажиры шарахались от него, как от зачумленного. Естественно, Никита не стал разыскивать мифического Постышева, даже существуй таковой на самом деле. Он приобрел билет до Москвы на ближайший рейс и юркнул в туалетную комнату.
        Здесь он умылся, а носатый араб с видимым отвращением кое-как вычистил его одежду - на стирку и глаженье времени до посадки в самолет не было, хотя соответствующая служба в аэропорту имелась. Но следующий прямой рейс на Москву был почти через сутки, и Никита махнул рукой на свой внешний вид. Вонь уменьшилась, однако все равно ощущалась. Но от предложения араба освежить одежду хвойным дезодорантом Никита наотрез отказался. Эффект получался убийственным. От сочетания запахов хвои и хлева пассажиров могло начать мутить и без воздушных ям.
        К счастью, пассажиров в самолете было немного, а в салоне второго класса и вообще не больше десятка. Никита сел в кресло у иллюминатора в свободном ряду, пристегнулся и, чтобы не вступать в разговоры со стюардессой, закрыл глаза, якобы собираясь спать. Одного не учел - что летел он рейсом не российской авиакомпании, а германской. Стюардесса тотчас оказалась рядом, деликатно "разбудила" его и вежливо предупредила, что отправляться в сон он может только после взлета самолета и набора высоты. Заодно предложила одеяло. И все это она сообщила с такой радушной, лучезарной улыбкой, будто их "боинг-747" был предназначен исключительно для перевозки грязных и вонючих пассажиров. Правда, при этом она стояла несколько поодаль и к Полынову не наклонялась.
        Никита хотел было извиниться за свой внешний вид, но, наткнувшись на заученно приветливый взгляд стюардессы, понял, что ей абсолютно все равно, чистил ли ее пассажир прямо перед посадкой в самолет унитазы в общественном туалете или же попросту не мылся со дня своего рождения, соблюдая религиозный обет. Поэтому он не стал плести небылицы в свое оправдание и согласился взять одеяло.
        Пронаблюдав в иллюминатор, как лайнер разгоняется по взлетной полосе и ложится на курс, оставляя слева по борту бесконечное море огней ночного Каира, Полынов накрылся одеялом и смежил веки. Теперь уже по-настоящему, без всякого притворства, хотелось спать. Прощай, Африка, быть может, навсегда.
        Все три часа полетного времени Никита проспал сном младенца. Разбудила его все та же неизменно заботливая стюардесса, указывая пальчиком на мигающие на стене надписи, регламентирующие поведение пассажиров перед посадкой. Никита послушно вернул спинку кресла в вертикальное положение, отдал стюардессе одеяло, пристегнул ремни безопасности. И от нечего делать вперился в белесую предрассветную муть сплошной облачности за иллюминатором. В душе имелось два страстных желания. Первое - содрать с себя одежду, залезть под душ и долго с наслаждением мыться. Второе было более прозаическим - страшно хотелось зевать. За неимением возможности немедленно осуществить первое желание, Никита во всю осуществлял второе. Тем более что оно хорошо снимало боль в ушах, возникающую от перепада давления при снижении самолета.
        Приземлились в потемках, но пока самолет выруливал на стоянку, рассвело. В приподнятом настроении - и куда только зевота подевалась? Полынов сбежал по трапу на бетонные плиты Шереметьево и зашагал к зданию аэропорта. Утренняя прохлада бодрила, а предвкушение, что не пройдет и часа, как он смоет с себя пыль и грязь Африки, настраивало на радужный лад.
        Российский таможенник не отличался воспитанностью и вышколенностью немецких стюардесс. При виде пассажира в мятых, грязных шортах и такой же по свежести рубашке глаза его вылезли из орбит, а нос брезгливо сморщился.
        - Откуда ты такой взялся? - недоуменно рыкнул он.
        А вот этого Полынов не любил. Органически не переносил чванства и высокомерия.
        - Из Африки, однако, господин хороший, - состроил он лучезарно-дебильную улыбку. - С международного симпозиума по вопросам разведения и выпаса племенных козлищ. Никак не слыхали, что ли?
        - Оно и чувствуется... - Таможенник помахал у себя перед лицом раскрытым паспортом Полынова. - Где багаж?
        - Однако с собой нетути, - изображая из себя крестьянскую простоту, развел руками Никита. - Мой багаж токмо по дипломатическим каналам идет.
        - Проваливай! - Таможенник раздраженно швырнул паспорт на стойку. Козлопас...
        - Премного благодарен, - расшаркался Полынов. - Нижайше кланяюсь... Как погляжу, добрейшей вы души человек!
        Таможенник не нашел слов, и Полынов побыстрее ретировался. "Ну уж на последующих пассажирах он душу-то свою "добрейшую" отведет", - на ходу подумал Никита.
        На площади у здания аэропорта Полынов остановился. Похоже, своей спешкой сам себе создал трудности. Слишком быстро добрался в Москву из Центральной Африки - вряд ли Дерезницкий ждет его так рано. А это значит, что встречающих не будет и надо добираться самому. С его же внешним видом плюс "экзотическим" запахом проблема из трудноразрешимых. Впрочем, за доллары московские таксисты куда хочешь, хоть обратно в Центральную Африку доставят. Знай, только валюту отстегивай.
        Так оно и оказалось. Не успел Никита оглядеться, как возле него затормозил потрепанный оранжевый "жигуленок". Передняя дверца распахнулась, и молодой чернявый водитель радушно предложил:
        - Садись, подвезу!
        Лицо у парня было простоватым, добродушным. Именно с таким лицом частным извозом и заниматься - у клиентов больше доверия вызывает.
        Полынов на всякий случай оглянулся - нет ли встречающих, однако площадь перед аэропортом была пустынна. Пассажиры с каирского рейса еще получали багаж, а других рейсов в столь раннее время, похоже, не было. Никита снова перевел взгляд на "жигули" - оранжевый цвет машины ярко воскрешал в памяти "лендровер" вице-консула Ненарокова, - поморщился, но, махнув на плохую примету рукой, сел на переднее сиденье и захлопнул дверцу.
        - Алексей, - представился парень, трогая машину с места.
        Полынов равнодушно кивнул. Вступать в пустые дорожные разговоры он был не намерен. А говорить, куда ехать, пока не стал - дорога на Москву здесь одна. Где-нибудь в центре придется убивать время до семи утра и лишь только затем можно будет позвонить по телефону.
        Парень покосился на него, промолчал и увеличил скорость. За окном замелькали голубые от утренней дымки стволы берез и синие сосны. В столь ранний час шоссе было пустынным, и создавалось впечатление, будто едут они где-то далеко-далеко от столицы среди бескрайних лесов, и только асфальт дороги напоминает о цивилизации.
        Не доезжая до Петербургского шоссе, шофер внезапно сбросил скорость и свернул на неширокую, петляющую по лесу дорогу. Полынов подобрался и в упор уставился на водителя.
        - Это куда же ты, Леша, меня, молоденькую и неопытную, везешь? - криво усмехаясь, процедил он.
        - А на дачу к Дерезницкому, Никита Артемович! - ответил парень.
        Он глянул на Полынова, и они дружно расхохотались. Действительно, где-то здесь, на берегу Клязьмы, у Дерезницкого была дача.
        - Конспиратор! - отсмеявшись, покачал головой Никита. - Не мог сразу представиться? Наиграешься еще в шпионы, надоест...
        - Минутку, Никита Артемович. - Алексей достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.
        - Доброе утро, Роман Борисович! - сказал он. - Племянник дяди Коли только что прибыл. Да, да... Минут через пятнадцать будет у вас.
        Алексей спрятал телефон и повернул голову к Полынову.
        - А что же вы без багажа, Никита Артемович?
        - Хорошо, что ноги унес... - пробурчал Никита. - Сидел я в тюрьме в одной неназываемой стране как злостный российский шпиен. К счастью, удалось бежать через канализацию. Запашок ощущаешь?
        - Есть немного, - согласился Алексей. Однако, несмотря на свою простоватую внешность, изобразить на лице искреннюю веру в откровенную "развесистую клюкву" ему не удалось. - Только почему-то их дерьмо навозом попахивает.
        - Тебе-то откуда знать, как заграничное дерьмо воняет? снисходительно усмехнулся Полынов.
        - Да уж известно, - неожиданно серьезно ответил Алексей. - Приходилось нюхать...
        Полынов промолчал и внимательно посмотрел на водителя. Не такой-то он и молодой - лет ему отнюдь не двадцать три от силы, как с первого взгляда показалось. Все тридцать точно будет. Ровесник. Зря с ним так, свысока, разговаривал...
        Алексей снизил скорость, свернул с шоссе на неприметную дорогу и, остановившись возле опущенного шлагбаума, посигналил. Из сторожки вышел суровый милиционер с автоматом на груди, бросил взгляд на номер "жигулей", затем на водителя и махнул рукой кому-то в сторожке. Шлагбаум поднялся.
        И Полынов еще раз непроизвольно отметил, что непростым, видимо, человеком был Алексей, если охрана правительственных дач знала и затрапезные "жигули", и его самого.
        Дача Дерезницкого выгодно отличалась от современных загородных резиденций власть имущих, больше похожих на крепости с глухими стенами и окнами, забранными пуленепробиваемыми жалюзи. Это была постройка еще того времени, когда в стране понятия не имели ни о киллерах, ни о криминальных разборках и дачи строили с балконами, соляриями, помпезными колоннами, то есть для отдыха на природе, а не с целью защитить жизнь. Здесь было все, что положено иметь загородному дому: большие окна, открытая веранда на первом этаже и широкая терраса на втором с видом на небольшой декоративный парк и излучину реки. Любил Дерезницкий простор и не собирался себя ограничивать четырьмя стенами, хоть, разумеется, и понимал, что найдется немало охотников посмотреть на него сквозь оптический прицел. Но настоящая охрана тем и отличается, что не мозолит глаза, а занимается своим делом.
        Ворота дачи открыли двое штатских ребят из личной охраны. Открыли так же молча, как и милиционеры шлагбаум при въезде на территорию дачного поселка, но эти, внимательно посмотрев на водителя, кивнули в знак приветствия. Алексей им ответил таким же кивком.
        Лишь только шины "жигулей" зашуршали по дорожке, как на крыльце появился хозяин дачи. Роман Борисович Дерезницкий собственной персоной. Худощавый, лысоватый мужчина лет сорока пяти, с большим крючковатым носом, немного сутулый, он на первый взгляд не производил особого впечатления. К тому же был он порывист в движениях, говорил быстро, отрывисто, иногда глотая слова, и от этого казалось, что он не имеет своего собственного мнения и всегда готов не только согласиться с чужим, но и принять любую точку зрения. Однако на деле все было абсолютно не так. Видимость покладистости не соответствовала делам Дерезницкого. Ни к каким политическим партиям - ни к левым, ни к правым, ни к центру - он не примыкал, а был, не только на словах, но и на деле, сторонником одного направления - здравого смысла. Именно поэтому его постоянно привлекали к работе в правительстве, когда требовалось провести в жизнь действительно государственное решение, и именно поэтому он долго на ответственных постах не задерживался. То есть его потенциал использовали по принципу: "сделал дело - гуляй подальше!" Причем под первой половиной
подразумевалось нужное на данный момент правительству решение, а под второй - личные идеи Дерезницкого об укреплении государственности. Обжегшись таким образом пару раз, Роман Борисович, тем не менее, не отказывался на два-три месяца занять какую-либо ответственную должность, если видел возможность хоть как-то способствовать укреплению государства. Но именно эти осечки и привели Дерезницкого к мысли создать свою оперативную группу внешней и внутренней разведки, чтобы не быть слепым котенком в политических интригах и экономических аферах на самом высоком уровне.
        - Спасибо, - поблагодарил Алексея Полынов, выбираясь из машины.
        Алексей только кивнул.
        Дерезницкий не стал ждать, пока Полынов взойдет на крыльцо. Быстро спустился по ступенькам и, хрустя гравием, направился к "жигулям".
        - С возвращением, Никита Артемович, - пожал руку Полынову, смотря в глаза острым, проницательным взглядом.
        - С добрым утром, Роман Борисович.
        - Как добрались?
        - А вы не чувствуете? - саркастически усмехнулся Никита и сморщил нос.
        - Н-да, некоторое амбре ощущается... - согласился Дерезницкий, но тут же дипломатично увел разговор в интересующую его сторону. - К сожалению, был вынужден отозвать вас раньше срока, но все же - как с вашим заданием? Удалось что-нибудь выяснить?
        - А вот о делах, Роман Борисович, извините, только после душа, отрицательно покачал головой Полынов.
        Таких ответов Дерезницкий от подчиненных не любил. Дело, прежде всего дело, а личные проблемы потом. Так он жил сам, этого же требовал и от своих сотрудников. Жестким взглядом он заглянул в глаза Никите и встретил в них непреклонный отпор.
        - Хорошо, - порывисто согласился Роман Борисович. - Я вас понимаю. Идемте.
        Он подхватил Никиту под руку и увлек в дом.
        - Мне бы свежую одежду, - сказал Никита. - И обувь...
        - Хорошо, хорошо, - кивнул Дерезницкий и на ходу бросил Алексею: Алеша, подыщите, пожалуйста, что-нибудь подходящее Никите Артемовичу... Прошу, - распахнул перед Полыновым дверь.
        - Машенька! - позвал он из прихожей. - Маша!
        Со стороны веранды чуть ли ни мгновенно появилась молоденькая прислуга в темном платьице и белоснежном накрахмаленном кокошнике.
        - Машенька, я вас попрошу, отведите нашего гостя в ванную комнату. Дерезницкий повернулся к Полынову. - Надеюсь, Никита Артемович, за полчаса справитесь?
        - Постараюсь, Роман Борисович.
        Следом за прислугой Никита прошел в ванную комнату, где к своему удовлетворению не увидел никаких новомодных штучек типа джакузи. Не вязались подобные излишества с обликом Дерезницкого. Да, все прилично оформлено: стены и пол в кафеле, краны и трубы никелем блестят, чистенько, аккуратно, но не более. Большая ванна, рядом душ, умывальник, зеркало, на полочках лосьоны, одеколоны, мыло, шампунь, бритвенные принадлежности.
        - Раненько вы встаете, Машенька, - посочувствовал Никита.
        - У каждого своя работа, Никита Артемович, - с улыбкой возразила прислуга. - В этом шкафчике полотенца, здесь возьмете бритву. Вот, кстати, аптечка, если порежетесь. А в эту корзину бросьте одежду. Вам ее постирать?
        - Ни боже мой! - возмутился Полынов. - В мусорный бак вместе с обувью.
        - Хорошо. Здесь мыло, шампунь, здесь мочалка. Вопросы ко мне будут?
        Вертелся на языке у Полынова вопрос, кто бы ему спину потер, но он пересилил себя, прикусил язык и отрицательно помотал головой.
        - Всего вам доброго, - кивнула головой прислуга и ушла.
        И тогда Никита наконец осуществил свою мечту, ставшую настолько навязчивой, что никакие другие мысли в голову просто не лезли: содрал с себя одежду и шагнул под душ.
        Минут пять он стоял под хлещущими теплыми струями, испытывая неимоверное блаженство, и только затем стал мыться, яростно сдирая с себя мочалкой пыль и грязь Африки. Намылил голову, плечи, грудь... И вдруг резкая боль обожгла левое бедро. Уже зная, что увидит на бедре, Никита смахнул с глаз мыльную пену и посмотрел.
        Древесная пиявка, как ее называли в африканской деревне, внедрилась под кожу давно - припухшее место стало темно-багровым. Чертыхаясь и кляня про себя Африку на чем свет стоит, Полынов побыстрее домылся, насухо вытерся и заглянул в аптечку. Негусто. Набор медикаментов почти как у Сан Саныча: лейкопластырь, йод, кровоостанавливающий карандаш, аспирин, анальгин, стрептоцид... Все понятно, зачем в аптечке в ванной комнате держать ту же вату? Но Полынову от этого понимания было не легче. Обращаться напрямую к прислуге за скальпелем не следовало - сразу пойдут вопросы зачем, что да как... А насколько опасен этот паразит, а не заразит ли Никита еще кого-нибудь...
        Полынов повертел в руках маникюрные ножницы, вздохнул, отложил их в сторону. Затем взял одноразовую бритву, обломал пластик и обнажил двойное лезвие. Что ж, за неимением лучшего, сойдет и это. Усевшись на край ванны, он прощупал припухлость, определяя, на какую глубину и какой длины нужно сделать разрез, и уже занес было руку, как в дверь постучали.
        - Никита Артемович, я вам одежду на спинку стула у двери повешу, хорошо? - донесся голос прислуги.
        - Спасибо, Машенька, - поблагодарил Полынов.
        И услышав ее удаляющиеся шаги, полоснул импровизированным скальпелем по бедру. Кожа, растянутая пальцами левой руки, распахнулась, и в открывшемся разрезе Никита увидел большую, около двух сантиметров, нематоду. Та конвульсивно задергалась, и толчок почти мгновенно хлынувшей крови выбросил ее на вовремя подставленную ладонь.
        Полынов поднес ладонь к глазам и внимательно рассмотрел паразита. Разрез он провел, прямо сказать, мастерски - лезвие бритвы не повредило нематоду. Другое было плохо - нематода оказалась достаточно взрослой особью и сквозь полупрозрачную кожицу последнего сегмента просвечивались ее яйца. Никита бросил паразита в раковину, раздавил лезвием и смыл водой в канализацию. Затем свинтил рассекатель с гибкого душа и мощной струей воды, стиснув зубы, промыл рану. Насухо вытершись полотенцем, засыпал по методу Сан Саныча рану стрептоцидом и заклеил ее лейкопластырем. И только тщательно убрав все следы операции - смыв кровь на полу и спрятав окровавленное полотенце в ворохе своей одежды, - он приступил к бритью.
        Через сорок минут в свободном сиреневом спортивном костюме, новых кроссовках, гладко выбритый, благоухающий французской туалетной водой Полынов появился на террасе второго этажа. Дерезницкий поджидал его сидя в плетеном кресле у журнального столика и попивая кофе из маленькой чашечки.
        - Присаживайтесь, Никита Артемович, - указал он на кресло напротив и демонстративно посмотрел на часы. - Вы задержались на десять минут. Придется вам пить холодный кофе.
        - Приношу свои извинения, Роман Борисович, - развел руками Полынов. Никак не ожидал, что пыль Африки столь въедлива.
        Он сел в кресло и огляделся. Вокруг расстилался типичный пейзаж среднерусской равнины - ближайшие домики были закрыты разлапистыми соснами, а слева, в просвете между молоденькими березками, виднелась неширокая гладь реки с лугом до самого горизонта на другом берегу. Разительный контраст с джунглями Центральной Африки. И все же что-то общее было между верандой бунгало Сан Саныча и террасой дачи Дерезницкого. Плетеные кресла, кофе на открытом воздухе, вид на лес с небольшой высоты... От этих параллелей легонько защемило сердце.
        - С кем имею честь беседовать? - полушутя осведомился он, пригубливая кофе. Дерезницкий слукавил, кофе был еще горячим.
        Брови у Дерезницкого подскочили.
        - Как вас понимать, Никита Артемович?
        - Самым прямым образом. - Никита отвел взгляд в сторону и усмехнулся. - Когда я улетал в Африку, вы были помощником секретаря Совета Безопасности.
        - Ах, вот вы о чем! - рассмеялся Дерезницкий. К чехарде своих должностей он уже привык и относился к этому с юмором. - Теперь берите выше. Заместитель ответственного секретаря по делам СНГ. - Он поморщился. Ранг повыше, однако возможностей влиять на события значительно меньше. Должность заместителя свадебного генерала при мертворожденной структуре исключительно с наблюдательными и рекомендательными функциями... Впрочем, вернемся к нашим делам. Я слушаю вас, Никита Артемович.
        - В каком объеме вам докладывать, в полном или кратком? - спросил Полынов, ставя чашечку на стол.
        - В полном объеме изложите в отчете, а пока обрисуйте в общих чертах, что удалось выяснить и на каком этапе вы были вынуждены прервать командировку. И насколько ваших данных достаточно для предварительных выводов.
        Роман Борисович говорил четко, быстро, смотря в глаза собеседнику. Это была его излюбленная манера вести беседу, и она очень хорошо нивелировала все его внешние недостатки. Даже более, довлела на собеседника умом и проницательностью Дерезницкого, сразу показывала его превосходство.
        - Хорошо. - Полынов подобрался. - Считаю свою миссию в Центральной Африке выполненной полностью. Ни один из сотрудников госпиталя американского Красного Креста не имеет отношения к каким-либо секретным службам. Это действительно медики, и они действительно занимаются борьбой с эпидемией "тофити". Более того, вирусолог госпиталя сумел идентифицировать вирус, вызвавший эпидемию...
        - Это мне известно, - перебил Дерезницкий. - Вчера их медицинский центр во Флориде распространил пресс-бюллетень о том, что природным носителем этого вируса является горилла. Насколько этой информации можно верить?
        - На девяносто процентов.
        - Почему?
        - Не вижу оснований для дезинформации. Вспомните, когда появилось сенсационное сообщение, что вирус СПИДа обнаружен у макак-резус? Именно в тот момент, когда в прессе начала разворачиваться широкая дискуссия о возможном искусственном происхождении вируса СПИДа. "Новость" о вирусе макаки-резус позволила напрочь забыть пространные статьи специалистов и журналистов, выдвигавших весьма правдоподобные гипотезы о конструировании вируса методами генной инженерии. И хотя через два месяца было установлено, что вирус макак-резус хоть и похож на вирус СПИДа, но таковым на самом деле не является, дискуссию о возможном искусственном происхождении чумы двадцатого века уже никто не продолжил. Сработал закон журналистики новость интересна, пока она свежа. В нашем случае для появления аналогичной дезинформации предпосылок нет. Десять же процентов я оставляю на возможную ошибку научных исследований, но никак не на подтасовку фактов. В честности и порядочности доктора Киллигру я уверен, но ни один человек не застрахован от ошибок.
        - Так вы, Никита Артемович, полагаете, что для подозрений об искусственном происхождении вируса "тофити" оснований нет? - равнодушно спросил Дерезницкий.
        И Полынов внезапно понял, что к проблеме "тофити" его шеф охладел буквально сразу же - стоило ему только начать излагать суть своих умозаключений.
        - Пока нет, - твердо сказал он и уточнил: - Пока нет опровержения выводов доктора Киллигру.
        - Да-да... Да-да... - задумчиво закивал головой Дерезницкий, глядя куда-то в сторону отсутствующим взглядом.
        Никита допил кофе, поставил чашечку на стол и посмотрел на шефа, все еще пребывающего в отстраненной задумчивости.
        - Роман Борисович, позвольте праздный вопрос?
        - Да? - словно очнулся Дерезницкий и посмотрел на Полынова с удивлением. - Можно и праздный, но, пожалуйста, поближе к нашей тематике. О хобби я предпочитаю говорить только на светских раутах.
        - По самой что ни на есть тематике. Мне, конечно, приятно получать деньги и очень даже неплохие за свою работу. Но все же объясните, пожалуйста, зачем вам, частному лицу, данные об эпидемической обстановке в далекой центральноафриканской монархической республике, о направлениях в генной инженерии, о биологическом оружии, наконец? Я понимаю, когда на вас работает громадный штат агентов в политической и экономической сферах. Но в биологии, медицине?! Зачем? Уж извините, но в ваши альтруистические побуждения я не верю.
        - Правильно делаете, что не верите. - Дерезницкий вновь был собран, смотрел в глаза Полынова немигающим, колючим взглядом. - Я не отношусь к тем бизнесменам, которые, "урвав" у государства с десяток миллионов, драпают за рубеж. Если уж эта страна позволила мне обогатиться, то и не хочу быть перед ней в долгу. И, здесь вы правы, отнюдь не из альтруистических побуждений. Я хочу жить в этой стране, а не бежать из нее. А для этого, прежде всего, нужно укрепить государственную власть так, чтобы ее уважали и признавали как внутри страны, так и за рубежом. Биологическое оружие - это война. Война - это политика. А твердый политический курс - это стабильное государство. Появление любого нового оружия за пределами нашей страны - атомного или, как в нашем предполагаемом случае с "тофити", биологического - является угрозой национальным интересам нашего государства. И если в настоящий момент страна не может отстаивать свои государственные интересы в этой области, значит, это буду делать я. За свой счет. Вы удовлетворены?
        Полынов кивнул.
        - Ну а если так, тогда и мне позвольте задать вам, Никита Артемович, не менее праздный вопрос. Имеете ли вы какое-нибудь отношение к гибели Егора Семеновича Ненарокова?
        - Кого?!
        От неожиданности Никита выпрямился в кресле. Удивила его не смерть вице-консула, а то, что этот факт всерьез не только заинтересовал, но и почему-то встревожил Дерезницкого.
        - Вице-консула Российской Федерации в той самой монархической республике в Центральной Африке, из которой вы только что прибыли. Того самого человека, который посадил вас в пилотируемый украинским экипажем АН-24, взлетевший в одиннадцать сорок пять по местному времени с частного аэродрома рейсом на Каир.
        Никита сглотнул слюну. Да уж, в проницательности и аналитическом мышлении Дерезницкому не откажешь. К тому же и информации у него более чем предостаточно.
        - Каким образом погиб Ненароков? - спросил он.
        - В двенадцать двадцать по местному времени, когда вице-консул подъехал к дворцу президента-императора, его машина была взорвана. По официальной версии взрыв машины российского вице-консула является террористическим актом мятежников, направленным на дестабилизацию обстановки в стране с целью отсрочки решения некоторых иностранных государств снять с монархической республики изоляцию от внешнего мира. А вы что думаете по этому поводу?
        - В двенадцать двадцать я летел в самолете на Каир, - спокойно сказал Полынов.
        - Да, летели.
        Дерезницкий просто-таки сверлил глазами Никиту.
        - А вы бы, Роман Борисович, предпочли, чтобы в двенадцать двадцать взорвался АН-24 с вашим агентом, а не старенький "лендровер" с вице-консулом?
        - Попрошу подробнее, - жестко потребовал Дерезницкий.
        Полынов поморщился и неторопливо, обстоятельно, со всеми деталями рассказал все.
        Дерезницкий слушал словно вполуха, постукивая пальцами по столешнице и глядя куда-то в сторону реки. Но Полынов знал, что ни одно слово, ни одна деталь не ускользнет от его внимания. И еще он знал твердо, что "разгон" будет капитальный.
        И не ошибся.
        - Все? - прервал Полынова Дерезницкий в том месте, когда он "вернул" кейс вице-консулу, положив его в багажник "лендровера".
        - Все. Для полноты картины могу добавить лишь то, что никакой Постышев меня в аэропорту Каира не ждал.
        - Никита Артемович, вы кем у меня работаете? - внезапно спросил Дерезницкий. Он снова смотрел в лицо Полынову холодным немигающим взглядом. - Джеймсом Бондом? Или экспертом по биологическому оружию? Вы прекрасно справились с заданием, и хотя результат получился отрицательный, но это тоже результат! На него затрачены деньги, время, людской потенциал. Так какое вы имели право рисковать полученной информацией и ввязываться в потасовку из-за каких-то медикаментов? А если бы вы не долетели? В случае вашей смерти пришлось бы начинать все сначала! При этом самое главное, что фактор времени был бы упущен. Поэтому запомните раз и навсегда - самый лучший разведчик это тот, который работает головой! И я от вас требую и буду требовать именно этого. Для стрельбы и мордобития у меня предостаточно других людей.
        Полынов слушал молча. Сидя в кресле, он вытянул ноги и, склонив голову, внимательно рассматривал свои кроссовки. Он все прекрасно понимал и признавал правоту Дерезницкого. Но нотаций не любил.
        - Вы со мной не согласны? - спросил Дерезницкий. Видел он своего сотрудника насквозь.
        - Почему не согласен? - буркнул Никита. - Согласен...
        - Знаете, что, Никита Артемович, мы затеяли откровенный разговор, так извольте высказываться напрямик.
        - Если вы так настаиваете... - передернул плечами Полынов. Глаз от кроссовок он по-прежнему не отрывал. - Тогда у меня будет еще один вопрос несколько не по теме. Вы прилагаете максимум усилий, чтобы возродить в стране государственность. Так вот, найдется ли в государственном аппарате обновленной сильной державы место таким дипломатам, как Родзиевский и Ненароков?
        - Вам сколько лет!? - возмутился Роман Борисович. - Десять, пятнадцать, двадцать? Я надеюсь, имею дело со взрослым мужчиной, а не с инфантильным юношей! Во время работы извольте быть профессионалом и оставить эмоции в стороне! Приберегите их для девушек. Видите ли, ему вороватые сотрудники российского консульства не понравились. Решил он помочь старенькому доктору Айболиту, лечащему в Африке больных обезьянок, которого эти самые бармалеистые дипломаты притесняют. Это не ваше дело! Извольте забыть сопливые сентенции, что красота спасет мир и что никакие радужные перспективы не стоят слезинки ребенка! Оставьте это моралистам и романистам! Вы...
        Дерезницкий вдруг осекся.
        - Что это у вас?
        Полынов перехватил его взгляд и посмотрел на свой спортивный костюм. На светло-сиреневой материи у бедра проступило кровавое пятно.
        - А... - делано усмехнулся он. - Как это говорится: бандитская пуля...
        - А если серьезно? Вам нужен врач?
        - Я сам почти врач, - поморщился Никита, пропуская первый вопрос мимо ушей. - Мне нужен бинт, тампоны и кое-какие антисептики.
        - Машенька! - кликнул Дерезницкий прислугу. - Машенька, предоставьте Никите Артемовичу бинты и медикаменты.
        Никита встал.
        - Сделаете перевязку, возвращайтесь, - в спину ему сказал Дерезницкий. - Разговор не закончен.
        Когда через десять минут Полынов вернулся на террасу, за столиком с Дерезницким сидел Алексей. На полу возле его кресла стоял кейс, на столике лежала объемистая пластиковая папка с какими-то бумагами. Роман Борисович с Алексеем пили кофе и неторопливо беседовали.
        - Присоединяйтесь, Никита Артемович, - предложил Дерезницкий. - Кофе еще будете?
        На столике стояли три чашечки.
        - Буду, - кивнул Никита, сел и пригубил кофе.
        - Что ж, закончим с одним делом и примемся за другое, - сказал Дерезницкий и выразительно посмотрел на Алексея.
        Алексей поднял кейс, положил на колени и приоткрыл.
        - Давайте сюда ваши документы, - сказал он Полынову.
        Никита безропотно выложил на столик паспорт и удостоверение санитара российского Красного Креста. Алексей убрал документы в кейс и вместо них выдал новые.
        Полынов взял паспорт, полистал. Все данные в паспорте остались прежние, за исключением прописки. Вместо мифической новгородской стоял штемпель московской.
        Алексей, словно угадав его мысли, протянул связку ключей.
        - От квартиры.
        - Прописка временная? - спросил Никита.
        - Все в нашем мире временно, - пошутил Дерезницкий. - Пользуйтесь, пока живы. А если не будете консулам морды бить, надеюсь, проживете долго.
        - Спасибо на добром слове, - не преминул съязвить Никита.
        - Премиальные, - продолжил Алексей и выложил на стол пачку долларов. Пять тысяч. Остальные тридцать за работу будут перечислены сегодня на ваш личный счет в Проминвестбанке.
        Никита сунул деньги в карман и, наконец, взяв со стола новое удостоверение, раскрыл его. "Руководитель оперативной бригады службы биологического контроля МЧС".
        - Липа?
        Он поднял глаза на Дерезницкого.
        - Помилуйте, Никита Артемович, вы у меня когда-нибудь работали по фальшивым документам?
        - Понятно, - кивнул Полынов. - Расту на глазах... От санитара сразу до руководителя опербригады. Значит, обещанный отпуск мне не светит, а предстоит самая, что ни на есть, гнилая работа. Уж слишком мягко стелите да сладко кормите. Куда теперь после Африки? В тундру?
        - Не угадали, - натянуто улыбнулся Дерезницкий. - Место жаркое, но, надеюсь, так будет только в смысле климата. Алеша, обрисуйте ситуацию.
        Алексей открыл лежащую на столике папку, достал сложенную карту, развернул и положил перед Никитой.
        - Это карта Каменной степи. Ваш объект - поселок Пионер-5. Приблизительно две недели назад здесь зарегистрированы случаи массового каннибализма.
        - Не понял?!.. - ошарашено вскинул брови Полынов. - Что значит массового?
        - Алеша не оговорился, - вмешался Дерезницкий. - Это действительно что-то страшное и необъяснимое. Похожее на всеобщий психоз, когда люди превращаются в хищных зверей и начинают поедать друг друга. Причем, простите за натурализм, так сказать, в сыром виде. Алеша, покажите фотографии.
        Алексей извлек из папки черный пакет и вытащил из него пачку цветных фотографий весьма сомнительного качества. Снимал явно не профессионал фотографии получились нечеткие, кое-где размытые. К тому же фотосъемка, скорее всего, производилась с вертолета, причем с большой высоты, отчего заснятая местность смотрелась на них как планиметрия.
        - Общий вид поселка, - прокомментировал Алексей первую фотографию.
        Рыжую плоскость степи прочерчивала зеленоватая асфальтовая дорога, по обочинам которой четким пунктиром расположились одинаковые по размеру серенькие крыши домов. Лишь там, где дорога заканчивалась асфальтовым пятачком, крыши домов были побольше, и там же находились непонятные в этой проекции сооружения, а чуть в стороне - круглое зеленоватое пятно.
        - Жилые дома, - давал пояснения Алексей, водя карандашом по снимку. Иридиевый рудник, обогатительная фабрика, полигон с отвалами породы.
        Пока Полынов рассматривал первый снимок, Алексей перебрал всю пачку.
        - Это не интересно, это тоже... Ага, вот и вот.
        Из всей пачки он оставил только две фотографии и одну из них протянул Полынову.
        - Здесь, похоже, лежит труп.
        Половину фотографии занимал фрагмент серой крыши дома, вторую половину - рыжая кремнистая земля. Обрез черепичной крыши словно рассекал распростертого на земле человека вдоль - из-под крыши виднелись скрюченная рука, колено и половина затылка. Ничто не указывало Полынову, что это труп. Ну лежит себе человек, что с того? В джинсах, а что рука по плечо голая, так сейчас лето, может, он в майке. Поскользнулся человек, упал, а его в этот момент и засняли. Либо "перебрал" сверх меры да прилег отдохнуть. В поселке все-таки вытрезвителей нет.
        - А это самый удачный снимок, - продолжил Алексей и показал последнюю фотографию.
        Посреди асфальтовой дороги, раскинув руки и ноги, лицом вверх лежал еще один человек в камуфляжной форме. Изображение было сильно смазано, размыто, и черты лица лежащего не поддавались детализации. Над ним то ли склонился, то ли стоял на коленях голый, надо понимать, каннибал. Пространственной перспективы в снимке не было никакой, поэтому вообразить, что голый человек выедает у лежащего внутренности, никакого труда не составляло. Тем более что на месте горла лежащего алело красное пятно. Более темные багрово-черные пятна на асфальте окружали его голову и плечи.
        - Аэрофотосъемка? - спросил Полынов.
        - Изображение получено со спутника с последующей компьютерной обработкой.
        - Не верю, - поморщился Никита. - Похоже на фальшивку. Я видел снимок копейки на ладони, сделанный из космоса с расстояния девяноста километров. Четкость на порядок выше.
        Алексей снисходительно улыбнулся.
        - Не путайте образцово-показательную фотографию, сделанную при идеальном состоянии атмосферы, с этой. Летом в полдень над каменистым плато толща атмосферы по своим температурным характеристикам напоминает слоистый пирог. Отсюда разность плотности слоев и их оптических характеристик и как результат - размытость изображения.
        - Все равно не убедительно. Погрешность компьютерной компиляции, наверное, около двадцати процентов?
        - Пятнадцать.
        - Ну вот, видите... Перекушенное горло, как вы его себе представляете, может оказаться на самом деле шейным платком. А склонившийся над упавшим от солнечного удара человеком вероятностный каннибал - не голым, а в майке телесного цвета. К тому же и не каннибал он вовсе, а сердобольный самаритянин, оказывающий пострадавшему посильную помощь.
        - Были еще показания очевидца, - опять вмешался в объяснения Дерезницкий. - Местного жителя, в панике сбежавшего из поселка, когда на него набросились два каннибала.
        - Почему - были?
        - Потому, что очевидец на второй день бесследно исчез.
        - Даже так... - Никита в задумчивости поскреб затылок. - А не мог свидетель быть обыкновенным сумасшедшим, сбежавшим из дурдома? Знаете, сколько сейчас таких без вести пропавших?
        Дерезницкий глубоко вздохнул.
        - Послушайте, Никита Артемович, вам дают вводную для вашей работы, а не просят оценить достоверность информации. Поверьте пока на слово, что основания для расследования весьма веские. Ну, например, почему министерство обороны в срочном и особо секретном порядке окружило поселок пятидесятикилометровым кордоном своих спецподразделений? Почему ФСБ отказывается предоставить даже минимальную информацию о событиях в поселке?
        - Действительно, почему? - согласился Полынов.
        - Единственное объяснение, которое я получил, воспользовавшись оставшимися связями в Совете Безопасности, так это то, что вот здесь, Дерезницкий указал пальцем на карте, - к югу от поселка, находился особо секретный объект министерства обороны. Что же касается других косвенных доказательств массового каннибализма в поселке Пионер-5, то, поверьте, в этой папке их предостаточно.
        - А какое отношение все это имеет ко мне? Я не являюсь специалистом в области каннибализма.
        - Зато вы, Никита Артемович, насколько мне известно, изучали результаты закрытых исследований в областях генной инженерии, биологической трансмутации, а также воздействия СВЧ-излучения на мутагенность живой клетки.
        - Вы полагаете...
        - Именно это вам и предстоит выяснить, - твердо сказал Дерезницкий, глядя в глаза Полынову. - Поэтому мы сделаем так. Сейчас Алеша отвезет вас на квартиру, вы отдохнете и напишите подробный отчет о пребывании в Центральной Африке. А вечером внимательно проштудируете все эти документы.
        Дерезницкий передал Полынову папку.
        - За один вечер? - с сомнением покачал головой Никита, взвешивая на руке увесистый фолиант.
        - Да. За один вечер. - Дерезницкий был непреклонен и необычно строг. Потому что завтра в десять утра вас будут ждать в министерстве по чрезвычайным ситуациям.
        - Кто?
        - Министр МЧС Александр Васильевич Шуйбо.
        Глава четвертая
        Квартиру Полынову Дерезницкий купил в Гольяново, в панельной девятиэтажке семидесятых годов. Обыкновенная двухкомнатная квартира, отремонтированная без претензий на европейский класс, чистенькая, аккуратненькая, с мебелью. Более того, с посудой, постельными принадлежностями и, что совсем уж понравилось Никите, неплохим гардеробом, где все вещи соответствовали его размерам.
        "Лишь бы меня не женили", - саркастически подумал Никита, засовывая испачканный кровью спортивный костюм в пустую корзину для грязного белья. Вариант с "супругой" отнюдь не исключался.
        Натянув новые шорты, он обследовал все шкафчики на кухне, нашел кофемолку и кофеварку, а вот кофе в зернах не обнаружил. Был, правда, растворимый. Вздохнув - ну что теперь поделаешь? - поставил на плиту чайник и открыл холодильник. В холодильнике кроме прохладительных напитков ничего не оказалось, однако беды в этом особой не было - на даче Дерезницкого ему презентовали два объемных пакета с продуктами. К тому же забивать холодильник не имело смысла - завтра-послезавтра предстояла длительная командировка.
        Наскоро перехватив и запив завтрак чашкой растворимого кофе, Никита сел за работу.
        До позднего вечера он скрупулезно составлял на компьютере отчет о своей работе в Центральной Африке, стараясь не упустить ни одной мелочи. При других условиях хватило бы и двух-трех часов, но жара в Москве стояла неимоверная. Похуже, чем в тропиках - там ее хоть как-то приглушали ливни. Не спасала и минеральная вода со льдом - Никита пил стакан за стаканом, и вода тут же выступала на коже обильным потом. Проработав минут сорок и, чувствуя, что мозги начинают свариваться вкрутую, приходилось забираться под душ. В эти минуты, стоя под прохладными струями, Никита мечтал, что как только у него появится свободное время, он обязательно оборудует в квартире кондиционер. С деньгами проблем не было, была проблема со свободным временем. Но именно его, похоже, не предвиделось.
        Закончив отчет, Полынов внимательно перечитал текст и остался весьма доволен содержанием. Изложенные факты позволяли однозначно классифицировать естественное происхождение вируса "тофити". Причем с гораздо большей вероятностью, чем когда вся накопленная информация хранилась только в голове. Лишний раз Никита убедился, что информация, переведенная в текст, позволяет упорядочить умозаключения и гораздо четче представить решение проблемы.
        Полынов сбросил файл на дискету, а всю информацию по вирусу "тофити" стер из памяти компьютера, хотя она, при данном отрицательном результате, ничего секретного из себя не представляла. Однако не стоило "дразнить гусей", буде "случайный" пользователь ненароком заглянет в компьютер и увидит этот отчет. Ну что он тогда может подумать о деятельности Полынова? Известно, что...
        Покончив с отчетом, Никита позволил себе на часок расслабиться. Приготовил обед, поел, выпил рюмку "мартеля". Уж чем-чем, а спиртным, причем весьма доброкачественным, его обеспечили основательно - бар был заставлен бутылками коньяка, водки, различных вин. По такой жаре больше рюмки Полынов себе не разрешил, да и не любил он пить в одиночку. К тому же предстояло еще работать.
        В очередной раз приняв душ, Никита настежь распахнул в кабинете окно и сел в кресло у журнального столика знакомиться с документами из папки. Ожидаемой прохлады вечер не принес, и шторы висели неподвижно, будто паруса во время мертвого штиля.
        Содержимое папки можно было условно разделить на четыре части: описание поселка Пионер-5, представленное весьма основательно, от подробной карты до беллетризированного среза социальной жизни; скудные сведения о военной базе; копия протокола участкового инспектора районного центра Каменки о задержании очевидца кровавых событий в поселке; схема расположения спецподразделений, блокировавших чуть ли не половину территории Каменной степи.
        Заочное знакомство с поселком и его бытом произвело на Никиту тягостное впечатление. Со времени закрытия рудника население Пионера-5 с восьми тысяч сократилось до двух, и эти оставшиеся, брошенные всеми и вся на произвол судьбы люди покорно и безмолвно вымирали, не смея перечить власти криминальной группировки, чьи порядки, установленные в поселке, сильно напоминали беспредельный разгул дичайшего феодализма. Нет, не хотел бы жить Полынов в поселке Пионер-5, по сравнению с которым жизнь в монархической республике в Центральной Африке казалась вершиной достижения человеческой цивилизации. Индифферентное отношение государственных органов к существованию феодальной вотчины господина Бессонова было понятно - не нужно изыскивать из бюджета средства для перепрофилирования предприятия или переселения людей с предоставлением им рабочих мест. Немного настораживало то, что три заявки господина Бессонова на приватизацию рудника регулярно отклонялись со ссылкой на закон о стратегических объектах, не подлежащих приватизации, хотя несколько десятков гораздо более серьезных объектов в Сибири, на Кольском
полуострове и Дальнем Востоке были переданы в частные руки, причем за гораздо меньшие суммы, чем предлагал господин Бессонов. Поражало другое - детальная осведомленность ФСБ о происходящих в Пионере-5 социальных процессах при полном попустительстве существования криминальной группировки и в то же время, как бы в противовес бездеятельности, сверхоперативность по блокаде Каменной степи, когда поступили первые сведения о каннибализме.
        Операция по оцеплению объекта напоминала акцию спецподразделений ГРУ при захвате Кабула - транспортными самолетами в район Каменной степи была высажена пятитысячная группа десантников, буквально за полчаса блокировавшая площадь в триста квадратных километров. Не удивительно, что такая слаженность и оперативность действий частей российской армии, практически утратившей свою мобильность, вызвала заинтересованность Дерезницкого. Да что там заинтересованность - она не на шутку встревожила Романа Борисовича, если он в срочном порядке решил отозвать Полынова из командировки. Уж слишком события в Каменной степи напоминали хорошо разработанный и отрепетированный сценарий.
        Не остались в стороне и Соединенные Штаты, высказавшие по дипломатическим каналам обеспокоенность проведением Россией военных учений, о сроках которых, вопреки существующим соглашениям, их заранее не уведомили. Ответ американцы получили незамедлительно, и был он составлен в лучших традициях дипломатической казуистики. Во-первых, контингент войск, принимающий участие в учениях, не достигает по своей численности обусловленного двусторонним соглашением. Во-вторых, в учениях не используется тяжелое наступательное вооружение, как танки, ракетные установки, авиация. В-третьих, характер учений под кодовым названием "Карантин" по своей направленности больше соответствует задачам гражданской обороны, поскольку их целью является локализация предполагаемого ядерного взрыва на территории России и отработка личным составом методов дезактивации зараженного участка. В будущем году министерство обороны предполагает провести еще одно подобное учение, и если американская сторона изъявит желание, то оно может быть реализовано совместными силами.
        Насчет численности контингента пресс-бюллетень министерства обороны явно дезинформировал американцев, однако уличить в этом вооруженные силы России было практически невозможно. Ну как из космоса пересчитать личный состав, если он с головой закопался в кремнистую почву? Другое дело техника. На фотографиях со спутника Полынов насчитал одиннадцать бэтээров, пять "уазиков", восемь бензозаправщиков, три полевые кухни и четыре штабных вагончика. Все. Как говорится, к целям и задачам "учений" не подкопаешься.
        Российская пресса к событиям в Каменной степи отнеслась весьма прохладно, ограничившись короткими сообщениями. Оно и понятно - что можно написать о военных учениях в безлюдной, мертвой по своему определению пустоши, тем более, что техника в них не участвует, а стрельбы по мишеням не намечается? Ну кому это интересно? Армейская рутина, мучение для солдат, а не учения...
        Однако Полынов думал по-другому. Слишком много "жареных" фактов оказалось в его руках, чтобы отнестись к армейским учениям, как российские журналисты. Схема расположения окопов представляла собой почти идеальный эллипс, в фокусах которого находились поселок Пионер-5 и остатки разрушенной военной базы. Этакая траншея почти в шестьдесят километров она-то зачем нужна при оцеплении предполагаемого ядерного взрыва? А потом, если вся техника сосредоточена у штабных вагончиков, то почему бензовозы практически равномерно распределены по периметру оцепления и зачем их вообще так много? Для дилетанта, конечно, загадка, но не для профессионала.
        Пожалуй, самым слабым документом оказался протокол задержания очевидца вспышки массового каннибализма в поселке Пионер-5. Впрочем, иного от участкового инспектора ожидать и не приходилось. Скучным канцелярским языком он изложил в протоколе, что восьмого августа в двадцать два часа десять минут в опорный пункт номер три районного отделения милиции явился гражданин Осипов Евгений Юрьевич, житель поселка Пионер-5. Был он явно в невменяемом состоянии, бессвязно кричал о массовых убийствах в поселке и "поедании" трупов, плакал, гневно требовал направить туда роту солдат для уничтожения людоедов с плоскими лицами, плоскими зубами и плоскими ногтями. В двадцать два часа пятьдесят минут вышеозначенный гражданин Осипов Е. Ю. был передан бригаде психоневрологического диспансера, о чем составлен акт сдачи-приемки пациента за подписью дежурного психотерапевта Белозерцева И. К. и участкового инспектора лейтенанта милиции Кривулина М. Т.
        Самым любопытным в протоколе Полынову показалось упоминание о "плоских" зубах и ногтях людоедов. Такого участковый инспектор выдумать не мог и явно записал со слов очевидца, вероятно не один раз повторявшего столь "оригинальные" приметы. Никита попытался представить по этому описанию каннибалов, и получилась весьма неприглядная картина. Чтобы и без того плоские зубы и ногти людей могли стать особой отличительной чертой, они должны быть непомерно огромными. В таком случае весьма "симпатичными" ребятами были эти каннибалы, если, конечно, не являлись плодом больного воображения гражданина Осипова, как трезво рассудил участковый инспектор. И совершенно правильно рассудил, на его месте так поступил бы любой здравомыслящий человек.
        И все же, несмотря на наличие столь одиозного протокола среди серьезных документов, самым темным пятном в операции "Карантин" выглядела военная база. До девяносто первого года здесь располагался особо засекреченный резервный командный пункт запуска баллистических ракет. В самый разгар пацифистской вакханалии в СССР резервный командный пункт был ликвидирован. Оборудование полностью демонтировано и, скорее всего, "успешно" продано за рубеж, а вот здания и сооружения почему-то не уничтожены. В начале девяносто второго года здесь обосновывается некая группа "С", и с тех пор база носит название "точка "Минус", причем режим секретности остается для нее по-прежнему наивысший. Чем занималась группа "С" на точке "Минус" и почему в июне девяносто третьего, просуществовав без малого лишь полтора года, точка была полностью ликвидирована, людям Дерезницкого узнать не удалось. Единственным документом, дающим хоть какую-то ниточку для дальнейшего расследования, был список лиц, допущенных к информации по точке "Минус". В списке значилось восемь фамилий. Против пяти стояли однотипные пометки - погиб при выполнении
ответственного задания четырнадцатого июня девяносто третьего года. Дата гибели совпадала с днем ликвидации точки "Минус". Судьба остальных трех человек была неизвестна.
        Закончил ознакомление с документами Полынов около полуночи. Аккуратно сложил листки в папку и запер ее в сейф под баром с напитками. Затем налил полстакана "мартеля", разбавил его тоником из холодильника и, открыв на кухне балконную дверь, вышел на балкон. Наконец-то за последние полтора месяца он ощутил дуновение прохладного воздуха. Все-таки есть существенная разница между летом в тропиках и летом в средней полосе России. Особенно ночью - днем жара практически одинаковая..
        Никита оперся о перила и, отхлебывая из стакана, осмотрелся. Узкий дворик между двумя девятиэтажками был засажен молодыми березками, их густые кроны достигали четвертого этажа. В обманчивом свете луны казалось, что можно спокойно перелезть через перила, по серебристо-зеленым холмам крон дойти до стены дома напротив и, постучавшись кому-нибудь в окно, попроситься в гости. Полынов вздохнул. Похоже, он здорово заработался, если подобные бредни лезут в голову. Так и "крыша поехать" может.
        Никита вернулся в кабинет, раздернул шторы, включил телевизор. Выбрав программу с концертом эстрадной музыки, приглушил звук и сел в кресло. Хотелось отвлечься, отключить хоть на время перегруженный информацией мозг, но ничего не получилось. Не отвлекала музыка, а дебильные фразы современных песен раздражали.
        Никак не ожидал Полынов, что в списке группы "С" ему встретятся две знакомые фамилии. Полгода после окончания института до призыва в армию Никита проработал младшим научным сотрудником в Институте молекулярной биологии АН СССР в Пущино в отделе цитологии простейших организмов. Научный сотрудник Валерий Васильевич Лаврик, значившийся среди погибших на точке "Минус", работал в том же отделе в соседней лаборатории. Был он на три года старше Полынова и кроме науки его ничего в жизни не интересовало. Дневал и ночевал в институте, редко появляясь в общежитии. Помимо своей непосредственной работы по запланированной тематике он вел еще пару хоздоговорных работ, а по ночам проводил сугубо личные исследования. На рабочем месте и спал, ставя в лаборатории раскладушку, а в дневное время предусмотрительно пряча ее от бдительного ока инженера по технике безопасности. Направленность личных исследований Лаврика была за пределами современных общепризнанных научных представлений - кажется, что-то о взаимном влиянии биологических полей на межвидовую мутацию организмов, что, по мнению многих сотрудников института,
граничило с мистикой, а также высмеянными в свое время идеями академика Лысенко. Впрочем, в то время Никиту не интересовали проблемы его коллеги - в его жизни случился бурный роман с лаборанткой Лилечкой, и все научные дебаты в институте пролетали мимо сознания. В памяти сохранились лишь беззлобные шутки коллег, интересующихся у Лаврика в "курилке", когда же он вырастит на дубе арбузы, передаст народному хозяйству технологию выведения высокоудойных индюшек или повысит яйценоскость баранов. Лаврик не обижался, лишь смущался как-то по-детски, даже не пытаясь отшучиваться. Казалось, что так будет продолжаться вечно, но однажды на одном из ученых советов института завлабораторией генетики доктор наук Вениамин Аркадьевич Петрищев со всей мощью своего авторитета обрушился на бредовые, по его мнению, исследования доморощенного "гения", позорящего честь отечественной науки. Чем закончилось противостояние доктора наук и неостепененного научного сотрудника, Никита не знал - забрали служить в армию. А там вербовка КГБ, спецшкола, которую окончить так и не довелось из-за перемены в стране власти... Но это уже
другая история. А вот что же такогое экстраординарное должно было произойти в институте, чтобы фамилии Петрищева и Лаврика оказались в одном списке группы "С"? Как могло получиться, что после столь "знаменательного" заседания ученого совета они вдруг стали работать в одной команде да еще на военное ведомство и не просто так, а на особо засекреченной точке? В "гений" Петрищева Никита не верил - знал, как тот нещадно эксплуатировал свой коллектив, самым наглым образом присваивая идеи подчиненных. Ни одна научная статья не отправлялась в печать, если первым в списке авторов не стоял завотделом. Вероятно, весьма неординарных результатов удалось добиться Лаврику, поскольку оборотистый Петрищев тут же к нему приклеился. Может, даже и извинения Лаврику принес, а тот и растаял - на удивление мягким и бесхребетным был Валерий Васильевич... Был. И, наверное, открыл нечто такое, что и привлекло внимание военного ведомства. Уж конечно, не из области выведения популяции высокоудойных индюшек, но, видимо, "плоскозубые" каннибалы имели к его открытию прямое отношение...
        Так что Дерезницкий действительно имел серьезную причину отозвать из командировки именно Полынова, хотя о том, что Никита лично знал Лаврика и Петрищева Роман Борисович вряд ли имел сведения.
        Полынов, не торопясь, допил коктейль, выключил телевизор и направился в спальню. Утро вечера мудренее, как справедливо заметили еще древние славяне. Но, уже засыпая, Никита неожиданно подумал о некоей схожести ситуаций в Центральной Африке и Каменной степи. И там карантин, и здесь, и там каннибалы, и здесь... Разве что карантин в Каменной степи проводится с беспрецедентными в истории эпидемий мерами предосторожности.
        Проснулся он от ощущения, что в квартире находится посторонний. Самое главное, обучали его в спецшколе, при любых неожиданностях ровно дышать во всех смыслах. Так Никита и поступил - минуту-две неподвижно лежал в постели, не меняя ритма дыхания и изображая из себя спящего человека. А сам оценивал обстановку. Посторонний вел себя в квартире по-хозяйски, ходил по кухне, звенел посудой. Либо "свой", либо очень уж уверенный в своем превосходстве "чужой". Для появления в квартире столь наглого чужака вроде бы предпосылок не было. Значит, звенеть посудой могла та самая "жена" для прикрытия, хотя и для ее появления с точки зрения Никиты основания отсутствовали. Но, опять же, с его точки зрения.
        Полынов встал с кровати и, не таясь, босиком прошлепал по коридору. Если уж незваный гость ведет себя столь беспардонным образом, то хозяину сам бог велел.
        На кухне у плиты возился Алексей.
        - Доброе утро, Никита Артемович, - не оборачиваясь, сказал он. - Вы с чем гренки будете - с маслом или джемом?
        - С кофе, - буркнул Никита. - С добрым утром.
        Он отвернулся и направился в ванную комнату. Лучше бы его "женили"... Непонятно почему, но Алексей вызывал у него раздражение. Может потому, что при знакомстве с ним Никита обмишурился и взыграло обиженное самолюбие?
        "Изволь на работе эмоции давить в зародыше", - попытался настроиться на спокойствие Никита, но ничего не получилось. Месяц в Африке, когда он вынужден был держать себя в руках и не проявлять никаких чувств, кроме положительных, давал о себе знать. Не помогла и "разрядка" с мордобоем консула. Это так - вроде разминки. . Врут отечественные психологи, что надо побольше улыбаться и поменьше злиться - тогда, мол, больше проживешь. Ерунда. Уравновешенность потому так и называется, что достигается балансом положительных и отрицательных эмоций. Нет баланса - возможен психический срыв. Не напрасно во многих японских фирмах в отдельной комнате установлено чучело начальника - за день подчиненный так "накивается" своему боссу, столько улыбок ему подарит, что потом с превеликим удовольствием кулаками над чучелом поработает. Говорят, некоторые чучела чаще, чем раз в неделю, меняют...
        Когда Полынов вышел из ванной комнаты гладко выбритый, причесанный, стол на кухне уже был сервирован. Маленькие бутерброды с ломтиками обезжиренной ветчины и перьями молодого салата, гренки, сливочное масло в масленке, джем в вазочке и, естественно, две чашки растворимого кофе.
        - Прошу, - жестом пригласил Алексей к столу.
        - Ты у меня никак домохозяйкой устроился? - сумрачно спросил Полынов, усаживаясь на табуретку.
        - По совместительству, может, иногда и буду, - обезоруживающе улыбнулся Алексей. - Нам предстоит работать в паре.
        - Ага, - равнодушно согласился Никита, отхлебнул кофе и взялся за бутерброд.
        - До выезда на встречу с министром МЧС у нас есть пятнадцать минут, сказал Алексей, намазывая гренок джемом. - У вас ко мне вопросы будут?
        - Ага, - опять сумрачно изрек Никита.
        - Я вас слушаю, Никита Артемович.
        Полынов дожевал бутерброд, запил глотком кофе. Затем тяжело вздохнул, отодвинул чашку в сторону и, уперши локти в стол, уставился в Алексея недобрым взглядом.
        - Как бы это тебе поделикатнее объяснить, чтобы по морде не съездить...
        - Не понял? - изумился Алексей.
        - Я вроде бы по возрасту тебе в отцы не гожусь, да?
        - Да. - Алексей был необычно серьезен. Будто на самом деле собрался драться. - Если интересуют анкетные данные, то мы - одногодки.
        - Тем более, - сказал Никита, отметив про себя, что опять ошибся - он считал себя где-то года на два старше. - Так вот, если нам предстоит работать в паре, то я должен тебе абсолютно доверять, правильно?
        - Правильно.
        - Тогда мы либо переходим на "ты", либо работать вместе не будем.
        Алексей натянуто улыбнулся.
        - Хорошо. Вы... Ты полагаешь, что именно в таком случае сможешь на меня положиться с большей уверенностью?
        - Вероятность увеличивается, - сухо заметил Никита, поднял чашку с кофе, как рюмку и, кивнув Алексею, словно сказав тост, отхлебнул.
        - Что ж, пусть будет так, - кивнул Алексей и, повторив жест Никиты, пригубил свою чашку. - Надо понимать, ты так шутишь? Или встал не с той ноги?
        - Или - или, - пожал плечами Никита.
        - Чувствую, с тобой обхохочешься... - Алексей поставил чашку на стол, посмотрел на часы. - У нас осталось десять минут. Вопросы по материалам папки будут?
        - Вагон и маленькая тележка.
        - Придется ограничиться маленькой тележкой. На вагон времени нет.
        - Вот так всегда, - невесело констатировал Полынов. - Вначале дров наломаем, а потом разбираемся, лес ли мы рубили или сарай завалили... - Он взял очередной бутерброд. - Удалось выйти на след кого-нибудь из группы "С"?
        - Пока нет. Ведется разработка.
        - Ясно... Тогда откуда такая уверенность, что на точке "Минус" занимались созданием биологического оружия?
        Алексей сдержанно улыбнулся.
        - Биологическим оружием целенаправленно не занимаются нигде в мире. Обычно оно получается в виде побочного эффекта. Как нам кажется, на точке "Минус" велись исследования в области генной инженерии и, вполне возможно, результаты исследований проверялись на преступниках, приговоренных к смерти.
        - Не понял? - вскинул брови Полынов. - И намека на подобное я в материалах папки не встретил...
        Алексей недовольно поморщился.
        - Это пока только догадки, основанные на косвенных данных и предварительных выводах. Когда детали уточнят, я тебе сообщу.
        - Буду надеяться...
        Полынов повеселел. То, что Алексей "прокололся", сообщив непроверенные факты, лучше всего подействовало на настроение. Не имел права Никита приступать к делу, основываясь на домыслах. Только достоверные сведения могли обеспечить непредвзятость в оценке событий. Обыкновенный все-таки человек Алексей, и это радовало. С таким напарником можно сработаться, потому что нет хуже ситуации, когда действуешь в паре с идеальным агентом. Он, как робот или фанатик, все, вплоть до жизни, своей и твоей, отдаст ради цели. Но между понятиями: рисковать жизнью или отдавать ее - существенная разница, и Полынову отнюдь не хотелось умирать в качестве подсадной утки ради удовлетворения любознательности Дерезницкого, который еще неизвестно как использует добытую информацию.
        Для Никиты все сразу стало на свои места. С исходными данными на разработку он ознакомился, а досужие гипотезы не интересовали. Строить версии - его прерогатива.
        - Тогда у меня вопросов больше нет, - сказал он. - Есть задание. В списке группы "С" фигурируют две фамилии - Лаврик и Петрищев. Некогда они работали в Институте молекулярной биологии в Пущино. Выясни по своим каналам направление их исследований перед тем, как они рассчитались из института. Особенно меня интересуют работы Лаврика, проводимые им вне плана. Кстати, не исключена вероятность, что в группе "С" числился еще кое-кто из бывших сотрудников этого института.
        - Хорошая ниточка, - уважительно кивнул Алексей. - Спасибо за наводку. Сделаем.
        Полынов допил кофе и встал.
        - Благодарю за завтрак. Я готов. Надеюсь, по такой жаре к министру можно явиться без пиджака?
        - Можно, - согласился Алексей, начиная убирать со стола. - Но не в джинсах и тенниске.
        Никита критически окинул взглядом напарника.
        - А сам-то?
        - А меня туда не приглашали! - рассмеялся Алексей. - Я буду при тебе в качестве шофера. Причем везу лишь туда, а дальше изволь все сам.
        - Ну-ну... А говорил - в паре работаем... - язвительно пробормотал Никита.
        Из своего нового гардероба Полынов выбрал легкие серые брюки, в тон им серые летние туфли и голубую рубашку с короткими рукавами. Немного подумал и бросил в полиэтиленовый пакет галстук. Очень уж любят чиновники этикет в иное министерство, как в ресторан, без галстука и войти невозможно.
        Глава пятая
        В Министерстве по чрезвычайным ситуациям на внешний вид Никиты никто не обратил внимания. Практически все мужчины, которых Никита встретил в коридоре, были в оранжевой форме спасателей и ни одного в пиджаке. Будто чрезвычайная ситуация сложилась в самом министерстве.
        Александр Васильевич Шуйбо встретил Полынова на пороге своего кабинета. Министр тоже был без пиджака, но при галстуке. Подтянутый, моложавый, он не выглядел на свои пятьдесят лет. Общее впечатление немного портила печать безмерной усталости на скуластом смуглом лице и грустные глаза, но это и понятно - какая уж тут радость в глазах, когда его подчиненным чуть ли ни каждый день приходится извлекать из-под обломков устаревшей техники трупы.
        - Полынов? - Шуйбо пожал Никите руку. Вопреки усталому виду голос министра был тверд, взгляд темных глаз ясен. - Очень вовремя. Едем.
        И он скорым шагом направился из приемной к лестничному маршу. Полынову ничего не оставалось, как молча последовать за ним.
        Забравшись на заднее сиденье служебной "волги" и пригласив сесть рядом Никиту, Шуйбо поинтересовался:
        - Почему не спрашиваешь, куда едем?
        Полынов корректно кивнул.
        - Куда мы едем, Александр Васильевич?
        Получилось, будто он ерничает, но Шуйбо то ли не заметил, то ли не придал этому значения.
        - Петрович, - обратился министр к шоферу, - в Министерство обороны. И, повернувшись к Полынову, закончил: - Неувязочка с твоей командировкой, Никита Артемович, получается... Не хотят вооруженные силы нас в Каменную степь пускать.
        "Вот даже как..." - подумал Никита. Новость его не удивила - нечто подобное он ожидал. Удивило другое - то, что Шуйбо обратился к нему по имени-отчеству. Какую же услугу оказал министру Дерезницкий в обмен на любезность предоставить место руководителя опергруппы своему человеку, если Шуйбо не только знает его имя-отчество, но и сам вплотную занимается его делами?
        - Почему? - спросил Полынов.
        Шуйбо тяжело вздохнул.
        - К сожалению, этот вопрос всегда был и есть за пределами компетентности нашего министерства, - глухо сказал он, отстраненно глядя в окно. - Наше дело разбирать завалы, извлекать трупы, оказывать медицинскую помощь пострадавшему населению. То есть заниматься последствиями техногенных катастроф, а не выяснять их причины...
        Министр немного помолчал, затем перевел взгляд на Полынова.
        - Хотя тебя, насколько понимаю, в первую очередь интересуют именно причины происшествия в Каменной степи?
        - Да, - согласился Никита. - Но пока я работаю в вашем ведомстве, буду заниматься и последствиями.
        - Надеюсь, Никита Артемович, очень надеюсь... - опять вздохнул Шуйбо. - Иначе бы я тебя к себе не взял.
        И Никита почему-то поверил. Интуитивно почувствовал, что его назначение на должность руководителя спецбригады не имеет ничего общего с возникшими было в голове подозрениями об интриганских шашнях Дерезницкого и Шуйбо. Оба эти человека были заинтересованы в сильной государственной власти в стране не на словах, а на деле, и их альянс не имел под собой никакой экономической подоплеки. Да и сложившийся по телевизионным выступлениям образ министра по чрезвычайным ситуациям не давал повода усомниться в его честности. Никогда Шуйбо не юлил перед телекамерой, всегда на вопросы корреспондентов отвечал прямо и откровенно. Уж если и его подозревать в коррумпированности, то кому тогда вообще можно верить?
        В Министерстве обороны Шуйбо знали в лицо, и никто из караульной службы и не подумал проверять его документы. Потому и с Полыновым решалось все много проще, чем если бы он появился здесь один.
        - Он со мной, - коротко бросал Шуйбо на очередном посту в коридоре, и караульный вытягивался перед министром в струнку, беря под козырек.
        Наконец, миновав три или четыре поста, Шуйбо с Полыновым вошли в обширную пустую приемную, где за огромным столом с коммутатором откровенно скучал лощеный, прилизанный адъютант. При виде Шуйбо адъютант вскочил из-за стола и щелкнул каблуками. В отличие от караульных был он без фуражки, поэтому не козырял. Многое в последнее время, особенно в форме одежды, российская армия переняла у американской, но салютовать, прикладывая ладонь к "пустой" голове, русские офицеры еще не научились.
        - Здравствуй, Игорь, - поздоровался Шуйбо с адъютантом.
        - Здравия желаю, господин министр! - выпалил адъютант и расплылся в улыбке. Приятно ему было, что Шуйбо помнит его имя.
        - У себя? - кивнул Шуйбо в сторону двери министра.
        - Так точно, Александр Васильевич. Доложить?
        - Он один?
        - Так точно.
        - Тогда не надо. Сам доложусь, - отмахнулся Шуйбо и распахнул дверь в тамбур кабинета министра обороны. - Идем, - бросил он через плечо Полынову.
        Кабинет был огромен. Человек пятьдесят могли во время совещаний разместиться за длинным широким столом, за дальним торцом которого сидел генерал Серегин, исполнявший обязанности министра всего второй месяц. Держа в одной руке ручку, а другой - дымящуюся сигарету, генерал внимательно изучал какой-то документ, лежавший перед ним на столе. Подняв голову на звук открывшейся двери, Серегин встал с кресла и поспешил навстречу. Маленький, кругленький, в очечках, в мешковато сидящей на нем форме, он был больше похож на интенданта, чем на министра обороны. Так уж повелось в России со времен "развитого" социализма, что на ключевой пост первого по значимости силового министерства зачастую назначали людей недалеких, зато чрезмерно исполнительных. Так сказать, во избежание проявления властных амбиций.
        - Александр Васильевич, - колобком катился навстречу Шуйбо генерал, протягивая вперед правую руку и не выпуская из левой сигарету, здравствуй. Я так понимаю, ты ко мне все по тому же вопросу?
        - Здравствуй, Николай Ильич, - пожал ему руку Шуйбо. - Иногда ты меня своей дедукцией просто поражаешь.
        - Все шутишь, - поморщился Серегин и глубоко затянулся сигаретным дымом. Голос у генерала был прокуренный, сиплый. - Ну сколько можно тебе объяснять? - раздраженно заявил он. - Нечего тебе и твоим людям в Каменной степи делать! Полчаса назад мы этот вопрос вроде бы по телефону решили. Так в чем дело?!
        - Это тебе, Николай Ильич, так кажется, что по телефону мы все решили, - спокойно возразил Шуйбо. - На самом деле решил ты все сам и, не дав мне слова сказать, трубку бросил. - Он обернулся к Полынову. - Садись, Никита Артемович, поближе к столу, и будем мы с тобой по новой слушать аргументы военного ведомства против нашего присутствия в Каменной степи.
        Не дожидаясь приглашения хозяина кабинета, Шуйбо сел на стул, и Никите ничего не оставалось, как послушно сесть рядом. Министр обороны шумно выдохнул, недоуменно помотал головой и, снова обойдя громадный стол, уселся в кресло.
        - У тебя, Александр Васильевич, наверное, своих дел нет, если в наши нос начинаешь совать, - недовольно пробурчал Серегин, гася окурок в пепельнице и закуривая новую сигарету. Курил генерал взахлеб, причем исключительно сигареты без фильтра. Вероятно, по привычке с солдатских времен, и может быть, только в этом и проявлялась его индивидуальность, поскольку на своем посту он ничем себя как личность не показал. Зато все указы по реформированию вооруженных сил, вплоть до абсурдных, разрушающих остатки армии, проводил в жизнь неукоснительно, за что и получил в армейской среде прозвище "Чего-изволите-с".
        - Может, тебе где-нибудь в Сибири пару складов со старыми боеприпасами подорвать, чтобы ты без дела не маялся, а? - с сарказмом продолжал басить генерал. - Твоя задача в чем заключается? Людей спасать, если где-то что-то экстраординарное случится. Помнишь, месяц назад вертолет дальневосточного округа с шестнадцатью офицерами в тайге пропал? Кто тогда к тебе первым за помощью обратился и "зеленую улицу" твоим поисковым группам и спасателям обеспечил? Я! А теперь что? Кого это ты в Каменной степи спасать собрался? Нет там никого, голая пустыня! Деньги только государственные по ветру пустишь. Если они у тебя лишние, так лучше мне отдай - у меня офицеры по полгода без зарплаты сидят.
        - Как деньгами моего ведомства распорядиться, позволь мне решать, хмуро заметил Шуйбо. - Ты лучше объясни, почему вокруг учений в Каменной степи столько таинственности, словно там на самом деле ядерную боеголовку взорвали? И если уж о деньгах говорить, то откуда они у тебя появились на незапланированные учения?
        Серегин делано рассмеялся.
        - А с чего ты взял, что учения незапланированные? Из того, что мы никого в известность о них не поставили? Иногда на таких с первого взгляда пустячных учениях мы проводим проверку режима особой секретности по всем уровням. Судя по реакции американцев и твоему недоумению, ФСБ со своей задачей неплохо справилась и не допустила утечки информации. Так что жива еще российская армия, рано ее хороните!
        Генерал ехидно прищурил глаза. Нет, это только с первого взгляда он казался рохлей-интендантом. Прекрасно разбирался Серегин в аппаратных интригах.
        Несколько мгновений Шуйбо молчал, задумчиво поглаживая ладонью полировку столешницы, будто стирая с нее невидимые пылинки.
        - Допустим, Николай Ильич, я тебе поверил, - наконец проговорил он и прямо посмотрел в глаза министру обороны. - Тогда объясни заодно, куда подевались две тысячи человек гражданского населения из поселка Пионер-5? Испарились при ядерном взрыве, согласно вводной на учения?
        - Да откуда у тебя такие данные?! - в сердцах вспылил генерал. - Твое министерство для меня сплошная головная боль - больше у меня дел нет, как тебя во все подробности посвящать. Полгода уже прошло, как поселок пуст! Серегин загасил окурок, закурил следующую сигарету, посмотрел на часы. Ладно. Полчаса до начала совещания у меня есть, ознакомлю тебя с документами. - Он поднял трубку телефона, набрал на коммутаторе номер. Дмитрий Афанасьевич? Будь добр, захвати документы по отселению людей из Пионера-5 и зайди ко мне. Что? У тебя сейчас Федорчук? Очень хорошо! Пусть и он зайдет!
        Серегин положил трубку и сквозь очки посмотрел на назойливых посетителей. Нехороший у него был взгляд, неприязненный. В нем без труда угадывалось, что Никиту он без лишних разговоров и комментариев с удовольствием бы выставил вон из кабинета, но с присутствием Шуйбо приходилось считаться.
        - Повезло тебе, Александр Васильевич, - попыхивая сигаретой, сказал министр обороны. - Полковник ФСБ Федорчук как раз к нам в министерство наведался. Именно он обеспечивал режим особой секретности проведения учений.
        - В чем же это мне с полковником повезло? - равнодушно поинтересовался Шуйбо.
        - Информации больше получишь, - поморщился Серегин.
        Пару минут сидели молча. За это время Серегин докурил третью сигарету и взялся за четвертую.
        "Не слишком ли много генерал курит?" - подумал Полынов. Плевать ему было на здоровье министра обороны. По его мнению, Серегин то ли нервничал, то ли злился. К чему бы это? Уж явно не к дождю... Хотя хорошо бы, а то от жары на улице не продохнешь.
        Дверь открылась, и в кабинет вошли два полковника. Один был похож на Серегина - рыхлый, страдающий излишним весом, лысоватый; второй подтянутый, смуглый, с мрачным лицом и черными угрюмыми глазами. Рыхлый полковник держал в руках непомерно распухшую от бумаг папку, и по ней нетрудно было догадаться, кто из вошедших кто.
        - Разрешите, товарищ генерал?
        - Проходите, садитесь, - предложил министр обороны. - Полковник ФСБ Федорчук Максим Андреевич, - вопреки субординации генерал начал знакомство почему-то с представителя службы безопасности. - Заместитель начальника по тылу при генштабе Аброскин Дмитрий Афанасьевич. Александра Васильевича, я думаю, вы знаете, и...
        - Начальник спецбригады МЧС Полынов Никита Артемович, - подсказал Шуйбо.
        Обменявшись рукопожатиями, все сели. Аброскин положил на стол папку и, беззвучно барабаня по ней пухлыми пальцами, уставился на министра обороны, ожидая указаний. Федорчук сидел спокойно, расслабленно, блуждая безразличным взглядом по кабинету.
        - Дмитрий Афанасьевич, - начал Серегин, отмахнув от лица табачный дым, - в МЧС интересуются отселением гражданского населения из поселка Пионер-5. Не верят нам, что там никого нет. Внеси, пожалуйста, ясность.
        - Ну да, конечно, кто же нашу работу заметит... - пробурчал полковник Аброскин. - Сейчас не то, что раньше - раз-два и за неделю весь поселок в другой конец страны в момент бы передислоцировали. Теперь каждый индивидуального подхода требует - и жилье ему предоставь, и работу. А у нас у самих у половины офицеров жилья нет. Не говоря уже об увольняемых из армии по сокращению... Вот, смотрите, - он пододвинул папку к Шуйбо, здесь на каждую семью документы есть. Когда, кого, куда... Три года канитель длилась, весной только последних отселили.
        Никита на взгляд оценил папку. Распухшая до бесформенности, с торчащими из углов замусоленными листами, она, тем не менее, никак не могла вместить все материалы по отселению двух тысяч человек. Особенно, если с жителями Пионера-5, как утверждал полковник генштаба, работали индивидуально.
        Шуйбо взял папку, взвесил ее на руке, снова положил на стол и отодвинул назад к Аброскину.
        - Тяжелая работа, - то ли согласился он с полковником в оценке выполненного им задания, то ли просто констатировал вес папки. - Но меня все эти документы не интересуют, я не из контролирующей организации. Меня интересует, почему на фотографиях космической съемки в поселке Пионер-5, вопреки вашему заявлению, запечатлены люди? И что за слухи о каннибализме витают вокруг поселка?
        Аброскин бросил растерянный взгляд на министра обороны. Возможно, он числился хорошим работником генштаба, возможно, даже прекрасным исполнителем, но вести аппаратные интриги явно не умел. Слишком разные это вещи.
        - Александр Васильевич, ты, прямо, как ребенок! - раздраженно поморщился генерал, перехватывая инициативу в свои руки. - А то не знаешь, сколько сейчас бездомных по стране бродит. И что они едят. Газеты почитай! В одной Москве чего только бомжи не вытворяют - всех кошек съели. Если ты такой сердобольный, лучше им здесь милостыню раздай, чем в безводной пустыне деньги на ветер будешь выбрасывать.
        - Что это ты, Николай Ильич, так о моих деньгах печешься? - насмешливо спросил Шуйбо.
        - Да потому... - от возмущения Серегин поперхнулся сигаретным дымом, закашлялся и закончил сиплым голосом, но на высоких нотах: - Потому, что мне первому по шапке дадут, если я разрешу тебе в Каменной степи бюджетными деньгами сорить!
        - Ах, вот даже как... - потемнел лицом Шуйбо. - Мне, оказывается, категорически запрещается посещение поселка Пионер-5?
        - Да! - не выдержав, гаркнул Серегин.
        - Ну зачем так? - неожиданно подал голос полковник Федорчук, до этого сидевший за столом с таким видом, будто тема разговора его не касалась. Никто вам, господин министр, ничего не запрещает. Вам просто н а с- т о я т е л ь н о н е р е к о м е н д у ю т.
        Говорил полковник Федорчук тихо, спокойно, даже буднично, лишь последние слова чуть растянул. Лицо его было бесстрастным, взгляд черных глаз неподвижен и пуст. Словно не видел он никого перед собой. Не желал видеть.
        Полынов внутренне поежился. Не приведи, господи, если их дороги когда-нибудь пересекутся, да к тому же окажутся они с полковником, как говорится, по разные стороны баррикад. Впрочем, для таких, как полковник Федорчук, ни своих, ни чужих не существует. Ради выполнения задания он поперек баррикад танком пройдет, давя и тех, и других.
        Лицо Шуйбо окаменело, на нем, казалось, еще больше обозначились скулы.
        - Настоятельно рекомендовать мне может только премьер-министр, ровным, бесцветным голосом проговорил он, глядя сквозь полковника службы безопасности. Затем медленно повернул голову и посмотрел на министра обороны. - Как по-твоему, Николай Ильич, стоит ли мне завтра на Совете Министров поднимать этот вопрос?
        Серегин смешался, сердито перебегая взглядом по лицам полковников. Подобного оборота событий он, определенно, не ожидал. Ох, и не хотелось ему докладывать премьеру о событиях в Каменной степи. При таком раскладе шила в мешке не утаишь - обязательно выплывет на свет божий пресловутая точка "Минус", и тогда, судя даже по осколочной информации, ставшей известной Полынову, серьезного скандала не избежать.
        - Да пусть едут, - снова подал голос полковник Федорчук. - Режим секретности с началом учений снят, так что не вижу оснований препятствовать. - Он встал. - Разрешите идти, товарищ генерал?
        Министра обороны его слова словно пригвоздили к креслу. С минуту он сидел неподвижно, набычившись, сверля глазами полковника ФСБ. Даже позабыл попыхивать торчащей изо рта сигаретой. Наконец он совладал с собой и затянулся так, что сигарета затрещала.
        - Нет, Максим Андреевич, - глухо сказал генерал, - я попрошу вас еще минут на пять задержаться. - Он повернул голову к Шуйбо. - Ты удовлетворен, Александр Васильевич?
        - Естественно.
        Шуйбо встал, и Никита последовал его примеру. В прямую им на дверь не указывали, но и так было понятно, что аудиенция окончена. Нет, все-таки слаб нынешний министр обороны, если в его ведомстве распоряжения отдает полковник ФСБ.
        - Завтра утром моя спецбригада вылетит в Каменную степь, - сказал Шуйбо. - Надеюсь, Николай Ильич, твой гарнизон обеспечит посадку самолета?
        - Д-да... - рассеянно пробормотал Серегин. Он поднял глаза на полковника Аброскина. - Дмитрий Афанасьевич, распорядишься, чтобы приняли самолет у зоны оцепления...
        Мысли генерала сейчас были далеки от проблем Министерства по чрезвычайным ситуациям. Никак не входило в его планы разрешать спасателям посещать Пионер-5. Потому и смотрел он неотрывно на полковника ФСБ, нарушившего его стратегическую линию. Ждал, когда посторонние уйдут, чтобы выяснить причины вдруг изменившейся позиции службы безопасности.
        - Всего доброго, - кивком головы попрощался Шуйбо и направился к двери.
        Полынов тоже кивнул и поспешил следом. Он был единственным, кто не проронил в кабинете ни слова, и остался этим весьма доволен. Гораздо интересней со стороны наблюдать "битву" министров, чем самому принимать в ней участие. Такому спектаклю и МХАТ позавидует...
        - Петрович, на Чистые пруды, - сказал Шуйбо шоферу, садясь в машину. На Мясницкой возле биржи остановишь. - Он обернулся к Никите. - Пройдешь через дворы на Кривоколенный переулок, там, в доме номер четырнадцать, офис нашей службы биологического контроля. Третий этаж, начальник службы Беспалов Арсений Николаевич. Он познакомит тебя с бригадой.
        - Спасибо, - кивнул Полынов.
        - Не стоит благодарности, - досадливо поморщился Шуйбо. - От твоей командировки за три версты несет дохлятиной.
        - Разберемся на месте, - пожал плечами Никита.
        Шуйбо внимательно посмотрел на него.
        - Ну-ну. Разберись. Только дров не наломай. Я тебе первоклассных ребят даю. Береги их.
        - Вы полагаете...
        - Ничего я, Никита Артемович, не полагаю, - снова поморщился Шуйбо. Не нравится мне, как Серегин юлил. Не люблю, когда вместо четкого взаимодействия начинаются межведомственные распри.
        - А что, в правительственных кругах бывает иначе? - саркастически заметил Полынов.
        - В том-то и дело, что не бывает... - тяжело вздохнул министр. - А нужно, чтобы было иначе.
        Сарказм Никиты ничуть не задел его самолюбие. Наоборот, Шуйбо принял его как должное.
        Свернув с Садового кольца на Мясницкую улицу и миновав Сретенский бульвар, "волга" остановилась у старого дома, одетого в строительные леса.
        - Все, приехали, - сказал Шуйбо и крепко пожал на прощание руку Полынову. - Счастливо тебе, Никита Артемович.
        - И вам всего хорошего.
        Стоя на тротуаре, Никита проводил взглядом удаляющуюся "волгу". Удивительный все-таки человек, Шуйбо. То ли анахронизм, то ли прообраз идеального руководителя, которому ничего, кроме работы, не надо. Единственный, кто без каких-либо усилий со своей стороны при смене всех правительств и чехарде ответственных лиц государства непоколебимо сидел в министерском кресле. Впрочем, вопрос о его смещении никогда и не стоял именно потому, что в кресле он как раз не рассиживался, а занимался делом. И дела вел весьма оперативно и добротно. Президента бы России такого...
        Полынов вздохнул, повертел в руках полиэтиленовый пакет с галстуком и усмехнулся, вспомнив, какими глазами смотрели на пакет караульные в Министерстве обороны. Чуть взглядами не прожигали, будто там бомба для министра.
        Перейдя на другую сторону улицы, Никита миновал небольшой дворик, заставленный иномарками, и вышел к четырнадцатому дому в Кривоколенном переулке. Если на Мясницкой улице фасады домов, что называется, блистали после реставрации, то до Кривоколенного переулка волна восстановительных работ не докатилась. Хоть и центр столицы, а все-таки задворки. Дом был старый, дореволюционной постройки, четырехэтажный, но все еще добротный, и, может быть, его как раз и не стоило реставрировать - чувствовался в нем этакий шарм конца девятнадцатого века. С виду вроде бы и непритязательное здание из серого, мрачноватого камня, без каких-либо архитектурных излишеств, но именно строгостью форм, соразмеренностью высоких этажей и больших окон оно производило впечатление. Реставрировать такой дом - все равно, что Венере Мелосской руки приделать. Особое внимание привлекал дворик сбоку дома - точнее не сам дворик, а решетчатая высокая ограда вокруг него, на которой разве что графского вензеля не хватало. Не дом, а картинка времен царской России. Еще бы дворника с бляхой на фартуке во двор - и можно историческое кино
снимать.
        Полынов прошел по мягкому от жары асфальту во дворик, поднялся на крыльцо и открыл массивную дверь. В лицо пахнуло сырой прохладой и атмосферой коммуналок тридцатых годов. Разве что щами и кошками не воняло учреждение все-таки... Некогда обширный холл был перегорожен фанерными щитами, выкрашенными блекло-голубой краской, и теперь представлял собой узкий полутемный коридор, в конце которого с трудом угадывались обшарпанные, полустертые ступени лестничного пролета. Высоченный потолок терялся во мраке, и от этого коридор был похож на вход в лабиринт трехмерной компьютерной игры. В сторону лестницы дул сильный сквозняк, и конвекционный поток превращал коридор в подобие аэродинамической трубы стоило на первом этаже случиться пожару, как весь дом в мгновение ока охватило бы пламя.
        Никита направился к лестнице и здесь, в простенке, увидел шахту допотопного лифта, забранную крупноячеистой сеткой. Утлая кабина с деревянными дверями гармошкой подрагивала на сквозняке, словно ее знобило. В компьютерной игре подобная кабина могла оказаться ловушкой, отправляющей игрока не на следующий уровень, а в преисподнюю, в реальной же жизни столь древние подъемники имели обыкновение либо застревать между этажами, либо, обрывая трос, грохаться в подвал вместе с пассажирами.
        Не желая испытывать судьбу, Никита пошел по лестнице. Но и такой подъем оказался не подарком. Во-первых, лестница с узкими ступенями была непривычно крутой, с наклоном никак не меньше шестидесяти градусов, и приходилось задирать колени чуть ли не до уровня пояса, а во-вторых, пространственное расположение пролетов в здании в такой степени дезориентировало восприятие окружающего, что сама лестница казалась химерической задачей по топологии из виртуальной реальности. Между первым и вторым этажами было почему-то три пролета, а между вторым и третьим четыре, и когда Полынов наконец-таки взобрался на площадку третьего этажа, холл оказался не перед ним, как Никите представлялось, а в противоположной стороне. Так "потеряться" в пространстве человеку, наученному в спецшколе с боем проходить сложнейшие лабиринты с изменяемой конфигурацией, было абсолютно непростительно.
        Никита недоуменно оглянулся назад, но по видимым глазу двум нижним пролетам лестницы, асимметрично зажатым между стенами, все равно ничего не понял.
        - Я уже пять лет здесь работаю, а наша лестница по-прежнему для меня загадка, - услышал он.
        В холле на подоконнике сидел бородатый парень лет тридцати, курил сигарету и насмешливо смотрел на Полынова. Был он в тенниске, потертых джинсах, кроссовках и производил впечатление этакого великовозрастного сорвиголовы, для которого что дать прикурить, что в морду врезать - все едино. Именно такие и идут в спасатели, и лучших специалистов, чем они, нет.
        - И что, действительно за пять лет не разобрался, что к чему? - не поверил Никита.
        - Не-а! - жизнерадостно сообщил парень. - Я лифтом пользуюсь. Поджилки трясутся, зато голова не болит, так как мозги сушить не надо.
        Парень откровенно валял дурака, и это Никите понравилось. С такими контактными ребятами мгновенно находишь общий язык, и уже через пять минут чувствуешь себя так, будто всю жизнь их знал. Редкий тип людей бесшабашных, немного хулиганистых, необязательных в мелочах - но именно они в серьезном деле никогда не подведут.
        - Не подскажешь, как мне найти Беспалова Арсения Николаевича? спросил Никита, подходя ближе.
        Бородач посерьезнел, и первое впечатление о нем, как об отчаянном рубахе-парне, мгновенно улетучилось. Сразу стало понятно, что в обыденной жизни он вот такой - открытый да простецкий, но на работе абсолютно иной.
        - Полынов? Никита? - неожиданно спросил он.
        - Да... - несколько ошарашено ответил Никита.
        - А я тот самый Беспалов. - Парень соскочил с подоконника и крепко пожал Полынову руку. - Сеня. Арсений Николаевич я только для Шуйбо. Он фамильярности не терпит.
        Беспалов швырнул сигарету в урну и, подхватив Полынова под руку, увлек его в темный коридор.
        - Идем, познакомлю с твоей бригадой.
        Коридор был пошире, чем на первом этаже, но сумрака тут было больше, поскольку освещался коридор лишь рассеянным светом из комнат через пыльные окошки над высоченными закрытыми дверями. Наваждение компьютерной игры продолжалось - гулкие шаги по мозаичному полу отражались от невидимого во мраке потолка странным шорохом, будто там копошились потревоженные не ко времени летучие мыши. Для полной убедительности не хватало только плотоядно посверкивающих из темноты красных глаз нетопырей.
        Беспалов распахнул одну из дверей и приглашающе махнул рукой.
        - Прошу.
        Полынов шагнул через порог, и мрачное очарование компьютерной игры кончилось. Словно он сделал шаг не в пространстве, а во времени, в мгновение ока перенесясь более чем на десятилетие назад в Институт молекулярной биологии в Пущино. Пройдя тамбур с душевыми кабинками и металлическими шкафами для одежды, Полынов вошел в лабораторию. Вытяжные шкафы, кварцевые лампы на стенах, длинный лабораторный стол, термостаты, микроскопы, двадцатилитровые бутыли с хлорамином и пергидролем, делительные воронки на штативах, микробюретки, бюксы с пептоноловым бульоном, чашки Петри с культурами микроорганизмов, реактивы... Сердце екнуло от внезапно нахлынувшей ностальгии. Какой же он дурак был, когда все это променял на спецшколу.
        Трое сотрудников в белых халатах - молодая женщина и двое мужчин сидели вокруг письменного стола у окна, пили чай и ели бутерброды. Здесь, как и в институте в Пущино, чихать хотели на технику безопасности и обедали прямо на рабочем месте. Помнится, как тот же Лаврик, не найдя под рукой ложки, рассеянно выхватил из штатива пробирку со штаммом бубонной чумы и размешал ею сахар в стакане с чаем. Для Лаврика тогда его рассеянность вышла боком: нет, он не заразился, но получил строгий выговор и лишился квартальной премии, так как штамм от высокой температуры погиб.
        - Ребята, вот и ваш новый руководитель! - весело провозгласил Беспалов, входя следом. - Знакомьтесь, Никита Полынов. Прошу любить и жаловать.
        Три пары глаз уставились на нового шефа.
        - Временный, - поправил Беспалова Никита. - Временный руководитель на период экспедиции в Каменную степь.
        Кажется, его поправка сотрудникам лаборатории понравилась. Никто не любит, когда в крепко сбитый коллектив с бухты-барахты назначают нового начальника со стороны. Притираться к нему надо, общий язык находить... А с временным гораздо проще - не сложатся отношения, и ладно. Как пришел, так и уйдет.
        - Наш микробиолог Леночка Фокина, - улыбаясь, Беспалов начал знакомить Никиту с сотрудниками. - Прекрасный специалист, один недостаток - половине спасателей поразбивала сердца без всякой надежды на взаимность.
        Полынова встретил серьезный взгляд больших серых глаз, и он мысленно согласился с Беспаловым. Девушка действительно была на редкость красива. Точеная фигурка, личико сказочной царевны, обрамленное простенькой прической каштановых волос, и глаза, в которых хотелось утонуть.
        - А почему только половине? - поддержал Никита фривольный тон.
        - Потому, что вторая половина - женатики! - рассмеялся Беспалов.
        Леночка никак не отреагировала на мужские скабрезности. Протянула руку, Никита пожал маленькую ладошку и неожиданно ощутил, что выпускать ее из своей руки не хочется. Давненько он не испытывал такого чувства.
        - Володя Мигунов, - продолжал Беспалов, словно не заметив заминки. Лаборант, вечный студент биофака, но свой парень.
        "Свой парень" был рус, кудряв и в противовес микробиологу Леночке удивительно некрасив. Узкое лицо, большой шлепогубый рот, маленький, сдвинутый назад подбородок, невыразительные глаза за толстыми линзами очков. В довершение всего, когда он встал из-за стола и протянул руку, то оказался двухметрового роста и худым, как узник Освенцима. Зато ладонь у него была широкая, сухая - грабли, а не ладонь, - и рукопожатие крепким.
        - И, наконец, Олег Братчиков, - произнес Беспалов, представляя последнего члена бригады, крепенького, лысоватого мужчину лет под сорок с круглым открытым лицом, с которого, казалось, никогда не сходит улыбка. Тоже лаборант, кроме того, спелеолог, скалолаз, водитель любых видов транспорта и прочая. Душа компании. Незаменим как в работе, так и в застолье.
        - Очень приятно, - сказал Полынов. - Никита Полынов, бывший биолог, бывший десантник.
        Он специально не стал уточнять, что значит "биолог", и, тем более, "десантник".
        - Лучшая моя бригада, - продолжал рассыпать дифирамбы Беспалов. - Три года вместе, на счету десятка два "горячих" точек от Сахалина и Камчатки, до Туркменистана и Чечни. В работе - звери, но и пьют, как кони... Пардон, Леночка, это не о тебе.
        - Присаживайтесь, - гостеприимно пододвинул Олег к столу два лабораторных табурета.
        - Нет, ребята, это уже без меня, - отказался Беспалов. - Мне еще время вылета вашего рейса согласовать нужно. А вы знакомьтесь поближе.
        С этими словами он исчез из лаборатории. Словно испарился.
        Полынов взгромоздился на высокий табурет, и тотчас перед ним на столе появились два бутерброда с ветчиной и сыром.
        - Чай, кофе? - спросила Леночка приятным, как и вся сама, голосом.
        Никита замялся. На Леночку он старался не смотреть, хотя так и подмывало убедиться, что лабораторный халат надет у нее на голое тело. В институте микробиологии все девицы в летнее время поступали именно так.
        - Кофе, если можно.
        - Можно и что покрепче, - неожиданно предложил Олег.
        - А что - есть? - вскинул брови Никита.
        - А как же! - расцвел в улыбке Олег. - У нас все было! И водка, и коньяк...
        Он сделал движение в сторону стоявшего в углу холодильника.
        - Нет-нет, - быстро поправился Никита и успел ухватить лаборанта за рукав халата. - Я пошутил. У вас тут хорошо, прохладно, однако мне еще на жару выходить. Лучше в другой раз.
        - Жаль... - искренне огорчился Олег.
        Леночка приготовила в лабораторном стакане растворимый кофе, поставила его перед Никитой.
        - Спасибо.
        - Не за что. Кстати, вы какой размер одежды носите?
        - Пятьдесят второй, рост четвертый... Извините, в современной нумерации путаюсь. А что?
        Вопрос, как говорится, был интересный, и Никита недоуменно посмотрел на Леночку. Сидела она напротив окна, но все равно определить, что одета она по летней "лабораторной" моде, не представляло труда.
        - Не повезло вам. Самый ходовой размер, и на складе такого нет. Разобрали. Придется вам щеголять в общевойсковом комбинезоне.
        - Должен же начальник как-то выделяться, - нашелся Никита. - Между прочим, предлагаю перейти на "ты". Кажется, у вас так принято?
        - С новыми людьми у нас принято переходить на "ты", когда они себя по разборке завалов зарекомендуют, - мрачно пробурчал Олег. Видно ему здорово хотелось выпить, к тому же и повод был. Да сам "повод", по его мнению, кочевряжился.
        - Боюсь, что до конца совместной работы такого случая не представится, - усмехнулся Полынов.
        - Во! А чем же мы там заниматься будем? - неподдельно удивился Олег. По степи в передвижной лаборатории кататься?
        - В основном, - кивнул Полынов. - Кстати, скафандры биологической защиты в снаряжении имеются?
        По тому, как изумленно переглянулись его сотрудники, Никита понял, что о ситуации в Каменной степи они имеют смутное представление. Впрочем, и он сам о ситуации знал не намного больше.
        - Ох, ни фига себе... - выдохнул Олег.
        - Скафандры будут, - заверила Леночка.
        - Ну и ладненько, - спокойно констатировал Никита, не став придавать инциденту особого значения. Он отхлебнул кофе из стаканчика и внимательно посмотрел на Мигунова.
        "Свой парень" сидел тихо, как мышка. Стеснительно жевал бутерброд и явно чувствовал себя неадекватно ситуации. Парень определенно страдал комплексом неполноценности, что при таких наружности и комплекции было неудивительно.
        - Вы извините, я пока еще не совсем понимаю ваш сленг, - начал Полынов, чтобы переменить тему разговора и не выглядеть в глазах подчиненных совсем уж "дубовым" начальником, не видящим ничего, кроме просчетов в работе. - Володя, а что означает "вечный студент"?
        Мигунов поперхнулся бутербродом и закашлялся.
        - Что, студент, попался на горячем?! - неожиданно гаркнул Олег и покровительственно постучал Володю по спине. - Ученье - свет, а неученье круче!
        - Олег! - укоризненно одернула Братчикова Леночка. - Прекрати! Володя у нас человек безотказный, - стала она объяснять Никите. - Все "дырки" им затыкают. А с такой суматошной работой, как у нас, разве успеешь диплом защитить? Вот и откладывается защита из года в год.
        Чувствуя, что попал в весьма щекотливую ситуацию, Никита вновь переменил тему.
        - Кто-нибудь владеет навыками патологоанатома?
        Вопрос окончательно огорошил его бригаду.
        - А вы думаете, мои знания в этой области могут пригодиться? осторожно спросила Леночка.
        - Хотелось, чтобы нет... - вздохнул Никита. - Но надо быть готовыми ко всему.
        - Веселый разговор, однако, получается, - язвительно заметил Олег.
        - Мне кажется, что когда вы на эпидемию в Туркменистан вылетали, то вряд ли плясали от радости, - сухо отбрил Полынов.
        - Тогда было известно, куда и зачем летим!
        - Неизвестность может оказаться хуже.
        Разговор принял неожиданное для Никиты направление. Хотелось с самого начала, что называется, влиться в коллектив, а получился менторский начальственный монолог. К тому же сплошь банальный. Вот и не верь, что благими намерениями вымощена дорога в ад...
        К счастью, тягостную беседу прервал вернувшийся Беспалов.
        - Нашли общий язык? - вихрем ворвался он в лабораторию. - Значит, так: вылет завтра из Домодедово в четыре двадцать утра. Восемнадцатый терминал, посадка по удостоверениям. Олег, чтобы в девять вечера машина экспресс-лаборатории была на спецконтроле.
        "А почему из Домодедово, а не из Раменского?" - чуть было не спросил Полынов, но вовремя прикусил язык. Какое ему дело, что самолет взлетит не с базового аэродрома МЧС, а с гражданского? Главное, чтобы вылетел.
        Никита допил кофе и встал. Очень вовремя появился Беспалов. Неизвестно, чем бы закончился столь "приятственный" во всех отношениях разговор. Может, своими менторскими поучениями окончательно настроил бы бригаду против себя. Если, конечно, этого уже не случилось.
        - Спасибо за кофе, - поблагодарил он. - До встречи в аэропорту.
        Уже у дверей он услышал, как Беспалов обескуражено поинтересовался:
        - Ребята, что здесь случилось? Никак, характерами не сошлись?
        - Сеня, ты кого нам в начальники сосватал? - возмутился Олег.
        - А что?
        - Да непьющий он...
        Никита невесело хмыкнул и закрыл за собой дверь.
        Глава шестая
        Как ни странно, но последняя фраза Олега подняла у Полынова настроение. Лучше все-таки при первом знакомстве прослыть трезвенником, чем занудным "сухарем". От мнения, что ты "сухарь", - попробуй, отмойся, а изменить мнимый статус трезвенника - плевое дело.
        Припомнив треп Беспалова о неразрешимой загадке лестницы в здании, Никита на обратном пути воспользовался лифтом. Ощущение, прямо сказать, он испытал не из приятных - кабина дребезжала, раскачивалась, словно опускалась не в вертикальной шахте, а скользила по головоломному желобу бобслейной трассы. К счастью, все закончилось благополучно, и Никита в полном здравии был доставлен на первый этаж. Хотя больше пользоваться лифтом не хотелось.
        Но когда Полынов шагнул из прохлады здания в полуденную жару на улице, то ощутил страстное желание до вечера кататься в утлой кабинке лифта вверх-вниз, предпочитая оставаться в прохладе, чем шляться по раскаленным улицам. Может, стоило купить в ближайшем киоске бутылку водки и вернуться в лабораторию? Так сказать, с покаянием?
        Нет уж, одернул себя Никита и ступил на расплывающийся под подошвами асфальт. Нечего малодушничать и заискивать перед подчиненными, так и без того подмоченный имидж можно окончательно испортить. Надо быть "спокойну и выдержану". Как говорится, умерла, так умерла, и не хрен воскрешать.
        В первом же киоске Никита купил зеркальные солнцезащитные очки, нацепил их на нос, и жара вроде бы сразу спала. Элементарный обман зрения, но психологический эффект от него весьма действенный. Настроение опять пошло вверх. Вспомнилась очаровательная микробиолог Леночка, и тотчас в голове завертелась похабная песенка: "Один халатик был на ей, а под халатиком у ей все голо-то, все голо-то, все голо..." Однако Никита мужественно наступил песне на горло. Как гадюке подколодной. Почему-то именно в таком ракурсе видеть Леночку не хотелось, хотя с некоторых пор Никита и взял для себя за правило думать о женщине только как о женщине. Иначе, если начнешь представлять ее как нечто возвышенное и неземное, возможны варианты с непредвиденными последствиями. Как с лаборанткой Лилечкой, из-за которой все в его жизни некогда полетело вверх тормашками. Слишком серьезно он тогда отнесся к их связи, а когда она внезапно оборвалась, свету белого невзвидел. Забросил науку, завербовался в спецшколу... Никита постарался побыстрее уйти от этих мыслей, но напоследок все же почему-то подумалось, что с Леночкой у него в
Каменной степи все получится. И будет это красиво.
        В Армянском переулке Никита купил в киоске кофе в зернах, бросил кулек в полиэтиленовый пакет, где сиротливо покоился так и не понадобившийся галстук, и, неторопливо шагая по теневой стороне улицы, вышел к Чистым прудам.
        Возможно, когда-то при Юрии Долгоруком или Иване Калите пруды и оправдывали свое название, но с тех пор, как опричники Ивана Грозного загадили их, сбрасывая в воду трупы, никому не удалось возвратить прудам их былую "пречистость". И современные власти, одевшие берега в гранитный парапет, не смогли возродить первозданность прудов. Как была вода мутной и стоялой, такой она и осталась. Наверное, лучше было бы засыпать пруды и на их месте возвести часовенку по невинно убиенным жертвам, тем более что, подобный прецедент в Москве уже случился, когда засыпали зимний плавательный бассейн. Но, похоже, ни те древние "грозненские" события, ни более близкие по времени, одноименные, но дальние по расстоянию, московские власти не интересовали, и пруды продолжали существовать, наводя на жителей тоску и уныние. Ну какая красота может быть у водоема, намертво зажатого со всех сторон плотным рядом домов?
        Впрочем, динамик летнего кафе утверждал иное. "Чистые-е пруды-ы-ы, задумчивы-ые и-ивы..." - надсаживаясь в сладостной истоме, тянул певец. До какой же степени надо быть урбанизированным человеком, ни разу не высунувшим нос за черту города, чтобы воспеть грязные лужи? Только извращенцу может прийти на ум обозвать чахлые рахитичные ивы на берегу задумчивыми.
        Загорелый до черноты пацан в одних трусах сидел на парапете на самом солнцепеке и держал в руках удочку. Поплавок на неподвижной глади мутно-зеленой воды стоял как вкопанный. Кому тут клевать, спрашивается? Головастикам разве... Вот из таких пацанов и вырастают потом насквозь градолюбивые уроды, воспевающие сточные канавы.
        Полынов сел под тент за столик летнего кафе, взглядом подозвал официантку.
        - Пива. Холодного. - Он немного подумал и добавил: - Очень.
        - Очень холодного или очень хочется? - попыталась сострить официантка. Посетителей за столиками было немного, и она определенно маялась от скуки.
        Никита окинул взглядом ее ладную фигурку. Школьница. Подрабатывает на каникулах. Ко всему созрела, однако Никита никогда с малолетками не связывался. Вот если бы на ее месте оказалась микробиолог Леночка...
        - Ледяного, - мрачно буркнул он, отводя взгляд.
        Официантка намека не поняла.
        - Какого именно? У нас сорок сортов, - продолжала она уточнять воркующим голосом, гарцуя перед столиком необъезженной лошадкой.
        - Любого. Но не пастеризованного.
        Заказ поверг официантку в недоумение. Она даже пританцовывать перестала - видно во вкусовых тонкостях пива еще не разбиралась, да к тому же до сих пор ей такие привередливые посетители не попадались. Русскому человеку ведь что надо? Если пива - то побольше; главное, чтобы градус был, да по вкусу не моча. А всякие там нюансы - это для пресыщенных иностранцев-пивоманов. Но как раз гурманы здесь пиво не пьют, предпочитая респектабельные пабы.
        Вдаваться в подробности и объяснять пигалице, что пить пастеризованное пиво - все равно, что ей провести ночь со скопцом, Никита не стал. Еще примет за согласие завязать разговор. Он только молча глянул на нее, и, похоже, холод его взгляда достиг официантки и через зеркальные стекла очков.
        - "Останкинское" устроит? - неуверенно предложила она.
        - Бутылочное, - уточнил Никита.
        - Что-нибудь к пиву? - оправившись, официантка перешла на деловой тон.
        Никита чуть задумался и, решив окончательно сразить ее, небрежно бросил:
        - Да. Сушеных кальмаров.
        К его удивлению "заряд" ушел "в молоко". Девица заученно кивнула и исчезла. Видимо приняла заказ за шутку, типа: "...и запеченного гуся, но непременно с яблочком в гузке".
        Однако, когда она через минуту поставила на стол запотевшую бутылку "Останкинского", пустой стакан и одноразовую тарелочку с сушеными кальмарами, настала очередь удивляться Полынову. Чтобы скрыть смущение, он придирчиво рассмотрел наклейку на бутылке - нет ли там надписи "пастеризованное", - и только тогда, барственно кивнув, расплатился.
        Залпом выпив первый стакан ледяного пива, Никита посидел пару минут, ощущая, как холодная волна приятно расходится по телу, и наконец отважился взять кусочек сушеного кальмара, по внешнему виду напоминающего пластинки столярного клея. Кстати, по весу и на ощупь то же. Несмотря на свой заказ, он не то, что никогда не ел, а в глаза не видел столь сомнительный на вид деликатес. До некоторых пор и не подозревал о его существовании, пока, будучи еще студентом, не побывал на Дальнем Востоке. Было это во времена всеобщего "дефицита", но все равно каких только экзотических блюд он там не перепробовал: маринованные побеги молодого папоротника, свежая морская капуста, сок лимонника, кедровое масло, китовое мясо, крабы, красная икра, да не просто так, а ложками из эмалированного тазика под самогон... А вот сушеных кальмаров отведать не довелось. Видел только объявления в пивбарах да рыбных отделах гастрономов, что сушеных кальмаров нет. И все. В конец заинтригованный, Никита начал расспрашивать аборигенов, что же это такое, но вразумительного ответа не получил. Одни восхищенные междометия. И вот теперь,
абсолютно неожиданно, - нате вам, будьте любезны, извольте снять пробу...
        Он положил кусочек в рот, осторожно разжевал и понял, что аборигены Дальнего Востока в своем мнении относительно вкусовых качеств непрезентабельного деликатеса были абсолютно правы. Ничего, кроме выспренних междометий, тут не скажешь. Под такую закуску и цистерну пива выпить можно.
        Никита допил бутылку, заказал вторую. Холодное пиво расслабило, настроение приняло благодушно созерцательный оттенок. После пары-тройки абсолютно невразумительных песен из динамика вновь полились стенания о Чистых прудах, но теперь слова песни не казались такими уж откровенно дебильными. В конце концов, и в нищем на паперти с некоторой натяжкой можно увидеть черты "мыслителя", так почему же рахитичным ивам не "задуматься" о своем горестном житье-бытье? А из пацана-рыболова, быть может, вырастет отнюдь не ревностный поборник кирпича и металла, а совсем наоборот яростный защитник дикой природы. Западет ему в душу с детства, что в Чистых прудах рыбы нет, вот и начнет он последние уголки девственной природы оберегать да лелеять...
        Благодушие накатилось совсем уж радужной волной и настроило мысли на мажорно-мечтательный лад. Ну почему во всем окружающем нужно видеть только ущербность? В каждом человеке есть чистое и прекрасное начало, главное, его распознать. Взять хотя бы ту девушку, что сидит от него через пустой столик, курит, потягивает сквозь соломинку "пепси". Вид у нее еще тот: грима на лице столько, что, тряхни она всклокоченной прической, штукатуркой на стол посыплется, в уголках рта презрение ко всему миру... Зато, вполне возможно, душа у нее...
        Какая у нее душа Полынов представить не успел. Слишком долго он рассматривал девицу, и она истолковала его пристальный взгляд по-своему. В упор уставилась на Никиту и сделала рукой жест, что, мол, не против пересесть к нему за столик.
        Никита очнулся, растянул губы в извиняющейся улыбке и отрицательно помотал головой. Девица скорчила недовольную мину, что-то презрительно пробормотала в его адрес и, закинув ногу за ногу, отвернулась с самым что ни на есть независимым видом.
        Вот и помечтай тут, вздохнул Никита. Похоже, не то место и не то время выбрал. И как бы в подтверждение этому почувствовал, что и его особой кто-то исподтишка интересуется.
        Не подав вида, все так же лениво потягивая пиво, он скосил глаза. Как кстати пришлись зеркальные очки - словно предвидел подобный оборот. Нет, не девчушка-официантка на него глаз положила. Она стояла спиной к Полынову, облокотившись о стойку бара, и о чем-то весело болтала с барменом, вертя задом. Никита для нее был пройденный этап - ну не получилось у нее завязать знакомство с приглянувшимся посетителем, и ладно. Таких клиентов у нее с десяток на дню бывает.
        А вот двое мужчин за дальним столиком Никите не понравились. Один, щуплый, в спортивном костюме, невзрачный, словно блеклая фотография, сидел лицом к Полынову, а второй, коротко стриженный крепыш в джинсах и голубой майке, - спиной. Изредка пригубливая, они цедили пиво, курили и молчали. Для постороннего взгляда вроде бы обыкновенные, задавленные жарой, обыватели, но Никиту эта парочка насторожила. То ли чересчур равнодушным, блуждающим по сторонам, взглядом щуплого и каменной неподвижностью крепыша, то ли их неестественным молчанием - где это видано, чтобы приятели за столом да с пивными кружками в руках словом друг с другом не перебросились даже при жестоком похмелье? К тому же просто некому было минуту назад так посмотреть на Полынова, чтобы он почувствовал.
        Никита допил пиво, встал и вальяжной походкой направился вдоль прудов вверх к Мясницкой. В зеркальных очках отразилось, как щуплый что-то сказал своему напарнику, тот раздавил в пепельнице сигарету, поднялся и вперевалочку, не спеша, пошел за Полыновым.
        "А вот тут вы, ребята, не доиграли, - невесело пожурил их Никита. Даже простые собутыльники, расставаясь, друг другу руки на прощание пожимают..."
        Он шел фланирующей походкой разомлевшего от пива и жары человека, а сам трезво рассуждал, прикидывая в уме различные варианты отрыва от "хвоста". Можно было нырнуть в метро, добраться до кольцевой линии, где проще замести следы. Можно было...
        Нет, внезапно понял Никита. Ничего этого делать не следует. Сейчас он числится на легальной работе, живет в легальной квартире, поэтому не стоит раньше времени показывать свои знания и умение по запутыванию следов. Все это может пригодиться для экстраординарного случая, а в данный момент лучше всего не подавать вида, что заметил слежку, и попытаться извлечь из ситуации максимум выгоды. Например, заняться выяснением, насколько серьезно его "пасут".
        На Мясницкой Никита взял такси, причем сделал это не торопясь, давая возможность наружному наблюдению за собой сориентироваться, и поехал домой. Два раза по пути он останавливал машину: один раз у овощного киоска, где купил ананас и пару плодов манго, а второй раз, когда, не выходя из машины, приобрел у уличного торговца с десяток газет. Нехитрые уловки позволили выделить из потока автомобилей серую "волгу", бежевые "жигули" и темно-зеленый "форд", которые, чередуясь, "вели" его по улицам. "Пасли" его профессионально, на большом расстоянии, но именно на подобные случаи и натаскивали Полынова в спецшколе, заставляя мгновенно запоминать не только номера подозрительных автомобилей, но и их малейшие отличительные особенности. С таким размахом и так обстоятельно вести наблюдение могла только ФСБ, хотя ее "топтуны" на колесах все же и допустили ряд "небрежностей", недооценивая Полынова. По всем правилам слежки полагалось не менее пяти-шести машин, причем после отрыва подозреваемого или его непредвиденной остановки в пути "засвеченная" в данном эпизоде машина должна была отстраняться от преследования и
заменяться на резервную. Однако этого не происходило - то ли с бензином в ФСБ была "напряженка", то ли там не принимали Полынова всерьез, пока не докопавшись до его личного дела. Последнее радовало, но сама ситуация в целом тревожила. Лишь теперь Никита стал понимать, в какое гнилое дело втравил его Дерезницкий. Быть шпионом в собственной стране, при этом работая на ее же благо, - глупее ситуации не придумаешь. И более дичайшей представить невозможно. Нонсенс для нормального государства. Хотя, кто это сказал, что Россия - нормальное государство? О нормальности уже лет десять речи идти не может, тем более о государстве. Да, появилась на карте мира такая страна, как Россия, а вот государство так и не состоялось. Слишком разные это понятия. Почти как по Ленину получилось, предрекавшему в светлом будущем отмирание роли государства. До такой степени оно в России "отмерло", что и люди вымирать начали. Лишний тому пример - судьба жителей поселка Пионер-5 в Каменной степи.
        Когда такси свернуло во двор его дома, Никита глянул в зеркальце заднего обзора и увидел, как следовавший за ним в некотором отдалении темно-зеленый "форд" проехал мимо и остановился на обочине. На весьма удобном месте, с которого хорошо просматривался двор.
        Расплатившись с таксистом, Полынов вошел в подъезд и воспользовался лифтом, подавив в себе желание взбежать на четвертый этаж по лестнице. Если нужно выиграть время, то это хороший способ дезориентировать "топтунов", направив их на тот этаж, где стоит лифт. Инстинкт преследуемого - во чтобы-то ни стало если не оторваться от погони, то хотя бы на время запутать следы, - штука хорошая, но сейчас ему не стоило давать волю. Не пройдет и получаса, как эфэсбэшники все равно вычислят его квартиру, и Полынов от такого маневра не то, что ничего не выиграет, а, наоборот, проиграет. Зачем, спрашивается, добропорядочному гражданину сбивать службу безопасности с толку? Разведчик имеет право находиться только в одном психологическом состоянии: при трезвом, холодном рассудке, когда до мельчайших подробностей просчитываются все варианты ситуации и поведения; и лишь в безвыходном положении может переключиться на исключительное инстинкт и интуицию, когда чисто животное чутье обложенного со всех сторон зверя способно, вопреки логике и здравому смыслу, найти выход из, казалось бы, безнадежной ситуации. Все остальные
чувства: сомнение, неуверенность и прочая - это не для профессионалов, а для дилетантов.
        Никита специально долго возился на лестничной площадке с ключами, дождался, когда вызванный с первого этажа лифт опустится вниз, и только затем открыл дверь. В лифт так никто и не сел - "топтуны" определяли, на какой этаж поехал их "ведомый".
        Полынов вошел в квартиру, с шумом, чтобы и на первом этаже слышали, захлопнул дверь и ничуть не удивился, когда из кухни выглянул Алексей.
        - Ага! - улыбаясь сказал он. - Хозяин пожаловал. Как раз к обеду поспел.
        На нем был кухонный фартучек с рюшами, перед собой он катил уставленный закусками столик на колесиках.
        Никита сумрачно глянул на Алексея, сунул ему в руки полиэтиленовый пакет, коротко бросил:
        - Помой и нарежь к столу, - и прошел в кабинет.
        - О, шикуем! - саркастически рассмеялся из кухни Алексей, увидев в пакете тропические плоды. - Галстук тоже помыть и нарезать?
        Никита не ответил. Подошел к окну и в щель между шторами посмотрел во двор. Напротив подъезда, зияя пустотой тонированных стекол, стояли бежевые "жигули" из его "эскорта". Это понятно - "форд" во дворе старого дома отнюдь не престижного района выглядел бы белой вороной.
        - Так с галстуком что делать? - продолжал ерничать Алексей.
        Полынов прошел на кухню. Алексей возился на столе с манго. Ножом надрезал плод вдоль и теперь орудовал ложкой внутри, извлекая большую плоскую косточку. И Никита лишний раз отметил, что его напарнику "разные там заграницы" знакомы не понаслышке, а воочию. В России разделывать манго не научишься.
        - На галстуке мы вешаться будем, - мрачно изрек он.
        - Да? - Алексей бросил на Никиту короткий настороженный взгляд, но разделывать манго не прекратил. Хладнокровия ему было не занимать. - Вдвоем на одном галстуке? Откуда такой пессимизм?
        - От верблюда. - Никита сверлил взглядом Алексея, будто это он притащил за собой "хвост". - Я под "колпаком". Поэтому вешаться на галстуке предлагаю по очереди. Первым - ты.
        Алексей ничего не сказал. Сосредоточенно разложил по тарелкам нарезанные ломтиками плоды, поставил их на передвижной столик и покатил его из кухни.
        - Пойдем в комнату, - спокойно предложил он. - Я не согласен с такой очередностью. Будем бросать жребий.
        - Коньяк, водку, виски? - спросил Алексей, когда они сели в кресла.
        - Водку.
        Алексей взял с нижней столешницы передвижного столика запотевшую бутылку "смирновской", налил в стопки.
        - За что пьем? - нехорошо оскалясь, спросил Полынов.
        - А за твой первый рабочий день в МЧС! - наигранно бравируя, поднял стопку Алексей.
        Они выпили, Полынов взял бутерброд, стал жевать. Неожиданно на душе стало легче, словно он принял микстуру от всех болезней. Почти два месяца он в глаза водки не видел - откуда ей взяться в джунглях Африки? - только виски и спирт, поэтому сейчас выпил с превеликим удовольствием. Как и каждый россиянин, он, можно сказать, был "воспитан" на этом исконно национальном напитке, быть может, и заключающем в себе ключ к тайне загадочной русской души, непонятной другим народам. Настолько интригующей тайне, что иностранцы в последнее время все чаще вместо своего стандартного тоста "Прозит!" произносят: "Уыпьем уодки!", но все равно в русской душе ни хрена разобраться не могут.
        - "Хвост" серьезный? - наконец спросил Алексей.
        - Думаю, ФСБ.
        - Основания?
        - Разговор в Министерстве обороны, где от ФСБ присутствовал куратор учений в Каменной степи.
        - Понятно... - протянул Алексей, задумчиво отхлебывая из стакана апельсиновый сок. - И насколько серьезно нас обложили?
        - У подъезда стоят бежевые "жигули". Похоже, фиксируют всех входящих и выходящих.
        - Та-ак... А в самом подъезде?
        - Вряд ли. По городу они вели меня ограниченным составом и несколько небрежно.
        - Это хорошо... - повеселел Алексей. - Значит, пока только превентивная акция, а не плотный прессинг.
        Он налил Полынову полную стопку, а себе плеснул чуть-чуть.
        - Испортил ты мне своим "хвостом" праздник души, - ответил он на вопросительный взгляд Никиты. - Надеялся расслабиться, товарища в командировку проводить, водки в свое удовольствие попить... Ан, придется поработать.
        Они выпили за командировку.
        - Как уходить будешь? - мрачно спросил Полынов. - Не хочу, чтобы ты своей физиономией засветил мою связь с Дерезницким.
        - Все предусмотрено, - поморщился Алексей. - Уйду самым, что ни на есть, тривиальным, а потому самым надежным способом. Думаешь, из скаредности тебя поселили в захолустье? Здесь, под домами, великолепные подвалы, целая подземная система, как лабиринт. Войду туда в твоем подъезде, а выйду из соседнего дома. И, кстати, вход в подвал со двора не просматривается.
        Кровь ударила Полынову в голову. Чтобы не сорваться, он опустил глаза и медленно, как учили, отсчитал десять ударов пульса в висках. Внутреннее напряжение спало. Дикие времена в стране наступили, если начинаются разборки между государственными структурами. ФСБ против МЧС, МЧС против Вооруженных Сил... Не ясно только за кого он, Полынов.
        - Почему я об этих подвалах ничего не знаю? - ровным, металлическим голосом спросил он. - За подсадную утку меня держите?
        Алексей застыл с бутербродом у рта.
        - Не кипятись, Никита, - тихо сказал он и положил бутерброд на тарелку. - Вначале эфэсбэшники аппетит испортили, теперь ты... О подвалах, а также еще о некоторых особенностях подъезда и этой квартиры я бы тебе обязательно рассказал. Но ситуация кардинально изменилась. Ниточка в Институт молекулярной биологии, которую ты нам дал в руки сегодня утром, вывела на такие сведения, что в них просто не верится. Слишком все фантастично, но если ты хоть часть из этих данных подтвердишь в Каменной степи, то больше тебе в этой квартире жить не придется. Придется переходить на нелегальное положение.
        Он встал, вышел в коридор и тут же вернулся, неся небольшой кейс. Снова усевшись в кресло, Алексей раскрыл кейс, достал из него небольшой, размером с книгу, пентоп, протянул Полынову. Никита взял компьютер и открыл его. На одной панели располагалась миниатюрная клавиатура, на другой дисплей из жидких кристаллов. В углублении под клавиатурой покоился светокарандаш.
        - С этой минуты забудь о каких-либо иных средствах связи, кроме этой. Держи. - Алексей передал Никите небольшую плоскую коробочку. - Внутри лазерный двухдюймовый диск. Береги его как зеницу ока - без него пентоп бесполезный набор дорогостоящих деталей. Время связи с восьми до двенадцати утром и вечером, наиболее оптимальное - в районе десяти, когда спутник связи в зените. Учти, пентоп не приспособлен для хранения информации, и повторно мы ее будем передавать только в исключительных случаях. Пароль для связи "Ашел" - мое имя наоборот. Вызовешь меня: "Леша", - буду гнать правдоподобную, но стопроцентную дезинформацию. Все понятно?
        - Какова степень вероятности перехвата передачи?
        - Пусть это тебя не волнует. Связь идет через дешифратор, так что без твоего лазерного диска никто и бита информации в передаче разобрать не сможет.
        Никита подбросил на руке компьютер, скривился.
        - Хлипок не в меру... Не развалится от встряски?
        Алексей только усмехнулся.
        - В закрытом состоянии можешь им хоть гвозди забивать, хоть под танк класть. Корпус из металлокерамики. - Он глубоко вздохнул, хлопнул себя ладонями по коленям. - Ну, все. Пора. Чем раньше я от тебя уйду, тем больше вероятность проскользнуть незамеченным. Вдруг эфэсбэшникам в голову что-то стукнет, и они усилят группу наблюдения... Кстати, вызови меня сегодня вечером по пентопу. И связь проверим, и заодно узнаешь, не засветился ли я при уходе.
        Алексей встал, протянул Никите руку.
        - Успеха тебе в Каменной степи. Счастливо.
        - Спасибо, Ашел, - горько сыронизировал Никита, отвечая на рукопожатие. Непонятно было, зачем придумали пароль, созвучный с именем самого упрямого животного, - надеялись, что в контрразведке никогда не поверят в столь глупое словосочетание? Во всяком случае, Алексей ничуть не обиделся, наоборот, загадочно улыбнулся.
        Проводив Алексея, Никита немного постоял у дверей, прислушиваясь. В подъезде было тихо - похоже, Алексей ушел чисто.
        Полынов вернулся в комнату, налил полстакана водки, выпил, закусил маринованными маслятами. Сумрачно окинул взглядом стол и кисло поморщился. С ананасами и манго он дал маху. Привык с Сан Санычем спирт тропическими плодами закусывать и сейчас, чисто машинально, купил их в ларьке, нарушив одно из "золотых" правил разведчика - оставлять в покинутой стране все приобретенные там привычки. Теперь дольки ананаса и манго, к которым, кстати, ни он, ни Алексей так и не притронулись, точнее, не сами дольки, а факт покупки тропических плодов был лишней зацепкой для дотошного следователя ФСБ: а не тот ли самый это Никита Полынов, кто последним встречался в Центральной Африке с вице-консулом Российской Федерации Егором Семеновичем Ненароковым перед его гибелью? Хотя, в общем, и без экзотических фруктов через день-два в ФСБ вычислят след Полынова в Африке слишком уж рьяно за него взялись, а он был в тропиках без какой-либо "легенды" и, тем более, прикрытия. Так что не во фруктах дело, но, все же, прокол есть прокол. Нашел, чем себя успокоить...
        Ситуация, куда ни кинь, складывалась не из веселых. С самым отвратительным сценарием, когда от тебя ничего не зависит, и ты вынужден продолжать работу "не сходя с дистанции" практически в открытую, не имея понятия о направлении ответного хода противника. Теперь нужно было быть трижды бдительным и не допустить и малейшего промаха. Спокойно делать свое дело и не позволять нервам брать над собой верх. Лучшим вариантом в этом случае было хорошо выспаться, тем более что завтра предстоял суматошный день по устройству лагеря экспедиции в Каменной степи, когда без контактов с командным составом учений никак не обойтись. Как говорится, утро вечера мудренее, хотя Никита собирался спать днем, а проснуться именно вечером.
        Полынов плотно поел, выпил ударную дозу водки и лег спать, настроившись проснуться в половине девятого вечера. Чему-чему, а умению просыпаться точно в назначенный срок его обучили.
        Спалось Никите плохо. То ли жара в Москве была иная, чем в тропиках, более сухая, что ли? - то ли водка оказалась "несвежей", но Полынову во сне было муторно. Проснулся он в двадцать минут девятого весь в поту. Несмотря на жару, его знобило, голова разламывалась, желудок стоял колом. И лишь только он спустил ноги с кровати, как кол в желудке повернулся, подступил к горлу, и Никита еле успел добежать до унитаза.
        Минут пять его выворачивало наизнанку, потом, когда желудочные спазмы отпустили, он еще некоторое время приходил в себя, сидя на полу в туалете в обнимку с унитазом. Наконец Никита смог подняться, проковылял на дрожащих ногах в ванную комнату, где принял контрастный душ, долго истязая себя сильным напором то горячей, то холодной воды. Боль в голове прошла, но ощущение дискомфорта в организме осталось.
        Растираясь полотенцем, Никита посмотрел в зеркало. Оттуда на него глянуло бледное осунувшееся лицо с темными кругами под нижними веками и слегка желтоватыми белками глаз. Нет, на заражение "тофити" не похоже. Там другие симптомы - красная сыпь, высокая температура и никакой рвоты. В желудке ощущалась жгучая тяжесть, болела печень. Типичные симптомы пищевого отравления. Можно было грешить на сушеных кальмаров, можно - на грибы, можно - на водку. Черт его знает, из чего ее сейчас гонят, а подделать импортную бутылку да запечатать ее для отечественных фальсификаторов не проблема. Но можно было подозревать и акклиматизацию - все-таки произошла резкая смена влажного климата тропиков на сухой Восточно-Европейской равнины, - хотя раньше его организм на перемену места пребывания не реагировал. Однако все в жизни когда-то происходит впервые, и это новоприобретение имеет нехорошее свойство часто-густо повторяться. В жизни человека не повторяются только рождение и смерть. Они одноразовы.
        Облачившись в махровый халат, Никита босиком прошлепал на кухню, нашел в аптечке левомицетин, проглотил пару таблеток и начал готовить кофе. По рецепту Сан Саныча - с корицей и кардамоном. По всем врачебным канонам сейчас полагалось промыть желудок и выпить несладкого чаю с сухарями, но Полынов решил воспользоваться собственным методом. Да, после него желудок еще пару дней будет побаливать, зато голова станет светлой и ясной. А это Полынову завтра край как необходимо.
        В самый ответственный момент - как раз перед началом кипения, когда нужно вовремя снять турку с плиты, не допустив, чтобы появляющаяся пенка покрыла всю поверхность завариваемого кофе, - в дверь позвонили.
        - Минутку! - крикнул в коридор Никита, не отводя глаз от турки.
        Звонок тренькнул еще раз, а затем залился требовательной, непрерывной трелью.
        Не обращая внимания на надрывающийся звонок, Никита закончил приготовление кофе, вылил его из турки в чашку и только тогда направился к двери.
        - Кто там? - на ходу поинтересовался он.
        Верещание звонка оборвалось.
        - Открывайте, милиция! - в приказном тоне донеслось из-за двери.
        Полынов вскинул брови. Это еще что за явление? Можно было, конечно, попрепираться сквозь закрытые двери, но на кухне ждал свежесваренный кофе, и Никита, чтобы побыстрее отвадить непрошеных гостей, щелкнул замком.
        На лестничной площадке стояли два молодых стража порядка - лейтенант и сержант. Лица их были суровы, а позы милиционеров выражали готовность в случае малейшего подозрения в неповиновении власти мгновенно скрутить Полынова в бараний рог и, стащив под заломленные за спину локотки по ступенькам во двор, зашвырнуть в черный воронок.
        - Чем обязан? - корректно спросил Никита.
        Милиционеры проигнорировали его вопрос.
        - Почему так долго не открывали? - чуть ли не рявкнул лейтенант и сделал попытку шагнуть через порог.
        Ничего у него не получилось, так как Полынов, мгновенно среагировав, шагнул навстречу, и они столкнулись.
        - Не понял? - вежливо улыбаясь, сказал Никита, глядя в глаза лейтенанту. Мол, извините, что так принимаю, но уж будьте так любезны, не соблаговолите ли вы... короче, не хамите, ребята.
        Лейтенант икнул от столкновения и понял, что нахрапом строптивого жильца не взять.
        - Разрешите войти? - немного умерив недовольство в голосе, но все также строго сказал лейтенант. Словно об отказе не могло идти речи.
        - Нет. Не разрешаю, - совсем уж в радушной улыбке расплылся Никита, будто не отказал, а наоборот, пригласил гостей к себе. Ситуация определенно стала его забавлять. Даже самочувствие улучшилось.
        - Вы что, не видите, что перед вами представители закона? - предпринял новую атаку лейтенант.
        Полынов пожал плечами.
        - Вы знаете, лейтенант, завтра я закажу в ателье милицейскую форму и, когда пошьют, надену ее. И чем я буду отличаться от вас?
        Лейтенант с сержантом переглянулись, достали из нагрудных карманов документы и мазнули раскрытыми книжечками перед глазами Полынова. Обыкновенный обыватель ничего бы не успел разглядеть, но Никите не стоило особых усилий сфотографировать их взглядом. Документы были настоящими, выданными старшему участковому лейтенанту Стародубу Николаю Фомичу и участковому инспектору сержанту Шимайло Павлу Алексеевичу.
        - Вы удовлетворены?
        - Допустим, да, - кивнул Никита. - Что дальше?
        - А дальше, - с некоторым злорадством произнес лейтенант, - мы бы хотели посмотреть на ваши документы!
        Полынов изобразил на лице изумление.
        - Опять не понял. С какой стати? Почему я, находясь в своей собственной квартире, должен показывать кому-либо свои документы?
        - Что ты не понял?! - вмешался сержант. - А ну, предъяви паспорт!
        - Что? - смыв улыбку с лица, нахмурился Никита. Ну что с сержанта возьмешь? Мент есть мент. По своей психологии тот же уголовник, только с погонами. - Сержант Шимайло, у вас, наверное, в кармане лежит санкция от прокурора тыкать и хамить всем подряд? Или вам погоны жмут? Так их завтра в прокуратуре сорвут.
        Он перевел взгляд на лейтенанта.
        - В чем, собственно, дело? Я вас слушаю, лейтенант Стародуб.
        То, что Полынов запомнил их фамилии по мельком виденным документам, произвело на милиционеров впечатление.
        - Может быть, вы все-таки позволите нам войти? - сменил агрессивный тон на нормальный лейтенант. - Не на лестничной же площадке нам разговаривать...
        - Нет, - снова отрезал Полынов. Спектакль начал ему надоедать. К тому же кофе на кухне стыл. - У меня в комнате труп лежит, я его как раз расчленять заканчиваю, а вы мне помешаете. Так что, давайте, излагайте ваши претензии здесь.
        При упоминании о "расчлененке" сержант было дернулся к Полынову, но лейтенант его удержал. И по тому, каким быстрым, неуловимым движением он это сделал и как беспрекословно повиновался ему сержант, Полынов понял, что в меру ему продемонстрированная внешняя туповатость лейтенанта на самом деле лишь маска. Никакой он не милиционер. Документы у него настоящие, да участковый он липовый. Вот сержант, тот, понятное дело, самый, что ни на есть, всамделишный. Народному артисту так не сыграть.
        - Шутить изволите, - пожурил лейтенант. - А по нашим данным, в этой квартире никто не живет. Появляются разные подозрительные личности на день-два и исчезают.
        - У вас устаревшие данные, - поморщился Никита. - Или вы плохо работаете, если не знаете, что у вас делается на участке. Обратитесь вначале в ЖЭК, уточните, как они согласовывали с вашим отделением мою прописку, что вы о ней не в курсе, а потом приходите. У вас все?
        - А чем вы можете подтвердить ваши слова? - пытаясь все-таки вернуть разговор в старое русло, задал лейтенант совсем уж дебильный вопрос.
        - Да ничем не собираюсь подтверждать, - раздраженно процедил Никита. На языке так и вертелось послать не в меру ретивого лжеучасткового за "подтверждением" к полковнику Федорчуку, но он сдержался. Себе дороже мог оказаться "посыл". - Это ваши заботы - доказывать мое неправомерное проживание в этой квартире. Если докажете, приходите, но непременно с санкцией. В противном случае наш разговор будет перенесен в прокуратуру. До свидания.
        Полынов захлопнул дверь и вернулся на кухню. Как он и предполагал, кофе успел остыть, и пришлось его пить теплым.
        Интересно все-таки, что хотели выяснить в ФСБ, подсылая к нему участковых? Что они прощупывали? Неужели еще не докопались до его личного дела, или они в архивы КГБ не заглядывают?
        Глава седьмая
        Возле восемнадцатого терминала Никиту перехватил долговязый Володя в оранжевом комбинезоне спасателей и, косноязычно извинившись за неправильную информацию о посадке, провел его через служебный вход на летное поле, а затем к ангарам, возле которых стоял готовящийся к отлету самолет МЧС.
        Ночь выдалась душной, и лишь в этот предрассветный час воздух чуть посвежел, но все равно настоящей долгожданной прохлады не принес. Аэропорт жил своей повседневной жизнью, ревел в ночи прогреваемыми турбинами, сиял звездными пунктирами посадочных полос, над которыми то там, то здесь проплывали габаритные мигающие огни невидимых в темноте самолетов, готовящихся к взлету или совершивших посадку. Изредка чернильную темноту ночи прорезал слепящий свет прожектора приземляющегося лайнера. Посадка самолета в ночи смотрелась неземным феерическим зрелищем - в ней не было ничего от естественной природы, она завораживала, невольно вызывая в душе ощущение присутствия на акте космической мистерии.
        Однако Никита воспринял ночной пейзаж аэропорта индифферентно и даже более. Аэропортов на своем веку он повидал предостаточно, да и не до выспренних чувств, когда печень давала о себе знать остаточным синдромом пищевого отравления.
        Транспортный самолет в темноте был практически неразличим, к тому же мешал свет из распахнутого десантного люка, напоминавшего вход с летающую тарелку из набивших оскомину фантастических телесериалов. На пандусе стояли Леночка Фокина и Олег Братчиков, оба в оранжевых комбинезонах, и о чем-то оживленно беседовали с мужчиной в форме пилота гражданской авиации. Ни дать ни взять инопланетные пришельцы устанавливали контакт с представителем земной цивилизации.
        Полынов вошел в круг света, падавший из трюма лайнера, ступил на пандус и поздоровался со всеми за руку, заодно познакомившись с летчиком, оказавшимся командиром корабля. Звали его Устюжанин Василий Тимофеевич, было ему лет под пятьдесят, и его кряжистая фигура, широкоскулое, с мягкими чертами лицо, медлительные интонации в голосе, неторопливые, уверенные движения, крепкое рукопожатие мгновенно располагали к себе. Сразу становилось понятно, что за плечами Устюжанина столько часов полетного времени, что ни о каких непредвиденных ситуациях во время полета речи идти не может.
        - Как дела с экспедиционным снаряжением? Все погрузили? - спросил Полынов.
        - Так точно, гражданин начальник! - не преминул съерничать Братчиков.
        - Тогда - летим? - Никита вопросительно посмотрел на Устюжанина.
        - Как только - так сразу, - размеренно пророкотал командир корабля добродушным басом и степенно глянул на наручные часы. - Через пятнадцать минут задраиваем люк, проверяем бортовые системы и ровно в четыре двадцать взлетаем.
        - Никита Артемович, - подал голос из-за спины Володя. - Мы тут вам форму привезли. . Переодеваться будете?
        Никита мельком окинул взглядом свою команду и понял, что в джинсах, кроссовках и легкой рубашке он смотрится белой вороной.
        - Не возражаю. Но не на пандусе же? - улыбнулся он и развел руками.
        - Зачем здесь... - смутился Володя. - Идемте в трейлер.
        Трюм лайнера поражал просто-таки гигантскими размерами. Такое сооружение по всем канонам человеческих представлений летать не могло - ему положено было вечно покоиться на земле, причем на весьма основательном фундаменте, а не стоять на самолетном шасси. Трейлер в дальнем конце трюма имел никак не меньше десяти метров в длину, но сюда, как минимум, могла свободно поместиться еще парочка таких же машин.
        Трейлер Никите понравился - мощная, приземистая махина обтекаемой формы на шести осях. Она и по болоту пройдет, и в песках не увязнет. Сто очков вперед "катерпиллеру" даст, а что может "катерпиллер" Полынов недавно воочию убедился.
        - Штатовская машина? - поинтересовался он у Мигунова.
        - Что? Да нет, наша... Какое-то военное КБ для Антарктиды разрабатывало... Экспериментальный образец... А как станцию "Мирный" законсервировали, так машина невостребованной оказалась... Нет, не сюда, остановил Мигунов Полынова, когда тот взялся за поручень у двери в торце трейлера. - Здесь вход в лабораторный отсек. А жилой отсек возле кабины... Да, так вот, когда Шуйбо увидел этот экспериментальный образец, сразу загорелся его заполучить. А технари из КБ, понятное дело, тому и рады, даже ходовую часть переделали - первоначально машина была на гусеничном ходу... Так что наша передвижная лаборатория единственная в своем роде во всем мире. Можно сказать, уникальная...
        Переступая через крепежные тросы, фиксирующие неподвижность трейлера во время полета, Никита прошел к кабине и, поднявшись по лесенке сбоку трейлера, открыл дверцу. Жилой отсек оказался крошечным и напоминал купе железнодорожного вагона, разве чуть побольше. Две двухъярусные койки, между ними стол. И все. На одной из нижних коек лежало запечатанное в полиэтилен обмундирование, под койкой стояли армейские ботинки.
        - Зато лаборатория у нас просторная, - извиняясь за тесноту жилого отсека, зачастил Володя. - Тамбур с душевой, туалетом...
        Полынов насмешливо посмотрел на него. Не приходилось, видимо, Мигунову ночевать в бунгало в джунглях, когда по тебе без всякого зазрения совести наперегонки галопируют насекомые.
        - Слушай, Володя, - перебил Мигунова Полынов, снимая с плеча ремень сумки и ставя ее на стол. - Выйди, пожалуйста, я переоденусь.
        Володя осекся и переменился в лице, словно его не вежливо попросили, а грубо выставили вон. Определенно комплекс ложной неполноценности основательно довлел над его психикой.
        - Да, да. Понял, - совсем уж по-солдафонски среагировал он и кубарем скатился по лесенке из жилого отсека.
        Никита прикрыл за ним дверь и стал переодеваться. Плевать ему было, что там подумал Мигунов, когда он его выставил за дверь, но кое-что из своего снаряжения он не хотел показывать никому. В частности, пистолет и лазерный диск к пентопу.
        Рыжая камуфлированная форма оказалась немного великовата, но это и к лучшему - пистолета под мышкой не видно. А вообще форма, на удивление, была сшита хорошо, в противовес той камуфле, в которой в свое время щеголял Полынов, и, самое главное, рационально - с множеством карманов и кармашков, как на брюках, так и на куртке. Естественно, что никаких знаков различия на декоративных погончиках не имелось, зато на обоих рукавах красовались шевроны. На левом - с эмблемой Министерства по чрезвычайным ситуациям, на правом - всероссийского центра медицины катастроф "Защита". Надо понимать, второй шеврон присутствовал чисто номинально, чтобы не вызывать у медиков негативных эмоций на создание в МЧС альтернативной структуры. Все-таки во всех операциях Министерства по чрезвычайным ситуациям ВЦМК "Защита" принимал самое активное участие.
        Переодевшись и переобувшись, Никита рассовал по карманам личные вещи и деньги, немного подумал и сунул в карман куртки пентоп. В аккурат мини-компьютер поместился - будто карман специально для него кроили.
        Никита уложил свои вещи в сумку, задвинул ее под кровать и, нахлобучив на голову армейское кепи, вышел из трейлера.
        Вышел как раз вовремя, чтобы увидеть, как к трюму самолета подъехали два "уазика" и, лихо развернувшись, остановились. Из одной машины выскочил полковник Федорчук и взбежал по пандусу.
        "Это еще что за явление?" - неприятно удивился Никита.
        - Здравия желаю всем сотрудникам МЧС! - козырнул Федорчук, смотря только на Полынова. - Никита Артемович, дело у нас к вам небольшое, улыбаясь во всю ширь лица, обратился к нему полковник, но глаза его при этом опять-таки, как и на совещании у министра обороны, ничего не выражали. Пустота и холод были в черных, неподвижных глазах полковника Федорчука. Как у покойника.
        - Я вас слушаю, - сказал Полынов.
        - Вчера в Каменной степи со штабной машиной генерала Потапова неприятность приключилась - мост полетел, и починить ее в полевых условиях нет никакой возможности. А тут как раз вы туда летите. Не могли бы, так сказать, оказией, "уазик" для генерала прихватить? Место у вас вроде бы есть...
        - Да я, в общем, не против, - осторожно проговорил Полынов. - Но в самолете распоряжается командир корабля.
        Он кивнул в сторону Устюжанина, спокойно курившего сигарету чуть в стороне.
        - А мне что? - пожал плечами Устюжанин. - Я здесь в роли извозчика. Можете еще и пару танков загрузить - не за рубеж летим, никто груз проверять не будет.
        - Тогда и я не возражаю, - проговорил Полынов, хотя ему ой как не хотелось брать на борт машину ФСБ. - Не пешком же ходить командующему учениями по Каменной степи, - все же не удержался он, чтобы не отпустить колкость.
        - Спасибо, - опять расплылся в улыбке одними губами Федорчук. - Думаю, генерал Потапов оценит вашу услугу.
        Он повернулся и махнул рукой шоферу одного из "уазиков". Машина сорвалась с места, въехала по пандусу в трюм и остановилась метрах в двух от трейлера. Из "уазика" выбрались двое лейтенантов в форме десантников, сноровисто, со знанием дела, прикрепили страховочными тросами машину к полу и направились к выходу.
        - Еще раз благодарю, - козырнул полковник Федорчук. - Счастливого полета.
        Он развернулся, сбежал на летное поле вслед за своими бравыми десантниками, они сели во второй "уазик" и сразу же укатили. И трех минут не заняла вся операция.
        - Пора, - сказал Устюжанин, гася окурок. - Попрошу всех пройти в салон для сопровождающего персонала и занять места в креслах.
        - Да ты что, Тимофеич?! - возмутился Братчиков. - Мы как всегда у себя в трейлере сидеть будем.
        По всему было понятно, что не в первый раз спецбригада летела самолетом Устюжанина.
        - Как хотите, - безразлично повел плечами командир корабля. - Только в ближайшие полчаса носа из трейлера не высовывайте - не хочу за ваши шишки и ушибы во время набора высоты отвечать.
        Он опустил ручку рубильника возле открытого люка и намертво зафиксировал ее в зажиме. Зажужжали сервомоторы, поднимая пандус и наглухо запечатывая им десантный люк.
        Как оказалось, взлетать "как всегда" - означало сидеть в жилом отсеке трейлера на кроватях нижнего яруса. Никита сидел с Володей, а напротив устроились Леночка с Олегом. Пока лайнер выруливал на взлетную полосу, а потом разгонялся по ней, все сидели молча и даже как-то сосредоточено, словно исполняя непонятный ритуал. Молчал за компанию и Полынов, заинтриговано заглядывая в глаза то одному, то другому, но на его немые вопросы никто не реагировал.
        В транспортном самолете подобных габаритов Никита летел впервые, и взлет на него произвел весьма неприятное впечатление. Пока лайнер разгонялся по полосе, то казалось, что он набирает скорость не по ровному бетону, а по ухабистой проселочной дороге, сплошь испещренной рытвинами и колдобинами. Его бросало вверх-вниз, из стороны в сторону, а фюзеляж самолета за окном трейлера вообще ходил ходуном, морщился, коробился, трепетал жестью на ветру, словно собираясь развалиться по швам. Наконец лайнер оторвался от взлетной полосы, тряска уменьшилась, но не намного.
        - Пятнадцать секунд - полет нормальный! - внезапно торжественным голосом провозгласил Братчиков.
        Полынов удивленно посмотрел на него, перевел взгляд на Володю, Леночку. Никак они не отреагировали на сообщение Олега, да и он сам опять застыл в сосредоточенной позе.
        - Т-тридцать секунд - п-полет нормальный! - неожиданно сказал фальцетом Володя, почему-то заикаясь.
        Полынов вскинул брови, посмотрел на всех, а затем, в ожидании, уставился на Леночку. И он не ошибся в своих предположениях.
        - Сорок пять секунд - полет нормальный! - высоким, звонким голосом весело выкрикнула она и напрочь перевернула представления Полынова о ней как об этаком весьма симпатичном, но все-таки "синем чулке". Ничего подобного, наоборот - веселая, задорная девчонка. От "синего чулка", пусть и красивого, у всех спасателей МЧС головы бы не вскружились.
        В этот момент послышалось характерное шипение гидравлики, и корпус самолета дрогнул, втянув в себя шасси.
        - Поехали! - хором гаркнула вся бригада, и тотчас на столе стали появляться кулечки, сверточки, стаканы, тарелки, вилки...
        Никита рассмеялся. Все-таки это был ритуал. По какому бы скорбному случаю не летела бригада, а по другим случаям она и не летала, но перед сложной, опасной, зачастую с риском для собственной жизни работой просто-таки необходимо снять нервное напряжение. Каждый делает это по-своему. Его бригада - вот так.
        - Не рановато ли? - осторожно спросил он. - Может, подождать, пока лайнер наберет высоту и выйдет на крейсерскую скорость? Как бы вилками глаза друг другу не попротыкать...
        - Да ты что, начальник?! - искренне возмутился Олег. - В этом-то и весь смак! Представляешь, ты с трудом ловишь ртом край стакана, засасываешь в себя водку... а в этот момент мы попадаем в воздушную яму, и водка начинает по пищеводу то вверх, то вниз бегать! Нигде такого ощущения не получишь! Будто не один стакан в себя опрокинул, а два-три подряд.
        Леночка прыснула, Володя подхихикнул.
        - Уговорил, - усмехнулся Никита, нагнулся, вытащил из-под койки свою сумку и достал бутылку коньяка.
        - Во, это дело! - обрадовался неугомонный Олег. - Наш человек, а я уж думал трезвенник!
        Он выхватил из рук Никиты бутылку, лихо откупорил и стал разливать по стаканам. Столик мелко дрожал, и приходилось стаканы придерживать руками. Разлив бутылку, Олег бросил ее на кровать, чтобы не каталась по полу, и поднял над столом свой стакан. Стукнувшись, к нему присоединились стаканы Володи и Леночки, и Никита поспешил приставить свой. При болтанке самолета удерживать в таком состоянии стаканы над столом было трудно, коньяк то и дело выплескивался то из стакана в стакан, то на руки, но было в этом что-то от древнего, как мир, обычая братания людей, когда выплеснутое из кружки в кружку вино означало чистые помыслы по отношению друг к другу.
        - Ребята, - тихо сказала Леночка, - давайте выпьем за то, чтобы, возвращаясь домой, мы смогли вот так же сдвинуть стаканы.
        Круг разомкнулся, и все выпили.
        "Хороший тост у спасателей, - подумал Никита, залпом выпивая коньяк. Не чокаются только на поминках... А о том, чтобы все остались живы, говорить впрямую не принято. Такой тост для трусов".
        Коньяк подействовал как-то сразу и развязал языки. Куда девалась застенчивость Володи и чопорность Леночки, ну а у Олега, и без того страдающего словоохотливостью, язык заработал что помело. Прав был Беспалов - пили они как кони, теперь оставалось проверить, насколько хороши они в полевых условиях. Вначале пошли анекдоты, которые Мигунов, к большому изумлению Полынова, рассказывал мастерски, вместо персонажей вставляя имена сидящих за столом. И куда только Володино косноязычие подевалось раскрепостился парень после ста граммов... Потом, естественно, перешли на "случаи из жизни", а ими жизнь спасателей была весьма насыщена. И, несмотря на, в общем-то, скорбную работу, смешных историй накопилось предостаточно, хотя порой от них за три версты несло черным юмором.
        Полынов больше слушал, смеялся, лишь изредка отпуская возгласы типа: "Да ну?!", "Надо же...", "Ну, вы даете..." Хорошие ребята подобрались в его бригаде. И Никите стало вдруг грустно, что именно этих ничего не подозревающих, веселых и бескорыстных ребят он втягивает в гнусные межведомственные игры.
        - Э, начальник, - вывел его из задумчивости голос Олега, - что приуныл? Так нельзя! Это дело нужно повторить!
        В руках Братчикова словно по волшебству появилась бутылка водки.
        Полынов замотал головой и рассмеялся.
        - А ты трейлером потом управлять сможешь?
        - Обижаешь, начальник! Ты за меня не боись, ты за себя боись. А мне не впервой, да и ГИБДД в степи нет, - отшутился Олег.
        - Ну а я, наверное, пропущу, - отказался Никита и улыбнулся. - Но в степи наверстаю.
        Его слова произвели странное впечатление. Все замолчали и удивленно смотрели на него.
        - Во время работы у нас сухой закон, - серьезно сказала Леночка.
        - Тогда буду наверстывать по возвращении домой, - нашелся Полынов. Он обвел бригаду взглядом и увидел, что его не понимают. Точнее, понимают, но неправильно.
        - Извините, ребята, у меня вчера было пищевое отравление, - с обезоруживающей улыбкой развел он руками.
        Никита не врал. После выпитого коньяка в желудке появилась тяжесть, опять разболелась печень, а в голове вместо приятного опьянения возникло чувство заторможенности и пустоты.
        - Так водка - она же от всех болезней! - встрял Володя. - Панацея!
        Никита насмешливо посмотрел на него.
        - Теперь понятно, почему ты никак диплом защитить не можешь. При отравлении спиртное категорически запрещено.
        - Да иди ты! - отмахнулся от Никиты Олег как черт от ладана. - Я всегда пью, и помогает!
        Он ошарашено посмотрел на Фокину, но Леночка его не поддержала.
        - Что, правда?!
        - Да, - кивнула Леночка.
        - Во, блин...
        - Ладно. - Никита шлепнул себя ладонями по коленям и встал. - Не буду портить вам обедню. Продолжайте, а я пойду прогуляюсь.
        Спускаясь по лесенке из жилого отсека трейлера, он услышал сокрушенный вздох Олега:
        - Какую песню испортил...
        Как всегда последнее слово осталось за Братчиковым.
        Самолет уже набрал высоту, и болтанка прекратилась. Турбины натужно ревели на одной низкой ноте, корпус самолета мелко подрагивал, и от этого трюм и все его содержимое приобрело расплывчатые черты, словно Полынов со своим стопроцентным зрением видел его через расстроенную оптику.
        Никита прошелся по трюму из конца в конец. Не нравилось ему собственное состояние. Его немного поташнивало, во рту ощущалась желчная горечь. Никогда прежде вестибулярный аппарат его не подводил, а тут, на тебе - подкачал. Не хватало только звать стюардессу (спрашивается, откуда ей взяться в транспортном самолете?) и просить у нее пакет.
        Чтобы как-то отвлечься, Полынов стал вспоминать недавнее застолье и то, как Леночка старательно отводила от него глаза. Хороший признак, когда девушка так себя ведет. Все у них может получиться, главное, не гнать лошадей, не лезть напролом в приоткрытую дверь. И тогда все действительно получится красиво и, может быть, надолго...
        Никита мечтательно оперся рукой об "уазик", равнодушно окинул его взглядом. И словно протрезвел. Черт бы побрал это отравление! Вот из-за таких житейских мелочей и проваливаются разведчики, потеряв элементарную бдительность и осторожность. От "легенды" полковника Федорчука не то, что воняло, смердело липой. Как от дипломатической почты вице-консула в Центральной Африке. Но и он, Никита, тоже хорош - вот так вот попасться на элементарную уловку. Конечно, может такое случиться, что у генерала Потапова действительно бесповоротно вышел из строя штабной "уазик". Можно даже допустить, с большой, почти невероятной натяжкой, что больше на учениях штабных машин нет. Но в то, что ему на замену пришлют машину из Генерального штаба, да еще не кто-нибудь, а ФСБ проявит заботу - в это поверить мог только законченный болван. Либо же человек, страдающий кишечно-желудочным расстройством. А еще точнее - и тот и другой в одном лице.
        Вспомнилось, как бравые десантники загнали "уазик" в трюм, споро его зафиксировали страховочными тросами, а затем покинули самолет. И как один из них запер на ключ дверцу машины, но ключ никому не отдал. Никита заглянул через ветровое стекло в салон автомашины - ключей зажигания в приборной панели не было. Не суждено было "уазику" ездить по Каменной степи, он предназначался для других целей. И его судьбу должны были разделить и Никита, и его бригада, и самолет вместе с экипажем.
        Открыть дверцу "уазика" для Никиты не было проблемой. Он достал из кармана связку ключей, на которой висела и универсальная отмычка, и легко открыл замок. На переднем сиденье ничего не оказалось, зато в изножье заднего он обнаружил небрежно брошенную на пол мешковину. Осторожно подняв ее, Полынов увидел на полу салона обыкновенную противопехотную мину. Правда, взрыватель у нее был не совсем обыкновенный - барометрический. Специально разработанный для диверсий в воздухе. При наборе высоты, когда давление в самолете падает, он включается, а когда самолет начинает снижаться и давление расти - срабатывает. Безотказная штука, обнаружить которую можно только визуально, ну а уж обезвредить, если она включилась, никак нельзя.
        Уверенность в том, что "уазик" начинен взрывчаткой, была стопроцентной, но все равно, когда Полынов обнаружил мину, его сознание обдало морозным холодом. "Не многовато ли покушений на мою жизнь? отстраненно пронеслось в голове. - Второе за три дня и оба - в самолетах..." Но эта мысль промелькнула где-то на периферии сознания, абсолютно не помешав рассудку мгновенно оценить ситуацию и принять решение, как действовать. Но, как ни крути, без помощника, лучше всего командира корабля, ему не обойтись. Чем меньше людей будут знать об "уазике", тем лучше - меньше паники, да и советами мучить не будут.
        Чтобы попасть в пилотскую кабину, Полынову пришлось подняться по лестнице на третий ярус. Миновав небольшой пассажирский отсек, он уперся в закрытую дверь и постучал. Ответа не было. Он внимательно осмотрел дверь может, ошибся? - но тут сбоку на переборке увидел динамик переговорного устройства. Нажав пальцем на кнопку и, не отпуская ее, сказал:
        - Говорит начальник экспедиции Полынов. Попрошу на связь командира корабля.
        - Я вас слушаю, Никита Артемович, - через несколько секунд донесся из динамика голос Устюжанина.
        - Василий Тимофеевич, выйдете, пожалуйста, в пассажирский отсек.
        - А в чем дело?
        - Кажется, у нас небольшие проблемы.
        Устюжанин не стал выяснять по интеркому, какие именно и насколько они небольшие. За дверями завозились, замок щелкнул, и командир корабля шагнул через порог.
        - Василий Тимофеевич, - предложил Никита, - давайте спустимся в трюм.
        Устюжанин внимательно окинул взглядом Полынова, ничего не сказал и молча зашагал к трапу. Слишком серьезным было лицо Полынова, чтобы он мог заподозрить, будто его приглашают в компанию спасателей на рюмку водки.
        Увидев, какой "подарочек" подкинули им эфэсбэшники, невозмутимый Устюжанин растерялся.
        - Что это? - хрипло вырвалось у него. - Да как же это?..
        Он недоуменно уставился на Полынова. В его голове просто не укладывалось, что родная российская спецслужба вот так вот, за здорово живешь, без каких-либо на, его взгляд, оснований, собралась препроводить их к праотцам. Слишком долго он прослужил в авиации, чтобы в один момент поменять представления о чести и порядочности людей в армейских мундирах до сих пор спецслужбы работали бок о бок с экипажами, предотвращая диверсионные акты, а не наоборот.
        - Слушай, Никита, а разминировать ее никак?..
        Полынов отрицательно покачал головой.
        - Может, мой бортмеханик попробует? - совсем уж околесицу понес Устюжанин. - Руки у него золотые...
        - Не стоит рисковать, - оборвал его Никита. - Сделаем проще. Откроем люк и сбросим машину.
        Глаза у старого пилота полезли на лоб.
        - К-как?!
        За тридцать лет службы он привык, что все грузы должны быть доставлены получателю в целости и сохранности, и иного отношения к своей работе не представлял. "Крепкая косточка" его чести авиатора и не предполагала, в какие костоломные жернова угодила.
        - Может, только мину?
        - Нет, - снова жестко отрезал Никита. - Спецы, установившие ее здесь, несомненно, предусмотрели такой вариант. Копаться в машине не будем и сбросим ее целиком.
        Устюжанин шумно перевел дух, вытер пот с лица и, кажется, стал немного соображать.
        - Надо снизиться... Высота - десять тысяч... Задохнемся...
        Никита нехорошо оскалился.
        - Здесь барометрический взрыватель! - гаркнул он. - Как только начнем снижаться - прощай мама! Понятно?
        Устюжанин закивал.
        - А раз понятно, - понизил тон Полынов, - тогда, Василий Тимофеевич, неси кислородные маски. Три. Стоп! - остановил он было дернувшегося идти летчика. - Сколько у нас еще осталось полетного времени на этой высоте?
        Устюжанин поднес к глазам часы.
        - Один час двенадцать минут.
        Въевшаяся с годами в сознание скрупулезность в отсчете времени и в критической ситуации не изменила старому летчику.
        - Нормально, - облегченно вздохнул Никита. - Успеем... Да, и еще, Василий Тимофеевич, уточните у штурмана наш курс, чтобы машину на какой населенный пункт не сбросить. И не дай бог радисту хоть словом заикнуться в эфир, что у нас на борту!
        Устюжанин закивал и чуть ли ни бегом устремился в пилотскую.
        Когда он вернулся, неся три индивидуальных кислородный комплекта, Полынов уже освободил "уазик" от крепежных тросов, выбил из-под колес колодки и снял машину с ручного тормоза.
        - Через двадцать две минуты под нами будет город! - выпалил с ходу летчик.
        - Успеем, - спокойно заверил его Полынов.
        Он взял кислородный комплект и забрался по лесенке в жилой отсек трейлера. Веселье в трейлере было в полном разгаре.
        - Ну что, начальник, проветрился? - встретил его ехидным смешком Братчиков. - Можно наливать? Чтобы, так сказать, запить?
        Никита бросил комплект на кровать и жестко, одними губами, сказал:
        - У нас на борту неприятности. Сейчас произойдет временная разгерметизация в трюме. Вот вам кислородная маска, будете дышать по очереди.
        - Может, помочь?! - взвился с места Володя.
        - Ваша помощь будет состоять в том, чтобы из трейлера никто носа не высунул! - отбрил Никита. - У кого ключи от дверей?
        Он обвел всех требовательным взглядом, и Фокина в полном недоумении протянула ему ключ. Но когда Никита стремительно вышел и запер дверь жилого отсека, в нее тут же начали колотить кулаками.
        Именно такой реакции и ожидал Полынов. Спасатели - не десантники, приказов не понимают. Бескорыстные и самоотверженные люди, у которых в крови рисковать собственной головой даже вопреки логике и здравому смыслу.
        Не обращая внимания на стук и возмущенные крики из трейлера, Никита забросил за плечи ранец кислородного аппарата, повесил на шею маску.
        - Тимофеич, - сказал он, глядя в глаза командиру корабля, - тебе предстоит самое опасное дело - открыть люк, а я вытолкну машину.
        К Устюжанину уже вернулись рассудительность и обстоятельность, как в мыслях, так и поступках. От несвойственной ему растерянности не осталось и следа. Здесь он был хозяином и, когда ситуация прояснилась, лучше знал, что и как делать.
        - Люк откроют из рубки по моему приказу, - спокойно возразил он и ткнул пальцем в ларингофон у себя на горле.
        - Так за чем дело стало? - улыбнулся Никита и позволил себе пошутить: - Ждешь, когда над городом пролетать будем? Командуй.
        - Погоди. - Устюжанин размеренным движением защелкнул карабин страховочной стропы на поясе Никиты. - Сейчас здесь такое начнется, что нас вместе с машиной выметет. - Он критически, как и положено командиру корабля, окинул фигуру Полынова взглядом и только затем скомандовал: Открыть люк!
        Поток воздуха, вырвавшийся из самолета, швырнул их на капот "уазика", но подталкивать машину не пришлось - она сама покатилась к люку. Полынов успел прикрыть рот кислородной маской, но вдохнуть все равно не было никакой возможности - легкие в груди самопроизвольно распухли, а все тело стало раздуваться, словно надувная игрушка. Пальцы превратились в сардельки, ремешок часов впился в запястье, ноги раздуло так, что передвигаться можно было только в раскорячку. Глаза, наверное, заплыли бы опухшими веками, если бы глазные яблоки сами не стали вылезать из глазниц. И все равно Полынов практически ничего не видел из-за хлынувшего в открытый люк слепящего света незащищенного разреженной атмосферой солнца.
        Мгновенно окоченев от пятидесятиградусного мороза, ничего не видя, ошалев от распирающего изнутри давления, Полынов больше держался за "уазик", чем толкал его, и шел, шел... Пока сильный рывок страховочной стропы не опрокинул его на пол. И все-таки, лежа на полу, он успел увидеть, как машина, перевалив за край люка, сорвалась в ослепительную солнечную муть за бортом.
        Не прошло и пяти секунд, как корпус самолета дрогнул, приняв на себя слабую в разреженном воздухе взрывную волну близкого взрыва сброшенного "уазика". Хитро настроили барометрический взрыватель - на какую бы высоту не взобрался самолет, взрыватель не реагировал, но при малейшем снижении он обязан был сработать. Не хотели в ФСБ привлекать повышенное внимание к Каменной степи, поэтому крушение самолета должно было случиться далеко от нее, не менее чем в ста километрах, на подлете.
        Когда люк закрылся, Полынов еще пару минут неподвижно лежал на полу, чувствуя, как опухшее тело постепенно начинает приходить в норму, в глазах проясняется, а невесть откуда взявшиеся на коже кристаллики льда превращаются в холодную испарину. Наконец он поднялся, проковылял к лежащему у борта Устюжанину, наклонился над ним.
        Старый летчик хрипло, натужно, со стоном дышал, мертвой хваткой вцепившись в страховочную стропу Полынова.
        - Как ты, Тимофеич? - сипло спросил Никита и не узнал своего голоса. Уши словно заложило ватой.
        - Ничего... - Устюжанин закашлялся. - Жив...
        - Спасибо. - Никита подал ему руку и помог встать. - Если бы не ты, болтался бы сейчас за хвостом самолета мой окоченевший труп на веревочке, как дерьмо в проруби.
        - Да не за что, - слабо отмахнулся Устюжанин. - Вижу, бредешь за машиной, как завороженный, ну я и дернул за страховку... Тебе, видно, с парашютом прыгать не доводилось?
        - Приходилось, - честно признался Никита. - Но не с такой высоты.
        - С такой высоты не прыгают, - согласился командир корабля. Он отдышался и вдруг крепко, с чувством пожал руку Никите. - Тебе спасибо. Как ты только догадался, что нам такую подлянку устроят?
        Полынов промолчал. Не заслужил он благодарности. Не будь его на борту, никто бы самолет взрывать и не подумал. Впрочем, в этом случае и рейса такого не было бы.
        Когда Устюжанин ушел в пилотскую кабину, Никита поднялся по лесенке трейлера, провернул ключ в замочной скважине и вошел в жилой отсек. Ребята сидели за столом молча, злые, как черти.
        - Между прочим, начальник, - процедил Олег, непримиримо глядя ему в глаза, - у нас за такие дела, как запирать людей на замок, морду бьют.
        Он раздраженно похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет.
        - А вот это - отставить! - сипло гаркнул Полынов, но тут же смягчил тон и криво усмехнулся. - Нет, морду ты мне можешь попытаться набить, но курить не советую.
        - А что случилось? - недоуменно спросил Володя.
        - Бак с бензином в "уазике" от разрежения потек, - устало вздохнул Полынов и сел на кровать. Врать ему было не занимать - целый курс обучения в спецшколе по придумыванию на ходу правдоподобных "сказок" прошел. Бензин по полу растекся, под обшивку проникать стал. А там электропроводка. Еще немного - и быть пожару. Пришлось машину на парашюте десантировать.
        - Серьезно? - недоверчиво уставился на Никиту Володя.
        Ничего не говоря, Олег сорвался с места и выглянул в дверь.
        - Ну ни фига себе... - присвистнул он оттуда.
        - Ладно, - благодушно махнул рукой Никита. - Предлагаю мировую. Наливай, Олег. Только мне чуть-чуть, все-таки печень еще пошаливает.
        Он глянул на Фокину. Леночка сидела молча и смотрела на него во все глаза. Как на героя.
        "С чего бы это она так? - удивился Никита. - Уж героев она среди спасателей на местах чрезвычайных происшествий навидалась предостаточно. Для нее такое поведение мужчин - будни. Или, может, в данном случае я для нее какой-нибудь особенный герой?" Приятное тепло проникло в сердце.
        - Никита, у вас сосуды в глазах полопались, - сказала Леночка и в момент разрушила идиллически-романтическую картину, начавшуюся было формироваться в голове Полынова. - Давайте, я вам их альбуцидом закапаю.
        Глава восьмая
        Степь затянуло мглистой пеленой пожарища, и карантинная зона с высоты тысячи метров напоминала собой громадную заплату с обожженными краями на теле планеты. Гореть в пустынной, голой, как лунная поверхность, степи было нечему, но горела сама земля, обильно орошаемая из огнеметов, чьи огненные языки короткими вспышками прорезали то здесь, то там медленно вспухающие в безветрии клубы дыма. Но не только этим отличалась оцепленная территория от снимков из космоса недельной давности - в просветах дымной пелены на переднем крае выжженной земли просматривалась вторая линия окопов, сузившая зону метров на пятьсот, а у поселка Пионер-5 окопы подошли вплотную к околице. Панорама ошеломляла своей грандиозностью, а скрупулезная обстоятельность, с которой проводилась стерилизация голой земли, невольно наводила на недоуменные размышления: откуда у нищей по нынешним временам армии взялись миллиарды рублей на проведение подобных "учений" и какой такой "джинн" просочился в степь из подземелья заброшенной военной базы, если против него применяют столь крупномасштабные и радикальные меры, не считаясь ни с затратами,
ни со средствами? Именно от этой мысли в сердце закрадывалась леденящая жуть. Ни в какое сравнение с увиденной картиной не шли карантинные меры в Центральной Африке против эпидемии "тофити" - там разве что аэропорт закрыли, а границы как были "прозрачными", так и остались.
        - Мудрят они что-то, ядрен корень! - недовольно поморщился Устюжанин.
        - В каком смысле? - тихо спросил Полынов. На время посадки он пришел в пилотскую кабину, чтобы с высоты осмотреть место предстоящей работы.
        - В самом прямом... - Устюжанин вздохнул. - На второй круг заходим, а они все никак не определятся, где нам лучше приземлиться. Будто не ждали нас.
        - Может, без их координат сядем? - предложил штурман. - За пределами зоны оцепления степь плоская, как стол. И ветра внизу нет. Садись, где хочу. Лучше не придумаешь. Почти как в Афгане.
        - Продолжай запрашивать, - буркнул командир корабля. - И забудь о своих "подвигах" в Афганистане. Авось не во вражеском тылу, чтобы лихачить.
        - Есть координаты! - крикнул радист.
        Штурман придавил плечом шлемофон к уху и начал наносить отметки на карте.
        - Вот здесь, - протянул он планшет Устюжанину.
        Полынов заглянул через плечо командира корабля на карту. Место посадки находилось далеко не только от карантинной зоны, но и километрах в пяти-шести от командного пункта учений.
        - Что это они нас к черту на кулички запроваживают? - недоуменно впился глазами в планшет Устюжанин. - Ладно, выбирать не приходится. Заходим на посадку!
        - Тимофеич, - тихо спросил Полынов, наклонившись к уху командира корабля, - как у тебя с горючим?
        - В смысле? - вскинул тот брови.
        - Дозаправляться на обратную дорогу надо?
        - У армии дозаправишься... - скривил губы Устюжанин. - Хватит с избытком.
        - Тогда не глуши турбины. Как мы выгрузимся, сразу взлетай. Ясно?
        Устюжанин повернул к Никите лицо и внимательно посмотрел ему в глаза. Будто ища подтверждение своим догадкам.
        - Понял, - хмуро кивнул он.
        - Вот и хорошо. А мы постараемся выгрузиться как можно скорее.
        Никита на прощание сжал ладонью плечо командира и быстро покинул пилотскую кабину.
        Чем дальше, тем больше не нравилась Полынову "командировка" в Каменную степь. Откровенно настораживал и даже пугал своей непредсказуемостью тот непрофессионализм, с которым он столкнулся в лице полковника Федорчука, хотя на совещании у министра обороны полковник произвел впечатление матерого оперативника. То ли в ФСБ утратили годами нарабатываемые КГБ навыки, то ли где-то "в верхах" некто, имевший самое непосредственное отношение к точке "Минус", запаниковал и, пустившись во все тяжкие, самолично с дубовой прямотой планировал "зачистку" оперативного поля. Впрочем, если рассматривать второй вариант поглубже, можно предположить, что как раз в ФСБ об акциях против Полынова знают единицы, и контрразведчики-профи к ним не привлечены. А "писарчуков" и "секретчиков", не имеющих представления об оперативной работе и тонкостях диверсионных актов, там предостаточно. Иначе никак не объяснишь промахи ФСБ во время слежки за Никитой по улицам Москвы, вечерний визит двух "участковых" и совсем уж из ряда вон - противопехотную мину в "уазике". Профессионализмом здесь и не пахло. Так может поступить лишь
школьник-дебил, которому "училка" закатала в дневник "пару" по поведению, а он, в панике, чтобы родители не узнали, расстрелял ее из автомата прямо в классе во время урока. Работать против дилетантов всегда трудно и, как ни странно, гораздо опаснее, чем против профессионалов. Самое страшное, что дилетанты непредсказуемы, поскольку вначале делают, а потом думают. И если на многие их неуклюжие уловки профессионал может махнуть рукой и с легкостью ускользнуть из расставленных "капканов", то против некоторых действий не спасут и семь пядей во лбу. Потому что дилетант не будет мудрствовать лукаво, как проникнуть в квартиру фигуранта, чтобы там тихонько, "без шуму и пыли", устранить его, а попросту взорвет к чертовой матери весь многоквартирный дом со всеми потрохами. И всех "делов". И плевать ему на остальных жильцов, пусть даже у фигуранта соседом по площадке окажется министр внутренних дел. В общем, попал Полынов еще в ту переделку, как кур во щи. И никаким лаптем эти щи не расхлебать...
        К трейлеру Полынов добрался как раз в тот момент, когда шасси лайнера коснулось высушенной до бетонной твердости почвы Каменной степи. Никита едва успел ухватиться за поручни лесенки, ведущей в жилой отсек трейлера, как пол трюма под ним вздыбился и заходил ходуном. Болтанка при посадке была гораздо жестче, чем при взлете - казалось, еще мгновение и фюзеляж самолета сомнется в гармошку, давя и круша содержимое трюма. Никиту снова замутило, и он, до ломоты в скулах стиснув зубы, старался перебороть внезапно нахлынувшую тошноту. Да что это с ним? Чего это вдруг его стало укачивать? Может, эфэсбэшники вчера проникли в квартиру и что-то в водку подмешали? Тогда зачем сегодня еще мину подложили? Нескладуха получается...
        Постепенно немилосердная тряска сошла практически на нет, и, когда осталась только легкая дрожь пола, Полынов стремительно взлетел по лесенке и рванул дверь жилого отсека трейлера.
        - Подъем! - стараясь придать хриплому голосу веселые нотки, крикнул он. - Экстренная выгрузка!
        - Эт мы могем! - бодро вскочил с кровати Володя.
        - К чему такая спешка? - недовольно пробурчал Олег. Видно, все-таки затаил обиду на своего начальника.
        - Самолет сразу же улетает, - мгновенно нашелся Никита. - ЧП в Красноярском крае и срочно нужен транспорт.
        Тут он правильно угадал "слабую" жилку бригады. Прав был Беспалов, характеризуя Полынову его подчиненных. Действовали они быстро, слаженно, без лишних слов. И в то же время все вокруг себя подмечая.
        - Вот что, бледненький ты наш, - схватил Никиту за рукав Олег, когда он непослушными от дурноты пальцами попытался отстегнуть карабин одного из крепежных тросов. Ничего у него не получилось, пальцы соскальзывали. Пойди-ка, прогуляйся на свежем воздухе. А то наблюешь здесь, а нам потом убирай.
        - Еще чего... - воспротивился было Никита, но наткнулся на насмешливый взгляд старшего лаборанта.
        - Сейчас в жилом отсеке трейлера запру, - на этот раз без тени улыбки пообещал Олег. По всему было видно, что он не шутит и свое обещание сдержит.
        И Никита, тяжко вздохнув, побрел к начавшему открываться десантному люку. Братчиков был прав - он, со своей нежданно-негаданно проявившейся "морской болезнью", только бы мешал, постоянно путаясь под ногами.
        Из люка, как из печи, пахнуло жаром, и Полынову на мгновение показалось, что он теряет сознание. Ни черта себе - "свежий" воздух! Пересиливая тошноту, Никита быстрым шагом, почти бегом, спустился по пандусу и неуверенной трусцой удалился от самолета метров на тридцать - не блевать же начальнику на глазах бравых подчиненных? "Рекомендация" будет вовек не отмоешься! Тело мгновенно покрылось испариной, но, как ни странно, принудительная пробежка принесла облегчение. Тошнота, подступившая было к горлу, исчезла, в голове прояснилось.
        Полынов вытер пот с лица своим кепи, немного постоял, щурясь от яркого солнца, а затем, нацепив солнцезащитные очки, огляделся.
        Окружающий ландшафт своей ирреальностью напоминал фон картин Ренуара словно Полынов каким-то мистическим образом перенесся в бредовый мир полотен постимпрессионизма. Только был этот мир трехмерным и бесконечным. Блеклое небо с ослепительным солнцем, рыжая, однотонная степь, над горизонтом, на юге, в стороне оцепленной зоны - расплывчатое темно-коричневое пятно дыма. Лишь самолет своими четкими формами убеждал, что под ногами не марсианская пустыня, а родная матушка Земля. Везло в последнее время Полынову на экзотику. Еще три дня назад он находился в африканских джунглях, а теперь вот - на безводном каменистом плато, почти пустыне. Одно общее, правда, между джунглями и Каменной степью имелось - и там и здесь ходили слухи о каннибалах.
        С неясным беспокойством Никита посмотрел на юго-запад, где за размытой линией горизонта находился командный пункт учений. Как бы генерал Потапов не устроил какую-нибудь пакость. Слишком уж "весело" началась командировка, чтобы поверить в ее спокойное продолжение.
        Никита перевел взгляд на открытый люк транспортника. Турбины самолета продолжали реветь, корпус подрагивал, огромные крылья вибрировали, будто готовясь к взлету, а трейлер из трюма все не выезжал. Непредвиденная задержка начинала не на шутку тревожить. И тут Полынов краем глаза уловил на горизонте две короткие, почти одновременные вспышки. Словно кто-то зеркальцами пустил солнечных зайчиков.
        Интуиция среагировала раньше сознания, и лишь через мгновение Никита понял, что сломя голову бежит прочь от самолета, подчиняясь дикому инстинкту сохранения жизни. Удивительно, насколько быстро может работать человеческая мысль. Спрашивается, сколько времени нужно, чтобы засечь пуск двух ракет, оценить ситуацию и принять решение? Секунды, доли секунд? Нет. Ноль! Ноль времени! Как электрон в возбужденном атоме перескакивает с одной орбитали на другую вне времени, так и готовое решение порой появляется в голове одновременно с происшедшим событием.
        Хорошую пословицу некогда придумал полководец Суворов: "Сам погибай, а товарища выручай!", да только для данного случая она не подходила. Даже криком Никита никого не смог бы предупредить - не услышали бы его из-за рева турбин. Поэтому оставалось лишь два варианта - либо бежать к самолету и погибнуть вместе со всеми, либо постыдно удирать прочь, спасая свою жизнь. Инстинкт выбрал второй вариант...
        Между вспышками на горизонте и страшным взрывом лайнера прошло не более трех-четырех секунд, и Полынов не успел преодолеть за это время и двадцати метров. Но обострившаяся интуиция сработала мгновенно - будто почувствовав спиной, Никита прыгнул, распластавшись в воздухе, как бы ныряя в воду. Взрывная волна подхватила его, пронесла метров семь над землей, отпустила, и Никита, сгруппировавшись, пару раз кувыркнулся, перекатившись по каменистой равнине, вскочил и, не снижая темпа, побежал дальше. Несколько мелких осколков просвистели поблизости, а затем скрученный спиралью кусок обшивки пролетел над головой, упал и некоторое время катился впереди, пока Полынов, как заправский барьерист, не перепрыгнул через него, ухитрившись при этом оттолкнуться подошвой ботинка от рваного края катящегося обломка. Этому, как и прыжку во время взрыва, его до автоматизма натаскали в спецшколе - перепрыгивать через катящиеся впереди бочки, обязательно отталкиваясь от них, иначе они тут же догонят и отобьют пятки. Но, опять же, все это Полынов проделал чисто машинально, на уровне условного рефлекса, как опытная
секретарь-машинистка ударяет по клавиатуре, абсолютно не задумываясь, каким пальцем по какой клавише бить. Та же спецподготовка не позволила инстинкту перерасти в панику, чтобы удирать без оглядки до умопомрачения. Заметив на плоской поверхности степи небольшую ложбинку, Никита прыгнул в нее, перекатился, стараясь как можно больше запорошить себя пылью, и замер, распластавшись на земле, лицом к взорванному самолету.
        Секунд десять он еще ощущал себя загнанным животным, затаившимся от погони, с бешено колотящимся сердцем и чуть ли не разрывающимися от судорожных сокращений легкими - страх отнюдь не способствует соблюдению правил экономного дыхания во время бега. Взгляд чисто рефлекторно зафиксировал на месте катастрофы громадный столб огня с клубами черного дыма и разбросанные вокруг в радиусе никак не меньше ста метров обломки самолета. А затем сознание включилось, и тогда наконец организм вышел из-под контроля, и Полынова вырвало. Вероятно, здесь сказалось все: и вчерашнее отравление, и то, что Никиту впервые в жизни укачало в самолете, и два подряд покушения, одно из которых закончилось гибелью самолета, экипажа и спецбригады МЧС. Какими бы железными не были нервы у разведчика, но, в конце концов, он живой человек и ничто человеческое ему не чуждо.
        Первым делом, когда пришел в себя, Никита огляделся. Останки самолета еще горели, и до ушей доносился странный звук пламени - будто не огонь вздымался к небу, а трепетало на ветру огромное полотнище черно-багрового траурного знамени. Аккуратно присыпав пылью рвоту, Никита подался назад, да так и застыл. Со стороны командного пункта учений к месту взрыва на полной скорости пылили два открытых "уазика".
        Полынов скрипнул зубами. Ай да полковник Федорчук! Надо же, какую "развесистую клюкву" на уши навесил! Нет, видите ли, у генерала Потапова штабной машины...
        "Уазики" затормозили метрах в двадцати от горящих обломков, и из них посыпались десантники с огнетушителями наготове. И трех минут не прошло, как пламя было сбито, а развороченный остов самолета окутался белесым паром. Все предусмотрел генерал Потапов, не напрасно его спецы заставляли самолет кружить над Каменной степью, выбирая для посадки место подальше от карантинной зоны. Одно дело, когда об акции "зачистки" знают двадцать-тридцать человек из спецподразделения при штабе, другое - когда за расстрелом самолета из ручных ракетометов наблюдают из окопов солдатики срочной службы. Понятное дело, что сейчас основная задача спецподразделения - найти "черные ящики" и стереть записи о благополучной посадке. Тогда комар носа не подточит - мол, сами летчики виноваты, что-то не рассчитали, заходя на посадку, и гробанулись... Вон и какой-то офицерик место катастрофы видеокамерой снимает, чтоб, значит, как положено, картину для следствия военной прокуратуре с места событий, так сказать, с пылу, с жару, предоставить... Оперативно работают, не подкопаешься. Само собой, куски, содержащие даже призрачный намек
на неестественность катастрофы самолета, вырежут, а пленочку для прокуратуры смонтируют как надо.
        Полынов уткнулся лицом в пыль. Хорошо, успел отодвинуться назад, а то пришлось бы сейчас мордой в собственной блевотине лежать. Оператор, несомненно, снимет и окружающую панораму. В пыли Никита вывалялся основательно и не боялся, что его обнаружат при просмотре и монтаже пленки. Но вот если пленка зафиксирует блеск его глаз, тогда кадр увеличат, увидят живого свидетеля... И в Каменной степи откроется сезон охоты на человека.
        Около часа Никита лежал в ложбинке под палящим солнцем, не смея пошевелиться. Хотелось пить, во рту пекло от желчи, в левый бок, под ребра, немилосердно давил кирпич мини-компьютера. Корпус пентопа, как и гарантировал Алексей, был целенький, но в сохранности начинки Никита глубоко сомневался. Испытание под траками танка - это для корпуса, а для внутренностей нужно испытание встряской. И во время своих "кувырканий" Никита это испытание пентопу устроил по полной программе, так что, наверное, если его сейчас открыть, изнутри крошево деталей посыплется...
        Но ни жажда, ни солнце, ни боль под ребрами, не доставляли таких мучений, как возникшая в голове картина бегства от самолета. Почему-то видел ее Никита глазами Леночки Фокиной. Будто сидит Леночка в кабине трейлера, как раз выезжающего из трюма самолета на пандус, и видит спину улепетывающего во все лопатки Никиты. И столько недоуменного изумления в глазах Леночки, что у Никиты от бессильной ярости на копошащихся в останках самолета десантников окаменело сердце и задеревенели мышцы на лице. А картина в голове все повторялась и повторялась, будто ее зациклило...
        Внезапно до слуха Полынова донеслись далекие, приглушенные голоса. Предельно медленно, миллиметр за миллиметром, он приподнял голову и посмотрел сквозь щели едва приоткрытых век. К счастью, офицер уже закончил съемку и спрятал видеокамеру, но десантники продолжали копаться в обломках. Человек пять разбрелись по степи, осматривая далеко разлетевшиеся осколки. Двое десантников стояли метрах в пятидесяти от Полынова и разглядывали крупный обломок обшивки самолета, во время взрыва пролетевший над головой Никиты. Один из десантников нагнулся, что-то поднял с земли, показал напарнику, и оба рассмеялись.
        Мои солнцезащитные очки, узнал Полынов. Когда кувыркался во время взрыва, они чудом удержались на переносице, а вот когда прыгал через катящийся обломок, слетели... Зато кепи осталось при нем. Как вытирал пот с лица, так оно до сих пор было зажато в руке мертвой хваткой.
        Десантник с довольным видом нацепил уцелевшие очки.
        Смеетесь, гады, стиснул зубы Полынов. Весело вам, что взрывом людей на куски разорвало, а очки уцелели. Ладно, не долго тебе, подонок, веселиться осталось. Кого-кого, но именно тебя я по очкам узнаю. Всю обойму разряжу, дай только срок! За Леночку Фокину, за Володю Мигунова, за Олега Братчикова, за Василия Тимофеевича Устюжанина и за весь экипаж...
        От "уазиков" что-то зычно прокричали в мегафон, и разбредшиеся по степи десантники заспешили к машинам.
        Ага, понял Никита, нашли все три "черных ящика"...
        Десантники живо попрыгали в машины и укатили, а Никита продолжал неподвижно лежать. У обломков самолета никого не осталось, но Полынов не мог себе позволить рисковать - вдруг кто-то наблюдает за местом катастрофы в бинокль. Единственное, на что он решился - осторожно вытащить из-под себя полу куртки с пентопом, а затем, уткнувшись лицом в пыль и чрезвычайно медленно перемещая руки, натянул кепи. Голову от солнца он кое-как защитил, но вот от жажды спасения не было.
        Примерно через час к месту катастрофы подкатил крытый "урал". Из него неторопливо выбрались пятеро худосочных солдатиков срочной службы в застиранном ветхом обмундировании, расстелили на земле несколько кусков брезента и с видимой неохотой занялись скорбной работой. Больше всего Никиту поразило то, что не было ни одного целого трупа. Останки людей собирали по кускам, и каждый раз, видя, как на брезент укладывают что-то бесформенное, кровавое, с обрывками оранжевой материи, Никите представлялось, что это останки Леночки Фокиной. И тогда опять в голове воскресала навязчивая картина, как она смотрит ему в спину сквозь ветровое стекло выезжающего из трюма трейлера. Но во взгляде Леночки уже не было недоумения, а был грустный укор... Глупыми и наивными казались теперь недавние романтические мечты, что в Каменной степи у них с Леночкой все получится. Ничего не получится! Никогда больше он не окунется в ее глаза, не коснется ее руки, как не увидит больше смущенной улыбки Володи, не услышит едкого замечания в свой адрес Олега, и никогда Тимофеич не пожмет ему крепко руку. Никогда!
        Похоронная команда закончила собирать останки часа через три, и к тому времени Полынов от жары и жажды стал впадать в беспамятство. Он даже не заметил, как машина уехала. Вот она только что стояла у обломков самолета, туда-сюда ходили солдатики, а теперь нет ни машины, ни людей. И пыль над ее следом в степи давно опала.
        Дальнейшее вообще воспринималось фотографическими снимками через неравные промежутки времени, на которых все вокруг оставалось на своих местах, лишь солнце пунктиром скакало по небу, приближаясь к горизонту. А когда оно стало садиться, то Никите показалось, что это не вечер наступает, а меркнет его сознание. И меркнет навсегда.
        Никита поднялся только тогда, когда небо усеяли звезды, а сгущающиеся сумерки стали переходить в ночь. Поднимался он тяжело: вначале долго стоял на четвереньках, пытаясь сосредоточиться и хоть как-то прийти в себя, наконец с трудом распрямился и, волоча ноги, побрел по степи строго на север.
        До ближайшего шоссе между районным центром Каменка и деревней Куроедовка было около двадцати километров.
        Через час над Каменной степью взошла луна и, затмив на небосводе звезды, залила равнину зеленым потусторонним светом, окончательно погрузив сознание Полынова в сумеречное состояние. Никита шагал по степи с методичностью робота, бездумно, механически переставляя ноги, и казалось, что так будет всегда, потому что пустыня представлялась ему бесконечной, время - остановившимся, жизнь - пустой суетой, а его движение в призрачном лунном свете - вечным. Как путь во мраке после смерти...
        Очнулся Полынов от льющейся на лицо воды. Он встрепенулся, выхватил из чьих-то рук двухлитровую пластиковую бутылку и жадно прильнул к горлышку. Пил, захлебываясь, кашляя, но не отрываясь - вода была теплой, сильно газированной и бурлила в горле выделяющейся углекислотой. Живительная влага, не достигая желудка, впитывалась в организм, как в сухой песок, иссушенное тело наливалось на глазах, заглаживая морщины на обезвоженной коже, подобно изнуренному засухой растению, распрямляющему свои листки во время долгожданного дождя.
        Опорожнив бутылку, Никита машинально сделал еще несколько глотательных движений и лишь затем обессилено уронил руки на колени. Выпав из руки, пустая бутылка мячиком заскакала по асфальту.
        Наконец Полынов смог осмотреться. Он сидел на старом, разбитом колесами автомашин асфальтовом полотне прямого, как стрела, шоссе, делившего степь пополам словно хирургический разрез. В свете склонившейся к горизонту луны шоссе чуть отблескивало, и это еще больше придавало ему сходство со шрамом. Из конца в конец шоссе было пустынным, если не считать стоявшего рядом лысоватого мужчину лет сорока в спортивном костюме и застывший у обочины потрепанный "москвичок"-пикапчик.
        - Ну что, ожил, служивый? - участливо спросил шофер пикапчика.
        - Ага... - хрипло выдохнул Никита. - У тебя вода еще есть?
        - А как же! - неожиданно рассмеялся шофер. - Полная машина!
        Он открыл заднюю дверцу пикапчика, по самую крышу забитого запаянными в полиэтилен по десять штук пластиковыми бутылками с водой, выставил одну упаковку на шоссе и ножом вспорол полиэтилен.
        - Держи, - поддал он носком туфли одну бутылку, и она покатилась по асфальту в сторону Никиты. - Извини, но больше не дам. Это мой заработок.
        Никита подхватил бутылку, сорвал пробку, подождал, пока схлынет основной напор газа, и приложился к горлышку. Пил он теперь основательно, не торопясь, но и не отрываясь. Чтобы полностью утолить жажду, хватило половины бутылки.
        "Три литра, - просуммировал в уме Полынов выпитую воду. - Еще бы литр потерял, и никакая реанимация не спасла".
        Легкая испарина выступила на коже, и мозг заработал четко и ясно. Для полного счастья не хватало всего какой-то малости.
        Он встал, полез в карман и достал стодолларовую купюру.
        - Покупаю.
        Лысоватый шофер оторопел.
        - Весь товар?!
        - Нет, зачем же. Мне хватит одной упаковки.
        - Слушай, мужик... - совсем растерялся шофер. - У меня сдачи не будет...
        - И не надо, - через силу улыбнулся Никита потрескавшимися губами. - Я свою жизнь дороже ценю. - Он расстегнул куртку, высоко закатал рукава. Лучше слей мне на голову, хочу умыться.
        Никита наклонился над обочиной и подставил ладони.
        - Так это мы сейчас... Мигом! - на радостях засуетился шофер. Он откупорил пару бутылок и стал обильно поливать затылок Полынова сразу из двух горлышек. - Повезло тебе, мужик! По этому шоссе раз в сутки машина проходит и та - моя.
        Никита, как смог, умылся, ополоснул голову, шею, руки, грудь. Запястья, шею, лицо саднило от солнечных ожогов - как ни старался Никита уберечь открытые участки кожи от ультрафиолета, посыпая их пылью, но это удалось лишь частично. Хорошо было бы умыться по пояс, но тогда придется раздеться, и шофер увидит заплечную портупею с кобурой и пистолетом, а это ему вовсе ни к чему.
        - Хватит.
        Полынов пригладил волосы, отжимая воду, распрямился. Газированные ручейки устремились за шиворот, приятно щекоча спину.
        - Тебя как зовут? - спросил он шофера, застегивая куртку.
        - Игорь.
        - Никита, - протянул Полынов руку своему спасителю. - Спасибо.
        - Не за что, - пожал ему руку Игорь. - Ты уже и так сверх меры отблагодарил.
        - Когда речь идет о жизни, сверх меры не бывает, - усмехнулся Никита. - Как это ты рискнул остановиться посреди ночи у лежащего на шоссе человека? В наши-то времена. . Излюбленный прием налетчиков при ограблении транспорта.
        - Я свое в Афгане отбоялся, - серьезно ответил Игорь. - Полгода в плену многому научили. Хотя, конечно, где-нибудь на магистральном шоссе хрен бы затормозил. А на этой дороге только идиот охоту на машины устраивать станет, тем более на мою колымагу позарится.
        Он пнул ногой заднее колесо.
        Никита окинул внимательным взглядом фигуру шофера. Так, ничего особенного, обыкновенный мужчина среднего возраста. Разве что запавшие глаза смотрят на спасенного им человека чересчур внимательно, да невыразительное, незапоминающееся лицо немного мрачновато. Но налет мрачности на лице могли придавать и лунный свет, и воображение Полынова.
        - В Куроедовку едешь? - поинтересовался Никита.
        - Почему? - удивился Игорь.
        - Ну, как... Товар на продажу везешь...
        - Ну ты даешь! - рассмеялся Игорь. - В деревне - воду продавать! Да кто же ее там покупать станет? Как раз наоборот. У нас там с тестем маленький заводик по производству газированной воды. Родник в Куроедовке на всю округу славится, ну мы и приспособились. Купили установку по газированию, и теперь я каждую ночь туда пустую тару вожу, а обратно готовую продукцию. А раз в неделю баллоны с углекислотой доставляю.
        - И выгодно? - индифферентно поинтересовался Полынов.
        - Как сказать... - замялся Игорь. - Жить позволяет. Скромно. Вот поднакоплю деньжат и годика через два грузовик куплю. Тогда, думаю, получше заживем. Оборот увеличится.
        - Значит, ты сейчас в Каменку?
        - В нее, родимую.
        - Подбросишь?
        - Не-а! - рассмеялся Игорь. - Здесь оставлю. Садись, шучу я.
        Никита прихватил с собой бутылку воды и, пока Игорь закрывал заднюю дверцу пикапа, обошел машину и забрался в кабину на пассажирское сиденье. Здесь он открыл бутылку и отхлебнул. В горле саднило, будто его хорошенько продрали ершиком с песком. На всю жизнь запомнится испытание жаждой в Каменной степи, и теперь, наверное, даже занеси Никиту судьба на плот посреди пресноводного озера типа Байкала, при нем всегда будет пара-тройка бутылок воды. Так сказать, про запас, на всякий пожарный случай.
        Игорь уселся на водительское сиденье, захлопнул дверцу и включил зажигание.
        - С учений топаешь? - спросил он, выруливая из кювета на дорогу. - И как тебя на ровном месте угораздило заблудиться?
        Никита отхлебнул из бутылки, пожал плечами.
        - А вдруг я дезертир? Вот грохну тебя сейчас, завладею индивидуальным транспортным средством и поеду гулять по России в свое удовольствие.
        - Ну да! - развеселился Игорь. - Далеко ты на моей развалюхе уедешь! И потом, возраст у тебя для дезертира не тот - из армии бегут салаги-новобранцы... К тому же, с такими шевронами дезертиров не бывает.
        - А если это не моя форма? Убил я спасателя и переоделся, чтобы легче скрыться было...
        Машина резко затормозила, и Полынов чуть не врезался лбом в ветровое стекло.
        - Ты мне Ваньку не валяй! - гаркнул Игорь, развернувшись вполоборота. - А то не посмотрю, что у тебя "пушка" под мышкой, огрею монтировкой по башке и выброшу вон! Кукуй тогда посреди степи, если оклемаешься!
        Полынов на мгновение оторопел, а затем вдруг неудержимо расхохотался. Сознание самопроизвольно разрядилось после нервного перенапряжения.
        - Извини... - давясь смехом, еле выговорил он. - Извини, Игорек... Шутки у меня такие дурацкие... Мир. Мир и дружба между нами!
        К тому факту, что шофер заметил у него под курткой пистолет, Никита отнесся спокойно. Заметил и заметил, что теперь поделаешь? Не устранять же невольного свидетеля из-за такого пустяка? Мало ли сейчас народу с "пукалками" по просторам России шастает...
        - То-то, - недовольно пробурчал Игорь, вновь заводя машину. Но уже через минуту хорошее настроение вернулось к нему. Не умел, похоже, он долго держать обиду на кого бы там ни было. Видно, действительно, мрачное выражение лица ему придавал лунный свет.
        - Везет мне на попутчиков на этой дороге! - сказал он. - Недели две назад, еще до начала ваших учений, подобрал тут одного человечка. Как и ты, тоже сдвинутым был, но поболе. Из поселка Пионер через степь бежал. Видать, от жары умом основательно тронулся. Орал, что его людоеды преследуют, все за руль хватался, требовал, чтобы я его срочно в милицию доставил. Я и доставил, жалко, что ли? Тем более - по пути, хотя поначалу хотел в дурдом сдать... Да... Все собираюсь в отделение зайти, поинтересоваться, что с ним, да некогда, времени выкроить не могу.
        Полынов в очередной раз отхлебнул из бутылки и с интересом посмотрел на Игоря. Тень от светозащитного козырька на ветровом стекле падала на водителя, и Никита не смог рассмотреть выражение его лица.
        Надо же, как переплетаются судьбы! Оказывается, его спаситель в свое время подвозил гражданина Осипова Евгения Юрьевича, жителя Пионера-5, единственного свидетеля массового каннибализма в поселке, бесследно исчезнувшего затем из психбольницы. Бесследно и, похоже, безвозвратно, так как именно на основе его показаний и началась эта катавасия с воинскими учениями.
        Тридцать километров до Каменки ехали около часа. Несмотря на показушно наплевательское отношение к машине, Игорь берег свою "кормилицу" и вел пикап по разбитому шоссе весьма осторожно. Всю дорогу он неумолчно болтал, рассказывая о своем нехитром житие-бытие, а Никита слушал, методично отхлебывая из бутылки, кивал, изредка вставлял в монолог Игоря междометия. Как он понял, его новому знакомому нужен был не собеседник, а слушатель. Так, в основном, и бывает между двумя попутчиками.
        Ничего выдающегося в жизни Игоря не было, разве что служба в Афганистане и плен у моджахедов. Но как раз об этом он рассказал скупо, в двух словах, с затаенной грустью, и сразу стало понятно, что те далекие военные будни и память о настоящем солдатском товариществе являются для него сокровенной святыней, куда посторонним вход заказан. Зато о последующей своей жизни, в общем-то, весьма "нескладушной", Игорь рассказывал без тени уныния и даже с юморком. После армии он работал аппаратчиком на насосной станции, обслуживавшей водовод поселка Пионер-5. Когда рудник в поселке закрыли, уволился и подался в "челноки" - возил шмотки из Китая и Турции. Впрочем, длилось это не долго. Не имея коммерческой жилки, быстро прогорел, решил поддаться на уговоры тестя и пойти работать механизатором в совхоз. Но как раз в тот день, когда они с тестем обмывали столь знаменательное событие, руководство совхоза подписало договор с немецкой фирмой о создании совместного российско-германского агротехнического объединения, и не только Игорь остался не у дел, но и тесть, и все остальные наемные работники совхоза. Как
оказалось, единственным вложением в новое объединение со стороны России была земля, а все остальное - немецким. Сами немцы пахали землю на немецкой технике, сеяли элитные сорта немецкой гречихи, обрабатывали поля по немецкой технологии, собирали урожай с немецкой скрупулезностью и тщательностью и вывозили все, вплоть до тюков соломы, в Германию. Что доставалось России, одному богу известно, да и то, наверное, его католическому образу и подобию, а не православному. К счастью, тестя на тот момент осенила идея с газированной водой, и теперь, в отличие от остальных жителей Куроедовки, его семейство жило более-менее безбедно. И все же в тоне Игоря Никита уловил нотки злорадства по поводу нынешней засухи - хрен, мол, немцы в своей Германии в этом году гречиху лопать будут. Пусть прошлогоднюю солому жрут.
        Когда подъехали к Каменке, стало светать. Луна еще не успела спрятаться за горизонт, а на востоке уже разгорался рассвет, и окружающий мир начал приобретать естественные краски, будто черно-белое кино постепенно вытеснялось цветным.
        Каменная степь заканчивалась резко и сразу - двадцатиметровым, почти отвесным обрывом в небольшую, пересохшую до ручейка речку Бурунку. За речкой начиналась холмистая местность, и на одном из пологих холмов, как на ладони, открывался взгляду районный центр Каменка. Небольшой городок или большой поселок. Лишь в центре стояло около двух десятков двух- и трехэтажных домов, а все остальные были одноэтажными частными домиками с огородиками и садами. С высоты обрыва, по краю которого проходила дорога, Каменка смотрелась живописно, и от ее планировки веяло неистребимым укладом советских времен - "новые русские" не спешили вкладывать капиталы в захолустный городишко.
        - Останови, - сказал Никита, когда пикап выехал к мосту через речку.
        Игорь осекся на полуслове, затормозил и недоуменно уставился на попутчика.
        - Я здесь выйду, - ответил Никита на немой вопрос.
        - Зачем?
        Никита тяжело вздохнул.
        - Дам тебе два хороших совета и буду рад, если ты им последуешь. Для твоего же блага. Первый - не ходи в милицию и не расспрашивай, что сталось с тем сумасшедшим, которого подвозил две недели назад. Исчезнешь без следа, как и он. И второй совет - забудь обо мне. А встретишь где случайно - не узнавай. Не было меня в твоей жизни и все. Кто бы тебя ни спрашивал.
        - Ты что, банк ограбил? - осторожно попробовал пошутить Игорь.
        - Хуже, - не принял шутки Никита и строго посмотрел в лицо Игорю. Знаю я кое-что такое, из-за чего на меня не сегодня-завтра могут открыть охоту по всей России. Заодно всех, с кем я по пути встречался, "охотники" будут отстреливать без тени сомнения. Так сказать, в качестве превентивной меры - они и гадать не будут, знаешь ли ты или не знаешь то, что я знаю. Понятно?
        Игорь растерянно кивнул.
        - Прощай. - Никита пожал ему руку. - Спасибо, что в степи подобрал.
        - Погоди... - не отпустил руку Никиты Игорь. Он внимательно смотрел в глаза Никиты, и от растерянности в его взгляде не осталось и следа. Лицо было серьезным и решительным, словно лет на двадцать помолодевшим. Будто вернулась его суровая военная юность. - Я, конечно, на гражданке маленько распустился, но кое-что во мне еще осталось... Помню... Если бы ребята в Афгане только из-за меня в рейд не пошли, хана бы мне была. Так что ты мой пустой треп по дороге в расчет не бери. Потрохами чувствую, нормальный ты человек, наш. Будет очень туго - найди меня. Домик мой на окраине здесь каждая собака знает - Тимирязева, три. Игоря Антипова спросишь...
        - Спасибо, - грустно улыбнулся Никита. - Прощай.
        Он выбрался из машины, не забыв прихватить недопитую бутылку с водой, и сбежал по откосу под мост.
        - Счастливо! - донеслось ему в спину, затем пикапчик проурчал по плитам бетонного моста, и все стихло.
        Никита огляделся. Верил он в искренность своего случайного спасителя, но береженого и бог бережет. Сейчас единственным его желанием было часика два-три поспать - шутка ли, сутки на ногах да еще со столь изнурительными приключениями. Идти в город и искать там гостиницу - глупее варианта не придумаешь. Впрочем, как и оставаться здесь, под мостом. Берег на этой стороне Бурунки был обрывистый, и ничего здесь не росло - не то, что на противоположном, густо заросшем камышом и кустарником. В то, что его будут искать, Полынов не верил - собственными глазами видел, что представляют собой останки его товарищей. Армия есть армия, и вряд ли кому в голову придет составлять из кровавых кусков тела - разделят на равные кучки по количеству погибших людей, запаяют в цинковые гробы и отправят по месту жительства. И все же элементарную предосторожность следовало соблюсти, к тому же отдохнуть на голой земле под мостом вряд ли получится - машины будут мешать своим гулом.
        Переходить речку вброд Никите не пришлось - он легко пересек ее, прыгая с валуна на валун. В засуху Бурунка сильно обмелела, и камни торчали над ее поверхностью не меньше, чем на метр. Сейчас вода текла спокойно, лишь кое-где журча на перекатах, но, вероятно, весной, в половодье, бурлила и клекотала, за что речка и получила свое название.
        На другом берегу Никита задержался. Забравшись в камыши, снял куртку, аккуратно спорол шевроны и сжег их, сбросив затем пепел в реку. Теперь он спокойно мог выдавать себя за отставного офицера любого рода войск, уволенного в запас по сокращению армии. Легенду, каким образом и зачем он оказался в Каменке, можно придумать потом. В соответствии с ситуацией.
        Пройдя с полкилометра вниз по течению Бурунки, Полынов забрался в густые заросли боярышника и, присев, осмотрелся. Лучшего места для "лежки" не придумаешь. Кустарник дальше двух метров не просматривался, к тому же камуфлированная форма по своей расцветке сливалась с окружающей растительностью, и обнаружить здесь Никиту можно было лишь подойдя вплотную, если не наступив. Но и подойти без треска сучьев сюда невозможно. Впрочем, искать Полынова, по идее, пока никто не должен, и наткнуться на него мог разве что какой-нибудь бомж. Хотя, откуда здесь бомжам взяться? Чай не сытая Москва, где они все пригородные лесочки оккупировали, спят чуть ли не под каждым кустом. Здесь периферия, не самое сладкое место для нищих - поспать места вволю, зато жрать нечего, никто не подает.
        Что удивительно, но есть не хотелось, хотя почти сутки во рту маковой росинки не было. Зато по-прежнему хотелось пить, но это желание, скорее всего, было вызвано соматическим расстройством организма - даже бултыхайся он сейчас в бассейне и напейся так, что вода из всех пор сочилась, Никита все равно испытывал бы жажду.
        Полынов смочил губы из бутылки и, подложив под голову пентоп, улегся. В кустах боярышника было жарко и душно - не то, что под мостом, где от бетонных плит и близкой открытой воды тянуло прохладой, - но выбирать не приходилось. Лучше проснуться живым и здоровым на сухой, твердой, как камень, земле, чем умереть во сне на перине.
        Глава девятая
        Снилась Никите баня. Жаркая, душная, заполненная паром. И будто бы посреди бани стоит большой оструганный стол, а вокруг на лавках, закутанные в простыни, сидят спасатели МЧС. Устюжанин, Мигунов, Братчиков, Фокина. Сидит среди них и Никита. Стол пустой, ничего на нем нет, но ничего им и не надо. И так всем весело, все довольны - радуются, что после взрыва самолета живы остались, а теперь вот в баньке парятся. Устюжанин сидит во главе стола, курит, улыбается добродушно, глаза от удовольствия щурит. Володя наперебой с Олегом анекдоты шпарят, все смеются заразительно, но как-то невпопад, больше не над анекдотами, а от радости жизни. Напротив Никиты Леночка сидит, и какая-то она совсем другая, непохожая на ту - из лаборатории и из жилого отсека трейлера. Верткая, подвижная, глазами в Полынова так и стреляет.
        - Что же ты, Никита, так перепачкался? - весело спрашивает она и подмигивает.
        Никита смотрит на свои руки и видит, что они действительно неимоверно грязные, заскорузлые от въевшейся в кожу рыжей пыли Каменной степи. Все вокруг сидят чистенькие, распаренные - один он грязный.
        - Идем-ка, мил дружок, я тебя на полок положу да березовым веничком хорошенько отхожу! Будешь ты у нас чистеньким да пригожим, вот тогда тебя и полюбить не грех будет! - прыскает в ладошку Леночка и глазами в его глаза призывно смотрит.
        Никита конфузится и исподлобья бросает взгляд на остальных. Но никто на них с Леночкой внимания не обращает.
        - Да что же ты смущаешься так! - заливисто смеется Леночка, протягивает руку и кладет свою ладонь на его.
        Ладошка у нее маленькая, узкая, теплая, рука белая. Из-под съехавшей с плеч простыни выглядывают полукружья белых, незагорелых грудей. Левое полукружье ритмично вздрагивает от учащенно бьющегося сердца, а в ложбинку по коже медленно скатывается капля пота - жарко в бане.
        - Не обращай на них внимания, - говорит тихо Леночка и поглаживает своей ладонью его ладонь. Сердце у Никиты обмирает. - В этом мире до нас двоих нет никому дела. Все у нас получится!
        Леночка снова заливисто смеется, и не понять, то ли шутит она, то ли искреннюю правду говорит...
        Треск ветвей поднял Полынова с земли, как зайца с лежки. Чуть стрекача не задал. Солнце припекало, от его лучей не спасали мелкие листья боярышника, и Никита очнулся весь в поту. Будто действительно в бане побывал, вот только спасателей МЧС с собой в реальность не прихватил. Не смог. Никогда больше им вместе не сидеть.
        Треск кустарника доносился со стороны моста, и был он необычно громким, будто кто-то специально шумел, продираясь сквозь заросли напролом. И был этот кто-то не один - треск раздавался, по крайней мере, с трех-четырех направлений. Словно облава шла, прочесывая правый берег Бурунки в поисках Полынова.
        Внезапно оттуда послышался мальчишеский окрик, что-то свистнуло, щелкнуло, размеренные, тяжелые шаги рассыпались паническим топотом, кустарник немилосердно затрещал, и над берегом разнеслось обиженное мычание.
        - Тьфу, черт! - шепотом выругался Полынов и чуть не расхохотался. Вот тебе и облава - какая только чушь спросонья в голову не лезет! Коров на выпас погнали. Городок небольшой, почему корову не завести, если сейчас и в больших городах появилась "мода" скотину в квартирах содержать? До коров дело пока не дошло, но кур на балконе, свиней в ваннах - этого сколько угодно! В прошлом году в Питере Полынов наблюдал собственными глазами, как по мостовой, где некогда царские рысаки гарцевали, мужик трех коз на выпас гнал. Невзрачный такой мужичишко, худенький, лысенький, в потрепанном костюмчике, однако шагает гордо, с достоинством, словно он не пастух, а остепененный научный сотрудник. В одной руке совочек на длинной ручке держит, в другой - метелку. Как, значит, какой козе приспичит, так он тут как тут - хитрой пружинкой крышечку на совочке приподнимает и метелкой раз, раз! - катышки в совочек сметает. И полный порядок. Даже не наклоняется, то есть весь процесс по-научному организован, как и положено.
        Оно, конечно, понятно - при разделе государственного пирога все на толстый кусок рты разевали, да ширина ртов у всех разная оказалась. Кому алмазные прииски отхватить повезло, а кому вот так - по козе на рыло досталось... С другой стороны, кем бы Полынов сейчас был, сохранись социализм? Окончил бы спецшколу да служил рядовым сотрудником КГБ. Вербовал бы по учреждениям сексотов, чтобы те друг на дружку доносы строчили и тем самым советскую власть укрепляли. Зато теперь он чуть ли не на правительственном уровне работает, с министрами ручкается и немалые деньги получает... Ну а то, что как от первого варианта, так и от второго с души воротит, личное дело. Не нравится - иди в свинопасы.
        Полынов поморщился. Что это он сопли распустил? Может, еще захныкать и нянечку позвать, чтобы слюнявчиком ему нос утерла? Только в его нынешнем положении понадобится слюнявчик размером с простыню.
        Никита затаился, пережидая, пока пройдет стадо. Какая-то пеструшка сунулась к нему в заросли, но, увидев человека, замерла в недоумении, тараща бессмысленные глаза. Никита подмигнул ей и, усмехнувшись про себя, приложил палец к губам, - мол, не выдавай, родимая! В более идиотское положение он раньше никогда не попадал. Корова шумно вздохнула, замотала головой, шлепая себя по морде ушами, и двинулась далее, обходя кусты боярышника стороной. Все стадо прошло понизу, где у берега имелась хоть какая-то трава, а пастушок, не утруждая себя лазаньем по кустам, миновал убежище Полынова сверху, по открытому полю с сухой, выжженной солнцем травой. Шел он неторопливо, пощелкивая кнутом и лениво, от нечего делать, матерился. Пастушку, наверное, было лет четырнадцать - голос у него ломался, и мат с его губ слетал то неокрепшим отроческим баском, то мальчишеским фальцетом.
        Стадо оставило после себя тучу мелкой мошкары. Она не кусалась, но назойливо мельтешила перед лицом, норовя залезть в рот, ноздри, глаза. И все попытки отмахнуться от нее ни к чему не приводили. Поэтому, подождав, пока стадо удалилось на достаточное расстояние, Никита выбрался из кустов боярышника, спустился к реке и умылся. Лишь тогда мошкара отстала.
        На часах было начало одиннадцатого, и Полынов порадовался за себя спал больше шести часов и хоть чувствовал немного разбитым после вчерашних передряг, отдохнул сносно. Допив из бутылки воду, он зашвырнул пустую посуду в камыши и только тогда, наконец, ощутил чувство голода. И это было хорошим признаком - значит, функции организма восстанавливаются. Не до конца, видно, отравили его эфэсбэшники, и здесь они оказались дилетантами... На самом деле Полынов ни на йоту не верил версии в его отравление, но как-то же над собой подтрунить нужно? Оперативнику не положено раскисать ни при каких обстоятельствах, а всегда надлежит быть "бодру, свежу и веселу", даже если его стойкий понос прохватил. Однако с обедом придется подождать - самое время связаться с напарником, а то, глядишь, он в аэропорт поспешит с почестями цинковый гроб с останками соратника встречать.
        Найдя в молодом ольшанике укромное место у трухлявого пня, Никита сел на землю и открыл пентоп. Открыл с некоторым опасением, ожидая, что оттуда посыплется крошево экрана на жидких кристаллах, однако, к его удивлению и удовольствию, обе панели - с экраном и клавиатурой - нисколько не пострадали. Более того, компьютер нормально включился, а когда он вставил в дисковод лазерный диск, также нормально загрузился.
        Полынов раздвинул панель-гармошку с клавиатурой до оптимальных размеров и поставил пентоп на пенек. "Один к одному, как Ленин в Разливе, устроился, с поправкой разве что на научно-техническую революцию в области записи информации", - с издевкой подумал Никита. "Правда, статьи Ленина, написанные в Разливе, существенно повлияли на ход истории, а вот на что может повлиять "Полынов у Бурунки"? Нет уж, скорее всего здесь он больше похож не на вождя мирового пролетариата, а на матерого иностранного шпиона, которого еще лет пятнадцать назад прилежные мальчики в красных галстуках в момент бы вычислили и торжественно сдали с рук на руки в компетентные органы. Ну а теперь... Теперь, наверное, застань кто-либо его за столь неприглядным занятием, и стар и млад в очередь бы выстроились, любую секретную информацию за баксы предлагая. Отбоя бы от доброхотов не было".
        Однако сколько ни шутил, ни иронизировал Никита, на душе было пакостно. Как ни крути, а неприятно ощущать себя шпионом в собственной стране, когда, как самый настоящий диверсант, связываешься с офисом не из комфортабельного гостиничного номера или из передвижной лаборатории МЧС, а с лона природы, забившись в кусты от постороннего взгляда. И, кстати, если его здесь обнаружат десантники генерала Потапова, то статьи уголовного кодекса о шпионаже ему не миновать на полном серьезе. Никакой Дерезницкий от суда не спасет. Хотя, конечно, до суда дело вряд ли дойдет. Как там в протоколах пишется: "Убит при задержании во время перестрелки..."
        Тем временем компьютер самостоятельно вышел на связь с абонентом в Подмосковье и сообщил о готовности к передаче информации.
        "Ашел, привет!" - не мудрствуя лукаво, написал Полынов светокарандашом на экране.
        Минут пять никто Никите не отвечал, видно компьютер на даче Дерезницкого был включен, но оператора рядом не было. Наконец на дисплее появился ответ:
        "Кто на связи?!"
        "Я".
        "Кто - я?"
        "Атикин".
        Никита усмехнулся. Из по-детски простенькой криптограммы его имени получилась вполне сносная фамилия.
        "?????"
        Похоже, юмор Никиты не поняли, зато он ответил в том же ключе:
        "!!!!!"
        Как говорится, каков вопрос, таков ответ.
        Пару минут длилось молчание, наконец, видимо, его имя расшифровали и на дисплее замигали буквы:
        "Полынов погиб в авиакатастрофе. Кто на связи?"
        "В таком случае привет с того света".
        "?????"
        Здесь уже Никита не вытерпел. Только этого ему не хватало, как, сидя в кустах, пустой болтовней заниматься.
        "Слушай, Ашел, а не пошел бы ты..? Жив я! Случайно уцелел. Ребята все погибли, а мне повезло".
        "Сегодня вечером прибывает самолет с гробом, в котором лежит тело Полынова. Как к этому факту относится его душа?"
        Вероятно, у абонента после первоначального шока начало просыпаться чувство юмора. Но вот Полынову шутить на эту тему не хотелось.
        "Ашел, не будь ослом. Самолет уничтожен после посадки двумя ракетами спецназовцев генерала Потапова. Повторяю, я уцелел чудом. От людей осталось кровавое месиво, поэтому и для меня нашелся цинковый гроб. Если не веришь, проведи эксгумацию".
        Абонент снова на некоторое время замолчал.
        "Ты уверен, что самолет ликвидирован по приказу Потапова?"
        "Лично приказа не слышал, но ракеты со стороны командного пункта видел собственными глазами".
        "Где ты сейчас?"
        "Скрываюсь в кустах возле Каменки, как диверсант. Нужны новые документы и "легенда". Вводные для "легенды" - на мне полевая армейская форма без знаков отличий. Злой, грязный, голодный. После связи иду в город, нужна ориентировка по "легенде".
        "Хорошо. Связной прибудет вечером после восьми часов. Погоди минуту..."
        Минута растянулась на все десять, но Полынов терпеливо ждал. Несмотря на компьютерную технику, подбор правдоподобной "легенды" требовал времени.
        "Запоминай", - наконец появились строчки. - "Ты - бывший капитан войск тыла Дальневосточного округа Николай Захарович Додик. Заведующий складами вооружения. Уволен в запас три месяца назад по сокращению армии. В настоящее время работаешь агентом-заготовителем в фирме "Дело всех" в городе Тюмени. В Каменке в ознакомительной командировке по поводу закупки сельхозпродуктов. В десяти километрах от города машина "жигули" сломалась, и ты пришел пешком. Шофер - Павел Алексеевич Буркин - подъедет вечером, когда починит машину. Встреча - с восьми до десяти вечера на центральной площади города. Он тебя узнает. Внимание! Тщательно ознакомься со следующими документами!"
        На дисплее появилась сканированная страница личного дела капитана Додика. Не липа оказывается, действительно такой человек существует! Никита прикрыл глаза и стал "фотографировать" в памяти личное дело капитана.
        Так... Родился... Отец... Мать... Сестра... Учился... Армия... Саратовское общевойсковое училище... Следующая страница. Жена... дочь семи лет... сын четырех лет... Служба... Мотострелковая дивизия... Дислокация Приморский край, поселок Смоляниново... Следующая страница. Командир дивизии генерал-полковник... Начальник штаба... Начальник тыла... Подчиненные... Награды... Продвижение по службе... Увольнение... Следующая страница. Тюмень, улица... дом... квартира... Президент фирмы... Непосредственный начальник... Сослуживцы...
        Итого десять страниц плотной информации о жизни отставного капитана, в которого на месяц-два превратится Полынов. Вполне достаточно, чтобы при первом знакомстве с кем-либо не проколоться, а большего при данном задании и не надо.
        "Биографию усвоил".
        "Какие еще будут вопросы?"
        "Прошу предоставить информацию по Пущино".
        Ответ опять задержался, но когда он высветился на экране, текст был сухим и официальным.
        "Данные о Пущино получите от связного при личной встрече. Конец связи".
        Другого, в общем-то, ожидать и не приходилось. Не принято в секретных службах гадать, жив или мертв агент, верить или не верить ему. Если есть хоть малейшее подозрение - проверка осуществляется при личной встрече.
        Полынов выключил пентоп, собрал его, затем, как смог, вычистил одежду. Хорошо было бы искупаться, но речка настолько обмелела, что он больше бы вывозился в тине, чем помылся.
        Два часа он потратил на то, чтобы обойти по холмам город и, согласно "легенде", войти в него по магистральному шоссе. Солнце палило немилосердно, в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка, и с Полынова сошло семь потов, пока делал крюк вокруг города. Вот когда он пожалел, что на нем не тенниска, а на ногах не кроссовки. Армейские ботинки хороши, когда идешь по грязи, но не когда шагаешь по высохшей бугристой почве. Это только в маршевых песнях хорошо звучит, когда солдат попирает сапогами землю, - на самом деле все гораздо прозаичней. Все ноги сбил, пока выбрался на шоссе. И еще Никита пожалел, что вопреки вчерашним ночным клятвам никогда не выходить в путь без воды, выбросил пустую бутылку. Надо было набрать воды из речки - нет, конечно, пить сырую речную воду он бы не стал, не то состояние желудка, но тогда можно было бы ополоснуть лицо, намочить волосы.
        Первый домик на окраине Каменки встретил Никиту заколоченными ставнями. Облупившиеся стены, покосившийся штакетник, сухие ветки садовых деревьев, выглядывавшие из-за домика, - все говорило о том, что участок давно заброшен и покупателей на дом не нашлось. Второй домик выглядел не лучше, но ставни были открыты, в палисаднике цвели ухоженные розы. Моложавая хозяйка в цветастом сарафане крутила ворот над колодцем, доставала воду и разливала ее в небольшие, пятилитровые, пластмассовые ведерки. Худой, белобрысый, загорелый до черноты мальчишка лет десяти в одних трусах подхватывал ведра, метеором уносился за дом и через пару минут возвращался за новой порцией.
        - День добрый, хозяйка! - осторожно оперся руками о хилый штакетник Полынов. - Бог в помощь!
        Женщина повернула к нему лицо и, приветливо улыбнувшись, распрямила спину.
        - Здравствуй, служивый! - стрельнула она в него шальными глазами. Говорил бог, чтоб и ты помог!
        Никита рассмеялся.
        - Водичкой, хозяйка, не напоишь?
        - А чего же не напоить? - уперла руку в бок молодка, взглядом окидывая фигуру Полынова. - Заходи.
        Никита открыл калитку и подошел к колодцу. Молодица алюминиевой кружкой зачерпнула из ведра и жеманно подала ему воду.
        - Пей на здоровье, служивый!
        Полынов выпил кружку залпом. Вода была ледяной, даже зубы заломило, а в висках запульсировала боль. Удивительная штука - холодная вода из колодца! Никакая другая с ней не сравнится, тем более хлорированная из-под крана. И все же вкуснее воды, чем из пластиковых бутылок фирмы "Игорь, тесть и К°", как в шутку про себя окрестил предприятие своего спасителя Никита, он не пил. Хотя, возможно, на вкусовое восприятие сильно сказалось состояние Никиты в Каменной степи. Напои его тогда кто-нибудь жижей из лужи - и лучшего напитка для Полынова не было бы. На всю жизнь запомнил бы как божественный нектар. К счастью, таким божественным напитком для него стала вода "Серебряный ключ", - кажется, такое название красовалось на голубой этикетке пластиковых бутылок.
        - Эх, хороша водица! Еще можно? А то так есть хочется, что и переночевать негде! - пошутил Полынов, с прищуром заглядывая в глаза девице.
        - Да чего уж там, пей. Воды много, не жалко. - Бедра у хозяйки непроизвольно заиграли, и она в упор уставилась на Никиту. Красивые у нее были глаза, серые, смешливые, да и сама симпатичная, ладная. - А насчет всего остального...
        - Что - опять? - хмуро вмешался в разговор появившийся из-за дома мальчуган с пустыми ведрами. - Мало тебя Нинка из-за Федьки за волосы таскала?
        В сторону Никиты пацан принципиально не смотрел.
        - Не подслушивай, когда взрослые разговаривают! - грубо оборвала его хозяйка. - Поливай огород!
        Пацан разлил воду по пластмассовым ведрам и умчался за дом, а хозяйка снова завертела ворот над колодцем. Улыбка сошла с ее лица, и на Никиту она больше не смотрела.
        - Строгий у тебя защитник, - сказал Никита, медленными глотками выпивая вторую кружку.
        - Без отца растет... - куда-то в бок со вздохом сказала хозяйка, по-прежнему не глядя на Полынова.
        - Что же это вы по самому солнцепеку поливаете?
        - Когда можем, тогда и поливаем, - равнодушно передернула плечами молодица. Она поставила полное ведро на сруб, распрямилась и, таки бросив на него мимолетный взгляд, отвернулась.
        - Если хочешь, приходи вечером, когда стемнеет... - вдруг тихо сказала она, и Полынов со спины увидел, как покраснела у нее шея под завитками перехваченных резинкой на затылке русых волос.
        - Эх, хороша водица! - наигранно весело повторился он и со звоном поставил пустую кружку на сруб. - Спасибо тебе, хозяйка, за доброту, за ласку, за то, что жаждущих и страждущих привечаешь. Счастья твоему дому!
        Он повернулся и зашагал к калитке.
        - Так придешь? - донесся ему в спину тихий голос.
        Никита обернулся. Молодая хозяйка смотрела на него умоляющими глазами и ничуть не стыдилась своего румянца.
        - Как служба позволит, так непременно! - улыбаясь, соврал он, помахал рукой из-за штакетника и бодро зашагал по улице к центру города. Бодрость со сбитыми ногами давалась с трудом.
        Тяжела женская судьба в провинции, тем более в захолустье. Не знал Полынов, что случилось с ее мужем - умер, сбежал, либо они развелись. Да и был ли муж вообще. Не интересовало его это. Но с чужого несчастья он никогда дивиденды не снимал. Не докатился еще до уровня стервятника, хотя при нынешнем раскладе "крыша" молодицы могла быть самым лучшим вариантом.
        Вблизи городок выглядел не так живописно, как с обрыва плато Каменной степи. Но вблизи изъяны всегда легче различимы - даже у писаной красавицы можно при желании рассмотреть поры на носу. А Каменка переживала отнюдь не лучший период в своей жизни и уж тем более не первую молодость. Ни один домик не радовал глаз свежей краской на ставнях, дверях, дощатых заборах; черепичные крыши давно никто не обновлял, и они покрылись серыми старческими пятнами выжженной солнцем плесени. Асфальт дороги окаменел, растрескался, из щелей торчали пучки сухой травы. За все время, пока Никита шел к центру, ему на глаза не попался ни один человек и ни одна машина не проехала по улице. Словно вымер городок, что, впрочем, в полуденный зной было и не удивительно.
        Полынов попытался припомнить сведения о Каменке, заложенные в компьютер Алексеем для его командировки в Каменную степь, но они были весьма скудны, так как посещение районного центра не входило в первоначальный план. Кажется, около пятнадцати тысяч жителей, молокозавод, мясокомбинат, консервный завод... В общем, типичный городок сельскохозяйственного юга России. Ах да, еще психоневрологическая больница краевого подчинения. Так сказать, на лоне природы, подальше от шумов и атмосферных выбросов технологической цивилизации. Ну и, само собой, где-то ниже по течению Бурунки водохранилище с насосной станцией, некогда интенсивно снабжавшей поселок Пионер-5 технической водой по водоводу, а теперь дозирующей ее в час по чайной ложке исключительно по предоплате местным князьком-узурпатором господином Бессоновым.
        Наконец частные домики уступили место кирпичным трехэтажкам застройке центральной части Каменки. Место обычной площади здесь занимал скверик с чахлыми деревцами, густо заросший сорной выгоревшей травой, но с чудом уцелевшими на аллее скамейками. Как и во всех небольших городках, именно тут находилось средоточие деловой, культурной и торговой жизни здание мэрии, кинотеатр, универмаг, несколько магазинов, а в куцей тени под деревьями размещались два торговых ряда небольшого рынка. Сейчас ряды пустовали - надо понимать, из-за жары рынок функционировал исключительно по утрам. Здание мэрии, доставшееся ей в наследство от райисполкома, было выстроено в лучших дубовых традициях советских времен - двухэтажный параллелепипед с большими пыльными окнами и стенами, облицованными коричневой глазурованной плиткой. Нынешняя власть только то и сделала, что заменила кумачовый флаг российским триколором на коньке крыши и табличку у дверей. Универмаг "приветствовал" Полынова чисто по-хулигански - битыми витринами и заколоченными дверями. Не нашлось, видно, предпринимателя, который бы рискнул платить аренду за столь
громадное помещение, и это лишний раз подчеркивало всю бесперспективность вложений капиталов в российской глубинке. А вот кинотеатр работал, о чем свидетельствовала афиша кинофильма "Титаник", наклеенная на одну из растрескавшихся половинок двухстворчатой двери с облупившейся краской. Сеанс был только один - на двадцать один час, зато крутили фильм уже вторую неделю. За зданием кинотеатра находился обширный пустырь со следами старого, наполовину осыпавшегося, заросшего бурьяном фундамента. Дощечка с выцветшей надписью на покосившемся столбике гласила, что тут строится церковь Христа-спасителя. Но, очевидно, не больно верующие люди жили в Каменке, если дальше фундамента дело не двинулось. А напротив, за сквериком, находились аптека, почта, маленький промтоварный магазин, такой же продовольственный и парикмахерская. Замыкала периметр зданий вокруг скверика стеклянная коробка кафе с одиозным названием "Минутка" - настолько распространенным в России, что оно стало почти нарицательным, как бистро во Франции. Двери везде были открыты, но нигде не было видно ни одного человека. Прямо-таки Южная Америка во
время послеобеденной сиесты. Разительный контраст между запустением в Каменке и бурлящей жизнью в реставрируемой, чистенькой Москве еще более усиливал впечатление, что Полынов очутился в ином государстве. То ли не докатилась сюда волна рыночных реформ, то ли на хрен кому сдался этот богом забытый городок, где приватизировать что-либо - себе в убыток. Спонсоров, готовых урвать кусок от чужой славы, сейчас наплодилось немало, а вот бескорыстных меценатов российская земля пока еще не родила. Да и родит ли?
        Полынов провел ладонью по щеке и решил, что "Минутка" десяток-другой минут его подождет. В присутственных местах даже в такой глухомани надо появляться более-менее опрятным - это производит хорошее впечатление, легче завязываются разговоры, и собеседник более доверителен к гладко выбритому человеку, чем к заросшему двухдневной щетиной.
        В зале парикмахерской было пусто, но стоило только половицам заскрипеть под башмаками Полынова, как из-за занавески в углу появился старенький, сгорбленный парикмахер с всклокоченной седой шевелюрой и такой же неопрятной бородой. Похоже, местный цирюльник строго исповедовал древнее правило своей гильдии - посмотрите на меня, такого неухоженного, и станьте лучше.
        - Добрый день, молодой человек! - бодренько провозгласил парикмахер и живенько засеменил навстречу. - Проходите, садитесь в кресло у окна...
        Никита кивнул, сел, снял кепи, и тут же его горло захлестнула белая простынка.
        - Как стричься будем? - поинтересовался парикмахер, профессиональным взглядом оценивая прическу Полынова. Зарос он в Африке основательно.
        - Никак, - поморщился Никита и ослабил узел простыни на горле.
        - Простите?.. - застыл в недоумении старичок.
        - Бриться будем.
        - Тоже дело, - согласился парикмахер. - Хотя на вашем месте я бы все-таки и постригся, заросли вы... И почему армия сейчас к таким стрижкам снисходительно относится? В наше время уже давно бы на гауптвахте сидели, невзирая на звание, и со стрижкой под нуль. Вы ведь с учений?
        "Это в какие же времена офицеров на гауптвахту сажали да еще "под нуль" стригли? В сталинские, что ли?" - подумал Полынов, но благоразумно промолчал. К тому же не стоило врать парикмахеру, что он имеет какое-либо отношение к учениям. Человек его профессии - первый сплетник в маленьком городишке. Уже к вечеру будет знать, кто он такой, и каждому новому клиенту не преминет высказать недоумение, что отставной капитан намеренно ввел его в заблуждение. Сам пусть треплется, авось что-нибудь интересное и сообщит.
        - Н-да, понимаю, - не дождавшись ответа, закивал парикмахер, взбивая помазком пену в чашке. - Режим секретности... Все-таки учения по стерилизации очага бактериологического заражения...
        Никита вскинул брови и покосился на него. Ай да режим секретности установил здесь полковник Федорчук! Вводная на учения гласила "дезактивация очага ядерного поражения". Налицо утечка информации, дорогой мой полковник!
        - Молчу, молчу! - притворно замахал руками старичок, неправильно истолковав косой взгляд Никиты. Он вдруг прекратил взбивать пену и уставился на лицо клиента. - А вы точно решили бриться?
        - Да. А в чем дело?
        - Кожа у вас на солнышке немного обгорела. Весьма неприятная процедура получится.
        Видел себя в зеркале Никита. Краснота на лице проступала даже сквозь тропический загар. Совсем другое солнце в Каменной степи, чем на экваторе. Говорят, под российским небом и негры обгорают, а тут, шутка ли, весь световой день на "пляже" недвижимо пролежать. Могло быть и хуже.
        - Потому к вам и пришел, а не сам бреюсь, - нашелся Полынов.
        - Н-да, - прищелкнул языком парикмахер. - Без парового компресса нам никак не обойтись. Минутку.
        Он нырнул за ширму и принялся там греметь посудой, наливая воду с паровую баню и ставя ее на электроплитку. Полынов перевел взгляд в окно. Мимо парикмахерской степенно прошествовала громадная свиноматка с выводком снующих вокруг нее поросят. Жарко было свинье, тень искала.
        "Чем тебе не гоголевский "Миргород"? - усмехнулся Никита. - Лужу бы побольше перед мэрией, и эту свинью в лужу..."
        Старичок-парикмахер вновь появился в зале и принялся править опасную бритву о свисающий со стены ремень.
        - Давненько я никого не брил, - весело подмигнул он Никите. - Годика три-четыре. Сейчас все сами норовят. Кто электробритвой пользуется, кто "шиком", кто "жилетом"... Наверное, я уже и квалификацию потерял. Знаете анекдот об ученике брадобрея?
        - Знаю, - кивнул Полынов.
        - Так вот, - будто не расслышав, продолжал старичок. - Бреет, значит, ученик своего первого клиента, а у самого руки дрожат, сердечко екает, поджилки ходуном ходят. Только прикоснулся лезвием к лицу клиента, как тут же и порезал. "Ой, извините... - лепечет. - Я ученик, в первый раз брею..." "Ничего, ничего, - успокаивает клиент. - Продолжайте". Второй раз провел бритвой ученик и опять клиента порезал. "Ой, я вас снова порезал!" - чуть не плачет. Ну а клиент терпеливый попался, интеллигентный. "Что же вы так расстраиваетесь? - утешает. - С кем не бывает? Учиться-то на ком-то надо? Продолжайте, не стесняйтесь". Но только ученик прикоснулся к лицу клиента бритвой в третий раз - очередной порез! Расплакался тогда ученик брадобрея: "Ну не получается у меня!" - и давай от отчаяния свою неудачную работу бритвой кромсать!
        Старичок настолько вошел в раж, что даже показал, как это делалось. Бритва замелькала в его руке, отблескивая, подобно винту вертолета.
        - Сейчас убегу, - мрачно пообещал Никита.
        - Что вы, что вы! - рассмеялся парикмахер. - Шучу я так. Я ведь не ученик, а мастер. Если у меня что-то не получится, кромсать лицо не буду. Зачем же вас мучить, калекой на всю жизнь оставлять, чтобы ни одна девушка в вашу сторону не смотрела? Я вам быстренько горло перережу и всех делов!
        Старичок демонически расхохотался и исчез за занавеской. Больших трудов стоило Полынову усидеть в кресле. Хорошо смеяться над побасенками черного юмора, когда это не касается тебя лично.
        - Поражаюсь вашему мужеству. - Парикмахер появился через секунду, держа в вытянутых руках исходящее паром полотенце. - Как там говорится: "Безумству храбрых поем мы песню..." - Он внимательно посмотрел на лицо клиента и вздохнул. - Нет, я не садист. Приложите-ка компресс сами, а то будете жаловаться, что еще и обварил вас. Кровь пустить - это по мне, а сварить кого - это к поварам.
        Никита с сумрачным видом взял полотенце, наклонился вперед, несколько раз, примериваясь, промокнул лицо и лишь затем плотно приложил компресс. Не очень-то приятная для обожженной солнцем кожи процедура, но терпимая.
        - Так, хорошо... - Парикмахер наклонил спинку кресла. - Теперь откиньтесь назад и запрокиньте голову на изголовье. Вот и отлично. Посидите минутку.
        Он снова стал взбивать пену.
        - Ну-с, молодой человек, приступим, - наконец сказал он, сорвал с лица Никиты полотенце и принялся наносить помазком пену.
        Когда в его руке блеснуло лезвие бритвы, Полынов взвел глаза к потолку и обреченно вперился в серую потрескавшуюся штукатурку. "А вдруг он один из пациентов психбольницы? - запоздало пронеслось в голове. - Много их здесь, в Каменке, - со всей области свозят. Почему бы одному и не сбежать?" Но отступать было поздно. Тем более дергаться.
        - Люблю я анекдоты о своей профессии, - продолжал балагурить парикмахер. Бритва в его руке так и порхала, но ее прикосновения к коже Никита не чувствовал. Возникло лишь странное ощущение холодного ветерка, как бы сдувающего с лица пену. - У меня за пятьдесят лет набралась целая коллекция. Первый, знаете, какой? Еще в пятидесятые годы ходил, сейчас забыли. Стрижет, значит, парикмахер клиента, а тот ему попался массивный, упитанный, еле в кресле уместился. Так вот, стрижет его парикмахер и все приговаривает: "Ну и шея... Ох и шея!"... Язык под левую щеку подложите.
        Никита послушно выполнил просьбу.
        - Надоели эти причитания клиенту, он и рокочет утробным голосом: "Сало ем, того и шея!"... Теперь язык под правую щеку... "Да по мне, что хочешь ешь, - отвечает ему парикмахер, - только шею мой!"
        Мокрым полотенцем старик смахнул с лица остатки пены, смочил руки лосьоном, похлопал ими по щекам Полынова.
        - Все.
        - Весь анекдот? - хмуро спросил Никита.
        - Э-хе-хе, - разочарованно вздохнул парикмахер. - И анекдот весь, и работа вся.
        Полынов выпрямился в кресле и посмотрел на себя в зеркало. Старый парикмахер был не просто мастером, а кудесником. Такое ощущение свежести абсолютно оголенной кожи на лице Полынов испытал, разве что когда в первый раз в жизни побрился.
        - Так как насчет стрижки? - лукаво поинтересовался парикмахер, видя, что клиент доволен его работой.
        - Спасибо, но как-нибудь в другой раз. Что-то я в последнее время много сала ел, - отшутился Никита.
        - Понятно, - закивал головой старичок. - Но вы не стесняйтесь, мы можем и здесь голову помыть, в сферу услуг это входит.
        Но Полынов отрицательно покачал головой. Хоть он и сполоснул волосы водицей "Серебряный ключ", уверенности, что тщательно промыл их от пыли, у него не было. Станет мыть ему голову парикмахер, увидит рыжие потеки, не удивится. Но потом, когда молва донесет до него, кем является его сегодняшний клиент, задумается - откуда, спрашивается, в голове командировочного из Тюмени пыль Каменной степи?
        - В другой раз, - твердо повторился Никита и встал с кресла.
        - В другой раз - это как на диету сядете? - пошутил парикмахер.
        - Нет. Как штаны постираю да высушу, - усмехнулся Полынов. - Сколько с меня?
        Парикмахер непроизвольно бросил взгляд на сиденье кресла, словно проверяя, нет ли там лужи, и, хотя ничего не обнаружил, довольно заулыбался. Любил старик подшутить и ценил, когда ему могли ответить тем же.
        - С вас, молодой человек, либо новый анекдот о парикмахерах, либо в рублях по прейскуранту, - ехидно прищурившись, он кивнул головой на стену, где висел листок с перечнем оказываемых в парикмахерской услуг.
        Анекдотов о парикмахерах Полынов не знал ни старых, ни новых, а цены за бритье по сравнению с московскими здесь были просто смехотворными. Поэтому он заплатил тройную цену и от сдачи наотрез отказался. Однако, чтобы не обидеть вдруг насупившегося старика, мотивировал сумму доставленным удовольствием от спектакля. В театре, мол, зрители платят за просмотр пьесы, а тут для него не только концерт устроили, но еще и на сцену в качестве статиста пригласили.
        Несмотря на внешний непрезентабельный вид, внутри кафе "Минутка" выглядело весьма привлекательно и уютно. Полированные столики, мягкие кресла, стойка бара: за ней на полках - батарея подобранных со знанием дела разнокалиберных бутылок. И, самое главное, в кафе работал кондиционер. В общем, интерьер располагал к тому, чтобы сидеть здесь с утра до позднего вечера, ожидая, пока спадет жара. Тем не менее, посетителей в кафе не было. То ли цены здесь кусались, то ли время было неурочным.
        За стойкой бара, боком ко входу, сидел необъятных размеров бармен и с угрюмым видом смотрел телевизор. Голова у бармена была непропорционально маленькая, коротко стриженная и словно бы вдавленная в необъятное тело, от чего шея у затылка вздувалась мясистым бугром и наводила Полынова на мысль, что именно о ней он только что в парикмахерской услышал анекдот.
        Бармен покосился на вошедшего и снова вперился в экран. На видеомагнитофоне стояла кассета с крутой порнухой, и на все кафе разносились излишне эмоциональные вскрики, всхлипы, возгласы, изредка перекрываемые донельзя равнодушным голосом переводчицы. "Мама... Ой... Вот так... Сука..." - вклинивался ее бесцветный голос в какофонию охов-ахов, и создавалось впечатление, что она не переводит, а комментирует какой-то сугубо технологический процесс. Типа там из горячего цеха металлургического производства.
        Полынов прошел к стойке, взгромоздился на высокий табурет и молча уставился в затылок бармена. Бармен шумно вздохнул, щелкнул переносным пультом управления, остановив воспроизведение видеокассеты, встал и лениво подошел к клиенту. Лицо у него было угрюмым, звероподобным, вывернутые крылья приплюснутого носа ходили ходуном от натужного сопения, губы большого рта - плотно сжаты, а маленькие глазки из-под ярко выраженных надбровных дуг смотрели на Никиту не мигая, будто безмолвно советуя убираться из кафе подобру-поздорову. Звероподобность бармена еще более усиливала буйная поросль черных курчавых волос на груди, выставленная напоказ в распахнутый ворот рубашки. Сразу становилось понятно, что кафе "Минутка" в вышибале не нуждается.
        - Воды. Холодной. Стакан, - попросил Никита и, обезоруживающе улыбнувшись, добавил: - Пожалуйста.
        Улыбка не произвела на бармена ровным счетом никакого впечатления. Он все также угрюмо поставил перед Никитой пустой стакан, достал из холодильника пластиковую бутылку "Серебряного ключа", откупорил, налил.
        Полынов с удовольствием выпил и, крякнув, стукнул донышком стакана о стойку. Будто сто граммов принял. Бармен молча ждал продолжения, держа бутылку наготове и по-прежнему буравя Никиту пристальным взглядом.
        - У вас здесь кормят? - поинтересовался Полынов.
        - А как же. Заказывайте, - наконец-то открыл рот бармен и поставил бутылку с водой на полку позади себя. Голос у него оказался подстать комплекции, густой, рокочущий, но, странное дело, тон был приветливый, располагающий.
        - Мне бы чего-нибудь постного, нежирного, - попросил Полынов. - И без свежих овощей.
        - Язва? - понимающе спросил бармен с сочувствием, что абсолютно не вязалось с выражением его лица.
        - Язва - это теща, - невесело хмыкнув, объяснил Полынов. - А у меня понос.
        Бармен исподлобья внимательно посмотрел на Никиту, словно собираясь через мгновение взять его за шиворот и вышвырнуть вон. Но вместо этого поставил перед Полыновым блюдечко с нарезанным лимоном, а затем достал из-под стойки бутылку без этикетки, наполовину заполненную густо-коричневой жидкостью, и налил в стопку до краев.
        - Лучшее средство от желудка, - порекомендовал он. - Пить залпом.
        Никита недоверчиво понюхал содержимое стопки. Пахло спиртом и еще чем-то почти неуловимым - то ли химией, то ли какой-то лечебной травкой.
        - Не сомневайся, - сочувственно пророкотал бармен, переходя на "ты". Не раз опробовано, и не одним. Никто не умер, а даже наоборот.
        Что такое "наоборот", было не совсем ясно, равно как и что значит "средство от желудка" - полностью удаляет его, что ли? Но когда Никита все-таки послушался совета и опрокинул содержимое стопки в себя, он все понял. Происходящее с ним в первом приближении описывалось известным парадоксом: "Врачи долго боролись за его жизнь, но пациент выжил". Жидкость не просто обожгла горло, она еще и зацементировала его стенки и, двинувшись далее по пищеводу, превращала все на своем пути в камень. Можно было с уверенностью сказать, что бренные останки Полынова ждет уникальная участь им не суждено, подобно подавляющему большинству, рассеяться в прах; через миллионы лет именно по окаменевшим останкам Полынова будут судить об облике homo sapiens, как сейчас пытаются реконструировать общий вид динозавров по окаменелостям юрского периода. Но когда "микстура" наконец достигла желудка, Никита почувствовал себя в руках неопытного хилера-шарлатана, пытающегося раскаленным зазубренным ножом провести изнутри резекцию без наркоза.
        Полынова скорчило от боли, в глазах потемнело.
        - Закуси.
        Бармен пододвинул ближе блюдечко с лимоном.
        Никита ничего не смог выдавить из одеревеневшего горла. Он отчаянно замахал руками, смахнул со стойки блюдечко и, перевесившись через нее, схватил с полки бутылку "Серебряного ключа". Вода, пенясь, хлынула в горло и пронеслась по пищеводу, как по керамической трубе. Без задержки.
        - Э-э... - разочарованно протянул бармен. - Слабак. Все лечение испортил.
        - Ты чем... меня... отравил?.. - еле шевеля губами, выдохнул Никита. Боль в желудке умерилась, но не затихла.
        - Спиртовой настойкой дубовой коры, - пожал плечами бармен. Радикальное средство от желудочных расстройств. Перетерпи ты минут десять, и все бы как рукой сняло. Мог бы потом квашеную капусту со свежим молоком лопать без всяких последствий.
        - Да уж... - вздохнул Никита, приходя в себя и вытирая кепи обильный пот с лица. - Теперь я понимаю, в чем заключается процесс дубления кож. Прекрасные ремни получатся из моих кишок.
        - Шутишь, значит, будешь жить, - спокойно резюмировал бармен. Предлагаю спагетти с сухарной крошкой и отварную печень. Устроит?
        Никита кивнул. Ему уже было все равно. Боль в желудке утихомирилась, и в голове приятно зашумело от выпитой настойки.
        Бармен открыл окошко в подсобку и крикнул:
        - Маня! Порцию фирменных спагетти с отварной печенью!
        - Без подливы, - подсказал Никита.
        - Без подливы! - эхом улетел в подсобку рокочущий голос бармена.
        Через минуту он поставил перед Никитой тарелку с заказанным блюдом, положил вилку.
        - Еще что-нибудь?
        - Спасибо, пока нет.
        Бармен подхватил со стойки бутылку "Серебряного ключа", чтобы убрать ее в холодильник, но Полынов остановил его.
        - Воду оставь.
        Бармен пожал плечами, поставил бутылку перед клиентом и, вернувшись на свое место, включил воспроизведение видеомагнитофона. Тишину кафе вновь заполонили томные стоны.
        Полынов вяло поковырялся в тарелке. Хоть он и не ел почти двое суток, "микстура" бармена отбила всякий аппетит. Вкуса он не ощущал, и спагетти приходилось пропихивать в себя через силу.
        Бармен смотрел порнуху с необычным сосредоточием, не отрываясь - то ли изучая способы и приемы, чтобы потом применить их на практике, то ли в более утилитарных целях, чтобы затем организовать в кафе аналогичное шоу.
        Никита на экран не смотрел, но стоны, причитания статистов и унылое бормотание переводчицы невольно застревали в голове. Внезапно он поймал себя на мысли, что машинально считает, сколько значений в русском языке имеет английское слово "fack". Оказалось, его трактовка весьма и весьма обширна. Переводчица каждый раз находила новое значение, и широта охвата затрагивала чуть ли не все области человеческого общения от "да пошел ты...", "черт побери!", "отойди!", "я тебя в бараний рог согну!" до "прелестно!", "восхитительно!" и даже "я подарю тебе весь мир и себя в придачу!" Как, однако, далеко шагнула цивилизация в смысле взаимопонимания иноязычных народов! Если какие-то две сотни лет тому назад Фигаро требовалось знать целых два слова: "God damn!" для общения с англичанами, чтобы получить по морде, то теперь было достаточно одного.
        Пытаясь как-то завязать разговор, чтобы затем исподволь выйти на интересующую его тему об учениях в Каменной степи, Полынов изредка отвлекал бармена, заказывая то рюмку коньяка с орешками, то текилу под консервированных кальмаров (сушеных здесь, естественно, не было), но вовлечь его в длительную беседу не получалось. Обслужив клиента и односложно ответив на его вопросы, бармен возвращался на свое место и продолжал самообразование в области сексуальных извращений. Единственное, что удалось выяснить Никите, так это то, что приезжему в Каменке можно остановиться либо в Доме отдыха у водохранилища - он практически всегда пустует, и условия там очень даже неплохие, либо стать на постой к какой-нибудь старушке в частном секторе. Причем последний вариант предпочтительней, так как рядом с Домом отдыха расположена психбольница. Психи иногда перелезают через забор, и возможны эксцессы.
        В конце концов, Никита махнул на бармена рукой, заказал еще порцию коньяку и, взяв предложенный журнал, стал разгадывать кроссворд. Надо же было как-то убить время до вечера, когда прибудет связной с его документами.
        Оторвал Полынова от кроссворда рокот мотора за окном. Он поднял голову и увидел, как возле кафе, лихо развернувшись, затормозил армейский вездеход и из него горохом посыпались бравые десантники. Были они без оружия и все в прекрасном расположении духа. Надо понимать, в увольнении. Веселой гурьбой они устремились к кафе, дверь открылась, и первым в зал ввалился здоровенный красномордый детина с блаженной улыбкой на губах и блестящими в предвкушении "расслабухи" от армейских будней небесно-голубыми глазами, чистыми, как у непорочного младенца.
        Полынов окаменел. На лице десантника, поднятые с глаз на лоб, красовались зеркальные солнцезащитные очки. Его очки.
        Глава десятая
        Кровь ударила Никите в голову, он резко отвернулся, схватил рюмку коньяка и выпил одним глотком. Ни вкуса, ни запаха не почувствовал, но вовсе не потому, что горло было продублено "микстурой" бармена. Ярость, обыкновенная человеческая ярость бушевала в душе, а это в его профессии категорически противопоказано.
        Бармен выключил видеомагнитофон и встал, встречая посетителей. Несмотря на свою звероподобную внешность, сейчас он казался Полынову гораздо симпатичней цветущего улыбкой и пышущего здоровьем и силой десантника.
        - Серега! - услышал за спиной Никита, и тут же последовал впечатляющий хлопок по плечу. - Ты как здесь оказался?!
        Никита медленно обернулся. Зал уже заполнился весело галдящими десантниками; с шутками-прибаутками они споро составляли в ряд столы у окна. А перед Никитой высился тот самый красномордый детина с солнцезащитными очками. Лучезарная улыбка растерянно сползала с его губ.
        - Извини, мужик, - все еще улыбаясь, сказал он. - Обознался.
        - Бывает, - холодно буркнул Никита и, отвернувшись, кивнул бармену: Еще рюмку коньяка.
        От выпитого спиртного в голове не осталось и тени хмеля. Весь улетучился от нежданной встречи с заочными знакомцами.
        Как назло десантник оказался настырным.
        - Ты из какой части? - миролюбиво поинтересовался он.
        - Из Дальневосточного округа, - не оборачиваясь, бросил через плечо Никита.
        - Откуда?!
        Брови десантника удивленно полезли на лоб, и от этого очки сорвались на переносицу. Он вновь поднял их и тут заметил на рукаве куртки Полынова следы от споротого шеврона.
        - А-а... Понятно. Дембель.
        - Можно и так сказать, - ровным голосом согласился Никита, по-прежнему не поворачивая головы.
        - Выперли в запас? - понял десантник. - Тогда еще раз извини. Отдыхай.
        И он наконец-то оставил Никиту в покое. Как почти каждый кадровый военный, он считал, что именно его сокращение армии не коснется, но все же из-за сложившихся в новое время предрассудков - будто досрочное увольнение из вооруженных сил передавалось, подобно гриппу, контактным способом сторонился бывших офицеров, которым так не повезло со службой.
        В зале появились две молоденькие официантки, быстренько сервировали столики, бармен выставил на стойку бутылки, и они мгновенно перекочевали к десантникам. Тут же, как по мановению волшебной палочки, на столах возникли закуски в широчайшем ассортименте. В довершение ко всему Никита услышал, что на горячее доблестные воины заказали двух молочных поросят, но чтобы они непременно были такими же румяными и аппетитными, как официантки. Ни в какое сравнение не шел их обед со скромным заказом Полынова - никто не изъявил желания отведать итальянских макарон с сухарной крошкой. На фига это крепким, здоровым ребятам? Им мясо с кровью подавай! Потому и кутили они на полную катушку, не считаясь со стоимостью заказа, - видимо получили приличную премию за вчерашнюю операцию.
        Потихоньку потягивая коньяк, Никита наблюдал за компанией и все больше убеждался, что перед ним не простые десантники. Форма десантников, но на самом деле это либо элитное подразделение ФСБ, либо армейский спецназ. Профессионалы-"чистильщики". Пили они много, говорили громко, порой и азартно под влиянием спиртных паров, но ни слова о маневрах в Каменной степи, а уж тем более о вчерашней "зачистке" Никита не услышал. Даже намека не было. Так, обычный армейский треп, в основном о бабах. Не будь солнцезащитных очков на детине Васе, как к нему за столом обращались сослуживцы, долго бы пришлось гадать Полынову, те это или не те десантники, что вчера искали "черные ящики" среди обломков взорванного самолета.
        Оценивая их профессионализм, Полынов невольно сравнивал спецназовцев с собой, и это сравнение было, к сожалению, не в его пользу. Один на один даже с самым "малогабаритным" из них ему и минуты не продержаться. В момент из него котлетный фарш сделают. Конечно, здесь сказывалась разница в подготовке - они учились в диверсионной школе, где из них готовили активных бойцов, до потери сознания натаскивая в искусстве "рукомашества и дрыгоножества", а Полынов проходил подготовку "тихушника" в агентурной спецшколе, специализируясь в области сбора информации и анализе внештатных ситуаций. В теории он был подкован основательно, но вот на практике стажироваться не пришлось. Так что напрасно он возомнил себя профессионалом, когда заметил за собой слежку в Москве, а потом "вычислил" мину в самолете. Профессионал сразу же после взлета самолета залез бы в "уазик", а не тогда, когда до взрыва оставалось всего ничего. Просто повезло, что его, похоже, взяли "в работу" такие же недоучки, как и он сам. Это в отношении Стэцька Мушенко да представителей российского консульства в Центральной Африке он молодец против
овец, а против веселящихся в кафе "Минутка" зубров-"чистильщиков" - ягненок.
        Да и потом, разве так должен вести себя настоящий профессионал его профиля в сложившейся ситуации? Он просто-таки обязан инертно отнестись к гибели своих товарищей, списав их жизни на неизбежные издержки рисковой работы, завязать с тем же Васей непринужденный разговор и уже сидеть в их компании, травя армейские байки и во все горло хохоча над чужими побасенками. А всякие там эмоции пустить побоку. "Цель оправдывает средства" - девиз не только иезуитов, но и профессионалов-разведчиков. И никак иначе.
        Когда к столу десантников подали два блюда с целиком зажаренными поросятами (возможно, теми самыми, что недавно продефилировали со свиноматкой мимо парикмахерской), красномордый Вася, изредка бросавший из-за стола на Никиту заинтересованные взгляды, встал и направился к нему. Видно, водка переборола в нем предрассудки и пробудила чувство армейской солидарности и обыкновенное человеческое сочувствие. К тому же принял он изрядно - лицо из красного стало багровым.
        - Слушай, мужик, давай к нам за стол! - панибратски хлопнул он Полынова по плечу. - Понимаю, обидели тебя, уволили, можно сказать, в самом расцвете сил... Но ты ведь наш человек, военная косточка! Стыдно мне за армию, когда нашего брата в таком состоянии вижу...
        Полынов тяжело вздохнул и глянул на часы - было начало седьмого.
        - Спасибо за приглашение, - сухо ответил он. - Но мне уже пора.
        Он подозвал бармена и стал расплачиваться. Все-таки не смог перебороть себя и сесть за один стол с вояками, уничтожившими самолет с его товарищами. А оставаться в кафе не имело смысла - бармен включил магнитофон, и грохот музыки из динамиков полностью забивал разговоры спецназовцев.
        - Как хочешь. Хозяин - барин, - развел руками Вася и возвратился за общий стол.
        "Как хочешь..." - эхом отозвалось в сознании Полынова. Хотел он сейчас одного - из автомата от бедра перестрелять эту компанию прямо за столом. Но не было у него автомата, а из пистолета не получится. Патронов-то хватит, но, как ни пьяны "чистильщики", реакция у них в любом состоянии отменная. На уровне инстинкта. В лучшем случае трех-четырех положит, а остальные его голыми руками в бараний рог скрутят. "Fack!" - кажется так, если верить переводчице порнофильма, будет звучать эта русская идиома по-английски.
        Как ни было накурено в кафе, но все же, благодаря кондиционеру, не так душно, как на улице. Впрочем, солнце уже склонялось к горизонту, и жара начала спадать. Что хорошо в провинциальных городках типа Каменки, так это то, что температурный режим здесь практически природный. Зашло солнце - и уже прохладно, в противовес мегаполисам, закованным в камень и асфальт, где жара продолжает держаться до полуночи.
        В оставленном возле кафе без присмотра вездеходе вовсю резвился белобрысый, дочерна загорелый пацан лет десяти. Он прыгал на сиденье водителя, дергал за рычаги управления и фырчал так, что летела слюна. Ничего вокруг не замечал - в его воображении, похоже, он находился в самой гуще боя: вокруг рвались снаряды, свистели пули, а он бесстрашно "рулил" вперед, к победе, в кровавую кашу давя колесами вражеских солдат.
        Никита с минуту смотрел на пацана, завидуя его беззаботности. Как в детстве все просто и весело... Случись сейчас в Каменке самый настоящий бой, и радости пацана не будет границ.
        Полынов вздохнул и направился к промтоварному магазину, сквозь витрину которого увидел внутри газетный киоск. Вопреки словам, сказанным десантнику Васе, делать ему было нечего - до встречи со связным оставалось как минимум два часа.
        Купив "Комсомольскую правду", он вышел из магазина и, зайдя в сквер, сел на скамейку. Вблизи скверик оказался еще гаже, чем издалека - донельзя запущенный, неухоженный и замусоренный; вокруг скамейки в пожухлой траве валялись обертки от "сникерсов", смятые пачки сигарет, окурки, пустые бутылки и использованные презервативы. Надо понимать, тут развлекалась молодежь после сеанса в кинотеатре.
        Никита развернул газету и принялся просматривать статьи. Вообще-то читать газеты он не любил - требовалась особая изощренность ума, чтобы из словесных хитросплетений корреспондентов выудить зерно истины. Любой факт в газетных статьях извращался до неузнаваемости, и во главу угла проблемы ставилась не сама новость как таковая, а личное отношение к ней журналиста. И здесь уж корреспонденты изгалялись не как могли, а как хотели. Какая уж там к черту четвертая власть - наипервейшая! В любой фразе, выдернутой из контекста выступления будь то президента, премьера, спикера Думы или лидера какой-либо партии, чаще оппозиционной, они выискивали и всегда находили высосанный из пальца скрытый смысл, переиначивали фразу, толкуя по-своему, сочиняли на основе своих умозаключений целые трактаты, низводя в них выбранную жертву до состояния ничтожества и отнюдь не стесняясь в выражениях великого русского языка. А уж тон статей не позволял оставаться сомнениям, что политического деятеля, умнее конкретного журналиста, в России нет и не предвидится. Разве что именно его изберут президентом страны. Поэтому, если
Полынову требовалось разобраться в какой-нибудь проблеме, он предпочитал пользоваться Интернетом - там, сопоставив различные версии, можно было все-таки докопаться до сути.
        Просмотрев по диагонали страницы, Никита лишний раз убедился, что статьи написаны бойким пером, все с претензией на сенсацию, иногда завлекательно, но не более. Информации к размышлению - ноль. Да и чего можно ожидать от газеты с подобным названием? Спрашивается, о какой "правде" давно почившего в бозе "коммунистического союза молодежи" могла поведать, допустим, статья "Интимные связи поп-звезды"? В общем, развлекательное чтиво, где круто, без соблюдения удобоваримых пропорций, замешаны политика, детектив и секс.
        Неожиданно глаз наткнулся на заголовок: "Господин Дерезницкий создает собственный КГБ?" Это было не просто интересно, но и интригующе. Особенно с вопросительным знаком. Но когда Никита начал читать статью, вначале он снисходительно улыбнулся, а потом даже пару раз саркастически хмыкнул. Как говорится, автор статьи слышал звон, но и приблизительно не знал, что он собой представляет. Точнее, слышал не звон, а его отголоски. Зато какие далеко идущие выводы из этого сделал журналист! Чуть ли не заговор против существующей власти замышлял российский миллиардер. То есть покушался на святая святых новой России. Оказывается, не только среди писателей существуют фантасты, но и среди журналистов...
        Отвлекли Никиту от газеты отборная брань со стороны кафе и последовавший за этим детский крик. Он оторвался от чтения и увидел, как здоровенный десантник извлекает из вездехода за ухо белобрысого мальчишку, а тот отчаянно сопротивляется. Вытащив мальчишку из машины, десантник не стал его бить. Отвесил подзатыльник, и пацан задал стрекача. Но недалеко. Отбежав метров на двадцать, он остановился, повернулся и прокричал что-то злое и явно обидное. Тот еще задира. Но десантник лишь рассмеялся и погрозил пацану пальцем.
        Тем все и кончилось. Пацан плюнул в сторону обидчика, подтянул выше пупа сползшие необъятные штаны и, вполне довольный своей словесной сатисфакцией, побрел прочь, загребая босыми ногами пыль. А десантник, постояв еще минуту и проследив за пацаном, вернулся в кафе.
        Никита опять уткнулся в газету, но не дочитал и половины статьи, как на него пала чья-то тень. Он поднял голову. Перед ним стоял с позором изгнанный из вездехода белобрысый мальчишка и рассматривал Никиту самым, что ни на есть, наглым образом. На его худеньком, загорелом теле ничего, кроме огромных, вероятно отцовских, штанов, закатанных до колен и подпоясанных веревкой, не было. Вид у пацана был независимый и в какой-то степени агрессивный: левую руку он держал в кармане, правой потирал покрасневшее ухо, а сам изучающе смотрел на Полынова. И было в его взгляде нечто такое, что невольно роднило пацана с "вождем краснокожих" из рассказа О.Генри. Казалось, глядя на Никиту, он решает весьма трудную задачу - то ли ему этому служивому булыжником в глаз засветить, то ли печеную картошку прямо из костра, с пылу с жару, за шиворот сунуть и ногой раздавить.
        - Что, не дали войнушку победоносно завершить? - подмигнул Никита. - А победа, небось, была так близка...
        Пацан перестал теребить ухо и презрительно плюнул себе под ноги.
        - У тебя закурить найдется? - нахально спросил он хрипловатым голосом. Ухо у него было знатным - горело ярким пламенем даже сквозь загар, но боль пацан переносил стоически, с гордым достоинством исконного врага бледнолицых. С таким характером его наверняка пороли, как сидорову козу, по пять раз на дню, так что тумаки, подзатыльники и дранье ушей ему были не в диковинку.
        - А водки тебе стакан не налить? - рассмеялся Никита.
        - Не... - простодушно заулыбался пацан щербатым ртом. - Водку я не люблю. Один раз попробовал, так блевал дальше, чем видел. Вот пиво - это да! Пиво я люблю.
        - Чего нет, так это пива, - развел руками Никита.
        - Ты мне зубы не заговаривай! - скорчил недовольную гримасу пацан. Закурить дашь?
        - И здесь тебе не повезло, - усмехнулся Никита. - Не курю и тебе не советую.
        - Дались мне твои советы, - пренебрежительно скривил губы пацан, по-крутому, с цыканьем, сплюнул сквозь щербатые зубы и вихляющей походкой, явно кому-то подражая, направился по своим делам. Некурящий Никита стал ему неинтересен.
        "О времена, о нравы..." - невесело подумал Полынов. Когда он был пацаном, мечтал стать космонавтом. И все ребята во дворе космосом бредили. А нынешних пацанов больше "зона" влечет - там их кумиры...
        - Эй, хлопец! - позвал он. - Мороженого хочешь?
        Мальчишка остановился и недоверчиво смерил Никиту взглядом.
        - Оно у тебя что - в кармане тает? Или ты сексуальный извращенец и в кусты меня заманиваешь?
        Полынов поперхнулся.
        - Как погляжу, образование у тебя выше крыши, - хмыкнул он. - Нет у меня в кармане мороженого, и в кустах я его не спрятал. Зато в кармане есть деньги. - Он достал три червонца. - Сгоняешь в кафе, купишь две порции мне и тебе. Лады?
        - Заметано!
        Пацан выхватил деньги и умчался. Никита запоздало подумал, что он вряд ли вернется, но ничуть не расстроился. И бог с ним. Невелика потеря.
        Но через пару минут пацан возвратился, однако принес почему-то лишь одну порцию.
        - Держи, солдат, - сунул он вафельный стаканчик в руки Полынову и уселся рядом на скамейку.
        - А себе почему не взял? - спросил Никита. - Денег не хватило?
        Пацан молча запустил левую руку по локоть в карман своих необъятных штанов, достал пачку "Marlboro", распечатал, сунул в рот сигарету, затем той же манерой извлек из правого кармана зажигалку и прикурил.
        - Фраера мороженое не хавают, - презрительно процедил он уголком рта.
        - Н-да, - повел плечом Никита. Он откусил от мороженого и покосился на мальчишку. - Слушай, а как ты относишься к симметрии?
        Пацан подозрительно уставился на него, готовый в любой момент дать деру.
        - А чо это? Типа ремня?
        - Несколько из другой области, - улыбнулся Никита и начал терпеливо объяснять: - Симметрия - это зеркальная похожесть. Вот твоя левая рука и по виду, и по форме, и по цвету, и по размеру похожа на правую, но в то же время является как бы ее зеркальным отражением. Видел себя в зеркале?
        Пацан кивнул.
        - Когда ты поднимаешь правую руку, твое отражение в зеркале поднимает левую. Так же симметричны ноги, глаза...
        - Короче, филозоф, - буркнул пацан. - Что мне с этого причитается?
        - Вот я и спрашиваю, как ты к симметрии относишься? - повторил вопрос Полынов, гася улыбку по поводу "филозофа".
        - Как отношусь? - Мальчишка посмотрел на свои руки, ноги, пошевелил пальцами. - Нормально... - неуверенно протянул он.
        - А раз нормально, - нехорошо осклабился Никита, - то я сейчас верну симметрию твоим ушам. Чтобы и левое ухо стало таким же красным и оттопыренным, как и правое!
        - Но-но! - Пацан резко переместился по скамейке к краю. - Руки прочь от свободной России! Не для того, понимаешь, кровь за демократию у Белого дома проливали, чтобы тут всякие за уши драли! Даешь свободу личности!
        Против воли Никита улыбнулся. И смешно, и горько стало ему от выспренней мальчишеской тирады. Воистину, не понимает дитя, что творит, что говорит.
        - Тебя что, дома за курево не дерут?
        - Дерут, - честно признался пацан, настороженно следя за Полыновым, и явно назло ему затянулся сигаретным дымом. - Еще и как дерут. Ремнем по чем попало. И ты хочешь?
        - Надо бы, да не буду, - безнадежно махнул рукой Никита. - Что толку?
        - Это правильно, - согласился пацан и повеселел. - Батяня говорит, чем больше меня дерет, тем у меня шкура толще становится.
        Он вынул сигарету изо рта, посмотрел на нее, покосился на Никиту.
        - Ладно. Если ты так ко мне, то и я тебя уважу.
        Он с сожалением бросил недокуренную сигарету в пыль и безбоязненно втоптал окурок босой ногой. Нипочем его огрубевшим ступням, все лето не знающим обуви, был тлеющий огонек сигареты.
        - Мороженое будешь?
        Никита протянул ему оставшуюся половину вафельного стаканчика.
        - Давай, - словно нехотя, согласился пацан, взял мороженое и впился в него зубами.
        - Слушай, - вдруг спросил он набитым ртом, оглядывая Никиту с головы до ног, - а почему ты в форме, но без оружия?
        - Так уж получилось, - рассмеялся Никита.
        - Потерял, что ли?
        - Отобрали, - серьезно сказал Полынов, глядя в глаза мальчишке. - Как уволили в запас, так и отобрали.
        Даже с пацаном не следовало расслабляться и, отступив в сторону от "легенды", плести небылицы. Бог знает, что и кому он может брякнуть о встрече с капитаном запаса Николаем Додиком.
        Мальчишка доел мороженое, вытер руки о штаны и с хитроватым прищуром посмотрел на Никиту. Будто оценивал его по каким-то своим, ведомым только ему, меркам.
        - А хочешь, я тебе ствол сбагрю? - внезапно шепотом предложил он. - По дешевке, всего за стольник.
        Брови у Полынова подскочили.
        - За стольник? А сколько это?
        - Ты чо, не знаешь?! - Пацан изумился настолько, что у него рот от удивления открылся. - Сто! Причем прошу стольник деревянных, наших, а не баксов!
        - Понял.
        - Да ты не сомневайся, - вновь перешел на шепот пацан. - Ствол настоящий, "макаров". Еще и пару обойм в придачу дам.
        Никита остро глянул в глаза мальчишке и тут же отвел взгляд. Пацан не врал, пистолет у него был.
        - Откуда он у тебя? - вроде бы равнодушно спросил Полынов.
        - От верблюда! - отрезал пацан. - Так покупаешь или нет?
        - Вот если бы пулемет... - делано рассмеялся Никита.
        - Нет, пулемет не могу, - грустно вздохнул пацан. - Пулемет в дырку в сарае не пролезет. Вот "калашникова" могу. Автомат купишь?
        Полынову все стало ясно. Вряд ли в Каменке находится перевалочный пункт по торговле оружием между Россией и кавказскими народами - такую базу умудренные опытом торговцы в сарае не организовывают. Скорее всего, кто-то из местных решил подзаработать на столь прибыльном деле, когда поблизости начались учения. Ни для кого не секрет, что во время маневров начальнику тыла легче всего сбыть оружие. А пацан, понятное дело, проныра еще тот, все разнюхал, все разведал, возможно, и собственноручно подкоп под сарай сделал. Впрочем, не его, Никиты, это заботы. У него другое задание. Вот только пацана жалко, если попадется на горячем. Когда оружие из сарая будет выносить, то драньем ушей не отделается.
        - Зачем тебе деньги? - тихо спросил Никита.
        - Во дает! - прыснул пацан. - Зачем деньги! Пива баночного куплю... В киношку схожу... Колбасы вареной куплю, наемся от пуза. Знаешь, вкусная какая, меня тетка на рынке недавно угостила! Ну... Может, Люське банку джина с тоником подарю - она за нее кому хошь свою писку показывает.
        - Кто такая Люська? - машинально спросил Полынов, хотя его больше всего поразили слова пацана о вареной колбасе. Пиво пьет, курит, на голых проституток глазеет, о конфетах и не думает, а вот обыкновенную вареную колбасу лишь недавно попробовал и теперь мечтает от пуза наесться. Никита в детстве совсем о другом мечтал. Не о еде...
        - Люська? Да девка одна, - поморщился пацан. - Говорит, как вырасту, в королевы красоты пойду, а они все должны уметь джин с тоником пить и голые писки мужикам показывать. Вот она и тренируется... Мы с ней за одной партой сидим.
        Кровь бросилась Полынову в голову, и он, наверное, впервые в своей жизни покраснел до кончиков ушей. Он-то думал, что Люська - это какая-то прожженная проститутка, ради банки спиртного не брезгующая себя мальцам показывать, а вот поди же ты... Что значит, столичные стереотипы!
        - Ну и как, нравится? - сдавленно пробормотал он, не смея поднять на мальчишку глаза.
        - Не-а, - чистосердечно признался пацан. - Чо там смотреть? Вот пацаны постарше - те балдеют. Ну и я для форсу вроде показываю, что нравится... Ты чо, киношку не смотришь? Не знаешь, как там голые бабы перед мужиками выделываются?
        - Смотрю... - тяжко вздохнул Полынов.
        - Слушай, а чо это мы с тобой лясы попусту точим? - возмутился пацан. - Ты оружие покупать будешь?
        - Нет, - твердо отрезал Никита. - Ни к чему мне оно.
        - Жаль... - искренне расстроился пацан. - А мину купишь? Хорошее дело, в хозяйстве всегда пригодится... - просительно протянул он.
        - Нет. И мину мне... - Полынов осекся. Мина ему действительно "в хозяйстве" была нужна. Край как нужна. Причем сейчас, немедленно!
        - Я тебе ее всего за полтинник сбагрю... - продолжал канючить пацан.
        Никита поднял на него тяжелый, невидящий взгляд. Он уже весь был в разработке предстоящей диверсионной акции.
        - Мину? - отрешенно пробормотал он. - Хорошо, мину возьму. Тащи...
        - Заметано! - обрадовался пацан и, стремглав сорвавшись со скамейки, запылил по аллее.
        Минуты две Полынов сидел в полной прострации, находясь в плену своей ненависти и лихорадочно перебирая в уме варианты, каким образом и когда он осуществит русскую вендетту. И вдруг до него как ударом молнии дошло, что он натворил, согласившись купить у мальчишки мину.
        Как это так вышло, что он, такой вот, вроде бы принципиальный и честный, не согласившийся переступить через свою совесть и сесть за один стол с убийцами его товарищей, вдруг без зазрения совести спокойно посылает мальчишку красть боеприпасы?! Чистоплюй! Где же она, твоя совесть, была в тот момент, и что с нею станет, если мальчишку поймают?!!
        Никита растерянно огляделся по сторонам. Но от белобрысого разбитного пацана в широченных, как юбка, штанах уже и след простыл.
        Черт бы тебя побрал, "профессионал" гребаный! Это у боевиков первая заповедь: "Вначале стреляй, а потом проверяй - в кого!" У "тихушников" иная: "Двадцать-тридцать раз взвесь и... перенеси решение на завтра". Утро вечера мудренее, а если время подпирает, то тяни принятие решения до последней секунды - авось осенит лучшим вариантом...
        Полчаса Полынов сидел на скамейке как на иголках, кляня себя, на чем свет стоит. Но наконец он увидел, как из проулка показался пацан с полиэтиленовым пакетом в руке. Похоже, он "ехал" на воображаемом вездеходе, поскольку натужно рычал, двигался по улице зигзагом, семеня ногами и выбирая, где пыль погуще, а пыльный шлейф стелился за ним, как за трактором.
        От сердца у Никиты отлегло. Никогда из него не получится стопроцентного, рафинированного профессионала - слишком он разборчив в средствах. Но, странное дело, такое заключение нисколько не огорчило Полынова, а совсем наоборот. И черт с ним, с профессионализмом, если ради него следует забыть, что ты нормальный человек.
        Пацан "подрулил" к скамейке, "заглушил мотор" и плюхнулся на нее рядом с Никитой.
        - Гони полтинник, - с ходу заявил он.
        - Так дела не делаются, - снисходительно улыбнулся Никита. - Вначале товар показывают. Что-то мне слабо верится, что ты мину притаранил.
        Действительно, по виду пакета и тому, как легко его нес пацан, в мину трудно было поверить.
        - Нет, это ты вначале деньги покажи! - сварливо отбрил пацан. - Может, у тебя и нет их вовсе, все на мороженое растратил!
        Никита достал из кармана пачку денег, вытащил из нее пятидесятирублевую купюру.
        - Ух, ты! - зачарованно пробормотал пацан, глядя на пачку. - Знал бы, что у тебя столько бабок, стольник точно бы слупил...
        Полынов сунул пачку в карман, а купюрой повертел перед носом мальчишки.
        - Вот. Теперь твоя очередь показывать.
        Сцену торговли он разыгрывал как по нотам. Чтобы все было как в "киношке" - не хотелось разочаровывать парня.
        Пацан раскрыл пакет и, держа его двумя руками, протянул Полынову.
        - На, смотри.
        Никита заглянул внутрь. Он оказался прав, это была не мина. На дне полиэтиленового пакета лежал килограммовый брикет пластида, или "чешской глинки" в просторечии подрывников. Взрывчатка. Весьма безобидная без детонатора пластическая масса - хоть фигурки из нее, как из пластилина, лепи. Правда, охоту заниматься художественной лепкой отбивал резкий химический запах.
        - Беру.
        - Деньги вперед! - строго предупредил мальчишка. Надо понимать, "киношный" опыт в этом деле у него был богатый.
        Никита отдал купюру, и только тогда пацан протянул ему пакет.
        - Хочу дать тебе один полезный совет, - без тени улыбки, как равный равному, сказал Полынов, глядя в глаза пацану.
        - А чо? Давай! Понравится - возьму! - расцвел в бесшабашной улыбке пацан, показывая щербатые зубы. Он был явно доволен заработком.
        - Не лазь больше в сарай, - тихо сказал Никита. - Пропажу взрывчатки обнаружат и будут сторожить склад. И если тебя поймают, уши крутить не станут. Все кости переломают.
        - Поучи ученого, ремнем сеченого! - презрительно фыркнул пацан. - Все, что ли?
        Никита тяжело вздохнул и кивнул. Похоже, пацан чужих советов не принимал, органически их не переносил и, скорее всего, поступал наперекор любым поучениям. Из тех, которым, после их очередной хулиганской выходки, соседки кричат в спину: "Тюрьма по тебе плачет!" Поэтому Полынов не стал повторяться и читать нотации. Так больше шансов, что мальчишка все-таки прислушается к совету - затоптал же он сигарету, когда понял, что уши ему драть не будут? И уж тем более Никита не стал предупреждать, чтобы он не сорил деньгами. Какие это деньги? Их хватит разве что на пару сеансов в кино, пачку сигарет и банку пива... Ну, может, еще на банку джина с тоником для Люськи.
        - Так я тогда пойду, - сказал пацан, встал со скамейки, но почему-то продолжал топтаться на месте, со странным выражением на лице смотря на Полынова. Будто ожидал продолжения разговора.
        - Иди, - кивнул Никита.
        - И все?
        Никита удивленно вскинул брови.
        - Все. Спасибо.
        - Так, значит, я пойду? - с непонятной настойчивостью повторил пацан.
        - Я тебя не держу.
        Лицо мальчишки скривилось в презрительной гримасе.
        - Эх, ты, а еще форму нацепил! - процедил он, запустил руку в карман широченных штанов, пошарил где-то на уровне колена и извлек небольшую коробочку. - Ни бельмеса в минах не бычишь! Учи вас тут подрывному делу... Держи! - Пацан сунул в руку Полынова коробочку. - Са-лага!
        Он сплюнул себе под ноги, развернулся и неторопливо, вперевалочку пошел от Полынова прочь, всем своим видом выражая, что таких болванов, как Никита, он знать не желает. Ни дать ни взять, самый крутой парень в Каменке.
        Никита открыл коробочку и покачал головой. Да уж, посадил его парень в лужу. В коробочке лежали три детонатора. Конечно, откуда пацану знать, что первым делом, лишь увидев в пакете "чешскую глинку", Никита стал соображать, как ему обойтись без взрывателей. И придумал, но с детонаторами, естественно, будет значительно проще.
        Глава одиннадцатая
        Продуманный теракт шел в разрез с кодексом "тихушников": "Никогда не привлекай к себе внимания и ни при каких обстоятельствах не смей вызывать огонь на себя". Казалось бы, ситуация для Никиты сложилась самая благоприятная: противник уверен, что главный виновник переполоха в верхах Вооруженных Сил благополучно почил в бозе и, потеряв бдительность, тем самым предоставил "покойничку" оперативный простор. Так нет же, не устраивал Никиту такой расклад. Пусть даже он полностью провалит операцию спецотдела Дерезницкого в Каменной степи, но за ребят отомстит. Привилегию умереть за Родину-мать у него отобрали, превратив отчизну в "мачехизну", но должно же быть в жизни хоть что-то святое. Иначе, зачем тогда жить?
        В промтоварный магазин Никита зашел за пять минут до закрытия. Дородная матрона за прилавком отнюдь не обрадовалась столь позднему визиту покупателя. То ли хозяин ей не платил и без того мизерную зарплату, загребая без остатка всю выручку, то ли просто настроение у нее было плохое, но обслуживать покупателя она отказалась наотрез. И как Никита ее ни уговаривал, что, мол, он командированный, завтра нужно рано вставать, и поэтому позарез необходим будильник, на толстуху-продавщицу это не произвело никакого впечатления.
        - Петухи разбудят... - сварливо бурчала она, тушей вытесняя Никиту из магазина. - Какое мне дело, что ты завтра утром куда-то опоздаешь? Я тоже опаздываю! У меня дети дома голодные сидят, мамку ждут... Выходи, не задерживай!
        - Так в чем дело?! - Полынов одарил матрону самой лучезарной улыбкой, на которую только был способен. - Я и детишкам на молочишко подкину. Двадцати рублей хватит?
        Продавщица застыла, прекратив натиск. Видно, впервые ей предлагали решить конфликтную ситуацию подобным образом. Что ни говори, а Каменка глушь беспросветная. Но нашлась продавщица быстро - бабой оказалась тертой. Палец такой в рот не клади, по локоть откусит.
        - Тридцать! - безапелляционно заявила она и сделала вид, что собирается продолжить наступательное движение.
        - Согласен! - не торгуясь, согласился Никита и тут же пожалел о столь скоропалительном решении.
        Лицо толстухи помрачнело, и на нем явственно проступил скаредный вопрос: "А не продешевила ли я?" Мрачность на лице еще больше усилилась, когда Никита, взяв будильник, начал скрупулезно проверять его и подбирать батарейки посвежее. Ну а когда он попросил продать еще аудиоплеер и в придачу дополнительные наушники, предгрозовое состояние матроны достигло взрывоопасного предела. Казалось, еще мгновение, и в магазине начнется светопреставление такой силы, что по сравнению с ним взрыв брикета пластида прозвучал бы как звук лопнувшего мыльного пузыря.
        Поэтому Никита побыстрее выложил на прилавок деньги за покупки - из них, расщедрившись, не тридцать, а пятьдесят рублей сверху, "за беспокойство", - и ретировался из магазина с максимально возможной скоростью. На его "спасибо" вместо благодарности в спину полетело весьма нелестное бурчание в адрес "крутых" мира сего, которые денег не считают и цены им не знают, поскольку сами не горбатятся, а на чужом труде жируют. Ну один к одному цитаты из лекции по политэкономии совковских времен.
        Вечерело, и центр Каменки начал постепенно оживать. Возле рыночных рядов появились лотошники и, не торопясь, стали раскладывать на прилавках товар. Лотошников было немного - человек пять-шесть, и товар на продажу они выставляли отнюдь не специфический для вечернего рынка большого города, а то, что обычно можно купить в любом киоске. Сигареты, спиртное на разлив, разнообразные напитки в металлических банках, стеклянных и пластиковых бутылках; соленые огурцы поштучно, фрукты, бутерброды; всевозможные сладости: от заморских "сникерсов" до самодельных "петушков"-леденцов на палочках. Был здесь и оригинальный продавец, которого в большом городе не встретишь. Он прикатил на тележке аудиоаппаратуру с громадными динамиками, установил их на столике, повесил табличку: "Заказ песни - 1 руб." и стал разматывать бухту электропровода по направлению к кафе.
        В общем, как понял Никита еще днем по мусору возле скамейки в сквере, вечером центр Каменки превращался в площадку для развлечений молодежи. А куда еще можно податься молодым людям в захолустном городишке? Только на такую вот тусовку: "киношку" посмотреть, водки выпить да позажиматься на скамейках в скверике под музыку. Короче, каждый развлекается по мере своих возможностей по месту жительства. И все же один положительный момент в тусовке молодежи в Каменке Никита непроизвольно отметил: среди мусора в скверике не было использованных одноразовых шприцев и окурков самокруток. Не по карману местной молодежи такие развлечения, хотя, казалось, где бы, как ни здесь, в сухом жарком климате, выращивать мак и коноплю?
        Никита не стал задерживаться возле прилавков и поспешил за здание кинотеатра, где еще днем заметил перекошенную деревянную будочку туалета с двумя распахнутыми дверями. Засветло, пока солнце не зашло, нужно было соорудить взрывпакет. Спешил он еще и потому, что молодежь уже начинала подтягиваться на тусовку и туалет мог понадобиться кому-то по прямому назначению.
        Мастерить бомбу пришлось в самых, что ни на есть, антисанитарных условиях - что такое общественный туалет никому объяснять не надо. Грязь, зловоние, туча зеленых мух... И везет ему на отхожие места! Из Африки возвращался в "летающем хлеву", а теперь вот, как революционеру-подпольщику, приходится "мастерскую" по изготовлению бомб в сортире организовывать. Прямо-таки бомбист Полынов...
        Первым делом Никита зашвырнул в очко аудиоплеер, туда же, оторвав от проводов, бросил наушники. Провода - вот и все, что было нужно ему от плеера. Установив стрелки будильника на полшестого, а стрелку звонка на шесть, Никита выключил ход и снял с будильника заднюю крышку. Отключить от батарейки звонок и подключить вместо него провод, а к нему детонатор было минутным делом. Размяв брикет пластида в лепешку, Никита впечатал в нее будильник, провод с детонатором, а второй провод, используя вместо шнура, привязал к штырьку включения будильника. Все. Простейшая бомба была готова. Теперь оставалась сущая "мелочь": прилепить ее под днище армейского вездехода, а шнур прицепить к колесу. Как только вездеход тронется с места, шнур натянется, будильник включится и через полчаса, где-то далеко от города, в Каменной степи, когда вездеход будет уже подъезжать к карантинной зоне, нехитрое устройство сработает. В общем, все должно получиться почти как в сказке про Красную Шапочку: дерни, деточка, за веревочку...
        Килограмма пластида хватило бы и для танка - если не вспороть его взрывом, как консервным ножом, то тряхнуть так, что экипаж в мгновения ока превратится в скоропортящееся желе. А уж открытый вездеход таким зарядом разнесет на мелкие кусочки, не говоря о пассажирах. Лишь бы будильник не подвел.
        От рук пахло пластидом, и как Полынов не оттирал их платком, избавиться от запаха не удавалось. Хорошо бы вымыть руки с мылом, еще лучше - спиртом или бензином, - но где? Платок полетел в дырку вслед за аудиоплеером, но запах пластида от рук не перебивало даже зловоние отхожего места. Придется держаться подальше от десантников, чтобы не учуяли и не насторожились - слишком специфический аромат, к тому же хорошо им знакомый.
        Уложив бомбу в полиэтиленовый пакет, Полынов покинул туалет и сел в скверике на скамейку. Не лучшее место, но другого не было - оставалось надеяться, что ночь наступит раньше, чем появится связной. "Выходку" с бомбой он не поймет и не одобрит.
        Местная молодежь, собравшаяся на тусовку, была совсем мелюзгой - не старше семнадцати лет, поэтому с Полыновым никто знакомства заводить не собирался. Пару раз попытались стрельнуть у него сигарету, но, узнав, что Никита не курит, больше не беспокоили и скамейку обходили стороной. В общем-то, и молодежи собралось немного - человек двадцать, и им вполне хватало трех из шести свободных скамеек, вокруг которых они сгрудились и о чем-то болтали. Кто сидел на скамейках, кто - на корточках, кто стоял, кто курил. Никто пока у торговцев ничего не покупал, музыку не заказывал, и по обрывкам доносившихся реплик Никита понял, что основная масса ждет начала сеанса в кинотеатре. А вот после "киношки" самая тусовка, наверное, и начнется.
        Изредка, пока не стемнело, Никита ловил на себе любопытные взгляды совсем юных девиц "на созревании". Мол, что это солдатик в скверике один поделывает, когда его "собратья по оружию" в кафе напропалую веселятся? Больной, что ли? Поэтому и взгляды девиц были мимолетными, и они тут же переводили их на кафе. Вот тут уж их глаза загорались, но дальше этого дело пока не шло. Видать, не совсем созрели, чтобы в наглую, при всех, пойти к десантникам. Что поделаешь, не столица, здесь менталитет другой...
        Однако слух о том, что в кафе "Минутка" гуляют бравые вояки, быстро распространился по Каменке. Не успело стемнеть, как в кафе проскользнули две девицы постарше, лет двадцати, а затем Полынов увидел, как туда же нервной, дергающейся походкой зашла и напоившая его водицей русоволосая молодица. Надо понимать, не дождалась его, служивого, сама решила счастья пытать.
        Неожиданно к рыночным рядам подъехал знакомый Полынову "москвичок", из него выбрался Игорь и стал молча выставлять на прилавки перед каждым продавцом по упаковке своей фирменной воды "Серебряный ключ". У дверей кафе он выгрузил пять упаковок, затем зашел внутрь и через пару минут вернулся в сопровождении бармена. Бармен с сумрачным видом стал перетаскивать воду в кафе, а Игорь, сунув что-то в карман, обошел продавцов, опять ни слова не говоря, собрал с них деньги за товар, сел в машину и укатил.
        Никита тяжело вздохнул. "Эх, Игорек, Игореша... - подумал он. - А первое впечатление ты на меня произвел прекрасное..." Только сейчас он соединил все нити воедино и кое-что понял. Монополией на торговлю водой в поселке Пионер-5 владел главарь криминальной группировки Бессонов, и, естественно, что никто в округе без его ведома и благословения организовать производство газированной воды не посмел бы. Да и потом, откуда у владельца потрепанного "москвича" или у его тестя - бывшего работника совхоза деньги на приобретение технологической линии по газированию напитков? К тому же, та беспрекословность, с которой продавцы и бармен приняли товар, говорила, что за спиной Игоря маячит чья-то внушительная тень.
        Сумерки наконец опустились на Каменку, у рыночных рядов на столбе зажгли фонарь, и это обстоятельство не очень обрадовало Полынова. Свет достигал вездехода, и только его корма пряталась во тьме. Придется "попотеть", чтобы незамеченным подлезть под днище...
        И тут у одного из прилавков Никита увидел несуразную пару, при виде которой не смог удержаться от улыбки. Белобрысый пацан, продавший ему брикет пластида, появился в сопровождении пигалицы лет десяти. Была она в замызганном сарафанчике, босиком, как и ее кавалер, и такая же чумазая. По случаю вечера пацан, в дополнение к непомерно обширным штанам, натянул на себя такую же огромную майку, а в руке сжимал хворостину и то и дело похлопывал ею по штанине. Шел он чуть сбоку и сзади девчонки, поэтому создавалось впечатление, что он сопровождал не подружку, а гнал козу на выпас. Ни дать ни взять картина: "Местный Том Сойер на прогулке с Бекки Тэчер". Пацан подвел девчонку к прилавку, купил ей какую-то банку очевидно с пресловутым коктейлем: джин с тоником, - и они отошли в сторону. По тому, как девчонка стала в чем-то горячо убеждать пацана, а он согласно закивал, Полынов понял, что детского стриптиза прямо здесь, на рыночной площадке, не будет. И то слава богу.
        "Бедные дети, - с горечью подумал Никита. - В свое время книга Марка Твена была запрещена чуть ли не по всей Америке, и только за то, что в ней мальчик Том Сойер по-взрослому целовался с девочкой Бекки Тэчер. Интересно, найдись сейчас какой-либо писака и сочини он повесть о современном Томе Сойере из Каменки и его подружке Люське, мечтающей стать королевой красоты, ради чего готовой не только целомудренно целоваться, как бы к выходу такой книги отнеслись в обществе? Вряд ли запретили, скорее всего, растиражировали на всю страну. Хотя, скорее всего, вообще не издали, но отнюдь не по причине "блюдения" нравственности. К чему подобное чтиво, если от порнографических видеокассет прилавки ломятся?"
        В кинотеатре прозвучал звонок, и часть молодежи направилась к входу. Туда же проследовала и одиозная пара малолеток, и это немножко, совсем чуть-чуть, разбавило горечь в душе Полынова. Все-таки не так безразлична была Люська пацану, и не столь презрительно он к ней относился, как хотел показать, если повел подругу в кино.
        Лотошники приуныли - фильм двухсерийный, и, похоже, тусовка сегодня не удастся. Кое-кто собрал свои товары, погрузил на тележки и удалился восвояси. Осталось четверо самых стойких мужиков. Они уселись на раскладных стульях в кружок возле столика с аудиоаппаратурой и, мирно беседуя под приглушенную музыку, доносившуюся из кафе, потихоньку потягивали водку из пластмассовых стаканчиков. Тоже дело. Если покупатель не идет к купцу, чем еще заниматься? Сегодня праздник жизни у хозяина кафе, а завтра, глядишь, и им повезет.
        Ребят осталось совсем мало - либо те, кто уже видел "Титаник", либо у оставшихся просто не было денег на "киношку". В дальнем углу скверика они развели небольшой костерчик, намериваясь печь картошку. И это было на руку Полынову. Языки огня притягивают к себе взгляд, завораживают, отвлекают от окружающего, а если кто и отвернется от костра, то глазам не так просто адаптироваться к темноте. То есть больше шансов, что остроглазые пацаны не заметят пятиминутного отсутствия Полынова на своей скамеечке.
        Дождавшись, когда ночь окончательно опустилась на Каменку, Никита покинул скамейку и стал бесшумно пробираться в темноте между деревьями скверика, по широкому кругу далеко обходя световое пятно от фонаря возле рынка. Зайдя за корму вездехода, Никита нырнул под него, ужом скользнул между колесами и перевернулся на спину. Благодаря сухой погоде, днище было чистым, без налипших комьев грязи, и это упрощало задачу. Тем не менее Полынов тщательно протер ладонью от пыли небольшой участок и только затем прилепил к нему лепешку взрывчатки. Пластид приклеился намертво - никакой встряской не оторвать, разве что ножом соскоблить. Протянув к колесу шнур, Никита завязал на его конце узелок, проткнул булавкой, а затем с усилием вогнал булавку в неподатливую резину ската. Шнур провис под днищем, но земли не касался. Никита потянул за него, проверяя свою работу, и услышал, как будильник затикал. Нашарив в темноте самодельную бомбу, он снова отключил будильник. Все нормально. В какую сторону ни поедет вездеход, шнур натянется и приведет в действие самодельное взрывное устройство. Единственным слабым звеном был
ширпотребовский будильник - он мог перестать работать от тряски вездехода во время езды, - но тут уж ничего не попишешь. Дистанционных радиовзрывателей у Полынова "совершенно случайно" под рукой не оказалось...
        Он уже собирался тихо выскользнуть из-под вездехода, как дверь кафе распахнулась, и на улицу вышли два десантника. На мгновение в душную ночь из кафе, как пробка из бутылки шампанского, вырвалась веселая песня про удалого атамана, крушившего саблей всех и вся в капусту, гам застолья, топот армейских ботинок в разухабистой пляске, и тут же звуки стихли, приглушенные закрывшейся дверью. Десантники подошли к вездеходу и стали мочиться на колесо, за которым лежал Полынов.
        "Хорошо, что не на голову", - подумал Никита, осторожно отодвигаясь в сторону. Что поделаешь, таковы издержки профессии.
        - Слушай, Вася... - послышался хриплый голос. - Что ты с этой рыжей валандаешься? Либо тащи ее прямо сейчас в кусты, либо дай другим попользоваться. У нас на все про все полчаса осталось.
        - А я, Леха, у нее ночевать буду... У Анюты... - пьяно ответил второй десантник, и Никита по голосу узнал в нем своего красномордого "знакомца". - Так и передай капитану на поверке, что лейтенант Кривцов остался в Каменке бабу трахать!
        - Ты чего, сбрендил? - возмутился Леха. - Завтра Федорчук из Москвы прилетает!
        - Да я эту штабную крысу... - с трудом ворочая заплетающимся языком, заявил Вася. - И его маму... Трахать хотел!
        - Что-то ты, Василий, расхрабрился не в меру. Это у тебя сейчас в ширинке чешется, а завтра затылок будешь чесать. Если голову сохранишь.
        - Да пошел ты! - отмахнулся Вася. - После вчерашнего Федорчук будет со мной как с писаной торбой...
        Закончить фразу он не успел. Послышался жесткий удар, лязгнули зубы.
        - Язык не распускай! - прошипел Леха.
        Но Василий уже ни слов, ни действий не понимал и бросился на обидчика. До Никиты донеслось несколько сочных ударов, а затем чье-то тело грузно шмякнулось о сухую землю.
        - Во, десантники вытворяют! - донесся со стороны рынка восхищенный возглас. - Как друг дружку молотят! Что тебе показательные выступления...
        Это отрезвило распалившихся бойцов, и они прекратили драку.
        - Ладно, забыли, - примирительным тоном сказал Леха. - Давай руку. Пойдем, мировую выпьем.
        Полынов услышал, как красномордый Вася, кряхтя, поднимается с земли.
        - Ну ты и сука... - пробормотал он.
        - Ладно, ладно, - снисходительно похлопал его по плечу Леха. - Если хочешь, продолжим в распоряжении части.
        - Эй, ребята! - задорно крикнул кто-то из торговцев. - А еще можно?! Красиво у вас получается!
        - Иди сюда! - рявкнул Василий. - Сейчас и тебе будет красиво!
        - Не... Спасибо, не надо...
        От задора в голосе торговца не осталось и следа.
        - Тогда заткнись!
        Дверь кафе хлопнула, пропуская внутрь десантников, и вновь в центре Каменки воцарилась тишина.
        Никита выждал пару минут, пока возбуждение торговцев от бесплатного зрелища поуляжется и они перестанут бросать взгляды в сторону кафе, тихонько выскользнул из-под вездехода и вернулся на скамейку.
        Все, вроде бы, рассчитал правильно. Через полчаса увольнительная у вояк заканчивается, и они обязаны вернуться в расположение части. Уж что-что, а порядки в частях особого назначения Полынов знал. Не могли "чистильщикам" сразу после операции позволить остаться в Каменке на ночь вдруг кому-то в постели с женщиной взбредет в голову похвастаться вчерашними "подвигами". Вот напиться так, чтобы водка из ушей лилась, но непременно в своей компании - это да. Хорошо снимает психологическое напряжение. Водку не только можно, но и нужно. Рекомендуется.
        Между тем веселье в кафе разгоралось. То ли акустика с наступлением ночи улучшалась, то ли десантники, в предчувствии окончания вечеринки, все более распалялись. Грохот армейских ботинок об пол порой перекрывал музыку, так что казалось, будто в "разборку" между Васей и Лехой включились все и вот-вот из кафе должны раздастся звон разбиваемой вдребезги посуды, треск ломаемых об головы стульев и столов, отчаянные женские крики. Но когда гвалт достиг апогея и здание в буквальном смысле стало подрагивать от ритмичного топота, все вдруг закончилось. Оборвалась музыка, как по приказу стих топот, а через минуту дверь кафе распахнулась настежь и на улицу вывалила толпа пьяных десантников, вразнобой орущих какую-то строевую песню.
        Минут пять, не меньше, бравые вояки, кто со смехом, кто матерясь, загружались в вездеход. Две девицы, вышедшие из кафе вместе с десантниками, тут же ретировались, растворившись в темноте, и из женщин в компании осталась только знакомая Никите русоволосая молодица. Та самая Анюта, из-за которой и сцепились Леха с Васей. Она вышла из кафе в обнимку с Васей, но он, похоже, уже ничего не соображал и если и воспринимал хоть как-то Анюту, то, скорее всего, лишь в качестве опоры - как костыль под мышкой. Однако их "идиллические" объятья длились недолго - двое более трезвых парней быстренько освободили Анюту от непомерной ноши и загрузили Васю в вездеход, оставив молодицу в полной растерянности. И здесь ей не повезло.
        Как только последний спецназовец вскарабкался в вездеход, машина взревела на полных оборотах и сорвалась с места.
        "С богом, ребята!" - криво ухмыльнувшись, напутствовал про себя "чистильщиков" Полынов. Он представил, как под днищем машины затикал будильник, но ничего в душе не почувствовал. Ни удовлетворения, ни сожаления. Ничего.
        Проехав метров десять, вездеход неожиданно затормозил, клюнув носом, и Полынов увидел, как через борт перевалилась грузная фигура строптивого Васи и шлепнулась на землю.
        - Кривцов, ты куда? - гаркнул кто-то из вездехода.
        - А пошли бы вы все... - огрызнулся Василий, поднялся с земли и нетвердой походкой направился к стоящей у кафе Анюте.
        Из вездехода понесся отборный мат, Василий остановился и ответил не менее витиевато. Тогда из машины выпрыгнули трое ребят и попытались, аккуратно взяв своего товарища под руки, сопроводить его в вездеход. Но такое обхождение Василию категорически не понравилось.
        - Чего?! - взревел он и без замаха двинул одного из парней кулаком в лицо. Ударил по-боевому, не соизмеряя силы, и бедолага, отлетев метров на пять, неподвижно распластался на земле.
        Двое оставшихся не растерялись и сработали слажено, с завидной молниеносностью. Как учили. Один ударил носком ботинка Васе в пах, и когда тот согнулся, второй подставил под его лицо колено, а по затылку нанес щадящий, но все же достаточной силы удар сомкнутыми в замок ладонями.
        Никита услышал хруст носового хряща, и Вася, вслед за поверженным товарищем, улегся на землю.
        Драка получилась настолько скоротечной, что зеваки-торговцы, похоже, ничего не поняли. Однако восторженных возгласов, как во время потасовки между Васей и Лехой, с их стороны не последовало. Слишком серьезно, почти как на убой, били десантники своего товарища, чтобы кто-либо осмелился подать голос.
        Бедная Анюта, обрадовавшаяся было, когда ее ухажер спрыгнул с вездехода, в ужасе застыла на месте соляным столбом, прижимая кулачки к груди. В общем, правильно реагировала - не для женских глаз драки крутых мужчин, знающих толк в боевых искусствах.
        Из вездехода выбрался Леха, глянул на нее, буркнул:
        - Иди-ка ты домой, дуреха...
        И Анюта, как сомнамбула, все также прижимая кулачки к груди, деревянной походкой поплелась прочь.
        Тем временем трое спецназовцев деловито загрузили бесчувственные тела своих товарищей в вездеход, и машина наконец тронулась.
        Некоторое время Никита прислушивался к рокоту мотора - не остановится ли еще где вездеход? - но мотор гудел ровно, и его удаляющийся рокот вселял надежду, что остановок больше не будет. Будет лишь конечная - когда стрелки на будильнике под днищем покажут шесть часов. И осталось до этой "остановки" всего двадцать минут. Через двадцать минут перед "чистильщиками" гостеприимно распахнутся врата Чистилища. Самое им там место.
        Никита встал со скамейки, шумно потянулся, будто распрямляя спину после долгого сидения, и зашагал по аллее к рынку. Когда ступил в пятно света под фонарем, четверо торговцев повернули к нему головы, и только теперь Полынов понял, почему они не последовали примеру остальных продавцов и не ушли с рынка, собрав свои товары. У раскладного столика сидели парни лет по двадцать пять, не больше. То есть им и погулять еще хочется, но с малолетками тусоваться вроде уже и не солидно, а в кафе посидеть заработки не позволяют. Вот и пьют дешевую водку без закуски под звездным небом в своей компании.
        - Гля, еще один! - развязно сказал курносый парень в белой футболке, завидев подходящего Полынова. - Слушай, служивый, небось, тоже с вездехода деру дал?
        Двое ребят стушевались при его словах, отвели от Никиты взгляды, а третий, чернявый и кучерявый, в джинсовом костюме, ткнул разбитного парня локтем в бок и вполголоса посоветовал:
        - Ты, Сеня, того... поосторожней с ним. Сделает сейчас "красиво", до старости лечиться будешь. Видал, как они умеют?
        - Я не с учений, - подходя, успокоил их Никита. - Отслужил свое. - Он широко улыбнулся, однако разубеждать, что не собирается делать "красиво", не стал. - Пивка холодненького не найдется?
        - Найдется, - кивнул грузный парень в спортивном костюме. - Баночное устроит?
        - А бутылочного нет?
        - Есть, но теплое. И по вкусу - моча. Его только местные пьют.
        - Зачем пьют, если моча? - удивился Полынов.
        - Зато дешево! - рассмеялся курносый. По нагловатому выражению лица и развязным манерам легко угадывалось, что ему на роду написано в любой компании быть заводилой. Правда, трусоватым. Никто иной, как он, просил Леху с Васей повторить драку на "бис", а затем отказался от своей просьбы.
        - Мне мочи не надо. Давай баночного. И пару бутербродов с сыром.
        - Присаживайся. - Ребята раздвинулись, освобождая у столика место, и курносый Сеня поставил раскладной стул. - У нас, конечно, не кафе, зато на свежем воздухе. Может, лучше водочки?
        - Спасибо, нет, - поблагодарил Никита и сел. Перед ним тут же появилась банка пива из ведра с холодной колодезной водой и, по всему видно, многократно использованная одноразовая тарелочка с двумя черствыми бутербродами.
        Не подав виду, что бутерброды ему не нравятся, Никита расплатился. Тем временем заводила компании разлил из полупустой бутылки остатки водки по пластмассовым стаканчикам и поднял свой.
        - Сеня, - представился он.
        - Коля.
        - Санек.
        - Миша.
        Ребята по очереди подняли свои стаканчики. Колей оказался чернявый парень, толкавший Сеню под бок, Саньком - худощавый паренек в висевшей на нем, как на палке, застиранной безрукавке неопределенного цвета с многочисленными кармашками, а Мишей, под стать имени, - увалень в спортивном костюме.
        - И я - Коля, - согласно "легенде", представился Никита, поднимая вскрытую банку пива.
        - Значит, за знакомство, - кивнул Сеня.
        Они сдвинули разнокалиберную посуду, чокнулись, выпили.
        - И какая же судьба к нам в глухомань дембеля занесла? - спросил Коля, занюхивая водку тыльной стороной ладони. - Зазноба, что ли, тут живет?
        - Я не дембель, - поправил его Никита. - Это вы дембелями были, когда срочную службу отслужили. - Он вздохнул. - Радовались, наверное, когда в запас увольнялись, а вот когда кадрового офицера из армии по сокращению...
        Полынов не закончил, махнул рукой и приложился к банке с пивом.
        - Вон оно как... - сочувственно покивал Коля. - Так слушай, а чего ты тогда весь вечер на скамейке просидел? Зашел бы в кафе, видел, как там десантура гуляла? Ты тоже в тельняшке... Кутнули бы вместе... Они точно к себе бы позвали, - знаю я вашего брата, десантника!
        Никита одарил его снисходительным взглядом и кисло усмехнулся.
        - Тезка, а ты женат? - спросил он.
        - Бог миловал, - хмыкнул Коля. - Но причем тут...
        - Притом, - с нажимом, в чисто армейской манере старшего по званию офицера, задавил его вопрос Никита. - Когда женишься, а потом разведешься и через три месяца после развода вдруг окажешься за одним столом с бывшей женой, тогда поймешь.
        - Эх, ты - салага! - внезапно пьяненьким дискантом сказал Коле до сих пор молчавший Санек, и все рассмеялись.
        - Ну, белобилетник, ты меня уел... - хмыкнул Коля.
        Он ничуть не обиделся, и Никита понял, что смеялись все над хилым Саньком и что в компании именно он и есть "салага".
        - Так что же все-таки тебя привело в Каменку? Неужто в самом деле баба? - спросил Сеня. Видимо, он единственный из компании держал нить разговора в руках.
        - У меня по бабе в каждом городе, - сказал Никита. - Командировка.
        - Командировка? К нам? - несказанно удивился Сеня. - А что тут делать? У нас только и есть, что психушка, на всю область знаменитая... Туда, что ли, кого-то конвоировал?
        - До такого еще не опустился, - рассмеялся Никита. - Я из Тюмени. Прибыл от нашей фирмы заключать договора на поставку в Сибирь сельхозпродукции.
        - Ну, ты, блин, даешь! Зря, мужик, ноги бил. В прошлом году надо было приезжать, когда по осени в садах ветки от яблок ломались. Весь урожай свиньям скормили. А в этом году ни одно дерево не цвело - как предчувствовали засуху.
        - А с овощами как?
        - И с овощами так же.
        - Ну а мясо, птица?
        - Насчет птицы тебе надо в Куроедовку ехать, - степенно заявил грузный Миша. - Там птицеферма. Но туда без машины никак не доберешься.
        - Машина-то есть... - разочарованно вздохнул Никита. - Правда, сломалась недалеко от города. Шофер чинить остался, а я пешком притопал и уже полдня его жду. Видимо, не дождусь, придется самому на ночлег устраиваться. Кстати, где здесь можно переночевать?
        - Лучше всего в Доме отдыха на водохранилище, - подсказал Коля. - Но туда километров пять топать.
        - Ого... - присвистнул Никита. О Доме отдыха он уже знал от бармена. А здесь, в городе, никто на постой не берет?
        - Это, мужик, вряд ли. Кто же тебя по нашим временам ночью на порог пустит?
        - Алена пустит... - опять пьяненьким голоском вклинился в разговор Санек. - Но там поспать не удастся - отрабатывать ночлег придется. Алена, баба, ох и зно-ойная!..
        Последнее слово Санек протянул с такой искренней мечтательностью, что чуть слюной не захлебнулся, и все опять рассмеялись.
        - Знаток бабских сердец! - взъерошил ему волосы Сеня.
        - Да чо ты! - возмутился Санек, мотнув головой. - Спал я с ней... И не раз...
        Все опять зашлись хохотом. По виду Санька было ясно, что никакой он не бабник, а даже совсем наоборот - весьма стеснительный девственник, и если никакая из разбитных бабенок из жалости силком не затащит его в кровать, то таким неприкаянным, так и не познавшим женской ласки, он и останется до конца жизни.
        "Сейчас!" - вдруг предупреждающим сигналом запульсировала жилка на виске у Никиты. Тренированный на ощущение времени мозг подсознательно отсчитывал минуты и точно подсказал, что время, прошедшее после включения будильника, вышло. И будильник, которому Полынов не очень-то доверял, все-таки не подвел. За спиной, где-то за горизонтом, мигнула зарница, а затем, секунды через две, громыхнуло, и раскаты, затихая, покатились между холмами.
        Ребята за столом на мгновение замерли.
        - Что это? - изображая полнейшее недоумение, завертел головой Никита.
        - "А город подумал: ученья идут!" - с напускным пафосом изрек Сеня слова старой песни, и все опять рассмеялись.
        "Смешливые, однако, в Каменке ребята, - отстраненно подумал Полынов. Что ни слово, то смех..." На сердце у него было пусто, и взрыв никак не отозвался в душе. Опять он не почувствовал ни удовлетворения от свершившейся мести, ни жалости к "чистильщикам". Ничего. Даже лица бригады МЧС и экипажа самолета в этот момент не вспомнились. Лишь где-то на периферии сознания шевельнулось сожаление о зеркальных солнцезащитных очках. Точнее, даже не об их потере и не о том, что сейчас-то они наверняка разлетелись вдребезги, а о том, что лучше бы они разбились вчера, когда Никита потерял их, сломя голову убегая от разлетающихся обломков взорванного самолета...
        Усилием воли Никита стряхнул с себя оцепенение и спросил, кивая головой в сторону Каменной степи:
        - И часто так?
        - Не... За две недели - второй раз. Вчера утром первый раз громыхнуло. Думали, ну наконец-то армия делом занялась, а оказалось, там самолет МЧС при посадке гробанулся. Слыхал, наверное, как по телевизору сообщали? Ни один человек не уцелел.
        - Откуда? - передернул плечами Никита. - Мы в пути были... А чем же они тогда на учениях занимаются, если стрельб нет?
        - Черт его знает! - поморщился Сеня. - Степь, вроде бы, огнеметами выжигают, а на хрена, спрашивается, если она и так голая? Только и видишь, как по трассе мимо Каменки туда-сюда бензовозы шастают...
        Сеня вдруг застыл, уставившись куда-то за спину Полынова.
        - Ну вот, Бугай появился... - недовольно процедил он.
        Никита повернул голову и увидел, как в дверях кафе показался бармен с подносом бутербродов в руках. Бармен остановился на пороге и свистнул в два пальца. И тотчас к нему с дробным топотом босых ног устремились пацаны, устроившиеся в скверике печь картошку.
        - Спасибо, дядя Митяй, спасибо!
        Они в мгновение ока разобрали бутерброды и трусцой возвратились к костру.
        "Остатки пиршества десантников", - понял Никита и невольно зауважал угрюмого бармена. Действительно, не выбрасывать же бутерброды, пусть лучше голодные пацаны доедят... И тут ему в голову пришло, что эти бутерброды получились чем-то вроде поминального угощения по безвременно ушедшим из жизни "чистильщикам". Но откуда ребятам знать, что в степи громыхнуло?
        - Эй, Митяй-Бугай! - крикнул Сеня. - Ты бы и нам чего под водочку с барского стола подбросил!
        Бармен ничего не сказал, даже не глянул в сторону торговцев и скрылся за дверью кафе.
        - Жмот! - зло процедил Сеня. Похоже, у него с барменом были личные счеты. - Крошки у него не выпросишь! Он лучше свиньям скормит, чем нас чем-то угостит... Видал, какая жирная хавронья выводок поросят за собой здесь водит? Да черт с ней, с хавроньей, Бугай наш бизнес подрывает, пацанву на дармовщину подкармливая! Потенциальных клиентов отваживает. Кто же из них тогда наш товар покупать будет?
        - Сеня, не кипятись попусту, - примиряюще пророкотал басом увалень Миша. - У этих пацанов отродясь копейки не было и не будет. Какие они клиенты...
        - Ты смотри, защитник нашелся! - ни с того ни с сего взбеленился Сеня и впился в Мишу разъяренным взглядом.
        Никита понял - еще немного и начнется потасовка. А вот это ему абсолютно ни к чему. Милиции он в городке пока не видел, но она, несомненно, имелась. Ни бегать от нее, ни, тем более, провести ночь в КПЗ в его планы не входило.
        - Спокойно, ребята, - вмешался он. - Раз Митяй вас не угощает, я угощу. Тезка, тащи бутылку водки и десяток бутербродов. Сколько с меня будет?
        Готовых бутербродов оказалось всего три - все-таки ребята знали цену своему товару и продукты попусту не переводили, - но Миша тут же приготовил новые, с копченой колбасой и солеными огурчиками. А водку Коля поставил "смирновскую" - почему бы надурняк не выпить хорошей водяры?
        Все обиды за столом сразу забылись.
        - Ну, мужик, уважил! - повеселевшим голосом сказал Сеня, разливая по стаканчикам водку. - Не переживай, ночлег мы тебе организуем.
        Они выпили. Водка, хоть и теплая, была хороша, но Полынов вдруг почувствовал себя так, будто она попала "не в то горло". Нет, она не обожгла гортань и по пищеводу проскользнула как "по маслу", но когда достигла желудка, Никита чуть ли не осязаемо ощутил, как там начали переворачиваться макароны с сухарной крошкой, отварная печень, орешки, консервированные кальмары... И это уже не было похоже на простое пищевое отравление. Что-то более серьезное происходило с организмом Полынова, но что именно, он гадать не стал. По вопросам здоровья лучше всего обращаться к врачам, но времени на это не было. Очень все некстати получается...
        - Чего это ты, мужик? - спросил Коля, внимательно глядя в лицо Никите. - Водка не пошла?
        - Все нормально, - с усилием выдавил Никита, мотнул головой и надкусил огурец. - Устал просто. Жара у вас днем была - не приведи господи...
        - Ну да, в Тюмени такой нет, - согласился Коля.
        И в этот момент на дороге появились старенькие "жигули". Фырча неотрегулированным двигателем, машина подкатила к рынку и остановилась как раз напротив компании. Номера у машины были тюменские, но Полынов вставать не стал. Связник знал Никиту в лицо, а он - нет, поэтому инициатива при встрече принадлежала связнику.
        Дверца машины открылась, и из салона выбрался... Алексей. Руки по локоть были перепачканы тавотом, свежие пятна смазки имели место на стареньких джинсах, рыжей футболке и даже на лице. В общем, все указывало на то, что "поломка" в пути была серьезная и времени на починку машины шофер убил уйму.
        - Бражничаешь... - недовольно сказал Алексей. - А я на солнцепеке чуть рассудком не двинулся. Без воды и голодный, как черт.
        Он подошел к выставленным на прилавок товарам, схватил бутылку минеральной воды, открыл и стал жадно, захлебываясь, пить из горлышка. Даже Полынов поверил в его жажду.
        - Присаживайся к нам, перекусишь, - предложил Сеня, ставя на землю еще один раскладной стульчик.
        Ребята предупредительно раздвинулись, освобождая у стола место еще одному человеку.
        Алексей оторвался от бутылки, перевел дух.
        - Нет, ребята, спасибо, - отрицательно покачал он головой. - Куда я за стол в таком виде? - Он показал ладони. - Первым делом хочу помыться, а затем перехватить на скорую руку и спать, спать... Ты договорился насчет ночлега? - сердито уставился он на Полынова.
        - Ага, - кивнул Никита. - В Доме отдыха на водохранилище.
        - Там и душ есть, - подсказал Санек.
        - То, что надо! - обрадовался Алексей. - Николай, купи у ребят, что пожрать, и поехали побыстрее. Устал я - мочи нет!
        Глава двенадцатая
        Загрузив в "жигули" два объемных пакета с продуктами и напитками, Никита сел на переднее сиденье, Алексей включил зажигание, и машина, привередливо зафырчав, тронулась с места. Ребята-торговцы, весьма довольные, что среди ночи им неожиданно "пофартило" со щедрыми покупателями, помахали на прощание руками.
        Отъехав от рынка, Алексей протянул Никите руку и сказал:
        - Ну, здравствуй, Николай Додик.
        - Здравствуй, Павел Буркин. - Никита пожал его ладонь. - У тебя что, действительно поломка в пути была? На полчаса опоздал.
        Алексей фыркнул, подражая двигателю "жигулей".
        - Ты еще спроси, откуда на машине тюменские номера.
        "Да уж, вопрос я задал, - поморщился Полынов. - Глупее не придумаешь".
        - Не спрошу.
        - Зато я тебя спрошу, - не поворачивая к Никите головы, сказал Алексей. - Что это с полчаса назад громыхнуло в Каменной степи?
        Никита пожал плечами.
        - Откуда мне знать? Учения...
        Кажется, недоумение у него получилось вполне натуральным.
        - Тогда почему от твоих рук за три версты пластидом несет? - спокойно спросил Алексей, по-прежнему не отрывая глаз от дороги. Так спокойно, будто ответ его вовсе не интересовал. Словно он спрашивал о политической ситуации где-то в Гондурасе или еще какой-нибудь Тмутаракани.
        Никита чертыхнулся.
        - Случай удобный представился, - раздраженно буркнул он. Спецкоманда, которая вчера уничтожила наш самолет, прикатила на вездеходе в город свою "удачную" акцию обмыть. Ну, я и...
        - Молодец... - сквозь зубы процедил Алексей. - Можно сказать, ты на нашей операции жирный крест поставил.
        - Не я ее перечеркнул, - возразил Никита. - После взрыва самолета мне в Каменной степи в любом случае нельзя показываться.
        - Это ты верно подметил. - Алексей бросил на Никиту быстрый взгляд и снова вперился в темноту за ветровым стеклом. Дорога на водохранилище была разбитой до невозможности и требовала постоянного внимания. - Я прибыл сюда, в основном, с целью твоей эвакуации. И, если бы не твои необдуманные действия, завтра бы уехали отсюда среди дня как "белые люди". А придется драпать рано поутру и, возможно, пробиваться с боем...
        - Насчет боя, это ты, пожалуй... - попробовал возразить Полынов, но Алексей его оборвал.
        - Не строй иллюзий! В штабе учений сидят матерые эфэсбэшники, и им определить, что взрыв вездехода есть не прискорбная случайность халатного обращения пьяной спецкоманды со взрывчаткой, а спланированный теракт, - раз плюнуть! Ну а вычислить в Каменке посторонних людей и того проще. Одна надежда, и то слабая, что расследование взрыва отложат до утра.
        - Так в чем дело? - пожал плечами Никита. - Давай сейчас "рвать когти".
        Усталость вдруг навалилась на него, и Полынову стало абсолютно все равно, каким образом они будут выбираться из Каменки - "как белые люди" или с боем. Восстановить силы после вчерашних изнурительных солнечных ванн на "пляже" Каменной степи не удалось, к тому же желудок опять начинал давать о себе знать. Язву, что ли, напророчил ему бармен из "Минутки"? Как некстати...
        - Если бы моей заботой был только ты, так бы и поступил! - отрубил Алексей, нервно закуривая сигарету. - Есть у нас здесь еще дела.
        В неверном свете фар слева от дороги появилась высокая бетонная ограда, за которой на фоне звездного неба черным силуэтом возвышалось мрачное здание. Ни одно окно в здании не светилось, за оградой не горел ни один фонарь - в психбольнице экономили электричество. Когда бетонный забор закончился, дорога свернула налево, и они выехали на неширокую дамбу. Уровень воды в водохранилище сильно понизился, камыши вдоль дороги высохли, и водяное зеркало с трудом угадывалось по отраженным в глубокой чернильной яме звездам сквозь мельтешащий стробоскопическим эффектом сухостой. Сразу же за дамбой, теперь уже с правой стороны дороги, замелькал низенький редкий штакетник, некогда крашенный известкой, а теперь обветшалый, облезший, кое-где зияющий прорехами между бетонными столбиками. Проехав вдоль него метров двадцать, Алексей свернул в одну из таких прорех, с хрустом переехал остатки гнилого штакетника и заглушил двигатель у крыльца небольшого, явно на одну комнату, дощатого летнего домика.
        - Посиди здесь, я за ключами схожу, - сказал Алексей и протянул Никите тюбик. - Заодно пальчики намажь, нечего нам отпечатки, где ни попадя, оставлять.
        Дверца "жигулей" хлопнула, и Никита вдруг запоздало понял, что в Каменке его напарник не впервой. Положим, дорогу к водохранилищу можно изучить по карте, но знать, где именно в Доме отдыха можно остановиться посреди ночи и где искать сторожа, чтобы оплатить проживание и взять ключи, мог только человек, который тут уже бывал. Впрочем, ничего удивительного. Армейские учения в Каменной степи начались две недели назад, и спецотдел Дерезницкого вряд ли это время сидел, сложа руки, дожидаясь "компетентного специалиста" из Центральной Африки.
        Полынов намазал руки пастой из тюбика, подождал, пока она застынет на коже тонкой пленкой, и вышел из машины. Его опять стало поташнивать, голова закружилась, он оперся о капот "жигулей", пару раз глубоко вдохнул и запрокинул лицо к небу.
        На мгновение показалось, что он падает, но не на землю, а туда - в россыпь звезд. Летит, как в бездонный колодец, все убыстряясь, но ни одна звезда не приближается к нему ни на йоту. Так же, как и восемь тысяч лет назад, когда на Земле начали зарождаться зачатки человеческой цивилизации, равнодушно и холодно взирают они с небес на людскую суету и не замечают ее. Что такое восемь тысяч лет в жизни звезд? Один миг... Впрочем, для человеческой популяции тоже немного. Всего восемьсот поколений, восемьсот прямых предков стоит между ним, Полыновым, и тем, кто выдумал колесо, от изобретения которого и завертелась круговерть цивилизации. В одну девятиэтажку на восемь подъездов (точно такую, как в Гольяново, где Дерезницкий купил Полынову квартиру) поместились бы все его предки - как уж тут не подумать о смехотворности времени существования человечества, о его бренности и о тщетности хоть как-то проявить себя под неусыпным, но равнодушным взглядом небес...
        - Эй, звездочет, - тихо позвал Алексей. - Забирай пакеты из машины и милости прошу.
        Он достал из багажника сумку, взошел на крыльцо, отпер дверь, включил внутри домика свет.
        Никита вздохнул, взял с заднего сиденья пакеты с провизией и направился в дом. Будь проклят Эйнштейн, доказавший, что все в мире относительно, и тем самым лишивший человека веры в бога. Ибо то, что для Вечности миг, для человека - целая жизнь, а потому ни человеку бога, ни богу человека не понять; и что есть бог, что нет его - все едино. По крайней мере, молиться ему бесполезно... Впрочем, хватит философствовать и витать в горних эмпиреях, пора возвращаться к насущным проблемам.
        Комнатка внутри домика оказалась еще меньше, чем представлялась снаружи. Одно окно, крашенные серо-голубой водоэмульсионной краской стены, обшарпанный деревянный пол с широченными щелями, две кровати с панцирными сетками, голыми матрасами и подушками, три жестких стула, стол с причудливым орнаментом пятен на некогда полированной столешнице, рассохшийся шкаф. Маломощная лампочка свисала с потолка на голом шнуре, и радовала глаз только приоткрытая дверь в душевую.
        - Вода есть, но холодная, - предупредил Алексей, заметив, как оживилось лицо Никиты при виде душа. - Поставь пакеты на стол, достань из шкафа постельное белье и застели кровати.
        - Мы что, еще и спать будем? - с сарказмом заметил Полынов.
        - Если повезет, то вздремнем, а нет - сделаем вид, что ночевали... Алексей закрыл на шпингалет внутренние ставни и выложил из сумки на стол портативную рацию и сотовый телефон. - Дай-ка мне твой пентоп и лазерный диск.
        Когда Никита закончил заправлять постели и посмотрел на Алексея, тот с кем-то оживленно обменивался сообщениями на компьютере.
        - Можешь пока помыться, - скосив на Никиту глаза, разрешил он. Только руки после душа не забудь опять натереть пастой. Не сжигать же нам домик по отъезду.
        - Ты мне переодеться что-нибудь взял?
        - Извини, но весь гардероб остался на московской квартире, - не преминул съязвить Алексей. - По "легенде" отставному капитану Додику положено в форме щеголять. Никто не предполагал, что ты в Каменке по личной инициативе переквалифицируешься из интенданта в минера.
        - Ну а мыло хотя бы захватил?
        - Мыло есть. И мочалка тоже. Возьми в сумке.
        Полынов разделся, бросил одежду на стул и прошлепал босыми ногами в душ. Насчет отпечатков пальцев Алексей явно перестраховывался - для современных методов опознания достаточно волосинки, чешуйки перхоти, чтобы по ДНК определить идентичность личности. А в данной ситуации и этого не нужно - по косвенным данным, по описанию свидетелями внешнего облика в ФСБ легко опознают своих бывших сотрудников и внесут их в "черный список". За убийство спецназовцев расплата одна, и дело никогда не доводится не то, что до следствия и суда, а даже до задержания.
        Мылся Никита с огромным наслаждением. Казалось, он смывает не только пыль и грязь с тела, но и кровь своей вендетты с души. Холодная вода взбодрила, привела в порядок мысли. Исчезла усталость, вновь возобладала бодрость духа и настроила его на работу. Философия - она для слабых и беспомощных, пытающихся оправдать свое существование на грешной земле. Богу - богово, а у Полынова свой путь в жизни.
        Одно обстоятельство, правда, несколько огорчило Никиту. Хирургический разрез на бедре, сделанный на даче Дерезницкого, когда Никита извлек из-под кожи нематоду, воспалился и загноился. Неудивительно. Повязки на подобных ранах положено менять раз в сутки, а сам пациент должен если не находиться на постельном режиме, то, во всяком случае, не бегать, прыгать, ползать, закладывать мины, при этом страшно потея, нервничая и перенапрягаясь.
        Когда Полынов вышел из душа, Алексей сидел у стола в одних плавках, а перед ним на экране работающего компьютера высвечивался какой-то текст. Вместо верхнего света горела невесть откуда взявшаяся настольная лампа, пакеты с провизией были раскрыты, и на столе стояли две тарелки с горками бутербродов, начатая бутылка коньяка, два пластиковых стаканчика. Алексей закончил свою работу, не дождавшись Никиты, выпил, а теперь закусывал.
        - Наконец-то! - воскликнул он, прожевывая. - Я уж думал тебя за уши из душа извлекать! Пришлось грязными руками стол накрывать. - Он встал со стула. - Садись, перекуси, заодно с информацией по Пущино ознакомься. У тебя есть полчаса, пока спутник за горизонт не зашел, а я пойду мыться.
        Тут он заметил воспаленную рану на бедре Полынова.
        - Что это?
        - Бандитская пуля... - отмахнувшись, поморщился Никита. - У тебя аптечка имеется?
        - В сумке, - коротко ответил Алексей и скрылся за дверью душа. Оттуда послышался шум воды и совершенно немузыкальное мурлыканье нехитрого мотивчика без слов.
        Когда Никита начал обрабатывать рану, она ему окончательно не понравилась. Края раны потемнели, вокруг нее расплылось фиолетовое пятно, а чтобы выбрать весь гной, потребовалось три тампона. В общем, кондиция не для перевязки в полевых условиях, но деваться некуда. Хорошо, в аптечке у Алексея были сильнейшие антисептики и мощные антибиотики пятого поколения. Обработав рану и всадив из шприца в мышцу бедра лошадиную дозу антибиотика, Полынов заклеил рану лейкопластырем и оделся. И только тогда впервые попытался "привязать" рану к своему желудочному недомоганию. Если это звенья одной цепи и кровь сейчас разносит по организму личинки нематоды, то его дело швах. Вряд ли в России найдется лекарство от этой тропической напасти. Зря он не послушался Сан Саныча и не прихватил с собой его "волшебную" травку, из которой получался гадкий по вкусу отвар, но зато все проблемы с нематодами снимались в одночасье. Хоть садись, пиши покаянное письмо в Центральную Африку и проси выслать чудодейственную травку...
        Никита вздохнул. Никогда он не получит от Сан Саныча волшебной травки, но вовсе не потому, что пересылка лекарственных сборов запрещена (таможенники все сожгут, так как для них любая сушеная травка в посылке марихуана), а потому, что нет теперь у Полынова обратного адреса и вряд ли когда будет, даже если Дерезницкий расщедрится и сделает ему пластическую операцию. Всю оставшуюся жизнь придется провести вне закона. Но это абсолютно не волновало Никиту. Он знал, на что шел, и давно был готов к подобному повороту в своей судьбе. Другое было обидно, - что никогда он не получит весточки от Сан Саныча, да и с отправкой письма старому доктору в Центральную Африку тоже будут сложности. Перлюстрацию письмо обязательно пройдет, а поскольку придется писать прямым текстом, то в ФСБ мгновенно поймут, от кого оно. Не хотелось бы причинять доктору Малахову неприятности на старости лет...
        Никита опять намазал защитной пастой руки и сел к компьютеру. Времени до ухода спутника связи из зоны видимости осталось всего ничего, а досье по Пущино составляло более шестидесяти страниц плотного текста, поэтому пришлось знакомиться с ним "по диагонали". Главное было ухватить общую картину исследований Лаврика до его вербовки на "точку С", а детали можно уточнить потом - либо на одной из баз спецотдела Дерезницкого, если Никиту снимут с оперативной работы в Каменной степи, либо по тому же компьютеру в более подходящей обстановке.
        Содержание аннотаций по плановым и хоздоговорным работам Лаврика за четыре последних года его научной деятельности в Институте молекулярной биологии не давало никаких оснований для засекречивания сведений и, тем более, продолжения исследований в этих направлениях под патронатом военного ведомства. Зато данные по внеплановой работе, проведенной Лавриком через научную часть института как кандидатская диссертация, представляли интерес, хотя сведения были весьма скудны и отрывочны. Более того, за три месяца до вербовки на "точку С" сведения о направлении работы по кандидатской диссертации исчезают напрочь, а краткая запись в отделе кадров сообщает о переводе Лаврика Валерия Васильевича из отдела цитологии простейших организмов в отдел генетических мутаций, возглавляемый к тому времени уже членом-корреспондентом Академии наук Петрищевым Вениамином Аркадьевичем. Мотивировка перевода была весьма банальна - член-корр. АН России Петрищев В. А. "милостиво" согласился быть научным руководителем диссертационной работы Лаврика. "Жертва" Валерия Лаврика была Полынову понятна - получить ученую степень в те
времена без научного руководителя, тем более в столь спорной области, как межвидовая мутация организмов, что до сих пор, по мнению многих авторитетных ученых, является шарлатанством, было абсолютно невозможно. Но что же тогда в работе младшего коллеги обнаружил Петрищев, до того яростно нападавший на его исследования, если столь резко поменял свое мнение? Что-то явно неординарное - хватка у Петрищева была железная, и хотя в науке он представлял собой серую посредственность, зато нюх на перспективные разработки имел исключительный и умел паразитировать на чужих "мозгах". Надо же, как развернулся - членом-корреспондентом Академии наук стал, свою лабораторию генетики расширил до отдела генетических мутаций...
        К сожалению, обрывочные сведения о работе Лаврика практически не давали никакой пищи для ума. Лабораторный журнал Лаврик вел весьма небрежно, но это и понятно - по личным исследованиям ему не перед кем было отчитываться. Разобраться же постороннему человеку в этих записях не представлялось возможным, поскольку ни в одном запротоколированном эксперименте не было указано цели, используемой аппаратуры, реагентов, наконец, объекта исследований. Голые цифры по дозе СВЧ-облучения, расстоянию от источника излучения до объекта, составу питательной среды, времени жизни объекта и тому подобным параметрам ничего не говорили. А редкие заметки в конце некоторых экспериментов типа: "длина волосяного покрова на тритоне превысила три сантиметра" или "зубы у головастика выросли до такой степени, что исключили возможность поглощать пищу", свидетельствовали лишь о том, что Лаврику действительно удалось кое-чего достичь в области межвидовых мутаций. Косвенно это подтверждало, что карантин в Каменной степи является следствием экспериментов Валерия Лаврика, но вот что конкретно и каким образом он достиг, оставалось
загадкой. Волосяной покров на тритоне не мог вызвать такую панику в ФСБ, чтобы скрупулезно, метр за метром, заливать степь горящим керосином...
        И здесь из попавших в руки оперативников Дерезницкого документов больший интерес представляли счета на оборудование и материалы да перечень адресов трех десятков научных специалистов по всему миру, с которыми Лаврик вел личную переписку до того, как перешел в отдел Петрищева. Никита внимательно проанализировал счета и пришел к выводу, что единственным источником излучения в экспериментах Лаврика являлся некий самодельный био-СВЧ-генератор. Так, по крайней мере, обосновывалась конечная цель в заявках на оборудование и материалы. И действительно, все заказанные приборы соответствовали подобному обоснованию, а из материалов вызывало некоторое недоумение лишь полтонны листовой стали. Впрочем, из нее, очевидно, в мастерских института соорудили камеру для облучения объектов... Либо корпус пресловутого био-СВЧ-генератора.
        Никита ознакомился с перечнем адресатов Лаврика и к своему удивлению обнаружил среди них доктора Киллигру из Исследовательского центра по проблемам вирусологии во Флориде. Надо же, как порой судьбы переплетаются... Впрочем, доктору Киллигру Лаврик направил всего одно письмо, и было неизвестно, ответил ли тот. А вот с неким Юрием Владимировичем Дзян Кан-дженом из Сельскохозяйственного института при Хабаровском отделении АН России у Лаврика завязалась весьма активная переписка - двенадцать писем... Любопытная фамилия у Юрия Владимировича...
        И тут Никита вспомнил. Как озарение на него нашло, и все сразу стало на свои места. Именно Дзян Кан-джену принадлежит честь открытия в науке такого направления, как искусственно вызванные межвидовые мутации. И био-СВЧ-генератор тоже являлся его изобретением, благодаря которому Юрий Владимирович добился неслыханных результатов. То, что раньше было фантастикой, или прерогативой бога, стало реальностью. Впрочем, какие-то пятьдесят лет назад и кибернетику обзывали лженаукой, а генетика ходила в "продажных девках" капитализма... Усиливая своим генератором биоизлучения женской половозрелой особи одного вида, Дзян Кан-джен облучал зародышевые формы другого вида и в результате получал странных монстров типа рогатых кроликов, волосатых цыплят, зубатых уток... Даже початок кукурузы оброс колосьями ржи. Правда, целенаправленных мутаций Юрию Владимировичу достичь не удалось, равно как и стабильной жизнестойкости выведенных особей* .
        Непонятно только, почему это направление так и не получило в научном мире ни широкой огласки, ни поддержки. Разве что никому не известный научный сотрудник Лаврик отважился продолжить работы... Не из этого ли "теста" и "плоскозубые" каннибалы в Пионере-5?
        Экран компьютера мигнул и высветил предупреждение, что до конца сеанса связи осталось пять минут. Полынов спохватился и увеличил скорость просмотра текста. С экспериментами Лаврика кое-что прояснилось, и теперь Никиту интересовали живые свидетели. К сожалению, из пяти оставшихся в живых фигурантов "точки С" удалось обнаружить только Петрищева. Но толку от него было мало. Шел ему уже семьдесят шестой год, он впал в старческий маразм и находился под присмотром молодой жены, Лидии Петровны Петрищевой, двадцати девяти лет.
        "Надо же, что старичок на склоне жизни учудил! Женился на молоденькой!" - непроизвольно отметил про себя Никита, но то, что он прочитал дальше, заставило задуматься. Оказывается, Лидия Петровна работала в отделе своего будущего мужа вначале в качестве лаборантки, потом, закончив заочно институт, младшим научным сотрудником, затем, не успев защитить диссертацию из-за болезни мужа, стала исполняющим обязанности руководителя отдела генетических мутаций. По косвенным данным она являлась продолжателем работ мужа и, вероятно, была в курсе работ на "точке С". К сожалению, провести с ней очную встречу не удалось, так как на настоящий момент она находилась в командировке...
        Где была в командировке Лидия Петровна Петрищева, Полынов так и не узнал, поскольку экран компьютера мигнул и, высветив табличку об обрыве связи, отключился.
        Никита разочарованно вздохнул и откинулся на спинку стула. Хоть и не удалось прочитать полностью отчет агента по Пущино, но информации к размышлению он получил предостаточно. Даже больше, чем ожидал. Оправдались его самые наихудшие подозрения. Ядерная бомба ничто по сравнению с новым, не имеющим аналогов в природе вирусом, искусственно созданным в результате генной инженерии. На обывателя, конечно, ядерная бомба производит гораздо большее впечатление - как же, в одно мгновение может превратить в ничто десятки миллионов человек. А вирус? Он убивает тихо - и те же десятки миллионов обреченных по всему миру носителей СПИДа воспринимаются совсем иначе. Невдомек обывателю, что ядерная бомба действует локально - пусть и с последствиями радиоактивного заражения местности, а новый искусственный вирус, передающийся дыхательно-капельным путем, будет действовать глобально. И стоит в какой-то лаборатории генной инженерии создать подобный смертельно опасный вирус, не имеющий аналогов в природе, а затем выпустить его "на волю" - через год-два ни одного человека на Земле не останется...
        Дверь душевой распахнулась, и оттуда вышел Алексей, ожесточенно растирая голову полотенцем.
        - Ознакомился с документацией? - спросил он. - Времени хватило?
        Полынов кивнул, не став вдаваться в подробности.
        - Вот и хорошо. - Алексей аккуратно сложил полотенце, сунул его в полиэтиленовый пакет, а пакет бросил в сумку. - Ты почему ничего не ел? Сыт, что ли? - спросил он, заметив, что ни к бутербродам, ни к коньяку Никита не притронулся.
        - Не хочу.
        - Твое дело... - Алексей стал одеваться. - Подъем в три ночи. В половине четвертого, только светать начнет, нас здесь уже не должно быть. Поедем по объездной дороге, она выводит на магистральную трассу, где затеряться - раз плюнуть. На всякий случай возле въезда на трассу пересядем в джип - нас будут ждать.
        Полынов бросил взгляд на стол. Только сейчас он обратил внимание, что портативная рация и сотовый телефон со стола исчезли. Значит, Алексей времени не терял, связался с группой прикрытия и обеспечил отход.
        - А с "жигулями" как поступим? - спросил он. - Они засвечены...
        - Спрячем в пришоссейной лесопосадке. И через полчаса... - Алексей заправил в джинсы рубашку и с прищуром уставился на Полынова, - отправим "жигули" вдогонку за БТРом генерала Потапова.
        Никита поморщился. Спрашивается, сколько можно за несанкционированную диверсию пенять?
        - Это был легкий вездеход, - буркнул он.
        - Хорошо, за вездеходом, - согласился Алексей.
        - Значит, я могу лечь спать? - осведомился Никита.
        - Нет, не можешь, - неожиданно жестко отрезал Алексей.
        - Почему?
        - Тс-с... - приложил палец к губам Алексей и перешел на шепот: Прислушайся...
        Никита повернул голову к закрытым ставням и услышал слабый шум автомобильного мотора. Машина подъехала к домику и остановилась. Хлопнула дверца, а затем раздались осторожные шаги.
        Полынов потянулся к кобуре, но Алексей движением руки остановил его, в то же время жестом приказав соблюдать внимание.
        В дверь стукнули два раза костяшками пальцев, а затем провели ногтями по филенке. Будто кошка поскреблась.
        - Свои... - прошептал Алексей и опять сделал рукой два быстрых жеста.
        Никита погасил настольную лампу, все-таки выхватил из-под мышки пистолет и бесшумно скользнул к стене. Даже если свои, излишняя предосторожность в сложившейся ситуации не помешает.
        Алексей приоткрыл дверь, выглянул.
        - Зайди, - тихо сказал он.
        - Нет, - так же тихо отозвались с крыльца. - Давайте вначале товар перегрузим...
        - Ты один приехал?
        - Да-да... Давайте быстрее... - в голосе прибывшего прозвучали просительные нотки.
        - Хорошо, - согласился Алексей, вышел из домика, но дверь оставил приоткрытой.
        Полынов скользнул к двери, держа пистолет наготове. Лужайку перед домиком заливал пепельный свет взошедшей луны, и рядом со стоявшими "жигулями" Никита увидел темно-серую "мазду". Быстрым взглядом окинув окрестности и не заметив ничего подозрительного, Никита наконец обратил внимание на приехавшего. В милицейской форме, среднего роста, упитанный, с отвислым животом и явно не спортивной фигурой. На погонах форменной рубашки тускло отсвечивало по четыре звездочки. Судя по тому, как встретил капитана милиции Алексей и как тот нервно суетился, мент он был самый, что ни на есть, настоящий, к их работе имеющий отношение постольку-поскольку.
        Милиционер с Алексеем подошли к машинам, открыли багажники и стали перегружать "товар" из "мазды" в "жигули". Два автомата, два ящика боекомплекта и гранатомет "муха". Веселый, однако, отход из Каменки предполагал Алексей...
        При виде оружия Полынов невольно зауважал своего напарника. Случись Алексею во время совместной операции совершить несанкционированную акцию, ох и досталось бы ему от Никиты! С дерьмом бы смешал. А Алексей своих эмоций практически не показал. Может, на потом приберегает - сейчас-то вместе кашу, заваренную Никитой, расхлебывать придется...
        Алексей с милиционером захлопнули багажники, направились к домику, и Полынов отступил в глубь комнаты. Первым, на правах хозяина, вошел Алексей. Ориентировался он в темноте прекрасно - когда включил настольную лампу, на ней уже было наброшено полотенце, отчего освещенным остался только стол, а вся комната по-прежнему продолжала тонуть во мраке.
        Мент, топтавшийся на пороге, прикрыл за собой дверь и шагнул к столу. Никита тотчас тенью скользнул за его спиной и повернул ключ в замочной скважине. Замок щелкнул, мент от неожиданности отпрянул к стене и вжался в нее спиной.
        - Мать вашу... - сдавлено пробормотал он, бегая глазами между Алексеем и Никитой. - Вас двое...
        - Садись, - индифферентно предложил Алексей, не вдаваясь в объяснения и не представляя Никиту.
        Милиционер опустился на стул, снял фуражку и принялся обстоятельно вытирать платком обильный пот, выступивший на обнажившейся лысине.
        - Предупреждать надо... - хмуро выдавил он. - Чуть кондрашка не хватила...
        - Предупреждаю, - спокойно сказал Алексей, тоже садясь на стул у стола, - снаружи у нас еще двое в кустах сидят. Так что имей в виду.
        Никита, оценив ситуацию, сел в тени на кровать, многозначительно водрузив руку с пистолетом на колени.
        - Да что вы, прямо... - пробубнил мент. - Я ведь на вас работаю...
        - Береженого и бог бережет, - отрубил излишние вопросы Алексей.
        Капитан перевел бегающий взгляд на стол и увидел открытую бутылку коньяка. Глаза у него загорелись.
        - М-можно... выпить? - пересохшим горлом выдавил он.
        - Можно.
        Мент налил почти полный пластиковый стаканчик и опрокинул в себя. Руки у него дрожали.
        - Еще можно?
        - А свою машину не угробишь? - с иронией поинтересовался Алексей.
        - Не... - переведя дух и немного оттаивая от испуга, сказал мент. Все нормально. Руки дрожать не будут...
        Он взялся за бутылку, будто получил разрешение.
        - Не наглей! - осадил его Алексей и отобрал коньяк. Однако, наткнувшись на сожалеющий взгляд мента, смилостивился и налил еще полстакана.
        - И все! - твердо сказал он, отставляя бутылку в сторону.
        - Все, все... - согласился мент и залпом осушил стакан. На этот раз он позволил себе крякнуть, занюхал спиртное тыльной стороной руки и взял с тарелки бутерброд. Он было совсем расслабился, по всей видимости, приготовившись основательно поесть, но, наткнувшись на пристальный взгляд Алексея, поперхнулся и быстро прожевал бутерброд.
        - Закусил? - мрачно спросил Алексей, сверля его глазами.
        - Да.
        - Где микропленки?
        - Вот... - засуетился гость, извлекая из кармана две коробочки и опять сильно потея, так что на форменной рубашке в самых неожиданных местах проступили пятна. - Эта - сегодняшняя, проявить успел, а распечатать нет... А эту три дня назад получил... Вот и фотографии. - Он привстал и вытащил из заднего кармана брюк черный пакет. - Когда печатал, старался не смотреть, что там...
        - Что ж так? - насмешливо заломил бровь Алексей.
        - Да... Связался я с вами на свою голову... - внезапно разоткровенничался мент, косясь на пистолет в руке Полынова. - Лучше лишнего не знать.
        - Неужели торговля оружием безопаснее? - хмыкнул Алексей.
        - Так там же другая статья, - тяжело вздохнул мент, отводя взгляд в сторону. - А тут - измена Родине...
        Алексей тихо рассмеялся.
        - Дурашка! Сколько тебе объяснять, что мы не иностранные агенты, а наши, доморощенные. Если тебя возьмут, или, паче чаяния, сам каяться в ФСБ побежишь, там тебе статью об измене Родине клеить не будут. Почки отобьют, все выведают, а затем - контрольный выстрел в голову и всех делов.
        Мент застыл на стуле как изваяние.
        - Потому и не буду говорить тебе банальности, - наигранно равнодушным тоном продолжил Алексей, - что руки у нас длинные и мы тебя везде найдем. Если предашь, нечего искать будет, а труп нам твой ни к чему. Пусть вороны его на свалке клюют.
        Капитан сидел ни жив ни мертв. Лицо у него посерело, и он уже был не в состоянии вытирать с лица обильно катившийся пот.
        - Держи. - Алексей выложил на стол пачку долларов. - Это и за пленки, и за оружие. И не трясись так - закончатся учения, и ты нас больше не увидишь. Иди.
        Мент замедленным движением, будто находясь в трансе, взял со стола деньги и уже намеривался встать, как Никита остановил его.
        - Погоди, капитан. Есть пара вопросов.
        Мент, не успев спрятать с карман пачку, опять замер, очумело таращась на Полынова. Просто удивительно, как такой трус мог оказаться на работе в органах внутренних дел и, мало того, дослужиться до капитанских погон. Интендант он, что ли, как полумифический отставной капитан Додик?
        - Кто такой Митяй-Бугай? - задал Никита отвлекающий вопрос, чтобы затем перейти к главному.
        - Кто? - переспросил капитан. Видно мозги после "прочистки" у него работали плохо.
        - Бармен "Минутки", - подсказал Полынов.
        - Как - кто? Митяй...
        Мент непонимающе перевел взгляд с Никиты на Алексея и обратно.
        - Я спрашиваю, на кого он работает. Кто хозяин кафе? - досадливо поморщился Полынов.
        - Он и есть хозяин. - Капитан постепенно стал приходить в себя. - Но все мы здесь под Богом ходим... - Он попытался улыбнуться. Улыбка получилась жалкой. - Бог - это Богаченко. Наш мэр.
        - Ага, - кивнул Никита. - А парень такой... Он сегодня в кафе воду "Серебряный ключ" привозил... Он кто?
        - На пикапе?
        - Да.
        - Игорь Антипов. - Капитан наконец оправился. Вероятно, когда-то был участковым и теперь попал в свою стихию. Положено участковому знать всю подноготную каждого жителя Каменки. - У них с тестем в Куроедовке небольшой заводик по производству этой воды.
        - А он под кем ходит?
        - Он? Под Бесом... Бессоновым то есть, - поправился капитан. - Ну... Главой администрации Пионера-5. Ходил под ним, точнее. С тех пор, как по слухам ФСБ Беса. . Бессонова грохнула, Антипов сам себе хозяин. Но это ненадолго. - Мент почему-то злорадно ухмыльнулся. - Вот вернется Бог... Богаченко то есть, он этого Игоря под себя точно подомнет!
        - А где ваш мэр сейчас? - вроде бы равнодушно поинтересовался Никита.
        - В командировке... - Капитан вдруг заговорщицки подмигнул и, понизив голос, доверительно сообщил: - На самом деле деру дал. Боится. Они с Бесом друзьями были. Но как учения закончатся, так обязательно вернется. У него здесь все.
        - А ты, значит, и на Бога, и на Беса работаешь, и под нашу дудку пляшешь... - задумчиво заключил Полынов. - Хорошо, иди.
        То, что его интересовало об Игоре Антипове, он выяснил, а глубже копать было опасно. Не хотел Никита, чтобы трусливый капитан обратил особое внимание на его спасителя. Зачем хорошему человеку проблемы создавать? У него и своих, похоже, предостаточно - чего, например, одна злорадная ухмылка мента стоит.
        Капитан милиции исчез из домика в мгновение ока. Дробно стуча каблуками, скатился с крыльца, хлопнул дверцей "мазды" и на максимальной скорости рванул с территории Дома отдыха.
        Алексей проследил за его отъездом, глядя в щель между ставнями.
        - Слякоть... - пробормотал он и брезгливо поморщился. - С кем только не приходится работать... - Он повернулся к Полынову и уставился на него пристальным взглядом. - Что это ты выяснял?
        - Да так... Интересно стало, что за человек Игорь Антипов. Он меня в Каменной степи от жажды спас и сюда привез.
        Алексей еще некоторое время внимательно рассматривал Никиту, затем кивнул, будто соглашаясь со своими мыслями.
        - Ладно. Пусть будет так. Вернемся к нашим баранам...
        Он открыл черный пакет и веером разбросил по столу фотографии. Одного взгляда на снимки Никите хватило, чтобы брови у него подскочили. На фотографиях была заснята карантинная зона. Окопы, солдаты, поливающие степь из огнеметов, штабные вагончики... Офицеры у БТРа... А вот кто-то в скафандре высшей защиты берет пробу грунта внутри периметра... Вот его же поливают огнем из огнемета, а тут он начинает снимать с себя закопченный скафандр. Надо понимать, весьма жаропрочный скафандр, а обжигают его в качестве дезобработки. Вот солдаты убивают из автомата сайгака, пытающегося прорваться из зоны карантина сквозь огненное кольцо... Дальше - обугленный труп сайгака... А вот еще один обугленный труп, но уже человека. Снят в нескольких ракурсах: сбоку, с головы, сверху. Странный какой-то труп непропорционально длинные кисти рук, горб спереди и сзади... Неужели огонь может так обезобразить? Впрочем, здесь, скорее другое. Необычный яйцевидный череп скалился с фотографии двумя рядами непомерно длинных, устрашающе огромных плоских зубов. Прав был сошедший с ума гражданин Осипов - именно плоских, как долота, и
никак иначе. Иного эпитета не подберешь.
        - Откуда это? - удивленно спросил Никита, тыча в фотографии пальцем. Съемку вели с расстояния не далее десяти метров, и ни о какой космической съемке здесь не могло идти речи.
        - Откуда, откуда... - довольным голосом пробормотал Алексей. - Оттуда. С учений.
        - Каким образом?
        - Обыкновенным. Солдаты, они ведь тоже кушать хотят, и каждый день их грузовик за продуктами в Каменку мотается. То на мясокомбинат, то на хлебозавод. Вот мы прапорщика и завербовали съемку для нас вести.
        Никита тяжело вздохнул.
        - Слушай, Леша, в этом государстве хоть один честный человек имеется? Офицеры оружие направо-налево продают, спецназ самолет МЧС расстреливает, мэр города - отпетый уголовник, милиционер Родину готов продать, лишь бы хорошо заплатили...
        - Есть, Никита, еще остались, - серьезно ответил Алексей.
        - Кто? Кто, Леша?
        - Мы, - просто ответил Алексей.
        Никита невесело хмыкнул.
        - Я имел в виду людей не из частных контор, а на государственной службе...
        - А мы и есть "государевы" люди, - спокойно сказал Алексей, продолжая рассматривать фотографии. - Нет сейчас государства в России, но мы его сделаем и всю шваль, что сейчас управленческие посты занимает, сметем к чертовой матери... Ага! - победно воскликнул он, беря в руки одну из фотографий. - Вот ты где, голубушка! Понятно теперь, почему мы о твоей командировке ничего узнать не смогли.
        Он протянул снимок Полынову.
        - Разреши тебе представить - Лидия Петровна Петрищева собственной персоной!
        Никита взял снимок, глянул на него и обомлел. Фотография запечатлела миловидную, белокурую женщину на фоне бескрайней рыжей степи как раз в тот момент, когда она сняла с себя скафандр высшей защиты и распрямилась. Эту женщину Никита хорошо знал. По паспорту она была Лидией, но все в лаборатории ее звали Лилей...
        Глава тринадцатая
        Снился Никите кошмар. Будто бы они с Алексеем, отстреливаясь, уходят от погони и, задыхаясь, изнемогая, бегут среди ночи по беспредельной пустыне Каменной степи, как вдруг перед ними вырастает бетонная ограда психлечебницы. Не долго думая, они перелезают через высокий забор и оказываются почему-то во дворике дома трусливого мента позади сарая, где тот прячет оружие. Из-за ограды доносится приближающийся топот башмаков "чистильщиков" генерала Потапова, но тут, откуда ни возьмись, появляется белобрысый пацан в огромных штанах-юбке, шепчет: "Сюда!" - и ныряет в подкоп под стеной сарая. Никита устремляется за ним, но лаз неожиданно оказывается узким и длинным, как нора. Здесь душно и тесно, и Никита, отчаянно напрягаясь, ломая ногти, с трудом протискивается метр за метром, но, кажется, норе конца-края не будет... Наконец он все-таки выбирается в огромное, типа ангара, тускло освещенное помещение, сплошь заставленное ящиками с оружием и боеприпасами.
        "То, что нам надо, - думает Никита. - У нас как раз патроны закончились..."
        И вдруг замечает, что пацан куда-то исчез. Нет пацана, будто и не было.
        "Помоги... - внезапно слышит он сзади сдавленный голос Алексея. - Я застрял..."
        Он оборачивается и видит, что из подкопа под стеной вместо Алексея к нему протягивает руки Леночка Фокина. Ничуть не удивившись, Никита хватает ее за руки, пытается тащить... И тут понимает, что никакая это не Леночка, а белокурая Лилечка в скафандре высшей защиты, но без шлема.
        "Ты!? - изумленно спрашивает Никита. - Каким образом?.."
        В этот момент кто-то огромный прыгает ему на спину и стискивает в объятиях так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни рукой пошевелить Никита не может. С огромным трудом он поворачивает голову и видит перед собой лицо "чистильщика" Васи, глаза которого закрывают многострадальные зеркальные солнцезащитные очки. "Попался, подрывник!" - орет Вася и растягивает губы в злорадной улыбке. А изо рта у него начинают расти огромные плоские зубы каннибала из поселка Пионер-5...
        Тошнота подкатила к горлу, и Полынов, вскочив с кровати, бросился в душевую. Минут пять его выворачивало наизнанку, а затем он долго приходил в себя, сидя на мокром полу и слушая капель из неплотно закрытого душа. В ушах звенело, тело охватила предательская слабость. Не удивительно, если желудок двое суток отказывается принимать пищу.
        Немного придя в себя, Полынов глянул на часы. Половина третьего ночи. Значит, поспать уже не удастся, Алексей объявил подъем в три часа.
        Никита поднялся, в полнапора, чтобы не разбудить Алексея (если, конечно, тот не проснулся от характерного неблагозвучия из душевой), включил воду и тщательно смыл рвоту с пола. Затем прополоскал горло, умылся и на цыпочках вошел в комнату. Здесь было темно, лишь лучик призрачного лунного света пробивался в щель между ставнями, и Никита не видел своего напарника. Однако по ровному дыханию Алексея заключил, что тот спит, и с едким сарказмом порадовался за себя. Что, значит, спецподготовка - даже бесшумно блевать научился... А вот у Алексея с подготовкой, похоже, слабовато. Агент во время сна просто-таки обязан реагировать не только на звук, но и на движение, тем более резкое. Летел-то Никита с кровати в душевую со скоростью звука.
        Ориентируясь исключительно по памяти, Полынов бесшумно проскользнул между стульями, обогнул стол и выглянул наружу в щель между ставнями.
        Тоскливый лунный свет заливал лужайку перед домиком, серебрил крышу машины, кусты, молодые деревья возле штакетника, а дальняя перспектива затуманивалась в тусклой мгле. Ни один листочек не шевелился, настолько безветренной выдалась ночь, а ее тишину нарушали только цикады, привередливо верещавшие в сухой траве. Картина за окном была настолько статичной, безрадостной, усыпляющей внимание, что лишь краешком сознания Никита уловил мелькнувшую у штакетника тень. Словно ночная бабочка махнула крылом и, как привидение, растворилась в лунной мути.
        Чисто машинально, по выработанной в спецшколе привычке, Никита сфокусировал внимание, вернул в памяти сомнительный с точки зрения реальности эпизод и, "прокрутив" его перед глазами в замедленном темпе, как кинопленку, от неожиданности отпрянул от окна. Призрачная тень оказалась спецназовцем в полевой камуфлированной форме, который с профессиональной выучкой, не задев ни одной веточки на кустах, перепрыгнул через штакетник и исчез в ночи.
        - Что там? - тихо спросил Алексей ровным голосом, и Никита понял, что напарник уже давно не спит.
        - У нас "гости"... - также тихо ответил Полынов, продолжая пристально вглядываться в лунную ночь за окном. Похоже, предсказание Алексея, что им придется уходить из Каменки с боем, начинает сбываться. Все предпосылки налицо.
        - Сколько их?
        Алексей бесшумно соскользнул с кровати.
        - Видел одного спецназовца.
        - Где он?
        - Ушел по направлению к дамбе.
        По легкому шороху Никита догадался, что Алексей одевается.
        - Я сейчас выйду, - предупредил напарник. - Прикрой меня.
        Никита метнулся к своей кровати, выхватил из-под подушки пистолет и тут же вернулся на пост у окна.
        - Готов.
        Щелкнул замок, скрипнув, распахнулась дверь, и Алексей, не таясь, шагнул на крыльцо. Никита услышал, как он шумно потягивается, затем достает сигареты, закуривает, изображая полную беспечность. Но все это для "зрителей" - при любом подозрительном шорохе, движении тени Алексей был готов нырнуть в домик и занять вместе с Никитой круговую оборону.
        Однако на территории Дома отдыха все было спокойно. Ушли "гости". Убедились, что их подопечные находятся здесь, и ушли. Понятное дело, дощатые стены - не ахти какая защита от пуль, но и спецназовцы тоже понимают, что имеют дело не с дилетантами, и при попытке их захвата в домике они и своих людей человек пять потеряют. Потому и ушли занимать более удобные позиции. Умирать-то никому не хочется...
        Алексей потоптался на крыльце, затем спустился на лужайку и неторопливой походкой измученного бессонницей человека подошел к "жигулям". Отключив сигнализацию, словно от нечего делать постучал носком туфли по скатам, открыл капот, минуту покопался в моторе, вновь закрыл. Для проформы заглянул под днище, посветил фонариком. Нет, не дураки спецназовцы, чтобы по примеру Полынова мину закладывать. Это на вездеходы сигнализацию не ставят, а с легковыми машинами сложнее.
        Наконец, загасив окурок и сунув его в карман, Алексей, по-прежнему не торопясь, вернулся в домик и включил настольную лампу.
        - Все чисто, - коротко бросил он. - Тебе не привиделось?
        - Ага, - буркнул Полынов. - С жестокого похмелья кровавые мальчики мерещатся. Слышал, наверное, как я блевал?
        Алексей молча отстранил Никиту от окна и занял его место.
        - Одевайся.
        Никита быстро оделся.
        - Теперь опять займись наблюдением, а я буду собираться.
        Они снова поменялись местами, и Алексей взялся наводить в комнате порядок. Все вещи, вплоть до пустых стаканчиков и рваных пакетов из-под провизии, побросал в сумку, на всякий случай, хотя руки у обоих были защищены застывшим слоем спецпасты, протер полотенцем стол, стулья, спинки кроватей. Закончив уборку, критическим взглядом окинул комнату и достал из кармашка сумки пакетик "парикмахерского сбора" - смеси волос после стрижки более сотни человек. Если отсутствует полная уверенность, что ты не оставил нигде своего волоска, нет лучшего способа, как "спрятать" его среди сотен других, принадлежащих абсолютно посторонним людям.
        Алексей рассыпал волосы по кроватям, по полу, пару щепоток бросил в душевую. Пустой пакетик сунул в карман к окурку, а на стол поставил баллончик аэрозоля "коктейль толпы". Тоже хорошая штука для дезориентации поиска следов, но ее в парикмахерской "не купишь". Изготовляется в лабораториях ФСБ из донорской крови, и в одном баллончике находится ДНК более тысячи человек. Стоит распылить содержимое баллончика в комнате, и все усилия экспертов определить личность ночевавшего здесь человека по слюне в умывальнике после чистки зубов, пятнам пота на постельном белье, смывкам с тела в душевой окажутся бесполезными.
        - Что там снаружи? - спросил Алексей.
        - Все спокойно. Светает...
        - Прикрывай мой выход. Как махну рукой из машины, сорви заглушку с аэрозоля, часть распыли в душевой, а остаток в комнате. И быстро ко мне.
        - Будет сделано, мой дженераль! - отрапортовал Никита, бравадой настраивая себя на отход из Каменки с боем. По всем раскладкам без серьезной потасовки с перестрелкой у них ничего не получится.
        - С богом. - Алексей забросил ремень сумки на плечо и выскользнул за дверь.
        На этот раз он действовал быстро и без игры на публику. Стремительно подскочил к "жигулям", швырнул на заднее сиденье сумку, а затем туда же споро перегрузил из багажника оружие и боекомплект. И минуты не прошло, как он уже сидел за рулем и махал в открытое окно Полынову.
        Никита не заставил себя ждать. Сорвал колпачок с баллончика аэрозоля, обрызгал душевую, кровати в комнате и, оставив шипящий баллончик на столе, выскочил из домика. В два прыжка преодолев расстояние до "жигулей", плюхнулся на переднее сиденье и захлопнул дверцу.
        - Как обстановка?
        - Тишь и гладь. Никого нет, - успокоил Алексей. - Держи. - Он положил на колени Никите автомат. - Так куда, говоришь, наш ночной "гость" пошел?
        - К дамбе.
        - Тогда нам в другую сторону... Понятно, что посты выставлены на всех дорогах, но, по идее, на дамбе основная засада. Авось прорвемся...
        Мотор "жигулей" неожиданно заработал ровно и мощно, и Никита понял, что Алексей делал утром под крылом капота. Вчерашнее фырчанье мотора было такой же игрой, как и сегодняшние "потягушечки" на крыльце.
        Алексей вывел машину с территории Дома отдыха и погнал ее вверх по склону холма по грунтовой дороге.
        Был тот самый предрассветный час, когда ночь уступает права дню и лунный свет меркнет в лучах еще не взошедшего солнца. Время между первыми и третьими петухами; время смены серых красок лунной ночи на цветные краски дня; время, когда потревоженные поляризованным светом ночного светила лунатики наконец спокойно засыпают; время, когда фантастические страхи ночи уступают реальным ужасам дня. Самое опасное время, потому что оно успокаивает сознание, рассредоточивает внимание, расслабляет. Не напрасно люди, страдающие бессонницей, засыпают под утро. И не случайно Гитлер начал войну с СССР в четыре часа утра и готовил генеральное наступление под Сталинградом под утро...
        - Вон с того холма за нами сейчас должны наблюдать. - Алексей мотнул головой в сторону пологой возвышенности за водохранилищем. - Очень удобная позиция. Возьми рацию в бардачке, авось повезет переговоры услышать...
        "Повезло" сразу - Никите и искать по диапазонам не пришлось. Еще одно подтверждение, что Алексей в Каменке не первый раз. Рация была настроена на волну, на которой велись переговоры между подразделениями войск в Каменной степи, - видно, в предыдущие посещения Каменки Алексей "баловался" радиоперехватом.
        - ...уходят в сторону "третьего"! - рявкнул кто-то из рации. "Третий", ты меня слышишь?!
        - "Третий" понял, - коротко ответил другой голос.
        - И мы поняли, - спокойно констатировал Алексей. - Значит, я был прав, на этой дороге нас не очень и ждали.
        Дорога вильнула, пошла вокруг холма, и водохранилище скрылось из виду.
        - Готовься, - сказал Алексей. - Я думаю, пост за ближайшим поворотом.
        Никита перевесился через спинку сиденья и взял из ящика пару гранат.
        Справа от дороги тянулся неглубокий овраг с голыми глинистыми склонами, слева высился холм, поросший высохшим разнотравьем. И нигде ни кустика, ни деревца. Плохое место для засады, и это радовало.
        "Только бы они машину поперек дороги не поставили, - подумал Никита. Мороки не оберешься, всех придется убирать..."
        К счастью, его опасения не оправдались. Машина, армейский "уазик", стояла на обочине у оврага. С первого взгляда пост ничего особенного собой не представлял - вроде бы обыкновенный армейский патруль, блокирующий дороги к месту маневров, чтобы любопытствующим гражданским на личном транспорте не досталось по голове учебной болванкой. Один патрульный в белой каске армейской автоинспекции стоял, вальяжно прислонившись к дверце машины, двое других отдыхали в салоне. Завидев приближающиеся "жигули", стоявший патрульный делано зевнул, отлепился от дверцы и, шагнув на середину дороги, лениво поднял жезл. В общем, рутину армейских будней он сыграл достоверно. Зато двое в машине даже не пошевелились, и это было нехорошим симптомом.
        "Нет, ребята, нас на мякине не проведешь, - подумал Никита. Его охватил азарт предстоящего боя. - Мы и не такие "мышеловки" в два счета проходили..."
        Алексей начал притормаживать, но когда до патрульного осталось метров пять, дал полный газ. Патрульный ушел от столкновения в на зависть красивом акробатическом прыжке, подтвердив тем самым, что к армейской автоинспекции он не имеет никакого отношения. Полынову ничего не стоило "срезать" его в полете автоматной очередью, но это было бы грубейшей ошибкой. Точно с такой же легкостью двое спецназовцев в "уазике" в момент изрешетили бы "жигули". Поэтому, как только Алексей дал газ, Никита швырнул гранату в открытое окно "уазика" и успел увидеть, как спецназовцы с поразительной синхронностью стремительно выбросились из машины в овраг и покатились по склону, тарахтя по окаменевшей от засухи глине так ни разу и не выстрелившими автоматами. Умные ребята, и вымуштрованы хорошо - граната против автомата, все равно, что лом против рукопашного приема. В умелых руках, конечно.
        Не дожидаясь взрыва, Полынов швырнул назад на дорогу и вторую гранату - это чтобы заставить и первого, больно прыткого спецназовца, отпрыгнувшего на склон холма, вжаться в землю и отбить у него желание открыть огонь вслед уходящей машине.
        Грохнул один взрыв, второй, просвистели осколки, с противным визгом лопнуло заднее стекло "жигулей", и тут же громыхнул третий, более мощный, взрыв. Почему-то бензобак "уазика" взорвался чуть позже. Бывает...
        Никита оглянулся. Нет, не осколок гранаты разбил на излете заднее стекло. В его левом углу, расходясь трещинками классической паутины, зияло пулевое отверстие. Отчаянный, видно, парень оказался первый спецназовец, и когда только пистолет из кобуры выхватить успел? В прыжке, что ли? Но главное - головы своей не пожалел, во время взрывов гранат стрелял, будто Родину защищал. Дурак, спутал отечественную войну и ведомственные разборки силовых министерств. Никто твое геройство не оценит, не тот случай, чтоб Родину поминать и буйной головушкой ради чьих-то политических амбиций рисковать. Хотя именно такие сорвиголовы и гибли первыми, как в Афганистане, так и в Чечне, наивно уверовав, что выполнение идиотских приказов правительственных чиновников это и есть интернациональный долг, помноженный на высокую патриотическую идею.
        - Не ранен? - спросил Никита, оценив траекторию пули.
        - Нет, боцман! - лязгая зубами от немилосердной тряски, весело проорал Алексей. - Торпеда мимо прошла!
        Он указал пальцем вверх, и Никита увидел дырку в крыше машины над солнцезащитным козырьком.
        - "Третий", "третий"! Что у тебя там творится?! - зашлась криком рация. - Мать твою, "третий", отзовись!
        - Ушли, падлы... - наконец откликнулся "третий". - Вызываю "вертушку"!
        - Разговорчики в эфире! - вдруг рявкнул чей-то начальственный голос.
        - Да пошел ты! - не на шутку взбеленился "третий". - Серега в голову тяжело ранен! Требую помощи!
        - Помощь высылаем, - понизил тон начальственный голос. - Повторяю: соблюдать в эфире радиомолчание!
        - Можете соблюдать, нам больше от вас ничего и не нужно, - резюмировал Алексей, выводя машину с грунтовки на асфальтовое шоссе. - Спасибо за информацию. Надо понимать, далее постов на дороге не будет. А вертолет, насколько мне известно, у вас один. Как считаешь, к раненому его пошлют или в погоню за нами? - скосил он глаза на Никиту.
        - Время покажет, - буркнул Полынов и посмотрел в боковое окно.
        Шоссе шло перпендикулярно грунтовке, и отсюда было хорошо видно висящую над колеей после их бешеной гонки пыль, сходящий к шоссе на нет овраг, удаляющийся холм. Над пригорком, закрывающим место взрыва "уазика", в пронзительно-голубое рассветное небо ровным коническим столбом поднимались черные клубы дыма.
        На душе у Полынова вдруг стало тоскливо. Вчера, когда он без тени сомнения недрогнувшей рукой подорвал вездеход с "чистильщиками" генерала Потапова, ни тени жалости не возникло. А вот неизвестного тяжелораненого Серегу пожалел. Почему-то подумалось, что это тот самый Серега, за которого, обознавшись, принял Никиту в кафе "Минутка" "чистильщик" Вася. Судя по удивлению Васи, не ожидавшего встретить в кафе сослуживца, Серега в уничтожении самолета МЧС участия не принимал.
        - Что-то ты, Никита Артемович, бледен, будто с креста тебя сняли, неожиданно сказал Алексей. - И блевал среди ночи... Водка у приятелей-торговцев несвежей оказалась?
        - Это у меня реакция такая на непредвиденные обстоятельства, поморщился Никита. - Как у новобранца перед первым боем понос начинается, так я перед очередной потасовкой блюю в свое удовольствие. Настраиваться на драку весьма помогает. Рекомендую перенять опыт.
        - А если серьезно?
        - А на серьезно в твоей аптечке лекарств от моей болезни нет. И кончим разговор, - отрезал Полынов. - Сколько до магистральной трассы осталось?
        - С полчаса.
        Никита кивнул и мрачно вперился в летящую под колеса бесконечную ленту шоссе. Ни одной машины на нем не было, будто вымерло все. Глухомань...
        - Может, и успеем, - задумчиво пробормотал он.
        Но они не успели. Лишь только краешек солнца показался над горизонтом, как в зеркальце заднего обзора Никита заметил в небе серебристую искорку. Мельтеша отблесками винта, вертолет пересек шоссе и, заложив крутой вираж, устремился в погоню за "жигулями", заходя со стороны восходящего солнца. То ли скончался Серега, то ли плевать было генералу Потапову на пару с полковником Федорчуком на жизнь своего спецназовца - им гораздо важнее исключить утечку информации с полигона липовых учений.
        - "Вертушке" в бой не вступать, - ожила опять рация. Видимо в штабе операции поняли, что радиомолчание сейчас больше на руку уходящим "тихушникам". - Обгоните машину, высадите впереди десант. Группе захвата в случае боя стрелять на поражение!
        - Эх... - вздохнул Алексей и сбросил скорость. - Еще пятнадцать минут, и ушли бы..
        Дай автомат.
        Никита сунул ему на колени свой "калашников", а сам нырнул через спинку на заднее сиденье.
        Ми-24 шел над самыми верхушками деревьев пришоссейной лесопосадки, и его корпус вырастал в размерах на глазах. Уже стал виден ствол крупнокалиберного пулемета, и утешало лишь то, что ракеты в оснащении боевого вертолета отсутствовали. Впрочем, утешение было весьма сомнительным. Если вертолет высадит десант впереди "жигулей", а сам перережет пулеметным огнем отступление, то из такой "мышеловки" Никите с Алексеем не выбраться.
        - Жми на полную катушку! - крикнул Никита. - Попробую забросить наживку - если клюнут, будем жить!
        Прикладом автомата Полынов разбил заднее стекло и дал очередь в небо. Не целясь, в белый свет, как в копеечку. Был всего один шанс на сто, что командир группы захвата, увидев в азарте погони, что "дичь" вооружена только автоматами и начинает терять самоконтроль, беспорядочно отстреливаясь, изменит первоначальный план и попытается атаковать "жигули" с воздуха. Что такое автомат против брони боевого вертолета?
        И простенькая уловка сработала. Видно, здорово задел Никита спецназ за живое, взорвав вездеход. Ми-24 чуть отклонился в сторону, словно собираясь выполнить первоначально запланированный маневр с высадкой десанта впереди "жигулей", но тут же вернулся на прежний курс и стал догонять автомобиль.
        Прекрасно сознавая, что его уже видят с вертолета, Никита изобразил на лице зверскую непоколебимость умереть, но не сдаться, и снова пустил в воздух длинную автоматную очередь. Вертолет надвигался с неумолимостью рока, заходя на "жигули" с левой стороны. Тридцать метров... двадцать...
        И в тот момент, когда стала открываться боковая дверца, чтобы дать возможность десантникам из автоматов расстрелять машину, Полынов швырнул "калашникова" на пол и схватил гранатомет.
        - Целься в винт! - крикнул Алексей.
        - Поучи мою бабушку! - рявкнул Никита в унисон с гранатометом.
        Он еще успел увидеть изумленное лицо высунувшегося в дверцу вертолета десантника, как дымный шлейф гранаты соприкоснулся с мельтешащим веером винта, и грохнул ослепительный взрыв. Взрывной волной "жигули" подбросило, чуть развернуло, но Алексей быстро выровнял движение. Со свистом над крышей пронеслась лопасть винта, ударилась об асфальт и, спружинив, улетела в придорожные кусты. Некоторое время горящие обломки вертолета по инерции продолжали двигаться вслед за "жигулями", но затем, потеряв скорость, стали замедленно падать на шоссе.
        Полынов отвернулся. Удовлетворения от неожиданно легкой победы он почему-то не испытывал. Наоборот, к горлу подступила горечь желчи, но в этот раз это была не реакция желудка. На душе было тошно. Он-то понимает, ради чего рискует своей жизнью, и громадные гонорары Дерезницкого здесь ни при чем. А вот спецназовцы генерала Потапова за что свои головы сложили? Дерьмовая у них служба: ни смысла своей деятельности не понимают, ни нормальной зарплаты не имеют. Ну а "премиальные" на вечеринку в кафе "Минутка" - это так, гроши с барского плеча, чтобы подчиненные мозги водкой задурили и ни о чем не думали, поскольку завтра последует приказ, и изволь умирать. Повзводно, поротно и так далее...
        - Отлично сработал! Как по-писаному, - похвалил Алексей. - Я уж было тризну по нам заказывать собрался...
        - За дорогой следи, - мрачно оборвал его Полынов. - А то по другому поводу придется в церкви свечку ставить.
        Оценка Алексеем его действий царапнула душу. Не на учебном полигоне он "завалил" вертолет...
        Еще не осознав до конца возникшее в голове решение, Никита раскрыл сумку и принялся перебирать вещи. Выложил на сиденье сотовый телефон, санитарный пакет с использованными тампонами бросил на пол, туда же последовал сверток с объедками вчерашнего ужина...
        - Что ты делаешь? - поинтересовался Алексей, с недоумением поглядывая на напарника в зеркальце.
        - С оружием как поступим? - вместо ответа спросил Полынов. - В джип заберем?
        - Да ты что? - изумился Алексей. - А если нас на трассе остановят и обыщут? В "жигулях" бросим и подорвем.
        Никита нехорошо оскалился.
        - Это ты нормально придумал, - процедил он. - Только на автоматах и гранатомете имеются заводские номера. Знаешь, за кем по номерам оружие числится? Мента из Каменки решил генералу Потапову сдать?
        Лицо у Алексея перекосилось и потемнело. Упустил он из виду столь очевидную улику. Не удивительно, до сих пор в акциях они использовали "чистое" оружие и о таких мелочах, как заводские номера, не задумывались.
        - Сам понимаешь, что без потерь у нас не бывает, - угрюмо проговорил он. - Да и не наш он... Слякоть...
        И вдруг Алексей разразился отборной бранью. На трусливого мента из Каменки, на генерала Потапова, на сложившиеся обстоятельства, на себя самого и, наконец, на весь белый свет.
        Никита молча слушал, как напарник отводит душу, и тут неосознанное решение, из-за которого он и взялся потрошить сумку, наконец оформилось в четкий план действий.
        - Стоп! - во все горло гаркнул он.
        Алексей чисто рефлекторно ударил по тормозам, "жигули" занесло, некоторое время они шли юзом, затем остановились.
        - Ты чего? - недоуменно повернулся Алексей к Никите всем корпусом.
        - Выхожу я здесь, - криво усмехнулся Никита. - Моя остановка. На троллейбус пересяду...
        - Не понял?
        Лицо у Алексея посуровело, он внимательно смотрел в глаза Полынову.
        - А чего тут не понимать? - делано пожал плечами Никита. - Если ты вырвешься из "мышеловки", то меня в Каменке ждать не будут. Да и оружие из "жигулей" убрать надо. Какая мент ни погань, а я еще никого в своей жизни не закладывал. И не буду.
        Он распахнул дверцу и выбрался из машины, таща за собой сумку.
        - Тебе в больницу с твоим желудком надо, - неожиданно тихо проговорил Алексей, отводя глаза. Не в привычках "тихушников" выказывать друг другу сочувствие.
        - Мой желудок - мои проблемы! - одернул его Никита, извлекая за ремни из машины оружие. - Вечером передашь мне по пентопу подробную карту Каменки и ее окрестностей.
        Неожиданное решение заметно улучшило настроение, и он ощутил нечто вроде эйфории бесшабашности. Даже захотелось, явно дурачась, высокопарно добавить: "Операция "Карантин" продолжается!" - но благоразумие одержало верх, и Никита промолчал. За такие слова Алексей может и в морду врезать, а затем, связав по рукам и ногам, в психушку свезти, справедливо решив, что у Полынова проблемы не только с желудком, но и с головой. Слишком уж патетическая фраза, как в плохом детективе, и сколько сарказма в нее не вложи, никогда за нормального человека не сойдешь.
        Глава четырнадцатая
        Пройдя километра четыре по лесополосе между заброшенными, как минимум года три не возделываемыми полями, Полынов наткнулся на неглубокий овраг, по дну которого в менее засушливые годы бежал широкий ручей - вероятно, один из притоков Бурунки. Сейчас ручей исчез, оголив глинистое дно, и лишь местами в овраге виднелись пятна заводей, затянутых, как болота, рыже-зеленой ряской.
        Спустившись по откосу, Никита попытался подойти поближе к одной заводи, но метрах в десяти от окружавших ее камышей так загруз в раскисшую глину, что едва вытащил ботинки. Осмотревшись вокруг и убедившись, что ручей не пользуется славой у рыболовов, да и скотину на выпас сюда не гоняют - нигде в глине не было видно следов, - Никита решил, что лучшего места избавиться от оружия он не найдет. А то вид у него - с сумкой за спиной, двумя автоматами на груди и гранатометом через плечо - как у партизана Великой Отечественной. Еще бороду наклеить и можно вопросом: "Где немцы?" - бабок в деревне пугать.
        Для верности бросив три комка глины в центр заводи, Никита по тяжелым всплескам определил, что глубина там была не меньше метра. Стараясь, чтобы оружие падало на ряску плашмя (не хватало еще, чтобы, встряв стволом в тину, над ряской торчал приклад), Полынов забросил в заводь вначале гранатомет, а за ним автоматы. Если дно в заводи такое же топкое, как и берег, то гнить оружию предстояло до скончания века.
        Ряска практически мгновенно затянула открывшуюся проплешину чистой воды, и теперь только более светлое пятно перевернувшихся листиков, да вонь поднявшегося со дна болотного газа говорили о том, что в заводь что-то бросили. Вонь рассеется через полчаса, а вот пятно ряски потемнеет не ранее чем через два дня. Но кто по этой примете определит, что там лежит, может, мальчишки камни швыряли, - и неизвестно зачем полезет в вонючее болото? В то, что "чистильщики" выйдут на его след, Полынов не верил. Слишком идиотское с точки зрения ФСБ решение он принял, чтобы спецназовцы могли предположить возможность возвращения одного из "клиентов" в Каменку. К тому же переговоры в эфире "охотников" генерала Потапова, которые Никита во время пути прослушивал по рации, не давали оснований опасаться преследования. Алексей ушел "чисто", и спецназовцы уже обнаружили в рощице возле магистрального шоссе взорванные "жигули". О радиомолчании все забыли, и в эфире стоял сплошной мат - каждый старался обвинить друг друга в провале операции и больше всех доставалось группе захвата, погибшей в вертолете. Может, где в мире и
следуют пословице: "О мертвых - либо ничего, либо только хорошее", но не для России она писана. У нас как раз все наоборот. Это при жизни главы государства о нем худого слова сказать не моги, иначе сразу к суду за "задевающие честь и порочащие достоинство" достоверные сведения привлекут. Зато после смерти можешь изгаляться над ним, как хочешь. Хоть фигурально, хоть натурально забальзамированный труп ногами пинать можно. Так что досталось погибшим спецназовцам, на свой страх и риск попытавшимся атаковать "жигули" с воздуха, по самому высшему матерному разряду. Долго их останки в цинковых гробах ворочаться будут.
        Пройдя еще с километр по лесопосадке, Никита внимательно осмотрелся и, не заметив ничего подозрительного, забрался в кусты, где устроил небольшой привал. Первым делом он занялся ботинками и попытался очистить их от болотной грязи - негоже показываться кому бы то ни было на глаза в таком виде. Где это, спрашивается, служивый в засуху грязь нашел?
        Грязь оказалась качественной и счищалась плохо. Никита раскрыл сумку и саркастически хмыкнул. В наличии имелись две бутылки: двухлитровая пластиковая с водой и полулитровая стеклянная коньяка. Как говорится, выбор небольшой. Наученный горьким опытом, Полынов не стал переводить воду и помыл ботинки коньяком. Нормально получилось. Ботинки засияли лучше новых хоть патентуй новый способ чистки обуви.
        Из закупленных вчера ночью продуктов чудом уцелели две запечатанные в пластик упаковки нарезанного сыра, - все остальное Полынов выбросил, когда перебирал содержимое сумки. Пересиливая тошноту, Никита разорвал одну упаковку и заставил себя поесть. Силы ему были нужны, поскольку после трех суток вынужденной диеты, когда желудок отказывался принимать любую пищу, Полынов чувствовал слабость в мышцах и легкое головокружение. Затем, не давая организму поблажки, он встал и маршевым шагом направился в сторону Каменки. Идти предстояло долго - по прямой около тридцати километров, а окольными тропами гораздо больше.
        Шел, не останавливаясь, строго придерживаясь лесопосадок, и, несмотря на жару, не позволял себе сделать в пути ни одного глотка воды. Наверное, из-за столь грубого насилия над организмом, желудок наконец переварил пищу, и Полынов к концу пути даже ощутил некоторый прилив сил. Конечно, не в полной мере - за шесть часов непрерывной ходьбы по пересеченной местности вымотался он порядочно, - но, главное, исчезли болезненная слабость, головокружение и дрожание рук. Издревле на Руси всякую хворь изгоняли физическими нагрузками. Простыл, либо понос у тебя - поколи дров два-три часика, и куда все денется.
        После заброшенных полей пошли хорошо обработанные, засеянные элитной немецкой гречихой. А может быть, и не элитной - трудно определить сорт по засохшим, невызревшим растениям. Как ни странно, но вид пропавшего урожая вызвал у Полынова чувство злорадного удовлетворения. Здесь он полностью солидаризовался с Игорем Антиповым, - чтоб неповадно было немцам на чужую землю рот разевать.
        Наверное, из-за засухи Никита ни разу не встретил в поле ни одной живой души и только километрах в шести-семи от Каменки увидел на горизонте вчерашнее стадо коров, которых пастушок гнал на пастбище после полуденной дойки.
        Идти сейчас в Каменку не имело смысла, к тому же там надлежало быть "свежу и бодру", и Никита решил сделать привал. Только сейчас он почувствовал, что жара сегодня вообще нестерпимая, воздух от нее словно загустел и с трудом проходил в легкие.
        Полынов выбрал хорошо затененное место под деревьями на пригорке, откуда его не было видно, зато хорошо просматривались окрестности, сел на землю и только тогда позволил себе напиться. Вода произвела странное действие - впервые за трое суток ему по-настоящему захотелось есть. Захотелось так, будто он был нормальным, здоровым мужиком и ничего необычного с его желудком последние три дня не происходило. Это откровенно порадовало, однако вскрыть сейчас вторую упаковку сыра и съесть хотя бы кусочек Никита себе не разрешил. Перед появлением в Каменке нужно было поспать, а именно во сне желудок почему-то и начинал выкидывать фортели.
        Что удивительно, но на голодный желудок Никита уснул сразу и спал без уже ставших привычными кошмаров. Жара стояла убийственная, и потому во сне ему представлялось, будто спит он в бунгало Сан Саныча. Спит, мается от жары и духоты и ждет, когда начнется тропический ливень. А его все нет и нет... Никита даже не ощущал, как изредка по ладоням, по лицу пробегали муравьи. Что ему практически неощутимое прикосновение их лапок, когда ночью в бунгало по телу тяжелыми "танкетками" ходили громадные тараканы. Но случись поблизости подозрительный шорох, движение, Полынов мгновенно бы проснулся.
        Так, в общем, и произошло на закате, когда его разбудило далекое мычание стада, возвращавшегося в Каменку с пастбища.
        Никита очнулся от сна в липком поту и с дурной головой. Несмотря на приближающийся вечер, прохлады так и не наступило. Воздух был горячим и плотным, как кисель, небо заволокло серыми тучами, и их сплошная свинцовая пелена казалась неподвижной каменной твердью. Все говорило о том, что наконец-то на иссушенную землю хлынет ливень. И, судя по небесной "подготовке", ливень будет нешуточный.
        Полынов напился, смочил платок водой, вытер им лицо, шею. Стало легче, но ненамного. В желудке опять появилась тяжесть, и Никита похвалил себя, что перед сном отказался поесть. Прямо-таки беременная баба на первом месяце. Токсикоз у него, что ли? Если повезет живым из Каменной степи выбраться, видимо, придется в первую очередь к гинекологу обратиться...
        Злость и ирония на себя - лучшие помощники при болезненных симптомах. Заставляют действовать и не расслабляться.
        Удвоив осторожность, Полынов покинул место привала и взобрался на соседний холм, с которого Каменка была видна как на ладони. Точнее, ее северная часть. На вершине холма Никита улегся в кустах, достал из сумки раздвижную подзорную трубу и стал рассматривать городок. Для скрупулезного наблюдения за объектом нет лучше оптики, чем подзорная труба. И кратность в три раза выше, чем у самого лучшего бинокля, и в собранном виде меньше места занимает. В общем, кто в оптике разбирается, тот понимает.
        Искал Полынов дом Антипова. Почему-то идти на "явку" к трусливому капитану милиции не хотелось. Не нравился Никите мент, слишком "поганым" он был даже для милиции. А своему чутью "тихушник" обязан не только доверять, но и следовать ему неукоснительно. Лучше сто раз перестраховаться, чем один раз попасть впросак.
        "Тимирязева, три" - кажется, именно такой адрес дал ему Игорь. Значит, второй дом на окраине по нечетной стороне. Вот только какая из четырех улиц северной части Каменки "Тимирязева"? Или она на другой стороне холма?
        Из своего укрытия Никита видел пять улиц. Четыре асфальтированных, одну грунтовую. Три, в том числе и грунтовая, заканчивались тупиками в низине возле пересохшего болотца. Самая дальняя, тянувшаяся по левому склону холма, переходила за околицей в шоссе, и по крайним домикам Полынов узнал дорогу, по которой впервые пришел в Каменку. Подзорная труба позволила хорошо, будто метров с двадцати, рассмотреть домик молодицы Анюты, дворик, колодец с висевшей на вбитом в сруб гвозде алюминиевой кружкой, пышные розы в палисаднике... Ни самой Анюты, ни ее сына во дворе не было. На коньке крыши красовалась табличка с четвертым номером, а вот название улицы отсутствовало.
        На всякий случай, больше для проформы, Никита внимательно рассмотрел дом напротив. Если бы это был дом Антипова, он бы еще тогда, когда проходил по улице, интуитивно понял, кому принадлежит усадьба. Чисто машинально отложился бы в памяти сей факт, из профессиональной привычки все подмечать, даже не задумываясь, понадобится это в будущем или нет.
        Так и оказалось. Неплохой домик, аккуратненький, но сплошной забор вокруг усадьбы с единственной калиткой говорил о том, что личного автотранспорта у его владельца не было.
        Не теряя попусту времени, Никита перевел подзорную трубу на соседнюю улицу, продолжавшуюся за околицей накатанной грунтовкой, которая, попетляв по низине, выходила на шоссе. Но и на этой улице жители крайних домов не имели личного автотранспорта.
        Походя, Никита отметил необычное оживление вверх по улице у двухэтажного особнячка. У забора стояли две легковые машины, во дворе толпились люди, милиционер без фуражки утешал на крыльце молодую женщину в черном платке. Все понятно - похороны. Хотя причем тут милиционер? Впрочем, в милиции тоже люди служат и тоже умирают. Но почему-то подумалось, что это и есть дом трусливого мента, и именно его собираются хоронить. Слишком многое случилось за последние сутки, чтобы можно было поверить в нечто иное. Все предпосылки налицо.
        Однако Никите было сейчас не до выяснения правильности своих предположений. Быстро вечерело, а он до наступления темноты обязан вычислить дом Антипова. Иначе его "идиотское" решение вернуться в Каменку теряло смысл.
        В конце улицы с грунтовой дорогой стояли заброшенные дома, и этот вариант тоже отпадал. Оставались две улицы. И на одной, и на второй на подворье домов под третьими номерами стояли металлические гаражи. Значит, дом Антипова мог быть одним из двух, если, конечно, улица Тимирязева находилась на этом склоне холма.
        Никита сосредоточил внимание на ближайшем подворье. Большой дом, сарай, гараж, вольер с курами и утками, широкий двор. Из сарая появилась сухая жилистая женщина в летах и вышла через калитку на улицу встречать возвращающуюся с пастбища корову. Вряд ли это дом Антипова. Куда ему с его "газированным" бизнесом еще и скотину держать...
        Полынов чуть было не перевел подзорную трубу на другой "подозрительный" двор, но тут дверь дома распахнулась, и на крыльцо вышел Игорь.
        Вот те раз! Верь после этого интуиции. Никогда, проходя мимо по улице, Полынов не подумал бы, что здесь живет его спаситель. И в мыслях бы ничего подобного не возникло, разве что за раскрытыми настежь дверями гаража увидел бы пикап.
        Игорь скрылся в гараже, а Никита продолжил изучать двор. В хламе за сараем он увидел остов детской коляски со ржавыми колесами, тут же валялся сломанный игрушечный автомат. Странно, но детей во дворе не было, хотя спать им еще рано. Может, мультики по телевизору смотрят? Так нет, окна были темными, и ни одно не мерцало отблесками светящегося экрана.
        Ага, а вот и то, что на данный момент больше всего интересует. Собака. Рыжая кудлатая псина выбралась из будки, отряхнулась, беззвучно на таком расстоянии гремя цепью, и пробежалась по двору вслед за старой женщиной, вышедшей из хлева с ведром парного молока.
        Глупая! Кто ж тебя, на ночь глядя, кормить станет? Ты тогда в будке дрыхнуть будешь и видеть сладкие собачьи сны с сахарной костью, а не дом сторожить. А "злоумышленник" уже наготове - сидит на соседнем холме, за тобой наблюдает и готовится ночью хозяина посетить.
        Впрочем, собака понимала, что ей сейчас вряд ли что перепадет. Пробежав ленивой трусцой за хозяйкой до крыльца, постояла немного перед закрывшейся дверью и вернулась в будку.
        Наличие собаки несколько осложняло ситуацию, ну да ладно. И не с такими псами Никита справлялся. Вышколенными, натасканными на людей, которые без лая, с глухим рычанием на человека бросаются. А эта псина самая обыкновенная, беспородная, дворовая. Из тех, что лают взахлеб, но не кусаются.
        Когда ночь пала на землю и в Каменке зажглись редкие огни фонарей, Полынов спустился в низину, пересек высохшее болотце и по выкошенной луговине поднялся к околице. Теперь самым важным было застать Игоря дома, пока он не уехал на свой "ночной промысел".
        Подходя к дому Антипова, Никита перебросил ремень сумки через плечо, а ее сдвинул за спину, чтобы не мешала и руки были свободными. Двор слабо освещался тусклой лампочкой из соседнего подворья, и это было хорошо. Как раз то, что нужно, - чтобы собака видела его глаза и в то же время в полумраке никто из соседей, если вдруг выглянет в окно, ничего не понял.
        Как только он пошел вдоль забора, собака загремела цепью, но голос не подала. Зато когда Никита распахнул калитку, залилась отчаянным лаем и бросилась к незваному гостю. Теперь следовало действовать быстро, но в то же время не делать резких движений. Нельзя, чтобы страх собаки перешел в панику, - тогда может и цапнуть.
        Расставив руки в стороны и глядя в бешеные глаза псины твердым взглядом, Полынов молча пошел на нее. Главное, показать ей бесстрашие и решительность - на дворовых собак уверенность человека в своем превосходстве действует безотказно.
        Так и получилось. Казалось бы, готовая прыгнуть на Никиту собака, встретившись с его взглядом, остановилась в полуметре, и в ее лай вкрались неуверенные нотки. Полынов продолжал надвигаться, и собака, поджав хвост, начала отступать. Чем дальше она отодвигалась к будке, тем тише и реже лаяла, пока наконец в страхе не забилась в будку и жалобно заскулила.
        Чтобы окончательно укротить псину, теперь было достаточно вытащить ее за цепь и потрепать по загривку, но времени на это Никита не имел. Того и гляди, на крыльце, обеспокоенный непонятным поведением собаки, появится хозяин. А это Никите совсем ни к чему. В доме надо серьезные разговоры вести, а не на улице. Поэтому Полынов швырнул в будку пакетик с сыром, захлопнул дверцу будки и скользнул к крыльцу.
        Он уже был в сенях, когда услышал в доме шаги. Щелкнул выключатель, и над крыльцом вспыхнула яркая лампочка. Как раз в тот момент, когда Никита закрыл входную дверь. Вовремя он успел.
        Дверь из комнаты в сени распахнулась.
        - Линда! Чего ты там дурью ма...
        Появившийся на пороге Игорь застыл на месте, увидев Полынова.
        - Привет, - кивнул Никита. - Гостей принимаешь?
        Игорь молчал. Ошарашенность исчезла с его лица, уступив место угрюмости. Ни тени приветливости не отразилось в глазах. Словно и не было давешнего задушевного разговора в машине, и не приглашал он к себе в гости неожиданного попутчика.
        - С чем пожаловал? - хмуро спросил он, глядя на Полынова исподлобья.
        - Да вот решил на огонек заглянуть, - как можно радушнее улыбнулся Никита. Столь холодного приема он не ожидал. - Приглашал ведь...
        - Один или со своим дружком? - все также мрачно спросил Игорь.
        - Какой дружок? - изобразил на лице искреннее недоумение Полынов. Один.
        И только тогда понял, какую глупость сморозил. Слухи в городке расходятся быстро. Не только ФСБ их с Алексеем вычислила, но и население городка тоже знало, кто он. Парикмахер, бармен, торговцы с рынка... Большого ума не надо, чтобы понять, кого спецназ поутру ловил.
        - Один, говоришь? А кто же тогда по двору ходит?
        - По двору? - теперь по-настоящему удивился Полынов и оглянулся на входную дверь. И чуть было не попался на элементарную, простейшую уловку.
        Он успел уклониться, и кулак Игоря лишь мазнул по щеке. Остальное было делом техники. Вырубать Игоря он не стал - грохоту в сенях было бы предостаточно, и Никита "сработал" почти бесшумно. Перехват кисти правой рукой с одновременным ударом левым локтем в солнечное сплетение, и вот уже Игорь беспомощно пританцовывает перед ним от боли на полусогнутых ногах с завернутой за спину рукой, беззвучно ловя ртом воздух.
        - Давай-ка, Игорек, без фокусов, - тихо сказал Никита ему на ухо. - Я не собираюсь ни тебя калечить, ни твою семью пугать. Лады?
        Сгоряча, Игорь попытался дернуться, но Никита нажал на болевую точку под мышкой, и тело Игоря выгнулось дугой, а рот перекосило в беззвучном крике.
        - Не надо рыпаться, - все также спокойно посоветовал Никита. - Я тебе зла не желаю.
        Спазм наконец отпустил легкие Антипова, и он с натугой вдохнул воздух.
        - Ладно, падла... - прохрипел он. - Будь по-твоему...
        - Вот и хорошо, - сказал Никита, но заломленную за спину руку Игоря не отпустил. - Где дети?
        - В Куроедовке... С женой... Да пусти ты руку...
        - А кто с тобой здесь? Теща, мать?
        - Один я...
        - Не понял? - не поверил Никита. - А кто же корову доил?
        - Теща... Она к себе домой ушла. Скотину накормила и ушла. Да пусти ты меня, в конце концов! Я тебе слово дал.
        - Вначале в морду пытался дать, теперь слово... - невесело хмыкнул Полынов. - Хорошо, последний раз поверю.
        Он отпустил кисть Игоря и сделал шаг в сторону.
        - Не дури. Сам понимаешь - чревато.
        Игорь распрямился, с болезненной гримасой потер руку.
        - Теща когда вернется?
        - Утром...
        - А ты, значит, дома один... - задумчиво протянул Никита. - Думал, с тобой в гараже без свидетелей поговорить, но в доме лучше. Приглашай.
        Игорь бросил на Никиту тяжелый взгляд и, повинуясь жесту нежданного гостя, первым вошел в дом.
        В комнатах царил настоящий холостяцкий бедлам. Неубранная постель, несвежая одежда на всех стульях, гора грязной посуды на столе. Оно и понятно - где это видано, чтобы теща зятя обихаживала? А жену с детьми Игорь, вероятно, на все лето в деревню отправил.
        - Говори, чего надо? - буркнул Игорь, не приглашая садиться. - Мне через час в Куроедовку ехать надо, баллоны с углекислотой везти.
        Полынов поставил сумку на пол, сбросил с кресла на стул какие-то тряпки и по-хозяйски уселся.
        - Занавесочки на окнах задерни и телевизор включи, - распорядился он тихим голосом, будто и не приказал, а так, добрый совет дал.
        Антипов молча выполнил указание и сел на стул.
        - Я тебя слушаю.
        Голос у Игоря был бесцветный, сдержанный, от его тона сквозило неприятием ночного гостя, и Полынов подумал, что надежда на помощь Антипова может оказаться сплошным пшиком. Напрасно он понадеялся на радушный прием. Первое впечатление об Игоре, составленное в Каменной степи, могло оказаться ошибочным. Человек, которому за просто так вдруг посреди степи сто долларов суют, и не такое в эйфории пообещать может. Другое дело, когда наступает время обещания выполнять - это не бутылку на двоих распить.
        - Нет, Игорь, - покачал головой Никита. - Это я тебя слушать буду. Пока. Что за байки обо мне в городе ходят? Смотрю, ты меня за иностранного шпиона принимаешь...
        Антипов поморщился.
        - А ты меня за дурака держишь, - сквозь зубы процедил он. - На фиг кому бы то ни было из-за границы к нам агентов засылать, когда дешевле любую информацию у продажных чиновников купить?
        - Это правильно, - согласился Полынов. - Разумно мыслишь. Тогда кто же я, по-твоему?
        - Плевать мне, кто ты. Сам посоветовал - забыть, я и забыл.
        - Ой ли? - скривил губы в усмешке Никита. - А в городе что говорят?
        - Говорят, что ловили торговцев оружием. - Игорь отвел глаза в сторону и вперился в телевизор. - У Семенцова сарай ящиками с боеприпасами был забит до самой крыши. Двумя грузовиками вывозили...
        - Семенцов - это капитан милиции?
        - А то ты не знаешь! - повысил голос Антипов. - Вы с дружком улизнули, а Семенцова завтра хоронить будут.
        "Значит, прав я оказался в своих предположениях... - с горечью подумал Полынов. - Как это ни прискорбно..."
        - Нет, фамилии капитана я не знал, - ровным голосом сказал он, - хотя Семенцов и работал на нас. Торговля оружием - его частный бизнес, и мы к нему не имеем никакого отношения. У нас здесь другие задачи.
        Антипов недоверчиво смерил Полынова взглядом и вновь отвернулся к телевизору. Кажется, там шли новости, но вряд ли Игорь их видел и слышал, хотя упрямо смотрел на экран, не желая встречаться с Никитой глазами.
        - Меня на место Семенцова вербовать будешь? - натянуто спросил он.
        - Зачем? - пожал плечами Никита. - Закончатся учения, и нас здесь не будет, а агенты в глуши нам не нужны. Речь идет лишь о маленькой услуге.
        - После которой меня изрешетят из автоматов, как Семенцова? Двадцать шесть пулевых ранений на теле обнаружили.
        Полынов тяжело вздохнул.
        - Объясняю второй раз более доступным языком: капитан погиб из-за собственной глупости и жадности. Не займись он торговлей оружием на свой страх и риск, никто бы его в связи с нами не заподозрил.
        - Угу... - упрямо мотнул головой Игорь. - И к взрыву вездехода с десантниками вы никакого отношения не имеете, и спецназ утром не за вами охотился...
        - Да, спецназ охотился за нами, - медленно, с расстановкой сказал Полынов. Он уже начал жалеть, что пошел на контакт с Антиповым. Что-то глупость на глупость он в последнее время громоздит. Лучше бы не заходил в этот дом и напрямую отправился в Каменную степь. Так нет же, думал и время выгадать, и силы сберечь... Теперь придется операцию свертывать и по экстренному варианту отхода срочно эвакуироваться из Каменки. Вертолет, как обещал Алексей, в любой момент прибудет за ним. Хотя можно и проще связаться по пентопу с Алексеем, а затем, воспользовавшись пикапом Игоря, добраться до магистрального шоссе и пересесть в машину своей "конторы". А Антипова связать и здесь оставить. Утром теща освободит. .
        И все же не хотелось Никите так бездарно заканчивать операцию.
        - Ты слышал об авиакатастрофе в Каменной степи? - решил он открыть карты, чтобы последний раз попытаться переубедить Игоря.
        - Слышал, - поморщился Игорь. - И сейчас слышу... - Он кивнул в сторону телевизора. - Тоже ваших рук дело?
        Никита не среагировал на его кивок. Даже дебил на одни и те же грабли дважды не наступает. Он откинулся на спинку кресла и, не выпуская Антипова из поля зрения, скосил глаза на экран.
        - ...Президент, правительство Российской Федерации, Министерство по чрезвычайным ситуациям, - бубнил голос диктора, - глубоко скорбят о трагедии и выражают глубокие соболезнования семьям и близким погибших в авиакатастрофе: командира корабля Устюжанина Василия Тимофеевича, начальника оперативной бригады МЧС Полынова Никиты Артемовича...
        На экране появились портреты погибших в траурных рамках, и вид самого себя в форме МЧС вызвал у Полынова легкое раздражение. Явный фотомонтаж, никогда он оранжевую форму не надевал. Не досталась...
        Зато портрет Полынова в траурной рамке произвел на Антипова сильное впечатление.
        - Ты?! - Игорь растерянно переводил взгляд с Никиты на экран телевизора и обратно. - Как...
        - Я, - спокойно кивнул Полынов, полез в карман и бросил на стол перед Антиповым свое удостоверение. - Можешь убедиться.
        Игорь чисто рефлекторно взял удостоверение, посмотрел, ошарашено сверил фотографию с сидящим перед ним "оригиналом".
        - Как ты уцелел? - тихо спросил он.
        И Полынов понял, что лед недоверия к нему треснул. Он мысленно поблагодарил родное телевидение за столь вовремя показанный некролог.
        - Не было никакой катастрофы при посадке. Самолет приземлился нормально, а затем его хладнокровно расстреляли ракетами. Я чудом остался жив. Если бы обнаружили среди обломков, пристрелили бы не задумываясь. Когда мордой в пыль лежал, видел десантников, почти как тебя сейчас. А потом в кафе "Минутка" опознал. Потому собственными руками и подорвал вездеход к чертовой матери! Понятно?
        Игорь сидел, опустив голову, и слушал, не поднимая глаз. Только желваки ходили по скулам.
        - Я ведь тоже десантником в Афгане служил... - задумчиво проговорил он. - Всякое у нас было. Но такого... За что они вас?
        - Не за что, а почему. Лет десять назад в подземных бункерах военной базы неподалеку от Пионера-5 проводились сверхсекретные биологические эксперименты с непредсказуемыми результатами в практически неисследованной области межвидовых мутаций. Так сказать, методом "тыка", в надежде, что "на авось" что-нибудь да получится. И, кажется, получилось что-то страшное, и оно просочилось за пределы лабораторных боксов. Базу в срочном порядке ликвидировали, но, видимо, дезинфекцию провели из рук вон плохо, потому что этим летом странная болезнь поразила некоторых жителей поселка Пионер-5. Помнишь, ты подвозил в милицию сумасшедшего? Он видел, что с людьми делает эта болезнь. Вот тогда в ФСБ и вспомнили о экспериментах, и сейчас в Каменной степи проводится стерилизация почвы, а все живые существа уничтожаются и кремируются. В том числе и жители поселка Пионер-5.
        - Да ты что?! - возмутился Игорь. - Нас оповестили, что все жители эвакуированы с предоставлением жилья и работы в Тульской области...
        - А ты такой простофиля, что и поверил? - горько усмехнулся Никита. Тебя послушать, так выходит, что Бессонов и его подручные добровольно согласились на переселение и уехали, никому и слова не сказав? Что ты дурочку валяешь - ты ведь на него работал!
        - Не работал... - отвел глаза в сторону Игорь. - Дань платил за разрешение торговать в поселке водой... А в последнее время там вообще не показывался - его боевики сами в Куроедовку раз в месяц наезжали, тысячу бутылок бесплатно брали и все.
        - И теперь тебе до лампочки, что там, в поселке, делается, - едко заметил Никита. - Главное, с тебя мзду никто не берет...
        - Не верю! - искренне возмутился Игорь. - Не может такого быть, чтобы людей вот так просто...
        У него перехватило горло, и не было слов. Казалось бы, в нынешние времена можно во что угодно поверить, даже в натуральное пришествие антихриста. Но вот, поди же ты, в человеческие зверства даже после войны в Чечне рядовой обыватель все равно не верит. Силен совковский стереотип.
        Никита нагнулся, поднял на колени с пола сумку, достал из нее пачку фотографий.
        - Посмотри собственными глазами. - Он стал выбирать из пачки снимки и швырять их на стол перед Антиповым. - Вот как степь огнеметами выжигают... А вот сайгака расстреливают из автоматов и тоже сжигают... А здесь человеческий труп на открытом воздухе кремируют... Достаточно? Убедился?
        Антипов долго рассматривал фотографии широко раскрытыми глазами. Наконец отложил в сторону.
        - Значит, ты на самом деле шпиен... - с грустной иронией пробормотал он, глядя куда-то в сторону. Но, видимо, столь неожиданное заключение вырвалось из него абсолютно подсознательно, и он тут же поправился: Извини, глупость сказал.
        - Почему? - пожал плечами Полынов. - Можно и так нашу деятельность охарактеризовать. Хотя и смешно быть шпионом в собственном отечестве, при этом работая на то же государство. Дико ощущать себя своим против своих.
        - Дожили... - вздохнул Игорь и впервые за вечер посмотрел Никите прямо в глаза. - Хочешь парного молока? - неожиданно предложил он.
        Полынов облегченно расслабился. Все-таки не ошибся он в Антипове. Порядочным человеком оказался. Редкое по нынешним временам качество.
        - Хочу.
        Ночь выдалась темная и глухая. Судя по времени, луна давно взошла, однако небосклон затянуло настолько плотными облаками, что они не пропускали к земле ни единого кванта света.
        Перегруженный металлическими баллонами с углекислотой пикапчик медленно полз по разбитому шоссе, свет фар прыгал по дороге, то и дело выхватывая из темноты устрашающие колдобины и ямины, и Игорь вел машину предельно осторожно. С наступлением ночи духота еще более усилилась, и врывающийся в открытые окна слабый ветерок не приносил облегчения. Ливень так и не разразился, и в небе даже не мигали зарницы, предвещая его начало. Либо природа блефовала, либо готовила грозный разгул стихий, под стать вселенскому потопу.
        Пока Игорь в гараже загружал в пикап баллоны с углекислотой, Никита связался по пентопу с Алексеем, и тот передал ему на дисплей подробную карту Каменки, ее окрестностей, поселка Пионер-5 и схему дорог в Каменной степи. Кроме того, показал самую свежую панораму карантинной зоны, заснятую из космоса сегодня с двух до четырех часов дня. Периметр зоны опять уменьшился, но если в голой степи его сжатие происходило довольно быстро, то в поселке Пионер-5 движение замедлилось. Спецбригада в защитных комбинезонах вначале сжигала дом, затем, заложив вакуумный фугас, чтобы осколки не разлетались, а "схлопывались" в воронке в кучу, взрывала остов дома и снова обрабатывала развалины из огнеметов. Заканчивал "процедуру" мощный грейдер. Он ровнял землю, запахивая в нее обломки дома, а затем это место вновь обильно заливалось горящим керосином. Грейдер работал внутри карантинной зоны и, судя по тому, что на грейдеристе был защитный комбинезон, по окончании "учений" машина подлежала уничтожению.
        Стерилизация почвы производилась с такой тщательностью и скрупулезностью, что невольно закрадывались подозрения, - а русская ли армия здесь задействована? Слаженность действий, оснащенность подразделений, громадные затраты на акцию никак не соответствовали сложившемуся в последнее время стереотипу о нашей армии, как о нищей, полуголодной толпе оборванцев, не обученных военному делу, поскольку горючего для танков нет, а на учебные стрельбы выдают по одному рожку на десять автоматов.
        Однако лишь несведущий человек мог задаться вопросом: почему не сработала "новорусская смекалка" - раструбить по всему миру о эпидемической катастрофе в Каменной степи и под программу карантина грести многомиллиардные кредиты. По роду своей деятельности Полынов был ознакомлен с содержанием меморандума пяти ядерных государств, предусматривающем совместные действия по локализации очагов бактериологического заражения. Пункт по стерилизации местности, зараженной тотально действующим и смертельно опасным вирусом с неизвестными методами профилактики и лечения пострадавших, предусматривал единственный, жестокий, но весьма радикальный метод - наземный ядерный взрыв. Под такие акции кредитов не дают, зато международного скандала с последующим расследованием на уровне ООН не избежать.
        Видимо, след из точки "Минус" выходил на самые верхи власти, и там никто не хотел после расследования инцидента попасть в разряд международных преступников. Впрочем, это уже дело Дерезницкого - выяснять у кого "рыло" в пуху в высших эшелонах. У Полынова на данный момент были свои, более простые и конкретные задачи.
        Еще в летнем домике по фотоснимкам они с Алексеем определили, что микробиологическая лаборатория находится в одном из передвижных вагончиков, который мнительное военное руководство операцией поставило подальше от штабных. Так, на всякий случай, чтобы не дай бог самим не заразиться. По тем же причинам и охранение лаборатории было не бог весть какое. Генерал Потапов в этом ничуть не отличался от всего российского генералитета, считающего, что ценней их жизней в государстве ничего быть не может. Это упрощало задачу.
        По панораме из космоса Полынов легко определил местоположение лаборатории и наметил самый оптимальный маршрут к ней. При этом пикапчик Игоря оказался весьма кстати - пешком Никита бы добрался до лаборатории не раньше следующей ночи. Само собой, был бы упущен факт внезапности - никоим образом генерал Потапов не может ожидать столь наглого появления противника в расположении войск именно сегодня.
        Была, правда, одна загвоздка: на развилке шоссе между Каменкой и Пионером-5, где Антипов сворачивал на Куроедовку, находился пост армейской автоинспекции. Игорь говорил, что первые два дня учений его там останавливали, но затем привыкли к ночным рейсам и больше не обращали внимания. Однако насчет "проскочить" мимо поста без досмотра и сегодня у Полынова имелись большие сомнения. После того, что случилось за последние сутки, обязательно остановят.
        Так и оказалось.
        Никита сидел в кузове пикапа на полу у передней стенки за штабелем металлических баллонов и сквозь прорезь, сделанную Игорем для вентиляции, наблюдал, как Антипов ведет машину. Чувствовал Никита себя весьма неуютно баллоны погромыхивали на ухабах, ерзали по днищу, норовя придавить пассажира. Имей Игорь желание избавиться от Полынова, ему стоило набрать чуть побольше скорость, а затем резко затормозить. Мокрое место от Никиты бы осталось.
        Полосатый шлагбаум Полынов заметил издалека - выкрашенный люминофорной краской, он ярко отсвечивал в свете фар. А когда подъехали поближе, сбоку от шлагбаума вырисовался из темноты "уазик", из-за которого на звук подъезжающей машины вышли двое патрульных: офицер и рядовой. Офицер повелительно взмахнул жезлом, а рядовой направил на пикап ствол автомата. Офицер был грузный, а рядовой напротив - тщедушный, заморенный армейскими буднями. В общем, с одного взгляда понятно, что это самая, что ни на есть, настоящая армейская автоинспекция, а не "подставка", как на грунтовой дороге возле водохранилища. Ни белых касок, ни белых ремней, да и форма поношенная.
        Игорь плавно сбросил скорость и, затормозив, выключил двигатель.
        - Товарищ старший лейтенант, а товарищ старший лейтенант? Это же куроедовский "водовоз"! - услышал Полынов радостный голос рядового. - Он каждую ночь здесь проезжает.
        Конечно, парнишка знал и о взорванном вездеходе с десантниками, и о сбитом вертолете, и об уничтоженном "уазике", определенно позаимствованном спецназовцами в их подразделении. Знал и отнюдь не стремился встретиться с диверсантами, легко ускользнувшими из засады и положившими при этом с десяток спецназовцев. Не хотел парнишка за просто так отдавать жизнь на подневольной службе, потому и обрадовался знакомому пикапу. Святая простота! Диверсанты как раз и стараются использовать для своих целей примелькавшийся глазу автоинспекции транспорт. Как в данном случае.
        - Селиванов, разговорчики! - одернул рядового старший лейтенант и осветил кабину фонариком.
        Полынов пригнулся, чтобы его глаза не блеснули в прорези. Он услышал, как Игорь выбрался из машины, хлопнула дверца. Как ни доверял он Антипову, а все равно сердце екнуло. Действовал сейчас Никита вопреки всем правилам и инструкциям, открывшись практически незнакомому человеку.
        - Что везете? - донесся до него строгий голос патрульного.
        - Баллоны с углекислотой, - спокойно ответил Игорь.
        - Показывайте.
        Вдоль борта послышались шаги, лязгнул замок, и задние дверцы со скрипом распахнулись. По штабелю баллонов пробежал лучик фонарика.
        - Ты обычно пустые бутылки в Куроедовку возишь, - сказал старший лейтенант, - а сегодня почему-то баллоны. Что так?
        - Не так, - ответил Игорь. - По четвергам я обычно, - он подчеркнул это слово, - меняю на заводе баллоны. Источник воды в Куроедовке есть, а углекислоты нет.
        - Так точно, товарищ старший лейтенант, по четвергам он с баллонами ездит, - поддержал Игоря рядовой.
        - Рядовой Селиванов! - рявкнул офицер. - Отс-ставить разговорчики! Документы на груз есть?
        - Сейчас покажу...
        - Не надо! Знаю я вашего брата, любой документ подделаете... Почему я должен верить, что в баллонах углекислота, а не оружие спрятано?
        Не сиди сейчас Полынов в скрюченной позе за штабелем баллонов, он бы точно рассмеялся. Как говорится, изнасилованной бабе в каждом мужике маньяк мерещится!
        - Могу любой баллон на выбор открыть, чтобы убедились, - сказал Игорь.
        - Вот этот открой.
        - Сейчас, только редуктор поставлю, а то, если так вентиль открыть, половина заправки сразу в воздух вылетит, - пробурчал Игорь.
        Послышалось звяканье гаечных ключей.
        - Нет, давай лучше вот этот, - внезапно переменил желание старший лейтенант.
        - Можно и этот, - равнодушно согласился Антипов.
        - А если этот?
        - Я уже сказал - любой, - объяснил Игорь. - Так который?
        - Ладно, не надо. Верю. Можешь ехать.
        Скрипнули, закрываясь, дверцы, щелкнул замок.
        - Одного не понимаю, - заметил патрульный офицер, - почему ты по ночам баллоны возишь? Дня, что ли, не хватает?
        - Днем мой завод работает, - сказал Игорь. - И для того, чтобы он нормально работал, я его ночью должен тарой и сырьем обеспечить. Сейчас не совковские времена, чтобы без сырья по полдня простаивать. В трубу вылечу.
        - Ну, ты, хозяйчик гребаный! - внезапно взбеленился старший лейтенант. - Ты своим грязным языком те времена не погань! Я тогда офицером был, гордился службой и жил нормально! А сейчас не служба, а черт знает что! Болтаюсь, как дерьмо в проруби... Катись отсюда, пока я добрый! А то ребят позову, и они твой пикап вместе с баллонами живо в кювет опрокинут!
        Игорь не заставил себя ждать. Вскочил в кабину, включил зажигание и тронул машину с места. Однако тронул плавно, чтобы баллоны не двинулись в кузове. Плевать ему было на угрозы обиженного жизнью офицера - дерни он резко, баллоны могли не только Полынова раздавить, но и утлые стенки кузова пробить.
        Проехав шесть километров от развилки, Антипов остановил машину, вышел из кабины и открыл задние дверцы. Полынов, с трудом протиснувшись между штабелем баллонов и крышей, выбрался наружу.
        - Где надо, остановился? - спросил Игорь.
        - А что, сам не видишь или знакомые места не узнаешь? - сыронизировал Никита, широким жестом обводя сплошную темноту вокруг машины.
        Игорь понимающе хмыкнул.
        - Как просил, шесть километров после развилки.
        - Значит, где надо.
        - А ты, поди, перепугался, когда патруль нас притормозил? - неожиданно со смешком спросил Игорь. Пост они миновали удачно, и он был в прекрасном расположении духа.
        - Почему?
        - Ну, как... Вдруг я тебя с потрохами сдам?
        - У нас о таком не говорят, - жестко осадил Игоря Никита.
        - Извини... - растерянно пробормотал Игорь. - Пошутил я.
        Полынов обошел машину, нагнулся к подфарнику, покопался при тусклом свете в сумке и достал сверток.
        - Так тебя на обратном пути не встречать?
        - Нет. Скорее всего, уходить буду "с шумом" и тебя подставлять не хочу. Держи.
        Никита протянул Антипову сверток.
        - Что это? Мина? - опять попробовал пошутить Игорь.
        - Деньги.
        Игорь оторопел.
        - Нет, мужик, не возьму, - попытался он отказаться.
        - Бери. Мне они там вовсе ни к чему. Только мешать будут.
        Игорь неловко взял сверток.
        - Половина твоя, половину, вернусь, заберу. А не вернусь - все твои. У меня наследников нет, - криво усмехнулся Никита.
        - Ты это брось - не вернусь! - возмутился Игорь. - Я к твоей половине все равно не притронусь... - Он повертел в руках сверток и не удержался от вопроса: - Сколько здесь?
        - Тебе на новую машину хватит, - заверил Никита. - Ну, давай прощаться. - Он протянул руку. - Спасибо.
        - Да чего там... - смутился Игорь, пожимая руку. - Ни пуха тебе...
        - К черту! - отмахнулся Никита и шагнул в темноту.
        Глава пятнадцатая
        Темнота была непроглядной, хоть глаза выколи. Никита отошел метров на двадцать от машины, полез в сумку, достал "сову", надел шлем на голову. И невольно чертыхнулся. Душная ночь внесла свои коррективы в восприятие мира сквозь прибор ночного видения. Если обычно более нагретая земля в холодном воздухе четко просматривалась, то сейчас, когда разница в температуре атмосферы и почвы практически не ощущалась, поверхность степи была словно затянута зеленоватым туманом и имела весьма расплывчатые очертания. И все же это было лучше, чем идти на ощупь впотьмах.
        Через полчаса ходьбы на горизонте сквозь зеленый туман красной булавочной головкой засиял огонь фонаря возле штабных вагончиков. Приблизительно с этого времени в воздухе стал ощущаться сладковатый запах жженого керосина, а чуть позже изменилась под ногами и почва, - преодолев линию брошенных окопов, Полынов ступил на горелую землю, и спекшаяся в шлак пыль противно заскрипела под подошвами. Пришлось умерить шаг, хотя это пока было излишней предосторожностью - душная ночь гасила любые звуки, как в вате, в отличие от обычной ночи, когда малейший шорох слышен за сотни метров.
        В полукилометре от расположения штаба Никита остановился, лег на землю и стал изучать дислокацию. В общем, ничего из ряда вон необычного он не увидел. Возле трех вагончиков штаба учений стоял столб с фонарем, здесь же были припаркованы два "уазика" и один БТР. Приглушенно тарахтела невидимая отсюда передвижная электростанция. Вагончик микробиологической лаборатории находился от них метрах в ста, и свет фонаря до него практически не достигал. Охранение было самым обычным: четверо часовых возле штаба, один у лаборатории. Оно и понятно - не война, не от кого секреты вроде бы прятать. Но Никиту почему-то такая "небрежность" в охранении насторожила. Слишком все это напоминало ловушку: минимальное количество часовых, лаборатория на отшибе и всего один фонарь. Если бы такое расположение вагончиков не подтверждалось снимками из космоса на протяжении двух недель (штаб три раза менял свою дислокацию, передвигаясь вслед за сжимающимся периметром окопов, и вагончик лаборатории всегда дистанцировался от штабных), Полынов никогда бы сюда не сунулся.
        На часах было без десяти двенадцать, и Никита решил подождать полночи. И не ошибся. Ровно в двенадцать караул сменился, и Полынов убедился, что часовых он засек всех. Никого не упустил.
        На горизонте то и дело мигали неясные блики, которые Полынов вначале принял за зарницы надвигающейся грозы, но когда стащил с головы "сову", то понял, что это отблески прожекторов в районе окопов. Стерилизация зоны велась по всем правилам - как говорится, чтобы и мышь ночью не проскочила, - и Полынов невольно похвалил про себя неизвестного организатора карантина в Каменной степи. Все делалось правильно, по науке. Даже когда создавалась точка "Минус", ее местоположение выбрали адекватно ситуации. Безлюдная, пустынная местность с чрезвычайно обедненным биоценозом, практически стопроцентно обеспечивающим самоизоляцию возможного очага микробиологического заражения. И если бы не известная всему миру российская халатность при консервации точки "Минус", не лежал бы сейчас Полынов на вонючей горелой земле, разглядывая штаб по ликвидации последствий чьего-то разгильдяйства.
        В штабных вагончиках не светилось ни одно окно. Что поделаешь, служивые - "режимные" люди, приученные с училища спать по приказу от "отбоя" до "тревоги". Зато в окнах лаборатории, забранных решетками металлического жалюзи, горел свет. Чем же это в столь поздний час занята Лидия Петровна Петрищева? Рассматривает в микроскоп микротомный срез тканей местного каннибала или занимается анализом микрофлоры очередного биологического образца? Увлеклась исследованиями и даже не подозревает, что ей предстоит встреча со своей молодостью. С парнем, с которым в двадцать лет напропалую, до беспамятства, крутила любовь. Впрочем, это он, Никита, потерял тогда разум, а Лилечка, оказывается, подходила к их связи весьма прагматично. Любовь - любовью, но выходить замуж предпочла за состоятельного человека. Черт поймет этих женщин! Для одной - рай с милым и в шалаше, а другая семейное гнездышко иначе как в белокаменном особняке и не мыслит. И плевать ей, что ее милый старый, плешивый и песок из него сыплется. Главное - при деньгах и регалиях... Каждый создает себе свой рай.
        Никита надеялся, что их "долгожданная" встреча после "длительной разлуки" произойдет без свидетелей. Предпосылки к тому были - ни на одной фотографии он не видел рядом с Лидией Петровной кого-либо, хоть отдаленно похожего на ее коллегу. На снимках она стояла или одна, или в окружении двух-трех офицеров, по чьим лицам легко было догадаться, что о микробиологии они знают ровно столько же, сколько и о внеземных цивилизациях. Скорее всего, она действительно являлась единственным микробиологом при штабе ликвидации очага заражения. И это было понятно, если армейский офицер должен не рассуждая выполнять приказы согласно вводной на учения по обеззараживанию зоны поражения, то научный работник обязательно задумается над причинами и последствиями проводимой стерилизации почвы. Задумается, сделает выводы, а затем, где ни попадя, будет трепать языком. Да, в общем-то, для стандартных анализов на стерильность почвы достаточно одного квалифицированного лаборанта. Поэтому, наверное, командование операции и решило, что в целях сохранения секретности одного микробиолога за глаза хватит и лучше всего, если это
окажется человек, хоть косвенно имевший отношение к точке "Минус".
        Полчаса Никита как тать крался в ночи к лаборатории, стараясь все время находиться в тени вагончика. Как ни далеко стоял фонарь от лаборатории, но его свет позволял острому глазу уловить движение далеко в степи. Конечно, при особом желании... и ожидании непрошеных визитеров. Но Полынов как раз и надеялся, что именно этой ночью его не ждут, а что касается часовых, то они были обеспокоены отнюдь не вероятным появлением лазутчика, а возможной грозой. Все они были в плащ-палатках и больше с тревогой поглядывали на небо, чем по сторонам. Особенно нервничал часовой у лаборатории - по всему видно, первогодок срочной службы. В тень вагончика он не заходил, стараясь все время находиться в свете фонаря на виду у своих товарищей, несмотря на духоту, то и дело ежился под плащ-палаткой и чаще других поглядывал вверх. Спрашивается, что он пытался разглядеть в кромешной мгле над головой?
        Вопреки ситуации Никита пожалел часового и обматерил про себя разводящего офицера. Кто же ставит в караул салагу на отшибе и одного? В предгрозовую тревожную ночь ему черт знает что может померещится. Новобранец сейчас пошел хилый, с неустойчивой психикой, и уже не один в подобной ситуации пускал себе пулю в лоб из-за неясных страхов. О том, что часового в случае чего-то непредвиденного придется "убрать", Полынов не думал. И в мыслях не держал. Проскользнуть незамеченным мимо "лопуха" было для него элементарным делом. Лишь бы тот сам, по глупости, в штаны не наложил и тревогу не поднял, вставив ствол автомата себе в рот и дернув за спусковой крючок.
        Последние десять метров пришлось преодолевать ползком - мешал свет из окон. Да и звук шагов, как не пытайся синхронизировать их с шагами часового, никогда не совпадет полностью. Все-таки скорость звука не скорость света, и хруст гари под ногами Никиты покажется часовому эхом его собственных шагов. А откуда, спрашивается, эху в степи взяться?
        Наконец Полынов достиг "мертвой" тени под окнами у колеса вагончика и затаился. Дверь в лабораторию была со стороны торца, и хотя сама она тоже находилась в тени, узенькие ступени откидной лесенки освещались далеким фонарем. Это усложняло ситуацию. Часового у лаборатории можно было в расчет не брать, но вот часовые у штаба могут заметить мелькнувшую на ступеньках фигуру. То, что они, несомненно, увидят свет из тамбура, когда Полынов откроет дверь, его не особенно волновало. Мало ли зачем Лилечке понадобится открыть, а затем закрыть дверь лаборатории, - может, замок проверить. Следить за действиями микробиолога не входит в задачи караула. Их дело охранять территорию и "не допущать" посторонних. Оставалось надеяться, что те две-три секунды, пока Никита провозится с замком, часовые у штаба будут глазеть в другую сторону. В эфемерность этого слабо верилось, но иного пути не было. Или пан, или пропал.
        Следя за часовыми из-под вагончика, Полынов выбирал подходящий момент, чтобы скользнуть к двери лаборатории. Он уже готов был бесшумно вспрыгнуть на лесенку, как произошел тот самый непредвиденный случай, в вероятность которого "тихушнику" верить не положено, а уж тем более надеяться на него.
        Ночная мгла полыхнула ветвистой молнией, и в тот момент, когда оглушительный гром, сотрясая землю, пал с небес, Полынов прыгнул на лесенку, рванул на себя дверь и очутился в тамбуре. Получилось просто здорово - черта с два часовые могли его заметить возле лаборатории во время светопреставления. Не до того им было. А салага-часовой определенно уделался...
        В глазах от ослепительной вспышки молнии роились темные мушки, и свет в тамбуре казался тусклым. Полынов не успел удивиться, что дверь в лабораторию оказалась открытой и ему не пришлось возиться с замком, как последовал второй удар грома. Вагончик тряхнуло, и раскаты, затихая, покатились по степи. Однако, как Никита ни прислушивался, шелеста капель не уловил. Родив молнии, сплошная облачность никак не хотела разразиться ливнем. Что ж, бывают, хоть и редко, сухие грозы. Погремят громом, посверкают молниями, а дождем так и не прольются...
        Вагончик полевой микробиологической лаборатории был старым, еще советских времен. Пластик на стенах тамбура покоробился, в щели въелась грязь, и ни один нормальный санитарный врач не разрешил бы использовать лабораторию в таком виде по прямому назначению. Но где же его, нормального санитарного врача, возьмешь в наше идиотское время?
        Полынов защелкнул замок входной двери, в ручку вставил стоящую в углу швабру. Не ахти какой запор, но, если кто будет ломиться в дверь, он услышит. Просто и надежно.
        Вход в помещение лаборатории из тамбура был через две параллельные дезинфекционные камеры - для мужчин и для женщин. На дверях одной висел ржавый амбарный замок, и Полынов открыл вторую дверь. Дезинфекционная камера оказалась узкой, маленькой, рассчитанной на одного человека. Шкаф для чистой одежды, шкаф для лабораторной, совсем крошечная кабинка душа.
        Полынов непроизвольно улыбнулся. Переодеваться он не собирался. Это штабист-офицер, если вдруг надумает в лабораторию сунуться, без защитного комбинезона, шлема и резиновых перчаток порог не переступит. Невдомек ему, что в лаборатории стерильная чистота и все эксперименты ведутся в герметичных боксах. Только вопиющая халатность или прямая диверсия может привести к инфицированию персонала.
        Аккуратно, миллиметр за миллиметром, Полынов приоткрыл дверь в лабораторию и заглянул в щель. Лаборатория, она и в Африке лаборатория. Прозрачный бокс с никелированными манипуляторами у дальней стенки, два холодильника, где, несомненно, в герметичных кюветах хранились биологические образцы, стеллаж с закрепленными в штативах реактивами. Как Никита и надеялся, Петрищева находилась в лаборатории одна. Лидия Петровна сидела за столом спиной к двери и набирала на компьютере какой-то текст, то и дело заглядывая в раскрытый лабораторный журнал. Поверх белой спецодежды на ней был прозрачный бактерицидный комбинезон, шуршащий при малейшем движении. Она настолько увлеклась работой, что, когда в очередной раз громыхнула молния, лишь недовольно покосилась на окно и продолжила щелкать клавишами.
        Уже не таясь, Полынов распахнул дверь и вошел.
        - Здравствуй, Лиля, - сказал он.
        Его тихое приветствие произвело впечатление взорвавшейся бомбы. Куда там полыханию молнии и грохоту грома за окном! Петрищева подскочила на привинченном к полу табурете и испуганно обернулась.
        - К-кто в-вы?! - вскрикнула она.
        Никита прикрыл за собой дверь, увидел торчащий из замка ключ, повернул его, затем прошел к столу, сбросил с плеч сумку на пол, сел напротив Петрищевой.
        - Не узнаешь старых знакомых... - пожурил он, заглядывая ей в глаза.
        - Никита?! - казалось, удивлению Лилечки не было границ, и все же Полынов уловил в ее возгласе некоторую фальшь. Совсем чуть-чуть, на зыбком пределе достоверности. Трудно поверить в искренность человека, некогда тебя предавшего.
        - Вот и узнала... - ласково проговорил Никита. - А то я уж было подумал, что память у тебя короткая. Девичья.
        Он вложил в слова как можно больше желчи, и ирония достигла Лилечки. Она опустила глаза, покраснела, пальцы ее забегали по столу, вроде бы невзначай подбираясь к клавиатуре.
        - Руки! - зло прошипел Полынов и ударил ее по ладоням.
        Лилечка отдернула от стола руки и со страхом посмотрела на Никиту. Однако в ее страхе было еще больше фальши, чем в удивлении минуту назад. Что-то здесь было явно не то, будто спектакль в лаборатории разыгрывался.
        - Кит... - прошептала Лилечка. - Ты кто?
        - Дед Пихто, - скривив губы, процедил Полынов. - Кит кончился десять лет назад, остался Никита Артемович Полынов.
        Он цепким взглядом окинул лабораторию. Да нет, вроде бы все нормально. Дверь в одну дезинфекционную камеру он закрыл на ключ, а вход во вторую камеру со стороны тамбура был заперт на висячий замок. Разве что "жучок" в коммутаторе на столе "завелся", и их разговор прослушивается из штаба. Но искать "жучка" в лаборатории - только время терять. Да и поздно. Если он есть, то вагончик уже окружили бравые спецназовцы.
        - Ну-ка, подруга верная юности беспечной, - сказал он, - пересядь на мое место.
        Он встал с табурета, взял ее за плечи и пересадил.
        - Ты мне здесь всю стерильность нарушишь! - попыталась возмутиться Лилечка, поправляя на себе шуршащий комбинезон.
        - Ти-хо! - раздельно сказал Никита, предостерегающе подняв вверх указательный палец.
        Он сел к столу боком, облокотившись спиной о стену вагончика. Теперь вся лаборатория была перед ним как на ладони. И все же тревожное чувство не покидало его. Ощущение ненатуральности, нарочитости происходящего продолжалось.
        За окном вновь полыхнула сухая молния, пророкотал гром, и тут же заверещал коммутатор. Петрищева дернулась к трубке, но Полынов жестом остановил ее.
        - Не шали, девочка! - Он вынул из-под мышки пистолет и выразительно погрозил им. - Включишь звук на динамик и не вздумай что-нибудь не то ляпнуть. Я не шучу.
        Колючими глазами Никита впился в лицо Лилечки. Она побледнела и кивнула.
        - Хорошо... - прошептала она и нажала на клавишу коммутатора.
        - Лидия Петровна, - пророкотал из динамика мужской голос, - это Воронихин. Вам не страшно?
        - А почему мне должно быть страшно? - недовольно переспросила она, косясь на пистолет в руке Полынова.
        - Так, это... - в голосе говорившего прорезались задушевные, вкрадчивые нотки. - Ночь, гроза, а вы там одна...
        - Нет, не страшно, - сказала Лиля.
        - А у нас здесь с Димой бутылка шампанского есть, - продолжал ворковать некто Воронихин.
        - Где это - здесь?
        - В караулке. Заходите, Лилечка, а то мы шампанское не пьем, уверенно "бил клинья" Воронихин.
        Петрищева с сожалением вздохнула. Получилось почти натурально.
        - Спасибо, Володя, - отказалась она. - Но у меня работы много. Давайте завтра.
        - Лилечка, так до завтра шампанское прокиснет!
        - А вы новую бутылку купите. Спокойной ночи, - отрезала она и отключила связь.
        Пока Петрищева разговаривала, Полынов откровенно разглядывал ее. Лилечка изменилась. Вроде бы та же, его Лилечка, но и не она. Все те же белокурые волосы, та же короткая прическа, но лицо потеряло девичью припухлость, обозначились скулы, в глазах появилась твердость, губы стали тоньше, и от этого Лилечка выглядела холодной, неприступной женщиной. Может, все это было и раньше, а Никита просто не замечал? Юношеская влюбленность страшная штука - начинаешь приписывать своей девушке то, чего в ней вовсе и нет. И долго потом не можешь поверить, что она тебя просто использовала как самца, а затем, вытерев о тебя ноги, как о половую тряпку, развернулась и ушла к другому.
        Закончив разговор по коммутатору, Лилечка некоторое время молчала, покусывая губы и не глядя на Полынова. Он с интересом наблюдал за ней. Было любопытно, какие же мысли роятся сейчас в голове некогда дорогого ему человека. И что она скажет.
        - Кит... - наконец тихо произнесла она, глядя в пол. - Ты прости меня за то, что было...
        Тяжело дались ей эти слова - на верхней, вздернутой губке выступила испарина. И Никита не поверил. Ни на йоту. Слишком он хорошо знал Лилечку, а теперь еще и видел не задурманенным любовью взглядом, чтобы поверить. Весь интерес к этой женщине сразу пропал. Остались пустота и равнодушие.
        Никита тяжко вздохнул.
        - Только не надо меня убеждать, будто ты думаешь, что я сюда заявился выяснять наши отношения десятилетней давности, - сказал он. - Молодой и глупый Кит, по уши влюбленный в лаборантку Лилечку, исчез, так что не будем ломать комедию. Ты знаешь, зачем я здесь и что мне нужно.
        - Да, знаю, - неожиданно спокойно сказала Лиля и впервые подняла на Никиту глаза. Взгляд у нее был умный и холодный. Она мгновенно поняла, что игры не будет. Попыталась прощупать Никиту, играя на его чувствах, но убедилась, что их нет и в помине.
        Полынов невольно покачал головой. Такого самообладания от Петрищевой он не ожидал. Что значит, ретушь воспоминаний на действительность и как она может исказить восприятие. Гораздо проще вести беседу с незнакомым человеком - его легче разгадать, чем со старой знакомой, к которой к тому же был неравнодушен. Довлеет сложившийся стереотип...
        - Вот это деловой разговор, - кивнул он. - Вижу, из лаборантки ты превратилась в настоящего научного сотрудника.
        - Слава богу, - едко заметила Лилечка, - что здесь хоть один мужик видит во мне не только бабу. Итак, что ты хочешь?
        - В первую очередь меня интересует, что именно удалось создать Лаврику на точке "Минус"?
        - Не знаю, - пожала она плечами.
        Никита поморщился.
        - Ну вот, а я тебя похвалил... Плохо предмет вызубрила. Двойка. Неужто муженек-академик не научил тебя, как нужно сдавать экзамены? Давай мы с тобой не будем играть в партизанов и гестапо.
        Лилечка удивленно вскинула брови и заглянула в глаза Никите. И увидела в них полное равнодушие к своей особе. Ее передернуло, и она поверила в "гестапо".
        - Я действительно не знаю, - тихо сказала она. - Думаю, что и Лаврик не знал.
        - Не понял, - бесстрастно обронил Полынов.
        - Ты вообще в курсе, чем он занимался? - осторожно спросила Лилечка.
        - Если бы был в курсе, меня бы здесь не было, - рассмеялся Никита и тут же погасил улыбку. - Но общее направление его исследований мне известно. Так что ложь от правды отличить сумею.
        - А если тебе известно общее направление его исследований, то какого хрена ты удивляешься, что я ничего не знаю?! - возмущенно фыркнула Лиля.
        - Фу, Лилечка, - опять поморщился Никита. - Раньше ты не была такой вульгарной. Давай все по порядку. Будто я олух царя небесного и не бельмеса не смыслю в генной инженерии. Что конкретно делалось на точке "Минус"?
        - В том то и дело, что конкретного направления исследования не имели, - все еще раздраженно сказала Петрищева. - Изучались спонтанные мутации организмов под воздействием био-СВЧ-генератора Дзян Кан-джена. Слыхал о таком?
        Полынов кивнул.
        - Ни о какой генной инженерии речи не шло, - продолжала Лиля. - Если генная инженерия базируется на строго научном подходе, когда рекомбинантная молекула ДНК целенаправленно конструируется из фрагментов донорских молекул ДНК с заранее известными функциями генов, то в опытах Лаврика все было основано на элементе чистой случайности. И Дзян Кан-джен, и Лаврик набрали во время экспериментов громадный фактический материал, но на вопросы: как, почему и каким образом происходит данная мутация, ответов не нашли. Если ты помнишь, именно против чисто "алхимического" подхода в исследованиях и выступил Петрищев на ученом совете в институте.
        - Помню, - с умным видом кивнул Полынов, хотя, конечно, ничего не помнил. Другие интересы были у него в то время в Пущино. - Только это не объясняет, почему Петрищев вскоре переманил Лаврика в свою лабораторию, а затем военное ведомство взяло патронат над исследованиями. Что-то у тебя ниточки в рассказе не связываются... Нигде в мире вояки не субсидируют исследования из чисто научного интереса.
        Лилечка недовольно передернула плечами.
        - Ты просил с самого начала, я тебе и рассказываю.
        - Хорошо, молчу и слушаю, - согласился Полынов.
        - Так вот, одна из серий экспериментов дала весьма любопытные результаты. Клетки хомячка, используемого в эксперименте в качестве реципиента, неожиданно помолодели.
        - Да что ты говоришь! - все же не удержался от саркастического замечания Полынов.
        - То и говорю, - спокойно сказала Лиля, но не преминула парировать колкостью: - Ты действительно как ребенок. От жизни отстал, форму надев, что ли? Во многих лабораториях мира сейчас ведутся исследования по рекомбинации гена, ответственного за старение организма, а ты не в курсе? Или под дурачка косишь, как у вас в армии выражаться принято?
        Похоже, армейская форма Полынова сбила ее с толку, и она, как и жители Каменки, принимала его за служивого, а значит, и все разборки последних дней считала чисто армейским делом. Полынов не стал ее разубеждать. Пусть ее. Сговорчивей будет.
        - Ведутся-то они ведутся, но пока безуспешно, - уклончиво сказал Никита. - Ладно, уговорила, но только наполовину. Могу понять, почему твой будущий муженек переманил к себе Лаврика. Но министерство обороны он чем заинтересовать смог? Вечной молодостью, что ли? Не смеши меня.
        - А вот как раз этим самым и заинтересовал. Только не само министерство, а высшее руководство. Почему, тебе тоже надо объяснять?
        Полынов покачал головой, вспомнив, кто десять лет назад пришел в стране к власти. Да и сейчас в правительстве трясущихся дедуганов хватает...
        - Одного не пойму, - усмехнулся он, - причем тут тогда сверхсекретность? Точка "Минус", срочная ликвидация базы, теперешний карантин... Сдается, подруга, что ты мне лапшу на уши вешаешь. Эти самые каннибалы из Пионера-5 - они что, вечно молодые?
        - Все абсолютно не так, - вздохнула Петрищева. - Как впоследствии оказалось, клетки хомячка помолодели в результате мутации организма. Такое, сам знаешь, редко, но бывает, и уже давно описано. В частности, во время локальных мутаций раковых клеток в результате облучения. Однако в данном случае речь идет о глобальной мутации на наследственном уровне. Буквально за две недели хомячок претерпел сильные внешние изменения за счет стремительной перестройки костных тканей и превратился чуть ли не в иное существо, а через три недели сдох. Как показали дальнейшие исследования, в результате мутации он полностью потерял иммунитет ко всем болезнетворным микроорганизмам, причем оказался подвержен даже тем заболеваниям, которыми хомячки в природе не болеют. Лаврик создал своего рода быстротечный СПИД, и самое страшное в нем то, что любое, подчеркиваю, ЛЮБОЕ живое существо подвержено этому заболеванию и, соответственно, является его переносчиком.
        До сих пор Полынов слушал Лилечку, как говорится, вполуха, удивляясь про себя больше не той чуши, которую она, по его мнению, несла, а тому, что она думает, будто в столь глупую версию он может поверить. Версию, в которую не мог поверить и дебил. Но последние факты заставили его изменить мнение. Слишком безумно все выглядело, а потому могло оказаться правдой.
        - Возбудитель заболевания установлен? - спросил он.
        - Нет. Его и Лаврик не смог обнаружить, а уж мне с моими возможностями, - Лилечка обвела рукой лабораторию, - это и подавно не удастся. Я здесь могу лишь определить, был ли заражен биологический объект "болезнью Лаврика" или нет.
        - И как успехи? Много зараженных объектов обнаружила в зоне карантина?
        - К счастью, пока всего два. Оба - люди. Но, думаю, по мере стерилизации зоны в поселке появится больше.
        - Хорошо... - протянул Никита. - Допустим, я тебе поверил. Но почему эти так называемые мутанты становятся каннибалами?
        - Не знаю, - пожала плечами Лиля. Голос у нее внезапно стал бесцветным, апатичным. Она потеряла интерес к разговору и задумалась о чем-то своем. - У Лаврика по этому поводу была гипотеза... - продолжала она машинально, словно по инерции. - Впрочем, у него на каждый случай была масса гипотез. Но ни одну он не доказал. Правильно его Петрищев "алхимиком" обзывал.
        Полынова немного покоробило, что она своего мужа по фамилии назвала, но он не стал язвить по этому поводу. Ему-то какое дело до отношений в их семье? Давно в душе все перегорело, и даже пепла не осталось. Практически никаких былых эмоций его встреча с Лилечкой не воскресила.
        - И что же это за гипотеза? - спросил он.
        - Которая? - будто очнулась Лилечка. Видно, далеко она была в своих воспоминаниях.
        - О каннибализме.
        - Устала я, Кит, ох как устала... - внезапно невпопад сказала она. Противно в чужом дерьме копаться... И страшно.
        В глазах у нее проявилась безмерная женская тоска. Не нашла, видимо, счастья, голубушка, в белокаменном семейном гнездышке.
        - На это ты завтра Володе с Димой за бутылкой шампанского пожалуешься, - остудил ее чувственность Никита. - Я не специалист по утешению соломенных вдовушек. Меня другое интересует.
        Его слова задели Петрищеву похлеще пощечины. Куда только тоска в глазах делась. Она вздрогнула, глаза гневно блеснули, на щеках проступили красные пятна.
        - Наслышана о твоих интересах и похождениях... - зло процедила она, сверля его ненавидящим взглядом. - Между прочим, мне тут одну штучку сегодня на анализ подсунули... Гнойный тампон из взорванных "жигулей" - его взрывом из салона выбросило. Обгорел, но уцелел. Результаты анализа тебя не интересуют?
        Никита изобразил на лице крайнее недоумение, заломил бровь.
        - Ну? - равнодушно спросил он, а про себя чертыхнулся. Надо же, какое невезение - взрывной волной его тампон выбросило...
        - Любопытного паразита я в крови на тампоне обнаружила, - продолжала Лилечка, пристально вглядываясь в лицо Полынова. - Подцепить его можно исключительно в Центральной Африке. Лечение, в общем-то, пустяковое, но квалифицированную помощь можно получить лишь в Институте медицинской паразитологии и тропической медицины в Москве. А вот если туда не обратиться, то последствия для зараженного будут весьма плачевны. Яйца паразита разносятся кровью по всему телу, но вызревать они почему-то предпочитают в коре головного мозга. Через неделю из яиц вылупляются личинки, что вызывает вначале сильные головные боли, затем обмороки, длительную потерю сознания и, наконец, через две-три недели кровоизлияние в мозг с летальным исходом... Ну а первичные признаки заражения - тошнота, вялость и все остальные симптомы бледной немочи. Кстати, а что это ты, дорогой мой, такой бледненький?
        Никита саркастически усмехнулся.
        - Твои Володечка с Димочкой третьи сутки за мной гоняются, нормально выспаться не дают, - ответил он. - Ты мне зубы тропическими паразитами не заговаривай. Давай ближе к нашим баранам, то бишь каннибалам. Третий раз спрашиваю: почему люди, инфицированные "болезнью Лаврика", начинают друг друга поедать? Что, тропические паразиты на них так влияют? Или это сверхсекретная информация, которую мне из тебя надо калеными щипцами вытаскивать?
        Петрищева отвела от него взгляд. Ничего она по лицу Полынова так и не поняла. Возможно, она стала неплохим микробиологом, но о психологической подготовке "тихушников" не имела не малейшего представления. Черта с два по их лицам прочитаешь, что у них на душе делается.
        - Ничего сверхсекретного в этом нет, - пожала она плечами. Засекречивают методы экспериментов, а не результаты. О каннибалах, так о каннибалах... - Она вздохнула. - Лаврик собрал обширный материал по поведению инфицированных животных. Уже на третий день скорость мутации организма достигает максимально возможной. Буквально на глазах начинают расти зубы, меняться форма черепа, челюстей, всего скелета. На три-четыре градуса поднимается температура тела, но животное не становится вялым и апатичным, как практически при любом другом заболевании, а наоборот, его активность резко возрастает. Симптомы заболевания весьма напоминают симптомы бешенства - особь утрачивает все поведенческие характеристики, свойственные ее виду, и превращается, что особенно странно было наблюдать на кроликах, в хищника. При этом почему-то предпочитает нападать на своих сородичей, чем на особей иного вида. Лаврик по этому поводу выдвинул гипотезу, что метаболизм мутанта требует однородных его телу клеток для перестройки организма, но, по-моему, от его теории больше попахивает откровенным дилетантизмом, чем достаточно
аргументированными выводами.
        - Да уж, обоснования, действительно, на грани фантастики, - хмыкнул Никита.
        - Почему? - неожиданно не согласилась Петрищева. - В свое время никто и представить не мог, что возможно такое заболевание, как иммунодефицит.
        - Не надо, девочка, ля-ля! - грубо одернул ее Никита. - Единичные случаи, связанные с полным расстройством иммунной системы, были известны.
        - Как и единичные случаи положительных спонтанных мутаций, - опять не согласилась Лиля. В нее словно вселился бес противоречия. Хотя, может, все объяснялось гораздо проще - за три недели в Каменной степи не с кем было словом о работе перемолвиться.
        - Например?
        - Да сколько угодно. Не единичны случаи, когда петух перестает кукарекать и начинает нести яйца. Также известны случаи, когда некоторые люди без всякого хирургического вмешательства самопроизвольно меняют пол... В медицинскую энциклопедию давно заглядывал?
        - Повторяю: не надо ля-ля! - рассердился Полынов. Его стала раздражать словоохотливость Лилечки на посторонние темы. - Самопроизвольная трансверсия у некоторых низших животных вообще не случайность, а закономерность. А вот превращение в другой вид - это уже из области мистики.
        Петрищева холодно улыбнулась.
        - А кто здесь говорит о другом виде? По-твоему, так собака, заразившись бешенством, мутирует в другой вид? Или человек, заболевший слоновьей болезнью, мутант? По-моему, Лаврик выдавал желаемое за действительное, приписывая облученным на генераторе особям межвидовые мутации. Я думаю, все объясняется намного проще: мутировал не сам организм облученной особи, а какой-то доселе безвредный вирус. Он-то и вызывает "болезнь Лаврика", совместившую в себе симптомы бешенства и скоротечного СПИДа.
        Полынов внезапно поймал себя на мысли, что против воли увлекся спором. Сказалась ностальгия по оставленной научной работе, а это категорически недопустимо. Тем более в его теперешнем положении. Он хотел оборвать ушедший в сторону разговор, но в этот момент над степью особенно оглушительно шарахнула молния и тонны воды наконец обрушились на землю, загрохотав по крыше вагончика.
        - Вот и природа за твою версию обеими руками голосует, - усмехнулся он.
        Лиля не ответила, только зябко передернула плечами и покосилась на окно. Видно, представила, что сейчас делается снаружи. Плафон под потолком мигнул, и ослепительная молния за окном разлиновала лабораторию сквозь жалюзи черно-белыми полосами.
        - Дискуссия окончилась, - сменил тон с насмешливого на жесткий Полынов. - Мне нужны методики, по которым работал Лаврик.
        Петрищева выпрямилась на табурете и твердым взглядом посмотрела ему в глаза.
        - Ого! Губа не дура. Только у меня их нет. Ни в компьютере, ни в голове. А если бы и были, то я никогда не передала бы их ни тебе, ни Федорчуку, ни кому бы то ни было. Может, для тебя угробить два десятка спецназовцев за три дня - в порядке вещей, но для меня полторы тысячи жителей поселка Пионер-5, погибших от эпидемии, значат много. Я детей хочу родить, а потому не желаю, чтобы трагедия Пионера-5 когда-нибудь повторилась.
        Полынов как-то сразу поверил в ее искренность. В голове на мгновение мелькнула похабная мысль: "Это же от кого ты родить хочешь - неужто от мужа-маразматика?" - но он задавил ее. Ни к месту и ни ко времени язвить.
        - Тем не менее методики существуют, - сказал он. - А значит, ими кто-то рано или поздно воспользуется.
        - Существуют, - согласилась Петрищева, - но никто ими не воспользуется. Сейчас они находятся в бункере законсервированной базы. Когда зона карантина приблизится к ее территории, подземелья вначале будут залиты напалмом, а затем все дырки забетонированы. А до того туда никто не сунется. Побоятся.
        - Ну да! - скривил губы Полынов. - Пошлют обыкновенного исполнителя, типа меня или тебя в скафандре высшей защиты, он-то всю документацию и вынесет.
        - Не пошлют, - отрезала Лиля. - "Болезнью Лаврика" можно заразиться даже от праха инфицированных. Потому никто не рискнет притронуться к документам.
        Полынов на секунду задумался. Вроде бы все верно, но что-то в доводах Петрищевой было не так. Существовала какая-то лазейка, позволяющая воспользоваться документами, но вычислить ее Никита не мог. Мешала навязчивая картинка, запечатленная на сетчатке глаз, когда свет в лаборатории мигнул и она на мгновение осветилась вспышкой молнии через полосы жалюзи. Лаборатория в черно-белую полоску что-то ему напоминала, и решение вопроса, что именно, почему-то казалось первоочередным. Внезапно он вспомнил, на что были похожи черно-белые полосы, и чуть не расхохотался от нелепого сопоставления. Еще в детстве он видел мультфильм о Чиполлино, где все персонажи, попав в тюрьму, расхаживали по ней в такой вот полосатой одежде. Ни хрена себе ассоциации! И, главное, приходят на ум в самый "подходящий" момент.
        Никита подавил улыбку и внимательно оглядел лабораторию. Грохот водопада по крыше вагончика мешал сосредоточиться, сбивал с мысли. Но Полынов вновь почувствовал, что в лаборатории что-то не так. Неспроста ему тюрьма "в полоску" привиделась. К тому же Петрищева уж больно легко ему все данные будто на тарелочке выложила. Причем информацию, отнюдь не похожую на липу.
        Он перевел взгляд на стол. Несмотря на мигнувший свет, компьютер продолжал работать и текст с экрана не сбросил.
        - Что ты хранишь в его памяти? - кивнул Полынов на компьютер.
        - То, что я рассказала, - опять с неестественной покладистостью ответила Лилечка. - Плюс результаты анализов биологических объектов из разных точек карантинной зоны.
        - Не возражаешь, если перепишу? - спросил Никита, для убедительности просьбы поигрывая в руке пистолетом.
        - Не возражаю. - Петрищева усмехнулась. - Только оружием не балуйся. Говорят, оно само иногда стреляет.
        Никита не ответил на колкость. Следя за Петрищевой краешком глаза, он просмотрел информацию на компьютере, выбрал интересующие его файлы, заархивировал. Получилось на одну дискету, но он, для верности, записал две, продублировав их.
        - Вот и все, - сказал он, пряча дискеты в карман. - Засиделся я у тебя в гостях, пора и честь знать.
        Он встал.
        - Свидетеля, как у вас принято, убирать будешь? - тихо спросила Петрищева.
        Полынов насторожился. Страха в голосе Лилечки почему-то не было. А положен вроде бы - знала она, как он покуролесил в Каменке. Резон в вопросе Петрищевой был, однако "зачистка" свидетеля в данном случае не имела смысла. В ФСБ давно вычислили его личность, а "пачкать" руки Полынов не любил даже в случае крайней необходимости.
        - Нет, не буду, - покачал он головой. - Не такой уж я и кровожадный, как кажусь на первый взгляд. А вот связать на всякий случай, свяжу. Не хочу, чтобы ты шум-гам в штабе раньше времени подняла. Мне далеко до безопасного места топать... Пересядь-ка на мое место, - приказал он, делая шаг в сторону.
        Никита впервые повернулся спиной ко входу и тут же шестым чувством понял, что совершил громадную глупость. Но исправить ее не успел.
        - Замри! И стой, как стоишь! - раздался за спиной знакомый повелительный голос. - Не вздумай дергаться - дырка в башке будет.
        Глава шестнадцатая
        - Тебе же рекомендовали не соваться в Каменную степь. Видишь, к чему это привело? - бесстрастно пожурил до боли знакомый голос и приказал: Медленно разожми пальцы и урони пистолет на пол.
        - Зачем? - спокойно возразил Полынов. Он лихорадочно пытался вспомнить, кому принадлежит голос за его спиной. - Ты держишь на мушке меня, а я - Петрищеву. По-моему, патовая ситуация.
        Вспомнил! Липовому лейтенанту милиции, который в Москве пытался ворваться в его новую квартиру и проверить прописку. Как его там... Кажется, Стародуб Николай Фомич...
        - Никита Артемович, ты же умный человек, - насмешливо заметил Стародуб. - К чему тебе ее труп?
        Петрищева сжалась на табурете, побледнела, перебегая встревоженным взглядом со Стародуба на Полынова.
        - Поняла, Лилечка, какова тебе здесь цена? - с горечью произнес Никита. - Похоже, после окончания стерилизации карантинной зоны тебя уберут. Не мне - им свидетели не нужны.
        - Кончай базар! - гаркнул лейтенант. - Бросай пистолет. Считаю до трех!
        - А ты не боишься, что, продырявив мою голову, пуля рикошетом разнесет вдребезги плексиглас бокса с культурой "болезни Лаврика"? - перехватив инициативу, сказал Никита и перевел ствол своего пистолета на бокс. Впрочем, это могу сделать и я. Мне терять нечего, а вот тебя свои же тогда живьем сожгут вместе с лабораторией. - Он медленно повернул голову к Стародубу и изобразил на лице ослепительную улыбку. - Так что, Николай Фомич, это тебе надо бросать оружие, а я счет поведу.
        Стародуб оторопел. Лицо у него посерело, на лбу выступили бисеринки пота. Видимо, никак не ожидал он такого поворота событий. Еще при первой встрече на пороге своей квартиры в Гольяново Никита отметил туповатость лейтенанта. Что у них там, в ФСБ, кадры перевелись, если Федорчук на захват Полынова этакого желторотого птенца посылает? Или всех добротных "чистильщиков" Никита в вездеходе подорвал? Впрочем, дело-то в Каменной степи "деликатное", мало кто в него посвящен, и, видимо, приходится Федорчуку использовать не тех, кто умней и опытней, а кто под рукой окажется...
        Лейтенант медлил. Явно выбирал, какая смерть лучше - от пули Полынова или в горящем керосине из огнеметов. То, что третьего варианта Стародубу не дано, было понятно по оружию - в руке лейтенант сжимал "ингрем", в просторечии спецназовцев "швейную машинку". Магазин в тридцать патронов вылетал из него за полторы секунды. "Строчка" из этой машинки не только Полынова пополам перережет, но и ни одной целой пробирки в лаборатории не оставит. Просто удивительно, зачем Стародуб взял на дело такой агрегат для форсу, что ли? Еще больше упала "цена" лейтенанта в глазах Полынова.
        - Жизнь гарантирую, - разрешил сомнения Стародуба Никита. - Бросай.
        - Тебе все равно не уйти, - мрачно пообещал лейтенант, бросая пистолет-автомат на пол. - Вагончик окружен.
        Что удивительно, но свой просчет Стародуб понял мгновенно. Вся беда оказалась в том, что думать нужно было раньше, перед операцией, а не на арапа идти.
        Несмотря на ситуацию, Никита едва не расхохотался. Лишь сейчас он обратил внимание, что на Стародубе был громоздкий противочумный костюм из прорезиненной ткани, на руках - хирургические перчатки. Разве что шлем на голове отсутствовал. Однако и страху нагнала на вояк эпидемия.
        - Кругом! Руки за спину! - приказал Полынов. - Где наручники?
        - В левом кармане, - буркнул лейтенант, поворачиваясь к нему спиной. Послушай, не ломай комедию. Лучше сдайся, я тебе тоже жизнь гарантирую.
        - Разберемся, - пообещал Полынов. - Лилечка, будь добра, возьми у него наручники.
        Петрищева потеряно поднялась с табурета, пошарила по карманам лейтенанта, достала наручники.
        - Держи, - протянула их Никите.
        - Нет уж, Лидия Петровна, мне они не нужны. Наденьте на него. Дело нехитрое.
        Лиля нерешительно повертела наручники перед глазами, посмотрела на Стародуба.
        - Николай Фомич, это правда? - неожиданно тихо спросила она.
        - Что - правда?
        - Что вы меня... после окончания карантина...
        - Ты своему давнему дружку больше верь, - раздраженно бросил в сторону лейтенант.
        Ничего не сказала на это Петрищева, однако по ее заторможенной реакции - минуты три проваландалась с "нехитрым делом" - стало понятно, что Стародуб ее не убедил. Скорее, наоборот.
        - А теперь, Лиля, сядь на свое место, - сказал Полынов.
        Он отшвырнул носком ботинка "ингрем" в угол и, проверяя, как защелкнулись наручники, рванул за цепочку. Лейтенант отлетел к стене и чуть не упал, зацепившись ногами за табурет. Без подвоха справилась Лиля с порученным делом, надежно.
        - Мне тоже сесть? - спросил Стародуб, кивая на табурет.
        - Постоишь, не барыня, - отрезал Никита, взял его за комбинезон и поставил напротив окна. Жалюзи, конечно, неплохая защита от снайпера, но все-таки...
        - Где Федорчук?
        - В Москве... - Стародуб отвел глаза в сторону. - Не смог сегодня прибыть, руководство задержало...
        - А ты тогда каким образом в Каменной степи оказался?
        - По приказу полковника. Должен уточнить ситуацию на месте и доложить.
        Никите сразу стало понятно и кто такой лейтенант, и его роль. Что-то типа ординарца при полковнике. Посыльный для мелких поручений. Может, впервые в жизни облеченный особыми полномочиями, решил самолично диверсанта задержать. Геройство ему, видите ли, проявить захотелось, крест на грудь заработать. Дурак! Крест тебе на могилке поставят... Что ж, спасибо Федорчуку за такой "подарок". Планируй операцию захвата сам полковник, Никите бы так легко не выкрутиться - второй раз, как с миной в самолете, Федорчук промашки б не совершил. Знал он теперь, кто такой Полынов, и счастье Никиты, что полковника в Москве другие дела задержали.
        Только теперь Полынов позволил себе посмотреть в сторону входа, откуда появился лейтенант. Так и есть - никто бесшумного штурма вагончика не устраивал, а была самая элементарная засада во второй шлюзовой камере, со стороны тамбура запертой на висячий замок. Сидел там Стародуб, слушал его разговор с Петрищевой, наблюдал в какую-то щель, выбирал подходящий момент для ареста. Вот, значит, какой подвох все время чувствовал в лаборатории Полынов... Одно было непонятно - на основании каких-таких данных лейтенант вычислил, что Никита заявится именно этой ночью? Что-то на прозорливость эфэсбэшника не похоже - слишком уж топорно он засаду организовал, хотя именно "топорностью" и провел Никиту. Неужели Антипов оказался стукачом? Если так, то артист он великий...
        - Николай Фомич, поделись-ка секретом, - напрямую спросил Никита. Каким образом догадался, что я появлюсь здесь именно сегодня?
        Честно говоря, ответ его не особенно интересовал. В голове лихорадочно прокручивались варианты отхода. Из любой ситуации можно найти выход, совсем другое дело в степени риска. Сейчас шансы выбраться живым из лаборатории сводились практически к нулю, но пустить себе пулю в лоб он всегда успеет. Каким бы плотным кольцом не окружили спецназовцы вагончик, а шанс, хоть и мизерный, имелся. На его стороне ночь, гроза, ливень...
        - Особого труда не составило, - равнодушно пожал плечами Стародуб. Надо отдать ему должное, самообладания лейтенант не потерял. - Когда мы выяснили, с кем конкретно имеем дело, то подняли архивы КГБ и нашли личное дело Полынова Никиты Артемовича. "Умен, хладнокровен, - процитировал он, и в то же время дерзок. При решении оперативных задач действует нетривиально, форсируя события и стараясь опередить предполагаемые контрмеры условного противника". Честно скажу, для меня лично вероятность твоего появления у нас сегодня ночью казалась ничтожно малой, но на всякий случай мы подготовились. Должен признать, что преподаватели в спецшколе дали тебе весьма точную оценку.
        "И на тупицу иногда снисходит озарение", - индифферентно оценил про себя аналитические способности лейтенанта Никита. Он уже прикинул в уме план отхода. Сумку с аппаратурой придется бросить. Главное, пентоп и дискеты при нем. Теперь следовало дождаться молнии, разбить плафон над головой и вышибить решетку жалюзи на окне. Оставалось надеяться, что металлическое жалюзи на старом вагончике проржавело основательно, иначе... Об иначе думать не хотелось. Должно получиться. Ну а дальше - как повезет. Вот Лилечку жалко. Вряд ли она в предстоящей катавасии уцелеет. Однако тут уж ничего не попишешь. Сама напросилась - нечего было собой мужа подменять.
        Никита отступил на шаг под плафон, поигрывая в руке пистолетом и прикидывая, как сподручнее ударить им по светильнику. Ливень по-прежнему неистово барабанил по крыше, а вот молнии все не было. Неужели гроза закончилась? Как некстати...
        - Не глупи, - сказал Стародуб, косясь на пистолет. - Я тебе гарантию жизни дал.
        Полынов бросил прощальный взгляд на Петрищеву и отвел глаза. Лилечка сидела на табурете ссутулившись, с потухшим взглядом. Все она поняла, и жестокие игры мужчин уже ее не интересовали. Ничего она не слышала и не видела.
        - Ты-то гарантии дал, - криво усмехнулся Полынов, - а как к этому отнесется генерал Потапов?
        - Нормально отнесется, - чересчур быстро заверил лейтенант. - А потом, у тебя другого выхода нет.
        - Почему это нет? - Никита изобразил на лице удивление. Следовало отвлечь внимание лейтенанта, чтобы в момент прыжка он не был готов его встретить, и Полынов стал плести небылицы: - Я думаю использовать тебя в качестве живого щита. Выйду сейчас из вагончика за твоей спиной, приставлю тебе к виску ствол и потребую машину к лаборатории. Как на это смотришь?
        - Плохо, - покачал головой Стародуб. - У нас прекрасные снайперы. К тому же...
        Что "к тому же" Полынов так и не узнал. Ему снова повезло и опять по-крупному. Мощнейшая молния, разрывая громом барабанные перепонки, ударила в передвижную электростанцию. Свет погас, но Никита, не зная причины, разбил плафон и, ринувшись на лейтенанта, всей своей массой толкнул его спиной в окно, цепко держась за комбинезон.
        Вывалились они из лаборатории на удивление легко - оглушенный громом, Никита не услышал ни звона разбитого стекла, ни треска выдираемого из стены вагончика жалюзи. Каким образом заметили и услышали происходящее спецназовцы, для него осталось загадкой, но в падении он почувствовал, как пули вонзаются в тело лейтенанта. Вот-те, парень, и крест на грудь...
        Упав вместе с трупом на землю, Никита мгновенно откатился под вагончик, выскользнул из-под него с другой стороны и, пригибаясь, побежал под проливным дождем по направлению к штабу. Слух наконец прорезался, и он услышал отчаянный треск автоматных очередей, крушивших в щепу обшивку вагончика. Бедная, бедная Лиля...
        Как Полынов не напоролся ни на одного спецназовца из окружения, просто уму непостижимо. Очевидно, сыграли свою роль темнота, шум ливня, треск автоматных очередей, суматоха с противоположного бока вагончика. И элементарное везение.
        Никита начал забирать влево, чтобы не выскочить прямиком к штабным вагончикам, но получилось ли это у него, не был уверен. Он мгновенно потерял ориентиры - грохот падавшего с неба водопада забивал все звуки, окаменевшая земля, абсолютно не впитывая воду, стала скользкой, и при каждом шаге он вертелся на ней, как на льду. Вся степь превратилась в громадную лужу, глубина которой была выше ботинок, и бег Никиты напоминал барахтанье мыши в стеклянной банке. Так можно "бежать" до утра и в результате оказаться на том же самом месте. Но иного решения не имелось. Не привык он опускать руки - тогда уж лучше сразу пулю в висок.
        Очередная молния высветила вокруг сплошную стену низвергавшейся воды, и в десяти метрах за этой стеной уже ничего не просматривалось. С одной стороны хорошо - ни в какой ночной прицел Никиту не засечь, но и куда бежать - тоже непонятно. Полынов умерил пыл и стал продвигаться вперед, стараясь в кромешной тьме не рыскать в стороны и придерживаться прямого направления.
        Кажется, это ему удалось, потому что где-то через полчаса во время очередной вспышки молнии он увидел перед собой выступающий из воды бруствер окопа. Похоже, полоса удачи не оставляла Полынова. И направление удалось выдержать, и окоп вовремя увидел, иначе в нем при такой свистопляске природы можно либо ноги поломать, либо утонуть.
        Полынов взобрался на раскисший холмик земли и, тяжело отдуваясь, остановился, выжидая, когда блеснет очередная молния и высветит точное расположение окопа.
        - Стой! Кто идет! - внезапно окликнули его со стороны, и в лицо ударил луч прожектора.
        Не размышляя, Полынов выстрелил в прожектор, свет погас, а Никита без разбега сиганул через невидимую траншею. Повезло и в этот раз - окоп он перелетел, упал на кремнистую, залитую водой землю и проскользил по ней на спине, даже не пытаясь встать, никак не меньше десятка метров. И правильно сделал, что не встал, потому как через пару секунд над ним рассерженными красными осами пронеслась очередь трассирующих пуль.
        Только тогда он перевернулся на живот, вскочил и снова, поскальзываясь, с трудом сохраняя равновесие, побежал прочь.
        "Черта с два вам меня поймать!" - пронеслось в голове. Слой воды под ногами неожиданно оказался меньше - то ли она сливалась в окоп, то ли еще куда-то по наклонной плоскости, - и бежать было легче. Даже самопроизвольно выработался своеобразный способ бега по поверхности, покрытой водой: нечто среднее между скольжением конькобежца и лыжника - в раскорячку, почти не отрывая подошв от земли.
        "Еще бы лыжные палки, - с нахлынувшей вдруг бесшабашной веселостью подумал он, - и хрен вам меня догнать!" Он попытался задавить в себе эйфорию уверенности в безусловную удачу - ни к чему хорошему она во время бегства не приводит, - но ничего не получилось. Безумно хотелось верить, что все уже позади, потому ничего он с собой поделать не мог, хотя знал, что именно в такие моменты агенты теряют бдительность и попадаются на самых элементарных вещах.
        Почти так и вышло. Внезапно он споткнулся о торчащий из земли металлический прут и полетел вперед, из-за приступа эйфории не успев сгруппироваться. Все же рефлекторно выставил перед собой руки, но, не прикрывая, как учили, голову, а вниз, инстинктивно ожидая встретить землю. Руки таки коснулись земли, но Полынов этого уже не ощутил, поскольку на мгновение раньше голову "встретила" монолитная бетонная стена.
        Сознание возвращалось медленно, балансируя между реальностью и небытием толчками крови в голове. Затем возникла боль и, нарастая, постепенно вывела Никиту из обморочного состояния.
        Полынов открыл глаза, но ничего не увидел. Перед глазами стелился серый туман, будто он рассматривал мир через расстроенную оптику. Никита оперся о землю дрожащими руками, с трудом, преодолевая слабость, перевернулся на спину, приподнялся на локтях. И снова ничего не увидел. Окружающее пространство плыло, двоилось, троилось, в ушах шумело, в висках пульсировала боль.
        Только сейчас Никита понял, что лежит в грязи, а сверху на него сыплется мелкий, моросящий дождь. Он осторожно повел головой, коснулся затылком чего-то твердого и чуть снова не потерял сознание от острой боли. Прикрыв глаза, он протянул руку, нащупал позади себя бугристую бетонную стену, подтянулся на локтях и сел, опершись о нее спиной.
        Казалось, это движение отняло у него остатки сил, голова закружилась, стало поташнивать. Но вместе с тем появились мысли, и Никита попытался проанализировать свое состояние. Странный получился анализ, словно сознание существовало отдельно от тела и бесстрастно наблюдало за ним как бы со стороны. Будто удар головой о стенку вышиб из тела душу, и она теперь с явным неудовольствием рассматривала свою искалеченную бренную оболочку, решая, возвращаться ей назад или нет.
        Все симптомы сотрясения мозга налицо. Только этого и не хватало! Никита ощутил в голове точечные покалывания, и воображение мгновенно нарисовало картинку, как в тканях мозга начинают вылупляться личинки нематоды. Нет уж, шалишь, рановато! Есть у него еще как минимум дня три до окончания инкубационного периода. Три дня, за которые он обязан, не взирая ни на что, выбраться из Каменной степи. Если хочет остаться жить. А жить хотелось.
        Размазывая грязь по лицу, Никита помассировал глаза, виски. Кровоток в голову усилился, запульсировал горячей болью. Полынов снова открыл глаза. Зрение начало фокусироваться, и пред ним предстала безрадостная картина.
        Над степью вставало хмурое утро. С серого низкого неба моросил мелкий дождь, и бескрайняя равнина до самого горизонта была залита водой, подернутой мелкой рябью падающей мороси. Лишь кое-где из воды выглядывали пологие островки, да слева, километрах в двух, идеальной чертой рассекал водную поверхность бруствер карантинного окопа. За ним, почти у линии горизонта, в небо поднимался размытый столб дыма.
        "Бедная, бедная Лиля..." - вновь пожалел Полынов Петрищеву. И голову ломать не стоило, что собой представляет столб дыма. Все получилось, как он и предсказывал Стародубу - изрешетили спецназовцы из автоматов вагончик лаборатории, а затем сожгли вместе с микробиологом. Может, и Димочка с Володечкой принимали в этом участие, так сказать, огоньком вместо шампанского Петрищеву угостили, даже не спросив, курит она или нет. Это вам, господа-товарищи, не Америка, а Россия, здесь "хэппи-эндов" не бывает...
        Полынов перевел взгляд на себя. Да уж, вид у него еще тот. Будто из трясины минуту назад выбрался. Грязный, мокрый до нитки, он сидел на сырой земле, а ноги покоились в луже. Но, странное дело, мокрая одежда доставляла удовольствие, действуя на разбитое тело как холодный компресс.
        Где-то сбоку журчала струйка воды. Никита повернулся на звук и справа, в метре от себя, увидел обыкновенную жестяную водосточную трубу на углу дома. Из нее весело выбегал ручеек, падал в лужу, и брызги долетали до лица.
        Уже понимая, где очутился, Полынов неуклюже развернулся и увидел перед собой стену одноэтажного небольшого строения. Метрах в двадцати от него стоял аналогичный дом, за ним еще один такой же и так далее до бесконечности. Крайние домики терялись в дымке моросящего дождя подобно отражению в двух параллельных зеркалах. Целая череда стандартных однотипных домов среди голой, залитой водой степи. Впрочем, не совсем голой - возле соседнего дома из воды торчали сухие чахлые кустики брошенного огорода. По всему было видно, что погибли они недавно, недели две назад, но уже никакое обилие воды не могло их воскресить.
        Сердце Никиты ухнуло, но сознание восприняло увиденное на удивление индифферентно. Сказалось то ли сотрясение мозга, то ли физическое истощение после ночного бегства. Почему-то подумалось, что картинка лаборатории "в полоску", запечатленная вчера вспышкой молнии на сетчатке глаз, оказалась пророческой. После вчерашней "белой" полосы дикого везения, когда чудом удалось вырваться из обложенного спецназовцами вагончика, непременно должна была последовать "черная" полоса. И она случилась. Причем настолько черная, что следующей белой полосы за ней не просматривалось. По определению быть ее не могло, поскольку полосами везения-невезения расчерчивается жизнь, но никак не небытие.
        Сознание вновь раздвоилось. Одна половина продолжала бесстрастно анализировать ситуацию, а вторая как бы независимо управляла телом. Полынов стал на четвереньки перед водостоком, тщательно вымыл руки, ополоснул лицо, а затем долго, стиснув зубы, смывал с темени застывшую в волосах корку крови. Череп оказался целым, ран на коже на ощупь он тоже не обнаружил, вероятно, кровь выступила из ссадины через мелкие порезы.
        Когда в висках заломило от холода, Полынов убрал голову из-под ручейка и осторожно повел шеей. Холод унял боль, оставив ощущение тяжести и пришибленности. Придерживаясь за стену, Никита встал на ноги и огляделся. В голове зашумело, в глазах заплясали темные "мушки", но через минуту головокружение прошло и состояние стабилизировалось где-то между определениями "так себе" и "относительно хреновым". В общем, жить пока было можно, хотя временной отрезок "пока" определялся для Полынова несколькими днями. И дело даже не в том, что в результате ушиба головы могла образоваться внутричерепная гематома, без соответствующего лечения гарантирующая летальный исход, и не в личинках центральноафриканской нематоды, обещающих через две-три недели такой же результат. Безысходность положения Никиты состояла в том, что он очутился в карантинной зоне, выхода откуда не имелось. Однозначно. Это не стерильный вагончик полевой лаборатории, откуда Полынов нашел выход в, казалось бы, безвыходной ситуации. Лазеек в кордоне карантина Никита мог обнаружить гораздо больше, но он не мог себе позволить ими воспользоваться. Тут, к
сожалению, не Центральная Африка, и болезнь "Лаврика" не "тофити". Уровень карантинных мер несопоставим. Кому-кому, а ему, пусть и несостоявшемуся микробиологу, было известно, чем может закончиться бегство из такой карантинной зоны. Это и предопределяло выбор. Точнее, его отсутствие.
        Из положения стоя линия окопов казалась будто бы ближе - Никите даже удалось рассмотреть фигурки солдат. Но что ему до них? Их разделяло гораздо больше, чем заполненная водой траншея. Они стояли по одну сторону жизни, а он - по другую. Переступив черту, он отрезал себе дорогу назад. Сумеречным взглядом Полынов окинул беспредельную даль залитой водой степи, отвернулся и побрел прочь. Оставалось в этой жизни еще кое-что, что он просто-таки обязан был сделать. Не для себя - для себя сделать было уже ничего невозможно.
        Странная штука жизнь. Всего несколько часов назад Никита про себя посмеялся над высокопарными словами Лилечки о том, что она не хочет повторения трагедии поселка Пионер-5 где-либо на Земле. И вот теперь сам оказался на ее месте, и перед ним встал тот же вопрос. Если все-таки есть бог и существует загробный мир, то Лилечка сейчас, наверное, смеется над ним...
        Непроизвольно Никита поднял голову и посмотрел на низкое небо. Небеса не смеялись. Небеса хмурились.
        Поселок был мертв. Кое-какие дома бросили давно, и они смотрели на улицу пустыми глазницами оконных и дверных проемов без рам и дверей. Но и целые здания с занавесками за застекленными окнами, ковриками на крылечках перед дверями и прочими атрибутами ухоженности, тем не менее, выглядели брошенными, нежилыми. Нигде в окнах не горел огонек, не качнулась занавеска, не промелькнула чья-либо тень. Большинство дверей было распахнуто настежь, словно жители в невообразимой спешке покинули поселок, безрассудно оставив нажитое на разграбление мародерам. Только какой же мародер посмеет сюда сунуться? Здесь не чернобыльская зона, нечто похуже...
        Полынов брел посреди улицы, и лишь плеск его шагов по лужам нарушал монотонный шелест моросящего дождя. Мертвый поселок в пелене мороси выглядел ненатурально, будто дурной, тяжелый сон. Никита даже не сделал попытки зайти в какой-нибудь дом. Зачем, что он там увидит? Пару трупов каннибалов, вцепившихся громадными плоскими зубами друг другу в глотки? Из слов Петрищевой следовало, что все они должны уже умереть. Хотя, конечно, не могло такого быть, чтобы "болезнью Лаврика" все в поселке заразились одновременно, и вполне допустимо, что какой-нибудь уцелевший каннибал наблюдает сейчас за Полыновым из-за ближайшего угла и выбирает момент для нападения.
        Никита брезгливо передернул плечами. Почему-то подумалось, что предложи ему на выбор, кем бы он предпочел быть съеденным - местным, доморощенным каннибалом или людоедом из Центральной Африки, - Полынов выбрал бы африканского. И не только потому, что до Центральной Африки отсюда добираться как минимум двое суток, но и потому, что сыроедение самого себя да еще живьем в воображении выглядело совсем уж варварским. Гораздо цивилизованнее быть целиком зажаренным на вертеле с румяной корочкой и листиками петрушки, торчащими из ноздрей...
        Полынов остановился, тряхнул головой и поморщился от боли в затылке. Право слово, определенно крыша поехала, если подобная чушь лезет в голову. Никем он не хотел быть съеденным. Хотел, чтобы его похоронили по-человечески, в сырой земле. Но не суждено. Не судьба.
        Возле одного из домов он увидел раскисшие от воды человеческие останки, но не стал подходить. К чему? И так все ясно...
        Лишь когда Полынов миновал жилой массив поселка и вступил в промышленную зону гидрошахты, он очнулся от отупения. Все-таки сильно врезался головой в бетонный фундамент, если только сейчас более-менее пришел в себя. Однако время раскисать и сводить счеты с жизнью еще не наступило. Числился за ним должок, и его необходимо было отдать.
        Никита посмотрел на часы: без десяти восемь. Напрасно он не зашел в какой-либо дом - чего теперь-то опасаться? Не под открытым же небом, тем более под дождем, связываться с Алексеем по пентопу, а в доме к тому же можно было найти сухую чистую одежду и, глядишь, чего-либо перекусить. При мысли о еде у Никиты засосало под ложечкой. К сожалению, с едой придется повременить, да и не любят обосновавшиеся в его организме нематоды присутствия пищи в желудке, так что, поневоле, с их "мнением" следует считаться.
        Еще раз оглядевшись, Полынов твердым шагом направился к зданию шахтоуправления. Лучшего места для связи с Алексеем и не придумаешь.
        Не доходя до крыльца метров пять, Никита наткнулся на еще один полуразложившийся труп. Ливень смыл с него гниющие ткани, но все равно запах тлена ощущался. На этот раз Полынов остановился и, прикрывая нос рукой, стал издалека внимательно рассматривать останки. Обнажившиеся кости скелета имели странный вид, будто в детстве человек болел рахитом, но, тем не менее, сумел вырасти до нормальных размеров: у него были странно изогнутые, извилистые ребра, обезображенные непонятными костными наростами, деформированные болезнью трубчатые кости поражали непомерно увеличенными суставами, а череп - разошедшимся венечным швом с изогнувшимися вверх краями, торчащими над головой в виде гребня. Но больше всего впечатляли зубы. Плоские, неровные и настолько большие, что возникало недоумение, как этот каннибал мог питаться. Никита прикинул в уме скорость кальциево-фосфорного обмена в его организме и поразился. Для его осуществления нужно было есть, есть и есть. Не останавливаясь. Не случайно зараженные "болезнью Лаврика" бросались друг на друга и поедали живьем...
        Внезапно Полынов ощутил спиной чей-то взгляд. Тяжелый, недобрый взгляд голодного зверя. Он выхватил из-под мышки пистолет и стремительно повернулся. От резкого движения в голове словно что-то всплеснулось, зрение расстроилось, и Полынов не был уверен, мелькнула ли у бетонного забора чья-то тень, либо это была игра его больного сознания. В таком состоянии мало ли что может померещится, но настороже быть нелишне.
        Держа пистолет на изготовку, Полынов открыл дверь в здание шахтоуправления. По его данным здесь находился офис того самого Бессонова, местного криминального божка, прозванного за крутой барский нрав Бесом.
        "Как говорится, упокой бог его душу... - криво усмехнувшись, подумал Полынов. - Непонятно только, зачем бог вместе с его душой прибрал к себе и души остальных жителей поселка. Когда уже боженька научиться разбираться, кто прав, а кто наоборот... Подрывает такая божья неразборчивость веру, ох как подрывает!"
        К счастью, покойников в здании не оказалось, иначе для связи с Алексеем пришлось бы искать другое помещение из-за трупного смрада. Впрочем, живые здесь тоже отсутствовали, и это радовало. Ничего хорошего встречи с живыми обитателями поселка не сулили.
        Никита поднялся на второй этаж, вошел в приемную, открыл дверь в кабинет Беса. Хорошо Бес жил - обстановка что в приемной, что в кабинете больше располагала к отдыху, чем к работе. Мягкие обширные диваны, такие же кресла, тяжелые шторы на окнах... Ну, понятно, "работа" специфическая - за кордон, минуя таможню, редкоземельные металлы переправлять, да попутно дань с населения собирать. Какие уж тут бумаги, какая отчетность?
        Полынов пошарил по шкафчикам в приемной. Вилки, ложки, бокалы и прочая посуда. Чай, кофе - как растворимый, так и в зернах, - кофемолка, кофеварка, самовар. Никита тяжело вздохнул. Выпить бы чашечку кофе, да электричества нет. Ни смолоть кофе, ни сварить... Он открыл холодильник и тут же захлопнул дверцу - оттуда дохнуло таким смрадом гнилых продуктов, что стало дурно. Единственное, чем воспользовался Никита в приемной, так это полотенцем. Тщательно вытер мокрую от дождя голову, бросил полотенце на стол и прошел в кабинет.
        Здесь повезло больше. В баре стояла батарея разнокалиберных бутылок, в соседнем шкафчике - гора разнообразных консервов. Никита скрутил пробку с бутылки водки, налил в хрустальный стакан, неторопливо, как воду, выпил. Водка была прекрасной, но нематодам в желудке не понравилась. Засуетились они там, завозмущались, задергались. Пару минут Полынов стоически пережидал "бунт на корабле", пока не почувствовал, как желудок успокаивается, а волна тепла начинает расходиться по телу, возвращая ясность мысли. Хорошая микстура - водка. От всех болезней. Особенно от ушибов головы.
        "Интересно, - неожиданно подумал Никита, - а окажет ли какое-нибудь влияние "болезнь Лаврика" на нематод? Если да, то в каких монстров они трансформируются? Тоже с зубами?" Он хмыкнул. Нематоды с зубами - это уже полная чушь. Нонсенс.
        Никита вскрыл банку крабов, поел, выпил еще немного водки. Затем сел за стол и включил пентоп.
        Первым делом он проверил дискеты и весьма удивился, что обе прочитались. Невероятно, как они после его "кульбитов" в степи не только целыми остались, но и сохранили информацию.
        И тут, глядя на компьютер, Никита вдруг понял, какую несуразность в доводах Петрищевой о невозможности воспользоваться хранящейся на точке "Минус" документацией он почувствовал, но не смог сразу определить. Вот она, та самая аппаратура, с помощью которой можно легко завладеть результатами исследований Лаврика. Ничего не стоит просканировать лабораторные журналы и отчеты группы "С", а затем переправить информацию через спутник. "Болезнь Лаврика" не компьютерный вирус, с файлами не передается...
        Полынов помассировал виски, болезненно поморщился. Вот и определилась его конечная цель в жизни. Перед глазами вновь предстало лицо Лилечки, и сердце у Никиты дрогнуло, как когда-то давным-давно в почти забытой юности. Странная штука жизнь - вроде бы и он, и она работали для того, чтобы "болезнь Лаврика" никогда более в мире не появилась, а оказались почему-то по разные стороны "баррикад". Эх, не то что-то делается в государстве российском...
        Никита посмотрел на часы. Начало десятого, самое время для связи.
        "Привет, Ашел", - написал он светокарандашом на экране.
        "Привет, Атикин, - мгновенно высветился на экране ответ. - Как дела?"
        Ждал Алексей связи, от компьютера не отходил.
        "Все в порядке. Идем ко дну, - продолжил писать Никита. Водка не только прояснила голову, но и настроила на ироническое отношение к своей судьбе. - Принимай информацию".
        Алексей скопировал файлы на свой компьютер и долго молчал, очевидно, знакомясь с содержанием.
        "Ну ты даешь!" - наконец появилось на экране.
        "Что могем, то могем".
        "Шумно было?"
        "Стреляли..." - ответил Никита крылатым словом из известного боевика. Но, вероятно, Алексей не понял - здесь главным была безразличная интонация, а как ее в тексте передашь?
        "Что с методиками экспериментов?"
        Ждал Никита этот вопрос, знал - обязательно будет. Еще вчера днем главной целью его задания было добраться до методик Лаврика. Основной закон шпионажа - если противник владеет какой-либо стратегически важной секретной информацией, расшибись в лепешку, но добудь ее. Все изменил ночной разговор с Лилей.
        "Ты ознакомился с результатами анализов биологических объектов, зараженных "болезнью Лаврика", и с выводами Петрищевой?" - задал он встречный вопрос.
        "Шутишь? За пять минут? Просмотрел по диагонали, лишь кое-что уловил".
        "Надеюсь, уловил, что "изобрел" Лаврик?"
        "В первом приближении".
        "Считаешь, что методикой создания смертельно опасного вируса с инкубационным периодом в два-три дня, вызывающим у инфицированного маниакально-агрессивный психоз со стопроцентным летальным прогнозом заболевания, имеет право кто-то владеть?"
        "Давай без сантиментов! - взорвался Алексей. - Давно моралистом заделался? Не нам с тобой моральные проблемы обсуждать!"
        Полынов невесело усмехнулся. Тон высказывания Алексея был почти такой же, как у него ночью при разговоре с Петрищевой.
        "Методик нет, - твердой рукой набрал он текст. - Они уничтожены десять лет назад при ликвидации точки "Минус".
        "Насколько достоверны данные об уничтожении?"
        "Абсолютно достоверны".
        "Хорошо. Возвращайся по второму варианту. Или забрать тебя по нулевому?"
        Полынов покачал головой. Нулевой вариант предусматривал его эвакуацию вертолетом.
        "Блуждая по миру, - кисло поморщившись, написал он на экране, довелось мне волею судеб забрести в карантинную зону..."
        "Не дури!"
        "Не дурю. Я действительно нахожусь в карантинной зоне и без каких-либо средств индивидуальной защиты".
        Алексей замолчал, но когда ответил, у Никиты отлегло от сердца. Нормальный у него напарник, жаль, что проработали плечом к плечу всего ничего. Никакого сюсюканья и бабской фальшивой жалости не было в его словах.
        "Что я могу для тебя сделать?" - спросил Алексей. Понимал он прекрасно, что помочь Никите невозможно, а соболезнования Полынов не примет. Да и не принято у "тихушников" жалеть друг друга. Такова уж специфика работы - ходить на цыпочках под косой костлявой, и если кто оступится, не жалеть его, и самому не жаловаться.
        Никита задумался. Как ни крути, а пришла пора подводить итоги и решать сакраментальный вопрос: "А что же я сделал в жизни?" Редко кто, пока живет, задумывается над ним, но рано или поздно его приходится решать. И чаще всего этот вопрос приходит на ум, когда уже ничего изменить невозможно. Мысленным взором Полынов окинул свою жизнь, и его покоробило. Да ничего он в жизни не сделал! Ничего своего! Только тем и занимался, что таскал для чужого дяди каштаны из огня, бил морды, стрелял... и ему били морду, в него стреляли... Хотя цель вроде бы была достойная: помогал Дерезницкому возрождать Россию, - но теперь, глядя на свои потуги с горных вершин, иначе как жалкой мышиной возней они не представлялись. Никого в этом мире у него не осталось, да и нечего было завещать. Ни семьи, ни детей... Вон и Лилечка тоже видно чувствовала безысходность положения - о детях мечтала...
        И вдруг Никита вспомнил. Было, было в его жизни кое-что светлое. На первый взгляд вроде бы пустяк, но сейчас, когда он стал подводить итоги, этот пустяк перевешивал все в его жизни, и рядом с ним прожекты Дерезницкого казались никчемной суетой. Вот только слово свое он не сдержал.
        "Вот что, Леша... - написал Полынов прямым текстом. - Отправь, пожалуйста, открытку в Центральную Африку доктору Малахову Сан Санычу. Черкни, мол, что жив-здоров, ему многие лета желаю. Помню, люблю, мысленно обнимаю. Пью за его здоровье. Никита".
        "Хорошо. Сделаю. Еще что?"
        "Все. Прощай. Связи больше не будет".
        Не дожидаясь ответа, Никита выключил пентоп, вынул лазерный диск, разломал его, а затем в сердцах схватил мини-компьютер и со всего размаху врезал экраном об угол стола.
        Осколки разлетелись по полу. Напрасно, конечно, он это сделал - без лазерного диска пентоп представлял собой бесполезный набор деталей, - но так пусть рачительные и уравновешенные европейцы рассуждают. А он - азиат, скиф. Разбить в бессильной ярости что-нибудь вдребезги - это по-русски.
        Полынов выпил еще полстакана водки, подошел к окну, раздернул шторы, выглянул во двор. Опять показалось, что в пелене дождя у бетонного забора мелькнула чья-то тень. Никита попытался воспользоваться своей фотографической памятью, чтобы воспроизвести перед глазами облик "тени", но ничего путного в этот раз у него не вышло. Плохо работала голова, и получился какой-то размытый силуэт странного голого существа на четвереньках, словно сошедшего с картин Босха. Помесь лысой тощей собаки и человека. Несомненно, что ушиб мозга оказал свое действие, наложив на мельком увиденное существо кальку со скелета "каннибала" перед дверями шахтоуправления. Одним словом, фантасмагория, а не существо. Ну и черт с ним! Ничье присутствие Никиту более не волновало. И в душе, кроме ненависти, ничего не осталось. Будь сейчас перед ним пульт запуска ядерных баллистических ракет, не раздумывая повернул бы ключ и нажал на кнопку. Мир за пределами карантинной зоны ничем не отличался от мира внутри ее. За бруствером окопа топтали землю такие же каннибалы, как и в самой зоне любыми способами истребляли друг друга, разве что в
глотки плоскими зубами не вцеплялись да сырого мяса не ели. Цивилизованные такие каннибалы, натянувшие на себя маску благообразия... И сам он такой - сколько себе подобных за три дня угробил. Не стоил род человеческий того, чтобы продолжать жить на Земле.
        Перед глазами, как в стробоскопе, замелькали лица: Стэцька Мушенко, консула Родзиевского, вице-консула Ненарокова, полковника Федорчука, лейтенанта Стародуба, генерала Серегина, десантника Васи, министра Шуйбо, Дерезницкого, Алексея, Устюжанина, Беспалова, Мигунова, Братчикова, Леночки Фокиной, парикмахера из Каменки, бармена, Антипова, Лилечки, Сан Саныча, пацана с брикетом пластида...
        Пацан стоял перед глазами, как живой. Белобрысый, худой, загорелый, в непомерно больших штанах. Стоял неподвижно, приоткрыв от изумления рот, и зачарованно смотрел, как Полынов собирается "нажать на кнопку".
        И тогда Никите стало стыдно. До корней волос. Он крепко зажмурился, покачал головой.
        - Прости, пацан, - сказал он вслух. - Это просто минутная слабость.
        Не было у него под рукой кнопки старта ядерных ракет. Была игра воображения... Зато по Каменной степи реальной тенью блуждал выпущенный из бутылки джинн "болезни Лаврика". И попытайся Полынов выбраться из карантинной зоны, как последствия его прорыва через огненное кольцо обернутся катастрофой.
        Никита открыл глаза. Свет в кабинете почему-то приобрел розоватый оттенок. А вот это плохо. Похоже, что от удара головой о стену все-таки образовалась гематома. Тогда времени у него совсем ничего. "Болезнь Лаврика" давала ему три недели жизни, африканские нематоды - две, а гематома с непременным кровоизлиянием в мозг - максимум пять-шесть часов. Веселенькая перспектива. И все же он обязан собрать волю в кулак и успеть за это время добраться до точки "Минус". Нет, не для того, чтобы "заткнуть" пробку в бутылке с "джинном" Лаврика - с этим делом и без него прекрасно справятся спецназовцы генерала Потапова. Гораздо важнее было уничтожить документацию группы "С", чтобы никто не успел завладеть ею и затем, по великой человеческой глупости, вновь не выпустил "джинна" из бутылки. А в том, что попытки извлечь с заброшенной базы материалы исследований будут иметь место, Полынов был уверен на все сто процентов.
        Никита подошел к бару, взял бутылку водки, сунул в карман. Пригодится. Жаль, бельишка на нем свежего нет, чтобы все было по законам русского офицерства.
        - Я пошел, - сказал он в пустоту, обращаясь к тем, кого знал и любил. - А вы - живите...
        Вместо эпилога
        Когда линия карантинных окопов приблизилась к поселку и солдаты в защитных комбинезонах стали планомерно крушить дома, заливая все огнем, животный страх выгнал Смагу в степь, как волка из логова. Прорваться сквозь сжимавшийся периметр карантинных окопов не удалось, и бывший боевик Беса на время обосновался в подземелье заброшенной базы. Но вскоре и здесь появились солдаты.
        Смага заметался по степи между поселком и базой, как затравленный, обложенный со всех сторон зверь, но нигде не находил убежища. Собственно, он и был зверем - болезнь не оставила в нем ничего человеческого. Им руководил чисто животный инстинкт - где бы чего поесть и где бы спрятаться, чтобы самого не съели. Лишь изредка в голове возникали смутные воспоминания, но они не оказывали на изувеченное болезнью сознание никакого воздействия. Будто воспоминания существовали сами по себе и принадлежали другому, абсолютно чуждому существу.
        Жизнь, как считал Смага, ему удалась. Весьма ограниченный и недалекий, он с детства завидовал сверстникам, которые были умнее его. Как и у большинства туповатых подростков, зависть постепенно переросла в ненависть, и недостаток ума он компенсировал физической силой и наглостью. В среде подростков зуботычина зачастую перевешивает интеллектуальные способности, и оказалось, что "особо умных" ничего не стоит "подровнять" до своего уровня с помощью кулака.
        Так и получилось, что, недоучившись в школе, он ушел в боевики к Бесу. Автомат в руках давал упоительное чувство превосходства над жителями поселка, и Смага вовсю пользовался своим положением, по любому поводу унижая и издеваясь над "стадом", как боевики между собой называли оставшихся в поселке жителей.
        Власть, дающая право безнаказанно распоряжаться чужой жизнью, хорошая жратва, лучшие девочки Пионера-5, за кусок хлеба готовые на все, - ну что еще надо? Так что правильно Смага считал, что его жизнь удалась. Со своей убогой точки зрения, конечно.
        Поэтому, когда "букварь" Коробов, покупая у него воду, не смирился с унижением, а дал зарвавшемуся юнцу достойную отповедь, Смага затаил на учителя злобу.
        Два дня Смага поджидал "букваря" возле пакгауза, лелея планы, каким образом он отыграется, но Коробов больше воду не покупал. С рюкзаком за плечами проходил мимо пакгауза и шел в степь. Доведенный затянувшимся предвкушением мести до бешенства, Смага решил проследить, чем же это занимается Коробов в степи, если даже за водой не заходит. Источник он там нашел, что ли?
        В первый раз из затеи проследить, куда и зачем ходит Коробов, ничего не получилось. Коробов шел быстро, но осторожно, постоянно оглядываясь, и Смаге пришлось отпустить школьного учителя на большое расстояние. А когда его фигура скрылась в знойном мареве, Смага потерял направление - не был он охотником, потому не смог различить следов Коробова на голой кремнистой равнине. Мало того, сам чуть не заблудился и не сгорел от жары и жажды.
        Вернувшись в поселок, Смага долго "отпивался" ледяным пивом и только под вечер немного пришел в себя. Но как ни был к тому времени пьян, все же подкараулил и высмотрел в сумерках возвращавшегося из степи Коробова с тяжелым рюкзаком за плечами. Выходило, "букварь" действительно что-то нашел в степи. Может, золотишко? Насмотревшись по "видаку" американских триллеров, Смага ни о чем другом и подумать не мог. К тому же, если "стадо" добывает в штольнях гидрошахты редкоземельные металлы для Беса, почему в степи и золотишку не оказаться?
        На следующий день Смага экипировался, как положено. На его взгляд. Маленький рюкзачок, полдюжины пива и, естественно, автомат. Впрочем, с автоматом он никогда не расставался. Как ни как, не только символ, но и орудие власти.
        В этот раз Смага постарался не отпускать от себя Коробова далее чем на двести метров. К тому же школьный учитель сегодня шел не оглядываясь, какой-то странной, дергающейся, нервной походкой. Но быстро. Как ни пытался Смага выдержать расстояние между ними, ничего не получалось - оно все время росло. Смага из сил выбился, ноги в кроссовках в кровь стер, теперь уже не столько преследуя Коробова, как боясь отстать и заблудиться в пустыне. С него сошло семь потов, а пиво от жажды не спасало - наоборот, дуря хмелем голову, доводило восприятие зноя до нестерпимого. Как оказалось, ходить в жару по степи либо жрать водку и морды бить, это не совсем одно и то же. Может, он в конце концов и заблудился бы - фигура Коробова к тому времени размытой зноем точкой маячила на горизонте, - но, к счастью, они уже добрались до заброшенной базы.
        Увидев конечную цель путешествия, Смага умерил темп и, ковыляя от усталости, вошел в створ ворот брошенной базы. Здесь он сел в куцую тень какого-то бетонного обломка, допил последнюю бутылку пива и стал ждать появления исчезнувшего среди развалин учителя. Искать его Смага не рискнул - еще упустишь и потом в одиночку из степи не выберешься. А так куда "букварь" денется? Выход из базы сквозь ограду из колючей проволоки один, и здесь-то Смага "букваря" и прищучит. Как миленького под дулом автомата в поселок приведет, а там уж "букварь" чистосердечно признается, что он тут в развалинах нашел и тяжелыми рюкзаками каждый день домой перетаскивает.
        Но получилось все совсем по-иному, а не так, как рассчитывал Смага.
        Внезапно метрах в пяти перед Смагой на крошево бетонного мусора словно из ниоткуда грохнулся набитый доверху рюкзак. Смага оторопел. Насмотрелся американской киномистики, и появление из ниоткуда громадного рюкзака иначе, как под воздействием потусторонних сил, ему не представлялось. Однако, когда затем из практически незаметного пролома в горизонтальной бетонной плите показался затылок Коробова, а потом, отжавшись руками от плиты, из подземелья базы выбрался и сам "букварь", у Смаги отлегло от сердца. Как, оказывается, все просто. И никакой мистики.
        Он встал и направил на школьного учителя ствол автомата.
        - Привет, Коробок! - весело сказал он. И действительно, почему бы ни повеселиться?
        Коробов вздрогнул и стремительно повернулся к Смаге. И тут Смага испугался по-настоящему. Лицо у Коробова было неподвижным, словно мертвым. Не лицо, а застывшая маска. Глаза с красными белками, не мигая, вперились в Смагу, ноздри трепетали.
        - Эй, "букварь", ты чего? - с опаской спросил Смага и невольно отступил на шаг. - А ну, стой, где стоишь!
        Он передернул затвор автомата.
        Губы Коробова дрогнули, приоткрылись, но не по-человечески, растягиваясь, а по-звериному, выпячиваясь и обнажая крупные неровные зубы в хищном оскале. Из горла донесся глухой, клокочущий рык.
        - Ты, мудак, я те чо сказал!? - сорвался на истерический визг Смага. Стой!
        Растопырив руки, Коробов шагнул к нему. Смага вновь отступил на шаг, оступился и, зажмурив глаза, полоснул из автомата. В его спекшихся на жаре мозгах представлялась страшная, мистическая картина, что Коробов, с дырками от пуль в груди, продолжает на него надвигаться.
        Однако вокруг стояла тишина, и когда Смага рискнул открыть глаза, изрешеченный пулями труп Коробова неподвижно лежал от него метрах в пяти. Откуда было знать Смаге, что беспричинный страх и параноидные галлюцинации являются первичными симптомами "болезни Лаврика".
        Долго еще Смага боялся подходить к трупу, опасаясь, что тот вдруг "оживет" и набросится на него. Но когда все-таки убедился, что Коробов мертв "бесповоротно", впал в депрессию. Надо было возвращаться в поселок но куда идти, в какую сторону?
        На заброшенной базе Смага провел два дня. В рюкзаке Коробова он обнаружил консервы десятилетней давности, - к удивлению, вполне доброкачественные. По следам Коробова в подземелье нашел и воду. Но все равно, даже с запасом пищи и воды выходить в степь в поисках дороги домой он не решался. И лишь на третий день, когда в результате заболевания его мозг полностью деградировал и, словно пораженный компьютерным вирусом, начал давать команды на перестройку скелета, Смага побрел в степь. Что поразительно, но безусловные рефлексы на уровне инстинкта "болезнь Лаврика" не только не затрагивала, но даже обостряла, поэтому Смага легко нашел дорогу домой. Консервы, как пища, его уже не удовлетворяли - пошедший "в разнос" организм требовал сырого мяса и особенно костей для перестройки скелета.
        Почему больное, лишенное разума существо, в которое мутировал Смага, до сих пор было живо, когда все остальные инфицированные давно умерли, трудно сказать. Возможно потому, что болезнь в его организме протекала в замедленной, вялой форме - медленно росли зубы, медленно утолщались ногти. А возможно, по какой-то другой причине - никто симптоматику болезни не изучал. Так или иначе, но мутант Смага остался единственным живым обитателем в поселке Пионер-5. Изредка в сумерках он подкрадывался к окопам, голодным взглядом следя за снующими там фигурками людей, но животный страх перед ярким светом зажигавшихся прожекторов отгонял его прочь.
        Может быть, он так и умер бы от голода, если бы однажды после сильной грозы в поселке не появился солдатик. Шлепая по лужам, солдатик прошел по улице поселка, зашел в здание шахтоуправления, некоторое время побыл там, а затем, выйдя на улицу, направился в степь к заброшенной базе. Мутант неотступно следовал за солдатиком. Как ему ни хотелось есть, но инстинкт хищника подсказывал, что "дичь" сильнее и так просто с ней не справиться.
        Мутант преследовал солдатика до самой базы и даже спустился за ним в подземелье. Из-за створа открытого в тамбуре люка он наблюдал, как солдатик взламывает закрытые двери, вытаскивает из комнат какой-то бумажный хлам и складывает его в кучу посреди коридора. Часа два возился солдатик, пока не обследовал все комнаты. Затем он вынес из одной из комнат два деревянных тяжелых ящика, взгромоздил их на кучу бумаг, облил все бензином из канистры и поджег.
        Мутант еле успел выбраться из пролома в подземелье и спрятаться за одним из бетонных блоков, как вслед за ним из-под земли вылез солдатик. Он отошел от пролома метров на пять, сел на остатки фундамента взорванного здания и стал наблюдать, как из трещины в перекрытии подземного бункера потянуло густым дымом. Вентиляция в подземелье сохранилась, и, когда солдатик поджег в коридоре бумаги, тяга получилась прекрасной. Поток дыма, вначале вялый, с каждой секундой набирал силу, и вскоре повалил из-под земли, будто из паровозной трубы. А затем земля на всей территории брошенной базы грозно дрогнула и просела. Из пролома в подземелье вылетел сноп искр, и поток дыма тут же иссяк.
        Солдатик улыбнулся, достал из кармана бутылку водки, выпил ее всю без остатка из горлышка, а пустую бутылку аккуратно поставил на землю у ног. Потом тяжело вздохнул, снова улыбнулся... и пустил себе пулю в висок.
        Вот тогда мутант наелся. Впрочем, еда не пошла ему впрок. Где-то на третий день после пиршества он ощутил, как в его теле кто-то копошится. Зудело то здесь, то там, то в ноге, то в руке, то в животе, то в спине... Изредка кожа на теле лопалась, и тогда из-под нее на землю выпадал маленький червячок. Мутант по-собачьи пытался выкусывать червячков, как блох, лязгая зубами, но получалось плохо. Зубы у него выросли большие, корявые, плоские - ими и есть было трудно, не то что "блох" ловить...
        Когда периметр карантинных окопов подобрался к базе, мутант ушел в степь. Лежа на земле, он видел, как возле развалин появились двое человек в защитных скафандрах, спустились в подземелье, но буквально через пять минут возвратились, разочарованно разводя руками.
        Поскуливая от голода, мутант с нетерпением ждал, когда же и они пустят себе пули в головы, и у него опять будет еда, но на этот раз ему не повезло. Люди в скафандрах ушли, а затем на территории базы запылало такое адское пламя, что мутант предпочел убраться как можно дальше.
        Кольцо карантинных окопов все сжималось и сжималось, загоняя его все глубже в степь, пока наконец бежать стало некуда. Со всех сторон больное, ослабевшее от голода существо окружала стена огня. От страха оно забилось на дно какой-то ямы и беспомощно дрожало. Наконец, то ли инстинкт подсказал, то ли на мгновение случился проблеск разума, но мутант вдруг взялся лихорадочно копать нору в стене ямы. Обламывая ногти, он вынул из стены ямы огромный камень, выкопал под ним обширную лунку, забрался в нее, а затем, почти с разумной смекалкой, втащил за собой камень, запечатывая вход в убежище.
        Но это его не спасло. Когда через час в яму хлынул поток горящего керосина, дышать в убежище стало нечем, мутант забился в судорогах, пытаясь найти выход, но так его и не нашел.

* * *
        Три лета и три зимы над Каменной степью не пролилось ни единой капли дождя, не сорвалось с неба ни единой снежинки. Но на четвертый год природа наконец сжалилась над многострадальной землей и в середине весны разразилась обильным ливнем.
        Что удивительно, но на выжженной солнцем, испоганенной керосином земле, пусть и редкими клочками, но взошла трава, распустились цветы. Первыми в степь пришли зайцы, за ними сайгаки, начали свою миграцию суслики и хомяки.
        Во время ливня вода полностью заполнила воронку в степи, в которую когда-то упал Вадим Коробов, набив себе громадную шишку о ее склон, похожий на рукотворную кладку из неотесанного камня. Вода проникла за эту кладку и заполнила последнее убежище последнего мутанта. А затем, когда вода спала, впитавшись в землю, грязная жижа из выкопанной мутантом лунки сдвинула камень, запечатывавший вход, и выплеснулась на дно воронки...
        Игорь аккуратно вел "газель" по раскисшей от дождя дороге. Теперь только редкие участки чудом сохранившегося окаменевшего асфальта напоминали о том, что на месте извилистой грунтовой дороги из Каменки в Куроедовку некогда было прекрасное прямое шоссе. По привычке Антипов не включал фары зачем, если на безоблачном небе полная луна? В последнее время Игорь все реже и реже вспоминал события трехгодичной давности, разве что в ночи полнолуния. Именно в такую ночь он подобрал в степи потерявшего от жажды сознание Полынова. Как появился Никита в жизни Игоря загадкой, так и ушел. Ни он и никто другой за деньгами потом не явился, и Антипов долго гадал, правду ли ему рассказал Полынов или все это сказка. Ни по телевидению, ни в газетах ничего такого об учениях в Каменной степи не сообщалось.
        Машина выехала на относительно ровный участок дороги, и Игорь увеличил скорость. И тотчас у капота мелькнула чья-то тень, раздался удар по радиатору. Антипов резко затормозил, включил фары. Метрах в трех впереди машины на дороге лежала тушка зайца.
        Игорь изумился. Слышал он, что машиной можно сбить зайца, но обычно это случается, когда тот слепнет от света фар, а чтобы вот так вот...
        Он вышел из машины, поднял сбитого зверька за уши. Повезло, крупный экземпляр, хорошее жаркое будет! Он поднес зайца поближе к фарам. Из-под верхней раздвоенной губы грызуна торчали большие передние резцы - один к одному, какими их изображают в мультфильмах. Не был Антипов охотником и не знал, что на самом деле резцы у зайца не столь огромны, как их малюют. Впрочем, если бы и был охотником, то же лишь подивился столь необычному экземпляру и только.
        Антипов повертел зайца перед глазами, и вдруг в руку ниже запястья что-то кольнуло. Больно, да так, что он уронил зайца. Игорь поднес руку ближе к свету и увидел маленькое красное пятнышко. Блохи заячьи, что ли, так кусаются? Он потрогал место укуса пальцем. Небольшая припухлость напоминала укус комара, только не чесалась, а слегка побаливала, будто заноза.
        "Ладно, - решил Игорь, - приеду домой, непременно продезинфицирую". Он поднял тушку зайца, встряхнул ее, чтобы хоть как-то избавиться от "блох", а затем забросил в машину за сиденье. Будет дома жаркое из дичи!
        Игорь сел за руль, включил зажигание и поехал. Только сейчас он обратил внимание, что сбил зайца практически в том же месте, где три года назад подобрал Полынова.
        "Бывают, однако, в жизни совпадения!" - весело подумал Игорь и подмигнул луне. Иногда в минуты хорошего настроения он разговаривал с ней. Скучно в одиночку баранку всю ночь крутить.
        Ночное светило как всегда ничего не ответило.